Корешки [Эндрю Ваксс] (fb2) читать постранично

Э. Ваксс Корешки

Шон опустился на колени у дверей своего крошечного шкафа, благоговейно достал красную обувную коробку. Он медленно снял крышку и осторожно достал свое сокровище. Эйр Джорданс, самая лучшая модель Найк, роллс-ройс среди кроссовок, поблескивали нетронутой белизной с хитрыми черными вставками. Он нежно повернул один, любуясь сложным узором подошвы, огромным мягким языком, пластиковыми вставками на пятке, через которые он мог видеть воздушные подушки. Независимо от того, насколько тщательно он их рассматривал, Шон не мог найти ни одного изъяна, который бы испортил их совершенство.

Почти двести долларов за пару кроссовок. Бабушка никогда не поймет. Все они должны были жить на ее жалкий чек по инвалидности. Если бы бабушка не могла готовить зелья и околдовывать людей в Трущобе, они бы вообще не могли выжить. Становилось все труднее с каждым годом продавать свои заклинания, бабушка говорила — молодые люди просто не верят в старые способы.

Бабуля не поняла бы, Шон это знал, но она бы никогда не разозлилась на него. Старые люди обычно скупые, но его бабушка никогда не была такой. Она никогда не наказывала его, даже когда он этого заслуживал. Других детей, иной раз, били ни за что. Он слышал, как они рассказывали об этом в школе.

Да, бабушка была старая, и она была немного чудная. И, конечно, была особая задняя комната, куда она его никогда не пускала. Но она всегда была дома, у нее всегда была еда для него. Всегда заботилась о нем, когда он болел или ранился. Ну, может быть, у них не было цветного телевизора, как у всех остальных. Может быть, он не мог играть в «Нинтендо», не мог иметь много друзей. Он жаловался на старуху своему партнеру-курьеру Руфусу как-то.

— Заткнись, дурак! — сказал Руфус.

Шон видел боль в глазах своего лучшего друга, и ему снова стало стыдно.

Бабушка никогда не напивалась, не принимала наркотики, не было странных людей, живущих с ней, все время сменяющихся. Руфус был прав.

Шон заработал на свои особые кроссовки. Он работал усердно. В Трущобе легко можно сделать деньги, внутри и снаружи. Наркодилеры были всегда заняты поиском новых бегунков, многие из них могли использовать умного ребенка, который мог бы хранить записи в голове. Кража и проституция стали образом жизни тут… иногда, конечно, образом смерти. Шон не касался этого. Все лето он работал… таская в газетные киоски чудовищные связки газет, которые грузовики выкидывали на улицах на рассвете, днем он помогал на автомойке. Он не тратил свои деньги, хотя соблазны были велики, а Шону было пятнадцать лет.

Наступил сентябрь, и началась школа. Шон купил сам одежду в этом году, на деньги, которые он заработал. Бабуля гордилась им, но она не знала о кроссовках.

Когда он получил свои первые деньги от водителя, который развозил газеты, он купил бабушке золотое ожерелье. Двадцать долларов, сказал ему молодой человек в длинном черном пальто… за настоящее восемнадцатикаратное золото. Шон подумал, как красиво бы оно смотрелось на бабушке. Он показал ожерелье Руфусу, но друг сказал, что это не золото.

— Тебя поимели, болван. Это просто латунь… Она позеленеет прямо на шее.

Шон все равно отдал ожерелье бабушке. Но так как его учили говорить правду, он сказал ей, что сказал Руфус.

— Иногда люди считают, что думать о худшем — значит быть умными. Это не всегда так, сынок, — сказала ему бабушка. Также она сказала, что ожерелье было действительно золотым. И поцеловала его своими сухими губами.

Она всегда носила это ожерелье. И оно никогда не позеленело.

Шон не мог вспомнить время, когда он не был с бабушкой. Он знал, что его мать умерла, ее убили из окна проезжавшей машины, в то время как она стояла на углу, просто разговаривая с другом. Они так и не не поймали ночных гонщиков, которые так запросто застрелили ее. Полиция сказала бабушке, что стрелки пытались попасть в наркодилера, который стоял там же, рядом, как будто это могло ее успокоить.

В графе «отец» в свидетельстве о рождении стоял прочерк. Руфус пояснил почему.

— Господи, это значит — твоя мама не сказала им имя твоего отца в больнице, вот и все.

— Почему она им не сказала?

— Потому что соцслужба пошла бы требовать от него деньги на твое содержание, понимаешь?

Шон кивнул, как если бы он все понял, но он был в смятении. Бабушка не обращалась в соцслужбу, ее госпенсия шла ей за то, что она работала всю жизнь. Горничной. В Луизиане, откуда она была родом. Откуда была родом и его мама. Но мама приехала на север, когда была еще совсем молодой девушкой.

— Приехала на вечеринку, осталась на похороны, — сказала ему бабушка.

Иногда, к ним приходили люди, к бабушке, когда у них что-то случалось. Бросивший любовник, работа, которую они надеялись получить… такие проблемы. Бабушка, казалось, всегда знала, чего они хотели, даже прежде чем они озвучивали свою просьбу. Она говорила на иностранном языке, когда работала… вроде как французский, думал Шон, но он не мог сказать