Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1 [Егений Алексеевич Рябцев] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Евгений Рябцев Михаил Калинин ЧЕЧЕНСКИЕ ЛАБИРИНТЫ (Устами журналистов) Книга 1
«Война — свирепое отвратительное доказательство безумия людского, обобщенный разбой, оправданное убийство, апотеза насилия, — а человечеству еще придется подраться прежде возможности мира!»А.И. Герцен. (Письма из Франции и Италии, 1848)
НЕ ИСТРЕБЛЯЙТЕ «ГОМО САПИЕНСА»! Предисловие
Минет еще не одно столетие, и новые поколения будут дотошно исследовать драматические коллизии российско-чеченских военных баталий. Живы и будут жить ишемически секущие сердце рассказы о бандитах творящих бесчинства над мирным населением, о борцах-патриотах (с той и другой стороны — «их» и федеральных войск), самоотверженно защищающих свою родину. Живы и будут жить легенды о коварных, тупорылых, геростратовых походах разумных существ на подобных разумных, живы и будут жить невиданные повороты «ельцинско-дудаевской» истории доколе человеческий глаз сумеет видеть черное на белом и ломаную линию отличать от прямой… Мы долгие годы урывками, с угрызениями совести писали рассказы о советских воинах, выполнивших свой интернациональный долг в Афганистане. Отдаленное, многократное эхо памяти отражалось в душах очевидцев, с которыми нам пришлось не раз встречаться и осторожно соскабливать поздние воспоминания с исламских фресок прошлого. Но когда разгорелась кровавая бойня в Чеченской Республике, мы незаметно для себя влезли с головой в этот кошмарный бедлам, стали изливать душу на чистые листы бумаги, с утра до вечера кропотливо собирали различные материалы, ездили в госпиталь Севером Кавказского военного округа, где находились раненые солдаты, активно встречались с офицерами и рядовыми, побывавшими в горячем котле Грозного, а однажды нас осенила мысль: надо с первого дня фальшивой войны хранить газеты, журналы, писавшие о чеченских боевых действиях, чтобы потом не рыскать в архивах и по крупицам изучать «холодный блеск» гражданской битвы в России. Так родилось это произведение, где устами журналистов и высказана горькая правда… По прошествии многих лет мы еще раз побывали в Чеченской Республике. Цель нашего визита — председателя Регионального общественного фонда поддержки писателей и литераторов Дона Евгения Рябцева, ученого Михаила Калинина и председателя правления Ассоциации юристов России Владислава Гриба — развитие добрососедства и взаимного сотрудничества Дона и Чеченской Республики, направленное на дальнейшие преобразования в социальных и духовных сферах, на достижение достойного уровня жизни людей. Особенно запомнились нам в Грозном новые кварталы жилых домов, театр, университет, Дом печати и другие объекты жизнеустройства. Полным ходом идет восстановление экономики и инфраструктуры столицы республики. Мы участвовали вместе с председателем Счетной Палаты Российской Федерации, президентом Ассоциации юристов России С.В. Степашиным и Председателем Правительства Чеченской Республики (2 марта 2007 года он будет избран президентом Чечни) Р. А. Кадыровым в церемонии открытия Чеченского Регионального отделения ассоциации юристов России, которое размещено в новом жилом комплексе. Заметим одну важную деталь: капсулу в фундамент дома в свое время закладывал С.В. Степашин. Председателем чеченского отделения Ассоциации юристов России был утвержден влиятельный человек — заместитель председателя правительства Чеченской Республики, руководитель Аппарата Президента и правительства ЧР А.М. Израйилов. Авторитетная юридическая служба России создана для того, чтобы честно и благородно служить многострадальному народу, опираясь на закон и справедливость, на последовательную и полную реализацию прав человека-гражданина. Затем в Гудермесе прошло заседание Правительства Чеченской Республики, на котором обсуждались итоги проверки Счетной Палаты России по целевому использованию и расходованию бюджетных средств на восстановление хозяйства, объектов культурно-бытового назначения, экономическую и социальную защиту пострадавшего населения. По завершению официального заседания председатель Литфонда Евгений Рябцев и руководитель попечительского совета Литфонда Михаил Калинин вручили высокую общественную награду Орден-знак «М.А. Шолохов» Сергею Владимировичу Степашину и Рамзану Ахматовичу Кадырову — за личный вклад в укрепление единства России, взаимопонимания, мира, межнационального согласия. Мы возложили цветы на кладбище в городе Беслане Северо-Осетинской республики и отдали дань памяти невинным жертвам террора, погибших 3 сентября 2004 года в средней школе № 1. К чему это предисловие, можете спросить вы, раскрыв эту душераздирающую книгу? Необходимость вкратце высказать свои мысли возникла потому, что мы хотели прямо и недвусмысленно заявить всем, всем, всем: покайтесь и не гневите бога, мир нашему общему дому! Но самое важное, по нашему мнению, состоит в том, что книга «Чеченские лабиринты», на наш взгляд, будет представлять для историков, дипломатов, политиков, военных, чекистов, преподавателей и студентов, учащихся учебных заведений и просто обыкновенных смертных непреходящий интерес. Нам кажется, что мы пока единственные литераторы, которые аскетически строго, достоверно показали «приворотный корень» Чечни через неслыханные откровения газетчиков о диком, варварском уничтожении на земле всего живого по велению власть имущих. Наше убеждение свободно от зависимости, оно судит беспристрастно и строго. Его единственный критерий — правда. Художественно-документальный детективный роман откровенно и сурово обнажает человеческий цинизм и лицемерие, проявившиеся в умах и делах воинственных политиков и «полководцев» на излете двадцатого века и в начале третьего тысячелетия. Наши потомки еще не раз вернуться к «скрытому» смыслу страшной гримасы той войны. Может быть, книга поможет им глубже проникнуть в суть враждебного отношения людей друг к другу, позволит землянам впредь больше не допускать массового истребления самое себя — «гомо сапиенса». Ни одна книга о чеченской войне, какой бы обстоятельной и правдивой она ни была, не ставит точку в оценке кровавых событий. В восьмой главе «Хотят ли русские Чечни» нами дан обширный материал, который со временем выльется во вторую книгу и вызовет неподдельный интерес у миллионов читателей и всего мирового сообщества. Евгений Рябцев, писатель, автор популярных книг-бестселлеров «113 прелестниц Пушкина», «Блудницы» в западне Пушкина», «Нобелевцы XIX века: Шолохов и Солженицын. Гении и злодеи», «Кавказский Робинзон», «Бандерша вертепа», «Кремлевские прыгуны», «Любовь инопланетянки», «Двухголовые красотки» и других. Михаил Калинин, ученый, кандидат экономических наук, академик Международной Ассоциации региональной экономики.ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Северный Кавказ и регион Каспийского моря — это мягкое подбрюшье России. Стратегический контроль союзников над территориями бывшей Российской Империи не может быть надежным, если Северный Кавказ и Прикаспийская область будут вне контроля западных держав»Уинстон Черчиль. 1919 г.
Глава 1. КАТАСТРОФА
Горели и кровоточили завалы человеческих душ. Страна выманивала новых путешественников по жизни и выписывала им путевки на смерть — в несправедливые войны. В Афган или Чечню — безразлично. Отцы, озверев от чеченской мясорубки, грозились взять в руки автоматы. «Нас бы… нас бы прикончили, не юнцов необстрелянных, — твердили они, не владея собой, у сверкающих от холодного блеска цинковых гробов. — Мы с моджахедами бились в Кабуле, в Кандагаре, мы-то к делу всерьез готовились… как никак на чужой земле… Ну, а тут… эда-к… братья уничтожали друг друга. Рыси, волки и те загрызают не до конца… А эти, сытые «князьки», присвоили себе право говорить от имени нации. Приказали мальчишкам умирать… Еще, ох, как пожалеют кремлевские правдоборцы всех мастей…» Вспомнились слова министра обороны России Павла Грачева о мальчишках, воевавших в Чечне и умиравших с улыбкой на устах. Да, не улыбка это, Паша по кличке «Мерседес»! Это оскал, последняя судорога рта, ловящего воздух… Вот и семья Москаленко волей-неволей остолбенела. Только мертвого не поднимешь из могилы. Иван Михайлович Москаленко привкус траурного завтра испытал не раз. Но когда?.. Еще под огнем немецких минометов в Отечественную… Взойдя на пенсионные тропы, он не ведал, что занесла над ним дамоклов меч жестокая судьба. Ни с того, ни с сего гнилые, густые жизненные туманы выстлались в бесконечно длинные вереницы тяжелых лет. Но пока мартовский денек вроде бы не предвещал ему ничего мрачного. И светлее будто со снегом парным, пушистым, и полон ожидания. В залежах лазури звончатые, заливистые капели к вечеру сменились легким морозцем. Роща стояла в сизых буклях изморози. Холодный воздух побелил подоконники, выступы зданий. Замшели трамвайные и троллейбусные провода, заворсилась шерсть на дворовых собаках, белые козырьки на кузовах автомобилей. В соседнем дворе гуси успели в талых снегах отмыть свои лапки. Гоготали, выхвалялись… А с небесной холстины все падал и падал лохмотьями снег, крупный и мокрый, сочный, яблочный на вкус, нахлобучив в парке на снеголицые ели, с шишками наподобие гирь, увесистые, пышные белые воротнички. Длинноклювые сизые вороны, юркие воробьи и шустрые белки балагурили на деревьях, каркали, чирикали, пищали, сверкали перьями, крутили хвостами. Возвращаясь с прогулки по окраине парка, Москаленко в родном дворе пятиэтажной «хрущевки» поприветствовал знакомую сухоногую старушонку в заплатанном, помятом мужском пальто, на котором еле-еле телепалась единственная пуговица. Из-под болтающейся юбки виднелись на ней шершавые мужские полуботинки. Ивану Михайловичу стало не по себе. Он впал в тягостные раздумья о жизненной несправедливости: нищенствует. А муж-то, как и он, фронтовик, почил… И чтобы по чести схоронить его, она выходила на угол к прохожим, держа в руках пиджак супруга с тремя орденами Отечественной войны и колодками других наград. Поражали прохожих три медали «За отвагу». Кто-то, редкий, и бросит на асфальт копейки… За это ли прошагал покойник до самого Берлина? Умер опозоренный правящей стаей. Не на что было женщине похоронить солдата. Она приколола к пиджаку плакат: «Добрые люди! Братья и сестры! Помогите похоронить ветерана войны, инвалида первой группы. Лежит в морге…». На старость они копили и копили, поднасобирали двадцать тысяч. Состояние! Но тут как тут объявился Чичиков-Гайдар, отпустил цены на волю и превратил их деньжата в девяносто втором году в пыль. «Свиньи! — Москаленко потряс кулаком кому-то в неизвестном направлении. — Неужто внуки фронтовиков не одумаются: надо хоть хоронить ветеранов бесплатно?!». Иван Михайлович медленно передвигался по двору, словно в приступе, прижимая ладонь к боку. Что-то нестерпимо ныло внутри. Его мрачные мысли прервал незнакомый прохожий, толстенький, кудрявый, средних лет мужчина: — У церкви нищих нынче — в два угла не помещаются… Взаправду перебиваются с хлеба на воду. Перед кем ползают на коленях? Чихал я на кремлевцев! Это я-то, в дедовском зипуне, как отломанная ветка, никому не нужен, сохну, гибну!? — Фу-ты, елки-моталки… — Москаленко ожил, словно его зацепили за больное место. — За кого, лошадиные морды, нас принимают?! Ноги вытирают, как об подстилку. Хапуги! Мы считаем копейки и граммы, зарплата — на одни заплаты! А они жируют… Незнакомец в поношенной теплой дубленке-жилетке — верняком еще с советских времен — махнул рукой: — В разнос, чудики, поперли… Распутство и роскошь — «тойоты» и «казино». Поперебесились, жируют… — На перепродаже «чулки» набили, — горько усмехнулся Москаленко. — Вот, вот… — шея незнакомца покрылась темным румянцем. Он по-мальчишески напыжился и величаво представился: — Лозовский Семен Игнатьевич… — Иван Михайлович Москаленко, пенсионер. — Печаль озерцами разлилась в глазах. — Зачем так официально? Пенсионеры тоже человеки. Горбом подачку заслужили… — Ладно уж… — попробовал объяснить Москаленко. Но незнакомец прервал его, как старого приятеля: — У меня учеником токаря — я на радиозаводе пашу — подвязался юнец один, Петька Егоров. Уму-разуму в школе не учили. Лентяй, двоечник, наркоманил, дурь подкуривал… Я сперва не замечал… Вскоре Петруша в цеху начал подворовывать. За пазуху запчасти магнитофона и за ворота — шнырь… Ловили Петьку трижды, надоело — уволили… Лозовский осекся на секунду. Его шея отливала багровым цветом — точь в точь печной жар. — А ему хоть бы хны! — Семен Игнатьевич как бы швырял в Москаленко фразы: — Подыскал торговцев — и сбыл… фурами на Кавказ «Приму», «Нашу марку». Обогатился! На «Мерсике» лужи рассекает… Отгрохал трехэтажную дачу с сауной, гаражом, приобрел мобильный телефон… На меня, работягу, плюет, ексель-моксель… Вот и я думал, честно заработаю деньги у демократов… заживу припеваючи… Херушки! Он замкнулся, насупился. И через мгновение, не выдержав, зарявкал: — Посредники типа Березовского Борьки капиталу наплодили. Вон, толкала с Петькой сигареты и водку грузинам одна красотка. Похожая на куклу Барби. Светлана Арефьева… Квартирку в музей превратила! Антиквариат, картины! Второй дом — во Франкфурте. В Лондон по пять-шесть раз в год летает, сучка, чтобы побегать трусцой в Гайд-парке… А еще один кореш, этот аж глава городской администрации — Лазарь Хижняков, тоже «демократ». Этот соорудил себе особнячок за полмиллиона долларов, а в Голландии открыл собственный магазин. За какие такие шиши!? — За какие? — поддержал Москаленко. — За взятки! Семен Игнатьевич завелся и не отреагировал на поддержку. — Сынка-недоумка зафугасил учиться в Оксфорде. Поигрывает себе в гольф и теннис, а жена упражняется в американской аэробике! То-то… — А знаешь, кто на митинговщине у «демократов» пел за упокой коммунистам и советскому строю! — Как надуху? — А чего скрывать? Прими за минуту слабости. А теперь слушай. Четыре примера. Володьку Сидорова, зама прокурора, за взятки поперли на бюро райкома из партии. Так он, как нитка в угольное ушко, пробился в Думу, верховодит в комиссии по законности и правопорядку. Чуешь, каким криминалом завоняла власть? Пашка Озеров отсидел в тюряге за воровство, в казаки подался, надел погоны, нацепил шашку на бок, создал фирму с корешами — «зеками», покупал и продавал медь, теперь в «Белом доме» заседает. Проблемы казачества решает. А Лёнька Виноградов? Картежник и ресторанный драчун, нигде толком не пахал, в вытрезвителях не раз принимал холодный душ. Высшее достижение у него — зав. складом в тресте столовых. За мордобой из партии выперли. Нынче он — помощник губернатора по коммерческой торговле. Кого еще назвать? А о Косте Трегубове не слыхал? Энтого знает весь блатной мир. В «Интуристе» фарцевал, сутенерствовал… Теперь его величают по отчеству «Калиныч», жирует в Госкомимуществе. Разъяренная речь Москаленко громыхала ударами топора. — Мужики! — откуда-то, словно из-под земли, вырос чернявый, с колечками, кудрявый, точно барашек, парень в сиреневой майке с надписью «битлз», совсем сосунок, лет эдак двадцати. — А вы — б-а-а-бы… Хотите назад, к любимым коммунистам? — Ты чего в разговор встреваешь? Отвали! — отмахнулся от него Москаленко, — Проваливай, проваливай. — Совки несчастные… — Лицо парня налилось краской. — Кумира откопали, Жириновского! За русских горло дерет! Чем хуже него наш — Явлинский или Боровой? Кто кого на лопатки положит?! Крылова зубрили в школе: «Мартышка к старости слаба глазами стала»?! Ослепли — при болыпеви-стской заразе. Парень таращился на стариканов. — Аксакалы! Не задушите свободушку, вольницу разудалую… И на секс табу не наложите, запрет, руки у вас коротки… — Молодой человек! — пытался урезонить вклинившегося в их беседу Семен Игнатьевич. — Мы вас приглашали? Идите своей дорогой! А тот — или был немного не в себе, или навеселе: — Вам, антисемитам, подыхать от желудочного патриотизма… Не колбасой единой жив курилка… Не прохля-ет у нацистов дохлый лозунг: «Бей жидов, спасай Россию!». Будьте здоровы, люмпены, быдлы! Эх, сталинские коммунистические выродки, покедова! Не заткнете рот нам, как Чемберлен в Лиге Наций! — Минуточку! — опешил Москаленко. — А мы-то причем? Стой, малец!.. Сморозил глупость, япона-мать! У Явлинского — ума палата! И не важно, кто мы — по национальности! Парень растаял, как приведение. — Слава богу, что он нас русскими шовинистами не обозвал. Такому плюнь в глаза, а он — божья роса! Ну, как с этим нуворишем соседствовать? Ты вот трясешься в занюханном автобусе на сельмашевские сады? — обиженно спросил Иван Михайлович, и, не дожидаясь ответа, по-своему растолковал современный «бедлам». — А они пузо отрастили на дармовых харчах, саранчой поползли на экзотику. Подавай им острова Канарские, Багамские. Нашим же деткам-лопухам щи-борщи хлебать, а им заморские колледжи… Возведем страну Митрофанушек и продавцов сникерса? — Откуда возьмутся Ломоносовы? Ценят нас не по уму, а по кошельку, — учтиво разъяснил Лозовский. — Наивная вы душа… Разве трудно понять, почему наука бобылиная, одинокая… Пирог «учености» подъедают неучи и нахалы. На кой ляд образование буржуины будут давать бедноте! Западный чужой ум, их идеи… Чужеземцы лезут повелевать, унюхали сырье, просторы вселенские… Россию сковырнуть хотят в пятьдесят первый штат Америки. А этому парню я не успел вымолвить, что у меня невестка — «золотой человек», еврейка, а внуки — прелесть, два малыша. И я их люблю!.. Живем дружно… Свернули в переулок. Мартовское солнце светило. Но мерзлота еще держалась, под ногами шуршали кусочки стылой грязи, потрескивал ледок. — Может, я кого-то не так костылял? — спросил Москаленко, в сердцах отшвыривая ногой комок мерзлой земли. — Вон, мировой авторитет, хирург Святослав Федоров, и тот раскусил соплеменников-господ: «Демократией» не пахло, «крепостной» строй наяву. «Чинуши» государственной собственностью обожрались, разъели державу… А мы кто есть? Простолюдины-рабы… Отечеству же каюк… Оба мужика вошли в раж. — Обещалкины… Пустомели… Временщики… Перевертыши… — Лозовский взбеленился: сложил кукиш, нагло сунул его под нос воображаемым лиходеям-царедворцам, с большим удовольствием и голую бы задницу показал, да не разденешься на улице, ну… Ельцина рядышком нет, он все по телику чешет языком, о чем попало, етит-твою налево… — О, господи, ну и свита окружила поводыря! — бухтел Москаленко. — Строительство Руси «узурпировал «заштатный свердловский околотный», завлаб марксизма-ленинизма, ваучерную осанку пел «пресмыкающему» голодному люду по кличке «рыжий», фиговый приватизатор, финансовый воротила, ленинградский кандидат наук, разбогатевший на продаже цветов. Н-да, а рыночную реформу затеял баловень судьбы, внук популярного писателя, питавшийся «красной икорочкой» еще из сосочки вместо молока до самого переворота и, пожалуй, по сей день выдающийся теоретик по проблемам экономики в журнале «Коммунист» и в газете «Правда», гений рыночной капиталистической тусовки. Он так и не напялил косоворотку «черни», не изведал простой городской и деревенской житухи. Все ему давалось на блюдечке с балыком и с жирным куском мяса… Чего уставился, мыслитель? А они не травят ли нас ядом безумных, недотепанных галлюников — картинок, сотканных из нелепых переустройств быта и производства? Кстати, а армию взнуздал, не Ванька ли взводный, «великий генералиссимус» Чечни?! А как за нас вопил «третьесортный» дипломатишка, двоечник в мировой политике, если сравнивать его с Андреем Громыко и Евгением Примаковым. Двор сконфузил короля. Он изредка пытается вколотить ржавые гвозди в горб этой дурацкой команды… Нет, нет! Толя Чубайс оказался непотопляемым, башковитым хлопцем, всегда то под конем, то на коне… — Пугаешь меня этими канальями, да? — Лозовский сник, будто сам в чем-то перед ними провинился. — Знаешь, какую убийственную характеристику нынешних властей России дали американские журналисты в газете «Индепендент инвестор»? — Его вопрос-ответ был подобен короткому встречному удару на ринге. — «Российское правительство 1992 года представляет собой причудливую смесь сторонников перемен, некомпетентных бюрократов, расхитителей и просто глупцов…» — Ну что — лопнули обитатели Кремля, как мыльный пузырь?.. — усмехнулся Лозовский. — Ползают, держатся за край борта корабля… — Москаленко невозмутимо вытащил из кармана газету: — Гнилая интеллигенция в при-слуги подрядилась! — Он ткнул пальцем между строчек. — Смотрите, как ударом хлыста, резко её сечет, казалось бы, антикоммунист, советский диссидент — писатель Владимир Максимов:«.. Несостоявшиеся прозаики, бездарные ученые, незадачливые литературоведы, бесцветные адвокаты, пародисты, гитаристы, вчерашние комсомольские поэтессы и профсоюзные деятельницы — саранчовой тучей катятся по стране, пожирая на своем пути всё, что только можно сожрать и переварить: государственные квартиры и служебные помещения, природные ресурсы и космическую технику, военное снаряжение и лесные пространства. Нет в России ничего съедобного, чего не перемололи их хищные челюсти… Я не хочу жить в России, где недавние фарцовщики и воры, ставшие биржевыми спекулянтами, торгаши и валютные проститутки становятся примером для подражания.» Спротивничал писатель, приговор вынес и верхушке, и низовке. Разве не так? — Кончен бал, погасли свечи… Ловко же «удальцы» побежали с тонущего корабля, как крысы, в теплые местечки — депутатские кресла, хитрые фонды… — с упреком заявил Лозовский. — Сколотили независимые партии. Ну и что? Не выбор — гибель наша… — Не сбегут от кары за тридевять земель… Достанем… — Иван Михайлович потирал руки и чмокал пересохшими губами. — Искурочили, размотали кладовку одной шестой части суши! Паршивцы, недотепы! Им плевать на судорожный стон Родины… Тьфу… Какая мутная пена! — Москаленко вызывающе скривился, как от касторки. — Твоя правда! — Семен Игнатьевич покачал выбеленной шевелюрой. — Цвет нации? Смешно! Не им о себе судить… Уж мы-то докумекаем, как справиться с этим сбродом… Мне вот прислала письмишко узница Освенцима, просится от житухи этой туда обратно… Голодно, холодно ей… — Человеческие иллюзии пагубны. Думали, как лучше, а получилось, как всегда, обронил однажды Виктор Черномырдин. Дикий капитализм аморален, — Ивана Михайловича пугали не слова собеседника — искренняя их печаль. — Уточним. Допустим, капитализм аморален по-свински приготовленный… — Позабыли мы бескорыстие и верность, — Москаленко молитвенно прижал руки. — В заначке на два века присвоили себе госбарахло и драгоценности единицы фартовых дельцов. Наружу выползло несуразное пятно приблатненного Ростова. Плоть стала выше духа… В вонючем, грязном иле капитализма развелось уйма нищих на паперти. Знаешь, друг, мне кажется, что слепым тетеревом на току оказался Гайдар и перепуганным зайцем Чубайс. Притон, «малину» и бардак надо останавливать. Остервенело же сожгли братаны-реформаторы государственные мосты экономики. Можно было делать все постепенно. Да чего не сотворишь по глупости. Вон в Англии не одним махом приватизировали общественную собственность, а целые десятилетия. Как нам не хватает мудрецов типа Евгения Примакова, Юрия Лужкова, Геннадия Селезнева, Сергея Миронова, Бориса Грызлова… — Насолили… Ну, ну «гайдаровцы». — Чего «ну-ну»? Я скажу, я скажу… вам другое. Читали ли вы в печати: «у власти затерялся ворох «голубых» и мужик с мужиком «упражняются»… Посещают элитарные клубы… Демпресса гомиков оправдывает… это, ну… не в общественных же туалетах мужчинам-проститутам высокого ранга себя предлагать. Представьте себе наяву: среди писклявых, женоподобных гомосексуалистов, с побрякушками на шеях… и вдруг государственный деятель… Я сроду не видел. Брешут журналисты? Как вы считаете? — Лозовский всплеснул руками и залился гортанным смехом. Смех у него был лязгающий, словно звенья цепи: — Ха-ха-ха!.. Не слышу защитников демороссов — благородных девиц Новодворскую, Куркову. Ха-ха-ха! Молчат «долларовые» сударыни, не осуждают пе-де-рас-тов… Клан прогнил… Толстяк от злости захлебывался словами. — Не зловредничайте. У демороссов в запасе величины… Гайдар и Чубайс, хоть уродливо, иногда криминально, но избавили нас от лагерной административной экономики и ликвидировали дефицит, от чего страна подыхала семьдесят годков. Правда, бессердечно разделалась со стариками. Ладно, ну их в болото… Послушай, дружище, может они на костер, как Джордано Бруно, ради «Светлячка» в жизни кинулись и сгорели. Инквизиторы — «ан-пиловцы» их еретиками обозвали. А надо ли? — Закурлыкали иначе! — разинул от удивления рот Лозовский. — Запутался я, старая кочерга. То белых, то красных осуждаю… — откровенно признался Москаленко. — Каледина, последнего атамана казачьего, иногда боготворю. А вдруг и Ельцин — герой? Что ж, в двадцать первом веке потомки рассудят нас по справедливости… — Гм, гм… Я железно кумекаю. Не заткнуть мне хайло. Спасение после ельцинизма я жду от нового исцелителя уставших наших душ. Он, поди, Отчизну не продаст… — Простите, плохи что ли Жириновский, Зюганов, Лужков? — не удержался от перечисления известных фамилий Москаленко. — Подкиньте сюда в лидеры старика Примакова, Громова, Селезнева, Лукашенко, Тулеева, Явлинского. Пасьянс разложен, выбор богатый… — Толстяк улыбнулся, как партнеру, прикрывшему свои карты. — Не назвали Саню Руцкого. Афганский пленник… Герой эС-эС-эС-эР. Смельчак на войне. Вице-президент России. Октябрьский мятежник. В мирной потасовке оказался храбр: попер на Ельцина, а знал: потеряет блага. Сидел бы себе, ел кремлевские деликатесы и помалкивал. Ан нет, возник супротив «главаря»… — убедительно заключил Иван Михайлович. — Правда, Руцкой поскользнулся на каких-то неправедных делах в Курске… Но ему могли подсунуть «гнилой» пирог, и он его съел… и отравился… — Хватает фигур на два-три порядка энергичнее Ельцина. Да и моложе его. Кровавые фокусы не допустят… Они помирят всех… — толстяк кивнул. Слова собеседника тронули его. — По-моему, мы политических противников свалили в кучу. Но за ними «зеленцы» подросли — хороши Немцов, Кириенко, Рогозин… Катюша Лахова — прелесть женщина, умненькая, типа государыни Екатерины второй… А разве Горячева, Матвиенко красотой обделены, и крепче кремня они духом?.. Бригада, ух!., может, писателя головой страны избрать, как в Чехии. Это был бы высший класс!.. — Так или иначе, дорогой, перефразируя известные строки: «Есть богатыри в русских селеньях…» — Москаленко гордо вскинул подбородок — никакого намека на обрюзглость, на складки жира. — А я разве утверждал что-то иное? Просто завели нас в болото эгоизма по принципу героя Стендаля: «Всяк за себя в этой пустыне эгоизма, именуемой жизнью». Никто еще не ведал, что страной будет управлять в начале третьего тысячелетия молодой, энергичный, умный президент Владимир Путин. И у него будет своя сильная команда в составе Фрадкова, Миронова, Грызлова, Иванова, Медведева, Сабянина, Патрушева, Нургалиева, Устинова, Чайки, Грефа, Кудрина, Зурабова, Жуковаи других. Москаленко попытался переменить тему: — Дитя у вас есть? — Два сынка взрастил, дилеры, брокеры какие-то. Университетов не проходили, не хотят учиться, — возмущался Лозовский и шкварчал, как на сковородке яичница, пуская изо рта слюни-пузырьки. — Козыряют, едрени-фени, бизнесом. Не бизнес это, а лавочная тусовка! — И тут же, в довершение разговора, Семен Игнатьевич страдательно заголосил: — Сумасбродные грезы!.. Со времен Гришки Отрепьева Русь не знала такого блефа… на грешную землю влас-тям бы опуститься… Я — за перемены, но против ихней бордели Мавроди-Голубковой… В лавочках — куры, масло, сладости — забугорные… Шмотки, лимузины, телеки — штатовские, японские, китайские, немецкие, турецкие… А где нашенские товары? Погубили на корню свои технологии! А мы — козеловатые, все бодаемся между собой… Он помедлил, передохнул и снова закряхтел: — Э-эх ты, друг сердечный! Я — за частника, я — за частный капитал, я — за собственника! И коммунисты уже за это, мать их так… крепкий хозяин добро во двор несет, а не за моря и океаны… Хм-хм, не воровским путем стаскивают чужой скарб, а честно, по-мужски вкалывает… Нарочито ни на минуту не меняя сердитого лица, словоохотливый прохожий повелительно и без умолку тарахтел: «Я и с совдепией был не в ладу. Однажды с выпивохами загремел в вытрезвитель, влепили партийный выговор… Чуть погодя кто-то накропал на меня анонимку в райком партии, будто бы я, токарь, спер заводские материалы и дачу с мансардой отгрохал. Покопалась в грязном белье комиссия… Присовокупили вытрезвитель, да еще якобы я за чужой женой увивался. Светкой зовут, начальника цеха благоверная… Ухаживал это точно, но не успел дотронуться. А здесь работяги депутатом райсовета выдвинули — не пролез… Сексоты опять забросали анонимкам обком — и депутатство гавкнулось… Может и КГБ прослушивало телефоны, когда я здорово поливал при Горбачеве советские порядки… В анекдоте не придумаешь: по заводскому радио хвалили, в многотиражке описывали за победу в социалистическом соревновании, на доске почета красовался, ударником коммунистического труда значился, финтифлюшки имел-две медали, грамоты всякие… То-то… А тут чертяка Ельцин посулами нас заворожил! Кинулся за ним как в омут!.. Плюнул на коммуняк, надоело по горло… за очередного вождя отдал свой голос… — Лозовский широкой ладонью вытер горящее лицо и не спеша, то и дело замолкая выкладывал свои мысли, как будто вырывал их прямо из сердца: — Ельцин райские кущи сулил… Ну и что? Поверил, как куму… Признаться сказать: нынче, дуралей, ропщу, еле-еле душа в теле теплится, расхлебываю нужду. Страдаю… Прозябаю, как Диоген в темной бочке… Не милостив русский монарх оказался… Его девиз: «Кто смел, тот и съел», «Кто палку взял, тот и капрал»… Парламент — подзаборная шавка, чуток тявкнет и спрячется в кусты-.. Оппозиция прищелкнута… Треп беспардонный оглушил, во лжи погрязли «демократы»… Они теперь называют себя реформаторами, вновь перекрасились бывшие коммунисты… — Срам! — подзадоривал постороннего человека Москаленко. — Тонем в навозной жиже, увязли в выгребной яме… — Объегорили меня… — понурив голову, бубнил разъяренный собеседник. — Вкалывал токарем на оборонке, засовывал в синий чулок рублики… Хватило бы на «тачку» и на черный день, а тут на тебе — бах, как обухом по чердаку, цены вольно загуляли… И плакала моя «капуста», лопнула мыльным пузырем. В один миг гол как сокол стал… Жирный увалень выпалил все это не переводя дыхания, чтобы Москаленко заразился его поспешностью. Он вытянул короткую морщинистую шею, как гусь, и сглотнул невыносимую горечь: — Знаешь, о чем я мечтаю? Вон Петр Первый погнал же турок из-под Азова… Украинцы и белорусы ухандока-ли на выборах обоих беловежских зубров — президентов Кравчука и Шушкевича… Крым, Севастополь не отдадим. Мы не хуже братьев славян, не хухры-мухры какие-нибудь! Очередь настала за обездоленными. Охи общиплет же наш люд перья «демократам» на выборах! Я не лакейничаю. Скажите: наплел, наплел. Я не могу жить без друзей из Закавказья, Средней Азии. Объединимся. Жаль только в эту прекрасную пору жить не придется ни мне, ни тебе… Вот подружимся с Белоруссией, тогда все братья протянут нам руку… И они расстались, как в море корабли, каждый в свой порт — постоянной прописки. Москаленко брел домой, никуда больше по пути не приворачивал. Но ему не хотелось уходить — рядом, усевшись на низком заборе из досок, мужчины пили пиво из трехлитрового баллона, разделывали крупного серебристого леща. Было бы славно подсесть к ним, потолковать о том, о сем без занудливой политики, утихомирить мучившую его одышку. Боли нет — воздуха не хватало. Подождав, пока уляжется покалывание в боку, он медленно двинулся дальше… «Жизнь меня не баловала», — в сознании Ивана Михайловича, как ему казалось запала частица здравого смысла. — Кусок хлеба сам добывал. Грыз науку, добился высокого общественного положения… А вот Родина стала похожа с приходом большевиков на разворошенное осиное гнездо. Исковерканная история. Ленин. Октябрь семнадцатого, разгул зла… Гражданская война… Притеснение казачества… Ликвидация церковных ценностей вроде бы для поддержки голодающих, а на деле — во благо Коминтерна. Сталин. Построение социализма. Победа в войне. Атомная бомба. Репрессии, ссылки, казни, голод… Преследование инакомыслящих. Повальное диссидентство. Солженицын, Бродский, Максимов, Синявский, Даниэль, Набоков, Неизвестный… Хрущев позвал: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!» И покатилось, и понеслось… Брежнев талонные продпайки подсунул, космос освоил, целинные земли распахал. Черненко занемог в спячке. Надежда нации — Андропов рано умер, не исполнив светлые мечты мирян о лучшей доли. Горба-чев позволил рот открыть: гони ересь, баланду хлебай. Чернобыль рванул… Тэтчер и Рейган привели Мишу в Кремль. Он старался изо всех сил, развалил Берлинскую стену правильно, верно, что немцев объединил. Жаль только, что Михаил Горбачев разорвал Варшавский военный договор, как ненужную бумажку. Польша, Чехия, Словения, Венгрия, Югославия, Болгария, Румыния-это же европейские братья, друзья!!! Китайцы, корейцы, вьетнамцы, лаосцы, кубинцы, иракцы, да и другие народы, черт подери, нас любили и дружили с СССР! Неужто одно плохое позади? Нетушки!..» Сверкнуло разбитое стекло телефонной будки. Какой-то задрипанный, замусоленный пьянчужка суетился около разбитого телефонного аппарата и гремел бутылками из-под портвейна. «Подумаешь, грязи навыскребали из подворотни! Не нюхали хорошего, что ли? Будто Иванушки-дурачки возвели Днепрогэс, распахали целину… А Запорожсталь, БАМ, Байконур, космос, Гагарин… — невнятно и сбивчиво бормотал Москаленко. — Фашизму хребет сломали. Вынянчили великую страну. Братались, дружили, пели песни. И на тебе, без боя в Беловежской пуще сдали Советский Союз. НАТО теперь стоит у ворот России. Ну и что? Жадно делим добро, хапаем, безработицу развели, льется кровь… Знать, уж господь светопреставление наслал на нас. — Случилось то, чего не было в отечественной истории: разделен русский народ…» «Ладно, пей свой елей», — сказал бы Ивану Михайловичу в ярости современник, рожденный в эпоху изотопов, реакторов, пластмасс, когда человек затоптан, «мразь, а вы про Марс!..» Что, будем выть на Марс стихами известного поэта? Разрази нас гром, не до планет нам, каши бы вдоволь поесть, ребятки, да хлеба с масличком». У Москаленко был остро развит вкус трагедии, возможно, он развился после стольких теснившихся у него за спиной лет. Ему есть о чем вспомнить: война, голод, красивые советские праздники, народные гуляния — Первомай, День Победы, Октябрьская Революция… Что с того, если сейчас с этим временно покончено… Душу переворачивают песни Лебедева-Кумача, Соловьева-Седого, Долуханяна, Исаковского, Френкеля, Пахмутовой, Окуджавы, Добронравова, Дербенева… Старик напряженно смотрел на дорогу, на кружево снежинок — в лучах солнца они казались искрами потрескивающего костра. «Надеялись на смачное жаркое с Ельциным… А он, туды его в качелю, горы беззакония наворотил! — полоснул Москаленко себя по живому и явственно осознал, почему он так недолюбливал Бориса Николаевича. — Никому нет защиты от убийц, никому! Гибнут банкиры, коммерсанты, милиция… Месть гнездится в каждом доме… Какие-то гады отправили на тот свет по «заказу» вице-премьера Виктора Поляничко, священника Меня, журналиста Диму Холодова, тележурналиста Влада Листьева, депутатов Мартемьянова, Скорочкина, инвалидов-афганцев. Не на шутку ОМОН распоясался, на Маевке колотил дубинками ветеранов войны, женщин, детей… Попраны права человека… Унижено человеческое достоинство… А намедни я обомлел на рынке: шестиклассник продал учебники, чтобы похоронить дедушку… И это власть народа, с позволения сказать?!» Иван Михайлович пронырнул мимо грузной, неповоротливой девочки. «Ожирела в цветущем возрасте… Ишь ты, еле передвигается…» — сконфуженно чуть ли не вслух произнес он. И Москаленко вновь углубился в ерундистские мысли, начал рассуждать о тех неблагоприятных обстоятельствах, приведших к разорению России. «Батюшки, беспредел вокруг… Шлея под хвост попала к Борису Ельцину. Две Конституции прихлопнул — союзную и российскую… — с укоризной принялся считать на пальцах ветеран. — A-а, еще, еще — наплевал на референдум о сохранении Советского Союза — уже два… Неужто суждено погибнуть тому, во что мы верили?..» Мимо пронесся автобус. Иван Михайлович погрузился в снежную пыль и подумал о том же: плутократы провернули черное дельце — перекачали наши денежные вклады со сберкнижек в карманы мафии — это, кажись, три… Ельцин ел наваристый партийный борщ, а объевшись ликвидировал КПСС… и Советы — четыре… Антихристом народился, что ли? Геноцид против народа повел: рождаемость почти на нуле, смертность зашкалила предельные нормы, бомжей и сирот куча мала… Надо полагать — это пять?.. Поистине всякий нормальный человек мог бы ополоуметь от безмерного глумления над нами, ан нет! «Гра-мотеи»-реформаторы зло посмеялись, втыкая острые иглы в ногти человеческие. Мол, больно, сударь, терпи, атаманом будешь. Затяни потуже пояс… «Помилуйте! Н-да, захворала ни с того, ни с сего… — тихо и досадливо шептал себе Иван Михайлович. — Шестую затею сварливых поганцев назвать? Пожалуйста… Могу, могу…» Он глядел прямо перед собой тупым взглядом. «Могу, могу… Моя боль о невинных заложниках в Минводах и Ростове, о взрывах и терактах среди белого дня, чем мы в прошлом не болели…» Иван Михайлович задумался о страждущем человечестве, которое в России временно не прибегает к великим свершениям, а вынуждено обратиться к юдоли нечистых душ и непросвещенных умов. «Могу, могу… Из головы не выходила гибель журналиста «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова. Парень открыл портфель и взорвался на месте… Кто убил? Почему? Дима знал о казнокрадстве в Германии генералов Западной группы войск… Уверен, не отловят бандюг… Прокуратура, суды не надежны… А тут, поди ж ты, журналист Дима напал еще на следы вояк в подмосковном Чуйкове — «эскадроны смерти»… И что там, а? Всего-навсего за железным забором министерства обороны готовило террористов для профессиональных убийств… Киллеры иначе их зовут… Кого отстреливать? Политиков, бизнесменов, рабочих? Тех, кто выйдет на улицу под мирными знаменами? Скажете, версия? Но так нацарапала пресса. Верить — не верить? Как хотите…» Что и говорить, преступность всякому доброму начинанию гибель. В гнилом обществе покупается всё-должности, квартиры, женщины, органы умерших людей… Или внутренности совсем живых… Вон в «Литературке» написали, что у пятнадцатилетней девчушки насильно вырезали матку для пересадки некой бесплодной, но богатой даме… А у подростков в обиходе какой жаргон? Соплячье мимоходом налево и направо роняет: «стибрили», «слямзили», «сбондили», «сляпсили», «сперли»… Чему учим? Что ждет нас впереди? Можно понять грустные думы ветерана Москаленко, словно продирающие через лес с густым подлеском. Они цепляются, застревают, и этому нет конца, и дороги не видать. «Что я оставлю на земле? Старуху с разбитым корытом? Воевал, строил, растил… ради чего? Чтобы жить рядом с бестиями? Ну, будет, касатики! Пошалили — и баста! Где же умный государь? Остановитесь, любезные! Кто повернул на гражданскую войну агрессивную свору в Чечне, Осетии, Ингушетии, Дагестане? Кому сие выгодно? И это — в сердце России… Сербов не защищали… Учинили резню с пулями, снарядами, ракетами в Карабахе, Сумгаите, Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье, Таджикистане, Тбилиси… Кто виноват? Кто ответит за неисчислимые зверства, злодеяния? Горбачев, Ельцин? Покатилась по земле национальная вражда, братоубийство, детоубийство… Свят, свят, свят… Издревле ясно: слово — серебро, молчание — золото. Но кто поднимется за Родину? Опростофиленные — рабочий, крестьянин, ученый, писатель, врач, учитель, композитор, актер, пенсионер, военнослужащий?.. А простят ли кому-нибудь современники пиночетовский разбой в октябре девяносто третьего года? — Иван Михайлович потянул вниз узел галстука, рванул ворот рубашки, но не почувствовал облегчения. Зажмурился. Ему стало зябко и страшно. — Как он, президент, мог скомандовать воякам соляр-ними танковыми выхлопами и дегтярными десантными ботинками подавить законно избранный парламент, потопить в крови соотечественников?.. Где-то в печати Москаленко читал о сожженных трупах Дома Советов. Их ночью вывозили самосвалами и закапывали в неизвестном месте, в подмосковном лесу… Убийцы заметали свои кровавые следы… До поры, до времени… А расстрел омоновцами мальчишек, женщин, стариков, депутатов на стадионе «Красная Пресня»? Неслыханные разбойники! Сложно узнать число погибших. Судачат, что офицеров-молодчиков подкупили и за каждый танковый выстрел по Дому Советов им заплатили по тысяче долларов. По слухам, палачам-офицерам уже кто-то отомстил — троим отчекрыжили головы, а один из них бесследно сгинул… Око за око? Зуб за зуб? На Голгофу позвала нас месть… Преисподняя мести… Вот она проклятая!..» Прохладно. Москаленко варежкой оттирал нос. Стекольным катком белел мартовский снег. Озябшие, окоченевшие люди проносились мимо него. — Куда мы падаем? Из родного теплого гнезда на мерзлую землю? В холод? — он фукал на посиневшие руки. — Свободу, богатство, рынок можно было бы сотворить и в СССР… Но без гнили, бактерий разложения и тления некомпетентной, крикливой «демократической», митинговой оравы… Плиты тротуара убегали из-под ног Ивана Михайловича. Он ступал осторожно, как по растрескавшемуся льду. «У нас отняли прошлое и будущее, — думал Москаленко. — Ужасно, глупо… Трехсотлетнее правление династии Романовых укрепило Русь, расширило ее владения. А мы в миг прихлопнули Союз нерушимый… Господи, боже мой! Я уже ничему не поражаюсь… Зятек Брежнева уголовник Чурбанов и тот мне кажется чистым младенцем на фоне «чумы» реформистов.Ой, как мы безумно дорого платим за «эпидемию» совести, «коррозию» души…» Иван Михайлович неожиданно вздрогнул от визгливого голоса старого знакомого. Он облизывал губы белым языком. — Простите, может, я чего-то не понимаю. Вы, извиняюсь, кто будете по призванию? Интеллигент видать… — догнал Москаленко толстяк Лозовский, еле переводя дух. Его близко придвинутый лоб бугрился, заливался потом… — Я профессор, доктор исторических наук, пенсионер. И ничем не отличаюсь от Вас, рабочего человека… У этих властолюбцев тоже облачился в нищего. Как участнику войны малость льгот подкинули, а то бы было совсем худо. Похерены ведь все социальные народные завоевания: бесплатное жилье, образование, медицина… Нельзя забыть и что из пяти крупнейших технических изобретений, определивших цивилизацию XX века, три (пусть два с половиной) принадлежат русским: телевидение Зворыкина, вертолеты и большегрузные самолеты, самолеты-амфибии (Черемухин, Сикорский), а также радио Попова (хотя бы и пополам с Маркони), то есть половина принадлежит русским, причем остальному человечеству… — И я, пойми, дружище, не о себе забочусь. А всего жальче малышню. Измотали безнравственными неурядицами молодняк. Что делать? Это не вопрос, а упрек. — И незнакомец тыкнул пальцем в плечо Москаленко. — Где новые ученые типа Менделеева, Сахарова, Келдыша, Курчатова, Королева, Туполева, Миля? — Душу дьяволу продала клика. Крах у порога… африканцы, те хоть бананы рвут в тропиках и нам сбывают. А мы пустили под откос промышленность, село. — Иван Михайлович поморщился, хотя собирался язвительно усмехнуться. — Раскардаш несусветный… Небывалое растление… Мрет нация, как мухи… Отчего-то заменили русскую культуру на западный суррогат. Забыли верных друзей СССР — Китай, Индию, Вьетнам, Корею, Лаос, Ирак, Кубу, Болгарию, Венгрию, Чехословакию, Польшу, Югославию… Господи, без трепотни заявляю: не выжить нам без братьев. Руб за сто даю — сковырнутся в политическую могилу «демократы» типа бывшего прокурора Илюшина, зама мэра Москвы Станкевича… — Солженицын и тот обомлел от безмозглых реформ. Нобелевец просит Россию вернуться к бывшему управлению-земству… — А за кого же отдать в будущем голос, браток, подскажи? — не унимался толстячок. «Флер» скрытого нетерпения словно его окутывал… — Я за Лужкова, Примакова, Селезнева. На их стороне бесценный опыт житейской мудрости, они синяков и шишек понабивали с лихвой. Знаешь, дружище, кто им ни в чем не уступит? П-п… п-пожалуйста. Зюганов — правдолюбец, идейный кремень у него за душой, патриот — детям, внукам реальное счастье может дать. А Саша Лебедь, он смел, решителен, мозговитый генерал, миротворец. Явлинский — угоден малому числу россиян, но он же толковый экономист, уравновешенный политик. Григорий еще нам пригодится. А белорус Александр Лукашенко — скала, сила! Туберкулезные экономические каверны способен вылечить и Александр Руцкой. Он вырос у нас на глазах в крупного государственника; его, стреляного воробья, на мякине не проведешь, народный любимец, солидная фигура. Володя Жириновский покоряет мир язвительной формой общения, драчун, но и воли, энергии у него хоть отбавляй, нужна же щука, чтобы карась в реке не дремал. Дальнозоркая, интеллектуальная и прогрессивная личность председатель Госдумы Геннадий Селезнев. У генералов Андрея Николаева и Бориса Грызлова имиджи высокообразованных военных! Может быть, когда-нибудь пригодится и молодежь, правительственные чудаки Сергей Кириенко и Борис Немцов, сгоревшие по неопытности в схватке с великанами-старцами. Чубайса и Гайдара подлечить бы малость от «завихрений», тоже были бы России нужными… И поди ж ты, подпирает власть второй эшелон — вот набрал силу в Кемерово Тулеев, на Кубани — Ткачев, Черногоров — в Ставрополе, на Дону, в Сибири, в Поволжье, на Дальнем Востоке, в Нечерноземье, на Урале, как на дрожжах поднялись местные политики. Да и в центре найдутся любопытные, сильные, яркие мужики. За Россию они горой постоят, за ее национальные интересы без холуяжа и пресмыканием перед кем-либо… Москаленко махнул рукой, отупев от беседы: мол, не преследуй меня больше, земляк… Собственная решимость подбодрила его. Он засеменил по цементным плиткам узколобой улицы. У старика долго не проходило ощущение, что кто-то настырно дышит ему в затылок, не выдавая себя, он растворился в тени зданий, в толпе прогуливающихся людей. Оглянулся — никто не наступал на пятки. Отстал и этот прицепившийся к Москаленко, как репейник к собачьему хвосту. Иван Михайлович остановился, неловко вытащил из бокового кармана пиджака помятую газету с песнями Андрея Макаревича и начал по памяти декламировать текст:Глава 2. ОГРАБЛЕНИЕ
Занималась в зияющей тишине златоперая заря, похожая по величию и чародейству на отдохнувшую за ночь, набравшуюся положительно-сумасшедших сил и красоты жгучую блоковскую Незнакомку. Такая же, с пестрым румянцем, проступавшем на кромке неба. Гибкие, как тонюсенький стан молоденькой девушки, лохматые ели клонились с хрустом в дугу, отягченные снегом. Зигзагообразно в воздухе порхали невесомые хлопья, колошматя друг друга. Какое оно, серебристое утро, что принесет — печаль или радость? По погоде судить — вроде бы в норме. Человеческому уму не постижимо было, что оно может вытравить простуду души, которую не мыслимо затем залечить даже в сутулости неприкаянных, горьких, колючих, как сгорбленный репейник, пустых дней. В квартире Москаленко по-домашнему пахло колбасой, яичницей и гороховым супом. Как всегда ранехонько нагрянул сын Игорь: красивый, рослый, кучерявый пятидесятилетний мужчина. Он после ночного дежурства в горотделе милиции, где служил в отделе по борьбе с организованной преступностью, небритый, выглядел помятым. Мать, принаряженная к его приходу, в серой юбке, желтом фартуке и в цветастой бело-голубой блузке, маленькая, сухонькая, как гладильная доска, женщина, ловко сновала на кухне между газовой плитой и квадратным дубовым столом. Игорь проголодался, в животе оркестр играл. Отец в маниловском побитом молью халате заметил сына — шасть сразу в спальню. Пока Игорь принимал холодный душ, плескался и фыркал от удовольствия, брился, причесывался, Иван Михайлович успел прифрантиться и выплыл в зал с торжественным видом. В руке у него блестела русская водка «Золотое кольцо России». — Ну что, милая моя, взбодримся наконец? Есть повод. Пятьдесят лет назад мы прогнали фашистов из Подмосковья, — хитро и таинственно прищуриваясь улыбнулся Москаленко. — Повод серьезный, — согласился сын. — Грешно не отметить победу… Событие громаднейшее. Седовласый, важный, при галстуке, в белоснежной рубашке, весь с иголочки старикан мизинцем почесал аккуратно подстриженную бородку и чарующе залепетал: «За стол, за стол, родимые!..» Чокнулись, выпили по первой стопке. Игорь низко наклонился к тарелке, торопливо ел, словно собирался тотчас бежать куда-то. Бросив взгляд на два пустующих стула, Иван Михайлович вместо пространной застольной речи, страдальчески скривил рот и лихорадочно сжал плечо сына: — Погиб мой внучок Сереженька… Проклятый Афганистан унес его… А невестка Зинуля, тромб оторвался в родах и нет человека… — и замолк, увидев, как перекосилось лицо у Игоря. Минуты две повисла тишина. — Ну, выпьем за наших родных, царство им небесное! — Иван Михайлович судорожно опрокинул рюмку. Сын выпил до дна. Не знали они, в какую сторону судьба их снова повернет. О, если бы знали!.. … Игорь не слышал отца. Никого он не слышал и не видел, смотрел в окно, словно искал ответ в утренних, наполненных синей тоской далях. Холодные мурашки сковали все его тело с головы до пят… — Какой смысл в этой ужасной жизни? Далеко где-то от России убили внука, сгорела как свеча ни за что, ни про что Зиночка, твоя жена, Игорь… Я вынес на себе суровые тяготы войны. Уйма горя проникло в нашу семью… Зачем? Перед кем мы провинились? Господь разумом не обделил… — Отвисшая нижняя губа старика мелко дрожала. — Когда дом пустеет, хоть головой об стенку бейся, ничего не изменить, Ваня… — у матери пересохло во рту, она жадно хлебнула глоток вишневого компота. Иван Михайлович съежился, нагнулся к сыну: «Господи, не понимаю!..» Он схватился за сердце. … В окошко тревожно смотрело око ласкового солнца, как бы исподволь заглядывая в озабоченное, приунывшее лицо Игоря, в глубоких складках которого залегли тени. — Пойдем поворошим твои фронтовые документы, — растерянно обвел взглядом всех сын — вдруг постаревшего еще сильнее отца, затихшую, о чем-то напряженно думающую мать. — Пошли, батя? — добавил без особой бодрости, скорей с горечью, Игорь, по-кавалерски подставил руку матери крендельком, нагнувшись поцеловал в морщинистую щеку и уловил губами соленую слезу. — Прошу вас, сударыня, последовать за мной. Говорят, память — как книга жизни. Раскроешь шкатулку с письмами, фотографиями в домашнем кругу и все обнажается наяву, в каком-то несказанном естестве ощущаешь торопливое дыхание прошлого. Весточки с фронта, дорогие реликвии семьи. Истертые, пожелтевшие треугольники, которые до сих пор, кажется, пахнут порохом Великой Отечественной войны, за освобождение СССР от фашистов в тех далеких сорок первом-сорок пятом двадцатого века… Игорь невзначай покосился на отца. Губы у него поджаты, брови дугой. — Почитай! — попросил он сына. Игорь жадно впился в мохнатые, беглые фронтовые строчки и услышал: зазвенел в груди нерв. Сердце закололо, как иглистый окунь… «Дорогие Лидуся и Игорюшка! — наконец прочитал он. — Получаете ли вы мои весточки?.. Я шлю их через каждые четыре-шесть дней… Пишу всегда коротко, между боями, и никак не могу свыкнуться с мыслью, что ты, Лидок, вынуждена одна переносить огромные трудности. Особенно меня мучает осознание невозможности помочь тебе выхаживать нашего годовалого Игорька. Очень хочется взглянуть на него. Ждите. Я скоро вернусь. Вот дайте только разделаться до конца с фашистской зверюгой. Целую. Обнимаю. Иван». Письма, фронтовые письма. Долог и труден был их путь сквозь разрывы снарядов и пулеметный огонь, дым пожаров и грохот бомб… Письма, уложенные в пеньковые мешки, тряслись по ухабам дорог, на станциях они попадали в почтовые вагоны поездов и мчались через огромные военные расстояния по указанному адресу, пока не оказались в сумках почтальонов. Целая эпистолярная коллекция жгла Игоря пальцы. У каждого письма, пришедшего с передовой, своя судьбина, свой облик и нрав. Они вмещали в себя и кровь, стон раненых, и гул артиллерии, и дикий вой самолетов, сырость окопов. Десятки тронутых временем листков со стертыми на сгибах словами с трудно различимой карандашной скорописью. «Бои идут страшные… Наша конница Доватора сражается под Москвой на смерть. Смелого генерала еще не видел, но о нем тут ходят легенды. Вот пишу письмо, а в воздухе повизгивают пули. Мне подумалось, может быть пишу в последний раз. Война есть война. Впрочем, не гне-вись на меня за скорбную исповедь… Как ты там поживаешь?..» «Милая, милая, дорогая, дорогая, любимая моя Ли-дусенька! Какое счастье выпало на моїо долю: я был участником парада на Красной площади 7 ноября сорок первого. Видел на трибуне Мавзолея Верховного, самого Сталина. И с этой святой площади мы пошли в бой за любимую Родину…» «Здравствуй, Лидонька, Игорек! Я нахожусь по-прежнему на московском направлении. Гоним врага от столицы подальше. Покоя нет ни днем, ни ночью. Лютая зима. Наши орлы поют: «Чужой земли не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим». Многие конники Доватора уже сложили головы за Отечество. На этом кончаю. Скоро опять в бой… крепко тебя обнимаю и целую. Твой Иван.» Дочитав письма, Игорь бережно разгладил их, задумался… Видно отец, как всегда, старался смягчить тяго-ты фронтовой жизни, приуменьшить тогда ежеминутную грозящую ему опасность. Война ведь — это оборванные судьбы, угасания былой близости, приступы вынужденной и самочинной немоты над погибшими… Сын встал, взволнованно прошелся по комнате. Одну из стен занимали добротно сработанные самим отцом полки с книгами, перед окном стоял письменный стол, на котором возвышалась огромная деревянная шкатулка. Он открыл ее, взял награды отца, старые фотографии. Заблестела в солнечных бликах Звезда Героя Советского Союза. На стол легли около десятка орденов, уйма, просто не сосчитаешь сразу, медалей, пожелтевшие фотографии… Игорь снова сел, поставил на край стола локти, подперев ладонями острые скулы, и долго-долго смотрел на это невиданное богатство, принадлежащее отцу. Отвага, подвиг… Да, он доказал в жестоких боях с фашистами, что был храбр, смел… Игорю давно хотелось каждой черточкой характера походить на батю. В юности парень по утрам занимался гимнастикой, обливался холодной водой до пояса, поднимал тяжелые гири. Школьные задумки привели его в академию МВД, после окончания которой молодой офицер выбрал нелегкую профессию сотрудника уголовного розыска. Он на практике, на своей шкуре испытал «и Рим, и Крым, и медные трубы». — Я никогда не посрамлю твоего имени, отец! — Игорь размашисто молодцевато обнял Ивана Михайловича. — Береги себя, сынок! Твоя служба опасна, как военная тропа… — на лбу отца вздулась жила. Лидия Игнатьевна с поддельным раздражением отмахнулась от них: — Сгинь, нечистая сила! Совсем уж на старости я много бед натерпелась. Сколько лет учительствовала, добро детям несла… Вроде бы я не заслужила божьей кары… Итак, размышлял теперь Игорь, я потерял на свете самое дорогое — жену и сына. Сначала все покатилось кувырком. Но, сменив великое множество женщин, он, наконец, оказался под венцом со своей новой супругой Натальей Викторовной Жуковой, возможно, по любви, а может быть из-за ее нежности и ласки, несбыточного таланта: все же ученый человек, кандидат экономических наук, доцент… — Ну что, покачу к Наталье, — Игорь раскинул длинные руки, словно желая обнять родителей всех разом. — Пойдем, провожу тебя, в заодно и сам проветрюсь… — Иван Михайлович сморщил желтый высокий лоб, в сияние которого умещалось все, что было в этом человеке доброго и стариковского. На улице солнце било вовсю. Журчали ручьи. По всей вероятности, от снега нигде ни клочка не осталось. Парком веяло от лужиц. Подсыхал асфальт. В лужах барахтались, прыгали, чирикали воробьи. На углу перед Театральной площадью они распрощались. Высоко в зените золотилось солнце над ступенчатым зданием управления Северо-Кавказской железной дороги, звенел серебряным колокольчиком жаворонок. Вдали маслянилось вороненое водное полотенце Дона. У серповидной полоски берега плескались чайки. Иван Михайлович встречал знакомых, широким жестом приподнимал шляпу, радушно улыбался, кланялся. С ним здоровались так, будто только вчера они виделись. В газетном киоске — девушка с разрумяненными щеками, просто чудо — беленькая, светленькая, зеленоглазенькая. — Пожалуйста, «Российскую газету», «Комсомольскую правду», «Вечерний Ростов», «Приазовский край», «Молот». Девушка ловким движением отделила от пачек и протянула газеты. — Публика читает прессу? — Не обижаемся, — засмеялась она. И он засмеялся: — Голубушка, удачи и любви! Девушка приветливо кивнула головой. Иван Михайлович, сдерживая прерывистое дыхание, заковылял по улице. Всякая спешка показалась ему вдруг бессмысленной. В минуту душевного упадка или подъема он старался пошастать по магазинам, пробраться на набережную к реке, посидеть на скамейке в тенистом парке… Заглянул в коммерческий ларек. Молодая девица, расфуфыренная, накрашенная, смолила сигарету, затейливо пуская изо рта колечки дыма. — Дайте, пожалуйста, пять плиток «Сникерса». Жене нравились шоколадки, и он решил угостить ее забугорными сладостями. Домой возвращался довольный — еще бы: сын заскочил к старикам, посидели-посудачили… … Он протиснулся в обшарпанный, изрисованный нецензурными колкостями подъезд. Дверь квартиры была приоткрыта, чуть-чуть поскрипывала от сквозняка. У него словно что-то оборвалось в груди. Москаленко беспокойно зачесал затылок: «Что бы это значило? Я поплелся провожать сына. А жена Лидия Игнатьевна вроде бы кухарила..» Иван Михайлович сконфуженныйпросунул голову в прихожую — нет никого. «Должно быть к соседям лясы точить забежала», — недовольно подумал он. Глядь в зал — и там нету. «Где же она?» Побрел в спальню, окликнул: «Лидуся!..» Ни слуху, ни духу. Отворил невзначай шкаф, под кровать глянул. Старался быть спокойным. Сжал высохшие, жилистые руки. И вдруг его дыхание сперло, кровь бросилась ему в голову, стало жарко. Паучья темнота ядовито плеснула в помутневшие глаза. Он еле устоял на слабых ногах. Пустая деревянная шкатулка, в которой он хранил свои награды — Звезду Героя Советского Союза, ордена и медали. А фронтовые фотографии и письма, ценные документы, раздавленные чьим-то башмаком, валялись под ножками телевизора. Кто живодерил и свирепствовал в доме? Какая гадина изломала шкатулку? Где жена? Ай-яй-яй… Он рванулся на кухню и… обмлел. Там в углу избитая, окровавленная, связанная бельевыми веревками лежала без сознания Лидия Игнатьевна. «Ах, боже, боже! — запричитал восьмидесятилетний ветеран. Стал на колени, потом сел на пол, привалился к газовой плите. Дрожащими руками Иван распутывал узлы на безжизненном теле жены. Припал ухом к ее груди — сердце учащенно билось, значит живехонькая… Попросили пить иссиня-багровые опухшие губы. Узнав мужа, Лидия Игнатьевна шевельнулась, тут же правый бок остро обожгло, а по голове будто молотком стукнули. Хлебнув воды, она страдальчески вскрикнула от боли. Грудь палило жаром. Поясница стыла от ледяного холода. Он кинулся к телефону, вызвал «скорую». Врачи, прибывшие на удивление быстро, поставили диагноз: сотрясение мозга, сильные ушибы в области грудной клетки… Обезболивающие уколы чуть успокоили ее. — Спи, Лида, я тебе дал снотворное… — шептал Иван Михайлович. … Целую неделю жена то приходила в сознание, то проваливалась в бред. И желание вновь нырнуть во мрак небытия пересиливало попытку, ощущение зацепиться за слабый свет электрической лампочки. — Держись, Лидуся, мы найдем негодяев, — сказал Иван Михайлович, когда она открыла глаза, и его уверенные слова на минуту задержали ее над бездной. — Мамуля, меня не даром обучали… Я же сотрудник угрозыска… Розыщу, накажу мерзавцев, — подтвердил приехавший милиционер сын Игорь. Отуманенным взором она взглянула на мужа и сына: мол, слышу, слышу, но волна забытья опять захлестывала ее. Она совершенно завяла, как сорванный стебелек. И если бы рядом сыпануть горстку мела, то трудно было бы отличить их, кто белее. — Успокойся, лежи, лежи, мамочка, — настойчиво повторял Игорь. — нужен только покой. Если не станет лучше, в больницу тебя отвезем. А сейчас сами справимся… Из тумана выплывали глаза. Они ничего не выражали, блуждали по высокому потолку. Тяжело наливались свинцом налитые веки. — Ума не приложу, как же могло получиться так: день начинался удачно, а обернулся трагедией? — вздыхал старший Москаленко. — Тьфу! — сплюнул сын. — Меня тоже всю неделю преследовало какое-то предчувствие… Как мираж, дым, фикция перед этой зловещей историей одолели Игоря тяжеловесные, будто в фильмах ужаса Хичкока, безумные, торжественные сны. Особенно впился в сознание один сон — плач матери. Бывало, заснет, тотчас кричит, зовет на помощь мать. Хоть он в вещие сны и не верил, но вот, пожалуйста, горький сонник накаркал этот кошмар. И теперь ничего у него не оставалось. Ничего, кроме неодолимого яростного желания отомстить неизвестным бандитам… … А дело было так. Когда Иван Михайлович вышел проводить Игоря, буквально через полчаса в дверь позвонили. На пороге стояло два молодых человека. Один долговязый, высоченный, с густыми рыжими вихрами, алый ликом, напоминающий вареного рака, и со шрамом на подбородке; другой — худой, как щепка, с прилизанными смолистыми кудрями. — Гм… Извините, пожалуйста… — первым заговорил, покашливая в кулак, длиннобудылый. — Мы студенты университета, собираем материалы о Героях Союза… Хотели бы потолковать о том, о сем с Иваном Михайловичем. — Он на прогулке. — А можно его подождать? — Заходите. Лидия Игнатьевна и не подозревала того, что может произойти. Доверчивая женщина провела гостей в комнату. На столе еще красовались награды, фотографии, документы. — Сегодня рассматривали семьей фронтовые письма, все, что дорого нам. Присаживайтесь, а я пойду чайку заварю… — объяснила она коротко. Уже на кухне Лидия Игнатьевна опомнилась. — Что же я, дура старая, хотя бы познакомилась, поинтересовалась, как зовут студентов… Ну, ладно, исправлюсь чуть позже. Угощу парней малинкой, чаем, тогда и выясню подробнее, кто они и откуда, как величают… К Ивану часто заглядывают посторонние. Все же Герой, не хабур-чабур какой-нибудь… Лидия Игнатьевна застелила кухонный столик клетчатой льняной скатертью, выставила сервизные чашки. Руки у нее почему-то подрагивали. — Приглашаю чаевничать. — Она позвала непрошеных гостей на кухню. Чайник засвистел. Женщина нагнулась к нижней полке, чтобы достать варенье. И вдруг удар по голове, второй — сбоку, в ребра. Будто ее раскачали и бросили на железные ворота. Потолок, люстра — вся круговерть остановилась. В виски накатила тупая боль. Она рухнула на пол… Подонки сгребли награды в саквояж и смылись…Глава 3. НОЧЬЮ
В эту черную ночь Иван Михайлович так и не заснул до утра. Его мучили кошмары, галлюцинации преследовали ежесекундно. Он многократно подкрадывался к жене. Нет, все вроде бы в порядке. Дышит. Спит. Врачи накололи. Перевязали раны. Сын притащил ворох лекарств. Старик посапывал в соседней комнате, всхрапывая через равные промежутки, просыпался, вспоминая все, перебирал, ворошил прошлое. Старался понять, взвешивал, искал ответ на всевозможные «почему». А вопросов накопилось вдосталь, чтобы не радоваться своей жизни: «Почему мародеры на братском кладбище разбили захоронения ветеранов войны? Почему подонки ворвались к фронтовику-летчице Герою Советского Союза Дине Андреевне Никулиной, избили ее и так, как и у него, отняли награды и… исчезли? Мерзость?.. Откуда взялись на рынке безработные кретины, продающие и покупающие ордена и медали, золото? Мир свихнулся? Где власть? Где права человека? Кто защитит нищих стариков? Анархия вроде батьки Махно царит в России…», — с горькой усмешкой рассуждал он. Москаленко изнывал от мучительного бессилия что-либо изменить в жизненной свистопляске, словно его басурманские рыночники окатили водой и выставили голенького на мороз. Задумано было Горбачевым, Ельциным остро, прямо, заманчиво, а исполнено ими дело паршиво, с проказой. Кое-какие сдвиги, конечно, появились. Свобода слова, совести, печати… но, увы, ярмо на просголю-динские шеи они набросили бездумно. Он чувствовал, как дубела кожа, будто тело покрывалось высушенными чешуйками бессмертников. Так бывало в мальчишеские лета… «Наберитесь терпения и вы увидите светлое завтра России — капитализм»… — верещали газеты. — «Коммунистические вертихвосты прикончены»… Где же разница между добром и злом? И он, Москаленко, сперва не разобравшись, восхищался российским переполохом, носился по друзьям-фронтовикам, предрекая новые бури. И вот сник… Вот и демократы натворили бед и заметались, как отравленные крысы… Извиваются перед народом, словно гадюки с вырванными жалами… Грянуло и для мафии суровое времечко… Когда-то же и кому-то нужно отвечать за разброд и шатания, за неурядицы… Ельцин обещал лечь на рельсы, если им не будут защищены пенсионеры, инвалиды, малоимущие?.. Ну и что? Обрюзг от пьянок и царских закусок, как пишет оппозиционная пресса, и все… забыл, не сдержал перед нами ни одного предвыборного слова»… «Не бредни ли это? — спросил он себя как бы между прочим. — Перекрестись, Москаленко… Не все так худо, как вопят большевики Анпиловы… Я-то вижу… Вышли из подполья запрещенные произведения, сняли запрет с Библии, Корана, других священных писаний. Свобода… Говори и делай, что хочешь, но только по закону. И никто тогда тебя не тронет… Восстановлены в правах миллионы людей, невинно пострадавших от политических репрессией. Канули в бездну очереди, карточки, «дефицит» из-под полы, с черного входа. Ввели рынок… Больно он дается… Дело-то необычное. Товаров — пруд пруди. Увы, они дороговаты. Но вновь в который раз правители закурлыкали о достойной жизни в двухтысячном году. Хотя пенсии, зарплаты задерживаются… Шамовка нужна нам же, «гомо-сапиенсам», ежедневно. Но вот жаль, что Чечня подкузьмила Ельцина, подножку ему подставила. А так бы Бориска, может быть, и впаялся в историю Петром Первым, а где-то и Иваном Грозным. Прихлопнуть бы еще президенту коррупцию, уголовщину, да, видимо, духу ему не хватает. Больной он и старый человек, «что с него возьмешь!..» Москаленко неторопливо покопался в книжном шкафу, достал тоненькую книжечку стихов «Бесы августа» поэта Ивана Савельева, на котором был увековечен эпиграф ярого политика Николая Травкина: «К власти пришли новые бесы…» Сжал губы, почувствовал, как они твердели, словно не мифическая опасность угрожала, а нечто реальное. Поэт кровью сердца писал об августовском путче девяносто первого года:Глава 4. ЦИНКОВЫЙ ГРОБ
Дикий гортанный женский крик исполосовал сердца окружающих. Соседи сбежались на стон и причитания Лидии Игнатьевны. Она лежала на диване, кричала страшно, пронзительно. Иван Михайлович на коленях стоял у изголовья жены. Сын Игорь замер, не шелохнувшись, словно окаменелый. Лицо позеленело, губы сжались. Его импульсивно била глубинная дрожь, будто комната сдавила, сжала с обеих сторон, вот-вот могла расплющить. Вкопанными изваяниями вытянулись трое военных, майop, лейтенант и сержант. Видимо, они были из военкомата и воинской части, где служил Сергей Москаленко. Иван Михайлович почувствовал, как у него, будто на войне, когда погибали товарищи, стала мерзнуть спина. Кто бросил ему под рубашку горсть жесткого, колючего снега? Кто принес очередную обезумевшую их весть? Леденящее горе сковало Игоря так, что он не мог пошевелиться, оглушило его, будто громом, и от того он ничего не видел и не слышал. Померк свет и не было утра, не зеленели весенние побеги на акациях, лишь зыбкий туман застилал глаза. Коренастый, молодой, в цветной пижме мужчина плакал, а слезы едкие, как щелочь, застилали глаза и катились по щекам. Игорь вынул носовой платок из кармана брюк. Платок сразу намок, но он этого не заметил, провел платком по холодному лбу, как бы невольно стирая с него что-то… Игорь смерил нехорошим, злым взглядом военных: — Как же сы-ы-н Сереженька погиб? Кто посмел его тронуть? — Вот письмо командира части подполковника Агафонова, адресованное Вам, — лейтенант протянул его Игорю. Он взял в руки листки и невольно уронил их. Чудилось, что они долго-долго летели к полу. Соседка Мария Ивановна Пройдисвет неуклюже, по-рачьи, ползком кинулась их поднимать. — Почитай, соседка… Неправду написал афганский начальник… Врет, небось, нам. Не верю… — у Игоря расплывшиеся пятна кружились и кружились, вдруг подпрыгивали к потолку и исчезали… Пол уходил из-под ног. Лидия Игнатьевна стихла, уткнувшись в мокрую подушку. — Ваш сын Сергей Москаленко погиб смертью героя… — Молоденький лейтенант жалобно мялся с ноги на ногу. — Я из Афганистана… Я знаю о последних часах жизни Сережи… — всех испугали не слова офицера — искреняя их печаль. — Значит, дело было так. Как-то на караванной тропе душманы устроили засаду, нападали на наши автоколонны, шедшие из Кабула с продовольствием для мирных жителей Кандагара. Другая банда мятежников бесчинствовали в селениях. Грабили и убивали всех, кто становился на сторону народной власти. Детям-школьникам отрубали руки. Одну из школ сожгли, никого не выпустив наружу. Вы это знаете по прошедшей войне… Лейтенант как-то неестественно передернулся всем телом, запнулся, закашлялся. Он густо покраснел. — А теперь о том, как Сергей вместе со старшим артиллерийской разведывательной группы лейтенантом Юрием Сырцовым выполнял боевую защиту в провинции Кандагара… Их обнаружил противник и открыл массированный огонь из пулеметов. Малочисленная группа ребят приняла на себя главный удар моджахедов. Обстановка для нее сложилась — хуже некуда. Сам Сергей получил несколько ран. Душманы забросали гранатами нашу группу. Одна из них упала рядом с лейтенантом Сырцовым. Взрыва было не избежать. Сережа первым рванулся вперед и накрыл гранату своим телом. В том бою был убит и командир Сырцов. — Он немного помедлил и протяжно закончил. — Офицеры и солдаты нашей воинской части скорбят вместе с вами и гордятся подвигом Сергея. Ваш сын и внук смелый парень… Знаем, слова участия не смогут облегчить Вашего горя… Черное бездумье на мгновение повисло хрупкой тишиной в квартире, так, что был слышен мерный перестук трамвайных колес за окном. … Вся ростовская Нахичевань провожала солдата-афганца в последний путь. Родственники, друзья детства, учителя, соседи, знакомые пришли поклониться мужественному пареньку, которого трудно было узнать в окошке оцинкованного гроба. Апрельский день выдался жарким, тихим, недвижным. Природа словно замерла в скорбном безмолвии. Даже пыль не вилась над дорогой, по которой направлялись к кладбищу многочисленные автобусы и вереницы легковых машин. Вот уже верно говорят: пришла беда — отворяй ворота. Сколько бед неожиданно обрушилось на семью Москаленко! Смерть невестки Зины, гибель Сергея. Правда, еще впереди не маячили зловещее нападение на Лидию Игнатьевну, кража орденов… Разрывали душу армейский оркестр и взвод воинов-первогодков с автоматами на груди. На территории кладбища гроб несли на руках. На подушечках признание мужества солдата в девятнадцать лет — Орден Красной Звезды, медаль «За отвагу», высшие знаки воинского отличия — специалиста первого класса, бойца военно-спортивного комплекса… Лейтенант на траурном митинге произнес надгробную речь о подвиге Сергея Москаленко, который сродни поступку Александра Матросова в Отечественную. Гроб опустили в могилу, комья земли глухо застучали по крышке. Прозвучали оружейные залпы. Выросший над могилой крохотный холмик обложили венками, уложили ворохом белых, алых, синих живых цветов. Солдаты установили обелиск и оградку… На поминках никому не верилось в случившееся…Глава 5. РОДИНКА
Лидия Игнатьевна дневала и ночевала на кладбище. Бывало, сядет у могилы внука и казнит себя: — Черт знает что творится! Я, старуха, фандыбачу на белом свете, копчу еле-еле, а молодой, красивый внучок сгинул бесследно… Кровинушка наша!.. Ей почему-то думалось, что он вот-вот явится и окликнет всех: «Бабуля, дед, папа, я живой!..» Игорь тоже нервничал, изредка срывался, оскорблял тo мать, то отца. Мать казалась ему какой-то рассеянной, придавленной. Спору нет, она стала такой из-за жутких перемен. — Кому суждено умереть, тот умирает, — однажды удрученно заявил Иван Михайлович. — Значит, на роду написано… Игорь обозвал его идиотом, громко хлопнул дверью гостиной. Раздались быстрые шаги отца и испуганный голос матери: «О, боже, что происходит?» На отце лица не было, бледный, щека судорожно дергалась. — Негодяи растерзали внука… А почему в цинк спрягал и, не показали его нам мертвого? — процедил дед сквозь зубы. — Может, он жив? Может, запропал куда? — Не Сереженьку привезли нам, — успокоила мужа Лидия Игнатьевна. — Не он, убей меня, не он… — и, переведя дух, добавила: — в окошечке спал вечным сном, видать, не Сережа… — Нету просвета, конец, — прохрипел Игорь. Губы, голос дрожали. — Как это понять? — мать села на стул боком. Игорь молча поднялся и бросился из комнаты. Бежал он по улице неровным шагом, словно равновесие потерял. Иван Михайлович сел к столу, запустил пальцы в волосы. Не раскисай, ветеран! Нечего сдаваться, нечего… На улице Игорь столкнулся с соседкой Марией Ивановной Пройдисвет. Она растерянно спросила: — Как там, Игнатьевна? — В трансе. Не отходит… — Молчит? — В основном, молчит. — А хоть ест? — Ох, Мария Ивановна, — тревожно вздохнул Игорь. — Я бы сам бежал бы, ползал, ноги любому бомжу целовал, чтобы сын остался живой. Я вот прочитал стихи в газете «Правда» Андрея Дементьева о воине-интернационалисте, которого настигла кровавая пуля в горах Афгана. Знаете, чуть не лопнуло сердце от боли… Я даже наизусть помню строки поэта…Глава 6. ПОМИНКИ
Лидия Игнатьевна, как всегда поднялась рано, с рассветом. Сон у стариков крохотный — с воробьиный клюв. Хлопот по хозяйству предстояло по горло. К обеду нагряну г друзья, соседи поминать внука. Сорок дней минуло, кик шальные осколки гранаты на афганской тропе разор-пали юное тело Сергея. Вчера дед побывал за Доном и приволок пестрый букет цветов: желтой и белой ромашки, синих колокольчиков, алых полевых маков. Он бережно укрепил портрет Сергея на стене в зале, окаймил его черной лентой, подставил вплотную к нему журнальный столик, украсил вазонами с цветами и сияющим мягким малахитом зеленой густой травы. Подстать мрачному настроению семьи Москаленко занялся рассвет над Ростовом — серый, хмурый, напоминающий по цвету бурьянные невылазные трясины. Из-за Дона по небу тягуче кучерявились грязно-черные тучи и громоздились вдали в необозримой степи в костоломных овражках, скособоченных кручах. Изредка сквозь них прорывалось в полбока солнце и тут же стремглав снова скрывалось, словно его поглотила приближающаяся гроза. По крышам засвистел ветер, набрал невиданную мощь, завыл в водосточных трубах, раскачал верхушки могучих раскидистых кленов, ломая ветви на неокрепших саженцах, взъерошив пыль на дорогах. Москаленко беспокойно выглянул в закрытое окно лоджии, насупившись подумал: «Скоро и нам покидать сей мир… Внучек позвал нас с Лидой в загробную пустоту. Не проговориться бы о нашей ночной вылазке на кладбище…» Космы туч наплывали на город, как бородатые моджахеды, тяжелые, грозные. Почему-то Ивану Михайловичу нестерпимо захотелось взять автомат или хотя бы охотничье ружьишко и пальнуть по черным волнистым гривам облаков. Темнело. Дом вздрогнул от громового побега. Иван Михайлович побледнел, принимая внутренним закутком сознания свои измышления. — Наконец-то отмстили за Сереженьку… Выстрелили в цель. Он не успел до конца произнести сумасбродные слова, как над Доном из небесного раструба прорычал, зверино охая, очередной громовой раскат, и сразу же разъяренно по стеклам, по зеленой траве застрекотали первые капли дождя. Барабанная дробь час от часу увеличивалась, часто и густо трещала, захлебывалась в фрамугах И оконных щелях. В лужах стояла колючая вода, как частокол у огорода. Взбухла хлябь, как рана от пореза. — Дали прикурить душманью, — зарулил в комнату как помешанный Москаленко. Он взглянул в небо, погрозил обоими кулаками: — У, убийцы позорные! Но ничего, ничего… Лидия Игнатьевна с потерянным видом зашвыркала носом: — Чокнулся, старче! Нескладуху несешь… — Тучи у меня душманами были… А гром с дождем их покосил… — Он, отчаянно бормоча, удалился в спальню. Оттуда продолжали доносится ужасные молитвы и проклятья. Город был сплошь окутан мутной плотной пеленой. Хотя мощный бас владыки-грома постепенно проваливался куда-то в бездну, мельчал и как бы огрызался перед разбушевавшимся хаосом. Туча, наворотившая по понятию деда беду, подалась на запад, к линии горизонта, приоткрыла голубую занавеску неба. Золотистым светом заиграло солнце. Радуга после разбойничьего налета ветра и дождя заарканило небесное пространство разноцветными огнями. Ласточки взметнулись вверх в аорту неба, зачирикали на деревьях нахохлившиеся воробьи. — Жидки на расправу душманы… Убежали тучи-вражины, — улыбнулся нам Сереженька, «свет наш ясный»… — и Иван Михайлович показал фигу убегающим облакам. Нетрудно понять, с каким нетерпением старики дожидались Игоря и Наташу. Не так нужна была их помощь, чтобы приготовить траурный обед, как духовная поддержка друг друга. Наташа взялась варить суп с вермишелью, опустила в кастрюлю сухофрукты доя компота. На кухне зафыркал кран. Лязгнула упавшая в раковину ложка. Игорь усердно чистил картошку. И вдруг дед предложил: — А что, если пельмени сварганить — любимое блюдо Сергея? Иван Михайлович схватил мясорубку, Игорь стал шинковать лук, Лидия Игнатьевна месить тесто. Наташа принесла доску для разделки. Лидия Игнатьевна всей своей командой повелевала только глазами. Наташа вскоре испекла пирожки с печенкой. Иван Михайлович занялся овощами. Из-под его ножа сыпались в большую тарелку кружочки помидоров, огурцов, лука. Сообща управились быстро, получился вкусный обед… В полдень к дому подкатила серая, какого-то пыльного цвета, но совершенно еще новенькая «Волга». Из нее вылезли шеф Игоря начальник городского МВД по борьбе с организованной преступностью, полковник Кирилл Григорьевич Курдюмов и два инспектора — майор Алексей Яковлевич Самохин и Юрий Владимирович Рожков. Полковник Курдюмов был не высок, но плотен и плечист, от него веяло скрытой силой. По особой походке, по устоявшейся привычке играть мускулами плечевых суставов, в нем безошибочно угадывался первоклассный боксер. Алексей Самохин, блондин, кареглазый, сухопарый, подвижный, как ртуть, возвышался на целую голову над Юрием Рожковым, приземистым крепышом, с синим блеском глаз, ржаными желтыми ресницами и с пышными усами. Лидия Игнатьевна бросилась встречать их. — Просим, просим, дорогие гости! Курдюмов на виду у всех чмокнул хозяйку в руку. Подчиненные повторили тот же рыцарский жест. Узрев, как собрались дальние гости, черепашьи шагом стекались и приглашенные соседи. Первой явилась толстая, как бревно, крутогрудая пенсионерка Мария Ивановна Пройдисвет. Она являла собой скифское чудо: большая, сильная бабища, вроде каменной бабы с кургана. За ней потянулась молодая семья Чекмаревых. Володя с пронзительным пробором чем-то напоминал огнедышащую печку, розовощекий, в народе про таких говорят: кровь с молоком. И совсем противоположность ему жена Настя, как отражение от огарка свечки, бледная, угасающая, сухая, как палка, кажись, дотронешься пальцем — проткнешь насквозь. Действительно, чахлая — десятая вода на киселе. Когда гости расселись, переминаясь с ноги на ногу, робко заговорил Володя Чекмарев: — Я друг Сергея. Школярничали, юность отчекрыжили вдвоем. В беде, в мальчишьих потасовках на него я мог всегда положиться. Девчат-трусих, пугающихся собственной тени, от защищал от нахалов-пацанов… Симулянтов не терпел… Призирал ябед и предателей… Уличными ватагами верховодил… Клевый был парень!.. Судьба нас разлучила. Он призвался в армию, я пробился в академию художеств. Так-то… Из вас никто не знает: перед уходом в Афган он попросил его нарисовать. И я долго писал Сережин портрет. Похож или нет — не мне судить… Чекмарев вышел из-за стола и исчез за голубой портьерой. Необычный выпад Чекмарева молниеносно передался гостям. Все сидели словно кость проглотили. Ждали загадочного сюрприза. Через минуту Володя вернулся, дверь зала не захлопнув — оставил открытой. Перед гостями предстала огромная картина в багетной рамке. Разноцветные масляные краски оживили образ парня. С бравой осанкой, бровастый мальчишка пленительно глазел на собравшихся. Сергей облокотился на подоконник, в руке он держал гитару — неразлучную спутницу жизни. В уголках его губ затаилась удивительная, добрая улыбка. Ни один человек так не улыбался! Казалось, вот он что-то скажет, поведет плечами, придет в движение, и его голос… Он был настолько похож, и поэтому правдивый портрет обжог сердца родственников и знакомых. Они не договариваясь, дружно поднялись и помянули Сергея. Ели тихо, одним почерком: выхлебывали бульон, кое-кто на пельмени наливал сметану и аппетитно чмокал. Пусто было на душе. Хоть волком вой, всем горечь изливал свою Москаленко, но жить-то надо… — Не успели мы призвать Сергея в ряды милиции, — огорченно пожалел Кирилл Курдюмов. — Он хотел пойти по стопам отца… Пусть земля ему будет пухом!.. — Размеры потери начинаешь понимать позже, — пробормотал в знак согласия с шефом Игорь и его огромный кадык занырял, как поплавок на длинной шее. Очевидно, выпивка у людей всегда служила утешением. — Когда-нибудь минувшее поглотит нас, — напряженно выговорил майор Самохин. — Позади вымороченный век… Игорь озадаченно кивнул ему. Несколько мгновений они молча сидели, словно прислушиваясь к чему-то. — Все под грешным небом возвращается на круги своя, — философски заметила соседка Настя. — Наша жизнь, как скорбные строки у Анны Ахматовой. Помните?ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1. НАЧАЛО КРОВОПРОЛИТИЯ…
