Антошка и журавли [Сергей Терентьевич Семенов] (fb2) читать постранично

Сергей Семенов Антошка и журавли

С. Т. СЕМЁНОВ

Рисунки И. Година

К ЧИТАТЕЛЯМ

Автор этой книги, Сергей Терентьевич Семёнов, родился 28 марта 1868 года в деревне Андреевское, Волоколамского уезда, Московской губернии. Он рос в бедной крестьянской семье, в которой своего хлеба хватало только до января, а всю зиму, весну и лето до нового урожая семья жила впроголодь.

Образования мальчик не получил никакого, так как школы в деревнях того времени были редкостью. Но всё же Сергей выучился читать и писать дома, самоучкой.

С 11 лет Семёнов скитался по России в поисках заработка. Он побывал в разных городах и сменил множество профессий. Всё свободное время юноша посвящал чтению. Особенно полюбились ему произведения Л. Н. Толстого.

Когда Семёнов написал свой первый рассказ, он отнёс его «на суд» любимому писателю. Рассказ Толстому понравился, и он посоветовал Семёнову покинуть город и начать серьёзно заниматься литературным трудом.

Семёнов поселился в родной деревне. Он вёл своё крестьянское хозяйство, а в свободное время писал рассказы, повести, пьесы. Он помогал крестьянам всем, чем мог, всегда защищал их интересы и выступал против кулаков. Кулаки ненавидели его; они поджигали его хозяйственные постройки, подавали на него в суд. С. Т. Семёнов сидел в тюрьме и подвергался ссылке.

После Великой Октябрьской социалистической революции Семёнов словно помолодел. Он всеми силами помогал Советской власти строить новую жизнь в деревне. Он боролся в открытую с кулаками.

В 1922 году кулаки осуществили свою давнюю угрозу и зверски убили С. Т. Семёнова.

С. Т. Семёнов — замечательный писатель. Его произведения о старой деревне написаны правдиво и искренне, языком «безыскусственным и поразительно сильным»; его талант получил высокую оценку Л. Н. Толстого и обратил на себя внимание В. Г. Короленко, А. П. Чехова, А. М. Горького.

АНТОШКА И ЖУРАВЛИ

I

Только что начиналась осень. На полях поспевали яровые и кончался озимый сев. После обеда Антошкины отец с матерью поехали допахивать последние борозды, а Антошке велели немного спустя принести им в поле квасу.

Когда время подошло, бабушка нацедила Антошке квасу в кувшин и послала его в поле.

Солнце хотя и склонялось к западу, но было ясно и тепло. Антошка, в одной ситцевой рубашке, простоволосый и босиком, пошёл через огород и вышел за овины. Ему велели приходить на самую заднюю полосу, к лесу.

До леса от дворов было больше версты. Антошка шёл по межникам^[1], по мягким концам уже засеянных и заборонованных полос, на которых, как иголочки, торчали первые всходы молодой ржи. Везде виднелись люди и шла самая горячая работа. К овинам свозили снопы, веяли ворох вымолоченных зёрен; на лугу стелили лён; в яровом те, кто управились с севом, косили жито и овёс; работали старый и малый. Но Антошка, чувствуя, как его руку оттягивает тяжёлый кувшин, досадовал на то, что его отец с матерью захотели пить. «Вот тащи им теперь этот кувшинище! Велика охота!»

Он теперь сидел бы где-нибудь с товарищами в горохе или бегал бы по лесу, искал грибы и ел бруснику.

Антошке вообще за это лето стало меньше свободы; ему только пошёл восьмой год, а его приучали уж к работам. В покос он носил завтрак, растрясал и ворошил сено; когда молотили, таскал снопы, вертел и резал пояски для снопов. Часто его посылали и в луга за лошадью.

А дальше что? Да всё то же, без конца: будут на косьбу брать, в жнитво дадут серп, в молотьбу поставят с цепом…

Что же это за разнесчастная жизнь!

И Антошке стало жалко себя.

II

В это время над ним что-то зашумело: не то кто охал, не то похрюкивал.

Антошка поднял голову и увидал, как длинной вереницей с загнутым концом над ним неслась стая журавлей. Они вытянули головы и ноги и, мерно размахивая крыльями, летели так низко, что можно было хорошо разглядеть их.

Всю горечь жизни Антошка сразу забыл и с замирающим сердцем стал следить за журавлями.

«Вот, если бы у ребят были крылья, сейчас бы поднялся и полетел прочь отсюда!..» — подумал Антошка и глубоко вздохнул.

Он невольно стал шагать тише, зажмурил глаза и представил, как бы он полетел. Он поднялся бы высоко-высоко: выше ёлок, что темнели за полем в лесу, выше всякой избы, даже выше церкви. Он бы летал, а внизу работали бы люди, бегали бы ребятишки и девчонки, и кто-нибудь, глядя на него, разинул бы рот. Захотел бы он в город, полетел бы в город, а то — в Москву.

«В ней, — говорят, — такие диковинки! Всё бы разглядел, разузнал!..»

Антошка уже подходил к пересохшей речке, за которой начинались их полосы.

Перед спуском в овраг Антошка не утерпел, чтобы ещё не