Тайна лечебницы Отектвуд [Артур Кинк] (fb2) читать онлайн

Дереализация

Нью-Йорк, Нью-Йорк 1:40 p.m.

– … Нездоровая подозрительность, мнительность без прогрессирования изменения и деградации личности. Страдающих паранойей так же отличает логичность мышления, отсутствие апатии, абулии и нарушения восприятия. За исключением параноидального изменения личности. Данное заболевание возникает, как правило после сорока у мужчин и в климактерический период у женщин. Но это устаревшая статистика. В нашем веке молодеют все заболевания, не только соматические, но и психические. Термин паранойя был введен в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, немецким психиатром Карлом Кальбаумом. Мистер Лоусон, может встанете и продолжите лекцию вместо меня, раз вам так не терпится поболтать? – профессор Хоуп отложил бумаги и гневно посмотрел на провинившегося студента.

Тишина в аудитории нарушилась смешками и скрипом стульев. Ботаника и зануду Кори Лоусона отчитывают за болтовню. Событие достойное быть запечатленным на видео.

Кори Лоусон встал, едва не уронив стул, поправил свои очки и заговорил:

– Как самостоятельную форму болезни, паранойю впервые описал Эмиль Крепелин, так же немецкий психиатр. Паранойи бывают нескольких форм. Среди них выделают: алкогольную, или алкогольный параноид, инволюционную, мегаломанную, она же паранойя величия, персекуторную, сенильную и эротическую.

После слова «эротическая» аудиторию вновь захлестнул приступ веселья. Кори вздохнул. Эти люди уже четыре года отучились в медицинской школе, но все еще потешаются над изображениями гениталий в учебнике анатомии. «Сексуальная неграмотность», как бы сказала его сестра, но и она сейчас заливалась смехом вместе с остальными.

– Садитесь, – разрешил профессор и тоже расплылся в доброй старческой улыбке. – А вы мисс Лоусон, брали бы пример с брата. Ваш курс попадает под аккредитацию со следующего года. И будь вы хирургами, я бы сейчас отчитал вас, написал бы замечание всей группе и оставил на дополнительные лекции. Но к моему счастью, скальпели в руки вы не возьмете. Поэтому занятие окончено. Хороших каникул, не забудьте сдать учебники.

Профессор желал ученикам чего-то еще, но с громким воплем: «До свидания, профессор Хоуп!», толпа понеслась из аудитории как ветер.

Каникулы. Как много включало в себя это слово в детстве. Это билеты в Мэриленд к бабушке и дедушке, это Рейчел, вываливающая тетради из своего большого розового портфеля в мусорный бак у школы. Это жара и обливания из водяного пистолета. Это чтение до утра с фонариком под одеялом. Это…

– Чух, чух! Пассажиры Рейчел и Кори Лоунсон. Закончилась регистрация на рейс школа Маунт-Синай – Пьянбург! Всех трезвых пассажиров просим скорее исправить это, иначе они будут выброшены без парашютов. – Рейчел со всей силы ударила брата по спине, обежала вокруг, раскрыла свою сумочку и вывалила свои конспекты в мусорку. Прямо как в средней школе.

– Рей-Рей, ты же знаешь, я решил сразу преступить к практике. Мне нужно собрать чемодан, купить лекарств в дорогу.

Рейчел надула губы, будто маленькая девочка.

Не похожи ни внешностью, ни характерами. Кори нескладный очкастый заучка, а его сестра одна из красоток факультета. Но никогда это не мешало им быть вместе. Кори показывал сестре препарированную лягушку, найденную в пруду, а Рейчел тащила его играть в бейсбол во дворе. Кори показывал ей «секретные материалы» на кассетах, Рейчел научила брата курить, сворованный у дедушки мальборо. Кори водил сестру на семинары по психиатрии, сестра его на шумные вечеринки, где играют в бирпонг, и впервые занимаются сексом в туалете. Но эти каникулы обещали стать совершенно другими. Впервые они проведут их порознь. И Рейчел это ужасно злило.

– Ты обещал, что откажешься! Я думала мы будем вместе гулять. Запишемся в бассейн, поедем в Лас-Вегас на свадьбу к Кейт!

– Прекрати быть такой эгоисткой. Я могу провести хоть одни каникулы так, как я хочу?

– Последние каникулы! После резидентуры мы разъедемся. У нас начнется взрослая жизнь, мы больше не сможем тусить вместе! – на глазах Рейчел появились слезы. – Близнецы Лоунсы! Короли вечеринок.

– Ты тоже самое говорила в старшей школе. Мы не перестанем общаться. Мы просто становимся старше. Близнецы Лоунсы. – Кори протянул руку сестре, но та, закрыв лицо побежала к машине одной из своих многочисленных подруг.

Кори протер глаза под очками. И так каждый год.

Не смотря на жаркую погоду, в школе было прохладно. В пустых коридорах без студентов гулял сквозняк. Кори постучал в дверь.

– Профессор Уоллес. – Кори приоткрыл дверь и скромно просунул в нее свою голову.

– Лоусон, ты? Заходи! – Уоллес скинул ноги с со стола и протянул юноше руку. – Как проходят каникулы?

– Нормально. Мои документы пришли?

– Документы? – профессор переспросил и сморщился. – Ах да, ты же у нас трудоголик! Не захотел повеселиться последний месяц лета. Мои поздравления. Тебя с распростертыми объятиями ждет лечебница Отектвуд! – профессор протянул сложенный вдвое и слегка помявшийся листок.

– Отектвуд? – переспросил Кори. – Который в Алабаме? Я не ослышался? – парень грохнулся на кресло и уставился в пресс-папье на столе профессора.

– Ты сам просил другой штат. Не переживай. Отектвуд – серьёзное лечебное заведение. Твоя практика там отразится в личном деле. Ты сможешь рассчитывать не просто на повышенную стипендию, а на президентскую.

– Наверное вы правы, профессор. Это хороший толчок для моей карьеры. – Кори старался радоваться. Ведь он так ждал этой практики. Алабама, не так уж и плоха. – Я просто никогда не уезжал так далеко от дома один.

– Твоя последняя работа заняла первое место в округе и четвертое в штате. Поддержка молодых специалистов выделила тебя из всех студентов нашей школы. Отказаться от Отектвуда будет полной глупостью.

– Я не отказываюсь. Я просто слегка шокирован. Черт, простите профессор. Конечно я поеду! – Кори вскочил и принялся жать руку Уоллесу. Он рассчитывал на какой-нибудь нарко-центр в Бруклине, или на госпиталь для пенсионеров финансируемый медикэр. Но на настоящую профильную больницу! О таком он мог только мечтать, лежа в кровати и пытаясь заснуть под шум из комнаты сестры.

– Я рад за тебя. Желаю удачи. И будь осторожнее. – сказал Уоллес, но Кори этого уже не слышал. Он уже видел себя в идеально отглаженном халате, расхаживающим по Отектвуду и дающим указания сестрам и санитарам.

Фотографии лечебницы на сайте выглядели приятно. Деревенские пейзажи, густая растительность. Старые здания. Приятный женский голос из версии для слабовидящих рассказывал о современных технологиях и методах лечения, что применяет Отектвуд.

Семь пар белья. Четырнадцать пар носок. Семь футболок, два халата, два костюма, два теплых свитера. Упаковка свечей и спичек. Таблетки от изжоги, диареи, головной боли, назальные капли, репиент от всех видов насекомых и куча учебников и конспектов. И конечно не забыть солнцезащитный лосьон для Рей-Рей. Она ненавидит собирать сумки и все постоянно забывает. Ах да. Он же едет один.

Кори лег на узкую кровать и под мелодичный женский голос, нахваливающий персонал лечебницы, он вспомнил как они сестрой собирались к бабушке с дедушкой и вечно ругались.

Дверь хлопнула и в комнату вошла Рейчел с розовым полотенцем на голове.

– Прокапать тебе глюкозы?

– Вечеринка, мать твою, удалась. – Рейчел достала из раскрытого чемодана брата пачку аспирина и выдавила себе в рот две таблетки.

– Не трогай нашу матушку. Ты рано встала.

– Что бы тебя проводить! – воскликнула Рейчел и приложила два пальца к шее. – Пульс восемьдесят. Боль головная ноющего характера, постоянная, регрессирующая. Тошнота, однократная рвота, приносящая облегчение. Диагноз: похмельный синдром.

Кори рассмеялся.

– Я буду скучать по тебе.

– Я тоже, братик! – Рейчел обхватила брата за шею и обдала смачным перегаром, как от забулдыги из ирландского квартала. – Обещай звонить мне каждый день, и возьми это. – Рейчел протянула ему перцовый баллончик.

– Оставь себе, Рей, я не собираюсь гулять по ночам в сомнительных компаниях, в отличии от тебя.

– Нет возьми! – настаивала сестра. – Это Алабама, а ты даже через зубы плевать не умеешь. Спорим на двадцатку, тебе сломают нос раньше, чем ты выйдешь из автобуса.

– А спорим! – Кори бросил баллончик к остальным вещам и пожал сестре руку. Снаружи сигналила машина, а на телефон Кори пришло сообщение.

– Такси подъехало. Не теряй голову! Люблю тебя.

– И я тебя. – близнецы обнялись. – Звони! – крикнула Рейчел в след.

Кори подхватил чемодан, набросил ветровку и покинул квартиру. На встречу первому лету в гордом одиночестве, и не менее гордой самостоятельности. На встречу взрослой жизни.

А путь во взрослую жизнь, оказался не таким уж и долгим.

Джорджия, Клейтон-Каунти 11:00 a.m.

Два с половиной часа школьника тошнило в бумажный пакет рядом с ним, но мать наотрез отказывалась брать у стюардессы леденцы, отвечая, что организм должен бороться сам. Полтора часа в Атланте, где в Хартсфилд-Джексон, проходила очередная учебная репетиция захвата аэропорта террористами, и служители закона выбрали именно Кори, чтобы показывать на нем остальным как правильно лежать, когда закрывать голову. В каких моментах слушаться требований террористов и как дышать через обоссанную тряпку в случае задымления. Затем час до Бирмингема его кресло пинала маленькая девочка, но Кори был слишком воспитанный чтобы сделать ей замечание. Мать учила его и сестру быть вежливыми, не лезть не в свое дело, не бить в пах и висок.

