В объятиях злого рока [Julia Candore] (fb2) читать онлайн

В объятиях злого рока

Вместо вступления

Всем оставаться на местах! Это ограбление!

Давайте сюда свои сердца, да поживее!

Эй, а с тобой какие проблемы? У тебя что, сердца нет?

— Сафро Шэридон, вы обвиняетесь в том, что украли сердце, сбежали из приемной семьи, вляпались в авантюру, а также оказали поддержку опасной сущности из межпространства. Что скажете, господа присяжные? Есть возражения?

А ничего они не скажут. У господ присяжных язык отсох.

— В таком случае… — Судья в парике приторно ухмыльнулся, совсем как мой несостоявшийся женишок. И вынес вердикт: — Виновна! Приговор — зацеловать до смерти.

— Помилуйте, только не это!

Зал ахнул и заволновался. Дрогнула массивная дверь — и оттуда вышел мистер Тай Фун собственной персоной. Высокий, убийственно притягательный, нечеловечески красивый. Бессердечный. Он приблизился ко мне. Глянул с ледяной вершины своего превосходства. При желании таким взглядом можно сталь резать. А я — я ведь наверняка крепче стали. Решено: будем неприступны. И плевать, что в роли палача Тай Фун еще больше сводит меня с ума.

Вскочив, я честно попыталась смыться. Ага, как же. Дадут мне.

Дура наивная, хотела казни избежать? Прощайся с жизнью.

По правилам, на этом месте всякая добропорядочная героиня должна проснуться. Но я не из числа добропорядочных. И мой сон лишь начинал набирать обороты. Сладкий сон под названием жизнь.

Глава 1. Любит — значит, украдёт

— Куда тебе, девчонка, самолетом управлять!

Вот такое я слышала.

— Твоё место на кухне! — говорили они.

А еще:

— Не страдай ерундой! Женская доля — деток рожать да очаг хранить.

Не-не-не! Что-то вы путаете, люди.

В моем понимании, хранительница очага как раз та, кто делает, что ей вздумается, а у всех от этого полыхает.

Да, вот такая вот я неправильная. Рьяная последовательница культа несоответствия чужим ожиданиям.

Всё еще хотите иметь со мной дело?

В таком случае, пора представиться. Будем знакомы: Сафро Шэридон. Последняя в роду разорившихся аристократов. Почему разорившихся? Всё просто: после того как я сбежала из отчего дома вопреки наказу врача, навстречу приключениям и подальше от брака по расчету, мои приемные родители спустили кругленькую сумму на поиски нерадивой дочери (то есть, меня). И когда я вернулась, дома у нас было шаром покати.

Одно хорошо: смертельный недуг отступил. Знаете, такая невразумительная хворь, когда ты мало-помалу превращаешься в овощ, медики дружно разводят руками и никто не в силах тебе помочь, кроме тебя самой. В скитаниях по миру я встретилась с парочкой чудес, и зараза спешно покинула мой организм. Очень вовремя, надо сказать.

Ведь меня еще и в академию пригласили. Настойчиво так пригласили — не отвертишься. В академию Светочей Прогресса, где, куда ни плюнь, сплошные тайны. Изначально я была против, потому как хотела поступить в лётную школу и выучиться на пилота. Но мистер Тай Фун (пропади он пропадом) и моя новая подруга Вельмира (в прошлом — малость сдвинутая злодейка) на пару уговорили меня соглашаться. Мол, сперва эту академию закончишь, потом другую. Никуда от тебя лётный шлем с правами не убежит.

Ах, и ключевое: собственно, мистер Тай Фун, который по мне сохнет (иначе этот рыбий замороженный взгляд не истолкуешь) в академию тоже приглашен. Только в качестве преподавателя. Преподаватель и ученица, смекаете? То есть он уверен, что я от него тоже никуда не убегу. Как от меня — шлем с правами.

Это если вкратце.

А теперь отмотаем назад и начнем по порядку.

Стоял погожий летний денёк. Приближалась осень. Мы с Вельмирой пили отменный кофе, сидя за широкой панелью управления, которая, казалось, была отлита из чистого золота. Впереди, за окном-циферблатом виднелись внутренности каньона — желтое-коричневое-желтое-коричневое. Прямо как слоёный пирог. Где-то вдалеке, слева вверху, маячил маяк в красно-белую полоску. Значит, за каньоном — море.

— Вот мне любопытно, о чем думают люди. Такие, как ты. Когда бегут от комфорта за тридевять земель, зная, что у них неизлечимая болезнь и что, вообще-то, лучше лечь в больницу, — сказала Вельмира и отпила из своей чашки.

— А мне вот любопытно, о чем думают сущности из межпространства. Такие, как ты. Когда заманивают знаменитых изобретателей и поваров к себе в гости только лишь затем, чтобы те поделились чудо-рецептами механизмов и тортов, — ловко парировала я. — Представляешь, они к тебе по своей воле шли, а все вокруг думали, что ты их похищаешь. Ведь ни ответа от них, ни привета. Тебя успели записать в злодейки столетия.

— Проклятые культурные различия! — хохотнула Мира. — Но я уже более-менее прижилась. Фундаментальные правила усвоила. Вытолкала отсюда всех, кого можно и нельзя. Они, конечно, возражали, упирались руками и ногами. Но что я могла поделать? Кстати, как поживает мистер Штиль?

— Брат Тай Фуна? — При имени сего субъекта подруга заметно вздрогнула и распахнула на меня свои прекрасные вишневые глаза. — Он в порядке. Вспоминает о тебе. Рвётся назад. А Тай Фун пичкает его нудными нравоучениями и спуску не даёт. Говорит, с такими, как ты, связываться себе дороже.

К слову, Тай Фун был решительно против, когда я изъявила желание переехать к Мире из старенького логова Гликерии на чердаке. Он утверждал, что Мира будет плохо на меня влиять и что надо бы переехать вместо этого к нему. Только вот у самого квартирка съемная, обшарпанная, с неблагополучными соседями и протекающим краном. А у Миры в прямом смысле хоромы. Всё чистенькое, вылизанное, от пола до потолка. К тому же, нам с ней стоило сплотиться еще и по другой причине. Мы собирались вместе учиться в академии Светочей Прогресса. Да мы друг без друга как рыба без плавников! Куда она, туда я. И наоборот.

Спросите, почему? Ответ на поверхности. Мы с Мирой — обе светочи-биваленты, недоучки, которым предстоит отполировать свои слабые стороны. Мой прогрессорский дар — жонглировать молекулами пищи. Создавать кулинарные шедевры из любой органики (зато отношения с неорганикой буквально трещат по швам). Прогрессорский дар Миры, напротив, лежит в соседней плоскости. Она играючи управляется с частицами неорганической материи. Смастерить робота-жука, чтобы он летал без посторонней помощи, для нее как раз плюнуть. А вот биополимеры — решительно не ее конек.

Так что мы работаем сообща, чтобы в перспективе создать совершенный летательный аппарат. Сплавляем воедино природу и технику. Наступаем на горло законам мироздания. Перекраиваем науку за гранью добра и зла.

В общем, увлечены до безобразия.

И Тай Фун, само собой, ревнует. Меня к Мире. Меня к авиации. Меня — ко всему на свете. Многие скажут: зря я его отшиваю. Он вон какой статный. Красавец номер один. И взгляд у него как я люблю — пристальный, зоркий. И голос мягче бархата. И манеры на высоте. Внутренний стержень, принципы, жизненная позиция — везде он постарался. По некоторым пунктам я даже не дотягиваю. Выходит, есть к чему стремиться, с кого пример брать.

Еще он обещал не бросать меня в беде. Но не бросать — это одно. А вечно липнуть — совсем другое. Знаю я одного прилипалу. Тот еще банный лист. Это я об Арсении. Том типе, которого лично моя маменька мне в женихи выбрала. О! Вы еще с ним встретитесь. Он так запросто от меня не отвяжется. Тем веселее его изводить.

Изводить их обоих. И делать ставки: кто первым сложит оружие. И что-то при этой мысли ёкает у меня в груди. Мне почему-то хочется, чтоб Тай Фун никогда не сдавался. Глупое потаенное желание. Гнать его надо, пока не поздно. Наука. Наука — моё всё.

Мира была не в восторге, когда оказалось, что мне надо забрать кое-какие вещи из квартиры Гликерии.

— А может, не надо? Может, ну их, эти платья? — с надеждой спросила она.

— Жди! Скоро вернусь! — пообещала я Мире. И смело шагнула в ею же созданный портал сквозь пространство-время. А ведь когда-то я тряслась перед порталами, как бланманже.

Не бояться меня научил Тай Фун. Держать равновесие в коридорах червоточин — тоже он. Можно сказать, с его лёгкой подачи началась моя самостоятельная, взрослая жизнь.

Тысяча дохлых спрутов! Опять вы, мистер Венец Творения! А ну-ка быстро проваливайте из моей головы!

Я шагала по червоточине, а вокруг роились призраки несбыточных желаний, потусторонняя светящаяся мошкара и субстанция, здорово напоминающая густой туман… фиолетового цвета. Ноги чудом не утопали в лиловом киселе — эдаком подобии спасительной тропинки посреди плотоядных зарослей. Свернешь не туда — и пиши пропало. Но я благополучно достигла цели.

Целью была квартира Гликерии на чердачном этаже. Панорамное окно на половину трехметровой стены, условные сектора кухни, спальни и химической лаборатории за шкафом. Хилая лесенка, ведущая на антресоль с продавленной кроватью. Запах пыли и старья. Сюда же примешивался запах енота по кличке «У-Ворюга». У этого товарища аромат специфический. Стираный шерстяной свитер понюхайте. Ну так вот.

— У-Ворюга, не смей! У-Ворюга, фу! — сказала я ему, когда он вздумал наброситься на мою ногу. Похоже, я так долго отсутствовала, что он меня не признал. Разумеется, его хозяйка теперь Гликерия. И едва ли ее устраивает такое положение вещей. Запропастилась куда-то. Наверное, енот довел ее до ручки и она уехала на самокате развеяться.

Ладно, мы здесь по делу — вещи собрать и назад. Хотя сколько там вещей! Кое-какая мелочь, пара повседневных платьев, сменное белье, чулки и корсет. Всё это добро запросто поместится в ветхом чемоданчике.

Ах да! Не забыть написать письмо. Чтоб Гликерия не кормила енота сладостями и прочей вредной пищей, чтоб сама мне письма писала, чтоб навещала иногда — по адресу: округ Сумрачных Гор, деревенька Бравых Шахтеров. И там рядышком — академия Светочей Прогресса. Местный ориентир, уж точно не заблудишься. Я сама об академии лишь понаслышке знаю — о том, какая она огромная, грозная и неприступная. Ректор, который посулил нам с Мирой зачисление без вступительных испытаний, все уши мне прожужжал. Мол, в академии учатся лучшие из лучших. И профессора-то у них замечательные, и технологии передовые. Кормят — пальчики оближешь. Общежитие — пять звезд. Погода — благодать, условия курортные, природа живописная и всё в том же духе.

Не удивлюсь, если ректор наврал. За ним и без того водится страсть тащить в карман чужие изобретения. Клептоман, которому простительно.

А еще он ночами по крышам ходить любит. Во сне.

Так что нет ему веры.

Итак, я упаковала вещи в чемодан, настрочила прощальную записку и оставила ее на письменном столике рядом с трубопроводом пневмопочты. Прихватила зонтик с вешалки — так, на всякий случай. Отфутболила приставучего паразита (Кыш, енотище, зверюга ты неразумная!).

И тут в дверном замке заскрежетали ключом. Ага! Гликерия, рыжая бестия! Было бы замечательно повидаться напоследок.

Но нет. Дверь открыла отнюдь не Гликерия. Передо мной во всем своем вычурном великолепии предстал прилипала Арсений.

Знаете, так бывает. Однажды ты встречаешь человека и отчетливо осознаёшь, что всю жизнь хочешь провести без него. В списке таких людей данный индивид значился у меня на почетном первом месте.

Гротескный ретрофутуризм его костюма не вызывал ничего, кроме кислой полуулыбки и желания стукнуть побольнее. Какие бы шейные платки он на себя ни цеплял, сколько бы цепей ни болталось на его жилете и кожаных браслетов с навигационными приборами — на запястьях, впечатление Арсений производил всегда одно и то же. Гадкий, противный банный лист с отвратительными манерами и полным неуважением к чужому личному пространству.

Он без разговоров сгреб меня в охапку, избавил от чемодана и зонта, а также необходимости передвигаться на своих двоих. Проще говоря, вскинул меня на руки. А потом сообщил, что это похищение.

— Будешь моей. Не отвертишься, — добавил он. Изо рта у него прескверно пахло чесноком. По худому лицу — для кого-то по-своему симпатичному — как горчичные семена, были рассыпаны веснушки.

Ногой в лакированном коричневом ботинке он пошире распахнул дверь и вынес меня на лестничную клетку. Тут я окончательно поняла: шутки кончились. И принялась брыкаться.

Однако похититель к такому повороту подготовился. Как только ситуация вышла из-под контроля, он зажал мне нос марлей с эфиром — и я почти мгновенно отключилась.

Дальше меня преследовала тьма с инфернальным хохотом, психоделическими глюками и густым запахом моторного топлива. А потом я обнаружила, что нахожусь… Нет, не в мрачном подвале с крысами, куда по закону жанра принято бросать украденных девушек. Я очутилась в светлом незнакомом помещении класса люкс. На мягкой двуспальной кровати. Связанная по рукам и ногам. И, конечно же, с кляпом во рту.

«Вот, — думаю, — гад!»

Гад расхаживал передо мной. Туда-сюда, туда-сюда. Аж в глазах зарябило.

На нем был пёстрый щегольской халат.

И нёс парень какую-то лютую пургу. Он толкал прочувствованный монолог насчет нашей предрешенной судьбы, похода под венец, просто похода — с палатками в густой лес, где нам надлежало провести медовый месяц, а также последующего рождения наследников.

Поэтому я быстренько сделала вид, что отрубилась. И сосредоточилась на вызове ментальной лаборатории: ну же, родная, не подкачай!

Обычно в минуты страха экран лаборатории сам выскакивал перед глазами. Выезжала снизу виртуальная панель управления, возникала из небытия всевозможная аппаратура (мол, повелевай, госпожа). А элементарные частицы по доброй воле группировались в метательные снаряды или увесистые железобетонные плиты, которыми можно обезвредить врага.

Но сегодня был явно не мой день. То ли я боялась недостаточно сильно, то ли звезды не так сошлись. Моя тайная комната взяла отгул и оставила прощальную записку: "Когда вернусь, не знаю". Называется, выкручивайся, Сафро, как хочешь.

Тем временем за мной уже выдвинулась спасательная бригада. В лице всего одного — и то не до конца — человека. Вельмиры.

Она почуяла неладное, когда на ее гигантских настенных часах маленькая стрелка проделала четверть пути по циферблату. Мира приподняла юбки и слегка неуклюже ступила в собственный портал, который по-прежнему вел к Гликерии на чердак.

На чердаке контрольным укусом в голень гостью поприветствовал У-Ворюга. Но Миру это не остановило. И она двинулась дальше, по горячим следам. С тех пор, как мы объединили наши ментальные лаборатории, чтобы вместе создавать самолеты и пироги, внутри у Вельмиры словно зажегся маячок навигатора. Она могла чувствовать, где я нахожусь. Могла отследить мое местоположение, как по интерактивной карте местности отслеживают меченых беглецов.

Мира без устали создавала портал за порталом прямо посреди столицы — не всё же пешком, в конце концов. Свидетели ее эпичных перемещений роняли челюсти, телеграфировали друзьям и коллегам, пытались делать фотоснимки. А кое-кто даже вызвал жандармов. Миру не остановило и это. И в итоге добралась она до загородного дома, где ваша покорная слуга содержалась в плену у психа, который вбил себе в голову, что ему срочно необходимо жениться.

Ее вторжение было, как обычно, неожиданным и впечатляющим. Она прошла сквозь стену в своем пышном белом платье — эдакая ангельски-невинная сердцеедка с соблазнительными темно-вишневыми губами — и остановилась рядом с кроватью, где лежала я.

— Мммм! — Да-да, моей радости не было предела.

Арсений перестал расхаживать по комнате и вылупился на Вельмиру. Нет, он не испытал священного ужаса. На его веку люди уже не единожды появлялись — из стен, из пола, из потолка. Парень просто не ожидал, что ко мне придет подкрепление.

«Женская дружба? — смеялся он. — Какой бред! Женской дружбы не существует!»

«Скорее уж, тебя не существует, приятель», — пылала гневом я.

Еще он был уверен, что сила женщины в слабости. Но и тут его ждало разочарование.

Вельмира решительно порвала шаблон, когда парой четких приемов завязала негодяя в узел, освободила меня — и сказала, что теперь точно никуда одну не отпустит.

Пока Арсений в полуобморочном состоянии усваивал урок, мы сквозь стену вышли во двор. И обомлели.

На улице скопилась приличная толпа. В нашу поддержку? Как бы ни так.

Местные жители толпились вовсе не рядом с особняком Арсения. Они толпились рядом с другим домом, наперебой утверждая, что прежде его не видели и что появился он невесть откуда буквально минуту назад.

Рядом с домом пролегала железная дорога, которая тоже появилась неведомо откуда. И прямо сейчас по ней стучал колесами поезд длиною в бесконечность.

— Обожаю, — сказала Вельмира, — шум поездов. Так бы и укатила по рельсам, куда глаза глядят.

Произнесла она это мечтательным тоном, и я сразу сообразила: от поездов она без ума так же, как я — от самолетов. Но мы упустили главное. А именно, сам дом. Казалось, он целиком состоял из маленьких островерхих башенок с разноцветными черепичными крышами, флюгерами, флажками и прочей милой чепухой. Дом окружала ограда из мелкого желтого кирпича со встроенными в нее причудливыми механизмами. Помимо механизмов, в ограде были проделаны циклопьи сквозные глаза со зрачками в виде астролябий. Смотрели глаза холодно и недружелюбно.

— Обожаю такую архитектуру! — всплеснула руками Мира. — Но действительно, что он здесь делает?

— Не знаю. Пойдем отсюда, — севшим голосом попросила я. — Было бы неплохо выпить перед отъездом по чашечке кофе.

Да, мне дико хотелось кофе. А еще хотелось забыть об Арсении и его выходках, как о ночном кошмаре.

Подвесной трамвайчик довез нас до городской ратуши. Ближайшая кофейня оказалась практически за углом. Я заказала гигантскую порцию капучино, Вельмира — латте, и мы устроились в тихом уголке, чтобы молча глядеть друг на друга поверх дымящихся стаканчиков и переваривать произошедшее.

— Ладно, — сказала наконец Мира. — Хватит убиваться. Понимаю, тебе сейчас несладко. И от Арсения надо как-то избавиться. Но давай подумаем об этом потом.

Я отвернулась к окну, чтобы она не заметила моих слёз. Арсений преследовал меня уже долгое время, с самого начала работы в географическом обществе. Я постоянно была как на иголках, не зная, что он выкинет в следующий раз. Некоторые шестеренки в голове у моего воздыхателя явно нуждались в смазке. Он мог подраться с кем угодно на ровном месте. Мог взбеситься из-за пустяка и расколошматить тарелку об пол прямо посреди дорогого ресторана. А теперь выяснилось, что он способен на похищение. Как от него сбежать? Где укрыться? Я погорячилась, когда заявила, что изводить его весело. Не весело. Вот ни капли. По вечерам — особенно по вечерам — меня захлестывала паника. И ничем, кроме разговоров по душам, заглушить ее не удавалось.

— Кабинка на остановке «Солнечная» отчаливает через двадцать пять минут, — сверилась с хронометром Мира.

— Идем!

Когда мы уже были на ступеньках кофейни, мне на секунду-другую померещился дом с башенками и спешащий куда-то поезд. Я сморгнула — дом с поездом пропал — и тихо спросила у подруги:

— Ты тоже это видела?

— Потом, всё потом, — нервно шепнула та. И заторопилась на канатную станцию, приподняв свои белопенные юбки.

Капсула на канатной дороге терпеливо дождалась, пока мы поднимемся на вышку по бесконечной каркасной лестнице. И лестница, и капсула поблескивали металлом под катящимся к горизонту солнцем. Теплый ветерок овевал ноги, ласково потрепывал по волосам, будто утешая: ничего и никого не бойся, я всегда буду с тобой, не дам тебя в обиду.

Дверца кабинки с легким жужжанием отъехала вверх, пропуская нас к контрольной панели, куда следовало сложить билеты — по окончании пути их в специальной урне «съедал» хитроумный аппарат.

Хоть я стояла спиной к сидениям, чувства не подвели: он здесь. Он рядом. Он снова научит не бояться и никогда не даст в обиду. И повеяло ароматами леса, океана и вересковой пустоши. Мистер Тай Фун.

Он действительно ждал внутри капсулы. Я обернулась, поймав внимательный взгляд узких глаз. Из-под его ресниц плеснуло синевой — опасной, завораживающей. И внутри меня взыграло ликование, которое я тотчас затолкала обратно под крышку самоконтроля.

Мира тоже обернулась — и вскрикнула, инстинктивно прикрывшись рукой.

Глава 2. Подальше отсюда

Приведу простую классификацию. Есть люди заурядные, без капли прогрессорского дара. Есть светочи прогресса. Они могут воздействовать исключительно на неорганические вещества. А есть светочи-биваленты. Редкая генетическая мутация и невероятно ценный дар. Они в равной степени виртуозно управляются и с органикой, и с неорганикой (но только если их грамотно обучить).

Органические вещества — это любые вещества, где углерод соединяется с другими элементами. Неорганические — все прочие.

(Записки Иридиуса Младшего)

По идее, у всякой нормальной женщины при виде сногсшибательного красавчика сердце должно трепетать, как мотылек, а не поспешно ухать в пятки. Вельмира при появлении Тай Фуна перепугалась до полуобморока, из чего следовал вывод: либо она ненормальная, либо не женщина. Либо два в одном.

По правде говоря, так оно и было.

Дитя неудачного эксперимента, порождение межпространства, она вышла из лопнувшей прослойки между измерениями, не имея ни имени, ни облика. Аморфная сущность, обладающая сверхсилой и сверхразумом, Мира встретила на своем пути человека. И этим человеком был Тай Фун. Он пострадал из-за взрыва в лаборатории и балансировал на тонком лезвии между жизнью и смертью. Сущность сжалилась, сущность отдала ему каплю себя, чтобы исцелить. А потом к спасению Тай Фуна подключилась его верная научная соратница — Каролина.

Ее красота и изящество поразили Миру. Мира захотела стать такой же, только еще лучше. Она ушла из лаборатории незамеченной и повстречала множество красивых женщин, позаимствовав из образа каждой по чуть-чуть. А дыра в межпространство осталась зиять — и никто не позаботился о том, чтобы ее зашить. Всех волновала судьба Тай Фуна.

Вскоре он пошел на поправку и попутно приобрел способность к телепортации. Вдобавок материя межпространства сыграла с ним злую шутку: его тело начало медленно исчезать. Но он справился с этой катастрофой, когда по уши влюбился в меня. (Поразительная вещь, не правда ли?)

А Вельмиру он почему-то постоянно жаждал упечь обратно в межпространство. Гонялся за ней без устали, нырял из портала в портал, из червоточины в червоточину. Но в самый последний момент Мира мастерски ускользала.

В чем же причина столь удручающего упорства? — спросите вы. А дело было в том, что Мира, сама того не подозревая, похитила кучу талантливых людей по всему земному шару. В частности, изобретателей и поваров. Однажды отведав человеческой пищи, она загорелась идеей приготовить самый вкусный на свете пирог. Но ее кулинарные навыки оставляли желать лучшего, поэтому и пришлось призвать на помощь поваров. А изобретатели, по ее задумке, должны были создать машину, которая облегчит процесс.

Но чтобы похищать… Нет, она никого не удерживала силой. К ней шли охотно, ее голос был для людей как звучание райской арфы. Ее хотели видеть и слышать. А уходить никто не хотел. И брат Тай Фуна — изобретатель по имени Штиль — оказался в их числе.

Весь мир считал Вельмиру похитительницей. Потому ее и объявили в розыск. Потому ее и начал преследовать Тай Фун — исключительно из-за брата.

Со временем, когда открылась правда, страсти, конечно, поулеглись. Я защищала подругу, утверждая, что никакая она не преступница. А поскольку мистер Лес, мистер Океан и мистер Вересковая Пустошь в одном лице воспылал ко мне нешуточной любовью, пришлось ему смириться: теперь мы — все равно что неразлучные сестры-близняшки — будем повсюду ходить парой. И в академию Светочей Прогресса нас вдвоем пригласили. Сплошное разочарование!

Мы расположились на сидениях, дверь шустро вонзилась в прорезь на полу, и капсула зажужжала, унося нас по канатной дороге к пересадочному пункту.

Вельмире было жуть как неудобно. Ее посадили справа. Меня — слева. А Тай Фун, точно надзиратель какой, уселся посередине. Его соседство Миру совсем не радовало. Ей, по старой привычке, казалось, что он вот-вот заточит ее в межпространство.

Город Центриус — столица, ядро научной мысли и пристанище гениев — проносился сейчас внизу с бешеной скоростью. Мелькали уютные площади, зеленые рощи и сады, пересечения улочек, терракота черепичных крыш.

У меня вырвался вздох облегчения. Я отпускала прошлое. Сложно не отпустить, когда груз непосильно давит на плечи, а под тобой — километры чистой земной гравитации. Тут уж сам спрут велел.

Отныне больше никаких командировок в опасные аномальные зоны, никакой работы в географическом обществе, слепого общественного мнения и, что главное, никакого Арсения. Поистине щедрый дар небес!

— Готова к новой жизни? — спросил Тай Фун, обращаясь, главным образом, ко мне.

— Готова! — хором ответили мы с Вельмирой. Мистер Лес выдавил кривую улыбочку и замолк.

А капсула всё скользила и скользила по канатному рельсу — теперь уже над холмами и речными долинами. Многотысячный город с его полосатыми заводскими трубами, игрушечными домиками и веселым гомоном улиц остался далеко позади.

Вельмира решила, что белопенное платье не очень-то подходит для новичка в академии, поэтому оперативно сменила костюм на шуршащие болотно-зеленые шаровары, туго зашнурованный коричневый корсет и черную накидку со стоячим воротником. Весь ритуал переодевания она провернула, не сходя с места. Даже не шелохнулась. Только пригладила в конце свои перламутровые кудряшки. Тай Фун уставился на нее и обомлел.

— Не знал, что ты такое умеешь.

— Я много чего умею, — коротко отозвалась Мира.

— Научишь? — попросила я.

Мира подмигнула и протянула мне руку за спиной у Тай Фуна. От подобной дерзости тот изрядно опешил и даже оскорбился: опять секреты — и без него?!

Виду он, конечно, не подал. Не под стать будущему профессору обижаться из-за какой-то ерунды. Но зависть его, безусловно, покалывала. Не совру, если скажу, что он бы тоже хотел вот так запросто взять меня за руку. А лучше — подойти и обнять со спины, чтоб непременно мурашки и учащение пульса. Проникнуть в мою ментальную лабораторию, научить чему-нибудь эдакому, чтоб я долго потом восхищалась, млела и вспоминала с нежностью…

Я краем глаза заметила, как у Тай Фуна сжались кулаки, а брови съехались к переносице. Глупости какие! Нет, он всё-таки будущий профессор. Не стоит ему мечтать. Как прибудет — сразу к делу. И желательно зарыться в это дело с головой, подальше от соблазнов.

А мы с Вельмирой тем временем сцепили пальцы рук, совмещая границы наших ментальных лабораторий. У Миры, по обыкновению, царила чистота. Полированно светились черпаки, ножи, кастрюли. Ждали своего часа гладкие разделочные доски. Овощи и фрукты, молоко, мясо, яйца томились на полках в белоснежной холодильной камере. Гигантская, вылизанная до блеска плита с четырьмя электрическими конфорками дышала жаром из духовки. Здесь Мира регулярно создавала свои кулинарные изыски — в основном торты и пироги. Надо признаться, не всегда удачные. Но она старалась изо всех сил.

В моей лаборатории, напротив, творился отменный бардак. Сколько ни прибирайся, колбы с пробирками будто нарочно зарастали грязью пуще прежнего. Центрифуги с завидным упорством покрывались слоями пыли. На северном боку вытяжного шкафа даже вырос мох. Здесь я смешивала реактивы, перетасовывала атомы и молекулы при помощи шестого чувства, чтобы однажды соорудить чудо техники — сверхпрочный и суперскоростной летательный аппарат.

Пока что проект оставался проектом, и прогресса не предвиделось. Меня преследовал провал за провалом. И я чуть было не опустила руки, когда в мою размеренную никчемную жизнь вмешалась Вельмира и показала, как надо, а как нельзя.

Каково же было удивление Миры, когда я тоже влезла в ее эксперименты со своими дельными советами и недюжинным талантом в области кулинарии. Тут-то и настала для обеих счастливая пора. Мы дополнили друг друга. Черная полоса оказалась взлетной — и теперь нам всё было по плечу. Неразрешимые задачи? «Ха» и еще раз «ха»!

Мы уже некоторое время сообща работали над новым, усовершенствованным проектом. Но сейчас, в капсуле, решили малость развлечься. В лаборатории Миры я приготовила растительный краситель для одежды. Мира — в моей лаборатории — повозилась с элементарными частицами тканей. И вуаля! Вместо скромной походной юбки и невнятного жакета — последний писк моды: черный приталенный редингот с рядами круглых пуговиц на полах, а под ним — черная облегающая рубашка и белая жатая юбка чуть выше колена.

Образ вышел потрясающий. Финальный элемент — грубое ожерелье из ржавых замков на металлической цепи — Мира создала на голом вдохновении. Теперь Тай Фун уже не таясь таращился на меня. Вот так метаморфоза! Из серой мышки — в роковую соблазнительницу. Хотя на соблазнительницу я пока не тянула. Для этого следовало бы припудрить вздернутый носик, накрасить пухлые губы и нарисовать стрелки на дымчатых глазах. Волосы тоже следовало привести в подобающий вид.

Мира как раз собралась поколдовать над прической, но тут капсула замедлилась на рельсе, а потом и вовсе остановилась. Пересадка номер один. Приехали!

Возвышенность, на которой мы очутились, называлась "Милостивые каракатицы, куда нас занесло?". По крайней мере, именно так обозначила координату моя впечатлительная подруга. Каменистый склон, неравномерно поросший травой. И никакой цивилизации в радиусе действия эха от самого громкого крика.

Тай Фун выбрался первым и галантно подал мне руку, чтобы помочь сойти. Я помощь, само собой, отвергла, вместе с чемоданчиком спрыгнула на землю и, как назло, подвернула ногу.

— Ауч! Спрут и его подлодки, чтоб тебя! — Не подумайте. Иногда я ругаюсь и похлеще. Но в присутствии подруги пришлось выбирать выражения.

Мира выпрыгнула из капсулы следом и ловко приземлилась возле меня.

— Очень больно?

— Давай, понесу, — с готовностью предложил Тай Фун.

— Вот еще! — заупрямилась я.

В ответ на возражение мистер Лес присел передо мной на корточки, услужливо подставляя спину, а Мира, хихикнув, коварно подтолкнула меня к точке невозврата. Короче говоря, посадили меня верхом на Тай Фуна да велели держаться покрепче. Чувствовала я себя прескверно. Вот уже который раз мне отказывают в праве использовать ноги по назначению. Что за безобразие!

Впрочем, вскоре негодование, смущение и растерянность сменились хорошо затаенным злорадством: спуск с горы, где затормозила кабинка канатной дороги, оказался долгим и утомительным. Лестница с широкими каменными ступенями вилась вниз по склону, то и дело подкладывая Тай Фуну свинью в виде выбоин и сколов, а кое-где и вовсе утопая в траве. Запоздалое летнее солнце шпарило во всю мощь, он обливался потом в своем черном тренче, а я, меж тем, весила немало. Но он стоически сносил и жару, и тяжесть ноши. Мученик непрошибаемый.

У подножия холма наконец удалось перевести дух.

— Приехали! — возвестило моё бесстыжее, непростительно красивое средство передвижения.

И сгрузили меня — причем не куда-нибудь, а на выдвижное крыльцо золотистой громадины на колесах.

— Походный мобиль три тысячи! — представил громадину Тай Фун, утирая со лба испарину.

Я слезла со ступенек и принялась прыгать вокруг мобиля на одной ноге, чтобы как следует его рассмотреть. Вот так махина! Натуральный передвижной дом! Здесь вам и медные дымоходы — жмутся друг к дружке, словно порознь им страшно. И фары в бронзовых конусах по бокам от шофёрской кабинки. И красная предохранительная решетка над блестящими колесами — прямо как у паровоза. Обтянутые зеленым брезентом скаты крыш, пара этажей. Даже подвал имеется! Бурые дощатые стены, цилиндры низкого и высокого давления с отходящими от них гнутыми гофрированными трубами, занавески на стрельчатых окнах, стилизованная львиная морда на дверце дымовой коробки — всё такое новенькое, такое гостеприимное.

Я снова помянула спрута и его коллекцию потопленных субмарин — на сей раз от восхищения.

— Это вы построили?

В уголках рта у Тай Фуна зажглась улыбка. Сияние его глаз, ласковых и пытливых, сводило с ума.

— Братья Мадэн помогли.

Для справки: братья Мадэн — самые талантливые изобретатели в стране Зеленых Лесов. Один из них — Ранэль — стоит во главе географического общества, где мне довелось работать, чтобы выжить после побега от приемных родителей. Другой — Риваль Мадэн — целиком поглощен конструированием всевозможных приборов. У него за городом целая мастерская. Они с Гликерией — моей рыжей взбалмошной подругой — сладкая парочка. Стоит им организовать свидание, как вся округа в ужасе разбегается: вдвоем они способны учудить что угодно.

Походный мобиль потряс и Миру тоже.

— Давайте, — сказала она, — скорее внутрь! Там ведь наверняка жуть как интересно!

Сказала — и первым делом отправилась штурмовать недра машинного отделения. Там она громко восхитилась сначала двигателем, преобразующим энергию пара в возвратно-поступательные движения поршня. Затем — котлом для разогрева воды (это чудо техники было исключительно экологичным). Следом ее восхищение пало на цилиндры паровой машины. А потом она ринулась в отсек управления, да там и застряла, пробуя на прочность разные рычажки, тыкая на кнопки и лихо выкручивая рулевое колесо.

Тай Фун меланхолично пожал плечами.

— Так и быть, путь сегодня она ведет.

Возложил на Вельмиру миссию старшего механика и преспокойно удалился на второй этаж.

В ее быстрой обучаемости сомневаться не приходилось. Мира не из тех, кто превращает чудеса техники в металлолом. Дела обстоят ровно наоборот: она способна сотворить из металлолома шедевр. Так что на ее счет можно не беспокоиться. Довезет, куда нужно. Тем более, карта с подробным маршрутом в кабине имеется.

Итак, Тай Фун отбыл к себе, в персональный номер передвижного дома, чтобы как следует вздремнуть. Четыре часа спустя его словно подменили. Он шатался по мобилю, не зная, куда себя деть. Глубокомысленно помалкивал за обедом в кофейную чашку. Его взгляд, направленный на меня, был всё равно что лазерная точка прицела.

И я не понимала, что с ним творится, ровно до тех пор, пока не прочла его откровение, найденное в пачке писем, адресованных брату — легендарному изобретателю, доктору Штилю.

«Сон мне приснился необыкновенный, — писал Тай Фун плотным убористым почерком, — Сафро в белом платье до пят вышла к морю. Ветер развевал ее темные пряди и надувал подол, точно парус. Плакали чайки, шумели волны. На пляже — ни души.

Сафро нагнулась и подняла что-то блестящее. Ага, шестеренка!

Издав возглас ликования, она зашла в море по середину икры. Добыла еще шестеренку и рассмеялась, как восторженный ребенок.

Я зажмурился, наслаждаясь вечерним бризом. А когда открыл глаза, Сафро стояла в воде уже по пояс, выискивая что-то на дне.

В груди у меня возникла обморочная пустота, когда рядом с Сафро вдруг обнаружился острый акулий плавник. Она закричала — теперь уже далеко не восторженно. Она кричала и барахталась, уходя под воду, а вокруг медленно и зловеще расплывалось пятно крови.

Багровое солнце утонуло за горизонтом.

Я проснулся в поту и сразу сел на койке. Меня трясло. Зубы выбивали ритмы танго. Больно уж правдоподобным было видение. Слишком неотличимым от яви.

В безумном порыве я чуть было не ворвался в спальню к номинантке на самую нелепую смерть, чтобы приковать ее к кровати наручниками. Опомнился уже у двери. Действительно, когда это мои сны сбывались?

Но лучше на всякий пожарный предупредить Сафро, чтобы держалась подальше от разного рода водоемов».

Наверное, он написал это письмо сразу по пробуждении. А мне тем временем удалось свить полноценное гнездо из одеял и просмотреть череду довольно приятных сновидений. Когда я разлепила глаза, в комнате ржавел закатный свет, просочившийся сквозь щель между занавесками. Вельмира с неутомимостью вечного двигателя вела походный мобиль к академии Светочей Прогресса. А Тай Фун не находил себе места.

На первой же остановке он вышел из мобиля, затем вышел из себя и на Миру наорал. Отгадайте, за что. Правильно, она вздумала сделать привал на пустынном пляже.

Тогда я еще не знала о сне мистера Леса, а потому в одной ночной рубашке, которая больше смахивала на белое подвенечное платье, на радостях поскакала к морю.

Пока Тай Фун и Мира выясняли отношения, в полосе прибоя я обнаружила серебристую шестеренку. На ней чернела гравировка «Фараон», и по всей поверхности она была усыпана множеством мелких шипов.

— Карбид вольфрама, — пояснил мистер Океан низким, убаюкивающим голосом, подходя ко мне и деликатно обнимая под грудью. Дорвался-таки до объятий. Его подбородок пристроился у меня на плече, и стало так тепло, так уютно. И где-то глубоко внутри зародилось томное, тянущее чувство, отозвавшись слабостью в ногах. Наверное, именно от такого чувства кошки урчат, как маленькие моторчики. Будь я кошкой, тоже непременно бы заурчала.

— Карбид вольфрама, — повторил Тай Фун. — Твердый и прочный, почти как алмаз. Не ржавеет, не тускнеет. И напильником его не повредить. Из него делают свёрла. Им можно резать стекло. Но если уронить твою шестеренку с большой высоты — она расколется, как спелый орех.

— Чем-то похоже на любовь, — отозвалась я с жарко бьющимся сердцем. — Одно неловкое движение — и ее как не бывало. Ой, а вон еще что-то блестит!

— Нет, — решительно пресек попытку Тай Фун, коснувшись губами моих волос на затылке. — Побудь со мной еще немного.

На берег шелестяще накатили волны.

— Что это с вами? — насторожилась я.

Его пальцы сцепились у меня на талии в подобие сургучной печати. Не отпустит, супостат. 

Глава 3. Злонамеренная подлодка

Стоило ему сдавить меня покрепче, как в непосредственной близости от берега проплыла акула. Она рассекла бегущую волну своим острым плавником и совершила хитрый маневр, после чего зависла в толще воды.

— Ты была на волоске от смерти! — заверил Тай Фун, который, судя по силе давления на мои несчастные ребра, вознамерился выжать из бренного тела весь воздух.

— Чтоб у вас шпангоут треснул! — придушенно согласилась я. — Но хищник-то механический.

И правда. Из акулы вверх вдруг выехал покрытый каучуком овальный блок, откуда, в свою очередь, выдвинулись воздухозаборный шноркель, перископ и раструб громкоговорителя.

— А-ха-ха! — гаденько рассмеялись по громкоговорителю. — Влюбленная парочка! Тили-тили-тесто! Так и задокументируем! Нарыл я на вас компромат, новый вы наш профессор!

— Хищник, может быть, и механический, — грозно нахмурившись, отчеканил слова Тай Фун. И прицельно пальнул по акуле своим фирменным лазерным взглядом. — А негодяй внутри самый что ни на есть органический. И держу пари, он еще успеет нам насолить.

Хватку мистер Лес ослабил ровно в тот момент, когда стальное чудище убралось восвояси. Огладил ладонями многострадальные изгибы моей фигуры — и отстранил меня с умопомрачительной нежностью.

Я тут же рванула обратно в дом на колесах — с зажатой в руке шестеренкой за авторством некоего Фараона. Осмыслить надо было многое. Во-первых, Тай Фун что, теперь при всяком удобном случае меня лапать будет? Нет, так не пойдет. Как бы его образумить?

А во-вторых, что это за тип приплыл сюда в подлодке и насмехался над нами? На дно его! Пусть пополнит спрутову коллекцию.

В-третьих, шестеренка. Она в воде не одна валялась — в компании гаек и винтиков. Своими глазами видела. Стало быть, некий Фараон здесь похозяйничал, окружающую среду засорил — и нагло смылся. Не тот ли это тип, случайно, что заседал в акульей субмарине?

Ну вот, в академию еще не прибыли, а вопросов уже накопилось с воз и маленькую тележку. Сплошной стресс!

Мира дулась на Тай Фуна совсем недолго. Не умела она копить обиду. Поругались на пустом месте, с кем не бывает?

Переждав ночь и заключив поутру шаткое перемирие, она позволила врагу сменить ее у руля, а сама уползла в технический отсек, чтобы продолжить любоваться чудесами инженерной мысли.

Я же любовалась прямо здесь.

Благородный, гордый, решительный. Тай Фун сочетал в себе практически все любимые мною качества. На его месте сложно было представить кого-то другого. И уж совсем кощунственным казалось предположение, что однажды его может не стать.

«Походный мобиль три тысячи» катил по глинистой колее, беззаботно дыша паром. Заросшие травой обочины сияли от росы. Солнце золотило листву берез, а небо было высоким и чистым. Ранняя осень, пора надежд и светлых стремлений. Та самая, отчаянная, пора, когда в воздух легко взмывают аэростаты с плетеными корзинами и расцвеченными куполами. Когда завзятые авантюристы повально бьются об заклад и пускаются в кругосветные путешествия, а крыша у каждого второго индивида без особых усилий отбывает на зимовку в тёплые края.

Осень оказывала дурное влияние и на меня: хотелось совершать безумства.

— Дадите порулить? — в порыве безумства попросила я.

Тай Фун смерил меня скептическим взглядом. Перстень с темно-зеленым серафинитом у него на пальце скептически блеснул. «Мобиль три тысячи» преисполнился скепсиса и протестующе подпрыгнул на ухабе.

— Мира ведь рулила. А я чем хуже? — привела я веский довод.

С этим доводом Тай Фун был вынужден согласиться.

— Ладно, — пошел на уступки он. — Только веди аккуратно. Не врежься никуда.

Я радостно села за руль — и мой рассудок помутился. Столько на панели управления было датчиков, кнопок и непонятных схем! Мозги сломаешь.

— Инструкцию читай, — настойчиво посоветовали мне. И ткнули пальцем в какую-то бумажку с каракулями, приклеенную слева в углу кабины.

— Не мешайте! Сама разберусь! — чуть ли не плача от досады, сказала я.

Тай Фун допустил оплошность, когда решил, что психовать — его главная привилегия как старшего. Он очень оскорбился на мое «не мешайте» и выскочил за дверь.

Теперь регистрировать мои промахи было некому — и я исправно наломала дров. В частности, прилично отклонившись от маршрута, выведя из строя переключатель скорости (это ж надо было умудриться!) и напоследок врезавшись встолетний дуб рядом с заброшенной фермой.

Тай Фун с Вельмирой выбежали из машины, прихрамывая, перекрикиваясь и яростно жестикулируя. Корпус дымился. Бак был помят. Дымоходы рассерженно чихали.

Мира и мистер Лес больше не смотрели друг на друга волком. Сейчас их объединяла ненависть ко мне.

— Так и знал! — возмущался будущий профессор. — Тебе доверять нельзя!

— Что же делать? — пребывала в расстройстве сущность из межпространства. — Мне так нравилось наблюдать за работой парораспределительного механизма!

Внезапно они затихли и заговорщически переглянулись.

— Идеальное место для телепорта! — выпалила Мира.

— Лучше не бывает! — подхватил Тай Фун.

— Да вы что?! — вспыхнула я, выбираясь из скособоченной кабины. — Разве не знаете, как это опасно?! Ректор сказал, у них в академии антипортальные заглушки стоят в радиусе десяти километров.

Мой аргумент посчитали детским и несерьезным. На меня хмуро замахали руками: наворотила бед, так будь добра, не встревай.

Очередной безоблачный день клонился к закату. Где-то вдалеке нудно жужжала паровая газонокосилка. Хрипло орали петухи, надрывалась от лая чья-то собака на привязи. Занесло нас в глухомань — и всё по моей вине. Так и быть, не стану встревать. Пусть великие умы сами разбираются.

Организовывать червоточины во всем мире могли только два человека: Вельмира и Тай Фун. Причем последний служил чем-то вроде приёмника, куда Мира неосознанно складывала и откуда затем столь же неосознанно черпала ресурс. Они не питали друг к другу взаимной симпатии, отнюдь. Зато они питали друг друга. И тандем их на деле оказывался даже более продуктивным, нежели наш с Мирой.

Тай Фун, конечно, догадывался, откуда взялись его сверхспособности. Контакт с межпространством во время эксперимента не прошел бесследно. Но его догадки были верны лишь отчасти. Он понятия не имел, что Мира вложила в него частичку себя, а потом так и вовсе повадилась брать — давать.

Спросите, откуда мне-то известны столь интимные подробности? Всё просто. Когда мы объединяли наши ментальные лаборатории, я частенько болтала с подсознанием подруги. Оно мне правду и выложило, тайком от своей хозяйки.

Только Мире не говорите, ладно?

— Резистор полупроводниковый! — вырвалось у меня, когда они с Тай Фуном завихрили чудовищную воронку прямо за дубом.

С дуба ошарашенно рухнула белка. Парочка горлиц, задумавшая свить в кроне гнездо, перестала страстно ворковать.

У меня отвисла челюсть. Нет, я и прежде видала порталы всевозможных расцветок и размеров. Но совместное творение Миры и Тай Фуна побило все мыслимые и немыслимые рекорды.

Это тянуло на международную премию в области магии. Если б в стране Зеленых Лесов вся магия не объяснялась с научной точки зрения.

Никогда еще курорт моей мечты, синтезированный в гигантском портале, не выглядел столь реалистично. Пятизвездочный отель на берегу изумительно чистого пляжа, голубой бассейн под стеклянной панорамной крышей, лазурные воды лагуны. А где-то там, на узких мощеных улочках — непременно кофейни и рестораны, изысканные бутики и пропахшие лавандой парфюмерные лавки. Воображение уже неслось в этот рай, попутно дорисовывая недостающие детали.

Мире и Тай Фуну мой восторг показался чрезмерным.

— Чего это она?

— Да кто ж ее разберет!

Наверное, сказывалась осенняя жажда безумств. Я позабыла о поврежденном походном мобиле, наплевала на риски и первая сиганула в устье червоточины.

А риск заключался в том, что портал, направленный на академию Светочей Прогресса, мог не столько завести не туда, сколько исказить пространство и нас самих, любителей путешествовать по червоточинам. Безрассудно прыгнув внутрь композиции моей мечты, я поздно спохватилась: а дадут ли добро на посадку? Теперь только и оставалось, что молиться, чтобы туннель сработал как надо. Сначала делает, потом думает — да, это про меня.

Мира преданно шагнула за мною следом. Тай Фун же покачал головой, повздыхал разочарованно — и полез в кабину дома на колесах. Несмотря на последствия моего варварского метода вождения, мобиль был еще хоть куда. Он дернулся, зарычал, изверг столб пара — и слегка кособоко заехал в портал вслед за двумя безбашенными девицами.

Возвращаясь с пахоты под озимые, крестьяне пришли в немалое изумление и даже заподозрили вмешательство инопланетных цивилизаций. Кое-кто (настрадался, наверное) бросил плуг и помчался к порталу с воплем: «Заберите меня с собой!». Другие озадаченно переглядывались и крутили у виска. Еще бы, кусок курорта средь чиста поля зияет! И схлопывается прямо на глазах.

***

Низенький продолговатый драндулет на гусеничном ходу огласил округу ревом мотора и остановился на развилке сельской дороги. Молодчик в шлеме с защитными очками-гогглами досадливо хмыкнул вслед оседающим клубам пыли, после чего сверился с картой местности.

— Странно. Не там свернули. Со следа сбить хотят?

У молодчика изо рта тошнотворно разило чесноком. Совсем как у Арсения. Веснушки на бледном лице имитировали золотую россыпь, совсем как у него. А вообще говоря, он был сам не свой. Съездил в лабораторию доктора Штиля — побольше разузнать о противнике, то есть о Тай Фуне. И никого не нашел, кроме подозрительно клубящегося разрыва посреди лаборатории, откуда веяло потусторонней силой мысли и чужой твердой волей.

Многое в заброшенной лаборатории претерпело диковинную метаморфозу. Столы и стулья мутировали, хотя мутировать там было нечему — сплошь лакированное дерево и пластик. Но на них будто грибы наросли. Гладкие, от исходного материала не отличить. Подопытные герани в вазонах с питательной средой — самые заурядные — отрастили себе по комплекту хватательных щупалец. Плесень в немытой чашке Петри приобрела творческие наклонности и выстроила свои колонии в форме черепа с черными глазницами.

Арсений перетрусил и поскорее отправился в погоню за почти невестой. За невестой, которая брыкается и не хочет. Которая улепетывает со всех ног.

После неудачного визита он чувствовал себя необычно. Так, наверное, ощущают себя те, чьи конечности ампутируют, а после заменяют на искусственные.

В его памяти обнаруживались провалы. Как звали ту девицу, которую он недавно похитил? Вельмира? Да нет же, Сафро Шэридон.

Беспричинная тревога душила железным кольцом. Перед глазами то и дело во весь рост вставал мрак.

Арсений надеялся, что это пройдет.

Может, он и был сам не свой, зато цель видел четко, как никогда. Добраться до беглянки. Вбить ей в голову, кто ее истинный господин и повелитель. Вернуть ее назад.

Только вот незадача: имя беглянки он постоянно путал. Так Сафро или все же Вельмира?

Глава 4. Академия под прикрытием

Нам повезло. Портал обошел заглушки, блокировки и благополучно вывел нас — целых и неискаженных — на путь истинный. То есть прямиком к пятизвездочному отелю.

Выяснилось, что Тай Фун и Мира не сделали ровным счетом ничего сверхгениального. Они и пальцем не пошевелили, чтобы в портале нарисовался курорт. И пляж, и отель с бассейном — всё существовало взаправду и именовалось академией Светочей Прогресса.

— Что-то жарковато, — пробормотала я, заметив, как мистер Лес оттягивает свой жесткий воротник.

Солнце здесь лютовало всерьез. От умеренного климата не осталось и следа. Не было видно ни привычных березок, ни клёнов, ни дубов. Зато пальмы торчали из песка, куда ни плюнь. Топорщили свои острые листья, отбрасывали скудные тени. Словом, субтропики.

Мы сгрудились у чугунной ограды с золочеными пиками, лозами винограда и шишками хмеля, покрытыми золотой эмалью. Ворота были заперты, а оставлять мобиль у входа мы побоялись. Вдруг кто угонит?

За нами плескалось Сапфирное море, полное глубокой лазури. На пляже под большими красными зонтами пристроились белые шезлонги, а на шезлонгах загорали изнеженные дамочки в солнцезащитных очках и огромных соломенных шляпах. Из закусочной под полосатым навесом соблазнительно пахло жареной курочкой.

Ректор — холёный улыбчивый тип в клетчатом сюртуке и отутюженных брюках со стрелками — подошел к воротам, отворил калитку и с ехидной ухмылочкой погрозил нам пальцем.

— Правила нарушаете, господа хорошие! Грамотно так нарушаете! Молодцы!

Наверное, его удивил тот факт, что из портала мы вышли в полной комплектации, избежав обмена телами и конечностями.

— Иридиус Младший к вашим услугам! — слегка картавя, представился он.

Усы у него завивались вензелями, в глазу блестел монокль, короткие медные волосы торчали из-под клетчатого кепи в разные стороны, и весь вид у него был лихой и пришибленный.

Значит, опять без ночных хождений по крышам не обошлось.

— Две студентки и один преподаватель, — заключил он, оглядев нас хитро и пытливо. — Добро пожаловать в местечко под солнцем.

Он хихикнул и закрутил пальцем левый ус. Всё его поведение словно кричало о том, что он что-то скрывает. Что в сейфе у него припрятана куча тайн на любой вкус.

— А знаете, — заявил он с лукавым прищуром, — я очень горд.

Ректор гордился тем, что замаскировал академию под отель. Он рассказывал это каждому новенькому. Новенький — каждому встречному. А потому неудивительно, что в городе всякий знал: пятизвездочный отель — и есть академия.

— А что это у вас в саквояже? — придрался Иридиус к Мире и, бесцеремонно отобрав у нее сумку, принялся копаться в вещах. — Теплое платье? Шарф? Фи! Забудьте! Вы прибыли в широты, где температура не падает ниже пятнадцати градусов. Просто выкиньте свои вещички на помойку и отправляйтесь по магазинам. А драндулет оставьте моим ребятам. Они загонят его в ремонт.

— На какие шиши по магазинам ходить прикажете? — недобро осведомилась я (имелись у нас с ректором личные счеты).

— На ваши карманные, — без тени смущения сообщили мне и щедро протянули набитый битком кошелек.

Ну-ну. В казино обычно тоже поощряют новичков. Выдают им всего побольше, внушают, что они любимчики фортуны, чтоб расслабились, бдительность потеряли. А потом — хлоп! — и «Вы проиграли миллион. Вы проиграли загородный дом. Вы проиграли жену».

Деньги я всё же приняла. Состроила гримасу недовольства, схватила Миру за руку и потянула ее прочь от ворот. Тай Фун, конечно же, увязался за нами. Вот уж кому бы не помешала рубашка с веселеньким цветочным принтом.

— Приходите вечером в центральный холл! — дружелюбно прокричал нам Иридиус Младший. — Будет представление!

Что он подразумевал под представлением? Первым, что пришло на ум, были эквилибристы, фокусники и собачки, прыгающие через обручи. Но на деле выяснилось, что представлять собираются нас. И чувствовать себя мы будем немногим лучше, чем клоуны на цирковой арене.

Впрочем, об этом потом. Сейчас мы с Мирой, болтая о пустяках, радостно шли обновлять гардероб. Тай Фун за нами мрачнел с каждой минутой — как будто поход по магазинам был для него сродни варварскому набегу, за которым последует срок в тюремной камере.

Цокот наших каблуков бодро отскакивал от брусчатки узких улочек. Тихо бренчали вайями пальмы. Я вдыхала прозрачный, еще прохладный воздух утра и была как никогда счастлива. Мои мечты стали явью! Я буду учиться в курортном городке Серренга с лучшей подругой и наставником, чей голос заставляет сердце сладко трепетать.

Мы завернули за угол и угостились в забегаловке вкуснейшим (ну а как иначе?) кофе со сливками. Тай Фун, само собой, ритуал кофепития саботировал. Примостился в углу хмурым памятником самому себе, руки скрестил — и давай прожигать взглядом дыру в полу. Может, ему просто кофеин противопоказан? По состоянию здоровья.

Прикончив напитки, мы двинулись опустошать прилавки и ряды вешалок в бутик под строгой лаконичной вывеской «Бон-Тон».

— Барометрический высотометр! — потрясенно высказалась я, очутившись внутри.

Мало того, что стёкла витрин сплошь тонированные, да с подсветкой, так тут еще и внутри красота неописуемая, на которую простым смертным, вроде нас, лучше не дышать.

Полы до блеска натерты воском, на потолочных панелях — утонченная кремовая лепнина. Барышни-консультантки с поджатыми губами стоят, как изваяния. И пахнет новизной и шиком.

Похоже, свой предсмертный писк мода издала именно здесь.

Вот где У-Ворюге было бы раздолье!

Я дважды похвалила себя за то, что оставила этого мохнатого вредителя у Гликерии и не стала брать с собой. Пусть пакостит у нее на чердаке.

А мы, может, и простые смертные, зато сегодня с нами спонсор безудержного транжирства — толстый кошелек ректора.

— Я пас, — угрюмо заявил Тай Фун, застыв в дверях бутика под звенящим колокольчиком.

— Ой, ну и прекрасно! — не выдержала Мира. — Без вас управимся.

Ага, управились. И еще как.

Спустя четыре часа хождений по мукам (то есть, это для Тай Фуна муки — он подавленно волок пакеты с покупками), мы вдруг обнаружили, что добрались до конца торговой улицы, истратили всю наличность и совершенно случайно влезли в долги.

— А что, так было нельзя? — проронила Мира, которая уже успела нарядиться в одно из дорогущих платьев и срезать бирки со всех остальных. — Ой-ёй…

Правильно. Именно что «ой-ёй». В академии нас ждали с распростертыми объятиями, чтобы в этих объятиях укокошить.

Мы прошли по идеально ровным гравийным дорожкам. Застали за оградой буйно цветущий сад, переливчатое пение птиц — и остались равнодушными. Корабельная палуба, наполовину утопленная в землю и получившая статус будки охранника, разве что ненадолго подняла настроение.

Многочисленные арки, неопознанные агрегаты на каждом углу (в саду рядом с этим псевдо-отелем и не такое попадается), ползучая растительность, которая облюбовала каменную кладку и от которой никто не спешил избавляться — всё это осталось позади.

Сквозь шифер трансформаторной подстанции проросли органные трубы, и из них, коптя чистое небо, валили клубы дыма. Прямо как у ректора из ушей. Слухи быстро расходятся, а правда — еще быстрее. Видимо, о наших славных похождениях ему уже доложили.

На сей раз он встретил нас, недобро уперев руки в бока. Глаз у него дергался — ему даже монокль пришлось в карман убрать. Выражение лица как бы говорило само за себя: «Идите, идите сюда. Уж я вам башку откручу!»

В общем, не светило нам ничего хорошего.

Если честно, я думала, выгонят. Скажут: «Отчислены!». А Тай Фун отмажется, потому как на себя ни копейки ректорской не потратил.

Но нет: нас не отчислили. Да и Тай Фуну отмазаться не удалось. Ему вынесли возмутительное обвинение: «Не уследили, голубчик». После чего всем троим назначили чудовищную отработку.

Лично я готова была провалиться сквозь землю.

Фуршет в нашу честь обещал быть блистательным. Ректор хоть и слыл личностью неординарной (проще говоря, с прибабахом), но когда речь заходила о праздниках, финансами распоряжался щедро, от души. Мы с Мирой предвкушали, как появимся среди первокурсников в элегантных платьях из шелка и крепдешина. Как в ушах у нас будут сверкать серьги, на пальцах — кольца. Как проплывем мы по зеркальной глади пола в центральном холле и все взгляды будут устремлены на нас.

Ну что сказать, взгляды действительно устремились в нашу сторону. Только не восхищенные, как мы себе нафантазировали, а по большей части сочувственные. Местами — насмешливые. Восхищением тут и не пахло.

Нас представили разряженной толпе таких же предвкушающих первокурсников.

— Вот, — язвительно сказали в мегафон, — Сафро Шэридон, приемная дочь разорившихся аристократов, любительница енотов и прочей зубастой живности, а также неотесанный гений.

— А вот, — направили рупор на Миру, — совершенно уникальная (и притом гениальная) сущность из межпространства.

— Ах да! — ректор театрально хлопнул себя по лбу. — Прошу любить и жаловать, ваш новый преподаватель — мистер Тай Фун — тоже отпетый гений — будет вести спецкурс «Введение в трансформацию субстанций». А на сегодня, ввиду злополучного стечения обстоятельств, его звездная роль — официант!

Мы втроем стояли на сцене, переминаясь с ноги на ногу и сгорая со стыда. И вместо роскошных нарядов на нас была напялена униформа горничных. Черные прямые платьица до колена, белые накрахмаленные фартуки, тесные туфли, еще этот дурацкий обруч на голове.

Тай Фун выглядел получше. К его отутюженному костюму официанта прилагался длинный черный передник и бабочка-удавка, которая ему удивительно шла.

— Начиная с сегодняшнего дня и на протяжении недели они будут отрабатывать должок! — ехидно сообщил Иридиус Младший. Слово «должок» перекатывалось у него на языке, как сладкая карамель. — Так что если кому надо постирать носки или провести в комнате генеральную уборку, обращайтесь прямиком к ним! — издевательски закончил он. После чего сделал нам знак, чтобы мы проваливали обслуживать столики.

— Позорище! — прошипела Мира, соскакивая со цены. — Если переживу неделю этого ада, изменю себе внешность.

Помимо приговора к бытовому рабству, нам были даны четкие указания: никакого самоуправства, никаких выкрутасов в ментальной лаборатории! Мусор убираете ручками, ручками. А иначе пеняйте на себя.

Мы удалились на кухню за подносами, склоняя ректора на все лады. Мы кривились от неловкости, прятали лица, краснели до ушей и фыркали. Тай Фуну единственному удавалось сохранять достоинство. Он не фыркал, не заливался краской. Он вообще как в рот воды набрал.

— Вы бы должны нас ненавидеть, — проронила я, когда мы в бессчетный раз удалились на кухню с подносами, полными пустых бокалов.

Его надменно вздернутая бровь сигнализировала о том, что я только что сморозила несусветную чушь.

— Ненависть равносильна саморазрушению, — гордо изрек наш профессор-официант. — К тому же, я знал, что так и будет. Мне приснилось.

— Знали и не остановили нас?! — подскочила к нему Мира. В руке у нее была тарелка, а на тарелке, верхом на пропитанных кремом коржах, восседал розовый спрут из растительных сливок. Казалось, еще чуть-чуть — и подруга впечатает этот торт ему в физиономию.

— Во сне останавливал, — сказал в оправдание Тай Фун. — Поэтому вы мне назло потратили еще больше. Так что я вам услугу оказал, когда не стал вмешиваться.

— Гирополукомпас! — выругалась я. Нормальных слов в лексиконе не нашлось — наверное, сказывалась усталость спустя несколько часов непрерывного курсирования по залу и выполнения поручений в духе «принеси-подай».

Спрут на тарелке малость поплыл и скуксился. Думаю, это из сострадания к нам, горемычным.

Таким мы его к круглому столу и поднесли.

— Налейте пунша, милочка, — обратилась ко мне у стола первокурсница с носом картошкой. И как будто нарочно отдавила ногу тяжеленным шнурованным ботинком.

Вот ведь змеюка подколодная!

На голову ей взгромоздился черный волосатый паук. Сначала подумала — настоящий. Но потом пригляделась и вздохнула с облегчением: всего-то элемент прически, зато какой устрашающий!

— Милочка! — с напором повторила девица. — Пунш!

Я проглотила унижение, покорно налила из чана в бокал порцию пузырящегося напитка, услужливо поднесла первокурснице. И сполна утешилась тем, что в последний момент выплеснула жидкость ей в лицо.

Мира одобрила возмездие яростными аплодисментами. А вот девица с носом поступка не оценила и завизжала оглушительной сиреной. Прическу ей, видите ли, испортили. И макияж потек. Красота!

К ней с разных сторон тотчас стеклись гибкие мускулистые парни, больше похожие на ожившие сгустки мазута. Надо полагать, телохранители.

Тай Фун, в свою очередь, подбежал ко мне, ухватил за руку и быстро поволок прочь из зала.

— Держите ее! Это она! Она, стерва! — завопила девица, как резаная.

Ох и давненько же меня стервой не называли! Припомним, что ли, старые добрые времена?

Публика оживилась. Нам вслед понеслись угрозы и оскорбления. Кто-то даже ботинком швырнул. Ну совсем очумели люди! Никаких манер!

— С ума сошла! — констатировал Тай Фун, спешно уединившись со мной в каком-то пыльном чулане. Вокруг в беспорядке стояли швабры, валялись ведра и половые тряпки. А еще было ни зги не видать.

— Знаешь, кого ты пуншем облила?! — зашипела тьма мне на ухо голосом Тай Фуна. — Это дочь самого министра иностранных дел!

— Важная шишка, да? — пролепетала я, ощущая его горячее дыхание у себя на щеке, крепкую хватку на запястьях, а также близкие ароматы леса, океана и вересковой пустоши. Ног я под собой не чуяла то ли из-за неудобной обуви, то ли из-за того, что он очутился слишком близко.

— Слабо сказано, — парировал мистер Океан. — Понятия не имею, как ты выкручиваться будешь. Одним отчислением теперь не отделаться. Придется по дорогим счетам платить.

— А если… Если мы с Мирой объединимся и повлияем, ну, на их разум? Память там подотрем…

В ответ фыркнули как-то совсем несерьезно. Сжали меня покрепче, потерлись носом о щеку.

— Ты глупая, взбалмошная и не знаешь меры…

— Но вы всё равно?..

— Да, — вместо признания выдохнул Тай Фун.

Глава 5. Фараон и дом, которые преследуют цель

Он накрыл мои губы сказочным поцелуем, заставляя прогибаться в спине. От поцелуя вело голову. Тьма вокруг кипела, как вода в чайнике, феерично кружилась и расцветала немыслимо красивыми фейерверками, отсветы которых дрожали в невесомой дымке, напитанной запахом сосновых лесов.

По чести сказать, у меня от одних его объятий случаются такие галлюцинации. Наверное, побочный эффект в результате слияния наших ментальных лабораторий.

Объясняю. Чтобы установить контакт с Мирой, нам всего-то и нужно, что взяться за руки. С мистером Лесом этот трюк не работает. Ему надо непременно меня обнять. И тогда у него в свободном доступе оказывается целый арсенал немытых колб и пробирок, перегонный куб, пароводяной котел и мой неотесанный талант в придачу.

Но на данный момент Тай Фуну понадобилась не лаборатория. Ему понадобилась я. Это не могло не льстить.

Мы целовались в пыльном чулане с неистовой страстью, решительно послав все опасения к спрутовой бабушке. И не знаю, сколько бы продолжалось наше безрассудное блаженство, если бы торжественность сакрального действа весьма некстати не испортила Мира. Она вошла без стука, и нас из мрака выхватил прямоугольник предательского света, просеянного сквозь уйму витражей.

— Упс! — сказала Мира. В этом ее «упс» было слишком много крамольного подтекста.

Мы с Тай Фуном синхронно отпрянули друг от друга. Ну точно на краже какой пойманы. А Мира, как ни в чем не бывало, невинным голоском сообщила, что дело сделано.

— Поясни, — попросил Тай Фун, делая попытки отдышаться.

— Месяц исправительных работ в условиях строгого режима. — Мира прищурилась и задрала подбородок, силясь передать дословно. — Да, кажется, так. И нас не отчислят. Ректор пообещал, что сдерет с нас шкуру, — добавила она погодя. — А что значит «содрать шкуру»?

Ну да, для сущности из межпространства, которая мало повидала на своем веку, всё еще приходилось расшифровывать некоторые речевые обороты.

— То и значит, — понуро отозвалась я. — Кранты нам. Каюк. Капут.

Пусть на меня свалится дирижабль, если подколодную змеюку (то есть дочь министра) устроила подобная компенсация. Почему она не настояла на отчислении — вот где загадка. Неужели задумала отыграться в индивидуальном порядке? Скорее всего. Причем, надо полагать, с особой изощренностью.

Итак, подведем промежуточные итоги. В первый же день своей новой жизни я была низведена до уровня поломойки и вдобавок нажила врага. Очень мстительного врага из влиятельного семейства.

Влипла — так влипла.

***

… — Ага! Вот вы где! — Мой забег по коридору академии Светочей Прогресса нагло прервали. Знать бы еще, кто именно.

Как там обычно описывают харизматичных злодеев? Волевой подбородок, трехдневная щетина, лихо зачесанные назад волосы, золотой зуб и безупречный костюм с иголочки. У незнакомца, который меня подхватил, удержав от падения по его же вине, имелось всё из списка, за вычетом золотого зуба.

— Какие люди! — восхищенно молвил он. — Не вы ли, часом, задали на банкете жару этой выскочке, Мелинде Крокс?

— Наверное, да, — растерялась я. — А вы кто?

Незнакомец наконец-то придал мне вертикальное положение и аккуратно прислонил к стеночке, словно я ваза хрустальная и вот-вот разобьюсь.

— Фараон, — важно изрек мужчина, спрятав руку за бортом белого пиджака.

— Это бабочка такая? — полюбопытствовала я.

— Нет, — скривился тот и не без иронии растолковал: — Это властный правитель древнего чего-то там. В общем, кто-то ужасно великий и могущественный.

— И наполовину голый, — рассмеялась я, припомнив старинные фрески на картинках в учебнике истории.

— Да ладно вам! — шутливо отмахнулся Фараон. — Просто ему было жарко. Да и мне что-то… — добавил он, опалив меня двусмысленным взглядом. — Это вы на меня так действуете. Точно!

Ну вот, не успели толком знакомство завязать, а он уже клеится. Где-то здесь подвох.

Подвох крылся. Тщательно так крылся, за ширмой вежливости не разглядеть — и вышел наружу намного позднее, чем мне бы того хотелось.

А пока что улыбки и комплименты Фараона подкупали, не давая подозрениям укрепиться.

— Кстати, от чего вы убегали сломя голову? — участливо поинтересовался он.

От чего? От Тай Фуна и его уверений в пылкой любви, разумеется. Ведь наверняка начнется что-нибудь из серии:

«Ты не сопротивлялась, значит, чувства взаимны».

«Давай встречаться!»

или

«Жить без тебя не могу!»

Лучше бы Мира раньше нагрянула. Как мне ему теперь в глаза смотреть?

Фараон завидел Тай Фуна, с достоинством преодолевающего спринтерскую дистанцию, и как-то очень коварно осклабился.

— Знакомый персонаж! — сказал он и склонился ко мне. — По секрету: целовать светоча-бивалента — все равно что наркотики глотать. Хочется еще и еще. И ты не в силах остановиться, если тебя хорошенько не приложить по макушке. По своему опыту сужу, — подмигнул он. — Эволюция сделала всё для сохранения и передачи редчайших генов.

Меня прямо дрожь пробрала. Этот тип что, следил за нами? Откуда он знает Тай Фуна? Кто ему сообщил, что я — светоч-бивалент? И что за чушь он несет насчет генов?

Ладно, сделаем хорошую мину при плохой игре. Пусть думает, что я пропустила этот бред мимо ушей. Откланявшись как можно учтивей, я припустила от приближающегося Тай Фуна с удвоенной прытью. А Фараон пижонски прислонился к стене, на нагретое мной местечко, руки — крест-накрест, нога — за ногу. Стоит, бровями поигрывает. Явно происки затевает.

Тай Фун промчался мимо него со скоростью звука, ловко перескочив подножку. Услышал о себе много лестного в исполнении Фараона, но остался непоколебим — и нагнал меня за третьим по счету поворотом, в пустынном кулуаре, где могли водиться разве что призраки.

Мыши с крысами замогильной атмосферы не вынесли — от них остались одни скелеты. Гнилостный душок, грязные лохмотья полуистлевших занавесок, распахнутые настежь окна с лопнувшими стеклами, погребальный свист ветра — всё указывало на то, что в этой части корпуса времени было позволено издеваться над материальным миром, состаривать живое и собирать коллекцию ветоши. Здесь к нему не применялось санкций. Сюда под страхом смерти нельзя было приходить.

А мы даже не пришли. Мы прибежали. Тай Фун поймал меня за руку, закрутил по направлению к себе и уронил на сгиб локтя в стиле танго. А затем мы наступили на шаткую плиту в полу — и провалились с отчаянным визгом.

Визжала, разумеется, я.

