Черными нитями [Лина Николаева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Черными нитями

Часть 1. Пёс

Глава 1. Рейн и Аст

Сокровище лежало наверху, и он должен был добраться до него любой ценой.

Поставив табуретку как можно ближе к шкафу, Рейн залез на неё. Мальчик видел маленькую вазочку с конфетами, яркими, в разноцветной обёртке, и упрямо тянул к ней руки. Не хватало двух сантиметров, одного… Ну же! Он подпрыгнул, задел вазочку, и та со звоном упала на пол.

Послышались торопливые шаги и громкие голоса. Рейн отскочил в сторону.

На кухню одновременно забежали мама и служанка.

— Ох, Рейн! — запричитала старая Агни. — Ты не поранился? — она неуклюже присела перед ним, взяла за руки и внимательно осмотрела.

Мать спросила куда строже:

— Рейн, ты хотел украсть конфеты?

Мальчик замотал головой и быстро выдал:

— Нет! Подул сильный ветер, и всё само упало! — мальчик выдернул руки из грубых морщинистых ладоней Агни, шагнул к матери и улыбнулся ей самой бесхитростной улыбкой. — Окно открыто, дует. — Он указал на длинные белые занавески, которые слабо трепетали.

— Дует, конечно, — заворчала Агни. — Может, «ветер» ещё весь дом вверх дном перевернёт?

— Рейн, — мама нахмурилась. — Ты же знаешь…

Мальчик перебил её криком:

— Кто это?! — он ткнул рукой в сторону и испуганно шагнул к матери.

В углу кухни словно из воздуха появился незнакомец: высокий и худой, с чёрными кудрями и настороженным, но добрым взглядом.

Рейн вспомнил сказки о демонах, которые Агни рассказывала на ночь. Она говорила, что те всегда появлялись именно так, из ниоткуда, и ничего хорошего от них ждать не стоило.

— Кого ты там видишь? — голос матери дрогнул, она с тревогой осмотрела кухню.

Рейн вжал голову в плечи. Незнакомец смотрел на него, не мигая, и едва заметно улыбался. Мальчик чувствовал, что чужак не тронет его, но он хорошо помнил слова, которые постоянно твердили мама и Агни: посторонним нельзя доверять.

— Там кто-то стоит, — тихо проговорил мальчик и указал пальцем в угол.

Мать уже ругала его, когда он однажды поделился тем, что к нему каждую ночь приходил Эл. Тогда она сказала, что это воображаемый друг и Рейну нужно больше общаться с другими детьми.

Мама и служанка переглянулись и одновременно вздохнули.

— Как он выглядит?

Рейн ответил ещё тише:

— У него тёмные волосы. Голубые глаза. Нет, серые. Как у меня. — Незнакомец провёл рукой по кудрям, и Рейн несмело улыбнулся. Они же так похожи, этот гость просто не мог быть плохим.

Мать всплеснула руками и с ужасом воскликнула:

— Так рано! Ему же всего пять!

Мальчик сделал шаг к незнакомцу и протянул ладонь. Взрослые всегда жали руки друг другу, когда о чём-то договаривались. Они ещё не обменялись ни словом, но Рейн был уверен, что гость не оттолкнёт его.

Мать шлёпнула Рейна по руке. Он быстро прижал ладони к груди и испуганно посмотрел на неё. Отец мог ударить, мать — никогда. Что это с ней? Ну разве Рейн виноват, что чужак пришёл? Его не звали, он сам!

Мама присела перед мальчиком. Убрала за уши свои длинные чёрные волосы и положила руки сыну на плечи.

— Рейн, послушай меня, — она говорила тихо и вкрадчиво. — Помнишь, мы рассказывали тебе о демонах? Они существуют и окружают нас. У каждого есть свой демон. Он появляется, когда мы совершаем первый плохой поступок. Ты мне соврал.

Рейн осторожно кивнул. Он чувствовал, что нужно оправдать себя. Такого никогда не было и не будет больше, точно-точно! И конфеты он не хотел брать на самом деле. А чего они там стояли, такие яркие!

— Теперь ты видишь своего демона.

Мальчик ответил матери неуверенным взглядом. Агни пугала его рассказами о демонах, но этот незнакомец вовсе не был похож на жестоких существ из её историй!

— …Всю жизнь он будет неотступно следовать за тобой, словно вы связаны нитью, шептать на ухо, чтобы ты соврал, нагрубил, ударил. Прошу, не слушай его! — Мама тяжко вздохнула, поднялась, снова переглянулась с Агни и продолжила: — Больше никогда не ври мне. Не дай своему демону оказаться сильнее. Будь хорошим человеком, Рейн, и ты оставишь своей след, подобно великому Яру.

Мать сложила ладони вместе, затем кончиками пальцев дотронулась до лба — этот молитвенный жест Рейн видел десяток раз на дню. Она поднялась и с тревогой вгляделась в угол, куда указывал сын.

— Демон — зло, никогда не разговаривай с ним. Он будет путать тебя, сбивать. Не дай ему этого сделать. Слушай старших и делай всё, что они тебе говорят. Ты научишься усмирять своего демона, как и мы.

— Он кажется мне хорошим, — робко ответил Рейн и снова посмотрел в угол.

Незнакомец с любопытством оглядывался. Он растрепал волосы быстрым жестом, а затем глянул на мальчика и улыбнулся ему.

— Молчи! — воскликнула Агни и с тревогой выглянула в коридор. — О таком нельзя говорить. Какой пример ты подаёшь брату! Никогда не разговаривай с демоном и не слушай его. Закрывай глаза, затыкай уши, но только не поддавайся ему.

— И не говори отцу, — тихо добавила мама и серьёзно посмотрела на Рейна. — Ты увидел своего демона слишком рано. Где же мы ошиблись в твоём воспитании? — она вздохнула, и Рейн покраснел. Он правда не хотел!

Мальчик подошёл к матери и обнял её. Она наклонилась и обняла в ответ, шепнула на ухо:

— Будь хорошим человеком, Рейн.

Он стоял рядом с ней и смотрел на своего демона. Они же так похожи, ну не может он быть плохим!

«Аст», — подумал Рейн. Если им суждено провести рядом всю жизнь, пусть хоть имя получит. Может, мама всё-таки не права, и он станет другом?

Демон печально улыбнулся и снова взъерошил волосы.



— Я не пойду! — крикнул Рейн и накрылся с головой.

Ему было одиннадцать, и он мечтал вырасти, чтобы скорее закончить школу.

— Ах ты ленивый мальчишка! — закричала Агни и сдёрнула тонкое одеяло.

Его обдало волной холода, и он съёжился, а затем резко вскочил с кровати.

— Не пойду я в школу, — ответил Рейн уже тише и с недовольным лицом скрестил руки.

— Это всё происки твоего демона, — проворчала Агни и ткнула в пустоту, в сторону узкого письменного стола, словно могла видеть чужих демонов и знала, где стоял Аст. — Сколько раз тебе говорили, что нельзя его слушать? Это он заставляет тебя лениться.

Рейн зябко поёжился и схватил кофту со стула. Отец говорил, что холод воспитывает дух и помогает усмирить демона, поэтому в комнате топили редко.

— Я не ленюсь, — проворчал Рейн.

— Почему тогда не хочешь идти в школу? — Агни с сомнением посмотрела на мальчика.

Рейн немного постоял, раздумывая, можно ли доверять старухе-служанке, и признался:

— Мне не нравятся другие ученики. Они считают себя умнее и благороднее меня, хотя это не так!

Агни задумчиво поджала губы, помолчала с минуту, пока он натягивал школьную форму, и ответила:

— Они завидуют. Твой отец — глава Восточной Церкви, и когда-нибудь ты пойдёшь по его стопам. Это демоны подталкивают их. Не слушай никого, Рейн, только своё сердце. Это самый надёжный компас, и оно всегда укажет верный путь.

Аст расправил плечи и закивал. Рейн быстро отвернулся. Отец не раз преподавал ему урок смирения, который всегда давался через боль. Нельзя слушать своего демона — никогда, ни за что, что бы он ни говорил. Пусть другие смеются. Лучше молчать, чем отвечать так, как подсказывал демон.

— Да, это их демоны, — эхом откликнулся Рейн и вышел из комнаты.

В столовой он медленно съел кашу, размазывая её по тарелке так, чтобы Агни поверила: съедено больше половины, пора его выпустить из-за стола. Затем собрал вещи и вышел из дома.

Отойдя на несколько метров, Рейн обернулся. За высоким кованым забором прятался небольшой особняк, выкрашенный светлой краской. Остроугольную крышу покрывала красная черепица. Рейн нашёл взглядом свою комнату: балкон с балюстрадой, а за ним — огромное окно в пол. Он любил по вечерам выходить на этот балкон и, свесив ноги, наблюдать за звёздами.

Распахнулись ставни, и из кухни с угрожающим видом высунулась Агни. Мальчик отвернулся и поплёлся в школу.

По обе стороны улицы стояли похожие особняки. Позволить себе здесь жить могли немногие, но Рейн куда больше любил старые узкие переулки в центре города.

Всё вокруг утопало в зелени, сладко пахло цветами, слышалось пение птиц. На небе, на самом горизонте, уже собрались грозовые тучи, но пока всё вокруг было залито светом, и хотелось идти и идти вперёд, слоняться по улицам до самого вечера. И чтобы никакой школы.

Как всегда, та оказалась слишком близко.

Главный корпус соединялся с другими зданиями коридорами, и школа напоминала паука, который раскинул лапы во все стороны. Камень сиял белизной. Рейн недовольно скривился. Уж кому-кому, а ему было хорошо известно, сколько сил — сил самих учеников — ежегодно уходило на то, чтобы сохранить такой цвет.

На лужайке перед школой никого не осталось. Рейн глянул на часы над входом: маленькая стрелка — на восьми, большая — рядом с двенадцатью. До звонка — минуты три.

Мальчик покрепче перехватил сумку с учебниками и побежал в класс. Лучше не опаздывать, каждая секунда стоила наказания.

Как и любой юноша из великого или благородного рода, в десять лет он пошёл в школу. Отец говорил, что эта — лучшая во всей Кирии. Её закончили отец, дед, прадед… Все в семье твердили, Рейн должен продолжить традицию.

Он заскочил в классную комнату за секунду до звонка, пробежал между двумя рядами одиночных парт и сел в самый конец. Учитель, быстро поздоровавшись с классом и получив ответное приветствие, принялся писать на доске.

Рейн открыл тетрадь, взял ручку и стал торопливо записывать следом. Основание Кирии, правление великого Яра, провозглашение Лица столицей, возникновение Церкви и Инквизиции… Мальчик отодвинул от себя тетрадь. Да всё это рассказывали уже сотню раз!

Он искоса глянул в окно. В стекло упирались тонкие ветки деревца, покрытые тёмно-зелёными листьями и мелкими белыми цветами. Рейн открыл чистый лист и несколькими штрихами нарисовал это дерево. Снова отодвинул тетрадь, взглянул на рисунок и на одну из веток посадил нахохлившуюся птицу.

Вдруг Рейн почувствовал удар в лицо и так резко отшатнулся, что стул под ним заскрипел. Он поднял голову и поймал ехидный взгляд Дерита. Рейн скривился в ответ.

Дерит наклонился, отчего светлые волосы упали на лицо, и хитро улыбнулся, скомкал ещё одну бумажку и снова кинул. На этот раз Рейн был наготове и успел увернуться.

Он вырвал из тетради лист с рисунком и уже смял его, когда учитель строго спросил:

— Рейн Л-Арджан! Что ты себе позволяешь?

Ученик встал и покорно склонил голову, как положено.

— Простите, учитель, я отвлёкся.

— Ты хотел кинуть бумагу в Дерита?

Рейн краем глаза увидел, как Аст сжал кулаки и крепко стиснул зубы. Проклятия были готовы вот-вот сорваться с его губ, и мальчик отчаянно хотел повторить их.

— Да, учитель, — признал он. — Я прошу прощения за свой поступок.

Мужчина протянул руку.

— Отдай это мне.

Рейн взглянул на клочок бумаги, на котором виднелся карандашный набросок, и сильнее сжал его.

— Ну же! — потребовал учитель. Мальчик с неохотой протянул лист и отвернулся.

Учитель развернул бумагу и брезгливо скривился.

— Да ты ещё и урок не записываешь! Ради этого? — он повернул рисунок к классу так, чтобы его увидели другие. Все тут же отозвались хохотом. — Рейн, может, ты хочешь стать художником?

Аст встал рядом, быстрым движением взъерошил волосы и оскалился по-звериному.

— Да, хочешь, и что в этом такого? — прорычал он. — Не позволяй смеяться над тобой!

— Хочу! — с вызовом крикнул Рейн и смело посмотрел на учителя.

Ученики захихикали.

— Пусть себе смеются, — Аст оглядел их исподлобья. — Лучше так, чем молчать.

Рейн дёрнул плечом, точно отмахивался от демона. Нельзя его слушать. Если бы не он, над ним бы не смеялись.

— Мальчики, — учитель обратился к классу. — За каждым из вас стоит великий или благородный род. Вы должны вырасти достойными людьми и оставить свой след, подобно великому Яру. И этот след должен быть не калякой на бумаге. — Учитель бросил листок на парту и снова посмотрел на Рейна. — Ты слушаешь своего демона. — Он покачал головой, вздохнул и пригладил тонкие усики. — Никогда не забывай, что он хочет тебя съесть. Держи его в узде. И ещё не забывай, с кем ты учишься.

Учитель вернулся к доске. Послышался монотонный голос и скрип мела.

Дерит посмотрел на Рейна. В зелёных, похожих на кошачьи глазах читалось чувство собственного превосходства.

Парень отвернулся, и Рейн так крепко сжал вырванный лист, что кисть свело от боли. Забудешь тут, как же!

Дериту многое позволяли, потому что он принадлежал к одному из восьми великих семейств. В их фамилии на первом месте стояла гласная буква, обозначающая род, затем шло имя отца. Дерит был У-Крейн, а Рейн — всего лишь Л-Арджан. Что бы ни говорили мать и Агни про отца, он относился к «Л». Согласные означали принадлежность к благородному роду, но они были ниже великих.

Рейн опустил плечи и вздохнул. Все твердили, что нельзя слушать своих демонов, надо учиться смирению. А как тут смириться, когда какой-то прыщавый идиот так себя ведет? И только потому, что его семья богаче и благороднее? Вот уж кому стоит поучиться смирению!

Рейн едва досидел до звонка. Он торопливо собрал тетради и книги в сумку и первым выбежал из класса. До следующего урока оставалось не меньше пятнадцати минут. Хотелось скорее выйти на улицу, растянуться на траве и лежать, щурясь на солнце, будто нет всех этих уроков и школы.

— Эй! — послышалось сзади.

Рейн медленно обернулся. Дерит, кривляясь, подошёл к нему и спросил:

— Ну что, Л, как прошли каникулы? Давно мы с тобой не виделись, да?

Рейн смерил Дерита презрительным взглядом и промолчал.

— Мы с семьёй ездили в Эрнодамм. На берегах Южного моря так тепло и красиво! Как ты провёл каникулы? Наверное, гулял на заднем дворе? Вам-то, церковникам, и деньги запрещено тратить, да?

Рейн сжал кулаки. Да что он сделал не так? Кто придумал эти правила?

Отец служил в Церкви. Она олицетворяла собой смирение и служила надёжной гаванью в войне с демонами. Простые люди уважали её служителей, а вот великие и благородные семьи насмехались над ними. Отец говорил, что это из-за влияния, которое имела Церковь в обществе: они завидовали и боялись. Рейн слышал другое: церковников называли лицемерами и лжецами.

Аст встал рядом, как верный пёс, готовый в любой момент броситься вперёд.

— Что молчишь? — Дерит хохотнул. — Расскажи, как живут церковники?

Рейн ещё сильнее сжал кулаки. А что ему рассказать? Они жили в красивом доме, как положено высшим кругам, но во всём себе отказывали: в еде, в тепле, в новой одежде. Отец говорил, что это желания демонов. Хороший человек должен поощрять дух, а не тело.

По воле отца Рейн ежедневно до беспамятства выписывал строки из Книги Братьев — священной книги Церкви. Вместо поощрения родитель порол сына, чтобы «воспитать» и дать силы в борьбе против демонов. Так что из этого рассказать?

— Мы живём так же, как вы, — сквозь стиснутые зубы буркнул Рейн.

— А я слышал, что церковники истязают себя, потому что им это нравится. Правда?

— Если ты такое слышал, у тебя проблемы с ушами! — воскликнул Рейн и тут же беспокойно огляделся. Если учителя увидят, что ученик повысил голос, что разозлился, скажут, он поддался демону и накажут, а то и чего похуже.

— Он долго будет болтать? Чем семья торговцев лучше? Надувать да обсчитывать умеют? — Аст скрестил руки и свысока глянул на Дерита.

Рейн мысленно отмахнулся. Нельзя слушать демона.

У-Крейн опустил плечи и отвёл взгляд.

— Извини, если задел тебя. Я хочу быть твоим другом, поэтому спрашиваю.

— Другом? — Рейн растерялся.

— Если дружба такова, ну её, — Аст стал ещё более хмурым.

Дерит противно захихикал:

— Да кто будет дружить с церковником!

Глаза Аста налились кровью, и он весь задрожал от нетерпения.

— Ну скажи что-нибудь! Себя надо защищать! — закричал он.

Рейн посмотрел на Аста, затем на Дерита. Он не знал, что сказать.

Агни велела слушать своё сердце. В словах демона оказалось куда больше правды, чем во всех словах учителей. И пусть Рейн не знал, что сказать, но был готов защищать себя.

Он прыгнул вперёд. Дерит неловко взмахнул руками. Рейн повалил его на землю, наотмашь ударил кулаком по лицу. У-Крейн вытянул ногу и попробовал сделать подсечку. Рейн на мгновение замешкался, потом перехватил соперника посильнее и стал наносить удары один за одним. Дерит сжался, попытался закрыть лицо руками, но кровь уже вовсю хлестала из носа, а лицо стало наливаться цветом.

Вдруг чьи-то сильные руки перехватили Рейна и подняли. Он ещё несколько секунд лягался, пытаясь задеть У-Крейна, а затем бессильно повис.

Его отпустили, и Рейн отскочил в сторону. Несколько учителей и учеников с ужасом смотрели на него и перешёптывались:

— Бедный Дерит!

— За что его так…

— Ноториэс.

Последнее слово прозвучало как удар хлыста. Рейн притих и виновато огляделся. Аст стоял рядом, спокойный и уверенный.

— Ноториэс, — снова послышался испуганный шепот.

Это означало «печально известный». Так называли тех, кто не справился со своим демоном и, поддавшись ему, нарушил порядок — избил, украл, убил. Ноториэсов жестоко наказывали, а клеймо и дурная слава всю жизнь преследовали их.

— Рейн Л-Арджан, — голос учителя был полон льда. — В кабинет к директору.

Мальчик переглянулся с Астом. Демон ответил обнадёживающей улыбкой.

Он пошёл следом за учителем, но через несколько шагов обернулся на Дерита. Тому помогли встать и, заботливо придерживая, повели к врачу. Ну-ну, пусть ещё попробует снова подойти! Сам тогда проверит, насколько церковники хуже других!

Внутри разлилось приятное тепло. В этот раз Аст оказался прав.



После разговора с директором матери пришлось забирать его из школы. Дома она сразу прошла в кабинет отца. Рейн, быстро переодевшись, стал топтаться под дверью и то и дело приникать к ней, чтобы послушать. Правда, нужды в этом не было: голос отца звучал так громко, что доносился до первого этажа.

— Ему всего одиннадцать! — взмолилась мама.

— И он уже вовсю слушается своего демона. А ведь с каждым годом взросления перед ним будет всё больше соблазнов.

— Он старается, ты же знаешь, но в школе так сложно! Ты сам не раз рассказывал, что тебя тоже обзывали и…

— Хватит.

Рейн подумал, что отец ударил кулаком по столу. Он прекрасно владел голосом, взглядом, лицом: в них никогда не было и тени страха или гнева — ничего от демона. И только руки выдавали его. Отец всегда ударял ладонью или хватался за стол, чувствуя недовольство.

Послышался тяжёлый вздох мамы. Отец продолжил:

— Дети бывают жестоки. Их умы открыты для каждого нечаянного слова, мысли, и им так легко послушать своего демона. Мы должны оградить их от влияния тьмы. Ты помнишь, как надо воспитывать детей?

— Послушание, смирение, молчание, — тихие слова матери прозвучали подобно заклинанию. Рейн снова отпрянул от двери и скривился.

Легко взрослым это твердить! Дети должны слушаться — старшие научились сдерживать тьму и знали, что хорошо, а что плохо. Дети должны терпеть — все желания шли от демонов. Дети должны молчать — каждое нечаянное слово делало тьму сильнее.

Рейн знал, что так было во всех семьях: и сыновей, и дочерей держали твёрдой рукой, чтобы те не слушали злодея, который таился рядом с каждым из них. Но сколько же раз и он, и другие искали и находили лазейки, чтобы сделать по-своему!

— Верно, — голос отца стал ледяным. — А чем должна заниматься ты?

Рейн приник к двери и услышал тихий ответ:

— Дети и Церковь.

— Верно. Иди.

Рейн отпрыгнул в сторону. Мама вышла из кабинета отца и осторожно притворила дверь. Встретилась с сыном печальным взглядом, и тот сразу понял: она знала, что он всё слышал.

— Рейн, — мать тихо вздохнула.

В последнее время она выглядела более усталой. В волосах появились серебряные нити, вокруг зелёных глаз и рта залегли морщины. Рейн всё гадал: это из-за него или из-за Кая, младшего брата, который уже не раз поддался искушению демона.

— Рейн, — повторила мама. — Я прошу тебя, взвешивай каждое слово, прежде чем сказать, и обдумывай каждое действие, прежде чем сделать. Не дай демону завладеть твоей душой. Прошу, будь хорошим человеком, и тогда ты оставишь свой след, подобному великому Яру.

Рейн почувствовал жалость к матери, но стоило услышать последние слова — её любимую присказку, как всё внутри запротестовало. Да сколько можно! Плевать ему, хороший он человек или нет, плевать на этого Яра, плевать, плевать, плевать! Остаться бы одному, подальше от всех!

Мать протянула руку, чтобы погладить сына по голове, но он прошмыгнул под ней, зашёл в кабинет отца и плотно закрыл дверь. Аст молчаливой тенью скользнул следом.

— Я рад, что ты сам пришёл ко мне, — голос отца звучал отчуждённо.

Рейн передёрнул плечами. О чём бы ни говорил отец, в его кабинете он всегда чувствовал себя не на своём месте. Маленькая комната была сплошь заставлена шкафами из тёмного дерева, и каждую полку, каждый свободный сантиметр занимали книги. Обычно запах старых книг казался приятным, но только не здесь.

По наставлению отца Рейн провёл в кабинете много времени и уже прочитал всё: о демонах, о борьбе братьев Яра и Аша, об истории Кирии — то, что одобряла Церковь и велела знать.

Отец гордо восседал за столом, но перед ним не было ни кресел, ни стульев. Каждый зашедший стоял перед ним, и это волей-неволей всегда заставляло коленки дрожать.

— Ты признаёшь, что послушал своего демона?

Рейн кивнул. Хотелось яростно замотать головой, закричать, ответить самым горящим взглядом, но он только опустил глаза — отец ждал именно этого.

— Сколько ударов мне полагается? — тихо спросил мальчик.

— Я ценю твою смелость, Рейн, — отец провёл рукой по короткой тёмной бороде и не без удовольствия поглядел на сына. Он удивлённо посмотрел в ответ. — Это качество хорошего человека. Нужна отвага, чтобы признать, что ты поддался, и прийти ко мне, зная, что тебя ждёт наказание. Поэтому его не будет.

Рейн открыл рот, чтобы что-то сказать, но не нашёлся с ответом. Отец впервые говорил с ним так.

— Я вижу, что ты борешься со своим демоном, и хочу помочь тебе.

Рейн глянул на Аста. Борется, да… Все твердили, что его нельзя слушать, но лишь демон отвечал таким понимающим взглядом.

— Я знаю, как в детстве и юности сложно устоять. В мире столько соблазнов, и гнев, гордыня, зависть, похоть то и дело овладевают нами. Только настоящее смирение позволяет обуздать тьму. Наша семья издавна служила Церкви. Ты — наследник рода «Л», и пора тебе присоединиться ко мне.

Рейн выпрямился, точно натянутая струна. Нет, только не это.

— После школы ты будешь приходить в Восточную Церковь и помогать служителям. Ты увидишь, как мы боремся с тьмой в людских сердцах, как наставляем, как усмиряем. Это поможет тебе одолеть демона. — Отец с гордостью посмотрел на сына. — Я сам, как и все, только после окончания школы, в шестнадцать, присоединился к Церкви. Ты узнаешь наши тайны раньше, и это откроет перед тобой двери к большому будущему.

Рейн вздрогнул. Он попытался улыбнуться, но всё внутри так и дрожало.

— Нет! — послышался отчаянный стон Аста. Рейн встретился с ним взглядом и прочёл в его глазах собственный страх.

Если в школе об этом узнают, от него уже не отстанут. Никто не любил церковников. Как это скрыть? От Дерита, который, казалось, слышал обо всём, что происходило в городе. От друзей, которые каждый день ждали его на заднем дворе, чтобы выдумать что-нибудь и сбежать от надзора родителей и нянек. От учителей, которые считали своим долгом знать об учениках всё.

— Улыбнись, — предостерёг Аст.

Рейн, не задумываясь, просиял.

— Отец, — выдохнул он, но в этом выдохе вовсе не было радости. — Я не готов, — сказал осторожно. — Позволь мне закончить школу.

— Вздор. — отец ударил рукой по столу. Ледяным голосом он произнёс: — Сын каждого рода, служащего Церкви, почёл бы это за честь. Ты готов. — Плечи отца напряглись, он подался вперёд и крепко сжал руки перед собой. — А если нет, я займусь подготовкой. Твоего демона надо усмирить, и служба поможет в этом.

— Да, отец, — покорно ответил Рейн.

Разбитые кулаки отозвались болью. Кажется, скоро они будут разбиты вновь.



Дерит затянул узел посильнее, сделал шаг назад и с довольной улыбкой оглядел работу. Рейн забился изо всех сил, привязанный к дереву. Он попытался пошевелить руками, но тугие верёвки до боли врезались в кожу. Хотел дёрнуть ногами, чтобы достать У-Крейна, но пнул только воздух.

Обессилев, Рейн затих. На глазах выступили слёзы, и он тут же опустил голову, чтобы их никто не увидел.

Дерит довольно улыбнулся, щёлкнул его по носу и махнул рукой, зовя других за собой.

— Пока, церковник, — бросил он на прощанье. — Увидимся утром.

Рейн с отчаянием оглядел школьный двор и простонал. Слишком поздно, по домам разошлись и учителя, и ученики.

— Тише, — напористо проговорил Аст. — Мы выберемся.

Он сочувственно дотронулся до его плеча, но это прикосновение было легче ветра.

Рейн опустил голову к плечу, пытаясь вытереть слёзы. Он ведь сам виноват. Если бы тогда не послушал своего демона, не ударил Дерита, отец не заставил его прислуживать в Церкви. Если бы он не прислуживал, другие ученики не ополчились против него.

Рейн до боли закусил губу. Ну что с ним не так? Да, он не принадлежал к великому роду. Да, он служил Церкви. Да, его воспитывали строже, чем других. Но разве этого достаточно?

Аст подошёл ещё ближе и пригладил рукой чёрные волосы.

— Я помогу тебе.

Рейн старательно отвёл взгляд. Хватит. Наслушался уже демона.

— Ты не должен бояться их больше, чем они тебя. Они всё равно не отстанут.

Рейн осторожно посмотрел на Аста. Демон гордо выпрямился и продолжил:

— Живём всего один раз, не время быть маленьким и слабым. Никто о тебе не позаботится, кроме тебя самого. Борись.

Рейн поднял подбородок и смело посмотрел в серо-голубые глаза Аста. А ведь верно. Защитить себя сможет только он сам. И его демон. Хватит, Дерит ещё пожалеет, даже если придётся попросить помощи у целой сотни демонов.



Рейн приглушил свет и присел на краешек стола. Пара шкафов, колченогий стул — вот и вся мебель. На полу сидела целая орава мальчишек и девчонок: всем лет по семь-восемь, в старой поношенной одежде, кто-то — с явно голодным лицом. По рядам пронёсся волнительный шепот.

Первый год Рейн мёл полы, выносил мусор и даже штопал одежду. На второй год он стал помогать в школе при Восточной Церкви. Туда ходили дети бедняков, у которых не было денег на учебники, тетради и школьную форму.

Сначала Рейн сторонился их, затем попривык. Эти девчонки и мальчишки были куда более добрыми и открытыми, чем его школьные товарищи. Те объявили ему настоящую войну, и сражения продолжались день за днём.

Рейн оглядел присутствующих. Сегодня их собралось больше обычного. Они ещё не умели читать, поэтому он сам рассказывал им истории из Книги Братьев. В Церкви считали: чем раньше дети узнают их, тем осторожнее они будут вести себя с демонами, тем смиреннее станут.

Живот крутило от волнения. Эти дети пришли сюда впервые. Главную историю — историю о Яре и Аше они узнают от него. А если он расскажет неправильно, расскажет так, что дети не поймут? Каждый раз он волновался, как в первый.

Рейн посмотрел на Аста. Он отлично знал, какие слова подобрать, где сделать паузу, а где ускорить темп, когда говорить тише, а когда громче. Он не знал другого: как поверить в эту историю самому. Аст давно стал привычным, настоящим другом, а не демоном.

— Наш мир создал великий Лаар, — Рейн начал с таинственного шепота. Дети уставились на него во все глаза. — Лаар-создатель, Лаар, стоящий на Перекрёстке, Отец тысячи миров — у него сотни имён, и наш мир — лишь один из множества его творений, — Рейн сделал паузу и продолжил: — Мир процветал тысячелетиями. Разные народы жили в мире друг с другом, строили великие империи, но покой не мог быть вечным.

Рейн сделал ещё одну паузу, покачал головой и снова начал:

— Пришли в мир ужасные демоны. Несметные орды сжигали деревни и города, убивали, и чем больше смертей было на их счету, тем сильнее они становились. Тогда великий Лаар отправил своих сыновей, близнецов Яра и Аша, чтобы они возглавили людей и изгнали тьму.

По рядам снова пронёсся волнительный шепот. Рейн сделал голос мягче и заговорил опечаленно:

— Эта война была жестока и длилась годами. Какой бы силой ни обладали божественные братья, демонам не было числа, и день ото дня они становились лишь яростнее. Яр объединил народы и повёл их в последнюю битву. Но поддался Аш речам демонов и перешёл на сторону тьмы. Яр отступил, не желая сражаться с братом. Но боль и смерти продолжались, и понял он: близится последняя битва, — он сделал шаг к детям и заговорил громче, увереннее: — Наши народы встретились с демонами лицом к лицу, и тысячи воинов с каждой из сторон пали. И была победа возможна одним лишь способом.

Рейн сделал паузу. В эту секунду в окно ударил камешек. Он выглянул и увидел Дерита со своей свитой. Они встретились взглядами, и У-Крейн ухмыльнулся, занёс руку для нового броска. Рейн крепко сжал кулаки, переглянулся с Астом, но остался на месте и продолжил:

— Вызвал брат брата на поединок, и сошлись они в битве. Яр отступал, и, казалось, до победы остался последний удар — до победы тьмы. Не знал он, что демоны отдали свои силы Ашу, и стал он по силе равен своему великому отцу. Не знали этого и верные соратники Яра, но, не желая сдаваться, вступили они в бой против Аша.

В окно снова ударил камушек. Рейн вздрогнул.

— Длился бой часами и днями, и, казалось, сама земля дрожала, пока они сражались. Но Яр знал, что борется он и за мир, и за правду, и за свободу, и сумел победить брата. И одно лишь осталось преградой: сына бога не убить ни мечом, ни огнём, — Рейн перешёл на шепот. Дети, сидящие спереди, подались вперёд, жадно ловя каждое слово.

Рейн взревел:

— И тогда Яр вырезал сердце брата и разделил его с верными друзьями. Аш пал, а вместе с ним — демоны, отдавшие ему свои силы. Они рассеялись, точно дым. Народы вернулись домой и начали строить новую жизнь. Но великий Яр и семеро его друзей уже не могли жить, как прежде… — Рейн обвёл детей горящим взором. — По их жилам потекла демонова кровь, и увидели они, что не исчезли создания тьмы, а превратились в тени. Точно привязанные чёрными нитями, неотступно следовали они за ними, шептали ужасное, говорили ударить, обмануть, предать. Яр и его соратники бежали на Кирийские острова, чтобы уберечь других от своего проклятия. Не знали они, что демонова кровь будет течь и в жилах их детей, и в жилах детей их детей. Изо всех сил боролись Яр и семеро его воинов и научились усмирять своих демонов. Они основали Кирию и превратили её в великое государство. С тех пор и поныне живём мы по их заветам, продолжаем нести проклятие, которое когда-то стоило целого мира, и боремся с демонами, что рядом, — Рейн опустил взгляд и сказал твёрдо, уверенно: — Кровь Аша продолжает течь по нашим венам. За каждым демон следует по пятам, шепчет, толкает на путь тьмы. Но помнить мы должны и другое, — Рейн поднял глаза. — В наших жилах также течёт кровь Яра или его соратников. Мы достаточно сильны, чтобы и поныне бороться с демонами. Мы достаточно сильны, чтобы остаться хорошими людьми.

Рейн выдохнул и сделал шаг назад. Он справился. Аст ответил улыбкой.

Дети тянули руки, наперебой задавали вопросы, и он терпеливо на них отвечал. Камушки продолжали лететь в стекло, и Рейн изо всех сил старался не обращать на них внимание, но то и дело смотрел на окно.

Когда дети выбежали из класса, туда проскользнул Дерит с кривой ухмылкой и ещё трое из его свиты. Амир, Оксандр и Нейт — Рейн хорошо знал каждого из них. С последними двумя он даже дружил, пока не начал служить в Церкви.

Они ухмылялись, совсем как Дерит, и их хитрые взгляды обещали то же, что и всегда. Костяшки на ладонях заныли. Они уже давно не заживали. Рейн старательно прятал руки от отца и матери, но в школе ему не раз слышалось брошенное вслед «ноториэс».

Аст скрестил руки на груди и хмыкнул.

— Началось. Что-то новое будет от них сегодня?

Рейн поддержал его тон и первым задал вопрос:

— Слышали мой рассказ? Понравился?

Дерит сощурился и ехидно спросил:

— Изменился ты, Л-Арджан. Я уже не узнаю в тебе старого друга. И молчать перестал, и шутить научился. Что, стал церковником и решил, ты правильнее нас? — он захохотал, и свита поддержала его смехом и улыбками.

— Легко быть правильнее тебя, — ответил Аст, и Рейн тут же повторил эти слова.

Демон сделал к нему шаг. Только благодаря его шепоткам он научился отвечать Дериту. Теперь не только Рейн боялся У-Крейна, но и тот — его и подходил только в компании с другими.

— Да что я слышу! — прошипел Дерит. — Кажется, надо тебе напомнить, кто есть кто.

Он обернулся к свите, ища поддержки. Троица быстро закивала.

— Знаем мы, кто есть кто, — усмехнулся Аст.

— А кто есть кто? Ты-то точно трус, никуда без своей свиты.

— Так, значит? Паршивый ноториэс, это тебе так твой демон говорит?

Аст изобразил обиду.

— Это кто ещё паршивый? Я хотя бы не прячусь за спинами других.

Рейн приблизил лицо к Дериту и повторил:

— Да. И мы не прячемся за спинами других.

В голове звучали слова отца, матери, старой Агни, учителей. Они всё твердили: «Слушай, смирись». Не получалось. Плевать, что узнают родители. Плевать, что назовут ноториэсом. Плевать, что накажут. Он сжал кулаки и воинственно посмотрел на Дерита.

— Вы все это слышали! — громогласно произнёс Дерит и схватил Рейна за плечи.

Он выскользнул, зашёл справа и сильным резким ударом по челюсти — до хруста — отправил его на землю. Свита уже подскочила сзади.

Рейн почувствовал себя быстрым, словно у него крылья выросли. Он проскочил под рукой Амира, развернулся и пнул под колено — парень взвыл и повалился.

Оксандр и Нейт начали теснить Рейна к столу. Он поясницей почувствовал шершавое дерево — дальше некуда. Оксандр занёс кулак. Рейн левой рукой ткнул Нейта в кадык, отбил кулак Оксандра, ухватил его за волосы и увлёк вниз, ударив головой об угол стола.

Парень как-то странно осел. Рейн поймал испуганный взгляд Нейта, тот сразу сделал шаг назад. Оксандр упал, из виска полилась кровь.

Рейн несколько раз открыл и закрыл рот. Перед глазами вдруг появился туман. Он услышал крики, но не понимал, кто кричал: он сам, Дерит, Нейт, Амир, а может, всё-таки Оксандр?

— Рейн, Рейн, Рейн, — голос Аста на миг прорвался сквозь этот туман.

В классе появлялось всё больше людей: кто-то из учеников постарше, церковники, несколько незнакомцев… Рейн переводил взгляд с одного на другого и отчаянно пытался понять: чего это они пришли? Ничего страшного же не случилось? Просто не могло случиться.

Вдруг послышался громкий крик:

— Это его демон! — Дерит ткнул пальцем в Рейна. — Он сам признался, что говорит с ним!

Дерит посмотрел на Нейта и Амира, ища их поддержки. Те переглянулись и медленно кивнули. Со всех сторон слышалось испуганное: «Ноториэс».

И вдруг одна фраза прозвучала громче других:

— Его нужно перевоспитать!

Рейн задрожал всем телом. Пусть обзывают, неважно как. Пусть наказывают. Пусть смеются и дальше, да сколько угодно! Только не перевоспитание. Рейн с отчаянием посмотрел на Аста. Он поддался ему. Проиграл свою битву с демоном и теперь должен ответить за это.



— Арджан, прошу! — отчаянно взмолилась мать и уцепилась за плащ отца.

Тот не терял привычной холодности и уверенности.

— Так надо.

Они стояли перед зданием Инквизиции. В народе его прозвали Чёрным Домом. Каменные стены казались такими чёрными, словно в них заключалась сама тьма. Солнце обходило стороной улицу, на которой высился дом, и здание всегда накрывала тень. Крыша из тёмного стекла манила ворон и грачей, и рядом всегда слышались их хриплые крики.

Ноториэс. Перевоспитание. Эти два слова неотступно следовали за Рейном всю последнюю неделю. Он и сам шептал их себе каждую секунду.

После шестнадцати лет тех, кто совершил преступление и послушал демона, отправляли в тюрьму, на рудники или казнили. Всех до шестнадцати Церковь передавала в Инквизицию на перевоспитание. Это давало шанс.

Только выживали не все.

А если выживали, всю жизнь носили клеймо и печальную славу ноториэса — говорящего с демоном, преступника.

— Отец, прошу, — Рейн повторил за матерью.

Он не отводил глаз от Чёрного дома. Шептали разное: о бесконечных подвалах, где держали заключённых, о комнатах с сотней пыточных орудий, о камерах, где узник не мог даже шевельнуться.

Смирение и послушание всегда давались через боль. Церковь учила этому.

— Отец, — ещё тише сказал Рейн и умоляюще посмотрел на него.

Тот вплотную подошёл к сыну и процедил сквозь зубы:

— Думаешь, я ничего не видел? Твоих разбитых рук, синяков? В драке виноваты оба, это верно, но кто-то всегда наносит удар первым. Я видел, что твой демон силён, однако верил, ты стараешься усмирить его. Я позволил тебе присоединиться к Церкви так рано, и ты ведь старался, я видел. Но что же пошло не так?

Впервые в жизни Рейн услышал в голосе родителя нотки отчаяния. Отец запихнул руки глубоко в карманы пальто и продолжил:

— Рейн, мне было нелегко выносить приговор.

Он едва не заорал. Нелегко? Так зачем же он его вынес? Судьбой детей распоряжался глава местной Церкви. Отец мог озвучить другой приговор, это в его силах. А выбрал перевоспитание. И теперь перед сыном появилась простая развилка: умереть или стать изгоем.

— Рейн, это для твоего же блага. Я хочу, чтобы ты стал хорошим человеком…

На глазах у матери появились слёзы, и она отвернулась.

— …Раз ты не смог усмирить своего демона, тебе помогут это сделать.

— Арджан, прошу, во имя Яра! — снова взмолилась мама. — Ему всего тринадцать, он же не выживет!

— Как не выжил тот мальчишка? — холодно спросил отец.

Перед глазами снова появился образ: Оксандр оседает, а затем из его виска течёт кровь.

Рейн задрожал, упал на колени и взмолился:

— Прошу, отец, вынеси другой приговор! Я клянусь, что больше никогда не послушаю демона! Я научусь смирению, я буду во всём слушаться, я…

Отец рывком поднял Рейна, встряхнул за плечи и процедил сквозь зубы:

— Кто падал сам, тот и встанет сам. Ты должен был раньше подумать о том, что делаешь и кого слушаешь. Теперь выход всего один.

Отец развернул его сильным движением рук и подтолкнул.

Рейн замер перед дверью Чёрного дома, а затем сделал шаг вперёд.

Глава 2. Инквизитор

Рейн замер перед дверью Чёрного дома, а затем переступил порог. Прошло уже восемь лет, но этот шаг через порог до сих пор давался с трудом, как тогда, в тринадцать.

Он быстро поднялся до третьего этажа, пронёсся по пустым коридорам, рывком открыл дверь и, не здороваясь и не глядя на присутствующих, сел на углу стола. В нос ударил тяжёлый запах дешёвых сигарет и пота.

По привычке Рейн первым делом обратил внимание на окна и двери — профессия велела быть готовым ко всему. Уже потом он заметил, что приёмная изменилась. Прежде всё вокруг сверкало позолотой, а от обилия красных оттенков болели глаза. Словно это была приёмная главы шутов, а не главы отделения Инквизиции. Но вот у власти встал другой и сразу взялся за перемены.

Теперь стены были оклеены обоями, имитирующими дубовую обшивку. Вдоль одной из них тянулся ряд картин: битва с демонами, победа Яра, побег на Кирийские острова — ничего нового. Посреди стоял прямоугольный стол с резным краем, а рядом — кресла, обтянутые чёрной тканью.

— Эй, ноториэс, — слева послышался хрипловатый голос Ирта.

Рейн скользнул ленивым взглядом по соседу и отвернулся. Все инквизиторы, как и он, сидели в чёрных масках, закрывающих нос и подбородок. Лиц некоторых он даже не видел никогда, но узнавал товарищей по глазам, походке, привычным позам.

— Опять выдумали чёрт знает что. Только привыкли к одному, а тут другой, здравствуйте. — Ирт наклонился к нему. Голубые глаза выдавали, что белобрысый улыбался. — Ну, поглядим. Не будет ничего хорошего, скажу я! Хотя тебе-то что терять, ноториэс.

Рейн, держа руки под столом, быстро показал средний палец. Этот жест он заучил с детства. В него вкладывали многое: и пренебрежение, и злость, и равнодушие.

Рейн поочерёдно посмотрел на присутствующих. Ну как к ним испытывать что-то ещё? Инквизиция выполняла самую разную работу: она была одновременно карающим оружием в руках Церкви, помощником Гвардии в делах, где её «благородству» не оставалось места, верным слугой Совета в борьбе против врагов государства. Все отделения Инквизиции объединяло одно — в народе их не любили ещё больше, чем Церковь.

И если верхушка пользовалась хоть толикой уважения, такие, как Рейн, Ирт и другие практики в приёмной, о нём позабыли. Они просто выполняли грязную работу и уже давно перестали верить, что это во имя правильного дела.

Рейн представил лицо отца, если бы тот увидел, с кем работал сын, и ухмыльнулся. Ирт, сын шлюхи, был мастером пыток. За ним сидел Ансом, который каждый день начинал с литра вина, — с этим заговорщиком никто не мог сравниться. Затем Дирейн, бывший бродяга, — он знал, как убить человека так, чтобы никто не узнал убийцу и причину смерти. Ноториэс отлично подходил этой пёстрой компании.

Только один выбивался из неё: Анрейк Т-Энсом, мальчишка из благородного рода, которого отец заставил начать путь с самых низов.

— А знаешь… — продолжил Ирт, похрустывая пальцами, но тут дверь распахнулась, и он резко замолчал.

В приёмную быстро залетел Энтон Д-Арвиль — новый глава Третьего отделения, — прошёл через комнату, оставляя за собой запах табака, и сел за стол.

Рейн задумчиво потёр подбородок под маской и оглядел вошедшего. Лет тридцати-тридцати пяти на вид. Он оказался высок, крепок, хотя фигура уже начала грузнеть. Серые волосы аккуратно зачесаны, лицо выбрито, костюм — идеально сшитый. У Энтона были строгие благородные черты, но беспокойный бегающий взгляд так и выдавал его настоящий характер.

— Я рад приветствовать вас, — начал он громким, хорошо поставленным голосом. Рейн сцепил руки и подался вперёд. Интересно, отец сразу пристроил его на хорошую должность, или глава тоже начинал снизов и когда-то сам носил чёрную маску? — Моё имя — Энтон Д-Арвиль.

«А мы не знали», — Рейн обменялся с Иртом презрительными взглядами и скрестил руки. Он работал в Инквизиции уже четыре года, и за это время глава отделения сменился шесть раз. Рейн мог поставить, что Д-Арвиль — очередной напыщенный индюк, который не продержится и полугода.

— Я — новый глава Третьего отделения. Те, кто был до меня, не справлялись со своей работой, и их вышвыривали за дверь через пару месяцев. Я не согласен на такую судьбу. Буду честен: я хочу продвигаться вперёд, и вы — мой инструмент в этом.

Рейн поставил локти на стол и подпёр голову руками. Энтон отличался от других. Он решил сделать ставку на них? Это что, великая глупость или умный ход? Другие главы едва замечали инквизиторов-практиков, а этот сам пришёл к ним.

— Вы знаете, что в Кирии сейчас неспокойно, и у Инквизиции много работы. Первое отделение не успевает бороться с врагами Церкви. Второе — того и гляди присоединится к Гвардии, столько у него заданий. Ну а мы, Третье, стережём покой короля и Совета, и для нас работа не кончается никогда. — Энтон сделал паузу и оценивающим взглядом заскользил по присутствующим. — Нас ждёт много дел, и я хочу знать, кто из вас на что способен. Каждый инквизитор-практик — специалист в своём деле.

Рейн так широко улыбнулся, что впервые порадовался, что эту улыбку скрывала маска. Да, каждый специалист. Ноториэсов брали в Инквизицию потому, что знали: им нечего терять. Там, где другой мог струсить, послушать совесть, дать слабину, ноториэс не мог. Так все думали и ждали именно этого.

Рейн переглянулся с Астом. А разве у них был выбор? После перевоспитания любая жизнь — подарок. Его выгнали из школы, и даже влияние отца не помогло. Да что там, отец тоже потерял своё место: ну как у главы Восточной Церкви — сын-ноториэс?

Сначала Рейн раздавал газеты. Приходилось прятать заклеймённое лицо, отводить глаза, но даже несколько монет казались настоящим спасением для семьи. В шестнадцать его взяли работать на скотобойню. Рейн понял, что убивать животных ему сложнее, чем людей, и через год вступил в Инквизицию. О да, он стал специалистом в том, что другие не могли.

— Я разделил вас на группы по пять человек, — продолжал Энтон.

Разделил, ага. Скорее перемешал, как игральные карты, разом наплевав на невидимую иерархию, которая существовала среди практиков.

— Каждая группа получит несколько заданий, и я увижу, каковы вы в деле.

Рейн снова ухмыльнулся. Это какие тёмные делишки замыслил Д-Арвиль, что решил подружиться с практиками?

— Какое задание у нас? — хмуро спросил Ансом и исподлобья уставился на нового главу.

Энтон вальяжно откинулся на спинку кресла и улыбнулся:

— Всё по-прежнему. Кого-то припугнуть, у кого-то вытащить правду, кого-то защитить. В конце концов, все мы служим королю и выполняем его волю.

Рейн скрестил руки на груди. Королю, да. Все знали, что он был собачонкой, которую на коротком поводке держал Совет.

— Завтра в девять встречаемся на углу Паровой и Рассветной. Нам стало известно, что там скрываются учёные, которые проводят запретные эксперименты.

Рейн снова переглянулся с Иртом. Всё как всегда.

Традиция передавать корону от отца к сыну прервалась со смертью последнего прямого потомка Яра. С тех пор короля избирал народ — на словах. Каждый в Совете пытался возвести на трон своего ставленника, и главы не прекращали грызню за возможность влиять на него.

На этот раз Церковь и Инквизиция заключили негласное соглашение и начали кампанию против учёной и торговой гильдий. Первую обвиняли в запретных экспериментах с демонами. Вторую — в грабеже казны, взятках и даже шпионаже.

— Детали вы узнаете вечером. В течение месяца все практики пройдут несколько заданий под моим контролем, и тогда я сделаю выводы. Кто-то шагнёт наверх, а кому-то придётся уйти. Хотя вы знаете, что из Инквизиции не уходят так просто, — Энтон попытался взять зловещий тон, но Рейну захотелось рассмеяться. Ну да, ну да, будто за дверью уже стоит очередь желающих занять места практиков!

— Пока вы свободны, возвращайтесь к работе, — Д-Арвиль мотнул головой в сторону выхода. Голубые глаза потеряли прежнее дружелюбие, лицо сразу стало задумчивым.

Рейн вышел последним. Прежде чем дверь закрылась, он услышал тихое бормотание Энтона:

— И кто же?

Практик посмотрел на него последний раз и легко пожал плечами. За дверью поджидал Анрейк. Рейн почувствовал запах цитрусов и хвои вместе. От этого благородного мальчишка даже пахло не так, как от других! Породистый щенок, подброшенный в уличную стаю, вот уж точно.

— Потренируемся? — Анрейк, как всегда, оставался серьёзен. На работе Т-Энсом не позволял себе ни минуты на отдых или шутку. Вся его семья служила в Инквизиции. Парень использовал каждую возможность, чтобы поучиться, и всё ждал своего шанса показать себя.

Рейн бросил взгляд в сторону окна. Солнце стояло в зените, и жара проникла даже за холодные стены Чёрного дома. С улицы доносились рокот механических повозок и весёлые крики прохожих. Взгляд стал неодобрительным. Не любил он ни эти «паромобили», заполонившие Лиц в последние годы, ни гуляк-прохожих.

— Да, — коротко ответил Рейн.

Ещё он не любил выходить на улицу в воскресные дни. Если он прятал лицо, прохожие испуганно косились на чёрную маску. Если открывал — указывали пальцем на клеймо ноториэса на щеке и перешёптывались. Лучше позаниматься до темноты.

Анрейк кивнул, и они вместе пошли по прямым узким коридорам Чёрного дома.

Три этажа сплошь занимали кабинеты, приёмные, комнаты для собраний. Настоящая работа Инквизиции велась в подвалах. Бесконечные подземные лабиринты тянулись под улицами города, всё дальше и дальше, вглубь и вглубь. Комнаты для допросов, маленькие каменные мешки для одиночного заключения, большие камеры для нескольких пленников, комнатушки для детей на перевоспитании — в этом доме было уготовано место для каждого.

— Как ты думаешь, Рейн, чего нам ждать от кира Д-Арвиля? — спросил Анрейк.

Среди практиков редко встречались сыновья из знатных родов. Анрейк явно сторонился других и старался держаться поближе к Рейну, хотя то и дело пялился на клеймо ноториэса.

Он переглянулся с Астом, тенью идущим рядом, и уклончиво ответил:

— Время покажет.

Анрейк был младше года на три или четыре. Рейну нравилось, что Т-Энсом так ответственно относился к подготовке, не давал себе поблажек и всегда старался держаться нейтральной стороны. Но всё-таки этот мальчишка оставался чужим, и за взглядом, таким наивно-детским порой, мог скрываться тот ещё хитрец.

— А ты? — Рейн глянул на Анрейка. Зелёные глаза смотрели открыто и прямо. Непокорные светлые волосы торчали во все стороны. Ну какой из него инквизитор! Рейн позволил себе улыбку. Кай умер три года назад, но если бы остался жив, был сейчас немногим старше.

— Я думаю, кир Д-Арвиль — тот, кто нужен Третьему отделению. Под его руководством практики займут достойное место в Инквизиции.

Рейн фыркнул. Кир Д-Арвиль! К представителям знатных родов обращались «кир» или «кира». Немногие практики следовали этикету, и между собой они привыкли называть всех по именам. Всё-таки этому мальчишке не место среди практиков.

— Анрейк, давно ты в Инквизиции?

Рейн уже не помнил, когда он последний раз вот так просто, первым, задавал вопросы сыну знатного рода. На словах перевоспитание дало ему шанс исправиться, но негласно всю семью исключили из высшего общества.

— Шесть месяцев.

Рейн кивнул. А этот наивный щеночек ещё долго продержался.

— Зачем ты здесь? — Рейн спросил с осторожностью. Он прощупывал почву: насколько парень готов довериться ноториэсу?

Анрейк опустил глаза и нахмурился. Они вышли во внутренний двор — арену для занятий инквизиторов. Здесь они могли драться, метать ножи, стрелять из револьверов, разбираться в пыточных орудиях — всё, что требовалось в работе. Обычно во дворе было шумно и многолюдно, но не сегодня — даже инквизиторы не устояли перед первым настоящим теплом и поспешили из мрачного дома на солнечные улицы Лица.

Рейн дошёл до середины двора, почувствовал, что Анрейк остановился, и обернулся. Парень откинул чёлку, упавшую на глаза, развязал маску и убрал в карман. Без неё он выглядел ещё моложе. Щеки и подбородок покрывал светлый пушок.

Т-Энсом улыбнулся.

— А разве я не должен быть здесь? Мой род идёт от Эсайда — основателя Инквизиции, соратника Яра. Каждый мой предок верно служил делу и защищал Кирию от демонов, убийц и предателей.

Рейн сделал шаг к Анрейку и вслушался в его голос. Шутка? А может сожаление? Неужели этот парень действительно верил и говорил всерьёз?

— Я хочу того же. Мне выпала честь служить в Третьем отделении, и я готов бороться за мир в Кирии, уничтожая врагов короля и Совета.

Рейн вытер пот со лба и с жалостью посмотрел на Анрейка. Вот наивный мальчишка!

А ведь он сам мог оказаться на месте Т-Энсома. Служил бы Церкви, как отец, и, подобно Анрейку, стоял бы сейчас перед другим церковником, рассказывал ему, как верил в легенду о братьях, как был предан государству и вере. Как бы всё было просто тогда!

— Ну, — протянул Аст. — Видящему всегда будет сложно в мире слепцов.

Рейн рассеянно посмотрел на своего демона. С каждым годом он становился всё более похожим на него, пока не превратился в точную копию: те же кудрявые чёрные волосы, те же серо-голубые глаза, тот же рост и тощее телосложение. Если бы он не стал ноториэсом, было бы у них столько же общих черт?

— Выпала честь, — передразнил Рейн. — Велика честь: пугать стариков-учёных да шантажировать толстяков-торговцев.

Анрейк покраснел и воскликнул:

— И начинался мир с одного камня.

Рейн снисходительно спросил:

— Это из Книги Братьев? Наизусть учил?

Анрейк покраснел ещё больше и отвернулся, чтобы скрыть это. Знал Рейн таких, хорошо знал. Их явно не били отцы, не заставляли выписывать строчку за строчкой. Учителя не отсаживали на задние парты и не сравнивали с сыновьями великих родов. Они сами тянулись к вере, искренне хотели усмирить демонов, стать хорошими людьми.

Да только вырастали, падали в самую грязь и видели, что каждый слушал демона — вопрос лишь в том, кто умел это скрывать, а кто нет. Вот как Анрейк, оказавшийся среди практиков: старался, старался, да всё равно оказался внизу. Ну что, долго ещё он будет закрывать глаза?

Рейн скрестил руки на груди и свысока глянул на парня.

— Книга Братьев — та ещё ересь. Церковь хочет подчинить не демонов, а людей, а Инквизиция старательно помогает в этом, чтобы держать всех в своих руках.

— Молчи! — Анрейк едва не задохнулся от возмущения. Он выпучил глаза и со страхом огляделся, проверяя, нет ли кого рядом.

Рейн едва не рассмеялся. На самом деле ему было плевать и Церковь, и на Инквизицию, и на Учение. Он просто нуждался в деньгах, которые платила Инквизиция, и для этого нужно было поддерживать образ ноториэса. Он мог говорить что угодно — хорошего от него всё равно не ждали.

— Это тебе твой демон сказал!

Рейн развязал маску, убрал в карман и ухмыльнулся.

— Ноториэс, — прошептал Анрейк и отвернулся.

— Да, и что?

Парень молчал и пялился в землю. Никто никогда не отвечал на этот вопрос. Люди ждали от ноториэсов обмана, предательства, удара из-за спины, но не могли сказать об этом в слух. После перевоспитания Церковь давала второй шанс, но люди не хотели признавать его.

Рейн взглянул на Анрейка так, точно в нём было всё, что он ненавидел в толпе, смеявшейся и презиравшей его. Парень сжал руки в кулаки и вздёрнул вверх подбородок. Рейн вздохнул и напомнил:

— Ты хотел потренироваться. С чего начнём?

Он повернулся правой щекой. На левой, от скулы до подбородка, шёл узор из чёрных линий, напоминавших изогнувшуюся змею — клеймо ноториэса, символ Аша, — и Рейн уже привык прятать его.

Анрейк немного помедлил и ответил:

— Я хорошо стреляю, но в драках пропускаю удары. Мне не хватает скорости, а ты самый быстрый из нас.

Рейн усмехнулся. Знал бы этот мальчишка, что ему пришлось стать быстрым, чтобы убегать от своих преследователей.

— Хорошо, — ответил он и бросил плащ на вытоптанную траву. Затем снял с пояса пару кинжалов, револьвер и аккуратно положил их поверх.

Анрейк вытянулся, высоко поднял плечи и поднес руки к лицу.

— Ну как ты встал! — воскликнул Рейн. — Тебе никогда не хватит скорости, если будешь стоять, как дуб. Ноги немного согни в коленях. Спину расслабь. Почувствуй лёгкость в теле. Ты ведь учишься уворотам, а не защите. Тебе надо стать не деревом на ветру, а самим ветром.

Рейн неожиданно сорвался с места, птицей подлетел к Анрейку и кулаком врезался в плечо парня. Тот сразу отступил, но во взгляде появился задор. Рейн быстро поднял руки для нового удара.

Глава 3. Работа практика

Рейн вышел из дома, сел на крыльцо, достал из кармана спички и сигареты и закурил. Мать запрещала это и твердила, что достойные мужчины курят сигары или трубки. Нашла кому говорить про достоинство.

— Рейн! — открылось окно, и послышался укоризненный голос старой Агни. Старуха с трудом двигалась и часто путала вещи, но мать никак не решалась её рассчитать — только одна служанка и осталась с семьёй, когда сын прошёл перевоспитание и стал ноториэсом.

— Ладно, ладно! — проворчал Рейн и с жалостью посмотрел на морщинистое лицо Агни. Он не хотел расстраивать старушку и в последний раз вдохнул горький дым, а затем затушил сигарету.

Рейн поднялся, лениво качнулся с носка на пятку. Ему ведь даже платили меньше, чем другим практикам. Как же, ноториэс! Его денег и денег отца, пониженного до простого служителя Церкви, едва хватало на комнаты, в которые они переехали, и еду. О собственном жилье Рейн уже перестал мечтать.

Он достал из кармана часы на витой цепочке — единственный след от старой жизни — глянул на циферблат с треснувшим стеклом. Затем достал маску, огляделся: никого. Решил не надевать её пока и неторопливо пошёл вперёд.

Лиц ширился, и его окраины обрастали улицами, у которых названия заменяли цифры, а дома — лачуги для бедняков. Только Первая и Вторая худо-бедно напоминали настоящую жизнь. На них селились семьи, которые разорились или попали под удар Церкви — когда-то они знали лучшую долю и пытались сохранить её, как могли.

Все знали: зашёл дальше Первой и Второй — смотри в оба. Здесь царила настоящая нищета, и даже полиция закрывала глаза на истории об украденных кошельках, драках и насилии.

Рейн шёл по улице, стараясь не глядеть по сторонам. Он жил на Первой уже восемь лет и чувствовал отвращение к каждому её сантиметру. Возвращение в дом под крышей из красной черепицы стало настоящей мечтой.

На Первой горело несколько фонарей, но свет от них шёл такой слабый, что уже на расстоянии вытянутой руки начинался вечерний сумрак. «Опять масло не поменяли», — рассеянно подумал Рейн.

Дома в два или три этажа из неприметного серого камня тесно жались друг к другу по обе стороны улицы. Рейн знал, что внутри все они похожи как один: потемневшие потолки, холодные сырые стены, тесные комнатушки. На нижнем этаже бегали крысы, на верхнем протекала крыша.

Рейн вынырнул из сумрака Первой и прошёл по Лесной — здесь уже начинался другой район. На улице стало больше света, дома раскрасили красной и голубой краской. Рядом с несколькими были разбиты маленькие садики.

Рейн поравнялся с крыльцом одного из домов. Распахнулась дверь, выскочила совсем молоденькая девушка, напевая весёлую мелодию, и сбежала по короткой лестнице. Она столкнулась взглядом с Рейном.

— Ой! — незнакомка пискнула как мышь, быстро отвернулась и перебежала на другую сторону улицы. Рейн громко усмехнулся ей вслед и ускорил шаг.

«Дура», — сердито пронеслось в голове. Ну что она там себе надумала? Что ноториэс утащит её за угол и изнасилует? Или украдёт кошелёк? Убьёт забавы ради? Рейн потёр клеймо, надел маску, засунул руки в карманы куртки и побрёл дальше. Да все они так думали, только этого и ждали.

Рейн, держась в тени, шёл всё дальше по улицам: узким и длинным, которые причудливо переплелись, точно змеи.

Наконец, показалась широкая Рассветная. По ней тянулись лавки, мастерские и магазины. Кого здесь только не было: портные и сапожники, ювелиры, часовщики, оружейники, мастера скобяных дел и многие, многие другие. Улица поворачивала к Паровой, где жили учёные и где стояло здание их гильдии.

Рейн нырнул за ограждение, которое отделяло ремонтируемый участок дороги, и встал рядом с практиками. Как всегда перед заданием, одни были излишне молчаливы, а другие раз за разом отпускали глупые шутки — шепотом, чтобы случайные прохожие не услышали инквизиторов.

Рейн едва их слушал и пялился на ограждение, за которым пряталась Рассветная. В детстве он любил гулять здесь и заглядывать во все лавки. Ему с друзьями нравилось дразнить лавочников и смотреть, как они пыжились, стараясь сохранить терпение и не поддаться демону, хотя за это он сам не раз получал тумаки.

Его отвлек тихий незнакомый смех. Рейн повернулся и сразу сделал шаг назад. Да этот чокнутый Д-Арвиль даже присоединился к практикам! Он стоял среди них, такой же, как они: в чёрной одежде, с маской, прячущей нос и подбородок, в плаще, прикрывающем оружие на поясе.

Практиков от главы отделения отделяло по меньшей мере три ступени. На задания с ними отправлялся старший инквизитор, но чтобы глава да наравне — было ли вообще такое?

Энтон поймал растерянный взгляд Рейна и снова тихо рассмеялся.

— Опять это удивление! Как я пойму, кто на что способен, если сам не буду рядом? Пора вспомнить старые навыки. — Он повыше натянул маску.

Рейн переглянулся с Астом. Демон был напряжён и тревожно вглядывался в Энтона.

— Осторожнее, — шепнул он.

Да, с таким стоило быть настороже. Не простой он, этот Д-Арвиль. Рейн ещё раз потёр подбородок. Если глава не боится разделить работу с практиками, может, он и к ноториэсу отнесётся иначе, чем другие? Заметит, продвинет? Рейн честолюбиво улыбнулся. Может, не вечно ему заниматься этой грязной работой?

Подошёл Дирейн — последний. Рейн достал часы и снова взглянул на циферблат. Ровно девять. Энтон поманил других поближе и начал:

— Доверенное лицо сообщило, что там… — он мотнул головой туда, где начиналась Паровая. — Не просто прячутся те, кто проводят запретные эксперименты. В его подвалах собираются Дети Аша.

Ирт и Энсом присвистнули. Анрейк вздрогнул и крепко стиснул зубы.

— Ясно, — пробормотал Рейн.

Как правило, с Детьми Аша разговор выходил коротким — убить, и дело с концом. Это был настоящий культ, и его последователи считали демонов частью самого человека, голосом сердца и разума. Каждый знал, что Дети Аша агитировали, плели заговоры, чтобы посеять хаос и создать мир, где люди будут жить бок о бок с демонами.

В народе о них болтали многое: о кровавых жертвоприношениях во славу Аша, о попытках дать своим демонам плоть, об играх с магией. В связях с культом могли заподозрить любого. Одного неправильного слова или жеста хватало, чтобы практиков отправили на «чистку».

— Вы сами знаете. — Д-Арвиль кивнул. — Убейте всех. Они уже сделали своё дело. Надо вырвать сорняк с корнем, пока из-за него не погиб весь урожай.

«Вот садовод», — усмехнулся Рейн и скрестил руки. Ему было плевать, на какое задание идти, лишь бы платили, но всякий отверженный или гонимый, подобный ему, вызывал симпатию. Он почувствовал страстное желание, чтобы что-то пошло не так и прячущиеся в доме успели сбежать.

Энтон соединил кончики пальцев, приложил их ко лбу, коротко произнёс:

— За Кирию и Яра, — как было принято перед каждым заданием, а затем скомандовал: — Вперёд.

Решительным шагом, но придерживаясь тени, он первым пошёл в сторону Паровой.

— Вперёд, — шепотом повторил Рейн и переглянулся с Астом. Демон печально улыбнулся, провёл рукой по волосам и мотнул головой в сторону, куда шёл отряд.

Д-Арвиль на секунду застыл перед входом в трёхэтажный дом. Он состоял из нескольких башенок под треугольной крышей, большой балкон подпирали колонны. Вдаль тянулся стройный ряд одинаковых домиков. Они чередовались друг за другом: жёлтый, красный, коричневый. Улицу ярко освещали фонари. Вдалеке слышались голоса людей, шум паромобилей и стук копыт. Жизнь на Паровой казалась тихой и размеренной — неподходящее место для инквизиторов.

Энтон сделал шаг назад, а затем сильным ударом ноги выбил дверь.

— Можно же постучать! — сквозь зубы процедил Рейн.

Ирт рядом злобно спросил:

— Что он хочет нам доказать?

Рейн ещё не успел войти, как услышал женский крик. Он ужом проскользнул в коридор и увидел девушку в накрахмаленном переднике и чепце — обычную служанку.

— Ну! — скомандовал Энтон.

Рейн на секунду, точно замешкавшись, прижался к стене, пропуская другого вперёд. Ему уже хватало долгов, чтобы брать на себя ещё один.

Девушка больше не успела издать ни звука — Дирейн быстро взмахнул рукой, мелькнуло лезвие, и она повалились на пол. Рейн сразу бросился по коридору. А теперь пусть Энтон видит, что он готов действовать и не боится быть первым.

Дом наполнился звуками. Хлопали двери. Где-то разбилось стекло. Рядом крикнул мужчина, затем послышался хлюпающий звук — такой издавало перерезанное горло. Наверху кто-то пробежал, громко топая.

— Нет, нет, нет, — взмолилась женщина.

Рейн заскочил на кухню, где уже пахло подгоревшим мясом, приметил лестницу, ведущую в подвал, и сбежал вниз. На последней ступеньке он замедлил шаг, прижался к стене и осторожно пошёл вперёд. Если в доме действительно собирались Дети Аша, их следы стоило искать здесь.

Звуки разом отдалились и стали глуше. Подвал оказался настоящим подземным лабиринтом. Длинный коридор, освещённый лампами, тянулся вдаль. По обе стороны были двери. Рейн попробовал одну, другую — не поддавались. Он прислушался. Вроде никого.

— Идём, — донёсся шепот Д-Арвиля.

Бледный Анрейк стоял за его спиной и крепко сжимал длинный кинжал. Что же, хотя бы догадался, что револьвер ему сейчас не помощник — в узком коридоре скорее оглохнешь от выстрела, чем убьёшь.

Рейн замер и напряг слух. Он услышал шепотки, несколько всхлипов. Прижал ухо к двери и дал знак рукой Энтону и Анрейку. Рейн положил ладонь на дверную ручку и аккуратно повернул её. Тишина. Дверь открылась на десять сантиметров, двадцать. Рейн скользнул внутрь.

Послышался звук рассекаемого воздуха. Рейн быстро развернулся, чуть присел, посильнее оттолкнулся, одной рукой перехватил руку мужчины с высоко поднятой железной палкой, а другой ударил его в живот. Тот сразу выронил палку, закашлялся, согнулся.

За дверью оказалась настоящая лаборатория. Янтарный свет ламп освещал приборы из медных труб, линз и циферблатов. С тихим гудением вращались шестерёнки, сжимались пружины, гудели насосы. Посреди на высоком столе лежали двое мужчин, до груди прикрытых простынями. К их носам тянулись трубки, через которые поступал дурманящий газ. По бледной коже, по выступающим венам было видно, что они уже не жильцы.

Напавший с трудом поднялся. Поверх костюма на нём был фартук, запачканный кровью. За его спиной пряталась девушка в тёмном платье и белой накидке, запачканной кровью — помощница. Учёные — Дети Аша? Рейн скользнул взглядом по лежащим телам — что за эксперимент проводили эти двое?

— Уходите! — заикаясь, сказал мужчина.

— Приберись, — Д-Арвиль скомандовал Анрейку. Парень взглянул на прятавшихся и стал ещё бледнее. — Те двое нужны нам, — быстрым движением Энтон указал в сторону стола. — Идём.

Рейн кивнул Анрейку, а затем тенью последовал за главой. Вдруг тот кинулся вперёд и скрылся за поворотом. Рейн побежал следом и влетел в открытую дверь.

В кабинете с золотыми обоями за богатым резным столом сидел худой седовласый мужчина в очках. Он пригладил волосы и с достоинством произнёс:

— Я готов.

— К чему, старик? — Энтон снял с пояса кинжал и перекинул его из одной руки в другую.

— Не медли, инквизитор, — голос старика дрогнул. — Вы же пришли за мной?

— А ты стоишь того? — лицо Энтона скрывала маска, но Рейн отчётливо представил, как глава пренебрежительно улыбался.

— Моё имя Амодей С-Дар. Я — почётный член гильдии учёных.

— Что, изучаешь демонов, старик?

Рейн переминался с ноги на ногу, не зная, что делать. Он растерянно посмотрел на Аста. Идти дальше? Остаться с Д-Арвилем? Почему сразу не убить старика, как обычно?

— Я ищу путь к себе, — Амодей положил руку на сердце.

— Дети Аша, ясно, — Энтон скривился и вплотную подошёл к старику.

— Для меня честь слышать это! — голос вновь дрогнул. — Если бы вы знали настоящую историю братьев!

Рейн сделал маленький шаг к старику. Он не раз сталкивалась с Детьми Аша: пытал, убивал, а однажды даже, ещё в первый год в Инквизиции, они пришли к нему и предложили присоединиться. От многих он слышал, что у Яра и Аша есть другая история, что демоны — вовсе не демоны, но настоящего ответа так никто и не дал.

Вдруг со стороны платяного шкафа послышался шорох. Д-Арвиль указал на него рукой.

— Не медли, инквизитор, вот я! — вскричал старик и сдвинулся в сторону, подальше от шкафа.

— Так с чем мне не медлить? — Энтон цепко смотрел на дверцы, но продолжал разговор, чтобы притаившийся не понял, что его обнаружили.

Рейн снял кинжал с пояса, прыгнул и рывком открыл дверцы. Оттуда выскочила девчонка. Растрёпанная светлая коса, бешеный взгляд зелёных глаза — казалось, такая и убить может, только дай ей оружие. Она проскользнула под рукой Рейна и стрелой бросилась в коридор.

— Догони! — крикнул Д-Арвиль.

В ту же секунду старик взмолился:

— Нет, прошу!

Рейн кинулся следом. Он знал, что делать.

Девушка миновала ещё один поворот, упала на пол и исчезла. Рейн увидел открытый люк и скользнул следом. Вниз вела шершавая скрипучая лестница, которая под его весом сразу застонала. В нос ударил запах сточных вод. Коридор освещала тусклая лампа, и контуры терялись.

Рейн поглядел налево, направо — никого. Вдруг девчонка выпрыгнул из тени, толкнула его в грудь и попыталась скинуть в бегущую воду. Рейн от неожиданности сделал шаг назад, но тут же легко перехватил девчонку и прижал к холодной неровной стене.

— Бежала бы лучше, глупая, — он улыбнулся, хоть она и не видела эту улыбку под маской.

Девчонка попыталась лягаться, и Рейн ещё сильнее прижал её к стене.

— Что за правдивая история Яра и Аша? — спросил он.

Девчонка с ненавистью закричала:

— Инквизиторский пёс! Это пусть тебе твои вожаки рассказывают! — она плюнула ему в лицо. Рейн на секунду ослабил хватку и утёрся локтем. Он почувствовал, что маска опустилась ниже носа, но не стал поправлять её.

— Расскажут, обязательно расскажут, но сначала убьют всех твоих.

— А ты всё такой же, ноториэс.

Рейн замер.

— Что глаза выпучил? — девчонка рассмеялась. — Ты-то меня не знаешь, Рейн, но я тебя не раз видела. Ты никогда не обращал внимание на бродяжку с Восьмой. Кай не такой.

Рейн уставился на девчонку. Кто она, чёрт возьми?

— О чём ты? — прорычал он.

— А о чём ты? — переспросила девушка. Рейн ещё сильнее прижал её к стене. У неё перехватило дыхание, глаза широко раскрылись, но она не растеряла уверенности и срывающимся голосом спросила: — Знаешь, во что верил твой братец и у кого искал помощи?

Рейн поджал губы. Он знал. Хорошо знал. Младшего брата ноториэса ждала участь не лучше, чем самого ноториэса. Над Каем издевалась вся округа, и он полностью и окончательно принял своего демона. Затем нашёл тех, кто сам был таким же. Детей Аша. Соверши Кай преступление, его бы отправили на перевоспитание без раздумий, но он его не совершал, хоть и всем видом давал понять на чьей стороне. Отец отказался от сына и выгнал из дома.

Рейн снова почувствовал бессилие и презрение к себе: тогда он не защитил Кая перед родителями и всё, что смог, это приносить ему жалкие гроши, пока брат скитался по улицам. А затем не уберёг от инквизиторов. Рейн выпустил девчонку, и она съехала вниз по стене.

— Знаю! Уходи. Если Инквизиция напала на твой след, она уже не отпустит. Уходи. Кай не послушал, но послушай ты, прошу.

Девчонка поднялась и осталась стоять, недоверчиво глядя на него.

Рейн знал, где прятались Дети Аша и Кай, но молчал. Однако Инквизиция всё равно нашла их след и отправила практиков. Рейн предупредил брата, и тот обещал уйти. Не ушёл.

Практик быстро схватил девчонку за волосы, лёгким движением кинжала срезал косу посередине и велел:

— Уходи! Тебя не будут искать.

Девчонка дёрнулась, но вдруг резко остановилась и обернулась. Она уставилась на Рейна, и её тёмно-зелёные чарующие глаза напомнили ему болотные огни.

— Ты ещё придёшь, такие всегда приходят.

Рейн зло глянул на девчонку и крикнул:

— Беги, дура!

Она тут же скрылась в темноте. Рейн простоял минуту или две. Каю одного шанса было недостаточно, а вот девчонка не упустила свой.

Рейн с отчаяньем посмотрел на Аста.

— Ты не виноват, — быстро сказал демон.

Виноват, ещё как виноват. Он и только он ничего не сделал для брата. Он и только он подтолкнул его найти Детей Аша. И долг Каю уже не выплатить.

Рейн повыше натянул маску, подошёл к лестнице и вскарабкался наверх. Он и Д-Арвиль одновременно вышли в коридор. Рейн бросил косу ему под ноги.

— Я сбросил девчонку в сточные воды. Её даже не запишут на наш счёт. — Он хохотнул.

Энтон брезгливо посмотрел на волосы и спросил:

— Это-то зачем?

Рейн потёр клеймо под маской и ухмыльнулся.

— Вы же хотели знать, кто на что способен. Верить словам без доказательств я бы не стал.

Рейн прошёл мимо Д-Арвиля. Он знал, что это выглядело как дерзость, и за неё можно было поплатиться.

— Ноториэс, — послышалось вслед, но в голосе мелькнуло что-то похожее на одобрение.

Рейн улыбнулся. В конце концов, от ноториэсов никто не ждал ничего хорошего. И если, чтобы вернуть своё, нужно поддерживать эту легенду, пусть так.

Аст, идя рядом бок о бок, довольно потёр руки.



Рейн смерил взглядом расстояние от земли до окна. Всего два этажа. Бывало и хуже. Он подпрыгнул и зацепился за металлическую опору, которой крепилась водосточная труба. Ладони, почувствовав острые края, отозвались болью. Рейн закусил губу, подтянулся и переставил ноги на следующую опору.

Д-Арвиль явно не умел отдыхать и не давал отдыха своим практикам. Он находил для них новое задание каждый день. Другие ворчали: почему Третье отделение стало заниматься тем, что раньше делало Первое и Второе? Рейн только отмахивался от их слов. Он был рад: им платили за каждое задание, и этот месяц обещал неплохое жалование. К тому же Энтон сдержал обещание и лично следил за выполнением заданий — если показать себя, можно продвинуться.

— Ну же! — послышался торопливый шепот снизу.

Рейн огрызнулся. Пусть сами попробуют залезть! Он на секунду посмотрел на двух старших инквизиторов и ещё несколько раз подтянулся, заползая всё выше и выше. Он хорошо знал их: сами недавно перешли из практиков, но сразу стали задирать носы и забыли, как недавно выполняли грязную работёнку.

Рейн добрался до второго этажа и залез на подоконник, достаточно широкий для того, чтобы сесть.

Дом был хорошим: водосточные трубы, кирпичи, в которые легко втыкались альпинистские крючки, удобные подоконники. Идеальный объект для воров, убийц и практиков — впрочем, одно и то же.

— Ждём, — послышалось снизу, и старшие тенью скрылись за углом.

Окно стояло нараспашку. Парень три ночи подряд спал с открытым окном и сегодня тоже не изменил своей привычке.

Месяц назад по городу пронеслась весть: Офан И-Вейн пропал. За расследование взялись все: полицейские, инквизиторы, гвардейцы. Сначала каждый тайно лелеял надежду, что именно он найдёт одного из богатейших людей Лица, спасёт и получит кругленькую сумму. Однако сын Офана, Гинс, объявил, что отец оставил после себя много долгов и начал распродавать имущество. Парень переехал из богатого, хорошо охраняемого особняка в этот трёхэтажный дом, где сдавались комнаты семьям среднего достатка.

В городе поверили, что Офан взял деньги не у тех людей, но не смог вернуть их, и они получили своё другим способом. Так или иначе, Гинс не показывал особой скорби по отцу и продолжал коротать вечера в игорных домах.

Полиция подозревала торговых партнёров И-Вейна. Гвардия — слуг. Инквизиция решила проверить его сына и установила за ним слежку. На прошлой неделе молодой человек купил билет на корабль, плывущий во враждебный Ленгерн — королевство на восточном континенте Арлия. Выяснилось, что парень не только играл, но и разговаривал с ленгернийскими послами, которые прежде были частыми гостями в доме его отца.

Д-Арвиль забрал дело в своё отделение и решил, что с Гинсом нужно поговорить. Стены Чёрного дома обладали удивительной «магией»: в них начинали разговаривать даже немые. Энтон выбрал несколько практиков и старших инквизиторов и отправил их за парнем.

Рейн осторожно заглянул в комнату. Светлые, с грязными разводами занавески колыхались на ветру. На полу беспорядочно валялись книги, письменные принадлежности, одежда и остатки еды. В комнате стоял запах пыли, который мешался с тяжёлым ароматом дешёвого виски. «Свинья», — подумал Рейн и спрыгнул на пол.

Гинс И-Офан растянулся на кровати и спал, свесив одну ногу. Одеяло упало на пол, и его крепко сложенная фигура была хорошо видна. Такой явно никогда не знал голода и не привык обременять себя тяжёлым трудом. «Отец оставил долги», — Рейн мысленно фыркнул.

Он склонился над парнем и одной рукой приставил нож к его горлу, а другой крепко зажал ему рот и нос. Гинс резко открыл глаза и попытался дёрнуться, но Рейн крепкой хваткой прижал его к кровати.

— Тихо, — шепнул он. — Сейчас ты встанешь и пойдёшь со мной.

Гинс дёрнул головой. Рейн убрал руки и сделал шаг назад. Парень медленно поднялся, а затем ловко прыгнул вперёд. Практик перехватил его кулак и правой ногой ударил Гинса под коленную чашечку. Тот сразу осел. Рейн подскочил к И-Офану и с силой надавил на плечи, заставляя садиться всё ниже.

— Я же сказал, тихо. Что, уроков у Х-Файма не хватило?

— Откуда знаешь? — процедил Гинс.

Рейн ухмыльнулся. Он хотел сделать ставку на Д-Арвиля и то, что новый глава мог ему дать. Стоило показать себя. Рейн решил, что ему мало информации, которую дали практикам, и взялся за дело сам. Вечера парень проводил в игорных дома, это верно. Но каждое утро он занимался фехтованием под руководством кира Х-Файма, старого гвардейца, а днём изучал арлийский.

— Твой отец много о тебе говорил.

Гинс открыл рот от удивления.

Рейн повесил нож на пояс и протянул ему руку.

— Вставай-ка. Нужно о многом поговорить, только не здесь.

Парень не принял руки и поднялся сам. Он выпрямился и сразу стал выше Рейна на добрых полголовы.

— Кто ты вообще такой? Что тебе надо?

Рейн ещё на земле снял маску. Чёрная одежда никак не выдавала его принадлежность к Инквизиции — мало ли кто носил этот цвет. Он склонил голову и ответил:

— У меня сообщение от твоего отца.

Аст рядом вздрогнул. Сердце быстро скакнуло.

Рейн знал: если он захочет увести Гинса втихую, это не пройдёт. Парень не из робкого десятка и переполошит весь дом, но не уйдёт. Усыпить его и дотащить на себе он был не в силах. Отдать дело другому практику — тоже, ни за что. Оставалось одно: рискнуть.

— Ты не мог! — воскликнул Гинс и сразу замолчал. Рейн напрягся. Не мог что? Успеть доставить ответ? Передать сообщение от умершего человека?

— Идём, я расскажу всё.

Гинс не двигался с места.

— Терять нечего, — подбодрил Аст. Рейн снял с пояса кинжал, револьвер и бережно положил их на кровать. Он развёл руки в разные стороны и прямо посмотрел на Гинса.

— Я безоружен.

— Ты и без оружия справишься.

— Я — ноториэс. Ты должен понимать.

Гинс медленно кивнул. Рейн едва сдержал довольную улыбку.

О богатстве И-Вейна ходили десятки слухов, но ещё больше историй рассказывали о его жизни. Он набрал себе охрану из ноториэсов, и одно только это вызывало множество пересудов. Увидев одного из них, Гинс мог поверить, что его прислал отец.

— Хорошо, — согласился молодой человек. — Ты оставишь это здесь, — он кивнул в сторону оружия. Рейн сразу кивнул в ответ, как будто ему плевать. На самом деле за потерю оружия он должен был ответить перед главным инквизитором, а за оставленные следы — перед самим Д-Арвилем. Придётся вернуться.

Гинс быстро оделся, открыл дверь и уверенным шагом направился к лестнице. Рейн его окликнул:

— Не туда.

Парень развернулся и удивленно посмотрел на него.

— За домом следят. Сам знаешь кто. Мы выйдем через другой подъезд.

— Но… — начал Гинс.

Рейн не дал ему сказать:

— Молчи, нас не должны слышать. Идём. — Он поманил рукой, и парень двинулся за ним, точно овца за пастухом.

Дом спал, и у масляных ламп приглушили фитили. Они поднялись на третий этаж, затем на чердак, соединявший четыре подъезда дома. Он был забит рухлядью и приходилось присматриваться, чтобы в полумраке не споткнуться обо что-нибудь. Рейн почесал нос, пытаясь сдержаться от желания чихнуть — столько пыли здесь скопилось.

Рейн шеей чувствовал вонючее дыхание Гинса. Казалось, И-Офан вот-вот нападёт, но он заставлял себя не оборачиваться, и уверенно пробирался к выходу. Рейн ходил здесь вчера ночью, затем сегодня вечером и хорошо запомнил дорогу. Они должны были выйти с другой стороны дома — за подъездом действительно могли следить.

Рейн приоткрыл дверь. Петли он заранее смазал, и она не издала ни звука. Выглянул, осмотрелся: никого. Они прошли мимо комнаты хозяйки дома на третьем этаже, откуда слышался лихой храп, затем мимо комнат прислуги. Рейн достал из кармана ключ и открыл дверь заднего хода.

Тьма на улице стала гуще. Фонари светили тускло, а луна услужливо спряталась за облаками. Рейн нащупал в кармане часы, но не достал их. Часа два, не больше.

У дороги стояла карета, запряжённая гнедой лошадкой. На козлах сидел мужчина в чёрном — старший инквизитор. Дверь кареты открылась.

— Идём, — пригласил Рейн.

— Нет! — воскликнул Гинс и тревожно поглядел на карету. — Что… — начал он, повернулся к Рейну, а тот уже проворно надел чёрную маску.

Он подскочил к Гинсу, схватил его за плечи и сильным рывком подтянул к карете. Две пары рук заботливо подхватили парня и затащили внутрь. Рейн заметил кивок Д-Арвиля, но вот уже дверь закрылась, старший ударил вожжами, и лошадка бодро двинулась по мостовой.

Рейн остановился у кустов, растущих под окнами дома, и потянулся в карман за сигаретами. После любого задания ему хотелось всего двух вещей: покурить и помыться.

От практиков часто разило потом, кровью и грязью, но среди этих запахов был ещё один, который Рейн никак не мог определить. По нему он безошибочно узнавал, когда подкрадывался кто-то из них. От него самого пахло также, и почему-то этот запах никак не удавалось смыть.

Чиркнула спичка, мелькнул огонёк, и Рейн с удовольствием затянулся. Ему стало так хорошо, что это переросло в блаженное:

— Ох.

Аст молчаливой тенью стоял рядом и смотрел на небо. Его лицо было хмурым и задумчивым.

Рейн кинул окурок в кусты и пошёл назад. Практики никогда не оставляли за собой следов, иначе сами рисковали превратиться в след.

Глава 4. Приглашение

— Д-Арвиль чокнутый, — сказал Рейн Асту, качая головой, пока поднимался наверх.

— Он может продвинуть нас. Надо показать ему то, что он хочет.

Удивило даже не приглашение главы Третьего отделения к себе, а место встречи — крыша Чёрного дома. Это многое говорило о Д-Арвиле, но не внушало доверия.

Энтона пока не было. Рейн подошёл к самому краю и глянул вниз. В утренний час прохожие спешили на работу, и все как один держались другой стороны улицы — подальше от Чёрного дома. Они хмуро смотрели на него и спешили уйти как можно быстрее.

Напротив тянулся ряд невысоких домиков — контор, куда заходили адвокаты, счетоводы, секретари, одетые в неприметные серые костюмы. «Как блохи», — подумал Рейн.

За конторской улицей виднелась набережная. Вдоль Эсты лениво шагали редкие гуляки. Когда пароходы начинали гудеть, прохожие испуганно подпрыгивали, затем смеялись и махали руками. Солнце отражалось на речной глади и заставляло жмуриться при каждом взгляде на воду.

На другом берегу начиналась промышленная часть Лица. За доками виднелась линия фабричных труб. Дыма от них было так много, что воздух на той стороне казался тяжёлой тёмной завесой.

— Красиво, не правда ли?

Рейн обернулся. Глава приподнял шляпу и взмахнул ею в дружелюбном жесте. От него шёл слабый запах сигар и вина.

— Даже не скрывает привычек, — хмыкнул Аст.

— Кир Д-Арвиль, — Рейн положил руку на плечо и поклонился.

— Кир Л-Арджан, — в голосе главы послышалась издёвка. Рейну захотелось плюнуть ему в лицо. — Красиво, не правда ли? — повторил Энтон.

— Нет, — коротко ответил Рейн.

Глава рассмеялся.

— Мне нравится твоя честность.

— Зачем вы меня позвали, кир Д-Арвиль? — Рейн прищурился.

Энтон улыбнулся, подошёл к краю крыши и встал рядом.

— Ох эта нетерпеливость! Другие практики не задают вопросов первыми. Право быть ноториэсом даёт многое, не так ли?

Рейн фыркнул.

— Право?

— Сними маску, — неожиданно приказал Энтон. Практик медлил. — Сними, — повторил Энтон с нажимом.

Рейн развязал завязки на затылке и убрал маску в карман, а затем сделал шаг в сторону и встал правым боком. Это не укрылось от главы.

— Повернись, — он махнул рукой. Парень поджал губы и показал щеку с клеймом. — Знак Аша, — задумчиво протянул Энтон. — Рейн.

Он вздрогнул. «Какая честь», — практик скривился и поджал губы. Глава Третьего отделения обращается к практику по имени, в личной беседе — это что-то новенькое.

— Осторожнее, — предупредил Аст. Как и Рейн, он хранил на лице холодное выражение, но взгляд беспокойно бегал по сторонам.

— Быть ноториэсом — не право, я знаю, — Энтон сочувственно кивнул. — Что думаешь ты сам? Ты усмирил своего демона?

Рейн мельком посмотрел на Аста, прося его помощи. Что нужно Энтону? Как вести себя: играть роль ноториэса или сказать правду? Демон промолчал.

— Я? Усмирил? — Рейн расхохотался. — Его усмирили удары плетью, голод и бесконечные проповеди. Я готов отказаться от кого угодно, лишь бы больше не знать этого.

Энтон прищурился иулыбнулся. На миг он стал похож на довольного сытого кота.

— Да-а, — задумчиво протянул Аст и провёл рукой по волосам.

Так всё и было какое-то время. Рейн перестал слушать своего демона, он даже боялся посмотреть на него лишний раз. Вот только после перевоспитания никого рядом не осталось. Даже собственные родители стали отворачиваться, и только верный Аст всегда был рядом.

Рейн вздохнул и продолжил:

— Что я думаю по этому поводу? Ничего. Уже ничего. Я устал от такой жизни, вот и всё. Я хочу быть частью общества, но меня не принимают, что бы я ни делал. Поэтому остаётся заботиться только о себе. Я хочу двигаться, кир Д-Арвиль. Я готов служить Инквизиции, что бы от меня ни потребовалось. Я должен вырваться из всего этого.

Аст ответил довольной улыбкой. Рейн и сам хотел улыбнуться и пожалел, что маска не скрывала лицо. Чуть-чуть лжи, чуть-чуть правды — пусть Энтон видит в нём верного пса, который мечтает о сахарной косточке и ради этого готов выполнять любые приказы хозяина.

Аст мигом стал серьёзен и предупредил:

— Не заигрывайся. Ты ведь не сможешь так всегда.

Рейн дёрнул плечом, точно отмахивался от демона. Всё он сможет, если в Инквизиции будут нормально платить. Любая работа хороша, если за неё достойно платят. А кто считает иначе, тот просто не голодал, не затыкал дыры в обуви бумагой, не делил дом с крысами.

— Я понимаю тебя, Рейн, — в голосе Д-Арвиля послышались дружеские нотки. Глава снял шляпу, устало прикрыл глаза и поднял лицо к солнцу. Ветер растрепал гладко причёсанные волосы. Энтон сразу стал казаться моложе и проще — не благородный кир, а так, зазнавшийся мальчишка, волей случая занявший чужое место.

— Мы все хотим выбраться из всего этого, — не открывая глаз, он обвёл рукой дома, набережную, доки, фабрики. — Вопрос лишь в том, на что мы готовы ради этого.

Энтон резко открыл глаза и пристально посмотрел на практика. Тот в ответ ухмыльнулся нехорошей улыбкой. Аст закатил глаза, цокнул языком и отвернулся.

Д-Арвиль снова надел шляпу, одёрнул жилет и подошёл к другой стороне крыши. Он махнул рукой, и Рейн встал рядом.

— Видишь? — Энтон указал на Центральную Церковь. В Лице их насчитывалось пять, и каждая называлась по той части, где была расположена. Отец до сих пор служил в Восточной и от прежней мечты перейти в Центральную уже давно отказался.

— Вижу, — Рейн кивнул. Глава буравил взглядом церковь и молчал.

По одну сторону квадратного здания высились две белые башни, по другую — две чёрные. Они символизировали Яра и Аша, человека и его демона. Центральную часть из серого камня покрывал купол, выложенный кусочками яркого стекла: жёлтого, синего, красного и зелёного. Разные цвета напоминали о боге-создателе Лааре — отце множества миров.

В детстве Рейн всего раз был внутри Центральной церкви, но запомнил, что, когда ярко светило солнце, на каменном полу появился причудливый узор. Тогда ему захотелось постоять в каждом красном квадратике, но отец назвал это неуважением и отругал.

— Нам надо поговорить о церковниках. Рейн, ты ведь неглупый малый? Я могу тебе доверять? — Д-Арвиль хитро прищурился.

Рейн захотел скрестить руки, ухмыльнуться, но сдержал себя. Если бы этого вопроса было достаточно, чтобы понять, кому можно доверять, а кому нет!

Энтон продолжил:

— У меня есть для тебя личное задание. В следующую пятницу глава Церкви Нол Я-Эльмон устраивает приём.

Рейн удивлённо покосился на Д-Арвиля, но промолчал.

— …Это будет дружеская встреча представителей Церкви и Инквизиции. Стоит ли доверять церковникам, как ты думаешь?

— Мне казалось, они нам полезны, и мы вступили в союз с ними, — осторожно ответил Рейн и бросил нервный взгляд на Аста. Он не понимал, чего хотел Д-Арвиль, как вести себя с ним, что можно сказать, а о чём лучше промолчать.

— Молчание дороже громких слов, — откликнулся Аст. — И безопаснее.

Энтон закатил глаза:

— Нам, ними! Смешно это слышать от юноши из рода церковников, который стал инквизитором.

Рейн промолчал, и Д-Арвиль продолжил:

— Да, между нами есть негласное соглашение, ты прав. Но мудрые люди говорят: правую руки протяни для рукопожатия, а левой не отпускай меч. Я хочу, чтобы ты пошёл на этот приём вместе со мной и последил за церковниками.

Рейн едва не подпрыгнул на месте. Он потёр подбородок и непонимающе посмотрел на Энтона. Он? На приёме у главы Церкви? Глупость! Хотят посмеяться — пусть закажут обезьянок с южных островов. Рейн резко замотал головой.

Энтон скривил губы.

— А это не вопрос, Рейн. Это приказ главы отделения. Твоё личное задание, от которого зависит «вырвешься из всего этого» ты или нет, — Д-Арвиль передразнил Рейна. Взгляд сделался жёстким. — Я знаю, что ты умеешь быть быстрым, незаметным и послушным. Это важные качества.

Рейн снова задумчиво поскрёб подбородок. Ему давали шанс — тот шанс, которого он ждал так долго. Но он станет посмешищем! В каком, ну в каком виде ему идти на этот приём? Без маски и показать метку ноториэса? В маске и показать, что он убийца? Да как тут быть быстрым и незаметным!

— Я же практик и ноториэс! — Рейн нахмурился. А он ведь сам сказал, что готов служить.

— Оставайся тем, кто ты есть. А ты — мой практик, всё верно. Не важно будешь ты в маске или нет, свои секреты не захочет открывать никто. Поэтому придётся получить их другими методами. Какими — решай сам. Мне нужна информация. Чем больше её будет, тем лучше сложится твоя судьба. Кто с кем разговаривал, о чём. Все тайные взгляды, шепотки — следи и вынюхивай для меня, вот твоё задание.

«Вынюхивай!» — Рейн едва сдержал яростный крик. Да, такова уж была работа инквизитора, но сейчас она показалась по-особенному мерзкой.

— Из практиков я буду на приёме один?

Энтон воскликнул:

— Конечно же нет! Старшие всегда продвигают младших, поэтому не я один приду с практиками. Никто не удивится. А снятие формы не одобряется, на тебя не обратят внимание. Или ты спрашиваешь о нашем отделении? Не ты один быстрый, незаметный и послушный. Посмотрим, кто из вас справится лучше.

Рейн решительно сжал кулаки. Кто из них? Ну уж нет, свой шанс он не упустит.

— Спасибо, кир Д-Арвиль. Я не подведу вас.

Энтон благожелательно улыбнулся, а затем махнул рукой в сторону лестницы, ведущей вниз. Рейн послушно кивнул и стал спускаться. Если уж место хозяина ему не занять и остаётся только быть верной собачонкой на службе, самую вкусную косточку нужно забрать себе.

Рейн вышел из Чёрного дома и замер у двери. Неподалёку стояла белёная тележка под навесом, на которой лежала целая гора капусты — небольших, крепких, зелёных кочанов. Рядом топтался седой старик в потёртой куртке.

— Эй, мальчик, купишь капусту? — крикнул он.

Рейн прошёл мимо.

— А совет послушаешь? — прокричал старик вслед. Развернувшись, практик молча посмотрел на торговца. — Когда мне было десять, я усвоил первую истину: мало слушать учителей, какими бы взрослыми и опытными они не были — нужно проживать свою жизнь.

— Спасибо! — Рейн бросил на старика удивлённый взгляд и пошёл к набережной. Легко ему совету раздавать. А что делать, если «своя жизнь» и гроша не стоит?


Рейн сидел за столом на тесной кухне, пропахшей кислой капустой, неторопливо черпал ложкой суп и лениво поглядывал в окно. Напротив высился такой же каменный домик. Он стоял так близко, что в чужом окне то и дело виделись фигуры жильцов.

Рейн пытался представить, как пройдёт вечер у главы Церкви, до которого оставался всего день. Аст ходил туда-сюда — три метра в одну сторону, затем три в другую.

— Это я должен волноваться, а не ты, — заметил Рейн.

— Как будто мы — разное! — ухмыльнулся Аст и сразу нахмурился. — Влезать в чужие игры — плохая затея. — Рейн пожал плечами и уставился в тарелку. — Ничего хорошего это не даст. Зачем ты согласился?

— А то не ясно!

Конечно же Аст знал, знал лучше самого Рейна.

Церковь твердила: демоны — хитрые твари, они проникают в мысли людей, искажают их, толкают на грязные поступки. Дети Аша считали иначе: демон — точно отражение в зеркале. В зеркале, которое усиливает в стократном размере. Он владеет теми же знаниями и эмоциями, но думает быстрее, а чувствует — тоньше. Демон понимает то, что человек ещё не успел понять, улавливает только зарождающиеся эмоции.

Сначала Рейн узнал о теории Детей Аша от Кая. Затем от них самих, когда они выследили его и позвали на свою сторону. Каждое слово вторило мыслям самого Рейна, но этого было недостаточно, чтобы присоединиться к ним. Рейн знал: любая вера опасна, и не важно, верить в Яра или Аша.

— Мне ясно, что ты делаешь ошибку, — пробурчал Аст и взъерошил волосы.

— Если так, то ошибку делаем мы, — поправил Рейн.

Аст засунул руки в карманы и хмуро поглядел на него. Парень ответил таким же хмурым взглядом. Он вдруг понял: Аст всегда был одет в чёрное, с самого детства. А что, если судьба на самом деле существовала и уже давно намекала ему на будущее инквизитора?

— Ты ещё можешь отказаться.

— Ради чего? Чтобы остаться в нищете?

— Если биться головой об стену, её можно пробить. Но также можно заработать сотрясение. Мы должны найти другой путь.

— Какой? — спросил Рейн с вызовом и вздохнул. Как же он глупо сейчас выглядел! Парень за тарелкой супа, спорящий о том, нужно ли ему дальше убивать и лгать. — Разве есть у меня выбор? Как я ещё смогу отдать свой долг?

— Выбор есть всегда. Вопрос лишь в том, хочешь ли ты увидеть его.

— Уже увидел и решил. Что мне терять?

— Душу? Совесть? Пропуск в царство Лаара?

— Свой пропуск в рай я обменял на тебя. Это была хорошая сделка, — Рейн вытянул вперёд руку для пожатия, как делали дельцы при заключении сделки. Он знал, что в ответ его руку никто не пожмёт, но всё равно держал ладонь.

Аст с неохотой кивнул.

— Мы должны попробовать, но стоит быть осторожнее. Если себя ты называешь псом, то все остальные — волки.

— Я знаю. Я всегда мог положиться только на тебя.

Послышались шаги, и Рейн замолчал. Никто не должен знать, что он говорил с демоном. Ещё за старые разговоры не расплатился.

Отец с хмурым лицом прошёл на кухню, выдвинул табурет из-за стола и сел по другую сторону. Глянул на Рейна, пригладил тёмную бороду и сказал:

— Расскажи о работе. Ты говорил, у вас новый глава отделения?

Всё те же холодный взгляд и строгий голос. Рейн тоскливо вздохнул. Интересно, отец винил во всём себя или его?

— Да. Энтон из рода «Д». Он сопровождает нас на всех заданиях.

Отец удивлённо вскинул брови и подался вперёд.

— Ему понравилась моя работа, и он хочет, чтобы я был на приёме, который устраивает глава Церкви Нол Я-Эльмон.

Родитель замер, затем так ударил ладонями по столу, что тарелка и чашка дрогнули, хотя лицо его оставалось безразличным.

— Я же говорил! Покажи себя, сынок! Мы ещё вернём своё.

Рейн посмотрел на отца и смущённо улыбнулся. Добрых слов от него он не слышал уже много лет.

— Главное, держи своего демона в уезде. — Отец грозно потряс кулаком в воздухе. — Я знаю, что каждый человек может исправиться и заслужить второй шанс. Даже ты.

«Даже?». Рейн едва не прокричал это слово. Что значит «даже»? Разве он не прошёл перевоспитание? Шрамы от кнута до сих пор стягивали кожу, а клеймо всё так же чернело на щеке. Неужели этого мало?

Отец продолжал:

— Твой демон хочет, чтобы ты убивал вновь и вновь, — голос звучал ровно, но пальцы нервно постукивали по столу. — Он будет нашёптывать, подначивать, с каждым разом всё больше и больше, громче и громче. Ты слаб и уже не раз поддавался ему. Ты больше не можешь позволить себе эту слабость. Мы упали так низко, как никто из нашего рода. Во имя Яра, Рейн, хватит. Прояви себя, что бы для этого ни понадобилось.

Аст медленно обошёл стол и встал позади отца. Волосы растрепались, он крепко сжимал зубы и скалился, будто зверь.

— Слаб? Слаб?! — закричал он, сжимая кулаки. — А может, наоборот? Достаточно силён, чтобы не слушать всё это?

— Что бы ни понадобилось? — эхом откликнулся Рейн. — Я стал инквизитором, научился пытать и убивать, что мне ещё сделать?

Отец вцепился руками в края стола так, что костяшки пальцев побелели. Его слова звучали, как приговор:

— Ты до сих пор слушаешь его.

Рейн поднялся и глянул свысока.

— Ты говоришь, что достойный человек не слушает демона. Но достойный человек не убивает, не гоняется за женщинами и стариками, не колет, не режет, не сдирает кожу.

Отец тоже поднялся. Взгляд синих глаз стал тяжёлым, хлёстким. Казалось, того и гляди отец достанет плётку и ударит — как раньше, когда маленький Рейн смел сказать слишком много или слишком громко, уйти без спроса, задержаться с друзьями.

— Хватит молчать! — голос Аста звенел, а сам он вытянулся как струна. — Никто, слышишь, никто не должен так говорить с тобой.

— Отец, — Рейн настойчиво начал и твёрдо посмотрел на отца. — Я знаю, что делаю. Я хочу вернуть всё, что было раньше, не меньше твоего. Ты говоришь, что демон будет подталкивать меня на убийства и ложь, но это моя работа. Или ты не знал, чем занимаются практики? — Рейн криво усмехнулся. — Да, я не гожусь на большее, и это моя вина. Но я вырвусь, поверь, вырвусь!

Отец покачал головой и холодно ответил:

— Не вырвешься. Ты затягиваешь нас всё глубже в болото. Даже убийца может быть достойным человеком, если он служит общему делу. Но тебе плевать, ради чего служить — тебе важны только слова демона. Ты заигрался, Рейн. Ты уходишь всё дальше к Ашу.

— И пусть! — крикнул Аст. — К кому угодно, кто понимает, а не как ты!

— Я знаю, что делаю, — упрямо повторил Рейн. — Вот увидишь!

— Не увижу, — отец продолжал упрямо твердить. — Именем Яра прошу, хватит, Рейн. Я устал, я больше не могу. Кай связался с Детьми Аша, и его убили. Ты хочешь пойти следом? Ну что я сделал не так? Почему вы выросли такими и опозорили наш род? Рейн, что тебе нужно, чтобы перестать слушать демона? Что я должен сделать, чтобы ты стал хорошим человеком?

Мужчина опустился на стул, понурил голову и тяжело вздохнул. Он сразу стал казаться старше. Рейн вдруг заметил, что в волосах у него мелькали серебряные нити, а спина уже давно потеряла прежнюю гордую осанку. А ведь это всё из-за него.

— Ты уже всё сделал. Теперь мой черёд. Я знаю, что делаю. Ты увидишь, — слова прозвучали громко, с вызовом, точно клятва.

Рейн ушёл в свою комнату — холодный чулан с голыми стенами, без окон. Он присел на кровать, и из-под неё раздался недовольный крысиный писк.

Аст замер напротив, и они встретились взглядами. Глаза демона были серо-голубыми и напоминали хмурое осеннее небо. Рейн потёр подбородок, Аст провёл рукой по чёрным кудрям.

— Ты не должен молчать, — тихо проговорил Рейн, чтобы отец не услышал. — Я не справлюсь без тебя. Я с тобой сильнее, чем в одиночку. Плевать, что говорит Церковь. У нас будет своя правда.

Аст рассмеялся в ответ.

— Как я замолчу, если у меня никого нет, кроме тебя?

Рейн провёл рукой по лицу. Как он докатился до всего этого? Как же так получилось, что его единственным другом стал демон?

— Найди Детей Аша. Может, правда?.. — Аст не договорил, Рейн понял его без слов и тут же покачал головой.

Плевать, в чьих словах правда. Главное, кто мог дать больше. Даже если и Церковь, и Инквизиция плели паутину лжи и страха, сила была на их стороне. Они могли дать шанс всё исправить, Дети Аша — нет. А сделать это нужно было, сделать любой ценой.

Глава 5. Церковь и Инквизиция

Рейн повернул на знакомую улицу и замедлил шаг. Он увидел родной дом: всё та же красная черепица, балкон, с которого удобно глядеть на звёзды, и большой дуб во дворе. Будто и не было этих лет. Вот он опять возвращается из школы, сейчас забежит домой, а там уже кухарка приготовила обед, Каю не терпится расспросить об уроках, мать в зале играет на стареньком пианино, Агни сидит рядом с ней, вяжет и иногда щурится на солнце.

Но ему нужно было идти в конец улицы, в другой особняк. Тоже под красной черепицей и с дубом во дворе, но больше — целый дворец, ярко залитый огнями.

Вдаль от него тянулся длинный ряд паромобилей: новеньких, сверкающих, с открытым верхом и тремя медными трубами — точно по моде. Они явно принадлежали инквизиторам. Дальше стоял ряд карет — это уже церковников. Те всегда с трудом принимали что-то новое.

— Так вот о каком смирении говорит Церковь, — насмешливо шепнул Рейн Асту, скользя взглядом по сторонам.

Когда он жил по соседству, этот дом пустовал. Отец всегда говорил, что здесь поселится только тот, кто потакает своим демонам. Хороший человек не нуждается в роскоши. Рейн ещё раз усмехнулся. А знал ли отец, где жил глава его обожаемой Церкви?

Он прошёл через целый ряд недоверчивых взглядов и руки охраны и наконец оказался внутри.

Двери держали нараспашку, и сотня, а то и две гостей свободно переходили из комнаты в комнату. Рейн прошёл по длинному коридору. Толстый ворс ковра заглушал звук шагов — удобно, практики всегда радовались таким.

По обе стороны висели картины в золочёных рамах. Он узнал их: все принадлежали самым именитым художникам Кирии, и каждая из них стоило столько, что на эти деньги можно было построить целый дворец. Рейн замер перед «Советом», на котором Яр и соратники планировали битву с Ашем и демонами.

— Тебе нравится живопись? — послышался знакомый голос. Рейн обернулся.

Анрейк, как и он, оделся в чёрное, лицо прикрывала маска, но парень явно оказался на своём месте. И штаны, и рубашка, сшитые из плотной ткани, выглядели элегантно и дорого. Края жилета, украшенные вышивкой более светлого цвета, делали образ менее строгим.

Рейн уставился на свои потёртые ботинки и ответил с неохотой:

— Нравилась, когда я мог себе это позволить.

Аст рассмеялся над ухом.

— Нравилась, просто нравилась? А кто украл краски из лавки? Все тетради изрисовал? И тогда сказал учителю, что хочет стать художником?

Рейн раздражённо дёрнул плечом и спросил:

— Давно ты здесь? Узнал что-нибудь интересное?

Анрейк пригладил рукой растрёпанные волосы, стянул маску и улыбнулся.

— Я пришёл вместе с первыми гостями, — он перешёл на шепот. — Мне сложно что-нибудь узнать. Многие знают меня с детства. Глава Церкви узнал даже с этим на лице, — парень помахал маской. — Они улыбнутся, спросят о здоровье отца и матери, но и рта не раскроют лишний раз.

Рейн выпрямился. Он почувствовал себя охотничьим псом, напавшим на след.

— Анрейк, ты многих здесь знаешь? — практик изобразил удивление. — Расскажи мне о них, пожалуйста.

Парень медлил. Он растерянно посмотрел в ответ и закусил губу. Тогда Рейн приспустил маску и улыбнулся. Он почувствовал, что на этот раз Анрейка окружал запах пряностей и чего-то древесного.

— Ну конечно, — буркнул Аст.

Рейн шагнул к Т-Энсому и постарался изобразить самый открытый честный взгляд, на который только был способен.

— Слушай, я знаю, что кир Д-Арвиль выбрал нескольких практиков и хочет приблизить их к себе. Ты заслуживаешь этого. Я оказался здесь по другой причине. Ноториэса никогда не заметят и не повысят, для меня это вопрос выживания. Зачем Инквизиции такое отребье? — Рейн горько усмехнулся. — Мне надо показать, что я тоже чего-то стою. Помоги мне, пожалуйста.

Сначала Аст гордо выпрямился, довольный Рейном, а затем разок сник. Он точно обманывал наивного младшего братца, чтобы получить от родителей сладости.

Рейн потёр клеймо и повыше натянул маску. Ничего. Быть обманутым — это тоже выбор. Пора Анрейку понять, что другим практикам далеко до сыновей благородных родов.

— Идём, — парень махнул рукой, зовя за собой, и завязал маску.

Они прошли по другому коридору, украшенному цветами и зеленью, и вышли в главный зал. Он был освещён свечами, и на лицах гостей играли таинственные тени. Вокруг трёх стен тянулась зеркальная линия, и пламя, отражённое тысячу раз, делало зал бесконечным. Вместо четвёртой стены стояли раздвижные двери из стекла и металла, которые вели в сад. Оттуда лилась музыка, слышались смех и голоса.

Женщины в платьях, похожие на ярких птичек, мужчины в темнеющих фраках подходили к одному столу с угощениями, к другому, собирались в небольшие группы и болтали, а когда играл оркестр, начинали кружиться в танце. Рейн почувствовал странную тоску. В детстве он всего раза два или три был на званом вечере, но тогда все гости показались ему такими величественными, достойными — настоящие короли и королевы. Хотелось скорее оказаться среди них, стать таким же, а не выглядывать из комнаты, отведённой для детей. И вот он среди них, но все короли и королевы вдруг превратились в безликую разодетую толпу.

