Ход Вивисектора [Константин Миг] (fb2) читать онлайн

Константин Миг Ход Вивисектора

1 глава – Наставление

Двадцать человек – десять девушек и десять юношей, одетых в праздничные одежды, туники и плащи, выстроились в линию посреди площади небесного города Дэма. Вокруг, на почтительном расстоянии, рассредоточились граждане столицы, с любопытством наблюдая за шеренгой молодых фаратри. Помимо них, у каждого входа площади стояло по два охранника, вооружённых лазерными секирами: их грозный вид придавал событию особую торжественность.

Два часа назад амфитеатр наполнился шелестом крыльев, негромким топотом и голосами фаратри. Эти существа знали, вскоре им предстоит стать свидетелями одного из самых важных событий их народа – выпуска молодых в самостоятельную жизнь.

Гул нарастал, голос каждого становился громче, а двадцать избранных стояли и ждали, не смея пошевелиться, улыбнуться или отвести глаз от золотой трибуны, расположенной на ступенчатом возвышении.

Ответственный момент настал внезапно. Шум стих, и взоры, устремившиеся к трём ступеням и скользнувшие по блестящему покрытию трибуны, вдруг оказались прикованы к лицу правителя – Фреома Ависа, только что явившегося в сопровождении двух стариков – верховных министров. Немолодой фаратри стоял на предназначенном месте и оглядывал собравшихся тяжёлым взглядом, будто вырывающимся из-под надбровных дуг.

Лицо правителя было старо, щетина на его подбородке и скулах была готова превратиться в бороду, руки его, казалось, ослабли, но ни у кого в пределах подвластной ему территории не хватило бы духу предложить избрать нового правителя. Нет. Пусть Фреом и выглядел, как древний старец, но его силы даже на шестьдесят втором году жизни были велики.

Подойдя вплотную к трибуне и положив на неё руки, фаратри некоторое время разглядывал шеренгу в белом, после чего выпрямил стан и заговорил. Его речь с частыми паузами потекла неуверенно или лучше сказать, нескладно, но чем больше Фреом ораторствовал, тем лучше у него получалось.

– В нашем мире существует множество праздников, но самым важным из них, несомненно, является сегодняшний день. День, когда мы отпускаем молодых фаратри в свободную жизнь. Близится час испытания, которое покажет, достойны ли эти двадцать, в дальнейшем жить в лоне своего рода. Вглядитесь в их лица, вы видите самых талантливых и сильных выпускников столичной Академии, получивших право стоять на этой площади, в то время как их ровесники без лишнего внимания отбывают вниз. Чтож, так тому и быть.

Фреом откашлялся.

– Каждый помнит тот ответственный момент, когда его, отделяя от семьи и друзей, отправляли вниз, не землю Плеорима, чтобы испытать разум и тело. Поверхность планеты – место противоречивое и опасное, способное искушать, внушать сомнения. После этих слов все, верно, будут ждать от меня наставлений с расчётом, что я дам молодым путеводную нить, которая не позволит им поддаться соблазнам. Чтож, вынужден вас разочаровать: каждый идёт своей дорогой независимо от слов постороннего человека. Повлиять на это нельзя, лишь сказав речь, но, тем не менее, я обращусь с молитвой к тому, кому мы молимся в часы бедствий и кого благодарим в мгновения счастья – Истязающему. Тому, кто дал нам силу жить. Я молю, пусть эти двадцать – юноши и девушки – будут верны внутреннему свету. Пусть их тщеславие падёт, тьма отступит, и эти фаратри неизменно следуют туда, где находится светлое будущее нашего народа – Фреом взял паузу, сделал вдох и продолжил:

– Каждое их действие на земле покажет, чего они достойны на небесах. Всё, что они сделают там, непременно отразится на их будущей жизни. Без благ цивилизации, без продуктов прогресса они станут подобны диким животным, и в этом сближении с первобытным зверем и заключается испытание, в финале которого испытуемые получат кару или награду соразмерно своим поступкам.

Сказав так, старик пристально взглянул на шеренгу в белых одеяниях и через пару секунд вновь заговорил:

– Уподобляясь животным, вы не должны потерять самих себя. Удовлетворяя физические потребности, вы обязаны помнить о своей высшей сути – разуме и душе. Не забывайте это и не отдавайтесь зверю сполна. Я говорю так, потому что на земле Плеорима, помимо прочего, вам будет позволено охотиться. Умоляю, не соблазняйтесь возможностью отнимать жизни, пусть и у неразумных зверей. Убивайте лишь для того, чтобы выжить, избегая бессмысленного кровопролития.

На данном этапе жизни, обладая определённым опытом, я прекрасно понимаю волнения ваших родных. Кроме того, сейчас среди этих двадцати находятся мои племянники. Я тоже боюсь, но страх мой происходит не от терзания, выживут они или нет. Он заключается в мысли о том, что, отдавшись зверю и вернувшись сюда, они изменятся до неузнаваемости. Мне страшно от предположения, что когда я встречусь с ними через год, я увижу не тех, кого знал до этого дня, а совершенно других фаратри – потерянных и жалких, не знающих, куда им идти.

Во время этого признания никто на площади не посмел издать малейшего звука. Каждый из присутствующих ощутил схожие чувства с чувствами правителя. Это был единый душевный порыв, стирающий разницу между обывателем и властьимущим.

Фреом, тем временем, продолжал:

– Я прошлое этого мира, фаратри, стоящие вокруг – настоящее, а эти двадцать – будущее. Вскоре мне придётся уступить место, но я не жалею. Всё в мире происходит в нужный момент, и если так должно быть, то я покорюсь. На этом всё. Надеюсь, вы не потеряетесь, и Всезнающий позаботится о вас.

Короткая речь закончилась, голос правителя стих, и вокруг, словно для того, чтобы восстановить баланс, раздались новые звуки: восклицания, смех, поздравления. Двадцать человек в белых одеждах враз развернулись и, превратившись из шеренги в ряд, двинулись к выходу из амфитеатра. Им тотчас освободили дорогу, но никто не хотел оставить молодых фаратри одних. Каждый из собравшихся невольно следовал за ними, натыкался на плечи и крылья рядом стоящих, извинялся и продолжал с нескрываемым восторгом смотреть на удаляющуюся процессию. Все до сих пор находились под действием слов правителя, уже ушедшего с трибуны.

Когда юноши и девушки подошли к огромной белокаменной арке, на колоннах которой были вырезаны змеи и птицы, какая-то девочка, державшая в руках замшевый мешочек, открыла его, достала розовые лепестки и бросила их над первым фаратри, подошедшим к ней. Юноша, увидев, как на его белый плащ упали цветы, слегка улыбнулся и продолжал идти.

Вскоре вся процессия вышла ко входу на территорию подвесных мостов, каменная сеть которых, словно паутина, опутывала пространство под гигантским куполом, настолько огромным, что увидеть его края не представлялось возможным. Это был центральный район города, сверкающий роскошью мрамора и золота. Внизу, у основания купола, рядом с белыми лентами дорог, расположились жилые улицы и каменные дома с широкими окнами и балконами. Рядом с ними стояли здания побольше, украшенные цветной росписью и орнаментами на стенах – библиотеки или «Дома мудрости». Вместе с этим, поверхности зданий были разбавлены обширными зелёными пятнами аллей и парков.

Черноволосый юноша, имя которого было Нокт, первым ступил на гладкую поверхность моста, ни на кого не оглядываясь, ничего не говоря. За ним последовали остальные девятнадцать фаратри, которые уже позволяли себе перебрасываться фразами, почувствовав, что всеобщее внимание вовсе не мешает разговору. Таким образом, переговариваясь и улыбаясь, молодые люди, чьи белые одежды развевались над пропастью зелени и мрамора, шли вперёд и изредка поглядывали вниз. Их, жителей небес, не удивляла ни высота воздушных мостов, ни вид, открывшийся сверху, но всё это могло изрядно удивить жителя земли – человека. И неспроста. Если случайный наблюдатель решил бы взглянуть на жилые улицы с подвесных мостов, то одно дерево показалось бы ему не больше зубочистки – таково было расстояние от зелёных пятен до «воздушных путей» как их называли некоторые фаратри.

Тем временем, вдалеке показалась пристань, представляющая собой обширные каменные плиты, с белыми пилонами, у краёв которых стояли металлические корабли. Вся эта совокупность, титановых нитей, мачт, энергетических парусов и сверкающих бортов всегда находилась в воздухе, буквально паря над землёй. Именно на одном из парусников, стоявших сейчас на пристани, фаратри и должны были быть доставлены вниз. О том, что они могли сами спуститься к земле, речи не велось, так как делать это на собственных крыльях было небезопасно.

– Нам идти ещё пять тысяч шагов – вдруг тихо промолвил кто-то из процессии, – Лучше бы полетели!

– Терпи, Энен – сказал Нокт, продолжая идти впереди. Посмотрев вниз, он улыбнулся. Сейчас под ним находилось здание библиотеки, и юноша с интересом принялся рассматривать рисунки, изображённые на её стенах, пусть и видел их множество раз. Это была сцена сотворения мира Истязающим – богом с длинными зазубренными когтями, в железной маске с зелёными глазами и чем-то вроде крыльев за спиной. Бог был изображён восседающим на золотом троне с красными линиями на подлокотниках и спине. В руках он держал раскалённый сгусток магмы, вонзив в него когти. Через чёрные носовые отверстия в маске Истязающий выдыхал белесый туман, расползшийся по библиотечным стенам тонкими завихрениями. В некоторых местах он, соприкасаясь с лавой и огнём, остужал их, образовывая клочки суши и водоёмы, очерченные синей краской. Именно так сцену сотворения мира представляло столичное духовенство, всего каких-то пару веков назад имевшее большое влияние на политическую жизнь мира крылатых существ.

Вскоре предполагаемые пять тысяч шагов были пройдены, и фаратри оказались перед скромным корабликом с серыми парусами. Его корма, сверху покрытая титановыми листами, представляла собой весьма красноречивое свидетельство мастерства пилота: неглубокие борозды и царапины пересекали её вдоль и поперёк. Рядом с парусником стоял, по всей видимости, капитан – рослый мужчина с суровым лицом и изрядно выдававшимся небритым подбородком. Фаратри держал в руках книгу, которую недавно просматривал. Увидев подошедших, он криво улыбнулся и пригласил их подняться на борт.

– Вы полетите в трюме, это вам известно. Ваши вещи уже там. Вы можете переодеться и приготовиться – сказал он, когда все очутились на палубе. После этого он указал рукой на небольшую деревянную дверь, за которой находилась лестница, ведущая в трюм. Фаратри переглянулись, послышался быстрый шёпот. Чуть позже осторожно спустившись по ступеням во внутреннюю часть корабля и хлопками включив свет, крылатые существа огляделись и, найдя сумки с вещами, расселись на металлических нарах, вмонтированных в стены. Теперь, оставшись одни, без тысяч любопытных глаз, они могли спокойно говорить, хотя им и докучал шум, до сих пор раздававшийся снаружи.

Первым слово взял коренастый юноша. Его мясистый нос вздрогнул пред тем, как его владелец сказал первое слово:

– Ну и глупостей наговорил твой старик, Нокт! Большей чепухи я за всю жизнь не слышал!

– Да уж – согласился черноволосый парень, – Я тоже не ожидал, что дядя начнёт нести такой бред. С одной стороны, это всё подействовало на толпу воодушевляющее, но с другой… Мне всё время приходилось притворяться взволнованным и серьёзным. На самом деле, я стоял, едва не зевая.

– Да ладно, зато толпа довольна! – вдруг вставила высокая девушка с короткой мальчишеской стрижкой – Асити, – Ведь Фреом говорил, обращаясь больше к ним, чем к нам. Мы являлись лишь предлогом для его высокопарной речи. Но с Абромом (коренастый) я соглашусь, в его словах было уж очень много глупостей. Он приплёл даже Истязающего! Можно подумать, нам сейчас нужна вера в иллюзии прошлого. Если уж и молиться кому-нибудь, так самому Фреому, чтобы отменил это глупое испытание. Он упомянул страх родителей за детей и свой собственный страх, что ж, если боишься, то выбрось этот дурацкий обычай и позволь нам жить спокойно!

– Да! – вдруг одобрительно раздалось с разных концов трюма. Нокт, уже переодевшись в повседневную одежду, невнимательно слушал и слегка ухмылялся, когда формулировки Асити становились слишком резкими.

– Ты предлагаешь невозможное – заметил он, когда говорившая приступила к переодеванию, – Этому обычаю уже много лет, он действительно приносит пользу…

– Пользу? – вскричала Асити, отбрасывая в сторону мантию, – Пользу? Какая же польза в том, что многие возвращаются покалеченными с этого испытания? Как по мне, уж лучше бы всего этого не было. Неужели в правительстве думают, что после Академии нам нечем больше заняться, кроме как лететь вниз и выживать там, добывая пропитание в поте лица? Да лучше бы я оторвалась сполна. Жаль лишь, что фаратри не пьянеют, как люди. Эти животные имеют в этом преимущество!

– Ты говоришь, как падший – снова усмехнулся Нокт.

– Лучше быть такой, как я, чем таким, как твой брат – Дион. Вот действительно, кто достоин жалости! Я до сих пор не понимаю, как его допустили до финального испытания. Лучше бы его сослали в поселение людей. Это было бы гуманнее – злобно ответила девушка, заканчивая переодеваться.

– Следи за словами – вдруг грозно взглянув на Асити, проговорил Нокт, – Если так хочешь развлечений, можешь подойти к капитану и отказаться от испытания. Не обижайся потом на понижение в социальной иерархии, но о брате моём не смей говорить! Не такой как ты осуждать его!

– А какая я? – осклабилась девушка. Грубость Нокта задела её.

– По-моему лучше представить нельзя – во все глаза смотря на переодевающуюся Асити, тихо заметил Абром.

– Да уж! – быстро сменив гневный тон на шутливый, согласился Нокт, – В этой одежде и с новыми волосами (она только что распылила на них краску) ты выглядишь прелестно, правда, не удивляйся, если распугаешь жителей низин.

– А что не так? По-моему, я выгляжу гениально! – заканчивая переодевание, рассмеялась девушка.

– Всё так – улыбнулся Нокт, мгновенно позабыв недавнюю злобу. Дальнейшая беседа протекала без его участия.

Задумавшись, он некоторое время сидел, бесцельно вглядываясь в разрисованное покрытие пола. Глаза юноши медленно переходили с линии на линию, с трещины на другую, и мысли его текли вокруг чего-то эфемерного. Сейчас, как и весь предыдущий месяц, Нокта занимал странный иллюзорный образ, возникающий временами в виде тумана и улавливаемый лишь боковым зрением. Юноша раздумывал, было ли это предвестником безумия или нет.

– А кстати, почему я не слышала возмущений от Диона. Я понимаю, что он овца, любит людей, но я не ожидала, что он так жалок и труслив, что не может даже ответить мне! – вдруг воскликнула Асити, и трюм наполнился её звонким смехом. Вслед за ними раздались и другие смешки, но Нокт молчал. Лишь через полминуты он отмер и проговорил:

– Его нет здесь. Скорее всего, он у дяди. Я слышал, как вчера Фреом приказывал после праздника ему явиться во дворец. Для чего – не знаю.

– Везёт. Вот, друзья, как жалуют человеколюбцев! Берите пример, мальчики и девочки, берите пример! – язвительно усмехнувшись, вскричала Асити.

Брат Нокта – Дион был юношей среднего роста, с тонкими русыми волосами, глазами цвета скалы и чётко очерченными скулами. Последняя черта происходила из его худобы, которая помимо лица затрагивала и всё тело.

Сейчас Дион находился в кабинете своего дяди. Он сидел в коричневом кожаном кресле перед рабочим столом Фреома, положив кисть левой руки на колено. Правителя небесного города не было на месте, и его племянник терпеливо ждал. Подперев голову другой рукой, юноша смотрел в окно, из которого открывался вид на бесконечные небесные глади. Облака, нагромождаясь одно на другое и образуя чудовищные конструкции, медленно проплывали мимо города, представлявшего собой конструкцию ещё более громадную и гораздо более привлекательную.

Пожалуй, будет трудно передать в нескольких предложениях всю прелесть Дэма, ведь над его видом работал не один человек, а тысячи архитекторов. Кроме того, при строительстве столицы использовались технологии, принцип действия которых будет весьма непросто объяснить, но если брать за основу описания лишь поверхностное впечатление, то можно сказать следующее: Дэм был великолепен. Этот город, парящий среди облаков, представлял собой гигантское концентрическое кольцо, снизу которого располагались технические кварталы, поддерживающие город в воздухе, а сверху – всё остальное. Под последними словами мы подразумеваем: жилые дома, подвесные мосты, дворец правительства, библиотеки, памятники архитектуры, смотровые площадки, парки, зоны, отведенные для полётов, и ещё множество всего. Верхний уровень был защищён от внешних воздействий необъятным куполом из особого материала кристаллического строения, который снаружи был почти незаметен.

Дион находился в кабинете правителя уже пятнадцать минут, но совершенно не замечал движения времени, о чём-то задумавшись. Сейчас он невольно напоминал своего брата, но, разумеется, не знал об этом. В этот миг для него существовала лишь одна реальность, сплетённая из мыслей, как для сорванного фрукта существует лишь корзина, сделанная из ивовых прутьев, куда его положили.

В таком состоянии он мог пробыть очень долго, без движения, еды и питья. Так, пожалуй, и было бы, но минутой позже дверь в кабинет отворилась. Вошёл Фреом.

– Дядя – почти удивлённо протянул Дион, встав с места.

– Не вставай, садись – махнув рукой, тотчас отозвался старик. Юноша сел, а правитель Дэма прошёл за стол.

– Не стесняйся. Могу заверить тебя, вскоре всё это станет твоим или твоего брата. Я думаю, вы не откажетесь от чести править фаратри? Знаю, ты нет, а вот Нокт…

– Он почтёт это за честь. Пожалуй, даже больше чем я… – до конца не освободившись от задумчивости, преследовавшей его с утра, неосторожно сказал Дион.

– Что? – усмехаясь рассеянности племянника, протянул Фреом, – Ты не хочешь занять моё место. Это не слишком дальновидно, мальчик.

– Дело не в том, хочу я или нет. Я не лидер – парень виновато улыбнулся, – Люди меня не выберут. Кроме того, мне страшно от мысли о том, что я могу не справиться – признался он, по собственной глупости всё дальше ввязываясь в неприятный разговор. Тема была выбрана поспешно, но Дион продолжал следовать ей.

– Сомнения – это плохо – хмуро заметил старик, видимо, тоже решив продлить случайный мотив беседы, – Мне, как и тебе, известно чувство страха перед ответственностью, которую ты не готов взять на себя. Но поверь, ты достоин больше любого другого, встать во главе нас! А люди… Чтож, у меня есть механизмы воздействия, причём такие, что выборы становятся лишь пустой формальностью.

Дион криво улыбнулся и взглянул на дядю более осмысленно. В глубине молодой души шевельнулось чувство, похожее на раздражённость. Юноша вздохнул и, немного подумав, спросил:

– Не думал, что ты способен лгать.

– Ради тебя, да…

– Ты для этого позвал меня? – вдруг вздрогнув, промолвил юноша.

– Нет, не для этого, хотя и нынешняя тема довольно важна.

– Она преждевременна – холодно заметил Дион. Фреом улыбнулся.

– О, бедный мальчик, как ты боишься. Тебя выдаёт не только лицо или движения рук, но даже интонация. Твоя душа наполнена страхом, и, пожалуй, это…

– Повод забыть обо всём сказанном – перебил юноша, чувствуя, как его голос начинает дрожать.

– Нет, это прекрасно. Страх выдаёт в тебе желание показать себя с лучшей стороны. О, теперь я уверен, что отдав тебе место, я не прогадаю. Ты был прав, когда сказал, что твой брат более жаждет власти, чем ты, но в этом стремлении управлять, пока я не вижу ничего достойного. Сила извращает, а правит лучше тот, кто не желает этого делать, но кто не смеет отказаться – сказал Фреом, не переставая улыбаться нежною отцовскою улыбкой. Юноша, сидящий в кресле, внутренне содрогнулся.

– Довольно – сделав усилие над собой, чтобы придать голосу спокойствие, наконец, промолвил Дион, – Ты хотел поговорить со мной о чём-то ещё…

– Да, хотел – подтвердил старик, – Помнишь мою недавнюю речь? Я уверен, многие посмеются над ней, но только не ты. Тебе она понравилась, не так ли?

– Быть может…

– Нет, так и есть! – подняв указательный палец, заметил Фреом, – Я видел, что ты слушал внимательно, и это не было жестом вежливости. Это было искренне.

– Ты говорил правильные вещи. Несколько завуалированные, но весьма верные. Так что с того? Ты хотел обсудить своё выступление?

– Нет, разумеется! За кого ты меня принимаешь! – шутливо возмутился правитель, – Из моего выступления я лишь хочу подчеркнуть слова о потере себя. Ты должен помнить о них особенно хорошо.

– Ты говоришь так, что у меня создаётся впечатление о твоём страхе. Он велик – не отрывая глаз от подвижного лица Фреома, проговорил Дион.

– Да, ты прав – кивнул старик, – И на мою тревогу есть причины. Сказать, какие? Может, тебе будет от этого неприятно, но я должен сказать всё, что думаю перед предстоящими испытаниями. Давай вспомним случай, имевший место быть пару лет назад…

– Не надо – попросил юноша. Фреом удивлённо повёл бровями.

– Я так и знал. Ты не хочешь выслушать меня? Тебе больно?

– Да, и стыдно – признался Дион.

– Терпи – вдруг строго приказал правитель, и его племянник замолчал. После короткой паузы, старик продолжил:

– Твоя любовь к человеку тогда встала многим поперёк горла. Ты проявил слабость, свойственную неразумным детям, приведя сюда ту малышку. Тобой руководило слепое чувство, и именно эта твоя склонность к тонким материям волнует меня. Она может погубить.

– То есть – чуть склонив голову, промолвил Дион, – Ты считаешь, что с моей стороны было ребячеством привести сюда больного ребёнка? В место, где его могли вылечить? Да, его мать была человеком, но что плохого в том, что мне захотелось помочь нуждающимся, пусть, по вашему мнению, и низкородным?

– Ничего – ухмыльнулся Фреом, – Ничего, если забыть о некоторых моментах. Во-первых ты подставил пилота челнока, его наказали после того случая. А, во-вторых, ребёнку ты решил помочь не из великого чувства милосердия, а лишь из-за собственной выгоды. Будешь спорить? Не стоит, ведь мне всё известно, мальчик. Ты был влюблён в мать той девочки и, спасая её чадо, надеялся выстроить тропу к сердцу женщины.

– Ложь! – вдруг вспыхнул Дион, невольно сжав кулаки.

– Разве? Значит, я ошибся – снова ухмыльнулся Фреом. Его улыбка ещё больше взбесила юношу.

– Я любил её и её ребёнка – с трудом подавив гнев, ответствовал Дион.

– Нет, ты был очарован её красотой. Тобой овладела не любовь, а влюблённость. Это разные чувства, похожие друг на друга. Ты поступал тогда лицемерно, ведь за внешними благими побуждениями скрывался собственный интерес. Интерес к очаровательной девушке – вдруг легко стукнув костяшкой указательного пальца о стол, промолвил старик. Он снова ухмыльнулся, глядя на племянника, зардевшегося и уронившего взгляд к ногам правителя. В мыслях юноши клубились тучи злости, изредка рассеиваемые внутренним осознанием своей неправоты.

– Я хотел помочь, всё остальное мелочи.

– Едва ли так. Всё дело в том, что ты выдаёшь желаемое за действительное. Тебе хочется думать, что твои действия были направлены во благо кому-то. Возможно, так и есть, но лишь в качестве побочного эффекта, так как цель изначально у тебя была иная – непреклонно отчеканил Фреом.

– Что с того?

– Я начал говорить об этом, чтобы разоблачить твою слабость. Ты слишком чувствителен. Сейчас, во время первой молодости, твоя душа открыта всему миру, всем ощущениям, всем побуждениям. Чем ярче образ или мысль, тем сильнее она на них откликается, но внешность обычно бывает лжива. Снаружи – позолота, внутри – гниль.

– В той, кому я помогал, гнили не было – упрямо возразил юноша.

– С этим спорить не буду, но суть дела не в этом. Тьма в то время была не столько в ней, сколько в тебе. Во-первых, ты невольно соблазнил её своим богатством и положением, во-вторых, ты подарил ей ложную надежду и разбудил в ней алчность. Если бы всё было иначе, она не посмела бы просить тебя поселить её здесь – спокойно промолвил старик и встал с места. Он подошёл к окну, расправил пёстрые крылья, будто желая взлететь, но остался стоять на месте. Лицо его утонуло в жгучих солнечных лучах.

– Но ты сам сказал, что всё это я сделал невольно, не обдумав предварительно.

– Разве это важно? Плачевный результат остаётся плачевным даже после обнаружения причины. Лучше подумай о том, для чего я всё это тебе сказал – донёсся приглушённый голос Фреома.

– Я думаю, ты желал предостеречь меня. Правда, всё это бесполезно. Ты сам говорил, что слова даже всеми уважаемого человека не могут повлиять на ход истории. К тому же, я считаю, наши ошибки делают нас умнее – начал было Дион, но дядя резко перебил его:

– Да, но только в том случае, если ты не повторишь два раза одну и ту же ошибку. Если же так произойдёт, то ты набьёшь шишку ещё бОльшую, но так ничего и не поймёшь, потому что только дурак не способен учиться на собственных промахах.

– Что дальше? – глядя на старика с чувством, объединяющим в себе уважение и неприязнь, тихо спросил юноша. Ему порядком надоел нравоучительный тон дяди, его слова и усмешки. Особенно его раздражало то, что правитель был прав в своих высказываниях.

– Ты подобен глине – будто не расслышав последнего вопроса, промолвил Фреом, – А твои знакомые, друзья и враги – твёрдым камням. Твою форму изменить легко, их – почти невозможно. Пока что, над тобой работал ответственный и способный мастер, здесь, на небе. Но когда ты спустишься на землю, всё изменится. Прошу, будь осторожен, ведь мне так не хочется увидеть вместо прекрасного кувшина, который в будущем, после обжига, можно будет наполнить чистой родниковой водой, кривую буллу.

– Странное сравнение…

– Прошу, пообещай мне, быть осторожным и внять всему, что я только что изложил – внезапно развернувшись и приблизившись к юноше, проговорил старик. Его глаза наполнились какой-то мыслью, ужасной и почти реальной, будто она уже отразилась на действительности. Правитель крепко стиснул руку Диона, так что молодой фаратри поморщился и снова прошептал:

– Пообещай…

– Обещаю! – прохрипел парень и тотчас встал. Он со страхом посмотрел на Фреома, пытаясь разгадать, о чём старик только что думал и из-за чего так испугался.

– Хорошо – уже спокойно промолвил правитель, – Теперь иди.

Юноша выбежал вон.

До самого корабля он нёсся сломя голову, нервничал, кусал губы и проклинал закон о запрете полётов в пределах города. Больше всего сейчас он боялся увидеть пустой причал, а внизу – уже маленький, словно точка, уходящий корабль. Но его страхи не сбылись – парусник стоял на месте, толпы зевак уже разошлись.

Влетев на палубу, кивнув капитану, которого Дион уже видел до этого, парень спустился в трюм и только сейчас понял, что спешка была излишней. Тотчас на него устремились девятнадцать пар глаз, в которых отражались эмоции, варьирующиеся от злобы и негодования до безразличия и лёгкой неприязни. Лишь его брат поглядел на него без всяких эмоций. Взгляд Нокта был рассеян, будто юноша смотрел в пустоту.

– Ну, наконец-то! – первая возвестила Асити, подчеркнув общее чувство собравшихся, – Я думала, ты решил остаться в городе! Конечно, кому же захочется спускаться на землю, когда есть дворец. Правда?

– Правда – совершенно наивно, не ощутив злой насмешки, ответил Дион. Тут можно было ожидать смеха, грубых шуток, оскорблений и прочего животного хохота, но внезапно все застыли в удивлении. Даже Асити, ожидавшая хоть какого-то отпора, словно парализованная, замолкла, не смея пошевелиться.

– Что вы его слушаете?! Он вышел от Фреома, где его, наверняка, мучили нравоучениями, он бежал до корабля и, видимо, совершенно вымотался. Не придавайте его глупостям слишком большого значения – вдруг, как ни в чём не бывало, рассмеялся Нокт, с неподдельной веселостью разглядывая молодых фаратри. Те долго сидели, словно окаменев, но позже, пришли в себя и, действительно, позабыли о неосторожном ответе Диона. Смех Нокта развеял их внутренний гнев.

Почувствовав, что тучи прошли стороной, русоволосый юноша сел рядом с братом; его сумка стояла здесь же.

Когда корабль поднялся в воздух и начал отчаливать от пристани, разговор в трюме завязался снова. На этот раз это была пустая болтовня, разжигаемая преимущественно Асити и ещё несколькими фаратри, которыми она негласно руководила. В это время, когда множество голосов превратили внутренность корабля в грохочущую утробу, Нокт, обращаясь к Диону, промолвил:

– Я помог тебе, но дальше этого делать я не смогу. Если будешь глупить, тебя не спасёт даже Фреом. Ты фаратри, а значит, и веди себя подобающе. Ты понял?

В ответ Дион повернулся к брату и едва заметно улыбнулся, будто говоря, что его наставления бессмысленны. Русоволосый юноша давно понял, что его жизнь не соответствует нормам жизни крылатого народа, что он, рождённый на небе, как и все, тем не менее, отличается от собратьев, хотя и не желает этого. Одиночество, ореол которого уже как два года окружил парня, приносило ему боль, но боль эта была болью развивающейся души, становящейся сильнее от трудностей внешнего мира. Никто в окружении Диона не видел этого роста, а сам юноша принимал его за недуг, а оттого боялся. Всё это способствовало его замкнутости.

Оглядев брата, Нокт едва заметно махнул рукой и отвернулся. К нему вернулась задумчивость, и туманный образ снова начал всплывать на задворках сознания.

Корабль отчалил от пристани и теперь медленно спускался, мелькая среди облачных крепостей. Ещё пара часов и он окажется на земле и выпустит из своей утробы двадцать молодых птах, чей жизненный путь только что начался всерьёз. Каждый из фаратри, сидящих в трюме, ощущал это весьма остро. Наверное, оттого и разговор их был весел и непринуждён, ведь пред лицом страшных трудностей разумным существам свойственно искать убежища в пустых и лёгких мыслях.

Асити Крадл продолжала смеяться, и её смеху, словно гласу пророка, вторили остальные…

Эта девушка, обладающая выдающейся внешностью и острым языком, была негласным лидером фаратри, сразу после Нокта. Её прельщала власть, пусть и невидимая, она питала непомерное самолюбие и заставляла девушку пытаться всеми способами сохранять её. Был ли это смех, или серьёзные речи, задорный нрав или философская задумчивость – для Асити подходили любые методы. Один раз решив, что она достойна власти и высшего положения, Крадл медленно, но верно начала продвигаться вверх. Это было заметно на занятиях в Академии, тренировках, беседах, словом, везде, где могло быть целесообразно. В лёгких намёках, повиновении перед вышестоящими, приятных подобострастных улыбках и прочем явно сквозил единый честолюбивый мотив. Но так Асити обращалась лишь с теми, кто был ей полезен, к иным она относилась иначе.

Неизвестно почему, с раннего детства Крадл решила, что олицетворяет идеал, пусть не абсолютное совершенство, но что-то очень близкое к нему. Сыграл ли в этом роль тот факт, что Асити была единственным ребёнком в семье, или сказался природный нарциссизм, но суть в том, что девушка считала себя существом особенным и даже привилегированным (назовём это так). Потому, тех, кто не мог ей помочь или же просто отличался от неё, Асити искренно ненавидела и презирала. Все, кто в её затуманенном разуме назывался «ненорма», по представлению девушки являлись низшими существами, достойными лишь надменной жалости.

Разумеется, открыто по этому поводу Асити не высказывалась, ведь это могло помешать продвижению по пути к заветной цели. Но взамен скрытности, все её действия строго коррелировали с принятыми установками, что как нельзя лучше разоблачало внутренний мир Крадл.

(обратно)

2 глава – Плеорим

День был в самом разгаре. Солнце висело в зените, вдавливая в землю самую малую тень, а облака, двигаясь в танце понятном лишь им, погружали целые острова земли в приятный полумрак. Деревья шумели на ветру, и опушка хвойного леса, разбавленного лиственными растениями, будто толпа людей навеселе, раскачивались из стороны в сторону. Их крепкие стволы источали приятный аромат сырости и душистой смолы. Птицы копошились в ветвях, непрестанно раздавался их щебет – отражение природной гармонии, и у самой земли, в цветах и жёлтых травах, жужжали мелкие насекомые. На первый взгляд, более крупных животных здесь не было, но стоило лишь войти в лоно леса и погулять под его сводами, чтобы понять всю бессмысленность поверхностного анализа.

В траве и песчаных тропинках грелись ящерицы, где было более влажно, обитали наземные лягушки, в глубине леса паслись олени, а на деревьях помимо птиц жили белки и бурундуки. Каждая деталь этих мест – леса и соседней, рядом лежащей, равнины Кастарнид, из земли которой в некоторых местах торчали каменные пики – говорила о нетронутости цивилизацией. Рядом с ним не было ни одного людского поселения, песчаные тропы по краям заросли высокой травой, и весь естественный хаос, именуемый природным балансом, правил здесь почти безраздельно. Единственное, что напоминало о присутствии фаратри – гигантская тень от небесной столицы, то и дело наплывающая на землю, и несколько заброшенных шахт, входы в которые чёрными дырами зияли среди редких каменных глыб.

Корабль приземлился посредине душистого луга, примяв днищем желтые и зелёные травы. Рой насекомых – комаров, мушек, бабочек и пестрянок – немедленно взвился в воздух и окружил металлическую машину.

После посадки прошла минута. Затем ещё одна и ещё.

Всё оставалось неизменным, будто корабль оказался на земле просто так, без причины. Чуть слышный ветерок продолжал покачивать ветви деревьев, птицы по-прежнему пели, а солнце жгло землю, нагревая воздух и заставляя тенелюбивых животных забираться в тёмные закоулки подземных пещер. Так продолжалось около пяти минут, но вот на палубе судна раздались шаги и непродолжительная возня. Затем начали звучать голоса: одни из них были наполнены восторгом, другие – подозрительностью и недовольством. Наконец, с борта корабля выдвинулся неширокий трап, и молодые фаратри, облачённые в самые разные одежды, начали спускаться на землю. Для каждого из них (кроме Диона) это было впервые, и реакция их была бурной. Кто-то улыбался и разговаривал, кто-то задумчиво брёл, рассматривая новый мир, кто-то недовольно ворчал, чувствуя, как сумки тянут его к земле.

Первым по неписаному правилу шёл Нокт, за ним следовали остальные. Дион двигался в хвосте, силясь описать самому себе испытываемые в данный миг чувства.

«Ну, чтож, – думал он, – С одной стороны, всё здесь по-прежнему прекрасно. Ничуть не хуже, чем в парках, впрочем, в людских поселениях не так хорошо. А с другой – есть в этой ситуации что-то тревожное, неестественное. Что нам делать здесь? Мы толпа, конечно, мы выживем, но…» – на этом «но» мысль юноши оборвалась и осталась незавершённой. Всю дорогу, пока Нокт выбирал место для ночлега, Дион пытался понять, что же скрывается там, за гранью оборванного размышления. В итоге, когда группа, превратившись из колонны в разронянную толпу, подчиняющуюся лишь порывам молодости, проходила рядом с каменными глыбами, Дион догадался о причине своих сомнений.

«Страх, – сказал он себе, – Неясный, но весьма ощутимый страх». На этом его терзания кончились – все остановились.

– Вот – сказал Нокт, указывая ладонью на песчаную поляну, скрытую в тени гигантского, обтёсанного ветром, валуна, – Здесь мы построим наш первый лагерь. Все согласны?

– Да – отозвался фаратри, имя которого было Энен, – Неплохо. На могилу похоже.

– Кто бы сомневался – рассмеялась Асити, – Чтобы Энену что-то понравилось, нужно чтобы небо утонуло в огне, и твердь земная провалилась в бездну!

– Глупости говоришь – желчно отозвался осмеянный юноша, – Только дуракам всё нравится! Разумные люди думают, прежде чем делать.

– Я подумал – усмехнулся Нокт, ища глазами в толпе брата, – Здесь мы будем защищены от ветра, дождя и от надоедливых насекомых.

– Разве что змеи заползут в наши жилища. Их привлекает тёплый песок и солнце – на этот раз вставила какая-то девица, длинные волосы которой были заплетены в тонкие косички.

– Вот! Флери дело говорит – усмехнулся Энен, чувствуя, как серые перья на его крыльях треплет легкий ветерок.

Это было приятное чувство, и юноша вскоре перестал возражать, препоручив споры о жилище более активной Асити. Девушка тоже спорила недолго, все её доводы разбивались об аргументы Нокта. Было решено – делать привал у гигантского валуна.

– Итак, сейчас главное как можно скорее соорудить временное жилище. Идите в лес и наберите веток, камней и мха. Из всего этого мы будем строить наш небольшой город – встав в центре песчаной площадки так, чтобы его видели, начал распоряжаться Нокт. Теперь фаратри слушали его внимательно, никому не приходило в голову спорить. Даже Асити и Энен, до этого составляющие противоборство Нокту, молчали.

– Все всё поняли? – закончив инструкцию, спросил юноша. Ответом послужили кивки и одобрительный гул. Вскоре фаратри удалились по направлению к опушке леса и, оказавшись среди деревьев, трав и кустарников, разбрелись в разные стороны.

Первое время они, действительно, имели право работать сообща, чтобы привыкнуть к новому месту. Однако позже, по прошествии двух месяцев жизни на земле, небесные существа должны были расстаться, построить дома в отдалении друг друга и действовать самостоятельно. Таковы были правила испытания, и хотя за ними никто не следил, каждый из фаратри строго следовал им.

Когда все разошлись, Нокт, оставшийся один у валуна, принялся за планировку жилых мест. Рядом с камнем, огромным настолько, что одну из его сторон можно было сделать внутренней стеной для некоторых шалашей, Нокт начал расчерчивать на песке жилые зоны, попутно их подписывая. Каждому из фаратри он отвёл равную площадь, не забыв и о себе и внутреннем дворике. Закончив, юноша хотел было тоже пойти в лес за строительными материалами, но вдруг передумал и сел на песок. Вновь перед ним пронёсся невнятный образ, и парень вздрогнул. Мотнув головой, чтобы прогнать видение, он напряжённо вздохнул.

Его мысли по-прежнему крутились вокруг устройства новой жизни, и это помогло ему сохранить самообладание.

Нокт принадлежал к числу людей практичных, то есть обладающих качествами, полезными в жизни. Вместе с этим у него было то, что называлось чутьём или, лучше сказать, проницательностью, ставящей его выше остальных практиков, полагающихся на сухие факты. Несмотря на это, он, как и многие из его породы людей, боялся необъяснимого, не верил в мистику и всюду искал рациональное зерно. Это помогало ему порой доходить в размышлениях, к которым он был склонен, до весьма интересных заключений. Правда, их он предпочитал держать при себе.

Почти все в небесном городе – политики и жители – были уверены, что он станет новым правителем, а Нокт не возражал. Не удивительно, что именно его народ прочил на место дяди. Ещё бы, юноша был старшим племянником Фреома – молодой и сильный, с ясной головой и деловой хваткой. Кроме того, в этой душе с остальными вполне положительными чертами уживалась строптивость, которая, если не возведена в абсолют, способна привлекать. Не отрицая всеобщего мнения, но внешне выражая пренебрежительность к власти, Нокт пытался выглядеть независимым. Однако, каждое его слово и действие настолько изобличало полную готовность сесть на трон, что в итоге все начали относиться к поведению юноши, как к «ломанию молодой недотроги». Такой исход взбесил Нокта, его тщеславие было задето, но ничего менять он не стал. Гордость взяла верх, и парень продолжал играть избранную роль, пусть и фальшиво.

Живя и вращаясь в высших кругах, в цепи размышлений черноволосый фаратри вскоре коснулся мыслью и своего брата, который пусть ничего не говорил прилюдно о своём отношении к власти, но периодически доказывал поступками, что трон для него подобен чумной гробнице.

Горожане говорили о нём со страхом, люди на земле боготворили. Они не забыли его первое пришествие и вспоминали о нём, едва сдерживая восторг. Когда же речь касалась любви Диона к смертной женщине, даже самые крепкие сердца порой обливались слезами. Все знали эту историю, и если на небесах она вселяла ужас, то на земле производила эффект лекарства.

Стоит отметить, что «людской вопрос» стоял во время повествования весьма остро. Мир между небом и землёй держался около века, однако у Дэма не было уверенности в том, что люди не начнут сопротивляться. В этом случае Дион с его человеколюбием мог послужить гарантом спокойствия и процветания двух соседствующих рас. Нокт понимал это, и оттого иногда смотрел на наивное поведение брата, как на самую продуманную хитрость. В душе черноволосого фаратри порой просыпалась злоба.

Гнев и честолюбие, приправленные практичностью и чутьём – страшное сочетание, особенно если им обладает человек с нечестивыми мыслями. Временами, идя у них на поводу, Нокт был близок к подлости, но всегда успевал остановиться, в очередной раз, напоминая себе, что младший брат ещё совсем дитя и драться с ним за трон, всё равно, что рушить детские грёзы о волшебных краях.

И хотя могло показаться, что в Дионе Нокт видел соперника и наивного глупца, это было не так. Черноволосый фаратри относился к брату с теплом родного человека. Когда этого требовала ситуация, он помогал ему, а в остальное время безмолвно находился рядом, будто пытаясь прочесть его мысли. Последнее было ни к чему, ведь идеи братьев в чём-то соприкасались. Нокт тоже не видел ничего ужасного в любви к людям, даже наоборот – называл её полезною. Правда, по его разумению, эта польза состояла только в политическом равновесии, а не в совершенном равноправии человека и фаратри. Дион же не задумывался об общественном значении его поступков, а отдавался людям всем сердцем, забывая о небесной жизни, её суете, наслаждениях и праздности.