Никогда не любила водяные горки. Вечно казалось, еще виток — и купальник обязательно зацепится за какую-нибудь неровность. В нашем случае обошлось без воды, но горка попалась из разряда тех, от которых волосы встают дыбом. Сумасшедшее движение по спирали вниз и проклятая неопределенность: ты понятия не имеешь, куда приземлишься.

Мы в обнимку скользили по гладкой поверхности. Нас заносило на виражах, я прощалась с жизнью, мир сузился до пуговицы на пиджаке Тай Фуна, а собственно носитель пиджака даже попробовал создать телепорт. Ничего не вышло. Жизнь осталась при мне, а телепорт схлопнулся, не успев толком соткаться в пространстве. Блокировка спрутова!

Вынесло нас на кучу песка за зданием отеля. Песок зачем-то свезли с местного пляжа и насыпали здесь. Чтобы обеспечить мягкую посадку чудакам, вроде нас?

С кучи открывался превосходный вид на задний двор и зеленую изгородь. Впрочем, за изгородью видок тоже был ничего.

Вернее, «ого-го!» и еще: «Завихрение тебе в крыло!»

Да, я снова не удержалась от восклицаний. Тот самый дом, который возник в пустоте, когда Мира спасала меня из логова Арсения, стоял теперь на живописной равнине и безмятежно нанизывал белые облака на шпили своих башенок. А за ним буйную зелень примяла железная дорога, уходящая далеко-далеко за холмы. Мы услыхали веселый гудок поезда, который прежде никогда тут не проезжал, — и как-то сразу воспрянули духом.

Мира ссыпалась по пожарной лестнице — узкая юбка горничной и неудобные каблуки явно мешали разогнаться, как следует. А мчалась она прямиком к дому. Так мчалась, словно на чужбину к ней вдруг приехал старый добрый друг, чтобы вызволить ее из-под ига басурманского.

Мы с Тай Фуном решили продолжить урок физкультуры и бросились за ней вдогонку. Очень скоро дом-призрак был окружен.

— Если ты сейчас испаришься, — пригрозила ему Мира, — я с тобой не разговариваю!

— А где тут калитка? — спросила я.

— Наверное, этот железный глаз, — предположил Тай Фун.

Создатель ограды, кто бы он ни был, к дизайну подошел креативно и за основу взял глаза ажурной ковки с астролябиями вместо зрачков. Один такой зрачок был распилен пополам — там ворота и обнаружились.

Мира взволнованно устремилась внутрь, опередив Тай Фуна и мои доводы по поводу незаконного вторжения на частную территорию.

«Частная территория», судя по всему, не возражала. Она радушно распахивала перед нами двери, встречая приглушенным джазом из рупора патефона. Готовила на заказ чай и кофе и доставляла угощения верхом на летающих подносах.

— Очуметь! — высказалась я, когда поднос подлетел ко мне, а салфетка сама услужливо повязалась на шее. — Заколдованный замок!

— Да-а-а, — протянул Тай Фун. — Мистика!

К нему без посторонней помощи подъехало обтянутое замшей красное кресло, куда он был вынужден сесть.

— Дом мечты! — в экстазе постановила Мира. — Гляньте, тут и мое любимое панорамное окно есть! Даже маяк!

Когда мы глянули, выяснилось, что маяк действительно виднеется в отдалении. Причем на самом деле никакого маяка не было. Иллюзия чистой воды.

Я загнула пальцы. Замок с башенками появился уже в третий раз. Преследует он нас, что ли?

— Не нас, а меня, — внесла поправку Мира. — Знаешь, кажется, я поняла. Обо мне заботится материя из межпространства. Она то где-то тут, то где-то там — вкраплениями, по чуть-чуть. Невидимо следит за мной, чтобы жила в комфорте, питалась правильно. Я ведь всё еще ее часть…

— Досадное порождение межпространства! — вставил Тай Фун тоном, каким обычно говорят о тараканах и необходимости их травить. Рот ему тут же заткнуло пончиком с пылу с жару.

— Будем жить здесь! — распорядилась я, допивая мистический кофе.

Мира на радостях подпрыгнула чуть ли не до потолка.

— Ура! Ура! Только мы с тобой и никаких студентов!

— А как же я? — обиделся Тай Фун, вынув изо рта пончик.

— Ну-у-у нет! — хором возразили мы.

— Ясно. Третий лишний.

Его сдержанность ввела нас в заблуждение. Любимец публики с первой же секунды, он мог бы поселиться в преподавательском крыле общежития и без труда найти общий язык с любым занудой. Но почему-то предпочел ютиться… правильно, в «походном мобиле три тысячи».

Мы с Мирой, не разгибая спины, горбатились в должности горничных весь оставшийся день, вдоволь нанюхались грязных колготок и наслушались всевозможных упреков от наших же одногруппниц. Так что настроение у нас было ниже плинтуса. Да и сил, чтобы отбиваться от назойливых надзирателей, — решительно никаких.

А Тай Фун, похоже, возомнил себя именно что надзирателем. Иначе зачем бы ему пригонять «мобиль» из починки прямо к воротам волшебного замка? Сюрприз, честно сказать, не из приятных.

— Собрались наверстывать упущенное по чужим конспектам? — осведомился мистер Сюрприз. — Я мог бы ввести вас в курс дела куда быстрее.

Вот ведь деловой электровеник! Сам, небось, тоже вкалывал на мужской половине до седьмого пота. А теперь что? Предлагает репетиторские услуги? Какая самоотверженность!

Меня доконали смешанные чувства. Я хотела стать ближе и ненавидела хотеть становиться ближе. Я млела от его прикосновений — и ненавидела млеть. Мира, кажется, всё понимала. Наверное, потому и согласилась на парочку занятий с «репетитором» в приватной обстановке. Лишь бы эта противоречивая Сафро возненавидела наконец свою ненависть.

Глава 6. Выжить любой ценой, лишь бы не из ума

Ночь выдалась душной. В сводчатые окна воровато заглядывала луна. Из пустого камина, напротив которого мы расположились, слышались не то стоны, не то жалостливое подвывание. Башенки замка Вельмиры затеяли в верхотуре перетасовку: завтра они все будут не на своих местах.

Мы зажгли две керосиновые лампы, устроились на полу, и Тай Фун предложил поработать на опережение. Дескать, у него есть учебная программа и по этой программе было бы неплохо чуточку обогнать остальных.

— Сперва «Введение в трансформацию субстанций», — сказал он. Нацепил очки в черепаховой оправе, сосредоточенно поджал губы и, усевшись в позе лотоса, героически развернул учебник по спецкурсу.

Спустя полчаса Мира клевала носом. Я изо всех сил боролась с зевотой. Бесполезно. В изложении мистера Леса любой, даже самый увлекательный материал превращался в отменный транквилизатор.

Поэтому спустя еще пару часов мы втроем улеглись вольтом на постеленных на полу покрывалах, и ноги Миры в черных гольфах с белыми пентаграммами очутились на уровне наших с Тай Фуном лиц.

— Субстанции трансформируются… Трансформируются в зависимости от способа воздействия… — вяло бормотала Мира.

— Ноги убери! — ныла я. — А то сейчас я на тебя повоздействую!

Тай Фун бросал в мою сторону взгляды, исполненные страсти и душевной муки. Постепенно из страстных они сделались туманными. Похоже, у него был принцип: «Не можешь идти — ползи, не можешь ползти — так хотя бы ляг в направлении». Поэтому прямо перед тем как погрузиться в дрему, он простер в направлении меня свою руку с перстнем — да так и застыл.

Рука оказалась простерта поверх ног Миры, и ей это очень не понравилось. Она попыталась скинуть руку, но очень скоро бросила тщетную затею и, поворочавшись, пристроила голову на моих нижних конечностях. Как хорошо, что перед ночным «бдением» я успела переодеться во всё чистое (в частности, поменять носки)!

И как же странно, что сон упорно избегал встречи лишь со мной. Я старалась, я приказывала организму заснуть, а он, негодник такой, сопротивлялся. Потому как в искусстве сна стимул прогресса — бездействие.

Но это до меня дошло позднее. А пока я не придумала ничего лучше, чем выйти во двор, где несла караул «глазастая» ограда, и дать имена башенкам. Они сиротливо висели над замком, словно ничем не были к нему привязаны, и выглядели больно уж печальными. Еще бы! Какой сущности, пусть даже порожденной межпространством, захочется быть безымянной?

Итак, первая башенка с чудной фиолетовой подсветкой, стала у меня Обсерваторной. Она единственная не несла ни шпилей, ни флажков и отличалась куполом в форме полусферы. Вторая башня, подсвеченная зеленым, — вся какая-то помятая и неправильная — получила звание башни Парадоксов. «Прощай, логика! Гармония, не обессудь».

Зефирную башенку хотелось съесть — но только не на голодный желудок и желательно вприкуску с чаем.

В башне Хамелеон сам спрут велел закатывать вечеринки. Так там всё блестело и переливалось. Я бы приползала туда после тяжелых будней в состоянии разбитого зеркала, чтобы на выходе превратиться в беззаботный дискотечный шарик.

Другие башни прятались в звездной дымке, их разглядеть не удалось. Зато во время блужданий по двору я случайно наткнулась на разветвленный указатель.

«Бильярдная» — значилось на одной из стрелок.

«Гольф», — гласила другая.

«Бинокли», — указывала третья.

Надо же, как ответственно подходит к делу межпространство, когда надо обеспечить удобную жизнь своим отпрыскам!

Я поплелась к биноклям, потирая затекшую шею. И не прогадала.

Несмотря на скудное лунное освещение, псевдо-отель просматривался весьма недурно. На крыше отеля с риском для жизни танцевал какой-то безмозглый придурок.

Образно выражаясь, этот псих балансировал на краю собственной могилы. Ибо девятый этаж как-никак. Если грохнется, ему точно крышка.

Но надо отдать должное: танцевал он профессионально и выдавал нечто совершенно эксцентричное. Когда-то, помнится, так изощрялся мой бывший шеф в географическом обществе. Пока никто не видел, он отходил от канонов и импровизировал, выдумывая потрясающе сложные движения за закрытой дверью.

Нынешнего артиста на крыше стоило бы представить широкой публике — такой выдающийся талант почем зря пропадает.

Ой! А не ректор ли это часом?

Тай Фун подкрался сзади и сомкнул руки кольцом на моей талии, спугнув внезапную догадку.

— Что, не спится? — прозвучал его ласковый голос.

— До каких пор, — процедила я, — вы будете без спросу меня трогать?

— До тех самых пор… — в ответ процедил Тай Фун. Закончить фразу ему не удалось. Небо над нами вдребезги раскололось ветвистой струёй электричества.

Нежданная гроза нагрянула с востока.

Молния высветила чудака на крыше, и выяснилось, что во время сюрреалистичных танцев чудаку решительно не до гроз.

Тай Фун отобрал у меня бинокль. Вгляделся. Хмыкнул. И в этот миг раздался гром такой силы, что я спешно зажала уши. Пляшущему психу — как с гуся вода.

— Это Иридиус Младший, — безошибочно определил Тай Фун и повел меня в укрытие.

— А если его шандарахнет?

— На крыше громоотводы. Не должно, — сказали мне, запирая дверь в такой уютный потусторонний замок Вельмиры.

И снова он оказался прав. Гроза закончилась, наступило утро — и ректора с утра пораньше принесло к нашему новому жилищу.

— Ого! — поразился он, разинув рот и задрав голову. — Ничего себе отгрохали! Когда успели-то? А железной дороги тут раньше не было, клянусь механическим завивальщиком для усов!

— Краденым, — язвительно уточнила я, появляясь в воротах.

— Мне его подарили! — капризно возразил Иридиус Младший. — Так что теперь он мой по праву!

— А что вы еще украли? Помните? — поинтересовалась я.

Ректор сердито замахал на меня руками.

— Ничего я не крал! И вообще, нечего на зеркало пенять, коль рожа… Э-э-э, кхм, ну вы поняли. Сами мне прилично задолжали, так что не переводите рельсы. То есть стрелки. На отработку шагом марш! — взъерепенился он.

— Только зубы почищу, — буркнула я и закрыла перед ним калитку.

Портят тут всякие настроение ни свет ни заря. Я только-только забыла, что нам предстоит месяц исправительных работ — напомнили. Ну, спасибо на добром слове!

Ума не приложу, как ректору при всех его ужасающих недостатках вообще доверили такую ответственную должность — академией управлять? Назвать его нормальным можно разве что с колоссальной натяжкой. Неужели не нашлось никого более подходящего? Здорового, я не знаю. Без перечня психических заболеваний в амбулаторной карте.

Хотя в жизни частенько случается, что важные посты достаются тем, кто лучше просто по умолчанию. И неважно, что непреодолимых слабостей у таких счастливчиков вагон и маленькая тележка. На это закрывают глаза. Нет бы обществу одуматься, отправить избранного на сеанс к мозгоправу. Куда там! Общество может настоять на кандидатуре опаснейшего шизофреника лишь потому, что таковы традиции. Спрашивается, где логика? А нет ее. Не ищите.

Перед началом исправительных работ мне и Мире пришлось предстать перед ученым советом, который обыкновенно распоряжался судьбами Светочей Прогресса.

— Вы уникальны! — ткнула в меня указкой располневшая дама преклонных лет. — И вы тоже! — Второй тычок достался Мире. — Обе будущие светочи-биваленты. В вас хранятся зачатки редкого дара, который необходимо развить. А для этого вы должны жить отдельно и забыть о существовании друг друга! — рявкнула дама. — Между вами должна возникнуть конкуренция! Даже вражда! А вместо этого что я слышу? Вы поселились в каком-то аномальном дворце за пределами академии! У вас там зреет какой-то гениальный проект! Спрутам на смех! Вы ничего не добьетесь вместе. Только порознь у вас есть шанс на полноценность.

Комиссия за ее спиной одобрительно зашевелила седыми усами и закивала головами, отягощенными интеллектом.

А у меня внутри всё вскипело. Захотелось врезать этой дамочке по лоснящейся от крема физиономии.

Я буду уникальной дурой, если соглашусь на подобное!

Мира испытывала схожие чувства.

— А если мы откажемся выполнять ваши требования? — тонким, но уверенным голоском спросила она.

— Вас исключат! — недобро зыркнули на нее. — И у вас конфискуют прогрессорский дар.

Да-а-а, день сегодня выдался исключительно неприятный.

Мало того что поставили перед выбором на колени, так еще и вынудили спуститься с небес на землю. Буквально — с девятого этажа, ареала обитания комиссии, в подвал, где находилась клетушка для персонала.

— Никогда, — ворчала Мира, орудуя шваброй в столовой, — ни за какие коврижки я с тобой не расстанусь.

Всякий раз как вдали, на ее персональной железной дороге, гудел поезд, она подскакивала и принималась начищать плиты усерднее прежнего. Гудки поездов ее необычайно бодрили.

И всё-таки на некоторое время расстаться нам пришлось. Явился управляющий и сообщил, что Мира остается тереть пол, Тай Фуна (самого главного молчуна в нашей компании) срочно зовут принимать каких-то там зарубежных гостей, а меня забирают на уборку комнат общежития.

Общежитие уходило от торца академии наискосок, образуя латинскую «V». Там-то я и почерпнула весьма любопытные сведения.

— Нехорошо мне, — сказала студентка-второкурсница соседке, забравшись с ногами на кровать. Я в это времяс мрачной миной вытряхивала содержимое их мусорного ведерка в специальный пакет.

— А что стряслось? — спросила та.

— Не поверишь. Вчера ночью видела в туалете странных существ. Они как желе. Или как амёбы. Ну знаешь, простейшие одноклеточные с такими вот отростками. Только эти не ползли, а парили в воздухе и липли к стенам. У меня, наверное, бред.

— Ага, тебе бы к врачу, провериться! — хихикнула третья соседка и закрылась подушкой.

Я удалилась из комнаты, пребывая в абсолютной уверенности: не бред. Точно не бред.

Отрабатывали мы до обеда. А после обеда, наскоро перекусив вредной пищей, двинулись на лекцию к Тай Фуну, который только что разделался с зарубежными гостями. Опоздали, конечно, куда же без этого. Крались по аудитории на цыпочках, чтобы занять место в последнем ряду. Но нас всё равно заметили и сделали выговор.

Вместо того чтобы трепетно внимать и мотать на ус ценную информацию спецкурса, мы с Мирой шушукались, как две заговорщицы, и чертили на листе бумаги план будущего воздухолёта. Набросали приблизительно, и то хорошо. Ночью потом меньше бдеть в мастерской.

А на перерыве ко мне с визитом сунулся старый знакомый по кличке Фараон. Увидал у меня в пенале шестеренку — и давай спрашивать:

— Опаньки! Моя шестеренка! Где нашла? Как она тебе? Ждала случая, чтоб отдать?

— Акула, — уставившись на него исподлобья, как можно более зловеще произнесла я. — Подлодка, морской берег, тили-тили-тесто.

— А-а-а-а! — возопил Фараон, озаренный открытием. — Так вот где я тебя раньше видел!

На нас обернулись все, кому не лень. Тай Фун, трамбующий в папочку лекционные материалы, просверлил во мне взглядом пару сквозных отверстий и унесся из аудитории, как вихрь. Я попыталась выбраться в коридор, но Фараон от меня не отставал.

— Слушай, пойдем на свидание! То есть, это не совсем свидание. Расскажу о себе, о планах. Ведь интересно же, чего это я, такой взрослый дуб, среди студентов ошиваюсь? Мне ведь уже лет под тридцать. Зуб даю, ты сгораешь от любопытства. Ну так как?

— Ага, ага, — не вполне отвечая за свои слова, сказала я. Лишь бы отстал.

А я высматривала Тай Фуна. Куда он так спешно умотал? Почему не подошел и хотя бы не отругал за то, что мы на лекциях посторонними делами занимаемся? Фараона испугался, что ли? Или ревнует?

Да нет, не может быть.

Над купами темной зелени загорелась звезда — чистая, как кристалл. День померк и плавно перетек в южную ночь. Справа по курсу в небе завис примитивный аэростат — ничего общего с чудом технической мысли, ради которого некоторые отчаянные девицы, вроде нас, готовы угробить свое профессиональное будущее, а также жертвовать сном на протяжении неограниченного времени.

Неясные, но многообещающие идеи, сплавившись с вдохновением, уже утверждали надо мной свою власть, входя в мою жизнь безапелляционно, не терпя возражений.

Верно, любовью тут пока не пахло. Любовь всё еще робко стучалась в закрытые двери. Не факт, что открою. Прямо сейчас в иллюзорном дворце с башенками нас с Мирой ждала отдушина — секретная мастерская. Межпространство позаботилось и об этом. Потребность изобретать лично в Мире была неискоренима. Так что мастерская ей требовалась ну просто позарез.

Рядом с воротами (Мира повесила на них кодовый замок, чтобы не вошел кто попало), в плетеной корзинке обнаружилось подношение, к которому прилагалась записка: «Я, может, и не межпространство, но позволь позаботиться о тебе. Адресат — Сафро».

Тай Фун, каков негодник! Я внутренне возликовала, но тотчас разозлилась — понарошку, напоказ, чтоб мистер Негодник видел. Всё равно ведь из мобиля походного подглядывает. Я заметила: шторка, вон, дёрнулась.

Оставить корзину у входа ему назло? Нет, всё-таки заберу. Здорово, если там конфеты с персиковой начинкой.

Мира поковырялась в почтовом ящике.

— Пу-у-усто, — с досадой протянула она.

Еще бы не пусто. Межпространство писем не шлёт. Хорошо, что есть Тай Фун, который присылает сладости. В корзине действительно оказались персиковые конфеты, обернутые шуршащими фантиками.

Мы с Мирой слопали их за милую душу, пока мастерская оперативно перестраивалась под наши нужды.

Здесь имелось всё, что может понадобиться юному изобретателю. Куча всевозможных приспособлений, металл, древесина, реактивы на любой вкус и в любом агрегатном состоянии. А инструментов так вообще пруд пруди.

В мастерской мы застряли надолго. Провозились с моделью воздухолета до трех часов ночи.

— Экологичное топливо — это раз, — бормотала Мира, сидя на корточках перед чертежами.

— Минимальный расход — это два, — дополняла я, пристроившись с другой стороны.

— И после аварий детали сами должны восстанавливаться. Что-то вроде отрастающего хвоста у ящерки. — У Миры мастерски заплетался язык.

— Добавим кофемашину. — У меня слипались глаза.

— Надо добиться максимальной легкости. — Мира то и дело роняла из рук карандаш.

— Про страховочную систему не за-а-а-абыть. — До хруста в челюсти зевала я.

Мы были продуктивны, как никогда.

Мистер Кто Попало, похоже, не вытерпел и взломал кодовый замок. Ибо спросонья мне почудилось, что меня несут на руках, а потом кладут в постельку и гладят по голове чуть ли не с отцовской нежностью. Пахло океаном. Пахло лесом и вересковой пустошью.

Я схватила его за руку, когда он уже уходил, и в ответ он крепко сжал мои пальцы.

— Что с ультиматумом делать будете? — спросил, присаживаясь на краю кровати. — Говорят, вам дали три дня на раздумья. А потом, если добровольно не разойдетесь по углам, изымут прогрессорский дар.

— Вы сами-то верите? — прошептала я, силясь разлепить потяжелевшие веки. — Изымут. Пустые угрозы, не более.

Тай Фун одарил меня покровительственной улыбкой, наклонился и поцеловал в щёку. Эй, мы так не договаривались!

— Я потолкую с ректором. Отдыхай.

Глава 7. Любовь и тайны Каролины

Не возьму в толк, что Тай Фун там ректору втолковал, но нас с Мирой оставили в покое — это факт. Усатых дяденек из комиссии мы больше в лицо не видели. Да и упитанная мымра с указкой на глаза не попадалась.

Оказалось, на комиссию надавили аж дуэтом — Тай Фун вызвал подкрепление, имя которому — Каролина.

На лекциях Каролины что я, что Мира зевали вовсю. А я еще потом внаглую дрыхла на парте. Каролина преподавала предмет под названием «Антиматерия. От теории к практике». Она как раз воодушевленно распиналась с кафедры о том, чего в природе нет, когда меня силой вытолкнуло из сна.

— Ага-а-а, — лукаво протянула Каролина и улыбнулась так, словно вот-вот меня проглотит. В карман ее цветастого платья незаметно скользнул предмет, похожий на плитку шоколада. — Студентка на пятом ряду, я вас вижу. На вас только что был протестирован прибор по ликвидации сонных состояний. Ну как?

Я пожала плечами. И сон, и желание заснуть ускользнули, не оставив обратного адреса.

Никто не знал, как величать Каролину по фамилии и отчеству. Она и не представилась толком. Нацарапала мелом на доске свое имя — и решила, что это сойдет ей с рук.

Когда-то в прошлой жизни мы познакомились с ней на цитрусовых плантациях. Она выращивала лимоны, апельсины и прочую иногда вкусную кислятину. И с Тай Фуном в те дни они были не разлей вода. Дёрнуло же меня однажды понаблюдать за ними из-за шкафа! Любовники — сгоряча подумала я. Но нет, просто друзья. Очень близкие друзья. Ну очень-очень.

Тай Фун клялся-божился, что ничего между ними не происходит. Что они как брат и сестра.

Ладно, допустим брат и сестра. Тогда с какого перепугу сестренка устроилась работать в ту же академию, что и брат? Почему именно в том же году, а не годом позже, например? Не иначе по душу Тай Фуна явилась, захомутать и увезти обратно на плантации. А что, вполне себе коварный план.

Если Тай Фун нормальный человек, он просто обязан угодить в ее сети. Стоит ей только пальцем пошевелить — и дело в шляпе. Почему? Да потому что при ней и сокрушительная харизма, и богатый внутренний мир. А уж о красоте и заикаться не стоит. Красота ее главный козырь. Чего стоят одни губки бантиком — пухлые, сочные. Или импозантная родинка на скуле. Или взять, к примеру, глаза. Взглянет — и тебя бросает в жар, а сердце трепыхается где-то в пятках. А эта ее модная белая шляпка с вуалью — ну не шедевр ли? Или вот, скажем, осиная талия без всяких корсетов.

Конечно, до Миры Каролине далеко, но в местном конкурсе красоты почётный титул был бы ей обеспечен.

В учебной аудитории мутно-рыжим усыпляюще горели лампы. В гибких железных трубах, которые подобно лианам оплели пилястру напротив нашего ряда, что-то булькало и клокотало. Мы с горем пополам пережили лекцию об антиматерии и зеркальных античастицах, и я уже собралась вставать, когда вдруг с ужасом поняла: стул взял меня в заложники. Моя элегантная жатая юбка намертво прилипла к сидению.

Как вы могли догадаться, выскочка Мелинда Крокс начала мстить.

— То ли еще будет, — язвительно бросила она на ходу и скрылась в дверях, победно тряхнув шевелюрой.

— Кле-е-ей, — прошипела я, не зная, куда деваться от смущения. Правый выход с ряда был заблокирован незадачливой мной, и студенты, посмеиваясь и поглядывая с ехидством, вышли с противоположного конца.

Аудитория опустела.

— Эй, может, помочь? — крикнула с кафедры Каролина.

— Не беспокойтесь! — замотала головой Мира. — Мы сами! Вставай, — сказала она мне, — сделаем тебе новую юбку.

Слышали звуки, которые издает буксующий паромобиль? Так вот, прямо сейчас схожие звуки издала ментальная лаборатория Миры. Она попросту не загрузилась. Пароль неверный, в доступе отказано.

— Спруты дохлые! — воскликнула хозяйка лаборатории. — Да как же так?

— Блокировка, — пожала плечами я. После чего всё-таки вылезла из приклеенной юбки. — Дай поносить накидку, а?

В иллюзорный дворец за сменной одеждой я пробиралась с оглядкой, мелкими перебежками, как ворюга, которого не ровен час засекут. Фортуна улыбалась мне криво и плотоядно.

Едва добралась я до «глазастых» ворот, как с ближайшей пальмы громким гудком согнало парочку беспечных попугаев. Подчиняясь общему закону подлости, кодовый замок сотрудничать отказался, противно запиликал и выдал сообщение об ошибке.

Эх, Мира, сюда бы твою светлую голову! Почему ты именно сейчас решила остаться на факультатив по физике элементарных частиц?! Бросила меня на растерзание жутким гусеничным драндулетам и их шоферам!

Вот шофёр встает, подходит, снимает шлем… Полундра! Спасите! Как послать международный сигнал бедствия?!

Моё бегство от перепачканного сажей Арсения сквозь глаз в ограде было поистине эпичным. И особенно незабываемым стал эпизод с застреванием. Да, я застряла в ажурном глазу — головой вперед, ногами назад. Ногами в колготках и пятой точкой, едва прикрытой накидкой Миры.

Говорила мне матушка поменьше сладкого кушать. А тут еще Тай Фун со своими конфетами. Сплошной стресс! Впрочем, до смерти я перепугалась позже, когда осознала, что меня ухватили за ноги и тащат назад, приговаривая:

— Извини, что я такой чумазый. Путь был неблизок, а ехал я почти без остановок.

Потом он вроде как сообразил, что видок у меня довольно плачевный, далеко не эстетичный и нуждается в некоторой коррекции. Снял с себя рубашку (о ужас — провонявшую потом!) и накрыл ею меня.

Спрут знает, сколько бы продолжались мои страдания, но пришла Каролина и на удивление миролюбиво поинтересовалась, чем это мы занимаемся. Эх, уйти бы сейчас сквозь стену, как раскаленная спица сквозь брусок сливочного масла! Что ни день — то букет неприятностей. Если бы неприятности были цветами, я бы разбогатела на их продаже.

Так о чем я?

Каролина подошла к нам — голос явно принадлежал ей — и ненавязчиво спросила:

— Может, помощь нужна?

Это мне было не видно, как выразительно она взвешивает в правой руке булыжник. Зато Арсений проникся моментально. Ноги мои выпустил, в сторонку отошел. И тут я поняла, что мне очень хорошо вот так свешиваться: пятками на запад, лицом на восток. Комфорт выше среднего. Вид из окна (кхм, из глаза) фантастический. Можно, я здесь повишу до выяснения обстоятельств? Только не трогайте меня, пожалуйста.

— Мне показалось, на Сафро напали, — сказала Каролина, подходя ближе.

— Правильно показалось! — пискнула я.

— А вы бы, молодой человек, оделись, — пристыдила она Арсения.

Пока он пристыженно бегал за сменной рубашкой к гусеничному вездеходу и обратно, Каролина что-то сделала. Нет, она действительно что-то сделала с глазом ограды, хотя вызвать ментальную лабораторию в зоне действия глушителей было решительно не под силу даже светочу-биваленту. Глушители отключались только посредством специальных кристаллов, которые студентам выдавали в строго определенные часы.

У Каролины был кристалл? Скорее всего. Потому что прутья глаза вдруг ослабили давление на мой тазовый пояс, и я благополучно сползла на травку с безопасной стороны, проблеяв жалобное «спасибо».

— Выходи! Я же к тебе со всей душой! — Это Арсений вернулся. Лупит кулаком по воротам.

— Иди продай душу кому-нибудь другому. Я на мели!

На мели были не только мои финансы, но и эмоции. Меня изводил страх. Мной руководил древний природный инстинкт «беги или замри». Попытка бегства чуть было не состоялась. И теперь, когда угроза осталась вякать за воротами, хотелось замереть, не дышать и хотя бы ненадолго обратиться в камень.

Когда-то давно у меня была возможность отделаться от Арсения — он как будто запал на мою лучшую подругу. Но потом что-то пошло не так, парня переклинило, и он вновь сконцентрировался на моей злополучной персоне. Лучше тебя, говорит, никого на свете нет. Поэтому, говорит, я тебя заберу.

Как вещь какую, честное слово! Но я-то не вещь, а вполне самостоятельный свободный человек. И в данный момент этому человеку требовались чьи-нибудь теплые дружеские объятия, заверения, что всё будет хорошо, и сеанс у квалифицированного психотерапевта. А также адвокат — на случай, если в состоянии аффекта я изувечу Арсения клюшкой для гольфа.

«Не желаете ли букетик неприятностей? Два невия! Стоимость вашего — пять. О-о-о! А тот шикарный букет неприятностей вам достанется со скидкой всего за десять невиев!» Да, я бы воистину разбогатела, будь мои беды цветами. Но душа Арсения всё равно потёмки и заслуживает разве что укромного уголка в мусорном баке. Мне она и даром не сдалась.

Беззаботно стрекотали цикады. Попугаи вернулись на пальму и принялись издавать экзотические звуки. Вероятно, у них был медовый месяц. Вдали, баюкая на волнах яхты и фрегаты, сливалось с горизонтом Сапфирное море.

А мои мысли перекатывались, как неповоротливые валуны. Усталыми путниками взбирались в гору, ползли на карачках и опирались на трость. Я не могла связать их в одно целое и зябла, обхватив себя за плечи и подтянув колени к подбородку.

Стояла образцовая жара. В ворота неугомонно колотил Арсений. Делал попытки взломать замок, получал пиликанье и вновь принимался стучать, как окаянный, — казалось, не по воротам, а прямо по моей несчастной черепной коробке.

Потом с улицы послышался шум. Кто-то кому-то здорово вмазал. Кто-то кому-то пригрозил и велел убираться, пока не расщепили на элементарные частицы.

Потом Мира попыталась по-хорошему договориться с замком. Но замок оказался крепким орешком — и пришлось Мире просачиваться в глаз по моим горячим следам. Благо, ее фигурка была тоньше и изящнее моей. Сквозь прутья она пролезла без проблем и набросилась на меня с утешительными объятиями.

— Сафро! Сафро! Что ты тут делаешь?! — Ее голос звенел взбудораженно и самую малость сердито. — Это тот гад тебя обидел, да? Тай Фун с ним уже поговорил. Больше сюда не сунется… О! А знаешь что, лёд тронулся! — выдержав паузу, радостно сообщила она.

Лёд тронулся, а я пока нет. Уже плюс.

— В наш почтовый ящик Письмо пришло! От Гликерии, — сказала Мира и подсунула мне конверт. — Вот. Пишет, что приедет на днях в академию, тебя повидать. И еще пишет, что возьмет с собой У-Ворюгу, что он соскучился и …

— … Что разнесет тут всё вдребезги, — дополнил Тай Фун, присаживаясь передо мной на корточки.

Он только что проучил Арсения, всыпал кодовому замку по первое число и был немного не в форме. Когда речь зашла об У-Ворюге, в уголках рта у Тай Фуна дрогнул смех. А я так и вообще вдруг разразилась слезами.

В нынешних обстоятельствах приезд Гликерии мог бы считаться отдушиной. Рыжая чудачка, у которой прямо-таки дар начинять чужие головы всяким вздором, плюс енот, от которого нет спасу, — ну просто идеальное сочетание! Переубеждать ее бесполезно. Если она задалась какой целью, нипочем не отступится. Поэтому пусть приезжает. Вместе с ней мы, быть может, разработаем дьявольский план касательно того, как быстро и бескровно возместить «должок», учинить расправу над Арсением, а также научиться вправлять мозги мстительным дочерям министров.

— Ну-у-у, ты чего! — заныла Вельмира, впившись пальцами мне в плечи. Еще немного — и расплачется вместе со мной.

Тай Фун сделал ей знак, после чего она тоже сделала ему какой-то знак и дала задний ход, объявив, что отправляется готовить самый вкусный на свете кофе.

Вероятнее всего, они договаривались, на чьем мужественном плече будет рыдать сегодня плакса Сафро. Признаться, не думала, что однажды моя репутация окажется настолько подмочена.

Тай Фун отвел меня в ванную, где пахло лавандовым мылом, а из крана, порождая ностальгию по доживающему век чердаку Гликерии, ритмично капала вода.

Тай Фун потянулся к завязкам корсета у меня на спине и расшнуровал его с ловкостью и знанием дела.

Тут-то моя истерика и иссякла.

— Вы чего? — говорю. — В слуги мне записались? Идите, — говорю, — за дверь.

И ведь вышел. Без лишних слов.

Я налила полную ванную теплой воды, не глядя добавила какой-то ароматной соли и, задержав дыхание, окунулась туда с головой, чтобы дотошно исследовать аспекты своего бытия, не отвлекаясь ни на что постороннее.

Терпимо, скажете вы. Было бы из-за чего страдать, добавите вы и непременно закатите глаза. Мол, радуйся, дурында, что на тебя вообще внимание обращают. Чем больше поклонников, тем выше рейтинг.

К спруту рейтинги и поклонников! И то, и другое частенько отравляет жизнь, когда хочется развернуться, дать себе волю творить и вытворять без оглядки.

Я еще раз с опустошающим усилием набрала в легкие воздуха и нырнула под воду. Казалось, она очищает меня от горечи, как дымоход очищают от сажи. И надежды — хрупкие, точно промасленная бумага, — постепенно обрастали скорлупой уверенности. Я обязательно выдержу. Учеба и наука — главные ориентиры. А всё остальное — так, мелкие неприятности. Разберусь.

Тай Фун обладал поистине безграничным запасом терпения. Всё то время, пока я мучительно отмокала (по моим меркам, где-то около часа), он стоически ждал меня, подперев стенку рядом с ванной комнатой.

— Пришла в себя? — спросил он, отделяясь от стены со скрещенными на груди руками.

Я придавила дверь пятой точкой, бинтуя голову полотенцем в клеточку. Буркнула:

— Почти.

И поплелась по направлению к гостиной.

Выяснилось, что Мира приготовила не только самый вкусный кофе (который мигом вернул меня к жизни), но и тур по замку. Из-за дикой загрузки на учебе и отработке мы не успели как следует изучить потайные места дворца иллюзий. И хоть моя любознательность прямо сейчас ушла в жирный минус, а передвигать ногами хотелось в последнюю очередь, Мира и Тай Фун подхватили меня под локти.

«Идем, крошка, не отвертишься. Лучше времени для экскурсионной программы не сыскать».

И двинулись мы втроем по коридорам, в стенах которых замуровали не один десяток жужжащих механизмов неведомого назначения, а под блестящими плитами пола проложили трубы, где журчала вода. Было ярко, чисто и современно. Прямо как в гостинице.

Сводчатый потолок со сталактитами, гигантский часовой хамелеон с циферблатом вместо морды, кривая каменная кладка и птичьи клетки, внутри которых тускло чадили лампы — весь этот сюрреализм начался потом, когда показной лоск вытерся и сошел на нет. Дворец иллюзий обнажил свою истинную сущность. И Мира вместе с ним.

Она вдруг отбросила легкомыслие, сделалась серьезной и напряженной. Стала ступать настороженно и тихо. И наконец, выпустила мою руку, оставив меня Тай Фуну на попечение.

Обшарпанную деревянную дверцу с верхним полукругом, застекленным мутными вставками, она открыла ключом — тяжелым, медным, с зеленой патиной. Ключ материализовался на гвозде, безыскусно вбитом в кладку на уровне глаз.

— Эксклюзив, — произнесла Мира замогильным голосом. — Осенняя комната. — И торжественно, даже как будто с опаской, отворила скрипучую дверь.

Мы с Тай Фуном синхронно отпрянули. Из комнаты на нас воинственно выбежал паук на длинных железных ногах, с железным брюшком и железными хелицерами.

Не-е-ет, этот паук был не из тех, кого противно давить и еще противней оставлять в живых. Целиком механический, размером не больше ладони, он привел Миру в восторг, а меня к волевому решению: переезжаю сюда — и точка.

Переезд состоялся не только из-за паука и его фантастической паутины в углах. Я перебралась в осеннюю комнату из-за голых древесных стволов, которые уходят в пол и потолок. Из-за корявых ветвей, где на нитках подвешены блюдца и чашки. Из-за стеганых покрывал. Из-за пестрых витражей с кленовыми листьями (вот где произведения искусства!). Из-за чугунной ванны на львиных лапах, умывальника — на журавлиной ноге, граммофона с коллекцией пластинок. Из-за печатной машинки, небольшой библиотеки и огороженного закутка для химических экспериментов.

Мира тоже с радостью перетащила свои вещички. Тай Фун напросился на новоселье, и вскоре мы втроем разлеглись на мягком ковре — головами к центру, ногами к периферии.

Радость Миры улетучилась в тот самый момент.

— Слушай, — сказала она. — Мне не по себе.

— А?

— Что? — сонно откликнулись мы с Тай Фуном.

— Вот уже который день, — сказала Мира, — что-то неясно зовет меня назад, упрашивает вернуться, подсовывает во снах безликие человеческие фигурки. Они колеблются, по ним проходит рябь. Они как рисунки краской по воде. Растворяются, исчезают. Я боюсь, — дрожащим голосом добавила она, — что это намёк, который рано или поздно превратится в приказ. Боюсь, что не смогу ослушаться.

Глава 8. Вечеринка на полусогнутых

В комнате пахло мёдом и корицей. Уютно горел торшер. Где-то по замку было разбросано еще множество неисследованных комнат, где хотелось бы остаться навсегда.

И не верилось, что они — такое же порождение межпространства, как Мира.

Она почувствовала насущную потребность излить душу и села с непроницаемым лицом, тряхнув золотистыми локонами. Взгляд ее вишневых глаз был устремлён не в здешний пряный полумрак, а в какое-то очень древнее, чудовищное «ничто».

— Не хочу обратно в межпространство, — без интонации сказала она, не мигая уставившись в одну точку. — Там серость и скука. Там у меня отнимут личность. Я стану пустым местом.

Она знала, что говорит. Ей было с чем сравнивать. И было чего бояться.

Безнаказанно удрать из одного измерения в другое? Не выйдет. Жертвам домашней тирании и то редко удаётся провернуть этот трюк без риска угодить обратно в сети к деспоту.

Нечто непостижимое уже тянуло к ней свои липкие щупальца из далекой неопределенности. Страшно было представить, что случится, когда одно из щупалец дотянется до ее рукава.

Мои высосанные из пальца страдания как-то сразу отошли на задний план.

— Да не исчезнешь ты. — Погладила я ее по плечу. — Не выдумывай глупостей.

Вспомнился ненароком разговор студенток в общежитии — про амебоидные сгустки в уборной. Нет, рассказать ей сейчас — значит еще больше расшатать психику. Угроза-то пока неявная, завуалированная. И страхи Миры базируются лишь на чувстве беспомощности. Выходит, нужна хорошая встряска.

Я могу быть убедительной, если захочу. Это тоже мой дар — влиять на людей и подчинять их своей воле. Причем не с помощью ментальной лаборатории и пресловутых прогрессорских способностей. А просто, благодаря некоему внутреннему стержню и удаче, подвернувшейся в нужный момент.

— Ты настолько стала собой, что уже нипочем не вернешься в исходное состояние, — сказала я. — Вот что. Предлагаю ритуал по изгнанию страха.

— Это как? — встрепенулась Мира.

— Развеяться! — воздела палец я.

— Куда на ночь глядя? — сонно пробормотал Тай Фун. Надо же! Сморило беднягу.

«Бедняга» повернулся на бок, придвинулся ко мне вместе с подушкой и цепко поймал в объятия.

— Не пущу! Вам завтра рано вставать и топать на отработку. И в перерывах знания черпать, по чайной ложке…

Последнюю фразу он нещадно скомкал, проглотил финал и уткнулся головой мне в копчик, окончательно угодив в плен к Морфею.

Мира даже рассмеялась. Ну еще бы! Когда Тай Фун спит, он милашка и просто прелесть.

Дом, по всем параметрам чудесный, предоставил нам список увеселительных заведений по первому требованию, сбросив справочник с верхней полки. В приморском городке было где скоротать и без того короткие ночи. «Бандитский Театр», например, где во время спектакля в зал врывались вооруженные липовые негодяи и обдирали тебя, как липку.

Или взять, к примеру, «Пещеру Кошмаров» с уродливыми роботами-автоматонами в человеческий рост. Или кабаре «Пляски Смерти».

Наш выбор пал на кофейню с чересчур уж незатейливым названием «Паучьи Ноги».

— Оторваться по полной? — переспросила Мира после череды размытых уточнений с моей стороны. — Не-а, давай как-нибудь поскромнее. Я бы согласилась оторваться наполовину.

Она была приверженцем полумер. Тай Фун сквозь полудрёму тоже предлагал держаться середины. Двое против одного. Что ж, выдвигаемся к «Паучьим Ногам»!

И всё-таки в наш дерзкий план под кодовым именем «Оторваться наполовину» вкрались некоторые просчеты. Избранная кофейня, как выяснилось, таилась в норе, вырытой неподалеку от пляжа, и не подавала признаков жизни ровно до захода солнца. А вот после — принималась пьяно и безудержно шататься по окраине курортного городка на гигантских паучьих ногах. Ноги были сделаны из нержавеющей стали, кишели шестеренками и доводили округу до тихого помешательства сухими щелчками сочленений.

При должном упорстве и толике везения внутрь механического чудища даже можно было попасть. Вход на покатом боку громадины ни секунды не пребывал в покое и уворачивался от тебя в решающий момент. Но если уцепишься за поручни крыльца, попадание в чрево паука обеспечено.

Когда мы с Мирой опознали это создание по характерной вывеске, светящейся далеко во мгле, ни у одной из нас не возникло желания пойти на попятный. План претерпел изменения, и теперь к нему добавился пункт: «Развеяться любой ценой».

Лишь Тай Фун недовольно ворчал на меня за то, что я организовала ночную вылазку и заставила его пойти с нами. Хотя я-то как раз не заставляла. Сам вызвался. Ибо ну как же он может отпустить Сафро без защиты в этот мрачный, пугающий мир?

Я окончательно воспрянула духом после нашествия Арсения, стряхнула с плеч усталость, выбросила из головы дурь и нагнала паучье кафе с два счета. Схватилась за перила, подскочила — и вот она, Сафро Беззащитная, победительница и бегунья номер один. Не зря качала икроножные мышцы.

Над притолокой болтались на проводах лампочки, а точнее люминесцентные плоды чьей-то больной фантазии. Здесь имелось всё, что угодно, любые геометрические формы, за вычетом традиционных грушевидных.

— Ничего себе! Дармовые кристаллы! — воскликнул Тай Фун у меня за спиной. Забрался-таки, телохранитель. Мира запрыгнула на крыльцо последней.

— Кристаллы? — удивилась она.

— Вам ведь еще не выдавали в академии? — уточнил Тай Фун. — Я рассчитывал, что это произойдет примерно через месяц. Новичкам надолго блокируют доступ к ментальным лабораториям.

— Как раз думала, как бы обойти запреты, — коварно протянула я. И сцапала кристалл в форме конуса.

Тай Фун — этот невозможный зануда — сморщил нос, демонстрируя неодобрение. Мира умыкнула подаяние-пирамидку, спрятала в карман и хитро заулыбалась. Нам предстала всего-то верхушка айсберга. Наверное, внутри ходячего паука был целый склад нелегального добра. Всё для исстрадавшихся студентов первого курса, которые хотят незаконно облегчить себе жизнь и обратить злой рок в бегство.

Кафе-притон, кафе-штаб, кафе-тайник. Нас привело сюда само провидение.

Я без колебаний надавила на массивную бронзовую ручку и толкнула дверь. В конце концов, что за радость торчать снаружи?!

Стоило переступить порог — и в уши мне полился меланхоличный блюз с функцией усыпления бдительности. Над посетителями алело паукообразное «пузо» дирижабля, который якобы застрял в потолке. Ажурная металлическая паутина, торчащая из стен, играла роль вешалок, где вместо одежды болтались на ниточках бутафорские насекомые. По миру членистоногих — всё.

Остальное шло вразрез с тематикой кофейни и представляло собой сборную солянку.

Выпирающие из стен лица с пустыми светящимися глазницами. Канделябры. Коричневые тона. Толстые, покрытые алюминием трубы под потолком. Тесно стоящие столики, вентиляторы, диванчики и деревянные стулья с неудобными спинками. Наполовину разобранная барная стойка, винтовая лестница с узкими сквозными ступенями, уходящая резко вверх. Барометры, манометры и прочие «-метры». Светильники в виде подвешенных на штырях шляп-цилиндров. Небольшое возвышение наподобие сцены, старенькое пианино. Приборы с множеством спирально закрученных трубочек.

Мира обязательно пнёт меня, если при перечислении я что-нибудь упустила.

Посетители? Аудитория внутри паука была вся, как на подбор, спортивная и подтянутая. Ни вам инвалидов, ни пенсионеров. Бодрые и бойкие. Еще бы! Ни инвалиду, ни пенсионеру за механическим чудищем не угнаться.

Дым, источаемый курительными трубками, поначалу застелил от меня вопиющую картину. Это потом я вгляделась, как положено.

За дальним столиком самозабвенно флиртовали Фараон и Каролина. Судя по интенсивности, с которой Каролина строила глазки, а Фараон расточал жемчужные улыбки, кто-то за кем-то ухлёстывал. Причем не безуспешно.

Каролину я узнала сразу. Она сменила образ степенной женщины-профессора на вызывающе-яркий. Я бы даже сказала, цыганский. Черные многослойные юбки, явно позаимствованные у девиц из кабаре. Корсет с откровенным вырезом, где было, на что взглянуть. Алая роза в волосах, красная шляпка, лихо сдвинутая набок. И губы как кровавая рана.

Ко всему вышеперечисленному добавлялся далеко не скромный басовитый смех и громкая речь с излюбленной фразой-паразитом: «Значит, слушай сюда!».

— Ни в какие ворота! — буркнул благопристойный Тай Фун.

— Она шикарна! — с обожанием высказалась Мира.

Я как-то резко позабыла о контрабанде, штабе заговорщиков и прочей ереси. А всё потому, что Фараон вдруг обернулся и сделал мне знак: «Я тебя вижу». После чего поманил пальцем — хитро-хитро.

Пришлось протискиваться между столами, чтобы подсесть к этой парочке.

Примечательный факт: ни качки, ни тряски не наблюдалось. Я уж боялась, шатать будет, на поворотах заносить. Ан нет! «Паука» продумали до мелочей.

По мере моего приближения энтузиазм на небритой физиономии сдувался, как купол аэростата, в котором случилась пробоина. А под конец Фараон так вообще сдавленно хрюкнул.

— Я хотел одной тебе по секрету выложить, а вас тут трое… — озадаченно протянул этот мутный товарищ, с разочарованием поглядывая на Тай Фуна и Миру позади меня. — Ай, была не была! — Он стукнул ребром ладони по столу, и пальцы друг за дружкой проворно сложились в кулак. — Каролина и так все знает. Собственно, на самом деле я студент-самозванец. Мне уже далеко-о-о-о за двадцать, друзья мои. И я хозяин заведения, где мы сейчас находимся.

Он обвел гомонящих посетителей широким жестом собственника.

— Тогда зачем в академию поступили? — напористо поинтересовался Тай Фун и просверлил в нем взглядом дыру.

— Всё просто, друзья мои! — хлопнул в ладоши тот. — Кабинет ректора. Мне нужен исключительно он. И, возможно, кое-какие документы. Не смотрите на меня как на врага народа! Мне всего-то и нужно, что вернуть украденное.

— Ректор у вас тоже украл? — оживилась я. — У него клептомания в запущенной стадии. Иногда он даже забывает, что именно и у кого стащил.

— Мой случай, — вздохнул Фараон. Лицо его болезненно осунулось. — Я не могу припереть Иридиуса к стенке, потому что попросту не вытяну из него никаких сведений. Сколько я за ним гонялся, о! — Он запрокинул голову, после чего затянулся папиросой и выпустил образцовое кольцо дыма.

— А насколько ценна та вещь, что украл ректор? — вклинилась Мира, уместив локти на столешнице и с любопытством подавшись вперед.

— Бесценна! — воскликнул наш самозванец. — Я создал гениальнейшую штуку и как раз собирался приступить к ее испытанию, но Иридиус умыкнул ее буквально из-под носа. Отошел я чаю попить, вернулся — и агрегата как не бывало.

Тай Фун хмыкнул. Ах, конечно! Всякий мнит себя гением, пока не докажешь ему обратное.

Фараон потом еще много чего занимательного порассказал, органично вплетая в повествование элементы своей научной биографии.

На всём протяжении тщеславного монолога Тай Фун хранил презрительное молчание, придавив рвущееся наружу красноречие парой-тройкой правил приличия. Его наверняка подмывало ввернуть какую-нибудь обидную колкость. Знаю я Тай Фуна — если не дали выспаться, будет ходить мрачнее тучи, дуться и портить людям настроение.

А еще он ненавидел тыквенный кофе, который всем нам поднесла официантка — за счет Фараона. Ага, далеко не мистер Совершенство. Но чем больше я находила в нем слабостей и недочетов, тем ближе мне хотелось быть и тем активнее я гнала от себя это невыносимое чувство. Клубок напряжения ширился.

А ведь была еще учеба, сплошные тернии и ни единой звезды. Были наши вдохновенные ночные посиделки с Мирой в мастерской. Судя по всему, наклевывалось также весьма предосудительное дельце, куда Фараон намеревался нас впутать. Держу пари, его детище томилось в каком-нибудь ректорском чулане среди забытой рухляди. Но как бы так вернуть изобретение законному владельцу и не прослыть грабителями?

Я была близка к истине, как никогда. Фараон действительно задумал организовать шайку во имя добра. Каролина с жаром высказалась «за», мы с Мирой согласились помочь спустя минуту раздумий. Тай Фун наотрез отказался.

— Почему, — выдал он возмущенно, — нельзя ректору прямым текстом сказать, что он присвоил чужое?

— Он будет отрицать, — дернул плечом Фараон. — Этот прохиндей всегда так поступает. Да чтобы он признал свою вину! Да ни в жизнь!

Вот скажите на милость, как в объятиях одного и того же человека можно одновременно чувствовать слабость и силу, быть бесконечно уязвимой и ощущать себя бастионом, куда ни одна вражеская морда не сунется? Похоже, такой эффект способен производить только Тай Фун.

Как только мы покинули «Паучьи Ноги» — а точнее говоря, спрыгнули на бугристую землю пустоши за городом, рискуя переломать себе конечности, — Тай Фун исполнил роль страховочной сетки и поймал меня, повалившись на спину. Злостный нарушитель личных границ!

— Лежи, не двигайся, — велел он под вопросительным взглядом Миры. Она ловко приземлилась, успела отряхнуться, расправить шаровары, проводить уходящее в рассвет кафе. И теперь стояла в недоумении. В чем смысл лежания на земле?

— Хочу проверить, — объяснил мистер Лес, крепко сжимая меня под грудью сугубо в исследовательских целях, — вдруг вам фальшивые кристаллы подсунули. Надо проконтролировать, убедиться…

Дальше он медитативно прикрыл глаза и задышал мне в ухо, выдав короткий приказ:

— Вызывай лабораторию.

Куда деваться? Вызвала. Ментальная лаборатория всплыла в подсознании весело и непринужденно.

— Есть контакт! — обрадовался Тай Фун, что-то не спеша размыкать объятия.

— Ну так пустите уже меня! — прокряхтела я, чувствуя себя ни много ни мало подопытным кроликом.

Свободу мне даровали с великой неохотой. И что-то подсказывало, что мистер Контролёр планировал пойти дальше простого слияния лабораторий.

Разгорался восход. Долина встряхивалась, пробуждалась, кивала нам головками колокольчиков и старалась произвести впечатление самоцветами росы, рассыпанными в траве. Прямо сейчас ей проигрывали все ювелирные лавки курорта вместе взятые.

Мы брели по направлению к иллюзорному дворцу, навстречу новому дню, где всё обещало быть по-старому. Изнурительная отработка, лекции. Не исключено, что Арсений снова примется донимать меня своей постылой любовью. Надо бы придумать стратегию сопротивления…

— А меня проверите? — канючила Мира. — Мой кристалл тоже может быть неисправен!

— Эй, ты же вроде должна ходить перед ним на цыпочках и трепетать, — ревниво заметила я. — Совсем страх потеряла.

— С проверкой сама справишься, — бросил на ходу Тай Фун, да с таким видом, словно его только что уличили в жульничестве.

— Но ведь Сафро… — растерянно начала Мира. Я воззрилась на нее, сделав страшные глаза, и приложила палец к губам. Незачем смущать нашего красавчика еще больше.

Мира резко всё поняла и коварно заулыбалась мне в ответ.

За сегодняшнюю ночь — вернее, за тот ее отрезок, когда мы были в более или менее вменяемом состоянии (позже Каролина напоила нас коктейлями), — Фараон извелся, делая намеки и перечисляя преимущества участия в авантюре по поиску украденного изобретения. Он открыто вербовал Тай Фуна в союзники, но на выходе получил лишь презрительную усмешку и отчаялся до такой степени, что заявил, будто он внебрачный сын великого ученого и сводный брат Ранэля и Риваля Мадэн (эти ребята так вообще легенда ходячая).

Я почти поверила.

— Врет как дышит, — сказал Тай Фун.

Каролина осуждающе сощурила на него глаза и пообещала при случае сполна отыграться. Видно, с Фараоном у них и впрямь были отношения.

Уже на подступах к замку Тай Фун сорвал и подарил мне ромашку. Ромашки — эти проныры — везде укоренятся. Даже под жарким южным солнцем.

— Мне снова снился сон о тебе, — как бы невзначай проронил он.

— И что же я во сне делала?

— Убегала.

Я не сдержала нервного смеха.

— В последнее время мне приходится слишком часто убегать. Так что можете не волноваться. У меня первый разряд по умению уносить ноги.

Но тот нахмурился, пародируя дождевую тучу. Коснулся моего плеча, встал напротив и вперил мне в лицо синий проницательный взгляд. Восточный разрез глаз вкупе со строгими чертами северянина делал Тай Фуна поистине экзотичным.

— Прошу тебя, будь осторожна, — произнес он тоном, которым можно было бы заклинать духов.

Между лопаток потянуло холодком. Я поежилась. Ляпнула:

— Ладно, без проблем!

И ускоренными темпами поскакала к замку.

Глава 9. Не тот, кем кажется

Ох и натерпелась я сегодня от Мелинды Крокс! Она подговорила студентов стащить мою сумку и насыпать в нее толченого мела. Ну честное слово, детский сад! Следом меня заперли в туалете. Подбросили жука в ворот платья на лекции по неорганической химии. А лабораторную по молекулярной биологии помешали довести до логического финала (попросту говоря, сорвали). Придирчивая седая преподавательница с извращенным удовольствием влепила мне два балла из максимальных десяти.

Довели меня изверги до точки кипения. Не хватало для полного счастья испариться!

Я прибыла во дворец иллюзий, злая, как черт морской. При желании накопившимся во мне ядом можно было бы запросто отравить весь городской водопровод и залив в придачу. Единственное, чего мне сейчас хотелось, так это запереться в осенней комнате, забраться в ванную на львиных лапах (эдакое место энергетической силы) и сидеть там, пока не полегчает.

Я опоздала: место силы было занято. Его оккупировал Тай Фун.

Он вольготно расположился в ванной и с детским восторгом поглощал мороженое в вафельном рожке.

— О, привет! Вернулась! — отсалютовал он рожком. — Присоединяйся. Только что доставили. Мятное, с кусочками шоколада, — удовлетворенно пояснил он.

Ага, значит, мистер Оккупант любит мороженое. Разносторонний вы наш! Право слово, в другое время его непосредственность меня бы непременно растрогала.

— Уйдите, — неприветливо сказала я. — Хочу побыть одна.

На самом деле я хотела убивать. Не людей — монстров. И первому монстру — внутри меня — требовалась ускоренная расправа.

Душка Тай Фун вновь продемонстрировал необычайную покладистость. Он уперся ладонями в борта ванной, текуче выбрался из нее и, подобрав полы черной профессорской мантии, двинулся к выходу. Поедать мороженое, не сняв мантии? Это что-то новенькое!

Он ушел — и я заняла его место, чтобы обстоятельно пошарить по закромам своей души и нащупать точку опоры. Целый час сидела, прижав колени к груди и пялясь в пустоту. У меня под диафрагмой тоже была пустота. Чем ее заполнить, как не приключениями на ночь глядя? Если что, я тут острить пытаюсь. Сарказм.

Спустя час в дверной проем просунулась златокудрая головка Миры.

— Эй, — сказала Мира, — там у ворот кто-то ошивается. Темно, не вижу.

— Если Арсений, передай, что меня нет.

Мира лучезарно кивнула и отчалила. А меня стало покусывать беспокойство. Так что в итоге я не выдержала: облачилась в одежду потемнее — чтобы не «светиться» впотьмах — и двинулась на разведку, прикидывая, где бы засесть в засаде.

— Сафро просила передать, что ее нет! — услыхала я тонкий голосок Миры, притаившись за фигурным столбом ограды. Резистор полупроводниковый, ну что за наивная простота!

— А я не к ней. Я к тебе, — глухо прозвучало за воротами. — Хочу кое-что показать. Пойдем со мной!

— Мне — с тобой? — удивилась Мира. И оглянулась, словно испрашивая у дворца иллюзий разрешение на позднюю прогулку. Ей и в голову не пришло посоветоваться со мной. А мне не пришло в голову ее остановить. За что впоследствии поплатились обе.

— Хорошо, идем! — сказала она типу за оградой. Отворила певучую калитку и скользнула во внешнюю тьму. А я, разумеется, за ней.

Сутолока мыслей в измученном мозгу мешала выявить потенциальные риски и запастись планом «Б» на случай непредвиденного поворота. Пока я пробиралась за ними полуговым тропам, в уме юлой вертелись вопросы.

Вопрос номер один: зачем Арсению понадобилась Мира? Неужели задумал сделать ее приманкой? Или и того хуже — заложницей?

Вопрос номер два: почему мы направляемся в академию? Ночь на дворе, и там наверняка уже всё закрыто. Хотя что я несу? Безумные ученые штампуются как раз-таки в академии Светочей Прогресса. И им точно неведомо такое понятие как рациональный режим дня.

Время близилось к полуночи. Я решительно не понимала садистов, которые выложили подъездную аллею такими крупными выпуклыми булыжниками. Это ж мало того что укачает в экипаже, так ты себе еще и ногу свернешь, если вздумаешь идти пешком.

Мира и Арсений впереди о чем-то вполголоса совещались. Секретничают — значит заодно? Из-за угла на меня набросилась совсем уж нелепая догадка: Мира — сводница? Глупости какие.

Нет, не может быть.

Стало вдруг как-то холодно и неуютно. Душа затрепыхалась в поисках кратчайшего маршрута в пятки, и я пожалела, что не захватила с собой Тай Фуна (как будто Тай Фун зонтик, да). Но он был поглощен поглощением мороженого и к тому же наверняка всерьез подумывал о компенсации за прошлую бурную ночку в бродячем кафе. Вдобавок, он мог счесть мою шпионскую деятельность явлением нежелательным и элементарно запретить.

А кто не спрашивает, тому не запрещают.

Так что я отбросила мысли о зонтах и покровительстве, чтобы замереть возле статуи очередному гению-самородку (или самодуру, тут уж как посмотреть). Прямо сейчас в рыжем сумраке фонаря Арсений взламывал чёрный ход отеля с мастерством профессионального домушника. А Мира стояла рядом и восхищалась. Похоже, у нее, и правда, отшибло мозги. Либо — версия вторая (и вот жуть-то!) — она пала жертвой гипноза.

Растушеванный свет керосиновой лампы Арсения робко разбавил тьму академии, замаскированной под отель. Хоть ректор и старался всеми силами втиснуть академию в рамки привычного, временами нет-нет да и проскакивало паранормальное. Следуя за Мирой на расстоянии, я то и дело ловила себя на мысли, что атмосфера тут как в фильме ужасов. Хотелось мчаться к выходу сломя голову, а ведь ничего особенного не происходило. Разве что сквозняк завывал, как брошенная собака. И всего единожды надрывно заскрипело под потолком, словно какой-то энтузиаст занялся растяжением металлического каркаса, но потом передумал.

Механический подъемник не работал — пришлось подниматься по лестнице аж на пятый этаж, где некогда мы с Тай Фуном целовались в чулане. Ну вот, зачем вспомнила? Наверное, чтобы кровь прихлынула к щекам, уши начали гореть и рассудок окончательно помутился.

А он помутился. Иначе как объяснить, что я проследовала за Мирой и Арсением прямиком в застланное пылью крыло, где у госпожи Времени имелась полная свобода действий?

Сегодня здесь было многолюдно. Точнее, многопризрачно. По коридору в лунном сиянии малость дёргано перемещались не то привидения, не то полупрозрачные кляксы ростом примерно с крупного бульдога. Эктоплазма в чистом виде. Под ложечкой как-то гадко засосало. Мало им оказалось туалета — слетелись сюда попировать. Ноги стали как ватные, но всё же донесли меня до безопасного укрытия. И там я вдруг с ужасом осознала: деньки нам предстоят крайне безрадостные.

Арсений был сам не свой. Он опустил лампу на пол, усыпанный белой крошкой, повернулся к Мире и страшным голосом произнес:

— Ты должна пойти со мной.

Этот голос был как шелест листьев под мощным ветром. Как неистовство шторма, топящего субмарины и корабли на радость глубоководному спруту.

— Твой час пришел. И лучше бы тебе согласиться по-хорошему, — добавил парень, шипя, как сломанный радиоприемник.

— Но ведь мы уже на месте, разве нет? — пролепетала Мира и принялась мелкими шажками отодвигаться к стене, где лупилась волдырями штукатурка.

В животе у меня заныло от тревоги. Слёт призраков-клякс планировался заранее, причем с целью довольно гнусной. Они намеревались кое-кого поглотить. И до Миры это наконец дошло. Ее руки задрожали, и равновесие было бы безвозвратно потеряно, не приди на помощь облупленная стена.

Глаза Арсения из привычных мышино-серых сделались чудовищными, чуть ли не вампирскими. В них, точно в фарах каких, зажегся мертвенный ближний свет. Деваться от него Мире было некуда. Варианты отступления кончились.

Это раньше она играючи исчезала в стенах. Но теперь не то, что портал — даже ментальную лабораторию вызвать не удавалось. А всё почему? Потому что у кого-то мозги набекрень! Мира забыла кристалл. Я забыла кристалл. Тысяча дохлых спрутов! Мы, как две идиотки, спрятали нелегальные кристаллы в шкатулку, шкатулку засунули в ящик комода, а ящик заперли на ключ — чтобы наш законопослушный профессор не вздумал выкинуть фортель (ну и просто выкинуть, кристаллы — в урну).

Итак, два смертоносных лазерных луча нацелились на мою лучшую подругу. Арсений простер руку — и из-под чересчур уж длинных ногтей выпростались желейные тяжи (вот что значит пренебрегать правилами личной гигиены). Мира пронзительно завизжала, но ее быстро вынудили замолчать, опутав тяжами с ног до головы и залепив слизью рот.

Тогда она издала придушенный писк — и очень напрасно. Почуяв уязвимость жертвы, амёбы-призраки зашевелились. Казалось, все они разом обернулись к Мире, хотя не было у них ни тел, ни лиц.

Тогда Мира извернулась, выплюнула кляп и прибегла к ультразвуку. Пламя в глазах Арсения-мутанта заметалось и погасло. Но вот действие ультразвука кончилось, и малиновый огонь загорелся вновь. Призракам — ни жарко, ни холодно. Они стали выползать и выныривать из всех щелей, медленно стекаясь к добыче и словно бы растягивая ее агонию.

Тогда Мира решила умолять. Разумеется, безрезультатно.

А во мне вдруг снова проснулось желание убивать монстров — притом не только тех, что скрываются в закоулках человеческих душ.

Я на ватных ногах сбегала в чулан.

Я схватила первую попавшуюся швабру и преисполнилась героизма.

Я издала боевой клич и со шваброй наперевес бросилась спасать подругу.

Сегодня твой бенефис, малышка Сафро!

Удар черенком пришелся аккурат по слизистым тяжам, которые выходили из пальцев Арсения. Лично Арсению тоже перепало. Успех! Путы ослабли, пленница сумела вырваться. А я не сразу почуяла опасность. Оставив Миру в покое, на меня пристально, с каким-то маниакальным выражением на физиономии смотрела оболочка Арсения.

Кем его теперь считать? Потусторонней тефтелей? Рабом межпространства? Это ведь оно за Мирой явилось. Приехало в чужом пароэкипаже, притопало на чужих ногах и повадилось светить во тьме чужими глазами. Ух, межпространство, погоди! Попляшешь ты у меня!

Весь страх куда-то улетучился. Во мне бурлила удаль молодецкая. И она же заставляла делать глупости.

— Беги! — крикнула я, когда Мира увернулась от очередного призрака. — Там в полу есть люк!

И нет бы самой люком воспользоваться! Я, как истинная героиня трагикомедий, терпеливо дождалась, пока чудовищные кляксы его не облепят (само собой, после удачного побега Миры), и припустила по коридору назад. Потому что Арсений внезапно прыгнул на меня — как лягушка — из положения приседа. Насилу удалось ускользнуть.

Гляньте-ка, что материя из смежных миров с людьми делает! Был тщедушным слабаком — записался чуть ли не в акробаты. И всё бы ничего, если б межпространство волю не выжирало и не превращало тебя в послушную марионетку.

Но долой философию. Прямо в данный момент я неслась по пустынному коридору, оставив желейные кляксы далеко позади. Чего не скажешь об их командире. То есть об Арсении. То есть о том, в кого он переродился. Этот прилипчивый субъект не отставал даже в своей новой, рабской ипостаси.

Страх, скооперировавшись с паникой, дышал мне в затылок. Я очень надеялась, что Мира добралась до дворца иллюзий целой и невредимой, что никакой другой хулиган, порабощенный межпространством, не стал чинить ей преград.

Я убегала. Враждебное порождение потусторонней материи наступало мне на пятки, сокращая расстояние с каждой спрутовой долей секунды. И когда меня загнали в угол, я четко осознала, насколько была счастлива. Ключевое здесь — была.

Счастье быстротечно. Его, если хотите, можно сравнить с молоком. У него есть срок годности. Его надо выпивать, пока не скисло. То ли дело стерилизованное счастье. Или ультрапастеризованное. Именно таким оно было с Тай Фуном. И я лишь сейчас это поняла. И приняла. И пообещала себе, что если останусь в здравом уме и мое имя не войдет в списки пропавших без вести, если поисковым отрядам не придется прочесывать местность на предмет моего бездыханного тела, то я обязательно воздам Тай Фуну теплом за тепло, любовью за любовь. И будь что будет.

Я в очередной раз сглупила, когда бросила швабру после первой маленькой победы. Чем прикажете защищаться? Обычно в минуты опасности мне на подмогу приходила ментальная лаборатория. Но академия была прямо-таки нафарширована запретами и блокировками.

«Это финиш, крошка. Тебе крышка», — билось учащенным пульсом в жилке на виске.

Арсений меня догнал. Вцепился, как кошка в мышку. И со всей дури швырнул о стену.

«Не так уж и больно», — с обреченностью подумала я, рухнув на мраморные плиты. И увидела во тьме пару тяжелых ботинок.

— А у тебя шнурок развязался.

Арсений на мое замечание коротко ругнулся. Ну всё, сейчас будет бить. Ногами — по почкам.

— Погоди! — выставила я руку. — Ты разве не говорил, что я любовь твоей жизни?

— Чушь! — проревел тот шквалистым многоголосьем. — Ты поверила? Готовься к расплате! Вельмира, как вы ее называете, монстр, порождение тьмы. Ей не место в вашем мире. Ты помешала совершить переправу. Поэтому я тебя уничтожу!

Как вы понимаете, кровавый вердикт он выносил с глазами, горящими, как огни электросварки, и обрывками липких тяжей, свисающими с пальцев. Для полной картины не хватало пламени, вырывающегося изо рта.

Арсений закончил говорить. Арсений принял боевую стойку и приготовился отправить меня на тот свет. Что ж, его симпатия ко мне уже давно приобрела опасную форму.

Но я так и не узнала, какая палитра боли была мне уготована, потому что в дело вмешался добрый рыцарь по прозвищу Фараон. Он как-то очень бесшумно подкрался сзади и в лучших традициях жанра обрушил Арсению на голову тяжелую фарфоровую вазу.

Фарфор с отрезвляющим звоном разлетелся осколками по коридору. Несостоявшегося киллера отправили нокаут, причем судя по растекающейся луже крови, надолго. А то и навсегда. Грешно надеяться на последнее, но я была не в том состоянии, чтобы жалеть своих обидчиков и подставлять вторую щёку. Злорадно плюнуть на могилу нежити — пожалуй.

— Спрут тебя дери! Ты в норме? — склонился надо мной Фараон. — Что ты тут делаешь?

Что я делала? Во-первых, переваривала произошедшее. Во-вторых, оценивала степень своей уязвимости и поражалась тому, насколько хрупкой может оказаться жизнь среднестатистической дуры вроде меня.

— Неужели приступила к поискам моего ненаглядного агрегата? — по-своему истолковал Фараон. — А со мной переговорить? Впрочем, я как раз решил начать.

У меня вырвался хриплый вздох. Пусть думает, что хочет. Только на сегодня Фараон — мой персональный луч в темном царстве, за что прощаются ему любые ошибки.

Я дрожала в лихорадке, поэтому он приобнял меня, усадил в нормальную человеческую позу, укрыл пледом из ректорского кабинета. Арсения же хорошенько связал, запер в чулане и зачистил территорию тряпкой, добытой у того же ректора на полке для обуви. Вот удивится Иридиус Младший, когда его уличат в преступлении! Следы крови на личных вещах и всё такое…

Газовая свеча в когтистой орлиной лапе горела в стенной нише прямо надо мной.

— Так, выкладывай, что стряслось, — потребовал Фараон, покончив с заметанием следов.

— Эти кляксы. Ты их видел?

— Не-совсем-живые? Да, — сказал он серьезно. И выдержал драматичную паузу. — Не знаю, откуда они взялись и как с ними бороться. Я намекнул ректору, что в запретном крыле творятся странные вещи. Он и в ус не дует. Он полагает, что так и должно быть. Совсем кретин.

— Ненормальный! — с нервным смешком согласилась я.