Анрейк замер в проходе и огляделся, словно всё это принадлежало ему. От привычного смущения осталось немногое — парень явно был на подобных вечерах не первый раз и знал, как себя вести, что делать, что говорить. Рейн снова потёр клеймо. На месте Анрейка мог быть он.

— Терять нечего, — подбодрил Аст и первым шагнул в зал.

— Смотри, — Анрейк подошёл поближе и шепнул. — Это Нол Я-Эльмон, — он указал рукой на статного мужчину с гривой седых волос, который опирался на трость.

Рейн передёрнул плечами. Глава Церкви. Потомок Яра. Тот, кто уступил влияние, но хотел вернуть власть в свои руки. Тот, кто учил смирению, а сам жил в роскоши. Лицемер и лгун.

Аст встал рядом и скрестил руки.

— Должно быть, у него и туалет из золота.

— Потомок бога, как же! — Рейн шепнул это так тихо, чтобы Анрейк не услышал.

— Его отец тоже был главой Церкви, — произнёс парень. — Он с детства готовил сына, чтобы тот занял его место. Кир Я-Эльмон ежегодно жертвует городу огромные суммы, ты знал это?

— Может, стоило не брать эти суммы и сразу раздавать беднякам? — Рейн скрестил руки. Т-Энсом отшатнулся от него. — Кто ему назначил такое большое жалование?

Анрейк сжал зубы и продолжил:

— Кир Я-Эльмон — потомок самого Яра. Говорят, в их роду до сих пор сохранилась магия.

— Магия превращать деньги горожан в своё золото?

— Рейн! — воскликнул Анрейк. — Я же хочу помочь тебе!

Рейн и Аст переглянулись.

— Извини. Расскажи мне остальное, пожалуйста.

— Кир Я-Эльмон всегда был добр ко мне. Я знаю его с самого детства и не раз играл с Эль, его дочерью, — Анрейк указал рукой в сторону сада. Рядом с выходом стояла пёстрая компания из трёх девушек и трёх юношей.

Рейн придвинулся к Т-Энсому. А это уже интересно. Церковники считали, что женщины легче поддавались влиянию демонов и ставили их на ступень ниже мужчин, позволяли меньшее. Сами женщины не хотели признавать этого. Если Эль дать шанс, она могла охотно выступить против отца, живущего такими же порядками.

— Которая? — спросил Рейн.

— Слева, в золотом.

«В золотом», — повторил Рейн и хмыкнул. Ну да, как же дочери главы Церкви быть не в золотом.

Анрейк указывал на худенькую девушку в светло-жёлтом платье, украшенном золотой нитью. Узкие рукава до локтя подчёркивали, какие маленькие и нежные у неё руки — такие никогда не знали труда. Кудрявые каштановые волосы были собраны в высокую причёску. Две передние пряди, свисающие по бокам, придавали девушке озорной вид.

— Она очень добрая и смелая, — в голосе Анрейка послышалась тоска. — Однажды в детстве, когда мы играли, я начал тонуть в Эсте, а она спасла меня, — он улыбнулся воспоминаниям и снова указал рукой на группу мужчин, среди которых стоял Я-Эльмон.

— Это Ригард В-Бреймон. Ты должен его знать.

Рейн кивнул. Главу Инквизиции он не раз видел в коридорах Чёрного дома, но никогда не разговаривал с ним. В-Бреймон был высок и имел сухую подтянутую фигуру. Коротко стриженые тёмные волосы и небольшая бородка придавали ему сходство с наёмником. Среди инквизиторов ходил слушок, что в прошлом Ригард действительно зарабатывал убийствами.

— Я слышал его рассказы, — шепнул Анрейк. — Ему через многое пришлось пройти, чтобы стать главой Инквизиции. Ты знаешь, что обычно эту должность занимают сыновья восьми великих родов. Если начнётся сражение за власть, кир В-Бреймон выйдет победителем, я уверен.

Рейн кивнул.

— Это Нелан Э-Стерм, — продолжил Анрейк и указал рукой на следующего мужчину, невысокого и худощавого, с курчавыми волосами и с пшеничного цвета усами. Какая-то неизгладимая печаль чувствовалась в его облике. — Советник кира В-Бреймона. Он не может простить, что сын из рода «В» обошёл его и занял место главы Инквизиции, которое всегда принадлежало его предкам. В Чёрном доме…

Рейн кивал в такт словам Анрейка, но слушал его только краем уха. Он смотрел на Я-Эльмона, на его дочь Эль, снова на старика. Энтон ждал информации. Если уж драться за место рядом с хозяином, то так, чтобы тот сам не захотел отпускать своего пса.

— Кир Д-Арвиль! — воскликнул Анрейк и поклонился. Рейн повернулся и сразу последовал его примеру.

— Кир Т-Энсом, кир Л-Арджан, — Энтон кивнул им. — Я рад, что вы воспользовались моим приглашением. Надеюсь, я не ошибся и завтра вы меня порадуете. Я буду ждать к двенадцати. Если вам будет нечего рассказать, не приходите. — Энтон подмигнул и лёгкой походкой скрылся среди танцующих.

Рейн и Анрейк переглянулись. Оба поняли, что это «не приходите» касалось не только завтрашнего дня.

— Пора работать, — Рейн размял руки.

Анрейк беспокойно огляделся, уныло кивнул и побрёл к саду.

Первым делом Рейн поднялся наверх. Второй этаж встретил тишиной и приятным полумраком. По обе стороны коридора тянулись двери с изящной резьбой и ручками в виде головы хищной птицы — символа Кирии. «Какая верность, — фыркнул Рейн. — Она появилась до кражи первого миллиона киринов или после?»

Уверенно, с высоко поднятой головой, точно всё так и должно быть, он дошёл до первой двери и подёргал ручку. Заперто. Он наклонился к замку. Взломать несложно — хватит пары шпилек, но стоило ли это того? Что, если по ту сторону комната служанки? Или туалет? «Или комната наказаний?» — ухмыльнулся Рейн.

В народе поговаривали, что у каждого церковника в доме была пустая комната, где он раздевался догола и избивал себя плетью за каждое услышанное от демона слово. Или заводил туда жену, служанок и бил их, чтобы напомнить о смирении. В народе перешёптывались, что все церковники любили боль и наслаждались ею, и видеть её на лицах других тоже любили.

Рейн ни разу не видел такой комнаты. Хотя отец в ней не нуждался: он не боялся отстегать сыновей, где бы те ни находились, если замечал хоть один взгляд, брошенный в сторону демона.

Все двери оказались заперты, и тогда Рейн поднялся на третий этаж. Дорогу преградил страж в красивой алой форме. Он казался совсем тощим, над губой едва пробивался пушок, но если Я-Эльмон доверил ему охрану, значит, было в нём что-то.

— Где здесь отлить? — грубовато спросил Рейн, чтобы сбить парня с толку.

— Иди вниз, практик, — рявкнул парень. Голос у него оказался на удивление сильным и звучным.

Рейн осторожно посмотрел на темнеющий коридор и снова спустился на первый этаж. Интересно, что такое прятал Я-Эльмон на третьем этаже, что понадобился страж? Едва ли он переживал, что кто-то из гостей займёт его личные покои.

Рейн прошёл через сквозную комнату с уютно горящим камином. Перед ним дремала собака. Хотелось сесть у огня, растормошить пса, погладить ему шерсть, почесать пузо. А ещё лучше поставить рядом уютное кресло, в одну руку взять стакан с виски, а в другую — книгу. И чтобы собака легла в ноги, а огонь в камине разгорался всё ярче. И всё это в своём — своём! — доме под красной черепицей.

Послышались голоса и шаги — одни более тяжёлые, уверенные, другие полегче. Рейн сразу шагнул в тень.

— …Неспокойно, — донеслось окончание предложения.

Он осторожно выглянул и увидел ещё один длинный коридор, украшенный картинами — на этот раз в посеребрённых рамах. Перед одной из них замерли В-Бреймон и Э-Стерм. Рейн снова спрятался.

Нелан вздохнул и повторил:

— Да, но когда в Кирии было спокойно? Только за прошлый год прошло пять восстаний, и каждое из них оказывалось крупнее предыдущего.

— Мы это обсуждали, — В-Бреймон явно был раздражён. Голос у него оказался суровым, жёстким — только такой и представлялся у главы Инквизиции. — Крестьяне, как всегда, думают, что их грабят, рабочие недовольны зарплатой и количеством трудовых часов, торговцы выступают против новых налогов… — глава вздохнул. — А ещё эти Дети Аша! Лезут везде, уже из каждой дырки их носы торчат.

Голоса стали затихать. Рейн высунулся, увидел удаляющиеся спины и снова спрятался.

Нелан устало проговорил:

— Если мы правильно решим вопрос с королём, всё уладится само собой. Хотя бы на время.

Рейн и Аст переглянулись. Практик вопросительно мотнул головой. Демон махнул рукой.

Практик вынырнул из-за поворота и неторопливым шагом прошёл мимо В-Бреймона и Э-Стерма, остановившихся перед стеклянной витриной, в которой лежали изящные украшения с разноцветными камнями.

Инквизиторы встретили его подозрительными взглядами. В коридоре послышался шум, но Рейн не подал виду. Он замер напротив Ригарда и Нелана, положил правую руку на левое плечо и поклонился. Рейн хотел обратиться к ним, но шум стал громче, и в коридор кубарем влетело два сцепившихся парня.

Они поднялись, один схватил другого за грудки и с такой силой ударил об стену, что весь ряд картин зашатался. Рейн кинулся вперёд. От них разило вином и потом.

Практик замер позади одного, развёл руки, хлопнул по ушам, и тот сразу осел, схватившись за голову. Затем прыгнул к другому, сжал пальцами тонкую жилку на шее. Раз, два, три. Парень замер, а затем сполз вниз по стене.

Рейн сделал шаг назад и глянул на одного, на другого. Одежда выдавала, что это были инквизитор — не из практиков, повыше — и церковник. «Вот так смирение», — ухмыльнулся Рейн, затем искоса посмотрел на В-Бреймона и Э-Стерма. Он хотел успокоить драчунов, но в то же время он поднял руку на старшего по должности, и за это вполне мог получить пару ударов плетью или лишиться жалования.

На несколько секунд воцарилась тишина, затем Ригард рассмеялся.

— Из какого ты отделения, парень?

— Из Третьего.

— Давно служишь?

— Четыре года.

Э-Стерм одобрительно кивнул. В-Бреймон спросил:

— За четыре года или практика убивают, или он поднимается выше. Что с тобой не так?

Рейн потянул маску вниз, на миг задержал её на подбородке и вернул на место. В-Бреймон и Э-Стерм переглянулись.

— Точишь на Церковь зуб, парень?

— Да, — подсказал Аст.

— Скорее всю челюсть, — Рейн криво усмехнулся. — Меня собственный отец отправил на перевоспитание.

«Да», — Рейн кивнул сам себе. Аст подсказал верно: инквизиторы никогда не дружили с церковниками, и никакой союз не мог исправить этого. От любого пса ждали, что он будет служить только одному хозяину, даже если в доме появлялся второй.

В-Бреймон и Э-Стерм снова переглянулись.

— Из рода церковников, но на службе Инквизиции — это интересно, — задумчиво протянул Ригард.

— Он может подойти, — прошептал Нелан, но Рейн всё равно его услышал и напрягся.

Аст встал рядом и беспокойно спросил:

— Для чего подойти?

Рейн молчал. Это Энтон прощал ноториэса за его вопросы и высказывания. С другими стоило быть осторожнее.

Ригард с любопытством уставился Рейна:

— Из какой ты семьи, парень?

— Я из рода «Л».

— Хорошо. Думаю, мы ещё побеседуем, а пока иди. Ты же не просто так здесь, ноториэс?

Голос В-Бреймона прозвучал холодно. Рейн снова поклонился и пошёл назад. Хотелось переглянуться с Астом, поговорить, но это могло его выдать, и он только чуть пожал плечами.

Рейн снова посмотрел на свои поношенные ботинки, а затем зашёл в зал. Музыка стала громче. Столы сдвинули к стенам. И здесь, и в саду девушки и юноши неслись в лихом танце. Те, кто постарше, посерьёзнее, сидели на длинных скамьях или стояли в сторонке и разговаривали.

Рейн цепко огляделся. Нол Я-Эльмон сидел в окружении приближённых подобно царю, слушал, как они что-то яростно нашёптывали ему, и лениво кивал. Тёмные ткани, строгие линии, прямые силуэты — их одежда была простой и скромной, как и полагалось церковникам. Опытный глаз мог заметить, что у многих на пальцах поблескивали массивные перстни с камнями, а за воротами рубашек прятались цепи из золота и серебра.

Рейн переглянулся с Астом. И это ещё кто здесь слушал своего демона! Да они бы и день не прожили в той скромности, о которой столько твердили.

Практик стал аккуратно подбираться к Я-Эльмону. Взглядом он то и дело обводил зал, выискивая Эль.

— Не надо, — предостерёг демон. — Это того не стоит.

Рейн махнул рукой.

— Обманывать девушку ради лишней монетки? Ну что она может знать?

Рейн замер и уставился на Аста.

— Замолчи.

Дети Аша твердили, что демон всегда становился тем, кто необходим: голосом сердца или разума, двигателем, опорой. Если Аст решил примерить на себя роль совести, сейчас это было некстати.

— Они сами называют меня ноториэсом, так пусть не удивляются.

Рейн за несколько больших шагов преодолел расстояние, которое отделяло от Я-Эльмона и его приближённых. Музыка заглушала их голоса, и Рейн сделал ещё один осторожный шаг в сторону. Он замер у стола и взял бокал на длинной ножке.

Мужчина, сидевший ближе всего, подозрительно посмотрел на Рейна, и тот сразу ослабил верёвки на маске, приспустил её, сделал небольшой глоток шампанского, со скучающим видом качнулся с пятки на носки.

— Вот так мастер маскировки, — фыркнул Аст.

Музыка на несколько секунд стихла, и Рейн услышал:

— В-Бреймон опять со своим стадом, — Я-Эльмон, не скрываясь, с презрением посмотрел на практика.

— Думает, так мы будем его бояться, — тонкие губы мужчины, сидящего к главе Церкви ближе всего, тронула пренебрежительная улыбка. — Без нас Инквизиция — ничто. Это просто овечье стадо.

Музыканты начали играть весёлую мелодию, и Рейн прижался к стене, чтобы яркая толпа не унесла его в центр зала.

Овечье стадо, так, значит? Хорошо, пускай. Только в народе не зря говорили, что под овечьей шкурой могли прятаться волки.

Рейн выскользнул в сад, снова приспустил маску и сделал глубокий вдох. Пахло влажной землёй и сладкими цветами. Прохладный воздух приятно холодил кожу. Потихоньку опускались сумерки. Небо заволокли тёмные грозовые облака, и только на горизонте алела тонкая нить. В саду оставалось всё меньше людей, и лишь разгорячившаяся молодёжь ещё танцевала в темноте или болтала и смеялась, сидя на скамьях и прямо на траве.

Под старым дубом притаилась компания: три девушки и трое юношей. Строгие чёрно-белые наряды выдавали, что два парня были церковниками. Один оказался инквизитором. Рейн приметил на его рукаве вышитый символ Инквизиции: сокол, сжимающий в когтях змею.

Рейн тенью пробрался по краю сада и замер по ту сторону дуба. Между инквизитором и церковниками завязался спор.

— Кто бы говорил! — воскликнул инквизитор. — Кажется, Яр не одобряет ни этого. — Послышался звон бутылок. — Ни этого, — одна девчонка игриво хихикнула. — Но вам не мешают его запреты.

— Да что ты знаешь! — отозвался один из церковников. — В Инквизицию берут даже безмозглых, главное, чтобы слушались.

— Хватит! — послышался звонкий женский голосок. Рейн на секунду выглянул и увидел, что это заговорила Эль. — От ваших споров сбежать хочется.

— Ой, Эль, — раздался другой, более тонкий и капризный. Рейн снова выглянул и увидел, что ответила девушка с копной рыжих волос. — А что, хочешь сказать, что инквизиторы лучше нас?

— Не хочу, — девушка ответила с лёгким смешком. — Все мы одинаковые. — Она явно хотела что-то добавить, но промолчала. Хорошие, плохие, грешные — одинаково что?

Один из церковников ответил:

— Сама знаешь, что инквизиторы — жестокие ублюдки. Торговцы — хитрецы и лгуны. Учёные — бессердечные твари. Судьи — продажные шлюхи. Гвардейцы — пьяницы и развратники. Не стоит доверять никому, кроме своей Церкви.

Инквизитор рассмеялся.

— Мы никогда не говорили, что дружим с честью. Кто-то же должен брать на себя дела, для которых у других кишка тонка. А от вашей лживой добродетели тошно становится.

— Так и есть, — упрямо ответила Эль. Рейн едва сдержал смех. Он думал, она — тихая послушная дочь церковника, но, может, у девушки был свой голосок?

Зазвенели бутылки, затем рыжая спросила:

— Ты что это, соглашаешься с инквизитором? А если об этом узнает твой отец?

Эль промолчала.

— Значит, я могу рассказать ему, что ты считаешь его поступки, — девушка передразнила инквизитора, — лживой добродетелью?

— Именем Яра прошу, хватит! — быстро воскликнула третья. — Не стоит о таком говорить. И вообще нам пора. Становится холодно.

— Я всего лишь хотела сказать, что у каждого из нас есть грехи, и каждый порой слушает своего демона. Если уж судить, то всех.

— Так ты согласна, что инквизиторы равны нам? — рыжая не сдавалась.

Один церковник шепнул другому:

— Люблю, когда они ссорятся!

Инквизитор скрестил руки на груди и холодно спросил:

— Равны? Вот как вы говорите о нас?

Церковники переглянулись с хитрой улыбкой. Рыжая повторила:

— Так они равны нам, Эль?

— Мы все равны. А если для тебя кто-то равнее, мне жаль тебя.

Рыжая продолжила:

— Так, значит? Даже практики равны?

Послышался смех инквизитора.

— Этих кровожадных ублюдков даже я сторонюсь. Их набирают среди отбросов. Ножом махать умеет — годится.

Рейн сжал кулаки, Аст оскалился.

— А их считают инквизиторами? — спросила Эль пренебрежительно. — Отец говорил, что это просто наёмники, которые за сотню монет выполняют грязные поручения.

Рыжая пропела:

— Наёмники, наёмники. Поговоришь с одним из них?

— Что? — удивилась Эль.

— Ну ты же у нас смелая. И говоришь, что Инквизиция равна Церкви. Практики — часть Инквизиции, что бы они не делали. Ну, покажи, что ты действительно считаешь всех равными. Или для тебя кто-то тоже равнее?

— Хорошо, я поговорю!

— А может, пригласишь на свидание? — рыжая рассмеялась.

— Приглашу!

Один из церковников воскликнул:

— Во имя Яра, прекращайте! Это может быть опасно.

Эль быстро поднялась.

— Опасно чем?

Церковник смутился.

— Твой отец прав, это обычные наёмники. Им плевать, кого убить, с кого снять кожу, лишь бы платили. Они никогда не брезгуют, чтобы стянуть что-нибудь из дома, куда их отправили на задание, или… — парень сделал паузу. — Опорочить девушку.

Рейн быстро поднял вверх средний палец. Плевать, что не видят.

Он поправил маску, закрыл глаза и прижался к дереву. Ноториэс. Практик. Да, всё сказано верно. И убивал он, когда велели. Всего раз только отпустил жертву. И колол, и жёг, и кожу сдирать научился. Воровством тоже не брезговал. И что? А чем другие лучше?

Рейн снова выглянул из-за дерева и сразу скрылся. Эль стояла, прямая и решительная. Рыжая скрестила руки и капризно надула губы. Третья с испугом смотрела то на одну, то на другую. Церковники пристально наблюдали за ними, а инквизитор держался отчуждённо, точно не знал эту компанию.

А ведь он мог быть среди них. Не прятаться, а сидеть рядом и также смеяться над инквизиторами. Рейн переглянулся с Астом. Да к чёрту всё это. Уж лучше одному, чем с такими лицемерами и самодурами.

Эль тоном, не терпящим возражения, ответила.

— Я уже всё сказала! Думаешь, они меня напугают? — она повернулась к рыжей и упрямо задрала подбородок. — Хочешь, значит, чтобы я поговорила с практиком и позвала его на свидание? Клянусь Яром, я это сделаю.

Девушка стала пятиться, а затем пошла ко входу в зал, странно держась боком.

— Вот дура, — пренебрежительно бросила рыжая и отвернулась.

Рейн выскользнул из-за дерева, обошёл сад по краю и вернулся в зал. Он должен стать первым практиком на пути Эль.

— А ты умеешь разговаривать с такими девушками? — позади послышался добродушный смех Аста.

Рейн стиснул зубы. Эль двигалась вдоль стены и оглядывала гостей. Вдруг она замерла. Практик проследил за её взглядом и увидел Анрейка. Парень сказал, что они знакомы с детства. Нет уж, он не даст ей такого шанса.

Эль сложила руки сзади и сделала шаг вперёд. Рейн ловко проскользнул между танцующими парами и подскочил к девушке.

— Ой! — воскликнула она и отшатнулась.

— Кира, извините мою неловкость, — Рейн поклонился.

— Какой угодник! — Аст снова рассмеялся, и Рейн дёрнул плечом, словно отгонял его. Он знал, что этот смех — от смущения, которое чувствовал он сам.

— Что вы, я сама торопилась и совсем не смотрела по сторонам, — Эль очаровательно улыбнулась. Рейн заметил, что её волосы отдавали в рыжину, а вокруг зрачков мелькали золотые искры.

— Куда вы торопились, кира? Могу я проводить вас? — Рейн галантно подал руку.

Эль потянулась в ответ, но пальцы у неё дрожали. Вот и попалась птичка. Рейн сжал мягкую ладошку и на миг почувствовал отвращение. А ведь если бы не рыжая, девушка даже не заговорила с ним. Неважно, что он из благородного рода. Неважно, что из семьи церковников. Ноториэс. Практик. Говорить с таким можно только спора ради.

Эль посмотрела куда-то за спину Рейна. Он обернулся. Её друзья стояли в зале, с хитрым прищуром поглядывали на них, только одна девушка выглядела смущённой. Рейн снова посмотрел на Эль и повторил:

— Могу я проводить вас?

— Здесь так душно, давайте выйдем в сад, кир?

Рейн кивнул и потянул девушку за собой. Она странно держалась и всё время поворачивалась боком. «Точно, дура», — Рейн мысленно согласился с рыжей.

В саду он поклонился девушке ещё раз.

— Я оставлю вас, кира. Хорошего вечера.

— Нет! — воскликнула Эль, протянула руку и тут же отдёрнула её.

Рейн улыбнулся, словно сытый кот. Люди охотнее делали шаг вперёд, стоило самому сдать назад.

Аст вздохнул и медленно провёл рукой по кудрям.

— Осторожнее. Ты совсем не знаешь её.

Рейн скосил глаза в сторону демона. А что тут знать? Эль напоминала открытую книгу. Отец явно воспитывал её в строгости. Она пыталась следовать заветам Церкви, повторяла его слова и даже всерьёз верила в них, но что-то — вернее кто-то, демонёнок рядом, всё-таки подталкивал её думать своей головой хоть иногда. В отличие от друзей, она была готова признать, что и Церковь, и Инквизиция — все они кучка лицемеров. Хотя схватку с рыжей так глупо проиграла. «Дура», — Рейн кивнул, будто рыжая могла увидеть, что он согласен с ней.

Клетку для такой, как Эль, построить несложно. Чуть-чуть благородства — пусть увидит, что практики на самом деле не такие, какими их представляют. Чуть-чуть правды, чтобы вызвать жалость— все девчонки любят жалеть. Чуть-чуть ярости и злобы — каждая втайне мечтает наставить на путь света. Чуть-чуть свободы — это привяжет её сильнее всех запретов Церкви. И она расскажет всё, что знает об отце и его приспешниках. Не на то надо было спорить, ой не на то.

— Может быть, вы хотите потанцевать, кира?

Эль с тоской посмотрела в сторону танцующих в зале и вздохнула.

— Я не могу.

— Почему же?

Эль отвела глаза и смущённо ответила:

— Я задела свечу, и на моём платье дыра. Я не могу переодеться, у меня больше нет подходящих платьев.

Эль на секунду повернулась, и Рейн увидел внизу на подоле прожжённую дыру. Так вот почему она так двигалась. У дочери главы Церкви — и больше не было платьев? Да этот жадный старик сам оделся в золото, а на дочь пожалел лишнюю монету! Рейн захотел рассмеяться, но вместо этого снова протянул руку со словами:

— Я думаю, это поправимо. В саду никого не осталось. Я обещаю, что буду смотреть только на вас, а не на ваше платье, кира. Подарите мне один танец?

— Дурак, ты же забыл, как танцевать! — воскликнул Аст. Рейн почувствовал смущение, но старался не подавать виду. В школе ежегодно устраивали бал, и он знал несколько танцев, но школьные времена закончились так давно, а мода с тех пор не раз изменилась.

Эль рассмеялась и вложила свои руки в его. Она сделала к Рейну шаг, и он почувствовал запах сладостей: выпечки, корицы и карамели. Практик не сдержал улыбки: в детстве дома по праздникам пахло так же.

Музыка стала громче и веселее. Девушка легко подпрыгнула, тряхнула головой и закружилась в быстром сложном танце. Рейн едва поспел за ней, тут же наступил на ногу, неловко ударил локтем. Эль улыбнулась и понеслась по саду в одну сторону, затем в другую. Они бегали и прыгали, как дети, едва слушая музыку, весело смеясь и крепко держась за руки.

С тяжелым дыханием Рейн и Эль опустились на скамейку. Совсем стемнело. Ветер пронёс грозовые облака, и на небе появились тонкий полумесяц и целая россыпь звёзд. Они казались такими близкими — руки протяни и хватай. Рейн широко улыбнулся и посмотрел в глаза Эль.

— Так, — сурово сказал Аст. — Держись, парень, не тем ты местом думаешь.

— Кира, как я могу вас называть?

— Эль, Эль Я-Нол.

Рейн приподнял брови, словно удивился, и ответил:

— Меня зовут Рейн Л-Арджан.

— О, Рейн, ты из благородного рода! — Эль вздохнула с явным облегчением, но быстро опомнилась: — Кир Л-Арджан, я рада знакомству с вами, но простите меня, я ничего не слышала о вашем роде. Он давно служит Инквизиции? Как вы оказались среди практиков?

— Кира Я-Нол, давайте будем обращаться друг к другу точно друзья, — Рейн легко сжал руку Эль и тут же выпустил. Девушка с улыбкой кивнула:

— Да, Рейн.

— Мой род всегда служил Церкви.

Эль уже открыла рот, чтобы задать вопрос, но он опередил её:

— Эль, в честь чего твой отец устроил приём? — спросил Рейн шутливым тоном. — Меня пригласил глава моего отделения, но забыл назвать причину, по которой здесь собралось столько церковников и инквизиторов.

Рейн подался вперёд. Довольно игр, пора разговорить эту девчонку. Она должна знать хоть что-нибудь.

Эль пожала плечами и уже более расслабленно, без всех эти манерных слов, ответила:

— Отец часто устраивает приёмы. Он говорит, настоящая политика в Кирии ведётся не в зале Совета, а за званым обедом или ужином. В последнее время гости приходят к нам особенно часто. На прошлой неделе отца посещали главы гильдии учёных и торговой гильдии, и мне весь вечер пришлось выслушивать их скучные разговоры.

Рейн напрягся. Так ли крепок союз Церкви и Инквизиции? Может, Я-Эльмон что-то замыслил?

— Неужели они были так скучны? — Рейн лукаво улыбнулся.

— Нет, но отец не позволяет мне и слово сказать!

— А если бы ты могла, что бы ты сказала?

Эль пожала плечами.

— Мне интересна работа учёных, я хочу знать о том, чем они занимаются. В университеты стали принимать девушек, я тоже хотела поступить, но отец запретил.

Рейн едва не стукнул кулаком по скамейке. Да плевать ему, что она хотела! Практик изобразил сочувственный вздох и ответил:

— Это несправедливо. Все должны выбирать свою судьбу самостоятельно. Наверное, учёных и торговцев на этих приёмах твой отец отчитывает за отступ от заветов Церкви.

Эль снова пожала плечами.

— Нет, отец очень дружен с главами этих гильдий. Они должны прийти к нам на следующей неделе вновь. Обсуждают сумасбродство короля, вездесущих Детей Аша, других членов Совета — и всё это из раза в раз.

— И когда же тебе предстоит очередной скучный вечер? Быть может, я смогу развеять скуку? Ты пойдёшь со мной в театр?

Рейн уставился на Эль. Ну же, пусть скажет!

Девушка явно медлила. Она прижала руки к груди, глянула в сторону зала, затем ответила:

— Отец сказал, что главы гильдий придут со своими семьями, и я должна быть рядом. Я с радостью приму твоё приглашение на другой день.

— Когда же мне не стоит тебя ждать? — Рейн снова улыбнулся. Всё внутри дрожало от нетерпения.

— В следующий четверг у нас состоится ужин. Мы можем увидеться в пятницу.

Аст победно рассмеялся, и Рейн хотел смеяться вместе с ним. Ха, у Анрейка явно меньше шансов! Он узнал, что глава Церкви плетёт интриги за спиной Инквизиции, и в четверг состоится новая встреча с учёными и торговцами. Эль будет на этом вечере, а когда они увидятся вновь, она расскажет, о чём они говорили.

— Рейн, я хочу увидеть твоё лицо, — в голосе девушки послышался каприз.

— Практики не снимают чёрное и не снимают маску, — ответил он, но уже не чувствовал привычной твёрдости.

— Боишься, — заметил Аст.

Демон понимал всё раньше самого Рейна и всегда был прав, но впервые захотелось, чтобы это оказалось не так.

— Обычно не снимают, но могут, я знаю.

Девушка придвинулась ближе, так, что Рейн почувствовал её дыхание. Она подняла руки и осторожно потянула за верёвки на затылке, стягивающие маску. Эль придвинулась так близко, она, дочь главы Церкви, одного из самых могущественных людей Кирии, что Рейн не смог пошевелиться.

— А ты ли взял её в клетку? — спросил Аст так громко, так отчётливо, что казалось, демона могли услышать все, а не только Рейн.

Маска упала на скамейку, и Эль уставилась на клеймо. Она ещё была так близко, что горячее дыхание девушки касалось щеки. Рейн отодвинулся от неё и выжидательно посмотрел. Ну вот сейчас она отшатнётся, крикнет что-нибудь. А может, сдавленно охнет и округлит глаза от ужаса. Каких кошмаров о ноториэсах наговорил ей папочка? Ну, где же реакция?

— Так вот почему… — начала она и не закончила.

Рейн ухмыльнулся. Так вот почему он попал в Инквизицию? Так вот почему стал практиком?

— Да, я — ноториэс. И что?

Эль вздрогнула, но не отвела взгляд.

— Ничего. Как это случилось?

Рейн на секунду опешил. Ну да, ничего… Но этого же никто не понимал. Наверное, эта Эль действительно дура и забыла, как становятся ноториэсом. Рейн ещё раз ухмыльнулся.

— Я убил другого ученика. Взял его за волосы и ударил виском об стол. Знаешь ли, это самый простой способ убить человека, если нет оружия. Мне было тринадцать.

Эль задрожала и обхватила себя руками.

— Как ты пережил воспитание? Ты перестал слушать своего демона? О… — Эль начала, сбилась и продолжила: — О ноториэсах говорят разное.

Рейн свысока глянул на девушку и пренебрежительно улыбнулся.

— Я ведь исправился тогда. Голод, порка и регулярные проповеди легко сломали тринадцатилетнего мальчишку. Я был готов отказаться от чего угодно, лишь бы съесть кусок свежего хлеба и перестать чувствовать боль. Когда я вышел из Чёрного дома, я знал, что заслужил всё, что со мной сделали. Скромно держался в стороне, говорил, только когда ко мне обращались, покорно выполнял всё, что велели старшие. Но кому это было нужно? Как бы я ни старался, что бы ни делал, только слышал вслед презрительное или испуганное «ноториэс». И я сломался ещё раз. Вернее, тот я, каким меня пытались сделать. Ноториэс? Пусть так. Если я не могу стать своим, нет смысла надевать маску этой лживой добродетели. Остаётся только быть собой, уж как умею, и, может, кто-нибудь примет меня таким.

Рейн опустил глаза, но внутри чувствовал торжество. Клетка всё прочнее. Такие, как Эль, любят жалеть. Что-то сказать от сердца, что-то преувеличить — рецепт прост. Если бы Энтон слышал всё это, он бы точно повысил жалование.

— Но это же правда, без преувеличений, — с тоской в голосе заметил Аст. Рейн раздражённо дёрнул плечом.

Эль молчала. Она тоже отвела взгляд и тихо спросила:

— Как же ты оказался в Инквизиции?

— У меня был простой выбор: стать бродягой и научиться воровать или пойти в практики. Я думал, это поможет мне исправиться в глазах других — как же, служу правому делу, убиваю врагов веры и государства. Не помогло.

Эль помолчала, затем произнесла:

— Я ведь сама ноториэс в каком-то роде. Дочери главы Церкви просто не могло быть легко. Каждый боялся, что, если я обижусь, отец натравит инквизиторов. Мне поддавались в играх. Уступали всё самое лучшее. Ставили хорошие оценки, даже если я не сдавала работу. А когда поняли, что я ничего не скажу отцу, сделали пустым местом, будто отыгрывались за то услужение, которое они должны оказывать ему.

— А твои друзья? — осторожно спросил Рейн. — Я видел, что ты сидела не одна.

— Каждый думает, что дочь главы Церкви может ему что-то дать. Им нужен мой отец, а не я.

— Ты точно жестокий ублюдок, — прошептал Аст.

Рейн сочувственно поглядел на Эль. А ведь он мог бы оставить её, оставить прямо сейчас. И плевать, что скажет Энтон, плевать на место в Инквизиции. Было бы за что держаться! Но как тогда раздать долги и всё вернуть?

«Это спор», — напомнил он. Она сама поспорила на практика.

Эль невесело улыбнулась.

— Только сейчас я нашла друга под стать мне. — она смущённо отвела взгляд. — Рейн, погуляем завтра в парке?

— Да, кира Эль, — практик с улыбкой склонил голову.

— Может, это не из-за спора? — в голосе Аста послышалась надежда.

Рейн завязал маску и протянул Эль руку. Из-за спора. Только так и можно было заговорить с ноториэсом. Ничего, он начнёт свою игру: против других за право вернуть своё.

Глава 6. Шаг вперед

Рейн насвистывал весёлую мелодию и неторопливо брёл по улицам Лица. День выдался пасмурным и ветреным, прохожие попрятались по домам в ожидании грозы, но он едва замечал непогоду.

— Рано радуешься, — осадил Аст. — Ты не знаешь, что добыл Анрейк.

Рейн пожал плечами.

— Если сейчас он обошёл меня, это ненадолго. У меня появился хороший информатор.

Аст фыркнул в ответ.

— И поэтому ты вспомнил её только за утро три раза, из-за болтовни, да?

— Даже если не только, то что? Работа для меня важнее всего. Не ворчи.

— Это твоё ворчание. Сам знаешь.

— Знаю, знаю, — эхом откликнулся Рейн.

Он замер перед Чёрным домом и оглядел площадь. Вон там, чуть левее, мать умоляла отца не отдавать сына на перевоспитание, а сам он валялся в его ногах и просил о том же. Прошло восемь лет, но воспоминание возвращалось раз за разом, стоило только подойти к двери.

Рейн сделал глубокий вдох и открыл дверь. Теперь он свой внутри этих стен. Держится за них крепче, чем за собственный дом, и не хочет покидать.

Внутри стоял привычный шум. Практики спускались по тёмной каменной лестнице, ведущей в подземелье. В коридорах суетились старшие инквизиторы. Они шли так быстро, что их чёрные, чёрно-синие и чёрно-белые плащи — в зависимости от отделения — развивались подобно крыльям птиц.

Рейн оглядел всех и, перешагивая через несколько ступенек, поднялся на третий этаж. Он постучал в нужную дверь и сразу вошёл. Молодой секретарь встретил его недовольным взглядом. Он отодвинул от себя толстый журнал, поправил очки и спросил:

— Практик, зачем ты пришёл к киру Д-Арвилю?

«Надрать тебе задницу, индюк», — подумал Рейн и холодно ответил:

— Моя фамилия — Л-Арджан. Кир Д-Арвиль меня ожидает.

Секретарь кивнул. Рейн сделал шаг в сторону приёмной, но очкастый остановил его.

— Кир Д-Арвиль сегодня принимает в своём кабинете.

Рейн удивлённо поднял брови. Он ни разу не заходил к главе отделения лично. Существовало негласное правило: сторожевым псам в хозяйских покоях не место. Впрочем, практиков и в приёмные обычно не звали, чего уж удивляться приглашению Д-Арвиля.

Секретарь указал рукой на дверь. Когда Рейн проходил мимо, очкастый высокомерно посмотрел на него. Аст нахмурился, но промолчал.

Кабинет Д-Арвиля напоминал кабак или игорный дом. Из окна шёл тусклый сумеречный свет, комнату освещали газовые рожки. Стены были обиты панелями из тёмного дуба, диван и два кресла — в зелёном бархате.

Энтон вальяжно развалился за столом и курил сигару. Напротив, на самом краю кресла, сидел Анрейк и беспокойно ёрзал.

— Кир Л-Арджан, — улыбнулся Энтон и, словно опытный кабатчик, метнул по столу стакан. Рейн прыгнул вперёд и поймал его на самом краю.

— Кир Д-Арвиль, кир Т-Энсом, — он быстро поклонился и опустился в кресло, стянул маску, принюхался. Виски с ярким ароматом дуба — явно не из дешёвых.

Рейн сделал глоток: не слишком большой, чтобы сохранить ясность ума, но не слишком маленький, чтобы показать главе, что он ценит его расположение.

— Чувствуйте себя как дома, — Энтон гостеприимно указал рукой и вдохнул сигарный дым.

Рейн ещё раз кивнул, поставил стакан на стол, достал пачку сигарет и спички. Он почувствовал тяжёлый взгляд Энтона, но всё равно зажёг сигарету и с удовольствием затянулся.

«Право быть ноториэсом», — так сказал Д-Арвиль. Что же, надо его использовать. Из-за этого он оказался здесь и только это могло помочь всё вернуть.

Энтон с удовольствием рассмеялся:

— Вот поэтому мне нравятся практики! Они не прячутся по углам, как все эти старшие и главные инквизиторы. Знаем мы, знаем, что все любят пропустить стаканчик или покувыркаться в постели! И что в этом такого?

Рейн перестал курить. Слова Энтона были равнозначны признанию, что он слушал своего демона. Считалось, что все желания тела шли от него. Хороший человек умел усмирять его потребности. Или хотя бы молчал о своих грешках. Д-Арвиль настолько доверял практикам или это проверка?

— Хватит, — предостерёг Аст. — Наигрались уже. Не болтай много и не лезь никуда.

Энтон не унимался:

— А что же вы, Т-Энсом? Какие грешки есть у вас?

Анрейк смутился и опустил глаза. «Грешки, — Рейн скривился. — Его грех — благородство».

— Мальчики, — с нажимом произнёс Д-Арвиль и отложил сигару. — Я уже говорил вам, что ищу тех, кому смогу доверять, и должен знать о них всё. Я с вами честен и прошу того же в ответ. Мне нужны глаза, уши и руки повсюду, но взамен я готов щедро награждать. Или вы не хотите этого?

— Кир Д-Арвиль, — Анрейк уважительно склонил голову. — Я хочу продвигаться вперёд и готов служить. Я обещаю быть честным с вами.

— Так признайся, хоть в чём-нибудь. Я сказал, что люблю пить и люблю молоденьких девиц. Рейн курит, как работяга, а ещё он из тех засранцев, которые ради своей цели и мать продадут.

Практик на несколько секунд прикрыл глаза и вздохнул. Да, именно такое впечатление он хотел произвести на Энтона: пёс, который будет верно служить и пойдёт на многое, пока его подкармливают. И в то же время слышать о таком было неприятно. Что если это не просто маска, а настоящее лицо?

— …Что интересного в тебе, Анрейк?

— Интересного? — воскликнул Т-Энсом и сразу смутился. Рейн украдкой переглянулся с Астом. Всё-таки этот Д-Арвиль был тем ещё хитрым лисом. Он то приближался, то отдалялся и так легко менял маски — с таким лучше лишний раз промолчать.

— Я тоже готов на многое! — парень подался вперёд. — Я должен продвинуться!

«А то что? Отец отшлепает?» Рейн скрестил руки и с сомнением посмотрел на Анрейка. Видимо он до сих пор не понимал, куда попал. Практикам, чтобы подняться, требовались ловкость и хитрость, а не честь.

Энтон вздохнул.

— Я забыл, что сам был когда-то таким же мальчишкой и играл в благородство. Посмотрим, какие грешки ты соберёшь года за три.

Энтон откинулся на спинку кресла, оценивающе посмотрел на своих практиков и улыбнулся.

— Вы мне нравитесь. Я хочу, чтобы вы остались рядом. Один — упрямый и благородный. Второй — хитрый и изворотливый. То что нужно, — взгляд стал снисходительным. — Возможно, один из вас даже станет частью чего-то большего.

«Он может подойти», — так сказал Нелан Э-Стерм, и слова Энтона вторили ему. Что же такое замышлялось в Инквизиции?

Энтон наклонился, открыл выдвижной шкафчик и кинул на стол увесистый мешочек. По звону было ясно — монеты. Рейн оценивающе посмотрел: там могло уместиться десять тысяч киринов — не меньше. Столько практик получал за год. Он задрожал от нетерпения.

— Мальчики, я готов платить за помощь. Я дал вам личное задание, — Энтон выделил эти слова голосом. — Поэтому и плата за него не входит в основное жалование. Итак, кто из вас порадует меня больше?

Рейн посмотрел на Анрейка, уступая ему первое слово, а затем снова на мешок. Он должен забрать деньги. Это переезд из дома с крысами. Новые ботинки и плащ на зиму. Завтрак, обед и ужин — без отказов и уменьшения порции. Мать нужно отправить на отдых на Южное море, а Агни — купить лекарства. Забрать, и что бы для этого ни пришлось сказать!

Анрейк кашлянул и осторожно начал:

— Весь Лиц слышал о доброте кира Я-Эльмона. Вот уже на протяжении пятнадцати лет он жертвует городу крупные суммы. Делает это он всегда весной, но в этом году пожертвование ещё не поступило. Кир Я-Эльмон хотел передать триста тысяч киринов на развитие Лицийского университета. Его ректора зовут Грин И-Грис.

— Взятка? — спросил Энтон и нетерпеливо взмахнул рукой. — Ближе к делу, Анрейк!

— Известно, что ректор был очень дружен со своим двоюродным братом — Амодеем С-Даром, профессором истории в Лицийском университете. Мы взяли его на прошлой неделе за подозрение в связи с Детьми Аша.

Энтон хлопнул рукой по столу и торжествующе рассмеялся. Анрейк быстро сделал глоток из стакана с виски, закашлялся и не сразу продолжил.

— В прошлом году кир Я-Эльмон передал четыреста тысяч в больницу имени Орина, — парень сжал кончики пальцев и приложил ко лбу, как было положено делать при упоминании Яра и его соратников. — Несколько врачей заподозрены в запретных экспериментах над телом и демоном.

Анрейк раскраснелся, глаза блестели торжеством.

Рейн напрягся. Хорошая информация, это верно. Но она не доказывала ничего напрямую. А он знал, когда состоится встреча главы Церкви с торговой и учёной гильдиями.

— В позапрошлом году, — продолжал Анрейк. — Кир Я-Эльмон пожертвовал ещё четыреста тысяч на восстановление первого замка, который построили Яр и соратники, когда прибыли на Кирийские острова. Незадолго до этого в руинах нашли дневник Яра, но его выкрали. Второе отделение предполагает, что это Дети Аша.

Анрейк сделал паузу и продолжил:

— Утром я ходил в королевский архив, а затем — в наш. Я составил список пожертвований кира Я-Эльмона за пятнадцать лет, и все места, куда он передавал деньги, все люди так или иначе были связаны с Детьми Аша.

Энтон задумался. Несколько минут стояла тишина. Рейн снова закурил и переглянулся с Анрейком. А парень-то втянулся в игру. Что же такое он слышал дома, что так отчаянно хотел идти по стопам отца и деда?

Глава отделения неожиданно спросил:

— Анрейк, ты спал сегодня?

Парень покачал головой. Энтон улыбнулся.

— Вы хорошо поработали, кир Т-Энсом.

Рейн глянул на Аста, затем потянулся рукой к стакану. Чёрт возьми, что всё-таки из себя представлял этот Д-Арвиль? Он то уважительно называл всех «кир», то бросал пренебрежительное «мальчики». То болтал глупости о своих грешках и просил того же в ответ, то выпытывал информацию о первых лицах королевства. Энтон напоминал хамелеона. Он назвал Рейна хитрым и изворотливым, но сам был таким же.

— Узнай, будет ли в этом году Я-Эльмон жертвовать деньги университету. Если нет, то куда?

Анрейк кивнул, но во взгляде так и сквозила неуверенность. Рейн потёр клеймо, посмотрел на мешок на столе, затем уставился на Т-Энсома. Э нет, парень, награда тебе не достанется. Для тебя это не вопрос выживания.

— Чем же вы меня удивите, кир Л-Арджан?

— Возможно, кир Я-Эльмон связан не только с Детьми Аша. Он очень дружен с главами гильдии учёных и торговцев, и они регулярно встречаются за семейными ужинами.

— И что? — прервал Энтон. — А я каждый четверг ночую у киры Ф-Дювель, которая постоянно рассказывает о своём презрении к инквизиторам. Мы все связаны, Рейн. Мы не можем напрямую говорить тем, кого любим, и тем, кого ненавидим, о своих чувствах. Если один член Совета скажет другому, что объединился с третьим, и не пригласит в дом, где когда-то принимал, разразится не просто скандал, а настоящая война.

Анрейк попытался изобразить смущение, но по прямой спине, по гордо расправленным плечам Рейн понял, что тот уже видел своё продвижение в Инквизиции. Размечтался, мальчик. Рейн взглянул на мешок с киринами и продолжил:

— Они обсуждают короля и других членов Совета, и по их словам понятно, кто настоящие союзники, — Рейн многозначительно посмотрел на Энтона и откинулся в кресле. — В четверг у них вновь состоится встреча в доме кира Я-Эльмона.

— Что дальше? — спросил Энтон и скрестил руки на груди. — Обсуждать можно многое, а мне нужны действия. Что сделал Я-Эльмон против нас? Против государства? Ты ничего не узнал, Рейн?

Энтон посмотрел на него с отвращением, как хозяин, который увидел, как собака нассала в центре гостиной. Он думал: ударить пса или достаточно выгнать его на мороз?

— Нынешний король не устраивает даже учёных и торговцев, которые возвели его. Каждый член Совета сейчас подбирает себе нового ставленника и ищет сильных союзников.

Энтон пренебрежительно пожал плечами.

— Это не секрет для тех, кто умеет слышать и видеть. Вы не знаете короля, но его знаю я и скажу вам: он спятил и вышел из-под контроля. Неизвестно, сколько осталось времени, но Инквизиция уже готовится к новым выборам. И пусть я не возглавляю её, своё слово я тоже хочу сказать. — Энтон хлопнул рукой по столу. — Видишь, Рейн, я сказал правду, и она может стать сильным оружием против меня и Инквизиции. Но она останется бессильна, если мы не покажем, как действуем. Ты хочешь что-то ещё добавить?

Глава придвинул к себе мешок и взял в левую руку — с этой стороны сидел Анрейк.

— Да, я хочу честно сказать, что сейчас узнал немного, — Рейн с вызовом посмотрела на Д-Арвиля. — Но я нашёл надёжный источник. Дочь кира Я-Эльмона присутствует на всех вечерах: старик любит семейные встречи и не боится обсуждать свои планы при ней. Я уже нашёл способ разговорить её. Она будет слушать их разговор в четверг и всё передаст мне, не сомневайтесь.

Анрейк застыл и во все глаза уставился на Рейна. Энтон поджал губы и хмуро сказал:

— Не стоит верить всему, что болтают девчонки. В твоём возрасте ещё не умеют слушать их ушами и делают это другим местом. — Энтон взял сигару, запрокинул голову и выпустил несколько колечек дыма. — Что мне с вами делать? Вы справились лучше других, не стану спорить. Задания были разными, но вы уже показали те качества, которые я ценю. Однако я хотел, чтобы они были в одном человеке, а не в двух.

Рейн опять закурил, уже третий раз на час. Горло и лёгкие отозвались болью, но он затянулся ещё раз и ещё. Только эта боль останавливала от того, чтобы не раскричаться и не ударить — не важно, Анрейка или Энтона. Оба заслужили.

Д-Арвиль подался вперёд и хитро прищурился.

— Рейн, Анрейк, я хочу, чтобы вы оба стали моими личными практиками. Это не избавляет вас от ежедневной работы, но мои слова теперь должны быть для вас важнее всего: семьи, девиц, личного времени и даже слов главы Инквизиции, — в голосе послышалась угроза.

Личный практик. Это что-то новенькое. Рейн с тревогой посмотрел на Аста. Д-Арвиль явно высоко метил, если искал тех, для кого его приказы окажутся важнее приказов В-Бреймона. Если Энтон получит своё, то Рейн вернёт всё, что потерял. Если нет, то лишится даже последних крох. Стоил ли этот хозяин такого риска?

— Терять нечего, — шепнул Аст.

— Это неофициальное назначение, поэтому жалование буду платить вам я лично. Какую награду вы хотите за вчерашний вечер?

Анрейк скромно отвёл взгляд.

— Мне нужны деньги, — быстро ответил Рейн. — Я хочу тридцать тысяч киринов.

Аст закашлялся. Рейн уверенно продолжил:

— Ноториэсам платят меньше, чем другим практикам. Думаю, я заслужил быть наравне с ними. Кроме того, дочь кира Я-Эльмона не привыкла себе отказывать ни в чём. Чтобы получить её симпатию, мне понадобятся деньги.

«Одно платье», — вспомнились слова девушки. Если он заберёт эти кирины, то даже в чулках и оборках разберётся, лишь бы узнать правду и взять ещё больше.

Энтон кивнул с улыбкой.

— Ну а ты чего хочешь, Анрейк?

— Я всего лишь выполняю свою работу.

Д-Арвиль скривился.

— Если я спрашиваю, отвечай честно, а не так, как тебя научили. Мне плевать, даже если за тобой стоит сотня демонов и ты слушаешь каждого из них. На своём благородстве далеко не уйдёшь. Доверяй не голосу отца, матери или Церкви, а своему собственному. Итак, чего ты хочешь?

Рейн с любопытством посмотрел на главу. Интересно, он тоже общался со своим демоном? Рейн был уверен, что так делали большинство, только кто-то умел скрываться, а кто-то сразу себя выдавал.

— Я хочу повышение! — воскликнул Анрейк.

— Так-то лучше. Я издам приказ о назначении тебя на должность старшего инквизитора.

Анрейк выпучил глаза, несколько раз открыл и закрыл рот, точно рыба, выброшенная на лёд. Энтон наклонился и достал ещё два мешка, которые упали на стол с приятным звоном. Он брал их поочерёдно и бросал в руки Рейна. Тот жадно схватил деньги и крепко прижал к груди. Энтон понял его и снисходительно улыбнулся.

— Рейн — это не награда за вчерашний вечер, а кредит для тебя. Принеси что-нибудь более полезное, чем пустая болтовня девчонки. А если нет — придётся дорого расплачиваться за эти деньги. Ты меня понял? — Практик быстро кивнул.

Голос Д-Арвиля стал мягче.

— Рейн, может быть, ты хочешь чего-то ещё? Повышения или тебе нужна помощь?

— Если вы не в силах снять запрет Церкви на сведение клейма, то с остальным я справлюсь сам. Повышение? Было бы неплохо, — Рейн пожал плечами. — Разница в жаловании в триста киринов, верно?

— Узнаешь и расскажешь мне, — в улыбке Энтона мелькнуло понимание. — Идите, мальчики. И помните, что только глупый пёс кусает руку, которая его кормит.

Рейн первым вышел из кабинета. Анрейк прожигал взглядом его спину. Секретарь снова снисходительно на них посмотрел и вернулся к записям в журнале. Как только дверь закрылась, Анрейк воскликнул:

— Рейн! — Он медленно повернулся к пареньку. — Ты был прав. Деньги, которые кир Я-Эльмон жертвует городу, идут не из его кармана и не на хорошие дела.

Рейн ухмыльнулся и натянул маску.

— Но в другом ты не прав, — парень сделал шаг вперёд. — Нельзя использовать людей ради своих целей! Не трогай Эль!

Рейн закатил глаза и цокнул языком.

— Почему нельзя?

Анрейк на миг смутился, но ответил так же твёрдо:

— А ты бы хотел, чтобы тебя использовали? Вспомни третий завет Яра: дари миру то, что хочешь получить в ответ, и будь с людьми тем, кого хочешь видеть рядом с собой.

— Так нас уже используют, — Рейн пожал плечами. — Думаешь, Д-Арвиль отметил наши таланты и старается ради нас? У каждого своя цель, и каждый справляется, как может. Так было всегда. Не мешай мне выживать.

Анрейк грозно насупился и сделал ещё один шаг вперёд.

— Я не позволю тебе обидеть Эль!

Рейн снисходительно глянул на него.

— Ты её совсем не знаешь. Я тоже не хочу, чтобы Эль кто-то обижал. Но это делает собственный отец, и я дам ей шанс рассчитаться с ним.

«Даже если она сама не захочет». Рейн ухмыльнулся и поправил маску. Он надел её вовремя — ни к чему Анрейку видеть эти ухмылки. Аст рядом вздохнул. Анрейк скривился.

— У тебя грязные руки, Рейн!

Он пожал плечами.

— Как у всех практиков. Не говори, что не делал того же, что и я. Если ты просто не успел убить столько же людей, это не делает тебя чище.

— Всё позади. Мы больше не практики.

Рейн помолчал и тихо ответил:

— Это ничего не меняет. Д-Арвиль готовит для нас не разнос писем или стрижку травы у дома. А для меня вопрос выживания будет стоять всегда, так что не мешай мне, — он потёр клеймо на щеке.

— Рейн, я могу помочь тебе, — в голосе парнишки послышалась мольба.

— Спасибо, Анрейк. Инквизиторы и церковники уже достаточно помогли мне.

Рейн зашагал по коридору. Позади послышался вздох Анрейка, а затем его шаги, удаляющиеся в другую сторону. Рейн замер, прислонился спиной к стене и провёл рукой по лицу.

Неужели всё это правда? Он нащупал три увесистых мешочка. Карманы оттопырились и свисали. Это была приятная тяжесть. Он поплотнее накрылся плащом.

Уже не практик, а старший инквизитор. Всё, что преследовало четыре года подряд, осталось позади. Кроме личных заданий Энтона. Но это ничего. Будет легче. К чёрту маску, к чёрту кинжалы и револьвер на поясе, к чёрту подвалы Чёрного дома. К чёрту! Рейн рассмеялся и потянул завязки, удерживающие маску.

На улице задувал холодный ветер и накрапывал мелкий противный дождь. «Как в Кирьяне», — с улыбкой подумал Рейн. Он всего раз выбирался за пределы Лица. Ещё в детстве с отцом проехал на паровозе весь центральный остров Рин, затем сел на пароход и приплыл на северный Рьёрд. В Кирьяне — холодной столице Рьёрда на самой окраине острова — даже летом шёл дождь со снегом и постоянно дули ветра.

Теперь, с такой суммой в кармане и новым жалованьем, он сможет даже путешествовать. Приплывёт на Лён — южный остров, побывает в Эрнодамме — столице развлечений. Или в Инции, где столько воды, что люди вместо повозок или паромобилей используют длинные лодки. Или даже в Орно, который прозвали городом ста народов — так много иностранцев там было. Рейн мечтательно улыбнулся.

— Не торопись, — мягко сказал Аст. — Сначала закончим начатое.

— Закончим что? Что мы знаем?

Аст вздохнул и начал:

— Я-Эльмон имеет связь с Детьми Аша. Он ищет помощи одновременно у глав Инквизиции, торговой и учёной гильдий. Возможно, хочет возвести на трон своего короля. В народе болтают, что нынешний спятил, и Д-Арвиль подтвердил это. В Совете начинается борьба. У кого будет больше влияния, тот сможет выдвинуть своего ставленника. Что если Д-Арвиль сам метит в короли? — Аст тут же покачал головой. — Нет, он знает, что тот всего лишь пешка. Он хочет подобраться к В-Бреймону, чтобы вместе с ним управлять новым королём. Или даже вместо него. Но у В-Бреймона свои планы, он что-то или кого-то ищет. «Он может подойти». Помнишь эти слова? Надо быть осторожнее. Мы по-прежнему пытаемся выжить, только на этот раз не среди уличных шавок, а среди опытных охотников.

Рейн с благодарностью посмотрел на своего демона. Церковь просто не могла быть права. Аст никогда не подводил, в отличие от остальных. Это не враг, а самый верный друг.

— Как ребёнок, — фыркнул Аст и быстрым движением взъерошил волосы.

Рейн зашагал вдоль набережной. Надо спрятать деньги дома, а затем спешить в парк к Эль.

Холодный свежий воздух проникал в лёгкие, и без маски дышалось по-особому легко и свободно. Рейн расслабленно повёл плечами, закинул руки за голову и побрёл вперёд, насвистывая утреннюю весёлую мелодию.

Откуда-то справа послышались жалобный крик и злой смех. Он нырнул в переулок и замер перед чугунной решёткой, за которой пряталась школа. Маленькое серое здание смотрелось уныло и больше напоминало тюрьму — так выглядели все школы для детей из простых семей.

На заднем дворе двое мальчишек держали третьего под руки, и ещё один что-то выкрикивал ему в лицо и наносил неприятные тычки. Рейн вспомнил: в другой школе был другой мальчишка, но страдал также.

Паренёк смотрел в сторону и что-то беззвучно шептал, будто молился. Рейн увидел самого себя на заднем дворе, привязанного к дереву. Тогда он знал, что у него ничего нет, кроме его демона, и если на кого надеяться, то только на него.

Рейн ухватился за ограду и перемахнул через неё. Он сделал несколько больших прыжков, навис над мальчишками, схватил за шиворот того, который бил, подержал его в воздухе, как нашкодившего щенка, встряхнул и выпустил. Парень упал на траву, неуклюже вскочил и побежал, а вместе с ним — его друзья. Остался только мальчишка с синяком на лице и сбитыми в кровь кулаками. Рейн протянул ему ладонь.

— Что случилось?

— Спасибо, — буркнул мальчик и поднялся. — Я бы справился.

Рейн ответил с пониманием.

— Я знаю. Я тоже всегда справлялся с такими сам. Только однажды уступил. И мне жаль, что рядом тогда никого не оказалось. Не дай себе уступить им. Что бы ни пришлось сделать.

— Рейн! — крикнул Аст. — Не подталкивай его!

Рейн замер. Разве он подталкивал мальчишку? Что было правильнее: ответить, но стать изгоем, или смолчать, спрятав гордость?

— Ох! — издалека послышался женский крик. Маленькая фигурка показалась на пороге школы и поспешила к ним.

Девушка была одета в скромное серое платье, аккуратно причёсана — явно учительница или воспитательница. Совсем невысокая — едва доставала до груди Рейна — и хрупкая, но карие глаза так и метали молнии.

— Иган! — воскликнула она, взяла мальчишку за подбородок и глянула на синяк под глазом, разбитую губу. — Ты опять?

— Он не виноват, — откликнулся Рейн. — Это трое других на него напали.

Девушка уцепилась взглядом за метку ноториэса, но промолчала. Она строго сдвинула брови и воскликнула:

— Как же не виноват, знаю я его! Постоянно слушает своего демона. То на драку вызовет, то в карманы чужие залезет. Вот дождётся, что отправим на перевоспитание!

Мальчик съежился, опустил взгляд и стал ковырять землю носком ботинка. Они выглядели ещё хуже, чем у Рейна. Он крепко сжал девушку за руку, навис над ней и ответил таким же строгим голосом:

— Я всё видел своими глазами. Обещайте, что разберётесь и не будете наказывать Игана. Он не виноват.

Девушка положила руку на плечо мальчика и уже более ласково спросила:

— Иган, это правда? Кто начал драку?

Рейн глянул на мальчишку. Тощий, неуклюжий, растрёпанный — совсем как он лет десять назад. Такие всегда становились жертвами. Задирали тех, у кого были деньги, и у кого их не было, задирали за знатное происхождение и его отсутствие, и за силу, и за слабость. Да детям и причины порой не требовались! Они инстинктивно чувствовали тех, кто отличался от большинства, и нападали на него всей стаей. Ну как тут не оскалиться в ответ, как не выпустить своего демона?

Мальчик молчал. Рейн попытался вспомнить: а ему хоть раз давали шанс рассказать правду? Признался бы он тогда или смолчал?

— Конечно смолчал бы, — шепнул Аст, становясь рядом.

— Что вы видели? — в голосе девушки послышалась надежда. — Это Омбрик с компанией? Я уже давно думаю, что это он издевается над младшими и ворует!

Рейн захотел помочь девушке всем сердцем. А она ведь не такая плохая, не как другие учителя. Она верила Игану, а злилась на самом деле на себя, потому что не могла наказать настоящего виновника. И она видела метку ноториэса, но обращалась, как с равным. Рейн расплылся в глупой улыбке и сердечно спросил:

— Как выглядит этот Омбрик? Я помогу вам, кира.

— Хватит! — воскликнул Иган. — Это я виноват.

— Что здесь происходит? — послышался властный окрик. Подобрав длинную юбку, к ним с грозным видом подошла седовласая женщина. Она провела рукой по голове, приглаживая пучок, и требовательно сказала: — Итак, я слушаю вас!

— Кира Ч-Тейт, — девушка склонила голову, но твёрдо продолжила: — Омбрик избил Игана, посмотрите сами! Я вам не раз говорила, что это он…

— Замолчи! — воскликнула дама и сердито уставилась на девушку.

Аст оскалился. Рейн хмуро посмотрел на женщину.

— У Омбрика особые права. Не забывай об этом, Инеса.

— Особые права? — повторил Рейн. — О каких…

— Молодой человек! — воскликнула женщина. — Я видимо запамятовала, когда это я к вам обращалась? Вы вообще кто?

Она увидела метку и резко взмахнула руками, прогоняя от себя.

— А ну кыш, ноториэс! Тебе не место среди приличных людей!

— Он всё видел! — воскликнула девушка и сделала шаг вперёд, но женщина преградила ей дорогу. — Он хочет помочь, — она бессильно опустила руки.

— Кыш, кому сказала!

Она обращалась к нему как к грязной собаке, случайно забежавшей в дом. Глаза Аста налились кровью. Рейн склонился над женщиной и процедил сквозь зубы:

— Если у кого-то из ваших учеников есть особые права, не удивляйтесь, что те, у кого их нет, приходят сюда. И когда-нибудь навестят вас лично.

— Прочь, ноториэс, прочь! — она указала рукой на ворота. Рейн увидел, что боковая дверца у них была открыта — он зря перелезал.

Практик криво ухмыльнулся женщине, затем подошёл к ограде, подпрыгнул и замер сверху. Рейн поймал отчаявшийся взгляд мальчишки и понял по нему: они встретятся. Может через год или два, но он войдёт в подвалы Чёрного дома, в камеру, где когда-то сидел другой мальчишка, точно так же замученный учениками, точно так же не понятый учителями.

Рейн легко спрыгнул и ещё медленнее поплёлся по улице.

— Ноториэс! — вслед донёсся презрительный крик седовласой женщины.

— Да, и что? — тихо спросил Рейн, достал маску, переложил её из одной руки в другую и снова убрал. Да к чёрту их всех. Метку всё равно не стереть, так сколько можно прятать лицо? Кому надо, всегда разглядят правду.

Аст положил руку на плечо Рейна и дотронулся легчайшим прикосновением. Они одновременно выпрямили спины и переглянулись. Рейн пробормотал:

— Не больно-то и хотелось.

Он уставился на серое здание школы, поднял вверх средний палец, простоял так несколько секунд и поспешил домой.

Глава 7. Выступление

Мама и Агни что-то вязали и тихо переговаривались. Голоса больше напоминали шелест листьев, чем речь живых людей.

— Рейн, — позвала мать.

Он заглянул в маленькую тёмную комнату и зябко поёжился. Мама всегда открывала окна нараспашку, чтобы прогнать запах сырости и плесени, но он никак не уходил.

— Закрой окно, — попросил он. — Сегодня холодно, простудитесь.

— А болеть в Лице дорого, — мать слабо улыбнулась. — Рейн, я не могу идти на рынок, нога опять разболелась. Сходишь вместо меня?

— А не надо было открывать окна! — воскликнул он и кивнул. — Схожу. Вызови доктора. Пожалуйста. Я оплачу визит.

Агни по-доброму улыбнулась. Мать протестующе взмахнула рукой.

— Ну что ты говоришь! Ни у тебя, ни у Арджана нет плаща на зиму, и крыс надо потравить… — мама задумалась и перевела взгляд на окно.

Рейн подошёл и с хлопком закрыл его, затем навис над матерью и спросил:

— Если бы у нас были деньги, чего бы ты хотела?

Мать удивлённо подняла брови и улыбнулась:

— Ну зачем ты это спрашиваешь, разве важно, что я хочу? — Рейн настойчиво посмотрел на женщину. — Помнишь, в том доме у нас на кухне висели белые занавески?

Рейн помнил. Он прятался за ними, играя в прятки с воображаемым другом по имени Эл. А однажды, когда Кай поджёг их, взял вину на себя.

— А я хочу пояс, — с настойчивостью сказала Агни. — Из собачьей шерсти. — Мама и Рейн недоумённо уставились на старуху. — Хорошо помогает при больной пояснице!

— Рейн, ну к чему это? — мать устало вздохнула. — Ты же знаешь, что…

Он не стал слушать и вышел из комнаты, качая головой. Белые занавески и пояс из собачьей шерсти. Когда-то мать мечтала о рубинах, привезённых с островов Южного моря. Жене церковника не полагалось думать об украшениях, но однажды она шепнула Агни о своём желании, а Рейн услышал этот разговор. Как же рубины превратились в белые занавески?

Рейн плотно закрыл дверь в свою комнату. Два метра в длину, два в ширину — такая же камера была у него в Чёрном доме.

Он бросил плащ на низенькую кровать, затем бережно достал из карманов мешочки и с любовью посмотрел на них. Рейн опустился на пол — расстояние между полом и кроватью было не больше ладони. Он взял два мешка и запихнул в дальний угол. Тут же показалась недовольная крысиная морда. Зверёк блеснул красными глазками и посмотрел на Рейна.

— Стереги, подруга, — он улыбнулся и поднялся.

Вся его одежда грудой лежала на маленькой тумбе, вплотную стоящей к кровати.

— Тебе надо быть аккуратнее, — заметил Аст.

Рейн с сомнением поглядел на эту кучу. Старый чёрный плащ. Он носил его первые два года в Инквизиции. Агни всё обещала его перешить и подлатать, но никак не могла взяться за дело. Чёрные штаны. Выглядели лучше тех, которые на нём, но больше подходили для зимней погоды. Рейн вытянул из кучи чёрную рубашку, чёрный жилет, а затем положил обратно. В них он был на вечере у Я-Эльмона и в них же пойдёт в театр. Достал чёрную куртку и накинул на плечи.

— Одежда другого цвета у тебя есть? — усмехнулся Аст.

— Закончилась ещё в семнадцать, — Рейн усмехнулся так же, как демон. — Я куплю рубашку, — решил он. — Белую. И бордовую, — в голосе послышалось озорство.

Он не покупал одежду других цветов уже четыре года. Зачем, если весь мир крутился вокруг работы? Ношение цвета своего отделения оставалось обязательным для старших инквизиторов, но мир потихоньку выходил за стены инквизиторского дома, а значит, пора было примерить что-то новое.

Рейн спрятал под курткой короткий нож — так он чувствовал себя спокойнее, подхватил оставшийся мешок и сунул в карман. Он вышел из дома, держа руку на нём — кирины приятно согревали.

Рейн достал часы. Чуть больше четырёх. К пяти он должен быть в парке. От Первой до него не меньше часа ходьбы. Рейн провёл пальцем по трещине на стекле и задумчиво глянул на Аста. А ведь теперь он спокойно мог купить билет на трамвай или место в повозке. Новые возможности опьяняли, и Рейн громко рассмеялся.

— Не надо, — предостерегающе ответил Аст.

Рейн кивнул с кислым лицом. Он снова сжал мешочек в кармане. Это — занавески, пояс и переезд. Сам дойдёт. Полезнее.

Фигурку Эль он заметил ещё издалека. Она одиноко стояла у входа в парк и глазела по сторонам. Одетая в голубую юбку, коричневый бархатный жилет и маленькую меховую шапочку, Эль выглядела настоящей дочерью великого рода. И не скажешь, что отец жалел для неё лишний кирин.

Рейн увидел девушку, и уголки губ сами поползли вверх.«Она здесь из-за спора, это игра», — напомнил он себе. Пусть играет, а ему надо сделать так, чтобы в пятницу девушка пришла вновь, и сама захотела рассказать, как прошёл вечер с главами гильдий.

— Кира Эль, — Рейн положил руку на плечо и поклонился.

— Кир Рейн, — девушка присела и склонила голову. — Сегодня ты без маски, — она улыбнулась.

Рейн потянулся в карман, но рука замерла на середине.

— Нет, — жестко произнёс Аст. — Хочешь быть свободным, так сначала дай себе свободу сам. Хватит этих пряток. Пусть смотрят.

«Пусть смотрят», — мысленно повторил Рейн. Аст прав. Он уже не практик. И уже давно заплатил за всё. Может, сейчас другие в это не верили, но ещё поверят. Нужно только перестать прятаться.

— Да, сегодня я без маски, — Рейн поднял голову. — Я же не так плох, чтобы скрывать своё лицо?

Эль рассмеялась и спросила:

— Может быть, пройдёмся по Лицу? Скоро будет дождь, а в парке негде укрыться.

Рейн помедлил. Наверное, надо предложить ей зайти в кондитерскую, выпить кофе и съесть пирожное. Или что там принято делать? Рейн с растерянным лицом предложил Эль руку, и они неторопливо пошли по дороге.

— Рейн, правда, что практики — наёмники на службе Инквизиции?

Он нахмурился. Что, проверяет, выиграла ли спор? Если он не инквизитор, она ничего не сможет доказать рыжей.

— Нет, — жёстко ответил Рейн и сделал глубокий вдох. Надо держать себя в руках. Что ему, привыкать, что ли, к предубеждениям и выдумкам? — Как и все инквизиторы, мы приносим клятву, прежде чем поступить на службу.

— Клятву?

— В практики берут многих, это верно. Но затем мы три месяца учимся основам, а после даём обещание служить. — Рейн вздохнул, вспомнив слова. Тогда он ещё верил, что ему дали шанс бороться за правое дело, и это искупит его в глазах общества.

Он глянул на девушку и спросил:

— Ты видела Чёрный дом?

Она закивала.

— Его обходят стороной и не зря. Между пыточными комнатами и камерами… — Рейн ещё раз посмотрел на Эль, чтобы узнать её реакцию. Она широко округлила глаза, но молчала и не подавала виду, что боится или волнуется.

Рейн продолжил:

— …Есть большой зал. Он всегда плохо освещён, но в центре стоит статуя Яра из белого, почти прозрачного камня, и кажется, что она светится. Во время клятвы практики подходят к Яру, склоняются перед ним и говорят: «Где и кем бы я ни был рождён, я отдаю тебе своё сердце и кровь, и только смерть освободит меня от этого обещания». Звучит глупо, да?

Тогда Рейн во все глаза смотрел на освещённую фигуру каменного бога и даже чуточку верил, что тот услышит его и даст шанс снова быть принятым. Не услышал и не дал. Теперь он не смотрел на фигуры богов вовсе.

— Нет. Церковь ведь тоже даёт клятву. Что означают ваши слова? Ты не можешь уйти из Инквизиции?

— Да, уйти из Инквизиции можно только в могилу. Мы слишком много знаем, — ответил Рейн и поспешил улыбнуться. Хватит, он пришёл сюда не для того, чтобы говорить, а чтобы слушать. — Ты сказала, что хотела бы поступить в университет, — начал он. — На какой факультет? Почему отец запретил тебе?

Рейн искоса глянул на девушку. Ну давай же, расскажи про Я-Эльмона.

— На какой факультет? — повторила Эль. — Девушек принимают только в педагогический университет или на факультет искусств. Мой выбор не велик. Знаешь, когда мне было двенадцать, я хотела сбежать с цирком. В четырнадцать — играть в театре. В шестнадцать — стать художницей, — Эль мечтательно улыбнулась. — Я решила поступать на факультет искусств Лицийского университета.

— А что же отец? — поторопил Рейн.

Эль поджала губы.

— Он говорит, что это блажь, происки демона. А сам-то! — воскликнула она и тут же замолчала, осторожно посмотрев на Рейна. — Отец отправил меня учиться в закрытый пансион на юге. Я приезжала домой всего раз в год, и так на протяжении шести лет. Ему слуги стали ближе меня. Мы совсем не понимаем друг друга.

Рейн разочарованно вздохнул. Вчера девушка говорила так, будто отец ей доверял. Неужели она ничего не расскажет о нём?

— В чём же он не понимает тебя? — сочувственно вздыхая, спросил Рейн.

Они свернули на маленькую тихую улицу. На углу стояла булочная, и из неё доносился дивный запах корицы. В животе сразу заурчало.

— Легче рассказать, в чём он понимает меня! Мы оба не любим завтракать, и на этом всё. — Она вздохнула. — А когда отец услышал, что я хочу стать художницей! Сказал, что позорю его и весь наш род.

Рейн кивнул.

— Мой отец такой же.

— Церковники! — одновременно воскликнули Эль и Рейн и улыбнулись друг другу.

Улочка кончилась, и они вышли на Светлую — одну из главных улиц города. Солнце начало садиться и уже опустилось ровно между двух башен. Над ним тонкими линиями тянулись оранжевые облака. Они поднимались всё выше и выше и превращались в иссиня-чёрные грозовые тучи.

Девушка продолжила:

— Что плохого в том, чтобы рисовать? Если я нашла дело, которое делает меня счастливой, почему я не могу им заниматься? Почему говорят, что это от демона? — Эль посмотрела на Рейна, ища поддержки. Он быстро откликнулся:

— Что ты рисуешь?

— Людей. И природу.

Рейн кивнул, и Эль бойко заговорила:

— Ты посмотри на всё это! — она обвела руками улицу: высокие каменные дома, трамвай в конце дороги, несколько паромобилей, ждущих своей очереди проехать. — Когда я уезжала из Лица в пансион первый раз, он был так зелен, и какой свежий был воздух. А когда вернулась, леса вокруг города вырубили, а дороги заполонили все эти механические повозки с их едким дымом.

Эль с осторожностью посмотрела на Рейна, точно ждала, что он посмеётся над ней. Он ещё раз кивнул и улыбнулся с искренним интересом.

— А ведь люди — часть природы! Ты только посмотри! — щеки у девушки раскраснелись, в глазах загорелся озорной блеск. Она вытянула руки, и из рукавов показались тонкие запястья. — Вены так похожи на речной узор. И у каждого из нас родинки, как созвездия на небе, — она быстро коснулась щеки, на которой виднелись три маленькие родинки. — А шрамы напоминают удары молнии. Почему все закрывают глаза на это? Я хочу показать, что природа — удивительная, а мы — её часть и не должны отказываться от неё.

— А узор на пальцах похож на кольца срубленного дерева, — добавил Рейн. — Я и сам когда-то мечтал быть художником, когда-то очень давно.

Он почувствовал сожаление. Они ведь похожи. Оба не нашли понимания. Оба лишились мечты. Рейн был уверен: для Эль только подбери нужное слово, она заговорит со своим демоном, как и он. Они могли бы стать друзьями. Но её что-то толкнуло поспорить, а он слишком держался за работу в Инквизиции.

— Что же тебе помешало?

Рейн уставился на Эль.

— Ты не видишь, кто я? Ноториэсов берут только в убийцы. Вопрос лишь в том, кого им легче убивать: людей — и стать практиком, наёмником, или животных — и идти на скотобойню. Что мне помешало? Да я в лавку не могу зайти без косого взгляда, мне даже кисти и краски не продадут! Художник! — Рейн рассмеялся. — Детская мечта, не более, мне это уже не нужно.

— А что тогда нужно? Кем ты хочешь быть?

— Тем, кто живёт в доме под красной черепицей.

— Что? — Эль растерялась.

Рейн покачал головой и свернул на ярко освещённую фонарями шумную улицу.

— Все идут ко дворцу, — вдруг удивилась девушка.

Рейн огляделся. Он так вслушивался в её слова, что совсем перестал смотреть по сторонам. Вокруг становилось всё больше людей, и они, точно зная что-то, стягивались к королевскому дворцу.

Он стоял на набережной Эсты и считался самым большим зданием Лица. Некогда белый камень уже потемнел от времени, а вот черепица на крыше оставалась всё такой же ярко-красной. На центральном куполе реял флаг Кирии: белоснежная хищная птица на тëмно-синем поле.

По обе стороны от него тянулись бесконечные ряды арок, колонн и башен. Казалось, они возвышались над Лицем с какой-то даже гордостью и надменностью. Симметричный фасад украшали статуи королей государства: от Яра до Риса — всего двадцать две.

Площадь перед дворцом была выложена каменными чёрно-белыми плитами, которые переплетались в немыслимом узоре. От них даже рябило в глазах, но площадь считалась гордостью архитектуры Лица — как же, ведь даже она напоминала проклятую историю о Яре и Аше.

Площадь соединяла все части города в одной точке, и на ней всегда толпились гуляки и дельцы. В центре высилась массивная колонна, увенчанная статуей Яра Третьего — короля, который одержал окончательную победу над местными племенами и объединил Кирию.

По другую сторону площади полукругом, будто обнимая дворец, стоял строгий и величественный Дом Совета, где заседали первые лица государства. Через его арку шла целая толпа людей и что-то скандировала.

— Лучше уйти. — Рейн напряжённо огляделся. Он не любил толпы. Когда собиралось много людей, всегда что-то происходило.

— Стой! — воскликнула Эль. — Смотри, — она указала рукой на балкон дворца, нависающий над площадью. Рейн пригляделся и увидел фигуру короля. Он едва разглядел черты его лица, но узнал по длинным светлым волосам и бороде. Рядом с ним стоял незнакомец в тёмном, и издалека он напоминал грозную нахохлившуюся птицу.

Эль зашептала на ухо:

— Отец говорил, что вчера состоялись выборы нового великого судьи. Наверное, король Рис хочет представить его народу.

Рейн равнодушно пожал плечами и уже хотел уйти с площади, но народу становилось всё больше, его и Эль зажало со всех сторон и понесло вперёд. Они оказались так близко друг к другу, что девушка смущённо отвернулась, а Рейн почувствовал раздражение.

— Жители Лица! — начал король, но сквозь гомон толпы его слова долетели слабым шепотом.

Рейн плечом подтолкнул стоящего рядом мужчину. Тот повернулся с недовольным лицом, увидел метку ноториэса и протиснулся в сторону, освобождая место.

Рейн поднял воротник куртки, пытаясь прикрыть нос. От людей вокруг нестерпимо воняло потом и резкими духами.

— Жители Лица, — повторил Рис. Голос дрожал. Рейн несколько раз слышал выступления короля, и они всегда были громкими, уверенными, а каждое слово звучало гладко.

— Совет издавна стоит на страже покоя Кирии, и сейчас на место одного из стражей пришёл другой. Все мы были опечалены смертью Гикарта Ю-Дирта, который занимал должность великого судьи на протяжении четырнадцати лет и учил нас справедливости и честности. Верховные судьи выбрали одного из них, самого достойного…

Вдруг чьё-то горячее дыхание коснулось шеи. Рейн почувствовал, как в руку что-то вкладывают и инстинктивно сжал предмет.

— Привет, ноториэс, — послышался шепот. Он быстро обернулся, но увидел только, как девушка в тёмном нырнула в толпу. Это была она, та девчонка из дома на углу Паровой и Рассветной. Одна из Детей Аша. Он раскрыл кулак и увидел клочок бумаги. Рейн быстро сунул записку в карман и тревожно огляделся.

Король сделал паузу и продолжил:

— Совет просил меня назвать нового великого судью, — он заговорил более быстро, сбивчиво. — Вернее, велел. — По толпе пронёсся ропот. — Но я не буду. Опять во главе Кирии встал тот, кто не скажет вам ни слова правды!

Король то и дело бросал взгляды на мужчину в чёрном. Тот сначала сделал несколько осторожных шагов к нему, а затем бросился в темноту зала за спиной Риса. Король указал рукой в сторону Дома Совета.

— Они пытаются заставить вас молчать! Хотят, чтобы вы перестали слушать свой голос и отвернулись от силы, которая есть рядом с каждым.

Из зала вынырнули двое стражников. Рис закричал:

— От своего демона!

— Во имя Яра… — рядом послышался испуганный шепот Эль.

Стражники подхватили короля под руки. Он попытался вырваться, закричал:

— Яр не убивал Аша! Настоящая история братьев говорит…

Стражники вместе с королём скрылись в зале. На несколько секунд толпа замолчала, а затем взорвалась криками. Рейн вздрогнул. Настоящая история братьев. То, о чём он слышал от всех Детей Аша. Неужели и король?..

— Король болен, — эти слова пронеслись волной от первого ряда до последнего и назад.

Рейн крепко взял Эль за руку и стал пробиваться к выходу с площади. Все вокруг толкались, кричали. Казалось, ещё чуть-чуть, и толпа двинется вперёд, требуя ответа Совета.

Рейн петлял по улицам, и только когда вокруг никого не осталось, спрятавшись в тихом сквере между домами, позволил себе выпустить ладошку Эль. Он потёр подбородок и спросил:

— Что это было?

Он не ждал ответа девушки, вопрос задавался Асту, но Эль всё равно поделилась:

— Отец говорил, что король Рис уже не раз спорил с Советом и что-то пытался рассказать слугам.

Рейн ещё раз задумчиво потёр подбородок. Король напрямую обвинял Совет и вторил словам Детей Аша. Мог ли он встать на их сторону? И ради чего отважился на такой открытый бунт?

— Что король говорил слугам? — Рейн вгляделся в лицо Эль. — Что ты знаешь?

«Ну же!» — он едва мог устоять на месте от нетерпения. Девушка с неожиданной злостью воскликнула:

— Ничего я не знаю! Я кое-что слышала, но… Отец никогда не говорит со мной открыто!

Ну вот же, он совсем рядом. Надо только подобрать правильные слова. Рейн растерянно улыбнулся и пожал плечами.

— Я и сам ничего не знаю. Со всех сторон только слышится: настоящая история братьев, демоны… Я уже запутался.

Эту правду можно себе позволить. Рейн украдкой посмотрел на Аста, но тот оставался молчалив и холоден. Не одобрял.

— Мы должны это узнать! — с неожиданным напором воскликнула Эль, и Рейн удивился её решительности. Девушка горячо заговорила: — Отец никогда не скажет правду. Всё, что он мне говорит — больше молиться и трудиться. Как же, это ведь усмиряет демона, а женщины так легко поддаются ему! — Эль горестно всплеснула руками. — Я тогда тебе сказала, что слышала, как отец разговаривал с другими членами Совета, — девушка на миг смутилась и отвела глаза. — Отец ничего не говорил при мне. Я знаю только то, что подслушала. А подслушивать я умею, — Эль снова подняла глаза и коварно улыбнулась. Рейн едва узнавал в ней ту милую растерянную девушку, которая стояла перед ним только что. — Если родной человек не хочет быть честен со мной, я найду того, кто будет! — она упрямо вздёрнула подбородок вверх. — Даже если придётся отыскать самих Детей Аша.

Рейн хотел смеяться и кричать. Да эта Эль — настоящая находка! Птичку не надо ловить в клетку, она сама хочет сесть в неё и спеть нужную песню. И пусть Эль соврала, отец молчал при ней, но она уж постарается и добудет информацию: и про Совет, и про демонов.

— Будь осторожнее, — проворчал Аст. — Ты же видишь, она умеет кусаться.

Рейн дёрнул плечом, отмахиваясь от демона, и горячо зашептал:

— Меня заставляют выискивать и убивать Детей Аша, но я не знаю, так ли они не правы. Я не хочу делать неправильные вещи. Мне тоже нужна правда.

Эль закусила губу и задумалась.

— Я устала от молчания отца. Король Рис обвинил Совет, а значит, и его, но в чём? Я должна узнать, что задумал отец.

Рейн едва сдержал довольную улыбку. Да, эта птичка принесёт ему всё, что надо. Если Я-Эльмон что-то затевает, необходимо это узнать — и уж Д-Арвиль не поскупится, если информация будет того стоить.

— Хорошо, — решительно воскликнул Рейн. — Мы попробуем, — он на секунду сжал руки Эль и сразу отпустил. — А сейчас, — сделал паузу. — Кира Эль, разреши продолжить нашу прогулку. Ты была когда-нибудь на рынке?

— На рынке? — на личике девушки мелькнуло отвращение. — Зачем мне туда? Ты сам ходишь на рынок?

Рейн попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой.

— Да, я туда хожу. Покупаю продукты, а ещё торгуюсь с продавцами. Обычно их пугает клеймо ноториэса, и они сбрасывают пару киринов.

— Я, — начала Эль и замолчала. Навстречу им бежала грязная собака с порванным ухом. Девушка подозвала её к себе, присела и стала гладить. Пёс доверчиво ткнулся мордой ей в руку.

— Не надо гладить бродячих псов, — заметил Рейн.

— Почему? Ты не любишь собак?

— Ты даёшь ему надежду. Он так и будет плестись за тобой и заглядывать в глаза, а ты закроешь дверь перед его носом. Не гладь собаку, которую не можешь забрать себе.

— А разве не все мы проходим тысячи километров ради такого мига? — Эль поднялась и мягко улыбнулась. — Пойдём. Что тебе нужно?.. — она сделала паузу. — на рынке? — девушка точно пробовала слово на вкус.

— Белые занавески и пояс из собачьей шерсти.

Эль рассмеялась, взяла его под руку и потянула за собой.

— И газета, мне нужна газета с объявлениями.

Рейн задумался. Отец сказал верно: кто падал сам, тот и встанет сам. Вернёт всё он тоже сам, как и потерял.

Глава 8. Л-Арджан

Рейн настороженно прислушивался, приглядывался, как пёс, который хотел учуять след. Весь Лиц гудел. Повсюду слышалось: «Король сошёл с ума», «Совет продался», «Близятся выборы». Горожане собирались небольшими группами, шепотом передавали услышанное на площади и тут же расходились.

По улицам разгуливали напыщенные гвардейцы в сине-серебряной форме, суровые полицейские в алом. То тут, то там мелькали тени инквизиторов в чёрно-синем и чёрном — Второе и Третье отделения выискивали тех, кто мог замыслить заговор.

Весеннее солнце с каждым днём пекло сильнее, всё расцвело, воздух наполнился сладким ароматом цветов, но казалось, вот-вот разразится гроза. Город напоминал огромного зверя, который проснулся, почуял опасность и начал скалиться.

Впереди показалось мрачное здание дома Инквизиции. Рядом с ним снова стояла белёная тележка под навесом, а возле неё — усталый старик в потёртом пиджаке.

— Эй, мальчик, купишь капусту? — он встретил той же фразой.

Рейн покачал головой. Вот сумасшедший!

— А совет послушаешь?

Остановившись, практик медленно кивнул. Старик ответил:

— Когда мне было двадцать, я усвоил вторую истину: в мире, где все уродливы, красота сама становится уродством.

— Спасибо! — воскликнул Рейн и пошёл к Чёрному дому. А старик-то не промах. Эти бы слова — да сказать Совету. Разве не сделал он демонов этим самым «уродством»?

Рейн привычно замер перед дверью, ещё раз оглядел улицу перед ним и потянул дверь на себя. Сегодня в огромном холле было тихо. Слева от входа за столом из чёрного дерева сидел молодой мужчина и старательно писал. Перед ним стоял паренёк лет четырнадцати, согнув спину, как старик, и крепко обхватив себя руками. Зубы выбивали дробь.

Рейн посмотрел с сочувствием. Видел он таких уже, сам был на их месте. Даже отчаянный смельчак боялся перевоспитания. В народе болтали о чудовищных пытках, и каждый любил рассказать о «знакомом» парне или девушке, который не пережил истязаний, а его искалеченное тело потом нашли в сточной канаве рядом с Чёрным домом.

На самом деле были кнуты и калёное железо, а также голод и бесконечные проповеди. Ребёнок на перевоспитании получал один раз в день — краюшку хлеба, два раза — порцию боли и три — разговор с церковником. Считалось, что вместе это научит смирению и послушанию.

Как же. Спине стало горячо и больно, словно по ней снова прошлись кнутом. Рейн повёл лопатками и снова глянул на мальчишку. Он остановился и громко сказал:

— Это не твоя смерть. — И тут же пошёл к лестнице.

Так говорил старик, который сидел в камере напротив. Рейн видел его сквозь маленькое оконце на двери. Тот явно держался из последних сил и самому себе шептал эти слова подобно заклинанию. Спустя неделю, как Рейн попал на перевоспитание, старик пропал. Видимо, он нашел «свою» смерть, но мальчик тоже стал шептать так раз за разом, до и после каждого удара.

— Помолчи, ноториэс, — рявкнул мужчина за столом.

Рейн обернулся на него, выставил средний палец и поднялся на третий этаж. Перед дверью кабинета Энтона из стороны в сторону расхаживал Анрейк. Парень пришёл без маски, в новой одежде. Он остался в чёрном, но тонкая ткань рубашки и короткий плащ с вышивкой по краям так и выдавали, что он уже не готов быть практиком — в таком неудобно драться, прятаться или бежать.

— Рейн, — парень кивнул и попытался улыбнуться, но улыбка вышла неискренней. — Зачем ты идёшь к киру Д-Арвилю?

Рейн настороженно посмотрел на Анрейка и промолчал.

— Ты виделся с Эль, да? Она тебе что-то рассказала?

Рейн продолжал молчать. Анрейк скрестил руки на груди и грозно произнёс:

— Если ты не прекратишь это, я расскажу ей, зачем она тебе на самом деле!

— И лишишь Д-Арвиля информации? Не боишься вернуться в практики? Ты уже сказал, что тебе девчонка дороже службы?

— Она спасла меня! После этого я буду совсем бесчестным человеком, если позволю тебе так обращаться с ней!

Рейн закатил глаза и фыркнул.

— Если хочешь знать, твоя Эль не такая святая. Она поспорила с друзьями, что заговорит с практиком и пойдёт с ним на свидание. Это была просто игра, понимаешь? Кто станет общаться с практиком, а? Не важно с тобой или со мной. Она хоть раз за вечер подошла к тебе?

Анрейк молчал.

— Д-Арвиль сказал верно: если хочешь продвинуться, перестань играть в благородство. Никому оно к чёрту не нужно. Иначе бы ты был куда выше ноториэса.

Анрейк покачал головой.

— Ты из благородного рода, Рейн. Тебя воспитывали так же, как меня.

— И мы оба оказались в дерьме. Так чего стоит такое воспитание? Я не из благородного рода, я — ноториэс, вот моё происхождение.

Рейн прошёл мимо Анрейка, коротко постучал и вошёл. Место секретаря пустовало, но дверь в кабинет Д-Арвиля оказалась открыта.

— Входи, — сказал Энтон. — Садись, — он указал рукой на кресло напротив стола.

Глава отделения сегодня был собран и внимательно разглядывал карту Лица и его окрестностей. На ней виднелось несколько отмеченных точек в разных районах города: в богатом Ре-Эсте, тянущемся вдоль берегов реки, в старинном Прине — центре Лица, в сером Томе, полном торговцев и дельцов, в весёлом Рин-Рине с его игорными домами и борделями и даже в бедной грязной Таре, которую в народе называли Канавой.

— Не тянись так, Рейн, шею свернёшь, — усмехнулся Энтон и свернул карту.

— Покупаете новый дом?

— Ищу вам место для работы. Такое, где можно держать парочку плохих людей, чтобы их никто не слышал, переночевать при необходимости, но откуда легко удрать в любой момент.

Рейн выпрямился. Да это же шанс для него! Надо найти подходящее место, и Энтон не поскупится на награду.

— Анрейку понравится работа в таком месте? — фыркнул Рейн.

Энтон закатил глаза:

— Ты что, там будет работёнка для тебя! Анрейка я отправлю туда, куда ты ещё не заслужил вход.

— Куда? — спросил Рейн с вызовом.

— В мир благородства и богатства, — Энтон подмигнул. — В семьях великих и достойных родов сейчас его примут лучше, чем тебя.

Рейн потёр клеймо и опустил глаза. «И что?» — едва не прокричал он.

— Право быть ноториэсом, — тут же шепнул Аст. Рейн открыто посмотрел на Энтона и ответил:

— Я — Л-Арджан. Мой род идёт от Арейна, первого из соратников Яра. Может, сейчас у моей семьи нет того дома под красной черепицей и нет паромобиля, и даже повозки с лошадью, но это не делает нас ниже других. Я сполна искупил всё. Я не хуже ни одного из этих великих или благородных родов.

Энтон откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Рейн первый раз увидел у него такую искреннюю улыбку.

— Это я и хотел услышать, Рейн. Я не из тех, кто довольствуется малым, но мне нужны помощники. Я не хочу искать сильных и верных, я воспитаю их сам. Мне нужно, чтобы вы всюду сумели найти себе место, лазейку — называй как хочешь. Анрейку необходимо научиться быть более гибким. Он должен узнать, как живётся внизу. А тебе следует вспомнить, как это — быть сыном благородного рода.

Рейн положил руку на щёку и прикрыл клеймо.

— Рабочий день уже начался, тебе надо идти к старшим инквизиторам. Треть из них — из обедневших родов, но в их именах есть буква. Ещё треть — сыновья богатеньких засранцев. И остальные — скользкие рыбёшки, которые готовы плыть к свету любой ценой. Ты должен быть сильнее их всех. Ты сам-то веришь, что сможешь?

— Смогу, — откликнулся Рейн, не чувствуя настоящей уверенности.

Он привык называть себя ноториэсом и выпячивать это, будто единственное достоинство. Люди не видели в нём никого другого, а он и перестал пытаться показать, что было что-то ещё.

Энтон точно понял его мысли и продолжил:

— Мне нравится твоя смелость и честность, Рейн, правда. Я не хочу, чтобы ты отказывался от этого, но мне нужно, чтобы ты нашёл место и среди практиков, и среди старших и главных инквизиторов. Я хочу, чтобы ты нашёл дорогу в общество. У меня большие планы на тебя. Стой на своём, как прежде, но перестань смотреть на мир вокруг с ненавистью. Это мешает. Хочешь или нет, ты — его часть. Тебя должны принять. Или хотя бы спрячь свою ненависть куда подальше. Как я.

Рейн скрестил руки на груди. Легко сказать! Он не обращал внимание на косые взгляды, злые шепотки, не обращал, как только мог. Но он уже достаточно бился об стену. Её не пробить. У ноториэса не может быть своего места.

Энтон улыбнулся по-отечески.

— Сегодня у меня сентиментальное настроение. Рейн, — глава сделал паузу и продолжил: — Я родился с фамилией Тим. Моя мать сбежала с моряком, когда мне было шесть, а отец каждый день напивался, пока не убил стражника и его не отправили на рудники Рьёрда. Я отчаянно искал работу, но меня взяли только в практики. Я брался за каждое задание, рисковал собой, лишь бы продвинуться. Но вот один из главных инквизиторов шепнул мне: не старайся, парень, бродяга с Третьей никогда не поднимется. Я решил ему не верить. Мне пришлось уехать на западный остров Ири и взять в жёны самую своенравную девицу из всех, какие только могут быть, и сколько крови она из меня выпила! Но я получил букву её рода и взял имя её отца. На западе другие традиции, и они дали мне опору. Я вернулся в Лиц через два года. Меня сразу сделали старшим инквизитором, затем главным, а после — личным практиком кира Э-Шейра, возглавлявшего нас в те годы. Больше пяти лет я был главой Инквизиции на Рьёрде, пока два месяца назад мне не пришло письмо с приказом приехать в Лиц.

Энтон снова сделал паузу. Рейн недоверчиво посмотрел на него. Глава Третьего отделения — из бедняков? Д-Арвиль так гордо держал голову и так уверенно себя вёл, а благородные черты лица не позволяли и тени сомнения — из хорошего рода, никак иначе.

— Рейн, где бы я ни был, я видел одно: не род, не удача, не должность определяют тебя, а только ты сам. Если ты будешь напоминать себе: я — практик, люди заметят только безжалостного убийцу. Если скажешь: я — ноториэс, они сразу вспомнят, что ты сделал тогда. Им будет плевать, что ты делаешь сейчас. Мы не выбирали, где и кем нам родиться, но мы выбираем, кем нам стать. Так подбери для себя правильное слово. Кто ты есть на самом деле?

Рейн хотел что-то ответить, но не знал что. Аст застыл и беспомощно посмотрел на Энтона. Такие слова Рейн всегда хотел услышать от отца, но так и не дождался. Всё внутри задрожало и сжалось.

— Кир Л-Арджан, идите, — Энтон махнул рукой в сторону двери. — Вы знаете, где собираются старшие инквизиторы. Они скажут, что делать.

Рейн поднялся, но не сдвинулся с места.

— Вам не хватает заданий? Дать ещё десяток или так и будете стоять столбом? — голос Энтона сделался холодным и строгим.

— Дайте, да, десяток или больше.

Рейн вдруг почувствовал себя верным псом перед хозяином. Он знал, что сам всё потерял, стал ноториэсом, но сотню раз обещал себе, что сам же поднимется, и слово «ноториэс» станет его главным оружием. Энтон давал шанс.

Глава прикрыл глаза и махнул рукой в сторону выхода.

— Наберитесь сил, кир Л-Арджан, вы мне понадобитесь позднее. Идите уже.

Рейн положил руку на плечо, поклонился и вышел. Закрыв дверь, он замер и посмотрел на Аста. Демон провёл рукой по волосам и улыбнулся спокойной улыбкой.

— А ведь дальше будет ещё сложнее, — заметил Рейн.

— Мы сами выбрали этот путь. Он ведёт в дом под красной черепицей.

Рейн покивал Асту и спустился на первый этаж.

Залы практиков и старших инквизиторов третьего отделения находились друг напротив друга. Оба помещения напоминали школьные классы: длинные ряды маленьких парт и молчаливые люди в чёрном за ними. У противоположной от входа стены стоял большой стол, заваленный бумагами, но вместо учителя за ним сидел один из главных инквизиторов. Он листал большие журналы и иногда подзывал одного или двух мужчин, протягивал им листок с заданием, и те сразу уходили.

Старшие немногим отличались от практиков — и те и другие не всегда знали, что делали, зачем, для кого, но должны были выполнить задание любой ценой. Разница заключалась в том, что вторым поручали более грязную работу. Практики пытали, старшие разговаривали и вытягивали сведения. Практики убивали, старшие запугивали. Практики вынюхивали, старшие договаривались. Работа обоих частенько переплеталась, а обычные люди вовсе не видели разницы.

Рейн замялся в дверях. Главные инквизиторы, которые распоряжались практиками, знали его, а что здесь? Надо представиться? Может быть, показать приказ о назначении?

— Фамилия? — сухо спросил главный инквизитор. Он был уже в годах — явно из тех, кто ценил спокойствие и не рвался выше. На щеке два шрама — должно быть, сам когда-то работал практиком.

— Л-Арджан, — громко ответил Рейн. К нему сразу повернулось несколько любопытных.

Главный кивнул.

— Садись. Получишь своё задание после остальных.

Рейн занял свободное место в конце зала и выдохнул. Рядом сидело человек двенадцать — назначение оставалось ждать недолго. Рейн потёр подбородок и улыбнулся. Увидеть бы сейчас лицо отца! Он ещё не сказал о повышении: ждал момента.

Двое сидящих рядом повернулись и впились острыми взглядами. Рейн выпрямился и холодно глянул на них. Знал он таких. Им много не надо, они не искали повод, чтобы укусить.

— Новенький, значит, — протянул один из них.

Рейн повернулся левой щекой и ухмыльнулся. Второй округлил глаза и воскликнул:

— Ноториэс!

— Да, и что? — откликнулся Рейн. Он поставил локти на стол, подпёр голову руками и с любопытством посмотрел на этих двоих. Они казались похожими: высоко задирали подбородок, хитро щурились, а при каждой улыбке показывали ровные белые зубы — такие были только у тех, кто не знал голода и грязи.

— Кто ты вообще такой? За что это ноториэса назначили в старшие?

Ещё один любопытный повернулся к ним. Это был Дерит. Дыхание перехватило, точно Рейна спиной прижали к дереву, а запястья свело судорогой, как если бы их держали связанными несколько часов.

— Это в прошлом! — взревел Аст и оскалился, как хищный зверь.

Парень удивлённо поднял брови, и Рейн выдохнул. Это другой. Показалось.

Он пожал плечами.

— За то же, что и всех. Кого надо — убил, где надо — промолчал, когда надо — сделал.

Один из старших ухмыльнулся, уже открыл рот, чтобы ответить, как Рейн приблизил лицо к нему, уставился в болотно-зелёные глаза и спросил:

— Ну вот что ты можешь мне сказать? Ну что, а? Да, я — ноториэс, я сам это знаю. Еще я — Л-Арджан, и у меня побольше, чем у многих, прав быть здесь.

— Молодой человек! — послышался скрипучий голос главного инквизитора. — Заберите своё задание на сегодня и ступайте.

Рейн встал из-за парты. Что-то останется прежним. Энтон просил подыскать слово, но в этом не было необходимости. Ноториэс, вот и всё. И быть им — действительно право.

Правильным считалось не отвечать, что бы ни говорили, ни делали другие, склонять голову, улыбаться. Быть молчаливым, послушным, смиренным — всё остальное ведь от демона. Но от ноториэсов не ждали правильных поступков, так ради чего принимать правила такой игры?

Рейн подошёл к главному, взял лист бумаги из морщинистой руки, отмеченной ожогом, и засунул в карман. Прочтёт в коридоре. Он медленно прошёл через зал, чувствуя на себе десяток колючих взглядов.

Он закрыл дверь, прислонился к стене и переглянулся с Астом. «Ублюдки», — подумал он. Из-за таких, как эти двое, он и стал ноториэсом. Почему подобных им никогда не замечали? Кто дал им те самые «особые права»?

Рейн покачал головой, потянулся в карман и достал лист. Бумага оказалась более серой и мятой, чем та, которую он получил от главного. «Девчонка из Детей Аша», — вспомнил Рейн. Из-за выступления короля Риса и Эль он совсем забыл о ней. «Хочет сказать спасибо?» — Рейн с сомнением посмотрел на записку и развернул её.

«Завтра в десять вечера в переулке».

Рейн беспомощно уставился на Аста и опустил руки.

В Лице были десятки переулков, но только один не требовал уточнения и только для двоих во всём мире.

Рейн жадно вгляделся в слова и торопливо прочёл ещё раз. Буквы «р» и «у» имели длинные-длинные хвосты. Он подсмотрел их у отца, и ему понравилось, как это выглядело на бумаге. Каю тоже понравилось

Руки задрожали, и Рейн с трудом убрал записку в карман, снова поглядел на Аста. Это же не мог быть Кай?

— Чья бы это ни была шутка, мы должны прийти, — решительно ответил Аст. Рейн медленно кивнул.

А если не шутка? Мог ли Кай тогда уйти? Но кем был тот обезображенный светловолосый мальчишка, которого они похоронили?

Рейн глубоко вдохнул и достал второй лист бумаги. До вечера ещё далеко, а работа сама себя не сделает.

Глава 9. Кай

Рейн переминался с ноги на ногу и напряжённо поглядывал то в одну сторону переулка, то в другую. Рядом тёмные дома с шершавыми стенами тянулись ввысь. Они стояли торцом, и окна были обращены в другую сторону — чужие не увидят. Одиноко горел фонарь, но свет шёл так слабо, что фигура любого прохожего сразу превращалась в неясную тень.

Когда отец выгнал Кая, ему было всего четырнадцать. Целый год Рейн встречался с ним в этом переулке, отдавал кирины и еду. Затем он поступил в Инквизицию, а Кай окончательно выбрал сторону Детей Аша, и встречи в переулке остались в прошлом.

Показалась высокая сухая фигура. Она двигалась бесшумно, по-кошачьи, хотя тяжёлые ботинки на ногах должны были стучать по камню. «Удобно пинать, неудобно бежать», — отметил Рейн и сделал шаг навстречу. Чужак явно был не из тех, кто прятался, но из тех, кто первым нападал, валил и наносил удар.

Он встал в круг света. Рейн увидел худое вытянутое лицо со шрамом на правой скуле. Светлые, цвета золотой пшеницы волосы аккуратно зачёсаны назад и выбриты на висках. Серо-голубые глаза смотрели строго и устало, из уголков тянулись лучики морщинок. Казалось, они принадлежали старику. Чужак хмурился и поджимал тонкие губы.

Светлая рубашка, жилет, галстук и небрежно наброшенное на плечи пальто делали его похожим на хитрого дельца. Только ботинки выдавали, что он был вовсе не дельцом. И уже не тем мальчишкой, который любил бегать босиком.

Он прислонился плечом к фонарю и небрежно бросил:

— Привет, Рейн.

Рейн хотел было подбежать к брату, сгрести в объятиях и уже сделал шаг вперёд, как Аст остановил его взмахом руки.

— Не надо, — предостерёг.

Рейн замер и ещё раз посмотрел на брата. Щенячья радость тут же уступила место расчёту практика. Где брат был всё это время? Как из лохматого парнишки с вечно плутовским взглядом он превратился в этого усталого, взрослого не по годам мужчину — и явно опасного? Да Кай ли это вовсе? Рейн снова увидел перед собой тело: нелепо раскинутые руки и месиво вместо лица — знал он, как практики оставляли такие раны, не понаслышке знал.

— Здравствуй, Кай, — холодно отозвался Рейн.

Парень сунул руки в карманы, медленно подошёл к нему и заглянул в глаза. Он был чуть ниже, такого же телосложения, но под пальто и рубашкой безошибочно угадывались крепкие мускулы.

— Ну рассказывай, братец.

Рейн держался всё того же холодного тона, но внутри опять возникло желание обнять брата. Куда пропал тот смешной паренёк, каким был Кай? Куда пропал он сам? Казалось, стоит им коснуться друг друга, как они снова окажутся в детстве — до всех этих лет, событий и переживаний. Но никакие жесты и слова не могли вернуть всего этого, и как бы не мечталось, прежним ничего уже не будет.

Кай первый раз улыбнулся, но улыбка вышла невесёлой.

— Что тебе рассказать, Рейн? Ты знаешь, как я год скитался по улицам, когда отец выгнал меня. Или ты хочешь услышать ту историю, в которой я всё так же скитался, но ещё начал прятаться от твоих дружков из Инквизиции? Так это тебе тоже известно.

Голос Кая стал звонким и зазвучал на свой возраст. Рейн не только вспомнил того мальчишку, но и ясно, как наяву, увидел его перед собой, несмотря на все жилеты, галстуки и холодные взгляды.

— Нет. Расскажи мне об этом, — в ответ на обвинение так и просилась колкость, и она бы потешила гордость, а затем сделала хуже.

Кай криво усмехнулся.

— Потом как-нибудь. Я здесь для другого.

— Ты ухмыляешься так же, как он, — с грустью сказал Аст и встал рядом с Каем.

Рейн напрягся, но старался не подавать виду. А что если брат хочет поквитаться с ним? Неважно, какую причину он выдумал. Если он уверен в своём, никакие слова и поступки не разрушат этой уверенности. Рейн хорошо знал Кая, и три года отсутствия не могли сделать их достаточно чужими друг для друга. Он понимал, как достучаться до того мальчишки, но прежде нужно было запастись терпением, чтобы отбиться от колкостей.

— Для чего же? — Рейн начал поднимать руки, чтобы скрестить на груди, и тут же опустил. Опасный жест. Руки всегда должны быть наготове, чтобы отразить удар или нанести.

— С тобой хотят поговорить.

— Кто?

— Ты знаешь кто.

Рейн фыркнул.

— Серьёзно, Кай? Я думал, это детские забавы. С каких пор ты стал верующим?

— Это не вера. Это выбор, выбор свободы.

— И хорошо они тебе платят?

— Платят не за веру, а за то, на что ты готов ради неё.

— Так вы — кучка фанатиков?

Кай взорвался:

— Тебе в твоей Инквизиции последние мозги отшибли?! А сколько платят тебе, что ты повторяешь басни Совета? Забыл, совсем мало. В среднем восемь-десять заданий в месяц, по сто пять киринов каждое, всё верно? Сколько там получается, скажешь или стыдно?

Всё внутри точно опалилось огнём, Рейн хотел закричать в ответ, броситься на эту светловолосую морду и хорошенько так по ней ударить. Вопреки обычному, Аст рядом не скалился, а смотрел спокойно и холодно. Рейн переглянулся с ним и сразу почувствовал себя спокойнее. Кто-то должен сделать шаг. Надо объясниться, обоим.

— Кай, идём отсюда. Нам есть о чём поговорить, — он взял предплечье брата и потянул за собой, как ребёнка. Шерстяное пальто на ощупь оказалось тонким и мягким — позволить такое могли немногие. «Откуда?» — спросил себя Рейн и бросил на Кая жадный взгляд.

Он прошёл хорошо знакомой дорогой до набережной, перелез через невысокую ограду и сел на каменный выступ. Внизу, метрах в двух, лежал песок, и на нём виднелись следы, но вечерних гуляк нигде не было видно. Чёрные волны с приятным шумом накатывались на берег и тут же спешили назад.

Встретившись в переулке, Рейн и Кай всегда шли к набережной, перелезали и сидели бок о бок, поглядывая на ленивые или мечущиеся воды Эсты.

Слышался плеск волн, крики чаек, далёкие гудки кораблей, но Кай точно исчез. Рейн знал: лучше не оборачиваться. Он должен сам захотеть сесть рядом. Брат всегда был таким: прикажи или попроси — ни за что не сделает, дай свободу — мигом выполнит, что нужно.

Кай ловко перемахнул через ограду. Тяжёлые ботинки вновь не издали ни звука. Он поправил пальто и сел в метре от Рейна. Они долго молчали и изредка переглядывались. Кай первым нарушил тишину:

— Не буду спрашивать, как дела. Я наблюдал за тобой.

— А за матерью с отцом?

Кай слегка покраснел, но не растерял уверенности.

— Нет. Они меня выгнали, значит, я им не нужен. Вот и они мне не нужны. — Рейн не понял, действительно ли в его голосе звучала детская обида, или это он хотел снова увидеть перед собой прежнего мальчишку. — Не обольщайся, за тобой я следил не потому, что скучал. Ты тоже сделал свой выбор. Меня попросили проследить.

— Не торопись, — подсказал Аст.

Рейн не стал задавать вопросов, но посмотрел на брата внимательно, требовательно. Во взгляде, осанке, чертах лица по-прежнему угадывалось много общего между ними. Они родились в одной стае, однако город их развёл. Один стал работать на псарне, а другой сбежал в лес к волкам. Кто сделал правильный выбор, Рейн не мог понять.

— Почему ты дал Адайн уйти?

— Адайн?

— А ты многих отпускаешь, что ли, инквизитор? Она сказала, ты сожалеешь, что инквизиторы пришли тогда, и хотел дать шанс хотя бы ей.