Солнце медленно сходило с наивысшей точки. Прошёл час с того момента, когда фаратри ушли в лес. Вскоре они начали возвращаться.

Первым в лагерь вернулся Дион, неся в руках и в одном мешке так много палок, веток и мха, что Нокт, оторванный от размышлений, сначала не разглядел брата за всем этим. Когда строительные материалы рухнули на песок, и черноволосый юноша увидел Диона, он рассмеялся.

– Зачем ты принёс столько? Дворец решил отстроить? Здесь не хватает только булыжников для закладки фундамента! – весело восклицал Нокт.

– Булыжников? – удивлённо переспросил Дион, – Я совершенно о них забыл. Мне вернуться?

– Я же смеюсь над тобой – не переставая улыбаться, его брат покачал головой, – Ты притащил так много веток, что я думаю, тебе одному будет многовато!

– Здесь не всё моё – ответил Дион, разглядывая на песке зоны жилых мест, – Я заметил, что ты остался здесь и принёс веток для тебя.

– Я думаю, и так найдётся много охотников – склонившись над принесённой кучей, ответил Нокт. Он осматривал ветки, мох и находил их весьма хорошими для постройки крыши и покрытия постели. Оглянувшись на валун в центре песчаной площади, черноволосый фаратри представил общий вид конструкции и остался доволен. Толстые палки можно было воткнуть в песок и таким образом образовать наружные стены. От них перекинуть более гибкие ветви к поверхности валуна и закрыть крышу листьями. Всё это нарисовалось в воображении Нокта так ясно, что он даже едва заметно улыбнулся. Дион подошёл к камню и сел рядом, расправив крылья и подставив их солнцу.

– Ты представляешь, как мы будем здесь жить? – вдруг спросил черноволосый фаратри, оглянувшись. Его брат кивнул.

– Хорошо. Просто не хочу, чтобы ты был помехой – вдруг строго, с оттенком злобы, бросил Нокт. Дион про себя усмехнулся. Он знал, что к нему относятся пренебрежительно, и оттого придумывают всевозможные оскорбления, маскируя их под заботу об общем деле выживания.

– Я слышу это сегодня уже третий раз, но не думал, что и ты будешь среди этих глупцов. Они слепы, раз не видят, что на земле я чувствую себя гораздо лучше, чем в городе – сощурившись и с наслаждением разминая крылья, чуть слышно проговорил Дион. Нокт всё слышал.

– Быть может, мы правы? Или ты, действительно, виноват в том, что о тебе думают в подобном духе – отозвался он.

– Как бы там ни было, жестокость задевает меня. Я понимаю, что в этом ваша цель и состоит, но несправедливость обижает. Она подобна болезни, и вы больны.

– Раз так, то можешь возвращаться назад. Слушай, когда говорят правду и помалкивай – внезапно разозлившись, громко произнёс Нокт. Сейчас в его душе вновь схлестнулись противоречивые чувства: тщеславие порождало гнев, но голос разума подсказывал, остановиться. Грубость уже сорвалась с уст фаратри, и тот тотчас стыдливо замолк. Внезапный порыв был ужасен.

– Я буду молчать. Извини – кротко промолвил Дион, встав с места, – Я сказал это, потому что от тебя такие слова, причиняют боль. Остальные мне безразличны.

– Выбирай место для жилья – вдруг отозвался Нокт, потупившись.

– Но ведь ты всё уже распределил – удивлённо молвил Дион.

– Плевать. Выбирай…

– Нокт…

– Я сказал, выбирай. Это просто: оглядись и найди место, где бы тебе хотелось жить следующие два месяца.

– Неважно – быстро ответил Дион, будто увидев, что Нокт, борется с собой. Его брат закрыл глаза. Туманный образ, словно бельмо, мелькал в глазах. Немедленно развернувшись, парень прошептал:

– Хорошо, как хочешь. Я сам выберу для тебя место, только прошу, не думай, что я буду отвечать за тебя!

– Кажется, для этого я не подавал поводов – заметил Дион, одновременно умилённый и задетый новой грубостью брата. Нокт негромко ответил.

– Прости.

Вскоре в лагерь вернулись все остальные. После недолгого совещания было принято решение устроить охоту на оленей завтра днём, сегодня же – заняться постройкой шалашей. Каждый из двадцати фаратри уже обзавёлся строительными материалами, теперь им предстояло лишь занять места и начать постройку. Нокт изложил своё видение будущего устройства лагеря, и, выдержав лёгкую корректировку, его идеи были утверждены, как обязательный план. Работа закипела. Сначала каждый приступил к постройке стен. Некоторые особенно практичные фаратри, в числе которых был и Нокт, порекомендовали обмазать уже построенные опоры глиной, чтобы сделать их устойчивее. Так и сделали. Шаг за шагом, час за часом, на пустынном месте у невзрачного, но крепкого валуна выросло целое поселение, состоящее из маленьких домиков, поместиться в одном из которых могли двое фаратри с прижатыми к спине крыльями.

Когда работа была завершена, солнце уже склонялось к горизонту, и тень от самого маленького камушка вытягивалась и превращалась в гигантскую полосу. Нокт довольно оглядывал общий результат и не видел причин для недовольства. Даже Дион, который прежде не отличался в практических делах, сейчас соорудил свой дом вполне сносно.

Некоторое время походив между только что возведёнными шалашами, черноволосый фаратри, наконец, произнёс фразу, знаменуемую финал первых суток на земле:

– Трудовой день завершён.

Пусть это прозвучало слишком надуманно, то есть так показалось почти всем, но Нокт сказал это без какой-либо возвышенной интонации, а напротив – просто и спокойно, как говорят о совершившемся факте.

– А сейчас начинается разгульная ночь! – вдруг вставила Асити и рассмеялась, отчего Нокт покривился, словно от зубной боли.

– Поясни – потребовал он, предчувствуя, что в голове девушки созрела мысль, скорее всего, глупая и дерзкая.

– О, поглядите на нашего лидера! Он уже готов съесть меня за одно неосторожное слово. Под фразой «разгульная ночь» я всего лишь подразумевала небольшие посиделки вокруг костра, и не более того. Надеюсь, ты не запретишь нам поговорить, пошутить, посмеяться, в конце концов. Мы не можем быть такими, как Дион, который чувствует себя прекрасно и в гордом одиночестве. Нет! Мы не такие зануды! – вскричала Асити, в продолжение своих слов поглядывая то на Нокта, то на всех остальных. Дион безмолвно стоял в стороне и спокойно слушал. Когда девушка замолчала, он ответил:

– Так вышло, что на этот год все мы связаны. Мы скованы одной цепью, и за это время я думаю, вы узнаете меня лучше. Ты, Асити, судишь обо мне понаслышке, а оттого порой говоришь обидные слова. Чтобы ты лучше поняла меня, сегодня я присоединюсь к вашим, как ты выразилась, посиделкам.

– Вот и отлично! – воскликнула девушка и залилась звонким пронзительным смехом, который вскоре перерос в какой-то дикий хохот. Фаратри удивлённо смотрели на неё; все, кроме Диона. На его лице было выражение совершенного спокойствия. Правда, изредка оно нарушалось позывами к смеху. Постепенно Дион начал улыбаться и вскоре тоже засмеялся, сам не зная, отчего. На этом собрание кончилось. Асити успокоилась и пошла в свой шалаш, остальные фаратри, образовав небольшие группы, разошлись на несколько метров от валуна.

– Будь осторожен сегодня – вдруг промолвил Нокт, разглядев в глазах Асити не только внезапную весёлость, но и искру злого умысла, которая при правильном обращении могла погубить кого угодно. Дион взглянул на брата и ничего не ответил. Его занимали такие же мысли, но в отличие от Нокта, русоволосый юноша не испытывал страха.

«Будь, что будет» – мысленно проговорил он и тоже отошёл от посёлка.

Тем временем, на помрачневшем небе зажглись россыпи белых звёзд. Ветерок, который дул сегодня целый день, вскоре исчез. Полевые травы, в некоторых местах достигая невероятной длины, неподвижными стенами окружили поселение фаратри. Луна, бывшая днём лишь белесым призраком, теперь сияла среди звёзд желтым диском.

Где-то в лесу иногда ухал филин, и в одиночестве чиркала неизвестная упорная птичка…

Костёр развели уже в темноте. Груда сухих веток, за день нагретых солнцем, теперь трещала и искрилась, подпитывая оранжевые языки пламени. Прошло четверть часа, и вокруг снова начали собираться фаратри, которые нынешним утром стояли на площади города Дэма в белых плащах.

Разговор завязался сам собой, со временем.

Слова, закручиваясь в незамысловатые фразы, перелетали с одних уст на другие, поддерживая довольно приятную атмосферу. Говорили обо всём: о годе испытаний, трудностях жизни и завтрашней охоте. Последняя тема в продолжение вечера стала пользоваться особенной популярностью. Все знали, что запасов, привезённых сверху, хватит всего на пару дней, а значит, добывать пищу самостоятельно нужно начинать как можно раньше.

Юноши готовились продемонстрировать свои охотничьи навыки, девушки не оставали от них и тоже рассчитывали принести в свои домики отличную добычу.

– Не знаю, кто будет первым, но, во всяком случае, я обгоню тебя, Нокт, можешь не сомневаться! – вдруг воскликнул плечистый парень, с короткими курчавыми волосами. Его звали Наил. Сейчас он улыбался, задиристо поглядывая на черноволосого юношу.

– Если тебе так принципиально, можешь забирать себе первого оленя. Я заберу первого кабана – усмехнулся Нокт, дав понять, что слова Наила всего лишь слова, его же – истина.

– Поглядим – вдруг помрачнев, отозвался курчавый. Все засмеялись. Наконец, из своего шалаша вышла припозднившаяся Асити, одетая максимально развязно. Думаю, нет смысла описывать её одеяние. Читатель с богатым воображением в наше время повсеместной пошлости может без особого труда всё представить сам. Итак, она вышла, босая подошла к костру и расправила бурые крылья. Их цвет был её гордостью. Такой экзотической расцветки не было больше ни у кого из фаратри.

– Все в сборе – весело заметила Асити, садясь на песок рядом с Ноктом, теперь разглядывавшим пламя костра, – Я так и знала, что опоздаю. Ну, ничего! Я здесь, и можно начинать!

– Что начинать? – вдруг спросил Нокт, почувствовав слова девушки, словно укол. Его предчувствие посылало тревожные сигналы.

– Разумеется, знакомство! Моё знакомство с твоим братом. Как оказалось, я его совершенно не знаю, а вроде вижу его каждый день уже как десять лет! Это надо исправлять! – рассмеялась Асити. В её безобидных словах, приправленных весёлостью, не было ничего ужасного, однако Нокт явно услышал следующее:

«Я покажу всем, каков твой братец! И не вздумай мне мешать, иначе я оспорю и твои негласные права!»

Будто увидев воскресшего покойника, черноволосый юноша со страхом взглянул на девушку и та, заметив это, начала смеяться ещё громче. Окружение поддержало её смех.

– Пожалуй, начнём! – деловито промолвила Асити и уселась в общий круг так, чтобы быть напротив Диона. Все подхватили эти слова с таким энтузиазмом, что Нокт сразу понял, что не ошибся – гроза приближалась.

– Каждый из нас знает, о твоей привязанности к людям. Но никто не подозревает, почему ты их так любишь. Может быть, расскажешь? – с выражением невинности на лице спросила девушка, сделав знак рукой, чтобы все замолчали. Черноволосый юноша огляделся по сторонам, будто растерявшись, но через секунду заговорил вполне уверенно:

– Они лучше нас. Как бы вас это ни возмущало, но человек стоит не ниже фаратри, нет. Его развитие идёт параллельно нашему, и так было всегда. Я же уверен, что в некоторых аспектах люди нас даже обгоняют…

– Смелое заявление – вдруг не выдержала Асити, однако спохватившись, замолчала, чтобы дать Диону договорить. Но тот более не проронил ни слова. С разных сторон до него донеслись ободряющие голоса, но парень не ответил. Его мысли, которые вдруг едва не вырвались на свободу, показались ему смертью. Потеряв возможность разговорить Диона, Асити с новым приступом весёлости обрушилась на него и на его брата, но это было бесполезно. Через час вечер, суливший так много надежд для коротковолосой девушки, незаметно закончился, и все разошлись по домам. Ночь окончательно вступила в свои права.

– Ничего, – мрачно наблюдая, как фаратри скрываются в шалашах, промолвила Асити, – Я всё равно добьюсь своего. Всю ночь Нокту не спалось. То и дело просыпаясь, он вспоминал сцену у костра, смех Крадл и благоразумное молчание брата. В словах, которые тот успел произнести, явно читалась обдуманная мысль. Это подтверждало предположение Нокта о том, что Дион не слепо привязан к людям, а любит их, имея при этом особую теорию насчёт их психологии, их общества. Решив так, черноволосый юноша, что-то пробормотал и уже собирался уснуть, как вновь перед ним мелькнул туманный силуэт, и сон пропал.

«Что это такое?» – испуганно подумал фарартри, – «Безумие? Или я не до конца проснулся? Что это?».

На улице снова подул ветер. Волчий вой временами раздавался со стороны леса, унывный и глупый. Постепенно юноша, поглощённый атмосферой ночного мира, дошёл до состояния, когда самая малейшая тень начинает вселять ужас. От страха по его телу пробежала дрожь, и юноша гневно ударил себя по ноге, устыдившись своей пугливости.

«Теперь до утра не усну» – подумал он и встал с постели. В его разуме пронеслось несколько мыслей, и за одну из них парень ухватился. Он решил медитировать.

Медитация была одной из дисциплин, коим обучали в школах и академиях небесного города, так что Нокт прекрасно понимал, что делать. Ему не было нужды проникать в тонкие материи мироздания, что было важно для опытных медиумов, он хотел лишь освободить и расслабить разум, чтобы уснуть.

Скрестив ноги, юноша глубоко вздохнул и закрыл глаза. Слушая своё дыхание, он старался выровнять его и войти с телом в максимальный контакт. Разум его мыслью растёкся по рукам и ногам, средоточие её осталось в голове. Минута за минутой, концентрировать внимание становились всё легче, и, наконец, Нокт дошёл до требуемого состояния, когда всё окружающее, словно старая чешуя, отслаивается от разума, и он, становясь легче, взмывает и парит над материальным миром. Образ явился вновь. На этот раз Нокт сумел разглядеть его внимательно и запомнить, но в будущем его не покидало желание забыть увиденное. Это была девушка со светлыми волосами.

– Я ждала тебя – промолвил образ. Юноша молчал. Он безмолвно разглядывал ту, что врывалась в его разум уже как второй месяц. Видение улыбалось.

– Я знала, что мы сможешь наладить контакт. Ни одна уловка Истязающего не способна уничтожить любопытство в идеальных существах – образ чуть усмехнулся. Его одежда, состоящая из белого савана, начала вздыматься, будто подул ветер.

– Исчезни – пристально взглянув на женщину, прошептал Нокт. Видение не двигалось, не становилось бледнее, не растворялось во взрыве цветов, в общем, исчезать было не намерено.

– Когда же нам ещё говорить, как не сейчас? А тем у нас много. Твой брат, твоё неудовлетворённое тщеславие, твои тайные мысли. Почему бы тебе не подумать вместе со мной над этими вопросами, ведь это нужно больше тебе, чем мне – разведя руки – тончайшие серебряные ветви – в стороны, улыбнулась иллюзорная девушка. Это была последняя капля самообладания Нокта. Словно ошпаренный, он подпрыгнул на моховом настиле, отодвинул ветку у входа и выскочил из шалаша. Стараясь не создавать шума, юноша бросился бежать. Миновав песчаную площадку, он оказался по колено погружённый в массы луговых трав, но останавливаться не собирался. Страх гнал его вперёд.

– Безумный – дрожащим голосом бормотал Нокт, – Безумный! Что будет дальше… Лечебница. Лечебница!

Женский голос появился снова. Он настигал парня независимо от его действий, куда бы тот ни бежал. На этот раз видение, мелькнуло где-то среди полевых трав и оттого показалось Нокту особенно реальным. Отшатнувшись и рухнув на землю, он закрыл глаза, схватился за голову и начал что-то быстро шептать, в надежде на спасение. Но женский образ был неукротим.

– Не спеши, друг мой, я расскажу тебе много интересного. Ты узнаешь так много, что в твоей жизни всё вмиг изменится – ласково, но вместе с тем, будто повелевая, промолвила девушка в белом.

– Оставь меня… Брось! – не в силах кричать прохрипел парень.

– Слушай! – вдруг воскликнула его собеседница, и тело парня поразила конвульсия. Словно червь, Нокт извивался, хрипел, округлял глаза и бился в страшных судорогах. Его губы побелели, на них выступила пена, и вскоре юноша потерял сознание окончательно. Проваливаясь в глубины бессознательного под аккомпанемент адского смеха и рёва, он слушал голос видения и беззвучно рыдал.

В эту ночь он слышал страшные вещи, которые хотел бы потом забыть. Воспоминание об этом видении на всю жизнь запечатлится в разуме Нокта и слегка изгладится ближе к старости, на том этапе пути, когда воспоминания блекнут вместе с увяданием мозга.

(обратно)

3 глава – Охота

Охота фаратри на земле, разумеется, отличалась от людской, хотя бы, в силу методов. Если человеку для добычи пропитания в дикой природе обычно нужны инструменты, требующие усовершенствования, то фаратри, в период испытания, обходятся примитивными орудиями, как например, накладные когти из стали или титана. Они представляют собой пластины, заострённые вдоль линии их соприкосновения, крепить которые следует на пальцах рук при помощи внутренних колец, скрытых за этими пластинами. Развивая большую скорость и обладая силой чуть большей, чем у человека, опытный крылатый воин способен разом убить таких зверей, как кабан или олень. Некоторые особенно быстрые фаратри могли охотиться также и в воздухе, преследуя какую-нибудь птицу. Каждый выбирал себе охотничьи угодья, исходя из собственных предпочтений и возможностей. Те, кто обладал малой скоростью, но при этом был ловок, предпочитали лесные чащи, наиболее внимательные и быстрые обычно выбирали для себя воздух.

Следующим утром, лишь солнце забрезжило на горизонте, молодые фаратри вышли из своих домов, наскоро позавтракали и тотчас начали делить территорию, где им предстояло добывать пищу. Нокт выбрал лес, а Дион предпочёл охоту в небе. Асити тоже решила полетать, так что присоединилась к Диону. Остальные распределились так, что в итоге образовалось две группы. В первой «лесной» было тринадцать человек, во второй «воздушной» насчитывалось ровно семь. После этого, предстояло провести, что-то вроде инструктажа, но этот пункт, который во время обучения в Дэме особенно подробно разбирали в академиях, молодые фаратри опустили. Каждый из них сам прекрасно знал, как следует действовать во время охоты.

– Пожалуй, можно посылать разведчиков – заметил Нокт, оглянувшись на двоих фаратри, отличавшихся особенной скоростью и внимательностью.

Часом позже охота началась. Разведчики вернулись с хорошими новостями: в лесу они видели пару оленей, а в горах к югу от Кастарнид – четырёхкрылых гарпий. Азарт возрос стократно – сегодня для первой группы была лишь пара зверей, которых можно было убить, и то, кто именно это сделает, являлось главной интригой дня. Диону и ещё шестерым повезло больше – в одиночку нельзя было сразить гарпию. Для того, чтобы поймать и убить такую птицу, требовалось как минимум четверо фарартри. Это исключало конкуренцию.

Четырёхкрылые гарпии были гигантскими птицами вдвое больше человека. Они имели крупные зазубренные когти, мощный клюв и ещё более мощные четыре крыла. Убить одно такое чудовище считалось задачей сверхсложной и достойной, однако большая часть фаратри предпочла охоту на оленей, аргументируя свой выбор тем, что среди деревьев догнать оленей почти так же сложно, как гарпию в воздухе. Это оправдание все приняли с улыбками, но спорить с ним не решился никто. Лишь Асити, вызывающе взглянув на Нокта, воскликнула: «Гарпия в моих глазах ценнее оленя!» Черноволосый юноша на это усмехнулся и повёл первую группу к опушке леса, девушка же повела вторую к южной горе.

Дион невольно оказался под её началом и теперь покорно следовал за ней, ничего не говоря и не возражая. Вскоре они полетели. Взмахнув крыльями и обдав землю воздухом, фаратри взмыли в небо и последовали за Асити. Девушка двигалась молниеносно. Её бурые крылья были сильны и быстры, так что остальным приходилось выбиваться из сил, чтобы догнать её. Всем, кроме Диона. По земле он шёл, плетясь в конце процессии, когда же он поднялся в воздух, то с лёгкостью догнал Асити.

Та иногда оборачивалась, чтобы удостовериться, что никто не отстал, и каждый раз была поражена тем, что именно Дион догоняет её без видимых усилий.

«Ну, нет! – подумала она, начав чаще взмахивать крыльями, – Я тебе покажу, где твоё место».

После этого девушка резко сбавила скорость и, когда Дион, по инерции приблизился к ней, не успев остановиться, она развернулась и взмыла вверх, будто бы случайно зацепив юношу крылом. Тот, не ожидав подобного, рухнул вниз и лишь у самой земли смог выправиться и вернуться к группе. В его душе шевельнулась злость. Он ничем не выказал этого, но в следующий раз, когда посмотрел в спину Асити, его взгляд был мрачен.

Дион летел, как прежде, но теперь внимательно следил за каждым движением девушки. Как только она начинала тормозить, юноша заблаговременно разворачивался, чтобы быть на небольшом отдалении от неё. Асити заметила это и более не предпринимала никаких действий, скорее всего решив, что на гарпий охотиться лучше в полном составе. За недавнее происшествие она не извинилась и когда давала указания у подножия южной горы, чьи пики и отвесные скалы уходили далеко ввысь, предпочла сделать вид, будто ничего не было.

– Итак, – сказала она, заняв место на возвышении, – Где-то там наверху есть гнездо. К сожалению, оба разведчика остались в первой команде, но мы и сами сможем найти жилище гарпий. Надеюсь, все помнят, что это за твари. Приближаться к ним в одиночку – самоубийство, так что действуем сообща. Я буду координатором. Сейчас же проверьте своё оружие. Когти должны быть хорошо закреплены, иначе вам будет нечем обороняться. Всё хорошо? Проверили? Отлично. Теперь план действий…

Асити кратко набросала возможные методы и ходы, каждый из которых, так или иначе, представлял особую опасность для Диона. Юноша не понял, специально ли девушка делала это, но в глубине души надеялся, что нет. Когда Асити кончила говорить, выходило, что первым к логову гарпий лететь должен был всё-таки брат Нокта. Остальные фаратри молча приняли это, не беспокоясь о судьбе русоволосого парня.

Дион горько усмехнулся, но делать было нечего. Зажмурившись и взглянув на пик южной горы, на котором кое-где лежал снег, юноша перевёл взгляд на Асити и кивнул. Девушка внутренне улыбнулась.

– Будь осторожен – вдруг сказала она, правда, с интонацией, говорившей о том, что девушка лишь соблюла приличие.

Дион взлетел.

Сначала перед ним молниеносно проносились нижние горные ярусы, а далее потянулись возвышения и крутые утёсы. Снежная шапка по-прежнему маячила далеко вверху. То и дело жмурясь, из-за яркого солнца, юноша летел практически вслепую, но скорость не сбавлял.

***

Повсюду царила величественная тишина, внушающая разумным существам ещё большее благоговение, нежели хаос жизни, её извечная суета. Неизвестно, о чём в эти мгновения думал юноша, да и думал ли вообще. Уж слишком стремительно нёсся он вверх, в когти хищника, и чем ближе к ним становился, тем крепче сжимал свои собственные.

Клёкот раздался внезапно. Едва успев уловить пронзительный звук, который в подобных случаях через секунду обращался в смерть, юноша отпрянул в сторону. Тотчас мимо него пронеслось здоровое тело, ощетинившиеся тысячами жёстких коричневых перьев. Птица, чья тень слепым пятном падала не землю, была вооружена костяным клювом и когтями, прочности которых позавидовал бы даже металл. Она пролетела в метре от фаратри и теперь была в бешенстве, не сумев с первого раза захватить добычу. Юноша продолжал лететь и только через пару секунд почувствовал всю палитру эмоций, пробуждаемых близкой смертью. Главным из чувств был страх.

Оглянувшись и заметив, как дьявольская птица разворачивается, чтобы снова атаковать, парень расслабился и камнем рухнул вниз. Его крылья трепетали в воздухе, руки были скрещены на груди, глаза широко раскрыты. Земля стремительно приближалась, птица ринулась за фаратри. Её громкий клич, десятикратным эхом отразился от горных стен, и на помощь первой твари явилась вторая, ещё большая – самка. Её перья, в отличие от коричневого самца, отливали жёлтым, когти были длиннее и крючковатее, а голос её, поданный в ответ на призыв, звучал громче.

Дион снова взмыл вверх. Через минуту он заметил спрятавшихся меж камней фаратри и теперь вёл птиц прямо на них. В этом состоял план.

Гарпии приближались, их глаза сверкали, и восемь крыльев яростно молотили воздух. Наступал переломный момент. Смогут ли фаратри количеством напугать двух гигантов или же нет – от этого зависел исход всего дела. Момент, и шесть пар крыльев взмыли в воздух. Гарпии, не ожидав такой встречи, попытались изменить траекторию, но, не успев замедлиться, пролетели по касательной к недавнему укрытию фаратри. К счастью, никто не пострадал.

– Вверх! Все вверх! Окружайте их, если вырвутся – выматывайте! – вскричала Асити, первая бросаясь вслед за гарпиями. Птицы, наконец, развернулись и теперь летели в сторону южной горы, видимо, намереваясь заманить и среди гигантских скал растерзать непрошеных гостей. Дион, предположив вероятную траекторию полёта девушки, последовал за Асити. Позади себя он слышал взмахи крыльев остальных. Вскоре фаратри рассредоточились, но русоволосый юноша по-прежнему различал среди скалистых стен силуэт Асити.

Девушка с умопомрачительной скоростью лавировала между камнями, пролетая над серыми горными арками, взмывала ввысь, падала, группируясь у самой земли, и продолжала преследовать гарпий. Снова раздался боевой клёкот, и одна из птиц свернула в сторону ущелья, образованного центральным массивом горы и её восточным придатком. Асити не останавливалась. Вскоре она влетела в тенистую зону, где гора заслоняла солнце, покрывая каменное плато тёмно-синим мраком.

Едва поспевая за девушкой, Дион взмахивал крыльями, сам не понимая, ради чего он продолжает преследование. С одной стороны, этого требовали традиции и условия выживания, с другой – русоволосый юноша двигался против собственной воли и с радостью отверг бы испытания, предложенные ему. Однако сделать это – означало, подвести свой род, дать повод для упрёков брату и разочаровать Фреома, возлагавшего на юношу большие надежды.

Казалось бы, охота это естественное состояние живых существ в дикой природе. Она – это основа жизни. Непримиримый инструмент выживания. Но то, что применимо к дикому зверю, не применимо к существу с развитым разумом, являющимся катализатором для образования души. Дион чувствовал это всем своим существом, но не мог выразить ни словом, ни мыслью.

Он продолжал лететь.

Ситуация требовала его всестороннего погружения в процесс, недостаток которого мог быть чреват смертью. Подгоняемый инстинктом выживания, Дион вскоре забыл о противоречивых чувствах и, вдруг преисполнившись тупого охотничьего азарта, стал лететь ещё быстрее. Выжимая из крыльев запредельную скорость, юноша, наконец, снова заметил Асити, которая пятнадцать минут назад мелькнула перед ним, как думал Дион, в последний раз.

Птичий крик раздался вновь, и женский силуэт стал набирать высоту. По-видимому, одна из гарпий приближалась к гнезду, вторая же летала где-то внизу, чтобы в нужный момент загнать фаратри в тупик.

Оглянувшись, Дион никого не заметил. Его никто не прикрывал. Нахмурившись и, видимо, решившись, юноша вслед за Асити начал подъём. Чем выше он взлетал, тем тяжелее становилось дышать, крылья начинали подводить – из-за чрезмерного напряжения их иногда коробила слабая судорога. Сжав зубы, Дион на мгновенье закрыл глаза и попытался расслабиться. Но как только он потерял контроль над телом, гравитация тотчас принялась притягивать его к земле. Испытав страх птицы, раненой в полёте, юноша пронзительно вскрикнул и через невероятное усилие вновь привёл крылья в движение. Потоки воздуха продолжали тащить его вниз, ветер, который в горах появляется внезапно, без предупреждения, свистел в ушах юноши и тот продолжал цепляться за жизнь.

Страх захлёстывал всё сильнее, крылья были изнурены, но жажда жизни не ослабевала, в отличие от физических сил. Чувствуя, что земля, то есть каменное плато, становится всё ближе, молодой фарартри снова закричал и только сейчас сумел выправиться. Клёкот гарпий раздавался в отдалении, но был по-прежнему громок – вторая птица приближалась, а Асити, слишком увлечённая погоней, была уже в паре десятков метров от гнезда. Остальных фаратри по-прежнему не было рядом, видимо, они заблудились в горах и сейчас летели в перекрестиях каменных коридоров.

Снова оглянувшись, Дион, едва успокоившийся после падения, ощутил страх ещё больший – рядом с ним не было ни одной живой души. Девушка находилась далеко, внизу его стерегли скалы, не прощающие ошибок даже птицам, а впереди ждали две гарпии – чудовища, способные убить одним взмахом своих когтей.

Обычно в такие моменты основную роль в принятии решения играет не материальная сила, не мощь крыльев, рук и ног, но сила внутренняя, нравственная. Стержень души гораздо могущественнее металлического меча, он крепче стальных лат, и гораздо их долговечнее. Если внутренний дух могуч, с избранного пути странника не может согнать даже страх, являющийся важным инструментом организма, желающего жить, и боль, сигнализирующая о малых и глобальных поломках. Крепкий дух не подлежит разрушению, но пробуждается только, когда намеченная цель стоит всех лишений.

Сейчас, летя так, словно спасаясь от неминуемой смерти, Дион невольно анализировал цель, своё к ней отношение и пути её достижения. Все три пункта показывали ему, что благоразумнее будет сдаться и повернуть назад, но на это вполне разумное заключение находились контраргументы.

Разумеется, в голове юноши в тот миг не было чёткой структуры. Каждая из его мыслей, словно сон, всплывала из чертогов разума и тотчас исчезала, тем не менее, успевая заронить в душу фаратри нужное зерно. Если бы мы попытались разглядеть эти зёрна противоречия, которые продолжали гнать юношу вперёд, то мы увидели бы всего два пункта. Первый из них диктовался голосом тщеславия: «Если я поверну назад, Асити, видевшая меня в горах, при всех не постесняется назвать меня трусом. Её горячий разум не сможет понять всей бессмысленности данной охоты. Пищу можно найти иными способами, а сейчас, подкрепляемая азартом, власть зверя стала непоколебимой настолько, что чуть не убила меня. Меня – будущего правителя!» Юноша назвал себя правителем не преднамеренно, это слово родилось под действием всё того же тщеславия. Второй пункт отличался от первого и прежде всего тем, что его источником были душа, человеколюбие и сострадание. Он гласил: «В одиночку Асити не справится даже с одной гарпией. Помочь, спасти…». Некая их обрывочность была не случайной. Тщеславие, пытается рифмоваться с логикой, облекая омерзительные мысли в структурные клетки умозаключений, но голосу души не нужны эти ухищрения. Он воздействует на саму суть человека, используя не лжелогичность, но чувства, в основе которых заключены разум и совесть.

Итак, выбор был сделан, и русоволосый юноша, ища взглядом бурые крылья Асити, начал подниматься к тому месту, где должно было находиться гнездо гарпий. Когти Диона были хорошо наточены, и парень готов был при необходимости применить их силу. Он не знал наверняка, выдержат ли они натиск птиц, но это незнание не смущало его.

Тем временем, Асити уже находилась у центрального пика южных гор, на вершине которого, на сером выступе, расположилось уродливое гнездо, сплетённое из веток, коряг и высохших костей. Последние были щедро разбросаны в округе… Внутри птичьего жилья раздавался неумолкаемый гомон. Издавали его птенцы гарпий – уродливые твари, с двумя парами неоперившихся крыльев, непомерно большими головами и кривыми клювами, вечно требующими еды. Девушка парила так близко, что даже сумела разглядеть эти подробности, и сердце её дрогнуло.

«Они будут защищать детёнышей. Я одна не справлюсь…» – эта мысль, продиктованная страхом, была разумной, но девушка с короткими волосами в этот миг приняла разумность за слабость. С гневом отбросив спасительную мысль, Асити огляделась и, не найдя поддержки, побледнела.

Рядом не было никого, но вот что-то мелькнуло.

Приглядевшись, девушка различила Диона, и во все глаза с удивлением уставилась на него. В первый момент она даже обрадовалась, но чуть позже в её голове шевельнулась подлая мысль:

«Если мы преуспеем, я буду обязана этим ему! Чёрт возьми, этому ничтожеству без капли самоуважения! Идиоту! Ненавижу…»

Эти слова, выраженные языком эмоций и едва уловимых мысленных связей, с невероятной силой захлестнули Асити, и девушка, преодолев страх, а точнее бездумно отбросив его, ринулась к гнезду гарпий. Русоволосый юноша, уже поднявшийся довольно высоко, отставал от неё всего на пару тройку десятков метров и стремительно сокращал это расстояние. Вскоре они поравнялись, застыв перед птичьим домом. Девушка молчала. Дион, мрачный и испуганный, оглядевшись, сказал:

– Что делать будем? Наших нет. Мы вдвоём не справимся…

– Слабак – прошептала Асити. Юноша услышал её. Он хотел было тотчас удалиться и оставить девушку, но осознание её слабости держало парня на месте.

– Пусть так, – отозвался Дион, продолжая поглядывать по сторонам, – Но ведь и ты не сильнее…

Он не успел закончить. Клёкот, словно вой смерти, прозвучал совсем близко. Фаратри вздрогнули и оглянулись. Прямо на них, влекомые гневом, животным инстинктом, неслись два чудовища. В их чёрных глазах не было мыслей, но всё их существо кричало, что несчастных, вторгшихся в их владения, ждёт неминуемая гибель.

Не успев увернуться, Асити оказалась в когтях у первой гарпии и пронзительно закричала. Её грудь обагрилась кровью. Дион тоже не смог избежать птичьего гнева. Когти самки сомкнулись вокруг его груди, клюв ударил в спину, и парень потерял сознание. Последнее, что он видел, это перекошенное ужасом лицо девушки с короткими волосами.

(обратно)

4 глава – Безумие

Тело Диона страдало. Разум кричал о помощи. Беспамятство прерывалось странными образами, и жар бурлил в хрупком сосуде плоти. Однако в один момент сознание юноши прояснилось. Открыв глаза, он нашёл себя лежащим в пещере, расположенной за гнездом гарпий. Рядом с ним находилась Асити, до сих пор не пришедшая в сознание. Девушка лежала ничком, уткнувшись лицом в плечо парня, не видя и не слыша ничего, из того что происходило вокруг неё.

Вздохнув, юноша с трудом встал на ноги. Спина его кровоточила, и каждое движение торса отдавалась тупой болью в мышцах. Скривив лицо и стараясь двигаться как можно аккуратнее, Дион сделал несколько шагов к выходу из пещеры и прислушался. Гарпий рядом не было.

– Где же они? – тихо промолвил юноша. Сейчас он явно различал гомон птенцов в гнезде, но ни клёкота их родителей, ни взмахов крыльев не слышал. Взглянув на выступ с гнездом, он ощутил приступ отвращения – птенцы гарпий были уродливы. Подавив в себе чувство гадливости, Дион оглянулся на спящую Асити и только сейчас заметил позади неё тушу растерзанного животного. Было сложно определить в темноте, кем было это тело при жизни, но теперь оно утратило форму и приобрело отвратительный запах. Оно вырисовывалось во тьме маленькой, истерзанной горкой шерсти, волокон и костей, но когда-то это было живым существом.

Гарпии частично были падальщиками и могли позволить себе держать в кладовых протухшее мясо, чему Дион и стал свидетелем. Скорее всего, птицы решили, что фаратри мертвы, а оттого и бросили их в пещеру, чтобы полакомиться ими позже.

Ещё раз взглянув на тушу, юноша похолодел изнутри. Он представил на её месте себя и Асити. Эта картина придала ему смелости, и парень решительно подошёл к девушке. Прислушавшись, он понял, что Асити жива, хотя и ранена сильнее, чем он. Он потряс её. Она по-прежнему была без сознания.

– Асити! – позвал Дион, – Вставай! Слышишь?

Он почти кричал, но толкнуть девушку не решался. Он боялся, что это только усугубит её состояние. Наконец, из-за звуков чужого голоса, она очнулась. Со страхом загнанного животного, Асити огляделась и застонала. Её грудь рассекали две алые полосы. Кровь на них запеклась и превратилась в коричневую корку, боль оставалась сильной.

– Что? Где мы? – едва шевеля языком, спросила девушка. Дион взмахнул рукой, будто желая указать на окружающую обстановку:

– В пещере – ответил он.

– Где птицы? Где наши? – каждый из вопросов сопровождали гримасы.

– Наши, скорее всего, отстали и заблудились. Горы – коварное место. Птиц нет, но они могут вскоре вернуться – промолвил русоволосый парень, всей душой надеясь, что произойдёт это не скоро.

– То есть, нас не найдут? Мы брошены? – с волнением спросила девушка. Она взглянула на товарища по несчастью и усмехнулась. Она подумала, что худшей компании для такого случая нельзя было придумать.

– Мне кажется, нас будут искать, но найдут ли…

– Что ты говоришь? – вдруг вскричала Асити, дав волю закипающему в ней страху, – Нас не бросят здесь! Как такое вообще может прийти в голову! Не найдут! Ещё как найдут! Следопыты определят, где гнездо этих тварей и нас спасут!

– Вот только на это уйдёт много времени, а в следующий раз птицы, увидев, что мы ещё живы, растерзают нас наверняка – горько улыбнулся Дион. Он не хотел травить Асити ещё больше, но его слова были правдой, которую нужно принять, чтобы в будущем иметь шанс на спасение. Девушка уловила это не сразу. Она сделала движение рукой, будто отмахиваясь от юноши, и со страхом воззрилась на гнездо, где до сих пор кричали детёныши гарпий. Пыл Диона охладел. Теперь в его душе, как и совсем недавно, боролись два намерения – сбежать одному или спасти Асити. Второе одержало верх.

Решив, что без девушки он не уйдёт, парень подошёл к ней, схватил за руку и развернул. Асити вскрикнула и попыталась вырваться, но парень не ослабляя хватки, указал свободной рукой на тушу, лежавшую в темноте, и прошипел:

– Смотри! Смотри, какая участь нас ждёт! Хочешь стать грудой мяса, которую позже проглотят гарпии? Тогда оставайся и жди помощи, которой, возможно, вовсе не будет. Если же хочешь жить, иди со мной сейчас. Расправь крылья. Если они не сломаны, то мы можем спастись!

Только сейчас девушка частично отрезвилась. Дион сумел произвести на неё впечатление, и Асити, преодолев страх, всё-таки согласилась лететь. К счастью, её крылья не были повреждены, Диону же было сложнее. Клюв гарпии ударил его в спину как раз между лопатками, и предстоящий полёт для парня был под вопросом. Он попытался двигать крыльями, и это ему удалось, однако при каждом движении спина отдавалась болью.

– Ты сможешь лететь? – увидев страдания парня, спросила Асити. Юноша улыбнулся и утвердительно кивнул.

Он полетел бы в любом случае, даже если бы боль была не тупая, а острая, режущая. Его тяга к жизни была так сильна, что лишь одна мысль о смерти в грязной пещере рядом с разлагающимся мясом, приводила Диона в ужас. Этот страх и подгонял его к выходу из кладовой гарпий.

– Хорошо – холодно промолвила Асити.

– Сейчас мы пройдём мимо гнезда к выступу и прыгнем. Если кто-то из нас не сможет взлететь, то помогать ему не стоит – задумчиво глядя на каменный пол пещеры, вдруг заметил юноша, – Помочь слабому очень сложно, а попытка сделать это может обернуться смертью для нас обоих. Я говорю это, чтобы в любом случае, у тебя была возможность спастись. У тебя больше шансов.

Девушка слушала и не возражала, в глубине души радуясь предсказаниям русоволосого юноши. В данный миг Асити боялась лишь за себя; судьба Диона её не волновала.

«Что ж, жертва вполне очевидная. Слабый должен умереть, чтобы жил сильный» – подумала девушка. Через секунду она, надменно улыбнувшись, ответила:

– Ты говоришь правильные вещи. Трезвый взгляд на действительность это хорошо, но нам нужно торопиться. Впрочем, не волнуйся. Если ты рухнешь вниз, я точно не понесусь за тобой, чтобы помочь. Это так, к сведению.

Парень усмехнулся. Конечно, он не ожидал такого ответа, но искренняя ненависть и жестокость Асити почему-то рассмешили его. Сделав вид, что он ожидал услышать эти слова, Дион коротко бросил:

– Я знаю.

– Тогда пойдём.

Молодые люди, то и дело, спотыкаясь о неровности в основании пещеры, с трудом добрались до выхода. Теперь перед ними вместо холодных и пыльных сводов оказалось гнездо, среди веток которого можно было увидеть белые кости. В самом центре его сидели три птенца, постоянно крича и извиваясь. Они разевали клювы, требуя пищу, иногда ударяли друг друга по голове и продолжали издавать отвратительный шум. Заметив, что добыча, недавно брошенная в кладовую, вдруг ожила и теперь собирается сбежать, маленькие гарпии заголосили с утроенной силой. Фаратри поспешили миновать гнездо. К счастью, птенцы были ещё слишком малы, так что не могли причинить вреда.

