Теория сосен (СИ) [Григорий Кактус] (fb2) читать онлайн

========== прибытие: 1 ==========

— Ты собрался? Сколько тебя ещё можно ждать? — из коридора доносился мужской голос.

Жара внутри квартиры глушила абсолютно всё живое, несмотря на открытый балкон, окна и все двери. Горячий воздух, изредка прогоняемый слабым дуновением ветра с улицы, заливал каждый угол квартиры. Измученное чувство летнего дня, из-за которого появляется желание содрать с себя кожу.

— Я готов! Только пару вещей положить ещё, — из комнаты прозвучал ответ, полный возбуждения и предвкушения, — только найти нужно.

Вместо комментария послышался хриплый кашель. Алек продолжал ползать на четвереньках по углам всей комнаты, повторно заглядывая в шкафчик в поисках самого главного, без чего уж точно не получится купаться, — плавок. Потерянные и забытые миром — и Алеком — вещи хранились во всевозможных запылённых глубинах комнаты. В одном из таких углов прятались неиспользованные с прошлого года плавательные шорты, абсолютно ненужные ему. Этот лёгкий элемент одежды был необходим только когда появлялись путёвки на море и, конечно же, на ежегодную традиционную поездку.

В голове безостановочно плескались всевозможные мысли о грядущей поездке. Отсутствие каких-либо планов и надежд являлось спутником ежегодной ночёвки у реки, однако была одна особенность — каждый год место менялось, старательно выбиралась полная глушь, всякий раз дальняя, чем в предыдущий. Алека этот факт и радовал, и пугал одновременно. С приходом ночи, когда луна высоко в звёздном небе, в лесу одиноко: со всех сторон окружают высокие сосны, изредка — лиственные деревья. Словно загнан в ловушку. Но днём, плавая в водоёме и имея возможность осмотреть всё вокруг, наступает умиротворение. Над водой возвышается бесчисленное количество растений, на другом берегу продолжается бесконечный ряд величественного леса. А вокруг лишь тишина, разбавленная шелестом ветра и природы.

Умиротворение граничит с леденящим душу паническим страхом. Это сущность природы.

— Надеюсь, мы успеем доехать и выставить палатки до заката, — Ярослав продолжал рассуждать с самим собой о том, что нужно делать. Сумка с рюкзаком упали рядом с другими вещами возле двери их квартиры.

— Ты же знаешь, что у нас получается всегда ровно наоборот, относительно тех планов, которые мы выстраиваем уже в дороге, — Алек вышел из комнаты уже с полностью набитым рюкзаком, сразу отвечая на личные раздумья своего отца.

— Знаю, — почти что механически собирая сумки в аккуратные ряды, он снова погрузился в размышления. У отца держался совершенно особый настрой: сейчас предоставлялась реальная возможность сбежать от всех насущных проблем, во многом связанных с работой.

— Они нас уже ждут? — повисшую в воздухе тишину рассёк новый вопрос.

— Почти. Они ещё в дороге.

Природа поглощает тебя по горло. Но и путь к ней всегда длинный.

Машина была уже полностью загружена, оставалось только быстро пересечь город, чтобы добраться до самого огромного супермаркета и закупиться продуктами на эти выходные. Кажется, они будут довольно интересными, эти выходные.

Эта традиция стала родной сразу для нескольких семей. Поездка в неизвестность, целая ночь на природе, в двух палатках, у самой реки. Для каждого эта поездка превращается в личное отпущение, даже не смотря на провождение времени вместе. У Алека в преддверие всегда мелькают в голове обрывки со всех предыдущих раз, начиная с раннего утра: когда солнце только раскрывает тепло своих лучей, но земля всё ещё холодная. Река, словно зеркало, в котором можно увидеть отражение, становится спасением к наступлению полуденной жары. Страх утонуть. Вечерняя прохлада, оранжевый закат; с наступлением сумерек всегда начинает казаться, что кто-то есть среди сосен. Темнота медленно опускается на землю, и стоит только сойти с яркого круга света, исходящего от расставленных фонарей, как тьма полностью поглощает. Ночной холод пробирает до самых костей…

И никто никогда не делится, не признаётся, что принесла для них поездка на этот раз.

— А куда мы едем теперь? — Алек задумчиво глядел в окно машины, наблюдая за городским вечерним движением на улицах. Но дело до него ему совсем не было, как и до всех людей.

— В полтора раза дальше, чем в прошлом году. Тоже точка с карты, но людей будет ещё меньше, чем в предыдущие разы, — всё так же спокойно и непринуждённо прозвучал ответ.

— Ещё дальше?! — он не нарочно повысил тон от удивления. — Думаю, что так будет даже лучше. Люди — полная хрень. Выбирали место по красоте или по растратам бензина?

— По красоте, — отрезал отец. — И народа почти не будет, — гораздо мягче добавил он, и перепад настроения в его словах оказался неожиданно велик.

Снова повисло молчание, тишину разбавляло только звучание радио, громкость которого Ярослав подкрутил лишь единожды — когда зазвонил телефон. Все окна были раскрыты, и от большой скорости образовывался спасительный сквозняк, не позволяющий утомиться от невыносимой жары.

На стоянке у супермаркета семью уже ожидали друзья, с которыми предстояло провести совместный отдых. Приветствие, как и всегда, было тёплым: приятные рукопожатия, широкие улыбки и дружелюбные похлопывания по плечам; однако почти сразу взрослые и дети разделились на два лагеря. Старшие тут же начали шумное обсуждение, фактически договаривая друг за другом слова; немудрено, ведь уже столько времени они ежедневно встречались на работе. А подростки, встав поодаль от них, составили «коллегию единственных мыслящих людей на отдыхе».

Самым заводным, но при этом способным держать контроль в своих руках, был Михаил. Или же дядя Миша, как привыкли называть его «все мелкие». Он принялся громко и быстро рассказывать об удивительных приключениях, случившихся в ожидании семьи Ярослава.

— Мы тут с Лёшиком, пока ехали, чуть было маршрутку не протаранили! — он тут же залился заразительным смехом.

Если дядя Миша и Ярослав были одного года рождения, то Лёшик был им другом не по возрасту, а по духу. У них была разница почти что в 15 лет, но это не мешало им не только быть коллегами по работе, но и прекрасно поддерживать общение вне.

В отличие от взрослых, подростковое общение всегда имело иную структуру. Это хорошо известно всем тинейджерам, но почему-то сразу же забывается, стоит только немного вырасти. Сколько бы вы ни знали друг друга, сколько ни было неловких ситуаций, они всегда будут повторяться вновь и вновь, как замкнутый круг. Особенно, когда у вас слишком разные травмы.

Егор, чья оболочка соткана из позитива и чрезмерной общительности, с широкой улыбкой и блеском в глазах сразу же подбежал к Алеку. Его, возможно, расстроило то, что тот не смог оценить его горящий взгляд, ведь Алек так и не заимел хорошую привычку смотреть людям в глаза, по-прежнему старательно ускользая от этой внешней давки. Только в этот раз было всё же проще — тяжесть в их общении удалось понять в прошлом году.

— Здорова! Как доехали?

— Хорошо, — а дальше тишина. Алеку всегда было неловко говорить ни о чём, а самому задать вопрос — ещё ужаснее.

Его растерянное внимание сразу перехватил маленький мальчик, стоявший рядом:

— Привет! Ты куда растёшь? Ты стал ещё огромнее, всего-то год прошёл, — у Богдана заметно изменились черты лица, голос успел сломаться, правда, сам он так и не стал повыше. Он искренне хотел поднять настроение, но вышло только ещё больше смутить Алека.

— Так получилось, — уклончиво ответил он тоном, который звучал слишком умилительно, чем мог бы прозвучать в выражениях подобного рода.

Дети никогда не входили в список тех личностей, которые могли бы заинтересовать Алека, но этого мáлого он успел хорошо оценить — глаза тут же забегали, детально подмечая все изменения: тело всё ещё имело типичную детскую худощавость, а вот руки и ноги, кажется, стали чуточку длиннее, и выглядели не такими тоненькими. По крайней мере они не смотрелись «ветками, торчащими из-под ткани одежды». Богдан, убирая длинные тёмные волосы с лица, с неподдельным удивлением осматривал всё вокруг своими огромным карими глазами. Вот уж кто действительно рад любой поездке.

Разговоры стихли столь же быстро, как и начались, и все, сбившись в одну большую толпу, двинулись в сторону магазина. Предстояла долгая дорога, не говоря о самом времяпровождении в лесу, потому закупка продуктов была всегда самым важным этапом в поездке. Выбирая товар на полках, они все постепенно привыкали к компании друг друга. Привыкание — самая трудная часть, к которой, кстати, тоже ещё нужно привыкнуть. Это всегда сложно.

Алек всегда воспринимал это очень хорошо: магазин — это остановка, промежуточная станция, где можно встретить множество людей, а затем — отдых, целые выходные в окружении только близких. Никаких парочек, одиночек, ворчливых пенсионеров и крикливых детей. Никаких любопытных и наглых взглядов, никто не изучает твои волосы, лицо, одежду; два потрясающих дня в месте, где нет никого, кто мог бы влезть в личные границы или попытаться обмануть. Никого, ничего, что могло бы тревожить, только единение с природой.

— Ты чего застыл? Выбрал уже что-то себе? — отец, наклонив голову набок, внимательно посмотрел в глаза Алека, который стоял напротив полки с любимыми вкусностями — пряниками.

— Я уже иду, подожди.

Но отец не остановился, медленно продолжив свой путь. Он прекрасно знал, что выбрать что-то конкретное — трудно, и в этом выборе его сын один. И если Алек говорит ждать, то это просто означает «не уезжать отсюда без меня».

*

Неотъемлемая и самая поразительная составляющая любого путешествия — это дорога.

Из-за плотно растущих деревьев — сосны по обеим сторонам от двухполосного шоссе упрямо устремляли в небо свои вершины — на дорогу почти не попадали солнечные лучи, отчего воздух был значительно холоднее, чем в городе. Такое разное лето, такое чудесное время…

Своеобразный кортеж в виде двух машин стремительно нёсся вдаль от крупного города, рассекая лесной воздух. В те самые места, которые являлись золотой серединой между цивилизацией и царствованием дикой природы.

Сколько бы ни приходилось ехать, покинув город, рано или поздно на горизонте возникает другой. Грибковая плесень, стремительно разрастающаяся по всей планете, способная уничтожить, обратить в пепел всё живое, ошибочно названная прогрессом. Жуткая зараза, связанная тонкими линиями дорог, связывающая этими узлами окружающую среду, беспощадно душащая. И никуда не деться, эта волна мнимого развития всё равно накроет и уничтожит. Изощрённо и со вкусом: морально, физически, духовно, а предварительно ещё и отберёт право выбора. И нет разницы, как относиться к этому, итог один.

Вся прелесть путешествий в те места, где люди ещё хоть немного уважают владения Флоры и Фауны, заключалась в предоставлении проходимости для автомобилей: от трассы всегда уходили заметные и не очень лесные дороги; можно быть уверенным, что там уже точно кто-то побывал. И чем меньше видны силуэты троп, тем больше шансов оказаться в более прекрасном, не обезображенном человечеством, месте.

Путь занял больше двух часов, и это означало, что отдых обещал быть знатным, и природная сущность непременно прибавит сил, а не, как обычно это случается после гуляний, убавит их на минимум.

— Я помню эту дорогу, — неожиданно заявил отец, сразу же замолкнув на добрый десяток секунд. — Зимой, когда навалило сугробов, проехать было трудно, но возможно. Так красиво нависали сосны, и солнце светило, — пояснил он.

— Зимой всё играет по-новому, — вежливо отозвался Алек и вновь задумался. Как обычно.

Пейзажи начали стремительно меняться: стоило миновать лес, как показался совсем небольшой посёлок, предзнаменующий близость финала их пути. Алек снова глянул в окно и бессознательно зацепился взглядом за окружающий вид. Бескрайнее поле с высокой травой, с россыпью самых разных растений, такое огромное, что одинокие деревья едва ли могли разбавить его величественную пустоту. Захотелось остановиться, выскочить из машины и бежать. Перепрыгивая через все преграды, бежать, пока ноги не начнут подкашиваться, и смотреть на солнце в небе через слабую дымку тумана.

От чего бежать?..

Впереди поджидает опасность?

— Ты знал, что когда автомобиль тонет, человек, если будет ждать, пока салон наполнится водой, с большей вероятностью просто захлебнётся? — изрёк Ярослав, не отвлекаясь от дороги. — Есть примерно десять минут, если стеклоподъёмники с электрическим приводом, чтобы открыть окно и постараться выбраться из машины. Если не успеть, то придётся их разбивать, а это уже сложнее под водой, — увлекающим тоном проговорил он.

— Пап, может, мы не будем это проверять на деле? — опасливо спросил Алек, заметив, что они проезжают мостик над ручьём.

— Просто запомни эту информацию.

Алек, с ощутимым напряжением приподнявшись на сиденье, демонстративно поправил ремень безопасности; так он пытался уберечь отца от лишних переживаний, показать, что его слова он не пропустил мимо ушей.

Асфальтированная дорога сменилась наезженной полосой на земле. Хвойные лапы, мелькающие по сторонам, норовили задеть окна; машину качало от неровностей в виде ям и кочек, шишки и ветки безостановочно трещали под колёсами, а впереди уже виднелся конец… чего-то? Правда, чтобы до него добраться, предстояло ещё преодолеть немалое количество поворотов меж лесных зарослей. Алек, подавшись к окну, поднял взгляд в небо. Солнце бережно окутывало заметно потеплевшим светом верхушки деревьев; близился закат, яркий и непременно оранжевый.

Стоило совсем немного опустить стекло, как в салон ворвался холодный воздух, пропитанный запахом леса. Неимоверная свежесть охватила лёгкие с первого глубокого вздоха. Не сложно было определить, что река находится совсем близко. Чувствовался дух практически полного одиночества: мимо проезжающие машины не будут надоедать мельтешением, а люди, расположившиеся на берегу, навряд ли будут интересоваться очередной приехавшей группой отдыхающих.

— Приехали! — громко раздался радостный голос отца.

Алек, тряхнув головой, сразу же полностью открыл окно, поражаясь красоте этих мест; чуть проехав вперёд, они выехали на ровную песчаную дорогу, проходившую вдоль берега. На пляже виднелись отдыхающие, гуляющие около реки или же возившиеся с вещами около своих палаток, кто-то уже принялся разжигать костёр. А дальше было совсем пустое место, ничуть не отличающееся от других полян, но всё же немного особенное. Короткая зелёная трава казалась такой мягкой, что захотелось поскорее снять с себя кроссовки и пройтись по ней босыми ногами, а затем, присев, опустить ладони и пропустить между пальцев каждую травинку.

Прелести этой локации не заканчивались исключительно на одной траве. Та зона, где они должны были остановиться, была воистину райской, отличие было лишь в том, что они по-прежнему на Земле. Слева деревья, опустив свои ветви, создавали подобие арки, добавляя ощущение некоего волшебства. Как раз неподалёку от неё виднелся чёрный круг, обставленный большими закоптившимися камнями — кострище будет именно тут, а значит, и стол будет совсем рядом. Небольшой территории хватало как раз для того, чтобы соорудить крошечный палаточный городок из трёх тентов.

Великолепный пейзаж завершали кусты, выросшие аккурат как ограждение поляны, а прямо между ними было самое главное — земля с травой резко обрывалась, и немногим ниже начинался белый песок, за которым мощное течение несло воду широкой реки. Там, на другом берегу, был совсем редкий лесок, ничуть не портящий вид бескрайнего луга. На воде играли блики заходящего на той стороне солнца, всё казалось таким невероятным, будто это нарисованная картина. Чудеса…

Страх отступил назад, как испуганный зверь от ослепляющего пламени.

— Как же тут красиво! — выпалил Алек, мигом выскочив из машины, едва они успели затормозить.

Он даже не обратил внимание на то, что отец уже оказался у другого автомобиля. Двери «сааба» распахнулись, и наружу выбрались все остальные. Сразу послышались радостные возгласы Богдана, которому явно надоела долгая дорога. Да и все прочие не преминули упоминанием того, каким благополучным вышел путь, хоть и утомительным.

— Всю задницу отсидел в этой дороге! — громко выругался Егор, вывалившись из машины, как мешок картошки.

Ему вся поездка уж точно не приносила никакого удовольствия, даже долгожданное прибытие в эту весьма живописную область не вызвало блеска в глазах. Да и он, если честно, сам не знал, чего ждал, и совершенно не осознавал, что же может сделать его сейчас хоть чуточку позитивнее.

— Беляк! Бегом сюда, выгружать вещи поможешь! — дядя Миша, проигнорировав жалобы своего сына, срочно окликнул Богдана, используя «позывной среди своих».

Странность прозвища, конечно, все замечали, но так его называть уже было делом привычки. Для самого Богдана это служило сигналом к тому, что полным именем его назовут только в самом серьёзном случае.

Мгновенно закипела работа: необходимо было успеть подготовку базы до наступления темноты, чтобы потом сесть в удобное складное кресло, удивительно зелёное и мягкое, придвинуться ближе к костру и, запрокинув голову, уставиться в ночное небо, чтобы наконец прочувствовать умиротворение.

Алек, отойдя подальше от кипящей суеты, приблизился к воде. Он уже успел сменить жаркие кроссовки на удобные сланцы, пригодные только для таких поездок, и почти сразу же их снял, как только оказался на нешироком берегу реки. Белый песок, совершенно без ракушек, создавал ощущение настоящего, пусть и маленького, пляжа; и чем глубже Алек зарывался в него босыми ногами, тем больше чувствовал приятную прохладу. Он был полностью погружён в себя с того самого момента, как вся компания вышла из супермаркета, бесконечно прокручивая в голове глубокие мысли и старательно разгоняя собственных тараканов.

Воспоминания всегда являются неотъемлемой частью жизни, и они всегда желают высвободиться при любом удобном случае. Достаточно задуматься и случайно взглянуть на что-то мало-мальски знакомое, как в подсознании сами по себе начнут появляться кадры из жизни, непременно насыщенные и… самые-самые…

— Ха! — руки быстро-быстро двигались, кружа воду и вызывая большие всплески, создавали игривые маленькие цунами. Детские забавы в воде, наполненные весельем, которые так приятно будет потом вспомнить…

— Всё равно больше получишь! — ответные брызги, бесконечный шум воды.

Всё новые и новые способы вызвать большую волну, чтобы сильные всплески непременно потопили воображаемую силу противника. В голове это выглядело как самое мощное сражение, сопутствующее магическим способностям управлять послушной и податливой жидкостью. В этом вся радость — сражение, пусть и шуточное, но вы будто в головах друг друга, способные видеть то, чего в действительности нет.

Всему есть предел и, обязательно, обратная сторона. Как у медали, о которой знать чаще всего не хочется, но кости всегда всплывают. Всегда без разрешения.

Глубина всегда пугает своей тёмной сущностью, если, находясь в воде, не чувствовать под собой дна. Густая, порождённая бездной. Взяв разбег и с головой окунувшись в реку, попытки притронуться ко дну ногами оказываются тщетны, и весь страх глубины кроется в её бесконечности. Да, всего-то несколько метров — и появляется илистая поверхность, да только разум всё равно будет упорно рисовать бесконечность, и в самом страшном случае уже ничто не спасёт.

Лёгкие сразу сразу же выпускают только что набранный воздух, зарождается паника. Но что явилось причиной её возникновения? Об этом приходится думать позже, а в эти моменты сковывает страх перед риском утонуть. Быть поглощённым глубиной. Сразу же возникает желание проклинать себя за решение отплыть подальше, проклинать всю свою жизнь, приведшую к этому мгновению. Течение сразу же становится сильнее, берег всё дальше, руки болезненно ноют от внезапной усталости, и сердце так быстро колотится. Лёгкие судорожно сжимаются в поиске кислорода… Облегчение мгновенно наступает, стоит только коснуться ногами дна, мысли о смерти, прощаясь, уходят из недр сознания, и с берега уже не подглядывает чёрная тень с косой.

Прочь!

Как обычно, Алек наивно полагает, что бездна его не утянет ко дну.

— Алек! Бегом сюда, помогать кто будет? — непрекращающиеся разговоры на фоне рассёк голос отца, мгновенно вытянув его из омута мыслей.

Как же это всё досадно…

*

— Давай-ка, насыпай побольше себе, не жалей, на всех хватит! — дядя Миша, заняв место неподалёку от костра, чинно восседал за столом, внимательно наблюдая за тем, как его сын накладывает себе порцию варёной картошки из огромного чана. Егор выполнил просьбу только ради того, чтоб к нему перестали прикапываться.

— Дядь Миш, не будь Машей, доставай водку! Уже вечер, а мы всё как стёклышки, непорядок! — Алексей впервые подал голос за весь вечер, отчего создалось впечатление, что он только-только появился в компании.

Алек, сидя на большом железном стуле с тарелкой на коленях, вглядывался в костёр. Компания за столом ему быстро стала чужда, потому он разместился вместе с «детской коллегией» вокруг огня. Голоса взрослых слышались где-то сбоку, намного дальше, чем треск дерева в пламени. На чистом небе, полном звёзд, бледно светилась почти что полная луна, потрескивание дров приятно врезалось в уши, доставляя особое чувство, почти что экстаз. Отвести взгляд в сторону от яркого пламени — и будто мира вокруг больше не существует, только сплошная непроглядная темень.

— Чего скучаем? — он слышал приближающиеся шаги, но старался игнорировать их до последнего. Почти напротив него оказался Егор, успевший переодеться в чёрный спортивный костюм, и сразу же плюхнулся на свободный стульчик. Только успев спросить, он закинул в рот кусок картофеля, обильно политый кетчупом, и начал с аппетитом причмокивать.

— Не знаю ответа на твой вопрос, — но, кажется, тот и не заметил ядовитый тон Алека.

«Ещё одно такое тупорылое изречение, и ты точно не перестанешь бесить меня до конца выходных», — сразу же пронеслось в голове у Алека. Он взъерошил волосы, облегчённо подметив, что пока ещё они чистые, ведь сразу после первого купания в речке они превратятся в настоящую солому.

— М-м-м, в этот-м раз я взял-м-м, — Егор наконец смог проглотить кусок картофелины, перестав при этом отвратительно чавкать, — другие ножи из моей коллекции. Хочешь, покажу тебе?

— Давай завтра, уже темно, — Алек прекрасно знал, что ему удалось только отсрочить эту процедуру, но никак не избежать. Слова Егора, как бы ни звучали, всегда утвердительные, он всё равно будет лезть, даже если отказать.

— Егор! Ты видел, какой огромный жук прополз? — неожиданно появился Беляк, который вдоволь насытился взрослой компанией и теперь пришёл искать развлечение среди приближённых к его возрасту. Он наспех застегнул курточку, заблаговременно спасая себя от раздражающих комаров и неприятного замерзания.

Несмотря на объединяющий фактор — все они были подростками, — общение между ними совершенно не складывалось. Слишком разные по характерам, а чем-то общим являлась только проблема беспомощности их пьяных отцов на этом отдыхе. Их троих разделял не костёр, а самые настоящие стены.

Егор, развалив своё не по возрасту большое пузо, слегка улыбался, бесконечно поправляя волнистые волосы, что едва доходили ему до подбородка и обрамляли лицо как каре. Богдан, заняв свободное место, скучающе уставился на костёр, так и не дождавшись ответа. Алек беспечно закинул голову, начав любоваться звёздами. Все вместе, но порознь. И скоро будет слишком много проблем, а пока трудно даже просто заговорить.

— Алек, а у тебя девочка есть? — Егор слегка прищурился, глядя в глаза остолбеневшему собеседнику, который с перепуга даже посмотрел на него.

— Нет, конечно, что за вопросы?

— А мне Аня, одноклассница моя, очень нравится, — поспешил вклиниться в разговор Беляк и расплылся в улыбке. Всего через полтора месяца он перейдёт в среднюю школу, приблизится к самым старшим. Его детский тон ушёл на задний план, уступая дорогу искусственной напыщенности, чтоб хоть на секунду почувствовать себя взрослым.

Оба парня с удивлением уставились на него, только Богдан не собирался сдавать позиции. В его голове, однозначно, звучало всё гораздо лучше, но в действительности слышались хвастовство и глупая похоть. Вот только реакция у этих двоих была кардинально разной.

— Уверен, всё у тебя с этой цыпой получится! — Егор сразу же нашёл общие точки соприкосновения с ребёнком, однако Алек видел видел в мальчишке совсем другое, что точно не замечал их толстый и бесящий приятель.

Алек невольно подметил, что из года в год в их поездках ничего не менялось. Чудесность природы всегда перекрывалась полным невезением с собеседниками, особенно с Егором, вечно проявляющим омерзительные стороны своего характера. Как назло, он был единственным одногодкой в этих вылазках в лес, только мозгов для шестнадцати лет у него уж точно было маловато.

Отдых только-только стартовал, но уже казался бесконечным. Алек вновь окинул взглядом своих друзей на ближайшие два дня: Егор демонстративно интересовался пламенем, на его лице расползалась еле заметная ухмылка; пухлые щёки, покрытые неприятной подростковой небритостью, и волосы, неаккуратно свисающие на лицо. Беляк, снова замолчав, тоже не отводил глаз от костра; у него не было детских больших щёчек, наоборот, его лицо казалось даже слишком худощавым для его возраста. Его вид навевал мысли, что он непременно связан с каким-нибудь видом спорта. И слишком задумчивые глаза, почти что взрослые, как-то странно отражающие языки пламени.

— Я спать, хорошей вам ночки.

Не дождавшись ответа, Алек поднялся со стульчика. Так и не надев носки, он почувствовал, насколько стала холодной земля, даже будучи в сланцах. Он решительно прошёл по воображаемой тропинке к импровизированному туалету. Успокаивающий ритуал — сходить по-маленькому, прежде чем прочувствовать спиной удобство спальника в палатке. Подсвечивать расстояние до дальнего куста телефоном, было трудно, так же, как и оставаться в кромешной темноте, но, ввиду отсутствия лишних рук, фонарик всё же пришлось выключить.

Труднее всего сохранить дамбу, которая уже трещала по швам. Такой необратимый процесс, для которого необходим целый океан сил. Буна его самообладания пошла трещинами.

Послышался выстрел из охотничьего ружья, — это ведь точно оно было? — одновременно далёкий и такой близкий.

«Где-то справа», — подметил про себя Алек, — «ну, или слева».

Сердце беспокойно забилось в груди, каждый удар отдавался взрывом петарды, шорохи вокруг только больше добавили паники, никак не собираясь успокоить. Срочно закончив своё дело, он дрожащими руками полез за телефоном в карман. Темнота стала проникать в лёгкие, начиная его душить. Куда ни глянь — вокруг не видно абсолютно ничего.

«Позади костёр, и фонарь над столом», — попытался взять себя в руки Алек. — «И пьяные отцы, которые не помогут…», — с горечью осознал он. И бежать к ним — далеко.

Яркий свет от телефона на секунду ослепил, но уже через мгновение рассеял небольшой участок темноты вокруг. А всё то, что осталось за пределами света, теперь выглядело ещё более устрашающим.

«Вокруг никого, что и следовало доказать», — безостановочно повторяя про себя, он попятился назад, не сводя глаз с места, куда светил телефон в его трясущихся руках. Биение сердца уже чувствовалось в горле.

Все сидели так, как и до того, как он отошёл. А выстрел же точно был?

Алек уже раздумывал об этом в палатке, прислушиваясь к далёкому бормотанию снаружи, чтобы поскорее успокоиться. Окончательно поддавшись мареву ночи, ему всё же удалось заснуть.

Выстрел был самым настоящим. Все остальные точно смогут подтвердить это утром.

Комментарий к прибытие: 1

⋆ Следующую главу планирую выпустить не позднее пятого декабря.

P.S. Ваши отзывы являются важной составляющей моего вдохновения, буду благодарен даже двум словам от вас.

========== спокойствие: 2 ==========

Комментарий к спокойствие: 2

⋆ Мы снова встретились! Приятного прочтения!