Рейн пожал плечами. Он и сам до сих пор не понимал себя. То ли это было слабостью, то ли искренним желанием. Рейн одновременно хотел служить Инквизиции, ведь это казалось единственным шансом вернуть долги, и в то же время страстно ненавидел данную клятву и всё, что должен был делать.

— Возможно.

— Рейн, — начал Кай, и голос вновь зазвучал устало, взросло не по годам. — Помнишь, что говорил отец? Он думал, что ты послушал своего демона, потому что тебя задирали другие ученики, как его когда-то. Обо мне он говорил иначе. Отец считал, что это всегда сидело во мне, я родился уже отмеченным Ашем, — Кай положил руку на плечо, где было большое родимое пятно. — От меня ничего не ждали. А я бы мог быть другим, я знаю. Потом ты убил того парня, и тебя отправили на перевоспитание. У брата ноториэса точно не было шансов повести себя иначе. Ты забрал и его жизнь, и мою.

Рейна передёрнуло. Он говорил себе те же самые слова. На его счету целых четыре жизни: Оксандра, отца, матери и Кая. И если первую уже не вернуть, то за другие он ещё мог расплатиться.

— Тогда я не понимал этого. Когда меня самого стали обзывать «ноториэсом», я подошёл к тебе и спросил: «Рейн, что мне делать?» Ты ответил: «Послушание, смирение, молчание». Я попытался. Раз ты смог, то и я должен был! Как же, старший брат ведь знает всё! Но потом я увидел, как ты ночью пробирался в свою комнату, весь в синяках и крови. А затем снова стал коситься в сторону, как прежде, до перевоспитания. Как и сейчас.

Рейн до боли закусил губу. Надо что-то сказать. Если он не ответит, то опять потеряет брата. Кай опередил его вопросом:

— Рейн, как это началось, ты помнишь? Кто кого обидел первым?

— Это я, — Рейн ответил громко, слишком громко. Даже волны перестали накатываться на берег, чтобы его могли услышать все.

Да, это он. В первом классе он дружил с Деритом. А потом захотел забрать у него что-то — уже даже забыл что, но парень не отдавал. Тогда Рейн нажаловался учителю, что видел, как Дерит разговаривал с демоном. Тот ласково назвал его церковником, пытаясь похвалить, и это разом превратилось в проклятие.Чтобы Дерита отправили на перевоспитание, слов Рейна было мало, но несколько ударов плетью мальчик заработал. И за каждый из них У-Крейн потом сделал сотню насмешек и столько же ударов.

— Так может, зло всегда сидело не во мне, а в тебе?

Рейн повернулся к брату и склонил голову набок.

— Кай, чего ты хочешь от меня? Я всегда был вспыльчив, и до сих пор мне стоит труда сдержать эту злость. Да, я слушаю демона. Это мой единственный друг, — Рейн сделал паузу и потёр клеймо. — Я до сих пор плачу по счетам. В Инквизицию я пошёл не от собственного желания, а потому что нужно было зарабатывать. Знаю, что погубил не только себя, и в этом моя вина. Но помнишь: кто падал сам, тот и встанет сам. Я не знаю, что мне сделать, чтобы отдать долг тебе, но пока я пытаюсь вернуть долг матери и отцу, вот и всё, понятно?

— Это не те слова, — шепнул Аст.

Да, не те. Вряд ли хоть одно из них могло утешить Кая. Он хотел другого, но и сладкая ложь ему была не нужна.

Брат снова долго молчал, а затем поднял лицо к небу, сделал глубокий вдох и продолжил:

— Когда отец выкинул меня из дома, ты приходил ко мне и отдавал всё, что у тебя было. Я это помню.

— Я тогда работал на скотобойне, — откликнулся Рейн. — Но там платили ещё меньше.

Кай кивнул.

— И ты решил уйти в Инквизицию. Я целый год скитался по домам Детей Аша, которые давали приют таким же беглецам, как я. Однако я не хотел жить у них в долгу, а ещё в долгу перед тобой, и всё время искал работу. Только вот меня, в отличие от тебя, даже разносить газеты не брали. Пришлось справляться иначе.

Кай сделал паузу, и Рейн не понял, что брат имел в виду. Он не рассказывал, что тогда искал работу.

— В Канаве не так плохо, как кажется, — Кай ухмыльнулся. — Там многому могут научить. Когда ты стал инквизитором, у тебя появилось две причины поймать меня: я принадлежал Детям Аша и ещё стал вором и обманщиком. Хотя я называю это иначе.

Кай развёл руками. Лицо оставалось спокойно, жёсткая складка в углу рта тоже расслабилась. Об этой странице в биографии брат явно не жалел.

— Ну и как же?

— Перераспределитель ресурсов, уравнитель или торговец.

Рейн невесело рассмеялся. Видели бы их родители! Две чёрные тени над рекой: обманщик с опытом вора и убийца с опытом мастера пыточных дел. Как тут говорить о долгах, если с такой работой их становилось всё больше день ото дня?

Рейн вдруг понял, что не слышит голоса совести и уж точно не хочет пристыдить брата. Каждый сделал свой выбор. Выжил, как сумел.

— Возьмёшь меня на работу? У вас же жалование побольше, чем у практиков?

Кай рассмеялся в ответ.

— Нет уж. У тебя другая доля. Всё-таки отец был прав. Во мне это всегда сидело. Я могу быть на этом месте. А ты на своём — нет. Иначе бы ты не отпустил Адайн, не предупредил бы тогда меня.

— Ты тоже не можешь. Иначе бы не сказал этих слов.

— Не будем играть в жертв судьбы, Рейн, — Кай снова сделался тем усталым взрослым мужчиной. — Что случилось, то случилось. Если мы соглашаемся, что сами сделали выбор, то мы на своём месте.

— Кай, что тогда произошло?

Брат поглядел на волны и прищурился.

— Я обустроил себе гнездо в Канаве и перестал жить в чужих домах, но пошли слухи, что инквизиторы кого-то выследили. И тут ты. Думаешь, я мог сбежать, бросив остальных? Пока мы пытались вывести всех и замести следы, пришли твои инквизиторы. Большинство убили, пару человек забрали — всё как всегда. Тебе ли не знать.

— Но как?..

Кай пожал плечами.

— Меня долго держали в подвалах Чёрного дома.

Рейн вздрогнул. Сколько раз он проходил мимо камеры Кая, не зная, что он там?

— Помнишь, ты показывал шрамы на своей спине? У меня теперь такие же, — Кай ухмыльнулся. — И не только они. Ты знаешь, как работают инквизиторы, мне не о чем рассказывать.

— Но почему тебя отпустили? И почему сказали, что ты погиб вместе с другими Детьми Аша?

Кай снова пожал плечами и поправил галстук.

— Я знаю, что и ты, и отец спрашивали обо мне. Наверное, вам отдали тело случайного мальчишки, чтобы вы не задавали лишних вопросов.

Рейн почувствовал озноб. Инквизиторы могли так сделать. Это в их духе. Не было той грязи, к которой они бы побрезговали прикоснуться.

— А меня — меня самого не отпускали.

Рейн недоумённо посмотрел на брата.

— Я сбежал.

— Как? — воскликнул Рейн. Никто не сбегал из Чёрного дома. Детей Аша прятали на нижнем этаже, где практики всегда сторожили двери, а сами камеры были хорошо защищены от любого воздействия, будь то отмычки, химикаты или даже бомбы. Их ведь строили не для обычных бродяг и убийц.

— Крысы, брат, — Кай ухмыльнулся уже в бесконечный раз. — Я приручил крыс, и они прогрызли для меня туннель.

«Невозможно!» — подумал Рейн, но не стал расспрашивать брата. Сам расскажет.

Он вдруг чётко увидел перед собой сразу двоих: вспыльчивого паренька, который за дорогим костюмом прятал обиду и ненависть, и старика, который выбрался из Чёрного дома и оставил там сердце.

— Кай, сколько тебе лет?

Конечно, он помнил, сколько брату. Тот понял его вопрос.

— Девятнадцать, но дерьма я видел и сделал столько, словно мне пятьдесят. А тебе?

— Лет сорок. По эту сторону Инквизиции находиться полегче, так что я скинул себе десятку.

— Так кто теперь младший?

Кай усмехнулся, запустил руку в один карман, достал спички, затем в другой, пошарил внутри, но рука вернулась пустой. Рейн протянул ему сигареты. Кай взял квадратную пачку с изображением корабля и улыбнулся.

— Я курю такие же. На островах Кимчии выращивают лучший табак.

Рейн покивал. Кирию с юга и запада окружало бесчисленное количество островов, и на каждом проживали умельцы своего дела. С высоты этот участок напоминал ночное небо: целая россыпь островов-звёзд, разбросанных по тёмно-голубым водам. Рейну всегда было интересно: кто же прежде поднимался так высоко в воздух, что разглядел все острова и назвал море Звёздным?

— Хотел бы я побывать там, — добавил Кай.

— Так что мешает? У тебя есть деньги, покупай билет на корабль и плыви, куда хочешь.

— Не все вернули свои долги, — Кай скрестил руки. — А чего хочешь ты?

— Дом под красной черепицей. Помнишь, как в детстве?

— Дом? — удивился Кай. — Ну купишь ты этот дом, а дальше что? Это не та цель, ради которой стоит жить.

— Дом под красной черепицей — это… — Рейн замялся. Он ещё ни разу не говорил о мечтах вслух. — Это символ. Я хочу иметь место, в котором мне будет спокойно. Где никто не скажет: «Ноториэс». Где смогут жить и моя жена, и дети без опаски, что их будут оскорблять только за близость ко мне. Где можно говорить открыто, не боясь ни демона, ни черта, где поймут.

Рейн смело посмотрел на Кая. Он знал, что его слова могли прозвучать глупо, но хотел быть честным с братом.

— Ты что, уже задумался о семье?

— Мы всегда бережём воспоминания о потерянном и лелеем мечты о невозможном. Неужели ты сам никогда не вспоминаешь мать и отца, как мы жили?

— А что мне вспоминать? Побои? Бесконечные нравоучения?

— Как мама играла на фортепиано, когда мы возвращались из школы. Как Агни постоянно вязала и заставляла нас носить её носки. И тот трепет, когда отец первый раз прочитал нам Книгу Братьев. Конечно, я помню все побои и нравоучения. Но у меня и так ничего нет, так зачем преуменьшать воспоминания?

Кай вздохнул и начал:

— Рейн, ты говоришь, что у тебя не может быть жены и детей, потому что ты — ноториэс. Но ведь есть те, кто знает: демон — не враг и возможность говорить с ним — величайший дар. — Рейн раздражённо взмахнул рукой, но Кай уверенно продолжил: — Рейн, я, как и ты, не верю в богов, но я верю своему демону. Мой выбор — это быть свободным от предубеждений Церкви и не молчать, не смиряться, а говорить и действовать. Быть собой и слушать себя. Вот чему учат Дети Аша. Ты ведь хочешь того же.

Рейн молчал. Да, того же, а толку-то? Что, эти Дети Аша дадут ему работу? Защитят от Инквизиции, вымолят прощение у Церкви?

— Ты же знаешь, что каждый рискует быть объявленным ноториэсом, как было с тобой. Неужели тебе нравится такой мир? Как ты можешь мечтать о доме под красной черепицей, если покой там будет только временным?

— Тогда к черту покой. Заработаю достаточно денег, куплю дом, открою бордель и найму охранников покрепче, чтобы никто даже не подходил ко мне.

— Ты никогда не умел шутить, — заметил Кай. — Хорошо. Если таких слов тебе мало, то знай: я давно ушёл от Детей Аша. — Рейн бросил удивлённый взгляд на Кая. — Никто из них не попытался меня спасти, а после и вовсе перестал доверять, но у меня всё равно остались близкие. Моя настоящая семья, — Рейну показалось, что Кай сказал это специально. — Они верят в то же, что и Дети Аша, но в первую очередь хотят побороться за самих себя. Отвоевать место и взять своё. Даже если для этого придётся перевернуть весь мир. Есть план, и ты должен стать его частью.

Рейн присвистнул.

Во-первых, Кай тот ещё хитрец: увидел, что возвышенные слова о собственном голосе, вере и свободе не сработали, сразу взялся за другую тактику. С ним нужно быть осторожнее. Во-вторых, если Кай не на стороне Детей Аша, то на чьей? Что это за «семья»?

Рейн молчал, и тогда брат предложил:

— Я даю тебе пять тысяч киринов, а ты идёшь на встречу с кем надо, идёт?

«Половина годового жалования», — подумал Рейн с жадностью и переглянулся с Астом. Потом встал и посмотрел на брата сверху вниз.

— Кай, я не продаюсь. Я не хочу разговаривать с фанатиками. Их убеждения также опасны, и не важно, верят они в Яра, в Аша или чёрта. Кай, — Рейн вздохнул. — Ты мой брат, и я всегда приду, когда потребуется. Но если ты вернулся, только чтобы затащить меня в секту, ты зря пришёл.

Кай рассмеялся, запрокинув голову:

— Правда, Рейн, не продаёшься? И на Инквизицию ты работаешь по воле сердце, да? Вы-то не фанатики, да? Может, ты просто боишься узнать, что там, с другой стороны?

Рейн почувствовал себя так, точно его с головой окунули в грязь — даже не в грязь, в дерьмо. Он действительно боялся потерять то, что потихоньку стал обретать. Но разве это и не было тем самым «продался»?

— Я выбрал сторону, вот и всё. Не из светлых чувств, ты прав, но Инквизиция даёт мне хоть что-то. Я не могу оставить родителей, сам не хочу опускаться ещё ниже. Мне нужна эта работа.

«Новые долги даёт», — появилась настойчивая мысль, и Рейн никак не мог отогнать её.

Кай тоже поднялся и вновь превратился в хитрого дельца.

— Почему, Рейн? Ты слышал: я следил за тобой. Что тебя так держит? Должность старшего инквизитора? Обещания главы отделения? Та милая девчонка из церковников? Что, Рейн, что? Почему ты готов сделать шаг к тем, кто отнял твою жизнь, но не хочешь послушать тех, кто поможет вернуть её? Мы не на стороне Детей Аша и не на стороне Совета. Я не предлагаю тебе веру, только борьбу за себя и месть за всё отнятое и за всё неполученное.

Рейн потёр подбородок и хмуро глянул на брата. Кай всегда умел быть незаметным, но если он так легко выследил его, то что помешает другим? Мало ли кому он перейдёт дорогу.

Впрочем, стоило признать, что всё-таки в словах брата имелась доля истины. Он так долго бился в одну дверь, что не мог поверить, что другая уже могла быть открыта. Может, этой «семье» было что ему предложить?

— Покой в доме под красной черепицей можно обрести, только если церковь рядом разрушится, — проговорил Аст. — Ты сам это знаешь.

«Правдивая история Аша и Яра», — пронеслось в голове. Сколько раз он слышал об этом, но так и не получил ответ?

Рейн посмотрел в серо-голубые, как у него, глаза брата и сказал:

— Хорошо, Кай, я увижусь с тем, кто тебя прислал. С одним условием: ты придёшь домой.

— Ни за что! — прорычал Кай.

— Придёшь, — настойчивее повторил Рейн. — Ты не видел, как мать перечитывает твои детские стишки и плачет. Не хочешь общаться с отцом — не общайся, ладно, но матери ты должен сказать. И Агни. Она до сих пор хранит носки, которые я не успел тебе передать.

— Хорошо, — процедил сквозь зубы Кай. — Но сначала ты.

— Нет, Кай. Мне терять нечего. А вот ты, видимо, дорожишь своей «семьёй». Ты же не хочешь подвести её?

Кай сжал тонкие губы в нитку, а затем неожиданно рассмеялся.

— Рейн, мы выросли одинаковыми. Таких засранцев воспитывает только Канава.

— Она начинается с Третьей, а я живу на Первой — это район Сины.

— Нет, Рейн, Канава — это не только география, Канава — это состояние, как и твой дом под красной черепицей. Не ври, что тебе нужен покой. Ты отчаянно рвёшься наверх, чтобы взять всё, как и я. Ты бы мог смириться, как все ноториэсы, зажить спокойной жизнью бедняка. Но тебе ведь нужно другое. Твой покой — это борьба, ты не хочешь молчать и покорно гнуть спину. Как и мы.

Не дожидаясь ответа, Кай перемахнул за ограду и бросил на прощанье:

— Пока, брат. Осторожнее, скоро будет громко.

Он растворился в темноте, и даже шагов не было слышно — а может, это всё привиделось, и приходил призрак?

Рейн снова сел, вздохнул и с наслаждением уставился на тёмные волны. Казалось, что только они вечны: эта могучая сила, которая забирала себе миллиметр суши за миллиметром.

— Твой покой — это борьба, — тихо повторил Рейн.

Так как тот лохматый босоногий мальчишка превратился в парня со взглядом старика, который был готов бросить вызов всему Совету?

Глава 10. В Черном доме

Рейн курил перед Чёрным домом и смотрел по сторонам. Площадь шумела. Фигуры в чёрном, чёрно-синем и чёрно-белом то выходили, то заходили. Отовсюду слышались настороженные голоса и перешёптывания.

В-Бреймон объявил общее собрание, и с утра все свободные инквизиторы стали стягиваться к Дому. То и дело слышался вопрос: зачем?

Рейн ещё издалека увидел Д-Арвиля, идущего лёгким стремительным шагом. Он быстро положил руку на грудь и поклонился Энтону. Тот шепнул:

— Зайди ко мне после собрания. Есть небольшое задание. — Д-Арвиль хитро улыбнулся и скрылся внутри.

Рейн постоял ещё немного, затушил сигарету, на секунду задержался перед входом и потянул тяжёлую дверь на себя. Он спустился на первый этаж подземелья и быстрым шагом зашёл в центральный зал.

Взгляд сразу упал на статую Яра в центре. По-настоящему работа каждого инквизитора начиналась только после клятвы служить, которую он произносил перед лицом бога.

Со всех сторон фигуру окружали огни, и они так подсвечивали полупрозрачный молочный камень, что казалось, статуя светилась изнутри. На правой руке Яра сидел сокол — символ Инквизиции. Левой рукой бог сжимал змею — знак Аша, знак демонов.

Статую окружали нестройные ряды стульев. Первыми сидели Ригард В-Бреймон, его советник Нелан Э-Стерм, а также главы отделений. Следом за ними уселись верховные инквизиторы — надменные старики с лисьими глазами. Затем главные и старшие — самодовольные юнцы из благородных родов, головорезы, заслужившие место силой, и молчаливые хитрецы. Вот уж кто оказался здесь не зря. Последними расположились практики — безмолвные тени в масках. Всего собралось человек двести — больше половины инквизиторов Лица.

Рейн сел на ряд старших и сразу почувствовал толчок. Он быстро обернулся.

— Эй, старых друзей уже забыл? — спросил Ирт и хрустнул пальцами. Ансом рядом ухмыльнулся, показывая пожелтевшие зубы. От него разило вином — ничего нового. — Всё, думаешь, хозяин заметил тебя и можно отбиться от стаи?

«Пошёл к чёрту, друг». Рейн молча уставился на Ирта. Тот беспокойно дёрнулся и ещё злее произнёс:

— Ну-ну, облизывай Д-Арвиля сколько угодно, мы-то знаем, где твоё место.

Рейн прищурился.

— Ноториэс чёртов.

— А ты только сейчас понял, кто я? — холодно спросил Рейн.

Ансом пнул его стул. Рейн исподлобья глянул на практика и тихо ответил:

— Ещё раз так сделаешь, я тебе глотку перегрызу. И это не преувеличение, — он широко улыбнулся. — Я же ноториэс.

Отвернулся и скрестил руки на груди. Вот и цена «дружбы». Можно быть самым паршивым щенком в стае, но пока не лезешь вперёд других или против них, тебя не тронут.

Рейн снова взглянул на статую. Каким же мальчишкой он был, когда приносил клятву! И ведь даже верил, что поступал правильно. Верил, что найдёт своё место. Не нашёл, да и долгов меньше не стало.

— Ты тогда пытался отрастить бороду — вот это настоящая ошибка, — хмыкнул Аст. Рейн потёр подбородок. Щетина росла клочками и жутко чесалась под чёрной маской практика, а клеймо так и не скрыла.

Ригард В-Бреймон поднялся со своего места. По рядом пронёсся шепоток, а затем все стихли. Он громко спросил:

— Эй, а в курятнике ведь переполох — слышали?

Рейн переглянулся с Астом. В-Бреймон стал главой Инквизиции около года назад. Его выступление на назначении Рейн пропустил, а после Ригард не удостаивал инквизиторов своим вниманием. Вокруг него крутилось множество слухов: о жестокости, о хитрости, об обманах и убийствах. И первые же слова рассеяли этот образ. В-Бреймон напоминал обычного наёмника, который разошёлся и стал бахвалиться перед друзьями в таверне — не слишком-то умного и удачливого, но шумного и самовлюблённого.

В эту же секунду Ригард выпрямился, крепко сцепил перед собой руки, грозно огляделся — и сразу превратился в главу Инквизиции, которого-то и боялись.

— Вчера утром на бумажной фабрике Дика С-Исайда рабочие устроили забастовку. Днём её подхватили на швейной фабрике Марла У-Дентена. Сейчас весь север Лица поднял восстание.

Собравшиеся переглядывались, роптали. Рейн снова переглянулся с Астом. Он слышал мельком о беспорядках на севере, но не придал этому значение: рабочие всегда были недовольны оплатой труда, количеством часов, бездействием профсоюзов — чем угодно.

— Совет сразу всполошился, — В-Бреймон закатил глаза. — Курочки перепугались и побежали прятаться в свой курятник. Другие члены Совета вспомнили о существовании Инквизиции. Они хотели, чтобы я попугал вас и напомнил о клятве верности.

Рейн сдвинулся на край стула и уставился на Ригарда. Это же был открытый вызов Совету. Да только глупец мог сказать так!

В-Бреймон сделался серьёзным и пробежался взглядом по рядам.

— Я знаю, что вы хотите того же, что рабочие: больше денег, меньше работы… Киры, мы же инквизиторы! Мы можем поддержать рабочих, верно. А можем получить куда большее.

Ригард сделал паузу.

— Я прошёл путь от практика до главы Инквизиции и был на месте каждого из вас. Поэтому-то я знаю, что ни черта вам моё понимание не нужно. Вместо этого я скажу другое. Киры, начинается сложное время. Мы не знаем, что будет завтра. С нами, с Инквизицией, с самим Лицом и Кирией. Но вот что, каждое сложное время — это шанс. Если овцы разбрелись, мы должны снова согнать их в стадо. И пастух не оставит без внимания самых верных псов. Вот наш выбор: присоединиться к бастующим или остаться верными своей клятве. Впрочем, клятва, на которую безмолвный бог не может ответить, не многого стоит. Она не останется неуслышанной, это я вам обещаю.

Голоса становились всё громче. В-Бреймон легко перекричал их:

— Я собрал вас не для обещаний или угроз. Мой вывод прост, — Ригард рубанул рукой воздух и сурово глянул из-под густых нахмуренных бровей. — Инквизицию всегда незаслуженно отодвигали в сторону, но сразу же прибежали, как началась смута. Мы не должны упустить свой шанс.

Присутствующие шептались, переглядывались, бурчали, кричали. Одни роптали:

— Вспомнили они…

Другие всполошились:

— Кто ведёт забастовщиков?

А третьи вторили В-Бреймону:

— Не должны упустить!

Ригард подождал немного и продолжил:

— Сейчас мне нужен каждый из вас: от практика до верховного — чтобы вместе мы заняли новое место. Скоро от любого может понадобиться то, чего он никогда не делал прежде. Будьте готовы, а если хотите другого, то вы знаете, как можно покинуть Инквизицию.

«Через могилу». Рейн передёрнул плечами.

— Но пока мы продолжаем, — губы В-Бреймона тронула лёгкая улыбка, — возвращайтесь к работе.

Ригард подошёл к Нелану, к ним присоединился Энтон и главы Первого и Второго отделений. Они стали яростно спорить. Рейн одним из первых вскочил со своего места и быстрым шагом вышел из зала.

Он поднялся на третий этаж и стал ждать Д-Арвиля. Сначала вернулся его секретарь. Тот медленно достал ключ, оглядел Рейна и зашёл, закрыв перед ним дверь. Рейн распахнул её и громко сказал:

— Кир Д-Арвиль звал меня. Мне подождать его в приёмной или в кабинете?

— Здесь посиди, — буркнул парень и указал рукой на кресло напротив своего стола. Он надел очки, стал перебирать бумаги, но то и дело отвлекался и пристально смотрел на посетителя, словно ждал, что тот вот-вот сделает какую-нибудь пакость.

«Индюк ты», — Рейн ответил таким же презрительным взглядом, затем посмотрел на своего демона и потёр подбородок. В Лице всегда было неспокойно. Стоило ли сейчас переживать больше? Неужели это слова короля Риса наделали столько шума?

— Для пламени достаточно одной искры, — задумчиво протянул Аст и взъерошил волосы. Рейн сухо кивнул ему.

Минут через десять или пятнадцать появился Д-Арвиль и велел Рейну идти за ним. В кабинете было душно, и Энтон сразу открыл окно. С улицы донёсся крик мальчишки, предлагающего газеты.

Глава со вздохом опустился в кресло и гостеприимно взмахнул рукой.

— Садись куда хочешь. Разговор будет коротким, но силы поберечь тебе нужно.

Рейн сел напротив и с готовностью спросил:

— Что я должен сделать?

— Помнишь того парнишку, которого ты увёл? Сына Офана И-Вейна, — Энтон откинулся на кресло и положил руки на подлокотники. — Слышал сказку о флейтисте? Его музыка была так прекрасна, что за ним следовали все: дети и взрослые, псы, кошки и даже крысы. Ты молодец, Рейн. Именно такого практика я хотел — тихого и способного, чтобы умел действовать не только силой, но и словом. Впрочем, дело парнишки Гинса ещё не закончилось.

— Он до сих пор у нас? — удивился Рейн.

— Да. История оказалась простой. Офан И-Вейн — сын великого рода, но его отец всё проиграл и оставил наследство всего в пару тысяч киринов. Однако Офан был неглуп. Он сам изменил двигатель паромобилей, а затем начал продавать более тихие и быстрые модели. Со временем И-Вейн взял контроль над всем машиностроением. Вот только наследство отца дало о себе знать — он начал играть и всё спустил в игорных домах. Тут-то к Офану и явились послы из Ленгерна. Они попытались купить его разработки. И-Вейн знал, что, если не отдаст долги, его убьют. И если заключит сделку с ленгернийцами, тоже убьют — только уже свои за предательство. Тогда он инсценировал свою смерть и сбежал. Парнишка Гинс должен был вскоре отправиться за отцом следом, но не успел.

— Гинсу нужно в чём-то признаться? — спросил Рейн.

Д-Арвиль кивнул:

— Именно так. Он ни в чём не виноват, мы могли бы его отпустить. Но кому это пойдёт на пользу?

Рейн быстро кивнул. Инквизиция всегда так работала. Конечно, в камерах попадались по-настоящему виновные, но их было куда меньше, а тяжесть преступлений чаще всего оказывалась раздутой. Зато они знали тех, кого следовало обвинить.

— Кого упомянуть в признании?

Энтон задумчиво потёр подбородок.

— Я никак не могу выбрать между Нолом Я-Эльмоном и Крейном У-Дрисаном. Ни глава Церкви, ни глава торговой гильдии мне не нравятся.

— Против Я-Эльмона у нас есть информация, а против У-Дрисана? Ни один торговец не терпит конкурентов. Думаю, он мог обмануть И-Вейна, из-за чего тот набрал долгов, а затем угрозами вынудить сбежать в Ленгерн.

Энтон улыбнулся, точно сытый кот.

— Мне нравится твоя фантазия, Рейн. Прогуляйся-ка к Гинсу и подпиши признание. Пусть расскажет, как У-Дрисан угрожал ему и отцу, может, даже отправил к ним наёмников. Ты сам всё знаешь.

— Мне взять с собой практика?

— Это задание не для старшего инквизитора. Передай признание мне в руки. Прибережём его до поры до времени.

Рейн кивнул и вышел из кабинета.

Взял ключи от камер, инструменты и открыл дверь. В нос ударили запахи нечистот и пота. Гинс вжался в угол и крепко прижал к себе тонкое одеяло, лежащее на железной кровати, будто оно могло его защитить. Он был бледен и растрёпан, под глазами залегли тёмные круги, крепкая фигура разом стала меньше, на руках появились синяки.

— Ты! — крикнул Гинс.

— Я, и что? — ледяным голосом ответил Рейн и огляделся. Он любил камеры на втором этаже подземелья. В них было достаточно места, чтобы работать, не уводя пленника.

Рейн сел за стол и поманил Гинса пальцем. Парень замотал головой. Инквизитор положил перед собой футляр и стал медленно разворачивать ткань, в которую тот был завёрнут. Каждый нож, каждая игла на своём месте. Серебряная сталь поблескивала на фоне тёмного бархата. Ничего особенного. Для практиков это так, немного поиграть.

Аст скривился и отвернулся. Рейн снова поманил Гинса:

— Ну иди же сюда. Быстрее придёшь ты — быстрее уйду я.

Парень выпустил из рук одеяло, медленно поднялся и с опаской сел на стул напротив. В тишине стук зубов слышался слишком громко. Казалось, это невидимые крысы щёлкали своими маленькими челюстями. Хотя здесь их не было, они жили этажом ниже.

Рейн положил перед Гинсом бумагу и стальное перо.

— Я же всё рассказал! — взвизгнул Гинс. — Что вам ещё от меня надо?

Рейн вытянул руки на столе.

— Всего пару строк. Думаю, ты забыл рассказать, какие у тебя отношения с другими членами торговой гильдии. Скажем, с Крейном У-Дрисаном.

— Я… Я… Я учился с его сыном в соседних классах, это всё.

Рейн вздрогнул. Он не помнил Гинса, но тот вполне мог быть одним из тех, кто искоса глядел на мальчика из церковного рода и посмеивался над ним. Рейн аккуратно достал из чехла маленький ножик, больше похожий на стальное перо, которое лежало рядом с И-Офаном.

— Нет, не всё. Думаю, отношения с У-Дрисаном у твоего отца не складывались. Ты явно хочешь поделиться с нами, как он угрожал твоей семье.

— Но этого не было! Мы учились с Деритом в одной школе, всё!

— Я тоже когда-то учился в той школе. Ты знал Вио Н-Тьямона? Он вместе с отцом-гвардейцем приехал с Рьёрда и научил меня одной интересной игре. Растопырь-ка пальцы.

Гинс прижал руки к груди и выкрикнул:

— Я всё сказал! Я ничего не знаю об У-Дрисане!

— Знаешь. Растопырь, не бойся.

Гинс положил дрожащую руку на стол.

— Сделай вдох поглубже и не трясись — хуже будет.

Гинс с глупым видом несколько раз открыл и закрыл рот. Рейн аккуратно коснулся кончиком ножа участка стола между большим и указательным пальцем Гинса, медленно поднял лезвие и поставил между указательным и большим, затем — между средним и безымянным, безымянным и мизинцем. В обратную сторону и снова вперёд. Ритм ускорялся, стук ножа становился всё сильнее, а лицо парня — бледнее.

Рейн задержал нож в воздухе, И-Офан испустил тяжкий вздох. Рейн тут же вонзил лезвие в миллиметре от ладони Гинса, и тот взвизгнул.

— Так что ты знаешь об У-Дрисане? Ты хочешь поделиться тем, как он вас запугивал, так?

Гинс яростно закивал и потянулся к бумаге. Через несколько минут Рейн собрал инструменты, прижал их к груди и вышел. Закрыв дверь, он привалился к стене и переглянулся с Астом.

— Он же признался бы и без этого! — воскликнул демон с яростью. — Надо было просто разговорить его!

— Так быстрее, — отрезал Рейн и пошёл наверх.

Аст был прав: разговора бы хватило. Чуть-чуть слов и времени — и Гинс бы выдал всё. Но Рейн не хотел ждать. Никто из инквизиторов не любил этого.

«Продался», — вспомнилась колкость Кая, и Рейн скривился.

Хотелось сделать всего две вещи: покурить и отмыться. То ли от запаха пота, то ли от этого едкого слова.

Глава 11. Театр

Рейн нащупал в кармане два билета и осмотрелся. Лестница из белого мрамора, покрытая красной ковровой дорожкой, тянулась вверх, ко входам в залы. Сводчатый потолок подпирали массивные колонны. На нём висели огромные люстры из хрусталя. Светлые стены украшали золотые узоры.

Вокруг — негромкие голоса и лёгкий смех, запах духов и цветов. Девушки и женщины в длинных платьях, с белыми атласными перчатками, с веерами в руках и с мягкими улыбками на лицах с любопытством осматривались. Кавалеры в чёрных фраках или голубых мундирах рядом с ними отвечали спокойными взглядами и сдержанными кивками.

Рейн поправил короткий пиджак и с неприязнью посмотрел на потёртые ботинки. Эль в скромном белом платье на фоне других дам тоже выглядела слишком просто.

Аст проворчал:

— Думать надо было.

Рейн дёрнул плечом, отгоняя демона. Он сам это знал. Стоило сразу понять, что в Королевском театре ему не место. Однако длинная цепочка перекупщиков сложилась так, что стоимость оказалась ниже в два, а то и в три раза, чем рассчитывал Рейн, и он, недолго думая, взял билеты, как обещал Эль.

Рейн ещё раз огляделся. А, к чёрту других. Не важно, кто в чём одет, билеты куплены, а значит, у них не меньше прав прийти сюда.

— Я не была в театре уже больше трёх лет, — улыбнулась девушка. — Во время учёбы на Лёне нас раз в год водили в театр, а здесь, — Эль развела руками. — Отец называет это ненужной роскошью.

Рейн замер у лестницы, облокотился на перила и улыбнулся в ответ.

— Я первый раз в театре. Если честно, мне здесь не нравится. Так пышно, что становится тошно.

Эль рассмеялась.

— Я тоже об этом подумала!

Рейн зацепился взглядом за нитку жемчуга на руке девушки — единственное украшение. Браслет состоял из идеально круглых, переливающихся жемчужин, соединённых застёжкой в виде золотой звезды.

— Красивый браслет, — заметил он.

Эль с готовностью откликнулась:

— Это бабушкин. Она родилась на Рьёрде и в юности влюбилась в моряка. Он сам выловил для неё жемчужины.

— И чем закончилась их история?

— Не знаю, бабушка не хотела рассказывать. В семье… — Эль помолчала, — её сторонились. Считали недостойной своего рода. Я только знаю, что в истории были замешаны работорговцы. Бабушка рассталась с моряком, и на прощание он оставил ей подарок, который она передала мне, — Эль улыбнулась с заговорщицким видом и указала рукой на тонкую стальную палочку, удерживающую волосы в причёске. — Сказал, раз он не смог защитить её, то она должна сама уметь постоять за себя.

Рейн пригляделся и увидел, что это была не просто палочка, а самый настоящий нож — тонкий, всего сантиметров десять в длину, больше похожий на иглу или на один из инструментов практика. Серебряную рукоятку и стальное лезвие покрывали чёрные узоры.

Рейн расхохотался.

— Ты носишь нож вместо заколки? Сумасшедшая! Чего ещё ожидать от тебя?

Эль скромно пожала плечами. А ведь она точно не так проста, как кажется. Девчонка, воспитанная по заветам Церкви, не стала бы спорить на практика, подслушивать разговоры отца и носить нож в волосах.

Вдруг послышалось:

— Какая приятная встреча, брат! Не ожидал увидеть тебя здесь.

Эль встала рядом с Рейном. Напротив остановились Кай и Адайн. Кай, аккуратно причёсанный, в чёрном красиво скроенном фраке и в блестящих ботинках, ничем не отличался от других киров, пришедших в театр. Та лихая девчонка, выскочившая из шкафа, сегодня выглядела, как настоящая северная королева. Светлые волосы мягкими волнами ниспадали на плечи, и в свете люстр они казались почти белыми. На щеках играл румянец, зелёные глаза были аккуратно подведены, пухлые губы она чуть оттенила цветом. Лёгкое синее платье подчёркивало стройную фигуру и демонстрировало красивое декольте.

Рейн нахмурился и переглянулся с Астом. Двое бродяжек из Канавы в Королевском театре одновременно с ним. Что-то здесь не так. Он решил потерпеть с вопросами и улыбнулся.

— Действительно, приятная и неожиданная встреча. Эль, позволь тебе представить моего брата Кая и его спутницу Адайн, — Рейн встретился взглядами с девушкой, и она ответила лукавой улыбкой.

Кай положил руку на плечо и поклонился. Адайн присела и склонила голову, Эль ответила тем же.

— Давно ли ты полюбил театр, Кай? — Рейн прищурился.

— Я надеюсь, что полюблю его сегодня. Ты же знаешь, брат, что я слишком занят, — Кай помедлил секунду. — Работой. Но Адайн увлекается многим, и сегодня она решила познакомить меня с театром.

Рейн едва не рассмеялся. Увлекается многим, значит? Слоняется по улицам, прячется в чужих шкафах, пытается убить, передаёт записки — вот это увлечения!

— Чем вы занимаетесь, кир Кай? — спросила Эль, но даже не взглянула на него.

Они с Адайн пристально смотрели друг на друга и напоминали кошек, которые ступили на чужую территорию и теперь проверяли, кто быстрее выпустит коготки.

— Кира Эль, вы можете считать меня торговцем с повышенным риском, — Кай улыбнулся. Рейн покачал головой, но не смог сдержать ухмылки.

— До начала спектакля ещё полчаса, может быть выпьем шампанского? — предложила Адайн.

Рейн быстро ответил:

— Мы бы хотели пораньше занять свои места. Был рад встрече, Кай.

Адайн капризно надула губки и пожала плечами. Рейн протянул Эль руку, она взяла его под локоть, и они обменялись с Каем и Адайн кивками.

— Ты не рассказывал, что у тебя есть брат, — сказал Эль, делая шаг на лестницу.

— Он уезжал надолго и вернулся всего пару дней назад.

— У вас непростые отношения, мне показалось, — осторожно сказала девушка.

— Я подвёл Кая однажды, — резко ответил Рейн и быстро спросил: — Твой отец знает, где ты сейчас и с кем?

«За работу, лентяй», — поругал себя Рейн. Нельзя забывать, что вчера Я-Эльмон виделся с главами торговой и учёной гильдий. Эль обещала быть внимательной к их словам, нельзя отпускать еë без ответов.

Эль горестно рассмеялась.

— Когда он интересовался этим! Я могу делать что угодно, пока не задеваю его честь, — девушка скривилась. — Получается плохо.

«Потом», — решил Рейн. Расспросы лучше оставить на вечер. Надо проводить Эль до дома и поговорить об отце, когда они останутся вдвоём.

Рейн замешкался перед входом в зал. По обе стороны стояли бронзовые орлы, соединявшие крылья на манер арки. Эль чуть улыбнулась, Рейн улыбнулся в ответ и потянул девушку внутрь.

В зале царил приятный полумрак. Маленькие балкончики украшали белые узоры. Сцену укрывал красный бархатный занавес, и за ним угадывалось шевеление. Зал был полон всего на четверть, но отовсюду слышались восторженные шепотки и лёгкий приятный смех.

Рейн достал из кармана билеты, посмотрел на номер балкона.

— Надо же! — послышался голос позади. — У вас тот же балкон, что и у нас!

Рейн обернулся и столкнулся с Каем нос к носу. Брат улыбался лёгкой пренебрежительной улыбкой. Рейн пристально посмотрел на него. Он не верил в совпадения. Да, он не говорил Каю о планах на театр, но руки мальчишки из Канавы могли тянуться далеко. Что если тот перекупщик появился не случайно?

— Какая приятная неожиданность, — сухо ответил Рейн. — Займём места.

Кай и Адайн одинаково улыбнулись и проскользнули мимо. Рейн, прожигая взглядом спину брата, двинулся вместе с Эль следом за ними. Девушка успокаивающим жестом дотронулась до его плеча.

Балкон нависал сбоку над сценой. Четыре места спереди, четыре сзади — и три из них уже были заняты.

— Вы серьёзно? — прокричал Аст.

Анрейк уставился на Рейна и Эль. Рядом с ним сидели две девушки: одной лет шестнадцать на вид, другой — четырнадцать. У них были те же скулы, подбородки, носы как у Т-Энсома, и даже держались они так же — сёстры, должно быть, или кузины.

Несколько секунд парень сидел без движения, затем резко подскочил и поклонился.

— Кира Эль, кир Рейн, рад видеть вас здесь.

Анрейк скользнул взглядом по Каю и Адайн. Девушки рядом с ним кротко улыбнулись, и он представил их:

— Это мои сёстры, Антара и Орна.

Рейн назвал Кая и Адайн, и после быстрого обмена любезностями все расселись по своим местам. Ненадолго воцарилась неловкая тишина, затем Адайн воскликнула:

— В детстве я чуть не сбежала с бродячим театром!

— Я тоже мечтала об этом! — ответила Эль, и девушки переглянулись. — Я училась на Лёне, а там столько театров, и жизнь актёров всегда казалась такой лёгкой и беззаботной — я хотела также.

Рейн снисходительно улыбнулся. Все девчонки кажутся такими разными, а мечтают об одном.

— На Лёне? — глаза Антары, старшей, загорелись от восторга.

Девушки оживлённо болтали, пока красный занавес не потянулся вверх, а свет не погас. На сцену вышли актёры, и началась история, в которой переплелись судьбы богов, королей и демонов. Зрители наблюдали, то восторженно, то смеясь, то вскрикивая от испуга.

Спектакль ещё не закончился, как свет снова начал загораться. Послышались недовольные крики. Актёры замерли на несколько секунд, переглянулись и продолжили игру, но на первой же фразе сбился один, на второй — уже другой. Рейн и Кай обменялись тревожными взглядами.

Крики нарастали, и они явно не принадлежали зрителям. Одновременно распахнулись две двери: та, что вела в пустующую королевскую ложу, и внизу, для остальных зрителей.

В ложу ворвались трое мужчин средних лет и один помоложе, с клеймом ноториэса. Все четверо были одеты в рабочие куртки, прятали волосы под кепками и сжимали в руках оружие. В зал вошло ещё четверо, на сцену из-за кулис выскочили трое — все в одинаковых рабочих куртках, отмеченных пятнами машинного масла, и кепках. Одни держали револьверы, другие — длинные ножи.

Среди зрителей послышались крики. Кто-то из мужчин попытался встать и сразу сел, стоило одному из рабочих указать на него оружием. Актёров со сцены согнали вниз и сбили в круг, как овец в загон.

Рейн вскочил и заслонил вход на балкон, уставился на ноториэса — тот явно был вожаком банды. Анрейк встал рядом, выпятив тощую грудь.

— Рабочие с севера, — процедил Аст сквозь зубы.

Рейн быстро кивнул ему. За пару дней стачки переросли во всеобщую забастовку. Полиция и гвардия сталкивались с рабочими, всё чаще слышалось о боях тут, там. Бунтовщики захватили власть на нескольких заводах и попытались выставить Совету свои требования.

— Жители Лица, уважаемые киры! — крикнул ноториэс. По голосу он казался ещё младше, чем на вид. — Нам кое-что нужно от вас, — парень будто пытался сдержать обычную речь и старался говорить более громко, чётко и красиво, чем привык. Его щёки алели, но он всё равно держался гордо и уверенно.

— Что нам делать? — прошептал Анрейк.

Рейн строго глянул на него, и Т-Энсом сразу попытался выпрямиться и повыше задрать подбородок. Эль подобралась поближе и испуганно прижалась к Рейну. Сёстры Анрейка обнялись и закрыли глаза.

— Не полюблю я театры, — прошипел Кай сзади. Адайн встала рядом с ним и грозно уставилась на ноториэса. Казалось, ещё немного и она сама вот-вот пойдёт драться с ним.

Главарь продолжал:

— Совет нас не слушает, поэтому нам нужны те, кто важен ему. Не как мы, — парень переглянулся с соратниками. — Я назову несколько имён. Эти люди пойдут с нами. Тогда мы никого не тронем.

«Не только рабочие», — отметил Рейн. Показывая билеты, зрители называли свои имена, которые смотрящие вносили в список. Рабочие могли его украсть, но, скорее, его передал один из работников театра. Если так, то это уже не просто очередная борьба рабочих за улучшение условий труда, а что-то большее.

Ноториэс протянул руку, и один из банды быстро вложил в неё лист бумаги. Рейн сделал маленький шаг вперёд, словно это могло помочь разглядеть список имён.

Ноториэс стал зачитывать имена. Список был составлен не случайно: прозвучали буквы великих и благородных родов, принадлежащих всем фракциям, имеющим голос в Совете — всего семь человек. Один за другим послышались имена:

— Орна Т-Энсом. Эль Я-Нол.

Орна дёрнулась, Антара тут же крепко сжала руки сестры. Эль встала ещё ближе к Рейну.

— Что нам делать? — переспросил Анрейк.

Аст оскалился и прорычал:

— Действовать, идиот!

Рабочие не знали названных людей в лицо и не могли проверить каждого. Но если никто не выйдет, они не уйдут так просто.

Ноториэс схватил с пояса револьвер и выстрелил в потолок. Раздался звук лопнувшего стекла, и осколки люстры посыпались вниз. В зале пригнулись, зажали уши руками, закричали.

— Все названные поднимаются сюда, быстро!

Рейн и Аст переглянулись. В зале в основном были мамы и дочери, девушки и воспитательницы, немногие — с братьями или мужьями, да и те уже перепугались и сбились в кучу, как овцы в стадо. Такие не помогут, их самих нужно защищать.

Рейн быстрым движением вытащил из волос Эль заколку-нож, и каштановые кудри рассыпались по плечам. Он шепнул Анрейку:

— Есть что?

— В театр ведь нельзя… — парень побледнел, затем посмотрел на Антару и Орну и решительно прошептал: — Я с тобой.

Рейн посмотрел на Кая. Брат ухмыльнулся, выставил вперёд ногу и бросил в ответ многозначительный взгляд.

— С пустыми руками в Лице не ходят. Адайн, милая, ты со мной?

— Я помогу вам, — девушка хитро улыбнулась Каю и сплела пальцы в причудливом жесте.

— Эй там! — послышался крик ноториэса. Он уставился на них и навёл револьвер. — Не шевелитесь, а то хуже будет!

«Не твоя смерть», — подбодрил себя Рейн.

До этого он держал правую руку перед собой, а сейчас медленно опустил её вниз и немного отвёл вправо, выставив указательный палец. Практики должны были уметь быть тихими и незаметными, как тени. На заданиях вместо слов эти тени пользовались языком тела или жестов. Лишь бы Анрейк заметил.

Рейн схватил Эль за плечи и подтолкнул перед собой.

— Ты мне веришь? — быстро шепнул он ей на ухо и выпрямился. — Вот одна из списка! — крикнул Рейн и снова подтолкнул девушку. Ноториэс уставился на них. — Я хочу идти с вами, — заявил Рейн.

Парень насторожился и крикнул:

— Не подходи!

Рейн замедлил шаг, но не остановился, и продолжил:

— Её папаша нанял меня, чтобы я следил за этой взбалмошной дурой.

Эль вздрогнула, и Рейн, не отрывая рук, кончиком большого пальца аккуратно погладил её по спине, пытаясь успокоить.

— А она вздумала таскать меня везде, как ручного пса, — Рейн усмехнулся своей любимой многозначительной ухмылкой. — Я ненавижу всех этих благородных и великих не меньше вашего.

Рейн снова почувствовал себя тем мальчишкой, который должен был рассказывать детям бедняков истории из Книги Братьев. Только вот сейчас рассказ был о другом, и от него зависело куда большее.

— Я такой же, как вы, — Рейн повернулся к ноториэсу щекой с клеймом и нащупал тонкий нож, спрятанный в рукаве. — Я знаю некоторых из списка. Я приведу их. Я хочу помочь. К чёрту Совет. Хватит, на этот раз они дадут то, что нужно нам! — последнее слово Рейн прокричал и подтолкнул Элько входу в королевскую ложу.

Ноториэс опустил револьвер, но руку не убрал. Трое других тоже отвели оружие, хотя напряжённые плечи и угрюмые взгляды выдавали недоверие. Рейн оглядел их банду: ноториэс, которой больше походил на неопытного юнца, усатый с лицом бандита, здоровяк и добродушный — такому бы о семье заботиться, а не с Советом воевать.

А ведь этот ноториэс сам не старше Рейна. Во сколько его привели в Чёрный дом? Что он сделал? И ради чего начал эту борьбу сейчас? Рейн чувствовал что-то, близкое к жалости. Они ведь и правда были похожи, да только оказались в разных стаях.

Эль пыталась держать подбородок высоко и смотреть прямо на ноториэса и его банду, но дрожь так и выдавала её страх.

— На, забирай! — крикнул Рейн. — Указать на других?

Он посмотрел на балкон, где сидел до этого. Антара и Орна жались друг к другу, будто птенцы, Адайн стояла перед ними, пытаясь закрыть девочек. Кая и Анрейка уже не было.

— Вон там, та мелкая, с чёлкой.

— Дик, приведи, — скомандовал ноториэс.

И вдруг послышался треск, шум. Деревянная сцена обвалилась, поднялось облако пыли, и трое рабочих с криками исчезли.

Рейн толкнул Эль к стене, заскочил в ложу, вонзил нож в глаз ближайшего рабочего. Ноториэс выстрелил. Рейн юркнул в сторону. Пуля горячим ударом задела плечо, но только царапнула поверху.

Рейн прыгнул к усатому, и тот нервно вскинул руку с ножом. Инквизитор ударил его по запястью, ладонь разжалась, и оружие выпало.

Сзади подскочил здоровяк и крепко обхватил руками за грудь, не давая дышать. Рейн прочертил локтем дугу и ударил — хватка сразу ослабла. Он с силой дёрнулся, припал на левое колено и вонзил нож в живот усатого.

Затем оттолкнулся от пола, разворачиваясь, и точным ударом вонзил нож здоровяку в шею. Брызнула кровь, мужчина схватился за горло, послышался противный хлюпающий звук.

Рейн быстро повернулся к ноториэсу. Парень стоял, не двигаясь, и буравил его взглядом. Желваки играли на лице, на лбу вздулась вена. Щёки алели, а шея наоборот была слишком белой.

— Впервые такое? — усмехнулся Рейн и сделал шаг к ноториэсу. Тот направил револьвер в грудь Рейна.

— Бороться за себя? Нет. Тебе ли не знать.

Раздался выстрел, и Рейн прыгнул вперёд. Он схватил ноториэса за тонкое, как у ребёнка, запястье и резким движением завёл его руку вверх. Парень неловко сделал шаг назад, и они вместе нависли над краем ложи. Ноториэс разжал руку, выискивая опору, револьвер полетел в зал.

Он потянулся к лицу Рейна, но инквизитор одной рукой перехватил его запястье, другой взялся за палец и отвёл его в сторону, ломая. Парень взвыл как побитая псина. Рейн отпрыгнул и одновременно со всей силы ударил ноториэса в корпус. Тот нелепо взмахнул руками и полетел вниз.

Рейн подскочил к краю и оглядел зал. Зрители испуганно жались по углам. Провалившаяся сцена завалила трёх рабочих, и они уже не выбрались из-под досок. Рядом с Анрейком лежали четверо. Троим горло перерезали одинаковыми точными ударами, и только один был побит, но ещё шевелился. Кай исчез, оставив после себя открытую дверь. Оттуда слышались крики.

Зрители смотрели то на Анрейка, то на Рейна. Вдруг пожилой статный мужчина сделал шаг вперёд, положил руку на плечо и поклонился. Его примеру последовало ещё несколько мужчин, женщины присели и склонили головы.

Рейн сделал назад шаг, другой. Его никогда не благодарили, только презирали. Это не могло быть для него. Не для ноториэса.

Снизу снова послышались голоса, топот. Зрители рванули к выходу. Рейн глянул на сцену, на лежащего ноториэса. Полиция разберётся.

Зажимая плечо, он подошёл к дрожащей Эль, затем к Антаре и Орне.

В-Бреймон прав: в Лице теперь неспокойно, и это ещё слабо сказано.

Глава 12. Надо выбрать сторону

Рейн зашёл в кабинет, и Энтон встретил его враждебным взглядом. Он положил руки на стол и крепко сжал в замок.

— Что это было, Рейн?

— В театре? — осторожно спросил тот, опускаясь в кресло. На выходных Д-Арвиль не дал ему новых заданий, и они не виделись. Рейн гадал: как другие инквизиторы отреагируют на то, что сделали он и Анрейк?

— Нет, мне интересно, что ты делаешь дома! — воскликнул Энтон. — Да, чёрт возьми, что ты сделал?

Рейн опешил. Он ждал, что кто-то посмеётся: «Ноториэс решил поиграть в героя!», кто-то удивится и одобряюще улыбнётся, а большинство — даже не обратят внимания. Глаза Д-Арвиля так и метали молнии. Он скомкал лист бумаги и яростно бросил его под стол.

— Кир, вы же хотели, чтобы я нашёл себе место в обществе. Я спас людей, и теперь мне благодарны.

Энтон сделал глубокий вдох, пригладил волосы и произнёс:

— Рейн, если я люблю охотиться, какие животные мне понадобятся?

«Что он затеял?» — спросил себя Рейн и уставился на Д-Арвиля. Он впервые видел главу отделения настолько раздражённым.

— Охотничьи псы?

— Верно. А если мне нужно, чтобы мой дом стерегли, кого я куплю?

— Сторожевых собак?

— Верно. Но если охотничий пёс попытается поймать вора, получится ли у него?

— Возможно. Охотничьи псы упрямые и выносливые.

Д-Арвиль покачал головой.

— Нет, Рейн, нет. У каждого своя роль. Так почему ты лезешь, куда не надо? Как мой личный практик может выполнять поручения, если его теперь узнают в Лице?

Аст оскалился и сжал кулаки. Рейн воскликнул:

— А что, мне стоило остаться в стороне? А если бы они кого-нибудь убили? Я не мог просто смотреть! Вы просили, чтобы я вспомнил, как это, быть сыном благородного рода. Я сделал, что должен был.

— Не играй в героя, Рейн. Оставь это чёртово благородство на долю Анрейка. От него я ждал подобного, он мне и нужен для этого, но ты…

Рейн вздрогнул. Энтон продолжил:

— От тебя мне требовались хитрость и изворотливость. А как ты теперь извернёшься, если тебя будут узнавать?

Рейн нахмурился:

— Дайте задание, и я решу любой вопрос. Не спрашивайте как — я смогу всё, что прикажете, кир Д-Арвиль.

— Я не знаю, что тебе предложить. Мне нужен практик-тень, а не ты, герой-ноториэс, — ответил он с презрением.

— Как я должен был это сделать? Как я мог найти место среди высших и остаться тенью? И как мне не быть узнанным, если я повсюду ношу клеймо ноториэса?

— На тени не обращают внимания, Рейн, они просто есть, без имени и голоса. На них смотрят с равнодушием, а те в это время видят, слышат и чувствуют. Какая из тебя тень, если ты разом объявил о себе всему миру?

— Кир Д-Арвиль, вы сами напомнили, что я Л-Арджан.

Энтон снова сжал руки. Губы изогнулись в ухмылке, с них вот-вот должно было сорваться резкое слово, но он только бросил:

— Дурак. Ты глупее, чем кажешься.

Аст оскалился ещё сильнее, глаза налились кровью. Рейн тоже сцепил руки в замок и процедил:

— Я — ноториэс. Вы сами сняли маску, которая делала меня тенью.

— Моя ошибка, признаю, — Энтон кивнул и помассировал виски руками. — Я хотел, чтобы ты вспомнил о гордости и научился держаться достойно, а не лез, куда не надо и не орал о себе. Я забыл, что уличного пса можно отмыть от грязи и вывести блох, но он от этого не станет породистым охотником. Ты подвёл меня, Рейн.

Слова прозвучали громко, чётко, как приговор судьи. Рейн вспомнил приятный вес мешочков с киринами. Всё, что он пообещал матери и отцу, могло вот-вот превратить в дым.

— Я думал, что нужно напомнить тебе, как мы работаем.

Рейн вздрогнул. Иногда инквизиторы хотели уйти или теряли хватку. Тогда им напоминали, как нужно работать. Напоминали через боль — только такой урок могли преподать в этом чёртовом Лице.

— Твоё счастье, что кир В-Бреймон считает иначе.

— Твоё счастье? — прорычал Аст. — Твоё счастье, что не ты оказался там, на прицеле, ублюдок!

Рейн встал и положил руки на стол.

— Кир Д-Арвиль, я сделал то, что должен был, — повторил он. — Даже если я нарушил ваши планы, я не мог остаться в стороне. Поймите вы, они могли убить всех! — он замолчал и неохотно добавил: — Туда пришла дочь кира Я-Эльмона. Мы никогда не узнаем, что он замыслил, если он будет убиваться горем по погибшей дочери.

Энтон тоже поднялся и рявкнул:

— Сядь, ноториэс! Мне нравилась твоя дерзость и смелость, пока они не доставляли мне проблем.

Рейн сел, но упрямо посмотрел на Энтона.

— Ты спутал все мои планы. На кого мне теперь положиться?

— Кир Д-Арвиль, — перебил его Рейн. — Я нашёл дом. Вы говорили, что вам нужно место, где можно держать неправильных людей и ночевать, но откуда легко сбежать. Я нашёл его и договорился. Дом готовы сдать за…

— Заткнись! Мне нужно от вас только то, что я прошу, а не то, что вы сами надумываете, понятно?

«Заткнись», — повторил Рейн. Так кричали псам, когда те чересчур громко лаяли.

Рейн представил, как он вскакивает, сжимает руки в кулаки и тут же наносит два удара: один прямой в нос, другой — сбоку в челюсть. В голове пронеслись слова, сказанные несколько недель назад: «Я готов служить». Он верил, что Энтон дал ему шанс всё вернуть, и вот он же его и отнимал.

Рейн вспомнил взгляды толпы. Всё было не зря. К чёрту такую службу. Может, он задолжал отцу, матери и Каю, но у Д-Арвиля он рисковал набрать ещё больше долгов.

— Кир В-Бреймон хочет забрать тебя себе, — Энтон сжал губы в недовольной ухмылке. — Но я доверял тебе, ты многое знаешь, — глава сделал многозначительную паузу. — Как мне теперь поступить с тобой?

Рейн повыше задрал голову и не опустил глаз. Энтон сдвинулся на край кресла и выразительно посмотрел.

— Практики не должны оставлять следов.

— Следов? — закричал Аст. — А похищенные из театра не стали бы следом? Или убитые?

Рейн молчал. Энтон откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул.

— Рейн, я действительно надеялся на тебя, на Анрейка. Я думал, вы — те, кто мне нужен, кто поможет перейти на следующую ступень, — в голосе слышалось искреннее сожаление.

Выше главы отделения стояли только глава Инквизиции и его советник. Рейн вздрогнул. Если бы Д-Арвиль обошёл В-Бреймона, какое бы место он отдал Рейну, кем бы сделал? И как бы Ригард или Нелан ушли со своего поста, не с его ли помощью?

— Кир Д-Арвиль, я сделал то, что должен был, — повторил Рейн. — Трупы в театре стали бы следом. На моей совести и на Инквизиции. Мне жаль, если я подвёл вас.

«Не жаль, ублюдок» — чётко сказал себе Рейн и переглянулся с Астом. Пора что-то решать. Никакое это не правое дело, и ничего он не вернёт так. Тот семнадцатилетний мальчишка ещё мог позволить себе поверить в эту присказку, но он сейчас — уже нет. Инквизиция не давала расплатиться с долгами, она только заставляла набирать их всё больше.

— Кир В-Бреймон на две недели уехал из Лица, по его возвращению зайдите к нему. Он хочет обсудить вашу работу. А теперь ступайте, кир Л-Арджан.

Рейн поднялся и посмотрел на Энтона. Вот и всё. Ещё недавно он был так благодарен ему за шанс, так хотел служить. Энтон помог снять маску, напомнил, что он — Л-Арджан. Но вот бывший любимый охотничий пёс решил взять на себя работу сторожевой собаки, и его сразу вышвырнули за дверь.

— А может, пора перестать искать хозяина? — шепнул Аст и ободряюще улыбнулся. — Разве мы сами не справимся?

Рейн положил руку на плечо, поклонился и вышел. За дверью он тихо спросил Аста:

— А что дальше?

Ригард В-Бреймон, значит. Зачем он ему понадобился? Едва ли глава Инквизиции ценил благородство и смелость. «Он может подойти», — вспомнился Э-Стерм. Что советник тогда имел в виду? И не потому ли Ригард решил забрать его к себе?

Рейн провёл рукой по лицу и выдохнул. А ведь прошёл всего месяц.

Сначала практик, затем старший инквизитор.

Сначала на службе у Д-Арвиля, затем у В-Бреймона.

Сначала приём у главы Церкви, затем спасение людей.

Сначала мёртвый брат, затем живой и стоящий на стороне отступников.

Рейн чувствовал себя не готовым к такой жизни.

— Что мы знаем теперь? — спросил он.

Аст покачал головой:

— Выживание продолжается, и на этом всё.

На ум пришли слова Кая: «Твой покой — это борьба». Может, младший брат всё-таки был прав? Он мог прийти к Ригарду, молча склонить голову и сделать всё, что тот скажет — не важно в роли практика или старшего инквизитора. Но это не приблизило бы его к дому под красной черепицей по-настоящему.

— Иди уже, — проворчал Аст. — Надо решить оставшиеся вопросы.

Рейн кивнул и пошёл по коридору. Неделя началась, и пока В-Бреймон в отъезде, место старшего инквизитора оставалось за ним. До его возвращения предстояло многое сделать: найти информацию об Я-Эльмоне, В-Бреймоне и Э-Стерме, познакомиться с «семьёй» Кая и выбрать сторону.

Глава 13. Твой покой

Рейн и Эль встретились в парке. По ухоженным дорожкам неспешно прогуливались пары. Живая изгородь скрывала их друг от друга, но голосов было так много, что они напоминали пчелиный гул. Лето вовсю намекало, что вот-вот вступит во владения, и лицийцы заполонили улицы, набережные и парки, устав от затянувшейся зимы.

— Ты выглядишь обеспокоенным, — заметила девушка.

Рейн пожал плечами.

— На псарне переполох. Мне сейчас в Инквизиции не так легко, как прежде.

— Почему?

Инквизитор потёр подбородок.

— Меняю главного.

— Рейн, ты бы хотел служить Церкви, как твой род? — осторожно начала Эль. — Может быть, я поговорю с отцом?

Рейн замер и недоумённо посмотрел на неё. Она тоже остановилась. Эта смешная девчонка всерьёз верила, что могла убедить отца изменить правила ради ноториэса? Им давали шанс только на словах, никто и никогда не взял бы такого на службу. Только Инквизиция, которая потеряла честь уже слишком давно. Ладно, ещё скотобойня и кожевенная мастерская, где было легче умереть, чем заработать.

Рейн снисходительно улыбнулся:

— Я связан клятвой с Инквизицией, я же рассказывал тебе. И я не хотел бы. Боюсь стать как все в моей семье. — Он пошёл по дорожке, посмеиваясь.

— Рейн! — позвала Эль. Он обернулся. Девушка не двигалась с места и явно чего-то ждала. Она достала из маленькой сумки на плече тканевый мешочек, который удивительным образом оказался больше самой сумки.

— Рейн, это тебе, — голос Эль подрагивал. Инквизитор недоверчиво взял его, развязал шёлковую верёвку и увидел внутри три кисти и краски.

— Ты сказал, что уже не хочешь быть художником, и тебе это не нужно. Но вдруг всё-таки когда-нибудь будет нужно.

Рейн стоял, смотрел на Эль и не знал, что сказать и что сделать. Подарок? Ему ничего не дарили уже восемь лет. Подарок. От девчонки из великого рода. Ему, ноториэсу, инквизитору. Краски и кисти. Как мечтал когда-то.

Аст стоял рядом, опустив руки и глупо улыбаясь.

А у неё ведь у самой не было денег, даже на второе платье. От чего она отказалась? А может, что-то продала?

— Спасибо, что пригласил в театр.

Рейн почувствовал предательское желание сбежать. Ну что ей надо, этой Эль? Она уже получила свою победу в споре, а ему был нужен только её отец. Он не мог ей ничего дать, да и не хотел. И она тут со своими подарками и этой чёртовой благодарностью!

— Захотел же уже, — прошептал Аст. — Не ври.

Рейн бросил на него возмущённый и отчаянный взгляд. Он так и держал мешок на вытянутых руках, не решаясь вернуть его и не решаясь взять.

— Не стоило, — смущённо ответил Рейн. — Пожалуйста, возьми назад.

— Нет! — в голосе зазвучала обида. — Я не могу поблагодарить человека, который спас мне жизнь? Если ты не умеешь принимать подарки от девушки — это твои проблемы! — Эль упёрла руки в бока и сказала ещё более сердито: — Ты не знаешь, как мне было страшно тогда! И я сделаю всё, что считаю нужным, чтобы ты понял, что сделал!

Рейн взял Эль за руку. Может, она правда права, но он всё равно почувствовал, что теперь обязан ей. Пригласить, подарить — что угодно!

На запястье виднелась тонкая полоска более светлой кожи — там, где раньше был браслет. Рейн крепче сжал руку и требовательно посмотрел. Эль ответила таким же решительным взглядом. Рейну показалось, что внутри что-то рушилось, точно сходила каменная лавина с гор — с треском и скрежетом. Он сделал шаг вперёд и обнял Эль. Не быстро и напористо, как раньше, с другими, а осторожно.

Она так же осторожно положила голову ему на плечо и подняла руки. От неё пахло чем-то сладким: то ли ирисками, то ли карамелью. «Дура, — с неожиданной злостью подумал Рейн. — Как ребёнок». Но отпускать девушку не стал. Не отпустил, даже когда мимо прошли двое парней и глупо захихикали.

— Идём, — улыбнулся Рейн и потянул Эль за собой.

Они вышли к озеру и пошли по деревянной набережной. Отдыхающие катались на лодках, и от ударов вёсел разбегались ровные дорожки кругов. В самом низу, у воды, копошилось огромное скопление птиц: лебеди, утки, воробьи, голуби. Иногда прохожие бросали им крошки, и те кидались на них, отталкивая друг друга крыльями.

Рейн чувствовал, что должен что-то сказать, но не находил слов. Девушка нарушила молчание странным вопросом:

— Рейн, почему ты говоришь со мной?

— Говорю? — переспросил он.

— Да. Отец всегда молчит. Он уже давно не спрашивает, как мои дела, что я делала, чего хочу. Он мне чужой, а я — ему. И все молчат. Им плевать, кто я, но им важно, кто мой отец. Они боятся его и обходят меня стороной, или приходят, чтобы что-то получить от него с моей помощью.

Аст был неподвижен, но Рейн ясно представил, как у него появились когти, и он вонзился ими ему в сердце.

— А почему ты говоришь с ноториэсом?

«Признайся в споре», — взмолился Рейн. Пусть скажет, даст ему повод уйти. Он чувствовал свою беспомощность: совсем как тогда, на школьном дворе, прижатый к дереву и ждущий чуда. Чуда не произошло, он освободился сам.

Сейчас на это не хватало сил: Эль была его ключиком к безопасности. Сколько бы раз он ни послал к чёрту Инквизицию и всех инквизиторов мира, этого недостаточно, чтобы уйти. Работа будет продолжаться, и у службы этой нет срока.

— Я тебе сразу призналась, что я и сама ноториэс — только в своём кругу.

— А в моём кругу все молчат, когда я оказываюсь рядом. А если открывают рот, то только чтобы сказать: «Кыш, ноториэс».

Они переглянулись, и во взглядах была одинаковая насмешка. Рейн посмотрел на Эль, будто видел её впервые в жизни. Она всё меньше напоминала ту девчонку, которую он увидел тогда в саду. Это не тихоня-скромница, воспитанная на заветах Церкви. У неё есть голос. Просто прежде ей не давали высказаться.

— Эль, ты узнала что-нибудь об отце, о демонах? — решительно спросил Рейн. Это был ещё один шанс для неё разгадать намерения инквизитора и уйти.

Девушка огляделась, точно искала того, кто мог подслушать. Они уже отошли от пирса и набережной и двинулись по другой стороне озера, заросшей и укрытой деревьями.

— Мне кажется, отец ищет себе сторонников, причём сразу среди всех, — осторожно проговорила Эль. — Я не слышала, о чём он говорил с главой торговой гильдий, но они вышли из его кабинета довольными и пожимали друг другу руки. Глава учёной гильдии к нам не пришёл, но вместо него были гвардейцы. А в субботу пришёл глава Инквизиции. — Рейн мигом насторожился. — Они шептались чуть ли не всю ночь. Я не знаю, что им всем нужно.

Рейн снова почувствовал себя охотничьим псом. Вокруг что-то затевалось, вожаки стай объединялись, и едва ли от этого выигрывал кто-то, кроме них. Если В-Бреймон на одной стороне с Я-Эльмоном, нужна ли ему информация о главе Церкви?

— Задай другой вопрос, — пробурчал Аст.

Рейн кивнул. Правильнее спросить: а нужен ли ему был глава Инквизиции, глава Третьего отделения, да вся эта Инквизиция? Что она дала за четыре года, кроме новых долгов?

— Вчера, — голос Эль стал ещё тише, — я слышала, как отец разговаривал с кем-то, сидя у камина. Но он был один.

«С демоном», — сразу понял Рейн. Кто бы сомневался! Нол Я-Эльмон окружил себя золотом, так что мешало ему нарушить другие заветы? Вот ещё одно доказательство. Как верить этой лживой Церкви, да и остальной части Совета?

— Что он… — начал Рейн и замолчал.

Из-за деревьев показалась весело гомонящая толпа: три девушки и трое парней. Девушки укрывались зонтиками и тоненько посмеивались, прикрывая губы. Парни напыщенно улыбались и что-то уверенно рассказывали. Вдруг один из них замолчал, глянул на Эль и Рейна. Он почувствовал, что девушка напряглась и выпрямилась, как струна.

А затем напрягся он.

Светлые волосы. Зелёные глаза, похожие на кошачьи. На этот раз он не ошибся.

Дерит У-Крейн стоял в нескольких метрах от него, улыбался и смотрел тем же взглядом, обещающим неприятности, как в детстве.

— Ну что? — ехидно спросил Аст.

Дерит посмотрел на девушку и сделал шаг к ней.

— Милая Эль! — воскликнул он.

Она вздрогнула, и Рейну захотелось посильнее взять её за руку, но вместо этого он попытался отпустить. Так ей будет легче. Всем было легче встречать друзей, когда ноториэс держался вдали: и матери с отцом, и инквизиторам. Все они старались отделаться от него, как от вмиг ставшей ненужной вещи. Это давало защиту от презрительных улыбок и колких вопросов.

Только вот Эль почему-то лишь крепче ухватилась за него.

— Ты, я вижу, завела новых друзей?

Рейн буравил Дерита взглядом. Тот лишь на секунду посмотрел в ответ, улыбнулся лёгкой пренебрежительной улыбкой и вернулся к Эль.

— Да, — девушка так и сияла, но Рейн чувствовал её напряжение.

— Так вот почему ты не ответила на моё приглашение, — Дерит изобразил сердитый вид.

— Нет, я не ответила на него, потому, что тебя и твоей семьи мне хватает у нас дома.

От улыбки не осталось и следа. Дерит прищурился и оглядел Рейна:

— А этого, значит, не хватает? Ты не изменился, старый друг. Всё также любишь отнимать чужое. Может быть, присоединишься к нашей компании? — он махнул рукой в сторону юношей и девушек, в напряжении смотрящих то на него, то на Рейна с Эль. — Вспомним школу? Нашего друга Оксандра, и как мы играли под деревом на школьном дворе?

Аст подошёл и встал рядом, плечом к плечу. Он был так близко, что казалось, ещё чуть-чуть, и они почувствуют друг друга. Голос демона остался спокоен, и в нём звенел металл:

— Правила игры не поменялись. Не молчи. Не дай себя в обиду.

Рейн отпустил руку Эль и вплотную подошёл к Дериту. Они оказались одного роста, но У-Крейн был шире в плечах. Парни сцепились взглядами: серо-голубые глаза против зелёных.

— Да, давай вспомним, Дерит. Думаешь, сейчас меня волнует прошлое? — инквизитор хохотнул. — А как ты живёшь? Отец пристроил в гильдию? Я вот пошёл по другому пути, не как мой отец. Я теперь служу в Инквизиции.

Рейн оценивающе посмотрел на Дерита. Одного возраста с Гинсом, из одной школы. Оба — сыновья великих родов, представителей торговой гильдии. Почему Гинс в начале отказался писать донос: из-за дружбы с родом У или из благородства?

Рейн прошептал Дериту на ухо:

— Твой дружок Гинс сейчас в подвалах Чёрного дома. Он многое рассказал и о своём отце, и о твоей семье, и о других торговцах. Хочешь знать что?

— Ноториэс! — прошипел Дерит и отскочил от него, точно ошпаренный. — Ты не изменился.

— Благодаря тебе, друг, благодаря тебе.

С лица Дерита вдруг сошли ненависть и презрение. Он опустил плечи и тихо ответил.

— Ты сам это начал, — парень посмотрел на Эль и сказал: — Я знаю, что наши отцы не всегда ладят, но ни один из нас никогда не опускался так низко, как ноториэс.

Девушка упрямо вздёрнула подбородок и ответила:

— Ты прав, должно быть. Но дело в том, что я сама никогда не была на вашем уровне.

Она подхватила Рейна под руку.

— Была рада встрече, кир Дерит, — девушка очаровательно улыбнулась и пошла вперёд. Рейн увидел ошарашенное лицо Дерита и едва не расхохотался.

Рейн повернулся к компании левой щекой и подмигнул. Эль кивнула каждому из них. Несколько минут они шли молча, затем остановились, повернулись друг к другу и начали улыбаться.

— О, как же я мечтала сделать это! — воскликнула Эль. — Рейн, что это за магия, почему с тобой я чувствую себя сильнее?

«А я с тобой», — ему хотелось глупо улыбаться, но сдержанность Аста помогла остановиться. Демон покачал головой:

— Это никогда не кончится. Они всегда будут появляться — люди из прошлого. Никто не забудет, кто ты.

«А кто я?» — хотел спросить у него Рейн, но вместо этого обратился к Эль:

— Что хотела сделать?

Девушка смутилась и негромко ответила:

— Отец Дерита стал главой торговой гильдии, и теперь они приходят к нам чаще. Я давно их знаю. Мне было девять, когда мы впервые пришли на приём к ним домой. — Эль поджала губы, помолчала немного и продолжила: — Отец всегда говорил, что стремление к роскоши — это от демона. Он не любил, когда я просила платье, или юбку, или что-то ещё. Служанка хорошо латала вещи, и это казалось ему достаточным, — на щеках появился румянец. — На том приёме я была одета хуже всех. Сначала Дерит высмеял меня, решив, что я — дочь кухарки, тайком пробравшаяся на вечер. А когда ответила, что тоже принадлежу к великому роду, он не поверил и назвал лгуньей. Когда наши отцы нас познакомили, Дерит закатил глаза и фыркнул. Только в прошлом году он стал обращать на меня внимание. Я знаю, это его отец велел присмотреться ко мне. Сказал, что я — хорошая партия.

«Хорошая партия», — повторил Рейн и скривился в гримасе. Мысль, что Я-Эльмон может отдать Эль Дериту вызвала отвращение и прилив злобы.

— А ты? Какая у тебя история? — спросила девушка.

— Мы вместе учились в школе, пока меня не выгнали.

«Последний шанс», — решил Рейн. Эль хотела, чтобы он говорил с ней, так он поговорит. Пусть всё знает. Если она и тогда не уйдёт… Рейн не знал, что тогда.

— Мы дружили когда-то, но я обидел Дерита, и мы начали войну. Обзывались, дрались, пытались подставить. Однажды я так разозлился, что в драке убил его друга Оксандра. За это стал ноториэсом.

Эль медленно кивнула. Рейн жадно вгляделся в её лицо, пытаясь разглядеть эмоции. Ну же, что это будет: страх, презрение, ненависть, жалость?

— Ты уже рассказывал ей, — напомнил Аст. — И она сделала выбор остаться. Хватит.

— Я сейчас послушала своего демона, — призналась Эль. Рейн опешил и недоверчиво посмотрел. — Он мне твердил слова, которые я сказала, уже несколько лет. Я всегда их слышала, но боялась повторить.

Рейн вдруг почувствовал, что Эль в его руках. Он не просто заключил птичку в клетку — он сжимал её в ладонях и мог распоряжаться, как хотел. Превратить в сладкоголосого певца или хищную птицу. Несколько правильных слов, и она пойдёт на многое. Вместо этого захотелось быть честным, хотя бы сейчас, а там пусть сама решает. Она этого заслуживала.

Рейн начал медленно, с осторожностью. Эль уставилась на него во все глаза.

— Я всегда сравнивал своего демона со зверем. Так и есть. Его зовут Аст, и это дикий зверь, который сторожит своё логово и ни за что не позволяет другим переступать его границы. Мы сдерживаем своих демонов, потому что боимся, что эти звери съедят нас. Но стоит их выпустить, как становится ясно, что едят они только других.

— Ты говоришь как Дети Аша, — слова Аста звучали подобно приговору, но и на лице демона появилось странное наслаждение, и сам Рейн почувствовал покой. Точно невидимая рука вдруг перерезала веревку с грузом, который так долго тянул его к земле.

Губы Эль задрожали. Она всплеснула руками, быстро зашагала вперёд и яростно проговорила:

— Во имя Яра, Рейн, что ты говоришь! Имя для демона, это шутка? Это же… Ну неправильно так! Мы не должны их слушать. Они толкают нас на обманы и предательства. Заставляют причинять боль другим. Так нельзя! — Эль резко остановилась и громко сказала: — Но мне понравилось. Что со мной не так?

Рейн растерялся. Ну что ей сказать? Что она поступила правильно, поддержать? Что она запуталась и не должна слушать демона? Но какое право он имел решать за неё?

— Эль, — осторожно начал Рейн. — Ты видишь, кто я, и знаешь, как отношусь к своему демону. Это моя опора, мой друг, и вместе мы сильнее других. Но его голос может стать настоящим проклятием. Всё зависит от тебя. Тебе решать, всё так с тобой или нет.

— Я вдруг почувствовала себя такой свободной! Словно всё, что копилось внутри годами, вышло на волю. Мне сейчас кажется, что я смогу сделать всё!

Рейн грустно улыбнулся. А ведь они не такие уж разные. Только вот нужна ли ей была эта схожесть? Его те же самые мысли, чувства лишили всего.

— И что ты хочешь сделать больше всего?

Эль, ни на секунду не задумываясь, ответила:

— Поговорить с отцом. Я хочу знать, почему я для него пустое место. Почему так было всегда, но он всё равно держал меня рядом, как на привязи.

Рейн знал, что такими словами мог загубить всё, что сделал для Инквизиции, но страстно захотел этого, и решил ответить:

— Эль, ты слышала, как твой отец говорил с кем-то в пустой комнате. У Инквизиции есть основания полагать, что он связан с Детьми Аша. Поговори с отцом. Может, он боялся твоего непонимания, поэтому молчал?

— Он бы мог воспитать меня так, чтобы я поняла, а не молчать.

Эль посмотрела в сторону долгим, задумчивым взглядом и несколько раз кивнула. Рейн замер. Он впервые так явно видел, чтобы кто-то слушал демона. У каждого были неловкие взгляды, быстрые кивки или качания головой, но у других их старались не замечать, а свои — прятать.

— Мне ведь нечего терять, — продолжила Эль. — Я не могу стать ещё больше никем. Я сотню раз мысленно разговаривала с отцом, но всегда боялась задать свой вопрос вслух, — она перешла на едва различимый шепот. — Я устала молчать. Я больше не хочу быть пустым местом.

Эль сделала шаг и прижалась, точно котёнок, который искал защиты. Рейн осторожно поднял руки и приобнял её. Великий Яр, ну что началось-то?

Рейн уткнулся носом в волосы Эль и снова почувствовал запах то ли ирисок, то ли карамели. «Твой покой…» — послышались слова Кая. Вот он, этот покой. Первый кирпичик дома под красной черепицей. А вторым пусть станут слова: «К чёрту Совет».

Глава 14. Дети Аша

Кай спустился по лестнице, накинул тёмный пиджак и брезгливо посмотрел на дом на углу Первой.

— Теперь твоя часть сделки, Рейн, — сухо произнёс он.

— Я тоже буду вести себя как угрюмая задница, — процедил Рейн.

В голове ещё слышалось волнительное материно «Ох, мальчики!», брошенное на прощание. Он знал, что семья уже не будет прежней, но попытался. Стоило увидеть всех вместе: мать, отца, Кая, старуху Агни — сразу появилась надежда, что всё вернётся. Но когда было покончено с обмороками, слезами и криками, томительно потянулись минуты. Неловкое молчание иногда прерывалось вопросами матери, но они находили только скупые чёрствые ответы.

Кай зашагал по Первой, затем Второй, Третьей — всё дальше и дальше по улицам Тары. Рейн давно не заходил сюда, но Канава осталась прежней — грязной и смердящей.

— А чего ты хотел от меня? — Кай пожал плечами. По строгой одежде, по гордому взгляду было ясно, что ему здесь не место. Тем не менее Кай уверенно петлял по улицам и шёл по ним подобно королю.

— Вот мой дом и моя семья, — Кай развёл руками. — Я пришёл, как ты просил, а на большее мы не договаривались. Что лучше: честное равнодушие или лживая любовь? Не заставляй меня врать ещё и им.

Он свернул в тесный переулок. Между двумя домами тянулись верёвки, с которых свисало сохнущее бельё. Рейн низко наклонил голову и шёл, настороженно оглядываясь.

Послышался храп: под стеной лежал мужчина, закутанный в куртку, и ворочался. После каждого движения запах спирта становился всё сильнее, и Рейн прикрыл нос рукой.

— Что, не нравится у нас? — усмехнулся Кай. — А я здесь прожил достаточно.

Тара тянулась через всю западную часть города, и для многих районов была бельмом на глазу. Рейн не знал, случайность это или насмешка, но Канава в точности повторяла жизнь своих соседей — только повторяла безобразно, словно намеренно показывала грязь.

На севере бок о бок с богатым Ре-Эстом жили короли Канавы, строя себе вычурные подобия дворцов. Деловому Тому соседствовала Мёртвая гавань — место сходки отбросов Лица. Напротив весёлого Рин-Рина Тара ставила свои бордели, игорные дома и букмекерские конторы и заманивала посетителей.

Рейн потёр клеймо и вздохнул. Хотелось накинуться на Кая и отколошматить — за тон, за молчание, за взгляды.

— В этом есть твоя вина, — тихо откликнулся Аст, шагавший рядом, как тень.

Рейн поглядел на профиль брата: он так походил на отца — и спросил:

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Хватит, Рейн, давай не будем играть в братьев. Ты знаешь, куда и зачем мы идём, этого достаточно.

Рейн прикрыл веки и несколько секунд шёл с закрытыми глазами. Тот босой светловолосый мальчишка становился всё дальше, он уступал место усталому, измученному старику и таял, как ночной призрак. Может, и ему стоило прекратить цепляться за прошлое? Рейн устало провёл рукой по лицу и открыл глаза.

Хватит с него. На пустыре построить дом проще, чем на старом фундаменте.

Рейн глянул на брата. Может, чёрт с ней, с этой сделкой? Ну что ему могли дать Дети Аша или эта «семья» Кая? Ничего, что поможет уйти из Инквизиции.

— Нет уж! — воскликнул Аст и воинственно сжал кулаки. — Что, опять отказаться от правды? Просто выслушай. Они что-то знают.

Несколько минут они шли молча, как Рейн вдруг замер. Впереди показалась уже знакомая тележка с капустой, а перед ней — старик.

— Ты чего? — удивился Кай.

— Эй, мальчики, купите капусту? — старик взял сверху кочан и протянул им.

— Подъезжай к «Трём желудям», на кухне возьмут, — равнодушно ответил Кай.

— Спасибо, добрый кир, — старик поклонился. — Послушаете совет?

Рейн и Кай переглянулись с одинаковой непонимающей улыбкой.

— Когда мне было тридцать, я усвоил третью истину: у каждого из нас есть крылья, которые дарят полёт, но если сложить их за спиной, они становятся величайшей тяжестью.

— Спасибо! — откликнулся Рейн и посмотрел на старика долгим, тяжёлым взглядом. Уже третья встреча — могло ли это быть совпадением?

Кай первым пошёл вперёд и буркнул:

— Сумасшедший.

Рейн кивнул. Старик появлялся уже который раз и щедро делился советами. Он больше напоминал героя городской легенды, чем настоящего торговца капустой.

Они шли по Таре ещё минут пятнадцать-двадцать и остановились напротив Рин-Рина. Их отделяла широкая площадь, засаженная тонкими молодыми деревцами, и незнающий человек едва мог отличить один район от другого. Их даже прозвали Правой и Левой Рукой.

И на той стороне, и на этой огромные толпы увивались перед входами в ярко освещённые дома с привлекательными вывесками. Повсюду ходили зазывалы и переманивали людей. Эта часть Тары совсем не соответствовала прозвищу «Канава», и туристы с удовольствием ходили из стороны в сторону.

— Мы на месте, — Кай ухмыльнулся. — Что тебе не нравится больше: коварство Левой Руки или роскошь Правой?

— Твои выдумки.

Кай скривился.

— Ты всегда был скучным.

Он зашагал по Левой Руке. Рейн нагнал его, положил руку на плечо и резким движением развернул к себе. Они оказались лицом к лицу и сцепились взглядами.

— Кай, что ты задумал? Я должен слушать кучку отступников, которая прячется по борделям, ты серьёзно?

Брат сделался хмурым и строгим. Он вздохнул и ответил:

— Рейн, мы не учёный совет или собрание Церкви. Мы — изгои. Если ты не такой, беги в свою Инквизицию и продолжай плясать на задних лапках. Ну что, скажешь, что ты — не изгой?

— Не скажу, Кай, но… — начал Рейн и замолчал, серьёзно посмотрел брату в глаза.

— Попытайся, ещё раз, — с надеждой прошептал Аст.

— Может, и ты, и я — изгои, но это не значит, что мы должны держаться по одиночке. Кай, я знаю, что перечеркнул твою судьбу. Знаю, что струсил и не заступился перед отцом. Знаю, что должен был не просто предупредить о приходе инквизиторов, а помочь. Я понимаю, почему ты скрылся. Но моё понимание тоже не безгранично. Я пошёл с тобой, не стал гадать: а не ловушка ли это? Я доверился, потому что ты мой брат. И того же жду в ответ. Так засунь свои обиды и насмешки куда подальше и объясни, что происходит!

Кай насупился и сложил руки на груди — совсем как в детстве, когда отец отчитывал его, а он спорил с ним. На лице проступило мальчишеское виноватое выражение, но только на миг — и снова Рейн увидел того скупого дельца. Кай махнул рукой и сел на деревянную скамейку между двух деревьев.

— Рейн, правда в том, что у меня уже есть семья, и ей я могу доверять. Мне не нужны те, кто бросил меня тогда. Вот и всё.

Кай наклонился, но держал спину прямо. Он вглядывался в вечерний полумрак, точно зверь, выслеживающий добычу. Рейн покачал головой. Да, это не тот светловолосый босоногий мальчишка. Но ведь он должен быть жив. Затаился внутри и ждёт, когда ему позволят вырваться, сделать шаг к брату, отцу, матери, лукаво улыбнуться и тут же вытворить что-нибудь, что всполошит весь мир.

— А если нет? — громко спросил Аст. — Ты хочешь вернуть прошлое, но Кай может не хотеть этого. Ты держишься за воспоминания, потому что у тебя всё отняли, но у него не было ничего тогда, а появилось сейчас. Не держи. Тот мальчишка уже вырос, и его право выбирать, кого называть семьёй.

Рейн зло глянул на Аста. Демон провёл рукой по волосам и твёрдо посмотрел в ответ. Впервые в жизни хотелось, чтобы он оказался неправ. Рейн как можно спокойнее ответил:

— Хорошо, Кай. Ты изменился, я вижу. Я тоже уже не тот. Мы можем попробовать заново стать друзьями. — Рейн достал из кармана сигареты и закурил. — Что у тебя за «семья»?

Мимо прошла компания мужчин с весело хохочущими женщинами. Кай бросил на них враждебный взгляд и замолчал.

— Мне всегда везёт! Выиграть тысячу киринов за вечер — не предел для меня! — похвастался один из них.

— Надо позвать его к нам, — тихо проговорил Кай и посмотрел в сторону домов Левой Руки.

— К нам?

— Я же говорил, в Канаве можно многому научиться. Если ты думаешь, что я чищу карманы случайных прохожих, то зря, я перерос это ещё в четырнадцать. У меня есть, — Кай сделал паузу, — несколько вложений.

Рейн пожал плечами и переспросил:

— Так что это за «семья»?

Кай настороженно посмотрел на него, будто видел впервые в жизни, затем тоже закурил и ответил:

— Я познакомился с Детьми Аша, когда мне было двенадцать. Бродяжка с Восьмой, Адайн, увидела, что я подрался, и подошла спросить, почему я это сделал. Помнишь, как мне всыпал отец, когда я целую ночь шлялся по улицам и не пришёл домой? Это мы с ней прятались под мостом и говорили о демонах.

Голос Кая зазвучал с нежностью, и Рейн почувствовал ревность. Бродяжка с Восьмой — вот так семья!

— Я узнал многих Детей Аша. Когда отец меня выгнал, одно время я жил у них, но понял меня только Витторио Вир.

По имени стало ясно, что этот Витторио с Мраморного острова. Большинство там не имели демона — они были только у потомков кирийцев.

— Он хотел отомстить Совету за всё дерьмо, что с ним сделали, и изменить порядки в Лице. Я — установить в Канаве свои правила и заставить инквизиторов и церковников страдать. Мы хорошо поняли друг друга. Вир помог получить то, что у меня есть сейчас.

— А что у тебя есть сейчас?

Кай самодовольно улыбнулся:

— Однажды, ещё в четырнадцать, я украл не у того человека. Его люди избили меня и бросили в мусор, а он напоследок обозвал помойной крысой. Когда я сказал, что из Чёрного дома меня спасли крысы, я не шутил. Тогда-то я понял, что быть крысой неплохо. Они умные и ловкие. Теперь у меня свой Крысиный совет, — Кай сделал паузу и с ухмылкой на лице повернулся к Рейну. — Мои руки тянутся далеко, — улыбка брата стала хищной, он прищурился. — Я ведь говорил, что мог стать лучше, если бы мне дали шанс. Но шанс дала только Тара, и теперь она станет моей.

Кай снял пиджак, закатал рукав белоснежной рубашки и показал татуировку чёрной крысы, стоящей на лезвии кинжала. Рейн поджал губы. О Крысином совете он слышал не раз — банда была головной болью полицейских и гвардейцев одновременно.

Рейн оторвал взгляд от татуировки и посмотрел на Кая. Общаясь с ним, соглашаясь на встречу с его «семьёй», он предавал Инквизицию. Ту, которой принёс клятву, которой отдал четыре года, которая, может, всё-таки могла вернуть утраченное. А ради чего? Что могла дать эта кучка озлобленных… Кого? Вот мальчишка из благородного рода, ещё с ним бродяжка с Восьмой, и Витторио Вир, мстящий за что-то. Ну, кто ещё в «семье»?

— Они ничего не отняли, в отличие от Инквизиции и Церкви, — откликнулся Аст.

Рейн уныло кивнул. Кай продолжил:

— У Вира есть план, и ему нужен ты.

— Кай, зачем тебе всё это? Ты держишься за «семью», которая хочет идти против Совета, но ради чего?

Кай быстро кивнул:

— Ради себя — это не достаточный ответ? У меня всё забрали, и я хочу это вернуть. Хотя нет, не так. У меня изначально ничего не было, кроме побоев от отца. Что ж, просить не буду, напросился уже. Я просто возьму, что хочу.

Рейн поднялся и посмотрел на брата сверху вниз.

— Веди уже к своему Витторио Виру.

Кай быстро встал и нырнул в толпу. Он остановился перед игорным домом «Три жёлудя». Здание, выкрашенное коричневой краской, украшала вывеска с изображением желудей. По одну сторону двери стоял охранник и грозно оглядывал входящих и выходящих, по другую — девушка с очаровательной улыбкой в бежевом с золотом платье.

— Помягче, Дрег, всех распугаешь, — Кай хлопнул великана по груди и зашёл внутрь.

«Три жёлудя» встретили приятной музыкой и мягким светом янтарных ламп. Светлые деревянные панели на стенах и красный бархат на полу сразу давали понять, что этот игорный дом — достойный соперник Правой Руке.

Через огромный зал тянулись длинные ряды столов. Крутились рулетки, раздавались карты, монеты летели на стол. Воздух казался тяжёлым: в нём соединились запахи сигар, вина и духов.

Торжествующие крики и смех мешались с проклятиями и мольбами. Здесь были и мужчины, и женщины, и совсем молодые, и уже пожилые. Официанты сновали между столами и подносили шампанское, закуски, фрукты.

Рейн осмотрелся жадным взглядом. Он бывал в игорных домах, но только на заданиях и никогда как гость или игрок.

Кай щёлкнул пальцами, и к нему сразу подскочил официант. Брат указал рукой куда-то в сторону, получил быстрый кивок в ответ и решительно направился вперёд.

— Одно из моих вложений, — небрежно бросил Кай, но Рейн почувствовал гордость. — Я называю это оздоровительный курорт.

«Одно из вложений? Богатый подонок», — инквизитор с улыбкой покачал головой. Каждый выживал как мог, и брат явно справлялся лучше.

— Как ты это сумел?

— У меня хорошая семья, — в голосе Кая послышался вызов.

«Не как ты», — добавил Рейн то, что брат несказал, но о чём явно подумал.

Он завернул за ширму, скрывающую стол и диваны. По одну сторону стола сидела Адайн. На ней была белая блуза с широкими рукавами, которые открывали тонкие запястья девушки. Рейн увидел, что левую руку кольцами овивала татуировка змеи — символ Детей Аша, а на правой сидела крыса на кинжале, как у Кая.

Напротив, в самом углу, притаилась другая девушка. Это была настоящая красавица родом с южных островов.

Смуглая кожа мерцала в свете ламп. Чёрные волосы ниспадали на плечи крупными кудрями. Тёмные выразительные глаза были подведены, что подчёркивало их лисий разрез. Одета в чёрное, на плечах небрежно лежал короткий плащ с капюшоном.

Девушка выглядела очаровательно, но что-то в её взгляде… Рейн вспомнил практиков после первого задания: тогда они понимали, что сколько воды не лей, а им уже никогда не отмыться.

Рядом с южанкой расположился мужчина. Выглядел он лет на тридцать пять, но тёмные виски уже тронула седина. Золотая кожа, прямой острый нос, карие глаза под густыми насупленными бровями — всё в нём выдавало уроженца Мраморного острова. Синий пиджак и тёмно-красный жилет должны были сгладить суровый образ, но они, на удивленье, только подчёркивали строгость.

— Эй, профессор, — Кай сел к Адайн. Рейну оставалось занять стул во главе стола. Мужчина сдержанно кивнул и обратился к инквизитору:

— Я рад видеть тебя, Рейн. Меня зовут Витторио Вир. Ты можешь называть меня «Вир» — это звучит здесь привычнее, — он улыбнулся самыми уголками губ и провёл рукой по заросшей щетиной щеке. — Это Ката, — Вир указал на южанку. Она молча посмотрела на Рейна и отвернулась.

«У неё есть демон?» — задумался Рейн. Этим то ли даром, то ли проклятием владели только потомки Яра и его соратников. Они заселили четыре Кирийских острова, но северные и южные земли остались за местными племена, и демоны для них были просто выдумкой.

Ката явно приехала с юга, но откуда, Рейн не мог сказать: возможно, с островов Гоат или Горного острова. Хотя имя у неё кирийское. Рейн бросил на девушку заинтересованный взгляд и снова посмотрел на Вира.

— С Адайн ты уже знаком.

Девчонка уставилась на него, и по её горящим глазам было видно, что она едва сдерживалась, чтобы не спросить его о чём-то.

Подошёл официант в бежевой с золотым форме и поставил перед Каем и Рейном низкие стаканы с виски.

— Не так, должно быть, ты представлял себе тех, кто открыто говорит со своим демоном. — Рейн бросил взгляд на официанта, но тот с равнодушным лицом закончил и скрылся за ширмой. Вир покачал головой: — Рейн, в Таре никого не удивишь такими словами. И в других районах тоже. Нас гораздо больше, чем кажется. Иметь демона — не значит быть проклятым. Это понимает каждый умный человек. Ну или тот, кому надо выжить, — Вир с лёгкой улыбкой посмотрел на Кая и Адайн.

Рейн хмыкнул и скрестил руки на груди. Хорошо сказано, сразу видно, что этот Вир считал себя умником, а других в «семье» ценил меньше, чем те думали.

Рейн почувствовал нетерпение, но старался этого не показывать. Он откинулся на спинку стула и лениво спросил:

— А вы все-таки принадлежите Детям Аша?

— На словах — да. На деле — нет.

— Ну и насколько их больше? Или вы сначала хотите рассказать мне, как здесь оказались?

Вир посмотрел на Кая и назидательно произнёс:

— Я же говорил, что вы окажетесь похожи, не стоило и спорить.

— Мы разные, профессор, — пробурчал Кай с детским упрямством и потянулся к стакану.

— Многие, Рейн, многие, — Вир повернулся к инквизитору. — Среди лавочников, гвардейцев, полицейских, учителей, врачей и простых бродяг, среди Инквизиции и Церкви — верящие демону есть во всех слоях. — Вир сделал паузу и простучал пальцами по столу короткий ритм. — Как мы здесь оказались? Я был членом учёной гильдии, но сделал неверное открытие. Кату похитили работорговцы, но я её выкупил. Адайн бросили родители.

— Выкупил? — усмехнулся Кай.

Вир пожал плечами и улыбнулся.

— Учитывая положение Каты, это будет вернее назвать кражей.

Рейн обвёл взглядом присутствующих и задержался на каждом. Кто все эти люди? Как им можно было поверить? Кучка сумасбродов! Рейн повертел стакан в руке и сделал большой глоток. Желудок обожгло.

— Перестань думать, как инквизитор, — Аст склонился над ним и прошептал на ухо. — Это не те, кого ты должен поймать и из кого вытащить правду. Мы пришли на переговоры, так говори. Они могут стать союзниками.

— Рейн, почему ты согласился прийти? — Адайн подала голос. — Почему не убил меня?

Почему пришёл? Рейн снова переглянулся с Астом. Что ей ответить? Что он многого лишился и просто хотел всё вернуть? И что на самом деле это «всё» подразумевало не титул и деньги, а простое право считаться таким же, как все? Что он устал натыкаться на презрительное молчание? И ещё устал от загадок? Что ему нечего терять?

— Потому что хотел получить ответы, а не сам отвечать, — проворчал он.

— История за историю, — тихо сказала Ката с лёгким южным акцентом. — Так у нас говорили.

Вир кивнул.

— Я понимаю твоё недоверие, но мы тоже ещё только присматриваемся к тебе. Ты имеешь право знать правду и о демонах, и о братьях. А вот готов ли ты узнать наш план — время покажет.

Витторио помолчал немного и признался:

— Я никогда не искал сторонников. Я не знаю, какими словами Дети Аша заманивают себе людей, но, думаю, моя история будет не хуже любой пропаганды.

Рейн закатил глаза. Сейчас начнётся. Должно быть, этот Вир потерял кого-то из-за Церкви или Инквизиции и возомнил себя великим мстителем, который должен уничтожить всех. Расскажет очередную грустную историю и будет давить на жалость. Таких историй и в подвалах Чёрного дома звучало немало.

— Я родился на Мраморном острове.

«Не удивил», — Рейн взял в руку стакан и стал крутить его из стороны в сторону.

— Связанные чёрными нитями — так говорят про людей и демонов. У моей матери его не было, но отец родился в Кирии, поэтому я унаследовал от него кровь Аша.

Инквизитор скривился. Он надеялся, что хотя бы здесь не станут прикрываться старыми легендами, как это делала Церковь.

— Рейн, ты знаешь, что у каждого демон выглядит по-своему? Он может отличаться от тебя полом, возрастом и внешностью.

Он покачал головой. Это была запретная тема. Каждый мог только догадываться, кто притаился рядом с другим.

— Мой демон всегда выглядел как парень лет четырнадцати-пятнадцати. Он любил задавать вопросы. Как горят разные материалы? Что будет, если смешать эти ингредиенты? Что такое демон и как он появился на самом деле?

Последний вопрос прозвучал зловеще. Рейн настороженно посмотрел на Вира. Куда его завело любопытство?

— Дома я не мог найти ответы на эти вопросы. Все наши учёные думали об одном: как добывать мрамор быстрее, выгоднее? Я уплыл в Кирию, но в Лице меня не взяли ни в один университет, и тогда я отправился дальше — на Рьёрд. Там я закончил биологический факультет, вступил в учёную гильдию. Мечтал стать профессором. Меня заметили и приняли в особую группу — группу, которая занималась изучением человеческого тела и демонов. С одобрения Совета, конечно.

Рейн вздрогнул. Детей Аша преследовали за те же «запретные» эксперименты. Учёных объявляли отступниками и казнили или отправляли в ссылку без должного суда. Так значит, Совет сам делал то же самое? Ну, и кто стоял за этим? Лицемер Я-Эльмон? Кто-то из учёной гильдии?

— Мы должны были найти способ отделить демона от человека, — Вир переменился в лице и признался: — Другие горели этим замыслом, думали, что их работа — ключ к спасению. Я с детства общался с демоном и считал иначе. Но мне было интересно.

— А сейчас уже неинтересно, добился своего, больной ублюдок?! — закричал Аст и подобрался поближе к Рейну, точно их могли разлучить.

— Легенда гласит, что демонов видят те, в ком течёт кровь Аша. Я решил поверить в это в буквальном смысле. Если мы видим демонов из-за нашей крови, то что будет, если по венам потечёт другая кровь?

Рейн уставился на Вира и резко перебил:

— Над кем ты, псих, проводил эксперименты? Своего-то демона пожалел, конечно?

Ката напряглась и переменила позу. Кай, наоборот, откинулся на спинку дивана, положил ногу на ногу и снисходительно улыбнулся. Вир со спокойным лицом продолжил:

— На южных островах принято продавать заключённых на работу в шахты Рьёрда. Среди них у многих не было демона. Они выстраивались в очередь, ведь в обмен на участие в эксперименте мы обещали свободу. Заключённые-кирийцы не отставали от них.

— А они знали, что это могло стоить им жизни?

— Они и так были мертвы. Это Рьёрд, Рейн. Смерть лучше заключения там, уж поверь.

На несколько секунд повисло неловкое молчание. Вир продолжил:

— Но из человека нельзя выкачать его кровь и влить новую, свободную от проклятия Аша. Стоило забрать больше семидесяти процентов, как пациент погибал.

Рейн вздрогнул. О Рьёрде всегда ходили мрачные слухи, но такое?

— Тогда я задумался: как появляется кровь, если ли в нашем теле орган, который вырабатывает её? — Вир сделал паузу, положил руки на стол и стал рассказывать учительским тоном: — Это называется костный мозг. Он находится внутри костей черепа, таза, бёдер и создаёт клетки крови. Если пересадить костный мозг человека, свободного от проклятия, перелить его кровь, то демон исчезнет. Вот только не каждый человек годится — пациенты должны внутренне походить друг на друга. Должны походить, — повторил Вир и тяжело вздохнул.

Рейн не понял, что это было: сожаление о сделанном или грусть по потерянной работе.

Он сдвинулся вправо, чтобы оказаться поближе к Асту. А если бы он убил Оксандра не тогда, в тринадцать, а после шестнадцати, когда преступников не перевоспитывали, а казнили или отправляли в шахты Рьёрда? Обменял бы он Аста на шанс вернуть свободу?

— Мой демон всегда умел задавать правильные вопросы, мы поняли, как провести операцию. Теперь пациенты выживали и больше не видели демонов. Об этом доложили Совету. Глава Церкви и глава учёной гильдии приехали к нам, чтобы лично проверить результаты. Однако они прибыли на неделю раньше, и у нас не оказалось кандидатов — на Рьёрде только-только закончилась чума, лагеря опустели. Мы попросили немного времени, но его не дали. Единственным, кто подходил здоровому, свободному от проклятия заключённому, оказался я. Вот так меня отдали, как вещь, которая подходила по размеру.

Ката тяжело вздохнула. На её лице отразилось настоящее мучение, точно всё, о чём говорил Витторио, происходило с ней. Адайн поджала губы и отвернулась. Только Кай оставался спокоен и слушал рассказ, будто это старый друг травил байки.

— Когда я очнулся, уже некому было задавать мне вопросы.

Рейн с силой схватился за край стола и с отчаянием посмотрел на Аста. Великий Яр, а если бы на месте Вира и его демона оказались они? Рейн вздрогнул и замотал головой, точно пытался отогнать непрошенные мысли. Всё что угодно, кроме этого.

— Только я открыл глаза, меня выкинули на улицу. В прямом смысле выкинули. Я прожил в Кирьяне почти десять лет, но мне было не к кому идти. Да и зачем? Что бы я сказал? Единственный, с кем хотелось говорить, исчез навсегда.

Рейн почувствовал озноб и обхватил себя руками. В истории Вира действительно была потеря, как и у всех мстителей. Та потеря, которую не каждый мог представить, но которая казалась куда хуже утраты родителей, друзей или любимых, рук, ног или глаз — это была потеря всего сразу.

— А вскоре наша лаборатория сгорела. Кто-то погиб в огне, кто-то остался без работы, кого-то пригласили в Лиц. Ничего не осталось, словно не было всех этих лет. Я, — Вир сделал паузу, — отправился в столицу следом. Тогда я сам не знал, зачем мне это. Зачем ехать туда, где я ничего не добился, где живут люди, которые всё отобрали одним только словом? А ответ заключался в этом.

— Но почему всё так? — Рейн крепко сжал стакан и уставился на золотистую жидкость. — Если демоны — наша сила, почему они не лишают нас её? А если проклятие, тем более!

Вир выпрямился, сцепил руки перед собой и снова начал тем серьёзным учительским голосом:

— Демоны, — протянул он. — Некоторые любят говорить про них красиво: наша сила, сердце, всё лучшее в нас. Это не так. Не лучшее, но самое искреннее и настоящее. Демон показывает, что чувства важны. Даже те, которые кажутся плохими. Злость даёт сигнал, что нужно отстоять себя. Страх защищает. Раздражение учит чувствовать границы. Радость указывает на то, что по-настоящему важно.

Рейн вдруг понял, что во все глаза уставился на Вира и слушал его, приоткрыв рот. К профессору он не чувствовал симпатии: его эксперименты, жестокость перевешивали всё. И в то же время Витторио так говорил, так, что хотелось его слушать, и каждое слово не вызывало ни тени сомнений. Всё сразу показалось таким простым и ясным, точно легло в единую схему.

— Демон выражает собой ту область разума, которую мы тщательно скрываем даже от самих себя. И она-то показывает, кто мы есть. Но зачем это Совету? Демоны дают понять, что мы важны сами для себя, а значит, не должны смиряться и молчать, если нам плохо.

Рейн потёр виски. Сложно. Он почувствовал, что не справляется, что не готов слушать всё это. Это не та правда, за которой он шёл.

— Стоящие у власти не нуждаются в том, чтобы у подданных был свой голос. Они назвали демонов проклятием и запугали. И вот уже мы боимся сказать лишнее слово, любое желание называем происками демона и отказываемся от него. Львов усмирили и превратили в котят. Сказали, что кисточка на хвосте и грива — это плохо. Но всё же оставили их, ведь они могут пригодиться.

Аст встал ещё ближе, так, что, если бы он был осязаем, тепло его тела и дыхание чувствовались кожей. Хотелось взять его за руку. Рейн почувствовал себя мальчишкой, идущим в толпе, который старался покрепче ухватиться за мать или отца, чтобы не потерять их.

Астр вздрогнул и ответил на немой вопрос:

— Я не заставлял тебя убить, лишь постоять за себя. С демоном или без, каждый делает ошибки, но только слушая себя, можно научиться избегать этих ошибок, и ты уже давно это понял.

— Да сколько же ты будешь молчать, тупица! — воскликнула Адайн, вскочила и в упор посмотрела на Рейна. — Что тебе надо услышать, чтобы поверить нам? Что, нравится жить в стаде? Влюбился в своего пастуха в чёрном? Вот тебе правда об этой чёртовой Кирии и об этом чёртовом Совете!

Рейн спокойно посмотрел на девушку и спросил:

— Ты ждёшь от меня клятву верности? — Адайн сжала губы в нить. — А вы не думали, что мне плевать на всё это? Каждый выживает как может. И если у членов Совета больше навыков, и они смогли забраться так высоко и подчинить других — мои аплодисменты им. Ну, знаю я теперь правду, а что дальше?

— Ха! — громко сказал Аст и скрестил руки на груди.

Да, это было не совсем правдой. Ему не могло быть плевать, ведь он уже восемь лет жил на стороне тех, против кого Совет вёл борьбу. Но как бы ни казался Вир правым, то, что он хотел предложить, могло затянуть ещё дальше — в Канаву, к отверженным и нищете, или в подвалы Чёрного дома, к отступникам. К боли, снова.

Адайн перегнулась через стол и чётко, медленно проговорила:

— Я знаю, Рейн, ты не трус. Ты не убил меня, когда должен был, хотя знал, чем это могло обернуться. Ты не эгоист, ведь защитил людей в театре, хотя они не тебя хотели увести. Так что тебя держит? У Инквизиции такой крепкий поводок?

Рейн скрестил руки и усмехнулся.

— Я не сумасшедший, чтобы сразу бросаться в омут с головой. Сказать можно многое, но я до сих пор не знаю, зачем я здесь и что вы для меня придумали. Да и вас я не знаю, чёрт возьми.

Рейн посмотрел на Кая. Лицо брата казалось непроницаемой маской. Почему он был так верен «семье»? Или не ей, а только Виру? А может не Виру, а Адайн? Как эта странная компания оказалась вместе, и что она задумала?

— Рейн, — Вир обвёл руками присутствующих, — Мы позвали тебя не для того, чтобы уговаривать. Я просто знаю, что ты поймёшь, ты такой же. Мы — семья, и у нас есть место для тебя.

Рейн до боли сжал челюсть. Семья, ага. Да сколько раз уже ему давали шанс и тут же его отнимали! Вир не мог позвать его из желания помочь. Так в Лице не делал никто. И цена этой «семьи» могла быть слишком велика.

— Чего вы хотите от меня? — Рейн наклонился к Виру и уставился в его тёмные глаза.

— Ты играл когда-нибудь? — неожиданно спросил Витторио и быстро поднялся. — Давай сыграем, я научу тебя, — он сделал приглашающий жест рукой.

Рейн сухо кивнул, встал и вышел из-за ширмы следом.

В зале стало ещё более тесно и шумно. Официанты с подносами ловко сновали в толпе. Мужчины и женщины подходили к столам, уходили, менялись. На бордовом сукне росла горка фишек, а особо азартные кидали поверх кольца и перстни, серьги, браслеты и даже револьверы.

Вир замер перед одним из столов и указал на руки крупье в белых перчатках, раздающего карты.

— Смотри, сейчас…

— Я не смотреть пришёл! — резко оборвал его Рейн. — Что здесь происходит? Что вы задумали и зачем вам я? — Он перешёл на шепот: — Я уже однажды отказал Детям Аша.

— А мы — не они. Я понимаю тебя, и ты имеешь полное право задавать вопросы. — «Засунь своё понимание…» — Я объясню тебе кое-что, — Вир сделал несколько шагов в сторону, где было тише и меньше людей. — Моего демона не вернуть, но Совет должен на своей шкуре почувствовать всё, что он делал с нами.

Голос Вира звучал спокойно, на лице — ни тени злости или обиды. Он был уверен в своём желании отомстить, и от этого становилось не по себе.