Наконец, спутники оказались перед пропастью. Они стояли на выступе скалы, глядели вниз и видели лишь ущелье, выстланное скалами и костями. В каждом из них этот вид пробудил разные чувства. Асити испытала ещё один приступ неуверенности и страха, юноша же понял, что обязан во что бы то ни стало взлететь.

«Я не упаду в эту яму» – про себя решил он, и уже готов был расправить крылья, как где-то между скал мелькнули две тени, раздался знакомый птичий крик и взмахи мощных крыльев. Это подтолкнуло юношу к обрыву, но Асити стояла на месте. Едва успев понять, что девушка бездействует, Дион остановился и схватил её за руку.

– Вперёд! – вскричал он. Спутница дрожала. Её взгляд напоминал взгляд рыбы, брошенной на берег – тупой, стеклянный. Юноша взял её за плечи и как следует встряхнул. Асити отмерла.

– Я не пойду. Они уже слишком близко. Давай ждать по… помощи… Я не полечу! Слышишь?

– Немедленно прыгай! – снова возопил парень, но Асити оставалась безучастной к его словам. Страх парализовал её.

«Остаётся лишь одно» – подумал Дион. Рядом снова мелькнули две тени, и крик стал громче. Тут юноша с особенной силой взял девушку за руку и потащил к обрыву. Асити, поняв, что задумал парень, начала извиваться, кричать и бить Диона свободной рукой, но тот был непреклонен. Подтаскивая спутницу к краю выступа, он, не переставая, думал о том, что он делает.

«Ведь она может упасть и разбиться. В таком состоянии, в каком она находится сейчас, это очень даже может быть. Но так у неё хотя бы будет шанс спастись, если же я оставлю её здесь, она умрёт наверняка» – примерно такие мысли занимали парня в те несколько секунд, за которые он подвёл Асити к краю и столкнул её. Тотчас он спрыгнул вслед за нею, в падении наблюдая за поведением девушки. Издав пронзительный крик, она понеслась вниз, словно камень, не предпринимая никаких попыток, чтобы удержаться в воздухе, но когда до дна каменного ущелья оставалось около двадцати метров, Асити очнулась и, позабыв об испуге, взлетела. У Диона всё вышло точно так же. Разница была лишь в том, что девушке в большей степени взлететь мешал страх, парню же – боль.

Следующие полторачаса для обоих фаратри стали временем страшной борьбы. Нет, они не вступили в схватку с гарпиями, но до самого окончания южных гор, дьявольские птицы преследовали их, видимо, не желая расставаться с добычей. Асити и Дион летели на пределе сил, оглядываясь и подгоняя себя мыслями о приближающейся смерти. Лишь когда острые пики южной горы остались позади, а впереди показались леса и поля Кастарнид, парень и девушка облегчённо вздохнули. Опасность миновала.

Близился вечер. Заблудившиеся фаратри из второй группы ещё днём вернулись домой, дождались лесных охотников и принялись делить их добычу. Никто не возражал, чтобы три оленя были разделены между всеми. Даже Нокт, который первый вонзил когти в плоть зверя, несмотря на усталость после бессонной ночи, был весьма щедр, хотя никто бы не удивился, если бы он присвоил себе одну тушу целиком.

За этим времяпровождением все на пару часов позабыли об Асити и Дионе. Лишь когда Нокт начал пересчитывать вернувшихся, он заметил, что не хватает двоих фаратри. Тотчас он собрал вокруг себя вторую команду и потребовал от них отчёта о случившемся. Пятеро небесных охотников понуро поведали о злоключениях, постигших их, о том, как они заблудились среди скал и смогли найти выход лишь через час. О судьбе Асити и Диона они ничего не знали. Лишь один из них сказал, что видел, как брат Нокта и его спутница погнались за двумя гарпиями.

– Они ожидали, что мы поддержим их, но нам не повезло – так закончил свою речь невысокий худощавый паренёк, один из членов второй группы.

Этот рассказ заставил Нокта задуматься.

– Пошлите за ними разведчиков – наконец приказал парень, отвернувшись от фаратри, безмолвно ожидавших его реакции. Никто не посмел возразить. Все понимали, что в данном случае слова бессмысленны. Тотчас двое разведчиков, которые утром обследовали лес и южные горы, взлетели и направились в сторону громадной вершины. Остальные остались ждать у серого валуна. Некоторые из них по-прежнему разделывали туши оленей, руководил всем конкурент Нокта – Наил. Он умело воспользовался ситуацией и взял бразды правления в свои руки, в то время как Нокт уединился в своей хижине. За ним никто не последовал. Все столпились на травянистой поляне в небольшом отдалении от новообразованного поселения и с азартом орудовали когтями, чтобы заполучить особенно привлекательный кусок мяса.

Черноволосый юноша был доволен, что остался без лишнего внимания. Закрыв вход в шалаш ветками, он снова сел в позу для медитации и просидел так около тридцати минут. Из хижины он вышел мрачный и, казалось, чем-то взволнованный. Его руки едва различимо дрожали. Когда он приблизился к фаратри, которые уже почти закончили делёжку добычи, он недовольно оглядел их, бросил взгляд на траву, где лежали отрезанные куски мяса и, не спросив разрешения, взял себе самый крупный. Никто не посмел возразить или возмутиться. Лишь Наил гневно сжал кулаки. Нокт забрал его долю.

Вскоре разведчики вернулись. Вместе с ними явились Асити и Дион, измученные до предела, раненые и изнурённые. Они встретились уже за пределами южных гор, то есть тогда, когда молодые люди преодолели страшный путь за полтора часа. Разведчики не успели ничего выяснить, их собеседники от усталости не могли говорить. Не останавливаясь и не отдыхая, они продолжали лететь к лагерю, и посланным за ними фаратри ничего не оставалось, как безмолвно сопровождать их. Наконец, молодые люди спустились на землю, прошли на негнущихся ногах несколько шагов по траве и рухнули без сил у небольшого куста. Минутой позже вокруг них собралась толпа во главе с Ноктом.

– Отнесите их к хижинам. Перебинтуйте раны. Кажется, лекарства было позволено брать с собой? Нет? Чёрт! Тогда оторвите откуда-нибудь ткани и сделайте это. Осторожнее! Несите аккуратнее! – так говорил черноволосый парень, переводя взгляд с лица Асити на лицо брата. Девушка, из-за бледности казалась мёртвою, но дышала вполне свободно. Дион же, несмотря на странный румянец на щеках, едва делал очередной вдох. Фаратри, которые считали себя сведущими в медицине, осторожно подняли молодых людей на руки и понесли к их домам. Попутно они думали над тем, какими травами можно вылечить раны от когтей гарпий.

– Что теперь? – мрачно спросил Энен, вдруг подойдя к Нокту.

– Будем ждать – тихо ответил юноша, – Пока они без сознания, мы даже не можем спросить у них, что произошло. Можно, конечно, предположить, но лучше знать наверняка. Надеюсь, они скоро очнутся.

После этого Энен отошёл. Нокт остался один – остальные фаратри вслед за ранеными направились к лагерю, обсуждая случившееся. Черноволосый парень стоял в поле около пяти минут и что-то едва различимо шептал. При каждом произнесённом слове, он исподлобья посматривал на небеса, будто общаясь с богами. Наконец, юноша злобно проговорил:

– Это не выход!

Вернувшись в лагерь, он первым делом проведал раненых. Оба они лежали без сознания, однако Асити уже не была бледна. Взглянув на неё с особенным вниманием, Нокт вздохнул и вышел. В другом шалаше лежал Дион. Жар ещё не атаковал его, однако это было лишь вопросом времени.

– Что же тебе так не везёт… – в сердцах промолвил Нокт и вновь оказался на улице, в центре песчаной площадки.

– Инила – вдруг позвал он, вспомнив о добытом куске мяса. Через пару секунд к нему из небольшого, но аккуратного шалаша, вышла невысокая девушка. Потупившись, она кивнула и безмолвно застыла на месте. Нокт усмехнулся. Чужая скромность казалась ему скорее недостатком, нежели достоинством.

– Приготовь мясо. Оно лежит в моей хижине. Отдашь его Асити и Диону, когда они очнутся. Приступай через час. Я надеюсь, они к тому времени будут уже в сознании – приказал юноша и вернулся в свой шалаш. Всё оставшееся время до ночи он сидел неподвижно, будто к чему-то прислушиваясь. Побледневшее его лицо говорило о том, что черноволосый парень в эти минуты находится далеко за пределами планеты, в чертогах тонкой материи, в лоне Вайроса. Его метаболизм замедлился, дыхание стало едва слышным, и лишь глаза временами двигались под опущенными веками, будто силясь разглядеть что-то в космической пустоте. Любой, кто сейчас оказался бы в жилище Нокта, немало удивился бы такому состоянию черноволосого юноши. Даже опытные в медитации фаратри не могли добиться такого состояния, а тем более погрузиться в него за несколько минут.

Близилась ночь. Как и всегда в этих местах вечер длился недолго. Он обозначил себя лишь слабыми сумерками, после которых само собой наступила тьма. Только сейчас Нокт очнулся и, шатаясь, вышел из шалаша. Взявшись за голову, он ощутил боль в висках, нахмурился и зашагал по направлению к хижине Асити. Неизвестно, почему, но юноша решил зайти сначала к девушке. Та до сих пор спала. Осторожно войдя в хижину и сев на землю, покрытую засохшим мхом, Нокт наклонился над спящей и тихо попросил её проснуться. Его слова не возымели действия, так что парень осторожно потряс девушку за плечо. Она открыла глаза.

Сначала взгляд её был туманен, но вскоре прояснился. Дотронувшись до руки Нокта, Асити почти ласково прошептала:

– Я ненавижу твоего брата…

Видимо такое заявление удивило юношу. Он взглянул на неё, словно на сумасшедшую, но вскоре усмехнулся и кивнул. В его голове пронеслась мысль, что для Асити такое признание весьма естественно и простительно – она никогда не отзывалась о Дионе с хорошей стороны.

– Что у вас случилось? – после небольшой паузы спросил Нокт. В это время девушка села на своей постели.

– Он хотел убить меня – придушенно проговорила она. Её собеседник едва не разразился хохотом, настолько смешными показались ему только что прозвучавшие слова.

– Тебе смешно? – уже гневно спросила девушка, – Мне не было смешно, когда твой брат толкал меня в пропасть. Ты видишь, что мои крылья изрезаны когтями гарпий? Он тоже это видел, но, тем не менее, взял меня, подвёл к краю скалы и бросил вниз. Он чудовище!

Голос девушки нарастал, и в тон ему кожа лица начинала багроветь. Не прошло и полминуты, как Асити перешла на крик. Нокт раздражённо махнул рукой, призывая Асити к тишине. Дальнейший разговор они вели вполголоса. Не сразу, но постепенно, Авис сумел понять из бессвязной речи девушки, что всё-таки случилось в горах.

– И что теперь ты намерен делать? – вскоре поинтересовалась девушка, уловив паузу. Парень молчал, пытаясь переварить новую информацию.

– Что делают обычно в таких ситуациях? – грустно отозвался Нокт. Через секунду он едва заметно улыбнулся, но улыбка эта была механической.

– Изгнание! – авторитетно заметила девушка, – Ничего иного не остаётся!

– Да… Да… – словно в полусне пробормотал юноша, – Ничего иного не остаётся. Это лучшая альтернатива…

– Что? – удивилась Асити. Её собеседник неопределённо взмахнул рукой и промолчал.

– Так значит, ты сделаешь это? – осведомилась девушка.

– Не знаю – признался он, – Честно ли так поступать…

– Да как ты не поймёшь, что он хотел убить меня! Он подверг мою жизнь опасности, имею же я право, в конце концов, требовать его изгнания! – снова распалившись, начала истерично нашёптывать Асити.

– Я сделаю это, но не сейчас. Давай поговорим об этом завтра.

– Нет! Все должны знать об этом прямо сейчас. Я не намерена жить рядом с Дионом и минуты! Понял? – упрямо воскликнула девушка, увидев шанс ослабить власть Нокта, – Можешь молчать, но я не буду!

– Я всё сказал – холодно ответил Нокт.

– Я тоже!

После этого парень вышел из хижины и направился куда-то в сторону, судя по тени, которую Асити разглядела между прутьями в стене своего жилища. Девушка, чьё самолюбие по одной ей известной причине было уязвлено, встала и осторожно подошла к выходу из дома. Выглянув наружу, она поняла, что Нокт стоит у хижины брата, склонив голову. Весь вид черноволосого юноши говорил о том, что его что-то мучает, будто какая-то вина страшным грузом довлеет над ним.

– Гад – сквозь зубы процедила Асити, – Корчит из себя несчастного, всеми покинутого и убитого. Нет, Нокт! Ты меня не обманешь! Твой брат ненормален, и я не позволю ему здесь быть. Вслед за его слабостью, этот недуг проникнет в каждого из нас. Он попросту опасен!

Эта мысль стала для неё оправданием.

Решив так, девушка отодвинула ветку, служившую дверью в хижину и, шатаясь, вышла на песчаную площадь. Нокт уже скрылся в жилище брата и теперь ждал, когда Дион очнётся. Воспользовавшись тем, что черноволосый юноша занят, Асити бесшумно вышла за пределы лагеря, огляделась и заметила группу из десяти фаратри, собравшихся у большого костра. На нём они жарили мясо, остальные, скорее всего, были в шалашах и отдыхали после насыщенного дня. Подождав пару минут, девушка двинулась в сторону ночной кухни.

Сегодня костёр был разожжён в нескольких метрах от лагеря, чтобы не захламлять центральную площадку ветками и окровавленным мясом. Это было на руку Асити. Теперь она почти ничем не рисковала – Нокт не мог слышать её.

Заметив приближающуюся девушку, фаратри начали улыбаться и размахивать руками в знак приветствия. Все явно были рады её скорейшему выздоровлению. Подойдя близко к огню, так что её бледное лицо осветилось желтоватым светом, Асити тоже улыбнулась и ответила на приветствия парой вежливых слов.

– Ты уже пришла в себя? Молодец! Нечего долго валяться на одном месте. Ты же не Дион, который до сих пор спит! – оторвавшись от созерцания готовившегося мяса, насаженного на деревянный кол, задорно проговорил Наил. Его поддержали все остальные, лишь скромная Инила промолчала, помня о приказе Нокта. Чуть позже она промолвила, пытаясь перекрыть поднявшийся весёлый гомон:

– Асити, ты, наверное, голодна. Возьми один из этих кусков. Нокт приказал отдать его тебе.

– Спасибо, милая – поблагодарила девушка, – Я не голодна. Можешь отдать это Нокту.

Инила сконфузилась и отошла. Вскоре она вместе с мясом направилась к хижине Диона, Асити с довольным выражением лица следила за тем, как невзрачная фигура двигалась в сторону лагеря.

– Я вижу, ты не особо жалуешь Инилу Пассэр. Да и Нокт тебе, наверное, поперёк горла, раз уж ты не берёшь его подачки. Кстати, расскажешь, что у сегодня произошло в горах? – слегка подтолкнув Асити, усмехнулся Энен. Девушка ухмыльнулась и сделала вид, что не расслышала последнего вопроса.

– Да ты прав. Я, действительно, немного обижена на него. Но больше на Диона – словно между прочим ответила она. Сказав так, девушка привлекла внимание окружающих. Теперь каждый из фаратри против воли начал вслушиваться в речь коротковолосой Асити. Она это заметила.

– А в чём дело? Мы все давно заметили твою неприязнь к брату Нокта. Он, конечно, чудной: любит людей, с нами почти не общается, но это не причины для ненависти – улыбаясь подначивающей улыбкой, спросил Наил. Асити, стараясь двигаться, как можно медленнее, прошлась вокруг костра, чуть наклонила голову и заговорщицким голосом произнесла:

– Смотря для кого. Для меня, например, причина. И кроме того… А ведь вы не знаете, что случилось со мной и Дионом сегодня? Конечно, нет, иначе бы вы не смотрели на меня с немым вопросом на лицах. Так вот, друзья, я вам прямо скажу – он пытался, меня убить. Да-да! Я вижу, вам вдруг стало смешно. Правда? Зря.

– Асити, это ты смеёшься над нами – вставил молодой фаратри, чьи длинные волосы были собраны на затылке в хвост, – Дион и мухи не обидит. Он что-то вроде безобидного сумасшедшего.

Ответом на эти слова послужил одобрительный смех. Асити тоже засмеялась, но когда все успокоились, она твёрдо отчеканила:

– Быть может, так когда-то и было. Действительно, я тоже никогда не подумала бы, что Дион способен на убийство, но теперь я уверена в обратном…

– Ты понимаешь, что твоё обвинение весьма серьёзно. Оно может повлечь за собой страшные последствия для обвиняемого точно так же, как и для обвинителя в том случае, если его слова окажутся ложью – вдруг выступил Наил, серьёзно и мрачно посмотрев на девушку.

– Не веришь? – пожав плечами, спросила Асити.

– Не совсем.

– Хорошо! – отозвалась девушка, – Я расскажу вам, что произошло в горах, а вы уже сами решите, лгу я или нет. Если же моих слов окажется мало, вы можете задать пару вопросов Диону. Я уверена, он ответит на них с присущей ему открытостью!

– Начинай – Наил кивнул. Девушка подмигнула ему, словно подельнику, и только сейчас до парня дошла цель её слов.

«Она хочет избавиться от брата Нокта» – подумал он. «Иначе для чего она завела этот разговор? Хочет ли она просто избавиться от несчастного идиота или же её тешит идея поразить Нокта, сместить его. Второе было бы хорошо…» Продолжая размышлять подобным образом, Наил позволил девушке начать рассказ.

За следующие четверть часа Асити изложила все события минувшего дня, опустив некоторые нелицеприятные моменты и взамен приукрасив другие, выгодные для себя. Все слушали её с большим вниманием, и при этом в каждом фаратри просыпались внутренние злорадство. К сожалению, это общая черта почти всех разумных существ – мы радуемся чужим неудачам и предпочитаем следить в первых рядах за падением ближнего, но не спасать его. Ровно то же самое произошло сейчас. Пусть у фаратри не было явных причин ненавидеть Диона или желать ему зла, но после рассказа Асити многие из нейтрального русла перешли на сторону девушки с бурыми крыльями. Их привлекал её авторитет и яркие, шокирующие слова, не последовать за которыми значило выразить недоверие или прослыть трусом. Помимо прочего, им нравилось, что жертвой её обвинений стал именно Дион, которого между собой фаратри давно называли чудаком. Асити развила это наименование и превратила его в слово «безумец». От безумца она перекинула нить рассуждений к слову «дефективный», а далее и к слову «низший». Её слова и мысли были так естественны, что никто из слушавших не смел возразить.

Зерно ненависти было брошено в благодатную почву стадного чувства, и Асити оставалось лишь дождаться урожая. Вскоре её слушатели дошли до требуемой кондиции – кто-то, действительно, ощутил негодование, кто-то лишь из чувства солидарности поддерживал всеобщий порыв. Никому не пришло в голову, что Дион вымотан и болен. Никто не подумал о том, как он будет выживать в одиночестве. Никто не спросил себя, правильно ли он поступает. Все, словно марионетки, почувствовавшие вибрации нитей, двигались за движениями кукловода – Асити. Однако, ужасное отличие от настоящих кукол состояло в том, что у фаратри выбор был.

Пока девушка с короткими волосами строила козни, Нокт сидел у постели Диона, скрестив руки на груди и вслушиваясь в дыхание брата. Как ни странно, болезнь ещё не наступила. Юноша спал лишь потому, что хотел спать. После тяжёлого дня, охоты, погони и побега организм желал отдыха, и противоречить ему было нельзя. Однако, после десяти минут ожидания, черноволосый юноша, удручённый состоянием неопределённости, всё-таки позволил себе разбудить Диона.

– Что? – едва очнувшись, недовольно спросил парень. Он сощурил глаза, пытаясь разглядеть посетителя, и вскоре узнал брата.

– Нокт? Ты? Что тебе нужно? – едва шевеля языком, пролепетал сонный Дион.

– Нам надо поговорить – отозвался его собеседник.

– О чём?

– О тебе. Я знаю, что произошло у вас в горах. Ты помнишь? Хорошо. Асити сказала, что ты хотел её убить. Ты столкнул её с края скалы и…

– Она с ума сошла! – в тот же миг очнувшись и чуть повысив голос, возмутился Дион, – Я же ради неё… Она боялась лететь, надеялась, что придёте вы, поможете, а гарпии были так близко! Чёрт возьми, да если бы она знала, что творилось у меня в голове в тот момент. С одной стороны – она, с другой – я, и надо, чтобы выжили оба. Мне пришлось сделать рискованное предположение – я поверил, что в падении она взлетит и, как видно, не зря! А теперь она говорит, что…

– Забудь о ней. Не оправдывайся – тихо сказал Нокт, – Она страшный человек. Ей неведомо чувство жалости и… Послушай… Она требует, чтобы я изгнал тебя.

– Что? – не поверил Дион, – И ты… Пойдёшь на поводу? – не поверил юноша и снова почувствовал усталость, на время отступившую после сна.

Черноволосый юноша потупился. Приложив руку к груди, будто ощутив боль, он промолвил:

– В любом случае мы расстанемся через пару месяцев. Не лучше ли сразу сделать это, чтобы понять, что такое самостоятельная жизнь?

– Как ты можешь такое говорить? Ты… Ты шутишь? – вдруг усмехнулся Дион, таким смехом, будто его ударили под дых. На его лице, скрытом полумраком, растянулась неуверенная улыбка. Так ребёнок смотрит на своего родителя, сказавшего какую-нибудь полусерьёзную глупость.

– Я говорю лишь то, что так поступить будет необходимо. Я думаю, Асити не будет терять время, и завтра вопрос о твоём изгнании будет открытым. Если все решат, что ты виновен и можешь снова причинить кому-либо вред, мне останется, лишь повиноваться – вдруг отвернувшись и закрыв глаза, шёпотом отозвался Нокт.

– Это всё глупости! Твоё слово здесь закон. Ведь ты можешь попытаться пойти им наперекор!

– Я попытаюсь это сделать, но… Всё не так просто. Даже если успокоится она, я не успокоюсь. Ты должен уйти… – эта фраза вырвалась неожиданно, ударив своим смыслом Диона по голове. Русоволосый юноша издал стон, два раза качнулся и схватился за голову. Слова брата были слишком ясны, чтобы их не понять.

– Ты с ними… – на мгновение придя в себя, прошептал парень, – Всё это время ты был с ними и просчитывал, предполагал? Так?

– Нет…

– Тебя не покидала мысль о том, как бы изгнать меня. Правда? – вдруг почувствовав эмоциональное возбуждение, всё громче и быстрее начал говорить Дион. Слова, рождённые под действием усталости, срывались с его уст крайне быстро, не позволяя Нокту вставить слова.

– Ты думал, как лучше это провернуть, не так ли? А всё из-за чего? Из-за власти, из-за положения и общества таких же, как мы… Не смей отрицать, братец. Я старался не верить в это, игнорировать твоё поведение, слова дяди, взгляды окружающих, но более этого делать я не буду. До последнего я верил, что ты на моей стороне, несмотря на то, что ты с самого первого дня верховодишь этими фаратри. Это низко, Нокт! Ты ломаешь мою веру, ты ставишь под сомнение уважение к тебе, но это не самое страшное. Самое страшное – это твоя ложь. Так отрекись от неё! Просто признайся, что хочешь избавиться от меня!

– Я хочу освободиться от безумия и спасти тебя, глупец!

– Что? Ты называешь меня безумием и глупцом? Ты говоришь это…

– Нет! – вдруг вскричал Нокт, в горестном порыве схватив Диона за запястья, – Я говорю не о тебе… Я кричу, о своём безумии!

– О чём? – не понял юноша.

– Она… Эронел… Так её зовут – вздрогнув, будто от удара током, сказал Нокт, – Сначала я видел её образ, затем услышал голос, теперь иногда чувствую прикосновения. Она! Ты мешаешь ей, очень мешаешь. Она говорит, что лучшим выходом будет убить тебя. Я не верю, но она заставит… Прошу, Дион, беги. Если не хочешь умереть, беги! – теперь редкие вздрагивания переросли в беспрерывную дрожь. В темноте нельзя было этого увидеть, но глаза Нокта сияли безумными огнями, губы двигались конвульсивно, мимика стала напоминать звериную. Глядя на это, Дион испугался. Не так, как пугаются диких животных или убийцы, вышедшего из узкого закоулка, а как шаман боится злых духов. То, что почувствовал русоволосый юноша, можно было назвать мистическим страхом. Страхом пред неизвестным.

– Т-ты разыгрываешь меня? – тихо спросил Дион. Его брат отрицательно мотнул головой.

– Поверь мне. Я говорю это не в качестве оправдания (ты можешь так подумать) своей слабости. Я никогда бы не решился изгнать тебя, но сейчас это лучшее средство.

– Какой же бред ты несёшь! – вдруг взорвался Дион, – Сейчас моя жизнь зависит от тебя, от твоего авторитета, а ты прикрываешься вымышленным безумием? Хорош, нечего сказать!

Но юноша не успел договорить – к шалашу подошла девушка с мясом. Она два раза кашлянула, чтобы обозначить своё присутствие и осторожно отодвинула дверь в жилище Диона.

– Я принесла то, что вы просили – обратилась она к Нокту. Тот промолчал, словно не замечая её. Дион, забыв о начатой речи, вскоре нашёлся, произнёс слова благодарности, улыбнулся в темноте и взял блюдо с приготовленным мясом. Инила Пассэр едва заметно поклонилась и вышла. Это была светлая натура, тесно связанная с добродетелью, наделённая умом, кротким нравом и монашеским целомудрием. Именно благодаря уму и кротости, которые вместе образуют мудрую проницательность, она и вышла из жилища Диона, словно тень. Инила поняла, что невольно стала свидетелем важного разговора, а оттого и постаралась как можно скорее удалиться.

– Прекрасная девушка – отвлечённый от гневной тирады, вдруг промолвил Дион. Нокт согласно кивнул.

– Значит, я должен уйти как можно скорее? – внезапно спокойно спросил русоволосый юноша. Казалось, появление девушки развеяло бурю в его душе.

– Не считай это моей прихотью – удручённо промолвил Нокт.

– Что же мне об этом думать?

– Думай об этом, как о моём страхе, побороть который я не в силах. Безумие, если это именно оно, вселяет в меня ужас. Мне не под силу победить его…

Наступила короткая пауза. В её продолжение братья сидели, враз закрыв глаза. Каждый думал о своём, но душу каждого из них переполняло общее горе, правда, ощущаемое с разных сторон.

– Знаешь, – оторвавшись от размышлений, промолвил Дион, – Ты можешь прикрываться чем угодно: безумием, страхом, общественным мнением, но я тебе не верю. Не бывает так, что в один день всё меняется настолько, что брат восстаёт против брата. Это мерзко, Нокт, но думаю, ты это и сам понимаешь. Раньше я верил в тебя. Да. Ты был для меня авторитетом, но не потому что ты лидер и тому подобное, но потому что ты мой брат. Будь ты слабым и забитым, я всё равно относился бы к тебе как вышестоящему, но не теперь. Пусть в тебе есть сила физическая, пусть за тобой идёт народ, но внутреннее ты слаб. Если ты станешь правителем, не ты будешь управлять народом, а народ будет управлять и помыкать тобой. Но я ему не завидую! Если ты предаёшь брата, то и свой род предать для тебя не станет особой сложностью…

– Замолчи – в гневе ударив кулаком по стене шалаша, так что весь он содрогнулся, воскликнул Нокт, – Ты не видишь её! Ты не слышишь её голоса, который, словно эхо, гуляет в твоей голове. Тебе недоступен её образ. И в этом твоё счастье. Тебя не донимают образы и бредовые идеи. Ты спасён от них, а я нет! А раз так, то молчи!

Дион повиновался. Он не поверил словам брата. Понурив голову, юноша два раза кивнул и усмехнулся. Его смешок был похож на всхлип, как если бы Дион плакал. Но его глаза оставались сухими, лишь сердце обливалось кровью.

– Прости – тихо промолвил Нокт, после чего вышел на улицу. Через минуту он вернулся мрачный и удручённый.

– Увы, я недооценил Асити, – сказал он, – Я рассчитывал, что она внемлет моим словам и подождёт до завтра, но она не услышала меня. Все уже идут сюда.

(обратно)

5 глава – Суд

Дион вышел из своего жилища, поддерживаемый рукой Нокта. Несмотря на всю силу отвращения, вызываемого в нём присутствием брата, русоволосый юноша не отказался от помощи, почувствовав весьма ясно, что иначе он не встанет. С трудом передвигая ногами и стараясь не замечать боль, сковывающую спину, он сделал два шага вперёд и тотчас сел на песок, с внутренним страхом и волнением наблюдая за приближающейся группой во главе с Асити.

Вскоре они уже были рядом, образовав круг, центром которого стал Дион.

– Всё-таки ты не послушала меня – укоризненно покачав головой, промолвил Нокт. Девушка надменно взглянула на него и усмехнулась.

– Пусть все знают правду. Зачем хитрить и скрывать факты? Если мы будем так поступать, то в чём тогда смысл справедливости? – был её ответ. Черноволосый юноша тоже усмехнулся и пожал плечами; за этими невинными движениями скрывалась злоба.

– Так ты уже всё знаешь? – вдруг спросил Наил, – Это правда? Твой брат хотел убить Асити?

– Он хотел ей за что-то отомстить? – предположил Энен.

– Не говори глупостей – резко отозвался Нокт, – Ваша повелительница очень много придумывает! Дион не убийца! Он не желал вреда Асити, а напротив – хотел помочь ей.

– Так значит, я вру? Все это слышали? Меня назвали лгуньей! Нокт защищает своего брата, но давайте спросим у Диона, что случилось сегодня днём в южных горах. Хотел ли ты убить меня? Говори, толкал ли ты меня в пропасть или нет? – вдруг вскричала Асити, возбуждённо оглянувшись на остальных фаратри.

– Лишь для того, чтобы помочь тебе – вынужден был ответить юноша. О прочих подробностях, могущих спасти его, он позабыл.

– Это было? Ты толкал меня, говори по существу! – продолжала настаивать Асити. После её слов внимание фаратри оказалось приковано к Диону. Тот, словно маленький, с мольбой взглянул на Нокта, не зная, что сказать.

– Того требовала ситуация. Иначе тебя бы растерзали гарпии. Или ты этого не понимаешь? – тихо ответил черноволосый парень, – Зачем ты придумываешь небылицы? Мой брат хотел спасти тебя, а не убить!

– О, это как посмотреть! Он и ты считаете, что своим поступком Дион пытался спасти меня, но я уверена, что толкая меня в пропасть, он надеялся на мою смерть!

– Глупости! – вдруг промолвил русоволосый юноша, – Я верил, что ты спасёшься…

– Но наверняка не знал? Ведь так? – вдруг вскричала Асити, – Так или нет?

– Так – со слезами на глазах признаться юноша, глядя на свою мучительницу.

– Этого довольно. Может, его целью и не было убийство, но он подверг мою жизнь опасности. За это я требую, чтобы и его жизнь была подвержена тому же. Эти фаратри поддерживают меня, а раз так, то мои претензии справедливы! – торжествуя и смеясь прямо в лицо Диону, воскликнула девушка.

– Но позволь же ему, по крайней мере, немного прийти в себя – тихо сказал Нокт, – Я понимаю твои чувства, Асити, но, тем мне менее, я не могу позволить тебе так поступить. Это решение чересчур своевольно и…

Мгновение, и девушка, растолкав толпу, подошла к Нокту. Все тотчас замолкли, и Дион, сквозь боль концентрируя внимание, смог по губам понять смысл слов Асити. Приблизившись лицом к лицу Нокта почти вплотную, она сказала:

– Он не стал ждать. Он не смягчился даже после моих криков. Он твёрдо следовал своим целям, не спросив меня. Отчего же я должна ждать, пока он выздоровеет?!

В это время Дион сидел на песке униженный, больной и уставший. Иногда его взгляд устремлялся на Асити, которая, указывая на него пальцем, продолжала что-то восклицать. В той кротости, с которой он смотрел, на своих судей, сквозило столько наивного непонимания и страха, что любой нормальный человек давно бы оставил его в покое. Однако фаратри были поглощены развернувшимся действием и не замечали лика русоволосого юноши, который можно было сравнить лишь с ликом неразумного агнца, идущего на заклание.

– Асити, прошу, успокойся. Твоё требование будет выполнено. Дион уйдёт, но завтра. Сейчас, согласись, выгнать кого-либо на улицу – это безумие. К тому же, он ранен, как и ты, это важно. Не хочешь же ты прослыть убийцей, когда мы вернёмся в город? В конце концов, скрыть от моего дяди ничего невозможно – пытался уговорить её Нокт. Девушка сначала не желала слушать, но позже успокоилась. Угрозы черноволосого юноши подействовали на неё отрезвляюще.

– Хорошо, – сказала она, – Пусть уходит завтра! Но если он останется здесь, то жертвой окажешься ты, Нокт. Не думаю, что Фреом будет доволен поведением своих племянников, один из которых подвергает чужую жизнь опасности, а второй оправдывает его.

На этом суд завершился. Девушка, добившись того, чего хотела, покинула круг, а за ней разошлись и остальные фаратри. Братья остались вдвоём. Дион сидел, словно в воду опущенный, унылый и безмолвный. Нокт переводил дух, вспоминая искажённое гневом лицо Асити.

– Прости меня – наконец придя в себя, промолвил он, – Я делаю это не потому, что хочу.

Дион по-прежнему молчал. Не известно о чём в эти мгновения он думал, но лицо его становилось всё бледнее с каждой минутой.

– Что я буду делать там один? – сам у себя спросил он.

– Доказывать, что ты достоин жить…

В течение всей ночи Нокта не покидала девушка в белом саване. Она, словно его совесть, укоряла черноволосого юношу в бездействии, медлительности и слабости. Она приказывала ему убить, она грозила безумием, и лишь к утру её напор охладел.

– Так или иначе, кажется, свою роль ты сыграл – когда звёзды уже начали гаснуть, задумчиво сказала она и вскоре исчезла. Оставшееся время до восхода солнца Нокт спал, провалившись в объятия Гипноса так глубоко, что разбудить его не представлялось возможным. Он отдыхал и не слышал и не видел, как рано утром к нему подошёл Дион, что-то сказал, немного подождал и отошёл.

Проснувшись в полдень из-за фаратри, обсуждающих новую охоту и ремонт пары шалашей, черноволосый юноша встал, вышел наружу и только сейчас понял, что соседняя хижина пустует.

Дион покинул лоно своего рода.

(обратно)

6 глава – Скиталец

Итак, юноша отдалялся от сородичей, при этом не понимая, куда и зачем он идёт. Он шёл почти автоматически, не обращая внимания на путь, на окружающий мир, в целом доверяясь проведению. В правой руке он держал посох, сделанный из толстой сосновой ветви, в левой – сумку со всем необходимым, то есть когтями, пищей и прочим. Сегодняшнее утро было первым утром русоволосого юноши, когда он оказался совершенно один. Раньше его, так или иначе, окружали другие разумные существа, сейчас же чем дальше он шёл, тем незначительнее становились его надежды на встречу с себе подобными.

Несложно догадаться, что Дион был ошеломлен столь резким изменением своего положения. Ещё недавно он считал, что нужен кому-то, сейчас же, среди полевых трав, деревьев и камней, выпирающих из земли, в полном одиночестве он отчётливо понял, что отныне нужен лишь сам себе. Эта мысль укрепила душу русоволосого юноши, однако вместе с этим ожесточила её. Дион этого не почувствовал (первое время он не мог до конца оценить всё произошедшее), но теперь мысли о несправедливости начали посещать парня всё настойчивее.

Он не оглядывался и не останавливался ни на минуту, продолжая упрямо идти вперёд. Сейчас его внутренний мир, словно облитый цементом, начинал затвердевать и покрываться защитной коркой. Это делало недавно причинённую боль не столь ощутимой, но любое чувство, связанное со вчерашним судом или любым счастливым моментом прошлого могло оставить в этой корке трещину и растравить совсем свежие раны. Потому Дион и хотел скорее сбежать, уйти как можно дальше, построить жилище и забыть второй день жизни на земле, чтобы после него в памяти не осталось и малейшего следа.

День был в самом разгаре. Полевые травы, пожелтевшие на солнце, обступали путника со всех сторон. Среди них можно было увидеть и цветы, которые мелькали перед юношей жёлтыми, фиолетовыми и голубыми огоньками. Если бы он мог видеть всё великолепие, окружающее его, если бы он мог чувствовать умиротворение от взгляда на совершенство природы, то наверняка бы ему пришлось остановиться. Пройти мимо естественности мира, мимо его редких лучей спокойствия и гармонии, мог лишь человек, чья душа закрылась от всего на свете – человек (фаратри) слабый, больной, морально умирающий.

Над ним серым жужжащим облаком носились мухи, мошкара, комары и прочие твари, призванные по капле осушать чужие тела. Дион не обращал на них внимания, не отмахивался, и, казалось, не замечал их. Что теперь для него значила боль от комариных укусов? Ничего. За страданиями гораздо больших масштабов, местом действия которых стала душа, физическая боль, к тому же выраженная слабыми укусами насекомых, была совершенно незаметна.

Юноша двигался вперёд, не имея особых целей, потеряв всяческую поддержку и лишившись надежды. Его разум спал, тело бодрствовало, взгляд с самого утра оставался туманным, и где-то на задворках сознания сверкала тупая боль в спине. В таком состоянии он шёл целый день, весь вечер и остановился лишь тогда, когда, из-за, сгустившегося мрака нельзя было разобрать дорогу.

Только когда из виду скрылись травы, деревья, и весь окружающий мир наполнился мраком, Дион понял, что допустил ошибку. Теперь ему предстояло спать в темноте, без крыши над головой, в соседстве с мухами и земляными жуками. Оглядевшись, юноша вздохнул, попытался различить в темноте хоть что-то и, поняв всю бессмысленность этого, без сил рухнул на траву. Сон пришёл почти сразу.

Следующим утром Дион очнулся разбитым, замёрзшим и ещё более больным. Встав и быстро позавтракав оставшимся мясом, он снова пустился в путь. И как вчера, его не заботила ни дорога, ни цель, совершенно ничего. Единственное, что он чувствовал весьма явно, груз печального прошлого, лежащий на нём, словно камень.

В таком виде, с такими мыслями, изредка охотясь, чтобы прокормить себя, и делая редкие привалы, чтобы отдохнуть, Дион скитался шесть дней. Его лицо посерело и осунулось, глаза так и не избавились от тумана, душа продолжала болеть, а тело ослабевать. С каждым днём своих бессмысленных странствий, юноша незаметно для себя, обновлялся, переходил в следующую итерацию своей личности, но становился ли его дух гармоничней, а разум светлее? Едва ли.

Но каким он был прежде? Чего лишили его суд и изгнание?

Пожалуй, в то время, когда мы увидели его впервые, он и сам не смог бы сказать, каким человеком он является. Довольно часто автору этой повести встречаются натуры двойственные или даже тройственные, следующие различным внутренним правилам в разных ситуациях. Совершенно логично, что такие образы отражены и на страницах произведения, иначе оно лишилось бы связи с реальностью.

Неоднозначность была главным качеством русоволосого юноши, хотя сам себе в этом отчёта он не отдавал. Кто-то может сказать, что это абсолютно нормально, так живут все, кто-то, что это признак подлости. Что-ж, по этому поводу можно сказать следующее: многими любимая монолитность характера, внутреннего мира тоже бывает сопряжена с подлостью, разница лишь в том, что человек с таким устройством действует более очевидно, прямолинейно.

Да, характер Диона был многогранен. Его натура сочетала в себе покорность, бунтарство, любовь к людям и скрытую ненависть к сородичам. Последняя черта весьма удивила бы его, если бы ему о ней сказали, так как явно она не выражалась, а дремала где-то в глубине. Бунтарство тоже не было превалирующим свойством. Скорее, оно проявлялось по мере необходимости, и было далеко от подросткового бунта, в котором главную роль играет жажда внимания. В Дионе дух бунтарства был результатом размышлений, продуманного анализа и некоторых выводов, к которым юноша пришёл, полагаясь не на эмоции, а на ум. В основном он проявлялся, когда дело касалось пресловутого людского вопроса, в других же случаях исчезал.

Наравне со всем вышесказанным, Дион, несмотря на довольно критичное мировоззрение, мог быть и покорным или, лучше сказать, удобным, но к покорности прибегал лишь в тех случаях, когда хотел избавить собеседника от чрезмерного напряжения.

Итак, теперь от нулевой точки, под действием внешнего импульса, душа юноши начала стремиться к новым далям. Скиталось не только тело, но и внутренний мир. Во время этого абстрактного пути, он, словно насекомое, избавлялся от артефактов прежней жизни и приобретал новые, по мере своего продвижения присоединяя их к себе. Стоит ли говорить, что модернизация эта нашла выход в дальнейшей жизни Диона? Нет. Это очевидно.

(обратно)

7 глава – Ребёнок и гроб

Путь Диона прервался, а точнее замедлился, когда в полдень перед ним, вместо привычных зелёных крон деревьев и веток кустарников предстала окраина человеческого поселения. Взглянув на серые полусгнившие заборы, огороды, засеянные картофелем и земляные дороги, по краям которых расположились неказистые домики, Дион вздохнул и неторопливо пошёл вперёд, к цивилизации. Путеводной нитью ему служила небольшая тропа, которая и вывела парня из леса. Чем ближе к деревне подходил Дион, тем шире эта тропа становилась и, в конце концов, превратилась в дорогу, утрамбованную землёй и песком.