Алабама, Бирмингем 8:40 p.m

Финишная прямая: одиннадцать часов на автобусе по ухабистым дорогам. Кори хотел поспать, но сначала вместе с ним ехали девочки-скауты, распевавшие свои веселые походные песни, в Охатчи сел музыкант, что собирал деньги в грязную кепку, по который прыгали блохи. С каждой остановкой пассажиры сменялись и менялись их лица. Улыбки сменились на хмурые брови и озлобленные взгляды.

Потом старушка с тележкой заставила Кори уступить ей место, несмотря на полупустой салон и сорок минут ворчала, о невоспитанности современной молодежи. Растяпа пастух оставил свое стадо на дороге и коровы не давали проезда автобусу. Накопилась небольшая пробка и все сигналили. Под конец двое пьянчуг затеяли шумную ссору и вот знак Отектвуд вырос из обочины.

Алабама, Отектвуд 6:30 p.m.

От автобусных и самолетных кресел ноги у Кори отказывались ходить, и он тупо стоял на остановке с минуту. Вечернее розовое солнце в кружевной тени деревьев. Многовековые сосны, уходящие в небеса. Они, наверное, в сотни раз старше Кори. Они росли здесь еще до прихода пилигримов. От их высоты, и свежего воздуха с резким речным запахом и долгого задирания головы вверх, у Кори закружилось все перед глазами.

Кори перевел взгляд. Под исписанным навесом у остановки сидела парочка. Длинноволосый парень в клетчатой рубахе на голое тело и девушка. Крашеная блондинка с черными корнями, в короткой майке с флагом штата. Из-под маечки вываливался пивной живот. Они передавали друг другу пластиковую бутылку пива с ободранной этикеткой и сигарету.

Идиллию парочки прервал седой старик на деревянной доске с колесами.

– Проваливай папаша! Давай катись отсюда, пока я не придал тебе ускорения. – прикрикнул парень и мужчина без обеих ног и одной руки медленно оттолкнулся от земли и поехал в сторону Кори.

– Сынок, не найдется сигаретки? – с надеждой спросил старик.

– Не курю. – неуверенно сказал Кори.

– Я тоже не курил. До войны.

Кори ускорил шаг, чтобы не слышать рассказы о Вьетнаме, но через пару десятков метров начал испытывать стыд. Профессор Макмакен всегда говорила, что пожилые часто страдают от одиночества и обычный разговор с врачом подействует на них лучше всякого лекарства. Но сама Макмакен, все равно сдала своего отца в дом престарелых. И не стоило врать старику, что он не курит. Здесь нет ни матери, ни сестры, ни преподавателей. Здесь никто не узнает о маленьком секрете заучки Лоусона.

Кори извлек сигарету из смявшейся в чемодане пачки лаки страйка, вставил наушники и включил Алабама сонг, группы Дорс. Рейчел с умом подошла к его плейлисту для каникул. Или с издевкой.

Город оказался меньше, чем ожидал Кори. После Нью-Йорка, казалось диким, что пешком можно пройти от одного конца города до другого и увидеть все главные достопримечательности. Водонапорную башню. Церковь, на флюгере которой красовался дятел в десять раз больше креста. Бургерную «сытый Билл», без привычной большой красной вывески, которая по вечерам превращался в бар, единственный на весь город торговый центр «Для всей семьи», площадь, средняя школа, краеведческий музей и старое здание администрации рудника. Отектвуд известен не только своей психиатрической больницей на лоне природе, но еще и угольными шахтами.

– Простите, мэм. – Кори обратился к пожилой даме у сигаретного автомата. – Не подскажите, в какую сторону больница Отектвуд?

– Зачем тебе эта больница? Такой молоденький, а уже болеешь? – ее ярко розовые губы зашевелились вокруг беззубого рта. – На восьмой живет тетушка Роуз. Она все лечит. Племянница моя забеременеть никак не могла и в город ездила и грязи прикладывала и свечи ей прописывали. А потом обратилась к Роуз и двойня. Пять фунтов каждый.

– Эй, не слушай ее! – окликнула Кори молодая девушка, курившая на крыльце сытого Билла. – До больнички, тебе нужна машина, автобусы загоняют в шесть.

Кори быстро ретировался от болтливой старухи поднялся на крыльцо к девушке. Высокая, загорелая, в коротких джинсовых шортах. Ляжки в синяках, тени на веках растеклись от жары.

Что не говори про деревню, а девушки здесь далеки от боди-позитива и феминизма, поэтому радуют местных мужчин короткими юбками и облегающими маечками. При близком рассмотрение у красотки оказалось много черных точек на носу, рабочие руки с облупленным лаком на ногтях, но это нисколько не портило общую картину.

– Ты городской?

– Я из Нью-Йорка.

– Ого. – громко крикнула девушка. – Да ты сверхгородской.

Своей шумностью и чудными словообразованиями девушка напомнила Кори его сестру.

– Меня зовут Кори. Я приехал на практику в вашу больницу.

– В психушку то? – переспросила она. – Меня зовут Эйприл, я здесь работаю, – она указала на двери Сытого Билла позади себя. – Слушай, у моей тетки диабет, недавно ей отрезали целую стопу, но она плохо себя чувствует, не мог бы ты посмотреть?

– Я психиатр и я не уверен.

– Да ладно. Ты же должен лечить не только голову, но и тело. Как Клуни в скорой помощи.

Кори засмеялся над таким сравнением и Эйприл тоже.

А этот Отектвуд не так уж и плох. Тараканы, бегающие по барной стойке и плещущиеся в каплях разливного пива, под кранами. Музыкальный автомат, покрытый толстым слоем пыли, какой Кори видел только в фильмах. Местные шумные завсегдатаи, уставшие шахтеры. Старое кантри. И можно было даже курить. Обычно Кори выкуривал пару тройку сигарет в неделю, а тут на радостях дымил одну за одной, заедая деревенскими бургерами, с которых масло лилось на пальцы.

Эйприл бесконечно болтала о городе, о своих знакомых, больнице, которой ее пугал отец за непослушание. Для аренды машин было уже поздно, но Сэм, знакомый Эйприл любезно выдал ему ключи от старого ржавого пикапа. В ответ Кори должен был подкинуть ему на пиво, на темное пиво, он ведь как-никак из Нью-Йорка.

Уставший Кори выехал только за полночь. Одна фара не работала, и он ехал крайне медленно, чтобы не сбить косулю или не провалиться в яму. Что-то громкое, похожее на выстрел прогремело, и машина встала, подбросив Кори на сиденье.

В лесу было холодно и сыро. Ночные птицы перекрикивались друг с другом. Кори вылез и осмотрел автомобиль, что было совершенно бесполезным занятием. Поднятый капот для Кори, был все равно, что раскрытая брюшная полость для автомеханика. Скверно пахнет и ничего не понятно.

Фонарь моргнул два раза и отключился. Кори остался в свете единственной фары в темном лесу. Звуки становились все громче.

– Стоит опасаться диких зверей и наркоманов, – бормотал себе Кори под нос. – А еще змей и клещей. Я просто сяду в машину и когда наступит утро позвоню в администрацию больницы.

Звонить ночью, Кори не позволяло воспитание. Он ведь всего лишь студент и не стоит отвлекать людей от работы и сна из-за своей же невнимательности.

Лоусон опустил сидение, выключил радио, фару и лег. Сон пришел быстро. Свежий лесной воздух и долгая дорога сделали свое дело.

Удар по двери пикапа. Кори подскочил и врубил фару. Еле заметная тень скрылась во тьме.

– Это, наверное, лиса, или дикая собака. – сказал Кори сам себе, но сердце колотилось так, что выбивало из легких воздух. Не открывая окна, Кори разглядывал темноту. Из-за высоты деревьев неба было не видно. Кори прижался лицом к грязному стеклу и тут же по нему пришелся хлесткий звонкий удар с обратной стороны. Кори вскрикнул, ударился головой о крышу и вжался в противоположную дверь. Ветка колыхнулась от ветра и стукнула в окно. Но это был удар такой силы, что стекло завибрировало, а Кори чувствовал жгучий удар на своей щеке, как от пощечины.

Отодвинувшись от всех окон Кори включил радио на всю громкость, обнял колени и уставился в зеленые цифры номера радиостанции.

Из хриплых динамиков Кети Перри пела, о том, что целовалась с девушкой и ей понравилось. А Кори сидел в лесу, в сломанной машине и ему это совершенно не нравилось.

Гипомания

Следы крови на снегу. Снова. Лукас снял шапку и стал креститься, теребя енотовый хвост своего головного убора. Масляная лампа дымила на ветру, заставляя глаза слезиться. Лукас шел вдоль забора. Не стоило поднимать панику. Следы крови могло оставить раненое животное.

Ноги тонули в снегу. Лампа смолила черным дымом и вскоре погасла.

– Эй, Боб! – окликнул он, сторожа, привалившегося к забору. – Черт Боб, ты опять напился! Ты видел кровь? – Лукас тронул товарища за плечо и тот свалился ему под ноги замертво.

Алабама, Отектвуд 9:10 a.m

Утренние птицы запевали свои песни. Сирены полицейской машины их заглушали. Два удара в стекло и Кори резко поднял голову. На лбу отпечатались два красных пятна от коленей. Радио все еще орало в ухо. За грязным стеклом показалось лицо шерифа в зеркальных очках и сигаретой в зубах.

– Простите. – Кори наспех опустил стекло. – У меня машина сломалась.

– Вы Кори Лоусон? – спросил шериф.

– Да. Это я. – Кори вывалил все свои документы, водительские права и даже медицинскую страховку.

Шериф достал рацию и не вынимая сигареты из рта сказал:

– Сообщите в Нью-Йорк, что мы нашли Лоусона.

– Простите, что отвлекли вас от работы. Это наш новый практикант, мы должны были его встретить. – рядом с шерифом возник низкий полный лысый мужчина лет пятидесяти. Его лицо было красным, и он вытирал пот платком, будто бежал через весь лес за тачкой шерифа.

– Студент? – усмехнулся шериф. – Не ставьте ему двойки. А то его мамаша с сестрой позвонят в ФБР. – Эй парень. – обратился он к Кори. – Позвони родне, они тебя чуть ли не в федеральный розыск объявили.