— Рейн, я уже девять лет живу совершенно один. Вот что такое по-настоящему нечего терять. Я присоединился к Детям Аша, потому что думал, они помогут, но их действий мне было мало. Теперь моя поддержка — кучка радикалов, которым тоже нечего терять. Я не один из Детей Аша, я обычный преступник. Живу в Канаве и продаю свои знания и умения. Вытаскиваю пули после уличных перестрелок, зашиваю раны от кинжалов, делаю яды и даже бомбы. Пока моя война идёт так, но я хочу большего. У меня появилась одна безумная идея, и ты можешь сыграть главную роль.

Рейн уже открыл было рот, чтобы ответить, но Вир опередил его:

— Я расскажу тебе о ней, но сначала надо понять, что тебе можно доверять. Ты сам не готов соглашаться без раздумий, и это правильно. Я хочу знать, что ты мыслишь, как мы, что у тебя есть причины ненавидеть Совет.

— Ненавидеть Совет… — эхом отозвался Рейн.

А была ли эта ненависть на самом деле? Он всё твердил, что у него многое отняли, но он знал, что сам виноват в этом. Он не украл, не подрался, а убил — простить такое сложно. Винить Совет стоило не за клеймо, не за рубцы на спине. Только за сам мир, в котором не было места ни второму шансу, ни равенству, ни свободе.

Рейн пожал плечами и признался:

— Причины есть, но моя ненависть не так сильна. Я ведь сам виноват, что мир повернулся ко мне такой стороной.

Вир кивнул.

— Я ценю твою честность. Время всё расставит по своим местам. Вот только его осталось не так много, и мне придётся выложить все козыри, чтобы ты сделал выбор.

Рейн усмехнулся.

— Выкладывай, профессор, я давно ждал их. Мне нужна правда.

— Ты говоришь как Кай, — Вир улыбнулся. — Будет тебе правда, и надеюсь, ты окажешься готов к ней. Идём, — он махнул рукой и вернулся к столу.

Ката и Адайн шептались, но стоило им вернуться, как южанка отвернулась и снова надела на лицо маску равнодушия.

— Ты решился, братец? — голос Кая прозвучал лениво, словно он спрашивал решился ли Рейн на покупку новой рубашки, а не на предательство Инквизиции, вызов целому Совету и риск всем, что имел.

Рейн молчал. Адайн снова вскочила, сорвала с шеи кулон и бросила его на стол.

— Ну что же ты всё молчишь, телёнок глупый? Мы знаем, что делать, и ты — ключ к этому. На, смотри, — Адайн ткнула рукой в кулон. Это был ворон из серебра — символ Церкви. — Вот всё, что у меня осталось от родителей. Церковь во всю кричит о добродетели, но кто-то из них так просто бросил своего ребёнка. Почему мы терпим её ложь? Ну а ты, ноториэс, тебе она нравится? Сколько ещё этой лжи ты готов проглотить?

Адайн опустилась на диван, будто разом обессилела. Она схватила стакан Кая и залпом допила его, а затем обвела присутствующих грозным и сердитым взглядом.

— Так что вы задумали? — повторил Рейн. — Думаете, никто не пытался свергнуть Совет? Каждый год поднимается восстание, а затем чьё-нибудь тело показательно вешают на стене.

Вир улыбнулся.

— Совет сам себя сокрушит. Мы задумали только хаос. И это будет Хаос с большой буквы.

Рейн знал, что дом под красной черепицей легче построить даже среди хаоса, чем среди мира, созданного Советом.

Он поочерёдно посмотрел на Вира, Кая, Адайн и Кату. Человек без демона. Мальчишка, воспитанный Канавой. Бродяжка с Восьмой. Молчаливая рабыня с юга. Кучка сумасшедших. Безумцы, которые едва знали, что делать. И это им он должен довериться?

— Адайн, покажи ему поле.

Трое других уставились на Вира.

— Поле? Ему? — переспросила Адайн.

— Ты сама сказала, что он — ключ. Пусть видит всю правду.

— Поле? — теперь уже переспросил Рейн.

— Мальчик мой, — улыбка Адайн стала ласковой. — Я покажу тебе главную ложь Совета. Ты увидишь магию.

Рейн переглянулся с Астом. Это уж слишком.

Глава 15. Поле

Рейн шёл следом за Адайн. Они миновали южные ворота и неторопливо пошли по узкой земляной дорожке, вьющейся среди полей. Пшеница ещё не заколосилась, и они казались бесконечным зелёным морем. Рейн щурился на солнце и с удовольствием глазел по сторонам.

Адайн молчала. У него на языке крутилась сотня вопросов, но он не хотел начинать разговор первым. Девушка то ли была обеспокоена, то ли злилась на что-то. Она хмурилась и иногда шевелила губами, точно разговаривала сама с собой или с демоном.

Рейн засунул руки в карманы и побрёл следом, отстав метров на десять. Он старался выбросить из головы всё, что услышал вчера от Вира, и всё, что обещала рассказать Адайн. Хотелось, чтобы так было всегда — слоняться среди полей, не думать о работе и о демонах, не загадывать, что дальше, как правильно.

Рядом мелькнула тень. Рейн отпрыгнул назад, согнул ноги в коленях и прижал кулаки к лицу. Послышался звонкий смех Адайн.

— И кто кого обошёл?

Рейн увидел перед собой Кату — всё в том же тёмном плаще и с капюшоном на голове. Девушка откинула его и растерянно улыбнулась. Рейн опустил руки и выпрямился.

— Что, наконец появился тот, кто замечает тебя? — Адайн подошла к Кате, затем с весёлыми искорками в глазах посмотрела на Рейна: — А ты хорош, ноториэс. Но недостаточно. Ката — это наш ветер, не удивляйся, ты никогда не заметишь, как она приходит или исчезает.

— Идём, — Ката с серьёзным лицом махнула рукой и пошла вперёд, держась у самой кромки поля.

— Ну и кого мне ещё ждать?

— Никого, — откликнулась Адайн и встала с другой стороны. Рейн так и пошёл между двух девушек, с любопытством поглядывая то на одну, то на другую.

— А Вир, Кай?

— Что, ноториэс, тебе разонравилась женская компания? Или интересуют только дочки из великих родов? — с презрением спросила Адайн. — Вир и Кай работают. Днём — мысли, вечером — дела. Слышал такую поговорку?

Рейн промолчал. Аст брёл следом и изредка что-то недовольно бурчал себе под нос.

— Так куда мы идём? — спросил Рейн через несколько минут. — Вот тебе поле, этого мало?

Адайн вытянула руку и ласково коснулась пшеницы. На лице появилась незнакомая мечтательная улыбка. Девушка сразу стала казаться простой, близкой и куда более понятной.

— То поле — на самом деле луг. Дойдём до него, и я всё расскажу, обещаю.

— А я ведь не была там, — тихо отозвалась Ката. Даже голос её казался бесцветным — шум ветра, не более.

— Ну конечно! Это ведь я тебя звала туда, а не кое-кто другой, — Адайн лукаво улыбнулась. Лицо южанки оставалось непроницаемой маской. Адайн повернулась к Рейну: — Ну что, ноториэс, о чём ты думаешь сейчас?

— Вы хотите, чтобы я присоединился к вашей, — Рейн сделал паузу и добавил с сомнением: — Семье, но я не понимаю, чего вы хотите на самом деле. В борьбу за счастье мира верить не стоит, уж точно. У всех есть свой мотив, и чувство справедливости на него не годится. Так что вам нужно?

— То есть, ты думаешь, я соврала? — Адайн мигом вспыхнула, остановилась и грозно посмотрела на Рейна. — У меня ничего нет, но почему мне не мечтать получить сразу всё? Людям просто нужно открыть глаза, и они спасут себя сами. Если они подружатся со своими демонами, а Церковь падёт, в мире появится место таким, как я. Такие не будут расти в одиночестве, нищете и незнании. И никакая ложь и лицемерные заветы больше не свяжут нас.

Рейн сделал шаг к Адайн и посмотрел на неё долгим внимательным взглядом, точно этот взгляд мог решить головоломку. Девушка думала, что родители-церковники её бросили. Она всю жизнь жила как «бродяжка с Восьмой» и ещё лучше, чем он, знала, что такое выживать и быть изгоем. Рейн видел таких: не имея выбора, они воровали, продавали чужие секреты или уходили в бордель. Им было не до убеждений. Так как Адайн удалось воспитать в себе и сохранить такую безоглядную веру?

— Ты правда в это веришь? — тихо спросил Рейн.

— Да.

Рейн покачал головой, ещё раз взглянул на Адайн и пошёл вперёд. Сначала она показалась ему фанатичкой из Детей Аша. Тогда, в доме на углу, девушка убила бы его, будь возможность. Затем, в театре, она превратилась в холодную королеву с севера — своя среди всех этих великих и благородных родов. И вот Адайн снова стала фанатичкой, только верила она не в Аша и демонов, а во что-то… Рейн не смог подобрать нужное слово и посмотрел на Аста. Тот подсказал:

— Это называется вера в людей.

«К чёрту такую веру», — пробурчал Рейн.

Позади послышался голос Адайн:

— Родители меня бросили, потому что мать была из церковников, но влюбилась не в того человека и не смогла оставить ребёнка. Или отец полюбил девушку, с которой Церковь запрещала быть. И ещё всю жизнь им пришлось врать себе и окружающим. Я не хочу такого мира.

Девушка ускорила шаг, но так и не поравнялась с Рейном и Катой.

А может, её родители были нищими и не могли прокормить ребёнка. Нищету никогда не победить.

А может, они просто не хотели детей. Желание жить только для себя тоже никогда не исчезнет.

Или рассказать ей об изнасилованиях?

Рейн обернулся и с жалостью посмотрел на Адайн. Она ухватилась за эту наивную мысль и держалась за неё, как за спасательный плот.

— А сам то! — Аст рассердился. Он взъерошил волосы и скрестил руки на груди. — Кто себе вообразил дом под крышей из красной черепицы? У каждого есть мысль, которая не даёт сойти с ума.

— История за историю, — произнесла Ката и бросила на инквизитора осторожный взгляд. — Рейн, если я расскажу о себе, ты расскажешь, чего сам хочешь?

Рейн молчал. Кто последний раз спрашивал о его желаниях? Энтон, когда предлагал кирины за задания? Но он ждал тот ответ, который дал ему Рейн, а не правду. Деньги ведь не могли быть настоящим желанием, только валютой, на которую покупали исполнение мечты.

— Да, я скажу, чего хочу, — наконец выдавил Рейн. Аст одобрительно кивнул.

— Надо попробовать. Вы все по одну сторону.

Поля сменились березовой рощей. Солнце проникало через переплетенье тоненьких ветвей и превращало траву в изумрудный ковёр. Она была такой высокой и казалась столь мягкой, что хотелось снять обувь и пройтись босиком. От Лица будто отделяли дни и дни пути — не верилось, что совсем рядом притаился серый монстр со шкурой из вонючих труб фабрик, грязных гаваней, моторов, дыма и грязи.

Адайн встала рядом с южанкой и осторожно проговорила:

— Ката, это вовсе не нужно.

— Я уже давно не боюсь рассказывать свою историю, — девушка впервые улыбнулась искренне, с чувством, и даже голос у неё прозвучал ярче — это уже был не бесцветный ветер.

Ката плюхнулась на траву и сделала приглашающий жест рукой.

— История за историю, договорились.

Адайн села с Катой плечом к плечу, словно хотела её поддержать, но между ними ещё оставалось сантиметров пять или десять. Ката сделала резкое движение, отстранившись, и тут же села назад. Она виновато посмотрел на Адайн, та кивнула. Рейн сел напротив, скрестил ноги и положил руки на колени.

— По южным морям плавают работорговцы. Они крадут мальчиков, девочек, мужчин, женщин и даже стариков. Где существует рабство — продают их. Где его уже нет — заставляют подписать договор на работу, который не разорвать. Это та же продажа человека, только прикрытая законом.

Рейн крепко стиснул зубы. В мире ещё остались люди, родившиеся счастливыми и сохранившие это счастье? Или Вир специально подбирал изгоев, которые уже потеряли всё, что могли?

— Когда родители умерли, мы с сестрой решили уплыть в Кирию. На севере Лёна, в Инции, жила наша тётка, и мы продали дом и отправились к ней. Мне тогда было двенадцать, а Лане — шестнадцать. На наш корабль напали работорговцы.

Ката сделала паузу и подтянула ноги к груди.

— Сначала нас хотели продать в Эрнодамме, но капитан быстро понял, что может выручить больше. Эрнодамм считается столицей развлечений, но настоящие деньги в Орно — в порт приезжают торговцы со всего мира, и тратиться они готовы на самые разные товары. Там каждый человек может объявить, что хочет наняться на работу, и устроить для работодателей аукцион. Только вот большинство на этих аукционах — как мы с Ланой.

Рейн тоже подтянул ноги к груди, как Ката. Чья история хуже? Девчонки, брошенной родителями? Профессора, лишившегося демона? Мальчишки, которого родители выкинули из дома, а сообщники брата держали в подвале и пытали? Южанки, проданной на аукционе, как товар?

— История ноториэса уступает им, — Аст попытался говорить со смехом, но голос прозвучал сдавленно.

— Ради нас собрались многие. Там были владельцы борделей, торговцы, послы. Кто-то даже сказал, что пришёл принц одного из островов. Большинство хотели просто поглазеть, по-настоящему нас пытались получить только бордели. Ещё бы, зачем уступать одному, если потом можно предложить сразу всем?

Рейну захотелось закрыть уши руками.

— Мы с Ланой оказались в разных домах удовольствий. Меня начали учить, чтобы затем продать невинность на таком же аукционе. Лана была постарше и поопытнее, поэтому она начала работать сразу.

Рейн густо покраснел. Однажды он заходил в такой дом, но даже не задумался, как девчонки оказались на своём месте. Их хитрые улыбки, бесстыжие взгляды, спрятанные за напускной добротой, вызывали не жалость, а только чувство прикосновения к чему-то мерзкому.

— Меня готовили почти два года. В четырнадцатый день рождения прошёл аукцион. Покупателем стал чернокожий купец, приплывший с Нангри. Ненавижу Нангри. Выжечь бы весь континент до тла.

Ката покачала головой, но Рейн не увидел у неё настоящей ненависти.

— Я помнила каждый урок, которому меня научили в доме. Когда я опустилась на колени перед купцом, я знала, что смогу сделать всё лучше, чем любая девушка в Орно. Только у меня ещё был урок от мамы. Я схватила нож для фруктов, порезала хрен этого ублюдка и попыталась сбежать, — на лице Каты появилось мрачное удовольствие. — Но как напуганной четырнадцатилетней девчонке ускользнуть от толпы стражников? Меня поймали и вернули, как бракованный товар. В борделе сначала высекли до беспамятства, затем устроили «распродажу» — так это там назвали. Продали сразу троим по цене одного.

«Замолчи», — хотелось выкрикнуть Рейну, но он понял, что Ката говорила уже не для него, а для себя. Она соврала Адайн, когда сказала, что перестала бояться рассказывать эту историю. Боялась, ещё как, но сейчас с каждым словом Ката становилась свободнее от неё. Слова звучали всё более жёстко, хлёстко, однако девушка прижалась спиной к дереву и расслабленно вытянула ноги.

— За мой проступок пришлось заплатить кучу денег, поэтому от меня не избавились — я должна была работать ещё больше, чтобы покрыть расходы, — Ката закусила губу, помолчала и продолжила: — В доме каждый занимал своё место. Когда приходил гость, кто-то мечтательно смотрел в окно, кто-то томно лежал на диване, а кто-то скромно прятался в углу и вышивал. Мне сказали, что я должна быть весёлой и бегать, как ветерок. Игриво выглядывать со второго этажа, пробегать мимо с лукавой улыбкой. Но я знала: чтобы меня даже не заметили, мне надо быть ещё быстрее ветра. Всё равно не вышло, — Ката махнула рукой.

Адайн задумчиво уставилась на деревья. Интересно, о чём она думала? О том, как тяжело пришлось подруге? Как было тяжело ей самой? Или воображала мир, в котором такие истории не могли случиться?

— Однажды нам с Ланой удалось встретиться. Мы договорились сбежать, но я не смогла прийти в нужное время. С тех пор мы не виделись. Надеюсь, ей это удалось, — Ката вздохнула и потупила взгляд. — Так я и проработала до восемнадцати, пока меня и ещё пятерых девочек не отправили на приём к послам Мраморного острова. Вир был среди них. Он тогда путешествовал, хотел больше узнать о демонах. Соотечественники считали его учёным из Лица и пригласили к себе. Ему-то я и досталась. Когда мы остались вдвоём, он посмотрел на меня и предложил отдохнуть, а сам сел в кресло и стал читать.

Ката с нежностью улыбнулась. Её маска холодного ветра спадала всё больше, и за ней стала проглядываться потерянная и сломанная девчонка, которая могла собраться только ради того, кто первым увидел в ней человека, а не тело.

Рейн остро почувствовал жалость к Кате, а следом — желание как-то помочь ей, что-то предложить. Но сделать это, кажется, можно было только одним способом.

— На утро нас вернули, и всё стало прежним. В борделях все девушки мечтают, что какой-нибудь богач или принц в них влюбится, выкупит контракт и увезёт далеко-далеко, прочь от всего этого. Ко мне вместо принца пришёл чудак-профессор, без денег, но с бомбой.

Ката рассмеялась тихим мелодичным смехом.

— Он взорвал стену, забрал меня, и вместе с нами сбежали ещё несколько девочек. Наши пути быстро разошлись — они отправились домой. А я увидела, что моему «принцу», — в голосе послышался смешок, — самому нужна помощь, и пошла за ним. Вот и вся история, Рейн. Я уже четыре года живу в Лице и знаю, что если кому и можно верить, так это Виру. И если он говорит, что Совет надо свергнуть, а людям рассказать правду — значит, так и есть. У меня нет демона, но я уверена в его словах.

Рейн отвёл взгляд, чтобы скрыть сомнение. Может, Вир и увлекался спасением людей, но это не делало его слова правильными. Такие герои или не отличались умом, или прятали столь тёмные тайны, что могли напугать даже злодеев.

— Ну а ты что расскажешь нам, ноториэс? — требовательно спросила Адайн.

— Повтори последнее слово.

— Ноториэс! — с вызовом повторила Адайн.

— Вот и весь мой рассказ.

Адайн неожиданно рассмеялась и быстро поднялась с земли.

— Я принимаю твой ответ. Идём, осталось совсем немного.

Девушки вместе пошли вперёд. Рейн взглянул на их фигурки: обе худенькие, с прямыми спинами, высоко поднятыми головами. Неужели это Вир дал им силу держаться так, несмотря на всё прошлое? Рейн почувствовал себя должным сказать что-то ещё:

— Я виноват, знаю, но… Меня не называют «сын» или «друг». Я для всех «Ты же ноториэс», и мне просто хочется покоя от этого слова, — признался он. — Чтобы не было взглядов и перешептываний за спиной. Я согласен, что они не закончатся, пока у власти стоит Совет.

Адайн повернулась лицом к Рейну и пошла спиной вперёд.

— И это всё? Ты не хочешь, чтобы другие не повторяли твою судьбу? Не хочешь поквитаться с Церковью и Инквизицией за всё, чего они тебя лишили?

— Меня волнуют только моя судьба и моя семья. Поквитаться… Я хотел бы этого, если бы тогда убил не я. Если и сводить счёты, то только за лживые обещания и отсутствие шанса.

— Кай тоже твоя семья?

Рейн быстро кивнул.

— Конечно.

— Даже несмотря на то, что он так не считает?

Рейн поравнялся с девушками, и Адайн развернулась.

— Даже несмотря. Я допустил ошибку, не спорю, но я его старший брат.

— Ты не виноват, — твёрдо сказала Ката. — Ты делал всё, что мог.

— Кай его ненавидит, — Адайн посмотрел на южанку, и та ответила с той же уверенностью:

— У нас говорят, что ненависти не существует. Есть только отсутствие любви.

Рейн хмуро произнёс:

— Я мог помочь Каю, но сделал слишком мало.

Деревья становились всё выше и гуще. Кроны переплелись в единый полог. Солнце начало заходить, и его лучи пробивались сквозь стволы, окрашивая траву и листья в жёлто-оранжевый. Лес, казалось, сошёл со страниц детской сказки — вот-вот доверчиво выглянут животные, а может появится могучий маг и предложит сделку по исполнению желаний.

— Да что ты говоришь, ноториэс, — фыркнула Адайн. — Если ты хочешь вернуть брата, ты должен присоединиться к нам. Иногда мне кажется, что Кай умер там, в подвалах Чёрного дома, замученный твоими дружками из Инквизиции.

— А Кай…

Адайн взмахнула рукой и с большим напором проговорила:

— Вы ведь похожи: ты прячешь свой огонь под маской льда, а он — свой лёд под маской огня. Но что легче: усмирить пламя или вдохнуть в лёд жизнь, как думаешь?

Рейн промолчал. Он поджал губы и отвёл взгляд. Сам ведь признал вину. Сам сказал, что мог сделать больше. Так почему было так сложно слышать о том, что происходило с братом из-за него?

— Ты мне нравишься, Рейн, — призналась Адайн, и он одновременно с Катой уставился на неё. — Твой огонь несложно распалить, и ты сам сможешь зажечь многих, — она на секунду закусила губу и продолжила. — Только ни черта мне твой огонь не нужен. Я хочу вернуть своего друга.

Адайн злобно посмотрела на Рейна. Ката протянула к ней руку, будто хотела удержать, но так и не коснулась девушки.

— Когда Кая выгнали, я пыталась научить его жить по-нашему — у кого-то своровать, кого-то обмануть. Сначала он сопротивлялся, а потом никак не мог научиться. Его ловили, били, сдавали в полицию. Не мог научиться, потому что верил, что вернётся домой. А потом Кая схватили инквизиторы. Вместо него вернулся кто-то другой. Кай признал себя частью Канавы и бросил вызов всем, кому мог: королям Тары, полиции, Церкви, Инквизиции. Он начал сколачивать свою империю, которая смогла бы нанести удар всем им — за всё, чего не дали, и за то, что отняли.

Адайн перевела дыхание, уставилась в землю и договорила тихим голосом:

— По-настоящему Кай не сбегал, он так и сидит в Чёрном доме и ждёт, когда отец или старший брат придут за ним. Он пытается быть бессердечным ублюдком, болтает о мести, но он не такой. Я знаю, что ты ему нужен. Кай стал своим в Канаве, но это не для него. Да и не для кого из нас. Забери его, Рейн, и забери… — Адайн махнула рукой и быстро заговорила: — Вот тебе мой итог: ты нужен моей семье, и я буду искать слова, чтобы достучаться до тебя. А если это не сработает, я начну действовать, но мои действия тебе не понравятся.

Адайн резко остановилась, развернулась и развела руки в разные стороны.

— Вот мы и пришли.

Рейн и Ката переглянулись.

— Она всегда такая? — тихо спросил он.

— Какая? — шепотом произнесла Ката.

«Переменчивая, сумасшедшая», — хотел ответить Рейн, но промолчал.

На горизонте виднелись холмы, поросшие тёмными елями, а до них тянулась целая равнина, заросшая высокой травой и мелкими белыми и голубыми цветами.

Адайн со счастливым стоном упала в траву и легла, раскинув руки. Она засмеялась, на секунду подняла голову, чтобы посмотреть на Рейна и Кату, и снова легла. Шум травы и ветра приглушал её голос.

— Однажды мне было так плохо, что я решила уплыть на Лён. Думала, наймусь на корабль. Что, разве девчонка не сможет быть моряком не хуже, чем парень? Но в свои тринадцать я настолько не соображала, что ушла не через Торговые ворота, по главной дороге, а через Крестьянские, по полям и лесам — и заблудилась здесь, — над травой показалась рука Адайн, она махнула ею и сразу опустила, ласково провела по земле. — Я так и уснула на этом поле. Наутро всё изменилось.

Адайн села, взглянула на Рейна и Кату, стоящих над ней, левую руку прижала к траве, а правую стала сгибать в причудливых жестах. Несколько секунд ничего не происходило, но затем между пальцев показался маленький росток, и он становился всё больше.

— Совет скрывает слишком многое.

Росток превратился в большой красивый цветок с нежно-синим бутоном. Адайн сжала руки вместе и сделала ещё несколько жестов — уже двумя ладонями.

— В Арлии знают о магии. На северных и южных островах знают о ней. А в Кирии это — детская сказка, воспоминание из века Аша и Яра.

Бутон раскрылся и показал ярко-синее соцветие. Адайн взмахнула рукой, и лепестки осыпались. Рейн уставился, точно заворожённый.

Адайн поднялась и несколько раз качнулась с носка на пятку.

— Магия реальна. В Арлии она переплетается с наукой, и там есть удивительные вещи. Я знаю, я говорила с моряками и торговцами. Они всё видели своими глазами, но у нас не принято рассказывать о таком. Стоит заикнуться, сразу услышишь: это фантазии и все они от демона.

Адайн отставила ногу назад, наклонила плечи и снова стала складывать руки в быстрых жестах. Цветок становился всё выше, толще. Не выдержав веса, он склонился к земле. Огромный зелёный стебель всё полз и полз вперёд, как змея.

Он добрался до ноги, оплёл её и стал взбираться выше. Рейн попытался вырваться, но его сжало мёртвой хваткой. Адайн топнула ногой. Из земли взметнулись ещё два стебля и оплели запястья Рейна.

— Прекрати это! — крикнула Ката.

Рейн изо всех сил дёргался, но после каждого движения стебли сжимались всё сильнее. Сердце бешено билось в груди. Перед глазами снова появился мальчишка, привязанный к дереву на школьном дворе.

Адайн подошла к Рейну, приподнялась на цыпочки, заглянула в лицо и сказала:

— Смотри, какой силой мы могли бы овладеть, а вместо этого превратились в овечье стадо. Неужели ты хочешь быть его частью? Неужели тебе не хочется стянуть с овец шкуру, превратив их в волков? Вот их настоящая суть.

— Я с тебя стяну шкуру, — прорычал Рейн. — Отпусти меня!

— Лучше одежду, я позволю, — Адайн подмигнула Рейну и снова согнула руки в ловком жесте. Стебли упали на землю. Рейн покачнулся и упёрся руками в колени.

— Адайн, ты переходишь границы! — воскликнула Ката и встала перед девушкой. — Хочешь казаться сильной, так лучше сделай что-нибудь умное, а не своей зеленью играй!

Адайн пожала плечами, капризно скривила губы и опустилась в траву. Она стала водить рукой по траве из стороны в сторону.

— Рейн, я напугала тебя? — девушка искренне удивилась.

— О да, чего тут бояться — каждый день вижу девчонок, которые управляют травой.

Адайн рассмеялась.

— Я бываю грубой, но так легче быть услышанной. Правило Канавы. Теперь ты видишь, насколько сильно заврался Совет?

Аст подошёл к девушке, с жалостью посмотрел и покачал головой.

— Она не такая. Она смеётся, чтобы защититься. Будь с ней мягче.

Рейн плюхнулся на землю напротив и спросил:

— Что это было?

Он растерянно поглядел на Аста. Демон развёл руками и сел в отдалении, уставился на небо. Это уж слишком. Слишком. Магия. Ха.

— Раньше здесь росла только трава. Когда я проснулась, всё вокруг было в цветах — совсем как сейчас. Я так удивилась, что сразу забыла о Лёне и вернулась в Лиц. Вир сказал, это магия. Затем нашёл учителя — из Детей Аша, конечно.

Адайн подалась вперёд и стала рассказывать:

— Магия — это могучая сила, которая позволяет менять материю. Она не создаёт что-то из ничего, но даёт возможность управлять окружающими нас вещами. Силы бывают разными. Одни, как я, взаимодействуют с самим миром: землёй, водой, огнём или воздухом. Другие — с телом: меняют его, прыгают через время и пространство, дают или отнимают жизни. А третьи — с духом: кто-то читает мысли, кто-то говорит с мёртвыми, и многие, многие других. У каждого есть своё место силы или такая вещь — они заряжают нас энергией. Моё — здесь, — Адайн коснулась рукой земли и улыбнулась. — Учитель говорит, что я сильная, потому что рано отыскала своё место. А ещё, что мои родители, должно быть, были из рода самого Яра, — Адайн рассмеялась.

Рейн поглядел на Кату, точно ждал, что южанка тоже рассмеётся и скажет, что всё это — шутка.

— На самом деле приходить сюда было не обязательно. Я могу пользоваться магией везде — лишь бы частичка природы оставалась рядом. Например, деревянная сцена, — Адайн хитро улыбнулась.

Так вот почему она рухнула тогда, в театре! Рейн кивнул сам себе: значит, эта магия могла стать очень полезной силой.

— …Но наш хитрый лис Вир знал, что в пути мы разговоримся, и это пойдёт тебе на пользу. А ещё знал, что мне нужен отдых — только здесь я отдыхаю душой. — Улыбка стала более тёплой, и Адайн сразу показалась милой — настоящий лучик, а не та сумасшедшая, выскочившая из шкафа.

Рейн провёл рукой по лицу и покачал головой.

— Выкладывайте уже всё. Что ещё я должен узнать? Демоны как область разума, хорошо. Совет специально запугивает нас ими, а ещё скрывает существование магии — ну, что дальше?

Адайн с улыбкой покачала головой:

— Магия прекрасна, и она поражает, но это не главное. Нам постоянно врут — вот что важно. Нужно бороться не только за демонов — свой настоящий голос, но и за правду и свободу.

Он потёр клеймо и посмотрел на Аста. Всё ведь указывало на одно.

Чтобы перестать быть ноториэсом, надо изменить мнение о демонах и прекратить ложь Совета.

Чтобы вернуть Кая — присоединиться к нему.

Отдать долг родителям — перестать быть инквизитором и изгоем. А это вновь зависело от первого «чтобы».

Рейн посмотрел на Адайн, на Кату. Даже чтобы помочь им, нужно было поверить Виру и его безумным идеям. А ещё нарушить клятву Инквизиции и рискнуть теми кирпичиками, которые уже лежали в фундаменте дома под красной черепицей.

Аст вплотную подошёл к Рейну и взглянул сверху вниз. Тот не поднял на него глаз.

— А разве ты хотел давать эту клятву? Твой дом будет из соломы, если Совет не расскажет правду.

— Ну что ты опять молчишь, телёнок глупый! — воскликнула Адайн.

Рейн покачал головой.

— Мне нужно время.

— Время? — закричала Адайн. — Недостаточно побыл ноториэсом? Сколько раз мне повторить это слово, чтобы оно тебе опротивело, и ты захотел стать кем-то другим? Хотя тебе видимо нравится.

Рейн быстро поднялся и навис над девушкой.

— Даже ноториэсу есть что терять, понятно тебе?

— И что это? — спросила Адайн с вызовом. — Может, тебе просто нравится носить поводок на шее? И кто его держит: инквизиторы или та девчонка? Кому ты продал честь: кучке ублюдков или богатенькой суке?

— Хватит! — строго крикнула Ката и упёрла руки в бока.

Аст оскалился, глаза налились кровью. Рейн наклонился ещё ближе к Адайн и прошептал:

— Всем. И они меня многому научили. Например, как отрезать такие грязные языки.

— Ну да, что ты мне сделаешь? — Адайн уставилась на Рейна.

— Рассказать об инструментах инквизиторов?

— Рассказать о магии?

И тут прогремел выстрел. Рейн и Адайн отпрыгнули друг от друга и бешеными взглядами уставились на Кату. Девушка холодно произнесла:

— Говорят, в семье не без урода. Вот только нам такие не нужны. Ещё раз услышу угрозы и крики, проделаю дырку, чтобы всё дерьмо вышло. Адайн, ты остаёшься. Говоришь, что здесь отдыхаешь, вот и отдыхай. Рейн, мы возвращаемся в Лиц. Ты можешь не торопиться с ответом, но тебе придётся его дать.

Ката круто развернулась, перешла луг и скрылась за деревьями. Рейн и Адайн переглянулись и одновременно презрительно сощурились.

— Ты ещё придёшь, ноториэс! — крикнула она вслед.

Рейн обернулся на неё, промолчал, переглянулся с Астом. Он поспешил за Катой, опустив плечи вниз. На них будто упало сразу два груза. В одном — долг перед родителями, четыре года службы, Инквизиция. В другом — долг перед Каем, старые счёты с Советом, обещание свободы. Нельзя было нести сразу два груза, и даже один из них мог раздавить.

Рейн снова переглянулся с Астом и резко вскинул голову.

— Не твоя смерть, — проговорил демон. Рейн вздохнул. Сейчас присказка старика из камеры напротив была не к месту. Если он чего и боялся, то не смерти, а неправильного выбора. Но сделать его придётся — сам поставил себя на распутье.

Рейн поравнялся с Катой и спросил:

— Ты расскажешь мне историю Яра и Аша?

Девушка кивнула в ответ.

Глава 16. Обман

Рейн посмотрел в один конец улицы, в другой — никого. Он обернулся: двор особняка напротив пустовал, окна закрывали плотные шторы. Рейн подпрыгнул, ухватился за прутья решётки и застыл наверху. Снова огляделся — никого. Он все рассчитал: уже слишком поздно, чтобы кто-то шёл гулять, но ещё слишком рано, чтобы слуги-охранники стали расхаживать по саду, а Я-Эльмон спустил собак.

Рейн приземлился на траву и сразу начал взбираться на дерево. Дуб вырос таким кривым, что по нему можно было взбежать — совсем как во дворе его старого дома. Рейн замер перед окном и осторожно постучал. Сначала он увидел за стеклом испуганное лицо Эль, девушка замерла, затем открыла окно и воскликнула:

— Во имя Яра, Рейн, что ты здесь делаешь?

Он улыбнулся:

— Я хотел тебя увидеть.

— Ты мог написать мне, я бы пришла!

— Написать любой может, а я сразу пришёл. И ты не знала, что каждый уважающий себя слуга читает почту хозяина?

Рейн усмехнулся. Интересно, если бы слуги доложили Я-Эльмону, что огорчило его больше: что друг дочери — ноториэс или что инквизитор?

Конечно, Эль была права, он мог ей написать. Но последние два дня он не мог усидеть на месте и постоянно думал о рассказе Вира, о словах Адайн и Каты, об увиденном на поле.

Если согласиться с «семьёй» и прийти в «Три жёлудя», что он получит, а чем рискнет? Или если расскажет о встрече Д-Арвилю или В-Бреймону, как это поможет продвижению по службе? А если просто постарается забыть?

— Так ты пустишь меня? Я ведь не птица, чтобы сидеть на ветке.

— Это… — робко прошептала Эль, огляделась и сделала шаг назад. Рейн ухватился за раму, подтянулся и нырнул в комнату.

По сравнению с другой частью дома она выглядела совсем бедно и просто. В углу жалась низенькая кровать. Рядом — кресло с потёртым чехлом, высокий узкий шкаф. Напротив стоял стол с зеркалом и сухими цветами в глиняной вазе. На полу лежал полинявший ковёр, и только потолок, расписанный красками, придавал комнате немного очарования.

— Так что — это? — Рейн с интересом посмотрел на девушку. Неприлично, неприемлемо, грубо? Это против воли отца, не по заветам Церкви?

Эль бросила быстрый взгляд в сторону и тихо ответила:

— Это мне нравится.

— Подружились? — Рейн посмотрел туда же, куда глядела Эль.

Щёки девушки покрылись румянцем, она вздрогнула и ответила:

— Мы разговаривали.

Рейн подумал, что всё-таки они похожи. Может, Эль опоздала с дружбой с демоном, но она хотела её также, как он.

— Поговорим в другой комнате? — девушка махнула на дверь. — Здесь неуютно, — она стеснительно улыбнулась.

— А слуги? Им не понравится моё присутствие.

— Я одна. Отец в Церкви, на службе. — Рейн кивнул. Он уже знал это. — Отец отпустил слуг — мне-то они ни к чему. — Эль горько усмехнулась. — Они вернутся только к ночи.

Рейн настороженно посмотрел на дверь и медленно кивнул. Если уж начинать делать глупости, то до конца.

Эль провела его в комнату с камином, по которой он проходил во время приёма. Все осталось в точности таким же: весело потрескивал огонь, перед ним дремала белая пушистая собака. Эль села в бархатное кресло напротив, а затем опустилась на пол к камину. Собака положила голову ей на колени и снова задремала. Рейн опустился рядом. Ворс ковра был удивительно мягким и толстым — таких ковров он не видел даже в детстве.

Эль снова огляделась, будто кто-то мог притаиться за углом, и спросила:

— Рейн, как выглядит твой демон? Ты сказал, его зовут Аст? — на лице появилась взволнованная улыбка.

Рейн рассмеялся. Эль напоминала ребёнка лет шести-семи, который только-только начал познавать мир и задавал миллион вопросов обо всём.

— Да, его зовут Аст, — Рейн переглянулся с ним. Демон подсел рядом и с улыбкой посмотрел на огонь. Он казался таким живым, таким близким и плотным, точно вот сейчас-то наверняка можно до него дотронуться. — Он похож на меня. Точнее, он такой же, но без клейма. Аст любит ерошить волосы и пялиться в небо, а когда злится, начинает рычать, — Рейн снова рассмеялся. Как же глупо всё это звучало!

Послышался цокот когтей, и в комнату зашли ещё две собаки. Они были выше и крепче дремавшей — настоящие сторожевые псы.

— Ко мне, — позвала Эль. — Это Солнце и Луна. Днём они бродят по дому, а на ночь отец выпускает их в сад.

«Я знаю», — Рейн промолчал. Не стоило рассказывать, что он уже знал о ней и её семье куда больше, чем она могла представить.

Солнце и Луна замерли по обе стороны и настороженно принюхались. Вытянутые морды с большими носами, высокие стоячие уши, чёрно короткая шерсть — совсем как черти. Поговаривали, что они давно вымерли, но сказки о тварях, которые утаскивали людей под землю, рассказывали до сих пор.

Рейн посмотрел на собак. За время службы в Инквизиции ему не раз приходилось обходить псов в чужих дворах, и он знал, что лучше не обращать на них внимание вовсе — любой непрошеный взгляд мог быть воспринят неправильно.

— А моего зовут Леми. Ему лет шестнадцать, он рыжий и постоянно смеётся надо мной.

Собаки легли по обе стороны от Рейна.

— Я однажды спросил Аста, как он появился, и демон ответил «Я не знал, кто я, но был усталым и хотел конфет».

Рейн ожидал, что Эль рассмеётся, но вместо этого она нахмурилась и серьёзным голосом спросила:

— Почему демоны приходят, когда мы совершаем что-то плохое? Если они — наша сила, почему они появляются вместе с плохими поступками?

— Однажды мне сказали, что плохие качества заложены в человеке от природы, а хорошие мы воспитываем в себе сами. Если так, то у демонов нет другой возможности, кроме как появиться после первой лжи или проделки.

Рейн осторожно дотронулся до собаки справа и погладил по жёсткой шерсти. Она посмотрела на него долгим взглядом, но не оскалилась.

— А что, если демон появляется не от плохого поступка, а когда мы нуждаемся в защите? Всё плохое же идёт от нашей растерянности или отчаяния.

Рейн вздохнул и изучающе посмотрел на Эль. Она ведь тоже хотела узнать правду.

Внутри скопилось так много мыслей, но разговоры с Астом не облегчали ношу. Хотелось поделиться услышанным от Вира, Каты или Адайн хоть с кем-нибудь, но поймёт ли Эль?

— Ты знаешь настоящую историю братьев? — осторожно спросил Рейн.

Она зачарованно повторила:

— Настоящую историю братьев?

Рейн кивнул. Слова так и просились с языка. Он выпрямился, положил руку на загривок собаки и начал рассказывать:

— Лаара называют Отцом тысячи миров, но настоящих детей у него не меньше. Когда появились демоны, он отправил двоих — Яра и Аша — и поручил им остановить их. Но, как и все дети Лаара, они были рождены от смертных женщин и обладали только частью силы отца.

Эль вздрогнула. Яра почитали как бога и молились ему. Его называли великим, святым, а историю его победы рассказывали детям вместо сказок. В Яра так верили, что он не мог оказаться меньше, чем самим богом.

Рейн начал говорить медленно, негромко, словно бы рассказывая старую легенду.

— Явились Яр и Аш, и открылась им правда. Магия становилась всё сильнее, и люди испугались этого. Начали они охоту за теми, кто имел силу, и землю залила кровь. Объединились колдуны, чтобы создать существ для защиты. Но не справились они, и магия вышла из-под контроля, обернувшись проклятием. Появился у каждого, кто не владел силой, двойник и начал за ним охоту. Создали демонов для защиты, но вместо этого принесли они смерть. Увидели братья лишь хаос и разруху и начали борьбу, но не было числа двойникам.

Рейн вздохнул и сменил тон:

— Яр и Аш были просто растерянными мальчишками. Им едва стукнуло шестнадцать, когда Лаар отправил их сюда. Всю жизнь они прожили в месте, которое Яр в своём дневнике называл Краем Времени, с другими детьми Лаара. Они не знали нашего мира, не знали, что им делать. Может, Лаар и настоящий бог, но отец из него никудышный.

Эль снова вздрогнула. Белая собака приподняла голову и тихонько гавкнула.

— Демона можно было одолеть в битве, как любого воина, или убить того, кому он «принадлежал». Он считал свою охоту законченной и исчезал. Яр и Аш знали, что Лаар не стал бы жалеть очередной мирок и сжёг всех, чтобы очистить землю, но они хотели доказать отцу, что могут защитить свой мир.

Рейн сделал паузу, устало потёр клеймо и продолжил:

— Магия — как жидкость, которой всегда нужен сосуд, но если его разбить, она впитается в землю и всё. Чтобы создать двойников, колдуны воплотили в них всю свою силу. Она перешла к ним, а значит, Яр и Аш должны были убить всех демонов. Однако их оказалось слишком много, и братья нашли «сосуд», который легче уничтожить. Аш вобрал магию в себя. Двойники исчезли, но проклятие передалось Ашу. Он сам начал превращаться в демона, который хотел убивать всех, кто не владел магией, как задумали когда-то колдуны.

— Они же могли выбрать любого другого! — воскликнула Эль.

— Могли. Но вроде бы это называется благородством, — ответил Рейн с усмешкой. — Благородные люди знают, что истинный смысл жертв не в том, что стоит отдать жизнь одного ради целого мира. Этим одним должны быть они сами.

Эль обхватил себя руками и съежилась.

— Битва между братьями действительно была, но Аш не предавал Яра. Они сами сделали выбор. Как и в легенде, Яру помогли его соратники, и вместе они одолели Аша.

Рейн уставился на пламя в камине. Время замедлилось: казалось, прошло несколько часов, как он начал.

Когда Ката рассказывала эту историю на пути в Лиц, он так живо представил всё, что Яр описал в своём дневнике. Как же сыновья бога могли оказаться простыми мальчишками, отправленными жестоким отцом в чужой мир? Рейн задумался: если бы он сам оказался на месте одного из них, как поступил тогда?

— Дети Лаара знают, что после смерти силы исчезают, но, если уловить момент, можно забрать их себе. Когда один из них умирал, каждый должен был откусить кусочек от сердца и сделать глоток крови, чтобы сила погибшего воплотилась в них, а не исчезла впустую. Конец легенды верный: Яр разделил сердце брата со своими соратниками, и каждый получил силу Аша.

— Но кто… — начала Эль. — Откуда эта история? И как появились наши демоны? Со смертью Аша проклятие магов должно было исчезнуть. Ты сам сказал, что сосуд нужно разбить, и его убили! Это всё не может быть правдой!

Рейн повторил.

— Если успеть, можно забрать силы погибшего себе. То же с действием магии, но Яр не знал этого. Сила магов воплотилась вновь, только в самой правильной форме. Появилась сила, которая нас защищает. Это не мои слова. Так писал Яр в своём дневнике. Он говорил, что люди связаны с демонами чёрными нитями, имея ввиду, что они появились из-за долгой борьбы и жертв, но не что они — зло. Историю братьев переврали, вот и всё.

— Почему нам рассказывают другое? Что, если дневник подделан?

— История — это тоже оружие. Наследники Яра и его соратников изменили её, чтобы получить полную власть над Кирией. Может, дневник и подделан, что с того? Разве это меняет то, кем являются наши демоны на самом деле?

— Ты заговорил иначе, — Эль наклонилась вперёд и уставилась на Рейна. — Мы и прежде обсуждали демонов, но сейчас, — девушка замялась, будто подбирала верные слова. — Ты говоришь так, словно речь идёт не о нашем отношении к ним, а о чём-то большем.

Рейн подобрался поближе к огню. Аст присел на корточки рядом и тоже уставился на пламя. В коридоре вдруг послышались тяжёлые шаги и стук трости.

— Отец! — прошептала девушка, глаза округлились от ужаса, она замахала руками.

Рейн вскочил и выбежал в другой коридор — быстрее, в комнату Эль, а затем через окно в сад и домой.

— Эль, с кем ты разговариваешь?

Рейн резко остановился и прижался спиной к стене.

— Беги, идиот! — прошипел Аст.

Рейн помотал головой. Если Я-Эльмон увидит его, разразится скандал, но и оставить девушку он не мог. Зря он рассказал ей историю Яра и Аша. Она слишком легко хваталась за каждое слово, сказанное о демонах, и могла наговорить глупостей.

— Ты вернулся рано, отец, — голос Эль дрожал.

Рейн быстро выглянул из-за стены. Я-Эльмон прошёл в комнату, тяжело опустился на диван и вытянул вперёд больную ногу. Он сидел спиной, и Рейн позволил себе задержаться на нём взглядом. Эль стояла напротив, испуганная, и не поднимала глаз. Все три собаки встали рядом и держались, как верные стражи.

— С кем ты разговаривала, Эль? — повторил Нол. Голос звучал сухо — так говорили с человеком, которого просто терпели рядом. — Так увлечённо, что даже не слышала, как я вернулся?

— Ни с кем, отец, тебе послышалось.

— Опять дерзишь? Ты поддаёшься демону? Видимо, моих уроков тебе было мало.

Эль выпрямилась, сжала кулаки и упрямо задрала подбородок.

— А ты, отец? Ты поддаёшься своему демону?

Я-Эльмон взял трость и замахнулся. Девушка сжалась в комок, белая собака взвизгнула. Рейн дёрнулся, но глава Церкви уже опустил трость.

— Да сколько же в тебе дурной крови, глупая девчонка! — Нол потерял сдержанность и заговорил с настоящей злостью.

Эль сжалась в комок, но крикнула в ответ:

— Так это же твоя кровь, отец!

— Молчать! — рявкнул он. — Это происки твоего демона, ты не должна его слушать!

— Если умение стоять на своём ты называешь происками демона, то ты не умеешь жить, — прошипела Эль.

Нол поднялся. Высокий, статный, гордый, он больше походил на старого гвардейца, чем на главу Церкви. Он крепко держался за трость и, казалось, вот-вот пустит её в дело. Рейн подобрался ещё ближе ко входу и уставился на Нола.

— Я устал, Эль. Я столько лет потратил на твоё воспитание, пытался выбить из тебя эту дурь, но ты остаёшься всё такой же глупой и упрямой. Дурная кровь, — Я-Эльмон покачал головой.

Рейн сжал кулаки. Аст перестал преграждать дорогу и оскалился.

— Тебе спасибо за неё, отец, — тихо ответил Эль. Она, наконец, выпрямилась и уверенно посмотрела на Нола. — Я слышала, как ты разговариваешь со своим демоном, так чего ты ждёшь от меня?

Я-Эльмон горестно рассмеялся.

— Ничего ты не знаешь, девчонка! — он опустился на диван и устало вздохнул. — Эль, когда тебе стукнет двадцать?

— Через две недели, — осторожно ответила девушка.

— Всего две недели, — Я-Эльмон прошептал это с таким счастьем, как если бы говорил о самом заветном желании. Он откинулся на спинку дивана и поднял взгляд на потолок. Рейн тут же спрятался за стеной. — Я хотел сказать тебе это накануне твоего двадцатилетия, но больше нет смысла ждать.

Рейн переглянулся с Астом. Он здесь лишний, не надо подслушивать — он чётко понимал это, но не решался сделать шаг и сбежать. Рейн сам не знал, чего хотел больше: защитить девушку, если понадобится, или подслушать тайны её отца.

— Что сказать? — голос Эль снова задрожал.

— Видишь? — спросил Нол. Рейн осторожно выглянул. Глава Церкви указывал рукой с массивными перстнями на портрет девочки. Она была белокурой, с тёмно-зелёными, колдовскими глазами и капризно надутыми пухлыми губками. — Что это?

— Мой портрет? — осторожно спросила Эль.

— Да, так я всегда говорил. Цвет волос у детей темнеет со временем, и даже цвет глаз порой меняется. Но почему на портрете нет родинок, где эти твои проклятые родинки на щеке?

Эль резко вздрогнула и дотронулась до лица.

— Ты — дурная кровь, и в тебе нет ничего от меня. Я не знаю, кто ты. Тебя подсунули вместо моей настоящей дочери, — голос Я-Эльмона зазвучал ещё более сухо.

Он опустил плечи и голову и тяжело вздохнул. Эль упала в кресло напротив, словно разом обессилела, прижала руки к лицу, покачала головой.

— Когда Эль было пять, её похитили Дети Аша. Они потребовали от меня выкуп, и я собрал сумму, но вместо её они подсунули тебя — какую-то бродяжку с улицы, грязную девчонку с другим цветом волос, глаз и этими проклятыми родинками. Они поставили мне условие: я должен в течение пятнадцати лет платить им, и тогда на двадцатый день рождения моей Эль они вернут её.

Рейн спрятался и уставился на Аста. Вот почему Я-Эльмон делал пожертвования в больницы, университеты, места, связанные с Детьми Аша. Но это похищение… Неужели они действительно были способны на такое? Чем они тогда лучше Совета? Что это тогда за выбор — выбор того, у кого менее грязные методы?

— Они не такие, — откликнулся Аст. Рейн с сомнением посмотрел на него. «Они» — это Кай, Вир, Адайн, Ката. А такие ли другие? Они говорили, что стояли в стороне от Детей Аша, но правда ли это?

Рейн снова выглянул. Эль закрыла лицо руками. Нол по-прежнему сидел спиной, и ему захотелось заглянуть старику в глаза.

— Осталось всего две недели. Скоро моя Эль вернётся.

— Если я чужая, что же ты не отправил меня на учёбу как можно дальше, как можно дольше, до двадцатилетия? — Эль всхлипнула.

— Женское обучение длится шесть лет, ни один пансионат не хотел брать тебя на больший срок. А в университет тебя не стоило отпускать. Ты слишком глупа для этого и только бы опозорила мой род.

Рейн от злости плюнул на пол, но хотелось плюнуть в лицо Я-Эльмона. Да, это был отец, убитый горем по собственной дочери, но, чёрт возьми, разве Эль стоило винить в этом? Разве её также не обманули, неужели она не заслуживала хоть капли доброты?

— Но… — начала Эль и резко замолчала, снова сжалась в комок.

— Мне пришлось обманывать всех. Водить на приёмы тебя, представлять друзьям. Мою Эль я уже никогда не смогу назвать дочерью при всех, — Нол снова тяжело вздохнул. — Когда она вернётся, я представлю её своей племянницей, а ты уедешь, куда хочешь: на Рьёрд или Лён, или в Арлию. Не переживай, я тебя не обижу. Дам денег, и ты сможешь забрать из дома все свои вещи.

— Отец! — закричала Эль и вскочила. Я-Эльмон жёстко оборвал её:

— Не говори это слово. Я больше не могу слышать его от тебя. Осталось всего две недели, и я уже слишком устал.

— Отец, это же неправда, я — твоя дочь! — голос Эль зазвенел, казалось, она вот-вот расплачется. Я-Эльмон промолчал. — Почему ты раньше не сказал?

— Чтобы ты со своей дурной кровью что-нибудь удумала и всё испортила? Я не смог найти Эль, поэтому мне оставалось только ждать — я не мог позволить, чтобы ты всё испортила.

— А кто я тогда? — с отчаянием закричала девушка.

Нол равнодушно пожал плечами.

— Не знаю. Я увидел только грязную оборванку из Канавы, когда тебя привели ко мне. Они даже имени твоего не назвали. Прошу, не подведи меня в оставшееся время. Знаю, твою дурную кровь не исправить, но не разговаривай на людях с демоном. Вспомни заветы Церкви. Осталось немного, и скоро ты сможешь потешить его любыми грехами.

Эль тонко вскрикнула, как раненая птица. Белая собака снова взвизгнула, Солнце и Луна тихонько зарычали.

— Даже псины чуют дурную кровь, — Я-Эльмон подвёл итог.

Эль стрелой выскочила из комнаты, пронеслась мимо Рейна и сразу исчезла за углом коридора. Он кинулся следом и поймал дверь комнаты перед собой прежде, чем она хлопнула.

Эль упёрла руки в стол, замерла перед зеркалом и напряжённо вгляделась в отражение. Затем она замахнулась, чтобы ударить кулаком по стеклу, но Рейн подскочил к ней и схватил за руку. Эль горячо прошептала:

— Теперь я и правда пустое место, я даже не знаю, кто я.

— Так, — сурово произнёс Рейн. — Что бы ни сказал тебе отец, это…

Девушка резко отпрянула от него:

— Рейн! — она прижала руки к груди. — История Яра… Тебе рассказали её Дети Аша, так? Ты знаешь их? — Девушка замолчала на секунду и быстро выдала: — Помоги мне узнать, кто я!

Рейн уставился на Эль. «Дура!» — хотелось прокричать ему. Нашла о чём просить! Его — инквизитора, его — церковника. Рискнуть четырьмя годами работы ради имени этой девчонки, что поспорила на него?

Рейн вздохнул. Он повёл плечами, точно пытался что-то сбросить. Кажется, в один из грузов добавили ещё веса.

— Ты же сам хочешь этого! — Аст прошептал на ухо. — Встряхнись, сколько можно ползать на коленях?

— Я, — начал Рейн, ещё раз вздохнул и уверенно закончил: — Я разберусь. Да, я знаю Детей Аша, и они дадут мне ответы. Но пока их нет, не смей говорить, что ты пустое место, понятно?

Рейн переглянулся с Астом. Совет скрывал правду, но и Дети Аша тоже играли нечестно. Если и стоило в этом мире за что-то бороться, то только за себя и своих близких, а не за веру тех или других. Пора раздавать долги, и ставка будет сделана не на Совет и не на Детей Аша.

— Я не могу эти две недели прожить здесь. Забери меня отсюда, куда угодно, — взмолилась Эль и прижала руки к груди.

— Я понимаю, как тебе тяжело, но это плохое решение. Отец не даст покоя. Дождись, и скоро ты получишь свободу от всего этого.

Девушка сделала шаг к Рейну, положила руки на плечи и заглянула в глаза:

— Ты боишься? — её голос зазвенел от напряжения.

Рейн вздохнул.

— Я — инквизитор-ноториэс, которому платят меньше, чем другим. Я только-только уехал из дома с крысами, но живу едва ли лучше. У меня ржавая ванная и нет второй кровати. Разве тебе будет хорошо со мной?

— А я из Канавы, у меня даже имени своего теперь нет. Мне не стоит бояться.

Рейн покачал головой. Он же сам сказал ей, что важно слушать своего демона. Она сделала это — и вместе с тем узнала горькую правду, от которой захотела сбежать. Так что он сделал: спас или толкнул?

Эль всхлипнула.

— Просто помоги мне, я не могу оставаться здесь, с ним.

— Собирайся.

Девушка засуетилась по комнате.



Спустя несколько часов Рейн зажёг лампу и с неприязнью оглядел скромную комнату, которую он снял дальше по Первой. В углу стояла простая деревянная кровать. Рядом — криво сколоченный стул и такой же шкаф. Одежда кучей валялась на полу. Окно было покрыто грязью и копотью, а крошечный балкон, казалось, вот-вот обвалится. Зато один. Зато без крыс.

Эль замерла на пороге, словно оказалась не в силах переступить через него. И как нелепо она выглядела: в своей простой, но красивой одежде, с ухоженными волосами, изящными манерами — в этой-то нищете! Рейн усмехнулся.

— Разве я не предупреждал? Но я найду другое жильё, обещаю.

Эль улыбнулась и осторожно прошла до середины комнаты.

Уже показались первые лучи солнца, прежде чем они устроились и легли спать. Рейн свернулся на полу, накрывшись плащом, и поглядывал в окно — свет казался белым-белым, а с улицы веяло приятной прохладой.

— Ну что за пёс, — послышался пренебрежительный голос Аста, но Рейн уловил в нём нотки удовольствия.

Он вздрогнул, когда почувствовал, что Эль опустила руку и пальчиками дотронулась до его спины. Он помедлил, а затем поднялся к девушке.

Как-то неправильно строился этот дом под красной черепицей. Криво, косо. Но даже таким он нравился Рейну, и, пожалуй, немного места в нём могло найтись для безумцев из Канавы.

Глава 17. Что ты здесь делаешь?

Рейн захлопнул дверь и устало опустился на кровать.

— Ох, — он выдохнул и провёл рукой по лицу. А ведь все практики считали, что работа старших инквизиторов была куда легче их собственной, ну конечно!

Эль подскочила с кресла, села рядом и прижалась боком.

— Что случилось? — заботливо поинтересовалась она.

— Я уже говорил, что ненавижу Инквизицию? — Рейн попытался улыбнуться, но вместо этого получилась гримаса.

— А если уехать? — быстро спросила Эль и с надеждой заглянула ему в глаза. — Я много думала об этом. В Арлию, где не знают ни про демонов, ни про ноториэсов?

Рейн недоумённо уставился на неё, затем переглянулся с Астом и покачал головой. У него и мысли никогда не возникало о том, чтобы уехать. Конечно, можно было наняться на корабль. Или накопить на билет. И, конечно, в Арлии стало бы легче, но… Это был бы просто побег.

Рейн снова уставился на Эль. Как можно оставить родителей и брата? Он испортил им жизнь, он же должен это исправить. Что уж говорить о себе! Побег — это предательство и трусость. Надо вернуть своё и ещё взять что-нибудь сверху. В Арлии крыши не укладывают красной черепицей.

Он не успел ответить, как сбоку послышалось негромкое:

— Эй!

Рейн вскочил и уставился на Кату, что сидела на перилах балкона. Она походила на маленькую тёмную птичку, неожиданно прилетевшую и севшую на насест. Аст и Эль одинаково недовольно нахмурились.

Рейн подошёл к окну, открыл его пошире и сказал:

— Если обойти дом с другой стороны, там будет дверь. Через неё можно зайти и подняться по лестнице. Обычно в Лице делают так, а у вас на юге — нет?

Эль тоже поднялась, но не сказала ни слова.

— Я вам помешала? — Ката скользнула взглядом по Эль и улыбнулась. — Так спокойнее. Чем меньше людей знает, в какие двери ты входишь, тем лучше.

Рейн покачал головой. Ну что за безумцы! Стадо одичавших животных — и это на них он решил сделать ставку?

— Тебя послал Вир или Кай?

— Я сама пришла.

— Зачем? — Рейн насторожился. Внезапные встречи редко заканчивались чем-то хорошим. Может, что-то с Каем? Или южанка хотела о чём-то предупредить?

— Поговорить.

— Заходи, — нетерпеливо ответил Рейн.

— Лучше ты выходи.

Ката исчезла. Рейн высунулся и едва разглядел её фигуру — в сумерках, в тёмном плаще, она больше напоминала тень. Он покачал головой. Да, здесь невысоко, а он сам входил и выходил в дома самыми странными способами, но, чёрт возьми, почему нельзя вести себя по-человечески?

— Рейн! — требовательно воскликнула Эль.

Он привлёк её к себе и обнял.

— Я же обещал помочь. Дай мне время, я узнаю правду.

— Это…

— Поговорим завтра. Ложись спать без меня, — он улыбнулся, схватил куртку и вышел на улицу.

Ката уже поджидала у двери. Накрапывал мелкий противный дождь, и она поплотнее натянула капюшон на голову. Девушка спросила:

— Не боишься за неё? Мы не сказки рассказываем и не благотворительностью занимаемся. С нами опасно.

— Ты хочешь меня отговорить? — Рейн с удивлением посмотрел на Кату. — Бояться пока нужно мне, если её отец узнает, с кем она и где.

Девушка стала ещё более серьёзной и ответила:

— Нет, я не хочу тебя отговорить, но и не могу быть нечестной с тобой. Рейн, как думаешь, почему мы все так откровенны, и Вир, я, Адайн рассказали о себе?

Рейн пошёл вверх по Первой и вздохнул.

— Ката, мне не нужны эти загадки. Что ты хочешь сказать?

— Почему ты не присоединяешься к нам?

Аст быстро провёл рукой по волосам и снова нахмурился. Рейн усмехнулся.

— К вам — это к кому? К безумцу, который пострадал от своих же экспериментов? К сумасшедшей, которая не умеет разговаривать, зато вовсю применяет магию? К тебе, которая сторонится людей и даже не пользуется дверью?

Ката резко повернулась к Рейну и сразу отвернулась.

— Да, я теперь сторонюсь людей, — тихо ответила она. — Кроме тех, кого ты назвал. Они — моя семья. И ради тебя я тоже попыталась пересилить себя. Мы все застряли не на своём месте, но у Вира есть план, а в нём — роль для тебя. Помнишь, Адайн сказала про Кая: «Забери его из Канавы и забери…» Я знаю, что она хотела добавить: «Всех нас».

«Всех нас», — повторил Рейн и переглянулся с Астом. Почему он им так нужен? Почему они вдруг стали надеяться на него? Он не просил этого и не хотел. Хватит с него долгов, хватит добавлять к грузу вес.

— Всё так странно перемешалось, — продолжила Ката. Она шла, держась ближе к дороге, чем к домам по Первой, и то и дело беспокойно оглядывалась. — Мы ведь не борцы за свободу, за демонов, если ты так решил. Мы борцы за самих себя. Мы хотим жить лучше, вот и всё. Но мы найдём свой покой, только когда в Кирии начнётся другой порядок — такой, где для нас будет место.

Рейн кивнул. Это он понимал. Все ведь только и боролись за себя. А если кто не мог — это был его выбор. Одни рыли себе путь наверх, а другие выкапывали могилы, чтобы смирно в них лечь.

— А ты выкапывал для других, — холодно проговорил Аст.

Рейн махнул рукой и ответил, скорее, не Кате, а своему демону:

— Я не буду спорить. Ты права, и мне тоже есть, за что побороться. Я правда устал так жить. Идём в «Три желудя».

Он снова переглянулся с Астом. Хватит уже обманывать себя и пытаться увидеть в прошлом свет. Инквизиция обещала светлое будущее, а на деле передавала его из рук в руки, как вещь. Между тем, долгов из-за неё становилось всё больше. Эта ставка не сыграла.

Ката снова повернулась к Рейну. Лицо закрывал капюшон, и её выражения не было видно, но в голосе слышалась надежда:

— Так ты?..

— У меня будет несколько условий. И татуировку со змеёй я всё равно не сделаю.

Ката рассмеялась, скинула капюшон и подставила дождю лицо с широкой улыбкой. Она нырнула в переулок и махнула рукой:

— Сюда, так короче, — девушка помолчала немного и сказала: — Ты не думай, что ты такой исключительный. Тебе просто повезло оказаться на том месте, которое нужно Виру.

Рейн фыркнул.

— А если я только из-за этого согласился? Не даёте мне почувствовать себя кем-то важным?

— Не из-за этого, — уверенно ответила Ката.

— Откуда тебе знать? — буркнул Рейн и надвинул капюшон на лоб, прячась от противных капель дождя.

— Я многих людей… — Ката сделала паузу, на лице появилось выражение муки. — Знала. Когда они уверены, что больше никогда тебя не увидят, у них просыпается желание разговаривать о том, о чём они привыкли молчать. Я научилась понимать, что скрывают другие и чего хотят. Я сразу поняла, что вы с Каем похожи. Тебе нужно было дать немного времени и свободы, чтобы ты сам принял правильное решение.

Рейн с удивлением покачал головой. Вот так вот. Раньше строил клетки для других, а сейчас попался сам. Аст оглушительно рассмеялся, и Рейн с испугом посмотрел на него. Демон умел сочувствовать, подбадривать, но не веселиться. Ещё одним безумцем больше.

Дождь усилился и вовсю забарабанил по крышам. Косые капли попали за шиворот, Рейн передёрнул плечами. Ката же шла вперёд, словно её дождь совсем не беспокоил, и специально подставляла ему лицо.

— Дома каждый день шли грибные дожди, — улыбнулась девушка. — И у нас росло много-много вишнёвых деревьев, а здесь их совсем нет.

— Почему ты не вернёшься домой? Или не найдёшь свою сестру? Неужели они, — Рейн неопределённо махнул рукой, — тебе дороже?

Ката опустил плечи и вздохнула.

— Нет, не дороже. Но оставлять их я тоже не хочу.

Впереди показались «Три жёлудя». Площадь пустовала, только зазывалы по-прежнему оставались на своих постах и коршунами высматривали добычу. Ката первой поспешила ко входу. Она на секунду задержалась у двери, обернулась, уже открыла рот, чтобы что-то сказать, но покачала головой и молча скользнула внутрь.

Официанты лениво слонялись по залу. Большая часть столов пустовала, и только в углу студенты завороженно следили за руками крупье и то и дело смеялись, даже когда проигрывали. Ката поймала взгляд одного из официантов и указала рукой наверх. Он покачал головой, и девушка задумалась:

— Наверное, Вир внизу. Пойдём… — протянула она и более уверенно повторила. — Да, пойдём сразу к нему.

Рейн спустился следом за Катой в подвал. Дверь была заперта, но у девушки оказался ключ. Внизу резко пахло камфорой, и с каждым шагом запах только усиливался. Они прошли по узкому тёмному коридору до единственной двери, из-за которой пробивался свет.

За ней оказалась настоящая лаборатория. Деревянные полки шкафов были уставлены колбами, мензурками, склянками. Рейн увидел несколько весов разных размеров, микроскоп, ящики, заполненные хламом: старыми тряпками, гвоздями, битым стеклом.

В центре комнаты, над высоким столом склонился Вир. Он не показал ни капли удивления и коротко кивнул:

— Я рад видеть тебя, Рейн.

Перед Виром стояла ёмкость с тёмно-жёлтой массой, похожей на желе. Она была установлена в более крупную, и зазор между стенками заполняла металлическая стружка. Рядом лежала трубка из тонкого стекла в виде спирали. Нестерпимо воняло камфорой.

— Ката, ты же знаешь, когда я работаю, ко мне не стоит спускаться.

Рейн ещё раз взглянул на ёмкости и всё понял. Он уже видел такие, когда Инквизиция отправила его вместе с другими практиками арестовывать учёных по подозрению в связях с королями Канавы. Они делали бомбы, и Вир был занят именно этим.

— Рейн хочет поговорить, — осторожно сказала Ката.

— Подождите меня в кабинете, я скоро поднимусь. — он достал из кармана жилета ключ и протянул девушке.

Ката кивнула, взяла его и скрылась за дверью, но Рейн задержался. Он посмотрел на Вира, на бомбу, пошевелил губами, словно собирался что-то сказать, и вышел следом. Хватит играть в инквизитора. Сейчас он такой же преступник, как Вир и Кай, и не ему указывать, что делать и как правильно.

Второй этаж встретил тишиной. Ковёр с толстым ворсом заглушал шаги. На стенах висели картины с простыми пейзажами. Двери были плотно закрыты, и с той стороны не доносилось ни звука.

— Что на втором и третьем? — полюбопытствовал Рейн.

— На втором этаже кабинеты Кая и Вира и комнаты для гостей — многие остаются после игры здесь. На третьем наши комнаты, — Ката улыбнулась. — Какая семья, такой и дом.

Девушка открыла дверь. Рейн зашёл следом и настороженно осмотрелся. Кабинет Вира был прост: потёртый деревянный стол, несколько полок с книгами, мебель в выцветших чехлах.

Ката села на диван позади, Рейн — рядом со столом. Он посидел так немного, а затем развернул кресло, чтобы видеть и Вира, когда тот придёт, и Кату.

Зайдя в кабинет, Витторио устало опустился за стол, снял очки и потёр глаза.

— Совсем без них ничего не вижу, а носить не хочу, — рассеянно проговорил он.

— Опять работал всю ночь и день? — строгим материнским голосом спросила Ката.

— Кенси заплатил втрое больше, чтобы я поторопился. — Вир перевёл взгляд на Рейна. — Итак, что привело тебя?

— Рассказывай свой план, профессор, — быстро произнёс инквизитор и почувствовал, что ему стало легче. Аст тоже вздохнул с облегчением. — Я в деле, хотя у меня есть несколько условий.

Ката улыбнулась, но Вир оставался спокоен и холоден.

— Почему? Что тебя убедило?

Рейн пожал плечами.

— Мне просто нужно раздать долги. И получить кое-что для себя.

Дело было не только в этом, но Рейн чувствовал, что ему сложно довериться Виру. Он не мог напрямую сказать, как Кате или Адайн, что устал слышать «ноториэс», что боялся за свою семью.

— И что это?

— Немного правды и денег.

— Значит, ты хочешь продать своё участие? Что же, пусть так, — Вир вздохнул. — Будущее зависит от всех нас. План растянется не на неделю и не на месяц. В нём десятки переменных и, должен признать, он изменится ещё не раз. — Вир улыбнулся. — Мы делаем ставки, а кости всегда бросают за нас. Остаётся лишь как можно точнее сделать расчёт и помолиться за удачу.

— Ну и каким богам мне молиться? — Рейн скрестил руки.

— Я верю лишь в одного бога — в человека. Мы сами выбираем, кем нам стать. Исход битвы за нами, поэтому и молиться я буду только себе.

«Самодур», — Рейн закатил глаза.

— У нас молятся Лаару Семиликому, — откликнулась Ката и поправила волосы. — Чтобы попросить удачи, нужно обратиться к его лику дитя.

— Вот тебе вариант, — Вир, улыбаясь, махнул рукой.

Рейн уже начал говорить, как резко, точно с пинка, открылась дверь. Первым вошёл Кай в костюме в коричневую клетку. Костюм этот был помят, на рукаве виднелось пятно крови. Рейн дёрнулся, но заставил себя промолчать. Если что и случилось, то явно не с Каем. Лучше не реагировать, сам расскажет, когда захочет.

— Готово! — воскликнул брат, проводя рукой по мокрым волосам.

Следом вошла Адайн. На ней была та же белая блуза, что и в прошлую встречу в «Трёх желудях». Напрочь промокшая, она облепила стройную фигурку девушки.

— Помещение наше, — Адайн подмигнула. — Я переоденусь и приду.

Кай смерил Рейна строгим взглядом и опустился в кресло напротив. Затем он посмотрел на Вира, и на лице сразу появилась довольная улыбка:

— Ну что, профессор, идём дальше? Гиртан Ф-Хел не хотел соглашаться на наши условия, и мы немного повздорили, — он с досадой посмотрел на пятно крови и снял пиджак. — Но всё-таки договорились. Со следующего месяца он сдаёт нам склад.

— Вы в порядке? Чья это кровь?

— Не моя. Адайн — умница, ты же знаешь. Коли и Киро тоже хорошо сработали.

— Ты же не звал их сюда?

— Нет, зачем? Им рано знать.

Вир потёр переносицу, затем кивнул.

— Ну а ты что делаешь здесь? — Кай искоса глянул на Рейна.

Тот не понял, было в голосе брата больше усталости или враждебности.

— А зачем ты меня сюда затащил? Ты хотел, чтобы я присоединился — вот я.

— Рейн, — начал Кай, и в нём снова показался тот лохматый босоногий парнишка. — Ты серьёзно?

Кай смотрел так же, как раньше, когда Рейн обещал взять младшего братишку куда-то с собой. Захотелось улыбаться во всё лицо, но он сдержался. Надо оставаться рядомс братом, и со временем тот смягчится.

— У меня есть условия, — отозвался Рейн. — Это сделка, и она будет выгодна обеим сторонам.

— Жук ты, Рейн, — откликнулся Кай, и в голосе послышалось что-то похожее на одобрение.

— Мальчики, — строго проговорила Ката. — Мы здесь не для того, чтобы делить людей на кошек и собак. Что нам делать дальше? — она посмотрела на Вира. Он снова надел очки и обвёл присутствующих взглядом.

Зашла Адайн, закутавшись в длинный халат. Косо подстриженные мокрые волосы свободно ниспадали на плечи. Рейн на секунду почувствовал вину. Это он тогда отпустил Адайн, но отрезал косу и швырнул её под ноги Энтону, чтобы глава поверил в смерть девушки. Всё началось с этого и вот к чему привело.

— Я же говорил не разгуливать в халате по второму этажу! — раздражённо бросил Кай. — Это тебе не ночлежка, гости платят нам деньги за уют и покой.

Адайн села к Кате на диван и поджала ноги.

— А разве девушки в халатах не создают ощущение покоя? Это так по-домашнему.

— Хочешь ходить в таком виде, тебе в «Сад», это дальше по улице.

Ката резко бросила:

— Во имя Лаара Семиликого, хватит! Когда вы научитесь разговаривать спокойно?

Рейн с любопытство посмотрел на каждого и снова почувствовал себя охотничьим псом. Они назывались семьёй, что ж. Вир был главой семейства, и им явно двигала месть. Ката играла роль матери, мирила и успокаивала других, но ради чего? Неужели только спасение привязало девушку к Виру?

Кай и Адайн в этой семье оказались непослушными упрямыми детьми. Они пытались найти своё место и взять больше, чем давала им жизнь. Несмотря на все споры, они явно были привязаны и дорожили друг другом. И кого из «родственников» ещё не хватало здесь?

— Хочешь же в эту семью, — Аст наклонился над ухом. Рейн дёрнул плечом, отмахиваясь от демона.

— Хорошо, — Вир с шумом опустил руки на стол. Рейн и Кай одновременно вздрогнули. Отец всегда так делал, когда был недоволен детьми. Это означало хорошую порку, а затем длинный рассказ на тему смирения и демонов. — Рейн, какие у тебя условия?

— Семьдесят тысяч киринов и правда о девушке, которую Дети Аша обменяли на дочь одного из великих родов.

Кай переглянулся с Адайн, а Вир — с Катой.

— А что не больше? Зачем тебе столько? — спросил Кай.

— Билет в хорошую каюту до Лёна стоит семь тысяч. Я не знаю, что вы задумали, но не хочу ставить родителей под угрозу. И если ты заметил, Кай, мать и Агни болеют. Итого на билеты уйдёт двадцать одна тысяча, и как минимум сорок нужны на жизнь и лечение. Остальное мне нужно для мелких расходов.

— Отца можно здесь оставить, — буркнул Кай.

— Можно, — Рейн кивнул. — Он заслужил это, но я так не сделаю.

— У меня нет этих денег.

«У меня», — повторил Рейн и посмотрел сначала на Кая, затем на Вира. А деньги-то в этой семье принадлежали «сыну».

— Найди. Разве для тебя это проблема? — с вызовом спросил Рейн.

— Кай, у тебя есть столько, я знаю, — строго повторил Вир. — Речь идёт о твоих родителях. Ты не должен их бросать. Сам знаешь, как сейчас неспокойно в Лице и что будет дальше.

— Меня-то они смогли бросить, — буркнул Кай.

— Относясь к свинье по-свински, ты разве сам не становишься свиньёй? — громко спросила Адайн и уставилась на Кая. Он сжал губы в тонкую линию и нехотя ответил:

— Хорошо, я найду эти деньги. Завтра.

Рейн с интересом посмотрел на девушку. Она за несколько простых слов переубедила Кая, чего не смог ни он, ни Вир.

— А она неплохая, — Аст по-глупому улыбнулся и взъерошил волосы.

— Рейн, о каком роде ты говоришь? — спросил Витторио и снова снял очки, прищурился.

Инквизитор положил руки на колени и наклонился ближе к Виру.

— Род «Я». У Я-Эльмона, главы Церкви, похитили ребёнка пятнадцать лет назад и заставили каждый год платить деньги. Я хочу знать, где его дочь сейчас и кем была та девочка, которую Дети Аша отдали Я-Эльмону.

Вир потёр виски.

— Таким занимаются только радикалы. Их немного, и почти всех я знаю. У меня есть зацепка, но… — он покачал головой.

С каждым его словом Ката становилась всё мрачнее. Она вцепилась руками в диван процедила:

— Дети Аша похищают детей? Чем тогда они отличаются от работорговцев?

Вир вздохнул и ответил:

— Ничем. Ты же знаешь, у нас своя правда. Мы сражаемся не за них или их веру, а за себя.

— Ублюдки, — Ката с хрипом выдохнула. — Кто мог это сделать?

— Не люблю, когда нити сходятся, — Вир задумался.

— Сходятся? — переспросил Рейн. — Эй, что ты знаешь, профессор?

— Найти дочь Я-Эльмона несложно. Я слышал об этой истории. Подмененных детей больше, чем кажется. Узнать про ту девочку будет сложнее. Дай мне время, Рейн. Это все твои условия?

Ката и Адайн переглянулись. Адайн воскликнула:

— Насколько больше этих детей? Что мы можем для них сделать? Это же неправильно! Как ты мог знать и молчать?

— А что ты хочешь? Найти каждого и рассказать ему правду? Так этим ты не сделаешь счастливее никого. Или остановить Детей Аша? Но ведь и Совет играет не по правилам. Это настоящая война — между теми, кто хочет заставить молчать, и теми, кто хочет говорить. А в войне принято использовать любые методы. Несправедливость будет всегда — таковы уж люди. Мы можем лишь сами постараться стать лучше.

Адайн вздохнула и ответила Виру угрюмым взглядом.

Рейн нахмурился:

— Ну а после всего этого, что будет? Даже если люди поверят своим демонам, а Совет падёт, многое ли изменится?

Вир покачал головой.

— Нет, Рейн, нет. Мы и не мечтаем об абсолютной свободе или счастье. Так не бывает. Только глупцы думают, что война или революция сделают людей счастливее. Не сделают. Всё зависит от самих людей. И мы попробуем дать инструмент, который поможет обрести то самое счастье, — Вир снял очки и стал протирать стёкла. — Я не политик. Я не знаю, кто должен встать во главе Кирии. И не буду искать таких людей. Я принесу хаос, это верно. Но именно толчок помогает людям проснуться. Я дам его. А вот захотят ли они дальше держать глаза открытыми — решать им.

Рейн опустил взгляд и вздохнул. Наверное, это верно. Незачем давать бедняку деньги, надо дать ему работу. Со счастьем также. Оно ведь для каждого своё, его не пообещать. Но если путь к нему один — слушать своё сердце, — надо указать другим на эту дорогу и убрать тех, кто перекрыл её.

Рейн переглянулся с Астом. Вот его голос. Он многое потерял, слушая его. И ещё совсем немногое обрёл. Но каждое молчание, каждый смиренный взгляд обошлись бы ещё дороже.

— Ну хватит этой лирики, — проворчал Кай и пригладил волосы. — Профессор, рассказывай, что нам делать?

— Курс тот же. Адайн, постарайся научиться вести себя сдержаннее, — Вир улыбнулся, а девушка закатила глаза. — Скоро ты поднимешься повыше.

Витторио посмотрел на Кая, и тот сразу подался вперёд.

— От тебя нужны деньги. Продолжай работать. Даже хаос требует вложений.

— И сил. Наш маленький Крысиный совет скоро станет полчищем крыс, — Кай ухмыльнулся.

Рейн вздохнул.

Адайн пояснила:

— Считается, что крысы переносят болезни. А для Совета те, кто говорят с демонами, больны. Вот мы и будем разносить эту болезнь всё дальше и дальше.

Рейн усмехнулся. В детстве ему хотелось быть волком или собакой. А вырос — присоединился к крысам.

— Ката, мне нужно твоё умение слушать. Ты знаешь, к кому подобраться.

Девушка закрыла глаза и кивнула. Едва ли она был рада такой работе. А всё-таки, что же держало её здесь?

— Рейн, В-Бреймон приезжает в конце недели. В начале следующей он позовёт тебя на разговор. Он любит действовать… — Вир замолчал, подбирая верное слово, — жёстко. Ты должен вытерпеть все его вопросы и заслужить доверие. Пока это всё, что от тебя требуется.

— Что ты знаешь про В-Бреймона? Кто из Инквизиции сотрудничает с Детьми Аша?

— Ты, — Вир улыбнулся. — А всё остальное пока не важно. На этом разговор окончен, идите заниматься своими делами.

Адайн вскочила с дивана и потянулась. Кай довольно потёр руки.

— Скоро будет громко.

— Мы идём сегодня? — Адайн мотнул головой в сторону двери. Кай отозвался:

— Да, — задумчиво протянул он и почесал затылок.

Ката встала рядом и тоже улыбнулась, как мать, которая наконец увидела, как дети помирились.

Рейн остался сидеть. Адайн, Ката и Кай уставились на него в ожидании. Вир махнул рукой, и они вышли, аккуратно закрыв дверь.

— У тебя остались вопросы? — Витторио сцепил руки.

Рейн помолчал, а затем спросил:

— Так что от меня нужно? Зачем мне доверие В-Бреймона?

— Чтобы нас слышали, надо оказаться на месте тех, кого слушают, верно?

Рейн округлил глаза от удивления.

— Это лишь намётки. Рейн, дай мне время, ты всё узнаешь.

— Ну а тебе то что надо, профессор?

Теперь уже некоторое время молчал Вир, затем пожал плечами и ответил:

— Всё просто. Отняли у меня — теперь отниму я. То, что Совет заботливо выращивал всю жизнь. Его ложь.

Рейн встал и снова спросил:

— Я не понимаю, вы то называете себя Детьми Аша, то нет, знаете других, но не поддерживаете их?

Он почувствовал себя нерадивым учеником, который никак не мог освоить урок. И вроде бы никто не скрывал правду, но картина никак не складывалась в единый узор. Десяток вопросов так и просились: что им надо, как это началось, что дальше, кто, куда, зачем…

Рейн вздохнул. Инструменты практика позволяли получить ответы быстрее.

Вир выпрямился и поучительным тоном начал:

— Мы поддерживаем Детей Аша, но не во всём. Они все хотят свободы голосов — с этим нельзя не согласиться, но наша борьба отличается. Радикалы слишком радикальны, и у них никогда нет денег. Либералы медлительны, я состарюсь раньше, чем дождусь их действий. Консерваторы годятся только на то, чтобы перешёптываться о демонах в тёмных гостиных. Да, мы были Детьми Аша и по-настоящему не ушли от них, хотя уже достаточно отдалились. Дело в том, что названия порой становятся хорошей броней, и надо правильно выбрать, от какого мастера будет эта броня.

Рейн молча вышла из кабинета. За дверью уже поджидали переодевшиеся Адайн и Ката.

— Ты готов идти? — быстро спросила Адайн и поправила рукава тёмно-зелёного платья.

— Куда?

— Любишь хорошо работать — умей хорошо отдыхать, — Адайн назидательно подняла палец вверх.

Ката улыбнулась.

— Мы хотели прогуляться вдоль Эсты, а затем зайти в «Певчую птицу».

— Нет, — начал Рейн, вспоминая оставленную дома Эль, но увидел спускающегося Кая и сразу изменил решение: — Да, я пойду с вами, — Кай подошёл ближе, и Рейн громко добавил: — Мы же теперь семья.

Аст улыбнулся. Шанс, что этот совместный вечер изменит отношение брата, был невелик, но уцепиться за него стоило.

Кай ответил равнодушным кивком. Адайн встала рядом с ним и взяла его под локоть. Рейн подал руку Кате, но она взглянула на него, как дикая лошадь, которую пытались взять под узды, и он тут же убрал руку.

Дождь стих, ветер улёгся, и вечер уже больше напоминал лето. Он был полон шуток и пустых разговоров, точно они были стайкой легкомысленной молодёжи, которая жила обычной жизнью без пыток, похищений, убийств и всех этих рассказов о демонах.

Рейн сам себе казался чужим: кем-то совсем новым, не связанными долгами и предрассудками, и ему нравилось это ощущение.

— И что ты здесь делаешь, братец? — шепнул Кай и протянул ему бутылку вина. Он достал её из сумки, хотя Рейн мог поклясться, что в ней было недостаточно места. Хотелось одновременно снисходительно улыбаться и зло смеяться. И это на них он решил сделать ставку!

Они долго слонялись по набережной. Шли по одному берегу, переходили через мост, шли по другому. Вино кончалось быстрее, чем хотелось, и Кай, как фокусник, доставал всё новые бутылки.

В «Певчей птичке» потолок был выкрашен яркой синей, красной и жёлтой красками. Повсюду виднелись изображения птиц и зелень. Казалось, они попали в настоящий сад. Большую часть помещения занимала сцена. Справа примостилась группа музыкантов, а слева выступали желающие спеть. Музыканты могли сыграть любую мелодию, и зрители спешили голосами и аплодисментами поприветствовать или прогнать смельчаков.

Кай, Адайн, Ката и Рейн плюхнулись за круглый стол, что-то заказали — Рейн едва обратил внимание что. В большие окна уже заглядывали лучи рассветного солнца, и хотелось жадно глядеть на них, и чтобы этот миг не заканчивался.

Рейн взял стакан виски и залпом выпил. Аст стоял рядом, глупо улыбался и рассеянно смотрел на сцену, где какая-то парочка горланила сопливую балладу.

— И часто вы здесь бываете? — поинтересовался Рейн.

Адайн вместо ответа спросила:

— Ну что, Рейн, ты умеешь петь?

— Я? — он едва сдержал улыбку. — О нет, никогда!

— Унылая ты задница, — Адайн протянула руку Каю, и он, помедлив, откликнулся. Девушка птицей взлетела на сцену, что-то шепнула музыкантам, и зазвучала мелодия.

Рейн поймал растерянный взгляд Кая и напрягся. Он его уже видел.

Брат всегда любил петь. Отец заметил это и заставил Кая, когда тому было восемь, принять участие в постановке, которую ставила Церковь для бедняков, по мотивам истории Яра и Аша. Вся семья пришла, чтобы увидеть его первое выступление. А тот растерянный мальчишка только стоял посреди сцены в нелепом костюме, во все глаза таращился на отца и не мог произнести ни слова. Отец простоял минуту, другую, а затем скрестил руки, громко усмехнулся и вышел.

И вот Кай молчал вновь.

— Он сможет, — шепнула Ката с надеждой. — Адайн всегда пытается его вытащить, но Кай или не выходит, или молчит.

Музыка звучала всё громче. Рейн чувствовал на себе пристальный взгляд Кая, и он мог поклясться, что в этот самый момент брат видел в нём не только его, но и отца, и мать — семью, которой не оказалось рядом, когда надо было.

Мелодия продолжалась. Музыканты переглядывались друг с другом. Голоса должны были уже зазвучать, но слова не шли. Адайн крепко сжимала руку Кая, а тот лишь глядел на Рейна, как когда-то на отца, которого боялся подвести.

Рейн знал эту мелодию. Красивее кабацких песен, но недостаточно, чтобы звучать в домах поприличнее. Это был настоящий гимн потерянных — и не удивительно, что Адайн выбрала её.

— Куда ты идёшь столько лет? На север — один лишь ответ, — не пропел, а скорее прокричал Рейн. Он крепко сжимал стакан и смотрел на брата, пытаясь вложить во взгляд всё, чего тот ждал: и извинение, и поддержку, и надежду.

Кай подхватил и пропел следом. Рейн улыбнулся, чувствуя себя дураком. И вот уже Адайн и Кай стояли совсем рядом, во все глаза глядели друг на друга и кричали:

— Эй-эй-эй, что ты здесь делаешь?

Редкие посетители «Певчей птички» пропели строчку следом. Рейн переглянулся с Астом.

— Что ты здесь делаешь?.. — повторил Рейн, чувствуя странную тоску, и это был настоящий вопрос, а не песня.

Парень, который пытался сказать, как ему не хватило родных, когда это было нужно. Девчонка, во всё горло кричащая о несправедливости и одиночестве. И ещё одна девчонка, говорящая о потерях и надежде одновременно. Как он оказался среди них, что делал?

Рейн посмотрел на улицу, залитую солнцем, через большое окно и прищурился. Аст стрелой подлетел к нему и воскликнул:

— Что ты здесь делаешь? Понятно что! Говоришь, демоны — это голос сердца, так? — он развёл руки в разные стороны. — Так вот он я, твой голос, слушай! Ты не трус, и ты хочешь побороться. Все твои — вот они, — Аст махнул рукой. — Им никогда не давали сказать, отнимали, обманывали. Так и с тобой. О тебе говорят: ноториэс. Печально известный. И пусть! Встреть эту жизнь с гордо поднятым средним пальцем и покажи всем, кто ты на самом деле. Рискни. Может, ты подохнешь в канаве, как последний пёс, или тебя заключат в Чёрный дом, или казнят — ну и что же? Разве ты и так не на дне? Оттолкнись и вперёд. Тебе есть за кого бороться, даже если это самые сумасшедшие люди в мире, так поборись!

Кай и Адайн снова пропели, а посетители прокричали следом:

— Что ты здесь делаешь?!

Рейн улыбнулся, прикрыл глаза и откинулся на спину стула. Кажется, с ума сошёл уже и сам мир, но зато он начал понимать, что делал.

Глава 18. В-Бреймон

— Хорошо, — буркнул Рейн и закрыл дверь кабинета главы Инквизиции.

— Будь внимательнее, — шепнул Аст и настороженно огляделся. Рейн кивнул и стал спускаться.

Вир всё сказал верно: В-Бреймон вернулся в Лиц в воскресенье, а во вторник позвал Рейна к себе. Рано утром он поднялся к нему, однако секретарь отправил его в подвалы Чёрного дома. И это там, где были одни лишь камеры, он должен говорить с главой Инквизиции?

Всё внутри кричало: беги, пока цел. Рейн шёл по лестнице, вплотную прижав руку к перилам, точно надеялся, что они могли его задержать.

Внизу из-за поворота вынырнул Анрейк, и Рейн резко отпрянул.

— Эй! — крикнул Л-Арджан.

— Извини, — буркнул парень. — Работы много, я торопился.

Анрейк уставился на Рейна. Он покусывал губу, словно хотел что-то сказать и не решался.

— Ну так иди работать, чего стоишь?

— Рейн, что произошло у тебя с киром Д-Арвилем? Почему ты больше не личный практик? — Анрейк помолчал и добавил: — Ты справлялся с этой работой лучше, чем я.

Рейн вздохнул и резко ответил:

— Д-Арвиль слишком зарвался. Уходи, Анрейк. Поверь, ничего хорошего тебе не даст такая работа. Переведись в другое отделение. А ещё лучше попроси у отца денег и попробуй откупиться от клятвы. Тебе это не нужно.

Анрейк вспыхнул и задиристо крикнул:

— Ты не знаешь, что мне нужно!

— А я догадываюсь. Хватит прикрываться своим родом, сам-то ты хочешь другого.

— Ты себе бы это сказал, — шепнул Аст на ухо. Рейн резко дёрнул плечом.

Анрейк насупился и процедил сквозь зубы:

— Тебе не понять меня, ты же ноториэс.

— Да, и что? Когда уже ты сделаешь что-нибудь для себя? — Рейн прищурился и расплылся в улыбке. — Как делают ноториэсы.

Рейн не стал дожидаться ответа и пошёл в другой конец первого этажа, к лестницам, ведущим в подвалы. В голове ещё звучало: «Ты же ноториэс». Впервые эти слова не казались проклятием. Рейн выдохнул и улыбнулся спокойной улыбкой.

Аст встал рядом и тихо проговорил:

— А они ведь ни разу не сказали так.

Рейн скрестил руки и хмыкнул.

— Сказали, но без презрения, — с улыбкой поправился Аст.

Да, кучка сумасшедших понимала его лучше других. А может, на самом деле сумасшедшими были все остальные? Рейн махнул рукой и ускорил шаг.

Подвалы встретили полумраком и прохладой. Три этажа тянулись вниз, и каждый поджидал своего пленника. Рейн когда-то сидел на минус первом, и камеры здесь напоминали скромные кельи. Не то что на третьем. Туда даже сами инквизиторы не любили заходить, и пахло внизу всегда кровью, протухшим мясом и гнилью.

Рейн передёрнул плечами. Кай когда-то сидел там, пока он прогуливался мимо. Может, в одном из узких каменных мешков. Или в камере, где с потолка постоянно капала вода, что сводило с ума одним только звуком. Или в комнате, полной крыс. Не зря же он шутил про них.

Рейн спустился на второй этаж. У открытое двери одной из камер стоял высокий светловолосый мужчина в чёрной полумаске. Личным практикам было не обязательно носить её, но поговаривали, что лицо подручного В-Бреймона покрывали шрамы — хотя кто-то говорил про ожоги, — которые оставил сам Ригард в порыве гнева.

— Заходи, — сказал практик и указал рукой на дверь. Рейн окинул взглядом его фигуру: высокий, сухой — одни сплошные мышцы. Если они столкнутся, кто победит?

Рейн прошёл мимо практика, увидел В-Бреймона и Э-Стерма, а его схватили за волосы и с силой потащили вперёд. Рейн захватил запястье державшего, попытался вывернуться влево, но не успел перехватить руку, как его наклонили к корыту и окунули в вонючую воду. Она залила уши, нос. В горле запершило, легкие отозвались болью.

Рейн уперся ладонями в осклизлые стенки корыта, но рука держала крепко, не давая приподняться ни на сантиметр. Затем хватка ослабла, его подняли и развернули в сторону В-Бреймона.

Рейн жадно глотнул воздух, несколько раз открыл и закрыл рот и с выпученными глазами уставился на главу Инквизиции. Ригард, вальяжно развалившись на стуле, улыбнулся.

— Я рад, что ты пришёл, Рейн. Нам есть о чём поговорить. И сейчас ты мне всё расскажешь, — он кивнул, и практик отрепетированным движением окунул Рейна в воду.

Тот успел ухватиться за деревянные края, но в спину упёрлось колено, заставляя опуститься всё ниже и ниже.

Рейна потянули наверх, он сделал судорожный вдох и снова оказался в воде. Жжение в груди всё нарастало, пока не превратилось в огонь в лёгких. Инквизитор чувствовал, как участился пульс, и громкое биение сердца эхом отдавалось в ушах.

И снова вверх. Рейна с силой усадили на стул, как безвольную куклу. Он сразу потянулся к ножу на поясе, но практик костяшками пальцев ударил по локтю — по нему будто прошёл разряд, и ладонь сама разжалась.

Светловолосый перекинул через грудь широкий кожаный ремень. Рейн рванулся изо всех сил, но перевязь крепко прижала к спинке стула. Аст стоял рядом, скалился и с бессильной злостью смотрел на Ригарда.

— Лучше сиди спокойно, — посоветовал В-Бреймон. — Или тебе есть что скрывать?

Во рту ещё стоял привкус затхлости. С волос капала вода и скатывалась за шиворот, но от гнева и страха кидало в жар. Дыхание никак не приходило в норму, и срывающимся голосом Рейн крикнул:

— А есть за что меня пытать?

Практик тут же отвесил затрещину, и перед глазами потемнело. Когда зрение прояснилось, Рейну показалось, что он в первый раз увидел камеру: голые каменные стены, три стула, крюк, свисающий с потолка — на такой за кандалы подвешивали пленников. И всё это для него?!

— Д-Арвиль говорил, что ты любишь дерзить, но со мной это не пройдёт, — Ригард встал со стула и навис над Рейном. — Мне нужно другое. Чтобы понять, можешь ли ты это дать, я задам несколько вопросов. Условия, располагающие к ответам, созданы, — он махнул рукой и улыбнулся, затем обратился к Э-Стерму, который сидел в углу и равнодушным взглядом наблюдал за происходящим: — Напомни, почему он может подойти?

Рейн со злостью уставился сначала на одного, затем на другого. «Ублюдки». Он переглянулся с Астом. Вир говорил, что В-Бреймон любил действовать жёстко, но… Чёрт возьми!

— Условия созданы, — процедил сквозь зубы Рейн. А ведь сколько раз он сам действовал также, как этот практик!

Нелан выпрямился и сухо ответил:

— Он из благородного рода церковников, но уже четыре года служит Инквизиции. Д-Арвиль отметил его исполнительность, готовность служить и умение работать по нашим правилам. И он ноториэс, — впервые это слово прозвучало одобрительно. Рейн вздрогнул и уставился на Э-Стерма.

Лет тридцати пяти на вид — одного возраста с В-Бреймоном. Они были похожи фигурой, осанкой, взглядом. И один из них принадлежал великому роду, но уступил, а другой — только из благородному, но сумел взять больше предложенного.

— Ноториэс, — Ригард кивнул и снова опустился на стул, положил ногу на ногу и с интересом уставился на Рейна: — И что ты знаешь, ноториэс?

На спине выступил пот. Его видели с Детьми Аша. Или видели, как он заходил в «Три жёлудя». Хотя нет, это ещё не повод. Прийти в игорный дом мог любой. Но если у Детей Аша были свои люди в Инквизиции, то что мешало инквизиторам сделать то же?

— А что я должен знать? — с вызовом ответил Рейн.

— Не поддавайся, — уверенно сказал Аст и встал рядом. — Мы вытерпим. Не ради Вира. Ради себя.

Практик снова отвесил затрещину. Рей уронил голову на грудь и медленно выпрямился. В висках стучало, и он едва мог сфокусировать взгляд.

— Сказал же, не дерзи, — лениво откликнулся В-Бреймон. — Я таких козявок, как ты, научился давить ещё лет тридцать назад. Выбор за тобой: спокойно и честно отвечать или сидеть здесь всю ночь. Только мы всё равно всё узнаем. Лидар у нас мастер, — Ригард улыбнулся практику. — Знаешь ведь, на что мы способны. Сам делаешь то же с другими, — он притворно вздохнул. — Вот такая вот жизнь. Сначала ты охотник, а потом начинается охота на тебя.

Аст дотронулся до плеча легчайшим прикосновением и произнёс:

— Ты знаешь правила этой игры, и мы должны переиграть их.

— Спрашивайте, кир В-Бреймон, я отвечу на все вопросы, — Рейн склонил голову, изображая покорность, но в голосе так и звучала злоба.

— Почему ты пошёл в Инквизицию?

«Да я бы и так рассказал!» — едва не закричал Рейн.

— А велик ли выбор у ноториэса?

— Ты ведь из церковного рода. Неужели родные не помогли устроиться?

— Отец потерял своё влияние, а больше никого в роде «Л» нет.

«А может, ещё о бабке и матери рассказать?» — Рейн исподлобья глядел на В-Бреймона и едва сдерживал злость. Ригард тоже знал, что на такие вопросы Рейн и так бы ответил. Он хотел проверить его на прочность и показать свою силу.

— Чего ты хочешь от работы в Инквизиции?

Рейн решил ответить, как отвечал раньше.

— Мне нужны деньги.

— Зачем?

— Хочу купить землю и построить дом, — Рейн усмехнулся. — Став ноториэсом, я многого лишился, но нет ничего, что не исправить деньгами.

Рейн переглянулся с Астом. Ещё недавно он искренне в это верил. Как если бы деньги могли стать лекарством от воспоминаний, могли позволить отцу и матери забыть о лишениях и унижениях из-за него, могли вернуть любовь брата. Ага, как же. Его долги было не так легко раздать. Но от ноториэсов не ждали таких размышлений, в такую ложь им будет легко поверить.

— Ну и на что ты готов ради денег? — негромко спросил Э-Стерм.

— На всё, — Рейн усмехнулся той же многозначительной ухмылкой, какой всегда отвечал Д-Арвилю.

— Как ты опустился до этого, Рейн? — Ригард обвёл камеру рукой.

— А вы, кир В-Бреймон? — выпалил Рейн и сразу вжал голову в плечи, ожидая удара Лидара.

Слова точно сами сорвались с губ. Рейн знал, что должен играть роль верного пса, который ни за что не зарычит на хозяина, но она давалась всё хуже.

Практик пнул его ногой под колено. С губ сорвался стон.

— Ну сколько раз повторять, Рейн? — устало спросил Ригард. — Не дерзи мне. Или думаешь, я бросаю слова на ветер?

Аст всё больше напоминал зверя: волосы взъерошены, взгляд разъярён, он скалился и грозно сжимал кулаки.

— Ври, ври, как всегда, как умеешь, — прорычал демон. — Игра уже началась.

Нелан встал. В голосе мелькнуло что-то отеческое:

— Рейн, ты делаешь себе хуже. Просто ответь на несколько вопросов и сможешь уйти.

Ригард закатил глаза и раздражённо махнул рукой.

— Ты ему ещё слюни подотри, этому щенку. И такой-то подходит, говоришь?

Рейн переглянулся с Астом. Шанс ускользал. Непонятно, на что был этот шанс, зачем ему нужен, но он чувствовал, что должен ухватиться за него всеми руками и ногами.

Рейн сделал несколько глубоких вдохов, чтобы подавить желание броситься вперёд и вцепиться инквизитору в горло.

— Кир В-Бреймон. Я сижу связанный. С волос до сих пор капает вода — меня чуть не утопили. Чего вы ждёте? Я не знаю, какой дурак тут же поднимет лапки кверху и спокойно улыбнётся. Я хочу служить Инквизиции и готов отвечать, но что я сделал, чтобы получить всё это?

Ригард потёр щёку, заросшую тёмной щетиной. Аст разжал кулаки, пригладил волосы.

— К чему ты идёшь, Рейн? — спросил В-Бреймон.

«К моменту, когда окуну тебя в помои». Вместо этого Рейн серьёзно ответил:

— Я хочу подняться выше. Знаю, ноториэсам нет места — но разве не смог я стать старшим инквизитором?

— Что тебе даст это «выше»? Ты же так и останешься ноториэсом.

Рейн растерялся. По-настоящему он никогда не мог ответить на вопрос, а в глубине души догадывался, что ответа на него вовсе нет. Но только эта иллюзия и была опорой, которая связывала всё внутри воедино и давала силы день за днём заходить в Чёрный дом, играть роль пса и откликаться на презрительное «ноториэс».

Рейн вспомнил слова Анрейка.

— Мой род издавна служил Церкви. Пусть туда мне дорога закрыта, но я могу служить Инквизиции. Я не хочу подвести родителей. Не ещё раз. Может, когда-нибудь я снова смогу назваться Л-Арджаном, и видя меня и слыша это имя, другие перестанут презрительно хмуриться или отворачиваться.

— Ты так привязан к семье? — спросил Нелан с интересом и придвинул стул к Рейну. Тот мог разглядеть каждую веснушку на его лице и каждый волосок на усах.

«Противная ты морда», — Рейн хотел скривиться, но опустил взгляд и тихо ответил:

— Нет, но из-за меня родители лишились всего. Я должен вернуть им хоть что-то.

— А твой брат?

Рейн вздрогнул.

— Скажи, что надо, он бы понял, — подбодрил Аст.

— Отец выгнал Кая, когда ему было ещё четырнадцать. Да, я и сам послушал своего демона, но Кай не знал границ. Он связался не с той компанией. Может, хорошо, что его убили. Родители бы не пережили, если бы узнали, что творил Кай.

— Рейн, что ты думаешь по поводу демонов?

Он пожал плечами.

— Ничего. Это как думать о своей пятке — она просто есть, но вспоминать о ней вовсе не обязательно.

— А что ты скажешь о других членах Совета?

Рейн напрягся. Какой ответ понравился бы Ригарду?

— Кир В-Бреймон, я хочу ответить честно, какими бы резкими ни показались вам мои слова. Нол Я-Эльмон — лживый праведник. Крейн У-Дрисан — настоящий торговец, хитрый и жадный толстяк. Ньяр О-Ренек, как все гвардейцы, тупой и грубый. Симан И-Ильман — кабинетная крыса, не знаю, за что его выбрали главой учёных. Судья Парен Е-Мик выглядит жалко, но про него ещё мало что слышно.

Ригард провёл рукой по коротко стриженым тёмным волосам и рассмеялся.

— Весьма точно. А что тогда ты обо мне скажешь?

Область под коленями, куда ударил Лидар, заныла. Надо подбирать слова осторожнее.

— Кир В-Бреймон, вы единственный член Совета не из великого рода. Как и я. Служить лучше тому, кто сделал то, что немногим удавалось.

Нелан едва заметно покачал головой, будто предостерегал, и Рейн замолчал. Лесть хороша в меру. Ригард скрестил руки на груди и спросил:

— Говорят, практики Д-Арвиля узнали об Я-Эльмоне что-то интересное?

— На протяжении пятнадцати лет он жертвует деньги людям и организациям, которые связаны с Детьми Аша. Его дочь не раз видела, как он с кем-то разговаривал, но в комнате не было никого, кроме него самого — и демона, конечно. Также Я-Эльмон тесно дружит с главами учёной и торговой гильдий. Настолько тесно, что хочет отдать свою дочь за сына У-Крейна.

Рейн говорил медленно, лениво, но сам жадно наблюдал за В-Бреймоном. А что, если Энтон не рассказал ему этого? Пусть глава Инквизиции видит, что Рейн готов сменить хозяина.

— Крыса ты, — усмехнулся Аст. — Кай и Вир одобрили бы.

Рейн едва сдержал улыбку. Интересно, они знали, как действовал Ригард? Не это ли подразумевал Витторио, когда говорил про «жёстко»? И он же отправил его, как овцу на убой.

«Ещё ответишь, ублюдок», — Рейн представил перед собой лицо Вира, хотя настоящей злости к нему не почувствовал. Это было частью платы по долгам. О себе переживать уже поздно.

В-Бреймон расхохотался.

— Занятно, но недостаточно. Я-Эльмон может творить что хочет, я знаю, как его переиграть.

Рейн оценивающе посмотрел на главу. Это уловка, или он проболтался? На словах Церковь и Инквизиция заключили соглашение, а на деле? По-прежнему каждый сам за себя?

— Рейн, если ты узнаешь, что Я-Эльмон — один из Детей Аша, что ты сделаешь? — спросил Нелан и пригладил курчавые волосы.

Всё внутри задрожало. Рейн почувствовал, что Ригард и Нелан уже подошли к тому, ради чего затеяли этот спектакль. Ну и что им ответить? Заявить о преданности заветам Яра? Кто был нужнее В-Бреймону: глупый, но покорный, или думающий, но со своей волей?

Рейн переглянулся с Астом. Демон покачал головой.

— Детей Аша убивают или отправляют в Чёрный дом. Сколько я получу за Я-Эльмона?

Надо играть роль ноториэса до конца. Они ведь даже не ждут другого и не поверят ни клятвам верности, ни словам о заветах Яра.

Ригард встал и наклонился к самому лицу Рейна.

— А что, если мы тоже из Детей Аша? Что если ты нужен нам, Рейн?

Он вздрогнул. Вир говорил те же слова. Так мог ли В-Бреймон…? Аст покачал головой.

— Вир бы сказал, — в голосе демона не слышалось настоящей уверенности.

А сказал бы? Что этот Вир вообще говорил? Пожаловался, что его лишили демона. Похвастался, что спас Кату. Признался, что план может измениться десяток раз. Вот и всё.

— Он был честен, — заметил Аст. — И не обещал ничего.

— А если так, что это значит? — осторожно спросил Рейн. Ригард поднялся и стал ходить по камере взад-вперёд.

— Встань на нашу сторону. Мы вернём тебе всё, чего тебя лишили. Ты перестанешь быть ноториэсом.

Аст покачал головой. Лучше не верить тем, кто давал много обещаний.

— Ну же, Рейн! — воскликнул Ригард, замер и тяжёлым взглядом уставился на него. — Хочешь денег? У нас они есть. Хочешь признания? Я сделаю тебя вторым советником. Хочешь, чтобы другие перестали пялиться? Что же, это будет сложнее, но избавиться от клейма тоже можно. Ты нам нужен, понятно? Тебя больше никто не назовёт ноториэсом.

— Я сроднился с этим словом, — уверенно ответил Рейн. Аст подобрался ещё ближе. — Я готов носить его и дальше.

— Роль ноториэса до конца, — подбодрил демон.

Рейн продолжил:

— Я не хочу потерять остатки того, что у меня есть. Моего брата убили, потому что он выбрал не ту компанию. Я сам лишил себя своего будущего, когда послушал демона. Я не хочу поддерживать тех, кто находится на стороне теряющих. Пусть называют ноториэсом, пусть ничего не ждут. Я принимаю это.

Ригард сел и скрестил руки.

— Ты говоришь, что хочешь денег. У нас они есть. Больше, чем у Инквизиции и Церкви.

В животе закрутился неприятный холодок. Ригард тоже играл роль? Или это он ошибся, Дети Аша добрались даже до главы Инквизиции?

Нелан снова едва заметно качнул головой. Холодок в животе превратился в судорогу. Рейн хотел согнуться, но ремень удерживал крепко. Неужели Ригард и Нелан были по разные стороны? И кто тогда на его стороне?

Рейн набрал в грудь побольше воздуха и ответил:

— Да, мне нужны деньги, правда. Но я готов немного отложить это, чтобы получить кое-что ещё. Я делаю ставку на Инквизицию. Вот мой выбор. К чёрту Церковь — меня собственный отец отправил на перевоспитание. К чёрту Детей Аша — они запутали моего брата, из-за них он погиб. Даже вас к чёрту, если вы не понимаете этого.

Лидар сделал шаг вперёд, но Ригард остановил его взмахом руки.

— Не думай, что я не держу обещания, но эту дерзость я прощу всё-таки. Ты знаешь, сколько тебе нужно, чтобы не потерять уверенность в своём выборе?

— Знаю, — ухмыльнулся Рейн.

— Люблю людей, которые не боятся назвать цену. Это понятно мне больше, чем игра в веру или принципы.

«Откуда тебе знать про них, ублюдок». Рейн почувствовал резкую усталость.

В-Бреймон продолжил размышлять вслух:

— В конце концов, даже войны затеваются из-за денег. Бог, честь и род — только прикрытие для них, и они никогда не будут стоить столько же, сколько стоит возможность влиять.

Рейн посмотрел в глаза Ригарду — тёмные, цепкие, как у хищного зверя. Пусть повторит эти слова мальчишке, которого вели по коридорам Чёрного дома. Или девчонке, брошенной на улицах Канавы. А может лучше сказать это другой девчонке, проданной, как вещь? Или мужчине, чьё сердце отняли? Что, желание иметь деньги, влиять дало им силы выжить?

Инквизиции этого не понять. И Церкви. И Совету. Те, кто никогда не теряли, не умели и делиться. Значит, придётся взять своё самим.

Рейн согласно кивнул и опять усмехнулся той многозначительной ухмылкой.

— Сначала деньги — потом дело, или сначала дело — затем деньги? Как будет правильно? Подумай об этом, Рейн.

«Засунь свои деньги…»

Ригард кивнул Лидару, и практик отстегнул ремень, сжимающий грудь Рейна.

— Иди, ноториэс, — Ригард и Нелан переглянулись. — Мне надо подумать над твоими словами. Я тебя ещё позову, но зачем — посмотрим.

Рейн выскочил за дверь и тяжело вздохнул. Он поднял средние пальцы на обеих руках, простоял так несколько секунд и пошёл к лестнице.

К чёрту В-Бреймона. К чёрту Инквизицию, Церковь и весь Совет. И да здравствуют сумасшедшие.

Глава 19. Плохая компания

После работы Рейн устало вытянул ноги и развалился в кресле. Эль сидела на кровати, окружённая листами бумаги и карандашами. Боясь, что отец найдёт её, она редко выходила из дома, да и то ночью. Большую часть свободного времени девушка посвящала рисованию, а Рейн стал её единственной компанией.

Каждый вечер неизменно начинался с рассказов об Инквизиции. После очередного «допроса» Рейн пожаловался:

— Вся моя работа сейчас — сплошная болтовня. Я выполняю какие-то мелкие поручения В-Бреймона, но серьёзных дел он мне не поручает. Да он ещё только про цвет занавесок на моих окнах не знает. Хотя… — Рейн скривился.

Эль тоже была единственной компанией для него. Вир сказал, не стоит приходить в «Три жёлудя» лишний раз. Он сам позовёт его, когда это будет нужно. Ни Кай, ни Адайн, ни Ката словно не вспоминали о нем. Про общество других инквизиторов вовсе не стоило говорить.