Воистину чудесное явление, как природа выходит из тьмы: сперва всё синеет, а затем приобретает прежнюю насыщенность в красках; первые лучи солнца, от которых оживают деревья, реки и озёра, первое пение птиц; облака начинают плыть быстрее, всё становится свежим, прохладным, но таким приятным взгляду… Не ново, но всякий раз заново, являющееся началом спокойствия будущего дня.

Но опасно, когда человек выходит из тьмы… он же может и обмануть.

С самого утра палатку начало подогревать солнце, и воздух становился спёртым. Спать уже было попросту невозможно, и Алек, открыв глаза, приподнялся на локтях, сразу взглянув направо. Лицо отца было красным, и не было сомнения, что стойкий аромат перегара исходит именно от него. Странно, что в таком состоянии он ещё смог позаботиться о том, чтобы своим присутствием не разбудить сына. Интересно, до скольких они сидели ночью?

Стандартная ситуация во взрослой мужской компании, стоит им вырваться от ответственности и быта: первое утро в любой поездке — похмелье. Вопрос только в том, когда у них это утро настанет. Алек, выбравшись из их просторной палатки, оставил вход в неё открытым, позволяя свежему воздуху циркулировать внутри. На природе все меры алкоголя стираются, и он, как заботливый и понимающий сын, обязан был спасти отца от душной камеры.

Стоило выбраться на улицу, как утренняя прохлада сразу же вызвала дрожь в теле; несмотря на то, что в палатке было даже слишком жарко, Алек мгновенно прочувствовал, как холод пробирает до самых костей. Он юркнул обратно, быстро отыскав тёплую олимпийку в углу тента, и облегчённо вздохнул, как только застегнул молнию на ней. Зубы, конечно, всё ещё стучали, но шок от резкой смены температуры начал постепенно отходить. Алек оглянулся вокруг, пытаясь отыскать взглядом таких же неспящих, как он. Впереди мелькали движения, за кустами виднелись люди с соседних лагерей, уже успевшие отойти от пробуждения и начать активную деятельность; а вот их палаточный городок по-прежнему находился в цепких лапах «коматозного» сна.

Он бегло окинул стол мутным взглядом, приметив, что добрая половина еды даже не была спрятана в машины и лежала просто так, под открытым небом. То, что еда осталась, означало одно — Егор лёг спать поздно, но точно раньше родителей. На столе оказалась недопитая бутылка водки, — в ней оставалась четверть, возможно, чуть больше, — и только Алек подумал, что не так уж взрослые и напились, как увидел возле костра ещё одну, но уже пустую. Нужно было собраться с мыслями, предстояло похозяйничать, и он, чтобы перевести дух, присел на стул.

Он всё ещё не присутствовал здесь мыслями, витал в чертогах своего разума. Увидев свою тень, он пригладил ладонями взъерошенные, торчащие в разные стороны волосы и, чтобы не было так холодно, скрестил руки на груди, покрепче прижав ноги одну к одной. В спине прорезалась глухая боль — утро на природе проходит куда тяжелее, ведь тело совершенно не привыкло спать почти что на земле.

Не промыв стоящий на столе стакан, — Алек был уверен, что именно из него вчера он пил воду, — он почувствовал обжигающую горечь во рту, как только сделал глоток. Тот десяток грамм, который он успел проглотить, не только не мог навредить ему, но и сразу же помог рассеять туман в сознании и приобрести ясность ума. Алек поспешил налить себе полный стакан воды, чтобы перебить вкус водки, так нелепо им выпитой. Самое время вернуться к выстрелу.

— Как хорошо, что ты уже не спишь! — Беляк так быстро и беззвучно появился перед ним, что Алек с неожиданности подпрыгнул.

— Доброе утро, — протарахтел он хрипло, как старый карбюратор.

— Я лежал, лежал, ждал, пока кто-то встанет, мне было так скучно!

— Ну, теперь-то настанет веселье… Егор всё ещё спит? — Алек окинул взглядом Беляка, когда тот сел напротив.

Вчерашнее впечатление осталось тем же: Богдан хоть и подрос, но был всё тем же ребёнком; голос точно был взрослее, только фразы, которые он выговаривал спокойным тоном, не были лишены детской беспечности. Он, конечно, ещё совсем мальчик, но уже можно было заметить: подрасти ему ещё чуть-чуть — и он точно будет очень красивым.

— Да, он позже всех спать пошёл. Сидел до рассвета, очень сильно хотел увидеть солнце, — голос Беляка отличался особой бодростью, в отличие от Алека. Его даже не знобило, он сидел расслабленно и непринуждённо, заведя руки за спинку стула.

— А торжественный подъём наших пьяниц, видимо, в ближайшее время ожидать не стоит…

Наконец отойдя от взбудораженного пробуждения, Алек почувствовал сильное желание проведать местные красоты, как только посмотрел на кусты. Лучи солнца уже не только светили, но и начинали греть, и он ощутил, насколько становится легче жить. Не выжидая какого-то одобрения своим мыслям, он поднялся и направился в сторону неплотных зарослей около деревьев по едва видимой тропинке. Но тут его остановил звук шагов, неожиданно возникший прямо за его спиной.

— Ты чего идёшь за мной? — развернувшись, спросил он.

— Покажи мне туалет…

Услышав вполне уместную просьбу, Алек мотнул головой в сторону кустов и, продолжив движение, тут же отвлёкся на утренние пейзажи. Вчерашнее дерево, возможно, не являлось официальным отхожим местом, и предыдущие отдыхающие, вероятно, могли позаботиться о вырытой яме, с брёвнами поверх неё. При дневном свете точно стоит попытаться отыскать такое место. Алек через силу заставил себя глянуть на то место, где было ночное происшествие — небольшой коридорчик из растительности уже и не казался страшным, всё было вполне обычным. Темнота больше не поглощала. Никто не окружал. Безобидное место, можно было продолжать свой путь.

Обнаружилась даже не просто яма, а импровизированная кабинка, вполне сносная, если учитывать её местонахождение. Кривая, с торчащими гвоздями, сделанная из веток и обтянутая мусорными пакетами, она гордо стояла на досках, в которых посередине была круглая дыра. Яма под ней, конечно, была глубокая, но как же жутко оттуда несло дерьмом! Алек, обнаружив достояние цивилизации, всё же не решился туда зайти, выбрав себе место чуть поодаль, чтобы не испытывать на прочность своё обоняние и чувствительность рвотных рефлексов.

Указав Беляку на туалет, он аккуратно пробрался в соседние кусты, однако тот не шелохнулся и продолжил сверлить его взглядом. Это было неловко, потому что Алек пребывал в весьма неудобном положении; стыдиться утренней эрекции он, естественно, не собирался, ведь физиологию никто не отменял, просто как-то не хотелось это афишировать.

— Почему ты не уходишь? — он обернулся через плечо, уставившись на мальчишку.

— Я после тебя, — сухо проговорил Беляк, жмурясь от солнца, пробивавшегося сквозь листву. Он выдерживал паузу, настаивал как вино, отчего сложилось впечатление, что он точно преследует в этом месте немного другие цели. — Покажешь? — наконец выдавил он.

В уточнении его странная просьба не нуждалась, Алеку сразу стало понятно, что именно он хочет увидеть. Хотелось бы думать, что у мальчика в голове свербит рано наступивший пубертат, но что-то совсем рановато. Возможно, он просто не знает границ, а сейчас, увидев то, чего не следовало, поддался спонтанному интересу.

— Подожди-подожди, что?! — опешил Алек.

Его настолько выбили из колеи слова Беляка, что он и вовсе разучился складывать мысли в единую цепочку. Этот уверенный, слишком твёрдый для любопытного ребёнка тон, напрочь перебил умение говорить. А то, что вырвалось, смогло слететь с его губ только из-за внезапного шока.

В голосе Богдана мелькнула маньяческая настырность, он явно не нуждался в каком-то одобрении. С видом «да я сам всё сделаю», он подошёл слева и уставился на обнажённую часть тела Алека. Приспущенные штаны, как назло, сползли к пяткам, и тот даже не успел их подхватить. Он замер как истукан, когда Беляк шлёпнул его по рукам, оказавшись совсем рядом. Какое-либо понимание происходящего растворилось ещё пару мгновений назад, и он даже не успел сообразить, как чужая ладошка крепко сжала его член.

Неуклюже двигая рукой вверх-вниз, Беляк нелепо улыбнулся. Какое счастье, что Алек имел привычку отходить как можно дальше от всех, и эту странную картину уж точно никто из отдыхающих не мог увидеть. Конечно, движения были из разряда способных возбудить, если бы не абсурдность происходящей ситуации. В мозгах замерцал красный огонёк, отчего по рукам пробежалась дрожь. Тихий шёпот донёсся до его ушей, и Алек почувствовал, как внутри начинает вскипать гнев.

— Видел, что его можно брать в рот, и что это нравится другим, — Богдан вложил в свои движения недвусмысленный намёк, что ему сейчас хочется проделать то же самое.

— Отойди от меня, ебанушка! — взорвался Алек, мгновенно разрушив ту идиллию, которую старательно создавал Беляк. — Не смей подходить! — он оттолкнул мальчишку так, что тот врезался спиной в дерево, мгновенно осев на землю от резкой боли. — Никогда больше ко мне не лезь, идиот! — Алек быстро натянул брюки и чуть было не заскулил от разочарования.

Нет, совершенно точно, что это не Беляк его возбудил, просто так совпало. Утренний стояк, разбавленный стимуляцией, глупый мальчуган без царя в голове точно не мог вызвать у него желание, нет-нет! С каждым разом прокручивая эти слова в голове, Алек всё больше и больше начинал ненавидеть Богдана. А тот, кажется, даже не расстроился от такого развития событий: быстро поднявшись с земли, он чересчур весело смотрел перед собой, словно его шалость вполне удалась; правда в глазах мелькнуло нечто, похожее на лёгкое разочарование.

Как и подозревал Алек с самого начала, Беляк явно не терпел с самой ночи ввиду незнания, где же найти туалет. Его слишком самодовольный вид вызывал такое раздражение, что Алек, раздув ноздри от негодования, устремился в сторону лагеря, даже не посматривая, идёт ли тот вслед за ним. Пробираясь через ветки и кусты, он яростно пытался отогнать шок, поселившийся в каждой клеточке организма, а когда они пришли в лагерь, то всем своим видом показал, что объявляет бойкот — он перестал и вовсе замечать присутствие Богдана.

Плюхнувшись на стульчик, Алек скрестил ноги, закрывая область паха ладонями от лишних взглядов, и уставился перед собой, думая о том, чтобы утро побыстрее закончилось.

Но утро ещё только начиналось…

*

— Ты вечером выстрелы слышал? — не поднимая взгляда, Алек всё же заставил себя заговорить с Богданом.

— Когда ты спать пошёл? Слышал. Папа сказал, что это охотники.

«Охотники? Ночью?» — напрашивался вполне логичный вопрос, но он не стал продолжать эту тему, оставив все рассуждения у себя в голове. — «Наверняка, кто-то проверял дееспособность оружия, а то и вовсе случайно выстрелил в какое-нибудь дерево. По крайней мере, это очень даже было похоже на правду. Так что, наверное, выстрелы ещё будут и днём.» А если нет? Может, в них нужно рассматривать опасность для жизни?

Послышались вздохи и хрипы, сопровождающиеся звоном открытия молнии на палатке — это проснулся Егор. Он, встав на землю босыми ногами, протяжно зевнул, а после с большим трудом начал влезать в свои тапочки, кряхтя и даже не глядя на них. На вид он был таким же разбитым, как и Алек пару часов назад: волосы скомканные, начавшие виться ещё больше, а под глазами заметные синяки. Было видно, что проснулся он вовсе не по своему желанию.

— Доброе утро… наверное, — он развалился на стуле, уткнув локоть в стол и подперев кулаком щеку. Второй рукой он начал лениво потирать глаза.

— Стой, ты во сколько лёг? — голос Беляка вновь обрёл живность и наивность, мгновенно стирая недавнее абсурдное прошлое.

— Сразу, как светать начало. Задрался сидеть, ушёл спать вместе с папой.

— Отлично, ещё несколько часов исключительно наши, — с досадой в голосе подметил Алек, принявшись жевать кусок белого хлеба. — Я прогуляюсь, не скучайте. Как найду дрова или что-то интересное — прибегу и начну орать.

Только отправился он в сторону реки, чтобы прогуляться вдоль берега и обогнуть всю территорию, доступную в ближайшее время. Пройдя через своеобразный выход из лагеря — прореху в кустах — Алек сразу почувствовал, как в лицо ударил холодный речной ветер. Ноги в шлёпанцах начали утопать в холодном песке.

При очередном дуновении ветра река будто бы ожила: волны течения покрылись рябью, блики солнца заиграли на поверхности воды чуть быстрее; где-то вдалеке послышались всплески — хищная рыба давала знать о своём присутствии. Но, не смотря на всю красоту, желания притрагиваться к воде не было — уж слишком холодно.

Медленно ступая по песку, Алек всё глубже уходил в себя, будто попавшись в какие-то сети, способные мгновенно погладить всё сознание целиком. И снова возникло воспоминание, вполне уместное, про прошлогоднюю поездку: тогда Беляк совсемрано ушёл спать, оставив неловкое молчание между Егором и Алеком. Только это было по большей части воспоминание Егора, топившее его очень много лет.

— Ты же знаешь, что я сменил несколько школ? — по правде говоря, он упоминал об этом довольно часто. — Знаешь, конечно же.

Алек не стал ничего говорить, по взгляду Егора было ясно, что он и не нуждается в каких-либо ответах. Тот уставился в костёр, подперев щеку ладонью, и лицо его менялось с каждым мгновением. Будто он нашёл в себе силы заглянуть страху в глаза, словно воссоздал весь тот кошмар, что плескался в его мыслях, поставив его перед собой. Неудивительно, что это было очень сложно, ведь олицетворением всего этого ужаса оказались настоящие люди, избавленные от такой роскоши, как человечность.

— Во второй школе был полный аут. Из-за того, что я сильно отставал в учёбе, меня засунули в тот класс к таким же неуспевающим. Наверное, они вообще были лишены всего доброго. Меня не приняли, как ты мог догадаться, — на последнем слове голос немного дрогнул, и Егор, прежде чем продолжил, тяжело вздохнул. — Потому что… да потому. Их… трое было, всегда вместе держались, но я умудрился перейти дорогу только одному. Только злости в нём было собрано на всех них. Ну… зато теперь я знаю, что будет, если пользоваться твёрдыми продолговатыми предметами.

Монолог прервался. Но только всё было ясно настолько, что в продолжении его слова не нуждались. Больше в тот вечер он не проронил ни звука, только молча глотал обиду вместе со слезами. Он не позволил себе тогда издать хоть один всхлип, только единожды шмыгнул носом, но так, что никому бы и в голову не пришло обратить на этот звук внимания.

Трудностей доверия, особенно к Алеку, Егор не испытывал никогда. Решившись на это откровение, он знал, что к нему проникнутся сочувствием, и понимал, что в ответ вряд ли что-то услышит. Но Алек был именно тем человеком, который смог понять его с полуслова, и то, что он не стал задавать лишних вопросов, уже было поводом для благодарности. Наутро Егор снова вёл себя, как и всегда.

Только теперь было понятно, насколько ему трудно приходится жить. Жить после изнасилования.

Слишком поздно до Алека донеслись посторонние звуки, чересчур резко вырвав его из воспоминаний. Треск веток под ногами был остановлен тишиной, а после раздались возгласы изумления, отчего он сразу начал переживать, не нарушил ли чужие границы. Он неуверенно заёрзал на торчащем корне дерева, на котором сидел всё это время.

— Не-не-не, остановись, не нужно, — грубоватый голос призвал его к спокойствию.

«Ну что за нахер? Можно уже спокойное утро, а?» — смело воскликнул в своей голове Алек, но глазами испуганно уставился на источник человеческой речи.

— Ты так хорошо сидел, я, наверное, напугал тебя? Я не хотел…

На вид взрослый и, стоит подметить, милый парень, стоял прямо перед ним. Он то и дело вытягивал ветровку, в карманах которой держал руки, очевидно, испытывая неловкость. Недлинные волосы забавно торчали в разные стороны, задорно колыхаясь при ветре; сам он стоял ровно, только одной ногой приспустившись на песок с такого же небольшого обрыва, как и около лагеря Алека. Он казался невероятно высоким, хотя стоял совсем недалеко. Юноша выглядел хулиганисто, но ему шла эта лёгкая неаккуратность.

— Меня Игорь зовут, — он протянул руку и слегка улыбнулся, когда встретился с испуганным выражением лица. Не дожидаясь каких-то реплик, он продолжил говорить: — Как же трудны люди, когда их ненароком вытаскиваешь из глубоких раздумий, правда?

Алек, наконец собравшись с мыслями, представился в ответ. Воцарилось неловкое молчание, которое не пропало и в тот момент, когда Игорь, недолго помявшись, присел рядышком с ним.

— Вчера вечером приехали, да? Слышал вашу компашку до поздней ночи, мы соседи, если что. Надеюсь, подружимся, — ухмыльнулся он.

— Это… отцы наши, а не мы. Я тоже надеюсь, Игорь, — невнятно проговорил Алек, растянув имя своего нового знакомого, будто пробуя на вкус.

Теперь, когда он был ближе, было несколько проще его осмотреть. Широкие плечи и рельефная грудь навевали мысли, что он занимается плаванием. Алек нескромно скользнул по нему взглядом ещё раз, пользуясь тем, что Игорь интересовался берегом напротив: густые тёмные брови, гладкая кожа, красивая шея с мужественно выпирающим кадыком.

— Э-э-э, слушай, — растерялся Алек, когда тот к нему повернулся. Его глаза, тёмно-синие, как океанские глубины, завораживали, и он ляпнул первое, что пришло в голову, дабы не выглядеть идиотом: — А ты ночью выстрел слышал?

И тут же почувствовал себя ещё хуже, чем полным идиотом. Стараясь скрыть то, как он нагло пялился на Игоря, он выставил себя законченным параноиком в самые первые минуты знакомства. В голове зародилось острое желание огреть себя по затылку за непревзойдённую тупость.

— Конечно, это ж за нами. Придут и всех перестреляют, кх-кхе! — Игорь скорчил физиономию мертвеца, демонстративно высунув язык и закатив глаза, а для пущей убедительности прижал ладони к своему горлу. — Хе-хе, слышал, конечно. Но мне, если честно, немного всё равно. А что, перепугался?

«До усрачки!» — отчётливо вертелось на языке, но Алек всё же смог сберечь свою небольшую тайну, удостоив собеседника простым и коротким ответом:

— Немного.

— О, слушай, ты приходи сюда ещё, я сразу тебя найду. А если увижу, что ты купаться пошёл, то приплыву сразу к тебе, ладно? Не скучай, ты хороший, кажется, — последнее слово он проговорил улыбаясь, слегка подмигнув, и удалился в ту сторону, откуда пришёл совсем недавно.

Алеку потребовалось ещё немного посидеть, чтобы привести в порядок мысли. Он, собственно, эту цель и преследовал, когда ждал этой замечательной возможности убежать из города на природу. Но кто же знал, что он найдёт здесь новое знакомство? Неудивительно, что такой случай мог повергнуть в шок. А то и голову вскружить…

Откинув все размышления на задний план, он поднялся с корня и продолжил поиски дров для костра.

*

— А мы скоро купаться пойдём? — Беляк болтал ногами, сидя на стульчике. Это утро ему же совсем надоело.

— Скоро, — без особой радости ответил Егор.

В этот момент он себя почувствовал больше отцом, чем старшим двоюродным братом. Таким взрослым и бородатым папашей, обязательно с залысиной до самой макушки. Ненароком он представил себя в этом образе: абсолютно взрослый, с седой щетиной, крепкий духом и со стержнем командира.

Егору всегда нравилось разглядывать свадебные фотографии своих родителей, сделанные двадцать три года тому назад, но ещё интереснее было смотреть на совсем детские фото, наблюдать за тем, как они взрослели и, найдя друг друга, постепенно становились единым целым. Не смотря на несуразность высказывания, он считал, что эти слова как никакие другие подходят для описания тех, кто обрёл свою любовь.

Почему-то он задумался об этом, когда принялся наводить порядок после пьяной ночи. Он усердно раскладывал всё на свои места: переставлял стулья, раскладывал предметы на столе, и даже умудрился навести порядок в камнях у кострища. Конечно, тут всё было без своего определённого места, но Егор не мог успокоиться, — в его воображении ничего не складывалось в единый паззл, — и он, имея настоящее право собственного голоса и отсутствие такового от других, продолжал хозяйничать. Никогда не нуждающийся в тени, а наоборот, стремящийся выйти из неё, Егор ненастойчиво попросил ему помочь в нескольких совершенно незначительных действиях, отказ в которых точно не принёс бы ему разочарования. Все детали мозаики начали сходиться в единую картину, с души медленно скатился тяжёлый камень.

— Ты есть хочешь?

Ещё одна отличительная черта: Егору жизненно необходимо приносить добро окружающим. Провести вечер без пользы для кого-либо — значит с большим трудом уснуть ночью. Не из желания чувствовать себя важным в любой ситуации, а из чувства вины. Егор иногда даже не замечал, что мог перегнуть палку и достать всех своей заботой, но делал он это не специально, он просто всегда хотел сделать всё как лучше. Чем дольше жить в постоянном чувстве вины, тем меньше желания попытаться исправить это.

— Можно и перекусить, — Беляк вместе со стулом придвинулся к столу.

Егор всегда чувствовал то, насколько он силён. Не физически, разумеется, а морально: он обладал таким внутренним духом, что фактически с лёгкостью сдерживал ту боль, которая комом осела на сердце. И держал её под контролем. Звук закрывающейся двери и щелчок выключателя света всё ещё отдаются эхом в ушах. Наверное, было бы всё иначе, не окажись он в той ситуации. Стены с отбитой в местах плиткой слишком сильно окружают и давят. Но случается всякое… Чужой смех, явно не предвещающий ничего хорошего, а затем вывих руки, который оказался мелочью в сравнении с тем, что произошло после: тесная кладовка возле школьной раздевалки, приближающиеся шаги и недвусмысленные покачивания шваброй в ладони.

Он просто оказался загнанным в угол зверем…

— Перекус перед завтраком подан! А основную трапезу ждать пока что не стоит, потому что у нас ничего нет, — на деревянной дощечке оказались ровные ряды самых обычных бутербродов. Два из них сразу же оказалась в руках Егора и Беляка, и Алек, только подойдя к ним, понял, что повторного приглашения к столу лучше не ждать.

— Принёс столько, сколько смог. Правда, там ещё есть большая куча дров, — он швырнул вперёд себя две здоровенные ветви, которые волок за собой по земле. На лбу выступили капельки пота, щёки успели покраснеть, и не столь от усталости, сколь солнце уже вовсю начало прогревать воздух.

Ещё с прошлой поездки отцы не переставали твердить, что шестнадцать лет — это уже конец всем пелёнкам, пора взрослеть и становиться старше, пора учиться заботиться о самих себе. Им казалось, что так они подготавливают парней к самостоятельности, но на деле просто лишали права выбора, отсыпаясь до обеда после своих «взрослых» гулянок.

Но ребята не унывали по этому поводу, это было даже весело — вести себя так, будто кроме них здесь больше никого нет. Орудуя всей посудой, которая была в наличии, они принялись за чистку овощей и варку картофеля, первые ароматы начали предвещать что-то очень даже вкусное. Алек, держа в руках топор, с ловкостью превращал огромную ветку в небольшие брёвнышки. Чересчур свободная футболка делала худые руки ещё более тонкими, и могло сложиться впечатление, что сам он невероятно щуплый, однако внутри него таилась завидная сила. Или просто накопилась злость. Он наносил точные удары, не вздрагивая от отдачи и с первого раза разрубая ветвь в нужном месте. Ведь если фантазия хорошо развита, не составит труда представить, как на куски разделяется рука ненавистного человека.

Егор занял весь стол. Было ощущение, что он одновременно присутствует со всех углов, суматошно используя каждый стаканчик, несколько вилок и ножей одновременно. Командование он сразу же взял на себя, считая себя вполне способным раздавать ценные указания. Намытый Беляком картофель уже был очищен и нарезан, в нескольких тарелках уже были сосиски и свежая зелень. С недоверием он отторгал любую помощь, которую предлагал заскучавший Богдан или освободившийся Алек. На лице Егора явно светилось: «Я постараюсь… нет, я сделаю вкусный завтрак!».

Беляк был по-прежнему на подхвате. В компании его присутствие было всё ещё непривычным, хотя он ещё был совсем маленьким, когда впервые оказался в совместной поездке. Старшие ребята ездили сюда вот уже десять лет, и когда Богдана впервые взяли на отдых, вовсе были уверены, что он будет только мешать. Но, тем не менее, быстро прониклись к нему.

Вид у него, конечно, было совсем потерянный, но он с большой охотой подавал дрова, мыл овощи и хватался за любую работу. Беляк, несмотря на столь юный возраст, старательно скрывал целую уйму секретов… а теперь его ещё и Алек начал побаиваться. Богдан обладал удивительной способностью поджигать всё, что попадается под руки, будь то салфетка, веточка, неудачно упавшая в костёр, или что-то ещё… Он не сразу заметил в себе эту странность, но всё же пытался её подавлять. Хотя это очень трудно, когда рука с сухой веткой уже приближается к пламени. И так легко перенести этот огонь под муравейник. Или палатку.

Увидь их со стороны сейчас отцы, они бы точно подумали о том, как их дети на них похожи.

— Долго ещё вариться будет? — Беляк и вовсе не скрывал того, что его аппетит не на шутку разыгрался, не переставая пялиться на предстоящий плотный завтрак.

— Не долго, картошка всегда быстро варится. Будет о-о-очень вкусно! — Егор уже сам хотел полакомиться своим творением. Постарался он, стоило подметить, на славу, даже смастерил решётку из шампуров, чтобы немного сдерживать пламя под кастрюлей.

— Пойду-ка я искупаюсь, — Алек сразу же испарился из виду, направившись на поиски своих плавок. Он заранее знал, что его никто не потревожит, потому что всем было, мягко говоря, не до него.

Забравшись в реку по щиколотки, он понял, что вода теперь не казалась такой сказочной, как несколько минут назад, с берега. Теперь она казалась тёмно-коричневой непроглядной бездной. Тело никак не хотело привыкать к воде, солнце уже было высоко в небе, но течение было слишком быстрым, чтобы было не так холодно.

Всего лишь шаг, чтобы окунуться. Но сил нет даже на то, чтобы сделать его назад. Стоя в реке, Алек прислушался к шелесту листьев, к отдалённому шуму из лагерей, начал всматриваться в небо. Страх перед бездной отошёл в тот момент, когда он начал всматриваться в причудливых белых монстров, которых рисовала фантазия из самых обычных облаков. Чувство умиротворения подкралось совершенно неожиданно, он смог наконец расслабиться и сделать прыжок в воду.

Отрезвляющая прохлада так резко охватила всё тело, что он невольно вскрикнул, как только вынырнул. Алек судорожно задвигал руками и ногами, не почувствовав под собой дна, дыхание слишком участилось и совершенно не собиралось возвращаться в норму.

«Возможно, в воде нет ничего страшного. Просто очень много чего кажется», — подумал про себя Алек, и бесконечные мгновения паники постепенно начали угасать. Успокоившись, он поплыл вперёд, пусть неправильно и не каким-то определённым стилем, потому что в голове неожиданно родился смысл добраться до соседнего лагеря.

Игорь сразу же откликнулся на сильные удары по воде, догадавшись, что так его призывает новый приятель. Увидев худые плечи с острыми ключицами, он махнул рукой Алеку, почему-то задержавшись взглядом на мокром беспорядке на чужой голове, и выкрикнул:

— Уже в воде? Подожди меня!

Вернулся он очень быстро, переодевшись в забавные плавки с ананасами. Он оказался куда более стройным, чем выглядел в одежде, а хорошо проглядываемый рельеф мышц вызывал восхищение. Игорь, взобравшись на камень, тут же плюхнулся в воду «щучкой».

— Ты пловец? — задал слишком очевидный вопрос Алек.

— Ага, я занимаюсь на профессиональном уровне с самого детства. Родители очень хотят, чтобы я однажды представил страну на Олимпийских играх. Я ещё пока работаю над этим. Но красив, правда?