Бежали дни. Базар привлекал суматошной толчеей, голосистыми криками торговцев: «Лещи! Лещи! Вяленые, закусочка отменная! Раки вареные, на выбор!..» Пахло фруктами, укропом, малосольными огурцами. На прилавках горками возвышался инжир, похожий на коричневые сморщенные пятачки… Хрипло, астматически ревел магнитофон из киоска, в котором продавали кассеты с записями песен. Игорь ежедневно слонялся по Центральному и Нахичеванскому рынкам, всевозможным барахолкам. Тут он находил по долгу службы Алексея Самохина и Юрия Рожкова, и все трое часто обсуждали оперативную обстановку. — Новенького ничего нет? — спросил Игорь. Друзья не ответили. Рожков посмотрел на Москаленко и, молча кивнул в сторону барыги, лохматого, бородатого, поправляющего ворот красной рубахи с картонной вывеской на груди: «Покупаю ваучеры, золото, ордена». — Что за гусь лапчатый? — насупился Игорь. — «Лохматый» поведал нам историю о студентиках. Они подходили и предлагали Звезду и ордена, но не сговорились по «баксам». Те загнули цены бешенные… Обещали появиться, если не найдут покупателя. «Лохматый» — наше подставное лицо, зовут Петей Крохмалевым. Мы будем отрабатывать разные версии, идет отбор, отсев, анализ… — Не спугнуть бы… — Никуда они не денутся. Мы обложили все массовые торговые точки. Выставили людей с бирочками на груди, — уверенно вставил Самохин. — Эксперты-криминалисты через фотороботы и отпечатки пальцев на столе в вашем доме подозревают бывшего рецидивиста по кличке Адольф. Его отпечатки пальцев установлены в другом злодейском убийстве четверых людей. Мы проверяем информацию. Кажется, напали на след. Он был склонен и к продаже валюты. Может, рука протянулась к орденам? — скороговоркой дополнил детали розыскной работы Юрий Рожков. — Хм, стервец! — кисло улыбнулся Игорь и наконец добавил твердо, командирским тоном: — Занимайтесь, а я поехал в управление. Если что — звоните. Он нырнул в «Жигули», захлопнул дверцу и, сделав круг по базарной площади, исчез в потоке машин… День выдался долгим, занудливым. Измотался Игорь так, что к вечеру еле дотелепал домой, ноги вытянул на диване, на подушку положил. Он перебрал в памяти сотни раз, что еще можно предпринять для поиска банды, ограбившей родителей… Убийцы и воры стали действовать чисто. В среде жулья появилась высокообразованная братия, физически крепкая, обеспеченная техникой и транспортом, вооруженная до зубов. Словом, профессионалы. Убежать бы шут знает куда от суровых милицейских будней! Но куда денешься? Такие уж «черновые подворотни» в уголовном розыске. Сегодня он допрашивал наемного убийцу. Не поладил с мафией директор частного предприятия, не отдал рэкетирам десять «лимонов». Сбор дани с деловых людей стал привычным делом… Коммерсанта обнаружили застреленным в квартире выстрелом из пистолета прямо в сердце. А нанятого убить человека застукали соседи, сообщили милиции после того, как прогремел выстрел. Арестовала его оперативная группа в подъезде с поличным, с объемной сумкой в руках, в которой уместилось десять тысяч долларов, маленький телевизор «Электроника», золотые и серебряные кольца, до десятка газовых револьверов. Сразу видно — головотяп он неосторожный, а не наемный убийца. Подлец грязно сработал, нашумел стрельбой… Без вопросов — получит он свое по закону сполна… На рынке Рожков, Самохин между делом взяли троих наркоманов, торгующих, как потом выяснилось, ворованными японскими часами. Наркоши взломали ночью дверь часовой мастерской, а утром подались сбывать продукцию. «Кайфующие» парни уже отбывали срок в колонии для несовершеннолетних по серьезной статье уголовного кодекса — по сто сорок пятой за грабеж. Москаленко про себя ухмыльнулся, когда вспомнил татуировку на руке одного из них: «Проснись, Гитлер. Менты борзеют»… — Что скажешь, бедолага, без уверток — тяжко? Устал, пупсик? — У Наташи всегда ушки на макушке. И от ее теплых слов Игорь всегда таял как воск. В вечернем полумраке его глаза блестели, будто бутылочное стекло. Игорь взял жену за талию и честно признался: — Без тебя бы пропал, Натулька… Нервы перенапряжены, сдают… — А я вот проверяю дипломные проекты и курсовые работы. На неделю запарка предстоит. Зав. кафедрой звонил, торопил написать заключения… — Она улыбнулась, пытаясь отвлечь мужа от печальных дум. Ведь даже йоги не управляют своим подсознанием. Отринуть от безумного, жестокого мира, от затаенных мыслей всегда помогает другой человек. — Хочешь супчика? — Я отменно пообедал… Спасибо… — Поставить кофе или чай? — Сделай кофе. По всему видно, что Игорь пребывал в полной растерянности. — Что с тобой, миленький? — полюбопытствовала жена. — Позавчера хотел тебе сказать, вчера. Но как тут выразить… — Что ты не выложил, Игорь?.. Говори — легче будет… — настояла супруга. Игорь сгорбился и потянулся, не выдержав Наташиного взгляда. Рот его щербился, перекосил все лицо. — Нет, ты только посмотри телек, какая резня в Чечне Свои бомбят своих. Самолеты мутузят снарядами Грозный… Артиллерия, танки поперли… — Бесится Кремль, — вмешалась Наташа, — будь моя вол — судила бы за зверство в Грозном. — Н-да… — хмуро вздохнул Игорь. — Очевидцы, прошедшие Афган, его прогулкой будут считать… — Фи! — оттопырила губу жена. — Передают по телеку, как на окраину аэродрома в палатки свозили с поля боя убитых. Без содрогания смотреть на это невозможно. Перерезаны горла, отрезаны носы, уши, сняты скальпы, обрублены руки, ноги, обуглены тела. Ав Моздоке неделями в рефрижераторах лежат трупы при температуре 18, потому что они не опознаны по причине: изуродованы неимоверно. — Ох, не говори, так мерзко на душе! — запротестовал муж. — Черт знает что делается! Солдаты попали в плен дудаевцам, а обратно подбрасывают их тела. Смотришь, одному вырезали сердце, а другому вспороли живот и набили гильзами… Раненых подвешивают за ноги в разрушенных зданиях, и из-за их тел ведут прицельный огонь стрелки. — А у меня друзья — чеченцы… — перебил Игорь жену. — Офицер ростовской милиции Саша Вахаев уволился в запас, рванул воевать за свободу республики на стороне генерала Дудаева!.. Говорят, погиб в президентском дворце… А другой мой товарищ, чеченец, чабан Заветинского овцесовхоза Ростовской области Махмуд Имаев умчался в село Знаменское, взял оружие, чтобы свергнуть Джохара… Лег в сырую землю. Оба мне дороги. Какие они боевики? Хватает на войне, как на войне, всякой рвани: мародеров и уголовников, снайперов, афганских моджахедов и прибалтийских стрелков… Расправлялись они со всеми жестоко, кровожадно, зверски, не жалели ни детей, ни стариков, ни женщин, ни русских солдат… — Нет, погоди! — Наташа властно выбросила руку. — Ты еще о ком-то хотел сказать… — Военные вымостили дорогу в ад телами мертвых мало обученных солдатиков. Пострадал и дитя одного моего однокашника Андрей Щербаков. Осенью призвали сына Мишу в армию и вот… привезли цинковый гроб. Мальчонка автомат-то никогда не трогал… «Вот и все, вот и нету юнца», — горько думал Игорь. — Ты бы видела, как мать гладила холодное железо и громко голосила! Отец криком заходился и проклинал Ельцина. Я же померк… Понимаешь, такое же стеклянное окошко гроба, как нашего гроба, где… где… заковали Сергея. Он из Афгана-то прибыл, а здесь на родимых землях умертвили, под боком, суки!.. — Какой ужас! — всплеснула руками Наташа. — Мишенька дитя же восемнадцатилетнее… — Отдали родителям ботинки на микропоре, обмундирование. У него ног нет. Оторвало… — хотел Игорь объяснить все сразу, но не нашел слов и затих. — Ох, Игорь! — застонала Наташа и согнулась пополам. — Мне рассказывали, как почтальоны удивляют похоронками на живых… Одни мои знакомые попросили перед захоронением вскрыть гроб. Оказалось, не их сын. Мать не выдержала таких потрясений, слегла. Сын же был жив и находился после ранения в Краснодарском госпитале… — Это еще цветики! — громко произнес Игорь то, о чем подумал. — Шлют сообщения, знаешь, с таким текстом: «пропал без вести». А сами, гады, чтобы не гневить народ, сжигают трупы, зарывают их в поле. Меньше мороки, меньше будут проклинать власть. Нет мертвеца — нет проблем… Похороны — это же взрыв гнева родителей, друзей, да и просто зевак… Прячут тела… Часть пацанов голодные собаки сгрызли, разорвали на куски… Петлю на себя накинули кремлевцы. В историю они войдут кровавыми покорителями малых народов! Верхняя губа Наташи побагровела. Грязь всего подлого не соскребешь под видом конституционности, защиты России от развала… — В Москве, Питере же больше бандформирований, чем в Чечне… Так что давайте колошматить огнем наши города, глупцы, стервецы! — вырвалось у Игоря. — Грозный растерзан страшной ценой — тысячами жертв… А что тогда делать с остальной Чечней южнее Терского хребта, которые голову склонять не собирались… Многолетняя партизанская война на Кавказе?.. Неужто? Сокрушаясь о содеянном в гражданской войне, Игорь и Наташа не представляли тогда лик горя тех, кого задело огненным крылом безумное, триста раз безумное братоубийственное кровопускание. Текучие годы сквозь пальцы пройдут то черной, то белой, то пестрой картиной, и оголенная правда выползет наружу в Чеченской трагедии. А пока ее боевые осколки прилетали в дома в письмах сыновей и застревали в сердцах родителей. Соседский паренек писал домой: «Папа, у меня работа не пыльная. Я ставлю мины по ночам у отвоеванных домов, чтобы ребята (пехота) могли поспать спокойно. Папа, если бы ты знал, что я испытал и что я видел. Папа, солдат не поймет цену жизни даже за три года службы. Поймет меня лишь тот, кто испытал тридцать суток войны. Сперва было тяжело. Теперь это уже привычка. Не знаю, папа, но мне кажется, я стал волком, который готов разорвать любого в считанные секунды. Папа, это ужасно… Мне снится дом, домашний хлеб. Не думай, что я здесь голодаю. Наоборот, ем то, что ты ел по праздникам и то не всегда. Жалко, что мои два друга не смогут уже никогда войти в свой дом. Будь проклята война. Проклятый снайпер. Я его разорвал на куски. Отец, у меня автомат с подствольным гранатометом. Я его засек, в горячке прорвался к нему ближе и увидел девку лет 20. Она сидела и клацала наших пацанов, как мух. Я ее окликнул, она обернулась и увидела меня. Она была испугана, сука. Она не ожидала. И я выстрелил с гранатомета ей в грудь, одни куски остались. Отец, я этого никогда не забуду. Не дай бог, если мои друзья увидят такое. Пусть лучше они не знают, что такое война… У меня уже две медали. Одна за Петропавловскую «За отличную воинскую службу», там мне пришлось попотеть. И «За отвагу». Это за Грозный. Маме ничего не говори. Знай, что твой сын не трус, как говорил Витька, и не разу не дрогнул, не оставил ребят в беде. Миша.» Это письмо юного Миши было опубликовано. И такими Мишами прикрылась криминальная нефтемафиозная камарилья. Бессмысленный штурм Грозного. Полегли парни. Награды сыпались, как из рога изобилия, посмертно и живым. Склоняли голову над погибшими мирными жителями и солдатами. Как горько сознавать, что это не взятие Берлина, а холод, копать, тьма в северокавказском российском городе… И нечего блефовать, мол, наш флаг полоскался в Грозном над президентским дворцом. Так, эпизод войны, в обойме «победных» атак генералов. А удастся ли его отстирать? Так много было жертв. Нужно все взвесить, обдумать: для совести, для будущего своих детей, для всех тех, кто верит тебе и послал вроде бы уничтожать тейп Дудаева… на борьбу с произволом бандитов… Жить, конечно, в бочке с порохом нельзя. Мародерство… Массовое оставление современного оружия Чечне по указке сверху, фальшивые авизо, давшие Дудаеву сотни миллиардов российских денег на покупку оружия, на подкуп московских чиновников. Дележ по национальным признакам на русских и «чучмеков», на мусульман и православных… А как быть с суровыми законами шариата и адата? Объявленная чеченцами «кровавая месть» открыла шлагбаум войне на истребление нации: ведь в «кровниках» сегодня не только большинство тейпов из-за гражданской войны, но и те, кто раздавал и получал награды за Чечню… Через десятки лет внук может спросить у деда: «А где ты воевал? На какой войне потерял, дедуля, ноги?» Что ему тогда ответить мальцу? Мерзко! Стыдоба! Это будет стыд, мучительный стыд за себя, за других… Чечня — это далеко не Афганистан и война на чужой территории, которую можно хоть как-то оправдать. Зимой 1994-95 гг. был стерт с лица земли русский город в мирное-то время, в эпоху царствования злополучных «демократов». С тех пор в глазах людей запечатлелась эта страшная картина: на снегу лежали множество убитых и раненых в багряных отсветах заката, напоминавших свежепролитую кровь… сколько убил и ранил каждый из оставшихся в живых? Солдаты знали и помнили только одно: «Вперед!» Таков был приказ командования. И они выполнили его. Но не все… Появлялись генералы-отказники, не хотевшие подчиняться идиотским приказам, дезертиры перебазировались на сторону Дудаева… Кто больше пострадал в Чечне, какие народы? Так ставить вопрос нельзя. Трагедия выглядела иначе. Убивать стало легко и просто. Смиренно откровенничали горцы: «.. боевики вырезали целые семьи русских». Однажды хоронили семью — пять гробов: мать, отец и трое ребятишек. Плакали женщины: меньшенький только народился, а горлышко перерезано. Лежал без кровинки, что ангелочек восковой. Злодейство какое: всю фамилию скосили под корешок! Сколько же предстоит перелистать страниц календарей, чтобы восстановить не только разрушен-ные города и селения, но и обуглившиеся души!? — Кому же отвечать за эту срамоту? — прервала тягостное молчание Наташа, будто перед ней на скамье подсудимых сидели вершители судеб. Настроение было хреновое и на душе муть. Она крутила ручку магнитолы. Передавали четкие, лаконичные, фронтовые сводки. Корреспондент, анализируя изнутри бучу «боевую кипучую», напомнил слушателям о первом кризисе, возникшем в отношениях России с Чечено-Ингушетией. Откуда же истоки конфликта? Очевидно ясно: от непродуманного, скоропалительного заявления Бориса Ельцина, когда он предлагал автономиям брать столько суверенитета, сколько они смогут «проглотить». Теперь настал час расплаты за это общение. Общенациональный конгресс чеченского народа в ноябре 1990 года возглавил генерал-майор авиации Джохар Дудаев. Именно этому человеку суждено было заявить, что всю свою сознательную жизнь он только и хотел добиться независимости своего народа, «вывести его из позорнейшего колониального ига». И закрутилась политическая катавасия. Предполагалось создать Чеченскую республику и избрать ее президента и парламент. Лидеры ОКЧН не желали, чтобы Ингушетия входила в состав РСФСР. В те тревожные дни вице-президент Александр Руцкой ратовал за предотвращение распада России «любой ценой». Он оставался приверженцем «единой и неделимой России» и никогда от этой идеи не отступал. «Это государство, — не раз готовил он, — создавалось веками нашими великими предками — Александром Невским, Дмитрием Донским, Петром Первым. И мы никогда недопустим, чтобы оно растаскивалось на какие-то удельные княжества». 10 сентября 1991 года Государственному секретарю Геннадию Бурбулису не удалось достичь соглашения с ОКЧН. 15 сентября после посещения Грозного председателем российского парламента Руслана Хасбулатова депутатам коммунистического Верховного Совета Чечено-Ингушетии было предложено самораспуститься. Дудаевские гвардейцы повыкидывали депутатов из окон. 20 человек оказались в больнице, один — разбился насмерть. Но затем дудаевцы насильственно захватили Общенациональный конгресс чеченского народа, прошли погромы в правительственных зданиях, МВД, КГБ… Чеченский узел Ельцин поручил развязать Руцкому. Как пишут в книге «Афганистан… Кремль… «Лефортово» (Эпизоды политической карьеры биографии Александра Руцкого) Л. Гульбинский и Л. Шакина:«… Кавказ имеет свои особенности. На протяжении всех лет советской власти здесь не исчезали клановые конфликты и межнациональные противоречия. И, тем не менее, был накоплен опыт по их улаживанию. По словам одного из крупнейших знатоков «кавказских проблем», доктора философии, генерала «тайного агентства» советской военной разведки среди афганских моджахедов Кима Цагалова, за это время удалось погасить 400 значительных цепочек «кровавой мести»… Но у Александра Руцкого в тот период не оказалось опытных советников по Кавказу. Да и Хасбула-товский парламент из-за нетерпеливости и амбициозности ряда депутатов натворил множество грубейших политических ошибок. Решением Верховного Совета предписывалось ОКЧН сдать оружие и распустить вооруженные формирования. В ответ дудаевцы объявили всеобщую мобилизацию. 24 октября 1991 года Верховный Совет РСФСР объявил незаконным назначение в Чечне на 27 октября президентских парламентских выборов. Но по итогам голосования Президентом Чеченской республики — независимого государства — был провозглашен сорокасемилетний генерал военно-воздушных сил Джохар Дудаев. Ельцин 7 ноября подписал указ о введении чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии. И… уехал отдыхать в Завидово. На хозяйстве остался Руцкой, который пять суток не мог дозвониться к Ельцину. ЧП пришлось отменять… Дудаев своим приказом признал его незаконным, ввел на территории республики военное положение, назначил военных министров, воинским частям было приказано перейти на сторону Чечни. Девиз горцев «каждый дом — неприступная крепость» подхватило всё население. Из тюрем выпускались заключенные, которым немедленно вручалось оружие… Дудаев грозил превратить Москву в «зону бедствия», заслать туда снайперов, террористов с целью ликвидации Руцкого и его помощников… Надежды на успех рассеялись. 9 ноября в Грозном прошла церемония инаугурации Дудаева. Более ста тысяч завершили митинг стрельбой в воздух. По мановению волшебной палочки горцев Дудаев был вознесен в ранг общепризнанного национального лидера. Ельцин вскоре понял, что введение чрезвычайного положения в Чечено-Ингушетии было ошибочным… Так зародилась чеченская «бона партия», которой еще предстояло через три года в решающей военной схватке сразиться с Москвой!.. — Желторотая демократия! — проворчал Игорь. — Дрожащие от отваги слабаки… Бездарный политик Ельцин… — Националисты… — хладнокровно заметила жена. — Поганые политические тусовки. И в Москве, и в Грозном… Ельцин всегда спекулировал на угрозе коммунистического реванша. Дудаев — на российской имперской угрозе, — заострил внимание на главном Игорь. — Жаль… Жаль… К чему привели страну, — разволновалась Наташа. — Толку так и эдак не будет, — сказал Москаленко. — Тихо, Игорь… Передача начинается… — остановила его жена. Она жадно смотрела на черный говорящий ящик. Что же он еще изречет? — Я не верю никому, Игорь, — взвилась она, крепко пожимая тонкими пальцами руку мужа. — Войска превратили Грозный в такую же груду развалин, как фашисты Сталинград! Говорят, в городе не пройти по улицам. Огромное поле сплошных развалин. Все каменные здания разбомблены или обрушились. Варвары… Вице-президент Руцкой недаром предупреждал об опасности… Радио передавало сухие, как протокол, ужасные вес-ти:«… Из Грозного поступили сведения о новых ударах российской авиации по объектам чеченской столицы и ее пригородам. Продудаевские вооруженные формирования контролировали ситуацию в густонаселенных кварталах Грозного, что затрудняло проведение операций по их разоружению. Отмечалась особая жестокость наемных банд, состоящих из афганских моджахедов, азербайджанских боевиков, украинских и прибалтийских ультранационалистов… «Вашингтон пост» о русском генерале Иване Бабичеве: «Он не желал воевать с мирным населением Чечни, что, по его заявлению, означало нарушение Конституции России. Среднего возраста и пожилые чеченские женщины ответили на это слезами радости, они обнимали генерала. Вместе с женщинами на середине дороги стояли распевающие молитвы мужчины…» Игорь не хотел напускать шоры на глаза, ввинчивать затычки в уши. В Чечне балаганствовали жизнь и смерть. Он напряженно вслушивался в голос диктора: «… Остановить кровопролитие!» — обратился к президенту уполномоченный по правам человека России Сергей Ковалев. Он знал, что нельзя жить в государстве, которым управляют мерзавцы, правители которого постоянно врут. Надо немедленно прекратить жестокую расправу над вооруженным народом, который защищает свою землю и независимость…» «.. Всемирно известный писатель Расул Гамзатов обнародовал послание Ельцину. В нем говорится: «Тяжело слышать и видеть то, что творится с сыновьями и дочерями нашей земли. Бомбят города и аулы, погибают дети и старики, гибнут солдаты, женщины берут в руки автоматы, ночные пожары, беженцы, заложники… Эта трагедия не дает высохнуть слезам и крови. Такого не знал много повидавший на своем веку Кавказ…» «.. Демократия по-кремлевски. Что ни год, то война. Первый заместитель главкома сухопутных войск в Чечне генерал Воробьев подал в отставку, мотивируя свой отказ нежеланием вести штурм Грозного…»«… К немедленному прекращению боевых действий в Чечне призвал депутат Государственной Думы Леонид Петровский. Он обвинил руководство страны в «прямом разрушении российской государственности и назвал Джохара Дудаева «чеченским романтиком»… — Во дает депутат! — развеселился Игорь Москаленко. — Как там у Пушкина: «Души прекрасные порывы!» «Удуши», дудаевский боец, я бы так замолвил». Молодая радиожурналистка сменила по-левитановски голосистого мужчину и запела по-женски мягко, вкрадчиво и загадочно: «,„Вчера министр обороны Паша по кликухе «мерседес», по фамилии Грачев демонстративно заявил, что дел в Грозном — полку десантников на два часа, главное, мол, не вводить в город танки. А назавтра послал на долгие годы мощные танковые соединения и подверг ракетно-бомбовым ударам мирных жителей… Бездарной операцией назвал маршал Евгений Шапошников военные действия армии в Чечне. Он подтвердил, что при царствовании премьера Гайдара и согласно директивы министра обороны Грачева весной 1992 года было дано указание командующему Северо-Кавказским военным округом оставить пятьдесят процентов техники и оружия генералу Дудаеву, а все остальное вывезти. Это подтвердил и генерал Громов…» Дудаеву было оставлено 37 тысяч единиц стрелкового оружия, 27 вагонов боеприпасов, 42 танка, 34 БМП, не счита мелочей, как зенитные установки, ракеты и артсистемы. Этого оружия хватило бы оснастить регулярную армию любого среднеевропейского государства. — Ух, ты! Вот где пес вонючий зарыт! — приподнялся Москаленко. — Дудаев стал опорой Ельцина в борьбе с коммунистами Чечни и получил возможность из этого большого арсенала оружия убивать наших солдат и офицеров… А знаешь, Ната, мне поведал свою грустную судьбинушку мигулинский казак с Верхнего Дона Влас Иванович Новокрещенов… Деда его репрессировали как кулака, семью выслали в Сибирь. Накатал он Ельцину письмецо примерно такого содержания: «мол, не гневись, послушай мудреца… Выкупи у Дудаева оружие и позволь ему совершить свободную Чечню за то, что выстрадал народ, был депортирован! А через время вели Дудаеву успокоиться. А винтовок у него не окажется…» Не внял мольбе простого казака президент. Наоборот, кажется, кто-то продал оружие и погрел руки… Суд выяснит когда-нибудь эти злодеяния… Оттого и война свершилась…» Радиожурналистка усталым голосом комментировала по «Голосу Америки»: «Ельцин считал, что чеченский народ стал заложником дудаевского режима. Однако, согласно целому ряду сообщений с места событий, даже многие противники Дудаева не намерены подчинятся требованиям российских властей и разоружаться, рассматривая операцию российских силовых структур в Чечне как очередную оккупацию их родины. Чеченцы не собираются сдаваться. Чечня не может быть подчинена России, он подчиняется только Аллаху,говорили они…» Берлин:«.. С помощью авиации и артиллерии армия превратила Грозный в груды развалин. Но выиграть растянувшуюся на годы войну в горной местности она не в силах. Если Борису Ельцину не удастся найти выход из кавказского лабиринта, его карьера там может и окончиться», — заключила рассуждения журналист. Газета «Берлин цайтунг» называла ряд сил в России, которым, по ее мнению, выгоден военный конфликт в Чечне. Во-первых, это конкуренты Бориса Ельцина. Во-вторых, ура-патриоты, которые представляют себе сильную Россию «Матушкой-Родиной с резиновой дубинкой в руках». В-третьих, те чеченские политики, которые могут прорваться к власти только на горбу русских солдат. Ну и в-четвертых, просто преступники, которые хотели, чтобы война списала их грязные делишки…» «Гордый горский народ Чечни со своими исламскими традициями просто так не поработить», — подумал Игорь Москаленко. Радио по-прежнему беспрерывно трещало: «.. Поэт Евгений Евтушенко отказался получать орден Дружбы народов. Он не согласился с Кремлем в отношении Чечни…» «.. Артист Иосиф Кобзон не выехал в Чечню петь песни перед воинами…» «.. Комкор северной группировки в Чечне, волгоградский генерал Лев Рохлин не принял награды — звания Героя России. По его словам,«.. эта война гражданская. А на той, первой гражданской, Деникин, Корнилов, Каледин наград не получали…» «… Пока господа «демократы» не будут отстранены и привлечены к ответственности, Россия с колен не поднимется, они добьют ее не мытьем, так катаньем, — откровенничал в газете «Правда» о событиях в Чечне минчанин Иван Пучковский. — Демократы хотят сделать из Ельцина крайнего, спихнуть на него все беды и неудачи гайдаровских реформ!..» «.. Несмотря на первые ростки мирной жизни в чеченской столице война время от времени напоминает о себе. Силами саперов обезврежен фугас, заложенный под газопровод. Информация о готовящемся терракте поступила от местного населения…» «.. Председатель правительства национального возрождения Чеченской республики Саламбек Хаджиев заявил, что в Чечне не будет президентской власти, это не свойственно чеченскому менталитету. У нас каждый сам по себе президент, и может возникнуть искушение власть узурпировать, как это произошло с Дудаевым… Следует создать местное самоуправление с высокой степенью самостоятельности… Касаясь будущего республики, премьер сказал, что только чеченский народ сам вправе решать — по пути ему с Россией или нет. А для этого необходим ему референдум. По словам премьера он уже отправил телеграммы Руслану Хасбулатову и Доку Завгаеву с предложением войти в состав правительства национального возрождения с тем, чтобы один возглавил финансово-экономический комплекс республики, а другой — аграрный…» «.. Выездное заседание Госкомиссии по восстановлению экономики и социальной сферы нации под руководством первого вице-премьера России Олега Сосковца проходило в Грозном. Обсуждались обстоятельные планы поэтапного урегулирования конфликта, выработанные правительством РФ и конференцией «Мирная инициатива на Кавказе»… Прав старейший наш писатель Сергей Залыгин, заявивший, что окончательную победу в Чечне одержит не тот, кто больше убьет людей, а тот, кто больше спасет…» Радио внезапно заурчало, зашумело, будто кто-то устроил ему помехи. — Ну и события… Вот и разберись, кто прав, когда каждый доказывает свое, — Игорь прямо взбеленился. — Нечиста совесть у политиков!.. — Не в том ведь суть, как у кого подвешен язык, не по этому судят о человеке — по делам. Только вот беда: и дела бывают обманчивы. Во всяком случае с Чечней так и вышло… — озабоченно сказала Наташа. Муж с обезоруживающей ласковостью произнес: — Голая правда, Наток… И вновь затараторил мужчина-радиожурналист, как бы гордясь своей способностью к трезвому анализу и критическим оценкам: «Вечное наше несчастье — никак мы не можем быть всем народам заодно. И впрямь, есть от чего прийти в отчаяние: в Грозном погибло тысяча человек, и все они чеченцы, русские — россияне… Все, кто держал оружие, несут ответственность за пролитую кровь… Послушайте, пожалуйста, что думают отец и сын Гайдары о чеченцах с их несокрушимым стремлением к самостоятельности, с их национально индивидуалистическим складом мышления. Гостями рубрики «Без пиджаков» в «Литературной газете» стали Тимур и Егор Гайдары в компании с обозревателем Александром Бориным. Скинули пиджаки, повесили их на спинку стула и повели свободный, без заданной темы и жестких рамок приятельский разговор. На это раз Борин попросил Тимура Гайдара, с которым знаком много лет, позвать на такой разговор своего сына. Официального Егора Гайдара знает вся страна. А вот каков он «без пиджака», в домашней обстановке? Вопрос Александра Борина: «Неужели Ельцин не понимает, что Чечня для него крах? И как для политика, прежде всего. Откуда такое ослепление?» Ответ Егора Гайдара: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманывать рад!» Было странное желание обмануться, поэтому ничего не стоило его обмануть. Я хорошо помню осень 1992 года, когда мы тоже как бы стояли на грани Чеченской войны после ввода войск в Осетию и Ингушетию. Тогда тоже много говорили: чего, мол, там чикаться, давайте заодно решим и эту проблему, власть покажем, наведем порядок, тут и сил-то много не понадобиться, все будет очень быстро и просто. И убедительно вроде так говорили. А меня точил как бы внутренний червь сомнения. Я тогда рванулся из Москвы, даже не мог объяснить, чего, собственно, так. Собрался быстро, поехал туда, во Владикавказ, потом начал разговаривать с военными, посмотрел, что в частях происходит, с генералами поговорил. В Назрань поехал. И пришел к твердому убеждению, что тоже тогда никаких «быстро» и «просто» не получится. Начнется длинная кровавая война. А.Б.: — Хотя Дудаев еще не был так вооружен? Е.Г.: — Был вооружен. И очень крепко. Но дело не только в этом. Именно военные действия федерации против Чечни могли сплотить чеченцев вокруг Дудаева. Я с огромным трудом убедил президента, что надо провести разграничения, остановить движение войск и так далее. Потом разговаривал с Грачевым. А.Б.: — Он и в то время предлагал уже начать военные действия. Е.Г.: — В общем, да. А.Б.: — Ладно, «рад обмануться», объяснили, уговорили. Но то, что кровь будет, понимал же Ельцин. Грачев может с циничной улыбочкой рассуждать об убитых, о горе матерей. Но зачем Ельцину войти в историю кровавым покорителем? Е.Г.: — … Я думаю, если бы кто-нибудь заранее покачал Борису Николаевичу картину того, что произойдет, в каком виде окажется Грозный, сколько будет бездомных, сколько убитых детей, он, конечно, никогда в жизни этого не начал бы…» — Дурная голова ногам покоя не дает, — отозвалась Наташа на гайдаровские сентенции. — Замнем для ясности. Не люблю попусту языком молоть. Послушаем дальше, что глаголят… — напустил на лицо озабоченность муж. «.. Александр Михайлович, собкор газеты «Правда Жириновского», в статье «Чечня в политике двойных стандартов США» с огорчением анализировал дипломатические трюки американцев: «Официально администрация США придерживалась нейтралитета в отношении событий в Чечне, но на деле в кабинетах Белого Дома, на Капитолийском холме и в средствах массовой информации с самого начала военных действий в Чечне велась непрекращающаяся американская деятельность, кульминацией которой стал визит в Вашингтон самозванного министра иностранных дел Чечни Шамсеттина Юсуфа и его встречи с членами Конгресса и представителями Государственного департамента. В ходе визита этот деятель выступил с открытыми угрозами о переносе террористических актов на территорию самой России и поджоге Москвы… По американскому телевидению были показаны антироссийские демонстрации разъяренных мусульманских фанатиков в Анкаре и Стамбуле, сжигавших чучело президента России, а выше упомянутый самозванный гость Вашингтона из Чечни с экрана американского телевидения назвал Россию фашистским государством. А русских солдат — фашистскими бестиями…» Радио огромными порциями выплескивало на слушателей обзор газет: «.. Депутат Госдумы Анатолий Шабад отвечал на вопросы обозревателя «Литературной России» Олега Мороза. Вопрос журналиста: — Что надо делать, чтобы все-таки прекратить этот всесветный чеченский позор? Ответ Анатолия Шабада: — Уматывать оттуда, пока не поздно, уводить войска без всяких разговоров. Дудаеву подчиняются абсолютно все вооруженные чеченские подразделения, что бы здесь ни говорили. Хотя чеченцы и не в восторге от него. Но он для них легитимный президент. Вопрос Олега Мороза: — Анатолий Ефимович, по вашему мнению, события будут развиваться по наихудшему сценарию: война — до конца, бесконечная война? — Боюсь, что да, — огорченно сказал Шабад. — И это путь, ведущий к полной международной изоляции России… Я вот после встречи с Дудаевым побывал в Германии, Америке. Встречался с Клинтоном. Они давно отказались от мысли, что чеченский конфликт — внутреннее дело России. На беседе в Госдепе я подчеркивал, что сама по себе эта война не прекратится, что это преступление будет продолжаться и что политикой невмешательства они фактически подписывают индульгенцию зачинщикам этой войны»… — А вот что излагается журналистами донского края, которые находятся ближе к горячей точке, — говорил радиокорреспондент. — «.. Корреспондент донской газеты «Утро» Бронислав Берковский в материале «Афганский синдром: чеченский вариант» писал: «Все больше параллелей возникает при сравнении войны в Афганистане и войны в Чечне. Первый вопрос журналиста заместителю председателя правления Ростовской областной организации Союза ветеранов Афганистана, полковнику запаса, командиру 191-го отдельного мотострелкового полка в Кабуле Владимиру Зиновьевичу Редьке напрашивался сам собой: — Как относятся ветераны «афганцы» к событиям в Чечне? Редька возмущенно заговорил: — Я не видел ни одного «афганца», который положительно отнесся к этой войне. Перспективы ее мрачные… Ведь в чужой дом вошел чужой человек и начал там хозяйничать. Так уже было — в Афганистане. Воюющая российская армия на территории Чечни — это инородное тело. А если уж брать по-житейски, на бытовом уровне — это бойня, устроенная нашими избранными, есть разборки московской мафии с чеченской мафией, во время которой дети простых людей убивают друг друга… Самое страшное, что мы там завязли… Тому, кто это затеял, придется отвечать за то, что столько положили там человеческих жизней… Ни тот рядовой, ни тот лейтенант, ни тот полковник, которые там воюют, — они не виноваты в том, что случилось. Они воины, есть присяга, у них есть приказ — они его выполняют, проявляя мужество и героизм. И критика войск, воюющих в Чечне, не по адресу, она в адрес тех, кто это дело организовал, кто его продолжает. Кто не делал переговоров из-за своих амбиций. Непонятно только ради чего мужество и героизм проявляют солдаты. Мы выполняли преступные замыслы «верхушки», мы гибли в Афганистане и гибнем в Чечне… Три года при полном попустительстве Москвы Дудаев создавал свою армию. Тем более, что оружие ему дали. А ведь еще Чехов говорил, что если в первом акте на стене висит ружье, то в третьем акте оно должно выстрелить… Оно и выстрелило. Тем более у Дудаева были подготовлены солдаты для войны, а у нас-для караульной службы… Мы, «афганцы», выполняли воинский долг на чужой территории, мы были не правы, и все прочее, но здесь же они воевали против собственного народа»… — Инвалидов будет навалом… — тупая, как зубная боль, злоба вдруг засаднила в Игоре. — Уйма психически расстроенных мальчишек… Его одолевала усталость. Как сквозь сон вслушивался он в монотонный голос диктора:«.. Корреспондент «Комсомольской правды» Евтушенко передавал, что «.. Город Аргун российские войска принялись методично обстреливать из всех видов оружия — от минометов до систем залпового огня. Гудермес тоже бомбили, в Шали безостановочно стреляли. Война растеклась, как раздавленная клюква, кровавым потоком…» Игорь не понимал военной деликатесии. И даже славословы-корреспонденты пугали его воображение, как Ирина Мастыкина из «Комсомолки» заметкой «В Грозном закапывают братские траншеи»: «По данным Министерства по чрезвычайным ситуациям Чечни, эта траншея на Центральном кладбище Грозного — уже вторая. В ней лежат солдаты и местные жители, русские и чеченцы — все те, кого сводные отряды МЧС вытащили из-под развалин. Когда «неопознанных» трупов в морге скапливалось слишком много, экскаваторы спасателей выкапывают траншею длиной десять-двенадцать метров, шириной — шесть. После чего трупы сваливают в ров. Когда первый из двух был заполнен доверху, на кладбище валом повалили грозненцы — надеясь опознать родных. Тщетно. Не опознаешь ногу в ажурном чулке или грубом ботинке. Не идентифицируешь череп, изнутри выеденный птицами. Над каждым могильником (сколько их еще будет?) поставлен монумент. Над каждым прочитает молитву капеллан отец Киприан — единственный православный священник в разрушенном Грозном. Спасатели спешат управиться до тепла, иначе станут реальностью эпидемии. Имен убиенных уже не узнает никто. Такие данные имеются. Но обнародованы они не будут никогда…» Игорь и Наталья одеревенели от этого бесчеловечного безобразия. — Сваливают в ямы? Не похоронив даже по земному обычаю? — механически спросил Москаленко, пытаясь осознать, что случилось на этом пятачке Руси, где нет ни одной живой травинки, деревца и по всему плацдарму огненным валом прошла смерть… Чертов пятачок земли… Сколько бы теперь мы не разбинтовывали его рану, отрывать будем как от живого, и с каждым витком станет все больнее. Стиснем зубы от нечеловеческой боли за убитых, пропавших без вести людей разной национальности. Эта война будет жить в памяти людей, как незаживающая рана. Другие раны могут зарубцеваться, а эта нет… Диктор не умолкал, таскал изо дня в день, как муравей былинки, все новые известия: «.. Общественный совет при Председателе Правительства России обратился к народу Чечни по вопросу урегулирования ситуации в Чеченской республике, в документе, в частности, говорилось: «Мы обращаемся к старейшинам и духовенству, к женам и матерям тех, кто еще держит в руках оружие: надо совместно искать выход из кровавого тупика. Мы поддерживаем усилия президента и правительства России найти мирный путь решения проблемы. Пока диалог этот идет трудно. Но нам очевидно главное — искреннее стремление федеральной власти к миру, наличие у нее самой воли и желание прекратить бессмысленную братоубийственную войну, в которую по вине криминальных структур, амбициозного дудаевского режима вовлечены ни в чем не повинные люди? «Общественный совет считает, что в организации переговоров на разных уровнях, должны принимать участие все сколько-нибудь влиятельные политические силы Чечни, видные общественные деятели, полевые командиры, а также представители чеченской диаспоры. Он рекомендовал та кие меры, как прекращение дискриминации лиц чечена кой национальности и обсуждение чеченских событий! категориях «победителей» и «побежденных»… Радио передавало очередные важные вести. «Донской писатель Евгений Рябцев в ростовской га зете «Утро» поднял острую проблему сыновьей любви к Отечеству. Он писал: «Как актуально звучат ныне высказывания наших знаменитых предков и современных мастеров слова — Пушкина и Толстого, Никитина и Кольцова Добролюбова и Волошина, Лермонтова и Гоголя, Карамзина и Краснова, Герцена, Рылеева и Петра Великого, Куприна и Деникина, Радищева и Тургенева, Крюкова и Есенина, Шолохова и Сафронова, Шукшина и Шишкова, Гиляровского и Валентина Распутина, Задонского, Корольченко и Петрова (Бирюка), Мордовцева и Пикуля, Семенихина, Гнутова о сбережении Великого Российского государства, о необходимости любить свою Родину, что патриотизм — это не «последнее пристанище негодяев», как считал в связи с войной в Чечне на излете XX века советник Президента Ельцина правозащитник Сергей Ковалев, а великое чувство, без которого нет человека, нет полноценной жизни. Быть патриотом, как выразился А.С. Пушкин, это значит «гордиться славою своих предков… не уважать оной есть постыдное малодушие…» «.. С моей Родиной сотворили то зло, — огорченно продолжал автор, — которое тайно намечали на Западе». Что такое фашизм, испытал В.Н. Нумеров — президент Ассоциации жертв политических репрессий, участник Берлинского подпольного антифашистского сопротивления, узник гестапо, командир партизанского отряда. Недавно я прочитал его честные размышления: «В 1941 году фашисты ставили задачи: первое — уничтожить Красную Армию, подорвать ее обороноспособность. Второе: разрушить великую державу, развалить ее на мелкие государства, превратить в независимые колонии. Третье — захватить сырьевые ресурсы и народнохозяйственные объекты. Четвертое-в соответствии со своей расовой теорией сделать русских унтер-меншами, то есть неполноценной расой, превратить в рабов. Геббельсовская пропаганда ставила задачи разврати гь русский народ нравственно и духовно, подорвать национальное самосознание и достоинство россиян. В 1945 году нацистам не удалось достичь своих цепей. И как же горько на душе, что 50-ю годовщину Победы над фашистской Германией, практически все перечисленные цели нацистов оказались, как ни странно, реализованными, как говорят, без единого выстрела. Если не считать выстрелы по Верховному Совету в октябре 1993 года…» «От себя добавлю к словам узника, — заявил Евгений Рябцев, — если не считать гибели тысяч россиян в Чечне, злодейские убийства популярных людей — Александра Меня, Игоря Талькова, Дмитрия Холодова, Владислава Листьева, депутатов Госдумы, банкиров, предпринимателей…» … Грустная информация поступила и с радиостанции «Голос Америки»: «.. Решение Президента Клинтона приехать в Москву 9 мая вызывает неоднозначную реакцию. С сообщением выступил нью-йоркский корреспондент Александр Баткач: «Видный американский эксперт по России профессор Принстонского университета Стивен Коэч считал, что приезд Клинтона сейчас, когда в Чечне продолжала литься кровь, будет истолкован в России как шаг, направленный на то, чтобы под держать пошатнувшиеся позиции Ельцина. Ученый говорил, что эта поездка не поможет ни Ельцину, которого в очередной раз обвинил в чрезмерном сближении с американцами, ни Клинтону, которого упрекнули в попустительстве российским действиям в Чечне».. Би-Би-Си: «Американский президент не мог не ответить положительно на приглашение Бориса Ельцина. День Победы остается днем психологически важным праздником, национальной гордостью России, особенно; нынешней обстановке экономического хаоса и политической неопределенности, Клинтон способен оценить это исторический символизм…» Передав эту новость в предверии Дня Победы, диктор продолжал накалять страсти. Он вдохновенно читал стихи «К визиту готов!» какого-то Федорова из Мичуринска Тамбовской области:Глава 2. ЧЕЧНЯ В ОГНЕ
Игорь вернулся поздно, уже стемнело. Наташа покормила его, и он завалился спать. Утром жена увидела — из кармана пиджака мужа торчала газета «Приазовский край». — Газета? — Хм… — Читал? — Хм… — О Чечне есть? — Не успел посмотреть. Наташа полистала страницы газеты о штурме с 31 декабря 1994 года по 5 января 1995 года, штурме Грозного российскими войсками — тогда погибло более полутора тысяч солдат и офицеров федеральных войск — и наткнулась на интервью полковника Якова Фирсова с новым командующим Северо-Кавказским военным округом генералом Анатолием Квашниным: «Он родился 15 августа 1946 года. Военную службу начал с должности заместителя командира танковой роты. Командовал танковой ротой. В 1976 году окончил Военную академию бронетанковых войск. Служил в должности начальника танкового полка, командира танковой дивизии. В 1989 году окончил Военную академию Генерального штаба и назначен на должность первого заместителя командующего армии, а в последующем — командующим армии. С 1992 года служил в Генеральном штабе Вооруженных Сил России на должностях заместителя начальника главного оперативного управления, первого заместителя начальника главного оперативного управления. С февраля 1995 года — командующий войсками Краснознаменного Северо-Кавказского военного округа. Вопрос военного репортера: — Анатолий Васильевич, Вам довелось командовать группировкой Российских войск в самый трудный для них период. Вы не понаслышке знаете все нюансы операции по разоружению незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской республики, что можно сказать об основных результатах проведенных операций? Ответ генерала: —.. Реальная угроза территориальной целостности России ликвидирована… Особо отмечу, что российские войска на своих плечах вынесли основное бремя чеченской войны, подавили ожесточенное сопротивление наиболее боеспособных отрядов и групп дудаевского режима и полностью овладели столицей республики. В настоящее время ликвидируются оставшиеся мелкие подразделения и группы боевиков, оказывающие сопротивление как в Грозном, так и в его пригородах. Наши части и подразделения, выполнив задачи в зонах своей ответственности, блокировали Грозный по внешнему кольцу и осуществили передачу занимаемых районов в городе частям и подразделениям Министерства внутренних дел России. Хотя дудаевским формированиям нанесли значительный урон, их сопротивление окончательно не было сломлено. Вооруженные действия боевиков приобретали все более разрозненный, но в тоже время ожесточенный фанатичный характер. Дудаевцы в качестве основных избрали для себя террористические приемы и способы действия. А именно — тактику нанесения ударов под прикрытием «живого заслона» из мирных жителей, с позиций, размещенных в больницах, школах, жилых домах. Используя в качестве главной идеи воинствующий национализм и сепаратизм мятежники наращивали усилия по втягиванию населения сопредельных с Чечней районов Северного Кавказа в вооруженное сопротивление федеральным силам. Вопрос: — Анатолий Васильевич, процессы, которые шли в Чечне, называли по-разному: кризис, боевые действия, вооруженное сопротивление… Политики в своих публичных выступлениях избегали такого слова, как «война». Но именно оно наиболее точно характеризует происходящее… Каково Ваше мнение на этот счет? Ответ: — Все, что происходило в Чечне, можно без всякой натяжки назвать войной. Это хорошо понимали все, в том числе и политики. Поэтому и пытались некоторые из них спрятаться за спинами военных, сняв с себя всю полноту ответственности. Войны во все времена развязывали и завершали политики. Ни одна армия мира не начнет войну самостоятельно. Она, и это известно со школьной скамьи по урокам истории, лишь инструмент, с помощью которого достигаются поставленные политические цели, средства ведения большой и малой войны. Война в Чеченской республике — не исключение. Другое дело, что эта война не похожа на все предыдущие, в том числе и на «афганскую». Не похожа потому, что велась на территории России. Не похожа по своей жестокости и цинизму, характеру ее восприятия в обществе и многим другим факторам. Со всеми предыдущими на протяжении веков ее роднило то, что, вне всякого сомнения, она завершится победой Российской Федерации. Вопрос: — Ряд политических партий и движений, отдельных средств массовой информации постоянно склоняли россиян к мысли о том, что Вооруженные Силы не следовало применять для решения внутренних проблем государства… Ответ: — Джохар Дудаев за годы правления провозгласил в нарушение политических и правовых норм независимость Чечни, превратил республику фактически в криминогенную зону, криминальные отношения были возведены в ранг государственно-правовых. Череда событий 1994 года показала, что чеченский лидер создал вооруженные формирования далеко не для ритуальных церемоний и парадов, а прежде всего для реализации военно-политических амбиций и территориальных притязаний. О далеко идущих замыслах Дудаева свидетельствовала его книга «Тернистый путь к свободе», изданная в Вильнюсе. Вот лишь некоторые откровения автора: «Мы видим, как разваливается советская империя, на очереди развал империи Российской…» «.. Все чеченские племена объединяются под названием «вайнах»… и мы, чеченцы и ингуши (в Чечено-Ингушетии), никогда себя не разъединяли. Мы обязательно объединимся и вместе будем добиваться отторгнутых у вайнахов сталинско-бериевской территории, прирезанных к Осетии». Для осуществления планов, в которые входили и претензии на часть Ставрополя, ряд иных регионов, Дудаев создал собственные вооруженные силы. В республике открылся военный колледж. Под личным руководством Дудаева была разработана операция «Лассо», основными целями которой являлись диверсии в глубине территорий России, развернулась широкая подготовка военных специалистов и вербовка наемников. Регулярные дудаевские войска к началу операции федеральных войск насчитывала 30 тысяч человек. В Чечне оказались завербованные за высокую плату до 6 тысяч наемников из Прибалтики, Таджикистана, Турции, других иностранных государств. Там же нашли укрытие от Российского правосудия 1200 опасных преступников, рецидивистов.» Таким образом, применение Вооруженных Сил в декабре 1994 года было оправданным и необходимым…» — Дудаева надо было Ельцину поманить пальчиком на высокие должности в Кремле и он бы умолк, — вздохнул Игорь. — Когда в стране кавардак, Ельцину нужна была кровь, чтобы отвлечь внимание от бед, — сделала вывод Наташа и перешла к другим страницам этого интересного интервью: «Вопрос: — Почему группировку войск пришлось создавать из частей разных округов? Ответ: — У нас был большой некомплект Вооруженных Сил… Мы вынуждены были формировать смешанные части и соединения… Усиленная группировка войск на период завершения блокирования Грозного насчитывала 38 тысяч человек, 230 танков, 456 бронированных машин, 388 орудий и минометов. В Грозном же по данным разведки, было до 15 тысяч боевиков, до 60 тысяч орудий и минометов, до 38 пусковых установок залпового огня «град», 50 танков, около 100 БМП (БТР), около 150 зенитных средств, большое количество ручных гранатометов. Вопрос: — После новогоднего штурма Грозного в адрес командования группировкой прозвучало немало критики. Говорилось о неподготовленности войск, отсутствие взаимодействия и т. д. Был ли штурм города акцией неожиданной для военных или все же готовился заранее? Ответ: — Вся эта шумиха в печати и на телевидении ни что иное, как попытка дискредитировать в глазах россиян и Вооруженные Силы, и, в первую очередь, командование. Некоторым политикам уж очень хотелось, чтобы даже самый не сведущий в военном деле человек поверил в «утку» о несостоятельности и некомпетентности военачальников, о незнании ими очевидных азов современного общевойскового боя. Задача командующим войсками группировок на действия в городе и подготовке штурмовых отрядов была поставлена 25 декабря не за полчаса, как утверждали некоторые, мягко говоря, недобросовестные журналисты, до штурма. Я лично с командармом, начальником штаба и командирами батальонов 81-го мотострелкового полка, действовавшего на главном направлении, провел занятие по организации взаимодействия при выполнении боевых задач в Грозном. 29 декабря на КП объединенной группировки проводилась окончательная обработка организации взаимодействия с командующими группировок, командирами час-гей и соединений, привлеченных к участию в операции. Каждому командиру штурмового отряда, штурмовой группы были подготовлены и вручены крупномасштабные карты, планы города, фотосхемы районов предстоящих боевых действий. Особое внимание в ходе занятий было уделено организации взаимодействия, опознание частей и подразделений Вооруженных Сил и Внутренних войск МВД. Хочу обратить внимание на тот факт, что начало боевых действий 31 декабря предопределило возможность выхода 1-го батальона 81-го мотострелкового полка к железнодорожному вокзалу практически без огневого воздействия со стороны боевиков. К 13–00 он был уже занят, а в 15–00 2-й батальон этого полка и сводный отряд 20-й мотострелковой дивизии блокировали «президентский дворец», 131-я бригада, наступая по улице Маяковского и не встретив сопротивления, также сумела выйти в район железнодорожного вокзала. Внезапными действия наших войск 31 декабря 1994 года были не для нас, а для Дудаева. Это подтверждали в последующем даже полевые командиры дудаевских вооруженных формирований, когда мы встречались с ними для переговоров. Промежуточные оборонительные рубежи ими, по их собственным признаниям, на момент ввода наших войск в город не были заняты. Только к исходу дня боевики смогли организовать сопротивление в центре Грозного. Вопрос: — Почему все-таки при всех положительных фактах не удались избежать всех серьезных проблем? Ответ: — К сожалению, на ход событий существенное влияние оказало то, что восточная группировка не выполнила поставленную задачу. Один из полков ее наступал вдоль железной дороги, пошел в город, но затем, углубившись на три-четыре квартала, был остановлен завалами и огнем из стрелкового оружия и гранатометов. Решением командира группировки направление дальнейшего выдвижения полка было изменено. В районе 2-го микрорайона он вышел к подготовленному опорному пункту, где в последующем был блокирован противником. В течение ночи с 31 декабря по 1 января полк отбивал атаки боевиков, понес потери, а затем по моей команде отошел в ранее занимаемый район. На западном направлении группировка войск генерал-майора В. Петрука также не смогла выполнить поставленную задачу. Особенно серьезные ошибки были допущены тогдашним командиром 19-й мотострелковой дивизии полковником Кандалиным. Значительно медленнее, чем требовала обстановка, выдвигался на усиление западной группировки один из полков этой дивизии. Из-за отсутствия тесного взаимодействия с мотострелками, просчетов командования западной группировки стояли в это время и десантники. Основные причины промахов в первоначальном выполнении задач в боях за город — нерешительность некоторых командиров, недостаточная подготовка личного состава. Не все смогли быстро перебороть себя, поверить в свои силы. Конечно же, есть еще факты, которые нельзя не учитывать и сбрасывать со счетов. Понимая значимость потери ключевых позиций в городе (вокзал, дворец и т. д.) Дудаев бросил на восстановление положения лучшие свои силы — абхазский и мусульманский батальоны, бригаду специального назначения. Фанатично настроенные, одурманенные наркотиками и алкоголем боевики беспрерывно в течение суток атаковали 131-ю бригаду и 81-й полк, шквалом огня артиллерии, минометов, противотанковых средств пытались уничтожить подразделения наших войск. Российские солдаты и офицеры выдержали этот натиск, нанесли значительный урон боевикам. Лишь к 15–00 1-го января они все же вынуждены были начать отход из района вокзала на запад. Нельзя не учитывать и «психологический» прессинг, который противник активно оказывал на наших военнослужащих. Входя в радиосети частей и подразделений войск, дудаевцы предлагали нашим солдатам большие деньги за дезертирство, открытие огня по своим войскам и даже физическое устранение командиров. К чести наших солдат следует отметить, что ни один из них не пошел на сделку с совестью. Вопрос: — В очередной раз подтвердились извечная истина: итог сражения, в конечном счете, решает человек… Ответ: — Военному человеку чужды политические игры. Весь смысл его жизни — в верном служении Отечеству, бескорыстном выполнении конституционных обязанностей. По своей сути российский воин никогда не желал и не желает войны. И здесь он оказался не по своей инициативе, а по приказу, осознавая свой солдатский долг перед Великой и неделимой Россией, перед памятью предков, отдавших жизни за целостность державы. Не вина наша, а беда, что многие недостатки в прошлом строительстве Вооруженных Сил приходилось компенсировать неимоверным человеческим напряжением. На этой войне они компенсировались мужеством и героизмом многих солдат и офицеров, подавляющее большинство которых свои задачи решали грамотно и ответственно. События в Чечне с особой силой высветили все наши изъяны. В то же время они показали, что в каждом солдате, офицере, участвующем в боевых действиях, есть те черты, которые говорят о величии нашего народа. Я считаю, долг каждого россиянина-поддержать армию, ее солдат, которые не смотря ни на что, решают поставленные задачи и готовы отдать жизнь за процветание единой и неделимой Великой России…» Генерал Квашнин был настолько откровенен с корреспондентом, что у того высокие волосы на голове шевелились. Да, беда серьезная, в которую впуталась власть. Надо думать и думать. Кто знал, пройдут годы, и вопреки всяким дружеским охам и ахам «что же натворили?!», пожиманиям плечами и прочему, к рулю Генерального штаба Российской армии станет порядочный, умный военный с капитальным войсковым опытом и солидной эрудицией — Анатолий Васильевич Квашнин… Генерал Квашнин не мог говорить тогда всю правду. Он был повязан служебными отношениями с Кремлем. Но пройдет более 12 лет и один из самых известных российских публицистов, признанный мастер журналистских расследований Александр Хинштейн в своей книге «Ельцин. Кремль. История болезни» (Москва, издательство «Олма», 2006) вот что расскажет нам о том, как вся эта чеченская заваруха была состряпана: «Историческое заседание Совбеза 29 ноября 1994 года, на котором окончательно было принято решение о начале войны, проходило в шапкозакидательном ключе. «Обсуждение было безалаберным, — напишет потом в своих мемуарах Евгений Примаков. — В основном дискутировались две темы: сколько дней нужно на подготовку — семь, десять или две недели — и кому поручить операцию — Грачеву или Ерину». Лишь два члена Совбеза — собственно Примаков и министр юстиции Калмыков — высказались против войны. Но их голоса утонули в гомоне победных реляций (имелось в виду заявление Грачева про парашютно-десантный полк, с которым он клятвенно обещал занять Грозный к 13 декабря, а через неделю — полностью овладеть мятежной республикой — Е.Р. и М.К.). К началу кампании Генштаб не успел даже разработать мало-мальски сносного плана. У военных отсутствовали карты местности, не было никаких данных о дудаевских укреплениях и линиях обороны. Силы противника разведка представляла весьма приблизительно, занижая их как минимум впятеро. Не мудрено, что война начала проваливаться, еще не успев начаться. Ни к 13, ни к 20, ни к 25 декабря федеральные силы — ладно что не сумели овладеть Грозным, даже не приблизились к нему на расстояние выстрела. Штурм города, организованный бездарными генералами в предновогоднюю ночь, закончился невиданной кровью: более полутора тысяч солдат и офицеров погибли (генералы очень хотели преподнести Грачеву подарок ко дню рождения: 1 января ему исполнялось 47 лет). Грозный окончательно будет освобожден только 6 марта: ценой неимоверных человеческих жертв. Все, что происходило потом, можно назвать одним коротким словом: позор. Истинная, настоящая война велась отнюдь не в Чечне, а в московских кабинетах. Что толку от того, что героически сражавшаяся армия брала город за городом, село за селом: их победы оказывались никому и даром не нужны…» Чтение газет было монотонным. Глаза Наталии медленно закрывались… — Задремала? — ласково спросил Игорь, осторожно трогая Наташу за плечо. Я не хочу дальше читать, вдруг ты хочешь спать! — Стоп! — махнула рукой жена. — Давай лучше новости послушаем. … В это время дикторы радио «Россия» стали передавать многочасовой обзор чеченского бедлама. Наташе и Игорю показалось, что в квартиру хлынул скрежет льда на речке Аргун, грохот орудий, хриплые голоса командиров и солдат: «Вперед, братва!.. Огонь!», стоны раненых, русских и чеченцев, рев моторов… Им вдруг вспомнилась (по отзывам отцов) война в сорок первом. Брест, Киев, Минск, Севастополь, Сталинград, Курская дуга, Будапешт, Берлин… Там наши войска пали смертью храбрых в борьбе с фашизмом. Ав этом адском прожорливом брюхе… За что проглочены люди чудовищем — военным циклопом?.. За какую идею? Судачат, вроде бы слетели головы с буйных плеч за… единство и целостность государства. Но все же гложет душу россиянина сомнения. А дети, старики, женщины, не бравшие в руки винтовок, за что погибли? Дикторы зачитали письмо в редакцию газеты «Приазовский край», написанное Людмилой Клинковой из города Палассовска: «Дорогие ребята, я простая девчонка, которая болеет за вас всей душой. Я знаю, как трудно сейчас вашим близким и родным. Вы ведь такие молодые. Не надо идти под пули, не подумав ни о чем. Когда я смотрю телевизор или слышу что-нибудь о Чечне, то у меня на глазах появляются слезы. Мне так жалко вас, ведь так глупо все получилось. Я родилась в Волгоградской области, Палассовский район, в селе Савинка. Может быть, кто-то из вас тоже оттуда. Прожила 15 лет там и знаю многих. Мне сейчас 20 лет, как раз в таком возрасте приходят из армии парни. Так вот, 25.01.95 года привезли в цинковом гробу из Чечни Лесь Сережу. Я не хочу, чтобы с вами получилось так, как с ним. Так что, ребята, будьте внимательны и осторожны, берегите себя. Никогда не болейте, не думайте о плохом, а только о хорошем, не предавайте себя и свою маму. Как хочется, чтобы все это закончилось, чтобы вы все вернулись домой крепкими и здоровыми. А те ребята, которые сейчас находятся в госпиталях, пусть поскорее выздоравливают. Если кто-то захочет поделиться чем-либо со мной, пусть напишет мне. Мне будет очень приятно получать от вас какую-нибудь весточку. Конечно, я понимаю вашу обстановку, но мне очень хочется от вас, как вы там и что с вами». Огласив письмо Клинковой слушателям, радиокомментатор извлек из собственных мозговых извилин далекую быль: «Мол, на той войне, Отечественной, священной, народной, кто-то из офицеров не то в шутку, не то всерьез обронил: — Словами броню не прошибешь… Командующий повернулся к остряку, стал строгим: — Печатное слово, письма матери, жены, подруги равняю с танками и пушками. Они придают нам силы, поднимают бойцовский дух…» И диктор начал читать строки из послания Надежды Пруденковой, адресованной парням, воюющим в Чечне: «Здравствуй, солдат! Меня зовут Надеждой. Я пишу из глубинки, из деревни, куда занесла меня судьба. Мне всего 16 лет, но я знаю,что такое война. Я была в Афгане с папой, когда мне было четыре года. Воспоминания детства настолько острые, что и сейчас многое помню до мельчайших подробностей. Танки, автоматы, стрельба, ужас, смерть. Правда, тогда мало, что понимала. Понимание пришло позднее, когда я стала взрослой. Только сегодня в полной мере осознаю, как тяжело было моей маме потерять отца. На него пришла похорон-ка из Афгана через год после нашего отъезда в Союз. А потом еще тяжелее потерять сына, моего брата, который, как и отец, погиб в Афгане. Вот почему, собственно, я и пишу тебе, дорогой солдат. Хочу предостеречь тебя от всех неприятностей. Хочу, чтобы ты был храбрым, мужественным, сильным духом, твердо знал и верил: то, что там делаешь, нужно нашей стране, нам всем. У меня всегда было особое, трепетное отношение к военным. Эти люди, олицетворяющие истинного мужчину, российскую элиту. На них всегда можно положиться. Они не подведут. Желаю тебе, дорогой солдат, пройдя все испытания, живым и здоровым вернуться домой, где тебя ждут родные, любимая девушка. Если девушки нет, считай ею меня. Ведь я Надежда. Пока у человека есть надежда — он живет! Если хочешь, напиши мне. Я обязательно отвечу». — Наталочка, о бойне в Чечне скорбит подпольная радиостанция… Горцы, наверное… Рубль за сто даю… — наклонился к ее лицу Игорь. — Факты убийственные. Правдивые. Искренние. Журналисты излагали достоверные события, брали интервью у политиков, военных, простых смертных. Видно, шуровали передачи из гор Северного Кавказа. Почему же их не глушили? — размышляла Наташа, а затем ласково спросила у мужа: — Давай, Игорюша, еще послушаем? Жуть, как интересно и мерзко!.. Он оледенело молчал… Наташа тихонько бузила: — Игорь, мы как зэки в лагере, скопищем легли на военные нары… Мир захлебнулся в фальши. Может, кремлевцам посоветовать решить кроссворд: сдать оружие в Чечне с помощью выкупа? Ты как считаешь? — Профукали Чечню… А демонизм Дудаева — фикция… Он не уберег чеченцев от лишений и утрат. Да и раньше стоило бы провести регистрацию имеющегося стрелкового оружия… Нам, жертвам краха и военной аферы, судьбой дано только так гарантировать от возможных акций кровной мести… Скотохолопов — детей простолюдинов — толкнули в Чечню… И им отомстят, а не сосункам, у которых отцы бизнесмены, — возмутился Игорь. — Они отмазали от армии в военкоматах своих недорослей… …Наташа присела на стуле, неподвижно смотря в синее пространство за окном, заполненное детьми, стариками, потом медленно и отчетливо сказала: — Смерть никого не щадит! По двору гонялись две влюбленные псины… Баклуши били старухи. Судачили, «мыли» кости окружающему громокипящему миру. Доминошники наяривали в «козла». Мальчики как конные наездники взгромоздились на каменные заборы. Девочки убаюкивали в песочницах-кроватках нарядных кукол. — Что ж, мы буйно помешались… — сказал Игорь многозначительно. — Вот и схлопотали в Чечне и бесчестие, и ложь, и отвагу, и героизм. Муж обмяк, словно резиновая игрушка, из которой выпустили воздух. Он медленно заговорил: — Стыдно за чеченских «рекрутов»… Как и «афганцы» они кололи себе вены, попадали в стаю «травников»… Сатанели, бичевали… Психбольные ребятушки, напились пакостной крови… … Пропущенный через сито динамика голос диктора вновь звучал напряженно: «В еженедельной газете «Аргументы и факты» командующий 14-ой армией в Тирасполе генерал-лейтенант, уроженец Новочеркасска Александр Лебедь находился под перекрестным огнем вопросов старшины 1-й статьи запаса И. Маржаретто и рядового запаса В. Петрушкина: Вопрос: — В чем, по-вашему, основная ошибка в решении чеченского вопроса? Ответ: — Во всем. Война эта не должна была состояться. Но ее начали, и начали зимой. Только идиот может принять такое решение. Тем более, что есть пример — финская война, афганская компания. Можно было сделать соответствующие выводы. Не сделали. В очередной раз грабли оказались на дороге, и наступить на них — святое дело. Потом эта постоянная замена воинских частей… мы уже имели нечто подобное в Афганистане, когда едва люди наберутся опыта, а их меняют на тех, кто войну только по телевизору видел. Создается впечатление, что кому-то выгодно такое положение дел. Безусловно, при такой ситуации на войну можно списать все: и гибель людей, разворованное имущество… Вопрос: — Как вы думаете, нынешний министр обороны является жертвой политических игр или его МОЖНО считать основным зачинщиком войны? Ответ: — Скорее всего, Грачев — жертва. В истории не известен ни один случай, когда какой-нибудь генерал встал бы с утра «не с той ноги» и пошел воевать. Причины начала войны всегда исходят от политического руководства страны…» Мозговой «котелок» у Лебедя варил прилично. В «золотом треугольнике» Чечни — Гудермесе, Аргуне, Шали, где проживали чеченцы, акинцы, аварцы, дагестанцы, генерал узрел родственные узы Дагестана. Они не простят убийств. Дай ингуши вкрадчиво затаились… Многомесячная огненная бодяга взбудоражила граждан Кабардино-Балкарии, которые, к сожалению, воевали на стороне Абхазии против Грузии и домой вернулись национальными героями. Они кинулись защищать Дудаева, а их немедленно превратили в государственных преступников. У них тоже появилась озлобленность. Генерал предсказал «любые способы партизанщины вплоть до ядерного терроризма».. «.. По нашему мнению, широкомасштабной партизанской войны в Чечне не будет», — заявил начальник Ге-нерильного штаба Вооруженных Сил России, генерал-полковник Михаил Колесников. Ему вторил тютелька в тютельку такими же фразами начальник Федеральной службы безопасности генерал-полковник Сергей Степашин. В обществе царил колоссальный разброс мнений. Мы наверняка подзабыли народную мудрость горцев: «Война не рожает, а истребляет сыновей». Не сбылась «мечта» Дудаева превратить Республику во второй Кувейт, и сделать всех богатыми без присутствия чужеземцев и разных там мигрантов. — В западню попали, — грустно вздохнул Игорь. — Сами себе ловушку поставили, — огорченно сказала Наташа. — И это надолго. Чечня нам еще боком выйдет, — заметил Игорь, он взял в руки свежие газеты. «.. Джохар под знаменем с эмблемой волка навязал волчьи нравы, сущность которых: убивай, грабь, воруй, разрушай, насилуй», — писал в «Российскую газету» житель Грозного Сулейман Сугаипов. — «Я ехал из Веденского района на Грозный и по дороге встретил пожилую чеченку, шедшую пешком с узелком в руках. Она попросила подвезти. Когда села в машину, недоверчиво посмотрела на меня и зло спросила: «Вы случайно не дудаевец?» «А что?» — вопросом на вопрос ответил я. «Тогда я с вами не поеду, пойду лучше пешком, — заявила она и запричитала: — Джохар — несчастье чеченского народа, он погубил двоих моих сыновей, разорил республику, посеял вражду между тейпами и братьями. Разве может он жить один, как лягушка на кочке?..» «Однажды, будучи в одном из горных районов, я видел, — поведал читателям Сугаипов, — как президента окружила толпа людей и поведала ему, что жители села уже год не получают пенсию и зарплату, нечем питаться. Выслушав все жалобы, Джохар посоветовал: кто голоден, ешьте шишки, их много в лесу, а у кого нет денег — вяжите из шерсти теплые носки и продавайте на базаре…» Сугаипов разоткровенничался. Кто тогда знал, что «неугодных» Дудаеву забирали ночью или хватали прямо на улице, сажали в яму и без суда и следствия держали там, били, мучили голодом. Такая участь постигла генерала Сулейманова, который провел в застенках режима около года». «.. Глава грозненской мэрии Гантемиров замочил правдятину Дудаеву о том, что своим нежеланием подписать Федеральный договор с Россией толкнул чеченский народ в пропасть. Вскоре мэрия в упор была расстреляна боевиками из пушек. Около ста человек погибло, многих тяжело ранило, в том числе и самого Гантемирова…» — Языки чесать — не топором бить, — поднялся Игорь и отчаянно посмотрел на жену. — Выступали — горло драли… Дожились… — Подожди, милый, сядь. Что-то у меня все занемело внутри, — проговорила жена. — Злодейски уничтожали в Чечне и русских… Я общалась давненько с ректором Гроз-ненского университета Виталием Кан-Капиком. Его похитили из кабинета. Изуродованный труп случайно обнаружили лишь спустя полгода… Зазуммерил в ушах балаболка-телефон… Игорь поднял трубку. Звонил отец. Потолковали о том, о сем. … А по радио без пауз и передышки журналисты изумляли слушателей невероятными фактами. Корреспондент «Российской газеты» Сергей Птичкин провел расследование трагедии сводного батальона 16-й отдельной бригады спецназначения:«.. Матерые офицеры с настоящим фронтовым прошлым, блестяще решавшие неразрешимые по всем меркам задачи в далеких и чужих горных ущельях Гиндукуша или Панджшера, оказались «беспомощны» в родных предгорьях Кавказа, словно разучились воевать, словно напрочь забыли добытый своей же кровью боевой опыт. Пасмурным январским днем спецназовцы стали размещать в трехэтажном административном корпусе мастерских. Здание было старой постройки, выглядело массивным и прочным. И никто не мог предположить, что его заминировали очень давно, когда вроде бы и речи еще не шло о силовом разрешении чеченских проблем. Минирование проводилось по правилам диверсионного искусства, заряды без оболочки размещались под потолком в несущих стенах, тщательно маскировались, обнаружить их было практически невозможно. Взрыв прогремел вечером 24 января 2005 года в 20 часов 45 минут, когда значительная часть батальона разместилась на первом этаже. Стены разошлись, два верхних этажа рухнули вниз, унеся жизни 45 человек, еще один скончался от ран в госпитале. Контузии и ранения получили 28 разведчиков. … Рота спецназовцев и весь штаб батальона подполковника Сергеева погибли не потому, что не умели воевать, — заключил корреспондент, — что им не хватило «профессионализма» или офицеры вдруг «забыли» афганский опыт. Наоборот! Увы, наоборот… Именно профессиональная честь разведчиков не позволила им допустить даже мысли о том, что они на чужой земле, где возможен самый подлый удар в спину. Жертвами своими армия показала, насколько чужда и противна ей война в родном Отечестве.» Открылась и черная западня бизнеса на войне, как всегда паразитировали ушлые молодчики. Репортер «Российской газеты» Борис Яшманов в материале «Суверенитет за баксы» известил о сенсационной находке: «… В Грозном в Кредитпромбанке «НИИСО», где размещался президентский счет Дудаева, найдены документы…» Список их открывало письмо, исполненное на официальном бланке комитета по иностранным делам парламента Чеченской республики. Приведем его полностью: «Председателю кабинета министров Чеченской республики. «Фонд Горбачева» изъявил готовность сотрудничать с Чеченской республикой в области установления крупномасштабных взаимоотношений между Чеченской республикой и Российской Федерацией (включая процесс признания ЧР со стороны России). Все оценивалось в пятьдесят тысяч долларов США. Для начала выполнения работ требуется финансирование в размере десять тысяч долларов США. Прошу выделить указанную сумму для подписания контракта с «Фондом Горбачева». Председатель Ю.Сосламбеков.» Подпись председателя комитета по иностранным делам сомнений не вызывала. На другом парламентском бланке был отпечатан лаконичный документ: «Министру экономики и финансов Абубакарову Т. Распоряжение. Для заключения контракта с «фондом Горбачева» выделить 10 000 долларов США комитету по иностранным делам при парламенте ЧР. Председатель парламента Чеченской Республики Ахмедов…» «.. Вот такой ребус выпал из груды бумаг чеченского банка… — подытожил свои заметки Борис Яшманов. — … Первыми дудаевцы просили помочь, а как бы в Москве «изъявили готовность». За доллары всегда пожалуйста. Понимали ли это «изъявители», во что они решили вляпаться, с кем стали на одну шаткую доску. Дудаев не скрывал, что видел в Конференции народов Кавказа ядро своей будущей империи, создаваемой вопреки России и направляемой против России. К моменту заключения договора № 25/2 шел открытый захват оружия и техники, военных городов, а российские солдаты изгонялись из Чечни пока еще живыми…» — Тайны чеченской драмы еще будут открыты. Грозненский «наполеончик», конечно же, имел уйму высоких московских покровителей, — подумал про себя Москаленко. — Да и отголоски Чечни не даром раздаются в Памире, в Пяндже, в Горном Бадахшане… Гибнут российские пограничники на таджикско-афганской границе. Мусульмане мстят за гибель единоверцев в Афганистане. Там совершаются бандитские налеты. Так… Так… Так… Исламская дуга в Средней Азии может замкнутся у границы Китая… Не дай бог!.. Я-то изучал ислам… У него нет центральной религии, посвящения в сан, нет духовенства. Любой правоверный ведет сам пятничную молитву, выступает с проповедью в мечете или может стать муэдзином. Он соприкасается непосредственно с аллахом… Отсюда у мусульман и полная свобода действий… где сдерживающий центр? Может, найдем объединительную идею с братьями из бывшего СССР-таджиками, узбеками, казахами, туркменами, киргизами?.. Эх, жаль, с чеченцами не нашли общего языка! Да и усатый властелин их депортировал… Прощения нет ни Сталину, ни Ельцину… Нельзя расправляться со всем народом, если кто-то в чем-то виноват из этой нации… Несмываемый позор на века! Только мир еще как-то сгладит вину Верховного главнокомандующего… Диктор читал стихи поэта Валерия Хатюшина:Глава З. ЭСКАЛАЦИЯ НАСИЛИЯ ИЛИ МЯСОЧЕЛОВЕКОВЫЖИМАЛКА
Наташа была рада, что склонила Игоря уехать на фазенду — он тут как-то подобрел, но, к сожалению, ненадолго. Вскоре муж после короткой передышки потянулся к радио. Дикторы вновь без устали принялись за свое дело. О путешествии на краю беды рассказывали в корреспонденции «Заколдованный круг» собкоры журнала «Новое время» Мария Бондаренко и Вадим Дубнов: «.. В Ростовский окружной госпиталь, крупнейший на Северном Кавказе поступали всё новые раненые. … Здесь лежали более сотни молодых, недавно здоровых, недавно полных жизни ребят. Теперь на них сплошные бинты. Раненные бедра, голени, плечи. У многих-ампутация. Девятнадцатилетний спецназовец жить будет, правда, без руки и ноги. Ему еще тяжело говорить, сказывается большая потеря крови, и он мучительно долго вытягивал из себя слова обиды и злости. Вспоминал погибших друзей. В далекой Воркуте мать до сих пор не знает, что ее сын уже калека. «Что, что, что я могу ей написать?» — со слезами повторял он. Мало надежды на то, что встанет на свои ноги и его сосед из только что созданного батальона миротворческих сил. Ранили его в районе Черноречья. Говорят, работа снайпера. Слушаем этих солдат — совсем мальчишек и уже ветеранов-инвалидов, вспоминаем слова начальника госпиталя: «Все раненые у нас под наблюдением психиатров и психологов». … Где-то здесь, на территории госпиталя стояли страшные палатки с мертвыми телами, а на подъездных путях — рефрижераторы с «грузом-200». Весь Ростов знал, что были здесь высокопоставленные начальники. Решали: что делать с неопознанными трупами. Их якобы более полутора сотен. Решили: тела хранить в вагонах рефрижераторах не меньше года, пока окончательно не определят списки убитых и пропавших без вести. «Без вести пропавших и братских могил не будет», — заверил жителей области новый командующий войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковник Анатолий Квашнин. От этого легче не стало. Как от слов министра обороны Павла Грачева о том, что восемнадцатилетние юноши погибали с улыбкой. Им попросту никто не поверил. «Всю жизнь буду возмущаться кощунственностью этих слов», — сказала мать одного из погибших. … Нельзя сказать, что Дон последние три года не ощущал своего соседа — Чечню. Сколько было разграблено вагонов, угнано скота, по фальшивым авизо переведено миллиардов рублей, десятки опасных преступников скрывались от правосудия в тех краях. Их оттуда не выдавали. А область сотрясали все новые и новые преступления, в том числе акты террора и разборки между чеченскими бандами. Но мало кто из жителей Дона считает, что власть у дудаевцев надо было отбирать такой ценой. … При всех былях о почти сорокалетних притеснениях вспоминали все-таки главным образом последние три года. Увольнение с работы с последующими окриками «убраться в свою Россию», изгнание из квартир, избиение, абсолютный криминальный беспредел. «Они как с цепи сорвались», — отзывались русские о дудаевских ополченцах. Почти у всех были чеченцы-друзья, и русские видели, что над теми издевались точно так же. «Но когда начался антирусский психоз, даже от некоторых знакомых мы слышали, что лучше бы нам уехать», — говорили супруги-художники, одни из немногих пытавшиеся защитить чеченцев. Подобные попытки между тем требовали немалого мужества. Измученные тремя дудаевскими годами, а теперь лишенные всего «спасителями» от этих мук, люди больше не хотели ни в чем разбираться. Им ясно одно: их предали все. «И первый предатель — ваш Сергей Ковалев». Ковалеву не могут простить одной и очень простой вещи: отказ считать чеченцев «менее равными», чем русских. … В станице Червленой жили в основном чеченцы. Русские старушки с негодованием показывали нам чеченский дом, разрушенный в профилактических целях ракетой. Погибла женщина, мать девятерых детей. Помогали чем могли все вместе — и русские, и чеченцы. Стоявший рядом русский дом подлатал приветливый чеченец. «Я у них на дворе почти рос», — говорил Рамзан. Уже на околице мы услышали, как догоняя нас, что-то кричала русская женщина. «Не верь никому, — не отпускала она нас, — ты сейчас с ним говоришь, а он только и думает, как бы тебе нож в спину всадить. Никому не верь, слышишь? Ему не верь, мне не верь, себе не верь! Мы все здесь так живем». … Новое назначение Беслана Гантемирова председатель чеченского правительства Саламбек Хаджиев комментировал так: «Гантамиров был избран в свое время мэром вполне демократическим путем, и не назначить его сейчас — значило внести дополнительное раздражение». … Сами мирные его соплеменники, даже высказав слова уважения, не упускают случая вспомнить, что свои благие намерения Хаджиев ввез в Грозный на российской броне. … Хаджиев — не только почетный ученый и прагматичный руководитель, не чуждый большего бизнеса. Он еще, как утверждали, и отчаянный чеченец, не без налета городского романтизма. И тогда, может быть, правы те, кто видит в возвращении Хаджиева еще и налет жертвенности. «… Мы перешли к мирной жизни, — полагал Хаджиев, — теперь нужно дождаться, пока армия уйдет в свои казармы. Даже самая лучшая армия — все-таки армия». Время от времени под окнами кабинета «самая лучшая армия» оглушительно «прочищала» танковые стволы. Это днем. Ночью охотилась на снайперов. Война продолжалась. Чудо не происходило». — Правду-матку гнут журналисты, — вздохнула Наташа. — А ты ведь знаешь автора Марию Бондаренко. Это жена главного редактора газеты «Приазовский край» Вячеслава Бондаренко. С ними я тебя познакомил прошлой осенью в кабинете шефа акционерного общества Василия Кучкова. — Вспоминаю эту встречу. Маша — симпатичная, приветливая женщина, председатель профкома газеты… А Кучков Василий, кажется по батюшке… Петрович, умный, добродушный бородач, руководитель издательской фирмы «Приазовский край», — сказала Наташа. — Не боится Мария. В самое пекло войны сунула свой нос. Из Чечни не вылазит. Вот это женщина! Любому мужику даст фору! — с восхищением заметил Игорь. — Я бы струсила… — удивление и страх на мгновение лишили Наташу дара слова. — Да, это верно. Не всякая женщина пойдет под град пуль… — Опять Машина передача, — Наташа прервала его слова. По радио передавали очередной репортаж Марии Бондаренко и Вадима Дубнова «Весна на пепелище»: «В Грозном отстреливали собак. Собаки мешали воевать: то нарушали своим лаем засадочную ночную тишину, то подрывались на мине, бережно заготовленной не для них. Но страшнее другое — собаки, объевшиеся мертвой человечиной и оттого сыто лоснящиеся, становятся жутким символом приходящего в Чечню мира. … Каждую ночь появлялись десятки новых трупов. Их захоронением занимались понемногу все — и жители, и военные, кроме тех, кому это предписано… … Вся жилищная программа восстановления Грозного сводилась к разбору завалов. Если учесть, что завалы — это фактически весь город, что зачастую они не только огромные братские могилы, но и стратегические боевые объекты, то операция по их разбору грозила превратиться в долгую эпопею. Более того, разбор завалов во многих случаях не что иное, как продолжение разрушения того, что еще осталось. Большинство останков зданий были заминированы. Реанимировались они за недостатком средств и времени просто: пускался гремучий газ, а вслед за ним спичка. Вместе с детонирующей миной появлялись новые «завалы», еще более безнадежные, но уже безопасные. По крайней мере до следующего минирования — война-то продолжалась. … Раскошеливаться сейчас на «бесприбыльное» жилье, кажется, никто не собирался — ни государство, ни тем более частные инвесторы. Тем более, что для инвестиций есть куда более привлекательные направления… … Чтобы восстановить движение по всей Чечне хотя бы на «живую нитку» потребуется 200 миллиардов. Для нормальной же работы около триллиона… Без восстановления железной дороги все разговоры о каких-либо «возрождениях» бессмысленны…» — Десятками лет будут восстанавливать разруху в Чечне! А знаешь почему? — спросил Игорь. — Под этим предлогом легче власти разворовывать бюджет. — Сталин бы этого не допустил! — воскликнула Наташа. — Да и бандитов за сутки Сталин всех отловил бы… Он СССР поднял из руин за короткий срок. Там грабеж не допускался… Игорь угрюмо уставился в одну точку. То что он услышал сейчас от корреспондента газеты «Известия» Ярослава Шимова о событиях в чеченском селе Самашки выглядело удручающе: «.. Нет практически ни одного уцелевшего здания, на стенах — следы от пуль, несколько домов остались без крыши. Судя по всему, именно по ним велся артиллерийский огонь… … Гораздо больше домов, сохранивших крышу и стены, но выгоревших дотла изнутри. Их вид подтверждал многочисленные свидетельства самашкинцев, которые говорили, что российские военнослужащие заходили в дома и поджигали их. По словам же военных, именно на центральных улицах села они встретили наиболее ожесточенное сопротивление. Офицер МВД на посту около Самашки сообщил, что потери российских войск составили около полутора десятка человек убитыми. Жители села, кстати, тоже не отрицали, что дудаевцы в Самашках не были, но в тот день, когда федеральные войска вступили в село, они якобы уже покинули Самашки, спецназовцы расправились только с мирными жителями… … Я видел, например, несколько сожженных тракторов. «Трактор — не танк, — сокрушались его хозяева, — его-то зачем было жечь?!» Самым страшным местом в Самашках считался близлежащий лес. По утверждениям местных жителей, многие их односельчане спасались от войск именно там. Но прилетели военные вертолеты и выпустили по лесу множество ракет… В лесу до сих пор много неубранных трупов, ходить туда опасно из-за мин и неразорвавшихся ракет… — ... Все, с кем я говорил в селе, — заявлял корреспондент, — уверены, что эта война, увы, надолго! И самое печальное: многие чеченцы открыто признавались, что после случившегося в их родном селе, они готовы взять в руки оружие, чтобы мстить…» — Неужели прокуратура объективно не расследует зверства спецназовцев в Самашках? — ужаснулась Наталья. — Маловероятно, — возмутился Игорь. — А как понимать издевательства басмачей над русскими, пытки, насилие… Понимаешь, как скот в загон загоняли людей к себе на работу, называли это «рабством». В наш-то век! И тут на тебе — поголовное истребление чеченцев войсками!.. Запутанная история, черт ногу может поломать… Вместо судилища нужен честный суд над всеми, кто замарался в крови… Я вот знаю казачьего полковника Петра Севостьяновича Косова. Он 8 лет был советником президента Ингушетии Аушева. Петр побывал тогда в Самашках и рассказывал, что танки федералов поджигали мальчишки. Войска расстреляли сельских жителей. Чеченцы называют 700 убитых, Косов сам лично насчитал 110 трупов и дал интервью зарубежным телеканалам. Косов видел наших солдат — грязных, оборванных, голодных. Он спросил у военных офицеров: — Зачем вы стреляете? Те отвечали: «Узнайте у командиров, нам что прикажут, то мы и делаем.» Наглое и безумное усмирение Чечни нагоняло на Игоря страх и тоску. «Человек — это сверхэлектронный космический лайнер, но не такой мудрый, как я предполагал, — размышлял Москаленко. — В каждом корабле есть свои недостатки, легко портящиеся приборы, требующие особой осторожности и заботливого внимания. Какую же функцию в человеческом устройстве выполняет ненависть? Чеченское население у новых вождей было возведено в ранг высшей расы, к жителям иных национальностей сквозило явное пренебрежение. При Гитлере в Германии ведь тоже установили порядок, где немцы считались людьми с «голубой кровью», а остальные шелупонь всякая. Джохар обезьянничал, как и Ельцин, даже не об-щеголяли друг друга по наименованию государственных апартаментов и верховной «генсековской» должности: «Белый дом», «президент»… Организаторы выборов и там, и в России откопали из истории то ли Древнего Рима, то ли Древней Греции, что не есть важно, сколько граждан придет голосовать. Дудаев копировал на первых порах отца Е.Б.Н., чтобы с помощью митингов и опошления жития прошлого вскарабкаться на трон и… забыть все обещания, данные народу на «горлапанском» уровне. Начался по прошествии выборов «кромешный» ад, ну и пусть! Любой желающий и находчивый чеченец мог вырыть котлован, где тянулся бензокеросин — или соляркопровод, прострелить трубу, поставить хомут с краном и качать нефть налево и направо… Головорезы распоясались не на шутку: запугивали, угрожали, избивали, поджигали, обстреливали и убивали русских, армян, евреев, отнимали за бесценок, скупали дома целыми кварталами. Пьяные молодчики на фирменных иномарках хватали девушек прямо на улицах, увозили в места гульбищ и после надругательств иных зверски истязали до смерти, иных опозоренных эти паскуды отпускали с миром….» Где, спрашивал Москаленко, тогда был Ельцин, Ерин, Грачев, «правозащитник» Ковалев и другие им подобные? Почему они отчужденно взирали три года, когда над четырехсоттысячным российским населением издевались мракобесы, насильники и грабители? Да, не поминайте лихом, что воевали не умением, а числом. При строгом и правдивом расследовании гражданской войны вскрываются вопиющие факты. В пух и прах разбились планы военных стратегов. Например, два-три боевика бывало засядут в многоэтажных домах, но их накрывали огнем, очищали весь густонаселенный квартал с мирными жителями. Коварство и подлость проявляли дудаевцы, устанавливая орудия около больниц, детских домов… Наказание, вид имо, неотвратимо настигнет всех, когда остынет «кровожадная» бойня и наступит отрезвление политиков. Правосудие будет жестоким и бескомпромиссным — в назидание всем. Кто же государственные преступники? И те, кто оставил и продал оружие Дудаеву, и те, кто бесчинствовал там… Надо приговорить Высшим Судом Истории к осуждению военной репрессии в Чечне и предать их анафеме. Надо найти тех, кто иезуитски скрыты, тех современных Торквемад, которые оказываются в тени и спокойно получают ордена и новые звезды на погоны. Тон разбирательству обязан задать честный, незапачканный кровью правитель, ибо не исключено народное восстание против федеральных российских войск и дудаевских формирований. Стиснув зубы, Игорь, как побитый, затравленный пес, негодовал от дальнейшей информации. Елена Супонина, корреспондент газеты «Сегодня» находилась от увиденного в Грозном в состоянии глубокого потрясения: «.. Жительница этого полумертвого города медик Белла Б. говорила: «Я не дудаевка, но российские солдаты настроили против себя многих. В городе сейчас две опасности. До сих пор российские омоновцы средь бела дня могут взять чеченца. Люди пропадают бесследно, особенно страшно, когда стемнеет. Вторая проблема — это мины, в больницу не перестают попадать больные с осколочными ранениями». В ответ на вопрос о том, получали ли грозненцы зарплату, даже те из жителей Грозного, кто исправно ходил на работу, лишь смеялись над моей наивностью. Каждый крутился как мог. Продавали свой скарб, и то, что удавалось захватить из оставшегося в соседних квартирах. Вовсю процветал бартерный бизнес с солдатами. Кто-то, пробивая и заклеивая нефтетрубы, забирал нефть, как березовый сок, и в некоторых домах стоит сильно смахивающий на самогонный аппарат по «переработке» нефти и бензина, которым и торговали на обочинах дорог. Жить без газет, радио, света и воды народ привык. Есть грозненцы, которые продолжают ютиться в подвалах. В одном из таких недалеко от церкви сидели еле живые престарелые люди, психическое состояние которых вызывало опасения. Многие обитали в чужих квартирах — пока не приехали (если живы) хозяева, поскольку свои жилища разрушены. Владимир С-ко (русский) не раз обращался к местным властям с просьбой поспособствовать в ремонте сгоревшей от российского снаряда квартиры, но дальше обещания дело не шло. Он же сказал: «Гуманитарной помощи за все это время получил только четыре банки тушенки — на себя и на жену, и считайте, что мне еще повезло». Хамид С-ов, по непостижимым законам чеченского гостеприимства, сохранившегося даже в подобных условиях, предоставивший ночлег приблудным журналистам, тоже поселился в чужой квартире: в свою не попасть, весь лестничный пролет был разбит. На ночь тщательно задергиваем шторы, так как подвыпившие российские воины любили стрелять по освещенным окнам. На всякий случай проверил, рядом ли охотничий нож: могли ворваться в квартиру — хоть грабежей и стало меньше, но мародерство продолжалось. По ночам в Грозном перестрелки (как и в Аргуне, Шали, Гудермесе), и местные жители научились отличать, когда просто развлекались скучающие солдаты, а когда действительно велся бой с чеченскими боевиками. Грозный заморозили страхом. Жители боялись солдат, а солдаты боялись темноты и бессмысленной смерти. Разговаривая с парнем из Свердловского ОМОНа по имени Владимир, спрашивала, чувствовал ли он, что сражался за идею, что значит для него пребывание в Чечне. Отвечал: «Не знаю, только приказ, служба; война же эта никому не нужна». Если у дудаевских солдат лозунг «Свобода или смерть», если, умирая, они кричали «Аллах Акбар», то сегодня российский солдат умирал молча, зовя на помощь маму… Бои продолжались… В горах чеченцы дома. Российская армия пыталась задавить их бомбовыми ударами с воздуха. У чеченцев явный недостаток в средствах противовоздушной обороны. Но мне удалось увидеть, как из пулемета они подожгли вертолет. Чеченцы рассказывали, что пополняли запасы своего вооружения при помощи российской армии. Чеченские мальчишки за водку скупали патроны у российских солдат, огнестрельное оружие и даже бронетехнику покупали за валюту. Один из чеченских офицеров сказал мне: «Водка чудеса делала. Я, например, один раз за два ящика водки и за то, что неделю не буду обстреливать их позиции, купил у них БМП и много боеприпасов, в других случаях платил деньгами». Командующий одним из пяти участков фронта, полковник чеченской армии Шамиль Басаев (в свое время командовавший подразделением абхазских сепаратистов и участвовавший в угоне самолета с захватом заложников) гордо утверждал: «У нас есть вера, желание бороться до победы. Мы практически закончили создание баз в горах, каждая высота, каждое ущелье — все мы взяли под контроль. Сегодня мы начинаем новую войну, в новой фазе. Мы создали нетерпимую обстановку для российских войск, днем и ночью на всей территории, оккупированной российским агрессором, мы производим нападения, и пока это идет успешно». Начальник Главного штаба чеченской армии Аслан Масхадов кроме того полагал, «что о партизанской войне говорить рано, так как эта война начиналась, когда инициатива полностью перешла в руки противника. Мы знали настоящие позиции в соответствии с намеченным планом с тем, чтобы вести наступательные действия». Велись бои и на занятых российскими войсками территориях. По свидетельству чеченских офицеров, каждый из крупных городов поделен на секторы, где действовали боевики из строго определенных отрядов. Есть и так называемые «волки-одиночки». Война как лихой бурьян в ветряном поле катилась и катилась. Все больше появлялись инвалиды с обеих сторон, все больше людей привыкало к запаху крови, все больше матерей никогда не увидят своих сыновей. В селе Шатой я встретила находящуюся в Чечне с января Анну Ивановну Писецкую, надеющуюся найти хоть какую-то нить, могущую привести ее к единственному сыну, отправленному на войну в Чечню и пропавшего еще 1 января. В селе Чири-Юрт Валентина Васильевна Усачева-Мочалина и Надежда Алексеевна Чагадаева тоже разыскивали своих мальчиков из Самарского полка, взятых в плен 31 декабря. Некоторые из самарцев действительно находились в плену. С одним из них, Сергеем Алтуховым, мне удалось пообщаться в одном из сел. Однако сыновей этих женщин в чеченских списках пленных нет, а в самом полку и разговаривать о них не стали. «Они сказали, кто не вернулся-тот погиб, — плачет одна из женщин. — Хоть бы скорее эта война кончилась, может, тогда мне будет легче разыскать своего мальчика». Однако прошедшие больше недели назад переговоры в селе Новые Атаги показали, что если взаимопонимание между военными достигались в частных вопросах, то касательно прекращения войны в целом договоренности достичь не удалось. Российская сторона требовала, чтобы чеченцы сдали оружие, а чеченская сторона по-прежнему стояла за полный вывод российских войск из Чечни. Председатель Главного штаба Чечни по ведению переговоров с российской стороной Иса Мадаев сказал: «По поводу обмена пленны-ми мы с самого начала были «за». Мы сторонники гуманистических поступков, благородных жестов. Но остановить эту войну может вывод российских войск из Чечни». Командующий Армии Минобороны в Чечне генерал Геннадий Трошев полагал: «Пусть понемножку, но прогресс есть. Пусть в таких вопросах, как обмен пленными, передача раненых, погибших. Мы вели разговор и о том, чтобы встретиться на уровне министров обороны, то мы оставались на тех же позициях: они не хотели сдавать оружия, а мы пока не решили вопрос о выводе войск из Чечни…» «Вот бы в «чучело» жизни Грозного запихнуть Ельцина и его команду, — чертыхнулся про себя Москаленко. — Пусть ощутил бы сам наяву пагубность своих деяний. Но видно я совсем сдурел. Он же животину свою не жалел, чтобы остановить распад России…» Москаленко судорожно вздохнул. Репутация у власти — неважнецкая… Она явно подмочена неграмотно проводимой ею войной. Надо было наводить порядок здесь значительно раньше ине таким способом… — Наташа! А представляешь, если бы каждый день записывать передачи о Чечне, собирать газеты какому-нибудь литератору? — заговорил Игорь. — Получился бы добротный архив. Пройдет война, уже не найдешь этих газет, журналов, да и в архивах сохранится не все. И показать бы Чечню устами журналистов. — Оригинальная идея! — поддержала жена. — Я стану записывать эту войну, хранить газеты. Может, кому-то они пригодятся, — решил Игорь. — Мы с тобой об этом уже давно решили, с первого дня войны… Кто бы ни копался в архивах, все равно таких материалов о войне не найдет… Прищурившись, как пьяница, который чего доброго и по радиоточке врежет, Игорь смерил огорченным взгля-дом черную коробку. В это время Наталья Городецкая, журналист газеты «Сегодня» передавала новости с использованием материалов Интерфакса и ИТАР-ТАСС: «Базовый принцип урегулирования — чеченский народ не несет ответственность за экстремизм группы политических авантюристов», — встревожился российский премьер. Причем по мнению господина Черномырдина, было бы логично, чтобы в них участвовал временный представитель органов Чеченской республики в лице Комитета национального согласия, первейшей задачей которого является поиск путей достижения примирения». По оценке российского премьера, в Чечне складывались определенные предпосылки для того, чтобы «переговорный процесс возобновился на новой основе, например, «в виде своего рода «круглого стола», за который сели бы представители Территориального управления федеральных органов власти в Чеченской республике, миссии ОБСЕ, КНС, дудаевского окружения, контролирующего полевых командиров». В поддержку инициативы Виктора Черномырдина выступил президент Ингушетии Руслан Аушев, расценивающий ее как «реальный шанс» завершить конфликт мирным путем. Он предложил оказать любое содействие в организации «круглого стола» при посредничестве ОБСЕ. В Пекине Павел Грачев заявил о готовности встретиться с Чеченским военным руководством для решения вопросов о прекращении боевых действий, но только при выполнении незаконными вооруженными формированиями требований федерального руководства: полное прекращение огня, капитуляция и сдача оружия. Заместитель председателя Совета Федерации России Рамзан Абдулатипов пошел дальше премьера и признал, что в Чечне «сегодня уже можно проводить выборы в Государственную Думу РФ». Вице-спикер замысливал ввести в республике институт представителей Совета Федерации для оказания практической помощи в политическом урегулировании ситуации, для подготовки и проведения выборов. В его заявлении, распространенном в печати, говорилось, что продолжение войны работает на Дудаева, а политическое урегулирование было бы способно снизить поддержку дудаевского курса на войну. При этом надо учесть, решительно повторял господин Абдулатипов, что «России все равно придется найти политическое решение в Чечне. Чем дальше затягивалась война, тем больше усилий надо применять для налаживания в мирной жизни в Чечне». «Те люди с обеих сторон, которые не дали возможность развернуть переговоры в Чечне и тем самым внести элементы политического урегулирования кризиса, снизить уровень военного противостояния, а значит, и количество жертв в этой трагедии, должны понести ответственность. Без этого нам не выйти десятилетиями из кризиса недоверия и вражды в Чечне. Без этого общество будет скатываться к насилию. И не только в Чечне», — подчеркивалось в заявлении заместителя председателя Совета Федерации»… Игорь обхватил голову ладонями и почувствовал себя совершенно опустошенным. Поганый день, подумалось ему. Непереносимый, бесконечный. Голова трещит, словно из нее выкачали серое вещество. Прямо до муки. Оазис покоя — это Наташа. Она сможет всегда отвлечь от всех земных страстей. Он захотел улечься на коленях у жены и забыться милосердным глубоким сном… — Выключи говорилку, Натуся… Кто сосчитает отстрелянных, как животных, детей, стариков, женщин, мужчин? Ельцин? Грачев? Мы единственная страна в мире, пославшая на войну восемнадцатилетних мальчиков, — Игорь вздрогнул, как ужаленный. — гордиться тем, кто там воевал, нечем… Пусть прячут со срама документы в сарае, чтобы их съели крысы. «Диверсии не закончатся, пока не договорятся о мире воюющие стороны между собой» — так твердят чеченцы. Проснулись бы великие полководцы Суворов, Кутузов, Жуков и перевернулись еще раз в гробах от содеянного властолюбцами над своими же гражданами… они вели в бой солдат, защищая Родину… И не могли себе представить подобного иудства… И все же успокоиться Игорь никак не мог. Возьмет в руки газету, заглянет в нее, и снова начинается в мыслях брожение. Как все понять? Сына он потерял в Кабуле, а его друзья в Грозном. Никак не перебесятся кремлевские «киллеры»… Подпольная радиостанция с гор Северного Кавказа без утрирования передавала информационный обзор из «горячих точек» Чечни о творящемся святотатстве. Дурной сон? Нет, объективная журналистская дотошность. Надо же, столько наваяли «акулы пера» всякой всячины! Наташа включила телевизор (как раз там шли последние известия «Останкино»), протянула руку к самой нижней полке книжного шкафа и, отыскав том «Поэты России», растянулась на диване. Директор ростовского издательства «Книга» Аркадий Мартенович Ленау выпускал прекрасные миниатюрные издания. Поэзия согревала Нагашину душу. Диктор пожелала телезрителям доброго дня и зачитала обращение правительства Российской Федерации Виктора Черномырдина к народу Чеченской республики 21 марта 1995 года: «Дорогие соотечественники, сыновья и дочери чеченского народа! Я обращаюсь к вам, ибо хочу, чтобы меня поняли в тю тяжелое и горькое время. Трудно отыскать слова, чтобы высказать ту боль, которую породила наша общая трагедия. Эта трагедия народа Чечни, обманутого ложными посулами лидеров, приведших его на грань гибели. Это трагедия и для России. Хочу выразить глубокую скорбь и соболезнование родным и близким всех погибших в огне конфликта на земле Чечни. Сегодня же нет ничего важнее, чем достижение мира и спокойствия, чемвосстановление нормальной жизни. Каждый новый выстрел лишь умножил кровь, делая беспощадную логику войны все более неумолимой. Зачем нужны новые жертвы? Новые бессмысленные разрушения и потери. Осознавая свою ответственность перед народом, как глава Правительства Российской Федерации подтверждаю искреннее стремление федеральной власти к миру и согласию. Подтверждаю волю и решимость Правительства вступить в переговоры с командованием вооруженных формирований, противостоящих федеральным войскам в Чеченской Республике, с целью достижения договоренности о прекращении боевых действий с обеих сторон, предварительных условий. Подтверждаю принятые решения о восстановлении разрушенного и оказания экономической помощи. Сейчас в самом разгаре весна. Исстрадавшаяся земля ждет человеческих рук. Измученным скитаниями людям нужны кров и тепло, крыша над головой, достойные человека условия жизни. Нужно восстанавливать города и села, мечети, дороги, мосты. Нужно, чтобы заработали школы и больницы, заводы и фабрики. Все это необходимо, ибо того требует правда продолжающейся жизни, правда гордого горского народа, правда будущего, которую он сегодня определяет для себя сам. И как раз те, кто не хочет этого, кому безразличны благополучие и добро для своего народа, призывают вновь и вновь творить насилие, продолжают сеять страх, запугивая людей угрозами мести со стороны России призраками былой депортации. Я обращаюсь к старикам и духовенству, мужчинам и женщинам Чеченской республики: нет ничего дальше от истины, чем эта неправдивая ложь. Мир на Чеченской земле зависит прежде всего от вас и все уже доказали, что так оно и есть, когда опираясь на свою силу и высокий моральный авторитет, предотвратили кровопролития во многих городах и селениях Чечни. Ни преследований, ни тем более репрессий не будет. Тем, кто был обманут и состоял в вооруженном ополчении, федеральные власти гарантируют амнистию. Силе оружия должна быть противопоставлена сила добра, мощь создания и совесть разума! Надо дать людям время, чтобы зарубцевались раны, утихла боль, отступило горе, чтобы мудрость взяла верх над обидами и ненавистью! Найти брошенный кров, приложить сердце и руки к любимому делу, вернуться к заботам о семье, детях и стариках, возродить отчий дом — вот что нужно сегодня людям. Власти республики не на словах, а на деле должна принадлежать достойным представителям народа. Я подтверждаю, что Правительство Российской федерации окажет всю необходимую помощь чеченскому народу в подготовке и проведении свободных выборов в органы местного самоуправления, а затем и выборы в парламент Чеченской Республики. Но для этого нужно прозреть, пощадить друг друга и понять, что все мы — дети одного Отечества. А это значит — друзья и братья, а не враги и кровники. Убедительно прошу вас, дорогие соотечественники, ради детей, ради будущего Чеченской Республики, ради всех народов России, отбросив вражду и жестокость, переступив через рознь и недоверие друг к другу, поддержать усилия по восстановлению мира и согласия на всей территории республики, на всем Северном Кавказе». — Некуда, братцы, деться от политтовара первой свежести, — грохнул кулаком по столу Москаленко. — Впрочем, премьер Черномырдин выгодно отличается от других: не запачкан, не давал команды «стрелять», да и он спокойный, уравновешенный, тверд, четких правил и устоев. Такой России нужен… Может он оттолкнет от себя прилипал — отреченцев, хуливших историю СССР, и будет миротворцем? Конечно, Примакова сюда бы направить, он бы все уладил… Но обращение Черномырдина не успокоило чечченс-кий народ. Трудно объяснить и разворот дальнейших событий. Вот что пишет журналист Александр Хинштейн в книге «Ельцин. Кремль. История болезни»:«.. В мае 1995 года федеральные войска зажали в горах крупную группировку противника. В тот момент, когда требовалось нанести последний, решающий авиаудар, из Кремля поступил приказ: отставить. Тогдашний главком внутренних войск генерал Куликов сохранил эту предательскую телеграмму до сих пор. Она очень короткая: «Грачеву. Куликову. С 00 часов 1 июня прекратить применение авиации. Причину не объяснять. Ельцин.» Но причина была понятна и без того. Накануне слухачи МВД запеленговали Масхадова, который требовал от своих полевых командиров любой ценой продержаться до полуночи, а потом он «устроит концерт» федералам. «Переговоры на этот счет я веду», — кричал в трубку Масхадов. Кто из окружения Ельцина вел переговоры с боевиками — так и осталось тайной. С чеченской стороны ими занимался дудаевский помощник Хамаи Курбанов. В высшем политическом руководстве России рядом с Ельциным находились предатели. Это не паранойя, не бред, это правда. Во многом именно стараниями этих людей война искусственно затягивалась. Начальник ГРУ Федор Ладошин рассказывал мне, что военная разведка регулярно получала перехваты, когда полевые командиры звонили напрямую в Москву: в Белый Дом, на Старую площадь. О чем это говорит? Вместо маленькой победоносной войны Ельцин получил череду не-прекращающегося позора. Страна с ужасом обнаружила, что хваленая российская армия не может победить горстку полудиких туземцев…» Вот так был окончательно забыт главный постулат на земле: «Одна человеческая жизнь бесценна и неповторима.» Где начинаются любовь и ненависть к человеку, где они кончаются? Разве скажешь? Но душевная тревога о других — начало всех начал. Есть древнее сказание. В нем хорошие слова, а в них хороший и мудрый смысл; человек трижды прозревает на своем веку, впервые — от солнечного луча, упавшего на его колыбель; второй раз — от большого горя; третье прозрение приходит с благими намерениями помочь в беде другому человеку. Игорь Москаленко вторым и третьим прозрением жил всегда; и когда потерял сына в Афганистане, и ежедневно на службе в милиции спасая людей в поиске бандитов в Ростове… Но его, видевшего и перевидавшего разное, напрочь сразила чеченская мясочеловековыжималка. Эскалация насилия, разорение городов и сел, уничтожение целого народа — это несмываемое пятно на шинели Верховного Главнокомандующего, это хуже, чем сталинская депортация, гам хоть высылали людей, но давали им жилье, работу, хлебом кормили, детей учили в школе. А здесь Ельцин и Дудаев без объявления войны убивали тысячи военных и мирных людей. Всех под корень срезали не разбираясь, виновных и невиновных. Дать бы подзатыльников тем, кто верховодит по смыслу: авось, да кабы…Глава 4. КРОВАВЫЕ ДИВЕРСИИ В БУДЕННОВСКЕ, КИЗЛЯРЕ И ПЕРВОМАЙСКОМ