Весь мирок сузился до общения с В-Бреймоном и Э-Стермом, когда глава Инквизиции вызывал его — хотя бы в кабинет, а не камеру. Рейн не знал, что и думать, и начал потихоньку открывать Эль правду. Казалось, она единственная была готова слушать его и понимать.

— Ну вот зачем ему все эти ответы?

Рейн потёр подбородок и запрокинул голову на спинку кресла.

— С В-Бреймоном стоит быть осторожнее. Отец… — голос Эль дрогнул, как всегда, когда она вспоминала Я-Эльмона, — из всех членов Совета боялся только его. Не говори больше, чем он спрашивает.

— О, врать я научился ещё в детстве. Да, Аст? — Рейн глянул в сторону. Эль ответила серьёзным взглядом — в нём ясно читался вопрос, который она не озвучивала.

Ну да, ей он тоже врал. Да, не раз и не два. Но ведь только в начале. Он задавал нужные ему вопросы, она — молчала о споре. Каждый нанёс по удару.

Рейн решил сменить тему и осторожно спросил:

— Ты так и не рассказала, когда первый раз увидела своего демона.

Эль переглянулась с пустотой и улыбнулась:

— В восемь. Отец накричал на меня, и только он отвернулся, я специально пролила чай на его одеяние. Это произошло в то утро, когда он должен был стать главой Церкви и провести первое служение Яру в новой должности. Лучше бы меня не меняли. Вряд ли жить на улицах Канавы хуже, чем с таким отцом.

Рейн вспомнил Адайн и возразил:

— Ты не знаешь, о чём говоришь! С голодом, холодом и крысами можно смириться — по себе знаю. Куда тяжелее носить клеймо, которое даёт тебе Канава. Для всех ты не больше, чем противный жук под ногами. И выбраться-то из Тары можно. Но то, чего это будет стоить, не забудется.

— А презрение собственного отца забудется? — Эль тут же вспыхнула. — Вечное молчание, косые взгляды? И забудется, как узнал, что ты правда никто, что у тебя даже имени своего нет?

Рейн с жалостью посмотрел на Эль. Это же домашний котёнок, который выпускал коготки, махал лапкой и думал, что выглядит грозно. Такой не место на улицах Канавы. Там надо вырасти. Как Адайн. Вот она была не котёнком, а уличной кошкой, покрытой шрамами и уже забывший, что когти можно втягивать.

Точно разгадав его мысли, Эль упрямо вздёрнула подбородок и холодно спросила:

— По-твоему, я бы не прожила в Канаве? Думаешь, я стану принимать помощь от отца? — в последнее слово она вложила всё свое презрение. — Именем Яра клянусь, что я скорее пойду побираться, чем возьму от него деньги, чтобы уехать.

Рейн повторил:

— Ты не знаешь, о чём говоришь. Такие, как ты, не побираются. Их заставляют работать другим местом.

Слова прозвучали жёстко, но он не жалел о них — это была правда.

Эль вздрогнула.

Раздался стук. Рейн и Эль переглянулись, и он подошёл к двери, осторожно приоткрыл её. За ней стояла Ката, укутанная в свой короткий тёмный плащ.

— Через балкон быстрее всё-таки, — девушка неловко улыбнулась, и Рейн хмыкнул. Дикарка!

Ему все так ясно напоминали животных. И Ката явно была дикой лошадью, которая паслась рядом с людьми, но брать себя под уздцы не позволяла.

— Опять в свой зоопарк играешь, — усмехнулся Аст.

Эль выглянула из-за плеча Рейна и посмотрела на Кату. Южанка скользнула в коридор и задала вопрос:

— Это тебя отдали Я-Эльмону?

— А ты из Детей Аша? — спросила Эль с вызовом.

Ката помедлила и ответила:

— Нет. Я не из тех, кто крадёт детей, а из тех, кого крадут, — она понимающе улыбнулась Эль. — Мы поможем тебе узнать правду, обещаю. — Ката обратилась к Рейну: — Вир хочет поговорить. Пойдёшь?

— Да, подожди немного, — откликнулся он и вернулся в комнату.

Пока девушки шептались, Рейн переоделся, а затем они с Катой спустились, прошли по Первой, свернули на другую улицу, и перед ними появилась груженая тележка под навесом, а рядом стоял старик.

— Эй, ребята, купите капусту?

Рейн вздрогнул. Аст расхохотался.

— Что это за проклятие старика с капустой?

Ката подошла к нему и протянула несколько монет.

— Купим, — девушка жалостливо посмотрела на продавца.

— Какая ты хорошая, девочка, — старик прищурился и ласково улыбнулся. От глаз разбегались лучики морщинок, и весь он казался таким добрым, само спокойствие в облике человека. Ему бы внуков нянчить, а не торговать капустой то тут, то там. — Береги своё сердце, милая, — старик протянул Кате кочан. — Послушаете мой совет?

Ката с улыбкой кивнула.

— Когда мне было сорок, я усвоил четвёртую истину: по одиночке волков легко отловить, но стоит им собраться в стаю, и охотниками становятся они.

Рейн покосился на Кату. Вот так стаю он себе нашёл.

— Спасибо, — девушка поклонилась старику и, сделав несколько шагов в сторону, шепнула Рейну: — Жалко его.

Инквизитор кивнул, забирая капусту, и обернулся на продавца. Едва они отошли, старик сразу сгорбился, устало привалился к тележке и потупил взгляд.

Ката добавила:

— Будь осторожнее, Рейн. Ты прячешь у себя дочь главы Церкви. Если об этом узнают, разразится скандал.

Рейн потёр подбородок и вздохнул.

— Я знаю, но я должен был забрать Эль. Это из-за меня она начала разговор с отцом.

— Вы с Каем одинаково произносите слово «должен».

Рейн не ответил, и путь до «Трёх желудей» прошёл в молчании. Вир сидел за столом в своём кабинете и что-то писал с напряжённым лицом. Рейн положил перед ним капусту, переглянулся с Катой, и они одновременно рассмеялись.

Вир не обратил на это внимания. Он снял очки, устало потёр глаза и произнёс:

— Рад видетьтебя, Рейн. Нам предстоит интересный разговор. Мы кое-кого дождёмся и начнём.

Рейн нахмурился. Пока что от него потребовали только расположение В-Бреймона. Между тем, Вир что-то думал, делал и уже подобрался к новому пункту плана — в котором требовалось большее.

Ката забралась на подоконник и прижалась к стене, будто пыталась скрыться в тени. Девушка крепко сжала руки и напряжённо уставилась на дверь. Рейн не понял: то ли она не хотела видеть того, кого позвал Вир, то ли боялась его, то ли, наоборот, ждала.

— Кай и Адайн уже вернулись? — негромко спросила Ката.

— Нет, — Вир покачал головой и тяжело вздохнул. — У них возникли проблемы с Даром Крейном.

Рейн сразу насторожился. Инквизиторам полагалось всё знать, и даже базарные сплетни не ускользали от них. Дар Крейн был одним из королей Канавы и построил настоящую торговую империю на её улицах. Поговаривали, что он — внебрачный сын главы гильдии Крейна У-Дрисана и шлюхи. А значит, брат Дерита. И пусть У-Дрисан не признавал старшего сына, слухи ползли, и имя короля из Тары то и дело бросало на него тень.

Ката покачала головой.

— Каю пора умерить аппетит. Он перешёл дорогу всем, кому можно.

Рейн хотел было задать вопрос, как раздался стук, а после ответа Вира заглянул слуга, поклонился и пропустил невысокого худощавого мужчину. Несмотря на поднятый воротник плаща, Рейн разглядел его пшеничные усы и веснушчатое лицо.

Вир встал и дружелюбно улыбнулся.

— Рад видеть тебя, — он сделал приглашающий жест рукой и указал на соседнее с Рейном кресло.

Э-Стерм кивнул. Парень уставился на него.

— И я рад. Давно мы не виделись.

Нелан снял плащ, сел в кресло рядом, удивлённо посмотрев на капусту. Рейн пристально следил за ним. Перед старшими по должности было принято кланяться, положив руку на плечо.

Но они не в Чёрном доме. Они, черт возьми, в «Трёх желудях», в Рин-Рине, рядом с теми, кто боролся против всего, за что стояла Инквизиция.

Нелан словно не обратил внимание на Рейна. Он сразу уставился на Кату и просиял. Вир хитро улыбнулся, но быстро спрятал эту улыбку. И вот уже лицо Э-Стерма снова стало спокойным. Он откинулся в кресле, закинул ногу на ногу — так и должен выглядеть советник главы Инквизиции, таким Рейн и видел его в Чёрном доме.

— Нам стоит объясниться, — Вир переглянулся с Э-Стермом.

Нелан повернулся к Рейну и спросил:

— Свои люди должны быть повсюду, верно?

— Чёрт возьми! — от всей души прокричал Аст. Именно это и хотел сделать Рейн, но только хмуро кивнул в ответ.

Так вот как. Нелан Э-Стерм — один из Детей Аша и в то же время верный советник главы Инквизиции. Вот почему он качал головой, когда Рейн был близок к тому, чтобы сказать В-Бреймону лишнего. Вот почему от него иногда слышалось что-то похожее на заботу. Вот почему Ригард говорил с Рейном — Нелан ещё тогда, на вечере у Я-Эльмона, шепнул: «Он может подойти».

За планом Вир стоял не один, и второй герой, наконец, показал себя. Только ни черта это были не «герои», а просто два обманщика.

Рейн требовательно посмотрел сначала на Нелана, затем на Вира. Теперь клетка сжималась вокруг него. Всё, на пса надели ошейник и повели в неизвестном направлении. Чтобы посадить на цепь и научить лаять по команде? Сделать комнатной собачкой и заставить лизать подставленные руки? А может, чтобы отдать на собачьи бои и натравить на других?

— Они расскажут, — процедил Аст сквозь зубы. В голосе одновременно слышались и угроза, и надежда.

Нелан продолжил:

— Да, Рейн, я из Детей Аша. Я принадлежу им уже двадцать лет. Я долго называл себя либералом, но год назад, — он сделал паузу и продолжил: — меня привлекли более радикальные идеи. Я хочу действовать, и именно это свело нас, — он обвёл рукой присутствующих.

— Почему? — осторожно спросил Рейн. Он ещё не понимал, как вести себя. Разговор с советником — одно, разговор с Детьми Аша — совсем другое.

— Сначала это был протест против отца, — пояснил Нелан. — Затем, скажем так, я расширил свои взгляды. Дети Аша — это борцы не только за демонов, но ещё и за свободу и равенство.

Рейн нахмурился ещё сильнее. Это «скажем так» не вызывало доверия. Он скрестил руки на груди.

— Ну и что вы задумали? Зачем вам я? — Рейн резко спросил, наклонившись к Э-Стерму: — Для чего я могу подойти?

Вир и Нелан переглянулись. Первый сказал:

— Рейн, помнишь, я говорил: чтобы нас услышали, надо стать тем, кого слышат? — тот осторожно кивнул. — А знаешь, кого народ слушает больше всего?

Рейн промолчал, не желая на этот вопрос. У него были догадки, но ни одну из них он не мог и не хотел принимать на свой счёт. Всё казалось каким-то спутанным, неясным и даже неприятным. Точно он снова стал практиком и влез в очередное грязное дело.

— Короля, Рейн, короля, — произнёс Вир торжественно. Рейн вздрогнул и поглядел на дверь. Ещё не поздно сбежать?

— Ты чокнулся, профессор, — резко ответил он. К черту хороший тон и правила приличия. — Мне надоели эти бредни сумасшедшего. Объясни нормально!

— Я расскажу, что происходит, — сказал Э-Стерм и развернул кресло так, чтобы смотреть прямо на Рейна.

Светло-зелёные глаза советника казались почти прозрачными. Взгляд был так спокоен, что Рейн почувствовал ещё большее раздражение. Аст по-звериному рыкнул.

— Консерваторы, либералы и радикалы из Детей Аша видят путь перемен по-разному. Первые и вторые уверены, что правду людям необходимо сообщать постепенно. А во главе Кирии должен встать новый Совет, который будет менять принятые устои осторожными реформами. Радикалы мыслят иначе. Они верят в народ, а не во власть, и думают, что надо дать людям правду — всю и разом. Как это сделать? Подойти к каждому и дать листовку? Нашептать на ухо? Нет. Радикалы давно пытаются подобраться к тому, кого слушают, кому верят — к королю. Но Совет хорошо следит за своей игрушкой.

— А король Рис..?

Нелан пожал плечами:

— Он всегда был непокорным. Даже в начале правления пытался говорить не от имени Совета, а от себя. Учёные и торговцы ошиблись, выбрав королём Риса М-Неса. Но девять лет назад его удалось усмирить. — Нелан и Вир обменялись быстрыми, нехорошими взглядами. Витторио поджал губы, на лбу пролегла глубокая напряжённая складка. — Король затих. Год назад он снова стал болтать: о Совете, о демонах. По дворцу поползли слухи, затем по всему Лицу. Рис сам пришёл к тому, что мы хотели, но допустил много ошибок.

Нелан сделал паузу и снова переглянулся с Виром. Рейн крепко сжал подлокотники кресла.

— Негласно шестёрка приняла решение убрать Риса, и началась борьба за влияние. Вскоре каждый из членов Совета представит своего кандидата, затем голосованием они выберут двоих из них и предложат Народному Собранию. Кого оно назовёт, тот и станет королём. Но Совет крепко держит Собрание в руках — выбор будет правильным.

Вир надел очки и уставился на Рейна.

— Ты видел, как несколько слов короля Риса привели к восстаниям. Однако он не знал, что сказать и что сделать. Нам нужен наш собственный король.

Нелан продолжил:

— Год назад Ригард В-Бреймон стал главой Инквизиции. Ему мало этого. В отличие от других, он ищет не слабого послушного кандидата, а сильного, который сам способен бороться с Советом.

Э-Стерм вздохнул.

— Мы с Ригардом стали думать: каким должен быть «наш» король? — он стал загибать пальцы на руке. — Во-первых, из благородного рода, но не из великого — большое влияние семьи нам помешает. Во-вторых, он должен быть инквизитором. В-третьих, достаточно молодым, но не слишком. Затем у нас появились новые требования. Король должен иметь связь с Церковью — это станет ещё одним аргументом для Я-Эльмона. А слова короля Риса о демонах показали, что нужен тот, кто своим примером докажет: даже оступившийся может найти верный путь и стать хорошим человеком. Рейн, у тебя два преимущества: своим поступком в театре ты заслужил уважение благородных родов, и ты — ноториэс.

У него.

Два преимущества.

Чтобы стать королём.

Аст расхохотался. Рейн остался молчалив и неподвижен.

Вир улыбнулся.

— Рейн, а ты думал, мы для тебя плохая компания? Ты хотел расплатиться со всеми — вот тебе шанс.

Рейн скрестил руки, откинулся на спинку кресла и сказал:

— Наверное, я так и не понял. Чего вы хотите от меня?

— Ты должен стать королём, — громким чётким голосом ответил Вир.

Нелан кивнул:

— Ригард согласен, что ты — лучший кандидат от Инквизиции. Послезавтра, в понедельник, он предложит тебе место второго советника. Совет уже приблизился к тому, чтобы сменить короля. Инквизиция должна опередить других и сыграть главную роль. А вместе с ней — и мы.

Рейн провёл рукой по лицу и резко выдохнул. Он же знал, что они сумасшедшие.

— Чёрт возьми, вы серьёзно? — Рейн рассмеялся. — Что вы приняли или выпили, чтобы выдумать это?

— Рейн, ты только представь, — Вир взмахнул рукой. — Совет сам выроет себе могилу. Выберет королём того, кто лишит его всего. Он же заслужил это.

Рейн посмотрел на Витторио с жалостью. Мысль о мести так съедала его, что он поверил, что сможет провернуть такую авантюру. Мало того, что члены Совета выберут ноториэса, так ещё и Народное Собрание тоже проголосует за него. Ага, как же. Скорее цирковая собачка окажется на троне.

Аст подобрался поближе и шепнул:

— Ну а если? Чего это будет стоить тебе?

Рейн потёр клеймо и спросил:

— С каких пор быть ноториэсом — преимущество?

— С тех, — начал Нелан, — как народ ополчился против Совета и стал хвататься за любой повод, чтобы поднять восстание. Например, за слова короля Риса о демонах. Ригард убедит Совет, что народ успокоится, как только увидит, что даже тот, кто послушал демона, сумел исправиться. Он сам в это верит. Народу ведь всегда нужен пример.

Рейн снова провёл рукой по лицу и задержал руку на подбородке. Он покачал головой:

— Это сумасшествие. Совет никогда не изберёт королём ноториэса, а народ ни за что его не послушает. Не меня. Да вы вдумайтесь, как это звучит только!

Вир склонил голову на бок и спросил:

— Как это звучит, Рейн? Я всегда был честен с тобой. Ты знал, что мы стоим близко к радикалам. Ты знал, что мы возьмёмся за любой шанс. Я говорил про хаос, и вот оно — начало. Да, этот план безумен. Да, и нас, и тебя могут раскрыть и казнить. Но я знаю, что пожалею, если буду сидеть и молча гнуть спину перед Советом. Хватит, он уже лишил меня всего. А тебя разве нет?

Нелан поднялся и произнёс:

— Рейн, сейчас в твоих руках правда, которая может изменить судьбы многих. Тебе решать, как ей воспользоваться. Подумай, что ты ответишь Ригарду В-Бреймону, — Э-Стерм кивнул Виру: — Мне пора. Если что-то случится, я напишу.

Вир встал и протянул ему ладонь для рукопожатия.

— Спасибо, что пришёл.

Нелан напоследок красноречиво посмотрел в сторону притаившейся Каты, ещё раз кивнул Виру, подхватил плащ и вышел.

В висках застучало. Рейн бросил на Аста отчаянный взгляд. «Я не готов к такой жизни», — признался он. Убивать, пытать, выслеживать, врать — рисковать другими в десятки, в сотни раз проще, чем попытаться сделать что-то правильное, но рискнуть собой.

Вир бросил Кате одобрительное:

— Молодец, ты его совсем очаровала. Надо, чтобы он слушал тебя во всём. Если Нелан станет новым главой Инквизиции, у нас будет свой человек в Совете.

Ката напряглась, вцепилась руками в подоконник, что-то едва слышно буркнула себе под нос. Рейн вздрогнул. «Ублюдок», — едва не сорвалось с губ. Он перевёл взгляд на Кату: а она-то как могла согласиться на такое? Откуда у Вира столько власти над ней?

Профессор обратился к Рейну:

— Что ты думаешь?

Аст взъерошил волосы и процедил сквозь зубы:

— Вот кому точно нужно доверять меньше всех.

Рейн придвинул кресло, положил локти на стол и уставился в карие глаза Вира. Сейчас они казались почти чёрными.

— Что я думаю? Что вы сошли с ума. Вот и всё.

Рейн с отчаянием уставился на Аста. Сошли с ума — иначе не скажешь.

Но если не согласиться с планом, он лишится места в Инквизиции, окончательно потеряет Кая и никогда не загладит вину перед родителями. Какой-нибудь одинокий мальчишка снова пойдёт по коридорам Чёрного дома, когда посмеет постоять за себя. А какая-нибудь девчонка останется одна на улицах Канавы и вырастет с пустотой в сердце и отчаянием. Или другая всю жизнь будет одна, не на своём месте, потому что станет пешкой в чужой войне. А у кого-то и вовсе отнимут часть собственной души.

Рейн поднялся, подошёл к Кате и сел на подоконник рядом.

— А что ты скажешь?

Девушка ответила удивлённым взглядом и медленно начала:

— Я знаю, что это безумный план. В нём так много «но». Хотя все мы не становимся безумны, когда видим цель? Работаем целыми днями, идём, не зная отдыха, или ищем, не останавливаясь. И ни за что не отказываемся рискнуть ради этой цели. Вот и сейчас так же. Мы хотим побороться за самих себя, и разве это не единственная борьба, которая стоит того?

Ката положила руку рядом с ладонью Рейна, но так и не дотронулась до неё.

— Я очень боюсь, только не за себя, а за всех вас — мою семью. Чтобы защитить вас, я делаю то, что ради себя не стала бы. Пусть у меня нет демона, но я знаю, что он говорил бы мне поступать именно так.

Рейн глянул на Аста. Демон с чувством выкрикнул:

— К чёрту Совет! К чёрту тех, кто унижал, отнимал, врал, топил. Пора платить по счетам. И не тебе, а им. Они задолжали всей Кирии.

Рейн несколько раз кивнул в такт этим словам.

Ката посмотрела на него таким понимающим, материнским взглядом, что стало не по себе. Этот взгляд подбадривал и вселял уверенность. Неужели она верила в успех этой авантюры и в Рейна?

Он посмотрел на Вира и сказал:

— Я не верю в этот план, вот и всё. Я готов помогать, но не стану разделять безумства, — в голосе послышалась горечь, — профессор. И тебе я тоже не верю.

Вир хотел что-то возразить, как дверь резко распахнулась.

Вальяжным шагом зашёл толстяк в тёмно-зелёном бархатном костюме, опиравшийся на трость, следом — худощавый мужчина в чёрном. За ними ещё четверо: высокие, крепкие и отчаянные — таких головорезов было много в Канаве.

Двое из них толкали Кая и Адайн со связанными руками перед собой. Они с силой надавили им на плечи, заставляя опуститься на колени. К вискам приставили револьверы. Кай был спокаен и криво ухмылялся, лицо Адайн исказила ярость — казалось, она и зубами вцепится в руку, удерживающую её, если дотянется.

Рейн потянулся к кинжалу, и сразу ещё один револьвер уставился ему в грудь.

— Но-но-но, парень, — произнёс толстяк. — Я всё вижу, руки вверх!

Рейн прикинул: если выхватить кинжал, вонзить его в горло того, который держал Кая, забрать револьвер, брат сразу поднимется, толкнёт…

Рейн медленно поднял руки. Он не был готов так рисковать — слишком мало места, слишком много переменных факторов.

— Дар Крейн, — пренебрежительно проговорил Вир и встал.

И этот толстяк — сын У-Крейна, главы торговой гильдии? Один из королей Канавы?

Рейн скривился и ещё раз оглядел комнату: если не браться за нож, а сразу выхватить… Каким бы смешным ни был толстяк, сила пока на его стороне.

Тот сложил руки на пузе и ухмыльнулся.

— Так-так-так, все в сборе. Главная помойная крыса поджала лапки.

Он подошёл к Каю, потрепал по волосам и резко ударил тыльной стороной руки по щеке. На ней стал медленно проявляться красный след от массивных перстней на жирных пальцах. Кай сплюнул и улыбнулся во весь рот. Десны алели от крови.

Толстяк склонился над Адайн и прошипел:

— А вот и крыса-подружка. Что, если связать лапки, не многое ты можешь со своей чёртовой магией?

Он хохотнул и прищурился, глядя на Вира.

— Воспитал себе крысят и думаешь, они будут выполнять за тебя грязную работёнку?

Толстяк развернулся и сделал шаг к Кате. Рейн придвинулся к ней, готовый прикрыть плечом.

— О, шлюха Вира. Говорят, ты не терпишь прикосновений. Как же ты обхаживаешь его? Или некоторых мест это не касается?

Вир резко дёрнулся. Один из подручных загородил ему дорогу.

Рейн сделал шаг к толстяку.

— Ну а ты у нас кто? Новый крысёныш?

Толстяк стоял на правильном расстоянии: быстрый прямой удар в лицо, затем снизу в челюсть — он тут же упадёт. Или подсечь под колено и накинуться сверху. Рейн поймал взгляд Адайн и сделал едва заметный шаг назад. Надо подумать о ней и о Кае. Он не знал, на что способен Дар Крейн.

Худощавый в чёрном шагнул вперёд и лениво произнёс:

— Отойди, Гиро, хватит этих представлений.

— Что тебе надо, Дар? — спросил Вир.

Так вот он, этот Дар Крейн. Аст оскалился.

Дар уселся в кресло напротив Вира, закинул ногу на ногу и поправил галстук. Из-под манжеты рубашки показалось запястье, покрытое тёмными татуировками.

— Не люблю я крыс, а их в моём городе развелось слишком много.

— В твоём? — послышался смех Кая.

Дар запрокинул голову и рассмеялся в ответ.

— А что, в твоём?

— Пока нет, но всему своё время, — Кай скромно улыбнулся, точно прилежный ученик. Дар ледяным взглядом посмотрел на него.

— Вот поэтому и не люблю крыс. Лезут во все дыры и портят запасы.

Дар резко встал и замер напротив Вира. Профессор выдержал его взгляд, но крепко сжал челюсть — то ли от страха, то ли чтобы сдержать рвущиеся наружу слова.

— Должно быть, вы забыли одну простую истину. Вы можете делать что угодно, с кем угодно и как угодно, если это не касается торговли. Всё и все, кто продают — это моё, — Дар выпрямился и улыбнулся. — И не важно, будет это лавка с горшками или притон. Я знаю, что вы уже договорились с контрабандистами Рьёрда, и теперь вам нужен склад. Вы пришли к Гиртану Ф-Хелу и попытались шантажировать его. Наверное, вы просто плохо осведомлены: он сдаёт помещения только мне.

Дар резко крутанулся и склонился над Каем:

— Я тебе язык отрежу, если ты продолжишь это дело. Посмотрим, как тогда будешь договариваться.

— О, я ещё писать умею. Тоже неплохой способ обсуждать дела.

— Смешной ты малый. Не хочешь послушать меня, так, значит? Мало тебе игорного дома, решил протянуть ручки дальше? Ну-ну.

Дар отошёл от Кая, с интересом поглядел на Рейна и замер посреди комнаты, сложив кончики пальцев.

— Договоримся так. Я прощаю вашу неосведомлённость, но преподам урок на будущее. Вы посягнули на моё, теперь я посягну на ваше. Вы перепишите «Три жёлудя» на меня. Думаю, двух дней будет достаточно, чтобы подготовить документы.

— Черта с два, Дар, — прорычал Кай.

Крейн подошёл к нему, легонько стукнул по щеке и произнёс:

— Тен.

Так говорили торговцы, когда заключали сделку.

Дар улыбнулся и направился к выходу. Гиро с удивительной грацией скакнул вперёд и быстрым движением ударил Вира тростью поперёк груди. Тот согнулся и простонал, а толстяк скрылся следом за хозяином.

Прихвостень, который держал Кая, ухватил его за волосы и резким движением ударил лицом об пол. Рейн бросился следом.

— Стой! — прокашлял Вир.

Кай перевернулся на спину и глухо проговорил:

— Не лезь, это не твоё дело!

Рейн замер перед закрывшейся дверью, затем резко обернулся, рывком поднял брата и стал распутывать верёвки на руках. Вир помог Адайн встать и тоже принялся освобождать её.

— Я не отдам «Три жёлудя», — прорычал Кай. Едва верёвка упала, как он отскочил от Рейна.

— Что мы можем сделать? — спросил тот.

— Мы? — Кай усмехнулся. — Занимайся своим делом, братец, а я буду заниматься своим. Не лезь, говорю же!

Аст снова зарычал. Рейн положил руку на плечо Кая, сурово сдвинул брови.

— Хватит играть в своих и чужих. Я здесь, и я хочу помочь.

Кай холодно рассмеялся:

— Мы — плохая компания, лучше убирайся, пока не поздно.

Адайн стала разминать запястья. Ката подошла к ней, заботливо склонилась, и девушка ответила слабой улыбкой.

— Кай! — воскликнул Вир. — Ты сейчас же замолчишь. Я уже устал от тебя. Мы все по одну сторону, понятно? — Вир выразительно посмотрел на Рейна. — Иди умойся, я скажу Эльде помочь тебе.

Кай утёр рукавом кровь с лица и остался стоять.

— Готово, — процедил он сквозь зубы.

Рейн оглядел всех по очереди и вздохнул. Во имя Яра, как все они оказались в одном месте? И как их оставить теперь? Они же стояли на краю — все до одного и могли вот-вот сорваться.

— Мы все по одну сторону, — пробормотал Рейн больше для себя, чем для других, и переглянулся с Астом.

Цена могла быть велика. Но его голос уверенно говорил, что она стоила того.

Он осмотрел присутствующих, твёрдо зная: все они — те кирпичики дома под красной черепицей, и без них его не построить.

Глава 20. Семья

Послышался первый корабельный гудок, и толпа вокруг засуетилась. Пароход напоминал огромного монстра из дерева и металла, но люди со счастливой улыбкой поднимались по трапу и радостно махали тем, кто оставался внизу.

— Ох, Рейн, — мать испуганно вздохнула. — Зачем всё это, я не понимаю? Я никогда не ездила дальше Лица, ну куда мне сейчас?

На причале пахло рыбой, духами и потом. Гомонящая толпа сновала в обе стороны. Отовсюду слышались крики и смех, а чайки точно вторили людям.

— Надо подумать о своём здоровье, — строго ответил Рейн. — К тому же в Лице сейчас неспокойно, и мало ли что ещё случится.

— Хороший мальчик, — Агни расплылась в улыбке. — Мало кто заботится о своих родителях. Это я его так воспитала, — старушка потрясла в воздухе морщинистой рукой и горделиво улыбнулась.

— Поторапливайтесь. Первый гудок уже был, — сухо проговорил отец.

Мимо прошла женщина с двумя детьми. Платье, изящные туфли и улыбка, которой она одаривала всех вокруг, выдавали принадлежность к благородному роду. Рейн проследил за ней взглядом. Если бы всё сложилось хоть чуточку иначе, а последние десять лет стёрлись, на её месте и на месте детей могли быть мать, он и Кай.

Рейн настойчиво проговорил:

— Ты ещё успеваешь. Я взял твой билет.

Отец нахмурился.

— Я же говорил сдать его. Ни к чему мне эти твои роскоши. Я должен остаться здесь, где моя Церковь.

— Но не там, где твоя семья? — Рейн скрестил руки и уставился на отца. Они были одного роста и смотрели друг другу прямо в глаза.

— Арджан! — мать всплеснула руками. — Ну право же, как я без тебя?

— Ты будешь не одна, — отец бросил пренебрежительный взгляд в сторону Агни, и старушка скривилась. — Здесь остаётся наш сын, я должен присмотреть за ним. — Рейн закатил глаза. — За обоими, — с неохотой добавил отец.

Аст подобрался поближе и шепнул:

— Только родители могут отказаться от детей? Или дети тоже имеют на это право?

Мать снова посмотрела на Рейна и спросила с надеждой:

— Где Кай? Он же придёт? Ты обещал.

Рейн быстро кивнул и вгляделся в толпу. Людей становилось всё меньше, но фигуры брата нигде не было видно. Рейн попытался изобразить обиженный вид.

— Тебе меня мало?

— Ну что ты такое говоришь!

Мать обняла его и прильнула к груди. Рейн осторожно положил руки ей на плечи и поглядел сверху на седую голову. А ей ведь всего сорок. Когда та красивая черноволосая женщина с яркими изумрудными глазами превратилась в такую старуху с блеклым взглядом?

Мать прошептала:

— Прошу, Рейн, будь хорошим человеком, и тогда ты оставишь свой след, подобному великому Яру.

— Мама, — выдохнул Рейн. Внутри появилось сильное желание что-то сказать в ответ на её старую присказку, как-то оправдываться. — Прости. Знаю, я должен исправить всё, и я это сделаю, обещаю.

Мама отодвинулась и положила руки ему на плечи. Рейн как-то разом почувствовал себя ниже и меньше, совсем мальчишкой.

— Ты всё сделал правильно, — она говорила так тихо, и Рейн едва слышал её слова из-за людского гомона и криков чаек. — Это мы подвели тебя. Мы не слушали, и ты нашёл того, кто понимал, — мать прошептала на ухо. — Это не ты должен, а мы должны всё исправить, но уже поздно… — мама вздохнула и с горечью добавила: — Вы оба выросли.

— Это же из-за меня вы всего лишились.

— Не лишились, а освободились.

Пароход прогудел второй раз, и в ту же секунду Кай, точно молчаливая тень, встал рядом. После вчерашнего на щеке алел синяк, но во всём остальном брат был прежним: тот же холодный взгляд, аккуратный костюм и тяжёлые ботинки, в которых бьют, а не убегают.

— Кай! — мать всплеснула руками. — Что случилось? — она потянулась к нему, и он сразу сделал шаг назад.

— В Канаве не всегда объясняются словами, — усмехнулся брат. Рейн сердито глянул на него. Даже сейчас!

Послышался сухой голос отца:

— Восточная Церковь принимает всех. Ты можешь прийти на исповедь в любое время.

Кай расхохотался.

— Об этом-то я как раз и думал! Пара слов — и ты допущен в рай, так это работает?

Аст медленно провёл руками по лицу и простонал:

— Ааа.

Рейн хотел сделать так же. Он поочерёдно посмотрел на мать, на отца, на Кая и Агни. Все вместе. Как в детстве. Да не совсем так.

— Сделай что-нибудь! — крикнул Аст.

— Всё-таки вам пора, — Рейн улыбнулся маме и Агни. — В Эрнодамме самый вкусный кофе во всей Кирии. Попробуйте его за меня. И ни в чём себе не отказывайте. Я буду писать и пришлю денег, если понадобится.

— Излишняя роскошь, — буркнул отец.

Рейн, сделав глубокий вдох, продолжил с улыбкой:

— Я пригляжу за Каем. Он тоже будет писать.

Рейн посмотрел на брата и представил, как тот сидит за столом в «Трёх желудях», старательно пишет письмо матери, а у входа уже поджидает Дар Крейн с оружием в руках. Такие, как Кай, если пишут письма, то только прощальные.

Рейн снова обнял маму и пообещал:

— Когда вы вернётесь, у нас будет дом под крышей с красной черепицей.

Он сделал шаг в сторону и быстро обнял Агни. Старушка изо всех сил прижала его к себе и засмеялась:

— Это мой мальчик!

Рукава застиранной кофты поползли вниз. На правой руке показалась посветлевшая татуировка змеи. Уже тише Агни добавила:

— Слушай своё сердце. Этот компас никогда не подводит.

Рейн торопливо отскочил в сторону и во все глаза уставился на старуху. Она могла…? Он не раз видел самый краешек этой татуировки, но полностью — никогда. А она оказалась уже знакомой.

Вот почему служанка так часто говорила, что нужно слушать сердце. Вот почему так и не научилась скрывать от отца хмурые или пренебрежительные взгляды — просто не хотела? И как этого никто не заметил раньше? Как мог отец не разгадать эту тайну за столько лет?

Агни хитро улыбнулась и сделала шаг назад. Рейн уже хотел подтолкнуть Кая, но тот сам сделал шаг к матери, обнял и что-то прошептал. Она расплылась в улыбке и ласково коснулась его щеки.

Рейн занёс два маленьких чемодана на палубу и быстро сбежал вниз.

Раздался третий гудок. Гребное колесо начало вращаться, и нос корабля стал отдаляться от причала всё дальше и дальше.

Рейн, Кай и отец напряжённо переглянулись.

— Билет можно использовать на следующем корабле.

— Я здоров, Рейн. Мне не нужно ни лечение, ни отдых в Эрнодамме. Я не знаю, что вы замышляете и зачем всё это, но я вас не оставлю, — отец пригладил бороду, взгляд смягчился. — Вы вроде бы выросли, а так и остались теми мальчишками. Один всё время хочет убежать и ищет приключений на свой зад, а другой постоянно хмурится и пытается сделать всё по-своему. Я должен присмотреть за вами, пока вы совсем не отбились от Церкви.

Рейн и Кай переглянулись с одинаковыми смешками. Пока не совсем… Да куда уж больше!

Отец что-то проворчал себе под нос, сошёл с причала и двинулся по набережной. Походка у него потяжелела, он стал припадать на правую ногу. Рейн посмотрел ему вслед с жалостью.

— Почему он отказался? Он ведь тоже не здоров.

Кай вздохнул.

— Кажется, он верит, что так заботится о нас.

Рейн уставился на брата. Впервые за последняя время он казался похожим на себя настоящего: не на лохматого мальчишку из прошлого, не на усталого старика, а просто на обычного парня.

— Отец всегда пытался это сделать. Он думал, что перевоспитание исправит меня, и согласился пожертвовать ради этого всем. В конце концов, всё могло быть хуже.

— А должно было быть лучше. Ты говоришь так, будто понимаешь отца, — Кай прищурился.

— Отчасти. Мы ведь тоже кем-то или чем-то жертвуем, когда думаем, что поступаем правильно. Только для всех ли это «правильно»?

Кай скрестил руки.

— Умник какой.

— Посмотрим, что скажешь ты сам в моём возрасте, — Рейн выпрямился и улыбнулся. Кай рассмеялся, и это был такой лёгкий беззаботный смех. — Пошли уже.



Чем ближе Рейн подходил к дому, тем путанее становились мысли.

Мать сказала, что он ничего не должен им, это за ними долг. А если так, то что дальше? Неужели всё, что он делал прежде, на самом деле было ненужным?

Зато Кай начал смеяться рядом с ним и даже пришёл проводить мать и Агни. Может, со временем он преодолеет свои обиды и страхи? Вот только у короля Кирии не могло быть брата из Канавы.

Любимой жены он тоже не заслуживал. И не важно, будет это подменыш Детей Аша или девушка из самого благородного рода. Рядом с королём могла сидеть только та, которую выбрал Совет — желательно из южных земель, пусть без демона, зато удобную для заключения политического союза.

И даже если дворец покрывала крыша из красной черепицы, вовсе не о таком доме он мечтал.

Рейн вздохнул.

— Аст, а что я получу взамен? Что будет у меня?

Демон повернулся и пошёл спиной вперёд. Он развел руками и ответил:

— Может быть, ничего. А может быть всё. Ставки надо делать вслепую, и что стоит на кону, никто не скажет. Но ты ведь только твердишь: я должен отдать долг, — Аст передразнил его. — Так отдавай.

Рейн замер и недоумённо посмотрел на демона. На нём же правда долг. Или нет?

Он дошёл до дома, поднялся на второй этаж. Из-за двери слышались чужие голоса. Рейн быстро достал из кармана ключ и как можно тише открыл дверь. Он скользнул в коридор и замер у стены.

— Людям всегда нужно во что-то верить, — это своим любимым учительским тоном говорил Вир. — Каждый ищет своего бога. Одни находят его в вере, вторые — в любимом деле, а третьи — в другом человеке. Но некоторые находят этого бога в себе, — он издал смешок. — Так и Совет: кучка высокомерных подонков, которые возомнили, что могут менять историю и затыкать наши рты.

Рейн быстро переглянулся с Астом и ворвался в комнату. Совсем маленькая, полупустая, сейчас она стала казаться ещё меньше и беднее. На кресле по-хозяйски сидел Вир и лениво глядел в окно. Адайн заняла подоконник и болтала ногами, хотя глаза девушки так и выдавали беспокойство. Эль придвинулась к Виру на стуле и жадно ловила каждое его слово.

— Рейн! — вскочила она и улыбнулась.

Он не ответил на эту улыбку и хмуро поглядел на Вира.

— Я рад видеть тебя, Рейн. — кивнул профессор.

— Что вы здесь делаете?

— Всё то же, что и последние годы, — Вир чуть улыбнулся. Рейн встал рядом с Эль и вытянул руку, точно пытался закрыть девушку от него. Это не укрылось от Витторио. — Ох, Рейн, я знаю, что мы пришли без приглашения, но я хотел как лучше.

«К чёрту твоё «как лучше», — Рейн скривился.

— Что вы здесь делаете?

Вир достал из кармана жилетки очки, придвинулся вперёд и сложил кончики пальцев вместе.

— Я хочу поговорить. Можешь не верить мне сколько угодно, но мы на одной стороне.

Рейн опустил руки и сел на кровать. Аст беспокойно кружил рядом, как пёс, выискивающий след. Вир откинулся в кресле, уставился в потолок и задумчиво произнёс:

— Должно быть, вы уже догадываетесь, почему мы собрались — мы четверо.

Адайн и Эль переглянулись. Адайн обхватила себя руками.

— Никто здесь не играет по правилам. Дети Аша всегда нуждаются в деньгах, чтобы действовать. Некоторые из них так преданы делу, что не гнушаются похищать детей, а затем требовать выкуп у родителей. Самые отчаянные идут дальше: они оставляют детей себе, чтобы воспитать их «правильно», а затем вернуть в семью — уже преданных своему демону и общему делу.

Вир снял очки и потёр переносицу.

— Вы знаете, что пятнадцать лет назад у Нола Я-Эльмона похитили дочь, а вместо неё отдали другую девочку, — он махнул рукой на Адайн и Эль.

Адайн крепко ухватилась за серебряную птичку, висящую на шее на цепочке, и громко спросила:

— Так это ты похитила мою жизнь?

Рейн напрягся, готовый вскочить. От Адайн можно ждать чего угодно, лучше не спускать с неё глаз. Вернее, с её рук.

Эль упрямо вздёрнула подбородок и твёрдо ответила:

— Я не просила этого.

— Знаю. Тебе пришлось не лучше, чем мне, а мне — не лучше, чем тебе.

Рейн удивлённо посмотрел на Адайн, затем перевёл взгляд на Вира.

— И давно ты это знаешь, профессор?

— У меня были сведения, что Адайн — одна из похищенных детей, но я не знал, из какой она семьи.

— Нет, ты давно знал! — уверенно крикнула девушка. — Поэтому ты подобрал меня? Вот что значило твоё вечное: ешь аккуратно, Адайн, держи спину прямо, Адайн, перестань ругаться, Адайн. Ты готовил меня! А спросил, чего я хочу? Это же ты дал поверить, что родителей вынудили оставить меня из-за заветов Церкви, из-за тебя я возненавидела и её, и весь Совет!

Рейн сочувственно посмотрел на девушку. Она разом стала казаться младше, проще — растерянная обессиленная девчонка, да и только.

— Я слышу, как рушится мир, — с грустью проговорил Аст и вплотную подошёл к девушке.

Вир покачал головой.

— Нет, Адайн, — он с нежностью улыбнулся. — Помнишь, я только приехал в Лий. Снял маленькую комнату в Таре, но в ней было так душно, что я всегда держал окно открытым. И три вечера подряд под ним пела какая-то девчонка. А потом её избили, потому что она заняла чужое место. Как я мог оставить ребёнка стонать от боли? — Вир потёр заросшую щёку. — Даже в десять ты была до ужаса своенравная и тут же попыталась уйти. Раз за разом ты убегала к своим дружкам из Канавы, но я не держал тебя не потому, что не переживал, а потому что знал, что мои нравоучения не остановят тебя.

— Ты же стал мне как отец, — Адайн всплеснула руками. — И ты знал и ни слова не сказал мне!

— Я кое-что слышал, — уклончиво ответил Вир. — Я замечал, что старшие сторонились тебя, и попытался узнать почему. Они ещё помнили, как один из Детей Аша привёл на улицы Тары девочку в красивом платье и стал хвастаться своей победой над кем-то из великого рода. Его сразу убили из-за денег Я-Эльмона, а ты сбежала. Дети Аша даже не стали тебя искать, но использовали твоего отца, чтобы получать деньги год за годом.

Адайн поджала губы. Эль села рядом на подоконник и осторожно положила руку ей на плечи. Девушки обменялись понимающими взглядами. Сейчас они обе напоминали домашних котят, которых выкинули на улицу на холод. Аст по-прежнему стоял рядом с ними, но сам Рейн даже не шевелился.

— Ну а от меня-то чего ты хотел? Что означало твоё: «Скоро ты поднимешься повыше»?

— Адайн, пожалуйста, подумай головой. — Она вздрогнула. — Ты знаешь, к чему мы идём, и от тебя сейчас зависит очень многое. Ты права, я думал о возвращении семье, но что это за семья, я узнал, только когда Рейн рассказал об Я-Эльмоне. С твоей помощью он может перейти на нашу сторону.

— Нет! Я не уйду. Мой отец — Лиц, а мать — Канава, — прошептала она, точно заклинание. — Мне не нужна семья, никакая, — Адайн с вызовом посмотрела на Вира, и Рейн понял, что это относилось и к Витторио. Он называл их семьёй, и девушка разом отказалась от неё.

— Адайн, — строго проговорил Вир и нахмурился. На лбу пролегла напряжённая складка. — Вспомни, чего ты хотела, и это всё — в твоих руках, твоих и Рейна. Вы должны помочь друг другу.

Эль недоумённо посмотрела на Рейна, и он покачал головой: всё потом. Адайн снова поджала губы.

— А кто я? — громко спросила Эль.

Вир пожал плечами.

— Я не знаю, — голос стал мягче и зазвучал осторожнее: — Твоя мать продала тебя. Она, — Вир сделал паузу. — то ли пила, то ли работала в доме удовольствий. Я не смог узнать её имя и судьбу.

Хотелось выругаться. Это не могло быть про Эль! Рейн быстро поднялся, подошёл к ней и обнял. Девушка прижалась, как птенец, который искал крыло матери.

— А моё имя? У меня есть своё имя? — голос превратился в едва различимый шепот.

Вир снова пожал плечами.

— Я не знаю его. Для всех ты остаёшься Эль Я-Нол — дочерью главы Церкви. Пока ты носишь это имя, в твоих силах повлиять на многих. Ты нужна нам.

— Хватит! — крикнул Аст.

Рейн осторожно выпустил Эль и вплотную приблизился к Виру.

— Иди к чёрту, профессор. Тебя сюда не звали, и сейчас ты нам не нужен.

Витторио изогнут брови.

— Рейн?

— Да, я принимаю твой план. Я соглашусь на предложение В-Бреймона. Не ради тебя. Ради них, — Рейн быстро посмотрел на Адайн и Эль. — Я сделаю, что ты скажешь, и приду, когда надо. Но сейчас это ты пришёл ко мне, а я тебя не звал. Уходи, Вир, сейчас ты здесь не нужен.

Витторио несколько раз открыл и закрыл рот, словно не знал, что ответить, и поднялся. Он снял очки, провёл рукой по волосам и твёрдо произнёс, глядя на Адайн:

— Мы — семья, даже если иногда забываем об этом.

— Мы — да, а вот ты? — спросила Адайн с вызовом. — Хватит нас использовать. Уходи.

Рейн шагнул к Виру и угрожающе посмотрел на него. Витторио резко развернулся и вышел. Адайн мотнула головой ему вслед и сказала:

— Ката рассказывала, что у неё на острове говорили: в семье не без урода. Но ведь это Вир, он всегда заботился о нас.

Рейн впервые видел её такой растерянной и слабой, но это длилось не дольше секунды. Девушка бросила взгляд в сторону, затем залезла в кресло с ногами и со всей яростью крикнула:

— Да будь они все прокляты!

Эль растерянно посмотрела на Рейна. Он снова обнял её, но девушка выскользнула из рук.

— У меня даже имени своего нет, — прошептала она. — Проданная шлюхой или пьяницей — вот всё, что обо мне можно сказать.

— Оставь «Эль» себе, тебе подходит, — с горечью отозвалась Адайн. Она резко вскочила и замерла напротив Эль, положив руки ей на плечи. Обе невысокие, худенькие, но на этом сходство заканчивалось. Скорее, они были противоположностями друг друга: Эль — с кудрявыми каштановыми волосами, кареглазая, мягкими чертами лица, и Адайн — угловатая, светловолосая, с зелёными глазами.

Эль потянула Адайн на кровать, и они сели, пристально глядя друг на друга.

— Ты вернёшься? — спросила Эль. — Отец, — голос дрогнул, — мечтает об этом.

Рейн опустился в кресло и переглянулся с Астом. Не ждал он всего этого, когда возвращался домой с причала, вовсе не ждал.

— Мой отец — Лиц, а мать — Канава, — настойчиво повторила Адайн и прижала руки к груди. — Мне не нужен тот, кто не стал бороться. Я бы весь город выжгла, чтобы найти свою дочь! И уж точно не нужен тот, кто ответил бы мне — мне такой, как сейчас — презрением, если встретил на улице.

Адайн заговорила спокойнее и твёрже:

— Но ведь Вир прав. Сейчас у нас — нас троих — есть возможность повлиять на всю Кирию. Я не хочу, чтобы детей по-прежнему похищали, — она бросила взгляд на Рейна, — или клеймили, когда они пытаются постоять за себя. Совет ещё увидит, — Адайн сделал глубокий вдох, расправила плечи и снова стала напоминать кошку-охотницу. — Отстоим себя. Я вернусь к Я-Эльмону.

Эль ответила такой же улыбкой.

— И я вернусь. Отец ждёт, что я уплыву на Лён или Рьёрд, но этого не будет. Я — дочь главы Церкви для всех, и ничего он с этим не сделает.

— Эль! — воскликнул Рейн. — Это опасно. Тебе не нужно ввязываться.

Адайн подскочила, выпрямилась и грозно уставилась на него.

— Ты ей указывать будешь, ноториэс?

Рейн навис над Адайн.

— А тебе есть за кого бояться? Ты знаешь, что такое забота?

Девушка ответила горящим взором, и Рейну стало неловко. Она-то может и знала, как заботиться о других, а вот о ней вряд ли кто заботился по-настоящему.

— А ты забыл свою роль, ноториэс? Она будет поопаснее наших.

Рейн потёр клеймо. Обещание дано, и назад слов не возьмёшь. Но он ведь и делал это, чтобы за других не бояться!

— Какую роль, Рейн? — настойчиво спросила Эль.

— Возможно, я стану королём Кирии.

Воцарилась тишина. Рейн увереннее продолжил:

— Да, Инквизиция выдвинет меня на голосование в Совете. Если все примут моё имя, Народное собрание не будет препятствовать. Я стану королём.

Эль снова упрямо вздёрнула подбородок и решительно ответила:

— Я не останусь в стороне.

Они с Адайн переглянулись с одинаковой улыбкой.

Аст покачал головой.

— Нет уж, мы возьмём всё на себя. Они не должны рисковать.

Рейн улыбнулся демону и согласно кивнул. Всё на себя.

Король Кирии, ха! Но если уж бороться за безумцев, то творя безумства.

Глава 21. Второй советник

В-Бреймон повёл рукой, и Рейн опустился в кресло напротив, неуютно поёрзал. Он впервые оказался с главой Инквизиции один на один. Ригард отбросил все свои маски и сделался холодным и строгим. Он сидел за столом, крепко сцепив руки, и буравил Рейна взглядом.

— Чем я могу служить вам, кир В-Бреймон? — Рейн пытался говорить с почтением.

— Сейчас в Кирии неспокойно, — Ригард посмотрел на потёртую коричневую карту на стене кабинета. — Заключённые подняли бунт на рудниках Рьёрда. Ирийцы опять начали борьбу за отделение от Кирии. Рабочие и крестьяне Лица выступают против Совета и знати. Даже Дети Аша не остаются в стороне, — Ригард досадливо поморщился.

Рейн вспомнил разговор В-Бреймона и Э-Стерма в доме главы Церкви и повторил слова одного из них:

— В Кирии всегда неспокойно, — он переглянулся с Астом и с осторожностью добавил: — Слова короля Риса настроили горожан против Совета. Извините, кир, если я не прав, но я думаю, во главе Кирии должен стоять другой король.

В-Бреймон откинулся на спинку чёрного кожаного кресла, скрестил руки и спросил с интересом:

— И какой же, Рейн? Каким должен быть король Кирии?

Инквизитор снова почувствовал себя псом, напавшим на след. Правильный ответ поможет понять, чего хочет В-Бреймон.

— Он должен быть на одной стороне с Советом. Ну или с одним из тех, кто в него входит, — Рейн многозначительно ухмыльнулся. — И в то же время король должен быть близок к людям. Глядя на него, они должны верить, что он — один из них. Наверное, главное, что им нужно — понимание, что король тоже порой слушает своих демонов, как и все, но старается быть сильнее их. Народу надо дать пример и уверенность, чтобы никакое нечаянное слово не могло стать для них поводом.

В-Бреймон прищурился и хитро улыбнулся.

— Я согласен с тобой, Рейн. У нас есть причины полагать, что король Рис продался Детям Аша. Вместе они хотят захватить власть в городе. Нашим агентам известны именанескольких Детей Аша. Мы следим за ними и видели, что они наняли отряд арлийских наёмников. Если мы не предотвратим это, начнётся война.

Рейн вздрогнул. Вот какую ложь придумал Совет: король — предатель, он заключил сделку с чужеземцами и вот-вот отдаст лицийцев, точно овец на убой. Хорошо придумано. Больше, чем Совет, жители Кирии не любили только чужаков — всех, у кого не было демона.

Ну и что дальше? Приведут этих Детей Аша в Чёрный дом, заставят подписать признание? Обвинят Риса в предательстве и казнят? Какую ещё «правду» скормят людям?

Аст выпрямился и процедил сквозь зубы:

— Больше мы не будем верить в эти сказки.

Демон издал тяжёлый вздох.

Рейн подался вперёд и с готовностью откликнулся:

— Кир В-Бреймон, я могу что-то сделать? — он с улыбкой добавил: — Каждое сложное время — это шанс. Я хочу использовать свой.

Ригард рассмеялся.

— Я был таким же. Отца и мать убили, я остался один, совсем без денег. Нужно было прокладывать себе дорогу, жертвуя всем: временем, совестью, другими людьми. Инквизиции нужны такие люди — те, которые знают, к чему они идут и чётко видят дорогу к этому. А если не видят, то могут построить её сами, кирпичик за кирпичиком.

Аст снова вздохнул. Вот и вся разница. Ригард из кирпичиков выкладывал себе дорогу наверх. Рейн из них пытался построить дом, в котором будет спокойно.

— Такие люди, как ты или я. Рейн, я долго думал, какое место тебе предложить. Ты способен на большее, чем то, что делают старшие или главные инквизиторы. Сначала я думал сделать тебя своим личным практиком, но я вижу, что Лидар отлично справляется с инструментами, а тебе больше подходят не подвалы Чёрного дома, а кабинеты или залы.

Рейн подался ещё ближе к Ригарду и практически навис над его столом. Ну вот же, сейчас. Ещё один шаг к возвращению всего.

— Рейн, я хочу, чтобы ты стал вторым советником. Сейчас от тебя требуется сопровождать меня, в частности на собраниях Совета.

Рейн встал, положил руку на плечо и поклонился.

— Спасибо, кир В-Бреймон. Я постараюсь не подвести вас.

Ригард махнул рукой с усмешкой.

— Мало одного старания. Можно не сделать и сказать: «Ну я же старался». Надо взять и просто сделать, понятно?

Рейн посмотрел в тёмные глаза Ригарда. Казалось, что всё это уже происходило: другой инквизитор также выделил и дал шанс. Только тогда его быстро отняли, а сейчас этот шанс и вовсе оказался лживым. «Я сделаю», — Рейн хотел хитро рассмеяться, но вместо этого ответил:

— Да, кир В-Бреймон. Я не подведу вас.

— Хорошо, Рейн. Мы обсудим твою работу позднее, а пока иди.

Он снова поклонился и вышел.

Воздух на улице был тяжёлым и липким, как перед грозой. Стемнело, зажглись первые фонари. Рейну показалось, что на него кто-то смотрит. Он огляделся и, постоянно оборачиваясь, пошёл по улицам.

Вдалеке Рейн приметил уже знакомого старика рядом с тележкой с капустой. Тот посмотрел на него и, то ли узнав, то ли отчаявшись что-то продать, крикнул издалека:

— Эй, мальчик, купишь капусту?

Рейн подошёл поближе.

— Спасибо, не сегодня. Может быть, вам помочь добраться до рынка? Там больше людей.

Старик хитро улыбнулся.

— Те, кому мы нужны, найдут нас сами, — он ласково погладил кочан капусты, точно любимую вещь. — А совет послушаешь? — спросил старик. Рейн охотно откликнулся:

— Послушаю.

— Когда мне было пятьдесят, я усвоил пятую истину: хватит менять жизнь на гроши, я не становлюсь моложе и сильнее, пора делать.

Рейн склонил голову перед стариком. Да, хватит.

— Спасибо.

Он пошёл дальше по улице, и, казалось, на него снова уставились глаза следящего. Рейн петлял по улицам, то замедляя, то ускоряя шаг, и это ощущение шло за ним по пятам.

Рейн свернул в переулок и прижался к стене. Прошла минута или две, как показались две тени: крепкие высокие фигуры в чёрной одежде и полумасках. Глаза выдали Ирта и Ансома.

— Рад видеть старых друзей? — спросил Ирт и хрустнул пальцами рук.

— Конечно. Давно не виделись, — откликнулся Рейн.

— И как тебе там, наверху?

— Наверху? Это старших инквизиторов вы теперь называете «верх»?

Рейн оторвался от стены и встал напротив Ирта и Ансома. Он был уверен, что на поясе они прятали ножи и револьверы, хоть плащи и скрывали оружие. «Что же», — Рейн усмехнулся и положил руку на пояс. Он тоже не с голыми руками. Чего бы они не хотели, даже вдвоём у них столько же шансов, сколько у него одного.

— Не прикидывайся, Рейн. Мы знаем, что В-Бреймон забрал тебя у Д-Арвиля. Зачем?

— Это он вас послал вынюхивать? Ну и кто стал личным практиком вместо меня? Что, Анрейк не справляется с такой «благородной» работой?

— Помолчи лучше! — резко оборвал его Ансом. — Рейн, тебе лучше отказаться от предложений В-Бреймона.

— Энтон, — выдохнул Аст и встал рядом, крепко сжимая кулаки. — Это всё он.

— А то что? — Рейн усмехнулся, начал скрещивать руки и тут же опустил их — опасный жест. — Это Д-Арвиль послал вас попугать меня? Так не тех выбрал.

— Мы не пугаем, а дружески советуем, — ответил Ирт и снова хрустнул пальцами. — В-Бреймон не протянет долго на своём посту. Хочешь подохнуть вместе с ним?

Рейн расхохотался.

— Вот это совет! Д-Арвиль уже прогнал меня, так пусть довольствуется другими псами.

— Так, значит, — Ирт нахмурился. — Ноториэс чертов.

— Да… — начал Рейн.

Сбоку мелькнула тень, и под рёбра врезалось что-то жёсткое, тяжёлое. Рейн разом задохнулся, схватился за бок от боли, попытался отскочить в сторону, но ещё один удар пришёлся по плечам, и он упал, стукнувшись подбородком.

Его окружило несколько ног в чёрных потёртых ботинках. Рейн попытался поднять голову, вскочить, но они сорвались с места и начали пинать по пояснице и рёбрам. Рейн подтянул ноги к груди и прикрыл голову руками.

— Идём, — послышался голос Ирта. — А ты, Рейн, пораскинь мозгами, какой хозяин тебе больше по душе.

— Я сам себе теперь хозяин, — хотел крикнуть Рейн, но смог издать только стон.

Ноги исчезли, оставив после себя боль в рёбрах, пояснице, плечах и железную трубу в грязной луже.

Рейн резко выдохнул, перевернулся и уставился наверх. Светлые тонкие облака медленно проплывали по небу, скрывая то луну, то звёзды. Они казались такими близкими, слишком близкими — только встань и дотронешься. Рейн слабо пошевелился и простонал от боли.

— Вставай! — яростно прошептал Аст. — Тебе срочно нужна помощь!

Рейн снова простонал и медленно перевернулся на бок. Перед глазами запрыгали чёрные точки.

«Три жёлудя», — подумал он и, казалось, даже мысли отзывались болью. В больницу идти не стоило. Домой тоже. А там помогут. Поймут.

Рейн опёрся руками об землю, оттолкнулся. В пояснице стрельнуло, дыхание вырвалось со свистом. Рейн поднялся и, держась за стены, побрёл вперёд.

Поздно не принимать предложение. И отступать тоже поздно. Узнав правду раз, вернуться в ложь уже не получится, да и не захочется.

Глава 22. Проигранная игра

Рейн вернулся домой и услышал весёлый девичий смех. Он прошёл на крошечную кухню с закопчённым потолком и удивлённо уставился на Эль, Адайн и Кату.

Пахло смородиновым листом и карамелью. Девушки сидели за столом с чашками чая в руках и так увлечённо болтали, что не сразу его заметили. Адайн о чём-то рассказывала с горящим взором, Ката смотрела на неё, положив голову на руки, Эль сидела между ними и слушала, то и дело улыбаясь и удивлённо вздыхая.

— Да не выпили мы весь твой чай! — проворчала Адайн. — Или что встал с выпученными глазами?

Рейн облокотился о стену.

— А вы подружились, я смотрю.

— Да, девушки иногда дружат, случается порой.

Эль улыбнулась и мягко ответила:

— Вир готовится «вернуть» Адайн отцу. Я рассказываю, как лучше вести себя, чтобы он принял её.

Адайн закатила глаза. Рейн выпрямился и настороженно глянул на девушек.

— Когда вернуть?

Ката нахмурилась.

— Ты должен был это знать, — она требовательно посмотрела на Эль. — Вир уже связался с Я-Эльмоном.

Рейн скрестил руки на груди и уставился на Эль. Ката поднялась и сказала Адайн:

— Я думаю, на сегодня хватит уроков. Нам пора.

Она вышла в коридор. Адайн проскользнула между Рейном и стеной и выразительно глянула на разбитую губу и синяки.

— Красавчик ты, Рейн, всё-таки.

Эль прошла мимо, отвернувшись. Когда голоса девушек затихли, она юркнула в комнату. Рейн зашёл следом и уставился на неё тяжёлым взглядом

— Я, конечно, прихожу поздно, но не настолько, чтобы не рассказать мне такое. Что вы задумали?

Эль упрямо вздёрнула подбородок и ответила:

— То, что я и говорила. Для всех я — дочь главы Церкви, мы должны воспользоваться этим.

Рейн склонил голову набок и продолжил молчаливо смотреть.

— Да, я ходила в «Три желудя», — призналась Эль, отводя взгляд. — Я знаю, что ты не доверяешь Виру, я тоже. Но он знает, что делать.

Рейн со вздохом опустился в кресло. Девушка осталась стоять.

— Ну и что же? Зачем тебе это, Эль? Неужели недостаточно того, что делаю я?

— Того, что ты делаешь! А также Адайн, Ката, Вир. Почему я должна оставаться в стороне?

Эль вздохнула и опустилась на кровать.

— Рейн, я всегда была никем, а теперь даже имя потеряла. Я хочу сделать хоть что-нибудь и попробовать найти своё место, наконец. Ты показал мне, какая сила есть у каждого, так дай мне воспользоваться этой силой.

— Я понимаю тебя, — Рейн медленно кивнул. — но это может быть опасно. Ты не нужна Я-Эльмону, ему незачем держать тебя при себе. Он жесток и способен на многое.

— Я знаю. Поэтому я каждый день виделась с Адайн и рассказывала об отце. Она сможет управлять им.

Рейн фыркнул.

— Девчонка из Канавы будет управлять главой Церкви? Посмотрим. Вот только если у Адайн не получится, она сможет постоять за себя, а ты? Я не хочу, чтобы ты рисковала, но я не смогу приглядывать за тобой.

Эль снова вскочила и упрямо вздёрнула подбородок.

— Думаешь, я не знаю, какая у отца тяжёлая рука? А что он ещё может мне сделать? Теперь я смогу ответить. Рейн, тебе не нужно приглядывать за мной, — девушка опустила плечи и протянула с грустью в голосе: — Приглядывать…

Она серьёзно произнесла:

— Рейн, если бы я пыталась посчитать, сколько раз ты сказал слова «долг» и «должен», сбилась бы со счёту. Скажи, а зачем ты сам ввязался во всё это? Неужели ты думаешь, что так раздашь долги, которые себе придумал?

Рейн подался вперёд, сцепил руки в замок, положил их на колени и уставился на Эль.

— Придумал? А может, это просто ответственность? Что ты мне предлагаешь? Оставить родителей, лишившихся всего из-за меня, или опять бросить Кая? Я виноват, и я же исправлю это. Вот и всё.

«Кто падал сам, тот и встанет сам», — вспомнился холодный голос отца. Рейн едва сдержал тяжёлый вздох.

— Нет, конечно же нет! — торопливо воскликнула Эль. — Я предлагаю только подумать о себе. Ты учил меня слушать своего демона — своё сердце, а сам? Я знаю, что хочу поддержать Вира, потому что я везде чужая, а это место — единственное, которое предложили. А ты? Зачем тебе-то всё это?

Рейн устало вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Я вступил в Инквизицию, думал, так смогу обрести хоть что-то. Не обрёл и потерял ещё больше. Я не хотел всего этого, а всё равно делал. Идея Вира безумна, знаю, но она стала для меня единственным шансом перестать набирать новые долги, вспомнить о долге перед собой и вернуть то, что я отнял у других.

Эль покачала головой.

— Рейн, так ты всегда слушаешь Аста?

Он уверенно ответил:

— Да. Я делаю ошибки, но каждый раз — от сердца. Даже Инквизицию я когда-то считал правильным решением. Почему ты спрашиваешь об этом? Почему ты не рассказала раньше, что хочешь вернуться к Я-Эльмону? Так когда вы?..

Эль вздохнула и потупила взгляд.

— Я не сказала потому, что знала: ты не поймёшь меня. Ты не умеешь принимать помощь от других. А не надо взваливать всё на себя, ты не один. Я не останусь в стороне — я решила.

Девушка помолчала и добавила:

— Знаешь, за последнюю неделю я о многом разговаривала с Виром, Катой и Адайн и о многом думала.

Думала она! Рейн хотел прокричать: почему это она ходила к ним и ничего не рассказала? Он промолчал и только поджал губы, хмуро посмотрел.

— Рейн, скажи, почему ты был со мной? Потому что меня нужно спасать?

Он непонимающе уставился в ответ.

— Ты хочешь обо всех позаботиться, всех защитить. Ты готов подставлять себя под удар, чтобы откупиться от того, что делал в Инквизиции. И тут я — непонятая, презираемая отцом, одинокая — ну как не защитить, ну как не помочь? Разве не это удержало тебя?

Рейн открыл рот, чтобы ответить, и тут же закрыл. А отвечать-то, собственно, нечего. Весь этот дом под красной черепицей строился из кирпичиков, протянутых теми, кто нуждался в помощи. И чувство ответственности за них удерживало кирпичики лучше самого прочного цемента.

Эль подняла глаза и добавила:

— Мы нашли друг друга, когда нуждались в ком-то или чём-то. Сейчас у нас появилась цель, так нужно ли продолжать быть «нам»?

Рейн почувствовал себя глупым мальчишкой перед матерью. Аст подобрался поближе и беспомощно всплеснул руками.

— Рейн, ну скажи честно: а если бы я была сильнее, если бы была целой, наполненной и не нуждалась в другом, я бы понравилась тебе? Я больше не хочу, чтобы меня спасали. Я хочу сама найти себя и спасти.

Рейн провёл рукой по лицу и быстро произнёс:

— Глава отделения позвал меня на вечер к Я-Эльмону и приказал следить за церковниками. Я думал, что ты сможешь рассказать что-нибудь о своём отце. Я пытался разговорить тебя, чтобы собрать обвинения против Я-Эльмона и заслужить повышение.

Рейн выдохнул. Эти слова давно просились с языка.

— Я знала это. — Рейн удивлённо посмотрела на девушку, и она ответила спокойной улыбкой. — Анрейк приходил ко мне и всё рассказал. Я шла в театр и знала, что выкрикну тебе в лицо, что всё знаю, но не смогла. Ты спас меня. Ты слушал меня. Как можно было уйти от парня, который пошёл на рынок, чтобы купить занавески, как мечтала мама, и пояс из собачьей шерсти для старой служанки? — Эль невесело рассмеялась. — Я ведь тоже не была честна с тобой. Мирта вынудила меня поспорить, что я познакомлюсь с практиком и приглашу его на свидание. Я боялась: откажусь — опять посмеются и оставят одну.

Рейн покачал головой и махнул рукой. На языке крутилось: «нет», «остановись», «не надо». Так было бы правильно сказать, но нечестно.

Он точно знал, что Эль, такая понимающая, слушающая, такая близкая, нужна ему. А ещё знал, что эта «нужда» была неправильной, ведь появилась она из-за одиночества и тоски по прошлому, и скоро могла стать опасной.

— Я тоже это знал. Мы что, сыграли в заранее проигранную игру?

Он уставился на Аста. Демон взъерошил волосы и грустно улыбнулся.

— Ты давно искал того, для кого не будешь «печально известным». Вот и она так же.

Эль тоже переглянулась с пустотой и замерла, вслушиваясь в чужие слова.

— Но ведь всё было правильно, да? — спросила она.

— Ну скажи что-нибудь! — взмолился Аст и с отчаянием уставился на девушку.

Рейн вздохнул. А что тут сказать? И надо ли? Эль ведь права. Она показала ему, что такое покой и что за него стоило бороться. И стала ступенькой, которая помогла увидеть себя настоящего — забытого и брошенного несколько лет назад. Может, их игра и была изначально проиграна, зато они вступили в новую — каждый в свою, в ту, ради победы в которой не страшно поставить на кон всё.

— Ну скажи это ей! — ещё настойчивее крикнул Аст.

Рейн растерянно улыбнулся. Да, он умел говорить, говорить о многом. Но такую правду вскрывать ещё не приходилось.

Он поднялся и подошёл к Эль. Она вложила свои ладошки в его, он прижал их к груди.

— Ты права. — Рейн выдавил из себя улыбку. — Но что бы ни случилось, что бы ты ни сказала, я присмотрю за тобой, правда. Помнишь: где и кем бы я ни был рождён, я отдаю тебе своё сердце и кровь, и только смерть освободит меня от этого обещания? А, звучит по-прежнему глупо, — он махнул рукой.

Аст вздохнул, отошёл, отвернулся. Всё правильно, это точно. Но для такой игры сейчас действительно не было ни места, ни времени.

Эль лукаво улыбнулась.

— Это ты научил меня быть сильной и слушать свой голос. Ещё посмотрим, кто за кем присмотрит.

Рейн улыбнулся в ответ. Котёнок вырос. Научился пользоваться коготками и обзавёлся первыми шрамами.

Эль потянулась к нему губами. Она всё тянула, тянула шею, словно цветок, который хотел добраться до солнца. Рейн положил руки ей на плечи и остановил. Их губы почти касались друг друга, и это предчувствие поцелуя будоражило, но он прошептал:

— В следующий раунд, а эта игра уже проиграна, ты права.

Эль отскочила, как ошпаренная, отвела взгляд, быстро повернулась, засуетилась по комнате.

— Мой… — девушка на секунду замялась. — День рождения в пятницу. Тогда Вир приведёт Адайн к отцу. Я должна вернуться домой до того, как Вир скажет ему время и место. Думаю, это лучше сделать сегодня.

— Да, лучше сегодня, — согласился Рейн с прохладой и сразу смягчился: — Я провожу тебя.

Вот и ещё один шаг. Всего лишь полтора месяца, и вместо того паренька-практика появился второй советник, которого хотели сделать королём, а на месте одинокой девчонки встала уверенная девушка, готовая пойти против всей Церкви.

Эль собралась быстро. Рейн подхватил маленький чемоданчик и проводил её до улицы, вдоль которой тянулись дома под крышей из красной черепицы. На прощание девушка задержала свою руку в его руке, а затем юркнула в ворота особняка.

Рейн неторопливо побрёл домой, на Первую, и закурил. Следующая игра не будет проиграна, не будет.

Глава 23. Обмен

Кай и Ката уже ждали на месте — метрах в ста от «Леса». Несмотря на жаркую погоду, на них были длинные плащи, скрывавшие фигуры. Рейн быстро кивнул им. Кай протянул такой же плащ, как у него, и маску.

— А Вир любит маскарады, — хмыкнул Рейн. — Почему нельзя обойтись без всего этого?

— Я-Эльмон был одним из тех, кто приехал на Рьёрд и приказал провести эксперимент на Вире, — Ката вздохнула. — Он не собирается раскрывать себя раньше времени. Ещё он хочет затащить Я-Эльмона в самое грязное место из всех возможных, — девушка снова вздохнула.

— Там не так плохо, — заметил Кай и мотнул головой в конец улицы, где высилось здание «Леса», освещённое огнями. Это был настоящий дворец — центр Рин-Рина, куда могли попасть только самые богатые, самые падкие на слова демонов, как считалось.

Он состоял из нескольких частей, и в каждой были развлечения на свой вкус. Здесь находили всё — любую забаву из существовавших. «Лес» всегда был бельмом на глазу благочестивых жителей Лица, живших по заветам Яра, но Церковь ничего не могла с ним сделать — слишком много денег приносил он городу.

Все знали, что в «Лес» ходили представители великих и благородных родов. Да что там, поговаривали, что и церковники не брезговали посматривать в его сторону. Однако для многих гостей поход туда мог стоить своего места, поэтому по традиции все посетители надевали плащи и маски животных.

— Владелец «Леса» — явно один из богатейших людей города, но никто, кроме Совета, не знает, кому он принадлежит, — добавил Кай и махнул рукой. — Идём. Мы первые, после нас придут Вир и Адайн, Я-Эльмон и Эль — последние.

Рейн накинул чёрный плащ и убрал маску в глубокий карман. Будто снова стал практиком. Он передёрнул плечами и пошёл следом за Каем, настороженно оглядываясь.

— Зачем нужно было идти всем? — спросил Рейн. — За нами могут следить. Особенно за мной.

— Мы же семья, — Кай привычно усмехнулся, но в голосе уже не было прежней уверенности.

Адайн наверняка рассказала другу о том, как многое скрывал Вир и что делал за их спинами. Конечно же брат не спешил поделиться своими мыслями по этому поводу, и оставалось только догадываться, что творилось в «семье».

— Не следят, — ответила Ката и осторожно добавила: — Нелан должен организовать за тобой слежку, но он на нашей стороне, поэтому В-Бреймон получает фальшивые отчёты.

Рейн встрепенулся.

— Почему вы раньше этого не сказали?

— Нелан, — фыркнул Кай. — Долго ты будешь с ним нянчиться? Что тебе приказал Вир?

— Ничего он мне не приказывал, — сухо ответила Ката. — Нелан на нашей стороне, поэтому мы иногда общаемся.

— Я боюсь, что у Вира своя сторона, и он на ней один, — признался Кай. — Он скрывал правду от Адайн, и что ещё скрывает от нас? — спросил он с вызовом.

— Мы все заодно, — уверенно ответила Ката. — Вир… — она замялась, подбирая слова. — Не очень разговорчив, когда доходит до его планов, но я знаю, что он заботится о нас.

Кай и Рейн переглянулись. Без Вира не закончить начатое. Хотелось ему верить, но тот вёл себя так, что доверия становилось только меньше.

Кай вздохнул и сказал:

— Надевайте маски.

Рейн достал свою из кармана, задержался на ней взглядом — то ли волк, то ли пёс — и надел. Напротив встали сова и волк. Кай махнул рукой и первым прошёл мимо охраны.

Внутри дворец оказался настоящим лесом. Светло-серые каменные стены сплошь увивала зелень, и даже через потолок тянулись длинные лианы. Издалека доносился многоголосый птичий хор и журчание воды. И даже пахло здесь, как в лесу после дождя. Рейн пригляделся и увидел, что в некоторых местах зелени меньше — там прятались двери, ведущие дальше в огромный дворец.

К гостям скользнула девушка в лёгком зелёном платье. В рыжие волосы были вплетены цветы, и в полумраке она напоминала настоящего лесного духа. Кай шепнул ей что-то на ухо, она поклонилась и повела за собой.

Они вышли в длинный коридор. Вдоль белых стен стояли вазы с цветами, рядом с ними — высокие столики с клетками. Яркие птички внутри пели и трепетали крыльями.

Девушка развернулась и стала рассказывать:

— На юге любят песни, танцы и игры, и если вы захотите познакомиться с его традициями, то приходите в южный лес. На востоке знают толк в хорошей еде, алкоголе и других интересных вещах, — девушка лукаво улыбнулась. — Восточный лес дальше всех, — она указала рукой в сторону. — На западе знают, что такое любовь. Если у вас пылкое сердце и любопытный ум, приходите узнать тех, кто живёт в западном лесу. На севере люди более скрытные, но они тоже знают вкус жизни. Жители других лесов всегда готовы прийти к ним в гости, если их позовут.

Девушка юркнула в сторону, и белый коридор сменился каменными стенами, поросшими мхом. Запахло хвоей. Сумрак разгоняли янтарные лампы, которые прикрывал папоротник. Здесь было холоднее, и Рейн поправил застёжку под шеей, удерживающую плащ.

Девушка открыла дверь и указала рукой внутрь.

— В сумрачном лесу всегда есть место для тайны, но, если вам захочется поделиться ею, нажмите на звонок, — она указала на кнопку рядом с дверью. — Лесные жители умеют приходить быстро, нужно только позвать их.

Девушка поклонилась и осторожно прикрыла дверь за собой. Кай сел на один из диванчиков и закинул ногу на ногу.

— «Лес» зря называют самым грязным местом в Лице. Если здесь и теряют честь, то только по собственному решению.

Рейн огляделся. Как и в коридоре, маленькие янтарные лампы укрывал папоротник. Они отбрасывали на лица причудливые тени. На чёрных стенах были изображены тёмно-зелёные сосны, и деревья выглядели до того реальными, что казалось, они попали в настоящий лес. Стол, на котором чья-то рука уже заботливо расставила напитки, окружали два кресла и два дивана, обитые чёрным бархатом.

Ката замерла посередине и бесцветным голосом произнесла:

— В Орно тоже есть такие дома. Я была в них.

Она обхватила себя руками и села на уголок дивана. Кай налил из стеклянного графина воду и придвинул стакан девушке. Рейн сел рядом и уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, как брат быстро спросил:

— Вир забрал тебя из такого места?

Рейн с упрёком посмотрел на Кая. Нашёл о чём спрашивать! Но Ката разом успокоилась и улыбнулась в ответ.

— Да, только ещё богаче и больше. Хотя познакомились мы в доме губернатора Лёна.

Рейн удивлённо посмотрел на девушку, но промолчал. Она точно прочла его мысли и улыбнулась ещё шире.

— На Гоате говорят, что слова имеют огромную силу. Скажи — и прогонишь любой кошмар, скажи — и получишь силу, чтобы взяться даже за самую смелую мечту.

Рейн выдохнул и расслабленно откинулся на диван. Так вот как. С Каем было лучше промолчать лишний раз, с Катой — поговорить.

Брат наклонился над столом и стал с интересом изучать напитки. Он открыл пробку на графине и принюхался, затем потянулся за стаканом и налил виски. Рейн и Ката переглянулись.

— Ну что так смотришь? — голос Кая сразу сделался холодным, он уставился на Рейна усталым взглядом. — Твои дружки из Инквизиции давали мне воду раз в день. А иногда забывали. Или приносили что похуже. Теперь я пью всё, что вижу, всегда. Мало ли что, — Кай хищно улыбнулся. — Но ничего. Недолго им ещё осталось. Скоро будет громко.

Рейн вздрогнул. Раньше у Кая не было этой присказки. Что означало «громко»? Он боялся, что это тоже пришло из подвалов Чёрного дома, а значит, ничего хорошего не могло означать.

Открылась дверь, снова показалась девушка в зелёном, а следом — Вир в лисьей маске и Адайн — кошка.

«Как верно», — ухмыльнулся Рейн.

Адайн скользнула к Каю, Вир с хозяйским видом в кресло.

— Рад видеть всех вас, — кивнул Витторио. — Мы делаем уже второй шаг. Глава Церкви должен перейти на нашу сторону.

От этого учительского тона хотелось вскочить и вмазать ему по лицу. Опять — неясные слова, опять — только загадки и вопросы без ответов.

— А дальше что? — быстро спросил Рейн, не скрывая злости.

— Или кто, — Адайн скрестила руки на груди. — Кому ещё какую роль ты подготовил, Вир?

— Не более того, что вы уже знаете, — холодно откликнулся тот. — Мне жаль, если кто-то не может сдержать своего обещания быть готовым на всё ради нашего дела.

В голове не было язвительности или вызова — только искреннее разочарование, точно это учитель понял, что так много времени потратил на ученика, а тот провалил экзамен.

— На всё? — Адайн мигом вспыхнула. — Да мы-то готовы, а от тебя требуется всего одно: быть честным!

— Профессор, ты же всё рассказал мне? — спросил Кай с надеждой и подался вперёд.

И этот вопрос задавать мужчине, надевшему маску лиса? Рейн покачал головой. Если Вир тоже предаст Кая, как он, как отец с матерью, от того мальчишки точно ничего не останется.

— Да, — устало откликнулся он и потёр щеку. — Я всегда был честен с вами. Может, говорил не всё, но зачем сыпать пустыми словами, в которых нет уверенности?

— Даже часть правды лучше, чем ничего, — сказала Ката с мягким укором в голосе.

— У меня нет демона, который подскажет, как правильно, — Вир развёл руки в разные стороны.

Рейну показалось, что в словах звучала угроза. Вот так отмазка!

Снова открылась дверь, в комнату вошёл Я-Эльмон, опирающийся на трость, и Эль следом. На нём была маска льва, на ней — кошки, такая же как у Адайн. Нол жадно оглядел присутствующих и уставился на Адайн.

— Это ты? — в голосе Я-Эльмона слышались и надежда, и недоверие.

Девушка неуютно поёрзала на диване и отвела глаза. Глава Церкви сделал шаг к ней, но Вир остановил его громким:

— Присаживайтесь, кир Я-Эльмон, мы рады видеть вас, — он по-хозяйски указал рукой на кресло.

Нол сел напротив него и вцепился взглядом, полным ненависти и желания сжечь. Эль села рядом с Рейном. Они с тревогой переглянулись и быстро отвели глаза.

— Время летит, не правда ли, кир Я-Эльмон?

— Тогда был другой, я помню, — сухо ответил старик и отложил трость в сторону.

— Время не щадит никого. Одни сменяются другими. Даже наши демоны не вечны, вам ли не знать этого, кир.

Ката протянула руку и осторожно положила её на подлокотник кресла, где сидел Вир. Он сделал над собой видимое усилие и продолжил:

— Мы готовы сдержать своё обещание. Ваша дочь знает правду, и она пришла, чтобы вернуться в семью. Если вы её примете.

Адайн достала из-под ворота блузы птицу на цепочке и крепко сжала. Я-Эльмон всплеснул руками и жалобно воскликнул:

— Моя Эль!

— Отец, — слабо выдохнула она и сдёрнула маску. Рейн не понял, что это было: презрение, настоящая радость, а может наигранная.

Адайн встала и протянула руки к Я-Эльмону. Он точно разом потерял все силы и не сдвинулся с места. Тогда девушка осторожно подошла к нему, снова протянула руки и отдёрнула их, как будто засмущавшись. Она вернулась на диван и скромно отвела взгляд.

— Я знала, что моё место не с ними, — она бросила горящий взор на Вира. — У меня никогда не получилось жить так, как они. Я так долго ждала, отец! Я знала, что ты найдёшь меня!

Я-Эльмон положил руку на низ маски, но так и не снял её.

— Жаль его, — шепнул Аст, и Рейн кивнул в ответ.

Интересно, что случилось раньше: Нол стал бессердечным лицемером или потерял дочь? Как бы то ни было, сейчас он в первую очередь — несчастный отец, и дальше его не ждало ничего, кроме лжи и сетей.

— Хотя сам он никого не жалел, — заметил Аст и скрестил руки. Рейн ещё раз кивнул.

— Моя Эль! — снова воскликнул Я-Эльмон. В голосе послышалось тепло: — У тебя совсем не изменился взгляд.

Девушка скромно потупилась.

— Прости, отец, но я ещё не привыкла к этому имени. Прошу, называй меня Адайн — под этим именем я воспитывалась.

Эль вздрогнула. Рейн быстрым движением коснулся её руки.

— Прошу, идём домой, — Адайн капризно надула губы — совсем как та девочка на портрете. Я-Эльмон явно заметил это сходство, он прижал руки к груди и счастливо ответил:

— Да, идём домой, — он посмотрел на Вира и холодно спросил: — Я же вам ничего больше не должен?

— Должны, но не за это. Кир Я-Эльмон, у меня будет к вам всего два вопроса, и вы можете возвращаться с вашей дочерью домой.

— Какие? — хмуро спросил Нол.

— Первое: под каким именем Адайн вернётся домой и как вы хотите распорядиться её судьбой?

«Кошка» напряглась.

— Я назову её своей племянницей. Как распорядиться? Эль может сама выбирать свою судьбу, она же моя дочь.

Настоящая Эль снова вздрогнула.

— Хорошо. А как вы намерены поступить с этой девушкой, кир Я-Эльмон? — Вир указал на Эль, как на безмолвную вещь.

Нол пожал плечами в ответ:

— Разве вы не заберёте её себе? Это же обмен.

Вир покачал головой.

— Не будьте жестоки, кир Я-Эльмон. Она пятнадцать лет жила и воспитывалась вами.

— Отец! — воскликнула Адайн. — Что бы ни было в прошлом, теперь мы нашлись — это главное. Она не виновата. Если мы оставим её, это будет не по заветам Яра. Вспомни третий из них: дари миру то, что хочешь получить в ответ, и будь с людьми тем, кого хочешь видеть рядом с собой. Мы должны быть добры к ней.

Эль сжалась в комок. Рейн захотел обнять её, но не поднял рук: нельзя выдавать их знакомство.

Я-Эльмон задержался взглядом на Адайн, затем ответил Виру:

— Она может ехать, куда угодно, я не оставлю её без средств.

— Или найдёте ей хорошего мужа и отправите в другой дом.

Рейн вздрогнул. Так вот чего хотел Вир. Одна будет влиять на Я-Эльмона, другая — ещё на одну жертву, выбранную Витторио. Он с отчаянием посмотрел на Эль, но девушка не ответила. А она сама-то знала, на что согласилась? Неужели ради такого «своего места» она ушла?

— Надо поговорить с ней, — сказал Аст, но без уверенности.

— Или так, — холодно откликнулся Я-Эльмон и поднялся, опираясь на трость. — Эль? — он посмотрел на дочь и поправился дрогнувшим голосом: — Адайн?

Девушка медленно поднялась. Рейн заметил, что Кай держал её за руку и до последнего не отпускал. Подойдя к Я-Эльмону, она обняла его. Лицо Адайн снова скрывала маска, и Рейну отчаянно захотелось увидеть, какое у неё сейчас выражение: презрительное, жалостливое, радостное, а может, это была хитрая ухмылка?

— До встречи, кир Я-Эльмон, — послышался холодный голос Вира. Он откинулся в кресле и скрестил руки.

Нол, не ответив, указал кончиком трости на Эль и мотнул головой в сторону двери.

— Берегите их, — добавил Вир.

Эль быстро поднялась, вздёрнула подбородок и, ни на кого не смотря, вышла следом за Я-Эльмоном и Адайн.

Оставшиеся в комнате переглянулись.

— Второй шаг сделан, — Вир стянул маску и довольно улыбнулся.

— Ну а третий, что дальше? — снова спросил Рейн и тоже снял маску.

— Я не говорил тебе, Рейн. Все знают, что король перед коронацией проходит так называемые «тридцать дней смирения» — время, когда он находится в уединении, вдали от всех, за молитвами. На самом деле это что-то, подобное перевоспитанию ноториэсов. Так Совет усмиряет его. Ты готов?

Рубцы на спине разом заныли. Ката посмотрел на него с жалостью.

— И про это ты тоже молчал! — воскликнул Кай и резко сдёрнул маску.

Вир пожал плечами.

— В этом я тоже не был уверен раньше. Наш план строится кирпичик за кирпичиком, и я не знаю, во что он превратится. Не заглядывайте за стену раньше времени — пока за ней ничего.

Рейн переглянулся с Астом. Опять голод, проповеди и боль от кнутов и калёного железа.

Он отправил мать и Агни в Эрнодамм, чтобы не переживать за них. Не стал спорить с Эль, чтобы ничего не цепляло за старую жизнь. Думал, страх за других сдержит его. А бояться стоило за себя.

— Я готов, — Рейн потёр клеймо ноториэса. А готов ли?

Ладно. До конца так до конца. Терять всё равно нечего.

— Точно? — спросил Аст, но его вопрос остался без ответа.

Глава 24. Война

За длинным деревянным столом, в мягких креслах с высокими спинками сидело пятеро членов Совета, поджидая шестого. За ними стоял ряд стульев, где устроились помощники, секретари и советники — вся мелочь, которая должна была записывать услышанное или следить за другими.

Рейн осмотрелся. Многих из них он уже знал по именам. Они старались сесть от него подальше и то и дело цеплялись взглядами за клеймо. Ещё на первом собрании Совета Рейн услышал от кого-то: «В Инквизиции совсем дела плохи, если уже ноториэсов таскают за собой». Даже здесь всё было по-прежнему.

Я-Эльмон сидел рядом с Крейном У-Дрисаном и рассказывал ему с улыбкой:

— Ко мне приехала племянница с Рьёрда. У неё ужасные манеры! — он добродушно рассмеялся. — Но я хочу ввести девочку в общество. Мать погибла, и я должен позаботиться о сироте. Возможно, ей стоит пообщаться поближе с твоим сыном, — Я-Эльмон многозначительно улыбнулся.

— Нол, — У-Дрисан дружески хлопнул главу Церкви по плечу — сейчас они напоминали старых приятелей, встретившихся вечером у камина. — Следующим главой торговой гильдии станет мой сын, и это не обсуждается. У него должно быть всё самое лучшее. И достойная пара для него — не племянница, а твоя дочь — или дочь другого великого рода.

Я-Эльмон капризно вытянул губы, совсем как Адайн. Рейн сидел так близко, что видел каждый волос на его шее. Если действовать быстро, он успеет свернуть её, прежде чем другие поймут, что произошло. Рейн переглянулся с демоном, и они одинаково покачали головами.

Дверь распахнулась, решительным шагом зашёл В-Бреймон. Он поприветствовал членов Совета сухим кивком и занял своё место.

Следом за ним появился секретарь Совета. Его звали Марен П-Арвил. Это был высокий худощавый мужчина, который всем своим видом напоминал изголодавшегося коршуна. Точно фокусник, он достал из складок мантии несколько листов бумаги и положил их перед собой на стол. Марен поклонился и громким, хорошо поставленным голосом начал:

— Уважаемые киры, я рад приветствовать вас, и мы открываем тридцать третье собрание Совета.

Отсчёт начинался заново каждый год. Как правило, Совет собирался раз в неделю, чтобы обсудить текущие вопросы, но беспокойства в Кирии продолжались, и эти встречи стали проходить чаще.

— Сейчас всё решится, — Нелан наклонился и шепнул Рейну на ухо. Он недоумённо посмотрел на него, но не стал спрашивать.

— На этом собрании мы должны были рассмотреть отчёт торговой гильдии за прошедший месяц, но я беру на себя смелость отложить этот вопрос. — Члены Совета остались безмолвны и неподвижны, словно уже знали, что будет дальше. — Уважаемый кир В-Бреймон и его достопочтенные инквизиторы…

Рейн едва сдержал смешок. Так вот как их называли на языке благородства: достопочтенные инквизиторы! Народ подобрал более простые и верные названия: «ублюдки из Инквизиции», «инквизиторские псы» или короткое «эти убийцы».

— …Получили важную для нас и для Кирии информацию. Кир В-Бреймон, я передаю вам слово, — Марен снова поклонился и сделал шаг в сторону.

Ригард поднялся. Высокий, крепко сложенный, с уверенным взглядом опытного хищника, сейчас он казался опаснее и сильнее других.

— Уважаемые члены Совета, — начал Ригард и оглядел присутствующих. — Все мы не раз выражали беспокойство по поводу верности короля Риса, — на лице В-Бреймона выступила пренебрежительная ухмылка. — После его выступления на площади Яра с согласия всех членов Совета Инквизиция пригласила короля в Чёрный дом и провела с ним беседу.

Рейн обменялся с Астом быстрыми взглядами. Другие, сидящие на его ряду, не показывали удивления или сомнения. Неужели король Рис и правда заточён в подвалах Чёрного дома? Вот почему он не появлялся перед народом почти два месяца.

Лицийцы, увлечённые бунтами, едва обратили внимание на молчание короля. Им был нужен не он, а повод, который он мог дать.

Вир оказался прав. Неважно, кто стоял во главе государства, главное, что он говорил. Правильно подобранное слово могло разбудить многих. Люди сами жаждали услышать его. Совет думал, что новый король усмирит толпу. И он бы смог, если хотел. Но он не хотел.

— Король Рис молчал долгое время, но вот его демон ослаб, и он рассказал нам правду, — Ригард громко фыркнул, совсем не скрывая своего пренебрежения. — Дети Аша далеко пустили корни. Они добрались до самого дворца и сбили нашего короля своими беспутными речами. Уважаемые киры, я вам сообщаю, что Рис М-Нес признался в связях с Детьми Аша.

По рядам пронёсся шепот, но в нём было больше облегчения, чем удивления. Спектакль, которого они так ждали, подходил к концу и заканчивался так, как они ожидали.

В-Бреймон сделал паузу, обернулся на Э-Стерма и Рейна и продолжил:

— Кроме того, король Рис сообщил, что Дети Аша готовят переворот. Они наняли арлийских наёмников, которые уже плывут к Кирийским островам. По нашим сведениям, они высадятся через три дня. Уважаемые киры, Лиц — щит всей Кирии от захватчиков с востока, и он должен готовиться к войне.

Рейн снова переглянулся с Астом. В-Бреймон умолчал, что Рис сидел в подвалах Чёрного дома, но в остальном сказал ему правду. Интересно, как давно Совет придумал эту сказку, и кто стоял за ней? «К чёрту вас», — Рейн хотел громко крикнуть это на весь зал, но только обвёл присутствующих яростным взглядом. Ещё одна ложь в копилку Совета, и пора эту копилку разбить.

Шепот перешёл в бурчание. Некоторые члены Совета удивлённо переглянулись, и только В-Бреймон, Я-Эльмон и У-Крейн остались спокойны.

Ригард сел. Марен вернулся за стол, придвинул к себе листы бумаги и произнёс:

— Уважаемые киры, я попрошу каждого из вас высказаться по поводу слов кира В-Бреймона и того, что мы должны сделать в эту трудную для нас минуту.

Рейн сжал кулаки и бросил на членов Совета ещё один яростный взгляд. Ну что, чёрт возьми, они задумали? Неужели решили попугать лицийцев войной, чтобы те забыли о внутренних распрях?

А эти индюки, сидящие с ним на одном ряду! Они знали, что это ложь? Почему они как безмолвные зрители наблюдали за спектаклем, ну что заставило их принять всё это?

— А тебя? — со вздохом спросил Аст. — Каждый хочет для себя как лучше. Просто твоё «лучше» противоречит их.

— Кир Я-Эльмон, вам слово.

Глава Церкви поднялся, опираясь на стол, и ответил спокойным голосом:

— Уважаемые киры, в час, когда даже король повернулся лицом к своему демону, мы должны помнить, что заветы Яра, — кончиками пальцев он дотронулся до лба, — опора, которая поможет нам в нашей борьбе. Первый завет гласит: делай, ищи, борись — и в этом жизнь твоя. Мы найдём свет, который потеряли, сразимся с чужеземцами и Детьми Аша и сделаем всё, чтобы вернуть королевству покой. Со стороны Церкви я обещаю денежную поддержку лицийских отрядов.

— Кир У-Дрисан, вам слово.

Крейн встал и сложил на животе руки.

— Без сомнений, все мы должны подумать о судьбе Кирии. Война началась внутри, и она же стучится в двери со стороны Арлии. Но, уважаемые киры, я призываю вас также подумать о том, что будет после нашей победы. Во главе Кирии должен встать новый король: преданный, добродетельный, тот, кто станет для Совета опорой, а для народа — новой надеждой. Пока же, в свою очередь, от лица торговой гильдии сообщаю, что мы готовы поддержать наши войска финансово, а если потребуются силы, каждый боеспособный член гильдии вступит в армию

Рейн уважительно посмотрел на У-Дрисана. Сразу видно — торговец. Он не терял времени и напомнил Совету о том, ради чего они всё это затеяли — ради коронации нового короля.

— Кир И-Ильман, вам слово.

Глава учёной гильдии был тщедушным человечком с мягким блуждающим взглядом. Он сделал судорожный глоток воздуха и быстро произнёс:

— Безусловно, для Кирии настали трудные времена. От лица учёной гильдии сообщаю, что все наши умы готовы поспособствовать оснащению армии.

— А сами воюют только с микроскопами, — послышался тихий смешок одного из советников. Рейн повернулся, но не разглядел, кто смеялся.

И-Ильман сел и скромно опустил глаза.

Эль рассказывала, что главу учёных перестали звать на вечера к ним домой. Что, Я-Эльмон выбрал деньги торговцев вместо умов учёных? Или не верил в них? Глядя на И-Ильмана, это казалось не удивительным.

— Кир О-Ренек, вам слово.

Поднялся высокий, хорошо сложенный мужчина с лицом настоящего вояки. Ньяр приехал с Рьёрда, и одно это указывало на его жёсткий упрямый характер. Он мог бы стать достойным соперником В-Бреймону, но по выражению лица О-Ренека было ясно, что он недостаточно хитёр — игры в политику не для него.

О-Ренек соединил кулаки и бросил на присутствующих суровый взгляд из-под густых насупленных бровей.

— Гвардия не станет медлить ни минуты и уже сегодня возьмётся за подготовку города к боям. Мы встретим наёмников за стенами Лица, но пока нам неизвестна их численность и количество сил, поэтому столица должна быть готова к любому исходу. Я предлагаю…

— Спасибо, кир О-Ренек, — быстро воскликнул У-Дрисан. — Мы обязательнообсудим военную тактику, когда у нас будет больше информации. Пока же позвольте высказаться другим членам Совета.

Ньяр быстро кивнул, словно разом вспомнил, что настоящей войны не было, только глупый спектакль, и сел.

— Кир Е-Мик, вам слово.

Главный судья быстро поднялся. Его хитрое лисье выражение лица совсем не соответствовало честному суду, который, как говорили, существовал в Лице.

— Уважаемые киры, в час, когда требуется величайшая справедливость, мы не должны отступить перед лицом чужеземных врагов. Во имя Яра и Кирии, — он быстро прижал сложенные пальцы ко лбу и сел.

«Что дальше, умники?» — хотелось выкрикнуть и плюнуть в каждого.

Марен поднялся, но У-Дрисан остановил его властным взмахом руки.

— Киры, я не сомневаюсь в нашей победе, но нам действительно стоит обсудить военные действия. А кроме того, судьбу короля Риса. Он предал Кирию, и мы должны его судить.

— Военные действия? — переспросил О-Ренек. На лице отразилось искреннее недоумение. Рейн придвинулся поближе. Чему это гвардеец так удивлялся?

В-Бреймон фыркнул.

— Кир О-Ренек, а вы уже забыли мои слова? Я только что рассказал, какая угроза нависла над Лицем. Мы предполагали одно, но судьба сыграла с нами злую шутку. Случилось то, чего мы хотели, да не совсем так.

— О чём ты, Ригард? — воскликнул Симан и сделал ещё один судорожный глоток воздуха. — Мы же?.. — он непонимающе развёл руками.

В-Бреймон сцепил руки перед собой, глянул на И-Ильмана исподлобья и угрожающе произнёс:

— В Лиц плывут арлийские наёмники. Дети Аша хотят устроить переворот. Король на их стороне. Так что пусть твои очкарики и задохлики отрывают задницы от стульев и берут в руки ружья.

Наступила тишина — тяжёлая, давящая, почти осязаемая.

— Что, чёрт возьми… — начал Аст и резко покачал головой. В-Бреймон затеял игру, непонятную Совету. Он решил переиграть их всех, но пока никто не понимал ни правил, ни количества игроков, ни целей.

Ригард повелительно взмахнул рукой и рявкнул:

— Всё! Вон отсюда, — он бросил прожигающий взгляд на советников, секретарей и помощников. Эта стайка тут же вскочила со своих мест и поспешила прочь из зала.

Рейн выходил одним из последних. Он услышал:

— А теперь поговорим, — увидел хищный оскал В-Бреймона, а затем дверь закрылась.



Рейн вернулся в Чёрный дом, а через несколько часов Ригард вызвал его к себе. В тёмном кабинете глава Инквизиции вальяжно восседал на массивном кресле, точно король на троне. Он улыбался улыбкой сытого кота и смотрел с хитрым прищуром. Напротив уже сидел Нелан. Рейн занял второе кресло.

— Что скажешь, Рейн? — спросил Ригард.

— Король Рис действительно у нас в подвалах?

В-Бреймон быстро кивнул и ухмыльнулся.

— Тебе ли не знать, что любой предатель рано или поздно попадает в Чёрный дом. А наша магия так легко развязывает языки. Совет ждал, что король Рис просто признается в связях с Детьми Аша. Но этот малый оказался куда опаснее, чем мы думали. Что же, ему есть за что мстить, — Ригард пренебрежительно улыбнулся. Нелан сразу напрягся. — Наши сведения о том, что арлийские наёмники подплывают к берегам Арлии, подтвердились, поэтому мне пришлось сделать небольшое объявление. Эти наивные курочки сначала даже не поняли, что случилось, а потом опять устроили в курятнике переполох, — В-Бреймон взмахнул рукой и устало прикрыл глаза.

Рейн растерянно посмотрела сначала на него, затем на Нелана. Неужели Совету недостаточно признания Риса? Они могли обнародовать его слова, судить, а затем казнить. Дорога для нового короля открыта, всё. Зачем им понадобилась настоящая война? Или Рис действительно связался с Детьми Аша? Нет, явно нет. Вир говорил иначе. Но к чему Совету война? Это же дорого. Или война нужна была только В-Бреймону?

Аст прижал руки к вискам, закрыл глаза и покачал головой. Рейн пожалел, что сам не может сделать так же. Вместо этого он опять изобразил привычную многозначительную улыбку и ответил:

— Если в курятнике переполох, надо запереть всех кур по клеткам, чтобы они не убежали. Кир В-Бреймон, что я могу сделать?

— Ты всё понимаешь, Рейн, — Ригард довольно улыбнулся. — Кажется, мы не ошиблись, Нелан? — В-Бреймон хохотнул.

Рейн напрягся. Всё шло по плану, но глава не торопился сказать то самое слово — назвать роль, которую приготовил для него.

В-Бреймон сделался серьёзным и крепко сцепил руки в замок.

— Начинается война, и сегодня или завтра Совет объявит лицийцам о надвигающейся опасности. Угроза исходит не только от наёмников. Опасаться нужно Детей Аша — им может оказаться любой из нас. Инквизиция не должна остаться в стороне. Мы выследим тех, кто стоит за заговором. Но для тебя, Рейн, у меня будет особое задание.

Инквизитор с готовностью подался вперёд.

— Во многом в пользу того, чтобы я выбрал тебя, послужило твоё прошлое — ты перестал быть практиком всего полтора месяца назад, — Ригард сделал паузу и продолжил. — После того, как в зале остались только члены Совета, я объявил ещё одну новость. Король сбежал. Дети Аша помогли ему. Мы не знаем, где прячется Рис. Ты должен узнать это, найти его и убить. Тебе надо опередить других. Ты понимаешь о чём я?

Рейн медленно кивнул. Сбежал. Как же. В-Бреймон наверняка припрятал его до поры до времени, чтобы в нужный момент выпустить, как циркового зверька на потеху публике, и его смертью завершить войну.

И тот, кто убьёт короля-предателя, сразу станет героем в глазах народа.

А будущий король и должен быть героем.

Рейн с отчаянием переглянулся с Астом. Он столько раз убивал виноватых и невиновных, тех, кто по-настоящему вставал на пути, и тех, кто оказался там случайно. Так почему сейчас ещё одно убийство стало его беспокоить?

— Ты согласился на всё это, чтобы прекратить жертвовать другими, а получается иначе, — произнёс демон и отвернулся.

«Это последний раз!» — хотел крикнуть Рейн. В животе появился неприятный холодок. Не последний. Никогда для него убийство не станет последним. Он — инквизитор, и это слово будет преследовать точно так же, как и «ноториэс».

Рейн снова переглянулся с Астом. Как выполнить приказ В-Бреймона, не отказаться от плана Вира и сохранить королю жизнь?

В-Бреймон устремил на него тяжёлый, испытывающий взгляд. Рейн понял, что молчал слишком долго и быстро ответил:

— Кир В-Бреймон, я не подведу. Я не зря четыре года был практиком, — Рейн ухмыльнулся, чувствуя, что каждым словом подписывает своей совести смертный приговор.

Ригард потёр заросшую щетиной щёку и сказал:

— Что ж, Рейн, времена сейчас беспокойные для всех нас. Надеюсь, на твоём пути не появится преграды, которую ты не сможешь обойти.

— Я не подведу, — твёрдо сказал Рейн.

Глава 25. Кирпичик за кирпичиком

Вечером Рейн с тяжёлым вздохом опустился в кресло напротив Вира. Тот снял очки привычным жестом и устало потёр заросшую щетиной щёку.

— Рад видеть тебя, Рейн. У тебя тоже тяжёлый день?

Разбросанные по всему кабинету листы бумаги с торопливо сделанными записями и круги под глазами выдавали, что у Вира тяжёлой выдалась даже ночь.

— У меня непонятный день, — буркнул Рейн. — Объясни, профессор, что задумал Совет и В-Бреймон? Ты же знаешь. И опять молчишь.

Вир с готовностью откликнулся:

— У меня немного времени, поэтому я буду краток. То, что задумал В-Бреймон, я узнал только сегодня. Мы виделись с Неланом и обсудили произошедшее.

Рейн почувствовал смутную тревогу. Это чувство всегда возникало, когда за ним кто-то следил, готовился неожиданно ударить или пытался соврать. Годы работы практиком отточили это чувство и научили доверять ему. Рейн подался вперёд и пристально вгляделся в Вира. Тот ответил невозмутимым взглядом и продолжил:

— Члены Совета действительно хотели обвинить короля Риса в связях с Детьми Аша, судить и казнить, а после приступить к выборам нового короля. Однако это бы не прекратило волнения в народе. В-Бреймон, Я-Эльмон и У-Дрисан придумали, — Вир на секунду замялся, — более интересный план. В Лиц вторгнутся наёмники — те, которых «наняли» Дети Аша, чтобы устроить переворот. После короткой схватки гвардия их одолеет. Наёмники с деньгами вернутся домой. Инквизиция за «разоблачение» заговора обелит себя в глазах общества. Церковь сможет начать новую кампанию против демонов и усилить влияние. Торговая гильдия наживётся на потерях. Народ присмиреет, Дети Аша попадут в опалу, а Совет снова сожмёт Кирию в тисках. Всё просто.

Вир помолчал и добавил:

— И тут-то как раз его внимание ослабнет, и мы сможем нанести удар.

— План поинтереснее? — процедил Рейн. — А вы подумали о лицийцах? Сколькие умрут? Только гвардейцы да несколько наёмников? О, за них-то не стоит переживать, конечно! Зачем эта война?

Вир недовольно скривился.

— Рейн, нет никаких «вы». Я не могу предвидеть действия Совета, а Нелан не может разгадать все замыслы В-Бреймона. Мы боремся по мере сил. Поверь, — Вир устало вздохнул, и ощущение тревоги стало только сильнее. Рейн неуютно поёрзал на кресле. Он согласился на план того, кому не доверял. Пытался довериться, да не смог. И другие тоже начали отдаляться от профессора. И всё же план Вира оставался единственной надеждой.

— Рейн, представь. Ты, скажем, рабочий на сталелитейном заводе. Дома жена и двое детей. На заводе постоянно заставляют работать сверх нормы, не доплачивают за выходные и праздники, задерживают зарплату. Из-за этого жена вечно ворчит, а дети недоедают.

Рейн нахмурился. Такая картина не была новой — многие жили так, но что с того?

— Ты зол. Твой демон постоянно шепчет, что нужно что-то сделать: семья страдает! Но ты знаешь, что он не может сказать правильных вещей. Да и что тут сделать! Одно слово — и ты уволен. Но вот ты слышишь выступление своего короля, который открыто защищает демонов и идёт против Совета. И понимаешь, что он прав: именно Совет стоит во главе государства, а значит, он виноват и в задержках зарплаты, и в переработках. Другие рабочие на твоём заводе думают о том же самом.

Рейн потёр подбородок. Он мог бы жить именно так. Ноториэсов брали на заводы — на самую тяжёлую, опасную работу, но всё же брали.

— И вот однажды во время обеда вы решаете послать к чёрту владельцев всех фабрик и выйти на забастовку. Не будет хороших условий — не будет и рабочих. Вы пытаетесь что-то сделать, но ни владелец завода, ни Совет не слышат вас. А денег в семье становится всё меньше, твои жена и двое детей уже подбирают последние крошки. И вдруг слышится новая весть: а король-то продался Детям Аша, и вместе они готовят переворот. Они наняли арлийских наёмников, те уже подплывают к Лицу. Ты боишься, ты растерян. Может, король на самом деле не прав? Да и Совет не такой уж плохой. Пусть немного, но на заводе платили, а что дала забастовка? И вот гвардия побеждает наёмников. Снова воцаряется мир. Ты уже и на завод готов вернуться, лишь бы снова были деньги. И вдруг узнаешь, что королём избрали того, кто убил короля-предателя, кто когда-то пал, стал ноториэсом, но сумел исправиться. И ты понимаешь: к чёрту этого демона, к чёрту эту забастовку. Ты согласен: пусть на дне, но это ровное дно, и с него не упасть. И после того, как ты на миг распрямил спину, ты снова сломлен и опять покорно склоняешь голову.

Вир сделал паузу. Рейн почувствовал неясную тоску.

— Посмотри на это со стороны Совета. Да, в плане немало огрехов. Но тот, кто всегда боялся слушать свой голос, сделать по-своему, поймёт ли это? Он снова сломается, даже не успев собраться.

Рейн медленно ответил:

— Я не хочу убивать короля Риса.

Он снова чувствовал себя мальчишкой, которому отец говорил, как надо себя вести, но тот не был согласен с ним. Хотелось вырваться, сделать по-своему, но противный голосок внутри ставил под сомнение правильность любого из решений.

— Ради спасения других можно пожертвовать одним, — откликнулся Вир.

«А может этим одним будешь ты?» — Рейн хмуро посмотрел на Витторио и скрестил руки на груди.

Рассказывая историю Аша и Яра, он сказал Эль, что они поступили благородно: пожертвовали не посторонним, а одним из них. А что делать, если сейчас нужно пожертвовать и тем, кто хотел как лучше, кто попытался, и собой — точнее, остатками чести и совести?

— Остатками, — Аст криво усмехнулся и скрестил руки, как он.

Рейн поднялся, посмотрел на Вира долгим, пронзительным взглядом и направился к выходу.

— Рейн! — послышалось вслед. — Ты же не передумал?

Он обернулся на пороге.

— Я буду делать то, что говорит мне мой голос. Мы же за это боремся, да? — Рейн ухмыльнулся, вышел и, закрыв дверь, вздохнул.

Было бы всё так просто! Он переглянулся с Астом. Голос сердца тоже ошибался, но слушать его стоило точно. Только вот пока даже у него не оказалось ответа.

Рейн спустился в зал «Трёх желудей». Стемнело, и посетители все появлялись и появлялись, как мотыльки, привлечённые светом. Уже привычно стучали кости, раздавались карты, мелькали руки крупье, слышались смех и вздохи разочарования. За полтора месяца «Три жёлудя» стали такими знакомыми, даже уютными. Внизу всегда царила суматоха, но она давала больше покоя, чем самый тихий день в Чёрном доме или Доме Совета.

На плечи опустились руки. Рейн тут же отскочил в сторону и сжал кулаки. Напротив замерла Адайн и улыбнулась:

— Полегче, Рейн, это я так показываю, что рада тебя видеть.

Рейн нервно рассмеялся. Адайн пришла в красивом тёмно-оливковом платье. На шее висело изящное ожерелье из серебра и изумрудов. Эль рядом с ней тоже выглядела богаче, чем обычно: светлое платье, украшенное кружевом, по краю было расшито голубой нитью, на груди поблескивала золотая цепочка. И только на запястье разливался краснотой огромный синяк. Рейн уставился на него.

Адайн откликнулась:

— Папочка хотел отдать мне бабушкин жемчужный браслет, но узнал, что Эль его потеряла. — Рейн столкнулся с девушкой взглядом. Знал он, как она его «потеряла». — Отец разозлился. А это от демона, — Адайн назидательно подняла палец. — Второй завет гласит: любовь есть свет, и нет в мире сильнее того, кто влюблён в жизнь, дело или ближнего своего. Мне приходится заново учить его любить ближних.