После дождя всегда выглядывает солнце. Звучит жизнеутверждающе, не правда ли? Сегодня моим солнцем был Фараон. Солнцем, которое бьет наотмашь, которое связывает и прячет в чулан твоих заклятых поклонников. Меня немного злило, что солнечную миссию на себя взял не Тай Фун. У него, видите ли, мороженое и тихий час! Ничего, в следующий раз потащу его с собой в любое время дня и ночи. Я почему-то не сомневалась: следующему разу — быть.

Глава 10. Зубастый антидепрессант

Как избавиться от не-совсем-живых? Вызвать клининговую бригаду. Это было первым, что пришло на ум после потрясения. И я искренне расхохоталась.

Фараон проводил меня, хохочущую от упадка сил и переизбытка неизгладимых впечатлений, до самых ворот замка. Щегольски козырнул (мол, прощайте, сударыня, не поминайте лихом) и двинулся прочь, презрев потенциальную угрозу от созданий мрака.

— Спасибо! — крикнула я.

— Если дама в беде, — откликнулся тот издалека, — выручить ее моя святая обязанность!

«Дама в беде». Я несколько раз прокрутила в уме это клише. Нет, ему в моей жизни точно не место. Я всеми силами старалась его избегать. Но оно раз за разом настигало меня и делало грубую подсечку.

Тёплый ночной ветерок потрепал по волосам, как мудрый и надежный покровитель, который печется о моем душевном комфорте. Дворец иллюзий распахнул навстречу сперва ворота, затем парадную дверь и на всякий случай черный ход. Даже код не понадобилось вводить. Чудеса! Впрочем, чего ожидать от замка, который пропитан волшебством, как слоёный торт — медовым сиропом?

И заметьте парадокс: дворец вроде был создан межпространством, но подчинялся ему лишь отчасти (если вообще подчинялся). Потому что, по правилам игры, ему следовало бы давно слопать Миру со всеми потрохами. Материя изнанки, как-никак, открыла на нее сезон охоты.

А тут нате вам — во втором часу Мира, живая-здоровая, на пару с Тай Фуном заедает стресс мятным мороженым! Конечно, без горестных всхлипов никуда. Без сетований на судьбу тоже. Меня даже злость взяла — не за себя, за Миру. Какая она всё-таки мягкотелая! Не нарастила панцирь, не отточила навыки борьбы с межпространством — значит, будет страдать.

Я вошла в осеннюю комнату — и Тай Фун тут же вскинул голову. В его искристом взгляде — индиговой квинтэссенции океанов, морей и горных озер — всколыхнулось что-то мистическое, нездешнее.

Может, в Тай Фуне дело? Может, это он подпитывает дворец и деморализует врага, глуша злые намерения потусторонних сил? Если не отворить Арсению калитку, если не пригласить его внутрь, сам он не войдет. Не сдюжит.

— Сафро-о-о, — заныла Мира, подползая ко мне на коленках по ковру с веселеньким этническим узором. — Сафро, я переживала. Он тебе что-нибудь сделал?

— Совсем немного, — созналась я, потирая ушибленное плечо. О том, что до тяжких телесных увечий не дошло лишь благодаря Фараону, я благоразумно умолчала.

Тай Фун и без того был готов рвать и метать.

— Ушла! — отрывисто произнес он, вскакивая с пола и стремительным шагом приближаясь ко мне. — Не предупредила! Еще и на своего бывшего напоролась! Где болит?

— Он мне не бывший, — обиделась я, уклоняясь от осмотра.

Тай Фун на глазах делался домашним, ручным — чего требовал и от меня. Сгреб в охапку, усадил на софу, устланную цветными клетчатыми покрывалами, и ёмко сообщил, что собирается меня раздеть.

— Чтоб у вас шпангоут треснул! — прошипела я. И явно магическим образом очутилась за ширмой для переодевания. — Сама разденусь! Не смотрите!

— Корсет тоже снимай, — командовал тот, расхаживая по комнате под бахромчатыми абажурами. — Клянусь, если этот гад тебе навредил, я на нем живого места не оставлю.

— Он стал другим! Им завладело межпространство, — причитала Мира, доедая вафельный рожок и щенячьими глазами отслеживая перемещения Тай Фуна.

— Как его угораздило-то?! — из-за ширмы отозвалась я.

— Не исключено, что он проник в бывшую лабораторию Штиля, — поделился соображениями Тай Фун. — Хотя как, если там всё запечатано? И зачем ему туда соваться, ума не приложу. Но другого объяснения нет.

Я кое-как прикрыла части тела, которые цензура велит прятать от общества, и вышла, сгорая со стыда.

Меня осмотрели, смазали синяки заживляющей мазью, обработали царапины. Тай Фун проделывал всё это с такой сногсшибательной нежностью, что на время процедур подруга предпочла сбежать в соседние неисследованные покои. Мы остались наедине.

— Что у вас с Мирой за связь? — спросила я, оглядываясь на него через плечо и практически напрашиваясь на прикосновение. — Это ведь вы сдерживаете дурной нрав межпространства здесь, в замке?

Тай Фун заботливо наклеил последний пластырь мне на шею. Удручающе внимательно заглянул в глаза — и выронил на ковер пузырёк с борной кислотой. Надо полагать, нарочно.

— Связь? — переспросил, нагибаясь. — Чтоб я знал. Но Мира перестала дичиться, и это к лучшему, — с хрипотцой добавил он, удовлетворенно оглядывая залатанную меня.

Стало вдруг ужасно неловко, захотелось немедленно одеться. И лучше бы в броню. Я вскочила, чтобы вернуться за ширму (всё-таки пара кусков ткани на лямках — защита сомнительная). И почему-то именно сейчас злодейке судьбе вздумалось пошалить.

Я споткнулась о ногу Тай Фуна, вцепилась в него исключительно для балансировки и невзначай увлекла за собой. Затылком уже чувствовался приближающийся пол, но законы гравитации исказились персонально для нас двоих — мистер Лес расторопно подхватил меня, заведя горячую руку за пояс, и чудом удержал равновесие. После чего аккуратненько опустил на ковер, нависнув надо мной в упоре лёжа.

Пульс рвался на синкопы. Боязно было лишний раз вздохнуть. Он склонялся всё ближе и ближе. Я тонула, я неумолимо шла на дно, барахтаясь во взгляде его широких миндалевидных глаз. Он уже ласкал дыханием мои губы, но потом неожиданно резко отстранился. Передумал?

Подводное течение в глазах мистера Океана чуть было не унесло мою жизнь. Я села, хватая ртом воздух. Во мне кипела досада: почему? Что еще за шутки такие? Требую продолжения!

И тут от Тай Фуна поступил самый обескураживающий вопрос:

— Скажи, ты меня хоть капельку любишь?

— На три четверти, — чистосердечно призналась я. И выдала наиглупейшую улыбку: — В темпе вальса.

Тай Фун состроил шутливо-озадаченную мину.

— А что насчет четвертой четверти? Она не дает мне покоя. С четвертой четвертью надо что-то делать, не находишь?

Я бы покривила душой, если бы обошлась без знаменателя.

Смогу ли я полюбить кого-то искренне, во всей полноте, не дробя чувства на десятые доли? Ответ напрашивался отрицательный. Нет такого человека. Вернее, есть, конечно. Но он столь идеален, что не существует.

Тай Фун твердо вознамерился поработать над четвертой четвертью моей любви. Мистер, чтоб его, Перфекционист. Всё или ничего. Он вдруг набросился на меня с провокационной улыбкой, опрокинул обратно на ковер и алчно припал к губам, порождая волны мурашек по спине и слабую уверенность в завтрашнем «как обычно».

Утреннее радио разрывалось от новостей. Утренние газеты повально твердили об одном и том же. Глобальная катастрофа. Аномалия, которая разрастается, как на дрожжах. Канал в иное измерение — точно раковая опухоль — ширится и не поддается контролю. Его не сдержать. Он вышел за пределы заброшенной лаборатории доктора Штиля, и теперь захватывает всё новые и новые участки. А лейтмотив всей этой скверной драмы — мутация и распад.

— В операции по предотвращению последствий задействованы лучшие специалисты, — трагично вещал диктор. — Мировое сообщество предсказывает гибель…

Надо же! Поначалу мы приняли радио за магическую кашеварку. Тай Фун разгневанно и сонно запустил в него подушкой (мимо!), перевернулся на бок и, забросив руку мне на талию, умиротворенно засопел над моим ухом.

Даже не переоделся — так и заснул в выходном костюме. Кто ему заломы на ткани разглаживать будет? Мистический утюг?

Солнце ворвалось в осеннюю комнату с целеустремленностью полицейской ищейки и принялось дотошно обшаривать углы на предмет доказательств нашей безудержной страсти. Но я отчетливо помнила вчерашний финал. Поцеловались (все равно что гриф секретности поставили) — и баиньки. Без всяких улик и нескромных подтекстов. Никакого компромата. Наша с Тай Фуном сладкая тайна останется при нас.

Я с наслаждением потянулась. В комнате пахло розмарином и мятой. А прямо под боком притаились заспанные ароматы леса, океана и вересковой пустоши. Они коварно оказывали на меня дурманящий эффект. Блаженство вот так лежать. Пускай бы непрошеной гостьей нагрянула зима с ее лютыми морозами, метелями, сугробами и обвалившимися показаниями на термометрах. Я бы не возражала, если бы ртутные столбики ушли глубоко в минус и в курортном городке объявили чрезвычайное положение. Чем холоднее, тем лучше. Заморозки рождают спрос на жаркие объятия.

Эх, валяться бы в постели вечность! Чтобы не нужно было никуда бежать. Ни на работу, ни на занятия…

Стоп! Я резко села и отбросила одеяло. Тай Фун рядом недовольно зашевелился и попробовал увлечь меня в свое гравитационное поле, обратно в царство грёз и беспечности. Не тут-то было.

— Лекции! — взвыла я. Язык ворочался как чужой. Голову точно ватой набили. — Отработка! Где спруты носят Миру?!

Радиоприемник на инкрустированном столике уныло бормотал, что, дескать, сейчас десять часов дня и солнце уже чуть ли не в зените. Проспала. Опоздала. Вот ужас!

— Спокойствие! — непререкаемо велел Тай Фун, восставая из-под одеял, как из пепла. — Никаких лекций и отработок. Сегодня выходной. Суббота.

Сказал — и без зазрения совести вторгся в мое личное пространство, сомкнув руки на поясе и умостив подбородок на плече. Я глянула на нас в огромное трюмо у стены напротив (тяжелая медная рама не то с глазастыми тыковками, не то с черепками) — и чуть не скончалась со смеху… От умиления. Сквозь слёзы.

Обычно Тай Фун по-пижонски зачесывал волосы назад, и смотрелись они как черный шёлк. Сейчас же в его восхитительно-небрежной прическе заплутало солнце. Лохматый, добродушно-хмурый, еще более притягательный в своей непосредственности и простоте.

Если бы однажды его похитили, а после заставили меня выбирать одну из сотен копий-подделок, я бы безошибочно выбрала настоящего.

— А вам так больше идёт, — сказала я. — Прикажу дворцу, пусть сотрет вашу расческу в пыль.

И, глупо хихикая, сползла на пол во избежание мести. Тай Фун мигом сообразил, что от него требуется. Он обратился в беспощадного преследователя и, подцепив вирус под названием «Хохот Нелепый, Идиотский», настиг меня за считанные мгновения…

Звуки борьбы за нашей дверью любой сторонний наблюдатель вполне мог бы счесть сигналом к принятию мер: вломиться, пресечь насилие, вызвать жандармов и всё в том же духе.

Странно, что Мира не вломилась. Ой, не к добру!

Вчера она улизнула из спальни. Ее, видите ли, смущает, когда разные до безобразия харизматичные персонажи наклеивают пластыри на полуобнаженных девиц, изукрашенных царапинами и синяками. Улизнула — и как сквозь землю провалилась.

— Разделимся, — предложил Тай Фун. — Надо ее найти. — И взял курс на монументальную лестницу, которая была вырезана в скале далеко в глубине коридора и являла собой истинный шедевр абстракционизма.

Не любила я разделяться. Но что поделаешь? Шагом марш в противоположную сторону, лентяйка!

Мой шпионский нюх без специальных шпионских курсов и сертификата упорно притворялся мертвым. «Нет меня, забудь». Интуиция заразилась дурным примером, заключила с нюхом союз и категорически отказывалась выполнять свои обязанности в заколдованных дворцах. Единственное, что она подкидывала время от времени, так это нехорошие предчувствия. Вот и сейчас меня посетило одно из них.

«В доме завелся источник хаоса!» — гласило оно.

«Ха! — подумала я. — Дом сам по себе уже неслабый источник хаоса!»

Но всё-таки поспешила в гостиную, откуда вдруг стали доноситься знакомые и очень настораживающие звуки. С непокорной дочерью межпространства разберемся потом.

Замок иллюзий негодовал.

«Что за мохнатый проныра отправился в одиночный патруль по моей территории?!»

Внимание всех зачарованных и намагиченных существ дворца иллюзий слеталось к мохнатому проныре, как стая голубей на хлебные крошки. Я шла, и передо мной больше не распахивали двери. Поднос с печеньем к чаю невидимые духи в последний момент неуклюже брякнули о столешницу и упорхнули в неизвестном направлении. Меня буквально отказывались обслуживать, как будто я и есть виновница вторжения.

К слову, о крошках. Кто-то рассыпал их по коридору эдакой путеводной нитью (А ну, найди меня!). Ни за Мирой, ни за Тай Фуном подобного раньше не водилось. Из чего следовал вывод: накрошил новенький. И он же падок на крекеры.

Я принюхалась, безошибочно определив душок стираного шерстяного свитера. Ага! У проныры имеется шерсть. Еще в комплект наверняка входят хвост и две пары ловких лап. Я подхватила полы черного жатого платья до пят (Мира соорудила его в одну из ночей, после того как заполучила контрабандный кристалл) — и, осененная догадкой, со всех ног рванула к выходу. Волна недоумения незримых существ-прислужников в кои-то веки понеслась на меня: эй, она что, собралась умотать из нашего элитного дурдома?!

Но нет. На полпути я чуть было не споткнулась о енота и вовремя отскочила, чтобы не отдавить ему хвост. Вот она, заветная цель! Мой маленький зубастый антидепрессант.

— У-Ворюга! — воскликнула я, беспардонно сцапав его за морду. — Ты как сюда попал? И почему один?

Объяснение дало о себе знать очень скоро. Оно топталось у ограды, подняв на плечо зонт-трость, как алебарду. Задирало голову, присвистывало, поправляло шляпку на буйных кудряшках. А во взгляде сквозила восторженная придурь столичной аристократки, которую занесло в край Превосходных Степеней и которая уже набросала план развлечений на неделю.

Собственно, Гликерия. Высокая, фигуристая. С причудами и авантюрным складом характера. А еще рыжая до невозможности. На месте первого встречного я бы уже давно окатила ее водой из шланга с воплем: «Горим!»

И ей, в отличие от енота, сквозь глаз пролезть не удалось. Во-первых, габариты не те. Во-вторых, багаж. Личности, обремененные багажом, всегда успевают меньше и приходят к финишу вторыми. Груз, к которому ты привыкаешь, неумолимо тянет на дно, когда нужно срочно всплывать. Вот он, повод не привязываться к материальному.

Но, кажется, я отошла от темы.

Неделя. Именно столько, согласно письму, Гликерия намеревалась продержаться у меня в гостях.

Я открыла ей калитку с предосторожностью: ну как Арсений в засаде сидит? Впрочем, Арсений в любой из своих ипостасей наверняка убоялся бы связываться с этой боевитой дамочкой. Ибо Гликерия приехала мало того, что с енотом, от которого никому нет житья, но вдобавок и без попутчика, что само по себе говорило о многом.

Так что если парень всё же решит напасть, то и поделом ему.

— Привет-привет! — сказала она и бесцеремонно протиснулась во двор в своем широком лиловом платье с множеством юбок и подъюбников.

Я подвинулась, чтобы пропустить едущий за нею чемодан на колесиках — он жужжа следовал за хозяйкой без всяких выдвижных ручек. Очередной продукт инженерной мысли и детище прогресса.

— Одна тут живешь? — осведомилась Гликерия. Ее глаза азартно заблестели, и разве что на лбу не высвечивалось: «Ух, покутим!»

— С Мирой, — сказала я. — С Тай Фуном, — добавила чуть тише.

К азартному блеску в глазах подруги примкнул шальной.

— О! — произнесла она нараспев. — О-о-о! Взрывоопасная смесь! Ди-на-мит!

— Вот уж ни капли, — буркнула я и поспешила разместить эту чудачку в гостиной. Пусть подождет, пока я выужу из недр дворца Миру с Тай Фуном. А там уж они приложат ее своим неистощимым обаянием так, что мама не горюй.

Глава 11. Башня, которой нет, и хвостатое недоразумение

Вычурное и необычайное дворец иллюзий выставлял напоказ пунктиром. Есть — нету — есть — снова нету. Когда экспозиция диковин в третий раз прервалась, Тай Фун обнаружил Миру в локации «поле для гольфа», за одной из филенчатых дверей, которые по дизайну приближались к современным стандартам. Даль тут была бескрайняя, образцово-зеленая, с дымкой на горизонте, словно кто-то смазал подушечкой пальца карандашную линию. И свежести хоть отбавляй.

Мира принадлежала к разряду тех, кто масштабно грустит и умело распоряжается своим одиночеством в периоды душевных неполадок. Она замахнулась клюшкой резче, чем следовало, и выполнила свинг, отправляя мяч к красному флажку на шесте. Результат плачевнее некуда.

— Уровень стресса, — сказал Тай Фун, приблизившись, — зашкаливает. Эффективность от таких ударов нулевая.

Мира вздрогнула и повернулась к нему вполоборота. Сумасбродно-отважная, с кругами под глазами — свидетелями запущенной бессонницы. Весь ее всклокоченный, обреченный вид говорил о том, что она готова к апокалипсису прямо сейчас. «Конец света разразится с минуты на минуту. И не пытайся меня переубедить».

— Ты напряжена и сбилась с правильного ритма, — диагностировал Тай Фун, подступая ближе. И взял ее дрожащую руку в свою — теплую и крепкую. — Давай научу, как надо.

Рукоятка клюшки оказалась в двойном захвате, и Тай Фун приступил к восстановительной терапии. Принять верную стойку, качнуть клюшкой перед началом удара и отвести ее плавным движением. Хорошо, когда есть мяч для гольфа, на который можно замахнуться. По которому можно бить. Который уносит за грань вселенной все твои тяжеловесные, растревоженные мысли.

Хорошо — в одиночестве. Но если рядом друг, способный докопаться до сути, — с другом лучше.

— Почему ты не боишься замка? — спросил Тай Фун после пары сносных ударов. — Ведь он слеплен из того же теста, что и ты.

Мира вдруг швырнула клюшку на траву и вцепилась в лацканы его пиджака. Глянула пронзительно в самую душу. В душе было на удивление прибрано и просторно. Такое обычно, едва заселившись, вытворяет любовь.

— Не уходи. Не оставляй меня, ладно? Иначе не-совсем-живые, как пить дать, разберут меня на запчасти.

Она поджала губы в траурную скобу и для наглядности с выражением чиркнула ногтем себе по горлу.

Тай Фун от столь категоричного требования часто заморгал и с трудом подавил в себе желание дать дёру. Не по-мужски это как-то. По-мужски — подставлять плечо и сносить все тяготы бок о бок с теми, кому ты обязан жизнью. Странное чувство. И с какой такой стати он обязан жизнью Мире?

Ответ вихрился в уме смерчем, задевая сердце. В воронку смерча никак не удавалось заглянуть.

— Не пропадай, — слёзно попросила Мира. — Когда ты в замке, он словно бы добреет. Есть в тебе что-то особенное. Родное.

«Частица меня», — чуть было не добавила она, но поспешно прикусила язык.

Не надо ему знать. Ну правда, незачем ворошить прошлое. Спасла и спасла. Подумаешь, великое дело! После взрыва в лаборатории, когда разверзлась дыра в межпространство, Мира вышла из нее безликой сущностью и даровала Тай Фуну каплю потусторонней энергии — энергии целительной, пробуждающей от смертельного сна. Но тот решил, что выкарабкался лишь благодаря стараниям Каролины. Потому что Каролина действительно много сделала. Потому что именно она склонялась над ним, когда он очнулся.

— В полнолуние, — сказала Мира подавленно, — неведомая сила очень настойчиво зовет меня назад. А когда ты поблизости, зов слабеет. Становится как комариный писк в отдалении. Комар кружит по комнате в надежде испить кровушки, но никак не может до меня добраться, потому что я лежу на кровати под защитной сетью. Образно говоря.

— Защитная сеть — это я, значит, — усмехнулся Тай Фун. — Так может, и вовсе из кровати не вылезать, в полнолуние-то?

Брови Миры сложились домиком.

— Издеваешься, — вымученно улыбнулась она.

Я злостно подслушала их разговор, притаившись в кустах самшита (кустики мои ненаглядные, вот всегда-то вы растёте в стратегически важных местах!). Знаю-знаю, подслушивать — вредная привычка. Искоренить бы ее. Но привычки на то и вредные, что от них нипочем не отделаться.

— А почему бы тебе вообще не съехать из замка? — выдвинула предложение я, стараясь не показаться грубой. — Поселиться, скажем, в походном мобиле…

Честное слово, никогда не видела таких квадратных глаз у людей, перед которыми я появлялась из кустов. Тай Фун и Мира — первые.

Мира с квадратными глазами отрицательно помотала головой.

— Межпространство не даст мне покоя! Прослойка между измерениями прохудилась, сгустки материи плодятся как сумасшедшие. Ты и сама видела: они уже в академии. Что может их остановить? Здесь я хотя бы в относительной безопасности, — сказала она и затравленно оглянулась на своего новоявленного телохранителя.

Я смолчала, но дала себе обещание, что обязательно, всенепременно заклею эту спрутову прослойку между измерениями хоть малярной лентой, хоть чем. Ради подруги? Конечно. Ради того, чтобы она больше не нуждалась в Тай Фуне. Чтобы перестала цепляться за него, как за спасательный круг.

Пока мы втроем торчали на поле для гольфа, дворец иллюзий заскучал и ударился в авангардизм. Причем трехмерный. На выходе из пространственного тайника нас ждала инсталляция под авторством шизофреника, укушенного вдохновением. Геометрия слетела с катушек и впопыхах выстроила своих подопечных без всякой связи с логикой. Дьявольский камертон — оптическая иллюзия трезубца — враждебно наставил на нас не то бруски, не то цилиндрические стержни. Под арочными сводами на цепи медленно вращалась латунная многолучевая звезда. Невозможный треугольник — стоило глянуть на него под другим углом — тотчас раскрыл нам карты: «А я и не треугольник вовсе, нате-ка выкусите!»

— С ума сойти! — поёжилась Мира и, обняв себя за плечи, побежала вперед, прочь из этого музея современного искусства.

Она до сих пор была как на иголках, и я очень надеялась, что сегодняшняя встреча с Гликерией обойдется без истерик, битья тарелок и потери сознания. Потому что Гликерия та еще штучка.

К счастью, обошлось. Едва завидев енота, Мира пришла в умиление. Енот, завидев Миру, почуял в ней неизведанное, пришел в ужас и шустро ускакал от греха подальше. Мира, разумеется, рванула за ним. Она проехалась по луже воды, которую У-Ворюга собирался превратить в ручей для традиционной стирки ценных бумаг. И благополучно ускользнула от светской беседы в смежные необитаемые апартаменты.

Оттуда донесся грохот не устоявшей мебели, а чуть погодя — когда сущность из межпространства сграбастала енота — возня и озорной смех. Два опасных психа объединились! Спасайся кто может!

Сей акт самовыражения гостья оценила по достоинству. Соревноваться с Мирой в эпатаже у нее не хватило бы смелости. Так что Гликерия лишь вздохнула и с изрядной толикой зависти спросила:

— Она у вас всегда такая пришибленная?

— Только в полнолуние, — блеснул остроумием Тай Фун. Его неожиданно игривая улыбка тоже блеснула — в солнечном луче, который прорвался сквозь гардины.

Впрочем, его быстро осадили.

— Костюмчик не ахти, — цокнула языком Гликерия и бестрепетно тряхнула копной рыжих кудряшек, отгоняя муху. — Глядя на вас, хочется плакать и слать вашей родне ящики с гуманитарной помощью. У вас ведь есть родня?

— Брат, — опешил Тай Фун.

— Брат — это не то, — по-взрослому занудно изрекла она. — Вам бы жену.

Я тоже порядком растерялась. Как так? Гликерию что, не пленил его бархатный голос? Не взяла за горло красота, выворачивающая душу, как вор — карманы? Не опалил костер, полыхающий на глубине его глаз? Лично мой здравый смысл в последние дни сгорал на этом костре быстрее, чем солома.

А потом я вспомнила, что через месяц Гликерия собирается замуж. За одного из братьев Мадэн. Не за того, кто владеет географическим обществом и шлет всех подряд в аномальные зоны. За другого — который вечно протирает штаны у себя в ангаре, переделанном под авиаремонтную мастерскую. Совсем скоро ей под венец, а потому долой легкомыслие! Практичность и снобизм, чувствуйте себя как дома!

По правде говоря, такие перемены в подруге мне ох как не нравились. Следовало срочно вернуть прежнюю Гликерию, пока эта новая, усовершенствованная модель не принялась на каждом шагу высокохудожественно грохаться в обморок, сооружать у себя на голове сложные небоскребы, выготавливать сложные блюда и изъясняться сложным языком, окончательно переродившись в меркантильную сволочь.

— Идем, — сказала я и потянула ее за руку. — Покажу тебе башенки.

Загвоздка состояла в том, что я не могла взять в толк, как до этих самых башенок добраться. Они висели в воздухе над прослойкой тумана и изо всех сил демонстрировали, что к сверхъестественным выкрутасам замка абсолютно не причастны.

Каменная лестница, исписанная замысловатыми золотыми закорючками, штопором вкручивалась в потолок. Туда мы с Гликерией и направились. И взбирались по ступеням долго и мучительно. И Гликерия, которая метила в дамы благовоспитанные, кривилась как от зубной боли и разражалась потоками отборного сквернословия.

— Сколько еще топать? Я себе все ноги стёрла! — Далее шло непечатное выражение. — Зачем я полезла с тобой на это орудие пыток?!

В прошлой, беззаботной жизни она обула бы мягкие башмаки, скакала бы по ступенькам горной козочкой и хохотала, как ненормальная. В новой жизни у нее были каблуки, неудобные колодки, тяжелые подолы и убеждения.

Но мы всё-таки добрались до вершины.

Наше изматывающее восхождение увенчалось зубчатой башней — огромной, черной, будто обугленной короной двуличного короля, который с виду паинька, а на деле жестокий завоеватель с замашками изувера. Что ж, смиримся с мраком, ведь тем разительней контрасты. У Гликерии, по застарелой привычке, тотчас отвисла челюсть, а в зрачках зажглось по задорному огоньку.

— Водопа-а-а-ады, — зачарованно протянула она.

Ну да, главного-то я не сказала. В промежутках между зубцами медленно текли водяные зеркала. Голубоватая вода явно магического происхождения струилась с неразличимой высоты, ниточками затекала в швы между антрацитовыми камнями и выдавала загадочные вспышки разной интенсивности: по дюжине в минуту.

Интересно, а не грозит ли нам затопление? И что случится, если сунуть в зеркало палец?

Второй пункт Гликерия привела в исполнение, пожертвовав благоразумием в пользу науки.

— Зашибись! — высказалась она, вынув палец из текучего зеркала. Видок у нее при этом был такой, словно ей только что пообещали вечную жизнь и горы золота в придачу.

До чего же всё-таки действенный метод — забраться повыше с подругой, которая задалась целью стать нормальной. Мне впервые было приятно наблюдать, как крыша у человека съезжает назад, на законное место, как сквозь эту крышу вновь становятся видны небеса, перелетные птицы и верхушки шатающихся елей.

— Слу-у-ушай, — взволнованно сказала Гликерия. — Да ведь это же порталы!

Она шустро отвязала длинный пояс своего платья, вручила мне один конец, а другим основательно замоталась и закрепила удавку тройным узлом. Такое себе снаряжение.

— Если упаду, не порвется, — пояснила она. — Держи крепко!

И прежде чем я сообразила, что затевает эта оригиналка, она взяла разбег и с оглушительным визгом сиганула в ближайшее зеркало, не дожидаясь чуда. Я вцепилась в конец пояса мертвой хваткой. Но тянуть не пришлось. Никто не упал, никому не потребовалось вызывать экстренную службу. Какое облегчение!

Пояс протянулся перпендикулярно зеркальной глади и ощутимо дёрнулся. Гликерия на той стороне звала меня за собой.

Я попалась на крючок собственного любопытства, и теперь не оставалось ничего другого, кроме как ввязаться в авантюру вслед за Гликерией и шагнуть в водопад.

И тотчас я ощутила покалывание во всем теле. Иглотерапия, не иначе. За иглотерапией последовала ароматерапия. Кто-то не пожалел древесного парфюма и эфирного мандаринового масла. Щедро распылил праздничный коктейль мне в лицо, да так, что я даже расчихалась. А перед глазами колыхалась лазурь. Вспыхивали и гасли нежно-голубые созвездия. И я плыла в этом бесконечном океане, дивясь спокойствию, что разливалось по телу.

Океан схлынул резко и непредсказуемо. Оп! — и я барахтаюсь на берегу. Условно барахтаюсь, конечно. Меня быстренько втянуло в другой водоворот. Куда более шумный и яркий. Огни мигают, музыка гремит, фиолетовый шар под потолком знай себе, вертится.

Да, я попала прямиком на дискотеку. И с Гликерией мы тут были не одни.

Глава 12. Чудища и чемоданное настроение

Играла губная гармошка. Взрывались ударные. Имитируя горный поток, колдовски пел варган.

Бесилась скрипка, сходили с ума цимбалы.

Заходились в шаманской пляске чудища.

Их было чуть больше двух дюжин. Подобия грозовых туч, сбитые из монотонно-серого плотного тумана, они напоминали ожившие тени.

Эти тени ни секунды не стояли смирно. Тут и там мелькали то ветвистые оленьи рога, то хохолки и птичьи лапы. У некоторых из головы будто деревья росли. Другие могли похвастать ушами пустынных лис. Проскакивали уши зайца и рыси. Лапы трех— и четырехпалые. Глаза-пуговки, острые вытянутые носы.

Были здесь и существа, похожие на филина. Были и гладкие, и те, кто отрастил мохнатую шубку из грифельного тумана. А иные рассекали над головами, совсем как привидения — молча, отрешенно, по своим таинственным нуждам.

Один такой раздутый призрак без глаз и носа наткнулся на нас с Гликерией — и тотчас прошел насквозь. И я уже приготовилась истошно визжать от ужаса, как вдруг неожиданно отлегло. В углу башни я заметила сваленные в кучу саквояжи — с туристическими наклейками, бирками и прочими опознавательными знаками.

До чего же буднично и заурядно! А то, что саквояжи скалятся и рычат, так это ерунда и, вообще, дело десятое.

— Йей! — вскричала Гликерия, у которой отлегло не меньше моего. — Айда веселиться!

И, воздев руки с оттопыренными указательными пальцами, бочком вклинилась в гущу созданий мрака.

Ее кураж расценили как агрессию.

Чудища всей толпой дружно отхлынули к противоположному концу дискотечного зала и уставились на нас, моргаяглазами-пуговками, шевеля ушами и спесиво морща носы.

Свет по-прежнему мигал, потолочный шар-отражатель продолжал беззаботно вертеться, отбрасывая на стены световые пятна.

А музыкальные инструменты разом затихли. Только трещотке было плевать на протест. Она трещала, пока не высунулась из толпы пушистая теневая лапа — чересчур уж длинная — и не стукнула по ней с чувством некоторой досады.

— Вы кто? — спросили у нас глухим голосом.

— Мы-то? — не растерялась Гликерия. — Мы люди. А вы кто такие и откуда взялись?

Чудища зашептались между собой, но так и не договорились, кого отрядить на дипломатические переговоры.

— Мы на поезде прибыли, — буркнуло создание с оленьими рогами.

— У-ху нас съезд, — вставил туманный филин. — Скоро у-ху-едем.

— Межпространство, — вздохнул графитовый лис. — Велит возвращаться. А мы против.

— Мы ищем смысл жизни, — промурлыкал обладатель ушей с кисточками, изогнувшись на задних лапах. — Пока безуспешно. Почва зыблется.

— Здесь безопасно, — прогудел гладкий, как коленка, призрак. — Но мы не уверены, что нас здесь примут.

Гликерия — беззастенчиво-рыжая и наглая, когда припрёт, — взяла на себя слово вместо меня, Миры и Тай Фуна.

— Примут! Еще как примут! Куда денутся, да? — И с лукавым прищуром обернулась ко мне.

— Места много, — пожала плечами я. — Что поделаешь, оставайтесь.

Ох, как тут припустили барабаны! Как расщедрилась на пассажи скрипка! Чудищ вынесло обратно, в центр зала. Они возликовали и принялись отплясывать чудовищней прежнего. А с ними вместе завертело и нас с Гликерией.

— Эй, а что такое межпространство? — успела спросить она, прежде чем ее утащил к себе в пару безликий кавалер с рогами лося.

А затем солнце и луна слились воедино. День смешался с ночью в пропорциях достаточных для того, чтобы опьянить и запутать. Не было ни забот, ни судорожной беготни мыслей. Музыка гремела, свет вспыхивал и отражался. В зрачки заползал блестящий туман, стирая воспоминания, от которых нет никакого толку.

Я ни о чем не жалела. В конце концов, ты слишком многое теряешь, если хотя бы изредка не теряешь голову.

Мы выбрались из водного портала, смутно прикидывая, какое сейчас число, месяц и год. Нас изрядно шатало.

— Давай в другую башню, — пробормотала Гликерия. — Спать хочу, хоть убей.

И наугад поковыляла к следующему текучему зеркалу.

— Погоди, — сказала я.

Посередине обугленной "короны" ни с того ни с сего материализовался указатель. Расправленные веером деревянные стрелки были пусты. Межпространство милостиво предоставило мне иллюзию выбора. Мол, назови сама, как душе угодно. Стань первым человеком, раздающим имена в новом мире.

Я вооружилась кистью, которая стояла тут же, в ведерке с тушью, и, немного поразмыслив, вместо "Хамелеона", который сюда так и напрашивался, написала на стрелке: "Забыться". Глаголы шли дискотечной башенке куда больше, чем существительные. Если вы понимаете, о чем я.

Гликерия почувствовала себя как рыба в воде ровно со второй попытки. Портал, выбранный наобум, привел нас в химическую лабораторию чьей-то мечты.

— Ах! — сказала Гликерия.

А потом еще:

— Ого!

— Умереть не встать!

И пиратское ругательство, от которого уши у меня оперативно свернулись в трубочку.

Означало это лишь одно: Гликерия на седьмом небе от счастья. Ну а что? Она, как-никак, штатный химик в географическом обществе. Страсть к экспериментам была у нее в крови. А обилие всевозможных реактивов и приборов делало ее до ужаса сентиментальной.

Кроме того, представьте себе башенку, которая изнутри выглядит как резная шкатулка. Вот буквально: что ни полка, то филигранная резьба по дереву с претензией на мировой шедевр. Что ни гобелен — то врата в иную реальность.

Вообразите стопки толстых книг, приминающие красную драпировку на столах. Аккуратные светлые лесенки с резными балясинами. Пуфы родом из старины. Сундуки, флакончики, колбочки, пузырьки и прочие занимательные резервуары с не менее занимательным содержимым. Добавьте сюда загадочное верхнее освещение, немного душистой зелени в горшках, пару паучков, всеми нами горячо любимых.

Помножьте перечисленное на ту самую страсть в крови — и на выходе вы получите химическую реакцию, которая произошла у Гликерии в мозгу.

— Решено! Бросаю работу! — заявила она, сияя сумасшедшей улыбочкой от уха до уха. — Буду здесь жить и ставить опыты, пока не помру!

Она затолкала свою усталость куда подальше и, приплясывая от нетерпения, дружелюбно выпроводила меня за дверь (точнее, в портал).

Снаружи нещадно лил дождь — злой и колючий. Он смывал надпись с указателя "Забыться" и остатки моих сил с ослиным упрямством исполнителя, который слушается чужих приказов, но никогда не использует по назначению собственный ум.

Пока я дотопала до винтовой лестницы, вымокла до нитки. Давненько же со мной такого не было! Разбита. Выжата, как лимон на плантации у Каролины. Завалиться бы на первый попавшийся диван да как следует вздремнуть.

Я спускалась по спирали, истекая дождем. В замке иллюзий звучало фортепиано. У нас что, клавишный призрак завелся? И с каких это пор меня так усыпляет фортепианная музыка?

Впрочем, сейчас меня усыпляла абсолютно любая сложносочиненная галлюцинация. Презрев водные процедуры и чистку зубов, я кое-как доползла до осенней комнаты, бухнулась на кровать под балдахином и, к своему огорчению, не обнаружила на ней Тай Фуна. Где же вы, мой невероятный мистер Снотворное? Вечно где-нибудь ходите, когда мне нужна ваша крепкая рука… Чтобы взбить ее как подушку.

Второй день отдыха прошел чуть менее бездарно. Гликерия запорола какой-то там химический эксперимент, решила, что с нее довольно, и изъявила желание посетить местный пляж.

— Давайте без меня, — сказала Мира со стеклянным взглядом. В последнее время она что-то повадилась стекленеть. Новый способ не разреветься? — Я ногу вывихнула. А всё ты-ы-ы, вредный енотище.

У-Ворюга был польщен. Назвали енотищем, да еще и вредным. Что это, если не признание его заслуг? Он ткнулся носом в ногу пострадавшей, хозяйственно сложил в гармошку сетчатый чулок на этой ноге и умчался в труднодоступные, неизученные уголки замка — пакостить.

Я припомнила свое утреннее пробуждение, огромную бурую сороконожку на полу спальни и пренеприятнейший момент, когда пришлось давить ее тапком. В отличие от пауков, сороконожек я боялась до ужаса. Может, сегодняшний "сюрприз" — тоже дело лап У-Ворюги?

Причастен енот или нет — а знак, как ни крути, плохой.

Тай Фун вошел в гостиную под руку с невозмутимостью. В рубашке с цветочным принтом и волосами, безупречно зачесанными назад (и прочно зафиксированными каким-то новомодным гелем). За ним, не отставая ни на шаг, ворвались свежесть, бодрость и прочие качества, которых мне иногда очень не хватало. Красавчик писаный, тьфу! А меня вчера одну почему бросил?

— На пляж? — спросил он, обводя присутствующих цепким взглядом. — Мира, что с ногой?

— Я… Э-э-э… — сказала Мира.

Тай Фун бескомпромиссно взял ее за плечи и усадил в кресло так тщательно, словно хотел удостовериться, что она не сбежит. Для пущей надежности он бы и ремнями ее примотал. Но ремней поблизости не нашлось.

Затем он обернулся ко мне, протягивая контрабандный кристалл. Ага, значит, добрался-таки до шкатулки!

— Лечи, — распорядился мистер Грабитель. — Я в тебя верю.

Фу, как высокопарно! А обнимашки? Что, никакой помощи? Всё самой!

Ну и ладно. Я надула губы, показывая, что обойдусь без подстраховки. И вызвала ментальную лабораторию.

Простые смертные, трепещите, пойте дифирамбы и падайте ниц! Перед вами Сафро Шэридон — потомственная целительница, способная силой мысли избавить вас от боли в суставах.

Перед глазами встал прозрачный подрагивающий экран — и никуда он не сдвинется, пока не прикажешь лаборатории убираться вон. Нижняя панель инструментов заслоняла некоторые детали интерьера. Впрочем, не критично. Я выбрала инструмент "Лупа" и оглядела пациентку бесстрастно и непредвзято, с профессионализмом лекаря, у которого за плечами стаж. Итак, что мы имеем? Сборище атомов и молекул, кости, мышцы, сухожилия — и смещение суставных поверхностей в районе щиколотки. Ага! Вот оно! Сейчас как возьму да как вылечу!

В моей ментальной лаборатории не было волшебной кнопки "Сделать всё хорошо". Тем не менее, операция на молекулярном уровне прошла на диво удачно. Похоже, вправлять вывихи таким вот нетривиальным методом — мое призвание.

Мира вскочила с кресла, светясь от счастья. Навернула по гостиной пробный круг и набросилась на меня с благодарностями. После чего мы вчетвером выдвинулись на утренний променад по узким живописным улочкам.

В городке царила легкая, звенящая безмятежность. Реяли флажки, крутились флюгеры, играла гармонь и шумела детвора. Открывались кондитерские, тренькая глиняными колокольчиками на дверях. Мальчишки в летних панамках набекрень раздавали свежие выпуски газет. Скакали по брусчатке пароэкипажи, а в пароэкипажах сидели расфуфыренные дамочки в шляпах размером с кольца Юпитера.

У Гликерии была довольно прозаичная цель: угрохать сбережения на сувениры и положить зубы на полку. Создавалось впечатление, что деньги жгут ей руки. Она носилась по магазинчикам так рьяно, словно ее покусали бешеные транжиры. Выписывала зигзаги, обрастала пакетами с логотипами, как затонувшая субмарина — кораллами, и попыталась было всучить часть своей ноши Тай Фуну. Но на этом моменте я сделала грозное лицо, уперла руки в бока и непримиримо заявила, что Тай Фун ей не мул для поклажи и не кляча почтовая. Пусть ищет носильщика в другом месте.

Я вспылила и, кажется, малость перестаралась, но Гликерия была полна неистощимого оптимизма и не особо-то обиделась на мой выпад. Ее поверхностная реакция была вполне объяснима: некогда мне желчью исходить. Я хочу вон ту подвеску и еще вон ту статуэтку. Ах, а шарфики какие замечательные! И брелок с ракушками. И… И…

Я мельком заметила снисходительное одобрение на лице Тай Фуна. Тень симпатии, след улыбки. Желание сдавить в объятиях, да покрепче.

Что поделать! День сегодня такой — избавительный. Я избавляю профессоров от не в меру наглых девиц. А не в меру наглые девицы избавляют меня от злодейских дочерей министра.

Да-да, в очередной лавке — на сей раз антикварной — Гликерия наткнулась на выскочку Мелинду Крокс, причем аккурат тогда, когда та рыла мне яму.

Глава 13. Всё запущено, дорогуша

— Утро доброе, — доверительно шепнула Мелинда, нависая над прилавком. — Я Сафро Шэридон. Держите мои документы. Не могли бы вы оформить в рассрочку вон то алмазное колье?

— Первоначальный взнос составит сотню невиев, — угрюмо отозвался сухопарый продавец.

Выскочка весьма неохотно рассталась со своими кровными (точнее, с кровными своего батюшки) и принялась заполнять договор.

Ее волосы были забраны в высокую прическу, в ушах болталось по сверкающей серьге с рубиновой вставкой. На щеках пылал искусственный румянец, да и вся она, в общем-то, казалась дешевой декорацией. Пока проверяли документы, Мелинда Крокс, словно кукла гуттаперчевая, гнулась туда-сюда, вертела головой чуть ли не по-совиному. В общем, всячески проявляла признаки беспокойства.

Завидев Гликерию, она улыбнулась так приветливо, что у той свело скулы.

— Всё запущено, — вздохнула Гликерия, беспардонно облокачиваясь на прилавок с нею рядом.

— Чего? — выпучилась дочь министра.

— Всё очень запущено, дорогуша, — повторила огненная бестия, придвигая к себе бархатную коробку и поддевая пальцем колье. — Кто-то у нас с логикой не в ладах. Мирных граждан подставляет. Подружка ты моя школьная, как же ты до такого докатилась, а?

— Да что вы несете! — воскликнула Мелинда на весь зал.

Продавец встрепенулся, поднял голову и отложил документы в сторону, приготовившись жать на кнопку тревожной сигнализации.

— Она, — гаркнула ему Гликерия, — насквозь фальшивая и вовсе не Сафро Шэридон! Я лично знаю Сафро. И ее знаю, — добавила она, переведя на Мелинду хищный взгляд. — Ласточка ты моя синеокая, я ж тебя сейчас на месте закопаю.

Девица отскочила и швырнула в продавца опровержением:

— Не слушайте этот бред! Я Сафро Шэридон! А она — вертихвостка и по ночам машет юбками в варьете! Оклеветать меня вздумала, гадина!

— Нарываешься, — процедила Гликерия, разминая пальцы перед решающим броском.

— Мымра крашеная! — выплюнула Мелинда, отходя подальше.

— А вот за крашеную ответишь.

Всё случилось так быстро, что ни первая, ни вторая стороны конфликта не смогли бы с уверенностью сказать, когда именно развернулись полномасштабные военные действия.

Гликерия молниеносно вцепилась Мелинде в прическу и попыталась расцарапать нахальную рожу. Мелинда столь же молниеносно сомкнула пальцы у Гликерии на горле и стала душить. Запела сигнализация. Набежали жандармы. Они разняли нарушительниц порядка пинками и ласковым словом, защелкнули на запястьях наручники и принудительно вытолкали за дверь, где поджидал забранный решетками фургончик.

Я приклеилась носом к витрине антикварной лавки, не веря своим глазам.

— Нет! — воскликнула я, когда Тай Фун всё-таки меня отлепил. — Гликерии нельзя в участок! В замкнутом пространстве без удобств она разгоняется до тотальной апатии всего за три с половиной секунды!

В голове не укладывалось, что она будет в арестантской робе предаваться мыслям о смерти среди кислых физиономий, дрянной еды и облетевшей штукатурки.

— Поедем за ними и выясним, в чем дело, — внесла рационализма Мира, дотронувшись до моего плеча.

Я деревянно кивнула. А Тай Фун уже вовсю ловил на дороге паровой таксомотор.

Изначально мы планировали просочиться сквозь улочки на пляж и нежиться там на солнышке, слушая шелест волн. Но всё пошло наперекосяк. Планы рухнули, и снова из-за Мелинды. Сколько раз я себе повторяла: надо всегда готовиться к худшему. Голос разума возражал, что если готовиться к худшему, это худшее не замедлит и свалится на тебя, как аэростат с пробоиной в куполе. Вот всегда он, зараза эдакая, оказывался прав!

Когда мы приехали в отделение, нервы были на взводе — что у меня, что у Миры. Один Тай Фун — этот несокрушимый, психически уравновешенный зануда — сохранял хладнокровие. Хотя ему, скорее всего, было просто наплевать, выпишут Гликерии штраф или же и вовсе упекут ее за решетку.

Если начистоту, я ждала от нее чего-нибудь до жути эксцентричного. А потому немного разочаровалась, когда увидела ее на скамейке с чинно сложенными на коленях руками. Она пребывала на той стадии потрясения, когда мыслительные процессы отключаются, а жажда авантюр затухает напрочь. Впрочем, жизнестойкости ей всё равно было не занимать.

Сухопарый продавец ожерелий нас опередил. Он примчался на своём двухколёсном паропеде и уже успел принести Гликерии тысячу извинений, а блёклый жандарм из "шайки похитителей" — поднос с чашечкой чая. Прочие каратели беззакония наперебой уверяли, что вели себя по-свински и вот-вот встанут на стезю исправления.

Мелинда Крокс в уголке мрачно обкусывала губы. Правда выяснилась слишком быстро. И господин министр иностранных дел скоро явится за своей непутевой дочуркой, чтобы ее отчитать.

— Надо было больше волос из нее выдрать, — с чувством сказала Гликерия, как только мы откланялись и вышли на свежий воздух. — Ой! Мои покупки!

Все свои приобретения она благополучно оставила в антикварной лавке, когда нагрянул городской патруль.

— Вечером заберешь, — произнес Тай Фун тоном, не допускающим возражений.

Ему не терпелось прорваться на пляж и почувствовать себя, наконец, человеком. Шум прибоя, истеричные вопли чаек, пригоршни песка, просеянные сквозь пальцы, и соленый ветер в совокупности оказывают на организм превосходное седативное действие и надёжнейшим образом заполняют дыры в душе.

Гликерия придерживалась иного мнения. Ее глаза стремительно потемнели, словно кто-то внутри погасил свет.

— Хочу шторм, — мстительно пробубнила она, даже не подумав натянуть на свою угрюмость маску доброжелательности. — Хочу ливень и грозу. Тетушка Гроза вас всех уделает.

Поверьте, с данной версией Гликерии в подворотне лучше не сталкиваться. Шарахнет бутылкой по темечку — и заявит, что сами заслужили. Ее, беззаботно-солнечную, только что грубо макнули головой в пасмурную осень и даже не извинились. И похоже, с минуты на минуту она собиралась отбыть в свой собственный край, где вместо магнолий пышным цветом цветет меланхолия.

Тишина, отнюдь не торжественная, натянулась между нами упругой тетивой. Стыковку тетивы и стрелы, сам того не подозревая, своими варварскими интонациями обеспечил Тай Фун.

Мира испугалась, что стрела улетит не туда и вопьется в кого-нибудь не того, поэтому расторопно озаботилась вопросом купальных принадлежностей.

— Может, всё-таки вернуться? — прервала молчание она. — Не плавать же нам в одежде…

Тай Фун эгоистично пропустил ее реплику мимо ушей и лишь ускорил шаг.

На побережье был тот еще аншлаг — не протолкнуться. Отдыхающие забили море под завязку. Куда ни ткни, непременно напорешься на полуобнаженные телеса. Недалеко от ларька с жареной курочкой, растекшись по шезлонгам, под красно-белыми зонтами вялились наши давние приятели — Фараон и Каролина.

— Какие люди! — воскликнул Фараон, приподняв с глаз козырек кепки.

Не удивлюсь, если сей колоритный персонаж родился на свет исключительно затем, чтобы выпендриваться. Поджарый, мускулистый, с фигурой тяжелоатлета, чья карьера вполне состоялась, он выглядел так сыто и необремененно, словно только что сошел с обложки глянцевого журнала.

Каролина была ему под стать — подтянутая, гибкая, крутобёдрая. Она цепляла на лицо улыбки, как алмазные ожерелья — одну, другую, третью — не зная, какую выбрать. В итоге к ее прелестной мордашке намертво приклеилась улыбка искушенной женщины, которая знает толк в развлечениях. Взгляд — томный и вместе с тем пронзительно-прозорливый — словно бы намекал: "От меня, дружок, ничего не утаишь. Я осведомлена о твоих бедах куда лучше, чем ты сам".

Открытый темно-пурпурный купальник выгодно подчеркивал все ее прелести. Ну а недостатки — недостатков у нее днем с огнем не сыщешь, даже если очень постараешься.

— Салют тунеядцам и разгильдяям! — крикнула она и жизнерадостно расхохоталась. — Мистер Стихийное Бедствие, какими судьбами?

— Хотел то же самое спросить у тебя, очаровательное ты существо, — усмехнулся Тай Фун.

— Я-то? Склеиваю свое разбитое сердце. И кажется, обзавелась новым ухажером, — задиристо отозвалась Каролина, стрельнув глазками в сторону Фараона. — Он не в пример любезнее тебя, дружище. Бери на заметку, если решишь еще за кем-нибудь приударить.

— Это она так шутит, — объяснил мне Тай Фун, смастерив из своего лица кислющую физиономию. — Мы всегда были только друзьями.

— О чем шепчетесь, голубки? — громыхнул с шезлонга басовитый смех. — Само собой, всего лишь друзья! Мне было интересно посмотреть на реакцию Сафро. И реакция, и Сафро бесподобны! Запомни, подружка, этот фрукт нуждается в частом проветривании. Ну знаешь, как шуба, чтобы моль не поела. А еще не забудь сдувать с него пыль и снимать наросты плесени. Он в последнее время страшный домосед.

Вдоволь поиздевавшись над несчастным Тай Фуном, Каролина вдруг адресовала мне долгий, испытующий взгляд. Во взгляде содержалось примерно следующее послание: "Вы трое увязли в мистической трясине по самые уши. Но ничего, помощь на подходе. Моя новейшая разработка почти готова".

Я вздрогнула и мотнула головой, сбрасывая оцепенение.

Теперь на меня бестактно пялился Фараон.

— Завтра на этом же месте, после занятий, — с хитрецой подмигнул он. — Вы же помните, я вас завербовал.

Мира за моей спиной испустила мученический вздох где-то на нижней границе слуха и принялась проделывать весьма занятную дыхательную гимнастику.

— Что? — изогнул бровь этот обаятельный пройдоха. — На первый раз устрою вам гастрономическую экскурсию, барышни. Чтоб знали, с кем связались. Я в округе уже все злачные притоны изучил. Заодно о тайной операции поболтаем. Кстати, возьмите на пробу, — сказал он, протянув мне бутылку с шипучей смесью ядовито-зеленого цвета. — Вкус — закачаешься!

Я чуть было не приняла его щедрый дар, а заодно и приглашение. От рокового шага меня удержал Тай Фун.

— Никуда, — сказал он, — Сафро с тобой не пойдет. Я против.

У меня аж челюсть на грудь легла. Вытоптал тропинку к моему сердцу — и думает, что можно заборы возводить? Ишь какой самоуверенный нашелся!

— Эй! — возмутился наш прожженный авантюрист. — Так не честно! С позволения сказать, вы, Мрачный Профессор, тоже приняты в клуб. Так что не отлынивайте.

— Придем, — твердо постановила я. — Обязательно придем. Как только, так сразу.

Признаться, давненько мне от Тай Фуна не прилетал взгляд маркировки "Могильная плита". Порой в его коллекции тяжеловесных взглядов попадались воистину кошмарные экземпляры.

— Нам пора, — хмуро сказал он и потащил меня прочь. Изумленно переглядываясь, Мира с Гликерией поспешили следом. А развеселая террористка по имени Каролина послала вдогонку страстный воздушный поцелуй. Убийственный снаряд, если вы понимаете, к чему я клоню.

Установи кто за нами слежку, решил бы, что Тай Фун пытается от этого снаряда увернуться.

Пальмы отбрасывали тени — одну длиннее другой. Солнце слезало с небосвода, как с высокой, пышно взбитой перины, и кажется, это стоило ему приличных усилий. Пока мы устраивались на более или менее безлюдном клочке пляжа, Гликерия поведала, что всё еще жаждет отутюжить негодяйку Мелинду Крокс и показать ей, почем фунт лиха.

— Да ты что! — сказала я. — Она же тебя со свету сживет!

— Не сживет, — беспечно отмахнулась та. — Моя мать много лет дружила с ее матерью. Я лупила эту дылду, когда мы еще вместе в школе учились. Да и вообще, я сама кого хочешь сживу со свету, — добавила она и, лелея кровожадные намерения, намылилась куда-то вдоль полосы прибоя.

Ладно, подумала я, не буду ее трогать.

В конце концов, пешие прогулки в одиночестве еще никогда не вредили здоровью.

Гликерия собиралась угробить время, бессистемно блуждая по пляжу. Людей становилось всё меньше, пространства для манёвров — всё больше. Солнце — образцово-малиновое — вознамерилось утопиться в морской пучине. Туда ему и дорога.

Обычно в закатные часы с героинями сказок происходят всякие зловещие события. То в попугайчика превратится, то из гроба на охоту восстанет. Гликерия не очень-то опасалась чудовищных метаморфоз. Она всё-таки персонаж второстепенный. Куда ей с главными тягаться? Просто побродит себе вдали от друзей, расфасует мысли по полочкам и вернется, как ни в чем не бывало.

Бродила она долго и со вкусом, так что скоро ноги взмолились о пощаде. От морских ингаляций голова пошла кругом. А потом Гликерия припомнила, что в ее планы не входило столь скоропостижно слететь с катушек. На пути ее подкараулило странное создание. Оно фосфоресцировало во мгле и висело всего в метре над галькой — бесформенное, полупрозрачное, смахивающее на подвижную кляксу. Отростки кляксы шевелились, как листья на слабом ветру. И выглядела она вполне безобидной. Берег под нею облизывали волны. Гликерии даже подумалось, что этот сгусток отпочковался от волн. Конечно же! Таинственное дитя моря!

— Новый вид? — спросила она. — Ну, привет-привет! Пожмём лапы?

Дремучий первобытный инстинкт из последних сил вопил, что надо бежать, и как можно быстрее. Ступни ему назло наливались свинцом.

"Дитя моря" прилежно отрастило лапу и коснулось протянутой ладони. И в тот же миг Гликерию точно иглами прошило. Она судорожно втянула в себя воздух. С выдохом обнаружились некоторые затруднения.

А позади, гадко осклабившись в последних отблесках солнца, стоял Арсений. И видок у него был отнюдь не миролюбивый.

Глава 14. Дура безнадежная, фантастическая

— Знаешь, Мира, — сказала я, примяв затылком кружево у нее на коленях, — мне бы сейчас термальный бассейн с голубой плиткой. И чтоб ароматизированная хвойная соль. Хотя лучше лаванда и бергамот. И шалфей было бы неплохо…

— Ну-у-у, — протянула та, улыбнувшись интригующе-тонко, — раз уж мы здесь не искупались, надо бы придумать, как наверстать упущенное.

— Давайте-ка собирайтесь, — велел Тай Фун. — Поздно уже и солнце село. Мы и не ужинали еще. А завтра рано вставать.

Право слово, не человек, а календарь со встроенной функцией будильника.

— Гликерию где-то носит, — сказала я и широко зевнула. — Может, подождем?

— Ой, она, наверное, отправилась к антиквару, покупки забрать, — потягиваясь, предположила Мира. И вдруг выпрямилась так, словно проглотила флагшток. — Вот же я дурында! — самокритично выдала она.

— Чайник на плите оставила? — пошутила я. Но Мире было не до шуток. По вечерам в ней проявлялась склонность к драматизации.

— Сегодня ведь по-прежнему круглая луна, а я вышла из комнаты…

— И совершила ошибку, так? — взяв насмешливый тон, продолжил за нее Тай Фун.

— Да что ты понимаешь! — вскинулась Мира. — Я снова слышу зов! Оно рядом! Надо убираться отсюда как можно скорее!

Мою голову бесцеремонно спихнули с нагретого затылком местечка, так что пришлось подниматься, отряхиваться от песка и скатывать в рулон покрывало, которое нам любезно выделила Каролина.

Мира стартовала без нас, но потом осознала, что вокруг слишком много тьмы, и вернулась за Тай Фуном, чтобы вцепиться в него клещом и спастись бегством совместно. Увы, мистер Лес не был намерен отступать без плотной порции ужина в желудке. Так что все мольбы о спасении Мире порекомендовали отложить на десерт.

Мы облюбовали безымянный ресторанчик, сложенный из мелких разноцветных булыжников и снабженный вывеской с изображением малютки-кракена, грызущего подлодку своим единственным молочным зубом. В тусклом ореоле уличного света эта забегаловка здорово походила на сказочный домик, где съедобно всё, включая стены и крышу.

Скряга Тай Фун, который обыкновенно проповедовал умеренность и аскетизм, исчерпал лимит самообладания и пустился во все тяжкие.

— Что будешь заказывать? — спросил он, пронзив меня многозначительным взглядом поверх талмуда с меню.

Я поёрзала на мягком стуле и ляпнула что-то насчет диетического салатика. Мира идею горячо поддержала. Ну а что? Быстрее прикончим салатики — быстрее попадем в безопасный замок иллюзий и будем на всякий случай трястись там от страха и предаваться панике.

— К тому же, завтра Фараон угощает, — брякнула я, не подумав.

С недавних пор легковесная дамочка по имени Сафро Шэридон что-то вообще не утруждается подумать. Она сначала делает, после чего невинно хлопает глазами и теряется в догадках: как же это ее так угораздило?

Тай Фун коварно ухмыльнулся, подозвал официанта и заказал три блюда с жареной бараниной под соусом, ассорти деликатесов, фруктовое мороженое и торт со сливками. И неважно, что сладкое на ночь вредно. Будем шиковать. А то Фараон, того и гляди, переплюнет.

— Терпеть не могу баранину, — прошипела Мира. — Она плохо жуется. А переваривается и того хуже. Можно мне водички?

Так и быть. Мистер Транжира милостиво согласился на водичку. Но в остальном никаких уступок!

— Вот что я тебе скажу, родная ты моя, — шепнул он по секрету, когда Мира, махом осушив бутыль воды, отпросилась в туалет. — Нам надо хорошо провести остаток дней, потому что скоро начнется остросюжетный фильм с нами же в главных ролях.

Ага. Так вот, чего он ходил с лицом сборщика налогов, которому все задолжали! Не Фараон у него в печенках сидит, а всего-то скверное предчувствие.

— Я гонялся за Вельмирой, чтобы ее уничтожить, а теперь вынужден защищать, — добавил он после паузы. — Что это если не злой рок? Твоя подруга на удивление живучая и находит союзников там, где иной бы нашел врагов.

Я предвидела, что рано или поздно злой рок обломает зубы о ее неистощимую тягу к жизни и рванёт к дантисту.

— То есть, вы признаёте, что очарованы ею под завязку и теперь ни за что не отступите перед натиском межпространства?

— Нет, милая моя. Очарован я тобой, — серьезно сказал он, протянув руку и коснувшись моих пальцев. В животе у меня немедленно запорхали бабочки, а по телу пробежал озноб. — Но ты права, не отступлю. Некуда отступать. Недавно мы в приватной обстановке потолковали с Каролиной. Она уверяет, что случай, который произошел с вами в заброшенном крыле академии, лишь первый сигнал. В наш мир проникла инородная материя. Она крепнет, разрастается и в один прекрасный день подберется к самому порогу. Я… Нет, мы. Мы втроем должны объединиться. Иначе пропадем.

Ради Миры он вновь нацепил на себя маску баловня судьбы и беспечного прожигателя жизни. Едва она уселась за столик, Тай Фун принялся в красках излагать историю о том, как однажды мы с енотом побывали на цитрусовой плантации Каролины. А через четверть часа принесли заказ.

Пока мистер Сказочник, предаваясь рефлексии, пережевывал вдумчиво и не спеша, Мира продемонстрировала пример скоростного уничтожения пищи и слопала причитающуюся ей порцию всего за каких-то пять минут. Разве что добавки не попросила. А ведь я была почти уверена, что ей кусок в горло не полезет. Неужели Тай Фун приманил аппетит своей напускной беззаботностью?

Что касалось меня, то я отказалась от мяса в пользу торта — и не прогадала. Воздушный крем с кислинкой, нарезанные ломтиками фрукты, слой желе, присыпанный кокосовой стружкой. М-м-м! Это вам не какие-нибудь пироги из моего прошлого, которые Мира пекла в своей ментальной лаборатории и которыми можно было пушку заряжать (такие они выходили твердые и невкусные).

Покончив с ужином, мы еще немного попетляли по хитросплетениям ночного квартала. Полюбовались цветными фонтанами на площади Девяти Истин. И попали на выступление бродячего виолончелиста. Он расположился у лохматой финиковой пальмы, под фонарем, и водил смычком по струнам, извлекая из инструмента звуки, достойные многотысячных концертных залов. Вокруг толклась разнородная публика, откуда нет-нет да и выбежит какой-нибудь малец, опустить монетку в шляпу-цилиндр для подаяний.

— А вы ведь тоже, — проронила я, — на виолончели играете.

— Играл, — поправил Тай Фун. — Моя старушка виолончель дала дуба.

— Печально, наверное.

— Вот ничуть. Я нашел эквивалент, — загадочно молвил тот. И улыбнулся так обворожительно, что мне захотелось его расцеловать, спрятать в рукаве и никому не отдавать даже за выкуп с процентами.

Ночной город словно вышел из моего сна. Так здесь было спокойно и привычно. Мне нравились приземистые, будто игрушечные здания с черепичными крышами и стрельчатыми окнами. Остывающие после жары мостовые. Низкие фигурные светильники у каждого крыльца. Домики для птиц, похожие на миниатюрные копии дирижаблей и подвешенные к ветвям фикусов, как новогодние украшения.

Плеск фонтанов умиротворял. Шелест близкого моря зазывал в круиз получше любых рекламных проспектов. Сегодняшний вечер таял во рту, как шоколадный пломбир. Какая жалость, что время не идет на попятный. Его несёт без остановки, без права на привал — из праздного, уютного "сейчас" в непредсказуемое "завтра". И нас — неоправданно беспечных — уносит с ним за компанию.

Гликерия стояла у ворот дворца иллюзий, зябко переминаясь с ноги на ногу.

— Чего не заходишь? — спросила Мира.

— Да вот, не могу. Не пускает, — глухо отозвалась та.

— Странно. Может, неисправность какая. Дай-ка гляну.

Кодовый замок под чутким управлением Миры приглашающе запиликал.

— Порядок! Входи! Ужинать будешь? Ты только свистни, дворец сам состряпает.

Есть люди как Мира. Открытые, сердечные. Ну точно ромашки летней порой. Гадай на любовь, отрывай лепестки, сколько заблагорассудится. А есть бутоны замкнутые, разборчивые. Они намеренно запирают свою красочную вселенную на засов. Расковыряешь их — и привет! К таким нужен индивидуальный подход. Они любят тишину, мало говорят и всё больше думают. Поди догадайся, что у них на уме.

Гликерия была явно не из числа вторых, но сегодня прямо-таки поражала своей нелюдимостью. Она отчужденно кивнула, сказала, что не голодна, и, стоило нам добраться до знакомого уже коридора, умчалась по винтовой лестнице в химическую башенку. Ее темп впечатлял. А ведь пару дней назад она стонала и кляла все винтовые лестницы на свете.

Я первой ворвалась в осеннюю комнату и с разгону рухнула ничком на кровать.

— Что, так и заснёшь? — спросил Тай Фун, входя вторым. — А как же ванну принять?

— Никаких ванн, — промямлила я. — Умира-а-аю!

Мира за его спиной предательски захихикала.

— Нет, так не пойдет, — непримиримо заявил Тай Фун, срывая с себя рубашку и театрально бросая ее на воздух, где тотчас материализовалась вешалка. Стриприз в целях устрашения или потому, что жарко?

Предательское хихиканье позади пошло по нарастающей и подобралось к своему апогею.

А меня принялись заботливо отдирать от горячо любимой кроватки. Я мельком глянула на рельефную мускулатуру его торса и чуть с ума не сошла.

— Пока не примешь ванну и не переоденешься, не пущу, — прокряхтел мистер Лес, взваливая упирающуюся меня себе на спину. — Где твоя пижама?

— А вот нету пижамы! Мира не изволила сочинить! — надерзила я в ответ. — Мира, стой! Не бросай меня с этим извергом! Ау!

Но та вероломно скрылась, сообщив, что обнаружила уютную комнатку по соседству. Тем временем на моем черном платье до пят проявились звездочки и лунный серп. Да тьфу! Она что, издевается?!

Я ошалело сидела в ванне среди пышной пены и лепестков роз (дворец иллюзий был падок до всего вот этого будуарного) и неумолимо теряла связь с реальностью, когда ко мне за ширму заглянул Тай Фун.

Я инстинктивно отпрянула, ударившись о кран в виде стилизованной морды грифона. Потом оценила толщину слоя пены и успокоилась: ничего он там не разглядит, даже в телескоп.

— Давай назначим дату, — сказал Тай Фун с печатью тяжких раздумий на челе. — Хочу кое-что с тобой сделать.

— Кое-что — это что? — внутренне сжалась я.

— Нечто энергозатратное, — смущенно пояснил тот. Не берусь утверждать наверняка, но кажется, у него покраснели уши.

Дату он назначить хочет. Какой галантный! Другие менее воспитанные просто берут и делают, без оглядки на расписание и всякого там официоза.

Меня распирало от желания высказаться по поводу его жизненной позиции, но я сдержалась. Не хватало еще поругаться на ночь глядя.

— Через пять дней пойдет?

— А пораньше? — взметнул брови Тай Фун.

— Три дня?

— Три. Что ж, договорились, — лаконично отозвался он и исчез из поля зрения.

Когда я вылезла из ванны и переоделась в платье со звездочками, он непринужденно возлёг под балдахином, изучая меня вдумчивым взглядом. Хобби у него, что ли, такое — проверять на прочность хрупкие девичьи сердца?

Я издала маловразумительный, беспомощный звук, и траектория моего движения резко искривилась по направлению к софе. Но стратегия отступления с треском провалилась.

— На софе неудобно. Шея заболит. А ну иди сюда! — раскусив мою схему, скомандовал ужасно домашний, обманчиво-безобидный Тай Фун. И от его голоса внутри что-то оборвалось и заныло. Наверное, проверку на прочность сердце всё-таки не прошло.

Глава 15. Фатальный промах

Мистер Властный Повелитель, вот и как прикажете вас ослушаться?

Я призвала на помощь всю храбрость, какая имелась у меня в запасе, подошла, села на кровать, и…

— Ай!

Он немедленно ухватил меня за шею, прижимаясь лбом к моему лбу и будто выискивая на дне моих глаз знаки свыше.

Вдоль позвоночника хлынула волна озноба. Тай Фун чему-то мечтательно улыбался, а я кожей ощущала, как созревают в нашем молчании совершенно особенные чувства.

— Ты так мило меня избегаешь. С чего бы это? — наконец изволил спросить он. — Потому что выторговала всего три дня отсрочки и боишься?

Я прикрыла веки в знак согласия. Боюсь. Еще как боюсь. Что он там, интересно, себе удумал?

— Хотел бы я знать, что произойдет через три дня. Но что бы ни произошло, пожалуйста, не убегай. Доверься мне, хорошо? — попросил Тай Фун, чем окончательно меня добил.

Утвердительного ответа с моей стороны не последовало. Какой чудовищный катаклизм по его милости должен будет разразиться, чтобы мне приспичило убегать?

Его теплая ладонь скользнула к основанию шеи, потом переместилась еще ниже — и надежно пристроилась между лопаток. А во взгляде плескалось столько неземной нежности и обожания, что кто-нибудь другой на моем месте уже умер бы от счастья, чтобы примкнуть к сонму ангелов на небесах.

Я решила, что на тот свет мне пока рановато, и поспешно стряхнула с себя и ладонь, и нежный взгляд.

— А теперь ложись, — скомандовал Тай Фун.

В том, чтобы упираться, было мало толку, поэтому я улеглась на самом краю, страдая от неловкости. И тотчас была притянута ближе, что сопровождалось моим судорожным вздохом и моими же выпученными глазами.

Меня крепко зафиксировали в положении лёжа и шепнули на самое ухо, отчего по коже подрал мороз:

— А сейчас сказка на ночь. Так ты быстрее расслабишься и заснешь. И может быть, перестанешь бояться.

Как же, как же! Перестану! Давай-ка, продемонстрируй своё мастерство, моя самоуверенная таблетка от страха!

В пятне лунного света о красочную мозаику витража бился какой-то мотылёк. Вращались в потолке лопасти механической турбины. Тонко гудели в стенах трубы. По углам бродили размытые тени.

А Тай Фун всё рассказывал — причем рассказывал так, будто делился сокровенным:

— В незапамятные времена один глупый Светоч Прогресса чуть было не простился с жизнью, желая исцелиться за чужой счет. И исцелился, лишь когда по-настоящему полюбил…

Его история у меня в голове мало-помалу стала дробиться на фрагменты. Сознание уплывало. Пригревшись рядом с Тай Фуном, я засыпала в обнимку с неуместным, иррациональным счастьем, какое настигает адреналиновых наркоманов на аттракционе в высшей точке, за миг до падения.

Меня словно готовили к ответственному событию. Убаюкивали перед чем-то жутким и малоприятным. Так, наверное, носятся с горячо любимым чадом, прежде чем влить в него горькую микстуру или вколоть укол, дабы сбить жар.

Я проснулась, когда за окнами голубела заря. Аккуратно убрала с талии руку дремлющего Тай Фуна и спустила ноги на ковер. А потом в ужасе забралась обратно и накрылась одеялом с головой.

— Чего пихаешься, м? — спросили у меня в душном сумраке.