– Простите. У меня разрядился телефон и сломалась машина. Я не хотел создавать вам проблемы. – извинялся Кори, но шериф уже спешил к своей машине.

– Доктор Лоусон, – лысый протянул Кори потную ладошку. – Добро пожаловать в лечебницу Отектвуд. Извините за неудобства. Меня зовут доктор Арчибальд Шварц и я главный врач этой больницы. Вы не доехали всего милю. Я вызову вам эвакуатор.

Шварц был болтлив, но не как Эйприл, или сестра Кори. И не как ветеран Вьетнама, что стрелял у Кори сигарету. Это было его работой. Ему не нравилось много говорить и выглядеть приветливым. Он задыхался и морщился от лесной духоты.

– Я еще не доктор.

– Вы доктор. Если будете считать себя студентом, то остальные почувствуют вашу неуверенность и неопытность. Вас не будут воспринимать всерьез. Понимаете? А вам уже пора становиться профессионалом. Вам ведь осталось учиться год?

Кори кивнул.

Два поворота по заросшей тропе и перед Кори появился высокий железный забор, обросший мхом и вьюнами. Это было потрясающее зрелище. Будто вход в старый заброшенный замок полный тайн и чудес.

Шварц вытер росу с панели интеркома и приложил ключ. Ворота, скрипя, приоткрылись.

– Подожди, я не так молод, как ты. Дай мне отдышаться. – Шварц уперся руками стену забора и стал шумно втягивать воздух носом.

Кори был не против простоять здесь сколько угодно. Его взору открылись три старинных здания, из красного, потемневшего от влаги кирпича. Озелененная территория с железными скамейками и прудом. Больные в светлых клетчатых пижамах. Это не шло в сравнение с грязным городишкой и пьяными работягами.

– Красота. Этим постройкам, наверное, больше ста лет. – изумился Кори.

– Первое здание было построено в тысяча восемьсот шестьдесят втором году, когда в Алабаму вошли войска генерала Улииса Гранта. Военный госпиталь для раненых. Это здание администрации. Ближе всех к нам.

– В тысяча восемьсот восемьдесят девятом Отектвуд стал первой крупнейшей психиатрической больницей во всем юге. Она почти полностью сгорела в девятьсот девятнадцатом и через пять лет была восстановлена, – закончил Кори. – У этого места богатая история.

– А ты увлекаешься историей?

– Немного.

– Честно скажу, я очень устал. Сейчас передам тебя сестре Колбан, она сделает тебе небольшую экскурсию и расскажет, что к чему. После, жду в своем кабинете.

Мужчины вошли в здание администрации. корпус А. Старинная архитектура смотрелась нелепо в купе с кафелем. Пахло хлоркой и духами сестры Колбан. Сестра Колбан – женщина небольшого роста, с неправильным прикусом. Ее отвлекли от интересной переписки и она, нехотя отложив телефон поприветствовала докторов.

– Можешь звать меня просто Алана.

– А я Кори. – Кори было неудобно называть ее Аланой. Она лет на десять старше его.

Алана шустро зашагала по коридору указывая пальцами на двери и тараторя:

– Архив, бухгалтерия, расчетная группа, учебный класс, на втором этаже кабинет доктора Шварца и главной сестры. – при слове главная сестра Алана поморщилась. Она не очень-то жаловала начальство.

– Вам хорошо платят? – зачем-то спросил Кори.

– На жизнь хватает. Учитывая, что мой муж пьет как свинья и не работает уже полтора года, мы живем не бедно. – вместе они вернулись на улицу, но уже через другой выход. – Следующий корпус Б. На первом этаже палата интенсивной терапии и реанимации, диагностические кабинеты, физиотерапия, рентген и томография, барокамера и прочее. В подвале морг. На третьем этаже женское отделение. На втором мужское. Каждое на семьдесят коек. И конечно столовая. У нас кормят хорошо. Обязательно попробуйте рыбный суп.

– Спасибо за совет.

– Напротив корпус Ц – хозяйственная часть и склад. И корпус Д, – Алана указала на двухэтажное здание, расположенное дальше всех и огороженное отдельным забором с колючей проволокой по всему периметру. – Оно находится под круглосуточной охраной и видеонаблюдением. Здесь лежат преступники со всего штата, которые были признаны невменяемыми и направлены на принудительное лечение.

– Мы пойдем туда? – спросил Кори.

– Без пропуска – нет. Да и не люблю я туда ходить.

– Ты долго здесь работаешь и не привыкла?

– Я не работаю с убийцами и маньяками. Нам сюда. – Алана повела Кори в корпус Б.

Обычное отделение. Такое же как в Нью-Йорке и других городах. Белый кафель. Пожарные шланги, горшки с цветами на окнах и сан бюллетени о вреде курения и признаках инсульта. Резкий запах хлорки, от которого першит в горле. Пожилой мужчина медленно шел по коридору и одновременно мочился на белый пол. Сестры сидели на посту и разгадывали кроссворд. Все это Кори уже видел сотни раз. Из окна возле поста сестры виднелся забор корпуса Д. Он манил своими черными решетчатыми окнами и железными дверями. Вот там настоящая практика, а не старики с болезнью Альцгеймера.

Кори познакомили с угрюмым штатным хирургом Бердсом, который носил теплую кофту с детским рисунком поверх халата. С сестрами Натали Грегсон и Хелен Тисс. Первая произвела впечатление полной идиотки, вторая стервы. Хорошее впечатление оставили терапевт Диссигвол. Она была строга, но позитивна, а еще любила крепкое словцо. Сестра Хелен Доу, тезка Тисс, любящая порядок, чистоту и поддерживающая растения в стационаре. Санитар Мейсон Ли – бодрый, эксцентричный молодой парень. Особенно Кори понравилось, как он звал больных на завтрак, стуча шваброй по стене и крича: «хозяин пайку дает.» И Алана.

По дороге в корпус А, корпус Д все еще манил. Кори воображал обстановку внутри и еще множество колоритных работников.

Доктор Шварц тряс ингалятор. На столе у него был бардак, а этого Кори не любил. На его столе всегда был порядок. Учебники, книги и комиксы по алфавиту. Карандаши и ручки в разных стаканчиках. Даже Рейчел со своей сумасбродностью, не оставляла больше, чем одну кружку кофе на своем рабочем месте. К такому порядку их приучила мать. Кори вспомнил, что так и не позвонил не маме, не Рейчел и они, наверное, сходят с ума.

– Ну как тебе наша скромная обитель? – Шварц сделал два вдоха и откинул ингалятор в своей слюне на документы.

– Весьма уютно. И спокойно. Я проходил практику в больницах скорой помощи. Там такой дурдом. Ой, простите. – Кори осознал, какую глупость сказал и теперь пытался разглядывать узорчатые ковер, чтобы не увидеть порицания Шварца.

– Все нормально. Ни один полицейский не обижается на слово «коп», или «фараон». Если честно, они и сами друг друга себя так называют. А это психушка. Не бойся говорить правду. Я изучил твое дело. Ты очень способный парень. Почему не поступил в колумбийский институт?

– Из-за денег. – признался Кори.

– Ты из неполной семьи. У тебя есть сестра, она тоже учиться?

– Да. Но на бюджет перевели только меня и то полгода назад. Мы учимся в одной группе. Она хочет стать сексопатологом.

– Весьма престижно. И денежно. А ты хочешь стать психиатром? Планируешь вести частную практику или работать в стационаре?

– Пока не знаю. Но хотелось бы в стационаре.

– Похвально. Сейчас молодежь хочет все и сразу. Частные клиники, личные кабинеты. Я в свои годы начинал в обычной больнице в Бирмингеме. Сначала санитаром, потом медбратом и после только врачом. Сам зарабатывал себе на учебу.

– Я тоже работаю санитаром. У меня три дежурства в неделю в госпитале ветеранов. – Кори нравилось болтать с доктором Шварцом. Нравилось его отношение к жизни, к нему. Он стал казаться добрым человеком. И он назвал Кори доктором. Это льстило.

– Как тебе коллектив?

– Вроде дружелюбные люди. – пожал плечами Кори.

– Не преувеличивай. Все посмотрел?

– Кроме корпуса Д.

– А, корпус Д. Больные из корпуса Д, не находятся в критическом состоянии. Но они представляют опасность. Ты умный парень. Ты идешь на президентскую стипендию, ведёшь научные труды. Не бросайся в эту крайность. Завтра я выпишу тебе пропуск. Работать будешь с доктором Фареллом. Он станет твоим наставником. Завтра к восьми, не опаздывай. А пока иди в корпус Ц. Там ты найдешь Эндрю, он покажет тебе дом.

Эндрю было тяжело не найти. Он матерился у забора на газонокосилку. Не смотря на собирающийся дождь и прохладный ветер, он был в рабочем комбинезоне на голое тело. Бросив инструмент и пнув его ногой Эндрю быстро зашагал к выходу.

Их путь длился семь минут, среди густой растительности как на территории больницы, только менее ухоженной. Показался перекошенный деревянный забор и заросший сорняками двор. В лужах и ржавых баках стояла вода, а если не смотреть под ноги, можно проткнуть себе ногу гвоздем или сломать что-нибудь.

Эндрю отцепил один из ключей со своей большой связки и открыл помещение.

– Ванны нет, телевизора нет, сортир на улице, но лучше оборудуй себе ведро, если не хочешь провалиться в говно на глубину шестнадцать футов. Есть электрическая плитка, обогреватель и радио. Связь работает только на кухне. Вот так! – Эндрю с ногами забрался на разделочный стол и прижался к окну. – Бывают термиты. Отрава от них в кладовке, если ее тараканы не сожрали. Ну ты чего взгрустнул, док? Индусы, например, вообще считают, что в доме испражняться грех и с десятого этажа ходят на улицу.

– Спасибо. – еле выдавил Кори. Эндрю громко хлопнул дверью и со стены осыпалась штукатурка.

На уборку не был ни сил, ни желания. Кори смахнул пыль и мертвых мошек со стола, какой-то грязной тряпкой. Бросил на пол чемодан и достал из него ноутбук, учебники, тетради. Спать на продавленном диване он все равно не собирался, пока не проведет ему дезинфекцию. Значит всю ночь будет работать.