Прячась от чеченского раздрая Игорь плюхался в ласки Наташи. Забывался. Каждый день жена варила для него что-нибудь повкуснее, сытное, есть приглашала, включала видеомагнитофон, где на пленке была снята их свадьба, путешествие в Париж. Она подкладывала в тарелку сырники со сметаной, упрашивала их слопать. Но Игорь ел неохотно, мало разговаривал, хоть и улыбался. Но улыбка была невеселая, какая-то усталая. То ли он погряз в сумятице милицейских будней, то ли горевал от того, что привезли его убитых коллег-омоновцев из Грозного… Он чертыхался, злился, потом вдруг резко преображался, становился тише, задумчивее, чаще присаживался к окну, глядел в сторону Северного кладбища, где лежали товарищи. Глядел, то туда, то сюда, и горечь перемешивалась с ненавистью и к «неумным» властям, к чеченским боевикам — порою хотелось матом выругаться, порой — вскочить, и, была не была, ринуться в Чечню… бить сепаратистов или как они себя называют, национальных героев свободы и независимости Чечни. Но вспомнит, что нельзя, что на нем лежал груз ответственности о незаконченных «махровых» делах «подпольных» миллионеров, которые решили поживиться за счет государства, о бандгруппах, скрывавшихся от возмездия на Дону, — и злился на себя, называл себя трусом… В Чечне гибли и гибли солдаты, генералы. 6 октября 1995 года в Грозном был совершен террористический акт против командующего Объединенной группировкой федеральных войск в Чеченской республике генерал-лейтенанта Анатолия Романова. Взрыв прогремел в тот момент, когда колонна командующего — два бронетранспортера охраны и две легковые машины — проезжали тоннель в районе площади Минутка. По оценкам специалистов, были взорваны два заряда с тротиловым эквивалентом до 5 кг. Командующий был тяжело ранен в голову, живот, грудь и спину. Помощник командующего полковник А.Заславский и шофер погибли. Ранено 12 сопровождающих генерала военнослужащих и 12 пассажиров проезжавшего мимо автобуса… 14 октября 1995 года Российская авиация нанесла удары по селениям Дарго и Белгаюрт на юге Чечни. 11 ноября 1995 года в интервью Павел Грачев заявил: «Ставка на силу в Чечне должна быть сохранена». А уже в ночь с 14 на 15 декабря накануне выборов в Чечне группа боевиков под командованием Салмана Радуева и Султана Гелисханова захватила большую часть города Гудермес. Боевиками были захвачены заложники. После захвата города между террористами и федеральными частями завязались ожесточенные бои. 25 декабря федеральные войска освободили город от сепаратистов. Погибло около 267 жителей города и 31 военнослужащий… 14 декабря в знак протеста против выборов Д.Завгаева в Урус-мартане был захвачен ряд административных зданий, в том числе городская больница. 15 декабря Главой Чеченской Республики «избран» Доку Завгаев. А.Масхадов, Ш.Басаев накануне заявляли о том, что выступают против выборов и попытаются их сорвать. В голосовании приняло участие более пятидесяти процентов избирателей, из них около девяноста процентов отдали свои голоса за Д.Завгаева, который заявил, что введет в правительство Чеченской Республики старейшин ведущих чеченских тейпов… Так шли дни. И вдруг снова соскользнула с лезвия чеченская гроза. Эхом грозненской заварухи назвал диктор новую кровавую диверсию в Буденновске Ставропольского края. «Явилось на землю невиданное озверение, — писала в «Советской России» журналист Жанна Касьяненко. — Террористы на двух «уазах» с полуприцепами двигались к Буденновску со стороны Дагестана. Они беспрепятственно прошли два района Ставрополья — Нефтекумский и Левокумский. Всюду по пути их следования стояли посты. Когда их останавливали, они показывали путевые документы, говорили, что везут «Груз-200», то есть цинковые гробы. Почему так легковерны оказались милиционеры и патрули федеральных войск. Не потому ли, что «Груз-200» стал обычным, рутинным грузом на этой трассе, по которой прежде везли помидоры и арбузы?.. …Вооруженные автоматами, пулеметами и гранатами боевики развязали городской бой. Прямо в городской больнице, куда они согнали заложников, было расстреляно семь мирных жителей — раненных ими же людей, которых привезли в больницу для оказания помощи. Кто послал этих боевиков в кровавый поход? Имя этого человека никогда не станет нам известно в том смысле, что на него будет возложена ответственность за страшное преступление… …Не надо обладать даром провидца, чтобы предсказать: подобное нападение не последнее. С взятием Шатоя война вовсе не окончена, она просто вступила в новую стадию — стадию партизанской войны против России, выиграть ее будет гораздо сложнее, чем открытый бой. Более недосягаем, чем прежде, стал сам Дудаев. Понятно, что взять его живым, передать суду российские власти изначально не стремились. Хотя это можно было сделать, по мнению профессиональных военных, с гораздо мень-тими потерями и разрушениями. Это позволило бы обез-главить сопротивление, сломать его в зародыше. Но, видимо, слишком много знал Джохар Дудаев, чтобы рассчитывать на цивилизованное наказание по закону. В лучшем для него случае ему дадут уйти за кордон, в худшем — убьют. Но говорить ему не позволят…» Корреспондент Георгий Яковлев сообщал с места событий: «В полдень, в среду 14 июня 1995 года на площади перед зданием районной администрации Буденновска появились три «КАМАЗа» в сопровождении двух милицейских «Уазиков». Выскочив из машины, сто чеченских террористов открыли огонь из стрелкового оружия, пошли в ход огнеметы. Одновременно был предпринят штурм здания администрации, на котором чеченцы водрузили флаг Республики Ичкерия. Большая группа боевиков штурмовала отдел милиции, здание «Скорой помощи». Был захвачен районный узел связи. В 15.00 телефонная связь с Буденновском на несколько часов была прервана. В результате обстрела из огнеметов начался сильный пожар в секторе частных домовладений. Бой с боевиками приняли Буденновская милиция и солдаты части внутренних войск, расположенной в самом городе. Срочно вертолетами из Ставрополя были направлены части особого назначения. Бой шел около трех часов. Как сообщили корреспонденту «Российской газеты» в Ставропольском управлении внутренних дел, террористы сделали заявление: «Если федеральные войска не будут выведены из Чечни, мы расстреляем всех заложников». Боевики ставили перед собой цель взорвать расположенный в Буденновске завод полимерных материалов и вызвать в регионе экологическую катастрофу. … В результате боя террористы были вытеснены из города и, рассредоточившись по группам, под прикрытием заложников начали отступать в сторону Нефтекумска… Другая группа террористов численностью в 50 человек продолжала удерживать в заложниках медицинский персонал городской больницы и находящейся в ней на излечении больных. Число заложников — свыше тысячи человек. Представители чрезвычайного штаба 15 июня в 7 часов утра начали очередной раунд переговоров с бандитами. В Буденновск прибыли представители чеченской диаспоры региона и непосредственно из Чечни с целью уговорить боевиков вступить в переговоры и освободить заложников. Для непосредственного руководства операцией по обезвреживанию бандформирований в город Буденновск прибыли заместитель Председателя Правительства России Николай Егоров, министр внутренних дел Виктор Ерин, директор ФСБ Сергей Степашин и командующий Северо-Кавказским военным округом Анатолий Квашнин. Правительство России выступило с заявлением в связи с нападением дудаевских боевиков на город Буденновск. В нем говорилось: «Организаторы и исполнители этой чудовищной провокации делали расчет на дестабилизацию положения на Северном Кавказе, на разжигание межнациональной розни. Это не пройдет. Никакого переноса «партизанской войны» в Россию не получится». И также подчеркивалось, что «тяжкое преступление террористов в Буденновске — это агония обреченных. Античеловеческий и антинародный режим Дудаева и его окружения полностью разоблачил себя. К военному поражению добавилось его окончательное моральное падение. Уверены, что чеченскому народу не по пути с кучкой убийц. Сорвать процессы восстановления нормальной жизни в Чечне не удастся». — Это как кошмарный сон! Людей в больнице держать в заложниках! — возмутилась Наташа. — Чеченцы на насильственный акт пошли от безысходности, — развел руками Игорь. — У них ведь тоже гибнут дети, старики, женщины. — Дудаевцы мстят? — Конечно. Любой человек взвоет от свирепой ненависти при гибели своего ребенка… Не даром же Дудаев 19 февраля 1995 года заявил о «переносе войны в российские города». Далее диктор стал излагать хронику трагедии в Буденновске: «Когда просматриваешь телетайпные ленты ИТАР-ТАСС за субботу, воскресенье, ночные и дневные сообщения телеграфного агентства за 19 июня, сердце сжималось от боли: начиная со среды 14 июня, дудаевские боевики все еще удерживали сотни заложников, росло число жертв этой террористической акции. Поскольку на переговоры, уступки Басаев и его подельники в течение трех дней не шли, федеральные силы в субботу на рассвете предприняли штурм больницы. Специальными подразделениями удалось в результате этих действий предотвратить взрыв здания, которым угрожал главарь террористов, вывели 86 заложников. Позже, когда наступило примирение, боевики освободили еще несколько десятков женщин и детей. В общей сложности к 12.30 в субботу захваченную больницу покинуло около 150 заложников. В 14.30 федеральные силы вновь возобновили штурм здания больницы. Однако через час перестрелка была прекращена и начались новые переговоры. Решение о штурме главного здания больницы в Буденновске «предварительно было принято с министром внутренних дел Виктором Ериным еще до моего отъезда в Галифакс», — сообщил журналистам в этом канадском городе Президент России Борис Ельцин. «Мы договорились подождать день-полтора и «подготовиться, чтобы не натворить что-нибудь во вред», — отметил Президент. По словам представителя МВД, специальные подразделения и министерства и группа «Альфа» в первые минуты смогла уничтожить значительную огневую мощь террористов — около двадцати снайперов. Задача была чрезвычайно сложной, поскольку боевики прикрывались женщинами как живым щитом. С требованием не допустить третьего штурма и найти выход из трагической ситуации только с помощью переговоров выступили на стихийных сходах в Буденновске и близлежащих селах родственники заложников. С этого момента, пожалуй, и начался двухсторонний переговорный процесс, в который активно включился непосредственно премьер-министр Правительства России Виктор Черномырдин. Он велся двое суток и продолжился 19 июня. Благодаря инициативным и решительным действиям главы российского правительства Виктор Черномырдина, лично проведшего минувшей ночью два телефонных разговора с лидером боевиков Шамилем Басаевым, достигнута предварительная договоренность об освобождении подавляющего большинства заложников, удерживаемых с 14 июня в горбольнице Буденновска, за исключением, по настоянию Басаева, «небольшой группы обеспечения гарантий безопасности». Сразу после разговора Черномырдина с Басаевым на территорию больничного городка отправилась делегация чрезвычайного штаба по освобождению тысячи заложников для обсуждения условий их освобождения на месте. «Я расстреливал, это правда» — такое признание сделал Шамиль Басаев, главарь группы террористов, захвативший в горбольнице в Буденновске большую группу мирных жителей в качестве заложников. В пресс-конференции, состоявшейся в здании горбольницы, он сказал обступившим его журналистам: «Эту больницу мы назвали фильтрационным пунктом, расстреляли шесть летчиков, работников военных и работников милиции. После этого… по моему приказу были расстреляны еще пять человек, тоже все не из числа заложников, а из числа засланных к нам уже после того под видом пьяных или шатающихся». Процесс переговоров об освобождении сотен заложников, захваченных боевиками под предводительством Шамиля Басаева, продолжался, — сообщил председатель оперативного штаба, заместитель министра по делам национальностей Андрей Черненко. В соответствии с достигнутой договоренностью Басаев передал письменный текст условий, на которых может быть осуществлено освобождение заложников. Среди них уже не содержалось ранее выдвигавшееся боевиками в качестве одного из условий проведение общероссийского референдума о статусе Чечни. Среди требований значилось лишь прекращение боевых действий в Чечне и переход к мирному урегулированию. Сразу же после получения этот документ был передан главе Правительства России Виктору Черномырдину. Виктор Черномырдин продолжил интенсивные переговоры по вопросу освобождения заложников в Буденновске и 19 июня в 9.50 вновь связался по телефону с командиром боевиков Шамилем Басаевым. Тот подтвердил готовность начать движение из Буденновска. Премьер-министр сформулировал следующие требования: с группой Басаева могут выехать только добровольцы, ни один человек не может ехать по принуждению. Председатель правительства вновь подтвердил, что главным требованием остается немедленное освобождение удерживаемых пятые сутки заложников. В здании миссии ОБСЕ в Грозном около 10 часов утра начались переговоры об организации мирного урегулирования в Чечне. Российскую правительственную делегацию возглавлял первый заместитель министра по делам национальностей Вячеслав Михайлов, в переговорах участвовали вице-премьер, руководитель территориального управления федеральных органов исполнительной власти в Чечне Николай Семенов, заместитель министра внутренних дел генерал-полковник Анатолий Куликов и представляющий общественность президент Российского Союза промышленников и предпринимателей Аркадий Вольский. Дудаевскую сторону на переговорах возглавлял Усман Имаев. Вместе с тем премьер-министр заявил, что в ходе этих переговоров «мы не пойдем на то, что противоречит Конституции». Российская сторона не намерена, по его словам, менять условия, предъявленные ранее дудаевцам. «Проще не будет», — подчеркнул он. Российский премьер заверил также, что предпринимались все усилия для не повторения трагедии, подобной той, которая развернулась в Буденновске. Он сообщил, что у правительства есть данные о других акциях такого рода, которые готовят чеченские боевики. Виктор Черномырдин назвал подобные действия агонией. Для помощи пострадавшим в результате беспрецедентного терракта будут приняты все меры. Глава Правительства РФ подчеркнул, что он находится в постоянном контакте с президентом Борисом Ельциным по поводу ситуации в Буденновске. Автобусы с боевиками Басаева и добровольцами, выступающего в качестве «живого щита», а также рефрижератор в 14.20 начали движение от Буденновской больницы, колонну сопровождали машины ГАИ. За рулем «Икарусов» (вместимость автобуса — 45 человек) водители-добровольцы. Колонна шла в направлении города Минеральные Воды. В колонне, двинувшейся в направлении Чечни, не менее 73 боевиков и более 130 добровольцев, в том числе 16 журналистов и 9 депутатов Федерального собрания России… Больше часа выходили из здания горбольницы в Буденновске люди, которых чеченские террористы держали в течение пяти суток в качестве заложников. К 17 часам 19 июня свободу обрели 765 человек. В здании работали саперы, уничтожая оставшиеся от террористов боеприпасы — гранаты-«растяжки». После того как террористическая банда Шамиля Басаева ретировалась из Буденновска, были обнаружены еще 24 трупа убитых ею ни в чем не повинных людей, и общее число тех, кого бандитская пуля лишила жизни, достигло уже 121… … Россия вновь расплачивалась за бездарную политику Кремля. Митинг на кладбище, речи повиновения. По христианскому обычаю в каждую из могил — по горсти земли от тех, кто остался в живых. Венки, прощальная медь оркестров, над могилами милиционеров — залповый воинский салют…» … Заслуженный артист России, чеченец Абдулла Хамзаев гневно восклицал в газете «Правда»: «Уже сегодня выискивается очень много охотников взвалить за трагедию в Буденновске на весь чеченский народ. Уничтожить его намного легче, чем ликвидировать условия, породившие тот ад, в котором народы России живут последние годы…» «Поле бесславия, жертвы напрасные и ничем не обоснованные, — огорченно подумал Москаленко. — Небось и стрелять пацаны не могли, а канули в земную глубь… А вообще, будь моя воля, я б судил всех, кто послал их погибать. В суд должны подать заявления родители погибших и искалеченных, пропавших без вести юнцов… Пусть отвечают те, кто по солдафонски командовал ротами…» Чтобы другим не повадно было воевать в своей стране… Приговор вынесет когда-нибудь и история… Все же погибло в Буденновске сто сорок семь человек…» — А куда же девать главного Верховного командира — Ельцина? — спросил у Москаленко внутренний голос, откуда-то свыше, от Бога. — Живы будем — всех осудим! — кому-то в ответ сказал Москаленко. «Абсолютно новое звучание получила на форуме семи ведущих стран мира в Галифаксе — канадском порту в Северной Атлантике — проблема Чечни. После начала событий в Буденновске, — передал из-за океана корреспондент «Российской газеты» Александр Красулин, — произошла существенная переоценка ценностей. Ельцин и здесь выкрутился и вякнул о терракте, что подтолкнуло «семерку» к мнению о необходимости объединения усилий в борьбе с организованной преступностью. Касаясь трагедии в Буденновске, президент США Билл Клинтон заявил, что она произвела на россиян такое же впечатление, как и на американцев взрыв в Окла-хомасити. «Мы осуждает терроризм в любом его проявлении, но считаем, что российский и чеченский народы могут примеряться: это остается нашей политикой». Между тем в ходе встречи Борис Ельцин дал разъяснения в том смысле, что в Чечне нет войны между русскими и чеченцами, а проводилась операция по уничтожению рассадника преступности». Но лучше бы те, кто принимал политические решения, а кто-то командовал: «Пли!», побывали бы в те дни среди россиян у здания городской администрации в Буденновске, где шли бурные многолюдные митинги. Все, что накипело, исторглось из сердец словами и ложилось на бумагу, озаглавленную: «Обращение и требования! К президенту Российской Федерации Ельцину, председателю правительства Черномырдину, Государственной Думе и Совету Федерации от жителей Буденновска и Буденновского района: «Трагические события, происшедшие в городе Буденновске 14–20 июня, стали возможным из-за бездарной политики президента и правительства силовых структур. Несмотря на их полную осведомленность о том, что готовится террористическая акция, ими не было предпринято никаких соответствующих мер. Происшедшее в Буденновске — это глумление не только над жителями города, но и над всеми россиянами. Чтобы впредь не допустить подобного, мы требуем немедленной отставки Президента, Федерального собрания, правительства, неспособных защитить свой народ. Провести досрочные выборы всех ветвей исполнительной и законодательной власти РФ, края, района. Провести в кратчайшие сроки расследование происшедшего, установить виновных…» «Требования подписывали здесь же, на митинге, — писала публицист Светлана Алексеева, — каждый день люди снова шли в городскую администрацию с единственным желанием подписать принятое требование. Все понимали, что никакими деньгами не возместить погибшие жизни, не возвратить в осиротевшие семьи отцов, матерей, детей. Московские посулы, как обычно, щедры и многообещающие, и как всегда, рассчитывать приходится на самих себя и свои силы. Денег, которые наскребли в краевом центре, едва хватило, чтобы похоронить погибших…» Иванова Александра Трофимовна: «Когда начали бить по больнице орудия, мы прощались с жизнью. Мы знали, что в подвале больницы лежали баллоны с кислородом. И этого наши русские тоже не могли не знать. А еще как чечены издевались, знаете? Говорят: постройтесь с детишками, сейчас вас будем выпускать. Построились. Тогда они перед нами стали разложившиеся трупы русских солдат таскать и смеяться. Так часа два и держали… …Все было подготовлено. Многие видели, как чечены, продававшие на базаре огурцы, открывали ящики и присоединялись к бандитам?..» Андриасова Людмила Михайловна: «Несколько часов город был во власти бандитов. Но когда прибыли войска, многие солдатики были без оружия. Ходили по дворам и спрашивали: «Может у кого-то есть ствол?» Борис Домненко, физик: «В тот день у меня начинался отпуск. После обеда я решился съездить на завод за получкой. Пошел на рабочий автобус. Он, как всегда, был полон людей. У всех было хорошеє настроение. Шутки, смех. В общем, все как всегда. И вдруг на полпути автобус остановился. И тут же посыпались удары в стекла. А в салоне, как из-под земли, вырос бородатый боевик… После минутного шока автобус наполнился женским криком: «Не убивайте, не убивайте!» На лице чеченца зазмеилась улыбка. «Нэкто в вас стрелять не будет. Это не наша задача», — сказал. …Всех нас высадили из автобуса и, как баранов, погнали в сторону администрации города. Вокруг была какая-то вязкая противная тишина, которую то и дело вспарывали автоматные очереди. Город словно оцепенел. На пятачке перед зданием администрации уже стояло несколько десятков человек. Солнце жгло немилосердно. Над домом детского творчества поднимались клубы дыма, внутри, как флаги, колыхались багровые языки пламени. Где-то издалека послышались гул самолета — военного, гражданского? Лица в толпе растерянные. Никто ничего не может понять. Судя по всему, люди все еще не верили, что это настоящие боевики. — Ложись! Все ложись! — вдруг зарычали конвоиры. Падаю на раскаленный асфальт. Рядом со мной — молодой парень. Под ним тут же образовалась лужа крови. … И в это время из-за здания администрации показались два вертолета. И вновь появилась надежда! Наши! Значит, скоро свобода. Но машины сделав несколько кругов над площадью, удалились. Нас всех тут же подняли и повели к зданию администрации. На ней развивался чеченский флаг. Вскоре к месту, куда нас привели, подъехал бензовоз. Нас рассадили вокруг него. Замысел бандитов был ясен… …Потом нас снова построили в колонну и повели в сторону больницы. По пути бандиты выбивали окна домов и бросали в них горящие предметы. Развлекались. И тем напоминали фашистов. Только более злых и жестоких. У одного из домов молодой парень неожиданно прыгнул через забор и тут же скрылся в глубине огорода. Затрещала автоматная очередь. Но было поздно… Парень думаю, скрылся. Зато другого, который тоже решил убежать таким же образом, пуля настигла, когда он только подбежал к забору. С белым как снег лицом, он остался лежать на улице… У больницы нас разделили на три группы. Но перед этим вывели из строя пять человек. Четыре из них, как я понял, были летчики. Пятый тоже был офицер. Не знаю только кто — то ли милиционер, то ли пожарник. Несколько бандитов повели их к обрыву, что недалеко от больницы. Там и оборвалась их жизнь. Говорят, перед тем, как расстрелять, их порядком помучили… Нашу группу разместили на третьем этаже в хирургическом отделении. Народу там оказалось — сесть негде… Началось томительное ожидание. Все молчали. Каждый, наверно, думал о своем. Здесь же, на операционном столе, лежал еще один офицер, тоже летчик, раненный, видимо на улице. Рана была тяжелая. Пуля прошла над самым сердцем. Но уже через минут пятнадцать его вынесли из палаты. Как сложилась его судьба — не знаю. Скорее всего тоже расстреляли. А на его место положили брата главаря захватчиков, сделали ему операцию. Но он все равно умер. Так с быстро разлагающимся трупом мы просидели три дня». Специальный выпуск еженедельника «Новое время» и газеты «Приазовский край» вышел подзаголовком «Правда о трагедии Буденновска». Диктор радио передал свидетельства очевидцев: «…С Басаевым встречался депутат Госдумы, известный психотерапевт Анатолий Кашпировский. Отвечая на вопросы о психологическом состоянии заложников и террористов, он ответил следующее: — Психологическое состояние заложников было тяжелое. Оно обусловлено той скученностью, нехваткой воды, воздуха и вообще неопределенностью ситуации. У них звериный, животный страх перед русскими солдатами. Чеченцы держались мужественно. Они заранее сказали, что не считаются с тем, погибнут они или нет. И надо сказать, что на меня произвел очень сильное впечатление их полевой командир Шамиль Басаев. Это мужественная личность и человек с глубоким умом. Бандюга он или нет — определяют соответствующие инстанции. В данной ситуации он представляется как защитник чеченского народа». — Как жалко людей, испытавших подобную участь, — произнесла Наташа. — Басаев выполнял волю аллаха и бедного народа Чечни. Он пошел на отчаянный шаг, — пояснил Игорь. — Чечня пылает в огне войны… А что будет потом — трудно даже себе представить… — Потом могут расплодиться террористы по всей стране, — тихо, неожиданным голосом произнесла жена. Она осуждала она такую возможность или предвидела ее — вот в чем вопрос. — Господи! — воскликнул Игорь, избрав дипломатическую середину. — Ты, верно, шутишь или пугаешь? Ведь чеченский народ… — Нация, а не народ! — возразил все тот же женский голос. — Народ, нация… Знаешь, в наше время трудно различить эти понятия… Вот послушай, что говорят свидетели этой страшной участи. Дымок печальных воспоминаний вылетал из уст очевидцев: «Женщина с ребенком на руках: «на сто процентов создавалось впечатление, что это все кому-то было выгодно, что все наверху заранее знали. Вы говорите, что власти этой не было выгода в этом нападении? А к чьей, я вас спрашиваю, выгоде тогда, они Чечню три года вооружали. И кто даст гарантию, что через две-три недели бандиты не вернутся. Черномырдину дадут Героя Российский Федерации, Басаеву — Героя Чечни, а мы как жили, так и будем жить: в нищете, бесправии и безнадежности. Уверяю вас, так и будет. Только матери и жены будут оплакивать погибших. Остальным будет некогда». Мужчина в гимнастерке: «..Почему в газетах и по телевидению хвалят этого Ковалева? Гад, с Дудаевым обнимался. Сел в заложники, потому, что он сам чеченам родственник. Когда в Чечне война началась, он с Дудаевым в подвале о правах человека песни пел. А где он был, когда в нашем Прикумье и других местах чеченцы грабили, убивали, насиловали, изгоняли? Перед войной шесть тысяч казаков погибло, мы ему, этому Ковалеву, вот такие петиции посылали. Ни словечка ответа от этого х… не получили». Парфенова Людмила Николаева, экономист райбольницы: «…Начался штурм в пять утра и нас чечены под дулами автоматов заставили стоять в окнах. Я лично попала на лестничную клетку. Нас там стояло семь женщин, большая часть работников больницы — врачей, медсестер… Из семи пятеро пострадало. Врач детского отделения получил очень тяжелое ранение в брюшную полость, одной из сестер оторвало на руке два пальца, другая работница больницы была ранена в голову. Чеченцы заставляли нас кричать: «Русские, не стреляйте!» Но мы бы и сами так кричали ли потому, что было невообразимо страшно. Мы стояли между двух огней и это были самые ужасные четыре часа моей жизни. Их я никогда не забуду. Не думаю, что это правильно — штурмовать дом, полный больными, рожающими женщинами. Много было тяжелых преждевременных родов. Я это видела, потому, что чечены разрешали нам кормить детей: сначала детей до семи лет, потом до четырнадцати. Кормление было из разграбленных бандитами кооперативных киосков — в основном «сникерсы». …В пять утра тишину вспороло эхо выстрелов. Зазвенели стекла окон. Задрожали стены. Пули летали по помещению, словно пчелиный рой. Казалось, укрыться от них невозможно. …В проемах окон чеченцы выставили девушек и женщин. В руках у них были белые простыни. Истошный крик, перекрывающий звук очередей: «Не стреляйте! Не стреляйте! Не стреляйте!» За спинами многих из них боевики. В руках вздрагивающие автоматы и пулеметы… Через некоторое время вдруг все прекратилось. Наступила глубокая тишина. И тут только почувствовал горьковатый запах дыма. Горела больница. Боевики откровенно радовались. Пожимали руки заложникам. Благодарили за помощь в этой схватке. В чем она состояла, я до сих пор так и не понял. Тогда впервые нас покормили. Дали по кусочку хлеба. Некоторых девушек угостили «сникерсом». Все эти продукты были из расположенного рядом магазина. Обычно в нем никакого выбора продуктов не было. Перед приходом боевиков он, как оказалось, был забит до отказа самыми разными продуктами. Кто это сделал? Ответа нет? Как нет его и на другие вопросы… …Молчала администрация, молчала милиция, разведка? А почему? Да потому, наверное, что им нечего сказать. Проворонили. Проспали. Дураку было ясно, что беда может прийти в любой день… Буквально за день перед трагедией нас уверяли — граница Ставрополья на надежном замке. И вот мы увидели, какой это замок. Ржавый. Себя-то, может быть, они защитили. Мы же, простые люди, оказались брошенными на произвол. Всех обманули? И президент, и премьер, и Ерин с Грачевым… Что это за страна такая, в которой балом правят преступники, в которой жизнь россиян гроша ломанного не стоит? Кто довел ее до такого состояния? Что же получалось — сначала вооружили до зубов, а теперь русские люди, расхлебывай эту кашу. В общем, я считаю, что в нашем Буденновске наша Россия претерпела позор, сравнимый с днями Цусимы…» У Игоря Москаленко все в жизни было расписано, как по нотам, взвешено, как в аптеке. У него своя житейская мудрость: главное — выполнять приказы генералов, маневрируй так, чтобы поступок, находясь на грани преступления, не становился все же явным преступлением — на то и всяческие исключения из законов, которыми надо уметь пользоваться. И что делать ему, боевому милиционеру, если начнутся захваты террористами административных центров Северного Кавказа?.. Он готов сражаться, чтобы обезопасить ростовчан от бандюг. Но президент Ельцин должен тоже знать: день 30 ноября 1994 года, когда он подписал свой ныне знаменитый «секретный» чеченский указ, стал днем начала гражданской войны в России. И как метко заметил журналист Кронид Любарский в газете «Приазовский край», вели ее преступными методами, осуществляя фактически геноцид чеченцев, пробуждая в них гнев, ненависть и глухое отчаяние людей, которым уже нечего терять, заставляя даже своих бывших союзников в Чечне браться за оружие и вступать в ряды сопротивления. Безграмотные и самоуверенные, не знающие ни истории, ни национального характера народа, они не понимали и не хотели понимать, что на всей территории бывшей российской (и советской) империи не было места, где развязывание войны против народа было бы большим безумием, чем в Чечне. Упоенные своей силой и властью, они думали, что можно безнаказанно поливать из огнеметов подвалы, где питались дети, бомбить школы и больницы, пытать в фильтрационных лагерях, мародерствовать и насильничать, не пробуждая в себе ненависть и презрение, не вызывая ответственных действий. Российская армия вытворяла в Чечне такое, на что не решались диверсанты в Буденновске. И вообще может ли быть в России один человек счастлив, если в Чечне сотни тысяч несчастных? Защиту униженных и обездоленных взял на себя Басаев. Каждому нужно свое, чтобы морщины на сердце у него разгладились. Мало кто даже мог представить, что через годы Россия будет вынуждены вести на равных переговоры с премьером Чечни Шамилем Басаевым… А пока, как излагали истинную правду громогласно журналисты: «Всего недели две назад при штурме Ведено, при бомбардировке погибла вся семья Шамиля Басаева — 11 человек, в том числе жена, девятилетний сын и дочери трех, восьми и двенадцати лет. Кто в России ужаснулся этому? Кто вспомнил, что позор армии — убивать младенцев. Можно только удивляться тому, что Дудаеву удавалось так долго сдерживать своих полевых командиров, и что буденновские события произошли столь поздно. Поэтому гибель более чем ста человек в Буденновске, ранения и психологические травмы огромного числа людей — прямая личная вина Ельцина, Грачева, Ерина и других, и уже во вторую очередь Басаева. Басаев и его товарищи по крайней мере имеют то оправдание, что у них не осталось иной возможности защитить свой народ от геноцида, свои семьи от гибели, свою землю от порабощения. Это были действия, преступные по своей сути, но совершенные в условиях необходимой самообороны и крайней необходимости. Тупое упорство власти оправдано лишь ее имперскими и личными амбициями». Владимир Ладный, корреспондент «Комсомолки», рассказал читателям о том, как «мэр Москвы привез в Буденновск с собой лекарств на сто миллионов, оборудование; 30 миллиардов рублей выделили только на помощь ГСМ, 20 тысяч тонн бензина Москва нашла и доставила сюда. «Менее оптимистичным был ответ на вопрос: «Как вы оцениваете шансы на установление мира в Чечне?» — Я мало в это верю, — ответил Лужков. — Нарыв должен был прорваться, и его надо было удалить с тела России. Но вместо хирурга за операционным столом появился мясник. — А как нарыв ликвидировать? — Если бы я мог ответить на этот вопрос, я должен был бы претендовать на другие роли в государстве. Тяжело: в людях закипает взаимная ненависть, желание раздавить всем и вся… Нужно создавать в государстве условия, при которых существует дисциплина, и человек, допускающий беззакония, будет изолирован или уничтожен. — Какие, по-вашему, ошибки были допущены правительством в Буденновске? — Это не ошибки, а преступления. И не правительства, а силовых структур. Нельзя было штурмовать. Что это такое — стрелять по помещениям, где столько людей! Стрелять по людям! Боевики лучше подготовлены скрываться от пуль, обычные люди в такой ситуации в первую очередь становятся жертвами». Корреспондент «Комсомольской правды» Александр Евтушенко в заметке «Круглый стол в Грозном ощетинился острыми углами», поведал читателям важную информацию: «В том, что мирные переговоры представители воюющих сторон, приходящие в миссии ОБСЕ, будут сорваны, уже практически мало кто сомневался. Не раз высказывалось предложение, что ультиматум о выдачи Шамиля Басаева, предъявленный генеральному прокурору Усману Имаеву российским командованием, как раз для этого и был выдуман. Естественно, Имаев на такие условия не согласился, гордо покинув представительство ОБСЕ, и война до «победного» продолжится уже открыто. Если это так, то чеченский прокурор вновь переиграл своих соперников. Он согласился с осуждением терроризма как такового и акции Басаева в частности, но добавил, что выдавать Шамиля у него нет возможности. Хотя бы потому, что тот гулял сам по себе. …Тем временем война, несмотря ни на какие моратории, продолжалась. По горным селениям лупили «Грады» и «Ураганы», били боевые самолеты. Поданным командующего юго-восточным чеченским фронтом, который участвовал в разработке операции Басаева, были готовы еще четыре крупных терракта. Люди, мол, на местах и только ждали команды «Аллах акбар». Участие в переговорах под эгидой ОБСЕ принимал младший брат Шамиля Басаева — в недавнем прошлом военный комендант Веденского района. На мой вопрос, как он относится к акции старшего брата, Ширвани ответил, что не осуждает ее хотя бы потому, что не в чеченских традициях обсуждать действия старших. Но и не приветствовал, так как вообще не одобрял никакого терроризма, насилия, диверсий…» «.. Жестокость, с которой боевики расстреливали мирных жителей, — сообщили журналисты ИТАР-ТАСС, — брали их в заложники, и полная беспомощность при этом армии, сил правопорядка дали вспыхнуть, наконец, и в Госдуме. Впервыедепутаты были едины в своей оценке случившегося. Поражает наглость и полное отсутствие безнаказанности дудаевских «солдат свободы». Депутат аграрий Сергей Быстров из Ставрополья зачитал строки из бандитской листовки с громким названием «Обращение к гражданам России», в которой эти самые граждане называются свиньями. Называющие себя солдатами Аллаха пообещали сделать с Россией то, что не смог сделать Гитлер. «Где 800 тысяч омоновцев, которые по логике вещей должны охранять покой жителей приграничных с Чечней районов, — вопрошал депутат Жириновский. — Их нет. Они расквартированы в регионах, чтобы разгонять демонстрации и митинги. Где спецслужбы, прозевавшие войну в Чечне и не предупредившие бойню в Буденновске?» Они активно, как заметил лидер фракции коммунистов Думы Геннадий Зюганов, раскрывали «происки оппозиции»… «Оправдан ли был риск Басаева в Буденновске? — мысленно спросил себя Игорь и тут же ответил: — В какой-то мере он руководствовался тем, что отомстил за убитых повстанцев, друзей, родных, но и вместе с тем, запугал этим захватом заложников в больнице и мирное население России. Мол, с Вами будет тоже, что творят федеральные войска в Чечне с нашими соплеменниками». Специальный корреспондент «Российской газеты» Татьяна Шутова в силу обстоятельств стала в Буденновске не только репортером, но и посредником между противоборствующими сторонами: «Отдам детей и женщин. Всех отдам. Но только если сам Черномырдин попросит», — сказал мне Шамиль в погруженной во мрак больнице ночью с субботы на воскресенье. После штурма в здании не было электричества, и мы едва различали друг друга в темноте. Шамиль был уверен, что с минуты на минуту начнется новый штурм, и был готов умереть. При свете фонарика написал короткую записку, поставил дату — 00.08.18 июня и отдал мне. Он всегда готов к смерти — своей и чужой: человеческая жизнь для него не имеет ценности. Так получилось, что с Шамилем Басаевым мы познакомились несколько лет назад, еще в Абхазии. Сейчас, когда о нем звучит множество слухов и легенд, я должна коротко напомнить его истинную биографию. Шамилю 31 год, родом он из селения Дышны-Ведено. В августе 1991 года защищал Белый Дом от путчистов и с тех пор, можно сказать, не выпускает автомата из рук. По НТВ неоднократно бубнили о том, что в Ведено от рук российских военных погибли жена и шесть сыновей Шамиля Басаева. У Шамиля жена Индира и единственный годовалый сын Идрис. …Отряд Шамиля брал в заложники всех подряд, не разбирая национальностей. В этом нет ничего удивительного: «В Буденновске несколько тысяч человек. Люди здесь всегда жили дружно, акция же Басаева в одночасье заставила их вспомнить кто есть кто. Я долго буду помнить старушку — чеченку и ее внучку Фатиму, обе они, оказавшись, наконец, на свободе, обнимали меня за плечи и боялись хотя бы на шаг отойти в сторону: не обрушится ли на «лиц кавказской национальности» слепая месть? Слава Богу, обошлось. Но надолго ли? Гнев тех, кто потерял близких, нелегко умерить… …На казачьих митингах иные «горячие головы» требовали воздать чеченцам кровь за кровь. Однако, по счастью, здравый смысл большинства брал верх… …А там, где развертывалось главное действие драмы, где во время перестрелки звучали приказы террористов: «Русские суки — на окна!», где смерть в любую минуту могла настичь любого из заложников, были свои безвестные пока герои. О них рассказывали скупо: еще не прошел шок от случившегося, и месть чеченских боевиков не каралась досужей фантазией… Известно, что были среди заложников люди, которые готовились активно сопротивляться. Нескольким из них врачи выдали больничные пижамы, чтобы не отличались от пациентов. Уже действовал подпольный «штаб сопротивления», наладивший контакты с российскими командирами, — этот контакт обеспечивали отчаянные ребята — связники, тайно курсировавшие в больницу и обратно под огнем с обеих сторон. …Шамиль думал, что вернется домой героем, но чеченца никогда не назовут героем того, кто прикрылся беззащитными», — сказал рядом кто-то в толпе на улице Калинина. И тогда я вспомнила записку, которую Шамиль оставил мне как свое завещание, думая, что не вернется живым. В записке говорилось, что нет на свете ничего дороже свободы, пусть даже приходится платить за нее жизнью. Гордые слова, но все же прав, пожалуй, мой собеседник в толпе: свобода не мыслима без достоинства, а достоинство не совместимо с безжалостностью…» Но, к сожалению, ИТАР-ТАСС передавал информацию о том, что «Ясиры Арафаты» есть и у чеченского народа: «…Около здания миссии ОБСЕ в Грозном, где проходили переговоры между правительственной делегацией России и представителями Джохара Дудаева о мирном урегулировании кризиса, выборах в местные органы власти, будущего политического устройства Чечни и политического будущего Дудаева, сложилась нервозная обстановка. Несколько сотен жителей Грозного провели несанкционированный митинг и попытались прорваться через оцепенение милиции к этому зданию. Толпа была остановлена предупредительными выстрелами вверх. Большинство митингующих, среди которых немало женщин, были настроены агрессивно и выкрикивали ан-тироссийские лозунги. У многих из них в руках портреты Джохара Дудаева и Шамиля Басаева». «И поделом, — думал Игорь. — Когда ранят зверя, он становится в десять раз злее. А здесь человеки! Мне стыдно за правителей. Сколько на их совести смертей! Проститутки продажные! Чтобы удержаться у «кормушки», военный геноцид развязали… И ведь не зайдешь к Ельцину и не скажешь: «Мужик, ты скурвился!» Не пустят меня в царские хоромы. Стыдоба! Пора трубить сбор — народное Вече! И гнать в три шеи кровопивцев… Выборы миротворца не сразу залечат раны России, начинать выздоравливать позарез надо… Самая пора сейчас удалить гнойный политический аппендицит…» Физические язвы зарубцовываются скорее, чем раны, нанесенные душе. Душевные надломы еще долго могут отдаваться эхом в следующих поколениях. Преступно было начинать войну в Чечне, войну в собственной стране, против собственного народа, преступно было проиграть эту преступную бойню. Так, может быть хватит преступлений? «Страшное дело происходило на глазах, — размышлял Москаленко. — По заявлению Басаева, боевики по пути в Буденновск каждому посту ГАИ платили по 100 долларов. Заранее послали чеченцев-разведчиков, купили у врачей в больнице подвал под склад, завозили потихоньку туда оружие и боеприпасы. А почему кэгебешники проворонили операцию? К великому огорчению, последствия чеченской войны перешли все границы. Любого сегодня спроси — чертыхнется в след: «Дожились! Додемократи-лись!..» «Почему жизнь складывалась так, что не успеешь к счастью дотянуться, как стеной на пути вырастало несчастье? — мучился Игорь. — И куда не ткнешься — лоб расшибешь…» Он понимал, что развязанную в горах войну теперь спустили в русские селения. И значит «маршал» Грачев неслучайно ехидно улыбался по телеку: «Нет, переговоры в Буденновске не помогут, штурмовать надо…» Штурм рисковый с захватом первого этажа лечебного учреждения состоялся. Правда от корки до корки о нем мы узнали и от журналиста Луизы Гладышевой в очерке «Больница»: «.. И пошел штурм… По приказу «стрелять!» одного боевика убили и больше двадцати заложников, а сколько еще ранили… Медсестру Изабеллу Беленину убили, электрика Василия Ивановича Щербакова и главного механика Юрия Ивановича Васильева убили. Василий Иванович в первый год Отечественной родился, в нынешнюю войну, кавказскую, погиб. Вот судьба выпала… Доктора Васильева ранили, хирурга Веру Чепурину ранили. Тоже «свои» пули достали их. Медики последнюю операцию делали под сплошным огнем, на полу, в темноте, под отсветы пожара. Полтора часа стояли на коленях над раненными. Спасли. Кто считал, сколько они прооперировали? Надо было делать, и делали… …Зам. главного врача Петр Костюченко понял, что отвечающим за страну не до них: у крупных политиков большая стратегия, и не мало еще людей положат, прежде, чем чего-то решат и чего-то добьются. У него стратегия другая, — ему надо спасти больницу с заложниками, и для него не имеет значения, что скажут в Галифаксе (туда слинял Ельцин), как оценят эти действия Дудаев, что подумают в России, как чихнет Запад и что будет с ним самим. — Белый флаг — попросил он. — Кто со мной? — Я! Я! — Вера Чепурина, хирург, испугалась, что ее опередят. И они пошли. Стрелять продолжали. Они шли, не пригибаясь… — Петрович, я здесь! — окликнул его стоявший в оцеплении военных главврач «скорой помощи» Глямшин. — Питание детям привезли, действуем дальше. Но Костюченко не слышал — спешил к машине. Вместе с Чепуриной они поехали в администрацию. С ними был белый флаг, молящий о милосердии. В администрации заседал специально созданный оперативный штаб. Взглядом врача он заметил, что все устали, осунулись. Глухо сказал: «Басаев требует пресс-конференцию, иностранных журналистов. Если к четырем часам не соберете десять журналистов, он расстреляет пятерых заложников». Сидевшие перед ним молчали. — Будем искать журналистов? — наконец проговорил Коваленко, глава администрации. — А чего искать? — встрепенулся Костюченко. — Они там, задержаны постами, только дать команду пропустить — и тут же будут. Людей же расстреляют! Члены штаба молчали. Костюченко понял, что здесь ничего не решали, решали в Москве, а там про пятерых обреченных не знали! «Звони в Госдуму, звоните Черномырдину, я уговорю Басаева дать нам еще время. — Снова к Басаеву и снова в администрацию. — Алло! Госдума! Из Буденновска, из больницы зам. главврача Костюченко. Алло, алло! Госдума, слышите? Что?». — Разъединили! Как разъединили?! — срывающийся голос телефонистки: «Петр Петрович, не соединяется, не соединяется?..» И снова к Басаеву, и снова в штаб. Еще час в запасе, всего один час. Телефон Черномырдина есть только у Ковалева. Он назвал номер телефона. В Москве отвечали, что Виктор Степанович разговаривает с Гайдаром. Вам позвонят. — Это из Буденновска! Это из Буденновска! — орал Костюченко, он боялся, что его не слышат. В трубке короткий зуммер: занято, занято, занято. И снова к Басаеву, и снова в штаб: где журналисты? Осталось полчаса. Где журналист? Он убедился, что штаб ничего не решал, и Москва не решала. Он нашел журналистов. Их было не десять, а тридцать корреспондентов. И в них тоже недавно стреляли по принципу чеховской пьесы: если в первом акте есть заряженное ружье, то в последнем действии оно стреляет. Стоявший недалеко от журналистов БТР с упертым в землю орудийным жерлом вдруг выстрелил. Взметнулся столб пламени из осколков, взрывной волной ударил в спину. Одну журналистку убило сразу, кого-то контузило. …Когда наконец пресс-конференцию позволили и журналисты вбежали на территорию осажденной больницы, четверо расстрелянных лежали на цветочной клумбе посреди двора. Пятой намеченной жертвой была женщина, и в последний момент бандиты отшвырнули ее в сторону. Рядом с летчиками, которые шли безоружными на помощь городу и, будучи смертельно раненными, были снова расстреляны, на цветочной клумбе лежал муж медсестры Тани Дувакиной. Он накануне пробрался в обложенную со всех сторон больницу, чтобы найти жену. Теперь он уже ничем не мог помочь Тане, и смерть его и лежавших заложников легла на совесть Москвы. Известно, какая совесть у тех, кто играет людскими судьбами так же легко, как клянется в своей любви к народу. Говорить и клясться — не стоять в окнах под пулями живым «щитом», прикрывая террористов…» Москаленко сидел в кресле, кутаясь в мохнатую простыню, как римский патриций в тогу. — О, черт! — выругался он. — Виновные наказаны. Ельцин распрощался с министром Ериным, руководителем федеральной службы безопасности Степашиным, вице-премьером Егоровым, главой администрации Ставропольского края Кузнецовым. Асам как бы ни причем… — Выходит, военную вакханалию остановил Басаев? — Наташа вся изогнулась в вопросе. — Увы!.. Черномырдин и Басаев привели «нападающих» и «защитников» к мирным переговорам. А Шамиль Басаев уже вырос до Робин Гуда с гранатометом. Вкус крови его опьянил. Между тем правозащитник Ковалев собирал ему подписи за амнистию. Ельцин и Дудаев, понимаешь, теперь зачинщики бойни… Наверное, уж им история мандат на амнистию не выдаст… Что они оставят людям после себя? Отчуждение, страх, месть и злобу в Чечне, которые круто замешаны этими «отцами народов» на годы, десятилетия. Я уже не говорю о разрухе. — Полдня тараторит радиостанция. Солидный материал собрали. Шпарят ребята не взирая на лица… И никто не глушит? — Наташа кивнула в сторону приемника с видом заговорщика. — Гм, гм, — басовито кашлянул Игорь, и в глухих раскатах его голоса можно было уловить приличествующие случаю сочувствие. — Поразительно! И ни с того, и ни с сего, с бухты-барахты клепают фактуру, а делают поэтапный, глубочайший анализ «кровавого» балагана, иначе по Шахраю — «государственного принуждения…» — Ни фига не пойму, как можно было в Буденновске открывать ураганный огонь по родильному отделению? Там же лежало сто женщин, уже родивших и беременных? — в тон ему спросила Наташа. — Начался обстрел, и люди Басаева отвалили вглубь помещений, предоставив русским орудиям рвать и кромсать живую массу, превращая ее в кровавое месиво. Кто за это ответил? Ельцин, давший наказ Ерину применить все-таки силу? Нет. Он свалил все грехи на исполнителей… К сожалению, Басаев высказал жуткий, нелепый приговор высшим чинам накануне обстрела больницы: «Ваша артиллерия вот уже полгода бьет по нашим женщинам и детям, пусть теперь она ударит и по вашим». Доканывали, добивали своим обнажающим правдоподобием дословные свидетельства очевидцев, которые записал журналист «Комсомольской правды» Евгений Смирнов. Радио излагало их непрерывно: Арзуманов Ю.Г, 41 год: «Провели нас на второй этаж. А там один из чеченцев, хромой, узкоглазый, с костылем, самый вредный он был — мужиков загнал в одну комнату, на которой написано «Диетическое питание». Комната — пять на четыре. В этой комнате было сто тринадцать человек. Сто тринадцать! Я наизусть знаю, потому, что хлеб делили на третий день. На вторые сутки, когда стрельба началась, они начали звереть. Хромой орал: если хоть на метр отойдешь, убью. И по пять-десять человек постоянно в окно выставляли, чтобы мы кричали… Когда у меня уже сил не было кричать, этот хромой ударил меня прикладом в ухо. Я только увидел, что бьют, и потерял от удара сознание. Потом какая-то медсестра перетащила меня в коридор, я там и очнулся. Во время штурма хромой поставил нас на расстрел, лицом к стене. Всех, кто был в коридоре. Мы крестились, а он разозлился, злой урод. Но потом передумал, кричит: «Ложись! Почему он так сделал, до сих пор не знаю». Бригада Н.Г., 68 лет; «Чеченцы подходят, Шамиль этот: — У кого есть документы — всем сдать. Кто не сдаст сразу расстреляем. Начали сдавать документы. Кто паспорт, кто права, даже командировки сдавали. Один подходит и на меня автомат: — Оденься, сейчас пристрелю. Я отвечаю: — Так я же голый, меня так и забрали. Тут сразу женщины накинули на меня кофту: «Дедулечка, застрелят тебя сейчас». …Потом привели нас к больнице. Подошел один, начал кричать: — Вам плохо? И нам тоже плохо! Почему вы своему правительству ничего не говорите? Телевизор смотрите, газеты читаете, а почему молчите? Вы — бараны… …Телевизор у нас работал, Ельцина в Канаде спрашивали — вот вы уезжали, как оно в Буденновске, знаете? Знаю. Ну и что? Мы с Ериным поговорили — применим силовой метод. Женщины в крик — все пропали. На следующий день Жириновский требовал нас расстрелять, вместе с этими. И Грачев — «только силовым» методами». Тут мы опять завыли. Ночью в четверг пришел армянский поп. Колбасу давал, хлеб. Мне кружок достался. Так я вам клянусь: я попа, как он колбасы дал и сказал «все будет хорошо», схватил за руку и поцеловал. Думаю, ну, может, спасут нас хоть попы. И только рассвело — как ахнет. Прямо в этот угол, где телевизор стоял. Все разворотило снарядом. Рядом, плеча в плечо, мужик сидел в клетчатой рубашке. Его убило… …А еще в воскресенье у нас концерт был, после обеда. Чечены принесли гитару, и один сел на площадке, начал играть и песни Высоцкого петь. И голос похожий был. А потом лезгинку как начал выбивать! Воскресенье, понедельник все концерты давали». Михаил: «Нас прямо от дома забрали. Отца, меня, младшего, старшего братьев и племянницу. Мне 26 лет, братьям 28 и 15, девочке 17. Мы носили трупы, собирали их вокруг больницы. Помню, несколько человек в машине лежало, я панель в кабине разбил, провода соединил, — отвез. Потому, что трупы эти трогать нельзя было. Коснешься, — полопаются, в таком состоянии они уже были, что их невозможно грузить руками…» Нурик, армян, 24 года: «Чеченцы сразу сказали в больнице: в первую очередь имейте уважение к старикам, а потом вам, молодым, что достанется. Стариков положили, а потом мы легли..? Утром начался штурм. Я не думал, что будут стрелять в нас… Со мной стоял один мужик лет тридцати пяти — сорока. Он кричал «не стрелять, не стрелять». А снайпер попал ему в глаз, и сразу полголовы разлетелось. Когда стреляют, страшно, а пригибаться нельзя, как только попробуешь, чеченец сзади по ногам стреляет. Они не убивали, а только ранили, чтобы мы все равно стояли. Пугали… …На моих глазах троих летчиков и милиционеров расстреляли… Их рядом так поставили и… Да какой там в голову! В голову, ноги, тело — очередями автомата сплошное решето сделали. Их сразу человек по семь — восемь становилось, у каждого в магазине по сорок пять патронов, они еще сорок шестой в затвор вставляли. И вот этот магазин полностью по людям!..» Ирина Кисленко, 15 лет: «Чечен видит, что мы с сестрой сидим, дрожим, говорит: «Девочки не бойтесь, мы мирных жителей не тронем. Но если ваше правительство не пойдет на наши условия, мы либо вас всех расстреляем, либо химзавод, взорвем к чертовой матери». ….Как началась стрельба, мы попрятались, чеченцы, молодые пацаны, нас стали накрывать матрацами, подушками — мол, не бойтесь, подушки пуля не пробивает. А как солнце поднялось, чечены на нас стали орать: дети и молодые девчонки становитесь к окнам и кричите: «Не стреляйте». Детей и нас с Натальей поставили. А русские на нас матом: «Заткнитесь, а то всех перестреляем!» Это наши кричали. А чечены ходят, говорят: — Кричите, кричите, они там убийцы. Не мужики они, женщин и детей убивают. Девчата попадали в обморок, тогда только нам разрешили сесть. Позакутывались в матрац, лежим. Потом привели женщину с ребенком, девочкой, с третьего этажа, они единственные уцелели. А эта девочка началась трястись, то ли от кровоизлияния в мозг, то ли от еще чего, — в общем, от страха она умерла. Балки посыпались, линолеум загорелся на третьем этаже, и у нас стал потолок гореть. Дым ужасный. А мы под матрацами лежим. Медсестры бинты намочили, чтобы дышать, а мы думаем — ну, все. Это конец, сейчас не сгорим. Так угорим. Все духом упали, умирать приготовились. Такое ощущение, знаете, что все, ну, помрем. Эдик сидит, кругом стрельба, все говорит, а ему настолько наплевать на то, только воду на себя поливает, поет: «А нам все равно!»… Людям тоже все, все равно стало, кричат «Свободу попугаям!» и прочую чушь…» Утром они (чечены), стали собираться, радостные такие, маски перед отъездом свои понадевали. А девушка их, Раиса, вообще плакать стала, мол, не хочется вас покидать, вы такие хорошие, мы тоже хотим мира. А там, в полу, в каждой выемке, кровь…» — В каком капкане побывали люди! Не дай Бог нам такое испытать! — всплеснула руками Наташа. — Стоп, Ната, дай я тебе еще кое-что сообщу, — сказал Игорь и стал читать: — В ростовской газете «Утро» ветеран Великой Отечественной войны, подполковник запаса В. Сокольников в заметке «Мины рвутся в нашем квадрате?», кажется, выразил боль всех россиян: «Генерал Дудаев сдержал слово: чеченские боевики совершили варварский налет на небольшой городок Буденновск, что объективно означает распространение чеченской войны на весь Северо-Кавказский регион. Под пулями этой войны гибли дети, а в это время наш генерал Грачев состязался на теннисном корте в Сочи с еще одним генералом Коржаковым. И даже обыграл последнего»; за что получил приз — чайник южнокорейского производства. Долго ли еще терпеть весь этот трагический абсурд? В сорок первом мы говорили: мины рвутся в нашем квадрате, мы были готовы к смерти. Но мы знали, кто враг и за что воюем. Мы защищали святое — свою землю. А за что умирают нынешние восемнадцатилетние? За что страдают мирные, ни в чем не повинные женщины, старики, дети, теряя здоровье, кров, имущество? Может за то, чтобы команда Ельцина — Грачева выигрывали очередные политические состязания, рассматривая всю Россию как один большой теннисный корт?» И. Колесник, капитан запаса в той же газете гневно вопрошал: «Так кто же нелюди? Я русский человек, одно время жил в Грозном. Там у меня оставались родственники, все они пострадали при бомбежках. Знаю хорошо чеченцев — они бывают разные, как и люди всех других национальностей. Но нелюдей среди них встречал очень редко. И повторяю: этих боевиков нелюдями считать не могу. Нелюди прежде всего те, кто развязал войну в Чечне, кто сначала позволил Дудаеву грабить Россию и собственный народ, а потом захотели, чтобы Дудаев с ними делился. А не пожелал тот, — начали войну». Журналисту Дмитрию Нефедову корреспондент «Комсомолки», заложник Володя Ладный, с горечью поведал о том, что «когда добровольные заложники сели в автобус, власти вынудили подписать бумажки, удивительные по своему цинизму и абсурдности, имевшие целью обезопасить каких-то военных чиновников… Боевики разместились таким образом, чтобы у окна сидел заложник, а рядом с ним его «опекун». На протяжении всего пути люди Басаева пели песни на своем языке, которые сочинял, между прочим, их собственный отрядный бард Мусса. По отношению к заложникам они были настроены доброжелательно — делились едой и вели в целом не как обычные охранники…» В интервью Ларисы Ионовой заложник, репортер Володя Ладный исповедывался о том, что увидели: «…У каждого заложника было по боевику. «Моему» — 21 год. Рассказывал, что им по Корану можно четыре жены иметь. Но сам не женат. И уже не женится, потому что газават (газават или джихад, буквально — усердие, рвение) — предписание ислама всем способным носить оружие мусульманам вести священную войну против «неверных», кровно мстить недругам. Во время газавата мусульмане не употребляют спиртное, даже не дотрагиваются до женщин. Они трезвые фанатики. А нас, русских, заметил боевик, больше, поэтому все равно его рано или поздно убьют. Спрашивал меня: — А правда, что вы, журналисты, сами сюда дошли? А зачем? — Ну, работа такая, — говорю. — Надо же, я бы так не смог. — Но ты же сам — смертник. Я-то поезжу два дня, а потом, может, вернусь. А вот ты — до конца, до смерти. — Я воюю за свободу своей страны. У меня выхода нет. Это абсурд любой войны. Она непонятная, неодносложная. Если встречается русский и немец — ведь тоже ничего плохого между ними не происходит? Мы всю дорогу делились и хлебом и водой. — Ты гость, — пробасил мне. — А если придется убивать меня? — Ты заложник, — отвечали мне. Убить как заложника нормально, и покормить как гостя тоже нормально. Люди в больнице и те понимали, что это обреченные воины, и многие их даже оправдывали. Пока я не был там, я не совсем понимал, что делается. Казалось, что просто стадо обколотых ребят, дорвавшихся до оружия, и убивает всех на своем пути. А оказалось: у них железная дисциплина. Ни одного пьяного. Чего не скажешь о наших. Мне показалось: они люди верующие. Только автобус остановился — все выходили и молились. Они верят, что если ты все правильно сделал в этой жизни, если погиб на священной войне — будешь бесконечно хорошо жить там, потом. А насчет жестокости… Я был в Чечне, видел, как лупит артиллерист — буквально не зная и не ведая куда. Мы им — про нашу больницу, а они — а вы знаете, что у нас три роддома с лица земли стерто?!..» Радио снова вернулось к заметкам Дмитрия Нефедова о «боевом крещении» заложника Владимира Ладного: «…Долгих 830 километров занял путь в Чечню: днем автобусы сопровождались вертолетами и военными машинами, то тут, то там показывал из придорожной зелени свое тяжелое брюхо БТР, ночью в небе висели оранжевые гирлянды осветительных ракет. Не раз Басаев волновался и говорил: «Вот сейчас будет засада». Шофер покорно вел автобус окольными дорогами, объезжая опасные, по мнению Басаева, участки. Достигнув Хасавюрта, Басаев сделал привал. Здесь чеченцы чувствовали себя уже почти дома. Журналисты не без труда отпросились сбегать на телеграф, передать материалы. Встретившись там у телефона, все сошлись на том, что после Хасавюрта колонну будут уничтожать — дальше тянуть некуда, ведь всем понятно: власти безропотно не отпустят Басаева… …А тем временем автоколонну с боевиками на площади Хасавюрта встречала как героев огромная масса чеченцев (несмотря на то, что Хасавюрт дагестанский город, в нем более половины жителей — чеченцы). К автобусам несли еду и цветы, этих боевиков, от чьих рук погиб не один десяток человек, обнимали и целовали… Чуть позже автобусы двинулись дальше. Где-то между Хасавюртом и Зандагом автобусы встретил сам Аслан Масхадов. Да-да, тот самый, который обещал помочь российским властям в поиске Шамиля Басаева. Так завершилась эта эпопея. Но даже если эта бессмысленная мясорубка остановится, на нашей с вами совести, граждане России, останется смерть тех, кто был убит в Чечне и в Буденновске, кто заплатил своей смертью за мир в стране…» — К сожалению, это правда. Но что же могу сделать я, обыкновенная женщина? — спросила Наташа. — Ничего. Принимают ужасные решения то Ельцин, то Дудаев, — оживленно, в тон жене подхватил Игорь. — А мы как всегда в стороне. И тут же осекся: — А вот и ответ федералов на наш вопрос… Око за око, как говорится. Но злодейства не исчезали сами по себе. Диктор передал информацию Александра Евтушенко о том, что «7 июля в поселке Пригородном под Грозным десять головорезов в масках спрыгнули с брони БТРа и ворвались в чеченский дом. Свидетелей дальнейшего не существовало: убита вся семья Махмуда Чопанова, участника Великой Отечественной войны, пули молодчиков настигли старика прямо в кровати. Сына — у входа. Двух внуков 10–12 лет — в углах комнат. Трехлетнюю внучку убили прямо в колыбели, спящую. Я видел эту картину. Зрелище ужасное. Все в крови, все в ранах. Шестым застреленным оказался беженец из селения Зоны. Кто те варвары в камуфляже, зачем им понадобилось убивать целую семью, маленьких детей — пока неизвестно…» Радио «Свободы» зловеще предрекало: «По мнению известного американского журналиста и политолога Дэвида Рэмника, Ельцин проявил себя как нерадивый президент, когда в самый разгар кризиса с заложниками покинул страну. Сегодня он — уже не тот человек, кто столь точно действовал в августе 1991 года, Россия платит дорогую цену за его оплошности. Ей грозит лишиться Чечни, и нет никаких оснований полагать; что за Чечней не последует ряд других республик…» — Пришел час вандала в своей звериной силе, — вслух выразился Игорь. — Я стала б сердцем против тьмы, — грустно солидаризировалась Ната. Зудело, как комар радио «Канады», мол, «после Буденновской акции Басаев превратился в национального героя Чечни. Его здесь даже называют сегодня не иначе, как «Имам Шамиль Второй». Сепаратистски настроенные чеченцы видели в действиях Басаева пример единственно верного подхода в отношениях с Москвой. Шамиль в их глазах сейчас затмил даже самого Дудаева. И, напротив, умеренно настроенные граждане Чечни с опасением смотрели на развитие событий. Большинство из них считало, что тактика силового давления на российское правительство, практика терроризма способны вернуть и так уже много перенесший чеченский народ в еще горшие беды…» — Так-то вот террорист Басаев — чеченский «Корчагин» или «Матросов» получился, он в бой за «свободу» повел на вражью силу, — угрюмо бубнил Игорь. — А Ельцин тогда — судьбоносный тиран? Он избивал москвичей на демонстрациях, пушками расстрелял законно избранный парламент, отбомбил Чечню, проморгал со своей охраной убийство мирных жителей Буденновска? Спасибо Черномырдину: спас ситуацию мирными переговорами, а то совсем бы капец! «Мало кто знает, что после Буденновска Ельцин пытался подать в отставку, — признавался в своем фолианте о приключениях Ельцина Александр Хинштейн. — Произошло это на закрытом заседании Совбеза, 30 июня 1995 года. Уволив краснодарского губернатора Кузнецова и министра внутренних дел Ерина, президент отодвинул в сторону заранеее написанный текст и пустился в пространные объяснения. Он заводил сам себя, накручивал, сгущал краски и, в итоге, дойдя до высшей эмоциональной точки, неожиданно объявил: «Я принял решение подать в отставку с поста президента». В зале воцарилась мертвая тишина. Все оторопели. Первым пришел в себя Черномырдин: «Борис Николаевич, мы очень просим Вас… не надо горячиться… виноваты все… подумайте о России». И все разом кинулись уговаривать, успокаивать президента, наперебой объясняя, что страна без него пропадет. Продолжалось это довольно долго, доставляя президенту неимоверное удовольствие. «Ладно, — махнул он в итоге рукой, — убедили. Люди ж действительно не погибнут. Как-нибудь дотяну этот последний год, и тогда уж всё — и не уговаривайте…» Но об этом своем самобичевании диктотор Ельцин, конечно же, забыл и вскоре стал готовиться ко второму сроку своего избрания президентом. А в стране по-прежнему воевали и шел невообразимый эмоционально-экономический бардак… — Мы тонем в потоке лжи и грязи! — меланхолически и вместе с тем утвердительно откликнулась Наташа. — Грязь! Бей! Стреляй! Ломай! Тащи! — эти заповеди вурдалаки вдалбливали нам… И мы создали прожженное сообщество шакалов, безнравственных и жадных к обогащению… … Пройдут годы и 14 июня 2000 года новый губернатор Ставропольского края Алескандр Черногоров на траурном митинге, посвященном памяти горожан — безвинных жертв террористического акта и защитников города, отдавших жизни в борьбе с террористами, скажет своим землякам: «.. Сегодня исполняется пять лет со дня, который потряс весь цивилизованный мир и вошел черной датой в историю человечества. В середине июня 1995 года первые полосы газет запестрели заголовками: «В Буденновске пролилась кровь», «Адрес трагедии — Буденновск», «Буденновск — семь дней ада», «Огромное горе, невыразимая боль». Впервые, наверное, за всю историю края, да и всей России, в газетах большого формата черные полосы занимали списки погибших, заложников и без вести пропавших. В мирный степной город, сея смерть и насилие, ворвалась банда оголтелых террористов. Не щадили никого. Разве может нормального человека оставить равнодушным информация о расстрелянной из автомата десятилетней девочке, бежавшей за хлебом? В захваченную бандитами райбольницу были согнаны сотни людей. Над ними издевались, морили голодом, использовали в качестве живых щитов. На улицах города гибли люди, горели здания, стояли изрешеченные пулями автомашины. 146 погибших и умерших, более 600 раненых, сотни тяжелобольных. И шоковое состояние общества. Таков итог буденновской трагедии. Скажем прямо, ее можно было бы избежать, не прояви руководство страны мягкотелости, политической близорукости и безответственности. Уже тогда звучали требования ввести в Чечне «особое» положение, обеспечить полное разоружение всех незаконных вооруженных формирований. Однако возобладали беспочвенные надежды, что, авось, все само «рассосется». Подлинное мужество и выдержку в нечеловеческой ситуации проявили работники районного отдела внутренних дел, военные. Не встань они на пути террористов, жертв могло быть намного больше. Сегодня, в день траура, мы обязаны отдать дань памяти всем жертвам террористического акта, выразить соболезнование потерявшим родных и близких. Мы склоняем головы перед двумястами двадцатью шестью военнослужащими, призванными в Вооруженные силы со Ставрополья и погибшими в ходе боевых действий по уничтожению бандитских формиров-ний на территории Чечни, перед тремястами шестьдеся-тью пятью воинами из частей, дислоцированных в крае, перед восемнадцатью сотрудниками органов внутренних дел. О том, что наши земляки воюют достойно, говорит тот факт, что пятнадцати из них присвоено высокое звание Героев России, в том числе семи — посмертно. В этот день мы обязаны вспомнить обо всех жертвах тероризма в Москве, Волгодонске, Буйнакске, других городах и населенных пунктах. О трех сотрудниках Ставропольского научно-исследовательского института, предательски расстрелянных на прошлой неделе из засады в Чечне. Минута молчания призвана объединить всех жителей края, всех россиян в стремлении к достижению мира и согласия на нашей Родине. В то же время она будет напоминать ныне живущим и нашим потомкам о трагических днях бандитского налета на мирный город…» Игорь и Наташа молчали. На столе лежали газеты за неделю. Заголовки в печати говорили о многом: «Самый яркий политический деятель дал согласие баллотироваться на пост президента страны», «Победа на президентских выборах для Бориса Ельцина — задача не из легких». «Лидер коммунистов, кандидат в президенты Геннадий Зюганов высказал мнение о перспективах Ельцина: «Это будет очень слабый соперник», «Я ему не доверяю», — сказала тамбовская жительница телекомпании Си-би-эс…» Тайбэйская газета «Чайна ньюс» сделала суровые выводы о нашем вожде: «Нынешнему президенту предстоит преодолеть многочисленные трудности. Это, во-первых, состояние здоровья. Многие россияне сомневаются в том, что 65-летний Борис Николаевич, перенесший два сердечных приступа, сможет руководить страной еще пять лет. Во-вторых, война в Чечне, унесшая уже 30 тысяч жизней. Сам Ельцин, признал, что его не переизберут, если он не найдет приемлемого решения чеченской проблемы. В-третьих, экономическое положение России, для которого характерны нищета низов и коррупция в верхах». «Вашингтон-пост» представляла своим читателям итоги реформ на макроуровне: «Вместо модели свободной рыночной экономики Россия получила правление конкурирующих финансовых, промышленных и политических кланов, переплетенных паутиной преступности. Все эти кланы стремятся получить максимум привилегий от государства». «Российская газета», орган пропрезидентской ориентации, естественно излагала суть политического решения Ельцина несколько иначе: «Легче всего сломать то позитивное, что создано за последние годы, повернуть вспять реформы. Сколько раз Россия начинала с «чистого листа»? Может, хватит ее долго терпимому народу жить в страхе новых потрясений, резолюций, кровавых ошибок? России нужны стабильность, преемственность. В трудную для России пору Ельцин не может уйти с политической арены. — Это не означает, конечно, что меня обязательно изберут, — пыжился Ельцин, ступив на уральскую землю в Екатеринбурге. — Но надо продолжать реформы. Нет обратного пути. Поэтому надо начатое довести до конца. Не обошлось без вопроса о возможном выводе войск из Чечни. — Вывести сейчас оттуда все войска, банды перережут все русскоязычное население, — мрачнел Ельцин. — Там ведь действуют не только дудаевские бандиты, но и наемники из других стран. Президент прохрипел, что после событий в Кизляре его указом создан мощный антитеррористический центр, оснащенный всей необходимой техникой, сотрудники которого в любую минуту готовы отправиться на помощь в любую точку России. «Однако, — заметил президент, — необходимо и не создавать условия, чтобы дудаевские бандформирования могли организоваться. Их надо раскалывать поодиночке на малые группы и арестовывать». Президент не выдержал: «Мы будем требовать, чтобы главари — Дудаев, Радуев, Басаев — были переданы нам». По словам, Ельцина, эти бандиты достойны расстрела…» — О захвате Кизляра Ельцин заговорил! — возмутилась Наталья. — В хронике основных политических событий в энциклопедии «Современная политическая история России», созданной академиком Алексеем Подберезкиным, об этом событии говорилась так: «Около 6 утра 9 января 1996 года группа террористов под руководством Салмана Радуева и Хункара Исрапилова (около 500 человек) захватила город Кизляр (Республика Дагестан), — пояснил жене Игорь. — Захватив роддом и еще несколько зданий, они взяли в заложники около 3 тысяч человек. 9 января погибли 7 сотрудников МВД, 7 боевиков. 10 января террористы (около 250 человек) и заложники (около 165 человек) на 11 автобусах и двух «КамАЗах» двинулись в направлении дагестанско-чеченской границы. 10 января боевики и заложники были блокированы в селе Первомайском, где до 15 января с ними велись переговоры руководством Дагестана и руководителями МВД и ФСБ. В течение 15–18 января подразделения ФСБ и МВД штурмовали село Первомайское, где засели боевики Радуева с заложниками. Во время прорыва (ночь с 17 января на 18 января) части боевиков во главе с Радуевым удалось уйти в Чечню. По предварительным данным, в результате операции в Первомайском погибло около 150 боевиков, более 40 заложников и мирных жителей, 30 боевиков взяты в плен. При захвате села погибло 26 военнослужащих, более 90 ранено. Были освобождены 82 заложника. Операцией руководили директор ФСБ М.Барсуков и министр внутренних дел РФ А.Куликов.» Говорят, время лечит. Не стоит судить, какие плохие чеченцы, а надо оценить себя, русских, и Христом Богом молить прекратить стрельбу первыми, вывести войска первыми. Территория для дислокации у нас огромная. И невозможно расстреливать террористов вместе с заложниками, как это было в селе Первомайском. 15 января 1996 года грех на душу взяла власть, и Христос будет с теми, кто откажется от убийства. Вот и Государственная Дума решила «освободить от уголовной ответственности лиц, задержанных и арестованных в связи с противоправными действиями в городе Кизляре, в селе Первомайском в январе 1996 года, при условии освобождения всех лиц, захваченных и насильственно удерживаемых незаконными вооруженными формированиями». «Разбой! В дагестанском селе Первомайском тяжелой глыбой навалился на нас, россиян, и мы не знали, что сказать миру. Вот что писал в «Молоте» корреспондент «Красной звезды» Николай Асташкин: «Вечером 12 января «волки» Радуева, казалось, пошли на уступки: выпустили пять женщин — заложниц и четверых детей. Находясь неподалеку от места переговоров представителей штаба Госсовета Дагестана с главарями банды, я через бинокль рассматривал охрану Первомайского. Нельзя было не заметить, как в селе оборудовались огневые точки, а между окопами открывали ходы сообщения. Невольно подумалось: значит, боевики хитрят». «Мы предлагали два варианта, — сообщил министр внутренних дел Дагестана Магомед Абдурозаков. — По первому из них террористы освобождают 16 женщин и детей, 90 мужчин и 32 сотрудника милиции из Новосибирска под гарантию российских властей: дают возможность убраться восвояси. Но этот вариант бандитов не устроил. Тогда должен был вступить в силу второй вариант: дудаевцы отпускают всех заложников — жителей республики и принимают бой с федеральными войсками». Но шакалы Радуева не приняли ни один из вариантов. Они оставили в Первомайском всех заложников, полагая, что у них получится надежный «живой щит». 15 января, перед началом артподготовки федеральных войск, террористы выгнали на передний край своей обороны часть заложников, среди которых находились не только взрослые, но и подростки. Они заставили их размахивать белыми тряпками, а сами приготовились за их спинами к стрельбе…» Еще откровеннее была в те дни «Комсомольская правда», правдиво изложившая эти события в корреспонденции: «Перелет, недолет, перелет. По своим артиллерия бьет». Наш редактор Володя Веленгурин рассказывал: «Небольшое горное село, которое до сих пор не могут найти сотрудники ФСБ. Здесь находились 12 новосибирских омоновцев, взятых в заложники боевиками Радуева. Трое из них: Валерий Селиванов, Андрей Дьяконов и Олег Каблуков поделились своими впечатлениями. — Десятого января нас поставили на пост в Первомайском, мимо которого должна была пройти колонна с заложниками. Получили приказ огонь не открывать — автобус пропустить. Но после вертолетного обстрела колонна развернулась. Во избежание кровопролития получили еще один приказ сдать оружие. Командиры нас сразу бросили. Ушли на переговоры и не вернулись. В Первомайском мы находились в центре села. Чтобы показать, где находятся заложники, вывесили белый флаг. Но дома обстреляли. Рядом с домом, где размещались все раненные и заложники, и боевики, стояла наша «скорая помощь». Вертолеты на дом заходили четыре раза. Смотрели выступление президента по телевизору. Много болтал ерунды и про 38 снайперов, и про сильно укрепленное Первомайское. Говорил бы лучше его заместитель, но не президент же России… Никто заложников не расстреливал. Убили только того человека, который схватил автомат, и застрелил двух боевиков. На прорыв идти собирались 16 января. Но после захвата парома «Аврасия» в Черном море у берегов Турции (в знак солидарности турецких чеченцев с дудаевцами) у нас появилась надежда на мирное решение. Однако ночью 17-го по рации пришла шифровка, что на следующий день будет бомбежка глубинными бомбами. Радуев предлагал нам остаться. Но мы пошли на прорыв по собственному желанию. Нам ничего не оставалось делать, так как завтра нас бы не было в живых. Нас накрыли бы с воздуха бомбами и расстреляли «градом». Выходили группами. В начале передовые штурмовые группы. По радио говорили, где лучше идти. Перешли небольшой канал. Начался минометный обстрел. Прорвались через три кольца. По нам много стреляли из пулеметов. Кругом валялись неразорвавшиеся снаряды. Первая группа была в безопасности уже в 4 часа утра. А мы несли раненых. Несли на носилках раненного чеченца. Никто нас это делать не заставлял. Все были при цели. Одни с оружием в руках шли на прорывы, другие выносили раненных. В брод перешли Терек. А в восемь появились первые вертолеты. Началась охота на людей. Это одно из самых страшных воспоминаний. МИ-2 и Ми-24 прочесывали местность. Уничтожали всех пулеметами, «Птурсами». Пока вертолеты летали, мы прятали носилки и самипрятались за деревьями, когда улетали на дозаправку и довооружение — мы бежали. На помощь пришли местные жители…» Таковы гримасы чеченской войны. Несчастье — великий учитель, и уроки его жестоки. Средь бела дня захвачены дудаевцами священнослужитель, ставропольские строители, ростовские энергетики, сотни солдат и офицеров. В обозрении «Молота» журналист Михаил Малыгин уже в названии своей статьи «От раздора пользы не будет» взывал к перемирию: «…Министр обороны Павел Грачев и Министр внутренних дел Анатолий Куликов не исключили силового метода, как они называли, чеченских бандформирований. Предлагал свой план по урегулированию чеченского конфликта президент Татарстана Минтемир Шаймиев. Помимо переговоров с участием всех противоборствующих стран, а также гарантов в лице представителей субъектов РФ и международных наблюдателей, он, в частности, предусматривал объявление всеобщей амнистии, в том числе и для Дудаева. Мечутся из стороны в сторону все: и политики, и военные, и чеченцы — в поисках, чтобы распутать сложную паутину конфликта. Представитель Д.Дудаева 26 января 2006 года в Дагестане призвал к началу боевых действий против российских войск: «Вставай Дагестан, на газават». Оппозиционные власти Чечни 28 декабря предложили Б.Громову, Г. Явлинскому, М. Горбачеву, Г. Зюганову включиться в процесс ускорения принятия решения о прекращении русско-чеченской войны в качестве посредников, поскольку с «нынешним кремлечским руководством невозможно говорить ни о чем, кроме войны». В связи с этим чеченская оборона заявила, что: 1) готова обменять российских военнопленных на чеченских граждан, находящихся в российском плену; 2) приветствует посредническую миссию в этом вопросе Б.Громова, М. Горбачева, Г. Зюганова, Г. Явлинского; 3) уполномачивает российских граждан Н.Гончара и А. Краснова для проведения необходимой организационной деятельности… 5 февраля 2006 года в Грозном провела заседание Комиссия Чеченской республики по высвобождению насильственно удерживаемых и розыску без вести пропавших лиц… 7 февраля Президент России Борис Ельцин накануне встречи с главами администраций краев и республик России определил стратегию федерального центра в отношении чеченского урегулирования. Он заявил, что в данный момент разработано семь вариантов окончания войны в Чечне, анализом которых занимается группа во главе с В.Черномырдиным с целью нахождения компромиссного варианта, который устроит всех участников конфликта, прежде всего чеченский народ… 10 февраля Д. Дудаев потребовал в обмен на 12 захваченных в селе Первомайском новосибирских милиционеров 9 своих боевиков, плененных в Кизляре… 19 февраля. Начало операции федеральных войск по уничтожению боевиков в поселке Новогрозненском (шли уличные бои, в отдельных домах созданы опорные пункты, откуда боевики вели плотный огонь)… 27 февраля Борис Ельцин объявил благодарность мэрам Москвы и Ставрополья за восстановление больницы в Буденновске… 17 марта. Россия осудила применение Гаагским международным трибуналом «двойного стандарта», обвинившего лидеров Сербской Республики Р. Караджича и Р. Младжича, но оставившего без рассмотрения преступления хорватских фашистов преступления Ш. Басаева и С. Радуева… 29 марта Д. Дудаев в интервью английской газете «Индепендент» заявил о готовности к переговорам с коммунистической партией… 1 апреля Б. Ельцин подписывает Указ о прекращении боевых действий в Чечне… 12 апреля. Эксгумировано тело исчезнувшей в конце марта корреспондентки «Общей газеты» Надежды Чайковской. Убита выстрелом в упор в лоб из пистолета. Перед смертью несколько дней голодала. При жизни был нанесен удар по правой стороне лица. Перед исчезновением Н. Чайковская собиралась пойти в Самашки под видом чеченки и, если удастся, попасть в фильтрационный лагерь. 20 марта снимала камерой разрушенные Самашки. 30 марта тело нашли чеченцы села Гехи, тело доставлено на машине. Глаза были завязаны платком. 13 апреля председателем правительства Чеченской Республики назначен генерал-лейтенант Николай Кошман… 16 апреля Д. Дудаев высказался в интервью «Интерфаксу» за мирные переговоры с Москвой через посредников. Посреднические услуги он намеревался предложить президенту Турции С. Демирелю. Посреднические функции готовы взять премьер-министр Малайзии и король Иордании. Привлечение посредников из дальнего зарубежья позволит вывести проблему чеченского урегулирования за рамки внутреннего дела россии. Возможно участие в переговорах президентов Татарии и Казахстана… 20 апреля под эгидой правительства Чеченской Республики Д. Завгаевым проведен Общенациональный форум. Варианты, предложения… И политики, и простые россияне ищут пути к миру. Как хочется, чтобы замирение состоялось не через год, а в ближайшее время, чтобы не проливалась кровь и не было жертв. И закончить обозрение хочу пронзительными строками замечательного русского поэта Николая Рублева. В стихотворении «Русский огонек» он 30 лет назад потрясающе точно передал ощущения и обреченности и одновременно надежды в словах старухи, звучащих сегодня особенно актуально:— Прекрасная, честная поэзия, — голос Игоря сухой, с хрипотцой. — Чем я могу помочь? — наклонилась к нему Наташа. — Вчера мне приснился сон. Лес. Болото. А на сухой траве груда окровавленных трупов. Страшно от этого сна, словно поднялся сынишка Серега из могилы… — Это только сон, Игорек, ты устал, — Она прильнула грудью, белые волосы защекотали ему шею. Полузакрыв ресницы, Игорь ощутил прохладу серых сумерков, они сгустились, заполняя собой углы, и темнели, словно спекшаяся кровь. — Игорь! — Наташа уткнулась ему в плечо. — Игорь… Ее затрясло, как осиновый листочек. — Игорь, Игорек… — Что такое? — Игорь… Ну, знаешь… Я беременна… Игорь радостно усадил Наталью и осмотрел ее так озорно со всех сторон, словно у него поехала «крыша». Она вдруг престала перед ним в образе по крайне мере Беатриче у Данте или Лауры у Петрарки или Анны Керн у Пушкина… — Я знал… Я знал… Ты подаришь мне Сережу… — А если доченька? — Назовем дочурку Лидией… в честь мамы, — Игорь сунул жесткую куцепалую ладонь под халат и ласково погладил живот жены. — Я помню чудное мгновенье, муза моей души, небожительница… Разденься, пожалуйста, Наток, — шепотом попросил ее Игорь. Он нежно снял с нее халат, прижал к себе крепкое сбитое тело жены. От нее пахло родным и знакомым, тревожно теплым. На шее у нее от прикосновения губ вздрагивала тоненькая жилка…
Глава 5. ВЕЧЕРОМ НА БОГАТЯНОВКЕ