— Она… Она здесь!

— Кто?

Накинув одеяло на манер плаща с капюшоном, Мистер Лес выбрался по простыням во внешний враждебный мир, чтобы понять, что за существо довело меня до нервной трясучки.

— А! Ты про сороконожку? Ну так ничего особенного. Насекомым, знаешь ли, свойственно заползать в жилища людей.

— Нет, вы не понимаете! — воскликнула я, подбираясь ближе. — Одну такую же я раздавила вчера утром!

Тай Фун заметил на ковре след недавней расправы и настороженно свел брови к переносице.

— Выкладывай, что ты еще видела странного, — строго сказал он.

— Да в общем-то, ничего… — задумалась я.

Странности Гликерии не в счет. Мало ли какие у человека на личном фронте смуты и потрясения, после вчерашней-то процессии в обитель правопорядка! Она, может быть, ценности переоценивает. Заново настраивает моральные ориентиры.

Мне почему-то в голову не пришло рассказать о непостижимых существах, как я прозвала теневых зверушек в башне, где можно забыться. Нет, я не собиралась скрытничать. Они попросту вылетели из памяти. Не память, а вышедший из строя фильтр!

Судя по каменной неподвижности лицевых мускулов, Тай Фуна мой ответ не устроил. Неладное мистер Дознаватель, конечно, почуял. Но где копнуть поглубже, пока что понятия не имел.

В нашу ленивую, сонную и самую малость напряженную жизнь уже стучалось новое утро. Оно бушевало за дверями спальни… как стая ошалевших енотов. Грязные отпечатки лап, лужицы с весьма специфичным запахом, не менее ароматные следы жизнедеятельности в виде живописных кучек. Сплошной стресс.

— У-Ворюга! — заорала я на весь коридор. — Ты тру-у-у-уп!

Мы оставили его в замке, надеясь, что замок в состоянии за ним проследить и хорошенько всыпать, если енот пустится во все тяжкие. Но, как выяснилось, мятежный зверюга и дворец иллюзий прониклись друг к другу взаимной симпатией и буквально спелись. Теперь они сообща вытворяли гадости с гнусной целью потрясти меня до основания.

Енот одурел от безнаказанности. Он носился по замку мохнатой торпедой, словно его преследовали не то призраки, не то волонтеры из службы по отлову бродячих животных. Буянил за десятерых, а съестное истреблял так рьяно, словно его год держали на низкокалорийной диете. От заначки в буфете остались одни крошки.

Невидимые молчаливые прислужники сообразили завтрак на четыре персоны, но и его У-Ворюга благополучно уничтожил. Пришлось беднягам готовить заново.

— Если так будет продолжаться, — сказала Мира, затравленно озираясь, — духи дворца иллюзий, чего доброго, устроят забастовку. Надо что-то предпринять.

Понятное дело: такое нельзя спускать с рук. Но идеальный метод для расправы с зубастым жуликом на голодный желудок было не придумать.

— Давайте для начала поедим, — с кривой улыбочкой предложила я. — Все в сборе?

Как бы ни так!

К завтраку Гликерия не вышла. Она даже не потрудилась забрать свои покупки из лавки — оттуда к нам ни свет ни заря притопал посыльный с тележкой, доверху нагруженной сумками. А хозяйка вышеозначенных сумок сослалась на недомогание, заперлась в химической башенке — и хоть ты выкуривай ее оттуда!

После завтрака я тщетно ломилась в башенку, уговаривала выйти поболтать по душам (ха-ха, уж тогда мне бы наверняка удалось вытрясти из нее душу!). Каюсь, я была чересчур напориста. И наверное, немного груба. Так или иначе, Гликерия закрылась изнутри и молчала по ту сторону портала с упрямством героя сопротивления.

Мои аргументы в пользу живого общения иссякли. В арсенале всё еще имелись угрозы и запугивания, но этим добром рыжую чудачку вряд ли проймешь. Я вынужденно сложила оружие и с позором отступила в центр эбонитовой "короны", где по-прежнему высился пустой указатель.

Отработка. Лекции. Мой персональный индикатор бешено мигал на отметке "Опаздываешь, прогульщица!".

— Прости, дискотечная башенка. Я спешу. Танцы до упаду подождут.

В дискотечную башенку меня тянуло, как магнитом. И было совершенно очевидно: в следующий раз не утерплю.

В академии Светочей Прогресса на наши с Мирой хрупкие плечи великодушно взвалили работёнку потяжелее. Пока мы драили полы в центральном холле и начищали морды бронзовых львов на перилах парадной лестницы, мои мысли раз за разом возвращались к списку срочных дел. Дело номер один: найти управу на шкодливого енота. И дело номер два: вывести на откровенный разговор рыжую ранимую натуру и выпытать у нее наконец: какого дохлого спрута?!

Кроме морд и полов, нам пришлось повозиться с экспонатами глубоководных хищников в зоологическом музее. Ну, знаете, таких гигантских саблезубых махин с прочнейшим костным скелетом, которые съедают всё на своем пути, не разбирая, аквалангист перед ними или чрезвычайно опасный ядовитый моллюск. Это ректор уже из кожи вон лез, придумывая, как бы нас нагрузить. Скелеты у монстров, видите ли, запылились. Пойдите, разберитесь. Вот вам антистатические метелки. Называются пипидастры, чтоб их спрут побрал. И не смейтесь, кому говорят!

Потом мы сидели на лекциях. Скука, доложу я вам, смертная. Если уж начистоту, знания куда проще извлекать из учебников или тех же конспектов, которые Тай Фун обещал для нас раздобыть. Из профессорских голов — гораздо сложнее. Во-первых, эти головы бубнят. Во-вторых, частенько полагают, что в аудитории собрались сплошь бездари и раздолбаи, поэтому и без того нудное повествование приобретает отрицательный заряд. Приправа из негативных профессорских эмоций еще больше подрывает студенческий энтузиазм. И в один прекрасный момент добрая половина потока понимает: "Да, всё верно: мы бездари и раздолбаи. И вообще сволочи беспросветные. Так нам и надо."

— Скорей бы практика! — вздыхала Мира, подперев щёку рукой.

О, как же я была с ней солидарна! Сколько там до конца месяца? Пару недель? Всего две недели — и отработке конец, а мы — свободные и окрыленные — предстанем перед выбором куратора для практических занятий. Счастье есть.

С горем пополам пережив "Улётную химию" и "Введение в классификацию биоматерий", мы, как пришибленные, вывалились из аудитории и задались насущным вопросом: где бы перекусить?

Близился вечер, и мое гипертрофированное шестое чувство вещало, что грядет нечто масштабное и торжественное и что вскоре нам станут доступны все гастрономические наслаждения Вселенной. Ну ладно, насчет Вселенной я погорячилась. Курортного городка, как минимум. Уже что-то.

— Слушай, нас же Фараон пригласил! — осенило Миру. — На совещание по поводу кражи краденого.

И точно: злачное местечко с говорящим названием "Круши-Ломай-Бар". Ну вот, опять память сбоит. Стареем. Как бы старческий маразм не начался.

Город расцветал вывесками и уличными огнями. На фоне предзакатного неба зрелище потрясающее. Немудрено, что на нас с Мирой из-за первого же поворота набросились лирические переживания. Вокруг творилась праздничная кутерьма. Лавки пестрели бижутерией, шейными платками и дешевыми побрякушками. Какой-то старик в берете, с лицом, похожим на грецкий орех, играл на аккордеоне песни своей молодости. Справа по курсу доморощенный философ в засаленном пиджаке толкал с помоста утонченный монолог о бренности бытия.

"Круши-Ломай-Бар" вздымался к небесам прямо в конце улочки. Высокий, угловатый. Ни вкуса, ни меры. Так обычно о людях говорят. Казалось, ткни его пальцем — и он рассыплется, как карточный домик.

— Пригнись! — Это наш телохранитель Тай Фун подоспел. Весь в черном, вылизанный, пахнущий лесом и вереском больше обычного. Спасать он, разумеется, бросился меня. Мира как-нибудь перебьется.

Ветхую фанерную дверь нелепого сооружения выбили прежде, чем мы поднялись на крыльцо. Вместе с дверью из этого балагана вылетел какой-то молодчик, красный и веселый. Перебрал.

Еще пара не вполне трезвых субъектов вылетела чуть погодя. И в пустом проёме нарисовался Фараон. Довольный — не передать. Во рту — потухшая сигара, в хитрющем глазу — монокль. На макушке — дань моде, коричневый цилиндр с очками-консервами. Ноги скрещены, руки — в карманах жилета, локти растопырены. Словом, типичный хлыщ.

— Хэй, ребятки! — проговорил Фараон, не вынимая сигары. — А я вас заждался! Вы там на работе своей еще не сгорели? — задорно крикнул он. — Когда сгорите, дайте знать! Мне для одного дельца позарез нужно несколько горсток пепла!

Фальшивый студент-первокурсник лихо развернулся на каблуках и, призывно махнув тростью, пропал в задымленном нутре "Круши-Ломай-Бара". Нам дали зеленый свет.

Глава 16. Лампочки на шнурах

Мы рванули в дверной проём, как бегуны по выстрелу стартового пистолета: вдруг снова грянет залп из пьяных человеческих тел?

Внутри бар оказался безразмерным. От мятных благовоний бдительность Тай Фуна отрубилась, как миленькая. Он обожал всё мятное.

А я обожала всё новое, поэтому принялась в срочном порядке изучать обстановку. На деревянных балках условного потолка, подвешенные к полосатым шнурам, болтались конические лампочки. Там же вразнобой висели ржавые птичьи клетки с механическими чирикающими попугайчиками, от которых голова раскалывалась совсем как от настоящих.

Перечеркнутая балками крест-накрест, к зениту уходила головокружительная, пропахшая смолой пустота, и где-то там, высоко-высоко бледнел зажатый в прямоугольник лоскут неба.

Но я же вам о самом интересном не рассказала! Шахта. Шахта и легендарная "Машина Воплей". Ну как легендарная? Простенькая вагонетка, две скамьи, четыре колеса. Зато на ее боку белел весьма примечательный слоган: "Скорость, смелость, безрассудство". Вагонетка стояла на рельсовой дороге — хлипкая, ненадежная, с просветами между досок. Трасса резко обрывалась у обшарпанной стены и уходила на глубину, где звонко стучали кирки и слышалось журчание родника. Вот она, возможность самоубиться со вкусом.

Фараон легонько толкнул меня плечом в плечо и заговорщически подмигнул.

— Крошка, не желаешь ли пощекотать нервишки и прокатиться на "Циклоне"? — мурлыкнул он. — Ввели в эксплуатацию в прошлом году. Эмоциональный взрыв гарантирую.

— А что насчет обычного взрыва? Или перелома конечностей? Вы пассажиров страхуете? — поинтересовалась я. — Выплачиваете компенсацию?

— Пффф! — скривился тот. — Не уважаешь! Мы эту красоту вместе с коллегой конструировали. Я — спонсор. А у коллеги, на минуточку, диплом инженера и степень по психологии. Вон он, за крайним столиком. Пиво хлещет. Между прочим, это он продумал все взлеты и падения, скольжение под фантастическими углами и мертвые петли. Острые ощущения обеспечены. И никаких переломов! Клянусь!

— Мёртвые. — Я выдернула ключевое слово из его пламенной речи и повторила с загадочным видом. — Значит, смерть без переломов. От шока?

— Да ну тебя! — надулся Фараон.

И обиженно сложив на груди руки, утопал в туманность, порожденную курительными трубками клиентов. В вечерние часы от них не было отбоя.

Благо, пока мы чесали языками, Тай Фун занял столик. Иначе пришлось бы нам трапезничать на полу. Впрочем, не такая уж плохая идея, учитывая, что прямо сейчас к Тай Фуну клеилась выскочка Мелинда Крокс.

— Ой, какая встреча! — щебетала она, заискивая и изо всех сил пытаясь понравиться. Локти в кружевных рукавах пристроила на столешнице, ресницами — "хлоп-хлоп". (Накладные налепила, гадина). Сидит, как родная, втирает Тай Фуну какую-то дичь. А он и рад.

Он не хмурился, не корчил злодейские рожи, что обычно любит проделывать с неугодными. Напротив, являл собой саму благожелательность.

Я поравнялась со столиком, куда в предвкушении сытного ужина уже усаживалась Мира. Пробуравила Тай Фуна взглядом почище строительного перфоратора и пожалела, что у меня нет с собой корзины тухлых овощей. Вот бы эту гипотетическую корзину — да Мелинде на ее многоэтажную прическу. Неужели она так быстро оправилась после визита в участок?

Не знаю, что на меня нашло. Где-то включили отвязный джаз — и мое сердце воспылало любовью к радикальным методам воздействия на одурманенный рассудок профессоров.

— Мира, а давай прокатимся! — непринужденно предложила я.

— На "Машине Воплей"? — с опаской уточнила она и подняла на меня умоляющие глаза.

— Ну да. Ты ведь хочешь!

— Не хочу.

— Еще как хочешь, — настояла я. И Мира сдалась.

Чего не сделаешь ради подруги, которая погибает от ревности!

"А не рехнулась ли она часом?" — говорил красноречивый взгляд Тай Фуна.

Правильно, пусть понервничает. Пусть его тревога изведет, спрутов дамский угодник!

Фараон не наврал. Океан эмоций и впрямь обрушился на нас, едва мы запрыгнули в вагонетку, пристегнулись ремнями и покатили по трассе. Сначала медленно, крадучись. А потом — "Вжи-и-их!" — и земля радостно мчится тебе навстречу. Между криками только вдыхать успевай.

Читали подшивки газет за прошлый год? Не читали? А напрасно. Тогда вы наверняка бы узнали, что конструкция, по которой неслась наша вагонетка, сделана из трубчатой стали, оснащена ослепительными электрическими огнями, улучшена и запатентована. Что вагонетка на автопилоте доставит поклонников экстрима к сердцу горной выработки и обратно к разгрузочному пункту всего за какие-то десять минут.

Дурной страх припер нас с Мирой к стенке и заставил чувствовать себя живыми, насколько это возможно. Ощущения включились на полную катушку. Мы визжали на высоких частотах, как две резаные истерички. Хорошо, что желудок был пуст. Окажись внутри ужин, он бы этого не вынес и предпринял экстренную эвакуацию.

Спонсор нашего сумасшествия — Фараон — двумя пальцами покручивал в зубах сигару на разгрузочном пункте. И там же на всякий пожарный ожидала толпа докторов. Вдруг впечатлительных дам накроет сердечный приступ?

Но мы с Мирой не лыком шиты. Проорались, поклялись друг другу в вечной преданности и условились встретиться в загробном мире, чтобы не скитаться поодиночке. Если кого и накрыло, так это Тай Фуна. В состоянии глубокого потрясения он отшил Мелинду Крокс. А затем приобрел несколько седых волос и комплекс неполноценности, когда нас вынесло из шахты живыми-здоровыми. Разумеется, теперь он тоже должен прокатиться, чтобы продемонстрировать свою храбрость.

Так уж они, эти мужчины, устроены. У них где-нибудь непременно да заваляется дело чести. Пока Тай Фун стойко рассекал по шахте, Фараон усадил нас за столик и признался, что несмотря на все свои несметные богатства, вернуть украденное изобретение обязан кровь из носу.

— Оно может спасти миллионы жизней! Это я вам как эксперт говорю, — стукнул он кулаком по столу. — Так что вы должны мне помочь.

— Завтра не могу. Послезавтра тоже, — открестилась я, памятуя о договоре с Тай Фуном. — Только если на следующей неделе.

— А ты? — Фараон резко сократил дистанцию, подавшись к Мире. Она отпрянула и покосилась на него так, словно он позволил себе неслыханную вольность. Поёжилась, поёрзала и в итоге объявила, что без Сафро никуда.

— Замётано, — нехотя согласился тот. — Значит, следующая неделя. Рассчитываю на вас, крошки. Спереть мою прелесть у Иридиуса Младшего — наша первоочередная задача.

— О чем шушукаетесь? — нависла над нами Каролина, сверкая глубоким декольте, подведенными глазами и выбеленными зубами одновременно. — Уж не меня ли обсуждаете?

— Ненаглядная! — воскликнул Фараон, картинно распахивая объятия. — Садись, садись! Будешь компотик или что-нибудь покрепче твоих моральных устоев?

— Я на секунду, — сказала Каролина, проигнорировав шутку. И втиснулась между нами с Мирой. — Вот что, девочки. Ввиду некоторых обстоятельств вам не повредит пара охранных устройств. Тут излучение, вибрации и всё в том же роде, — пояснила она, выдав нам по опутанной проводами капсуле размером с ладонь. — Заметите, что к вам движется сгусток материи, давите на капсулу в полную силу. Я — всё.

Но не успела она отчалить, как на вагонетке, измочаленный и приунывший, прикатил из шахты Тай Фун. Он успешно испытал весь спектр эмоций, раскаялся в прегрешениях, какие за ним даже не числились, переосмыслил жизнь и пригорюнился. Но затем ему на глаза попалась Каролина, и он разом ожил.

— Стой! На пару слов! — окликнул ее мистер Лес. На последнем издыхании выбрался из "Машины Воплей" и, пошатываясь, целеустремленно поковылял к союзнице.

Защитная капсула перепала и ему. А потом началась заварушка, и они с Каролиной вернулись к столику, чтобы ничего не пропустить. Поначалу местные завсегдатаи всегда вяло перекидываются в картишки и ничто не предвещает бури. Показательные драки завязываются позже, когда какой-нибудь бедолага отваживается выиграть партию. Негласное правило "Ломай-Круши-Бара" — выкидывать победителя через дверь. Вот и выходит парадокс: всякий здесь боится победить.

Надо сказать, драка здорово подогрела наш аппетит. Наелись мы до отвала, причем пищей явно не земного происхождения. Разговаривали мало. Да и какие тут могут быть разговоры, когда трещат стулья, летает посуда и гремит сорвавшийся с цепи джаз? Идеальная атмосфера, чтобы забыть, что межпространство вышло на охоту за нашими скальпами. Лучше любой медитации. Честно!

Когда мы удрали из этого притона в разгар очередной драки, солнце решительно и неумолимо катилось к горизонту. Пока Тай Фун с Каролиной снова обсуждали какие-то свои Чрезвычайно Важные Вещи, Фараон небрежно подхватил меня под локоток.

— Эй, крошка, признайся, ты меня любишь?

— Да иди ты! — с горечью сказала я.

— Вот и я тебя не люблю. А представь, как было бы круто, если б мы втрескались друг в друга без задних ног. Могли бы провести обряд и стать супер-героями. Ну или типа того. В одной умной книжке вычитал.

— Бред! — сказала я и высвободила руку.

— Бред! — согласился аферист. — Но ты определенно лакомый кусочек. Тебя наверняка так приятно целовать…

— Заткнись!

Я фыркнула и умчалась вперед с гордо поднятой головой. Вот зачем он опять несет чушь? Флирт у него такой, что ли?

По правде сказать, зла я на него не держала. Фараон был не в моем вкусе, конечно, но всё равно по-своему восхищал.

Он из тех счастливчиков, у кого каждый день праздник. Одевайся в самое качественное, наплюй на бессмысленные диеты. Выкинь треснувшую чашку — наполни бокал, припасённый для торжества. Лови удачу, пока ловится. Хватай моменты, как легкокрылых фей, и загадывай желания напропалую. Вот такой нехитрый у него девиз.

О нет, он не из того трусливого племени, где с мирозданием играют в поддавки. Этот парень не жалуется на негодяйку-судьбу, хоть та отчаянно ставит палки в колёса. Они с судьбой своего рода напарники. Один разводит грязь — другой берется за уборку. Один разбивает — другой склеивает. Кто у кого в подмастерьях — не понять.

Упал? С кем не бывает! Отжался, встал, пошёл дальше. Это и называется не сдаваться.

Без чуткого надзора Гликерии нечестивый енот окончательно отбился от рук. Он сорвал занавески в гостиной, зная, что ему за это ничего не будет. И всё-таки организовал посреди коридора ручей. Когда мы вошли, У-Ворюга занимался тем, что застирывал в ручье чьи-то носки.

— Хозяйственный ты наш! — процедила я. Схватила пакостника за шкирку, вышвырнула во двор — и тут же почувствовала себя чуточку счастливей.

Знаю, знаю, есть такая методика. Енототерапия называется, для лечения затяжных депрессий. Суть заключается в том, что вам привозят енота и он самозабвенно громит ваше жилище. Прогрызает в ботинках лаз, полощет в раковине паспорт и свидетельство о рождении, вскрывает сейф со сбережениями на черный день и заодно всех вокруг царапает. Вечером довольного зверюгу уносят. А вам остаётся с облегчением вздохнуть и осознать: жизнь не такая уж прискорбная штука. Лишь бы без енотов.

Это я как раз отлично осознала. А еще я осознала, что Гликерия по неустановленной причине объявила голодовку. Она снова не спустилась нас повидать. Засела у себя в башне, как принцесса, которой требуется служба спасения в лице какого-нибудь доблестного рыцаря. Ну вот что за девичьи капризы?!

Я дождалась, когда невидимые прислужники приготовят ужин, и самолично поднялась с подносом по винтовой лестнице на центральную башню-корону. К тому времени Мира уволокла Тай Фуна вглубь замка, невзирая на его отчаянные протесты ("Я такое обнаружила, что просто караул!"). А под сводами снова разносилась обволакивающая фортепианная музыка — реабилитация для моих расшатанных нервов после встряски на горках Фараона.

…Я колотила кулаками по текучему зеркалу портала, как по стеклу. В отличие от стекла, портал отказывался даже треснуть. Упругий, зараза. Удар с разворота и тот положение не спас — чуть ноги не лишилась.

— Гликерия, выходи! — потребовала я. — Сколько можно прятаться? Или ты там уснула?!

Тишина.

— Гликерия, а я тебе вкуснятинку принесла!

Без ответа. Неужели ее скрутило тяжелым приступом ностальгии по Ривалю Мадэну, столичным утехам и старенькому чердаку в пятиэтажке? А что если она надралась где-нибудь до потери пульса, пока мы веселились в "Круши-Ломай-Баре"?

Я принялась еще усерднее стучать по зеркалу портала. Но меня явно занесли в черный список. Вход воспрещен, как ты ни бейся. Шансы попасть внутрь — призрачные.

Кстати о призраках! Может, ребята Непостижимые что-нибудь знают? Не очень-то хочется на выходе из этого запутанного уравнения получить труп лучшей подруги.

Возвращаться в спальню желания не было. А то приду — и мистер Успокоительное снова возьмется рассказывать мне сказки в терапевтических целях да нагонять страху своими "не бойся" и "расслабься". (В самом деле, скорей бы третий день!)

Лучше уж с Непостижимыми на танцплощадке высечем пару искр.

В общем, спрут меня дернул сунуться в дискотечную башенку. Я приставала с расспросами к теневому оленю, но он ускакал в гущу "инородных", которые извивались в бешеной пляске под прожекторами и стробоскопами. Мутный филин без клюва и глаз упорхнул от вопроса туда же, шумно хлопая крыльями. А потом существо с деревом на голове почтительно взяло меня за руку и, тяжко переступая слоновьими ногами, повело в эпицентр веселья.

Мы танцевали несколько часов кряду. А может, дней. А может, месяцев или даже лет. Меня штормило. Мне было так плохо, что казалось, вот-вот упаду. Но я не могла прекратить эту безудержную пляску. Тело жило отдельно от ума, оно не слушалось. Ему было до лампочки, как себя чувствует его хозяйка.

На пике отчаяния я мысленно позвала Тай Фуна. И он — надо же, какой расторопный! — сразу возник в толпе беснующихся тварей. Но радость была преждевременна. Я бросилась к нему — и он тотчас исчез. И материализовался вновь уже на другой координате танцплощадки. Он появлялся, как обманный болотный огонек, но стоило мне приблизиться, всякий раз растворялся в воздухе.

Похоже, Непостижимых утомила моя гонка за миражом. Они стали напирать толпой, мягкой, как вата. Вцепились в меня всеми своими теневыми лапами, грубо выпроводили из башни, и я с размаху упала на обугленный пол "короны", обзаведясь ссадинами на ладонях. Вылетая наружу, я пробила лбом ледяную корку портала: водная завеса застыла, словно бы схваченная первыми морозами. Она приняла на себя удар и заросла льдом, как ни в чем не бывало.

И вдруг неподъемным грузом навалилась сонная одурь. И казалось уже, что это не я портал протаранила — это меня разбили. Извлекли пробку, вынули душу и выпили ее до самого донышка. Раньше мне приходилось читать статьи про энергетический вампиризм, но я и не думала соотнести эту информацию с тем, что произошло сегодня. Судя по всему, я вообще не думала.

Небо надо мной распорола грозовая молния. Грянул то ли гром, то ли оружейный выстрел. Правильно, нечего здесь торчать. Вниз, надо вниз. Надо освежиться.

Поднос с ужином для Гликерии так и остался мокнуть под дождем.

Глава 17. Будет больно, но ты терпи

Фортепиано по-прежнему ласкало оголенные провода сенсорных систем организма. И надо полагать, не только моего. Кто-то же посреди ночи не поленился устроить разминку для пальцев!

Стояла непроглядная тьма. Я наугад спускалась по винтовой лестнице, придерживаясь за каменную стену. И всё это время в уши мне вливалась дивная мелодия — перезвон колокольчиков, музыка ветра, игра воды.

Когда ступени наконец привели на первый этаж, там, во мраке кромешном, кто-то мелкий, с запашком шерстяного свитера, шнырял и светил глазами. Я бы, наверное, скончалась от инфаркта на месте, если б не вспомнила, что у нас в наличии имеется один очень вредный, проказливый енот. Запираешь перед ним дверь — он в окно. Форточку на защелку — он еще какую-нибудь лазейку выищет.

Мира непременно бы умилилась, сказала бы: "Ах, сердобольный замок иллюзий благоволит зверушкам!". По этому конкретному пункту наши с ней мнения не совпадали. Моя точка зрения звучала несколько иначе: дворец и У-Ворюга снюхались, как два прожженных мошенника. Неудивительно, что у хвостатого прохиндея были некоторые льготы. Пересечение границы туда и обратно — хоть днем, хоть ночью. Никакой вам таможенной инспекции, никаких ограничений, штрафов и виз.

Итак, изюминка нынешней феерической ночи — глазищи-прожекторы. Енот из сыскного агенства "Туши свет" к вашим услугам. Дружок, я потом тебе накостыляю, ладно? Приведи меня куда-нибудь, где можно отдохнуть. А то ведь прямо здесь прилягу, под лесенкой.

У-Ворюга будто уразумел, чего от него ждут, и резво засеменил прочь, изредка оглядываясь на непутевую меня. Программа навигации, прописанная в мозгу у зубастого плутишки, работала исправно и в коррекции не нуждалась. Очень скоро мы набрели на дверь. Она вполне отвечала моим эстетическим потребностям. Подсвеченная ультрамарином, гладкая, из толстого матового стекла. Самый настоящий визуальный сигнал: "Нечего мяться на пороге, приятель! Прямо за мной околачивается волшебство высшего пошиба!"

Я без колебаний повернула ручку — и совершила великое открытие. Енот прошмыгнул в неизвестность первым. Поскользнулся, шмякнулся на пол, проехался по нему и — бултых! Плюхнулся в воду.

Ха! Получи, оглоед, поучительный шлепок от богини возмездия! Во мне взыграло злорадство, но колоссальная усталость всё же взяла верх, и я потопала за У-Ворюгой в скользкую темноту, зачем-то сняв обувь.

Ступни холодила мелкая плитка, какую можно встретить в аквапарках. Вверху, имитируя звездные скопления, мерцали голубые, синие и белые пятна. Вода лилась, вода капала, вода отзывалась в трубах шаловливым эхом.

Ноздри затрепетали от ароматов хвои, шалфея, бергамота и лаванды. Глаза адаптировались к полумраку, и я различила бассейны причудливых форм. Навскидку их было штук пять, если не больше. Тускло поблёскивали металлические поручни лестниц, искусственные звезды, затаив дыхание, смотрелись в водную гладь.

У-Ворюга вынырнул из ближайшего бассейна, но вылезать не спешил.

— Ну и видок у тебя! — слабо рассмеялась я. Мой смех тут же украли, измельчили, развеяли пылью под высоким потолком. Вот так-так!

Я окунула ногу в воду. Точь-в-точь парное молоко!

Жаль, купальник не прихватила. Хотя чего уж там, всё равно никто не видит.

Оценив возможные последствия своего безрассудства, я избавилась от одежды и погрузилась в бассейн, который пах шалфеем. Окутывающее тепло, почти невесомость. Высший пилотаж!

Прежде чем меня безвозвратно уволокло в пучину грёз, на макушку мне, откуда ни возьмись, свалилась пемза для чистки пяток. А вместе с пемзой обрушилось озарение:

"Ё-моё, а ведь я бассейны заказывала! Хвоя, лаванда, шалфей, бергамот — всё точно по списку! Мира, неподражаемая ты хитрюга, я тебя раскусила!"

Еще немного пораскинув мозгами, я вывела заключение: дворец иллюзий создало совсем не межпространство. Его, сама того не ведая, создала моя гениальная соратница Вельмира. Железная дорога, башенки, глазастая ограда и поле для гольфа, безотказные духи-прислужники и даже "безвизовый режим" для енота — всё это плоды ее — и лишь ее — бурного воображения. Вовсе никакое не межпространство — она сама заботится о себе! Сама продумывает защиту от темных сил, ставит заслоны, возводит непроницаемые барьеры между собой и враждебно настроенной материей. Моя чудесная, невероятная подруга!

Надо было срочно сообщить ей о том, какая она чудесная и невероятная. И я даже осилила путь наверх — из бассейна на плитчатый пол, чтобы немного проползти в направлении выхода. Но дикое измождение одержало сокрушительную победу: на пути меня коварно подстерегал лягушатник с лавандой, куда я, недолго думая, окунулась — и была мгновенно порабощена Морфеем. Звезды светят, енот шныряет и плещется, поблизости ошиваются тайны, а у меня только нос над водой торчит. Сморило. Славное же дельце!

На следующее утро донести до Миры ошеломительную новость тоже не удалось. Поскольку угодила я не в завтра, а прямиком в послезавтра. Больше суток проспала! На отработку не явилась, пары прогуляла. Ну до чего же бестолковая!

Спрашивается, почему Тай Фун меня не разбудил?

Он, как выяснилось, искал меня повсюду, точно полоумный. Сбился с ног, поднял переполох, заработал нервный тик и несварение. Когда я вышла из обители воды, сладко протирая глаза, мистер Паникёр набросился на меня, как кредитор на разорившегося должника.

— Ты где была? Почему… — Остаток фразы он проглотил и проявил феноменальную внимательность к деталям, воззрившись на меня, точно на привидение какое.

— Сафро, ты блекнешь.

— Что?

— У тебя радужка выцвела. И волосы. Были черные, а теперь — седина. И бледная ты какая-то. Что с тобой творится?

Ох, хотела бы я знать! А еще я хотела отмахнуться и ускользнуть. И ни в коем случае не признаваться, что меня снова и снова тянет в башню к Непостижимым. Что я уже не вполне отвечаю за свои действия. Что река опустошения внутри меня ширится с ужасающей скоростью и, не ровен час, выйдет из берегов.

Я собралась уйти, но меня поймали за руку.

— Нет. Только не сегодня. Третий день, помнишь?

Проклятье! Да чтоб у вас шпангоут треснул, мистер Пунктуальность!

Не выпуская запястье, он быстро повел меня по коридору. Я покорно шла за ним, совершенно не сообразив, что стоило бы обуться. Босиком — по холодному каменному полу. Мы шли — и я подводила промежуточные итоги. Мира создала замок и железную дорогу. Допустим. Но откуда тогда взялись Непостижимые? Кто их впустил? Кто позволил им остаться?

Ой, так это же я!

Из задумчивости меня вывел звук закрывающейся двери. Тай Фун за дверью давал Мире какие-то указания. Как тут не подслушать? Я прильнула ухом к замочной скважине.

— Нашлась? — спросила Мира замирающим голосом.

— Нашлась, — подтвердили ей.

Она тоже волновалась за меня — правда, не так сильно. Для нее исчезнуть на день-другой, а потом вернуться без объяснений было в порядке вещей. Она уважала личное время и личное пространство. В отличие от некоторых, да.

— На лекции и отработку ступай одна. Я выхлопотал для нас с Сафро небольшой больничный. Дня на три.

— Больничный?! — ахнула Мира.

— Собираюсь перевести ее на новый уровень. Усовершенствовать. Поэтому если услышишь крики и прочие странные звуки, не отпирай дверь. Ни при каких обстоятельствах не вздумай отпирать, поняла?

Инструктаж закончился. Чтобы меня не поймали с поличным, я быстренько отбежала и прыгнула на кровать, смяв простыни. Ничего себе новости!

Он вошел, дверь позади него защелкнулась на замок. А потом на второй и на третий. Мира, изменница!

— А может, ну ее к спрутам, эту модернизацию? — с надеждой спросила я, ползком пятясь по покрывалам.

— Эта, как ты выразилась, модернизация, в твоих же интересах.

— Ага. А еще в интересах гражданского мира и общественного благополучия, — съязвила я.

Тай Фун наградил меня взглядом исподлобья. Мол, не маленькая уже, почему я должен уговаривать?

— Сегодняшний ритуал важен, в первую очередь, для тебя самой. Так ты сможешь дать отпор межпространству, когда меня не будет рядом. Иди сюда. Или ты готова капитулировать?

Я помотала головой. Какая тут может быть капитуляция, когда на кону жизнь подруги?!

Только сейчас заметила: одет Тай Фун был как-то странно. Не по-нашему. Вместо привычных брюк, рубашки и пиджака на нем красовалась черная… Нет, даже не мантия. Здесь слишком много всего струилось и ниспадало обрывками разной длины. Слой за слоем, точно подтёки краски.

Мне он выдал простое белое платье с прямыми, расширенными книзу рукавами.

— Переоденься в чистое. Старую одежду брось где-нибудь там. Она нескоро понадобится, — сухо распорядился он.

Пожалуйста, переоделась. А дальше-то что?

А дальше он придвинулся, коснулся моей щеки и, минуя глаза, глянул с сочувствием прямо в душу. Синь в его радужке завораживала. Отчаяние на глубине его бездонных зрачков подтверждало мои самые смелые догадки.

— Не уверен, что всё пройдет гладко. Я и сам-то впервые решился на подобное. Но даже если будет очень больно или очень страшно, потерпи, постарайся не сопротивляться, ладно? Ты ведь любишь меня?

Я кивнула.

— Доверяешь?

Кивнула снова, поражаясь своему легкомыслию.

Тогда он протянул мне пиалу с зеленоватым содержимым и сам взял с тумбочки такую же. На вкус напиток был как березово-сосновый настой. Чуть горький, чуть терпкий, но в целом удовлетворительный. Любопытно, а что насчет побочных эффектов?

И вообще, для чего мне пить всякие подозрительные отвары?

Наверное, для храбрости. Ибо в следующий миг мне рассекли левую ладонь маленьким ритуальным ножиком. Совсем неглубоко, но кровь пошла.

— Ай! — вскрикнула я.

— Так надо, — пояснил Тай Фун с заботливостью инквизитора. — Это второй шаг.

Себя он не пощадил, сделал точно такой же порез на правой ладони. После чего переплел пальцы раненой руки с моими. Варварские обычаи практикуем, мистер Садист? Смешение крови и все дела… Может, еще пентаграмму начертаем и демона вызовем для полного, так сказать, набора?

На этом моменте мне как-то поплохело. А что если он, и правда, в оккультизм ударился?

Однако дальше второго шага Тай Фун заходить не стал. Приблизившись вплотную, опрокинул меня на подушку.

— Я тоже тебя люблю, до безумия, — прошептал он.

И стремительно впился поцелуем в мои губы.

Сначала всё шло по привычному маршруту, не отклоняясь от канона: я получала удовольствие. По телу разливалась приятная слабость, крепло желание раствориться, и где-то на задворках сознания вертелось юлой вот это всё лёгкое, пьянящее безумие. Он променял свою виолончель на более отзывчивый инструмент. И этим инструментом стала я. Это меня сейчас настраивали, с любовью оглаживая изгибы. Трепетно, профессионально.

Были горячие прикосновения, была растущая жажда наслаждений и предвкушение запредельного экстаза. А потом сквозь меня прошла горячая волна — от макушки до пяток. И в район солнечного сплетения словно нож всадили — так сильно там закололо. Тай Фун крепко прижимал мои запястья к кровати, придавив меня к простыням всей тяжестью своего тела. Губы обжигали кожу. Мне делалось всё невыносимей.

Меня разрывало изнутри. Резервы кислорода пошли на убыль. Лёгкие принялись гореть, как печи северных провинций. Они будто качали ртуть, а не воздух. Я начала задыхаться, оттолкнула Тай Фуна плечом и с плачем метнулась к двери, принявшись дергать за ручку. Само собой, заперта.

Как вырваться из этого ада? Куда бежать?

Он догнал меня. Его зрачки фосфоресцировали, как у ночного хищника. А позади сгущались тени.

— Не трогайте меня! Оставьте в покое! — взмолилась я.

В ответ на мольбу у Тай Фуна из-за спины выпростались два теневых крыла. Лицо его оставалось бесстрастным.

И вдруг раздались звуки, похожие на варган. Их источник будто поместили внутрь моей головы. К варгану оперативно присоединилось низкое гортанное пение. Звуки множились, набирали громкость, разлетались по спальне во всех направлениях.

Это я сейчас умом тронулась, да? Кто-нибудь, помогите!

Новая попытка бегства — новый провал. Тай Фун настиг меня одним длинным смазанным движением, отсёк все пути к отступлению и с силой притянул к себе. И вот мое лицо вновь в ловушке горячих пальцев. И он вновь накрывает мои губы дурманящим, мучительным поцелуем, обвив руками стан. Я каменею от ужаса — а меня целуют так жадно, так бескомпромиссно и неистово, словно нет ничего важнее, чем утопить меня в боли.

Пытки продолжались. Его поцелуй, бесконечно долгий и пламенный, гасил все мои крики и стоны. Я била его по рукам, пытаясь вырваться. Куда там! Хватка железная. Он удерживал меня, не давая отстраниться ни на миллиметр. И тогда во мне стала закипать ярость: да как он смеет причинять мне боль?! Тех, кого любят, не разрушают!

Ярость сменилась бессилием.

Я подумала, что умираю. Меня прижали к стене — и в этот миг ноги мои подломились. Так что меня без труда отнесли обратно на кровать, чтобы подвергнуть еще более нестерпимой агонии.

Я плакала, просила прекратить. Но Тай Фун не желал останавливаться.

Мой страх вышел из-под контроля. И если бы я снова захотела сбежать, ничего бы у меня не получилось — тело попросту отказывалось подчиняться. Прямо сейчас в это тело намертво вживляли какой-то редкий дар.

Сафро Шэридон, глупая, доверчивая девица с кашей вместо мозгов, раскололась на сотни своих уменьшенных копий. Копии голосили на разные лады, каждой из них было больно и боязно. Каждая хотела телепортироваться отсюда куда подальше.

Всё закончилось на точке кульминации: прогоняя тени, в комнату хлынул нестерпимо белый свет. Гортанные звуки и варган оборвались долгой высокой нотой. И на меня обрушилось великолепие сияющей пустоты.

Я постучалась к маленькой, благоразумной Сафро, которая перед этим боевым крещением затаилась где-то под диафрагмой. Она была дома. Она вышла и решительно взяла в руки всех прочих, обезумевших от ужаса малышек. Страдания кончились, сёстры. Пора объединиться и зажить по-настоящему! С чистого листа.

Вселенная будто бы встряхнулась, расправила плечи, удивленно заглянула в наш маленький мир — и впервые разглядела меня.

На замену боли и страху пришло умиротворение. Я открыла глаза и безмятежно обратила взор на своего мучителя. Он всё еще продолжал меня целовать. И на щеках у него блестели слёзы. Значит, он тоже чувствовал боль. Значит, ему было столь же невыносимо, но он всё-таки нашел в себе силы, чтобы выдержать испытание до конца.

Теперь я плыла в ослепительно ярком облаке света и заново училась дышать. Солнце грело меня изнутри. И было так хорошо, словно я действительно умерла.

Виновник моей смерти — Тай Фун — наконец прервал поцелуй, отстранился и лёг рядом. Он был вымотан до предела.

Глава 18. Думай потише, любовь моя

"Ты умница. Ты выдержала. Я горжусь тобой", — мысленно произнес он, не поворачивая головы.

"Я не умница, а жертва обстоятельств, — вяло огрызнулась я. И да, тоже мысленно. Новый способ общения меня почему-то не удивил. — Вы не дали мне и шанса вырваться. Подлец! Живодёр!"

"Зачем же так категорично? Я просто не мог остановиться на полпути. Любая заминка могла повлечь за собой необратимые последствия. И сбавь громкость, пожалуйста. Мне самому пришлось несладко".

Это что, меня сейчас вежливо попросили заткнуться?

Я же теперь вроде как эксклюзив и сверхчеловек. Обращаться со сверхлюдьми подобным образом — верх фамильярности.

Я расстроилась. Так сильно расстроилась, что, недолго думая, впала в беспамятство. Теперь рядом с Тай Фуном без сознания лежала совсем другая, улучшенная Сафро. Оптимизированный экземпляр, модифицированная модель. Называйте, как хотите.

Вероятно, Тай Фун отрубился следом. Нас не беспокоили. Никто не суетился, не созывал врачебный консилиум, не пытался нас откачать. Как и было велено, Мира комнату не отпирала.

В отключке мы провалялись примерно дня два. Без пищи и воды. Без всякого стороннего вмешательства. Похоже, наше сознание — отныне одно на двоих — долго раздумывало, стоит ли оно того, чтобы в него приходили.

Когда я очнулась, Тай Фун держал меня за руку и склонялся надо мной с непритворным беспокойством. Он смотрел так виновато и растерянно, что у меня защемило сердце.

— Прости, — сказал он, выдавив из себя жалкое подобие улыбки. — Не думал, что будет так.

"Дело труба", — решила я. И рванула к стенному зеркалу, попутно запутавшись в одеяле.

Подползала я уже на локтях, с ногами, плотно обернутыми одеялом, разматывать которое было недосуг. А Тай Фун смотрел мне вслед, как каравелле, которую построил собственноручно и теперь отправляет в первое, пробное плавание. Никаких гарантий, что каравелла не пойдет ко дну.

Из зеркала на меня остолбенело пялилась роковая экзотическая красотка с перманентным, довольно непривычным макияжем глаз, бровями вразлёт и густой шевелюрой цвета вареной свёклы. Черты лица заметно заострились, очертания сделались чётче. Если бы про меня рисовали комикс, то прежняя Сафро была бы наброском, за который художнику не жалко и пальцы поотрывать. Зато Сафро нынешняя могла бы считаться вполне себе завершенным персонажем, которого непременно ждут славные деяния.

Спрашивается, с какого перепугу Тай Фун начал извиняться?

Он поднялся и подошел к зеркалу, присев рядом со мной на корточки и опустив руку мне на плечо.

"А у нас одинаковые глаза!" — подумала я, глядя в зеркало.

"Серо-голубые, да, — молча подтвердил тот. — Любопытное преображение".

Его внешность тоже претерпела некоторые метаморфозы. Помимо цвета радужки, едва уловимо изменился разрез глаз, овал лица, линия губ и самую малость — форма бровей.

А когда он заговорил вслух, я поняла, что перемены затронули и тембр. Он словно стал богаче, насыщенней. В голосе появились завораживающие вибрации, от которых меня наполнял неизъяснимый трепет. С таким бы голосом да в мировое турне. Держу пари, затмит всех звезд эстрады.

— Вычитал в древних свитках интересную вещь, — сказал он, возвращаясь со мной на кровать. — Если двое Светочей Прогресса любят друг друга, они могут перейти на новый уровень с помощью ритуала.

— Не ритуал, а издевательство, — с улыбкой буркнула я.

— Чуть позже я покажу тебе, как управляться с твоей новой ментальной лабораторией, — сказал Тай Фун, увлекая меня назад, на подушки, да с таким расчетом, чтобы моя голова оказалась у него на плече. — А пока давай еще немного полежим.

"По идее, — добавил он мысленно, — теперь я смогу быть с тобой на расстоянии и руководить твоими действиями в критической ситуации. Равно как и наоборот. Кстати, действие ритуала длится всего год. Через год придется повторить. Разумеется, в том случае, если твои чувства ко мне не остынут".

"Это вы тоже в своих свитках вычитали?"

"В них, родимых".

Ага, значит, насчет себя Тай Фун уверен на сто процентов. Что ж, тогда и я могу смело биться об заклад: не остынут чувства, пусть только попробуют! Эта негодяйка любовь просто не в курсе, с кем связалась.

Я любила его, как любят жизнь. Как любят того, кто вершит людские судьбы и чей синоним — всемогущество. Да, порой боль бывает невыносима. Но всё это ради того, чтобы вывести тебя на новую ступень бытия. Наградить. Дать силы. И в конце концов добиться, чтобы ты, как верный союзник, точно так же награждал и давал силы другим.

Но пора отложить рассуждения о высоких материях и озаботиться более приземленными вещами. Мы не ели два дня. Само собой, аппетит у нас разыгрался зверский. Лично я была готова слопать даже енота, который принялся усердно путаться под ногами и всячески перетягивать на себя внимание, едва мы с Тай Фуном вышли из комнаты.

Прежде, чтобы хоть как-то приструнить У-Ворюгу, мне пришлось бы изрядно попотеть. Теперь же, стоило простереть руку в повелительном жесте, как вокруг хвостатого паразита выросла прочная металлическая решетка — сплошным барьером, из пола в потолок. Как ни грызи, наружу не пролезешь.

На мой вкус, этот трюк дался мне слишком легко.

— Ого! — поразилась я и вопросительно взглянула на Тай Фуна. — А что я еще могу?

Тот пожал плечами, загадочно улыбнулся, разбежался — и прыгнул. Нет, скорее уж, взлетел, мягко приземлившись спустя… две, три, четыре, пять секунд. Прямо как астронавт, который затеял прогулку по старушке Луне, где гравитация послабее. Я честно загибала пальцы. Целых пять секунд свободного полета! Еще один сверхчеловек в коллекции дворца иллюзий.

— Ну же, попробуй! — предложил Тай Фун. — Совместно перенесенные страдания не только укрепляют взаимную симпатию, знаешь ли, но и дарят невероятные возможности. Особенно в том случае, если ты Светоч Прогресса.

Так и быть, разнообразим утро парочкой акробатических этюдов. Я перещеголяла учителя, совершив в воздухе тройной кувырок (два дня голодала, а энергии хоть отбавляй). После чего с восторженным визгом пробежалась по стене и, хохоча, повисла у Тай Фуна на шее, как в игре, где кольца набрасывают на штырь.

Потом на глаза мне попалась винтовая лестница, ведущая на башню-корону, и весь мой задор разом улетучился. Тай Фун проявил потрясающую предусмотрительность, включил свою ментальную лабораторию и на скорую руку запечатал вход на лестницу глухим, звуконепроницаемым щитом.

— Не надо тебе туда, — сказал он. — Непостижимые чуть не выпили тебя. На твоем месте я бы уже умер. Но ты чудом зацепилась за жизнь.

— Откуда вы знаете? — ахнула я.

— Забыла? Я вижу тебя насквозь.

— Мысли читаете?

— И намерения. Так что даже не вздумай.

— Бассейны, — проронила я. — Думаю, меня спасли именно они. А создала их Мира. Значит…

— Ничего это не значит, — нахмурился Тай Фун и отрывисто добавил: — Пойдем. Завтрак остывает.

Он взял меня за руку, и мне пришлось практически бежать, чтобы поспевать за его быстрым шагом. С чего бы, интересно, ему сердиться? А еще интересно, как там Гликерия поживает. И поживает ли вообще.

Роскошный стол, заставленный блюдами так густо, словно сюда свезли всё продовольствие планеты, немножко меня успокоил. Замок иллюзий — приятель нелицеприятный. Он одинаково, как на убой, кормит своих и залётных. Печется о каждом с таким размахом, что о наполненности желудка Гликерии нечего и волноваться.

Пока я за обе щеки уплетала жареную картошку со сметаной, Тай Фун не сводил с меня глаз. Похоже, вместо блюд он был бы не прочь полакомиться моей скромной персоной.

— Нучто-о-о? — с набитым ртом возмутилась я. — Хотите, чтобы я подавилась и умерла?

— Хочу, чтобы ты жевала помедленней. Жизнь прекрасна, и вся она впереди, — усмехнулся тот. — По крайней мере, выходные. И остаток сегодняшнего дня.

Напустив на себя неприступный вид, я проглотила внушительный ком картошки и с подозрением уставилась на Тай Фуна. На что это он намекает? Ну да, пятница, трудовые будни на исходе. Больничный по-прежнему в действии. Вот уж не думала, что этот оригинал выдаст до зубовного скрежета шаблонную фразу:

— Есть планы на вечер?

Скрути вас спрут, мистер Спонтанность! Неужели свидание? Что вы, какие возражения! Моё сердце уже давно победило в борьбе за право голоса. Но можно вопрос: вы сумеете обойтись без приторной романтики? Или мне стоит приготовиться к худшему?

Он, видимо, прочел мои мысли, потому как взглянул лукаво и многозначительно. Артистично поиграл бровями. Прикончил одну из порций, не моргнув и глазом. И встал из-за стола.

А ко мне вдруг подкралось беспокойство (дурная привычка прокручивать в уме события предыдущих дней).

— Что это за твари в башне? Вы ведь знаете, о ком я.

— Ты позволила им остаться. Ты же и должна их прогнать. Я здесь бессилен, — скорбно вздохнул Тай Фун. — Только об одном прошу: не пытайся укротить тьму. Люди заблуждаются, полагая, что могут договориться с тенями. Пока они ведут переговоры, тени водят их за нос. Тени посмеются над твоей наивностью, а потом заманят тебя в западню. И пока ты будешь думать, что приручаешь тьму, тьма незаметно приручит тебя. Не торгуйся, не слушай заманчивые предложения. Твоим словом должно стать твердое "нет".

Я приуныла. Как в одиночку сражаться с тварями, которые и выглядят, и ведут себя довольно миролюбиво? Их агрессия неочевидна. Ну да, разок выпихнули за порог — и то потому, что я вносила дисбаланс в их вечный праздник и была не вполне вменяема. Вообще, все их действия как будто намекали, что это со мной не всё в порядке. Что это у меня реакция неправильная. А они вовсе никакие не кровопийцы и вообще просто лапочки.

Свидание с Тай Фуном обещало затянуться, так что после плотного перекуса я отправилась в комнату, "наколдовывать" себе наряд попрактичней. Привычным алгоритмом вызвала из подсознания ментальную лабораторию и приготовилась созерцать милые сердцу залежи грязи. Эх, кто же в таких условиях одежду создаёт!

Меня ждал сюрприз. Пока я отсутствовала, кто-то здесь основательно прибрался. Колбы оттёр, мебель переставил, полы подмёл… Мистер Чистоплюй и Само Совершенство, вы! Точно вы!

На панели инструментов, где раньше было шаром покати, обнаружилась куча непонятных приспособлений. Жаль, памятку не оставили. Она бы здесь пригодилась. Вот что за пунктирный прямоугольник справа? А загогулина в виде лассо — она зачем? А штуковина, похожая на скальпель? Что делать с пластырем и губкой? Штамп, лупа, малярная кисть — кто-нибудь, просветите, как быть с этим добром?!

У меня началась паника, и я быстренько свернула инструментальную панель. А с нею заодно и всю ментальную лабораторию. Пойти на свидание в универсальном балахоне для работы, дома и сна? Отличная практика, я считаю!

Я очень своевременно закончила приводить себя в порядок: снаружи, со стороны коридора послышались вопли негодования. Негодовала, конечно же, Мира. Она вернулась с занятий и обнаружила У-Ворюгу в заключении.

— Палачи! Душегубы! Кто енотика в клетку посадил?

Когда я вышла, намереваясь аргументировать свою позицию палача и душегуба, клетка, где содержался вредитель, наполовину растаяла под воздействием плавящих лучей из ментальной лаборатории Миры.

— Варвары, дикари и невежи! — дополнила перечень она.

— Вообще-то ты — главное заинтересованное лицо, — сказала я, непринужденно прислоняясь к стене. — Кто жаловался, что съели его любимое печенье? А кто выл, что его растворимый кофе постирали в тазу?

— Но это же енотик!

Всё с Мирой ясно. Безнадёжная заступница братьев меньших.

Меня было не переубедить. Я по-прежнему придерживалась мнения, что тем, кто разводит антисанитарию и расхищает запасы провизии, в замке иллюзий не место.

Когда "заступница" уничтожила образцовое творение моих рук и енот ускакал на свободу, чтобы вершить злодеяния, я удостоилась пристального внимания, глаз по пятаку и местоимения "ой".

Мира подобралась ко мне поближе. Привстала на цыпочки, просканировала профиль и анфас. И почесала затылок. Прямо сейчас в ее извилинах полученные данные подвергались углубленному анализу.

— Слушай, а это точно ты? — потрясенно выдала она.

Глава 19. Перезагрузка

Нам стоило немалого труда вернуть Мире почву под ногами. Она забыла выключить в лаборатории плавящие лучи — те так и шпарили в стену, хотя плавить там уже было нечего. Всё ее внимание было приковано ко мне.

— Нет, скажи, ну как же так? — недоумевала она, продолжая вглядываться в мои серо-голубые глаза. Поди разбери, сокрушается она или завидует.

На деле Мира балансировала где-то посередине между печалью и счастьем. Печалью — по поводу того, что над нею не поиздевались так же, как надо мной (Дополнительные сверхспособности! Хочу-хочу-хочу!). А счастьем, потому что после всех экзекуций любимая подружка Сафро осталась жива и вдобавок превратилась в сногсшибательную красотку.

Тай Фун сперва втолковал Мире, что ей подобная трансформация не грозит, ибо не судьба. А потом авторитетно заявил, что она может на меня положиться, потому как теперь я в некотором роде буду ее личной охраной.

А я-то думала, где здесь собака зарыта! Вот вам и пожалуйста: в нагрузку к бонусным сверхспособностям у нас, оказывается, идет ответственность за беглых дочерей межпространства.

— Только сначала понадобится тренировка, — сделал упор Тай Фун.

— Куда же без тренировки! — рассудительно отозвалась Мира.

— Значит, я могу конфисковать Сафро на сегодняшний вечер?

Моё терпение грозило лопнуть. Незачем расшаркиваться. Конфискуйте уже поскорее!

Итак, меня выкрали. Утащили под руку в потоки разгоряченного южного ветра, к плеску волн, ритмам самбы и джаза, выставкам картин под открытым воздухом, многочисленным ларькам с сувенирами и равнодушному спокойствию отдыхающей публики.

Мы вливались в праздничную пестроту вечера, как реки вливаются в море. Прогуливались под ручку, словно среднестатистическая влюбленная парочка. Глазели, смешивались с толпой и выплывали из нее невредимыми, чтобы окунуться в жизнерадостную суматоху на соседней улочке.

Со стороны могло показаться, будто мы поссорились, но злостно решили не разлучаться, невзирая на разногласия. Идем, друг на друга не смотрим, молчим, как рыба об лёд. В реальности же между нами протекал весьма занимательный диалог.

"Стало быть, не свидание, а тренировка", — язвительно подумала я.

"Подправим настройки в твоей ментальной лаборатории — да и дело с концом, — мысленно иронизировал Тай Фун. — На романтику даже не надейся. И целовать тебя я не буду, а то как бы чего не приключилось".

В искусстве безмолвной коммуникации он был куда более красноречив и саркастичен.

"Всё, что могло приключиться, уже приключилось, — не осталась в долгу я. — Так что можете удариться в романтику, не возражаю".

Мы выпили в арт-кафе по чашечке капучино, прикупили крекеров для вреднюги-енота и выдвинулись на побережье. Тай Фун намеренно повел меня извилистой дорогой, уводящей прочь от цивилизации. И не к мягкому песочку, который топчет прорва народу, а к утёсу, куда забредают лишь поэты да социопаты.

На утесе он традиционно обнял меня со спины, прижался щекой к моему виску — и в крови тотчас начал разгораться огонь. От него становилось тепло. Он растворял накипь в душе и вытеснял из головы мрачные думы, наполняя каждую клеточку тела живительным светом.

Шокированное конкуренцией, солнце изо всех сил торопилось смыться за горизонт.

Ох, мистер Тай Фун, что же вы со мной творите! Стоит вам вот так меня обнять — и я теряю над собой контроль, а заодно связь с реальностью и всякое понятие о времени. Меня охватывает жажда, и так просто ее не утолить. В момент своего наивысшего расцвета она иссушает и дарит прохладу, горчит и порождает медовую сладость. Как такое может быть? Что за потрясающе противоречивое чувство?

Если вас вдруг назначат моим куратором, сбегу. Однозначно сбегу.

Он украдкой поцеловал меня в затылок, вызывая ментальную лабораторию. Открыл инструментальную панель — и я кожей ощутила его недовольство.

"Система барахлит. Ошибки валятся. Придется перезагрузить интерфейс", — обрисовал проблему Тай Фун.

"Ха, перезагрузка! Мне что, готовиться падать в обморок? Вот почему вы не могли всё качественно настроить с первой попытки?"

"Опыта нет, — оправдался тот. — А в обморок ты не упадешь. Так, лёгкое забытьё. Как сон под наркозом".

Что ж, и на том спасибо.

Он порывисто выдохнул и сдавил меня покрепче, демонстрируя силу своей любви. Представляю, как эффектно мы смотрелись на вершине утеса в лучах заходящего солнца! Секунда — и экран ментальной лаборатории потух. Я какое-то время болталась на хрупком пороге между явью и забытьем. А затем — жужжание, хлопок — и меня окунуло, как в патоку, в круговерть цветных бестолковых галлюцинаций.

Признаться, у меня всегда было туго с доверием. Я боялась полагаться на людей и никогда, ни в одной даже самой душевной компании не чувствовала себя в безопасности. Наверное, виной тому травмы детства.

Когда же в мою жизнь ворвался вихрь под названием Тай Фун, со сложностями было покончено. Он отослал детские травмы куда подальше и велел им не возвращаться. И я стала верить ему как себе. Соглашалась там, где раньше могла возразить. Расчищала в сердце место для второго пилота и подыскивала ему метафорический лётный шлем. А также позволяла ставить над собой рискованные эксперименты, отринув сомнения и зная наверняка: финал будет счастливым.

Вообще говоря, отношения, куда не затесалась ложь, где обе стороны держат обещания и небезосновательно верят друг другу, — феномен сродни чуду.

И вот сейчас мистер Второй Пилот преспокойно изъял мое подсознание, отрегулировал настройки и чудесным образом вернул меня обратно в материальный мир, а я ведь даже не задумалась, что его действия могут мне навредить. Иная, более здравомыслящая женщина еще на подготовительном этапе отвесила бы назойливому энтузиасту пощечину с оттяжкой, покрутила пальцем у виска и определенно не стала бы ввязываться в экстремальные авантюры, замешанные на любви.

С точки зрения людей здравомыслящих, мы с Тай Фуном были сущими безумцами.

— Ты как? — спросил он, едва я разлепила глаза. — В порядке?

После череды нелепых галлюцинаций маринад из моей головы потихоньку выветривался. Мы по-прежнему стояли на утёсе, как два сообщающихся сосуда. Солнце пристыженно уползло за горизонт, высыпали робкие звезды, и малость похолодало.

— А теперь глянем, что получилось, — шепнул Тай Фун и заново запустил ментальную лабораторию, проведя горячей ладонью по моей талии.

Я сглотнула ком, ставший поперек горла. Сказать, что мое агрегатное состояние приближалось к жидкому — не сказать ничего. Я буквально таяла в его руках. Было неимоверно тяжело сохранять самообладание, когда он стоял вот так, вплотную, и задевал чувствительные струны не только души, но и тела.

Подскажите, люди добрые, есть ли способ поставить на учёт разбушевавшиеся чувства? Как не дать им одержать над собою верх? В конце концов, почему, когда он рядом, на поддержание ума в незамутненном виде уходит столько сил?

"Выведи внимание наружу, — кротко посоветовал Тай Фун. — Оно слишком поглощено внутренним хаосом".

"Резистор полупроводниковый! Забыла, что вы мысли читаете!"

Я взяла себя в руки, с горем пополам сосредоточилась на виртуальной лаборатории и принялась изучать обновленную панель инструментов.

Пунктирный прямоугольник, над которым я недавно ныла, превратился в прямую черту с фигуркой парящего сверху человека.

"Левитация, — услужливо подсказал Тай Фун. — Навык сложный. Если освоишь его, сможешь подниматься над землей и перелетать через изгороди".

"Как курица! — фыркнула я. — А повыше можно?"

"Это вряд ли".

Ладно, облом номер один. Что там у нас дальше по списку? Ага, лассо. Лассо видоизменилось и стало спиралью.

"Спираль возвращает всё, как было за минуту до", — охотно объяснили мне.

"Скальпель разрезает пространство, делая в нем карман. В кармане можно хранить вещи и воспоминания", — продолжал консультировать Тай Фун.

"Лупа — значит увеличение, приближение к истине. Позволяет распознавать правду и ложь, докапываться до истины. И тут одно из двух: либо ты людей полюбишь, либо возненавидишь".

"А что насчет вас?"

"Разочароваться пока не успел. Следующее — пластырь. С его помощью можно залеплять крохотные бреши в мировой материи. Для широких разрывов не подойдет".

"Какая досада! А я уж было понадеялась, что заделаю межпространственную дыру заплаткой из пластырей", — съехидничала я.

"Штамп, — увлеченно вещал Тай Фун. — С его помощью можно клонировать всё, кроме людей".

"А если захочу клонировать человека? Получится монстр, да?"

"Нет, просто не сработает. Едем дальше. Губка. Впитывает большие объемы информации. Только об этом лучше помалкивай. — Здесь в тоне инструктора проскочили нотки вежливого лукавства. — Секрет!"

"Спрут и его подлодки! — обрадовалась я. — Высший балл по теории обеспечен!"

"А этот рубильник, — поведал Тай Фун, — останавливает время. До ритуала у меня был такой. Правда, старой версии. Новая доработана".

"Доработана кем? — удивилась я. — Неужто матушка-природа учудила, а потом кинулась устранять недочеты?"

Тай Фун мудро ушел от ответа и строго-настрого велел рубильником не злоупотреблять.

"Надо знать меру, иначе можешь навсегда зависнуть вне пространства-времени", — предупредил он.

У нас остался последний инструмент — малярная кисть. И ее почему-то вниманием обделили.

"Кисть предмет неизученный. Даже я пока не пойму, как она функционирует", — признались мне.

"Материал для самостоятельного исследования", — подытожила я.

"Ты личность творческая, быстро решишь эту задачку".

"А вы? У вас в лаборатории тоже есть такая штука?"

Тай Фун коварно усмехнулся.

"Нет, родная. Теперь у нас одна лаборатория на двоих. Не твоя и моя — общая. И встречаться здесь мы будем частенько".

"Практика?" — удрученно вздохнула я.

"Практика. И сегодня урок первый. Покажи, на что ты способна. Задание — фейерверк".

"Да вы с ума сошли! — возмутилась я. — Для фейерверка нужны древесный уголь, сера и селитра. Где их взять?"

Тай Фун безжалостно гнул свою линию:

"Синтезируй!"

Нет, ну это уже слишком. Он что, собрался держать меня на утесе, пока я с заданием не справлюсь? Эдак мы здесь состаримся. Хотя раньше всё же помрем с голоду. От его манипуляций у меня и без того разгулялся волчий аппетит.

А может, приготовить порох и взорвать тут всё к спрутовой бабушке? Ну а что? Взлетим на воздух, вот потеха-то будет! Я начинала злиться. Изверг бессердечный. Завихрение вам в крыло! Вместо того чтобы торчать на этом клочке земли, я бы лучше вместе с Мирой в мастерской самолет проектировала!

Стоп, минуточку! Порох! У него высокая температура сгорания, так почему бы не использовать его в двигателе для ускорения? Так мы сократим дистанцию разбега и достигнем невиданной дальности полета.

Кажется, на меня снизошло вдохновение. Взрывать Тай Фуна больше не хотелось. Я задалась вопросом, как получить селитру, и принялась рыться в энциклопедии, которая оказалась тут же, под боком, на полке в ментальной лаборатории. Итак, хлорид калия плюс азотная кислота.

Уголь? Ну, это просто. Надо сжечь древесину в безвоздушной среде.

А серу мы добудем из земной коры. Хотя зачем я гружу вас всей этой скучной информацией?

Атомы, молекулы, в шеренгу становись!

Элементарные частицы, в отличие от тех же енотов, повиновались, как шелковые. Вот с кем приятно иметь дело. После ритуала оба моих таланта — что в области неорганики, что в царстве органической химии — уравновесились, точно чаши весов. К чему мне теперь вообще какая-то академия! Я достигла гармонии, о которой мечтала всю свою сознательную жизнь.

Интересно, Тай Фун взыщет с меня за "оптимизацию", или он не настолько мелочен? В конце концов, пусть я и способнее учителя, мы оба оказались в выигрыше. Есть ли смысл торговаться?

"Перестань так много думать! — потребовал он, вторгаясь в мой мыслительный процесс. — У меня сейчас мозг лопнет".

"Очень на это рассчитываю", — подпустила шпильку я.

Только сейчас до меня дошло: наша "магия" работает без нелегальных кристаллов. Блокировка, которую ректор установил в академии, больше на нас не действовала. Очередной неожиданный сюрприз.

"Послушайте, вот мы тут на вершине упражняемся. А нас не засекут? Фейерверк штука заметная", — обеспокоилась я.

"Пусть думают, что я пользуюсь кристаллом. Преподавателям это не запрещено. А о своем даре обходить заглушки лучше никому не сообщай. До поры до времени, пока первокурсникам не выдадут кристаллы официально".

Мы решали вопросы конспирации, а вещества в ментальной лаборатории между тем вовсю вступали в химические реакции. Причем в нужных соотношениях, прямо по инструкции.

Не успела я оглянуться — порох был готов.

"Теперь цвета", — сориентировал Тай Фун.

За красочность салюта отвечали соли и металлы. Самым сложным оказалось получить голубой. Медь, зараза такая, распадалась, не достигнув нужного оттенка. Но в итоге я справилась и с этой головоломкой.

И ночное небо над морем расцвело, как фантастический сад.

Разноцветные синтетические брызги вспыхивали громким укором старушке-Вселенной:

"Не умеешь ты, дорогуша, декорировать ночь. Смотри, как надо, и мотай на ус".

— Ну как, не переборщили с романтикой? — спросил Тай Фун. Он наконец дал команду закругляться и выпустил меня из объятий.

— В самый раз! — отозвалась я. И рухнула, как подкошенная.

Вот это я понимаю, усталость!

Глава 20. Клон на мою голову!

— Прости, — сказал Тай Фун, укладывая меня на кровать. — Всё-таки с романтикой случился перебор. В следующий раз применим щадящий режим.

Он наклонился, ласково погладил меня по голове и чмокнул в щеку. Совсем легонько, жест чисто символический, но его вполне хватило, чтобы между нами посыпались искры. Причем не какие-то там абстрактные, а самые настоящие, в сопровождении треска и ослепительного света. Натуральная плазменная сварка.

Я ничего не почувствовала. Я вообще балансировала на грани сновидений. Тай Фун тоже не почувствовал — но всё равно отпрянул от меня, как ужаленный. Что еще за дурацкий спецэффект?

Где-то за стенкой драматично расхохоталась Мира. Комиксы она там, что ли, читает? Или, может, смеется в лицо опасности? С нее станется влипать в неприятности без перерыва на сон и приемы пищи.

— Ладно, я спать, — пробормотала я. — А вы — деспот и тиран.

— И тоже спать, — отозвался Тай Фун, укладываясь рядом со мной и широченно зевая.

Правильно, очень правильно. Об искрах мы подумаем потом.

Мне снилось, что я парю над каменистой полосой прибоя на расстоянии локтя. Левитация, чтоб ее, в действии. Куда менее приятным открытием стало то, что я не просто парю, а убегаю от не-совсем-живых, которые тянутся за мной по пятам по указке ухмыляющегося Арсения. Кажется, во сне я намеревалась обвести его вокруг пальца, но улизнуть так и не смогла. Сгустки материи облепили меня, как осы — медовую дыню. Пробрались в глаза и уши, заняли в желудке место полноценного обеда и просочились в мозг. Я смотрела — и не видела. Передо мной распахнулась бездна. И шептала она на сотни мерзких замогильных голосов: "Дай-дай-дай".

Проснулась я под утро от липкого ужаса. Тай Фуна рядом не было. Зато по всему замку усладой для слуха чарующе-нежно разливалось фортепиано.

А в моей голове роились приветственные мысли.

"Вставай, кошмарное создание! Я нечаянно подсмотрел твой сон. Богатое воображение, нечего сказать. А главное, мотивирует-то как!"

"Мистер Тай Фун, вы издеваетесь? А ну проваливайте из моей головы! — мысленно возопила я. — Серьезно, меня к круглосуточному общению не готовили. Можно как-нибудь отключить эту опцию?"

"Пока не разберемся с межпространством, нельзя".

"Вот всегда вы так. Признавайтесь, вы просто жить без меня не можете".

"Какое верное наблюдение! — сыронизировал тот. — Итак, слушай внимательно. Я подверг анализу каждую мелочь и пришел к заключению. Кажется, межпространство гораздо заполнять не только пустоты мира, но и пустоты в душе".

"Обеднел в моральном плане — изволь стать марионеткой межпространства? Так, что ли? — не поверила я. — А вы в процессе ритуала, случаем, нигде темечком не стукнулись? Не подумайте ничего такого, из беспокойства спрашиваю".

"Попахивает бредом, да? Ну уж как есть, — металлически-звонко отозвался Тай Фун. — Многие несуразные теории на поверку оказываются самой что ни на есть жестокой реальностью. Такова жизнь, душа моя, и ничего тут не поделаешь".

Я прекратила острить и призадумалась. Взять, к примеру, Арсения. Типичный представитель мужского населения с промытыми мозгами. Вступить в брак, нарожать детишек за счет многострадальной жёнушки, жить по трафарету, чтоб как все. А иначе ты неудачник и предмет для насмешек. Такие экземпляры, как он, тянут ресурсы, мало что отдавая взамен. Они выкачивают силы, отнимают энергию и способны вдохновить разве что на выход из окна. Твоя плодотворная жизнь рядом с таким упырём сразу же накрывается медным тазом. Если учесть все вышеуказанные "дано", возникает вопрос: а не вакуум ли в душе у означенного индивида?

"Мистер Тай Фун, вы где? — послала я зов. — Надо поговорить".

"Найди меня, если сможешь!"

Легко потерять, сложно найти? Какие ж мы изысканные!

Я помянула беднягу спрута, запахнулась в халат поверх звездного платья и в тапочках потопала в коридор. Вход на винтовую лестницу отказался не запечатан. Я поднялась и на всякий случай постучалась в портал химической башенки, но там снова было глухо, как в танке. Подноса, который я приносила в прошлый раз, на месте не обнаружилось. Значит, с Гликерией всё в порядке. Она же чудачка. Барышня с приветом. А таких беды обычно обходят на цыпочках и по широкой дуге.

К тому же, она предупреждала, что будет пропадать за химическими опытами денно и нощно. Не стоило за нее переживать.

Миновав портал в дискотечную башенку, я удивилась: к Непостижимым меня больше не тянуло. Полюса магнита внутри будто бы перестроились, и теперь это место буквально отталкивало. Интуиция велела держаться от ледяного зеркала на солидном расстоянии, а то как бы тени опять не наложили лапу на мою личность.

