Авраам, Гарри и Джон [Тони Кин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Тони КИН Авраам, Гарри и Джон

Тони КИН готовится к получению ученой степени доктора философии в Манчестерском университете (Англия). Ему 24 года. В свободное время он пишет комические сценарии, короткие рассказы и статьи для журналов любителей рок-музыки (являясь иногда и их редактором). У него такое большое самолюбие, что на него вполне может приземлиться целый авиалайнер.

Это было ясным утром в начале апреля. Я сидел в салуне в одном из захудалых городишек Канзаса и играл в покер с тремя парнями. Я был одет, за исключением одной детали, точно как Клинт Иствуд в фильме «Хороший, Плохой и Ужасный», но так как эта картина должна была появиться не раньше, чем через сотню лет, никто не понял моей шутки. К этой детали я вернусь немного позже.

На столе лежало несколько сотен долларов, а у меня на руках была отвратительная карта, всего одна двойка и куча сплошного барахла. Однако я все утро был в выигрыше, и двое игроков не хотели больше рисковать своими деньгами. Третий парень, сидящий напротив меня, выглядел чертовски самоуверенно. Он вступил в игру всего несколько сдач назад, и дела его шли отлично. Я подозревал, что он жульничает, но пока что не поймал его с поличным.

— О'кей, — сказал я, — давай посмотрим, что у тебя.

— У меня полный набор, парень, — заявил он, выкладывая три туза и две десятки. — Чем ты на это ответишь?

— У меня всего лишь двойка.

Он потянулся за выигрышем, но я наклонился вперед и взял его за руку.

— Погоди, — сказал я, переворачивая свои карты, — я еще не закончил. У меня двойка на тузах.

Он в полной растерянности уставился на две черные карты, лежащие на столе.

— Насколько я вижу, — произнес я с подчеркнутой медлительностью, — тут получается пять.

— А? У-у… — он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями. — Просто не могу понять, откуда здесь взялись эти карты.

— Зато я могу.

Парень вдруг понял, что на этот раз ему не выкрутиться болтовней. Судя по его дальнейшим словам, он решил, что нападение будет лучшим способом выйти из положения. Это была его ошибка.

— Ты обвиняешь меня в шулерстве, парень?

— Похоже, что так.

— Этого я никому не позволю, — заявил он и потянулся к оружию.

Так вот, та деталь, о которой я упоминал раньше. Вместо модели 1860 года у меня был «Смит-Вессон-375 Магнум», сделанный в семьдесят восьмом году — в 1978 году, если вы еще не догадались. Такая пушка может сделать кашу из любого живота.

— Черт побери, — сказал кто-то. В таких ситуациях всегда кто-то произносит эти слова.

После выстрела парень отлетел к дальней стене. Я подошел к нему и нашел полдюжины карт, спрятанных в его куртке. Засунув своего туза пик обратно в рукав, я подошел к столу, чтобы забрать выигрыш.

— Желательно рубить дерево по себе, — произнес я. Но и эту шутку никто не понял.

Бармен и приятель убитого подошли и подняли тело. Я заметил, как один из парней быстро выскользнул за дверь. Я дернулся было за ним, но тут меня потянул за рукав маленький человек, одетый как владелец похоронного бюро.

— Слушай, дружок, я бы на твоем месте постарался поскорее убраться из этого города. У Хэнка, знаешь ли, было много влиятельных друзей. Поверь мне, им все это не очень нравится.

— Благодарю, — ответил я. Должно быть, та туша, которую только что унесли, и была Хэнком. — Думаю, что последую вашему совету. В любом случае мне надо быть в Вашингтоне к 14 числу.

Я распахнул дверь. Улица была пустынна.

«Тихо, — сказал я себе, — слишком тихо». Мне всегда хотелось произнести эти слова, но вокруг не было слушателей. Не считая, конечно, того парня, который в меня выстрелил.

Первая пуля не попала в меня по чистой случайности. Я повернул голову весьма вовремя, и пуля выбила щепу из дверного косяка. Я бросился на землю и отполз за привязанных к ограде лошадей, стараясь при этом, чтобы возбужденные животные не затоптали меня. Вторая пуля ударила в дерево. Это был тот молодчик, который выскользнул в дверь. Он со своей винтовкой прятался за низким заборчиком, стоящим невдалеке, и пытался вышибить мне мозги. Я решил, что это один из дружков Хэнка. Отрезанный от своей лошади, я не мог достать М-16; тем не менее я решил, что смогу и без нее неплохо справиться.