Дверей между комнатой и кухней не было. Проем был завешан шторой в пятнах, происхождения которых Кори знать не желал. Он снял ее и ему открылась кухня с электроплиткой покрытой жиром толщиной в два пальца, круглым столом с клеенкой и шумным старым холодильником дженерал электрик.

– В конце концов, так живет тридцать процентов американцев, а пятнадцать еще хуже. – Кори открыл холодильник и нашел там банку с засохшей субстанцией, похожей на арахисовое масло и две бутылки дешевого лагера. Нужно привыкать к деревенской жизни. Кори открыл бутылку прямо об дверцу. Его это очень позабавило. Он же представил, как явиться в Нью-Йорк в носках и шлепанцах, шортах в стиле миллитари, клетчатой рубашке и недельной бородкой, а когда сестра откроет ему двери, он смачно сморкнется на пол зажав одну ноздрю пальцем и Рейчел точно упадет в обморок. Точно! Нужно позвонить Рейчел!

Лезть на стол и сидеть там как на насесте не хотелось. Кори сделал глоток и тут же закурил эту гадость сигаретой, так как закуски у него не было.

– Я умный, а значит и дом умный. – с этими словами, Кори приклеил телефон на скотч к окну в месте наиболее хорошего сигнала, вставил беспроводные наушники в уши.

– Ало! Рей.

– Лоусон! Ты скотина! – разъяренный голос сестры был страшнее любого психа из корпуса Д. – Мы с мамой чуть с ума не сошли! Мы думали тебя убили, разобрали на органы и закопали под сраной елкой!

– Извини, тут дерьмовая связь.

– Рассказывай, как там! – на фоне голоса Рейчел играла музыка. Она явно не так переживала, как описывала, раз уже где-то развлекалась. – Уже научился подбрасывать навоз лопатой дальше всех?

– Нет, но стремлюсь к этому. Рей-Рей, это одновременно кошмар и самое потрясающее, что я когда-либо видел! Ты обалдела бы от этой природы. Тут такие деревья!

– А кофе чертовски хороший?

Кори усмехнулся.

– Кофе я еще не попробовал. Местное население такой колорит. Больница почти исторический памятник! Это все не описать за раз. Я познакомился с девушкой, Эйприл.

– Эй! Осторожнее! Эти деревенские прыткие. Не успеешь моргнуть, а ты уже фермер и у тебя пятеро детей.

– Мы просто общались. Она милая и веселая. А главный врач называл меня доктором Лоунсом. Не студентом, не мистером, не молодым человеком, а доктором. Я обязательно сброшу тебе фото больницы, как только найду нормальный интернет.

– То есть, эта больница не в самой заднице, а где-то на пояснице?

– Она в лесу. А еще меня поселили в сарае. Только маме не говори. Я переночую здесь, а завтра поеду в мотель. – довольный собой и своими достижениями Кори закинул ноги на стол. Он брился, глядя на себя через веб-камеру, так как не нашел в доме ни одного зеркала, читал систематику эндогенных психозов Леонгарда, пил пиво и болтал с сестрой одновременно, как Цезарь.

– Какой мотель? Там грибок, папиломы, грязные туалеты, обслуга открывает номера пока тебя нет и ворует белье. А матрацы, если на них сдохла шлюха от передоза просто переворачивают. Иногда не один раз за ночь! Даже не смей думать о мотеле!

– Рей, здесь туалета вообще нет. Есть ведро. Ведро, Рей! И я даже не знаю, что лучше? Грибок? Или быть съеденным клопами? Я, наверное, просто возьму себе кучу дежурств и буду жить в больнице. Там есть горячая вода и охрана… Черт! – Кори увидел на своей ноге двухдюймового таракана и едва не свалился со стула.

– Что у тебя там?

– Ничего. Развлекайся. Мне пора на войну с клопами. Они образовали тройственный союз с тараканами и термитами. Моя Антанта не продержится до утра.

– А в некоторых странах это деликатес. До завтра Кори. Звони.

– Буду звонить каждый день.

Кори вынул наушники и бросил на стол. Таракан сбежал в неизвестном направлении. За окном от ветра гремел лист железа.

Бутылка быстро опустела, и Кори пошел за второй. За окном послышался шум. Не найдя под рукой тряпки Кори вытер стекло рукавом и стал вглядываться на улицу. Но ничего кроме своего отражения не увидел. Волосы грязные, глаза были красные от недосыпа, лицо обсыпало прыщиками от сна в грязной машине. Громкая вибрация телефона, лежавшего на железной раковине, заставила Кори подпрыгнуть. На секунду показалось, что это рычание шло из-за стекла, а сквозь его отражение на него смотрело то рычащее существо. На телефон пришло уведомление о смене штата и изменении стоимости звонков.

Лоусон допил вторую бутылку и глаза начали закрываться. Сонная доза, как говорила Рей. Читать было бесполезно, Побрезговав столом, Кори положил голову на раскрытую книгу.

***

– Боб замерз! Замерз насмерть! – Дороти меряла лачугу своими маленькими шагами. – Мы приехали сюда заработать денег, а не подохнуть! Подумай о детях, Лукас.

– Сядь и успокойся. Боб был пьянчугой! Потому и замерз!

– Нам обещали золото! Генри обещал нам золото! И где он собрался его мыть? В снегу? Четыре месяца, ты только и делаешь, что охраняешь этих дикарей и пропадаешь в шахте. За это время погибло семеро! Я не хочу оказаться в их числе. И не хочу, чтобы ты или наши дети оказались в их числе. Дорогой прошу тебя. Давай уедем.

– Мы никуда не едем! Нагрей мне воды! – Лукас громко хлопнул дверью, запустив в дом ледяной вихрь.

В холодном воздухе, Лукас учуял запах трубки. А вскоре показался и ее владелец – Остин. Крепкий старик с красным носом.

– Генри искал тебя. – Остин затянулся и прищурился, чтобы снежинки не попадали в глаза.

– Дороти опять закатила истерику. Не нравиться ей тут.

– Черт разберешь этих баб. Я надеюсь, ты не собираешься ее слушать? Чума убила два поселения, но до нас так и не дошла! Эту землю бережет сам Господь. Давай топай.

Утопая в снегу, Лукас двинулся к дому возле частокола, что отгораживал индейцев. И рудники.

Лукас приоткрыл маленькую щель, что бы не охлаждать помещения и протиснулся в нее.

– Сними сапоги. – зычный и четкий голос Генри из комнаты приказал Лукасу и тот стянул обувь.

Генри жил богаче остальных. Не в ветхой постройке, что еле сдерживает холодные ветра, а в добротном, утепленном доме. Шкуры животных на полу и чучела на стенах. Генри стоял у стола в кожаном фартуке и перчатках. На обеденном столе лежал Боб. Весь пол и ноги Генри были залиты красной кровью. Она стекала по ножкам стола, сворачиваясь и опадая кусками.

– Иисус Мария! Генри, что ты делаешь? – Лукас застыл в дверях не в силах двинуться вперед или убежать назад.

– Боб умер не от низкой температуры. Он даже не отморозил пальцев. Подойди, Лукас. Взгляни на сердце.

Лукас сглотнул подступающую к горлу рвоту. В руке Генри сжимал человеческое сердце. Размером чуть меньше, чем у взрослой свиньи. Он шевелил его пальцами, надавливал и отпускал. Из двух отростков посреди органа, выплескивались густые темные сгустки.

– Видишь эти точки. Это кровоизлияния. Боб умер не от холода. Боб умер от разрыва сердца. От страха! Что-то напугало его до смерти!

Лукас думал, что следующим, от страха разорвется именно его сердце.

– Здесь не так много людей, кому я могу доверять. Старик Остин, Ты. И, пожалуй, все, – Генри методично проталкивал сердце Боба в банку. – Это место таит в себе много загадок. И когда мы разгадаем их, то станем самыми богатыми людьми в новом свете.

– Нужно предать Боба земле. – неотводя глаз от пола сказал Лукас.

Истерия

Алабама, Отектвуд 3:04 а.m.

Лист металла в очередной раз загремел от порыва ветра. И Кори резко поднял голову. Оборванные обои, спертый воздух, черные от пыли рамы. Хотелось закричать «Где я?», но потом Кори вспомнил. Он в Отектвуде. Штат Алабама. Через четыре часа ему вставать на работу. Кори уложил голову обратно на книгу, но сон не приходил. Холодильник назойливо шумел, и часы тикали. Кори оглядел кухню и комнату. Никакого намека на часы в доме не было. У него электронный фитнес браслет и звука он не издает. Ни на стенах, ни на столе. Часов нигде не было, но что тогда тикает? Кори засунул мизинец в ухо и прочистил его. Звук никуда не исчез.

Обойдя все, Кори выдернул шнур холодильника из розетки. Теперь тиканье стало более отчетливым. Кори прошел в самый дальний угол и открыл кладовку. Из нее тотчас посыпались швабра, метла, тазики и ведро. Кори зажег тусклую желтую лампочку. Бутылки с чистящими средствами и тряпки на полу. Часов не было, а вот звук становился сильнее. Холодок пробежался у Лоусона по спине.

– Это сон, – Кори щипал себя за руку, это было больно, но не помогало. – Во сне нельзя ничего прочитать, – Кори рванул к столу, схватил книгу и начал вслух читать первое попавшееся предложение. – Кататония речевой заторможенности является противоположностью кататонии речевой готовности, – Кори почти кричал, но навязчивый звук был громче. – Для нее типична чрезвычайная разговорная инертность., переходящая на отдаленных стадиях развития болезни в полное отсутствие разговорных импульсов. – голос срывался. От страха хотелось плакать. Лоусон бросил книгу на стол и дом наконец погрузился в тишину. Тишину настолько густую и вязкую, что невозможно было в ней дышать. Радио! Эндрю говорил про радио. Кори, сбивая стулья, побежал на кухню, и нашел старый приемник. Кнопки почти вросли в грязь и не двигались.

«Шесть часов ровно. Кто-то уже проснулся на работу, а кто только ложиться в постель. А мы слушаем Шакиру…»

Кори сел на пол возле приемника. Он смотрел в стену, но не видел ее. Приемник хрипел, искажая музыку. Женский голос превращался в хруст костей и кашель захлебнувшегося. Кори пожалел, что включил радио.