Я сунулась еще в несколько башенок. Зефирная пустовала, в Обсерваторной шуршали мыши и громоздились горы пыльных талмудов по астрономии. А вот мятая, вся из себя нелогичная башня Парадоксов преподнесла сюрприз.

Она умудрилась вместить целый концертный зал, пропахший гвоздикой, мускатом и кардамоном. В дальнем углу зала чернел рояль. Клавиатурный клап был открыт. Круглый крутящийся стул — тоже черный — отполированно лоснился в свете канделябров. Кто-то явно поусердствовал, чтобы довести его до столь идеального блеска. Кто-то не менее идеальный, с упругими мышцами тазового пояса, натренированными благодаря долгой ходьбе.

В данный момент заядлый игрок на рояле копошился где-то среди бесчисленных стеллажей с хрестоматиями и партитурами, и я крадучись пошла на шорох.

Он стоял ко мне спиной и самозабвенно рылся на полке, тихо чихая от пыли. Картина маслом: таинственный ангел музыки за раскопкой нотных залежей.

— А я-то думала, дворец иллюзий по собственному почину концерты закатывает! — вырвалось у меня.

Тай Фун резко развернулся, пряча нотный сборник за спину, точно орудие убийства.

— Как называется та вещь, которую вы только что отожгли?

— "Игра воды". Хочешь послушать еще раз? — Его брови вопросительно взлетели на лоб.

— Скорее уж, посмотреть. Я мало что смыслю в музыке. Но по-моему, там было слишком много нот. И скорость какая-то запредельная.

— Ты тоже можешь так научиться, — сказал Тай Фун, увлекая меня к роялю и выкатывая из-за стеллажа второй вертящийся стул. — Садись.

Наверное, я сияла от удовольствия, как начищенный чайник. Вам знакомо чувство, когда понимаешь, что сделал правильный выбор? Когда мог уйти, но предпочел остаться. Мог прогнать — но позволил быть рядом. И впоследствии осознал: человек, с которым ты предпочел остаться и которого не прогнал, — истинное сокровище.

Всякие там поры, полости, каверны в душе, по которым гуляет сквозняк, — всё это точно не про Тай Фуна. Мужчина, который верит в твои силы, просто не может носить в себе выеденную сердцевину.

Он установил на пюпитр внушительную стопку — в ней насчитывалось листов эдак тринадцать. И вмиг сделался таким собранным и сосредоточенным, словно не играть собрался, а покорять мятежные государства.

— Немного волнуюсь, — пояснил он.

— Боитесь ошибиться? — улыбнулась я. — Да бросьте! В искусстве не бывает ошибок. Бывает рост над собой и оттачивание навыков.

— И малодушный страх, приправленный горечью тщеславия, — приплёл наболевшее Тай Фун.

Одарив меня проницательным взглядом, он принялся играть.

Его пальцы затеяли на клавиатуре гонку, от которой кружилась голова и путались мысли. Он играл, целиком уйдя в черно-белое мельтешение нот на листах. А мне… мне хотелось прислониться к нему, аккуратно склонить голову ему на плечо, прикрыть веки — так, чтобы по ресницам блуждали отсветы канделябров — и плыть, плыть, плыть в этом великолепии звуков до тех пор, пока смерть не пришлет нам повестку на тот свет.

Короче говоря, под конец выступления я всё же неблагодарно задремала у него на плече. Околдовал, не иначе! А может, это у меня сновидения такие — яркие и многослойные?

Я разодрала глаза и обнаружила, что снова валяюсь в постели под балдахином. И снова одна-одинешенька. Если не считать приевшейся сороконожки на ковре, которую уже просто лень давить (каждый день новая). И У-Ворюги — хвостатого паразита, который пролезет в любую щель и стрескает всё, что плохо лежит.

Дело близилось к полудню. Меня не стали расталкивать, потому как суббота. Бей баклуши — не хочу.

Я приподнялась на локте, чтобы слезть с кровати и устроить еноту взбучку за незаконное проникновение, когда дверь в спальню со скрипом приоткрылась. Хм… Для меня приготовили розыгрыш? Почему за дверью темно и тихо? Что там такое клубится?

Я сверилась с календарем, украшенным осенними листьями клёна. Нет, сегодня не мой день рождения. И не день шутников. Тогда…

Клубящееся создание выдвинулось из мрака, пролилось в комнату графитовой тенью и обрело очертания лося на человечьих ногах. Так-так, старый знакомый из банды Непостижимых, один из немногочисленных зануд, с коими мне доводилось перемолвиться словечком в перерывах между танцами до упаду. Что он здесь забыл?

— Ты больше не с нами? — упавшим голосом пробасил Лось. — Зачем тебе эта аура? Через нее не пробиться.

— Аура? — изумилась я. — Ничего не знаю. И вообще, кое-кто велел вам передать, чтобы вы проваливали.

Отвечала я с бравадой, но поджилки так и тряслись. На висках выступил холодный пот. Язык рисковал прилипнуть к нёбу, а губы пересохли, прямо как на ответственном экзамене, который ни в коем случае нельзя завалить.

— Кое-кто? — насмешливо переспросил Лось, отбросив всякий пиетет. — И кто же?

Я вспомнила слова Тай Фуна: сама привела — сама должна и выселить. Что ж, отыграем партию красиво. Стрелка компаса в моей голове бешено завертелась и замерла на этой храброй мысли, как отрубленная. Где-то вне зоны доступа Тай Фун моё решение категорично одобрял.

— Слушай сюда, безмозглый слепок мрака! — рявкнула я, поднимаясь на кровати в полный рост, расправляя плечи и для пущего устрашения закутываясь в одеяло, как богиня из древних легенд. — Ты и твои дружки обязаны безотлагательно покинуть дворец иллюзий и ни под какой личиной впредь сюда не приходить! А иначе…

Я разошлась не на шутку и вывалила на бедолагу Лося весь свой гнев, что на моей памяти случалось очень и очень редко. Окончив сдобренную угрозами речь, я дождалась, пока Лось не покинет помещение, мученически возвела глаза к потолку и рухнула на подушки лицом вниз. Выпало же на мою долю зверушек иномирных дрессировать!

Понятно теперь, почему меня бросили на произвол судьбы в компании енота и сороконожки. Тай Фун предвидел. Он знал, что я должна буду выпроводить тварей в одиночку. Какой всё-таки предусмотрительный, аж тошно!

Кстати, о сороконожке. Стоило теневому Лосю отбыть восвояси, как ее и след простыл. А ушлый У-Ворюга воспользовался моей рассеянностью, дотянулся до крекеров, которые полагались ему в качестве поощрения за "добрые поступки", и смёл их подчистую в один присест.

— Ах ты зверюга прожорливая! — вспылила я, ошеломленная подлой диверсией.

Ментальная лаборатория всплыла, как по волшебству, — вырулила из-за угла исключительно на тяге моей злости. Я даже опешила. Ведь раньше ее вызывала не злость, а скорее уж, паника.

Теперь же мои страхи не то чтобы блокировались. Они исподволь перерождались в чувство, будто у меня за спиной армия, а ее предводитель — доблестный Тай Фун, всегда готовый перерубить врагу сонную артерию ради спасения моей незадачливой персоны.

Но я малость не в ту степь ушла. Ментальная лаборатория встала перед глазами, красуясь новенькими инструментами на панели и чистым, словно бы выбеленным интерьером. В виртуальном пространстве ощутимо витало намерение подложить мне свинью.

Что произошло дальше, не пойму до сих пор. Где-то что-то переклинило, в мозгу разбушевался ураган — и, к своему стыду, с ролью укротительницы ураганов я не справилась. А когда всё закончилось, у меня стало двоиться в глазах. Передо мной на задних лапах сидели два обалдевших енота. Причем вторая особь оказалась самкой.

"Подайте на пропитание!" — молили их передние лапы.

Завихрение мне в крыло! Я что, клонировала этого вредного дармоеда?! Нет, постойте! Отмотайте всё назад! Ораву маленьких У-Ворюг мне не пережить!

Я честно попыталась управиться с инструментом "Вернуть, как было за минуту до", но минута истекла, а прогресс так и не был достигнут. Еноты вылупились на меня с надеждой в шкодливых глазищах: "Ну-ка, что эта девица еще выкинет?"

После чего унеслись пировать и пакостить во славу идиотского копировального станка у меня в голове.

— Сафро! Эй, Сафро! — воскликнула Мира, восторженно врываясь в осеннюю комнату. — Их теперь двое!

— Что ты заладила: "Сафро" да "Сафро"? Других слов нет, что ли? — проворчала я.

Итак, правило первое: не злиться. Больше злости — больше енотов на метр квадратный. Факт.

Глава 21. Катитесь, голубчики!

— У меня без тебя летательный аппарат не строится, — с вселенской скорбью на лице сообщила Мира. — Приходи в мастерскую, как освободишься.

— Свободна, как ветер! — заявила я с обреченностью человека, который только что наломал дров на год вперед. — К тому же, у меня накопилась уйма идей. Веди, показывай, где загвоздка!

Знаете, я могу показаться до жути сентиментальной, но когда подруга вот так приходит и делает жалобные глаза, во мне проклёвывается какое-то глупое детское ликование: я нужна, моя жизнь не напрасна, ура!

Неважно, сколько черных кошек и шальных енотов перебежало тебе дорогу. Ты всегда готов помочь, как бы ни был огорчен, занят или встревожен. Тем дружба и ценна. Тем и проверяется на подлинность.

В мастерской царило первоклассное безобразие. Мира успела натворить его в мое отсутствие и с сокрушительным успехом похоронить под грудами металлолома столько гаек и гениальных замыслов, сколько ни один изобретатель за всю свою профессиональную карьеру.

Среди металлолома также были замечены отрезы парусины, листы фанеры и молотки всевозможных форм и габаритов.

— Так, — сказала я. — Нам понадобится генеральная уборка.

Правило второе: никогда не работать в бардаке.

Я включила ментальную лабораторию, намереваясь упорядочить обстановку в мастерской и заодно разгрести беспорядок после урагана, клонирующего енотов. Но внутри было прибрано на диво добросовестно. Еще раз перебрав все инструменты на панели, я с подозрением покосилась на малярную кисть: а причастна ли ты, дорогуша, к сей возмутительной чистоте?

Кисть отозвалась легкой вибрацией. Видимо, это означало "да".

И вдруг меня осенило. Она вовсе никакая не кисть, а обыкновенная щётка для пола. В магазине хозтоваров с ней в комплекте, как правило, идет совок, куда сметают мусор.

Так что я навела на нее фокус, дождалась, когда выскочит окошко с командами, и радостно нажала "Применить".

Ух, какая тут пошла свистопляска! Ворох чертежей отнесло в один конец зала, ошмётки и обрезки улетели в другой, где подверглись немедленной безотходной переработке под восхищенные возгласы Миры. Территория очистилась в мгновение ока, и я с чистой совестью исповедала подруге все свои свежие идеи, включая порох и улучшенную конструкцию двигателя.

А далее меня ожидало блаженное бездействие в бассейнах, потому как, в отличие от дискотечной башенки, к водно-термальному комплексу меня влекло с непреодолимой силой. Окунуться с головой в лавандовый омут — смыть проблемы, повисшие гирями на плечах. Нырнуть в бассейн с шалфеем — избавиться от сутолоки в мыслях. Погрузиться в бергамотовый — растворить лапшу, которую тебе заботливо навешали на уши. Вот так это работает.

В общем, от бассейнов я была без ума.

Но имелось кое-что еще, что вгоняло меня в состояние умопомешательства — правда, со знаком "минус". Бродить по дворцу иллюзий стало раза эдак в два опаснее. Никто не мог предугадать, откуда и в какой момент выкатится парочка меховых клубков, круглые сутки играющая в догонялки.

— У-Ворюга! Приструни свою подружку! Вы ж меня в могилу загоните!

Пока я добрела до заветной зоны отдыха, чуть не заработала себе невроз. Ну действительно, если хвостатые дармоеды заведут привычку бросаться под ноги мирным гражданам всякий раз, как мирные граждане пересекают коридор, замок вполне оправданно получит звание сумасшедшего дома!

Когда массивная дверь из матового стекла плотно затворилась за моей спиной, я выдохнула с облегчением, разделась и, набрав в легкие побольше воздуха, утопла в теплом бассейне с лавандой. Оттуда было так отрадно углубиться в созерцание белых, голубых и синих звезд. Сквозь толщу воды они казались еще более размытыми и загадочными.

В уши вливалась густая подводная тишина. На тело, погруженное в жидкость, неумолимо действовала выталкивающая сила. Говорят, пара-тройка таких сеансов на грани нереальности — и ты обретешь умиротворение, присущее разве что монахам-отшельникам где-нибудь на вершине горы.

Эх, мне бы такая гора не помешала!

Я скользила в невесомости под туманным мерцанием искусственных сфер и думала о том, что на свете наверняка найдутся вещи поважнее, чем наши с Мирой чертежи и амбиции. Моя одержимость авиацией вся куда-то испарилась, причем так естественно и закономерно, что я даже не успела впасть в расстройство. Сафро Шэридон перегорела раньше срока, точно бракованная лампочка. Интерес отшибло — а у меня в связи с этим знаменательным событием, представьте, ни слезинки, ни обиды, ни стыда.

Поразительная вещь, но каждый из нас — реинкарнация падающей звезды. Нам свойственно гаснуть, и ничего в этом зазорного нет. Закон природы, будь он неладен.

Но прежде чем погаснуть, мы, звезды, бросаемся в неизвестное, преодолеваем рубежи. И именно в такие моменты светим ярче всего.

Поэтому не стоит себя корить, если остыл к любимому делу. Вдруг рубеж уже пройден? Вдруг удалось прыгнуть выше головы? И кто знает, возможно, ты загоришься вновь. А может, это просто не твоя стезя. И тогда нет смысла томиться в клетке чужих ожиданий. Точно говорю: дашь себе свободу — и жизнь заиграет новыми красками.

Лично я ситуацию отпустила. Причем без всяких там сожалений. Сейчас мною правило другое чувство — благодарность.

Я была благодарна за тишину, за растущее спокойствие, за такой удивительный порядок в мыслях. Кому? Ну разумеется, Мире! Зал бассейнов ведь ее рук дело. Или нет?

Может, просто совпадение, а я себе невесть что уже навоображала. Надо будет при следующей встрече ненароком обмолвиться о скале. Мол, хочу персональную скалу, и всё тут. А еще хорошо бы постараться и убедить Миру, что еноты в замке — абсурд и нонсенс. Скала и еноты. Если по обоим пунктам будет прочерк, значит, эксперимент провалился.

А если наоборот?

"Верно мыслишь, радость моя, — прозвучал в голове проникновенный голос Тай Фуна. — Устроить Вельмире проверку — очень правильное решение. Я только за".

"Ох ты ж, спруты вяленые!" — резюмировала я. Невидимый надзиратель в советчики подался!

Неловко взмахнув руками, я выгнулась и ушла под воду, чтобы наглотаться ее от души. Что-то меня сегодня все норовят угробить своей внезапностью. То еноты, то мистер Тай Фун. Сколько ж можно-то?!

Вынырнула, уцепилась за спасительный борт бассейна, чтобы отдышаться — и опять утро доброе!

"Умница, — сообщили мне. — Догадалась, зачем нужна кисть".

"А я-то думала, умница — потому что не захлебнулась", — мысленно проворчала я.

"У нас впереди напряженный и весьма увлекательный график, — поведал Тай Фун. — Захлебнуться с твоей стороны было бы просто бесчеловечно".

Юморист нашелся!

Ну не-е-ет. У меня появился свой собственный, не менее увлекательный график. Я вдруг созрела для того, чтобы помочь Фараону с его дурацкой аферой и прикинуться грабительницей века.

Откуда такой приступ альтруизма? Сама диву даюсь.

Тай Фун прочел мои бунтарские намерения от корки до корки и великодушно согласился.

"Так и быть, уступлю ему тебя на пару вечеров. Провернете кражу — и сразу домой".

Возражений на сей счет у меня не было. Домой — так домой.

"Тай Фун, родненький, как же меня умиляет твой наивно-приказной тон!"

"Твой? — взбодрились на том конце провода. — Продолжай в том же духе, милая Сафро. Давно хотел сказать, что нам пора общаться в менее официальной манере. Как вообще можно употреблять местоимение "вы" по отношению к человеку, который вытворял с тобой столько кошмарных вещей?"

***

Красть мы собирались супер-ценное и страшно полезное Фараоново изобретение, которое в теории должно спасти человечество от неминуемой катастрофы. Мира была настроена куда менее оптимистично.

— Это вас, — мрачно сказала она, — придется спасать. От жандармов и их цепных псов, когда сработает охранная сигнализация. На меня не рассчитывайте.

Спруты глубоководные! Когда ж она успела стать такой дальновидной? А ведь мы на нее надежды возлагали… Отщепенка! Изменница трусливая.

Трусливая изменница и отщепенка меж тем прилежно готовила меня к первой дозе приключений, которые караются уголовно. Сообразила в своей ментальной лаборатории удобную черную экипировку и швырнула мне со словами: "Носи на здоровье". Выпотрошив аптечку, щедро набила мою заплечную сумку бинтами, пластырем и борной кислотой.

— На дорожку, — кисло пояснила она.

Эй, что за упаднический дух?!

Сумку я у нее отобрала и поверх антисептического барахла запихнула фонарик, перчатки и маску. Нелепая грабительская маска с прорезями для глаз была призвана сохранять инкогнито. А ну как и впрямь засекут? Не хочу, чтобы мое усовершенствованное личико красовалось на первых полосах газет и расклеенных по столбам объявлениях с подписью "разыскивается".

Поверх обтягивающего воровского костюма я напялила звездное платье — специально для звездного выхода. Прихватила рюкзак, разбежалась — и прыгнула, совершив в полете лихой оборот вокруг своей оси. Позади послышалось ошарашенное "ох". Да, Мира, да. Я еще и не такое могу! А ты меня уже заочно за решетку упекла. Если кто в итоге и угодит в оплот криминальной романтики, то это будет Фараон. А обновленная Сафро Шэридон в случае чего запросто перемахнет через забор — только ее и видели.

Конденсаторный телефон неприветливо скалился на меня из прихожей. Сразу ясно: коварства ему не занимать. Дозвониться Фараону удалось лишь с десятой попытки. Звонки по номерам с визитной карточки — в "Паучьи Ноги" и "Круши-Ломай-Бар" — завершились бесславными длинными гудками. Зато в гостинице "Счастливый Моллюск" писклявый женский голосок мигом соединил меня с адресатом.

— Фараон на линии, — буркнули в трубку.

— Привет героям! — бодрясь, ляпнула я. — Как насчет сегодняшней вылазки?

— Вылазка? — растерялся Фараон. — А-а-а-а! Вылазка! Крошка, да ты застала меня врасплох! Уже лечу! А твоя подружка?

— Она нагло отлынивает. Боится не-совсем-живых.

— А-а-а-а! — понятливо прогудели с той стороны.

— Враки, — надулась Мира. — Подлый поклёп!

Скрестив на груди руки, она поджала губы и прижгла меня раскаленным взглядом — для профилактики, чтоб не молола чепуху и не трепалась о том, чего не знаю.

— Не боюсь, — повторила она, когда я нажала "отбой" и повесила трубку. — Просто охоты нет.

Ну да, конечно, охоты у нее нет. Пустые оправдания. На самом деле она еще как боится, а признаваться не хочет. Ни себе, ни людям.

Ее унылая мина не очень-то располагала к тому, чтобы затевать у нее в душе археологические раскопки. Так что я решила действовать наобум.

— Тебе нужна гора, — веско заявила я. — И поменьше енотов. Тогда ты придешь в норму и перестанешь быть такой трусихой, зуб даю.

Мира покивала, видимо, соглашаясь с горой и енотами. И только потом до нее дошло.

— Кто это тут трусиха?! — взвилась она.

К тому времени я шустро смоталась со всей амуницией и бодро шагала прочь от ворот, когда что-то заставило меня обернуться. Под козырьком, на железнодорожной станции, толклись тени. Тени с рогами, с деревом, растущим из головы. Тени-привидения и тени-совы. Все они держали в лапах по саквояжу и неподвижно пялились на меня. Безглазые, немые. И столько горькой укоризны сквозило в их налитых чернилами фигурах, что меня проняла дрожь.

"Зря прогоняеш-ш-шь, — молча транслировали Непостижимые. — Одумайся. Без нас тебе будет хуж-ж-же. Гораздо хуж-ж-же. И никто тебя не спас-с-сёт".

"Ха! Ну, это не новость. Мистер Никто вообще мало кому приходит на помощь".

Жалкая попытка отгородиться щитом ирониибыла обречена на провал.

Честное слово, в этот момент я чуть не передумала и не позвала их обратно. Так мне стало боязно.

"Беги, Сафро! Не смотри им вслед! А лучше разозлись хорошенько!" — скомандовала внутри меня храбрая рассудительная малютка.

Утопить страх в расплавленном, как магма, гневе оказалось куда легче, чем спастись от него бегством.

"Да как вы смеете, твари рогатые, портить мне настроение?! — рассвирепела я. — Четыре часа дня! Птички поют, солнце светит, природа ликует. И я тоже намерена ликовать. А вы валите в свое вонючее болото и забудьте сюда дорогу!"

По-моему, формулировка вполне четкая. Пусть только попробуют ослушаться — и они трупы!

Я отвернулась, потрясла поочередно правой, затем левой ногой — как при разминке перед пробежкой. И тотчас вдалеке протяжно и пронзительно загудел поезд.

Вот и всё, ребятки, спета ваша песенка. Чао-какао!

Люблю поезда за их пунктуальность. Особенно волшебные.

Всем страждущим в нашем жестоком мире определенно положено по волшебному поезду. Он всегда приходит, когда в нем возникает нужда. А от вас только и требуется, что зашвырнуть ком своих неурядиц в открытую дверь, прежде чем поезд укатит вдаль.

Действенный метод. Проверено.

Глава 22. Ворюги в законе

Когда поезд увёз Непостижимых в непроглядную даль, мне значительно полегчало. Всё равно что бомбу обезвредили. Пороховая бочка, на которой я сидела, укатилась в овраг с водой, и пришло понимание: "Фух, пронесло. Взрыв отменяется".

Лугу вокруг меня внезапно прибавили яркости. Со всех сторон, набирая красок, закивали на ветру васильки и анютины глазки, ирисы и сиреневый дельфиниум. Запестрели полосками праздные шмели и пчелы-трудоголики. Просигналил сверху клаксон гибридного аэростата, выкрашенного в черно-оранжевый — двое недоумков в протертых коричневых костюмах и старомодных котелках остервенело крутили педали двухместного велосипеда, приделанного к дирижаблю.

Летучий гибрид отбыл восвояси — и грянул заразительный детский смех. Детвора резвилась на лугу, вовсю запуская воздушных змеев и выдувая радужные мыльные пузыри из фигурных колечек. Один пузырь лопнул аккурат перед моим носом, и я тоже рассмеялась.

Странное чувство. Нереально красивое, новое, только что вынутое из подарочной упаковки. Я будто бы влюбилась, как школьница. По уши увязла в девичьих грёзах.

Шагать бы вот так по лугу до полного изнеможения! И пусть под облаками колесят вело-дирижабли сдвинутых изобретателей, а горячее солнце щурится на тебя с подозрительностью инспектора. Мол, куда это ты, Сафро, намылилась? Кто Вельмиру оберегать будет?

Не ваше солнечное дело! Иду, куда глаза глядят. А Мира сама за себя постоит.

Птицы всех мастей кружились надо мной и призывно щебетали: "Эй, летим, птичка!"

Погодите, вот научусь левитировать — и ка-а-ак полетим!

Я представила, что рассекаю небо в компании каких-нибудь лебедей, и мне резко взгрустнулось. Да никогда такого не будет! Длинные прыжки, левитация — это так, неумелая пародия. Насмешка. Сплошное издевательство.

А мне хотелось летать взаправду. Как птицы. Как воздушные змеи на тугих крыльях ветра. На худой конец, хотя бы как мыльные пузыри. Неужели не суждено? Может, стоит сразу выдворить надежду, эту живучую дамочку, которая умирает последней?

С Фараоном мы встретились в условленном месте. Гостиница "Счастливый Моллюск", первый этаж, кафе "Жемчужина". Здесь было чисто и светло, стоял густой запах специй и шоколада. В кадках по углам, как часовые, торчали ободранные фикусы.

Фараон сидел в расхлябанной позе, вытянув ноги и со скуки разглядывая длинные носы своих лакированных щегольских туфель. Завидев меня, он покачнулся на табурете и чуть не рухнул под стол, на плитку с узором из папоротников.

— Оу, крошка! — воскликнул он, хватаясь пятерней за край круглой столешницы. — Кто это с тобой сотворил?! Подай его сюда — расцелую!

— Не советую, — скривилась я, присев на соседнюю табуретку и живо вообразив, как Фараон осыпает поцелуями Тай Фуна. Такое себе зрелище. Если откровенно, на большого любителя.

— А что, мне бы не повредило немного пластической хирургии, — пустился в разговорчики пытливый пройдоха. — Старею всё-таки, было бы неплохо внести каплю свежести в эту опухшую рожу, не считаешь? Так кто тебя, кхм, преобразил?

— Не прибедняйся. Рожа у тебя что надо, — отшутилась я. А Тай Фуна не выдала. Не на ту напал.

— Нет, правда. Ты какая-то не такая, — подметил Фараон, усевшись понадежнее и уместив волевой подбородок на сплетенных пальцах рук. Не подбородок — скалистый мыс, вдающийся в море. Горбатый нос изумительной лепки. И светлые глаза — точно маяки. Так и норовят просветить тебя насквозь.

— Рядом с тобой, — сказал Фараон, — хочется быть. Нет, даже не так. Хочется быть тобой.

Это прозвучало отнюдь не как дежурный комплимент. Скорее уж, сухая констатация факта.

— Что будешь заказывать? — засуетился он, стряхнув с себя мечтательность и подсовывая мне ламинированное меню. — Для полноценного ужина рановато. Обед — хе-хе — свершившаяся данность.

— Кофе, — улыбнулась я. — Для кофе любое время суток сгодится.

— И то верно! — с широченной ухмылкой ответили мне и взмахнули рукой. — Официант! Официант! Ползи сюда, родимый!

Спорим, в каждой компании непременно найдется такой отвязный тип, который искренне убежден, что весь мир лежит у его ног, и способен убедить в этом остальных. Судьба благоволит к нему особенно. Эпизодически балует, прописывая для профилактики периоды звонкой славы. И очень редко поворачивается к любимчику неприглядными местами.

— Знаешь, мне вот интересно, — сказала я и отзеркалила его позу, укладывая подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Ты такой богатый. А есть у тебя, скажем, вилла? Или угодья какие?

— Праздное любопытство? — проницательно сощурился Фараон. — Раскрою страшную тайну: я гол как сокол. Точнее говоря, все средства я инвестирую в заведения увеселительного характера. Хочу, чтоб люди больше радовались и меньше походили на прокисшие огурцы. Вникаешь?

— А как же собственный комфорт? — удивилась я. — Будь у меня такая прорва денег, я бы первым делом купила загородный коттедж со всеми удобствами. Только не говори, что ютишься по гостиничным номерам.

— Именно так, моя несравненная. Нет смысла устраиваться в мире поудобнее. Здесь ты как на новом рабочем месте. Можешь продержаться три года, можешь — год, а может статься, тебя с позором выставят через пару месяцев. Так что нужно лишь самое необходимое. Стул, литровая кружка, голова на плечах и руки из правильного места.

Он свернул демагогию и трагично замолк, видимо, осмысляя только что сказанное. Потом уяснил, что толкать умные речи всё-таки не по его части, просветлел и встрепенулся.

— Слу-у-ушай! — хитро-прехитро протянул Фараон. — А если б вот я, скажем, прикупил виллу где-нибудь на островах, ты бы за меня замуж вышла?

— Пффф! Ну ты шутник! — прыснула я. — Давай уже к делу. Рассказывай свой план.

Он испустил душераздирающий вздох, разыграл передо мной пантомиму в жанре высокой трагедии: "Брошен, отвергнут, обречен". После чего моментально переменился в лице. Клоунада окончена, дамы и господа! Переходим к гвоздю сегодняшней программы — тайному совещанию.

— Выдвигаемся, как стемнеет, — шепотом сообщил он. — Наш объект — подвалы. Подвалы и сторожевая будка.

— Корабль, воткнутый в землю? — уточнила я.

— Он самый. Сторож этой развалюхи ведет себя чересчур подозрительно. Я наводил кое-какие справки. Поговаривают, будто в его распоряжении целая сеть подземных коридоров, хранилищ и погребов. Так что начнем с него.

Оглядев меня критическим оком, Фараон недовольно прищелкнул языком. Поднырнул под стол, вынырнул. Скорчил неодобрительную гримасу.

— Ты собралась в платье идти?

— Конечно, нет! — шепотом возмутилась я. Встала и для наглядности приподняла подол. — Запарилась, пока шла в этом обтягивающем костюме. У меня еще и маска есть, и перчатки с фонариком.

— О-хо-хо! — поиграл бровями Фараон. — Подготовилась на славу! Даже жалею, что нам с тобой придется работать при скудном освещении. Столько дивных форм разглядеть не удастся! — брякнул он и вдруг смутился. — Ладно, кхм. Рассчитываю на тебя, крошка.

А вот это он напрасно сказанул. Как только слышу, что кто-то на меня рассчитывает, так и подмывает наворотить дел, сесть в лужу и дать маху в самый ответственный момент. Зачем? Да спрут его знает! Видимо, затем, чтобы наученные горьким опытом Фараоны впредь как можно реже включали переменную "Сафро" в свои математические расчеты.

— Моё изобретение совершенно точно никто не будет стеречь, — шепнул мне великий махинатор. — О нем все давно забыли. Так что просто прикинемся безобидными овечками и прошмыгнем.

— Потрясающий план! — едко отозвалась я.

Мы выдули еще несколько чашек кофе, сжевали по куску сырного торта, перемыли косточки общественности, которая обреталась за окнами кафе, и поупражнялись в дедукции на случайных посетителях — так, чисто время убить.

Фараон был отличным собеседником. Нашими общими усилиями в забегаловке создался ненавязчивый флёр романтики и авантюризма. Неповторимая атмосфера. Я даже немного позавидовала Каролине (они же встречаются или что?). С таким, как Фараон, едва ли заскучаешь. Он был готов переливать из пустого в порожнее на грани флирта — причем неважно, с кем.

Ну не запал же он на меня, в конце концов?!

Как только на улицах зажглись фонари, мы приступили к выполнению нашего абсурдного плана. Скользкая дорожка грабежей поджидала нас за последней освещенной улочкой. Дальше начинался луг. С одной стороны его сторожил дворец иллюзий с полотном железной дороги. А с другой — академия Светочей Прогресса.

Блестели звезды, небрежно рассыпанные по небу, как крошки после ужина. Лунный серп коварно скалился, будто обладал некой ценной информацией, но рассказать — ни-ни. Дайте-ка угадаю… Ах, да! Сегодня ведь именно тот день, когда всё складывается в точности по задуманному сценарию, а жесты доброй воли обречены на успех.

Фараон проворно переоблачился в камуфляж, нацепил на себя маску, вдел руки в перчатки — и сразу стал похож на закоренелого преступника.

— Теперь ты, — ухмыльнулся преступничек.

Я? А что я? Руки вверх, платье долой. Припрячем его в пакете вон под той пальмой. Не возвращаться же после грабежа, право слово, в столь непотребном виде: пришейте хвост с ушами — и получится грациозная кошечка. В самый раз на обложку развлекательного журнала для взрослых.

Налетел ветер. Сильный, надувающий паруса в Сапфирном море. Обнимающий душу — целиком и безраздельно, совсем как Тай Фун. Берущий под свою опеку безоговорочно, не терпя возражений. С его теплым дыханием мне в лицо понеслись какие-то былинки, паутинки и лепестки.

Может, он подцепил наш азарт, как какую-нибудь заразу, и теперь ему не терпелось примкнуть к рядам безбашенных проходимцев, чтобы пуститься во все тяжкие? Что ж, если так, добро пожаловать в команду!

Мы прокрались под лидерством суховея, как тати в ночи. Бочком, вдоль ограды. Вдоль стеночки. Опять вдоль ограды. Калитка — настежь, входи, кто хочешь.

— Какая беспечность! — процедил Фараон. — Не бережет ректор нашу альма-матер. А я отмычки приготовил. Всё зря.

Погнутый фонарь у здания академии подмигивал придурковато и заговорщически. Очередной сообщник, подумала я. И задрала голову: кто еще запишется в добровольцы?

Главный доброволец корчился на крыше в безобразном танце, прицепив к горловине пижамы комично-красный летящий плащ. Эх, Иридиус Младший! Снова вы за старое. Клептоман-лунатик на стадии рецидива, отплясывающий на верхотуре спрутам на смех. Можно делать ставки: наутро он ничегошеньки не вспомнит.

— Этот фрукт нам не помешает, — шепнул Фараон. — А вот со сторожем держи ухо востро.

Сторожевая будка представляла собой корабль, некогда гордый и величественный, а ныне "по пояс" вросший кормой в землю. Верхняя половина посудины ощерилась на нас обломками рангоута, ошметками тросовых снастей и зубчатым колесом штурвала. Тяжелый неповоротливый штурвал сварливо скрипел всякий раз, как ветер пытался разжаловать его во флюгеры. На обломке ростры покачивалась разбитая керосиновая лампа, а в иллюминаторах горел желтый свет.

Дверца — ветхая лишь на первый взгляд — была оборудована кодовым замком.

— Действуй, крошка, — сказал Фараон. — Знаю, ты умеешь взламывать такие штуки. А я прикрою тылы.

Нет, ну каков наглец!

Я понятия не имела, как взламывать такие штуки. Если вы помните, совсем недавно кое-кто позорно застрял в ограде как раз потому, что продул одному кодовому замку в игре под названием "Разгадай меня полностью".

"Шесть-шесть-восемь-пять-два-четыре", — приглушенно раздалось у меня в голове. Мистер Тай Фун, знаток засекреченных шифров, и ты тут? Какая прелесть! Какое приятное нематериальное пополнение в нашей банде!

Я ввела указанную комбинацию, чем здорово шокировала Фараона.

— С первой попытки! — не поверил он, когда дверца услужливо щёлкнула и отъехала, обнажая густую тьму элеватора. — Признаться, я тебя недооценил.

О да. Сильно недооценил, приятель. Посмотрим, сколько раз за сегодняшнюю вылазку ты выпучишься на меня со священным трепетом. Выдайте мне, что ли, какую-нибудь палку, чтобы засечки делать. Или носовой платок — завязывать узелки.

Итак, мы залезли в барахлящий элеватор корабля на свой страх и риск. И Фараон надавил на кнопку, которую я подсветила фонариком. Черная стрелка вниз.

На нажатие транспортёр отреагировал немного нервно. Он дёрнулся, обрушил перед моим носом ржавую страховочную решетку. И рывками пошел на спуск.

К нашему эпичному снижению прилагались грохот, скрежет, лязг и прочие непротокольные звуки.

Легендарный сторож наверняка пришел в боевую готовность, если, конечно, не дрых с затычками в ушах.

Но нет, он был бодр и беспечен. А в роли затычек выступал радиоприемник. Он громыхал на поцарапанном деревянном столе, важно топорща антенны и транслируя сводки новостей.

"Сдерживать натиск чужеродной материи становится всё труднее. Ш-ш-ш. Лаборатория доктора Штиля стала рассадником и была запечатана, но положение это не спасло. Ш-ш-ш. Люди по всему миру начали пропадать без вести. Только трое сгинули в столице за вчерашний день. И… Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. А-а-а! Помогите! Уберите это отсюда!"

Треск ломающихся стульев. Водопад из помех. Конец эфира.

Шароподобный охранник — гроза мошенников и бандитов — флегматично дожевывал пиццу, громоздясь на колченогом стуле. Он раздраженно выругался с набитым ртом, выключил радио и медленно повернулся к нам.

"Берегись, проглочу!" — предупреждали насупленные брови на его щекастой лоснящейся физиономии.

Глава 23. Не по зубам

"А тебя, детка, будем глотать первой", — недвусмысленно сообщила внезапно хищная похотливая ухмылка. Сальный взгляд прогулялся по моей фигуре туда-обратно, дважды притормозив по пути. Эх, как знала, не следовало надевать облегающий костюм.

Или, может, Мира создала его специально затем, чтобы я отвлекала разных беспутных стражников, пока Фараон будет прицельно бить их по болевым точкам?

Толстяк слез со стула и покатился ко мне, когда его обезвредили парой чётких ударов. На миг жирная физиономия приобрела выражение крайнего отупения. Детина продемонстрировал нам красноватые белки глаз, обмяк, грузно осел на пол и завалился на спину. Тюфяк тюфяком.

— Фу, противный, — брезгливо поморщился Фараон и потряс руками, словно только что их вымыл, а полотенца, чтобы вытереть, не нашлось. — Давай поспешим, пока малый в отключке.

Второй грузоподъемник прятался за потайной дверью в стене, прямиком за гобеленом, который в убогой комнатушке охранника смотрелся довольно чужеродно. Стены подъемной клети дребезжали, а какой-то механизм под шаткой железной платформой стервозно скрипел всякий раз, как кто-нибудь из нас отваживался шевельнуться. Так что мы благоговейно приросли к платформе и дождались, пока ее на стальных тросах спустят в самый низ — в подземную часть корабля.

По слабо освещенным коридорам подземелья бесцельно шастали сгустки материи. Надо же, и сюда пробрались!

Я отшатнулась, врезалась в Фараона и принялась озираться: да нет, не может быть! Неужели оболочка Арсения восстала из мёртвых, затосковала и вернулась за мной?

— Эй, ты чего? — испугался Фараон, обхватив меня за плечи.

— Ты же в прошлый раз его надежно запер? — прошептала я. — Хорошо приложил по башке?

Сама поражаюсь своей кровожадности. Но меньше всего на свете мне хотелось встретиться с Арсением снова.

Фараон развернул меня к себе и вгляделся в лицо.

— Ты побледнела, крошка. Успокойся. Возьми себя в руки. Здесь никого. Только ты, я и безобразные кляксы. Но сейчас ими никто не управляет, они не агрессивны, понятно?

Вот умеет он приводить в чувство. Верно, Арсения здесь нет. Был бы он — нас бы не встретили столь холодно и равнодушно. Кляксам нужен кто-то вроде командира, чтобы натравливать их на жертву, как обученных собак. Без начальства они безобидны.

Но их присутствие все равно напрягало. У меня — уже спокойной и уравновешенной — возникла настоятельная потребность прибраться. Привет, ментальная лаборатория! Привет, кисть (она же тривиальная щётка).

Фараон не видел, что щётка вытворяет на экране у меня перед глазами. Он видел лишь тускло освещенный коридор из красного, на отвяжись сцементированного кирпича. Коридор с комками пыли, дохлыми ночными бабочками и парящими призраками, который ни с того ни с сего взял и очистился. Хоть босиком теперь ходи. Хоть прямо на пол ложись.

— Севрюга мне в глотку! — подобострастно воскликнул мой напарник. — Нет, я, конечно, тоже светоч прогресса и всё такое, но объясни мне, хроническому тугодуму, как ты это сделала? Куда кляксы подевала?

— Меньше знаешь — крепче спишь, — отшутилась я и убежала вперед. Фараон, знамо дело, помчался за мной.

В первом ответвлении, куда мы заглянули, обнаружился склад с провизией и чулан с боеприпасами. Гранаты, артиллерийские снаряды, дымовые шашки.

— Совсем очумели! — высказался Фараон. Он был травмирован до глубины души.

Далее шло ответвление с погребами, забитыми бутылками прогорклого масла, бочонками порченого пива и ёмкостями с прочей никому не нужной дрянью.

Зато прямо по курсу…

— Эй, подсвети-ка! — взволнованно велел Фараон.

Я с содроганием навела пятно фонарика на стену впереди нас. Высоченную чешуйчатую стену. Она дышала. Натурально надувалась и сдувалась, как при вдохе и выдохе.

Ректор что, совсем из ума выжил? Держать под академией живого дракона!

"Приглядись, — посоветовал мне голос Тай Фуна. — Эта тварь живая лишь наполовину".

Я поспешно включила анализатор и просканировала бок дышащего чудовища. Искусственные шарниры, суставы из прочного сплава, диски, маховики, шестеренки. И переливающаяся чешуя из природных компонентов. Гигантский ящер-автоматон.

— Фью! — присвистнул Фараон. Похоже, в своей ментальной лаборатории он тоже провел доскональное исследование. — Вот так пироги! Интересно, зачем сюда засунули эту тварь?

— Чтобы она прикончила каких-нибудь лазутчиков вроде нас? — предположила я.

— Ну нет, — самонадеянно заявил тот. — Я не дам тебе пострадать. Только не в мою смену. — И, закатав рукава, принялся вприпрыжку перемещаться по коридору, как по боксерскому рингу. — Подлый змей, давай сразимся! Выходи на смертный бой!

— Сдурел? — зашипела я.

— Да шучу, шучу, — расплылся в улыбке Фараон и вновь посерьезнел. — Нам надо как-то повернуть этого монстра. Чтоб к лесу задом, а к нам, значит, передом. Чует сердце, где-то в его пасти скрывается моё детище.

Ага, сердце у него чует. Небось, удалось визуализировать участок, до которого не добрался мой анализатор.

— В зубах застряло? — спросила я.

— В них, родимых, — совсем уж убито отозвался напарник.

Меня начинало потряхивать. Я понимала: если мы хотим сдвинуться с мертвой точки и убраться отсюда, прежде чем очухается могучий поедатель пицц, надо как-то расшевелить этого ящера. Но как?

— Все равно что код к замку подобрать, — легкомысленно бросил Фараон. — Дерзай, мой ненаглядный светоч-бивалент! — И, съехав вниз по обычной стеночке, в предвкушении уставился на меня.

Любуется он, зараза. Глазками телячьими хлопает. А мне что прикажете, на голом энтузиазме выезжать? Ни одной путной идеи, хоть плачь.

Да и в конце концов, мы чье изобретение собрались из пасти вытаскивать? Почему главный манипулятор уселся, как инвалид беспомощный, и палец о палец не ударит?

— А я к оракулу ходил, — весело отмахнулся "инвалид". — Он сказал, от меня толку не будет.

Вот вам и пожалуйста. Новая, неизученная грань баловня фортуны: не нужно почем зря напрягаться. Достаточно найти сговорчивого умельца и перетянуть его на свою сторону. Удобно устроился, умник.

Я постаралась придать своему лицу наиболее зверское выражение. Оракул? Это кто, интересно? Собственная копия в зеркале? Ну мужчины пошли! Взяли моду забираться на хрупкие женские плечи и свешивать оттуда ножки!

Выражение моего лица проняло. Фараон резко прекратил паясничать, вскочил с корточек и принял боевую стойку.

Хук слева. Хук справа. Хм, интересно. Механическое воздействие?

Он избрал дракона в качестве спортивной груши и давай отрабатывать на нем боксерские приёмчики. Бац-бац-бац по корпусу автоматона. Результата, как и предвиделось, ноль. Тут и к гадалке не ходи: полуживому-полумертвому чудищу габаритами с межпланетный экспресс нужно воздействие помощнее.

Фараон отличился догадливостью и в дополнение к кулакам пустил в ход оскорбительные словечки:

— Слюнтяй! "Бац!" Рохля! "Ты-дыщ!" Змеюка подколодная!

Вот так накал страстей! Я бы обиделась. Дракону — ни жарко ни холодно.

Чем же его пронять?

Я рассеянно провела рукой по переливающейся чешуе — "против шерсти", памятуя о том, как ненавидит такие поглаживания У-Ворюга. И — о чудо! — доисторический ящер содрогнулся всей своей массивной тушей. Точно рябь по воде прошла.

— Обалдеть! — изумился Фараон. — Я бы не додумался.

— Ты недогадлив, мой друг, потому что у тебя енота нет, — блеснула остроумием я. — Енот, знаешь ли, способствует развитию полушарий головного мозга.

Больше позубоскалить не удалось. Дракон заворочался, поморгал квадратными злыми глазищами и выставил на всеобщее обозрение бездонную пасть, снабженную острыми, как кинжалы, зубами. Мы, понятное дело, в испуге шарахнулись назад.

И лишь спустя пару исполненных ужаса мгновений до меня дошло: что-то не так.

Рядом со мной, сложившись пополам, истерически хихикал Фараон. Мда, своеобразное проявление паники.

— Ты только глянь, ты глянь… — со слезами на глазах промолвил он. Выдал эмоциональное: "Провалиться мне на месте!" — И простер указующий перст в сторону драконьей пасти.

Захлопываться она почему-то не спешила. Ну а что, чудищам, даже наполовину искусственным, тоже полагается зевать. Особенно если дрыхли они долго и упорно.

Благодаря заминке мне удалось разглядеть некоторые весьма примечательные экспонаты. К верхним клыкам монстра, точно гирлянду какую, кто-то подвесил бельевую веревку, где сушились (хотя, по большей части, всё же намокали) женские панталоны в винтажную морскую полоску и красный горошек. Еще я заметила застрявшую между зубами новогоднюю ёлку. Она висела вверх тормашками, желтела, осыпалась, но нанизанные на ветки декоративные мишки по-прежнему держались за нее мертвой хваткой. Это вверху. Снизу картина выглядела печальней. Разбитый, искромсанный резцами патефон являл собой поистине удручающее зрелище. Там же встретила свою погибель уродливая кукла-чревовещатель.

А потом мой взгляд зацепился за поблёскивающую во влажной тьме капсулу, куда вполне мог бы поместиться человек. Капсула, как пломба, заполнила дыру в коренном зубе, и лишь поэтому уцелела.

— Это оно, оно! — возбужденно вскричал Фараон. — Моё гениальное изобретение!

Вот зря он сюда гениальность приплёл. Судя по всему, на гениев у дракона была аллергия.

Он решил, что на сегодня бесплатная экскурсия в царство хаоса окончена. Сомкнул челюсти с оглушительным "Клац!" и выжидающе замер, сверля каждого из нас по очереди воспаленным лазерным глазом. Желаете продолжения, господа? Платите. И желательно жизнью. Разменных монет помельче не берем.

Меня такой расклад категорически не устраивал. Я вызвала ментальную лабораторию и применила спираль: вернуть, как было за минуту до. На сей раз обошлось без технических накладок. Челюсти вновь разъехались, Фараон присвистнул, а ко мне в голову без спросу вторгся Тай Фун.

"Время собралась останавливать? — беспардонно осведомился он. — Давай вместе".

Я не могла его видеть, но все равно отчетливо ощущала присутствие. И даже объятия, без которых Тай Фун ну никак не мог обойтись. Объятия одушевленной пустоты. Потрясающее иррациональное чувство!

Рубильник в ментальной лаборатории отозвался на наше общее прикосновение выбросом энергии, вспышкой и запахом палёной проводки. Время, замри! Время, сидеть. Дай лапу. Надо же, какое покладистое!

Застыл Фараон с вечно играющей на губах усмешкой. Застыли переливы света на драконьей чешуе. И фонарик мой, к счастью, тоже встал на паузу, а то начал было мигать: "Хозяйка, тревога! Тревога. Заряд садится!"

"Заморозка действует недолго. Лимит — пять минут, — просветил меня Тай Фун. — Так что поторопись".

Ну я и побежала — прямиком в раскрытую, как на приеме у стоматолога, зубастую пасть. К драгоценной капсуле Фараона, по скользкому пупырчатому языку. Так-так, и кто у нас сегодня корова на льду?

Пять минут. Какие-то несчастные пять минут на то, чтобы разобраться с механикой, вытащить капсулу из лунки зуба и доставить ее наружу.

Мне повезло: Тай Фун на протяжении всего моего славного забега давал исключительно дельные указания. Что-то вроде: "Добудь носовой платок и зажми нос, ибо вонища несусветная".

Из пасти действительно разило так, что человек неподготовленный мог бы вполне свалиться замертво.

Или вот еще: "Вдави рычаг справа, чтобы открыть крышку". И снова удача. Люк капсулы располагался строго наверху, иначе к ее внутренностям было бы не подобраться (со всех сторон ее окружали стенки зуба).

Итак, в капсулу я проникла. Скользнула в обитое кожей кресло — и незамедлительно впала в ступор. Моя придирчивая внутренняя минималистка с осуждением покачала головой: всё гениальное у Фараона сложно. Чрезвычайно сложно и запутанно.

Из панели управления, под многоугольником причудливого руля, в изобилии торчали рычажки и выпуклые кнопки. Фонарик высветил непонятные диаграммы, погасшие экраны с осями графиков, манометры, гироскопы и спрут знает, что еще.

"Кнопку, Сафро, — скомандовал Тай Фун у меня в мозгу. — Жми красную кнопку".

Ага, красную. А еще большую и круглую. Как во всяких дурацких комиксах.

Закатывать глаза было некогда. Время не ждет. Вернее ждет, но только некоторых. Особо одаренных. Да и то не больше пяти минут.

Я вдавила кнопку — и в капсуле зажегся свет. Включились фары. Загорелось табло высотометра.

А затем творение Фараона начало как-то очень нехорошо дребезжать — будто прямо сейчас на куски развалится.

"Взлетай!" — обеспокоенно велел Тай Фун.

Да я бы с радостью! Но как? Может, надо было, и впрямь, сперва лётное училище закончить, а уж потом в академию поступать. Сафро-дилетантка. Сафро-самоучка. Не лучшая сообщница, если начистоту.

Я дернула за неизвестный рычаг, повинуясь шестому чувству. Тут бы скептикам вздохнуть, подбочениться, сморозить что-нибудь тривиальное о несовместимости женщин и логики.

Однако капсула всё же взлетела и покинула лунку зуба. А дальше я вступила в противоборство с неподатливым рулём, и дело пошло как по маслу.

Я применила к Фараону левитацию, чтобы перенести его в агрегат через распахнутый люк (батюшки, получилось!). Отлетела от дракона на приличное расстояние — и — чпок! — наше время вышло. Вышло, безмерно раздосадованное тем, что его провели.

Фараон отмер — и мгновенно соориентировался в пространстве… взгромоздившись мне на колени.

— Эй! — возмутилась я под злобный рёв размороженного ящера. — Ноги отдавишь!

— Погоди! — прокряхтел тот, перегнувшись через меня и пытаясь что-то нашарить на полу.

— Есть! — радостно воскликнул он. — Телепортация!

И вынесло нас, как по щелчку пальцев, из затхлого подземелья прямиком на луг. За иллюминаторами безнадежной пеленой шел дождь.

Что, господа хорошие, надеялись застать расшитое созвездиями небо? А вот фигушки! Ветер взбесился, потому что мы не позвали его с собой на спецоперацию, и в отместку согнал туч со всех концов земли. Предприимчивый парень.

Беда, как водится, не пришла одна. Стоило капсуле попасть под ливень, как она расчихалась: "Чхи! Чхи! Чхи!". Разразилась продолжительным кашлем на базовом слоге "Кха!" (ну чисто тепличное растение). И упала в обморок, скатившись вниз по холму. Благо, катиться было недалеко. Иначе нас, непристёгнутых, знатно бы помотало в этой центрифуге. А так — небольшое сотрясение мозга, скромное пополнение коллекции ссадин и синяков. Бывало и похуже.

— Эй, ты, великий гений-изобретатель! — крикнула я Фараону, вываливаясь из люка на мокрую траву. — Твоя репутация подмочена! Капсула элементарного дождика не вынесла. Как ты это объяснишь?

— А никак, — буркнул тот, выползая за мной на локтях.

Фараон впервые на моем веку оскорбился:

— Не смешно! — угрюмо добавил он. И прислонился к своему драгоценному детищу, обхватив колени и уткнувшись в них лбом. Точь-в-точь ребенок, у которого игрушку отобрали.

А дождь всё лил. Лил на нас обоих, но Фараон под холодным душем выглядел особенно печальным и неприкаянным.

Ох, не стоило мне над ним подтрунивать. Реплика насчет подмоченной репутации не на шутку его задела.

— Ну извини! — крикнула я.

Ноль реакции. Сидит, хмурится. Стоило немножко покритиковать — сразу раскис. А вроде закаленный, искушенный жизнью. И всё туда же: ранимая натура.

Наверное, прохладно критику воспринимают только отъявленные пессимисты, которые ничего не ждут и ни на что не надеются. А кому-то лавры подавай, признание, славу. Даже те, кто поначалу заявляет: "Дались мне ваши лавры!", рано или поздно проверку на вшивость не проходят. Все мы падки на льстивые речи. А если кто-нибудь утверждает, что к похвале равнодушен, не верьте. Однажды к нему нагрянет зловредный критик с уймой конструктивных замечаний — и всё встанет на свои места.

— Эй, говорю же, извини! — повторила я настойчивей. — Чего дуешься?

Фараон внезапно вскинул голову и внимательно посмотрел на меня. В свете мигающих фар его взгляд сражал наповал своей загадочностью и глубиной.

— Ты что, время останавливала? — спросил он.

— А вот не скажу! — закапризничала я.

— Как ты меня затащила в эту спрутову цистерну? Я же тяжелый. Стой, пытать буду!

Спохватился он, когда я с идиотским смехом пустилась наутёк в сгустившуюся до черноты ночь.

Отбросил напускную обиду — и давай гоняться за мной под дождем.

— Отвяжись! — пищала я. — Отстань, кому говорю!

И "ха-ха-ха!". Ржали мы на пару, безудержно и сумасбродно. Фараон меня догонял, валил на траву, но мне всякий раз удавалось вывернуться, и беготня возобновлялась. Мы носились по лугу, как умалишенные. Промокли до нитки. Устали. Выдохлись. Зато показатели на счастьеметре прямо-таки зашкаливали.

Таких вот нас и застукали — счастливых, пришибленных, в обнимку валяющихся на земле.

Рядом с академией, под зонтом, самоотверженно материализовался Тай Фун.

Стоял он тихо и невозмутимо, точно лес в безветрие.

Я аж поперхнулась.

Глава 24. Целуй ее немедленно

Я оттолкнула Фараона и опрометью бросилась к Тай Фуну. Сердце неслось галопом, выпрыгивало из груди. Пульс частил, взрываясь в висках ритмами этнических барабанов Джембе. И чувство такое, знаете, будто на измене поймана. Донельзя липкое чувство.

Взгляд у Тай Фуна был тяжелый, как утюг. Я нырнула под защиту его зонта (изнанку купола точно светлячки облепили — она мягко сияла во тьме, высвечивая нахмуренное лицо и гладко зачесанные назад волосы).

Мои познания в мимической психологии оказались катастрофически поверхностны. Взглянув на сурово сведенные брови, я решила, что меня начнут отчитывать. И приготовилась встречать лавину праведного гнева.

Но Тай Фун лишь рывком привлек меня к себе и накинул мне на плечи плащ, заготовленный специально затем, чтобы спасать от переохлаждения всяких непутёвых девиц.

От плаща шел запах раскаленных на солнце сосновых лесов. А во взгляде сквозило что угодно, только не гнев. Сожаление с примесью обожания. Забота и мягкая укоризна. Ничего такого, от чего стоило бы уносить ноги.

— Промокла, — с упреком сказал Тай Фун. — Не бережешь ты себя.

— Зачем вы пришли? Зачем… — я замялась, — ты пришел? Я могла бы соорудить зонт в ментальной лаборатории.

— Соскучился, — выдали мне.

Ага. Соскучился, как же. Хотел предотвратить героизм, перерастающий в маразм — вот это вполне себе версия.

От черного купола зонта-трости отшелушилась и стала медленно падать светящаяся чешуйка. Я безотчетно подставила ладонь. Кожу чешуйка не жгла и гаснуть, судя по всему, не собиралась.

— Что это?

— Так, попрактиковался немного, — обтекаемо ответил Тай Фун. — А ты почему задержалась? Час ночи на дворе!

Он быстро, со всей доступной ему ненавистью, посмотрел куда-то поверх моей макушки.

Молниеносный взгляд был адресован Фараону, который вразвалочку топал к нам сквозь стену ливня, заложив руки в карманы своей камуфляжной формы. Очень недружелюбный, острый, как бритва, взгляд.

Интересно, какие там у Тай Фуна в уме потаённые мысли ворочаются? А получится ли у меня попасть к нему в голову, как он проделывал это со мной?

Я зажмурилась и сконцентрировалась, представив, как проникаю внутрь его черепной коробки. Ну-ка, где же вы, мои суперспособности, вскормленные болью и наслаждением? Идите к мамочке.

И — да! Есть контакт!

Передо мной завихрилось чужое сознание. Невесомое, словно бы сплетенное из тончайшей золотой паутины. На паутину, как сверкающие капли росы, нанизывались мысли.

"Что этот тип себе позволяет? Ты моя!" — злостно думал Тай Фун, взирая на безмятежного соперника и с великим трудом подавляя в себе желание расквасить ему нос.

Вот тут бы и встрять, выбив мистера Собственника из колеи. Я не преминула воспользоваться случаем:

"В каком договоре прописано, что я твоя?"

Тай Фун покосился на меня с недоверием и некоторой гордостью.

Наконец! Наконец-то малышка Сафро проявила инициативу и первой развязала внутренний диалог!

"Будет тебе договор", — зловеще пообещали мне.

Крупные капли требовательно стучали по зонту: "Прочь из укрытия, негодяи! Что вы там затеваете?!"

Шелестящий дождем мрак пялился на нас, подсвеченных, глазами Фараона. Наглого, пробивного. И всегда идущего напролом.

— Сафро, не хотел я этого говорить, — молвил мрак хриплым, украденным у Фараона голосом. — Но ты мне нравишься. До безумия нравишься, крошка.

Провокация? Нашел момент!

Я чуть было не взвыла с досады и опасливо уставилась на Тай Фуна. На его скульптурном лице заиграла злорадная усмешка. Глаза-омуты — узкие, лисьи — сделались совсем щёлками.

Ой, что сейчас начнется! Навряд ли конкуренты придут к взаимопониманию. Исход очевиден: перестрелкой взглядов они не ограничатся, без драки не обойтись. Но я опять не угадала.

Ураган перекрестного огня выдохся. И на дне "омутов" сверкнула извлеченная из ножен сталь. Тай Фун отшвырнул зонтик, обнял меня, как свою законную добычу, и впился в губы мстительным поцелуем. Уж я-то знаю: он сделал это нарочно, чтобы Фараон видел. Чтоб зарубил себе на носу: место занято, билеты распроданы. И вообще: на чужое не зарятся.

Как только зонт отлетел в сторону, ливень с упоением обрушился на наши горячие головы. Не выйдет остудить этих болванов, так пусть хоть вымокнут хорошенько. Хотя в идеале — промыть бы им мозги…

Ни дождь, ни Фараон не подозревали, с кем связались. Стоило Тай Фуну приникнуть к моим губам — и от нас посыпались искры. Сотни, тысячи искр — прямо как в прошлый раз.

Внутри у меня экстренно сорвало плотины и укрепления. Шипуче искрясь, по всем направлениям хлынули волны блаженства.

И ночь стала ослепительно прекрасной.

Ливень, точно конь, пришпоренный на скаку, припустил вдвое против прежнего. Неожиданно звонкий, бриллиантовый, словно где-то наверху месторождение вскрыли. И теперь оттуда щедрой рекой сыпались и сыпались самоцветы. В награду? Ну нет. Скорее уж, как незаконное приобретение.

Далеко за этой драгоценной водной завесой взвыла сирена, раскатисто грянул гром.

А потом мне, обалдевшей от напора, выдали временную амнистию — и всё резко прекратилось. Резервы туч иссякли, небо очистилось, и проступили на нем луна со звездами, удивленные не меньше Фараона: это что сейчас было? Магия, да?

Я обернулась, сгорая со стыда и тщетно ища аргументы в свое оправдание. Позабытый светящийся зонт выхватывал нас с Тай Фуном из мрака, как двух беглых каторжников, угодивших в луч прожектора. Но оправдываться не пришлось. Фараон смотрел на нас ошарашенно и восхищенно, обнажив зубы в широченной улыбке, от которой — еще немного — и треснет физиономия.

— Ну вы, ребята, даёте! Из вас такая мощная энергетика прёт, что я сейчас расплачусь! — воскликнул он. — А можете повторить?

Тактичность? Элементарная вежливость? Не-а, не слышали.

И, судя по всему, Фараон не заметил искр. От него не исходило никаких восторгов по поводу того, как неприлично мы с Тай Фуном сияем. Никаких острот на тему ожога сетчатки. Может, оно и к лучшему.

— Эта ваша любовь такая трогательная. Аж за душу берет, — выдавил Фараон и смахнул слезу. Похоже, не фальшивую.

После чего вызвал ментальную лабораторию и высушил свой костюм.

Тай Фун тоже опомнился и дёрнул меня назад, в свои жаркие объятия, чтобы произвести совместную сушку нашей с ним одежды. Действительно, куда это годится — мокрыми расхаживать!

— А платье где? — взыскательно осведомился он, прижавшись ко мне щекой. — Что за наряд такой вызывающий?

Ну да, вызывающий. И что теперь? Ужесточишь мне меру наказания? Заставишь объяснительную на пять листов писать?

Ох уж мне эти диктаторские замашки!

Благо, строчить объяснительную не пришлось. Но эпатажную выходку с платьем мне так и не простили. Тай Фун пригрозил, что впредь я буду под присмотром, и, на остатках любезности процедив Фараону "доброй ночи", отконвоировал меня к замку иллюзий.

Платье утрачено навеки: это я поняла, уже сидя на крыльце. И не потому утрачено, что злодейка природа смешала его с грязью под безымянной пальмой. А потому, что мне оно попросту надоело. Захотелось чего-нибудь более элегантного, более открытого, что ли, подчеркивающего фигуру. Чтобы у Тай Фуна глаза на лоб полезли. Чтобы он и слова вымолвить не смог.

Да, сегодня я ратовала за радикальные перемены. И кажется, Тай Фун отчасти был со мной солидарен.

Он вернулся из дворца и вынес на подносе две дымящиеся кружки с имбирным чаем и два фруктовых льда. Мне попался апельсиновый. Ему — с киви (та еще кислая пакость).

— А как же мятное мороженое с шоколадной крошкой? — спохватилась я.

— Надо пробовать новое, — глубокомысленно заявил тот. И сунул в рот фруктовый лёд.

Пробовать новое в столь скромных масштабах? Что ж, пожалуй, мне такое подходит. Ничего нового крупнее мороженого (и разумеется, платья) я сегодня не перенесу.

Земля дышала влагой. Несмело брались за смычки цикады — ну кому сейчас охота слушать репетицию их новаторского оркестра? После того как тебя хорошенько окатили водой, хочется побыть в тишине. Бездумно смотреть на звезды. Угадывать в огрызке луны очертания знакомых лиц.

Южная ночь простерла над нами крылья. Крылья. О-о-о! Похоже, я снова думаю о полетах! Ну вот куда тебя, Сафро, несёт! Смирись. Ты не будешь летать, как птица.

Видимо, Тай Фун подслушал мои сокровенные воздыхания о несбыточном. И видимо, не очень-то хотелось ему во всё это вникать — он спешно меня покинул и ушел за добавкой чая.

И сижу я, подперев подбородок кулаками. И слышу: кто-то летит. Оборачиваюсь: художественно так летит, споткнувшись о живописную горку из веток. Кто ветки на крыльцо натаскал? Да уж известно кто, У-Ворюга. Или его подружка. А может, оба расстарались, предусмотрительные. Ведь первое правило енота гласит: сооружай шалаш прежде, чем тебя выгонят из дома.

В общем, Тай Фун енотов недооценил и чуть было не грохнулся. В последнюю минуту ухватился за колонну.

А вот чашки под его возмущенное "Ащ-щ-щ!", брызгая имбирным кипятком, проследовали в траву, да там и пали смертью храбрых. Повезло еще, что меня не ошпарило.

Тай Фун с сокрушенным вздохом присел рядышком, на ступеньку.

— Извини.

— Да пустяки.

Чашки разбились. Говорят, хорошая примета. Я тоже была какая-то разбитая. Надеюсь, к счастью.

У-Ворюга без зазрения совести присеменил к нам на пикник. Принюхался. Обнаружил палочки из-под фруктового льда, возвел на меня очи дивные: "Хозяйка, какого хрена?" — и уполз восвояси. Да, приятель, это тебе не крекеры. Проваливай с миром.

— Вы в порядке? — спросила я и тотчас исправилась, робея под зорким взглядом Тай Фуна. — То есть ты. Я хотела сказать, ты в порядке?

Он солнечно улыбнулся, подсвечивая тусклую реальность на пару с неверной уличной лампой. Тёплый человек. Светлый человек. Человек-фонарь. Рядом с ним тянет душевно помолчать. С ним хочется откровенничать напропалую, до самого рассвета и еще дальше, до последней выцветшей звезды.

Наивная сентиментальность, скажете вы? Ну и пусть!

Для ночей есть вещи поинтереснее, чем чай вприкуску с фруктовым льдом — со знанием дела заметите вы. Мой на это ответ — ха и еще раз ха!

И вообще, лучше уж лёд на языке, чем в интонациях.

Гонимая за горизонт, наша ночь на двоих со вкусом киви и апельсина таяла до обидного быстро.

— Не принимай слова Фараона за чистую монету, — тихо проронила я.

— Какие слова?

— О том, что я ему нравлюсь. Слышала, он встречается с Каролиной.

— Да? — усомнился Тай Фун, состроив мину комичную донельзя. — Ничего подобного, — возразил он. — Недавно Каролина заявила, что она всё таже закоренелая холостячка и птица вольного полета. И что никакими узами ее не связать.

— Не может быть! — прошептала я и потупилась. Вот так поворот!

— Чего смутилась? Не принимай его слова за чистую монету, — передразнил меня Тай Фун.

И тут мы оба рассмеялись. Мы хохотали, сидя на ступеньках крыльца, и глядели друг на друга сквозь слёзы с таким изумлением, словно впервые встретились. И вдруг меня осенило: смех с Тай Фуном ведь не что иное, как аналог аптечной шипучей витаминки. Щекочет рецепторы, поднимает иммунитет и не исключено, что продлевает жизнь.

Мы были отданы на откуп нехитрой зашкаливающей радости и рисковали лопнуть от передозировки "Смехотамина". Впервые в жизни мне было так хорошо.

Но кажется, я кое-что упустила: после трех ночи не может происходить ровным счетом ничего хорошего. Даже если так кажется на первый взгляд. Для нашей неразлучной троицы это аксиома и закон подлости.

Стоило мне подумать о законе подлости, как откуда-то сверху раздался душераздирающий крик.

— Мира! — подорвалась я.

Ну а кто еще у нас в замке способен вопить в ночи?

Глава 25. Добро пожаловать в рабство

Тьфу ты! Следовало бы свет в коридоре зажечь. Или складную табличку установить: "Осторожно, скачущие еноты!". Хотя о табличку я бы всё равно споткнулась.

Заслышав крик — надо признать, далеко не рядовой, до дрожи пугающий — Тай Фун стартовал первым, и удача ему улыбнулась. А мне вместо удачи подсунули енотиху, которая любила шляться по ночам. И я на нее благополучно напоролась.

Правда, упасть — не упала. Тай Фун меня поймал. Но гулкая, замораживающая внутренности пустота, какая образуется, если вынуть из-под ног точку опоры, всё-таки задержалась у меня в гостях.

Я не понимала, почему так страшно. Почему кажется, что жизнь вот-вот разделится на "до" и "после"? Мы мчались по коридору мимо хаотичных выставок в стиле авангардизма. Задыхаясь, взбирались по винтовой лестнице на башню-корону, откуда слышались вопли. И я знала, я была на сто процентов уверена: кого-то придется потерять. Кем-то пожертвовать. Ненавижу, ненавижу эту горькую безнадёгу!

Когда мы одолели путь наверх, нам явилась катастрофа поистине вселенского размаха.

На башне, замерев возле одного из водяных порталов, в бледно-голубом светящемся мареве стояла Гликерия. Такой фанатично-счастливой я ее еще ни разу не видела. Оскал до ушей, глазищи сверкают огнём. Рыжие спирали кудряшек топорщатся, точно проволока.

Напротив нее, прижавшись к столбу-указателю, без всяких там спец-эффектов тряслась и всхлипывала Мира.

Ах, да. Куда же без сгустков материи? Эти полупрозрачные товарищи толклись возле Гликерии, ожидая команды "Фас!". Наброситься на Миру, поглотить с потрохами — и дело в шляпе. И межпространство может смело катиться к себе в потустороннюю берлогу.

"Ыр-р-р!" — яростно изрекла Гликерия. Вероятно, на языке межпространства это значило: "Атакуйте!".

Уродливые кляксы тотчас пришли в движение, устремились к Мире, и та исторгла из своей груди очередной оглушительный визг.

Я заслонила ее собой за несколько мгновений до безвозвратного "всё пропало".

— За каким дохлым спрутом тебя на башню понесло?! — поинтересовалась я тем тоном, когда человека вроде бы уважаешь, но был бы не прочь и укокошить.

— Шорохи услышала. Думала, мышь, — проблеяла Мира.

— Мышь?! — взвыла я. — Еноты у нас завелись! Два оголтелых енота! Это будет похуже мышей!

И простерла руку, вызывая ментальную лабораторию.

Первым, что пришло на ум, были пироги. (Самая безобидная ассоциация с лучшей подругой).

Сгустки материи немедленно обратились колёсообразными пирогами, упруго свалились на обугленные камни и покатились, подпрыгивая, кто куда.

Оставалось обезвредить последнего и главного противника.

И здесь мы с Тай Фуном, не сговариваясь, наломали дров. Он выпустил луч. Я выпустила луч. Наши лучи столкнулись в полете, сплелись воедино — и на выходе мы получили уменьшающее излучение, направленное ровнёхонько на Гликерию.

Гликерия села, как постиранный в горячей воде льняной шарф. Она усохла до размеров моей ладони, свалилась без чувств и накрылась сверху клеткой — тоже уменьшенной, которую я послала вдогонку лучу. Так сказать, завершающая деталь. Вишенка на торте.

Мы с минуту прождали в бездействии. В сознание Гликерия не приходила.

Тогда Тай Фун без предупреждения сцапал меня своим излюбленным способом, чтобы нагло воспользоваться моими резервами суперсилы. Он с горем пополам вернул Гликерии с клеткой их первозданную величину, но нападавшая так и осталась лежать пластом. Неужто мы ее ненароком угробили?

Я очень надеялась, что нет, и забралась в клетку — проверить у пленницы пульс. Тай Фун тем временем переключился на Миру.

— Ты не пострадала? Нигде не болит?

Хороший вопрос. Жаль, адресован не мне.

Меня потряхивало, как после удара током. В происходящее всё еще не верилось. Гликерия, моя поддержка и опора в былые несладкие времена, что же с тобой произошло? Как случилось, что ты оказалась во власти межпространства? А я? Где была я в это время? В какой канаве беззаботно дрыхло мое пресловутое шестое чувство?

Самое интересное, что интуиция до сих пор пребывала в отключке. Ни тебе "Берегись, Сафро!", ни "Уноси ноги, дурында ты эдакая!". События представлялись кошмарным сном шизофреника, обрывком чудовищной фата-морганы. Вот-вот прозвенит будильник, я проснусь, видение исчезнет… Ага, как бы ни так. Раскатала губу.

Едва я подобралась к Гликерии, как эта маньячка ожила, распахнула свои жуткие глазищи с текучей магмой вместо зрачков, гадко осклабилась и, вцепившись мне в горло отросшими ногтями, принялась душить с радостной одержимостью.

— Идем с-с-со мной! — исступленно приговаривала она. — Там с-с-славно! Там вес-с-село!