Сразу же после кражи, в доме Москаленко длинобудылый Адольф Сучков и плюгавый коротыш Борис Бухайлин по кличке «Босяк» приволоклись на Богатяновку. вниз к Дону, в неказистую, запущенную, грязную хибару Зойки Костерной. Она встретила радушно, облобызала каждого. Невооруженным взглядом видно: бабенка была под мухой. Любовница Адольфа, разжиревшая, мордатая, крашеная палевым цветом, нигде не работающая, всегда рада была «богатым» гостям. Они чохом вывалили на полированный стол огурцы, помидоры, редиску, две баночки черной икры, буженину, копченую колбасу, с десяток бутылок водяры «Распутин», «Пугачев». «Лев Толстой», «Дон Батюшка», «Атаман Платов», «Смирновскую», полиэтиленовые двухлитровые напитки «Пепси» и другую всяческую снедь. — Грех жаловаться на добычу, изъяли у стариков ордена и медали. Не «залетели», точняк обчистили грамотно, — выдохнул уже изрядно пьяный Сучков. — А теперь гуляй, Вася, жуй опилки, я директор лесопилки. — Молотки, кореша, — повеселела Костерная. — Сейчас гульнем на славу, обалдуи мои… Бухайлина внезапно накрыл кашель — в груди зашумело, захрипело. — Меньше смолить надо, малохольный, — заключил Адольф и хрястнул его кулаком по спине. Борис свернулся в клубок на скрипучем диване — снова кашель задушил… — Пожрем-ка, голодранцы-разбойники, — потирал руки от удовольствия Сучков. — Без пищи и горячительного не дотумкаем новое дельце. Как напуганная куропатка прильнула Зойка к волосатой груди Адольфа и сострила мерзопакостную ухмылку: — Пошамаем, сладенький мой… Как сказано — так заметано… И шкалик пропустим… Повернула и опрометью бросилась на кухню. Видела Зоя — посуровел Адольф, весь взопрел, то ли от выпитого, то ли от духоты. Красивый любовник, фигурой вышел, высокий — залюбуешься, старый кавалер лучше любого залетного блатного увальня. Гости сели кутить. Зойка водки подливала, пить уговаривала. Сучков зенки выпучил — все на хозяйку пялился, как будто видел впервые. Бухайлин, разморенный, под хмельком, запетушился: — Адольфик, а ты, — паскуда, все же… Отсидел в свою бытность по сто семнадцатой статье. Скажи правду, Зойка дала тебе по согласию или снасильничал тоже? — ОБС нашептала, в переводе звучит: «одна баба сказала?». — Брось херню пороть, — зло фыркнул Сучков. — А то врежу по хохотальнику… Позубоскалишь у меня потом… — Я вот в Афгане конопатил, озверел, стал и здесь грабить. А ты в тюряге в ворюгу облачился? — донимал его Босяк. — Не принимай меня за старорежимного балбеса… — Пидор, заткнись! Договоришься у меня! — Адольф извлек из кожаной сумки автомат АКМС с двумя снаряженными магазинами. — Пущу в момент за измену и ненужную болтовню в расход. Попробуй только вильнуть, в бараний рог скручу. Я тебе за что отслюнявил «зелененькие»? — Не стоило ветерана грабить, — пожалел Бухайлин и кисло скрючил рожу. Адольф пробурчал что-то невразумительное и выскользнул в спальню. Он вытащил оттуда три гранаты Ф-1, карабин СКС, два газовых револьвера, прибор ночного видения, ящик патронов, несколько пакетов марихуаны. Он разложил невиданное богатство на полу и раздвинул от негодования ястребиные ноздри: — Босяк, за подобную редкость на виселицу пойдешь. Хочешь жить — умей вертеться и под ногами не путайся. Повязаны мы с тобой одной веревочкой, скалдырник. Форменным идиотом надо быть — заложить меня… Адольф взял Зойку за талию и начал выкамаривать в пляске замысловатые пируэты под мотив песен, которые неслись с телеэкрана. Она расплылась в улыбке — на щеках две круглые ямочки. Довольна — жуть!.. За ужином гости вылакали все спиртное. Стол объединил. Немного поиграли в «тридцать одно», так называемую «буру». Бухайлина разморило, у Адольфа и Зои развязались языки. Взбодренные напитками они перебрались в другую комнату, из которой доносились охи-вздохи, при-блатненный жаргон Адольфа и игривые шутки Костерной… …Утром Зойке было плохо — валялась в постели, жалобно стонала. — Ой, головка — вава, в роте — кака, сил моих нет. Похмелиться не мешало бы, морда плюгавая — глотка шершавая… Она намочила платок, приложила к горячему лбу. — Глотни, водочки, кретинка, — налил ей потный стакан Адольф. — А нам нельзя… Идем опять в западню, на мокрое дело. Есть план попотрошить коммерческий магазин. Верно говорю, Босяк? Выпендриваться друг перед другом не будем? Не дрейфь… — Да и не погорим? — Бухайлин сгрызал до мяса съеденный ноготь. — Без понтяры сработаем? Не провалимся? — Цыц, шнобель надо держать по ветру! — Адольф отвернулся от Босяка и занялся увещеванием Костерной, объясняя, что хворь проходит, если пропустишь хотя бы единый стопарь…Глава 6 НАЛЕТ НА МАГАЗИН
Адольф и Босяк спустились в Нахичевани вниз к Дону, покрутились на понтонном мосту, который связывал город с Зеленым островом. Сучков снял летние туфли и заскользил голыми ступнями по холодной от росы траве. Вспугнули ленивых, зеленых, закоченевших от ночной прохлады лягушек. Словно огненные языки полыхали верхушки тополей. Обожженные жужжанием жуков и шмелей, мальчуганы «пауками»-сетками таскали подлещиков и гибридов. Десятки мужчин на катерах и деревянных лодках спиннингами удили рыбу из серебристой донской волны. Сучкову захотелось искупаться. Он плашмя бухнулся в воду и поплыл против течения. Над Доном поднимался пар. Сказочная красота исходила от желтых стволов далеких берез, расцвеченных солнечными лучами. Зеленое княжество травы раскинулось среди сотен стежек-дорожек острова. Выйдя на берег, Адольф, чтобы согреться, попрыгал под деревьями, а затем растянулся на прибрежном песке и моментально заснул. Разбудил его тявканьем откуда-то налетевший приблудный пес. — Ну что, пойдем осмотрим объект, Боря? — сипло прошамкал Сучкову. Они свернули на узкую улочку, мощеную булыжниками. На углу стоял двухэтажный старинный дом. На первом этаже разместился продовольственный и промтоварный магазин. — Подходящее, глухое место, — взволновано сказал Адольф. — Будем проникать в магазин через крайнюю квартиру. Надо узнать, кто в ней обитает… — Ты хозяев хочешь кокнуть?.. Зачем? — удивился Бу-хайлин и исподлобья посмотрел на Сучкова. — Без сантиментов и «мандража», — скомандовал тот. — Дождемся вечера, когда закроется магазин… И будет все в ажуре… — Нет, у меня рука не поднимется убивать… — покачал головой Босяк. — Ух, афганский слизняк, червяк, медуза! Я кокну. Надо только поискать железный прут, газовые баллончики у нас есть. Обойдемся без стволов, — грозно отрезал Сучков. И затопал. Босяк нехотя поплелся за ним. Во дворе мерцали бледные канделябры цветов на каштанах, свесила пахучие белые, фиолетовые гроздья сирень, алела дикая роза… Из окна нужной квартиры выглядывали старики, шамкали беззубыми ртами: «Хороший денек! Хорош!.. Так и вся житуха пробежала, как один шаг…» — Удача прет на встречу, — ответил в сторону Бухайлина долговязый. — Старикам за восемьдесят, не меньше, немощные… Обтяпаем дельце… Адольф услышал голос старухи: — Кажется, конец скоро нам, дед… — Не морочь зря голову, протянем годик-другой… … Чтобы скоротать время, дружки прошмыгнули в открытый пивбар. Рой мужиков с зажатыми в руках кружками и обрюзгшими лицами пронзительно шумели. В конце зала хлопнуло — кто-то нетвердой рукой открыл водку и часть ее бултыхнул в пивную кружку. Под столиком цементный пол был усеян расплющенными крышечками от бутылок, будто кто-то разделал на столе увесистого, как в клеенчатом плаще, леща и разбрызгал крупную серебристую чешую. С востока потянусь прохлада. Глянули на золотую каемку заката, всмотрелись в ночную темень. — Пора. — Адольф сверил своекорыстные планы по большим швейцарским часам. — Может, коньячку для храбрости? — подсказал неуверенно Бухайлин. — Разве, что рюмочку, не больше, — резко отрезал в ответ Адольф. Целительные свойства армянского коньяка придали им видимую целеустремленность и активность. Погромыхивали трамваи, навевая впечатление заспан-ности города. Деревянный дом на высоком фундаменте, с крытой красной черепицей крышей, полуколоннами и узорчатыми карнизами спрятался в тихом переулке. Особняк не издавал никаких звуков, в окнах не было света. Магазин был закрыт. Но комната, где проживали старики, освещалась яркими вспышками экрана включенного телевизора. В щель ставни было видно, что какая-то женщина заснула в кресле. Старик разок вышел на улицу, собрал окурки… Адольф в некотором замешательстве встрепенулся: — Дай я залезу на дерево и уточню, сколько их там?.. Он засучил рукава, извлек из сумки прибор ночного видения и ловко вскарабкался на белокипенную акацию. В подзорную трубу он долго всматривался в окно. — Ну, что усек? — спросил Босяк. — Две бабы, два мужика… Многовато, — многозначительно обеспокоился Адольф. — Я на себя беру грех, уна-секомим… А сейчас — с богом! Он покрестился. Им уже стало невмоготу стоять под окнами палисадника. В полутемном коридоре, застланном старенькой дорожкой, пахло вымоченным бельем и мочой. Они бесшумно, на цыпочках, высоко поднимая ноги, подкрались к квартире и постучались в дверь. У Адольфа в руках была голубая сумка, в которую он сверху положил кусок трубы. Босяк держал черную сумку и бутылку водки. Открыл дед. Худой как щепка, скулы впали, рубаха рваная. Босяк притворился пьяным и, раскачиваясь из стороны в сторону, немного присел. — Не обижайся, отец. Товарища тошнит. Угости водичкой, — срывающимся голосом заговорил Адольф. Благосклонность деда взломала ледок недоверия между незнакомыми людьми. Он сразу клюнул на водку и пригласил непрошеных гостей в прихожую. Пока старик засеменил на веранду за водой, Адольф резко ворвался в комнату. Оттуда доносились глухие удары. — Амбец старухе, — подумал про себя Босяк. — Сработано четко, никаких тебе криков, никаких стонов… Дед кинулся было на помощь, вцепился в другой конец трубы. Адольф протянул ее к себе — старик поскользнулся и растянулся на полу. Его связали, как обычно было у них, бельевой веревкой и заткнули рот махровым полотенцем. Но Адольф все же замахнулся металлической заточкой посильней, задел лампочку, разбил зеркало и… промазал. Еще больше он взъярился, словно бес в него вселился, да так его шандарахнул, что тот без звука умолк навеки. Кровяные лужи медленно растекались по деревянному полу. — Пойду на улицу — не засекли ли нас, — прошипел сквозь зубы Бухайлин. Он затравленно оглядываясь постоял у дома, поостыл и снова вернулся в хату — интересно, что поделывал «ирод». Прислушался. Отворил дверь боковушки, просунул голову. — Ты здесь? Ни звука. «Ирод» грузно сидел на стуле, В свете работающего телевизора Босяк заметил, что на полу возле кресла без движения лежала пожилая женщина, остролицая, серая, как исхлестанный осенними дождями день. У нее было задрано платье. За книжным шкафом бездыханно, скорченный в кровавый комок, громоздился труп лысого, бородатого мужчины… На кушетке, обнаженная до половины, с расквашенной окровавленной головой тряслась в последних конвульсиях еще одна женщина — женщина лет сорока пяти от рода, щупленькая, с короткими ногами и выпуклым животом, небось беременная… — Ты что, четверых прикончил? — задрожал от гнева Бухайлин. — Свидетелей нет, — обречено отрубил Адольф. — Кроме тебя, сучара… Понял?. — А с мертвыми бабами ты что творил? — ужаснулся Босяк. — Позабавлялся в усладу, потрахался маленько. Напоследок хоть мужчину испытали, мою сперму почувствовали… Босяк судорожно захаркал, сморщился от брезгливости. Его затошнило. Он блеванул на пол. — Не слюнтяйничай. Приступаем к делу, — Адольф дернул напарника за рукав. Босяк примостился на «атасе» у подоконника, чтобы проследить: не возвратился бы кто-нибудь в магазин. Тем временем Адольф раздолбил стенку ломом, найденным в квартире, выбил несколько кирпичей, а остальные разобрал. В магазине дружки набили гигантские сумари видеомагнитофонами, спортивными костюмами, кроссовками, сигаретами в блоках, водкой… Через пролом они вернулись в квартиру. Под ногами захрустели осколки стекла. Убийцы закрыли на замок квартиру и растворились в густой темноте…Глава 7. МВД ПЕРЕД ОПЕРАЦИЕЙ «ОРДЕНА»
Майор Самохин бочком просунулся в дверь и стоял ссутулившись, чтобы не задеть головой балку. Он такой большой, что кабинет как бы присел, съежился, окна и те хмурились. — Разрешите войти? Полковник Курдюмов махнул рукой: мол заходи, майор. В прокуренном кабинете был Игорь Москаленко. Самохин плотно закрыл дверь, положил на стол папку с деловыми бумагами и растопыренными пальцами пригладил длинные волосы! Сел устало, попыхтел, отдышался. — Докладывай, Алексей Яковлевич. Что там новенького ты принес? — Операция «Ордена» в стадии завершения, товарищ полковник. Сегодня на рынок подвалил к нашему человеку маниакальный фанатик Адольф с каким-то типом и устроил торг по продаже наград. Стороны договорились встретиться позже. Но проверка по картотеке спецучета отпечатков пальцев ранее судимого Адольфа окончательно показала, что он замешан в убийстве тех четырех в Нахичевани и в краже орденов. Мы пасли этих ублюдков. Проживают они в квартире у Зои Костерной, приблатнен-ной, безработной бабенки, — Алексей Яковлевич говорил, как в корень глядел. — Ну, что будем брать с поличным при покупке орденов? — сухой и скрипучий голос полковника давал возможность поразмышлять. — Постулаты Самохина доказуемы… — А, может, сделаем засаду у Костерной? По предварительным данным у них хранится оружие, к тому же там спрятаны награды… Не исключено, что банда не смогла сбыть и ворованное добро после налета на магазин. Ко всему прочему экспертиза указала на Адольфа в этих злодеяниях… — Самохин убедительно сыпал вескими аргументами. — Есть у нас в наличии и фотосъемка при торге с орденами. Курдюмов резко прервал объяснение майора: — Брать так брать… И не медлить, сегодня вечером. Готовьте две оперативные группы… Он встал, посмотрел на часы, тем самым всем видом показывая; что разговор исчерпан. Как бы тщательно не готовилось преступление, как бы искусно ни маскировалось оно — следы обязательно найдутся, хоть крохотные, мельчайшие как пылинки в воздухе, но найдутся под скрупулезным осмотром истых следователей. Так не раз бывало в милицейских буднях. — Игорь Иванович, кто возглавит операцию? — полковник затянулся дымком и глянул из-под кустистых бровей на Москаленко. Он, конечно же, знал ответ своего заместителя. Тот жаждал лично арестовать бандитов. Возмездие должно было свершиться. Тем более, что за шайкой Адольфа тянулась не одна ниточка преступлений. — Будь осторожен, Игорь. Береги ребят и себя, — предупредил Курдюмов. — Эти сволочи видно по их кровавым исходам действуют безукоризненно, не гнушаются ничем… Не руби с плеча… Применяй оружие аккуратно…Глава 8. ЗАХВАТ БАНДИТОВ
Игорь Москаленко неторопливо отхлебывал горячий кофе, оглядывая как полководец перед боем, дымящиеся звезды в астральном студне ночного неба. Он не занимался астрологией, не верил в НЛО, чужеземных инопланетян, но сегодня ему хотелось проверить на себе высокую способность спрашивать совета у звезд. Интуиция подсказывала ему, что в сети может попасть редкая уголовная рыбка. Но как ее не спугнуть? Как не потерпеть крушение при засаде? Вроде бы с докучливой дотошностью все продумано в захвате банды до мелочей. Он тер виски, с протяжным вздохом прикидывал те или иные варианты, которые могли возникнуть непредвиденно в слепом зародыше будущей ночи. Время ползло, как улитка. И рядом — никого. Слово некому сказать. Как угрюмый мамонт невнятно затрубил у гаража мотор заведенного «уазика». Дежурный принимал вызовы и передавал их по рации милицейским экипажам. Следователь допрашивал задержанных. Черный «кавказец» по кличке Дик, ждал очередной команды на выезд. Поднялся, вышел покурить. Операция была назначена на три часа ночи. Впервые он не чувствовал себя уверенно. — Добрый вечер, Игорь Иванович, — тепло поздоровался водитель сержант Андрей Макляк. Постояли молча. — Задержался? — требовательно спросил Москаленко. — Резину менял, — откровенно признался шофер. — Да и рацию немножко подшаманил, чуток барахлила… Теперь полный порядок. — Ладно. Ночь предстоит суровая, — Москаленко протянул Андрею пачку «Мальборо». — У меня «Наша марка», — сказал тот и полез в карман. Закурили. — Взвалила на нас служба тяжелый крест… — Игорь сел, просто упал всем телом на скамейку. Молчали. Неожиданно во двор вскочил Юрий Рожков, как подброшенный пружиной, и застыл — согнувшись, с лицом красным до черноты. — Пора, Игорь Иванович. Передали по рации, что в квартире Костерной час назад потух свет. По всей видимости уснули, изрядно подвыпили… Андрей Макляк медленно вел «уазик» по Садовой. Отсветы от фар сливались с неоновым блеском витрин магазинов. Там внизу, на Кировском спуске, у самого Дона, потерялся одноэтажный домик, под крышей, которого спали бандиты. Темнота растворяла далекие предметы. В назначенном месте Москаленко встретился со второй группой захвата, возглавляемой майором Самохиным. — Еще раз проверьте оружие, — посоветовал Москаленко оперативникам… — Собаки во дворе хозяина нет. Нам повезло… Медленно, неслышно, будто кошки, они оцепили старый, заброшенный сад. Юрий Рожков с группой угрозыска окольцевал дом, чтобы в случае непредвиденной обстановки отрезать путь преступникам для отступления через другие дворики. Алексей Самохин расставил оперов под каждым окном, у калитки сада. Другая группа Игорь Москаленко направилась к дому. Прислушались: авось услышат чего. Окна занавешены, внутри не доносилось ни звука. Подкрались к веранде. Тоже тихо, только свое сердце слышал Игорь. — Открывайте! — громко забухал в дверь Москаленко. — Открывайте, милиция! За дверью — тишина. Шлеп, шлеп, зашуршали шаги. Зашушукались. Голос Адольфа. Шептал чего-то, слов не разобрать. — Открывайте! Адольф, вы окружены! — властно заорал Москаленко. — Предлагаю выходить по одному с поднятыми вверх руками. Даю на раздумье минуту… У нас есть санкция прокурора на ваш арест… На всякий пожарный случай они отошли на метр-другой от веранды. — Адольф, выходи! Выходи, не то хуже будет! Адольф не ответил. — Выходи! Никакого шевеления. — Последний раз говорю, выходи по одному. — Москаленко подождал, прислушался. — Адольф! И тогда по задуманному плану Алексей Самохин, что есть мочи вышиб боковое уличное окно. Затрещала рама, посыпались стекла. Он дал очередь по потолку. — Выходите, сволочи! Не тут-то было. Внезапно за дверью раздался оглушительный взрыв гранаты. От воздушной волны в разные стороны полетели щепки. Образовался огромный проем, в который проскочил высокий мужчина с автоматом в руках. Грохнули выстрелы, густые, ухающие. Упал, заливаясь кровью, Игорь Москаленко. Адольф, как затравленная собака, сорвавшаяся с цепи, рванулся к дощатому забору. — Стой, паскуда! — загромыхал благим матом Алексей Самохин. — Руки вверх! Но Адольф уже зацепился за штакетник и пытался через него перемахнуть. Необузданная ярость закипела внутри у Алексея. Он метнулся вслед за бандитом. Тот слетел коршуном на траву и разрядил обойму в набегавшего Самохина… Из-за «уазика» вынырнула фигура сержанта Андрея Макляка. Он не задумываясь, открыл стрельбу на поражение убегавшего по улице преступника. Адольф как будто споткнулся о кочку, а затем рухнул навзничь. «Гады, пусть не думают, что остальным удастся ускользнуть!..», — зло процедил про себя Макляк. Тем временем в доме развернулось острые события. В квартиру вихрем ворвался Юрий Рожков с группой оперативников. Фонарями осветил зал. Милиционер исступленно закричал: — Ложись, перестреляю паскуд? В углу у дивана сидела женщина, испуганная, дрожащая. Мужчина же ошарашенный, дико озирался вокруг у горы автоматов, пистолетов, ящиков с патронами… А в саду у цветущей, пахучей вишни Макляк возился с раненным Москаленко: — Да вы весь в крови! У Игоря была прострелена грудь. Из раны безостановочно текла кровь. Андрей оторвал кусок бинта, сложил и приложил к кровоточащей ране. Москаленко учащенно дышал. Оперативник уже выносил из дома оружие, награбленную магазинную утварь и сверток с орденами.Глава 9. БОЛЬНИЦА
…В палате пахло лекарствами. На тумбочки гнездились яблоки — «белый налив», крупные, золотистые, источающие аромат выдержанного вина. Отец, мать и жена примостились на стульях у пастели больного. Наташа — белее белого, сидела прямо, черные очки мешали разглядеть ее настоящее состояние. Беременность придавливала ее вниз. Болезнь не отпускала Игоря, боли выворачивали суставы, особенно в плечах и коленях. Но он держался гордо. Верный своему нраву, Игорь часто ожесточенно повторял родным одно и тоже: — Я им, подлюкам, отомстил за сына, за тебя, батя… За всех… — Ты поступил, как настоящий мужчина, сынок. — У Ивана Михайловича пересохло во рту, выпил бы «нарзана», да как-то не по себе ему, ведь принесли минеральную воду сыну. — А Леху Самохина похоронили? — настойчиво выспрашивал он. В ответ — молчание. … В оцепеневших глазах Игоря всплыла картина охоты на Дону, в зимних камышах, куда они как-то забрались с Самохиным погонять диких кабанов. Алексей прихватил с собой ружьишко, сел за руль «уазика». Они и раньше ездили бить уток, рыбачить. Предварительно получили в охотообществе лицензию на отстрел дичи, зайцев, кабанов. Удовольствие, кто понимал в охоте толк, было неописуемое. Автомобиль подскакивал и поднимал густую свежую пыль, мчался по неровной дороге. Скованные льдом берега реки играли матовым блеском. Над прорубью маячили одинокие фигуры заядлых рыбаков. «Уазик» замедлил ход, выехал на дорогу, пролегавшую к реке, От малейшего дуновения ветра на дорогу натекали завитушки снега. Там, где куролесил ветер, оставались снежные полосы, затруднявшие движение. Они доехали до реки, машина остановилась. Перевесившись, через спинку сиденья, Алексей Самохин доверительно сообщил Игорю: — Так и быть, открою тебе секрет: мы напали на след паразитов, укравших ордена Ивана Михайловича. Позволь, старина, нам пока отрабатывать детали операции и особо не распространяться начальству. Да и тебя я не хотел бы лишний раз тревожить… Самохин был уникальный знаток в расследовании уголовных дел. Любое преступление — творение злого умысла. Его скрытые пружины, мотивы и взаимосвязи, сложные и запутанные, давались следователю нелегко. Но он искал малейшие подробности, иначе говоря, следы, чтобы распутать клубок преступления… Друзья выбрались из машины, потянулись, разминая замлевшие плечи и спины. Они оделись как настоящие охотники: в сапогах, меховых охотничьих куртках, темных ватных брюках, с двустволками на перевес. — Помоги найти, вурдалаков, Леша, — в глазах Игоря — мука, невыносимая печаль. — Обещаю, — Самохин не собирался тратить слова попусту, отчеканил четко, по-военному. Рядом, в кустах камышах сверкал под солнцем Дон. Сверкал так ослепительно, что трудно было различать его цвет… Не успели они отъехать на километр, как вдали замигали движущиеся точки. Это были кабаны. «Уазик» по берегу устремился к ним. — С пустыми руками не вернемся, — воинственно воскликнул Самохин, выставил наружу дуло двустволки, сделал подряд два выстрела, но кабаны как ни в чем не бывало, дразня преследователей, ускорили бег и скрылись в непролазных камышовых зарослях… …Почему-то таким он, Алексей, и запомнился навсегда Игорю. Розовощекий, симпатичный, высокий мужчина смело идущий на риск в бой, тот последний и единственный в его жизни, чтобы выполнить клятву, данную другу на охоте… И как бы не избегал Игорь больниц, похорон, покойников, но неотвратимая беда их все же настигла. Нечего спрашивать, жуткая бессмыслица — смерть — накрыла своим чудовищным черным пологом Алеху, бесстрашного, сильного духом человека… Не обмишулился Лехонька, добил вонючих козлов за меня, а сам погиб. Леша, прости меня, Леша! Перед глазами возникло лицо Самохина, прямое, открытое, словно приносящее жертву у алтаря. Игорь большим пальцем стёр повисшую на щеке слезу и неподвижно застыл… — Сынок, тебя представили к награде, — еле выдавил из себя Иван Михайлович, чтобы поговорить о чем-то другом и вытащить его из забытья или прострации. — Игорюша. все будет н-нормально, — Наташа дрогнувшей рукой погладила одеяло, не смея дотронуться до высунувшейся из-под него ступни Игоря. Услыхав, что губы его что-то прошелестели, засуетилась Лидия Игнатьевна: — Сынок, позвать врача? — Не надо. Вы не уходите, — попросил он слабым, погасшим голосом. Не умел он стоять в позе виноватого, больного, которому требовался уход, как за беспомощным ребенком. — Я до потери пульса буду сражаться с мафией, ворьем, всем отребьем, — истомно выдохнул из последних сил Игорь. — Я за Леху еще отомщу гнусной мрази… Он не рисовался. Физическая боль, страсть и стыд за временную беспомощность смешались в нем, как лед и огонь, спутали все жизненные карты. Он знал, что непременно выздоровеет и свершит не одно возмездие над шантрапой, но по закону, не так как они, с достоинством и, боже сохрани, без намека на расправу.ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1 СМЕРТЬ ДУДАЕВА
Родильный дом изрядно подуставал от крикливости младенцев. В палатах носилось из угла в угол вечное многоголосье, чем-то слегка напоминающее петушиный хор вперемешку с писком летучих мышей. Няня по обычаю развозила новорожденных в широкой коляске. Они забавно лежали в пакетиках затылок в затылок, как галчата раскрывали беззубые рты. — Твой молчаливый, гордый, — улыбнулась Наташе Жуковой няня, передавая ей ребенка. Наташа кормила сына, рассматривала: крепенький паренек, под четыре кило — в отца. Детей увезли. Она сладко пребывала в забытье. Но вдруг ей шутки ради захотелось гаркнуть что-нибудь такое сатанинское, а может быть, этакое нежное, материнское. Кто знает, что взбрело на ум женщине, два дня назад подарившей свету сына. Если бы кто-нибудь посмотрел на нее со стороны, то мог отметить одно: физиономия расцвела, была алмазно сияющей. «Я молекула-частица мира!» — Наташа горло вскричала бы, жаль, что рядом за стенкой безмятежно спали дети. Она поднялась с пастели, шагнула к окну и вполголоса запела:* * *
Вдалеке слышалась азбука Морзе птичьих кочевий. Профессор Москаленко, выслушав вечерние новости и посмотрев начало фильма, ненароком заглянул в спальню. Супружница держала в руке ручку. Она медленно выводила на листе буквы и вполголоса бормотала: «Зови его Иванушка, сынок…». От волнения буквы у нее не слушались, налезали одна на другую, строчки никак не хотели получаться прямыми. Невидимая сила схватила ветерана за горло, и он глубоко, с всхлипом, втягивал воздух. Жена бросила взгляд через плечо. Ахнула — коротко, испуганно. Рывком притянула бумагу к себе, заслонила обеими руками. — В честь меня? — промямлил он, вроде оправдываясь, что в такой удачный момент открыл дверь. — Внук ведь… А как же иначе? — старушка глотала слова, как слезы, не поворачивая головы. — В че-е-есть ме-е-еня? — нараспев спросил новоиспеченный дед. — Хотели тебе сюрприз устроить… — уже тверже ответила она. В глазах Лидии Игнатьевны затаилась лукавая искринка. Они засмеялись радостно и беспечно. Иван Михайлович лег на диван, удобно закинул ноги на край массивного стула; он обмозговывал события последнего времени. Его словно подхватил какой-то вихрь, подхватил и нес без остановки, то радость навивая, то раскручивая печаль. Да, вот как оно обернулось. Москаленко пытался разобраться в своих чувствах, но его обступали все новые и новые сомнения. Бесспорным было только одно: он не даром прожил жизнь. И словно перед ним оказался невидимый собеседник, которому сердце отворив, он исповедовался о всяком. К тому же баиньки — в постель — ему не хотелось. Все изглядев, все вызнав за короткую как зажженная спичка, житуху, что же он ждал в итоге, как покинуть сей земной содом? Ветерану кроме понятья «пить и есть» хотелось и мира: не по себе был позор бесчестья, ужас слепоты начальников, опоганивших Россию гражданской войной, живущих с душей, изъеденной чеченской паршой. Старясь успокоиться взяв газеты о Северо-Кавказской битве, будто бы искал ответы на больные вопросы. Открыл одну газету, посмотрел, потом другую достал. Москаленко удивлялся позиции корреспондента «Комсомольской правды» Александра Хохлова, который откровенно сетовал: «Дудаев и Москва в одной упряжке, а нас здесь просто убивают», — об этом в Грозном вам скажут и боец ОМОНа на блок-посту и армейский майор, и мальчишка-солдат из внутренних войск. — Бои в Чечне закончатся летом, без всяких президентских решений, — говорил армейский полковник. — К этому времени «посыпятся» последние вертолеты и встанет на прикол последняя бронетехника. Знаешь, сколько в 1995 году поступило в войска танков. Пять. На всю российскую армию. В 1996 году денег на новое оружие тоже нет. Зато в Чечне продолжится нефтедобыча. Известно лишь то, что нефтяные объекты и трубопроводы не обстреливают ни федералы, ни боевики. — Я бы каждому солдату, прошедшему Чечню, ставил бы памятник при жизни, — говорил десантный комбат Сергей Дмитриевич. — Так воевать при минимуме жизненных благ могут только наши парни. Полковник воевал в Афганистане. Полковник сражался в Чечне. Он заявляет, что такого бардака он не видел. Здесь армия, внутренние войска, милиция, «гэбисты». У каждого — свое начальство. И здесь, и в Москве. Каждый тянул одеяло на себя. Единственное, что объединяло группировку федералов, — это стремление спасти своих людей. Это хорошо, когда командиры берегут солдат. Но плохо, когда за счет солдат других командиров. Многие военные в Чечне не понимали, почему войска силовых ведомств не сведены в один кулак и не поставлены в подчинение одному командиру. — Здесь нужен или Ермолов, или Жуков, — твердили офицеры. — Но ни Бабичеву, ни Куликову, ни Романову не дали стать полководцами, как не дали и Тихомирову. Полная «растопырка», запланированная кем-то в «верхах»… «Гибли восемнадцатилетние солдатики-«губошле-пы». Гибли чеченские ребятишки. «И каждый бой отбирал у России бесценные человеческие жизни», — раздраженно размышлял профессор Москаленко. «По сообщениям информационных агентств 6 марта 1996 года в больнице Урус-Мартана от полученных накануне ран скончался небезызвестный террорист Салман Радуев, — сообщал в «Известиях» журналист Валерий Яков. — Покушение на Радуева было совершено 3 марта в районе селения Старые Атаги и Советское. А несколькими днями ранее был убит и отец Радуева… У Радуева (кстати, оставшегося в живых и через многие годы, скончавшегося в российской тюрьме), как и у любого полевого дудаевского командира, врагов и недоброжелателей в Чечне хватало с избытком. А после операции в Кизляре и Первомайским их число увеличилось многократно, «кровники» появились уже не только в Чечне, но и в Дагестане… В свои кровные обидчики его со всем основанием записал генерал Михаил Барсуков. Во время скандально известной операции в Первомайском Радуев переиграл Барсукова по всем статьям и не уставал подчеркивать этот генеральский позор на всех своих последующих митингах и встречах с прессой. Но если учитывать, что даже в Чечне Радуев (в отличие от Басаева) особым расположением ни Дудаева, ни Масхадова не пользовался, то уж тем более ему нельзя было рассчитывать на то, что Москва спустит с рук кровавую выходку…» Как бы ни старался пишущий человек, все равно он не в состоянии все передать читателю — что-нибудь да оставалось за буквами и словами. Читателю навсегда запоминаются разные там супостаты, шантрапа, маргиналы, мутанты, пустобрехи, фрондеры, шуты… Чеченский дуропляс, немочь сатрапов, восстание провинции, военная импотенция грачевских атак будут тысячи лет ловко и метко попадать под удары сатирического пера журналистов и историков, которые еще отмочат кому следует, раздадут убийственные оценки и нападавшим, и защищающимся, как говорится, всем сестрам по серьгам. В минуты упадка духа Москаленко почему-то обращался к честным высказываниям о Чечне генерала Александра Лебедя. Как-то спецкор российского информационного агентства «Северный Кавказ» Сергей Слепцов поинтересовался у Александра Лебедя: — Я вернулся из очередной командировки на фронт. И там мои товарищи ждали, как божьего откровения, президентского плана урегулирования в Чечне. Когда же этот долгожданный план был обнародован, у меня, честно говоря, осталось ощущение горького разочарования, опять гора родила мышь… Ответил корреспонденту Александр Лебедь как всегда с военной четкостью и размыслительностью: — План поспешно-беспомощный! Президента российского в очередной раз подставили. Его подставляют уже давно… Ну, вот вам 38 снайперов в Первомайском, дым, в котором должны были разбежаться заложники, тройное кольцо, через которое все-таки ушли боевики и увели с собой толпу заложников. Теперь кто-то подсказал Президенту мысль занять позицию Господа Бога и приказать — Война, стой! Даже на ринге судья иногда силой разнимает боксеров. А это война, которая ушла в совсем иное измерение, в плоскость народных мстителей. Что вы хотите? Убили жену, брата, разбомбили дом или с другой стороны — убили друга, лейтенант хороший был… Президент очень много потерял, благодаря таким советникам. А война как шла, так и идет. А Чечня сразу создавалась, как черная дыра российской экономики, где исчезли колоссальные деньги. Сначала фальшивые авизо, потом нынешнее ее восстановление да плюс торговля оружием, наркотиками… Закачивали нефть, сажали любые самолеты. Корни экономические, политические, а уж потом военные. Но дерутся-то просто люди! Их не спросили. И это опять проявление социальной немоты. Никто не обратился к нации, не создал соответствующий фонд, а на смерть бросили тысячи людей, и тысячи людей уже убиты. И эта проблема имеет решение. Решать ее надо там, поднимая планку доверия, привлекая уважаемых людей, молодежь, стариков, интернационализируя этот конфликт, привлекая ОБСЕ и другие международные организации…» Москаленко прохватила дрожь от сообщения И. Григорьева «Трагедия под Шатоем»: «…Близ Шатоя, в пятидесяти километрах от Грозного, попала в засаду колонна российских войск из двадцати семи танков и бронетранспортеров, и в ходе жестокого боя девяносто три российских солдата погибли, а пятьдесят один был ранен… и это произошло тогда, когда президент издал указ, по которому война в Чечне прекратилась в ночь на 1 апреля…» …И вдруг на тебе, страна получила сенсационное известие: убит Дудаев. Супруги Москаленко измытарились, впали в отчаяние, как будто провалились в яму, откуда не выберешься. Старики еще иногда гадали: за что… почему? В чем его вина? Вроде бы защищал, свой народ от варварского уничтожения. А старуха захворала, словно дар речи потеряла. Иван Михайлович стал разговаривать только по ночам, сам с собой, во сне… То криком кричит, внука кличет из загробной Афгани, ругается, материт тех, кто его, безвинного, погубил, привез в цинковом гробу из чужеземных земель. А проснется — спрашивает себя: «Как же так? В Афгани внука лишили жизни, в Чечне тысячи таких внуков… и Дудаева убрали с дороги? Зачем это было Брежневу, Ельцину?» Спохватывался иногда ветеран, просыпался и не смыкал глаз до рассвета… Вскоре очухавшись Москаленко кинулся в киоске скупать все газеты. Приволок их целую груду и уселся читать с немым удивлением, где излагалась версия смерти Дудаева: «…В результате использования оружия точного прицельного попадания в районе селения Гехи с 21 на 22 апреля убит генерал Джохар Дудаев… Четыре попытки прицельного радиоуправляемого огня предпринимались ранее, но Джохару удалось избежать смерти. Пятая попытка оказалась роковой. Машину, в которой ехал генерал, разнесло в разные стороны. Так погиб человек, который знал все о чеченской войне… Факт гибели Дудаева был подтвержден «дудаевским телевидением». Полевой командир Шамиль Басаев известил, что приемником Дудаева назначен вице-президент Чеченской Республики Ичкерия Зелимхан Яндарбиев…» По информации службы новостей «Вечернего Ростова» лидер ЛДПР Владимир Жириновский на встрече с ростовскими избирателями взял на себя ответственность за сообщение о том, что Дудаев жив и находится в Саудовской Аравии, где намерен жить и дальше… Начитался Москаленко в этот день до зелени в глазах; последние статьи оценил точно так же, как предшествующие, и укладывалась эта оценка в мужественную тираду «прикончили власти героя Кавказа». Понравился своим напористым интервью журналист «Комсомолки» Александр Гамов, который взял интервью у Руслана Хасбулатова: «— Как вы расцениваете все произошедшее? — Это печальное событие… Лично я убийство Дудаева рассматриваю как классический террористический акт. Российские руководители очень много говорили о террористической деятельности Дудаева, а сами, похоже, совершили эти действия по отношению к нему. — Вы считаете, что все случившееся — дело рук Кремля? — Это подтверждают многие, в том числе и военные, заявившие, что для устранения Дудаева была разработана специальная операция. Не является секретом и то, что за ним охотились. — Но Кремлю ведь не выгодно было убирать Дудаева. Даже Ельцин признавал, что у части населения Чечни генерал пользуется авторитетом… — Все это так. Но вы учтите, Ельцин далеко не во всем контролирует госаппарат, тем более армию и спецслужбы — так их распустил, что они сами действуют достаточно автономно. А многие, в том числе и военные, которые терпели от Дудаева поражения, видимо, считали генерала личным врагом. — А не кажется ли вам странным, что Дудаева убрали вскоре после того, как Ельцин заявил о готовности вести с ним переговоры, хотя и через посредников? — Для меня-то это не кажется странным. Ельцин, хотя и не последовательно, но все-таки стремился к миру. А вот генералитет… Скорее всего Дудаева убрали те, кто не хочет прекращения войны. — Вы считаете, что Дудаева убрали безъедома Ельцина? — Допускаю. Хотя точно сказать трудно. Во всяком случае, логика дворцовых интриг наводит меня на мысль, что Ельцин не был сторонником такого подхода. — Ваш прогноз: как будет складываться ситуация в Чечне в ближайшие недели? И можно ли ее все-таки как-то стабилизировать? — Надо более активно продвигать процессы мирного урегулирования. Необходимо как можно быстрее сформировать и отправить в Чечню полномочную делегацию, может быть, возглавляемую вице-премьером правительства России. Следующий шаг — немедленно отозвать из Грозного Завгаева, поставить вопрос о создании в Чечне коалиционного правительства, поручить ему подготовить условие для выборов, обозначить параметры договора между Россией и Чечней. Все это привело бы к снятию напряжения и восстановлению мира…» Когда Москаленко от корки до корки штудировал статьи о гибели Дудаева, в квартиру ввалилась соседка Мария Ивановна Пройдисвет. — Дудаева загубили! — закричала она и зачмокала губами, словно проглотила какое-то лакомство. — Есть свидетель, которому удалось отснять несколько кадров с места событий. Якобы эта пленка была передана одной из информационных служб Великобритании за сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов. — Ну и что? — Москаленко приложил ко лбу руку. — У Дудаева было несколько двойников. Кто поручится, что погиб не Джохар? Жена его поддержала: — Мы с Ванюшей включили подпольное (чеченское) радио. И знаешь, Мария Ивановна, что нам поведали из официальной правительственной газеты «Ичкерия» за 25 апреля. Я ей больше доверяю… Как нам объяснили, террористический акт был совершен 21 апреля девяносто шестого года против Дудаева в момент обсуждения по телефону с посредником переговоров, предлагаемых Москвой. Сомнения в гибели Дудаева быть не может. Первый президент чеченской нации умер от тяжелых ран… — Ума не приложу, — удивился Москаленко. — Как-то Аслан Масхадов якобы погиб на митинге в Шали во время взрыва мины под трибуной. Погромщик Гудермеса и Первомайского Салман Радуев, приемник Дудаева писатель Зелимхан Яндарбиев не раз уходили на тот свет. И все же живые и невредимые, как призраки оживали… — Избави боже! Обойдемся без призраков! — воскликнула Пройдисвет. — Воют суровые ветры вражды и раздоров, — печально вздохнул старик. — Кажись, я головою тронусь… Ведь я знаком с Джохаром… Общался с ним на отдыхе в Прибалтике, когда он там служил… Добрый, хороший парень, талантливый генерал… — А мне рассказывал о нем мой сосед, подполковник Владимир Березанцев. Он служил с ним в Полтаве, когда Дудаев там был командиром полка стратегической авиации. Честный, строгий и справедливый был человек, — промолвила Мария Ивановна. Москаленко резко повернулся и заковылял в другую комнату… И сердце жены ответило: пока его трогать не надо. Гибель Дудаева яростно взломала, как весною ледовые заторы, душевные надолбы Ивана Михайловича. …Пройдет немного времени, и профессор, словно о невидимую стену ушибется. Тень Джохара повиснет над ним. Ему наши «челночники» привезут из Турции газету «Миллиет». Алла Дудаева, снимающая квартиру в престижном районе Атакой в Стамбуле, в своем интервью доказывала, что «в ходе последнего телефонного разговора Джохар Дудаев беседовал не только с Константином Боровым, но и на другом конце провода, кроме Борового, выступавшего посредником, был Борис Ельцин. Над нами несколько раз пролетали российские боевые самолеты. Но Джохар нам говорил: «Не бойтесь, они идут на свои базы». Вскоре раздался взрыв. Алла находилась в нескольких метрах от мужа, но на место его гибели не попала — не пустили находившиеся рядом близкие друзья Дудаева. Трупа мужа она, по ее утверждениям, вплоть до похорон так и не видела…» Москаленко пытался понять, что же случилось, что так тревожит его. Тишина. Ни звука. Даже в ушах звенит. Ах! Голова сама опустилась на подушку. Ему оказывается нестерпимо хотелось увидеть Дудаева, как это было в Прибалтике, поболтать о премудростях судьбы, взять народного героя Чечни под руку, отвести в сторонку и шандарахнуть в глаза: «Джохар! Мы-то, вроде бы, старые знакомые? Признайся как на духу, если бы родился заново, спустился бы в чеченскую военную траншею, как в глубокий окоп, или бы нашел себе другое занятие, например, стал бы маршалом России?.» Москаленко вглядывался в абажур торшера, который незаметно, будто бы тень Дудаева, начал двигаться, все сильнее, все круче раскачиваясь, острый свет резал глаза, но Иван Михайлович не мог оторвать глаза от абажура, за которым магически летал образ Джохара в генеральском мундире. И ветеран сам раскачивался с ним всем телом, вместе с диваном, комнатой, домом…Глава 2. СТАРЫЙ ДРУГ
Время ползло, как улитка. Грудная рана заживала медленно. Игорь настолько истосковался по суетным милицейским будням, что иногда даже подумывал сбежать из больницы. И рядом — никого. Слово некому сказать. Только и того, что разговаривать с неким безмолвным слушателем, который сидел в нем самом. Отец, мать и Наташа приносили ему газеты — это самые замечательные минуты теперешней Игоревой жизни. Он садился рядом с тумбочкой, начинал с четвертой страницы, потом заглядывал на третью. Но чеченские материалы всегда читал дотошно. А однажды он пил горячий чай и читал газету. Золотисто-каштановая горячая вода вдруг выплеснулась, стакан сорвался с ладони, упал и разлетелся вдребезги. Опять Чечня взбаламутила его душу… Глядя на осколки, Игорь виновато и растерянно проговорил: — Что же я наделал! — Ничего, друг. Говорят, посуду бить — к счастью. Сам-то не обжегся? — улыбнулся сосед по больничной палате Дмитрий Шевцов. — Вроде нет… Он, нагнувшись, принялся подбирать стеклянные осколки: Но что интересно: в этот день на самом деле врачи сообщили Игорю весточку о рождении сына. Медсестра Марина Любаева вбежала в палату и завизжала по-детски: — Дядя Игорь, жена Вам бойца подарила! Она начала выкладывать из оттопыренных карманов халата лимоны. — Это мне принесли больные. А я Вам, дядя Игорь, дарю. Поздравляю с пацаном, — шумела девятнадцатилетняя белокурая пышнотелая девушка. — Сын? — не веря глазам своим, — спросил Игорь. — Точно! — крикнула Марина. Как мячики, лимоны падали на стол. Руки девчонки двигались быстро, выворачивая карманы. Горка лимонов росла. Игорь в припадке головокружения прислонился к стене — иначе не устоял бы на ногах. Глотнул воздух, расстегнул ворот рубахи. — Спасибо, — с еще большей искренностью сказал Москаленко, входя в непривычную, но заманчивую роль отца. — Веришь ли, я радуюсь за тебя, как за себя. Честное слово, три года назад у меня появился на свет сынуля. Меня распирало от гордости! Поздравляю! — настойчиво тряс руку Игорю больничный напарник Дмитрий Шевцов. Скрипнула дверь палаты. Игорь, вздрогнул, поднял голову. На пороге стоял старый друг Илья Лысаков. Он замер с охапкой красных роз. Илья стоял так близко, что Игорь слышал запах белоснежного халата. — Ты распарился, — заговорил Москаленко и тронул его лоб. — Ты весь мокрый! — Я спешил… Обнял Игоря крепко, сделал шаг назад и смотрел, будто искал следы времени на лице и глазах. — Ты еще моложе выглядишь… Как-никак счастливый молодой отец! У тебя час назад загорлопанил наследник! Я спешил первым разделить с тобою эту радость! И Илья ринулся извлекать из дипломата и ставить на стол бутылку водки, рюмки, банку соленых огурцов, обезжиренную колбаску, ветчину, вареные яйца, минеральную воду… — По такому случаю и выпить не грех. Не обессудьте, медсестра. Не прогоните! Как, кстати, Вас зовут? — спросил Лысаков. — Марина, — довольно улыбнулась девушка и сама стала помогать Илье расставлять рюмки. — Ну, будь здоров ты и твой сын! — произнес короткий тост друг. Он выпил, стряхнул последнюю каплю водки на пол, смачно чмокнул губами. — Так и бегут годы, — нараспев сказал Игорь. — Оказалось бы намедни по нахичеванским улицам гоняли футбол. А теперь ты уже директор кондитерской фирмы! — Ошибаешься, дружище! Вчера губернатор Дона Владимир Чуб назначил меня руководителем комбината общественного питания областной администрации. Вот так-то! — Надо же! Это тоже надо отметить! — воскликнул Игорь. Он налил рюмку, стоящую перед Лысаковым. Все дружно выпили. Можно было трижды крикнуть «ура», но нарушать покой остальных больных было нельзя. Медсестра притащила кофе. Откуда-то появилась пузатая бутылка французского коньяка. Дима Шевцов достал из тумбочки коробку конфет, распечатал ее. Москаленко налил всем горячительного, поднял рюмку и сквозь искрящийся хрусталь смотрел на окружающих взглядом самого счастливого в мире человека. — За Вас, — говорил он вдавленным голосом. — За то, что Вы здесь… со мной… — И за твоего сына, — приподнял рюмку старый друг Лысаков. Все отхлебывали кофе, брали конфеты. Добрая, красноречивая больничная тишина связывала их без слов. Невидимые мысли парили, встречались, обжигая щеки земной простотой…Глава 3. «ПОДВИГ» ВОЕННОГО МИНИСТРА ГРАЧЕВА
Иван Михайлович прикидывал в уме, как бы поступил он на месте президента. Никто не сомневался, что Ельцина вновь будут подталкивать «советнички» на силовые методы в Чечне. Он бы, Москаленко, послал всех подальше и сел за стол переговоров со всеми противниками, кто желал мира. По правде говоря, Павел Грачев небось военным творцом себя считал, натворил такое, что умалишенному не приснится. Дай волю таким творцам, они заведут, куда Макар телят не гонял. «К черту эту хренотень популистов, — кипел в душе Москаленко. — Беспощаден буду к тем, кто под шумок критики пытается чернить всю прошлую историю. Кровью за нее заплатили! Ведь это была война с фашистами, а тут с нашими земляками по Северному Кавказу…» Но как бы Иван Михайлович не храбрился, душевное спокойствие не приходило к нему. Тем более он взвинтил свои нервы, когда 23 марта 1996 года в «Молоте» опубликовали редакционную заметку под заглавием «Они нам в спину стреляли». И Москаленко плевался, читая эту «вос-поминашку»: «Прошла очередная годовщина депортации чеченцев и ингушей. Свою оценку этим событиям дал непосредственный очевидец ростовчанин Петр Ильич Горбань, ветеран уголовного розыска, бывший сотрудник госбезопасности. Вопрос Петру Ильичу был задан корреспондентом «Молота» Валерием Сипетиным на пресс-конференции в областном управлении внутренних дел. — О выселении чеченцев и ингушей уже много написано и сказано, — заметил Горбань. — Так что особых секретов я не раскрою. Еще в стародавние времена Турция, Англия финансово и оружием «подогревали» чеченцев. И сейчас заграница им помогает. Иран, Пакистан, Афганистан… — незаконные чеченские формирования постоянно получают «облучение» оттуда. Иностранные разведки, не секрет, ведут против России работу, которая мешает нормализовать обстановку на Кавказе. Так было и в годы Великой Отечественной. Правильно сделал тогда Государственный комитет обороны, принявший решение о выселении чеченцев и ингушей. Ведь когда немцы подпирали советские войска, чеченцы нам в спину стреляли. В каком государстве простили бы предательство? Но делалось все не по воле одного Берия? И политики, и военные в то время не были глупыми людьми. Боевые действия ими не были спровоцированы. Чеченцы не понимали, зачем прибывают войска и что будет дальше. А мы «играли игру», всем видом показывали, будто готовимся на фронт. 23 февраля 1944 года пригласили чеченцев на митинг. Он состоялся. А затем мужчин задержали. В течение нескольких дней тихо мирно вывезли людей. Ведь много среди них, чеченцев, было коварных, храбрых «из-за угла». И не все наши солдаты вернулись домой. — Если бы у меня спросили, что сейчас там делать, — заключил Горбань, — я бы ответил: «Прежде всего не надо было туда входить». P.S. Это одно лишь мнение. Оно не может быть истиной в последней инстанции. Есть не мало полярных суждений».Холодок пробежал по спине Ивана Михайловича, когда он наткнулся на материал «Где вы, отцы-командиры?» (Новые российские генералы ведут себя в Чечне совсем не так, как царский генерал Ермолов)». Казалось, будто в приступе исступления ваял сей опус журналист «Вечернего Ростова» Константин Серов. Москаленко места себе не находил: неужели и такое бывает? Ему стало страшно. Что делать? Как дальше жить? При Берии уже наверняка всех эшелонами упекли на Соловки, — подумал Иван Михайлович. Константин Серов задевал за живое, не зло, без крика, откровенно и доверительно написал множество исторических красок. Они будто укоряли министра обороны, указывали, мягко выражаясь, на его опрометчивые поступки: «Все средства массовой информации распространили сообщение о письме Генерального прокурора России Юрия Скуратова Министру обороны генералу Павлу Грачеву. Проверка прокуратуры выявила многочисленные случаи антисанитарии в местах дислокации воинских частей в Чечне, несвоевременного и не в полном объеме обеспечения военнослужащих питанием. Удивительно, но об этих фактах журналисты начали информировать всех граждан России еще в декабре 1994 года. Результаты? Будем теперь ждать решение главного «папы» всех солдат и матросов, сержантов и прапорщиков, офицеров, генералов и адмиралов. А пока суд да дело, обратимся к истории кавказских войн России 180-летней давности и вспомним колоритную фигуру генерала от инфантерии, командующего Кавказского корпуса и главнокомандующего в Грузии в 1816–1827 годах Алексея Петровича Ермолова.
«А об водке — ни полслова!»
В 1819 году на месте аула Эндери, бывшего своего рода центром торговли русскими невольниками, вывозившимися из Чечни и Дагестана в Стамбул, началось строительство русский крепости Внезапная. Два батальона пехоты в гарнизоне, блокгаузы в два яруса — это, действительно, была внезапность для постоянно совершавших набеги на Кавказскую линию и регулярные войска горцев. «Крепость такая, — писал Ермолов князю Мадатову, — что и нездешним дуракам взять ее невозможно. Скоро начнут приходить полки наши из России, и мы поистине будем ужасны. Недаром горцы нас потрушивают — все будет благополучно». Во время строительства Внезапной пришлось отправить для защиты Кизляра часть войска. Четыре батальона солдат работали весь световой день и ночью — при зажженных кострах и факелах. Ермолов лично ежедневно следил за тем, чтобы солдаты были хорошо накормлены, работающие каждый день получали водку. Но, по воспоминаниям генерального ординарца Цылова, однажды два или три дня водку выдать «забыли» и тогда подчиненные генерала заявили оригинальный протест — возвращаясь в лагерь с работ, затянули песню на слова Дениса Давыдова. И перед палаткой Ермолова особо грянули слова: «Все Жомини да Жомини, а об водке — ни полслова!.» Ермолов засмеялся, вышел к колонне. В вечерней тишине разнесся его зычный голос: «Здорово, ребята! Водка — перед кашицей!» И водка появилась… Сам Алексей Петрович держал, что называется, открытый стол — трапезу с командующим без всяких церемоний мог разделить даже самый младший по званию офицер. Но повар у генерала был с характером, что отразил Ермолов в своей переписке: «Когда пули стали долетать до моего дома, повар отказался готовить мне обед, говоря, что он не создан быть под пулями чеченскими; кажется, он желал заставить думать, что он менее гнушается пуль народов просвещеннейших».«Как должно беречь русскую кровь…»
6 февраля 1816 года по дороге в Кизляр был взят в плен майор Грузинского гренадерского полка Павел Швецов — один из ветеранов Кавказского корпуса. Изрубив конвой, ранив майора, который успел положить на землю троих чеченцев в сабельной схватке, горцы связали его и увезли. Выкуп за Швецова запросили невиданный — десять арб серебряных монет. Год и четыре месяца сидел русский офицер в четырехметровой яме в ауле Большие Атаги, прикованный цепью к столбу. Чеченцы разрешили ему передать письма к родным с просьбой о выкупе, который «снизили» до двухсот пятидесяти тысяч рублей — суммы громадной для армейского офицера… Через газеты было сделано воззвание к русскому обществу, по всей России начался сбор средств. Не остались в стороне даже русские солдаты корпуса графа Воронцова, стоявшего во Франции — было решено отдать на выкуп Швецова половину жалования. В это время Ермолов приезжает на Кавказ. Торопясь в Персию по личному указанию Александра Первого, он решительно вмешался в «дело Швецова». «Честью отвечаю Вам, — писал он матери пленного майора, — что заступающему мое место поставлено будет в особую обязанность обратить внимание на участь сына Вашего, и он столь же усердно будет о том заботиться, как и я сам. Нас всех должна побуждать обязанность печься об участи товарища по службе». Алексей Петрович приказал вызвать всех кумыкских князей, через чьи земли чеченцы увели пленного, заключить их в крепость и объявить, что если через десять дней они не изыщут средств к освобождению Швецова, то все восемнадцать человек будут повешены на бастионе… Результатом явилась сделка с чеченцами о снижении суммы выкупа до десяти тысяч рублей, но Ермолов так повернул ход переговоров, что деньги от собственного имени выплатил чеченцам аварский хан. И лишь когда Швецов был на свободе, Алексей Петрович рассчитался с ханом русскими деньгами… Через несколько лет перед штурмом того же аула Большие Атаги майор Швецов с батальоном Кабардинского полка глубокой ночью занял по приказу Ермолова господствующую возвышенность. Перед выходом генерал сказал майору: «Помни — оттуда нет дороги назад: я должен найти тебя на горе живым или мертвым!» Начавшееся утром сражение принесло полную победу русскому оружию — горцы бежали в панике от внезапного удара с двух сторон. Солдат Ермолов отблагодарил двойной порцией водки, а офицерам сказал без пафоса: «Вот вам, господа, урок, как должны беречь русскую кровь. По-вашему, надо было вчера положить здесь несколько сот русских солдат… А для чего? Для того, чтобы занять эту гору? Но мы достигли того же самого, и при этом не потеряли ни одного человека!» Ругательски крывший главнокомандующего за неторопливость, штабс-капитан Гогниев получил за отвагу в бою Владимирский крест — личная отвага ценилась Алексеем Петровичем больше невоздержанности в словах…» А сейчас в Чечне воевали накормленные солдаты, томились в плену «пропавшие без вести», средь бела дня захватывали строителей, энергетиков, священнослужителей… В Москве и в Грозном сидели правительства, генералы летали туда-сюда, комиссии проверяли… Где ты, современный генерал Ермолов — «слуга царю, отец солдатам?» Вся эта безрассудная российская тягомотина больше задевала Ивана Михайловича, чем прямая ругань, открытый бой. По всем житейским правилам люди обязаны были осудить виновных, точь-в-точь так, как обвинил донской журналист Серов, заметки которого без внутреннего содрогания не мог читать Москаленко. Генерала Грачева для ветерана не существовало, он был нулем без палочки. Ни лица его, ни выражения глаз, ни голоса он не хотел запоминать, как не замечаешь железный телеграфный столб, мимо которого выбредают ростовчане из переулков десятки раз в день. Тем более не баснописцы, а жительница села Большая Мартыновка Анна Дмитриевна Деркачева обличала вояк на страницах «Молота: «Уважаемая редакция, прошу вашего совета, как поступить мне. У меня три внука. Один за другим будут призываться в ряды нашей армии. Но меня, как и всех, беспокоит Чечня. Я знаю, что в армию призываются наши дети, дети тех, у которых выкупить детей от службы нет возможности. А дети начальников, богатых (теперь есть бедные и богатые) не служат в армии, а за Чечню и говорить не приходится. Подтверждение я нахожу в передачах по радио, телепередачах. Слушая передачи, я поняла, что днем молодых солдат обижают офицеры, а ночью — «старики», вот и дедовщина получается. Теперь понятно, почему в передаче «Мы» заявил на весь эфир один генерал: раз нет порядка в армии среди командиров, то не будет порядка и среди солдат. И что его внуки не станут служить в этой армии. Я, мол, сделаю так, что ни один их них не пойдет служить. А как мне поступить? Что будет с моими внуками? Заявляю: будет другая армия, тогда пойдут служить и мои внуки. Я проживаю в Большой Мартыновке и знаю, что есть у нас выкупленные ребята. Они или дома совсем остались, или кого-то из них из части, отправлявшейся в Чечню, по блату перевели в тихое место. Ну в место них был, значит, направлен кто-то другой. Так что получается — деньги, блат, справки «правят бал»? А наших детей забирают в армию, да еще куда — в Чечню. Вот по телевидению выступали вы, Борис Николаевич. Я просто была поражена тем, что вы сказали. Удивлялась не только я. Вы сказали, что вот собирает подписи о выводе войск Немцов. Но было бы лучше, чтобы он подсказал, как это сделать, как вывести войска. Хорошо, я от народа, от всех матерей, бабушек подскажу вам, как это сделать. Вы прекрасно знаете, как вы дали приказ о вводе войск наших в Чечню, вот точно также дайте приказ и о выводе войск. Я слушала и видела телепередачу из госпиталя, как дети наши рассказывали. Слушая выступление ваше, я поняла, что вы уволили многих, делавших незаконное дело. Так не забудьте и тех, кто войну в Чечне развязал. Лично я голосовала за вас. Я верила и верю вам. Прошу вас ответить мне: как мне поступить, чтобы и мои внуки оставались живые, чтобы наши дети не служили в Чечне? Борис Николаевич, я понимаю так, что если бы вот ваши внуки лично и также дети, внуки всех в Москве руководителей служили в армии, а особенно в горячих точках, то войны бы, наверное, не было. Прошу я вас лично и от всех россиян: прекратите кровопролитие и издевательство над нашими детьми. Нет покоя нашим детям, ни живым, ни мертвым. Еще раз прошу: не посылайте наших детей, внуков туда, куда не послали бы своих…» …Трудно было хоронить мальчишек. У кого-то не стало мужа, сына, внука, исчезли, как тени, из жизни. Они ворвались в этот безумный мир, разбередили и сгинули навсегда. Что из того, что те, кто их убивал, тоже были прикончены, как например, 31 мая 1996 года в собственном доме в селе Толстой-Юрт убит Руслан Лобазанов, один из самых авторитетных полевых командиров в Чечне. К жизни юнцов теперь все равно не вернешь. Москаленко с негодованием наткнулся на материалы «Вечернего Ростова» «Безымянных могил павших в Чечне у нас не будет?», редакция которого вела упорное расследование о неоперившихся юнцах-мертвецах: «По предложению депутата Сергея Юшенкова (а через годы он будет кем-то убит — Е.Р., М.К.) Госдума направила запрос Министерство обороны по поводу работы судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа, где до сих пор хранятся останки сотен военнослужащих, погибших в Чечне. Из Минобороны получили ответ первого заместителя Грачева — генерала Колесникова: «В зоне вооруженного конфликта на территории Чеченской Республики с целью опознания погибших военнослужащих работали судебно-медицинские эксперты и эксперты-криминалисты военных Судебно-медицинских лабораторий Работа осуществлялась на базе Центра приема, обработки и отправки погибших Ростова-на-Дону. Эксперты были оснащены необходимой аппаратурой и материальными средствами, включая фото- и видеоаппаратуру, компьютеры. Благодаря деятельности экспертов опознано 85 процентов тел погибших. На базе 124-й окружной судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа (СКВО) с февраля 1995 года функционирует идентификационный центр, куда поступали тела погибших военнослужащих, опознание которых путем внешнего осмотра затруднено или невозможно и требует применение специальных методов исследования. Поступающие тела хранились в вагонах-рефрижераторах. Экспертами указанного центра исследовано 418 трупов. На каждый труп заведено по 2 экземпляра «Личного дела» с фото- и видеозаписями, а также с другими экспертными данными, позволяющие производить опознание даже без непосредственного осмотра тела. В работе экспертов-криминалистов 124-й СМЛ СКВО применяются самые современные методы, включая компьютерную идентификацию по черепу и прижизненным фотоснимкам, дерматоглифику и др., что позволило опознать и передать родственникам для захоронения двести одиннадцати тел погибших военнослужащих. В вагонах-рефрижераторах в Ростове-на-Дону находились двести семь тел неопознанных лиц, из которых только шестьдесят два могут быть опознаны по внешним признакам. Опознание остальных тел без проведения сложных методов идентификации невозможно. Кроме того, применяемые методы трудоемки и требуют для реализации определенного времени. Опознание 16 процентов погибших воинов, находящихся в вагонах-рефрижераторах, практически не возможно без использования метода геномной дактилоскопии. Возможность использования метода геномной дактилоскопии в Министерстве обороны Российской Федерации отсутствует. Подобные исследования могут быть применены только на базе Центра судебно-медицинской экспертизы Минздравмедпрома России, с которым достигнута принципиальная договоренность. Опознание погибших идентификационными методами продолжались. В 124-й СМЛ СКВО из военкоматов поступали документы и материалы на погибших для сравнительного исследования, которые успешно использовались экспертами. Кроме того, возможно решение вопроса о направлении в военкоматы экспертных материалов для опознания погибших на местах. Неоднократно рассматривался вопрос о возможности захоронения тел погибших, находящихся в вагонах-рефрижераторах. Захоронение их в братской могиле не является оптимальным (ввиду возможной необходимости в дальнейшем опознания каждого из погибших). Наиболее рациональным признавалось индивидуальное захоронение, что позволило продолжать опознание на основе экспертных материалов. Окончательное решение данной проблемы внедрения метода геномной дактилоскопии и некоторых других сложных методов экспертизы. Вопрос о создании службы идентификации стал жизненно необходимым…» …Густо плодится на земле человеческий род. Так и хотелось Москаленко возопить неизвестно кому: до каких пор ты, проклятущая война, будешь к людям так безжалостна? С потускневшими от безнадежности глазами он читал заповедь писателя-фронтовика Анатолия Генатулина, который искренне признавался в «Московских новостях»: «На Северном Кавказе, как и во время Хаджи Мурата, чеченцы стреляли в русских солдат и такие же, как я, мальчишки, как и танкисты, сгоревшие на моих глазах под Берлином в утробе «тридцатьчетверок», горели в БТРах. Как и в те годы, получив похоронки и цинковые гробы — большой прогресс в деле уничтожения человека человеком — плакали матери…» Никогда не сможет избежать человек больниц, похорон, памятников — ведь они созданы для покойников. Веет ужасом смерти в жизни «гомосапиенса» на каждом шагу. И так хочется глубоко вздохнуть Москаленко и ни о чем не думать, не грызть себя, а жить бы ветренно, будто ты безымянная, увлеченная потоком времени былинка. Прихлебывать бы себе исходящим черным паром деготь — черный кофе, и отстраниться от политических разборок в Кремле. Вот появились и очередные виновники бед в стране, а не сам президент. Ельцин выкинул из генеральских седел якобы «заговорщиков» героев кавказских сражений министров обороны и федеральной службы безопасности Грачева и Барсукова, своего закадычного друга — начальника охраны генерала Коржакова, любимого «кореша» по застольям и чеченским баталиям вице-премьера Сосковца. Борис Николаевич, как всегда, приближал слуг к бюрократическому опахалу, развращал их, подталкивал их на «забалтывание» реформ, коррупцию чиновников, войны, а опосля давил их, как гнид, якобы искусавших больное сердце России. И тем самым отводил от своей персоны тень своих неблаговидных действ. Взбеленился Москаленко и на лавину обрушившихся грязных «пасквилей», вытащенных ИТАР-ТАСС с «черного входа» у Кремлевских обитателей: «Бывшего министра обороны Павла Грачева объявил в коррупции на пленарном заседании Госдумы председатель Комитета палаты по обороне Лев Рохлин (через годы он будет кем-то застрелен на даче — Е.Р., М.К.). Грачев и его окружение занимались «самоограждением министерства от какого-либо контроля», что привело к «преступному расхитительству» в Вооруженных Силах, заявил генерал Рохлин. Он сделал доклад о результатах проверки Счетной палатой РФ фактов, изложенных в статье «Дом, который украли», опубликованной в газете «Московский Комсомолец» 15 марта 1996 года, в которой говорилось о махинациях при строительстве жилья для военнослужащих. Павел Грачев, заявил генерал, взявший в прошлом году Грозный, «погряз в коррупции, окружил себя прихлебателями и ворами». Результатом проверки Счетной палаты России Лев Рохлин посвятил только незначительную часть своего доклада. В нем говорилось о том, что фирма «Люкон», с которой Главнее управление по строительству и расквартирования войск МО в 1993 году подписало договор о том, что фирма обязуется передать министерству в течение трех лет 600 квартир для военнослужащих, за это время не передало МО ни одной квартиры. При этом Министерство обороны не выставило фирме ни какого иска, а наоборот, заключило договор на 6 тысяч квартир, не сумев из-за низкого бюджетного финансирования выделить «Люко-ну» необходимые средства. За это фирма выставила МО штрафные санкции на 118 миллиардов рублей, практически ничего не сделав по строительству обещанных квартир. Неожиданно «яростным защитником фирмы стал Генеральный инспектор Министерства обороны генерал армии Константин Кобец, который по своимобязанностям должен стоять на страже интересов Российской армии», — заявил Лев Рохлин. — Генерал армии Кобец не просто так «яростно болел за интересы» «Люкона»: «его сын является соучредителем этой фирмы», — сообщил председатель думского комитета. Создалось впечатление, что руководство Министерства обороны можно было делать все, не опасаясь за последствия», — заявил Рохлин. Лев Рохлин назвал также другие факты вопиющих злоупотреблений среди высшего армейского командования. Так, по его словам, бывший начальник Главного управления военного бюджета и финансирования Министерства обороны генерал-полковник Василий Воробьев перевел 23 миллиона долларов, полученных за продажу боеприпасов Болгарии, в «Дойчебанк» Города Цоссоен в Германии, которые бесследно исчезли. По его распоряжению, несмотря на предупреждение Центробанка России, на счета Латвийского индустриального банка переводится 4,5 миллиона долларов, которые пропадают из-за банкротства банка. Родственник Павла Грачева (свояк) генерал-полковник Дмитрий Харченко, проинформировал также Лев Рохлин, «преступно перевел пять миллионов долларов в рубли и передал их в военно-страховую компанию под 7 процентов годовых». По минимальному банковскому проценту в 120–180 процентов МО на сегодняшний день должно было получить 13 миллиардов рублей, а реально получено 830 миллионов». «Деньги до сих пор не возвращены», — подчеркнул председатель думского комитета. Начальник Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба генерал-полковник Вячеслав Жеребцов сформировал батальон «рабов», главная задача которого заключалась в «зарабатывании денег на строительство дач, в том числе и его четырех», сообщил далее председатель думского Комитета по обороне Лев Рохлин. «Полный беспредел, — гневался он, — творится в службах тыла министерства обороны, возглавляемых генерал-полковником Владимиром Чурановым». Часть своего доклада Лев Рохлин посвятил, по его словам, «уничтожению оборонной промышленности». Многие ее предприятия, являющиеся неотъемлемой частью в технологической цепочке производства приоритетных вооружений, «проданы в частные руки». При этом зачастую покупали их фирмы, банки и частные лица, «выросшие, — как сказал генерал Рохлин, — за короткий срок, как грибы, моментально разбогатевшие за счет обмана и ограбления страны и имевшие одно преимущество — гарантию безопасности, если принадлежишь к кругам власти». «Перечисленные факты являлись маленькой вершиной огромного айсберга расчета и преступности, поразившие многие структуры власти», — констатировал председатель комитета Госдумы. Вывод напрашивался сам собой: Павел Грачев «окружил себя ворами», а президент Ельцин «окружил» себя Грачевыми…» И совершенно непонятна было для Ивана Михайловича абсурдная эпопея, затеянная Ельциным и Грачевым вокруг смещения с чеченского поста Завгаева и приведения к власти вооруженным путем Дудаева. И все эта политическая мишура была устроена только для того, чтобы затем развязать с Джохаром побоище и снова вытащить в чеченское седло Доку Завгаева… И опять сломя голову Ельцин действовал по принципу: «После нас хоть потоп!» и срочно доставлял в Москву 27 мая 1996 года делегацию чеченских сепаратистов во главе с президентом Зелимханом Яндарбиевым. В Кремле они закорючками скрепили соглашение о прекращении огня в Чечне в ноль часов 1 июня, об освобождении всех насильственно удерживаемых лиц и возобновлении работы двухсторонних комиссий. А Завгаева вновь руководство Москвы выбросило на политическую помойку… На другой день Б. Ельцин сделал еще более неожиданный маневр — тайно от делегации Яндарбаева 28 мая вылетел на пять часов в Чечню, где встретился с населением и старейшинами села Правобережное и выступил перед военнослужащими 205 мотострелковой дивизии: «Я приехал сюда на чеченскую землю с миром, — понуро ссутулился Борис Ельцин. — За ошибки и серьезные просчеты не снимаю вины и с себя. Я не стану перекладывать политические просчеты на плечи российских военных, ведь именно они сыграли решающую роль в подавлении мятежников. Я признателен военнослужащим России за героизм и мужество, благодаря которым разгромлены и уничтожены основные силы боевиков… Война окончилась, вы победили, победа за вами, вы победили мятежный дудаевский режим.» «Ну, попадись мне на глаза Ельцин и Грачев! — не лицедействовал ветеран. — Только попадись!.. Одному бы руки не подал, а другого анику-воина по-отечески бы упрекнул: «Что ж ты отчебучил, любезный воякушка!» Но с ними Москаленко так и не довелось встретиться. Они явно избегали подобных встреч с простыми людьми, а на письма ветеранов по своей тугоухости государь и его военный соратник никогда и никому не отвечали. Да и смельчак генерал Лев Рохлин вскоре был застрелен. Может быть, он погиб потому, что много знал о коррупции военных командиров?..Глава 4. АЛЛА ДУДАЕВА И ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА ЗА ГРОЗНЫЙ
После выписки из родильного дома невестки Наташи Жуковой Иван Михайлович ежедневно носил ей трехлитровый баллон молока, покупал хлеб, фрукты, овощи. И одновременно гордился собой — вот, мол, как повернулось: у него родился внук! Он вожделенно наблюдал, как Ванюшка сосал пухлую грудь Наты, у которой от этой щекотной процедуры маслянились глаза. А когда малыш засыпал, они любили почесать языками о разных разностях. — Ну, так как живете-можете? Что хорошего? — начинала невестка. Старик обычно ковырял толстым, заскорузлым пальцем в ухе. — Эх, жду Игоря из больницы. По-свойски посидеть бы, дербалызнуть граммов сто… Раньше со студентами возился, а теперь списали с учебного корабля… Времени хоть отбавляй!.. Наташа прыснула; — Вечеринку ждете, с Игорем хотите горлышко смазать… — Как видишь… — Скажите, Иван Михайлович, Вы были знакомы с Дудаевым? И с Аллой встречались? — Э-э-э… — наморщил лоб Москаленко. — Кабы я знал, что это будет всемирно известная семья, не отстал бы от них, сфотографировался на память. Я отдыхал в прибалтийском пансионате и там столкнулся с Аллой в кафе. Она сидела, обняв руками обтянутые платьем колени, устремив взгляд на водную гладь. Я примостился рядышком, представился. Она кивком головы ответила; «Алла…». Потом подошел Джохар, поставил на стол лимонад и два блюдца с мороженым. Мы говорили какие-то пустые высокопарные слова о Доне, о Грозном, о северокавказском землячестве. Я, ветеран Великой Отечественной войны, с гордостью беседовал с военным летчиком Дудаевым. На прощание обменялись адресами, но так никогда больше не увиделись… — А я ценю ту чистоту и откровенность, которую допустила вдова чеченского президента в беседе с обозревателями «Известий» Ириной Дементьевой и Валерием Яковлевым в 1996 году в подмосковном городе, в доме ее отца. Можно я это интервью вам почитаю? Иван Михайлович кивнул. Наташа вертлявая, кокетливая, хитрая подмигнула тестю и принялась читать газету: «Чистый засаженный цветами дворик. Просторная комната, картины на стене, большое зеркало в деревянной раме, резной деревянный столик с букетом пионов на нем. Пока мы беседовали, лепестки пионов постепенно опадали, образуя причудливый узор на лежащей под букетом книге Дудаевой «На изломе столетия».Дудаев и Ельцин.
— Алла Федоровна, ваши слова в поддержку Российского президента вызвали большой резонанс. Не был ли искажен смысл того, о чем вы говорили? Или, может, это спецслужбы в обмен на ваше освобождение либо какие-то другие уступки вынудили вас на столь странное для ваших уст заявление? — Нет, меня никто не вынуждал. Я действительно считаю, что путь к миру, путь к свободе в России тесно связан с именем президента Ельцина. И сейчас, когда людям нужно делать выбор, им следует понимать, что они выбирают не только конкретную личность, но и будущий путь России. Я верю и в то, что нынешнее стремление президента установить мир в Чечне вполне искренне. — Вы полагаете, что Джохар Дудаев одобрил бы такие заявления после всего, что произошло в Чечне? — Да, я уверена, что он бы меня поддержал. Джохар очень хотел мира, он знал, как устал наш народ от войны. Он видел, что война уносит жизни лучших людей. И Джохар верил в искренность намерений Ельцина провести переговоры и закончить это кровопролитие. Не многие ведь знают, что всю войну Дудаев искал возможности встретиться с Ельциным, объяснить ему суть происходящего в Чечне, рассказать какие силы провоцируют эту бойню. Четыре раза во время войны Джохар направлял своих людей искать встречи с Ельциным с предложением о мире. Он очень страдал, видя, как день за днем разрушается наша республика, как гибнут молодые и честные ребята. Но ни одна из посланных им групп так и не смогла добраться до президента России. — И тем не менее война в Чечне началась с ведома президента России, по его указу в республику были введены войска. Не без его, вероятно, одобрения шла охота на вашего мужа, которая в конечном итоге и завершилась гибелью Дудаева. Можете ли вы после всего этого верить Ельцину? — Женщина, желающая своему народу, своим близким мира, должна уметь прощать. Мне кажется, что за эти годы, наблюдая за окружением Джохара, я сумела понять и окружение Ельцина. Джохар, особенно в первые годы, очень часто становился заложником своего окружения. Он доверял людям, среди которых было много лживых и коварных личностей, преследующих свои корыстные интересы. Ему пришлось четыре раза сменить кабинет министров, чтобы избавиться от воров и обманщиков, которые оставались непотопляемыми. Они всплывали снова и снова при любой власти и вот теперь окружают Завгаева, который их взрастил еще в свою бытность. После событий в Первомайском я поняла, что Ельцин находится в том же положении, в котором был и Джохар. Он стал заложником своего окружения, информация, которую ему докладывают, далека от истины, хотя решения он принимает на основании этой информации. Так, думаю, было и на протяжении всей войны. Нас постоянно бомбят, а Ельцину докладывают, что авиация не летает. Президент дал команду о прекращении боевых действий, а военные блокировали села, и наносили ракетные удары (21 мая 1996 года, после смерти Дудаева федеральная авиация бомбила села Дилерой, Центорой, вела жестокие бои за владение Бамутом, чуть раньше, 14 мая, федеральная авиация и артиллерия нанесли удары по позициям боевиков у сел Старый Ачхой и Бамут на западе Чечни — Е.Р., М.К.). Наблюдая всю эту войну за поведением Ельцина, я вдруг стала чувствовать, что начинаю понимать его истинную русскую могучую натуру. И здесь действительно очень близок образ медведя, который по сути своей не злобен, но не сознает до конца собственной мощи и, отмахиваясь порой от того, что его раздражает, может кого-нибудь прихлопнуть. К сожалению, в качестве раздражителя ему сумели преподнести Чечню». — Вот что интересно, на мой взгляд. Если бы ни война в Чечне и не расстрел парламента, Ельцин прослыл бы в мире просто «дикарем» реформ. А так он еще и воинственный диктатор, умеющий бороться с оружием против своего же народа, — заключил Иван Михайлович. Наташа в ответ дала оценку Дудаеву: — Джохара тоже бы не знали на земном шаре. А теперь он у всех на устах. Да и Чечню отныне знает любой мало-мальски грамотный человек… Они стали дальше читать газету. Дудаев и война. «Алла Федоровна во время нашей долгой, длящейся несколько часов беседы не раз возвращалась к теме войны. Она не оценивала тех или иных операций, не говорила о победах и поражениях. Человек тонкий, впечатлительный, попавший в самое пекло кровавой бойни, она воспринимала эту войну в деталях, в символах, в поэтических образах и неожиданных гримасах. Она так и не научилась делить на врагов и на своих мальчиков, брошенных в жернова войны теми силами, которые упорно избегали мира. Многие месяцы сопровождая мужа в его горных скитаниях, она видела и чувствовала ту охоту, которая на него велась. Она верила в вещие сны и при случае подробно рассказывала о них мужу, а он не прерывал, не высмеивал, молча выслушивал ее советы, как следует себя вести после гибели в том светлом мире покоя, затем с улыбкой говорил: «Хорошие у тебя сказки», — и возвращался к войне. — Часто говорили, что Дудаев не контролирует свои подразделения, что основу его подразделений составляли люди, воюющие за деньги. И что он крайне жесток по отношению к тем, кто отказывается участвовать в этой войне. — Основу его подразделений всегда составляли обычные чеченские парни, которые воевали не за деньги, а за свой дом, за свою землю. И Джохар никогда не был с ними жесток, понимая, что именно такие люди будут с ним до конца. Эти парни, уставая от войны, иногда на несколько дней, на неделю или месяц возвращались в свои дома, если те были целы, отдыхали там, приходили в себя, но потом обязательно возвращались. — Но он тоже имел возможность отдохнуть, выезжал в теплые зарубежные страны, отправить туда вас и ваших детей. — Да, я знаю об этих случаях. Когда у нас был свет, мы вместе с Джохаром смотрели в горах «Вести», «Время» и смеялись над такими сообщениями. Он никуда не выезжал с этой войны, не искал себе отдыха. — Всю эту ужасную войну вашему мужу приходилось воевать против своих бывших коллег по оружию. Сражаться с армией, которая его вырастила, дала ему крылья и генеральские погоны. Что он думал по этому поводу и как относился к Павлу Грачеву? — Джохар всегда сожалел о том, что распался Советский Союз, по которому мы с семьей колесили, переезжая с одного места на другое. И для нас всегда оставались родными и Сибирь, и Эстония, и Украина. Он очень переживал оттого, что разваливается армия, и, пока была еще возможность, не раз говорил об этом со своими бывшими сослуживцами, которых мы с радостью принимали. Я ведь даже сейчас, во время этого кошмара, останавливаюсь в России у наших друзей, с которыми мы вместе служили. И они оберегают меня. А Павлу Грачеву он сочувствовал. Он говорил мне, что начал эту войну Грачев не по своей воле и не в его силах ее остановить. Джохар хорошо знал, что в Кремле и в Чечне есть силы, которым эта война нужна. Но я надеюсь, что если мне удастся встретиться с Ельциным или если меня выслушает Александр Васильевич Коржаков, то они поймут, что происходило на самом деле». — Вот видишь, Джохар был против разгрома СССР. Он бы и помирился с Ельциным, если бы тот этого хотел, — сказал Москаленко. — Алла Дудаева, видимо, обманывать не станет, — заключила Наташа. И они принялись дальше громко штудировать печатную правду:Дудаев и смерть.
«О гибели своего мужа Алла Федоровна говорила с просветленным лицом, как-то сразу уходя в себя. Она верит в существование потустороннего мира и полагает, что ее Дуки (в переводе на русский — хороший), как она все время называла Джохара, там принят и пребывает в покое. А его путь и его добрые устремления надлежит продолжать ей. Она говорила удивительно тихим голосом, раз за разом тянулась к своей книге и читала нам свои стихи, в которых с поразительной пророческой точностью предсказывала и тяжкие испытания мужу, и его гибель. А ее пальцы без устали теребили опавшие лепестки пионов, сворачивая их в трубочку и разворачивая вновь. В углу комнаты, на диване, тихо плакала от ее рассказа Липхан Курбанова, чей брат Хамад Курабнов погиб вместе с Дудаевым. — Судя по вашим словам, Джохар понимал, что за ним идет охота. Он был умным и осторожным человеком, но вдруг погибает, если верить самой распространенной версии, из-за того, что звонил по спутниковому телефону. Неужели он не чувствовал приближения опасности и мог так легкомысленно относиться к тому же телефону? — Охотились за ним давно. И я не один раз оказывалась рядом, когда на него покушались. Однажды у дороги взорвали фугас, когда мы ехали кортежем, но Джохар, чисто случайно, сидел не во второй машине, как обычно, а в третьей. В первой ехал наш 12-летний сын Деги, в пятой — я. Фугас разнес вторую машину, а Деги и Джохар чудом не пострадали. Охотились за нами и самолеты, раз за разом нанося ракетные удары по тем домам, из которых мы только что уезжали. Но Джохару все время везло. Создатель берег его, каждый раз словно предупреждал об опасности. И Джохар чувствовал это. Он всегда очень любил птиц, и они дважды спасли ему жизнь. Однажды увидя в открытую дверь игру двух птиц, Дуки вышел, чтобы понаблюдать за ними. Птицы стали отлетать в глубь сада, и он шагал вслед. Именно в тот миг в дом попала ракета, полностью его разрушив. В другой раз в комнату залетели возбужденные ласточки. И Джохар вместе с охраной вышел к гаражу — посмотреть, не разрушил ли кто их гнездо. Сразу после этого начался налет, и им пришлось прятаться в яме гаража. В дом попала ракета, а гараж не пострадал. — Но все это могло быть и простым совпадением. А о реальных вещах, связанных с тем же телефоном, Джохар ничего не говорил? — Он знал, что самолеты бьют по сигналу телефона. Ребята это заметили давно. И однажды мы даже решили проверить это. Утром мы выехали в поле, откуда накануне вечером звонили и куда вскоре был нанесен ракетный удар. Остановились на краю огромной свежей воронки, развернули телефон и стали говорить. Джохар попросил меня отойти подальше, но и сам говорил недолго. Он все время пытался подсчитать, через какое время подлетают самолеты. Как только, мы отъехали к лесу, раздался гул, и прямо в воронку попала ракета. — Но если вы действительно в этом убедились, то почему же продолжали пользоваться телефоном? — Джохар часто мог махнуть рукой на любую опасность. Он не боялся смерти, и я понимала, что он устал от нее прятаться. А потому у него не было возможности так быстро связаться с нужными людьми. В тот вечер мы тоже поехали в поле для того, чтобы сделать два коротких звонка. Но у нас вышел из строя длинный шнур антенны, поэтому пришлось поставить телефон прямо на капот машины и стоять рядом. Джохар позвонил на радио «Свобода», и Курбанов зачитал обращение. Я попросила у Джохара, чтобы он разрешил мне прочесть свои стихи, но он сказал: «В следующий раз» — и попросил отойти к оврагу, метров на двадцать. После разговора с радио Джохар позвонил Боровому. Я потом читала интервью Борового, он сказал правду, все так и было. В момент их разговора я отвлеклась, мне послышалось, что в глубине оврага то ли поет, то ли плачет какая-то странная птица, и я наклонилась, пытаясь понять, что это, не потерял ли кто-то свое гнездо. Как раз в этот миг позади раздался негромкий взрыв, словно от гранаты, но меня толкнуло волной, и я упала. Даже успела подумать: как бы там ребята от этой глупости не пострадали. Только приподнялась, а на меня прыгнул Муса и прижал голову к земле, сразу после раздался уже мощный взрыв и гул самолета. Подбегаю к тому, что осталось от машины, а они все лежат рядом засыпанные слоем земли. Ребята откапали Джохара. Ваха Ибрагимов уже мертв, а Джохар, нам показалось, еще жив. Он был совершенно целым, только без пилотки и почему-то с оторванными рукавами. Немного обгорели волосы и усы, на руках были мелкие раны от разлетевшихся стекол, а на голове, сзади, я нащупала большую рану — в три пальца. Из нее текла кровь, но я подумала, что мы его еще успеем спасти. Вместе с ребятами перенесли Дуки во вторую машину и понеслись в село. Я все время держала его голову на коленях, чтобы ему было не так больно, и успокаивала его. Мне в этот момент почему-то вспомнился генерал Романов, которого после таких тяжелых ран смогли спасти. Мы еще с Джохаром жалели его, потому что с Романовым пришла первая надежда на мир. В доме, куда мы привезли Дуки, медсестра сказала мне, что он жив, но, когда началась бомбежка и мы спрятались в подвал, я стала думать: почему же Джохара оставили наверху, если он жив? Потом поднялась к нему и поняла, что он был мертв сразу, с первого мгновения, просто медленно остывал. Его помыли, одели во все белое, он лежал на полу, но лицо у него оставалось все таким же напряженным, словно он все еще ждал опасности. Всю первую ночь я читала над ним молитвы, а потом вдруг увидела, что лицо его разгладилось, стало спокойным и умиротворенным. Потом была еще одна ночь, хозяин дома и ребята искали четырех лошадей, чтобы отвезти Джохара в горы, к дедушке Амаци, туда, где он хотел быть похороненным. Но потом нас стали отговаривать, объясняя, что самолеты разбомбят и кладбище, и могилу. И действительно, на другой день именно это место страшно бомбили, так что мы вряд ли бы оттуда вернулись. Пришлось хоронить неподалеку. На похороны пришли только самые близкие друзья, объявить всем мы просто не решились. Все это заснято на видеопленку, и, когда придет время, мы ее покажем. А после войны обязательно перезахороним Джохара на то место, на которое он просил. — Ваши дети были на похоронах? — Нет, они до сих пор не верят, что он погиб. И многие в Чечне тоже. Но я их понимаю: так, наверное, легче. — Завгаев как-то раз выразил желание проявить участие в вашей судьбе? — Да что вы, он даже газету «Республика», которая осмелилась выразить мне соболезнование, тут же закрыл. Это человек, который думал только о себе и собственной выгоде, и никогда не сделал лишнего движения во имя кого-то. Президент Ельцин нашел возможность подумать обо мне и простить за то, что с поддельным паспортом я пыталась улететь в Турцию. Но не Завгаев. — И вас в Нальчике посадили в камеру? — Нет, что вы. Я жила в гостинице, ко мне очень хорошо относились. Но я все время переживала за Мусу. Он охранял меня, прошел на борт вместе с ребятами, но, когда увидел, что меня задержали, вернулся. Теперь я здесь, на свободе, а он в камере, и я никак не могу ему помочь…» — Алла Дудаева здесь не кривит душой. Я ее знаю натуру, — признался Иван Михайлович, — и тут же поинтересовался: — А что там дальше? Наташа продолжала читать статью под заголовком:Дудаев и жена.
«Дудаевский тесть, отец Аллы Дудаевой, Федор Васильевич, отставной майор, провожая нас к машине, судьбу дочери кратко очертил как три круга: «Сначала со мной объехала всю страну, по второму разу — с ним, теперь пошла на третий». — Со старшим лейтенантом Дудаевым она познакомилась в Калужской области, но замуж за него вышла только через три года: родители настояли, чтобы сперва закончила институт. На родину мужа я впервые поехала уже с сыном. Браки с русскими считались у чеченцев не очень-то желательными, и Джохар объяснил мне, что надо ехать обязательно с мальчиком, тогда уж наверняка не разведут. Мы с ним придумали очень красивый костюм — Джохар отличался большим художественным вкусом. Если вы помните памятник жертвам депортации в центре Грозного — из натуральных, свезенных из всех сел ритуальных камней-чуртов — он целиком сделан по его проекту. Мне и прикоснуться не дал; хочу, сказал, чтобы от меня остался вклад в историю народа. Но вернусь к нашей первой поездке в Грозный. Меня водили по многочисленным родственникам, где меня оценивали, как невесту: «Хазаю, красивая». Родственников было так много, что все 25 лет, приезжая в отпуск в Чечено-Ингушетию, мне опять приходилось входить в роль чеченской невесты, и опять меня возили по селам, где собирались родственники и родственники этих родственников, и оценивали, насколько я красива и соответствую ли я уровню Джохара Мусаевича. Я уже шутила, что приеду в семьдесят лет, стану бабушкой, а вы будете видеть во мне невесту и говорить: «Хазаю». В общем, я легко находила с ними общий язык, потому что люди все были добрые, особенно опекали меня чеченские старики. Молодые, может, иные и с ревностью поглядывали, поскольку у чеченцев принято, что обычно родственники находят невесту, а Джохар Мусаевич был, конечно, завидный жених. Но потом я и молодых сумела к себе расположить. Любой человек с открытым сердцем, уважением к обычаям, желанием их понять легко может привлечь людей. Но больше всего мне нравились все-таки старики. Это настоящие джентльмены. Например, дедушка Амаци. Он живет высоко в горах, там у него отары овец, и он даже завел маленький магазинчик. Ездит он исключительно верхом. Когда меня впервые к нему привезли в Ялхор, он шагов за тридцать спешился и пошел к нам навстречу. Джохар мне объяснил, что это знак большой чести, когда старик для приветствия сходит с коня. Когда я была уже женой президента Ичкерии, я года два вела образ обычной жены чеченца, и, только когда почувствовала доверие окружающих, стала печатать стихи, правда, сначала под псевдонимом, выставлять картины. К этому времени я уже много занималась живописью, а стихи пишу с юности. Джохар мне завидовал, — его занятия были куда прозаичнее и тяжелее.Дудаев и деньги
— Как вы относитесь к сообщениям некоторых СМИ о том, что в швейцарских банках семья Дудаевых держит большие вклады, и, чем бы ни кончилась чеченская война, вы будете ими обладать, распоряжаться? — Ну, я думаю, если бы это было так, все бы давно об этом узнали. Знаете, у нас так много было раненых. Невозможно, если у кого-то есть деньги, когда идет война, не помочь тем, кто в них нуждается. Когда человек кровью истекает, ему нужны деньги на лекарства, на одно, на другое. У нас все, кто в этом участвовал, даже бизнесмены чеченские, наверное, все обеднели. Меня часто спрашивают, не нужна ли помощь, так что голодной, думаю, меня не оставят. Мне много не надо. А потом, знаете, между прочим, привыкла сама зарабатывать. У нас в Эстонии есть хорошие магазины-салоны, и я однажды попробовала. Как раз у нас деньги кончались, а я написала две картины — две лошади, одну оранжевую, одну голубую, в таком авангардном стиле, и обе были проданы по 300 рублей за каждую. Муж тогда получал по 500 рублей в месяц, как генерал, а я за две недели заработала 600! Первый год в Грозном генеральская пенсия Джохара нас очень выручала. Напомнить о себе он стеснялся. Правда, нам привезли домой почему-то несколько ящиков конфет и печенья, мы так обрадовались, первый год в Грозном было голодновато, как и по всей России. Сахар, мука и то выдавались по норме только на похороны. Я нашим охранникам давала печенье и конфеты, а они в ответ несли нам творог, овощи. Пошел натуральный обмен. Джохар по утрам любил творог, а охранникам я стала делать вареники, творожники. Из сел мне передавали молоко, черемшу. Так и жили. Потом стало легче.» — Вот пожалуйста и обрисован честный облик Джохара, — сказал Иван Михайлович. — Он не такой, как у некоторых наших хапуг-генералов из федеральных войск… Наталья остановила тестя: — А еще послушайте правду о Дудаеве в разделе:Дудаев и переговоры.