— Очень. Но… это же был выбор родителей?

Игорь стоял напротив него. Они не собирались куда-то отплывать, просто наслаждались разговором наедине. Алек, пока его собеседник увлечённо рассказывал о себе, пользовался случаем и вовсю рассматривал его. Недлинные волосы, мокрые после прыжка в реку, были небрежно зачёсаны назад пальцами, но хуже он от этого не выглядел, загоревший, широкоплечий. Игорь видел интерес к своей персоне, а потому периодически отводил взгляд, чтобы не смутить.

Но его внимательный взгляд, пусть даже редкий, всё равно смущал: слишком красивые у него были глаза, напоминающие какой-нибудь синий камень, янтарное свечение ближе к зрачку создавало впечатление, что в них отражается солнце. Алек всё же боялся его, как и любых новых знакомств, а потому непреднамеренно заставлял говорить всё больше и больше, на подсознательном уровне выискивая уязвимые места.

— Дети рождаются чистыми, даже белыми, если совсем красиво говорить. У меня родители — бывшие спортсмены, знают все тонкости, но всё же решились на такой уверенный шаг. С трёх лет они добавляли красок на меня, своё чистое полотно, уча плавать и подготавливая почву, так сказать. В пять лет я уже начал свой путь в спорте. Нет, у меня, конечно, были попытки бунта против их выбора насчёт моей жизни. Но мама с папой помогли мне, вырастили хорошим человеком. А плавание, кстати, я люблю, не возненавидел его.

— Хорошие мысли… Игорь, ты… ты прав, что ты хороший человек. Я думаю, что мы можем подружиться и после отдыха, — и Алек смутился от последних своих слов. По правде говоря, он подумал совсем не о дружбе, воображая в голове совершенно другое развитие событий. Хотелось чего-то большего, чем дружбы…

— Я тоже так думаю, — улыбнулся он. А взгляд казался таким, словно Игорь умел читать чужие мысли.

Он, будто пытаясь прервать тишину, которая слишком быстро заполнялась потоками мыслей, резко двинул рукой вперёд, окатив Алека с головой брызгами воды. Тот не преминул ответить тем же, и начались самые настоящие водные баталии.

Вода вокруг этого маленького замешательства расходилась рябью в разные стороны, их задорный звонкий смех разбавлял всплески и утреннюю тишину природы. Река больше не казалась холодной, тело спокойно двигалось, будто в невесомости, руки то и дело создавали маленькие цунами. Внезапно все действия Алека были прерваны тем, что Игорь ловко схватил его за плечи, мгновенно обездвижив. Такой резкий манёвр мог и напугать, если бы не то, как радостно и сладко он смотрел в глаза Алека, будто пытался передать, что теперь считает эту поездку во много раз лучше.

Полностью отдавшись охватившему их веселью, они почти что никак не отреагировали на звук приближающейся колонны машин. По крайней мере, этот грохот не вызвал испуга, но Алек всё же не пропустил это мимо ушей, про себя подметив, что там явно не маленькие автомобили. На слух было сложно определить точное количество; эти звуки навеяли воспоминания событий прошлой ночи, создалось впечатление, что это точно как-то связано между собой. Но Алек сразу же подумал о том, что он снова слишком сильно себя накручивает.

«Надо будет ночью проверить», — мысленно подметил он, стараясь побыстрее перестать зацикливаться на этом. Машины всё равно уже уезжают, а перед ним всё ещё Игорь. А утро всё ещё не закончилось.

Комментарий к спокойствие: 2

⋆ Следующая глава будет ожидать вас восьмого декабря. Пожалуйста, не забывайте о том, что каждый автор ценит фидбек от своих читателей!

========== подозрения: 3 ==========

Комментарий к подозрения: 3

⋆ Представляю вашему вниманию главу, которая, признаться честно, стоила мне больших усилий. И, прежде чем вы обратите своё внимание к самой главе, я аккуратно акцентирую его на том, что буду очень благодарен за фидбек!

— Прости меня, я был не аккуратен… Прости, пожалуйста! Прости, я… я… я не…

Стоящий напротив парень испепелял его уничтожающим взглядом. Под жёлтым светом фонаря глаза, на самом деле серые и безумно красивые, словно стали красными от злости. Игорь смотрел на него, на запёкшуюся кровь на его губах, и не мог отвести взгляда, нервно вытаптывая снег под ногами массивными ботинками. Уши раскраснелись из-за отсутствия шапки, пунцовые щёки покрылись мурашками, но он, кажется, и вовсе не чувствовал холода. На его лице читались страх и отчаяние.

Вокруг была полная тишина, вдали мерцал свет из окон высоток, было темно и морозно. Парень, сидевший на облезлой лавочке, перестал смотреть на Игоря, он опустил взгляд, долго и упорно разглядывая свои ноги, а после уставился в одно из окон старой панельки напротив.

— Ты мне доверяешь, я верю в это. И в то, что ты сделаешь что угодно ради моего благополучия. Так что теперь, пожалуйста, — его побитые, растрескавшиеся губы слегка сжались, а сам он сделал глубокий вдох, чтобы собраться с мыслью и продолжить, — свали нахуй с этой улицы. И больше никогда не приближайся ко мне.

Он встал и направился по дворовой дороге в сторону подъезда, обходя припаркованные машины и слишком громко хрустя снегом под подошвой. Скрылся навсегда. Окончательно пропал из его жизни.

— Остановись… немедленно, — неуверенно, слишком тихо пробормотал Игорь, уже представляя, как появятся силы побежать вслед за ним, остановить, поцеловать. И не позволить двери закрыться. Но этого не случилось. В холоде вечера железная дверь закрылась слишком звонко.

История его влюблённости завершилась провалом. Прошло полгода, но он всё так же вспоминал тот февральский вечер, когда он до глубокой ночи сидел на той лавочке. Тогда Игорь заработал себе обморожение рук первой степени, а внутри зародилась нескончаемая, бесконечная пропасть.

Это было так нелепо, как и всегда в таких ситуациях. Как и в спорте: одна маленькая неудача, одна попытка из тысячи, а злость уже берёт верх, гнев душит, и перед глазами пелена. Игорь даже не вдумывался в то, что делал, словно повиновался навязчивому голосу в голове. Просто замахнулся и ударил его кулаком по лицу.

«Не нужно было так сильно бить», — промелькнула мысль, и Игорь, осознав всю её ужасность, будто бы очнулся. — «Зачем вообще нужно было его бить?!»

Уже было поздно думать об этом всём, потому что ничего больше нельзя было исправить. Лавочка, вокруг только снег, искрящийся в свете жёлтого фонаря, слёзы на щеках. И целая мешанина внутри, ингредиенты которой бурлят, не смешиваются, а только сменяют друг друга, отчаянно выплывая на поверхность — страх, боль, гнев.

Глубокая пропасть, и дна не видать.

И чем он вырыл себе такую яму? Собственной одержимостью, которая выливалась в гиперболизированные реакции на навязчивые параноидальные мысли? Чересчур много заботы, которой он окутывал его, будто в огромный мягкий шарик, даже от собственных друзей. И он, его парень, говорил так всегда, но вместо того, чтобы услышать, Игорь начинал злиться. И считал, что именно его парень намеренно доводит его до нервного тика. Не хватало твёрдого «СТОП». Пар вылетает изо рта, смешиваясь с холодным воздухом, и медленно зарождается понимание того, сколько проблем он натворил.

Голые ветки бесшумно шевелились от лёгкого дуновения ветра, ночь поглощала, пугала даже в городе, где постоянно есть освещение. Вечером, когда Игорь шёл с очередной тренировки по плаванию, притаптывая всё тот же липкий снег ногами, в голове крутилось только навязчивое: «Сбежать от всего, чтоб больше не вернуться».

Полгода ежедневных терзаний, и тут Алек. Далеко в лесу, возле реки. И одно-единственное утро, проведённое вместе с ним на пляже. Кожа, чувствуя прохладу от почти невесомого ветерка, покрылась мурашками, Игорь стоял в тени дерева, взглядом провожая Алека, уходящего в сторону своего лагеря. И сейчас не хотелось кричать, потому что он безошибочно знал, что тот вернётся вновь. Новое приключение?

— Ты уже плавал? — раздалось за спиной.

— Да, мам, водичка потрясающая! — отозвался Игорь.

Мать стояла у стола, нарезая овощи для салата. Постоянно убирая за ухо ниспадающую на лицо тёмную прядь, она следом поправляла съезжающие рукава свободного серого кардигана; уже было достаточно тепло, но она, кажется, не собиралась его с себя снимать. Отец Игоря ходил вокруг, как неприкаянный, то и дело прикасаясь к некоторым вещам, будто бы поправляя их, но так и не решался заняться чем-то конкретным.

— Надеюсь, заплыв был активным? Мальчик мой, ещё рано расслабляться.

— Конечно, мам, я старался, — улыбнулся Игорь.

И скрыл тот факт, что он просто плескался с парнем, с которым только что познакомился, и что он ему уже успел понравиться. Родители же всё равно не догадаются, правда? Они всё равно имеют в арсенале только слова про спорт, освобождая его от разговоров про «девочек, невест и внуков». Да куда уж там, когда соседский мальчик кажется лучше всех живых и мёртвых!

«А всё так хорошо, как и кажется? А он вообще из какого города, да и какая у него фамилия?» — в голове образовывалась самая настоящая трясина из вопросов. — «А ты вообще в его вкусе, Игорь, и что ты за планы уже себе настроил? Вы знакомы-то всего ничего, только с утра!»

Успокойся.

Игорь накинул ветровку на голое тело, застегнув её только до середины груди. Головная боль норовила разгореться вновь, и он заставил себя откинуть все мысли в сторону. Всё будет известно позже. До него добрался лёгкий аромат кофе, смешанный с дымом, — папа развёл костёр побольше, чтобы побыстрее сварить бодрящий напиток для всей семьи, — и он направился в сторону широкого походного стола.

Солнце уже было совсем высоко в небе, слышался слабый треск горящих поленьев и веток; трава щекотала босые ноги, к которым приклеилось всё, что только могло, после воды — сосновые иголки, песок и мелкие щепки. Потрясающее утро, всё стало лучше, чем прекрасно.

— Бери вилку и кушай, — мама поставила перед ним тарелку с салатом.

*

День наступил ожидаемо и неожиданно одновременно. Впервые чувствовалось, что утро слишком затянулось, будто весь мир уже стремительно приближается к вечеру, а именно здесь, в палаточном городке, время бессовестно остановилось с рассветом. Но всё же конец однажды наступает, будь то счастье, страдания или даже временные отрезки, в один миг настаёт финал. Но боль пускает корни глубже, намного ниже, чем то, что можно спасти движением.

Свежесть сменилась постоянной теплотой, новые краски раскинулись в этой чудесной долине. Больше не хотелось терпеть на себе более одного слоя одежды, лёгкие порывы ветра уже не щипали прохладой кожу, а сладко ласкали её. Наступала жара, стремящаяся выгнать всех из палаток, будто пытаясь показать, как всё вокруг оживает.

Мальчишки, переодевшись в футболки и шорты, столпились около стола.

— О, — подал знак присутствия дядя Лёша, восставший из мира пьяных, и задержал дыхание, оглядев всех расфокусированным взглядом, — ребятня, все тут. Ну как вы, уже позавтракали?

Он окинул раскрасневшимися глазами место ночной посиделки: бардак, конечно, всё ещё был, но было заметно, что мальчики с утра успели похозяйничать. В пластиковых дорожных чашках виднелись следы от чёрного чая, разделочные доски были мокрыми оттого, что на них нарезали овощи, и полностью усыпаны хлебными крошками. Пачки печенья и крекеров лежали уже на столе, волшебной детской силой переместившись из ящиков для хранения продуктов. Беспорядок полный, но, как отметил в своей голове дядя Лёша, дети сыты и, что немаловажно, живы.

— Вы молодцы, — он присел на корточки, начав в первый попавшийся стаканчик накачивать питьевую воду из бутыля.

Жажда убивала, в организме распростёрлась самая настоящая Сахара, а в голове всё ещё кружила и пульсировала боль. А глаза у дяди Лёши были такими красными, что его можно было принять за наркомана. Он взъерошил и без того растрёпанные волосы, следуя рукой к щетине на лице, и лениво почесал подбородок.

— Даже боюсь узнать, во сколько вы спать легли, — Алек, используя максимально безразличный тон, чтобы обозначить своё отношение к пьющим людям, всё-таки задал весьма очевидный вопрос.

— Утром… вроде бы… Светало уже.

Вслед за дядей Лёшей очнулся весь палаточный городок, правда, выглядело это как нашествие зомби, а не торжественное пробуждение отдохнувших. Неловкость ребят разбавилась громкими разговорами взрослых, запахом табака и постоянными движениями вокруг. У каждого было своё занятие, однако в конечном итоге никто и не был чем-то занят. Отдых же именно таким должен быть, верно?

Но труднее всего в этой суматохе было Алеку, который метался от места к месту, чтобы быть полезным. А если точнее — он сильно нуждался во внимании. Присев у стола, он в который раз убедился, что в этом месте не ловит связь, и убрал ставший бесполезным телефон в карман. Ни одного шанса на контакт с внешним миром, будто заперты в лесу.

Алек осмотрелся вокруг — деревья, трава, земля, снова деревья, — стало не по себе, тесно и страшно.

— И что вы тут делаете? — спросил он шёпотом, встав за спиной отца. Ярослав стоял чуть поодаль остальных взрослых.

— Костёр разжигаем, — он подхватил сына под руку, — кофе сейчас варить будем. Ну что, мелкий, нравится тебе тут?

— Да, тут очень красиво. Ну, пап, всё, отпусти меня, — Алек оттолкнулся и отбился от очередной попытки поймать его, вновь заполучив свою свободу. Кажется, стало легче, всё на своих местах.

Отец и сын снова оказались по разные стороны баррикады, но противник всё равно был общим — трудная жизнь. Алек всегда замечал беспокойство отца, от его внимания никогда не ускользало, как Ярослав неожиданно уходил в свои мысли, почёсывая при этом указательным пальцем седеющую короткую бородку. Странно было замечать, как на его лице появляется всё больше и больше морщин, а щетина с каждым разом на вид кажется ещё более жёсткой и грубой…

Ярослав видел, как его сын, взрослея, всё чаще норовил наступить на грабли, любезно кинутые жизнью под ноги. И как же ему хотелось оградить своего мальчика от этого, предупредить, что его путь может привести к поражению. Он искренне хотел, чтобы Алек никогда не почувствовал ту неопределённость, которую испытал он. Но Ярослав и сам страдал, не в силах отпустить свою боль: его супруга умерла не так давно, но она остыла к нему ещё задолго до своей смерти.

— Пойду прогуляюсь, — Алек развернулся, сунув руки в карманы, прекрасно зная, что его не услышали. Отец, задумавшись, мысленно витал в тяжёлых облаках, почти грозовых.

Ярослав сидел сгорбившись, уронив голову на ладонь. Пустым взглядом он уставился на бутылку, на дне которой виднелись остатки эликсира, способного ввести в забытьё, в условный экстаз. Ко дну прилип песок, свидетельствующий, что её ранее забыли где-то на земле. Глаза медленно перешли к столу: куча трещин, подтёков, ржавые болты, державшие такое же железное обрамление столешницы. Он пережил столько, что уже и не сказать, какого цвета был этот стол.

Хлебные крошки, доски, ножи; тарелки в разводах от кетчупа и с остатками жира; походные чашки с чёрными разводами внутри и ложки, перепачканные кофейной гущей; тюбики с соусами, пакеты, ошмётки зелени, салфетки, капли воды… Так много деталей, мелькающих перед глазами.

Детали. Они всегда были фундаментом для будущего. Кажущиеся незначительными, но в них всегда кроется правда. Ярослав часто думал о том, мог ли он уберечь свою жену, самого любимого человека, если бы всё происходило чуть иначе? Может, тогда бы он смог отгородить сына от внешних проблем, если не та ссора? А если копать ещё глубже, в самых тернистых местах, что бы он мог тогда предпринять?

А что, если можно было поступить иначе? Ведь тогда бы многое могло пойти по-другому.

— Пошёл вон из моей квартиры!

— Тогда следующая наша встреча состоится в адвокатской конторе!

— С меня хватит! Завтра же еду к маме!

Телефонный звонок, затем срочный выпуск новостей, в котором детально показали, что случилось, в каком месте, во сколько, при каких обстоятельствах она умерла.

— Новое столкновение на трассе E40, случившееся в 12:33. На кадрах с видеокамер видно, как в один момент водитель встречного грузовика на перекрёстке теряет управление. Лобовое столкновение с пассажирским автобусом. Места для манёвра не было. В вызванном ДТП пожаре сгорели все пассажиры в передней части «Спринтера». Остальные увезены в реанимацию.

Ярослава вызвали в морг на опознание. Только опознавать было нечего, буквально. На железной перевозке лежало мёртвое тело, обтянутое обуглившейся кожей, тонкое и страшное, с прожжённой дырой на щеке. Череп, голый и чёрный, был изуродован до неузнаваемости; абсолютно пустые, безжизненные открытые глаза. Были видны переломы коленей, несмотря на то, что ноги медики уложили ровно. Это была она, сомнений не было, но как же она не была похожа на ту роскошную девушку, которая родила их любимого сына. Она уже ни на кого не была похожа.

В эту минуту в голове Ярослава пронеслось имя сына, а затем осознание: да, Алек мог уже увидеть новости, но всё равно именно ему, отцу, придётся сказать, что произошло. Сказать, что мать была в этом злополучном автобусе, и что он только что видел её обгоревший труп.

В день похорон у Ярослава будто сломалось что-то внутри: истерика охватила его, он рыдал, бил кулаками по закрытой деревянной крышке, бил себя в грудь, ненавидя каждую секунду, прожитую после той злополучной ссоры. Он не смог уберечь её, не смог уберечь сына от ранних похорон матери.

Алек стоял в чёрной одежде, в точно такой же, в какой ходил всегда, и ничего не понимал. В нём не надломился внутренний стержень, либо же он просто был уже стёрт в пепел. И Ярославу не удалось сразу понять, что второй вариант оказался реальностью.

Лишь спустя неделю он понял, что его мальчик фактически перестал есть, глаза его ни на секунду не переставали быть красными; Алек прекратил носить одежду, которую раньше так сильно любил. И только тогда Ярославу всё стало понятно.

Внимание к деталям. Правило, которое Ярослав повторял в мыслях постоянно.

На аккуратной стопке одежды, приготовленной на утро, всегда должна лежать конфетка. В комнату к Алеку он никогда не стучался и не заходил после 21:00; ни слова про завтрак — ребёнок поест в любом случае; не напоминать об указаниях — сын всё прекрасно помнит. После школы нужно отвезти его к психологу, никаких разговоров и музыки в это время, должна быть полная тишина.

А когда есть правила, то и исключения в них появляются, как ни старайся.

Когда за спиной оставлен рубеж в сорок лет, трудно мыслить так, как в молодости. И дружба становится совершенно другой: нет подростковых проблем, нужды подчиняться чужим правилам, нет нытья друг у друга на плече. Всё отдалённо, и это расстояние всегда ощущается. Но ради друга возможно сделать всё что угодно, если это понадобится.

Но в каждой дружбе есть пробел, который ничто не способно заполнить.

На жизненном пути Ярослава смерть — главная, самая трудная преграда. Он работал в полиции, от его рук умерло три человека, когда он участвовал в облаве; но гибель близкого человека — вот, что пошатнуло его психическое состояние. Затем смена работы, другое место жительства, жизнь перешла в период под названием «после», а рядом два единственных друга. Но только «до» оставило свой след. Прошло восемь месяцев, но Ярослав до сих пор винил себя за то, что не нашёл в себе силы разобраться в этих ссорах, которые вели к разводу. Границей в его «до» и «после» стал проклятый автобус. Чтоб они все дотла сгорели, чёртовы автобусы.

Михаил тоже с ней знаком, с жестокой старухой с косой. Смерть почти схватила за руку его сына, и с того момента он поклялся, что убьёт любого, случись с его мальчиком хоть что-то. За девятнадцать лет брака Михаил прошёл многое, в своё время его семья погрязла в долгах, и ему с женой до сих пор приходится иногда брать подработку, но всё это ради единственного ребёнка, которого могло и не быть. Первые две беременности закончились выкидышем, и когда надежда почти угасла, появился на свет Егор.

Путь Алексея самый короткий, если сравнивать с остальными. Разница в возрасте, конечно, стирается с годами, но факт остаётся фактом: разница между ним и его друзьями — восемнадцать лет. Свадьба Лёшика прогремела десять лет назад, не так давно у него появился второй ребёнок, в этот раз девочка. Но, к счастью, за это время он и его жена не перестали заботиться друг о друге, со стороны они были по-прежнему похожи на молодожёнов. Ему даже пришлось уговаривать её отпустить его на выходные в то место, где совсем нет связи.

Дорога уходит вдаль, все пассажиры на местах; их только трое, больше не осталось попутчиков — все остальные ушли.

Все дороги свелись к одному столу, к трём стульям, старые друзья снова вместе. И главное правило в их дружбе самое простое — никаких заморочек. Просто важно знать и ценить, что они есть один у одного.

— Мужики, — Алексей тяжело вздохнул, — мы что, вчера перебрали?

— Ты был в такую зюзю, что и вспомнить не можешь, да? — дядя Миша расхохотался, вспоминая, как ночью тащил пьяного в стельку другу в палатку, искренне пытаясь не напугать детей.

— Это точно, — молча вздохнул он. Каждое произнесённое слово сопровождалось болевым импульсом в голове, но всё же чувствовал себя он уже гораздо лучше, чем утром.

— Может, наконец искупаться сходим? — дядя Миша, краем глаза заприметив, что глаза Ярослава заслезились, поспешил создать атмосферу бодрости.

В ответ была тишина, знаменующая согласие, и он поспешил стянуть с себя футболку, гордо зашагав в сторону речки, выпятив перед собой круглый живот. Ярослав и Алексей неспешно последовали за ним. Было самое время насладиться отдыхом.

Лишь на секунду Ярослав задумался, глянув на палаточный городок, сможет ли его мальчик наконец-то отдохнуть? «Сможет», — утвердительно прозвенело у него в голове.

*

Погода, несомненно радовала, ровно как и потрясающие виды вокруг; глаза то и дело цеплялись за незначительные детали, будь то порхающая бабочка над кустарником или же тропа, уходящая от реки в сторону леса. Но, тем не менее, в голове Алека прочно засела мысль о том, что же за караван машин он слышал с утра? И ведь не один он обратил на это внимание.

Проходя мимо чужих лагерей, Алек медленно следовал в сторону временного поселения своего нового друга. Издалека уже были видны отдыхающие — мужчина и женщина, очевидно, родители Игоря. Отец его раскачивался в гамаке, увлечённо читая книгу, а мать просто смотрела на реку, попивая горячий кофе. Аккуратно обойдя их место отдыха, тщательно скрывая своё присутствие за широкими лесными зарослями, Алек увидел приближающегося к нему Игоря. Тот, как оказалось, не найдя себе никаких дел, шлялся по окрестностям, чтобы перебить собственную скуку.

Едва ли Алек испытывал противоречия насчёт того, чтобы составить ему компанию; было немного боязно, но всё же очень интересно изучить его характер и… в очередной раз задержать взгляд на привлекательных частях тела Игоря — тот будто бы специально расстегнул молнию, демонстрируя рельефы своего тела, словно знал, что они вот-вот и встретятся.

— Помнишь, когда мы купались, были слышны машины? — Алек заговорил так, будто они и не прощались на некоторое время. — А прошлой ночью были выстрелы, их же тоже помнишь? — дождавшись кивка, он продолжил: — Я думаю, что это всё связано. Ты не против, если мы посмотрим, куда приехали машины?

Игорь лишь вопросительно на него посмотрел, выдерживая загадочную паузу. Не то чтобы он пытался добавить драматичности моменту, просто пользовался случаем и осматривал своего нового знакомого, пока тот задумчиво изучал дорогу под ногами. Взор задержался на скулах, где виднелось раздражение, похожее на то, что возникает после бритья; под глазами Алека сверкали синие полоски, мешки от усталости, которые и вовсе не соответствовали его состоянию. Он явно был полон сил и энергии, а ещё заметно паниковал.

— Да ты параноик! Но… я не в праве отказаться от поисков новых приключений на наши задницы. Помогу, мой Алек, с чем угодно! — выпалил он и, осознав, что использовал слишком наглое обращение, невольно дёрнулся.

Но того, кажется, и вовсе не смутила такая фамильярность. Оба двинулись вперёд с улыбками на лицах, явно вызванными друг другом. «Все шансы», — подметил про себя Игорь.

К их общему удивлению, лесная набережная ещё очень нескоро оказалась в тупике, хотя лагерь семьи Игоря оказался последним — после уже не было никаких отдыхающих. Дорога становилась всё более рыхлой, на песке виднелись только следы автомобильных шин. Наконец они приблизились к группе людей, создавалось ощущение, что там просто невероятно огромное сборище, будто приехал целый жилой дом на совместный отдых.

Более полусотни людей мельтешили в той зоне, которую они оккупировали: большинство разгружало какие-то свёртки из грузовых машин, кто-то доставал генераторы и канистры, похожие на те, в которых хранится бензин; четверо устанавливали огромные весы. Остальные, кто не был занят разгрузкой, вытаптывали огромную поляну, словно пытались разровнять под ногами землю. Чуть дальше был выстроен самый настоящий паркинг из огромных чёрных автобусов, предназначенных для перевозки грузов; их типично городская одежда вообще не выглядела гармонично на фоне разворачивающихся действий.

Широкие заросли прекрасно скрывали навесы и тенты, возведённые группой приехавших, от посторонних глаз, а небольшой залив превосходно отделял их от основной базы для отдыха. Пройти к ним по суше было вообще невозможно; со всех сторон эта зона была отделена природными стенами. Стоя рядом с Игорем, Алек внимательно оглядывал суматоху, раскинувшуюся в двадцати метрах от них, и сам не мог понять, что же так сильно его смущало.

— Ты, видимо, это стадо слышал? Что-то их слишком много, даже неожиданно, — подметил Игорь.

Они оба не пытались скрыться, но, тем не менее, на них никто не обращал внимания. Парни стояли на краю песчаной извилистой дороги и продолжали молча пялиться на шумящую толпу. Алек даже несколькорасслабился, заметив по Игорю, что тот тоже учуял что-то неладное.

Было сложно не заметить, что группа этих людей действовала по определённой, слаженной схеме: их было много, но они явно были разделены на группы; каждый знал свои обязанности в этой паутине. В ход пошли ящики — мужчины перетаскивали их на место, явственно обозначенное для них; кто-то, сбившись в круг, обговаривал что-то; около каждого автобуса стояла пара людей, похоже, для координирования остальных. Оживлённые беседы, звонкие смешки — и всё это под открытым небом, но закрыто ширмой от посторонних.

Алек старался успокоить себя, но внутри разворачивалось полное недоверие ко всему, что происходило перед их глазами. Что ещё было примечательно, так полное отсутствие женщин и детей; все мужчины были примерно одного возраста, за исключением нескольких — те были значительно старше. И все как на подбор — высокие, развитые физически, словно целая воинская часть пытается создать вид семейного пикника.

— А где арсенал типичных отдыхающих? — Алека так внезапно осенило, что он поспешил озвучить вслух назойливую мысль.

Всё указывало на то, что эти люди не собираются задерживаться в этом месте надолго. Алек искренне пытался уговорить себя на то, что это вообще не его ума дело, но подозрения врезались в голову и роились там бесконечным потоком очередных умозаключений.

— Не вижу, так что не знаю. Наверное, мы просто не можем разглядеть с этой стороны, — Игорь повернулся лицом к Алеку, сразу заметив, насколько тот выглядел обеспокоенно. — Идём отсюда, а? — спросил он, нахмурив брови.

Алек не отводил взгляда от группы приехавших, широко распахнутые глаза и слегка приоткрытый рот свидетельствовали в пользу того, что тот витает глубоко в собственных мыслях. «Такой беззащитный в таком положении», — подумалось Игорю.