Эль потёрла руку и звонко рассмеялась.

— Адайн за этот удар три дня не разговаривала с отцом, так ему пришлось просить у меня прощения.

— Может быть я… — начал Рейн и замолчал. А что — может быть? Заберёт Эль? Поговорит с Я-Эльмоном? Ну да.

— Уговорила, — послышалось ворчание Кая. Он появился с огромным ведром вишни в руках и замер, увидев брата.

— Рейн, — улыбнулась Ката, подошедшая вместе с ним. — Почему ты здесь, что-то случилось?

— В Лице скоро начнётся война, — растерянно ответил инквизитор и потёр подбородок.

Адайн подхватила его под руку и уверенно сказала:

— Ты идёшь с нами. Ждать правды от Вира я не собираюсь, поэтому ты расскажешь всё сам.

Они поднялись на крышу «Трёх желудей». Кай поставил ведро с вишней на самом краю и сел, свесив ноги.

Рейн с удовольствием вдохнул свежий воздух. Здесь было прохладно и тихо. Вдалеке блестели тёмные воды Эсты, а перед ней тянулись лабиринты ярких улиц — дома Рин-Рина, как и каждый вечер, заботливо открылись для гуляк.

Адайн встала на краю крыши рядом с Каем, взяла в рот вишню, пожевала и выплюнула косточку в пустоту. Внизу тонко вскрикнула женщина. Адайн рассмеялась.

— Ненавижу этих расфуфыренных жеманных красоток. Убейте меня, если я превращусь в такую. Спорим, я попаду в каждую из них?

Рейн с улыбкой покачал головой. Видел бы Я-Эльмон свою дочь! Канава — это навсегда, вот уж точно.

Эль встала рядом с Адайн с лихим видом, взяла несколько ягод и тоже выплюнула косточку далеко вперёд.

— Это плохо скажется на выручке, — серьёзно проговорила Ката, но в карих глазах так и плясали искорки смеха.

— Понедельник, — Кай махнул рукой. — Наши постоянные гости приходят только со среды. Сегодня в порту причалил корабль из Эрнодамма, это всё приезжие, и скоро они уедут. Поэтому… Плевать!

Он зачерпнул целую горсть вишни и стал прицельно плеваться. Рейн присел на корточки рядом и ещё раз покачал головой.

Ну и что же случилось, почему тот мальчишка неожиданно вернулся? Когда-то они сидели на крыше из красной черепицы, также ели вишню, которую Агни принесла с рынка, и плевались вниз. Они пару раз попали в старую служанку, и она устроила им хорошую взбучку, но момент того стоил.

— Эй, Рейн, о какой войне ты говорил? — Адайн оторвалась от ягод и повернулась к нему.

Он рассказал всё, что услышал сегодня от В-Бреймона. С минуту все молчали, затем раздались возбуждённые голоса:

— Ненавижу Я-Эльмона! — прорычала Адайн.

— Это жестоко, надо остановить Совет, — Эль всплеснула руками.

— Вир и это знал, — слова Кая прозвучали как приговор.

Ката вздохнула и подвела черту:

— Он не знал этого. Нелан тоже не знал. Главы Инквизиции, Церкви и торговой гильдии объединились за спинами у других. Мы должны быть осторожнее, но мы не сможем предотвратить войну.

— И что ты тогда предлагаешь? — раздражённо спросила Адайн. — Просто ждать, пока кого-нибудь убьют? Простых лицийцев? Может, кого-нибудь из Тары, а может из Ре-Эста — но какая разница?

Рейн так ярко представил рабочего со сталелитейного завода, которого выдумал Вир. Ему было лет тридцать пять. Худой, усталый, с синяками под глазами. Вечно в куртке и кепке, потёртых ботинках. Дома — ворчащая жена в застиранном платье, двое детей, которые постоянно с надеждой смотрят на отца.

Нет уж, если во время столкновения с полицией во время забастовки он не умер, то арлийские наёмники его точно не убьют. Совет просто в очередной раз сломает этого рабочего и вырвет язык. А если наёмников не будет, он всё равно найдёт способ заткнуть голос его сердца и разума.

Рейн кивнул.

— Да, просто ждать. Мы не сможем остановить войну, это правда. Не в этот раз. Но мы сделаем что-то, что поможет закончить войну и восстания, хотя бы на время. А когда настанет наш черёд, вот тогда мы уже поговорим с Советом.

— И что мы сделаем? — нетерпеливо спросила Адайн.

— Занимайтесь своим делом, а я сделаю своё.

Вот так вот. Приговор королю Рису уже вынесли, и за его выполнением дело тоже не стояло.

Это просто очередное задание для практика. Пускай. Пока тот рабочий со сталелитейного завода должен снова замолчать, вытерпеть взгляды жены и детей, но скоро ему дадут возможность высказаться и побороться вновь.

— Ты говоришь совсем как Вир, — холодно заметил Кай.

Рейн глянул на него исподлобья и тихо спросил:

— Хорошо, моё дело — я должен убить короля Риса.

Снова воцарилась тишина. По взглядам казалось, что вот-вот кто-нибудь нарушит её криком. Ката поспешила спросить:

— Как вам живётся в доме Я-Эльмона?

— Скучно, — помедлив, отозвалась Адайн. — Мне не нравится жизнь богатенькой дочки из великого рода.

Кай сгрёб Адайн в охапку и проговорил:

— Ты можешь вернуться.

Девушка ударила его по плечу, пытаясь вырваться, и воскликнула:

— К такому я не хочу возвращаться! И ты мне платье помял!

Кай задорно рассмеялся. Рейн снова улыбнулся. Неужели это из-за возвращения Адайн он так развеселился?

— Я тебе куплю новое.

— Знаю я твоё «куплю», — проворчал Адайн. — Когда я просила такое, ты взломал дверь магазина и украл какую-то ужасную хламиду.

— А мне оно понравилось, — с улыбкой откликнулся Кай и выпустил девушку.

Эль села рядом с Рейном и рассказала:

— Дом сильно изменился с появлением Адайн. У нас каждый вечер проходят приёмы, или мы ездим к кому-нибудь. Отец всем представляет свою «племянницу» и уже подыскивает ей хорошего мужа.

Адайн фыркнула.

— Больно это мне нужно! К тому же никому не нравятся мои манеры.

Эль рассмеялась.

— Зато как отец вслушивается, когда ты повторяешь заповеди Яра!

Адайн снова назидательно подняла палец и чинно проговорила:

— Шестой завет гласит: слушай ты сердце своё, ибо заключена в нём сила огромная, и нет в мире маяка, что сияет ярче. Отец бесится, когда я его вспоминаю. Он же связан с нашими демонами, а Церковь старательно забывает этот завет.

— Вам не жаль Я-Эльмона? — тихо спросила Ката, присаживаясь на край крыши.

— Я пыталась его пожалеть, да не вышло, — Адайн развела руками. — Ему же не жаль начать целую войну ради ещё толики власти и богатства.

— Нет, — отрезала Эль, потирая синяк на руке.

Рейн снова представил рабочего сталелитейного завода, выдуманного Виром, и чуть слышно вздохнул.

Они быстро съели вишню, но не расходились ещё долго. Вечер прошёл за бессмысленными разговорами и смехом. Рейн каждый раз возвращался к мысли, что скоро таких вечеров уже не будет. Игра подходит к концу. Война закончится так же быстро, как начнётся. Он убьёт короля-предателя, а затем начнутся выборы.

Сначала ушли Эль и Адайн, затем Ката. Как-то незаметно Рейн и Кай остались вдвоём. Они переглянулись и сели на крыше, свесив ноги. Рейн вспомнил, как они почти так же сидели на набережной Эсты, когда Кай только-только ушёл из дома.

— Так ты хочешь убить короля? — спросил Кай и серьёзно на него посмотрел.

— А разве я не должен это сделать?

— Должен, но ведь не хочешь.

Рейн вздохнул и честно признался:

— Знаешь, Кай, я долго твердил себе: ты должен расплатиться за отнятое. Я думал, что всё, что делаю, только ради этого. На самом деле я давно расплатился. Да, по-прежнему мы не все вместе, не в доме под красной черепицей, но я столько лет закрывал глаза на то, чего хочу сам. Я отдал в ответ всё, что мог, включая собственную совесть. Но знаешь что? Я сначала подумал: к чёрту всё, я не готов, уезжаю, хватит. Это было лишь на секунду. У меня есть семья, и я хочу нести за неё ответственность. Сделать как лучше, побороться. Это не долг. Это искреннее. Я не хочу жертвовать другими, но сейчас ещё одна жертва необходима.

— Может, ты просто слишком наивный дурак? Я уже не понимаю, что мы делаем и ради чего, а ты вдруг понял? — Кай смотрел прямо перед собой и поджимал губы, и снова в нём виделся тот чужой старик.

— Может, тебе засунуть свой сарказм куда подальше? Я всё равно продолжу стараться для вас. Болтай о чём угодно, и посмотрим ещё, чьи слова дадут больше плодов.

— Ты всегда умел только говорить. А когда доходило до дела, твоих поступков никогда не хватало.

Рейн спокойно посмотрел на Кая. Обиженный мальчишка, вот уж верно. Но брат ведь не будет обижаться вечно. Да, в прошлом он наделал ошибок, но уже достаточно постарался исправить их. Пора и этому маленькому засранцу сделать шаг навстречу.

— А тебе никогда не хватало сил просто поговорить.

— Заткнись, Рейн, — буркнул Кай и опустил взгляд. Рейн ухмыльнулся: брат так делал ещё мальчишкой, когда чувствовал свою вину, но не мог признаться в ней.

На несколько минут воцарилась тишина, только внизу слышались редкие голоса. Рейн не хотел уходить и не хотел молча сидеть, но не знал, что сказать брату.

Кай неожиданно спросил:

— Что случилось у тебя и Эль?

Рейн пожал плечами.

— Ничего. Мы решили, что каждый должен заниматься своим делом, вот и всё.

— И всё? — переспросил Кай.

— Да. Мы поговорили и согласились, что из короля и дочери главы Церкви пара не выйдет.

— Поговорили? — непонимающе переспросил Кай. — И этого достаточно?

Рейн быстро кивнул:

— Конечно.

— Мне казалось, вам хорошо вместе.

— Очень, — в голосе послышалась тоска. — Эль так меня понимает. Но сейчас всё это действительно не вовремя. И слишком опасно для неё. В другой раз. А почему ты до сих пор не поговоришь с Адайн?

— О чём? — фыркнул Кай.

— О, конечно! Ты же на самом деле прожигаешь взглядом каждую девицу, а не только её, это просто я такой невнимательный!

— Лучше не пытайся шутить, не получается, — буркнул Кай.

Он резко подскочил и встал на краю, вгляделся вдаль. Рейн замер. Он чувствовал, что ещё чуть-чуть, ещё немного, и брат поделится чем-то важным для него.

Кай неохотно начал:

— Эта бродяжка с Восьмой преследовала меня с того момента, как мы встретились. Когда я оказался на улице, только к ней мог пойти, хотя ей самой негде было жить. Мы были вместе, долго, наверное, даже с самой первой встречи.

На лице Кая появилась искренняя счастливая улыбка. Он помолчал и продолжил:

— Когда Инквизиция забрала меня, мы оба относили себя к Детям Аша. Она обошла каждого, чтобы мне помогли, но никто и пальцем не пошевелил. Тогда она собрала компанию таких же бродяжек из Канавы и чуть ли не штурмом пошла брать Чёрный дом, — Кай рассмеялся. — На самом деле среди них оказались две девушки, которые умели превращаться в крыс. Меня спасли они и эта чертова магия.

Рейн ухмыльнулся. Так вот о каком спасении крысами твердил брат.

— Но я был так сломлен после Инквизиции. У вас есть камера, где молот бьёт по металлической тарелке каждую минуту. Удары прекращались только с приходом практиков. Тогда «громко» сменялось «больно».

Рейн вздрогнул. Знал он об этой камере. Её использовали нечасто, только для тех, от кого требовалось настоящее признание. Не донос, а реальные имена. Удары сводили с ума, и узник в конце концов терял рассудок и выбалтывал всё, что мог.

Вот что означало «будет громко», и ничего хорошего для тех, кто перешёл Каю дорогу, это не обещало.

— После возвращения я захотел построить настоящую империю в Канаве, которая сможет противостоять и Инквизиции, и Церкви, и другим. Я хотел себе силу, которой хватит, чтобы расквитаться за всё и всех. Усердно работал, но этого было мало. Адайн оставалась рядом, пыталась помочь, а я только злился. Мне казалось, она мешала строить империю, которая могла нанести удар. Только когда ты вернулся, когда появился настоящий шанс на всё это, я начал замедляться. Хотя для чего-то уже стало поздно. Адайн теперь не готова спасать меня, она хочет, чтобы спасли её. Да только я не знаю, как и что мне сделать для неё.

Рейн молчал. А что тут сказать?

— Поговори с ней, — посоветовал он. Кай недоумённо посмотрел на брата. — Просто поговори. Этот метод спасает тысячи людей от потерь и ненужных обид.

— Помнишь, Дар Крейн сказал, что хочет забрать «Три жёлудя»? — Рейн кивнул в ответ. — В Канаве такими словами не бросаются на ветер, но мы заключили сделку. Адайн будет работать на Крейна — ему нужна её магия. Когда я сказал об условиях нашего договора, она даже не стала спорить.

Кай начал краснеть. Рейн покачал головой. За этим образом хитрого дельца всё-таки прятался запутавшийся мальчишка, как бы он ни старался скрыться. И каждая минута молчания или лживое слово надевало на него всё новую и новую маску.

Рейн повернулся к брату и внимательно посмотрел ему в глаза. Ну какое слово для него подобрать, чтобы показать правду? И он вроде бы начал «открываться», но с трудом, со скрипом — и слишком медленно, так медленно, что за это время можно было наделать ещё больше ошибок.

— Ты — слабак и трус. И никакие пытки не оправдывают того, что ты таким стал. Ты просто продал Адайн, — жёстко ответил Рейн. Кай скривился и снова нацепил равнодушный вид. — Она это знает, и всё равно согласилась, лишь бы у тебя осталась твоя любимая игрушка. И, наверное, она ещё не раз сделает подобное, но с каждым разом у тебя будет всё меньше шансов, понятно? Человек может дать даже тысячу попыток, но безграничного запаса нет ни у кого. Не надо проверять лимит. Поговори с ней. Ты же сам всё понимаешь.

— Да, обязательно поговорю когда-нибудь, — откликнулся Кай. Рейн не понял, было в его голосе больше уверенности или страха. — Сам-то! Что-то не видно, что ты хотел отпустить Эль так просто.

Рейн пожал плечами.

— Всё, что хотел, я сказал. Моё решение простое: я не буду подвергать других опасности. Не знаю, как Вир будет передавать мне, что делать, но то, что это поставит всех под угрозу, — очевидно. Так пусть меньшее количество людей нуждается в том, чтобы я говорил с ними.

— Рейн, мы тебя не оставим, обещаю. Да, я разучился чувствовать. Если душа есть, — Кай хлопнул себя по груди. — то не у меня, мою уже выкололи и выжгли. Но в своей борьбе я уверен и не буду ни трусом, ни слабаком, и раз ты важен, я присмотрю за тобой. Пойдём, братец.

Кай протянул ему руку. Рейн ухватился за неё и выпрямился рядом, едва сдерживая улыбку. С человеком без души такого разговора бы не вышло. Её просто нужно вернуть на своё место.

Перед тем, как спуститься, Рейн на несколько секунд задрал голову к небу. На ровном тёмно-синем полотне светились маленькие серебряные точки. Воздух был свежим и приятно щекотал кожу. И откуда-то даже доносился стрёкот сверчков, чуждый для города.

Рейну показалось, что лето в его жизни не наступало уже давным-давно. А сейчас оно пришло и выдалось чертовски хорошим, несмотря на все приказы, приговоры и страхи. Дом строился кирпичик за кирпичиком.

Глава 26. Король Рис

Рейн ухватился за верёвку, проверил, потянув на себя, и подпрыгнул. Ноги в удобных резиновых тапочках передвигались по стене легко и бесшумно.

Инквизитор вспомнил: в детстве, когда ему было десять, всю семью пригласили на приём во дворец. Там он впервые увидел обезьянок. А сейчас сам полз через стену, к королю, точно ловкая обезьяна.

Город наполнился шумом. Слова: «Король предал Кирию», или «Король продался Детям Аша», или «Наёмники подходят к Лицу» — так часто слышались на улицах, что до сих пор звучали в ушах.

Совет разыграл спектакль быстро и верно. Одна за другой прозвучали две новости: сначала о том, что к столице приближаются арлийские наёмники, затем, что за этим стоят Дети Аша и сам король.

Газеты с новостями разлетались лучше, чем горячий хлеб, и мальчишки едва успевали добегать до типографии за новой партией. На улице перед Домом Совета постоянно толпились люди, ожидая новых вестей. А самые беспокойные собирали вещи и торопились прочь из города. Это оказался глупый и жестокий спектакль, но зрители приняли его так, как ожидалось.

Гвардейцы выступили и были готовы встретить наёмников. Рейн не знал, состоится у них настоящая битва, или они вместе выпьют пиво, а затем разойдутся. Его волновало другое: близился последний акт, и в нём он должен был сыграть главную роль, хотя конкурентов у него ожидалось несколько.

Город зашумел, заворчал и в то же время присмирел. Лицийцы, затаив дыхание, ждали новостей. Всё внимание занимали две вещи: когда состоится бой и где король. Как только Совет сообщил, что Рис сбежал, поползли слухи. Болтуны спешили рассказать: то его видели садящимся на паровоз или пароход, то прячущимся на постоялом дворе среди бродяг, то и вовсе слоняющимся по улицам.

Рейн опустился по другую сторону стены и огляделся. Маленький сад тонул в утренней дымке. Скоро он наполнится шумом: гвардейцы придут «арестовывать» короля Риса. К тому времени он уже должен быть мёртв.

Вечером, даже, скорее, уже ночью, В-Бреймон вызвал Рейна к себе и сообщил: инквизиторы «обнаружили» местонахождение короля. Он укрылся в Андуйском замке вместе с отрядом верных ему воинов. Ригард только отшутился, а затем вздохнул и сказал:

— Я сообщил Совету, где прячется Рис. Приказ отдан, и гвардейцы скоро пойдут арестовывать его. Однако король у нас непослушный и хитрый. Он может сбежать вновь. Проследи за ним и не допусти, чтобы этого не случилось. Проследи, пока не пришли гвардейцы.

Рейн отлично понял, чего требовал В-Бреймон. Лицийцы легко поверили бы в эту ложь. Король организовал заговор, чтобы избавиться от Совета, ограничивающего его власть, укрылся в замке и стал поджидать, когда город возьмут арлийские наёмники. О, и конечно же, без секретного ингредиента от Церкви никуда — король продался Детям Аша, которые мечтают о хаосе и демонах.

И вот Рис чувствует, что ему грозит опасность. Он пытается сбежать, пока гвардейцы не пришли его арестовывать. Их ещё нет, и путь открыт, но вот его настигает храбрый инквизитор и останавливает. Рис сопротивляется, и в пылу борьбы его убивают. Король мёртв, заговор раскрыт, наёмники побеждены. Совет выиграл сражение за мир. Слава Совету и великому Яру.

Хотелось плеваться и брезгливо морщиться. Но задание было дано, и он на него согласился.

Рейн издалека оценил расстояние. Первый этаж занимали помещения без окон. Он, крадучись, подобрался к стене замка и замер у водосточной трубы. Конечно, не удивительно, если здесь даже одного охранника, поставленного для вида, не окажется.

— Выход ещё рядом, — с тоской в голосе заметил Аст.

Рейн вместо ответа покачал головой. Да, глупо. Да, спектакль. Да, актёр из него никудышный, но, чтобы спектакль стал последним, надо взяться за роль и доиграть её до конца.

Рейн замешкался. И всё-таки не могло все быть так гладко. Если Совет ставит спектакль, то каждый захочет, чтобы его «любимец» сыграл главную роль.

Рейн включил фонарик. Зелено-жёлтое сияние разогнало сумрак и высветило пятна на траве. Он осторожно дотронулся до трубы — скользкая от масла.

— Ты не один, — кивнул Аст.

«Я знаю», — со злостью подумал Рейн и, прижимаясь к стене, осторожно пошёл вперёд.

В-Бреймон многого не говорил, но было очевидно, что каждый в Совете понимал: тот, кто схватит предателя, получит преимущество. И если гвардия имела настоящее право арестовать короля, то другие должны были получить это право в обход. Как и Рейн.

С другой стороны вдоль стены тянулся каменный карниз. Рейн осторожно пощупал его. Сплошь усеян битым стеклом. Даже в траве поблескивали кусочки. Рейн ухмыльнулся. Мысли о короле разом отошли на задний план. Это был вызов, и его надо принять. Кто-то очень боялся конкурентов. Так пусть поймёт, что не зря боялся.

— Ладно, — буркнул Рейн и достал пару альпинистских крючков. Он чувствовал себя как на экзамене: сегодня предстояло вспомнить всё, чему он научился за четыре года — от покорения стен и выслеживания до убийств. Пусть так. Последний экзамен, чтобы оставить всю эту чёртову учёбу позади.

Рейн потрогал кирпич. Хороший замок — удобные стены. Хотя на самом деле это был вовсе не замок. Лет тридцать назад здесь действительно стояло военное укрепление, охранявшее Лиц, но он сгорел, и на его месте построили особняк. За ним закрепилась дурная слава, и дом переходил из рук в руки, пока не достался роду «М» — роду короля.

С кирпичом работалось хорошо. Воткнув крючки, Рейн начал взбираться всё выше и выше. Резиновой подошвой он чувствовал каждый бугорок и уверенно опирался, точно шёл по надёжной лестнице.

На секунду Рейн улыбнулся. В детстве он постоянно взбирался на крышу дома, ползал по забору или карабкался с одного балкона на другой. Мать, смеясь, называла его поползнем, а отец только хмуро ворчал. Знали бы они тогда, что это увлечение станет настоящей работой.

Рейн дотянулся до третьего этажа — второй был забран решётками — и, осторожно подобравшись к окну, заглянул внутрь. Подоконник оказался достаточно широким, чтобы почувствовать себя уверенно. Несколько секунд Рейн простоял, давая отдых рукам, а затем нащупал замок отмычкой. Тот поддался, и инквизитор заскочил в комнату.

В горле запершило от пыли. Рейн потёр нос, натянул повыше маску и пробрался к двери через завалы мебели. Должно быть, когда-то это была большая светлая спальня, которая вполне могла принадлежать богатой кире, но сейчас она превратилась в настоящий склад. Рейн взглядом выхватил старые игрушки, несколько сломанных стульев, деревянные ящики, разобранный шкаф.

Он осторожно потянул ручку. Дверь оказалась заперта, и он снова взялся за отмычки. В коридоре было тихо и пусто. Одиноко горела лампа, но огонь почти погас.

Рейн заглянул за поворот и приметил тёмную фигуру в зелёной, похожей на военную, форме. Он спрятался и переглянулся с Астом. Если это охрана, то для чего она здесь: чтобы Рис не сбежал по-настоящему, или чтобы к нему подобрались те, кто «должен» был?

Рейн снова выглянул и прикинул расстояние. Далеко. Подойти незаметным не получится. Страж увидит незнакомца и поднимет шум.

Аст отвернулся и положил руку на глаза, точно отказываясь видеть то, что надо было сделать.

Рейн достал метательный нож и посмотрел на него. Он любил такие ножи. Да, это оружие не для благородного поединка, но для незаметного практика не было друга лучше.

Рейн прыгнул вперёд и метнул кинжал, припадая на колено. Фигура схватилась за горло и начала сползать по стене. Рейн подскочил к ней, достал кинжал и всадил под рёбра.

Ни голосов, ни топота не послышалось. Инквизитор пошёл по коридору, заглядывая во все двери. На повороте лежал ещё один в зелёном. Горло перерезано, лицо застыло подобно маске. А стражи всё-таки существовали, об этой части спектакля позаботились тоже. Но были и такие же метившие на главную роль.

Рейн быстро наклонился и сжал руку мужчины. Тёплая. Надо спешить, пока неизвестный — или неизвестные — не добрался до Риса.

Дальше на этаже лежало ещё два тела, но все комнаты оказались пусты. Рейн стал спускаться по длинной мраморной лестнице — единственном, что напоминало о былой роскоши особняка. Внизу послышался разговор. Он присел, прячась за колонну.

Голоса звучали приглушённо. Рейн на секунду высунулся и сразу спрятался. Через пролёт стояли двое в чёрном и таких же полумасках, как у него. Они не могли быть инквизиторами. Инквизиторы работали иначе и вместо слов использовали жесты.

Рейн виновато посмотрел на Аста, а затем достал ещё один нож, выскочил из-за колонны и метнул его вперёд. За пару прыжков перескочил лестницу и навалился на второго, увлекая за собой. Рейн правым локтем надавил мужчине на горло и левой рукой стянул маску.

— Кто? — прошипел он.

Незнакомец казался довольно щуплым, хотя взгляд выдавал в нём опытного убийцу. Он выгнул спину и попытался вывернуться из захвата. Рейн сильнее прижал локоть к горлу. Ладонь незнакомца медленно поползла по полу. Рейн отвлёкся на это движение, мужчина сделал взмах. Инквизитор инстинктивно зажмурился и сдвинулся, уворачиваясь. С другой стороны по уху сразу заехали кулаком. Незнакомец начал выскальзывать, но Рейн, борясь со звоном в голове, снова прижал его и повторил:

— Кто?

— Торговая гильдия, — процедил мужчина.

— Я тоже, — ответил Рейн. — Сейчас я тебя отпущу, и мы поговорим, идёт?

Чужак подозрительно сощурился, напрягся, но не дёрнулся. Рейн отодвинулся от него, а затем быстрым движением схватил того за волосы и приложил головой об пол.

Он поднялся и ощупал карманы наёмника. Нашёл несколько монет, ничего не значащих записок. Вытянул пару ножей, забрал себе. Затем проверил второго наёмника. С ним была сумка с бомбами и пузырьком с жидкостью. Рейн осторожно осмотрел их. Нужно быть внимательнее. Неправильное падение могло вызвать взрыв, стоящий жизни.

Рейн пошёл по второму этажу. Особняк напоминал жадное притаившееся чудовище с длинными щупальцами-коридорами, которые могли вот-вот ожить.

За поворотом Рейн наткнулся на худую фигуру, ковырявшуюся в замке. На фоне тёмной одежды вихрастая голова выделялась светлым пятном, и даже в сумерках, которые едва разгоняла одинокая лампа, были заметны знакомые черты.

— Чёрт побери! — тихо выругался Рейн и открыто вышел. Фигура замерла. Послышалось удивлённое:

— Рейн?

Он подошёл к Анрейку, схватил его за плечо и угрожающе спросил:

— Ты что здесь делаешь?

От парня отчётливо пахло хвоей и немного слабее — цитрусами. Да этот щеночек даже подушиться перед делом не забыл, ну куда ему…?

— А ты? — в голосе парня послышался вызов.

Рейн встряхнул Анрейка и медленно, точно читал по слогам, ответил:

— Если не хочешь, чтобы я тебя прирезал, отвечай.

— Это задание кира Д-Арвиля.

Анрейк задрал подбородок повыше и смело посмотрел в ответ. Хотелось схватить парня за этот подбородок и хорошенько приложить об стену. Нашёл куда лезть! В этом спектакле нет места для актёров-новичков. Такого щенка просто раздавят, не моргнув и глазом.

— Я же говорил, что лучше тебе убираться от него! — прошипел Рейн. В голове возник сразу десяток вопросов: неужели Д-Арвиль знал о планах Совета, что он задумал, зачем послал Анрейка, как был связан с В-Бреймоном…

— Что ты знаешь? — быстро спросил Рейн.

— Король предал Кирию, и его надо убрать! Так мы остановим вторжение.

Рейн провёл рукой по лицу и устало вздохнул. Не хватало ему этого щенка!

— Послушай, Анрейк, — тихо начал Рейн. — У меня задание от В-Бреймона. К Рису должен попасть я, понятно тебе? Иди домой, к сёстрам. Тебе здесь не место.

— Ты не знаешь, где мне место! — громко воскликнул Анрейк, и Рейн быстро зажал ему рот рукой. Парень мотнул головой, и он медленно убрал ладонь.

— Да ты орёшь как потерпевший. Забудь о своём чёртовом задании. Ты должен уйти.

— Я не могу! Я должен это сделать, — Анрейк прижал руки к груди. — Я уже убил одного от Церкви!

Последние слова опять прозвучали слишком громко, с отчаянием. И этот мальчишка ещё спорит, что ему здесь есть место!

— Анрейк, последний раз тебе говорю. Иди домой.

Рейн с надеждой уставился на парня. Лучше бы на его месте оказался десяток наёмников: и от Церкви, и от торговой гильдии, и ещё десяток гвардейцев. Не Анрейк!

Не этот смешной парень, который просил помочь стать быстрее. Не этот упрямый парень, который так боялся подвести отца и весь свой род. Не этот благородный парень, который хотел защищать и нести хорошее. Десяток раз сказавший: «Ты же ноториэс!», а всё равно пытающийся понять и услышать.

— Я не уйду, — повторил Анрейк громко, торжественно, будто давал клятву. — Если я не сделаю, что сказал кир Д-Арвиль, я перестану быть личным практиком. Это позор. Я не могу вернуться, не закончив.

Рейн снова провёл рукой по лицу и стянул маску.

А мог ли Д-Арвиль действовать по тому же плану, что В-Бреймон: попытаться поставить своего короля? Или он думал, что, убив Риса, выслужится перед главой Инквизиции?

Ну неужели среди практиков и старших инквизиторов не было кого-то более подходящего — настоящего убийцы, а не этого щеночка?

— А убить невинного короля ты можешь? — холодно спросил Рейн. Анрейк опешил и во все глаза уставился в ответ. — Думаешь, если бы он стоял за заговором на самом деле, так спокойно укрылся бы здесь, без настоящей охраны? Как он вообще смог сбежать из Чёрного дома?

«Уйди!» — взмолился Рейн. Он не хотел причинять вред Анрейку. Рейн видел в нём себя: такого, каким мог стать, не будь всего этого — и боялся сделать ему плохо, точно тем самым губил остатки чести.

Анрейк только хлопал глазами и ничего не говорил.

— Забудь ты про чёртову Инквизицию и тех, кто заставляет так поступать, — яростно проговорил Рейн. — Ты недолжен брать на себя убийство, ты не хочешь этого.

Анрейк всё стоял, стоял и молча смотрел. Рейн хотел рычать от злости и грязно ругаться — ну что этот щенок всё трётся здесь, бежал бы уже!

Рейн быстрым движением ударил Анрейка кулаком в висок. Его ноги подогнулись, и он стал заваливаться. Рейн подхватил парня и осторожно положил на пол. Он свысока глянул на Т-Энсома и вздохнул. Висок — опасное место, но за четыре года Рейн научился рассчитывать силу и находить нужную точку. Мог таким ударом убить, а мог просто вырубить. Секретом с ним поделился Дирейн, и использовать его доводилось не раз.

Чёртова Инквизиция. Чёртовы Д-Арвиль и В-Бреймон. И даже чёртов Вир.

Хотелось взвыть.

Рейн снова натянул маску и за несколько лёгких движений открыл дверь. Анрейк подобрался совсем близко. В спальне, у окна сидел король. Неясный утренний свет уже начал забираться внутрь, и лицо Риса казалось белеющей маской. Волосы были собраны в аккуратный хвост, борода подстрижена. Совсем, как всегда. Но в голубых глазах появилось выражение затравленного зверя. Такое возникало у всех, кто побывал в подвалах Чёрного дома.

— Я уже заждался, — проговорил Рис. Руки дрожали, губы были искусаны в кровь. Он встретился с Рейном взглядом, и оба поняли, что каждый из них всё знал: и про спектакль, и про отведённые роли.

Мысли отчаянно метались в голове. Если дать Рису сбежать, Совет начнёт погоню и настигнет рано или поздно. Если сбежать самому, преследовать будут уже его.

Вариант один, и он знал о нём, знал, согласился и всё равно мечтал, что кто-то даст возможность убежать от решения, как по мановению волшебной палочки. Только ни черта такие чудеса не могли произойти. Он сам выбрал путь, в котором нельзя кого-то обойти: лишь убрать или отступить.

— Почему вы начали всё это? — тихо спросил Рейн.

Король горделиво поднял голову и уверенно ответил:

— Совет отнял у меня самое главное. И когда появилось что-то взамен, я попытался это защитить. К чему вопросы? Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты. Сделай своё дело.

«Своё дело», — слова отдались эхом. Хорошо дело!

— Хватит искать оправдания, — прорычал Аст. — Решил — так вперёд!

Рейн достал из кармана часы на цепочке, посмотрел на стрелки сквозь треснувшее стекло циферблата. Гвардейцы скоро придут. Всё вовремя. Всё по плану.

Он снял с пояса револьвер. Рис медленно поднялся, выдохнул и ответил тяжёлым, испытывающим взглядом. Рейн тоже посмотрел на него и снял маску. Хватит прятаться от своих поступков и всего прошлого. Это всё делал не кто-то другой, а он, он.

— Попытался защитить, — едва разжимая губы, повторил Рейн слова короля. Он тоже пытался защитить, но было ли его желание важнее желания Риса?

Рейн потёр клеймо и направил револьвер. Спектакль, умело поставленный Советом. Только зрители не знали, что это спектакль, а актёры чувствовали по-настоящему. От ноториэса ждали, что он не дрогнет там, где другие могли дать слабину. Не верили, что ноториэс способен на что-то хорошее. Наверное, они были правы.

Прозвучал выстрел. Рис дёрнулся и упал на пол. Во лбу зияла аккуратная дыра.

Рейн оглядел комнату и стал собирать вещи короля, то и дело смотря в сторону выхода. Спектакль продолжался. Рис ведь пытался «сбежать». Между тем, в особняке могли остаться другие приспешники Совета. Зато он успел. Вырвал главную роль. Люди оказались правы: чёртов ноториэс не дрогнул.

Глава 27. Совет

Рейн, сидя поодаль, внимательно наблюдал за членами Совета. Если собрание, где они обсуждали короля Риса и нападение наёмников, больше напоминало фарс, то сейчас оно превратилось в настоящее поле битвы.

Рейн одёрнул строгий чёрный жилет на светлой рубашке и провёл рукой по лбу, убирая испарину.

На улице лил дождь, но внутри зала стояла тяжёлая, давящая духота. По спине бежали струйки пота. Члены Совета так переглядывались, что, казалось, по воздуху вот-вот пробегут молнии. Они разом показали свои настоящие лица, и стало видно, это дикие псы, готовые перегрызть глотки за то, чтобы стать вожаком. Вернее, возвести своего короля.

В-Бреймон обернулся к Рейну и весело подмигнул ему. Другие кандидаты заметили это и вцепились в него взглядами. Рейн выпрямился и с ухмылкой огляделся, хотя от их глаз хотелось спрятаться, да что там спрятаться — сбежать, и побыстрее, подальше от этой битвы.

С момента смерти короля Риса прошло десять дней. На одиннадцатый, как велела традиция, собрался Совет, чтобы начать выборы. За эти дни с лица Ригарда не сходила улыбка хитреца, хотя помятый вид и круги под глазами выдавали, что время для него было нелёгким. Рейн не знал, как велась битва, но понимал, что шла она за голоса.

Марен П-Арвил призвал к тишине и звучно начал:

— Уважаемые киры, вы знаете, что для Кирии настало переходное время. Мы входим в новую эпоху, но прежде мы должны выбрать двух самых достойных из нас и представить их Народному собранию.

Марен сделал паузу, поправил тёмно-фиолетовую мантию и продолжил:

— Уважаемые киры, среди верных вам людей есть множество сильных, смелых, благородных мужей. Мы должны найти того, кто готов и разумом, и сердцем верно служить Кирии, кто не отступит.

Рейн фыркнул, скрестил руки на груди и сразу убрал. Ещё один спектакль. Члены Совета могли посадить на место своего избранника хоть цирковую собачку, лишь бы она гавкала, как им надо.

Рейн посмотрел налево, направо. За спинами Совета стояло шесть кресел, на которых восседали избранники. Всех он видел впервые — каждый держал имя кандидата в тайне, чтобы обезопасить его.

— Судьба Кирии в наших руках, — продолжил П-Арвил. — Так начнём же. Я прошу избранника от Церкви назвать себя.

Поднялся высокий худощавый парень в чёрно-белой форме церковников. Он сложил руки за спиной и уверенно произнёс:

— Моё имя Нел Я-Амран. Мой род идёт от великого Яра, — он быстро сложил кончики пальцев и приложил ко лбу. Кто-то издал короткий смешок. — Мы издавна служили Церкви верой и правдой. Мой следующий шаг — стать королём, чтобы очистить Кирию от чёрных голосов демонов и отступников. Я клянусь не оставлять службу и начать праведную войну с тьмой.

Рейн посмотрел на этого Я-Амрана. Он выбрал неверную позицию: король-фанатик даст слишком сильный перевес Церкви, а этого не хотел никто, кроме самой Церкви. Я-Эльмон явно был не так глуп, чтобы позволить сказать такое. Что же, Я-Амран специально говорил так, чтобы не получить голосов? Кого тогда решил поддержать Я-Эльмон?

— Нол, это твой сынок, что ли? — грубовато спросил глава гвардии Ньяр О-Ренек. Я-Эльмон смерил его уничтожающим взглядом и промолчал.

П-Арвил поднял руки со словами:

— Уважаемые киры, вам не терпится выбрать наилучшую судьбу для Кирии, однако я прошу вас выслушать всех кандидатов и обсудить их после выступления каждого. Пусть избранник от Инквизиции назовёт себя.

Рейн поднялся и, смотря над головами членов Совета на Аста, вставшего напротив, громко произнёс:

— Моё имя Рейн Л-Арджан. Мой род идёт от Арейна, основателя Церкви, и отец мой тоже служил Церкви. Однако я хотел не словом, а делом защищать Кирию и вступил в Инквизицию.

Хотелось плеваться. В этих словах вранья было больше, чем во всех рассказах о Яре и Аше, и были они под стать тому, что говорил Совет.

— Я боролся против Детей Аша, против отступников, остановил короля Риса перед побегом. Я клянусь, что на месте короля продолжу службу Кирии, что бы ни требовалось: дело, слово или даже молчание, — Рейн оглядел членов Совета многозначительным взглядом. — Также я клянусь, что не остановлю сражение с демоном и своим примером покажу, какой путь правильный, — Рейн быстро дотронулся до клейма и сел.

— Интересно, — с ухмылкой протянул У-Дрисан.

— Я прошу избранника от торговой гильдии назвать себя.

Рейн, растерянный, сел. Вместо него поднялся лощёный мужчина и по-хозяйски оглядел членов Совета.

— Уважаемые киры, меня зовут Триан С-Исайд. Мой род не всегда был благороден, но мы получили букву за преданную службу, и я с честью продолжу это дело. Я знаю, сейчас в Кирии неспокойное время, но клянусь, что не оставлю свою страну. Я доверяю мудрому Совету и готов верно исполнять его волю, чтобы служить на благо народа.

С-Исайд сел. Рейн сразу понял, это — настоящий враг. Может, он и был той самой цирковой собачкой, но за ним стояла серьёзная сила. Торговая гильдия станет бороться до последнего. Прежний ставленник, Рис М-Нес, оказался плохим выбором, но сейчас гильдия явно не допустит такого промаха и сделает всё, чтобы закрепиться.

— Я прошу избранника от Гвардии назвать себя.

Поднялся крепкий парень и решительно начал:

— Меня зовут Дфейн З-Ран. — Кто-то фыркнул. — Мой род идёт от Орина — основателя Гвардии. Я участвовал в восстании рабочих, бился с арлийскими наёмниками и возглавил арест Детей Аша, виновных в этом. Я клянусь, что буду сражаться за Кирию до последней капли крови.

Рейн бросил на Дфейна оценивающий взгляд. Настоящий воин — народ всегда восхищался такими. Наверняка из тех, кто вдохновлялся высокопарными словами о чести и благородстве. Но у гвардейцев никогда не хватало хитрости для интриг. Ньяр О-Ренек не смог бы привлечь других на свою сторону.

— Я попрошу избранника суда назвать себя.

Поднялся молодой мужчина с приятным лицом.

— Меня зовут Миран Ю-Гикарт. Мой род ведёт от Ювея — одного из основателей торговой гильдии, однако уже четыре поколения семьи верно служат суду. Вы знаете моего отца, Гикарта Ю-Дирта, который возглавлял суд четырнадцать лет. Я клянусь, что всегда буду судить по чести. Дети Аша похитили и убили моего младшего брата, и я также клянусь в том, что буду бороться за справедливость для каждого.

Рейн с интересом посмотрел на Мирана. Он не почувствовал в нём соперника, было в Ю-Гикарте что-то, располагающее к себе. В отличие от других, он казался не просто пешкой — настоящим человеком, с голосом и своими мыслями. Может, Миран правда искал справедливости для себя и своей семьи, да кто только позволит ему это.

— Я попрошу избранника учёной гильдии назвать себя.

Поднялась фигура, сидящая дальше всех. У избранника было такое невыразительное лицо, что Рейн едва обратил на него внимание, и сейчас с удивлением заметил, что это девушка. Женщин никогда не выбирали, это что, учёная гильдия так показывала, что не хотела сражаться?

— Меня зовут Дарьяна Шир.

У-Дрисан рассмеялся. Остальные попритихли и уставились на девушку.

— Да, я не из великого или благородного рода. Да, клятвы от таких, как я, не воспринимают всерьёз. У нас нет буквы в имени, но мы всегда служили на благо Кирии. Мой дед усовершенствовал огнестрельное оружие. Отец придумал современный вид бумагоделательных машин. Они сейчас используются на фабриках вашего брата, кир С-Исайд, — Дарьяна улыбнулась Триану, но тот даже не посмотрел в ответ. — Мне тоже есть что предложить и что сказать. Я клянусь, что буду трудиться не покладая рук ради благополучия и процветания Кирии.

О-Ренек скривился и грубо произнёс:

— Если вы хотите продолжить дело своих родителей, вот и продолжайте.

Дарьяна всё не садилась. Она громко воскликнула:

— Не знаю, как другим, а мне хватит сил и на работу в гильдии, и на служение короне!

— Вам-то, — У-Дрисан уже не скрывал своего презрения.

— Ни пол, ни возраст не указывают на количество ума или верности. Вам ли это не знать! — Дарьяна ответила громко, с вызовом и села. Рейн хотел рассмеяться, но только сдержанно улыбнулся. Учёная гильдия сделала хороший выбор, жаль, другие его никогда не примут.

Марен П-Арвил поднялся и произнёс:

— Уважаемые киры, теперь мы знаем, кого каждый из вас назвал своим избранником. Я попрошу вас обсудить кандидатуры, прежде чем перейти к голосованию. Сегодня мы выберем двоих, а завтра Народное собрание назовёт имя одного — нового короля Кирии.

Воцарилась тишина, а затем разом послышалось несколько голосов:

— Нол, своих родственников протаскиваешь?

— Ноториэс? А может, ещё самого чёрта выберем?

— Хватило с нас короля-торговца…

— Девчонка, Симан, серьёзно?

Голос Я-Эльмона легко перебил все остальные:

— Киры, я предлагаю не медлить и голосовать. Все мы знаем, что решения давно приняты.

Рейн передвинулся на край стула и замер. А если авантюра Вира удастся…

Да нет, ну правда, скорее пёс сядет на трон, чем ноториэс.

Но вдруг?

Рейн неуютно поёрзал, затем вытер потные ладони о колени. Он уже забыл, что можно так волноваться. Казалось, Инквизиция отучила от этого раз и навсегда.

Марен встал и торжественно произнёс:

— Уважаемые киры, тогда начнём первый этап выборов будущего короля Кирии. Я попрошу назвать вас имя того, кто кажется вам подходящим кандидатом на эту роль.

Он поднял руки, и широкие рукава мантии коснулись стола.

— Кир Я-Эльмон, вам слово.

Нол насмешливо посмотрел на В-Бреймона, расплылся в улыбке и ответил:

— Я выбираю Триана С-Исайда.

Рейн сжал руки в кулаки и упёрся ими о сиденье стула, высоко поднял плечи. Голос Я-Эльмона был важен, но он выбрал другого. Теперь нужно подобраться к нему и склонить в пользу нового решения: с одной стороны, Адайн попытается поговорить с отцом, с другой — он напомнит Нолу одну историю из прошлого.

Марен кивнул и сделал отметку в толстом журнале, который лежал перед ним.

— Кир В-Бреймон, вам слово.

— Я выбираю Дарьяну Шир.

Ригард сощурился и хищно уставился на Я-Эльмона. Рейн сразу его понял: он заведомо выбрал того, за кого не проголосуют.

— Кир У-Дрисан, вам слово.

— Я выбираю Нела Я-Амрона.

— Кир О-Ренек, вам слово.

Ньяр поглядел направо, налево, затем уверенно произнёс:

— Триан С-Исайд.

Рейн поморщился. Уже два голоса, а в его пользу — ноль.

— Кир И-Ильман, вам слово.

Симан с видом неуверенного школьника ответил:

— Я выбираю Рейна Л-Арджана.

У-Крейн громко засмеялся. В-Бреймон одарил его холодным взглядом и на секунду обернулся к Рейну. Тот недоверчиво посмотрел в ответ. Что понадобилось сделать Ригарду, чтобы склонить учёных на сторону ноториэса? Дело ведь было не в голосе за Дарьяну?

— Кир Е-Мик, вам слово.

Марен улыбнулся плутовской улыбкой и поддержал И-Ильмана:

— Рейн Л-Арджан.

На несколько секунд лица присутствующих превратились в расплывшиеся пятна, а в ушах появился непонятный шум. В животе закрутился холодок, который поднимался всё выше и выше, пока Рейн не вздрогнул всем телом.

Два.

Два голоса в его пользу.

И ещё два — Триану С-Исайду.

В-Бреймон смог. А может, Нелан Э-Стерм или даже сам Вир — неважно, кто из них так умело сплёл свои паучьи нити. Первый этап пройдён. Чудом, самым настоящим чудом всю эту авантюру поддержали сразу двое. Он, ноториэс, стал на шаг ближе к короне.

Да ну нет. Послышалось. Не могло быть так.

П-Арвил снова поднял руки и с улыбкой произнёс:

— Уважаемые киры. Первый этап пройден. Сегодня вы выбрали двоих: Триана С-Исайда — члена торговой гильдии и Рейна Л-Арджана — инквизитора. Завтра они предстанут перед Народным собранием, и…

У-Дрисан грубо перебил Марена:

— Ноториэс? Или вы не заметили это клеймо? — он уставился на Рейна и прошипел: — А ну повернись-ка щекой, парень! Как во главе Кирии может встать тот, кто говорит со своим демоном?

Ригард закатил глаза и, едва сдерживая ярость, ответил:

— Крейн, твой лощёный щенок чем лучше? Как примут того, кто дальше Ре-Эста и Рин-Рина не был?

— О, давайте тогда всех помойных крыс позовём сюда! Может, мне уступить своё место какому-нибудь меняле из Канавы?

— Что ты, никакой меняла не знает столько способов надуть, как ты.

П-Арвил снова поднял руки и проговорил:

— Уважаемые киры…

О-Ренек перекричал его:

— Ригард, ты говорил, что представишь одного из народа, но не ноториэса же! Чего от него ждать?

Аст подобрался к Рейну и уверенно произнёс:

— Надо ответить.

Рейн растерялся, попытался поймать взгляд В-Бреймона, прося его совета. Всё, что надо было, избранники уже сказали. Им больше не давали слова.

— Хватит! — Аст стал настойчивее. Он быстро взъерошил волосы, затем сжал руки в кулаки и шагнул ближе. — Ты не товар в лавке, чтобы они так обсуждали тебя. Даже если им просили казаться.

«К чёрту всех», — подумал Рейн и подскочил со своего места. Да, Вир сказал вести себя иначе. Но его здесь не было. А ещё не было достаточно голосов, и не В-Бреймону заканчивать сражение за них.

— Да, я — ноториэс, — громко произнёс Рейн. Члены Совета цепкими взглядами уставились на него, и только Ригард закинул руки за голову и улыбнулся. — И что? — ответом стала тишина. Другие избранники тоже уставились на него. — Я послушал своего демона, это верно. И я сполна заплатил. Тридцать дней — невелик срок. Но не для мальчишки, который все эти тридцать дней мечтал о свежем хлебе, и чтобы боль прекратилась. Я расплатился за свой поступок. Кир Я-Эльмон, скажите, если это не так. Разве Церковь не признаёт ноториэсов исправившимися?

— Да, это так, — ответил Нол и сжал губы в тонкую линию.

— Из-за демона я лишился всего, но сумел перестать его слушать. Это позволило мне подняться от практика до второго советника главы Инквизиции. Я знаю, как живут кирийцы и чего они хотят. Я сам с Первой улицы, которая у границы Тары, но сейчас нахожусь в Доме Совета, на выборах короля. Вот мой пример, и я покажу людям, что они смогут обрести, если перестанут слушать своих демонов!

В-Бреймон одобрительно кивнул головой. И-Ильман ответил задумчиво:

— Даже среди учителей и врачей из нашей гильдии есть жители Тары. Им нужен тот, кто понимает их.

О-Ренек сурово откликнулся:

— Король-ноториэс — это позор! Таким нельзя давать шанс, их место — на рудниках Рьёрда.

Рейн убрал руки за спину и на обеих ладонях выставил вперёд средний палец. К черту их всех. Ещё посмотрим, чьё место на рудниках. Он почувствовал, что сейчас лучше промолчать, и сел. П-Арвил выпрямился и произнёс:

— Уважаемые киры, вы сделали выбор двух избранников, которые предстанут перед Народным собранием. Завтра Кирия выберет одну из двух дорог. Я объявляю тридцать пятое собрание Совета закрытым.

Послышались голоса, звук отодвигающихся кресел. Рейн сидел, не шевелясь, и внимательно смотрел на членов Совета. Ригард уже сыграл свою партию. Теперь его черёд, и всё зависело от тех слов, которые он скажет завтра перед Советом, перед Народным собранием. От того, чтобы стать королём, отделяло всего несколько слов, но подобрать их ещё никогда не было так трудно.

Глава 28. Народное Собрание

«Я — Рейн Л-Арджан, и мой род идёт от Арейна — основателя Церкви», — мысленно произнёс Рейн и уставился взглядом на каменный выступ на стене. «Я четыре года служил в Инквизиции и не словом, а делом защищал Кирию от…»

Мысли спутались. Аст, ходя кругом по комнате как разъярённый зверь, вцепился в волосы и зарычал. Всё не то! Что, ну что в этих словах могло убедить Народное собрание? Если только желание поглядеть, как толпа будет насмехаться над королём-ноториэсом!

Послышался смех Ригарда:

— Ты так пыжишься, будто на горшке сидишь! Отдохни.

Рейн сердито уставился на него. И как он только поверил ему — этому шуту, этому бывшему наёмнику? От него не стоило ждать настоящей помощи.

В-Бреймон, точно прочитав мысли, резко выпрямился и нахмурился.

— Послушай, парень. Я тебя выбрал потому, что знаю: ты под стать мне. Ты не растеряешься. Хватит бормотать себе под нос. Такие, как мы, не умеют строить планы, но когда появляется настоящее дело, тут же вцепляются в него зубами и не отпускают, пока не получат своё. Я бы мог найти того, кто составит за тебя речь, но ты сам с этим справишься. Я верю тебе и в тебя.

Рейн провёл рукой по лицу и вздохнул. Речь. А что, если он устал говорить? Вернее, не говорить, а врать. Казалось, сейчас легче ещё десяток раз обойти других и убить короля, чем подобрать верные слова.

— Рейн, осталось немного, — Ригард улыбнулся, и улыбка вышла неожиданно тёплой и понимающей. — У тебя хорошие шансы. Деньги, лесть и обещания творят чудеса, знаешь ли. Многие из Народного собрания будут «за». От тебя нужны всего две вещи: переубедить Я-Эльмона и потерпеть унижения У-Дрисана и О-Ренека.

— Не впервой, — протянул Рейн, потёр клеймо и вытянул ноги, откинувшись на кресло.

Маленький зал заливало солнце, и через открытое окно долетал весёлый людской гам. Хотелось вот так вот сидеть и сидеть, слушать, а между делом болтать о пустяках — даже не важно с кем.

Но второй день выборов нельзя было отодвинуть. Дом Совета гудел с восьми утра. Народное собрание подтягивалось и занимало места. Многочисленные секретари и помощники тенями сновали туда-сюда и всё что-то вынюхивали. Члены Совета пришли позже всех и уже разошлись по залам.

Два избранника должны пройти каждого из них. Считалось, что им дадут напутствие или совет, но все знали: это последний шанс перетянуть голоса на свою сторону. Пусть члены Совета уже не голосовали, но Народное собрание было незримо поделено между ними, и последнее слово главы могло изменить ход.

— Историю Я-Эльмона помнишь? — спросил Ригард.

— Помню, — быстро откликнулся Рейн и отвернулся. Ещё одна грязная работёнка, достойная практика.

В-Бреймон прищурил карие глаза и с неожиданной яростью проговорил:

— Хватит ему прикрываться своей Церковью. Мы его выведем на чистую воду, — не замечая недоумённого взгляда Рейна, Ригард решительно продолжил: — Праведник, который поддержал торговую гильдию — ну да, да сам Аш почестнее их будет! Он — бесчестный ублюдок, и скоро это все поймут.

Ригард, наконец, посмотрел на Рейна:

— Есть у меня с Я-Эльмоном кое-какие счёты.

«Да, он — кусок дерьма», — Рейн кивнул, но промолчал. С улицы послышались удары: часы отбивали девять. Он поднялся, сделал несколько шагов к двери и произнёс:

— Кир В-Бреймон, мне пора. Я не растеряюсь, вы правы.

— Конечно не растеряешься, — откликнулся Ригард. — Ты же не хочешь подвести нас, иначе придётся пригласить в Чёрный дом твоих близких.

Рейн замер.

Кого «нас»?

И что знал Ригард на самом деле? Мог ли он быть в курсе дел Вира и Э-Стерма?

Рейн вышел, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Он же сам загонял себя в клетку. Или нет? Аст встал рядом и уверенно произнёс:

— Сдаться всегда успеешь. Ты знаешь, что должен попробовать. Делай, и мы ещё посмотрим кто кого.

Рейн кивнул и вышел. Я-Эльмон ждал за первой дверью. Рейн постучал, услышал его голос и вошёл.

Маленький зал был один в один как тот, где сидел В-Бреймон. Во главе стола с хозяйским видом устроился Нол. Он скользнул по Рейну равнодушным взглядом и произнёс:

— Не трудись, ноториэс. Я уже сделал свой выбор. Иди дальше.

Рейн медленно закрыл дверь и подошёл к Я-Эльмону.

— Я же сказал, иди дальше.

Рейн остановился. Он впервые смотрел на главу Церкви так прямо, так открыто, и видел в нём то, что встречал всю жизнь: презрение, лицемерие и ложь.

— Почему? — громко спросил Рейн. — Разве ноториэс сполна не расплачивается за то, что послушал демона? Разве он хуже других?

Я-Эльмон прикрыл глаза и сделал приглашающий жест рукой. Рейн сел поближе к нему — поближе, чтобы видеть каждый презрительный взгляд, каждую пренебрежительную улыбку. Всё, что давали ему люди в последние годы, точно собралось в одном человеке и оказалось так близко. Хотелось прямо встретить это и ответить.

— Сначала мне показалось, что король-ноториэс — это смешно. Затем вечером состоялся один разговор, и я взглянул на это иначе. Мне сказали: народ увидит, что любой может пасть, послушав демона, но и подняться тоже может, если перестанет его слушать. Это сказал обычный человек, далёкий от политики или дел Церкви. Я подумал: да, возможно, ноториэс даст народу надежду, укажет верный путь.

Рейн встрепенулся и недоверчиво посмотрел на Я-Эльмона. Он же только что сказал, что уже выбрал. Но это же не мог быть выбор в его пользу? Так просто?

— Кир Я-Эльмон…

Нол взмахнул рукой, не давая закончить, и продолжил:

— Но я передумал, ноториэс. Ты заплатил болью за право снова стать частью общества, но ты не годишься на то, чтобы стать кем-то большим. Ты слишком высоко поднял голову. В тебе говорят гордость и ненависть. Ты не научился слушаться, не смирился. Я вижу тебя насквозь. Я не позволю, чтобы ноториэс занял трон.

Рейн молчал и, не мигая, смотрел на Я-Эльмона. Теперь всё ясно. Глава Церкви не доверял ему потому, что боялся, вдруг он до сих пор слушал демона. Что не будет достаточно покорным. Рейн ухмыльнулся в ответ. Пусть так. Если Я-Эльмон сам считал, что ноториэсы годились только на грязную работёнку, так пусть видит, что это за работёнка.

— Кир Я-Эльмон, я смею ответить, что все рано или поздно слушают своего демона.

— Каждый из нас делает ошибки, это верно. Вопрос лишь в том, кто хочет исправить эти ошибки, а кто продолжает делать их вновь.

— Кир Я-Эльмон, что для вас стало ошибкой: женитьба на Эстере А-Даран или её убийство?

Нол вздрогнул. Рейн ответил ему спокойным, непоколебимым взглядом. В-Бреймон рассказал ему одну историю и попросил узнать больше. Она стала оружием, с помощью которого можно было увести Я-Эльмона на свою сторону.

О том, что роды «А» и «Я» соперничали друг с другом, знал каждый. Двадцать лет назад весь Лиц шумел: сын рода «Я» взял в жёны девушку из «А». По городу поползли слухи: одни считали, что Я-Эльмон купил её у отца, обманул или взял силой, а другие верили в настоящую любовь, преодолевшую эту вековую вражду.

Выяснилось, что прошлое Нола куда более туманное, чем положено церковнику. Он рос несдержанным, буйным, и только деньги его рода прикрывали частые драки и любовные похождения. Со временем эти истории забылись, но Рейн не сомневался: они не закончились, глава просто научился скрываться.

Любви между тридцапятитилетним Нолом и шестнадцатилетней Эстерой не было, только сделка: Я-Эльмон заплатил по долгам её отца, а в обмен получил девушку.

Он хотел идти наверх, но к церковникам без семьи относились недоверчиво, и хорошенькая девушка из великого рода стала решением вопроса. Вот только жизни с Я-Эльмоном не было. Эстера влюбилась в кого-то из гвардейцев и решила сбежать вместе с ним.

Но вдруг она неожиданно заболела и буквально за одну ночь умерла — сгорела, словно спичка. Врачи сказали, что девушка болела чахоткой, просто недуг долго не проявлял себя. А слуги — что видели у неё на груди колотую рану.

— Вы исправили эту ошибку? — продолжил Рейн. — Поколачивая дочь, да?

Глаза Я-Эльмона налились кровью. Он медленно встал и потянулся к трости. Рейн перехватил её и с силой ударил по столу, прямо перед Нолом.

— Каждый делает ошибки, верно, кир Я-Эльмон? — Рейн замер напротив и глянул исподлобья.

— Это ложь! — прорычал глава Церкви. — Я любил её и даже пальцем не тронул!

— Недостаточно уволить и запугать слуг. Память так просто не стирается.

— Это ложь, и ты ещё поплатишься за неё!

— Кир Я-Эльмон, вы не правы, я знаю, что такое послушание, молчание и смирение. Я смиренно принимаю выбор Инквизиции, чтобы послушно служить Кирии и Совету. Мне нужны голоса Церкви, и в обмен я промолчу о том, какие ошибки были в прошлом.

Я-Эльмон выпрямился и холодно проговорил:

— Я же сказал, что вижу тебя насквозь, щенок. Таким, как ты, место в Канаве, и скоро ты туда вернёшься, обещаю. Ты лжёшь, тебя никто не станет слушать.

— Церковь и Совет не послушают, вы правы. Но с вашей дочерью я готов поговорить. Хотя, думаю, племяннице это будет интереснее. Подумайте, кир Я-Эльмон, пожалуйста. Я умею верно служить, и вы это видите.

Рейн быстрым шагом вышел из зала и резко выдохнул, только закрыл дверь. Он бы хотел сказать, что это последнее дело, достойное практика, последняя грязная работёнка, но это не могло быть так.

— Он заслужил всё это, — сказал Рейн Асту, вставшему плечом к плечу. Демон повернулся к нему и тихо спросил:

— Относясь к свинье по-свински, ты разве сам не становишься свиньёй? — демон скрестил руки.

— А я могу иначе? Как мне ещё переиграть Совет?

Рейн подошёл к следующей двери и прижался к ней ухом. Послышались голоса В-Бреймона и С-Исайда. Ригард в открытую смеялся над ним, а Триан что-то жалко блеял в ответ. Рейн сделал ещё несколько шагов. Главный соперник позади, но битва всё равно не закончена.



Рейн увидел взмах руки и, высоко подняв голову, зашёл в главный зал Дома Совета. Его встретили бурчанием и пристальными взглядами. Он поднялся на возвышение, С-Исайд встал рядом.

Солнце проникало через витражные окна и причудливыми бликами отражалось на лицах присутствующих. Их собралось не меньше трёхсот, и казалось, в зале не осталось ни одного свободного места.

Он был разделён на несколько секторов. Ближе всех к выходу сидели те, кто не входили в Народное собрание, но могли позволить себе купить зрительское место. В основном торговцы и судьи. Они тесно жались друг к другу и жадными взглядами смотрели на избранников.

Следом три сектора принадлежали Народному собранию. Оно делилось на верхнюю и нижнюю палату. В верхнюю входило по одному представителю от каждого благородного рода и по два — от великого. Члены нижней палаты избиралось просто: по тридцать человек от каждой фракции.

Они оделись в соответствии с традицией и напоминали плохо сложенную мозаику. Сначала церковники в чёрно-белых строгих одеяниях. Затем инквизиторы. Они выглядели ярче и свободнее, но у каждого обязательно была вещь чёрного цвета. Бок о бок с ними сидели торговцы в традиционном зелёном, после — гвардейцы в сине-серебряных мундирах. Судьи в широких серых мантиях напоминали грязных городских птиц. Замыкали ряд учёные с золотыми медальонами на шее. Среди всех их резко выделялись загорелые жители Лёна и белокожие рьёрданцы.

Поодаль восседали члены Совета. В центре зала, точно надзиратель, стоял Марен П-Арвил.

По рядам пронеслось удивлённое:

— Ноториэс.

Марен легко перекричал шум и уверенно продолжил:

— Прежде чем начнётся голосование, я попрошу каждого из избранников Совета назвать себя.

Триан быстро шагнул вперёд и, закрыв Рейна спиной, громким, уверенным голосом начал:

— Меня зовут Триан С-Исайд, торговая гильдия. Мой род получил букву не по праву рождения, а за преданность Кирии. Многие лицийцы трудятся на наших бумажных фабриках. Мы даём работу и помогаем…

Рейн едва его слушал. В голове снова крутилось: «Я — Рейн Л-Арджан, и мой род…» Он посмотрел на Аста. Демон улыбнулся в ответ.

— Ты знаешь, что сказать. Просто всё вспомни.

Рейн беспокойно оглядел присутствующих. Говорил С-Исайд, но взгляды многих так и были прикованы к метке на щеке. Они разглядывали её, перешёптывались, кривились.

Триан повернулся к членам Народного собрания, положил руку на плечо и поклонился, а затем с довольной улыбкой сделал шаг назад. Аст фыркнул.

Ноги как-то разом перестали гнуться, и Рейн шагнул медленно и неуклюже.

— Да, я — ноториэс, и что? — громко, почти криком, произнёс он. Толпа разом притихла, но взгляды стали ещё более цепкими и колючими. — Однажды мне сказали, что быть им — это право. Заключается оно в том, что я могу говорить любую правду — от таких, как я, обычно не ждут красивых добрых слов.

Рейн сделал паузу, оглядел присутствующих и продолжил:

— Моя же правда такова: я четыре года служил практиком. Я долго жил на Первой — на улице, которая подступает к самой Канаве. Моя мать штопает одежду, а не покупает новую. Отец — метёт площадь перед церковью. А служанка мечтает о поясе из собачьей шерсти.

По толпе пронёсся смешок, и Рейн сделал ещё несколько шагов вперёд, разом почувствовав себя увереннее.

— Я не просто знаю, как живут обычные кирийцы — я сам так живу. Вы замечали, что в Канаве часто кричат? Многие уверены, что их могут услышать, только если они повысят голос или сделают какую-нибудь выходку. Я знаю, что сказать, чтобы меня услышали, но ещё я хочу сделать так, чтобы мы тоже слышали, что говорит народ. Только так мы сможем направить его в нужную сторону.

Рейн улыбнулся своей многозначительной улыбкой, сделал глубокий вдох и с новой силой продолжил:

— Да, я — ноториэс. Может, кто-то думает, что чести у меня немного, а благородства и вовсе нет. Пусть так. Но я — один из народа, я — живой пример того, что каждый способен оступиться и упасть на самое дно, но оттолкнуться от него тоже сможет, если… — Рейн сделал паузу, быстро глянул на Аста и, не сдержав ухмылку, продолжил: — Услышит свой настоящий голос, и тогда добьётся многого. Я знаю жизнь со всех сторон, потому что я — ноториэс, и зовут меня Рейн Л-Арджан, — он выкрикнул род и фамилию, выкрикнул, как давно хотелось сделать. — А род мой идёт от Арейна — основателя Церкви, первого из соратников Яра.

Рейн снова ухмыльнулся и сделал шаг назад.

Разом все словно превратились в тех мальчишек и девчонок, которым он рассказывал сказки. Он снова ловил эти удивлённые, вопрошающие взгляды, чувствовал, как замерло их дыхание. Внутри стало тепло, и Рейн не стал скрывать улыбку. Он был уверен: он хорошо рассказал легенду тогда и хорошо рассказал сейчас. Может, присутствующие хотели услышать другое. Да и пусть. Зато сейчас, хотя бы под конец, в окружении всех этих хищников, он сказал честно.

Толпа разом замолчала, все только переглядывались друг с другом, и даже Марен начал не сразу. Наконец он сказал:

— Уважаемые киры, настал момент, когда мы должны решить судьбу государства. Она в наших руках, так будем же мы честны перед собой и ответим: кто из избранников станет лучшим королём для Кирии? Совет выбрал двоих: Рейна Л-Арджана, инквизитора, и Триана С-Исайда, члена торговой гильдии. Теперь выбор за вами. Уважаемые киры, я попрошу поднять чёрный цвет тем, кто голосует за Рейна Л-Арджана, и белый — за Триана С-Исайда.

Рейн увидел, что кто-то из церковников поднял чёрный бумажный квадратик, и отвернулся. Он не мог на это смотреть. На несколько минут разговоры смолкли, и тишину нарушал только скрип перьев, ведущих подсчёт.

— Благодарю вас, уважаемые киры. Имя выбрано абсолютным большинством, так поприветствуем же Рейна Л-Арджана — будущего короля Кирии.

Один за другим присутствующие начали вставать, они клали руку на плечо и кланялись.

Рейн замер. И это всё — для него, перед ним?

Да ну, нет же.

Его называли церковником — с насмешкой и пренебрежением.

Инквизиторским псом — с ненавистью и страхом.

Ноториэсом — с презрением и недоверием.

А теперь назвали королём. И это было правдой — самая безумная авантюра в его жизни начала сбываться.

Глава 29. Прощание

Над домами с шумом и грохотом полыхали жёлтые, красные и зелёные пятна. Фейерверки гремели весь вечер. Народ вышел на улицы города, и отовсюду слышались громкие голоса, смех и песни. Лиц точно разом позабыл о наёмниках, о предательстве, о мятеже. Имя нового короля звучало повсеместно и тут же обрастало множеством слухов. То и дело слышалось «ноториэс», но в нём было больше недоверия, чем смеха.

Накинув капюшон на голову, Рейн скользил в толпе. У него оставался всего один вечер, а затем он войдёт во дворец на правах хозяина и с балкона, на котором ещё недавно стоял король Рис, выступит перед народом с первой речью.

Рейн знал, что её уже приготовили — каждое слово тщательно продумали и взвесили. А ещё он знал, что сотни, наверное, даже тысячи человек будут не просто слушать его, но и жадно вглядываться в клеймо на щеке.

— Ну и пусть себе смотрят, — Аст заложил руки за голову. — Мы же договорились, что не будем прятаться.

Рейн кивнул и свернул к «Трём желудям». Наверное, это был последний день, когда он мог свободно прийти туда.

— Надо попрощаться, — с тоской в голосе проговорил демон.

Да. Надо попрощаться. С Каем. С Эль. С Адайн. С Катой и Виром. Лишь на время, конечно. Они будут держать связь, ведь план действует. Но потом, сможет ли он сложить с себя корону и вернуться? А может, его вовсе убьют?

— Хватит! — твёрдо воскликнул Аст, вставая рядом.

Рейн ответил ему растерянным взглядом. Легко оказалось говорить о том, что он готов побороться, что ему нечего терять, сидя в кабинете Вира.

Он провёл рукой по лицу, вздохнул. Рейн почувствовал себя дураком, который обманом оказался на чужом месте. Король — он, ноториэс! Не был он готов, не был.

— Мы всегда не готовы, — заметил Аст и понимающим жестом дотронулся до плеча. — Силы может не хватать, и это нормально. Но она появится, стоит только сделать шаг. Нет ничего, что ты не способен вынести.

Вдруг послышалось громкое:

— Эй, мальчик, купишь капусту?

Рейн поднял голову и увидел в трёх метрах от себя, в маленьком пустом переулке тележку, груженую капустой, а рядом с ней — старика. Глаза у него были усталыми, но добрыми, и сам он улыбался тёплой улыбкой.

Рейн подошёл поближе и ответил:

— Нет, спасибо. Почему вы здесь? Тут же никто не ходит.

— Как никто, а ты? Совет послушаешь?

Рейн охотно откликнулся:

— Послушаю.

— Мне шестьдесят, мальчик, и вчера я усвоил последнюю истину: умирать не страшно, если есть те, кто остаются после тебя.

«Умирать не страшно, если…» — мысленно повторил Рейн. Старик, точно угадывая мысли, всегда давал верные советы: и когда нужно было найти ориентир, и когда — выбрать сторону. А сейчас? Да, кто-то оставался после него, но уходить всё равно было страшно — путь и всего лишь во дворец, под крыло хищника-Совета.

Рейн запустил руку в карман и быстро ответил:

— Простите, кир, я должен был сделать это раньше, — он протянул старику мешочек, наполовину заполненный киринами. — Я хочу купить всё, на что хватит денег. Только мне негде хранить капусту, пусть она останется у вас, хорошо?

Старик оттолкнул руку Рейна и сердито воскликнул:

— Должен, с чего это ты решил? Дурацкое слово! Ни у кого нет долгов перед другими, только собственный выбор, понятно?

— Но…

Не став слушать, старик ещё более сердито продолжил:

— Для таких, как ты, моя капуста не продаётся, — на лице снова появилась добрая улыбка. — Иди, мальчик, и береги себя. Потеряв нить хоть раз, из лабиринта можно не выбраться уже никогда. А тебе ой как крепко нужно держаться за нить.

Продавец схватил с тележки кочан и протянул Рейну.

— Бери и уходи.

Рейн взял капусту в одну руку, вторую положил на плечо и поклонился старику. Затем медленно выпрямился, дотронувшись до края тележки. Мешок уже затерялся среди кочанов, и Рейн, довольный, пошёл дальше к «Трём желудям».

Через несколько метров он обернулся и с улыбкой покачал головой. Вот чудак!

В голове ещё звучало: «Нет долгов, только выбор», и Рейн повторил эти слова вслух, а затем посмотрел на Аста. Демон кивнул:

— Нет. Ты уже расплатился. Теперь всё это — не из-за долгов, из-за выбора. И выбор этот правильный, будь уверен.

Рейн сделал глубокий вдох, расслабленно повёл плечами и свернул на другую улицу.

Площадь Рин-Рин была сплошь забита весело гомонящими людьми. Внутри «Трёх желудей» тоже царили шум и суматоха. Рейн поднялся наверх, в кабинет Вира, и положил перед ним капусту.

Профессор снял очки.

— Опять? Выдался урожайный год? Или это новый атрибут королевской власти?

Рейн плюхнулся в кресло напротив.

— Если я захочу, то будет новым атрибутом.

Вир мигом стал серьёзен.

— Не спеши, Рейн. Совет не даст тебе никакой власти. Будет звать на собрания, даже спросит что-то из вежливости, но не послушает по-настоящему. Наша борьба только начинается.

Рейн с готовностью откликнулся:

— Что я должен делать?

— Заслужить доверие Совета. Мы начнём после коронации, и к этому времени ты должен стать своим. Пусть поверят, что ты в их руках. Отчаявшийся ноториэс, который просто хочет жить хорошо и взамен готов на всё.

Дверь без стука распахнулась, и на пороге остановился Кай. Брат ухмыльнулся и спросил:

— Можно я не буду кланяться перед тобой?

— Нельзя. Моя королевская задница уже готова к поцелуям придворных.

Они вместе рассмеялись. Кай прошёл по кабинету и остановился у стола Вира.

— Ты сказал отцу?

Рейн растерялся.

— Нет. Я не знаю, как объяснить всё это.

Кай понимающе кивнул.

— А остальные?.. — спросил Рейн.

— Ката занята, — Кай бросил взгляд на Вира. — Эль и Адайн на каком-то приёме.

Рейн досадливо поморщился. Вот и попрощался. Когда он увидит всех их ещё раз? Их, ставших кирпичиками дома под крышей из красной черепицы, о котором он столько мечтал? Как уйти, не сказав последнее слово, да ещё и так просто оставить всё? Но чтобы этот дом появился у других, он и должен был уйти.

— Отдохните, — Вир махнул рукой. — Завтра мы продолжим, а пока идите. Вам ведь есть о чём поговорить, — Профессор улыбнулся самыми кончиками губ.

Рейн и Кай переглянулись. Витторио уже настойчивее сказал:

— Идите. Вы заслужили отдых. Когда придёт время, я свяжусь с тобой.

Рейн последний раз посмотрел на Вира. Его авантюра удалась. И в то же время какое-то предчувствие внутри по-прежнему не давало поверить ему полностью.

— Спасибо, профессор.

Рейн чуть слышно вздохнул и вышел. Вместе с Каем они поднялись на крышу. Рин-Рин уже зажёгся огнями. По другую сторону над домами пролегла ровная алая линия, а над ней — целая гряда тёмных кучевых облаков.

Рейн шутливо произнёс:

— Представляю, что говорят люди, когда слышат, кто стал новым королём! Ноториэса у них ещё не было.

— Людям понадобится время, чтобы понять. Тебя будут очень много обсуждать.

Рейн потёр клеймо. Он так долго прятал лицо, а теперь должен был показать его всем: всей столице, всей стране. То самое лицо с клеймом, от которого так часто отворачивались.

Кай продолжил:

— Пусть себе обсуждают. Люди любят болтать за спиной, поэтому они там и остаются. Со временем они поймут, что ты один из них, и обсуждать нужно другое, — брат сделал паузу. — Вот если бы я стал королём, — он сомкнул кончики пальцев и хитро улыбнулся.

— То что тогда?

Взгляд Кая разом сделался холодным и жёстким.

— Я бы казнил всех из Совета. Хотя нет, это скучно. В подвалах Чёрного дома куда интереснее. И хорошо, что камер там много, ведь места заслуживает большинство, — брат показал счастливый оскал.

— Ты говоришь всерьёз?

— Да.

— Я понимаю тебя, но пытками ты не сделаешь себя счастливее. Это ничего не даст. Мы же хотели бороться не просто с Советом, а с самим порядком.

Кай недовольно взмахнул рукой.

— Хватит, Рейн, играть в миротворца. Я знаю, чего хочу.

— А мне кажется, не знаешь.

— Чему ты удивляешься? Я всегда был таким, забылслова отца? Злым, хитрым, эгоистичным и прочее. Да, меня радует только месть, всё верно. Это всегда сидело во мне.

Лохматый босоногий мальчишка опять ускользнул. Рейн со всей злостью, что накопилась, воскликнул:

— В тебе есть ровно то, чему ты сам позволяешь быть. Так что хватит оправдываться своей природой. Ты сам выбрал путь — быть дерьмом. Признай это и сделай что-нибудь, чтобы перестань вонять.

Рейн поднялся и с досадой посмотрел на брата. Ничего не вышло. Это прежде Каю нужно было дать волю в выборе, и он сам принимал верное решение. Сейчас не принял. А может, верного решения даже не существовало. Тот мальчишка всё-таки умер три года назад, и семья тогда не зря оплакивала его.

— Мне пора. Попрощались, — Рейн с горечью усмехнулся.

Он ведь даже пришёл к Виру только из-за Кая! Чувствовал эту чертову ответственность за него, хотел быть рядом. Как же, старший брат. Ладно. Не хочет — не надо.

И Кай вдруг ответил своей лукавой мальчишеской улыбкой и ясным взглядом, словно не было всех этих лет. По высоко поднятым плечам, по излишне прямой спине было ясно, что он собирается с духом, чтобы что-то сказать. Но он только выдохнул и произнёс:

— Вот тебе в ответ мой совет: никогда не прекращай драться, братец. Как бы ни сложилось с этим чертовым Советом.

Они пожали друг другу руки, как дельцы при сделке, но Рейн так и не понял, о чём была немая договорённость: то ли они всё-таки признавали себя братьями, то ли Кай просто так желал удачи.

Рейн спустился вниз. Кто-то замечал его, приветствовал, но он не обращал внимания, погрузившись в мысли. У короля не было семьи, кроме той, что одобрял Совет. Что же, в этот раз ему не придётся мучиться с королевскими родственниками. Брат не хотел быть братом, мать уехала, а отец думал только о Церкви, а не семье. Рейн остался один.

— Эй, — улыбнулся Аст. — Всё равно всё не зря.

Рейн улыбнулся в ответ. Не зря. И он не один. Ничего не изменилось, и демон по-прежнему был единственным другом, но это уже стоило многого.

Глава 30. Во дворце

Мальчишка-слуга осторожно протянул сорочку. Он смотрел так, как смотрят на диких собак, которые вот-вот могут укусить. Рейн выхватил сорочку у него из рук и быстро надел. Тёплая, как всегда. Мальчишка каждое утро грел её, чтобы король — не позволь великий Яр — не заболел.

Рейн спустился с высокой кровати под балдахином, протопал босыми пятками по толстому ворсистому ковру и вышел.

— Обувь, кир Л-Арджан! — пискнул мальчишка и поспешил следом.

— Доброе утро, кир Л-Арджан! — воскликнул Алкерн, камердинер. Это был бодрый мужчина под сорок. Он никогда не переставал улыбаться, но строгость глаз выдавала его истинную натуру. — Великий Яр сегодня послал нам хорошую погоду, он благоволит нашим планам!

«Нашим, ага». Рейн молча кивал в такт его словам. Он мог бесконечно возражать Алкерну, но никакие слова не помогали отвертеться от дел, которые вешали на будущего короля.

Алкерн взмахнул рукой, и сухой мужчина с рыбьим взглядом, гордо зовущийся хранителем гардероба, поклонился и стал помогать с одеждой. Рейн скривился, но промолчал. Даже в детстве мама и служанки давали ему больше свободы.

— Итак, кир Л-Арджан, — торжественно проговорил Алкерн, — после завтрака в течение часа ваш секретарь будет помогать вам отвечать на письма.

Помогать! Начнёт без отдыха, не отрываясь ни на секунду, строчить высокопарные ответы всем этим важным скотам из великих и благородных родов, которые, едва усмиряя гордость, стали просить милостивого избранника народа о встрече, как было принято.

— Затем вас ждут уроки, — в улыбке Алкерна почудилась снисходительность. — Ваш наставник изменил программу: вас ждёт больше верховой езды и этикета и меньше фехтования.

Рейн закатил глаза. Верховая езда ему нравилась — хоть что-то, подобающее королю, нравилось! — а этикет уже вызывал приступ тошноты. И если фехтование приносило немного радости, то от остального хотелось спрятаться.

— После обеда Совет просит вас прийти на собрание.

Рейн сразу насторожился. Члены Совета напоминали строгих родителей, которые вызывали сына, чтобы узнать о его успехах и скорее наказать, чем похвалить. Все их встречи с Рейном как будто были пустыми, на них не обсуждалось ничего важного, но что-то слышалось между строк, хотя что — Рейн никак не мог понять.

— Затем вы посетите больницу имени Орина. Больным и раненым нужна ваша поддержка. Вечером состоится дружеская встреча Совета, губернаторов Рина и Лёна, а также правителя Лица. Вы должны присутствовать на этой встрече.

«Должен», — Рейн едва скрыл ухмылку. Всё сводилось к этому слову.

— Прошу, кир Л-Арджан, — хранитель гардероба услужливо придвинул большое овальное зеркало.

Рейн быстро скользнул взглядом по отражению и сухо кивнул. Сегодня ему предложили чёрный камзол из сукна, расшитый белой нитью — неплохо, даже удобно, если бы только не пришлось менять наряд ещё несколько раз за день. Это повседневный костюм, затем — специальный для верховой езды. После — более строгий и торжественный для посещения Дома Совета и больницы. А напоследок, для приёма, что-нибудь ещё более торжественное, и обязательно с вычурной золотой вышивкой, чтобы наверняка!

— Я могу идти завтракать?

Алкерн поклонился и указал рукой.

— Кир Л-Арджан, вы можете делать всё, что хотите.

«Да неужели!» — хотелось вскричать, но Рейн только кивнул и направился к выходу. Один из слуг тут же подскочил и открыл дверь. Не оглядываясь, Л-Арджан пошёл по коридору. Алкерн встал сбоку, но на полшага позади, и продолжил рассказывать о сегодняшних делах.

С каждым словом желание сбежать — да хоть выпрыгнуть прямо в окно! — становилось всё сильнее.

Дворец оказался клеткой. Рейн оставался один в редкие минуты, да и то — по счастливой случайности. Алкерн был настоящим сторожевым псом, который за улыбкой скрывал цепкий взгляд. Рейн не удивился бы, если увидел, что он прячет пару ножей или револьвер — на случай, если будущий король решит сбежать.

— Ты же хотел вернуть всё, — шутливо заметил Аст, улыбнулся, но улыбка вышла вымученной. — Вот тебе и дом под красной черепицей, и слуги, и богатая одежда.

Рейн дёрнул плечом, отмахиваясь от демона. Не такой смысл он вкладывал в эти слова, не такой.

Рейн сел во главе стола в малой столовой. Она была рассчитана на десять человек — всего, как говорил Алкерн, — но Рейн всегда завтракал один, не считая крутящихся рядом слуг.

Огромные окна выходили в сад, и всё вокруг было залито светом, а с улицы доносился запах роз и мокрой после дождя травы. Рейн положил руки на белоснежную скатерть и сразу убрал. В детстве и мама, и Агни говорили, что так некрасиво делать, и вот, спустя десяток лет, учитель по этикету начал говорить то же самое.

— Кир Л-Арджан, — Алкерн поклонился, — я должен подготовить всё к вашему выезду в Лиц.

Он кивнул Насье. Она отвечала за слуг, которые работали на кухне и прислуживали за столом. Женщина скромно держалась в стороне, хотя занимала места больше, чем Рейн и Алкерн вместе взятые. Насья ответила полупоклоном. Стоило камердинеру скрыться, как она отпустила слуг, и они остались в столовой с Рейном вдвоём.

Это была единственная вольность, которую ему позволили, а Насья оказалась одной во всём дворце, кто не вызывал желания отвернуться или закатить глаза.

На третий день, когда Алкерн также оставил Рейна за завтраком, она обратилась к нему:

— Кир Л-Арджан, как вы находите завтрак? Я заметила, что вы предпочитаете овощи и фрукты.

Вир говорил, что нужно вести себя подобающе, чтобы заслужить доверие Совета, но Рейн не сдержал хищной ухмылки.

— О да, предпочитаю. Я поработал на скотобойне, знаете ли…

Насья быстро воскликнула:

— Мой старший брат начинал там работать, и я знаю, что на них происходит! — А затем настороженно огляделась и отпустила слуг.

Насья единственная не кланялась постоянно, задавая подобострастные вопросы, а болтала, болтала без умолку: о себе, всей своей семье, любимых пирожных, привычках других слуг… Рейн был готов платить слушаньем в обмен на отсутствие Алкерна и слуг.

— Кир Л-Арджан, — Насья откинула чёрную чёлку с глаз, — попробуйте яблочный пирог. У нас новый повар, и он привёз рецепт из Эрнодамма. Я знаю, что вы сладкоежка, — улыбка стала лукавой.

Рейн потянулся к пирогу и взял кусок побольше. В такие моменты ему казалось, что он — мальчишка, сидящий за столом в свой день рождения, а рядом — мать, которая наготовила для сына любимых блюд, и жизнь во дворце разом становилось сносной.

— Это отличный повар! — сказал Рейн с набитым ртом и одну руку положил на скатерть. На ней остались крошки и отпечатки. Рейн представил лицо учителя по этикету, если бы он это увидел, и улыбнулся.

Насья встала ещё ближе. Сесть в его присутствии она не решалась, но Рейн был уверен, что скоро она и это сделает.

— Мадс тоже любил яблочные пироги, — в голосе Насьи послышалась тоска. Он уже знал, что так звали её сына, который погиб как раз в возрасте Рейна. Наверное, поэтому она так заботливо к нему относилась.

Насья слабо улыбнулась, откинула чёрную косу за спину и добавила:

— И король Рис любил. Моя бабушка говорила: у хорошего человека в пироге всегда много яблок.

— Рис был хорошим королём? — Рейн не переставал говорить с набитым ртом. Слова прозвучали скомкано, точно не были по-настоящему важны, хотя всё внутри сразу насторожилось. Рейн снова почувствовал себя охотничьим псом, взявшим след. Надо больше узнать, как жилось тому, кого заперли в этой клетке до него.

— Король Рис правил одиннадцать лет, и все эти годы войны обходили нас стороной. Значит, он был хорошим королём. Так или иначе, в одном я уверена: король Рис был хорошим человеком. И как же великий Яр допустил, что он повернулся в сторону Детей Аша? — Насья вздохнула и тихо добавила: — Но его можно понять.

Рейн потянулся к тарелке с вафлями, украшенными фруктами и воздушным белым кремом, и лениво, как бы между делом, спросил:

— Почему его можно понять?

Насья забегала взглядом по сторонам и смутилась.

— Кир Л-Арджан, не слушайте меня! Я заболталась.

Рейн переглянулся с Астом. Слуг не считали за людей, при них не таились. И если во дворце что-то происходило, то они знали про это. Он достиг границы болтовни Насьи, и теперь нужно было её перешагнуть — за ней явно скрывалось многое.

Рейн оценивающе посмотрел на женщину. Практиков учили вытаскивать тайны с помощью инструментов, но за четыре года он понял, что слова могли стать куда более действенной отмычкой. Так отчего же человек мог стать таким болтливым, что заставляло Насью рассказывать всё постороннему?

Рейн отодвинул тарелку с вафлями и серьёзным голосом, уставившись в карие глаза женщины, сказал:

— Я хочу быть хорошим королём, но меня никто не слышит здесь, кроме тебя. Ты — мой единственный друг во дворце. И если ты что-то знаешь, расскажи, пожалуйста, чтобы я не повторял ошибок!

Насья вздохнула, развела руками и плюхнулась на стул рядом. Склонив голову набок, она печально посмотрела на Рейна.

— Как же вы похожи на моего Мадса! Он тоже всегда приходил за советом ко мне.

Насья настороженно посмотрела в сторону одного выхода, затем другого, обернулась на сад и начала:

— Я служу во дворце уже пятнадцать лет. Король Рис был вашего возраста, кир Л-Арджан, когда его избрали. Он всегда казался шебутным, всё хотел что-то сделать, сделать как лучше. Потом он заболел, долго лежал в больнице, а когда вернулся, стал таким тихим, будто подменили. Около года назад король Рис снова стал всё что-то говорить, делать, — Насья ещё раз огляделась и перешла на шепот: — Он уже давно любил одну девушку, из простых. И вот она забеременела! Им бы ни за что не позволили быть вместе. Король Рис боялся, что их отправят на Рьёрд или чего похуже! Поэтому и связался с Детьми Аша, думал, они помогут.

Рейн задумчиво потёр подбородок. Жена и сын Риса погибли четыре года назад, во время вспышки чумы — об этом знал весь город. Неудивительно, если он смог полюбить кого-то другого, и даже если это была девушка не из великого или благородного рода — тоже не новая история. Но мог ли ребёнок стать серьёзным поводом, чтобы в открытую заговорить о демонах и предательстве Совета? Неужели Рис правда надеялся, что сможет лишить его власти, и это позволит ему быть вместе с семьёй?

Насья поднялась из-за стола, отошла на несколько шагов, взгляд стал более спокойным. Рейн опомнился, быстро улыбнулся и откликнулся:

— Значит, мне нужно не допускать всего одной ошибки — ни за что не влюбляться. А где сейчас та девушка?

— Аяна по-прежнему работает в больнице Святого Орина. Сначала прятала от всех живот, а затем стала прятать ребёнка, но мы то знаем! — Насья рассмеялась. — Моя сестра работает в больнице тоже, и вся эта история происходила на её глазах.

Аяна, значит. Из больницы Святого Орина, куда он поедет сегодня. Этот шанс нельзя упустить. Надо узнать, чего хотел Рис на самом деле.

— Это может быть опасно, — заметил Аст. — Тебя не оставят одного. Ты можешь подставить и себя, и её, и весь план Вира.

Рейн улыбнулся Насье и снова придвинул тарелку с вафлями. А эта авантюра вообще была опасной. Но терять нечего.

Глава 31. Терять нечего

Рейн шёл по большому залу, оглядывался и кивал в такт словам доктора Летона Б-Раса, одетого в халат и шапочку.

— Здесь лежат пострадавшие во время бунта рабочих.

В больнице воняло хлоркой и щелочью. По обе стороны зала стояли ряды простых железных кроватей, и больше половины были заняты. Раненые лежали с перевязанными головами, руками или ногами. Крепкое телосложение, суровые взгляды, короткие волосы — они выглядели как большинство гвардейцев и полицейских.

— Дальше у нас психиатрическое отделение, — Б-Рас быстро посмотрел на Алкерна и скомкано добавил: — Неподготовленным людям бывает сложно видеть этих пациентов, обычно мы не пускаем к ним никого.

Молодой доктор и сестра, стоявшие поодаль, переглянулись. Алкерн кивнул и с важным видом произнёс:

— Незачем тревожить их неспокойные души. Кир Л-Арджан, раненые будут рады, если вы поговорите с ними. Пройдитесь по рядам, — последние слова прозвучал как приказ.

Рейн оправил тёмно-синий жилет, расшитый серебряными птицами, и медленно подошёл к крайней кровати, на которой лежал совсем молодой парень с головой, замотанной бинтами.

Со всех сторон уставились любопытные взгляды. Рейн почувствовал себя цирковой собачкой, вышедшей на арену. Рука потянулась, чтобы скрыть клеймо, но он вовремя отдёрнул её.

Парень, покраснев, медленно сел.

— Кир Л-Арджан, извините, я не могу поклониться.

Рейн взмахнул рукой.

— Не нужно, это мы должны кланяться вам за смелость.

Парень скривился. Рейн хотел сделать то же самое, но он знал, как надо вести себя и что говорить. Алкерн хищными карими глазами пристально наблюдал за ним.

— Скажи, чем я могу помочь тебе? Всего ли здесь хватает? Может быть, помощь нужна твоей семье?

— Кир Л-Арджан, спасибо вам, — парень склонил голову. — Я счастлив служить Кирии и ничего не прошу в ответ. Мне всего хватает, и всё, чего я хочу — это мира в нашей стране.

Рейн едва слышно вздохнул. Парень тоже отвечал, как было положено. С соседней кровати послышался скрипучий голос:

— А мне не помешало бы лишнее одеяло, долька лимона в чае по вечерам и пособие для моей семьи — сам-то я вряд ли смогу вернуться к работе.

Мужчина откинул одеяло, показывая, что правую ногу, начиная от колена, ему отрезали.

Врач округлил глаза и подскочил к кровати. Рейн, едва скрывая ухмылку — хоть кто-то говорил честно, — встал и строго посмотрел на Летона.

— Кир Б-Рас, я попрошу вас принести для каждого здесь второе одеяло, а также проследить за питанием, — Рейн посмотрел на Алкерна. — Запиши, что необходимо вынести на обсуждение в Совете размер пособия для всех пострадавших в ходе стачек.

Алкерн уставился на него непонимающе, затем медленно кивнул, скривив губы. Рейн почувствовал мрачное удовлетворение. Это выражение лица стоило того, чтобы подразнить Алкерна.

Лежащие стали оживать и уже охотнее говорили о том, что им нужно, задавали вопросы. Они, не таясь, разглядывали клеймо на щеке, но с каждым новым обещанием взгляды становились всё мягче.

— Ты должен сдержать эти обещания, — заметил Аст с хмурым видом. Рейн быстро кивнул в ответ. Сдержит. Может, не сейчас, чуть позже, но обязательно сдержит.

Когда они вышли из зала в коридор, Алкерн обратился к доктору:

— Кир Б-Рас, кир Л-Арджан будет рад посетить других больных и поддержать их.

Рейн кивнул в знак согласия, но всё внутри протестовало против. Опять эти взгляды, прикованные к клейму. Заученная ложь о том, как хорошо жилось в Кирии. Редкая просьба, а в ответ — только обещания, за которые ещё предстояло бороться с Советом.

Между тем, нужно было отыскать Аяну и поговорить с ней.

— У меня прихватило живот, где здесь туалет?

— Если вам нехорошо, кир Л-Арджан… — проблеял Летон и замолчал, когда Алкерн посмотрел на него.

— Прошу вас, кир Б-Рас, проводите кира Л-Арджана.

Летон взмахом руки подозвал молодого доктора, который незаметно держался вдали от них и что-то писал, прислушиваясь к каждому слову. Рейн пошёл за ним следом, зорко оглядываясь и примечая все коридоры, повороты и двери.

Итак. Его не хватятся минут десять, в лучшем случае — пятнадцать. Этого времени хватит, чтобы ускользнуть и найти Аяну, если она здесь. Ещё минут пятнадцать уйдёт на поиск — укромных мест не видно, но чтобы обойти всё здание, тоже потребуется время.

— А что потом? — встревожился Аст и провёл рукой по волосам. — Как ты это объяснишь?

Рейн пожал плечами. Придётся подставить доктора и сказать, что, когда он вышел, его не было. Пошёл назад, заблудился. Доктор начнёт оправдываться, и Алкерн, скорее всего, поверит ему, но не покажет виду, только больше не сведёт с него глаз.

Рейн обернулся на доктора, а затем закрыл дверь. Напротив входа было окно: достаточно низкое, перекладины посередине будут мешать, но боком протиснуться можно.

Рейн надавил на ручку, и она сразу поддалась. Он выглянул. Серое каменное здание опоясывал узкий карниз. По обе стороны — длинный ряд окон. Судя по хлипким деревянным дверям в коридоре, они вели в комнаты для персонала.

Пробраться немного дальше, найти пустую комнату, выбраться через неё и на поиски.

Рейн вылез на карниз и осторожными шажками стал пробираться дальше. Он смерил взглядом расстояние до земли — всего один этаж. Можно спрыгнуть, перелезть через ограду и убежать: прочь от Алкерна и слуг, от дворца, от Совета.

— Ты что, струсил? — послышался голос Аста.

Рейн покачал головой и остановился. Последнее окно в ряду было меньше и вело в комнату, заставленную каким-то хламом. Одной рукой держась за выступ на стене, другой он с размаху разбил локтем стекло. Прижался к стене, чтобы сохранить равновесие, и стянул жилет. Обмотал ладонь, стал выламывать кусочки стекла. Подстелил его на край окна, перегнулся и нырнул внутрь.

— Такое тебе с рук не сойдёт, — Аст попытался улыбнуться, но улыбка вышла неровной. Рейн вздохнул в ответ:

— Мне нужна правда.

Если бы Вир узнал, то воскликнул бы, что Рейн хочет уничтожить план. Пожалуй, Кай, Адайн и Ката поддержали бы его. Но ведь он имел право знать правду, правду о том, чего хотел его предшественник и почему так закончил. Рейн перевёл взгляд на Аста, прося подтверждения — ну имел же право?

Он схватил жилет, провёл по нему рукой и снова надел. Целый, отлично.

Рейн протиснулся между швабрами к двери, осторожно положил ладонь на ручку, и та сразу поддалась. Он выглянул в коридор. Доктор так и стоял у туалета, переминаясь с ноги на ногу. Выскочив из кладовой, Рейн скользнул за поворот.

Хозяйственная часть закончилась. Вдаль тянулся длинный светлый коридор, залитый солнцем. Одна из дверей была приоткрыта. Рейн прыгнул к ней, прижался к стене и заглянул внутрь. В белёной комнате на высокой кровати лежал мужчина с газетой в руках. Он делал вид, что не замечал сестру, пока она строгим материнским голосом вещала ему:

— Кир Ф-Хел, мы не можем выписать вас сегодня. Доктор Б-Ерис осмотрит вас завтра, однако желудочное кровотечение — слишком большой риск, и вы делаете себе только хуже, не слушая нас.

Мужчина с шумом отложил газету и резко бросил:

— Милочка, если бы вы знали, что мне пришлось пережить и с кем столкнуться, вы бы поняли, что терять мне нечего. Зовите этого вашего Б-Ериса, и пусть он выписывает меня сегодня же!

Женщина вздохнула и поднялась. Рейн отскочил к двери напротив и встал правым боком. Он засунул руки в карманы и стал покачиваться с пятки на пятку, точно заждался уже.

— Простите, кир?

Послышался голосок сестры. Рейн улыбнулся, чуть повернул голову, но не полностью, так, чтобы клеймо не было видно.

— Сестра, мне нужна ваша помощь. Я ищу сестру Аяну, вы можете её позвать?

Женщина вцепилась в складки коричневого платья и обеспокоенно спросила:

— Извините, я могу узнать ваше имя, кир? Как вы здесь оказались и зачем вам нужна Аяна?

— У меня есть для неё срочная новость. Прошу вас, помогите мне, — Рейн достал из кармана две монеты по сто киринов и протянул сестре. Она, не раздумывая, цапнула их и тут же опустила в карман белого фартука.

— Идите за мной, кир.

— Прошу вас, приведите её сюда.

Женщина ещё секунду помедлила, а затем быстро кивнула и пошла по коридору. Рейн развернулся и стал глядеть то в одну сторону, то в другую, готовый сразу отвернуться или нырнуть в одну из дверей.

Увидев издалека сестру и девушку рядом с ней, он снова встал боком к ним. Сестра оставила Аяну на полпути и зашла в другую палату. Когда между ними осталось всего метров пять, Рейн повернулся к ней левой щекой. Девушка замерла.

Вблизи Аяна оказалась старше, чем выглядела издалека. Наверное, если она выспится и отдохнёт, то будет очень симпатичной девушкой, но сейчас худоба, круги под глазами, бледность и потухший взгляд делали её больше похожей на тень, чем на человека.

— Я знаю, кто вы! — голос у неё, наоборот, оказался звонким и ярким.

— Думаю, вы правы.

Аяна подскочила к Рейну, схватила за края жилета и попыталась затащить в палату. Не став сопротивляться, он позволил утянуть себя в палату с пустой не застеленной кроватью.

Девушка разом раскраснелась, она злобно щурилась и так и держала Рейна за края жилета. Захлопнув ногой дверь, Аяна закричала:

— Это всё ты! Что он тебе сделал?

Рейн вздрогнул. Все эти слова были хорошо знакомы, так знакомы, что приходили во сне по ночам и преследовали в людском гомоне. Каждый практик слышал их десятки раз. А теперь они, видимо, будут преследовать всегда, кем бы он ни стал.

Рейн свысока посмотрел на Аяну. Она явно была старше его лет на пять, но он чувствовал себя гораздо более взрослым, чем она. Вся такая маленькая, худенькая и яростная. Сначала она не могла быть с любимым человеком из-за Совета, а теперь — из-за него, ведь это он убил Риса. И не просто любимого человека, а отца её ребёнка.

— Да, это я, — твёрдо ответил Рейн и посмотрел девушке в глаза. Её зрачки быстро расширились, и она отшатнулась от него, точно от огня. — Ты понимаешь, что я выполнял волю Совета, но я согласился, и моя вина не меньше, знаю. Я хотел занять это место, всё верно.

— Хотел занять! — с горечью воскликнула Аяна. — Да ты хоть знаешь, что это за место? Лучше смерть, чем такая власть!

Рейн шагнул к девушке со словами:

— Я здесь не просто так. Не для извинений, хоть и задолжал их. Расскажи мне, чего хотел король Рис?

Аяна плотно сжала губы и отвернулась.

— Чтобы узнать и убить всех остальных?

Рейн быстро переглянулся с Астом. Никакие извинения ей не нужны, они не помогут разговорить девушку. Но если кого-то она ненавидела больше, то это Совет. Он сделал ещё шаг вперёд и сжал плечи Аяны.

— Послушай, я — ноториэс, ты сама это видишь. Ещё меньше трёх месяцев назад я служил практиком в Инквизиции. Как такой может стать королём? Только по хитрой задумке Совета. Я в такой же ловушке, в какой был Рис. Помоги мне понять.

Аяна скрестила руки на груди и бросила с вызовом:

— Ты сказал, что согласился сам, вот и мучайся теперь. Тебя даже убивать не надо, ты выбрал себе судьбу хуже!

Она замолчала на минуту, затем уставилась Рейну в глаза и со сладкой улыбкой спросила:

— А знаешь, что тебя ждёт?

— Что? — в животе появился неприятный холодок.

Он почувствовал себя загнанным в угол. Они знали слишком мало, а Совет собрал на руках все козыри.

Улыбка стала шире.

— Рис хотел бороться с Советом, и никакие тридцать дней смирения его не сломили. После коронации он стал рассказывать про растрату казны, про принижение народа. Однако через полтора года Рис отказался от своих слов и замолчал на целых девять лет. Как думаешь, почему?

Рейн покачал головой. Аяна с хитрой улыбкой продолжила:

— Совет нашёл управу на любого. Он убил демона Риса.

Рейн отступил назад. Девять лет назад Вир придумал, как очистить человека от «проклятия». Девять лет назад его демона уничтожили. Девять лет назад учёных из лаборатории Кирьяна забрали в Лиц. И девять лет назад убили демона Риса.

Рейн беспомощно посмотрел на Аста и задрожал. Он всегда говорил, что ему нечего терять, а терять на самом деле было что.

— О, Рис не единственный. Совет знает, как убрать непокорных. Это происходит здесь, в больнице. И ты следующий.

«Дура! Сумасшедшая!», — подумал Рейн и сам себе не поверил. Нет, Аяна была нормальной, она не врала. Врали другие.

Или Аста убьют сейчас, или стоит начать говорить. Если план осуществить, то только ценой жизни того, кто всегда был рядом — не просто тенью, а совестью, сердцем и силой.

— О да, ты следующий! Вот на что ты согласился. Хотел занять место Риса — так занимай, ну же! Его ты освободил, а себя запер в клетку.

Нет, не могло всё закончиться так. Наверное, король что-то придумал, нашёл способ вернуть свою силу и поэтому выступил против Совета.

— Почему Рис заговорил снова?

Улыбка Аяны померкла. Она вздохнула и ответила:

— О нас знали и слуги, и Совет. Эта была вольность, которую ему позволяли все эти годы. Рис боялся, что со мной или нашим сыном сделают то же, что и с ним, или просто убьют рано или поздно. У нас не получилось сбежать, и тогда он решил, что поднимет народ на восстание против Совета, — Аяна развела руками и вздохнула. — Не вышло. Рис даже не смог договорить.

Рейн снова вздрогнул. А чем он лучше Риса, почему его-то замысел должен удастся? Оба верили, что смогут переиграть Совет, оба сделали шаг против него, чтобы защитить близких. И вот один занял место другого, да не знал, что опять начал заведомо проигранную игру.

— Нет! — решительно воскликнул Аст. — Это значит только, что мы должны бороться ещё сильнее! Просто другим путём.

Он встал рядом с Рейном, будто их могли разлучить уже вот-вот. Рейн посмотрел на своего демона — совсем как на себя в зеркале. Нет. Он не отдаст его. Надо уходить, бежать, найти другой способ.

— Ну так что, рад, что убил Риса? Такое ты место мечтал занять?

Рейн отвёл взгляд. Он хотел что-нибудь сказать ей, извиниться, объясниться, но не мог подобрать слов. Послышалось тихое:

— Много таких в Кирии?

Аяна пожала плечами.

— Я не знаю. В Лице — человек сто.

— Почему… Почему ты молчишь об этом?

Аяна опустилась на кровать и с горечью воскликнула:

— А чего ты от меня ждёшь? Мне собрать народ на площади и рассказать всем? Или написать статью в газету? Чтобы тоже лишиться демона? Нет, ни за что. Он мой, мой, родной, — девушка обхватила себя руками. — Некоторые тоже знают и также молчат.

В висках закололо. Вот же, ну вот подтверждение всему. Немногие боялись демонов — большинство верили, что это их собственный голос, который защищал и оберегал. Совет действительно собрал людей в единое стадо и вёл его в нужную сторону, не давая ни одному волку подобраться к нему. Да что там, он научился сдирать с волков шкуру и превращать их в таких же мирных овец. Кирийцы отчаянно нуждались в правде и свободе, но всё это стоило собственного демона.

— Во дворце все слуги знали, что произошло с Рисом, а у некоторых тоже отняли демона, — Аяна помедлила и нехотя добавила: — Будь осторожен. Там никому нельзя верить.

Все слуги знали.

Рейн снова переглянулся с Астом. Дворец был клеткой, и каждый приложил руку к тому, чтобы закрыть замок на ней посильнее.

Все знали. И этот жук Алкерн, и Насья со своими пирогами и вафлями.

— А ты, как ты узнала всё это?

Аяна горестно рассмеялась.

— Я — одна из тех, кто приложил к этому руку. Мне было всего семнадцать, когда меня взяли работать в больницу. Думала, как же мне повезло! Риса каждый месяц приводили в больницу, и я брала у него кровь, чтобы доктора изучили её, слушала дыхание и ритм сердца. Я не знала, что Совет проверял, как его тело отреагировало на эксперимент. Это он мне сказал.

Аяна опустила взгляд и сжалась в комок.

— Всё-таки Рис не сдался. Просто его война стала меньше. И я тоже не должна сдаваться.

Она снова подняла глаза, и в них уже заблестели слёзы, громко сказала:

— Прошу, уходи, я не хочу говорить обо всём этом и видеть тебя!

— Я подхвачу эту войну, обещаю.

Рейн уже сделал шаг к двери, как она с ударом распахнулась, и на пороге появились Алкерн, Б-Рас, тот молодой тихий доктор и несколько мужчин в форме охраны.

Рейн торопливо воскликнул:

— Вы нашли меня! Я шёл назад и заблудился. Что это за часть больницы?

Алкерн уставился на Аяну и медленно ответил:

— Кир Л-Арджан, нам пора уходить, мы уже задерживаемся.

Рейн кивнул и вышел. Алкерн акульим взглядом вцепился в него, но промолчал. Рейн был уверен, что говорить о случившемся с ним не станут, но Совет непременно узнает. Ему уже не быть одному, не быть свободным — а может, и не быть со своим демоном. Он переглянулся с Астом. Надо выбираться, но как ускользнуть из-под сотни глаз и сотни замков?

Глава 32. Шанс, который зависел от безумцев

Рейн медленно надел сорочку из тонкого белоснежного полотна. Аккуратно заправил её в прямые, со стрелками, брюки. Застегнул чёрный жилет. Накинул наверх сюртук, провёл пальцами по изящной золотой вышивке, украшающей ворот и рукава.

— Кир, прошу, разрешите помочь? — робко спросил портной Салас, продолжая держаться вдалеке.

— Я сам, — отрезал Рейн.

С каждым днём мелочи королевской жизни раздражали всё больше. Как учителя торжественно, чинно рассказывали об этикете и манерах. Как склонялись слуги над столом при перемене блюд. Как утром из его пробуждения и одевания устраивали целое шоу с поклонами и лебезящими улыбками. Как снимали мерки для очередного костюма, «подобающего» королю. И как упрямо, настойчиво, верно делали всё, чтобы он больше не оставался один и не говорил ни с кем.

Рейн взглянул на свои ботинки. Чёрные, блестящие, идеально подходящие под ногу, без единой дыры в подошве. Ещё недавно он мечтал о таких, а сейчас даже их хотелось скорее сдёрнуть с ноги и выкинуть.

Затем уставился на своё отражение. Снова в чёрном, не считая рубашки и золотой вышивки. Рейн повернулся к зеркалу левой стороной и провёл пальцем по щеке. Он был так гладко выбрит, как никогда, пожалуй. Ни один даже самый крошечный волосок не скрывал этого клейма, клейма, которое приковывало взгляды всех во дворце сильнее самого яркого маяка.

Хотелось плюнуть и грязно выругаться.

— Это единственный шанс, — Аст предостерегающе покачал головой. Рейн быстро кивнул ему и скосил глаза на портного.

Сегодня был последний вечер перед тем, как он снова окажется в подвалах Чёрного дома, попадёт под бесконечный свист кнута и громкие проповеди. Вся Кирия ждала, что завтра для него начнутся «тридцать дней смирения», в течение которых он будет неустанно молиться Яру, отказавшись от мирских благ и общества — этакий обряд очищения.

Но его ждали только порки, голод и проповеди. Снова. И в честь этой приближающийся пытки сегодня устроили торжественный вечер.

— Это всё, я могу идти? — холодно спросил Рейн.

Портной беспокойно подскочил к нему и стал расправлять невидимые складочки. Рейн едва не вздрогнул от отвращения.

Каждый во дворце теперь казался предателем и лгуном. Они знали, что Совет сделал с Рисом, и знали, что готовил для него. И если бы нужно было вытерпеть только второе перевоспитание, он бы вытерпел. Но Совет хотел забрать кое-что большее. Рейн снова беспокойно переглянулся с Астом.

— Кир, я бы ещё поправил…

Толстяк потянулся к краям сюртука, но Рейн отпрыгнул от него.

— Ты замечательно поработал, Салас. Этот костюм — именно то, в чём я бы хотел быть в последний вечер перед тридцатью днями смирения.

Салас с сомнением посмотрел на него и изобразил улыбку, поклонился.

— Спасибо, кир Л-Арджан. Я позову слуг, и они проводят вас.

— Салас, я сам, — быстро ответил Рейн и кинулся к двери.

— Нет, кир, не ходите один… — жалобно пропищал портной. Рейн так и слышал недосказанное продолжение, крутившееся в воздухе: «Иначе меня накажут».

Рейн распахнул дверь и выскочил в коридор. В обоих концах стояло по двое стражей. Заслышав шаги, они сразу направились к нему. Рейн спокойно, стараясь не смотреть на них, подошёл к окну. Оттуда открывался вид на бесконечный сад: аккуратный, прибранный — каждая дорожка и куст чётко на своём месте, и даже розы, казалось, росли строго в одном направлении. До тошноты.

Вдалеке виднелись распахнутые ворота, у которых выстроился ряд карет и паромобилей, а рядом — охрана. Ко входу во дворец через весь сад тянулась дорожка, и по ней нескончаемой чередой шли гости. Рейн видел, что каждого заходящего стражи проверяли дважды.

Он сделал глубокий вдох и устало потёр клеймо. Первый шанс ускользнуть только что умер, растоптанный тяжёлыми ботинками стражи.

Оставался ещё один: на приглашённого Я-Эльмона, его дочь и племянницу. Надо поговорить с Адайн или Эль, чего бы это не стоило. Они расскажут о том, что Совет убивал демонов, Виру и Каю, и вместе те придумают, как забрать его из Чёрного дома.