— Вы говорили о том, что Джохар сожалел о развале Союза, но ведь он потом так неистово настаивал на суверенитете Чечни. В последнее время в его речах неистовость пропала. Как понимать все эти перемены? — В отношении к народу Джохар всегда был последовательным. Он всегда считал, что решать свою судьбу должен сам чеченский народ и каждый житель Чечни добровольно. Что касается референдума, он, вероятно, его провел бы, но к этому времени он понял, как много сил поднято в республике на борьбу за власть, он понял, что голосовать будет не народ, а те, кто захочет говорить от его имени. — То есть те переговоры, которые ведутся сегодня в Назрани, это продолжение линии Дудаева? — Конечно. Я для себя решила, что если что-то от меня зависит, помогать этому процессу. Из стихов Аллы Дудаевой (о перестройке):Глава 5. ГЕНЕРАЛУ ЛЕБЕДЮ «ЗА ДЕРЖАВУ ОБИДНО…»
Дни и ночи Москаленко мучился над вопросом: «Зачем мы воюем?» И вот на его каверзную думу-думушку Ельцин нашел ход в розыгрыше чеченской карты. Он решил Лебедя показать совсем в другом виде… Борис — предводитель еще совсем не «разбитого войска» 18 июня 1996 года назначил секретарем Совета безопасности России Александра Ивановича Лебедя, заявлявшего всегда, что он «знает, как прекратить войну…» Воспоминая всколыхнули старое сердце Москаленко. И его охватило желание куда-то пойти, узнать правду, излить душу, пожаловаться на свои беды. Только кому тут пожалуешься? Может, в ростовскую региональную организацию российской народно-республиканской партии Лебедя? Он вышел во двор, глянул на небо, на тополя и двинулся к стадиону «Юность». Походил, поглядел на трибуны, на зеленое поле. И подался на улицу Горького, где в пятиэтажном здании разместилось донское отделение партии Лебедя. Он на пятом этаже натолкнулся на коренастого, среднего роста парня. — Как пройти в лебединскую партию? Тот указал на открытую дверь. Москаленко вошел в комнату, гордо задрал голову: — Кто тут главный бог? — Что надо, батя? Присаживайтесь, — расплылся в улыбке молодой человек — на щеках две ямочки. Пытливо оглядел ветерана. — Я, Александр Гузун, председатель партии Лебедя в Ростове… — Как ты, сынок, думаешь, почему склеил мирную скорлупу Лебедь? — впился глазами в Гузуна старше. — Он сильный, твердый политик, в него можно верить, — сказал Гузун, — Посмотрите, батяня, как Лебедь умело 12 августа 1996 года вел беседы в районе селения Старые Атаги, в 20 километрах от Грозного, с Асланом Масхадовым, министром информации правительства сепаратистов Мовлади Удуговым, лидером Союза мусульман России Надыром Хачилаевым, муфтием Чечни Ахмадом Кадыровым. Обе стороны вольно, по-братски быстро пришли к миру. Даже секретарь государственной комиссии по урегулированию в Чечне Сергей Степашинвосхитился: «Внушающий оптимизм у Лебедя и Масхадова!..» — Экая невидаль, дуристика ведения боя в условиях города, — атака бронетехники при поддержки пехоты. Это же гибельный путь! Я ветеран Отечественной воины, и то такого бы не допустил. Какие же у нас недалекие генералы! Чему их учили в академиях?! — возмущался Москаленко. — Разворот шел кровавый… Умнее всех оказался генерал-полковник Константин Пуликовский, который стал действовать по-другому: воевать небольшими штурмовыми группами при поддержке артиллерии. Зачистка Грозного от боевиков замкнулась в районах стадиона «Динамо», Черноречья, в аэропорте Северный. В госпитале были на исходе медикаменты, кровь для переливания раненным. 205 бригада стояла на смерть. А Ельцин в это время в московской резиденции выяснял с Черномырдиным и Чубайсом обстоятельства и виновных в новой битве в Грозном… Люди гибли… И только Лебедь привез в Москву весть о мире… Москаленко не мог обойтись без газет. Он сунул в руки Гузуну известинский репортаж Николая Гртчина «Разутая, раздетая, обманутая». Голодных, видать, увидел не только журналист, но и генерал Лебедь: «Прифронтовой Владикавказ эти дни напоминал больничный лазарет. Лечебные учреждения — как военные, так и гражданские — львиную долю сил и средств тратили на прибывающих из Чечни раненных… Местный госпиталь работал как крупная перевалочная база заштопали, перевязали и дальше. Встретившийся мне здесь смертельно усталый военный хирург сообщил, что за ночь принял 260 пациентов-«чеченцев»… У сборного пункта то и дело раздавались команды о погрузке раненых с последующим вылетом в Ейск, Тверь, другие города. Забинтованные, прихрамывающие, кто во что горазд одетые и обутые офицеры и солдаты с надеждой покидали госпитальный сквер; слишком переполнены местные палаты, слишком дефицитна медицинская помощь. Отделение легкораненых обслуживал всего один врач. Воспользоваться рекомендацией не успел. Выросший рядом и.о. начальника госпиталя полковник Ершов гневно обрушил на меня вопрос: — Кто разрешил снимать? — Я не снимаю. — Снимать показания нельзя, — прокурорским тоном уточнил медицинский начальник. И не выбирая выражений, перенес гнев на оказавшегося рядом раненого офицера, перемолвившегося с корреспондентом, а чуть позже — на дежурного КПП. Меня он выдворил с территории госпиталя лично, сославшись на некоторый запрет работникам госпиталя и пациентам общаться с прессой. — А за воротами вашего учреждения тоже нельзя? — задал вопрос, что называется на засыпку. — Нельзя! — резал сердитый голос врачебного командира. Но несколько интервью корреспондент все-таки ухитрился взять…» Их читать Москаленко было стыдно: «Капитан Сергей Монетов. Командир разведроты 506-го полка: — Это у нас с Великой Отечественной — с ходу массой брать. Тогда бросали дивизии, не считая потери, сейчас — полки и бригады. Наш полк прибыл из Ведено, лишь полчаса постоял в Ханкале и был направлен в Грозный. Никто даже толком улиц не знал. За мной шли 30 человек. Мне в Ханкале сказали, что пойдем на город на технике. Но я приказал парням слезть и идти пешком двумя группами по разным сторонам улиц. Это и спасло. Потеряли только пять человек ранеными. Боевикам невыгодно да и небезопасно стрелять по одиночному пехотинцу из гранатомета. Старшина Олег Карманов. 204-й полк: — Чаще у командиров подразделения не было выбора, потому что высшее командование отдавало приказ пробиться к центру города любой ценой и немедленно. В результате пресловутый коридор так и не стал коридором безопасности. Когда меня вместе с одиннадцатью ранеными вывозили из центра города, мы снова дважды попали под чеченские гранатометы. Вот вам и коридор. Такой город нужно брать малыми штурмовыми группами, очищая квартал за кварталом и устанавливая там блокпосты. Неужели наше командование этого не усвоило? Рядовой Игорь Грушка. 276-й полк: — Когда наша колонна входила в Грозный, по нам начали бить свои же, десантники с блокпоста. За 20 минут боя у них несколько «двухсоток», то есть трупов, а «трехсотые», то есть раненые, имеются и у них, и у нас. Потом уже кто-то на блокпосту догадался связаться с начальством, узнал, что должен проходить наш полк, и пустил сигнальную ракету — «свои». А разве не само командование должно было об этом позаботиться и загодя оповестить? Олег Карманов: — Нынешние бои в Грозном кто-то называет экстремальной ситуацией. Хотя что там экстремального, если боевики заранее разбросали листовки с призывом к населению покинуть город. Но ведь подобная неразбериха в управлении войсками была и раньше. У нас — толковый командир полка. Но задания ему так часто менялись и были до такой степени расплывчаты, что он иногда признавался нам: «Я сам не знаю куда вам идти. Направляйтесь в горы, занимайтесь прочисткой». Мы месяц лазили по горам, никого не нашли, а боевики в это время занимали Грозный под видом мирных жителей. Сергей Монетов: — У нас до сих пор в руках карты 1984 года. За это время в республике многое изменилось: проходимые дороги завалены, тропы стали автодорогами. Но мы-то этого ничего не знаем. Тычемся, как слепые котята, попадаем в засады. Где наша хваленная топослужба Вооруженных сил? Олег Карманов: — Создается впечатление: власти бросили армию в Чечню — и забыли. Посмотрите, во что я обут: поношенные гражданские ботинки. Это от формы восемь — что найдем то и носим. Нашел их в квартире дома в Грозном, где мы сидели в осаде. Армейские сапоги у меня до такой степени порвались (другие не дают — мы же получаем обмундирование по нормам мирного времени), что подошву пришлось проволокой привязывать. Капитан Сергей Шпагин, командир мотострелковой роты 166-й бригады: — Все мы разношерстно одеты. Отчасти оттого, что родина так одела, отчасти — самодеятельность. Я сам ходил по горам в кроссовках — это лучше, чем кирзовые сапоги в 30-градусную жару. Вообще-то наша промышленность способна одеть нас удобно и добротно, выглядели бы не хуже американцев и передвигались быстрей. Я с удовольствием носил бы армейские ботинки «берцы». Но где они? В московских магазинах. Почему незаменимая в бою разгрузка «Выдра» известна нам только по торговым прилавкам? Солдаты вынуждены сами шить себе такое обмундирование или покупать. Форма старого образца на солдате в Чечне сегодня обычное дело. Сергей Монетов: — Раз уж такая нищета в армии, почему бы руководству страны не поступить бы по справедливости: в первую очередь обеспечить заявки войск, воюющих в Чечне, где труднее всего. Пока же получается наоборот: с иголочки одеты элитные Кантемировская, Таманская дивизии под Москвой, а мы ходим оборванцами. Даже президентский подарок солдатам в Чечне накануне июньских выборов — ящик с консервами, сигаретами и сладостями — достался не всем. Те, что поближе к Ханкале, получили. Кто воевал в горах — остались с носом, на своем убогом пайке: кильке в томатном соусе да тушенке. Сергей Шпагин: — Боевики часто экипированы лучше нас. И для встречи с нами нередко выезжает на «Волгах» и «Тойотах». Но это и понятно, их лучше снабжает наш госбюджет. По некоторым данным, половина денег, отпущенных на восстановление Чечни, попадает к боевикам. Поддерживает их и население. Что же до нас, то в одежде, конечно, есть элемент разболтанности. Говорим, что косынка на голове удобней — пот не течет в глаза. А американский солдат, не смотря на жару каску носит. Если его ранили в голову, а на каске нет отметены, он не получит страховку. Игорь Грушка: — Ладно, пусть бы форма старого образца, хоть этот позор. Но вагончики, сборные домики можно к месту дислокации полка поставить, чтобы помыться мы могли, избавиться от вшей. А то ложишься вечером в одном месте палатки, просыпаешься в другом. Бэтэры, так называют вшей, перетащили. Причем завозят нам этих вшей вместе с бельем из Ханкалы. Старший сержант Алексей Ерофеев, механик-водитель танка 206-го полка: — Я единственный здесь не раненый, доставили с гнойными нарывами. Медсанчасть полка пуста: ни пластырей, ни мази Вишневского, ни пенициллина. Никакого лечения. Дошло то того, что врач велел эвакуироваться. Владимир Ефремов: — Здесь тоже нас не ждали. Проблемы с перевязочными материалом, пленками для рентгена, одноразовые шприцы сами покупаем в коммерческом киоске. Но тут врач хоть сказал, что при моем ранении в живот можно принимать пищу и пить. До отправки сюда сутки пролежал в Ханкале, не сумел получить внятного ответа от врачей и не имея маковой росинки во рту. Сергей Монетов: — И тем не менее большинство из нас сразу после выписки вернется в Чечню, хотя у нас есть право взять отпуск по ранению. Но потому, что привыкли к крови, а просто нашим пацанам там без нас сейчас трудно. Мы понимаем, что эта война затеянная как бессмысленная, коммерческая. И она такой останется до тех пор, пока хоть один российский полк сохранится на чеченской земле. Чечня настроена на независимость. Нам надо уходить отсюда…» — Видите ли, молодой человек, как подрублена армия, — сурово сказал Гузуну ветеран. — Но у людей появилась надежда на Лебедя. И поэтому же страницы газет запестрили заголовками «Лебедь будет добиваться мира». И я верю известинцу Кириллу Светицкому, который вот что поведал нам о мирных шагах патриота-генерала, нашего земляка, новочеркассца… И Москаленко стал читать выдержки из газеты «Известия»: «До вертолетов мы добрались в кузове грузовика и пролетели к селу Новые Атаги. У российского блокпоста нас уже ждал Ширвани Басаев с группой чеченцев и дорогих автомобилей. Всех привезли в огромный частный дом, где Лебедя встретили Аслан Масхадов и министр информации и печати правительства Ичкерии Мовлади Удугов. Позже, уже в другом доме, к ним присоединился Зелимхан Яндарбиев. В начале разговора также принимали участие два высокопоставленных представителя Ингушетии: Президент республики Руслан Аушев и зам. Председателя Госдумы РФ Михаил Гуцериев. Совместными усилиями было выработано несколько последовательных шагов по урегулированию. Первым шагом стало разведение воинских формирований на безопасное расстояние. По политическим вопросам приняли следующее решение: проблему статуса Чечни отложить вместе с референдумом, войска начать постепенно выводить. Сначала — из самого Грозного. Это должно стать вторым шагом к примирению. Но этот пункт переговоров оказался самым сложным. Дело в том, что договоренность предусматривает вывод из города бойцов обеих сторон. Но вопрос, кому же в такой ситуации будет принадлежать власть в городе, пока остался без ответа. Сепаратисты не хотели там власти Завгаева. Вопрос же о лишении его контроля над Грозным находился в компетенции уже не Лебедя, а самого президента России. Однако без названного второго шага дальнейшее урегулирование было невозможно. Теперь основная работа Лебедя и Яндарбиева свелась к устранению этого препятствия. На короткой пресс-конференции, которую после переговоров провели главы обеих сторон, Яндарбиев очень тепло отозвался о Лебеде: — По-моему, мы доверяем друг другу. Впервые за все годы переговоров обе стороны открыли карты и поговорили честно. Лебедь был более сдержан: — Состоялся конструктивный, вселяющий определенную надежду разговор. Александра Лебедя модно критиковать за готовность беседовать с террористами в то время, когда от пуль их людей гибли российские солдаты и мирные жители. Однако, похоже, Лебедь далек от мысли «сдать Чечню». Судя по его шагам, он хочет перевести сепаратистов в новую, незаконную для них плоскость честной политической игры…» — Отважный человек, Саша Лебедь! — удивился Иван Михайлович. — Илья Муромец… Что ж, коли на то божья воля, — быть ему президентом!.. Его мыслям как бы вторил журналист Степан Киселев в блиц-анализе в газете «Известия» с названием «Лебедю приказали плавать в бассейне без воды»: «Борис Ельцин издал распоряжение, в соответствии с которым секретарю Совета безопасности Александру Лебедю поручалось «восстановить систему обеспечения правопорядка» в Грозном по состояния на 5 августа. То есть вернуть столицу Чечни под контроль завгаевского правительства. Задача — из заведомо невыполнимых для генерала без армии. Но именно таким был ответ президента на ультиматум строптивого Лебедя. Общеизвестно, что Борис Ельцин не понимал языка ультиматумов. Он обычно слушал, что от него требует оппонент, а потом все делал наоборот. Так что генерал Александр Лебедь, поставивший президента России перед выбором «или я или министр Куликов» — либо политический самоубийца, либо глупец. Однако ни того, ни другого ранее за секретарем Совета безопасности не замечалось, поэтому логичнее все-таки предложить, что в безумных действиях генерала присутствует вполне разумный замысел. Во время своего второго визита в Чечню Александр Лебедь получил от Аслана Масхадова некие документы, компрометирующие весьма высокопоставленных московских чиновников. Именно в связи с этими документами и прозвучали из уст генерала оценка чеченской войны как «заказной и коммерческой» и обещание назвать ее авторов и вдохновителей всех поименно на ближайшей пресс-конференции. Однако на пресс-конференции, собранной им сразу же по возвращении в Москву, Александр Лебедь назвал только одного, министра ВД Анатолия Куликова. И совсем по другому, поводу. Секретарь Совета безопасности обвинил Куликова в том, что тот не выполнил указ президента, определявший министра ВД командовать всей группировкой российских войск в зоне чеченского конфликта. Для пущего драматизма Лебедь прорычал: «Министр внутренних дел долг перед Россией не выполнил». Однако даже и этим пафосом генерал не мог замаскировать от внимательного наблюдения тех очевидных фактов, что 1) провал исполнения президентского указа, это совсем не то же самое, что организация «заказной и коммерческой» войны, 2) один Анатолий Куликов это все-таки не ожидаемые журналистами «все», имена которых Лебедю открылись в Чечне, и 3) министр ВД — фигура явно не того окраса, чтобы объяснить с ее помощью криминальный характер кавказской войны. То есть произошла очевидная подмена фигур. Александр Лебедь, видимо, уже по пути из Чечни в Москву почему-то вдруг отметил большую сенсацию с разоблачением, ограничившись шумным скандалом с наездом на министра ВД. Вернувшись из Чечни, Александр Лебедь спешил не в Кремль на доклад к президенту, как это было раньше, а к журналистам на пресс-конференцию. То есть генерал не спешил выложить перед Борисом Ельциным полученный им компромат, вверяя в единовластное распоряжение Президента судьбу поименованных в документах чиновников, а пытался делать собственную политическую игру, невпопад притом заявляя, что он «не умеет быть чиновником» и его «не тешит слава тайного советника». Есть только одно разумное объяснение этому политическому маневру генерала: Лебедь не верил, что президент Ельцин может (или хочет) изменить ситуацию в Чечне, поэтому, вспомнив, что за ним стоят более 10 МИЛЛИОНОВ избирателей, он обратил к президенту с телеэкрана, призвав весь мир в свидетели своего чеченского миростроительства. Итак, секретарь Совета безопасности, проигрывая кремлевским царедворцам в аппаратных играх, сделал ставку на публичную политику. Очевидно, что Александр Лебедь действовал по плану, согласно которому до общественного мнения необходимо донести, что он — генерал без армии и, будучи полномочным представителем главнокомандующего в Чечне, не уполномочен отдавать приказы армейской группировке. То есть генерала сделали «крайним по Чечне». И у него нет иных способов защиты, кроме как нападение. В полном соответствии со своей ранее обнародованной доктриной — «хорошо смеется тот, кто первым стреляет» — генерал атаковал министра Куликова, ясно при этом не рассчитывая его свалить. Первая цель — только пристрелочная. Похоже, Александр Лебедь сделал для себя открытие: причины чеченской войны лежали совершенно в другом месте, чем то, в котором их обычно искали. Долгое время общественное мнение связывало чеченскую авантюру с действиями невидимой «партии войны», в принадлежности к которой подозревались Павел Грачев, Виктор Ерин, Олег Сосковец, Александр Коржаков, Михаил Барсуков и Николай Егоров. Все они ныне были в отставке. А война продолжалась. Из этого можно сделать только один вывод: причина войны — политика президента Ельцина, а не козни его фаворитов. Следовательно, остановить войну — значит остановить Ельцина. В самом начале своего кремлевского полета Александр Лебедь сделал весьма неосторожное заявление корреспонденту журнала «Шпигель» о том, что у него есть все шансы стать президентом России раньше 2000 года. Понятно, что произойти это может только в том случае, если Ельцин не сможет выполнять свои президентские функции по состоянию здоровья. После публикации в «Таймс» о необходимости для Ельцина операции на сердце, весь мир загудел о состоянии президентского здоровья, а кремлевские аналитики (правда, в несколько ином контексте), уже гадали, кто имеет шансы стать следующим президентом России. Называли Виктора Черномырдина, Юрия Лужкова и Александра Лебедя. Не исключено, что Лебедь имел возможность вблизи наблюдать президента, уже сделал соответствующие выводы и дал старт для своей новой избирательной компании. В этом контексте все его ультиматумы выглядели, конечно, цинично, но совсем не безумно или глупо. Александр Лебедь прекрасно понимал, что его политическая судьба поставлена на карту чеченской войны. Понимали это и его оппоненты, которые сначала все сделали, чтобы популярный генерал стал союзником Ельцина в борьбе с коммунистами, а сегодня все сотворили, чтобы отжать не в меру амбициозного генерала от Кремля — Лебедь сделал свое дело, Лебедь должен улететь. Для этого и затеяна была вся возня с полномочиями секретаря Совета безопасности: генерала без армии кинули в Чечню, как в бассейн без воды и приказали плавать. Вот и формула чеченской войны: федеральные войска воевали не с сепаратистами, а за то, чтобы Лебедю не отдавать лавры усмирителя Кавказа. Кто-то запустил воистину дьявольский план для того, чтобы навсегда устранить секретаря Совета безопасности с политической арены. Сначала размазывали полномочия: Лебедю — переговоры, Куликову — войска. Затем с должности командующего группировки войск в Чечне в отпуск отправился хорошо знакомый Лебедю генерал Тихомиров и на его место назначался Константин Пуликовский, генерал, которого от чеченской войны нужно отлучить хотя бы из психиатрических соображений. У Пуликовского на этой войне погиб сын, и любые переговоры о мире для него — предательство памяти сына. И вот уже невооруженным взглядом видно, что именно федеральные войска срывали те хрупкие договоренности с сепаратистами о прекращении огня, которых достиг Лебедь во время двух своих дипломатических марш-бросков в Чечню. Теперь президент требовал от Лебедя, чтобы тот «в развитие московских и назрановских договоренностей» (то есть миром) вернул Грозный под руководством Доку Завгаева. Последние новости: генерал Пуликовский заявил, что если к четвергу сепаратисты не покинут чеченскую столицу, то федеральные войска начнут широкомасштабные боевые действия «с использованием всех имеющихся сил и средств». Генерал безумен. Он готов превратить Грозный в Гернику, только бы не позорный мир от Лебедя. Новый виток войны в Чечне, скорее всего, открывал новый этап войны в Москве. Мятежный Лебедь пойдет войной против Ельцина…» На прощание Иван Михайлович пожал руку Гузуну: — Держись, сынок, с Лебедем, твердо! — и медленно потопал восвояси. — Наш новочеркассец, донской казак Лебедь, Россию не подведёт! …Дома Москаленко дрожащей рукой смахнул с подушки перышко и улегся на диван. Отвернулся к стене — так яснее думалось. Старик как будто всех старался убедить не своим словословием, а газетными фактами. И в этом намного преуспел, И сейчас, спустя несколько недель, он мог более или менее спокойно обмозговать любопытный поворот событий на Кавказе. Наконец-то Лебедь привез Кремлю шанс на мир в Чечне… Иван Михайлович снова судорожно листал печать… «22 августа в 7 часов вечера, — рассказывал корреспондент «Известий» Виктор Литовкин, — в селении Новые Атаги, в доме бывшего директора одного из московских ресторанов Абубакара, где не исключено, однажды может появиться мемориальная доска с соответствующим текстом, подписано Соглашение о неотложных мерах по прекращению огня и боевых действий в городе Грозном и на территории Чеченской республики. Чем оно отличалось от других подобных соглашений, которых за год и девять месяцев этой грязной войны было достаточно много? В первую очередь своей конкретностью. Генералы Лебедь и Масхадов договорились прекратить огонь и боевые действия уже с 12 часов 23 августа 1996 года и приступить к немедленной передаче без всяких предварительных условий по принципу «всех на всех» пленных заложников и тел погибших. А прекращение огня и боевых действий означает полный запрет на использование любых типов вооружения в боевых целях, включая ракетные, артиллерийские и прочие обстрелы, бомбардировки с воздуха. Командование временных объединенных сил федеральных войск выведет свои части из южных районов Чечни. До 26 августа — из Шатойского, Веденского и Ножай-Юртовского районов в Старые Атаги, Ханкалу, Курчалой и Гамиях, что в 7 километрах западнее Хасавюрта. А вывод вооруженных группировок Чеченской республики и федеральных войск (Министерства обороны и внутренних войск МВД России) из Грозного будет проведен в районы их прежней и новой дислокации. Для федеральных сил это, как правило, аэропорт Северный и Ханкала. В Грозном создавались совместные военные комендатуры, организованные на базе комендатур федеральных войск. Их пять: одна центральная и четыре районные. В центральной несли службу по 30 человек с каждой стороны, в районных — по 60. Формировались комендатуры на базе 2-го батальона 429-го мотострелкового полка в районе селения Старые Атаги с 15 часов 23-го августа по конец дня 24 августа. При этом согласовано, что в состав комендатур станут включать людей, не совершивших преступление и не вызывающих протеста каждой из сторон. Они должны, как сказал Лебедь, прикрыть город от насильников, мародеров и убийц. Как заявил Александр Лебедь, надо будет найти свежие силы — людей, которые не запятнаны и не задеты этой кровавой бойней. Далее, после развода дерущихся и прекращения кровопролития, были приняты меры для поэтапного вывода войск. В его основе принцип: больше не должен погибнуть ни один солдат. Это, как выплеснул коротко, по-солдатски в эфир Аслан Масхадов, главный принцип действий наших комендатур. Создавались коридоры безопасности для взаимных контактов командиров, материально-технического снабжения, тылового и медицинского обеспечения войск, обмена пленными. За выполнением предписанных в Новых Атагах соглашений следила наблюдательная комиссия, созданная распоряжением секретаря Совета безопасности России. А спорные вопросы решала согласительная комиссия, в которую вошли представители каждой из сторон. Этим комиссиям было дано право применять совместные меры для пресечения всех нарушений данного соглашения. Возможно ли выполнение этих соглашений? Не постигнет ли их участь тех, что уже были подписаны и в Назрани, и в Грозном, и в Москве? А Александр Лебедь и Аслан Масхадов, отвечая на вопросы журналистов, заявили, что они сделают все возможное и невозможное, чтобы оно было выполнено, чтобы эта преступная кровавая бойня была прекращена…» — У Лебедя и Масхадова — врожденный талант договариваться. Не каждому такое дано, — подумал Москаленко. — Здорово Лебедь отбрил нападки тех, кто еще хотел повоевать, заявил, что он создает ударный батальон из генералов-политработников и депутатов. Воля его тверда — Лебедю трудно помешать… — Ваня, а в обоих сражающихся армиях сотни «отморозков», не умеющих ничего делать, кроме как стрелять… что с ними будет? — корежилась от недоумения жена. — Усмирить «отморозков» может только Лебедь. Смотри, как трудно ему было вести переговоры в доме Абубакара 22 августа. За одиннадцати часов переговоров они пятнадцать раз прерывались из-за возобновления боевых действий. Кошмар! Какие нужно иметь железные нервы Лебедю и Масхадову! Они смело бросались к радиотелефонам и радиостанциям, чтобы приказать замолчать пулеметам и артиллерии. — Беда велика из-за двоеначалия, — выполаскивала слезы на подушку Лидия Игнатьевна. — Не хнычь, старуха… Я проблему знаю назубок. Ельцин назначил Лебедя урегулировать чеченский кризис, — пояснил старик, — и не отменил указ от 19 декабря девяносто пятого за номером 230, по которому всеми войсками в Чечне командовал по прежнему МВДешник, генерал армии Анатолий Куликов. — Лебедь же объявил виновником войны в Чечне генерала Куликова… — Да и начальник штаба генерал Константин Пуликовский, потерявший сына в Чечне, получает приказы от министра обороны России Игоря Родионова. Выходит, Кутузовых у Ельцина много… А пробует примирить мятежников один Лебедь. Вот в чем загвоздка, — добавил Москаленко, ощущая нервное напряжение в лапищах тоски… — Полудемократ Лебедь в ночной тьме может столкнуться с шакалами, обгладывающими живые трупы. Вань, ведь всегда возбуждает запах чужой крови и чужой смерти… — Демократию силой клинка не завоюешь, — согласился Иван Михайлович, — Кремль национальный халат сшил но-идиотски. Придурки маниакального характера с примитивным державничеством полезли в Чечню. И получили раскаленным шилом в зад… — Мы по горло вымазались в кровавой лжи. На дне каждой свежевырытой могилы зияет черная дыра ельцинской политики, — выпалила Лидия Игнатьевна. — Маленький палач реформаторов устроил страшнее, чем вепри, шабашные игры… … За окном неожиданный рев тяжелой машины сотряс стекла. Так сотрясал, что Иван Михайлович испуганно подпрыгивал на диване. Звуковая волна рвала фасад дома… Прошла минута, другая, и все вокруг погрузилось в тишину. Москаленко напялил очки. Срочно в номер 31 августа передавал потрясающие новости корреспондент «Российской газеты» Владимир Янченков. Сама броская редакционная шапка привлекла внимание читателей: «Весь мир затаил дыхание. Секретарь Совета безопасности России отправился в Чечню решать политический блок вопросов урегулирования: «Предстояло осуществить второй этап урегулирования чеченского кризиса. Об этом Лебедь заявил перед отлетом в Грозный на церемонии награждения группы офицеров спецподразделения внутренних войск МВД в московском Президент-отеле 29 августа. Как заявил Александр Лебедь, ему не удалось встретиться с Президентом России Борисом Ельциным, но у них состоялся телефонный разговор, излагать подробности которого он не стал. С присущей генералу прямотой он поделился с журналистами планами своей новой поездки в Чечню. Сейчас, отметил он, мы уходим от блока военных вопросов, он в принципе уже оговорен. Теперь необходимо сделать первый политический шаг. Секретарь Совета безопасности предложил руководителям чеченской оппозиции подписать совместное заявление, которое утвердило бы, принципы мирного урегулирования чеченского конфликта…» Вздулась вена у виска Москаленко. Он взглянул на жену, чей омут бледных глаз был наполнен мудростью. — Ванюша, Лебедь случайно не ханыга эпохальный, и охальный, и нахальный? — заострила вопрос Лидия Игнатьевна. — Трибун, бунтарь, любимец масс. Тебе этого мало, — вскипел профессор. — Он играл черными фигурами на шахматной чеченской доске, и первую партию по прекращению боев выиграл… Александр переплыл волну истерики вояк и взялся за проведение в Чечне референдума и новых выборов… — А зачем совет Европы пригласил в Страсбург на заседание ассамблеи начальника главного штаба чеченской оппозиции Аслана Масхадова и Александр Лебедя? — Смотри на вещи шире. Объявлен мир в Чечне, мать твою эдак!.. Они оба лидеры перемирия. Значеньице масштабное!.. — Не кричи на меня, не кричи!.. Я тоже кое в чем разбираюсь. В мозгах пока не засели занозы атеросклероза. Скажи, Ваня, к чему чеченцам праздновать пятую годовщину самопровозглашенной Ичкерии? — не могла угомониться жена. Иван Михайлович успокаивал ее и так и этак: — В Чечне, мол, жаждут устроить праздник победы над российской армией; пройдет и эта война, и все уладится. Но настроение Лидии Игнатьевны не улучшилось. Как было бы хорошо, если на чеченской земле мирно поделили власть. Вот мэрию в Грозном возглавил племянник Джохара Дудаева Лечи Дудаев. Не могут поделить пирог за право быть хозяином второго города Чечни — Гудермеса шеф службы безопасности Ичкерии Султан Зелимханов и известный террорист Салман Радуев, зять Дудаева. По радио замороченным ростовчанам передали известие об отведении из горных районов Чечни 4200 солдат и офицеров, 400 единиц бронетехники федеральных войск. А «министр внутренних дел» непризнанной республики клятвенно дал слово о выводе полторы тысячи защитников чеченского Отечества из Грозного. Кровопролитие было остановлено. Теперь ковать мир. «Войне — конец. Хватит, навоевались…» Этим словам Александра Лебедя, сказанным им после подписания совместного заявления, определившего основные принципы урегулирования кризиса в Чечне, видимо, предстояла долгая жизнь в памяти России. Впервые бессмысленное кровопролитие было прекращено реально, войска федералов и сепаратистов покинули Грозный, соглашение по блоку военных вопросов, по признанию обеих сторон, соблюдались неукоснительно. Москаленко вспомнил, когда он увидел воочию Лебедя. Кинотеатр «Ростов» был забит как селедкой, разным людом, молодыми и старыми женщинами и мужчинами. Ершист на слово оказался Александр Иванович. Вечно шутил с народным юморком, с хрипотцой уверенно и грубо отвечал на подковырки. Он не увяз в политической тине, не обомшел, плесенью не порос. Лебедь бичевал тех, что «пробрались на теплые местечки» и все курлычут о статусе Чечни: быть ей суверенной, полностью независимой или попасть в «тиски» России? Лебедь пояснил, что пока нам на рожон не надо лезть, ведь ключевой вопрос — о чеченской независимости — отложен до 31 декабря 2001 года с тем, чтобы рассмотреть его «спокойно, мудро и проницательно». Кто-то заварил кашу, а Лебедю пришлось ее расхлебывать. Каша горячая, жгла губы. Поэтому она должна остыть. А тем временем обе стороны займутся организацией продовольствия, материальной и медицинской помощью населению, восстановлением школ к новому учебному году, проведения референдума и выборов. Как пояснил Лебедь ростовчанам, из договора были исключены все упоминания о правительстве Доку Завгаева, чтобы лишний раз не разжигать политические страсти. Некоторые «выскочки» обвиняли Лебедя в том, что он якобы сдал столицу Чечни сепаратистам. «Эх, вы, «вершители судеб», дальше своего носа не видите, — возмущался в душе Иван Михайлович. — Вывод войск решен был до Лебедя. Появившийся на пепелище дипломат, дальновидный политик Лебедь спас ситуацию, вывел разгромленные войска из окружения. За это матери уже сказали ему «спасибо» за спасенных сыновей…» Старая отрыжка — зависть — давала о себе знать на каждом шагу. Всем, кто рвался на кремлевские посты, хотелось на лихом коне въехать в Грозный. Оно не получалось. А Лебедь смог положить конец войне в дагестанском городе Хасавюрт. Стычка с гостем из центра, в сущности, пустяк. Лебедь дал достойную отповедь тем ростовчанам, кто пытался его закидать острыми вопросами. Почему сегодня наплыли воспоминания о встрече с Лебедем у Ивана Михайловича, он и сам не знал. Может, оттого, что подошел к магнитофону, быстро настроил его на нужную волну, и опять услышали с женой голос диктора о Хасавюрте. Невидимый собеседник изрек, что передача последних известий окончена. — Опоздали! — разочарованно причмокнул губами старик и хотел выключить «маг», но Лидия Игнатьевна остановила его: — Пусть! Скоро будет передача о генерале Лебеде… И впрямь радио снова заговорило о герое года: «После хасавюторского заявления у мужиков здесь в Чечне, началась эйфория, — объяснял Лебедь в эксклюзивном интервью специальному корреспонденту «Известий» Евгении Альбац. — В Москве, напротив, ступор. Они были совершенно убеждены, что никакого соглашения мне в Чечне подписать не удастся. А когда удалось, впали в панику… И так Лебедь полетел в Чечню остужать головы и переводить мирный процесс из плоскости публичной политики в сферу реальной практики. А именно: решать проблему пленных. По спискам, представленным генералу, боевики удерживали более 3000 пленных, из них 105 гражданских. Причем многие из их использовались как рабы, как рабочая сила в тайне даже от своих начальников. Стали пленные и товаром: за одного полковника, находящегося в руках криминальной группы, потребовали выкуп в 250 тысяч долларов… Очевидно, что из представленного списка немалая часть уже, к несчастью, покойники. В Чечне насчитывалось 58 мест захоронений, которые командиры на встрече в Новых Атагах обещали передать представителям России. Днями, по словам Лебедя, из Ростова явится группа судебно-медицинских экспертов со всем необходимым оборудованием, которое начнет работать по эксгумации и идентификации трупов, дабы не было «пропавших без вести». Понятно, что работа эта кошмарная, как всегда, упущено время. Оказывается, сообщил генерал, эту работу можно было начать много раньше, весной 1995 года, но тогда российская делегация отказалась забрать трупы. Что может быть позорнее для государства, для страны, чем отказ от собственных погибших. Зато теперь, сидя в Москве, говорим о поруганной российской чести…» — Лида, как запутались миротворцы братцы-кролики, — усмехнулся Иван Михайлович. — Россия и Чечня долго выясняют, кто будет платить зарплаты учителям и врачам. А бизнесмен Илияс из влиятельного тейпа Бено, запузырил такую откровенность: мол, разговоры о независимости улягутся, если мусульманские страны покажут готовую фигу, а нефти в Чечне мало, и вообще, «понимаешь, весь товар из России идет». Без Москвы им и впрямь хана. Наверное, в какой-то момент Джохар перестал делиться барышами с толстосумами Москвы и те его проучили; думали, решат это за два часа одним полком, а обернулось известно чем. — Нагнетать трагедию несподручно Лебедю, — царственно-банально заговорила Лидия Игнатьевна. — На апологетов войны у Лебедя храниться досье, спрятано оно надежно… И генерал всех держит на крючке до поры, до времени… И тот полк на запасном пути застрял, Ванюша… — Уходит в никуда беда. Чтобы впредь не шалапутни-мали некоторые политики Лебедь им обозначил четыре реальные силы: Масхадов, свой табель о рангах он распространил на 60 процентов полевых командиров, — рассуждал Иван Михайлович, — «отмороженные» типа Басаева и Радуева, держащиеся особняком, промосковское правительство Завгаева, имеющего определенное влияние в Северней Чечне, и наконец, криминальные группы… …Москаленко встал, под ногами поскрипывал новый ковер. Указательный палец снова тыкался в газеты. То, что вчера считалось слухом и всячески опровергалось кремлевскими чиновниками, сегодня вдруг стало фактом: Борис Ельцин тяжко болен и нуждается в сложной операции на сердце. И России нужен был такой президент, как Лебедь… «Элементы паралича власти», державной воли наглядно видны на примере Чечни, — делился сокровенным с читателями политолог Андроник Мигранян. — Попытки урегулирования конфликта и к самому этому урегулированию со стороны основных политических сил свидетельствует о том, что в сложившейся ситуации никто не берет на себя ответственность за принимаемые решения. И практически генерал Лебедь действует на свой страх и риск, опираясь не столько на мандат, данный президентом, сколько на поддержку избирателей, проголосовавших за него, да еще — ряда средств массовой информации… Чеченский кризис наиболее наглядно демонстрировал подобное поведение основных политиков — Черномырдина, Лужкова, Зюганова, Строева, Лебедя, Чубайса. Многие из них были озабочены не столько его разрешением, исходя из государственных интересов, сколько тем, чтобы не допустить резкого усиления позиций конкурентов. Именно этим следует объяснить, на мой взгляд, и противоречивые заявления Черномырдина по поводу миротворческой деятельности Лебедя. Прекрасно понимая непопулярность продолжения войны в Чечне и поддерживая усилия по ее прекращению, но не желая наделить лаврами победителя Секретаря Совета безопасности, премьер косвенно дезавуировал его деятельность, назвав заключенные им соглашения «политической декларацией», не имеющей юридической силы. В качестве предвыборного шага можно оценить, по-моему, и высказывание Юрия Лужкова по этому же вопросу. Явно нацеливаясь на ту политическую нишу, в которой находился Лебедь, и выступая как политик державнопатриотического толка Лужков резко отрицательно оценил его действия, назвав это «капитуляцией Российской армии» в Чечне. Не предлагая своих решений этого вопроса выступили Зюганов и Бабурин. Все — это скорее, политическое маневрирование, далекое от действительного стремления решить чеченскую проблему военным или мирным способом. Потому что речи о том, чтобы войну прекратить, боевиков разоружить и обеспечить территориальную целостность России, иначе как благими пожеланиями не назовешь. Таким образом, Россия вступила в полосу очень сложного развития, когда власть фактически оказалась как бы «разлитой» между различными структурами (региональными и федеральными), когда отсутствовала единая державная воля, когда вместо консолидированных действий основные политики и политические силы заняты не столько решением важнейших государственных проблем, сколько маневрированием и укреплением собственных позиций, готовясь к президентским выборам. Это все может обернуться тяжелыми последствиями…» Разразился невиданный скандал на всю Вселенную после очередной встречи с журналистами 7 октября министра внутренних дел России Анатолия Куликова, который заявил, что лидером чеченских бандформирований было принято решение о создании из боевиков, имеющих опыт террористическо-диверсантской деятельности, мобильных и хорошо вооруженных групп численностью 10–15 человек для направления их со «спецзаданиями» в Москву и другие крупные города России. «По мнению генерала армии Куликова, — резюмировал в «Российской газете» Владимир Янченков, никакого реального успокоения в Чечне после заключения хасо-вюртовских соглашений не наступило. Обстановка в Чечне продолжала обостряться. Ежегодно Грозный покидало до 500 семей. Никакого разоружения в регионе не происходило. Более того, по указанию лидеров сепаратистов Зелимхана Яндарбиева в республике был объявлен призыв юношей с возраста 14–15 лет. Под ружье уже поставили 3000 юношей, которые проходили военную подготовку в Турции, Пакистане и на создаваемых базах на юге Чечни. Сенсационным стало заявление Анатолия Куликова о новых фактах сращения высших эшелонов власти России с криминальными структурами. В качестве примера был приведен эпизод, связанный с Сергеем Дробушем, проводившим переговоры с лидерами чеченских сепаратистов в качестве полномочного представителя Секретаря Совета безопасности России. Дробуш, будучи учредителем и председателем правления коммерческой фирмы, вместе с другими своими подельниками совершил в 1992 году хищение 200 миллионов рублей с использованием под ложных банковских документов. Был взят под стражу, но затем отпущен под крупный денежный залог. Министр внутренних дел резко отозвался о тех, кто ехидничал, что русская армия, Вооруженные Силы России полностью деморализованы, вроде бы как их уже не существовало. Он считал, что кое-кто свои личные честолюбивые интересы ставил выше интересов страны, а кто-то пошел на поводу у криминальных структур и готов наращивать свои деструктивные усилия по принципу: «Чем хуже, тем лучше». «Тут запахло керосином. Куликов захотел сжечь на политическом костре Лебедя», — огорченно смекнул Иван Михайлович. Лидия Игнатьевна испытывающе посмотрела на мужа. — Да неужто Куликов воинствующий сноб? — Часть кремлевцев тайно ратует за уничтожение до единого боевика, а другие стоят горой за мирные соглашения, — Москаленко оперся ладонями о стол, словно собирался опрокинуть его вместе с креслом. Жена ничего не сказала, только села, вздохнула: тяжелые времена наступили — бывшие друзья чеченцы разговаривали с Москвою, словно с вражиной! — Так что, Лида, грызутся между собой осетины и ингуши, абхазы и грузины, азербайджанцы и армяне… Усмирять или примирять? Кто нас толкнул в горячий котел Чечни? Пообрывать бы им яйца! — А как же мужики без такого лакомства детей делать будут? — перевела на шутку разговор Лидия Игнатьевна. — Разве я глупостью щегольнул?! — пророкотал Москаленко. — Захворала Россия, зачахла. Одни котел с икрой захапали, а у других и сухой корки нет. Погрели руки богатеи на скорби людской, отрубить бы им конечность! Лебедь еще Россию не раз спасет от беспредела!.. …Пролетели дни, месяцы. И однажды Иван Михайлович по-стариковски заковылял в дом и суетливо бросился к радиоприемнику. Включил. Он услышал знакомый голос диктора: «Ровно три с половиной месяца понадобилось поднаторевшим в хитроумном искусстве политической интриги высшим государственным чиновникам, чтобы прихлопнуть не в меру самонадеянного и прямодушного генерала, причинявшего столь много неудобств всем без исключения группировкам и кланам пестрого российского истеблишмента…». Прибежала Лидия Игнатьевна, брезгливо сказала: — Фарс под кодовым сигналом «лебединая охота» открылся волной компроматов. Нажми на ручку телевизора, Ваня! Телевизионные каналы извлекли замшелые сюжеты с давним врагом Лебедя еще по 14-й армии — министром безопасности непризнанной Приднестровской республики Шевцовым, кадры телехроники о «Русском легионе» в Питере, к созданию которого генерал никакого отношения не имел. Коварные методы подтасовки и передергивания фактов всегда были на вооружении политиков. Лебедь понадобился Ельцину для победы на выборах, для усмирения Чечни. А дальше — мавр сделал свое дело, может уйти. Дал зуботычину высококреслым мужам Лебедь и получил из Кремля откуп. — Бузотер-Лебедьбыл выгодой Ельцину в адовом пожаре. Потушил его. Уходи с дороги прочь, — сокрушался Москаленко. — Прощалась ему в политике и психология военного человека. А когда он заключил союз с другим генералом Александром Коржаковым, — все ахнули, Лида… — А почему? — У Коржакова имелся компромат, типа мифического чемодана Руцкого, на ряд ведущих политиков и богатых бизнесменов. За спиной Коржакова стояли крупные силы службы безопасности… — Ну, а второй враг Лебедя неужели господин Куликов? — Лида, пойми меня, что лучше «Вечернего Ростова» эту заварушку никто не описал. Послушай, милая, заметку «Уха по-министерски» журналистки Татьяны Славянской: «На российских телезрителей обрушилась очередная порция телеобвинений и телекомпроматов: министр внутренних дел России Анатолий Куликов обвинил Секретаря Совета безопасности Александра Лебедя в желании узурпировать президентскую власть и подготовке военного переворота. «Уха по-министерски» готовилась достаточно просто. Брался министр, который заливался. Заливался не совсем грамотно и не очень изыскано с точки зрения правил стилистики русского языка. Но зато горячо. Горячий министр приправлялся изрядной долей страшилок. Остроту приправе придавали сотни чеченских боевиков, готовых на все. А особую пикантность — фантастический «Российский легион» (также готовые на все и якобы рекрутированные Лебедем военные). Следом в уху крошились разные словечки, призванные задать лучшие чувства скромного российского обывателя, как то: «маниакальный», «неистовый» и прочее из разряда экспрессивно окрашенной лексики. Экспрессии и эмоций для ухи вообще жалеть не надо. Сыпьте, сыпьте побольше, погуще! Мелодекламация, интонационное педалирование, речитатив нараспев, многозначительное закатывание глаз хорошенькой ведущей главной информационной телепрограммы страны лишними тут не были… Не мешали и обжаренные в масле показного гнева — парочка одиозных политологов и один бывший хороший режиссер прокоммунистической ориентации. Главное — довести их до нужной кондиции. Ну что — закипело? Можно подавать к столу! Кушать подано! Жри, матушка Россия! Только России и без того тошно. Ее давно мутило от телесклок и телепомоев, от телесвар и телеразборок, от Федоровых и Коржаковых, от Березовских и от «зарапортовавшихся» Куликовых. От драки за спиной больного Президента, от усилий и сопения пыхтящих сборщиков компромата, который хранился в чемоданах, головах, сердцах… У России другие заботы. Ее душили налогами, ее старикам не платили пенсии, обрекая на нищенское существование. Стояли ее заводские конвейеры, и рабочие люди с золотыми руками, мозгами уходили в «челноки» и шабашники, а кто не мог — тот сжигал себя заживо. Голодали чернобыльцы-«ликвидаторы», когда-то грудью защищавшие Родину, и обещали голодать работники «мирного атома». Стреляли в сослуживцев парнишки с автоматами, которых не успели застрелить в Чечне. И стреляли киллеры, и воровали воры, и насильствовали маньяки — настоящие, а не те, у которых якобы «маниакальные» стремления. Впрочем, до последнего, кажется, вовсе не было дела министру, призванному обеспечить безопасность граждан, а не устойчивость своего кресла… Вся эта столичная «вендетта по-корсикански», вся эта «уха и телечепуха мне лично не просто надоели. Мне стыдно за взрослых некрасивых драчунов. Мне вспоминается — в связи со всем этим ежедневным телепромыванием мозгов соотечественников мутной гадостью — одна мудрая японская пословица: «Иногда по событиям одного часа судят о целом тысячелетии». За державу, знаете ли, опять обидно. За ее «шеф-поваров», в очередной раз представивших Россию перед всем мировым сообществом страной злых склочников и скандалистов с манией преследования, патологически жаждущих войны и крови своих сограждан. Мерзко на душе от вашей кухни, господа. Неужто это и есть та «стабильная Россия», за которую в июле голосовали уставшие от коммунизма ее граждане? Кушайте сами, господа. Кушайте, да не обляпайтесь…» «Все с ума посходили. Устроили поганые пинки в спину друг другу на кремлевском Олимпе. Дряхлеющий, больной Ельцин не смог политиканов укротить, — ворчал Москаленко. — Премьер Черномырдин фактически огласил версию генерала Куликова, обвинившего Лебедя в «неуемном, маниакальном стремлении к власти, выразив ту же мысль другими, но не менее колоритными словами: «Лебедь страдает синдромом доморощенного бонапартизма». Хрен его знает, что в нашем доме творится!.» Москаленко настороженно смотрел по телеку короткую, но эмоциональную речь президента, в которой он обвинил Лебедя в интригах, выразившихся в поездке в Тулу с Коржаковым, и преждевременном начале предвыборной компании, как считал Ельцин, она должна стартовал не раньше, чем в 2000 году. Ожидающий в Барвихе операции на сердце, Ельцин покровительственно хулил эскапады Лебедя: «Он просил меня некоторое время назад об отставке. Я ему сказал, что надо научиться работать в контакте со всеми государственными организациями и руководителями: «Надо научиться. Тогда будет легче решать вам проблемы. А так ни одной проблемы — если вы будете в ссоре со всеми, — ни одной проблемы не решить!» Ну, расстались, я отставку не принял, считая, что он все-таки сделает выводы. Выводы он не сделал. Надо сказать, за это время допустил ряд ошибок, которые просто недопустимы для России. И во вред…» Москаленко нервно наблюдал за кульминацией шоу увольнения по телевидению. Ведь он верил и голосовал за Лебедя! На глазах ветерана Ельцин зачитал указ от 16 октября 1996 годаоб отстранении Лебедя от занимаемых им кремлевских постов. И расписался перед телекамерой, зафиксировавшей президентский росчерк. Мировая пресса широко комментировала «телеотставку Лебедя». Лондонская «Таймс», соглашаясь с оценкой Лебедя, что он пал жертвой интриг Чубайса, которого сам же привел к власти перед вторым туром президентских выборов, вместе с тем выражает удивление феноменальной способности отставного (теперь уже дважды) генерала наживать себе врагов, в число которых к концу его через месячной кремлевской карьеры вошел даже министр обороны Игорь Родионов: сам Лебедь упорно подвигал его на этот пост, называл «элитным генералом», чтобы потом объявить… преступником!.. Молодой репортер Андрей Мирошниченко в донской газете «Город Н» в статье «Что будет в Рос.» овской области после губернатора В. Чуба?» довольно-таки ясно подвел итог кремлевской возне: «Если Лужков и Черномырдин претендовали на правопреемство, то Лебедь, похоже, делал все, чтобы снискать славу опального народного героя. Кажется, он понял, что в Чечню его послали искать политической смерти. Поэтому Лебедь старался ездить по европам, занимался другими вопросами, чтобы не попадать в зависимость исключительно от развития чеченских событий. Мир же, заключенный генералом в Чечне, не является шедевром военно-дипломатического искусства: если исключить какие-либо талантливые решения, то Лебедь сделал единственное, что можно было сделать. Для того, чтобы можно было заключить такой мир, никакой особой воли не надо. Тем не менее чеченский мир — единственный и самый значительный капитал генерала, хороший задел для президентской компании. Правда, скоропортящийся. Случись в Чечне какая-нибудь беда — и весь его капитал пропадет. Поэтому генералу нужна была отставка из-за принципиальных разногласий с властью, пока боевые действия в Чечне, не возобновились. В момент «Ч» генерал должен быть опальным, незапятнанным властью и замирившим не только Приднестровье, но и Чечню. Универсальный миротворец. Через месяц народ забудет, как он склочничал, и установится мнение, что Лебедь с властями не ужился из-за своего независимого характера…» — Руцкой и Лебедь оказались проницательные лидеры! — Москаленко потер влажными ладонями, повертел шариковую ручку, чтобы записать в тетрадь свои мысли о конце войны в Чечне. — Вот Руцкой, не выкобениваясь, еще до потопа в крови в Грозном привез оттуда в Москву мирные наметки, предложил их Ельцину, а тот их не принял. Сколько надо было лет, чтобы Лебедь повторил то же самое, но какой ценой это обошлось! И Иван Михайлович вспомнил, как однажды затронул за больное место заядлого спорщика, Семена Игнатьевича Лозовского: «Мол, Руцкой и Лебедь близнецы-братья по духу, они мгновенно, словно бритвой, вспороли все гнилые хитросплетения кремлевских бонз. Все увидели, все поняли — и не только в сём грязном деле — как же тогда могут властелины жить в своей двойной шкуре?..» — Зачем так печетесь о Лебеде, — отпарировал Лозовский. — Усмиритель нашелся… Вон войну в Берлине остановил Жуков. А в той же германской был другой генерал, Кейтель, подписавший прекращение войны 1945 года по такому же подобию, как Лебедь расписался в своем бессилии от имени Ельцина в чеченском бедламе. Иван Михайлович, понимаешь, ведь Лебедь не остановил войну, а подписал капитуляцию России. Он продемонстрировал не-боеспособность российской армии. Федералы были же готовы, зажав в горы вооруженных сепаратистов, добить операцию до конца за несколько дней. Но их отводили назад, празднуя 9 мая с другом Биллом и другом Колем. Тем самым мы давали возможность боевикам просочиться в тыл российских войск, переформироваться, перевооружиться. — Ну, Вы загнули, Семен Игнатьевич, — запротестовал Москаленко. — Я считаю, что если Лебедь хочет что-нибудь добиться, он обязательно добьется. Он не размазня, не безвольный человек. Вы, что хотели, чтобы кровь и дальше заливала кавказские просторы? — Просто прогнили мосты власти, — Лозовский покраснел, провел рукой по волосам, — Лебедь не остановил волынку, а породил опасность еще больших потрясений. В Чечне накопилось горы оружия, растет количество заложников, военная вакханалия не остановится. Лебедь по велению Ельцина подписал унизительный, опаснейший для судьбы российской государственности акт капитуляции. И печать расшумелась, выдав этот политический реверанс за большое достижение. Мелим мы какую-то чепуху! — Вы изливаете желчь устами генерала Грачева, который хотел за два дня объегорить чеченцев! — Лебедь в подковерной борьбе допустил лихаческую стратегическую ошибку… — протянул Лозовский, прерывая Ивана Михайловича. — Он тем мирным соглашением в районе Старые Атаги в присутствии Масхадова, Мовлади Удугова, лидера Союза мусульман России Надыра Хачилаева и муфтия Чечни Ахмада Кадырова не урегулировал ситуацию, а пустил в Грозный для укрепления сил Масхадова, Гелаева, Басаева и Хаттаба. Гибли военнослужащие федеральных сил, увеличивался поток раненых. Вспомните, когда 20 августа командующий группировкой войск в Чечне генерал-лейтенант Константин Пуликовский делает заявление: всем жителям Грозного в течение 48 часов покинуть город, где в четверг, 22 августа, начнется полномасштабная операция… — Ну и что! — воскликнул Москаленко. Лозовский вспыхнул от непонимания существа дела: — Я хотел бы убедить тебя выдержками из книги «Прыжок одинокого волка» полковника, военного корреспондента «Красной звезды» Николая Асташкина. Слушай и думай горькую думку: «Когда в августе Лебедь прилетел из Москвы в Грозный, — рассказывал Константин Борисович Пуликовский, — то на аэродроме Северный его уже ждал вертолет МИ-8 с вращающимися винтами. На переговоры с Масхадовым Александр Иванович меня так ни разу и не взял. Прилетит из Новых Атагов, где обычно у него с Масхадовым проходили переговоры, а самолет уже готов к вылету в Москву. Я с ним общался на аэродроме минут пятнадцать, не больше. Вот он мне и говорит: «Костя, завтра полетишь в ставку Масхадова и подпишешь с Асланом соглашение о прекращении огня по линии сопротивления войск. Встречаюсь я с Масхадовым, а тот в упор: «Мы вчера договорились с Александром Ивановичем, что подпишем с вами соглашение о прекращении боевых действий». «Как — боевых действий? — удивляюсь. — Я получил другое распоряжение». «Ничего не знаю, — лицо Масхадова сразу стало капризным, — мы вчера договорились о прекращении боевых действий…» Лишь много-много позже, когда вышла в свет книга «Моя война» Ген-надия Николаевича Трошева, я узнал и некоторые подробности общения в Ханкале зама Лебедя господина Березовского с Пуликовским. Вот как об этом пишет Трошев: «Направляясь в Чечню, Борис Березовский сначала поехал к Масхадову, а потом только прилетел в Ханкалу в штаб Объединенной группировки войск. Выслушав облеченного высокой властью Березовского, Пуликовский побледнел, но тут же собравшись, начал чеканить слова: — Я, командующий группировкой, не согласен с такой позицией и считаю, что вы должны были прежде всего встретиться с руководством Объединенной группировки войск. Мы здесь давно собрались и ждем вас. Нам есть что сказать. Неужели перед встречей с Масхадовым вас не интересовало наше мнение, наша оценка ситуации? — Ты, генерал, можешь считать все, что угодно, — сверкнул глазами столичный визитер. — Твоя задача — молчать, слушать и выполнять то, что тебе мы с Лебедем говорили. Понял? — Вы говорите, не думая о тех людях, которые сейчас в Грозном в полном окружении кровью харкают, — «закипал» Пуликовский. — Они ждут моей помощи. Я обещал… — Я тебя, генерал, вместе с твоими людьми, вместе со все вашей дохлой группировкой сейчас куплю и перепродам! Понял, чего стоят твои обещания и ультиматумы?.. Офицеры, невольные свидетели разговора, опустили головы. Пуликовский с трудом сдержал себя. Стиснув кулаки, круто развернулся и пошел прочь, чувствуя спиной «расстрельный» взгляд Бориса Абрамовича…«.. Да, «миротворец» Лебедь остался в памяти солдат, воевавших в Чечне, но не как защитник интересов России, а как человек, сдавший боевикам в августе 1996 года город Грозный. События, связанные с работой секретаря Совета безопасности России по урегулированию кризиса в Чеченской Республике, еще раз доказали, что Северный Кавказ остается одним из сложных и важных районов России, где на повестке дня по-прежнему остаются вопросы сохранения ее территориальной целостности и национальной безопасности…» — Получается, что Ельцин с Лебедем «сдали» Грозный бандитам? И отсюда впереди нас ждала еще война? — спросил и прищурил стыдливо глаза Иван Михайлович. — Лучше Николая Асташкина не скажешь: «Сам же Грозный был отдан на разграбление мародерам. Материальные ценности учреждений, личное имущество граждан боевики растаскивали по всей республике…» Жаль, что позицию Пуликовского не услышал Лебедь. А она была предельно четкой: либо полная капитуляция, либо продолжаем огонь на поражение. Бандиты уважают только силу: их нужно не уговаривать, а уничтожать — такой напрашивается вывод…» — И у него ничего не вышло, — взъерепенился Москаленко. — Да, да, да… Добрый час ждет Сашу Лебедя! Я ему верю. Он — не забрызганный тухлыми яйцами политический зануда! Горбачева «норвежцы увенчали Нобелевской премией за разрушение берлинской стены и объединение немцев, за разгром великой державы СССР. А я бы посоветовал стокгольмскому комитету удостоить вниманием Лебедя за восстановление мира в Чечне… Москаленко больше ничего не стал объяснять Лозовскому. Он отправился домой. Спору нет, для него, как и для многих жителей земного шара, Лебедь остался носителем мирной инициативы. Впрочем, до поры, до времени он носил этот ангельский ореол. И его потом в тайном сговоре с чеченцами обвинят. Да и через годы губернатор Красноярска Лебедь погибнет в вертолете, зацепившись за электропровода. А может он уничтожен потому, что был народным любимцем и мог стать президентом России?..Глава 6. КОШМАРИКИ, КОШМАРИКИ…
Утром старики окунулись с головой в необязательные дела-делишки. Чеченский треп не успокаивал их безрадостные души. — А… Рыбкин сменил Лебедя… Справится ли? Не сдрейфует? — жена незряче улыбнувшись, качнулась всем телом, прилегла, опершись на локоть. Москаленко сидел прямо, расправив плечи, в глазах билось пламенем розовое и желтое. То ли от розового торшера, из-под которого струились лучи света, то ли от ослепительных всплесков багреного вечернего заката. — Иван Рыбкин, тонкий, добрый человек. Он умеет ладить со всеми, — ответил Иван Михайлович. Официальный тон употребил журналист Михаил Александров в «Российской» газете: «Иван Рыбкин же, совершивший за свою политическую карьеру заметный дрейф с левого фланга к левому центру, еще на посту думского спикера проявил завидные способности приведения к единому знаменателю, казалось бы, прямо противоположных точек зрения. Таким образом, экс-спикер во главе Совбеза прекрасно вписывался в картину новых и обнадеживающих политических нравов. Собственно, и его назначение 21 октября 1996 года стало своеобразным тестом, и благоприятная реакция разных сил лишний раз доказала, что страна выздоравливает и отходит от возбуждения затянувшейся серии предвыборных компаний…». — Ты может борща отведаешь, Ваня? — забеспокоилась жена, забыв, что не кормила мужа. Он посмотрел на нее, увидел аккуратно уложенные седые волосы, тщательно подкрашенные губы. — Подавай, — буркнул в ответ, а про себя заметил: — Молодится, старушка… Борщ горячий, обжигал. Ели молча, сидя друг против друга. Так молча и закончили обед. Лидия Игнатьевна убирала посуду, поглядывая на мужа. Профессор снова углубился в чтиво газет и журналов. Чеченский синдром уже негативно сказался на психике ребят, уволенных в запас. Елена Лория и Елизавета Маетная в «Комсомольской правде» поведали Москаленко некоторые житейские кошмарики: «Психиатры не раз предупреждали: вернувшиеся с чеченской войны солдаты взорвут общество своей болью. К сожалению, научный прогноз сбылся с пугающей точностью. В этом убедились наши корреспонденты, побывавшие в Пермской области (как известно, около 80 процентов первого «чеченского» призыва обеспечили Урал и Сибирь). Ребята вместе ходившие в атаку, после возвращения домой разделились — на убийц и самоубийц.1. УБИЙЦЫ
Андрей Никитин и Виталий Дышлевой вернулись из Чечни почти одновременно. Ходили друг к другу в гости, иногда выпивали по-доброму, не до беспамятства. А 18 июня 1995 года словно что-то замкнуло. Во втором часу ночи друзья подошли к коммерческой палатке. Наткнулись на незнакомого мужика с физиономией «кавказской национальности». Кто начал спор — разбирается следствие. В завязавшейся драке за кавказца (который потом куда-то исчез) вступился еще один незнакомец из очереди — Сергей Аникин. Непрошеного заступника били свирепо и долго. ИЗ СУДЕБНО-МЕДИЦИНСКОГО ДИАГНОЗА «Закрытая черепно-мозговая травма: перелом костей лицевого скелета, основания черепа, субарахноидальные кровоизлияния, кровоизлияние в желудочке головного мозга, отек головного мозга. Закрытая травма груди: перелом ребер справа. Тупая травма живота: разрыв брыжейки тонкого кишечника. Массивные кровопотери: около 1 200 мл крови в брюшной полости. Ушибы мягких тканей…» Не приходя в сознание, Сергей скончался в больнице. Остались жена, трое дочерей и племянница, которую он воспитывал. А убийцы больше года сидят в СИЗО, ждут суда. — Виталик воевал в Чечне семь месяцев, с ноября 1994-го. Если я скажу, что он вернулся другим, — это будет неправда. Я просто не узнала своего сына, — плача, рассказывала Лариса Ивановна. — Он не мог смотреть людям в глаза! Много раз говорил мне: «Понимаешь, я чувствую себя убийцей». Засыпал только под грохот магнитофона. Однажды я ночевала с Виталиком в одной комнате. Утром просыпаюсь — его нигде нет. Нашла в большой комнате: он с матрацем и подушкой забился под батарею. Снился обстрел. Про войну почти не рассказывал. Только однажды выговорился. «Знаешь, мам, самое страшное — когда меня в первый раз заставили убить (Виталик был снайпером. — Авт.) А потом я молодых пацанов обучал тому же… Ты смотришь в прицел и видишь голову человека. Потом нажимаешь на курок. И она на твоих глазах разлетается». История болезни. По данным американских врачей, люди, страдающие посттравматическим стрессовым расстройством, часто жалуются на чувство вины, ощущение отверженности и уничтожения. У них встречаются галлюцинации и депрессивные диссоциативные проявления, приступы панического страха. Поведение часто определяется недостаточным контролем над импульсивными побуждениями, агрессией, стремлением к насилию. 30 процентов заключенных в тюрьмах США — ветераны вьетнамской войны. В России подобная статистика по афганской, а тем более чеченской войнам не ведется. Виталик начал шарахаться от сестренки Полянки, которую обожал, которую сам вынянчил. Уже после ареста родные вспомнили его рассказ о попадании в засаду колонны: «Нам сказали, что село свободно от боевиков, об этом якобы договорились со старейшинами. Но прямо на въезде первая бээмпэшка была обстреляна. Все ребята погибли. И мы начали мстить. Бросали в подвалы гранаты. Я тоже. От одной из них на моих глазах погибла девочка — Полинкина ровесница…» — Какое растет ненормальное поколение! — ужаснулась Лидия Игнатьевна. — А вот послушай, что в разделе «Самоубийцы» написано. — И Иван Михайлович стал читать: «…В то апрельское утро Александра Васильевна чувствовала себя не спокойно: последние дни любимый племянник Саша Зинов и так не особо разговорчивый, окончательно замкнулся в себе. Тетя, которая была для него второй мамой, не находила себе места. И когда парнишка ни с того ни с сего вскочил и выбежал на лестничную клетку, бросилась за ним. В оконном проеме восьмого этажа она увидела только Сашины пальцы, вцепившиеся в подоконник. Александра Васильевна успела нагнуться над ним, попыталась схватить, удержать. Саша из последних сил подтянулся и ударил ее головой. На всю жизнь она заполнила его последний крик: «Разойдись!» Внизу играли детишки, среди которых был и младший братишка Саши… «После возвращения из Чечни с ним невозможно было разговаривать, он огрызался буквально на все, — рассказывает Сашина двоюродная сестра Нина. — Саша служил в морской пехоте и говорил, что из 90 человек в живых осталось 12. Он постоянно старался найти «чеченцев», с ними ему, наверное, было интереснее общаться. Встречался и с одноклассниками, но они друг друга не понимали. Конечно, ребята пытались настроить его на новую жизнь. Но он, очевидно, давно для себя все решил. Перед Пасхой Саша пришел к бабушке: «Благослови меня». Та, удивилась: «А за чем?» Как-то странно ответил; «Потом узнаешь…» На следующий день исчезли все письма от друзей, с которыми он воевал. Затри дня до самоубийства, к Саше приходил кто-то из «чеченцев». Кто приходил, о чем говорили — никто не знает…ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ. Как правило, вторичная реакция на стресс наступает через шесть месяцев, год, два, три. Появляется бессонница. А в снах все чаще «прокручивается», со всеми подробностями, боевая ситуация — как правило, самая страшная Человек становится раздражительным и агрессивным, развиваются неврозы, истерия, возникает мысль о самоубийстве. По данным американских исследователей, у двадцати пяти процентов воевавших во Вьетнаме развились не благоприятные изменения личности. Среди раненных и инвалидов эти цифры гораздо выше — до сорока двух процентов. По некоторым данным с собой покончили около ста тысяч участников вьетнамской войны, а сорок пять тысяч ведут замкнутый образ жизни, практически не общаясь с внешним миром. Такие же психические расстройства наблюдаются у американцев, воевавших в Ираке Юра Поварницын из Краснокамска, солдат внутренних войск, подорвался на мине в апреле прошлого года. Из Чечни вернулся без ноги. — Ему сделали очень хороший протез, но Юра так его стеснялся! — говорила нам его мама. — И вообще тихий какой-то стал, не разговорчивый: бросил курить, не выпивал. Раньше он очень любил с сестренкой возиться: и купал Иришку, и гулял с ней, и пеленки стирал. После Чечни так не разу ее не приласкал, хотя было видно — тянет его к сестре. Все время повторял, что лучше было погибнуть — как теперь инвалидом жить. «Не хочу, мамка, висеть у тебя на шее». «Что ты, сынок, тебе еще повезло, — успокаивала я его, — посидишь немножко дома, все образуется. Вон другие без ног даже на речку ходят». «Что ты, мама, я полезу в воду, а протез утащат». Другу он говорил, что хочет вернуться в Чечню. В тот вечер Юра пришел домой с бутылкой. «Мать, достань стопку, хочу с отцом выпить». Молча хлопнули. Вдруг кинулся к матери на шею, стал обнимать, целовать. Но только потом мы поняли, что он так с нами прощался». Еще зашел к своей девушке Гале — они собирались через месяц пожениться. Посидели-поболтали, прощаясь сказал, что идет ночевать к родителям. А сам — на десятый этаж. И вниз. В кармане нашли окровавленную записку: «Не вините никого. Я сам виноват. Это все Чечня. Всем пацанам, кто погиб, я завидую. Я всегда хотел служить своей Родине, России. Хотел служить офицером, но моя мечта не сбылась». — Мы не ругались, хотя общаться с Юрой после Чечни было сложно, — говорит Галя. — Однажды я вышла на балкон покурить. Захожу в комнату, а Юра сидит, слушает песню про Петлюру и рыдает. Я стала расспрашивать, что с тобой, но он ничего не ответил. Юрина мама тоже несколько раз заставала его плачущим под эту песню. Из справки областного комитета ветеранов Таджикистана и Чечни: «В Пермской области уже более десяти официально зарегистрированных случаев суицида среди участников чеченской войны. По неофициальной информации — около ста». — Юра мне иногда снится, — сказала нам его невеста. — «Мы же тебя похоронили», — говорю ему. А он: «Я живой, вы другого похоронили…» — Унизительные все-таки вещи творились с бедными мальчишками! Как так можно? — допытывалась жена у Ивана Михайловича. — А-а! — вырвался у профессора сквозь стиснутые губы стон. Он смотрел в газету. Перед глазами мелькали крупные буквы. Буквы плясали, словно какие-то несуразные. Пирогом «чеченского снадобья» затошнило у Москаленко после письма какого-то офицера запаса из Аксайской района, опубликованного в «Аргументах и фактах — на Дону»: «В начале 1995 года меня направили для прохождения службы в Чечню. Жена как раз пошла в декретный отпуск. Но на мои семейные проблемы никто смотреть не стал, у кого их сейчас нет? Спустя месяц меня сильно контузило. Пролежал без сознания, а затем с частичной потерей памяти около трех месяцев. Так уж получилось, что за это время пришла к жене похоронка, а следом она родила двойняшек-пацанов. Имея на руках казенный лист бумаги с извещением о моей смерти, супруга рассудила так: двух детей ей одной не поднять, а помочь некому. Тут как раз нашлись богатые люди, попросили ребенка на усыновление. Она и согласилась. Только поставила условие цена договора пять тысяч долларов. Усыновители пошли на это потому, что были уверены — малыш из хорошей семьи, а не плод любви алкоголиков или наркоманов, да и деньги для них были невеликие. Так прямо из дома моя половина вышла уже с одним ребенком и сразу в пригороде Ростова купила скромную двухкомнатную квартиру, чтобы переехать из общаги, в которой мы прозябали. А тут последовала весть о моем возвращении. Хотите, — верьте, хотите — нет, но мое возвращение большой радости у нее не вызвало. Она все молчала, печально уставившись в окно, и тихо плакала по ночам. Обо всем случившемся я узнал через год спустя. И тоже стал будто замороженный. Вроде бы виноват в чем-то. Да только в чем? Не я же эту войну придумал! Так и живем, как в полусне, почти не разговаривая. Беру сына на руки очень редко — руки начинают сильно дрожать…» Будто лошадь в лицо лягнула, — вылезал с выщербленными зубами то один журналист, то другой. Или делались для читателей потрясающие «прибамбасы» с шипящими намеками от зуботычин. Что-то с головным полушарием у ряда публицистов было не в порядке. Не весть какой репортер Михайленко в донской газете «Наше время» присковородил президента Ингушетии Руслана Аушева за то, что он не скажет правду о Чечне, ее должны сказать русские. Может быть он и докопается до истины, но между строк чувствовалась предубежденность автора, будто его после употребления в желудок перекиси взбудоражил кровоток на откровенную отсебятину. «Минуты слабости бывают и у курицы, — усмехнулся Москаленко. — Как мог выставить на обозрение журналист кровоточащую рапу с уколами Аушева? Мы его тем самым оттолкнем от себя!» Тяжкая десница судьбы упала на голову журналиста, порывисто выплеснувшего на страницы газеты все, что в Чечне было измазано гнилью, бактериями разложения и тления. К сожалению, он был не одинок. «По российскому телевидению показали очередной выпуск «Совершенно секретно», — откровенничал Михайленко, — В нём Артем Боровой обещал вскрыть истинные причины чеченской войны (тоже погибнет в самолете при странных обстоятельствах, как и Рохлин, Лебедь… — Е.Р., М.К.). Чеченская война — это боль России, кровь тысяч россиян и чеченцев (они быть россиянами не хотят), слезы солдатских и офицерских жен и матерей, разрушенные дома, разбитые надежды. Все это требовало немедленного разбирательства и неотвратимого наказания тех, кто так или иначе виноват и том, что война случилась. Для того, чтобы в будущем ни у кого не возникло желание повоевать, России необходим свой «нюренбергский процесс». Надо ли говорить, с каким вниманием люди прислушивались ко всему, что так или иначе приоткрывало завесы тайн этой трагедии. Что же мы увидели по телевизору? Нам продемонстрирована версия Руслана Аушева, из которой следует, во-первых, что нет на свете более мирных людей, чем чеченцы и ингуши, во-вторых, все зло идет из Москвы от недоумков российских военных и туповатых политиков. То, что Аушев сомкнулся с Дудаевым, помогал и помогает дудаевцам, известно каждому, кто хоть раз слышал его по телевидению или радио. Сам Аушев не скрывает этого, ссылаясь на родственные, братские корни чеченцев и ингушей. И это понятно. Солидарность малых народов — явление, в общем-то, мировое. Солидарность же чеченцев и ингушей — явление особое. Как-то в «Аргументах и фактах» кто-то из известны чеченцев, говоря о менталитете вайнахов, объявил, что в конфликтах между соплеменниками каждый чеченец может принимать ту или иную сторону, но если в конфликт замешен инородец, то в любом случае все вайнахи буду на стороне вайнаха. Антирусская позиция Аушева — яркий пример тому, и судить его за это нельзя. Бюст генерала Ермолова, стоявший до 80-х годов на одной из улиц Грозного, был защищен от посягательств местных граждан проволокой. Тем не менее, раза 2–3 в год бюст взрывали, а в период между взрывами по ночам забрасывали яйцами, помидорами, дерьмом. В обкоме партии хранились запасные бюсты. После каждого взрыва на следующее утро «запаску» ставили на постамент. Так было все время, пока стоял памятник. Думаю, что именно так воспитывались у местного народа ненависть к русским. Хотя до Дудаева этот процесс был подпольным. При Дудаеве воспитание ненависти к России было легализовано. Теперь подвиги Басаева, Радуева и прочих описываются летописцами и включаются в школьные программы чеченских школ. И бюсты Дудаева наверняка появятся в Грозном… Любовь к своей нации, талант и организаторские возможности Мовлади Удугова на десять поряд ков выше, чем те же чувства и качества руководителей средств массовой информации России. Наши же тележурналисты проявили в освещении чеченских событий продажность, отсутствия сострадания к соотечественникам. Стремление оплевать собственную армию. Ни один тележурналист не вспомнил о том, что равнинная часть Чечни — это родина терского казачества, что окраины левобережных станиц: Бороздинской, Каргинской, Старогладковской, Шелковской, Червленной, Микенской, Николаевской, Знаменской, Ищерской хранят тысячи православных крестов, что в этой земле покоятся несколько поколений русских. Будто бы все позабыли о бесчисленных убийствах русских в Чечне и Ингушетии до войны, о глумлении над русскими женщинами, об изгнании русских из своих домов. Руслан Аушев, говоря о причинах трагедии, также «забыл» об убийстве казачьего атамана в станице Аксиновс-кой, об убийстве вице-премьера России Поляничко, о создании до конфликта с Осетией вооруженных отрядов в Ингушетии. Забыл он и о захватах заложников, террористических актах в Минводах и т. д. Когда это все забыл Аушев, это объяснимо и понятно. Но когда об этом замалчивали наши журналисты, это не понятно…» — Лида! Дай минеральной воды. В горле запершило. Не могу такую мерзость переваривать! — заскрежетал зубами Иван Михайлович. Жена налила полный фужер воды. Москаленко потрогал стакан пальцами, погладил, а затем залпом выпил. — Слушай дальше, — велел он. — «Михаил Лермонтов, Лев Толстой, их современники сочувственно относились к Шамилю и его сподвижникам, но в этом чувстве было рыцарство, а не то чувство неполноценности, самоунижения и самооплевывания, которое прозвучало в той передаче «Совершенно секретно». На пьедестале взорванного после революции памятника атаману Бакланову в Новочеркасске выбиты названия населенных пунктов, вошедшие памятными вехами не только в биографию атамана, но и в историю военной российской славы. Среди прочих там перечислены и Шали, и Ачхой-Мартан, и Урус-Мартан. Сто с лишним лет мы гордились этим прошлым, гордились тем, что нас с теми ушедшими из жизни атаманами, казаками, солдатами связывают кровные узы. Неужели мы это забыли? Не нужно оправдывать чеченскую войну. Она пример безмозглости и бестолковости наших военных руководителей высшего эшелона. Она свидетельство того, что именно в этих эшелонах была совершена роковая ошибка, которая привела к чеченской войне. Так надо честно сказать об этом с экранов телевизоров, а не предоставлять слово Аушеву. Такое мое личное мнение…» Чутьем знатоков-психологов уловили зарубежные деятели идиосинкразию наших соотечественников к афгано-чеченским событиям. Внутри — российский политический бурлеск, закрученный на фоне стрельбы и пожарищ, неразрывно связан с ностальгией народа по коммунистическим идеалам и ожиданиям третьей силы. Действия нашей армии в Чечне подвергли откровенному анализу английские военные, о чем маленечко приоткрыл завесу таинственности корреспондент «Известий» Владимир Скосырев: «Российская армия не сумела извлечь уроков из афганской войны. Как и во время интервенции в Афганистане, наши генералы и политики по-прежнему полагают, что массированная огневая мощь приведет мятежников в Чечне к повиновению, говорится в докладе, напечатанном в журнале «Джейнс интеллидженс ревью». Одними из авторов доклада выступил Ч. Блэнди, сотрудник военной академии Сэндхэрс. Русская стратегия в Афганистане базировалась на «широком и подавляющем применении силы; в результате разрушения достигли масштабов, невиданных со Второй мировой войны». Однако, несмотря на то, что в Чечню отправлялось самое современное вооружение, операцию подрывали слабый тактический уровень ее руководства, недостаточная подготовка военнослужащих. В 1994 году, когда началось вторжение, российской армии не хватало 12 тысяч командиров взводов. С 1992 года не было ни одного полевого учения дивизионного масштаба. Один из уроков Афганистана состоит в том, что для боевого подразделения важно поддерживать на должном уровне материально-техническое обеспечение. Однако, его-то и не доставало в Чечне. К тому же российское командование недооценило противника. Из разведдонесений было известно, что мятежники заполучили много противотанковых вооружений. Тем не менее Павел Грачев послал неготовые к боям формирования на Грозный. Подразделения, которые были развернуты как полноценные боевые единицы, показали себя лучше. Они принадлежали ВДВ, 74-й мотострелковой бригаде и специализированным частям, таким как 506-й полк 27-й мотострелковой дивизии. Помимо недостатков в подготовке войск, сказались и изъяны в вооружениях. Танк Т-72 загорался изнутри, когда броню пробивали противотанковые снаряды. Один из главных фронтовых самолетов — Су-25 не мог действовать в плохую погоду. Неясность установок, исходящих от политического руководства, также мешают вооруженным силам сделать необходимые выводы из событий чеченской войны…» Кровавые стычки намеренно поддерживались, разогревались и подпитывались. Кому-то была нужна независимая Чечня, не целостная Россия, а именно непрекращающиеся сражения. Москаленко солидаризировал с журналистом Сергеем Саночкиным, прямо высказывавшемся: «Кстати говоря, мало кто обратил внимание на тот факт, что Дудаев был убит после того, как он вдруг обмолвился о возможности прекращения войны в самом скором времени… Не погасла гражданская война в Афганистане — теперь ею занимался соседний Таджикистан. Связь между этими бойнями самая прямая. Если не потушить ее там, заполыхает Туркмения и Казахстан, а это уже совсем рядом, скажем, с западносибирским и уральским регионами, в которых находятся «деятели», уже сегодня несущие бред о независимости своих областей и в которых, как, кстати, и везде по России, существуют готовые к «приключениям» бандитские формирования мафии. Таджикистан, нагорный Карабах, Осетия, Ингушетия, Дагестан, Чечня — это все звенья одного плана — плана развала России, устранения с планеты великой тысячелетней Державы. Не случайно последние грозненские события совпали по времени с активизацией военных действий таджикской оппозиции…» Мафиозные разборки на кремлевском троне подтверждали версии о коммерческой сути войны. За счет гибели сотен тысяч чеченцев и русских новые «бояре» построили себе виллы за рубежом, да и вообще неслыханно обогатились… Не случайно Яков Кротов в журнале «Наше время» как-то заметил: «С чеченцами нас объединяет простая человеческая солидарность. Ведь все их безобразия в сущности есть лишь воплощение мечтаний русского народа. Кто из нас не аплодировал идее Жванецкого: сесть в танк, приехать в магазин, и потребовать нарезать колбасы? Это все о том же. Мы все поставлены были в такую ситуацию, что слова бессильны и остается лишь браться за оружие, захватывать заложников, в общем — переходить на нечеловеческие способы общения…» …Иван Михайлович бросил взгляд в окно. У кирпичного гаража во дворе сверкала «Волга» начальника налоговой полиции, он тер суконкой крыло, наводил блеск. Целый день возился со своей машиной, то и дело отгоняя от себя чужого приблудного пса. «Полицмен жить умеет», — говорил сын Игорь, — За короткий срок обогатился: трехэтажная дача, в центре Нахичевани особняк отгрохал, дети по иномаркам рассекают город… Откуда это? Мздоимство, взятки…» В углу Москаленко наткнулся на потертую, обшар-манную кожаную сумку. Она старая подружка, много повидала на своем веку. В вокзальной суете она была удобным стулом и мягкой подушкой на полу, однажды была украдена и найдена, как-то обменена с попутчиком и возвращена… Кучу веселых и печальных историй поведала бы его старая подружка. Что ж, он не мог бы похвастаться, что приютил у себя стопку «зеленых», золотишко припас на черный день, дорогой отрез тканиили соболиные меха… правда, руки ее хозяина пересчитывали толстые пачки денег. Под рукой у него лежали и ценные изделия, по он был равнодушен к ним, как пацан, не знающий их стоимости. Старая подружка только посмеивалась бы над этими сокровищами… а может, и нет… Но сейчас постоянное имущество, сказала бы сумка, — если бы заговорила, конечно, — это самые интересные газеты и журналы разных лет. — Вот посмотри, Лида, что я в печати откопал. «У меня в Чечне погиб сын, — написал генерал Константин Пуликовский, командующий временной объединенной группировкой войск… Лидия Игнатьевна взяла газету из рук мужа, лихорадочно пробежала взглядом большой лист: «Вы знаете, — сказал генерал, — у меня здесь, в Чечне, погиб сын. Эта трагедия сильно повернула мое сознание. Наша жизнь, в общем-то, очень коротка. И в конечном счете все нормальные люди в нашем возрасте должны жить ради будущего. Почаще задаваться вопросом: а что о тебе скажут после твоей смерти? Согласитесь, когда человек живет, ему очень редко говорят правду в глаза, О нас будут судить наши потомки. В этом, наверное, и заключается существо нашей жизни. Если человек строит дом и строит его лишь для себя, в таком доме трудно будет жить его детям. А если он строит дом и думает: вот эта комната для сына, который женится, и лучше, если будет не одна, а две комнаты. Если есть второй сын — о нем тоже забывать нельзя. Лишь в этом случае дом получается хороший, в нем мирно уживутся его дети. Именно такой дом мы и хотели помочь построить в Чечне. Дом, в котором было бы уютно всем: и чеченцам, и русским, и татарам…» Голос Лидии Игнатьевны дрожал. Она отвернулась, хотела включить утюг, тыкала вилкой, все не попадала в розетку. Ей не легко, думал муж, но разве мне легко вспоминать погибшего нашего внука? В «Российской газете» журналист Петр Придиус узнал из первых уст президента Адыгеи Аслана Джаримова «верит ли он в благополучный исход конфликта в Чечне?». Джаримов уверенно ответил: — Хочу верить. Народ устал от войны, разрухи, убийств. И если он понял, что это затрагивает его будущее, то должен пойти на примирение. Иван Михайлович прижал голову жены к груди и зажмурился. Хорошо с ней… Открыв глаза увидел на полу свою сумку. Осклабилась верная подружка. Вечерняя заря пригасла, посерела как-то, будто раскрыв свой плащ-невидимку. Небо низко, на нем мигали редкие звезды — края задернулись туманом, поднимающимся над крышами домов. В квартирах включили телеки, видики… А Москаленко по-прежнему лихорадочно листал страницы. Собирать газеты было его страстью. С популярным поэтом Евгением Евтушенко в «Аргументах и фактах» беседовала Наталья Желнорова. Ершист этот писатель. Вечно недоволен, всегда обиженного корчит, при всех властях, при всех политических мастях. «Я отказался от награды — ордена дружбы народов — из-за войны в Чечне, — заявил всемирно известный поэт. — Эта война от бескультурья: достаточно было прочитать «Хаджи Мурата», чтобы не начинать ее. Но ни один из наших власть имущих людей его никогда не читал. Они говорят, что сначала надо провести экономические реформы, а потом уж думать о культуре. Чушь! Экономические реформы не получаются по той «простой» причине, что в обществе не достает как раз культуры (особенно в верхах). В результате дикая диспропорциязаработков коммерческих людей и интеллигенции… На последних выборах интеллигенция была загнана в капкан. Мы выбрали Ельцина потому, что он чуть-чуть лучше Зюганова. Но сейчас Борис Николаевич должен думать о своем наследнике. Потому что в нем самом образовалась какая-то деревянность по отношению к страданиям человеческим. Я его видел плачущим у гроба его матери и сопереживал ему. А теперь у скольких гробов из Чечни плакала вся страна?! Сопереживал ли он? Не знаю. Но он и окружающие его люди все время проявляют свое равнодушие к культуре. А равнодушие — это невольная агрессия. Я бы сказал так: власть, которая разъединена с интеллигенцией, обречена на гибель.