Телефон загудел. Будильник. Кори моргнул. За грязными окнами светало. Туман заполонил почти весь его двор. Он скрывал весь мусор и хлам, оставляя лишь силуэты деревьев. Зрелище было завораживающее. Минут пятнадцать Кори смотрел в окно.

Без пятнадцати восемь доктор Лоусон стоял в холле корпуса А. Алана лениво натягивала халат, поверх цветастого платья. Он увидел санитаров, сестер и врачей, плетущихся на работу с угрюмыми лицами. Он побывал на планерке, где чуть не оглох от крика Шварца. Пожилой добряк, оказался не таким уж и добрым.

После сестра Грегсон заварила растворимый кофе и достала домашнюю выпечку в пластиковом контейнере.

– Суховато. Ты добавила мало масла? – санитарка Мириам громко жевала и критиковала стряпню Грегсон. Кори был рад и такому. Он ел, кажется, в понедельник вечером, а сегодня утро среды.

– А, по-моему, очень вкусно. – сказала Алана и Мириам бросила на нее недобрый взгляд. Она была крайне неприятной женщиной. Кори не успел познакомиться с ней вчера, но и знакомству сегодня он был не рад. Поджатые в недовольной ухмылке губы, крашенные в бордовый цвет волосы, и почти не закрывающийся рот. – Кофе пить утром, так все бегут. Но никто ничего не носит. Я должна всех кормить?

– Спасибо, пойду работать. – Алана громко поставила свою кружку в раковину и вышла из бытовой. Кори тоже не стал допивать. Несмотря на бессонную ночь, чувствовал он себя бодрым. Даже на лекции, он вставал с большим трудом, а здесь, поспав едва ли часа три, он был бодр и готов к работе.

Доктор Фарелл пришел в половине девятого. Это был не определенного возраста, лысый мужчина с загорелым лицом и кучей родинок. Ему было совершенно наплевать на происходящее вокруг. Он наступил на разлитую больным кашу, грустно поглядел на свои туфли и двинулся дальше.

– Доктор Фарелл. Я Кори Лоусон. Доктор Шварц сказал, что я буду проходить практику у вас.

– У меня? – переспросил Фарелл, так, будто вообще не понимал, что происходит. – У меня. У меня! – пропел он. Кори стоял у двери и еле сдерживался от того, чтобы не рассмеяться. – Первая клиническая практика?

– Нет. Я был в…

– Отлично. Прилично! – перебил его Фарелл. – Можешь звать меня просто Лео. Женат?

– Нет. – ответил Кори.

– Везет. Пьешь?

– Нет.

– Возьми тогда конфету. – Лео вытащил из кармана смятую, растаявшую шоколадную конфету и протянул Кори. Не зная, как себя вести, с этим странным человеком, Кори развернул лакомство, стараясь не запачкать руки. – А я сейчас выпью, и мы пойдем на обход. – доктор извлек из с шкафа с дипломами початую бутылку старого Смаглера и налил в кофейную кружку с надписью лучший доктор.

– Я еще никогда не проходил практику в стационарах психиатрического профиля. Скажите, есть ли какие-либо различия, нюансы?

– Не знаю. – пожал плечами Лео и выпил залпом половину кружки. – Я никогда не бывал в других больницах. Мне не с чем сравнивать.

– Шварц на планерке был очень зол, что вас нет.

– Я поздно встал. Как говорил Уинстон Черчилль, никогда не стоит стоять там, где можно сидеть, и никогда не стоит сидеть там, где можно прилечь. Придерживайся этого правила и проживешь до ста лет.

– Может, введете меня в курс дела? – осторожно спросил Кори. Фарелл, вызывал у него двоякое чувство. Казалось он уже начал обход и это его первый пациент.

– Курс на Геттисберг, генерал Хет! Нам нужна обувь!

Тут Кори не сдержался и издал смешок.

– Ну вот. Рабочий день нужно начинать с улыбки. Курс дела. У нас с тобой двадцать больных. Шестнадцать в Б и четверо в Д. Сначала сделаем обход здесь, а потом пойдем в казематы, – Лео вывалил на стол кучу потрепанных историй болезни, едва не опрокинув свою кружку.

– Доктор Фарелл. – дверь кабинета открылась и в ней показалась седая голова в маленькой розовой шляпке.

– Эмма! Входите! Вы опять потеряли выписку?

– Нет. Зашла сказать вам спасибо. – старушка просеменила по кабинету и поставила на стол небольшой торт в пластиковой коробке.

– Доктор не ест! Доктор пьет! – гордо сказал Лео. – Отдайте сестричкам.

– До свидания! До следующего обострения.

– Эмма Колдберг, подруга королевы Елизаветы. И я не шучу. Она действительно жила в Великобритании и общалась с ее величеством. Старческая энцефалопатия. Чудесная бабуля. Это она дала мне ту конфету, что ты сейчас жуешь. Я-то сладкое не ем. У меня диабет. – сказал Фарелл и опустошил кружку. – На обход! Милорд!

Лео ходил быстро. Своими длинными ногами он перешагивал через четыре плитки сразу и никогда не наступал на швы, как заметил Кори.

Начали они с женского отделения. «Дамы вперед!» – сказал Лео.

Первой была девушка подросток. Она не реагировала ни на сестру стаблетками, ни на соседку по палате, вспоровшую матрац и поедающую оттуда поролон.

– Кристина! Что на этот раз?

– Она наглоталась таблеток. – ответила за больную Мириам.

– Доктор Фарелл. Это снова я. – девочка впервые отреагировала. Она вылезла из-под одеяла и Кори увидел тонкие девичьи руки, покрытые рубцами вдоль и поперек.

– Что ты выпила?

– Пачку клоназепама. – честно ответила Кристина.

– А потом лежала в собственной рвоте. Вон, даже сейчас кусочек в волосах. Недостойная леди смерть, мисс Смит! – Фарелл вытащил присохшую субстанцию из волос девочки и бросил на пол. – Ты принимала таблетки, что я тебе прописал?

– Нет. Мама сказала, что это пустышки и она не будет тратить на них деньги. Но на самом деле пустышка это я. Ей было бы лучше, если бы я умерла.

Кори так надеялся поддержать беседу, но он просто застыл. Смит было пятнадцать. В этом возрасте он собирал макеты, ходил на бейсбол по воскресениям, читал комиксы. А эта бедняжка думает о смерти.

Лео внезапно переключился на следующую.

– Миссис Прич! – Лео выхватил кусок матраца из руки женщины и закричал. – Вы хоть знаете, сколько в поролоне калорий? Хотите испортить фигуру? Эту прекрасную фигуру?

Миссис Прич замерла и выплюнула из рта едва разжеванный поролон.

А Кристина Смит даже начала улыбаться, глядя как Лео читал лекцию о правильном питании миссис Прич. И она его слушала. Она огладила свои бока, что бы проверить не поправилась ли. Кори тоже улыбался, Лео хотелось слушаться. Большинство пациентов в таких клиниках чувствуют себя одинокими и непонятыми. Им как детям нужна забота и внимание и доктор Фарелл давал им все это.

– До свидания девочки! Увидимся завтра на художественной терапии.

В мужском отделении Фарелл здоровался с каждым за руку. Алексу Колинзу даже дал пять. Фарелл сам осматривал больных, не вызывая терапевта или хирурга. Любил рифмовать слова. Часто напевал. Помог санитару Ли сменить памперс одному из больных.

– Давление то повышается, давление? – кричал Фарелл мистеру Гарфанклу в самое ухо.

– Что? Лео, это кто? Твой сын?

– У меня дочь, мистер Гарфанкл.

Кори морщился. На время практики он взял отпуск и быстро отвык от общения с глухими больными.

– Хочешь фокус? – обратился Гарфанкл к Кори.

– Показывайте! – громко ответил Кори и Лео одобрительно похлопал его по плечу.

Старик закрыл лицо руками, отвернулся и протянул Кори два кулака на выбор. Кори выбрал правый. Дед раскрыл ладонь и в ней оказался его глазной протез. Лоусон отшатнулся и чуть не упал на кровать, стоящую позади.

– Гарфанкл. Отличный фокус! – Лео искренне смеялся, а Гарфанкл облизал стеклянный глаз своим белым языком и вставил на место.

– Теперь пойдем к мистеру Лессеру. Только ты молчи. Он незнакомых людей боится. – доктора подошли к следующей койке.

Не старый брюнет ковырял ногтем тумбочку и что-то бормотал себе под нос.

– Мистер Лессер. Доброе утро. Какие дела?

Больной встрепенулся, выпрямился. Глаза его заблестели. Он прижал палец к бородавке на шее, и глядя сквозь докторов начал говорить громко и четко, но с самим собой.

– Хьюстон. Да. Точно так. Неужели? Сегодня? Ну все. Не отвлекайте меня! – он убрал палец с родинки и отрапортовал доктору. – Вечером будет дождь. Конгресс будет пересматривать закон о налогообложении алиментов.

– Спасибо Лессер. Не знаю, с кем он разговаривает, но все что говорит утром к вечеру сбывается. Газет не читает, телевизор не смотрит, почти ни с кем не общается. Предсказал принятие закона о третьем поле в документах и с каким отрывом Трамп победит на выборах. Хочешь верь, а хочешь нет.

– Нечего тут топтать.

– Мне что, по воздуху летать?

– Легли на койку и болейте!

– Твое место швабра!

– А твое койка!

Лоусон и Фарелл вышли на шум.

Мириам ругалась с тучным молодым альбиносом.

– Доктор. Я напишу жалобу на вашу санитарку.

– И я полностью вас поддержу. Вы можете ходить, где хотите. – ответил Лео.

Мужчина отвернулся от докторов, прижал к уху тапочек и начал громко говорить о статьях, документах и правах.

– Бывший адвокат по недвижимости. Николсон. Ну, не будем отвлекать его, у него серьезная сделка.

Алабама, Отектвуд. Лечебница 1:20 p.m.

Кори так и не удалось ни с кем поговорить. Зато удалось заполнить все листы наблюдения в историях, отметить температурную кривую, которой сестры попускались и рисовали непонятные заборы. Подклеить анализы в нужные места.