Ох, я и понятия не имела, что организм способен так легко скатиться в бессилие. На меня навалилась дичайшая слабость. Кровь отлила от лица. Я вцепилась Гликерии в запястья, одновременно пытаясь вдохнуть. Безуспешно. В лёгких разгорелся пожар, и по телу прошла спазматическая дрожь.

"Неправда! — трепыхалась в уме кроткая, забитая надежда. — Не может быть! Сейчас она меня отпустит, неловко рассмеется и попросит прощения за неудачный розыгрыш".

Но мысль истаяла, сознание начало меркнуть и на прощание помахало мне ручкой:

"Это конец, Сафро. Ты уволена. Продолжения не жди".

Так вот, что имел в виду Фараон, когда сравнивал жизнь с новой должностью! Ты можешь проработать в должности месяц, год, да хоть десятилетие. Но потом тебя всё равно попросят, швырнут в лицо трудовую книжку — и прощай, человече, скатертью дорога. И, споткнувшись на ровном месте, твой мир улетит в преисподнюю…

Хриплое дыхание Гликерии переросло в мерзкое влажное клокотание. Мне оставались считанные секунды.

А в следующий миг ее шандарахнуло разрядом неведомого происхождения — и она отрубилась окончательно. И тут же, искрясь, полопались сгустки материи, которые начали было возникать из ниоткуда по призыву межпространства.

"Ой-ёй!" — тихо проговорила Мира и попятилась, пряча что-то за спиной.

Ага! Значит, ее рук дело? Уж не прибор ли Каролины отправил маньячку в нокаут?

Тай Фун подлетел к клетке, схватил меня за лодыжку и со зверским выражением лица выволок наружу. После чего запер клетку на замок, снабдив ее дополнительной защитой. Отправилась бы Сафро по недосмотру на тот свет — кто бы себя корил? Правильно догадались.

— Не подходи к ней, — выдохнул Тай Фун. — Она не в себе.

Я жадно хватала ртом воздух. В глазах щипало от слёз.

— Сейчас мы все немного не в себе, — сипло вымолвила я. И позорно разрыдалась, распластавшись прямо там, на полу зубчатой башни.

Гликерии больше нет. Осталась лишь ее оболочка, лишенная всяких чувств. Эта мысль ввинчивалась в меня раскаленным сверлом, отменяя все предыдущие победы и поражения. Было слишком больно, чтобы жить в настоящем. А прошлого и будущего, как известно, не существует.

— Мира, я тебя умоляю, — с раздражением сказал Тай Фун и, кажется, неприязненно скривился. — Сделай ты этой барышне такое платье, чтоб я в осадок выпал. Полагаюсь на твой вкус. А то осточертел уже ее вульгарный костюм. Она в нем как аквалангистка! Ни уму, ни сердцу.

Слова он буквально выплюнул. И удалился — слишком уж поспешно. Я даже реветь перестала и растерянно приподнялась на локтях. Чувствительный ты наш! Разозлился, что ли?! Мы теперь что, на штыках? О-о-ох, резистор полупроводниковый! Сплошной стресс!

Мира проявила небывалое послушание и "наколдовала" мне новый наряд, не сходя с места. Банты, рюши, вырез-лодочка, юбка-гофре до середины икры, шнурованные замшевые ботинки на мягкой подошве. И всё в пастельных розово-голубых тонах. Да уж. От такого Тай Фун точно в осадок выпадет.

Клетку мы с законодательницей моды бросили прямо там, на крыше. Только плёнкой сверху накрыли, чтобы на Гликерию не попадал дождь.

Вроде как порядок. Хотя какой, к спрутам, может быть порядок! Это слово здесь решительно не годится. Только что в моей жизни разверзлась прореха размером с рыжую чудачку. Такую брешь с наскока не заштопать даже иглой из ментальной лаборатории.

Вот погодите. Для начала проведу расследование, разберусь, что с Гликерией стряслось — и, так уж и быть, устрою полноценную истерику. А вы со мной потом носитесь. Откачивайте, как хотите: пустырником поите, валерьянку капайте, улыбки дозируйте. Магний, говорят, тоже неплохо нервишки лечит.

А злюка Тай Фун пусть сам себе успокоительные готовит. И психоаналитиком для себя любимого пусть тоже на полставки поработает.

Погода в доме, конечно, важна. Но меня увольте — я выгорела дотла. А других метеорологов пока не присылали.

— Идешь? — наигранно бодро спросила Мира, оглянувшись на вершине винтовой лестницы.

— Иди одна, а я еще немного задержусь, — сказала я. И — тоже наигранно бодро — направилась к порталу в химическую башенку.

В башенке было не прибрано. На столе, на коврах и даже в раковине с грязными пробирками обнаружились скомканные тетрадные листы с рецептами антидота. Гликерия пыталась получить формулу противоядия. Она полагала, что отравилась, и, в принципе, была близка к истине.

Из ее разрозненных записей также следовало, что аморфных сгустков касаться нельзя. Значит, она-то как раз коснулась. От них ей зараза и передалась.

Но если без предводителя кляксы не представляют опасности, то с кем, скажите на милость, Гликерия могла встретиться? Версия первая: это Арсений. Версия вторая: это Арсений. И версия третья: это Арсений. Вот ведь гад! Неужели Фараон пришиб его недостаточно?

Межпространство завладевало телом Гликерии исподволь, незаметно, день за днем, пока не поглотило целиком. А она сопротивлялась. Боролась с недугом, как могла. Держала осаду межпространства, не желая грузить своими проблемами нас, эгоистов последних.

И Арсений ведь наверняка не покорился без борьбы…

По моей израненной душе наотмашь ударила молотком старушка совесть.

"Как ты посмела презирать Арсения? Как посмела желать ему смерти? Ну да, он таскался за тобой хвостом, похитил разок. Детский сад, если подумать. А ты… Ты вполне могла бы оказаться в его шкуре, угодить межпространству в лапы и сделаться его рабыней. Так к чему это я веду? — Совесть задумалась и снова хорошенько вмазала мне под дых. — Не осуждай, Сафро. Не суди, даже если знаешь всю подноготную. Твое осуждение вернется к тебе бумерангом, бедой вдвое страшнее. И тогда ты поймешь, как страдали те, кого ты по глупости ненавидела. Но вопрос в другом: сможешь ли ты выстоять, когда та же самая напасть постучится в твою дверь?"

Я поскорее взяла свои мысли назад, как берут назад слова. Эй, Вселенная! Скажи, что попытка засчитана! Раз обещаны такие последствия, побуду перестраховщицей. Не хочу ни о ком плохо думать. Разве что о Тай Фуне — самую капельку. И то потому, что он иногда просто невыносимый черствый чурбан.

Что он сделал, когда я расплакалась? Верно: ни-че-го. Взял — и ушел. Еще и сказал, что я на аквалангистку похожа. Ну точно — чурбан.

Только Мира меня понимает. Кстати, куда она подевалась?

…Я нашла ее на первом этаже, в пропахшей гуашью комнатке, которую она себе облюбовала. Описать комнатку в двух словах? Да запросто: фонари и ковры. Пёстрые ковры, от которых рябит в глазах, и литые чугунные фонари, расставленные прямо на полу. К ним прилагались кремовые, золотистые и изумрудные занавески из легчайшего шелка. Правда, висели они не на окнах, а на карнизах, прибитых к потолку по периметру и наискосок.

Здесь же расположился целый гарнизон кукол, рассаженных по полкам и легкомысленно свесивших ножки. Я выпучилась на них — и мигом забыла все свои горести.

— О-о-откуда?

— Я упражнялась в ментальной лаборатории, создавала всякое, и они как-то сами накопились, — пожала плечами Мира, восседающая в центре этого творческого бардака. — Бери любую! Они отлично снимают стресс!

Ничего себе открытие века! Я и понятия не имела, что подруга настолько увлечена куклами. А ведь каждая из них — ее творение, уникальный, так сказать, экземпляр. Если прикинуть, сколько за них можно выручить…

Сафро, выбрось сейчас же дурь из головы!

Подойдя к стеллажу, я взяла ту, что мне приглянулась. У нее двигалось и сгибалось всё, что только может двигаться и сгибаться. Вставные фиолетовые глаза на одухотворенном личике, казалось, следят за каждым твоим движением. Как куклу ни поставь, куда ни отклонись, она сочувственно буравит тебя своими нежнейшими глазками. Вот-вот оживёт, встанет на ноги, разомнётся и толкнёт умную речь на тему твоих психологических блоков и гиперответственности. Магия чистой воды.

— У тебя был прибор Каролины, — сказала я, теребя в руках розовые кукольные патлы. — Никто не поверит в твою мышь. Ты пошла на башню с умыслом.

— Ну да. Замок иллюзий молил о помощи, — без околичностей выложила Мира. — Он просил проведать Гликерию, потому что ей совсем худо.

Она вынула из кармана прибор Каролины и траурно вздохнула. Из прибора во все стороны торчали какие-то жгутики и проводки, он обуглился, и от него несло палёным. Бедолага вышел из строя, но с задачей справился. Покойся с миром, дружок.

В живых пока оставался его близнец, тот, что подарили мне. Маловато будет. Особенно если учесть, что он одноразовый.

По-хорошему, стоило бы закупить партию и раздать прохожим как средства самозащиты. Пусть спасаются от иномирного зла. Интересно, Каролина уже поставила производство на поток или это пробные экземпляры? Довести бы их до ума, конечно, чтоб не ломались при первом же использовании. И вперед, на конвейер.

Вот почему я Гликерии такой не вручила? И насчет сгустков ее надо было просветить. Она же ничего не знала! Так и болталась, беспечная, по городу.

А я? Почему я решила, что случай с Арсением — единичный? Почему не предприняла никаких шагов? Разве Тай Фун не предупреждал? Разве по новостям не трубили, что межпространственная материя вышла из-под контроля и начала распространяться по земному шару, как моровая язва?

Кажется, грозовые тучи моральных терзаний клубились над макушкой не только у меня.

— Мне так жаль, — всхлипнула вдруг Мира, делая попытки укрыться за изумрудной занавеской.

Тут и я не выдержала.

— Тащите, — говорю, — сюда всё острое. Закуски, приправы, бульоны. Красный перец тоже сойдет. И лука побольше. Слышали, прислужники?

Невидимые прислужники замка, похоже, вошли в наше положение и приволокли в комнатку приличную гору всякой всячины, преимущественно вышибающей слезу.

— Давай, — говорю, — Мира, есть и плакать. Мы же не собираемся плакать просто так?

Она отвела занавеску в сторону и с готовностью кивнула.

Нам обеим хотелось поглощать острое, резать лук и реветь. И думать, что ревем мы вовсе не потому, что нам плохо и больно, а только лишь по вине лука и жгучих разносолов.

В голове у меня творился кавардак почище, чем в Круши-Ломай-Баре.

Мы сидели, скрестив ноги, на мягких цветастых коврах, ожесточенно поедали закуски — и сказочные уютные фонари расплывались от слёз у нас перед глазами.

Мира откусывала красный перец, не запивая, и велела величать себя не иначе, как "Королева огнедышащих драконов". Я хрустела сочной луковицей и плакала навзрыд.

Захватнические наклонности межпространства нынче проявились во всей своей неприглядности. Кто там следующий на очереди? Тай Фун? Мира? А на Фараона с Каролиной оно часом не облизывается?

— Не допущу, — на очередном витке самоедства рыдала я. — Не допущу, чтобы еще кто-то из моих друзей пострадал!

— Ты что, всесильная? — хлюпала носом Мира. — Везде не поспеешь.

Вот он, идеальный повод для нытья на остаток жизни: Сафро не супергероиня, которая везде успевает и всех спасает. Кому она такая сдалась!

В общем, развезло меня, как колею в весеннюю оттепель. Я рыдала в три ручья, извела все доступные носовые платки и начала вслух рассуждать о том, что зря родилась на свет.

Жалкое зрелище, наверное. Но Мира самозабвенно убивалась вместе со мной, а Тай Фун где-то бродил угрюмой тенью и наверняка бормотал себе под нос что-нибудь в духе: "Я коварный и злой, не дружи со мной!".

Так что застать меня, постыдно раскисшую, он точно не мог. Это приносило некоторое облегчение.

Глава 26. Сладость мести

Стремительный ход событий меня подкосил — тут требовался более углубленный курс терапии. Так что, закончив убиваться у Миры, я решила немного поубиваться под роялем. Как-никак, второе место силы, сразу после ванны в осенней комнате.

Вот вы смеетесь. А вы попробуйте полежать под инструментом часок-другой, послушать резонанс тишины, ощутить натяжение струн, едва уловимое дыхание древесины. Сразу поймете, в чем соль.

Итак, я удалилась в башню Парадоксов, чтобы залечь там под рояль и подождать, когда схлынет сердечная боль. Скрути меня спрут, если я надеялась встретить в башне Тай Фуна!

Оказывается, он всё это время в засаде сидел, за нотными стеллажами! Стоило мне уложить свои бренные косточки на прохладные доски пола, Тай Фун подошел к роялю пружинистым шагом, нагнулся и заглянул под корпус.

— Чего разлеглась? — неучтиво поинтересовался он. А потом как возьмет да как потянет меня за ногу в замшевом ботинке. — Вы-ле-зай!

Еще чего! Стиснув зубы, я крепко вцепилась в ножку рояля. Победа была за мной.

Тогда Тай Фун решил вести грязную игру. Он открыл крышку и, зажав педаль, ударил по клавишам со страшной силой — три раза подряд. Грянула невозможная какофония, словно клавиатуру атаковали не две, а все пять, а то и десять рук одновременно.

У-у-у, изверг! Бедные мои барабанные перепонки! Пришлось отцепиться от ножки, чтобы заткнуть уши указательными пальцами.

— Это тебе за Фараона! — ликовал меж тем Тай Фун. Вот какая муха, скажите на милость, его укусила?

По залу прокатился новый залп дисгармонии. Ценительницу музыки Сафро Шэридон резали по живому. "Умри, умри, умри!" — скандалил рояль. Где-то переворачивался в гробу его благородный создатель.

— А это, — возвестил Тай Фун, — за клетку, где тебя чуть не прикончили, дальновидная ты моя!

Залп выдохся. Поводы для мести иссякли. И настала спасительная тишина.

После стольких пыток я всё еще держалась молодцом, была отважна и упорна. Из-под инструмента не высовывалась.

Снаружи воцарилось подозрительное спокойствие.

— Ну что, полегчало? — неуверенно поинтересовалась я.

Ответом было таинственное молчание.

А потом мистер Истязатель подлез ко мне под рояль, быстро и импульсивно поцеловал в щеку и приподнял мой затылок, чтобы подложить под него расшитую декоративную подушку. Сам он вытянулся рядом — с физиономией, полной злорадного блаженства.

— Еще как полегчало, — сообщили мне.

Я прыснула в кулак.

— Лет-то тебе сколько?

— Зачем спрашиваешь? — лукаво уточнил Тай Фун.

— Так, для справки.

Ай, до чего ж я глупая! Слабоумие, как и любовь, возрастных ограничений не имеет.

Он прокатился по мне въедливым взглядом, точно жерновом. Наверняка прочёл мысли и теперь думает, как бы отыграться.

— Какой у тебя наряд замечательный! — похвалил Тай Фун. — Знал, что у Миры есть вкус.

Так-так. Плетёт паутину из лести. Не расслабляйся, Сафро! Где-то тут кроется подвох.

— И следы от ногтей на шее. И запах… — коварный льстец сделал вид, что принюхивается, и поспешил подсыпать соли на рану: — М-м-м! Запах тоже просто замечательный. Из разряда "Не подходи — убьёт".

— Это лук, — мрачно объяснила я.

— Не оправдывайся. Я всё понимаю. Ты вымотана. И я безмерно сожалею, что мы ее потеряли…

— Потеряли кого? — насторожилась я.

— Не кого, а что. Возможность выспаться, — отозвался тот и заразительно зевнул.

А потом вдруг быстро поднялся и ударился макушкой о деревянную распорку рояля.

— Ауч! — сказал Тай Фун. — Хочешь, что-нибудь сыграю?

— Ага, — сказала я. — Игру воды, пожалуйста.

Прямо как в ресторане каком. Блюдо для измученных и обреченных. Чтобы отключить мозги. Чтобы хоть на время забыть о своих злоключениях.

Да, игру воды, будьте так любезны. И можно без хлеба.

Всегда такой сдержанный и правильный Тай Фун сегодня вёл себя на редкость непоследовательно. Но мне даже нравилось.

Мне нравилось с азартом кладоискателя находить в нём новые черты, внезапное послевкусие, двадцать шестой кадр, четвертое измерение. Каждый раз открывать для себя другого Тай Фуна и никогда не разочаровываться открытием.

Он был как неделимый атом под умозрительным объективом древнего философа. Атом, который вдруг поразительным образом распадался на фрагменты, доказывая тем самым, что он структура сложная, с тяжелым положительным зарядом ядра и множеством электронов, вращающихся по орбитам вокруг.

Эмоционально-нестабильный, упоительно-нелогичный Тай Фун выполз из-под рояля, уселся на крутящийся стул и развернул ноты. Тринадцать листов блаженства. Тринадцать листов, благодаря которым я могла лежать невидимкой там, внизу, и рыдать — несдержанно, некрасиво, как последняя неудачница. Выплакаться, выжать себя, как постиранный пододеяльник, пусть даже через боль. И снова стать сильной.

Горе оставляет уродливый отпечаток даже на самом прекрасном лице. В этом я убедилась наутро, когда, заботливо укрытая пледом, выбралась из тени на свет и сверилась с отражением в зеркале. Зеркало безжалостно и непредвзято зарегистрировало мой провал. Морда заплывшая, веки отекли, под глазами готическая синева. На голове гнездо — не расчесать. Кто ты, страшилище?!

— Да-а-а-а, — протянул Тай Фун, подкравшись сзади, как призрак.

Я вздрогнула и закрылась от него ладонями.

— Не смотри на меня! Это фиаско.

— Я всё равно тебя люблю, фиаско ты моё, — убедительно сказал тот и сомкнул объятия, вгоняя меня в краску. На сей раз от него пахло не лесом, не океаном и даже не вересковой пустошью. От него на весь зал несло шалфеем. С мокрых растрепанных волос стекала вода. Обнаружил-таки моё убежище с бассейнами.

— А принять душ тебе всё же не помешает, — добил меня Тай Фун чуть погодя.

Мира с мастерством опытного штукатура замазала мои синяки под глазами и попросила не раскисать.

— Полы в академии вымоем, на лекциях посидим, а там, глядишь, и полегчает, — уговаривала она.

— Только не полы-ы-ы-ы! — ныла я. — А можно дома посидеть?

— Ну нет! — злостно вклинился Тай Фун. — Никаких "дома". Я лично прослежу, чтобы ты не отлынивала от работы.

Ясно, понятно. Похоже, сегодня Сафро Шэридон предстоит испытание на износостойкость.

Мои лучшие друзья сговорились сжить меня со свету. А раз так, подзаправимся кофе, руки в ноги — и вперед с песнями!

Нет, я, конечно, знала, что ссылают меня в академию для моего же блага. Вот уйдет на свои лекции Тай Фун, утопает на отработку Мира — и останусь я в замке иллюзий одна-одинешенька, с енотами да Гликерией, которая сама не своя. Приглядывать за мной будет некому. А неприятности только того и ждут.

Так что пришлось смириться и в добровольно-принудительном порядке двинуться навстречу суровым будням.

Последующие восемь часов мы, с вашего позволения, поставим на ускоренную перемотку. Ибо ну ничего, решительно ничего интересного не происходило. Время тащилось пришибленной черепахой — оно вздумало поквитаться со мной за ущемленное самолюбие, когда мы с Фараоном капсулу у дракона изымали. Никому не нравится, когда его останавливают. Что уж о времени говорить!

Сначала была уборка в общежитиях, потом — нудные затянутые пары. Чтобы не засекли, я включила ментальную лабораторию в фоновом режиме и маялась дурью, пока губка прилежно впитывала знания.

Следующей в расписании значилась лекция Тай Фуна. Закон больших чисел, функция распределения и прочая неудобоваримая муть. Тай Фун расхаживал по аудитории, как по подиуму. Чертил на доске мелом какие-то графики и диаграммы, и его глубокий бархатный голос действовал на меня точно наркотик.

Очевидно, не на меня одну.

— Ах, какой же он сладкий. Так бы и съела! — послышался страстный девичий шепот уровнем выше.

Я гневно обернулась.

Ага! Выскочка Мелинда Крокс переквалифицировалась в людоедки. Она сидела, мечтательно подперев подбородок, строила лектору глазки и плотоядно улыбалась. Без толку, конечно. Тай Фун был всецело погружен в закон больших чисел.

Я прищурилась, вглядываясь в профессора с верхних рядов.

А он, и правда, хорош. Под каким ракурсом ни взгляни, идеальный человек. Харизма так и хлещет. Не может быть, чтобы другие женщины его ну совсем не интересовали. Почему он выбрал меня? Что во мне такого особенного? Где те полчища девиц, которые обязаны вокруг него виться и вешаться ему на шею?

Вот до чего доводит безделье: в голову начинают лезть неправильные мысли. Одна ложная догадка тянет за собой другую. А там и третья на подходе. Стоит тебе зазеваться — а они уже за ручки держатся, хороводы водят, пилят на дровишки твою уверенность и швыряют дровишки в костер.

А вдруг он со мной ради какой-нибудь корыстной цели? А вдруг воспользуется — и бросит?

Не повторяйте мою ошибку — не держите ум в праздности. Этот переменчивый товарищ должен быть хоть чем-нибудь да занят. Иначе начнет генерировать бред.

Мыслительный процесс, пущенный на самотек, привел меня к вопиющему заключению: Тай Фун и выскочка тайно встречаются за моей спиной.

И — что хуже — я приняла на веру эту несусветную чушь.

Не выключая фоновый режим, я мстительно растворила половину молекул в сидении Мелинды Крокс — и та рухнула на пол, разразившись неприличной руганью.

Но мне всё равно досталось больше. Мистер Профессор вскинул на меня серо-голубые глаза, пробрался в голову непрошеным визитером — и насильно выпихнул меня из ментальной лаборатории. Хочешь войти — предъяви пропуск. Ах, нету пропуска?!

Прощай, губка! Прощай, молекулярный растворитель! Было приятно с вами сотрудничать!

— В конце спецкурса попрошу вас сдать конспекты, — тоном опытного шантажиста отчеканил Тай Фун. — Без конспекта к зачету будете не допущены. Это ко всем относится! — добавил он и вонзил в меня, как в подушечку для иголок, свой отработанный ледяной взгляд.

— Мира, а Мира? Дашь переписать? — лебезила я.

Накрапывал дождик. Сгущались сумерки. Разливался вдоль ограды оранжевый свет фонарей.

Мира икала с удручающе равными интервалами и, как заведенная, наматывала круги по двору замка иллюзий, отгородившись от реальности голубым зонтом.

Мои бесчисленные попытки выклянчить конспект успехом не увенчались. Мира стоически отмалчивалась. Холодный прагматизм, ноль сантиментов, тридцатый по счету круг.

— Слушай, а что с ней такое? — спросила я у Тай Фуна.

Тай Фун с невозмутимостью ресторанного критика попивал на террасе мятный чай.

— Она сказала, это для поднятия боевого духа.

Я прислонилась к парапету, неожиданно ощутив головокружение.

Какая, однако, занятная у меня подруга! Наворачивать круги под зонтиком, чтобы побороть страхи и изжить стресс. Вот так методика!

Голова моя шла кругом, взяв с Миры пример. Наверное, у головы тоже был стресс, от которого следовало поскорее избавиться.

Глава 27. Допрос с пристрастием

Меня одолевала странная качка. Мебель в осенней комнате несколько плыла и заваливалась набок. Несмотря на данное обстоятельство, я всё же осмелилась на неосторожность и стала штурмовать Тай Фуна просьбами выдать мне пропуск.

Дожили, называется! В собственную ментальную лабораторию пропуск нужен. Кошмар, да и только!

— Ты провинилась. Так что лаборатория арестована до послезавтра, — непоколебимо ответствовал тот. — Я все твои мысли на лекции прочел. Что это было?

Кажется, я залилась краской. Стыд-то какой! Позорище…

Тай Фун описал вокруг меня хищный круг и остановился, подперев подбородок согнутым в знак вопроса указательным пальцем.

— Ты действительно полагаешь, что у меня есть кто-то на стороне? — с апломбом следователя-криминалиста спросил он и нацелил на меня свой подозрительный прищур. Я немедленно почувствовала себя преступным элементом на допросе. — Значит, вот какое у тебя сложилось мнение! Печально.

Он сделал шаг и очутился ко мне вплотную. От него — больше, чем обычно — пахло пряным дурманом леса.

Я попятилась. Меня вдруг начало подташнивать. В горле запершило, во рту установилась сушь. Не удивлюсь, если и пульс разогнался до двухсот ударов в минуту.

— Что ты задумал?

— А что мне остается? — пожал плечами Тай Фун. И поймал меня в плен горячих рук.

Первый поцелуй, как контрольный выстрел, пришелся в висок. Следом Тай Фун покрыл нетерпеливыми поцелуями глаза и скулы. Притянул меня к себе властным, присваивающим движением и сжал так крепко, что чуть надвое не переломил. Вслед за чем вновь принялся безудержно целовать, словно бы заявляя на меня права.

Мира хохотала за стенкой так пронзительно, будто только что слетела с катушек и теперь отмечала это грандиозное событие. Стены от ее хохота сотрясались. Видимо, им тоже было весело.

От нас с Тай Фуном, само собой, сыпались искры. Новогодний, чтоб его, фейерверк. Образцовая иллюминация. Пиротехника в действии для тех, кому невмоготу ждать праздников.

— Н-не надо, пожалуйста! — взмолилась я, пытаясь вывернуться из объятий.

— Как не надо? — изумился несносный мистер Мучитель и с хитрецой глянул на меня. — А доказательства? Я не могу вот так уйти. Ты должна убедиться, что моя любовь — штука уникальная, один раз и на всю жизнь. Тем более искры. Надо понять, откуда они берутся. Считай, исследование провожу.

Я заглянула ему в лицо в поисках угрызений совести, но обнаружила там только счастье вперемешку с дурацким мальчишеским задором.

Мира в соседней комнате продолжала заливаться смехом, и у меня крепло ощущение, что смеются не рядом со мной, а надо мной.

А Тай Фун между тем возобновил "исследование". Он запустил пальцы мне в шевелюру и коснулся губами лба. Между нами искрилось белое пламя, время текло, а он всё не двигался.

Наконец он отстранился и с серьезной миной заявил:

— Сафро, у тебя жар. Ты горишь!

Да ладно! Неужели? Спасибо, что поставил в известность!

Мой организм сделал всё, что мог. Подал сигнал, пристроил хозяйку в надежные руки и вырубился с чувством выполненного долга. "О тебе позаботятся, крошка. Не скучай. А я, пожалуй, пойду".

Вот он, тот самый случай, когда тело предаёт, ноги не держат — и ты валишься в чужие объятия, как нагруженный доверху походный баул.

— Сафро! Сафро! — затихало встревоженным эхом на той стороне.

Мое сознание сочло за благо убраться. Оно спешно отбывало прочь — в морской круиз, к неведомым берегам.

Казалось даже, будто я слышу отдаленные крики чаек.

А затем меня жадно, в один присест поглотила тьма.

***

Очнулась я под утро — с мокрой марлей на лбу и полным непониманием того, что, собственно, произошло. Сквозь неплотно задернутые шторы по-шпионски просачивалась заря. На тумбочке громоздился диковинный аппарат. Он разводил в комнате сырость, выдувая из раструба туман. Возле кровати стоял тазик с водой. Там же, на подносе, лежали тканевые мешочки со льдом.

А на одеяле, поперек моей груди, как пограничный шлагбаум, покоилась чья-то мускулистая рука. Тай Фун!

Он разделся до пояса и спал, разметавшись на простынях открыто и безоружно. Наверное, мой обморок здорово его напугал.

— Всю ночь от тебя не отходил, умаялся, — подтвердила Мира, белым привидением вплывая в комнату и выключая генератор тумана.

Она унесла тазик с водой, убрала марлю с моего лба и деловито воткнула градусник мне под мышку.

— Лежи, меряй температуру, горе луковое. Изрядно ты нас всполошила.

— Тай Фун объяснил, что случилось?

— Весьма расплывчато, — отозвалась Мира. — Он вроде как собирался тебя проучить, но что-то пошло не плану, и ты проучила его.

***

— Вот сегодня, пожалуй, сиди дома, — сказал Тай Фун, сбросив ступни на пол и застегивая рубашку.

— Такими темпами меня отчислят, — проворчала я.

— А ты не провоцируй.

— Кто провоцирует?! — Возмущению моему не было предела. — Я, между прочим, просила вчера, чтобы мне передышку дали. Но кое-кто, не будем называть имен, заявил, что отлынивать не положено. А у меня, между прочим, было переутомление и упадок сил.

Тай Фун решил, что я его спровоцировала, когда применила недопустимые санкции к Мелинде Крокс. В наказание он ограничил мне вход в ментальную лабораторию и думал теперь, что я потеряла сознание из-за этого.

Но нет. Я просто до одури устала. Устала, когда помогала Фараону в его нелегком деле грабежей. Устала, когда меня целовали под дождем (да-да, и такое бывает). А уж когда Гликерия выкинула фортель на башне, мне, по-хорошему, не повредило бы съездить в какой-нибудь санаторий — психическое здоровье поправить.

Сегодня в академии намечалось какое-то важное событие. Контрольная? Зачет?

Тай Фун вырядился как на бал. Мира носилась по замку, точно угорелая. Ей же надо и енотов покормить, и с духами-прислужниками посовещаться. Уйма дел!

В общем, надзирателя ко мне не приставили. Сказали, сама. Всё сама. И были таковы.

Вот и отличненько.

Предоставленная самой себе, я еще некоторое время повалялась в постели. А как улучшилось самочувствие, захватила прибор Каролины, пару пледов, зонт игривой радужной расцветки. И двинулась с дозором на зубчатую башню.

Видок у Гликерии был, мягко говоря, непрезентабельный. Она лежала в клетке, как покойник в гробу — смирно скрестив на груди руки и высоко задрав белый веснушчатый подбородок. Над башней неповоротливо катились и погромыхивали тучи. Они всегда здесь пасутся, даже если в подлунном мире ясно и солнечно. Парадокс.

Я опустилась рядом с клеткой на колени, отложила пледы в сторонку и раскрыла зонтик в пику всем этим хмурым клубящимся господам. Они тут же угрожающе заворчали над моей головой.

"Как посмела, девчонка, вторгаться с радугой в царство грозовых туч? Прижечь тебя, что ли, молнией, чтоб не выпендривалась?"

Выпад царственных грозовых туч я проигнорировала. Пусть себе ворчат. С разноцветным зонтиком было как-то спокойнее. Уютнее, безопасней. Если вы понимаете, о чем я.

Прикрыв тылы радужным куполом, я попробовала отпереть клетку, чтобы упаковать Гликерию в плед. По ночам было уже не так тепло, как раньше. Осень медленно, но верно протаптывала тропинку для дождливой зимы с ее несчастными десятью — пятнадцатью градусами. И будь ты хоть трижды пленен межпространством, риска схватить простуду это не отменяло.

Клетка предсказуемо не поддалась. Проклятая дополнительная защита!

— Ты ведь не простудишься, подружка? — жалобно спросила я и поняла, что на глаза вновь наворачиваются щиплющие, колючие слёзы.

"Подружка" лежала пластом и претендовала на статус мертвеца. Только кудри ее весело топорщились, словно бы напоминая: "Да-да, перед тобой всё та же малость сдвинутая Гликерия. Подожди немножко. Она поборется — и обязательно победит. А межпространство получит большую фигу с маслом, вот увидишь".

Она-то, конечно, поборется — согласилась я. Но почему бы ей не помочь?

При мне всё еще имелись целительские способности. Вдобавок, доступ к ментальной лаборатории оказался открыт. Тай Фун снял ограничения раньше срока. Ура! Да здравствует свобода!

Я быстренько загрузила лабораторию и просканировала тело Гликерии на всех уровнях. Ой, зря.

Меня ледяными клешнями тут же сцапал панический, животный ужас. Ноги одеревенели, с места не сдвинуться. Спрут бы попрал проклятую самодеятельность!

Тай Фун был прав. Перво-наперво инородная материя оккупировала полости в душе, коих у Гликерии было как в пемзе — бессчетное множество. А уж затем стала распространяться вовне, занимая жизненно важные органы. До сердца она пока не добралась.

"Значит, есть шанс!" — подумалось мне.

"Откуда тебе знать, глупышка? — возразила логика. — Ты что, великий эксперт по части изгнания межпространства из людей? Интуиция? Ха! Не смеши!"

Сквозь полупрозрачный экран лаборатории внутренний мир Гликерии просматривался довольно четко. Я видела, как пульсирует и движется вязкая субстанция в полостях, как миллиметр за миллиметром отращивает она чудовищные желеобразные отростки, чтобы прикрепиться к следующему участку и забрать его себе в незаконное владение.

Бедная, бедная Гликерия! Горло мне вдруг туго перетянуло удавкой слёз. Я попыталась отвернуться, выключить экран. Но взгляд оказался намертво прикован к этому дикому зрелищу. Зажмуриться? Куда там! Даже моргнуть не получалось. Меня словно паралич разбил. Я не ощущала ни рук, ни ног. Во всём огромном мире существовала лишь равномерно пульсирующая материя — и мои воспаленные глаза.

А потом межпространство неожиданно затаилось. Замерло. Заметило незваную наблюдательницу Сафро — и стало стремительно набухать, протянув ко мне разом все свои отростки.

Они шевелились, как змеи. Удлинялись. Вырывались из тела Гликерии с хрустким эхом, презрев материальные границы. И с шелестом устремлялись ко мне.

Воздуха вокруг резко поубавилось. Каждый вдох давался с трудом. Я не сдержала испуганного хрипа: отростки начали делиться на фрагменты. Кто-то невидимый будто нарезал их ножом на разделочной доске, перед тем как отправить в бульон. Фрагменты отращивали ложноножки, распухали, превращались в самостоятельные единицы.

Так вот как образуются сгустки материи!

Я отчетливо осознала: еще несколько секунд — и сгустки доберутся до цели. И тогда мне точно крышка.

Неимоверным усилием воли я откинулась на спину, откатилась в сторону, загородилась куполом зонта, как щитом.

Ну же, лаборатория, яви мне чудо! Защити от межпространства, ты ведь умеешь!

Увы. Непредвиденная поломка сканирующей программы повредила всю систему. Ментальная лаборатория зависла в решающий момент — экран посерел и на команды не отзывался.

И тогда я нащупала в кармане опутанный проводами прибор Каролины. И сдавила его в руке, насколько хватало сил.

В конце концов, почему я боюсь? Чего мне, собственно, бояться?

Враждебной материи со мной не совладать. Не по зубам орешек. Может, у какой-нибудь там Гликерии душа и смахивает на рыхлую губку. А моя душа — монолит. В ней пустоту не выявить.

Так что ищи-ка ты, материя, другого арендодателя. Сюда заселиться не выйдет.

О, кто бы знал, как жестоко я заблуждалась!

Глава 28. Гору заказывали?

Я определенно не ходила у судьбы в фаворитах. Эта негодяйка позволила себе подлую выходку и вероломно разрушила карточный домик моих надежд. Прибор, на который я уповала, выпустил струйку дыма и приказал долго жить. Ну что за ненадежная штуковина! Вот теперь действительно катастрофа. Кричи, Сафро. Ты покричишь — тебя услышат и спасут. Запасной план "Б" был таков.

Только кто услышит? Кто примчится на выручку? Они же все в академию умотали!

Ситуацию неожиданно взял под контроль Тай Фун. Само собой, дистанционно. Он как раз в это время принимал у второго курса зачет, но сигнал тревоги всё равно засёк и ворвался в ментальную лабораторию, как смерч с вихрем.

Неисправные механизмы починил, защитный купол настроил. Влепил межпространству пару профилактических оплеух и взорвал к спрутовой бабушке склизкие кляксы. А ведь одна из них подплыла ко мне впритык. Подплыла — и будто бы лизнула тыльную часть кисти холодным языком.

Нет, всё-таки не лизнула. Померещилось. Какое облегчение.

"Что, допрыгалась?" — мысленно укорил Тай Фун.

"Допрыгалась", — согласилась я. И осталась сидеть, обхватив себя за колени. Рядом с радужным зонтиком, напротив клетки с Гликерией — неподвижной, ни живой, ни мёртвой. Обезвреженной.

Руки и ноги мёрзли, словно их окунули в ведро со льдом.

"Жди. Скоро буду", — сказали мне. И связь прервалась.

Ждать. Ох, ну правда, сколько еще надо ждать, прежде чем у меня отрастет критическое мышление и я перестану делать глупости?!

…Он буквально взлетел на башню. Полы черной профессорской мантии взметались на ветру, как злые крылья. Видимо, зачет сорвался. И всё из-за меня. В такие моменты Тай Фун — жертвенный, мужественный, жгуче-темпераментный — был мне особенно дорог.

— Холодно, — бормотала я. — До чего же холодно.

Он обернул меня пледом, который предназначался Гликерии, и набросился, как коршун на цыплёнка:

— Вот скажи, зачем ты полезла на башню? Еще и просканировать что-то пыталась. Где твои мозги?

— Мозгов, может, и нет, — стуча зубами, отвечала я. — Но это моя подруга. Я не могла все так оставить.

— Если в следующий раз задумаешь провернуть что-нибудь подобное, сначала предупреждай, ладно?

Он подхватил меня под плечи и колени, поднял в воздух и понёс к винтовой лестнице — с осторожностью, как очень большую, сломанную смерчем куклу из ограниченного выпуска. Куклу, которую еще можно починить.

Над нами загрохотало. Сверкнули капризные молнии. Тучи явно рассчитывали на продолжение драмы.

— Ты же можешь читать мои мысли. Зачем предупреждать? — спросила я, невзначай коснувшись его горячей шеи ледяными пальцами.

Тай Фун и бровью не повёл. Подумаешь, контрасты! У него и так, что ни день, то контрастный душ в подарок от мироздания.

— Я не всегда настроен на твою частоту. Иногда я могу быть занят. Ты дрожишь. Замерзла?

Его внезапно тёплая улыбка осветила полумрак лестничного колодца. Но одной улыбкой не согреешь. Поэтому он пошел на крайние меры. Добравшись до осенней комнаты,снял профессорскую мантию, избавил от лишней одежды меня (что вы, ничего не имею против!). И, усадив на кровать, обнял, не спрашивая позволения.

Его объятия были как лапы рыси — мощные и мягкие. Я согревалась жаром его тела. Он корил себя.

— Не надо было оставлять тебя тут без присмотра. Ведь как чувствовал!

Усталость перемешивала мысли, как фишки в лотерейном барабане. Моя голова тяжелела, неотвратимо склоняясь к плечу Тай Фуна. Страх медленно разжимал пальцы — его вытесняла старая, но далеко не добрая самокритика.

"Слабачка! Мямля! Размазня! — обвинительно звенел ее гадкий голосок. — Кому больше дано, с того больше спросится! Знала? Ты же не какой-нибудь там заурядный светоч прогресса. Ты — усовершенствованный светоч-бивалент. Но твои безграничные возможности почему-то атрофировались, как только появилась настоящая опасность".

О, как же хотелось быть всемогущей! Несгибаемой, несокрушимой. Высоко держать планку и в переговорах с госпожой Неудачей никогда не идти на компромисс. Но что поделать? Кажется, я родилась с дефектом. Родилась, чтобы вечно проигрывать и опираться на тех, кто сильнее. Таких, как я, опытные ювелиры отбраковывают, не вставляют в оправу и, уж конечно, не помещают в витрину.

Почему же Тай Фун всё еще мной дорожит? Почему эта глупая перелетная птица всякий раз возвращается туда, где нужно согревать и нельзя согреться? Туда, где велика опасность перестараться и ненароком вмерзнуть в льдину моего сердца…

Я люто ненавидела себя.

И Тай Фун мой настрой уловил. Он потрясенно вгляделся мне в глаза и посчитал, что с термолечением пора закругляться. Спеленал меня смирительным одеялом, напоил валерьянкой и куда-то исчез.

Удивительное дело: приступ самоуничижения тут же прошел.

"Всё в порядке, Сафро. Всё почти в порядке", — промямлила я и в одеяльном коконе перекатилась на бок.

Угол обзора изменился. Привет тебе, витраж с кленовыми листьями! Давно не виделись, железный паук!

Паук сидел в углу, на металлической паутине и таращился на меня как на болезную. А действительно, что это было? Что за нелепый прилив уныния? Почему, в конце концов, я должна отвечать за весь тот хаос, что творится в этом сумасшедшем доме?!

Я решительно выбралась из кокона, набросила халат, с третьей попытки обула тапочки и поковыляла, куда глаза глядят. Даровитому светочу-биваленту не к лицу расклеиваться. Лучше я еще по замку поплутаю. Встряхнусь, наподдам У-Ворюге. Да что угодно, лишь бы не упиваться жалостью к себе.

Так я и обнаружила во дворце иллюзий новый коридор. Его точно в грязном пластилине продавили: стены кривые, ноздреватые, серо-буро-малиновые. Отделки никакой. Освещения минимум, только мигающая гирлянда под потолком зигзагами убегает во тьму.

Разноцветные огоньки зажигались и гасли. Пахло праздничными переменами. Наш волшебный дворец не плодит коридоров без причины. Значит, надо разведать.

Ага, логика железная. Вы тоже покрутили у виска? Опять эта малахольная девица напрашивается на неприятности и добровольно сует голову в петлю! Прекрасно понимаю.

Но ничего не попишешь. Голосок внутри упрямо нашептывал, что неприятности надо проживать на полную катушку. Не прятаться в кусты, не убегать, а принимать обстоятельства, как есть. Что надо непременно залезть в кроличью нору, ухнуть в бездну и падать, падать, не цепляясь за "если бы". Брать ответственность за свои чувства и поступки. И тогда всё обернется наилучшим образом, оставив в памяти лишь светлые эпизоды.

Вот она, моя кроличья нора. Коридор, который ведет неизвестно куда. Любопытно, что же там, во тьме?

Бисером рассыпая эхо, где-то сочилась струйка воды. Тапочки шаркали о неровный каменный пол, по ногам тянуло сквозняком, от которого поджимались пальцы.

Ну-ка, что тут у нас? Дверь? Так и знала.

Я повернула резную круглую ручку, толкнула дверь и вошла. Енотов, которые любят портить первое впечатление, поблизости не наблюдалось. Поэтому мне удалось восхититься и обомлеть, как следует.

Я очутилась в редколесье, среди сосен, среди запахов нагретой смолы и хвои. Передо мной возвышалась скала. Она выросла из красных песков, а ее вершина — наверняка заснеженная — утопала в кучевых облаках высоко вверху. От слюдяных уступов отражалось солнце. Сонно пели птицы. И было так хорошо и привольно, что мне вдруг захотелось взлететь.

Мира, ох Мира! А ведь это твоя скала! Ты всё-таки создала ее на заказ, как я и просила. Теперь тебе не отвертеться.

 Вечер сгущал краски. Я преследовала Миру приставным шагом по двору и была назойлива, как никогда.

— Эй, подруга, приём! Хватит прибедняться, слышишь? В тебе таится великая сила! Ты можешь столько всего!

Оба енота — сладкая парочка — крались по ее следу с мыслями примерно следующего содержания:

"Хозяйка сошла с ума. Может, и нам пора? Если будем делать как она, наверняка преуспеем".

А она… Она, видите ли, со стрессом борется, в очередной раз наматывая круги. Молчаливая, печальная, отрешенная. Ну вот что с ней не так?

— Ты что-то сказала? — спросила Мира и остановилась как вкопанная, вогнав каблуки в землю.

— Гору, говорю, видела. Твою гору! — выдала я. И выжидательно замолкла.

Поймет, интересно, к чему я клоню?

Короткое замешательство сменилось озарением. Мира прикинула что-то в уме — и просияла. Ей в лицо словно пригоршню солнечных пятен бросили. Стоит — улыбается.

— Отличная новость! — сказала она так, словно проинспектировала печь, где ее выстраданный пирог наконец-то дошел до кондиции.

Кажется, только что Мира заполучила в свое распоряжение некое сокровенное знание. С плеч у нее упал груз, с печени сняли камень, на сердце полегчало. Она припустила вприпрыжку по очередному успокоительному кругу, размахивая руками, как беззаботная школьница. И еноты поскакали за ней.

А следующим вечером нас в том же составе застал Фараон. Он прикатил свою горе-капсулу к нашим воротам, точно мы — благотворительная организация. И состроил жалобную физиономию.

— Не поможете разобраться, а? Я уже и так, и эдак бьюсь, а всё никак не починю. Беда-а-а…

Он с досады саданул пяткой по рычагу — и капсула испуганно разинула люк: Где беда? Лечить меня собрались? А больно не будет?

На поводке за Фараоном всё это время преданно семенило какое-то неопознанное существо. Серое, мохнатое, не крупнее кошки. С острой мордочкой, розовым носом и смешно оттопыренными ушами. Еноты как его увидали, сразу бросились обнюхивать.

— Знакомьтесь, дамы. Мой тотемный зверь, опоссум, — гордо объявил Фараон. — Зовется Бежит-Орёт. Да, прямо так, через дефис.

— Какая странная кличка, — хмыкнула Мира. — А зачем он тебе?

Наш обаятельный прохиндей смутился и, продемонстрировав зубастую ухмылочку, почесал в затылке.

— Ну, понимаешь, я решил, что хочу быть как Сафро. Опоссум, конечно, не енот, но всё же…

Тут настала моя очередь смущаться. Я вспыхнула, и вовремя подоспевшие сумерки очень помогли мне с маскировкой чувств.

— Ты же помнишь, сладкая? Ты моя заноза в сердце, — подмигнул Фараон, приблизился ко мне с ленивой грацией и как бы между делом панибратски забросил руку на плечо. — Я, считай, твой фанат.

Последнюю фразу он произнес вкрадчиво, с хрипотцой. И меня накрыло жаркой волной стыда.

Мира ревниво уперла кулаки в бока.

— Что за дела? Почему я не в курсе?

— Теперь в курсе, — обреченно вздохнула я.

— А Тай Фун знает? — продолжала допытываться Мира.

— Знает-знает, — снисходительно отозвался Фараон. И, притянув меня ближе, вкрадчиво зашептал на ухо: — Только больше мы ему ничего не расскажем. Правда, крошка?

Остальными своими чрезвычайно остроумными соображениями он был вынужден делиться с той стороны, просунув голову сквозь глаз ограды. Я выперла его за ворота сразу после фразы "ничего не расскажем". Ибо ну где же это видано — на два фронта играть? Или Тай Фун, или Фараон. Одно из двух. К тому же, чувств к Фараону у меня нет. Или есть? Ох, ну всё, пора завязывать с этим самокопанием.

— Вали давай! — крикнула я. — Капсулу мы починим, а на линию огня тебе, дружище, лучше не лезть!

— Не искушай судьбу! — пригрозила Мира.

— Не согласен! — запротестовал за оградой пылкий поклонник. — Если Сафро моя судьба, я просто обязан ее искусить!

— Вот увидишь, крошка! — прокричал он, уходя. — Без тебя я затоскую и пойду вразнос!

Тоже мне угроза. На жалость давит, манипулятор спрутов. Но меня не проймешь. Догадываюсь, какой он руководствуется логикой: из жалости рождается внимание, из внимания произрастает любовь. Только неправильные это семена. И любовь из них проклевывается суррогатная. Ее плоды горчат и не годятся даже для приправы.

Но хватит на сегодня патетики. Когда я вытолкала Фараона из нашего уютного мирка, нарисовалась небольшая проблема. Ну как небольшая? Размером чуть меньше кошки.

— Опоссума забери, аферист драный! — Это Мира уже где-то научилась отборной брани.

"Драный аферист" послал нам пламенный воздушный поцелуй, убрал руки в карманы и небрежной походкой прожигателя жизни удалился в закат.

Итак, к нашему импровизированному зверинцу добавился третий, весьма примечательный экземпляр по кличке "Бежит-Орёт". И что-то мне подсказывало: если удастся вернуть его владельцу, то только вместе с отремонтированной капсулой.

Едва хозяин отбыл, опоссум почуял в воздухе опасность, свернулся на траве меховой шапкой и прикинулся мёртвым. У-Ворюга с подружкой отскочили от него в замешательстве: батюшки-светы, что за дела?! Пена изо рта, стеклянные глазищи, трупный запашок… Защитный механизм во всей красе. К такому повороту енотов не готовили.

Мы с Мирой тоже были изрядно шокированы. Зажали носы, отошли в сторонку, обменялись многозначительными взглядами. И, не сговариваясь, покатили капсулу на задний двор. Чинить! Запустить ментальные лаборатории и срочно чинить!

Кто же знал, что этой ночью мы повздорим из-за пустяка…

Глава 29. Первые симптомы

Всесторонний анализ капсулы показал: эта привереда не в ладах с сыростью и совершенно не переваривает атмосферные осадки.

— Нужны доработки. Дополнительная внешняя защита! — внесла предложение Мира.

— Пха! — сказала я. — На капсуле, вообще-то, рецепторы расположены. Если ты покроешь ее дополнительной защитой, от рецепторов не будет никакого толку.

— А для чего они вообще нужны! — вспылила Мира. — Фараон создал не пойми что, и работает оно не пойми как…

— Просто скажи, что не хочешь мне помогать! — вскипела я, ощутив прилив жгучего гнева. Руки вдруг зачесались, к лицу хлынул жар. Обзор мне застелил кровавый туман.

А спустя несколько мутных мгновений будто выключателем щелкнули. "Клак!" — и тьма бессознательного сдает вахту свету прозрения. И мы с Мирой колошматим друг дружку, остервенело катаясь по земле. И Мира выдирает мне волосы — разумеется, с благородной целью самообороны. А ко мне внезапно приходит понимание: я творю какую-то дичь.

Бой тут же прекращается. Знамёна свернуты. Ничья.

Похоже, нынешнюю осень создавали специально для помутнения рассудка у отдельных продвинутых девиц.

Мы садимся и осовело глядим друг на друга. Грязные, потные, потрепанные. Время подсчитывать потери.

Моему наряду в пастельных тонах не поможет даже химчистка. Можно сразу в утиль. На одежду Миры тоже больно смотреть… Впрочем, для нее привести нас обеих в порядок не проблема. Р-р-раз! — и твой костюмчик, сотканный из подручных молекул, снова просится на обложку глянцевого журнала.

— Извини, не знаю, что на меня нашло, — пробормотала я, осматривая обновку из зеленого бархата в лучах капсульных фар. Что ж, весьма актуально. Зеленый вроде как успокаивает.

— Нет, ты всё правильно сказала. Я была не права, — возразила Мира.

— Чья-то неправота — не повод бросаться на людей, — самокритично заявила я. — Прости.

В общем, повздыхали мы, повздыхали. Заключили перемирие — и давай дальше копаться в Фараоновом изобретении. А на дворе, между прочим, стояла глубокая ночь.

Мира увлеченно орудовала атомарным сепаратором и бубнила под нос, что мне следует попить настойку пиона. Что из-за Гликерии, которая превратилась чуть ли не в зомби, у меня случился сдвиг по фазе и я малость "ку-ку". А полет кукушки штука тонкая, малоизученная. Поэтому да, лучше попринимать настойку от греха подальше.

Когда я вздумала оспорить диагноз, мы едва опять не подрались.

От фатальной ошибки меня уберегло внеплановое нашествие не-совсем-живых. Они с хлюпаньем подлетели к нашей ремонтной площадке и взяли нас в окружение. Мира, конечно, тут же побросала инструменты — виртуальные и реальные — забралась в капсулу и с традиционным визгом, от которого закладывает уши, задраила люки. Мне еле удалось заскочить за ней, когда сгустки материи облепили агрегат сплошным слоем слизи.

В капсуле весьма кстати обнаружился выдвижной перископ. Я припала к окуляру металлической трубы, и система линз оперативно выдала мне изображение — кого бы вы думали? — Арсения. Он самодовольно торчал за глазастой оградой дворца иллюзий, исходил потусторонним пламенем и выглядел что-то уж больно счастливым. Ох и угораздило же меня навлечь на себя любовь этого типа!

Такой, как он, может счастливо прирезать тебя где-нибудь в подворотне и смыться в твердой уверенности, что обществу только что была оказана неоценимая услуга.

Впрочем, Арсений, зазомбированный межпространством, предпочитал бескровные методы. Он просто-напросто натравил на нас свои кляксы.

И что теперь? Мы тоже станем кем-то вроде зомби? Пора прощаться с нормальной жизнью и писать завещание? Кляксы-то вот-вот проникнут внутрь!

Но у них там, похоже, произошла непредвиденная заминка. Облепить капсулу — они облепили, присосались на совесть, а вот вглубь — ну никак. Словно между ними и нутром агрегата установлен барьер. Хотя щелей в обшивке предостаточно, просачивайся — не хочу.

Прислужник межпространства за оградой заметно занервничал и от нетерпения начал притопывать ногой. Похоже, сегодня он уйдет несолоно хлебавши. Ему нас не заполучить.

Вдруг дно капсулы подо мной мелко завибрировало. Я уж подумала, это Мира трясется от страха, как студенистый десерт, и передает панические настроения агрегату. Но нет. Пол вибрировал из-за поезда, который грохотал колесами по нашей железной дороге из ниоткуда в никуда.

Поезд Арсения и спугнул. Парень встрепенулся, созвал кляксы свистом, леденящим кровь, и быстренько ретировался. Я взглянула на подругу.

Мира восседала за рычагом с видом человека, которому только что открылись тайны мироздания. Всю ее тревожность как рукой сняло. На ее милом личике прописалась хитрая-прехитрая улыбка. Стало быть, что-то себе смекнула — будто нашла, как подступиться к сложному линейному уравнению. А со мной не поделилась. Ну еще бы, тайны мироздания непосвященным разглашать!

— Иди-ка, Сафро, спать, — сказала очаровательно-скрытная Мира. — Иди-иди! Я сама доведу эту консервную банку до ума.

Я послушно приволокла свое грешное тело в осеннюю комнату. И прямо так — в новеньком бархатном платье — нырнула к Тай Фуну под одеяло, совсем как кошка, которая льнет к батарее, когда ее запустят в дом с морозной улицы.

Тай Фун был горячим, как печка. Он сграбастал меня в объятия и непривычно низким голосом произнес:

— Рецепторы. Дело ведь в них…

— Что? — растерялась я.

— Рецепторы на капсуле Фараона. Мира сообразила, что у этих ребят с межпространством своеобразное родство. Даже я понял. А ты поняла?

Я фыркнула и мысленно щёлкнула мистера Шпиона пальцем по лбу. Подключился, значит, к моей головушке на вечерний сеанс ужастиков, занял место в первом ряду — и строит из себя умника. Рецепторы, родство… Да тьфу!

Конечно, о чем же еще могут говорить в постели парень и девушка? Биомеханика, инженерные технологии, конструкторские разработки. Берите на заметку, друзья: вот они, идеальные темы для приватной беседы с глазу на глаз. И вообще, вступайте в наш клуб гениальных мыслителей! Открыт круглосуточно.

— Ты сегодня несколько на взводе, — подметил Тай Фун. — Что с тобой?

— А спрут его разберет! — с чувством высказалась я. — Наверное, в ретрограде какая-нибудь особенная планета.

Сонно гудели латунные трубы. Стрекотали невидимые шестеренки. Устало колыхались на ветру занавески с узором из кленовых листьев. Свежий воздух осенней ночи осваивался в спальне, свивался в кольца и укладывался на ночлег.

Я пригрелась и приготовилась провалиться в сновиденческую яму, как вдруг Тай Фун дремотно прошелестел мне в ухо:

— Что бы ни случилось со мной, что бы ни случилось с тобой, пожалуйста, всегда устремляй свои мысли ввысь. Ты будешь спотыкаться, но всё равно меть, пожалуйста, в облака. Не дай низменным чувствам одержать над тобою верх. Тогда наверняка сможешь пойти вперед, а не ко дну.

— В какую еще высь? — тоже дремотно пробормотала я. Про какие облака он толкует, а? Как долго он, интересно, разучивал эту речь, прежде чем выложить ее на одном дыхании?

А впрочем, неважно.

Сил соображать больше не было. Я потянулась и, кажется, заехала Тай Фуну по голове. А потом шелковистая тьма под ресницами затопила разум — и меня не стало.

… В мозгу бродили стерильные мысли, лениво разгоралось утро. Эх, одеться бы в рассвет, шагнуть бы к горизонту, напроситься к солнцу в напарники, чтобы сплоченной командой патрулировать мир от востока до запада. И сжигать, сжигать дотла идейных врагов…

Хм, какое странное желание! Сегодня утром со мной творилось явно что-то не то.

И всё бы ничего, но, кажется, ночью я тоже малость учудила. Мой учитель нравственности и тренер личностного роста был сослан за плохое поведение. И не куда-нибудь, а в пространственный карман. А то разлёгся, понимаешь, как морская звезда, меня чуть на пол не спихнул, одеяло отобрал. Вот я его и упекла. Бессознательно, конечно. Но надо признать, он заслужил.

Не отдавая себе отчета, я проделала в воздухе карман при помощи скальпеля из ментальной лаборатории. Активировала функцию "левитация" — и прощай, мистер Тай Фун! Сладких снов, гнусный завоеватель одеял и подушек!

По всему выходило, что со своей модернизированной лабораторией я управляюсь гораздо лучше, когда не отвечаю за себя. То есть во сне.

Поток моих размышлений был прерван душераздирающим треском пространства под балдахином. Из пустоты высунулась сперва одна нога, затем другая. А затем весь Тай Фун целиком спрыгнул на кровать, как лейтенант воздушно-десантных войск, и навис надо мной, лелея кровожадный план мести.

— Удобно спалось? — во все зубы улыбнулась я. Может, он не устоит перед блеском моего шарма и передумает мстить?

Тай Фун ожидаемо воздержался от ответа. Он принюхался, закатал меня в одеяло под мой же негодующий писк, взвалил на плечо и, как колбаску, понес на банные процедуры. Ох и предстоит же мне головомойка!

…— Эй, ну неудобно ведь! — возмущалась я.

— Потерпи, талантливая ты моя.

— Я и сама могу помыть себе голову.

— Не лишай меня такой чудесной возможности, — процедил сквозь зубы Тай Фун.

Вот уж не ожидала, что меня поставят на колени и наклонят над ванной, как осужденную на казнь гильотиной. Правда, казнью тут и не пахло, а под коленями лежал мягкий коврик. Но всё же, согласитесь, не самая элегантная поза.

Тай Фун меж тем взболтал шампунь с водой в прозрачной бутылочке до состояния пены и принялся выдавливать пену мне на волосы, массируя кожу подушечками пальцев.

— Ну-ка расскажи, что еще необычного с тобой происходит, — потребовал он. — Людей убивать пока не хочется? А порабощать?

— К чему это ты ведешь? — ахнула я.

Проклятье! Он слишком хорошо меня чувствует. Выходит, я в ответе за то, что чувствую сама? Вот влипла!

Я сидела на краю кровати, а Тай Фун методично промакивал мне волосы полотенцем, когда в осеннюю комнату ворвалась Мира. Она влетела, захлопнула дверь и привалилась к стене, тяжело дыша. Восхитительные переливы синевы на ее милом личике свидетельствовали о бессонной ночи. Надеюсь, Мира не обидится, если я буду звать ее "госпожа Панда"?

— Радио! — задыхаясь, выпалила она. — Скорее включите радио!

Я вскочила, рванула к инкрустированному столику и повернула ручку выключателя. Тай Фун уронил полотенце. Преодолевая помехи на линии, диктор тут же скороговоркой поведал, что за ночь в приморском городке Серренга насчиталось целых три случая пропажи без вести. Жертвы: матрос, бродяга и дамочка средних лет, которая увлекалась коллекционированием ракушек. От всех троих, по словам диктора, не осталось и следа.

Похоже, межпространство взялось за нас основательно.

Я сглотнула так громко, что услышали и Мира, и Тай Фун. Не пойму, откуда это горчащее чувство раскаяния? Почему мне хочется забиться в какой-нибудь тёмный угол и не попадаться людям на глаза? Я ведь не совершила никаких преступлений! Куда логичнее спихнуть вину на Арсения. Вчера он как раз провалил очередное покушение на наши жизни, так что вполне мог бы отыграться на случайных прохожих.

Почему ж тогда штопором ввинчивается в голову вопрос: а не я ли? Почему кажется, что меня вот-вот повяжут, направят в лицо лампочку и вежливо поинтересуются, где я была с полуночи до четырех утра?

Да как я могу! Кто я такая! У меня и предпосылок-то нет! Тот сгусток материи на башне — он ведь не успел до меня добраться, так? Спрашивается, с какой стати вообще о чем-то переживать?

— Улик нет, преступник разгуливает на свободе, — констатировала Мира. Она, умница такая, сразу смекнула, что к исчезновению матроса, бродяги и дамочки причастен Арсений. — Надо его поймать. Только чур, ловить буду не я! — поспешно открестилась она. — У меня дел невпроворот. Капсула Фараона — упёртая коза. Еще этот опоссум, зараза носатая, под ногами мешается. Форменный дурдом!

Вот опять она увиливает. Вырастить гору в замке для нее раз плюнуть, создать сам замок и железную дорогу — задачка на полчаса. А межпространства как боялась, так и продолжает бояться. Но с другой стороны, кто же в нашем мире — и без недостатков?

Ладно, привлечем к ловле преступника Каролину и Фараона. Уж они точно не откажутся.

***

Каролина встала рано поутру, облачилась в свое излюбленное цыганское платье, накинула на волосы лёгкий платок из красного шелка, подвела кармином губы. Убедилась, что выглядит так, будто только что с сувенирной открытки сошла, — и двинулась за покупками, пока улицы были пусты.

Фараон — этот манерный хлыщ, благоухающий мужским парфюмом — застал ее в магазинчике за трудоемким процессом потребительства. Каролина катила тележку по рядам и в неумеренных количествах сгребала с полок баночки растворимого кофе и упаковки горького шоколада. Надо полагать, затаривалась впрок.

— Ого! Девяносто семь процентов! — насмешливо поразился Фараон, цапнув шоколадку из тележки. — А ты гурман! Знаешь толк в изысках. Но зачем так много? Благотворительностью занимаешься? По детским домам развозишь?

— Детям такое вредно, — сказала Каролина. — А ты что здесь забыл?

— Фу, грубишь! — картинно насупился тот. — Я к тебе, вообще-то, за советом.

— За советом, значит, — кокетливо прищурилась Каролина. — Ну выкладывай.

Расплатившись на кассе, она сгрузила покупки в огромный заплечный мешок, забросила его себе на спину и бодро зашагала в умытое утро. В утро, уставленное ладными кирпичными домиками. Наполненное ароматами свежеиспеченной сдобы. Звенящее колокольчиками на дверях, криками разносчиков газет и лаем визгливых болонок.

Мешок с кофейными банками и шоколадом оттягивал плечи, но помощи от Фараона едва ли дождешься.

Он шел за Каролиной и как-то совсем не по-мужски ныл, что его не любят.

— Может, у тебя есть средство от неразделенной любви? — наконец спросил он.

Каролина измученно вздохнула, заведя глаза к облакам.

— Признавайся уже, в кого ты там втрескался?

— Я не втрескиваюсь, — оскорбился Фараон. — Я благоволю и питаю симпатии.

— А-а-а! Это меняет дело. Раз ты не втрескиваешься, а всего лишь питаешь симпатии, то тебе и средство ни к чему, — не осталась внакладе Каролина.

— А всё-таки, зачем тебе столько кофе и шоколада? К блокаде готовишься?

— Ой, предчувствие у меня плохое, — нахмурила брови та.

Фараон поддел пальцами тонкие лямки заплечного мешка и глянул исподлобья с издевательской благосклонностью.

— Знаю, ты женщина сильная и всё такое, но не могу я спокойно смотреть, как ты тащишь такую тяжесть. Дай, понесу.

Каролина скопировала издевательски-благосклонный взгляд и милостиво передала приятелю свою ношу.

Прежнего Фараона с рыцарскими замашками вернули на место. Счастье-то какое!

Миновав квартал и площадь Девяти Истин, она притормозила у белокаменной лестницы увитого плющом домика.

— Я тут квартиру снимаю. Забегу переодеться, покупки оставлю — и сразу в академию. Проясни-ка: кроме неразделенной любви, у тебя еще есть темы для разговора?

— Само собой! — оживился Фараон. — Сафро телеграфировала мне сегодня ни свет ни заря. Хотим обсудить план поимки одного злостного типа. Ты ведь с нами?

— Куда я денусь? — басовито хохотнула Каролина. — Значит так, слушай сюда. Сейчас у меня пара лекций, потом форточка. А ты…

— А я прогульщик, лодырь, бездельник и тунеядец, — загнул пальцы Фараон. — Ладно, не поминай лихом! Увидимся на форточке!

Глава 30. И планы рухнут…

В условленный час на "форточку" к Каролине нагрянула наша славная команда с Фараоном во главе. Каролина как раз попивала кофе в профессорской комнате для отдыха. Празднично пахло цитрусовыми. Ветерок дул из открытого окна, игриво ворошил журналы и перебирал невидимыми пальцами корреспонденцию в ящике из-под апельсинов.

Кроме нас, здесь обретался какой-то щупленький преподаватель искусств, но он живо юркнул за дверь, как только мы с таинственным видом сгрудились возле стола.

Тай Фун не пришел. У него была лекция, которую он, в отличие от нас, студентов, прогулять не мог. А вот зачем за мной увязалась Мира, я до сих пор понять не могла.

— Ты же говорила, что не участвуешь.

— Может, и не участвую. А план придумать помогу. Кому, как не мне, знать слабые стороны межпространства? — сказала Мира. И зависла, сфокусировавшись сперва на ящике из-под апельсинов, а потом на вазочке, куда эти апельсины перекочевали.

— Хочешь? — предложила Каролина. — Прямиком с моих плантаций. Вкуснятина! Тонизирует. Микробов убивает.

Ненавязчивая реклама действие возымела.

— Правда? — вылупилась на нее Мира. Ей как раз хотелось вкусненького и убить кого-нибудь не крупнее микроба.

— Лови!

Каролина размахнулась и, хохотнув, швырнула апельсин в заданном направлении. Мира исправно поймала подачу. Расковыряла кожуру, измазалась в соке, накапала на пол — но с миссией справилась и слопала фрукт единым махом.

— Какая чудовищная кислятина! — чавкая от удовольствия, поморщилась она. — А можно еще?

Она выглядела такой забавной, что мы не выдержали и дружно полегли со смеху. Кучка недоумков, замышляющих спасти мир.

Я сползла под стол. Фараон согнулся в три погибели. Каролина огласила комнату своим звучным контральто. И разошлись бы мы не на шутку, если бы снизу не постучали. Похоже, наш дикий хохот помешал кому-то проводить лекцию.

— Так, ну всё, — первым спохватился аферист. — Посмеялись — и хватит. Пора к делу. Моё чутьё говорит, надо действовать безотлагательно. Кто поручится, что следующей ночью наш городок не потеряет еще троих?

Тогда Мира сказала, что облаву на Арсения лучше устраивать как стемнеет, поскольку пик его злодейской активности приходится именно на послезакатное время.

Я немедленно запротестовала и привела железный аргумент в пользу дневной вылазки: не проще ли сцапать парня, пока он полёживает где-нибудь под пальмой в отключенном состоянии, чем бегать за ним по всему курорту, высунув язык?

Тогда Каролина сказала, что долго бегать не придется, потому как она собрала еще несколько приборов, которые позволят нейтрализовать врага.

Я не преминула добавить ложку дёгтя и едко заметила, что ее приборы дают дуба после первого же применения.

Тогда Каролина на повышенных тонах сообщила, что исправила прошлые недочеты и уж на сей раз приборы не подведут.

Предвидя накал страстей, Фараон вклинился с предложением привлечь к охоте на "зомби" студентов академии. Предложение, конечно же, отвергли. Еще чего не хватало!

О том, чтобы привлечь жандармерию, никто даже не заикнулся. Всем было понятно: перед потусторонними силами зла жандармы — как дети: слишком слабы и беззащитны.

А потом вошел Тай Фун. Хотя вру. Не вошёл — влетел. И началась комедия с уклоном в сверхъестественное. Акт первый.

Наш профессор распахнул дверь в комнату отдыха и в черной струящейся мантии, как призрак, проплыл над паркетом, чем поверг всех в ужас.

Ну ладно, не всех. Мы с Мирой разве что глаза выпучили, а так, в общем и целом, самообладание осталось при нас. Фараон и Каролина отреагировали несколько более эмоционально.

Каролина ненадолго переквалифицировалась в катапульту и метнула в Тай Фуна пару зеленых апельсинов. А у Фараона случился припадок. Он залез под стол и расхохотался там, как гиена-истеричка.

В ответ на бурную реакцию Тай Фун грозно свел брови.

— Так вот, кто здесь прохлаждается! А я-то думаю, что за бездельники мне лекцию сорвать пытались. Да вы вообще в курсе, что мне пришлось в срочном порядке освоить левитацию, чтобы вас утихомирить? Студенты были в восторге. Теперь я местная знаменитость.

Так-так. То есть по потолку он стучал, воспарив над кафедрой. Оригинально, нечего сказать!

— Левитация? — подал голос Фараон и высунулся из-под стола. — Ой, хи-хи-хи! Значит, вот, какой номер ты отколола со мной в подземелье, крошка! Но как вы заполучили столь редкую способность? Признавайтесь, ребята. Вы что, провели запрещенный ритуал?

— Запрещенный? — ахнула я.

Тай Фун повернулся ко мне, и его взгляд полыхнул, как спирт при контакте с искрой.

"Что сделано, того не воротишь, — читалось в этом взгляде. — Даже не думай предъявлять мне претензии!"

Когда мы наконец перестали свирепо друг друга гипнотизировать и вернулись в реальность, обнаружилось, что на нас смотрят с примесью уважения и благоговейного трепета. Нарушители, чьи имена войдут в историю. Преступники, с которых не зазорно брать пример.

— Только никому не рассказывайте! — взмолилась я. — Это секрет.

— Да уж не расскажем! — хохотнула Каролина.

— Так, прогульщики, а сейчас марш на пару! — велел мистер Полтергейст и плавно опустился на пол. Мы с Мирой быстренько ретировались. Фараон уковылял за нами, держась за живот и продолжая безудержно хихикать.

Каролина развела руками. Мол, какие пары? Ты о чем, приятель? У меня форточка.

Как я поняла, договорились выдвигаться ночью. Всё-таки ночью. До чего же неразумно! Но делать было нечего. Перевес оказался на стороне большинства: четверо против одного. Тай Фун, предатель, примкнул к лагерю глупцов.

Пара, на которую он нас отправил, оказалась сущей каторгой. Практика с трехэтажными формулами, зубодробительными теоремами и паническим скручиванием внутренностей, когда профессор водит по журналу, чтобы выбрать из списка именно твоё имя и вынести приговор:

— Мелинда Крокс, к доске!

Ох, пронесло. Какое облегчение!

Я сидела, подперев щёку ладонью и уставившись в учебник. Но мысли мои витали далеко. Даже если Фараон и Каролина никому не скажут, думала я, даже если будут молчать в тряпочку, правда всё равно всплывёт. Потому что Тай Фун себя раскрыл. Мистер Совершенство допустил промах. А может… Может, он нарочно порисоваться решил?

Я дошла до этой светлой догадки и злобно зыркнула в его сторону. Но наткнулась на затылок. Профессор Душегуб изощренно пытал у доски Мелинду Крокс.

Что делать-то? Ох, что делать? Студенты запросто докопаются до истины. Даже ежу понятно: в ритуале участвуют двое. А кто второй? Правильно, кто-то из академии. Что называется, ищите женщину.