Нужно было увести его подальше отсюда, перво-наперво перекрыв размышления на эту тему, и Игорь коснулся ладонью щеки Алека, слегка погладив его подушечкой большого пальца. Левую руку он положил на чужое плечо, стараясь ненавязчиво повернуть к себе, чтобы загородить собой вид на этот странный лагерь. Он с добротой и заботой посмотрел в запуганные глаза Алека, и этим нежным жестом ему удалось вернуть того на землю, вырвав из тёмных лабиринтов раздумий.

Алек механически потянулся к руке Игоря, что была на его лице, поначалу подумывая её убрать, но вместо этого пальцы предательски обвили запястье, недвусмысленно сдавив его. Обрывая эту тактильную связь, Игорь чуть сощурился, еле заметно покачав головой, отчего его жест можно было расценить как «самое интересное должно быть позже», и аккуратно отстранился, на долю секунды задержав в своей ладони его руку.

— Идём? — ещё раз спросил он.

Алек кивнул и, стоило им развернуться в сторону их лагерей, устремил свой взгляд под ноги. Увлёкшись мыслями, он даже не глянул на часы, хотя близилось его любимое время: когда послеполуденная тишина вступает в своё правление, прежде чем обеденная суматоха свергнет её власть. Игорь, будто заразившись, сам погряз в собственных размышлениях; несомненно, ему не давало покоя, имеют ли подозрения Алека твёрдые основания, но больше его заботило другое. Он искренне хотел отгородить его от этих переживаний, хотя бы на какое-то мгновение.

Конечно, группировка выглядела странно, даже жутко, но ведь это совершенно их не касалось, они и увидели их по случайному стечению обстоятельств.

По пути к этому месту они говорили, почти что перебивая друг друга, — так Игорь выяснил, что они оба из одного города, — а сейчас молчали, не зная, какие слова тут можно подобрать. Лишь на мгновение он вспомнил события февральского вечера, а после, будто мигом освободившись от оков воспоминаний, осознал — сейчас разгар лета, прошло достаточно времени, чтобы перестать терзать себя. Алек — его второй шанс, и Игорь не собирался упускать его.

А замечая каждую реакцию Алека, в частности на самого Игоря, внутри зарождалось острое желание защищать его, будь то в тени окружающих сосен, или во дворах панельных высоток, там, где полная тишина, или там, где постоянный людской гомон. При любых обстоятельствах.

Время неумолимо двигалось вперёд, вечер больше не казался таким далёким.

Комментарий к подозрения: 3

⋆ Следующая часть выйдет, надеюсь, не позже пятнадцатого декабря. До новых встреч, с нетерпением жду вашего мнения!

========== прошлое: 4 ==========

Комментарий к прошлое: 4

⋆ Спасибо, что решили уделить время главе!

— Алек, только глупостей не делай, пожалуйста. Но если собираешься, то хотя бы меня зови.

Близился вечер, и природа, словно открыв второе дыхание, постепенно оживала от утомительной жары. Вода в реке покрылась рябью, отчего создавалось впечатление, будто течение стало быстрее; листья медленно колыхались на ветру, пение птиц раздавалось всё громче. Солнечный свет был всё мягче и спокойнее, было тихо.

Если, конечно, не считать шума со стороны лагеря, где временно обитал Алек. Игорь, стоя напротив него, всматривался в опущенные глаза, выжидая, пока тот решится на какой-либо ответ.

— Хорошо, — удручённо произнёс Алек

Момент между ними задержался на слишком романтической ноте, но его мысли были насквозь пропитаны переживаниями: нужно было срочно вернуться в лагерь, чтобы не дай Бог не попасться на глаза кому-то из своих. Это чревато последствиями в виде урагана вопросов, после которых Алеку придётся ещё долго приходить в себя, чтобы вернуться в хорошее настроение.

Слева послышался топот ног, а приближающиеся голоса знаменовали, что его переживания были отнюдь не напрасны. Он резко повернул голову на звуки, еле сдержавшись от разочарованного стона. Со стороны его лагеря шагали взрослые, и они — как же он этого боялся! — завидев парней, устремили на них свои взгляды, ни на секунду не прерывая свои разговоры.

— Мы за дровами, скоро вернёмся, — Ярослав продемонстрировал бензопилу.

Сровнявшись с сыном, он многозначительно хлопнул его по плечу, отчего Алек начал уже заранее сгорать от неимоверного стыда — вопросы будут. Их будет столько, что он утонет в них с головой, не сможет выплыть и попросту захлебнётся.

— Крутые у вас мужики, — выждав, когда взрослые уйдут, Игорь решил разбавить затянувшуюся тревожную паузу. — Слышал я их вчера. Периодически, — с улыбкой добавил он. Стоило подметить, что слова он выбрал весьма удачные.

— Да… с нами ещё два мальчика, один совсем мелкий. Такая ситуация была, обязательно не расскажу её вообще никогда.

— О, расскажешь, куда ты денешься? Ты уже начал, а я её вытяну из тебя любым способом, ты же понимаешь, — прищурился он.

— Может быть. Если ты вдруг решишь поприставать ко мне, то расскажу. Ну, я побежал! — неимоверно быстро протараторил Алек и, резко развернувшись, помчался в сторону своего лагеря. — Встретимся позже! — бросил он через плечо.

Игорь, рассматривая траву под ногами, вскинул голову, широко распахнув глаза. Осознание того, что он услышал именно то, что услышал, вызвало самую настоящую бурю эмоций. Он медленно моргнул, и приоткрытый от удивления рот расползся в улыбке: скромный мальчишка, слишком хрупкий и постоянно паникующий, только что с ним флиртовал, да ещё и так нахально использовал приём «сказать и убежать».

Первичный шок, вызванный скорее внезапным пониманием, что Игорь совсем немного потерял контроль на ситуацией, сошёл на нет. Задорный блеск во взгляде, который всякий раз пронзал сердце, стоило с ним встретиться, медленно растворяющаяся зажатость… Алек ему доверяет! Он готов открыть свои тайные стороны… Волнительное тепло начало разливаться по телу, в голове то и дело вырисовывались образы того, что могло бы произойти, сердце затрепетало в ожидании чувств…

«Стоп. Нужно остановиться», — прозвенело где-то в затылке. Игорь хорошо знал, что бывает от ожиданий, он уже обжёгся на том, что создал в голове собственный сценарий.

Совсем скоро наступит ночь, способная скрыть своей темнотой всё, что не предназначено для посторонних глаз. Прекрасное время, чтобы осуществить свои планы, а не строить их впустую. Игорь, ещё раз взглянув на заросли кустов, за которыми скрылся Алек, тепло улыбнулся.

*

Чем ближе был лагерь, тем меньше оставалось спокойствия внутри. Радовало, что хоть тревога улеглась на дно, и чувство того, что всё хорошо, по-прежнему окутывало Алека. Но как можно было обозначить три палатки, взгромоздившиеся на прекрасной поляне? Недо-отдых в кругу недо-друзей, вот как. Странный Егор и извращенец Богдан — восхитительная компания, таких только и брать на природу! Благо, что хоть родители не успели разочаровать Алека настолько, чтоб появилось желание броситься в воду и утонуть.

Он остановился, взглядом мазнув по деревьям, задержался на реке и, прежде чем свернуть с тропы, к своему огромному сожалению заметил суетившегося Егора и слишком спокойного Беляка. Ещё не прошёл полноценный день на отдыхе, и Алек принялся себя успокаивать, что он ещё не раз успеет насладиться тем, ради чего он ездит в эти поездки каждый год. Природа обязательно заберёт его в свой завораживающий мир, заставит хоть ненадолго забыть прошлое, подсунет свой чистый лист, ещё не запятнанный кровью.

Алек отогнал от себя бредовые мысли. Его жизнь уже разделена огромной стеной, то, что было до приезда сюда, осталось за ней. И не важно, что было прошлым летом или неделю назад, отныне и дальше ничто плохое, что навязчиво пробирается в голову, не сможет разрушить его. Есть Игорь, его новый друг, и куда важнее сделать их общий путь не таким тернистым. Алек знал, что именно он может быть виновным в обратном, а потому он должен сделать первый шаг — уничтожить грязь в собственной голове. Здесь, средь высоких сосен, нет места скверным мыслям.

— Долго ты пропадал, — Егор расплылся в широкой улыбке, стоило Алеку подойти ближе.

— Так вышло, — он плюхнулся на стул, всем своим видом показывая, что он не верит этой напускной радости.

— Подай мне кетчуп, пожалуйста, — спустя несколько минут Егор решил стереть с Алека образ того, кто на своём месте и не выжидает чужих указаний. Конечно же он поспешил состроить умоляющую физиономию, кивая на последний ингредиент для своих бутербродов.

— Он у тебя перед лицом стоит, сложно подняться и взять? — пусть он и помог, но не упустил возможности язвительно упрекнуть лень, плескавшуюся внутри Егора.

На лице не дрогнул ни один мускул, внешне выражая твёрдую благодарность, Егор тщательно скрывал то, что его это ранило. Он тоже часто пользовался возможностью окунуться в собственное море мыслей. Люди в основном не имеют понятия, что творится в голове у другого, а внешний вид бывает обманчив. Если у них нет синдрома спасательного круга, из-за которого приходится становиться частью чужой проблемы, то своими переживаниями у людей можно вызвать только жалость. Одно известно — всем насрать.

Алеку насрать, уж это Егор знал точно. Эту неприступную крепость не пробить никаким ласковым тоном и уважением, да и смысла в этом никакого не было. Зачем впускать такого человека в свой внутренний мир, в потайной ураган? Он уже не обратил на него никакого внимания, когда Егор дал волю своим чувствам в порыве мыслей; когда он плакал, глядя на костёр, Алек молча сидел рядом, но старался выглядеть «сочувствующим». Другие люди никогда не стремятся понять личный мир полностью, особенно, когда он слишком отчётливо трещит по швам. Никто не ринется сшивать его обратно.

Егор видел, что он раздражал всех вокруг. К нему плохо относился Алек, Беляк, пусть и редко, но всё же язвил, отец умел доносить свои слова только криком. Только Ярослав и дядя Лёша были отзывчивыми. Открытая душа, добрая натура, всегда готов на помощь и всегда пытается сделать для всех лучше; никогда не забывает говорить «спасибо» и «пожалуйста», делает всё, что в его силах, и не перестаёт улыбаться. Неужели всё это — ошибки, приведшие к тому, что Егора всегда задирают?

Отвергнутый обществом.

— Встав-ляй! Встав-ляй! Встав-ляй! — скандировали два парня, стоявшие по бокам от него. Негромко, ведь их действительно волновало, чтоб никто не услышал снаружи. Егор их не видел — свет исходил только из окон, что были высоко под потолком.

Только силуэт старой лавочки и облезлая штукатурка на стене. Из-за чёрной одежды даже не видно рук, что намертво удерживали его. И голову, конечно же, тоже зажали, чтобы он не смог повернуться. Весёлая игра, как воспринимали это одноклассники, на самом деле — просто попытка выместить всю свою злость на нём. Казалось, будто Егор застрял в вечности, хотя не прошло и половины десятка минут, как закончились уроки. Все ушли домой, потому никто не мог войти в эту кладовую, его не ждали друзья. Ждать же было некому.

— Больно, — хрипло и слюняво сорвалось с губ, и это были последние внятные слова.

Глухие стоны боли и сиплые возгласы — всё, что смог издать Егор. Если бы на голову и лицо не давили коленом, он, может, и смог сопротивляться чуть эффективнее, хотя бы словесно.

Мир сужался кольцом, оставляя лишь небольшое пространство в этой чёртовой подсобке. Хотелось думать о чём-то другом, перестать видеть себя на этом месте. Поздно, истерика уже захлестнула его, слёзы закапали на холодный кафель. Ручка швабры сухо проталкивалась между ягодиц, Егор задыхался от боли, к горлу подступила тошнота от той злости, которую вымещали на нём. Сколько времени прошло, пока швабру не откинули в сторону, он не знал. Дверь в кладовую закрылась, кошмар наконец утих.

Те трое ушли на улицу, совершенно не подозревая, что одна жизнь теперь надолго будет лишена красок. Им было невдомёк, что совсем скоро они окажутся в исправительной колонии и не смогут отмыться от этой грязи до конца своих дней. Только финал этой истории не смог принести спокойствие Егору.

Через три дня случилась первая попытка суицида, тут же ставшая последней. Он выжил, но желание сдохнуть никуда не улетучилось, ровно как и болезненные спазмы; ещё месяц он мучился от боли, задыхался всякий раз, когда возникало воспоминание о том, как его голову прижимают к полу коленом, а руки заламывают за спиной. День за днём в ненависти.

Только удача, как он был уверен, поспособствовала тому, что судебные разбирательства не разлетелись по всем СМИ. Но знала вся школа, очень быстро ставшая бывшим местом посещения — после окончания реабилитации Егор перешёл в другое учебное заведение, куда информация о его прошлом не успела просочиться.

Суд стал местом его мысленных преступлений. В голове зарождался иной вариант развития событий. Как его родители, уничтоженные после похорон сына-самоубийцы, не едут никуда, оставляя дело за адвокатом; в городские СМИ без остановки просачивается новая и новая информация, расследование набирает обороты. Финал такой же — нападавшие получают срок. Только в мыслях Егора есть одна значительная деталь, отличающаяся от того, что было в реальности: он мёртв, а лица этих парней знает каждая мышь, и весь город как на пороховой бочке, и пусть они остались живыми, но жизнь их разрушена в прах.

Эти мысли рождались только из-за наблюдений. Мёртвых чтят, за живыми никому не интересно наблюдать. Правда, и у этого почтения весьма короткий срок годности. Егор хорошо понимал, что только родители будут помнить его мёртвым, те, кто не сказал бы ни единого громкого слова.

— А о нас ты подумал, когда на тот свет собрался отправиться?! — мама кричала на него, срывала голос, уже и без того посаженный, доводя себя до истерики. Егор знал, что мама это делала не со зла.

И несмотря на то, что он был жив, в доме витала смерть. Он сидел за столом, пока мама продолжала кричать на него. Охваченная истерикой, она позабыла о том, что хотела достать что-то из холодильника, отскочив от него в сторону, так и не закрыв дверцу.

За окном, как назло, нависали чёрные тучи, так чётко видные через белую сетчатую тюль; Егор смотрел куда угодно, только не на мать. Он ссутулился и, почувствовав, что на животе складки стали слишком большими, возненавидел себя ещё больше. Он словно отключился, перестав слышать голос матери, взгляд упал на чересчур большие ноги, пухлые руки… за последние три недели он набрал слишком много лишнего веса.

За минуту до истерики матери позвонил адвокат с радостной новостью о том, что осталась лишь бумажная волокита, что совсем скоро семья их будет полностью свободна от этих всех разбирательств. Мама должна была обрадоваться, да только с того момента, как её сына забрали в больницу, она рыдала сутками напролёт. Душевная рана зияла новой болью: Егор, единственный ребёнок, так тяжело им давшийся, чуть было не умер; оттого она никак не могла успокоиться, всё больше и больше вспоминая тот ад, через который всем пришлось пройти. Но глубоко в душе она всё же понимала, что этот кошмар очень скоро закончится.

Кошмар Егора не прекращался ни на минуту. На фоне стресса начались большие проблемы со здоровьем, он стремительно набирал вес. Он никогда не был худым мальчиком, но резко стал втрое больше. А мысль о том, что близился переход в другую школу, ничуть не добавлял спокойствия.

— Доброе утро, класс! Сегодня у нас новенький! Знакомства перенесём на перемену, скоро придёт ваш учитель, — новая классная руководительница, миловидная женщина в возрасте, показалась Егору очень приятной. Представив его одноклассникам, она вышла из кабинета.

Он умостился за одной из пустых парт в самом конце кабинета, — вечная территория новеньких, — сев так неподвижно, будто он и вовсе статуя. Вокруг было столько людей, среди которых он желал остаться невидимкой, но всё равно старался произвести на них хорошее впечатление.

«Может, если не двигаться, то никто и не заметит?» — через большое усилие Егор достал из рюкзака принадлежности для урока и, заправив прядь за ухо, снова замер. Нет, на него всё равно периодически поглядывали, не прерывая своих разговоров.

— Да блядь! Сам пиши, отвали от меня! — донеслось откуда-то справа.

— А ты взяла сегодня…

— Включай игру, я сейчас зайду!

И, как он и предполагал, среди всех этих обрывков фраз мелькнула та, которую он и ждал, и боялся услышать одновременно:

— Новенький мальчик какой-то странный.

Шум и хохот наполняли кабинет, из гомона Егор старательно выуживал что-то членораздельное; он хотел понять по разговорам, есть ли тут хоть кто-то доброжелательно настроенный. Едва учительница вошла в класс, как сразу же стало на полтона тише, и он смог расслышать тихий голос одной из девочек.

— Давай подойдём к нему на перемене? — нежно, почти нараспев, произнесла она.

— Да, конечно! — так же, по-доброму, отозвалась вторая.

Может, общество не отвергнет его в этот раз?..

По окончанию дела он получил огромную денежную компенсацию — адвокат, нанятый отцом, действительно знал толк в своём деле, — да только не всралась она ему от слова совсем. Никакая сумма не могла заставить его полюбить хоть одну минуту этой поганой жизни.

Однако, он всё же жив, и Егор этому несомненно рад. С ежедневными походами к психологу, с адаптацией к новой школе и с рубцами на запястьях, он рад тому, что у него появился ещё один шанс.

И это был Шанс с большой буквы: он успешно окончил год, подружился с девочками, Ярославой и Соней, которые к нему сами подошли в первый день. Конечно, от пассивных обидчиков никуда не было деваться, но Егор, выходя из школы, снова начинал замечать, что в полдень солнце всё же светит. В середине мая, в один из самых тёплых и самых зелёных дней, он всё же смог очнуться, проснуться окончательно от пережитого. И пусть в памяти всё равно мелькнул тот злополучный день, но в этот момент он стал лишь напоминанием того, какой долгий и тернистый путь преодолел Егор, чтобы снова увидеть солнце.

— Скоро лето. Вы же понимаете, что мы должны что-нибудь придумать? — Егор повернулся к девчонкам, когда они втроём вышли из школы. Больше никого не было рядом: уроки ещё не закончились, просто они решили тихо улизнуть.

Скоро лето…

*

— Ничего себе, какое дерево! Да нам этого до отъезда хватит, — Беляк быстро соскочил со стула и побежал навстречу к родителям, едва не теряя свои зелёные кроксы по дороге.

— Оставим это на потом, — мужчины, втроём дотащив огромный сухой ствол до лагеря, бросили его около костра. Дядя Миша повернулся уже к детям, продолжив говорить: — А сейчас все вместе идём купаться! Только Ярославик закроет всё самое ценное в машине, правда же? — крикнул он в сторону автомобиля.

Через несколько минут все три семьи стояли на берегу, рассматривая водную гладь. Ветер стих, где-то справа, поодаль от них, слышались радостные возгласы и плеск воды. Разделившись по парам, — отец и сын, — они стояли в реке по колено, привыкая к вечерней прохладе.

— Когда ты маленький был, я тебя всегда подхватывал на руки и кидал в воду. Кричал всегда недовольно, как резанная свинья, — сказал Ярослав Алеку, но так, что это услышали все.

— А мы постепенно учились плавать, но Егору это не нравилось. Он барахтался в воде как мешок с говном, — подхватил дядя Миша, заливисто рассмеявшись.

— Ну па-а-а-ап, — жалостливо протянул Егор и глянул на Алека, который, к слову, был тоже не в восторге от этих отцовских откровений. Тот стоял настороже, чтобы успеть среагировать, если его снова захотят толкнуть.

— А наш возраст ещё не прошёл! — и дядя Лёша быстро, пока Беляк не проанализировал сказанное, подхватил его на руки, резко бросив в воду. Вопль быстро оказался заглушен громким смехом всей компании, за которым последовали шумные всплески.

Мужчины окунулись с головой, синхронно начав ерошить волосы. «Хороша водичка!» — и все разом подхватили это утверждение, начав соглашаться. Дети плескались рядом с ними, норовя обдать друг друга очередными брызгами; прекрасный солнечный вечер в семейной обстановке.

— Поплыли!

Перебравшись туда, где глубина побольше, все вместе двинулись вверх по реке, чтобы проплыть вдоль береговой линии, прилегающей к территории их лагеря, и вернуться обратно. Плыть нужно было совсем недолго, всего-то до ивы, опустившей свои ветви в реку, и Алек сам себя уговаривал на то, что почти везде довольно мелко.

«Главное, что всегда можно встать и стоять», — повторял он про себя; ему-то, самому высокому из всех, вообще это труда не составляло. Разрезая водную гладь, они продолжали плыть вперёд, и больше всех уставали Алек и Егор, то и дело останавливаясь и выплёвывая попавшую в рот воду. Их постоянные удручённые вздохи слышали все, но фокус внимания на себя брала природа вокруг. Исключительно она.

Воцарилось молчание только тогда, когда они добрались до ивы, и теперь плыть было проще — больше не нужно было стараться изо всех сил, течение само несло их обратно. Этому очень был рад Алек, ему нравилось плавать на спине, опустив уши в воду и прикрыв глаза. Сквозь закрытые веки просвечивались солнечные лучи, отчего появлялись кроваво-красные блики перед глазами; но стоило их приоткрыть и вернуться в исходное положение, как взгляд непременно подмечал, насколько хорошо и прекрасно вокруг.

Невероятные вечерние виды окружали их; устав от города, сложно было не подметить, насколько здесь всё живое. Самые обычные цветы вызывают лёгкую улыбку, ничем не приметные кустарники навевают самые спокойные мысли. На другом берегу не было такого: там грозно устремляли свои вершины вверх мрачные сосны, засохшие деревья жутко раскинули свои обломанные ветром ветви, даже песок казался каким-то зловещим; та сторона слишком безжизненна.

Многим дальше, где поверхность берега была значительно ровнее, стояла одинокая палатка, неподалёку от неё была пришвартована старая лодка. Но через некоторое время исчезли и эти признаки присутствия жизни — люди хоть и мешкали, но явно старались собрать свои вещи до наступления темноты.

В вечере есть особая магия, о которой трудно сказать, но очень легко почувствовать.

Несмотря на количество отдыхающих, не было чувства испорченного блаженства. Город по-прежнему был далеко, цивилизация не сковывала своими бетонными джунглями. Даже отчётливые возгласы детей, шумные разговоры их родителей и припаркованные на берегу автомобили не создавали ту суматоху, от которой все так старательно бежали на отдых.

— Швартуемся! — выкрикнул дядя Лёша, изображая корабль, и подплыл к берегу.

— Пойду перекушу, — Алек, дрожа от холода, обратился к своему отцу.

Вылезать из воды — самое настоящее извращение. Даже в жаркий полдень это чревато появлением мурашек на коже, а уж вечером, когда солнце близится к горизонту, а всё вокруг стремительно остывает, так тем более. Руки рефлекторно сжались в кулаки, на худом теле так отчётливо ощущались холодные капли, стекающие с волос и плавательных шорт.

Алек был уверен, что он, бледный и худой, сейчас выглядел просто-напросто жалко. Уж лучше было бы дальше сидеть в воде, а не стучать зубами, ссутулившись на берегу, но желание что-нибудь съесть было слишком настойчивым.

— Не наедайся, скоро ужин будем готовить, — подметил Ярослав.

Безвременное «скоро» повисло в воздухе, явно не собираясь перекочевать в обозримое будущее; Егор и Беляк нашли себе занятие в зарослях у реки, родители продолжили свои сверхважные, особо взрослые разговоры.

Завершением каждого заплыва являлся этап закуски, чтобы придать своему тощему телу новую энергию. И самым лучшим вариантом являлись бутерброды, созданные из всего, что более-менее съедобно. Алек, уплетая свой второй бутерброд с сосисками, довольно поёжился, чуть сильнее укутавшись в серое махровое покрывало. Умиротворение. Глянув на проблески солнца, скрытого густыми ветвями, он в который раз оценил волшебство наступления сумерек. Будто почувствовав, он присмотрелся к кустам, что были в конце дороги, уходящей от лагеря: у поворота, тщательно скрывая себя от остальных, был Игорь.

«Закуской бывают не только бутерброды», — шаловливо подумал Алек, когда ему махнули рукой, и, двинувшись вперёд, обрадовался, что никто не читает его мысли.

— Хорошо отдыхаете, как я вижу, — Игорь сжал пальцы, преодолевая желание коснуться до мокрых прядей Алека, так забавно завивающихся. — Может, прогуляемся, как стемнеет?

— Я не против. Только купаться не будем, я мёрзну ужасно, — он проглотил последний кусок бутерброда. — Встретимся за этим деревом после заката.

— До встречи, моё вечернее солнце, — Игорь спешно развернулся, так нагло отзеркалив запрещённый приём Алека, и бегом устремился в сторону своего лагеря. Хотя на самом деле он просто решил таким образом скрыть накатившее смятение.

Родители взялись за готовку, тут же начав доносить отцовские мудрости до детей, как только начало смеркаться. Ярослав всегда старался научить Алека всему на свете, чувствуя, что это его прямой долг. Раньше он об этом забывал, но сейчас… внутри всё обрывалось всякий раз, когда он слышал злостное: «я не знаю, как это делать!». Он взял себе за правило, что будет стоять за сына горой, ведь рядом нет матери, которая научит своего ребёнка правильному. Ярослав не должен напоминать сыну о том, что её больше нет.

«Смотри и учись, как правильно разжигать костёр!» — куда же без подобных изречений? — «Картошку тыкай вилкой, если мягкая, значит уже готова», — излишние напоминания очевидного, казалось бы…

— А ты помнишь, как варить макароны? — Ярослав, увлечённо протыкая картошины ножом, повернулся к сыну.

— Да помню я, пап! В последний раз же хорошие получились, даже не кашей, — Алек злился, когда вопросы от папы сыпались нескончаемой лавиной. Его нисколько не радовало такое проявление заботы, он часто гневался в ответ, не всегда понимая, зачем вечно поучать.

— Ты помнишь, какими они на вкус были? Как соляная шахта! Сейчас оставим стряпню на плечи дяди Мише и пойдём пилить брёвна, — он похлопал сына по спине. Едва ли Ярослав обижался на язвительность ребёнка, он точно знал, что однажды тот поблагодарит его за всё.

— Егор, не хочешь заняться готовкой? — заговорил Михаил. Со стороны могло появиться впечатление, что он просто пытался перекинуть обязанности на своего сына, но это было совершенно не так. Просто у него был особенный подход ко всему.

— Конечно! И салат ещё сейчас нарежу, — Егор громко протопал босыми ногами по траве, направившись к отцу.

Родителям Егора очень хотелось верить в то, что они правда знают своего сына, но, после всего произошедшего, они начали глубоко сомневаться в этом. Их чадо, тот самый милый маленький мальчик, что мог в детстве писаться в кровать из-за кошмара, хотя перед сном смотрел всего лишь мультики; вежливый и всегда добрый, искренне старающийся примкнуть к обществу изо всех сил… Какая же страшная каша творилась в его голове, как оказалось!

Нет, всё же в нём осталось то, что всегда бросалось в глаза. Егор по-прежнему нуждался в проявлении собственной необходимости для остальных. И если обратиться к нему за помощью, он сделает всё, что в его силах. А порой и превзойдёт сам себя. Так, каждую поездку он пытался нарубить дров в прямом смысле, да только выходило в переносном; разгневанный, с топором в руках, ни разу он не вспоминал о том, что допускать ошибки — это нормально. Только всё больше ощущал зарождающуюся к самому себе жалость, что он не может помочь абсолютно всем.

Дядя Лёша шлялся по территории лагеря, оставив сына на произвол судьбы. Тот преспокойно гулял, подходя то к одному, то к другому, внимательно наблюдал за всеми действиями, комментировал. Совсем ещё ребёнок, с присущей наивностью и неугомонным любопытством. Богдан рос слишком активным мальчиком, даже спортивные секции не убавляли бесконечный запас энергии. А ещё, что довольно быстро заметили родители, он был далёк от чувства такта и скромности.

— И чего они все так рыдают? Она же была гадкой бабкой, — слишком громко изрёк Богдан, обращаясь к отцу. Стоя в чёрной одежде перед гробом, он ничуть не смутился толпы вокруг.