Так же он начал свой отчет. Описал там Кристину Смит, хроническая депрессия и восемь попыток суицида. Линда Прич. Обсессивно-компульсивное расстройство и расстройство питания. Алекс Коллинз. Задержка психического и физического развития. Уильям Гарфанкл. Болезнь Альцгеймера. Дик Лессер. Биполярное расстройство. Николас Николсон мегаломания.

Он старательно переписал все листы назначений, расчертил листы наблюдения.

– На обед проходим! – раздалось в коридоре, и он наполнился шумом. Гарфанкл выбежал в одних трусах.

На обед по общей диете давали капусту с куриной кожей, и костями.

Заедая его плохо пропеченным хлебом, сестра Тисс рассуждала, что больше любит ресторанную пищу. Кори очень хотелось сказать, что эта любительница высокой кухни, сейчас объедает пациентов на государственном обеспечении, но он все еще был очень воспитанным.

– Штабная крыса! – таким возгласом встретил его доктор Фарелл после обеда. – Я шучу. Просто ты весьма хорошо справился с бумагами. Я люблю реальное общение и ненавижу писанину.

– В школе говорят, что правильно заполненная история, лучше излеченного пациента.

– Чертовы бюрократы! Ты получил свой пропуск? Мы идем в корпус Д.

Кори был так увлечен обходом, что даже не заметил, как на улице пролился дождь. Мокрая трава испачкала белые форменные брюки. Они прошли через двор для прогулок, мимо корпуса Ц и подошли к забору. Охранник приветливо улыбнулся Фареллу и открыл автоматические ворота. Здание корпуса стало совсем черным, от влаги прошедшего дождя. Все охранники были простыми и славными парнями с красными припухшими глазами и помятыми лицами, после ночных гулянок.

Коридоры были такими же, как и в корпусе Б, но уже без цветов и красочных картинок о правильном питании и профилактик инфаркта. Не было поручней вдоль стен. Здание было одноэтажным, на первом этаже были только раздевалки, посты охраны и комната для хранения уборочного инвентаря. Вся жизнь кипела в подвале. Лязгали железные замки, медсестры и медбратья так же шумели. Санитары лениво слонялись с суднами в руках и шаркали ногами. Два коридора. В одном двухместные палаты, в другом одноместные. В конце они сливались в один и замыкались постом сестры, кабинетом дежурного врача и процедурным. Лоусон сравнил бы это отделение с тюрьмой, но тюрьму он видел только по телевизору. И это не слишком походило на Оранжевый – хит сезона, который смотрела его сестра. Лоусон бежал за Фареллом по узкому проходу. За решетками палат были самые разные люди. Одни лежали, глядя в одну точку на потолке, другие кричали и метались, как животные. Третьи прилипли к дверям и просовывали свои пальцы сквозь прутья, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Час суда близок! Никто не уйдет от руки правосудия. На всех вас обрушаться горящие камни и кипящая смола. – декларировал седой, но не слишком старый мужчина. – Доктора! Ваши белоснежные халаты скоро окропит кровь! Они станут алыми! Алыми как небо на нашими грешными головами.

– Идем, Кори. Это, слава богу, не наш больной.

– Религиозный бред. – заметил Кори.

– Если хочешь с ним пообщаться, то тебе к доктору Калуум. А вот и она! Барб!

– Привет, Лео! Здравствуйте доктор Лоусон. – их поприветствовала высокая женщина с короткой стрижкой. На груди ее синего халата красовалось два бейджа. Один на имя доктора Барбары Калуум. Другой на имя сестры Ирен Эдисон.

– Снова прикрываешь эту лентяйку?

– У Ирен семейные проблемы. – ответила Барбара. Они начали разговаривать еще задолго до того, как встретились посреди коридора и обнялись.

– И она сама виновата в них!

– Эй! Кто это мочится на пол! – Барбара резко развернулась и ударила ладонью по решетке. – Барри! Немедленно надень штаны.

– Извините доктор Калуум.

Кори удивленно наблюдал, как гора мышц в шрамах отвернулась и залепетала словно ребенок.

– Еще раз увижу, скажу брату Гаррисону поставить тебе катетер. А тендер в этом году не сыграл и вазелина у нас нет. Унитаз. Мочиться. Приступай, – Барбара вновь повернулась к Фареллу, и ее грозная гримаса сменилась добродушной улыбкой. – Шварц на планерке сказал, что ты не сдал сорок историй. Почему не попросил помощи?

– Простите, генерал Арчер. Требую поддержки!

Барбара добродушно рассмеялась.

– Барбара, доктор Лоусон проходит практику, дашь ему как-нибудь взглянуть на Рафаэля?

– Да пожалуйста! Только не приноси ему библию, как бы он ни просил, Кори. Иначе он опять ее сожрет, а у него синдром раздраженного кишечника.

Кори кивнул, и они продолжили путь.

– Обычно я общаюсь с больными в палате, или через решетку. Но по правилам это нужно делать здесь. В комнате посещений. Это твой первый день, поэтому будем работать здесь.

Кори оглядел комнату. Две двери. Одна для входа посетителя, вторая для больного. Посредине металлический стол и два деревянных стула. Посреди стола массивное кольцо, через которое пропущена цепочка наручников.

Брат Гаррисон, рослый и здоровый как шкаф, вошел через дверь для больных, стянул мокрую перчатку со своей руки и поздоровался с Фареллом.

– Я уже было подумал у нас проверка.

– У меня практикант, Джо. Я хочу показать ему, как нужно работать правильно, неправильно, он и сам научится.

– Кого привести?

– Давай Дастина.

Джозеф Гаррисон кивнул и скрылся за железными дверьми.

– Алан Дастин. Посттравматический синдром. Вернулся из Сирии и убил своего соседа. Потом будет Латаша Бригс. Шизофрения. В один прекрасный день отравила пятерых своих детей и мужа, потому что решила, что они не настоящие и их подослали убить ее.

– Термин шизофрения устарел доктор. Сейчас принято использовать аффективное расстройство.

– Как розу ты не назови…– процитировал Фарелл.

Гаррисон привел молодого мужчину, совершенно безразличного ко всему происходящему. Взгляд на тысячу миль. Можно сто раз услышать, но один раз увидеть этот симптом – дорого стоит для врачебной практики. Фарелл утомился и дал Кори возможность поработать. Но как Лоусон не старался не узнал ничего, кроме его имени и личного номера. Кори вновь задумался о своей жизни. Он спокойно просыпался, ходил в медицинскую школу, в то время как ребята, вроде Алана, гибли на войне. Они засыпали под звуки выстрелов и бомбежек. Как вообще он, маменькин сынок, может понять и вылечить человека, который защищал ценой жизни интересы его страны? Он ходил сутками в берцах и смотрел как убивают его друзей, что бы Кори мог ходить в халате за пятьдесят баксов.

Алана увели.

– Не унывай, Лоунсон. Много ли ты таких видел? Ни у кого с первого раза не получается. Для этого и существует практика. Миссис Бригс твоя. Я слова не скажу.

Кори кивнул. Гаррисон ввел темнокожую полную женщину. Увидев их, она ринулась назад, но Гаррисон держал ее крепко.

– Доктор Фарелл. Он хочет меня убить! – завопила Латаша, указывая пальцем на Лоусона. – Он убьет меня! Прошу вас! Помогите мне.

– Кори, выйди. – рявкнул Фарелл и побежал к Латаше, забившейся в истерике на плече невозмутимого брата Гаррисона.

Кори послушно покинул комнату посетителей. Это было очень обидно. Теперь Фарелл точно не даст ему разговаривать с больными. Посадит за бумаги, выставит четверки в конце месяца, и он отправится обратно домой.

– И дьяволом станет агнец. – вопил Рафаэль из своей камеры. Кори захотелось уйти отсюда. Убежать.

– Бога нет, Рафаэль! – громкий голос Барбары Калуум встряхнул Кори. Фарелл использует патерналистскую модель общения с пациентами. Он для них отец. Заботливый, но строгий. Он имеет власть над ними. Калуум старается отказаться от монолога и перейти к диалогу. Но жесткий характер стремится подавлять. Кори решил использовать полностью герменевтический подход. И пусть в этой деревне никто не слышал о биоэтике. Он постарается стать каждому больному другом.

Фарелл позвал Кори обратно.

– Реланиум наш друг, доктор Лоусон.

– Извините, Лео.

– У Латаши часто бывают приступы. Она привыкнет к тебе. Следующий Морган Смит. Двоюродный брат Кристины. Аффективное расстройство, – Лео сделал акцент на диагнозе, из-за упрека Кори. – Изнасиловал и убил тринадцать молодых девушек. Садист и животное. Я за то, чтобы таких сажали на электрический стул. Но также я, за то, что за таких как этот ублюдок нам доплачивают тридцать процентов,

Гаррисон ввел крупного парня, не старше тридцати. У него был маленький лоб и массивная челюсть. Белые брови на изрытом следами от акне лице.

– Здравствуйте доктор. Ко мне кто-то пришел?

– Я доктор Лоусон. Я работаю вместе с доктором Фареллом. Расскажите о себе мистер Смит.

– У вас есть девушка, доктор? – мягким голосом спросил Морган

– Нет.

– Очень жаль. Я бы хотел, чтобы вы рассказали, как она пахнет. – Смит закатил глаза. Кори почувствовал странное желание ударить в одну из этих отечных щек.

– А у вас было много девушек, мистер Смит.

– Они пахли дешевыми духами из костко и сигаретами. Они пахли солью.

– Достаточно. Джо, уведи его.

Барт подхватил Моргана за плечи.

– Они постоянно визжали и вопили не надо! Будто они королевы! Я не люблю, когда на меня кричат! – лицо Моргана покраснело от возбуждения.

– Не стоило. Я бы справился.

– Справляться будем в туалете! Или по миссисипи! – прикрикнул Фарелл и поднялся со стула. – Если хочешь, возьми истории домой.

– Куда вы, Лео? У нас ведь еще один пациент.

– Крашер, – доктор Фарелл поежился, словно от холода. – Это больной доктора Апекса.

Кори вспомнил портреты в холле корпуса А. Один из них был подписан фамилией Апекс.

– Апекс уехал на повышение квалификации в Вашингтон, на полгода, и мне досталось несколько его больных, включая Крашера. Вытянул короткую спичку. Там все печально. Я люблю лечить людей. Видел всяких за свою практику. Но этот вызывает у меня отвращение. Признаюсь, честно, я не был у него уже пять дней. Надеюсь, он сбежал. Ну или умер. Можешь сам с ним общаться если хочешь. Я тебе за это по практике напишу такую характеристику, что тебе сразу диплом отдадут.