Оглядевшись, парень заметил у первого перекрёстка синюю табличку, попытался рассмотреть её, но краска на ней давно выцвела, и надпись стёрлась, превратившись в непонятное белое пятно. Раньше оно было номером поселения и представляло число «55». Людей на улицах было немного. В основном там, поднимая в воздух клубы пыли, резвились дети. Их родители в жаркий день предпочитали наблюдать за играми своих чад, находясь в прохладе домов. Солнце не позволяло им неотлучно находиться на воздухе.

Стараясь идти как можно медленнее и не привлекать внимания, Дион прижал крылья к спине, сгорбился и потупил взгляд. В таком виде он дошёл до начала первой улочки, но вскоре детвора обступила его со всех сторон. От пытливого детского ума нельзя скрыть такую деталь как крылья. При всём желании молодой фаратри не смог остаться незамеченным.

Тотчас маленькие пальчики начали указывать на незнакомца, раздался смех, весёлые голоса, и вскоре к детскому празднику были вынуждены присоединиться взрослые.

Первой оказалась женщина средних лет, с осунувшимся морщинистым лицом, худыми руками и тревожным взглядом. Выйдя из серых деревянных ворот, она внимательно посмотрела на фаратри, закусила губу и после минутного раздумья решилась к нему приблизиться. На ней было серое платье, фартук из грубого коричневого сукна и косынка, повязанная на узкие плечи.

Подойдя к Диону вплотную, она ещё раз посмотрела на него, как бы изучая, жестом отогнала детей и отвела удивлённого незнакомца в сторону. Вскоре на улицу вышли другие люди. Среди них были мужчины. Заметив фаратри, двое из них твёрдым шагом направились к худощавой женщине. Та, увидев их, хмыкнула и теперь смотрела на них, не отрывая взгляда, почти презрительно. Было заметно, что по поводу крылатых существ эти люди придерживаются разных мнений.

– Что нужно? – оказавшись совсем близко, спросил первый мужчина – приземистый и чернолицый человек сорока лет. Его спутник был выше и шире в плечах, однако грозный его вид компенсировался совершенной молчаливостью. На голову его была надета панама, из под полы которой сверкали чёрные глаза – буравчики.

– Немного отдохнуть, только и всего – решив, что приветствие с его стороны будет неуместным, ответил Дион.

Первый замотал головой:

– Здесь тебе не рады. Убирайся вон! Если увижу здесь ещё раз, крылья с корнем вырву! Откуда вы только берётесь!

– Молчи, идиот! – вдруг вскрикнула женщина, – Какой приём ты оказываешь? Это гость, а гостей надлежит принимать как следует!

Мужчина, казалось, был застигнут врасплох таким отпором. Он недовольно посмотрел на женщину, на Диона и через пару секунд сказал:

– Дождёшься ты бед, с такими гостями. Раньше бы с вилами в руках его прогнала, а теперь…

Вскоре он и его спутник ушли. Зато вместо них к Диону, словно к чуду, начали подтягиваться другие люди. Теперь среди них можно было увидеть народ всех мастей и достатков. Каждый хотел прикоснуться к его крыльям, задать вопрос или просто поглядеть на него. Шум в мгновение ока стал нестерпим. Женщина, которая самая первая оказалась рядом с фаратри, некоторое время терпеливо смотрела на всё это, но потом вскричала:

– Галдеть вы можете рядом со своими домами. У моей усадьбы – не сметь!

В тот же миг она взяла Диона под руку и торжественно, под взглядами окружающих, ввела его в свой двор, расположенный совсем рядом. Юноша покорился и послушно пошёл. Теперь гул стал ещё громче, но когда массивные деревянные ворота захлопнулись, скрыв от зевак предмет их любопытства, он начал постепенно ослабевать.

Переступив небольшой деревянный порожек, поставленный для того, чтобы закрыть щель между воротами и землёй, Дион оказался на широком, покрытом короткой травой, дворе. Слева от него возвышалась стена усадьбы, в центре которой было вырезано средних размеров окно. На белой завалинке от жары спасался чёрно-белый кот, в скворечнике, висящем рядом, на липе, пищали воробьи, за плетёной оградкой кудахтали куры, в загонах для скота изредка раздавался протяжный коровий рёв.

Хозяйка двора проследовала вглубь своих владений, огляделась и повернулась к Диону.

– Я надеюсь, вы не против, что я так просто вас привела сюда? Вам нужен отдых и дом? Хорошо, вы можете переночевать в моём – вдруг сказала она и, не дожидаясь, ответа, указала ладонью на высокое крыльцо, покрашенное в коричневый цвет. За тремя ступенями находились сени скроватью и двумя металлическими флягами, далее – кухня, а потом две жилые комнаты. В одну из них женщина и хотела поселить Диона; вскоре она ввела его в дом.

– Вы очень добры, спасибо – промолвил юноша, через минуту остановившись у порога своей комнаты, однако женщина, казалось, не заметила этой любезности. Позже Дион понял, что слова благодарности его хозяйка принимает довольно холодно, будто интересуясь одними требованиями. На её беду парень оказался неприхотливым.

Очутившись в отведённом для него помещении, он внимательно всё оглядел, положил сумку на стул, выглянул в окно и остался вполне доволен. В комнате стояли кровать, низкий деревянный столик, два стула, на стене находился ковёр, на полу – разноцветные половики, а напротив постели возвышался широкий дубовый шкаф. В целом впечатление, которое на юношу произвела деревенская обстановка, в сравнении с тяготами скитальца, было весьма хорошим. Единственным недостатком, который заметил Дион, была странная молчаливость хозяйки дома. Первое время она без умолку тараторила, показывая свой дом, но теперь затихла и уже как пять минут безмолвно стояла подле Диона, наблюдая за тем, как он осваивается. Казалось, она хотела о чём-то спросить, но не смела этого сделать по какой-то причине.

– Что-нибудь ещё? – вдруг промолвила она, как бы отмерев.

– Нет – ответил юноша, – Мне всего хватает. Комната хорошая… На самом деле, это лучшее место для сна за последние несколько дней.

– А пища? Я сейчас же приготовлю!

Юноша покачал головой:

– Об этом вы можете побеспокоиться через час, сейчас я есть не хочу. Я плотно позавтракал.

– Я могу заняться вашими когтями… Ведь вы все их носите, верно? – не унималась хозяйка, не желая уходить просто так.

– Нет, не все. Но у меня есть…

– Отлично! – воскликнула она, будто узнав о богатом наследстве, – Я могу начистить их и наточить, если вы не против.

– Пожалуй, можно – неуверенно протянул Дион, но его собеседница уже начала копошиться в сумке. Юноша незаметно улыбнулся, но сопротивляться не стал. Взглянув на хозяйку, он неожиданно ощутил чувство жалости, будто увидел больного или умирающего человека. Это заставило его на мгновение задуматься. В чьём доме он оказался, безопасно ли это, ведь он видит эту женщину впервые? По её виду можно догадаться о горестях, которые она пережила, а отчаявшиеся люди способны на необдуманные поступки. Как зовут её и что она скрывает? В том, что хозяйка должна что-то скрывать, Дион был уверен совершенно точно.

– Делайте, что вам угодно – сказал он, – Я, пожалуй, отдохну. В последнее время мне пришлось много ходить.

– Да, конечно. Я могу закрыть ставни, если вам мешает солнце – услужливо предложила его собеседница (своего имени она не называла и не спрашивала его у гостя, так что Дион тоже не решался спросить).

– Спасибо большое, не стоит. Я прекрасно отдохну и так. Мне очень жаль, что я доставляю вам неудобства, но поверьте, это ненадолго – ответил Дион, после чего сел на кровати. Наконец, выудив когти, женщина осмотрела их, кивнула юноше и направилась к выходу.

– Не волнуйтесь, неудобств и без вас хватает: на мне одной держится немалое хозяйство, к тому же… Если что, я буду на кухне – женщина вдруг осеклась и мигом скрылась в соседней комнате. Юноша остался один. Некоторое время он размышлял над её словами, над собственным положением, но вскоре понял, что мысли его начинают мешаться. Тотчас он лёг в постель, накрылся с головой одеялом и заснул.

Ото сна он очнулся через полтора часа отдохнувшим и бодрым. Встав и выйдя на кухню, парень застал там хозяйку, занимающуюся приготовлением еды. Увидев Диона, женщина улыбнулась:

– Скоро будет готово. Подождите немного.

Фаратри кивнул:

– Я буду на улице.

– Идите, – одобрила хозяйка, – Свежий воздух, в тени прохлада, воробьи пищат – прелесть!

Юноша скрылся на веранде. Секундой позже очутившись на крыльце, он сделал глубокий вздох, впервые за неделю улыбнулся, в том числе и глазами и по ступеням спустился к земле. Сначала, в продолжение четверти часа, он прохаживался по двору, наблюдая за кошкой, которая вскоре встала и убежала, за воробьями, юрко влетающими и вылетающими из скворечника, за курами, клювы и шеи которых часто мелькали за плетёным загоном. Потом, утомившись, он сел на завалинку, закрыл глаза и, ощущая дуновения летнего ветра, углубился в свои мысли. Ему было хорошо физически, ничего не причиняло ему неудобство – ни уже затянувшаяся рана на спине, ни жара, компенсируемая ветром, ни надоедливые мухи, которые исчезали здесь так же быстро, как и появлялись. Усталость тоже отступила.

«Вот он первый остров умиротворённости, на моём пути. Чудесно! Я не удивлён, что нашёл его среди людей, ведь как и раньше, я верю, что это прекрасные создания. Пусть и здесь есть сорняки вражды, но с ними, по крайней мере, пытаются бороться. В Дэме всё иначе. Небесные «вышестоящие» существа даже подумать не могут о том, что лишь параллельное развитие двух рас и взаимовыгодная помощь могут привести к светлому будущему. В этом вопросе они слепы, а я нет» – вдруг пронеслось в сознании Диона. Юноша недовольно поморщился, огляделся, будто боясь, что его мысли могут быть кем-то подслушаны, и снова погрузился в размышления.

«Так или иначе, фаратри уже не одно десятилетие находятся под властью тщеславия, хотя сами себе в этом признаться не могут. Они считают себя достойными жить в богатстве и роскоши, в то время как люди на земле едва выживают. Но в чём причина? Лишь в том, что фаратри сильнее. Если бы большей физической силой на заре образования наших цивилизаций обладали люди, то именно они стали бы нашими хозяевами, а не иначе. Не знаю, были бы они справедливее, чем мы сейчас, но в это хочется верить. О, если бы сейчас эта мысль пришла в голову каждому из моих родичей, это было бы великолепно. Людской вопрос враз был бы решён! Наступило бы счастье!» – последняя мысль показалась юноше особенно приятной. Улыбнувшись, он вздохнул, поднял голову, будто желая разглядеть горизонт, скрытый забором и ветвями липы, и снова закрыл глаза. В таком состоянии он просидел около минуты, после чего его лик снова омрачился.

– Но за чем же дело встало? – вдруг возбуждённо прошептал юноша, – Ведь можно было додуматься до этого раньше? Ведь можно…

Дион встал с завалинки, резко повернулся, и его глаза вспыхнули лихорадочной мыслью. Казалось, ещё немного и Дион разрешит все мировые проблемы, лишь дай ему дополнительный импульс. Но его не было. Вдруг побледнев, парень за секунду потерял воодушевление и снова сел на каменную поверхность.

– Нет. Нельзя – сказал он, – На любое моё слово у них найдётся тысяча отговорок – политика, экономика и ещё уйма причин, концепций и умозаключений. Нет, действовать в этом случае можно лишь с позиции силы, жаль, что теперь я её лишён. Нокт и Асити наверняка всё доложат Фреому, и трон, который мне понадобился сейчас, никогда не станет моим. Чтож, значит, так тому и быть.

Решив так, юноша снова попытался расслабиться, но нить рассуждений, перекинутая от людского вопроса к его собственному положению, заставила Диона вернуться к раздумьям.

«Значит, трона мне не видать? Чтож, потеря не смертельная. Важно другое… Я лишился корней. Теперь у меня нет ни брата, ни дяди, ни друзей, ни знакомых. Я изгой, преданный позору и порицанию. Так обо мне вскоре будут думать все, если, конечно, у Нокта не проснётся совесть. Асити – чудовище. Она оболгала меня, а Нокт, хотя и не знал всей правды, решил не возражать. Ну и хорошо… Отныне мне до них дела нет» – теперь вместо воодушевления Дион почувствовал глухую ненависть. Страшная злоба заскреблась в его душе, так что парень едва сдержался, чтобы не вскочить и закричать. Сжав кулаки и стиснув челюсти, он осторожно встал, будто боясь на кого-то наступить, и медленно прошагал до крыльца. Сев на вторую ступень, он взялся за голову и только сейчас ощутил пульсирующую боль в виске. Мысли гудящим роем носились в сознании.

– Нет счастья в этом мире… Счастливы лишь жестокосердные… Раз так, то…

Юноша не успел договорить, ведь как раз в этот момент ворота со скрипом отворились. Во двор вошла маленькая девочка лет десяти с чёрными косичками, болтающимися у самых лопаток. Одета малышка была в жёлтое платьице с белыми полосами на рукавах и юбке. На шее её была повязана голубая ленточка.

– Здравствуйте – тихо сказала она, заметив незнакомца. Юноша встал с крыльца.

– Здравствуй – тихо ответил он.

– Вы небесный дух? – девочка улыбнулась, будто узнала фаратри. Дион смутился.

– Нет, ты ошиблась – признался Авис, удивлённый предположением ребёнка.

– Мама говорила, что у звёздных духов есть крылья. Правда, они должны быть белыми, но вы ведь тоже небесное создание, хоть и с серыми – продолжая улыбаться, заметила малышка с такой лёгкостью, будто всю жизнь знала Диона.

– Ты здесь живёшь? – догадался парень. Его собеседница кивнула.

– Да, вместе с мамой.

– Я ваш гость… Завтра я уйду, можешь не волноваться – отчего-то решив, что его присутствие может помешать девочке, промолвил Дион. Его собеседница радостно округлила глаза и прошептала:

– Значит, вы заберёте меня? Заберёте? Правда?

– Ника! – вдруг из окна раздался голос хозяйки, – Немедленно иди домой! Сказано тебе было, чтоб долго не пропадала, а уже как два часа нет. Немедленно иди сюда! Поганка, совести у тебя нет!

Девочка рассмеялась и, вскоре прошмыгнув мимо парня в сени, скрылась в дверном косяке. Юноше ничего не оставалось, как вновь сесть на среднюю ступень. Мысли по-прежнему не отпускали его, хотя появление девочки слегка рассеяло Диона.

«Что всё это значит? – спросил он у себя, – С чего девочка решила, что я должен её забрать? Она приняла меня за кого-то другого… Небесное создание…»

Юноша несколько раз про себя повторил это слово, пробуя его на вкус. В нём явно было что-то лестное для молодого фаратри, но вместе с этим за невинным домыслом скрывалось нечто страшное. Решив спросить об этом у хозяйки вечером, во время ужина, молодой человек откинул неприятные мысли и, вдруг вспомнив недавние рассуждения, попытался связать их с новейшим впечатлением.

«Это даже смешно – решил он, – Смешно и чудесно. Маленький ребёнок с полувзгляда верит в мою чистоту, пусть и с серыми крыльями, а высшие существа не могут разглядеть ложь у своего носа. Конечно, девочка пока неразумна, но именно в этом её сила. Её взгляд свободен от условностей. Будь мой брат хоть немного похож на эту эссенцию невинности, пожалуй, сейчас меня бы здесь не было»

Юноша сидел, глядя куда-то вдаль, и ничего не видел. Перед ним на ветру раскачивались липовые ветви, курицы продолжали кудахтать в своём загоне, солнце то появлялось, то исчезало, скрываясь за облаками. Подняв голову, Дион оглядел небо. «Скорее всего, к ночи начнётся дождь» – подумал он.

– Хорошо, что набрёл на это место – тихо промолвил юноша.

Ничто не нарушало духа умиротворенности, снизошедшего на молодого фаратри, ни коровий рёв, ни голоса, раздававшиеся в доме, ни его плачевное положение, словом – ничего. Однако, вскоре это прошло, ведь на улице послышался приглушённый плач. Юноша прислушался. Ему показалось, что плач принадлежит не одному человеку, а сразу нескольким. Стенания, которые с каждой секундой становились громче, явно принадлежали группе людей. Вскоре до Диона донеслись и их шаги.

Осторожно встав и выглянув за ворота, парень заметил процессию мужчин и женщин в чёрных одеждах, несущих вытянутый деревянный ящик чёрного цвета.

«Похороны» – понял юноша и тотчас закрыл ворота. Он знал, что люди на улице убиты горем, он же своим появлением мог не только это горе усугубить, но и вызвать гнев. Кроме того, Дион по неизвестной ему причине испытывал благоговение перед ритуалами людей, которые ему довелось видеть во время бегства пару лет назад.

– Идите в дом – вдруг через открытое окно промолвила хозяйка усадьбы, – Ужин почти готов. Сейчас перекусим, поговорим, а там и день пройдёт!

Юноша натянуто улыбнулся:

– Так скоро? Ну, хорошо, я действительно проголодался.

Вскоре он оказался в доме. Расположившись за кухонным столом по приглашению женщины, он наблюдал за тем, как в кастрюле, поставленной на печи, начинает закипать суп.

– Вы готовите пищу на огне – вдруг промолвил он, без удивления или какой бы то ни было эмоции, словно констатируя факт.

– Ну да, здесь нет электричества – вдруг раздражённо отозвалась женщина.

– Не обижайтесь, я говорю это без претензии. Наоборот, я поражаюсь естественности вашего образа жизни. Он не лишён прелести, но и ему требуется модернизация…

– Справедливость нужна! – отмахнулась женщина, – Жить мы можем так же, как и сейчас, но нужна справедливость. Если вы на небе купаетесь в роскоши, то и нам половину отдайте! Она нам, может, и не нужна, но с нами нужно считаться!

– Я об этом и говорил – согласно кивнул Дион, – Жаль, что не всё так легко.

– Что же тут сложного? Просто вашему правителю нужно посмотреть на нас и принять решение! – воскликнула женщина, – Рассуждать можно долго, но нет ничего проще, чем действовать.

Вдруг в соседней комнате раздалась возня и сопение.

– Ника, будь тише! – крикнула хозяйка, и шум тотчас стих.

– Вы извините её, она больна. Сейчас у неё буквально за пару минут открылся насморк, но, а так она… – она замялась и не договорила. Юноша рассеянно кивнул, отчего-то недовольно переведя взгляд с женщины на окно. Похоронный гул уже стих. Процессия прошла мимо, оставив на дороге еловые ветви. Проследив за Дионом, хозяйка вдруг промолвила:

– Так всегда. По нашей улице всегда носят тела к кладбищу. Иногда у меня появляется чувство, что смерть преследует нас. Слишком часто я вижу её…

– Ваша дочь очень больна? Помимо насморка есть что-то ещё? – вдруг догадался Дион и сразу добавил:

– Недавно она приняла меня за какое-то высшее существо и спросила, заберу ли я её с собой.

– И что вы ответили? – вдруг побледнев, спросила женщина.

– Я промолчал. Что же мне нужно было ответить? – протянул фаратри.

– Ничего. Вы всё правильно сделали. Ей рано говорить об этом. Пока рано… – в последних словах женщины послышались слёзы, голос её дрогнул. Однако, когда она обернулась к Диону, лицо её было спокойно. Именно эта холодная стойкость, внешнее спокойствие при внутренней буре до глубины души поразили молодого фаратри.

Вскоре поздний обед был готов. Ели молча, с аппетитом. Дион, увидев еду, отказался от намерения расспросить женщину. Всё и так было сказано. Хозяйка тоже молчала, но временами пристально поглядывала на парня, будто на что-то решаясь. Тот видел это, но старался не обращать внимания. Лишь раз, заметив на себе слишком долгий взгляд, он улыбнулся и продолжал есть. Через час они закончили.

Юноша, сытый и оттого довольный, рассматривал кухню и прислушивался к деревенским звукам. В соседней комнате снова раздалась возня. Это напомнило Диону о девочке.

– А ваша дочь, почему не вышла? – спросил он.

– Сегодня здесь ели вы, а она будет в своей комнате – отозвалась хозяйка. Через минуту она снова заговорила, и её худые скулы, выступившие под серой кожей, неприятно поразили парня.

– В последнее время она очень плоха, – начала женщина, – У ней из носа идёт кровь, болит голова. Врач есть только в соседнем поселении, но оно далеко. Приходится ходить к местным шарлатанам, впрочем, и среди них есть те, кто взаправду умеет лечить. Я рассказываю ей сказки про звёздных духов, вечную жизнь, но сама в это не верю. А как бы мне хотелось, чтобы всё так и было…

По её щекам вдруг потекли слёзы, голос стал жалким, тонким и надрывным. Муки, которые женщине причиняли эти несколько фраз, были велики, но это не останавливало её. Дион молчал. Он не знал, что сказать, не знал, как успокоить её, как подавить горе. Так в слезах с одной стороны и в молчании с другой протекло около часа. Девочка начала кашлять.

– Вот негодяйка! – в сердцах промолвила женщина, – Едва ходит, а бегает полдня на улице! И ладно бы хоть среди других детей, нрав-то у неё весёлый, но нет – ходит одна одинёшенька! В лесу да у реки…

– Я, пожалуй, пойду – перебил юноша, – Вы с когтями моими закончили?

– Да, они лежат у вас на столе – тихо ответила собеседница. Парень ушёл.

***

«Какая важность. Больна! Одинока! Несчастна! Я понимаю, к чему вы клоните… Небесный дух! Нужно было придумать что-нибудь остроумней!» – оказавшись один, мысленно вскричал Дион. Неизвестно отчего он так разозлился, но в недобром расположении духа он пробыл до самого вечера. Когда за окном сгустились сумерки, и луна засияла на небе, юноша лёг в постель и заснул под стрекотание сверчков. За всю ночь он не увидел ни единого сна и потому спал спокойно, лишь под утро он очнулся из-за неясного тоскливого чувства. Вспомнив о девочке, спящей в соседней комнате, он вздохнул, снова лёг и закрыл глаза.

«В этом я не повинен» – сказал он себе и более ни о чём не думал. Его совесть спала.

На следующий день, позавтракав и торопливо собрав вещи, парень вышел из дома в сопровождении худощавой женщины. Ника осталась внутри.

– Чтож, – уже вплотную подойдя к воротам, промолвил Дион, – Спасибо вам за всё. Вы очень помогли мне, приютив у себя. Благодарю.

Он собирался переступить через деревянный порожек, но женщина вдруг схватила его за плечо.

– Но, если вам не трудно, помогите и вы нам. В вашей помощи мы нуждаемся гораздо больше, чем вчера – вы в нашей – прошептала она. В её словах слышалась мольба и воодушевление.

– Чем же? – притворившись удивлённым, спросил Дион. Его собеседница затряслась. В следующие пять минут она без умолку говорила. Слова вырывались из неё, будто получая ускорение, фразы были сбивчивы и малопонятны, но среди этого хаоса сверкало чувство гнева и неожиданно смирение.

– Вы думаете, я приняла вас у себя просто так? Нет, дорогой мой, нет! Вздор! – засмеялась женщина, – Я первая оказалась рядом с вами, как только увидела. Я поступила так под гнётом горя и страха, но раньше я подошла бы к вам лишь с единственной целью – убить! Вы знаете, как меня зовут? Конечно, нет! Если бы вы знали моё имя, вы бы не пошли ко мне в дом, а мне это было так нужно! Видите, я совершенно откровенна! Десять лет назад я поднимала восстание против вас, жестоких тварей, но сейчас я смиренно прошу помощи, потому что ребёнок это самое дорогое, что есть в моей жизни. Я не знаю, чем больна моя девочка, но вы должны мне помочь, ведь я помогла вам! Помогите, и груз вины вашего народа станет чуть легче!

– По-вашему, я могу излечить больного ребёнка? Вы меня не за того приняли. Я, разумеется, весьма признателен вам, но я не могу ничего сделать – неожиданно ощутив прилив злобы, холодно ответил парень. Неизвестный гнев, который зародился в нём ещё вчера, начал постепенно выходить наружу.

– Не лгите, всё вы можете! У нас здесь, уже как два года ходят слухи о фаратри, влюбившемся в девушку человеческого рода. Его чувства были так сильны, что он попытался спасти её больного ребёнка и отвёз его в небесный город! Как видите, у меня в точности то же самое. Единственное отличие это ваша нелюбовь ко мне, но это не важно. Вы, конечно же, не тот фаратри, но неужели вас не вдохновляет его пример!? – воскликнула собеседница юноши. Они во все глаза смотрела на парня, пытаясь понять, задели ли его эти слова. Но Дион оставался безучастен. На его лице появилась надменная улыбка.

– Нет, – признался он, – Не вдохновляет. Тот фаратри был дурак, решившийся пойти против устоев своего народа. За свою глупость он уже поплатился, и повторять его судьбу я не желаю.

В голосе парня сквозила неприязнь.

– Да как вы смеете порицать того, кто выше и лучше вас. Тот фаратри был справедлив! О, если бы он был здесь! – возопила женщина.

– Но его нет, – перебил Дион, – Нет и больше не будет. Он – прошлое…

– Помогите. Я приютила вас… – на последнем дыхании взмолилась женщина и только сейчас рухнула на колени. Юноша спокойно смотрел на то, как она простирает к нему руки, словно обращаясь к Богу.

– Как оказалось, вы сделали это из корыстных побуждений, потому, что думали, я способен помочь вам. Но вы ошиблись. Я не могу забрать вашу дочь с собой, ведь неизвестно, смогу ли я сам вернуться в столицу. Но даже если бы мог, то не сделал бы этого. Игры в благородство нынче не в чести. Только жестокосердные правят бал. А раз так, то нет смысла поступать иначе. Прощайте… – сказав так, юноша, который недавно проклял бы себя за эти слова, развернулся и пошёл прочь. Его недавняя собеседница продолжала стоять на коленях и смотреть на удаляющийся силуэт. Это продолжалось около минуты, так что, когда сердце парня защемило, и он обернулся, ворота уже были закрыты

– Я поступил правильно – чувствуя ком, подкатывающий к горлу, придушенно промолвил юноша.

К обеду он снова оказался в пределах бескрайних полей с редкими каменными островами. Вновь, его путь был туманен, и будущее неопределённо. Единственное, что можно было сделать – идти, и парень шёл. Вопреки всему. Вопреки себе.

(обратно)

8 глава – Клыки

Гроза застала Диона ночью десятого дня его скитаний. К тому времени юноша был довольно далеко от людской деревни, прокладывая путь то среди лесных зарослей, то среди полевых трав. Изредка он взлетал, но в воздухе держался недолго. Ему было попросту некуда лететь, и потому большую часть времени он двигался по земле. Сегодня он брёл вдоль линии лесной опушки, соседствующей с цветущей равниной, поверхность которой занимали полынь, сорняки и дикие цветы.

Весь день небо закрывали свинцовые тучи. К ночи они разродились ливнем.

Парень предполагал такой исход и потому за два часа до дождя, увидев вдали высокий тёмный силуэт, принадлежавший одному из камней – гигантов, немедленно двинулся к нему. Здесь в самое скорое время, руководствуясь своим скудным опытом возведения временных убежищ, он соорудил жилище. К счастью, опушка леса, вдоль которой парень недавно шёл, была не так далеко, так что строительные материалы скоро прибывали к нужному месту.

После того, как ветки и мох были собраны, юноша принялся думать над устройством шалаша.

Прямо перед ним скала, к которой он прибился, раздваивалась, образуя букву «V», и потому Дион торопливо решил устроить убежище между расходящимися её сторонами. Когда хлынул дождь, парень уже был скрыт прочной крышей из веток и листьев. Капли барабанили по земле, образуя лужи, но внутрь жилища не попадали, и юноша весьма гордился проделанной работой.

– Не так уж плохо – промолвил он, вспомнив недавние слова брата, – Интересно, что бы он сказал, если бы увидел это? Пожалуй, нашёл сотню недостатков и резюмировал, что я безнадёжен.

Юноша улыбнулся. Сегодня луны не было видно, и земля, вчера светлевшая в серебряном свете, сейчас, словно чернильная клякса, ослепляла беспроглядной тьмой. Продолжая улыбаться, Дион лёг на жалкую постель, сооружённую из пожелтевшего мха, и закрыл глаза. Он попытался уснуть, но один раз повернувшись с боку на бок, вдруг ощутил боль в правом плече. Задёрнув рукав серой походной куртки, которую он не снимал с момента изгнания, и, убедившись, что он разодран, юноша дотронулся до плеча. На его пальцах осталась кровь.

– Прекрасно! – злобно прошептал Дион, – Час от часу не легче. Если воспалится, придётся идти снова к людям или в лагерь…

– Нет, туда нельзя – тотчас добавил он, – Они выгнали меня с раной более серьёзной. Услышав о порезе, они… Чтож, пусть будут счастливы!

Парень снова лёг и повернулся так, чтобы раненая рука находилась сверху.

«Где мне так повезло? Вроде ничего к этому не вело… Может, когда собирал ветки? Ну конечно! Проклятая коряга… А зацепил и не почувствовал! Надо же…» – начиная дремать, подумал парень. Вскоре его сознание накрылось серой пеленой, и разум принялся рисовать перед юношей картины, полные огней и завихрений. Наблюдая этот сюрреализм, Дион часто просыпался и тотчас снова засыпал, недовольно отмечая, что боль в руке усиливается. Так прошло около трёх часов. Ливень не прекращался. Молнии вспыхивали, призывая гром, и вскоре к буйству погоды присоединился холодный порывистый ветер.

Страшно представить в таких условиях живое существо, но вместе с тем удивительно, ведь капризы стихий неразрывно связаны с природой, а потому естественны. Лишь для цивилизованного существа дождь, гром и холод являются чем-то ужасным, противоестественным, в то время, как они есть лишь хаотичные процессы, косвенно подстёгивающие эволюцию. Впрочем, отвернувшись от природы, человек выстроил собственную цепь развития, не лишённую прелести, но во многом извратившую то, что позже назовут первобытной близостью с «землёй» или как это предпочитаем называть мы «естественность». С одной стороны, прогресс пошёл разумным существам во благо: продукты роста цивилизации во многом помогли им добиться приемлемого уровня жизни. Но с другой, достигнув высокого уровня, человек пошёл дальше и превратил процесс эволюции в процесс созидания непотребств.

Взгляните на наш мир (мир далёкий от мира фаратри): там, где когда-то царила гармония, и материальная культура шла рука об руку с духовной, теперь на троне восседает уродливый двойник первой. Если на заре цивилизации и на тернистой тропе её развития создание материальных благ было необходимостью, стремлением к светлому будущему, то теперь оно превратилось в бессмысленное обжорство. Люди рвут глотки друг друга лишь за право стоять в очереди к очередному идолу. Это ли не непотребство? Порой, при взгляде на вакханалию, принявшую мировые масштабы, закрадывается мысль, а не лучше ли было бы нам оставаться дикими зверьми? Стадными, но дикими и слабыми. Пожалуй, здесь можно поспорить, ведь возвращение к былому, регресс до состояния дикости, скорее всего, повлечёт за собой резкое снижение человеческой популяции. Здесь каждый должен решать сам. Что лучше? Сытая жизнь в комфорте, в итоге неизбежно влекущая ожирение или же вынужденный аскетизм, постоянная опасность быть убитым, но взамен счастье неразумных существ? Может быть, баланс двух крайностей? Как знать…

Через час гроза начала успокаиваться. Дождь всё ещё лился с небес, но его поток с каждой минутой ослабевал. Капли больше не барабанили по крыше шалаша, и молнии сверкали всё реже. Наконец настало время, когда природная стихия усмирилась. Как только воцарилось некое подобие тишины, Дион очнулся. Приподнявшись на твердой постели, он уже привычным движением дотронулся до правого плеча. Кровь на ней запеклась, но боль не прошла. Скривившись, юноша закусил губу и сел на корточки. Спать больше не хотелось. Отодвинув дверь в жилище, он невидящим взором оглядел пространство рядом со скалой. Странная тишина, изредка прерываемая дальними раскатами грома пугала молодого фаратри. Чувство страха, родившееся во сне смутной тревогой, медленно росло, хотя причин для его возникновения не было.

– Здесь кто-нибудь есть? – внезапно для самого себя спросил Дион. Тишина и шелест травы действовали на парня угнетающе. Его голос, прозвучавший, словно крик в пустующем склепе, лишь усилил мистическое чувство страха, и Диону пришлось тотчас закрыть вход в шалаш веткой. Эта преграда не могла защитить его от страха, но она создавала видимость защиты. Для разгорячённого воображения этого обычно оказывается достаточно. Но дело было не только в нём.

Внезапно где-то рядом раздался шелест, будто кто-то крался по влажной траве. Вскоре юноша отчётливо понял, что вокруг него кто-то ходит. Шаги были мягкими, пружинящими, но в них, тем не менее, чувствовалась сила. Из тьмы доносился дух угрозы и вместе со странным сипящим дыханием, он приближался к убежищу юноши. Фаратри не шевелился, боясь издать малейший звук. Чувства его обострились. Он с ужасающей точностью слышал и тотчас представлял, как ветер колышет стебли полыни, а листва на крыше шалаша едва заметно шуршит. Лишь того, кто ходит, вообразить никак не получалось.

Тут с тихой внезапностью, негромко, но угрожающе, в паре метров от шалаша раздался гортанный рык. Сердце юноши ёкнуло.

Страх, который до этого момента подпитывался воображением и был полуреальным, сейчас со всей грубостью действительности ударил фаратри по голове. Почувствовав, как кровь кипятком разливется по телу, он медленно и почти бесшумно встал и в два шага оказался в дальнем углу своего убежища, образованном раздвоенной каменной глыбой. Там он снова сел, внимательно следя за входом в шалаш. Его мозг судорожно работал.

На улице снова раздался рык, позже переросший в ворчание, издать которое могла лишь звериная пасть. Это был дикий звук, звук, зародившийся тысячи лет назад, предрекавший для любого, кто услышит его во тьме, неминуемую смерть. Фаратри это хорошо понял.

«Взлететь не получится, спрячься!» – шептало подсознание. «Да! Или оставайся здесь и умри или же беги вперёд и дерись!» – подсказывал страх. Юноша колебался. Нерешительность тормозила его.

Обычно в таких ситуациях побеждает более сильное начало, и сейчас верх одержал страх. Оторвав взгляд от выхода из шалаша, парень посмотрел на свою постель, рядом с которой, на земле, лежала походная сумка. На лбу парня выступила испарина, он решался. Наконец, он встал и, едва дыша, приблизился к сумке. Осторожно открыв её, он начал отыскивать когти. В этот миг, повинуясь инстинкту загнанного животного, Дион перед схваткой хотел вооружиться.

Нечто снаружи почувствовало это. Сначала оно, то отдаляясь, то приближаясь, ходило кругами рядом с хижиной, неустанно уменьшая их радиус, но потом, услышав возню, производимую Дионом, не вытерпело и перешло на бег. Его шаги в мгновение ока стали громче, сипящее дыхание приблизилось, и стены шалаша содрогнулись от страшного удара. Ветки заходили ходуном, некоторые из них упали парню на голову, но общая конструкция осталась стоять. Едва помня себя от возбуждающего ужаса, парень с яростным криком, не успев ничего обдумать и лишь надев когти, выскочил наружу.

Снова раздался рык, но животное, видимо, насторожилось. Теперь оно, скрытое ночной тьмою, присматривалась к добыче. Дион продолжал кричать и размахивать руками, надеясь задеть зверя, но тот легко уворачивался от слепых ударов и уходил во тьму, чтобы снова вернуться.

– Пошёл вон! – выкрикивал парень, но ответом ему служила жуткая тишина. Иногда ему начинало казаться, что опасность миновала, но запах влажной шерсти и горячего животного тепла, порой появляющийся в воздухе, явно говорил о том, что расслабляться рано. Смерть ходила рядом с фаратри, присматривалась к нему, изучала – всё лишь затем, чтобы утащить его в своё логово и там с аппетитом сожрать.

Наконец, отойдя на достаточное расстояние от камня, чтобы взлететь, юноша расправил крылья. Вокруг по-прежнему было тихо, но когда парень сделал первое движение, говорившее о его готовности, отозвавшейся шелестом перьев, пружинящие шаги раздались совсем рядом, и зверь со страшным захлёбывающимся рыком впился клыками в левое крыло.

Юноша издал пронзительный вопль.

Боль, словно копьё, пронзившая плоть Диона, была ужасна. Челюсти зверей, порой, сжимаются сильнее механических тисков, и в отличие от бездушных машин, животные наслаждаются этим процессом.

Через пару секунд клыки волка ослабили свою хватку и с новой силой снова сомкнулись. Зверь жевал крыло, опьянённый вкусом крови. Крик юноши раздражал его и придавал силы. Инстинкты торжествовали, вопль пронзал ночное пространство, и серые перья летели во все стороны.

Парень, чувствуя, что ещё немного, и он умрёт, едва не потерял сознание, но жажда жизни, вдруг взыгравшая в Дионе, не позволила ему так легко сдаться. Собрав доступные ему силы, юноша в отчаянии рванулся. Зверь, не раскрывая пасти, взвизгнул и с новой злостью вгрызся в крыло, заставив фаратри кричать ещё громче – до кашля, до крови в горле…

Едва выдерживая страшное напряжение, Дион инстинктивно поднял руку, чтобы отбиться. Сделав несколько рывков, резких и слепых, он к собственному счастью с третьего удара попал зверю по морде. Обрадованный успехом, Дион снова ударил и на этот раз его когти тоже нашли цель. Волк заскулил: ему пришлось отпустить крыло. Он, до конца не намереваясь отступать, хотел тотчас снова схватиться за него, но Дион успел увернуться. Продолжая кричать и размахивать руками, парень медленно отдалялся от разрушенного убежища, двигаясь по наитию. Волк следовал за ним. Его не покидала надежда снова вцепиться в сладкую плоть.

«Нет, – вдруг подумал юноша, – Так я никуда не уйду. Сейчас он осмелеет и снова атакует. Надо лететь. В воздухе он меня не достанет…».

Приняв решение и убедив себя в том, что оно самое верное, парень попробовал поднять раненое крыло. Тотчас боль прошлась по каждой мышце, заставив парня издать жалобный стон. Он продолжал идти, но каждый новый метр давался ему тяжелее предыдущего. Едва держась в сознании, он слушал, как шаги мощных звериных лап становятся ближе. Рычание, которое послышалось откуда-то слева, теперь неуклонно нарастало.

Ощутив новый прилив страха, юноша обернулся и сквозь адскую боль всё-таки взмахнул крыльями. Одно из них, истекая кровью, через секунду судорожно забилось в воздухе, а второе потянуло юношу вверх. Сообразив, что в таком состоянии он никуда не улетит, парень с трудом развернулся и, заметив силуэт камня-гиганта, от которого он только что так хотел убежать, изо всех сил ринулся к нему. Он был островом, способным скрыть пловца от стаи акул.

Добравшись до его вершины, парень расслабил крылья и буквально рухнул вниз. К его удивлению, он не свалился на землю, а упал на плоскую деревянную поверхность. Волк внизу начал выть. Бегая вокруг скалы, он искал способ подняться наверх, но в темноте, даже обладая прекрасным зрением, он не смог найти заросшей кустарником каменной лестницы, врезавшейся в камень со стороны противоположной той, где парень разбил лагерь. Как ни странно, но ни лестницы, ни странной вершины Дион за всё время строительства так и не заметил. Скорее всего, причина это состояла в том, что парень торопился и невнимательно обследовал скалу. Кроме того, за весь предыдущий день он почти не поднимался в воздух, а потому не мог видеть странного покрытия камня.

После падения прошла минута, вторая, и парень поднялся на ноги. Он попытался взглянуть вниз, чтобы рассмотреть своего противника, но тьма не отступала. Сделав два шага, чтобы оглядеться, фаратри ощутил новый приступ страха, но не оттого, что рядом бродило опасное животное, а оттого что деревянная поверхность, на которой он стоял, задрожала и начала трещать. Миг, и юноша под аккомпанемент треснувшего дерева, рухнул вниз. После этого где-то внизу раздался крик, и затем снова наступила тишина.

Волк (это был самец, неизвестно по какой причине отбившийся от стаи) недовольно заворчал на своём животном языке и, сообразив, что добыча ускользнула, понуро двинулся восвояси, унося на зубах вкус крови молодого фаратри.

(обратно)

9 глава – Берглют

«Золото правит всем-всем-всем:

Небом, землёю и адом.

Золото – наша единая цель!

Золото – наша отрада!»

Эти строки принадлежат золотодобытчикам, век назад промышлявшим на рудниках в районе Кастарнид и любившим напевать их во время работы. Золотой телец, был смыслом их жизни. Желтоватый металл, лёгкий и пластичный мог заставить их двигаться всё дальше, вглубь земли, преодолевая сотни метров вскрыши лишь ради одного грамма драгоценной добычи.

Чтож, когда человека преследует навязчивая идея о лёгком богатстве, которое, возможно, находится в метре от него, лишь руку протяни, он, порой, проявляет невероятные чудеса выдержки и выносливости. Так за какие-то двадцать лет люди, ослеплённые сиянием золотых рогов, проложили десятки и сотни подземных коридоров. Их кирки неустанно поднимались и вгрызались в породу, уничтожая камень за камнем, расширяя зоны поисков метр за метром.

Чуть позже, когда к масштабному проекту проснулся интерес у правительства фаратри, вместо примитивных инструментов рабочие получили электрические буры, облегчавшие и ускоряющие труд. Работа закипела с новой силой, туннели, пронзавшие землю, теперь росли не только вдаль, но и вглубь. Не прошло и года, как мир золотодобытчиков преобразился: в каждом коридоре были проложены новые рельсы, установлены вагонетки, пробурены стоки для грунтовых вод, завезено множество нового оборудования, в том числе и роботизированные машины, с вживлёнными мозговыми тканями. Использование последних вскоре было прекращено, из-за нестабильности поведения, но некоторые из них так и не были выведены из эксплуатации.