Я выстрелил несколько раз в его сторону, чтобы он спрятал голову. Он нырнул за забор, решив, что там он будет в полной безопасности, раз у меня всего лишь пистолет. И он был прав, имей я пистолет того времени. Сомневаюсь, что кольт 1860 года имел достаточную дальнобойность и мощь, чтобы сделать дыру в заборе. Конечно, он никогда не наблюдал эффекта, производимого «Магнумом».

Я тщательно прицелился и послал две пули в то место забора, где он, по моим подсчетам, должен был сидеть. Вторая пуля достала его. Он вывалился из своего укрытия лицом вниз, подняв небольшое облачко пыли.

— Твоя штука утихомирит кого угодно, сынок.

Это был человек из похоронного бюро. Я поднялся с земли и перезарядил оружие.

— Еще бы. Самый мощный пистолет в мире.

В тот момент он и был таким. Шутки до них никак не доходили, но это не останавливало меня. Я просто перестал считать этих людей за аудиторию.

— Где ты его достал?

— В Индокитае, — пояснил я, надевая отражающие очки, — мне подарил его один зеленый берет.

— О, да вы путешественник, мистер…?

— Гарри. Зовите меня просто Гарри. — Я оседлал лошадь.

— А меня зовут Таддеус Хейс. Заезжайте ко мне, если снова будете где-нибудь поблизости.

— Я запомню, мистер Хейс. — Я вставил в плейер кассету Эннио Морриконе и направил лошадь в сторону заходящего солнца. Я не собирался ехать в этом направлении, но получавшийся эффект был чертовски хорош.

* * *
Я двигался сквозь бесконечность, наблюдая, как сама история проходит передо мной: каждый день, каждое событие, каждая дьявольски малая подробность. Некоторые мелочи были просто пугающими. Везде, во всех временах я соприкасался с вечностью всего мирозданья, и в то же время, каждый раз — лишь с какой-то отдельной его частью. Отсутствовала какая-то жизненно важная часть, центр, то, что составляло меня и что было где-то вне обычного существования, и я никак не мог определить местоположение этого центра. Я ощущал себя колонией муравьев, состоящей из мириад отдельных частиц, каждая из которых играет свою роль, но ни одна не знает общей цели своего труда. Где же находится муравьиная матка, где?

Я проснулся.

Это произошло спустя неделю в Вашингтоне. Я находился в южной части города, в комнате ночлежки, снятой мною по приезде двумя днями ранее. Я был весь в поту.

Я вылез из кровати и, не одеваясь, прошлепал к окну. В комнате все выглядело совершенно нормальным, но иногда не стоит быть чересчур уверенным. Я раздвинул занавески и выглянул наружу. Улица была на месте. Что ж, значит, это был всего лишь дурной сон. Постараюсь выбросить его из головы. У меня часто бывают такие сны. Не знаю, значат ли они что-нибудь. Надеюсь, что нет.

Я направился к зеркалу, чтобы побриться. Может быть, все это из-за сна, я вправду не уверен, но мне показалось, что в зеркале отразилось лицо незнакомца. Лицо было узкое и худое, над ним виднелся ежик густых, коротко постриженных черных волос. Не сказать, что вид уж очень отталкивающий, подумалось мне, но если долго смотреть в темные, почти черные глаза, возникало чувство, будто заглядываешь в преисподнюю.

«Господи, подумал я, — должно быть, я слишком долго находился с Тимом Лири. Пора приводить свои мозги в порядок».

Я закончил бритье, умылся и оделся в более подходящую для города одежду. Теперь я выглядел молодым прообразом Джона Уэйна из «Стрелка» Дона Сигеля. По правде сказать, мои штаны и куртка больше соответствовали 1870-м, а не 1860-м годам, но я всегда был новатором в области моды.

На улице все были радостны и счастливы. Ли сдался Гранту, и капитуляция последних сил мятежников перед Шерманом ожидалась со дня на день. Проходя по улице, я думал об иронии последующих поколений, которым эти имена будут больше известны как названия танков.

В половине девятого я был у театра Форда на Десятой улице. На афише было написано: «Бенефис! Последнее выступление мисс Лауры Кин» и, ниже: «Знаменитая эксцентрическая комедия Тома Тейлора «Наш американский кузен». Что ж, я попал туда, куда хотел. Я вошел вовнутрь.

Ко мне подошел швейцар.