Возможно, подозрение падёт на Каролину. Но что ей насмешки и колкости от "мелюзги"? Передернет плечами, тряхнет копной волос — и отрясёт нелепые домыслы, как дорожную пыль с сандалий.

Но что если заподозрят меня? Мы с Тай Фуном в одном замке живём. Пара дней слежки — и все детали головоломки встанут на свои места.

А уж если догадается Иридиус Младший, тут и вовсе дело дрянь. Отчислит ведь. Точно отчислит.

Милостивые каракатицы, запрещенный ритуал! Ну как же так?!

Судя по всему, Тай Фун отлично расслышал вопли моего помутненного сознания. Он отпустил Мелинду с миром и перевел фокус внимания на меня. Его взгляд, как озеро в мороз, крепко сковало льдом.

— Сафро Шэридон, к доске!

Прозвучало это так, словно меня не к доске, а на расстрел вызвали. На моих щеках, кажется, проступили пунцовые пятна. По сердцу растёкся странный холод. Даже кончики пальцев онемели.

Я встала из-за парты, клацая зубами и одновременно пытаясь вести с Тай Фуном переговоры на ментальном уровне: "Мистер Палач, может, в другой раз, а? Ну пожалейте вы несчастную! Почему я-то?"

"Ничего не знаю, — мысленно отозвался тот. — Получи разминку для мозгов. А не справишься — пеняй на себя".

Он заложил руки за спину и, надувшись от гордости, стал расхаживать по кабинету взад-вперед, словно бы раздумывая, как лучше съесть меня на обед: в сыром виде или в вареном?

Его перемещения еще больше приводили меня в смятение и уж никоим образом не стимулировали умственную деятельность. Мысли скакали, как чокнутые кузнечики. Я добросовестно пыталась расшифровать входящие данные и хоть сколько-нибудь продвинуться в решении заковыристого уравнения. Но мозг показал мне неприличный жест и притворился, что его не существует.

Ошибка. Снова ошибка. Просчёт, неверно, подумай еще. Где твоя логика, Сафро? Ну же, включай извилины!

Меня муштровали, как солдата перед боем — никаких поблажек. Мне делали нелестные замечания и тонко намекали на то, чего я на самом деле заслуживаю. Я была унижена и раздавлена. Я ощутила себя полнейшим ничтожеством. И вернулась за парту, мечтая лишь об одном: дайте мне спокойно умереть!

Интересно, почему Тай Фун решил надо мной поиздеваться? Если для того, чтобы отвести подозрения и исключить из списков кандидаток на вылет из академии, то я, так и быть, прощу.

Пусть все думают, что он меня ненавидит. Тогда никому и в голову не придет, что Сафро Шэридон и есть та избранная, в кого профессор без памяти влюблен.

Прежде чем пары подошли к концу, он четвертовал возле доски еще нескольких учеников — так сказать, для статистики и ровного счета. Правда, не с таким садизмом, как меня.

Когда прозвенел звонок, моя вера в искренность и безусловную любовь дышала на ладан. Аудитория наполнялась шорохами, веселыми возгласами и топотом ног. Аудитория пустела, а я сидела, оттачивая на физиономии выражение героической выдержки, и ждала невесть чего. На мою голову будто бы вывалили ушат помоев и, несмотря на запоздалое просветление, я хотела услышать объяснения лично от Тай Фуна.

Зачем он так поступил? Что он в действительности ко мне испытывает? Пусть уже выскажет наболевшее, пусть выложит карты на стол, чтобы я начала наконец жить без оглядки.

Не переношу, знаете ли, эмоциональные качели. Вы либо со мной, либо против меня. А всё, что между, мы по умолчанию не рассматриваем.

Но Тай Фун ушел в глухую оборону. Он упорно держал рот на замке, а глаза — свои удивительные зеркала души — превратил в подобие холодных могильных камней. Не допустил меня в чертоги своего разума, заслонился наскоро выстроенным щитом и ускользнул за дверь с кипой материалов под мышкой. Не дал и шанса себя разгадать.

Я опомнилась, когда Мира потормошила меня за плечо.

— Идём, чего расселась?

Ах да! Нам ведь еще окрестности в поисках Арсения прочесывать! Странно, что Тай Фун не возражал против моего участия в этой неблаговидной затее. Что с ним вообще такое творится, хотела бы я знать. Может, на подходе экзистенциальный кризис? А может — вот ужас! — его пленило межпространство?

Я планировала любой ценой выпытать у Тай Фуна, в чем причина перепада его настроений и с какой целью он изображает из себя тирана и редкостную свинью. Даже если придется закатить скандал.

Другое дело, что скандалы лучше закатывать, когда на носу нет никаких важных мероприятий.

Перед ответственной вылазкой (которая, конечно же, обречена на провал) следовало как следует выспаться. А выяснение отношений этому уж точно не способствовало.

Я лежала на кровати и как раз готовилась к отбытию в страну грёз, когда в осеннюю комнату вошел Тай Фун. Весь собранный, вытянутый, будто мачту проглотил. Состоящий из сплошных прямых линий. Хоть бери да вешай на него паруса.

Я решила его одурачить и притворилась, что сплю. И сон моментально затянул меня в свой дегтярный омут.

Во сне я была точкой функции в n-мерном пространстве. И всё бы ничего, но ради оптимизации функцию захотели отобразить на n-1-пространство. Сердце у меня тут же ушло в пятки. При отображении я ведь сольюсь с другими точками, а это хуже, чем смерть.

Я металась и судорожно искала способы выйти из функции, чтобы остаться в своем пространстве. А потом спасительная пустота стерла мокрой тряпкой и меня, и функцию. Сафро Шэридон, ваша фантазия ущербна. Садитесь, два.

Сон пропал — и всё вдруг перестало иметь значение. И всё — абсолютно всё — сделалось возможным.

Например, совершить побег из-под стражи рассудка. Провалиться в чужое ничто, стать никем. Разогнаться — и прыгнуть со скалы в бездну свежевыкрашенного синего неба, где мечты проносятся мимо быстрокрылыми ласточками, где слетают с петель запреты и установки, а в тебе кто-то с ноги вышибает дверь прямиком в головокружительную свободу.

…Проснувшись утром, я совершенно не помнила деталей. Но из суматохи, которая развернулась вокруг и сходила на меня подобно снежной лавине, следовало, что: во-первых, кто-то безымянный прислал Мире ящик апельсинов, и Мира была несказанно рада этому факту. Во-вторых, операция по отлову Арсения не состоялась. Так что лагерь глупцов можно было смело переименовывать в альянс неудачников. Ну а в-третьих, операция не состоялась именно из-за меня.

Как выяснилось, ночью я вела себя поистине безобразно.

Глава 31. Не дамся без боя

Я лежала на кровати, обездвиженная коктейлем усталости и неземного сумасшествия. Щёки болели так, будто их долго и со вкусом растягивали. Какой-то изверг вынул мои глаза, промыл их мыльным раствором и вставил обратно. А по венам путешествовала неизвестная медицине инфекция.

В жилах, как вино, бродило счастье. Оно будоражило, разгоняло кровь. И пьянило, пьянило, пьянило меня — совсем как поцелуи Тай Фуна, от которых сносит крышу. Только теперь он, похоже, был намерен воздерживаться от поцелуев еще очень долго. Чтобы понять, что он держит камень за пазухой, достаточно было взглянуть на его окаменевшее лицо.

Он стоял возле постели, скрестив руки, и пытался расчленить меня взглядом, словно я была какой-нибудь государственной изменницей. А потом уведомил меня, что ночью я, оказывается, летала.

— Никакой левитации, что ты! — замахала руками Мира в ответ на мой уточняющий вопрос. — Ты летала вокруг горы взаправду, как птичка! И улыбалась так широко, словно нашла месторождение золота.

— И никого не желала слушать, — обиженно добавил Тай Фун.

Стало быть, полёт. Настоящий полёт, завихрение мне в крыло! Как же я могла пропустить столь знаменательное событие?! Мою память что, поглотила черная дыра?

Я рвано выдохнула и прикрыла слезящиеся глаза. Где-то на дне души у Сафро Шэридон пустило росток токсичное семя, которое хотело впитать всё лучшее в этом мире. Впитать — и ни с кем не делиться. И не прислушиваться к тому, что просят другие.

Мало-помалу это состояние проходило. Градус напряжения спадал.

Краем уха я улавливала обрывки фраз из коридора, за приоткрытой дверью. Мира отвлекала Тай Фуна болтовнёй. Она с напускным оптимизмом рассказывала, что опоссум повадился разевать пасть и со всем арсеналом зубов в количестве пятидесяти штук носиться за ней по двору.

А Тай Фун гнул свою линию и упирал на то, что меня следует взять под контроль, потому что мое поведение, мягко говоря, необычное.

— Она снова запихнула меня в пространственный карман! Это не лезет ни в какие ворота! — возмущался он.

Что ж, прекрасно понимаю его чувства.

К концу дня я на полном серьезе считала, что равновесие достигнуто и больше со мной ничего подобного не произойдет. Но равновесие оказалось обманчиво-хрупким, и ночью история повторилась.

Мне снилось, что я атом углерода в молекуле уксусного альдегида. С одним атомом я была связана двойной связью, и наша любовь была взаимна. А с другим — одинарной, и он пылал ко мне безответной страстью. Меня, конечно же, мучила совесть. Я как раз собиралась утешить безответно влюбленного дурака, когда сон отрубили, как электричество за неуплату.

Как и предыдущий, он завершился гулкой, мазутной пустотой. Только теперь моё сознание пробивалось сквозь мазут, точно стебель растения-мутанта, выросшего в радиоактивной среде.

И я поняла: Тай Фун крепко держит меня за пояс. "Не отпущу, моя!"

Но я всё равно сделала свое грязное дело и, несмотря на яростное сопротивление, отправила его на передержку в пространственный карман.

А затем ускользнула к горе, которую создала Мира. Я сбежала в обитель сосновой пыльцы, к волнам горячего воздуха и кружилась в невесомости, получая от полёта почти преступное удовольствие. А где-то внутри надрывно дрожала струна. Меня изводила жажда бескрайних горизонтов, ветра и лёгкости. Я хотела пить их большими глотками, осушить эту чашу до дна и обрести, наконец, покой в сияющей высоте.

Я летала вокруг горы и любовалась, как сверкает на солнце слюда, когда границы восприятия вдруг расширились. Зрение и слух обострились, словно в меня встроили мощный радиолокатор с опцией просвечивания пространства.

И стены перестали существовать.

Вот Тай Фун бредет по "пластилиновому" коридору и бормочет, что мое коварство неисповедимо, а над ним сочувственно потрескивает разноцветная гирлянда. Вот Мира, которая разбрасывает апельсиновую кожуру по всем доступным поверхностям, вместо того чтобы складывать ее в урну. Вот опоссум по кличке Бежит-Орёт, который хрустит улиткой, разжевывая ее своими пятьюдесятью зубами, и колдовскипоблёскивает глазками в свете рыжего фонаря. А вот еноты-злоумышленники, которые возятся в ночи с ветками для шалаша.

Пока я рассекала воздух с неофитским восторгом человека, отрастившего крылья, Тай Фун добрался до места назначения и задрал голову, щуря глаза на солнце. Это солнце горело только в локации с горой. И еще, похоже, в моём сердце. Над всем полуостровом глухим полотном лежала ночная тьма.

— Сафро, спускайся! — крикнул Тай Фун. — Иначе применю силу.

"Ха, какая сила! — подумала я. — Что он о себе возомнил?!"

И спикировала на него лишь затем, чтобы сбить с него спесь, а затем резко взмыла ввысь, представляя себя самолетом, который выходит из пике, преодолевая все непреодолимые обстоятельства. И вылетела из локации в коридор, неистово хохоча.

Логика? Самообладание? Что вы! Я вся во власти чувств.

Мне было так весело и привольно. Самое время сотворить какую-нибудь несусветную пакость.

Казалось, я могу переписать реальность, сделать медь золотом, а обычное битое стекло — бриллиантами идеальной огранки.

Сладкий привкус счастья на языке толкал меня на невероятные свершения. Внутри словно дамбу прорвало. Я вытворяла такое, чего никогда бы не смогла сделать в здравом уме. Но меня не покидало ощущение, что кто-то осторожный и невидимый ищет предел моих возможностей, прощупывает почву, тестирует меня, как занятный механизм с неопределенной функцией.

Все медные ручки дверей и поручни, какие только попались на обратном пути, я превратила в золотые. А потом влетела в осеннюю комнату, на полной скорости вмазалась в витраж, и он со звоном разбился на сотни мелких самоцветов. Да-да, самоцветов той самой, идеальной огранки.

Затем я плавно опустилась на кровать — точь-в-точь оторвавшийся от ветки кленовый лист, и Мира с Тай Фуном примчались, как мои верные слуги. Тай Фун отчего-то был недоволен, хотя мы только что баснословно разбогатели. Мира хлопотала вокруг меня с бинтами и йодом. Ой, ну подумаешь, кровь! Да и сколько той крови! А хотите, я вам из нее рубинов наделаю?

Боли не ощущалось совершенно. Она робела перед лицом дикого, необузданного счастья и стеснялась проявить себя во всей красе.

Так что я воспрянула духом и всерьез собралась претворить свою кровь в рубины. Но осуществить задумку так и не удалось. Меня всё равно что кувалдой по темечку приложили. Обморок, ты ли это?..

Когда из океана забвения меня вынесло на берег осознанности, старушка боль поняла, что настал ее звездный час, и самозабвенно обрушилась на мои многочисленные, смазанные йодом порезы.

Тай Фун сидел рядом и сжимал кулаки до белизны в костяшках, словно готовился задать мне трёпку, как только я очнусь.

— Алхимик одержимый, одна штука, — мрачно изрёк он. — Ну и что будем с тобой делать?

— Ее надо спрятать, — веско сказала Мира, — пока мировое сообщество не прознало о ее таланте и не направило сюда завоевательный отряд.

— Что с тобой происходит, а? — спросил Тай Фун, пытливо заглядывая мне в глаза.

— Постельный режим и домашний арест! — постановила Мира, прохаживаясь по комнате, точно генерал на оккупированной территории.

Из положения лёжа я поднялась, как мумия из саркофага: вытянув забинтованные руки строго по горизонтали. Покрутила забинтованной головой, переводя неверящий взгляд с одного экзекутора на другого.

Не дурите! Какой еще домашний арест?

И была без промедления уложена на лопатки.

— Просто прими к сведению, волшебная моя, — навис надо мной Тай Фун. — Отныне ты будешь под усиленным наблюдением. Глаз с тебя не спущу.

Я раздосадованно фыркнула, сдувая с лица непослушную прядь. Приехали! Сафро Шэридон под надзором! Словно насекомое в банке. Или редкая болезнетворная бактерия на предметном стекле микроскопа…

Бактерия.

Меня царапнула внезапная догадка. Что, если ко мне в организм и впрямь подселилась какая-нибудь зараза? Неспроста же случаются все эти эмоциональные всплески с битьём стекла и радостным возбуждением, которое сменяется периодами упадка сил и недоуменного затишья. Затишья перед следующей бурей.

И боли-то я не чувствую, и сквозь стены вижу, и атомами жонглирую, как вздумается…

Мысли соскальзывали с главного. Подобраться к сути и дать инфекции имя не получалось, хоть ты тресни. Что-то чужеродное внутри меня словно притаилось и всячески отводило от себя внимание.

За размышлениями я не сразу заметила, что Тай Фун с Мирой обмениваются долгими красноречивыми взглядами. Между ними явно происходил какой-то настораживающий телепатический спор. Что-то вроде:

"Она не хочет подчиняться".

"Смирительная рубашка в помощь?".

"А может, просто свяжем ее, да и дело с концом?"

Договориться они не успели: очень вовремя затрезвонил дверной колокольчик.

— Да кого там принесло в такой час! — всплеснула руками Мира и кинулась открывать.

Тай Фун смирительным рубашкам предпочитал более цивилизованные методы. Когда Мира упорхнула, он наказал сидеть смирно, пристроился позади и стал заплетать мне косу. Гипнотические движения его пальцев очень скоро привели меня в состояние сказочного покоя и глубокой тишины, какая бывает разве что на дне колодцев да заброшенных шахт.

Ох, ну конечно! Самое время эту тишину потревожить.

Мира ввалилась в осеннюю комнату с гигантским ящиком в руках. На приклеенной к нему этикетке значилось: "Апельсины". Несложно догадаться, кто поставщик.

Каролина прислала целый ящик апельсинов, подкрепив свой щедрый жест доводом, что апельсины полезны для здоровья. Беспокоится обо мне, приятно.

— Это какой уже по счету? Второй? — вздёрнул бровь Тай Фун, отвлекшись от заплетания косы.

— Она узнала, что нашей Сафро нездоровится, вот и поторопилась, — объяснила Мира. — У меня еще от предыдущего половина. Будем делать свежевыжатый сок.

Похоже, фруктовый бизнес Каролины шёл не так гладко, раз она начала раздаривать свой урожай.

А Фараон был о себе слишком высокого мнения, поэтому пошел другим путём. Решив, что лучший подарочек — это он сам, аферист притопал к воротам замка с охапкой луговых цветов. И даже умудрился просочиться во двор. Но дальше крыльца его не пустили. Тай Фун лично развернул безответно влюбленного товарища и указал ему на выход. Правда, букет-таки отобрал и преподнёс мне в качестве вещественной улики.

— Сафро, и не стыдно тебе? До чего ты людей доводишь!

Устыдиться мне не удалось: вдогонку к ящику нам доставили набор специй, где лежала свернутая в трубочку записка.

" Стабильность, энергичность, умиротворение ", — гласили первые строки, нацарапанные карандашом. Далее шло густо зачеркнутое слово " нежность ". Кое-кто явно нежностей не терпел.

" Слушай сюда, дорогая, — писала Каролина отвратительным скачущим почерком. — Говорят, ты сдала позиции и расклеилась. Так вот, исполняй мой приказ: не дрейфить! В коробке, что у тебя в руках, лежат пакетики с приправами. Кориандр, куркума, шафран, фенхель и ваниль. Можешь добавлять их в пищу. Можешь просто нюхать. Поднимают иммунитет, доказано. Не знаю, какая конкретно приключилась с тобой напасть, но давай поправляйся, ладно?

Твоя К. "

Я так растрогалась, что даже прослезилась. Увижу Каролину — заобнимаю до потери пульса. Пусть опасается и трепещет.

 Сегодня у Тай Фуна лекций не было, так что он остался в замке на законном основании. Меня в академию не пустили, потому как здоровье не позволяет, а Мира отпросилась по уважительной причине, где числилось два пункта: капсула Фараона и "тайная практика".

Над тем, что же подразумевается под "тайной практикой", я долго ломала голову.

Нанюхавшись специй Каролины, Тай Фун расчихался, заявил, что у него аллергия, и экстренно усвистел в башню Парадоксов. Какая глупая отмазка! Подозреваю, он просто устал со мной возиться и аллергическая реакция у него развилась не на специи, а на меня.

Спустя где-то четверть часа по дворцу иллюзий стала разливаться "игра воды" — столь же непостижимая и притягательная, как и ее исполнитель. Тут уж сам спрут велел прогуляться по винтовой лестнице наверх.

Мне хотелось выглядеть красиво. Зеленое бархатное платье от Миры — концертный вариант — пришлось как нельзя более кстати. Замшевые ботинки на шнуровке сюда немного не вписывались, ну да ладно. Кто на них смотреть будет!

Я глянула в зеркало, дотронулась до косы, которую заплёл Тай Фун — и ощутила теплоту вперемешку с чувством вины. Ну за что ему такое наказание, а? Почему он вечно должен разгребать мои проблемы? Давай-ка так, Сафро: чем бы ни была эта странная болезнь, ты справишься с ней в одиночку и больше не будешь доставлять неприятностей людям, которые тебя любят.

Ну правда, кто еще перекроит твою судьбу, если не ты сама?

"Так и быть, перекроим, — успокоила я себя. — Но попозже".

Пытаться отыскать причину болезни было всё равно что водить по наждаку порезанным пальцем. Я постаралась абстрагироваться — и очень скоро такая возможность представилась.

Стоило лишь выйти из комнаты в коридор, как меня занесло в версию искаженной реальности. В параллельную вселенную, где бал правили Хаос и его двоюродная сестрица Энтропия.

Хаос разводила Мира. Она раскидала по полу апельсиновые шкурки и невесть зачем притащила мохнатых паразитов. Вокруг нее, как спутники по орбите, скакали еноты. Опоссум благоразумно держался от этой парочки на расстоянии и опять жевал какую-то незадачливую зверушку. А сама основательница зверинца хихикала и многозначительно потирала руки. Она в кои-то веки забыла уложить свои жемчужные волосы в причёску, и те топорщились у нее на голове задорными кудряшками. Всё в ее облике прямо-таки кричало о том, что грядут перемены.

У меня под ногами произошел едва уловимый тектонический сдвиг. По каменному полу пробежала рябь. Раздалась тонкая трель. Пространство искривилось, точно тесто, пропущенное сквозь мясорубку. И главный коридор на глазах разветвился на пять одинаковых туннелей.

Так вот что означала "тайная практика"! Мира обнаружила в себе новую суперсилу и решила потренироваться на внутренностях замка. Что называется, отточить созидательные навыки.

Туннели были всё равно что вены в поперечном разрезе — круглые, темно-вишнёвые. Единственное отличие, пожалуй, заключалось в неоновых белых прожилках, разбросанных по их шероховатым стенам, точно нитки светящегося жемчуга.

Ну и какой из ходов, спрашивается, ведет к винтовой лестнице? И зачем Мира кожуру разбросала?

Я попыталась сделать ей внушение и прочесть краткую лекцию о том, что такое порядок и опрятность. Но видимо, у сущностей из межпространства имелись свои понятия о чистоте.

— Апельсиновые шкурки убивают микробов, — по секрету сообщила Мира. — А еще от них вкусно пахнет. Не убирай их, ладно?

Я с досадой покачала головой. Приплыли, у подруги новый заскок — черпать знания из недостоверных источников и применять их в быту. Одно хорошо: она хотя бы перестала ходить кругами.

— А чтобы пройти к лестнице, тебе надо налево, — добавила Мира.

"А надо ли? — пробудился во мне голос совести, когда я углубилась в крайний левый проход. — Тай Фун тебя не ждет, вообще-то. Он от тебя отдохнуть хочет".

"Так ведь я по своим делам, — подыскалось оправдание. — Отлично помню: в башне Парадоксов были письменные принадлежности, бумага и контейнер пневмопочты. Риваль Мадэн, жених Гликерии, наверняка ведь беспокоится, места себе не находит. Надо послать ему весточку, рассказать, что с Гликерией всё в порядке… Нет, не то. Рассказать, что она жива-здорова… Тоже не то. Как там говорят врачи про пациентов в коме? Давление и сердечная деятельность в норме. Состояние стабильное. А о том, что оно стабильно тяжелое, упоминать не обязательно".

Глава 32. Что ты прячешь?

Я поднялась на зубчатую башню, готовясь столкнуться с чем угодно, только не с Гликерией, завернутой в два флисовых пледа, сидящей в позе лотоса и мирно попивающей чаёк из термоса. Всё это она проделывала за решеткой, с олимпийским спокойствием и поразительным присутствием духа. Словно клетка — неотъемлемый реквизит ее ежедневных чаепитий.

Вот у кого стоило бы поучиться оптимизму: даже если тебя посадили в клетку, это не повод отказываться от маленьких радостей и объявлять жизни бойкот.

— О! — помахала она мне. — Привет-привет!

На ее конопатой мордашке расцвело безоблачное дружелюбие. Никаких вам кровожадных оскалов. Никаких поползновений меня придушить. Сейчас она выглядела вполне как здравомыслящий человек. Подозрительно.

— А-а-а… Э-э-э… — протянула я. Весьма содержательно. А сколько экспрессии! Сколько невысказанных чувств!

"Гликерия, ты не мерзнешь по ночам?"

"Хорошо питаешься?"

"Не скучно тут одной?"

"Ты выздоровела насовсем?"

Что сказать, молодец, Сафро. По дисциплине "Речь разговорная, доходчивая" ты только что набрала десять баллов из десяти.

— Временно мне придется посидеть здесь. Приходил твой парень. Он объяснил, что… — как там было? — "клетка принесет существенную пользу моему организму", — процитировала Гликерия, источая такую кротость и радушие, что смотреть тошно. — Я, как это… На карантине.

Ага! Вот, значит, почему у нее настрой философский! Возьми первого встречного олуха, внуши ему, что любой абсурд под твоим авторством пойдет ему на пользу — и можешь смело вить из него веревки. Стратегия Тай Фуна была поистине безупречна.

Кстати, а что там Гликерия изволила ляпнуть насчет наших с ним отношений?

— Парень? И вовсе он мне не парень! — возмутилась я.

— Ну, знаешь… Со стороны виднее. Когда определитесь с датой свадьбы, не забудь пригласить меня! Обожаю шумные праздники, — мечтательно улыбнулась подруга.

— С чего ты взяла, что моя свадьба будет шумной? — опешила я и хлопнула себя по лбу. Тьфу! Ловко провела, рыжая бестия! — С чего ты взяла, что она вообще будет? Я не собираюсь выходить за Тай Фуна замуж. Скорее костьми лягу, чем соглашусь, понятно?

И какая мурена меня укусила? С чего вдруг столько эмоций?

Я топнула ногой и разбежалась, чтобы нырнуть в портал, ведущий к башне Парадоксов. Право слово, пусть бы Гликерия по-прежнему буйствовала в дружественном окружении не-совсем-живых и оставалась невменяемым чудищем, которое при всяком удобном случае покушается на убийство.

В башне меня, как обычно, окутали ароматы гвоздики, муската и кардамона. Мягко светили канделябры. Тяжелые драпированные портьеры на сводчатых окнах не давали солнцу и шанса пробиться внутрь.

За роялем не было ни души. Только что ведь играл. Куда подевался, окаянный?

Чутьё не подвело: если его нет на стуле, значит, он роется на полке. Третьего не дано. И точно: стоило мне прокрасться вдоль стеллажей, как в тени мелькнула его статная фигура.

Завидев меня, Тай Фун быстро засунул какой-то листок между нотными сборниками и повернулся вокруг своей оси слишком уж поспешно, будто его на месте преступления застукали.

— Зачем пришла? — спросил он. Его аристократичную физиономию немедленно застелило холодом.

— Письмо отправить! — тут же нашлась я и, натянув неловкую улыбочку, припустила в дальний конец зала, где в простенок между окнами был втиснут письменный стол.

В ящике стола обнаружились конверт с авторучкой. А бумага оказалась вся исписана с одной стороны: она была сплошь усеяна нотами, а ноты, в свою очередь, нещадно перечеркнуты карандашом. Очевидно, Тай Фун взялся сочинять музыку, но здорово в себе разочаровался.

Уф, надеюсь, он не осерчает, если я воспользуюсь одним из его черновиков.

"Привет, Риваль! — написала я на обороте. — Знаешь, Гликерии так понравилось Сапфирное море, что она купила билет на паром и уплыла в далёкие края. Так что даже не вздумай ее искать. Просто подожди".

Да уж, не сильна я в эпистолярном жанре. Такое себе сочинение первоклассницы. Если уж врёшь, надо врать поуверенней. А у меня, как назло, фантазия иссякла. Размышления раз за разом скатывались к другой теме: почему Тай Фун стал вдруг таким сдержанным, таким… остывшим? Когда из него успели сделать замороженный полуфабрикат? Сначала унизил на занятиях, теперь вот арктическим океаном прикидывается. Мистер Недоразумение, чтоб ему икалось! Что он, интересно, на полке пытался спрятать?

Итак, воображение у меня кончилось, зато обострилось хроническое любопытство. Тай Фун как будто куда-то ушел, и я тихонько пробралась назад, к стеллажам. Куда он запихнул тот лист? Что там было?

Пахло слежавшейся бумагой и свежезахороненными талантами. Я ворошила пыльные сборники, вытаскивала, ставила назад. Так погрузилась в незаконные раскопки, что не заметила, как шорохи приобрели зловещий оттенок, а в углах сгустилась тьма.

Тай Фун в своем черном профессорском балахоне словно из воздуха выпрыгнул, и меня чуть не хватил инфаркт. Дать вам, что ли, новое прозвище, мистер Смерть?

Я погорела на своем любопытстве и отскочила от профессора, как дрессированный кролик. Но он меня догнал и оперативно оттеснил к стене. Вжалась я в нее уже без посторонней помощи. Этот его пронизывающий взгляд жалил, как бахрома медузы.

— Так-так, роешься в чужих вещах. Уголовный кодекс, статья "Мелкое хулиганство", — пристально рассматривая моё лицо, диагностировал Тай Фун и галантным жестом обнял меня за талию. — Вижу в твоем воспитании серьезный пробел. Когда будем восполнять? Ты в курсе, что изменилась не в лучшую сторону? Вот уже который день будто сама не своя.

— Твоё поведение тоже вызывает вопросы, — парировала я. — В академии — что это было? Зачем тебе понадобилось выставлять меня на посмешище? Каюсь, умом я не блистала, но нельзя ли было как-то поделикатнее?

Знаток уголовного кодекса на минуту оттаял. Его точёное, высеченное из льда лицо заметно смягчилось.

Ну давай же, дорогой человек, проясни, с какого перепугу ты так грубо со мной обошелся?

— Я заметил в тебе изъян, — лаконично отозвался тот. — И хотел посмотреть, как он проявит себя в стрессовой ситуации.

— И-и-и?

— И к сегодняшнему дню на твоем счету уже несколько необъяснимых эпизодов, — вздохнул Тай Фун. — Не знаю, что конкретно их спровоцировало. Но, боюсь, ночные полёты — только начало. Ты перестаешь себя контролировать, Сафро, и мне это очень не нравится.

— Запрешь меня в клетке, как Гликерию?

— Вообще-то, под замок ее поместила именно ты. Но если понадобится, да, запру. Ради твоего же блага.

Я кособоко улыбнулась, и эта гримаса стоила мне последних крупиц самообладания. А далее последовало позорное бегство из башни, кутерьма разноцветных пятен на периферии взгляда и солёные слёзы, сдерживать которые не было никакого желания.

Значит, вот оно как? Все его сладкие речи о любви — сплошной фарс. Для него я кто-то вроде подопытной зверушки. Ее можно оскорбить у всех на виду, на нее можно наорать, чтобы затем проверить уровень какого-нибудь опасного вещества в крови. Ее можно запросто изолировать, если что-то не заладится.

Это потом уже, на улице, глотнув свежего воздуха, я сообразила, что сваляла дурака. Тай Фун не сказал ничего ужасного — лишь правду, рассудочную, обнаженную правду. А я приняла ее в штыки.

Мы с ним были как два камня, которые трутся друг о дружку: скрежет — заслушаешься, искры — загляденье. Но в результате, после такой вот абразивной обработки, мы наверняка станем идеальной парой.

Слёзы высохли, остатки скудоумия выветрились в момент, и у меня возник резонный вопрос: куда подевали тот образец рассудительности, ту благоразумную Сафро Шэридон, у которой была голова на плечах? Больно уж я стала обидчивая да впечатлительная. Хорошо, хоть не высказала Тай Фуну вслух всё, что думаю. Иначе разругались бы в пух и прах.

Подозреваю, где-то в реестрах Мироздания числится закон цепной реакции: ты ведешь себя странно — и люди вокруг тебя тоже начинают творить странности, чисто по инерции.

День обещал быть тихим и безоблачным. В высоком чистом небе скользил воздушный шар. Не зная усталости, на заднем дворе громыхала железяками Мира. А на травке, у крыльца, балдел У-Ворюга — дюжина килограммов вредности и откровенного нахальства. Ушастый жулик наверняка совершил несанкционированный набег на кладовку и сожрал всё, что только можно сожрать. Он разлёгся пузом кверху, демонстрируя свою уязвимость и где-то глубоко в енотьей душе уповая на то, что принцип "лежачих не бьют" всё еще действует в этом жестоком мире.

"Сафро, не наказывай меня! Я беззащитен, Сафро", — умоляли его хитрющие глазищи.

Этот пакостник в маске отточил свое актерское мастерство до такой степени, что мог легко воздействовать на целые толпы, вызывая массовое умиление.

Меня-то, конечно, столь низкосортными фокусами не проймешь, но сегодня не было решительно никакого настроения делать из енота отбивную. Я взяла себя в руки и вернулась в башню, чтобы завершить начатое. Прекрасный в своей одержимости, Тай Фун так увлеченно играл на рояле и так старательно не замечал ничего вокруг, что почувствовать себя пустым местом для меня оказалось проще простого.

Я невидимкой прошмыгнула к столу, дописала письмо и отправила его по адресу в контейнере пневмопочты. После чего так же незаметно прошмыгнула обратно и через портальное зеркало переместилась на вершину башни-короны.

Гликерия в клетке лежала, как убитая. Ее затылок покоился на стёганой подушке, пледы были разбросаны, а термос, открытый, валялся в ногах, и из него вытек весь чай.

Сердце у меня упало. Совсем недавно эта милая восторженная оптимистка строила планы, мечтала и улыбалась, а теперь… Теперь она вновь превратилась в застывшую восковую фигуру, которая ничего не чувствует и выполняет лишь то, что прикажет ей межпространство. Обманчивая летаргия.

Одиночество и бессилие уже готовы были броситься на меня из пустых портальных зеркал, но я проворно сбежала вниз по винтовой лестнице, пулей вылетела из крайнего левого туннеля и припустила на улицу, к Мире.

Там психовала капсула Фараона. Она ни в какую не желала, чтобы ее отремонтировали до конца. У нее, как у всякой уважающей себя личности, просто обязан был остаться хотя бы один изъян. Пускай, что ли, фара перегорит, ну? Или пусть мотор слегка барахлит при осадках. Что вам, жалко, в самом деле?

Но Мира была непреклонна. Она с яростной целеустремленностью устранила все неполадки, какие только смогла обнаружить. Отрегулировала бортовую систему, настроила датчики — и сама стала другой. Как будто починила заодно и себя. Будто окончательно убедилась, что для нее нет ничего невозможного. Повзрослела, набралась опыта, обзавелась новым взглядом на жизнь и новыми глазами — сверкающими, как отшлифованный обсидиан, с неугасимым огнем на глубине зрачков.

— Сафро, как хорошо, что ты здесь! — воскликнула она и подозвала меня уверенным жестом. — Давай устроим небольшой дождик. Финальная проверка, так сказать.

На финальную проверку притопал Фараон, хотя его не звали. И мы бы его, конечно, проигнорировали, но он так упорно ломился в ворота, что пришлось открыть.

Бежит-Орёт мигом прискакал к хозяину и принялся бешено путаться под ногами.

— Надо же, а я про него и забыл! — признался тот.

Так мы ему и поверили. Этого мохнатого гада, даже если захочешь, не забудешь. За то время, пока Мира мучилась с капсулой, опоссум умудрился слопать у нас на участке всех мышей, подчистую извести улиток и обратить в бегство местных достопочтенных пауков.

Пока он скакал вокруг Фараона, во двор аккуратненько просочился незваный гость под номером два — Иридиус Младший. Его лихо закрученные усы свидетельствовали о самоуважении и твердости духа, клетчатый костюмчик сидел, как влитой, а отутюженные модные брюки, казалось, только и ждут какой-нибудь вечеринки, чтобы станцевать танго.

Жаль было такого мочить.

Но что поделаешь? От меня требовалось развести сырость, чтобы протестировать капсулу. И я немного перестаралась. С водой у нас всегда были сложные отношения. Что ни эксперимент в ментальной лаборатории — то непременно потоп в масштабах загородного дома. И почему я сейчас об этом забыла?

С моей лёгкой подачи небосвод треснул, и вместо скромного контрольного дождика, на капсулу (и на всех нас) низверглись потоки образцового водопада. Капсула испытание выдержала достойно. Как только начался ливень, мы с Мирой забрались внутрь, завели мотор — и воспарили над грешной землёй, светя всеми фарами сразу.

Куда менее достойно испытание прошел ректор. По прогнозу осадков не ожидалось, и зонта он с собой не брал. Ректора скукожило. Он прикрыл голову руками и хотел было отойти к воротам, где имелось какое-никакое укрытие. Но споткнулся об У-Ворюгу, который приполз поглазеть, чем мы тут занимаемся.

Енот отскочил, Иридиус Младший шлёпнулся на траву, и Фараон, который за всем этим наблюдал, согнулся от хохота. Лично ему — что в дождь, что в солнце — хохоталось одинаково беззаботно.

— А что у вас за дракон в подземелье ворочается? — спросил он у ректора, помогая тому встать.

— Дракон? В подземелье?? — вытаращился Иридиус Младший.

Он знать не знал ни о каком драконе.

Дождь кончился, небо расчистилось от внезапно набежавших туч, и Мира посадила капсулу, как заправская лётчица. После чего отправилась инструктировать Фараона. Он даже не догадывался, какой удивительный аппарат изобрёл.

— Материя межпространства, — сказала Мира, — принимает рецепторы на капсуле за часть себя. Ее "иммунитет" на них не реагирует, поэтому материя легко с ними соединяется и не пытается проникнуть внутрь.

— Ондатра сутулая! — выругался Фараон. — Это что ж, я гений, выходит? Да якорь вам в глотку!

— А вы, между прочим, мою гениальную капсулу украли, — попенял он ректору. — Украли и спрятали.

— Да не крал я ничего! — возмутился тот. — Напраслину возводите, уважаемый!

"Уважаемый" забрал опоссума и слёзно попросил нас принять капсулу на хранение, ибо у него в гостиничном номере и даже в обоих барах вместе взятых далеко не так просторно, как в нашем восхитительном замке. А потом плёлся за ректором по пятам, до самой академии и всю дорогу поражался тому, как можно ничегошеньки не помнить о своих коварных злодеяниях.

По-хорошему, Фараону стоило бы брать почасовую оплату за услугу "заговариваю зубы". Ректор ведь наверняка не просто так к нам наведался, а по какому-нибудь щепетильному вопросу. Например, чтобы отчитать нас, тунеядцев, за то, что мы сачкуем без веской причины, и припугнуть отчислением.

А причина была. Причем настолько веская, что и врагу не пожелаешь.

Глава 33. Зовите экзорциста

Дворец иллюзий вытворял, что ему вздумается. Бесстыдник! Как только ночь опустилась нам на плечи, он взял и без спросу зарастил разбитый витраж, будто рану какую. Узор поменялся: вместо осенних кленовых листьев — пламя костра.

Мне хотелось разбить все окна в этом спрутовом замке, чтобы у нас круглосуточно гуляли сквозняки. Пока я спала, это желание загрузили в меня, как перфокарту в разностную машину. Воздуха катастрофически не хватало.

В предрассветный час я резко распахнула глаза и ощутила, как вскипает в жилах кровь. Меня больше не существовало — был кто-то другой. Дерзкий, амбициозный, отчаянно-сумасбродный. Это он заставил меня проснуться, взлетел, управляя моим телом, и тут же запутался в балдахине. Но быстро овладел ситуацией и сорвал атласные занавеси, швырнув их в Тай Фуна, который уже был на ногах.

Тай Фун уклонился. Впопыхах вбежала в комнату Мира.

"Какие замечательные экземпляры! — подумалось мне. — Берём!"

Я отрастила из-под ногтей желейные тяжи, как паук выделяет паутину. Взмахнула рукой — и тяжи поделились на фрагменты. Не-совсем-живые. Кажется, глупые людишки зовут их именно так. Они тратят слишком много времени на слова. Дают имена вещам, которые их не касаются. Строят теории, сочиняют небылицы. И бесконечно чешут языком.

Наше правило: меньше слов — больше дела. Весь мир должен принадлежать нам!

— Нам — это кому? — робко подала голос малышка Сафро. В последний момент она успела схорониться под диафрагмой, и оттуда ее было нипочём не выманить. — Оставь в покое мою подругу, слышишь? Не трогай Миру! И Тай Фуна не трогай!

— Ты ведь любишь его, не так ли? — глумливо прозвучали в голове скользкие шепотки. — Как тебе идея — уничтожить любовь всей твоей жизни?

Малышка Сафро сопротивлялась изо всех сил, но тот, кто подчинил меня своей воле, оказался стократ сильнее. Дикое, необузданное счастье затмевало остатки разума, перекрывая человеческое. Переиначивая меня. По ложке выскабливая мою личность, как выскабливают мякоть из спелых плодов.

Когда я направила сгустки материи к Тай Фуну и Мире, во мне уже расцветало что-то яркое и сияющее, бескомпромиссное. Чудовищное.

Кажется, Мира прибегла к помощи прибора Каролины — не того, который ломается после первого использования, а улучшенного. На меня понеслась резонансная волна, и мне бы тут, по идее, отрубиться. Но ультразвуковые частоты лишь ненадолго вывели потустороннего интервента из равновесия. Сгустки материи полопались, а я, как искусно управляемая марионетка, боком, на всех парах влетела в витраж с костром.

Посыпалось стекло, по виску потекла струйка — пота? Крови? Боли не было совсем, будто мне лошадиную дозу анестетика ввели.

Был чистый восторг.

В дымке на горизонте красным угольком тлело солнце, высокие перистые облака розовели, озаряясь лучами рассвета. Сердце гремело в груди, выстукивая завоевательный марш.

Инкубационный период только теперь кончился по-настоящему. Тогда, на башне, межпространственный вирус меня всё же настиг. Я претендовала на роль телохранителя для Миры, пыталась вылечить Гликерию, но не уберегла саму себя.

Что, Сафро, говоришь, твоя душа — монолит? Ха! Какое безосновательное заявление! Трещины, шероховатости, дыры — всего этого добра там оказалось навалом.

Прямо сейчас межпространство внутри меня ликовало. Мне безумно нравился этот мир: и светлеющее небо, и ветер, который несется навстречу, словно пылкий возлюбленный спустя годы разлуки. Во рту блуждал терпкий привкус свободы. От крошечной земли далеко внизу занимался дух. Во власти новой силы я чувствовала себя невероятно наполненной и счастливой. И я смеялась, смеялась, смеялась.

Нет, не так. Во мне смеялось межпространство. Именно оно растягивало мои губы. Оно вызывало спазмы и конвульсии, насыщая организм кислородом. Покинуть моё тело? Нет, что ты! Умоляю, оставайся навсегда!

Как только до меня дошло, во что я вляпалась, захотелось умереть.

Но кто же мне позволит?

Ты сам не осознаёшь, насколько ты драгоценен, пока не потеряешь себя — в липкой трясине чужих желаний и честолюбия. В чужой реальности, которая способна укорениться в душе, точно ядовитый сорняк.

Я летела по бескрайнему небу, в обнимку с ветром, и чувствовала, как по губам змеится не моя улыбка, как сверкают самоцветами не мои глаза. Как бежит по артериям и зажигает щёки поток чужеродного жара. А из черепной коробки ураганом выдувает все заботы и посторонние мысли. Они уносятся прочь, радужно блестят маслянистой плёнкой и лопаются, как мыльные пузыри. И эйфория — ничем не мотивированная, возмутительная эйфория — согревает стылый осенний воздух вокруг меня.

Окаймленный пальмами курорт Серренга — чистенький, красивый, будто бы игрушечный — расстелился в зоне видимости. И я, как выпущенный снаряд, прямой наводкой пошла на снижение.

"Этот мир чрезвычайно хорош. Существа, что его населяют, настоящие произведения искусства. Все они должны принадлежать нам".

Ох, похоже, инфекция из смежного измерения оказалась той еще алчной заразой. И речь, судя по всему, шла о людях.

Целая вечность потребовалась мне на то, чтобы пробраться лазутчиком в собственное сознание и попытаться помешать. Но на моем похвальном намерении был поставлен жирный крест. Внутри уже орудовал потусторонний агрессор. Он взломал ментальную лабораторию, сменил пароль (сколько ни лезь из кожи вон — верную комбинацию не подобрать) и теперь с профессионализмом виртуального пирата перестраивал систему под свои нужды.

Меня спустили с неба на невидимых нитях и против воли установили на площади Девяти Истин, будто я какое-нибудь артиллерийское орудие. Ноги намертво вплавлены в мостовую, с пальцев веером срываются потоки тягучей субстанции.

А позади в прозрачной тишине утра брызжет фонтан, распеваются беззаботные птицы, искрится и бликует море. А люди… Нет, люди, что вы делаете? Закройте окна! Не смейте выходить за дверь! Подумаешь, учёба ждет! Подумаешь, на работу пора! Никуда вам не пора. Кто-нибудь, срочно введите чрезвычайное положение. Посадите горожан под домашний арест. Замуруйте их в домах, чтоб и щёлочки не осталось! Я же их прикончу…

Прикончу? О да! С превеликим удовольствием!

Сколько жителей насчитывается в этом тухлом городишке? Пара тысяч? Поделим их численность на ноль! И неважно, что на ноль делить нельзя. Сегодня я нарушаю правила и срываю внутренние запреты.

Хлопаю в ладоши — и жестом фокусника растягиваю клейкие тяжи. Больше сгустков! Еще больше! Плодитесь, родимые. И отправляйтесь-ка, голубчики, на пир.

Голова у меня образцово-чугунная. Ни одной путной мысли — сплошной туман. Я действую на каком-то автопилоте и не в силах остановиться. Хотя где-то глубоко внутри пойманной птицей бьется понимание: это неправильно, преступно. За такое и смертного приговора мало.

Вот простирается моя рука, за ней другая. Пускаются в полёт и рвутся на части полупрозрачные тяжи материи. Набухают в воздухе не-совсем-живые. И в огромных количествах устремляются по улицам прочь. Точно я гейзер, а они — большие, ну очень большие брызги.

Их концентрация на единицу площади прямо-таки зашкаливает. Кажется, за один только приём я синтезировала дневную норму клякс. Арсений бы обзавидовался.

Кстати об Арсении… Помянешь лихо, а оно тут как тут. Точнее, он. Стоит вдалеке, прочно припаян с того конца. Скалится, неприлично радостный, точно в лотерею выиграл. Щурит свои огненные глаза. И технично производит на свет кляксы, одну за другой. Переплюнуть меня вздумал?

Конкурент. Убрать конкурента! Сегодня я твердо намерена побить все рекорды. И тебя побью, обезьяна ты лысая, если будешь меня нервировать. Впрочем, уже нервируешь. Пропади! Сгинь!

Хе-хе. Обезьяна. Вот ловко у меня выходит аналогии проводить! Правда, пока что наша мартышка не совсем лысая. Но это поправимо. После сегодняшней экскурсии в преисподнюю полысеет, как пить дать.

Несколько моих верноподданных клякс, перебирая ложноножками, мчатся к Арсению, облепляют его абрикосовым желатином. И нахал растворяется, словно его только что переварили. Оп! — и угробили парня. Красота!

Эй, а вы там чего застыли? Да-да, к вам обращаюсь. Уселись по ту сторону, наблюдаете за мной исподтишка и думаете, что спрятались? О-о-о! Как бы ни так.

Сидеть, бояться! Сейчас я и вас поглощу!

Остальные сгустки меж тем проникают в окна, пробираются в замочные скважины, просачиваются лазейками сквозняков. Обволакивают каждого жителя в городке, и растворяют, без устали растворяют, настигая добычу даже в самых укромных уголках.

И у меня перед глазами распахивается экран в иное измерение: плененные жертвы — немые, испуганные, увязшие в полупрозрачной жиже — чьими-то невидимыми лапами распределяются по изнанке Вселенной. Как марки в альбоме — каждая в свой кармашек. Их перекладывают, сортируют, располагают поудобнее в аморфной студенистой пустоте. Но почему это выглядит так знакомо? Будто… Будто кукольная коллекция на полках — та, что я обнаружила в комнате у Миры.

При взгляде на куда более обширную коллекцию — человеческую — у меня возникает необъяснимое злорадное удовлетворение. Словно цель, к которой ты шел так долго и утомительно, наконец-то достигнута. Вернее, почти достигнута. Остался сущий пустяк.

А межпространство, оказывается, перворазрядный коллекционер! Тех, кто ему не сопротивляется, оно перемещает к себе со всеми потрохами. А тех, кто убегает или пытается дать отпор, делает своими сосудами. Переносчиками. Наглядный пример перед вами.

В мозгу на секунду-другую прояснилось — словно вату, которой его набили, начали вдруг по кусочку вынимать. Если сгустков материи много, подумалось мне, противиться им невозможно. Они просто обволакивают тебя целиком — и похищают в другой мир. Я же лишь коснулась омерзительной кляксы — и только потому избежала худшей участи.

Хотя что считать худшей участью — вопрос дискуссионный. Сейчас я скорее предпочла бы исчезнуть, чем стать убийцей. За полдня в сокровищницу межпространства переправились практически все жители курортного городка. Теперь они надежно заперты в сахарном сиропе вечности.

"И всё благодаря тебе!" — подсказывают гнусные шепотки в голове, причем почему-то голосом Фараона.

Правильно, благодаря мне. Точнее говоря, из-за.

Моральные терзания дежурили неподалёку, чтобы наброситься и искромсать меня, как только представится случай.

И он представился. В ум прокралась и окрепла кристально-ясная мысль: после того, что я натворила, мне и подавно не стоит жить. Разве ж это жизнь? Это болото какое-то. Как отсюда выбраться? Где здесь кнопка самоликвидации? Почему нельзя нажать на "отмену" и всё прекратить?

Вражеский захватчик неспроста подвёл меня к крайней черте. Он знал, чего хочет, и, не дожидаясь исхода поединка (совесть задушит меня или я задушу совесть?), направил диалог в конструктивное русло.

"Предлагаем сделку. Равноценный обмен. Ты по доброй воле приходишь к нам, а взамен мы возвращаем всех этих дефектных людишек на родину. Ну так как, по рукам?"

"Дефектных?" — удивилась я.

"Им далеко до тебя, Сафро, — льстиво отозвалось межпространство. — Ты светоч-бивалент, притом не простой, а отшлифованный. Само совершенство. Придешь к нам — и заурядные экземпляры отправятся обратно в свои жалкие скорлупки. Ты же понимаешь, разумная ты наша, мы не гонимся за количеством. Значение имеет только качество. Мы перебрали достаточно существ, чтобы убедиться: нет никого лучше тебя. Решайся, Сафро. Тебе только и нужно, что сесть в поезд, идущий в бесконечность, и озвучить координаты лаборатории, откуда мы проникли в ваш мир. Проще не бывает".

Мне пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы прогнать мерзкие шепотки из своей головы и упорядочить хаос, который там воцарился.

Межпространство наконец-то затихло. Оно сделало своё пакостное дело, пропустило мои нервишки сквозь мясорубку стресса и улеглось на дно моего сознания, как убегающее молоко, которое оседает, если выключить под кастрюлей огонь.

Межпространство — настоящий шантажист и льстец. Когда тебе откровенно заявляют, что ты само совершенство, волей-неволей возгордишься. Правда, мне-то как раз гордиться нечем. Какой прок от совершенства, если оно работает на твоего врага? Меня, всю такую эталонную, хотят шантажом заманить в небытие.

Как быть? Что ответить? Разброс вариантов невелик. Либо "да", либо "конечно да".

Я окончательно пришла в себя посреди пустынной площади, в самом центре опустевшего города. И схватившись за голову, рухнула на ближайшую скамейку.

Фонтан журчит, птицы поют, солнышко светит… Да как они смеют?! Они должны горевать вместе со мной.

Я стала монстром. Во мне вскрылась рана, которая никогда не заживет. Вокруг меня уже вовсю свиваются вихри проклятия, которое не снять.

Кому теперь журчит фонтан и кому поют птицы, если я всех уничтожила? Фонтан журчит и птицы поют, создавая иллюзию, будто всё хорошо. Наглые обманщики, совести у них нет. А солнце это, зачем оно старается? Выключись! Погасни, кому говорят!

— Ну-ну, будет тебе убиваться. Ты ж так не убьёшься, — сочувственно произнес Иридиус Младший, подсаживаясь ко мне на скамейку.

Я резко повернулась на звук голоса, и голову от шеи до затылка пронзила острая боль.

Похоже, адресованный солнцу приказ я отдала вслух. А еще вознамерилась всю свою прекрасную шевелюру выдрать. Клочья волос цвета вареной свеклы непостижимым образом обнаружились у меня в руках.

— Лихо вы вдвоем этот городок уделали. Ты и тот парень, — маслено улыбнулся ректор. — Не волнуйся, студентов академии я предупредил. Ввел режим повышенной готовности. Противник не пройдет.

— Вы что, меня не боитесь? — опасливо спросила я.

— Себя я больше боюсь, — отозвался тот. — Понимаешь ли, я, как и ты, карта меченая. Меня тоже завербовало межпространство.

Я уставилась на него, не веря своим ушам.

— Долгая история, не спрашивай, — отмахнулся он и тут же пустился в пространные объяснения. — Я заразился межпространством задолго до того, как началась всеобщая истерия с пропажами без вести. Помнится, в ту пору я был зеленым студентом и всерьез увлекался идеей перемещений во времени. Сконструировал механизм, запихнул его в динозавра. Не в живого, конечно. В того, которого ты видела под землей. Кстати, спасибо твоему приятелю, что напомнил. Сам бы я ни в жизни эту ящерицу допотопную не раскопал. Память дырявая. Мда, так о чем мы? Создал я, значит, машину времени. И перенесся в будущее. И наткнулся в будущем на твоего замечательного паренька.

— На Арсения? — уточнила я. — Он не мой…

— Ай, всё, — замахали на меня. — Не сбивай с мысли! Встретился я, значит, с этим негодником — и подхватил от него заразу неведомого происхождения. Я тогда еще не знал, что она зовется межпространством, зато испугался — не приведи спрут! Сиганул во временной машине назад в прошлое, только меня и видели. Запрятал машину куда подальше — и успешно про нее забыл. А сейчас она почему-то вышла из строя. Вчера вечером пытался дракона завести — и ничего, ноль по фазе. Он стал неуправляем, не слушается команд. Ощущение, что кто-то рядом с ним время останавливал.

В ироничном взгляде, направленном на меня, словно электрический разряд проскочил. Покаяться, что ли?

— Это моих рук дело, — созналась я. — Мне очень жаль. Но скажите, как…

— Как я все еще остаюсь собой? Давай объясню. Было тяжело, но мы с межпространством всё-таки нашли общий язык и худо-бедно сторговались. Иными словами, заключили сделку. Только вот отнюдь не на взаимовыгодных условиях. Договор наш состоял в следующем. Я предоставляю межпространству некоторую свободу действий, жертвуя размеренной жизнью, а оно, в свою очередь, не превращает меня в раба. Таким образом, мне удалось перенаправить внутренний необузданный поток в относительно мирное русло. Правда, на кое-каких условиях: клептомания — это раз, лунатизм — это два. А еще у меня память барахлит. Никогда не помню,какие кому делал гадости. Феноменальная забывчивость, мда. По этим трем пунктам межпространство издевается надо мной с особенной изощренностью. Вроде бы, не смертельно. А с другой стороны — сплошная морока. Хочется всё же быть адекватным человеком… Впрочем, чего нет — того нет.

Я попыталась извиниться за то, что судила о ректоре превратно, но мне не дали и слова вставить. Похоже, Иридиус Младший сел на любимого конька и теперь взахлёб вещал о том, какие у межпространства нынче планы и к чему стоит готовиться.

— Видишь ли, Сафро Шэридон, у меня в извилинах регулярно звучит его тоненький голосок. Оно обращается к себе во множественном числе и обожает бубнить под нос, когда обдумывает очередную грязную схему. Оно бубнит — а я, значит, мотаю на ус. Сперва оно хотело заполучить назад Вельмиру, но потом бросило эту затею. Сейчас межпространство страдает перфекционизмом. Увидело, как прекрасен мир, и решило им завладеть, мда. Но больше всего наш гость из смежного мира изголодался по идеальному человеку. Главное блюдо банкета — светоч-бивалент с умноженным даром. Кто-то вроде тебя, Сафро Шэридон, — закончил ректор. — Я тебя сразу раскусил, отступница ты наша, — добавил он и выжидающе замолк.

Меня тряхнуло, будто я пальцы в розетку сунула. От лица отлила кровь. И если б я не сидела, то непременно бы рухнула на землю. Вот, оказывается, что чувствуешь, когда жареным пахнет. Теперь меня стопроцентно отчислят.

— К-к-как? Вам всё известно? — проблеяла я.

— Чего трясешься, студентка? — насмешливо бросил тот. — Некоторые вещи не потому запрещены, что кому-то так в голову втемяшилось. А потому запрещены, что опасны. Причем для нас же самих. Толчёное стекло есть нельзя. Лизать железо морозе нельзя — прилипнешь. Смотреть на солнце без защитного экрана тоже нельзя. Мда. А ритуал, из-за которого ты сейчас белее мела, когда-то давно опробовала на себе лишь одна — подчеркиваю, всего одна — парочка сумасшедших. И обернулось это для них плачевней некуда.

И правда, чего мне трястись? Какого-то отчисления боишься, глупая! А следовало бы из-за другого переживать. В тебя вселилось межпространство. Ты вот-вот окончательно утратишь себя и переродишься в чудовище. Тебя изолировать надо! А в идеале — пристрелить.

Провели, называется, ритуал.

Вдвойне обидно, что по моей вине сломалась машина времени. Отмотать бы сейчас историю вспять…

— Дай-ка угадаю, — впился в меня взглядом Иридиус Младший. — Вместо сердца у тебя полынья. Ты страшно раскаиваешься. Велик соблазн прилечь и как следует повыть, чтобы никто тебя не отвлекал. Но если хочешь совет, лучше дать стрекача, пока не поздно. Время поджимает, мда.

Ректор однозначно слукавил, когда перечислял свои приобретенные по договору недостатки. Кроме лунатизма, клептомании и феноменальной забывчивости, в список следовало бы внести повышенную болтливость и страсть поковыряться десертной вилкой в чужих пулевых ранениях.

Глава 34. Отпусти меня, держи крепче

— Мой тебе совет, — сказал Иридиус Младший, — беги. И как можно быстрее. Беги туда, где никто тебя не найдет и не потревожит. Попробуй договориться с межпространством. Борись… Хотя что это я? Хе-хе? Какое "борись"? Ты должна сдаться.

Он вдруг свёл глаза к носу, расплылся в безумной улыбке, и я сразу засомневалась в его умственном здоровье. Им явно кто-то управлял. Несложно догадаться, кто.

Внезапно он тряхнул головой и отвесил себе хлёсткую пощёчину.

— Иридиус, не пори горячку! — крикнул он кому-то, кто черными вихрями ворочался у него в зрачках.

Меня передернуло. Если от кого и следует давать тягу, так это от ректора. Больно уж он невменяем.

Я поднялась и нетвердой походкой двинулась прочь. Иридиус Младший по-прежнему ругался на скамейке сам с собой, и его визгливый голос мало-помалу затихал в отдалении. От пальмы отделилась и тут же нырнула в проулок чья-то длинная тень. Нас что, подслушивали? Ай, да какая разница!

Я была дурой, что не придала этому значения. Настоящей, феерической тупицей.

Воздух вокруг трепетал сизой дымкой — наверняка иллюзорной. В голове у меня варилась несъедобная каша. Эмоции и ощущения слиплись в ком, который ни растолочь, ни выбросить не выходило. Я будто брела по выжженной пустыне, хотя прохладный и свежий городок Серренга никуда не делся. Не испарилось Сапфирное море, качающее на своей глади рыбацкие баркасы.

Академия как была, так и стояла. На положенном месте высился наш дворец. Луг шелестел, как ни в чем не бывало. А станция… Ноги сами принесли меня на станцию, где раз в несколько часов останавливался поезд, идущий в бесконечность.

Смятение нарастало. Меня колотила паническая дрожь. Я нервно топталась на пассажирской платформе, и мысли постоянно сворачивали к одному и тому же: "Ты поврежденный человек. Ты опасна для тех, кто тебе дорог. Сбежать. Надо сбежать и спрятаться".

Поезд скоро будет здесь. Он заберет меня, как забрал Непостижимых. В этой игре на выбывание больше не должно быть проигравших.

В груди билась безотчетная тревога. Впереди простиралась туманная даль. А если оглянуться… Ох, не стоило мне оглядываться. Там, среди океана зеленых волнующихся трав, как вестник гибели, мчался в черной мантии Тай Фун.

Я мечтала, чтобы он не успел. Я боялась, что он не успеет.

Справа от станции раздался оглушительный гудок. Затряслась земля. Загремели по рельсам колёса. Поезд в бесконечность прибыл с оглушительным грохотом и застелил перрон клубами сизого дыма. Укрыл меня от Тай Фуна и от всего мира.

Я перестала что-либо различать и закашлялась. И тут на моей талии защёлкнулся капкан сильных рук. Он всё-таки успел. Какое облегчение.

Тай Фун порывисто прижал меня спиной к своей груди, и на голову мне обрушилась пронзительная симфония чувств. Дым унесло ветром. Поезд тронулся. Я тоже была близка к тому, чтобы тронуться. Умом.

— Никуда тебя не отпущу! Слышишь? — крикнул мне на ухо мистер Смерть. И выпустил из объятий лишь затем, чтобы поймать поудобнее и стиснуть в обруче рук еще крепче.

Теперь я стояла к нему лицом и медленно теряла остатки разума. От Тай Фуна исходила гремучая смесь — одуряющий коктейль силы и нежности, который пробивал панцирь моей отравленной души подобно штурмовому тарану.

И чем дольше в меня перетекало его тепло, тем очевиднее становилось: не выдержу, разревусь.

Сама не заметила, как из глаз потекли слёзы. Плакса, что с меня возьмешь!

— Тай Фун! — Кажется, я впервые за долгое время назвала его по имени, и это имя у меня на языке тотчас пропиталось горечью. — Я люблю тебя. Очень люблю. Но пойми, я опасна! Я же весь город переправила прямо межпространству в лапы! Они не умерли, они спят. Но всё же… Ведь я и вас с Мирой могу туда же упечь. И кто вам тогда поможет? Я не смогу себя сдерживать. Не смогу бороться…

— Если ты сбегаешь, это не любовь. Если ты готова отказаться от всех, кто тебе дорог, то осознай уже, это вовсе не любовь. А какая-то дрянь, которая под нее маскируется, — вскипел он. — И вот еще что: все твои "не смогу" — чистейший вздор и самообман.

— Вместе, — уже тише проговорил Тай Фун, — мы что-нибудь придумаем. Я найду способ. Обязательно… Сафро, неужели после всего, что мы пережили, ты вот так возьмешь и бросишь нас? Бросишь меня… — упавшим голосом конкретизировал он.

Я уткнулась лбом ему в грудь, спрятав руки в складках шуршащей мантии.

"Да. Не знаю. Нет". Вероятно, это значило "нет".

Сколько мы так стояли, оценить не берусь. Прошла без малого вечность, когда он отодвинулся, обхватил ладонями моё лицо и оцарапал меня хмурым взглядом.

— Ты когда в последний раз ела?

Хороший вопрос. Если бы его задали на собеседовании при приеме на работу, провал был бы обеспечен. Я не нашла, что ответить. Но неожиданно обнаружила, что готова съесть двух енотов и целого зубастого опоссума. Без предварительной обработки.

Мы вернулись в замок, и Тай Фун отдал распоряжения невидимым прислужникам. Для нас накрыли на стол с поистине королевской помпой.

— Сразу много не ешь. Пей по чуть-чуть, — давал указания он и с негодованием заботливого опекуна качал головой. — Несчастье ходячее! Кожа да кости. Скажи мне, Сафро, как можно было довести себя до такого истощения?!

Я не ответила, потому что вдумчиво жевала курочку. Ни вкуса, ни запаха этой курочки не ощущалось. Вся пища стала какой-то пресной. То же самое касалось и клюквенного морса. Кислый он? Сладкий? Для меня он был безвкусным, как водичка.

Тай Фун рядом со мной будто поблек, даже его черная мантия стала казаться серой. Выцвел обеденный зал. Сама жизнь утратила яркость, чтобы обрести ее заново, когда межпространство включит во мне свой режим подложного, приторного счастья. Этого колдовского наваждения, в котором я утрачивала подлинную себя.

Да уж, межпространство — решительно не та субстанция, которой стоит заполнять дыры в душе.

— Кажется, тебе всё-таки придется посадить меня в клетку, — горько усмехнулась я, разделавшись с едой.

— У меня есть более гуманный метод, — ответили мне и за руку вывели из-за стола.

Мы отошли к витражному окну, откуда в зал струилось свежее дыхание ветра, а солнце бросало на стену невод из разноцветных бликов. И Тай Фун, странно блеснув глазами, пальцем начертил у меня под грудью какой-то замысловатый иероглиф.

— Ай! Ха-ха! Щекотно! — засмеялась я.

— Тихо. Не вертись.

Точно такой же символ он воспроизвел на спине. После чего вдруг крепко вжался в меня, приник к изгибу шеи жарким поцелуем и зарылся лицом в волосы, которые я совсем недавно пыталась выдрать в порыве отчаяния. И где-то в основании моего хлипкого фундамента всколыхнулась нечаянная нежность, чтобы захлестнуть, заполнить меня до отказа.

— Это тоже необходимый этап процедуры? — слабеющим голосом уточнила я.

— Именно так, моя ненаглядная… — шепнул Тай Фун.

Наконец он разомкнул объятия, забирая одолженное тепло, и я обхватила себя за плечи, силясь удержать ускользающее чувство опоры.

— Обезвредил тебя корректирующей энергетической сетью, — уже куда более буднично отчитался он. — У нее, к сожалению, есть недостатки. Кроме того, мера краткосрочная. Долго ты в таком режиме навряд ли выдержишь. Но мы непременно придумаем план.

В связи с этим фактом я испытала немалое огорчение. Краткосрочная мера! Ох, сколько же еще терпеть? Как долго я протяну при оптимистичном раскладе? Мне до умопомрачения хотелось вернуться в прежнюю, полноценную жизнь. Хотелось отмотать мир до той точки на временной шкале, когда я еще могла радоваться по-настоящему, любить в полную силу. И не думать до онемения сердца о том, что хуже самой смерти.

Ради меня кофейня "Паучьи Ноги" нарушила привычный распорядок, выползла из своего дневного убежища и приковыляла на жутких ходулях к воротам дворца иллюзий. С сегодняшнего дня она стала официально зваться нашим командным центром.

— Переоденься, — велел Тай Фун. — Твоё платье просто кошмар.

Я провела рукой по ткани: бархат истёрся и на ощупь напоминал скорее базальт. В некоторых местах материя прохудилась и просвечивала, словно этим платьем не один десяток лет драила полы какая-нибудь остервенелая домработница. Так что пришлось принять от Тай Фуна его сменную мантию, в которой я немедленно утонула. С горем пополам проникнув в ментальную лабораторию, я привела наряд в надлежащий вид, а заодно умылась и причесалась. Правда, это не особо исправило ситуацию. Мне можно было хоть сейчас отправляться на шабаш. Приняли бы за свою.

Жаль, что душу точно так же нельзя переодеть. Жаль, что нельзя причесать и умыть себя изнутри. Вот о чем я думала, когда Тай Фун подсаживал меня, бледную и тощую, на крыльцо передвижной базы.

Мы уходили, и У-Ворюга с подружкой душещипательно глядели нам вслед. Весь их всклокоченный, неприкаянный вид словно бы говорил: "На кого ж вы нас, сиротинушек, покидаете? Кому нам теперь нервы мотать? Ради кого хулиганить? У нас, между прочим, еще целый список пакостей, которые требуется учинить. Вернитесь!"

Начался сезон воздухоплавания. По светло-голубому небу тянулись вдаль вереницы аэростатов. Воздух был напитан той звенящей свежестью и чистотой, когда сердце просится к облакам вслед за птицами, а горизонта вдруг становится мало и тянет улететь. Тянет заблудиться в акварельно-прозрачной вышине, сбросив старую кожу. А вместе с ней — балласт терзаний, забот и грязной тьмы, что зачастую гнездится в мыслях. И вымыть яд из ран, раз и навсегда.

В "Паучьих Ногах" контингент ничуть не изменился. Всё те же молодые жизнерадостные лица. Никаких вам скисших физиономий и поползновений пересчитать друг другу рёбра. Никто не порывается смять кулаком загадочную ухмылку соседа или познакомить вышеупомянутого соседа с подошвами своих ботинок. Исключительная доброжелательность.

Пахло металлом и вином. Вернее, пахло бы, если б я могла различать запахи. Мутно поблёскивала в углах медная паутина. Бронзовые подвесные лампы роняли на посетителей скудный свет. Звучал ненавязчивый блюз. Из стен тут и там выпирали незрячие гипсовые маски. Стрекотало воинство шестеренок, привинченных к барной стойке. Похожий на эльфа бармен-эстет медитативно полировал салфеткой бокал.

Когда мы вошли, Фараон что-то самозабвенно обсуждал за столиком с Мирой. Подругу было не узнать. Она опиралась локтями о столешницу, уместив подбородок на согнутых кистях, и прямо-таки сияла изнутри. Лучась неподдельным энтузиазмом, она что-то азартно расписывала Фараону, то и дело подкрепляя слова жестами.

Ее обаянию, как и прежде, невозможно было противиться. Она представляла собой чудовищный полюс притяжения. Всё внимание собеседника неумолимо утекало к ней… ровно до тех пор, пока собеседник собственной утомленной персоной не приполз к нам.

— Твоя подруга — это что-то с чем-то! — сообщил мне Фараон, подгребая к нашему с Тай Фуном столику. — Не позволите ли немного перекантоваться у вас? Иначе, клянусь, отброшу коньки от перегрузки — и плакал наш грандиозный план, — сказал он. После чего уселся на стул, задрал голову и принялся философски разглядывать потолок, откуда свисало исчерченное по диагонали алое пузо дирижабля.

Судя по всему, Мира Фараона доконала. Не знаю, о чем они там шушукались, но подруге не помешало бы умерить пыл. Я насчитала тридцать секунд, прежде чем аферист восполнил энергетические потери и, раздув ноздри, шумно втянул воздух.

Завершив восстановительный процесс, он вернулся в исходное положение и сконцентрировался на мне.

— Оу, крошка! Никогда не видел, чтобы чья-нибудь кожа так просвечивала! Бьюсь об заклад, тебя даже вентилятором сдует!

Табуретка Тай Фуна со скрежетом отъехала назад.

— Идем, — сказал он, беря Фараона под локоть. — Надо поговорить. А ты, Сафро, посиди пока здесь. И чтобы ни шагу из-за стола.

Фараон испустил вздох, достойный слезоточивой мелодрамы. Перед ним стояла сложная задача: не свихнуться в промежутках между Страшно Секретными Совещаниями. Совещаниями, где я

Глава 35. А тебя не звали, увы, лишняя.

Я чувствовала себя экспонатом на выставке ужасов. Между лопаток свербело так, словно туда ввинчиваются сотни взглядов. За мною украдкой следили с каждого столика, из каждого угла. Даже умиротворенный бармен, казалось, косит глазом в мою сторону.

Вдруг эта ненасытная девица сорвется с цепи и упечёт нас всех в межпространство?

На самом деле я боялась ровно того же. Страх подстерегал меня на краю воспаленного сознания, у корней волос, на кончиках заледеневших пальцев. Что если сеть Тай Фуна даст сбой? Что если не удержусь — и все эти замечательные люди растворятся в воздухе?

Мне было стыдно и больно вспоминать о том, что я натворила. А тут еще Мира со своим сочувствием.

— Подружка, ты как? Слышала, Тай Фун тебя сетью обезвредил. Держись, пожалуйста.

И Каролина туда же:

— Хэй, дорогая! Не дрейфь! Всё будет пучком. И не из таких передряг выбирались.

Обе они, справившись о моем самочувствии, сразу же отчалили. Ушелестели юбками по белой спиральной лестнице куда-то наверх — и привет. Они, похоже, сговорились не упоминать при мне о том, что произошло в городе, чтобы лишний раз не травмировать мою и без того неустойчивую психику.