Теперь вместо оглушающих ударов кирок о камень раздавался ещё более громкий звук бурения. Но это того стоило. Найдя золотоносную жилу, рудокопы обеспечили себе безбедную жизнь на многие годы вперёд. Никто из них не мог даже вообразить, что всего через тридцать лет всеобщий пыл ослабнет, и рудники станут никому не нужны.

Источник богатства, внезапно найденный, истощился весьма скоро, а новые жилы никак не находились, так что, несмотря ни на что, шахты пришлось закрыть. Время безжалостно занесло их пылью, грунтовые воды уничтожили большую часть коридоров, вагонетки заржавели, и печать запустения отразилась на каждом камне и в каждой опоре некогда масштабных строений.

Именно туда, в падшее царство алчности, и провалился Дион. Ему не повезло оказаться на выходе одной из воздуховодных шахт, некогда снабжавших рудники свежим воздухом.

Густая ночная тьма под землёй стала ещё непроницаемей. Холод, явившийся сегодня вместе с ветром, здесь укоренился несколько десятилетий назад. Пролетев сквозь вертикальный туннель, юноша ударился о выщербленные плиты пола и остался лежать почти бездыханный. Сверху на него упало несколько досок…

Дион не мог слышать, но в этот момент далеко, за пределами шахт, района Кастарнид и даже всей планеты, раздался торжествующий смех. Нечто могущественное видело падение юноши, видело приближающуюся смерть. Оно смеялось, оно гоготало, оно неистовствовало, наблюдая за тем, как Диона покидают силы. Тело его холодело, сердцебиение замедлялось, и дыхание иссякало. Доски давили сверху, холод, распространяющийся снизу, пробирал до костей, но долгожданного избавления не наступало.

Сознание юноши спало, но не умирало. Разум его по-прежнему был жив.

Прошёл час, второй, третий – ветер снаружи успокоился, и солнце начало восходить у горизонта. Тучи рассеялись, и небесная лазурь вновь заняла привычное место, став полем для прогулок светила. Юноша очнулся. С трудом покинув коридоры предсмертного бреда, он открыл глаза и глубоко вздохнул. Тотчас его грудь упёрлась в каменный пол. Вначале парню показалось, что его придавило камнями, но позже, попытавшись пошевелиться, он понял, что на нём лежат доски. Неспешно подняв правую руку, парень отшвырнул от себя первую деревянную щепу и вскоре смог чуть приподняться. Доски одна за другой соскользнули с его спины и крыльев. Одно из них не шевелилось и было бесчувственно к боли. Не обратив на это внимание, Дион встал и, почувствовав страшную слабость, снова рухнул на пол. На правой его щеке запеклась кровь, вытекшая из неглубокой раны на лбу, руки и ноги были в ссадинах, правое крыло отделалось сравнительно легко, но левое, казалось, более не принадлежало фаратри. Оно мёртвым грузом свисало со спины Диона.

Тупым взором осмотрев его, юноша вздрогнул.

– Теперь остаётся только идти назад… – в его голосе сквозило безразличие. Если раньше он не мог всерьёз подумать о возвращении к фаратри, то теперь такой исход был для него в порядке вещей. Страх остаться без крыла был велик.

Отсидевшись и почувствовав, что силы возвращаются к нему, парень упёрся в пол руками и через минуту оказался в вертикальном положении. Шатаясь и кривясь от пульсирующей головной боли, явившейся вследствие удара, он встал на то место, где совсем недавно лежал, придавленный досками. Подняв голову, он осмотрел цилиндрообразный желоб, стенки которого были выложены замшелым булыжником. Рядом не было ни лестницы, ни ступеней, ни даже железных скоб. Воздуховод не был предназначен для выхода из подземелья, и, попав сюда через него, Диону пришлось отказаться от мысли выйти тем же путём.

– Безумное везенье – пробормотал он, словно во сне припоминая недавние события, – Дождь, рана на руке, зверь, а теперь подземелье… Казнь была бы более гуманным способом убить меня… О, если бы меня видела Асити! Она была бы счастлива. Ещё бы, её план удался, и я умираю – ухмыльнулся парень.

Он огляделся. То место, где он оказался, представляло собой прямоугольную комнату, потрескавшиеся стены которой возвышались над полом примерно на два метра. Это было рукотворное помещение, с потолком, поддерживаемым полусгнившими деревянными балками. В полу были вырезаны небольшие канальцы, по которым в подземные стоки уносило грунтовые воды. Жалкие ручейки являлись единственным источником звука в этом заброшенном склепе. По крайней мере, так показалось Диону.

Повертевшись на месте, он заметил, что в каждой стене подземной комнаты есть вход в отдельный тоннель. Некоторые из них были заблокированы обрушенной породой, но находились и совершенно свободные, в недрах которых расстилались рельсовые дороги. Выбрав один из коридоров, который, должен был вести наверх, парень подошёл и через секунду вступил в его пределы.

Здесь было темно. Стократно отражённые лучи, попадавшие в подземелье через воздуховод, не могли осветить дальние закоулки шахт, и Диону приходилось идти вслепую. Вытянув руки, он водил ими в темноте, боясь наткнуться на ржавую вагонетку или острый камень. Ноги его передвигались медленно, отчасти, потому что юноша до сих пор был слаб, а отчасти из осторожности. В глубине коридора могли находиться провалы, упасть в которые означало, принять смерть. На этот раз без отсрочек.

Едва преодолевая за минуту расстояние больше пяти метров, Дион шёл вперёд, при этом убеждая себя в том, что однажды наткнётся на выход. К его несчастью, путь, который сначала вёл вверх, через несколько десятков метров начал опускаться. Коридор, выбранный юношей, далее простирался вглубь земли. Заметив это, Дион похолодел. Его уже как двадцать минут мучила жажда, крыло, до этого невосприимчивое к боли, вдруг начало ныть, и усталость усиливалась. Помимо этого фаратри страдал от слабости, скорее всего являвшейся признаком лихорадки. Сопоставив своё положение и явно неудачный маршрут, юноша повернул назад. Через час он оказался в другом коридоре, который с самого начала устремлялся вниз. Решив, что здесь сработает обратнаязакономерность, и шахта в итоге выведет его к поверхности, Дион мужественно вошёл в неё и теперь двигался с большей скоростью – его глаза привыкли к темноте, и желание выбраться гнало его вперёд.

– Я выйду отсюда! Выйду! – скрежетал зубами юноша, в очередной раз ударяясь коленом о деревянную балку, одну из многих, установленных в глубинах шахт. Его лицо, измазанное пылью и кровью, в эти моменты было ужасно. В глазах фаратри смешивались злость и страх. Душевное спокойствие покидало парня стремительно: коридор, ведущий вниз, всё никак не желал менять направление. Наконец поняв, что и вторая попытка пошла прахом, Дион сел на пол и застонал. Чуть позже на его глазах заблестели слёзы – то было отчаяние. Парень встал и, попав под влияние гнева, заметался. В следующие пять минут он кричал, кусал губы, потрясал кулаками, плакал. Его стенания громогласным эхом раздались в каменной утробе, ручьи, до этого едва различимо журчавшие, затихли. Лишь слабая вибрация, рождённая голосом парня, служила ответом на его крики.

Излив гнев, Дион замолчал. Грудь его безмолвно колыхалась от придушенного плача; чуть позже он вышел в виде жалостливого завывания, и на этом нервный припадок завершился. Юноша слегка успокоился.

– Умру, так умру… – тихо прошептал он, ударив кулаком по полу, – Если выхода нет, то значит, такова судьба.

Он встал и злобно рассмеялся, как бы представив реакцию других фаратри. Вдруг до его уха донёсся странный звук. Казалось, он исходил из глубины коридора и напоминал вибрирующий рокот. Точно такой же звук недавно парень производил своими криками.

Насторожившись, он пригляделся ко тьме коридора и так простоял несколько минут.

– Чтож, – промолвил он, вспомнив о страшном состоянии крыла, – Лучше встретиться с неизвестным, чем со смертью. Хочется верить, что в моём случае это не одно и то же.

Сказав так, он выпрямился, дотронулся до больного крыла и медленно двинулся вперёд. Теперь его не смущало направление избранного пути. Он шёл, ни о чём не думая, надеясь лишь найти избавление, а рокот, тем временем, становился громче.

– Как будто что-то тяжёлое катится – тихо промолвил Дион, стараясь представить себе, что ожидает его в глубине шахты. Грохот, который всё это время медленно нарастал, сейчас стал совсем невыносимым. Потолок коридора задрожал. Мелкие камни, отсоединяясь от него и падая на пол, поднимали пыль и заносили всё вокруг серой пеленой. Но даже она не смогла скрыть от глаз юноши оранжевый огонёк, который вдруг сверкнул в самом конце подземного хода. Заметив его, фаратри задрожал. Вместе со странным источником света к нему приближался и шум. Сощурив глаза, Дион попытался рассмотреть нечто, скрытое тьмою, но это удалось ему, только когда огонёк сверкнул в пяти метрах от него.

Лишь раз взглянув на источник звука, парень издал вопль и со всех ног бросился бежать. Металлическая громада без промедления продолжала нестись следом, не останавливаясь, передвигаясь по рельсовой дороге.

«Дьявол… Чудовище… Смерть…» – вот три слова, занимавшие сознание Диона, пока тот, выбиваясь из сил, стремился покинуть коридор. Чувствуя, как боль сковывает правый бок, а в горле образуется ком из мокроты, юноша пытался двигаться рывками, но его ноги сводили судороги. Долгожданного выхода не было, а дьявольский грохот, перемежающийся со странными хрипами, стремительно настигал парня. Надежда на спасение ослабевала, и лишь когда где-то забрезжило отражение дневного света, она воскресла. Издав страшный крик, в котором слились отчаяние, усталость и боль, юноша подпрыгнул и повалился на правый бок рядом с пятном света, льющимся с поверхности.

В арке соседнего коридора остановилось существо, которое только что увидел Дион. Страшно скрипя металлическими частями, оно подняло свои члены, пытаясь дотянуться до юноши, но тот был слишком далеко. Тотчас в коридоре раздался звук включённой дрели, и металлическое сверло вонзилось в камень. Потолок начал дрожать с новой силой, и существо, заметив это, остановилось. На его коричневой, заржавленной голове вновь сверкнул оранжевый огонёк. Оно приглядывалось.

– Подойди – прошипело оно, своим голосом явно дав понять фаратри, что повиноваться не стоит.

– Кто ты? – в ужасе вскричал парень, стараясь отползти как можно дальше, – Что тебе от меня нужно? А?

Монстр молчал. Его бочкообразное тело с выступающими по всей поверхности свёрлами, дрелями и когтистыми манипуляторами, бордовым пятном мрачнело во тьме шахты. Каждое движение его рук отдавалось пронзительным скрежетом, лишь голова, насаженная на систему из металлических шарниров и окровавленных изнутри трубок, оставалась неподвижной. Казалось, чудовище раздумывало над тем, что ответить. Наконец, его голова слегка шевельнулась. Синие губы, обрамлённые плесенью, начали двигаться:

– Б-берг-г-глют – запинаясь, произнесло оно, после чего снова рванулось, пытаясь сойти с рельс. К счастью, блокировочная система, заискрившись у окончания железных путей, не позволила ему этого сделать. Юноша инстинктивно продолжал отползать.

– Подойди – вновь повторило чудовище, и квадратный сенсор на его виске начал гипнотически вращаться. Дион, как заворожённый, смотрел на это движение, постепенно приходя в себя. Смерть, которая едва не схватила его минуту назад, теперь была бессильна.

– Нет – ответил он, едва понимая, с кем говорит. Его дыхание по-прежнему было судорожным, но видя бессилие чудовища, фаратри успокаивался.

– Н-нет? – грудным звуком переспросило существо. Дион кивнул. Его собеседник вновь заскрежетал.

– Твои крылья, – прогремел он, – Они работают? Даруют свободу, позволяют летать?

Дион, сидя на полу, среди груды обломков, вдруг истерически засмеялся. Его лицо исказилось гримасой, тело задрожало, и глаза, до этого бывшие вместилищем первобытного страха, сейчас излучали безумный свет. Юноша не выдержал – настолько гротескно звучал этот разговор.

– Если бы они даровали свободу, думаешь, я бы сидел тут вместе с тобой? – продолжал хохотать парень, – Одно сломано, второе ослабло!

Механоид неподвижно слушал. Датчик на его голове перестал вращаться. Остановившись, он загудел, и на нём снова зажёгся оранжевый огонёк. Свёрла и пилы, выступавшие на уровне живота, словно паучьи лапы, свисали до самого пола, но не шевелились. Наконец, после долгих десяти минут наблюдения, чудовище изрекло:

«Птичка более в небе летать не могла,

Она наземь упала и вмиг умерла»

Этот дистих произвёл на юношу впечатление. Перестав смеяться, он встал и со страхом вгляделся в фигуру Берглюта, желая рассмотреть его голову. На фоне ржавого громоздкого тела, стоявшего на рельсах с помощью четырёх колёс, голова чудовища была хилым комком плоти с неопределёнными чертами. Неизвестно, как она сохранилась, но то, что монстр говорил без помощи динамиков, был факт.

– Ты разумен! Тебе нужны мои крылья? – спросил фаратри, неизвестно почему оставаясь на месте. Сначала он действительно хотел бежать, но мысль о том, что монстр может настигнуть его в любом из туннелей, останавливала Диона.

– Свобода – ответил Берглют, – Каждое живое существо желает быть свободным. Неволя губительна.

– А ты заперт здесь?

– Да. Твои крылья могут подарить свободу. Отдай их мне, и ты будешь жить – внезапно активировав циркулярную пилу, до этого скрывавшуюся за его массивной спиной, проговорил гигант.

– Не дождёшься – вскричал парень бледный, как смерть. Он собирался тотчас броситься прочь, как внезапно за его спиной раздались шаги. В ужасе повернувшись, парень заметил в арке одного из коридоров высокий силуэт. Он неподвижно стоял во тьме, наблюдая за происходящим в комнате.

«Ещё один» – решил парень. Это заставило его решиться. Отпрянув от пятна света, Дион вбежал в свободную шахту и, услышав, как нечто во втором коридоре начинает двигаться, стремглав понёсся вперёд. Бежал он недолго. Вскоре шахта оборвалась – её заблокировал старый каменный обвал. Остановившись перед тупиком, Фаратри, чувствуя головокружение, вызванное страхом, прощался с жизнью. Когда совсем рядом с ним послышались шаги и приглушённое дыхание, юноша готов был упасть в обморок, но тут раздался вполне человеческий голос, мягкий и успокаивающий:

– Не бойся. Идём со мной. Я не обижу.

(обратно)

10 глава – Спаситель

В этот момент, решающий в судьбе Диона, его брат, ни о чём не подозревая, находился в лесу, недалеко от общего лагеря.

Ему нужно было обновить крышу шалаша, и для этого собрать свежие ветки и мох.

В разгар дня Нокт, предупредив всех о своём деле, удалился по направлению к лесной опушке и теперь расхаживал между кустарниками, стволами деревьев и невысокими травами. Остальные фаратри занимались своими делами, и никто из них не пожелал помочь юноше. В этом, как считал Нокт, прослеживалось влияние Асити. За последние несколько дней его власть заметно ослабла, а власть девушки, напротив, возросла. При каждом удобном случае, девица напоминала всем и черноволосому парню в частности о преступлении его брата, потому сейчас Нокт был рад остаться один.

Шагая по мягкой лесной почве, по щиколотку увязая во мху, юноша оглядывался, желая найти поваленное дерево, чьи ветви ещё не высохли. Совершая поиски, он невольно возвращался в своих раздумьях к недавно свершившимся событиям.

Теперь, когда рядом не было Диона, Нокт старался избавиться от стыда и чувства вины, но мысль о том, что его брату придётся вернуться в город и выслушать жёсткий приговор правительства (в его жёсткости юноша не сомневался) повергала Нокта в печаль. Он по-прежнему не верил в проступок брата, но говорить об этом не осмеливался. Помимо всеобщего порицания и утраты последней власти, юноша страшился возвращения своего безумия. О ночных визитах иллюзорной девы он вспоминал с дрожью и был бы рад выбросить из головы эти воспоминания раз и навсегда.

– Нет, даже перед лицом безумия нельзя было этого делать… Реальная Эронел или нет, но для меня она лишь образ, неспособный причинить вред. Какого же чёрта я поддался Асити… Всё дело в страхе – вдруг промолвил Нокт, невольно озвучив тайные мысли. Испугавшись, что его мог кто-то услышать, юноша резко обернулся. Рядом никого не было.

Признаться в трусости Нокт долго не мог даже сам себе, а о признании брату или кому-то ещё не могло быть и речи. Уважение окружающих и притязания на трон до сих пор не отпускали молодого фаратри. Почувствовав это, он покраснел. Произнести вслух то, о чём сейчас подумал парень, означало повторно предать Диона и ещё сильнее усугубить свою вину. Потупив взгляд, Нокт что-то сердито пробурчал и продолжил поиски строительных материалов. Через час он нашёл всё, что было ему нужно.

Приближаясь к выходу из лесного массива, нагруженный ветками и мхом, парень не переставал думать о брате. В какой-то момент он даже решил бросить всё, разыскать Диона и вернуть в лагерь, но неизменное честолюбие и страх удерживали его.

– И что делать? – остановившись, взволнованно спросил Нокт, – Искать его или нет?

– Конечно, искать – словно плеть, послышалась страшная насмешка. Юноша, не ожидав этого, резко повернулся и выронил ветки. Рядом никого не было.

– Снова ты! – злобно прошептал парень, – Оставь меня! Слышишь? Сколько ещё ты будешь преследовать меня? Всю мою жизнь?

– Ты должен найти брата – вновь послышался вкрадчивый шёпот, – Он жив. Там, где он должен был умереть, он выстоял… Найди и убей его.

Нокт схватился за голову. В этот момент он отчётливо ощутил, как в его душе помимо воли, растёт странная решимость. Если бы сейчас перед ним предстал Дион, то черноволосый юноша, повинуясь страшному порыву, убил бы его, не задумываясь. Осознание своей силы и той лёгкости, с которой можно отнять чужую жизнь, опьянило Нокта. Его моральные уклады вздрогнули, за их разрушением наблюдало древнее существо, старое, как мир фаратри.

– Смерть освобождает, милый мальчик. Ты сам не понимаешь, как хорошо будет твоему брату, когда он отделится от материального уровня. Вайрос примет его с распростёртыми объятиями, и Альтебрес, этот безумный божок, успокоится. Прошу, послушайся меня. Прекрати страдания брата! – продолжал увещевать женский голос. Нокту на мгновение показалось, что небо потемнело. Он стоял один у опушки леса, держась за голову и что-то беспрерывно повторяя. Со стороны могло показаться, что он безумен, но сам юноша начинал верить всё сильнее в реальность происходящего.

– Уйди, моя воля тебе не принадлежит – шептал юноша. От напряжения на его лбу вздулась вена, лицо покраснело.

– Если так, чего же ты боишься? – вдруг раздалось за его спиной. Парень вновь повернулся и увидел её, иллюзию, что всё никак не желала оставить его. Девушка, как и в прошлый раз, была облачена во что-то напоминающее саван. Её длинные волосы змеями извивались в воздухе, будто девица находилась под водой, и это ещё больше устрашило Нокта. Стоя рядом с парнем, она то становилась бледнее, будто исчезая в пространстве, то с поразительной отчётливостью возникала вновь. Воздух вокруг неё напрягся. Вибрируя красными линиями, он опутывал видение, и оно, будто сопротивлялась, рассеивало эти линии руками.

– О, глупый! Ты просто тянешь время. Мне тяжело, но я не уйду пока не добьюсь своего – промолвила иллюзия, заставив Нокта вскрикнуть. Его переполняли эмоции: страх, стыд, злоба.

– Я не убийца! Я не трону брата… – багровый от гнева процедил юноша. Девушка ухмыльнулась.

– Рано или поздно тебе придётся покориться мне.

– Исчезни, отступись, рассейся – продолжал бормотать парень, пытаясь освободиться от влияния Эронел. Невзирая на ужас, парализовавший его, юноша прислушался к своему дыханию, чтобы войти в состояние транса. Он рассчитывал таким образом сбросить невидимые путы. Его собеседница по-прежнему находилась рядом, но её тело блекло с каждой секундой. Наконец, она промолвила:

– Нельзя противиться. Заслужить прощение тяжело.

В словах Эронел слышался сдерживаемый гнев. Яркие красные линии, теперь перемежающиеся с жёлтыми искрами, обступившими тело иллюзии, становились всё шире. Когда она более не могла рассеивать их, девушка исчезла.

Парень, ослабевший за эти несколько минут, в бессилии упал на траву. Глядя на небо, которое недавно казалось ему тёмным, Нокт улыбнулся. Оно вновь осветилось солнечным светом. Безумие отступило.

***

Утром следующего дня Дион очнулся в комнате, которая устройством и внешним видом напомнила ему деревенскую обстановку. Стены здесь были выложены из обтёсанных брёвен, пол – из дубовых, кое-где треснувших досок, потолок поражал обилием паутины, свет проникал внутрь через единственное мутное, но широкое окно, расположенное напротив постели.

Предыдущие сутки Дион беспробудно спал. Парень не помнил почти ничего из недавних происшествий, лишь образ металлического дьявола временами всплывал в сознании, но юноша всеми силами отгонял его. То, как он оказался здесь, в чьём-то доме, после скитаний в пещерах, было для Диона загадкой. Он не мог воскресить в памяти ни того, кто вывел его оттуда, ни пройденного пути, ни окружающей в то время обстановки. До постели, в которой фаратри сейчас находился, он добрался в полусне.

Очнувшись утром, он почти сразу вновь уснул и окончательно покинул царство Гипноса лишь к вечеру. Крыло юноши было перебинтовано, раны на лице и руках смазаны зеленоватой мазью. Заметив это, Дион облегчённо вздохнул. Тревога, которая преследовала его во сне, вдруг отступила. Решив, что тот, кто вывел его отсюда, добрый человек, не способный причинить вреда, парень успокоился. Теперь, лёжа в постели, укрытый одеялом, он с нетерпением ожидал неизвестного героя. В таком состоянии Дион пробыл ровно час, но к нему никто не заходил.

– Забыли обо мне что ли? – тихо проворчал юноша, намереваясь встать с постели, но тотчас передумал. Укорив себя в нетерпеливости, он поморщился и закрыл глаза. Его крыло временами ныло, и во избежание дискомфорта, Дион пообещал себе лежать неподвижно. Так он провёл ещё час, и лишь затем в коридоре послышались шаги. Дверная ручка с бряцаньем шевельнулась, дверь открылась, издав слабый скрип, и внутрь вошёл мужчина сорока пяти лет, стройный, черноволосый с бледным угловатым лицом.

Улыбнувшись, он сел на стул рядом с кроватью. Дион внимательно пригляделся. Его спаситель, обладавший чересчур картинной внешностью, оказался фаратри.

Волосы средней длины незнакомца ниспадали на высокий лоб, серые глаза, оттенённые дугами бровей, смотрели понимающе и спокойно, нос – длинный, но смотрящий не вперёд, а вниз, придавал лицу мужчины что-то схожее с хитростью.

– Здравствуй – сказал он мягким, приятным голосом, – Не бойся. Я хочу помочь. Тебе больно?

Дион удивлённо покачал головой.

– Ты храбрец, – заметил незнакомец, – Терпишь боль, отрицаешь её, но она есть, я знаю. Твоё крыло сломано в районе запястья, к счастью, без смещения, иначе дело приняло бы более серьёзный оборот.

– Что будет? – испугавшись, тихо промолвил Дион.

– Ничего, – улыбнулся фаратри, – Тебе нужно отдыхать, не шевелиться, твой организм всё сделает за тебя. Твоё тело измучено, постарайся так сильно не нагружать его впредь. Бывают такие поломки, которые не способен излечить сам Истязающий, – мужчина странно усмехнулся, – Что уж говорить обо мне.

Юноша вздрогнул. Имя бога напомнило ему о Дэме, городе, в котором он родился, вырос и врата которого для него теперь были закрыты. Заметив тень, лёгшую на лицо молодого человека, мужчина озадачился.

– Как вас зовут? Как вы нашли меня? Я был под землёй, теперь здесь – что произошло? – спросил Дион, желая сбежать от неприятных размышлений. Его собеседник поднял указательный палец и серьезно посмотрел на юношу.

– Всему своё время. Ты ещё слаб. У нас ещё будет время для разговоров, а сейчас я отвечу лишь на один вопрос. Моё имя… Варфоломей Флюгенштайн – сказал он, – А твоё?

– Дион, – едва заметно наклонив голову, представился юноша, – Дион Авис.

Флюгенштайн, услышав фамилию гостя, удивлённо моргнул и вгляделся в лицо молодого человека, будто желая найти в его чертах: тонких губах, блеклых серых глазах, носу и лбу, которые многие назвали бы благородными, что-то схожее со своим воспоминанием.

– Да, – минутой позже сказал он, – Я знал о роде Ависов. Во времена моего испытания, 27 лет назад, кто-то с такой же фамилией, как у тебя, стал верховным правителем. Не того ли ты рода?

– Возможно, это был мой отец. Его не стало совсем скоро после моего рождения – ответил Дион, – Новым правителем выбрали моего дядю, Фреома Ависа.

– Не хотел напоминать, извини – с грустью посмотрев в глаза юноши, промолвил Флюшенштайн, – Я, пожалуй, пойду, принесу тебе завтрак, то есть уже обед. Ты проспал очень долго, тебе нужно поесть.

Мужчина встал. Выйдя в коридор и не закрыв дверь, он оставил юношу наедине с его любопытством. «Кто этот фаратри? Почему он живёт на земле? Что он делал в шахте?» – мысли плотным кольцом обступили сознание Диона. Попытавшись разрешить только что родившиеся вопросы, парень начал размышлять, сопоставлять своё впечатление о Варфоломее с возможным видом его деятельности, но ничего путного не выходило. Последний вариант, на котором остановился Дион, прерванный вернувшимся фаратри, был «маньяк». Обратив взор на Флюгенштайна и пропустив его сквозь призму страшного умозаключения, Авис побледнел.

– Вот, – Флюгенштайн поставил на тумбу рядом с кроватью тарелку с пищей и чашку с чаем, – Если что-то ещё понадобится, позовёшь. Сегодня я целый день буду дома.

Юноша кивнул, решив держать свои сомнения при себе. Его благодетель вышёл. Как только дверь за ним затворилась, Дион жадно набросился на еду – он не ел сутки. Утолив голод, парень снова лёг, закрыл глаза и постарался уснуть.

Вечером он очнулся.

Солнце к тому времени уже село и напоминало о себе лишь последними, оранжевыми лучами, сквозящими у горизонта. Небо, окрашенное в пурпурные оттенки, постепенно затягивалось белесой дымкой, и звёзды начинали сверкать на его необъятных просторах. После дождя воздух на улице был свеж и чист, но в доме было тепло. В гостиной, расположенной рядом с комнатой Диона, трещали дрова. Огонь, разведённый час назад в камине, игриво танцевал под почерневшей кирпичной аркой, выбрасывая клубы дыма в мрачный зев трубы. Отметив про себя этот приятный звук, ощутив тепло, особенно располагающее к дальнейшему отдыху, Дион невольно улыбнулся и закрыл глаза, однако уснуть вновь ему не удалось.

Повернувшись в сторону тумбы, где он оставил пустую посуду, юноша заметил, что она исчезла. Видимо Флюгенштайн заходил, пока он спал. Вспомнив о своём благодетеле, юноша преисполнился решимости. «Вопросы должны быть заданы, и любопытство удовлетворено» – подумал юноша и громко закашлял, желая привлечь внимание. Через минуту на звуки явился Варфоломей.

– Что-то случилось? – спросил он, остановившись в дверях. Тень от высокого силуэта закрыла лицо Диона.

– Проходите – словно хозяин, промолвил юноша, – Я бы хотел кое-что у вас спросить. Не волнуйтесь, я отдохнул.

Мужчина нахмурился, но повиновался. Отворив дверь, чтобы из коридора в комнату проникал свет, фаратри подошёл к кровати и сел. Про себя он отметил, что лицо Диона оставалось по-прежнему бледным. На нём выступила жуткая худоба. После всего произошедшего нос и скулы юноши стали острее, глаза обзавелись тёмными мешками и их взгляд наполнился мученическим выражением. Во всём существе молодого человека читался след испытаний, оставивших в нём небольшой надлом. Этой ране ещё предстояло затянуться, сейчас же она была открыта.

– Я посижу здесь, но прошу, не утомляй себя. Всего пара вопросов – не больше! – взмолился мужчина, и Дион утвердительно кивнул, чтобы не раздражать его. Флюгенштайн, будто ощутив холод, поёжился и скрестил руки на груди. В таком виде он сидел всё время разговора.

– Спрашивай – наконец, разрешил он.

– Это, наверное, странно, но я ничего не помню. То есть, почти ничего… Как я попал сюда? Вы помогли мне? Почему? Словом, опишите, наш путь до этого места. Это, как я понял, ваш дом – торопясь и запинаясь, проговорил парень. Приготовившись слушать, он застыл в порыве любопытства, обездвиживающем лучше нервнопаралитических ядов.

Флюгенштайн понимающе улыбнулся.

– Когда я встретил тебя, ты был напуган. В тот миг ты, скорее всего, принял меня за второго Берглюта – чудовища, с которым ты успел познакомиться. Этот монстр способен напугать кого угодно, так что твоя реакция на меня была вполне логична… Итак, оказавшись в тупиковом коридоре, я заговорил с тобой. Услышав мой голос, ты обмяк и почти потерял сознание, но не до конца. Парой шлепков по лицу я привёл тебя в чувства и постарался поднять. Твоя воля была подавлена. Воспользовавшись этим, я заставил тебя встать на ноги. Удалось это не сразу… Но всё же я смог перекинуть твою руку через моё плечо, и таким образом мы пошли к выходу. Ты двигался, словно во сне, не видя и не слыша меня. На все мои вопросы ты отвечал неразборчивым бормотанием.

– Какой стыд! – вскричал Дион, – Если бы это видел кто-то из моих, то… Мне ужасно неловко…

– Зря, – усмехнулся Варфоломей, – Я думаю, ты, мой друг, претерпел множество невзгод. Ведь так? Если да, то стыдиться нечего. Слабость, явившаяся вместе с ужасным напряжением – это всего лишь усталость, а не врождённая немощность.

– Что было дальше? – торопливо спросил парень, смирившись с недавней глупостью своего положения. Его собеседник пожал плечами.

– В сущности ничего. Мы вышли из шахты, добрались до этого места, я ввёл тебя в дом, уложил в постель и принялся ждать, когда ты придёшь в себя. Это заняло много времени, так что мне пришлось покинуть тебя, чтобы заняться делами, откладывать которые было нельзя. К моему несчастью, ты очнулся именно в то время.

– Понятно… Это ваш дом? – окинув взглядом тёмную бревенчатую стены, в центре которой обрисовывался светлый прямоугольник, проскользнувший сюда через дверной проём, вновь спросил Авис.

– Да, я здесь живу – кивнул фаратри.

– Постоянно? – удивился юноша. Его собеседник, блеснув глазами, усмехнулся.

– Разве плохо? – он наклонил голову.

– Н-нет, я не потому спросил, просто… Не берите в голову – в темноте незаметно покраснев, протянул парень. Над следующим вопросом он раздумывал несколько больше, чем над предыдущими. Флюгенштайн терпеливо ждал. Он глядел на юношу сочувствующе, готовый выслушать и принять любой его порыв. Умудрённый жизненным опытом, Варфоломей догадался, что в прошлом Авис много страдал, а потому вёл себя с ним учтиво, почти по-отцовски. Каждое слово Диона он выслушивал с большим вниманием. Так, шаг за шагом он диагностировал душевные раны молодого фаратри, чтобы в будущем иметь возможность их врачевать.

– Расскажите мне о том монстре, что я видел в пещере… Вы назвали его Берглют… – вдруг промолвил Дион, чувствуя, как от чувства ужаса по его животу пошёл едва различимый холод.

– Об этом придётся очень долго рассказывать, Дион – покачав головой, промолвил Варфоломей, – Ты уверен, что хочешь услышать это? Скоро ночь…

– Хочу – упрямо ответствовал Авис, решив про себя, что не отпустит своего благодетеля, пока тот не расскажет ему о металлическом чудовище. Флюгенштайн кивнул, соглашаясь потакать прихотям парня.

– Я оказался на земле, когда мне было 18 лет. Испытание и тому прочая чушь заставляли меня прожить здесь год вместе с моими сверстниками, – заговорил мужчина, погружаясь в туманные воспоминания молодости, – Мы приземлились недалеко от этого места и в первый же день разбили лагерь. Погода была замечательная – солнце, свежий воздух и т.д. Пели птицы, жужжали насекомые, словом, всё было замечательно. Чтобы освоиться, мы выбрали разведчиков, которые целый час кружили в окрестностях нашего бивака, с высоты разглядывая ландшафт. Никто не ожидал ничего выдающегося от их рассказа, ведь мы были одни на многие километры вокруг, если не считать нескольких людских поселений. Каково же было наше удивление, когда разведчики доложили, что совсем рядом находится вход в золотоносные шахты, которые к тому времени были уже заброшены. Тотчас нашлись молодчики, которые вознамерились туда пробраться и посмотреть на внутреннее устройство рудников. Вместе с ними туда пошла и пара девушек, но я не решился. Не знаю, почему, можешь назвать меня трусом, но я посчитал, это глупостью.

– Нет, это правильно – согласился Дион. Его собеседник продолжал:

– На следующий день случилось следующее: Собрав наиболее смелых и безрассудных, один из наших негласных лидеров повёл их к месту, на которое нам указали разведчики. Вместе со мной в лагере осталось всего восемь человек, что было меньше четверти нашей полной группы. Над нами, как водится, посмеивались, но на наше положение это не повлияло. Сорвиголовы двинулись к шахте в обед, а вернулись под самый вечер, покрытые пылью и кровью. На все наши расспросы они отвечали диким взглядами, полными страха, криками и нечленораздельным бормотанием. Только через час мы смогли понять из их возгласов, что под землёй они встретили дьявола. Более, они об этом никому не говорили. Ни друг другу, ни членам правительства. Что же до меня – их рассказ подстегнул моё воображение, но вместе с тем обострило осторожность. К сожалению, тогда я так и не вошёл подземные руины, убоявшись предостережений друзей, но спустя годы такой случай мне представился. Моя жизнь сложилась таким образом, что мне пришлось покинуть столицу и обосноваться здесь, вдали от воздушных башен, прозрачного купола, улиц и мостов.

– Почему? – перебил юноша.

– Что?

– Почему вы покинули Дэм? – уточнил Дион. Флюгенштайн вновь пожал плечами.

– Не знаю, – сказал он, с печалью взглянув за окно, – Так получилось… Если твоё любопытство не угаснет, я отвечу тебе позже. Сейчас же слушай дальше. Я не буду вдаваться в подробности, я отвечу по существу: Берглют – это андроид, робот, с вживлённой в него органической плотью. Изначально он был предназначен для старательской работы, то есть он делал всё, чтобы облегчить жизнь людям-золотодобытчикам. К сожалению, мои друзья в то время этого не знали, в Академии не очень любили говорить о неудавшихся проектах.

– Сколько лет прошло с того времени? – спросил парень.

– Насколько мне известно, он был введён в эксплуатацию вместе с экземплярами своей серии около полувека назад – ответствовал Флюгенштайн.

– Но он сгнил! – вскричал поражённый юноша, – Я видел его голову! Она покрыта плесенью! Разве не жестоко давать таким существам бессмертие, зная, что в итоге оно превратится для них в проклятие!

– Дион, успокойся, – рассмеялся фаратри, – Ты слишком романтик в душе. Ты выдвигаешь предположения, не знаешь, как их проверить, но, тем не менее, начинаешь мгновенно верить в их истинность. Я помогу тебе разобраться. Во-первых, Берглют и такие, как он, не бессмертны. Они живут ровно до тех пор, пока генератор энергии в блоке жизнеобеспечения не выйдет из строя. Плесень на Берглюте лишь подтверждение того, что этот генератор вскоре выйдет из строя. Этот андроид лишь долгожитель, не более. Во-вторых, он не чувствует боли. Это естественно, ведь если бы роботы-старатели имели возможность ощущать мир через тактильные, вкусовые и иные рецепторы, то вряд ли бы долго выдержали изнуряющую работу, которую им поручили. Они живы лишь настолько, чтобы понимать звуковые команды людей.

– Я не понял – признался юноша, – Для чего это сделано? Ведь можно было бы обойтись простым пультом или чем-то в этом роде.

– Ты, конечно, не знаешь, но в то далёкое время люди стояли не на две ступени ниже фаратри, как в моё время, и не на одну, как, наверное, сейчас, а на четыре или пять. Их умственное развитие оставляло желать лучшего. Кроме того, среди шахтёров очень редко попадались люди даровитые и обременённые пытливым умом – учить их было слишком долго и дорого, а правительство хотело как можно скорее разработать шахты. Потому они и создали серию Берглюта, экземпляры которой могли бы общаться с человеком и воспринимать их команды, как обычные люди. С более сложными машинами, даже обладающими искусственным интеллектом и умеющими говорить, золотодобытчикам было бы довольно сложно работать.

– Берглют – это название серии? – продолжал расспрос Дион.

– Не совсем. У других андроидов имён собственных не было, но Берглют в этом отношении оказался особенным – промолвил Варфоломей.

– Что же в нём было особенного?

Флюгенштайн улыбнулся – наступал один из его любимых моментов.

– Несмотря на то, что в те времена люди были довольно примитивными созданиями, среди них всё же попадались одарённые индивиды, – начал Варфоломей, – Одним из них был Эселим Табо – человек, в пору своей молодости живший при дворе одного из фаратри, обосновавшихся на земле. Этот парень играл роль управляющего, то есть вполглаза следил за всем, что происходило при хозяйском дворе. По натуре своей он не был «трудягой», а потому, чтобы истратить бурлившую энергию, он направил её в мыслительное, поэтическое русло. Юноше повезло – он по своей должности умел читать, а у его хозяина была большая библиотека. Разумеется, фаратри позволил юноши пользоваться интеллектуальными дарами своей расы, ведь это давало ему повод бахвалится пред другими землевладельцами тем, что его раб умеет читать. Табо с радостью принялся за книги и вскоре освоил искусство версификации, или иными словами, стихосложения. Тоника, силлабо-тоника, размеры, сбивки и прочая теория прочно вошла в его жизнь. Через какое-то время, Эселим и сам принялся писать стихи. Не знаю, насколько хорошо у него получалось, но его хозяин был доволен. Казалось бы, всё прекрасно: раб трудится, пусть и не в своей сфере, повод для самовозвеличивания у тщеславного фаратри есть, словом, всё идёт своим чередом. Но тут, как и везде, в идиллическую картину вмешалась кисть хаоса. У хозяина Табо была дочь – фаратри, красота которой была, скажем так, весьма выдающейся. Эселим, как и любой молодой человек в его возрасте, лишь раз взглянув на неё, влюбился и поклялся добиться её расположения. Но в отличие от столичных фаратри, соблазнявших девушку глупостями развязной жизни, Табо, употребил для достижения цели свой талант. Через какое-то время хозяйская дочь оказалась в его власти. Она была настолько удивлена даром Эселима и очарована его обходительностью, что её не смутили даже различие их рас. Она отдалась ему вся – душой и, как ни пошло это звучит, телом. Их связь длилась несколько дней, и в итоге её, всеми силами скрываемую, всё же обнаружил отец. Как водится, гневу его не было предела. Его крики и возгласы в духе: «Как ты посмел?» были весьма логичны. Но ещё более логично было его решение, продать обнаглевшего раба в золотоносные шахты. Правительство в то время хорошо поощряло тех, кто посылал людей работать под землю, словом, даже после позора, хозяин Табо получил кое-какую выгоду.

– Ужаснее нельзя придумать! – невольно вырвалось у парня. Его собеседник кивнул.

– Итак, оказавшись в шахтах, изнеженный юноша едва не умер. Первые месяцы жизни под землёй и на поверхности, в грязных бараках, показалась ему воплощением загробного ада. Иначе и быть не могло. Вонь, грязь, мерзкие лица шахтёров, их тупой смех – всё это слилось в одно непосильное испытание. Но Эселим всё преодолел. Постепенно он приспособился к ужасным условиям и даже нашёл средства и время заниматься стихами. Пожалуй, за это его можно уважать. Кроме того, добившись небольшого повышения, он стал работать непосредственно с одним из андроидов, и это пробудило в нём ещё один дар – дар исследователя. Табо заинтересовался, насколько сплав плоти и металла может быть одухотворён. Внешне андроид казался живым и разумным, но вскоре Эселим понял, что это лишь внешняя сторона. Внутреннее устройство машины было для него недоступно, потому юноша решил проверить теорию об интеллекте андроидов, воздействуя на их мозг.

– Как он это делал? Общался с ним?

– Именно! – подтвердил Флюгенштайн, – Он принялся читать андроиду стихи.

Дион рассмеялся. Его собеседник понимающе улыбнулся.

– Да, – сказал он, – Как бы глупо это ни звучало, но молодой человек принялся пичкать робота прозой, поэзией, возвышенными идеями и прочим.

– Так вот отчего этот монстр требовал отдать крылья. Любовь к свободе была заложена в нём молодым поэтом! – догадался юноша. Флюгенштайн продолжил:

– Именно. Эселим оперировал довольно примитивными метафорами. Видимо, в его понимании свободу можно было олицетворить крыльями.

– Да, но разве Берглют настолько глуп, что ожидал с помощью моих крыльев сбежать? – недоверчиво протянул молодой фаратри, – Это технически не осуществимо.