– Он так ужасен?

– В вашей школе таких не показывают. Клинический случай. Классическая темная триада, видел хоть раз в своих хосписах? Нет, конечно. Биполярное расстройство, функциональная социопатия, обсессивно компульсивное расстройство, мегаломания с бредом изобретательства. Пиромания. В четырнадцать собрал взрывчатку и взорвал в школьном туалете, трое погибших.

– Старик думает, что он Тесла? – уточнил Кори.

– Старик? Он твой ровесник.

Тут Кори уже серьезно удивился, большинство его ровесников не могли собрать даже лего, не то, что бомбу, да еще и в четырнадцать.

– И если честно, можешь усомниться в моей квалификации, но он имеет огромное влияние на собеседника. Аура у него такая. Дар убеждения. Он начинает говорить и будто в гипноз вводит. Мерзкое чувство. Он убил двадцать семь человек и одного полицейского. Двадцать семь. А что ты сделал в свои двадцать пять?

– Я… – Кори притих.

– Я шучу. Это шутка из интернета. Я думал молодежи такое нравится.

Кори такое не нравилось. Еще ему не нравилось, что доктор Фарелл посчитал мертвого полицейского отдельно от людей.

Оставив все свои записи Фарелл, ретировался из кабинета, бросив на прощанье строчку из письма генерала Ли Линкольну.

– Мистер… Гаррисон.

– Чего? – Гаррисон приоткрыл дверь. Он смачно нажевывал жвачку и ждал дальнейших указаний.

– Вы не могли бы пригласить Чарльза Крашера?

– Давай на ты док. И зови меня просто Джо, мне не пятьдесят лет. – Гаррисон улыбнулся. А он не такой уж и угрожающий. Когда он рядом становится спокойно, потому что его кулак больше головы любого из больных.

Пока к доктору Лоусону вели пациента, он успевал пролистывать толстую историю. Все обследования были противоречивы, а назначения… За такие назначения профессор Хоуп заставил бы их сожрать все назначенное разом.

Гаррисон втолкнул в кабинет пациента. Это был тощий блондин в клетчатой выцветшей от стирок пижаме, как и у остальных. Видимые руки и шея были в черных татуировках, но не в тюремных, а скорее в племенных индейских. Лицо больного не было приплюснутым, как у других местных. Острый нос и исследующие глаза. Они впитывали, пожирали каждый миллиметр комнаты, и всех, кто в ней находился.

Лоусон сохранял серьезность и безразличие, пока Гаррисон закреплял наручники на запястьях Крашера.

Кори старался не смотреть в историю, чтобы не упасть в грязь лицом, перед этим человеком. Да, Кори и сам отмечал, что в парне было что-то зловещее, но не так страшен черт, как его малюют.

– Здравствуйте. Меня зовут Кори Лоусон. Я ваш новый лечащий врач. – представился Кори.

– Лоусон. Как виски. Буду звать тебя доктор Виски.

А насильник хотя бы поздоровался.

– Как хотите. Расскажите мне о себе, пожалуйста.

– Виски, ты ведь не настоящий доктор. – Крашер резко наклонился и уставился на Кори снизу-вверх. – Из Нью Йорка?

– Вы уже обо мне слышали? – Кори пытался не показывать беспокойства. Он должен справиться. Он не должен звать брата Гаррисона меньше, чем через минуту. Мимика у Крашера была очень богатая. Пугающая и забавная одновременно.

– На учебнике маркировка Маунт-Синай, Нью Йорк.

– Вы очень внимательны, мистер Крашер.

– Чарли. – поправил Крашер.

Кори не ожидал от мегаломана с бредом изобретательства такого раскрепощенного поведения. Думал, он будет просить звать его профессором Крашером. Что ж. Это отличное начало.

– Как тебе Отектвуд? – вопросы начал задавать Чарли. Кори упустил момент.

– Нормально. А как ты себя чувствуешь?

– Как в психушке. – усмехнулся Чарли и грохнул стулом под собой. – Лео опять спит пьяный и свалил на тебя всю канцелярию?

– Может, лучше, поговорим о тебе, Чарли?

– Используешь метод общения доктор пациенту друг? Тебе претит патер, потому что рос без отца? Давай Виски, ты же хотел поговорить!

Кори резко почувствовал пациентом уже себя. К такому напору он готов не был. Крашер был шумен и настойчив. Все его слова звучали как приказы к действиям.

– Позвать Джо? – спросил Чарли.

– Да. У меня не было отца. А у тебя? – Кори хотел перетянуть инициативу на себя.

– А у меня был. Я выиграл. – Каршер играл мимикой и извивался на стуле. Предсказания Фарелла сбывались. Он был увереннее в себе любого здорового начальника. Лидера. И действительно обладал внушительным влиянием над собеседником. А еще, в отличие от всех пациентов, он смотрел прямо в глаза, ни отводил их, ни опускал, и они не бегали в его глазницах как бешеные собаки. И от его взгляда становилось тесно в собственной голове. Из проявлений болезни, Кори разве что заметил, что Крашер беспрерывно стучал ногой. Но и сам Кори не упускал возможности пощелкать ручкой на экзамене.

– Отец бросил мать, когда она забеременела мной и сестрой. – зачем-то сказал Кори. Его никто не призывал к таким откровениям, но почему-то фраза сама вылетела.

– Пытался его найти?

– Не считаю нужным. Из чего собрал взрывчатку, которая унесла жизни двоих детей и одной учительницы?

– Мука и удобрение. Запал сделал из шнурков. Пропитал бензином и покрыл парафином. Главное было рассчитать скорость горения. Эй Виски! Не позорься, – Крашер перегнулся через стол и оказался у самого лица Кори. Лоусон задержал дыхание и замер, будто встретил в лесу медведя и следует всем наставлениям учебника по безопасности жизнедеятельности. – Гаррисон подслушивает. – прошептал он и резко вернулся на место.

– Ты расскажешь о себе?

– В истории все написано. Можешь найти пятнадцатый выпуск Отектвуд двадцать четыре. За две тысячи пятнадцатый. Это местные новости. Мне посвящен целый эпизод. Еще моя статья о нагрузках на болотистую местность. А местность здесь крайне интересная. Джо! Я хочу в туалет! – завопил Крашер, и медбрат вывел его.

Лоусон оставался сидеть. Это был первый разговор с пациентом в этой больнице и самый странный.

Быстрый и настойчивый голос Крашера все еще звучал в голове. Кори чувствовал себя так, будто его прокрутили в стиральной машине. Джо закрыл дверь на замок. А Кори все сидел и сидел, глядя на пустой стул, пока Мириам не пришла мыть пол и не выгнала его.

Некоторые из сестер уже сменились ночными. Рафаэль все еще предвещал страшные картины библейского апокалипсиса, гремя судном по решеткам.

Фарелл спал на кресле в своем кабинете, на полу стояла пустая бутылка старого Смаглера. Кори тихонько сложил все истории в свой рюкзак и пошел домой.

Дома Кори ждала все та же грязь и пустой холодильник. Так дело не пойдет. Эндрю обещал посмотреть машину и сдержал свое обещание. Фары теперь не горели вообще, но за то старый додж завелся и двинулся по вязкой от дождя земле. Прогноз погоды Лессера сбылся.

В половине седьмого из-за леса показался Отектвуд. Улицы были людные, кто-то спешил домой, кто-то на ночную смену. Третья достопримечательность города после церкви и закусочной сытого Билла, был гипермаркет для всей семьи. Он так и назывался. Это был неприглядного вида ангар снаружи с кучей отделов внутри. Продукты, дешевая одежда, инструменты и даже объявление, что скоро здесь будет магазин Эппл.

Алабама, Отектвуд 7:20 p.m.

Рейчел бы не одобрила ни один пункт в его списке покупок, кроме упаковки Гиннеса, но заботиться о правильном питании Кори было лень. Он стоял посреди зала с упаковкой блинчиков с сыром для микроволновки и вспоминал, есть в его шалаше микроволновка.

– Эй доктор, возьми лучше с беконом! На них скидка в пятьдесят центов.

Кори поднял голову и увидел старую новую знакомую Эйприл.

– У меня, кажется, есть только плитка и я не уверен, что она не взорвется, когда я ее включу.

– Вот так и доверяй законам об общежитиях для молодых специалистов. Мой отец сегодня в ночную смену на руднике. Хочешь пойдем ко мне? У меня точно есть микроволновка и она точно не взорвется.

Кори молча кивнул. Девушка зовет его в гости. Не как приложение к сестре, а именно его. Свалив покупки в одну тележку, они двинулись на кассу. Эйприл рассказывала, как сегодня ей на ногу уронили галлон пива.

Дома у Эйприл был чуть лучше, чем в сарае при больнице. Пол в песке, всюду клетчатые прокуренные пледы, пахло кошкой.

Эйприл высыпала корм в пластиковую миску из трёхкилограммового пакета и рассыпала все кошачью еду по полу.

– Кис, кис! Жрать подано, Френки.

– Можно не скромный вопрос? – спросил Кори.

– Валяй. – ответила Эйприл и слегка покраснела.

– У тебя есть душ?

– По коридору налево. – Эйприл ожидала другого нескромного вопроса.

Ванна у Эйприл была завалена горами грязного белья, пустыми флаконами, и баночками. На стенах хозяйничала плесень. Кори вспомнил про грибок, но вариантов у него было немного.

За окном быстро стемнело из-за туч. Они с Эйприл курили в большую банку из-под растворимого кофе и смотрели какой-то полицейский сериал.

– У него убили напарника, а потом он впал в кому на семь лет и теперь пытается вернуть свою семью и найти убийцу напарника. – Эйприл вводила Кори в курс сюжета.

– Представляю какие у него пролежни после семи лет комы. Я не особо люблю такие сериалы. В детстве любил секретные материалы и твин пикс. Зато моя сестра любит.

– У тебя есть сестра? У меня тоже есть брат. Старший. Он работает в Чилдерсберге.

– А мы близнецы.

– Близнецы! – Эйприл подпрыгнула на диване. – Круто! Покажи её.