Глава 7. ЗАМИРЕНИЕ В ХАСАВЮРТЕ
В дни замирения между Чечней и Россией наконец-то выписали из больницы сына Игоря, который первым делом навестил отца и мать. Счастья родителям не было конца. Родился внук, выздоровел сын. Что еще нужно на свете старикам? Пожалуй, самим бы не сдавать позиции, но они начали ощущать, что жизнь действительно идет на спад. Да, годы, есть годы. Гораздо хуже другое… Чтобы не притуплялись чувства… Иван Михайлович видел и слезы солдатских вдов, и глаза инвалидов Отечественной, афганской и чеченской войн, требующих самого необходимого, прежде всего угла под крышей, колясок, лекарств, одежды, еды… Мать с нескрываемым любопытством посмотрела в глаза Игорю. — Здоровехонек? Отец поинтересовался, когда он выйдет на милицейскую службу. Получив утвердительный ответ, они потащили сына на кухню. Лидия Игнатьевна поставила перед ним сковородку с котлетами и жареной картошкой, графин вишневого компота. — Папаня, я захватил бутылочку водки! — четко, по-воєнному, отчеканил сын. Выпили, закусили. И тогда радость — горячая, щемящая — затопила сердца. — Сегодня ко всему прочему 23 ноября 1996 года Черномырдин и Масхадов подписали временное соглашение между Россией и Чечней о принципах сотрудничества, — сообщил о наболевшем Иван Михайлович. — Дипломатическим ударом разрубили сложные узлы чеченской эпопеи. И знаешь, в каком месте, сынок? В населенном пункте под названием Раздоры, словно бы в знак предупреждения против чрезмерного оптимизма… — Зачем воевали? За что воевали? — пробасил Игорь. — Или, точнее всего: почему дрались, вместо того, чтобы сразу договориться? — То-то! Мовлади Удугов знал имена кремлевских людей, кто вел дело к войне… Да и в итоге воевали, воевали и убрались восвояси, как будто бы ни с чем, — сказал Иван Михайлович, переводя взгляд с Игоря на налитый доверху стакан водки. — Тяпнем, батя с надеждой, что подобного больше в России не произойдет, — заключил сын. Мать, чтобы не терять времени даром, разогрела пузатый чайник, поставила вазочки с конфетами, ломтиками пирога и изюмом. Игорь отправил в рот кусочек пирога и даже зажмурился от удовольствия. — Ох и вкусно! Беседа продолжалась долго. Солнце с неохотой начало свой многовековой, однообразный путь к горизонту. За окнами раскинув крылья-ветки, седые тополя дугой согнулись, отчаянно сопротивляясь ветру. И вдруг заиграли звезды в вышине, подразнивая, как глаза косые — мы здесь свои. — Ушли федералы из Чечни без фанфар и развернутых полковых знамен в никуда — без конкретного места квартирования, в ночь, в палатки, в нищету, — усмехнулся Игорь. — У этой войны нет победителей. А тогда пусть Ельцин ответит на вопрос: «А есть ли побежденные?» — Есть, сынок, победители. Масхадов уже запросил в качестве «возмещения ущерба» 150 миллиардов. На каждого чеченца получается что-то около 130 тысяч долларов… — А чем оплатить горе матери, схоронившей сына на этой войне? А кто возместит нам моральный ущерб от одураченных идей в необходимости бойни ради сохранения целостности России? Вопросы, вопросы… А ответы на них, мягко говоря, попадают по-ельциновски пальцем в небо, — махнул рукой Игорь. — На одном соглашении далеко не уедешь, — опять же не удержался Иван Михайлович. — Указом президента выведены из Чечни две российские воинские части — 101-я бригада внутренних и 205-я бригада Минобороны. Оппозиция сразу же осудила действия Ельцина. Нет армии России — Чечня не субъект России… Воздушные границы Чечни теперь открыты странам Запада и Востока… Но и желание нельзя сбрасывать со счетов! Успех доброго дела заложен как раз в желании народа, в дружной воле к замирению. Да и Александр Лебедь на шумные негодования коммунистов о «Беловежье-2» верно отчебучил оппонентам: «Нам нужен сегодня любой мир, на любых условиях…» Вот, смотри, Игорь, что нам преподнес центр исследований политической культуры России в социологическом исследовании «Феномен Чечни. Кто же ответит за сто тысяч смертей в чеченском котле?»: «Президент, понимаешь, ошибся… Президент и государственная Дума — каждый по-своему — подвели итоги компании «по восстановлению конструкционного порядка в Чечне». Напомним, именно так главой государства называлась силовая акция Центра в этой российской северокавказской республике. Действительно, прошли годы… Погибли тысячи наших солдат, десятки тысяч мирных жителей. Израсходованы сотни миллиардов рублей госсредств. И тут оказалось, что у президента ошибочка вышла (по крайней мере он сам так заявил). А посему взял и преподнес криминально-сепаратистскому постдудаевскому режиму очеред-1 юй подарок: раздорское соглашение и указ о выводе двух последних бригад, контролирующих в Чечне стратегические объекты… А кто же из верховодов ответит за «гиблое» сражение?.. Чубайс-гипнотизер? Политики, наверно, долго будут разбираться в хитросплетениях кремлевской кухни. Ведь трудно понять, как же так случилось: только-только пришедший в себя после тяжелой операции президент вдруг после первого же визита к нему Чубайса скоропостижно подписал указ о срочном выводе федеральных войск, которые по всем соглашениям — и московским, и назранским — должны были постоянно дислоцироваться в Чечне. Выходит, дело генерала-секретаря Лебедя с его хасавюртовскими соглашениями, что называется, живет и побеждает. Хотя и без самого Александра Ивановича. Даже не смотря на то, что Совет Федерации уже после Хасавюрта подтвердил незыблемость территориальной целостности страны. Наверное, конвульсионные политические движения постоперационного президента можно попробовать списать на таинственный гипнотический дар Чубайса, о котором недавно в открытую вдруг заговорили некоторые средства массовой информации. Можно рассуждать и серьезнее. А не стремится ли режим, наматывая один акт чеченской трагедии за другим удавкой на горло России, отвлечь внимание общества от скандала вокруг нынешней кремлевской команды со всякими уголовными делами, валютной коробкой, растратой колоссальных сумм? (Здесь петля мошенничества завязана в связи с задержанием в «Бе-лом доме» сотрудниками Федеральной службы безопасности заместителя директора ОРТ Естафьева и бизнесмена Лисовского, у которых в коробке из-под ксерокса изъяли более пятисот тысяч долларов США наличными, предназначенных якобы на выборы Ельцина). Или предположить, что тем самым пытаются замылить глаза общественности в связи с надвигающимся финансово-экономическим крахом страны (что по сути признает уже сам министр экономики Ясин в своих записках, ставших достоянием печати). Или еще проще: помимо всего прочего (включая удовлетворение клановых интересов группы Чубайса-Березовского за счет открытия «черной дыры» криминальной экономики Ичкерии), вынудить оппозицию отложить в сторону все дела, в частности, в столь победно для нее идущей избирательной компании в регионах, и бросить все силы на борьбу за президентский импичмент и отставку правительств. Кто знает. Каждая из этих версий имела право на жизнь. Тем более что обкатка всевозможных политических технологий, манипулирование общественным мнением, поведением оппозиции — одна из характерных черт всей деятельности партии власти, имеющей только одну цель — подольше удержаться у кремлевского кормила и любой ценой. И хотя в борьбе за поддержку общественного мнения в связи с подведением итогов в чеченской компании про-режимная печать пыталась выставить оппозицию как «партию войны», а кремлевских властителей как «голубей мира», умонастроения россиян отнюдь не склонялись в пользу партии власти. И об этом четко свидетельствовали материалы мониторинга массового сознания, проводимого нашим независимым Центром исследований политической культуры России (руководитель-доктор исторических наук С.И. Васильцов). Результаты очередного, ноябрьского зондажа, проведенного в 58 регионах страны на основе репрезентативной панельной выборки в 1200 человек, давали весьма объемную картину «околочеченских» настроений россиян. Тех настроений, на морально-политическую почву которых и упали сейчас «семена» очередного разрушающего страну демарша, проведенного правящей группировкой Чубайса-Березовского. «Я принес вам мир», — что-то в этом духе, помнится, произнес генерал Лебедь после подписания договоренности с Масхадовым. И люди знающие вздрогнули, пораженные странноватым совпадением этих слов с известной фразой Чемберлена после мюнхенской сделки, ставшей прологом ко второй мировой войне. О принесенном мире говорили творцы разд орских соглашений. Но чем больше они говорили, тем меньше им верили. Данные зондажа центра убеждали: податься на посулы мира смог лишь один нынешний россиянин из пяти. Да и то немалое количество этих поверивших в прекращение кровопролития россиян сочли своим долгом особо приписать к социологической анкете дополнительные комментарии, суть которых такова: «Настоящего мира, конечно, нет, но хотя бы уменьшилась массовая гибель наших ребят. А что в будущем, неизвестно». Иначе говоря, позитивное восприятие нынешней ситуации на чеченском фронте имело вполне жестокую и определенную границу. Они скорее следствие глубокой народной усталости, нежели согласия с политикой Кремля: только бы передохнуть, только бы — хоть ненадолго — спрятаться от душу выматывающих негативных эмоций. Наверное, на эту усталость в значительной степени и рассчитывали авторы чеченского позора в России: мол, русского мужика так удалось замордовать, что ему уже ни до чего: он сам себе в такой замоте смертный приговор одобрит… И все-таки, как видим, в такую морально-политическую западню попались немногие. К тому же даже их подавляющее большинство приемлет все нынешнее «миротворчество» властей лишь как средство спасти своих ребят. И вовсе не собирались расценивать его в качестве некоего «отпущения грехов той самой «чеченской стороне». Согласиться с тем, что наконец-то оказалась официально признанной победа «гордого и свободолюбивого» чеченского народа над русскими, российскими «имперскими поползновениями», были способны всего 2–3 процента россиян. Иначе говоря, лишь один из двенадцати тех респондентов, что поверили было, будто договоренность с сепаратистами дала стране мир…» — Смотри, сынок, какие нелепые исследования проведены в разделе «Лебедь и его дело», — вставил Иван Михайлович. — Что там? — наклонился к отцу Игорь. — Да разве этого заслуживает Лебедь? — отец зло сплюнул, покачал головой. — Вот что подтасовывают аналитики: «При подписании раздорских соглашений сепаратисты не уставали подчеркивать роль генерала Лебедя в своей победе, явно унижая нового секретаря Совбеза Рыбкина. Что ж, это вполне понятно. Для них генерал — это человек, которым первым из официальных лиц исполнительной власти России согласился на отпуск Чечни. А что же российское общественное мнение? Оказывается, абсолютное большинство в «миротворчестве» властей отказывалось видеть этакий «пропуск на выход» из государства Российского для наследников Дудаева. Поэтому, наверное, и сам Лебедь, столь ценимый чеченцами, похоже, так и не смог опереться на плоды своего «миротворчества», как и птица крыльями на восходящий воздушный поток. Всего только 19 процентов населения укрепились, оценивая заслуги генерала в Чечне, в своем мнении, будто Александр Иванович и есть тот «единственный в России политик, что способен не болтовней, а делом решать серьезные общественные проблемы». И если раньше соотношение граждан, доверяющих генералу и не верящих ему, выглядело примерно как 4:5, то теперь оно стало 1:2 в пользу скептиков. Отставка в «миротворчество», похоже, подтолкнули его рейтинг под горку… Об этом говорит и еще один. момент: в то, что Лебедю принадлежала заслуга «сохранить целостность России», не верили за редким исключением — даже эти остающиеся у него симпатизанты. А ведь еще в июне в сие свято верили не меньше 20 процентов избирателей. И наоборот, весьма «нейтральное» отношение к нему многих из тех, кто пошел за ним на выборах, кто всегда оставался насторожен, стало уже сменяться уже четким и открытым неприятием отставного генерала-секретаря. «Лебедь и стоящие за ним силы полностью предали интересы России и русских», — так звучал приговор по крайней мере 20–21 процента населения и снова заметим: летом ряды таких критиков были более чем втрое реже. К тому же с ними солидаризировались во взглядах еще порядка 17–18 процентов граждан, расценивавших миротворческие заслуги Лебедя как попытку срочнейшим образом соорудить ему «ореол героя и мудрого политика» на будущее — на случай президентских выборов…». — Не менее забавен раздел: «Кремль вновь подыгрывает чеченскому криминалитету», — криво усмехнулся Игорь и начал читать всё подряд: «Доминирующим же в массовом мировосприятии после всех позорных уступок сепаратистам остался в общем-то один весьма жесткий взгляд — «чеченскому властвующему криминалитету московская верхушка вновь представила все мыслимые возможности для отдыха и подготовки к новому кровопролитию». Поскольку мирно разойтись с чеченской бандократией России явно не удастся, ни завтра, так послезавтра эту проблему все равно придется решать. Однако цена такого решения возрастет теперь неизмеримо. Подобный взгляд, как показал опрос, сегодня твердо исповедовали не меньше 37–40 процентов наших соотечественников. Нынешняя власть дискредитировала все пути решения чеченской проблемы — от военного до мирного. Что порождало новый феномен в общественном сознании известной ностальгии по пусть жесткой, даже жестокой, но твердой национально-государственной политике в деле сохранения единства и целостности страны. И вот сенсация: более половины опрошенных россиян (причем различных политических ориентацией), хотя с горечью и сожалением, но вспоминали… «сталинскую решительность в чеченском вопросе». Тревожная, заметим, символичность… Вот на какую основу в народном восприятии лег очередной виток жесточайшего общественного кризиса. Так что ставшая знаменитой фраза Бориса Абрамовича Березовского на счет «общественного сдвига в сторону русского национализма», возрождение которого-де может привести к «океанам крови», грозило обернуться довольно неожиданным, надо понимать, для ее автора исходом. Жестким, но отнюдь не кровавым. И если правящему режиму, как видно, глубоко безразлично мнение общества, то и самому российскому обществу, видать, чем дальше, тем больше делается чужой и политика этого режима, и сам этот режим. Пропасть отчуждения между ними неудержимо растет и ширится, засасывая в политический водоворот нынешнюю партию власти со всеми ее личными и плановыми интересами, пристрастиями и враждою…» …Без всякой рисовки Иван Михайлович чуть было не заплясал гопака перед сыном. Замирение наступило! Не дай Бог, если кто-то задумает подготовить почву для новой войны. Конфузы между оппозицией и нынешними престолоначальниками — это цветики, ерунда. Никогда так не терзался профессор. Вскочил с дивана, зашагал из угла в угол. — Чего отчаиваться? — спрашивал он себя, стараясь успокоиться. — Разбор полетов еще предстоит! За чеченские злодеяния, к сожалению, надо отвечать… — Баста! — стукнул Москаленко кулаком по столу. — Ваня… Ваня, что с тобой? — он не слышал, как вернулась жена из спальни. И осторожно освободился из объятий супруги, заглянул ей в глаза. — Да… Да… Да… Сатана в наш разум проник… Мы вот гнали фашистов… И не ведали, что будем бить своих же через полста лет, целых два года лупцевали политические биндюжники Чечню. Маршал Жуков никогда бы не допустил такой авантюры… — Эх, Ванюша, туповатость действий президента и погубила «демократию», — закивала головой супруга. — Краснеть придется за узурпатора перед новыми поколениями… Сын долго и упорно молчал. Он знал, что о том, сколь противоречивы дела и слова федеральной власти в Чечне, легко судить по публичным выступлениям президента. Слишком часто Борис Ельцин оценивал ситуацию «с точностью до наоборот»… 10 июня 1995 года. Из интервью президента: «на основной части Чечни восстанавливалась нормальная жизнь. Думаю, последние опорные пункты незаконных вооруженных формирований будут блокированы в ближайшее время, и диверсионно-террористическая деятельность боевиков пойдет на убыль». В сентябре 1995 года — заявление Ельцина на пресс-конференции в Москве: «Мы не допустим расчленения российского государства». 28 мая 1996 года. Из речи перед военнослужащими группировки федеральных войск в Чечне: «Я признателен военнослужащим России за героизм и мужество, благодаря которым разгромлены и уничтожены основные силы боевиков». 5 июня 1996 года. Из интервью Ельцина: «Я выдвинул в марте программу достижения мира в Чечне, и она выполняется. Я говорил, что усажу стороны за стол переговоров, и усадил. Я говорил, что соглашение о прекращении военных действий будет подписано. И оно подписано. И я уверен, что оно будет полностью выполнено. Преступный режим должен быть полностью ликвидирован во имя защиты населения республики, восстановления в ней законности, мира и спокойствия, во имя целостности России». Благо, что мрачные годы, позорившие нас, канули в прошлое. Но отголоски войны по-прежнему отзывались зловещими бедствиями людей. И впервые в душах сына и отца шевельнулось подозрение, что, может быть, трагедия будет длиться долго. Иван Михайлович горестно усмехнулся: — Наши хозяева в Кремле держат войска за ошейник, кстати, как и бедных. А гибнут и гибнут лучшие сыны России. Сын ответил не сразу. На лице его отразилось тайное согласие с отцом и он заговорил: — Меня недавно полковник внутренних войск МВД Станислав Лапич познакомил с боевым генералом Виктором Михайловичем Сеченых. Оказывается, мы знаем одних и тех же генералов милиции Владимира Михайловича Коржова, Геннадия Ивановича Зоренко. Они-тыловики, но много видели на своем веку на Северном Кавказе. И были среди них настоящие Герои… Игорь на минуту умолк, положил свои руки на плечи отца: — Батя, генерал Сеченых рассказал нам о судьбе генерала Николая Васильевича Скрынника. Войны вошли в его жизнь, как и в другие жизни, когда начались кровавые конфликты в Закавказье: Степанакерт, Тбилиси, Сумгаит, Кировобад, Шума… Скрынник тогда был начальником штаба дивизии, которая дислоцировалась в Тбилиси, а Сеченых — заместителем начальника политотдела этой дивизии. После развала СССР очаг войны переместился на Северный Кавказ. В феврале 1993 года уже генерал-майор Николай Скрынник возглавил штаб Северо-Кавказского округа внутренних войск, на плечи которого легла основная тяжесть последствий вооруженного конфликта между Северной Осетией и Ингушетией. Так уж сложилось, что последующие годы опасность и риск были постоянными спутниками генерала. Когда обострилась обстановка в Чечне, Николай Васильевич возглавил одну из тактических группировок внутренних войск. Утром и вечером, днем и ночью генерал Скрынник был всегда на передовых позициях, на заставах, блок-постах, среди военнослужащих. Он лично оценивал обстановку перед принятием решений. … 10 июля 1996 года зачистка села Гехи проходила трудно. Завязавшийся утром бой продолжался несколько часов. Когда интенсивность его несколько спала, генерал выехал еще раз на встречу со старейшинами села. Но договориться так и не удалось. Утром снова предстояло проводить спецоперацию. 11 июля в шесть часов двадцать минут генерал-майор Скрынник выехал на позиции подразделений — хотел лично убедиться, что все готово к операции. На одном из участков произошел встречный бой с бандитами, в результате которого Скрынник был тяжело ранен. Раны оказались слишком серьезными… За мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского долга, указом Президента РФ от 18 ноября 1996 года генерал-майор Николаю Васильевичу Скрыннику присвоено звание Героя России (посмертно)… Москаленко пригорюнились. В печати появились недобрые известия о взрыве жилого дома офицеров-пограничников и летчиков в дагестанском городе Каспийске. Из-под завалов извлекли 82 человека, из них живых взрослых — 31, детей -16. Кто замыслил кровавую акцию? Боевики, неподконтрольные Яндарбиеву и Масхадову? Но летчики, жившие в разрушенном доме, никогда не бомбили Чечню. Может быть, мафиозная группа, промышлявшая контрабандой, наркотиками и переправой оружия через российско-азербайджанскую границу? Портили жизнь пограничники Каспия и браконьерам своими операциями «Путина». За черную икру дрались не на жизнь, а на смерть… Иван Михайлович вздохнул только и опустил еще ниже плечи. Сын грустно наблюдал за ним. Что ни день, то удары, причем с самой неожиданной стороны. Политическая трескотня, теракты, бредовые идеи не сходили со страниц прессы. Верещали о Чечне все кому не лень. В цепкие лапища стресса попали многие, кому не привыкать быть у черта в подручных. В телерейтинге газеты «Труд» «Чем вас обрадовал или огорчил телеэкран на минувшей неделе?» кинодраматург Аркадий Инин сурово и иронично высказал свое ощущение чеченского мира: «Я глупый человек. Это объяснил мне по ТВ вице-премьер Ичкерии Мовлади Удугов: «Кто считает, что Россия в Чечне потерпела поражение, тот глупый человек». Кстати, ТВ весьма наглядно демонстрировало реальную ситуацию: шикарные костюмы, роскошные лимузины, самоуверенные лица чеченских победителей и растерянно суетящиеся фигуры российских политиков. Нам говорили с телеэкрана: «Теперь чеченские выборы пройдут демократически, а не под дулами российских автоматов». А то, что они пройдут под дулами чеченских автоматов — это демократия? Нам говорили: «Теперь Россия ведет себя цивилизованно, как Испания в Стране басков, как Англия в Ольстере». Но разве в Басконии нет испанских солдат, а в Ольстере нет солдат английских? И вообще, если нам твердят, что Чечня — неотрывная часть России, то почему из России выводят свои войска? На НТВ Виктор Черномырдин грозно заявил, что если кто-то чего-то у нас потребует, то это ни у кого не пройдет. А следом Аслан Масхадов спокойно требовал от России миллиарды контрибуцией. Но разве Черномырдин и Масхадов впервые встретились в эфире НТВ? Разве вчера они не подписали соглашение? Против этой безумной, губительной для России политики протестовали Зюганов, Лукьянов, Жириновский… В хорошенькую компанию я попал! Но что же делать, если даже такой боец, как Лужков, бессильно разводил руками: мол, это, конечно, прискорбно, но так уж вышло…» У Москаленко был вид, который говорил: нет покоя в душе-океане. Жена до боли сдерживала себя. Сдержала. И в глазах он всегда читал категорическое: «Прости нас, грешных, праведный Бог, пусти наши души в небесный Чертог». — Я милиционер и мне надо работать и жить по Закону, — сдержанно заговорил Игорь. — Здесь генеральный прокурор России Юрий Скуратов действовал, как юрист, верно. Он сообщил о возбуждении уголовных дел как против незаконных вооруженных формирований Дудаева, так и около тысячи уголовных дел против «гвардейцев» Ельцина. Арестован вице-премьер правительства Чечни Ганте-миров за воровство около 20 миллиардов. Возбуждена уголовка по факту фиктивной сделки, заключенной между министром сельхоза Чечни Сайхановым и московской фирмой «Торгсин». Они договорились о поставке в Чечню семенного картофеля на сумму более трех миллиардов рублей. А ни одной картофелины в Чечню так и не привезли. Зато махинаторы федеральные деньги конвертировали в доллары, а затем перевели в банки Бельгии, Испании и Германии. Скуратов привел еще один пример того же толка. Правительство России решает о закупке для Чечни сельхозоборудования на сумму 70 миллиардов рублей. В «Агропромбанке» открывают счета, с которых как бы предполагалось вести финансирование. Далее Минсельхоз Чечни заключает договор с некоей фирмой «Кредит-Информ» (как потом оказалось — ложной) и переводит деньги из банка на счет этой фирмы. Как вы, вероятно, догадываетесь, в дальнейшем деньги обналичиваются и похищаются. Так это делалось в Чечне… Профессору и впрямь стало жаль прокурора: действительно, разве он был виноват, что Закон, если писан, то не читан, если читан, то не понят, если понят, то не так… Око за око — таково, правило кровной мести, которая до сих пор существует испокон веков на Кавказе. О том, что месть все еще правит бал по сей день, поведала читате-лям газета «Труд» и Ирина Ивойлова: «Большинство россиян узнало об этом с началом чеченской войны, хотя такой способ сведения счетов издавна практиковался не только чеченцами, но и горными грузинами, абхазами, черкесами, ингушами. Этот «варварский», на наш взгляд, обычай на деле издавна служил поддержанию родовых отношений и сдерживал в регионе рост преступности. Только отчаянные головы решались на тяжелые преступления, особенно убийства, зная, что расплата не замедлит себя ждать. Принцип «око за око» сохранился у многих народов и сегодня. Допустим, чеченец убил соплеменника за то, что тот, как ему кажется, обесчестил его сестру. Благо, если девица не возражала и совратитель готов на ней жениться. В этом случае скорая свадьба решает все проблемы. А если нет? Тогда мужчина оскорбленной стороны брался за обрез, и проливалась кровь. Обычно имя «мстителя» известно всей округе. Далее все происходит по такому сценарию, описать который можно только в общих чертах. «Для того чтобы решить участь преступника, собирались старики из обоих родов, — рассказывал сотрудник института Востоковедения, кавказовед Алексей Кудрявцев, — причем самые уважаемые». Как определить, кто уважаемый, а кто нет? Формально — по старшинству. В действительности — не только. Учитывалось образование старца, если оно есть, и религиозность, и личные заслуги, и обстановка в его семье: всели сыновья «при деле», богато ли живут, хорошие ли невестки и многое другое. Понятно, что не все люди к преклонному возрасту сохраняют ясность ума, но даже те старики, про которых за глаза могут сказать, что они не в себе, имеют право принять участие в обсуждении. Другое дело, что к их мнению мало кто прислушивался. Как можно скорее старейшины выясняли все обстоятельства убийства и выслушивали всех к нему причастных. Они же и выносили приговор — быть или нет мести. Если речь идет об изнасиловании, за которое отомстили, или о «кровнике» — человеке, который ли-шил жизни кого-то из семьи обидчика своего рода, дело на том, скорее всего, и заканчивалось. Если убийство совершено в драке или по злому умыслу — виновный обречен. Вряд ли его семье удавалось откупиться деньгами и помириться с теми, кого он «задел». Срока давности кровавая месть не имеет, и даже спустя много лет семья обидчика расплатится сполна за злодеяния предка. Кому мстить, если убийца ударился в бега? Ни в коем случае нельзя мстить женщине — его жене, например. Наказываются лишь мужчины, даже в том случае, если виновница трагедии — женщина. В первую очередь мишенью становятся близкие родственники — муж, брат, сын — у всех народов по-разному. «Годятся» двоюродные и троюродные братья. Как только юноша достиг 15-летнего возраста, он считается взрослым человеком, способным отвечать за свои поступки, а значит, и может стать объектом мести. Как быть, если потерпевший не убит, а только покалечен? В идеале месть должна быть соразмерной содеянному. В жизни пострадавшая сторона обычно воздает сторицей. Хорошо, когда удавалось договориться о материальной компенсации. В былые времена ее размер определяли по размеру раны, насыпая около нее зерно. Сколько зерен уместилось, столько голов скота должны пригнать во двор покалеченного. У народов, которые имели свою знать — черкесов, абхазов, — существовали разные «правила игры» для дворян и простолюдинов. Последние не имели право откупиться деньгами, платой была только жизнь. Дворяне могли предлагать деньги за убитого крестьянина, и противоположная сторона была обязана с этим соглашаться. «Между прочим, шариат рекомендует прощать обидчиков, а если уж мстить — то только виновному, — рассказывал Алексей Кудрявцев. — Видимо, поэтому чеченский вождь шейх Мансур в конце XVIII века пытался отменить кровавую месть. Вторую попытку предпринял имам Шамиль, в государстве которого — на части территории современного Дагестана и Чечни — царили строгие шариатские порядки. Советская власть, введя на Кавказе советские правовые нормы, тоже пыталась смягчить институт кровавой мести, это привело к тому, что тюрьмы переполнились убийцами-«кровниками», которые отомстили за своих близких». По сей день этот обычай кровной мести распространен на Северном Кавказе, и, судя по всему, горцы не намерены от него отказываться. Во всяком случае, страх перед отмщением там у людей гораздо сильнее, чем перед уголовным кодексом…» Последние лет десять нам многозначительно намекают, что все крупнейшие аферы готовятся и планируются кем-то на самом верху, «в высших эшелонах власти». Вот только обычно не говорят, кем именно. Профессор Москаленко никогда не любил спешки в серьезных делах и душу отводил в рассуждениях о чеченском бедламе: «Ишь, для Ельцина война обернулась позором… Не стратегон… Суета, как говорят, нужна при ловле блох. Вот зерно, прежде чем дать всходы, созревает в земле, наливаясь соками. Так и мысль — она сперва должна вызреть, обрести силу, а уж потом с ней можно и к людям идти. А Борис Николаевич поторопился. Мысли-то у него не поспели, а он уже шандарахнул огнем бездумно по кавказским кварталам. Ох, господи, господи, так и голову он свою расшиб. Спрятать бы его в сарае, в бурте кизяков вместо белокаменных стен, а потом повозить по улицам разрушенного Грозного, да детей пустить, чтобы поплевали в дядьку-убийцу. И Ельцин сковырнулся бы от сердечного приступа в мир иной… — Может мне почитать вслухВам газеты, друзья? — перебила молчание сына и мужа Лидия Игнатьевна. — Смотрите, Николай Чаплыгин в «Аргументах и фактах» в комментарии «Всем известные неизвестные» чуть-чуть приоткрыл штору за окнами кремлевского Дворца…» — Валяй, мама, — кивнул ей в ответ сын. — Нет, мамзель, ты отковырни суть чуши и тлена политических особ… — сказал Иван Михайлович. — Устами ребенка глаголет истина! — начала скороговоркой Лидия Игнатьевна. — Ну вот, совсем недавно мы ругали Егора Лигачева, устами следователей Генпрокуратуры СССР Тельмана Гдляна и Николая Иванова, будто «нити преступления ведут на самый верх, в Москву…» — Жидковато вышло, честен оказался Егорушка Лигачев, — резюмировал старик. — В девяносто первом после свержения Завгаева в Чечне воцарился Дудаев. Ельцин ввел чрезвычайку. Но Верховный Совет с Хасбулатовым ему воспрепятствовали… — Понятная загогулина, — вмешался в диалог жены И ван Михайлович. — Ельцин на эти козни плюнул и умыл руки — делайте, что хотите. И сделали… Чеченец Хасбулатов и русский Яров «сварили чеченскую кашу» в дерьме отравы… — Размазни они, не умели отследить передачу оружия Дудаеву и расследовать факты грандиозной аферы с чеченскими авизо, — продолжала Лидия Игнатьевна. — Увы, серо-мертвый суховей политики сдул Хасбулатова на нары, а в «Белом доме» в октябре девяносто третьего сожгли все компрометирующие документы. Единственным носителем информации о тайных пружинах чеченской войны остался Юрий Яров. Боже мой! Но мы-то знаем, что руку приложил для внедрения в Грозный «своего чеченца» Сергей Филатов. Вот шельмец! Кого же он приютил? Вознес к небесам Автурханова и Хаджиева, и Завгаева. Не обошлось и без Павла Грачева. Знаю я их, все они одним миром мазаны! Лучший маршал всех времен и народов переоценил себя. И, конечно же, Борис Ельцин. Один из ближайших президенту людей восемь раз перед вводом войск готовил его встречу с Дудаевым. Но барин снизойти не мог до гордого горца… И полетела жизнь на Кавказе военным кувырком!.. — Ничего, матушка, сенсационного ты нам не изрекла, — шпынял репликой Иван Михайлович. — А разоблачить бы надо наших чеченских друзей Доку Завгаева, который в самой первой и радикальной декларации Чечни забыл упомянуть Россию. А сейчас клянется ей в любви! И председатель Чечено-Ингушетии Межаков, сбежавший после разгрома здания КГБ Дудаевым и осевший в ФСК, руководивший федералами в Буденновске. Всемогущий тогда близкий родственник Олег Сосковец перевел его в таможню. И бывший председатель правительства Чечни Сергей Веков вяжет нити российской таможни… Вот такие чеченские переделки! — Фантастика! Ты нас сразила, мать! — воскликнул Иван Михайлович. — Пожалуй, кое-что утрясется у нас после того, как отклацается судьбина главного Сизифа… …Отец и сын допивали уже второй чайник. — Соскучился я по домашнему быту, батя. Заела меня больничная койка… Ну, мочи нет, как соскучился, — подку-пающе серьезно признался отцу Игорь. — Давненько мы с тобой политбеседами друг друга не потчевали. У меня уже язык затупился: нет орехового бруска, о который я мог бы его поточить… — Это, я, значит, я, брусок? — неосторожно вырвалось у профессора. — Угадал, папаня, — обрадовался сын. — Верно, мой язык — нож, твоя голова — крепкий орех. Ореховое дерево, правда, более добротный материал… Иван Михайлович усмехнулся с добродушной снисходительностью: — Хитер ты, братец… Вскоре Игорь поднялся и поблагодарив родителей, откланялся: — Жена и сын ждут… Спасибо, я душой дома оттаял. Они попрощались.Глава 8. НЕСЧАСТНЫЕ СОЛДАТСКИЕ МАТЕРИ
В ту ночь не гас огонек в квартире Москаленко. Хозяйка вдруг затеяла лепить сырники. Профессор то заглядывал на кухню, а то удалялся к себе и часами листал гaзeты. Однажды он так долго сидел, не меняя позы, что ниже нога затекла. Он перевалился на другое бедро и углубился в чтение рубрики «Поиск», которую в газете «Труд» вела Лариса Алимамедова. «Мать солдата» — так называлась публикация:«Вот вроде бы и окончилась война, которая черной границей войдет в историю России под названием «чеченская». Хрупкий мир делает первые робкие шаги на израненной чеченской земле, но все еще бродят по ней несчастные матери в поисках своих сыновей. Только официально зарегистрированных без вести пропавших военнослужащих — 1198. Еще живых или уже мертвых? А сколько их в реальности — сгинувших за два кровавых года войны — лучше всех, наверное, знают женщины из Комитета солдатских матерей России, которому на днях вручена альтернативная Нобелевская премия — за многогранную гуманную работу, в том числе и эту. Комитету помогают добровольцы. Анна Ивановна Пясецкая — одна из самых стойких «солдат» этой невидимой «армии поддержки».Долго и трудно искала Анна Ивановна своего сгоревшего в числе первых в пекле войны сына («Как мама Колю породила», «Труд», 17.11.95 г.). Только на 290-й день со дня его гибели она наконец получила цинковый гроб с останками сына… Анне Ивановне 51 год. Работала инженером лесного хозяйства, но, как и многие — безработная. Коля для нее был не просто любимым сыном, но и опорой — единственным мужчиной в доме. Его портрет, письма да ежемесячных 340 тысяч рублей, которыми он (через государство) одарил ее посмертно, — вот все, что осталось ей от сына! Теперь у них — женское царство: старшая — Юля, младшая — Женя и еще третья — Наташа, племянница, которую она после смерти двоюродной сестры взяла к себе. Есть еще двое внуков. Как она при такой семейной нагрузке ухитрялась заниматься поисковой работой — для меня загадка Но факт оставался фактом: очень многим горький опыт и потребность помогать людям оказали неоценимую услугу в розыске сыновей. «…Рубашка в мелкую клетку. Брюки темно-синие с продольной полоской. Волосы длинные, черные, с залысинами. Ранение в левую сторону головы». Эта запись из рабочего блокнота Анны Ивановны. И не удивляйтесь сугубо штатской одежде — речь идет об отце солдата Александре Михайловиче Фурзикове, поехавшем в Чечню на поиски пропавшего сына Сергея и убитого там. Пред, ставьте себе отчаяние женщины, потерявшей и сына, и мужа. Да разве ей одной было бы под силу справиться с поиском? Помогла «скорая» в лице Анны Ивановны. Первым делом она начала собирать сведения о Фурзикове-старшем. В ее «досье» появились справки, документы) показания свидетелей, и в числе прочих примет — та самая «рубашка в клеточку» — ведь в таком деле любая «мелочь» может помочь. Александр Михайлович Фурзиков был опознан и похоронен. Теперь надо искать сына — Сергея Фурзикова, числившегося и по сей день в числе без вести пропавших. Кое-какие «ниточки» уже есть: чеченский боевик по имени Асхад, узнавший Сергея по фотографии, утверждал, что знает, где могила Сергея. Значит, надо искать Асхада, а найти его вполне возможно: имеется фотография, сделанная корреспонденткой одной из газет. Так что поиск продолжается… Анна Ивановна — человек безотказный. У нее жили четверо «подопечных» — два солдата-«срочника» — Андрей в Миша со своими мамами. В составе 101-й бригады (той самой, что последней выведена из Чечни) они были «откомандированы» в Чечню, хотя к тому времени уже существовал Указ президента, запрещающий посылать солдат-новобранцев в горячие точки. Попав в самое пекло, неумелые и необстрелянные мальчики очень скоро угодили в плен. Их хотели расстрелять, но какой-то сердобольный чеченец пожалел ребят. Потом они жили в чеченской семье, и их согласились отдать мамам, если те сами приедут за своими сыновьями. Обе, конечно, приехали и, счастливые, увезли своих сыновей. Парни больны, истощены, психически травмированы. К счастью, Анна Ивановна не одна такая. И в Москве, и в регионах при местных отделениях Комитета солдатских матерей России — немало женщин, которые, как и она, потеряв на этой войне своих детей, нашли горькое утешение в помощи чужим сыновьям и их родителям. Пожалуй, это — одно из самых уникальных свойств «загадочной русской души»: пройдя мучительный путь, отдави я этому свои силы, свое время, свое сердце. Кто-то из мудрых сказал: «Облегчать людям жизнь нелегко — для этого в душе должно быть достаточно силы и света. Хорошо, что среди нас есть люди, сумевшие, пройди через все испытания, сохранить сильную и светлую душу»… Солдатские матери… Их сыновья убитые, раненные, пропавшие без вести, в плену… — Видите, что творилось! — стенали они днями и ночами. — Конец света! Матери не могли усидеть дома. Где их сыновья? Господи! Узнав, что пленных освобождали, они мчались в Чечню. Иван Михайлович страдальчески усмехнулся: — Бедные мамы. Они мне напомнили материнскую скорбь после фашистского нашествия. Жаль, но приходится сравнивать эти две беды, большую и маленькую… Москаленко крепко вдолбил себе в голову подхваченные где-то в советской эпохе слова: «Государство заботится об одиноких матерях…» А если сын стал психически больным, калекой? Что делать? Советуют — не оглядывайся назад. Что было — то прошло, а прошлое надо похоронить навеки, потому что настоящая жизнь — сегодняшний день. Москаленко коробили такие бессмысленные разглагольствования. Наверняка не только он, ветеран, оглядывался назад. Велика печаль, что нас разъединили на Северном Кавказе. Вчера приходил друг сына Илья Лысаков. Говорит больно смотреть на солдатскую мать, которая работает с ним рядом. Потеряла единственного кормильца. В глазах — пустота, незатухающая боль. «Я вам вот что скажу, дедушка, — с горечью заметил Илья. — Ее горю уже ничем не поможешь. Она до гробовой доски будет проклинать Ельцина…» — Не забудут матери гибели сыновей и того, кто их позвал в Чечню. Ты прав, Илья, — сквозь очки профессору не было видно, что Лысаков мертвенно бледен. — Не могу тебе не передать статью «трудовца» Игоря Рейфа «Татьяна, мать солдатская» за 26 декабря девяносто шестого: «Страшно вспоминать ту первую после «чеченской разлуки» встречу. Дверь в палату отварилась и кто-то сказал: «Вот он — первая кровать у двери. Она не сразу узнала своего 19-летнего сына в этом изможденном, словно без возраста, человеке с почерневшим лицом. — Миша, открой глаза, посмотри и скажи, кто это? — произнес, наклонившись над самым его ухом Юрий Николаевич, заведующий нейрохирургическим отделением ростовского госпиталя, приведший Татьяну Павловну в палату. С трудом приоткрыв веки, сын всмотрелся в ее лицо и еле слышно прошептал непонятную фразу: — Это моя первая мама… И впал в глубокое забытье, из которого уже не выходил. Он не чувствовал, как транспортировали его самолетом из Ростова в Москву. Не слышал, как дни и ночи колдовали над ним врачи реанимационного отделения Центрального военного госпиталя имени Бурденко… Пять долгих месяцев это распростертое тело подавало признаки жизни только дыханием и биением пульса. И пять месяцев ни на день не отходила Татьяна Павловна от его постели, хотя врачи объяснили ей, что его мозг в глубокой коме, что он попросту не воспринимает присутствие матери. Но она была убеждена, что какие-то флюиды передаются от нее Мишиному подсознанию, и боялась уехать домой хотя бы на ночь. Впрочем, не зря боялась: каждый час мог стать последним для сына, и этого от нее не скрывали. Теперь, слава Богу, самое страшное позади. И когда она слышала о том, как мечутся несчастные родители в поисках своих пропавших без вести в Чечне детей, как мечтают они привезти домой хотя бы тело, хоть родные косточки, чтобы ходить на могилу сына. Татьяна Павловна думала о том, как ей повезло: главное — сын жив, вот он можно погладить его коротко остриженную, всю в мелких рубцах голову. Только что там сейчас в этой голове — поди разбери. Спросишь — ответит с усилием. Не спросишь — может часами молчать, уставившись в одну только ему видимую точку. Но главное, что сын жив. …Гаснет короткий декабрьский день. Вот уже провезли по коридору тележку с госпитальным ужином. Ушел в свою палату Саша Быков — мальчик из Ростовской области, лишившийся на войне глаз. Он часто навещал Мишу, коротая вместе с ним долгие больничные вечера. Поворочавшись и выключив транзистор, уснули тяжелым сном два офицера-отставника. Мать с сыном остались одни. Эта госпитальная палата стала дня них вторым домом. Семейные заботы отошли для нее на второй план. Даже детей пришлось поделить поровну: четырнадцатилетняя дочь осталась дома с отцом, а она с Мишей здесь, в Центральном военном госпитале, где с мая месяца дневали и ночевали. — Хорошо еще, что пошли ей навстречу — согласились взять уборщицей. По ночам она мыла полы в реанимационном отделении, а днем — с сыном, отдавала ему все силы и радовалась всей душой, что Миша рядом, что может она быть ему полезной — ухаживать, как за малым ребенком, менять постель, белье, вывозить в кресле на воздух в госпитальный сад, кормить с ложечки и учить есть самому. Тревожила Татьяну Павловну не физическая немощь сына, а какая-то безразличная его отрешенность. И потому она не давала ему уходить в себя, постоянно пытаясь разговаривать, расшевелить, чем-то заинтересовать. Она никогда не плакала в его присутствии, не жаловалась на жизнь, напротив — улыбалась, шутила, подбадривала его, старалась всячески отвлечь от мрачных мыслей. Даже заказала домашним привезти кассеты с любимыми Мишиными записями и настороженно следила за его реакцией, ловя каждое подобие улыбки, каждое побуждение эмоций в этом бесконечно дорогом, жестоко истерзанном войной существе. О чем только не вела она с ним беседы, пытаясь разговорить, растормошить его. Но есть одно, о чем она никогда не напоминала ему никогда. Это — война. Только однажды, еще не зная, как он отреагирует, спросила: «Мишенька, а ты помнишь, как воевал?» Он медленно раздельно прошептал: «Не хочу вспоминать об этом». И больше она никогда не возвращалась к больной теме, хотя даже во сне ее, как, наверное, и его, преследовали мучительные видения тех страшных месяцев… Для нее все началось с того, что однажды из города Энгельс вернулся денежный перевод, отправленный Мише в воинскую часть. Вернулся с припиской: «Адресат отбыл в командировку». Случилось это в июне 95-го. А за месяц до того сын, старательно державший родителей в курсе своей службы, вдруг замолчал. Тревога, и прежде не покидавшая мать с отцом, теперь вошла в дом повседневным неотступным кошмаром — Чечня. Ответа на запросы так и не дождались. Терзаемая неизвестностью, Татьяна Павловна обратилась в Главное управление внутренних войск, куда по подчиненности относилось Мишино подразделение. Там ответили коротко: «Ваш сын жив». Но назвать почтовый адрес отказались. И снова потянулись мучительные дни и ночи, пока однажды женщины из Комитета солдатских матерей России не помогли ей встретиться с двумя Мишинами однополчанами. От них Татьяна Павловна узнала, что сын в Чечне, в Бамуте. Слава Богу, нашелся след. А потом пришло, наконец, письмо и от самого Миши. Он писал, что «курсирует» на своем БТРе между Бамутом и станицей Лсиновской и, как обычно, пытался успокоить родных: «Мама, папа не волнуйтесь за меня — здесь не опаснее, чем везде. Я купался в горной речке. Это великолепно». Навсегда запомнила Татьяна Павловна Кузнецова 11 января 1996 года. Муж пришел к ней на работу и трясущимися руками протянул только что полученное Миши письмо. Обратный адрес на нем был город Кизляр — тот самый Кизляр, куда за два дня до этого ворвались террористы Салмана Радуева, о чем уже второй день говорилось во всех выпусках новостей. Накануне, еще не получив этого письма, они видели на телеэкране развороченный БТР, но не знали еще, что, возможно, это и была машина их сына… Теперь уже тревога охватила семью. Началась круговерть запросов и поисков. «Горячая линия» МВД сообщала: «Тяжелое ранение головы». Воинская часть — «легкое ранение». Снова «горячая линяя». «Ранение в мякоть ноги» и так далее. Как один бесконечный день сохранилась в памяти та ужасная неделя с изматывающим ожиданием в промерзших телефонных будках, откуда она безуспешно обзванивала все военные госпитали. Только теперь, выслушав все эти противоречивые сведения, Татьяна Павловна обнаружила, как много, оказывается, Кузнецовых воевало в Чечне. Но среди пяти раненых однофамильцев, о которых ей сообщила военная справочная служба, ее Миши все-таки не было. И тут нашлась добрая душа среди междугородних телефонисток, которая после упорного многочасового набора разыскала Мишу Кузнецова. Поздно ночью 21 января прибежала она к ним домой и задыхаясь, уже с порога выдохнула: «Ваш Миша с тяжелым ранением головы лежит в госпитале № 1602 в Ростове». О том, что произошло в тот день в Кизляре, Татьяна Павловна представляла только со слов других — Мишиных сослуживцев и случайно оказавшегося вместе с ней в приемной госпиталя имени Бурденко жителя Кизляра В. Мальцева. От них она узнала, что БТР, в котором находился Миша, вместе с другими был послан против радуевцев. Но где именно оказался он во время боя — отбивал ли городскую больницу, или его машину бандиты подожгли в другом месте — этого мать не знает и, возможно, не узнает никогда: на ее запросы и письма в часть не откликнулся пока никто. Трижды с той поры находился ее Мишенька на грани жизни и смерти. И трижды невероятные усилия врачей возвращали его почти с того света: в первый — раз в Ростове и дважды — в Москве. Было от чего ему умереть: тяжелейшая травма головного мозга «вследствие минно-взрывного ранения», «септическое заражение крови», «газовая гангрена левой голени». На всю оставшуюся жизнь сохранит Татьяна Павловна в своем сердце благодарность врачам и медперсоналу 36-го отделения реанимации госпиталя имени Бурденко, которые сделали для ее сына все возможное и невозможное. Даже в палате генерала Романова побывал Михаил Кузнецов, занял только что освободившуюся после генерала койку со всей приданной ей многосложной аппаратурой. И все же это признают и врачи — без неусыпной материнской заботы едва ли удалось бы ему вырваться из объятий смерти. Нейрохирурги и реаниматологи свое дело сделали — сохранили Мише жизнь, но на этом их возможности исчерпаны. Не ясно пока, будет ли он ходить, восстановятся ли полностью интеллект и нормальная речь, — хотя Татьяна Павловна не позволяла себе терять надежду. Еще предстояла операция по удалению хрусталика в глазу, где застрял минный осколок. И все это — в неполных двадцать лет, когда жизнь только началась… От МВД за увечье сына Кузнецовы получили по страховке 632 тысячи рублей. Недавно пришел перевод из воинской части: за шесть с половиной месяцев службы в зоне военных действий — 1250 тысяч рублей. Мэр города Лосино-Петровского Л. Куликова выделили семье 400 тысяч рублей. Оказала помощь и птицефабрика, где работал отец, — полтора миллиона рублей в виде ссуды сроком на год. Итого — 3 782 тысячи. Из них полтора миллиона долг, который через год надо вернуть. Так чем же поддержало своего воина и защитника государство? Более чем скромной суммой в 632 тысячи рублей. Много это или мало? Вот цены на товары которые ежедневно предлагает нам по телевизору так называемый «Магазин на диване»: джинсы «Овен» (США) — 63 доллара, мужская зимняя кожаная куртка на утеплителе — 380 долларов, новогодняя игрушка Дед Мороз — 49 долларов и т. д. Выходит, на деньги, полученные за увечье сына, Кузнецовы могут купить своему Мише только джинсы да Деда Мороза. Так оценила Родина здоровье и жизнь юноши, которому она же не позволила окончить колледж космического машиностроения, в котором он учился на программиста до чеченской войны, — стране потребовались солдата. …Кажется, только вчера с остановившимся сердцем входила Татьяна Павловна в палату ростовского госпиталя, мечтая и страшась увидеть сына. И вот уже прошел почти год. Прошел, как одна бессменная вахта, где не было ни праздников, ни выходных. Новый год они с Мишей встретили здесь же, в больничных стенах. Под вечер пришли муж с дочкой, привезли елочку, гостинцы, поделились домашними новостями. А потом уехали. И они снова остались вдвоем. Татьяна Павловна, незаметно смахивала слезы, наряжала елочку, то и дело спрашивая у Миши совета — куда повесить игрушку, как прикрепить мишуру. А в новогоднюю полночь они чокнулись кружками с соком, и Миша заснул. Долго не смыкала лишь глаз Татьяна Павловна, но мысли ее были уже не о прошлом. В который раз она будет безуспешно пытаться заглянуть сквозь смутную завесу завтрашнего дня. Что ждет ее Мишу? Что ждет их всех со своей бедой? Хватит ли сил и дальше нести этот крест? И еще одна неотвязная мысль не дает покоя: кто же ответит за это? За сломанную судьбу сына. За Сашу Быкова. За судьбы тысяч других их сверстников, по которым тяжелым катком прошлась необъявленная чеченская война…» Дочитав последние строчки статьи, Иван Михайлович повертел газету в руках, словно ища продолжения, но больше в ней не было ни слова. Москаленко нервничал. Бесспорно, он такой дерганный из-за нынешних чеченских передряг. «Они стали старше на одну войну». Так озаглавил свои записки в «Труде» 26 декабря девяносто шестого года полковник Борис Карпов. Каждый абзац этого ужасного корреспондентского рассказа читался профессором с трудом, потому что он никак не мог справиться с чувствами, теснившимися в груди. Лицо горело, а руки были ледяные, он прикладывал их к пылающим щекам, желая унять жар, но щеки остывали сами по себе, и Москаленко начинал бить озноб. Тогда он вставал, надевал халат, постепенно согревался, и вскоре его опять будто пламя охватывало, приходилось даже открывать окно. На взгляд ветерана журналист Борис Карпов, сумел интересно поведать читателям о двух парнях, тезках, воевавших вместе, которым повезло вернуться живыми и потерять общего друга. Первый рассказ назывался «Прощай, 117-й!» — Я бы в книгу вносил целыми такие публикации журналистов, если бы задумал писать о Чечне. Тогда бы эта художественно-публицистическая вещь была убедительна, правдива, — с трудом выговаривал Москаленко. Лидия Игнатьевна взглянула на мужа с ласковым удивлением. — Такая книга нужна и историкам, и ученым, и политикам, и даже обыкновенному обывателю, — заметил он и сконфузился: — Ну, кто на подобную правду решится. И вновь прилип Москаленко к газетному тексту. «Наш 117-й погиб в Самашках, — писал корреспондент. — В разных уголках России, и на городских кладбищах, и на сельских погостах похоронили уже солдат и офицеров, убитых вместе с ним 7 апреля. Много раз поднимали за них горький третий тост. А «117-й» с выгоревшим нутром и черными глазницами люков-бойниц все еще стоял где-то немым памятником-укором… Это была комбатовская машина БТР № 117. И мы, два военных корреспондента, не раз в холодном слякотном январе благодарили судьбу за то, что комбриг определил нам место в этой бойне и в этом экипаже. На нем и вошли с ребятами в Грозный. Экипаж пробивался к печально знаменитому Старопромысловскому шоссе, где еще с новогодней ночи лежали неубранные тела парней из 131-й Майкопской бригады. «117-й» был вездесущ и неуязвим: но нему лупили снайперы с Дома печати, на него сыпались мины с завода «Красный молот». Он штурмовал здание «Главчеченснаба» — отменно укрепленную опорную базу дудаевцев. Он взял бригадных саперов, которые сняли не одну растяжку, убрали с дорог не один «сюрприз» на нашем пути. Он доставлял куда надо штурмовые группы омоновцев — словом, изо дня в день делал свою боевую работу, грязную, трудную, смертельно опасную. А когда мы возвращались после очередной операции на базу и ели честно заработанную кашу, наш «117-й» занимал свое обычное место правофлангового в железном строю и отдыхал до утра. Отдыхали и мы. У нас в палатке стояли «буржуйки» и койки, заправленные синими солдатскими одеялами, а он стоял под звездным небом, вмерзая натруженными колесами в холодную землю. Непривычно тихой полночью где-то между весенним маем и летним июнем мы сидели у палатки на так называемом «Куликовом поле» и слушали рассказ сержанта Алексея Поносова, только что получившего из рук генерал-полковника Анатолия Куликова свой заслуженный Кавказский крест — боевой знак за отличие в службе. — Примерно часа в четыре мы вошли в Самашки в составе первой штурмовой группы. Оба Эдика были с нами. Потом пути наши разошлись — каждый вышел на свою улицу. Я и еще несколько ребят остались на «117-м» и стали свидетелями его гибели. А было так. Поперек дороги стоял подбитый БТР, и мы вынуждены были остановиться. Из двора дома кто-то из наших разведчиков крикнул. «Сейчас наш БТР долбанут из гранатомета — прыгайте!» Мы спрыгнули. Денис Волжанинов вызвался: «Я уберу машину», — но не успел. Засвистели снайперские пули, и его ранили в голову. Мы прижались к броне. Следующим выстрелом ранило комбата. И тут первый выстрел из гранатомета шорохом прошелся по БТРу. Димка Стариков укрылся под «мостиком» между вторыми и третьими колесами, но не уберегся: второй выстрел из гранатомета был точнее первого — Димке осколком пробило голову, и одновременно загорелся наш «117-й». Огонь мгновенно охватил все. Вот-вот начнет рваться боекомплект. Пришлось срочно отходить. Первым делом оттащили раненых. Я последним выбежал из-за пылающего факелом БТР. И тут начался кромешный ад: все рвалось и трещало страшным фейерверком. Они сгорели вместе — Димка Стариков и «117-й». Не вернулся из боя в тот день и командир роты старший лейтенант Максин. Он отстал от своих и остался с омоновцами. Потом ребята рассказывали, что слышали по рации последние его слова: «Ранен в ногу и патроны кон-чились». И добавил: «По-моему нам всем конец…» Наутро его нашли, в упор расстрелянного… Вот так они погибли, и вместе с ними наш «117-й». Мы и о нем горевали как о друге. Вспоминали, как влезали в его теплое железное нутро, напичканное боеприпасами, миноискателями и другими нужными на войне штуками. Было очень тесно, зато, как ни смешно это звучит, как-то даже уютно. Незлобно ворчали на «Старого» — наводчика Димку Старикова, чья вертящаяся люлька то и дело заставляла нас, толстых и неповоротливых в бронежилетах и зимних куртках, ужиматься, что мы безропотно и делали, дабы не мешать стрельбе нашего наводчика. Однажды при штурме одного из бандитских гнезд в Грозном надо было сбить железные ворота. Эдик крикнул Димке Старикову: «Старый, башню поверни стволами назад, а то своротишь!», ворота он снес одним махом, а когда мы вернулись под броню, увидели Димку стоящего на коленях за своими пулеметами. Всю ночь потом, пока мы спали, он что-то мудрил, клепал, завинчивал и назавтра уже опять крутился в своем креслице перед моим носом. А теперь его нет, и к этому еще привыкнуть надо. Мы захотели сделать на память последний снимок нашего героя «117-го». Ребята говорили, что стоит он, родимый, вернее то, что от него осталось, на базе, уже не нужный, но не брошенный. И на обожженной разорванной броне лежат, как у памятника, Бог знает, где добытые цветы. Мы шли на базу через притихшие Самашки. На пункте временной дислокации бригады нам сообщили, что «117-й» только-только отправлен на ремонтный завод. Кинулись на погрузочную площадку железной дороги — бегом, лишь бы успеть, не опоздали. Теперь уже вряд ли кто скажет, на что пошла переплавленная броня, так долго служившая нам и щитом, и домом, и другом. Прощай «117-й». Поднимая третий тост за погибших друзей, будем, пока живы, вспоминать и тебя…» — Говорят, что на войне солдаты не думают про смерть — не боятся? — спросила Лидия Игнатьевна. — Некогда думать. Ну ее к лешему! — заревел Иван Михайлович. И на шее у него вспухли толстые жилы. — Успокойся, Ваня. Я понимаю тебя, фронтовика, — сокрушалась жена. — Давай лучше почитаем о судьбе Эдиков. Вот первый заголовок «Эдик «первый» в деревне». Слушай: «— Зачем эта война? Вопрос этот прозвучал из январской темноты в Грозном в паузе между дальними взрывами гранат, артиллерийскими залпами и пулеметными очередями. Наверное, подтверждение своим первым фронтовым сомнениям солдат-новобранец Эдуард хотел найти у нас. Но кто тогда мог знать, во что выльется этот «вооруженный конфликт», задуманный как «маленькая», молниеносная и, конечно же, победная война? И что будет с каждым из них потом, если удастся вернуться живыми из этой бойни? Снайпер по имени Эдуард с добавлением «первый» (в отличие от Эдуарда «второго») уходил на службу из нормальной живой деревни, а вернулся как бы в мертвую, обезлюдевшую, чахнущую на глазах, в которой ему не нашлось места — негде работать, не с кем говорить и некого слушать. Как он «вписался» в мирную жизнь? Да никак. Меткий снайпер, он умеет бить в глаз белку, но пушнину перекупщики берут у него за сущие копейки: добытая долгой и трудной охотой шкурка идет по цене пачки сигарет. Утку Эдик бьет влет, но за ней надо порою не один час поползать по болотам, да и не прокормишься одной этой дичью. А жить как-то надо. Школа, где до армии работал, закрыта… за отсутствием детей. Жениться до войны не успел, а теперь девчат на выданье не осталось — поразъехались. Брат, которому выпало воевать в Абхазии, сладил, можно сказать, из металлолома тракторишко — кому что перевезти, кого из непролазной грязи вытащить — на том он сейчас и перебивается… В тайге, в ее тишине Эдик чувствует себя нормально, ходит с собакой на зверя, но и здесь приходится сокрушаться; река мелеет, лес загадили, браконьеры нагло дорогу переходят, законную его добычу из капканов и силков воруют. А для него, классного снайпера на войне, даже промысловый нарезной карабин в мирной жизни остается недосягаемой мечтой — из-за хронического безденежья и бесконечных чиновничьих формальностей. Что посоветовать нашему боевому товарищу? Может, парни из ОМОНа, с кем в Чечне на брюхе ползал под обстрелом и на штурм бандитских гнезд шел, возьмут меткого стрелка, кавалера медали «За отвагу» к себе в отряд? В милиции ведь нужны люди смелые, трезвые, порядочные и по-военному умелые. Эдик бы пошел… Вспоминать Чечню, конечно, тяжело. Серега Быда-нов, погибший в Самашках, был его лучшим другом. Димку Старикова он на руках выносил. Не знал — кого. Потом, когда сказали, что это был «Старый», Эдик не поверил — Димка же здоровым парнем был, а тут, когда поднял то, что от него осталось… Эдуард — сибиряк, таежник, парень сильный, но как вспоминает, — плачет. Недавно наши ребята съездили к нему в его глухомань. Для Эдика это было событием. Обрадовался. Усмехнулся: значит, помнят, значит, еще кому-то нужен. Значит, наложить.
Эдуард «второй» — в городе
Ему повезло, он вернулся в свой город. У него есть мама. Есть достойная работа — он сварщик. Есть любимая и любящая Ольга. Есть, наконец, друг, который служит во втором батальоне, и другие ребята «оттуда». Не хочется парням терять братскую спайку, которая так помогала им на братской войне. Не хотят потеряться в этой послевоенной жизни, в которой они далеко не всегда находят для себя место. Эдик «городской» готов помочь своему «деревенскому» тезке, да слишком далеко они друг от друга. А то, что все они, уцелевшие в этой бойне, не теряют друг друга из вида, очень просто объясняет Хемингуэй: «Те, кто сражается на войне, — самые замечательные люди, и чем ближе к передовой, тем более замечательных людей там встречаешь». И не надо жалеть наших парней, прошедших Чечню, стенать о «чеченском синдроме», о потерянном поколении, о выжженных душах. Мы знаем других — хотя бы из экипажа «117-го». Через весь город поехали на кладбище к «Старику» — Димке Старикову. Там встретили младшего брата Димы с товарищами — они приводили в порядок могилу. Посидели, помянули. «Старый» смотрел на нас с гранита невозмутимо — прямо в глаза. И дома у него, куда мы отправились потом, — тот же портрет. Мама плачет, держит на ладони обгоревший солдатский жетон и часы, повторяя, как заклинание: «Ну зачем он лег под БТР? Надо было со всеми остальными, от него же ничего не осталось — весь сгорел..» Пришла мама еще одного погибшего солдата — тот служил в отдельной дивизии оперативного назначения — бывшей «Дзержинке». Скорбное сообщество безутешных матерей. Они сидели рядом, и смотреть на них было больно. Как ни странно это звучит, но горе чужих матерей заставляет держаться этих уцелевших парней, в том числе и обоих Эдуардов. Однако никто не знает, чего им стоила эта война, как многое изменила в их жизни, в их взглядах на ее ценности. Они все те же — и другие. На довоенной фотографии даже вполне вроде бы благополучный Эдуард «второй» смотрится совсем иначе, чем на той, что сделана в Грозном в самые горячие денечки, на которой он такой, каким мы помним его, сидящего под броней нашего «117-го». И Эдуард «первый» в своей послевоенной жизни уже не тот, каким был до призыва. А ведь времени прошло, в сущности, совсем немного — всего каких-нибудь полтора года. Они же еще совсем молодые, эти мальчики, повзрослевшие на одну войну…» Как хотелось Ивану Михайловичу лучше часок в поднебесье полетать, чем остаток жизни в дерьме копаться. Москаленко совсем расстроился. Что за власти в стране, если не могут найти всех, кто пропал в Чечне. И хорошо, что он собирал газеты о тех жутких кавказских буреломах. Никогда и никому эту картину воедино не соединить. А по его домашним архивам и воспоминаниям очевидцев любой пишущий человек мог восстановить последовательность адской военной кровосечи этих лет. А создание розыскного комитета пропавших без вести в Чечне из представителей МВД, ФСБ, МЧС, МВД Чечни и Комитета солдатских матерей позволило усилить поиски 1100 российских военнослужащих, пропавших без вести. Возглавил розыскной комитет начальник Отдела Администрации Президента России по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести Сергей Осипов. Может быть, своих кровинушек и найдут матери?.. …Однажды у Ивана Михайловича лопнуло терпение после публикации материала «Как имя твое, солдат?». С ноткой горечи рассказал Александр Исаев в «Труде» об уникальной службе судебно-медицинской лаборатории № 124 в Ростове-на-Дону. Отправился к Исаеву. Он послонялся по задворкам и после долгих хождений нажал на кнопку звонка в одном из подъездов жилого дома на улице Пушкинской. Дверь открыл высокий, седовласый, резкий в движениях человек. — Здравствуйте! Я вам звонил… профессор Москаленко. Вид у корреспондента был озабоченный, серьезный. Видно, сам куда-то спешил. — Сколько лет, сколько зим? Я у Вас брал интервью лет двадцать назад… — Да, немало прошло. — Пойдемте пройдем по улице. Мне надо срочно передать в редакцию оперативку, — Исаев потянул Москаленко за рукав. Шли не спеша. — Говорят, трудно найти в лаборатории погибших солдат? — Э, стоит ли об этом, — махнул рукой. — А ты мне расскажи, — настоял профессор. — Матери сыновей находят по изувеченным трупам, а то и частям тела, по пряжке от ремня, по записке в стреляной гильзе… Поверьте, я еле выдержал до конца рассказ подполковника медицинской службы Владимира Щербакова: «Рядового Покусаева родители на третьей видеокассете узнали. У отца случился сердечный приступ, а мама, Валентина Мелентьевна, вся сжалась, словно окаменев. Видеть это тяжело, подчас невыносимо… А Олега Гадзи-ева мама опознала, насколько я помню, по рубцу на шее…» Помолчали немного, словно осуждая тех людей, кто кинул в огненное пламя мальчишек… Господи помилуй! — сложил руки Москаленко. — Чтобы совесть не мучила еще что-нибудь поведайте. — Что же, побыли бы на моем месте, когда горевала о сынишке Дорохова Любовь Демьяновна из села Ульяновка, что близ станицы Суворовской на Ставрополье. Женщина в черном платке с осунувшимся, застывшим от горя лицом как в бреду говорила: «Моему Мишеньке было восемнадцать лет. 28 ноября его призвали, пять месяцев побыл в учебке, потом его отправили в Чечню. Там он и погиб 10 августа на площади Минутка. Миша служил в 204-й бригаде. Я в части была. Мне рассказывали: их на площади ждала засада, и Мишу сразу убил снайпер — вот сюда попал… — она показала на себе, куда угодила пуля. — И еще несколько ребят погибло. К ним потом десять суток не подпускали чеченцы. Они так и лежали. А ведь жара была!» Тут горестный рассказ ее прервался: в коридор вышел Щербаков и спросил: «Любовь Демьяновна, ваш сын когда-нибудь ударялся головой?». Она встрепенулась: «Да, в детстве падал и лоб разбил до крови». Матери ли не помнить о сыне все, до мельчайших деталей? Я видел потом, как благодарно она смотрела на Щербакова и его сотрудников; «По косточкам собрали череп моего Мишеньки, чтобы я могла отвезти его домой…» Жуть! — Жуть! — повторил Москаленко. — Как же они опознают трупы? — Медицина и техника достигла совершенства, — пояснил Исаев. — Светлые головы Ростовского НИИ нейрокибернетики Борис Михайлович Володарский, Анатолий Иванович Самарин при опознании останков применили дерматоглифику — сопоставление и изучение особенностей наследования узоров ладоней и подошв… — Вон как… — Есть и традиционные методы — такие, как измерения частей тела, рентгеновские снимки, сведения о группе крови, о родимых пятнах, татуировках, перенесенных заболеваниях, костных переломах, состоянии зубов — одним словом, все, что может помочь опознанию. Любая мелочь бывает важна. — Вон как… — как будто заклинило Ивана Михайловича. — В лаборатории пахари, настоящие Боги — Александр Ермаков, Валерий Ракитин, Александр Божченко, — корреспондент поименно назвал «старожилов»: — Вместе с ними люди часами просиживают у видеомагнитофонов, ищут сыновей, мужей, братьев. Мелькают перед глазами страшные кадры: обоженные, съежившиеся, маленькие, будто детские трупы, изуродованные тела. И в каждого надо всматриваться сквозь пелену слез. Бывает, что и родственники ошибаются. Один отец сказал: «Это мой сын». А оказалось — нет. А бывает, что мать видит сына и не узнает — не хочет верить, цепляется за последнюю надежду: «Ну и что, что татуировка на том же месте, как у моего сына? Ну и что, что мою молитву при нем нашли? Мало ли как бывает… Все равно это не он». Потом все-таки забрала сына. Каких только трагедий тут не насмотришься… А зачем Вам все это знать, Иван Михайлович? Александр Дмитриевич Исаев остановился, глянул на часы. — У них нет права отбирать жизни людей. Мы, ветераны, не потерпим больше такого варварства у своего порога. — Жаль, но я должен торопиться. Исаев пожал старику руку. Заспешил… …Комплектов газет о Чечне у Москаленко было видимо-невидимо. Недаром он скупал в киосках те печатные издания, которые наперебой верещали о черном событии в истории России. Досье — настоящее. Горы материалов… — Тьфу! — зло сплюнул он. — Напичкался безобразиями кремлевцев, что невозможно теперь глаза сомкнуть… Вдруг заколотился дверной звонок. Кого это несет нелегкая? Москаленко посмотрел, как сквозь прицел, в глазок. В фиолетовом халате возвышалась высокая женщина, кажись, соседка Мария Ивановна Пройдисвет. Дверь отворилась — без скрипа, легко. — Проходите, пожалуйста, проходите. — Спасибочки, спасибочки! — Воркующий женский голос мягко ласкал его барабанные перепонки. Мария Ивановна и Лидия Игнатьевна тепло обнялись. Даже кот Васька потерся около их ног, хотя мог удрать куда угодно. — Чем занимаемся? — Молчу, потому что примеряю на себя горе матерей, потерявших сыновей в Чечне… Пройдисвет съежилась. У нее перекосился от испуга рот. Она взглянула на Ивана Михайловича так, будто ее заглатывал удав. — Что случилось, Маша? — насторожился Иван Михайлович. — Тебе плохо? — Я сегодня побывала в леднике мертвецов, — Пройдисвет слегка пошатнулась, схватилась за сердце. — Я помогаю в работе комитету солдатских матерей и… мне пришлось побывать в мертвом царстве… Лидия Игнатьевна дрожащими руками налила стакан воды, дала соседке. Она отвела от себя стакан, открыла глаза и очень внятно сказала: — Это надо все видеть! …Оказывается, бродила по чужим городским улицам одинокая женщина, и разные мысли были у нее на уме. Подошла она к Пройдисвет, начала с плача: — Хоть убейте меня, как сына в Чечне, но не могу я больше на свете жить! У Пройдисвет сгорбились плечи. Беда в том, что она ее сразу поняла, мать права. С чем сравнить ее горе? По судорожным всхлипам вперемешку с обрывками фраз Мария Ивановна уяснила одно: Людмила Леонидовна Полымова приехала из Екатеринбурга. Тело сына Жени и его боевых друзей чеченский огонь сплавил в нечто единое… — Доведите меня в 124 судебно-медицинскую лабораторию СКВО. Ибо меня ноги туда не несут, — умоляюще попросила женщина. Кое-как женщины добрались до пункта обработки павших. Попали, как говорится, да не туда. Их взору открылось потрясающее зрелище: останки прикрытые вместо смертного покрова упаковочной бумагой. Тела были изуродованные, кое-где без рук, иногда без ног и даже обезглавленные, со вспоротыми животами, обугленные туловища… Их легко пожурили. Просили никому больше не рассказывать эту чудовищную картину. Подымова, как затравленная, метнулась в сторону. Пройдисвет еле догнала ее. — Теперь знаю, почему погибших ребят доставляют на родину в двойном цинковом гробу, — задыхаясь от быстрого бега, разгневалась Людмила Леонидовна. — Чтобы… чтобы… я не могла увидеть посмертную казенную «упаковку» своего сына. А там… там… на дне… всего будет лежать несколько его косточек… Она присела на лавочку, сомкнула веки. И так долго покоилась в полузабытьи. Никто не знает, куда исчезают небо, солнце, земля, деревья, когда в жизни теряешь дорогого человека… Пройдисвет наморщила лоб: — По всему свету седеют и умирают от горя и неизвестности родители. Каждый павший — чей-то сын. Мою знакомую Людмилу Леонидовну долго держали в неведении. Из тех фрагментов тел, что были привезены в Ростов, в лабораторию, два года определяли, какие принадлежат Евгению… Профессор был потрясен, с его лица исчез защитный слой, и оно беспомощно посерело… — Стойкая женщина… — Пройдисвет схватилась за ниточку, случайно выскользнувшую у нее из рук. — Людмила Леонидовна в Екатеринбурге создала женскую неправительственную организацию «Матери против насилия» и добилась поставок в ростовскую лабораторию необходимого оснащения вплоть до чистящей пасты и хозяйственных ведер. В Ростов самолетом доставили образцы специальных кейсов из алюминиево-титанового сплава для захоронения останков погибших… Беспредельной мрачностью тень прошла по лицу и Лидии Игнатьевны, но выдержка помогла быстро овладеть собой. — Что делать? — спросила жена. — А что совесть твоя подскажет, — ответил муж. — Деньгисобирай для комитета солдатских матерей… Все знали: в такие минуты Ивана Михайловича трогать было нельзя. Он взял в руки газету и скатал: — А вот что написали спецкоры «Комсомолки» Ирина Мастыкина и Владимир Ладный, побывавшие в ростовском морге, где продолжалась еще война, и с угрызением совести поведали россиянам о «300 наших мальчишках, убитых в Чечне, все еще едущих в ледяном поезде смерти»: «Командир отделения 1-й мотострелковой роты рядовой Василий Яровой погиб в Грозном 9 августа 1996 года. Во время боя у Дома правительства он был ранен снайпером в грудь. Когда друзья попытались Василия вытащить, их накрыла автоматная очередь. Мертвый Василий так и остался лежать, изрешеченный пулями. Боевые машины пехоты, что шли сзади, хотели расчистить дорогу и проехали прямо по его ногам. Потом от выстрела гранатомета загорелась бээмпэшка, возле которой лежал изуродованный труп Василия Ярового. Огонь перекинулся на солдата. То, что от него осталось, выжившие друзья передали в полковую медсанчасть. И попросили медиков записать имя погибшего. Скорее всего сделать это забыли — мама по сей день ищет тело своего сына. Похоронку Тамара Анатольевна получила в конце сентября. Чуть позже узнала: сослуживцы опознали почти скелетированный труп сына в морге окружного госпиталя Северо-Кавказского военного округа. 3 октября Тамара Анатольевна была уже здесь. Но экспертиза установила: тело № 663 Яровому Василию Сергеевичу не принадлежит. Матери показали по видео все прочие трупы, хранящиеся на территории военного госпиталя СКВО. Внимательно рассмотрев № 513-й — без ног, левой руки, почти без лица и кожи. — Тамара Анатольевна почувствовала: — это Василий. То же телосложение, родинка на правой лопатке, шрам на голове от удара в детстве, слегка наехавшие друг на друга нижние зубы. Группы крови сына она не знала, пришлось кровь трупа идентифицировать с собственной. Совпало. Отпечатки трех уцелевших пальцев руки тоже напоминали материнский узор. Не подходил только рост. У Василия он был 175 сантиметров. А военные медики утверждали: 180. И снова приговор: труп под № 513 рядовому Яровому тоже не принадлежит. Но разве убитой горем матери это докажешь? «Он это, он», — твердила она весь месяц в Ростове. И слезно молила про себя сыночка: «Родненький, покажи еще хоть что-то, чтоб все поняли, — что это ты». Сынок не показал. Что он мог показать, если месяц лежал на августовской чеченской жаре? Мать не верила криминалистам. Ей страшно оттого, что душа Василия до сих пор не нашла покоя. Иначе как расценить ее сны? «Мама, пожалуйста, не уезжай! Я так устал!» — сказал однажды Василий, придя к ней в номер ростовской гостиницы. А две ночи спустя простонал во сне: «Мама, как я не хочу ехать в Чечню…» Ростов — та же Чечня, только война здесь не закончится еще много лет. Сколько? Не знает никто. Потому что сюда и сейчас приходят по пять-десять «грузов-200» еженедельно. В основном эксгумированные останки погибших в августе 1996 года. На той бойне смерть сняла страшный урожай. Страшнее, чем в проклятую новогоднюю ночь начала войны. Тогда, в морозы, федералы наступали и могли собирать погибших. В августе, в сорокоградусную жару, атаковали чеченцы, и тела ребят выносить было некому. Они подолгу валялись на улицах, вокруг крутились собаки. Часть трупов чеченцы потом сжигали, часть — сбрасывали в ямы, кое-как присыпав землей. Сегодня их пытались опознать в единственном на всю Россию отделении, медицинской идентификации 124-й судебно-медицинской лаборатории СКВО. — Как нелегко им живется в этой лаборатории! — воскликнула жена. — Видишь ли, работать с трупами в рефрижераторах, искать ноги, руки мертвецов. Не у всякого нервы выдержит, — заключил муж. — Ой, ой! — вскричала супруга. — Не могу себе даже (смыслить ту ситуацию, в какой находятся матери, копайсь в горах тел… Видимо, прав журналист, говорящий в разделе «Матерям здесь говорят только правду»: «Вы можете представить себе, с каким «материалом» работал сейчас подполковник медицинской службы Владимир Владимирович Щербаков — заместитель начальника лаборатории и десяток его коллег? Кучка прогнивших кусков мяса, обугленный комок или горстка костей… Не прикасались пока к сорока пяти трупам, хотя многие из них хранятся в вагонах-рефрижераторах с самого начала войны. Они хорошо сохранились и пригодны даже для визуального опознания. Но на этих мальчиков нет никаких изначальных данных, с которыми можно сравнить результаты посмертной экспертизы. Не едут за ними матери. То ли отчаялись разыскивать, то ли нет денег на дорогу… Щербаков помнил каждое прошедшее через лабораторию тело. И помнит по имени-отчеству каждую пришедшую к нему мать. За два года войны он не притерпелся к боли: «Важно, чтобы родители верили тебе. Поэтому правило тут одно: говорить им только правду. В правде невозможно запутаться». А вот сами матери медикам лукавят. Потому что обязаны найти и похоронить сына. И верят тому, во что хотят с болью и мукой поверить. Так Тамара Анатольевна, которой предъявляли номер 513-й. «Какая там родинка на плече? Какой детский шрам на голове? — грустно усмехается Щербаков. — 513-й весь обожжен, обуглились даже кости! Не исключаю, что все эти особые приметы — и родинка, и шрам — всего лишь следы ожога. Похожий рисунок отпечатков пальцев — тоже случайность. Фрагментов, по которым сто процентов можно было судить о родстве, дактилоскописты не обнаружили. Вот если б была прижизненная флюорография… А мать требовала этот труп ей отдать. Но ведь у него тоже есть мать и наверняка она его ищет!» Встречалась и другая категория женщин. Эти наверняка знают, что их сына в Ростове нет. Но они показывали Щербакову на монитор, где застыла картинка кусочков мяса, и просили отдать им «сына». От таких просьб у всего повидавшего подполковника медицинской службы волосы дыбом вставали. «Это же не ваш сын!» — пытался убедить он матерей. «Ну и что, — рыдают они. — Мы похороним его и успокоимся». Но бывают случаи и прямо противоположные. У судмедэкспертов это явление получило название «Материнский чеченский синдром». Это когда мать, гладя на своего стопроцентного узнаваемого сына, твердит: «Чужой он! Чужой! Ей показывают результаты патологоанатомических и медико-криминалистических исследований — все совпадает один к одному: «Не мой!!! — и все. Любовь Герасимовна, мать из Адыгеи, полтора года не признавала погибшего сына. Хотя при нем нашли написанные ее собственной рукой молитвы и подчерк был идентифицирован… «Живой он, — говорила. — Воюет. А вот кончится война…» Недавно она вернулась в Ростов и забрала сына…» — А как ты понимаешь этот раздел журналиста, названный так: «К запаху войны привыкнуть нельзя…», спросила жена. — Его, этот запах, нельзя ощутить, он смотрит ежеминутно в глаза любого, кто воюет… — печально ответил муж. — А тем более найти в «морозильниках» трупы… Слов не нахожу… Послушай, что пишут собратья по перу: «Летом 1995 года мы были первыми журналистами, побывавшими в страшных ростовских рефрижераторах. За полтора года здесь многое изменилось. Теперь доступ родственников к вагонам, в которых более 300 трупов, ж к рыт. «Прежде всего это вредно для психики, — считал Владимир Щербаков. — Я вот не мистик, но когда ходишь но вагонам, среди этого месива тел, чувствуешь, что от них исходит какая-то аура ужаса». Она действительно есть, эта аура. Скорченные в неестественных позах, покрытые инеем трупы сводят с ума. Запах тления выворачивает наизнанку. Респираторов здесь не дают: они сильно впитывают в себя этот запах и можно задохнуться. Единственная защита — сигарета, зажженная бумага или разведенный по близости костер. Но и они не в состоянии полностью забить трупный яд. Работающим с телами санитарам — молоденьким солдатикам приходится просто терпеть. Матерей не пускают в вагоны и потому, что опознать сыновей в таких условиях невозможно. Осветить трупы можно только фонариком, но что разглядишь под его тусклым светом? Толстый слой инея мешает вглядеться в лицо. Да и поворачивать трупы в вагоне сложно, многие промерзли насквозь. Если криминалистам кто-то потребуется, они дают команду санитарам, и те привозят нужный труп в госпиталь. В морге или в лаборатории его всегда можно рассмотреть, если надо — измерить, сделать рентген или же провести нужные исследования. Первичный же осмотр только что поступивших трупов проводится прямо на улице, за моргом. «Трупный городок», палатки которого еще в феврале прошлого года были забиты до отказа, слава Богу, пустует. Сегодня задействована всего одна палатка, где обретших имя ребят записывают в цинковые гробы, а затем укладывают в деревянные «домовины». Называется это — Центральный пункт обработки и отправки погибших. Для неизвестных солдат, с которыми работают эксперты-криминалисты, за моргом поставили нечто вроде бытовки с трехэтажными нарами. При нас вагончик открывали и перегрузили в зеленый «Урал» два десятка носилок с останками. Обломки костей, клочья кожи… Долго стояли перед глазами чьи-то скрещенные, словно из воска, ступни. «Это все что, осталось для опознания, — пояснил нам судмедэксперт старший лейтенант Сергей Семенов. — Поэтому мы и хватаемся за любой клочок одежды или клочок кожи. Ищем жетоны, записки, все, что может помочь опознанию. Тут же, на улице, когда ребята оттаивают, проводим видеосъемки, и матерям трупы показываем уже на видео». В ростовских рефрижераторах ждут своей участи и около двадцати мертвых чеченцев. Недавно четверо из них были опознаны, боевики они или нет, вопрос не к криминалистам. Если за трупами приезжают матери и опознают в них своих сыновей или мужей — трупы беспрекословно отдают. И все равно чеченские женщины едут в Ростов с опаской. — И совершенно напрасно, — говорит Щербаков. — Мы никого не обделяем вниманием и не оставляем без внимания и без помощи. Есть в ростовских рефрижераторах трупы особые. На сегодняшний день их 43. Тех, кто при жизни прошел ад издевательств и умер насильственной смертью. Их раны подвергаются более тщательной экспертизе. Цель подобных исследований в 124-й лаборатории неведома никому. Но начальство приказывает, и Щербаков с коллегами работают. Чаще всего чеченские боевики отсекали у жертв уши и выкалывали глаза. Как правило, после смерти. То, что это сделали не голодные одичавшие собаки, доказано. Экспертов с толку не собьешь. Все срезы — ровные. Бойца Р, при жизни долго жгли раскаленным предметом. П. — резали, а Н. — разрубили на части… Самый дикий случай произошел с 18-летним парнишкой из Владикавказа. При исследовании его трупа военные эксперты обнаружили пулевое ранение, от которого кровь в плевральной полости была свернутой: умирал солдатик медленно. А когда смерть пришла, боевики дважды выстрелили мертвому в грудь, вырезали ему глаза и изнасиловали. Он так и был доставлен в Ростов — раздетым по пояс снизу. Щербаков допускает версию, по которой мальчика могли изнасиловать во время агонии…» — Мы не нашли еще останки солдат Великой Отечественной, которые освободили СССР и страны Европы от фашизма, а нам доставляют новых мальчишек в рефрижераторах чеченской бойни! — стукнул кулаком по столу Москаленко. — Не кричи! — остановила его жена. — Вот смотри, что написано под заголовком «Мир придет, когда похоронят последнего солдата…»: «В окружном госпитале СКВО 16 процентов тел, которые можно опознать только с помощью молекулярно-генетической экспертизы. То есть по одной капельке кропи или плоти. Но каждая экспертиза стоит около шести миллионов рублей, которых нет ни у госпиталя, ни у главного медицинского управления Минобороны. Знаете, как сотрудники Щербакова изготовляют костные препараты для экспертизы? «Вон, видите, во дворе супчик варится? — кивает Владимир, — разводишь под ней огонь, кладешь в воду череп или кости и выпариваешь до тех пор, пока от них не отойдут сгнившие ткани». С октября этим людям не платят зарплату. Но они продолжают работать по 12–15 часов в сутки. Делают все, что могут, и даже больше того. И очень расстраиваются, когда в очередной раз возникают слухи о захоронении всех неопознанных трупов в братской могиле. Или об их кремировании. «А что потом? — устало спрашивает Щербаков. — Исследовать пепел? Мы и так делаем все возможное. Недавно, например, опознали парня, который в списках своей части не значился». Сколько их еще привезут из Чечни? Разорванных в клочья фугасами, обглоданных хищными псами? Ясно только одно, пока трупы будут идти, война для полковника Щербакова и его коллег-судмедэкспертов не кончится. И Ростовский военный госпиталь долго еще будет оставаться моргом Всея Руси». — Господь покарает виновных за неандертальское невежество! — ярился про себя Москаленко… Он зашагал от стены до стены, изредка поглядывал на мерцающий телевизор. ..Через годы Иван Михайлович прочтет статью о мужественном человеке Владимире Щербакове, которого уволят из армии, а народ проголосует за него и он станет депутатом Законодательного Собрания Ростовской области. Об этом замечательном медике вот что расскажет корреспондент Надежда Иванова в сентябре 2003 года в донской газете «Честное пенсионное»: «Организаторские способности Щербакова скоро оказались востребованы. В 1997 году он возглавил 124-ую лабораторию медико-криминалистической идентификации Министерства обороны. Не зря, наверное, говорят, что не люди выбирают время, в котором живут, а время выбирает их. Первая чеченская война заставила военных медэкспертов врасплох. Когда пошли десятки, сотни, тысячи погибших, то «волосы встали дыбом». Ведь вся нормативная база осталась с Великой Отечественной войны. Никто не был готов заниматься опознанием погибших. После страшной грозненской новогодней ночи 1995 года ростовская лаборатория сама стала одной из «горячих точек». Именно сюда шел непрерывным потоком «груз-200»: останки мальчишек, погибших на улицах Грозного, а затем и по всей Чечне. — Я видел убитых мальчиков и думал об их матерях, и еще о России — ведь это же наши ребята! Невосполнимые потери! — вспоминает Щербаков. — В какой-то момент мне показалось, что это сама Россия истекает кровью, и я истекаю кровью вместе с ней. Территория лаборатории напоминала поле страшного боя. И здесь действительно шел бой — бой за правду и память. Здесь погибшим возвращали имена и право быть похороненными своими матерями ни родной земле. Здесь седеющие на глазах матери и отцы вместе с оглушенными огромной родительской болью экспертами находили останки своих детей. Разве можно придумать работу страшнее? Многие товарищи-эксперты не выдержали этого испытания. Начальник «124-ой» стал последней и единственной, хоть и страшной, надеждой тысяч солдатских матерей, разыскивавших своих мальчишек. Возвращенные имена — вот для чего, он считает, стоит жить. «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» — начертано на могиле неизвестного солдата у Кремлевской стены. Щербаков делает все, чтобы таких надписей не было на могилах ребят, погибших в чеченскую. Цифры пропавших без вести тоже саднили душу. Нужно было вернуть из Чечни останки тех, кто безвестно остался лежать в ее земле. Найти всех до последнего! Полковник Щербаков стал членом рабочей группы при Комиссии по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести. А война и не прекращалась. Жертвами боевиков подчас становились и те солдатские матери, которые сами пытались найти своих сыновей. Командировки на войну стали самым тяжелым испытанием в жизни Щербакова. В отличие от генералов, полковник Щербаков не посылал солдат в бой, а возвращал честные имена героям России. Не может претендовать на уважение и величие страна, не хранящая память о тех, кто, выполняя свой долг и приказ, сражался и погиб. Война не и кончена, пока не похоронен последний из погибших на ней солдат. А их еще много, без вести пропавших на необъявленной войне. С потом и кровью Щербаков добился оснащения 124-ой лаборатории самым современным оборудованием, а внедренные им и его коллегами уникальные методики (аналогов некоторым из них нет нигде в мире!) позволяют и через годы идентифицировать личность погибших Все газеты, радио, информационные программы рос сийских телеканалов рассказывали, как работали эксперты 124-ой после падения вертолета МИ-26 под Ханкалой Идентификация ста пяти «непригодных для визуального опознания» тел, прежде занявшая бы полгода, была выполнена лабораторией всего за несколько недель. Такими достижениями не принято хвалиться, лучше бы их не было. Но раз уж оно не миновало нас, это горе, надо сделать все, чтобы хоть как-то облегчить страдания близких. Полковник Владимир Щербаков, начальник 124-ой лаборатории, долг свой, профессиональный и человеческий, выполнил. Но вместо благодарности за внедрение новых технологий, собственных и чужих научных разработок, он схлопотал строгий выговор и предупреждение о «неполном служебном соответствии». Об этом тоже немало писали в газетах и рассказывали в передачах НТВ…». А сейчас Москаленко метался из угла в угол. Иван Михайлович открыл шкаф в спальне. Вспомнил, что завтра пригласили в совет ветеранов. Конечно, костюм надо надеть почище, не забыть про галстук. Засунул руку за стопку белья, вынул инкрустированную янтарем шкатулку. Принес пиджак, повесил на спинку стула. «Плестись ли на сходку? Вроде бы позвали на совет солдатских матерей. Чем им я могу помочь? — морщился профессор. — Пенсию свою отдал на их нужды… Пятясь, он вышел в коридор, здесь едва не упал, как подрубленное дерево, медленно побрел в спальню, сел на кровать. Потом машинально, не глядя, непослушными пальцами отстегнул медали, ордена, положил в шкатулку на плюшевое одеяло и захлопнул ее… «Пойду к солдаткам без орденов», — шпынял себя ветеран. Он до сих пор не находил себе места, прочитав заметку в донской газете «Наше время» Надежды Сагайдук «Живой — среди живых»: «Нескончаемые материнские тревоги, слезы, боль. Их нечем измерить, утешить. Жила мать в беспокойстве о своем сыне. А сердце вещало беду. Приснился Татьяне Стефановне живой сон — лежит ее сынок на сырой земле совсем маленький, ручонки тянет: «Мама, помоги». Бежал они нечаянно ножки расшиб, сильно болят и встать не может. Взяла она его на руки, алая кровь струйками стекает из открытых ран. Проснулась и места себе не находила, словно в ожидании чего-то. А 17 сентября пришла телеграмма — «Срочно выезжайте, нахожусь на лечении в Ростовском окружном госпитале». Предчувствуя неладное, Татьяна Стефановна срочно выехала в Ростов. …Служил Андрей в инженерно-саперном батальоне и военной части 18590 города Каменска-Шахтинска. Припиши в армию из Таганрогского механического техникума. Последние два года рисковал собой, находясь на разминировании города Грозного. Зная, что у матери порок сердца, регулярно писал теплые, ласковые письма: «Мама, мы с тобой сильные, все переживем. Все у нас будет хорошо». Через два дня их часть должна была быть выведена из Грозного. «Что же случилось?» — в который раз спрашивала себя мать, не находя ответа. Дорога в Ростов ей показалась самой длинной из всех дорог. Добрые люди помогли добраться до госпиталя. Андрея она нашла в отделении хирургии. И, едва переступив порог палаты, тут же спросила: «Сыночек, что случилось?!». А в ответ услышала едва уловимый шепот: «Да вот, ноги…». Подняла простынь посмотрела и… потеряла сознание. Когда пришла в себя, Андрея в палате не было, повезли на перевязку. Над ней хлопотала старшая медсестра. Это она дала телеграмму, а сейчас говорила: «Бывают минуты, когда Андрей забывается, его мучают кошмары. Ведь совсем недавно ему удалили обе ступни — взрывом мины раздробило обе ноги, повредило руку. Ему предстоит очередная операция. Вам нужно набраться мужества и помочь ему не впасть в депрессию». Бедная женщина в полном отчаянии спросила: «А колени будут целы?» — Рано сейчас говорить об этом. Врачи борются за жизнь. Судя по всему, он у вас крепкий парень. Две недели ухаживаю за ним — не единого стона не услышала. Ему очень тяжело, но должен выжить, он же Живой! Когда сына привезли из перевязочной, Татьяна Стефановна только спросила: — Сыночек, почему же ты две недели ничего не сообщал о себе? — Я готовился к встрече. Больше всего этого боялся. Старался оттянуть твои страдания. — А ты думаешь, мое сердце ничего не чувствовало? Помнишь, как ты писал из армии: «Мы с тобой сильные, мама, все переживем?..» — Помню. Только зачем тебе видеть все это? — Нет, сынок, когда рядом мать, раны болят наполовину. Это я точно знаю. Андрей забылся. Перевязка, встреча с матерью оказались для него непомерным грузом. Время спустя последовала еще одна операция. Доброе отношение врачей, медсестер госпиталя, тяжелые последствия послеоперационного периода и медленное выздоровление. Военные хирурги сделали все возможное, чтобы сохранить парню жизнь. А как важно для парня в 20 лет стать на ноги! Но для этого нужны хороши протезы, удобные, не причиняющие дискомфорта во время ходьбы. Спустя три месяца Андрей был направлен в протезно-ортопедическое объединение. Учился ходить заново, превозмогая боль. Мама все время находилась рядом. И тогда, и сейчас она ищет помощь в разных инстанциях. Благодарна за содействие и моральную поддержку председателю Комитета солдатских матерей Дона Е.Х. Зюбровской. «Наконец-то департамент социальной защиты пообещал приобрести протезы. Но когда? Дай Бог, чтобы их снова стали реальностью». Откликнулся на случившуюся с Андреем беду и таганрогский механический техникум — помог купить инвалидную коляску. А вот Каменск-Шахтинская часть -18590, где служил Андрей, отнеслась, мягко говоря, непорядочно. И материальную помощь задержали, и не посчитали нужным навестить больного, было место и грубостям. А когда я спросила Татьяну Стефановну, может быть, помочь через газету приобрести для сына импортные протезы, стоят они около 40 миллионов, она категорически отказалась. «Я не за этим к вам пришла. Напишите правду о нас, матерях. Ведь слезы на наших глазах никто не видит или не хотят видеть…» Москаленко вырвал из тетради свежий листок, задумался. Может, написать письмо в Комитет солдатских матерей Зюбровской и переслать Андрею свою месячную пенсию? «Нет, я пожертвую все средства Комитету, а там они пусть сами решают, кому нужнее эта будет помощь», — решил Иван Михайлович.ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 1. ПРОВОКАЦИИ
В выходные дни Игорь ночевал на базе отдыха «Якорек» на левом берегу Дона. Утром ослепительное солнце выкатило из-за рощи. В траве, белея, грелись утки. Дремоту с Игоря как рукой сняло. Он взял душистое мыло и полотенце, пошел к речке и, шумно фыркая, ежась от холода, умылся. Москаленко докрасна растер полотенцем кожу, натянул желтую майку и поспешил к домику, где его уже поджидал друг Илья Лысаков. — Раскраснелся, как вареный рак, — Илья захохотал густым, раскатистым басом. В его хохот тонкой нитью вплелся резкий смешок Игоря: — А ты бледной поганкой вытянулся после дождя! Хилый и смешной! — Эй, эй! Легче на поворотах! Петух безголовый… Но клинок его насмешки отлетел в сторону, со звоном ударился о булат ловкого отпора: — Я хоть воров в милиции ловлю, а ты, дорогой, прислуживаешь в общепите начальству. — Пожалей меня Игорек, — взмолился Лысаков. — Давай лучше глотнем шампанского… — Что, неуютно себя чувствуешь от моих шуток? Илья достал из сумки бутылку, заговорщицки подмигнул Игорю: — Принеси, дружочек, бокалы, принеси. Москаленко поставил на стол тонконогие сверкающие бокалы. Илья встряхнул бутылку, пробка с треском вылетела, срикошетив по потолку и полу. Друзья подняли бокалы с пенистым напитком. Толковали о том, о сем, хрустели печеньем. Обмолвились о Чечне. — Я в ту сторону за коньяком в Дагестан мотаюсь, — как-то задумчиво сказал Лысаков. — Уже не раз наталки-мн лея на чеченские отряды. Промышляют ворюги в степи… — Не нарвись на неприятности. Похищение людей и выкуп стали обычным делом, — раздраженно заговорил Игорь. — Вот открылся сезон охоты на иностранных сотрудников госпиталя Красного креста в Новых Атагах. В три часа ночи все спали, когда в белом особняке общежития люди в масках и с пистолетами в руках вышибли двери только в тех комнатах, где были иностранцы. Их растреливали спящими, ничего не говоря. — Зверье… Краснокрестовцы столько доброго для местных жителей сделали… — Так надо понимать. Миссия Красного креста на Северном Кавказе во главе с Жан-Франсуа Санксом практически спасала Грозный от эпидемии, ежедневно обеспечивала жителей чистой питьевой водой, снабжала бесплатной едой 13 столовых для малоимущих в Грозном, Гудермесе и Аргуне. 54 школы в чеченской столице получали от миссионеров завтрак… — Куда же смотрел премьер Аслан Масхадов?! — Я больше верю шефу департамента Чечни Абу Мовсаеву, — ответил Игорь, — он как-то холодно цитировал корреспондентам выдержки из донесения своего агента о том, кик российские спецслужбы готовили специальные провокации. Представляешь, Илья, в донесении назывались специальные места подготовки диверсионных групп из чеченцев. Перечислялись фамилии сотрудников ФСБ, причастных к убийству медиков… Было опубликовано заявление ФСБ Росии, в котором «ФСБ России категорически опровергает утверждения о «наличии на территории Чеченской Республики диверсионных групп» российской спецслужбы и о причастности ФСБ к убийству в селении Новые Атаги шести представителей Международного Красного Креста. Официальное заявление ФСБ РФ распространено в связи с высказыванием начальника Департамента госбезопасности Чечни Абу Мовсаева. Начальник Центра общественных связей ФСБ Александр Зданович расценил «попытку Абу Мовсаева возложить ответственность за убийство в чеченском селении Новые Атаги сотрудников МКК на федеральные власти как стремление лидеров Чечни усмотреть повсюду «руку ФСБ». Спектакль с участием человека в маске, назвавшего себя агентом ФСБ, и устроенный Абу Мовсаевым на второй день после посещения журналистов ОРТ — это попытка отвлечь общественное внимание как в самой Чечне, так и за ев пределами от неспособности чеченских властей обеспечить безопасность граждан», подчеркнул Александр Зданович. — Провокации против мира в Чечне осиным роем заклубились, — печально заговорил Лысаков. — Вот что написал в «Труде» 20 декабря Василий Шуров в материале «Неуправляемый зять Дудаева». Дело в том, что Радуев не вписался в руководители Ичкерии, не попал вовремя к дележу пирога власти. Угроза полного политического забвения заставляла Салмана частенько напоминать о себе самыми дикими, зверскими акциями: «Зять Дудаева и экс-префект Гудермеса известный террорист Салман Радуев спровоцировал инцидент, который, как было заявлено в меморандуме, российских властей, являет собой «вопиющее нарушение достигнутых соглашений». На Герзельском мосту сотрудники пензенской патрульно-постовой службы; командированные для прикрытия административной границы Дагестана, остановили колонну из 12 автобусов, в которых оказались боевики во главе с Радуевым. Не подчинившись требованиям сдать оружие, чеченцы взяли в плен милиционеров и водрузили на блокпосту флаг «независимой Ичкерии». После чего вместе с заложниками отбыли на свою базу, в Гудермес. Салман Радуев, конечно, понимал, что пленение пензенских милиционеров вызовет возмущение не только в Москве и Махачкале, но и в Грозном. На это и был расчет сделать так, чтобы захват заложников произвел эффект разорвавшейся бомбы. (Пройдут годы и Радуев будет схвачен и умрет в лефортовской тюрьме — Е.Р., М.К.). Проще всего этот инцидент объяснить «неуправляемостью» Радуева. Тем более в свое время даже Дудаев осерчал на зятя, когда тот захватил больницу в Кизляре и превратил в поле боя село Первомайское. Тот «визит» в Дагестан унес свыше двухсот человеческих жизней и сильно обострил отношения боевиков с жителями приграничных деревень соседней республики, где проживает много чеченцев-акинцев. Пока свои властные амбиции тридцатилетний Радуев реализовать не сумел — ни в бытность комсомольским работником, ни после женитьбы на племяннице мятежного генерала и получения поста префекта Гудермеса. Он был создателем и первым командиром «президентских беретов» — личной охраны Дудаева, но очень скоро полевые командиры оттеснили его на вторые роли. При сегодняшнем раскладе сил в Грозном дудаевский зять не может реально претендовать на высокий пост. Очевидно, именно поэтому он заявил, что Дудаев жив и объявленные выборы президента Чечни «незаконны». Именно поэтому он использовал инцидент на Герзельском мосту, дабы привлечь внимание к собственной амбиционной персоне. По словам профессора Джамбраила Гакаева, одного из лидеров чеченской диаспоры в Москве, Радуев выразил интересы полевых командиров и рядовых боевиков, не желающих сложить оружие. За ними стояли силы в Чечне, России, исламских странах, которые заинтересованы в возобновлении вооруженного конфликта. «Непримиримые обязательно попытаются сорвать выборы или по крайней мере поставить их результаты под сомнение, — сказал в беседе со мной Гакаев. — Если им это удастся, то тогда уже в самой Чечне начнутся кровавые междоусобные разборки». Видимо, власти Грозного не исключали такой сценарий. Потому и. о. президента Ичкерии Зелимхан Яндарбиев и премьер коалиционного правительства Аслан Масхадов сразу публично осудили акцию Радуева. А первый вице-премьер Мовлади Удугов даже пообещал, что силовые структуры в случае необходимости применят оружие, чтобы освободить пленных милиционеров. Радуев, однако, решил выдержать позу. Посулил «без всяких условий» отпустить десятерых заложников, а остальных — не раньше, чем Махачкала принесет ему… официальные извинения — за то, что боевиков не пустили на территорию Дагестана. Как и при захвате заложников в Кизляре, Радуев явно блефовал. Он прекрасно понимал, что никто никаких «официальных извинений» за бандитский налет приносить не будет. Это был просто предлог, чтобы потянуть время, поиграть на нервах политиков, которые стоят за мирное разрешение «чеченского вопроса». Заместитель секретаря СБ России Борис Березовский встретился с Салманом Радуевым и пообещал, что будут освобождены 11 чеченских боевиков, арестованные федеральными властями. После чего пензенские милиционеры были освобождены»… — Золотоносная жила — нефть, в ней тоже подоплека терактов, — Игорь удобно расположился в кресле, вытянул ноги. — Между главарями преступных банд, помяни мое слово, долго будет вестись ожесточенная борьба за власть. Казуистика обогащения опутала дельцов… — Намедни, кстати, «Открытое радио» верещало, что за Радуевым, захватившим в плен милиционеров, стояли турецкие магнаты. Радуев быстро отпустил заложников и тем самым показал, что ни Масхадов, ни Яндарбиев не контролировали ситуации в Чечне, а, следовательно, и стабильность транспортировки нефти через Чечню не гарантирована. Как не говори, а в любое время можно прервать подачу нефти по чеченскому трубопроводу… — Фокус в том, что России и Азербайджану выгодна северная часть трубопровода Баку-Грозный-Новороссийск, а нефтяные компании Турции и США нацелились на южную ветку трубопровода через Азербайджан, Группой Турцию. И чем больше провокационных вихрей веет над Чечней, тем хуже для нас, — заключил Игорь. — Вся жизнь соткана из провокаций. А ты на них не клюешь, как слепой котенок? — Я — да. У каждого человека своя, непростая история. Я расследую уголовные дела, ежедневно сталкиваюсь со страшными вещами: украл, изувечил, убил, изнасиловал. Первая судимость, вторая, третья… — Привыкаешь? — Сперва не мог, а потом втянулся. Но мне кажется, что зверь в человеке просыпается только в том случае, если человек перестает верить. — Во что верить?! — вздрогнул Илья. — В коммунизм? В Бога? — В человека, Илья. Лысаков успокоился, щипал пальцами бровь. — А кто виноват, если человек перестал верить? Мы сами… — Наверно… Чеченцы и русские, из-за того, что стреляли друг в друга… Кто же теперь первый протянет руку для братанья? Неизвестно. Видимо, уже безельциновская Россия. Тогда и злорадный смех чеченца не будет, как горсть камешков в лицо. И не будет провокаций потому, что новый вождь страны бездарно не командовал ротами в чеченской заварушке… Мы еще не знали, кто впоследствии установит хрупкий мир в Чечне. Имя этого человека — Владимир Путин…Глава 2. РУССКИЕ В ЧЕЧНЕ. ЦУСИМСКИЙ ПЕПЕЛ