– В этом вся соль, Берглют не обладает критическим мышлением – его мозг не идентичен нашему. Он, как калькулятор – имеет строгий алгоритм, за пределы которого выйти не может. Кроме того его функционал ограничен определёнными действиями, физического и ментального порядка, в число которых не входят операции с литературой, метафорами и т.д. Единственное преимущество таких андроидов это способность накапливать информацию и производить с нею самые примитивные манипуляции. Словом, наслушавшись проповедей молодого каторжника, робот всё запомнил и сошёл с последнего ума. К счастью, к тому времени шахты закрыли, рабов разогнали, и Берглют не успел никому причинить вреда – ответил Варфоломей.

– Надеюсь, теперь твоё любопытство удовлетворено? – чуть погодя, спросил он, глядя на Диона. Тот утвердительно кивнул.

– Хорошо – Флюгенштайн вздохнул, – На сегодня хватит с тебя. Несмотря на то, что ты долго спал, твоя болезнь вскоре выпьет силы, и тебе вновь захочется отдохнуть. Лучше делать это, не прерываясь на глупые разговоры.

Сказав так, Фарфоломей встал и вышел из комнаты. Через несколько минут он принёс еду. Отужинав, Дион ощутил сонливость, как предсказывал его спаситель, и вновь уснул. Мужчина забрал грязную посуду и не входил в комнату Ависа до самого утра.

Минуло десять дней. Юноша выздоровел.

(обратно)

11 глава – Тайна

Жизнь подобна водной стихии. Её черты расплывчаты, неопределённы. Разумные существа в ней – невидимые молекулы, сцепленные в единую конструкцию. Наши судьбы тесно переплетены, и связь эта нерушима, хотя временами кажется, будто она способна ослабевать. Но ни физическое расстояние, ни ментальные установки не способны повлиять на неё. Мы в клетке, и за эту клетку мы вынуждены благодарить высшие силы, ведь иначе и без того туманное будущее стало бы сплошным хаосом.

Жизнь, хотя и похожая на клокочущую пучину, поступает всегда логично. Несмотря на величайшую мешанину в судьбах разумных существ, тысячи испытаний, выпадающих на их долю, каждый получает лишь то, что заслужил. Пусть это слово не воспринимается буквально, ведь над нами нет абсолюта, который награждал бы и карал по своему усмотрению. Мы хотели сказать только то, что поступки неминуемо ведут нас к закономерному финалу.

Итак, здоровье Диона восстановилось. Юноша хорошо спал, много ел, в общем, ничем не отличался от остальных фаратри – бодрых и подвижных в его возрасте. Единственное, что отбрасывало тень на картину обновления, была мрачная задумчивость, являвшаяся по вечерам. Без явных причин, когда сгущались сумерки, Авис прощался с Флюгенштайном, уходил в свою комнату, садился на край кровати и долго смотрел в одну точку на стене, мыслями уносясь далеко за пределы нынешнего часа.

Заметив это, Варфоломей озадачился. Он догадался, что наплывы меланхолии берут начало в непростом прошлом юноши. Чтобы разобраться в случившемся, однажды, Флюгенштайн подошёл к Диону и напрямую спросил, что того гложет. Юноша попытался отговориться, но его благодетель был настроен серьёзно. Не дав парню уйти, он приказал ему сесть за стол (это происходило на кухне) и всё выложить. Авис, удивлённый напористостью обычно спокойного фаратри, повиновался.

– Смотри, – пригрозив пальцем, сказал Флюгенштайн, – Я хочу узнать правду, не сочиняй и не умаляй ничего. Мною руководит не праздный интерес, но желание помочь.

– Вы умеете лечить души? – усмехнулся Дион, и в этой насмешке послышалось пренебрежение и недоверие. Мужчина покачал головой.

– Если понадобится, я вылечу и душу – ответил он, – А теперь рассказывай.

За два с лишним часа молодой человек пересказал Варфоломею историю своей жизни, начиная с первого знакомства с миром людей. Флюгенштайн слушал внимательно, изредка хмурясь или начиная улыбаться. Дион, увлечённый собственными словами, не обращал внимания на реакцию слушателя, и лишь закончив говорить, посмотрел на Варфоломея с живым интересом. Тот оставался безмолвен.

– Что дальше? – шмыгнув носом, поинтересовался юноша, на этот раз без издёвки.

– Дальше только жизнь… – ответил мужчина, – Только она может всё разъяснить или окончательно запутать. Ты сделал много для своего возраста, и большинство твоих поступков спорны, но не преступны. Это главное.

– Но другим этого не объяснить! – вскричал Дион, – Они не так проницательны, как ты! Вы…

– Вздор – серьёзно промолвил фаратри, – Тебе лишь кажется, что окружающие слепы. Нет, они всё прекрасно видят, просто некоторым выгодно извратить своё понимание ситуации. Например, вашей Асити. Она поступила подло, хотя, с другой стороны, действительно, у тебя не было уверенности, в том, что она выживет.

– Но если бы она осталась там, её убили бы, а меня назвали бы трусом! – запротестовал Авис, – К тому же, зачем ей избавляться от меня. Я никогда не переходил ей дорогу. Я вообще с ней и не общался никогда! Вот мой брат, да!

– Возможно, дело в зависти, дурном характере или в чём-то подобном – предположил мужчина.

– Зависти! – рассмеялся Дион, – Было бы чему завидовать!

– Единственное, что могло настроить Асити против тебя, по моему мнению, это твоя непохожесть на остальных. Есть характеры, которые не выносят индивидуальности, превышающей их собственную, и Асити, скорее всего, одна из них.

На этом разговор прекратился. Более он не возобновлялся, ведь после него приступы меланхолии постепенно отпустили юношу к великой радости его благодетеля. Жизнь парня вошла в новое русло, сулившее в будущем долгожданный покой. Дион жил в доме Флюгенштайна и занимал ту же комнату, что и в первые дни. Его день состоял из пробуждения, завтрака, который парень стал готовить себе сам, прогулок, изредка – охоты и помощи по хозяйству. Жилище Варфоломея находилось в километре от того места, где Дион рухнул в шахту, так что юноша иногда навещал её, желая избавиться от страха перед темнотой, развившейся у него после нападения волка.

Теперь, несмотря на трудности, Авис был счастлив, ведь ему не приходилось из последних сил добывать пищу или тяжело трудиться. Он жил в своё удовольствие, медленно забывая о горестях, выпавших на его долю. Шаг за шагом события былых дней истирались из его памяти, а новая беззаботная действительность всё сильнее занимала Диона.

Живя рядом с Флюгенштайном, Авис постепенно познавал его философию и жизненные установки, позволяющие добиться максимального спокойствия и гармонии с внешним миром и собой. После хаоса, что пережил юноша, эти правила стали для него законом, ведь следуя им можно было гарантировать, что ужас прошлого не вернётся. По крайней мере, парень верил в это, а потому старался вести себя точь-в-точь, как его спаситель. Он перенимал у Варфоломея манеру говорить, двигаться, держаться и даже образ его мысли Авис старался копировать. Мужчина видел это, но не возражал. Его забавляло кривляние Диона, которое тот со всей наивностью принимал за духовный рост.

«В конце концов, – думал Флюгенштайн, – Подражая мне, возможно, он действительно станет на меня похож. Если это подарит ему спокойствие и душевное равновесие, то пусть продолжает. Посмотрим, к чему это приведёт».

Что же касается Варфоломея, то соседство с молодым человеком никак не отразилось на его образе жизни. Мужчина по-прежнему делал то, что и всегда, то есть работал в кабинете на втором этаже, не пуская туда Диона, часто покидал своё жилище, спускался в шахты, словно что-то ища. Заметив, с каким рвением его благодетель, исследует подземные коридоры, юноша долго размышлял над его поведением и наконец, решился задать Флюгенштайну вопрос. Это было на двенадцатый день после их знакомства.

Мужчина находился в гостиной. Сидя в кресле перед камином, он что-то читал и изредка поглядывал в окно, чтобы в вечерней мгле дать отдохнуть глазам. Подойдя, юноша сел в соседнее кресло ипосле короткой паузы спросил, что же Флюгенштайн ищет.

– Ты догадлив, – улыбнулся фаратри, – Именно так. Я кое-что нашёл и продолжаю искать дальше, потому что чувствую – разгадка одной из наиважнейших тайн нашего мира находится в моих руках. Помнишь, в первый день ты спросил, неужели я живу здесь постоянно. Мой ответ – да, ведь иначе я не смог бы вести свои исследования.

Мужчина отложил книгу, которую до этого держал в руках, на маленький книжный столик и внимательно осмотрел Диона. В глазах парня читалось любопытство.

– Но что именно вы ищите? – почти шепотом спросил Авис, боясь, что его собеседник отмахнётся от него. Но Варфоломей лишь кивнул.

– Не сейчас. Я обязательно расскажу тебе, но позже.

На этом их разговор прекратился. Юноша знал, что бессмысленно расспрашивать мужчину, если тот с самого начала не жалел ничего говорить. Оставив Варфоломея в покое, парень встал и удалился по направлению к своей комнате. Он по-прежнему желал докопаться до скрытой истины. Засыпая той ночью, он пообещал себе проникнуть в тайну Флюгенштайна, но он даже не мог вообразить, как скоро у него это получится.

Через два дня, за обедом Варфоломей предложил прогуляться. Юноша, предчувствуя удобный момент для расспросов, согласился.

– Только, оденься потеплее. В моём кабинете, в шкафу, есть старая зимняя одежда. Сходи и возьми что-нибудь для себя – предупредил Варфоломей, заканчивая есть. Дион удивлённо повёл бровью.

– Я понимаю, ты удивлён – Флюгенштайн отнёс грязную посуду к мойке, – Вскоре сам увидишь, для чего нам тёплая одежда. Ступай.

Парень встал, собираясь отнести свою тарелку к алюминиевой раковине, но мужчина замотал головой.

– Иди одеваться. Здесь я сам разберусь. Ты хотел узнать, что я делаю на земле… Чтож, сегодня тебе представится такая возможность – лукаво мигнув, улыбнулся фаратри.

Дион вышел. Добравшись до деревянной лестницы, со ступенями, покрытыми тёмно-зелёной ковровой дорожкой, юноша взошёл на второй этаж. Повернув налево, он оказался в узком коридоре, свет в который проникал через четыре окна, вырубленных в южной стене. Через десять шагов, Дион наткнулся на дверь в кабинет Флюгенштайна. Отворив её, парень оказался в небольшом помещении, стены которого скрывались за массивными книжными шкафами. Низкий стол, расположенный у окна, был завален бумагами, старыми словарями и писчими принадлежностями, некоторые из которых были изготовлены вручную. Голый пол, тщательно вымытый и окрашенный в оранжевый цвет, носил на себе следы перестановочных работ – царапины и белые борозды стёршейся краски. После коротких поисков, в глубине кабинета Дион рассмотрел вещевой шкаф. Открыв его и выбрав старую пыльную куртку, которая единственная из всех вещей вызвала у парня доверие, Дион покинул рабочую комнату.

– А, уже нашёл? Молодец – заметив юношу, спускавшегося по лестнице, воскликнул Флюгенштайн.

– Извини меня, – добавил он, когда парень остановился перед ним, – Больше ничего у меня нет.

Он окинул взглядом добытую Дионом куртку. Парень смущённо улыбнулся.

– Ничего, – ответил молодой человек, – Когда выходим?

– Сейчас – промолвил Варфоломей, – Мы должны выйти как можно раньше, иначе, обратный путь выпадет на ночное время.

– Мы идём далеко?

– Нет, я боюсь, что мы задержимся. Как же! Чтобы ты всё понял, нам понадобится много времени – заметил Флюгенштайн.

– Я пойду одеваться, ты жди меня в сенях – добавил он, направляясь к лестнице.

Через пятнадцать минут он спустился, облачённый в нечто, напоминающее бурую шубу. Дион тоже надел куртку, так что вдвоём фаратри, чьи крылья проходили сквозь отверстия на спине, образованные за счёт отстёгиваемых элементов, представляли весьма комичное зрелище. Особенно это впечатление усиливалось оттого, что левое крыло Диона, до конца не зажившее, плотно прилегало к лопаткам.

– Идём – сказал Флюгенштайн. Они вышли на улицу.

(обратно)

12 глава – Путь

Сегодня был ветреный угрюмый день. Вместе с потоками воздуха, несущими светло-серые облака, явился и летний холод, особенно жестокий, после тёплых солнечных дней.

Выйдя из дома, друзья огляделись. Флюгенштайн, посмотрев на небо, недовольно покачал головой. Его спутник, ощущая дискомфорт из-за неудобной одежды, вздохнул.

– Куда нам? – спросил он, безучастно следя за колыханием полевых трав. Варфоломей махнул рукой – на юг.

Шли молча. Мужчина следил за направлением пути, Дион думал о предстоящем открытии. Преодолев равнину перед домом Флюгенштайна, друзья оказались у опушки леса, которую пару недель назад Дион изучил вдоль и поперёк. С каждым часом становилось темнее, и Варфоломей поторапливал юношу, но тот, то и дело, останавливался, чтобы дать волю воспоминаниям.

В такие моменты даже самые мрачные события прошлого, кажутся нам милыми. Со временем, они теряют стержень – причину или её важность, потому блекнут и превращаются в серую картинку – фотографию прошлого, не более.

Время в пути тянулось быстро. Не прошло и часа, как фаратри углубились в лес и шли по приметам, которые Флюгенштайн за жизнь на земле выучил наизусть. Под кронами деревьев тьма стала гуще.

– Будь осторожен – посоветовал мужчина, – Смотри под ноги.

Дион недовольно хмыкнул. Варфоломей улыбнулся. Он шёл быстро, делая широкие шаги и ступая мягко и точно, будто каждое движение его было выверено. Юноша же постоянно спотыкался, иногда падал и раздражённо сопел. Временами он поглядывал на спину благодетеля, чтобы иметь перед собой чёткий ориентир.

Для парня прогулка по лесу, после длительного отдыха, была так же непривычна, как и в первый день, когда он сошёл с корабля.

«Надо же, а ведь я так боялся показать тогда, что устал, – подумал Дион, – Теперь же я могу быть откровенным. Оттого ли это, что Варфоломей старше меня, или же оттого, что он добрее моих сверстников?»

Тут раздался стук, и гулкое эхо долетело до ушей фаратри.

– Смотри, – сказал Флюгенштайн, указав куда-то вверх. Парень пригляделся и заметил дятла, чьё чёрно-бело оперение и красная головка сразу бросились в глаза. Птица сидела на стволе старой, поросшей лишайником, сосны, готовой упасть в любой момент.

– Хорошо, что мы здесь не одни – улыбнулся Дион.

– Да – согласился, мужчина, – Близость живых существ успокаивает.

– Если это не волки! – горько усмехнулся юноша, указав на своё крыло. Флюгенштайн понимающе кивнул – следы от клыков зверя он заметил в первый же день.

Несколькими минутами позже друзья наткнулись на едва различимую тропу, которую Дион не разглядел бы, будь он один. Но его спутник был более опытным следопытом, и потому, выбрав путь, проторенный зверем, он повысил скорость движения по лесному массиву. Юноша, удивлённый и обрадованный этим изменением, вздохнул и с новыми силами стал догонять Варфоломея. Мужчина шёл, как ни в чём не бывало. Взгляд его умных и по-отечески добрых глаз, изредка обращавшийся через плечо на Диона, красноречиво говорил о тревоге, которую фаратри испытывал, когда парень особенно громко начинал сопеть или ворчать. Кроме того, Флюгенштайн заботился о том, поймёт ли его юноша, после того, как увидит цель изысканий. Слишком много вложил он в них сил, и теперь желал поделиться своими открытиями. О том, что Дион не лучше первого встречного, мужчина не думал. За эти несколько дней он сумел изучить своего гостя, и знал, что русоволосый парень не способен на подлость.

«Все его ошибки были из-за молодой наивности… Он слишком много думает о себе, а ведь между тем, причины его несчастий от него не зависят» – размышлял Варфоломей, по едва уловимым приметам, подмечая, что путь их близится к концу. Это было им на руку – Флюгенштайну не терпелось открыться перед спасённым юношей, а Дион готов был рухнуть на землю – так он устал.

– Ну, что там? – спросил парень, едва переставляя ноги, – Скоро?

– Потерпи – улыбнулся его спутник, – То, что я намерен тебе показать, стоит всех лишений и трудностей. Ты даже не представляешь, насколько глобально моё открытие, мальчик! О! Оно достойно твоих нервов…

Это признание, сказанное с патетической интонацией, придало Диону бодрости. Собрав волю в кулак, он стиснул зубы и продолжил идти, теперь уже не помышляя об отдыхе. Сила любопытства была прямо пропорциональна силе физической. Вскоре его старания были вознаграждены.

Свернув с лесной тропы и пройдя по дну оврага, усеянного жухлой хвоей, среди которой изредка попадались «венерины башмачки», друзья оказались перед поляной, в диаметре около сорока метров. На первый взгляд, в ней не было ничего примечательного. Она представляла собой оранжевую плешь среди густых волос старого леса, покрытая хвоёй и шишками. В некоторых её местах над землёй возвышались горки муравейников; ни травы, ни других мелкорослых растений здесь не было.

После непродолжительного молчания, Дион, разочарованный унылым видом поляны, спросил:

– И что здесь? Мы пришли?

Варфоломей приложил палец к губам и в следующие полминуты не отводил взгляда от лица Диона, принявшего вопросительное выражение.

– Не шуми – сказал он, указав ладонью в центр поляны. Только сейчас юноша заметил странную выпуклость, скрытую моховым ковром. Сощурив глаза, парень сделал шаг вперёд. Мужчина удержал его на месте. После секундного молчания он произнёс:

– Дион, приготовься. Пройдёт всего несколько минут, и ты получишь знание, обладать которым мечтает каждый. Впустив его в свой разум, ты, скорее всего, изменишься. Прошу об одном, никому не доверяй то, что я сейчас доверяю тебе. Это слишком важно. Попав не в те руки, это знание может возвысить безумца и погубить лучшего из нас. Пообещай охранять и не делиться им ни с кем.

Юноша, зачарованный голосом Флюгенштайна, смотрел на него, как на пророка, умершего и теперь вещающего из загробного мира. Перед его мысленным взором начали мелькать мириады образов, рождённые могучим воображением. Диону казалось, что он стоит у края света, держа в руках мистические скрижали, способные открыть перед ним врата иной жизни. Глаза юноши сверкали от восторга, улыбка не покидала губ. На очередное требование Варфоломея он рассеянно кивнул, не переставая наблюдать за входом в подземелье.

– Ты слышишь меня? – заметив состояние Диона, спросил Флюгенштайн, уже подумывая о том, чтобы всё прекратить и увести парня обратно. Позже, он укорил себя за такие мысли, ведь, ко всему прочему, было слишком поздно. Теперь, поставив молодого человека перед лицом искушения, Варфоломей не мог заставить его забыть об увиденном.

– Да, слышу… – вполголоса отозвался парень, вновь сделав несколько шагов вперёд. Его благодетель вздохнул и последовал за ним. Поворачивать было нельзя. Подойдя к металлическому люку, проржавевшему и выщербленному, Дион подождал Варфоломея, который его открыл. Под ним находились каменные ступени, сырые и поросшие мхом. Тотчас из подземелья дохнуло запахом плесени, пыли и старости.

– Проходи, – сказал Варфоломей, указывая вперёд, – Иди медленно. Некоторое время нам придётся идти в абсолютной темноте.

– А разве дальше будет светлее? – удивился юноша, готовый с разбегу прыгнуть во тьму катакомб.

– Увидишь – отозвался Варфоломей, недоверчиво поглядывая на юношу. Он выглядел слишком увлечённым, и это настораживало мужчину. В последний раз посмотрев на небо, затянутое облаками, столь милое для фаратри, Флюгенштайн пропустил вперёд юношу, сам спустился к ступеням по двум металлическим скобам и закрыл люк. Тотчас подземная утроба наполнилась беспроглядной тьмой.

– Да будет так – едва различимо шепнул Варфоломей, услышав, как Дион делает первые шаги по скользким ступеням. Вздохнув, мужчина кивнул сам себе и тоже пошёл.

Им предстоял недолгий путь, однако он был гораздо сложнее, чем тот, по которому они недавно двигались. Темнота, даже без диких зверей, скрывающихся в ней, могла быть опасна.

(обратно)

13 глава – Вивисектор

Передвигаясь, словно призраки, путники, сокрытые подземной тьмой, а оттого практически слепые, шарили руками по холодным стенам, боясь свалиться со ступеней, уходящих всё дальше вглубь подземелья. Теперь, когда выход был закрыт, Дион отчётливо ощутил страшный дух запустения, который на поверхности был не так различим, а здесь приобретал почти материальные черты.

Сегодняшний день слился в одно увлекательное, но вместе с тем гнетущее впечатление, заставлявшее сердце парня временами сжиматься. Это не было похоже на страх, скорее, на волнение перед чем-то важным и необычным, сродни предвкушению.

Варфоломей, казалось, чувствовал то же самое. Его голос, который временами раздавался над головой Диона, был наполнен торжественностью, будто реплики героя из трагической пьесы. Под действием баритональных нот, исходящих из груди Флюгенштайна, юноша всё более преисполнялся щемящего чувства, переставая трезво воспринимать реальность. Его пальцы, скользившие по выщербленным поверхностям, были оцарапаны, ноги гудели, из-за длительной ходьбы, но парень не замечал этого, всем существом углубившись в будущее.

– Темно, как в склепе – вдруг сказал он.

– Нет, – мягко промолвил Варфоломей, – Это гробница памяти. Сейчас мы идём в преддвериях вечного мавзолея, в котором вместо покойников, амфор с благовониями и драгоценностей, лежат скрижали запретных знаний.

В голове Диона помутилось. Незаметно ущипнув себя, будто страшась оказаться во сне, юноша начал дышать отрывистее и чаще. Всё происходящее казалось ему ирреальным. Это впечатление усилилось ещё больше, когда ступени кончились, и перед путниками предстал мрачный коридор, в самом конце которого брезжил слабый розовый свет. Округлив глаза, будто увидев нечто страшное, Дион вздрогнул и повернулся к Флюгенштайну. Его спутник был спокоен и кратким движением головы, которое юноша уловил с трудом, приказал успокоиться и ему.

– Всё хорошо. Иди – тихо сказал мужчина.

«Я вёл себя, пожалуй, ничуть не лучше» – с улыбкой подумал он, припомнив свой первый спуск в эти таинственные недра.

Вскоре розовый свет стал ярче, и коридор раздался вширь, вытолкнув друзей в пыльную комнату с каменными стенами, из трещин в которых сочилось красноватое сияние. Юноша громко вздохнул и расстегнул молнию куртки, ощутив нехватку воздуха. Взглянув вперёд, он заметил маленький проход, в правом углу помещения, скрытый тенью.

Фаратри хотел пройти туда.

– Подожди – вдруг промолвил Варфоломей, увидев невольное движение парня.

– Что? – едва не капризно воскликнул Дион.

– Прежде чем идти, я должен тебе кое-что рассказать. Извини, что приходится делать это так, но лучше сейчас, пока ты можешь соображать и слушать – улыбнулся Флюгенштайн, прислонясь спиной к южной стене. Юноша удивлённо повёл бровями; слова благодетеля показались ему странными.

– Говори – разрешил парень, внутренне раздосадованный тем, что срок его свидания с тайной Варфоломея отдалился.

– Помнишь, ты спрашивал у меня, почему я живу здесь? – начал мужчина.

– Конечно. Но мы это уже выяснили. Ты что-то нашёл и потому остался здесь. А что именно, мне ещё предстоит узнать, потому я и стою в этой комнате! – перебил парень, надеясь таким финтом миновать неинтересный разговор.

– Да, это одна из причин – признался Варфоломей, – Но есть ещё…

– Какая же? – спросил юноша. Его собеседник, будто не заметив пренебрежения Диона, ответил:

– Слушай! Своим открытием я оправдался перед тобой, но всё не так просто… Я овладел им уже после того, как был изгнан на землю, следовательно, я слегка солгал тебе…

– Изгнан? – переспросил парень. Это слово показалось ему неудачным сравнением, сказанным в тон недавнему патетическому настроению Варфоломея. Но лицо мужчины, мрачное и серьезное, явно говорило об обратном.

– Да, – подтвердил он, – Сейчас в столице обо мне нельзя найти даже малейшего упоминания. Никто не скажет, что когда-то знал или видел меня, даже мои родные… Единственное место, где написано моё имя, это АРХИВ, отдел «Исчезнувшие» или, как я его называю, «Неугодные». В своё время я мог бы оказаться и в списках ликвидированных с красноречивой пометкой «Падший», но мне повезло. Нашлись фаратри, защитившие меня…

– О чём ты говоришь?! – вдруг вскричал Дион, не понявший половины из того, что сказал Варфоломей. В какой-то момент он даже подумал, что его благодетель сошёл с ума – настолько странно выглядела эта исповедь, начавшаяся без причины в старой подземной комнате. Со страхом посмотрев на Флюгенштайна, юноша развёл руки, будто спрашивая, о самочувствии собеседника. Но мужчина, хоть и выглядел возбуждённым, был вполне вменяем. Он усмехнулся и продолжал говорить. Речь его касалась дальних времён, когда молодого человека ещё не было на свете.

– Дело в том, что я долгое время изучал культуру нашей цивилизации, начиная с древности, когда фаратри напоминали «обезьянообразных» птиц или «птицевидных» обезьян, называй как хочешь, и, заканчивая современными достижениями, – мечтательно сощурив глаза, промолвил Варфоломей, – Я специализировался на изучении мёртвых языков и языков вообще, но также интересовался религией и её производными – учениями о строении вселенной, метафизикой и т.д. В Академии «Феномен Истязающего» показался мне настолько интересным, что я с сильнейшим рвением принялся изучать его, выстраивая теории о происхождении, целях и прочем. Документы, чудом сохранившиеся до наших дней и расшифрованные частично при моей помощи, подтверждают его существование, ведь о массовом гипнозе около тысячи лет назад, никто не знал. Раз так, его пришествие было реальным, ведь свидетели, которых насчитывалось тогда по нашим данным около десяти тысяч, писали в своих докладах одно и то же. Вам должны рассказывать об этом на курсах истории или религиоведения, впрочем, ни один из учителей и академиков не знает столько, сколько я. Да… Вам зачитывали рассказы свидетелей или их дневники?

– Нет, нам показывали только выписки из богослужебных книг. Ни о каких докладах мы не знаем… – от удивления открыв рот, промолвил парень. Он ожидал чего угодно, но не рассказов об Истязающем. Первое время юноша не мог поверить, что его благодетель причастен к изучению полумифологических теорий.

– Это закономерно, правительство не верит в их подлинность, они изучаются лишь как пласт культуры – ухмыльнулся Флюгенштайн и тотчас добавил: – Тогда, я перескажу тебе их, особо не вдаваясь в детали. Каждая из бумаг гласит примерно следующее:

«Он появился из воздуха, истинный демон – в плаще, со змеями, крыльями за спиной. Тело Его напоминало металлические доспехи. Лица его не разглядел, но мне показалось, оно было скрыто маской. Жёлтые или зелёные глаза его были видны даже на расстоянии, как в темноте видны угли от потухшего костра… Он висел в небе в двадцати метрах над улицей, где я прогуливался, потом исчез и вновь явился на центральной площади. Очевидцы, которым не посчастливилось оказаться там, рассказывали, что он что-то говорил»

– Некоторые документы тех времён попытались передать его речь, – торопливо добавил Флюгенштайн, увидев, что Дион слушает его с недоверием, – Хотя они ныне и признаны частично фальсифицированными. Но чего стоит это слово – «частично». О, оно прекрасно изобличает недостаток знаний учёных, в то время, как я эти пробелы уже закрыл… – сказал он, самодовольно потерев ладони.

– Те записи использовались для психологических исследований. Правительство испугалось, что имел место быть случай массового помешательства…

– Да, – кивнул Варфоломей, – Не многие знают, но также те материалы были использованы для написания «Книги богов» под надзором Церкви. Это было выгодно: государство получило ещё один рычаг воздействия. Но всё это мелочи, я утверждаю: Истязающий существовал.

Дион скептически покачивал головой: он догадался, этот разговор был затеян неспроста. Юноша не верил Варфоломею, но любопытство заставляло его слушать.

– И что дальше? – спросил парень, тоже опёршись о стену, – Как это связано с тобой и твоим изгнанием, как ты это назвал? Почему ты здесь? – спросил парень, направив русло разговора в нужную сторону. Увлёкшийся мужчина, заметив это, ответил:

– Дело в том, что напав на след, я старался добраться до доказательств существования Истязающего. Фаратри, даже учёные, не верят в свидетельства прошлого, но я верю. Они правдивы, однако… Понимаешь, когда ты что-то ищешь, процесс постепенно затягивает тебя, начинает нравиться, и это самое страшное… Не пройдёт и года, как ты горишь идеей, потом – становишься одержим ей, а далее и до помешания не далеко… Словом…

– Да? – прошептал юноша.

– Я подрался с одним фаратри… Он хотел присвоить мои труды, а я был так честолюбив, что не выдержал – склонив голову и закрыв глаза признался мужчина. Дион нервно дёрнулся.

– И тебя изгнали за это? – спросил он.

– Это так – подтвердил Флюгенштайн, – Тот фаратри был из довольно богатого рода… Элита против одержимого учёного… В общем, мне пришлось остаться на земле Плеорима.

– Это ужасно! – вскричал юноша, сам не понимая, против кого это слово направлено. Варфоломей, приняв его на свой счёт, согласно кивнул. Спохватившись, юноша покраснел и вновь заговорил.

– Тебе тяжело об этом рассказывать? Если так – не надо – сочувствующе промолвил Дион, впервые увидев благодетеля в столь жалком виде. Мужчина через силу ухмыльнулся и поднял голову, надеясь, что в темноте, чувства, отразившиеся на лице, не будут заметны. Однако русоволосый парень сумел разглядеть стыд, сиявший во взгляде Флюгенштайна.

– Нет, это легче, чем кажется со стороны, мальчик – сказал он, вдруг повернувшись к проходу в углу комнаты.

– Теперь, – продолжал Варфоломей, – Когда, я рассказал о себе и преподал краткий урок истории, мы можем войти. Думаю, ты готов.

– Хорошо, только иди первый – ответил русоволосый парень, – Мне так будет спокойней.

Его спутник не возражал. Запахнув полы куртки, которую Флюгенштайн тоже расстегнул, войдя в первую комнату, он неспешно подошёл к тёмной нише и сделал один шаг. Тотчас его тело исчезло, вспыхнув синеватым светом. Юноша непроизвольно вскрикнул. В ужасном волнении подлетев к стене, он просунул руку во тьму, поглотившую Варфоломея, и тотчас одёрнул её. Ничего не случилось.

– Что теперь? – надеясь, что ему ответят, закричал парень.

Вокруг всё было тихо.

– Хорошо, – дёрнувшись, сам себе сказал Дион.

Вздохнув и закрыв глаза, он шагнул вперёд и мгновенно скрылся, перенесясь в пространстве на многие километры от подземных катакомб…

Мгновением позже, как если бы парень вошёл через открытую дверь, он оказался в помещении, как две капли воды похожем на предыдущее. Те же серые стены, трещины, пыль. Правда, были и отличия: более яркий свет, который здесь мог бы сравниться с дневным, и восточная стена, отличающаяся от прочих гладкой поверхностью, явно металлической. Варфоломей стоял в центре комнаты, когда Дион явился, выйдя из разлома в западной стене. Едва не рухнув на пол, он издал испуганный возглас и, словно загнанный зверь, резко огляделся по сторонам.

– Осторожней – рассмеялся мужчина, – Шею сломаешь! А мне так много надо тебе показать. Надеюсь, ты понял, что мой рассказ об Истязающем был начат не просто так. Дело в том, что сейчас мы находимся в преддверии «капсулы» – так я называю помещение, скрытое за этой металлической стеной.

– Мы в том же подземелье? – вспоминая ощущения во время перемещения в пространстве, спросил юноша. Его собеседник покачал головой.

– Нет. Мы явились сюда через пространственные двери, что-то вроде телепорта. Я не знаю, находимся ли мы рядом с тем местом или нет. Возможно, что мы стоим от него за сотни километров, а может, и больше!

– Невероятно – вздохнул парень, на дрожащих ногах подойдя к Флюгенштайну.

– Да, мальчик, невероятно! Особенно, если задуматься, что вскоре мы окажемся в месте, которое посещал сам Истязающий. Доказательств тому масса! Взять хотя бы пространственные двери, с помощью которых мы здесь очутились… Фаратри не способны изобрести такую технологию. Пока что…

– Ты что-то сказал про «капсулу» – тихо напомнил юноша, ощутив приступ тошноты.

– Да, – кивнул мужчина, – «Капсула памяти» – неразрушимое убежище, по моему мнению, стоявшее здесь со времён создания планеты. Я думаю, есть и другие… К слову, именно занимаясь поисками, я и нашёл тебя. Какой случай!

– Действительно – подхватил парень, – Выходит, этой капсуле я обязан жизнью…

– Пожалуй, это так…

– Давай войдём? – с надеждой спросил юноша. Его собеседник безмолвно подошёл к стене.

Обернувшись к Диону и жестом подозвав его к себе, он положил левую ладонь на металлическую стену. Вдруг поморщившись и отняв руку, он потёр её, и на пальцах другой руки осталась кровь. Юноша похолодел, заметив, что на стене образовалось красное пятнышко, которое тотчас растворилось, будто металл впитал её в себя.

– За вход надлежит платить кровью, то есть ДНК, подтверждающим нашу видовую принадлежность – пояснил мужчина, наблюдая за тем, как стена на глазах начинает блекнуть. Вскоре от неё осталась лишь прозрачная дымка, вроде тумана, странным образом, превратившегося в серый прямоугольник. Она переливалась, клубилась маленькими завихрениями и вибрировала, словно водяная завеса, некогда бывшая льдом.

Некоторое время Дион наблюдал за этим явлением, как заворожённый, не в силах издать малейшего звука, но вскоре спутник взял его за руку и резко втолкнул по ту сторону дымчатой стены. Вскоре она затвердела.

От яркого света, который здесь стал совсем нестерпим, молодому человеку, привыкшему к полутьме, пришлось закрыть глаза. Варфоломей стоял рядом. Минутой позже, они смогли осмотреться, и Дион в очередной раз изумился.

Он ожидал увидеть помещение, напоминающее два предыдущих, но это место, словно картина из фантастического сна, было совершенно иным, не отвечающим ни единой прихоти воображения. Оно представляло собой громадную полость, четыре металлические стены которой, образуя пирамиду, сходились в точке на высоте около пятидесяти метров от пола. Вдоль каждой из них были установлены наклонные лестницы, ведущие к прозрачным комнатам, внутри которых находилось что-то вроде стеллажей со стеклянными скрижалями. В центре комнаты стоял стол, чью поверхность занимала чёрная пластина из неизвестного блестящего материала. Дальше, за ней, располагались ряды других столов, заваленных бумагами и писчими принадлежностями, вроде тех, что Дион видел на столе у Флюгенштайна. Пол здесь состоял из зеленоватого вещества, своим цветом напоминавшего обработанный нефрит точно с такими же светлыми пятнами и тёмными прожилками. Свет в этом месте, казалось, исходил от каждого предмета, словно стол, лестница и стены сами по себе являлись осветительными приборами. Грани и углы под потолком, приобретающие структуру янтаря, его желто-оранжевый оттенок, словом, всё здесь было освещено ровным белым светом.

В первую минуту у Диона закружилась голова. Как оказалось, после всего пережитого, по странной закономерности, разум юноши открылся поэтическим чувствам, позволяющим ощущать мир с особенной чуткостью. Ранняя впечатлительность, исчезнувшая к моменту совершеннолетия Диона, теперь возродилась и давала о себе знать восторженными восклицаниями, которыми парень начал заваливать своего спутника. Варфоломей удивлённо смотрел на молодого человека, не то с усмешкой, не то с радостью.

– Это гениально! – вскричал Дион, словно волчок, вертясь на месте, – Я не мог даже представить этого! О, теперь я верю всему… Каждому твоему слову… Но кто бы мог подумать, что я увижу это! Шанс на нашу встречу был так мал! Так, ты должен показать мне всё!

– Хорошо – согласился мужчина, – Позже я проведу тебе здесь экскурсию, но мне казалось, тебе будет интересно увидеть результаты моих трудов.

При этих словах юноша остановился. Устыдившись собственной восторженности, он покраснел и потупил взор. Флюгенштайн утешительно потрепал его по плечу.

– Пойдём, – сказал он, – Капсула никуда не денется. Она гораздо долговечнее моих знаний, которые исчезнут вместе со мной, а она простоит здесь до момента гибели нашего мира.

– Удивительно… Но если так, то, взаправду, создать такое могло лишь сверхсущество! – воскликнул парень, послушано следуя за своим благодетелем. Варфоломей осторожно обошёл центральный стол и остановился позади него, у другого стола, на котором лежали бумаги, исписанные крупным, красивым почерком.

– Я уже сказал, что с самой молодости занимался филологическими изысканиями, чтож, теперь у меня есть возможность доказать это – заметил Варфоломей, глядя в глаза Диона, наполненные благоговейным трепетом и бесконечным интересом, – Итак, эти бумаги содержат всё, что нужно для разгадки тайны Истязающего. Я передаю их тебе…

– Как приемнику? – неожиданно догадался юноша, и в его голове тотчас выстроилась логическая цепочка, ведущая к целям Варфоломея. Мужчина смутился.

– Д-да, – запинаясь, ответил он, – Если хочешь, то так…

– Я не против – сказал Дион, садясь в белое кресло, вмонтированное в пол рядом со столом.

– Не буду мешать. В такие моменты лучше быть одному. Я подожду у выхода. Если захочешь покинуть капсулу, приложи к стене ладонь, и она выпустит тебя. Начать лучше с бумаг, помеченных красным цветом. Это первые переводы, произведенные мною. Оригиналы текстов находится на скрижалях, в тех комнатах, у стен. Прочитай всё это, и возвращайся. Надеюсь, ты не усомнишься в моей честности – негромко промолвил Флюгенштайн, после чего отошёл и вскоре исчез за дымчатой стеной.

Юноша остался наедине с его изысканиями. Устроившись в кресле поудобнее, он вздохнул и сбросил с себя куртку – в капсуле было тепло.

– Приступим – сказал Дион, беря в руки серый бумажный лист, помеченный красной цифрой «1». Он был подписан так: «Беглые записки. Вайрос». После короткой паузы, парень вздохнул и принялся читать.

Его взгляд заскользил по стройным рядам букв; дыхание замедлилось.

«Запись №1. Новем. Ледеар. Земля. XXX. Мы благополучно добрались до родины Омиора. По-прежнему сомневаюсь в положительном результате этой затеи, но ради общей цели готов терпеть. Интересно во что это выльется…

Вчера я впервые увидел Землю – метрополию, владеющую тем прокопченным дымом, мирком, из которого я вышел. И хотя моё чувство прекрасного за несколько лет изменилось разительно, я не могу не сказать, что эта планета – совершенство. Что особенно удивительно, здесь по-прежнему можно увидеть первозданные зелёные пятна – «леса», как назвал их Омиор, когда мы приближались к атмосферным слоям планеты.

Запись №2. Местоположение то же. XXX. Не успев прийти в себя, снова приступаем к работе.

Вместе с нами на землю прибыл «материал» для проекта «Эс-Овер». Бывшая наложница, Мрачный шут, Световик – не самая лучшая компания, но они верны, а значит, могут быть полезны. Раньше я никогда не думал о них, как о средстве достижения целей, я считал, что своими действиями мы помогаем им встать на путь истинный… Чтож, Омиор может в два счёта переубедить меня. Боюсь, он получил надо мной слишком много власти.

Запись №3. Динерет. XXX Мне сложно писать эти строки, но совсем недавно я увидел настоящего Венала Омиора. Не роботизированного богомола или сколопендру, в коих он любит перевоплощаться, а человека из плоти и крови. Поразительно, как столь ослабшее и раненое тело может сохранять жизнеспособность.

Запись №4. Местоположение то же. XXX «Эс-Овер» по словам Венала продвигается по плану. Мне не совсем понятен принцип действия этого устройства, но вскоре я закрою этот пробел. Правда, в данный момент у меня несколько иные задачи. Теперь, когда я владею неограниченными ресурсами, я могу усовершенствовать моих Этер-воинов. Они будут нужны на первых порах…

Запись №5. Уживаться с чудовищами, созданными моей рукой, становится всё сложнее… Боюсь, они слишком долго обходились без кнута. Венал слеп в этом отношении, он потакает им – позволяет резвиться, убивать…

Запись №6. Идеология Омиора весьма интересна. И хотя я не разделяю её, но мир, построенный с её помощью, имеет право на существование. Единственное, что внушает мне недоверие это неограниченная власть, которую получат люди, задействованные в проекте… Вряд ли могущество может послужить во благо рождения идеала. Венал всё чаще говорит о Вайросе.

Запись №7 – Справка. Со слов Омиора: Вайрос – это программный код, информационный уровень мироздания, обеспечивающий существование мира. Высший контроллер, присутствующий в каждом материальном теле, в каждой мысли, в действии и бездействии. Всё сущее и несуществующее находится в пределах Вайроса. Он – это граница, выйти за которую не может даже мысль.

Запись №8. Венал полагает, что сможет обособить разум от тела и отдать его на волю Вайроса. Он по-прежнему считает, что Вайрос это некий аналог компьютерной программы, океан информации, возникший неизвестно по какой причине. По логике Омиора, раз им никто не управляет, то сможем мы… Он называет это манипуляциями с информационным уровнем, а участников проекта «Эс-Овер» – информационными волнами. Надеюсь, его расчёты верны и демоны, которым мы дали огромное могущество, не слетят с катушек, оказавшись наедине с безграничной властью… Пси-способности, которые мы им дали, уже дают им великую силу…

Запись №9. Альтебрес внушает мне опасения. Венал благоволит ему, называет продолжателем своей идеи, но я сомневаюсь в нём…

Запись №10. Установка активна… После пяти лет поисков, мы достигли цели. Первым в океан информации выйдет Омиор…

На этом странные, обрывочные записи завершились. Дион, ошалелый от многообразия непонятных слов, удивлённо хлопал глазами. Потерев их, он вздохнул, потянулся и взялся за третий лист (записи занимали ровно два). На нём было написано всего одно слово «Ангелы». Юноша вздрогнул, перед ним отчего-то мелькнуло лицо девочки из человеческого поселения.