Тай Фун, Фараон, Каролина и даже Мира — все бросили меня в одиночестве, под перекрестьем не таких уж доброжелательных взглядов, как могло показаться вначале. Я ощущала себя серийным маньяком-убийцей, чью казнь перенесли на неопределенный срок. Было невыносимо смотреть людям в глаза.

Как только друзья ушли, повисшее молчание затянулось на моей шее тугим узлом, спеленало меня в кокон и принялось медленно, по капле выпивать остатки самообладания.

А потом на коже вдруг проявилась та самая энергетическая сеть (я увидела узор из бесчисленных шестигранников на своих руках), и тело прострелила нешуточная боль. Шестигранники, гайки, пчелиные соты — я была покрыта ими от макушки до пяток. Еле видные, желтоватые, они раскалились докрасна и причиняли мне адские муки.

За столиками по соседству взвились вихри взволнованного шепота — еще бы, не заметить столь жуткую боевую раскраску на моих щеках! Я согнулась, упала лицом в ладони. Внутри разрасталась удушливая, болезненная пустота.

Терпеть ее было невмоготу уже просто на физическом уровне. Я израсходовала силу воли, подхватилась и метнулась по лестничной спирали наверх, цепляясь за перила дрожащими пальцами.

Сквозь стены, обшитые ребристыми панелями, доносились отголоски оживленной дискуссии. Ступая по ковру выверенными шагами, я бесшумно, насколько это возможно, подкралась к приоткрытой двери. Срослась с панелью и вся обратилась в слух.

Сеть жарко пульсировала под кожей. Солнечное сплетение буквально горело огнем, мешая сосредоточиться. Но кое-что мне всё же удалось уловить.

По моему запущенному случаю собрался настоящий консилиум. Когда я навострила уши, Мира как раз заявляла, что поддержит Тай Фуна, что бы он ни решил. Фараон источал неприкрытый скепсис. А Каролина так и вовсе бушевала.

— Это опасно! Неужели ты не понимаешь?! — звенел колоколом ее низкий грудной голос. — Ты самоубийца или как?!

Похоже, приступить к реализации плана, который Тай Фун озвучил в мое отсутствие, он мог разве что через труп одной вспыльчивой знойной красотки.

— Мистер профессор, — сдержанно вторил Каролине Фараон. — Вы, может, и правда бы поостереглись. Если план даст осечку…

Внезапно в комнате установилась гробовая тишина. Я поняла, что выбрала стратегически неверную позицию, и вдохнула громче, чем следовало. Раздались быстрые шаги — и чья-то рука крепко ухватила меня за плечо, вслед за чем меня втащили в светлый квадратный кабинет. Попалась!

Мое появление произвело в рядах заговорщиков панику и, судя по всему, едва не вызвало коллективный обморок. Да я и сама от шока чуть было к праотцам не отправилась.

Сердце у меня оборвалось и ухнуло в пропасть. Передо мной стоял злой, ну очень злой Тай Фун. Единственный, кто из всей честной компании не собирался лишаться чувств.

— И как много ты слышала? — строго спросил он. Его слова обрушились на голову каменным градом. А взгляд… Не удивлюсь, если этот пронизывающий взгляд добрался до самой моей сути, до самого дна моих глубоководных желобов, где водятся неизвестные науке каракатицы.

— Начиная с момента про самоубийцу, — проронила я, делая вялые попытки вырваться из захвата.

— Что у тебя с лицом?! — воскликнула Мира, бросаясь ко мне, как к утопающему.

Фараон же пялился с таким откровенным сочувствием, что у меня вдруг возникла острая нужда его поколотить. Что я, собственно, и сделала.

Применила к Тай Фуну запрещенный приём самообороны — это раз. Оттолкнула Миру (бедняжка рухнула на пол) — это два. И набросилась на Фараона, бешено скалясь от счастья.

Тут-то меня и нокаутировали.

Фараон оказался опытным противником. Вдобавок, наши весовые категории не совпадали. Когда я открыла глаза, у меня жутко трещала голова. И как этому аферисту не стыдно слабых обижать?

— Знаете, я ведь обычно женщин не бью, — слёзно оправдывался тот сквозь пелену, которая облепила меня во время беспамятства и теперь потихоньку таяла. — Но Сафро… Давно с ней такое? То есть, я имел в виду, силища у нее ого-го! Я ее в состоянии аффекта приложил. Вы не подумайте…

— Всё в порядке, дружище, — похлопала его по плечу Каролина и обратила свой дивный лик к Тай Фуну. — Ладно, приятель, пусть и со скрипом, но всё же даю тебе своё благословение. Да, план рискованный и где-то даже безнадёжный. Но учитывая, в каком состоянии твоя бедная девочка, давайте не будем тянуть и уже закончим эпопею с межпространством. Хотелось бы, конечно, выйти из ситуации с минимальными потерями. Но если ты, уважаемый псих, настаиваешь на своем безумном методе, что я могу поделать?

Произнеся эту прочувствованную тираду, Каролина схватила со стола шляпку и широким шагом вышла из кабинета. Что ж, расходимся, господа хорошие!

Тай Фун склонился над софой, где я до сих пор валялась в отключке.

— Сама пойти сможешь?

Я поприветствовала его расфокусированным взглядом.

— Так, понятно, — сказал он. И категорично вскинул меня на руки.

Мы спустились по винтовой лестнице, преодолели лабиринт из столиков. И уже у выхода из "Паучьих Ног" меня окликнули.

— Эй, крошка! — Фараон светил улыбкой и свеженьким фонарем под глазом. — Мы с тобой еще обязательно поборемся на ринге, вот увидишь! Ты только поправляйся, ладно?

Я пришибленно отдала честь.

— Побудь здесь, скоро вернусь, — проронил Тай Фун и высадил меня возле бассейна с шалфеем, под размытым светом белых, голубых и синих лампочек высоко вверху. Его лицо исказила мимолетная горькая усмешка, и он быстро испарился. Вот куда его понесло? Почему он со мной так скуп на слова? Вся его безудержная любовь вдруг обернулась меланхолией. Чувства высохли, как прошлогодние травы. И смотрит он странно, и ведет себя еще страннее…

Мне бы тут насторожиться, забить тревогу. Но нет, на свою беду я потеряла всякую осмотрительность, сбросила одежду и нырнула в воду. Вода льнула к коже, остужая раскалённую энергетическую сеть и снимая жжение в области солнечного сплетения. К коленям исподволь подкрадывалась слабость. Сонливость тасовала мысли, как карты перед игрой. И в голове устанавливался полный штиль и омертвение.

Если бы я не была столь наивна и доверчива, если бы только моя хвалёная интуиция не дремала, завернувшись в спокойствие, как в плед…

Я зависла в плотной шалфейной полутьме среди бликующих на воде прожилок, балансируя на грани реальности. И когда сознание уже начало уплывать, на том конце бассейна послышался тихий всплеск. У-Ворюга пришел порезвиться? Что ж, милости просим. Сегодня я необычайно великодушна.

Страх буквально парализовал конечности, когда кто-то схватил меня за пояс и потащил на дно. Внезапное погружение придало ощущениям остроты, и сонливость слетела в момент.

Мы вынырнули, задыхаясь, и передо мной обнаружился Тай Фун, наглухо затянутый в чёрный водолазный костюм. Тогда как я… Спруты глубоководные! О чём я только думала! Вся одежда на берегу. То есть, за бортом. То есть… Ай, неважно.

Его ладони очутились у меня на талии, он подплыл ближе, сокращая и без того крошечное расстояние между нами. И остатки мыслей бросились врассыпную, как сухопутные крабы-призраки.

Сдерживающая сеть на моем теле снова налилась кровью и мелко задрожала, выворачивая меня наизнанку, пуская по венам жар и обжигая изнутри.

Тай Фун завладел моей рукой и приник губами к запястью там, где просвечивали дельты вен, повышая градус моего трепета до рекордных величин. Ну здравствуй, глобальное потепление! Разморозка, чтоб ее! Я же сейчас лужицей растекусь.

Сеть не выдержала накала и стала истончаться, пока вконец не растаяла. И вот тогда Тай Фун бесцеремонно и жёстко впился в меня поцелуем. В ответ я столь же бесцеремонно обвила руками шею этого несносного, неприлично притягательного болвана.

Хотелось делить с ним удары судьбы и удары сердца. Хотелось вырвать его проклятое сердце с корнем, чтобы отныне оно даже не вздумало биться. Чтобы носить этот испорченный механизм у себя на груди как подвеску. И наслаждаться смятением окружающих.

Внезапно Тай Фун отстранился. В свете искусственных звезд он улыбнулся так аккуратно, словно его улыбка заржавела и нуждалась в смазке.

— Есть вопросик. Ты сейчас кто?

Я запрокинула голову и разразилась нечеловеческим смехом, от которого у эха случилась истерика. До чего же проницательный придурок! Мигом меня раскусил.

Да, во мне опять оживало межпространство.

"Ты не идёшь к нам, крошка, — сладким голосом Фараона шепнуло оно. — Видно, рычагов давления недостаточно. Изобретём-ка еще один. Если мы заберем твоего ненаглядного профессора, ты наверняка одумаешься и приползёшь к нам".

Я затрясла головой. Нет, только этого не хватало! Смилуйтесь, только не сейчас!

Внутри у меня творилась сущая неразбериха. Лава закипала, но ее тотчас покрывало льдом. Ледники таяли, и их на место вновь приходил огонь. Живот скручивало в узел, горло перехватывали спазмы. Тьма и свет сражались, сплетаясь в клубок и разбегаясь по углам. Я была то на стороне черных, то на стороне белых, и никак не могла определиться, чью партию следует доиграть. Кто получит перевес в этой войне? Кому достанутся лавры победителя?

— Тай Фун, молю, придумай что-нибудь! — сорвалось у меня с языка.

— Я знаю способ, — глухо отозвался тот. — Но он тебе не понравится.

— Мне всё равно! Делай, что хочешь.

Он не заставил просить себя дважды.

Вцепился в меня, как голодный волк в ягнёнка. Обвил руками, чтобы мне уж точно было не вырваться, и принялся исступленно прокладывать маршрут горячими поцелуями по моей коже, от мочки уха, по шее и ниже, к плечу.

Кажется, у меня сорвало крышу. Сердце пропустило удар-другой и бешено понеслось вскачь, чтобы наверстать упущенное. Самое время сдавать бастионы, Сафро. Ты так не считаешь?

У Тай Фуна имелась своя коварная стратегия по завоеванию бастионов. Отклонившись от первоначального маршрута, он переместился к центру, бросил на меня совершенно дикий, пугающий взгляд. Жадно припал губами к ложбинке меж ключиц, вынуждая меня выгибаться дугой.

Да так и застыл, упираясь ногами в дно бассейна.

Меня аж оторопь взяла: а дальше?

Не тут-то было. Он распорядился своими возможностями на диво бездарно. Вместо того чтобы взять приступом целую крепость, он сосредоточился на одном-единственном участке моего тела, прижигая его поцелуем, точно клеймом. И это было по меньшей мере неразумно.

Над нами мерцали звезды. Нас обволакивала вода. Казалось, весь мир, замерев, ждал, когда же мы наконец достигнем крещендо. Но Тай Фуну было плевать. Он продолжал удерживать меня цепкой хваткой, не давая пошевелиться. Вопиющее безобразие.

Что с ним такое произошло? Почему мне в голову лезут сравнения с вампирами, которые пьют из людей жизненные соки?

От страшной догадки слёзы потекли сами собой, я в ужасе задрожала и приготовилась дорого продать свою жизнь. Но вдруг почувствовала, как силы стремительно покидают меня, а на смену им приходит звенящая тишина. Упорядочилась путаница в голове. Всё во мне вдруг обрело свободу и лёгкость. Трещины в душе заросли, раны зарубцевались. И я ощутила себя исправленной. Исцеленной. Будто осколки разбитого, чрезвычайно ценного артефакта где-то внутри меня склеились воедино.

Когда Тай Фун отстранился, в его глазах без зрачков клубились сияющие туманные галактики. Я глянула в эти глаза, начала задыхаться — и провалилась во тьму кромешную.

Потеряла сознание. Опять! Интересно, какой там уже по счёту раз?

Пока я плутала во мраке бессознательного, меня заботливо переложили на шезлонг, одели в нежное кукольное платьице с оборками и кружевом, а рядом, на круглом столике, оставили бокал с апельсиновой газировкой.

Сразу видно, кто постарался.

— Мира-а-а! — проворчала я, когда она появилась на фоне бассейнов. Теперь здесь горел нормальный дневной свет. — Клиническим дурам вроде меня, да еще после обмороков, шипучие напитки противопоказаны! Водичка чистая, негазированная — сколько угодно… А где Тай Фун?

— Он просил присмотреть за тобой, — виновато отчиталась Мира. — Сказал, ему нужно восстановиться.

Та-а-ак. Восстановиться, значит. Меня прошиб холодный пот.

Хуже всего было не то, что Тай Фун сотворил со мной до отключки. Хуже было то, что я абсолютно не помнила, какие гадости он творил затем.

Глава 36. Не сдавайся, Сафро

Впрочем, я ведь сама напросилась. Подписалась, можно сказать, под всем потенциальным безобразием, которое Тай Фун был в состоянии со мной сделать. Чего уж теперь страдать?

— Мира, не оставишь меня одну? — попросила я, растянув губы в жалком подобии улыбки.

— Только если ненадолго, — выдвинула условие та и по-деловому удалилась в мрачный проём за шезлонгом.

Если бы на свете существовал аппарат, способный считывать настроение по походке, то походка Миры расшифровывалась бы как-нибудь так: "Не вздумай дурить, Сафро: за тобой следят. К тебе приставили охрану. Выкинешь глупость — пеняй на себя".

У меня и в мыслях не было глупить. Когда Мира ушла, я зажмурилась и отправила зов Тай Фуну. Связь установилась мгновенно. Вычислить место его дислокации удалось с первой же попытки. Этот наглый экзекутор спал в башне Парадоксов на какой-то неудобной раскладушке. Ворочался, как в бреду, с боку на бок и видел беспокойные сны. Не сны, а натуральная чехарда образов — жутких, болезненно-гротескных. Я просмотрела парочку кадров — и поспешно отключилась от киносеанса. Зрелище не для слабонервных, если начистоту.

С Тай Фуном определенно творилось что-то противоестественное. Прежде он всегда владел собой, был уравновешен, полон созидательной силы. И не припомню, чтобы когда-нибудь жаловался на кошмары.

Когда же произошли с ним столь разительные перемены?

И откуда у меня в голове этот конфитюр безмятежности, где мысли застревают, как мухи? Почему всё так тихо и безоблачно? Межпространство что, взяло выходной? Почему не терроризирует?

Гнусные шепотки больше не шантажируют меня, запахи вернулись. Вкус… — я всё же отхлебнула немного вредной апельсиновой газировки, чтобы проверить — да, вкусовые рецепторы тоже приступили к службе.

А что насчет ментальной лаборатории?

Попробовала призвать ее раз, другой, третий. Ничего. Мыслекоманда пробуксовывала, не давая результата и упорно разворачивая меня в возмутительно-чистую безмятежность.

"Может, позже получится?" — подумала я. И расправив многочисленные кружева, спустила ноги на плитку. Мира тут же примчалась, чтобы подставить мне плечо.

— Тебя, Сафро, еще ветром качает. Свалишься, лоб расшибёшь, а мне потом морока.

Я действительно ощущала слабость и лёгкую тошноту. Зато в уме царила такая кристальная ясность, что хоть сейчас на экзамен отправляйся, чтобы щёлкать там логические задачи, как орешки.

И почему только в этом просветленном уме с таким опозданием формировались ответы на доконавшие меня вопросы?

Ответы, требующие подтверждения.

Ответы, рождающие отвратительно горькое чувство ненависти и ожесточения…

— Мира, — спохватилась я, оглушённая внезапным подозрением. — Мира, возьми меня за руку. Давай соединим лаборатории.

Та отскочила, как ошпаренная. Руки сцепила за спиной. Глянула на меня виновато и сконфуженно. Ну точь-в-точь енот, который застирал в раковине хозяйский паспорт, диплом и водительские права.

— Ты чего? — удивилась я.

— У тебя больше нет лаборатории, — брякнула Мира, пряча взгляд. — Понимаешь, когда мы совещались там, в "Паучьих Ногах", Тай Фун утверждал, что это единственный способ вытравить из тебя межпространство.

Вшитый в меня инстинкт подсказывал, что мне поведали несколько отредактированную историю.

— Не верю! — вскричала я. Покачнувшись, упала обратно в шезлонг. И истерично расхохоталась. — Это всё ложь! Знаю, у него с самого начала было намерение забрать мой дар светоча-бивалента. Вы все… Он обвёл вас вокруг пальца, как последних идиотов!

— Не мели чушь! — вскинулась на меня Мира, мрачнея с каждой минутой. — Мало кто захочет присвоить чужой прогрессорский дар, если к нему в подарок прилагается вирус межпространства.

— Да ты просто с ним заодно! — запальчиво крикнула я. И размазывая слёзы по щекам, кинулась прочь.

У двери я поскользнулась на луже, уцепилась за косяк, переждала пляску цветных кругов перед глазами. И поняла, что никто не спешит меня догонять. Никто не рвётся разуверить.

Стало быть, я права.

И от этой мысли внутри всё помертвело. Стало вдруг так паршиво, словно у меня отобрали кислород. Словно вскрыли грудную клетку и вырезали важный орган, без которого я не смогу наслаждаться всей палитрой жизни, а буду просто существовать — в вечно-унылом монохроме.

Я снова и снова смахивала слёзы, глотала слёзы, капала слезами на камень плит. Надо же, я любила его. А он… Он только притворился, что любит. Прикинулся верным, добрым, благородным — и воспользовался мной. Не ожидала, что он окажется таким подонком. У меня никак не укладывалось в голове, что Тай Фун, мужчина, на которого я всецело полагалась и кому без оглядки доверяла, мог так подло поступить.

Мою окаянную душу трепало штормом. Когда-то я была птицей. Но этой птице отрезали крылья, у нее отняли возможность парить над землей.

И теперь она отрастит зубы, чтобы кусать всякого, кто отважится встать у нее на пути.

Всё, хватит. Я больше не буду жертвой. Надо как можно скорее найти Тай Фуна и вернуть то, что он у меня украл.

Подумать только! Он специально провел со мной свой дурацкий ритуал, вылепил из меня сверхчеловека, чтобы потом сковать энергетической сетью и погрузить в пучину боли. Чтобы добиться моего согласия и выпить из меня такой редкий, такой драгоценный, многократно усиленный бивалентный дар.

Я шла по коридору, поднималась по бесконечной винтовой лестнице и убеждала себя, что проигрывать нормально. Но сдаваться — нет, сдаваться нельзя. И я ни за что не сдамся.

Если понадобится, прибегну к методам физического воздействия и огрею Тай Фуна по башке чем-нибудь увесистым. Может, хоть одумается. А не одумается — обзаведется трещиной в черепе, тоже результат. Я ему устрою весёлую жизнь.

Но для начала неплохо бы его найти. Я ворвалась в башню Парадоксов, перевернула там всё вверх дном, но Тай Фун как сквозь землю провалился. Следующими обыску подверглись дискотечная, зефирная и обсерваторная башенки.

Сил у меня было хоть лопатой греби. А ведь совсем недавно меня шатало, как пьяную. Откуда, спрашивается, столько энергии? Видимо, вперед меня толкала ненависть. Острая ненависть к Тай Фуну.

Бросившись с головой в очередной портал, я очутилась в кофейной башне, которая до сего момента скрывалась от меня в тумане.

— Капучино со льдом, пожалуйста, — заказала я у мутного призрака во фраке, привалившись к барной стойке. Несмотря на внеплановый прилив бодрости, следовало устроить себе передышку и восполнить уровень кофеина в организме.

Да, из меня, фигурально выражаясь, выдрали с мясом приличный кусок. Я должна бы биться в истерике и истекать кровью. Но пока остальные мои составные части в строю, надо сперва позаботиться о них, а уж потом убиваться. В этом, если хотите, заключается экологически чистая любовь к себе.

— Замечательная нынче погода, — гулко промолвил призрак во фраке, подавая мне капучино. Я размешала в стаканчике мглу с мелко колотым льдом, выпила залпом и буркнула:

— К чему пустая болтовня?

— О-о-о, — наставительно воздел палец призрак. — Вы не представляете, как важно уметь время от времени нести чушь. Если говорить только правильные слова, жизнь станет утомительной.

Дожили. Даже в котелке у случайного привидения водятся философские мыслишки. На его фоне я выглядела слишком плоской и упрощённой. Мною двигала одна лишь злость, да маниакальное желание вернуть своё.

Допив кофе, я сощурилась и прицелилась стаканчиком в урну: промахнусь или нет? Промах. Конечно, чего же еще ожидать с такими-то негативными установками?

Зато призрачный бармен попал прямо в яблочко. Едва я собралась уходить, он метнул в меня очередной философский смысл.

— Разглядите себя на свет. Где тонко, там и рвётся, — туманно напутствовал он.

Подкрепившись ледяным капучино, я еще отчаянней рвалась в бой и питала к Тай Фуну ненависть, возведенную в квадрат. Я искала его повсюду, но дворец иллюзий водил меня за нос и прятал этого мерзавца, словно по сговору какому.

Мира совершенно точно переметнулась на сторону зла. Зачем она ему помогает? Почему бы ей ради разнообразия не помочь мне?

Кажется, я кричала. И плакала. И снова кричала, задыхаясь от бессилия. Еноты разбегались от меня в страхе. Молчаливые прислужники, казалось, срослись со стенами — от кладки исходила почти осязаемая паника.

Кто-то потихоньку выпустил из клетки Гликерию, которой ничто теперь не угрожало (и, что главное, которая сама никому не угрожала). А я даже не заметила. Я была как в бреду. Ноги наливались свинцовой тяжестью, по мышцам распространялась ноющая боль. В висках стучала кровь, а я всё бежала и бежала по каким-то неведомым коридорам, чтобы наткнуться на тупик и начать всё сначала.

И уже когда усталость подмяла меня под себя, бросила на колени посреди пустынного безымянного зала, я собрала остатки сил и крикнула в пустоту:

— Зачем ты это сделал?! Предатель! Вор! Да чтоб тебя спрут на дно утащил!

С языка уже было готово сорваться проклятие, но я удержалась. Ни один, даже самый низкий и порочный человек не заслуживает проклятий.

Я затихла и, шмыгая носом, калачиком свернулась на полу. И вот тогда-то в голове прозвучал знакомый, донельзя утомленный голос:

"Когда-нибудь, Сафро, ты поймешь. И простишь меня".

"Мне не следовало бояться Непостижимых. Надо было бояться тебя. Ты! Именно ты стёр мою личность. Теперь я никто, пустое место, обычный человек, каких сотни и тысячи. Мне незачем жить", — мысленно простонала я.

"Обычные люди живут же как-то. И ты сможешь", — еле слышно отозвался Тай Фун на краю моего сознания.

"Просто скажи, зачем ты так поступил?" — потребовала я.

Шли секунды. Протекали минуты. Ответа не было.

Какой же ты, Тай Фун, всё-таки эгоист и сволочь!

Солнце падало за горизонт. Чтобы гореть, ему надо поспать. Да и мне отдых не повредит.

Вечер укутывался в сумерки, как в одеяло. Я лежала на голом полу в каком-то лихорадочном полусне. Тянуло затхлым холодом и сыростью. А в голове пульсировала единственная мысль: "Разглядите себя на свет. Где тонко, там и рвётся".

Мне всё казалось, что я упустила какую-то важную деталь. Где-то свернула не туда. И сама, собственноручно, загнала себя в этот холод и сырость.

А утром я подслушала разговор. Коридоры замка извернулись и вывели меня, измотанную и сонную, прямиком к двери, за которой простиралось поле для гольфа. Дверь неслышно приоткрылась: мол, слушай, дорогая. Всё для тебя.

Старый-добрый куст, будто нарочно созданный для того, чтобы за ним сидели в засаде, торчал на фоне бесконечной дали и по пояс скрывал от меня Миру с Тай Фуном. Их верхние половины вели непонятную беседу.

— Ты еще как, держишься? — участливо спрашивала Мира.

— У межпространства уйдёт несколько дней, чтобы приспособиться к новому донору, — расплывчато отвечал Тай Фун. — Пока я еще могу собой управлять. Что будет дальше — не знаю. Одно точно: времени у нас в обрез.

За ночь его всё равно что подменили. Из него словно силу выкачали. Он выглядел изможденным и подавленным. И мне вдруг захотелось хорошенько ему вмазать, чтобы привести в чувство. Нет, обнять, конечно, тоже хотелось. Но вмазать — больше.

Я до крови прикусила язык. Что значит "времени в обрез"? О каком доноре он толкует? Неужели он забрал мой дар только затем, чтобы зараза перекочевала к нему?

— Почему ты ничего ей не объяснил? — продолжала допытываться подруга. — Видел, в каком она состоянии вчера по замку металась?

— Если Сафро возненавидит меня, ей будет легче меня отпустить. Нет гарантий, что я вернусь оттуда живым. Нет вообще никаких гарантий, что я вернусь. Всего одна недостоверная зацепка.

Прямо сейчас моё сердце вынули, положили на деревянную подставку, куда кладут мячи перед началом игры в гольф. И с размаху ударили по нему клюшкой.

Тай Фун. Решил. Пожертвовать. Собой.

Ради какой-то глупой, самовлюбленной Сафро Шэридон. Ради той, которая не видит дальше своего носа. Которая ослепла настолько, что чёрное путает с белым.

Не знаю, почему я сбежала. Почему не вмешалась, не остановила его.

Внутри меня одна за другой сходили лавины отчаяния. Хотелось выть от беспомощности. Даже если бы я ему запретила, даже если бы Тай Фун и впрямь передумал приносить себя в жертву, межпространство не оставило бы его в покое.

Ведь он впитал дар светоча-бивалента и стал совершенным. Желанным экземпляром коллекции. А потусторонний завоеватель у нас перфекционист, спрут его дери. Утащит Тай Фуна к себе — и не подавится.

Меня душило чувство вины. Рыдая в голос, с сердцем на разрыв, я не чуяла под собой земли. И бежала, бежала прочь, не разбирая дороги. Изгнав межпространство из моего тела, Тай Фун заразился сам. И я, только я в ответе за это.

Что придумать? Как поступить, когда в голове ни одной связной мысли?

На моей персональной планете свирепствовали катаклизмы. Ее раскалывали землетрясения, терзали ураганы, жгли пожары. Мой мир рушился. Когда уж тут по сторонам смотреть?

Чуть не пробороздив носом пол (осторожно, скачущие еноты!), я выбежала на улицу. Там уже вовсю шли приготовления — не то к свадьбе, не то к похоронам. Фараон созвал активистов из штаба "Паучьи Ноги", и те разбивали во дворе палатки, таскали какие-то доски, с умным видом толпились возле капсулы-телепортатора.

— Эй, крошка! — помахал мне Фараон. — Сегодняшнюю ночь решили переждать. Выдвигаемся завтра!

Куда выдвигаются? О чем он?

Завидев мою зарёванную физиономию, Фараон переменился в лице.

Глава 37. Остановить самоубийцу

— Сафро, подожди! Ты что, всё узнала?! — воскликнул он и кинулся было меня догонять. Но Каролина зацепила его за воротник.

— Цыц, дубина ты стоеросовая! — прошипела она. — Не усугубляй ситуацию. Я сама.

— Пффф! — сказал Фараон. — Сама усугубишь? Ну понятно.

Под ногу мне подвернулось что-то мелкое и мохнатое. Опоссум!Я вспахала бы носом землю, не придержи меня Каролина. На ней был синий шуршащий комбинезон, сшитый по последней моде. Видимо, тоже готовилась выдвигаться после ночи. Идеальная от кончиков волос до кончиков ногтей, с неизменно яркой помадой на губах, она усадила меня на какую-то бочку, прогнала опоссума и сама уселась напротив.

— Спокойствие, Сафро, — сказала она.

— Какое, к спрутам, спокойствие?! — отставила любезность я. — Вы вообще в курсе, что натворили? Почему вы не остановили Тай Фуна? Он погибнет, если доведет задуманное до конца!

— Мы его отговаривали, правда. Но он упирал на то, что шанс, пусть и мизерный, всё же есть. В конце концов, он взрослый человек…

В подреберье у меня разверзлась гулкая пустота. На глаза вновь навернулись слёзы. Пойти на поводу у его безрассудной отваги? Позволить ему рисковать? Нет уж, дудки!

— Все эти суетливые лоботрясы, — Каролина дёрнула подбородком в сторону центральной дорожки, где сновали молодчики в кепках, — тоже светочи прогресса. Завтра, как проклюнется заря, мы присоединимся к основной группе, чтобы…

Я затаила дыхание. Чтобы что?

— Чтобы залатать эту гиблую дыру в лаборатории Штиля, — со вздохом закончила Каролина. — Извини, дорогая. Проголосовали за то, чтобы тебя не брать.

Итак, крошка Сафро остаётся дома. Бесполезная, ни на что не годная Сафро.

Я не могла смириться с таким положением вещей, но виду, разумеется, не подала.

До самого вечера я тщательно избегала встреч с Мирой и Тай Фуном. Забившись в пыльный чулан, словно загнанный зверь, я пыталась придумать хоть какую-нибудь мало-мальски осуществимую схему. В графе "манипуляции со временем" можно было сразу ставить жирный прочерк, отмотать не выйдет. Сверхспособностей-то больше нет. Приковать Тай Фуна наручниками к батарее — такая себе идея. Оставалось лишь одно: пробраться в лабораторию Штиля раньше "группы захвата" и прямо там, на объекте, провести с межпространством переговоры. Может, оно всё же согласится на мою скромную кандидатуру и оставит Тай Фуна в покое?

В хлипкую дверцу чулана назойливо скреблись еноты. А меня раскачивало на эмоциональных качелях от точки "всё пропало" до точки "всё получится". К еде я практически не притронулась — аппетит и нервозность, знаете ли, явления несовместимые.

А потом меня утянуло в пучину сна. Я барахталась в мутной жиже, увязая глубже и глубже, пока не достигла дна. На дне меня почему-то поджидал опоссум Фараона.

— Ну что? — произнес вредитель человечьим голосом. — Влипла ты, крошка? Из-за тебя пропадёт такой великий человек. Неужели ты это допустишь?

— Допущу? Как бы ни так!

Из сновиденческого болота меня пинком выставили в глухую полночь, и я тотчас угодила в лапы к дурному предчувствию: тебя бросили, от тебя отказались. Скорее, руки в ноги и бегом догонять!

Обыски подтвердили: ни Миры, ни Тай Фуна, ни даже Гликерии. Они все сгинули куда-то, словно их аккуратно вырезали из моей истории и вставили в чужую. Замок опустел. Только еноты по-прежнему преданно сторожили дверь чулана. Палаточный лагерь тоже свернули раньше срока. А мне — ни слова. Я что, в самом деле, изгой общества?

Ну ничего. У меня всё еще имеется запасной вариант — поезд, идущий в бесконечность. Только не говорите, что он не ходит по ночам.

Сейчас я была готова поставить на кон что угодно, лишь бы уберечь Тай Фуна от ошибки. В последнее время у наших ошибок совсем другая цена, неподъемная.

Надо выпить из него моё проклятие точно так, как он проделал это со мной. Лучше пусть я умру. Он обязан остаться в живых.

Я быстро сложила в портфель самое необходимое и вышла из дворца иллюзий, уповая на то, что звёзды и луна светят мне в последний раз. Затворила ворота. И взяла разбег в осеннюю тьму.

Волосы и подол кружевного платья трепал ветер. Он записался ко мне в попутчики и упруго дул в спину, как бы намекая: отступать некуда, назад дороги нет. Несмотря на прохладу, мне было жарко от бега. Бег глушил боль, клубящуюся в груди.

Шумели травы. Ночь взирала на меня с изумлением и некоторой тревогой.

Что она задумала? Почему не спит? Куда ее несет?

Я мчалась во весь опор и была в двух шагах от станции, когда раздался протяжный гудок паровоза. Отлично! Сегодня поезд очень вовремя. Поднажмём.

Заскрипели колёса, клубы дыма заволокли звездное небо. Я расчихалась, нашла дверь и по высоким рифлёным ступенькам забралась в тамбур. Моя эстафета наперегонки со злым роком только набирала обороты.

Ах да, куда едем-то? Поезд не спешил трогаться с места, ждал голосовой команды заказчика. На этой железной дороге правила прозрачны: маршрут следования — какой сама захочу. А я хочу в лабораторию Штиля!

Заказ принят, двери закрываются. Следующая станция — твоя погибель.

Я зашла в салон и затворила за собой тяжелые раздвижные двери. В вагоне не было ни души, только странные золотистые светлячки мерцали над сидениями и были словно подвешены в воздухе. Стоял тот специфический запах металла, какой бывает при взаимодействии латуни с кожей. За окнами, шелестя листьями пальм, проносилась южная ночь.

В конце вагона я обнаружила маленькую скамью, села и притулилась к окну, чтобы в путешествии под стук колёс предаться рефлексии. Неужели в день, когда мы с ректором разговаривали возле фонтана, — неужели той высокой фигурой, что метнулась в проулок, был Тай Фун? Ох, моя неосторожность! Если бы он не узнал, чего хочет межпространство, то не стал бы меня спасать. И не висел бы сейчас на волосок от смерти.

Но откуда он черпал сведения касательно ритуалов? В библиотеке академии? В замке иллюзий? А может, ректор его надоумил? С ректора станется давать непрошеные советы и портить людям жизнь…

Пронзительный тревожный гудок ознаменовал прибытие на конечный пункт — и меня вытряхнуло из размышлений. Ну что, Сафро, ты готова к своей последней миссии? Смотри, не оплошай.

На заброшенной платформе, куда я сошла с поезда, царила грязь и разруха. В углах под навесом кучковался мусор. Окошко для продажи билетов было наглухо заколочено досками, а рядом с киоском, в свете ржавого фонаря, валялся на тротуаре дохлый голубь.

Облезлые поломанные скамейки, бесконечные заросли на заднем плане. Мрак. Упадок. Одиночество. И где в этом захолустье искать лабораторию доктора Штиля?

Впрочем сразу после полосы зарослей моё внимание привлекло высоченное здание, оплетенное не то лианами, не то водорослями. Тут и там чернели глазницы выбитых окон. От оригинальной наружной обшивки остались лишь мозаичные вкрапления. Кривые стены крошились и обсыпались.

Вот оно, царство распада и рассадник зла. Вот она, лаборатория с аномалией, как леденец со жвачкой-сюрпризом. Сильно же исказило ее межпространство.

Я встряхнулась, натянула лямки рюкзака и ускорила шаг. В верхнем окне здания зажгли свет. А значит, Мира, Тай Фун и прочая компания совершенно точно меня опередили и уже были внутри.

Время, это ненадёжное, абсурдное создание, всё-таки играло за команду противника.

Только бы не опоздать.

Я спешила сквозь ощетинившуюся мглу, спотыкалась о кочки и выбоины — слабая, тщедушная, до безобразия уязвимая без своего прогрессорского дара. В чернильном небе мерцали звезды, где-то в лесу лисица кричала, как брошенный ребенок. И мир вокруг был таким нереальным, что казалось, будто это происходит не со мной.

Вопреки всем здравым смыслам и теориям вероятностей я должна была спасти Тай Фуна. Только бы он не шагнул в разрыв мировой материи раньше срока.

По пути мне попался врезавшийся в столб паромобиль, покореженный робот-автоматон с ногами, торчащими из мусорного бака. Изрядно погнутая детская карусель поскрипывала от ветра на пустынной площадке. Уцелевшие фонари роняли в лужи медные слитки света, и луна нависала над этим хаосом как зловещее дополнение.

Здесь было гораздо холоднее, чем у побережья, и я пожалела, что не захватила тёплой одежды. Хотя чего уж там! Всё равно помирать собралась.

Обнаружив вход в здание, я рванула наверх по крошащимся ступеням. Подумаешь, сердце заходится! Подумаешь, колет в боку! Меня угораздило влюбиться до такой степени, когда готов отдать за другого жизнь. Собственная боль не в счёт.

Эхо от моего громкого дыхания и топота моих ног отскакивало от стен, прыгало на меня со всех сторон, нагнетая страху с каждым лестничным маршем. А потом я расслышала голоса и притихла, на цыпочках крадучись вдоль стены.

Мне удалось проскользнуть в лабораторию и схорониться в тени за колонной, откуда открывался отличный обзор. По стенам расползались пятна сфагнума, на полу белели наросты плесени. Столы, стулья, вытяжной шкаф и резервуары из гранёного стекла мутировали, отрастив щупальца, уши и хвосты, как будто они были живыми существами. Выглядело это, мягко скажем, жутковато. Кожа у меня покрылась мурашками, и я перевела взгляд на менее пугающие вещи.

Вон вихрится фиолетово-зеленым портал червоточины, который Мира создала, чтобы попасть в лабораторию Штиля, минуя лишние географические координаты и неровности рельефа.

Вон — Фараонова капсула, куда Мира как раз загружает вещички: небольшой запас провианта и саквояж со сменной одеждой.

— Проследите, чтобы еноты не проникли в замок, — распорядилась она. — Боюсь, когда я исчезну, с замком могут случиться метаморфозы. Гликерия уже в гостинице?

— Ага, — кивнул Фараон. — Устроил ее в лучшем номере со всеми удобствами. Слушай, а ты уверена, что капсула не подведет и тебя не расплющит в этой дыре?

— Уверена на все сто, — авторитетно заявила Мира. — Межпространство примет капсулу, как родную. Рецепторы! — со значением напомнила она. — Вот без рецепторов — да, расплющит.

Тай Фуна я заметила не сразу. Он стоял неподвижно, как манекен, в группе незнакомых людей. Посеревший, безжизненный, мрачно-сосредоточенный. С выражением замкнутости на лице и упрямо сжатыми губами, похожими на зашитую рану. За локоть его поддерживал брат — доктор Штиль (всё тот же разрез глаз, те же прямые черные волосы, торчащие ёжиком, как попало) — и что-то упорно нашёптывал ему на ухо. Уговаривал не делать глупости? Ох, пускай бы так и было! Может, Тай Фун хоть кровного брата послушается?

Прочие участники "операции" — все без исключения светочи прогресса высшей категории — не обращали на них внимания. Они целиком сосредоточились на стене, в центре которой расслоилась ткань мироздания и огромной пробоиной зияло межпространство. Пробоина пульсировала золотом и ртутью, как сердце гиганта со вскрытой грудной клеткой. Светочи целились мыслью именно в это сердце, чтобы сдержать натиск и не дать межпространству ворваться в наш хрупкий, непрочный мир.

И кажется, их силы были на исходе.

— Ну что, — бодро сказала Мира, — я полетела?

— Лети, птичка. Лети, — неуместно сострил Фараон и утёр контрабандную слезу. — Только ты уж возвращайся, а то я к тебе прикипел, как молоко к кастрюле.

— Бабник, — тихо буркнула я.

И тут Тай Фун дёрнулся, медленно повернул голову в сторону колонны и прожёг меня огненной печатью взгляда.

Взгляда маркировки "Тебя-не-должно-здесь-быть!"

И знаете, если существует на свете паника, помноженная на бесконечность, то прямо сейчас меня захлестнула именно она.

Глава 38. Прости, прощай

Вот уж за кого не стоило переживать, так это за Миру. В случае опасности в ней всегда исправно срабатывал инстинкт самосохранения. И сегодня она прекрасно отдавала себе отчет в том, что делает. Отважно забравшись в капсулу под жидкие аплодисменты Фараона и Каролины, она зажгла бортовые огни. А затем капсула с чавканьем погрузилась в пульсирующую ртуть и золото.

Межпространство в стене никак себя не повело и продолжило сокращаться в прежнем ритме. Судя по всему, оно даже не заметило, что в него что-то погрузили. Вельмира, некогда такая желанная и неуловимая, уже давно перестала быть его заветной добычей.

Что называется, жертва не засчитана, несите другую.

Фараон нахмурился, с досады хлопнул себя по колену и с тяжким вздохом опустился на корточки. Наверное, он, как и я, до последнего рассчитывал, что Тай Фун избежит горькой участи.

Сам Тай Фун не рассчитывал ни на что. Послав мне предупреждающий, приправленный угрозой взгляд, он оставил брата и двинулся к прорехе между мирами. Конкретно у данного индивида инстинкты отшибло напрочь.

Что ж, час расплаты настал, решила я. И метнулась из тени на свет с одним-единственным умыслом: вломить Тай Фуну так сильно, чтобы он и думать забыл о самопожертвовании. А дальше действовать по обстоятельствам.

Когда он был уже в метре от дыры, я кинулась на него в кровожадном порыве и повалила на пол. Такой наглости Тай Фун не ожидал. Правда, он быстро взял ситуацию в свои руки. Преодолев секундную оторопь, перекатился вместе со мной, впечатал меня в доски мутировавшего паркета, и припал к моим губам яростным поцелуем.

Он целовал меня пьяняще, отчаянно, обреченно. Так, словно прощается навсегда. Мы целовались, лихорадочно сцепившись на виду у целой толпы светочей прогресса, которые, похоже, забыли, как дышать.

А едва Тай Фун отстранился, я увидела, что в его глазах плещется потусторонний огонь. Совсем как у Гликерии в тот день, когда она пыталась меня задушить. Совсем как у Арсения, когда он был во власти межпространства.

Усилием воли Тай Фун погасил этот огонь, склонился надо мной, выравнивая дыхание. Прошептал:

— Живи хорошо, Сафро.

Его палец мягко очертил мои губы, по лицу пробежала тень, в глазах — воспалённых, с почти бесцветной радужкой — мелькнул след неизъяснимой грусти. Его тонкая, печальная улыбка вспыхнула и погасла, как луч заходящего солнца.

После чего этот безрассудный человек — такой далёкий, такой родной — оттолкнулся от пола, сгруппировался и нырнул в пульсирующую брешь. Моё сердце сорвалось в бездну. Неужели нельзя иначе? Неужели нет другого выхода?

Он забрал мой дар — и межпространство перешло к нему как скверное наследство. Он спас меня, а я считала его предателем. Как же теперь загладить вину? Как я смогу вымолить прощение, если Тай Фуна больше нет?

Как только он растворился в золоте и ртути, стена, где билось желеобразное "сердце", затвердела, затянулась кирпичной кладкой, покрылась штукатуркой. А наросты мха, плесень и метаморфозы мебели улетучились, словно их и не бывало.

Не помня себя от горя, я бросилась туда, где схлопнулась дыра в иное измерение, и принялась остервенело, в полнейшем беспамятстве молотить по ней кулаками. Кажется, я кричала, что хочу уйти вслед за Тай Фуном. Сбила костяшки в кровь. И приготовилась уже биться головой о стену. Но Фараон и Каролина вовремя меня оттащили.

Завершив миссию по устранению межпространственного нарыва, группа светочей прогресса благополучно рассосалась, качая головами и сочувственно поглядывая в мою сторону. Мол, горемычная, вконец рехнулась.

А я и впрямь была близка к тому, чтобы слететь с катушек. Не понарошку. По-настоящему. Слёзы градом катились из глаз. Водопровод прорвало. А как вы знаете, я никогда не была в ладах с водой. Выплакать душу при таком напоре? Да запросто!

— Сафро! Сафро! — глухо, как из запаянной бочки, слышались голоса.

— Сафро! — трясла меня Каролина. — Да прекрати ты раненого птеродактиля изображать! Тут тебе Тай Фун письмо передать просил…

Слёзы высохли в момент. Я выхватила письмо у Каролины из рук, подорвалась с места и, спотыкаясь, бросилась в фиолетово-фисташковый портал, который создала Мира. На счету была каждая секунда.

Снаружи, на возвышенности, к горизонту протянулась канатная дорога с несколькими свободными вагонетками. Занималась заря. Далёкое малиновое облако, проколотое верхушками сосен, сдувалось в рассветных лучах, как лопнувшая оболочка аэростата. Я, не раздумывая, села в кабину, вдавила рычаг и понеслась над пропастью навстречу неизвестности, наперерез злому року.

И что только ударило мне в голову? Как только кабинка остановилась возле вышки, я выскочила оттуда, как ужаленная, сбежала по ступенькам и опрометью кинулась к замку иллюзий. Прохожие (и откуда их столько ни свет ни заря?) шарахались от меня, как от кикиморы болотной. Ну да, растрёпанная, потная, с перекошенным лицом и образцовыми мешками под глазами. Мчится невесть куда, людей пугает.

Секундочку. Кажется, до меня дошло. Когда Тай Фун прыгнул в эту спрутову дыру между измерениями, межпространство заполучило себе в коллекцию тот самый, совершенный экземпляр. И, как было условлено, отпустило остальных пленников на свободу. А чтобы не утруждаться, просто выгрузило их всем скопом на луг.

Дворец иллюзий таял в рассветной дымке. Медленно, неотвратимо, как ускользающая мечта. Я увидела бледнеющий фасад — и похолодела. Срок действия тепла, взятого у Тай Фуна взаймы, подходил к концу. Каплю за каплей это тепло выпивал стылый ветер.

Зрелище просвечивающего на солнце замка побудило меня действовать безотлагательно.

Со всех ног ринулась я к крыльцу, взлетела по винтовой лестнице и ворвалась в башню Парадоксов. Перед глазами всё мелькало и кружилось в весёлом пришибленном хороводе. Черный рояль, шторы, гобелены, вертящийся стул, стеллажи. И море сборников на полках. Что же там запрятал Тай Фун?

Первым делом обнаружилась "Игра воды" — тринадцать незабываемых листов, и я практически на автомате прижала ноты к груди. Дальше шли какие-то невзрачные хрестоматии со стёршейся позолотой, книги в кожаных переплётах, пока наконец мне на глаза не попался помятый дневник и странный, написанный от руки документ.

Изучать его некогда, замок-то вот-вот растворится в воздухе, и как бы мне не растаять с ним за компанию. Откуда-то издалека до слуха донеслась приглушенная какофония — будто оркестр в глубокой, выстеленной фетром яме настраивал инструменты перед концертом.

Хватая ртом воздух, я в спешке повернула обратно, мимо блекнущего рояля, мимо выцветающих гобеленов и штор. Под аккомпанемент невнятной мешанины звуков — вниз, вниз, по винтовой исчезающей лестнице. По коридору, минуя дверь в осеннюю комнату и выставку геометрических фигур в духе авангардизма.

Кто-то большим невидимым ластиком неумолимо стирал дворец Миры слой за слоем. За мной по пятам чудовищными прыжками неслась жуткая, засасывающая пустота, так и норовя поглотить. Но у меня получилось. Я выбежала из замка иллюзий в последний момент, со сбитым напрочь дыханием. Судорожно оглянулась, запнулась о кочку, упала спиной на траву — в обнимку с нотами, дневником и рукописным документом.

Изменчивого дворца с его башенками, с призрачными прислужниками, бассейнами и полем для гольфа больше не было.

Зато У-Ворюга и подружка-енотиха были тут как тут. Приползли поддержать меня в трудный час. Что ж, вредители мохнатые, спасибо на добром слове.

Я села, аккуратно отложила ноты с дневником (У-Ворюга, поганец, не вздумай тянуть к ним загребущие лапки!). И двумя руками взяла документ. Разгадывать ребусы не понадобилось.

"Данным договором подтверждается, что Сафро Шэридон отныне принадлежит мне. Ты — моя, поняла? Подпись — Тай Фун", — коротко и ясно, черным по белому значилось там.

Дайте скорее ручку, карандаш, что угодно! Где здесь поставить автограф, завихрение вам в крыло?! Я согласна, на всё согласна, слышишь?!

Ох, если бы моё согласие хоть что-нибудь могло изменить…

Если б только оно сработало, как заклинание, позволяющее распустить на пряжу прошлое, как старый свитер. И начать с нуля, чтобы теперь уж точно без ошибок.

Я послала к спрутам условности, плюнула на правила хорошего тона и дала волю слезам. Сидя посреди луга, под недоуменными взглядами публики, вышедшей "с того света", я ревела и ревела. С надрывом, безутешно, оплакивая своё зачёркнутое счастье, свою горькую, никчёмную жизнь.

Это не сон, не кошмарное видение. Всё произошло взаправду, Тай Фун никогда больше не придет, не улыбнется, не обнимет. Мне казалось, что я разбилась на тысячи мелких осколков и теперь никогда не соберу себя воедино. Время утратило всякое значение.

И неизвестно, сколько бы я так сидела, если бы невесть откуда не появилась Гликерия, не тронула меня за руку и не увела к себе в гостиничный номер.

…Дело близилось к зиме. Гликерия отложила замужество, сославшись на то, что хочет остаться со мной, ибо негоже бросать подругу в тяжелые времена. На удивление понятливый жених с новостью примирился. "Но весной все равно не отвертишься, — заявил он. — Как миленькая, пойдешь под венец".

Еноты повзрослели, набрались ума-разума и сбежали на волю, в дикую среду, создавать полноценную ячейку великого енотьего общества. Сезон туристов закончился, и зарядили дожди. На море участились штормы, город поскучнел и как будто насупился, втянул голову в раковину, ушёл в себя до весны.

Я куталась в плед, глотала ромашковые чаи с лепестками, прилипающими к нёбу. А дожди всё шли, и шли, и шли. Выстукивали на отливах свой реквием по Тай Фуну, по моему прогрессорскому дару, по Мире, которая до сих пор не вернулась из межпространства. По всему, что было мне так дорого и что я не умела ценить.

Дни протекали вяло. Они сливались в сплошную серую массу, нестерпимо похожие друг на друга. Впрочем, кое-какой проблеск всё же случился. Сюрпризом стал тот факт, что гостиница "Счастливый Моллюск", где нам с Гликерией столь любезно предоставили комнаты, оказалась собственностью Фараона.

Однажды он нагрянул в нашу тоскливую обитель с целой корзиной козинаков, имбирных пряников и конфет с вишнёвой начинкой. Следом в номер тут же протиснулась в шуршащей юбке Каролина — со своими излюбленными банками кофе и запасом горького шоколада на год вперед.

Мы устроились за круглым столиком, на фоне истекающего дождём неба. И пока Каролина учила Гликерию готовить кофе с шоколадом, Фараон виновато сознался, что он-то и есть владелец "Счастливого Моллюска".

— Надеюсь, это не доставит тебе неудобств, — пробормотал он, глядя исподлобья и с хитрецой. — Мол, богатенький меценат удружил жильё за красивые глазки и всё такое… Не опасаешься, что слухи поползут?

— Да что ты! — отмахнулась я. — У меня депрессия, мне не до того. И я очень признательна, что ты нас приютил. Не знаю, где бы я взяла денег на проживание при нынешних-то обстоятельствах. Не слухи — так сама бы поползла, на паперть, подаяние просить.

Из академии Светочей Прогресса мне, как вы понимаете, пришлось отчислиться. Хотя ректор был против. Некоторое время я допекала его, чтобы он собрался и починил уже машину времени. (Вообразите на минутку радужную картину: рвануть в прошлое, переписать историю, залепить дыру в межпространство и вернуть Тай Фуна. Соблазнительная перспектива, не правда ли?).

Я обивала порог ректорского кабинета, настаивая, умоляя, пуская в ход (о ужас!) угрозы и слабенький шантаж. Бесполезно. Иридиус Младший заявил, что не полезет к этой доисторической ящерице даже под дулом пистолета.

Так и не добившись ничего путного, я смирилась, забрала документы и переключилась в режим затворницы, чтобы со спокойной совестью предаться апатии.

В отеле Фараона были чистые светлые коридоры, просторные комнаты в стиле модерн и зеленые фикусы в кадках. Повсюду царила атмосфера лёгкости, элегантности и дружелюбия. Постояльцы, с которыми я сталкивалась в лифте или около номеров, поголовно источали оптимизм и доброжелательность. Чего не скажешь обо мне, мрачной и угрюмой, как привидение на кладбище.

Несколько раз в гостиницу пытался прорваться Арсений — живой, невредимый, межпространством не порабощённый. Наверное, извиниться хотел за своё свинское поведение. Глаза б мои его не видели, если честно.

Фараон поистине мудро распорядился на его счет и предупредил службу безопасности о возможном вторжении. Арсению еще в холле, у стойки администратора, давали от ворот поворот. И выпирали за дверь — иногда вежливо, а иногда после тесного знакомства с кулаками охранников.

Не возьму в толк, почему я так долго откладывала прочтение письма, которое передала мне Каролина. Боялась еще больше расклеиться? А дневник Тай Фуна — о нем я тоже начисто забыла. Из чувства самосохранения забыла, чтобы не бередить и без того плохо зажившую рану.

Но похоже, настала пора вскрыть этот гнойный нарыв.

Глава 39. Помни обо мне

Я разрезала конверт канцелярским ножом и достала оттуда хрустящий, сложенный вчетверо лист. Поднесла к носу, втянула аромат хвои, вересковой пустоши и океана. Зажмурилась и представила: он здесь, со мной. Он никуда не пропадал и всё это время стоял за моей спиной.

Я открыла глаза — и реальность обернулась колючим пледом у меня на плечах, Гликерией, которая заваривает чай на небольшой встроенной кухне. Дождем, струящимся по водосточной трубе.

И стало вдруг так невыносимо больно, словно кто-то вцепился в меня когтями и вырвал кусок души.

Ладно, не будем тянуть. Что же там, в письме?

"Родная моя Сафро. Сейчас ты, наверное, ненавидишь меня больше, чем когда-либо, — беглым неровным почерком писал Тай Фун . — Прости за то, что лишил тебя дара. Но иного пути я не видел. Избавить тебя от межпространства, изгнать его из твоего тела — вот то единственное, ради чего я пошел на столь отчаянный шаг. Сначала я думал, что если не скажу тебе, зачем так подло поступил, ты разозлишься на меня и сможешь отпустить с лёгким сердцем. И за это тоже прости. Потому что любовь — не то чувство, которое можно выбросить на помойку, как ненужную вещь.

Я пишу тебе прощальное письмо, и с каждой минутой мне становится всё хуже. Межпространство завладевает моим телом, стремится поработить волю. Я сражаюсь из последних сил и надеюсь, что смогу оставаться собой до самого конца.

Наверное, сейчас ты проклинаешь меня, Сафро. Но поверь, если бы кто-нибудь отмотал время назад и история повторилась, я бы снова забрал твои способности, превратился бы в сверхчеловека, лучшего из лучших. Чтобы межпространство взяло под прицел меня. Чтобы ты стала свободна.

Потому что я люблю тебя. Действительно, всем сердцем люблю.

Пусть эта любовь будет повсюду. Ты отыщешь ее в цветущих деревьях персика, в шелесте волн и крепком вечернем ветре. Пусть она подарит тебе крылья.

А я буду молить небо, чтобы оно дало нам шанс. И однажды — не сомневайся — однажды я приду к тебе с тёплым бризом, с ночным звездопадом, с первым весенним дождем.

Только прошу, помни обо мне".

Пока я читала, Гликерия звонко размешивала ложечкой сахар в чае. Она отвлеклась от сего занимательного действа, чтобы сообщить, что я опять хлюпаю носом.

Да, спрут тебя дери! Опять! Пятый, чтоб его, раз за сутки. Такими темпами не замечу — превращусь в профессиональную плаксу. Тай Фун бы не одобрил.

Я решительно выбралась из кресла и потянулась к дневнику. Развернув его на последних страницах, вчиталась в скачущий шрифт.

"Замок иллюзий проявил необычайную покладистость и по первому же запросу предоставил мне записки некоего доктора Мерри-Шелтона, который занимался изучением прогрессорского дара. В записках говорится, что если светоч прогресса, перешедший на новую стадию, пожертвует жизнью ради любимого человека, то и он, и его партнёр проживут невероятно долго и будут неуязвимы. Насколько эти сведения точны, остается лишь гадать".

То есть, вероятность того, что Тай Фун выживет в этом проклятом смежном измерении, всё-таки есть. Ничтожная, микроскопическая вероятность.

Но как — скажите мне — как же он мог вот так сходу, руководствуясь лишь одним, непроверенным источником, взять на вооружение сомнительные факты?

Ну точно, псих!

Этого отрывка мне хватило с лихвой. Я захлопнула дневник и забралась обратно в кресло, поджав под себя ноги. Накрылась пледом, уронила голову на руки — и давай реветь.

Меня переполняло столько противоречивых чувств, что я готова была взорваться. Злость, обида, жалость к себе. Но этих славных приятелей с большим отрывом перевешивало лютое бессилие, от которого хотелось выпустить когти и драть, как одичавшая кошка, секцию, обои, занавески — всё, что попадется под руку.

Я-то надеялась, мы с Тай Фуном всегда будем вместе, как патроны в обойме. Я и мысли не допускала, что он может взять — и испариться из сюжета.

Воспоминания о нем день и ночь жгли меня калёным железом. Вот он заплетает мне косу. Вот играет на рояле. Вот мы стоим на утёсе, генерируя фейерверки…

Я так изнывала без него, что мечтала обратиться в камень. Лишь бы мучения прекратились. Лишь бы боль от утраты перестала меня терзать.

По Мире я тоже скучала, куда же без этого. Но Мира отправилась покорять межпространство в капсуле, так что надежда на ее возвращение всё же теплилась в груди. За рассудительность ей бы стоило присудить первое место, тогда как Тай Фун не занял бы даже последнего.

С его уходом по мне будто плугом прошлись, разрезали душу на кусочки, перевернули верхние слои нервными отростками наружу, когда страдания причиняет даже самая незначительная мелочь. Я таскала счастливые воспоминания за спиной, как парашют, уповая на то, что в момент падения этот парашют не даст разбиться.

А Каролина, Гликерия и Фараон носились со мной, как с принцессой. Особенно Фараон. Я видела его искренность, но не могла ответить взаимностью. И Фараон, к его чести, отличился редкостной понятливостью.

Когда я не на шутку захандрила, он заявил, что исполнит любое моё желание. И я попросила пианино.

Он добыл пианино тем же вечером — старенькое, расстроенное, с лопнувшим лаком на крышке. Нанял мускулистых парней, чтобы они затащили его в номер, и затеял ремонт по звукоизоляции.

"Ничьи нежные ушки, — подпустил иронии Фараон, — не должны пострадать".

Потом позвали настройщика.

А потом — бедная Гликерия, вот ей испытание для нервов! — я днями напролёт разучивала "Игру воды" (благо, семь классов музыкальной школы позволяли). И надеялась, смутно надеялась, что эти звуки прикоснутся к Вселенной и приведут ко мне Тай Фуна, в какое бы измерение его ни занесло.

Я верила, что когда-нибудь он придет, раскритикует моё мастерство в пух и прах, укажет на ошибки и сядет плечом к плечу, чтобы научить, как правильно.

Необходимость регулярно питаться и хоть изредка выходить на улицу мой мозг предпочел игнорировать. Гликерия готовила овсяную кашу на молоке, чуть ли не силой запихивала в меня по чайной ложке, и укутав, как беспомощного ребенка, выводила на прогулки.

Принцесса. Какое верное сравнение, если подумать! Я почти не замечала окружающих и была заключена в себе, как принцесса в неприступной башне, за мутным стеклом. И мир казался мне сплошной выцветшей фотографией. За исключением некоторых нюансов: в каждом встречном я невольно искала тонкий след Тай Фуна. И испытывала горькое разочарование, не отыскав.

Переломный момент наступил внезапно. В тот день, помнится, впервые за долгий срок курортный городок завалило снегом. Я вышла из гостиницы, подставила снежинкам ладонь в перчатке — и поймала, как мотылька в сачок, детское восхищение. Оно вырвалось из моей загрубевшей души, взмахивая многоцветными крылышками. И я решила: хватит. Заканчиваем страдать.

Тай Фун пророс в меня корнями, и когда его с корнем вырвали, мне, понятное дело, пришлось несладко. Но спустя какое-то время я начала уставать от серости и безысходности, куда сама же себя заточила. Мне надоело быть башней, где заключена принцесса. Может, пора отпустить узницу на все четыре стороны?

Слышишь, малышка Сафро? Вылезай оттуда! Ты же в курсе, что ты волшебница, да? Не в курсе? Ну так прими к сведению: у тебя есть дар, которого не отнять. Ты способна меняться, а значит, можешь всё.

Оглянись! Надо ценить, что имеешь. Нечего киснуть. Развивайся, расти над собой. Будь Тай Фун здесь, он не одобрил бы твою депрессию.

Тай Фун вернется.

Я поверила в это, как верят в снег, как верят в то, что сахар сладкий, а завтрашний день непременно придёт.

Теперь я почему-то не сомневалась: он делает невероятные попытки, чтобы вернуться. Он стремится ко мне всей душой. Прокладывает курс по звездам. Бредет по краю, изобретая мыслимые и немыслимые способы вырваться из межпространства.

В свой самый чёрный час я взяла на себя смелость переодеться. Примерить для разнообразия надежды вместо горестей. И убедить себя наконец: Сафро Шэридон снова сможет цвести.

В тот холодный зимний день, когда пошел снег, я взглянула на небо и вспомнила слова Тай Фуна.

"Занимай мысли высоким, — посоветовал он как-то раз перед сном. — Меть, пожалуйста, в облака", — так он сказал.

Почему бы не последовать его совету?

Ведь мне до сих пор безумно хотелось летать.

Риваль Мадэн — терпеливый жених Гликерии, основоположник эры самолётов и брат моего бывшего шефа в географическом обществе — подсуетился и по знакомству выхлопотал для меня местечко в училище авиаторов, которое располагалось от курортного городка буквально в двух остановках монорельса.

Он замолвил словечко за "непутёвую Сафро", чтобы меня приняли в разгар учебного года. Я взяла у Фараона в долг небольшую сумму (" Дарю, можешь не возвращать! "), прикупила очки воздухоплавателя, лётный шлем. Успешно прошла врачебно-лётную экспертную комиссию и вплотную взялась за учёбу, чтобы побыстрее распробовать небо на вкус.

Теперь в моём мире были лишь самолёты, прогулки у моря во время перерывов и разбор "Игры воды", где можно было сломать мозги.

Шла первая весна. В городке Серренга кружили чайки, носились стаи белых голубей и вовсю таяли аномальные сугробы.

Я мысленно взывала к Тай Фуну, потому как была уверена: моя способность считывать его мысли всё еще при мне. Тай Фун не отвечал.

Миновал год. Гликерию мои музыкальные упражнения, похоже, вконец доконали. У нее даже глаз дёргаться начал — в ритме азбуки Морзе. Она пулей выскочила замуж за Риваля, лишь бы побыстрее от меня съехать.

— Вижу, ты в норме, — сказала она напоследок, толкая перед собой тяжеленную сумку на колёсах, с платьями и безделушками. — Кризис преодолела, цветешь и пахнешь. Так что я, пожалуй, отчаливаю. А ты, смотри, береги себя. И пиши, если что.

Она практически заменила мне семью, и мне было очень непросто с ней расстаться. Но теплые дружеские встречи с Каролиной и Фараоном по-прежнему никто не отменял.

Так — по горло закопавшись в учёбе, нотах, ничего не значащей болтовне за чашечкой кофе в очередном изысканном ресторанчике — я провела еще один насыщенный год. Научилась поднимать в воздух модель маневренного компактного биплана "А-44-Эс-Тэ", добилась более-менее сносного пилотажа и освоила выполнение нескольких простейших фигур.

Боль от утраты притупилась, но не утихла окончательно. Иногда по вечерам на меня нападала старая приятельница Ностальгия в паре со злодейкой Хандрой. И тогда я, словно какая-нибудь разведчица, задёргивала шторы, выключала свет и настраивалась на частоту номерной радиостанции, чтобы уловить в эфире Мироздания тот самый, таинственный сигнал, зашифрованное послание, понятное только мне.

Сигнала не поступало. Но я не собиралась так легко сдаваться.

… Вторая весна теснила вторую зиму. Больше двух лет прошло с той поры, как Тай Фун и Мира отбыли в межпространство. Слишком долго, скажете вы? Не так уж и долго, отвечу я, если живешь всего на одну четверть вместо положенных четырех.

За окном разыгралось ненастье. Я коротала вечер в уютном гостиничном номере и попивала кофе, а ветер снаружи трепал пальму так свирепо и неистово, словно пальма была моей жизнью.

Интересно, думала я, каково в такую погоду самолетам? Как там Тай Фун?

Я позвала его — и неожиданно услышала ответ, слабый, едва различимый в вое ветра. Почудилось? В последнее время от кофе меня клонило в сон. Так может, я уже сплю?

На грани реальности и сна мне представлялось, будто я сделана из листовой меди и погнуть меня проще простого. А потом из меня делают проволоку, и я становлюсь телеграфной линией меж двух городов. Чтобы отныне один город всегда знал о том, что творится в другом…

Утром сигнал окреп. Я проснулась и свалилась с кресла, в котором задремала. Солнце рисовало карамельно-розовую полоску на стене. А в голове у меня отчетливо звучали мысли Тай Фуна. Мама дорогая, да он рядом, он совсем близко!

Презрев завтрак, я в спешке натянула на себя кремовое платье в оборках, которое бережно хранила в шкафу как память о Мире, и бегом бросилась на улицу, к канатной дороге. Напряжение пружиной закручивалось в груди. В таком взвинченном состоянии сидеть сложа руки и ждать у моря погоды было решительно невозможно.

Глава 40. Все счастливы — и запятая

Природа полностью пробудилась от летаргии. Мокрый от ночного дождя, на совесть проветренный курорт упивался зарёй. Распускалось и благоухало всё, что только может распускаться и благоухать.

Точные координаты Тай Фуна было не установить. И мне потребовалась недюжинная смелость, а также ловкость, изворотливость и прочие ценные в воровской среде качества, чтобы пойти на риск, пробраться в училище и угнать тренировочный самолёт. Вылететь из лётной школы, когда ты без пяти минут полноценный авиатор — это ж просто за гранью добра и зла! Я очень надеялась, что за сегодняшний беспредел мне не влетит.

Взмыв ввысь на любимом биплане, я отправилась на разведку, закладывать широкие круги. В открытую кабину задувал ветер, грело солнце, небо в барашках облаков набирало яркость. Вскоре зона поиска сузилась. Моё сердце стучало, как сумасшедшее. Может, комиссия что-то напутала и, по медицинским показаниям, мне нельзя в пилоты?

Я заметила его на лугу. Он шагал по тропинке мимо того места, где когда-то стоял дворец Миры.

Нет, я не могла обознаться. Это совершенно точно был Тай Фун. Пока я шла на снижение, он успел дойти до города и теперь двигался в направлении гостиницы, как самонаводящаяся торпеда. Неужели кто-то сказал ему, где я живу?

Выбравшись из кабины, я насилу его догнала. Окликнула хриплым голосом. Согнулась, чтобы отдышаться. А когда вновь приняла вертикальное положение, Тай Фун уже энергично шагал ко мне, по идеально ровной траектории, сквозь цветущую улицу. Всё такой же невообразимый, ничуть не утративший своей притягательности, стоящий в одном смысловом ряду с существительными "катастрофа" и "эйфория". Мистер Безрассудство, ты ли это?

Он подбежал, поймал меня в объятия и закружил над землей. Его радужку заливало золото. Острые скулы, художественно очерченная линия губ, забранные назад эбонитовые волосы — я смотрела на него, жадно впитывая каждую деталь, и не могла насытиться.

Мой официальный мучитель, мой драгоценный кошмар, ты наконец-то пришёл…

Находиться с ним рядом было всё равно что сидеть возле костра: лицо горит, глаза щиплет от слёз.

Этот костёр явился из ниоткуда, чтобы раз и навсегда сжечь мосты в уныние, чтобы ворваться в моё сердце, дотла спалить стены и впустить внутрь живительный свет. Если верить тем сомнительным исследованиям, о которых я прочла в дневнике, Тай Фун выжил лишь потому, что стал неуязвим — благодаря любви, истинной любви ко мне.

— Ты знаешь, а я наизусть выучила "Игру воды", — пролепетала я невпопад. — И скоро получу лицензию лётчика.

— Сафро… Сафро… — Он прикасался к моему имени с трепетом, как касаются едва распустившегося бутона. Чтобы не оторвать ненароком ни единого лепестка. — Я до безумия скучал. Прости меня, родная. Сегодня я верну твой дар с процентами, — пообещал Тай Фун.

Отстранился, чтобы вглядеться в мое лицо. И накрыл губы бережным поцелуем.

Вокруг нас тотчас вспыхнули тысячи мелких молний. С ликующим шелестом хлынул с небес слепой, пронизанный солнцем дождь.

И Мира, которая затаилась в кустах, чтобы устроить мне сюрприз, ощутила такой невероятный прилив радости, что просто не могла не рассмеяться.

"Эй, Сафро! Я вернулась! — хотела крикнуть она. — Я сотворила для межпространства целый новый мир. Нет, десятки миров! Я создала их, как создавала комнаты в замке иллюзий. И если бы ты не разглядела мой талант, ничего бы у меня не вышло".

Здесь Тай Фун конечно бы возразил: он ведь тоже внес немалый вклад в создание новых миров. Это без него у Миры бы ничего не вышло. Обмен энергией, роль резервуара для суперспособностей… В общем, долго объяснять.

А сейчас он был немножечко занят, чтобы возражать и пускаться в объяснения.

Мимо нас то и дело проходили люди, спешащие по своим делам. И как только их догоняли искры, на них нападало безудержное веселье.

Причина веселья была довольно проста.

Когда мы целовались, все в радиусе пяти километров становились безоговорочно счастливы.

— Выйдешь за меня замуж? — с придыханием спросил Тай Фун, прерывая мучительно прекрасный поцелуй.

Я не поверила ушам. Уткнулась лбом ему в грудь.

"Нет. Не знаю. Да". Вероятно, это значило "да".

И Мира, которая пряталась за кустом, и все эти случайные счастливые прохожие — все они знали наверняка: продолжению — быть.

КОНЕЦ

Оглавление

В объятиях злого рока

  Вместо вступления

  Глава 1. Любит — значит, украдёт

  Глава 2. Подальше отсюда

  Глава 3. Злонамеренная подлодка

  Глава 4. Академия под прикрытием

  Глава 5. Фараон и дом, которые преследуют цель

  Глава 6. Выжить любой ценой, лишь бы не из ума

  Глава 7. Любовь и тайны Каролины

  Глава 8. Вечеринка на полусогнутых

  Глава 9. Не тот, кем кажется

  Глава 10. Зубастый антидепрессант

  Глава 11. Башня, которой нет, и хвостатое недоразумение

  Глава 12. Чудища и чемоданное настроение

  Глава 13. Всё запущено, дорогуша

  Глава 14. Дура безнадежная, фантастическая

  Глава 15. Фатальный промах

  Глава 16. Лампочки на шнурах

  Глава 17. Будет больно, но ты терпи

  Глава 18. Думай потише, любовь моя

  Глава 19. Перезагрузка

  Глава 21. Катитесь, голубчики!

  Глава 22. Ворюги в законе

  Глава 23. Не по зубам

  Глава 24. Целуй ее немедленно

  Глава 25. Добро пожаловать в рабство

  Глава 26. Сладость мести

  Глава 27. Допрос с пристрастием

  Глава 28. Гору заказывали?

  Глава 29. Первыесимптомы

  Глава 30. И планы рухнут…

  Глава 31. Не дамся без боя

  Глава 32. Что ты прячешь?

  Глава 33. Зовите экзорциста

  Глава 34. Отпусти меня, держи крепче

  Глава 35. А тебя не звали, увы, лишняя.

  Глава 36. Не сдавайся, Сафро

  Глава 37. Остановить самоубийцу

  Глава 38. Прости, прощай

  Глава 39. Помни обо мне

  Глава 40. Все счастливы — и запятая