— Не говори так! — зашипела мама, одёрнув его за плечо, как только все обернулись в их сторону. Алексею пришлось извиниться перед друзьями семьи; сын и дочь этой женщины, на чьих похоронах они присутствовали, недовольно уставились на наглого ребёнка.

Когда они свернули не туда? В воспитании Богдана были проблемы, сколько бы они не старались их избежать. Несдержанный, он мог опозорить кого угодно и перед кем угодно, будь то учителя или же самые близкие друзья, словно учить его чему-либо попросту бесполезно. Но, если не учитывать этого, он никогда не делал того, что принято считать плохим: никаких битых стёкол, не обижал бездомных животных, не таскал девочек за волосы. Просто что-то упущено.

Алексей нет-нет, да и поглядывал на сына, которого было проще оставить в самостоятельном изучении окружающего мира; видимо, чувство того, что он заинтересовался сам, действовало на него благоприятно. Беляк с особым любопытством поглядывал, как Ярослав учил Алека пользоваться бензопилой. В глазах искрилось увлечение, он явно боялся упустить любой момент, внимательно слушая ликбез по устройству пилы.

Дети, конечно, часто не понимают правил, отчего нарушают чужие границы. Вопрос воспитания, которое зачастую дремлет глубоко внутри, постепенно просыпаясь с годами. Дядя Лёша иногда подмечал, что порой не узнаёт своего сына. Как, например, сейчас: янтарные глаза, в точности как у отца, уставились на бензопилу, на железную цепь. Он не слушает, он упрямо смотрит на цепь.

Оранжевый закат тускнел с каждым мгновением, оставалось всего-ничего до самого прекрасного момента в вечере, когда зарево доходило до своего пика. Небосклон в такие моменты вспыхивает красным совсем ненадолго, а затем на всё живое укладывается золотая вуаль от солнца, вот-вот собирающегося на покой. Последние трели птиц, которые должны смениться ласковыми мелодиями сверчков; и даже проснувшиеся назойливые комары не способны испортить ощущение магии в тот момент, когда землю застилает тёмное, непроглядное полотно не менее волшебной ночи.

Алек подошёл к столу, дядя Миша как раз раскладывал всем варёный картофель, не скупясь посыпать его зеленью и поджаркой. На подходе уже был свиной шашлык, аппетитно потрескивающий на углях, но Алек только облизнулся, глядя на него, и принялся накладывать себе овощной салат.

— Вкусно? — с гордостью в голосе спросил Михаил.

— А то, пап! Очень-очень вкусно! — воскликнул Егор, набивая рот всем, что было на тарелке. Жирный слой кетчупа уже украшал не только еду, но и его губы.

За столом впервые за время отдыха собрались все вместе; каждый в руках держал свою тарелку, с удовольствием уплетая пока ещё лёгкий ужин. Все так проголодались, что даже не удосужились убрать со стола остатки мусора и протереть липкие пятна от чашек и стаканчиков. Да и это не было так важно, чистота никогда не являлась важнейшим фактором в отдыхе, а беспорядок вокруг напоминал о том, что здесь, на природе, самое время отдохнуть от общепринятых норм.

Взрослые, уже успев поставить алкоголь на стол, делились своими мыслями друг с другом, Богдан и Егор периодически подключались к ним, как ни странно к месту вставляя свои пять копеек. Алек тихо ел, слушая их всех вполуха — его мысли заполнили ожидания встречи с Игорем. Шашлык он решил оставить на позднюю ночь, планы на ближайшие несколько часов были значительно вкуснее жаренного мяса.

Стоило ему отставить пустую тарелку и подняться, как под локоть его ухватил дядя Миша, на долю секунду опередив отца, серьёзно проговорив:

— Выбрались все вместе, а ты покидаешь нас? Непорядок, Алек!

— Я просто прогуляться, скоро буду! — поспешил оправдаться он, невольно дёрнувшись.

— Да шучу я, отдыхай! — расхохотался Михаил, заметив раскрасневшееся от негодования лицо парня. — Ждём на шашлык!

Из вежливости усмехнувшись, Алек поспешил в палатку, чтобы побыстрее утеплиться перед ночной прогулкой. Уже там, где его никто не видел и не слышал, он расслабленно выдохнул и мысленно поблагодарил то чудо, из-за которого его не засыпали градом лишних вопросов.

Он еле слышно выругался, увидев, что на футболке красуется пятно от кетчупа; Игорь наверняка уже заждался его, и Алек не стал тратить время на поиски чистой одежды — на голое тело надел чёрную олимпийку, застегнув молнию по самый воротник.

Ловко улизнув от лишних взглядов в заросли, он направился к назначенному месту. Небо потемнело настолько, что с большим трудом можно было уловить остатки фиолетовых оттенков на нём. Звёзды проявлялись так быстро, что Алек будто заново для себя подметил, что здесь их куда больше, чем в городе. Завернув за поворот и подойдя к дереву, он отряхнул свою обувь от лишнего песка, которого успел нахвататься за свою недолгую прогулку, и, прислонившись плечом к стволу, убедился, что вокруг нет никого.

Быстро приближающиеся шаги заставили его встрепенуться, но не потому, что он испугался. Радостно стало не только оттого, что Игорь пришёл, но и что он так безошибочно узнал его по одним только шагам.

— Как же я рад тебя видеть! — он сиял даже в тени вечера, широко улыбаясь и показывая своё хорошее настроение. — Не долго ждал?

— Да я только пришёл, у нас ужин немного затянулся. Идём?

— А куда? — Игорь только сейчас понял, что даже не подумал о том, где можно провести время.

— Ну… эта поездка, конечно, уже успела стать отдушиной, но я всё равно хочу уйти подальше, куда-нибудь в глубь леса. Настроение побыть в полной тишине и в самом тёмном месте, — Алек, задумавшись, опустил глаза в землю. Молчание несколько затянулось, и он, подняв взгляд, улыбнулся: — Но я с большим удовольствием пущу тебя в своё одиночество.

— Тогда идём, — сразу же отозвался Игорь.

Уже через пять минут стало настолько темно, что появился риск потерять тропу, с которой они сошли. Под ногами хрустели иголки и шишки, периодически Алек озвучивал мысли, приходящие в его голову; Игорь же, украдкой его разглядывая, старался отвечать на его вопросы развёрнуто, но иногда выходило до обидного коротко.

— И давно ты такой? — сунув руки в карманы, спросил он.

— Какой? — оживившись, отозвался Алек.

— Грустный тощий мальчик, который редко улыбается и часто опускает голову. Давно?

— Семь… или восемь месяцев, — сразу же ответил он. — Я улыбаюсь, правда, и даже чаще, чем ты думаешь. Ты сможешь это увидеть… в будущем, — добавил он, немного помолчав.

— Ты можешь рассказать мне о том, что было тогда, — Игорь знал, что в ответ будет тишина. И он понимал, что на ношу Алека упало нечто действительно тяжёлое, и для таких откровений всегда нужно время. И, чтобы подчеркнуть добрые намерения, он добавил: — Всегда можешь рассказать.

Мимо его ушей не проскользнул слишком очевидный намёк на будущее, которое может быть между ними. Глаза заискрились, внутри что-то перевернулось от осознания этого. И теперь Игорю с большим трудом удавалось остановить поток мыслей в голове. А молчание Алека, вновь ушедшего в себя, ничуть не способствовало хоть какому-то отвлечению.

— Слушай, — решив его растормошить, начал Игорь. В голове был единственный вопрос, и он тянул время, думая, стоит ли действительно задать его, — а ты влюблялся когда-нибудь?

Алек впервые за время их знакомства посмотрел прямо ему в глаза, на лице отразилось небывалое удивление. Игорь едва рот не открыл от осознания, насколько тот всё же был красив, особенно, когда не скрывал себя за напускной хмуростью и не пытался отвернуться; у него дёрнулась бровь в ожидании ответа, теперь это было ещё больше интересно, чем несколькими секундами назад.

— Наверное, два года назад. Он, — Алек щёлкнул зубами, осознав, какую ошибку допустил, и густо залился краской, молясь, чтоб этого не увидел собеседник, — мне никак не отвечал, потому всё прошло, — протараторил он сбивчиво.

— А у меня зимой, только теперь я понимаю, что это не любовь была. Он, — Игорь намеренно акцентировал внимание на этом слове, — оказался не самым хорошим человеком.

Ему пришлось солгать. При других обстоятельствах он обязательно сознался бы во всех грехах, не утаив ни единого живого таракана. Плохим был Игорь, но у него есть шанс на искупление. По крайней мере, он так думал и надеялся на это, наивно полагая, что ни одной ошибки он больше никогда не повторит. И вновь произошло то, что он пытался в себе искоренить: между ним и Алеком была искра, которую видел только он, а о чём думает его новый друг, он и представлять не хотел. Навязчивая мысль засела в голове, и он, пытаясь отвлечься от неё, устремился вперёд.

— Стой!

Алек, догнав его, ухватил его за рукав ветровки, встав напротив него. Игорь неожиданно стал совсем серьёзным, пропала даже лёгкая ухмылка, которая всегда была на его губах. Было желание отвернуться, и когда он уже почти нашёл в себе силы это сделать, Алек сделал рывок, оказавшись слишком близко к его лицу. Так резко, неожиданно… но их поцелуй, к удивлению обоих, был таким нежными и медленным.

Алеку стало жутко стыдно, ведь целовался он так же плохо, как и танцевал, — какое счастье, что им не предстояло сейчас исполнить какой-либо танец! — и он, стараясь ничего не испортить, просто начал подстраиваться под чужой ритм. Игорь, будто читая его мысли, перехватил инициативу, добавив напористости, но всё ещё сдерживая границы.

Даже несмотря на истерично бьющееся сердце, Алек постепенно начал расслабляться, найдя в себе смелость положить ладонь на чужую грудь, второй скользнув к левому плечу Игоря. Все мысли сбились в одну единственную, которая беспокоила только его; осознание того, что он пусть и стал инициатором, но сейчас учился целоваться на ходу, липким холодком осело на позвоночнике. Резкий хруст шишки напугал его настолько, что он в ужасе распахнул глаза.

Игорь лишь тихо усмехнулся и погладил его щеку большим пальцем, не позволяя от себя отстраниться, и топнул ногой, демонстрируя, что это он случайно раздавил злополучную шишку. Алек не смел шелохнуться, твёрдо стоя на месте и неумело отвечая на поцелуй. Все действия Игоря были направлены на то, чтобы разломать эти железные цепи, сковавшие чужое тело; его пальцы то и дело успокаивающе поглаживали шею Алека, мягко пробирались к лёгкой небритости на его лице.

Позади них стояла широкая сосна, и в голове Игоря резкими вспышками появились кадры, как он толкает его спиной к дереву, впивается в его губы так, что они оба невольно врезаются зубами. Но всё же он достойно держал дистанцию, чётко разграничивая, что Алек из фантазии и Алек в реальной жизни — это совершенно разные люди. Всё так же медленно целуя его, Игорь всё же осмелился на ещё один шаг. Еле слышное дребезжание молнии на олимпийке вызвало слишком ощутимую насторожённость.

— Не бойся. Я не для этого, — поспешил заверить он, прошептав в самые губы, — ты можешь сделать то же самое…

Игорь шумно выдохнул через нос, дёрнув заевший замок на чужой олимпийке, и, встретившись с испуганным взглядом Алека, снова приник к его губам. Наконец разобравшись с молнией, он придвинулся ближе, поцелуй стал куда более напористей, холодные ладони забрались под одежду, скользнув по талии вверх.

По коже пробегали мурашки вслед за касаниями Игоря, в голове былсамый настоящий взрыв эмоций, норовящий выбраться наружу. Дрожащими пальцами Алек добрался до молнии на его ветровке и, почувствовав, по щеке катится собственная слеза, резко потянул замок вниз. Перебарывая стеснение, он провёл ладонью по рельефу мышц на груди и животе Игоря; рвано выдохнув, он прижался к нему сильнее, едва не застонав. Как же ему хотелось стянуть эту ветровку и, отшвырнув её в сторону, рассмотреть каждый сантиметр потрясающего тела…

Напряжение в паху уже стало отдавать пульсацией, но даже отчётливо ощущая это, Игорь всеми своими действиями показывал, что не станет переходить за грань. Поначалу показавшиеся настойчивыми, его руки мирно покоились на спине Алека, лишь изредка прижимая его к себе чуть сильнее, в большей степени для того, чтобы не терять связь с реальностью.

Алек отстранился первым, понимая, что совершенно не нормально плакать из-за поцелуя, но слёзы упорно накатывали. Он поспешил отвернуться, когда Игорь задел пальцем влажную дорожку на щеке. Ожидая какой-либо шутки на эту тему, Алек широко распахнул глаза, когда его новый друг положил его ладонь на свою щёку. Чувствуя под подушечками пальцев точно такую же влагу, он не смог сдержать улыбки. Эмоции Игоря были точно такими же.

Проведя второй рукой от шеи до груди Игоря, он тихо рассмеялся, утыкаясь лбом в его ключицу.

— Это глупо, но… я счастлив, что с тобой есть возможность узнать все бесконечности мира, — прошептал он, и в словах его слышалась искренняя, широкая улыбка. — Мы ведь даже в городе живём в пяти минутах друг от друга…

Алек опомнился, задумавшись о том, что он, вероятно, слишком сильно торопит события. Неловкость пронзила каждую жилку, его слова звучали слишком наивно и слишком по-детски.

— Всё верно, я теперь точно не хочу отпускать тебя, — Игорь говорил без капли издёвки, давая понять, что он точно так же готов нырнуть в омут с головой. Даже если это чересчур глупо для одного дня знакомства. — Уверен, что ты самый лучший…

— Самый лучший, значит? — Алек перебил его, зацепившись за эти слова. В ответ прозвучало одобрительное мычание, и он, решившись, выпалил: — Тогда сходишь со мной в одно место? Это важно…

Повисло настороженное молчание, не трудно было догадаться, куда он порывается, и Игорь кивнул, понимая, что совершенно не хочет ему отказывать. Уж лучше так, чем Алек накрутит себя ещё больше.

— Послушай меня, пожалуйста. Мы плавали сегодня до самого конца, в ту сторону, — он указал пальцем в примерное местоположение, — и я видел точно такой же лагерь. Это ни фига не отдыхающие, понимаешь? — озвучил он свои параноидальные мысли.

— Мне всё равно кажется, что ты преувеличиваешь, — но Игорь сделал несколько шагов вперёд, — но я помогу, — пресёк он попытки оправдаться. — Только вот ты не думал, что будет, если ты прав? Убьют они нас, что ли?

— Слушай! Никто из них не купался, никто не разводил костёр. Совпадение? Лучше я буду дураком, который оказался не прав, — решительно заявил Алек, следуя за ним. — Мы должны пробраться максимально близко, я думаю, что они ещё не спят. А если всё же спят, то проберёмся к складу. Надо узнать, что у них на уме.

— Хорошо, я тебя услышал. Идём, проверим, — тяжело вздохнул Игорь.

Пробираясь сквозь заросли и чудом огибая всё то, за что можно было споткнуться, они шли вперёд. Алек снова ушёл в себя, размышляя над словами Игоря, что их могут убить. Об этом он действительно не думал, но навязчивое желание докопаться до правды не покидало его.

Когда чужая рука сжала его ладонь, он расслабленно выдохнул, но едва ли вернулся в реальность из лабиринтов мыслей. В голове то и дело возникали сотни теорий и догадок, становилось так страшно, что по телу пробегал скользкий холод. Он сильнее сжал пальцы, будто пытаясь зачерпнуть тепло из чужих прикосновений; Игорь просто шёл рядом, молчал, но даже так он умудрялся уравновешивать эмоции Алека.

По-хорошему нужно было сначала изучить территорию подозрительных мужчин, но их внимание привлёк огромный тент, внутри которого горел свет. Беззвучно пробравшись поближе и скрывшись за пышным кустарником, они стали прислушиваться к голосам; за тканью виднелись силуэты, в этом большом шатре, кажется, собрались все, кто сюда приехал.

— Завтра наступит день, к которому мы так долго готовились! — спустя некоторое время неразборчивого гомона раздался громкий голос. — Не забывайте нашу цель! — в ответ загудели остальные. — Помните, ради какой жизни мы вершим это! — послышались удары кулаками по столам в один ровный такт.

— О чём они… — с ужасом начал Игорь.

— Тише! — зашипел Алек.

Толпа, находившаяся под этим огромным навесом, взревела, и теперь было сложно расслышать что-то членораздельное. Парням невероятно повезло, что они попали в момент общего собрания, потому они остались незамеченными. Проверять судьбу на собственное везение не хотелось от слова совсем, и они поспешили улизнуть из этого странного лагеря, пока это жуткое собрание не закончилось.

— Нам нужно валить отсюда! — не выдержав, Алек чуть не закричал, когда они вернулись обратно в лес. — Ты слышал их?! Я был прав!

— Остановись! Да, я слышал, но… давай завтра поговорим об этом? Нужно успокоиться, понимаешь? — дойдя до дерева, возле которого они встретились, Игорь коснулся плеча Алека, заглянув ему в глаза.

Дождавшись глубокого вздоха, после которого дрожь в худых плечах начала отходить, он слегка подался вперёд и прошептал:

— Можно?

Все мысли улетучились в один миг, когда Алек понял, о чём речь, и, быстро оглядевшись, кивнул. Торопливый поцелуй действительно успокоил его, потому что сейчас было куда важнее не попасться родителям. А в этом случае Алек предпочёл бы оказаться мёртвым от руки тех странных мужчин.

— Доброй ночи. И, пожалуйста, не нервничай, — тихо проговорил Игорь, порывисто обняв его.

А может, и стоило бы…

Комментарий к прошлое: 4

⋆ Не забудьте про фидбек. Следующая глава выйдет предположительно 22 декабря.

========== проблемы: 5 ==========

Алек спал крепко, но чувствовал себя разбитым. Светились мешки под глазами, он ощущал их вес на своём лице; торчащие во все стороны грязные волосы только дополняли измученный образ. Суставы хрустели при резких движениях, будто он спал ночью на камнях; и в голове была полная каша из паранойи и страха. Ему не давало покоя то, о чём говорили в лагере той ночью, он чувствовал опасность совсем рядом, за спиной. Ярослав стоял чуть поодаль, от всех, выкуривая очередную сигарету, и Алек чувствовал, что это идеальный момент.

— Папа, нам нужно поговорить.

— О чём? Ты сегодня дёрганный какой-то, — Ярослав насторожился, ощутив беспокойство сына.

— Помнишь, когда мы вчера плавали, на другой стороне вышли на берег, — отец поддакивал, — помнишь, что мы там увидели? Лагерь. Такой же, как и на этой стороне. Ты понимаешь? — но увидел отрицательное мотание головой. — Нас окружают! Мы в ловушке, это не к добру. Вчера я с Игорем… подслушал их, эти люди готовят что-то, нам нужно сматываться отсюда, ты понимаешь? Объясни это другим, пожалуйста.

Алек в панике не мог закрыть рот; он беспокойно переминался с ноги на ногу, ожидая реакции отца, но тот задумчиво смотрел себе под ноги. Это была самая настоящая трата времени на бесполезные разговоры. Очевидно, что у них оно было до вечера, ведь операцию могут начать только с потемнением; те люди в тенте говорили, что это выгоднее. Но какую операцию? Какая цель? Алек не успокаивался, вопросы пчелиным роем жужжали в затылке. Увидеть Игоря, срочно к нему.

— Ты понимаешь это? — снова спросил он, внимательно глядя на отца.

— Давай так. Сначала мы отдохнём хорошенько, а потом, после обеда, заговорим об этом за столом. Договорились?

— Нам нельзя оставаться ночевать. Подумай про маму.

Алек ушёл, воспользовавшись грязными приёмами, стал давить на их больную рану. Он знал, что это жестоко, но иначе поступить не мог, веря, что это единственный правильный способ; пусть лучше ничего не произойдёт, а они просто отсюда уедут. Ярослав так не считал, воспоминание о супруге вновь открыло червоточину, но всё же он пообещал себе прислушаться к сыну.

Осознание того, что вторые сутки на отдыхе начались слишком быстро, пришло в голову Алека, когда он прогуливался вдоль берега. Солнце припекало в макушку, волосы, превратившиеся из-за речной воды в солому, уже становились горячими; хотелось как можно быстрее окунуться в воду или спрятаться в тени дерева. Он давно уже снял с себя тёплую одежду, натянув первую попавшуюся футболку, насквозь пропахшую костром, и плавательные шорты. Тревога разрывала изнутри, но периодически он ловил себя на том, что надеется прямо сейчас встретить Игоря, и эта надежда на долю секунды приносила спокойствие.

Утро — впервые трезвое для родителей — прошло слишком незаметно. Алек, чьи мысли заполнили те странные люди, понял, что совершенно не помнит, что было до полудня. Только отчётливое воспоминание о том, что на рассвете его трясло от холода. Как оказалось, проснулся он чуть ли не самый последний, если не считать Егора, который ещё даже не выходил из палатки; все суетились, готовили завтрак. Спокойный перекус, вкусный горячий чай, приятные разговоры за столом и слишком внезапно подкравшийся полдень. Ужасно сонный полдень, от жары которого попрятались все в тени деревьев.

Страх крутился внутри, высверливая в груди чёрную дыру, Алек словно стал сосудом для всех кошмаров, впитывая в себя даже переживания муравьёв под ногами. Возможно, потому он ничего не помнил — плохие эмоции стирали всё, как бы он ни старался успокоиться и заглушить то, что свербело внутри. Он топтался по песку, неподалёку от прохода к лагерю Игоря.

Нет, Алек точно не тот, кому приносит удовольствие игра в детектива. В его распоряжении был самый минимум информации и целый мешок предположений, а навязчивых мыслей ещё больше. Не будь рядом с ним вчера Игоря, так он и вовсе бы задумался, не приснилось ли ему всё это? Если бы…

— Доброе утро, милый мой, — Игорь ничуть не стеснялся показывать свою нежность. Он отталкивал ветки на пути, уже протягивая руки для объятий, на лице сияла широкая улыбка.

— Не надо… тут, — Алек перехватил его руку, переплетая их пальцы в крепком замке. Он мог это сделать только для того, чтобы не обидеть, но делал это из желания. Он действительно нуждался в этом.

— Точно, — Игорь сразу повернул голову в сторону выхода к пляжу и обрадовался тому, что там никого не увидел. — Ты как?

Алек, который в этот момент уставился на его шею, потрясающе красивую шею, оторопел. Обычный вопрос застал его врасплох, мгновенно заткнув и не дав возможности открыть рта. И только острое понимание того, что этой ночью случится что-то страшное, смогло наконец развязать ему язык; и правда полилась рекой, он не скрывал ни единой своей эмоции, вывалив все свои переживания. Игорь на самом деле считал точно так же, но понимал, что это стоит скрыть, потому что так Алек точно никогда не успокоится.

— Родители не станут возмущаться, если я попрошу, чтобы мы уехали после обеда. Ты с отцом уже начал эту тему, он сказал, что поговорит. Ты слышишь меня? Всё будет, — двумя ладонями Игорь приподнял его лицо, внимательно посмотрев в его бесконечно глубокие глаза, и чуть приблизился к нему, — нормально. Услышь и запомни это.

— Хорошо, — но эмоции на лице не соответствовали сказанному, он поник ещё больше, уставившись себе под ноги, когда Игорь отстранился от него.

— А знаешь, что?

И Игорь начал толкать его в плечи, прямиком в воду. Так быстро, что Алек даже не успел поначалу среагировать, а дальнейшие действия никак не поспособствовали тому, чтобы удержать равновесие. Песок оказался слишком скользким, и он, проехав по нему пятками, судорожно схватился за руки Игоря, полетев спиной в реку. Дно довольно резко уходило в этом месте, потому их падение было безболезненным; Алек начал барахтаться под водой, и Игорь, упавший вместе с ним, потянул его за плечи наверх. Это была искренняя попытка вывести его из состояния вечных, не самых позитивных, размышлений.

— Ах, ты! Сучёныш! — с отчётливыми нотками веселья в голосе выпалил Алек, как только выплюнул воду, попавшую в рот и нос.

Мокрая одежда облепила тело, волосы лезли в глаза. Настроение действительно изменилось, такие неожиданные действия напомнили о том, с кем он рядом находится, и Алек, поддавшись трепету в груди, обнял Игоря за шею.

— Есть такое. А ты разве сразу не догадался? — крепко прижав его к себе за талию, он пользовался тем, что под водой их невидно.

Быстро и резко, как и всё, что случилось за последние тридцать секунд, Игорь поцеловал его, ухмыльнувшись возмущённому стону. Всё же был риск, что их могут в любую секунду застукать родители, а шанс того, что сладкую парочку оставят тут же в покое, был равен нулю.

Они отплыли друг от друга, быстро оглядевшись по сторонам, и, скинув с себя футболки на берег, стояли в воде почти что на носочках. Алек успел заметить родителей, плавающих вдалеке, к его огромному счастью: настроение разыгралось настолько, что всё тело буквально зудело от желания большего контакта и прикосновений. Постепенно настроение угасало, Алек снова возвращался в свою мёртвую спокойность, а уровень неловкости рос всё больше, с приближением тех, с кем он сюда приехал.

Игорь же продолжал веселиться, плескаться водой, временами отплывал далеко, делая вид, что тренирует свои умения. Он выбрал хорошую тактику, чтобы никто не строил ненужных предположений.

— Кто из них твой батя?

— Как увидишь ворчащего тощего старика, сразу поймёшь, что это он, — и Алек снова уставился на компанию, успевшую выбраться на берег. Те, заметив их, как ни странно, тревожить не стали.

— Так вот чей у тебя характер, ха-ха-ха! — рассмеялся Игорь. — А я-то думал… Издалека, оказывается, понять можно, кто вы друг другу!

— Временами у меня больше мамин характер, — он окончательно помрачнел, но его приятель этого не увидел, заплыв за его спину.

— И какая она? Такой же безумный инициатор, каким я тебя только что видел? — продолжил тот.

— Она… мёртвая, — воздух от его слов словно налился свинцом. Дно стало притягивать, внутри возникла тяжёлая гиря. Алек распространял пустоту вокруг себя, захватив в этот омут Игоря.

— Охренеть можно… прости меня, — чувствуя вину за то, что задел старую рану, проговорил он.

Подобравшись поближе, он обнял его со спины, так, что под водой и видно не было. Хотелось расплакаться, закричать о том, что ему действительно жаль и за сказанное, и за то, что матери Алека не стало. Но он понимал, прекрасно чувствовал, что тот в этой жалости не нуждается.

Алек, повернувшись к нему лицом, впервые дал себе право выпустить эмоции; мрачность на его лице стала уничтожающей, слёзы без остановки текли по щекам. Он начал рассказывать всё, что копилось внутри, хотя раньше себе такого не позволял.

На самом деле очень трудно признать, что матери больше нет. Не только самому себе, но и кому-то ещё. Первые три недели после её смерти в его голове не пробегало ни единой мысли об этом; откровенная правда, что она лежит в земле, а её душа, покинув сосуд, растворилась, упорно ускользала от него.

Ментальное присутствие мамы позволяло держаться наплаву: тепло одеяла было сродни её касаниям, сладкий аромат её парфюма, оставшийся в квартире, всё ещё напоминал о ней. От мамы всегда веяло радостью, теплом и уютом, которые невозможно было не прочувствовать, вечно холодные руки, всегда искренне обнимающие, никогда не дарили холода. Противоречивая реальность не смогла уничтожить магию этой женщины. Но всё же она умерла, в самый важный момент, когда в ней так сильно нуждались. Вездесущая несправедливость, захватившая мир, она всегда отбирает самое ценное.

В первые минуты, когда ужасающая новость ошарашила его, в голове Алека пронеслась короткая и совершенно нелепая мысль:

«А что делать с её контейнером с едой, который она забыла взять с собой в дорогу?»

К нему так никто и не притронулся. Нежно-розовая коробка продолжила стоять на самой верхней полке холодильника. Неделю, две, может, даже больше — никто не хотел считать дни после смерти, пока к ним не пришла бабушка, впервые осмелившись на визит со дня смерти дочери. Бабушка Нина устроила дома генеральную уборку, прекрасно зная, что эти мальчики не станут озабоченно наводить порядок после потрясения. Они были теми, кто привык прятаться, уходить из дома, молчать, но точно не станет прикасаться к её вещам. Они даже не заметили того, что содержимое контейнера успело покрыться плесенью.