Читал, читал газеты Москаленко и уже стал кунять. Но среди ночи его напугал петух. Откуда он взялся в Нахичевани — было не понятно. Ночной солист так закукарекал, что забрехали собаки, видно, им показалось, будто они сами прозевали урочное время, и на улице поднялся страшный шум. Лаяли псы истошно, будто их кто-то гонял дрыном. Иван Михайлович под надрывный лай животных вспомнил, как однажды ему рассказывал сын о том, что чеченцы располагали архивами Грозненского нефтяного института. Им цены нет. Архивы оказались в руках полевых командиров во время войны. И якобы вице-премьер Чечни X. Нухаев уже подписал в Варшаве договор о создании польско-украинского-чеченского консорциума, идею которого поддержал японский капитал. «Чеченцы с нефтью не пропадут, — уверял невидимого собеседника Иван Михайлович. — Как хочется жить в кавказской тишине… Вот гомон, который учинили собаки, был естественный, благодатный. Все это часть мирной жизни Ростова-на-Дону, голоса самой природы… А снаряды, танки, ракеты придуманы людьми, чтобы убивать друг друга…» Внезапно нарушители ночного покоя все разом замолчали, и Нахичевань окутала тишина, мягкая, таинственная и такая чуткая, что Москаленко подумалось, будто он слышит плеск речной донской волны. Он лег на спину, заложив за голову костлявые руки, погрузившись в вязкую тишину, и не знал — верить глазам или не верить. Лучше б не верить, ведь кому нужны эти теракты, похищение людей, нефтяные разборки. И без того жизнь суровая штука. Иной раз сжимаешь голову, стискиваешь как обручем, а она знай, трещит, раскалывается от невеселых дум. … Москаленко и не заметил, как просидел до полуночи. «Потревожили недруги дружный многонациональный улей пчел-трудяг народов Советского Союза…». С этой мыслью и уснул. …Утром в чистых окнах медленно появился расколотого солнца скорбный лик. В серебряных лучах кроваво-озаренного рассвета играли тысячи пылинок. Жена хозяйничала. Крикливо заходился, будто бы в нос торге от чего-то, пузатый чайник. Завтрак, как всегда, был готов. А вот настроение у Ивана Михайловича сегодня — не ахти какое. Задумался. Одна за другой вставали в памяти картины прошлого. Босоногое детство. Война. Учеба в институте. Свадьба. Рождение сына… Заглянул на кухню. — Давай есть, Лидусенька! — приказал. Муженьку к сырникам, залитым сметаной, чаек подала прямо в кровать. — Ешь, пока тепленькие! И принялся Иван Михайлович уплетать — любо-дорого смотреть: на один укус полсырника. — Вкусно? — спросила его жена. Он не ответил. Но уминал сырники, как в народе говорят за обе щеки. Прибрав после завтрака, Лидия Игнатьевна вышла из дома. А профессор вновь штудировал публикации о бедственном положении русскоязычного населения. Александр Хохлов в статье «Чечня без русских. Русские без родины», опубликованной 24 декабря 1999 года в «Комсомольской правде», усмотрел после ухода войск «федералов» из Грозного одно: власти безразлична судьба народа: «Жизнь русского в Чечне в последние пять лет ценилась высоко, если было что за нее взять — квартиру, машину, деньги. Русских грабили, насиловали, изгоняли из домов. Но об этом как-то забывали рассказать самые искренние защитники прав человека: в России о своих угнетенных и обездоленных вспоминают в последнюю очередь. В воскресенье «неизвестные» бандиты захватили чиновника Волгоградской администрации Малышева, приехавшего организовать голосование 20-тысячной поволжской чеченской диаспоры. Жизнь русского в Чечне в минувшие пять лет стоила грош — стоимость автоматного патрона — если за нее взять было нечего. Жизнь русского в Чечне теперь, когда ушли войска, не будет стоить ничего. Ограбленные, бездомные русские больше не нужны никому. На прошлой неделе в Грозном убили 10 русских — три семьи, взрослых и детей. Без причин, без корысти. Просто взяли и убили. Скольких людей еще ждет подобная участь? Что предпринимает государство и правительство для тех русских, что вынуждены бросить все и выбираться на «родину»? Где все эти шахрай, егоровы, лебеди, рыбкины, березовские, президенты и депутаты, полководцы и политики? И на хрена они нам нужны, если оставляют нам унижение, голод и смерть наших соотечественников?» «Гонят русских из России… Президент бессилен их защитить, — удивлялся Иван Михайлович. — Клинтон бы в США такого не допустил…» Политический обозреватель «Комсомолки» Павел Вощанов гневно следовал в откровенных рассуждениях о Чечне без русских за своим коллегой Хохловым: «Живой город не похож ни на какой другой. Мертвые — все на одно лицо. И вовсе не от того, что разрушены. Они схожи опаленными войной жителями. Достаточно взглянуть на случайного прохожего на разоренных улицах и сразу же догадаетесь: приехал он сюда недавно, уже после боев, или же пережил кошмар здесь. Последний раз приезжал я в Грозный каких-нибудь два года назад, а кажется — целая вечность… Город (впрочем, как и вся республика) заселен уже совсем другими людьми. Бросались в глаза огромное число покалеченных. Обожженные, изуродованные лица, бинты, самодельные костыли — все это на каждом шагу. Ощущение огромного санитарного барака. Несколько раз оказывался в неловком положении: протягивал руку для приветствия, а у собеседника оторвана кисть или оторваны пальцы. На второй день поймал себя на мысли, что, прежде чем поздороваться, невольно бросаю взгляд на правую руку: Все ли в порядке? Но главное все же не в увечьях. А в том, что это уже не наши, не российские граждане. Какие бы жизнерадостные заверения ни делались сегодня в Москве, здесь, в Чечне, становится совершенно очевидно; мы уже люди разных миров. Россия, по всей видимости, безвозвратно потеряла чеченцев. Они выиграли эту войну. Чтобы это понять, вовсе не надо быть высоколобым государственным деятелем и расцвеченным лампасами военачальником. Нужно просто хотя бы раз приехать сюда не в составе тщательно охраняемой делегации. И станет понятно — в наших услугах здесь больше не нуждаются. Ни в чеченских городах, ни в селах уже нет ни малейших признаков присутствия российской администрации. Даже в тех районах, которые до недавнего времени считались нашим оплотом — в казацких станицах. Кстати, они тают буквально на глазах. В Ингушетии, на Ставрополье сегодня можно встретить немало казаков, которые не пожелали жить в «сданной Чечне» и потянулись на север, подальше от греха. Теракты против русских семей в нашей Чечне — это грозный сигнал. Но нельзя говорить, что русским создают здесь невыносимые условия. Вам расскажут, причем русские люди, немало историй о том, как в тяжелые военные дни нм помогали чеченцы, давая кров, еду, переправляя за пределы пылающей республики. И все же остатки русских используют малейший шанс, чтобы выбраться отсюда. И что любопытно, их неприязнь к российскому руководству, затеявших эту бойню, не меньше, чем у чеченцев…» — Что Вощанов так Кремль унижает! — возмутился Москаленко. — Пожалуй, надо провести референдум, узнать у чеченцев, какая республика им нужна. И оставлять или нет Чечню в составе России. А потом избрать народные власти, — заключил Москаленко. — А что там Вощанов дальше глаголет? — спросила жена. — Вот его мысли, — поморщился Москаленко и дочитал спорную, на его взгляд, статью публициста: «В Москве говорили, что решение вопроса о статусе Чечни отложено на неопределенный срок. Здесь это можно услышать только от высших должностных лиц, да и то лишь на официальных мероприятиях. Простой чеченец от мала до велика убежден, что Чечня уже добилась независимости от России. Она имеет все ее атрибуты: госаппарат, армию, службы правопорядка. Здесь свой суд и свои законы. С российскими ничего общего. Общим пока остается одно — деньги. На местных рынках охотно берут рубли, еще охотнее — доллары. Надо сказать, у любой торговой точки вас встречает какое-то несметное число валютных менял. Но курс обмена пониже, чем в соседней Ингушетии. Спросил одного — отчего так? Ответ удивил: «Ведь мой дом русские разрушили. Поэтому я ваши рубли обесценил. Это — контрибуция моей семье!» О том, что Россия должна заплатить за порушенное, здесь можно услышать чуть не на каждом углу. Лишь завидят русское лицо, так сразу же вопрос: «А кто нам за все это заплатит?» Местные жители, похоже, более дальновидны, чем московские политики. Здесь нет опасений, что Чечня, настаивая на независимости, лишится российской экономической помощи. Вот слова, которые довелось услышать не один раз: «А кто, по-вашему, нам все поставлял, пока шла война? Русские! Они делали деньги «на войне», теперь делают «на мире». Беспокоиться не о чем!» Приметы времени — Чечня стала хуже «понимать» по-русски. Особенно молодые мужчины, вволю повоевавшие. У них о чем ни спроси — не понимают. Или ответят что-то по-своему. Главное — взгляд. Смотрят на тебя и не видят. Так смотрят только победители, замечал это на многих войнах… Если надо уехать, лучше всего — через аэропорт Ингушетии (бывшая военная авиабаза «Слепцовская»). Добрая половина ожидающих пассажиров — чеченцы. В Москву летят немногие. Большинство — в Киев, на лечение. Возле кассы слышу забавный диалог: кассир что-то объявляет по-русски, боевого вида чеченец доказывает ей что-то по-своему. И тот же невидящий взгляд победителя. Но никаких взаимных претензий. Ныне Слепцовск — почти политическая столица Северного Кавказа. Здесь едва ли не каждодневно проходят встречи чеченских лидеров с эмиссарами из Москвы. В последнее время самый частый гость — Борис Березовский. Начальник аэропорта рассказывает: «Прилетает без охраны, один. Иногда его встречают ингушские руководители. Чаще — чеченцы. Поговорит с ними о чем-то и назад…» Спрашиваю своего давнего знакомого президента Ингушетии Руслана Аушева,что тот думает о недавнем скандале с подданством Березовского. «Паша, что бы ты думал, если б несколько лет на твоих глазах гибли дети? И если б это были твои дети? Да я сейчас с кем угодно буду обниматься, лишь бы он не твердил о войне до победы. Мы, ингуши, больше других устали жить между войной и миром!» Похоже, что у Рыбкина с Березовским и впредь новый подход к решению кризиса: то, что не удалось сделать с помощью оружия, можно сделать с помощью экономики. Большинство руководителей северокавказских республик считают, что лучше так. У простых кавказцев свой взгляд на проблему. На чеченской заставе по дороге из Грозного в Назрань разговорился с боевиком Васаном. Его рассуждения отнюдь не лишены логики: «Знаешь, когда здесь опять начнется война? Когда наши чиновники, все березовские, вместе с нашими, украдут все деньги, которые выделит Россия на восстановление Чечни. Война все скроет…». А зачем же тогда воевать? «Ну, я-то воюю за свободу…» Это закон любой войны — она никогда не обогащала простого солдата. На сопредельных территориях к Чечне относятся со смешанными чувствами одобрения и неприязни. С одной стороны, чеченцы доказали, что силе большого народа вполне может противостоять боевой дух народа малого. И в Ингушетии, и в Кабарде, и в Дагестане можно услышать: ну как мы вам показали?! «Мы, а не «они» — характерно для нынешнего Кавказа. Но с другой стороны, чеченцы доставляют соседям массу неприятностей. То скот угонят, то заложников возьмут и потребуют выкуп, то дом ограбят… Сидел в кабинете у вице-президента Ингушетии, когда тому сообщили, что боевики угнали в Северноводск «КамАЗ», шедший с грузом из Кабарды в Дагестан. Борис Агапов развел руками: «Теперь полдня буду заниматься. Машину, конечно, вызволю, а груз, похоже, пропал…». Вообще здесь, на Северном Кавказе, особо остро чувствуешь, как несовершенна наша федерация. И то, что в последние годы центральная власть ровным счетом ничего не сделала, чтобы ее как-то укрепить. Авторитет московских вождей здесь катастрофически низок. Трудно сыскать человека, который отозвался о них добрым словом. Реакция почти всегда одна — мол, это ваша, русская забота, а нас не касается. …Два года назад, вернувшись из Чечни, я написал: «Чеченский пожар, пожирающий остатки политического авторитета Бориса Ельцина, опалил Россию гражданской войной. Пока она не почувствовала боли и довольно равнодушно восприняла происходящее. Но скоро все переменится. С Кавказа в континентальную Россию потянутся скорбные караваны цинковых гробов, и горе постучится во многие российские дома. Вот тогда-то обезумевшая от боли страна задаст вопрос, на который до сегодня не получила вразумительного ответа, — ради чего?» Господи, как же я был наивен тогда! Обезумели от боли только те, кто потерял близких. А страна не только не содрогнулась; но даже по-серьезному и не задумывалась над главным: так кто же и зачем развязал войну? Сейчас нас огорошили открытием: оказывается, главные зачинщики бойни — Коржаков и Сосковец. Ну, слава Богу, не президентский повар Дмитрий Самарин?.. Это беспрецедентный в истории демократии случай: страна начала войну и потерпела в ней поражение, но никто из ее руководителей — никто! — не понес никакого наказания. Неужели мы и впрямь хотим, чтобы после этого чеченцы остались с нами под одной государственной крышей? В одном из сел прочитал написанное на заборе, видимо, для уходящих «федералов», аршинными буквами: «Чечня выписалась из кремлевского дурдома!» А куда выписаться нам, русским?»… Сострадание Москаленко росло. Чем дольше он углублялся в чтиво, тем больше его тревожила судьбы русских в Чечне. Обескураженный, он ходил по комнате, смотрел на мебель, дубовую панель, разглядывал большой письменный стол с кипами газет. Присел Москаленко на диван, только задремал, как только кто-то позвонил в дверь. Вставать не хотелось — пригрелся. И потом очень уж поздно. Опять позвонили, прерывисто, громко. — Кто? — Лозовский Семен Игнатьевич. Толстяк ввалился в коридор, лицо у него в пятнах, в глазах-огонь. — Смылся из дома… Нудьга заела. Прошу прощения за поздний визит. Скалечилась душа… От всех дум выть хочется, будто от зубной боли… — Вываливай накопившееся наружу, чего уж там… Айда на кухню! Москаленко был рад ему. Лидия Игнатьевна заварила чай. На столе появилась горка ореховых сухариков, фарфоровая сахарница, баночка с майским медом. Сухарики похрустывали на зубах. — Семен Игнатьевич, я вот не успокоюсь от заявления Александра Солженицына «забрать всех русских из Чечни», — начал для затравки беседу Москаленко. — Караул «надо» кричать, — Лозовский перевел дух. Только, мне кажется, козлами отпущения за действия армии при шариате будут русские жители. А Солженицына я не приемлю за призыв всех чеченцев, будь то московский профессор, например, Руслан Хасбулатов, или московский нефтяник, — выдворить. — Много старушек слоняется по грозненским подвалам. Среди завалов мешков и тряпья там копошатся русские люди. Я читал в «Литгазете» рассказ публициста Лидии Графовой: три бандита насиловали жену на глазах мужа. Перед расстрелом его долго пытали, требуя признаться, что он русский шпион. Жене чудом удалось спастись… Или та же Графова рассказала о факте из жизни ростовского координационного совета помощи беженцам, — без умолку тараторил Лозовский. — Самое тревожное — беженцы из Чечни. Появилась на Дону беженка из Старо-промысловского района Грозного. Дом ее не разбомбили, остался цел. Простите, может, я не все понимаю. Но к ней средь бела дня ворвались бандиты в камуфляжных формах и потребовали переписать дом на них. При обыске захватчики подбросили какие-то документы, где было обмолвлено, что она сотрудничала с российской безопасностью. Женщину пытали, приковали наручниками к батарее, а потом отволокли к нотариусу, чтобы оформить дом «в подарок». Неслыханное беззаконие. На реке Сунжа бандиты остановили машину и завели ее под мост, там лежал труп женщины: «С тобой будет то же самое, если подведешь». Она помнит их лица, знает их имена, фамилии? Но кому бить челобитную?.. — Некому, — согласился Москаленко, — нужен своеобразный «нюрнбергский» процесс. Ведь наши предки основывали Грозный. И расплату за позорную бойню кто-то должен же понести… — Разве мы скоты? — взволнованно произнес вслух Семен Игнатьевич и как-то невольно дернул головой, словно кого-то хотел боднуть. Лозовский походил по комнате. Наконец привалился к подоконнику, словно повис на нем, и стоял как мертвый. Лозовский долго смотрел окаменелым взглядом в одну точку. Он холодно и монотонно шептал: — Неужто мы, мужики, будем хладнокровно взирать на глумления нелюдей над людьми? Лидия Игнатьевна появилась перед ними тихо, спокойно: — Что приуныли, дружки? И когда Иван Михайлович со старческим придыхом объяснил, что его тошнит от бесконечного дождя унижений, в изобилии пролившегося на страну, Лидия Игнатьевна отошла в сторону и недоуменно всплеснула руками: — А кто вас заставил совать нос в заросли чеченского одичанья?! Сотый раз я тебе повторяю Михалыч, брось задуривать себя неуместным чтивом!.. — Ладно, не трещи на ухо, Лидусенька. Не мешай ветеранам хоть на кухне осуждать кремлевцев за истребление живых. Давно известно: нерасторжима связь мертвых, и живых… Он не договорил, кисло улыбнулся, откинулся на спинку стула. — Ты, я вижу, намерена нас бомбить, как Грачев Грозный, чтобы разразился в наших отношениях холодный ливень, — Москаленко насупился. Через минуту он что-то уже усердно читал Лозовскому. Жена ему не мешала. Марина Катышева в «Гудке» за 26 октября 1996 года поразила читателей своей откровенностью в статье «Стервятники на пепелище»: «Чеченская трагедия, густо замешанная на крови, грязи и лжи, высветила наряду со множеством других карди-наявную проблему бытия современной России — вопрос о ее территориальной целостности и государственной безопасности. При всем различии оценок и мнений в них четко просматривалась качественно новая постчеченская ситуация, в которой отгремевший вооруженный конфликт занимал уже не центральное место, а рассматривался как стартовая позиция для выхода на более широкую, на сей раз геополитическую проблему — быть России иль не быть. «Империя должна умереть, и первый камень на ее могилу положит Чеченская республика Ичкерия», — наверное, этими словами одного из выступавших можно сформулировать основную мысль и направленность Всемирного конгресса чеченских диаспор, прошедшего в Одессе. Посланцы почти из двадцати стран мира вместе с представителями украинских националистических организаций обсуждали стратегию и тактику дальнейшей борьбы с «русским империализмом». Обсуждали спокойно и открыто, не беря в голову реакцию, которая может последовать из Москвы: они были абсолютно уверены, что никакой реакции не последует. Агрессивный, откровенно подстрекательский характер носили выступления. Один из ораторов, например, призывал: «Хочу напомнить вам слова выдающегося украинского ученого и политика: свободной Украина станет не с освобождением Киева, а с разрушением Москвы и Петербурга. Перефразируя, скажу: Чечня станет по-настоящему свободной не с освобождения Грозного, а с освобождением Казани, Махачкалы, Уфы, Якутска, Назрани — с полным развалом Российской империи…» В унисон звучали речи других участников конгресса: «…Бескомпромиссная борьба с Россией — это единственный путь… Будьте начеку. Держите оружие в руках день и ночь… Самая последняя умирающая империя находится в агонии, и первый удар ей нанес наш чеченский народ…» И это не пустые слова. За ними стоят и дела. Такие претензии оформлены в ряде секретных документов сепаратистов, их наличие подтверждалось оперативными данными. Более того, одесский конгресс чеченцев, выдвинув идею выдворения России с Кавказа, дополняя эту идею принципом запирания каспийских ворот — то есть отсечения от России ряда территорий Поволжья. Будем ли мы и дальше относиться к этим претензиям с позиции миролюбивости и всетерпения? Если да, то речь идет о капитуляции перед лицом сил, стремящегося к планомерной ликвидации Российского государства, а вовсе не о межнациональном мире. Достоверную, подтверждающую эти слова информацию, собранную и обобщенную московским Институтом оборонных исследований, озвучил на международной научно-практической конференции «Северный Кавказ и безопасность России» директор этого института Суриков. Отмечая наличие в чеченском конфликте как внутренних, российских, так и внешних, международных, аспектов, он, в частности, рассказал следующее: «Не секрет, что сама так называемая чеченская революция 91-го года экспортирована в Чечню из России, из Москвы. Не секрет, что за годы существования в Чечне так называемой криминальной республики, до ввода войск, бюджет независимой Чечни на 60–70 процентов формировался из российской казны. Не секрет, что в 9294 годах только российской нефти было в Чечню перекачено, по различным данным, от 15 до 20 миллионов тонн. И после ввода войск ситуация существенно не изменилась: что стоят триллионы рублей, направленные на так называемое, «восстановление экономики» Чечни, а по сути, разворованные! Не секрет, что фактически незаконные вооруженные формирования вооружались и финансировались прежде всего с территории России. Фальсификация внутренних составляющих чеченского конфликта определялась общими процессами, которые происходили в нашей стране. А именно: переход к рыночной экономики, передел собственности… Вот это и есть внутренние причины… Среди внешних составляющих чеченского конфликта ученый назвал геополитические интересы стран Запада, США и в особенности Турции, направленные на изменение соотношения сил в этом регионе. По его мнению, если Турция добьется своих целей в Чечне и в кавказском регионе, следующими будут три направления ее экспансии: район Центральной Азии (Казахстан, Узбекистан, Туркменистан и Киргизия), Крымский полуостров (где Турция уже сейчас поддерживала в том числе и финансово местные организации, в частности меджлис крымско-татарского народа, и уже существующие отряды боевиков-аскеров) в районе Поволжья. Ну как тут не упомянуть незабвенного Джохара, который никогда не скрывал своих политических планов. Его амбициозные высказывания, принимаемые некоторыми экспертами за бред сумасшедшего, всегда подтверждались жизнью. Так вот, весной 1995 года он говорил: «Эта война перейдет на территорию России — хочет этого Россия или не хочет. И в Санкт-Петербург придет, и в Москву придет, и эту войну не остановишь. И западные страны, мировое сообщество не дадут ее остановить, чтобы полностью изолировать Россию и уничтожить ее как государство… Будут гореть российские города! Разрушить — не строить, разрушить мы умеем. И Карфаген XX века должен быть разрушен… Я говорил, говорю и сейчас подтверждаю, — что эта война надолго…» Директор Института оборонных исследований Суриков делился своей обеспокоенностью: «Есть основания опасаться дальнейшего развития чеченского кризиса, распространение его на всю территорию Северного Кавказа именно в части реализации вот этих планов. Ключевым моментом на сегодняшний день здесь являются для Запада и всех сил, которые не заинтересованы в наличии сильной позиции России на Северном Кавказе, придание процессу вывода войск характера бегства, хаотического отсутствия с оставлением оружия, потерями, захватом пленных. Та линия, которую проводил генерал Тихомиров, когда войска выводились более-менее организованно, когда вывозилось оружие, ставился вопрос об освобождении пленных — она явно не устраивала очень многих. И не секрет, что Яндарбиев и Масхадов постоянно требовали снять Тихомирова. Главное для них сейчас — изменение, условно говоря, линии Тихомирова на другую линию, которая привела бы к бегству, а следовательно — к полной деморализации, дезорганизации вооруженных сил, силовых структур, общественности страны в целом, делая Россию неспособной на какое-то время сопротивляться агрессии.» Националисты всех мастей подливали масло в огонь. Вот как трактовали участники конгресса в Одессе миротворческие усилия Российской Федерации: «…Больше некуда было деваться со своей одряхлевшей, разложившейся армией, которая терпела сокрушенные поражения на нашей земле». Обратим внимание на слова о том, что тем самым был спасен от полного уничтожения чеченский народ — лишь злорадство по поводу уничтожения российских войск, достигнутого, кстати сказать, не без помощи московского лобби… Может, прав Суриков, предлагая «более внимательно присмотреться к тем людям в Москве, которые говорят, что надо продолжать финансировать Чечню, что надо с Яндарбиевым, Масхадовым, коалиционным правительством (которое фактически будет камуфляжем для боевиков) продолжить договариваться, восстанавливать…» Наши политические и военные стратегии в ноябре 94-го оставили всех нас с голым королем. Успокоилась Чечня и укрепилась целостность России? Возрос авторитет России и ее армии? Наступили сдвиги в экономики? Ни одного (!) позитивного итога достигнуто не было. Но даже не это самое страшное. Зримые очертания, как мы могли еще раз убедиться, познакомившись с материалами одесского конгресса и международной научно-практической конференции, стала приобретать проблема, незнаемая гражданами огромной страны с 41-го года: угроза безопасности и целостности России. Громко высказываться об этом, судя по прессе и эфиру, «не заметивших» ни эти, ни другие подобные мероприятия, не принято. Отдельных политиков или публицистов, нарушающих табу, обвиняют то в раскачивании пресловутой лодки, то в нагнетании истерии, то в имперско-коммерческом мышлении. А если отголоски вызревающей беды все-таки доходили до широких масс, их внимание чаще всего переключали с содержания проблемы на склоки, интриги вокруг нее, на противоборство отдельных персоналий. И пока нас потчевали живописными деталями словесных дуэлей Иванов Ивановичей с Иванами Никифоровичами, наши заклятые друзья — воинствующие националисты выдвигали в Одессе новый лозунг: «С Россией можно не только воевать — Россию можно побеждать». Когда я работала над этим материалом, меня упрекнули: может, не стоит еще раз пугать и без того запуганного нашего обывателя? Но нагнетание страстей не надо путать с предупреждением, правом на информацию. Выдернув из выступления Лебедя и Куликова в Госдуме взаимообвиняющую часть и сосредоточив на ней внимание читателей, многие представители «четвертой власти» пропустили ряд существенных моментов. Например, Завгаев в своем заявлении процитировал Масхадова, сказавшего, что Чечня готова к войне с Россией. Уверена, что это опять-таки не пустые слова: некоторые боевики и раньше говорили, что как только кончится война на территории Чечни, она в форме терактов и набегов перейдет на территорию России. Не замечать и не слышать всего этого преступно. Понятна «ненаблюдательность» тех, кто должен нести ответственность за провал чеченской авантюры. Для них важнее всего — приуменьшить размеры прошедшей катастрофы сквозь новые тревожные тенденции, вызревшие именно в недрах кавказской бойни. Но истинные россияне, прежде всего «лица русской национальности», вправе и обязаны вовремя увидеть опасность новых потрясений, ибо расплачиваться, как всегда, придется именно им…». Москаленко умолк и искоса взглянул на толстяка. — Поражение в Чечне может обернуться катастрофой, сели не понять его причины. Чеченская драма еще будет долго восприниматься людьми, как кровоточащая рана, — философствовал Семен Игнатьевич. — Меня волнует три вопроса: Почему это случилось? Кто за это ответит? Как и чем залечить раны? — Чеченскую Цусиму мы проиграли до ее начала, — собственная решимость подбодрила Москаленко. — Бюджетными деньгами кормили пенсионеров — русских старушек, а обували и одевали боевиков. Оружие оставили в гаком количестве, которого хватило бы на столетнюю войну. Грозненский аэропорт «Северный» и его грузы — тайна русских и чеченских бизнесменов, спрятанная за семью замками. Продавали чеченцы и нефть, я думаю, по баснословным ценам. МИД России отодвинули в сторону, якобы из-за внутрироссийского характера конфликта. И это было заблуждением потому, что денежная подпитка шла не только из мусульманских, но и из западноевропейских стран… — Хорошо, хорошо… — Лозовский не шелохнулся. — Может быть, я — тупой профессоришка? — Иван Михайлович вскочил, опять уселся. — Все же доктор наук… — Вы к тому же блистательный политик! — разъярился собеседник. — Честно скажу, политика по моим зубам. — Москаленко сцепил пальцы на подбородке. — Политика, если внимательно оглядеться по сторонам, преследует нас на каждом шагу… Кстати, в Саудовской Аравии без тени сомнения публично рубят головы любому, кто заподозрен в терроризме. И они не осудили сепаратистов Чечни из-за того, что мы не вели с ними переговоры, не оперлись на мусульманский авторитет короля Саудовской Аравии Фах-да, короля Иордании Хусейна, президента Турции Деми-реля, лидера Палестины Арафата. Как ни пытался Яндарбиев по поручению Дудаева завязать дружбу по-мусульмански. Кроме намаза — традиционной молитвы — у Яндарбиева ничегошеньки не вышло. И знаешь, Семен Игнатьевич, на стороне сепаратистов воевали арабы, пакистанцы, турки, афганцы. Их зеленое знамя ислама позвало в Чечню? Не только ислама, а и американского доллара… — Между прочим, профессионально подрывали российские танки, снайперски отстреливали наших офицеров и мастерски минировали дороги не бородатые моджахеды из Кандагара, а украинские хлопцы и горячие прибалтийские парни, — вмещался в монолог хозяина Семен Игнатьевич. — Чему уж тут удивляться! — Мэр Одессы Гурвиц разрешил чеченцам создать теплое гнездышко — свою штаб-квартиру, издавались газеты, проводились конгрессы вайнахов и антироссийские манифестации. В Ялте чеченцы лечились, крымско-татарская община полуострова оплачивала им расходы. — Зато московская милиция и ОМОН здорово гоняет на рынках людей за то, что они имеют густые усы и черные шевелюры… — съязвил Лозовский. — Чеченцев на рынках не бывает. Чеченцы не торгуют, они владеют рынками, — усмехнулся Иван Михайлович. — Многие московские казино, некоторые банки с сомнительной репутацией, гостиницы тоже в руках чеченской мафии… — Да и «человек с ружьем» уже внедрен во все соседние кавказские республики, — уныло произнес Лозовский. — А те чеченцы, кто не угодил сепаратистам, вынуждены прятаться по России. — Я немного коснусь Цусимы. Поражения от японцев у острова Цусимы в Корейском проливе в мае девятьсот пятого, по существу, заложило под правящий режим бомбу с часовым механизмом, которая и взорвалась в октябре семнадцатого… Там, как и сейчас при Ельцине, процветали бездарность чиновников, занятых интригами при дворе, воровство интендантов, роскошь богачей, была страна, расколотая обманом и бедностью, открыто противостояли друг другу общественность и правительство. Намек ясен, Семен Игнатьевич? Бесславный авантюрю-рой в Чечне нанесен удар по российской государственности… — Все? — уловил морщину недовольства на лбу толстяка Москаленко. — Это же политическая экзекуция ельци-новского режима? — От чеченской драмы не отмыться кремлевцам. И даже бригадный генерал Басаев предупредил царедворца: «Я Ельцину руку пожму, если он извинится перед моим народом за то варварство, которое учинил на нашей земле. А если при этом будет выплачена компенсация и выданы средства на восстановление, я даже готов его обнять. Мы, чеченцы, умеем ненавидеть, но способны и прощать… …Размеренным ритмом тенькали стенные часы. За столом сидел в синей майке Москаленко, нервно поправляя падающие на кончик носа в роговой оправе очки, и вспотевший от чаепития, лоснящейся Лозовский. — А о Кобзоне, фигуре культовой, Вы что-нибудь догадываетесь? Каким боком он связан с чеченцами? — Оригинальный поворот! Москаленко обрадовался, задвигался, заряженный новой энергией. Он немедленно принес какую-то газету. — Вот как в «Комсомолке» на вопрос корреспондента Сергея Медведева: «Вы давали концерты в Чечне?» Кобзон ответил прямодушно и довольно-таки откровенно: — Да, я первый, кто давал концерт после окончания военных действий. Я увидел, что там нет ни одного сохранившегося здания. Наши «доблестные защитнику» уничтожили всю Чечню. Если бы вы видели город своими глазами! Я помню Грозный в 1964 году — ведь мое первое артистическое звание было «Заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР», — все, что я знал, все, что я и помнил, — ничего этого теперь нет. Но самое страшное, что эти «защитники» вернутся сюда. Обозленные, морально униженные. Общество их не понимает, потому что они стреляли в своих. Это афганский синдром в квадрате… В августе 1991 года Ельцин просил прощения за тех убиенных, а сейчас их сотни тысяч. Я считаю, что нужен международный трибунал, новый нюренбергский процесс. Судить надо всех, кто развел войну…» — Видишь ли, наши мысли с Кобзоном совпадают… — Лозовский потянул вниз узел галстука — миролюбивый, зовущий к компромиссу жест. — И не только с Кобзоном, но и даже с заявлениями диссидентов Марией Розановой и Андреем Синявским, живущими в Париже и выдворенными из СССР в эпоху советского рабства. Вот что они пишут: «…Война в Чечне поколебала престиж Ельцина. Из президентского совета вышли многие известные деятели, и среди них защитник Сергей Ковалев. Однако когда Сергея Ковалева спросили, не была ли война в Чечне продолжением расстрела «Белого дома», тот ответил, что здесь не прямая, а только косвенная связь. Наконец, что Ковалев решительно поддержал расстрел «Белого дома». А ведь именно кровь «Белого дома» развязала Ельцину руки для войны в Чечне. Связь здесь, увы, не косвенная, а самая прямая…» — Но это еще не вся кривая загогулина чеченской заварухи, — Москаленко поднялся, устав от беседы. — Читай вслух вот эту статью «Распутинщина конца века» Михаила Чеснокова. И он вручил ему газету «Советская Россия». Тот монотонно начал читать: «Когда в стране возникает действительно экстремальная ситуация, в которой у Ельцина нет возможности диктовать свою волю с позиций силы, он теряется и уходит в тень, предоставляя возможность другим действовать с тем, чтобы потом свалить на них ответственность. Так было, например, вовремя чеченской войны, которую Ельцин как президент и Верховный командующий сам развязал, а потом, когда выяснилось, что блицкриг не удался, растерялся и отстранился, наблюдая за событиями как бы со стороны, практически ничего не решая и не вмешиваясь. Но подобранная Ельциным по своему образу и подобию команда тоже, естественно, ничего не могла сделать, и в результате — позорное поражение, которое ярко высветило, до какого состояния Ельцин довел армию, мишенью ныне как морального, духовного стремления, так и финансирования. Одна из самых ярких и фантастических черт нынешней власти — коллективная безответственность. В стране падают самолеты и взрываются дома, бешеными темпами растет преступность, но никто за это не отвечает. В декабре 1994 года Россия начинает широкомасштабную войну в Чечне, которая длится два года, заканчивается бесславным поражением, в которой погибают многие десятки тысяч людей, но, как обычно, неизвестно, кто принимал решение, кто в этом виноват, и, как обычно, никто за это не отвечает…» — Ну что, пора по домам, — первый заметил Лозовский, устроив мягкие потягушечки. — Благодарю за радушный прием. Насладился беседою вдоволь. Разрешите пригласить Вас на очередной раунд? — Безусловно. Попрощаться вышла Лидия Игнатьевна. — В полночь я должна выглядеть, как в полдень. Встречать гостей, развлекать их. Они раскланялись… …Москаленко с юности любил читать, писать, когда асе уже заснуло, замерло. Жизнь тогда наполнялась своим вечным живым дыханием. Сейчас — в ночной тишине — он чувствовал его острей, чем когда-либо. Вот звякнули парадная дверь жилого дома, видимо, кто-то приперся поздновато к род ному очагу… Вот под кронами деревьев пронеслась какая-то птица — ты явственно слышишь взмахи крыльев… Но ощутимее всего слышишь стук своего сердца. Никогда оно еще не было таким речистым, как в тихую ночь… «Читай, читай, дружок, о пакостях земных…» И Иван Михайлович с упоением перечел исповедь инженера Александра Трубицина из Зеленограда об Александре Македонском и Борисе Чеченском и 38 снайперах: «Был когда-то анекдот о том, как собрались на том свете великие завоеватели. «Мне бы, — сказал Тамерлан, пушки, как у русских, я бы завоевал всю Азию!». «А мне бы советские самолеты, — вздохнул Александр Македонский, я бы завоевал весь мир!». А Наполеон позавидовал; «Будь у меня газеты как в СССР, до сих пор никто бы не знал, что я проиграл войну!». Теперь уже, наверное, не осталось простаков, которые считали бы, что правдивость средств массовой информации столь уж зависит от социального строя в стране. При любом строе раб ищет себе хозяина, холуй — господина, а пахан — шестерку. «Коммунист» Ельцин нуждался в продажной прессе точно так же, как «демократ» Ельцин, и тогдашние «коммунистические» журналисты такого пошиба, как Гайдар или Яковлев, пресмыкались перед ним и ему подобными точно так, как пресмыкаются, став «демократами». Совсем как в анекдоте, Ельцин, улизнувший из Кремля, пока там держали заложниками чеченскую делегацию, поздравлял армию с «победой», после которой пришлось поспешно убегать с «завоеванных» позиций. Точно так же Наполеон мог поздравить с «победой» свои войска при бегстве через Березину. И если бы тогдашнее телевидение ходило на задних лапках перед Наполеоном, как нынешнее ходит перед Ельциным, французские школьники до сих пор учили бы, что Наполеон навсегда поселился и завоеванной Москве. Да ведь если бы на «демократическом» телевидении был хоть один честный журналист, он взял бы Ельцина за шиворот, как нашкодившего щенка, и потыкал бы носом (с защитной перегородкой) в эту «победу». Война всегда ужасна и бесчеловечна. Суворов — непобедимый военачальник и смиренный христианин — содрогался, думая о реках крови, которые ему пришлось пропить. И единственное, чем мог оправдаться перед людьми и историей военачальник, — это победой. Той самой, одной на всех, для которой нет слишком высокой цены. Но единственная армия, которой может командовать битый Главнокомандующий Ельцин, — армия лакейских журналистов, «независимых» репортеров, голосистых певичек и прочих обитателей коробки из-под ксерокса. Вот там у него — полный порядок. На Новый год «независимая» дикторша, придав приличествующее случаю выражение своей косметике, вспомнила трагические события двухлетней давности в Грозном. И назвала конкретно виновника — им, оказывается, был… Павел Грачев! Понятно, если бы еще Грачев не был отставлен от Ельцина, то виновником бы он не был. А так — виноват-с! — оказывается, это Грачев раздувал войну, предлагая «суверенитета, сколько проглотишь». Это Грачев приветствовал разгон Дудаевым Советской власти, лояльной к России. Это Грачев вооружал боевиков. И, конечно же, это Грачев, воспользовавшись тем, что у Ельцина на перегородку носа напала медвежья болезнь, самовольно ввел войска в Чечню и начал войну. Ну прямо гора с плеч! Стрелочник найден, козел отпущения назван. А Ельцин, сияющий, как ангел небесный, вытащенный наманикюренными дикторшиными ручками из выгребной ямы своей бездарной и позорной авантюры. Дикторша посетовала, что мы никогда не узнаем правды о событиях того времени, и продемонстрировала кадры, которые два года «демократическая» тусовка не выпускала на телеэкран. Ну, во-первых, не надо считать других глупее себя — правду мы никогда не узнавали из под цензурных Ельцину СМИ. И не такая уж никому не ведомая тайна — указ Ельцина о начале войны в Чечне. Вот это и есть правда. А прочие подробности мало интересны. Во-вторых, продемонстрированные кадры еще раз убеждают, что воевать «демократы» не умеют и служить в «демократической» армии — равносильно самоубийству. Представим себе, что эти страшные кадры с развороченными нашими танками, разорванными солдатами, глумливыми мордами боевиков, плакатом «Добро пожаловать в ад» попали бы в честные руки. Да их надо было крутить день и ночь по всем каналам! Надо было дать адреса и телефоны военкоматов, формирующих дивизии мстителей, надо было дать счета для денежных переводов фронту, Надо было организовать выступления честных артистов и писателей, журналистов и ветеранов, призывающих оплатить полной мерой за погибших наших ребят. Надо было показать горе Матерей, узнавших в обезображенных трупах своих детей, назвать павших пофамильно и вывести их имена на броне новых танков, назвать улицы, политые кровью героев, их именами. Надо было призвать инженеров срочно, по-фронтовому, создать новую непобедимую технику, а рабочих — делать все для фронта, все для победы. Под эти кадры надо было локализовать всю чеченскую диаспору — как локализовали на время войны о Японией всех своих граждан японского происхождения цивилизованные американцы. И тем самым перекрыть поток долларов от диаспоры к боевикам. И если боевики посмели неосторожно назвать Грозный адом — надо было показать, кому в этом аду уготована доля веселых чертей, а кому — горящих грешников! Да если бы такие кадры оказались в руках у Сталина — порядок в Чечне был бы наведен не за восемь суток, а за восемь часов! Но — каков поп, таков и приход, у страдающего деловой немочью и организационной импотенцией главнокомандующего Ельцина и телевидение такое же. Казалось, нет горше судьбы, чем судьба преданных «демократами» солдат Великой Отечественной, наших отцов и дедов. Их победы и подвиги, их труды и мучения, их терпение и отвага — все предано и все продано. Пядь за пядью отвоевывали землю у Гитлера наши солдаты — оказывается, лишь для того чтобы Ельцин в Беловежье росчерком пера сделал бессмысленной жизнь и смерть многих поколений. Но иезуитская фантазия «демократов» неистощима. Поэтому еще горше судьба наших солдат чеченской войны. Мало того, что Ельцин послал их на войну, которую сам разжег своей бездарной политикой. Мало того, что этот Главнокомандующий главнокомандовал так, что его главнокоманды («…и 38 снайперов непрерывно наблюдают..») уже вошли в историю как образец вопиющей глупости и некомпетентности. Мало того, что политая солдатской кровью земля позорно отдана врагу. Так в годовщину кровавых грозненских событий, когда выведенные из Чечни мерзли в палатках, «демократическое» телевидение показало издевательский балаган — одесские «Маски» издевались над армией. Вещь вполне обычная — во время войны музы не молчат: агитпоп Муссолини делал издевательские киноленты против американцев, американцы показывали в киноагитках тупость немцев, у нас делались сатирические фронтовые киносборники (в том числе и для демонстрации немцам), Геббельс старался оплевать нашу армию. Но то, что демонстрировало «демократическое» телевидение, заставило бы Геббельса в гробу перевернуться от зависти. Когда наши солдаты сражались и гибли в Чечне — нанятые «демократами» клоуны изображали их тупыми идиотами, издевались над их смертью и страданиями. Конечно, какой-нибудь правозащитник Сергей Ковалев или прочий общечеловек упрекнет меня в отсутствии чувства юмора и поведает, что одесские «Маски» выступали не против нашей армии, а против милитаризма как такового. Да и хрен с ними, пусть выступают. Я сам посмеюсь над ними. Но только когда они для издательства над милитаризмом как таковым напялят свои окарикатуренные мундиры с трезубцами, жовто-блакитными погонами и прочей бандеровской мишурой. Когда они будут хихикать не возле пирамидки с красной звездой, а возле креста с висящей фашистской или американской каской. Когда будут сморкаться не в Красное знамя, а в свой жовно-блакитный прапор. Когда портки сошьют не из того знамени, что взвивалось над рейхстагом, а из чеченского зеленого. Когда погоны на клоунских мундирах будут не русские, а чужеземного образца. Я верю, что придет когда-нибудь время и честный режиссер на честном телевидении смонтирует параллельным монтажом трагические документальные кадры из Чечни — и издевательский балаган одесских «Масок». И покажет то, что им заменяет лица, — без масок, чтобы каждый честный человек мог узнать их при встрече. И спросит, сколько они получили от «демократов» за иудин труд — издевательство над нашими солдатами». «Перелистать бы все эти подшивки газет внуку в двадцать первом веке, — гнездилась в голове Москаленко мирская блажь. — Художественная книга с долей документалистики о грязной битве на паперти убийств человеков пригодится ему, чтобы не сидеть у национального корыта в конец разбитого… И не повторить ошибок отцов и дедов, живших в прошлом столетии…»Глава 3. НАКАНУНЕ ВЫБОРОВ ПРЕЗИДЕНТА ИЧКЕРИИ
В который раз старик Москаленко остался наедине со своими сумбурными сомнениями. От ложных перспектив «главкомов» России у профессора все валилось из рук. Он пытался подметать в квартире, вдруг застывал на месте, отбрасывал веник, приближался к портрету погибшего внука, висевшего над диваном и часами смотрел на него. Дома сидеть без дела он, однако, не мог и его неудержимо тянула какая-то невидимая сила к подшивкам газет. Профессор сравнивал избирателей в Буденновске, о которых писал Владимир Янченков в «Труде», просто лилипутами, карлами, гномами. Они ничего не значили для выборов президента Чечни. Сто тысяч подписей в поддержку своей кандидатуры получил Аслан Масхадов. И журналист насочинял нереальных небылиц: «Отношение нынешних чеченских властей к голосованию, огромному числу беженцев и переселенцев, как известно, весьма негативное. Это и понятно, если учесть, что люди, ставшие изгоями, покинули свою родину в результате геноцида, развязанного дудаевским режимом против в основном русскоязычной части населения. Многие семьи нашли приют в соседних с Чечней краях и областях, в том же многострадальном городе Буденновске. Нетрудно предугадать результат их волеизъявления, так как в списке кандидатов те, кто сыграл вполне определенную роль в их личной судьбе…». Озирались на Чечню все соседние районы. Вроде бы повивальной бабкой демократии стал хрупкий мир и выборы президента Ичкерии… Но злопыхательством до сих пор исходили единицы чеченцев, которым бог ума не прибавил, в старую дуду дудят, людей с истинного пути сбивают. Хоть навоевались, да не образумились. Что ни делал, куда ни плелся Москаленко, все об одном думал: «Горячие головы подсказывали пятьдесят лет войны на Кавказе. Видать, их опять нечистая сила попутала. Где безбожники, там всегда лукавый подстерегает…». … В воскресенье после полудни Москаленко собирался было вздремнуть, как вдруг опять ввалилась неутомимая Мария Пройдисвет. — Пожалуйте, дорогая гостья, пожалуйте! — Он провел соседку в гостиную, усадил. — Что теперь делать… просто дрожу вся… В Ставрополе создали отряды самообороны. А у нас в Ростове их нет? Иван Михайлович посмотрел на нее: — Мы далеко от Чечни. У нас защита — штаб СКВО. Ростов-на-Дону — ворота Кавказа… Нас всегда опасались, мы в любой момент сметем с лица земли любого, если кто сунет нос на Кубань, в Ставрополье… Донские казаки поддержали терских по защите русского человека, потребовали вернуть Ставропольскому краю Наурский и Щелковский районы Чечни. Атаман Пятигорского округа Юрий Чуреков ждет помощи от главного казака земного шара — донского… Дон держал веками в узде Кавказ, и его и сейчас побаивается любой чечен… — А вот около тысячи казаков на круге перекрыли как-то федеральную дорогу Ростов-Баку, блокировали железку в Минводах и аэропорт, остановив движение автомобилей, поездов и самолетов… — резко замутила воду Мария Ивановна. — Ну что из этого вышло? Пшик, да и только! Вернее поступил прокурор Ставрополя Юрий Пушников, создав отряды самообороны из казаков для пресечения разбоев и грабежей, угона овечьих отар… Кстати, прокурорам не мешало выяснить, куда девались одиннадцать триллионов бюджета, направленных в Чечню для ее восстановления… Беседу соседки и мужа прервала Лидия Игнатьевна, которая явилась сказать, что звонил сын, передал отцу привет. — Спасибочко ему, — отозвался Иван Михайлович. — Как он себя чувствует? — Поправляется сынуля… — Ох, хо-хо, — спокойная идиллия полетела кувырком. И старик дружелюбно улыбнулся. — Хотя бы сыну и внуку в жизни повезло… Хотя бы, мать… Куда ни ступи сегодня человек, везде надувательство. Уж очень живуч у нас чиновничий менталитет. В чиновничьем государстве начальник всегда смиренно поглядывал снизу вверх, и по-господски таращился сверху вниз. Варин вальяжно определял, что положено и что не положено делать. Рыба загнивала с головы. Ну вот, на примере Чечни эта избитая истина доказана людской кровью… Москаленко словно кипятком ошпарили. Сдерживая гнев, он назидательно произнес: — На Бога-то зачем посягнули, антихристы? — Это ты о чем, Ваня? — Опять чеченцы своровали людей… Ты представляешь кого похитили паразиты?! По пути в Ачхой-Мартан испарились настоятель грозненской церкви, отец Евфимий и его помощник Алексей Вавилов. Наверное, все задумано для срыва в Чечне выборов. Паскудно, стыдно… — Сманили священников ради выкупа, — вмещалась в разговор Пройдисвет. — И то, и другое не исключено. Даже муфтий Чечни Ахмед-Хаджи Кадыров и тот возмутился, собрав у себя настоятелей всех мечетей республики. Иван Михайлович моментально усек: накал борьбы за чеченское кресло президента достиг апогея. Никакого нерушимого единства в рядах горцев не было. «Мятежное королевство» политически расфуфырилось, приободрилось. Указом Зелимхана Яндарбиева отстранили вице-премьера Руслана Кутаева, который перебежал в стан Аслана Масхадова. Разорванный на части электорат поделился мгновенно: одни за Шамиля Басаева, другие за Мовлади Удугова, третьи — за Зелимхана Яндарбиева. «Обалдела Чечня от политических тусовок. — Иван Михайлович насупил брови. — К тому же избиратели были вооружены до зубов. А что делать с теми, кого взашей выперли из Чечни? Они будут голосовать или нет?». — Неужели беженцы лишились права выбора президента Ичкерии? — голос у Пройдисвет был шелковый. — Их все же ни мало, ни много есть триста тысяч в придачу с переселенцами, ставшими бродягами вдали от своей малой родины… — Чеченцы готовы выслать автобусы к границам республики для тех, кто покинул квартиры с котомками, — пояснила Лидия Игнатьевна. — Ну, что ты, Лидусенька, люди, бежавшие от репрессий Дудаева, разве отважатся появиться здесь, да и тетями-метями не всегда набиты их карманы… — Ситуация противоречивая, — прокашлял в кулак Иван Михайлович. — Что там и говорить, выборная власть лучше, чем анархия, — взгрустнула Лидия Игнатьевна. — Вот лидер чеченской диаспоры Москвы профессор Джабраил Гакаев намекнул, что это третьи выборы… Дудаевские и завгаевские не принесли мира и согласия на чеченскую землю. — Да, Дудаев с помощью Ельцина устранил коммунистическую бюрократию. Осрамились демократы… Трон захватила криминальная квазиэлита Чечни, — отрезал Иван Михайлович. — Агрессивный сепаратизм дудаевцев обернулся трагедией. Чеченцы считают себя независимыми, кремлевцы долдонят о том, что Ичкерия — субъект России… Но они подтасуют выборы «под себя». Москаленко повернулся, соседка схватила его за рукав: — Погоди, братец, еще потолкуем… Надо же навести в Грозном выборами элементарный законный порядок, а не стволами автоматов пугать… ОСБ Гульдимана всячески стоит на стороне легитимных выборов президента Чечни… Иван Михайлович почесал затылок. Намаялись люди, устали воевать. Как сказал мудрец, битва за свои убеждения не так велика, как и битва за преодоление своих убеждений. Даже сами лидеры — чеченцы устроили переодевание к близким смотринам: внезапно радио «Свобода» прервало диалог ростовчан, заметившее о штатских замашках бывших вояк: «Шамиль Басаев оказался последним из именитых кандидатов в президенты Чечни, кто переоделся в гражданское платье. На торжественном собрании по случаю своего дня рождения — ему исполнился тридцать один год — Басаев появился в цивильном:костюм, галстук, кожаный плащ. Пожалуй, только борода осталась неизменной. Почти шокирующая трансформация внешнего облика человека, олицетворяющего собой в Чечне воинскую доблесть чеченцев, при всей своей малой значимости для постороннего взгляда являлся если и не продуманным, то во всяком случае точно рассчитанным психологическим шлемом. Чеченцы устали от войны. Сегодня люди с оружием, бесцельно слонявшиеся по улицам, вызывают все большее раздражение. Не явная демонстрация агрессии, а ее аксессуарами традиционно являются оружие и военная форма, это то, от чего, возможно, не без внутреннего усилия отказался Басаев. От будущего президента Чечни жители республики ожидали прежде всего умение преодолеть войну и ее последствия. Не меньше заботился о популярности и главный претендент на президентское кресло Аслан Масхадов. Он заявил о том, что отказался от предвыборных плакатов и листовок в свою пользу, а сэкономленные таким образом средства передал одному из социальных фондов. Здесь несомненно был учтен печальный опыт другого кандидата — Мовлади Удугова, чья безудержная полиграфическая активность имела скорее отрицательный эффект…» Текла, видимо, в Иване Михайловиче солдатская кровь. Когда спокойно на белом свете, ни взлетов, ни падений — скучно ему. А нагрянет беда или неожиданная радость — нет, не мелкая, не частная, а такая, что от нее дух захватывает, — будто подменяли Москаленко. Он снова боец — (если бы дали ему право на старость!) — скорый на руку, стремительный. Собственная совесть шептала: слабина его — возрастной ценз, а так бы махнул в горские районы, чтобы побратать всех, как это было в советские времена. Но, увы, его думы — туфта беспредметная, нереальная. Москаленко внимательно изучил эксклюзивное интервью Председателя Государственной Думы Геннадия Селезнева, которое он дал корреспондентам ИТАР-ТАСС Игорю Живкову, Александру Нечаеву и Виктору Хрекову 16 января 1997 года в «Российской газете»: — В обращении Государственной Думы к Президенту палата призвала активизировать работу по вызволению российских военнослужащих в Чечне. Контролируете ли вы этот процесс, и увязывает ли Дума решение вопроса о пленных с принятием амнистии для участников боевых действий в Чеченской Республике? — Вопрос об амнистии участникам вооруженного конфликта рассматривается Думой. Чеченская сторона не выполняет Хасавюртовские соглашения, не разоружается и не передает военнопленных. По сути идет торг русскими солдатами. Поэтому пусть сначала чеченское руководство выполнит все, что обещало в Хасавюрте, а дальше будем говорить об амнистии. Я категорически против амнистии зарегистрированного кандидатом в президенты в Чечне полевого командира Басаева, на чьих руках кровь наших граждан. Что касается президентских и парламентских выборов в Чечне, то вряд ли их можно будет признать легитимными. В них не примет участие большинство беженцев, составляющих почти половину населения республики. Это позволяет поставить под сомнение легитимность их результатов. Я критически оцениваю и позицию, занятую руководителями миссии ОБСЕ в Чечне Тимом Гульдиманом. Те 350 тысяч долларов, которые он привез для проведения выборов в Чечню, его публичные заявления о том, что подготовка к ним ведется с соблюдением всех международных норм и требований, не могут не вызывать протеста и тревоги. Международные наблюдатели, осуществляющие контроль за ходом выборов в Чечне, обязаны проявить максимум объективности и ответственности…» Вдруг Москаленко поднялся из-за стола, подошел к Пройдисвет и чмокнул ее в руку: — Благодарствую, Машенька, тебя за казачью тему. Я тоже на стороне предводителя Ставропольского казачьего войска Виктора Шаркова, который потребовал от Президента принять Указ о создании реестра казачьих войск и разрешении казакам носить оружие. После выборов президента в Чечне они покажут нам фигу, станут субъектом ООН и не отдадут земли левого берега Терека… Образ Грозного, вечного врага будет приструнивать претендентов на кресло главы Чечни… — Делегация донцов во главе с казачьим атаманом Вячеславом Хижняковым высказалась тоже за пересмотр нынешнего административно-территориального деления… Но, увы, ерундистика эти казачьи ультиматумы, — сокрушалась Мария Ивановна Пройдисвет. — И даже призыв Бориса Березовского, секретаря Совбеза, за вооружение казачества толку не даст… Всю затею с вооружением казаков можно истолковать происками Чубайса, его попытками заполучить «бабульки» на закупку оружия… — Ты, Маня, в политике сображаешь, — согласился Иван Михайлович. — Казаки не допустят создание исламского государства на Северном Кавказе, чтобы туда вошли Чечня, Ингушетия и Дагестан… А Шамиль Басаев не избираем никогда… — Ванюша, а почему Совет Федерации осудил действие Березовского? — допытывалась жена. — Боятся сенаторы, что Березовский будет управлять Кавказом, а значит, и Россией… Сенсации и провокации… О них без устали, как в голубятне птицы, ворковали «перьевые» братья. Наш знакомый «трудовик» Владимир Янченков в газете за 23 января 1997 года поведал об исчезновении в Чечне на трассе Ростов-Баку 19 января корреспондентов ОРТ Романа Перевезенцева и Вячеслава Тибелиуса: «Журналисты, направляющиеся из Грозного в На-зрань для перегона в Москву отснятого видеоматериала, на ингушское телевидение, где их ожидали в 17.00 часов, так и не прибыли. Корреспонденты, проработавшие в Чечне более года, были хорошо известны в республике. Чеченцы, дежурившие в тот день на таможенном мосту перед станцией Асиновской и знающие Перевезенцева и Тибелиуса в лицо, подтвердили, что видели их в белой «Ниве» 19 января. Машина, по их словам, проследовала в сторону Ингушетии. По другим данным журналисты были захвачены в заложники отрядом чеченского полевого командира Хаттаба. Однако эту версию министр внутренних дел непризнанной республики Ичкерия Казбек Махашов назвал «странной и непонятной». По его словам, корреспонденты пропали на западе Чечни, а подразделение Хаттаба базировалось на юге республики. Депутат, генерал Макашов рассматривал исчезновение журналистов как еще одну провокацию, направленную на срыв выборов, и призывал прибывающих в Чечню представителей прессы быть предельно бдительными, передвигаться группами, не рисковать понапрасну. Он подчеркнул, что сегодня в республике числятся похищенными 34 человека. В связи с исчезновением своих сотрудников телекомпания ОРТ сделала официальное заявление всем кандидатам в президенты Чечни. В нем содержалось призыв осознать всю опасность пути, на который они встают. Похищение журналистов, утверждалось в заявлении может означать одно из двух: либо это сделала одна из известных политических сил или групп, которыми руководили кандидаты в президенты, и тогда следует признать, что они не хотят цивилизованных и демократических выборов, либо это дело рук некоей неизвестной силы, и тогда возникал вопрос: а способны ли нынешние лидеры Чечни контролировать обстановку в республике? В любом случае, говорилось в заявлении, действия, связанные с исчезновением корреспондентов, уменьшают вероятность того, что выборы в итоге будут признаны легитимными… Между тем в предвыборной Чечне продолжалась «война компроматов». Очередной удар по Масхадову нанесен действующим президентом республики Ичкерии Зелимханом Яндарбиевым. По его указанию против бывшего премьер-министра возбуждено уголовное дело по факту пропажи крупной суммы денег… Обстановка вокруг предстоящих выборов продолжала накаляться. С сенсационными «разоблачениями» российской стороны, якобы пытающейся дестабилизировать обстановку в республике накануне выборов, выступил начальник департамента госбезопасности Чечни Абу Мовсаев. На встрече с журналистами 21 января он представил чеченца в маске, якобы завербованного ФСБ России в 1992 году. Раскаявшийся агент рассказывал, что российские спецслужбы засылают в Чечню группы по 10–15 человек для организации провокации и подрывной работы. Мовсаев поведал также, что ему известны организаторы злодейского убийства медиков Международного Комитета Красного Креста. Это, по его словам, люди в полковничьих погонах, проживающие в городе Нальчике. Необходимые доказательства, подчеркнул Мовсаев, посланы российским властям. По просьбе корреспондента «Труда» один из высокопоставленных представителей ФСБ так прокомментировал звучащие сенсационные разоблачения руководителя ичкерского департамента: — Это очередной блеф человека, не несущего ответственность за свои слова. С точки зрения российского законодательства он не является юридическим должностным лицом. Служба безопасности на территории России одна — ФСБ, и никакой другой, в том числе «ичкерской», не существовало на протяжении ряда лет. Частное для нас лицо Абу Мовсаев тем и занимался, что распространял всякие лживые домыслы о нашей службе. Всерьез относиться к его очередным «разоблачениям» просто глупо…» Проворно таскали изо дня в день, как муравьи былинки, журналисты жареные факты из Чечни. Питаемый не химерами, а вскормленный суровой повседневностью, друг сына Москаленко ростовский журналист Вячеслав Бондаренко, корреспондент ИТАР-ТАСС в газете «Молот» разочарованно ознакомил своего сокровенного, подкожного читателя с опусом о разбойных нападениях на поезда южного направления накануне выборов в Чечне: «С более чем с шестичасовым опозданием прибыл 15 января 1997 годана станцию Ростов-Главный скорый поезд «Махачкала-Москва», дважды подвергшийся за минувшие сутки на чеченской территории нападению бандитов. Его восьмой вагон сплошь изрешечен автоматными очередями. Пулевые отверстия видны повсюду — в металле, оконных стеклах. В некоторых местах пули прошили вагон насквозь. На ступеньках у одной из дверей — застывшая кровь. Здесь принял свой последний бой 30-летний милиционер Каласо Юсуп Дибиров, вставший на пути рвавшихся в вагон бандитов. Несколько сотрудников милиции ранены, один в тяжелом состоянии находится в больнице Владикавказа. Среди пассажиров пострадавших нет. «Только мы подъехали к станции Терек, — рассказал начальник поезда Шамиль Абрамов, — как в седьмой вагон вломилось человек 12 молодых вооруженных людей. Требовали деньги, куртки, ценные вещи. Проводник вагона Хадит Хаджиева, очень мужественная женщина, буквально выталкивала их из вагона. Женщину не тронули, перешли в восьмой вагон, в котором была вооруженная охрана и несколько милиционеров ехали в командировку. Завязалась схватка, потом прогремели выстрелы». «Милиционерам удалось ранить и захватить одного из нападавших, — приводила подробности происшедшего пассажирка-жительница Азова Алевтина Аксенова. — Ос-гальные выпрыгнули из вагона, но вскоре двое вернулись с требованием вернуть задержанного. Был ранен один из милиционеров. Но задержанного они не отдали. Поезд двинулся к следующей станции, где его уже ждали, обогнав на БМВ, человек 50 боевиков. Тогда и начался штурм». По другим данным, задержанных было двое. Их увели с собой боевики, обстрелявшие поезд близ станции Наурская. Проводница одного из вагонов, попросившая не называть ее фамилии, вспомнила, что боевики стреляли прицельно по милиционерам и окнам купе. После того, как несколько защитников поезда получили ранения, навстречу бандитам вышел Каласо Юсуп Дабиров. Он был безоружен, однако тут же его ранили в руку и в голову. Как передал из Махачкалы корреспондент ИТАР-ТАСС Федор Завьялов, в интересах безопасности дагестанская милиция предлагала отменить рейсы поездов между Москвой и Махачкалой номер 81 и номер 82 до окончательной стабилизации обстановки в Чечне…» Не на песочном замке построил свои размышления Сергей Подшебякин, политолог, кандидат исторических наук. Он понравился Москаленко своим взглядом, который изложил в региональном ростовском выпуске «Известия-Юг» 24 января в статье «Чечня: расписание на завтра»: «На чеченской земле сегодня условный мир. Не падают бомбы, не взрываются снаряды. Бывшие боевики, переодевшись в цивильные костюмы, готовятся к выборам своего президента. Никто, казалось бы, не жаждет сегодня войны, от которой одинаково устали обе враждующие стороны. Но так ли это? Задумаемся на минутку, насколько прочны соглашения, ставшие основой хрупкого равновесия в соседнем с ним кавказском регионе? Но прежде обратимся к истории, чтобы с помощью ее аналогии понять, что же произошло на чеченской земле, и, может быть, как-то просчитать будущее этой небольшой территории на задворках бывшей советской империи. Да, российская войсковая операция в Чечне на прямую продемонстрировала кризис великоимперского мышления, нарастающий дилетантизм военных, некомпетентность правительства, выказавшего прямое непонимание, что такое государственность России в новых условиях. Между тем… Ошибки президента Ельцина в решении чеченского вопроса далеко не оригинальны. Этих ошибок, к сожалению, не избежали и президент Франции генерал де Голль, значительно позднее, чем предполагалось, предоставивший Алжиру государственную независимость, и президенты Никсон и Джонсон, развязавшие широкомасштабную интервенцию против Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. Ключ к пониманию подобных ситуаций один и тот же: никогда нельзя не учитывать, что национально-освободительные войны, пользующиеся широкой зарубежной поддержкой, гарантируют провал любого массированного военного вторжения имперских войн. И за подобные провалы приходится расплачиваться огромными потерями в армии и среди мирного населения, трудновосполнимыми материальными потерями, укреплением на долгие годы антагонизма между народами. Нынешняя российская власть, вероятно, слабо ориентировалась в геополитике. Ею, в частности, не был достаточно просчитан мусульманский фактор развития современного мира. Хочется нам того или нет, но нефтеносные источники плюс идеология мусульманского фундаментализма — это серьезные и значимые компоненты сегодняшней цивилизации. И сбрасывать их со счетов никак нельзя. В двадцать первом веке мусульманское государство — это принципиально новый качественный фактор. Это прекрасно понимают Соединенные Штаты Америки. Это стремятся понять Китай и Объединенная Европа. Лишь российские современные полито-аналитики как бы застыли в бессмысленном созерцании недавнего прошлого…» — Ислам берет верх, — промолвил Москаленко. — В мире теперь всё будет как на пороховой бочке, — обронила Пройдисвет. — Еще появятся террористы-смертники, — заявил Иван Михайлович. — Афганистан и Чечня земному шару принесут много бед. Вот что пишут политиканы по этому поводу: « — Позволим себе спроецировать возможное будущее развитие событий в Чечне. Ряд стабильных факторов (независимо оттого, нравится это Москве или не нравится) продолжит работать и будет сохранять свое влияние в самом ближайшем будущем. Среди этих факторов — этническое отчуждение абсолютного большинства чеченцев и россиян, прямые агрессивные акции которых вызвали неизбежный рост национального самосознания. Ситуация тем более обостряется с учетом того, что на территории Чечни находится не менее 100 тысяч хорошо вооруженных боевиков, которые имеют опыт ведения современной войны, современное вооружение и не имеют, увы, другого экономического способа существования. Проблема безработицы, бывшая изначально значимой для горских народов, в современных условиях только еще больше обострилась. Действуя в совокупности, эти и другие факторы приводят к тому, что единственным способом выжить для небольшой страны становится превращение в удобный форпост для международной торговли оружием, наркотиками, в пристанище вооруженных элементов, словом — в центре постоянного напряжения для Российского государства и других европейских государств в осязаемом будущем. Попытка господина Гульдемана и компании заменить чеченский бешмет на европейский костюм вряд ли имеет перспективы. Тут работает совершенно другой менталитет, находящий закономерное отражение в самоуверенных заявлениях Салмана Радуева и Шамиля Басаева, и бессилие государственной власти защитить своих граждан от терроризма. Сегодня можно с уверенностью сказать: в независимости от итогов выборов, Чечня — это утеря геополитических интересов России на Кавказе. Чечня — это фактор дестабилизации российских границ на ближайшие десятилетие. И самый главный в этой связи вопрос: почему те, кто принимал решения, позволившие чеченскому «нарыву» прорваться, не несут за это ответственность? И сколько еще примитивная групповщина в руководстве политическими процессами будет подменять у нас искреннее радение за государственные российские интересы». Журналисты гибли, захватывались в плен, кое-кто получил ранение или отделался легким испугом. Высокую оценку их статьи, репортажи, фильмы получили в общественности. Редактору отдела по чрезвычайным ситуациям Валерий Яков удостоился профессиональной премии Союза журналистов России за цикл репортажей из Чечни, за принципиальность, профессионализм и мужество, с которыми репортер выступал против войны. Награду журналисту вручил лидер движения Демократический выбор России Егор Гайдар. В Ростове-на-Дону на празднике прессы премию «Мастер эфира-96» вручил председатель областной организации Союза журналистов России, профессор Евгений Корнилов журналисту Сергею Слепцову за телефильм «Чеченская петля». Под градом пуль репортеры отражали свое время, выражали свою философию, фотокадры отнимали у времени молниеносный, готовый исчезнуть миг. Вот так, допустим, литературный сотрудник донской газеты «Наше время» Ирина Хансиварова скрупулезно подсчитала «мины» замедленного действия: «214 погибших, более 20 пропавших без вести, сотни земляков оставшихся без жилья, — таков итог войны в Чечне для Ростовской области. И это еще не все. Более двадцати двух тысяч человек, прошедших через чеченскую войну, по оценкам психологов, можно отнести к «личностям, не пригодным для жизни». Говоря профессиональным языком, у всех один диагноз — посттравматический синдром. Полученные психические травмы добавляют свое к контузиям и ранениям. Подчеркнутая немногословность и замкнутость сравнимы с миной замедленного действия, «механизм» которой может сработать значительно быстрее, чем у ветеранов вьетнамской войны или участников афганской. Агрессивность — крайняя стадия, последствия которой непредсказуемы. «Ускорением» данного процесса можно считать и тот факт, что военные действия происходили на территории нашей страны, к тому же откровенно бездарно. В Чечне воевали не только федералы и боевики, контрактники и добровольцы, но и законченные бандиты. А при таком подборе «кадров» даже наивный задастся вопросом: с кем воюем и какой «конституционный порядок» отстаиваем? Тот беспредел, с которым столкнулись солдаты, как норма воспринимается ими и в обычной жизни…» Бесконечна летопись войны. Ищут спонсоров родители для приобретения протезов сыновьям, проходят реабилитационные курсы лечения психически ненормальные подростки, списки убитых и раненых уточняются в военкоматах, трудности в трудоустройстве испытывают ребята, кто получил контузию… И на этом безутешном фоне в бедственных семьях как-то безразлично, чьи люди Яндарбиева, Басаева или Масхадова станут у власти в Чечне…Глава 4. ПРЕЗИДЕНТ ЧЕЧНИ АСЛАН МАСХАДОВ
Масхадов любил жизнь. Вернее — себя в жизни. Ради этой самоотверженной любви он отказался от обывательского покоя, решился взвалить на себя тяжкий груз ответственности за судьбу республики. Ценой человеческих жертв. Ценой завоевания свободы и независимости республики за счет умертвления других. Так было и у греков, и у римлян, и у русских освободителей, и так будет всегда. — Как бы не подковыривали его, что он упрямый фанатик, а я его уважаю. Такой и нужен президент Чечне, — поделился размышлениями с сыном Иван Михайлович. Сидели оба на кухне, беседовали. Сумерки сгущались, и все вокруг затихало. Только гитара в соседней квартире жаловалась, тосковала. — Э…, батя, всюду один черт, — грустно рассуждал Игорь. — Люди всегда драли шкуру с других. Взять хотя бы Ельцина — ведь счищал по живому кожу с Дудаева, Масхадова и его соплеменников… В дверь позвонили. Игорь поплелся в коридор. И через минуту оттуда раздался восторженный крик сына: — Саша! Кого я вижу? Иван Михайлович тоже вышел и опешил. Игорь крепко тряс руку чеченцу Саше Вахаеву. — Так давно не виделись! Как ты возмужал, окреп! Совсем полысел!.. Иван Михайлович бросился на встречу Вахаеву, обнял, засмеялся: — Сашок! — Деда Ваня! Расцеловались. Снова рассмеялись и, обнявшись, вошли в дом. — Мать, накрывай на стол, — командным голосом приказал старик. — Дорогой гость к нам пожаловал. Игорь метнулся к шкафчику, вытащил бутылочку водки. Лидия Игнатьевна проворно поставила на стол тарелку с солеными огурцами, порезала московскую колбасу и голландский сыр, налила в графины вишневый компот, поставила стаканы. — Двигайтесь ближе! — на губах у Игоря добрая, дружеская улыбка. Налил гостю, потом себе и отцу. — Ну, за встречу! — приподнял свой стакан и — в один глоток выпил. Мужчины выпили, закусили. Затем хозяин повздыхал и заговорил: — Выпьешь, так хоть на часок-два горе забудешь. Саша, ты вот с Игорем служил в ростовской милиции, тебя оттуда выгнали, а мы приютили. Помнишь, когда наступила зима у тебя не было теплой одежды, твои товарищ донской поэт Слава Ефремов подарил теплый плащ с меховой подстежкой, а Игорь ондатровую шапку? — A-а… Разве можно это позабыть! — откликнулся Бахаев и неожиданно улыбнулся тепло, как-то по-детски. — И вдруг ты исчез… Говорил нам, что уедешь к родственникам в Турцию или в Иорданию. И до нас докатились плохие вести, будто ты погиб в дудаевском дворце!.. — лицо старика сразу омрачилось. — Как видите живой и невредимый! — Воевал? — Да, на стороне Дудаева. Родной брат был в его охране… и я туда подался… — Во-во, а я что говорю? — загорячился профессор. — Столкнули два народа толстопузые кремлевцы! Два брата схлестнулись в мертвой схватке!.. В комнате нависло тяжелое молчание. Вахаев не глядел на них, но чувствовал, как напряженно смотрели на него три человека. Лидия Игнатьевна занервничала, Игорь — спокойно, даже сочувственно, Иван Михайлович — поглядывал вопросительно. — Побеседовать — хочу, — начал как можно спокойнее, — как же это получилось? Ты отстреливал на площади Минутка наших сорванцов? — Не-е-ет, — злобно прорычал Вахаев. — Я охранял Дудаева. оберегал его жизнь, был его тенью… Я ходил в атаки. Снова замолчали. Молчание еще тяжелее. — Я понимаю — Вы ненавидите дудаевцев. Но я не выстрелил ни в одного человека. Мужчины — ни звука. Только Иван Михайлович провел ладонью по лицу, вздохнул. Лидия Игнатьевна нервно поежилась. — Я ни в чем не виноват, — дрогнувшим голосом выдавил наконец Саша. — Прости. Линяю мозгами на старость, будто сдох… Я тоже нырял в пасть войны, как в смерть. Но то была Великая Отечественная, с фашистами… А в Чечне — грязноватая сточная канава… Как-нибудь потом измытаришься и выложишь нам, правду чистоту… А пока, конечно, стиснув зубы, молчи… Лучше расскажи об избрании президентом Аслана Масхадова… — Пожалуйста. — Здесь же надо выкручивать наизнанку душу, — вкрадчиво заметил Игорь. — Намолоть можно всегда всякой всячины! — Вахаев даже раскраснелся. — Я был на пресс-конференции нового президента Чечни. Его голос дрожал, он старательно подбирал слова, отвечая на вопросы журналистов. Меня поразила одна деталь: ему заметно нравилось, когда корреспонденты именовали Аслана «господином президентом». Он преображался. И хотя результаты выборов еще не были оглашены, его победа была очевидна всем. — Россия была заинтересована в победе Масхадова, — перебил Игорь. — Вначале Москва сделала ставку на Дудаева, чтобы тот прикончил коммунистический режим Завгаева. Затем кремлевцы подтолкнули милиционера Автур-ханова на борьбу с Дудаевым, а когда тот выдохся, его заменили на нефтяника Хаджиева. Непотопляемого Завгаева как марионетку вскоре вновь пустили в горские аулы. Но тот не снискал всенародной любви и тогда Москва отдала предпочтение поэту Яндарбиеву в надежде на опору местной элиты… Но массы жаждали не Музы, а хлеба. И Москва склонилась к варианту героя войны. Им же стал полководец Масхадов, своеобразный прототип чеченского Жукова. Басаеву — чеченскому Лебедю места в этой череде замен не нашлось… — Красиво говоришь, Игорь… Окунулся бы ты в этот кошмар с изменами, обманами и вооруженными разборками, заговорил бы тогда по-иному. Генерала Масхадова поддержала треть нашего населения, причем наиболее молодая, горячая и беспокойная… — разоткровенничался Вахаев. — Дай выговориться, Игорь, — встрял между ними старик. — Мне запали в сердце слова Масхадова: «Первым делом я успокою народ. Я поблагодарю свой народ за то, что, выбирая президента, он наконец сделал правильный выбор…» — С Россией на первых порах Аслан был готов к переговорам, но не хотел поступаться суверенитетом Чечни… Мы и сейчас считаемся самостоятельным государством. И возродили свою исламскую веру. Взыщем и с Москвы тети-мети за разрушенное хозяйство… — зло выпалил чеченец. — Худющий, как тростинка тоненькая. Ешь. Ешь, сынок… — заботливо запричитала Лидия Игнатьевна. — Спасибо, мама, — Вахаев улыбнулся беззубым ртом. Трудно было семье Москаленко разобраться в чеченской ситуации. Но кое-какие «белые пятна» прояснил Вахаев. — А кто был сперва единственным близким человеком Масхадову? — полюбопытствовал Игорь. — Ваха Арсанов. Дайк Шамилю Басаеву он по-прежнему относится, как к своему боевому соратнику и хорошему командиру. Шамиль — значительная военно-политическая фигура. — А он случайно не рванет на диверсионно-террористическую отмель? — забеспокоился Иван Михайлович. — Но в команду Масхадова Басаев из-за гордости не пойдет… — Шамиль крутой мужик… Но в крайность впадать не будет, тысяча чертей… Иван Михайлович мучительно насупил брови и уже в который раз попросил: — Не заводись, Саша. — Масхадов положил всех на лопатки. Его победное шествие признал начальник избирательного штаба генерала Асламбек Исмайлов. А Басаев не даст повода врагам, чтобы его Веденский район откололся в автономию от Грозного. Никто не дождется афганского сценария… Мы не распадемся на вотчины непримиримых командиров. — Не заводись, Саша… Итак, все ясно, ведь даже Мовлади Удугов, потерпев фиаско, кинулся целовать монарший мизинец. А Доку Завгаев, заметая следы, попросился послом России в Танзанию, где басаевцы поклялись пополнить свой курс боевых тренировок экзотическими элементами… метанием копья и стрельбой с пальмы… Вот пошухарили, так пошухарили, — не унимался Иван Михайлович. — Подпись Масхадова стоит под Хасавюртовским соглашением, в котором вопрос о статусе Чечни отложен до 2001 года. С террористом Басаевым мы не добьемся международного признания Чечни как самостоятельного государства. Хотя чеченцев будут холить Балтия, Польша, Турция, Иордания. Давайте же, друзья, выпьем за то, что маленький и гордый горец показал кукиш «пропойце» из Кремля Ельцину… Ха-ха… — Александр Вахаев резким движением поднес рюмку к дрожащим губам и поставил на стол. — Не хочу… Даже этого не хочу… Послушай, отец!.. — Он схватил руку ветерана, лежащую на столе, стиснул обеими ладонями и посмотрел на него, как бы силясь взглядом вырвать ответ на непроизнесенный вопрос. — Ты мне скажи, отец, если мы отделимся, Москва больше не шандарахнет мою чеченскую землю? Я могу быть застрахован от новой кровавой своры?.. — и не досказал, крепко стиснул зубы, отвернулся. Лидия Игнатьевна поднесла новое блюдо — жареного леща и положила на тарелку Вахаева самый жирный кусок. Атлетическая спина Игоря враскачку двинулась к Саше. — Инвалид может чувствовать боль в ампутированной конечности, дружище? — Игорь чувствовал, что его голос срывается, и замолк, вздохнув глубоко. — Игорь, Чечня по-твоему инвалид без ног. Ты попал пальцем в небо… У инвалида бьется сердце, оно болит… Единение и прощение — вот пути нашей переклички… Иван Михайлович подался на кухню, достал сковороду и стал жарить семечки. Когда он хотел успокоиться — прибегал к щелканью семечек. Они шкварчали, как яич-ня. Брызгал на них водой, принюхивался, и так продолжалось до тех пор, пока вокруг не расползался вкусный ароматный запах. И все-таки… Что вместе с миром в Чечне найдет Россия? Тошно, правда, наблюдать было ветерану за форсом вождя и его команды. В политике власти оказались неку-дышние. Тут все у них вкривь и вкось. «Маскарад окончен. Масхадов на коне», — подумал Москаленко. Когда он вернулся в гостиную, Вахаев передавал атмосферу праздника — победу над войной. Эйфория торжества выплеснулась на площадь, где сопровождалась автоматно-пулеметной пальбой, ритуальными танцами, многократными возгласами «Аллах акбар!» и… слезами женщин, не дождавшихся сыновей и мужей. — Я люблю Масхадова, — признался Вахаев. — Общаюсь с Басаевым, Радуевым, Яндарбиевым, Удуговым… Зорче орлов они следили, чтобы выборы были легитимными и демократическими. Представляете, раньше горец сваливал в кучу паспорта домочадцев и шел голосовать один на избирательный участок. Теперь же, горянки радовались нечаянной эмансипации, одевались как на смотрины и — на выборы… Председатель центризберкома Мумади Сай-даев, мой товарищ, и тот поразился добронравному спокойствию избирателей. Защемило мою грудь, разворошило душу встреча со швейцарским депутатом, отставным генералом Эннетом Мюлеманом, главой Парламентской ассамблеи совета Европы по Чечне. Знаете, братцы, что он выпалил мне: «Саша, я ехал к Вам скептически настроенным, а вернулся уверенным, что начинается период стабилизации…». Отдаваясь безрассудной радости, я даже подпрыгнул как мальчишка. Ну да черт со мною, но я горжусь за мой народ, который не дрогнул, отвоевал свободу и, не на гнутых тырлах семеня, а достойно пришел к избирательным урнам и проголосовал за богатыря Масхадова… — Ужас, как все запуталось, Саша, — сказал Игорь. — А как тебе, Саша, нравятся семь первых заявлений президента Масхадова? — спросил Иван Михайлович и громко зачитал их: «1. «Новое чеченское руководство будет требовать от России полного признания независимости Чечни, а также добиваться этого от других государств. 2. Все российское руководство ответственно за войну в Чечне. И Россия обязана дать республике полную экономическую компенсацию. 3. Вопрос вооружения казачества специально поднимается некоторыми российскими политиками для провокации. Что касается Березовского, готов с ними разговаривать так же, как говорил с Лебедем, другими российскими политиками. 4. Я не хочу, чтобы из Чечни уезжали русские. Ведь они хорошие специалисты, без них будет труднее. 5. Если Басаев придет и предложит свои услуги, мы что-нибудь для него придумаем. 6. Готов хоть сейчас к любым переговорам. Но при одном условии — признание Российской Федерацией легитимного нового чеченского руководителя. 7. О нефти, что перегоняли, и впредь намерены перегонять через территорию Чечни, пока переговоры не ведутся. Но уверен, что Россия должна сполна платить нам за транзит». И не давая Вахаеву передышки на ответ, сразу же Москаленко продолжил чтение горячего заявления Басаева, опубликованного в «Вечернем Ростове»: «Шамиль Басаев, проигравший президентский выборы в Чечне Аслану Масхадову, заявил позавчера в газете «Аш-Шарк аль-Аусат», что «не будет работать в группе Масхадова». Нового президента, по словам неудачливого соперника, «окружает шайка бандитов». Басаев объяснил свое поражение на выборах тем, что симпатизирующая ему молодежь «не успела проголосовать, уступая место старикам у избирательных урн». Главарь террористов, возглавивший бандитскую вылазку в Буденновске, не скупился на угрозы в адрес России и заявил, что готов «оказать помощь в борьбе за независимость любому народу на Северном Кавказе». — Я чеченец. И бесконечно верю признанным лидерам, — резко отрубил Вахаев. — На президентских выборах 27 января 1997 года победил Масхадов. Он заявил, что не является таким компромиссным человеком, которым его считает Москва. Масхадов будет добиваться международного признания независимой Чечни. Он исключил возможность того, что будет представлен в Совете федерации Федерального Собрания России. Вот это настоящий народный чеченский президент! Я за ним пойду в огонь и воду… Друзья говорили долго, когда под домом зашуршала метла дворника, возвещая утро нового рабочего дня… — В добрый час, Аслан Масхадов! Утихомирь Чечню! — Иван Михайлович разинул беззубый рот гостю — не то весело, не то с болью, не поймешь… Не ведал ветеран, что через годы Масхадов, Басаев и араб Хаттаб ввяжутся во вторую войну, вторгшись в границы Дагестана… Не хотели они мира на Кавказе…Глава 5. МЕРТВЫХ НЕ ВЕРНЕШЬ…
Денька через два после свидания с чеченцем Бахаевым, которого Игорь удачно по своим милицейским каналам переправил в Чечню, Иван Михайлович снова пребывал в жалком, унылом расположением духа. Старался убедить себя, что не стоит принимать за чистую монету «догматиков». Но успокоиться он не мог. Сел, распахнул окошко. Вечер тихий, меланхоличный. По двору с шапкой в руке казаковал какой-то мальчуган. Веселый, озорной… Его-то, вероятно, никакая серятина не посещала. Играл пацаненок забавно… «Эх, мне бы нырнуть в младенчество…» — Москаленко тоскливо улыбнулся. Лег грудью на подоконник. — Ваня, ты пенсию вчера получил? — за спиной выросла сухощавая фигура жены. — Пятый месяц не дают, — удивился муж. — Признаться боюсь, и мне тоже. Я тебе подкидываю монету из запасов и… скрываю это, — призналась Лидия Игнатьевна. — Неужто, роднехонькая, совсем обедняла? — Обедняла. — А «заначки» зачем спрятала за книгами в шкафу? Миллиончик, кажись, на черный день припасла, да на сберкнижке кое-что завалялось. Не подохнем, — успокоил ее Иван Михайлович. — Так-то «припрятки»… Подумать только разорили казну настолько, что Чубайс вымолил у Международного валютного фонда деньжат для выплаты пенсии, зарплат. В долги мы влезли, детям и внукам расплачиваться пристало… А вот в Англии на выборах победили лейбористы, те же самые коммунисты, рабочие, профсоюзы. Скинули лордов, консерваторов-капиталистов с трона… Там тоже буржуи нахватали добра… Может мы дотащимся в нищете до таких перемен? И Лидии Игнатьевне было не спокойно, хотя сама осознавала идиотизм материального дефицита. Взяла тря-почку и, как не однажды уже, перетерла все книги, стулья, окна. Пыталась себя чем-то занять… Стараясь войти в привычный образ «читабельного» человека, Иван Михайлович взял газету, когда стало совсем невмоготу глазеть во двор, такая тоска и печаль навалились. Перелистнул одну страницу, посмотрел потом другую… Наверно, все до единой строчки прочитал… Погрому такой умный, знающий он человек по чеченским проблемам, любого мог за пояс задвинуть и не моргнуть глазом. Разве не интересно почитать Москаленко, кто виновники переполоха Александра Лебедя? Интервью генерал дал газете «Известия» подзаголовком «Мне надоел хаос в России». На традиционный вопрос Юрия Коваленко: «Как вам удалось достичь мира в Чечне?», он с гордостью ответил: — У меня есть определенный опыт прекращения конфликтов в Баку, в Тбилиси и особенно в Молдавии… Война в Чечне, которая унесла жизни как минимум 80 тысяч людей, не говоря об огромном материальном и моральном ущербе, является прежде всего урегулированием мафиозных счетов на государственном уровне. Вот почему я действовал в двух направлениях: под столом, где я раздавил финансовые структуры, показав тем, кто извлекал прибыль из войны, что мир принес больше выгоды. И над столом, сделав ставку на нескольких бывших офицеров советской армии, по национальности чеченцев, которые знают, что такое честь. Впервые они имели дело с собеседником, способным сдержать слово, который хотел порушить конфликт, а не сляпать коньюктурное соглашение…». Москаленко всегда был на стороне Лебедя. Хотя считал, если бы он сел в упряжку с Примаковым, Лужковым, цены ему не было. Наконец-то радио сообщило точные результаты избирательной финишной прямой в Чечне: «Центризбирком объявил официальные результаты президентских выборов. 59,3 процентов голосов избирателей отдано за Аслана Масхадова. 23,5 процента набрал Шамиль Басаев и 10,1 процент — Зелимхан Яндарбиев. Инаугурация утвердит в должности Аслана Масхадова 12 февраля.» «Разумно выразил свои мысли председатель Совета Федерации Егор Строев, что не надо чеченский конфликт «рассматривать с точки зрения, кто выиграл, а кто проиграл», — размышлял Иван Михайлович. — Пришвартуемся ли к мирному берегу? Вот в чем вопрос…» Москаленко негромко засмеялся — над своим бессилием, наверно, да над удаленностью и огромностью своих желаний… Иван Михайлович ерзал в кресле, хотел встать, но только уперся руками в подлокотники и сидел так, оттопырив локти. Но вдруг громкий трезвон за дверью сотряс его, как разряд электричества. Он зашаркал к двери, звякнул цепочкой, щелкнул замком, и в широко открывшейся двери увидел группу мужчин. Сын Игорь кивком головы представил гостей: — Батя, это мой шеф, полковник Кирилл Григорьевич Курдюмов, коллега Юрий Владимирович Рожков. — Помню, помню, знаю, знаю, — пожал каждому руку старик. — Раздевайтесь, вот вешалка. Г ости гомонили, шутили. Говорили, что дед отменно выглядит, как лихой казак. — Пожалуйте дальше, — пригласил он. Лидия Игнатьевна сразу засуетилась, стала подавать на стол различные закуски, напитки. — Принеси-ка петровскую крепкую, Игорь, — привстал отец. Некоторое время пили молча. Совсем захмелев, Иван Михайлович почти не сидел на месте — ходил около стола, подливал рюмки, потчевал. Двинулся к Курдюмову, пододвинул к нему блюдце с картофельным пюре и кусочками жареного мяса, положил соленый огурец, нарзана налил. — Спасибо, Иван Михайлович! Спасибо, дедуля… — Курдюмов смущенно улыбался. Старик растрогался и сел на свой излюбленный чеченский конек: — Извиняйте, но я хотел полюбопытствовать, пощекотать нервы. Почему МИД Чечни объявил руководителя миссии ОБСЕ в Чечне Тима Гульдимана персоной нон грата? Вы все же начальственными секретами владеете… Полковник пожал плечами: — Что делать, раз Гульдиманн заявил о том, что Чечня является неотъемлемой частью России. По словам вице-президента Чечни Сайда Хасана Абумуслимова никто не имеет право ставить под сомнение суверенитет чеченского государства. Там сейчас такой кавардак, даже черт ногу сломит. Взяли переименовали Грозный в Джохар-галу. Яндарбиев распространил версию, будто масхадовской избирательской компанией руководил офицер российской спецслужбы… — А вот вы, стражи порядка, как расцениваете объявленную Госдумой амнистию, которая распространяется на преступления, совершенные на территории Чечни, Ингушетии, Северной Осетии и Ставропольского края с момента ввода войск в Чечню и до прекращения боев? — Справедливо. Укротим страсти, как тигра в клетке. Ведь среди 4–5 тысяч человек избавятся от наказания за отклонение от участия в боевых действиях и те, кто совершил там преступления, — пояснил Курдюмов. — Между прочим, не вошли в это число террористы, особо опасные рецидивисты… Иван Михайлович был не суеверен, но в подобной катавасии молился за ближних и за «недругов». Как не молиться, если продолжали захапывать чужое добро зарубежные страны. Разинув рты, они отважились за нас, русских и чеченцев, решать судьбы страны. Он зачитал информацию «Варшавский бенефис» Вячеслава Лашкула, обозревателя РРО «Новости»: «Саудовская газета «Аш-Шарк аль-Аусат» сообщала: Аслан Масхадов якобы заявил, что в ближайшее время представительство Чечни в Турции, Иордании и республиках Балтии будут преобразованы в посольство Ичкерии. Сделав аналогичные признания и египетскому еженедельнику «Аль-Мусаввар», Масхадов в тоже время пообещал, что моджахеды из исламских государств, воевавшие ни стороне чеченских боевиков, «могут остаться в Чечне, если того пожелают». Если эта информация достоверна, то на лицо признание чеченским лидером участие зарубежных наемников в чеченской войне, о чем не раз уже заявляли официальные представительства Москвы. В таком случае речь идет о прямом иностранном вмешательстве во внутренние дела России. Что касается возможности преобразования так называемых «представительств Ичкерии» в посольство, должно быть ясно: правительства, которые допустят это, пойдут на явно не дружественный шаг в отношении Москвы. Ведь таким образом ставится под сомнение территориальная целостность Российской Федерации. Подобные шаги, считает МИД РФ, могут повлечь самые тяжелые последствия — вплоть до разрыва дипотношений. Тем не менее в Варшаве состоялось официальное открытие представительства Чечни. Церемонию почтил своим присутствием вице-председатель варшавского горсовета Гжегож Завистовский. Он не возражал, когда звучали речи, что-де тут официальная миссия республики, и она является «частью чеченского государства, на которую распространяется Конституция Чечни». Накануне МИД России выражал послу Польши в Москве Андрею Залуцкому обеспокоенность в связи с активизацией в Варшаве независимых «чеченских представителей» и указывал на неправомерность каких-либо шагов польских властей по налаживанию прямых связей с Чечней в обход Законодательства России. Но вопреки этому предупреждению в самом центре польской столицы все-таки поднят флаг Ичкерии…». И все же отныне жил Иван Михайлович с облегченным сердцем. Как никак состоялась инаугурация президента Чечни. Раскаяние за содеянное другими вытеснялось надеждой на мир. Произошло нечто необычное, способное перевернуть вверх ногами все мировоззрение Семерного Кавказа, построенное коммунистами за советскую эпоху, и укрепить иерархию устоявшихся исламских ценностей. Однако беспокойство не приходило, только накапливалось. И он донималлюбого гостя расспросами, потому что предстояло вынашивать и защищать крепостными валами хрупкую связь надежды на мир в Чечне. Москаленко ловко огорошивал гостей и газетными читками: «Журналист «Комсомолки» Александр Евтушенко так передал инаугурацию Аслана Масхадова: «Такого плотного пулеметно-автоматного огня в Грозном не бывало с августа прошлого года. Пули сбивали метки с деревьев, перебивали электрические провода: сотни стволов были направлены исключительно вверх. Грохот выстрелов буквально оглушил тех, кто собирался в этот час у Дворца культуры химиков: только что Аслан Масхадов поклялся в верности Чеченской республике. Уже за день до инаугурации вокруг места ее проведения стояло тройное кольцо охраны. Проверка сумок, досмотр карманов, тщательное изучение документов — все это предстояло пройти приглашенным на церемонию. Вход во дворец брали штурмом. Но охрана, создав живую цепь, успешно противостояла. Команды сыпались, как во время боя: «Прикройте левый фланг!», «Внимание, готовится лобовая атака». Пожалуй, лишь перед одним человеком, слегка опоздавшим к началу церемонии, расступились и штурмующие, и защитники. Это был Шамиль Басаев. Признаюсь, мeня несколько удивило, что он вообще приехал на инаугурацию. Оказывается, накануне ночью ему с нарочным из штаба Масхадова доставили какую-то бумажку — иначе тот клочок называть трудно. Он и был приглашен на церемонию. А вот Яндарбиев прибыл вовремя и в первые минуты церемонии громогласно заявил: «В зале находятся такие гости, которых здесь быть не должно». После чего демонстративно покинул помещение. Но этот демарш, похоже, никого не смутил; все продолжалось по сценарию. В том числе и пресс-конференция Александра Лебедя — один из гвоздей программы. В очередной раз заверив, что Президентом России он станет обязательно, Лебедь пообещал за оставшееся до этого времени спокойно, на холодную голову, определиться с нынешним чеченским президентом и по статусу Чечни, и по дальнейшим взаимоотношениям с Россией. Но вопрос о пропавших в Чечне журналистов ОРТ — их якобы должны были лично выдать Лебедю — экс-секретарь Совбеза ответил, что найдет и вызволит их непременно. Мол, не будет же это делать Анатолий Куликов, назначение которого вице-премьером Лебедь назвал элементом агонии нынешней российской власти. Вся процедура инаугурации продолжалась около четырех часов. Лебедь и другие высокие гости отбыли на званный обед с Масхадовым. Вокруг дворца химиков появилась все та же грязь, все те же лужи…». Профессор уставился в зеркало. Там отражалось его изможденное резцом времени лицо. Саднило внутри оттого, что инаугурация всенародно избранного президента Ичкерии сопровождалась и слезами матерей, след которых будет бесконечно просыхать и вновь появляться на тропинках исковерканных жизней. Не до эпатажа тем, у кого погибли дети. Следов пережитого хватает, что разом всех и не охватишь. Пресса запрудила свои страницы статьями о восхождении на чеченский престол нового лидера. Журналист Охотский в краснодарской газете «Вести юга России» тоже дрейфовал в галактике кавказской политики: «Во всех поздравительных телеграммах, которые поступили в адрес Аслана Масхадова, были не только здравицы в честь его победы на выборах, но и пожелание Чечне мира, спокойствия и стабильности. «На вас, как на вновь избранного главу республики, ложится сложнейшая миссия по консолидации чеченского общества и социально-экономическому возрождению Чечни» — говорилось в послании Бориса Ельцина. Министр иностранных дел Грузии Ираклий Менагаришвили заявил, что выборы президента Чечни должны содействовать урегулированию конфликта в этой республике и утверждения мира на всем Кавказе. Для Ирана продолжавшаяся в Чечне 21 месяц война стала неразрешимой дилеммой, писала газета «Иран ньюс». Одной из сторон в этом конфликте выступали чеченские мусульмане, в то же время по другую сторону баррикад оказалась Москва — одна из ближайших подруг и союзниц Тегерана, говорилось в статье. Вот почему с нескрываемым удовлетворением в Исламской Республике Иран восприняли мирное разрешение кровавого конфликта, завершившееся президентскими выборами. Сообщая о торжествах в Грозном по случаю официального выступления Аслана Масхадова в должность, газеты, радио, телевидение не могли не обойти вниманием еще одну, не менее важную, тему — каков будет стиль работы Аслана Масхадова после вступления в должность. Его пресс-секретарь Майрбек Вачагаев отметил в одном из своих интервью, что новый глава республики не собирался ревизовать те или иные решения своего предшественника, в том числе указ Зелимхана Яндарбиева о переименовании чеченской столицы из Грозного в Джохар-гала. По словам пресс-секретаря, если решения прежних властей были приняты на основе законов и действующих полномочий, они должны исполняться, пока не будут тем же, законным, путем отменены либо заменены». — Не будет спокойствия в Чечне, — заключил Москаленко. — Слишком глубоки нарывы в ранах. Лечить их надо долго… — Сложат головы еще многие, — согласился полковник Курдюмов. — Что там еще заявляют журналисты? — спросил Юрий Рожков. — Есть желание, — сказал Игорь. — Тогда слушайте: «О готовности к диалогу и совместным действиям федеральной власти заявил Борис Ельцин 6 февраля на встрече в Кремле с председателем Совета Федерации Егором Строевым, где был затронут, в частности, вопрос о ситуации в Чечне. Намерение взаимодействовать с новым лидером в Грозном на основе доброй воли и сотрудничества демонстрировала не только Москва, но и руководители регионов. Так, после официального восшествия Аслана Масхадова на пост президента Чечни, руководство Ставрополья намерено выступить с инициативой проведения общерегиональной встречи высших должностных лиц всех северокавказских субъектов Федерации. Как сказал в интервью корреспонденту ИТАР-ТАСС губернатор Ставропольского края Александр Черногоров, главным в повестке дня такого форума могло бы стать обстоятельное обсуждение путей упрочнения стабильности, мира и согласия на Северном Кавказе. В качестве предположительного места проведения встречи был назван Кисловодск. Делая попытку склонить Масхадова к сотрудничеству и взаимодействию, многие политики одновременно высказывали опасение, что в этих обстоятельствах не надо делать резких мнений. «Не нужно Аслана Масхадова подталкивать к скорейшему заключению договора о разграничении полномочий между федеральным центром и Москвой», — предостерегал, например, заместитель председателя Госдумы Михаил Гуцериев. «Надо шаг за шагом идти вперед, добиваясь взаимоотношения с избранным народом президентом Чечни. Займет ли место Аслан Масхадов в Совете Федерации или не появится среди российских сенаторов, не столь уж важно, главное другое — сейчас есть с кем говорить федеральной власти», — подчеркнул Гуцериев. В этом плане заслужил внимание пример российских строителей. Не вмешиваясь в политику, они предложили конкретные шаги в сторону сотрудничества, выразив готовность принять участие в восстановлении экономики Чечни. «Но следует это сделать на средства, которые изыщет новое руководство республики», — подчеркнул министр строительства Ефим Басин на брифинге в Доме правительства России. В принципе, сказал он, этой проблемой могут заниматься и сами местные специалисты в Чечне, так как в целом строительный и жилищно-коммунальный комплексы республики уже в достаточной мере восстановлены российскими строителями. Ефим Басин подчеркнул, что, прежде чем говорить о какой-то работе российскими строителями в Чечне, надо разобраться с прежними долгами. Он пояснил, что за 1995–1996 гг. в республике было освоено в строительном комплексе 2,5 триллиона рублей. 800 миллиардов из этой суммы до строителей не дошли до сих пор. С новым руководством Чечни, по его мнению, «можно вести дела». Тем временем, из многочисленных интервью, которые накануне инаугурации дал Аслан Масхадов, стали известны некоторые первоочередные положения его ближайших действий. В интервью германскому еженедельнику «Фокус» на вопрос, какими будут его первые шаги в отношениях с Россией, он ответил: «Я уже подписал пять документов с Россией. И если будет нужно, то мы подпишем и очередные, чтобы иметь с Россией абсолютно нормальные отношения». «Вопрос: Да, но прояснение вопроса о статусе отложено до 2001 года? Ответ: Мы определили наш статус еще в 1991 году. И сейчас речь идет о том, чтобы определить отношения между Чечней и Российской Федерацией. Наш статус — это статус независимого, суверенного государства. Вопрос: Ожидаете ли вы от Европы политического и дипломатического признания? Ответ: Мы будем бороться за международное признание. И нам все равно, будет ли речь идти о западных или же исламских государствах. Мы действуем всеми политическими и дипломатическими средствами. Вопрос: Вы предложите работу в вашем правительстве вашему противнику Басаеву? Ответ: Я не буду ему ни в чем отказывать». Сам же Шамиль Басаев, проигравший Аслану Масхадову президентские выборы в Чечне, судя по всему, тоже не намерен уходить в политическую тень. Его сторонники организовали оргкомитет по созданию новой партии — «Марию» («Свобода»). Учредительный съезд ее намечено провести до 20 февраля. По тому, как развиваются события, можно сделать предположение, что почетным председателем партии будет избран Шамиль Басаев. Лозунгом движения станут слова: «Вера, отчизна, честь». По утверждению Шамиля Басаева, одной из главных обязанностей члена партии будет оказание помощи избранному народом президенту и исправление его в случае попыток отойти от курса независимости. Фигура Аслана Масхадова заслонила собой всех других лидеров республики, которые еще вчера были «звездами» телеэкранов. Именно такой малозаметной «звездой», о которой практически никто не упоминал в последнее время, стал бывший глава Чеченской Республики Доку Завгаев. О нем как-то даже забыли. И вдруг сообщение, что ему поступило официальное предложение занять пост посла России в африканской республике Танзания. Завгаев опроверг это сообщение, заявив, что подобных предложений ему не поступало. Однако, касаясь своих первоочередных планов, Доку Завгаев сообщил, что готовится к предстоящему заседанию Совета Федерации, так как все еще является его членом. «Пока Масхадов официально не вступил в должность, я должен продолжать работать», — заметил он. После того, как Совет Федерации определится с тем, кто будет в нем представлять Чечню, Доку Завгаев, по его словам, будет думать, где ему быть… «Я не был в отпуске два года, поэтому хочу поехать отдохнуть и немного подлечиться», — сообщил бывший глава Чеченской Республики. Касаясь сегодняшней ситуации в Чечне, Доку Завгаев отметил, что «если будет согласие — будет мир, начнется созидательный процесс, восстановление республики и возвращение беженцев. Именно об этом я мечтаю…». Москаленко взахлеб читал гостям газеты. И вся его бубня звучала, как «отче наш, иже еси на небеси». Эту безудержную молитву ветерана друзьям не хотелось прерывать. «А вот, как точит свои языки об острые углы чеченского конфликта газета «Вести юга России»: «Ни одного уголовного дела в отношении чеченских лидеров, в действии которых есть состав преступления, не прекращено. Об этом заявил, выступая в Государственной Думе, заместитель генерального прокурора России Михаил Катышев. Такой подход, по его словам, относится, в частности, к Салману Радуеву. Заместитель генпрокурора отметил, что против Радуева возбуждено два уголовных дела — по фактам бандитизма в дагестанском городе Кизляре и позже — захвата заложников в той же республике. «Генеральная прокуратура исследует все обстоятельства, связанные с последующими публичными заявлениями Радуева о возможности организации террористических актов в ряде российских городов, и мы дадим его выступлениям правовую оценку», — подчеркнул Катышев. В тоже время Шамиль Басаев отказался от амнистии, заявив, что ни сам лично, ни его соратники в милости российских законодателей не нуждаются». Об этом чеченский полевой командир, совершивший летом 1995 года жестокий теракт в Буденновске, а в начале нынешнего — финишировавший вторым на президентских выборах в Чечне, заявил в интервью нашему корреспонденту. По его словам, намерение Государственной Думы амнистировать участников вооруженного конфликта в Чечне является не чем иным, как «попыткой увести из-под уголовной ответственности собственных военных преступников». Шамиль Басаев, являющейся ныне почетным председателем организованной его же командой Партии свободы, сказал, что никогда не считал и не считает свои действия в Буденновске ни геройством, ни уголовным делом. Как он утверждал, «это было принуждением к миру», единственно возможным способом остановить тогда войну в Чечне. Лидер одной из самых активных групп боевиков, неоднократно упоминавшийся в печати как «террорист номер один», в очередной раз повторил, что «готов в любое время ответить за свои действия перед независимым судом, но только в случае, если рядом с ним на скамье подсудимых сядут те, кто взял в заложники весь чеченский народ». Одновременно Шамиль Басаев признал, что амнистия может иметь и положительное значение. По его словам, «она позволит освободить из российских следственных изоляторов и тюрем сотни осужденных безвинно бойцов чеченского сопротивления, а также откроет дорогу домой тем российским военнослужащим, которые еще добровольно остаются в Чечне, опасаясь наказания на родине за отказ убивать мирных жителей». Митрополит Гедеон обратился к Аслану Масхадову с просьбой не оставить без внимания православных храмов в Чечне: «Прошу вас не оставить без внимания православные храмы, и прежде всего разрушенный Михайло-Архангельский храм города Грозного, нуждающийся в скорейшем восстановлении» — с таким посланием обратился к избранному президентом Чечни Аслану Масхадову Митрополит Ставропольский и всего Кавказа Гедеон. В послании выражена надежда, что новый президент Чечни в своей повседневной практической деятельности будет руководствоваться присущим истинным горцам духом мудрости, поставит надежный заслон возврату беззакония, а отношения с соседями будет строить на основе сотрудничества, «вечных и неизменных норм священного писания». Поддержка же православных храмов в Чечне, как убежден митрополит, особенна важна, потому что они были и останутся очагом братства между людьми, поддержания миролюбивых устремлений». — Я знаю, что ваши бойцы сжигали в топке невиданной битвы силы без остатка. Вы воевали с Басаевым? А что было бы если одержал верх он, а не Масхадов? Не конец света же?.. — схитрил Москаленко. — Масхадов, Басаев — чеченские лидеры. Их авторитет в среде горцев незыблемый. И мы должны его признавать, — отчеканил полковник Курдюмов. — Мое мнение с Вашим совпадает, — взволнованно произнес Иван Михайлович. — Посмотрите, что писал журналист «Труда» Вадим Карпов в интервью «Первый концерт Басаева»: «Басаева было совершенно не узнать. Я даже спросил на всякий случай у чеченцев, он ли это. «Басаев, Басаев», — подтвердили мне. В элегантном черном костюме (говорят — от Кардена), шикарной каракулевой папахе, в роскошном галстуке. Из кармана пиджака аккуратно выглядывал уголок красного платка. По виду — политик, процветающий бизнесмен. Ну уж никак не знаменитый террорист, боевик. Такого Басаева мы еще не видели и не знали. Да и чеченцы, наверное, тоже. Во всяком случае даже на оставшихся на улицах Грозного предвыборных плакатах Басаев — в камуфляжной форме. При всем своем перевоплощении — та же испытующая настороженность во взгляде. И, как всегда, он — в окружении своих верных телохранителей. Человек пять вооруженных парней в камуфляжной форме бдительно наблюдали за мной во время разговора, не давая особо приближаться к своему командиру. Или уже к шефу? Басаев, конечно, понимал, какое впечатление он производит и явно получал от этого удовольствие. Держался просто, отвечал охотно. — Скажите, сколько русских военнослужащих, по вашим данным, оказалось в заложниках, находится в чеченском в плену? 400 человек освободили, насколько мне известно, в прошлом году. Какая судьба ждет остальных? — Заложников у нас нет. Пленные есть. Много. Но почему только о русских спрашиваете? Вот вы националист какой. Башкиры, татары, киргизы тоже воевали. До них сейчас дела нет? — Конечно, я имел в виду всех россиян. Так сколько же их все-таки у вас в плену? Хотя бы примерно… — А сколько чеченцев по тюрьмам, концлагерям России гниет? — Не знаю. Назовите сами цифру. — Полторы тысячи без вести пропавших… И несколько тысяч безвинных томятся в плену. Вот их освободят, тогда поговорим, сколько ваших… (Одного российского пленного — капитана, он был схвачен во время августовских боев в Грозном, в день нашего разговора чеченцы отдали представительству России в Чечне. В Москву офицер возвращался вместе снами. По некоторым соображениям имя и фамилию капитана я не могу сообщить). — А что вы можете сказать о судьбе тележурналистов ОРТ — о Романе Перевезенцеве и Владиславе Тибелиусе, которые исчезли 19 января на трассе Ростов-Баку? Они на белой «Ниве» ехали в тот день в Назрань… — Мне о них ничего не известно. Некоторые меры частным образом по их розыску мы предприняли. Но на данный момент никаких результатов. — Хотя бы есть известия, что они живы? — Есть такие известия. У меня есть еще информация, что после 19 января некоторые люди видели их в машине с одним человеком. Я не могу пока этого человека найти… Но все-таки журналистов было двое, а не один. И 20 января, по моим данным, они не были в заточении… — Правда ли (такие сообщения публиковались), что вы хотите приехать в Буденновск? — Я туда приеду… — Чтобы попросить прощение у людей? Как вы эту поездку себе представляете? — (После паузы) Пока об этом мы только разговариваем, предполагаем. Но я хочу, чтобы у нас установились дружеские, братские отношения. Буденновцы нас еще тогда поняли, еще тогда простили. Мы еще тогда просили о прощении, когда уходили из больницы. И когда здесь расставались с оставшимися… Главная моя цель, чтобы такие трагедии больше не повторялись. Надо установить более точные, более близкие отношения, чтобы всемирно способствовать делу закрепления мира. — Вы приедете в Буденновск с оружием? — Зачем с оружием?! Один раз с оружием приезжал — хватит! — Что вы собираетесь делать вот сейчас, уже в мирной жизни? — Вот сейчас я собираюсь послушать концерт, а приходится давать интервью… — Ну это не самое плохое дело. А дальше? Работать, служить в чеченской армии, воевать, заниматься политикой? — Время покажет… — На следующих президентских выборах в Чечне вы будете вновь выставлять свою кандидатуру? — Это тоже время покажет. До предстоящих выборов у меня пять лет в запасе. Хватит, чтобы подумать. — Скажите несколько слов о вашей личной жизни. Об этом мало известно. — Нормально все. Жена, сын, дочь, отец, мать, два брата, сестра. Две кошки, собака. Одну собаку русские подстрелили. А кота зовут Васькой. — А где сейчас живете, где будете жить? — В городе живу. В Грозном. — Во Дворце культуры «Химик», где приводилась инаугурация Аслана Масхадова, начинался концерт художественной самодеятельности. Первый после закончившейся войны. На него и торопился Басаев. В Чечне — новая жизнь, о которой многие уже здесь забыли и от которой отвыкли». Гости из-за уважения не перебивали ветерана. Заметно было, что он устал. Сын незаметно перехватил инициативу у отца. — Батя, я ненавижу бандитов за то, что отрезали уши и половые органы у агонизирующих солдат, выкалывали им глаза, насиловали израненного, истекающего кровью мальчишку… Или та же послевоенная хроника терактов. 700 взрывов прозвучало только в девяносто шестом году. Как нам, милиции, относится к этому? И он стал беспечно перечислять теракты: В апреле 1996 года водитель одного из московских автобусов обнаружил под поворотным кругом бомбу. Через пятнадцать дней в Москве сработало взрывное устройство на станции метро «Тульская». 28 июня 1996 года взорван рейсовый автобус в Нальчике. Пять человек скончалось, двадцать три получили ранения. 11 июля 1996 года взорван троллейбус на Страстном бульваре в Москве. На следующий день от взрыва в троллейбусе на проспекте Мира в Москве пострадало двадцать семь пассажиров. 20 июля 1996 года найдена бомба на железнодорожном вокзале в Воронеже. 28 июля — на железнодорожном вокзале в Смоленске. 2 августа 1996 года проводником поезда Астрахань-Волгоград обнаружена канистра с взрывчаткой. Через десять дней Астраханский поезд был взорван. 19 декабря 1996 года прогремел взрыв в петербургской подземке. 23 апреля 1997 года сработавшее на Армавирском железнодорожном вокзале взрывное устройство унесло жизни двух человек, одиннадцать граждан ранено. 28 апреля 1997 года прогремел взрыв на железнодорожном вокзале в Пятигорске. Двое погибло, десятки человек ранены. Люди гибли. Власти бессильны. Террористы нет. В миграционной службе России было зарегистрировано пятьдесят пять тысяч беженцев из Чечни. Предположительно в ходе военных действий пострадали около ста сорока тысяч человек. Захват и убийство заложников. И не только русских. Зверство к чеченцам проявляли и федеральные бойцы. Это уже доказано.» Чеченцам, попавшим в руки российских военных, амнистия вряд ли помогала. Вот какое откровение, как пояснил Игорь друзьям, допустила в «Известиях» «Обмен или обман?» журналист Ирина Дементьева: «Там, в Ханкале, у штаба такой большой белый камень лежал. Я села на него и говорю им: арестуйте меня! Арестуйте меня, я некуда отсюда не уйду. Арестуйте меня, может быть так я увижусь с братом. (Из рассказа Мадины Маговадовой). 9 января 1995 года два ее брата бежали из Грозного из-под бомбежки. Близ центра их остановили российские военные. Старшего (Маговадов Мовлад, 44 года, окончил два института, до войны работал директором винзавода в Гудермесе) тут же расстреляли. Младшему, Шамсе, прострелили в двух местах, выше и ниже колена, левую ногу и, как позже выяснилось, отправили его в фильтрационный пункт в Моздок. Мадина съездила в Моздок, и ей повезло: через «одного хорошего человека» она получила свидание с братом. Ее вывели его на площадку вагона, где содержались заключенные чеченцы, и им удалось перекинуться несколькими словами. Однако, когда пришла на следующее свидание, ей сказали, что Шамсу в машине-автозаке увезли в Пятигорск, в знаменитую тюрьму «Белая Лебедь». В Пятигорске Мадина выяснила, что брата перевели во Владикавказ. Через работниц правоохранительных органов, русских, удалось узнать, что брат в числе пятнадцати «боевиков» осужден закрытым судом к четырнадцати годам лишение свободы. «Тюремная почта», записки, телеграммы, данные, полученные от работников МВД, заставили ее больше месяца просидеть перед воротами Ставропольской тюрьмы… Безрезультатно. О пропавших без вести не только с российской, но и с чеченской стороны «Известия» впервые писали больше года назад («Павшие и пропавшие», № 28,1996 г.). Еще в канун нового, 1996 года уточненный список из 1415 фамилий бесследно исчезнувших граждан Ичкерии передал корреспонденту «Известий» сопредседатель комиссии по обмену военнопленными и интернированными на прерванных переговорах Романова-Масхадова Иса Мадаев. В списке были чеченцы и русские, грузины, армяне, татары, 116 женских имен, среди них старухи и молодые, больше молодые и очень молодые… Но преобладающая часть списка — чеченские мужчины разных возрастов. Студенты, актеры, строители, поэты, крестьяне — люди, как правило, не воевавшие. Хватали их на улицах, уводили из домов, из студенческих общежитий, вытаскивали из машин и автобусов на блокпостах. При всей разнице судеб зримая часть их биографий заканчивалась одинаково — встречей с федеральными военными и задержанием…» — Игорь, остановись на мгновенье, — прервал его полковник Курдюмов. — Мы это всё знаем. — Не всегда листаете прессу, — отмахнулся Игорь. — А в ней то, что и нам полезно знать. — Ладно. Валяй дальше. И Игорь продолжил чтение: «Российских военнопленных, как известно, чеченцы вначале легко отпускали без всяких условий. Раненных отпускали всех. Солдат срочной отдавали матерям. Спустя некоторое время великодушие сменилось более жестокой требовательностью. Чеченцы настаивали на возвращении своих людей, а тех не отдавали. Кое-кого в свое время удавалось выменять, а больше — выкупить у российских военных. Люди становились товаром, стоившим немалых денег. Потом и за деньги перестали отдавать. Пошли слухи, что и отдавать некого. Позже, уже на издыхании войны, федеральные власти вновь предприняли попытку наловить потенциальных боевиков и просто инакомыслящих-«незавгаевцев». По блокпостам были розданы списки людей, подлежащих задержанию, несмотря на самые исправные документы («Война миру», «Известия», № 113,1996 г.), но чеченская общественность подняла шум, списки попали в прессу, и нового большого улова не получилось. Между тем Мадаев еще тогда, в 95-м рассказывал, что федеральная сторона предложила на обмен список из 252 чеченских фамилий. Но это были совсем не те люди, кого в республике разыскивают и ждут. Там оказались чеченцы, не жители Чечни, содержавшиеся в различных российских СИЗО и колониях, привлеченные к ответственности еще до начала войны за преступления, с войной никак не связанные. Идея обмена российских военнопленных на уголовников, похоже давно носилась в воздухе. Возможно, принятое постановление об амнистии, узаконившее освобождение от ответственности подлежавшего обмену «независимо от характера совершенных преступлений», только легализовало уже накопленный опыт. Тем более полезно в него вглядеться. В рассказах десяти чеченских женщин, разыскивающих пропавших во время войны близких, много общего. Достучавшимся до федеральных властей сначала отвечали: такой не задерживался и у нас не числится. Позже особо упорным стали отвечать: числился, но за отсутствием вины отпущен, дальнейшая судьба неизвестна. За год список без вести пропавших уменьшился, но ненамного и не за счет живых, а за счет найденных безымянных захоронений, эксгумаций, опознаний. Сегодня, когда война далеко позади, когда принята амнистия, нет, кажется, причины для насильственного удержания, а главное, сокрытия на островах нашего все еще основательно обжитого ГУЛАГа почти полутора тысяч заключенных из Чечни, а все десять женщин убеждены, что их близкие живы. Да ведь и в самом деле поверить в то, что каждый из полутора тысяч был отпущен, но по каким-то причинам не добрался до дома, тоже трудно. С чеченками из общества «Матери Чечни» по московским инстанциям ходила и во всем поддерживала председатель Комитета солдатских матерей России Мария Кир-басова. Долгое время только этот комитет занимался вызволением наших людей из плена, и помогали российским матерям в беспрецедентном и самоотверженном поиске, делясь не только сведениями, но и хлебом, и кровом, чеченские семьи. Это с помощью чеченских женщин возвращены домой 302 солдата, числившихся пропавших без вести. Чувство вины, благодарности и просто взаимопонимания сделали то, что оказалось не под силу государству, сохранив простоту и естественность в отношениях между простыми людьми наших народов, отношения, которые не сумели разрушить никакие Говорухины, Куликовы, Донцовы, Тихомировы, не даже сама война. Послушаем женщин: Зоя Исмаилова ищет мужа и сына, Исмаилова Шаму 1949 года рождения и Исмаилова Шарила 1974 года рождения, студента 3-го курса нефтяного института. 3 января 1995 года они все вместе на «Москвиче» убегали из Гроз-ного от бомбежек. Их остановили на блокпосту. Женщину высадили, и она до вечера ждала возвращения своих мужчин, но не дождалась. С тех пор о них ничего не известно. Малкан Чабаева рассталась с мужем и братом мужа, Чабаевыми Русланом и Асланом, тоже на одном из блокпостов при выезде из Грозного 4 января 1995 года. Ее высадили, а их увели. Роза Ужахова потеряла младшего брата Мурада 23 января 1995 года в поселке Калинина (окраина Грозного). Его взяли у дома, посадили в БТР, с тех пор его не видели, хотя в списках добытых в моздокском «фильтре», его фамилия значилась. Зайнаб Сайдулаева разыскивает мужа Вячеслава Бикиева, брата Билала Сайдулаева и двух двоюродных братьев Алзура Саидаева и Газиева Саидана. 29 января 1995 года их увели прямо из домов, хоть это были мирные люди, отцы семейств. На свои многочисленные вопросы ответа не получала. А вот на запрос, отправленный через одного военного человека (фамилию назвать отказалась), перед августовскими событиями получила ответ на компьютере: Билал Сайдулаев жив, находится в засекреченном лагере в Подмосковье. Зоя Асхабова, кандидат химических наук, ищет мужа, тоже ученого-химика (они однокашники, выпускники МГУ), Даниелбека Межидова. Он был приглашен к сотрудничеству правительством Хаджиева и 3 февраля 1995 года исчез при въезде в Грозный. В федеральном бюро розыска в Грозном в мае ей показали паспорт мужа, не объяснив, как он к ним попал. Паспорт был как новенький. Она наняла работника ФСБ Власенко, который за подписью председателя российской администрации Н. Семенова рассылал запросы в различные российские инстанции, но четких ответов не получил, а вскоре Власенко самого убили в его же кабинете. Через русских знакомых из МВД, имеющих доступ к аппарату Куликова, получила сведения, что Даниел бек Межидов осужден к 14 годам лишения свободы, место содержания неизвестно. Малика Лалаева ищет брата Лалаева Абдулу. 27 февраля 1995 г. вышел из дома, чтобы идти на работу, и был задержан федеральными военными. Известно, что до 30 марта его содержали в ПАП-1, потом в Моздоке. Уже после его исчезновения у него родился сын… Марха Умаева — из Гудермеса. 30 марта 1995 г., когда в Гудермес вошли федеральные войска, загорелся дом их отца, и два ее брата утром поехали за водой. По дороге их задержали… Ахий Магомадова, вдова, в одночасье лишилась двоих сыновей. В апреле 1995 г. к ней в дом ворвались люди в камуфляже и масках, ее и племянника заперли в ванной, а троих детей — двух сыновей и дочь — увели. В тоже утро дочку Марьям, молодую учительницу, родственникам удалось выкупить за тысячу долларов, а сыновей — Магомадова Билала (инвалид российской армии) и Магомадова Сулеймана — неизвестно куда дели. На ее письма к Рохлину, Рыбкину приходили ответы: их никто никогда не задерживал. Кемиса Батукаева ищет брата — Шамхана Бутыкаева (тракторист, 9 детей) и соседа — Шамхана Магомадова. Брат жил и работал под Волгоградом, был там прописан, но, узнав, о военных действиях в Веденском районе, поехал выручать родителей, и по дороге на Дышно-Ведено его и его спутника задержали. Там 506-й мотострелковый полк стоял под командованием Кухарчука… Амарова Тамара ждет мужа — Амарова Мусу. 28 февраля 1996 года шли вместе с базара. Остановился БТР, и мужа забрали в люк. По сей день его нет. Мадина Магомадова: — Осенью 1995 года полковник Пилюгин в Ханкале сообщил мне, что мой брат жив. Ищи, сказал, солдата на обмен. Я бросилась искать пленного российского солдата и нашла. Лимонов, срочник, хороший парнишка, очень хороший. Я сфотографировала его на «Полароиде», вызвала из Сибири его мать (не хотела, чтобы он достался военным). Когда пришла с фотографией Лимонова на Ханкалу, этот офицер мне сказал: Лимонов обмену не подлежит, он дезертир. Я говорю: неправда, его в бою взяли. Хорошо, и что же мне теперь делать? Реплика Марии Кирбасовой: — Им солдатики не нужны, я это в Ханкале наблюдала. Чеченцы одного привезли сами — возьмите, а он там слоняется, никому не нужен. Зачем им эта мелкота? Им нужно было вызволять офицеров ФСБ. Я, услышав, что они отказались от обмена на солдат, не выдержала и врезала одному полковнику по физиономии — это тебе за мальчишек, которых в январе 95-го собаки на улицах обгладывали, я сама это видела. Сначала обозлился, а потом ничего, притих, стал даже очень обходительным. …Мне говорят: ищи офицера. Дают мне списать с листа 15 фамилий на выбор. Через самого Дудаева я выпросила в нашем плену офицера ФСБ Митина. Сфотографировала его и отправилась на рынок покупать одежду для брата. Я все ему купила — и ботинки, и пальто, и шапку. И пошла с этими вещами на Ханкалу, отдала фотографию Митина. Хорошо, говорят, приходи через три дня. А когда я пришла через три дня, мне сказали: ты, конечно, нас извини, Мадина, но найти твоего брата мы не можем. (Тут она им и сказала; «Арестуйте меня!»). Подполковник стал меня успокаивать: Мадина, мы сейчас за подписью Шкирко отправим запросы, куда ты только скажешь. Я назвала четыре области, он показал мне копию запросов за подписью Шкирко. И я ушла. Пока ждала ответов (на все запросы — из Ставрополя, Челябинска, Владикавказа и Пятигорска — получены одинаковые ответы: такой не числится), пришла весть из села, где содержались пленные, что под Ачхой-Мартаном была бомбежка, и мой Митин погиб. Я не поверила, поехала туда и убедилась — да, погиб. Но на Ханкале раньше меня знали эту новость. А мне сказали, что брата моего нашли, открыли на него документы на помилование, и, как только помилуют, так можно менять. Все, говорю нашим, теперь давайте мне другого офицера, и мне дали Щербакова. (Он тоже офицер ФСБ). Ханкала ответила, что годится, обменяют, но нужны были еще деньги большие. То есть мы за обмен должны были отдать офицера и еще большую сумму денег. Вот-вот должен был быть обмен. Но тут случились августовские события 1996 года, и вся связь порвалась. И до сих пор о моем брате мы ничего не знаем. Похожая история у Мархи Умаевой; — Генерал Рыбаков посоветовал мне найти и представить любого российского солдата на обмен. Я нашла и выкупила Дребязко, сдала его федералам в Ханкале и до ночи ждала, когда привезут двух моих братьев. Посредник сказал, что Шкирко в курсе и надо только подождать, когда наших мужчин подготовят к помилованию. Он посмотрел и наш общий список (36 фамилий) и сказал: пусть эти женщины готовят по 20 миллионов, их надо перевести на счет в Москве. Мы согласились, но Рыбаков больше меня не принял. Посредник тоже куда-то делся. Я встречалась в Ханкале с Орловым, Пилипенко, с другими офицерами из комиссии по розыску и обмену. Я спрашивала, на кого, вы каждый день меняете ваших людей? Они отвечали: ваше руководство хочет только уголовников. Вы нам возвращаете наших солдат, мы вам возвращаем уголовников. Я пошла к Масхадову, Мохашеву. Они говорят: неправда! Нам уголовники не нужны, мы от уголовников отказываемся… Ну а сегодня, даже если бы чеченское руководство согласилось с таким вариантом обмена, что ответило бы оно этим десяти женщинам, всем полутора тысячам семей? Похоже, их надеждам с помощью российской амнистии вернуть домой не уголовников, а честных граждан и даже тех, кто был схвачен с оружием в руках, положен конец, дверь перед ними захлопнулась. Есть серьезные причины опасаться, что окончательный вариант закона, провоцируя торговлю людьми (невольничий рынок в Ханкале негласно всегда существовал), как раз освобождает федеральные власти от необходимости искать пропавших людей и направляет трудный, но нормальный процесс в совсем другое русло. «Самым страшным последствием этой войны, — говорил при обсуждении в Думе вопроса об амнистии депутат Ю.А. Рыбаков, — оказалось то, что, когда она закончилась, на стороне федеральных войск, на стороне федеральной России не оказалось в живых практически ни одного чеченского боевика, который бы попал в плен. И в результате сегодня вопрос об освобождении российских солдат, находящихся в плену, оказался в тупике». Тяжело подумать, но, возможно, Ю. Рыбаков заглянул в бездну, и в чеченском списке действительно нет ни одного живого человека! Их всех расстреляли, замучили до смерти и тайно закопали. Всех — студентов, поэтов, рабочих, молодых и старых. За то только, что принадлежат к народу, не желающему лизать сапоги генералов и национал-либералов. Пока шла война, Дума была против нее. Еще бы! Ведь начали и вели боевые действия против собственного народа ненавистные президент и правительство. Когда генерал Лебедь, а по сути, президент и правительство — что уж тут скрывать! — войну остановили, Дума задумалась, как бы их уесть. Теперь, слушая пламенные речи Жириновского, его коммунистические союзники не соревновались с Главным Патриотом в красноречии, но последовательно и избирательно «добивают врага в его логове». Но смешно рассчитывать сокрушить Чеченскую республику тремя сотнями отпущенных уголовников. Конечно, господин Илюхин не так глуп. И не чувство мести движет им. И не материальная корысть. Полагаю, он никак не связан с подлецами, торгующими живым и мертвым товаром. Но уж нажить политический капитал для себя и своей партии — такой расчет очевиден. Уже сейчас кое-кто называет г-на Илюхина автором постановления об амнистии, хотя всем известно, что это не так. И даже совсем не так. Но что-то такое партия Илюхина улавливает в общественных настроениях. Они, надо отдать должное этим людям, всегда отыскивали слабину в человеческих душах и объявляли ее то чертами передового класса, то — прогрессивного человечества. Марксисты — они вовремя умеют отказаться от Маркса, атеисты — вернуться в лоно церкви, интернационалисты — обратиться преследователями кавказцев, а уж антисемитами никогда не переставали быть. Вот и сейчас они учуяли запах общественных миаз-мов. От людей вполне, казалось бы, порядочных, от вполне уважаемых коллег приходится слышать: «Если ради спасения трех наших ребят приходится выпустить любого чеченского уголовника, то и черт с ним!» Какая короткая память у нас. Мало ли нахлебников в своей жизни приговаривали: цель-то благородная, а средства не приходится выбирать! Надо-де быть реалистами. ГУЛАГ ломился от реалистов, не успевали закапывать. Обмен уголовниками на выкупленного его родственниками российского солдата — это попытка второй раз наказать чеченца, захваченного во время войны, похоронив его до конца дней в тюрьме или в лагере, если он жив, или попытка скрыть преступление против человечества, если мертв. По сути, предлагается не обмен, а выкуп. Но чеченки из разоренной войной Чечни не могут конкурировать с богатыми родственниками банальных уголовников. Русские матери, по сей день блуждающие по дорогам Чечни и ночующие в чеченских домах, чувствуют себя такими же брошенными, как и чеченские. Ни они, ни их сыновья, кроме них, никому не нужны. Ни полковнику с фонарем, поставленным Марией Кирбасовой, ни господину Илюхину с нетронутым лицом, ни всем его партай-геноссе, ни аграриям, возделывающим свою думскую сотку, ни профессиональному патриоту Бабурину, радеющему за весь русский народ, за исключением нижних чинов. Окончились боевые действия в Чеченской республике, то есть прекратились разрушения и организованные убийства людей. Но остались непохороненные павшие на этой бесславной войне, остались живые пленные и мертвые, числящие живыми. Война окончена, нравится это кому-то или не нравится. В чеченской республике избраны законный президент и парламент. Федеральные власти признали этот факт. Признайте и вы, господа, и не требуйте, и не требуйте, чтобы чеченцы выходили из своей республики по одному с белым флагом и поднятыми руками. И не нужно уверток, они непристойны. Мертвых не вернешь. Но дайте сведения о живых. Опубликуйте для начала их списки. Чтобы не мучились безвестностью семьи, не платили денег бессовестным людям, торгующими мертвыми. А если вам нечего сказать, то объясните все-таки: почему? Сейчас, когда постановление Госдумы уже принято, комиссии при президенте предстоит не только готовить списки на обмен, но и сделать так, чтобы были найдены и вернулись к своим семьям люди, находящиеся в плену у обеих сторон, чтобы хитроумно заложенные мины не взорвали амнистию, не превратили ее в прощение только для генералов, справедливо опасающихся закона. Амнистия — это акт милосердия, а не продолжение войны другими средствам…» Игорь усердно и нудно читал газету, постукивая кончиком карандаша по настольному стеклу. В его глазах можно было заметить одновременно и полное несогласие и некоторое смятение. Страшная штука — привычка! Она притупляет даже сильных. Привыкли к самому необыкновенному, к тому, что убивают, насилуют, захватывают, калечат живых людей. У кого-то в крови алчный зуд мщения. Доколь же? И неужели в чеченскую (да и афганскую) волчью яму мы будем попадать теперь десятилетиями?.. Будет на чеченском троне Масхадов или кто другой, такой уже братской дружбы, как в советские времена, не видать… И наконец-то в Москве в мае 97-м году был подписан исторический договор о мире между Россией и Чечней, который поставил точку в их долгом четырехлетием противостоянии… Перешагнув через обиды и амбиции, политики сошлись в мнении: «партия войны» находится вне Чечни и России, она временно побеждена, но еще опасна. Как писал корреспондент «Российской газеты» Борис Ямшанов: «Вице-премьер Чечни Мовлади Удугов высказал даже суждение, что иные страны Запада хотели бы видеть Россию в роли буфера между европейской цивилизацией и экспансией исламского Востока, потому и раздували возникший внутренний конфликт, тут есть зерно истины и вряд ли стоит сбрасывать его со счетов. Отвоевавшись и подписав мирное соглашение Чечни с Россией, Аслан Масхадов, президент республики, знал, что самое трудное, даже небывалое испытание его народу еще предстояло. На встрече с чеченской общиной в московском офисе он говорил по-чеченски. Корреспонденту «Известий» Ирине Дементьевой помогли с переводом. Аслан Масхадов спросил у земляков, живущих в Москве: «на что мы, чеченцы, способны?». И как передала читателям газеты 16 мая Дементьева «встреча Аслана Масхадова с чеченской диаспорой обещала быть драматичной. Число чеченцев в российской столице в последние годы выросло в несколько раз. Это и предприниматели, которые вывезли подальше от войны свои семьи, и оппозиция Дудаеву — интеллигенция, и два пророссийских экс-правительства, особенно завгаевское со своим аппаратом, пристроенные в центре. Все они были вправе ожидать от нового президента Ичкерии по меньшей мере упреков в неучастии. Но ничего этого не было.class="book">О дне сегодняшнем.