«Бедное дитя» – подумал парень, вспомнив свой уход.

Он просидел с бумагой ещё около пяти минут, будто решаясь на что-то.

«Варфоломей назвал эти знания крайне важными, но я так ничего и не понял. Если следующая бумага не прольёт свет на ту галиматью, что я только что прочитал, значит, мой благодетель обманул меня…»

Молодой человек вновь принялся читать.

«…Я не намерен изливать свои мысли, их не стерпит никакой носитель. К сожалению, я не обладаю даром описывать состояния, чувства, но я могу оперировать ими, изменять, ломать и возрождать. Если раньше мне приходилось работать лишь с техникой, плотью, химией и поверхностной психологией, то теперь в моей власти взаимодействие с самыми тонкими струнами человеческой души. Манипулируя сознанием, я манипулирую плотью и наоборот – подстёгивая тело, мне удаётся выстраивать цепи, образующие аспекты личности. Но всё это лишь вступление…

Главное – это наша ссора с Омиором. Её причина (довольно смешно) в несоответствии взглядов. Он намерен создать идеальный мир, дав людям возможность строить собственные иллюзорные реальности, жить в них и веселиться. По его мнению, обособившись от тела и получив всё, что только пожелают, пусть и в пределах собственных лже – миров, люди станут счастливы и успокоятся. Их интерес к условным благам угаснет, и воцарится мир равенства и справедливости…

Вздор! Получив могущество, люди захотят ещё большего, ведь даже в лоне Вайроса они будут теми же жалкими тварями, что копошились на поверхности многих планет в течение тысячелетий. Венал верит, что они изменятся в лучшую сторону, однако, я в этом сомневаюсь.

По мне, идеал может родиться лишь там, где живые существа обязаны бороться за выживание, но не друг с другом, а с окружающим миром. Если бы можно было вложить в них на генном уровне инстинкт помощи ближнему, возведённый в абсолют, мы получили бы нечто близкое к утопическим взглядам Омиора. Чтож, однажды я сделаю это… А там мы посмотрим, кто из нас добьётся своего: Омиор – с проектом «Вайрос» или же я с моими «Ангелами»…

Я знаю, как это звучит… Я хочу наделить моих идеальных существ внешностью божественных посланников – красотой, крыльями, чарующим голосом, словом, повторить образ, созданный людьми. Пусть это может показаться банальным, но теперь, когда я познакомился с культурой Земли, я понял, что порой важную роль в деле играет символ или ментальный блок, связанный с абстрактным понятием успеха. Если взять литературу в качестве примера, то можно заметить, что многие авторы посвящали свои труды другим авторам, уже добившимся неплохих высот. Это давало первым некую уверенность… Призывая в помощь себе имя более сильного собрата по творчеству, вторые стремились к триумфу. Ровно так же и я… Воссоздав образ, который на этой планете многие века считался олицетворением чистоты, внешней и внутренней, я надеюсь, что моя задумка о сотворении идеала окажется успешной.

Итак, проект «Эс-Овер» работает. Мы достигли его стабильного функционирования, Венал вышел в океан информации… Не ставлю восклицательных знаков, лишь многоточия, как признание в неспособности рассказать вам о величии нынешнего момента. Чтож, если план Венала сработает, то вы и сами, будущие поколения, сможете всё увидеть.

Вторым в Вайрос вышел я. В жизни мне пришлось повидать много горя, разочарований, несправедливости. Теперь, вместо мести, я попытаюсь сотворить мир, в котором вышеназванные ужасы будут казаться чем-то нереальным, почти мифологическом. Ах, если бы я смог… Я заложу в моё творение на самом тонком уровне всю культуру былого мира, всю, кроме войн, насилия и жестокости, этого в нынешнем мире слишком много…»

Дион отложил бумаги в сторону. Глядя на них, он испытывал чувство, схожее с тем, что испытывает ныряльщик, увидевший под собой тёмную океаническую бездну: Он держится над ней, но его опора крайне зыбка, подвижна, и страх, словно вода, проникает сквозь волю в каждую клеточку тела. Именно сравнение с бездной пришло на ум Диону, когда он читал эти документы. Он понимал, что по всей вероятности план автора этих дневников осуществился, и сам юноша является тому доказательством. Мир небесных существ был построен, но отчего-то вместе с ними здесь оказались люди. Ответа на этот вопрос в бумагах, лежащих на столе, юноша не нашёл.

– Он создал нас, как ответ ужасу, пережитому им… – тихо промолвил парень, с волнением глядя на стол. На мгновение он подумал, что увидел сон, однако листы с крупным почерком были на месте.

– Сочинить такое невозможно – вновь тихо проговорил Дион, откинувшись на спинку кресла, – Варфоломей говорил правду… Это капсула памяти, созданная Истязающим… Тем самым существом, что явился на глаза фаратри тысячу лет назад! Теперь я верю всем: учёным, строящим гипотезы, духовникам, проповедующим о боге с когтями… Мне самому посчастливилось всё узнать…

Часом позже, ещё раз перечитав переводы Флюгенштайна, юноша решил осмотреть капсулу самостоятельно. Встав с места, он окинул взглядом помещение, чтобы решить, с чего начать. Вскоре выбор был сделан. Двигаясь медленно, будто опасаясь попасть в ловушку, Дион подошёл к одной из ступенчатых лестниц и неспешно поднялся к прозрачной комнате со стеллажами.

– Это оригинальный текст – догадался парень, осторожно открыв невидимую дверь. Подойдя к ближнему стеллажу, он взял в руки одну из скрижалей и внимательно осмотрел её. На прозрачном прямоугольнике толщиной в сантиметр, были выгравированы чёрные символы, от понимания которых Дион был далёк. Лишь Варфоломей мог оперировать этими буквами былых времён, представляющими собой завитки, прямые линии, их объединение и всевозможные вариации. Вскоре созерцание наскучило парню, и он поспешил покинуть ячейку памяти.

Оказавшись внизу, он поднял голову и осмотрел потолок – выше последней прозрачной комнаты ничего не было, кроме желто-оранжевого окончания пирамиды. Юноша разочарованно вздохнул. Минутой позже он вернулся к столу, где недавно читал переводы и вдруг заметил, что в самом конце помещения, за последним столом, находится прямоугольная ниша, будто вдавленная в стену. Приблизившись к ней, юноша сощурился и в таком состоянии взирал на неё около двух минут. Наконец он улыбнулся и сказал:

– Более ничего… Лишь скрижали и обрывочные фразы…

На этом его экскурсия завершилась. Дион развернулся и пошёл прочь. Вскоре он покинул капсулу памяти и оказался в первой комнате, расположенной под лысой поляной. Варфоломей ждал парня, сидя на полу. Его глаза были закрыты – мужчина о чём-то думал. Услышав шаги, он встал и увидел Диона, сияющего и счастливого. Движения его были плавны и непринуждённы, глаза смотрели по-доброму, взором, обожающим весь мир.

– Ты прочитал? – поднявшись, спросил Варфоломей. Юноша молчал. Он подошёл ближе и обнял благодетеля, благодаря тем самым за доверенную тайну. Отступив через пару секунд, Дион промолвил:

– Теперь, мир открылся мне заново! О, как прекрасно осознавать, что ты рождён для высшей цели поиска идеала… Как это отрадно! И поверь, мы покажем эти бумаги моему дяде! Настанет мир между фаратри и людьми, а позже мы добьёмся и идеала!

– Подожди – перебил Флюгенштайн.

– Да? – улыбнулся Дион, продолжая витать в сфере мечтаний.

– Это нельзя никому показывать, мальчик. Нам никто не поверит…

– О, мне поверят! Мы должны, нет, мы обязаны! – едва помня себя, весело вскричал Дион. Он готов был танцевать, плакать, любить весь мир. Любить брата, Асити, словом, всех и вся. Его душа, как то бывает у молодых людей, при громадной радости, открылась всей вселенной без малейшего колебания.

Дион, почувствовав это, решил, что свершилось перерождение, но то была лишь эйфория от радостного потрясения. Через несколько часов, оказавшись в доме Варфоломея, юноша успокоился. Его любовь прошла, и на смену ей явилась холодность, сопутствовал которой расчёт.

Войдя в сени, мрачные и холодные, чьи половицы скрипели при каждом шаге, Дион вдруг спросил:

– Не знаешь ли ты, что находится за нишей в капсуле? Я увидел её, когда осматривался. Я подумал, может, это дверь, но проверить не решился.

– Да, это дверь – кивнул Флюгенштайн, – Но она заблокирована. Мою ДНК она отвергает.

– Понятно, значит, и мою отвергнет – улыбнулся юноша. Более о капсуле они не говорили, да и вообще весь дальнейший вечер друзья не произнесли ни слова. Юноша думал, его благодетель переживал. Наконец, во время ужина, парень сказал:

– Не знаю, как, но я доберусь до трона Дэма. Я не позволю Нокту или Фреому помешать Истязающему вего высокой миссии! Пусть он мёртв, но его труд будет жить. Фаратри ужасно отдалились от пути, предначертанного для них… Чтож, я помогу им на него вернуться. Ты поможешь мне, Варфоломей! Вместе мы справимся, и наградой будет идеальный мир или хотя бы предпосылки к нему…

Мужчина слушал без тени эмоций на лице. Казалось, что ему всё равно, но когда парень закончил ужин и готов был удалиться в комнату, он тихо сказал:

– Я с тобой, мальчик…

На этом день завершился.

(обратно)

14 глава – Встреча

Что такое время? Абстрактная величина, придуманная людьми, или реальное проявление одной из динамических сторон Вайроса? Сказать точно – невозможно, однако нельзя отрицать, что за разные временные промежутки происходят изменения в окружающем мире, в обществе, в его ячейках и даже в разуме отдельно взятого индивида. Косвенно это подтверждает наличие некой силы, благодаря которой может существовать движение – как физическое, так и мысленное. Впрочем, это подтверждение работает лишь с одной стороны, если мы говорим, что движение обеспечивается временем. Но если мы скажем, что движение – это и есть само время, то есть его иллюзия, то предыдущее доказательство становится бесполезным.

Как бы там ни было, от термина «время» отказываться нельзя – он упрощает жизнь.

Год пролетел для Диона незаметно. Как ни странно, в подземную капсулу парень больше не ходил, туда спускался лишь Варфоломей. Юноша не нашёл там более ничего любопытного, но, тем не менее, всегда с большим интересом читал новые переводы друга. В основном это были обрывочные записи научного характера: Флюгенштайн и Дион не понимали их, однако бережно хранили, чтобы потом передать в научное общество Дэма.

Всё это время, живя у Флюгенштайна, парень отдыхал и морально готовился к будущему сражению. Сражением он называл процесс защиты перед советом правительства, и в том, что ему придется защищаться, юноша не сомневался.

– Асити так просто не сдастся – сам себе говорил Авис, и был совершенно прав. Так день за днём протекал год испытания, и вот мимо юноши прошли все четыре времени года, сезоны, погодные циклы, с их дождями, слякотью, снегом и ветрами, чтобы вновь наступило лето.

О, это чарующее время, истинная благодать для всего живого. И подобно медведю, ночевавшему зиму в берлоге, Дион вышел на божий свет лишь с наступлением тёплых солнечных дней. Срок испытания подходил к концу, и молодому фаратри нужно было явиться к месту, где год назад приземлился корабль Дэма.

Юноша морально готовился к встрече с Асити, разговору с братом и оправданиям перед Фреомом. За год он сочинил не одну трогательную речь, но в итоге решил, рассказать всё, как есть, ничего не утаивая и не приукрашивая.

– Только истиной можно покорить дядю. Я не буду лгать – однажды, накануне роковых дней, сказал Дион, входя в кабинет Варфоломея. Флюгенштайн сидел за столом и что-то писал.

– Ты уверен? – усомнился мужчина, – Это может быт опасно.

Юноша кивнул.

– Не тревожься, – вдруг сказал он, – Ты пойдёшь со мной и сможешь при случае что-нибудь сказать в мою защиту!

– О, это вряд ли, мальчик – привычно рассмеялся фаратри, – Меня не подпустят к Дэму… Я изгнан, забыл? Пусть, обо мне уже не говорят, но могут моментально начать снова!

– Это не важно, я помогу тебе реабилитироваться. В конце концов, драка с научным сотрудником это не повод для изгнания! Это, по меньшей мере, несправедливо.

– Никто не говорит о справедливости, – покачал головой Флюгенштайн, – Никого не волнует это слово, приобретшее значение чисто мифологическое. Главное, что говорят властьимущие, остальное – чепуха.

– Что касается этого… Я тоже могу показать клыки – горделиво отозвался парень.

– Правда? – усмехнулся Варфоломей, – Когда сядешь на трон, тогда, пожалуй, я поверю в твои способности, но сейчас…

– Ты идёшь со мной и на этом всё – упрямо повторил юноша, – Мне будет нужна поддержка. Кроме того, я хочу восстановить твоё доброе имя. Это важно! Должен же я чем-то отблагодарить тебя за добро… причинённое мне!

– Не думаю… Моя жизнь давно принесена в жертву науке. Ты мне ничего не должен, ты избавил меня от одиночества и, кроме того, я не вижу смысла в твоём заступничестве…

– Это не обсуждается! – воскликнул Дион. Он непонимающе взглянул на благодетеля и вышел из кабинета.

Флюгенштайн, давно привыкший к демонстративности поступков юноши, не удивился. Только что он перечитывал свои труды по дешифрации языка Истязающего и, хотя не говорил об этом, но в душе надеялся, что научные изыскания помогут ему снова оказаться в столице. Он только что возражал юноше, но сам был согласен с ним. Его тянуло домой.

«Кто знает, – думал Варфоломей, – Всё бывает в этом мире. Стоит попытаться… Я так давно не видел Дэма, родных, бывших друзей… Что они скажут, когда я окажусь во дворце правителя, бок о бок с его племянником, держа в руках ключ к разгадке тайны мировой истории? Пожалуй, усомнятся, как и все…»

Тем не менее, бумаги, над которыми мужчина сейчас корпел, он расценивал не только как величайшее открытие, но и как пропуск в небесную жизнь.

Следующий день ознаменовался для друзей длительным перелётом, так как путь до места посадки был весьма велик.

Минуты, проведённые в воздухе, показались Диону неким экскурсом в прошлое. Сейчас он видел всё, возвышаясь над прошедшими событиями не только физически, но и нравственно, ведь за год он изменился. Его слабые стороны усилились, но приобрели несколько иной вид, сильные, принятые внутренним миром за болезнь, уснули, и теперь над вертепом внутренних установок царили высокомерие и презрение. Да, Дион презирал всех, кого знал, кроме дяди и Варфоломея. Теперь, едва познав мир, он верил лишь в мудрость опыта, правота юности – казалась ему глупой.

Он видел, что его ровесники, почитающие себя лучше и умнее иных старших, есть лишь пустышки, питающие своё непомерное тщеславие. Эгоисты в последней степени, по мнению Диона, они были неисправимы, однако сам юноша долго не понимал, что медленно уподобляется им. Впрочем, заметив, что он размышляет с позиции эго, фаратри сказал себе, что он имеет на это право. Глупейшая ошибка!

Полёт длился около часа, во время которого молодой человек сумел заметить место своего падения в золотоносную шахту. Он вспомнил Берглюта – страшное порождение тупой логики и стремления подняться к небесам. Позже парень увидел людское поселение, где он жил всего одни сутки, и в нём шевельнулось знакомое чувство стыда. Он не понимал, отчего так резко обошёлся с той женщиной, но что-то говорило ему, что он поступил правильно. Рассказав об этом Варфоломею, несколько месяцев назад, юноша ожидал услышать подробный разбор своего поведения, ведь он считал Флюгенштайна неплохим психологом, но вместо этого мужчина печально улыбнулся и сказал:

– Я не берусь судить. Как знать, что руководило тобой. Возможно ненависть… Главное понять, к кому…

К полудню друзья были на месте. Дион с трудом вспомнил путь до Кастарнид и, приземляясь, боялся ошибиться, ведь с тех времён прошёл целый год. Однако, заметив вдалеке скалу, вокруг которой валялись обломки старых шалашей, он успокоился. Место было тем.

Опустившись на землю, двое фаратри огляделись. Мир вокруг них расцвёл. Природа говорила в каждом дереве и цветке, в каждой мошке, словом, во всём. Варфаломей заметил это и улыбнулся, будто ощутив на себе благодать, и мигом повеселел. Его спутник же был явно взволнован. Его окружали призраки прошлого – воспоминания. Кроме того, над ним довлел страх перед встречей с фаратри. Юноша не видел их так давно – неизвестно, что поменялось в них за это время. Он задавал себе вопрос: Смогут ли они понять его? И тотчас сам отвечал себе: Вряд ли!

Параллельно с размышлениями, парень против собственной воли понял, что желает смерти Асити.

– Как было бы хорошо, если она не окажется здесь! – вдруг сказал он, взглянув на мужчину. Тот невольно вздрогнул.

– Прекрати – упрекнул он, поморщившись, – В конце концов, в большей степени, виновата она, а потому, пусть страшно будет ей. Ты должен вести себя спокойно, будто ничего не произошло.

– Да, но их отношение ко мне…

– Не должно тебя волновать. Помни, мы идём за твоим троном!

– А! – радостно вскричал парень, – Всё-таки ты оценил эту идею! Интересно, только ради чего ты претворялся, что тебя это не интересует? Я рад!

Флюгенштайн кивнул.

– Я всё обдумал вчера, – негромко сказал он, – Ты оказался прав… Пусть мы не наставим фаратри на путь идеала, в это я не верю, но мы восстановим справедливость, ведь её нарушали слишком часто. Живя в глуши, я позабыл о гордости, – вдруг усмехнувшись, промолвил Варфоломей, – Но теперь вспомнил. Пусть это прозвучит, как угроза, но я вернусь на небо и верну себе то, что было отнято. Не переживай, моя совесть будет спокойна, ведь вместе с карой придёт и счастье. Я не только отберу то, что некогда принадлежало мне, но и принесу великий дар, который прольёт свет на пятна мировой истории. По-моему неплохой обмен!

– Надо же – протянул Дион, вдруг заметив огонёк праведного гнева, блеснувший в глаза Флюгенштайна, – Слушай! Ты действительно заслуживаешь возвращения в лоно нашего народа… Таких слов не способен произнести даже мой дядя. Но есть проблема… Если Асити расскажет обо всём случившемся, меня могут точно так же сослать. Да, мой род знатен и сейчас обладает властью, но нельзя забывать о принципе гласности. Всё, что будет сказано завтра во дворце, тотчас станет известно на всю столицу. Асити знает это и непременно воспользуется сложившейся ситуацией…

– Я попытаюсь что-нибудь придумать. Однако, не стоит забывать, что именно тебя твой дядя прочил на своё место…

Вдруг раздались взмахи крыльев. Пятью секундами позже рядом с друзьями приземлились десять фаратри. Серди них не было ни Асити, ни Нокта, зато был Наил, полностью разделявший мнение коротковолосой девушки о Дионе. Заметив юношу в компании неизвестного, он оглянулся на спутников, но те хранили молчание, будто чего-то испугавшись.

– Дион, ты здесь… – вдруг сказал широкоплечий парень, растерянно оглядывая брата Нокта. Дион ответил ему кивком. Варфоломей неподвижно стоял рядом.

– Я удивлён, что ты здесь, – ответил юноша, – Один, без твоей повелительницы. Вы ведь неразлучны… Думал, я уже умер?

По лицу Диона скользнула ухмылка. Наил, несмотря на присущую ему наглость, растерялся. Он не ожидал, что юноша, которого он запомнил больным и униженным, может позволить себе так говорить.

– Нет – сказал парень, – Я думал, ты не посмеешь прийти.

– Ты же посмел – рассмеялся Дион, сам удивляясь своему напору, – Ты тот, кто поверил бесстыдной лжи, кто изгнал больного собрата, а потому достоин презрения, явился, а значит, я могу себе это позволить и подавно.

– Но ты сам подтвердил, что столкнул Асити… Ты… виновен!

– Я пытался спасти её, что мне и удалось. Если бы не я, её бы не было. Если сомневаешься, давай спросим у неё. К этому приёму она прибегла в прошлый раз.

На этом разговор прервался. Из ряда фаратри, безмолвно наблюдавших за словесной перепалкой вышла девушка, та самая, что год назад приносила Диону жареное мясо – Инила Пассэр. Она подошла к Наилу положила руку ему на плечо, тем самым призывая к молчанию. Оглянувшись на брата Нокта, она произнесла:

– Ты вернулся, и это хорошо. Каждый из нас невыразимо виноват перед тобой, хоть мы и не смеем признаться в этом. Прости нас и…

– Забудь обо всём, что произошло? Ты это хотела сказать? – перебил Дион, глядя на девушку. Инила кивнула, и в этом движении была так много грации, красоты, но главное – естественности, что юноша невольно залюбовался ею. Впервые за несколько лет его поразила красота Пассэр. Она расцвела, пока он скитался.

Всем видом девушка напоминала хрупкую фарфоровую статуэтку. Этому впечатлению служило всё: белая кожа, тонкие, красивые руки, светлые волосы, почти всегда собранные в хвост и невысокий, стройный стан. Её лицо, оттенённое локонами волос, выбившимися из хвоста, внушало желание рассмотреть его поближе, ведь всё в нём – задумчивые голубые глаза, тонкие розовые губы, слегка вздёрнутый нос и белый лоб, на котором проглядывалась одна морщинка – было настолько простым, но привлекательным, что каждый находил в чертах Инилы что-то родное.

– Да, – после секунды молчания сказала она, – Ты должен простить Асити…

– На это есть причина? – продолжая разыгрывать надменного хама, улыбнулся юноша. Он держал злобу в узде слишком долго и теперь – не думал, а злился.

– О, они найдутся! – уверенно отвечала Пассэр, – Если мы разучимся прощать, то что ждёт нас в будущем? Подумай об этом, и ты поймёшь, любовь к ближнему, даже к врагу, есть великая добродетель, способная подарить счастье.

– Практика показывает обратное. Правда, Наил? О, неужели, ты яркий образец жестокосердия, стыдливо морщишься? Не думал, что чудеса бывают – ответствовал Дион.

Флюгенштайн едва слышно шепнул ему:

– Хватит. Успокойся…

– О, я спокоен! – громко отозвался юноша, – Просто хочу запомнить каждый момент. Они подобны мщению!

– Не думала, что ты так изменишься – сочувствующе промолвила Инила, – Я запомнила тебя другим…

Дион нахмурился. Тон девушки показался ему оскорбительным. Ещё бы! Сам себе он казался праведным мстителем, желающим восстановить нарушенную справедливость, но в глазах окружающих, включая Варфоломея, он был лишь мальчишкой, озлобленным и желающим доказать превосходство. Инила обратилась к Диону, будто врач к тяжелобольному, отказывающемуся от лекарства, и именно это взбесило юношу. Роль, в которой он красовался, оказалась неубедительной.

– Я изменился, но вы всё те же! – злобно ответствовал парень, – Где мой брат? Где Асити? Я хочу видеть их. Вы мне порядком надоели.

После этих слов фаратри отошли и вполголоса начали о чём-то говорить. Рядом с юношей осталась только Инила, но не из любопытства, а из сострадания. Она действительно не могла поверить, что Дион, некогда спокойный, добрый и жалкий, превратился в озлобленного мальчишку.

Она желала помочь ему, а оттого и не уходила.

– Расскажи, о том, что случилось? С кем ты пришёл? – вдруг спросила девушка, за всех задав вопрос, волнующий фаратри. Сам Наил не решился спросить про Флюгенштайна – слишком зловеще выглядел этот мужчина, на фоне озлобленного, но внешне прежнего Диона – словно демон рядом с ангелом.

– Меня зовут Варфоломей Флюгенштайн – слегка наклонив голову, дружелюбно ответствовал фаратри, – Я друг Диона.

– Понадобится слишком много времени, чтобы рассказать о моих злоключениях, но результат их в том, что теперь я намерен вернуться в Дэм с блеском – высокомерно усмехнулся юноша. Инила вопросительно повела плечами.

– Скажите, Варфоломей, вы встретили Диона во время его путешествия? – спросила она.

– Именно – кивнул мужчина.

– Это вы научили его так говорить? – с словах девушки мелькнуло презрение. Флюгенштайн рассмеялся. Дион помрачнел.

– О, милая, этого мальчика не нужно учить. Слова ему диктую не я, а ваши поступки. Кроме того, я вовсе не одобряю его нынешних речей. Вы могли это видеть, пару минут назад – спокойно промолвил фаратри.

– Я думаю иначе – придушенно ответила Инила. Она не привыкла спорить со старшими, но сейчас что-то толкало её на этот разговор.

– Ты тоже изменилась – заметил юноша, – Но мне это наскучило…

Тут снова раздались взмахи крыльев, и рядом с фаратри, столпившимися у опушки, приземлилась вторая часть группы. В ней были Асити и Нокт.

Коротковолосая девушка, заметив Диона, на мгновение нахмурилась, но вскоре вновь приобрела свой жизнерадостный вид. Она молниеносно проникла в центр маленькой толпы, будто не замечая вернувшегося соплеменника, и начала что-то оживлённо обсуждать, при этом не забывая смеяться. Вскоре ей пересказали разговор, который вёлся здесь недавно, не обделив вниманием и личность Флюгенштайна. Неизвестный мужчина внушал Асити скрытый страх.

Нокт, при виде брата ставший мрачнее тучи, не знал, куда деться. Солнце, освещающее его, показалось черноволосому парню злобным насмешником. В нерешительности он простоял около минуты, но всё-таки подошёл к Диону. Тот пристально смотрел на него, позабыв и об Иниле, и о Варфоломее.

– Здравствуй, брат – тихо сказал Нокт, потупив взгляд. Русоволосый юноша стиснул скулы.

– Вы меня с кем-то перепутали – через минуту придушенно отозвался Дион, – У меня нет брата…

Нокт понимающе кивнул.

– Ты имеешь право так говорить – сказал он.

– Это твой брат? – тихо спросил Флюгенштайн.

– Ты не слушал? – сквозь зубы проворчал Дион, – Нет, у меня брата. Этого я вижу впервые!

Черноволосый юноша, не в силах сдвинуться с места, покорно слушал. Сейчас он более всего на свете желал для себя мужества, чтобы упасть на колени, разразиться плачем и вымолить прощение, но ему не доставало духа. Рядом были другие фаратри, и высокомерие, хотя и угасшее за последний год, не давало Нокту вести себя естественно.

– Вам надо поговорить – заметил Варфоломей, неодобрительно посмотрев на Диона, – Я отойду…

– Нет! – воскликнул Дион, так что некоторые из фаратри, столпившиеся недалеко, обратили на него взгляды. Их голоса не утихали, но внимание, то и дело, ускользало в сторону юноши. Нокт тяжело вздохнул.

– Кто вы? – спросил он, не зная, как ещё начать разговор.

– Я друг – просто отозвался мужчина, – Моё имя Варфоломей Флюгенштайн, я учёный в изгнании.

– В изгнании? – удивился Нокт. Дион раздражённо махнул рукой, приказывая замолчать. Тот повиновался.

– Что тебе нужно? – мрачно спросил русоволосый парень.

– Я хочу поговорить – серьёзно взглянув на брата, ответил Нокт. Его лицо скуластое и строгое, выдавало напряжение. Голос – обычно низкий и властный, сейчас дрожал. Дион улыбнулся.

– О чём?

– Ты знаешь…

– Разве?

– Да!

– Я пойду – снова промолвил Флюгенштайн и, не обращая внимания, на красноречивые взгляды Диона, отошёл прочь. Братья остались вдвоём.

– Начинай – нервно приказал юноша. Нокт снова вздохнул, будто готовясь прыгнуть в бездну.

– Ты большой молодец, Дион – его брат улыбнулся, – Я имею в виду, что ты хотя бы слушаешь меня. Будь я на твоём месте, я бы даже не взглянул на тебя…

– Хорошенькое начало! – вскричал русоволосый парень. Нокт отступил на один шаг и виновато потупил взор.

– Это я к тому, что ты лучше меня… Правда! По сравнению со мной, ты велик… Я предатель, ты мученик… О, если бы всё можно было исправить!

– Давай отступим от этих банальностей. Мне не интересно слушать стенания. Говори по существу. Хотя, лучше скажу я! – перебил Дион, сделав два шага вперёд и глядя в глаза брату так, что Нокт возжелал их лишиться, – Ты предатель. Ты трус. Ты подлец. В нашем языке нет такого слова, каким можно было бы тебя описать, но я попытаюсь его найти. Чудовище? Нет!.. Урод? Да! Моральный! Или лучше – аморальный!

– Хватит – кротко промолвил Нокт.

– Да, ты прав – Дион осклабился, – Ты всё знаешь лучше меня. В тебе, видимо, ещё жива совесть, иначе ты не стоял бы передо мной, а шушукался с Асити!

– Я…

– Что? Мучился, страдал, жалел о случившемся? Всё это пустое. Не верю.

– Я понимаю – юноша кивнул. Он поднял голову, сжал кулаки и взглянул на брата, пытаясь вложить во взгляд все чувства, на какие был способен.

– Если хочешь, чтобы я ушёл, – вдруг сказал Нокт, – Подними руку и ударь меня. Я не отвечу и повинуюсь.

Дион колебался. Он смотрел на Нокта, стараясь воскресить в себе злобу, бывшую столь сильной пару минут назад. Но сейчас русоволосый парень, сам того не желая, вступил на дорогу прощения. Он не мог далее ненавидеть того, кто, не скрываясь, винился перед ним и просил прощения. Инила, не смевшая уйти, прочитала это в его глазах.

– А, Дион! – внезапно вскричала Асити, отделившись от толпы, – Рада, что ты пришёл!

– Не сомневаюсь – мрачно отозвался парень, чувствуя внутреннее смятение.

– А почему так грубо? Я вроде тебя со скалы не сталкивала – девушка усмехнулась. Фаратри позади неё молчали.

– Ты неблагодарная – сжав кулаки, процедил Дион, – Ты должна целовать мне руки, за то, что я спас тебя. Или ты думаешь, мне стыдно за тот поступок. Ничуть… А вот тебе…

– Мне? – не теряя весёлости, воскликнула Асити, – Вообще-то я пришла, дать тебе прощение, но сейчас передумала. Ты не достоин…

– Слава Истязающему!

– Ты глуп – уже тише сказала девушка, – Одного моего слова хватит, чтобы…

– Уничтожить меня? Чтож, даже изгнание не погубило меня, а раз так, то твои угрозы похожи на глупую шутку – махнув рукой, ответствовал Дион. Асити, ошарашенная таким приёмом, криво улыбнулась и отошла прочь. Её взгляд, злой и одновременно удивлённый не сходил с лица юноши, принявшего самодовольное выражение. В таком виде парень простоял около минуты, до того, как к нему приблизился Флюгенштайн.

– Зря ты её разозлил – прошептал мужчина, – Это осложнит нам жизнь! Зачем ты так говорил с ней?

– Варфоломей, я так долго страдал по её милости, что более не способен любезничать – голос парня выдавал его эмоциональную усталость.

– Действительно, ты изменился разительно – вдруг прошептала Инила. Флюгенштайн тревожно взглянул на Диона, ожидая от него нервного всплеска, но тот остался спокоен. Повернувшись к девушке, он сказал:

– Увы, это так…

Нокт, заметив, что о нём позабыли, осторожно сделал шаг назад в надежду избежать внимания. Его брат, заметив это, жестом приказал ему остановиться.

– Что до тебя, – измученно промолвил Дион, – У меня нет сил ненавидеть. Да, не обольщайся, ты не прощён. Ты виноват, и я ещё напомню тебе об этом не раз! Но сейчас не хочу. Живи спокойно, пока…

Черноволосый парень, округлив глаза, рухнул на колени. Он готов был кричать от радости, смеяться, плакать. Лёд тронулся, и юноша благодарил небо.

– Прекрати – сказал Дион, – Эти сопли неуместны.

Нокт разразился смехом. Теперь его не волновали ни взгляды фаратри, ни собственная гордость. Он былрад, как рад преступник, перед которым мелькнула надежда на спасение.

В этот миг Инила смотрела на парня с восхищением. Даже Варфоломей, до этого внушавший ей опасения, показался девушке прекрасным. Нокт был счастлив, а Асити, издалека наблюдавшая эту сцену, вместе с остальными фаратри, на глазах мрачнела. Отойдя в сторону, она прошептала:

– Ваше счастье преждевременно…

(обратно)

15 глава – Совет

Всё произошло быстро…

Спустившийся воздушный корабль, суетящиеся фаратри, лица Нокта, Асити, Варфоломея, Инила, идущая рядом – всё слилось в единое пятно, которое вскоре было стёрто из сознания Диона. Юноша не успел сообразить, прочувствовать и ничего понять, как перед ним предстало гигантское концентрическое кольцо столицы – невероятное, сверкающее. Утроба корабля во время полёта слегка вздрагивала, молодые люди разговаривали. Дион и его брат молчали – думали каждый о своём.

Флюгенштайн завёл разговор с Пассэр и начал ей что-то объяснять. Удивительно, как Инила, недавно испытывавшая неприязнь к мужчине, могла переменить к нему отношение. Осознав ошибку, она попросила прощения, а, узнав, что Варфоломей спас Диона, и вовсе готова была заплакать от стыда. Но мужчина тотчас утешил её, сказав, что не в обиде.

Вскоре корабль причалил; фаратри, вышли наружу. Теперь их вид, бывший вполне естественным на земле, кричал о пережитых трудностях и лишениях. Только Дион и Варфоломей представляли из себя нечто приличное, остальные, в лохмотьях, многократно заплатанных, выглядели жалко и страшно.

На пристани их встречала колонна из десяти машин, чьи отполированные корпусы на мгновение ослепили молодых людей. Позже из головной вышла высокая женщина в чёрном деловом костюме – первый секретарь Фреома. Подойдя к фаратри, она быстро произнесла слова приветствия и приказала, рассаживаться по машинам. Её сопровождали двое охранников.

– Вас доставят к вашим домам – у вас будет ровно два часа на сборы и на то, чтобы принять подобающий вид. Встреча состоится во дворце Фреома Ависа. Готовьтесь тщательно, вы предстанете перед верховным правителем и министрами, то есть перед всем советом. Его члены будут задавать вопросы, но это вы и сами увидите – сказав так, секретарь скрылась в машине. Фаратри удивлённо моргали.

Чуть позже они расселись.

Дион, Нокт и Флюгенштайн оказались в одном автомобиле. Водителю было приказано везти их ко дворцу.

– Всё-таки, я вернулся – тихо промолвил Варфоломей, вспомнив недовольное лицо капитана, когда он вместе с молодыми людьми поднялся на борт.

– Тебя едва не выгнали – усмехнулся Дион, развалившись на мягком сиденье. Нокт задумчиво смотрел в окно.

– Асити не даст тебе покоя… – вдруг произнёс он.

– Да, – согласился Флюгенштайн, – Я тоже переживаю за это, хотя моё положение ещё более плачевно. За последние пару часов я так ничего и не придумал…

– Вас помилуют – сказал Нокт, – Я помогу. Это меньшее, что я могу сделать, чтобы загладить свою вину…

– Прекрати – перебил русоволосый парень, – Возможно, ничего ужасного не случится…

Он хотел в это верить.

Через двадцать минут машина остановилась. Выйдя из автомобиля, фаратри увидели прекрасное место и невольно удивились, хотя Нокт и Дион жили здесь почти всю жизнь.

Преддверие дворца составлял обширный парк с каменными тропинками, вечнозелёными деревьями, шелестящими на ветру и бросающими на землю синие тени, с розовыми кустами, оранжереями и фонтанами. От городской улицы его отделяли металлические кованые врата, сверкающие, словно на их решётки было распылено золото. Сам дворец напоминал птицу, раскинувшую крылья с запада на восток. Его высота была около трёхсот метров, и стены, со множеством окон и балконов, встречали путников сдержанным величием. Такова была обитель Фреома Ависа – главное здание столицы.

Войдя в парк, трое прошли около двухсот шагов, пока не ступили на автоматический тротуар, доставивший их к центральным дверям за пару минут. Охрана, стоявшая здесь в превеликом множестве, пропустила Диона и Нокта без всяких предосторожностей, но тщательно проверила Варфоломея, пропустить которого приказали братья. Вскоре друзья оказались в вестибюле – просторном зале, выполненном в одном из древних стилей фаратри. Потолок здесь был расписан сценами из самых первых книг крылатых существ, сюжеты которых касались в основном природы, её созерцания.

– Ты здесь был когда-нибудь? – спросил Дион. Варфаломей покачал головой. Он никогда не был во дворце, более того, если бы ему сказали, что он окажется здесь, Флюгенштайн весьма бы удивился.

– Тогда пойдём! – радостно воскликнул юноша, указав направо. Там начинался коридор.

– Вы идите – кивнул Нокт, – Встретимся здесь.

Он развернулся и торопливо зашагал в противоположную сторону – комнаты братьев располагались в разных концах дворца.

Дион вместе с Варфоломеем двинулись к двустворчатым дубовым дверям, отделявшим вестибюль от коридора. За ними скрывалось всё то же зрелище – роскошные картины, мягкие ковры ручной работы, лепнина на потолке, словом, блеск – сливки жизни. Пройдя мимо, друзья очутились у винтовой лестницы в глубине южного крыла.

– Почему мы не пошли через лестницу в вестибюле? – спросил Флюгенштайн.

– Была вероятность наткнуться на дядю или ещё кого-то. Лишние меры предосторожности – ответил Дион и вдруг помрачнел.

Мужчина заметил это, но спрашивать не стал – всё было и так понятно. Юноша боялся изгнания и позора, он боялся утратить доверие дяди, не оправдать его ожиданий, разочаровать… Мысли о предстоящем суде страшили молодого человека, и его страхи были вдвойне сильнее лишь от осознания того, что для достижения целей Асити может пойти на многое. Девушка уже не раз доказывала это, и сейчас не было никаких оснований думать, что она изменит себе. Через пару десятков шагов Варфаломей хотел было сказать что-то утешительное, но его спутник, заметив намерение мужчины, пресёк его взмахом руки, и друзья до самого конца шли молча.

Введя Флюгенштайна в комнату, которая при дворе именовалась «покоями младшего», русоволосый юноша быстро переоделся и тотчас принялся искать одежду для Варфоломея. Длилось это около двадцати минут, потому как даже при жизни во дворце Дион сохранял поразительную худобу, а Варфоломей, несмотря на острые черты лица, был широкоплеч.

– Держи – вдруг сказал юноша, выуживая из гардероба чёрный костюм, – Я его ни разу не надевал – великоват, а вот тебе должен подойти.

Мужчина вместе с одеждой скрылся за дверью в маленькой комнатке и вышел оттуда через пять минут, облачённый в чёрный пиджак, рубашку и брюки. Костюм сидел на нём великолепно, так что нельзя было даже подумать, что больше десяти лет мужчина жил на земле Плеорима, далеко не только от столицы, но и от цивилизации в целом.

– Ух ты! – вскричал юноша, вдруг устыдившись своего вида. Рядом с Флюгенштайном он казался бледной тенью.

– Хорошо? – оглядывая себя в настенное зеркало, спросил мужчина.

Парень утвердительно кивнул.

– Тебя примут там за суверена, не меньше!

– Шутишь? Ну-ну…

– Шутки в сторону – возразил Дион, – Теперь у тебя есть все шансы сойти за столичного жителя. Причём, из высшего общества!

– Праздник будет проходить здесь? Хорошо… Странно, что на улице не собралась толпа – заметил Флюгенштайн.

– Позже подтянется. Торжество сейчас гуляет по всему городу – его сердце на одной из центральных улиц в километре от нас. Скоро придёт и сюда – отозвался юноша. Он был совершенно прав.

***

Отчёт об испытании, годе, проведённом на земле Плеорима, должен был быть предоставлен верховному совету в зале заседаний министерства внутренних дел при дворе правительства. Событие столь значимое освещалось ведущими журналистами, внимание общественности было наисильнейшим, однако, эти обстоятельства внушали Диону страх.

Заседание началось около часа дня. Все фаратри, включая Варфоломея, теперь находились в громадном округлом зале, у стен которого располагались ряды трибун и зрительских мест, возвышающихся от центра к краям помещения. Они были заняты людьми самой разнообразной наружности. Здесь находились и пожилые, и молодые фаратри; политики и бизнесмены; советчики, депутаты и т.п. Цвета их крыльев варьировались от бурых и чёрных до серых и белых, хаотично рассыпанных в пределах зала. В самом низу находились места для журналистов и их оборудования – трансляция из дворца Ависа передавалась на всю столицу, иногда доходя и до соседних городов – наземных и воздушных.

– Итак – произнёс Фреом, оказавшись за трибуной, точь-в-точь такой же, за какой он находился год назад, – Я рад приветствовать во дворце, видеть вас в этом зале. Все вы прошли длительный путь, и раз остались живы, значит достойны находиться в столице фаратри. Честно признаться, я безумно счастлив, – старик улыбнулся и выразительно посмотрел на молодых людей и девушек, разряженных в пух и прах. Он заметил Флюгенштайна и кивнул – ему уже доложили о новом друге Диона.

– Также – снова заговорил правитель, – Я не могу обойти вниманием человека, стоящего рядом с нашими героями – Варфоломея Флюгенштайна – некогда учёного, а ныне земного жителя.

По залу прошёл ропот удивления, но дальше этого дело не пошло, так как жизнь на Плеориме не возбранялась. Авис слегка ухмыльнулся – он делал одолжение изгнанному фаратри, хотя и не из-за осознания несправедливости его положения, а чтобы не раздувать скандал.