Ярослав приходил после работы домой, готовил кушать, а после садился за компьютер. Первое время не мог спать по ночам, а после вырубался за мгновение, когда начал окончательно выматываться за день. Но он всё равно не сдавался, потому что знал — вся ответственность перешла на него, единственного оставшегося родителя. И, что было немаловажно, не начал пить. В большей степени потому, что считал это слишком лёгким наказанием за то, что он сотворил.

Алек был живым мертвецом, из последних сил пытаясь не сдаться окончательно. Сон по несколько часов в сутки, старательная учёба и полная отстранённость от всех, кто его окружал. Порой он терял контроль, когда оставался один, — особенно ночью, — и мог часами сидеть за столом, уставившись в одну точку.

Их дом стал обителью мёртвых, где по-настоящему неживой была только мама, но всё равно была рядом с ними. Они не прощались с ней, пытались держать друг друга наплаву, постепенно наполняя их общий мир жизнью. Выбраться со дна помогала бабушка, хотя перенести утрату ей далось куда хуже. Она ни раз говорила о том, что должна была умереть именно она, старуха, а не её молодая и успешная дочь. Но Нину удерживала бесконечная любовь к внуку и Ярославу, который успел стать для неё почти что сыном. Она знала, что её помощь им просто необходима, потому переехала к ним на какое-то время, наводила порядки, вкусно готовила и старалась компенсировать то, что унесло с собой горе.

Единственное, что Алеку действительно не удавалось сделать долгое время, так это разрыдаться. По-настоящему, чтобы глаза пекло, а из носа текло, чтобы тело покрывалось дрожью. В осень он не чувствовал ничего, ровно как и всю зиму, внутри была сплошная серость, ни ярче, ни темнее. Только порезы на теле вызывали слёзы, но это были последствия физической боли, не искренне. Да, он оплакивал мать на кладбище, потому что так надо. Однако его эмоции вышли только в марте наружу: всю ночь он не мог успокоиться, затем следующую, и так всю неделю; крыша ехала без остановки всё это время.

И сейчас Алек чувствовал себя просто ужасно: он показал свою слабость, натуру, которая способна вызвать только жалость. Все давно ушли уже с берега, и Игорь сгрёб его в успокаивающие объятия. И как бы не хотелось наполнить этот момент хоть какой-то романтикой, он понимал, что это ни к месту — Алек будто умирал и оживал в его руках, выпуская из себя все чувства и эмоции.

— Я буду рядом, всё хорошо, тише, — повторял он как мантру, почти беззвучно, но Алек слышал всё очень отчётливо.

— Идём на берег, — чувствуя, что в воде уже слишком холодно, наконец отозвался тот.

— Да, давай…

Пока Алек просто сидел на песке, он сбегал в свой лагерь за полотенцем. Губы успели посинеть, зубы стучали так, что слышно было за несколько метров.

— Сейчас будет тепло, — перестав растирать кожу, Игорь укутал его в махровую ткань, прижав к себе покрепче, чтобы побыстрее согреть. — Так, слушай внимательно. Сейчас тебя в порядок приведём, пойдёшь к себе, — строго начал говорить он. — И за обедом поговоришь о том, чтобы вы срочно уехали. Слышишь меня? — он обратил на себя внимание и, заглянув в глаза, сказал то, что было так необходимо. — Ты самый лучший, слышишь?

И он действительно слышал. Алек был благодарен за эту поддержку, ничуть не задумываясь о том, что с этим человеком они знакомы всего-то два дня. Но выбираться отсюда действительно было нужно, иначе эти дни будут последними. Без шанса на спасение.

*

— Мужики, может, будем уже собираться? — Ярослав скрестил руки на груди, стоя у стола. Остальные сидели, распивая только что приготовленный чай. Вечерело, солнце наливалось насыщенными красками и уже смотрело не сверху, а чуть ниже.

— Ярик, не дури, мы же утром планировали уезжать, — возмутился дядя Миша, напоминая про разговор перед поездкой.

— Нам бы стоило уехать. Ради нашей, — он замолчал, подбирая слова так, чтобы его не обсмеяли. Страх с детства. Но ради сына он молчать не будет, — безопасности.

— Безопасности? О чём идёт речь? Мы в сраном лесу, далеко от города, тут отлично! — дядя Лёша даже слов не подбирал, хотя сын его был совсем рядом, и смотрел на друга, как на успевшего сойти с ума.

— Но нам нужно уехать! Я могу рассказать всё, но, пожалуйста, послушайте, — Алек весь дрожал от переживания, все уставились на него. Он встал, но чувствуя, как дрожат ноги, схватился за стол. «Бог убедительности, молодец, Алек, со стороны на больного больше похож» — пронеслось в голове у него в ту же секунду.

— Так вот, кто этим заправляет! Соколов младший, в чём дело? — скорее с раздражением спросил дядя Миша, чем с любопытством, но перебивать не стал, когда тот начал объясняться, и выслушал полностью.

Он подметил нервозность мальчишки, который через несколько мгновений монолога присел, дрожащими руками поднимая чашку с водой. Он прекрасно понимал Алека, ведь тот пережил достаточно, чтобы это влияло на его юную, неокрепшую психику.

— А ты не думал, что вы немного… за уши притянули всё в этой истории? — дядя Лёша обращался к Алеку, но косвенно имел в виду и Игоря, о котором уже знал, но не всю правду, разумеется. Он не верил ни единому слову, связывая все эти навязчивые мысли с эмоциональной неустойчивостью ребёнка, но всё же пытался не ранить его своими резкими выводами.

— Нет! Я говорю только правду! — Алек раздражённо ударил по столу кулаком.

Он злился, нервничал, не выдерживал этих взрослых разговоров и желал поскорее удрать из этого места. Да только ему не удавалось найти союзников в этом деле. В такие моменты паранойя разрушала трезвое сознание, казалось, что все смотрят на него, как на больного, и именно так о нём и думают.

— Никто не сомневался, — Ярослав попытался подбодрить его, и это, на удивление, удалось.

— Папа, дядя Лёша, заводите машины, а мы пока все вещи туда закинем. И сразу же уезжаем. Пожалуйста! — Алек постарался в одно единственное слово уместить весь внутренний крик о помощи, и, судя по задумчивым взглядам, это немного получилось.

Повисла жуткая тишина, даже природа зловеще замолчала, и терпеть это было слишком сложно.

— Даже если я тебя как-то подстрекаю, мы все не желаем тебе зла, понимаешь? — дядя Миша наконец разорвал это молчание. — Давай-ка мы сходим с тобой туда, и ты покажешь мне этот лагерь?

Все замерли, будто выжидали именно от Михаила разрешение на какие-либо действия. И, когда он кивнул им, закопошились, начав собирать вещи.

У всех были смешанные эмоции. Взрослые точно не хотели лишних переживаний от детей, да только переживал один лишь Алек. Егор и Беляк, не проронившие ни слова за весь разговор за столом, были попросту недовольны слишком быстрым отъездом. Им хотелось побыть на природе ещё немного, а их «сезонный друг» был для них давным-давно поехавшим на голову. Но спорить желания не было, и они поднялись со своих стульев, плетясь вслед за Ярославом и Алексеем.

Лучи солнца растворились меж ветвей, ветер стал куда прохладнее и порывистее. Как назло, чем ближе Алек и Михаил подбирались к сомнительным людям, тем больше сгущались облака на небе. Погода заметно портилась, но не было ощущения приближения скорого дождя, просто всё вокруг стало каким-то уж больно мрачным.

— Вот это… они?

Дядя Миша уставился в ту сторону, куда указывал пальцем Алек. Мёртвая тишина и немыслимое количество палаток, уж больно похожих на военные. Только двое мужчин без футболок гуляли вдоль берега. И больше никаких признаков жизни — ни костров, ни фонарей, ни чего-либо ещё. Алек сразу же подметил, что эти двое прикрывают весь лагерь, строя из себя «нормальных». Он начал доказывать Михаилу всё то, что говорил ранее, упомянул, что с другой стороны есть точно такой же странный лагерь, и вдруг заметил ещё одну особенность, открывшуюся на этот раз.

Машин стало значительно меньше, а палаток не убавилось.

— Нам нужно уезжать! — шёпотом воскликнул Алек, но чувствовалось, что он еле сдерживается, чтобы не закричать.

— Возвращаемся, идём.

Быстро уводя оттуда Алека, он не проронил больше ни слова. По нему было заметно, что его тоже это всё насторожило, однако, как взрослый и рассудительный человек, Михаил пытался найти какие-то оправдания. Но безуспешно. Пока всё складывалось именно так, что лучше прислушаться к ребёнку и уехать, чем ждать сюрпризов от судьбы. Ища хоть какие-то сомнения насчёт собственных подозрений, он быстро шагал в сторону лагеря, подгоняя Алека в спину, но как только они пришли, прозвучали первые плохие новости:

— Машины в дерьмину! — Ярослав со всех ног помчался к ним, как только завидел.

Алек невольно заметил их общую черту — они оба слишком быстро поддавались панике. И папа сейчас, точно так же, как и он, испытывал неподдельный страх.

— Сука, там самый настоящий фарш! — завопил он.

Все остальные стояли посреди дороги, за припаркованными машинами, и у каждого на лице читалась отчётливая паника. Дядя Лёша уставился широко раскрытыми глазами в песок, сжав пальцы на собственной талии; Беляк крутился возле него, без остановки задавая вопросы, на которые даже не ожидал ответа; Егор, сунув руки в карманы ветровки, метался из стороны в сторону, периодически нервно поскуливая и норовя вот-вот расплакаться от ужаса.

— Аккумуляторы украдены, колёса пробиты, бензобак пробит, про двигатель вообще молчу! — Ярослав тараторил быстро, подводя друга к машине. — Там под капотом целое месиво из тросов и шлангов, полный… — он прикусил язык, вспомнив про троих детей, стоявших слишком близко. — И со второй машиной то же самое, нам нечем это починить. Мы застряли.

Последняя фраза прозвучала сродни смертному приговору. Ярослав никогда не был категоричным человеком, всегда старался поддерживать позитив в компании, потому такие пессимистичные слова означали только одно, что крайне быстро дошло до всех. Они в полной заднице.

Все столпились у машин, прекрасно понимая, что такой ущерб не исправить в полевых условиях. В один момент, одновременно для всех, все паззлы сошлись воедино, стало сразу же ясно, кто мог это всё сотворить. Алек, как оказалось, действительно говорил правду! И от этого осознания стало ещё хуже, страх сковал всех, моментально отбросив всё рациональное мышление на задний план.

— Я сейчас вернусь! — выпалил Алек и, развернувшись, пулей устремился куда-то вдаль.

Он мчался к Игорю со всех ног, настолько быстро, что даже за такое короткое расстояние его лёгкие начали сжиматься от боли, а в ногах почувствовалась пульсация. И, как только он заметил его семью, сердце ушло в пятки — у них тоже было всё далеко не хорошо.

— У нас проблема… с машиной, — Игоря нервно трясло, но он нашёл в себе силы помочь выпрямиться Алеку, согнувшемуся в три погибели после такого забега. — Мы почти собрали вещи, сейчас будем уходить. Я рассказал родителям, можно, мы с вами пойдём? Хотя бы до ближайшего места, где будет связь телефонная.

Алек, подняв голову, уставился на него. Просьба Игоря казалась до ужаса абсурдной, ведь он именно для этого за ним и прибежал. Он повернулся в сторону родителей своего приятеля — те были так заняты сбором вещей, что даже не замечали их двоих.

Наверное, из-за страха он напрочь потерял чувство времени, либо же из-за внезапно появившейся пасмурности. Потому, когда он перевёл взгляд на Игоря, крайне удивился тому, как предзакатное зарево осветило его лицо. Даже с мешками под глазами, с заметной колючей щетиной на щеках и испуганным видом, он был прекрасен. И Алек, будто чувствуя, что это может быть последний их общий закат, подался вперёд, поцеловав его быстро и неглубоко.

Совершенно точно, что сейчас не было времени для нежностей, и уж тем более не тогда, когда рядом родители. Но это порывистое действие помогло им двоим собраться и хоть немного успокоиться, потому что оба понимали — дальше их ждёт то, что не описывают даже в самых драматичных фильмах про побег и спасение.

— Нам нужно выдвигаться, — прошептали они одновременно, отстранившись друг от друга.

*

— Нам нужно выбираться отсюда как можно быстрее! Скоро стемнеет! — Ярослав надрывал горло, судорожно собирая вещи.

Сын куда-то резко убежал, оставив его наедине с переживаниями. И когда вопросы, один за одним, начали врываться в его голову — как скоро всё начнётся? что начнётся? что вообще может произойти? — он краем глаза заметил приближающегося ребёнка.

— Алек! Где ты шлялся?!

— Семья Игоря пойдёт с нами! У них тоже сломана машина, мы уйдём все вместе! Нам нужно быстрее собираться, папа… мне страшно! — на одном дыхании протараторил он.

— Я знаю! — Ярослав закинул в рюкзак вовремя найденную бутылку чистой воды и поспешил сгрести что-то, чем можно было перекусить.

Три выстрела.

Алек, задрожав, насторожился, вглядываясь в ту сторону, откуда прозвучало предвестие приближающейся смерти.

— Их лагеря находятся по обе стороны береговой линии. Они будут зажимать нас, пока не перестреляют всех, нам нужно в лес, и оттуда…

— И нахер им это надо? — отец протянул Алеку рюкзак. Он злился из-за того, что не понимал сути всей этой драмы, которая может стоить им жизни. Но разбираться со всем этим времени точно не было.

— Вы ещё долго будете собирать вещички, принцессы?! — окрикнул их дядя Миша, который уже успел встретить семью Игоря. Он выглядел встревоженным, но явно пытался держать планку, чтобы не поддаться панике. Егор и Беляк, стоя рядом, молчали и рассматривали свои ноги.

— Пап, я не знаю, и лучше нам не пытаться это узнать. Просто нужно уйти как можно быстрее, ты же сам понимаешь! — быстро выпалил Алек, хватая сумку.

Время шло против них: пока всё самое ценное было собрано, небо успело залиться заревом; трудно было разобраться во всём происходящем, как и откинуть ненужные мысли, но зато удавалось действовать слаженно. Общей группой они быстрым шагом направились в лес, держась в нескольких десятках метров от основной дороги. Начинало смеркаться.

Живую цепь замыкала мать Игоря, подгоняя успевших уже запыхаться Егора и Беляка, затем бежали сам Игорь и Алек, а впереди них всех — отцы. За спинами уже небо теряло закатный оттенок, а впереди — пятнадцать километров леса, тёмного и страшного. Как и выстрелы, которых стало слышаться ещё больше.

Теперь они почти не прекращались, и подтверждением домыслов Алека стали крики. Страшные крики, в которых отчётливо слышался монолог несбывшихся перед смертью желаний. Послышалось, как кто-то наивно умолял не делать этого, но только ничего не может остановить тщательно организованное нападение. Солнце уже совсем исчезло за горизонтом, выездной дороги по-прежнему не было видно, а выстрелы, казалось, уже раздавались прямо за спинами.

Алек ни на минуту не переставал думать. Ему было невероятно сложно сохранять здравый смысл в такой ситуации, страх пронизывал каждую клетку; но в голове он продолжал выстраивать правильный план. Он только сейчас понял, что дальше их лагеря были палатки семьи Игоря, а значит, что они были последними на этой базе отдыха. После — километр зарослей без выхода к воде, и только потом просторная поляна, где обосновались эти страшные люди. Сейчас, вероятно, был обстрел оставленных палаток. Поток мыслей вызвал тошноту. Как они будут действовать, когда поймут, что из лагеря успели сбежать? Кто ещё из отдыхающих решился на побег?

Четыре семьи, продолжая следовать за призрачной надеждой на спасение, отошли достаточно далеко, чтобы их не было видно, но при том не потерять ориентир в виде дороги, с которой Алек всё это время не сводил глаз. Он уже перестал замечать и слышать всё, что происходит вокруг, в голове пульсировал только один вопрос. Как они выглядят?

По дороге пробежала белая тень. Вот он! Образ смерти! Человек в белом комбинезоне, закрывший своё лицо маской Кабуки. Алек видел его всего лишь мгновение, но этого хватило, чтобы дрожь пробила всё тело заново и с новой силой. Лица без эмоций — это вызов. Им ничего не стоит убить человека.

«В белом цвете их будет видно ночью, даже лучше, чем сейчас», — мелькнуло у него в голове. — «И по их одежде можно понять, кто ещё не успел никого убить».

Он также понял, что люди для них — мимолётная цель, есть ещё какое-то важное задание. Игорь, завидев побледневшее лицо Алека, поспешил взять его за руку. Все шли в полном молчании, быстро, затылком ощущая, как близка опасность. Но как только они поравнялись с другим лагерем отдыхающих, что виднелся прямиком за дорогой, полностью осознали ситуацию.

Компания из шести человек — четыре парня и две девушки — спокойно сидела за общим столом. Не было кавардака вокруг, весь мусор был собран в пакеты; там царила атмосфера спокойствия. Ровно до тех пор, пока со стороны леса к ним не вышли четыре человека в белых комбинезонах.

Расстрел. За долю секунды Алек и Игорь, как и все остальные, упали на землю. По самому случайному — и самому удачному — стечению обстоятельств, под их ногами было небольшое углубление, отчего их не было видно. Им повезло. Но не тем людям в лагере.

Всё произошло очень быстро: люди в комбинезонах выстроились в ряд и подняли свои автоматы. Не сказав ни слова, они начали стрелять. Метко, не тратя патроны впустую. Один из парней попытался убежать, но тут же словил пулю в голову.

Кровь брызгами улеглась на тент палаток, на лицах только что веселящейся компании застыли гримасы ужаса. И все они уже были мертвы. Кто-то лежал на земле, кто-то рухнул на стол, одна из девушек даже не успела подняться со стула — её голова была запрокинута, а руки безжизненно свисали вниз, на белой футболке расползалось алое пятно.

— Тише, мальчик мой, тише, пожалуйста, — еле слышно шептал дядя Лёша Беляку.

Всё происходящее обязательно ещё скажется на нём.

Богдан уткнулся носом в грудь отца, беззвучно плача, дрожь пробивала раз за разом, Алексей прижимал его всё сильнее, лишь бы он не поднял сейчас голову и не увидел эту ужасную картину в нескольких десятках метрах от них. Люди в белых комбинезонах быстро направились дальше, очевидно, в следующий лагерь. Повисла мёртвая тишина: отряд, боявшийся умереть, молча глотал страх.

Алек уловил еле заметное движение, когда приподнял голову.

— Стойте! — вскрикнул он, завидев, как парень, лежащий под столом, поднял руки и попытался подтянуть своё тело. Грудь лихорадочно поднималась и опускалась, кровоточила рана в правом боку. — Ему нужно помочь!

Словно в дурмане, мальчишка сорвался с места, напрочь отключив мозги. Он вновь потерял контроль, поддаваясь мыслям извне, навязчивым червям в воспалённой голове. Слишком потрясённый массовым убийством, он искренне желал помочь, совершенно не понимая, чем это может быть чревато. Тот парень из лагеря, обессиленно свалился на землю, рвано выдыхал всё реже и реже.

Игорь успел среагировать быстро, оградив Алека от самой большой ошибки. Он, поймав его, навалился сверху, прижав к земле; каким-то немыслимым чудом ему сейчас удалось остановить самоубийцу, хотя сам он был в не меньшем шоке от происходящего.

— Тебе жить надоело? — приблизившись к его уху, чтобы тот точно расслышал каждое слово, прошептал он. — Алек, пожалуйста, держи себя в руках. Думай про себя… про меня, про нас, — ещё тише, вкрадчиво проговорил он.

Игорь пытался унять дрожь в его теле, прижимаясь чуть сильнее; Алека трясло, жуткий холод шёл изнутри, мир вокруг стремительно темнел, глаза горели, но не было сил расплакаться. Лёжа на земле, он с большим трудом понимал, что сейчас чуть было не сделал.

— Успокойся, пожалуйста, — Игорь легонько погладил его по голове, а затем помог ему подняться на ноги, прижав его ладонь к своей груди.

Алек глубоко вдохнул, наконец придя в себя, и виновато уставился к себе под ноги; все смотрели на них, но никакой негативной реакции не последовало. Важно было то, что Игорь действительно успел. Вся группа снова двинулась вперёд, придерживаясь маршрута, ранее выстроенного. С каждой минутой становилось всё темнее.

С этого момента Игорь держался к Алеку максимально близко, напоминая о своём присутствии периодическими касаниями. Все шли молча, внимательно смотря под ноги, чтобы не наступить ненароком на сухую ветвь. Слышалось только тяжёлое дыхание мальчишек — Егор и Беляк приняли на себя эмоциональный удар ничуть не слабее, чем Алек. Тьма сгущалась, небо полностью остыло после заката, становясь иссиня-чёрным. Деревья, добавляя тени своими ветвями, только нагоняли жути.

Ярослав не мог не заметить того, как Игорь смог быстро усмирить его сына. После смерти матери у Алека часто рвало крышу, они оба с большой тяжестью смогли пережить этот период; мать была связующим звеном этой семьи, когда её не стало, это почувствовалось слишком быстро, между ними разорвалась главная нить.

— Можно попытаться спасти!

Алек никогда не мог сам успокоиться, если происходил срыв. Отец никогда не углублялся в его отношения с друзьями, но мысленно догадывался, даже больше надеялся, что они ему помогают. Хотел верить, что так его сын в состоянии заглушить пробелы, вызванные горечью утраты.

Помогало ли это на самом деле? Никогда.

Алек, в который раз теряя голову, сметал всё со стола, кричал, надрывая голос. Хватался за волосы, сползал по стене на пол, утыкался лбом в колени. И первое время мог рыдать всю ночь. Но в обществе, в школе, он был другим.

— Как ты себя чувствуешь?

Самым отвратительным поступком отца в этой ситуации мог бы стать тотальный контроль. Он это понимал, потому просто наблюдал, искренне пытаясь быть рядом, когда в нём нуждаются. Всё отражалось на Алеке даже внешне: заплывшие глаза от слёз и недосыпа каждое утро, синяки под ними, осунувшееся лицо со впалыми щеками, которые он часто забывал брить. Его тон стал другим, изменилась манера общения.

Учителя не раз говорили, что он выглядел слишком потерянным, заметно начал отставать по учёбе, но всё ещё оставался добрым и вежливым, особенно с друзьями. Если не считать трудностей с обучением, от него не было проблем. Друзья Алека не единожды говорили об этом Ярославу сами, за что он был им действительно благодарен.

— С днём рождения!

Друзья Алека всегда отдавали себя полностью. Однажды они устроили сюрприз, заранее договорившись с его отцом, пока он был у репетитора и догонял программу. Ярослав действительно полюбил их троих — двух девчонок и одного мальчишку — пусть и всегда забывал их имена. И вот тот вечер его сын, зайдя домой и увидев украшения к его празднику, наконец-то смог улыбнуться.

Ярослав обернулся: Алек шёл позади, выглядывая каждое движение за деревьями, Игорь шёл рядом с ним, совсем близко, и внимательно оглядывал его временами. Отец прекрасно понимал, что этот парень был близок его сыну. И, несмотря на искреннюю благодарность за то, что произошло ранее, он снова ушёл в раздумья.

За последнее время он редко был поводом для счастья и спокойствия Алека; улыбку сыну дарили друзья, а успокоить его смог тот, кого он знал всего два дня. А что Ярослав сделал для него? Он был почти уверен, что ничего. Но он любил своего сына больше жизни, и знал, что тот тоже его любит.

— Будьте начеку, мы подходим к выходу из леса, — отчётливо проговорил дядя Лёша, чтоб его услышали все.

Впереди виднелся просвет — тот самый поворот на дорогу. Это было самым опасным местом, потому что контроль сосредоточивают именно в таких зонах, куда обычно и убегают в попытке спастись. Благо, что всем хватало ума даже в такой обстановке не устремиться прямиком к дороге, а просто следовать вдоль неё, не выбираясь из леса. Просто нужно идти поодаль, но не терять ориентир в кромешной темноте.

Крики и выстрелы прекратились, над территорией повисла тишина. Они убили всех, кто не успел уйти, и теперь начиналась самая настоящая охота на сбежавших.

По дороге пробежал отряд людей в белых комбинезонах. С другой стороны фары автобуса разрезали тьму — бус завернул на лесную дорогу с шоссе.

— Они хотят зажать нас в кольцо, просто так нас не выпустят. Наверняка они организуют блокпосты, — впервые заговорил отец Игоря, перепугав всех своим уверенным предположением.

Команда свернула направо.

Это было началом самой ужасной ночи в их жизнях, и каждый понимал, что слишком высока вероятность спастись не всем.

========== истина: 6 ==========

— Всё по плану?

— Выезжаем!

Воздух был пропитан запахом выхлопов и резины. Они стояли позади заведённых чёрных машин, на разбитом асфальте старойпарковки. Вокруг не было ничего необычного: всё та же заброшенная база под городом, единственное, что тут целое — каменные стены вокруг. Ехать в это место не пришло бы в голову ни одному здравомыслящему человеку, разве что тупорылым баранам, которым права выдали немыслимым образом, если они не в состоянии разглядеть знак «тупик».

Он злился.

Но, посмотрев в другую сторону, почувствовал, что начинает расслабляться. Каждый раз вид огромного ангара действительно успокаивал, ему нравилось это место: краска на железных стенах уже облезала, местами проступала ржавчина; массивные ворота, на которых было не меньше десятка сложнейших замков. Хлюпкая на вид конструкция, в которую на самом деле нет возможности пробиться. Всё дело в том, что скрывает этот ангар. Внутри всё иначе.

Эта мысль не единожды его успокаивала, когда первое время он не мог свыкнуться с нахождением в этом месте. Пора забираться в машину, через мгновения ангар будет всё дальше и дальше от них. И придётся привыкать к другому, пусть и временному месту жительства, уехать из своего дома. На приборной панели буса заскрежетала рация.

— Едем по плану, все знают свой номер и путь. Все получили данные о точках прибытия. Встречаемся на въезде через 3 часа. Будьте на связи, — голос стих, раздавалось только гудение моторов.

Солнце нагревало машину снаружи так, что внутри, если не открытые окна, находиться было бы попросту невозможно. На полном ходу прохладный ветер задувал в кабину, приятно охлаждая лица. Лето, зелень вокруг… всё это не важно, это никогда не было приоритетом в его восхищении. Он повернул голову налево, глянув на своего напарника, что был за рулём. Точно такая же гражданская одежда, как и у всех остальных — цветастая футболка, пляжные шорты и светлая обувь, вполне летняя. Все эти наряды им закупило Главенство — так было принято называть верхушку.

Его напарник — блондин с колючими короткими волосами — был увлечён дорогой настолько, что даже не обратил внимания на взгляд, оставленный на нём.

«Ещё бы машины были хоть немного разные, а не как катафалки», — пронеслось в голове. И ведь действительно, если все они были похожи на типичную компанию отдыхающих, то вид автомобилей доверия никому не внушал.

Они так же, как и все остальные, двинулись вперёд и свернули на нужном повороте. Он был уверен, что в других автобусах тоже царит тишина. Их прослушивают, им нежелательно общаться. Между напарниками не должно быть лишних разговоров.

Он достал из бардачка документы для проверки — их чёрный монстр предназначался для перевозки вещей — и перегнулся через сиденье, заглядывая в кузов: среди аккуратно сложенных мешков лежали упаковки с белыми комбинезонами и масками; он выставил галочки в нужных графах и снова уставился вперёд, на дорогу.

Все они — часть огромного механизма, работают по слаженной, единой схеме. В других четырёх машинах — оборудование и провизия; в ещё четырёх едут командой по восемь человек, и ещё один бус, в котором едет Главенство. Разные маршруты, чтобы прибыть в одну точку в итоге.

— Эрик, ты как? — заговорил напарник.

Его приятный низкий голос разрушил стены тишины, возникшие в машине. Или в их жизни. Они редко разговаривали, видеться вне базы было строжайше запрещено, потому и имена в отряде у всех были фальшивые.