Но они могли решить, что Рейн-король без демона им важнее, чем Рейн-беглец с демоном.

Или не поверить.

Или не суметь помочь.

Но это был единственный шанс, и пусть он зависел от безумцев, за него стоило ухватиться.

Рейн переглянулся с Астом и шепнул демону:

— Не твоя смерть.

Четверо стражей одновременно поклонились. Рейн пристальным взглядом оглядел каждого из них и сухо произнёс:

— Сопроводите меня до главного зала. Гости уже прибыли.

Он круто развернулся и первым пошёл по коридорам, устеленным мягкими коврами, украшенным картинами в золотых рамах и роскошными гобеленами. По коридорам чертового королевского дворца с крышей из красной черепицы.

Часть 2. Крысы

Глава 33. Приём

— Вам полезно быть здесь, — рассуждал отец. — Король из шайки Инквизиции, да ещё и ноториэс, общаться с ним вам не стоит. Но на королевских приёмах всегда собираются сыновья великих родов, самые благородные и богатые из них, — отец многозначительно посмотрел на Адайн, а та только фыркнула.

Эль едва их слушала и с восторгом оглядывалась. Она впервые оказалась внутри королевского дворца. Прежде отец всегда находил повод, чтобы оставить её дома, но сейчас Адайн настояла, что они должны прийти на приём втроём.

Девушка подхватила отца под руку, ободряюще улыбнулась Эль, и они первыми вошли в главный зал. Длинная свита следом: главы пяти церквей с сыновьями или дочерями, кардиналы. Эль затерялась среди них. Она зашла в зал чинно, медленно, держа под руку одного из юношей из этой свиты, как полагалось, и сразу отпустила его, сделав шаг в сторону, только оказалась внутри.

Белоснежные колонны подпирали сводчатый потолок. По ним ползли чёрные каменные лозы. Они тянулись всё выше и выше, пока единой нитью не переходили в изящный узор на потолке. На полу белые фантастические птицы переплетались с чёрными геометрическими узорами.

Вдоль одной стены тянулась длинная сцена, занятая музыкантами и певцами. Вдоль другой — ряд зеркал. Между ними висели лампы, похожие на крошечные звёзды, но свет от них шёл чистый и яркий. По краям стояли столы и стулья, освобождавшие место для танцев.

Возбуждённые голоса гостей сливались воедино, напоминая весёлый птичий гомон. Члены благородных и великих родов постоянно кланялись друг другу, обменивались любезностями и прятали свои лисьи взгляды за притворными улыбками.

— Сколько важных гостей! — Леми лукаво выглянул из-за плеча. — Если взорвать дворец, Кирия останется без знати. Пуф — и всё! — он изобразил руками взрыв.

Эль передёрнула плечиками. Это не могли быть её мысли. Она бы никогда не подумала так о людях.

Она встала за спиной Адайн и ещё раз огляделась. Где Рейн? Надо найти его и поговорить — о чём угодно.

— Это твой первый приём во дворце, — отец посмотрел на Адайн и расплылся в глупой улыбке. — Запомни его.

— Отец, — растерянно проговорила девушка. — Я бесконечно благодарна за то, что ты привёл меня сюда, но разве всё это не лишняя роскошь? Не противоречит ли она заветам Церкви?

Эль подобралась к Адайн поближе и осторожно ткнула её локтем в бок. Та никогда не упускала возможности подразнить родителя. Адайн ловко прикрывалась масками растерянности, смущения или добродетели, но Эль хорошо знала отца. Он не будет постоянно закрывать глаза и рано или поздно покажет ей другую сторону воспитания.

— Адайн, — тот вздохнул и отвёл руку, на которой сияли массивные золотые перстни. — Каждый делает свой выбор. Вспомни четвёртый завет: дай свободу и сердцу своему, и сердцу чужому, и не отрицай право каждого верить, говорить и думать. Мы выбрали путь добродетели, но мы не имеем права силой заставлять других. Мы можем лишь своим примером показать, какой силой обладает смиренное сердце.

Эль и Адайн переглянулись и быстро отвели глаза. Смиренное сердце, так, значит.

— Вот это ложь, вот это ложь, — пропел Леми, снова склоняясь над плечом. Рыжий демон становился серьёзен, только когда они оставались вдвоём. В компании других он кидался в них шутками, насмешками и ухмылками.

Эль снова огляделась. Гостей становилось всё больше, мелькала пёстрая череда лиц — и знакомых, и незнакомых. Лишь бы отец, как всегда, не проявил упрямство! Он не хотел идти к будущему королю, но правила велели сделать это, и Эль с волнением ждала встречи с Рейном.

— Кир Я-Эльмон, — послышался низкий уверенный голос. Девушка обернулась. Подошёл У-Дрисан. — Кира Я-Нол, — он поклонился.

Дерит, стоящий рядом с ним, тоже опустился в лёгком поклоне — он остался выше, чем полагалось. Эль присела в ответ и склонила голову.

— А вы, должно, племянница кира Я-Эльмона, приехавшая с Рьёрда? Я всегда знал, что северные розы, растущие среди снегов, самые прекрасные в мире цветы.

Он ещё раз поклонился и бросил на Адайн оценивающий взгляд, как купец — на хороший товар. Тёмно-синий длинный сюртук хорошо скрывал крупную массивную фигуру торговца, и издалека он мог даже показаться симпатичным, но Эль всё равно почувствовала желание расцарапать ему лицо.

По правилам, отец должен был назвать Адайн, и только после ей позволялось ответить, но она, как всегда, нарушила их:

— Да, кир, нет на свете цветов прекраснее северных роз. Но они требуют ухода, который лишь немногие могут дать.

Адайн присела и склонила голову. Эль едва скрыла довольную улыбку. Ей казалось, что подруга владела сразу двумя видами магии: ей подчинялась не только земля, но и люди — её непоколебимой уверенности и смелости.

— Ты тоже хорошая, — ухмыльнулся Леми, выглядывая из-за спины девушки, стоящей неподалёку. Эль ответила ему кислой улыбкой. Хорошая, насколько хорошей могла быть девочка, которую продала мать-шлюха или мать-пьяница.

Музыка зазвучала громче. Гости стали сдвигаться к краям, чтобы уступить место танцующим.

Дерит сделал шаг вперёд и склонил голову.

— Кир Я-Эльмон, разрешите пригласить вашу дочь на танец.

Отец неодобрительно скривил губы. Адайн подняла плечики — она всегда так делала, когда была готова съязвить или сказать что-то резкое. Девушка защищала Эль перед отцом, и жизнь дома стала легче, но не счастливее. Она ещё больше почувствовала себя чужой. Своей она стала только в той маленькой норе, где жил Рейн.

— Это только пока! — задорно крикнул Леми и мотнул вихрастой головой.

— Охотно, Дерит, — ответил отец и бросил на Эль предостерегающий взгляд. Что это было: не болтай лишнего, не позорь меня, не отвлекай внимание от Адайн?

Леми скривился, передразнивая отца.

Эль аккуратно вложила ладошку в руку Дерита. Ей казалось, она не танцевала уже много, много лет. Дома чаще всего проходили скучные вечера за ужином и ничего не значащими разговорами, в гостях — точно так же. На последнем настоящем приёме она прожгла платье свечой, а единственным танцем стала скачка по саду с Рейном, который совсем не умел слушать музыку и постоянно наступал на ноги.

Эль улыбнулась и тут же спрятала улыбку. Пусть не думают, что она предназначалась для этого высокомерного выскочки У-Крейна.

— Понаступай ему на ноги, — шепнул Леми, лихо потряхивая рыжей головой.

Дерит завёл её в самый центр кружащихся пар.

— Рад видеть тебя, милая Эль, — он улыбнулся своей хитрой кошачьей улыбкой.

— И я рада видеть тебя, Дерит.

На секунду они отдалились на расстояние вытянутых рук, но вот У-Крейн крутанул Эль, и она снова оказалась рядом — слишком близко, до неприязни и тошноты.

— Милая Эль, расскажи, как твой друг сумел стать королём? Я ему, конечно, не завидую, но любопытство меня гложет, — Дерит притворно вздохнул. — Когда же Кирия успела пасть так низко, что королём стал убийца? Что дальше, говорящая свинья?

Эль вздёрнула подбородок и, вложив в голос всю неприязнь, ответила:

— А лучше быть тем, кто прячется за спиной своего отца, а сам так ничего и не сделал за всю жизнь?

Дерит глянул с пренебрежением. На миг он снова отдалился и тут же оказался рядом.

— Кто бы говорил, милая Эль, кто бы говорил. Так что же ты мне расскажешь? Как мальчишка, который ничего не мог, кроме как рисовать дурацкие картинки во время уроков, стал королём? Как ноториэса могли выбрать?

— Он лучше тебя в тысячу раз!

Дерит рассмеялся и резко потянул Эль за собой. Она едва удержалась на ногах от неожиданности, но парень крепко держал её за руку. Он замер в углу зала у стены и навис над ней.

— Какая же ты дура. Влюбилась в ноториэса, что ли, серьёзно? А отец ещё хочет, чтобы я взял тебя в жёны, — Эль резко вздрогнула и подняла на Дерита глаза, полные страха. — Рассказывай, что знаешь.

Дерит смотрел на неё так же, как отец — как на пустое место, случайную ошибку. Даже собак он удостаивал более тёплым взглядом. Эль открыла рот, чтобы что-то ответить, и сразу закрыла, сжалась в комок. Ну а что тут ответить?

— Кто-то хотел найти своё место, или мне показалось? — хмыкнул Леми, подбираясь поближе. Эль глянула на его веснушчатое лицо с хитрой улыбкой, снова упрямо задрала подбородок и процедила сквозь губы:

— Милый Дерит, если ты сомневаешься в выборе Совета, созывай Народное собрание. Во главе Кирии всегда встаёт самый чистый из нас. — Леми помахал рукой перед носом, точно почувствовал что-то неприятное. — Кстати, о чистоте. Ты — дерьмо, и от тебя воняет.

Леми с одобрением махнул рукой. Эль дёрнулась, но Дерит только покрепче ухватил её за руку. Он мягко улыбнулся, будто готовился сделать комплимент.

— Милая Эль, где же ты набралась таких дурных слов?

— Дружок-ноториэс научил. А теперь отпусти, или я закричу. Может, меня сочтут сумасшедшей, но тебе косых взглядов тоже не избежать. Отец будет доволен таким?

Эль холодно посмотрела на Дерита. Скакать по саду с презираемым всеми ноториэсом было в сотню раз приятнее, чем танцевать с сыном великого рода. Если она и будет искать своё место, то не среди всей этой знати. Она — не одна из них, не стоило даже спорить с этим.

— Иди к чёрту, — процедил Дерит сквозь зубы и отпустил её руку. Эль резко дёрнулась и бросилась в толпу. Она тяжело выдохнула и нашла взглядом Леми. Демон улыбался открытой, искренней улыбкой, и от неё разом стало легче.

— Эй, — послышался обеспокоенный голос. Между парами ловко проскользнула Адайн и взяла её за руку. — Что этот маленький ублюдок тебе наговорил?

Эль пожала плечами.

— Ему не нравится наш новый король. Они с Рейном учились вместе и не ладили.

Адайн понимающе кивнула.

— Этот Дерит выглядит очень скучным. Надо его развеселить, — девушка хитро улыбнулась. Она сделала несколько шагов вперёд и встала за колонной. Дерит стоял в нескольких метрах от неё, скрестив руки на груди, и смотрел на танцующие пары.

Адайн сплела пальцы на одной руке, а другой повела из стороны в сторону. Сначала ничего не происходило, затем Эль увидела, что белые розы, стоящие в вазе на постаменте над головой Дерита, начали расти. Бутоны набухали, раскрывались, листья тяжелели. И вот уже ваза зашаталась, а затем полетела вниз. Дерит успел отскочить, но внутри была вода, и вся она вылилась на ноги У-Крейну. Гости уставились на него, а он стал медленно краснеть.

— Мы же семья, — Адайн улыбнулась, взяла Эль под руку и потянула за собой. — Идём, пока отец не хватился, — она обернулась к Дериту и шепнула: — Жаль, что он — кусок дерьма, симпатичный, всё-таки, парень.

— Адайн, — Эль покачала головой. Наверное, понять её мог только тот, кто вырос в Канаве.

Потянулись томительные минуты рядом с отцом. Он стоял в стороне и встречал равнодушным взглядом каждого, кто приближался к нему. Рядом суетилась церковная свита. Подходили члены великих, благородных родов, кланялись, задавали вопросы вежливости и исчезали.

— Адайн, — шепнула Эль девушке на ухо. — Я хочу найти Рейна. Поможешь мне?

Она охотно откликнулась:

— Конечно! Пора посмотреть, как поживает наш король.

Адайн, метнув на отца требовательный взгляд, капризно выпятила нижнюю губку.

— Отец, разве мы не должны представиться королю?

Он помедлил, а затем ответил:

— Да, милая.

Отец что-то шепнул церковнику, стоящему ближе всех, и тот нырнул в толпу. Через несколько минут он вернулся и зашептал в ответ. Я-Эльмон кивнул, покрепче ухватил трость и сделал жест, чтобы они шли за ним. Он уверенно пробрался через толпу, и Эль увидела Рейна.

Он стоял со скучающим видом, кивал то одному, то другому, улыбался. Эль хорошо выучила его улыбки и видела, что в этот момент в них не было ничего искреннего. И всё же Рейн в чёрном с золотом, с высоко поднятой головой, ледяным взглядом сейчас как никогда походил на настоящего короля. Ничего в нём не выдавало того парня, который растерянным возвращался из Чёрного дома и бесконечно проклинал себя за очередной день на стороне Инквизиции.

Эль сделал шаг вперёд, но Адайн схватила её за запястье и предостерегающе покачала головой. Отец, не обращая внимание на толпу, уверенно проложил себе дорогу к будущему королю. Они переглянулись и одновременно поклонились друг другу.

— Кир Л-Арджан.

— Кир Я-Эльмон.

Эль во все глаза уставилась на Рейна. И это тот парень, что пробирался к ней в комнату, сейчас стоял перед её отцом, стоял на месте будущего короля?

Зато она не поднялась, а только упала. Леми фыркнул.

— Даже маленькими шажками можно пройти большое расстояние.

Отец представил Адайн, её, обменялся с Рейном любезностями, как требовали правила, а затем хищно уставился на него и спросил:

— Кир Л-Арджан, когда же состоится коронация? Мы все с нетерпением ждём, что во главе Кирии встанет новый король — тот король, которого мы так долго ждали.

— Кир Я-Эльмон, вам ли не знать, что главное для короля — смирение. Прежде я должен пройти тридцать дней. Сегодня в полночь я удалюсь, а по возвращению каждый сделает то, что должен, — Рейн улыбнулся своей любимой многозначительной ухмылкой. Эль ненавидела её, потому что никогда не понимала, что он вкладывал в неё.

— Да, тридцать дней смирения, — повторил отец. — Порой это то, что необходимо каждому из нас.

Эль вздрогнула. Вир сказал, что Рейна ждало ещё одно перевоспитание. Она знала каждый рубец на его теле, который оставили инквизиторы в Чёрном доме — спустя годы те побелели, но так и оставались глубокими, широкими. И вот опять. А что поделать с теми рубцами, которые не остались на спине, но были гораздо глубже?

Эль беспомощно посмотрела на Леми. Да, Рейн сам выбрал этот путь, он знал на что шёл, но… Во имя Яра, как облегчить его участь?

Девушка вдруг поняла, что отец уставился на неё тяжёлым, настойчивым взглядом.

— Кир Я-Эльмон, разрешите пригласить вашу дочь на танец? — повторил Рейн.

— Воля ваша, кир Л-Арджан, — отец покорно склонил голову, но глаза так и выдавали его мысли: «Остановись, откажись».

Эль крепко вцепилась в руку Рейна, как в спасательный плот, и сама повела его в толпу. Стоило им скрыться среди танцующих, как она, положив голову ему на грудь, прошептала:

— Ох, Рейн!

Он отстранился, насколько это позволял танец, и строго произнёс:

— Эль, за мной следят. Никто не должен знать, что мы знакомы.

Она выпрямилась и настороженно огляделась, но увидела только пары, кружащие в медленном танце.

— Рейн, что происходит? Как ты?

Он на секунду замер и дёрнул плечом, точно отгонял кого-то. Эль хорошо знала все его привычки: так он делал, когда не соглашался со своим демоном.

Рейн горько усмехнулся.

— Всё вокруг из золота, но это остаётся клеткой.

Эль непонимающе посмотрела. Ну пусть только скажет, чем помочь ему!

— Зато ты научился танцевать, — робко ответила девушка и улыбнулась.

— О да, я многое узнал во дворце, — Рейн помрачнел. — Мне нужна ваша помощь.

— Чья? — быстро переспросила Эль. Ноги спутались, она наступила на ботинок Рейна, но он не обратил на это внимание.

— Всех вас, — прошептал он и настороженно огляделся. — Перевоспитание короля — это не то, что проходит ноториэс. Совет хочет убить моего демона, как сделал это с Виром и Рисом.

Эль замерла, но Рейн не остановился и продолжил вести её в танце. Она машинально переставляла ноги, но едва понимала, в какую сторону её ведут.

Убить демона. Может, старая легенда не врала, демоны и люди действительно были связаны чёрными нитями. Они появились из боли и страданий, но… Но давали совсем другое.

Эль испуганно посмотрела на Леми. Она долго его сторонилась. Отворачивалась от лукавого взгляда зелёных глаз. Пыталась не глядеть на эти рыжие волосы. Зажимала уши, когда он начинал подначивать её. А Леми никогда не хотел плохого. Это был её собственный голос, но его настойчиво заглушали чужие.

Рейн сказал верно: если выпустить демона, он не ест тебя, он ест других. И что будет, если Леми убьют? Схватят её, одурманят и пересадят тот самый костный мозг, вольют чужую кровь… Эль крепко вцепилась в Рейна, будто это могло спасти и его, и его демона.

— Мы не знакомы, не забывай, — он отодвинулся.

Эль ответила ему отчаянным взглядом и поджала губы. Она решила, что это он в очередной раз забрал её от отца, спас, а на самом деле в спасении нуждался он.

Музыка начала затихать. Пары замедлились, последний раз вытянули руки, затем снова сошлись.

— Рейн! — настойчиво прошептала Эль. — Я не отдам им ни тебя, ни твоего демона! — она упрямо задрала подбородок. — Ни отцу, ни этому чёртовому Совету.

Эль попыталась вложить в последние слова ту же интонацию, которую всегда вкладывал Рейн. Они до сих пор звучали страшно, хотелось сразу вжать голову в плечи — ну как же это, послать собственного отца и Совет, — но Эль заставляла себя повторять их раз за разом.

Губы Рейна дрогнули.

— Помогите мне, — шепнул он.

Эль не сдержала дрожи.

Рейн хотел помогать, а сам никогда не просил помощи, даже не давал себе и секунды подумать, что не справится один, не вытянет. Он всегда чурался, стоило кому-то сказать ему что-то доброе, что-то сделать для него, как одичавший пёс, который отвык от прикосновений человека. И вот этот пёс сам пришёл и подставил спину. Потому что выбора у него не осталось. Потому речь шла не только о жизни и смерти — о самой душе, о самом сердце.

Ещё несколько часов, и Рейна заберут. А после — тридцать дней истязаний и проповедей, затем — смерть демона. Смерть. Демона.

Эль, не мигая, ничего не говоря, смотрела на Рейна. Не могла найти слов, даже будто разом забыла все, какие только существовали.

Демона могут убить. И Рейну нужна помощь. Её помощь.

Музыка на несколько секунд стихла. Рейн крепко сжал руку девушки и повёл к отцу. Хотелось остановить его, вцепиться изо всех сил и увести: к черту этих королей, к чёрту Совет, к чёрту Яра, Аша и всех демонов на свете.

Эль задержала взгляд на воротнике его сюртука — чёрного с золотом. Её держал за руку король — тот, кого могла послушать вся Кирия, перед кем она скоро должна была склонить колени, а он пришёл к ней и попросил помощи, боясь этих слов, едва веря, что они действительно будут услышаны.

Леми закусил нижнюю губу и отвернулся. Эль никогда не видела его таким растерянным.

Отец ждал на том же месте. Он разговаривал с одним из церковников. Рядом стояла Адайн и смеялась над шутками сына западной Церкви. Эль со всей силой, на которую только была способна, посмотрела на Адайн, но девушка не заметила этого.

А ведь с помощью магии можно спасти Рейна. Эль покачала головой. Не на глазах у всех. Не сейчас.

Она погладила Рейна пальцем по тыльной стороне ладони, приподнялась на цыпочки и шепнула:

— Эта игра не будет проиграна. Мы заберём тебя.

Она разжала его руку и скользнула к отцу и Адайн.

— Кира Я-Нол, — Рейн поклонился с улыбкой.

Адайн повернулась, но Рейн уже скрылся в толпе.

Он — ноториэс, инквизитор, будущий король. Он, который всегда хотел защищать, сам оказался нуждающимся в защите больше всех.

Эль крепко сжала зубы и обменялась с Леми решительными взглядами. Вот ей все мечты найти своё место. Вот ей желание показать, что она тоже чего-то стоила. Погладила бродячего пса — теперь надо забрать его домой.

Глава 34. Ради одного

Эль оглядела сидящих в кабинете и сделала глубокий вдох. Она задрала подбородок повыше и уже была готова начать, как послышался нетерпеливый голос Кая:

— Так ты скажешь? Уже несколько минут молчишь. Зачем мы здесь?

Адайн недовольно на него зыркнула. Эль поднялась с дивана в кабинете Витторио и громко проговорила:

— Рейн сказал, что после перевоспитания его демона убьют, как это сделали с Виром. Мы должны спасти его.

Леми скривил губы. Хотелось сказать гораздо больше, но слова не складывались. А ведь прошёл почти целый день, Рейн уже был в подвалах Чёрного дома, избитый, голодный, не знающий, спасут его или дадут убить демона. И если она не убедит других отказаться от плана ради него, он так и останется там.

— Что? — Адайн подалась вперёд. — Это он тебе вчера сказал?

— Да, — кивнула Эль. — Рейн просил, чтобы мы помогли ему. Если мы не спасём его из Чёрного дома, Аста убьют.

Кай отвернулся. Эль горящим взглядом уставилась в его спину, точно пыталась прожечь дыру, но он только смотрел в окно, как бездушная статуя, и не шевелился.

Вир откинулся на спину кресла и холодно спросил:

— Рейн уверен в этом? Зачем Совету убивать демона?

— Я не знаю, — Эль растерялась. — Наверное, Совет думает, что так его будет легче приручить. Какая разница! Мы должны забрать Рейна, разве нет?

Вир усмехнулся и продолжил тем же ледяным тоном:

— Без демона можно жить, уж поверь мне. Рейн знал, на что шёл, и сам сделал свой выбор.

Адайн подскочила к столу, за которым он сидел, и громко хлопнула ладонями по дереву.

— Ты первым сказал, что мы — семья. И теперь ты отказываешься от одного из нас?

— Адайн, ты забыла, что со всеми нами сделал Совет? Ты хочешь, чтобы это продолжилось с другими?

— А что он сделал? — громко спросила Адайн и выпрямилась, свысока глянула на Вира. — Совет — кучка ублюдков-лицемеров. Разве мы не будем такими же, если откажемся помочь Рейну?

— Вир! — Ката встала рядом с Адайн. — Так нельзя. Да, мы долго ко всему этому шли, но мы не можем оставить Рейна.

Эль посильнее сжала кулаки и горящим взором обвела Вира, Кая, Адайн, Кату. Она — не Рейн, она не будет играть в героя и убеждать себя, что справится в одиночку. Нет, не справится, не сможет. Они должны объединиться — вот единственный шанс. Вместе спасти Рейна, как он хотел спасти всех их.

Девушка с отчаянием вздохнула. Он показал ей, где её место, кто она, хоть она сама не сразу поняла это. Теперь пора забрать его и вернуть на своё место.

— Ты язык проглотила? — хмыкнул Леми и скрестил руки на тощей груди.

Эль сердито посмотрела на него и громко произнесла:

— Вы говорили, что боретесь не за Кирию, не за людей — за самих себя. Так почему ещё один не стоит этой борьбы?

Эль перевела взгляд на Кая. Ну он-то должен понять! Пусть братья долго не общались, не были близки по-настоящему, но разве это переставало делать их родными друг для друга? Разве Рейн не сделал столько шагов навстречу брату и не заслужил одного шажка в ответ?

Её взгляд стал ещё более яростным, злым.

— Ну и молчите! Может, ваши личные цели и стоят многого, а моя цель сейчас — спасти того, кто сам хотел спасти меня. И если вы не готовы, то вы просто трусы, и к чёрту вас!

Леми рассмеялся. Эль сразу поняла демона: она вдруг заговорила тем же голосом, той же интонацией, что Рейн.

Вир устало прикрыл глаза и ответил:

— Эль, мне искренне жаль Рейна, но ту боль можно вынести. Он справится. Он сам хотел побороться. Это та жертва, которую нужно принести, чтобы взять своё. Только так он перестанет быть ноториэсом.

Эль шагнула к Виру.

— Перестанет быть ноториэсом? А что не так с этим словом? Рейн давно за всё уплатил, и сейчас мы должны помочь ему! Он — наш… — Эль не нашлась с нужным словом и только повторила: — Он наш.

Все слова, все силы точно разом покинули её. Она не умела говорить, не знала, как найти то волшебное слово, которое могло заставить других помочь Рейну. Наверное, и не было никаких волшебных слов. Собственные мечты они ставили выше выдуманной «семьи».

— Ну, и чего ты села? — Леми скривился, нависая над её плечом. — Это твоё последнее слово — жалкое овечье блеяние? Ну-ка, покажи им, кто здесь стадо, а кто — пастух.

Эль вздохнула и выпрямилась, упрямо вздёрнула подбородок. Рейн бы не отступил. Он бы нашёл нужные слова.

— Ну, так что вы скажете? Вы отказываетесь помочь Рейну? Его собственный брат, — Эль быстро глянула на Кая, скривила губы и отвернулась. — Его друзья. Те, ради кого он согласился рискнуть всем. Вы боитесь? Или что же такое для вас важнее?

— Эль, сядь, — настойчиво сказал Вир, надел очки и посмотрел на неё тяжёлым, хмурым взглядом. Она осталась стоять. — Рейн знал, на что шёл. Впереди слишком большая цель. Мы должны лишить Совет власти и вскрыть всю его ложь. Если у нас не будет голоса, который послушают все, нам придётся начинать сначала. Рейн должен стать королём.

Адайн бросила на Вира сердитый взгляд, и он продолжил ещё увереннее:

— Чтобы ни один ребёнок больше не был украден, не рос в чужой семье. Чтобы никого не продавали в рабство. Не подвергали пыткам за любое смелое слово. Причина всего — Совет. Если мы не одолеем его, ничего не прекратится. Рейн не хотел бы этого. Он — борец и не остановится.

Эль на секунду почувствовала сомнение, и Леми крикнул:

— Пусть ещё напыщеннее слова подберёт! Хорошо говорить о борьбе, когда угрожают другому.

Эль крепко стиснула зубы. Ладно. Одна так одна. Хоть что-нибудь, а она попытается сделать.

Рейн сказал, что они играли в заранее проигранную игру. Теперь Эль чувствовала отчаянное, жгучее, доводящее до слёз желание выиграть эту игру. И неважно, какие правила придётся изменить или нарушить. Выигрыш стоил любых обманов и рисков. На такую игру было не жалко поставить всё.

Адайн подскочила к Эль и обняла её за плечи.

— Я сделаю всё, чтобы спасти Рейна. В конце концов, кто ещё, как не этот славный парень, разбавит компанию таких ублюдков, — она бросила суровый взгляд на Витторио и Кая.

— Вир! — снова крикнула Ката. — Ты ведь сам мне сказал, что ради одного не жалко начать войну даже со всем миром. А нас таких много. Только пока мы вместе, мы сможем одолеть всех. Неужели план нельзя изменить? Нельзя спасти ещё одного?

Эль прикрыла глаза, простояла так несколько секунд, а затем резко открыла их и требовательно уставилась на Кая. Он держался в стороне тенью и ещё не сказал ни слова. А ведь именно его слово могло решить так многое.

— Кай, — слабо позвала Эль. — Рейн постоянно корил себя за то, что оставил тебя в подвалах Чёрного дома. Вот только он не знал, что ты там. Даже не знал, что ты жив. А ты знаешь, где он и что с ним хотят сделать. Неужели ты ничего не скажешь?

Кай медленно повернулся и по-детски спросил:

— Рейну нужна моя помощь?

И мигом его взгляд сделался жёстким и холодным. Он крепко сжал губы и уставился на неё. Эль уставилась в ответ.

Они с Рейном были похожи. Одинаковое худощавое телосложение, но оно казалось изящным: узкие бёдра, худые запястья, длинные утончённые пальцы. Высокие скулы, выдающийся вперёд подбородок с ямочкой, похожий прищур серо-голубых глаз. Не может быть, чтобы Кай согласился оставить Рейна.

— Кай, что для тебя важно на самом деле? — ещё тише спросила Эль.

Она видела, какая борьба отражалась на его лице. Он то хмурил лоб так, что проступали морщины, то превращался в статую с ледяным взглядом.

— Так Рейну нужна моя помощь? — снова спросил Кай.

Эль сделала шаг вперёд. Она чувствовала: вот найти нужное слово — и он согласится. Может, у Кая и не было магии, как у Адайн, или этих безумных планов, как у Вира, но Эль не сомневалась: без него Рейна не вытащить.

— Да, — твёрдо ответила она. — Я помогу Рейну, как смогу. Неужели его брат останется в стороне?

Кай пошевелил губами, точно хотел повторить: «Брат». Затем он лёгкой походкой подошёл к Виру. Склонился над ним и тихо спросил:

— И это всё, что ты скажешь, профессор?

— Кай? — холодно переспросил Вир и снял очки.

— Вир, всё началось с того, что мы были готовы противостоять всему миру. А сейчас мы противостоим друг другу. Ты к этому шёл? Просто скажи, что план подождёт. Рейн важнее.

Эль расплылась в улыбке. Адайн подошла к Каю и положила руку ему на плечо.

Вир удивлённо приподнял брови и снова спросил:

— Кай? Что я слышу! Не ты ли хотел поквитаться с Церковью и Инквизицией больше всех нас?

— Это никуда не денется. А брата я могу потерять. Ты сам лишился демона. Неужели ты позволишь этому повториться?

Вир пожал плечами.

— Такое можно пережить. Рейн ведь хотел бороться с Советом.

— Да хватит твердить одно и то же! — закричал Кай. — К чёрту, что Рейн там хотел. Он передумал, ясно? И я передумал. Мне нужен мой брат, весь, целиком, со всеми его демонами, понятно тебе, профессор? Ты или с нами, или катись к чертям.

Лицо Кая стало совсем мальчишеским, обиженным и растерянным. Эль хорошо знала этот взгляд. Она сама так не раз смотрела на отца: сначала с надеждой, думала, что он наконец изменился и вот-вот скажет что-то хорошее, как положено отцу, а потом понимала, что нет — он так и будет чужим человеком.

Кай выпрямился и холодно посмотрел на Вира.

— Я ради одного готов начать новую войну. Ну же, Вир, а ты — нет?

— И я готов, — быстро откликнулся Вир.

Эль вздрогнула. Рейн однажды поделился, что практики во время пыток определяли, говорил человек ложь или правду по скорости ответа. Если тот был слишком быстрым, стоило дать ему ещё небольшую порцию боли. Если Вир на самом деле не хотел помогать Рейну, зачем он соврал?

Адайн потёрла руки.

— Мы засиделись на одном месте. Надо действовать.

Ката откинула чёрные волосы за плечи, прикрыла глаза и улыбнулась спокойной улыбкой.

— Мы заберём Рейна. Он стоит того.

Кай снова стал холоден и промолчал. Леми крутанулся и громко проговорил строку из старого стиха:

— Он превращает бури в тишину и дарит голос тишине.

Эль улыбнулась. Она нашла нужные слова. Рейн вернётся домой, и Аст будет с ним. Леми мигом стал серьёзен и прошептал:

— После станет ещё сложнее.

Эль кивнула. Совет не отдаст короля просто так. Но это ничего. В новой игре у них будут козыри.

Адайн рассмеялась.

— Пора начинать, — она улыбнулась хитрой кошачьей улыбкой.

Эль ещё раз оглядела присутствующих. Она всегда мечтала, чтобы отец полюбил её. Этого не случилось, но семья у неё всё равно появилась.

Глава 35. Крысиный совет

Впервые оказавшись в «Трёх желудях», Кай просто искал работу. Тогда этот игорный дом мог похвастаться всего двумя вещами: удачным по отношению к Рин-Рину расположением и кабинетом хозяина. Кай увидел комнату и сразу понял, что удар, который он нанесёт Церкви, Инквизиции и всему этому проклятому Совету, он спланирует отсюда.

Несмотря на замыслы, все три года владения «Тремя желудями» кабинет был самым пустующим помещением.

Кай с грустью посмотрел по сторонам. Внизу вдоль стен тянулись панели из тёмного дерева, над ними — тёмно-серые обои. Несколько шкафов, стол — из такого же тёмного дерева. Диваны и кресла, обитые чёрной кожей. Всё здесь было таким простым и тёмным — и так подходило тому, что он чувствовал.

Кай вздохнул и обвёл кабинет ещё одним грустным взглядом. Он так мало времени провёл здесь. И скоро его придётся отдать. Это — часть плана. Это — из-за чёртова братца.

Кирион скрестил руки на груди и глянул свысока.

— Заткнись. Это правильное решение. Хватить теребить свои обиды, точно сам знаешь что.

Кай равнодушно посмотрел на демона. Кирион редко говорил что-то хорошее. Они были слишком похожи и даже внешне походили друг на друга, разве что Кирион выглядел лет на пять постарше. Парень даже не помнил, когда тот появился в первый раз, из-за чего? Ему казалось, он знал своего демона всю жизнь — Кирион был таким естественным, что Кай даже не считал нужным говорить о нём.

Может, отец и прав. Это всегда сидело в нём.

— Кай, — в кабинет заглянула Адайн. — Все в сборе и уже давно тебя ждут. Или тебя что, к креслу приклеили?

— Позови всех сюда, — быстро бросил Кай и уставился на исписанный лист бумаги, лежащий перед ним. Он чувствовал на себе взгляд Адайн, но молчал. Девушка, громко вздохнув, хлопнула дверью.

— Чёрт возьми, Рейну ты так ничего и не сказал, и может, уже и не скажешь. А он ждал. И с ней ты тоже будешь молчать? — Кирион обошёл стол и замер напротив.

Кай откинулся на спинку кресла и посмотрел в серо-синие глаза демона. Не любил он эти глаза. И его выбритые на висках светлые волосы. Пренебрежительную ухмылку. Вечно прямую, будто в неё вставили палку, спину. Не любил, потому что демон всегда говорил правду.

Кай опустил глаза. Он так упрямо не хотел идти к Рейну, когда Вир сказал, что его брат им нужен. И ещё более упрямо не хотел идти к родителям. Отказывался относиться к ним мягче, ведь иначе все мысли, которыми он жил последние три года, могли оказаться ненужными. А больше у него ничего и не было.

— Ты знаешь, что я сейчас скажу, — быстро проговорил Кирион. Кай кивнул и смело посмотрел в глаза демона. — Ни черта тебе твоя ненависть счастья не принесла. Ну вот оказался ты в этом кабинете, а даже не провёл в нём и одного полного дня. И так со всем. В угоду этой ненависти ты отдал всё, что у тебя было и могло быть. Хватит. Сделай уже хоть что-нибудь достойное, безмозглый мешок ты с костями, а?

Кай встал из-за стола и включил ещё одну лампу. Свет от неё шёл белый, холодный. Он устало опустился в кресло и вздохнул.

Может, на стороне Детей Аша он пробыл не так много, как Адайн, но этого времени было достаточно, чтобы узнать о демонах всё, что можно. Они не могли думать больше того, что думали сами люди. И конечно, Кирион не мог сказать о том, чего не хотел сказать Кай сам себе. Но одно дело — услышать, другое — по-настоящему принять.

Открылась дверь, и друг за другом вошли все, кого он позвал. Его Крысиный совет. Кай едва сдержал улыбку. Не стоило и обманывать себя — они пришли не ради него. Но они понимали и были готовы на риск.

Ката забралась на подоконник. Когда собиралось много людей, она всегда держалась в стороне и предпочитала молчать. Адайн села рядом с ней, выставив колени вперёд, и пятками ботинок коснулась чёрного дерева подоконника. Кай поморщился, но промолчал. Всё равно скоро это отойдёт другому. Эль скромно присела на кресло рядом с окном.

Следом вошли Ксолья и Антония. Они по-прежнему держали спины прямыми и высоко поднимали подбородки — не забыли привычек дочерей из благородных родов. Девушки уплыли с Рьёрда, когда им было по шестнадцать. Отцы одновременно отправили их ко двору губернатора острова в надежде, что те завоюют сердце его сына. Вот только вместо борьбы они полюбили друг друга и вместе сбежали на Рин.

Всё началось с них. Подобно Адайн, они владели магией. Только им подчинялась сила, которая меняла тела. Если бы Ксолья и Антония тогда не пробрались в его камеру в облике крыс, он бы так и гнил там, пока инквизиторы не закончили свои игры.

Последними зашли Коли и Киро. Фигурой и чертами лица братья походили друг на друга, как близнецы, хотя Коли был блондином с голубыми глазами, а Киро — зеленоглазым брюнетом с татуировками по всему телу и колечком в брови. Главное их отличие заключалось в том, что Киро тоже владел магией. Мало кто знал, что факир, выступающий на улицах Лица, на самом деле подчинил огонь.

Коли и Киро знали не лучшую жизнь, чем другие. Их родители возглавили секту, последователи которой верили, что в братьях возродились Яр и Аш. Детей возили по всей Кирии, заставляли читать со сцены громкие проповеди, разыгрывать сцену, в которой Коли-Яр «убивал» Киро-Аша, и собирать деньги.

Кай оглядел присутствующих. Вот и весь его Крысиный совет. У них было только место в Канаве, а они решили выкрасть будущего короля и заодно расправиться с Советом. Кай ухмыльнулся. Такой план ему по душе.

— Вир не придёт? — спросила Адайн.

Киро, сидящий к девушке ближе всех, улыбнулся ей.

— Профессор по-прежнему избегает нас?

Адайн ответила ему огненным взглядом и прошипела:

— Заткнись. Что делает Вир, тебя не касается.

Кай уставился на Киро, прищурился. Казалось, он видел его впервые в жизни. А ведь Адайн встречалась с ним год или даже два. Их история не закончилась ничем хорошим, и до сих пор каждая встреча превращалась в ссору или скандал. Кай часто брал их с собой на дело, но всегда легко закрывал глаза на поведение этой парочки, погружённый в мысли: как бы побыстрее отхватить кусок, да побольнее ударить, и забрать своё, и сделать ещё шажок к той самой мести.

А сейчас Кай в первый раз услышал их по-настоящему. Лёд затрещал, и холодная вода накрыла с головой. Кай скривился, чувствуя жгучую злость и обиду. Если бы Адайн отпустила Киро, она бы снова стала ему улыбаться и шутить, и, может, даже кричать и ругать — но не больше, чем всегда. Как вела себя с ним, да и со всем миром.

Кай вытянулся, как натянутая струна, и ледяным взглядом посмотрел на Киро, на Адайн.

— Ты сам всё упустил, — столь же холодно заметил Кирион.

Опять эта чёртова правда от демона. Тогда, после Инквизиции, он думал лишь о мести. Хотел посадить каждого в клетку и пытать так же, как пытали его. Только эта мысль и поддерживала угасающий огонь. Затем Вир подбросил в него дров: мало отомстить инквизиторам и церковникам, надо замахнуться на сам Совет — на всё то, что они так уверенно отбирали все годы.

Тогда эта мысль заполнила весь его мирок, а всё остальное осталось где-то на краешке сознания, между делом, вполсилы. И вот пришёл Рейн, и цель стала становиться ближе. А вместе с этим слабеть и превращаться в дым.

Брат сам пострадал из-за Совета, у него остались только жалкие гроши вместо жизни. Но он всё равно сохранил что-то внутри. Кай так остро почувствовал собственную потерю — не отнятое Инквизицией, а утраченное им самим, по своей глупости, — и вся выстроенная система разом рухнула. Но как построить её заново, он не знал.

— Ну чего ты ещё от меня хочешь? — Киро развёл руками и снова улыбнулся. — Я слишком молод, чтобы умереть, как бы ты этого ни хотела. Но я специально носил твой нелюбимый красный. И ел помои, чтобы стать больным и уродливым. Что мне ещё сделать для тебя?

Адайн крепко вцепилась руками в подоконник и процедила:

— Ты можешь уйти, этого будет достаточно.

— Просто улыбнись, снова, — тихо проговорил Киро. В голосе слышалась настоящая тоска, и Кай грубо оборвал его:

— Профессору не стоит знать о наших замыслах. По крайней мере пока.

Он рассказал о плане Вира, роли Рейна и о том, что хотел сделать с ним Совет.

Сначала присутствующие только переглядывались, затем Антония, спрятав медные волосы за спину, спросила:

— Ты хочешь, чтобы мы опять проникли в Чёрный дом?

Ксолья поддержала её вопросом:

— Разве будущего короля не будут охранять лучше, чем обычного пленника? Этот Рейн точно в Чёрном доме?

Девушка пригладила непослушные тёмные волосы и посмотрела на Кая, а тот — на Кириона, но демон не ответил и взглядом.

Ну а что тут сказать? У него не было настоящего плана, только безумная затея, под стать предыдущей. Когда так говорил Вир, ему верить не стоило — профессор всегда прятал в рукаве несколько козырей и выходил сухим из воды. А Кай если за что и брался, то всё это были опасные авантюры, в которых он больше надеялся на удачу.

Ему часто везло. Даже «Три жёлудя» достались не потом и кровью, как Кай рассказывал, а хитростью и удачей. Хозяин просто сказал несколько лишних слов, сделал не то что должен был, — и попался в жадные лапки мальчишки, взятого на работу из жалости.

— Его будут хорошо охранять, верно, — Кай кивнул. — Поэтому мне нужны все вы. Нет, не сейчас — сначала кое-что сделать придётся мне. Но я хочу знать, что вы поможете.

— Расскажи подробнее, — раздражённо бросил Киро и щёлкнул пальцами. На секунду показалась искра пламени и тут же погасла.

Кай поджал губы. Он не любил много говорить. Сюда бы Рейна, тот всегда ладил со словами.

Кай поднялся, обошёл стол и присел на край, оказавшись ближе к Крысиному совету.

— Проблема в том, что я не знаю, где держат Рейна, а значит, не могу придумать, как забрать его. Это должен быть Чёрный дом, но ни одна крыса не сможет заглянуть в каждую камеру.

Ката пошевелилась и осторожно посмотрела на него из-за стены. Он понял её немой вопрос.

— Ни Виру, ни его друзьям среди инквизиторов я сейчас не доверяю. У нас есть только мы.

Кирион скривил лицо и буркнул:

— Звучит так, будто это сказал Рейн.

Несмотря на скривленное лицо, это было одобрение — Кай хорошо знал демона, каждый его взгляд и жест. С удивлением он понял, что ему приятно такое сравнение.

— Одному из нас придётся идти в Чёрный дом.

Киро скрестил руки на груди и задумчиво произнёс:

— И как ему скрыться? Нам нельзя быть пойманными, мы и так нечисты перед законом. Ещё одна стычка с полицией может стать билетом до рудников Рьёрда.

— Я готов, я пойду, — быстро откликнулся Коли.

Кай передёрнул плечами. Готовность парня на всё была чрезмерной, даже неправильной, настолько, что пугала. Родители выбили из него собственное «я» и превратили в покорного и услужливого «бога», который ради другого мог сотворить что угодно.

Кай покачал головой.

— Это мой брат, мне идти. Я не попадался. Ловили Кая Арджа.

— А как тебя зовут на самом деле? — спросил Киро и снова щёлкнул пальцами. Он всегда так делал, когда злился или нервничал.

— Кай. Кай Л-Арджан.

Он поймал взгляд Адайн и быстро улыбнулся ей. Это она сказала, что в Канаве нет места сыну из благородного рода. Он сразу придумал новое имя, хотя внутри долго отказывался его принимать. И вот это имя оказалось щитом, которое верно прикрывало настоящее до того, как оно вновь стало нужным.

— Ну и что с того? — воскликнула Ксолья. — Ты можешь быть хоть из великого рода, но тебе не скажут, где держат короля.

Братья переглянулись.

— Да что у вас произошло! — воскликнул Киро и несколько раз подряд щёлкнул пальцами, показывая искры одну за другой. — Профессор теперь не в чести, у Адайн появился отец, у Кая — брат из благородного рода. Что дальше?

Антония скользнула по Киро пренебрежительным взглядом и спокойно спросила:

— Хорошо, Кай, как ты хочешь проникнуть в Чёрный дом?

Он вздохнул и прикрыл глаза.

— Мне нужно поговорить с Даром Крейном. А затем с отцом.

— Кай! — воскликнула Адайн. — Что ты задумал?

Он ответил ей улыбкой.

— Дай мне немного времени. Если всё получится, и я проникну в Инквизицию, дальше мы будем действовать вместе.

Эль встала с кресла, выпрямилась, упрямо задрала подбородок.

— Кай, ведь этого мало, — она обвела присутствующих взглядом. — Мы не можем просто украсть будущего короля. Совет начнёт охотиться за нами. Как нам остановить его?

— К чёрту Совет! — крикнула Адайн и, легко спрыгнув с подоконника, встала рядом с Эль. Сейчас они походили друг на друга, как сёстры.

Кай посмотрел на Коли и Киро, на Антонию и Ксолью. Они не задали ни одного лишнего вопроса — знали, что он сам ответит, когда посчитает нужным. Вот те слова, ради которых они остались:

— Да, не можем. Если мы решили замахнуться на собственность Совета, то не будем мелочиться. Возьмём всё, что нам причитается, и ещё чего-нибудь сверху. Неважно, с Виром или без, по его плану или нет. Теперь мы начинаем играть по нашим правилам. Мы уже на дне, пора выбираться.

Кирион несколько раз хлопнул в ладоши, как зритель — актёру.

— Это же не весь твой лимит слов? — усмехнулся демон.

Кай уставился на него огненным взглядом. О нет. Он достаточно накопил этих слов за прошедшие годы молчания. Рейну он не успел сказать простое: «Брат», но больше такой ошибки не произойдёт. Жизнь слишком короткая, чтобы молчать.

— Так, — скомандовал Кай. — Антония, Ксолья, я знаю, что во дворце у вас есть знакомые служанки. Узнайте, видели ли они, кто пришёл за Рейном и куда его увезли. Скорее всего, в Чёрный дом, но мы должны исключить другие варианты. Также я хочу, чтобы вы понаблюдали за некоторыми членами Совета.

Кай повернулся к Коли и Киро.

— Я хочу, чтобы вы сопровождали меня на встрече с Даром, поэтому будьте наготове. Проверьте наш арсенал и все «норы». После того как мы заберём Рейна, Совет начнёт погоню.

Коли быстро кивнул.

— Какая бы помощь не понадобилась, ты знаешь, где нас искать.

Кай не стал сдерживать улыбку.

— Знаю, — он перевёл взгляд. — Адайн, ты мне нужна.

Начал Кай, и в горле встал ком. Больше говорить не хотелось — эта фраза уже звучала как надо. Он быстро посмотрел на Эль и продолжил:

— Ты тоже. Постарайтесь узнать у Я-Эльмона всё, что знает он сам. Я думаю, что Совет разделился. Нам нужно понять, кто с кем дружит и против кого. Особенно обратите внимание, что Я-Эльмон знает о В-Бреймоне и У-Дрисане. Вир часто говорил про них.

Ката снова показалась из-за стены и тепло улыбнулась. Кай смутно помнил, что в детстве мать улыбалась ему так же, даже в ответ на все проделки. В горле снова встал ком, и он с трудом произнёс:

— Узнай у Вира, что он задумал. Я уверен, он не всё нам рассказал. И у своего дружка из Инквизиции тоже узнай, но так, чтобы Вир не заподозрил.

Кай обвёл взглядом кабинет. Всё-таки первый шаг против Совета был сделан отсюда. Как он и хотел когда-то.

Ксолья и Антония одновременно поднялись. Первая решительно воскликнула:

— Ну, за работу! — и добавила с улыбкой: — На этой стороне.

Это была единственная поговорка, которую знали все жители Канавы. Пока остальная часть Лица придумывала вычурные пожелания удачи, в Таре появилось простое и грубоватое: «Не сдохни, увидимся на этой стороне». Со временем оно уменьшилось до трёх последних слов, но суть осталась: в Канаве главное — выжить.

Глава 36. Договоры

Кай встретился с Даром Крейном в центре Тома. За спиной Дара маячили толстяк Гиро со своей любимой тростью и несколько головорезов — его обычная свита.

— Где твои крысы? — Крейн хитро прищурил зелёные глаза и огляделся. — Ставлю на то, что один прячется на крыше, — он указал на тёмное массивное здание биржи. — Ещё один — там, за углом, — он махнул в сторону издательства. — И как минимум двое среди них, — последний взмах руки предназначался в толпу мужчин в одинаковых жилетах и пиджаках — усталых клерков, расходившихся по домам после рабочего дня.

Кай склонил голову, будто признавал поражение. Конечно, он был не так глуп, чтобы пойти на встречу с Даром в одиночку. Коли припас парочку револьверов и спрятался на крыше — только на другой. Киро поджидал в доме с разбитым окном, две крысы осторожно наблюдали со стороны.

С Даром стоило быть во всеоружии. Торгаш никогда не марал руки, но для этого у него была банда. Те, кто боялся пролить кровь, королями Канавы не становились — они превращались в тех, чью кровь лили.

Конечно, Крейн тоже припас несколько козырей в рукаве. Кай ещё не понял, где прятались его подручные, но внимательно следил за толстяком. Гиро не умел спокойно стоять на месте, и пока не мог уйти, всегда проверял взглядом важные точки. Например те, где кто-то прятался.

— Итак, что тебе от меня надо? Насчёт «Трёх желудей» мы договорились, что ещё?

Кай скрипнул зубами. Тогда, после угрозы Дара, он твёрдо знал, что «Три желудя» останутся его — надо лишь найти способ. Воевать с Крейном было опасно и так невовремя, и он пошёл по единственной дорожке, знакомой этому королю из Канавы — начал торговаться. И предметом торгов стала Адайн.

Каю казалось, что «Три жёлудя» — основа империи, с помощью которой он ударит по Совету, и отдавать их нельзя ни за что. Но прошло полтора месяца — он принял другое решение и иначе взглянул на жизнь. А всё этот чёртов братец и его дурацкие слова.

— Я продаю «Три жёлудя».

Гиро противно засмеялся. Дар сделал быстрый жест рукой, и толстяк замолчал.

— Зачем?

— Мне нужны деньги.

Кирион хмыкнул и скрестил руки. Ну не признаваться же, что дело было не только в деньгах! Нет «Трёх желудей» — нет договора насчёт Адайн.

— Зачем?

Кай процедил сквозь зубы.

— Решил зажить честной жизнью. Хочу раздать долги и найти другую работу.

Дар потёр запястье, на котором виднелись татуировки, и вздохнул.

— Кай, я хорошо знаю таких мелких жуков, как ты. Они, может, и незаметные, но людям здорово мешают. Ты угрожал мне. Шантажировал. Торговался. Всё, лишь бы не отдавать «Три жёлудя». А сейчас сам пришёл, чтобы продать их. В чём подвох?

Кай вздохнул. Наверное, это первый раз за последние годы, когда подвоха в его словах действительно не оказалось, и он предложил честную сделку.

— Я ведь заметил, что для тебя значат «Три жёлудя», — добавил Дар. Лицо оставалось холодной маской, но в зелёных глазах впервые мелькнуло что-то человеческое, понимающее.

Кай не сумел скрыть мечтательной улыбки. Это те «Три жёлудя», где он нашёл первое место работы. Где узнал, что даже оборванец с самой грязной улицы Тары может подняться, если будет достаточно ловок и силён. «Три жёлудя», которые он сделал сам для себя — свой настоящий дом, надёжную крепость.

Но продать их нужно было не только ради свободы Адайн. Руки Совета тянулись далеко, и во время погони с домом могло произойти что угодно: обворуют, закроют, сожгут. И пусть лучше «Три жёлудя» достанутся такому же оборванцу из Канавы, чем правящим ублюдкам.

— Я перешёл дорогу Совету, — признался Кай. — Вернее, скоро перейду. — Дар прищурился. — Возможно, меня захотят убить, а вместе со мной — всех моих людей. Нам придётся спрятаться. Это требует денег. Затем нам придётся нанести ответный удар. Это тоже требует денег. И ещё я не хочу, чтобы «Три жёлудя» достались Совету. Ты понимаешь, о чём я.

Дар медленно кивнул, затем стал деловито распоряжаться:

— Завтра туда придут мои люди. Они проверят помещение и изучат все отчёты. Если я найду это дело достаточно перспективным, мы обсудим сумму. Документы будет готовить моя сторона.

Дар бросил быстрый взгляд на свою банду, а затем тихо проговорил:

— Мне тоже не нравится кое-кто из Совета. Я давно веду войну с ним, но другим способом. Кто знает, может твой мне тоже подойдёт. Не пропадай, крысёныш.

Затем он сделал шаг и протянул руку с громким:

— Тен.

Кай протянул руку в ответ.

— Тен.

Он был уверен, что это «Тен» касалось не только «Трёх желудей». Может, Рейн прав: иногда лучше поговорить, чем сделать.



— Отец, — громко позвал Кай.

Мужчина, метущий площадь перед церковью, поднял голову.

— Кай? — удивился он. — Зачем ты пришёл?

— Я тоже рад тебя видеть, отец, — буркнул Кай. Разговор будет тяжёлым.

Он подошёл к отцу. Строгий чёрно-белый наряд сливался со зданием церкви. На фоне высоких башен его фигура казалась совсем маленькой.

Кай вспомнил, как отец, стоя на возвышении, читал перед толпой прихожан отрывки из Книги Братьев. И онислушали его громкий звучный голос, покорно склоняли головы перед огненным взглядом и верили, что демоны — их проклятие. А сейчас этот человек мёл площадь и зажигал свечи, как какой-нибудь мальчишка, только-только вступивший в Церковь.

— В этом есть и твоя вина, — холодно заметил Кирион. Кай вздрогнул. Не было вины. Да, он и дрался, и лгал, и сбегал со службы, но он же не стал ноториэсом. Такое поведение бросало тень на главу восточной Церкви, но не могло стать причиной его падения.

— Была, — отрезал Кирион и отвернулся.

— Ты готов исповедаться? — спросил отец. Слова звучали холодно, взгляд остался равнодушен — ну конечно!

— Не в этот раз, — ухмыльнулся Кай и сразу одёрнул себя. Не так надо. Отец ни за что не поможет, если не поверит ему. — Но оно мне скоро понадобится, отец, — Кай склонил голову и вздохнул. — И ещё мне нужна твоя помощь.

— Да, мне тоже есть о чём поговорить с тобой и Рейном. Но ему, кажется, уже не до меня, — отец переложил метлу из одной руки в другую и вздохнул.

— Я и пришёл, чтобы поговорить об этом.

Отец кивнул.

— Хорошо, идём. В Церкви ещё никого.

«На то и расчёт», — холодно подумал Кай. Он снова склонил голову, пока отец смотрел на него, а стоило тому отвернуться, выпрямился и цепко огляделся.

Свет был белым-белым, воздух ещё не прогрелся после ночной прохлады. Надо успеть поговорить, пока другие церковники не пришли.

Внутри горели триста три белые свечи — Кай, скучая на проповеди, всегда считал их. Когда солнце достигнет зенита и проникнет через купол из разноцветного стекла, образуя на полу причудливые узоры, их погасят, а вечером зажгут вновь.

По белым стенам тянулись узоры, которые переплетались и издалека напоминали клубок змей. Начиная от входа, стояло несколько рядов скамей, обращённых к алтарю. На возвышении было отведено место для церковников, а за их спинами стояли две каменные статуи — Яр и Арейн, первый из его соратников, основатель Церкви.

Кай подошёл поближе. В детстве он любил разглядывать их. Прошло восемь лет, как он последний раз бывал в Восточной Церкви, и ничего с тех пор не изменилось.

Яр был таким же, как его всегда изображали — подняв подбородок чуть выше, чем следовало, он смотрел прямо и уверенно и крепко сжимал змею.

Арейн, наоборот, отличался. В других церквях и на улицах возводили статуи, где первый из соратников в одной руке держал книгу, а другую протягивал каменному ворону. Здесь же Арейн сам был воином: правой он грозно сжимал меч, а левой, как и Яр, сдавливал змею.

Дети Аша говорили, что на самом деле это не символ демонов, а символ той борьбы, через которую пришлось пройти братьям, а также двойственного начала каждого человека.

— У тебя есть татуировка змеи? — тихо спросил отец, вставая позади.

Кай медленно кивнул и провёл пальцами по левому предплечью. Он сделал татуировку со злости, вскоре после того, как отец выгнал его из дома, и ему осталось только ночевать то на улицах Канавы, то в доме кого-нибудь из Детей Аша. Он хотел стать частью тех, кого так ненавидел и боялся отец и вся эта Церковь. А потом ни один из них не пришёл за ним в Чёрный дом. Только крысы. Тогда на теле появилась вторая татуировка.

— Я уже давно не с ними, отец.

— Почему?

Кай снова взглянул на каменного Арейна. Отец говорил, что их род шёл от него. Считалось, что Арейн был самым спокойным и мудрым из всех соратников Яра. И ни черта он не передал своим потомкам. Кай быстро выпалил:

— Когда я узнал, что инквизиторы идут за ними, побежал предупредить. Я не успел сбежать, меня схватили. И никто не пришёл за мной. Как и ты.

Кай резко развернулся к отцу, и гнев сразу утих. Перед ним стоял просто старик, лишившийся всего. Поношенная чёрно-белая одежда, тёмные с проседью волосы. Ничего он не мог дать тогда и не сможет дать сейчас. Ни к чему пытаться услышать то, что не будет сказано.

— Ждёшь слов, а сам сказать можешь? — ехидно спросил Кирион.

— Я думал, что ты мёртв, Кай. Я был в Чёрном доме, просил, чтобы твоё тело отдали, хотел похоронить по обычаям. И мне отдали — тело какого-то мальчишки с раздавленной головой. Что я должен был сделать? За кем мне надо было идти — за призраком?

Кай так крепко сжал зубы, что челюсти заныли. «Да!» — хотелось прокричать в ответ. Он ждал, так долго ждал хоть кого-нибудь и верил, каждую минуту, секунду представлял, что дверь вот-вот откроется, и там покажется отец, а может, Рейн. Но входили только инквизиторы — для пыток, для боли. Да, ни отец, ни Рейн не знали, что он там, в подвалах, и винить их не стоило. Но надежда ведь была, всё маячила перед глазами, а затем умерла — вместе с очередным ударом, ожогом или проколом — и оставила только пустоту.

— Не пустоту, — послышался упрямый голос Кириона. — Будь у тебя в душе только пустота, ты бы не злился так. Ты бы не стоял здесь даже. Не говорил.

Кай прикрыл глаза. Всё это в прошлом. Ни к чему разжигать потухший костёр. Он здесь за другим.

— Ты прав, отец. Что было, то было. Но сейчас мне нужна твоя помощь. Мне и Рейну.

Кай прошёл к скамьям и сел на второй ряд. Казалось, каменные Яр и Арейн проследили за ним.

— Кай, что происходит? Я видел, — отец замолчал и устало всплеснул руками, хотя взгляд по-прежнему оставался холодным и строгим. — Там, во дворце, это был Рейн?

Кай вздохнул. Он даже не надеялся, что отец не знал об избрании нового короля. О том, что во главе Кирии встанет ноториэс, гудели все улицы. Люди постоянно шептались, они то смеялись, то бросали проклятия.

Вир верил, что чем сильнее лицийцы не принимают Рейна сейчас, тем больше будут любить его потом. Он говорил, что это закон толпы — сначала они что-то ненавидят, а после страстно начинают желать.

— Да, отец, — Кай выпрямился и почувствовал себя увереннее. Правда не была его опорой, а вот сплетать ложь он научился. — Когда я пришёл домой, ты спросил, как мы с Рейном нашлись. Я тогда не ответил тебе. Правда в том, что мне стало известно, инквизиторы затевают заговор. Я хотел предупредить Рейна.

Отец подобрался. Холод в глазах стал сильнее, руки нервно сжали подклад куртки.

— Ригард В-Бреймон хочет уничтожить Совет и взять власть в Кирии в свои руки. Для этого ему нужен подставной король. Он выбрал Рейна, так как он из благородного рода, а еще верный и готовый на многое. Рейн знал об этом, но думал, что сможет выпутаться. Он хотел вернуть нам всё.

Кай вздохнул. Вернул он, ага. Из-за этого чертового братца теперь и ему пришлось начать отдавать то немногое, что у него было.

— Да ничего стоящего у тебя не было, — заметил Кирион и закинул руки за голову.

— Только Рейн не знал, что В-Бреймону нужен покорный слуга, который не скажет ничего лишнего. У него есть способ усмирить любого. Сейчас Рейна снова отправили на перевоспитание, а затем его демона убьют.

Отец вздрогнул и бросил тревожный взгляд в пустоту. Кай торопливо продолжил:

— Я знаю, отец, что демоны — это наше проклятие. Но вправе ли люди мешать тому, что сделали боги? И вправе ли кто-то покушаться на жизнь Рейна? Я знаю людей, у которых убили демона. Совет уже не раз делал это. У них не только демона больше нет, но и сердца.

— Во имя Яра, — голос отца оттолкнулся от высоких сводов и загремел в пустоте. Кай сдвинулся в сторону и быстро глянул на отца. Он впервые повысил голос — даже в минуты гнева или отчаянья отец всегда оставался спокоен, не считая беспокойных движений рук. — Что вы делаете, Кай? Как вы во всё это влезли? Как вы стали такими?

— Какими? — воскликнул Кай. Он уже знал, что ответит отец, но вопрос вырвался сам. Это спрашивал тот мальчишка, который, сидя в камере, при каждом ударе молота о тарелку перебирал имена: сначала родителей, затем Рейна, а после — Детей Аша.

Отец провёл рукой по лицу и устало выдохнул, поднял голову к разноцветному куполу.

— Я же старался воспитать вас по заветам Церкви, чтобы вы выросли хорошими людьми. Что я сделал не так? Почему вы слушаете своих демонов? И если есть способ уничтожить такое зло, ты просишь меня, чтобы я не дал этого сделать?

Кай что было сил ударил по скамье, и по церкви разнеслось эхо. Он яростно воскликнул:

— Да, это всегда сидело во мне. Я с детства отмечен Ашем, ты прав. И не вышло из меня ничего — как ты и говорил, как и ждал всегда. Но Рейн ведь не такой. Он старался для тебя и для матери. Сколько ещё он должен нести вину за то, что ты не смог дать нам ни капли понимания и не слышал никогда? Вот он и нашёл того, кто слышал.

Слова вдруг полились сами собой, точно внезапно открыли дверь, которую держали закрытой годами — так долго, что замки проржавели и разом слетели все вместе.

— Да, я говорю с демоном. Да, я слушаю его и предаюсь порокам. Да, я не знаю, что такое послушание, смирение, молчание. И перед лицом Яра и Арейна я тебе заявляю, что не хотел бы стать иным, я сам выбрал эту жизнь!

— Сам выбрал, — спокойно повторил Кирион. — Вот ты и признался.

Отец отшатнулся от него, как от прокажённого. Кай не унимался:

— Может, свой пропуск в царство Лаара я давно потерял, но, если ты не хочешь потерять свой, помоги Рейну. Это твой сын, и он не может стоить меньше, чем все заветы Церкви. Если демоны такие плохие, почему Совет скрывает, что знает, как их убить?

Отец молчал.

— Я не прошу прощения для себя, но помоги мне забрать Рейна.

— Чего ты от меня хочешь?

— Ты — Л-Аспен. Я — Л-Арджан, и мне всего девятнадцать. По документам я жив — я позаботился об этом. Если ты придёшь к главному инквизитору — я знаю к кому, — дашь денег и попросишь побыстрее пристроить меня на место старшего инквизитора, тебе помогут. Скажешь, что я совсем отбился от рук, растратил все деньги. Это обычная история. В неё поверят. Мне нужно это место.

— Но… — начал отец. Кай перебил его:

— Один из главных инквизиторов всегда помогает пристроить людей в Инквизицию. Цена немаленькая, особенно за ускорение обучения, но она стоит того. Больше я не попрошу у тебя ничего, отец, обещаю.

Тот молчал.

— Если на Рейна тебе плевать, то неужели ты дашь В-Бреймону захватить власть? Что тогда будет с Церковью?

Отец по-прежнему молчал. Кай переглянулся с Кирионом и, стиснув зубы, процедил:

— Третий завет гласит: дари миру то, что хочешь получить в ответ, и будь с людьми тем, кого хочешь видеть рядом с собой. — Отец поднял взгляд и недоумённо посмотрел на него, будто видел впервые в жизни. — Если ты хочешь, чтобы бы мы стали хорошими людьми, хоть раз покажи пример.

Отец вздрогнул, как от удара.

— Я помогу тебе, Кай. Я должен забрать своего сына из Чёрного дома. Хотя бы на этот раз.

Кай почувствовал дрожь в руках. Это что — признание, прощение, а может, очередной укор? Он быстро поднялся и свысока глянул на отца.

— Тогда возьми это, — он протянул ему мешочек с киринами. — Тебе нужна приличная одежда, без заплат.

— Это ненужная роскошь, — привычно начал отец, но Кай перебил его:

— Тебя послушают, только если ты сам будешь выглядеть как отец того, кому есть что проигрывать и ради чего прожигать жизнь. Я приду завтра, и мы пойдём в Чёрный дом.

Кай, не дожидаясь, вышел из церкви. Солнце поднялось, вовсю пели птицы. Прохожие суетились на улицах, и отовсюду слышался людской гам. Кай огляделся, провёл рукой по коричневому жилету, выдохнул и покачал головой. Скоро его придётся сменить на чёрный, а этот цвет никогда не шёл ему. Всё-таки чёртов Рейн слишком дорого обходился.

Глава 37. Старший инквизитор

Кай стоял перед дверью Чёрного дома и не мог сделать шаг. Когда он был здесь в последний раз, то не стоял — его выносили на руках, потому что сам он не мог идти.

Отец твёрдо посмотрел на Кая. Одну руку он положил на его плечо, а другой распахнул дверь, пропуская сына вперёд.

Кай задержал дыхание и переступил порог. Маленький сумрачный зал сразу встретил холодом. Отовсюду смотрели бесконечные ряды дверей и лестниц. У входа одиноко жался стол, за которым сидела худая фигура в тёмном.

Мужчина поднял голову и требовательно посмотрел на вошедших.

— Моё имя — Арджан Л-Аспен, и у меня назначена встреча с Уфласом Миданом, — прогремел голос отца. Кай быстро улыбнулся. Таким он и запомнил его — не того жалкого человечка с метлой на площади у церкви, а мужчину повелительного, громогласного, которого лучше не сердить.

Отец перекинулся ещё парой слов с сидящим у входа, затем тот отвёл их в кабинет на втором этаже. По сравнению с остальной частью здания, здесь было даже уютно, по-домашнему.

Маленькая комната оказалась светлой и чистой. Через решётчатые шторы проникали лучи солнца и нестройным рядом пятен ложились на стол. Было видно, как в них кружили пылинки. На стенах со светлыми обоями висели восемь карандашных рисунков: Яр и его соратники. Полубог и Эсайд, основатель Инквизиции выделялись на фоне других более крупным размером.

Уфлас Мидан оказался невысоким плотным человеком с залысинами. Спокойный взгляд, лёгкая улыбка, расправленные плечи — всё в нём указывало на то, что он, несмотря на отсутствие буквы рода, сполна взял своё и всем был доволен.

«Ещё бы», — усмехнулся Кай и глянул на сумку в руках отца. Тридцать тысяч киринов были минимальной суммой, которую Мидан брал за «помощь» в устройстве в Инквизицию в обход правил. А если ему не понравиться, сумма могла вырасти втрое.

Уфлас встал, положил руку на плечо и поклонился. Отец тоже поклонился, но меньше — достаточно, чтобы подчеркнуть, что только один из них из благородного рода, но показать уважение. Мидан сел, делая пригласительный жест рукой, и спросил:

— Кир Л-Аспен, рад приветствовать вас. Какое дело привело ко мне?

Отец и Кай опустились на стулья напротив стола. Отец ответил:

— Кир Мидан, вы занимаетесь приёмом новых членов Инквизиции. Я бы хотел, чтобы мой сын начал службу.

Уфлас взмахнул руками и притворно вздохнул.

— Кир Л-Аспен, вам нужно обратиться к киру Арану Т-Орвейку. Он занимается рассмотрением кандидатов.

Отец напрягся и посмотрел на сына тяжёлым взглядом. Кай ответил тем же. Если отец откажется преступить чёртовы заветы Церкви, придётся искать другой путь, а всё это — время.

— Дело в том, кир Мидан, что у меня более сложный вопрос, и он требует детального рассмотрения. А я знаю, что вы внимательно изучаете кандидатов в Инквизицию, — отец вступил в игру.

Кай расслабил плечи и откинулся на спинку стула, скрестил руки, пренебрежительно посмотрел на Уфласа. Теперь и ему пора играть свою роль.

— Действительно, я стараюсь очень внимательно относиться к подбору, — Мидан благожелательно улыбнулся. — Что же у вас за ситуация, кир Л-Аспен?

«К подбору», — Кай не стал скрывать улыбки. Все знали, как делался этот подбор: в практики брали всех, кто был здоров и мог держать нож в руках, а в старшие инквизиторы — кто мог заплатить.

Отец вздохнул.

— Мой сын Кай — младший в семье, и, к сожалению, он совсем отбился от рук. Я воспитывал его по заветам Яра, но он связался не с той компанией…

Уфлас понимающе вздохнул.

— Как мне это знакомо, кир Л-Аспен. Моя дочь едва не сбежала с цирком, наслушавшись своей подруги.

— Тяги к знаниям у него нет, и учёба в университете — не для Кая.

Кай поплотнее скрестил руки. Между прочим, когда-то он думал об университете. Хотел разобраться, как устроен мир, и придумать что-нибудь своё. Но отец если и говорил об учёбе, то только о факультете богословия.

— Однако Кай — ловкий малый. В игорных домах немало пострадали из-за его внимательности и хитрости.

Кай мысленно зааплодировал отцу. Он не ожидал, что тот так вживётся в роль.

В подтверждение слов Кай закатил глаза и вытянул ноги, а затем отвернулся к окну.

— Я знаю, что Инквизиция поможет выбить из него всю дурь, но и такие, как Кай, тоже нужны ей. Я был бы признателен, — отец выделил последнее слово, — если бы вы, кир Мидан, помогли пристроить Кая.

— Я понимаю вас, кир Л-Аспен, — кивнул Уфлас. — Кир Л-Арджан, может бы вы тоже что-то скажете?

Кай пожал плечами.

— Инквизиция так Инквизиция. Я готов работать.

Губы Уфласа тронула слабая улыбка. Пусть видит то, что должен видеть: ленивый сынок из благородного рода, которого отец заставляет найти дело — ничего нового.

— Кир Л-Арджан, а вы знаете, что вас ждёт?

— Да пусть что угодно будет. Оно же ждёт, — Кай расплылся в улыбке и показал зубы.

Уфлас покачал головой.

— В первую очередь мы должны проверить нашего кандидата. Изучить его род, результаты учёбы…

Отец быстро перебил:

— Кир Мидан, мне неприятно это говорить, но если Кая не пристроить к делу как можно скорее, я боюсь, он проиграет мои последние деньги. Пусть лучше проигрывает свои, — отец снисходительно улыбнулся. — Кай готов много работать. Кир Мидан, может быть, есть способы перейти к обучению уже сейчас?

Уфлас потёр подбородок, вздохнул, точно тяжело раздумывал.

— Кир Л-Аспен, чем занимается ваш род?

Он прищурился, как опытный торговец, который оценивал товар.

— Мой род принадлежит Церкви.

В карих глазах Уфласа мелькнуло разочарование. Ну да, от церковников хорошей награды ждать не стоило.

— Кир Л-Аспен, почему же вы не хотите, чтобы сын продолжил дело вашего рода?

Отец пренебрежительно скользнул взглядом по Каю.

— Для этого есть старший сын. Вы должны понимать, что такое поведение бросает на меня тень. Я буду спокойнее, если Кай присоединится к Инквизиции, известной своими строгими порядками и умением воспитывать.

Уфлас покивал.

— Кир Л-Аспен, меня очень трогает ваше положение, и я искренне хочу помочь. Обучение занимает три месяца, вам известно об этом?

— Да, известно. Но Кай способный. Я думаю, он сможет справиться раньше. Особенно если у него будет наставник, который поможет с этим.

Уфлас снова почесал подбородок и повторил:

— Да, кир Л-Аспен, я искренне хочу вам помочь. Я готов взять Кая под своё крыло. Есть несколько… — Мидан сделал паузу, — книг, с помощью которых можно овладеть нужными знаниями быстрее. Думаю, если прочесть их все, получится стать практиком или старшим инквизитором всего за неделю. Но книги эти найти сложно. Пожалуй, только я могу это сделать. И стоят они недёшево. К сожалению, знания сейчас — самая дорогая вещь в мире.

Отец склонил голову.

— Кир Мидан, ради благополучия своего сына я готов на многое, — отец достал из сумки один из мешочков с киринами. — Этого будет достаточно на книги?

Уфлас вздохнул.

— Только на начало обучения. В книгах — мудрость народа, и она бесценна.

Отец достал ещё один мешочек.

— А теперь?

Уфлас снова вздохнул.

— Для книг — да. Но ускоренное обучение требует индивидуальных занятий. К сожалению, учителя — это пираньи, которые работают не ради учеников, а ради наживы.

Отец помедлил и достал ещё один мешочек. Уфлас оценивающе посмотрел на него и ответил:

— Я сегодня же займусь проверкой Кая Л-Арджана. Думаю, уже завтра он сможет прийти в Чёрный дом и посетить нашу библиотеку.

Отец снова достал мешочек и положил его на стол со словами:

— Я надеюсь, здесь достаточно на книги, с помощью которых Кай сможет стать старшим инквизитором, — он выделил голосом последние слова.

Мидан улыбнулся.

— Кир Л-Аспен, позвольте заверить вас: я пригляжу за Каем и не оставлю его на произвол судьбы. Вы можете не волноваться за вашего сына, он в надёжных руках.

Кай сразу подобрался, по спине прошёл холодок. «В надёжных руках». Так один из практиков сказал главному инквизитору, который пришёл проведать мальчишку, забранного у Детей Аша. И он снова попал в эти надёжные руки Инквизиции, сам передал себя в них.

Когда они вышли из Чёрного дома, отец повернулся к Каю и строго спросил:

— Это всё, во что ты хочешь меня втянуть?

— Отец, это же ради Рейна.

— Что гласит пятая заповедь?

Голос стал ещё строже. Тёмные глаза сузились. Кай быстро откликнулся:

— Кража — величайшая тяжесть, ибо украсть можно имущество, правду, жизнь, и не бери ты больше, чем готов вынести.

— Сколько раз за сегодня я соврал? Сколько раз нарушил пятую заповедь?

— Не больше, чем я.

Отец вздохнул.

— Не попадись, Кай. Я не хочу потерять тебя ещё раз. Лучше говори с демонами, но только не попадись.

Он круто развернулся и быстрым шагом пошёл по улице. Кай стоял, смотрел ему вслед и снова видел того твёрдого и сильного мужчину, каким ему казался отец в детстве, а себя чувствовал растерянным мальчишкой.



Кай открыл дверь в свою комнату и замер на пороге. Адайн сидела на кровати и весело болтала ногами. Увидев его, она улыбнулась, а Кай сухо произнёс:

— Ты же знаешь, я не люблю, когда ты заходишь ко мне без приглашения.

Кирион хлопнул себя по лбу и покачал головой.

— И эти слова ты копил для неё, да?

— Ты сегодня даёшь клятву. Я пришла увидеться, мало ли что будет потом.

Кай с интересом посмотрел на Адайн. И что это — она всерьёз волновалась о нём или, как всегда, прикрывалась насмешками?

— Мало ли — что? — спросил он и прошёл внутрь комнаты, к тумбе у кровати. Присел, достал ключ, спрятанный за левой ножкой, открыл нижний шкаф и убрал туда документы.

— А ты не изменяешь своим привычкам, — Адайн рассмеялась и мигом стала серьёзной. — Мало ли — всё. Мы с Эль живём в доме главы Церкви. Ты вот-вот станешь настоящим инквизитором. Теперь мы не воруем и не обманываем, но от этого не стали меньше рисковать.

— Как это — не воруем и не обманываем? — Кай поднялся. — Мы только этим и занимаемся. Утром я продал «Три жёлудя», а через несколько часов принесу клятву Инквизиции — да, пожалуй, мне стоит быть осторожнее.

Он провёл рукой по выбритому виску и сел в кресло рядом с кроватью. Адайн опустила плечи и вздохнула.

— Всё-таки продал.

— Ты же знаешь, что нам нужны деньги. И на покупку места в Инквизиции, и на подкуп кого угодно я бы нашёл, а дальше? Неизвестно где мы окажемся и что нам придётся делать. Лучше быть готовым ко всему.

Кирион с яростью во взгляде подскочил к Каю и прошипел:

— Ты, мешок с дерьмом, ещё одна ложь, серьёзно? А может, правду, или слабо?

Кай бросил на демона такой же яростный взгляд.

Адайн вздохнула:

— «Три жёлудя» стали нашим домом. Здесь мы были семьёй, и неважно, что у нас всегда царил переполох.

Кай отважился сказать:

— Под одной крышей или нет, мы всегда останемся семьёй.

Адайн рассмеялась.

— Кай, что с тобой случилось? Тебя Рейн покусал? Ты всегда называл нас «семьёй» только в насмешку или чтобы побольнее уколоть его.

— Я тебя придушу, если ты не будешь честен, — поцедил сквозь зубы Кирион, склоняясь над ухом.

— Я решил немного пересмотреть свои взгляды на жизнь.

Адайн сдвинулась на край кровати и лукаво уставилась на него.

— Что же это, братец Рейн так повлиял? Что, он размягчил твоё сердечко?

— Замолчи, — грубо бросил Кай и отвернулся. Кирион посмотрел на него с презрением и плотно сжал губы.

Адайн встала и склонилась над ним.

— Ну и что ты мне ещё скажешь? Размяк ты, размяк, — Адайн пропела. — Ну порадуй же меня, скажи, что тот ублюдок, которого я вытащила из Чёрного дома, в прошлом? Скажи, что всё будет как раньше?

В голосе девушки зазвучала настоящая надежда. Она разом растеряла всю свою уверенность и смелость, всю спесь и позабыла насмешки. Кай снова увидел ту одинокую бродяжку с Восьмой, которая спасала его, и которую спасал он. И она была так близко, протяни руку — и дотронешься.

Кай уставился на Адайн и тихо проговорил:

— Ну как всё может быть как раньше? Тот слабый мальчишка не выжил тогда, нет таким места на улицах Канавы. Адайн, ты знаешь, что Чёрный дом так просто не забыть. Это всегда будет определять меня — но только наполовину. Другую половину я решил отдать вам.

Кай тяжело выдохнул. Он не чувствовал себя таким усталым ни после бессонных ночей за планами и переговорами, ни после вечеров, полных погонь или грабежа. Честные слова давались ему тяжелее всего этого.

Адайн схватилась за серебряную птичку на шее. Заметив знакомый жест, Кай не сдержал улыбки. Она всегда так делала в те редкие минуты, когда позволяла почве уйти из-под ног.

— Когда Рейн вернулся, ты снова стал улыбаться, как раньше. Может, всего раз или два, но я подглядела ту самую улыбку. Ты ведь знаешь, что я скучаю по ней.

Кай почувствовал себя ещё более слабым. Все три года рассыпались прахом. Адайн, снова вернув всю свою уверенность, с силой, с напором, горячо произнесла:

— Ты никогда не был слабым, Кай. Тот мальчишка всегда был сильнее меня. Он верил, что ещё вернётся и найдёт своё место. А я, что бы ни говорила, в себя не верила. Я жила одним днём, потому что у меня не было уверенности, что доживу до завтра. Я танцевала и скользила, как могла, но никогда не чувствовала твёрдой земли. А ты дал мне её. Вот только после возвращения ты перестал верить разом во всё. Тогда мне пришлось научиться верить и за тебя, и за себя. Но никому и ни черта это не было нужно.

За той дверью, которая сорвалась с петель во время разговора с отцом, нежданно-негаданно оказалась ещё одна. И она стала открываться со скрипом, с лязгом, сдвигаясь миллиметр за миллиметром и с каждым из них причиняя всё больше боли.

Кай попытался улыбнуться как раньше, но он не знал, как было раньше, и вышла только привычная ухмылка.

— Выглядит глупо, — прошипел Кирион. — Лучше говори.

— Я тебе тогда сделал больно, да?

— Нашёл о чём спрашивать! — Адайн мигом разъярилась и шагнула назад. — Не больше, чем другие, знаешь ли!

Кирион снова ударил себя рукой по лбу и отвернулся.

«Надо что-то сказать», — эта мысль упрямо билась в голове, а слова всё не шли и не шли.

Ну не мог он говорить правду. Разучился, а может, и не умел никогда.

Кай резким скачком оказался рядом с Адайн, схватил её за руку и с силой увлёк за собой на кресло, усадил на колени. Она попыталась вырваться, а он лишь крепче прижал её к себе.

— Отпусти! — прошипела девушка.

Кай только ухмыльнулся. Он посмотрел ей в зелёные, похожие на чарующие болотные огни, глаза. И он отказывался от них три года? Кай положил руку на шею Адайн, и в эту же секунду по щеке ударил зелёный хлыст. Девушка вырвалась и со взглядом разъярённого зверя уставилась на него. Она продолжала держать пальцы переплетёнными, но пока не шевелила ими.

— Что ты там сказал? — спросила она с горечью. — Если кто-то из нас и определяет тебя, ты явно выбрал не того.

Адайн выскочила из комнаты. Кай сделал шаг и отвернулся.

— Ублюдок, — холодно бросил Кирион. — А начал ведь хорошо.

«Но я уже начал!» — хотел по-детски воскликнуть Кай, оправдаться, но только сам себе махнул рукой. Чёрный дом преподал верный урок. После слов всегда приходит боль, и не важно, говоришь ты правду или ложь.



В полумраке статуя Яра казалась светящейся изнутри. Несколько практиков и старших инквизиторов с благоговением смотрели на неё и иногда осеняли себя молитвенным жестом. Кай стоял в стороне от них и спокойно ждал своей очереди.

Мужчина в черном зачитывал одно имя за другим. После принесения клятвы новоиспечённый инквизитор подходил к одному из трёх глав отделений — они ждали поодаль — и садился рядом с ним, поджидая других. «Цирк», — подумал Кай и отвернулся.

Наконец послышалось:

— Кай Л-Арджан.

Он подошёл к статуе Яра и склонился перед ней.

— Кай Л-Арджан, — прогремел голос главного инквизитора. — Мы принимаем тебя в ряды Инквизиции, и да послужишь ты сердцем, умом и кровью на благо Кирии и короля.

Кай быстро проговорил, глядя на статую:

— Где и кем бы я ни был рождён, я отдаю тебе своё сердце и кровь, и только смерть освободит меня от этого обещания.

Кай сложил кончики пальцев, прижал их ко лбу и задержался взглядом на каменном Яре.

Четыре года назад Рейн тоже стоял на этом месте, в той же позе, так же читал клятву. А сейчас он был заперт где-то в Чёрном доме, истязаемый уже неделю, пока длилось это чёртово обучение.

Уфлас Мидан сделал всё, что мог — вместо трёх месяцев оно сократилось до недели, но и этого было слишком много. Чтобы найти Рейна, оставалось всё меньше времени. Старшему инквизитору открывалось открыто больше дверей, но Кай не знал, в какую из них стучаться, и ни один день в этом проклятом Чёрном доме так и не приблизил его к результату.

Кай поднялся и ещё раз взглянула на Яра, уже с ненавистью.

— Кай Л-Арджан, Третье отделение приветствует тебя, — проговорил главный инквизитор.

Парень подошёл к Энтону Д-Арвилю, положил руку на плечо и поклонился ему. Глава хищно уставился на него. Кай сел поодаль и не ответил на этот взгляд. Энтон был опасным игроком — это чувствовалось даже издалека, и рассказы Рейна вторили интуиции. Но время шло, и глава третьего отделения мог оказаться единственной зацепкой — нужно было заявить о себе. Чёртов братец стоил риска.

Глава 38. "Три желудя"

Кай поднялся по лестнице и замер. Из кабинета Вира вышла Адайн и тоже остановилась.

— Зачем ты пришла?

Кирион недовольно скрестил руки.

— Серьёзно, опять? Можно просто поздороваться.

Адайн холодно ответила:

— Собираю вещи. Ты же продал «Три жёлудя».

— А к Виру зачем ходила?

Адайн сложила руки на груди и ещё более холодным тоном спросила:

— А разве я не могу этого сделать? Не бойся, про Рейна я ничего не сказала. Хотя время идёт, и помощь не помешала бы.

Кай уныло кивнул. Первый день в должности старшего инквизитора прошёл впустую. Он ждал, что Д-Арвиль позовёт его к себе на разговор, но этого не произошло, и подобраться к нему лично он тоже не смог. Ни о Рейне, ни о будущем короля не было слышно — инквизиторы ходили по коридорам, как безмолвные тени, и только иногда презрительно щурились.

— Ты знаешь, что делать, Кай? Отец редко говорит со мной о чём-то важном. А когда к нему приходят В-Бреймон или У-Дрисан, они всегда запираются в кабинете. Я не справляюсь, — Адайн рассмеялась, но смех получился невесёлым.

Кай кивнул и сделал несколько шагов к девушке.

— Да, я знаю, что делать, — уверенно сказал он.

Кирион закатил глаза. Хорошо, это было не так. Но если он чего-то не знает — значит, узнает, не умеет — значит, научится. В Канаве по-другому нельзя.

— Главное, береги себя. Я-Эльмон не должен ничего заподозрить.

— Ну да. Если он разоблачит меня, кто будет спасать твою задницу из Чёрного дома?

Кай сделал ещё несколько шагов к Адайн и почувствовал прилив сил — вернее, слов.

— Я сам себя спасу. И тебя заберу, где бы ты ни оказалась. Но пока будь осторожна. И береги Эль, иначе Рейн меня загрызёт потом, — Кай на секунду положил руку на талию Адайн, придвинулся, словно хотел обнять, но остановился и сразу скользнул в кабинет Вира.

— Ну надо же! — крикнул Кирион. — Вы послушайте, на какие слова он осмелился! Жаль, что на большее силёнок не хватило.

Кай что было сил хлопнул дверью, искренне желая, чтобы она впечаталась в лицо Кириона за всю эту ненавистную правду.

Вир поднял голову от книги, снял очки и потёр глаза со словами:

— Рад видеть тебя, Кай.

Л-Арджан развалился в кресле напротив, положил ногу на ногу.

— И я рад, профессор, — ответил он с осторожностью. За прошедшие десять дней Кай заходил к Виру только для обсуждения «Трёх желудей». Вечерние разговоры в кабинете за стаканчиком виски или кофе остались в прошлом. Вир не задавал вопросов, но Кай был уверен: он знал причину.

— Ты подписал документы на «Три желудя»?

— Да, ещё вчера. Пора собирать вещи, послезавтра нас уже не должно быть. Где ты будешь жить?

Вир улыбнулся.

— Помнишь мою первую квартиру на севере Канавы, на границе с Томом? Она опять сдаётся.

Кай не сдержал ответной улыбки. Это была та квартира, под окнами которой пела Адайн и где нашёл её Вир. Та квартира, куда она привела Кая, когда отец выгнал его из дома. Ещё не настоящий дом, но что-то очень похожее на него.

Кай хотел ответить, но не нашёлся со словами. Он пришёл, только чтобы предупредить Вира, и это было сделано — можно уходить. Но вдруг те вечера в кабинете вспомнились так чётко, с такой приятной грустью, что уходить расхотелось, несмотря на все «но».

— Кай, ты расскажешь, что случилось? Почему ты продал «Три желудя»? Они ведь достались тебе нелегко, и ты многое сделал, что получить всё это, — Вир развёл руки в разные стороны.

Кай отмахнулся.

— Ты знаешь, что это не так. Если бы не маленькая тайна бывшего хозяина и шантаж, я бы так и работал у него на побегушках. А сделать ремонт и купить новую мебель не стоило труда.

— Помню. Кажется, деньги на покупку ты нашёл после того, как почистил дом Дика С-Исайда?

Кай улыбнулся только уголками губ.

— Да, это он «помог» нам.

Прошло меньше трёх лет, но сейчас все эти истории казались такими далёкими и чужими, будто тогда грабежом и шантажом занимался совсем другой человек.

— Так почему?

— Скоро Рейна коронуют, и мы начнём действовать. Нам понадобятся деньги, большие деньги. Чтобы получить хорошую цену, надо начинать торги заранее.

— Начнём действовать, — задумчиво повторил Вир, надел очки и цепким взглядом посмотрел на Кая.

— Да. Может быть пора рассказать как?

— У тебя, кажется, появился свой план. Я знаю, что ты стал старшим инквизитором.

Кай не изменил позы и холодно ответил:

— Кто из твоих дружков такой любознательный?

Кай не ждал, что Вир не узнает. Да, В-Бреймона и Э-Стерма не интересовали новобранцы, но у профессора вполне могли оказаться ещё друзья в Инквизиции. Правда была лишь вопросом времени. Кай надеялся, что успеет найти Рейна до того, как его имя всплывёт, но неделя обучения прошла слишком быстро и впустую.

Вместо ответа Вир сказал:

— Кай, я хочу помочь вам. Я уже говорил это тогда и говорю ещё раз. Вы правы, мы не можем оставить Рейна. Расскажи, что вы задумали.

Кай не пошевелился, но мысли так и начали скакать. Вир действительно мог помочь. У него всегда было с десяток планов и ещё несколько козырей в рукаве. И он знал инквизиторов из Детей Аша — им могло быть что-то известно. А у него были только крысы, но в этот раз они ничего не принесли ему. Вот только хотел ли Вир помочь на самом деле?

Он столько раз называл их семьёй. А ещё чаще вспоминал своего демона. Яростно сжимал кулаки. Проклинал Совет. Что из этого перевешивало на самом деле?

— Кай, почему вы мне не верите? Что я должен сказать, чтобы убедить вас? Я до сих пор не могу смириться, это верно. Но я ждал шанса девять лет и готов подождать ещё немного. Ты сказал правильную вещь: мы хотели биться со всем миром, а не друг с другом. Мы — семья, и я хочу помочь Рейну.

Кай буквально видел, как всё внутри разрывалось на две части. В одной — тот испуганный мальчишка, запертый в Чёрном доме, который столько лет искал семью и хоть какую-то цель. В другой — усталый одинокий старик, чьи чувства выбили, выжгли и высекли. Первый говорил: поверь, ты никогда не был один. Второй: не доверяй, это никому не нужно, это впустую.

— Ты же поставил одного из них на прицеп, чего опять телишься! — разозлился Кирион, обошёл комнату кругом и замер перед Каем.

Он столько раз слышал: «Мы — семья» от Вира, Каты или Адайн. А сам говорил так, только чтобы уколоть Рейна. И вроде бы где-то на краешке сознания верил в это, да никак не мог понять по-настоящему. Прятался от всего по углам и только лелеял обиды. Но Рейн, чертов братец, не обращал на это внимание. Он молчал и просто ждал, и все замки будто бы слетели сами собой. И Кай понял, что у него есть семья: и та, что дана от рождения, и та, которую дала судьба.

И Вир — её часть.

— Вот это мудрость! — фыркнул Кирион и отошёл. — Давно пора было открыть глаза и выбраться из своей коробчонки.

Кай кивнул.

— Я просто хочу найти брата. Где проходят тридцать дней смирения? Слуги видели, что за Рейном пришли инквизиторы, но куда они увели его на самом деле? Чёрный дом — единственная зацепка, и я нашёл путь туда.

— Рейн там — я знаю это от Нелана. Надо было сразу сказать, что вы задумали!

Кай почувствовал тугой комок в желудке. Рейн ждал больше недели, потому что он опять не смог поверить. А Вир заслуживал доверия. Он всегда оставался рядом и помогал — больше, чем собственный отец. Несмотря на всё своё молчание и упрямство. Надо было просто сказать. Сразу, без косых взглядов, недоверчивых разговоров за спиной и глупых выдумок.

— А почему ты не сказал, что знаешь? — вскричал Кай.

Кирион закатил глаза и воскликнул:

— Хватит кусаться, знаешь же, что сам виноват!

— Я даже не знал, что вы задумали. Я только вчера узнал, что ты вступил в Инквизицию.

— От кого? — снова спросил Кай. Он принял решение верить, но всё-таки смутное беспокойство ещё сидело внутри плотным шаром и давило изнутри. Это было похоже на чувство, которое преследовало его в Чёрном доме: даже через тяжёлую запертую дверь он угадывал, когда к камере приближался практик.

— От самих инквизиторов, — быстро ответил Вир и тут же спросил: — У тебя ведь есть время до начала службы, так? Расскажи, что знаешь и что вы затеяли.

Кай посидел немного, поджав губы, снова разрываясь между мальчишкой и стариком внутри. В словах Вира чудилось что-то… Что-то чужое и смутное. И в то же время он твёрдо знал: Вир был скрытен, но никогда, никогда не подводил его. Делом он всегда доказывал, что они — семья. А от Кая требовались всего лишь слова.

Он кивнул и рассказал обо всём, что произошло за десять дней: о встрече Крысиного Совета, о разговоре с отцом и взятке, об учёбе и клятве.

Вир помассировал виски и медленно, точно подбирал слово за словом, стал собирать факты в единую нить, а затем предложил, что можно сделать. Кай выдохнул, разом почувствовав спокойствие. Он не один, и вместе они вытащат брата.

После разговора Кай поднялся к себе и стал собираться. До начала службы оставалось не больше получаса — он едва успеет дойти.

Кай накинул чёрную рубашку и, пока застёгивал её, подошёл к окну. Он увидел, что Вир вышел из «Трёх желудей», быстро огляделся и двинулся на север, в сторону Прина. Кай прижался к окну, но уже не разглядел, профессор выбрал прямую дорогу или свернул.

Странно это. Вир редко выходил на улицу утром или днём. Он никогда не был любителем прогулок, а все дела в Канаве решали вечером.

Кай пожал плечами и отошёл от окна. Наверное, отправился к Нелану или другим дружкам из Инквизиции. Ему же надо успеть припрятать козыри в рукавах, как он всегда делал.

Глава 39. Дома

— Адайн, держи спину прямо, — произнёс Я-Эльмон, смотря с ласковым укором.

— Да, отец, — откликнулась она и выпрямилась.

«Держи спину прямо», — так говорили многие. Одна добрая женщина из приюта, которая давным-давно защитила её от мальчишек, напавших с оскорблениями. Затем Вир — конечно, он же всё знал и хотел подготовить её. Так говорил и Киро, но с доброй улыбкой, этими словами он старался поддержать её. А теперь отец. Ну да, племяннице главы Церкви нельзя сидеть, согнувшись, скосив взгляд или опустив подбородок ниже, чем велела гордость.

Тихо звенели приборы. Совместный ужин стал ежедневной традицией, но он проходил в молчании или прерывался редкими словами отца. Адайн помнила, что сказал ей Вир, и всеми силами пыталась заставить себя говорить, но слова не шли, а уголки губ отказывались подниматься. Всё в этом доме, в этой проклятой клетке вызывало приступ тошноты.

— На следующих выходных состоится приём в доме кира У-Дрисана. Мы приглашены.

— Все? — Адайн посмотрела на Эль, одиноко сидящую за другим концом стола. Девушка быстро подняла карие глаза и снова уставилась в тарелку.

Захотелось заскрипеть зубами от злости, громко вскрикнуть, ударить кулаками по столу. Проклятый план! Они не продвинулись, не узнали ничего и даже ни на миллиметр не склонили отца на свою сторону. Ну сколько можно здесь сидеть? Ради чего терпеть все эти дурацкие приёмы?

Адайн шумно вздохнула, и отец бросил на неё настороженный взгляд.

— Тихо, девочка, — проговорила Кайса, стоя вдали. — Ты знаешь, зачем ты здесь. Нужно потерпеть. Одна победа уже за тобой.

Её демон выглядела гордой, непоколебимой — настоящая королева, но голос всегда звучал нежно, по-матерински. Адайн не знала, как он должен звучать, но думала, что её мать говорила бы именно так. Только вот Кайса редко подавала голос.

Она была права. Одна победа за ней. Отец не доверял всего, но нет-нет да и рассказывал что-то о членах Совета или его заседаниях, особенно когда они оставались вдвоём. Вир предупредил перед выборами короля, и в тот вечер Адайн пришла в кабинет отца, нацепив улыбку, и разговаривала с ним так долго, как только могла.

Отец шутки ради рассказал, что Инквизиция вздумала выставить от своего имени ноториэса. Адайн встрепенулась и предположила, что простым людям это понравится. Они увидят, что король слушал своего демона, пал, но сумел его одолеть и подняться. Отец буркнул «Ригард говорил…» и задумался. Разговор был окончен, но на следующий день церковники проголосовали за Рейна.

— Ох, отец! — воскликнула Адайн и ещё раз вздохнула. Она расцвела улыбкой, глаза так и засияли, но внутри появился тугой ком. — Поскорей бы, я уже засиделась дома, — Адайн капризно надула губки и с немым укором посмотрела на него. Отец не разрешал ей надолго уходить одной — боялся, что её увидит кто-то из прежней жизни. Она спорила только для вида, ведь идти ей было некуда, кроме «Трёх желудей».

Отец счастливо улыбнулся.

— Скоро начнётся театральный сезон. Мы будем каждую неделю ездить на премьеры, обещаю. Я уже заказал новую карету.

— Ох, отец! — повторила Адайн, пытаясь вложить в голос восторг, но он прозвучал бесцветно. Она не сдержалась и лукаво посмотрела на него. — У нас ведь есть карета, не лишняя ли это роскошь? Быть может, мы должны пожертвовать эти деньги? В Канаве…

Отца передёрнуло. Он не выносил это слово. Канавы, где царили нищета, грязь и пороки, для него не существовало. Он упрямо закрывал глаза и признавал только Тару — не очень богатый, не очень развитый район, но не более того.

«Ложь!» — хотелось громко крикнуть и вскочить. Отец был самым опытным лицемером в мире, и за каждым его словом пряталось другое значение.

— Адайн, — он покачал головой. — Я до сих пор удивлён, что Дети Аша вырастили столь чистый цветок. Слава великому Яру, что он не оставил тебя.

Адайн посмотрела в зелёно-карие глаза отца, тот ответил ей таким же прямым изучающим взглядом. Понимал ли он, что для неё это спектакль? Сам верил ли в то, что говорил, или его лицемерие касалось даже её?

— Мне было нелегко, отец, — тихо ответила Адайн и опустила глаза. Она знала, что должна сделать именно так.

В Канаве этот урок ей преподали давно: притворяйся, притворяйсятак, словно от этого зависит жизнь, лги, как в последний раз, скользи, танцуй и ни за что не открывайся. А уж если открылась, стой до конца, каким бы ударом не ответили. Встретив Кая, этот урок она почти забыла, научившись доверять, а сейчас его пришлось вспомнить вновь.

Второе горячее и десерт были встречены молчанием. Адайн накинулась на еду, точно не ела многие дни — эту привычку из прежней жизни она никак не могла забыть. После ужина отец отправился в кабинет, а девушки устроились в комнате Адайн.

Эль привычно взялась за бумагу и карандаши, принялась что-то чертить. Адайн сидела с книгой в руках, но то и дело отвлекалась. Вир научил её читать, хотя слова всё равно давались с трудом. Отец заметил это и сказал, что ей нужно больше упражняться — племянница главы Церкви должна быть образованной девушкой. Адайн вспомнила тот разговор и тут же скривилась, но всё равно открыла страницу и заскользила взглядом по строчкам.

Прошло около получаса. Адайн резко откинула книгу и воскликнула:

— Я больше не могу! Кто это выдумал? — она подняла пальчиками книгу, брезгливо скривилась и бросила дальше на кровать. — Книга Арейна, — проворчала Адайн. — Все умерли, но Кирийские острова завоевали — о чём тут писать на целую книгу?

Эль звонко рассмеялась.

— Здесь не про завоевание, а про местные племена и первые годы жизни на островах, про быт и новые традиции. По этой книге детей учат.

— Если ты тоже училась по этой книге, всё понятно, — Адайн растянулась на кровати. Её слова прозвучали как приговор.

— Что понятно? — переспросила Эль и отодвинула рисунок.

— Ты посмотри на всё это, — Адайн обвела рукой большую светлую комнату. — Я чувствую себя маленькой цирковой собачкой, которую обрядили в красивое платье, поставили на задние лапки и повели по кругу, чтобы посмешить людей. Ни в ком из знати я не заметила жизни. Все такие чопорные и пустые. Они ни к чему не стремятся, ничего не хотят, потому что у них и так всё есть. Даже книжки вы читаете не про войны, восстания или победы — не про жизнь, а про какой-то быт и традиции!

Эль смутилась, и Адайн торопливо воскликнула:

— К тебе это не относится, — она перевернулась на живот, подпёрла щёки руками и взглянула на девушку. — Ты не такая, как все они, ты более живая. Но не всегда. Ты ещё только учишься.

Адайн мечтательно улыбнулась и рассказала:

— Каждый год мы с Каем набирали полное ведро вишни, забирались повыше и плевались косточками в прохожих. Ну кто из знати делал так? Как же, чертовы правила приличия! — Адайн помрачнела. — Хотя Кай тоже отказывался от этого после Чёрного дома. Только сейчас согласился, как Рейн вернулся.

Эль присела на край кровати и осторожно спросила:

— Как думаешь, у нас получится? Знаю, время ещё есть, но…

Адайн резко подскочила, вцепилась в руки Эль и затащила её на кровать. Она сначала упёрлась ногами, но быстро сдалась и со смехом легла рядом, подложив под грудь подушку в шёлковой наволочке. Адайн нависла над Эль и спросила:

— Ты веришь Каю?

Эль нерешительно ответила:

— Да, наверное.

— Не веришь! — уверенно воскликнула Адайн. — Ты его совсем не знаешь. Ну и что, что он брат Рейна? А ещё он глава Крысиного Совета — банды Тары. Его считают одним из королей Канавы — его, в девятнадцать-то лет! Такому, как Кай, верить — себе дороже. Ты могла видеть только эту его сторону. И я не знаю, на что ты надеялась, когда в кабинете у Вира попыталась воззвать к братским чувствам.

Адайн выпрямилась, сверху вниз посмотрела на Эль и сказала:

— Но я Каю верю. Не важно, был это одинокий мальчишка в двенадцать, растерянный юнец в четырнадцать или шестнадцатилетний парень, горящий ненавистью. С ним я всегда чувствовала, что стою на твёрдой земле.

Адайн махнула рукой. Она ведь пообещала больше не вспоминать. И сказать сначала хотела совсем другое.

— Когда я познакомилась с Каем, мне стало только сложнее. Он постоянно убегал из дома, таскался за мной. А когда его выгнали, пришлось искать ему ночлег — а мне бы самой кто помог найти! Он был беспомощен в Канаве. Но даже когда мы ночевали на улице, если Кай оставался рядом, я знала — новый день наступит. А раньше у меня такой уверенности не было. Не знаю, что это за проклятая магия, — Адайн покачала головой. — Кай ничего не умел долгое время, только кулаками махать, но он старался ради меня. И ради Рейна он сейчас тоже старается.

— Девочка моя, — Кайса улыбнулась самыми кончиками губ. Адайн выпрямилась.

— А если не получится, мы-то с тобой неплохо устроились, — она подмигнула Эль, но девушка осталась серьёзной.

— У меня такое же чувство возникло рядом с Рейном. Ему самому была нужна помощь, но как-то так вышло, что он помог мне.

Адайн снова легла на живот, подтянула к себе подушку и переглянулась с Эль.

— У нас с тобой ужасный вкус. Ну их, этих Л-Арджанов. Пусть сидят себе в Чёрном доме, найдём кого-нибудь получше?

Эль рассмеялась.

— Кого? Послушаешь отца и присмотришься к Дериту?

Адайн пожала плечами.

— Он симпатичный. Может, я смогла бы его перевоспитать. Девушек с магией обычно слушаются, знаешь ли.

Эль скривилась, и Адайн воскликнула:

— Это шутка!

— А вы с Каем?.. — осторожно спросила Эль и посмотрела с интересом.

— А Кай — ублюдок! — от всей души, громко и с чувством воскликнула Адайн. Она помолчала и продолжила: — Он только о мести и стал мечтать. Я всегда ему помогала, в любой лжи, обмане или грабеже — не хотела оставлять. И Кай заботился о нас в ответ. Мы забыли, что такое голод, обрели дом и положение в Канаве, если так можно говорить, — Адайн рассмеялась, но улыбка быстро сникла. — Только он не понимал, что мы хотели на самом деле. Всё его перестало трогать по-настоящему — всё, кроме того, что могло приблизить к этой проклятой мести.

Девушка вздохнула и опустила голову на подушку.

— Я видела, что Кай всеми мыслями до сих пор в Чёрном доме, и знала, что забрать его оттуда сможет только кто-то из прошлого, из тех, кто тогда так и не пришёл. А на то, что пришла я, он наплевал, — Адайн по-детски поджала губы и выпалила: — Я столько старалась для него, но он не ответил ничем. Конечно, я была рада, когда Вир сказал, что нам нужен Рейн, и всеми силами попыталась убедить его остаться с нами, но… Старший брат действительного вытащил Кая из Чёрного дома. Но почему Рейн, а не я?

Адайн снова приподнялась на локтях и смущённо улыбнулась.

— Много я наговорила, да?

Она редко кому доверяла свои мысли. С Катой они не раз обсуждали и Кая, и Вира, и даже Рейна, но… Кату она знала четыре года и доверяла ей как собственной сестре. А Эль только-только появилась в их семье. Адайн вздохнула. Так она и не выучила уроков Канавы.

— А всё почему? — со злостью продолжила девушка. — Потому что я — просто бродяжка с Восьмой. А Кай — Л-Арджан. Сколько бы он ни жил в Канаве, что бы ни делал и как бы себе ни врал, ему нужна другая жизнь. И Рейн о ней напомнил.

Эль замерла. Адайн торопливо добавила:

— Ты не думай, мне нравится Рейн. Он — один из нас, мы его не бросим. Он лучше Кая или Вира. Я обижаюсь не на Рейна, а на Кая. Я просто хотела услышать от него «спасибо». И, кажется, вчера он почти сказал что-то, но опять поступил как ублюдок из Канавы. Даже сегодня он вроде бы начал говорить, но так и не закончил. Ну и ладно. Не сильно-то мне нужно это проклятое «спасибо», и уж тем более другие слова от него не нужны.

Адайн резко выдохнула. А видел бы её кто сейчас! И это она-то разнылась перед Эль, едва знавшей жизнь? Пообещала же себе не вспоминать, как было раньше.

Адайн с улыбкой сжала руку Эль.

— Мы заберём Рейна, обещаю, даже если ради этого понадобится разобрать весь Лиц по кирпичикам.

— Спасибо, — Эль помолчала немного и осторожно спросила: — А твой демон говорит то же самое?

Адайн посмотрела на Кайсу, стоящую в стороне.

— Она редко говорит, но всегда поддерживает всё, что я решаю сделать. А твой разве сомневается?

Эль улыбнулась.

— Нет, Леми тоже поддерживает. Но его шуточки меня раздражают. Ему дай возможность, так он только болтать и будет.

— Так это же твои шутки. Дети Аша рассказывали, что характер демона может меняться в течение жизни также, как меняемся мы сами. Они становятся тем, кого мы потеряли, — Адайн помолчала и добавила: — Хотя теряем мы только себя.

Эль села на кровати и поджала под себя ноги:

— Я думаю, — она задумалась, — Леми — это тот весёлый проказливый ребёнок, которого во мне убил отец.

Адайн, сделавшись серьёзной, призналась:

— А моя Кайса — это мать. Она мне постоянно говорит: «Девочка моя». И у меня сердце сжимается. Она как будто по-настоящему рядом и готова защитить любой ценой.

Защищать… «Держи спину прямо», — повторила себе Адайн и села напротив Эль. Хватит на сегодня жалоб, маленькие и слабые в Канаве не выживают.

— Но мы и сами с этим справимся. Раз уж сказали, что боремся, будем бороться до конца.

Адайн широко улыбнулась и ткнула Эль в бок, и девушка сначала пискнула от неожиданности, а затем рассмеялась.

Глава 40. Прошлое и настоящее

Адайн неторопливо прогуливалась по саду. Из открытых окон слышались голоса слуг и звон посуды перед завтраком. Отец сидел в гостиной, и его строгая фигура, нахмуренное лицо виднелись даже с улицы.

На неё никто не обращал внимания — все знали, что она любила гулять по утрам. Адайн сделала ещё один круг, замерла у дуба, наклонилась к корням, будто поправляла платье, вытянула оттуда письмо и засунула в корсаж, а затем медленно пошла к дому.

Это была первая записка за более чем месяц жизни в доме отца. А лучше бы её не было вовсе. Они с Каем договорились: если что-то случится, и они не смогут увидеться, он через Ксолью или Антонию передаст письмо, тем под силу проникнуть куда угодно. Письмо — это предупреждение. А если крыса появится в комнате — знак бежать.

Адайн неторопливо поднялась по лестнице, вошла в комнату, осторожно прикрыла дверь. Стоило остаться одной, она с громким вздохом бросилась на кровать и разорвала конверт. Он намок от росы, но бумага и чернила остались нетронутыми. Внутри — ни приветствия, ни подписи, но эти высокие узкие буквы с длинными хвостами были хорошо ей знакомы.

«Вир знает, что я стал инквизитором. Нелан поможет нам, я пойду в Чёрный дом. Проверь отца. Я приду за тобой вечером».

Адайн скомкала письмо и вскочила с кровати, начиная обходить комнату кругами.

Вир ни за что не отказался бы от плана. Пусть тогда, в кабинете, он согласился помочь, но Адайн хорошо выучила Витторио за девять лет. Он мог быть самым заботливым «отцом», но стоило речи зайти о демонах, как он превращался в безжалостного непоколебимого мстителя.

Проклятый Кай, ну как можно было не понять этого? Нелан поможет, как же! Им следовало собраться вместе, придумать план.

«Когда он так делал!» — вспомнила Адайн и презрительно скривила губы. Конечно, Кай всегда всё решал сам и никогда не просил помощи. И вот опять. Вир что-то предложил, а Кай решил всё сам, прыгнул в центр водоворота и помахал оттуда рукой.

Адайн посмотрела на Кайсу. Он просил проверить отца, но как? И что искать? Кайса строго ответила:

— Всё что угодно. Это лучше, чем сидеть на месте. Ты справишься. Всегда справлялась.

Адайн кивнула и спустилась вниз. Слуги уже накрыли стол на завтрак. Отец сидел во главе, читал газету и пил кофе. Эль сидела на другом конце стола, молча смотрела в окно и тоже пила кофе. Адайн набросилась на еду, но совсем не чувствовала вкуса — все мысли были только о «проверь отца».

— Чем ты займёшься сегодня? — Я-Эльмон отложил газету и обратился к дочери. Он посмотрел пристально, изучающе. Адайн стало нехорошо от этого тяжёлого взгляда, но она улыбнулась в ответ.