— У вас есть билет, сэр? — вопрошающе взглянул он на меня.

— Полиция, — объявил я, продемонстрировав ему значок, позаимствованный у Уаэта Ирпа.

На него это произвело должное впечатление.

— Что вам угодно?

— Кое-кто, если я не остановлю его, намеревается убить президента Линкольна.

— Вы шутите?

— Отнюдь.

Он пропустил меня внутрь.

Я встал за портьерой у колонны в проходе бельэтажа. Еще заранее я тщательно изучил ход событий и знал, когда этот парень начнет действовать. В этом и заключается преимущество предотвращения преступлений в прошлом. Я ждал.

Двадцать минут спустя я увидел темноволосого парня, который прошел мимо меня в сторону частных лож. Я узнал его по фотографиям, данным в розыск. Джон Уилкс Бутс.

Я двинулся вслед за ним. Я знал, что в ложе находится президент Соединенных Штатов. Увидев, как Бутс вошел, я бросился к наружной двери. О, черт! Я не успел вломиться туда раньше, чем этот прыткий мерзавец начал свое дело. Пришлось нажать плечом. Со второго удара дверь поддалась. Я услышал, как Бутс воскликнул: «Sic semper tyrannus!»{«Такова участь тиранов!» (лат.)} — обязательно расскажу об этом Биллу Шекспиру, когда увижу его в следующий раз, — и с пистолетом в руке прорвался через внутреннюю дверь.

Проникнув в ложу таким образом, я, конечно, сбил прицел, и первая пуля лишь попала Бутсу в бок. Однако это сбило его выстрел, и он попал Линкольну в плечо. Заряд, который получал Бутс, был нешуточный, парень вполне мог скончаться и от этой раны, но я пустил вторую пулю ему в затылок.

Капли мозга забрызгали Линкольна, его жену и приглашенных особ. Бутс крутанулся на месте и выстрелил в никуда. Он уставился на меня пустыми глазами. Я понял, что он уже почти мертв и не способен причинить вреда кому-либо, и все же выстрелил ему в грудь — так, на всякий случай. Он выпал из ложи вниз и исчез из виду. Внизу он с треском ударился о сцену.

Я выглянул из ложи. Оказалось, что я был неправ, решив, что Бутс никому больше не причинит вреда. Скатившись в оркестровую яму, он упал на какого-то несчастного музыканта.

Авраам Линкольн взглянул на меня. Он был весь в крови, правда, думаю, это была в основном чужая кровь. В его глазах я увидел то благородство духа, о котором читал раньше. Я был рад, что спас ему жизнь.

— Похоже, что мы вновь у вас в долгу, молодой человек.

— Об этом после, господин президент, — проговорил я, отчаянно пытаясь вспомнить, когда же еще я мог ему помочь. Насколько я помнил, мы никогда раньше не встречались, однако теперь я не могу целиком полагаться на свою память. Все же, скорее всего, раньше я ему не помогал. — А сейчас я хочу вывести вас отсюда.

Я не стал показывать ему значок, так как Линкольн вполне мог заметить, что он не настоящий.

Я вывел из ложи президента, его супругу и их гостей — майора Рэтбоуна и мисс Харрис. В театре творился ад кромешный. Возможно, я нервничал из-за утреннего сна, но у меня было ноющее предчувствие, что должно произойти что-то ужасное. А тут еще, как назло, куда-то запропастился охранник Линкольна.

— Рад видеть, что охрана президента, как всегда, бездействует, — проворчал я себе под нос.

— О чем это вы? — спросил Линкольн.

— Не обращайте внимания, это я по поводу Ронни, — ответил я.

Все произошло в фойе. Я был сзади, поэтому увидел лишь, что парень, одетый приблизительно как я, швырнул что-то и бросился бежать. В следующий момент раздался грохот, и меня ослепила вспышка света. Линкольн и его жена приняли основную силу взрыва на себя. Когда я добрался до них, их тела были обожжены до неузнаваемости. Я понял, что какой-то негодяй воспользовался фосфорной гранатой. Мне на ум пришла цитата. В чертовски неподходящее для этого время.

«Можно было бы спасти Линкольна от пули Бутса, только для того, чтобы в фойе его встретил бомбой другой сочувствующий конфедератам». Эти слова скажет в 1962 году Артур Кларк в своей книге «Прообразы будущего».

— Твою мать! — это сказал я в 1865 году в Вашинггоне.

Я повернулся к Рэтбоуну.