«С кем же ты снюхался, Дион…» – раздумывал пожилой мужчина, и на душе у него было мрачно, в то время как внешне он был весел и бодр. Флюгенштайн понял это, и теперь стоял взволнованный, побледнев, словно покойник.

– Чтож, я полагаю, всё прошло отлично. Правда, чтобы убедиться в этом, мы должны задать пару вопросов. Не волнуйтесь, друзья, они не сложные – произнёс правитель и отошёл от трибуны. Сев на своё место – чёрное кресло, располагавшееся на небольшом возвышении, рядом с которым находились кресла министров, Фреом расслабленно улыбнулся, однако внутренне он был собран. Ему уже не посчастливилось заметить недобрый взгляд Асити, обращённый на племянников, и теперь оставалось лишь ждать, так как мероприятие отменить было нельзя.

«Чёрт возьми! – внутренне вскричал старик, – Надо было поговорить с Дионом до этого… Кто же знал! Если бы не занятость и подготовка к этому празднику… О горе…»

– Я думаю, нам стоит начать с начала – предложил министр внутренних дел – сухонький старичок, восседающий по правую руку от Ависа, – Расскажите нам о первом дне. Кто угодно.

Все камеры тотчас устремились к шеренге молодых фаратри. Юноши и девушки едва заметно вздрогнули.

– Что же вы молчите? – поинтересовался министр, подмигнув, – Кто смелый?

Нокт сделал шаг вперёд. Асити нахмурилась.

– Начну я – сказал парень, едва заметно поклонившись. Министр взглянул на правителя и одобрительно кивнул, как бы говоря: «Это настоящий наследник!», но Фреом не ответил. Он был рад, что первое слово взял его племянник, однако, предпочёл бы, чтобы это сделал Дион.

– Первый день прошёл по плану. Мы приземлились, осмотрелись и, найдя место для лагеря, построили жилища из веток, листьев…

– Шалаши? – удивился министр. Юноша кивнул.

– Кто первым взял на себя ответственность лидера? – снова спросил старик. Нокт наклонил голову, будто готовясь принять кару. Все поняли это движение правильно и одобрительно зашептались. Юноша продолжал говорить. Он старательно изобретал каждое предложение, стараясь ни словом, ни интонацией не выдать брата. Асити злобно прикусила губу. Она напряглась, словно змея перед броском, и с минуты на минуту готовилась перебить Нокта. Но к её несчастью министры и пресса слушали юношу очень внимательно – парень говорил красноречиво, хотя и слегка взволнованно.

– Значит, первые сутки, прошли по плану – промолвил министр, – Это хорошо. Так продолжалось и дальше? На какой день вы разошлись?

– Через месяц – ответил Нокт и блаженно улыбнулся. Старик сделал за него всё дело, перескочив злополучные вторые сутки.

– Неплохо – многие живут вместе до трёх месяцев – одобрительно промолвил Фреом. Он тоже ощутил, что беда проходит стороной. В зале раздался гул одобрения.

– Позвольте мне сказать! – вдруг вскричала Асити, словно на уроке, подняв руку. Несколько сотен удивлённый глаз обратились к девушке, но та не спасовала – внимание не было для неё проблемой.

– В чём дело? – спросил министр культуры – пожилая женщина в чёрном деловом костюме.

– Я должна добавить кое-что к рассказу Нокта, если позволите.

– К чему это?

– У меня есть основания полагать, что он не расскажет об одном забавном случае, произошедшем с нами – нагло глядя в лицо министрам и Фреому, ответила Асити.

– Поясните – недовольно проговорила министр.

– Речь касается его брата – Диона и меня, иначе я не посмела бы перебить.

– Чтож, – сказал Фреом, – Ты можешь продолжить.

Коротковолосая девушка кивнула, бросив победоносный взгляд на Диона. Приближался её звёздный час – миг, показавшийся юноше страшной вечностью.

Слово за словом, Асити становилась всё увереннее, Фреом бледнел, а министры, вслушиваясь в страшную речь, сокрушённо качали головами и изредка посматривали на правителя, будто говоря: «Надо же, воспитал…» Когда девушка закончила, ни один из присутствующих фаратри не смел проронить ни слова, Дион стоял рядом с собратьями, словно окачённый помоями, Флюгенштайн, потупив взор, над чем-то раздумывал.

– Значит, – первым прервал молчание министр внутренних дел, – Дион желал твоей смерти, девочка?

– Я к этому и вела – подтвердила Асити.

– Никогда не слышал обвинения серьёзнее – заметил старик.

– И, тем не менее, это так – твёрдо проговорила девушка.

– Что на это возразит Дион? – вдруг поинтересовалась министр культуры.

– Ничего – сокрушённо ответил юноша и тотчас, сквозь бредовую пелену услышал, как в зале раздались удивлённые возгласы. Они свидетельствовали об одном: люди были поражены и возмущены, объяснять что-либо далее было бессмысленно, ведь, по сути, юноша только что во всём сознался.

– Я действительно совершил всё это, Асити не лжёт. Однако, я делал это ради её блага, и как видно, не зря. Она стоит перед вами живая и здоровая, а ведь кто знает, не столкни я её тогда, что с ней случилось бы – продолжил юноша, но к его словам отнеслись скептически.

– Факт есть факт. Ты не мог знать наверняка, а раз так, то девушка спаслась лишь по воле Истязающего – отмахнулся министр внутренних дел, – На твоё счастье, беря в расчёт эту счастливую случайность, мы вынесем приговор не такой жестокий, каким он мог бы быть…

– Приговор? – это слово, произнесённое Дионом вслед за министром, тотчас было подхвачено остальными фаратри. В зале послышались множественные голоса, возгласы, перешёптывания. Фаратри не могли поверить, что стали свидетелями такого события, как суд над членом королевской семьи. Фреом сидел мрачнее тучи, не в силах из-за стыда произнести и слова.

– Извините, министр – вмешался Флюгенштайн, – А не кажется ли вам, что приписывать спасение этой вероломной девицы на волю давно покойного учёного не слишком разумно?

– Да как он смеет! – послышалось с разных сторон.

– Вы не уважаете нашего бога? – злобно прокаркала министр культуры, – Попираете нашу веру? Вы… вы…

– Расскажите об этом кому-нибудь другому – усмехнулся Варфоломей, – Изучению феномена Истязающего я посвятил всю жизнь. Могу авторитетно заявить, что никакого бога нет, он не более чем гениальный изобретатель – божественности в нём ни на грамм, хотя как человеку я ему симпатизирую.

– Человек!? Что вы несёте?! – раздалось с трибуны – кричали все министры разом.

– Да, я полагаю, что он относился именно к тому виду, что вы считаете низшим и… Я могу предоставить вам доказательства, я нашёл…

Зал взорвался. Беснуясь, крича, взмахивая крыльями, фаратри в зале подняли такой гвалт, что Фреому ничего не оставалось, кроме как позвать охрану. Вид лазерных секир успокоил зрителей, но теперь вместо них пришёл черёд правителя. Встав с кресла, он страшным голосом объявил, что собрание окончено. В помещении снова раздался шум, но вскоре прекратился. Кто-то из журналистов с невероятным нахальством вскричал:

– Но каково будет наказание вашего племянника, господин Авис?

– Об этом я сообщу в ближайшее время – от ужаса, едва держась на ногах, промолвил правитель. На прощание он взглянул на Диона, которого охрана уже выводила через основной вход. В этом взгляде читалось всё, что угодно, но только не прощение.

(обратно)

16 глава – Эронел

– Выслушай же меня! – падая в ноги правителя, из последних сил вскричал Дион. Его голос был наполнен мольбой, слезами, страхом. Юноша находился в кабинете дяди вместе с Варфоломеем, Ноктом и двумя охранниками. Пожилой мужчина сидел в кресле у окна и смотрел куда-то вдаль в состоянии полной отчуждённости. Сегодня, несмотря на летнее время, небо к вечеру стало мрачнеть, и вскоре стало понятно, собираются грозовые тучи.

– Я слушаю – безэмоционально отозвался Фреом, не отрываясь от окна.

– Я не хотел её смерти, я хотел помочь…

–Тогда почему тебя изгнали? Ты не мог сразу это объяснить, попросить прощения у Асити? Нет? – вдруг отмерев, спросил правитель и с дрожью во всём теле повернулся к племяннику. Тот продолжал сидеть на полу, смиренно склонив голову. Остальные присутствующие молчали.

– Мне не в чем себя обвинить – тихо проговорил Дион, – Я стою на коленях лишь потому, что для тебя, дядя, всё произошедшее вырисовывается со слов Асити, а она лжёт.

– Это совершенно неважно. Важно то, что всё это вылилось в свет! Ты понимаешь или нет?! – внезапно вскочив с места и схватив Диона за плечо, заорал старик, – Я тебя об этом и предупреждал! Идиот! О, горе, идиот… Твоё безрассудство погубило тебя, ты лишил себя трона, имени, всего…

Фреом надрывался около пяти минут, не отпуская Диона. Его седые волосы растрепались, глаза сверкали яростным огнём, дыхание прерывалось, и слова выскальзывали со страшной скоростью, будто каждое из них было способно отсрочить разлуку родичей.

– Дядя, умоляю, успокойся – вдруг встрял Нокт, но его никто не слушал. Черноволосый юноша пытался объяснить ситуацию, но горе Фреома мешало тому слушать.

– Что теперь? – во время короткой паузы, когда старик от усталости снова рухнул в кресло, спросил Дион. Этот вопрос прозвучал без страха, в нём не было волнения, ведь юноша знал, как с ним поступят.

– От сказанного не отвертишься – глотая слёзы, ответил Фреом, сегодня ты и Флюгенштайн покинете столицу и никогда сюда не вернётесь. Я понимаю, что таким решением я признаю твою вину, но лучше пусть будет…

– Ты вправе так поступить – медленно встав с колен, сказал Дион, – Оспаривать твоё решение не стану, но умоляю об одном: что бы ты ни говорил на публику, верь в мою невиновность. Это главное для меня, а остальное… Значит, так должно быть.

На этом их разговор кончился. Нокт снова что-то говорил, Фреом в слезах отмахивался, Флюгенштайн продолжал молчать, лишившись всякой надежды рассказать о своём открытии. В таком состоянии они расстались. Новость об изгнании члена правящей династии (по странному стечению обстоятельств уже во второй раз правителями Фаратри оказывались члены семьи Авис, хотя технически их выбирал народ) разнеслась по столице в мгновение ока, и праздник возвращения был непоправимо испорчен. Новостные ленты в следующие несколько дней только и говорили о том, что вопрос о престолонаследии решён (все знали, что если жители кого и выберут, то только Нокта).

***

Бронированный челнок, на котором Диона и Флюгенштайна должны были доставить на землю, неприступно возвышался среди других кораблей меньшего размера. Два друга уже находились в его жуткой утробе, среди титановых стен, пола и потолка. Они сидели в трюме, разбитые и подавленные, не переговариваясь, ничего не предпринимая. Их судьба стала ясна.

– Значит, конец. Трон мы не вернули, тебя не оправдали и лишились последнего – через силу улыбнувшись, прервал молчание Дион. Его друг кивнул – возражать было глупо.

Тучи сгущались, среди них уже мелькали молнии, ветер усиливался, и челнок едва ощутимо вибрировал. На палубе стояла могильная тишина, разбавляемая лишь завыванием ветра. Через пару минут она прервалась. Раздались многочисленные шаги – в трюм вошёл конвой: пять воинов,вооружённых до зубов и экипированных по последнему слову. Они расселись по разным концам внутреннего помещения челнока, не проронив ни слова. Друзья молча наблюдали за ними, враз подумав, что кортеж придаёт их изгнанию особый пафос.

– Не самое лучшее соседство – промолвил Дион, и вдруг, словно в ответ, дверь снова отворилась, и внутрь вошёл Нокт. На удивлённые взгляды брата и Варфоломея, он промолвил:

– Фреому не до меня, а помешать мне, сопровождать вас не сможет никто.

Охрана мрачно взглянула на юношу, но узнав его, не посмела возразить. Черноволосый парень сел напротив друзей и сложил пальцы в замок.

– Скоро взлетим – заметил он, вспомнив, как по дороге сюда наткнулся на капитана, готовящегося к отлёту. Бородатый мужчина с мрачным лицом, прохаживался по палубе и отдавал приказы команде, явно нервничая из-за неблагоприятной погоды.

– Надеюсь, мы не рухнем – промолвил Дион и тотчас почувствовал, как громада титанового челнока медленно поднялась в воздух.

– Прощай, Дэм – улыбнулся Варфоломей, мысленно представив концентрическое кольцо, так и не ставшее для него домом. Нокт виновато потупился: он единственный находился здесь добровольно.

Прошло десять минут, и челнок, выйдя из гавани, теперь неторопливо приближался к земле, идя напролом, сквозь ненастье. Такими темпами он оказался бы у поверхности Плеорима примерно через час, что довольно много, однако изгнанным друзьям казалось, что этот час продлится не больше одной минуты. Особенно остро это чувство проявлялось у Диона, ведь он до последнего надеялся на помилование, но видимо зря.

– Дион – вдруг позвал Нокт. Его брат обернулся и прислушался: грохот утробы заглушал все звуки.

– Мне жаль, что так вышло. Ты веришь мне? Я не хочу, чтобы ты считал, будто я рад такому исходу – признался черноволосый парень.

– Я верю тебе – Дион кивнул, – Понимаю, ты запутался, хотя это слабое оправдание…

– Я не хочу оправдываться – перебил Нокт, – Виноват и на этом всё, просто я не хочу, чтобы ты считал меня последним подлецом.

– Мой разговор с Фреомом кое-чему меня научил. Нужно уметь слушать и слышать других. Поэтому можешь не волноваться, Нокт, ведь я вижу, что ты раскаялся. Кроме того, я не знаю, как бы поступил на твоём месте, может быть, так же.

– Нет – юноша покачал головой, – Ты не сделал бы того, что сделал я. Когда мы спустились к Плеориму, ты был чист. За время изгнания ты приобрёл цинизм, гордость… В этом отчасти есть и моя вина, но тогда ты не смог бы совершить подлость.

– А теперь, думаешь, смогу? – Дион улыбнулся, будто в этих словах не было ничего оскорбительного.

– Думаю, сможешь – был вынужден признаться Нокт. Он понимал, что за этим ответом может последовать гнев брата, но лгать не решился, будто желая этой чрезмерной честностью показать свою преданность. Это было излишне, но Дион не разозлился, он лишь нахмурился и, взглянув на собеседника, крайне серьёзно проговорил:

– Возможно, ты прав…

Флюгенштайн слышал этот разговор и думал о том, как сложно жить среди себе подобных: совместная жизнь не обходится без ссор, лжи, болезненных уступок…

Такие мысли были вполне закономерны. Вынужденное одиночество, в котором мужчина прожил несколько лет, отразилось на нём, и теперь Варфоломей, несмотря на то, что недавно стремился в центр жизни фаратри, не мог представить себя рядом с другими разумными существами.

– Нет, – подумал он, снова вспомнив кольцо Дэма, – Я был неправ, желая вернуться, и получил повторное изгнание… Чтож, это даже к лучшему… Я не смог бы жить там, рядом с ними…

Братья продолжали негромко переговариваться, Варфоломей размышлял, охранники сурово поглядывали на них, будто на страшных преступников, хотя в их глазах, это было похоже на правду. Воздушное плавание шло своим чередом, до земли оставалось не более одного километра, и ничего не предвещало проблем. Даже ненастная погода, которая бушевала снаружи, не могла помешать таранному челноку уверенно двигаться к цели. Внутри его титановой утробы все были в безопасности.

– Знаешь, – говорил Дион, обращаясь к Нокту, – Я надеюсь, ты будешь хорошим правителем. Нет, не кривись, ты должен им стать.

– Фреом так не считает.

– Он не знает того, что знаю я: ты справедлив, хотя порой и ошибаешься. Это не страшно, ведь в итоге ты признаёшь эти ошибки. Кроме того, ты практичный, сильный, тебя уважают жители. Я бы не смог вести наш народ, но ты… Это в твоих силах – откровенно признался русоволосый юноша. Его собеседник мрачнел всё сильнее после каждого произнесённого слова, эта речь ранила его.

– Я не хочу… – упавшим голосом ответил он.

– Это хорошо – улыбнулся Дион, – Дядя говорил, что лишь тот, кто не желает власти, достоин её больше иных. Я уверен, что теперь только ты можешь встать во главе фаратри и…

Тут юноша замолчал. Теперь вокруг стояла жуткая тишина, будто что-то вот-вот должно случиться. Юноша помотал головой, желая избавиться от этого чувства, но тут, словно в насмешку над парнем, в трюме раздался страшный грохот. Его источник находился за дверью. Все разом вздрогнули. Казалось, нечто громадное, рвётся в трюм челнока, ударяясь о крепкую, обшитую металлом, дверь. Охранники насторожились. Одновременно встав с мест, они проследовали в центр помещения и тот из них, кто был старше по званию, жестами роздал приказы. Его подчинённые прекрасно поняли его, хотя для друзей, находившихся рядом, это было похоже на бессмысленную пантомиму.

Двое из кортежа встали по левую сторону от двери, ещё двое расположились напротив, достав лазерные секиры, а их главарь сел рядом с пленниками, на тот случай, если они захотят сбежать. Вновь раздался грохот, охранники в очередной раз произвели ряд жестов, а друзья, ничего не понимая, затаили дыхание, будто почувствовав, что за дверью кроется нечто ужасное. Минута текла за минутой – крайне медленно. Грохот больше не повторялся, но страшный звук, доносившийся недавно из-за двери, прочно засел в памяти каждого из фаратри.

Тишина становилась продолжительной. В какой-то момент всем даже показалось, что они ослышались, но эту догадку уничтожал один страшный факт: на запрос командира кортежа к капитану корабля по коммуникатору никто не отвечал. В электронном устройстве царила мёртвая тишина.

– Что бы это ни было, оно прошло. Надо подняться на капитанский мостик и выяснить причину молчания – вдруг сказал главарь, челнок вдруг накренился, причём так резко, что все одновременно рухнули на пол. Раздался странный скрежет, будто корабль в воздухе налетел на что-то твёрдое.

– Кто-нибудь понимает, что происходит? – вскричал Варфоломей, но ему не ответили. Свет, льющийся вниз с белых округлых ламп, неожиданно начал меркнуть, в коммуникаторах кортежа послышались помехи, будто кто-то силился что-то сказать.

– Как это… Что…

– Смотрите!

Обшивка трюма затрещала и толчками стала вдавливаться внутрь, словно снаружи, кто-то пытался прорваться в челнок. Охранники в ужасе отпрянули от треснувших стен, друзья, не вставая с колен, попытались отползти подальше, но куда бы они не двигались, от страшного нечто нельзя было скрыться. Внезапно всё стихло.

Теперь, когда дрожь кончилась, Нокту удалось встать на ноги. Он вздохнул и, держась за колени, огляделся. Больше ничего не говорило об опасности, но стоило парню повторно бросить взгляд в дальний угол трюма, как из горла его вырвался вопль, и Нокт, будто увидевший призрака, снова упал и схватился руками за голову. Там, во мраке, вычерчиваясь белым пятном, стояла девушка в саване, окутанная розовыми нитями. Воздух вокруг неё вибрировал, казалось, что это голограмма, однако когда она сделала два шага вперёд, в её реальности сомневаться, не пришлось.

– Кто вы? На этом борту нельзя находиться посторонним… – проговорил командир кортежа, но его слова не возымели действия. Девушка медленно шагала вперёд, не спуская страшных, неживых, глаз с Диона. Её руки вздрагивали, будто видение хотело задушить парня.

– Вы должны покинуть это помещение, вас сопроводят – продолжал настырный телохранитель, один из всех не понимая, что играет с огнём. Все, даже русоволосый юноша, никогда не страдавший суевериями, переживший встречу с Берглютом, сейчас молчал, чувствуя, как по его коже проносятся мурашки, а кровь то обжигает, то становится холодной, словно лёд.

– Возьми меня за руку и выведи – улыбнулась девушка после того, как к ней обратились в третий раз. Охранник, не дрогнув ни единым мускулом, шагнул навстречу видению и самонадеянно прикоснулся к белой руке. Тотчас трюм наполнился душераздирающим криком и плачем: кричал офицер – его рука на глазах сморщивалась, серела, синела и распадалась на волокна, которые коричневыми комьями из крови, плоти и сухожилий падали на пол. Вслед за начальником охраны, закричали и его подчинённые, не в силах выдержать столь жуткое зрелище. Дева в саване довольно кивнула.

– Лишние глаза и уши нам ни к чему – она улыбнулась, оглядев лишних фаратри: пятеро охранников и Флюгенштайн тотчас смолкли и рухнули на пол, потеряв сознание, будто их ударили по головам. В сознании остались лишь Дион и Нокт.

– Ты снова здесь. Ведь ты оставила меня в покое… Что тебе от меня нужно?! Я не убийца, убирайся вон! – воздев руки к небу, исступлённо вскричал Нокт, – За что мне это? За что?!

– Я слышу это всякий раз, когда мы встречаемся, это скучно, мальчик. Впрочем, нынешний визит будет последним, так что, Нокт, можешь не переживать. Однако, мне кажется, мы не с того начали – улыбнувшись чёрными губами, промолвила девушка. Дион не мог оторваться от её лица ни на секунда.

– Кто ты? – тихо спросил он, заворожённый нереальностью происходящего.

– А Нокт не рассказал тебе? Не пожаловался на страшное видение, вынудившее его изгнать тебя и обречь на смерть? Похвально… Чтож, моё имя Эронел Эстерхази, мальчик. Я здесь, чтобы убить тебя – ответ видения был ласков, почти нежен, будто девушка говорила с возлюбленным. От её голоса Дион похолодел. Он попытался встать, но не смог: нечто незримое мешало ему.

– Я вижу, вы ничего не понимаете. Вы в ужасе, и это закономерно, ведь я держу ваши жизни в руках. Стоит мне подумать, и этот челнок рухнет на землю, и от вас не останется ничего, но это было бы опрометчиво, ведь в моих планах лишь ты, Дион – снова заговорила девушка, плавно приближаясь к своей жертве. Деревянное покрытие пола под её ногами чернело, разлагалось. Заметив страх, с которым юноши смотрели на её шествие, она рассмеялась и добавила:

– Коль я взяла на себя роль палача, то стараюсь ей соответствовать. К счастью, для меня это не сложно.

– Зачем я тебе? – стараясь пошевелиться, прошептал русоволосый юноша.

– Да, ведь ты моё безумие, моё видение! – вскричал Нокт (на него Эронел не воздействовала).

– О, глупый мальчик, я не видение. Я сигнал, прорвавшийся сюда с твоей помощью, – делая очередной бесшумный шаг, ответила Эстерхази, – Вы не поймёте моих целей, ведь вы в силу своего происхождения мыслите узко. Скажем так, я выполняю приказ и знаю лишь одно: Дион должен умереть, иначе… – она задумалась, – Я излишне откровенна, а, между тем, мне надлежит действовать…

– Не смей! – вскричал Нокт, загородив собой брата. Эронел улыбнулась и чуть наклонила голову.

– Не мешай – произнесла она, и тотчас невидимая сила – холодная и безжалостная сдавила тело юноши и подняла Нокта под потолок: путь к Диону оказался свободен.

– Альтебрес жаждет крови, мальчик. Я бы хотела убить тебя быстро, но он хочет, чтобы я запомнила всё: как твоё сердце остановится, как кожа потемнеет и начнёт распадаться, как черви источат плоть и в конце твой прах разлетится по свету. Ты должен исчезнуть, слиться с природным хаосом, и тогда моя задача будет выполнена – склонившись над неподвижным юношей, промолвила девушка, – Я не хочу этого, но мне придётся действовать медленно, иначе мои воспоминания могут счесть за обман.

Она подняла указательный палец и дотронулась до шеи Диона. Юноша вскричал, как кричал недавно начальник кортежа. На его коже осталась длинная тёмная борозда: кожа на глазах старела, шелушилась, умирала. Русоволосый парень попытался отпрянуть, но нечто невидимое крепко держало его в своих объятиях.

– Не сопротивляйся, твои силы ничтожны…

– Отпусти его! Клянусь, я отомщу… – вдруг вскричал Нокт, и псионические тиски отпустили его – юноша рухнул на пол.

– Начинай, мальчик. Но кто виновен в том, что происходит? Ты и только ты! – ухмыльнувшись, заметила Эронел, – Ты мой проводник.

– Я не позволю тебе, причинить ему вред! – с трудом поднявшись на ноги, прошептал Нокт, – Эта ошибка не повторится…

– Смешно – Эронел вновь прикоснулась к Диону, и парень снова закричал, не в силах вынести боль, причиняемую самим временем.

– Оставь его! – едва не падая, воскликнул Нокт, и иллюзорная дева тотчас исчезла.

– Ты думаешь, твоего слова будет достаточно? – она стояла за его спиной, – Ты мой инструмент, не наоборот.

Лёгкий толчок, и юноша отлетел к стене, в метре от выхода. Когда звон в голове прошёл, парень с трудом раскрыл глаза и сквозь слёзы заметил закрытую дверь. Он ощутил, как всё его естество призывает к побегу, страх был силён. Эронел тоже почувствовала это и рассмеялась с новой силой:

– Да, беги, Нокт, беги! Ты никогда не был хорошим братом, так нечего и начинать, беги! Беги и не возвращайся, ты только будешь мешать нам, а Диону предстоит пережить ещё так много мучений.

Юноша колебался.

– Чего ты ждёшь? – продолжала настаивать Эронел, – Или, быть может, хочешь разделить страдания брата? Я тебя не убью, но, по крайней мере, покалечу. Взгляни на того несчастного, что я лишила руки… Поверь, это самое малое, на что я способна!

Это была последняя капля. Нокт, словно в припадке, задрожал, в его глазах сверкнул страх, и юноша, не чувствуя под собой ног, бросился бежать. Схватившись за дверную ручку, он изо всей силы потянул за неё, и металлическая дверь, которая совсем недавно было заперта, удивительным образом открылась. Дион, наблюдавший за бегством брата, чувствовал подступающую тошноту.

– Не уходи – из последних сил прохрипел русоволосый парень, но его брат уже скрылся в коридоре. Он бежал, не оглядываясь, ощущая кожей страшный смех Эронел. Он преследовал его везде.

Заметив в конце коридора лестницу, Нокт стремительно взбежал по ней и оказался на палубе. Тотчас его стошнило: повсюду в бурых пятнах гнили и запёкшейся крови лежали останки экипажа челнока. Запах смерти стоял в воздухе, и даже гроза, ветер и дождь не могли его перебить. Челнок, накренившийся на левый борт, неподвижно висел в пространстве, хотя по всем законам физики должен был рухнуть вниз.

Нокт дрожал. Его желудок опорожнился, и мозг слегка пришёл в себя. Отойдя от кучи трупов, юноша принялся жадно дышать, ему хотелось очнуться, но ужас, сковавший его мозг, всё никак не отпускал. Вскоре парень насквозь промок и, лишь почувствовав холод, смог адекватно мыслить.

– Она там… Я здесь… – это были первые слова, которые он произнёс, находясь наедине с собой. Мысли Нокта путались, язык едва шевелился, но парень знал, что только так он сможет взять ситуацию под контроль. Он устало брёл по палубе, натыкаясь на останки экипажа, переступая через металлические части челнока, спотыкаясь на скользком деревянном покрытии. Впереди неясно обозначался капитанский мостик, но юноша был слишком изнурён, чтобы подняться на него. Он шёл и лихорадочно думал на тем, как ему поступить, но в голове царил белый шум, прерываемый изредка воспоминанием о страшном смехе Эронел.

– Моё видение… – вновь промолвил парень, но легче ему от этого не стало. Душа разрывалась на части. Нокту было страшно, но вместе с тем в глубине его естества шевелилось родственное чувство, кричавшее о спасении брата.

– О, Истязающий, помоги… Прошу… – упав на колени, сквозь слёзы, прошептал Нокт. Он видел своё ничтожество, он осознавал, насколько мерзко выглядит его поступок, но что делать дальше, не знал. Внутренняя боль не давала ему ответов.

В таком состоянии он просидел около минуты, пока снова не услышал душераздирающий вопль Диона, Эронел продолжала своё дело.

– О, боги, помогите… – вновь прокричал юноша, но тут, словно в ответ на его мольбы, в его голове пронеслась мысль, одновременно спасительная и губительная. Где-то на краю подсознания, юноша отчётливо услышал слова Эронел, произнесённые недавно:

«Но кто виновен в том, что происходит? Ты и только ты! Ты мой инструмент, не наоборот…»

– Инструмент – одними губами прошептал парень, – Инструмент… Она здесь, по моей вине… Я открылся ей, и она, словно паразит, засела во мне…

Эти слова, понятные одному Нокту, произвели на него странное благотворное действие. Встав и вздохнув, будто очнувшись ото сна, он огляделся, ища что-то важное. Как назло, ничего подходящего не попадалось, но вот, в очередной раз окинув изуродованную палубу взглядом, юноша смог различить у правого борта что-то блестящее. Сердце его ёкнуло, и страх пополз вниз по животу. С трудом подавив этот порыв и поднявшись наверх по наклонной поверхности, юноша схватился за борт и торопливо взял в руки заинтересовавший его предмет. Одновременно с ужасом и радостью он понял, что держит металлический штырь, тонкий и острый.

***

– Н-е-е-т! Хватит! Хватит! – извиваясь на полу, кричал Дион. Скребя по дереву ногтями, он оставлял на нём красные следы, бился локтями и коленями, чувствуя, как на его руках появляются новые тёмные полосы. Эронел сидела рядом с ним и что-то негромко говорила. Юноша едва её слышал, временами лишь цепляясь мыслями за единичные слова.

– Альтебрес… Вайрос… Вивисектор… – боль, – Альтебрес, Вайрос, Вивисектор – боль.

Ритм становился всё быстрее, интервалы между болевыми вспышками уменьшался, и кожа, словно узорами, покрывалась новыми ранами. Это длилось всего несколько минут, но для Диона они были равны вечности. Его тело страдало, внутренний мир был сломлен новым предательством, а разум затуманивался от адских мук.

– Чтож, – вдруг остановившись, произнесла иллюзорная дева, – Я полагаю, ты натерпелся сполна. Сними одежду, и я положу конец твоим страданиям.

– К чёрту! – прохрипел Дион, от напряжения едва чувствуя себя.

– Тогда продолжим, ты не против? – улыбнулась Эронел, – Наверное, ты меня ненавидишь… Это естественно, но если бы ты знал, чего мне это стоит, то наверняка бы пожалел меня…

– Не дождёшься…

– Ничего иного я и не ожидала, ты не способен понять своего мучителя и простить его, если только это не твой брат – проведя пальцами по виску юноши, промолвила девушка. Дион застонал, и лишь когда боль поутихла, сказал:

– Я не прощу его… Никогда…

– Но не потому что не сможешь, а потому что я не дам тебе времени. Альтебрес ждёт…

Она расстегнула чёрную куртку, в которую был облачён юноша, одним резким движением разорвала футболку и подняла указательный палец.

– Прощай, мальчик, жаль, что именно я стану твоей смертью…

Эронел, играя пальцами в воздухе, потянулась к грудной клетке Диона, видимо, намереваясь прикоснуться к области сердца. Юноша закрыл глаза. Тотчас перед его мысленным взором предстал образ Инилы Пассэр. Девушка плакала, явно тоскуя о нём, о погибшем фаратри, изгнанном и брошенным всеми.

– Неплохие фантазии, но она никогда не узнает о тебе. Теперь ты вне её мира, а вскоре окажешься вне и мира физического – рассмеялась Эронел, глядя на жертву сверху вниз.

– Покончи с этим… – едва дыша, прошептал юноша, ожидая почувствовать самую страшную боль, какую только может вынести тело фаратри. Он зажмурился из последних сил и съёжился, будто от холода. Каждая секунда ожидания была ему ненавистна, Дион хотел освободиться. И вот, когда, по мнению парня, всё должно было свершиться, он услышал страшный инфернальный крик, будто рядом с ним находится проклятый дух. Похолодев изнутри, Дион осторожно раскрыл глаза. То, что он увидел, осталось с ним до конца его дней. Эронел, окутанная красными линиями, которые становились ярче с каждой секундой, кричала и вырывалась, попав в сеть, расставленную за пару тысяч лет до этого момента. В её безжизненных глазах читался страх, руки была распростёрты, и белые одежды, так напоминавшие саван, на глазах синели и распадались, не оставляя после себя ни единого следа.

– Нокт! Нокт! Н-о-о-кт! – ревела Эронел, будто зверь, содрогаясь в предсмертных судорогах, – Не смей! Не-е-е-т!

Наконец, красные линии, ставшие вмиг ослепительно яркими, с визгом проникли в тело иллюзорной девы. Послышался треск, звон, удары, металлический скрежет, и страшное видение исчезло в чёрной вспышке, отбросившей Диона на несколько метров, в дальнюю часть трюма. Челнок вздрогнул. На его борту взвыла сирена, послышался отвратительный вой, и Флюгенштайн вместе с остальными пленниками трюма враз застонали и очнулись. Охранники, едва придя в себя, бросились к командиру, но тот был мёртв.

– Что случилось? – спросил один из них, чувствуя подступающую тошноту и головокружение.

– Идём… – прохрипел Дион, встав на колени. Варфоломей, сам едва стоя на ногах, помог парню подняться. Вид благодетеля оставлял желать лучшего.

– Где Нокт? – спросил мужчина, на что русоволосый юноша презрительно хмыкнул.

– Он бросил меня…

Пятью минутами позже вся процессия оказалась на палубе. Визг сирены не прекращался, молнии вспыхивали за бортами и дождь вместе с ветром хлестал испуганных фаратри. К счастью, система челнока была оснащена автопилотом, именно поэтому громадное судно не неслось вниз со всей скоростью, а, слегка выровнявшись, медленно плыло меж грозовых облаков.

– Кто-нибудь немедленно встаньте за панель управления. Челнок не сможет самостоятельно произвести посадку – вскричал доин из охранников, но его напарники и сами обо всём догадались. Они имели весьма туманное представление об управлении воздушным судном, однако на попытку решились. Минута, и четверо телохранителей скрылись в рубке управления, не отнимая рукавов одежды от носов – запах повсюду стоял ужасный.

Дион и Флюгенштайн в ужасе оглядывались по сторонам, не в силах понять, что произошло.

– Где же твой брат? – снова спросил Варфоломей. Дион отмахнулся и в тот же миг чудом услышал до боли знакомый голос, пусть и перебиваемый ветром и громовыми раскатами. Оглядевшись, парень остановился и что-то закричал. Флюгенштайн проследил за ним и побледнел. У правого борта, лёжа в крови, с металлическим штырём в левом боку, стонал Нокт. Его одежда была обагрена, на губах запеклась кровь – юноша лежал и быстро двигал правой рукой, будто пытаясь, что-то нащупать. Дион, позабыв обо всём, бросился к брату. Дождь смывал выступившие слёзы. Подбежав и склонившись над Ноктом, он вновь закричал, но не от гнева, а от боли. Следующие несколько минут, русоволосый юноша что-то быстро говорил, то улыбаясь, то плача. Его брат слушал и временами силился тоже что-то сказать, но это было не нужно – Дион всё понял.

– Ты умираешь ради меня – наконец, промолвил он, не узнавая своего голоса, настолько он был жалок в этот момент.

– Так сделай всё, чтобы я не пожалел… – измученно улыбнувшись, прошептал Нокт. Русоволосый парень взял его за руку, кивнул, чувствуя, что вместе с братом в нём умирает нечто важное. Он попытался сказать что-то ещё, но Нокт прервал его кивком:

– Знай, я до последнего жалел о содеянном, но теперь я рад… Я смог спасти тебя… Это главное.

– Ты не должен был… – сквозь слёзы пролепетал Дион, – Ты слышишь меня? Нокт? Нокт!

Его брат ушёл, под громовой бой, отдав последнее за родного человека.

(обратно)

Эпилог

В следующие несколько дней столичная служба безопасности совершенно замучила Диона. Юношу допрашивали, учиняли обыск, однако, не узнав ничего конкретного по делу о смерти экипажа воздушного судна и представителя семьи Ависов, розыск удалился. Небесный город погрузился в траур, тело Нокта было захоронено в Мавзолее при дворце Фреома. Правитель, несмотря на горе, не пожелал увидеть изгнанного племянника, впрочем, тому это тоже не было нужно.

Минуло две недели. Жизнь Диона вновь потекла в земном русле, среди деревьев, травы и дождя… Юноша снова поселился у Флюгенштайна, но сразу дал понять, что попытается как можно скорее найти собственный дом. Его благодетель смеялся, но не возражал. «Пусть отвлечётся» – думал он. Юноша не лгал, на вторую неделю, он принялся обыскивать окрестные территории, в надежде найти не дом, а скорее место для его постройки. Парень искренне верил, что сможет отстроить дом, полагая, что Варфоломей именно так в своё время и поступил. Он не знал всей правды: дом достался Флюгенштайну от старого человека – лесника, жившего там некогда со своей семьёй.

Поиски Диона продолжались несколько дней. На десятые сутки его скитаний, Варфоломей сказал ему:

– Не проще ли жить не в одиночку, а рядом с кем-то?

– Ты ли это говоришь? – усмехнулся юноша.

– Помнишь, ты рассказывал мне о женщине в человеческой деревне и её дочери? Может быть, пришло время извиниться и всё рассказать? – продолжал Флюгенштайн. Его голос был мягок, будто мужчина уговаривал непослушного сына. Дион задумался: он давно размышлял над этим. Поступок, продиктованный гневом, теперь казался ему отвратительным.

– Они не примут меня… – тихо заметил юноша. Он знал, что люди, как и фаратри, редко прощают врагов.

– Да, они обижены, но доверие можно восстановить. Помнишь, что сказал Нокт…

– Помню – перебил Дион, сверкнув глазами, – Я сделаю это – вдруг кротко добавил он.

На следующее утро он никуда не пошёл – заболел. В столице бытовало мнение, что фаратри не болеют, но на земле Плеорима всё было иначе. У юноши начался жар, ломило кости, ещё немного и это переросло бы в лихорадку, но тут, словно по волшебству, рядом с юношей оказалась надёжная опора.

На рассвете Варфоломей весьма удивился, когда в его дом вошла Инила Пассэр – девушка, чья честь могла пострадать от присутствия не только на земле, но и рядом с изгнанным членом семьи Авис.

– Это вы… – встретив девушку на пороге, промолвил Варфоломей. Инила тотчас обняла его.

– Я слышала о случившемся… Челнок, жертвы… Что там произошло? Что с Дионом? – посыпались вопросы, но мужчина не знал, что отвечать.

– Я удивлён, что волнуешься ты, а не Фреом…

– Он ещё ответит за своё решение, но ты не сказал… Где Дион? – в волнении оглядываясь, промолвила Пассэр. Флюгенштайн отвёл её наверх. Следующие пару дней, девушка не отходила от больного.

***

– Ты должен туда пойти – промолвила Инила, прижимаясь к юноше. Тот обнял её и зажмурился – утреннее солнце ослепляло его. Они сидели на стволе упавшего дерева, на опушке леса и смотрели на восход, будто чувствуя, что именно так поступали жители Плеорима в течение многих веков, когда на душе было спокойно. Тёплые золотые лучи окрашивали травы и ветви светом, пробуждали цветы, насекомых: бабочек и пестрянок, пробуждали жизнь.

– Я знаю, но мне страшно. Начинать всё заново там… Это…

– Глупо? – договорила Инила. Парень смущённо кивнул – она угадала.

– Знаешь, что глупо по-настоящему? По велению гнева обидеть тех, кто помог тебе! – строго сказала девушка, – Если не хочешь стать таким, как Асити, ты должен пойти, извиниться и…

– Но что я могу? – вздохнув, заметил Дион.

– Да, очень мало, – согласилась Пассэр, – Но попросить прощения – это в твоих силах и к тому же…

– Хорошо – сдался юноша, – Я сделаю это, но… Только если ты пойдёшь со мной.

Девушка улыбнулась, и в этой улыбке сквозило так много любви, и была видна такая степень принятия, что русоволосый парень почувствовал себя счастливым.

«В конце концов, – подумал он, замолчав и крепче обняв девушку – Разве имеет смысл таить злобу на кого бы то ни было? Если бы не Асити, Нокт и дядя, я никогда бы не стал тем, кем стал, не принял бы Инилу, не полюбил… Нет, мне хорошо, а раз так, то я всех прощаю. Всех… Будьте счастливы друзья и враги мои. Будьте счастливы, как я в этот момент, ведь, так или иначе, каждое живое существо заслуживает этого – счастья. Любите, ненавидьте – всё равно, главное жить в гармонии с самим собой… Сейчас я осознаю это как никогда».

***

Они ворковали, а с небес, из далёких миров, с тех уровней, на которых материальное теряет смысл, на них взирала пара зелёных глаз. Послышалась вибрация, и во мраке информационного уровня вспыхнул свет. Пси-частицы сгущались, и в один момент послышался низкий псионический голос, бывший некогда мужским, или то, что его замещало:

– Эронел мертва. Силки оказались опасны, как ты и предполагал.

Некто, скрытый тьмой, лишённый тела, мысленно ответил:

– Пока создатель спит, мы можем попытаться вновь. Я видел будущее этого мальчика: существует опасность, и я должен быть осторожен. Пусть живёт, однажды щит не выдержит, и я приду за ним. А сейчас спите.

(обратно)

Оглавление

1 глава – Наставление

2 глава – Плеорим

3 глава – Охота

4 глава – Безумие

5 глава – Суд

6 глава – Скиталец

7 глава – Ребёнок и гроб

8 глава – Клыки

9 глава – Берглют

10 глава – Спаситель

11 глава – Тайна

12 глава – Путь

13 глава – Вивисектор

14 глава – Встреча

15 глава – Совет

16 глава – Эронел

Эпилог