— Я вчера закончила Книгу Арейна, теперь хочу начать Книгу Еларма. После, если ты позволишь, я прогуляюсь.

Отец строго спросил:

— Прогуляешься? Где?

Адайн быстро посмотрела на Эль, и девушка ответила таким же недоумением. У отца были запреты, но он никогда не относился к ней с настоящей строгостью.

Адайн попыталась изобразить растерянность:

— Не знаю, может быть, в Королевский парк? Я слышала, туда прилетели лебеди.

Она посмотрела на отца и потянулась к яблокам. Тот нахмурился, на лбу проступила глубокая складка.

— Это плохая идея, Адайн. Лучше тебе пока посидеть дома.

— Почему? — воскликнула девушка и надула губы.

Раньше отец всегда покупался на это: он годами смотрел на портрет дочери с таким же капризным личиком, и вот наконец мог видеть его вживую, — но сейчас он только сурово сдвинул брови и повторил:

— Это плохая идея. Ты должна остаться дома, и это не обсуждается, — отец подтянул к себе трость, встал и оглядел Адайн и Эль: — Вы обе будете сидеть дома.

Он бросил на них последний строгий взгляд и поднялся по лестнице. Эль села рядом, настороженно огляделась и тихо спросила:

— Что случилось?

Адайн тоже осмотрелась и ответила ещё тише:

— Я не знаю. Может быть, отец что-то заподозрил? И ещё… Вир знает, что мы задумали. Он обещал помочь, но… — она замялась. — Он девять лет прожил без демона и каждый год, изо дня в день, мечтал о мести. Я не знаю, что должно произойти, чтобы Вир отказался от плана.

Девушка сделала несколько больших укусов — только с одной стороны яблока, чтобы побыстрее добраться до косточек.

— Но что он может сделать?

— Я не знаю. Так или иначе, времени у нас немного. Кай собирается в Чёрный дом, а я должна проверить отца.

Адайн выковыряла косточки и крепко сжала в кулаке. Нужно о себе позаботиться. Если ничего, связанного с землёй, рядом не окажется, она станет беспомощна, а сегодня сила могла понадобиться.

— Проверить?

Адайн огрызнулась:

— Да, или ты что, хочешь вечно сидеть и ничего не делать? Отец говорил, что сегодня собирается Совет. Он скоро уедет.

Эль кивнула и решительно ответила:

— Я тебе помогу. Мы должны попасть в кабинет отца. Это не так сложно, — Эль покраснела. — Я уже делала это. Если он что-то прячет, то только там.

Адайн кивнула.

— Хорошо. Тогда ждём, когда отец уедет.

Он не заставил себя ждать. Эль выглянула в окно и сообщила:

— Отец выехал за ворота, — она встала напротив Адайн и стала деловито рассказывать: — До Дома Совета ехать около двадцати минут, столько же на дорогу назад. Собрания всегда длятся не меньше часа. Из всех слуг отец только Хамре доверяет прибираться у него. Ключ от кабинета он всегда носит с собой, а вот она — нет. Скоро Хамра должна отправиться на рынок, и тогда-то мы сможем зайти.

Адайн с удовольствием рассмеялась.

— Ты — часть Крысиного совета.

Эль улыбнулась, точно хитрый лисёнок.

— Отец слишком много молчал, и я пыталась узнать правду сама.

Минут через пятнадцать или двадцать Эль снова сообщила:

— Они уходят.

Адайн подскочила к окну и увидела, что по дорожке сада бодрым шагом шла Хамра, а следом за ней спешила девчонка с большой корзиной для продуктов.

— А как ты попадёшь в её комнату? — с сомнением спросила Адайн.

— Хамра скрывает это от всех, но я замечала, что она начала путаться и забывать. Поэтому она не запирает свою дверь и не носит ключи с собой — они уже не раз терялись. Отца часто нет дома, а на меня слуги привыкли не обращать внимание, но я ведь есть, и я не слепая и не глухая, — Эль привычным движением задрала подбородок повыше, в глазах сверкнул гневный огонёк.

Они подождали ещё немного, затем Эль ушла. Вернувшись, она раскрыла ладонь и показала длинный ключ. Девушки посмотрели друг на друга, а затем вышли из комнаты и добежали до другого конца коридора — к кабинету отца.

Снизу доносились голоса слуг, но на втором этаже было тихо. Адайн встала рядом с лестницей, а Эль в это время аккуратно отперла дверь и быстро шмыгнула внутрь. Адайн бросила ещё один взгляд на ступени — никого — и зашла следом.

Как и всё в доме, кабинет отца мало соответствовал словам Церкви об отказе от роскоши. По шкафам и столу из красного дуба было ясно, что стоили они не один десяток тысяч киринов, а таких роскошных бордовых кресел Адайн никогда не видела. Целая стена была заставлена книгами, и все они шли, как на подбор: в кожаных обложках с золотыми надписями. То тут, то там на полках стояли разные безделушки: массивные часы в медной оправе, статуэтка ворона из чёрного камня, янтарная лампа в виде женщины, сложившей руки в молитве.

Рядом со столом стоял глобус. Адайн уже видела такие: стоило потянуть верхнюю часть, и он открывался.

Пока Эль запирала дверь изнутри, Адайн подскочила к глобусу и открыла его. Внутри оказался целый ворох исписанных листов. Она схватила их и стала жадно скользить взглядом по строкам, но ничего, кроме длинных рядов цифр и имён рядом с ними, не увидела. Адайн бросила их назад и с шумом закрыла глобус. Эль укоризненно посмотрела на неё.

— Давай будем тише.

— Я не знаю, что искать, — Адайн, раздраженно пробурчав, подошла к столу.

— Всё что угодно против отца, — решительно ответила Эль и потёрла руку, где недавно красовался синяк.

Встав рядом с книгами, она начала поочерёдно переворачивать каждую из них. Несколько раз из них вылетали листики, но те оказывались просто закладками или случайными записками.

Адайн села в кресло и открыла первый шкафчик в столе. Там лежали портсигар и книга. Она быстро пролистнула страницы, дотронулась до изящного узора на крышке портсигара и закрыла шкаф.

Следующий оказался заперт. Адайн провела пальцем вокруг замка. Дерево и металл. Учитель говорил, что магия земли позволяла подчинять даже металл, но он никак не поддавался ей. В отличие от дерева.

Одной рукой Адайн прикоснулась к дверце. На другой переплела указательный и средний пальцы. Виски сдавило от боли — так было всегда, если она долго не пользовалась магией.

Адайн выбрала одну точку на дверце и взглядом сосредоточилась на ней. Затем резко сжала большой, указательный и средний пальцы и повела ими вниз. Кончики закололо, а дерево начало сыпаться мелкой крошкой.

Эль обернулась на шум и подскочила.

— Что ты делаешь? Как мы это объясним?

Адайн продолжала тянуть пальцы вниз. Она медленно ответила, стараясь не потерять связь:

— Никак. Я не уверена, что вечером мы ещё будем здесь. Если мы не найдём ничего, то что нас держит?

Эль растерянно кивнула и вернулась к книгам.

Дерево стало не толще бумаги, и Адайн сорвала его, как крышку. Внутри лежала кипа писем. Адайн стала по очереди брать их и читать.

— Кто такой Амран Я-Дескал?

Эль обернулась.

— Глава Северной Церкви.

— Он, — Адайн замешкалась. Она не могла сказать «мой» и не могла сказать «наш». — Родственник?

— Дальний. Эта ветвь рода «Я» отделилась уже давно.

Адайн кивнула. Обычное приглашение на вечер по поводу рождения сына. Следом шло письмо от Крейна У-Дрисана. Торговая гильдия хотела оплатить ремонт Западной Церкви, а взамен просила снижения церковного налога для себя. Глава предлагал встретиться и обсудить этот вопрос. Адайн раздражённо отбросила письмо и взялась за следующее, а затем ещё одно и ещё.

Весь ворох она засунула назад и принялась за третий, самый нижний, шкафчик. Адайн погладила дерево рукой, прощупывая его. Затем одну руку положила на поверхность, а на другой переплела пальцы в нужном жесте.

Эль снова обернулась на треск дерева.

— Ты всё можешь? — в голосе послышался трепет.

— Нет, — раздражённо буркнула Адайн. — Камень и металл мне не подчиняются. Я не чувствую в них… Души. И если рядом нет ничего, связанного с землёй, я бессильна, — дерево перестало поддаваться, и девушка воскликнула: — А будь иначе, я бы утопила Рейна в сточных водах, когда мы встретились! Не мешай мне!

Эль резко отвернулась, и Адайн посмотрела ей в спину виноватым взглядом, но ничего не сказала. Девушка снова сосредоточилась, и дерево, щепка за щепкой, полетело вниз.

Внутри оказалась целая стопка газетных вырезок, рисунков и писем. Адайн перевернула её и стала просматривать с конца.

Первым оказался рисунок. Бумага пожелтела от времени, по краям виднелось несколько отпечатков пальцев. Посередине было коряво выведено: девочка, мать и отец, а рядом — Церковь, которая угадывалась по разноцветным пятнам на крыше.

Адайн так близко приблизила рисунок к лицу, словно искала секретное послание в нём. Это ведь её?

— Эль, а что случилось с мамой? — тихо спросила Адайн.

Девушка разом побледнела. Она вся сжалась в комок и тихо проговорила:

— С твоей мамой, — Эль вздохнула и повыше подняла голову. — Умерла от чахотки, когда тебе было три. Я знаю, что отец очень любил её.

Адайн поджала губы. Она совсем не помнила детства. Первые воспоминания были связаны с усталыми ногами, страхом и растерянностью. Она всегда думала, что это обычный эпизод, один из множества, когда приходилось убегать, прятаться или слоняться от дома к дому. А это, видимо, был тот день, когда кто-то из Детей Аша забрал её, но она убежала.

И как же всё могло повернуться иначе!

Адайн дёрнулась и отложила рисунок. Не время.

Дальше шла заметка из «Новости-Лиц». Её вырезали, но Адайн знала эту газету — Вир читал её по утрам. Заголовок гласил: «Дети Аша убили сына Гикарта Ю-Дирта». Маленький текст рассказывал, что мальчика похитили и потребовали выкуп. Ю-Дирт привёл полицейских, и во время попытки Детей Аша сбежать ребёнка ранили, и он умер от потери крови на руках отца. Похитителей отправили в Чёрный дом для проведения расследования.

Адайн вздрогнула и положила заметку на рисунок. Следующая принадлежала «Северному рабочему». На бумажной фабрике нашли девочку шести лет. Неизвестный забрал её из дома. Ребёнка отправили в приют до выяснения обстоятельств.

Неужели отец искал её? Адайн схватилась за птичку на груди и посмотрела на Кайсу. Она только нежно улыбнулась в ответ. Эль перехватила этот взгляд, подошла к Адайн, положила руку на плечо и сказала:

— Я видела, как отец прятал эти рисунки. Думала, они мои, хотела посмотреть, а он не давал. Переживать — нормально, я тоже до сих пор не понимаю, что и думать, и как жить.

«Держи спину прямо», — Адайн вспомнила ворчливые голоса Вира, отца.

— Я подумаю об этом после. Давай искать — хоть что-нибудь.

Эль быстро кивнула.

— В книгах ничего, я помогу тебе здесь.

Она открыла верхний шкаф с другой стороны и стала просматривать исписанные листы бумаги.

Адайн перебирала заметки одну за одной, иногда между ними попадались корявые детские рисунки. Они казались такими чужими, как и вся эта история, вся жизнь. Адайн снова посмотрела на Кайсу, и та, поправив светлые волосы, уверенно произнесла:

— Ты знаешь, где и с кем твой настоящий дом.

Адайн улыбнулась в ответ и взяла в руки письмо от Френса Дирана. Он писал, что районы Тары, Ре-Эста и Прина пусты, мужчину со светловолосой девочкой никто не видел.

Отец действительно искал её. И он же упрямо закрывал глаза на нищету Канавы, а сам тратил деньги на перстни, кареты, приёмы. Как можно было полюбить презирающего таких, как она в прошлом? Но и ненавидеть его не получалось — во всяком случае не так, как раньше.

«Потом», — напомнила себе Адайн.

Последней лежала записка — короткое письмо на белоснежной бумаге превосходного качества. Адайн быстро развернула его. Подписи внизу не оказалось, но этот мелкий аккуратный почерк был хорошо знаком. Она столько раз заглядывала за спину Вира, пока он что-то писал, писал, писал — казалось, профессор только и жил, что ради своих писулек.

«Кир Я-Эльмон! Если бы Лиц знал, что вы воссоединились со своей дочерью, он бы ответил вам искренней улыбкой. Однако она слишком повязана с Детьми Аша и верна им больше, чем вам или даже самой себе. Обратите внимание, куда она ходит, пока вы отсутствуете. Дети Аша продолжают творить зло, и тёмные времена настают не только во всей Кирии, но и внутри каждой семьи».

Адайн с шумом выдохнула. Хотелось грязно выругаться, плюнуть — прямо на этот ужасный ковёр под ногами, разорвать все книги, бумаги и поломать глобус.

— Ты выше этого, девочка, — Кайса вскинула голову, в синих глазах виднелась твёрдость. Она подошла с видом настоящей царицы и продолжила: — Люди делают зло, потому что они слабы, но ты сильная — сильнее их, так не поддавайся.

Адайн протянула записку Эль.

— Кто это мог написать? Никто ведь не знал, кто ты, кроме нас.

— Один из нас и написал. Почерк Вира, — стоило сказать это вслух, и внутри точно что-то лопнуло. Да, может, Вир и знал о её происхождении, и готовил, и делал это исключительно ради себя, но…

Он подобрал незнакомую девочку, когда её избили. Всегда лечил раны, пускал переночевать, кормил — и ничего не просил взамен, только спеть иногда. Научил читать, нашёл учителя магии, а однажды даже подарил флейту, потому что ей приспичило играть. И пусть инструмент пришлось продать — неважно!

Он стал отцом: может, эгоистичным, скупым на эмоции, но всё-таки самым первым членом семьи. Вир был ещё до Кая, и он показал, что даже посторонние люди могут стать друг для друга кем-то большим. А на самом деле нет. Не стали и не показал.

Вир ведь первый назвал их семьёй. Из-за его слов они поверили в это. Но коротким письмом, полным высокопарных слов, он разом отказался и от неё, и от Кая.

— Но… — начала Эль и не договорила, только развела руками.

— Я была неправа, когда называла Кая ублюдком, — Адайн громко рассмеялась. — Вир вырвал главный приз. Сначала он столько лет молчал, кто я, и готовил, чтобы я сама захотела приносить ему информацию, как верный слуга. А затем, когда это стало ненужным, решил избавиться.

Эль покачала головой.

— Вир одержим. Неужели всё это из-за его демона?

Она с тревогой посмотрела в сторону. Адайн тоже туда посмотрела и ответила:

— Лишить человека демона — это как разом лишить его и сердца, и души. У Вира ничего не осталось, кроме желания мстить, но… Да будь он проклят, не понимаю я этого! Как он мог столько врать нам? Неужели мы так и не стали для него семьёй, а он ведь говорил так, много раз говорил!

Адайн снова вцепилась в серебряную птичку на груди. Уже который раз за день всё перевернулось.

— Кай! — резко воскликнула Адайн. — Он собирается в Чёрный дом, думает, Нелан поможет. Если Вир предал меня, то для Кая это тоже ловушка. Надо предупредить его!

Адайн схватила Эль под локоть и потащила за собой. Девушка задела рукой стол, и бумаги разлетелись по полу.

— Но… — она обернулась на них. Адайн только прорычала:

— Пусть валяются! Мы уходим отсюда.

Адайн выхватила ключ, приоткрыла дверь на несколько сантиметров, выглянула, посмотрела в один конец коридора, в другой и быстро выскочила.

— Отнеси назад и приходи ко мне, — скомандовала Адайн, отдавая Эль ключ, и понеслась в свою комнату.

Она быстро скинула неудобную коричневую юбку, дурацкую блузу с кружевным воротом и, стоя в одном нижнем белье, потянулась вверх всем телом. Мышцы приятно заныли. Хватит этих проклятых спектаклей.

Эль вошла, увидела Адайн, смущённо отвернулась и юркнула за дверь. Адайн схватила её за руку и затянула в комнату.

— В Канаве и не такое увидишь, — грубоватым голосом произнесла она. — Там нет места стеснению. На улицах все равны.

Адайн достала из-под кровати маленькую котомку с вещами, которые она носила до встречи с отцом.

— Я пойду в «Три жёлудя», надо найти Кая.

— Я с тобой, — с готовностью откликнулась Эль.

— Нет, — твёрдо заявила Адайн. Она достала из котомки белую блузу и прямые чёрные штаны, пару простых ботинок, и бережно разложила всё это на кровати. — Если что-то случится, мне будет легче защищать себя одну. И Каю тоже. Мы не пропадём, если будем вдвоём.

Адайн надела блузу. Широкие рукава, если поднять руки, открывали татуировки змеи и крысы. Девушка улыбнулась. Дома и на улице она могла носить только ту одежду, которая скрывала рисунки на теле, чтобы никто не заподозрил о прошлом, но они были её частью, и прятать их Адайн уже устала.

— Я знаю, что всё будет хорошо. Я вернусь через час, раньше, чем отец. Мы уйдём отсюда, а затем соберёмся все вместе и придумаем, как спасти Рейна и что делать с Виром.

Адайн стянула ужасные длинные чулки из тончайшей шерсти и надела короткие, из более грубой ткани, а затем свои любимые штаны с самыми удобными карманами, в которых можно было прятать что угодно.

Эль медленно кивнула. Адайн по потухшему взгляду и нахмуренному лбу видела, что ей нелегко: она боялась за Рейна, переживала за Адайн и Кая, мучилась от понимания своего бессилия — а может, ненужности.

— Я пока уберусь в кабинете и соберу наши вещи, а если вернётся отец, совру что-нибудь на его вопрос, где ты. Будь осторожна. Если он поверил записке, он может следить за тобой.

— Я знаю, — ответила Адайн и надела ботинки, затем выпрямилась. — Но Кая опять надо вытаскивать из Чёрного дома, — она подошла к Эль. — Ты тоже будь осторожна. Если отец вернётся раньше, тебе придётся удерживать его дома любым способом. Он не должен знать, что мы задумали. Все мои отцы сейчас опасны, — Адайн невесело улыбнулась и быстро обняла подругу.

— Увидимся через час, — уверенно сказала Эль, задирая подбородок.

Адайн сгребла с полки яблочные косточки, засунула в карман и улыбнулась в ответ.

— Через час.

Она вышла из комнаты.

Глава 41. Держи спину прямо

В «Трёх желудях» было шумно, но это был непривычный шум. Все вокруг суетились, беспокойно переговаривались, что-то снимали, убирали в большие ящики…

Адайн с грустью осмотрелась. Пора прощаться с домом.

Она здоровалась, махала рукой, кивала, едва замечая, кому отвечала. Девушка забежала на второй этаж, дёрнула ручку в кабинет Кая — никого. Затем поднялась на третий. Его комната тоже была заперта. Она знала все тайники Кая и могла проникнуть внутрь, но ожидание обещало стоить слишком многого.

Адайн посмотрела в одну сторону коридора, в другую. Дверь своей комнаты так и манила, хотелось ещё хоть раз зайти туда, где она чувствовала себя в безопасности.

Вместо этого девушка подскочила к другой двери и, быстро стукнув, надавила на ручку. Ката сидела у зеркала и расчесывала волосы. Заслышав шум, она вскочила прямо с гребнем в руке.

— Адайн! — с мягким укором воскликнула Ката.

Та без приглашения прошла внутрь и опустилась на низкий круглый табурет, сжимая руками резной деревянный край. Ката рассказывала, что такие были в каждом доме на её острове, и Вир сумел найти их в Лице. Адайн стянула ботинки и опустила ноги на плетёный коричневый ковер. Он тоже был как на родине Каты, и его тоже нашёл Вир.

Адайн с удовольствием вдохнула запах ванили. Она никак не могла разгадать загадку, почему в комнате Каты всегда так пахло, но сейчас было приятно ощутить что-то хорошо знакомое, не изменившееся.

— Где Кай? — быстро спросила Адайн, с надеждой смотря на Кату. Пусть скажет, что он где-то здесь, собирает вещи. Или ушёл к Дару Крейну, чтобы подписать очередные документы. Где угодно, только не в Чёрном доме!

— Ушёл в Чёрный дом. Что случилось? — Ката сделала шаг к ней.

— Он тебе рассказывал что-нибудь? Или Вир?

— Нет, — Ката растерялась и повторила: — Что случилось?

— Мне нужна твоя помощь, — решительно произнесла Адайн.

Ката отложила гребень, тряхнула чёрными кудрями и быстро ответила:

— Хорошо. А теперь говори!

Адайн, торопясь, рассказала о записке Вира, обещанной помощи Нелана, решении Кая. Ката прижала ладонь к губам и покачала головой. Девушка вспыхнула:

— Ты мне не веришь?

— Верю, — Ката медленно кивнула. — Однако это мог быть чужой почерк, просто похожий. Мы должны предупредить Кая, согласна, но давай не будем судить Вира раньше времени. Он не мог так поступить.

Адайн молча уставилась на Кату. Она знала Вира дольше всех их. Ещё ребёнком крутилась вокруг него, постоянно лезла, заглядывала во все бумаги. Затем они вовсе стали жить в одном доме, а кабинет Вира заменил им гостиную. Похожий почерк? Нет уж.

Адайн поднялась:

— Где Вир?

Ката смутилась и опустила глаза.

— Я не видела его со вчерашнего утра.

— Он сбежал, — Адайн с уверенностью подвела итог, больше звучавший, как приговор.

Ката замотала головой и с упрямой, фанатичной верой ответила:

— Он не мог. Мы же семья.

— Почему не мог?

— Вир спас каждого из нас, — быстро начала Ката, точно давно заготовила эту речь. — По-разному, но спас. Он всегда заботился о нас. Слушал, помогал, был рядом, когда это требовалось. Да, Вир многое скрывал и часто упрямился, — девушка улыбнулась. — Но без него нас бы здесь не оказалось. Вир поверил в каждого, и он тоже заслуживает того, чтобы мы верили в него. Всё это — ошибка, и мы должны разобраться.

И если бы Ката была права! Адайн до боли стиснула зубы. Но подруга всегда превращалась в слепца, когда речь заходила о Вире.

— Да, мы разберёмся. Идём.

— Что ты задумала? — Ката заволновалась.

— Проверим Вира. Идём, ну же!

Витторио оказался более скрытен и осторожен. От его кабинета был всего один ключ, и он носил его с собой. Но дверь-то деревянная, и если кого она могла остановить, то не Адайн.

Девушка ласково провела рукой по древесине. Хороший крепкий дуб. Такие двери она «взламывала» уже не раз.

«Не того ты учителя нашёл, Вир», — подумала Адайн со злостью, присаживаясь перед дверью. Учитель был опытным магом, это верно, но свой главный опыт он получил на улицах Канавы и сразу понял, что ей интереснее всего узнать.

— Будь осторожна, девочка, — ласково проговорила Кайса.

Адайн переплела пальцы, дерево вокруг замка начало сыпаться. Ката с хмурым лицом нависала над ней и тревожно оглядывалась, будто кто-то мог посметь сказать им хоть слово.

Замок выпал, Адайн толкнула дверь. В кабинете было непривычно тихо.

— Что ты хочешь найти? — Ката по-прежнему хмурилась.

— Раз Вир прячется и не говорит, придётся подглядеть, что же он там всё время строчил.

Адайн подошла к столу и решительно распахнула правую дверцу. Внутри был идеальный порядок: чернила — в одной стороне, ручки и карандаши — в другой, бумага — поодаль. Адайн приподняла пачку, но все страницы оказались чистыми.

Она распахнула левую дверцу и увидела стройные стопки: документы — отдельно, письма и записки — отдельно, черновики, расчёты, записи — на нижней полке.

— Садись! — скомандовала Адайн и стала перебирать стопки одну за другой. Хотелось ошибиться, но она снова видела те же самые аккуратные маленькие буквы, ровные строки без единой помарки.

Записи Вира не удивляли разнообразием: он бережно записывал доходы и расходы, вёл список «дел», которые выполнял для Кая или других королей Канавы, следил за финансами «Трех желудей». Длинные ряды цифр, идеально ровные таблицы — всё это вызывало отвращение.

Адайн достала стопку писем и бросила её на стол.

— Помоги мне, — скомандовала она Кате.

Девушка нехотя подошла к столу и стала перебирать бумаги. Адайн постояла немного, смотря на неё, и спросила:

— Ты не хочешь искать что-то против Вира или рыться в чужой почте?

Ката опёрлась об стол, широко расставив руки, подняла голову и тихо ответила:

— Всё и сразу. Я и следила, и обманывала, но я хотя бы знала, что это нужно нам и без этого никак. А сейчас не знаю. Мы хотели воевать с миром, а не друг с другом. Что с нами произошло?

Адайн положила ладонь рядом с рукой Каты, но не позволила себе дотронуться до неё.

— Я знала Вира дольше, чем все вы. И мне также тяжело это делать. Но я видела ту записку, и Эль тоже. Я узнаю почерк Вира даже сонной.

В молчании они продолжили брать письма друг за другом и читать.

— Лаар Семиликий, я нашла, — сдавленно сказала Ката и протянула записку. Это был ответ, а сверху виднелась вчерашняя дата.

«В полдень Третье отделение возьмёт его».

— Это про Кая, — уверенно сказала Адайн, вцепившись в письмо. — Я должна предупредить его.

Адайн взглядом заскользила по сторонам. Проклятый Вир, даже часов у него не оказалось! Когда она уходила из дома, было около десяти. До северной части Прина, где стоял Чёрный дом, она добежит минут за тридцать.

— Я успею! — громко, точно обещала, воскликнула Адайн.

Ката взяла у неё из рук письмо, снова прочла и тихим, совсем бесцветным голосом ответила:

— Ты права, Вир не говорил слишком многое. И использовал нас, всех нас. Но кто ему помогает? Это не почерк Нелана.

Адайн скользнула взглядом по строчкам и рассмеялась громким безумным смехом.

— Да, Вир всегда любил припрятать козырь в рукаве, — она на несколько секунд крепко зажмурилась, затем открыла глаза и воинственно воскликнула: — Это ничего не значит. Нам только нужно собраться вместе, и мы разберёмся со всем. Я должна успеть к Каю и забрать его.

— А что, если, — начала Ката и сделала паузу, — это ловушка? Вир всегда был осторожен. Он бы не стал уходить, оставляя то, что могло выдать его.

Адайн сердито посмотрела в ответ.

— А если нет? Если Кая поймают и вновь запрут в Чёрном доме? Нет уж. Я заберу его, опять, и сколько бы ещё раз ни потребовалось это сделать!

Ката явно хотела возразить, но вместо этого она сказала:

— Хорошо. Только будь осторожна, прошу. Я пойду к Нелану. Надо понять, знал ли он и на чьей он стороне, и предупредить или… Не знаю что.

— Я заберу Кая, а затем Эль. Надо спрятаться и поговорить. Встретимся в шесть в четвёртой гавани. Поторопи сборы, все должны уйти из «Трёх желудей» как можно быстрее. Будет лучше, если не останется никаких следов.

Ката кивнула.

— Иди.

Адайн бросилась к двери, но остановилась на пороге, чувствуя желание что-то сказать, и уверенным голосом произнесла:

— Мы всё равно семья. Неважно, с Виром или без. Нас не он объединял, а мы сами.

Адайн выбежала на улицу и остановилась, чтобы бросить последний взгляд, пока «Три жёлудя» ещё были их. Она вздохнула, резко развернулась и тут же крепкие руки сжали плечи.

Высоченный практик приподнял её над землей, словно игрушку. Чёрная полумаска скрывала нижнюю часть лица, виднелись только глаза — холодные и жестокие. Рядом стоял отец.

— Поставь! — рявкнул он. Практик покорно опустил её, хотя из рук не выпустил. Адайн дёрнулась, но он сжимал крепче любых клещей.

— Эль, — отец горестно вздохнул, — я не мог и подумать, как далеко увели тебя Дети Аша к демонам. Я не допущу этого. Тебе нужна помощь.

Это записка Вира — больше сомневаться не стоило. Он написал отцу, предложил проследить. И отец верно исполнил наказ. Вир знал, что она найдёт записку и побежит в «Три желудя», подставляя себя. Знал и предал и её, и всех их.

— Отец! — воскликнула Адайн и сделала жалобный вид, а между тем попыталась дотянуться кистью до кармана, но практик почувствовал движение и сжал плечи ещё сильнее.

— Я помогу очиститься от этих скверных мыслей и поступков. Я верю, что в тебе ещё остался свет.

— Отец, мне больно! — закричала Адайн. Он вздрогнул, но не сдался.

— Я не могу тебе доверять, Эль. Ты не приняла того, что я хотел тебе дать, и сделала неправильный выбор.

Кайса замерла рядом, вытянулась и, казалось, могла вот-вот броситься вперёд и вцепиться в Я-Эльмона.

Ладонь дотянулась до кармана. Пальцы нащупали несколько яблочных косточек.

— Только отпустите немного, мне больно! — со слезами на глазах прокричала Адайн.

Притворяйся, притворяйся так, точно от этого зависит жизнь, лги, как в последний раз, скользи, танцуй и ни за что не открывайся. Этот урок оказался самым верным.

— Если ты пойдёшь с нами, тебя отпустят, — прогремел голос Я-Эльмона.

— Конечно! Прошу, отец!

Он кивнул, и практик осторожно разжал руки, а затем сделал маленький шаг в сторону.

«Проклятая брусчатка», — яростно подумала Адайн. Ничего. Даже чертов Лиц не победит землю так просто.

Скакнув в сторону и отставив ногу назад, она бросила яблочные косточки на землю и начала быстро перебирать пальцами, меняя один жест за другим.

Полетела пыль и мелкая крошка камня. Ломая брусчатку, из земли взметнулся зелёный стебель. Обвивая ноги практика, он поднимался всё выше и выше. Мужчина схватил с пояса нож, попытался перерезать путы на ногах, но потянулся ещё один стебель и обхватил его запястья.

Адайн сделала шаг назад, другой и покачала головой.

— Я не пойду, отец. Это ты сделал не тот выбор, а не я.

Её выбор был прост: на одной чаше весов — друзья, их борьба за право быть, на другой — семья, которая не растила, да презиравший Ре-Эст со лживой Церковью. Тут и думать не стоило!

— Эль! — закричал он.

Адайн покачала головой, припала к земле, дотронулась до неё одной рукой, а другой стала медленно обводить по кругу, будто рисовала невидимую черту. Ещё один стебель пополз в сторону, он всё рос, рос и превращался в настоящую изгородь.

И вдруг чья-то рука обхватила шею и с силой потянула наверх. Адайн пошевелила пальцами, и стебель стал ползти в её сторону, но вторая рука дотянулась до носа и прижала к нему вонючую тряпку. Перед глазами всё поплыло, а свет стал меркнуть. Адайн только успела вспомнить учителя: всё-таки мало научиться ломать двери, надо было ещё подумать о защите.



Адайн проснулась неожиданно, точно резко вынырнула из воды. Запястья отозвались ноющей болью. Она несколько раз моргнула, пытаясь привыкнуть к свету. Затем дёрнулась, но что-то крепко удерживало руки. Ноги оставались свободны, и она что было сил ударила ими по тонкому матрасу на железной кровати.

Отец, сидевший рядом на стуле, встрепенулся и ласково произнёс:

— Тише, Эль, не стоит.

— Что ты делаешь? — закричала Адайн и стала биться ещё сильнее.

— Я ведь сказал, что просто хочу вернуть тебя. Дети Аша действовали своими методами, и ты поверила им. Теперь я буду действовать своими. Ты вернёшься к Яру. Послушание, смирение, молчание, помнишь, Эль?

Отец встал, опираясь на трость, подошёл к ней и закатал рукав блузы, провёл пальцем по татуировке змеи. Адайн скривилась и попыталась отодвинуться от этого противного прикосновения ледяных рук.

— Это их отметина. Ты росла вдали от меня, не зная, кто ты. Слушала грязные речи Детей Аша и даже не ведала, что есть другая сторона. Скоро она тебе откроется. Смирение и послушание даются тяжело, через боль, но ты справишься, ты ведь моя дочь.

Отец горестно вздохнул и сделал шаг в сторону. Адайн выгнулась, чтобы оказаться как можно ближе к нему, и прошипела:

— Неужели ты в это веришь? Неужели дашь меня мучить также, как мучают других?

— Да, Эль, я верю в то, что говорю и делаю. Конечно, и Церковь может сбиться с пути, это верно. Но мы не похищаем детей, не убиваем их. И я пытался дать тебе полную свободу, чтобы ты жила, и любила, и радовалась, но ты не захотелапринять всё это. Ты упрямо тянулась назад, во тьму. Поэтому придётся научить тебя слушаться.

Отец сделал несколько шагов в сторону тяжёлой железной двери.

— Истинная любовь всегда рождается через боль. Скоро ты станешь той, кем и была рождена, Эль Я-Нол, дочь главы Церкви.

— Меня зовут Адайн! — во всю силу лёгких закричала она. — И ты мне не отец!

Я-Эльмон резко отвернулся, словно его ударили, и прошептал, подобно клятве:

— Скоро ты вернёшься ко мне, Эль.

Дверь со скрежетом открылась и сразу захлопнулась. Адайн вытянула голову, как могла, и оглядела комнату, большую, но пустую. Кроме стула и кровати, в ней ничего не было, только странный столб в другом конце.

Она попыталась пошевелить пальцами, но руки так крепко прижали друг другу, что ничего, кроме боли в сведённых запястьях, не осталось.

— Тихо, девочка моя, — Кайса присела на уголок кровати и провела рукой по волосам Адайн, но это прикосновение совсем не чувствовалось. — Ты сильная. Ты спасёшь себя.

Дверь снова открылась. Сначала зашёл церковник в строгой чёрно-белой форме, следом — практик в маске, с белой нашивкой на рукаве. Первое отделение, приспешники Церкви. В руках мужчина держал кнут. Адайн задрожала, но громко крикнула:

— Убирайтесь к своему проклятому Яру!

Практик подошёл к ней, заглянул в лицо долгим, оценивающим взглядом и резко ударил по губам. Движение кисти было совсем лёгким, но перед глазами разом потемнело, а голова завалилась набок, как у куклы.

— Осторожнее, — сурово проговорил церковник. Голос был красивым, мелодичным, но без капли эмоций. — Это племянница кира Я-Эльмона. Мы должны перевоспитать её, а не убить.

— Ага, — равнодушно буркнул практик и стал отвязывать руки. Адайн огляделась, выискивая хоть что-нибудь от земли, хоть самый крошечный кусочек дерева.

— Ты справишься, всегда справлялась, — ласково повторила Кайса.

Ничего. Вокруг были только бездушные камень и металл, которые она никак не могла подчинить себе. И учиться уже было поздно.

Легко подхватив девушку, точно она была бесплотной, практик поставил её на колени к столбу и привязал к нему за руки, затем отошёл в конец комнаты. Церковник открыл книгу и стал читать:

— Когда отец тысячи миров Лаар…

Послышался звук кнута, рассекающего воздух.

«Держи спину прямо, Адайн», — успела подумать она, а затем тело пронзила боль, и спина тут же согнулась.

Глава 42. Инквизиция

На площади перед Чёрным домом выступал черноволосый факир, раздетый по пояс. В его руках огонь словно ожил и затанцевал. Парень выдыхал пламя, подобно дракону, и оно превращалось в диковинных птиц, разлетавшихся по сторонам и опаляющих жаром. Крутил цепи с зажжёнными фитилями, и огонь — каждый мог поклясться! — двигался сам, принимая самые причудливые формы.

Перед Инквизицией впервые собралась такая толпа. Клерки и адвокаты из контор напротив сбежались и наблюдали за факиром, как завороженные. Молодые инквизиторы смотрели, приоткрыв рты от удивления. И даже те, кто постарше, хоть встали поодаль, пренебрежительно сжав губы, не сумели скрыть восторг в глазах. Перед парнем уже собралась внушительная гора киринов, а он только равнодушным взглядом скользил по сторонам и раз за разом продолжал тянуть руки к огню, точно тот не мог его опалить.

Кай встал в стороне от всех. Это Адайн нашла Киро. Он не знал, заметила она во время его выступления магию, или ей приглянулся молодой факир, но однажды она просто привела Киро, и он стал частью Крысиного Совета, а затем его брат. Кай часто брал черноволосого с собой, когда предстояло договориться с кем-либо — слова в Канаве не всегда помогали, а вот огненная магия была куда внушительнее их и даже внушительнее любого оружия.

Вдалеке пробили часы: девять утра. Толпа зашевелилась. Все стали расходиться, но Киро едва обратил на это внимание. Он продолжал крутиться и выдыхать огненных зверей, влюблённо глядя на пламя.

На площади никого не осталось, и тогда Кай подошёл к черноволосому.

— Сожги всё к чертям, — ухмыльнулся он.

Киро замер, жадно хватанул ртом воздух и улыбнулся в ответ.

— Я давно хотел это услышать.

Кай повернулся к Чёрному Дому, на несколько секунд задержался перед дверью, а затем рывком открыл её и поднялся на второй этаж. В конце коридора маячила тощая светловолосая фигура.

— Анрейк, — Кай склонил голову. Парень ответил тем же.

— Кай.

Тремя месяцами обучение инквизиторов не заканчивалось. После общих занятий и клятвы к ним приставляли другого практика или старшего, чтобы ходить за ним следом и учиться.

Каю не понравилось, что ему достался Анрейк, который знал его по театру. Тот Анрейк, о котором он слышал от Рейна и даже от Эль. В то же время он был личным практиком Д-Арвиля и мог что-то знать.

«Ага», — усмехнулся Кай. И встречи в театре, и недавнего «знакомства» оказалось достаточно, чтобы понять: Анрейк из тех, кто держится за свою выдуманную честь и ради неё идёт на всё. Хотя к таким тоже можно было подобрать ключ.

Парень переминался с ноги на ногу и молчал. Кай холодно спросил:

— Кажется, ты должен чему-то меня научить? Или речь шла про умение молчать?

— Что случилось с Рейном? — выпалил Анрейк.

Кай задумался: не задание ли это от Д-Арвиля? Надо попробовать разговорить парня — он мог что-то знать.

— Его выбрали королём. Неужели ты не знаешь?

— Знаю, — хмуро кивнул Анрейк. — Рейн будет достойным королём.

Кай едва не расхохотался. Отец пытался воспитать его так же: молчать, молчать, молчать, а если уж что-то и сказать — только то, что полагалось. Достойным королём, как же!

— Ты ведь личный практик кира Д-Арвиля, верно?

Анрейк стыдливо опустил глаза и буркнул:

— Уже нет.

Так, видимо парень в чём-то провинился. Может, не выполнил задание или не был достаточно ловок.

Кай уже разузнал, что род «Т» всегда служил в Инквизиции, и родственники Анрейка занимали многие важные должности. Если его разжаловали, это позор для семьи. У Анрейка оставалось всего два варианта: ждать нового шанса проявить себя или решить вырвать этот шанс, не надеясь на чудо. И оба они не исключали обиду на Д-Арвиля.

— Что случилось? — обеспокоенно воскликнул Кай. — Рейн говорил, что ты всегда показывал себя лучше, чем он.

«Говорил, ага», — усмехнулся Кай. Если Рейн что и рассказывал, то похвалы там было немного.

— Он правда так сказал? — Анрейк переспросил недоверчиво.

— Я сам видел, как ты поступил в театре. Не верю, что кир Д-Арвиль мог отказаться от такого личного практика.

Анрейк смущённо улыбнулся.

— Да это же ты… Я только помог.

«Помог», — Кай фыркнул. Тогда, в театре, им попалась всего лишь жалкая куча рабочих. Кай видел, как Анрейк боролся сам с собой: он хотел защитить сестёр и в то же время боялся убить — убить без приказа. И как этот домашний мальчик только служил Инквизиции?

Анрейк внезапно выпалил:

— Я не смог убить короля. У кира Д-Арвиля был план, и он надеялся на меня, но я его подвёл.

Он осёкся и настороженно посмотрел по сторонам.

Кай мигом напрягся. Для Рейна убийство короля-предателя открывало роль «защитника» народа, верного слуги Совета. А чего хотел этот Д-Арвиль? Может, он был на одной стороне с В-Бреймоном? Решили действовать наверняка: кто-нибудь из Инквизиции да убьёт короля. Но тогда бы Анрейка тоже забрали у Д-Арвиля. Глава Третьего отделения явно играл по своим правилам. И разгадать надо было все эти игры.

Вир обещал, что Нелан поможет. Он просил Кая прийти к полудню в кабинет Э-Стерма и поговорить с ним. Между тем, тревога — вернее, смутное подозрение, что-то на уровне интуиции или чутья — подсказывала, что пора действовать по-своему. Казалось, надо только вспомнить, он найдёт какое-то особое слово Вира, потянется за него и распутает весь клубок. Но оно никак не находилось, и Кай решил, что сначала возьмётся за дело сам, а затем — с помощью Вира.

Анрейк торопливо добавил:

— Я не должен этого говорить. Идём, нам пора. У меня есть задание.

— Рейн тоже не хотел этого. Быть королём Кирии хуже, чем ноториэсом, уж поверь.

Анрейк помедлил и осторожно спросил:

— Поэтому ты здесь?

Кай уставился на него. По быстрому ответу про короля стало ясно — Анрейк держал обиду. И к Рейну он относился хорошо. Если поговорить, Т-Энсом поможет.

— Поговорить? — холодно откликнулся Кирион. — А ты сможешь?

— Я здесь, потому что знаю.

Анрейк посмотрел с недоумением, но Кай в ответ буркнул:

— Какое у тебя задание?

— Вместе с двумя практиками мы поедем арестовывать Мариса Депена, члена торговой гильдии.

Кай мысленно выругался. Покидать Чёрный дом было некстати.

— Хорошо. Когда мы уходим?

— Чем быстрее, тем лучше. К двенадцати мы должны вернуться — приказ кира В-Бреймона.

«К двенадцати», — повторил Кай и насторожился.

— А что будет в двенадцать? — медленно спросил он. Нужно потянуть время. Ещё несколько минут буквально.

— Не знаю. Идём. Надо найти наших практиков и получить документы.

Они подписывали у главного инквизитора обвинение, как раздался звук, точно звенел школьный звонок. Старик за столом вскочил:

— Пожар!

— Мы должны всех вывести! — с готовностью откликнулся Анрейк и посмотрел на главного инквизитора, ожидая распоряжений.

— Помогите-ка мне спуститься, юноша, все сами выйдут, не глупые! А кто не может — чёрт с ними.

Анрейк открыл и закрыл рот, затем протянул руку старику, и тот вцепился в неё крепкой хваткой. Кай выбежал в коридор с криком:

— Пожар!

Это уже было лишним: инквизиторы, словно быстрые муравьи, выходили из кабинетов и классов и волной устремились на улицу.

Кай бросился к лестнице, но поднялся наверх, забежал в туалет и закрыл дверь. С довольной хитрой ухмылкой он переглянулся с демоном. Перед Киро сдавался даже камень. Его огонь всегда разгорался быстро, яростно и не жалел никого.

Факир будет смотреть снаружи, на случай если Рейна выведут, а Кай — искать внутри.

Он подождал минут пять, выглянул — пусто! — и вышел в коридор. Присев перед дверью Д-Арвиля, парень достал из кармана несколько железных крючков и начал ковыряться.

Киро обещал, что будет контролировать огонь, чтобы тот не перешёл на восточную часть Чёрного дома, но дым ему был неподвластен. Осталось не так много времени, чтобы осмотреть кабинеты: сначала Д-Арвиля, который явно что-то знал, затем Э-Стерма, верного дружка Вира, и В-Бреймона, главы Инквизиции, затеявшего гонку за власть.

Замок щёлкнул. Кай толкнул дверь. Первым он увидел стол секретаря, но сразу пробежал мимо и ворвался к Д-Арвилю. Его дверь осталась нараспашку. На столе в беспорядке лежали документы — должно быть, глава отделения услышал звонок и поспешил вниз, не закончив работу.

Кай стал перебирать бумаги. Он быстро пробегал взглядом по строкам, откладывал и брал следующий документ. Затем поочерёдно открыл шкафы: в одном — письменные принадлежности, в другом — виски и сигары, в третьем — пожелтевшие от времени страницы с выцветшими чернилами. Кай схватил этот ворох, скользнул быстрым взглядом и сразу отбросил.

Хоть бы одну записку! Например: «Подготовьте для Рейна Л-Арджана камеру на минус третьем этаже». Или «Рейн Л-Арджан не будет королём, Народное собрание готовится выступить против».

— И ты верил, что будет так, серьёзно? — Кирион стоял с невозмутимым видом, скрестив руки на груди, и холодно наблюдал за метаниями Кая.

— Да! — рявкнул Кай в ответ. Люди всегда оставляли следы. Случайная записка, запись в дневнике, пометка на задней странице газеты — вопрос лишь в том, сколько было времени, чтобы найти этот след. Если Д-Арвиль что-то знал про Рейна или замышлял против В-Бреймона — да хоть против самого Яра! — доказательство существовало.

Парень присел перед столом и потянул за верхний ящик. Послышался щелчок. Кай замер. Замка не было — что могло щёлкнуть?

— Кай! — раздалось в ту же секунду — Что ты здесь делаешь?

Он осторожно убрал ладонь с ручки ящичка. Снова щелчок. Он поднялся, хлопнул рукой по рубашке, будто отряхивался, и спокойным голосом спросил Анрейка:

— А ты?

— Огонь остановили, а поджигателя поймали, — Кай похолодел. Если Киро нашли, времени у него больше нет. — Кир Д-Арвиль хочет продолжить работу дома и просил принести ему документы.

— Меня он тоже просил кое-что принести.

— Кай, тебя не было внизу! — Анрейк шагнул к нему. — Ты рылся в столе кира Д-Арвиля, я видел! Зачем? — парень сделал паузу и спросил: — Это из-за Рейна? Что происходит?

«Принести документы», — пронеслось в голове. Анрейка не хватятся минут десять от силы. Этого времени достаточно, чтобы сбежать.

— Расскажи ему! — требовательно воскликнул Кирион.

Кай осторожно вышел из-за стола и приблизился к Т-Энсому. Парень не сводил с него глаз.

— Анрейк, мне есть о чём тебе рассказать, ты прав. Бери документы и давай уйдём, а затем я всё объясню.

— Нет! — Анрейк высоко задрал подбородок и требовательно воскликнул: — Как я могу доверять тебе? Ты расскажешь всё сейчас!

Кай с ухмылкой кивнул. Хватит, наговорился уже. Анрейк не поймёт. Пора уходить из Чёрного дома — этот план не сработал, — и неважно какой ценой.

Он быстро согнул ноги в коленях, сжал кулаки и заехал парню в челюсть, у самого уха. Голова мгновенно отклонилась назад, и Т-Энсом повалился на пол.

Кай уже сделал шаг в сторону выхода, но затем вернулся к столу, снова опускаясь перед ним. Положил ладонь на ручку ящика, чуть потянул на себя. Ещё щелчок. Кай потянул сильнее. Звук прекратился. Он осторожно открыл ящик — на листах бумаги стояла странная конструкция. Опять щелчок, и в лицо что-то ударило.

Дыхание перехватило, Кай закашлялся и согнулся, схватившись за грудь. Глаза заслезились. Он поднял руки к лицу и ощутил что-то сыпучее, подобно порошку. Парень всё кашлял, отплёвывался и одновременно пытался прочистить глаза.

В коридоре послышались шаги. Кай метнулся в сторону и, ничего не видя, сразу наткнулся на что-то твёрдое — шкаф или стену.

— Эй, тебя только за смертью посылать! — раздалось ворчание.

Кай едва разлепил глаза, увидел стол и присел за ним.

— Ты совсем… — послышался тот же голос, и вдруг всё затихло. Кай съежился. Он задержал дыхание, чтобы не кашлять, и легкие едва не разорвались от боли. Тёр глаза, но резь не проходила, и слёзы по-прежнему текли по щекам.

Скрипнул ботинок. Кай прижал руку ко рту, едва сдерживая кашель. Чья-то рука схватила его за воротник и с силой потянула вверх.

— Это что за крысёныш? — презрительно спросил мужчина.

Кай увидел неясную тень в чёрном. Он вскинул руку так, чтобы его локоть оказался выше локтя держащего, и с силой надавил. Хватка начала слабеть. Отпрыгнув к окну, Кай выхватил из кармана мешочек и бросил его на пол. Послышалось шипение, тьма перед глазами сделалась ещё плотнее. Он кинулся влево, к смутным очертаниям двери.

Нащупал руками гладкое дерево — дверной косяк. Скользнул вдоль стены и, едва видя что-то от боли и слёз, помогая себе руками, бросился к выходу.

Кай перешагнул порог, но крепкая рука перехватила за плечи. Инквизитор прошипел на ухо:

— Эй, тварь, думаешь, такие фокусы нам не знакомы?

— Заканчивай, — послышался второй голос, и Кай почувствовал удар по голове.

Перед тем, как стало темно, он услышал холодный шепот Кириона:

— Надо было просто поговорить.



Дышать стало легче. Кай глубоко вдохнул и быстро выдохнул, с трудом разлепляя глаза. Их ещё щипало, но тени начали обретать черты.

Он сидел привязанным к железному стулу. Напротив высились фигура — Д-Арвиль.

— Так-так-так, — произнёс он и заложил руки за спину. — Мне не пришлось долго ждать, это хорошо. Ну что, поговорим, Л-Арджан?

Кай промолчал.

Это случилось опять.

Он в подвале Чёрного дома. Связанный. Один на один с инквизиторами.

— Ты здорово облегчил мне работу, должен признать. Даже не пришлось придумывать обвинение и ждать. До двенадцати ещё два часа, а ты тут как тут.

Кай вздрогнул. В двенадцать Вир сказал ему прийти в кабинет Нелана.

— Не стоило и думать, что профессор выберет вас, а не месть, — ядовито прошипел Кирион.

Этот ненавистный демон со своей проклятой правдой был прав.

Вир бы никогда не отступил от плана. Он жил местью уже девять лет, и едва ли кто мог его переубедить. Не они. Не те, кого Вир сам назвал семьёй — слишком мало.

Кай ещё раз вздрогнул. А ведь по просьбе Вира он написал Адайн, чтобы она проверила отца. Что если он и для неё приготовил ловушку?

— Надо признать, — продолжил Д-Арвиль, стоя напротив. — Я удивился, когда узнал, что ко мне в отделении поступил на службу ещё один Л-Арджан. Я проверял Рейна, когда выбирал его личным практиком, и знал, что его брат погиб. Бастард? Нет, церковники лгут много, настолько много, что не признаются открыто в таких грешках. Я проверил документы ещё раз. И вдруг все записи о смерти брата Рейна исчезли — что же это за чудо?

Д-Арвиль наклонился над Каем. Он не мог разглядеть его взгляд, улыбку, ухмылку или сжатые губы, но был уверен: от него не стоило ждать ничего хорошего.

— Я решил узнать ещё немного. Сначала я думал, что брат Рейна связался с Детьми Аша и погиб во время ареста Инквизицией. Ах, молодые умы так восприимчивы! Эта история никого не могла удивить. И вдруг выясняется, что этот парень не погиб, его взяли в Чёрный дом. Все записи об этом уничтожили, кроме одного-единственного листочка. Пришлось искать тех, кто знал о произошедшем, потому что сам был там.

Д-Арвиль выпрямился и отошёл в сторону.

— Я-то человек простой — меня удивить несложно. Но рассказ о том, что кто-то смог сбежать из Чёрного дома, поразит кого угодно.

Кай молчал и не шевелился. Надо беречь силы. Адайн в опасности, а также Ката и Эль. Рейна скоро коронуют, а вместе с этим — убьют демона. Он должен выбраться: сам и любой ценой.

— Ох, вижу твоё нетерпение рассказать мне, как тебе это удалось! — Д-Арвиль рассмеялся. — Не спеши. Меня больше интересует другой вопрос. Зачем ты вернулся?

Д-Арвиль снова подошёл к Каю, взял его за подбородок и взглянул в лицо. Зрение стало более ясным, и он увидел, что голубые глаза Д-Арвиля были беспокойными, вопреки его строгому благородному облику.

— Я получил приказ арестовать тебя. Просто арестовать и подержать в камере. Тот, кто отдал мне его, явно знал, зачем ты здесь. А я могу предположить всего две причины: или из-за Рейна, или из-за Детей Аша. Ответов из тебя меня не просили вытаскивать, но я проявлю немного инициативы. Я должен знать, что происходит в Инквизиции, и ты мне поможешь.

Д-Арвиль отпустил подбородок Кая и снова отошёл.

— Посиди немного, Л-Арджан. Скоро к тебе придут старые друзья — ты их узнаешь их по чёрным маскам.

Он вышел и с шумом закрыл за собой дверь.

Кай испустил долгий, тяжёлый вздох.

Вир его предал. Так просто, быстро придумал план и отправил в Чёрный дом, снова к боли. А он слепо поверил тому, в ком хотел найти отца или старшего брата — сам выдумал этот образ и сам себя подставил.

И теперь похожая участь ждала Адайн. Вир знал, что никакие стены её не остановят, она весь Чёрный дом разберёт по кирпичикам, чтобы найти его и Рейна.

Ката и Эль тоже под угрозой. Девушки были менее опасны, но и они не останутся в стороне — а значит, могут помешать плану.

И Рейна теперь некому спасать. Ещё один будет сидеть наедине с болью и ждать, ждать, ждать, и дверь всё-таки откроется — но за ней снова появится лицо в чёрной маске.

— Посмотрим, кто кого. Мы выберемся, — Кирион хищно оскалился, а затем протянул руку, точно мог коснуться. Кай вздрогнул. Его демон редко говорил что-то хорошее, только обжигающую и колющую правду. И если в его голосе зазвучала поддержка, значит, всё плохо.

Кай поднял голову и увидел металлическую тарелку с висящим над ним молоточком. Скоро будет громко. И следом за звуком опять придёт боль.

Глава 43. Всегда второй

Ката открыла калитку, через которую обычно заходили слуги, прошла в сад, держась ближе к ограде, и постучала в дверь чёрного входа дома на границе Ре-Эста и Прина. Выглянула маленькая плотная женщина в сером чепце.

— Ох, девочка, заходи скорее!

Аита суетливо замахала руками. Ката бросила на сад осторожный взгляд и шмыгнула внутрь. На кухне служанка усадила её за длинный стол и засуетилась, приговаривая:

— Давненько я тебя не видела, милая. Что же ты, совсем забыла обо мне? А я столько раз готовила твои любимые лимонные пирожные, всё ждала, что ты придёшь!

Ката с удовольствием вдохнула запах чеснока и трав и откинулась на спинку стула. Дома пахло также.

— Как твоя нога, Аита?

Женщина на секунду остановилась, поправила чепец и улыбнулась.

— Я как упала, так думала, что всегда буду хромать, но кир Нелан нашёл лучшего врача, а сколько денег он потратил на лекарства! — она перешла на доверительный шепот. — Бонан видел счёт, это же больше нашего годового жалования!

Аита снова засуетилась и загремела чашками. Ката улыбнулась. Слуги позволяли себе называть Нелана по имени, потому что души в нём не чаяли. Большинство из них знали его с пелёнок и относились к нему как к собственному сыну.

— Кир Э-Стерм дома? — осторожно спросила Ката. Аита снова обернулась.

— Дома.

Ката отвела взгляд. Лучше не думать, о чём шептались слуги.

— Он принимает гостя. Давай мы с тобой попьём чай, а там, глядишь, наш кир освободится.

Что-то коснулось ноги, Ката резко подскочила и отпрянула. Это была просто кошка. Она стала тереться чёрной мордочкой о ножку стула и пушистым хвостом несколько раз дотронулась до Каты. Девушка осторожно коснулась кошки и погладила по спине. Шерсть у неё была мягкая, шелковистая. Ката вспомнила ощущение чужой кожи, волос и брезгливо сморщилась.

Аита с шумом поставила на стол две чашки и стала разливать чай. Запах трав стал ещё сильнее.

— Попробуй, я сама готовила сбор, — улыбнулась Аита. Ката улыбнулась в ответ и сделала глоток. Она почувствовала мяту и смородиновый лист. Служанка добавила: — В этом году в окрестностях Лица столько трав выросло!

Ката тут же отодвинула чашку. В окрестностях Лица, значит. Где-то между дорогой и фабриками?

— Очень необычный вкус, — Ката выдавила улыбку. Аита отмахнулась и с интересом спросила, придвинувшись:

— Что же ты давно не заходила к нам, милая? Неужели это кир Нелан тебя обидел? Он с детства был несносным мальчишкой!

А прежде Аита говорила, что он был самым тихим и послушным из всех детей Стерма Э-Сейлана.

Знакомство с Неланом началось из-за Адайн. Хоть Вир и Кай едва поддерживали связь с Детьми Аша, и Адайн говорила о том же, на самом деле с некоторыми она сохранила общение. Это были те, кто в детстве иногда брали её к себе, кормили, пускали переночевать. Кате казалось, что Адайн для них как игрушка — они точно подбирали котёнка, а затем снова выбрасывали на улицу. Та же считала иначе и порой навещала старых «друзей».

Полтора года назад Адайн взбрело в голову, что Ката должна познакомиться с одним из Детей Аша, который приехал с её родного острова Гоат. Но они встретились у Детей Аша, и вместо воспоминаний о доме были только бесконечные разговоры о положении Кирии, а земляка она так и не увидела.

Когда Ката рассказывала об этом Виру, он заинтересовался гостями. Его удивило, что Нелан Э-Стерм, возглавлявший тогда Второе отделение, оказался одним из «своих». Через несколько месяцев Вир попросил сопровождать её на встрече и познакомиться с Неланом поближе.

Просьба звучала не ново. Ката отлично умела входить в доверие, слушать или оставаться незаметной, и Вир и Кай просили её об этом, когда требовалось что-то узнать. Тогда Ката уже знала, что Вир замыслил против Совета что-то смелое и решительное, и не удивилась, что ему понадобился один из лидеров Инквизиции.

Ката и Нелан стали общаться. Стоило Виру убедиться, что Э-Стерм доверял ей и привязался, как он поделился планом: Нелан должен проиграть, чтобы главой Инквизиции стал другой.

Она не понимала Вира, а ещё больше не понимала его плана. Особенно когда он заговорил об обратном: Нелан должен стать главой Инквизиции. Только сейчас всё встало на своим места.

В этой игре Нелану было приготовлено важное место. Вир давно понял, что ему нужен свой человек в Инквизиции, Церкви, Суде — не важно где. Не просто один из Детей Аша, а тот, кто будет не любить Совет или хотя бы одного из членов так же, как он, и поддержит план. Руками Каты Вир дал Нелану хороший повод: из-за В-Бреймона он лишился места, которое всегда принадлежало его семье.

Только Нелан сыграл первую часть роли, пора было начинать вторую — войти в Совет. Ещё один, кого Вир просто использовал.

— Ката, девочка, — настойчиво повторила Аита. — Неужели этот мальчишка тебя обидел? Почему ты так долго к нам не заходила? — женщина лукаво улыбнулась. — Или вы виделись в другом месте?

Ката почувствовала, как щёки начали алеть. Нет, не виделись. Не заходила, потому что устала от молчания Вира, устала его слушать, устала обманывать Нелана. Устала закрывать на всё глаза. Но сегодня она перестала это делать.

Ката развела руками.

— Мы оба были заняты.

Аита понимающе кивнула.

— Да, кир Нелан в последнее время постоянно в Чёрном доме, а возвращается он сам не свой. Ну что же не пожалел его отец, отдал в эту проклятую Инквизицию, — она потрясла кулаком и вздохнула.

Ката быстро кивнула в ответ. У членов рода «Э» была традиция: старший сын уходил служить в гвардию, младший — во Второе отделение Инквизиции. Выбор у Нелана оказался невелик, хотя сам он не раз признавался, что мечтал о другой службе.

Рядом послышались два мужских голоса — кто-то прошёл по коридору рядом с кухней. Баритон принадлежал Нелану. Второй: более низкий, спокойный — Виру. Она вскочила.

— Ох, милая, ты что? — беспокойно воскликнула Аита. Девушка пробежала по коридору и заскочила в гостиную.

— Ката? — удивился Нелан и встал с дивана. Вир, сидя в кресле напротив, даже не пошевелился. Она уставилась на него.

— Рад видеть тебя, — кивнул Витторио.

— Почему ты ушёл?

Ката выпрямилась и свысока глянула на Вира. В гостиной было три больших окна в пол, солнце заливало комнату, а он сидел против него, и фигура казалось нечёткой.

Аита зашла следом и проговорила:

— Я принесу вам чай, уважаемые киры. Чай — это всегда хорошее дело, знаете ли, — с тихим ворчанием она удалилась.

Вир улыбнулся.

— Верно сказано. Присядь, Ката, — он сделал приглашающий жест рукой, точно был хозяином дома.

Девушка села и выдохнула. Ей всегда нравилась гостиная: маленькая, светла и уютная. Здесь пахло свежими цветами и старыми книгами, а в холодные дни в камине весело трещал огонь. Над ним висела картина с парусником, и так легко было представить себя на этом паруснике, плывущей через соль и ветер домой, на Гоат. И сегодня гостиная вдруг разом потеряла весь свой уют.

Ката ответила Виру хмурым взглядом. Нелан сел рядом и обеспокоенно посмотрел сначала на неё, потом на него. Несколько минут царило тягостное молчание, пока не вернулась Аита, гремя чашками. К чаю никто не притронулся.

Вир вздохнул.

— Я не уходил. Я просто задержался.

— А записки?

Ката с надеждой посмотрела на Вира. Это ещё могло оказаться ошибкой. Он на секунду напряжённо замер, а затем легко пожал плечами.

— Я действую в соответствии с планом. Ничего плохого не случится.

— Кай ушёл в Чёрный дом!

— Это его работа.

— Почему Кай ушёл в Чёрный дом? — не понял Нелан.

Вир поспешил его заверить:

— Ничего важного. Так надо.

Ката ухватилась за это.

— Вир, ты сказал Каю, что Нелан поможет найти Рейна.

— А что с Рейном? — Э-Стерм растерялся.

— Хватит! — воскликнул Вир. — Идём, Ката, нам есть что обсудить, — он легко поднялся с кресла, но Ката осталась сидеть. Она знала: если они останутся вдвоём, Вир сможет сказать любую глупость, и она ему всё равно поверит. Девушка вцепилась взглядом в Нелана, словно он был спасительным плотом, и рассказала:

— Совет знает, как убить демона. Именно это он хочет сделать с Рейном.

Поднявшись, Нелан шагнул к Виру.

— Ты же говорил, что Рейн знает об этом.

— Так ты знал! — воскликнула Ката и тоже сделала шаг к Виру.

— Мы все согласились рискнуть.

Ката коснулась маленького револьвера, который висел на поясе и был прикрыт коротким плащом. Вир подарил его и сказал, что это на случай, если кто-то посмеет коснуться её против воли. Ката всегда брала с собой оружие, когда выходила на улицы Лица, и вот использовать бы его против самого Вира!

Он с начала, всё знал и каждому приготовил роль. Дёргал за ниточки, подобно кукловоду. И только одна ниточка оборвалась — она пришла сюда, с этим разговором.

— Ката, — Нелан повернулся к ней. Она заметила, что кожа у него от солнца стала темнее, а веснушки на лице — ещё ярче. — Расскажи, что у вас происходит и чем я могу помочь?

Ката не удержалась от улыбки. Помочь. Нелану можно верить. Он на их стороне.

Взглянув на Вира, она стала рассказывать:

— Рейн попросил нас о помощи. Он не знал, что его демона убьют. Кай вступил в Инквизицию, чтобы найти брата. Вир пообещал, что ты поможешь, но мы с Адайн нашли записку, в которой было написано, что «Третье отделение заберёт его в полдень». Адайн пошла предупредить Кая, хотя мы так и не знаем, где искать Рейна.

Нелан выдохнул и покачал головой.

— О четвёртом этаже вообще мало кому известно.

Ката вздрогнула. В народе все знали: Чёрный дом состоял из трёх этажей вверху и трёх внизу. Но если есть четвёртый?..

— Вир, это правда?

Витторио посмотрел на Кату, на Нелана. Ни взглядом, ни выражением лица он не выдавал растерянности или страха.

— Я всего лишь действую по плану. Мы всегда убирали тех, кто мешал нам. Что должно измениться сейчас?

Ката снова вздрогнула и обхватила себя руками. Да, Вир спас её однажды. Всегда слушал, делал подарки, учил новому. И она так легко купилась на первое же добро, которое ей сделал посторонний человек, что не разглядела, что пряталось за этим добром на самом деле.

Если она тоже попытается помешать плану, Вир и её решит «убрать»?

— Вир, наш план про другое! Не против друг друга! — воскликнула Ката. — Мы заберём Рейна, он не должен пережить всё это.

— Я же пережил, — тихо ответил Вир и близко подошёл к ней, так близко, как давно никто не был. Она чувствовала его дыхание и могла разглядеть каждую родинку. Ката уставилась на щёку Вира: на золотой коже росла чёрная щетина. Наверное, на ощупь она колючая. Когда Ката видела Вира, когда он подходил, её не мучали воспоминания о чужих прикосновениях. Ей самой хотелось его касаться.

— Вир! — воскликнула она и сцепила руки в замок, лишь бы не поднять их, не коснуться щеки. — Вот именно, ты сам это пережил, так зачем обрекать Рейна на те же страдания? Почему ты предал Адайн и Кая? Неужели твоя месть дороже?

Вир улыбнулся, точно разговаривал с неразумным ребёнком.

— Дело не только в мести. Я хочу как лучше для всех нас. Пока есть Совет, детей так и будут бить и клеймить, похищать, продавать. Никогда не кончатся забастовки и стачки. А люди так и продолжат гнуть спину и бояться, потому что их голоса заткнули. Я не смогу решить всё это разом, но я попытаюсь.

Ката хотела что-то ответить, но слова вдруг исчезли. Она стояла перед Виром, разом став безоружной и слабой, и только смотрела в его карие глаза, на золотые крапинки, плясавшие вокруг зрачка. Он спас её тогда. И сейчас тоже всех пытался спасти. Просто не совсем правильно.

— Ката, останься со мной, — Вир заговорил мягко, вкрадчиво. — Мы сможем построить новый мир, без этого проклятого Совета, без молчания и смирения. И станем, кем только захотим.

Ката искоса посмотрела на Нелана. Он отвернулся к окну, но она знала, что он напряжённо вслушивался. Ему важен её ответ. А ей оказалось достаточно чужого слова, чтобы вот так просто вторгнуться в его жизнь и начать перекраивать её в угоду Вира.

— Я хочу стать тем, кого груз прошлого не тянет к земле. Я не оставлю свою семью.

— Но оставишь меня?

— Не оставлю, пока ты — часть этой семьи. Но часть ли, зависит от того, что ты сделаешь дальше. Мы должны забрать Рейна. Скажи, что ты ошибся, когда писал про Адайн и Кая.

Ласково улыбнувшись, Вир встал ещё ближе. Всего сантиметр — и можно коснуться. Ката вздрогнула и задержала дыхание.

— Я не ошибся. Мы все выбрали борьбу. Кай и Адайн скоро поймут это, и даже Рейн поймёт.

— А если нет? — тихо спросила Ката.

Вир пожал плечами.

— Я не откажусь от плана. Изменю его, уберу или добавлю новые пункты, но не откажусь. Мне не нужны Адайн или Кай. Они просто дети и не понимают меня. Но ты ведь не такая.

Ката напряглась. Не такая?

Вир просто играл с ней. Умело подбирал слова, чтобы оставить при себе. Если ему не нужны Адайн или Кай, то она тоже ни к чему — уже сейчас или станет ненужной, как только начнёт перечить.

Ката с размаху ударила Вира по щеке, отскочила и воскликнула:

— Ты — не семья!

Вир отпрыгнул, прижал руку к лицу и не верящим взглядом уставился на Кату.

Она и сама не верила. Она всё-таки коснулась этой щеки с золотой кожей, заросшей тёмной щетиной. Коснулась, как хотела с того дня, как он забрал её. На руке ещё чувствовалось это прикосновение, но вместо нежности оно сохранило боль.

Нелан подался вперёд и встал перед Катой, будто ждал, что Вир попытается что-то сделать. Витторио даже не посмотрел на него.

— Каттария!

Ката сжалась в комок.

Каттария Меха. Так звали ту девчонку, которая пыталась бегать быстрее ветра, чтобы её никто не заметил, не утащил за собой, не коснулся чужими руками. В Лиц она приехала уже Катой, без фамилии и документов. Просто Катой, ещё напуганной, боящейся чужих прикосновений и незнакомцев, но уже готовой учиться открываться.

Это имя звучало как приговор, как метка преступника или клеймо.

— Груз прошлого и так тянет тебя назад. Не отказывайся от будущего. Я знаю, что делать, и я дам тебе всё!

— В прошлое меня тянешь только ты!

Нелан покачал головой.

— Вир, тебе лучше уйти, и больше не пытайся помешать нам.

Витторио скрестил руки. Лицо оставалось спокойным, осанка — гордой, но взгляд разом изменился. Он стал резким, холодным, как у шакала или дикого пса.

— Нелан, помолчи. Не играй в героя, ты не на многое годишься. Ты всегда и во всём был просто вторым.

Нелан остался спокоен, а Ката вздрогнула.

Второй сын. Второе отделение. Второй личный практик. Второй советник. Нелан из раза в раз преодолевал эти звания и достигал большего, но они всё равно преследовали его. Даже после Вира — второй. И это она помогла закрепить славу «второго», убедив, что ему не стоит быть главой Инквизиции, надо уступить В-Бреймону.

— Да плевать, если так, — Нелан просто пожал плечами. — Убирайся, Вир. Ты уже всё сказал и всё сделал.

Вир снова перестал обращать на него внимание и воскликнул:

— Каттария! А груз прошлого — это…

Нелан ещё ближе подошёл к Виру. Тот прорычал:

— Да она…

Ката сжалась в комок. Адайн и Кай знали, кто она. Знал и Рейн. Она сама рассказала ему свою историю, хотя каждое слово вызывало воспоминания о чужих прикосновениях — рассказала, чтобы убедить его, что Виру стоило поверить. Но знал ли Нелан? Что говорил ему Витторио?

— Ш… — начал Вир. Нелан размахнулся и кулаком ударил его по щеке.

— Да она стоит всего, вот и всё.

Вир отпрянул, снова схватился за щёку, выпрямился, бросил на них взгляд, полный ненависти, и вышел из гостиной. В коридоре послышался недовольный голос Аиты, а затем всё стихло.

Ката стояла, уставившись в спину Нелана.

Вир спас её, и она слепо ему верила, просто верила и закрывала на всё глаза. Из спасителя он превратился в чудовище, и от этого чудовища спас другой. А она так долго обманывала его и играла.

Нелан повернулся к Кате. Девушка только сказала:

— Вир всё равно не остановится. Он что-нибудь придумает — что угодно, лишь бы план продвигался.

Нелан пожал плечами и улыбнулся:

— Да и пусть. Мы тоже не будем сидеть на месте. Рейна держат на минус четвёртом этаже — для тех, о ком никто не должен знать. Кая я тоже найду. Просто дай мне немного времени.

Ката опустилась в кресло и спрятала взгляд.

— Нелан, Вир должен был договорить. Я…

Он взмахнул рукой и перебил её:

— Я знаю, какие слова начинаются на букву «Ш». И знаю, почему люди могут избегать чужих прикосновений.

Ката непонимающе уставилась на Нелана. Он знал и так спокойно говорил с ней? Он — из великого рода, благородного происхождения, советник Инквизиции. Ладно Адайн, Кай, Вир — они сами на дне, но Нелан?

— И я никогда не была честной! — выпалила Ката. — Это Вир попросил меня общаться с тобой. Ради плана, — девушка стыдливо опустила глаза.

Она заметила, что Нелан сел, и отчаянно захотела поднять взгляд, чтобы увидеть выражение его лица, но в то же время не решалась на это.

— Насколько не была?

Хотела бы Ката, чтобы на этот вопрос ответил кто-нибудь за неё! С Неланом было спокойно и уютно, а его дом стал настоящей безопасной гаванью, куда хотелось сбежать от шума «Трёх желудей» и постоянного переполоха, в котором жили Адайн и Кай. И она по-своему привязалась к Э-Стерму и сотню раз обещала себе, что сейчас, ну вот сейчас, скажет ему правду. И всё же продолжала врать раз за разом — думала, ради семьи, а оказалось, только ради Вира.

— Сильно.

Ката подняла на Нелана взгляд и не сдержала улыбки. Ну не мог такой, как он, быть инквизитором. Эти смешные курчавые волосы, пшеничные усы, веснушки на всём лице, как у мальчишки. Не такой должен стоять во главе карающего органа. Он был слишком хорошим и для Инквизиции, и для неё. Она — грязь, а он — нет. Вот и всё.

Она и молчала в присутствии других, чтобы этого никто не узнал. Молчать оказалось мало, и весь этот уютный мирок, который она нашла в пределах одной гостиной, стал рушиться.

— Я надеялся на другой ответ, — медленно проговорил Нелан.

Во имя Лаара Семиликого, да лучше бы он оскорбил её или ударил, или ещё что похуже — не впервой! Ката едва не закричала. От понимания, от этого спокойствия становилось не по себе, хотелось выбраться из тела, стать самой крошечной букашкой в мире и уползти, забиться в дальний угол, перестать быть видимой.

— Поговорим об этом завтра. Расскажи всё, что ты знаешь, и мы подумаем, как забрать Рейна.

Ката вцепилась в полы плаща. Она ведь даже этот плащ повсюду носила, чтобы быть как можно незаметнее. Почему же сейчас он не срабатывал, почему на неё смотрели так, точно видели самое нутро, что-то, недоступное даже ей?

— И ещё надо найти Кая и Адайн, — жалобно проговорила Ката. Она разом почувствовала себя совсем маленькой, той девчонкой, которая постоянно жаловалась отцу на потерю игрушек.

Ката внимательно посмотрела на Нелана и повторила себе: «Поговорим об этом завтра». Она рассказала о том, что узнала от Адайн, что они нашли в кабинете Вира и о тех догадках, которые появились после его туманных рассказов. Девушка закончила вопросом:

— Кто может помогать Виру в Инквизиции?

Ноги снова что-то коснулась. Ката вздрогнула и опустила глаза. Опять кошка. Она запрыгнула на диван, покружилась, потопталась и вытянулась совсем рядом с бедром Каты, свесив лапы вниз. Девушка осторожно коснулась её головы и почесала за ухом.

Сердце сразу сжалось. Дома у них тоже жила кошка и точно также ложилась рядом, когда они с Ланой и мамой собирались вечером за столом и болтали. Интересно, у неё ещё будет дом? Не комната в игорном доме, а настоящий дом — и конечно же с кошкой, иначе какой это дом?

— Я не знаю, но это явно кто-то не меньше, чем глава отделения, — Нелан тяжело вздохнул и опустил плечи. — Я не ожидал от него. Вир всегда был молчалив и упрям, но такое!

— Мы ждали, что он будет действовать по сердцу, но как можно ждать этого от того, кто лишился сердца? — Ката одёрнула себя: звучало так, словно она оправдывала Вира. Хватило уже этого. — Нелан, почему ты нам помогаешь? — осторожно спросила Ката.

— Я уже говорил тебе: пока в Совете состоят такие, как В-Бреймон, покоя не ждать. Мы так и будем грызть друг друга, пытаясь отхватить кусок получше. Слушая своего демона, можно многого достичь, это верно, но разве изначально жизнь не должна быть равной для всех? Время Совета, великих и благородных родов подходит к концу.

В светло-зелёных глазах загорелся озорной огонёк. Нелан сразу выпрямился, гордо расправил плечи. Без Совета он представлял новый дивный мир и мог говорить о нём часами. «Наивный», — с отчаянием подумала Ката. И Кай, и Адайн не верили в светлое будущее для всех, но верили в него для себя — и понять их гораздо проще. Это желание было простым и ясным. Какие-то мечты о равенстве, о единстве — нет.

— Нет, ты не понял, — Ката качнула головой. — Почему ты помогаешь нам? — она сделала упор на последнее слово. — Среди Детей Аша есть радикалы, и они тоже готовы действовать. Их цель ближе к твоей, чем наша.

Нелан вздохнул.

— Может и так, но я сделал свой выбор. Я верю в вас, даже без Вира.

Кошка спрыгнула и, покачивая хвостом, скрылась в коридоре. Послышался ласковый голос Аиты, подзывающей её.

— Но мы все вышли из Канавы!

Нелан снова вздохнул.

— А разве Ре-Эст лучше? Чем великие семьи отличаются от убийц и лжецов из Канавы? У них чуть больше денег, но они также прячут оружие под пальто, а ложь — за улыбками. Это гнилой мир, как ты на него ни посмотришь: сверху, снизу, с востока или запада. Но что толку об этом говорить, если только стоишь в стороне? — Нелан внезапно рассмеялся. — Я слишком стар, чтобы соглашаться жить в дерьме. Пора что-то сделать.

Ката не сдержала ответной улыбки:

— Ну какое стар!

— Ката, мне тридцать шесть, — Нелан снисходительно улыбнулся.

«Как Виру», — вспомнила она и снова себя одёрнула.

Четырнадцать лет разницы. А ведь той девчонке, которая уплывала с сестрой с Гоата, и Нелан, и Вир показались бы жуткими стариками. И даже повзрослев, она бы думала о них только как об отцах — ну никак не больше. Но она — она, какой стала — научилась смотреть иначе, ведь знала мужчин куда старше.

— У нас говорили: «Честная старость лучше злой молодости».

— О, спасибо! — воскликнул Нелан. — И моя честная старость велит мне вернуться к делу. Как давно ушла Адайн? Ты знаешь, что она хочет сделать?

Они не меньше часа обсуждали всё, и за это время Нелан написал три письма от своего имени и ещё одно по просьбе Каты и все отправил со слугой.

Вдруг послышался сильный удар двери, мужские голоса, затем — возмущённый крик Аиты и мяуканье кошки.Нелан и Ката одновременно вскочили. В проходе появилось пятеро — инквизиторы в чёрном. Четыре практика в полумасках и один без неё.

«Лаар Семиликий», — испуганно подумала Ката.

Нелан шагнул вперёд, заслоняя девушку.

Мужчина без маски громко произнёс:

— Кир Нелан Э-Стерм, вы подозреваетесь в связях с Детьми Аша и предательстве Кирии и Церкви. Каттария Меха, вы обвиняетесь в незаконном нахождении в Кирии и шпионаже.

Каттария. Всего один знал это имя.

Тот один, который уже предал Кая, Адайн и Рейна. Тот один, который только что звал её за собой.

— Уважаемые киры, покажите мне обвинение, — Нелан не дрогнул ни на секунду. Ката инстинктивно сделала шаг к нему, будто искала защиты.

Мужчина без маски достал из кармана свёрнутую в трубочку бумагу, подошёл и протянул её Нелану. Со спокойным лицом он развернул лист, пробежался взглядом по строкам. Ката выглянула у него из-за спины, но не успела прочесть ни слова, как Нелан уже передал бумагу назад.

— Кир Э-Стерм, вы знаете порядок. Я попрошу не сопротивляться и пройти с нами, — мужчина, точно чувствуя вину, добавил: — Если это недоразумение, Инквизиция разберётся.

— Кир Дамран, верно? — инквизитор осторожно кивнул. — Я знаю порядок, и я пойду с вами. Однако в отношении Каттарии, боюсь, произошла ошибка.

— Кир Э-Стерм, если это так, Инквизиция разберётся, вы же знаете.

— Знаю, — эхом откликнулся Нелан. — Поэтому я хочу воспользоваться правом одного часа.

Практики дружно уставились на Э-Стерма. Дамран переспросил:

— Правом одного часа?

— Кир Дамран, об этом праве немногие знают, но вы, как старший инквизитор, должны быть хорошо осведомлены. Прежде чем проследовать по обвинению, каждый имеет право на один час, чтобы отдать распоряжения на случай, — Нелан сделал паузу, — долгого отсутствия. Естественно, под присмотром практиков.

— Кир Э-Стерм, против вас выставлено особое обвинение.

Ката вздрогнула. Рейн не любил рассказывать про работу в Инквизиции, но однажды поделился, что такое «особое обвинение» — простой приказ привести, привести любой ценой. Такой отдавали, когда человек был важен. Например, мог обвинить другого. Или мешал кому-то.

Дамран смущённо признался:

— У меня отдельное распоряжение по поводу вас.

— Уважаемые киры, я знаю, чего вам стоит невыполнение задания. Я незамедлительно пройду с вами, чтобы разобраться в этой ошибке. Однако, кир Дамран, скажите, против Каттарии у вас тоже особое обвинение?

Дамран быстро кивнул и разом стал походить на мальчишку, который оправдывался перед учителем.

— Предательство входит в группу особых обвинений, вы же знаете, кир Э-Стерм, — он повернулся к практикам.

Нелан извиняющим взглядом посмотрел на Кату. Она сделала ещё шаг к нему.

Это всё. Против пяти инквизиторов они бессильны.

Дом продан, а семья оказалась в ловушке.

Ката прижалась к Нелану ещё теснее и неожиданно взяла его за руку, переплетая свои пальцы с его. Со всей страстью, с отчаянием захотелось завершить момент, когда всё должно было разрушиться, так, как она всегда боялась. Пока не стало поздно. Пока никто не предал. Пока дом, семья не превратились в воспоминание.

— Уводите их, — приказал Дамран практикам.

— Пойдём, не бойся, — шепнул Нелан, выпустил руку Каты и шагнул к инквизиторам. Один из них ловким движением фокусника достал два тонких стальных браслета, соединённых цепочкой, и надел на руки Вира.

Практик коснулся его кожи, когда застегивал их.

Появились вторые браслеты. Сейчас он её коснётся тоже. Чужой.

Перед глазами замелькали воспоминания: липкие тела, горячее дыхание над ухом, сотни, тысячи чужих жадных рук. Эти руки проводят пальцем по коже, сжимают, тянут, душат, колют, бьют.

Ката выхватила револьвер, дрожащими руками подняла его и наставила на практика.

— Ты не подойдёшь ко мне, — прорычала она.

Практик прыгнул вперёд. Нелан дёрнулся, но другой скрутил его и поставил на колени.

Крепкая рука схватила запястье, сжала и завела вверх. Револьвер выпал. Второй рукой практик сжал сзади за шею и потянул за собой, заставляя низко склониться.

Перед глазами всё потемнело, сердце громко застучало и отозвалось в ушах.

Липкие.

Делающие больно.

Сжимающие.

Чужие руки.

К горлу подступила волна тошноты.

— Уходим, — скомандовал Дамран.

На руках щёлкнули браслеты. Рука практика крепко сжала плечо.

Всё вокруг плыло, и Ката отчаянно пыталась ухватиться за мысли, но они путались и сбивались, опалённые жаром чужих прикосновений.

Они не заберут Рейна. Не предупредят Кая. Не найдут Адайн. Не присмотрят за Эль. В четвёртую гавань сегодня не придёт никто. У них будет другое место встречи — подвалы Чёрного дома. Вир забрал её из одной тюрьмы, но передал в другую. Туда, где опять будет много боли и прикосновений.

Глава 44. Одна

Эль сидела за столом, уставившись на бумагу и крепко сжимая в руке карандаш. Она с силой наносила штрихи один за другим и вместо стройного светлого силуэта получилась тёмная грозная фигура.

Раньше, стоило взять карандаш, положить перед собой лист, тут же утихала любая буря. Сегодня буря, наоборот, становилась только сильнее с каждым новым штрихом.

Скомкав и отбросив от себя лист, Эль подошла к окну. Ветки старого дуба так близко подбирались к нему, что загораживали половину неба, но всё равно было отчётливо видно, что улица пуста — ни слева, ни справа Адайн не шла.

Эль вздохнула, прижалась лбом к стеклу, задумчиво уставилась в пустоту. Надо было идти с ней!

— Ну а дальше что? — хмыкнул Леми. — Что, думаешь, у тебя внезапно обнаружится способность к магии? Или ты научишься раскидывать злодеев одной рукой? Ты бы только помешала им.

Эль огрызнулась:

— Не говори, что я бесполезная!

Леми пожал плечами.

— Каждый делает то, что он может. Просто ты ещё не нашла своё «могу».

Эль уныло кивнула, а затем встрепенулась. Во дворе послышались голоса. Она осторожно выглянула. Отец шёл впереди, тяжело опираясь на трость. Он был хмур и озадачен. Даже издалека Эль видела глубокую складку, прорезавшую лоб, и морщины, тянущиеся от носа. Следом за ним шли двое в чёрной одежде и полумасках, с белой нашивкой на рукавах — Первое отделение.

Практик, заходящий последним, указал садовнику на ворота, и тот, заперев их, шмыгнул к себе в сторожку.

— Они не просто так пришли, — Леми испуганно округлил глаза и забегал по сторонам беспокойным взглядом.

Кай ушёл в Чёрный дом. Адайн отправилась следом за ним. Вир их предал. Оставались только она и Ката. И не мог приход практиков быть совпадением. Не мог.

Внизу хлопнула дверь. Послышался стук трости. Ни голоса, ни шаги практиков не доносились, но Эль знала, кожей чувствовала, что они идут следом за отцом, тихие и незаметные — настоящие тени.

— Леми, — прошептала Эль, с ужасом глядя на дверь, и сделала несколько шагов к окну.

Рыжий демон разом стал серьёзен. Он выпрямился и ответил строгим взглядом.

— Ты справишься. У тебя были хорошие учителя, — он позволил себе быструю ухмылку. — Ты уже убегала отсюда.

Эль вздрогнула. Когда она пришла после побега, отец молча выслушал, а затем хлёстко ударил по щеке. Отметина не исчезла даже в день обмена, и только маска скрыла её. Стоило отцу сделать чуть более быстрый жест рукой, она сразу вжимала голову в плечи. Эта пощечина не была первой, но она начала преследовать её и чудилась в каждом движении. Сейчас одной пощечиной могло не закончиться.

Эль забралась на подоконник, посмотрела на дуб, затем вниз, на землю. Во имя Яра, как она это сделала в прошлый раз? С Рейном было не страшно. Она знала, что бы ни случилось, он удержит её. Но Рейна рядом больше не было.

— Хватит! — воскликнул Леми. — Ты можешь не меньше, чем все они, — он шагнул к ней. — Просто слушай меня. Ты справишься, я знаю. Надо будет, ты сама себя и удержишь, и поймаешь.

Из-за двери послышалось суровое:

— Эль!

— Я не одета! — взвизгнула она. — Минуту, отец!

Дыхание перехватило, сердце забилось в бешеном ритме. Эль прыгнула и схватилась за ветку. Старый, надёжный, как сам мир, дуб даже не шелохнулся. Эль, шепча:

— Яр, Яр, Яр, — стала спускаться.

Она спрыгнула на землю, схватилась за траву и блаженно закрыла глаза.

— Быстрее! — крикнул Леми.

Девушка кинулась к воротам. Она вцепилась в маленькую дверцу сбоку — её всегда оставляли открытой до самой ночи. Заперто.

Леми прошипел:

— Перелезай!

— Яр, Яр, Яр, — продолжая шептать, Эль неуклюже подпрыгнула, упёрла носок в перекладину на решётке и подтянулась. Руки отозвались дрожью, но она всё тянулась, тянулась, выше и выше. Кое-как перекинула ногу, зацепилась краем длинной юбки за выступ и мешком рухнула вниз.

Эль охнула от боли и прошипела:

— Во имя Яра!

— Беги! — закричал Леми.

Эль с громким дыханием поднялась, взглянула на своё окно, в котором уже замаячили тени, и бросилась по улице, не разбирая дороги. Одна домашняя туфля соскользнула, когда она падала. Девушка сбросила вторую и снова побежала. Брусчатка царапала ноги через тонкие чулки и жгла холодом.

Эль на минуту остановилась, чтобы перевести дыхание. Край юбки порвался и лежал на земле неопрятным хвостом. Она потянула за него, отрывая, и бросилась дальше.

Вдали замаячили огни Рин-Рина. Эль, натыкаясь на прохожих, под крики и ругань, кинулась к «Трём желудям». Там кто-нибудь обязательно должен быть. Это же их дом. Там помогут. Крысы ещё остались.

Охрана у двери не стояла, зазывалы тоже молчали. Эль проскользнула внутрь и замерла. Исчезли игроки, крупье и официанты, столы, стулья, ширмы. Стояла тишина, и мир вдруг замер.

— Эй! — послышался грубый голос. — А ну убирайся!

Эль с надеждой уставилась на парня. На нём была бежевая форма — расстёгнутая, помятая, но та, в которой ходили официанты «Трёх желудей».

— Что происходит? — крикнула Эль. — Где все?

— Мы закрыты, — буркнул парень. — Убирайся, здесь не подают и не кормят бесплатно.

Эль задохнулась от возмущения, открыла рот, чтобы крикнуть в ответ, и тут же закрыла, уставившись на грязные ноги и оборванную юбку.

— Как закрыты? — девушка беспомощно всплеснула руками. — «Три желудя» работают весь день!

— Нас продали. Все уехали.

— Все?

Парень насупился.

— Да, все. Чего ты здесь вынюхиваешь? Убирайся, или я тебя вышвырну, не побрезгую.

Он с угрожающим видом сделал шаг вперёд. Эль резко попятилась, затем круто развернулась и выскочила на улицу. Она отбежала на несколько метров, остановилась и огляделась.

По одну сторону маячили огни продажного Рин-Рина. По другую виднелись темнеющие дома Канавы. Она стояла посередине, глядя на свои чёрные, саднящие ноги в порванных чулках и ободранную юбку, и не решалась пойти ни влево, ни вправо.

А куда?

Эль со страхом вгляделась в зелёные глаза Леми.

Дочь главы Церкви. Воспитанница лучшей школы Лёна. Девушка, которая знала всю знать Лица. Та, что оказалась на этом месте случайно, а теперь вернулась к Канаву, где и родилась.

Так куда?

Демона Рейна скоро убьют. Кая и Адайн, скорее всего, уже схватили. Где Ката — неизвестно. А её саму будут искать практики Первого отделения Инквизиции.

— Хотела найти своё место — получай!

Девушка громко крикнула и рассмеялась, как сумасшедшая. Несколько прохожих бросили на неё испуганные взгляды.

Эль задрала подбородок повыше и вошла на улицы Канавы. Крыс так просто не поймать. А она тоже крыса, даже если притворялась другой столько лет.

Глава 45. Братья

За окном лил дождь, и даже стёкла дрожали от резких порывов ветра, но в гостиной было тепло, уютно потрескивал камин. Слуга поклонился и оставил Вира и Ригарда вдвоём. В-Бреймон, развалившись в кресле, ленивым движением налил виски и подтолкнул стакан.

— Всё прошло как надо. Яр на нашей стороне, — Риг быстро соединил кончики пальцев и приложил ко лбу, а затем оглушительно рассмеялся. — Или сам Аш. А, к чёрту их всех.

— Всё прошло как надо, — повторил Вир, потянувшись вперёд.

Они ударились стаканами. Вир расслабленно улыбнулся. Давно ли они собирались вот так вместе? Последние месяцы общение заменяли письма, а рядом постоянно крутились Нелан, Ката, Адайн, Кай.

Между тем, только Риг понимал его по-настоящему. Они хотели одного и действовали по одной причине. Разница заключалась лишь в том, что Вир хотел мстить за того, у кого никогда не было плоти, Ригард — за живых.

— А помнишь, как всё началось? Ох, что-то у меня сегодня настроение вспоминать, — В-Бреймон сделал жест, будто смахивал слезу, и ухмыльнулся. — Я едва поверил, когда ты ввалился ко мне в дом и сказал, кто ты.

Вир пожал плечами.

— Я долго тебя искал. Мне нужна была хоть какая-то помощь.

— За девять лет мы проделали неплохой путь.

— Я до сих пор живу в Канаве, — Вир улыбнулся.

— Зато я из наёмника превратился в главу Инквизиции.

— Отец был бы рад, — Вир поднял стакан.

Риг скривился.

— Не думаю. Его гвардейские принципы не похожи на мои инквизиторские.

— Жаль, что я не знал его.

— А я — твоего отца. Если бы дед не выгнал его, мы бы могли расти вместе, братец.

Вир и Риг снова ударились стаканами.

Его отец, Вир В-Риван, бежал на южные острова от гнева отца, когда проиграл в карты всё, что только мог. Витторио всю жизнь слышал, что в Кирии он принадлежал к благородному роду. Лишь перед тем, как сын решил уехать в Лиц учиться, В-Риван назвал букву их рода и написал отцу письмо, чтобы тот помог внуку устроиться. Однако в столице юноша узнал, что старик уже погиб. У того остался ещё один сын — Бреймон, но Вир не отважился просить его и уехал на Рьёрд.

Только после потери своего демона и возвращения в Лиц, оставшись в одиночестве, он стал искать Бреймона, но и тот к тому времени погиб, несправедливо обвинённый и казнённый. Зато у него остался сын, не любивший Совет столь же сильно.

— Я ведь даже не знал, что у меня есть двоюродный брат. Отец никогда не упоминал о родственнике. Наверное, проклятые гвардейские принципы велели ему скрывать наличие игрока в семье, — Риг добродушно усмехнулся.

Вир потянулся в кресле.

— А ведь тогда я и представить не мог, как всё сложится.

— Что именно? — Риг начал набивать трубку табаком. — Что с твоей помощью наёмник превратится в главу Инквизиции? Что мы подберёмся к советникам, а они даже не будут знать об этом? Или что мы посадим на трон своего короля?

— Ещё не посадили, — задумчиво протянул Вир, разом делаясь серьёзным.

С этим Рейном всегда было сложно. Получилось надавить на его чувство ответственности, на долг, чтобы он согласился на эту авантюру, но что потом? Таких было сложно сломать. Особенно, если они не сломались даже в тринадцать.

— Ну, его дружки у нас, поэтому паренёк будет покладистым. От Рейна ведь немногое требуется: просто скажет пару верных слов, чтобы настроить народ против Совета, да появится, где надо. Сам знаешь, если мы начнём агитировать против, подставим себя под удар. И если кто-то из нас станет королём, это тоже не вызовет доверия. Да и к чему эти титулы?

Вир покивал. Он сам говорил всё это уже не раз. Идея с королём-ноториэсом оказалась неплоха. Только вот народу был нужен не тот, кто исправился, а кто сам был таким же. Кто знал те же беды, те же лишения. Ему поверят. А даже если ничего не выйдет, Совет обвинит короля, а не их.

— Вир, — Ригард бросил на брата быстрый взгляд и снова уставился на огонь в камине. — А тебе не жаль их? Ты же провёл с ними столько времени.

Вир поднялся и, крепко сжимая стакан в руке, сделал медленный круг по комнате. Он остановился перед глобусом и повертел его, пальцем обвёл контуры Рина, Рьёрда, Лёна и Ири, дотронулся до мелких точек-островов на юге и западе.

— Жаль, — честно признался Вир. — Я не хотел, чтобы они так закончили, но они пытались помешать нам. Пришлось их выманивать. После падения Совета пусть забирают своего Рейна, а пока он нам нужен. — Вир вздохнул и кивнул. — Я их так хорошо изучил, что выманить каждого не составило труда.

Вир замолчал, с силой крутанул глобус и вернулся в кресло. Он не был уверен, что Риг хочет всё это слушать, но слова сами просились.

— Жаль, да. Адайн стала первой, кого я узнал в Лице. Вылечил избитую девчонку, думал, помогаю бродяжке, а она оказалась дочерью Я-Эльмона. Пришлось придержать её у себя, но я к ней искренне привязался, как к настоящей дочери.

Вир улыбнулся и вспомнил, как Адайн не раз ему пела, или как он рассказывал ей о южных островах, как она развлекала его своими фокусами с магией.

— К Каю я тоже привязался. Адайн просто однажды привела его, и они остались. Кай искал во мне отца или брата, которые его предали, да не нашёл, — Вир с тяжёлым вздохом опустил взгляд

Ригард попытался ободрить:

— Ты достаточно сделал для него. По твоей просьбе я старался смягчить его участь в Чёрном доме. И ты же пришёл ко мне просить помощи, когда Адайн решила спасти своего друга. Если бы не это, они бы не нашли его и сами попались, а Кай сгнил в подвалах.

— Да, — Вир задумчиво поскрёб подбородок. Что-то, похожее на совесть, на секунду оскалилось и вцепилось в него острыми зубками, но быстро отпустило. — Кату жаль больше всего. Она мне верила до последнего. Просто верила. Если она одумается, мы отпустим её, — твёрдо сказал Вир.

— Это ты про ту шлюху? Да, она красивая, но… — Ригард рассмеялся. — Не смотри так! Это же правда. Если ты так и не смог взять её, сейчас нечего жалеть. Она выбрала Нелана. Хочет быть со всегда вторым — пожалуйста. В конце концов, она достаточно сделала для нас. Если бы не Ката, главой Инквизиции выбрали бы Нелана. Это она убедила его отказаться.

Вир уставился на Рига долгим, тяжёлым взглядом. Да, брат его понимал. Но иногда В-Бреймона хотелось придушить.

— Заткнись, — буркнул Вир.

Риг негромко протянул:

— Ладно, извини, вот только к чему эта жалость? Если ты хочешь поступать правильно, ты ошибся дорогой ещё девять лет назад.

Вир обвёл взглядом комнату, никого не нашёл и уставился в окно.

— Того, кто скажет, как правильно, уже нет. А мне свойственно делать ошибки, — Вир потёр щёку, заросшую щетиной.

— Ты поступил, как должен был. Иначе Совет так и будет отнимать и жизни, и свободу, и демонов, — брат подлил виски и метнул стакан через стол. Поймав его, Вир сразу сделал большой глоток. — Я до сих удивляюсь, сколько всего ты наобещал всем и как ловко свёл, — Риг отвесил шутливый поклон.

Вир с серьёзным видом ответил:

— Да, столько, что я сам путался. Нам требовались запасные выходы и мишени, сам знаешь. Детям Аша — пообещать быть готовым ко всему. Каю и Адайн — соврать, что те не приняли меня, чужака. Нелану — пожаловаться на положение народа, невзначай напомнить, что он упустил свой шанс. Каю, Адайн и Рейну — сказать, что Совет затыкает наши голоса и лишает жизни. Я-Эльмону — показать, как падает влияние Церкви. У-Дрисану — напомнить, что сыночек из Канавы теснит его гильдию. Адайн — шепнуть, что если бы не Совет, она бы жила иначе. Кате — напомнить, что я её спас. Рейну — сказать, что отняли у него, а теперь отнимают у других. Каю — пошептать, что родители и брат его предали, а Совет отнял остатки. О да!

— Нелан молодец, конечно, — ухмыльнулся Риг. — Когда надо было, он отходил назад, когда надо — выступал. Мы всегда сможем оправдаться, что это его затея. Как же, все ведь знают, что сын великого рода уступил сыну из благородного и теперь хочет поквитаться. Люблю этот слушок.

На несколько минут они замолчали. Тишину нарушал приятный треск огня в камине и цокот когтей собаки, лениво ходящей по коридорам дома.

— Гореть нам в царстве Аша за всё это, брат, — неожиданно рассмеялся Риг.

Вир остался серьёзен.

— Если уж гореть, то не сильнее и не дольше, чем другим. Сам знаешь, что мы не просто так вступили в игру. До этого нас победили, даже не объяснив правила, разом забрав все фишки и выгнав, но больше такого не повторится. Теперь придумывать правила нам, и свой куш мы возьмём.

Риг молча протянул стакан. Вир ударил по нему и улыбнулся. Пока игра шла неплохо.

Глава 46. Демон

— Вот и всё, — добродушно произнёс Акрен З-Аскан. — Видишь, ничего с тобой не случилось. Мы ведь все служим одному, — главный инквизитор быстро сплёл кончики пальцев и дотронулся до лба. — А ты зря пытался сбежать. Между прочим, Мирд теперь не может служить — ну как практику работать со сломанными пальцами? А мне пришлось наложить швы после твоего укуса, — в голосе Акрена слышалась ласка, словно это добрый дедушка журил внука за мелкую шалость.

Рейн огляделся диким зверем и резко дёрнулся в сторону. Рассечённая спина отозвалась болью. Два практика, держащие его под руки, даже не заметили этого слабого жеста. Лица скрывали маски, но глаза так и выдавали их ухмылки.

— Твоё перевоспитание закончено, — З-Аскан остановился перед каретой и сложил руки за спиной. — Я передам киру В-Бреймону, что ты усвоил все истины, которые должен был. Ты же усвоил их?

В воздухе точно послышался звук рассекающего кнута.

— Послушание, смирение, молчание, — без запинки ответил Рейн. Губы задрожали.

— Так-то лучше. Ты послушный мальчик и далеко пойдёшь, — улыбнулся Акрен.

Рейн вздрогнул. То же он услышал, когда ребёнком его вывели из камеры и передали родителям. Спину также саднило, ноги подгибались, взгляд то становился бешеным, то трусливо опускался в пол. Только на этот раз вместо метки на щеке хотели оставить след более глубокий.

— Тридцать дней ещё не прошли, — прошептал Рейн.

Акрен кивнул:

— Всё верно. Последние «дни смирения» будут проходить в другом месте.

Рейн снова огляделся, зажатый двумя практиками. Часа два или три ночи — конечно, ни к чему случайным гулякам видеть короля до коронации.

Началась осень, и ночи разом стали холоднее. Дождь лил стеной, улицы заволокла таинственная дымка. Вот сейчас. В такой-то час и должны явиться те, кто мог спасти.

Он же рассказал всё Эль. Девушка наверняка сразу передала Адайн, а та созвала «семью». Кай бы собрал всех своих крыс и нашёл лазейку. Да и Вир бы ни за что не согласился, чтобы кто-нибудь из них повторил его судьбу. Они ведь не могли его оставить.

И всё-таки за ним никто не пришёл. Хотелось взвыть и бессильно упасть.

— Рейн, — сквозь зубы процедил Аст, — я ещё здесь. Мы придумаем что-нибудь. Всегда придумывали.

Ещё. Рейн снова брыкнулся, припал на колени, выставил ногу… Практики сильным рывком поставили его прямо. Правый мощным ударом кулака заехал в рёбра, и дыхание перехватило.

— Ладно, пора заканчивать, — голос Акрена стал сухим. — Усадите и глаз с него не спускайте! Если будет спорить, можете продолжить перевоспитание. Кир В-Бреймон разрешил. Только лицо не трогайте. Скоро коронация.

Практики швырнули его в карету, точно тряпичную куклу, и забрались следом.

— В больницу имени Орина, — скомандовал З-Аскан. Дверь кареты закрылась, две лошадки бодрым шагом потрусили по мостовой.

Рейн вжал голову в плечи и огненным взглядом осмотрелся по сторонам.

Они не пришли и уже не придут.

Надо надеяться только на себя. Как и всегда. Выживание продолжается.

Если выскочить из кареты и успеть сгруппироваться, можно избежать сотрясения и переломов. Дождь и дымка скроют его. Но сначала практики. Например, сжать пальцы и ткнуть правого в глаз. Он тут же схватится за лицо. Левого — за горло, сжать и душить. Рейн слабо пошевелился, и тело отозвалось болью.

— Кажется, он опять что-то замышляет, — хмыкнул правый.

— Я бы лучше вздремнул, пока мы едем.

— Я тоже, — отозвался практик и ударил Рейна под ухо ребром ладони. На миг он увидел лицо Аста, а затем всё исчезло.



Яркий белый свет слепил глаза. Рейн попробовал пошевелиться, но понял, что руки и ноги крепко удерживали верёвки. Одежды на нём не было, только нижнюю часть тела прикрывал кусок лёгкой ткани. Рядом что-то гудело, но голова казалась ужасно тяжёлой, и Рейн никак не мог набраться сил, чтобы поднять её и разглядеть, откуда шёл звук.

— Какой тощий, — послышался сочувственный женский голос.

— Перевоспитание — дело такое, — усмехнулся незнакомый мужчина. — Их морят голодом и бьют. Вспомни, Рис приехал таким же.

— Я тогда не занималась этим.

— Ладно. Ты обработала его раны на спине?

— Не только на спине, — женщина вздохнула с неподдельной грустью.

Свет немного померк, Рейн осторожно поднял голову. Заметив это, женщина беспокойно сказала:

— Газ перестал действовать. Дать новую дозу?

— Пусть полежит так, иначе проснётся в следующий раз совсем слабым.

— Как вы себя чувствуете, кир? — заботливо спросила женщина.

На ней было свободное коричневое платье и белый фартук — костюм медсестры. На мужчине — широкие рубашка и брюки светло-коричневого цвета. Врач. Он держал перед собой лист бумаги на маленькой деревянной дощечке и что-то увлечённо писал.

— Идите к чёрту! — рявкнул Рейн и нашёл взглядом Аста. Демон навис над ним.

Медсестра сделала несколько шагов и остановилась. На фоне синего кафеля она казалась неуместным пятном.

— Кир Л-Арджан, вам выпала великая честь стать королём Кирии. Вы должны быть лучше и сильнее всех нас, быть нашим примером. Мы поможем вам избавиться от проклятия Аша, вы станете чисты и свободны.

Рейн рванулся, но путы крепко удерживали его на холодном стальном столе.

— Сана, — строго сказал врач. — Не время для всего этого. Сходи за Мираном, он будет мне ассистировать. Я подготовлю донора.

Они вышли. Рейн снова рванулся и тут же упал на стол. Ну вот же, его шанс! Он посмотрел на правую руку, на левую, попытался дотянуться зубами до узлов. Далеко.

Рейн приподнялся и пошевелил голой ступнёй. Верёвка плотно обхватывала лодыжку. Опустившись на стол, он простонал. Ничего. Никак.

И они тоже не пришли. Ради спасения других можно пожертвовать одним, так говорил Вир, и одного выбрали. Овцу отдали на закланье.

Рейн снова дёрнулся и жадно уставился на Аста. Тёмные кудрявые волосы. Серо-синие глаза. Высокий, худощавый. Весь в чёрном. Его сердце, разум, совесть, сила — всё лучшее в нём. Кем он станет без него?

— Не твоя смерть, — демон повторил слова, которые поддерживали в нём силу уже столько лет, а сейчас звучали, как настоящее проклятие. — Моя.

— Нет! — закричал Рейн и забился в путах.

— Я буду всегда, не важно внутри или снаружи, — пообещал Аст. Он выглядел таким живым, таким человечным, точно это не просто бесплотный демон, а друг, брат, даже настоящий близнец. — Я продолжу шептать раз за разом. Ты только слушай своё сердце.

— Нет! — Рейн взвыл, как побитая собака.

— Я — это ты, а ты — это я. Твоя сила всегда с тобой, она — внутри и не зависит от других. Доверяй себе.

— Нет, нет, нет! — Рейн кричал и бился, но с каждым разом всё тише, всё слабее.

Открылась дверь, вошли Сана и два врача. Показалась каталка с лежащим на ней бледным тощим парнем. Свет стал ярче. Врач спросил:

— Пациент номер один готов?

Сана подвела к носу трубку с газом. Рейн что было сил отвёл голову, лишь бы не вдыхать этот проклятый, ядовитый газ, который не оставит шансов.

— Пациент номер два готов?

Сана подвела к носу парня вторую трубку.

Врач снова что-то спросил, но голос стал далёким и неясным. Рейн заметил, как над ним склонился его демон, и на секунду, на какую-то дурацкую секунду он вспомнил, как увидел это лицо впервые и как с самого начала поверил, что ему можно доверять.

— Это не твоя смерть, — уверенно, с горящим взором сказал Аст и одной рукой взъерошил волосы, а другой дотронулся до плеча Рейна. Это был настоящее, плотное, тёплое прикосновение живого человека, а не демона. Прикосновение, которое он всегда так хотел ощутить.



Рейн с трудом разлепил глаза. Рядом что-то попискивало. Он приподнял голову и увидел огромный странный аппарат из трубок, шестерёнок и циферблатов с разными символами и цифрами.

От рук тянулись какие-то провода. Зато они были свободны, ноги тоже.

Сдёрнув всё это с одной руки, с другой и морщась от боли, Рейн резко вскочил. Перед глазами потемнело, он упал. Мир вокруг и звуки разом исчезли. Рейн на ощупь встал на колени и наклонил голову к самому полу. Практиков учили, что так можно вернуть ясность сознанию.

Секунда, две, три… Тьма рассеялась, снова послышался писк аппарата.

Рейн поднялся и огляделся затравленным взглядом.

Он был один.

Без Аста.

Рейн рванулся к двери и изо всех сил вцепился в ручку. Он всё тянул, тянул, пока в глазах снова не начало темнеть.

Рейн сделал шаг назад и беспомощно огляделся, выискивая своего демона. Затем глубоко вдохнул и криво усмехнулся. Заперто. Кто бы сомневался. Он медленно развернулся и кругом, как зверь, изучающий клетку, обошёл комнату. Напротив кровати висело огромное, почти во всю стену, зеркало.

Знал он такие. В Чёрном доме они были. С одной стороны — зеркало, с другой — прозрачное стекло. Рейн чувствовал, что его пробуждения ждали, что сейчас за ним наблюдали.

Он медленно подошёл к зеркалу, положил руки на раму и так пристально вгляделся в своё отражение, точно мог досмотреться до невидимых наблюдателей.

В зеркале был он один. Демоны никогда не отражались, но Рейн всегда знал, что стоит лишь отвести взгляд от отражения, и он увидит Аста. Демон посмеётся над ним, а может поругает, подбодрит, даст пинок — всё, что нужно. Он всегда становился той силой, которая требовалась здесь и сейчас.

Рейн крепко вцепился в длинную белую рубашку, так, что едва не разорвал её. Аст сказал, что его сила останется с ним. Аст всегда был прав. И он же сказал, что это не его смерть.

Рейн снова усмехнулся. На побелевшем лице клеймо выделялось ярким пятном. Оно всегда напоминало правду лучше любых слов Аста. И правда в том, что он — инквизиторский пёс, убийца, ноториэс.

Рейн взъерошил чёрные волосы и оскалился. Хотели уничтожить демона? Нет уж. Будет им настоящий демон.

Больше книг на сайте - Knigoed.net


Оглавление

  • Часть 1. Пёс
  •   Глава 1. Рейн и Аст
  •   Глава 2. Инквизитор
  •   Глава 3. Работа практика
  •   Глава 4. Приглашение
  •   Глава 5. Церковь и Инквизиция
  •   Глава 6. Шаг вперед
  •   Глава 7. Выступление
  •   Глава 8. Л-Арджан
  •   Глава 9. Кай
  •   Глава 10. В Черном доме
  •   Глава 11. Театр
  •   Глава 12. Надо выбрать сторону
  •   Глава 13. Твой покой
  •   Глава 14. Дети Аша
  •   Глава 15. Поле
  •   Глава 16. Обман
  •   Глава 17. Что ты здесь делаешь?
  •   Глава 18. В-Бреймон
  •   Глава 19. Плохая компания
  •   Глава 20. Семья
  •   Глава 21. Второй советник
  •   Глава 22. Проигранная игра
  •   Глава 23. Обмен
  •   Глава 24. Война
  •   Глава 25. Кирпичик за кирпичиком
  •   Глава 26. Король Рис
  •   Глава 27. Совет
  •   Глава 28. Народное Собрание
  •   Глава 29. Прощание
  •   Глава 30. Во дворце
  •   Глава 31. Терять нечего
  •   Глава 32. Шанс, который зависел от безумцев
  • Часть 2. Крысы
  •   Глава 33. Приём
  •   Глава 34. Ради одного
  •   Глава 35. Крысиный совет
  •   Глава 36. Договоры
  •   Глава 37. Старший инквизитор
  •   Глава 38. "Три желудя"
  •   Глава 39. Дома
  •   Глава 40. Прошлое и настоящее
  •   Глава 41. Держи спину прямо
  •   Глава 42. Инквизиция
  •   Глава 43. Всегда второй
  •   Глава 44. Одна
  •   Глава 45. Братья
  •   Глава 46. Демон