— Никому, кроме вице-президента Джонсона, не говорите о том, что произошло. Никто не должен знать о том, что президент мертв! Вы поняли?

Он безвольно кивнул. Не знаю, дошел ли до него смысл моих слов, но мне некогда было торчать на месте. Я распахнул дверь и выскочил на улицу. Увидев убийцу, бегущего к углу улицы, я прицелился и выстрелил ему в спину. На этом его бег закончился.

Я подошел к нему и перевернул его на спину. У него было узкое худое лицо и короткие черные волосы. Смерть закрыла ему глаза, но я знал, что они должны быть темного, почти черного цвета.

— Еще один, черт бы его побрал.

* * *
На следующее утро я встретился в Белом Доме с вице-президентом Джонсоном и генералом Улиссом С. Грантом. Джонсон — почему всегда именно Джонсонам достаются такие неприятные дела? — был плотный мужчина с волевым выражением лица, за которым скрывалась слабая натура. У него были седые волосы, поредевшие на макушке, и он постоянно теребил свое обручальное кольцо.

Грант казался погрубее, в его внешности проглядывало что-то солдатское. Он был скорее низкого роста, с бородой, к которой он не всегда относился с должным вниманием. Однако, несмотря на несколько неряшливый вид, а возможно — даже благодаря ему, уже по одному тому, как он стоит, чувствовалось, что этому человеку можно доверять полностью. Я немедленно направился к нему.

— Ну? — спросил Джонсон.

— Знает ли кто-нибудь о смерти президента? — задал я ответный вопрос.

— Нет еще.

Значит, Рэтбоун еще на что-то годится. Это хорошо.

— Ну, что ж, я предлагаю вам объявить, что миссис Линкольн трагически погибла, а президент остался жив. В этом случае вы сможете продолжать проводить в жизнь его идеи и его политику.

— А почему вы считаете, что я этого хочу?

— Уверяю Вас, господин вице-президент, что история отнесется к вам более благосклонно, если вы поступите именно так.

— Правда? А вы откуда знаете? — Он был настроен скептически, но я видел, что смог его заинтересовать. Каждый политик хочет оставить о себе добрую славу.

— Это беспредметный разговор, — заметил Грант, сделав большой глоток из своей фляжки. — Мы не можем объявить, что президент жив, не показав его, и мы не можем показать его, потому что он мертв.

— Почему же, это вы как раз можете. Я подготовил путь к отступлению, на тот случай, если покушение не удастся предотвратить.

— Вы хотите сказать, что заранее знали… — начал Джонсон.

— Тс-с. У меня не было времени предупредить вас, а кроме того, вы бы никогда не поверили.

Я начал открывать ящик, который принес с собой.

— Я получил это от парня по имени Уолтер Элиас Дисней. Очень толковый парень.

Я откинул крышку. Внутри была точная копия президента.

— Боже правый!

— Это называется аудиоаниматорная кукла, а вот это, — объяснял я, запуская руку в ящик, — магнитофон фирмы «Филлипс». Вам нужно лишь записать на него те президентские речи, которые вы хотите, а затем кукла будет произносить их. Все, что вам потребуется — это поморочить людям головы еще три года, и все будет отлично. Вот инструкция, — я бросил буклет на стол перед Джонсоном.

— Я должен составить список тех, кому нужно об этом рассказать, — заявил Джонсон, нежно поглядывая на робота, как ребенок на новую игрушку. Он купился.

— У нас ничего не получится, — заявил Грант.

— В ваших руках будущее Соединенных Штатов. Это зависит уже от вас, не забывайте об этом.

Он взглянул на меня, и мне показалось, что до него дошел смысл моих слов. Я собрал свои вещи и собрался уходить.

— А куда это вы собрались? — подозрительно спросил Грант.

— У меня есть еще одно дело в Далласе. Будем надеяться, что с ним я лучше справлюсь.

— Но подождите, Вы же не можете просто…

Я закрыл за собой дверь.

Им не пришлось долго разбираться с тем, как работает эта штука. Проходя через сад, я видел, как кукла-Линкольн размахивает руками, как будто выступая с какой-то речью. Ветер донес до меня несколько слов. Это было одно из моих любимых высказываний Авраама, которое я записал на пленку, подслушав его несколько лет назад во время одного из приемов.

«Можно обманывать всех людей некоторое время и некоторых людей все время, но нельзя обманывать всех людей все время».

Похоже на то, что он знал, а?