Это исторический день, для Ичкерии — первый день Мира. Подписание документов о мире, это впервые юридически подтвержден факт, что война была и что вчера она наконец окончилась. Отныне два народа устами их президентов заявили о своем намерении никогда больше не поднимать оружие друг против друга. Это акт большого мужества и политической воли со стороны президента Ельцина.О дне завтрашнем.
В том, что чеченскому народу удастся достойно завершить эту войну, Аслан Масхадов никогда не сомневался. Много сложнее — построить свое государство. Есть люди, говорил Масхадов, которые даже рассчитывают на то, что чеченцам она не под силу. Они исходят именно из чеченского характера и менталитета. Исторически так сложилось, что вайнах должен был в первую очередь заботиться о себе, о домашнем очаге, о семье, защищать их. Теперь придется круто менять представление о своем долге, настала пора ощутить свою ответственность перед обществом, перед будущим государством и объединяться. Главная задача, которая стоит перед новым правительством, если хотите, исторически — объединить народ. Всем нам, утверждал Масхадов, придется быть перед миром не с оружием в руках, а пройти проверку на другое умение и доказать миру и самим себе, на что мы способны, годимся ли мы на что-то серьезное. Что пока сделано. Наследство тяжелое. Нефтехимический комплекс разрушен полностью. Однако главные предприятия города, заводы имени Ленина и имени Шерипова почти восстановлены. В сельском хозяйстве свои трудности. Помогают соседи — Ставрополье, Дагестан, Ингушетия, Осетия.О диаспоре.
Никто не собирается делить чеченское общество на тех, кто «воевал» и «кто не воевал», осуждать или упрекать тех, кто не держал в руках гранатомет или автомат, а иначе устроил свою жизнь, нельзя допустить такое противопоставление. Каждый вправе был выбрать свою судьбу, исходя из возможностей, обстоятельств, интересов. Вовсе необязательно было всем воевать, не было такой необходимости. Не надо обращать внимание, сказал Масхадов, на мои резкие высказывания во время предвыборной компании. Даже среди завгаевского окружения есть люди обманутые, заблуждающиеся. Никто не собирается напоминать им об этом. Конечно, есть и такие, кто привел войска и начал войну против своего народа, но таких — человек десять, от силы двадцать, они известны поименно. Но если воевать было всем необязательно, то сегодня, когда придется строить свое государство, каждый должен помочь. Каждый из вас, где бы он ни жил, где бы ни нашел свою судьбу и свое дело, должен помнить, что он чеченец, и помочь чем может. Для этого необязательно даже переезжать в Чечню на постоянное жительство. Но приехать, посмотреть своими глазами и решить, что каждый может сделать для будущего чеченского государства, каждый из вас должен. У нас есть и академики, и практики, они рассыпаны по всей России, разъединены. Это не страшно — лишь бы каждый вспомнил о том, что он чеченец, и взял на себя часть ноши. Я был за границей и выслушал заверения, что нам помогут, будут и инвестиции, и другие вложения. Помощь благодаря заключенным экономическим и финансовым соглашениям поступит и из России. Но это не главное. Главное, это то, что мы сделаем сами. Каждый из нас.О себе.
В Чечню он сам переехал не так давно. До этого следил за событиями на родине издали, сильно переживал. После случившегося осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года понял, что в воздухе запахло войной, он больше не может оставаться преуспевающим полковником советской армии, нужен на малой родине. А дальше было то, о чем все знают. К слухам о себе — о подборе близких людей, о счете в швейцарском банке (так говорили и о Дудаеве) он относится спокойно: время рассудит. Он ощущает себя человеком «как все», не лучше и не хуже других. Но за него проголосовало 65 процентов взрослого населения республики, и это определило его новое положение в жизни, его ответственность.Об исламе и шариате.
Мы — мусульмане, заметил Масхадов. Во время войны, в тяжкий час вера помогает людям, была опорой. Когда военные действия кончились, Масхадова, по его словам, стали одолевать вопросами, какое государство будем строить. Вот и на встрече с диаспорой задали вопрос: какое? Примерно половина мусульманских стран строит свое право целиком на шариате, половина пользуется смешанным правом. Приезжают гости из арабских стран — критикуют, упрекают: мол, чеченцы — неправильные мусульмане, не точно и не все исполняют обряды. Так вот, с первых же дней меня, сказал президент, стали торопить с созданием исламского государства, убеждали, что потом будет сложнее. Я же отвечал: в таких делах не надо торопиться, в конце концов у нас есть Конституция. Ради Бога, говорил я, не торопитесь. Надо послушать наших людей, они тоже не едины, кто думает так, а кто иначе, надо же разобраться в себе, надо послушать соседей. Конференция мусульманских республик выработала решение, что с нами происходит, и обозначила пути, в каком направлении нам идти. Словом, вопросы веры, религии, национальной духовности — так можно было понять Аслана Масхадова — декретами не решаются. Его даже пытались обвинить в том, что он разрушает то, что привносил в политику Зелимхан Яндарбиев. Он опять повторял, что это не так, ничего разрушать не собирается, но призывал, ради Бога, не торопиться. О нас, сказал Масхадов, говорят, как о догматиках. Нет-нет, кто хочет носить усы — пусть носит, кто хочет ходить в шапке или без шапки — его личное дело. Государство, успокойтесь, в это вмешиваться не будет.О Москве.
Ему задали вопрос, будет ли заключен договор с Лужковым об экономическом и культурном сотрудничестве. Масхадов ответил, что такие отдельные договоры о взаимодействии будут заключаться. Есть уже наметки таких отношений с Шаймиевым, Башкортостаном, Ставропольским краем. Постараемся договориться с Москвой. С места был задан еще один вопрос — о студентах, аспирантах, обучающихся в Москве, — не изменится ли к ним отношение, не почувствуют ли они себя жителями зарубежного государства? Масхадов понял вопрос так: не ощутят ли себя посланцы Чечни во враждебном государстве? И ответил отрицательно. Очевидно, речь идет, сказал он, об атмосфере в российской столице, но она должна начать улучшаться. Даже когда Чечня воевала, оказывала вооруженное сопротивление Москве, она защищала себя, но не исходила из отношения к России как к враждебному иностранному государству. А сегодня — тем более так… Конечно, заключение договора дало бы чеченцам дополнительные гарантии. Тамара Алиева задала вопрос о школьном образовании. Есть ли у президента и правительства Чечни планы на этот счет, намечены ли образовательные программы, каковы приоритеты? У Тамары есть, например, возможность открыть чеченско-американскую школу, еще до войны был заключен контракт, найдутся и спонсоры. Получат ли такие начинания поддержку у государства? Мы живем в цивилизованном мире, ответил Масхадов, и придаем хорошему образованию первостепенное значение. Первое, о чем позаботились, придя к власти, постарались открыть школы. Другое дело, что эти школы в плачевном состоянии — не хватает учителей, которым не платили зарплату, разрушены многие здания, теперь, они надеется, будет иначе. Любое начинание такого рода будет поддержано. Позже уже в вестибюле мне удалось поговорить с Закаевым, министром культуры (в прошлый раз мы беседовали год назад на окраине Урус-Мартана в «Джипе», он и его товарищи были в камуфляже и с автоматами…). Я спросила: как с культурой? — Нормально, — ответил он на бегу. — Открываем театр. Малый зал готов принять зрителей. Спросила вдогонку о Солцаеве (талантливый режиссер, вынужден был из-за войны покинуть республику). — Солцаев вернется…». — Не знаю, как будет себя вести Масхадов в роли президента Чечни, но, по моим сведениям, 16 февраля 1997 года жесткие политические требования к новому руководству Чечни были выдвинуты на митинге старой президентской гвардии, сформированной при прежнем президенте республики Зелимхане Яндарбиеве. Собравшиеся — около 300 хорошо вооруженных человек — потребовали от нового президента Аслана Масхадова не совмещать должности президента и премьер-министра, оставив на посту главы правительства исполнявшего эти обязанности в предвыборный период известного полевого командира Руслана Гелаева. Заметим еще одну важную деталь: эти выборы прошли по чеченским законам. Они нелегитимны, и с Масхадовым никто из Москвы вести переговоры не будет. — Вот так Масхадов и его окружение распорядились властью, — Игорь расправил смятые газеты. — Я вас, друзья, не доконал, как и батяня, своими монологами? Иван Михайлович смирно сидел на стуле и смотрел в тарелку. Внезапно Юрий Владимирович Рожков, вытянул губы, критически оглядел присутствующих и очень серьезно заговорил: — Я глядел в глаза смерти в Чечне. Мне довелось выполнять спецзадание МВД. Горемыкали наши части. Не случайно на допросе в ФСК Алла Дудаева назвала фамилии лидеров «партии войны», о которых ранее сообщал Джохар: Лобов, Сосковец, Дейнекин, Колесников, Филатов… А я сам надорвался от боли, когда наткнулся на место одного боя. Оказывается, контрактники, нанятые на службу в армию, засели в соседнем доме и вели огонь по роте российских солдат. То есть наши били наших… Тогда окровавленный командир превозмог себя и дополз к басаевским бойцам: «Помогите, братцы, перебьют всех нас эти гады…». Басаевцы гранатометами усилили прицельный огонь по дому. И вскоре чеченцы рванулись в атаку, вошли в здание. Я был на месте этого преступления, с одной стороны лежали мертвые русские солдатики, с другой стороны русские контрактники. Эге, не убивайтесь, это цветики… Какой-то генерал дал команду здесь же у здания свалить в кучу трупы и закопать их под обломками кирпичей и строительного мусора. Родственникам позже направили телеграмму, что они пропали без вести. «Партия войны» долго творила беззаконие. Чем дольше длилась война до победного конца, тем было лучше части кремлевской свиты. Чем меньше доставляли в Россию цинковые гробы из Чечни, тем меньше проклятий посылали в адрес властей отцы и матери погибших. Ведь каждые похороны погибших в Чечне — это был своеобразный протест против этой заварушки… — Стервецы! — Иван Михайлович холодный пот прошиб. Лидия Игнатьевна сидела как мертвая — слово не скажет, не шелохнется, только вздыхала изредка. — Перебесились бы… — не скрывал своей горечи старик. Юрий Владимирович Рожков снова заговорил: — Стало быть, высокопорядочный генерал Лев Рохлин по делу обвинял Верховного Главнокомандующего Ельцина в сознательном развале армии и развязывании чеченской гражданской войны, о торговле оружием, нефтью между руководителями воюющих сторон. И как отбояривался на демарш Рохлина министр обороны Игорь Сергеев в Рязани на выпуске нового пополнения офицеров-десантников: «…Мол, призыв к революции тяжело отпивается в сердцах каждого офицера, прапорщика и солдата», рохлинское обращение взбудоражило армейские круги… — Протест — не самое лучшее достижение полководческой мысли, — тихо обронил Курдюмов. — Но еще более стыдно — соглашаться с ролью марионеток. И перед собой, и перед людьми стыдно, — разоткровенничался Рожков. — Вон «Наш дом — Россия» в Думе в лице Сергея Беляева уподобил генерала Рохлина большевистским деятелям Зиновьеву и Каменеву. И никто не скинул Рохлина с поста председателя Комитета по обороне. А мятежный генерал сколотил вокруг себя единомышлен-ников и испек царственный политический пирог — общественное движение: «В поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки…». На рохлинском съезде военные заявили о диких реформах, которые поставили Родину на грань общенациональной катастрофы. Вот за эту прямоту и честность давайте уважать генерала Рохлина. Он показал себя во всей красе… — честно и смело… Глаза Рожкова горели. — Ты молод еще… — зашагал по комнате полковник, потер руки. — Юрий Владимирович, но… потом увидишь, что… слово, как говорится, не воробей, вылетит не поймаешь. Рохлину отомстят злые силы, вот помяни мое слово… — Генерал отказался от звания Героя России. Но мало кто знает, что его Ельцин задабривал. Молчи, мол, и издал указ о награждении орденом «За заслуги перед Отечеством». И Лев отказался от подачки, — страстно говорил Юрий Владимирович. — Очернить Рохлина пытались не раз. Распространяли байки о вывозе им из Чечни металлолома и продаже в обход центра. Да, вывозил и продавал. На эти деньги генерал построил 12 квартир для офицеров, живущих в бараках, и безногого солдата-детдомовца. Нет, не липла к нему грязь… Рохлин единственный генерал, который мог войти под прицелом и подать властный голос: «Стоять!». И вставал ОМОН, вставал спецназ, вставали любые войска. И не стреляли в людей, как это было у Белого дома… Полковник опять прервал Рожкова: — Генерал чувствовал, что жить ему недолго. Однажды он сказал: «Вы не представляете, каким опасным делом мы занимаемся, пытаясь спасти страну. Здесь опаснее, чем в Афгане или в Чечне.» Кто знал, что придет время, и генерала Рохлина убьют. Гром разрази-слова полковника Курдюмова, к сожалению, сбудутся. Или-или! Или честь, или бесчестье! Генерал часок в жизни полетал честно в политическом поднебесье… и как только он стал в дерьме копошиться, разгребать вонючку, его убрали с жизненной дороги. Бытовая версия убийства генерала — абсурд. Жена Тамара очень хладнокровна в своих поступках, любящая мать. Лечением больного сына очень дотошно занимался муж. Не могла Тамара, не могла поднять руку на главу семьи. Гадкая и темная история. Эта смерть устраивала многих — и власть, и мафию, и оппозицию… После его смерти замели следы те, кто наживался на торговле оружием и нефтью с дудаевским режимом. Но суд истории еще впереди! От его дамоклова меча никто не спрячется… Пора расставаться. Гости дружно встали, попрощались с хозяевами. — Благодарствую за гостеприимство, — обнял старика полковник. — Выпили, на душе полегчало, — согласился Москаленко. Чего говорить о других, если у Лидии Игнатьевны засверкали на ресницах росинки. Прощались, расходились, и в доме Москаленко становилось тихо и уныло, словно после бури…Глава 6. ТРЕВОГИ И НАДЕЖДЫ
Москаленко улегся, но сон не шел. Так, какое-то тяжелое забытье. И все время мерещились расстрелянные парни, их глаза, молящие о помощи и взывающие к возмездию… «Теперь хоть кого посади на трон после Ельцина… скоро дело не исправит. Народ-то изверился!» — Иван Михайлович вздрогнул, очнулся. Улегся поудобнее, было задремал — и опять то же самое. Профессор уселся за стол, взял вновь газету «Молот» за ноябрь 1998 года со статьей «Милосердие на войне». О, всемогущий, со всеми святыми! Тревоги сменились хоть каплей какой-то надежды в рассказе Юрия Агаджанова, бывшего профессора Чечено-Ингушского университета, работавшего в Ростовской государственной экономической академии: «Центральное телевидение показало в свое время на всю страну фильм Александра Невзорова «Чистилище». Этот фильм о чеченской войне. Страшный, ужасающий рассказ о том, что увидел автор в период своей кратковременной поездки в Грозный. Однако на той самой войне имели место и иные сюжеты, которые не смог или не захотел рассмотреть автор. Поскольку фильм вызвал огромный общественный резонанс в стране и регионе, есть острая необходимость вернуться к событиям недавнего прошлого. В XX веке Россия проиграла три войны. Проиграла позорно, срамно и непростительно, многократно превосходя противника в живой силе и технике. В самом начале этого проклятого для народов нашего Отечества столетия — крошечной Японии. В 80-х годах она же ушла, несолоно хлебавши, из полудикого Афганистана. В 90-х — таким же образом и порядком из Чечни, составной части России, «добровольно» присоединившейся к ней, как утверждали официозные советские историки и политики, аж 200 лет тому назад, а на самом деле на протяжении тех же двухсот лет часто и отчаянно воевавшей с ней за свою свободу и независимость. После большевистской революции эта борьба как будто бы поутихла. Но вскоре здесь снова началось брожение, спровоцированное многими факторами. Не последнюю роль в этом сыграли марксистско-ленинские постулаты, идеализирующие население («повивальная бабка революции») и требование «самоопределения наций». Для горцев Северного Кавказа, исповедующих главным образом ислам, марксизм-ленинизм был изначально чуждым мировоззрением, абсолютно не приемлемой идеологией. И советской пропагандистской машине понадобились колоссальные усилия, чтобы внедрить в их головы основные идеи революционной теории. И тогда горцы, наконец, поверили в их справедливость и ценность, они тут же (практичный народ, этого у них не отнять) принялись усердно притворять их в жизнь. Так родилось два лозунга, два знамени, две грозные идеи: 1) право наций на отделение священно и неотчуждаемо; 2) если этого нельзя добиться мирным путем, то народ имеет право включить «повивальную бабку» и силой оружия добыть столь желанную свободу. Убедить Россию не удалось, и чеченцы взялись за оружие. В результате цветущий край оказался в руинах. Сто двадцать тысяч погибших, еще больше раненых. Города и селения республики оказались в развалинах. Война расколола чеченский народ на два лагеря, между которыми в 1992–1996 годах не раз происходили вооруженные столкновения. А это уже предпосылки для развития событий по афганскому варианту. В республике появились мощные вооруженные группы, которые вообще никому не подчиняются и «гуляют» по обширнейшему российскому региону «сами по себе». Одной из таких группировок до недавнего времени были лабазановские боевики. Официальные власти Чечни долго мирились с ними (или опасались их), но когда чаша терпения переполнилась, пошли на крайние меры. И было это так. …В четыре часа утра по нашим девятиэтажкам ударила артиллерия. Сна как не бывало. Когда очухались малость и выскочили на балкон, поняли, что начался конец света: вокруг все ухало, грохотало, скрежетало. Издалека доносились душераздирающие вопли очумевших от боли и страха людей. В сознании четко высветилась мысль: нам из этого ада не выбраться. Чуть позднее мы выяснили у соседей чеченцев, что началась операция войск Джохара Дудаева по уничтожению вооруженной оппозиции, возглавляемой Русланом Лабазановым. Последний занимал ряд домов на нашей улице, и в его отряде было, по слухам, несколько десятков боевиков. Лабазановские дома и дворы были обложены со всех сторон железнодорожными блоками, из-за которых грозно выглядывали БТРы. Поскольку у Лабазанова собрались парни совсем не робкого десятка, к тому же они были хорошо экипированы и вооружены, тогдашние власти Чечни вынуждены были ввести в наш микрорайон города Грозного Шалинский танковый полк и артиллерию. Когда совсем рассвело, атакующие предупредили мирное население, что прекращают на несколько минут обстрел, устраивают «гуманитарный коридор» для выхода женщин и детей в ближайшие чеченские селения — поселки Старая Сунжа и имени Калинина. И минут через пять-десять в указанном направлении действительно потянулись полураздетые и насмерть перепуганные женщины с детьми. Через некоторое время артиллерия и танки снова «заработали», и наши плохо сработанные во время знойного застоя крупнопанельные дома закачались и затряслись как в лихорадке. Часов в двенадцать бой постепенно утих, и на улицах стали появляться уцелевшие горожане. Появился там и я, и то, что довелось увидеть и услышать, потрясло меня до глубины души. Но вспоминать об этом как-то не хочется, да и нет смысла: российские газеты много и с удовольствием, как мне показалось, смаковали эти события. А наше телевидение даже додумалось высветить на всю страну жуткие кадры: валявшиеся на центральной площади города отрезанные головы ближайших соратников Лабазанова. В фильмах ужасов не часто такое увидишь. Когда обороняющиеся были разбиты, оставшиеся в живых стали отходить за город. Многие из них были ранены, истекали кровью и идти не могли. И тогда из рядом стоящих домов стали выбегать русские женщины, подбирать раненных и уводить в свои квартиры, тем самым подвергая себя и своих близких смертельной опасности. По микрорайону пронесся слух, что полевые командиры предупредили мирное население: за укрывательство лабазанцев любой и каждый будет расстреливаться на месте. Но это не испугало русских женщин, они продолжали прятать и лечить израненных чеченских парней. Нет, они не симпатизировали Лабазанову и его дружине. Они их боялись, как боялись в те дни каждого вооруженного человека, какой бы он национальности не был, к какому бы движению не привыкал. Дело в другом. В русских женщинах в те горестные дни пробудились лучшие качества славянок: сострадание к несчастным, жалостливость, гуманизм в самом высоком смысле слова. А еще в каждой из тех женщин, кто вышел под пули, криком кричала мать. Просто мать, которая не могла равнодушно смотреть, как у подъезда истекают кровью дети. Неважно, чьи дети. Это были дети таких же женщин, как и они сами, которые не могли пройти на помощь своим сыновьям. Кстати, позднее в Грозном мне часто приходилось слышать рассказы о том, что точно так же поступили многие чеченские женщины, пряча и выхаживая в своих домах раненных русских солдат. И это, пожалуй, единственное светлое явление во всей чеченской войне, которому следует поставить памятник. И в Москве, и в Грозном. Памятник в Москве посвятить горянке, прикрывающей раненого русского паренька-солдата. Памятник в Грозном — русской женщине, помогающей истекающему кровью молодому горцу. Ах, как это было бы кстати сегодня, когда огромная наша Родина содрогается от насилия, конфликтов и войн, когда в людских сердцах плещется столько ненависти и столько злобы, что, кажется, не прими страна экстренных успокаивающих и обезболивающих средств, может грянуть всеобщая резня и хаос. Еще один характерный пример. При последнем штурме Грозного в августе 1995 года снаряд разворотил спину, вырвал кусок бедра, покалечил ногу 16-летней Инне Василец. Девочка истекала кровью и должна была умереть, но нашелся врач-чеченец, сумевший (при свечах в подвале) обработать и зашить раны. Трое суток просидела у ее изголовья соседка-медсестра, делала уколы и перевязки. Как только стихли бомбежки, эта же медсестра с мужем повезли раненую на своей машине во Владикавказ. Там врачи-осетины десять дней сражались за жизнь русской девочки, потом отправили в Москву. Инна была спасена. Чеченцы любят повторять свою пословицу: «Не каждый день река приносит мусор». Действительно, не каждый. Чаще же она кормит и поит людей, служит для них средством сообщения и отдыха. А великие реки являются еще и предметом, национальной гордости, символом страны и народа, его героического прошлого и будущего. Хотя случается, конечно, и мусор. Но он предмет недолговечный, связанный с какими-либо природными катаклизмами. Придет весенний паводок, взыграет река, встрепе-нится… и нет больше мусора. А есть вечно зеленый мир, неувядающий и бессмертный. Так и река жизни. Шумит и пенится в исполинских своих берегах. Всякое может случиться с ней. И мусор, бывает, выхлестнет ее девятый вал. Но не он определяет суть и смысл ее бытия, ее настоящее и будущее. Главное в ее течении — это неугасимая и неотвратимая, как сама судьба, тяга к воспроизводству самое себя, к созиданию и миротворчеству, потому-то она вечна и неистребима, потому и прорвалась к нам, несмотря на многовековую татарщину, смутные века, раздробленность, на все социальные катаклизмы, через хребты веков и понесется дальше сквозь новые хребты…». «М-да, были бы реки миротворчества и все… ладилось на земле. А так не свяжем мирные узелки потому, что политическое баламутство давно охватило Кремль. Отсюда и нас трясет на ухабах, — думал Иван Михайлович. — Суровыми мерами не заткнешь кровавые дыры. Вот такими, как в Чечне: по законам шариата убийцы и ловеласы наказываются одинаково — смертью». Ошеломляющие подробности с фактами и комментариями о Коране, действующем вместо уголовного кодекса поведал читателям «Комсомолки» в сентябре 1997 года журналист Александр Евтушенко: «В Чечне сейчас только и разговоров что о состоявшемся публичном расстреле двух преступников, приговоренных за умышленное убийство верховным шариатским судом республики к смертной казне. До сих пор такого не бывало. Да и не могло быть, пока не пришли сюда законы шариата. В Чечне сейчас действует более десятка шариатских судов — районных и городских. Главный — верховный суд. Еще недавно они существовали параллельно со светским. Но когда дело доходило до приговора, начиналась настоящая неразбериха. К примеру, если по светскому уголовному кодексу за воровство преступнику «светил» какой-то срок, который он непонятно где должен отбывать (здесь нет своей системы исправительно-трудовых учреждений), то по законам шариата вор может быть приговорен к отсечению кисти руки или стопы ноги. В светском законодательстве нет статьи за продажу и употребление спиртных напитков. По шариату за это — от сорока до восьмидесяти палок по спине провинившегося. Не осуждают обычные суды и за прелюбодеяние. Слуги шариата же, если подойдут по всей строгости, приговорят забить прелюбодеев камнями до смерти. Также обстоит дело и с обвинением в гомосексуализме. Однако и доказывают, и наказывают. Еще во время войны в Чечне мне доводилось видеть, как уличными «муртазеками» (шариатской полицией) за употребление спиртного и наркотиков под всеобщее одобрение били палкой. Кому сорок ударов, кому восемьдесят. Одному из представителей сексуальных меньшинств прописали аж триста ударов — по пятьдесят ежедневно. После войны специальной комиссией под руководство экс-президента Зелимхана Яндарбиева на основе канонов шариата и законодательств, действующих в ряде других мусульманских стран, выработан Свод законов для Чечни. Тех, которые до последних дней в республике практически не работали. Первый шаг от преступления к наказанию был сделан, когда в республике создали единую судебную систему на основе шариатского законодательства. Все светские суды были упразднены как атавизм. И Масхадов повел наступление. На всевозможных заседаниях правительства, совещаниях, по-местному ТВ он требовал от шариатских судов конкретных результатов. А на днях прозвучало последнее предупреждение президента судьям: «Если вы не будете работать как следует, найду на ваше место других, кто сможет это делать по-настоящему». После чего 3-го сентября публично и показательно приведен в исполнение первый смертный приговор верховного шариатского суда Ичкерии. Сейчас на разных уровнях российского руководства такое называют то средневековьем, то умышленной провокацией, то открытым вызовом федеральному центру. Мол, Чечня — часть Российской Федерации, и судить преступников там должны по общим законам. В самой Чечне, правда так давно уже не считают ни политики, ни обычные ее граждане. Хотя к шариатскому суду однозначно относятся не все, но большинство простых чеченцев воспринимают его с одобрением. — Грабежей, убийств и похищений в Чечне становится все больше. Поэтому к преступникам надо применять самые жестокие, а порой и жесткие меры, — считает депутат чеченского парламента Ризван Лорсанов. И с этим здесь согласны очень многие. Хотя заметная часть мужчин искренне считает, что битье палками за выпивку — явный перегиб. Недовольство шариатскими судами высказывают профессиональные юристы и по их кадровому составу. Судьями сейчас не редко становятся не по профессиональным качествам, а по боевым заслугам военного времени. И зачастую в составе судов — неопытные в юриспруденции, в том числе шариатской, но понюхавшие пороха юнцы. Поговаривают в Грозном и о коррупции, уже проникшей в стены шариатских судов. Но за руку еще никто никого из судей при получении взятки не ловил. И потому это пока не более чем слухи». Но не одним шариатским судом жив чеченский «курилка». Под ковром сплетен и слухов в «Аргументах и фактах» Иван Михайлович выяснил откуда горцы берут деньги: «Из законодательных источников стало известно, что за освобождение в Чечне журналистов из «ВиД» и НТВ было заплачено 3,7 миллионов долларов: 2,2 — наличными и 1,5 — переводом на некий банковский счет. Большую часть денег как будто выделило правительство России и небольшую — финансовые структуры Бориса Березовского. За всех иностранцев, еще сидящих в чеченских земляных ямах, требует по 200 тысяч долларов «за голову». Вообще деньгам в Чечне придают очень большое значение. Говорят, что в банках Швейцарии, Турции и Иордании еще со времен Джохара Дудаева сосредоточены весьма крупные валютные средства. Готовились эти запасы для поддержания новых чеченских денег, которые давно отпечатаны и в ближайшее время будут пущены в оборот. Аслан Масхадов ждет лишь того, когда по нефтепроводу через Чечню пойдет бакинская нефть. Средства за ее перекачку смогут держать местные деньги «на плаву» как угодно долго. А теперь о политике. Аслан Масхадов поставил задачу до 1 октября подписать с Ельциным договор о фактическом выходе Чечни из состава РФ. Ельцин сначала как будто клюнул на это во время их встречи в Кремле, но в последние дни пошел на попятную. А пока суть да дело, вице-премьер ЧР Мовлади Удугов занят тем, чтобы в российских средствах информации о Чечне говорили каждый день. И еще. Похоже, что за последнее время Борис Березовский впал у чеченцев в немилость. Тому есть две причины. Он будто бы отказался сотрудничать с Грозным по нефтяным вопросам на условиях Масхадова. И второе. Рассказав о выплате выкупа за журналистов, он очень обидел горцев»… Не очистил еще свое сознание от пятен прошлого горец. Вот и сегодня — вместо того, чтобы признать свою вину, раскаяться, бить себя в грудь, заявить, мол, виноват, брательники, я — пораженец на Кавказе, осудите меня, — вместо этого что делает горец? Обиделся, ожесточился, отделиться от России замыслил. В чем-то прав Алексей Венедиктов, политолог радио «Эхо Москвы», впавший в раздумья о будущем Чечни: «Каждый политический деятель в Чечне мечтал руководить своей маленькой, процветающей Швейцарией. Зачем А. Масхадову, В. Арсанову, М. Удугову Чечня, раздираемая гражданской войной, с криминальными структурами, с похищением людей? Но превратить ее в свою «Швейцарию» они не умеют, поскольку являются специалистами по стрельбе. Да и реальность такова, что управлять республикой сейчас можно только с помощью страха и криминальных денег. Но это бесперспективно. Наилучший путь для Масхадова — так или иначе превратить Чечню в субъект Федерации и получить крышу в виде Ельцина и федеральных структур. Только на них Масхадов и верные ему люди смогут опираться для наведения порядка. И Масхадов это принимает, но не может прямо сказать, потому что его пристрелит своя же охрана. В этом трагизм положения любого чеченского лидера. Можно согласиться с Березовским, который сказал, что окончательного решения чеченской проблемы не получится ни через год, ни через пять. Будут по-прежнему красть заложников, продавать. Повинны в этом не «отморозки». Обыкновенную банду нашли бы на другой день. Совершенно очевидно, что захват заложников — широко разветвленный криминальный бизнес. За журналистов получено, по разным оценкам, от двух до пяти миллионов долларов. Деньги скорее всего пойдут не на «мерседесы», а на закупку оружия, постройку какой-нибудь самостоятельной нефтяной вышки. Другими словами, это деньги для организованной преступности. Освобождение журналистов к визиту Масхадова в Москву показывает, что оно было заранее спланировано. Весьма возможно, что какие-то руководители Чечни обратились к боевикам, под контролем которых находились территория, где были заложники, и сказали: «Ребята, вы пока ведете переговоры, тяните время, а мы вам дадим знак, когда освобождать. Вы и деньги получаете, и Ичкерии польза». Не случайно несколько раз «кидали» тех, кто привозил требуемую сумму. Теперь в Москву приехала чеченская следственная группа. Непонятно, каковы ее полномочия на территории «иноземного» государства. Однако ясно, что руководство республики хочет выяснить: а) сколько было денег? б) куда и кому они пошли и почему похитители не платят налог в бюджет Ичкерии? А задача максимум — установить похитителей, забрать деньги в казну. Можно ли разрубить чеченский узел одним махом, по принципу «спрячь за высоким забором девчонку»? Думаю, в геополитическом смысле отделение Чечни обернется для России полной дестабилизацией на Северном Кавказе. Если можно Чечне, то почему нельзя Дагестану или Кабардино-Балкарии? Есть и экономический аспект. Можно окружить Ичкерию пресловутым забором, но надо хорошо помнить, что чеченцы без России не могут. Значит, они будут взрывать этот забор и все, что вокруг него. К каждому сантиметру забора человека с ружьем не приставишь.Борис Ельцин и Виктор Черномырдин. 1996 г.
«Друг Билл»
Борис Ельцин и Александр Руцкой
Егор Гайдар
Руслан Хасбулатов
Б. Ельцин и Б. Березовский
Командующий СКВО генерал-полковник Г. Трошев и начальник Генштаба МО России генерал армии А. Квашнин. 2003 г.
Генералы С. Степашин и М. Фетисов
Генералы — участники боевых действий в Чечне
Генерал Лев Рохлин
Ростовские журналисты, освещавшие чеченскую кампанию
М.С. Горбачев
В. В. Жириновский и донской журналист А. П. Груздев. 2001 г.
Полпред Президента РФ в ЮФО В. Г. Казанцев беседует с И. Д. Кобзоном. 2003 г.
Командующие СКВО разных лет на 85-летии округа. 2003 г.
Рукопожатие генералов А. Лебедя и Ю. Зерщикова. 1999 г.
Генерал-майор В. Горюнов, генерал-полковник В. Овчинников и полковник А. Лебедев
Зам. председателя Госдумы РФ Д. Рогозин, полпред Президента РФ в ЮФО В. Казанцев и министр печати Чечни Б. Гантемиров. 2003 г.
Министр МВД России В. Рушайло (затем секретарь Совбеза) в Ростове. 1999 г.
Махмуд Эсамбаев с ростовскими журналистами. 1982 г. Генералы В. Гордеев и В. Сеченых. В. Сеченых с внуками. Президент России В. В. Путин на Дону. 2004 г.
Председатель Государственной Думы России Г. Н. Селезнев в Ростовской области. 2003 г.
Владимир Путин и Джордж Буш
Слева направо: губернатор Волгоградской области Н. Максюта, президент Республики Северная Осетия-Алания А. Дзасохов, генерал-полковник Г. Трошев, председатель Госсовета Республики Дагестан М. Магомедов. 2002 г.
Руководители Северо-Кавказского региона и Дона: А. Попов, В. Чуб, М. Паньков, В. Казанцев, А. Черногоров, В. Болдырев, Н. Бритвин, М. Чернышев, А. Кравченко и др. 2004 г.
Председатель Госсовета Дагестана М. Магомедов, Председатель Правительства России В. Путин и командующий войсками СКВО В. Казанцев. 1999 г.
Председатель Госсовета Дагестана М. Магомедов и губернатор Краснодарского края А. Ткачев. 2004 г.
Слева направо: народный поэт Дагестана Р. Гамзатов, директор издательства «Планета» Г. Коваленко и Дважды Герой СССР, летчик-космонавт В. Севастьянов. 80-е годы XX века
Председатель Совета Федерации РФ Сергей Миронов. 2005 г.
Руководители республик, краев и областей Северного Кавказа. Россия. 2004 г.
Генералы: Н. Бритвин, И. Жуков, М. Паньков, М. Лабунец, полковник Г. Капканов 2001 г.
Премьер России Михаил Фрадков и председатель компартии РФ Геннадий Зюганов. 2005 г.
Губернатор Ставрополья А. Черногоров и вице-премьер, министр обороны РФ С. Иванов
Генерал армии П. Грачев, композитор Н. Рябцева и писатель Е. Рябцев. 2000 г.
Президент Чечни Ахмат-Хаджи Кадыров. 2003 г.
А. Черногоров и директор ФСБ России Н. Патрушев
Первый вице-премьер РФ Д. Медведев и А. Черногоров
Председатель Госдумы РФ Борис Грызлов Министр МВД РФ Рашид Нургалиев
Полпред Президента РФ в ЮФО Дмитрий Козак беседует с коллегами. 2004 г.
Генералы МВД А. Кравченко и А. Белозеров. 2004 г.
Награждение орденом-знаком «М. А. Шолохов» С. В. Степашина и Р. А. Кадырова. Слева направо: М. А. Калинин, зам. министра МВД РФ А. Л. Еделев, Е. А. Рябцев, С. В. Степашин и Р. А. Кадыров. Чечня. 2006 г.
Слева направо — В. В. Гриб, М. А. Калинин, Е. А. Рябцев, С. В. Степашин, Р. А. Кадыров, А. Л. Еделев. Чечня. 2006 г.
Начальник департамента правительства Чечни С. С. Решиев, М. А. Калинин, председатель правления ассоциации юристов России В. В. Гриб и Е. А. Рябцев. Грозный. Чечня. 2006 г.
Григорий Явлинский
Борис Немцов
Журналист-эксперт Д. В. Савельев и председатель парламента Чеченской Республики Д. Абдурахманов. 2006 г.
Руслан Аушев
Военкор газеты «Красная звезда» Н. Асташкин берет интервью у жителей с. Шали. 1991 г.
Можно демаркировать границу. Но на самом деле никакой границы не будет. Большинство чеченцев не хочет жить в бедной Чечне. А Чечня — бедная. И никакой перспективы у нее нет, кроме нефтяной. Поэтому единственный выход для России, по-моему, «накидывать петлю за петлей», экономически и социально привязывать к России чеченцев, чтобы без нас им было еще хуже. Судя по всему, в этом и заключается тактика Совета безопасности. Решение назначить единственного представителя на Северном Кавказе — очень удачное. Это и есть та петелька, которая «вплетает» Чечню в один ряд с Ингушетией, Дагестаном, Грузией, Азербайджаном. Они будут вынуждены вести переговоры сразу со всеми. Надо сделать Чечню частью общекавказской проблемы. Получится ли — вопрос умения, выдержки, такта. Этим надо спокойно заниматься пять, десять, двадцать лет». — Эх, попали мы надолго в чеченский котел… — проговорил про себя Иван Михайлович. Он вспомнил, в конце дня, когда землю уже окутал зыбкий розовый закат, на Театральной площади он повстречался с репортером телерадиокомпании «Южный регион» Валерием Могильчаком. Тот только что в очередной раз месил осеннюю грязь в Чечне. — Как дальше жить? — спросил у рыжего бородача Москаленко. — Заживут ли раны у горцев, у русских? Мы забрели в болото, обросли илом лжи… Могильчак помедлил, видно, едкий комок проглотил. — Не отхаркаемся кровью долго, — взъерошился, воинственно выставив сморщенный лоб тележурналист. — Гнить душей начали заживо. На ладан дышат наши отношения. И все из-за того, что перестреляли друг друга, возненавидели друг друга… Уж коли мы помрем, то наши детки, внучата может вновь и помирятся… Где правда, а где кривда, трудно ныне уяснить в лживом свободном российском обществе, коррумпированном снизу доверху. Ведь никто у нас за клевету и наоборот — за вину — не несет никакой ответственности… Вот кое-кому из «воришек» чуток погрозили пальцем, а другого «казнокрада» в безвыходной ситуации отправили в тюрягу, например, и.о. прокурора Илюшенко. Невообразимую уголовную шумиху, подняли вокруг советника президента Станкевича, «героя» августа 1991 года и главного инспектора Минобороны генерала Кобца, бывшего мера Санкт-Петербурга Собчака и председателя Законодательного собрания Санкт-Петербурга Кравцова, главу администрации Тульской области Севрюгина, преступников, пришедших к власти в Кемеровской области, Краснодарском и Ставропольском краях… Иван Михайлович как-то поймал на волне транзистора передачу Би-би-си, обличающую чеченское отделение от России и ее комментарии в статье под заглавием «Гигант просыпается» в газете «Таймс», в которой писалось, что Россия вступила в период длительного бума, уже давно предсказанного западными экономистами: «на создание рыночной экономики стране потребовалось больше времени, чем другим странамВосточной Европы. Но теперь рынок создан. Беда в том, что этот рынок дикий. Президент пытается обуздать, как говорят американцы, ковбойский капитализм. Анатолий Чубайс и Борис Немцов знают, что проводимая ими реформа приведет к ограничению аппетита плутократии, правящий бал в стране. Им предстоит самое серьезное испытание за много лет — столкновение с интересами финансово-промышленных групп. Коррупция — не новость для России, но на этот раз речь идет о слишком больших деньгах. В 1997 году сумма иностранных инвестиций утроилась по сравнению с прошлым годом и уже составила шесть миллиардов долларов. Россия вступила в Парижский клуб кредиторов и намерена стать членом Всемирной торговой организации. Если Президенту и его окружению не удастся поставить заслон на пути коррупции, разъедающей тело возрождающейся России, проснувшийся гигант наделает немало бед…». «Дело пахнет керосином, — Москаленко заталкивал остатки горестных дум туда, где наверное и сам до них не доберется, — Если по вине президента и восставших чеченцев было убито и искалечено более двухсот тысяч наших соплеменников, то здесь жертв будет больше…». Вот и грозные демарши в отношениях между Чечней и Россией то ярко разгорались на всю мировую округу, то затихали до поры до времени… Вице-президент Чечни Ваха Арсанов, разгневавшись на Федеральную авиационную службу России, чуть ли не разорвал «дипломатические договоры» с Москвой. Он выгнал сотрудников «русского посольства» в Ингушетию из-за спора о предоставлении воздушного коридора для вылета чеченской делегации на самолете частной авиакомпании «Асхаб» в Баку. И это «коррида» громыхала почти ежедневно на фоне еле налаживающейся мирной жизни. В Чечне ремонтировали нефтепровод, выплачивали пенсии и зарплаты бюджетникам… Как хотелось Москаленко отчитать кремлевцев и масхадовцев — «выложить им всю правду». Но пока не поздно, врезал им по первое число «король танца», народный артист СССР, человек в папахе, которого знает вся планета. Чеченец по национальности Махмуд Эсамбаев разоткровенничался настолько, что выложил своей гнев, начистоту: «Я говорил Ельцину в присутствии всех его помощников — не приставайте к моему народу! Он такой же великий, как и другие народы. Только по численности меньше. То, что Ельцин сотворил с нами, — это не могло присниться даже в кошмарном сне. Ведь чеченцы, любой другой народ, — это же наши. И вот их сделали чужими. Вы думаете, к русскому народу они относятся лучше?.. А «Белый дом»?.. На глазах у всего мира расстреливали из танков людей… И все сошло с рук… Думаю, ненадолго. Поверьте мне, еще ждет их кара — будет суд такой, как над нацистами… Конечно, я не говорю, что чеченцы ведут себя хорошо. Нет. Как сейчас можно торговаться из-за трубы? Пусть будет проклята эта нефть! Торгаши торгуют с торгашами. Люди голодные, жить негде… Город Грозный разбит полностью. Нет ни моей квартиры, ни квартиры дочери, нет тысяч других квартир. Мне казалось, что с приходом Масхадова все будет по-другому. И что? Окружение осталось все то же… Надо не «трубу» строить, а дома. Не ругаться с Россией, а дружить. Ну какая мы страна — Чечня? Там втроем встать потанцевать негде…». Сердце Москаленко захолонуло. Сел на диван, закрестился мелким крестом. Как бы второй войне на Кавказе ни вспыхнуть? Сплошные убийства в Дагестане, Ингушетии, Северной Осетии… Перевел дыхание. Сердце билось. За окном верещал трамвай, где-то вдалеке плакала, жаловалась гитара. Он уперся в стенку дивана спиной, пригорюнился. Ох, простите, прав был капитан 1-го ранга В. Новиков, поведавший читателям в газете «Командос» (№ 5,1997 год) о том, как защищало наши с вами интересы родное российское руководство. Не забыли мы официальную версию силовой акции армии (плюс МВД, ФСБ и погранвойск) в Чечне. Дескать, Москва громит свою республику, чтобы «разоружить незаконные вооруженные формирования и предотвратить угрозу распада государства». Новиков с этим спорить не стал: «250 тысяч русских и 70 тысяч чеченцев сбежали из «процветающей» Чечни «демократа» и «гуманиста» Дудаева. Население станицы Ассиновской с 1991 года по 1995 год сократилось с 8 тысяч человек до двух тысяч человек. Дудаевский «парламент» в августе 92-го свершил акт выселения лиц некоренной национальности из поселка Черноречье. «Законные» меры подкреплялись похищением и убийством русских детей. При разгоне своего парламента было убито пятьдесят восемь человек. В августе девяносто четвертого только в Урус-Мартане от рук дудаевцев, погибло двести десять человек. Еще задолго до начала военной операции более пятьдесят тысяч Наурского и Шелковского районов о множестве фактов геноцида писали Б. Ельцину, В. Черномырдину, В. Шумейко, И. Рыбкину. К концу девяносто четвертого валовой национальный продукт Чечни сократился на семьдесят процентов, в городе Аргун действовала фабрика по производству фальшивых рублей, ущерб России от чеченских авизо составил более четырех триллионов рублей, в городе Шали на полный ход работала химико-фармацевтическая фабрика по производству героина. На территории Чечни только в девяносто третьем было разграблено 559 поездов (четыре тысячи вагонов), из нее же ежемесячно совершалось 100–150 тысяч самолето-вылетов в Турцию, ОАЭ, Иорданию и другие страны. Тогда в российском федеральном розыске числился 1201 уголовник-чеченец. Это о целях и причинах военной операции внутри самой страны. Теперь о механизме реализации. 30 ноября 1994 года Президент РФ Ельцин в соответствии со статьей 86 Конституции РФ принял решение на применение военной силы. Совет безопасности разработал план силовых действий, была создана группа руководства. У Дудаева же был свой план — «Лассо», которым предусматривалось нанесение авиационных ударов по важным «военным и государственным объектам инфраструктуры противника», то есть России. 9 декабря девяносто четвертого был подписан Указ Президента РФ о начале операции, 11 декабря войска получили приказ о вводе в Чечню и в 7.00 начали движение. Высшее руководство Министерство обороны РФ было осведомлено о том, что за два предшествующих года Дудаев создал армию, имеющую: около 20 тысяч человек кадровых военнослужащих из бывшей СА (в том числе 2–3 тысячи наемников), около 270 самолетов самых различных типов, порядка 200 артсистем, в том числе 118 «Градов», около 140 танков, БМП и БТР. При этом вокруг и внутри городов Грозный, Аргун, Шали, Гудермес и Петропавловск заблаговременно были созданы опорные пункты и узлы обороны. В то же время пропаганда режима Дудаева беспрепятственно работала не только на Кавказе, но и в самой России, а диаспора в Москве старательно и небезуспешно обеспечивала финансово-экономическую поддержку (всего же за пределами Чечни в России живет 300 тысяч чеченцев). И никаких мер по пресечению не осуществляло Российское правительство, даже с начала операции. 25 февраля девяносто пятого на конгрессе солдатских матерей России с грязными инсинуациями в адрес руководства РФ и воинов Российской Армии выступили представители этой диаспоры: профессора Таиров и Исраилов, мадам Енбиева, Дудаева. Вкупе с англоговорящими буд дистами очень сильно на этом конгрессе критиковали российские власти немецкие мамы X. Голомберг, А. Трейшер (депутатка бундестага ФРГ) и, конечно же, отставные военные демократы В. Лопатин и В. Черенков. Трансляцией же обвинений занимались десятки радио и телеканалов, газет и журналов (существующие на деньги налогоплательщиков). Достоверных сведений о численном составе и вооружении Федеральных войск автор (Новиков) не имел. Зато точно знал, что ВДВ и спецназ использовались в режиме пластунов генерала Ермолова, прессованное сено в землянках российских солдат и пуховые комбинезоны у дудаевских снайперов, гробовое молчание пресс-секретаря МО РФ (в ранге помощника министра) мадам Е. Агаповой. Итоги войны: угроблены сотни тысяч жизней, триллионы рублей и войска выведены из Чечни в поле, чеченские шаманы в чалмах вновь водят хороводы на грозненских площадях. А секретарь Совета Безопасности России, словно сонная рыба, робко жался к нагло улыбающемуся Удугову. Остается лишь предполагать реакцию руководства США на «Буденновск» какого-нибудь своего приятеля, Норьеги, скажем в штате Арканзас или на покушение на генерала К. Стайнера спустя полгода после операции «Джаст коз». Как вы думаете, чтобы сделал Буш? Клинтон?». Задело за живое Новикова. Стало быть, сударь взялся за перо неслучайно. У Ивана Михайловича глаза устали целый день на газеты глядючи. Уж и не знал он то ли читать, то ли отшвырнуть в сторону всю эту невыразимую чушь. Москаленко поскреб под носом. Вот как бы получив знак свыше президент Чечни Аслан Масхадов назначил вдову первого чеченского президента Алевтину Дудаеву своим генеральным представителем по особым поручениям. Как уловил известие корреспондент ИТАР-ТАСС, пресс-служба горцев на Алевтину Дудаеву возложила груз немалой ответственности — выполнять наиболее важные задания в области установления и развития отношений с различными странами мира и международными организациями. Другим указом Аслан Масхадов постановил перевести семью первого президента Чечни на государственное обеспечение. — Эх, дурная голова, два уха! И нужна была ли Чечня властелину России? — разозлился Москаленко. — Чечня, Дагестан, Ингушетия связаны между собой родственными узами. Что ж, выходит, мы воевали против трех своих республик. В милиции Дагестана одна треть сражалась на стороне Дудаева и награждена орденами… Может, такие, как Лужков, Примаков не допустят впредь кавказской правовой своры… Моя совесть будет тогда спокойна, когда земля и человек в обнимку заживут. Да-да. Скажите — высокие слова. Других не знаю. А главное, они понятны каждому. Москаленко зажег свет, долго сидел, задумавшись над листом бумаги. О чем писать? Попробуй передать свои чувства… Он думал о прошлом. Чья вина? Правда о потерях закрыта под семью замками. Официально судачили, что в Чечне погибло две тысячи шестьсот человек, ранены — пятьсот пятьдесят. И здесь ложь ельциновской пропаганды была на виду. Иван Михайлович видел и слезы солдатских матерей, по подсчетам которых потери составили не меньше двенадцати тысяч человек, шестьдесят тысяч раненых, и глаза инвалидов, требующих самого необходимого, прежде всего лекарства на лечение и угла под крышей, где можно продолжить искалеченную войной жизнь. Была первая дисгармония между окружающим покоем и тем, что на сердце. Хотелось крикнуть: постойте, солдатские мамы, не ищите тысяча четыреста детей. Их нет в живых. Переберите сначала двести тел в спецлаборато-рии Батайска, опознайте мальчишек. Уже опознаны, вывезены и похоронены пятьсот. Но это мизерная часть. Судорожно цепляясь за прошлое, солдатские матери совместно с чеченцами вели эксгумацию из 457 известных мест захоронений. В Ростове и Грозном организованы лаборатории. Возможно понадобятся десятки таких. Из земли извлекли останки многих тысяч мирных граждан и участников боев с обеих сторон. А сколько же еще скрыто неизвестных братских и одиночных могил? Разумеется, нельзя не согласиться с редакцией «Приазовского края»: «А уж судьба попавших в плен — это трагедия. Мальчишки шли в бой без письменных боевых приказов — они отдавались по телефону: войны не было, было восстановление конституционного порядка. У солдат не было ни медальонов, ни военных билетов, не вернулся из боя в часть — им должна заниматься военная прокуратура, открывая уголовное дело по факту ненахождения на службе. Поиском пропавших сыновей занимались, в основном, только матери. Генералы строили дачи — им не до преступников, покинувших части. По последним данным на конец девяносто седьмого года, родственникам переданы 526 погибших солдат. В рефрижераторах при температуре минус восемнадцать градусов хранятся 470 неопознанных трупов, часть из которых вынуждены похоронить…». Время требует не только справедливого народного суда, но и полного признания того, что слепая вера, движение с завязанными глазами, с надеждой на авось, как правило ведет в тупик. Это надо понять, надо иметь мужество признаться, сказать откровенно: ломились в открытую кавказскую дверь, за которой была безысходность… Не в силах сдержать досаду от мракобесия Кремля Иван Михайлович был на стороне Масхадова, читая его интервью в «Новых известиях» за 21 ноября 97-го года: «Президент Чечни Аслан Масхадов, завершил неофициальный визит в США, провел в Национальном клубе печати в Вашингтоне заключительную пресс-конференцию. Ниже приводится с некоторыми сокращениями стенограмма его ответов на вопросы (от вступительного слова А. Масхадов отказался): Вопрос: «Союз патриотических сил «Воины свободы» на своем чрезвычайном съезде в Грозном в конце минувшей недели выдвинул требования денонсации Договора о мире и принципах взаимоотношения между Россией и Чечней, отставки нынешнего чеченского правительства и изменение его внутренней и внешней политики. Каково ваше отношение к этому оппозиционному движению, насколько серьезны его требования и собираетесь ли вы их учитывать в дальнейшем? Ответ: Я в своей политике открыт везде — и внутри, и за пределами нашей страны. Я в своей политике учитываю все. Военно-патриотический союз, люди, которые там собрались, — это мои единомышленники, которые со мной вчера воевали в окопах. У меня огромное уважение к этим людям. У меня огромный авторитет среди этих людей. Такие незначительные маленькие проблемы бывают везде. Особой трагедия я в этом не вижу. Вопрос: Не могли бы вы более подробно рассказать о соглашении по транспортировке нефти. Они рассчитаны только до конца года? Ответ: Я бы не сказал, что эти соглашения рассчитаны до конца года. В хозяйственном договоре оставалось некоторое недопонимание насчет тарифов, и мы договорились до конца года этот тариф перевести в доллары и оплатить нам в деньгах. В переводе это обозначает тот же тариф международный — 4,43. Еще раз говорю, что от этого тарифа мы не откажемся ни в нынешнем году, ни в следующем. Вопрос: Каково ваше мнение о генерале Лебеде? Был ли он миротворцем, реальным претендентом в будущие президенты России? И второе: Он рассказывал о неких ядерных чемоданчиках. Можете ли вы подтвердить его слова? Ответ: Мы к ядерной кнопке не рвемся. У нас просто нет необходимости. У меня никакой информации об этом нет. Могу сказать другое: генерал Лебедь — человек практичный. Когда казалось, что войну тяжело будет остановить… когда весь мир от нас отвернулся и все ждали, что война закончится через неделю или месяц-другой, закончится, когда будет уничтожен чеченский народ, генерал Лебедь сделал самый решительный шаг. Увидев, что в этой войне Россия позорит себя, позорит свою армию, он решил спасти Россию и спасти русскую армию от дальнейшего позора. Понимая, что чеченский народ победить невозможно. И тогда в Хасавюрте мы подписали договор, соглашение с господином Лебедем. Фактически этим соглашением война была остановлена, и российские войска были выведены с территории Чечни. В этом соглашении было в первом пункте написано, что взаимоотношение Российской Федерации и Чеченской Республики Ичкерия будут определены в течение пяти лет, до 2001 года, в соответствии с общепринятыми нормами и принципами международного права. Вопрос: Вы говорили, что главная отличительная черта нашего народа — благородство. Поэтому вопрос, в котором нравственный элемент не менее важен, чем политический, о захвате Буденновске. Почему это произошло, можно понять. На Кавказе есть традиции кровной мести. Но как можно этим гордиться? Вы присвоили участникам налета звание «героев Чечни». Вы действительно считаете их героями или это была дань политической необходимости? Ответ: Спасибо за хороший вопрос. Я действительно считаю их героями. Перед отъездом из Чечни я их наградил правительственными наградами. Потому что в сложившейся ситуации, в этой страшной войне не то что весь мир закрыл глаза на то, что чеченцев варварски уничтожают, но, к большому сожалению, даже в России простые люди не знали, что происходит в Чечне. Когда наши бойцы захватили Буденновск, там одна женщина удивленно спросила: как же так, среди бела дня убивают людей? Нам показалось, что эта женщина, скорее всего, не знала, что в Чечне второй год шла война. Операция по захвату Буденновска открыла глаза всем, что чеченцам тоже больно. Когда все в мире начали кричать о Буденновске, мы приводили такой пример: это например то же самое, как если большой дядя душит маленького ребенка. Тот в отчаянии кусает его. И вот все поднимают крик: какое варварство, ребенок укусил большого дядю. Я еще раз говорю: мы не оправдываем эту войну, методы этой войны. И действительно, как военачальник в этой войне я больше всего хотел показать всему миру, кроме мужества и стойкости, основную, главную черту своего народа — благородство. Думаю, я сумел это сделать. Спросите любую русскую мать, которая вместе со мной прошла невзгоды этой войны, рыскала по всем подвалам, разыскивая своих безусых сыновей, не знавших, за что и ради чего они воевали. Вопрос: При подобном подходе другие народы, считающие себя порабощенными, видимо, тоже могут присваивать себе право применять подобные методы. Наверное, в этом случае курдам позволительно взрывать турок, палестинцам — израильтян, северо-ирландским республиканцам — англичан. Почему бы тогда и иракцам, которых бомбили США, не взорвать что-нибудь в Вашингтоне? В чем разница между ними и чеченцами? Ответ: Я, конечно, не считаю для себя достойным вступать здесь в перебранку. Вы говорите так, как вам хочется это представить. Мы категорически отрицаем, что кого-то надо взорвать, кого-то надо убить. Это не для моего народа. Если кому-то хочется узнать, кто кого и как взрывал, я могу долго об этом рассказывать, потому что я видел своими глазами, как российские истребители, штурмовики преследовали каждую машину, наносили ракетно-бомбовый удар. Я видел своими глазами, как безусые российские солдаты шли в первой цепи, а сзади шли российские наемники, и их сопровождали вертолеты. Если первая колонна останавливалась, они били по своим. Вот это варварство и терроризм, которые явно не подходят для чеченцев. Мы войну не начинали, мы хотели и хотим жить мирно, но мы никогда не откажемся от идеи свободы, потому что родились свободными. Вопрос: Какова ситуация с трубопроводом для транспортировки нефти через территорию Чечни, есть ли у вас планы расширения операций по перекачке нефти? Расскажите подробнее о тарифах на ее транспортировку. Могут ли они считаться своего рода «военными репарациями» со стороны Москвы? Ответ: Этим тарифом они не смогут возместить ущерб, нанесенный войной. Потому что ущерб огромный. Моя страна варварски разрушена. Десятки, сотни населенных пунктов сметены с лица земли. Промышленнопроизводственный потенциал практически полностью разрушен, в том числе нефтяной комплекс. Общий ущерб, подсчитанный и переданный российской стороне, 250 миллиардов долларов. Мы думаем, что тарифом его нельзя возместить. До конца года по этой трубе будет прокачено 200 тысяч тонн нефти. В общей сложности оплата за перекачку этой нефти — мы получаем небольшие экономические выгоды — составит 800 тысяч долларов. По всей видимости, в следующем году она будет больше. Вопрос: Когда вы намерены вернуться в Грозный? Правда ли, что отсюда вы собираетесь отправиться еще в Лондон? Ответ: Я намеренно задержался в Америке. Я вижу здесь интерес к себе, к своему народу, своей стране со стороны всех американцев… Я планировал уехать еще вчера, но сегодня у меня есть еще ряд встреч, в том числе в конгрессе. Возможно, завтра утром я уеду отсюда. У меня есть ряд предложений от других стран. Может быть, я откажусь от другой страны. Вопрос: Что вы можете рассказать о ситуации с похищением заложников, которые продолжаются в Чечне? Ответ: Насчет преступности и заложников… Да, действительно это последствия войны. Страшнейшие последствия. Это опять-таки не в традициях чеченского народа… Но преступники есть преступники. У них нет лица. Преступников мы будем наказывать. Каждый понесен заслуженную кару. Это зло будет в Чечне остановлено. Вопрос: Исходя из сегодняшних реальностей в Чечне и вокруг Чечни существует ли угроза новой войны? Или это уже позади? Ответ: Мы не считаем, что это уже позади. К большому сожалению, Россия в своей политике непредсказуема, потому что мы не знаем, кто будет завтра у власти. Политику в России делают в кабинетах, а не народ, как в Америке. Поэтому мы вынуждены быть готовы ко всему…». …Люди — существа странные, гораздо страннее, чем мы до сих пор предполагаем. Разве не удивительны заявления полевого командира, зятя Дудаева Салмана Радуева о том, что он приговорил Ельцина к высшей мере наказания — расстрелу… Правда, Борису Николаевичу было очень-то неприятно от гневного заявления молодого человека, но распри вождя и чеченцев выразила в сердцах в своем письме Чугуева Татьяна из Красноармейска в рубрике «Кто и о чем пишет в «Комсомолку»: «Пишет вам отчаянная мать. Нет сил, а мне они нужны. Дело в том, что я теряю сына. Я вырастила доброго, хорошего парня, могла его и от армии спасти, но он очень хотел служить. Говорил, что учеба — потом, белобилетником быть не хочет. Какой он был счастливый, когда началась служба в Наро-Фоминске. Но ровно через полгода оказался в Чечне. И начался ужас… Сын уже ровно как два года из армии. Но пришел из Чечни чужой человек… Говорить о войне не хочет ни с кем. Сначала все пил анальгин, аспирин, его мучили головные боли, еще что-то. Потом я заметила странные глаза, пустые и мутные. То излишне весел, то как спичка. Часто уходил из дома. Стали пропадать деньги, а иногда мы и сами их давали — лишь бы не воровал. Он очень устал и чего-то боялся. Не дай Бог ни одной матери видеть, что происходит с детьми, когда они уже колются чуть ли не у тебя на глазах… Он только твердил: «мамочка, я не виноват». А началось все с Чечни — драпиредол, коноплю курили — иначе не уснуть. Да и эти два года он тоже ночи не спал совершенно. Если и засыпает, то кричит страшно, просыпается в ужасе. Нашли мы больницу. Но справиться с болезнью так и не смог. Врач выписал лекарства, которые можно достать за границей. Где буду брать огромные деньги? Если бы для таких ребят были бы какие-то льготы… Есть у нас справка о том, что он участник военного конфликта. Но пользы от нее никакой. Правительство убило тысячи мальчиков, оставило тысячи калек со сломанной душой… Сын недавно сказал, что скорее бы оставить этот мир, всем будет легче. Если что случится с моим сыном, я не знаю, смогу ли жить и простить себя за то, что отпустила его служить. Я очень хочу спасти сына, но как это сделать, не знаю. Помогите.» Помочь надо тысячам семей, там, где не могут сами мужчины одолеть свою боль, укротить горячку переживаний бойцы глупой войнушки, пока их муки не превратятся в тоскующий прах, жаждущий животворящего света солнца, пока не наступит посланное Богом земное искупление вины… «Нет, нет, у меня голова разламывается, — не удержался Москаленко, чтобы вновь не царапнуть свою рану, которая зудела. — Судный день не близок на Кавказе. Опять боевики в Буйнакске и на административной границе Чечни с Дагестаном ночью напали на танковый батальон 136-й мотострелковой бригады. Пожаром было повреждено пять танков, 6 боевых машин пехоты, 4 грузовых автомобиля. Ранены три солдата и три офицера. Мне казалось, что все затихло, а оно далеко не так, трое из местных жителей убиты и одиннадцать ранены при попытке блокировать отход банды. Террористы увезли с собою семь дагестанских милиционеров, взятых в заложники. Двое участников нападения на батальон задержаны. Оба дагестанцы, жители селения Чабани-Махи. Оба принадлежали к исламскому фундаменталистскому течению вахабистов. Вот и сорок человек банды оказались блокированы в районе населенного пункта Алмак. В ходе завязавшегося огневого боя силовики уничтожили десять боевиков…» Итак, вечно-новые перестрелки, недоразумения, похищения людей… Кровавая волынка своими отрыжками бесконечна? Когда будет покончено с этим правовым беспорядком? Никогда? Тогда зачем весь этот горячий соус заваривал Ельцин, чтобы им обжигаться вседневно и всенощно?! От хаотичных мыслей профессор как бы пробуждался от спячки, сбрасывал охватившую тело вялость. …А однажды супружница закричала как шальная, заплакала горько, по-бабьи. — Ванюша, чеченцы нашего знакомого Илью Лысакова захватили в заложники и требуют выкуп в полтора миллиона долларов. У Ивана Михайловича тотчас руки опустились. Действительно, телекомпания НТВ показала сюжет, который демонстрировал лежащих в железной клетке и взывающих о помощи ростовчан. — Спасите меня! — обращался к миру заросший до неузнаваемости Илья Лысаков — друг сына Игоря. Почему такое невезение? Он прикидывал так и эдак. Как могло случиться, что Илья попал в плен чеченцам? Настроение Москаленко было дурное. Отогнал от себя мрачные мысли, позвонил невестке: — Наташа, ты что-нибудь знаешь об Илье? Жукова поведала тестю удручающую историю. Илья Лысаков и два его водителя Евгений Василенко и Георгий Анисенко выехали в Махачкалу, где в «Дагвино» хотели заказать специальную партию коньяка к 250-летию Ростова-на-Дону. На подъезде к Кизляру их «джипы» остановила группа вооруженных людей, называвшихся «вахабистами». Один длиннобородый чеченец пихнул Илью в бок: — Раздевайся! Сняли у путников верхнюю одежду, забрали деньги, часы, машину. Затем вахабисты продали заложников за 500 тысяч долларов чеченцам. А те в свою очередь сделали видеозапись загнанных в клетку ростовчан, и с кассетой отправили на Дон за выкупом третьего захваченного — Евгения Василенко. — Иван Михайлович, представляете, до чего эти дикари докатились? — возмущалась по телефону невестка. — Если вовремя родственники не передадут деньги, то чеченцы по почте пришлют «живые приветы в виде отрезанных пальцев и ушей…». — Дряни! — с гневом сказал Иван Михайлович. — Р-рас-крепощенные суки!.. — Ничего, может все уладится, — успокоила жена. — Не утешай. Не везет нам. Правители загнали нас в военные переделки. Да и между собой чеченцы могут устраивать разборки, как в Афганистане. Нам от этого легче не будет… — Что верно, то верно, — согласилась Лидия Игнатьевна. — И Илюшу Лысакова они просто так не отпустят на Дон… Вон погибла главный редактор газеты «Советская Калмыкия» Лариса Юдина. Разве это не заказное убийство? По сведениям прокуратуры, один из задержанных оказался бывший помощник президента Калмыкии Илюмжинова, ранее судимый и его сообщник… Словно угадав ее мысли, Москаленко сказал: — Ты мне как-то говорила, что встречалась с доцентами Госуниверситета Николаем Бусленко и Всеволодом Бо-яновичем? — Да, виделась. Они мне рассказали, что защищала у них диплом по журналистике калмычка Лариса Иванова… — Ну и что? — Вот-вот. И, судя по всему, уже ее тема диплома «О средствах массовой информации и функционировании СМИ в республике Калмыкии» была протестом на незаконные действия Илюмжинова против оппозиционного настроения журналистов. Лариса Иванова такого поведала на защите, что волосы дыбом ставали у присутствующих ученых и выпускников. — Я знаю. — Вот как? — Лидия Игнатьевна постаралась скрыть свое удивление. — М-да… Иван Михайлович порылся в своих бумагах. Он увлек из увесистой стопки один из листков: — Мне отдала свое заключение рецензент этого диплома кандидат филологических наук Марина Недогарко. Она поставила Ларисе оценку «отлично» (читаю дословно) «за попытку сопоставить отечественную и зарубежную практику законотворчества в области СМИ и сегодняшние реалии Калмыкии, что полностью опрокидывает уже подвергшиеся стереотипизированию восприятие политического и экономического развития данного региона…» — Значит, это была запланированная акция… Не смогли заткнуть язык Юдиной за разоблачение коррупции в среде республиканских верхов… Вот и зверское насилье над женщиной. Причиной смерти, согласно судмедэкспертизе, стали 14 ножевых ранений и ударов тяжелым предметом в основание черепа… Какая уж тут свобода печати!.. Бред какой-то, да и только!.. — А Илью Лысакова, как ты думаешь, спасут? — Говорят, губернатор Дона Чуб вел переговоры с Басаевым. Тот обещал помочь. «Откровенно говоря, — передавало радио. — Обстановка на Северном Кавказе требовала, с одной стороны, твердости в проведении политики Федерального центра, а с другой — гибкости, учета местных условий и сложнейших традиций. События здесь показали, что этот регион должен постоянно находится в поле пристального внимания. Вот почему в России был создан специальный правительственный орган по урегулированию положения на Северном Кавказе. Его возглавил вице-премьер Вик-rop Христенко. Секретарь Совета Безопасности РФ Андрей Кокошин сообщил, что урегулирование обстановки на Кавказе будет вестись социально-экономическими мерами в рамках политического процесса «в сочетании с решимостью применить все силы и средства, которые есть у государства…» — Непредсказуемая ситуация у нас на Северном Кавказе, — Иван Михайлович уже оправился от минутного замешательства. — Я не говорю, что все мне ясно, и что во всем прав. Но очаг нестабильности разросся до небывалого размера и в Дагестане. Там после известного столкновения охраны братьев Хачилаевых с дагестанской милицией был водружен на здание Госсовета республики зеленый исламский флаг. А в дагестанском селе Кара-Маха Буйнакского района приверженцами религиозной секты вакхабитов был убит сотрудник милиции и другой ранен. — Ваня, верно заявил председатель парламента Дагестана Муху Алиев, что «дальнейшая беспечность Москвы может привести к тому, что обещания чеченских лидеров о едином исламском государстве вполне могут стать реальностью». — А ты, Лида, нутро кавказца знаешь? Ведь жители здесь поголовно вооружены современным оружием. С Кара-Махом тесно связан полевой командир Хоттаб, лидер ваххабитов в Чечне. Ведь одна из его жен родом из этого селения. И, по слухам, жители Кара-Маха нападали на воинскую часть в Буйнакске. Дагестанские ваххабиты связаны с чеченскими соратниками… — Вань, а как ты считаешь, объединятся ли Дагестан с Ичкерией в исламское государство? — Все может быть. Надо уметь находить язык и с братьями Хачилаевыми, другими лидерами национальных движений и прекратить работорговлю в корне, в зародыше. Что за безликая, аморфная и худосочная власть! Своровали представителя президента России в Чечне Валентина Власова и Ельцин ни хрена не способен топнуть ногой: мол, верните моего подопечного. В США за похищение одного военного уже бы любую страну на колени поставили. А мы у себя дома ничего поделать не можем с этим… Да, северокавказского представителя президента России Петра Марченко пока еще не кокнули, но, увы, никто не застрахован. Кавказ в любую минуту может воспламениться… — Лихая година настигла нас, — отозвалась Лидия Игнатьевна. — Как бы ни изгонялись иные пасквилянты над Александром Лебедем, а он заслуженно получил во Франкфурте-на-Майне «Премию мира», — высоким дискантом заговорил Иван Михайлович, чувствуя, что завел нужный разговор. — Здорово у него получается! В Пятигорске красноярский губернатор создал свое новое детище — межрегиональную организацию «Миротворческая миссия на Северном Кавказе». — Вань, а надо ли сенсационную канитель разводить? Лебедь предложил создать на территории региона Северо-Кавказский край с общим законодательным органом, в который бы на равных вошли все, даже самые малочисленные народы. — Идея не нова, но она позволила бы устранить все этнические столкновения и территориальные претензии. Ведь когда-то такой центр был в Ростове-на-Дону. Да, пусть жизнь, время расставит все по своим местам. Без ярости и мести, свиста пуль и траурных лент. Разборки за власть сотрясают бедную Чечню. 22 сентября 1998 года в Грозном съезд участников «русско-чеченской войны» выразил недоверие президенту Чечни Аслану Масхадову «за несоблюдение Конституции и неспособность управлять страной». Съезд поддержал полевых командиров Шамиля Басаева, Салмана Радуева и Хункарнаши Исраипилова с требованием привлечь Масхадова к ответственности за нарушение Конституции… «Напряжение в Чечне достигло своего «высшего предела», не исключены крупномасштабные боевые столкновения», — считал генеральный директор Чеченского культурного центра доктор исторических наук Джабраил Гакаев, комментируя ситуацию в республике после убийства и Грозном главы управления по борьбе с похищением людей Шадида Баргишева. «По факту убийства можно судить, что противоборствующие стороны подошли к крайней черте и взялись за оружие. Скорее всего, убивать будут традиционно по-чеченски — из-за угла. Но боюсь, что возможны и рецидивы массовых, крупных военных столкновений», — заявил ученый. По его мнению, особую опасность представляет движение ваххабизма, захлестнувшее Чечню и Дагестан. «Ваххабизм стал инструментом политической борьбы, идеологии национал-радикализма, сепаратизма. Его сторонники получают мощную финансовую поддержку из зарубежных центров, ведущих подрывную работу против России», — подчеркнул Гакаев… …Лидия Игнатьевна ходила по комнате невеселая, и нее вокруг ей казалось мрачным. Очередное ужасное и противоестественное деяние было совершено кем-то над удивительной и смелой женщиной в Санкт-Петербурге. Убили депутата Государственной думы Галину Васильевну Старовойтову. В чем ее вина? Зачем она нужна была киллерам? Кто ими управлял? Почему человеческая жизнь в России сведена к нулю?.. — Как ты не поймешь, Лидуся, в Москве и в Питере бандитизм и политика переплелись между собой! — развел руками Иван Михайлович. — Старовойтова не раз бывала под дулом — из-за работы в Кремле. Ее дважды брали в заложники. В Гватемале как-то посадили под замок. Я не склонен связывать убийство Галины с идеологическими мотивами, как это сделал сын Платон Борщевский и помощник Старовойтовой, тяжело раненный киллерами Руслан Линьков. Политические крикуны раздули ажиотаж вокруг ее смерти и поделили опять страну на два противоположных лагеря. К сожалению, это кощунство над ее памятью. Скорее всего ближе к истине Анатолий Собчаку заявивший в Париже, что некие силы испугались победы Старовойтовой на выборах губернатора Ленинградской области… На Финском заливе строятся порты, и они дают «зеленый свет» тем, кто занимается нефтебизнесом… — Чертово отродье! — загремела Лидия Игнатьевна, — Скоты, нелюди! Не помню случая, чтобы женщина-киллер стреляла в женщину… — Да, ты попала в точку, — застонал Иван Михайлович и плюхнулся на стол. — До сих пор все известные исполнительницы заказных убийств вершили расправу над жертвами не за деньги — за идею. Террористка Мария Спиридонова в 1906 году лично «привела в исполнение» смертный приговор генералу Луженковскому, подавлявшему крестьянские бунты в Тамбовской губернии. За убийство была приговорена к вечной каторге. После революции освобождена, в 1941 году была расстреляна уже Советской властью. Еще одна террористка Вера Засулич в 1878 году неудачно стреляла в петербургского генерал-губернатора Трепова. Несмотря на очевидность ее вины, на суде была оправдана. Умерла в 1910 году. Ты чуешь, Лида, я знаю всех террористок на перечёт. Вот Естиния Рогозникова застрелила в 1907 году жандармского офицера. На суде сошла с ума. А Татьяна Леонтьева готовила сорвавшееся покушение на царя в 1904-м и участвовала в убийстве Трепова в 1905 году. Осуждена не была, поскольку страдала психическим расстройством. Уехала в Париж, где в 1907-м застрелила 70-летнего француза, приняв беднягу за российского министра внутренних дел Дурново. Кого я забыл? Ах, да! Фанни Каплан в августе 1918-го стреляла в Ленина. Покушение заняло считанные секунды, но в историю вошла навсегда. Хотя через несколько дней была казнена. — Откуда взялись женщины-киллеры в наше время? — Первое — биатлон. Спорт стал элитным, гигантское количество рядовых мастеров спорта прозябает без средств. Второе — Чечня. Война позади, и стрелявший по нашим солдатам прибалтийские и украинские снайперши — наемницы остались не удел. В охранных агентствах готовят женщин-телохранителей, женские «батальоны» маршируют в службах безопасности Ельцина и Клинтона… По показаниям Руслана Линькова — единственного свидетеля убийства Старовойтовой — составили фоторобот киллеров, но их уберут свои же подельники… — Мы на гране бандитско-фашистского террора!.. — разгневалась Лидия Игнатьевна. — Некому его остановить! — Не ерепенься, не ерепенься! Я верю в главного милиционера России Сергея Степашина, — успокоил жену старик. — Он вызволил же из плена полномочного представителя российского президента в Чечне Валентина Власова. — Ты сам не ерепенься, старче! Может, думаешь, не все я соображаю в политике? А откуда тогда взялись разговоры, что чеченцы не имели никакого отношения к похищению посланца Москвы и содержался он не на их территории? — Вранье, мать, вранье, — убежденно парировал ее доводы Иван Михайлович. — Содержался Власов на территории Чечни — сначала в Ачхой-Мартане, а потом в Гудермесском районе. В печать просочились две версии. Одна из них обнародована Сергеем Степашиным: «некие лица заплатили крупную сумму, чтобы Власов не достался российскому МВД». Такая конфиденциальная информация поступила в редакцию «Московских новостей». Послушай, мать, что написала журналист Санобар Шерматова: «Некие высокопоставленные лица из северокавказских республик попытались освободить полномочного представителя российского президента, чтобы поднять свой престиж и получить политические барыши. Державшие Власова люди сразу взвинтили цены: называли даже сумму в семь миллионов долларов. Однако сторговались на трех миллионах. Освобождение Власова произошло после того, как бывшего министра МВД Ингушетии Дауда Коригова, дело которого было передано в Верховный суд республики, оправдали. Впрочем, существует и другая версия. Дауд Коригов был посредником на переговорах с чеченцами, державшими у себя Валентина Власова. Ведь ранее именно он освобождал Елену Масюк и российских журналистов. По некоторым сведениям, именно этот факт потом использовали против самого министра: после ареста в Москве Коригова обвинили в пособничестве похитителям российских журналистов…». Словом, мать, загадочное похищение и освобождение Власова, как всегда, покрыто туманом, и шелестом зелененьких, и гнусной политикой… — Погоди, — вид у жены был не только серьезный, но и строгий. — А как понимать средневековое убийство инженеров британской фирмы «Грейнджер телеком» Питера Кеннеди, Даррела Хики, Рудольфа Петчи и новозеландца Стэнли Шоу? Варвары людям отрубили головы… — Видишь ли, вице-президент Чечни Ваха Арсанов расшумелся о том, что британцы были шпионами. Якобы имеется у него даже видеопленка, где признались западные телефонисты перед смертью в содеянном, — пояснил жене Иван Михайлович. — У меня все это вызвало брезгливый ужас. Нужна железная рука Масхадова, чтобы подавить преступные группы, прекратить похищения людей и блуды работорговцев… В противном случае Чечня так и будет восприниматься в мировом сообществе как пещерная республика с варварскими порядками. Лидия Игнатьевна перебила мужа; — Ванюша, ты зудишь бесконечно, иногда слишком поддаешься эмоциям и потому часто теряешь контроль над собой. Не забудь, в какое время мы живем. Каждый шаг, каждое слово — на виду и на слуху у лжецов… Помои грязи и вранья сливают на нас политики… — Но разве мы должны быть рабами? — А я у тебя не рабыня Изаура?.. Стираю, готовлю жрачку, убираю. Я о другом щебечу, Ваня. Запомни: малейшая неосторожность — и сковырнешься на тот свет. Не принимай ельциновский бардак близко к сердцу!.. — Ты пойми, Лида, тут не отсидишься спокойно на завалинке. Смотри, какой вал давления опрокинут на Масхадова. В Верховный шариатский суд накатали заявление вице-премьер Турпал Атгериев, шеф президентской администрации Апти Баталов и глава Национальной гвардии Магомед Хамбиев с требованием привлечь к ответственности Шамиля Басаева «за дискредитацию президента Масхадова». И не только за это. Хамидов публично обвинил Шамиля и в получении двух миллионов долларов от Бориса Березовского… — Когда же они наконец догрызут друг друга? — встряла Лидия Игнатьевна. — Никогда. Власть — паскудное дело. Басаев не может простить Масхадову сближение Чечни с Россией… А вообще это одна шайка… Чечня — вечный костер… Угли будут тлеть долго… — Ты прав, Ваняша, разборки никогда не прекратятся, — кивала головой жена. — Вот тебе, пожалуйста, я пример приведу. В книге дагестанца Расула Гаджиева «Час испытания» отмечено: «Духовный лидер мусульман России Р. Гайнутдин высказал уверенность, что многие мусульмане Чеченской Республики и даже в самые тяжелые дни республики не поддерживали религиозный экстремизм в Чечне, оставаясь единственной силой в оппозиции как к ваххабитам, так и официальному Грозному, поддерживающему их, особенно в последнее время. В связи с этим следует подчеркнуть усилия муфтия Чечни Ахмат-Хаджи Кадырова, нынешнего главы администрации Чеченской Республики, по созданию так называемого «тарикатского полка» по противодействию ваххабистскому движению и религиозному экстремизму в республике. За подобные действия Ахмат-Хаджи Кадыров был снят Асланом Масхадовым с должности муфтия Чечни, а в последующем за поддержку усилий федеральных сил по уничтожению баз боевиков на территории Чеченской Республики приговорен к смерти… Озадаченный Иван Михайлович глухо произнес: — Вот это те самые противоборствующие силы… Оба молча смотрели друг на друга. Наконец Лидия Игнатьевна проговорила: — Расул Гаджиев в своей книге об этом и пишет: «В России продолжали обсуждать указ Президента Чечни А. Масхадова об отстранении Ахмата-Хаджи Кадырова от должности главного муфтия этой республики. В частности, глава Совета муфтиев России шейх Равиль Гайнут-дин заявил, что указ А. Масхадова является незаконным. В интервью с журналистами он подчеркнул, что звание муфтия Чечни — не должность, а духовный сан, присвоить который может только съезд мусульманских общин республики, и только этотфорум может лишить человека духовной власти. По мнению Р. Гайнутдина, причиной подписания указа явился отказ А. Кадырова объявить по просьбе полевых командиров «джихад» против России». Глава Совета муфтиев России также считал, что Президент Чечни освободил Кадырова от исполнения обязанностей под настоятельную диктовку Яндарбиева, Басаева и Хаттаба, так как Масхадов является заложником их бандформирований. «Мне известно, до какой степени было велико противостояние между Яндарбиевым и Кадыровым за выступление последнего против распространения ваххабизма в Чечне и за борьбу с экстремизмом», — сказал Р. Гайнутдин. Он высказал убежденность в том, что А. Кадыров правильно оценил ситуацию в Чечне, жители которой не хотят войны, и чтобы не участвовать в ней вынуждены были покинуть республику…» … Иван Михайлович устало посматривал на жену и лихорадочно перебирал свежие газеты, которые держал в руках. В обалдевающей российской политической и уголовной тусовке чувствовал себя, словно в глухом лесу заблудился. Заблудился и свалился с обрыва в… волчью яму. И теперь он из нее выбрался, карабкался навстречу снова затеплившемуся, пусть крошечному, пусть слабенькому лучику надежды. Вечером, когда лиловые сумерки прикрыли своей прозрачной накидкой ростовские дворы и парки, когда зажглись первые огоньки, у Москаленко возникло какое-то особое настроение, светлое и печальное. Восхитительные донские вечера всегда трогали, бередили душу старика.
Последние комментарии
18 часов 55 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 19 часов назад
4 дней 2 часов назад
4 дней 6 часов назад