— Погода улёт. Мы будто и правда отдыхать едем. Меня это успокаивает, — такие фразы были наполнены риском.

Любой намёк на операцию был под запретом в обсуждении, ради их же блага. Но все знали, что Эрик — ответственный и обладает сильным самоконтролем; он давно показал себя в действии куда эффективнее, чем кто-либо, потому его мысли всегда считали верными и правильными.

В голове он снова решил разложить по полочкам все детали задания. Против течения. Два слова, которые обозначают весь свод правил их отряда, являющегося центральным. В каждом городе находилось по одному такому отряду, и у каждого своя задача. Это всё, о чём знал Эрик, все подробности хранились под строгим секретом. Конфиденциальность.

Против течения.

Суть в этих словах была куда глубже, чем просто обозначение местоположения. Река, столь романтичное и живописное место, будет ещё красивее, когда окажется омыто кровью. В душе начало разливаться тепло от воспоминаний, как Эрик вместе с женой и детьми — сыном и дочкой — так же выезжал на природу; завтраки на мангале, спокойствие и уют… Он скучал по нежному голосу жены даже сейчас, но всё ещё был сосредоточен на деле. Семья предупреждена, что в командировке не будет связи, ни на что отвлекаться нельзя.

Координатор. Эрик должен был вести за собой стрелков, раздавать команды. И сам он тоже обязан участвовать в вознесении — чистых не будет, им нужно достичь цели. Береговая линия отдыха — всего лишь перевалочный пункт. Машина на полной скорости летела к месту назначения, и в голове всплыли воспоминания. Этот берег Эрик видел раньше — он хотел бы там отдохнуть как-нибудь со своей семьёй; место было подобрано тщательно, как и момент выезда, чтобы целей было как можно больше.

Сложно управлять своими мыслями, когда мозги плавятся от жары, всё внимание направлено на дорогу, даже если он не за рулём. От одной крайности к другой, без возможности собрать воедино всё, что было получено за это время. Но всё же в голове плотно закрепился телос: дождаться вечера, зачистить берег, собрать всё необходимое, соорудить сцену, подать сигнал бедствия и уехать как можно быстрее. И только после начнётся восстание.

*

— Мы же можем просто обойти их блокпосты, — впервые подал голос Егор. Он шёл позади, будто прижимаясь к земле.

Уже еле можно было разглядеть друг друга, только выделялись в синеве очертания остальных. Никто не останавливался ни на минуту, держась около дороги, темнело так стремительно, что от этого становилось ещё страшнее.

— Они не настолько ебланы, сынок. Они не будут захватывать исключительно дорогу, они пойдут по лесу, — и больше дядя Миша не хотел продолжать. Он, как и все, понимал, что с ними будет, если их засекут. Но заговорить об этом вслух означало поражение.

— Надо потянуть до полного потемнения, а потом обманем их и проскользнём мимо. Придётся сыграть с ними в игру, — в голове у отца Игоря созревал план. Последняя фраза была совсем не характерна во всём серьёзному и молчаливому мужчине с глубоким баритоном. Но он один имел оружие, настоящий пистолет, а не жалкие железяки.

Ночь уже начала обретать свой истинный облик, жуткая и непроглядная тьма, обволакивающая всё вокруг. Но даже это могло играть на руку в определённых ситуациях. Бездна, страх перед которой был у каждого идущего, теперь становилась козырем в рукаве.

Сосны, стоящие неподвижно вокруг, словно затаились, от них больше не пахло расслабляющим ароматом живого дерева. В воздухе стоял гнилой холодный запах, своеобразно обжигающий нос. Алек уже чувствовал, как земля вокруг пропитывается гниющими человеческими телами, хотя с момента смерти не прошло так много времени; река, в которой он испытывал самые лучшие эмоции, теперь впитывала кровь, насильственно добытую. Берег дьявола.

Они шли по-прежнему вдоль дороги, старательно держась подальше от неё; единственный путь их судеб, словно Млечный Путь, опустившийся на землю. И кого именно он приведёт прямиком в могилу? Ему не хотелось думать об этом, но Алек понимал, что в этом есть доля правда. Егор? Беляк? Родители Игоря или его отец? Как же он надеялся, что останутся в живых абсолютно все, но паника, сковывающая лёгкие, как назло, рисовала в голове всё более и более жуткие исходы. Он старался не терять бдительности, но всё же подпускал к себе паранойю и тревогу. Они могут испортить всё… Он поправил на себе ветровку и мельком глянул на Игоря. Тот, внимательно следивший за каждым движением, сразу же заметил, как в его сторону повернулась голова.

— Всё нормально? — сорвалось с его губ еле-еле слышно, чтобы не разрушить их единственную оборону — незаметность.

И Алек абсолютно непреднамеренно вспомнил их тепло, и именно в этой пугающей и угнетающей обстановке ему вновь захотелось к ним прикоснуться.

— Нормально, — шепнул он, нервно сглотнув.

Безумный разговор, самые странные мысли на поле боя. Мнимая незаметность, — под ногами местами трещали ветки и хрустели сухие листья, — и Алек невольно поморщился от собственных мыслей. Между деревьями то и дело встречалась противная паутина, шли они уже полчаса, если не больше. Каждая секунда растягивалась до вечности, никто не мог ориентироваться во времени. И путь закончится… когда же он закончится? Быстрым темпом команда продвигалась вперёд, прекрасно зная, что идут они навстречу к Смерти.

*

— Отряд А и Б во главе первого координатора будут зачищать эту сторону. Отряд В и Г с назначенным координатором будут зачищать другую сторону. Каждый конец обозначается длинными затоками, шириной в пять тире десять метров, поэтому создаётся эффект ворот. На случай сбежавших разворачивайте блокпосты на дорогах и начинайте по данному уровню стеной идти на встречу. Ориентируйтесь на людей: без машин они не уйдут далеко.

Признание толпы отдыхающих людьми никогда не вводило в ступор членов подразделения. Задача всегда имело только одно название — зачистка, а потому уже было не столь важно, как их назовёт Главенство.

Эрик сидел в первом ряду, в центре, рядом со вторым координатором, Димой. За ними числилось минимум сто бойцов, специально обученных. В подразделении координаторы были на второй ступени важности, выше — лишь генерал. Все шишки жили не на базе, и участвовали они в операциях за редким исключением — всем было запрещено их видеть. Сейчас был как раз такой случай: в общем зале, заполненном чёрными стульями, у маркерной доски стоял генерал, заведя руки за спину. Прямо как в фильмах.

Его громкий голос эхом отбивался от стен ангара. Назначенная дата вылазки будет уже через неделю, потому всех срочно собрали тут. После приедут другие подразделения, из малых городов, чтобы собрать в столице страны самый крупный отряд. Восстание, о котором говорили долгие-долгие годы. Выкованные из стали бойцы, с промытыми мозгами, навязанными идеалами. И за всем этим стоит жестоко богатый спонсор. Первые удочки уже были закинуты в СМИ.

Эрик питался чистой злостью, сдерживаемой завидным самоконтролем. В отряде легче управлять злыми людьми, а потом вычищать это из мозгов бойцов — на поле боя гнев затмит разум. Всему этому их учили психологи. Строгий порядок. Эрик едва ли помнил, как всё началось.

— Всех соберите напротив въезда на линию. Наши специалисты поработают над связью в том регионе, а потом подключат, чтобы вы смогли сделать сигнальный вызов на выезде. Вы выезжаете и запускается процесс. Не забудьте декорации, сцена должна получится фееричная. Журналисты уже будут приглашены.

Создавалось впечатление, что речь идёт о масштабном театральном представлении. Суть, в принципе, была к этому близка. Генерал, закончив свою речь, заметно расслабился. Он — сорокалетний мужчина, почти ровесник Эрика, и такой же, как и все они, будто сделан на заказ: высокий, широкие плечи, выпирающая грудь; ремень на поясе крепко держал прямые армейские штаны, но даже под ними выделялась груда мышц.

Впервые Эрика вызвали пять лет назад, летним днём, который он уже не помнил совсем. Как и всё прошлое, связанное с отрядом, стёрлось, оставив в памяти лишь белый лист. Даже не будь запрета, он едва ли смог кому-либо рассказать о своём прошлом — всё сводилось бы к несущественным фактам. «Служебная тайна», даже для самого себя, ворота в чертоги разума накрепко закрыты, потому что его слишком хорошо проработали.

И научили каменному самообладанию, всё ради эффективности в бою. Каждого из них в течение года прорабатывали специалисты и психологи, так, что теперь на пути к цели человеческие жизни не стоили ровным счётом ничего — не требовалось никаких усилий, чтобы убивать. Всего один выстрел, и даже дети — не преграда. Против течения.

Время от времени Эрик задумывался о высшей системе, стоящей над их отрядами. Их мир был весьма узок — напарники, доктора и генерал. Иных людей, дающих указания, он не знал, но понимал, что таковые точно существуют. И их настоящие мотивы не были известны никому. Они — просто пешки в великой игре. Такая банальная суть, работающая во всём живом… Из мыслей его вывел резкий удар по тормозам.

— Что за нахрен, Олег?! Ты нормально водить можешь?! — его напарник выделялся исключительным стилем вождения.

Они остановились на обочине, где уже стояли ещё несколько машин, но приехали ещё не все. Им оставалось только ожидать, стоя в этой солнечной глуши и радоваться, что жара пробиралась сюда куда медленнее, чем в городе. Дорога будто бы растворялась в тени нависающих сверху деревьев. Связь тут отсутствовала, как и положено.

Почти прибыли.

*

Между стволов деревьев мелькали проблески света. Только присмотревшись, каждый из них понял, что это ряд фонарей. Их было не так много, как предполагалось: им было достаточно выставить блокпост на дороге и на каждые сорок метров по одному человеку для прочистки леса, поэтому пробел был велик. Шанс на спасение.

С каждым шагом они приближались к месту, наивно полагая, что оно будет единственной преградой на пути к Жизни. Смирно и величественно стояли сосны вокруг, создавая лучшие условия, — на их стороне всё ещё была тьма.

— Слушайте сюда, — дядя Миша всех остановил, зашептав тихо-тихо, но вкрадчиво, — сейчас нам нужно обойти их, и сделать это между ними. И быстро бежать, пока один отвлечётся на шум позади. Кинем приманку, пусть охотятся.

Все снова продолжили ход, не проронив ни единого слова. Это была та ситуация, когда все друг друга понимали сразу, и не требовалось лишних объяснений. Ещё на шаг ближе к опасности…

Держа автомат наготове, человек в белой маске прочёсывал каждые полметра вокруг. Операция слишком важна, чтобы что-либо испортить.

Команда выживших постепенно отходила дальше от дороги, выискивая для себя золотую середину. Стояла мёртвая тишина, даже несмотря на тихое шуршание веток и шишек под ногами. Но, если идти совсем тихо и почти не дышать, то и этого присутствия заметно не будет. Затаиться и испариться — то, о чём больше всех остальных мечтал сейчас Егор.

Тьма умеет поглощать, если подпустить её как можно ближе.

Пока не настал момент.

Они подобрались уже совсем близко, и теперь нужно было смотреть в оба, сравняться с уровнем земли. Слева от них стоял человек в белом, выделяясь в кромешной темноте. Тяжёлый железный предмет — они даже не спрашивали, что метнул Михаил — полетел в обратную сторону. Он летел целую вечность, и все они, задержав дыхание, молились, чтобы траектория его пути не закончилась на каком-нибудь дереве. Только удача вкупе с чем-то сверхъестественным помогла, и топор отлетел так далеко, что все они слегка вздрогнули. Вдруг этот звук не от их стараний?

Но разбираться было некогда, и все сорвались с места, устремившись вперёд, в открытый просвет, когда белый силуэт устремился в сторону обманки. Все бежали изо всех сил, не оборачиваясь; только дядя Миша старательно подталкивал изрядно уставшего сына со спины, замыкая всю команду. У Егора трещали ноги, уши закладывало, все его проблемы со здоровьем обострились в одну секунду, сигнализируя о себе на каждом шагу — сердце вот-вот остановится! С каждым вдохом свинцовая гиря оседала в лёгких, спускалась ниже и давила на ноги.

Их заметили. И кинулись в погоню.

Дядя Миша и Егор отставали от всех, замедляясь на каждом шагу. Тревога сгущалась в воздухе, становясь непроходимой паутиной перед глазами. Они видели, как от них отдаляются все остальные, и понимали, что те даже не знают, что их двоих постигла неудача.

Каждый хоть раз испытывал это невероятное чувство, когда в непроглядной темноте видел из-за сияющей над головой луны. Тёплое напоминание о том, что свет есть даже во тьме. И это помогало им, беглецам, правда, но только до определённого момента.

В погоню за ними бросились сразу двое, и призрачная надежда на возможность оторваться растворилась в тот же момент, как Егор споткнулся о торчащий корень. Отец, вскрикнув, покатился с пригорка вслед за ним, и они, поднявшись, замерли. Бежать дальше не было смысла — свет фонарей уже был слишком близко.

Егор плакал. Так горько, как и в тот день, когда его изнасиловали. И с каждым приближением лиц в белом его было видно всё более отчётливо.

Дядя Миша уже не предпринимал ничего, он просто смотрел на сына и не видел ничего из-за слёз, застилающих его глаза. Он закрыл его собой, обняв как можно крепче, когда совсем рядом раздались чужие шаги. Свет теперь был направлен только на них, перестав скакать по округе.

Вся команда уже была далеко, вне зоны видимости, и это был правильный выбор — бежать без оглядки. Они заслуживают того, чтобы выжить. Как и его мальчик, и это всё, что заполняло сейчас мысли Михаила; на долю его сына свалилась слишком тяжёлая ноша, его ребёнка разрушили люди, и теперь их убьют. Всё те же люди. Самые злые создания.

Егор, уткнувшись в свитер отца, ни на секунду не мог перестать успокоиться, он продолжал тихо скулить, всякий раз вздрагивая, когда белые вспышки виднелись даже сквозь плотно закрытые веки. Раздалась череда выстрелов — все пули попали в спину Егора, ни единого промаха. Его хватка становилась всё слабее, дрожь в теле медленно прекращалась.

Он уже не подавал голоса, и только мёртвая тишина перекрикивала горе отца. Как же трудно быть родителем, чей сын умер раньше, даже если эта разница лишь в пару секунд.

Михаил не видел его крови, лишь чувствовал её на своих руках, но он был спокоен. Он даже был счастлив, что сын не увидел его смерти. Контрольный выстрел — и дядя Миша, крепко удерживая бездыханное тело Егора, рухнул вместе с ним на землю.

*

— Стойте, пожалуйста! Хватит, я… — лёгкие Беляка разрывались на части, он невыносимо устал.

— Вроде оторвались.

Пространство вокруг заполнилось тяжёлым дыханием, ноги сдавливала глухая боль; им пришлось пробежать нехилый марафон, и было трудно определить, какое расстояние они преодолели. Почти в полной темноте дистанция вообще не определялась, но было ясно одно — им удалось вырваться из лап смерти. Не всем.

Алек обернулся, услышав горькие слёзы отца. Точно так же, согнувшись и уткнув лицо в ладони, рыдал дядя Лёша. Сдавило горло от понимания, что не хватает двоих людей — дяди Миши и Егора, — тех людей, кто, наверное, больше всего заслуживал выжить. Тех, на чью долю свалилось слишком многое…

— Давайте пройдём ещё чуть дальше, потом сядем перекусить. Нам ещё долго идти, — заботливо предложила мама Игоря, которой, как и её мужу, бег дался куда легче остальных, ввиду натренированной годами выносливости.

Глаза уже привыкали к отсутствию света, теперь было не так сложно различать очертания, но всё ещё было трудно по-настоящему разглядеть что-либо. Все стояли, кроме Беляка — он сидел на корне, — у высокой сосны; пробел в виде дороги ещё виднелся, но они были слишком далеко от основного ориентира.

Игорь держался рядом с Алеком, заботливо интересуясь, как тот себя чувствует. Всё же он был довольно слабым, даже не смотря на хорошую скорость. Пользуясь моментом, Игорь, пряча в тени их небольшое проявление чувств, раскрыл его руку, сжатую в кулак, и ответная реакция не заставила себя ждать — Алек, убедив его, что с ним всё в порядке, нежно погладил его ладонь большим пальцем, ощутимо сжимая.

— Часть еды мы потеряли, но до утра точно хватит, — отец Игоря всё ещё держал планку твёрдости своего характера, за что тотчас поплатился.

— Не смей говорить в таком тоне! Они… — Ярослава разрывало от злости и несправедливости, слышать такое о лучшем друге было просто невыносимо.

Он замолчал, снова переваривая произошедшее. Он сразу подумал о жене Михаила. Супруг, самый верный компаньон в жизни, сын, чьё рождение они ждали слишком долго… их больше нет. А она — одна в мёртвом доме. Как бы она не наложила после такого на себя руки… такой исход, учитывая её характер, был слишком вероятен.

— Мне действительно жаль, я сочувствую. Но, извини, их смерть не имеет для меня особого значения, — цинично подметил отец Игоря. — Теперь нам нужно жить.

Ярослав намеренно отошёл от него подальше. Паника и без того захлёстывала его, а услышанные слова влияли на него слишком негативно. Темнота давила ничуть не меньше — фонарики были под условным запретом, их свет означал лишь то, что смерть уже совсем рядом.

Но двигаться действительно было необходимо. На них открыли охоту, люди в белых комбинезонах знают направление и, избавившись от двоих, точно вошли во вкус. Команда снова углубилась в лес, стараясь не упускать из вида основной ориентир. Не имея ни малейшего представления об их местоположении, они молча ступали вперёд, пытаясь разглядеть хоть что-то. Пейзажи вокруг почти не менялись, создавалось впечатление, что они идут на месте.

Алек впервые достал телефон, время на экране показывало одну минуту второго, и он не смог не удивиться тому, как быстро пролетело время с начала их пути. Его внимание привлекло незначительное изменение в окружающей среде: деревья становились всё реже, и чуть дальше было видно, что в ближайшие сто метров их нет вообще. Над головами оказалось невероятно чистое небо.

— Какие красивые звёзды, — воскликнул Игорь куда громче, чем говорил всё это время.

Алек уставился на него так, будто впервые услышал его грубоватый, но с нотками ласковости, голос. Словно новое знакомство. Ноги бесконечно ныли, уж особенно после дикой пробежки, усталость была слишком отчётливой. Но возглас Игоря действительно стоил их внимания. Луна была сказочно яркой, даже звёзды, казалось, освещали всё вокруг.

— Идём скорее!

Остановиться, чтобы посмотреть на это, решили только Алек и Игорь, все остальные шагали молча, но всё же не упустили возможности оглядеться мельком. Обращал на себя внимание только Беляк, которому, к слову, достаточно долго удалось продержаться мужественно, но он уже окончательно устал. Он просил воды, постоянно говорил о том, что очень хочет что-нибудь перекусить, и команда окончательно решила остановиться. Живот урчал уже у подавляющего большинства.

— Давай вот за тем деревом поваленным сядем.

Они сели в круг, на самом краю перед открытой местностью, откуда открывался вид на дорогу, проходящую вдоль редеющего леса. Они за баррикадой, и у каждого была негласная задача внимательно смотреть во все направления. Свет по-прежнему оставался под запретом.

— За погибших, — Ярослав символически поднял вверх стакан с водой. На всех снова опустилась тень траура.

— Когда мы выберемся, я обязательно куплю все доступные и не очень средства самообороны, — решил разрядить обстановку дядя Лёша. Он старался не терять оптимизм ради своего сына.

— Надеюсь, это произойдёт очень скоро, — тоскливо проронил Беляк.

*

— Ты никогда не думал, ради чего мы участвуем в этом?

Эрик сделал затяжку. Вообще, он не курил и никогда не считал это истинным успокоением, но меланхоличная тоска по общению с кем-то без лишних глаз и ушей заставила его отреагировать на шумного напарника сверху, который, сползая со второго яруса койки, случайно задел его ногой.

Он проскочил за ним на улицу, утопая ботинками в снегу по щиколотку. Тот стоял подальше, где на краю стоянки был небольшой подъём, с которого открывался вид на поле за стеной. С серого неба, почти тёмного — не как в ярком городе, а как на окраине жизни, — медленно падали мириады снежинок. Пар изо рта валил при каждом выдохе, на улице было больше десяти градусов мороза. Напарник же и вовсе был как паровоз, добавляя в воздух табачный дым вместе с тёплым дыханием.

Стоя рядом с ним, Эрик впервые решил поднять с кем-то столь важный вопрос, что заботил его уже длительное время. Именно этой ночью, наслаждаясь сигаретой, взятой у напарника. Переживания переливались через край. Их курево затянулось.

— Благодаря им я и моя мать выбрались из трущоб, и если мы продолжим делать всё правильно, многие семьи смогут выбраться из бедности, — даже среди ночи его оптимистичный тон никогда не пропадал. Правда, со стороны он больше походил на самоубийцу, стоявшего на краю крыши и пока не заметившего возможности прыгнуть вниз.

— Мы убили стольких людей во время событий, — название, жалко оправдывающее все акты, в которых приходилось участвовать, — и, возможно, всё это можно было избежать.

— Эти люди сами бы отдали жизни, знай они ради чего, — новая затяжка. Напарнику никогда не надоедал этот процесс.

— Это не твои слова. Нам их навязали.

— Возможно, — окурок полетел в снег, мгновенно пропав в его толще, — но я в них верю. Спокойной ночи.

Он верит этим ублюдкам. Но Эрик не злился на него за это. Каждый раз он вспоминал себя: уже который год он служил и беспрекословно выполнял указания; ему не хватало уверенности бросить эту работу. И сил. Стоя в снегу, с сигаретой в руках, он снова разочаровывался в этом мире и в себе. Сейчас он вернётся в ангар, ляжет спать, а завтра продолжит выполнять свою работу под угрозой смерти.

*

— Да какого чёрта вы все такие пессимисты? — подал голос дядя Лёша.

Перекус давно был окончен, но вставать никто не хотел. Мёртвая тишина оглушала, становясь до жути раздражающей. Паника провалилась в желудок, перестав душить горло, оставаясь тяжёлым грузом внутри. И теперь лес, когда они наконец начали замечать живое вокруг, не был тихим, но по-прежнему походил на кладбище. Где-то вдали послышались серенады сверчков, казалось, что даже слышно каждую букашку, ползающую вокруг; даже комары снова начали напоминать о своём существовании, нагло облепляя открытые участки кожи.

— Вы видите, где мы? — тон Алексея поднимался с каждым тоном. — Мы в сраном лесу! Ночью! Тут ни черта не видно! Как они нас найдут?!

Беляк начал дрожать, невольно думая о том, что его отец попросту поехал крышей — тот размахивал руками и нервно хихикал после каждого восклицания. Эту ночь уже ничего не спасёт. Сам же дядя Лёша пытался спасти остальных своей неуместной радостью, от которой веяло психиатрическим отделением для тяжелобольных.

— Успокойся ты уже, — Ярослав, видя недовольство остальных, попытался его угомонить. — Сейчас продолжим путь.

— Я спокоен, не видно?!

— Ни капельки, — послышался тихий вздох.

Будь сейчас хоть немного светлее, все бы увидели, как Алексея подкосил этот ответ. Он явно был не в себе и, если бы не остатки здравого смысла, которые не затронула паника, был готов накинуться на Ярослава в любую секунду. Но всё же внутри оставались силы, удерживающие его на земле невидимыми цепями. И кричал он громко только потому, что ему было слишком страшно.

— Нужно идти.

О, если бы эта ночь могла поскорее закончиться! Алек снова посмотрел на часы — через два часа должно уже начать светать. Каждый этап их пути длился целую вечность, но время бежало удовлетворительно быстро. Но нужно было идти вперёд, навстречу утру, когда рассвет изгонит ночную хмурь из леса. Да только с приходом утра будет новая проблема — их укрытие испарится так же, как и темнота.

Дойти до выхода.

========== смерть: 7 ==========

Комментарий к смерть: 7

⋆ Финальная глава! Самое сложное — завершать историю. Благодарен всем за фидбек на протяжении всех глав.

Со стороны дороги, прямо за их спинами, мелькал белый свет, приближался какой-то шум. От того места, где они устроили перекус, пройти удалось менее ста шагов.

— Ложимся!

И все сразу упали на землю, мгновенно замерев. Алек мысленно начал доказывать себе, что он является частью окружающей среды, чтобы тело послушно перестало шевелиться. Рядом с ним был Игорь, в последний момент успевший схватить его за руку.

Среди деревьев мелькнул источник шума — приближался враг на спортивном мотоцикле. Он ехал медленно, светя фонариком в сторону леса, за спиной его висел автомат. Неожиданно для всех отец Игоря вскочил на ноги и направил на человека в белом комбинезоне их единственный козырь — пистолет.

— Стоять, ублюдок!

Тот сразу же повернул голову в сторону крика. Выстрел.

Человек, успевший притормозить, свалился с мотоцикла. И отец Игоря тут же побежал к нему, не переставая целиться. С дороги слышались болезненные стоны, мужчина валялся на песчаной дороге, подняв свою маску к макушке, открыв лицо. Остальные же, пренебрегая инстинктами самосохранения тоже двинулись в его сторону.

— Стойте, не стреляйте! Я хочу помочь!

— Враньё!

— Не нужно, пожалуйста! — в этот раз закричал Алек.

Отец Игоря не слушал никого. С абсолютно непроницаемым лицом, источая такой каменный холод, что становилось не по себе, он выстрелил ещё раз. Весь отряд зажмурил глаза, успев заметить, что тот выстрелил ему в плечо. Человек безрезультатно пытался остановить кровотечение, прижимая к ране ладонь; комбинезон быстро пропитывался кровью.

Алек решился посмотреть, когда тишину вокруг разрезало только еле слышное дыхание остальных. На лице мужчины замерла гримаса ужаса; в центре его лба, прямо над переносицей, сияла кровавая дыра от свинцовой пули. Алые струи стекали по складкам кожи к правому виску. Его голова была повёрнута к людям, отчаянно пытающимся выжить. Всего этого ужаса не было бы видно, но выпавший из рук фонарик светил на подбородок этого человека. Точно так же, как дети рассказывали друг другу страшилки по ночам, искажая своё лицо направлением света снизу вверх.

Дядя Лёша поспешил закрыть глаза Беляку, Игорь, опомнившись, заботливо повёл Алека прочь с дороги. Мать Игоря, нервно сглотнув, поспешила отойти подальше от этой жуткой картины. Только Ярослав, Алексей и отец Игоря непонятно зачем продолжали смотреть на окровавленный труп. В целях безопасности они погасили свет и выключили мотор мотоцикла.

Тишину, пропитанную ужасом и запахом смерти, разрушил дядя Лёша, неожиданно для всех выдав самое безумное умозаключение:

— Слушайте внимательно. Вы сейчас идёте согласно нашему плану. А я переоденусь в этот костюм и поеду к ним на мотоцикле, скажу, что убил вас. Так у вас будет фора, чтобы поскорее выбраться из этого ада. Поняли меня?

— Ты сдурел? Хватит жертв, мы можем выйти и без этого! — не выдержал Ярослав. Он совершенно точно не хотел слышать безумные идеи самоубийцы.

— Папа, не уходи! — разрыдался Беляк. В эту секунду он испытал больший ужас, чем за всё время, как начало темнеть.

— Вы хоть думаете, скольких людей они сюда погонят, как поймут, что он, — Алексей указал пальцем на труп, — пропал? Маски они не снимают, так что всё будет хорошо.

Хотя, если честно, в последние свои слова он верил с большим трудом. Он прекрасно понимал, что даже прикрытое лицо не станет его спасением — голос умершего он точно не сможет спародировать. И рост у него совершенно не такой. Алексей любил валять дурака, но на деле никогда им не был. И сейчас он знал, что вся эта миссия уже на этапе планирования провалена.

Но он просто хотел задержать этих людей, чтобы дать шанс остальным. Чтобы его сын не умер.

— Да что стоите? Помогите мне снять с него эту хрень!

Под костюмом, как выразился отец Игоря, была штатская одежда. Стянув комбинезон, они оттащили мёртвое тело с дороги, бросив за кустами. И Алек снова подошёл к нему, чтобы взглянуть ещё раз. Он сразу же выслушал короткие нотации и настойчивые просьбы прекратить смотреть, но эти несколько секунд под лучом фонаря заставили его задуматься. Человек в этой обычной одежде выглядел… обычно.

Когда он видел его в белом костюме, в образе убийцы, Алек ни разу не подумал о том, что под этим скрывается точно такой же человек, смертный и ничуть ни отличающийся от кого-либо другого. Ловко созданная иллюзия, заставляющая думать, что эти люди в белом стоят на порядок выше, что именно им подвластны чужие смерть и жизнь. Они ничем не отличаются от своих жертв. Алек подметил в этом нечто важное, но абсолютно бесполезное.

— Пап, ты скоро вернёшься?

Никто больше не спорил с Алексеем, уж больно смахивающим на сумасшедшего в этот момент. В грязном комбинезоне, с автоматом в руке, он выглядел угрожающе, и теперь уже не хотелось говорить ему хоть слово поперёк. Один только Беляк никак не затыкался, судорожно хватая отца за рукава и не переставая ныть. Только он один не понимал, что папа больше не вернётся.

— Да, я вас догоню обязательно. Выйдете в безопасную зону, и ты меня подождёшь, хорошо? — скрывая дрожь в голосе, проговорил он.

— Хорошо, папа, — еле слышно согласился Богдан.

Дядя Лёша натянул маску на лицо и завёл мотоцикл.

*

Алексею было невыносимо больно вернуться в это место, которое столько лет дарило уйму положительных эмоций. Не сразу удалось разглядеть всю территорию, когда он, с лёгкостью обуздав новый для него транспорт, выехал из леса. Едва он оказался на поляне, как его обступили, по всей видимости, охранники.

— Отчитайся о положении, Эрик.

Мужчина светил на него фонариком, внимательно оглядывая пострадавший костюм. Прямо за его спиной виднелся штаб, перекочевавший на эту сторону берега: огромный тент, из-под которого виднелся жёлтый свет ламп.

— Я их убил, проблема устранена, — Алексей попытался изобразить голос мужчины, прикидывая, каким он должен быть у человека крепкого телосложения. Ему стоило больших усилий не выдать нотки страха в своих интонациях.

— А тела? — солдат начал присматриваться к кровавому пятну на плече, где виднелась дырка на ткани.

— Тела… н-нужно забрать, — голос немного дрогнул. Он уже начал мысленно прощаться с жизнью, понимая, что выдаёт себя с потрохами. Неуверенность Алексея в себе всегда портила ему существование.

— Сейчас сообщу начальству, возьмём машину и поедем. Скидываем уже сюда.

Солдат развернулся и посвятил фонарём на дерево, стоящее правее от въезда на поляну. Все люди вокруг воспринимали это жуткое зрелище абсолютно нормально, как если бы это была декорация на Хэллоуин. Тело Алексея прошибла крупная дрожь, ладони тут же вспотели.

Эти люди усадили убитых к стволу дерева некоей пирамидой, облокотив их спинами к нему. Трупы были изуродованы, помимо пулевых ранений виднелись глубокие порезы, напоминающие какую-то символику. Безжизненные тела лежали так, словно это была какая-то свалка. Алексей задержал дыхание, когда свет фонарика упал на двух людей: в объятиях друг друга лежали Егор и Михаил. Скрученная голова Егора была наклонена в песок, а его отцу разрезали на две части живот: торчал вываленный желудок, слегка прикрытый тканью одежды.

Здесь было не менее тридцати человек, по крайней мере столько успел сосчитать дядя Лёша. Один из трупов в этот момент неуклюже съехал, «нарушив общую композицию», и человек в белом комбинезоне тут же подошёл к нему, заботливо возвращая мертвеца в необходимое положение. Он подложил свисающую руку под задницу рядом сидевшего, чтобы тот снова не свалился. Скопление жестокости и отсутствие моральных принципов.

Маленькие дети оказались в одной куче со взрослыми. И Алексей не знал, что из этого более ужасно: сама эта «композиция» или то, с каким извращением эти люди разложили убитых. Кто-то утыкался лицом в чужие гениталии, кого-то придавили чьей-то задницей, и при том это могли быть как дети, так и пенсионеры.

К дереву подошёл человек в белом, неся в руках два ведра красной краски, следом за ним шёл другой, который нёс огромную доску. Что это? Вызов? Сообщение про революцию? К чему все эти смерти?

Он продолжал размышлять, понимая, насколько хуже сделал всем выжившим. Он забрал их шанс на спасение — автомат. Внезапное понимание того, что Алексей не выберется отсюда живым, породило новую мысль: его сейчас убьют и незамедлительно направят бойцов к последней группе живых, окончательно уничтожить призрачную надежду выбраться из этого ада.

Дядя Лёша наблюдал за этим не дольше двух минут. Перед тем, как череда выстрелов пронзила его тело, он успел подумать лишь о том, что он не выполнил обещание, данное сыну. В голову попала последняя пуля, которую он успел ощутить, прежде чем мир канул во тьму.

Ещё несколько секунд назад он знал, что уже не окажется в объятиях сына, а будет в этой трупной свалке. В воздухе повисла отчаянная надежда, что его ребёнок, Богдан, всё же окажется рядом с мамой, когда настанет время узнать, что папа больше не вернётся.

Отряды людей в белых комбинезонах оперативно расселись по трём автобусам, и кортеж незамедлительно двинулся по лесной дороге.

*

— Он же вернётся, правда? — Беляк никак не мог найти себе места, впервые оказавшись не рядом с отцом. Всю дорогу он переживал, то и дело спрашивая остальных, но никто ему не отвечал.

— Нет, — не выдержав, цинично заявил отец Игоря, спустя минуту тишины, — не вернётся. Пора тебе повзрослеть, мальчик, и понять, что к чему в этой жизни.

— Мужик, какого хрена? — Ярослав, резко развернувшись, сделал угрожающий шаг в его сторону.

— А что, будем в уши лить мальчишке, что его папаша в одиночку со всеми расправился? Да его в первые же секунды раскрыли и убили. Как и тех, кто сейчас не идёт с нами. Хватит, пусть свыкается с правдой.

— Милый, перестань!

Жена, как и во все трудные моменты, коснулась его плеча, чтобы остановить закипающий гнев. Ему всегда было сложно сдерживаться, когда рядом находились люди, которые ему не нравились, и сейчас не было исключений. Благо, рядом была супруга, ради которой он ещё мог сохранить спокойствие и закрыть глаза на все проблемы.

— Имя-то вообще у тебя есть? — в отличие от него, муза Ярослава, способная остудить пыл, была уже давно мертва.

— Богдан, — равнодушно ответил он, даже не обернувшись.

— Так вы ещё и тёски с нашим Беляком, — с горечью подметил Ярослав, подойдя чуть ближе. — Пробуди в себе хоть что-то, чтобы ты сначала думал, прежде чем рот открывал. И ни слова больше в сторону мальчика, иначе тебе это дорого обойдётся.

— Папа, хватит, успокойся, — выступил на этот раз Алек.

И снова воцарилась тишина, скорее от общей усталости, нежели от внезапного понимания бесполезности этих склок. Выпив по несколько глотков воды, в надежде восстановить хотя бы каплю сил, отряд продолжал двигаться вперёд, с каждым пройдённым метром ощущая возможную потерю ещё одного человека. Или нескольких. Кто следующий? Когда закончится эта дорогая смерти?

Алек словил себя на мысли, что искренне радуется своим спортивным штанам, которые спасали его ноги от треклятой паутины. Правда, в волосах всё же были ошмётки паучьих творений, случайно задетые им. Эти мысли даже спасали его в какой-то степени: страх сковывал, но он был не менее брезглив, чем подвержен паранойе. Хотя он прекрасно осознавал, что его голову заполняет самый несуразный бред в эти минуты.

Идя вперёд, никто из них не забывал про личные мотивы. И не было ничего ужасного в том, что каждый, увидев чужую смерть, больше всего на свете сейчас хотел выжить. В этом едва ли была хоть толика эгоизма, это было естественно.

Среди ночи в лесу каждый шорох вызывает панику. Меж веток деревьев мерещится что-то страшное, разум начинает играть злые шутки, будоража сознание и порождая новые фобии. А когда ночь может стать последней, всё становится ещё хуже.

Но, тем не менее, путь уже должен был скоро закончиться, все верили в это, мечтали об этом. Алек выдохнул, когда отец взял его за руку. Живой отец.

— Ложитесь все, мать вашу, к нам снова приближаются! — рявкнул отец Игоря.

Если, конечно, история не повторится вновь.

*

Упавшее дерево, закрытое кустами со стороны дороги, на первый взгляд казалось идеальным укрытием. Ярослав, понимая, что Беляк никак не может перестать издавать звуки, похожие на скулёж, не выдержал и, притянув его к себе, закрыл ему рот рукой.

Снова показался кортеж из микроавтобусов, и создалось впечатление, что они сейчас просто проедут мимо, однако, все машины остановились напротив этого бревна.

— У них тепловизоры! Бежим скорее! — всполошился отец Игоря, начав тормошить свою семью, чтобы те поднимались на ноги.

Ярослав точно так же оперативно поднял двоих подростков, и все помчались вперёд. Остальным не удалось рассмотреть, у кого из этих людей, посланников смерти, был прибор обнаружения выживших. Было сложно оглядываться назад, как и бежать по полной темноте, потому что глаза за долю секунды привыкли к свету фар. Лес теперь казался гораздо гуще: листья постоянно врезались в глаза, насекомые попадали в лицо, а паутина налипла так, что ещё чуть-чуть и ноги каждого могли оказаться в коконе. Перепрыгивая через корни и огибая деревья, они мчались так, как никогда прежде.

У каждого в этот момент промелькнула мысль о том, как бы не напороться на какой-то муравейник или, что ещё хуже, на дикого зверя. Только вот рвение жить перекрывало напрочь какие-либо страхи.

А у людей в белыхкомбинезонах было рвение поскорее убить оставшихся. Алек понимал по лучам света от фонарей, что те находятся в опасной близости к ним. Благодаря этому свету все могли эффективно увиливать от прицела меж деревьями, выигрывая фору, но так и не вырываясь достаточно далеко.

Отец Игоря быстро посоветовал разделиться и бежать только в глубь, но не единой толпой. Был шанс, что тепловизоры не смогут отличить их, когда они спрячутся за каким-то плотным стволом дерева. Раздался первый выстрел.

Алек вздрогнул, от внезапной паники будто ослепнув на долю секунды, и чуть было не врезался в сосну. Стреляли в него? Вроде нет, но лёгкие уже начали «сдуваться», ноги гудели невыносимо. Но остановиться он не мог. Неожиданно он увидел кого-то справа, в нескольких метрах от него. Кто стреляет? Понимая, что это человек свой, ввиду отсутствия белого комбинезона, Алек предположил, что это Игорь. Но разглядеть было трудно, и он, чтобы убедиться, попытался приблизиться к нему.

— Алек? Мальчик мой!

Он расслабленно выдохнул, услышав голос отца и осознав, что за ними больше нет погони. Бросившись к нему в объятия, Алек чуть не вскрикнул оттого, как сильно его сдавили чужие руки.

— Уходим, нужно скорее с остальными встретиться!

— Помогите! Пожалуйста, помогите мне! — послышался истошный вопль Беляка.

Они оба повернулись на крик и увидели его, окружённого людьми в комбинезонах. Не то чтобы это могло дать хоть какой-то шанс на спасение Богдана, просто хотелось убедиться, что им послышалось, увидеть, что это ошибка.

Алек аккуратно выглянул из-за дерева, за которым они с отцом спрятались. Человек, скрывавший свои эмоции за жуткой маской, пнул Беляка в живот ногой в массивном ботинке, тут же приставив дуло автомата к его голове. Мальчишка не переставал кричать, молить о помощи, звал отца.

Выстрел.

Крик оборвался, и тело исчезло под высокой крапивой, аккурат между двух сосен. В лесу стало на одну могилу больше.

— Господи, — на памяти Алека его отец впервые взывал к Богу.

— Идём, нужно идти, — с большим трудом сохраняя спокойствие, Соколов младший указал рукой направо, где услышал шорохи, — там кто-то из наших.

Честно говоря, эта смерть никак на нём не отразилась. Да, Алеку было безумно жаль Беляка, но они были друг другу слишком чужими. Его волновал сейчас только один человек — Игорь. Нужно было встретить его, убедиться, что жив тот, кто способен оказать поддержку одним только своим присутствием. За всю дорогу они не отходили один от одного ни на шаг, а сейчас пришлось, и от этого стало пусто внутри.

Вновь оказавшись в кромешной темноте, Ярослав повёл сына вперёд, но как только раздались выстрелы где-то вдали, они резко перешли на бег; к счастью, именно в этот момент лёгкие перестали сигнализировать о преждевременном отказе. Почему-то было стойкое ощущение, что и второй Богдан пал в этой бойне.

Вполне был вероятен сценарий, что он решил задержать людей в белом, открыв по ним огонь из пистолета, но больше шансов было на то, что его они расстреляли куда быстрее, чем его палец лёг на спусковой крючок. Но надежды всё же были.

Свет фонарей перестал концентрироваться в одной точке и стал заразой расползаться в разные стороны. Теперь люди в белом очищали территорию, предположив, что выживших больше не осталось. Алек и Ярослав бросили последние вещи, прихватив только бутылку воды, чтобы бежать было хоть немного легче.

Алек достал телефон из кармана, протирая экран, ставший влажным от вспотевшего тела. На часах уже было фактически четыре утра, без нескольких десятков секунд, связи всё ещё не было. И только увидев время, он опомнился и осмотрелся вокруг. Стремительно приближался рассвет, небо становилось светлее с каждым мгновением, а ноги всё больше и больше наливались свинцом.

— Эй!

Послышались звуки движения откуда-то справа. Ориентироваться, несмотря на то, что уже светало, было почти невозможно. Потеряв из виду дорогу, они просто надеялись, что не прибежали обратно к берегу. Остановившись, они начали взглядом искать источники звука.

— Алек! Вы… живы, мы нашли вас!

Слыша до боли знакомый и такой необходимый голос, он повернулся ещё немного и, рассмотрев Игоря, со всех ног помчался к нему. Кошмар дышал в спину, но его окончание уже слепило глаза. Осталось совсем немного.

Едва не упав, они сжали друг друга в крепких объятиях. И только Алек почувствовал расслабление, как понял, что что-то не так. Игорь не просто дрожал, стискивая пальцы на его спине, он плакал. Горько, но очень тихо. Слов не нужно было в эту минуту, чтобы понять причину. Алек осторожно поднял взгляд на маму Игоря, которая точно так же не могла сдерживать слёз.

— Нам нужно… — сначала с подозрением в голосе начал Ярослав, но, заметив отсутствие главы семьи, тут же сменил тон, — нужно идти и как можно скорее.

Без труда отыскав ориентир снова, они двинулись вперёд самым быстрым шагом, но не переходя на бег. Позади всё ещё была опасность, пусть и далеко, но всё же лучи света от их фонарей виднелись. И они неумолимо приближались. А выход из этого ада был так близок…

На часах уже была половина пятого, когда Алек снова проверил наличие связи. Небо с каждой минутой становилось всё светлее и светлее. Теперь было видно, насколько потрепала их ночная беготня: грязная обувь, порванная одежда от всех падений и веток, измученные лица и торчащие во все стороны волосы. И глаза каждого, наполненные относительной радостью спасения и невероятной болью утраты.

— Вы видите это? — воскликнул Игорь, указав на верхушку телефонной вышки, и устремился к дороге.

Двухполосная асфальтированная дорога была тем самым местом, где связь, как минимум, должна была появиться. Алек, увидев это спасение, помчался вслед за Игорем, не обращая внимания на ужасную боль в ногах. Прилив адреналина заглушил усталость, окончательно отогнав невероятное желание лечь на землю и уснуть прямо тут.

Игорь ступил на асфальт так, словно выбрался с утопающего судна. Тело потянулось вниз, и он поддался этому желанию, рухнув на колени. С каким же удовольствием он почувствовал эту боль, когда твёрдая поверхность асфальта впилась в кожу.

Солнце ещё не выглянуло, но это был рассвет. Для всех них. Самая ужасная ночь была пережита; черту смогли перейти только четверо из всех, но, учитывая обстоятельства, это было самым большим успехом. Алек, упав на колени позади Игоря, ткнулся лбом между его лопаток, крепко обняв. Слёзы текли без остановки, от счастья, что выжили, и от горя, что многие до этой точки так и не дошли.

— Телефоны! Доставайте телефоны срочно! — опомнилась мать Игоря, быстро смахивая влажные дорожки со своих щёк.

Все четверо уставились на экраны гаджетов, перестав дышать, пока на экране появлялся сигнал связи. Палочка за палочкой… и вот, высветилось имя оператора.

— Связь! Есть связь! Я звоню в полицию! — Ярослав, поддавшись эмоциям, едва не проорал эти слова. Трясущимися пальцами он набирал короткий номер, дважды чуть не выронив телефон из рук.

— Надо… куда-то к людям, в посёлок какой. Эти люди тоже скоро будут сматываться, скорее всего этой дорогой и поедут, — изрёк Игорь. — Куда нам идти вообще, где мы?

— В ту сторону, — сориентировал его Ярослав, слушая долгие гудки в трубке. — Нам… ой! Алло, вы здесь? Вы слышите меня?!

— Служба спасения слушает вас, говорите, — хрипло проговорила девушка, но очень чётко.

— Нам… нам помощь нужна! — только было вернув спокойствие, отец Алека снова поддался панике, не веря собственным ушам, что дозвонился.

— Назовите адрес и объясните ситуацию, постарайтесь успокоиться, — любезно сказала оператор.

— Тут… мы отдыхали на берегу реки, началась перестрелка. Убили всех, кажется, кто был на берегу. Мы шли всю ночь, нас осталось четверо, помогите, пожалуйста! — Алек не сводил с него глаз, кивая на каждом слове, тем самым придавая уверенности Ярославу.

И когда отец начал объяснять их местоположение, он огляделся вокруг. Кажется, это был самый прекрасный рассвет в жизни Алека. Ещё никогда прежде солнце не было таким нежным, опуская свет на вершины сосен; раньше он не замечал, сколько красок в палитре природы, обращая внимание лишь на самые яркие.

Он перевёл взгляд на отца, единственного родного человека, и не смог сдержать подступивших слёз. Следом Алек уставился на мать Игоря, искренне улыбнувшись ей, а затем повернул голову к тому, кто за короткое время стал самой крепкой опорой для него. И теперь, когда самая страшная ночь позади, когда шанс потерять друг друга растворялся с каждым мгновением, Алек точно был уверен: он ни за что теперь не потеряет Игоря.

После этого кошмара рамки времени как-то стёрлись, чтобы думать о том, сколько они знакомы.

Они двинулись к ближайшему посёлку, дорогу к которому указала оператор службы спасения, и когда на горизонте показались полицейские машины, все выдохнули с облегчением. Теперь они точно в безопасности.

Сидя у окна, Алек крепко держал за руку Игоря, который, тесно к нему прижавшись, успел задремать. Они так быстро заскочили в автомобиль, что их родителям ничего не оставалось делать, как сесть в другую машину. Ещё раз обернувшись назад, Алек уже чуть громче проговорил слово, которое последние десять минут еле слышно бормотал без остановки:

— Живы.

========== мы: эпилог ==========

Солнце уверенно раскаляло всё живое вокруг, от невыносимой жары спасали только кондиционеры. Приёмная в центральном отделении полиции не была похожа на портал в Советский Союз, однако выглядела так пусто, что сидеть в фойе было утомительно: белая скользкая плитка на полу, такие же потолки, все стены увешаны стендами с информацией; даже живые растения, скудно расставленные по углам, не могли убрать эту угнетающую обстановку. Всё давило настолько, что даже телефон — верный способ в таких ситуациях — не способствовал отвлечению.

— Заходите.

Участковый пригласил Игоря и Алека в кабинет, который мало каким уютом отличался от всего интерьера. Вкус у офицера был весьма специфический: стены кабинета были увешаны картинами с самыми разнообразными пейзажами, зимними и летними, ночными и утренними; на каждой полке стояли африканские статуэтки с жуткими вытянутыми лицами. Полная эклектика вызывала дикое желание зажмурить глаза.

Усевшись на такие же стулья, как и в приёмной, они оба неуверенно глянули на родителей. Ярослав и Елена, мать Игоря, уже находились здесь какое-то время, но по их лицам было сложно судить, о чём был разговор с участковым.

— Мы собрали все данные со всех допросов и свидетельствований, и необходимо уточнить ещё несколько деталей. Кроме того, нужно обсудить всю ситуацию целиком. Вы, после всего пережитого, должны знать это, и ваши родители дали на это согласие.

На столе перед ними появилась папка с документами и фотографиями. Множеством страшных изображений, вызывающих самые кошмарные кадры в воспоминаниях.

— Той ночью было убито тридцать семь человек, включая ваших… друзей. Это самое массовое убийство, произошедшее в нашем регионе. Как бы мы ни старались, эту новость уже осветили в СМИ. Кто-то целенаправленно их вызвал, не иначе. Такого давно не было, чтоб и женщины, и дети… — участковый прочистил горло. — Эта фотография может вас шокировать, но…

Из кипы широких фото он достал одну, почти из самого низа стопки, будто её специально хранили там, чтобы не показать раньше нужного времени. Изображение легло на столешницу, и все замолчали, уставившись на жутчайший кадр.

«А ведь участковый видел это вживую…», — внезапно подумалось Алеку.

— Это не спонтанные убийства, а воплощение детально составленного плана, имеющего глубокие корни. Эти, прошу прощения, люди сами потребовали огласки.

Обугленное дерево извивалось, подобно змее, устремляя свои редкие ветви к небу, словно старалось уловить самые первые лучи солнца каждое утро. Вот только листья были пожухлые, а ствол был выгоревшим изнутри. У его корней были трупы, те самые отдыхающие с берега. У тех, кто был ближе к дереву, кожа обгорела, остатки одежды прилипли к телам. С самого края были изувеченные тела Егора и дяди Миши.

Игорь шумно сглотнул, увидев абсолютно неродное тело, с ужасом узнав в нём своего отца. Рядом с ним, по словам участкового, были дядя Лёша и Беляк, но узнать их попросту не представлялось возможным. То, как располагались трупы, навевало на мысль, что этим людям было известно, кто кем друг другу приходится: дети рядом со взрослыми, мужчины около женщин.

Колени Алека затряслись от страха, он словно заново начал переживать ужас той злополучной ночи, и Игорь, который держался гораздо лучше, положил на его ногу свою ладонь. Вся фотография вызывала самый настоящий шок, но внимание привлекали даже не тела, а большая доска, висящая в центре ствола дерева. На ней краской были выведены цифры, так, будто это была какая-то дата. Солнечный блик, попавший в объектив, только нагонял жути, не посмев закрыть собой хоть какую-то деталь этого кошмара.

— Это предупреждение, двадцать девятое декабря, — прервал тишину участковый. — В этот день может произойти что угодно, и мы даже представлять не хотим, что именно. Однако, наши специалисты уже имеют некоторые плоды в расследовании этого дела.

То, что произошло неделю назад, оставило слишком большой отпечаток на тех, кто выжил, и на тех, кто не дождался своих близких с треклятого отдыха. Матерям Егора и Беляка удалось не дойти до грани только потому, что они смогли поддержать друг друга, как сёстры: обе чуть было не покончили жизнь самоубийством. Ярославу и Алеку досталось чуть меньше, если не считать новых травм, — они остались вдвоём, как и раньше.

Государство, после того, как новость просочилась во все СМИ, включая интернет, позаботилось о том, чтобы всем пострадавшим назначили лечение у психолога, которое даже за такой короткий срок хоть немного помогло.

— Нам известна лишь малая часть этого дела, и мы не знаем, вершина это или фундамент. Эти люди — никто иной, как террористическая организация, вероятно — секта, но сами они так не считают. По их мнению, они бравые революционеры, делающие всё во благо народа и его будущего, — участковый глянул на родителей ребят, затем на них. — Вы должны это знать. Сложность заключается в том, что это не просто группка бандитов, а спонсируемая организация. Все высшие чины заняты розыском, власть страны забила тревогу. И у нас, борющихся с ними, есть так называемый дедлайн — двадцать девятое декабря, — офицер указал на настольный календарь пальцем.

— Смерти ради высшей цели? — догадавшись, спросил Алек.

— Всё верно. Они следуют анархической идеологии, которая никогда не являлась несущей счастье человечеству, — участковый сцепил пальцы в замок, уставившись на подростков.

— Для них это зло даже не зло, — подхватил Игорь, устало выдохнув. Всё это уже неделю сидело в горле комом, но эти детали, ранее неизвестные, будили нечто, схожее с интересом.

— Так и есть. И… Госпожа Елена, — мужчина повернулся к матери Игоря, почтенно приложив ладонь к груди, — вашим мужем был убит человек, но вы не будете нести ответственности за это. Поскольку жертвой стал один из тех… кхм, — участковый запнулся, не подобрав вежливого эпитета. — На случай, если у него мстительная жена, вам может угрожать некоторая опасность, потому обязательно поговорите с адвокатом.

— Спасибо, я… предупрежу нашего, семейного, — мать Игоря искренне и благодарно улыбнулась. То, с каким уважением обратился к ней участковый, уже не вызывало удивления. Так официально, пусть и немного пафосно, их всех называли на протяжении всего расследования, возводя их в ранг героев.

— Больше никаких новостей или вопросов. Спасибо всем. А вы, мальчики, — он перьевой ручкой указал на Алека и Игоря, и с его лица исчезла полицейская суровость, сменившись на добрую, отцовскую улыбку, — большие молодцы. Вы показали, как силён и крепок ваш дух. Вы всегда можете ко мне обратиться, с удовольствием помогу лично.

*

— К тебе домой, как договаривались?

Игорь остановился, как только они отошли подальше от полицейского участка. Повернувшись к Алеку, он с улыбкой заглянул в его солнечные глаза.

— Да, конечно. Посмотрим что-нибудь.

Их догнали Елена и Ярослав, которые шли позади и хмуро беседовали между собой. Отец Алека нёс в руках папки с документами, а мама Игоря ни на секунду не выпускала сумочку, висящую на плече, из ладоней. Прошла всего неделя, но они оба выглядели гораздо лучше. Частое общение ввиду расследования, кажется, немного сблизило их.

— Мальчики, вы домой? Нам с Ярик… с Ярославом, — тут же поправила она себя, заметно смутившись, — необходимо оформить кое-какие документы.

Игорь с Алеком, многозначительно переглянувшись, кивнули. Каждый из них что-то заметил, глядя на взрослых.

— Игоря супом накорми, который я сварил. Ну, мы скоро… ждите дома, — махнув им рукой, Ярослав вместе с Еленой двинулись в сторону машины.

— Как думаешь, они знают? — Алек, дождавшись, когда автомобиль отца скроется из поля зрения, взъерошил мягкие волосы своего парня. — Или хоть догадываются? — и он без каких-либо трудностей посмотрел прямо в глаза Игоря, бездонные и искренние.

— Устроим им сюрприз? — захихикал он. — Спасибо за причёску.

— И тебе спасибо, за то, что вкусно кормишь меня, — Алек неожиданно перестал улыбаться, но радость с его лица не исчезла. — И за то, что ты спас меня той ночью.

— И тебе, — Игорь коснулся его щеки ладонью, — потому что только ты не даёшь мне утонуть.

И, пока Алек не начал говорить что-либо ещё, сделал шаг к нему, нежно целуя его прямо в губы. Нескромное проявление чувств посреди города было прервано внезапным осознанием, где они находятся, и Алек сразу же обнял его, так крепко, как только мог. Игорь уткнулся носом в его шею, прижав к себе ничуть не слабее.

Они застыли так, посреди улицы, не смея отстраниться один от одного, и через объятия пытались передать всю благодарность за то, что оба были здесь, а не остались в тени проклятых сосен. Теперь под их ногами крепкий асфальт, дома ждёт суп и сериал. Конечно, всё ещё трудно быть счастливыми, пока произошедшее слишком отчётливо дышит в спины, но это лишь дело времени, пусть и долгого.

Они друг другу помогут.