Кори достал телефон и стал показывать фото.

– Она красивая. Вы совсем не похожи.

– То есть, я не красивый? – удивился Кори.

– Нет, ты очень милый. Я имела ввиду что вы совсем разные.

– Мы разнояйцовые близнецы. Однояйцевые близнецы на самом деле большая редкость.

– Она тоже врач?

– Мы учимся вместе. – Кори оглядел пыльные фотографии в рамках. Увидел брата и отца Эйприл. На одном, совсем старом фото, где у Эйприл еще нет зубов, была милая женщина.

– Твоя мама, она…

– Умерла. – ответила Эйприл.

– Извини.

– Ничего. Я ее почти не помню. У нее был рак.

– А у нас с Рейчел нет отца. Он бросил мать…

– Ну и козел. Бросить таких клевых близнецов!

– Ты знаешь Кристину Смит? – зачем-то спросил Кори. Обсуждать пациентов с кем-либо не этично. Но это всего лишь Эйприл. К тому же от нее можно узнать больше, чем от Фарелла и самой Кристины.

– Самоубийца. В марте пыталась спрыгнуть с водонапорной башни. Собрала кучу народа.

– Жаль девочку.

– Ее мать наркоманка. И ее кузена я тоже знаю. Он убил мою одноклассницу.

– Его я тоже видел. Он подвергался насилию в детстве?

– Наверное. У них вся семейка долбанутая. Морган жил у тетки, матери Кристины, мать занималась проституцией. Обе Смит были такие и бабка их тоже. У него были всегда мерзкие потные ладошки. Господи, мы все учились в одной школе. Идиотский город. Накоплю денег и свалю в Бирмингем.

– Пойдешь учиться или будешь работать официанткой?

– В Макдональдсе отличный соцпакет и график.

Кори замолчал. Ему легко судить свысока. Он из богатой семьи, его мать владеет фирмой по продаже недвижимости. Он ходил в лучшую школу и занимался шахматами. А для Эйприл соцпакет Макдональдса высшая ступень карьеры. И кто из них прав неизвестно.

– А Чарльза Крашера ты знаешь?

– Кто тут не знает Крашера? – Эйприл бросила пустую бутылку за диван и открыла новую. – Крашер твой одногодка. Я помню, когда он взорвал толчок. Наша семья тогда испытывала трудности и у папы не было денег, чтобы скинуться на похороны миссис Гарфанкл и двух детей.

– Гарфанкл? Погибшая учительница не родственница ли Уильяма Гарфанкла?

– Это его жена. Старик лежит в Отектвуде. Я знаю.

– У Крашера были друзья, с кем он общался?

– Крашер? Он считал себя гением, а всех остальных тупыми обезьянами. Во втором классе он ударил Тома Розенталя качелей по голове, и мальчик умер. Все списали на несчастный случай.

– Над ним издевались в школе?

– Это он издевался над всеми. У него была пара прихвостней из класса физики. Он за них учился, а они околачивались возле него. В восьмом классе он понравился моей соседке Джанет. Отношениями это назвать было нельзя, она бегала за ним как собачонка, потом ограбила магазин, по его же наводке и села в колонию для несовершеннолетних.

– Он и правда умеет манипулировать людьми?

– Отец запрещал мне с ним общаться. – Эйприл ушла в дебри своего детства и положила руку Кори на колено.

– А потом? Город маленький, все знают про всех.

– Не помню. Вроде потом он уехал учиться в инженерный колледж. Вернулся через два года, проходить практику на местной шахте. Ее сейчас закрыли из-за финансирования. Не знаю, что произошло, но по его вине погибли одиннадцать человек. Потом его долго искала полиция. Приезжали даже федералы. К черту Крашера.

– Он печатался в газетах, у тебя нет старых газет?

– Кори, – Эйприл развернулась к нему. – Сходи в местный архив, если так хочешь узнать о Крашере. Я не доска объявлений.

– Прости.

Сериалы сменялись один за другим. Полиция Ню-Йорка, Менталист, Кости. Кори задремал, а Эйприл все курила, щелкала открывалкой и смотрела телевизор.

Энцефалопатия

Лукас не чувствовал пальцев и совсем не от холода. Остин дымил своей трубкой ему прямо в лицо.

– Говори по-английски! Животное! – кричал Генри.

Посреди комнаты, на деревянном стуле сидела одна из женщин племени. Ее привели из-за высокого забора. Ее темные руки были крепко привязаны к подлокотникам. Она была истощена.

Женщина ерзала на стуле и уворачивалась от рук Генри, что пытались обхватить ее голову. Она выкрикнула несколько слов, на незнакомо языке и плюнула Генри в лицо.

– Сука! – Генри ударил женщину кулаком в лицо. Лукас поморщился, а Остин еще сильнее засмолил своей трубкой. – Что вы сделали с Джеком? И с Бобом?

– Не хочешь по-хорошему? Плевать, – Генри накинул веревку на горло женщины, так, чтобы она держала шею в одном положении, но не душила. – Я все равно узнаю все ваши тайны.

Генри развернул кожаный чехол-скрутку с множеством ножей и пил. Взяв в руку тонкий скальпель, он провел по коже женщины и темная кровь полилась на ее лицо. На веки, губы и щеки. Она смешивалась со слезами бедняжки. Лукаса тошнило. Генри закончил круговой надрез и взял маленькую ручную пилу и с силой прошелся по черепу. Женщина не шевелилась. От боли она потеряла сознание. В Лукаса и Остина летели костные опилки, а Генри продолжал пилить и приговаривал.

– Я все равно проберусь в ваши головы! Все секреты этой земли будут моими!

Алабама, Отектвуд 6:10 а.m.

– Кори! Вставай! Кори, отец скоро приедет.

Кори еле разлепил веки. От грязного покрывала на диване Эйприл у него начался конъюнктивит. Спина затекла, плечи ныли.

– Давай! Тебе нужно в больницу.

Кори сполз с дивана, запинаясь о пивные бутылки. Он натянул вчерашнюю одежду, проверил помятый костюм в рюкзаке. Он так хотел заполнить истории, но вместо этого он заполнял свою голову ненужной болтовней и желудок пивом.

– Ты боишься своего отца? Или что?

– Я просто не хочу лишних вопросов. Давай, Кори. Тебе пора!

На лице появились клочки рыжей щетины. Глаза слезились. Кори опоздал, но его куратор не мог этого заметить, так как не явился еще сам.

– Где доктор Фарелл?

– Опять развязался. Придет только к обеду.

Сестры обсуждали Лео. Они смеялись над его манерой общения и осуждали то, что он не явился на работу, хотя от каждой второй разило перегаром, а ампулы тряслись в руках. Шел девятый час. Фарелл не появился и Кори решил, что пора начинать обход без него.

На третьем этаже ничего не изменилось. Кристина лежала под одеялом, не проявляя никаких эмоций. Миссис Прич ела поролон.

– Доброе утро. Как ваши дела?

Ответа не последовало.

Кори не стал тратить время и вышел.

– Сестра Грегсон, я бы хотел внести изменения в назначения. – Кори протянул ей новый чистый лист, написанный аккуратным почерком.

– Анализ на гормоны щитовидной железы? У нас такого не делают.

– Я знаю. Курьер приедет завтра в десять в лабораторию. И выдайте пациентке Смит амитриптилин три раза в день, по двадцать пять миллиграмм.

Грегсон медленно прошла к шкафу и начала перебирать таблетки. Кори терпеливо ждал. Наконец, сестра нашла нужную пачку и выдавила в таблетницу.

– Двадцать пять. Половинку. – Кори не выдержал и сам разломил таблетку.

– Вы что, читать не умеете? – вмешалась Мариам.

– Всякое бывает. Работы много. – Кори встал на защиту сестер. Еще не хватало, что бы санитарка влезала в его работу.

Сестра Тисс в это время, стоя на коленях искала что-то под манипуляционным столиком. Пошатываясь, она поднялась на ноги, дунула на упавшую иглу и надела обратно на шприц. Кори немедленно покинул кабинет. Он подозревал, что чем дальше от крупных городов, тем хуже работа медицинских организаций. Но это? Больница известная на весь штат, где сестры валяют иглы по полу? Об этом нужно написать в твиттер.

Мужчины шли на контакт более охотно. Кори узнал, что Алекс научился завязывать шнурки.

– Это единственное, что должен уметь мужчина, но есть кое-что еще.

– Что? – удивленно спросил Алекс.

– Зубная нить.

Алекс надул губы, словно ребенок. Он и был ребенком по развитию.

– Я не хочу.

– А я не хочу гладить халат. Но надо. Завтра ты покажешь мне, чему научился. А я приду на работу не такой мятый. Идет?

Парень неохотно кивнул. Для Кори это была огромная победа. Пациент не впал в истерику, не ел матрац и разговаривал с ним.

– Надеюсь завтра доктор Лоуосон научит тебя вытирать задницу. – комментарий Мириам, протирающей окна не заставил себя долго ждать.

Старик Гарфанкл снова предложил показать фокус.

– Вы вчера мне показывали.

– А это другой, сынок!

Фокус оказался тем же самым. Кори похвалил больного за чувство юмора и помог лечь обратно в постель. Поправляя подушку, Кори обнаружил целую горсть таблеток. Такую, что не влезала в две ладони.

– Сестра Грегсон, что это?

– Таблетки. – ответила Грегсон.

– Я вижу. Что они делают под подушкой мистера Гарфанкла? Вы вообще контролируете прием препаратов больными? – Кори высыпал горсть в мусорной ведро. – С сегодняшнего дня все мои пациенты пьют лекарства в вашем присутствии.

– Ваши, не ваши. – начала Мириам, облокотившись на швабру. – Вон они эти таблетки, по всему полу, по всем тумбочкам. Мне и без них мусора хватает.

– Доктор Лоусон, поступил больной, Льюис Бартон, мы положим его к вам в палату? – в палату вошла Алана со свежей тонкой историей в руке.

– Разумеется, сестра Колбан.

Сестра кивнула и завела средних лет мужчину. Правый глаз был почти невиден из-за отека. Щека синела. Пижама оказалась ему велика, и он прикрывал тощую грудь.

– Диагноз?

– Не указан. – пожала плечами Алана. – Он считает себя женщиной.

Кори приподнял бровь.

– И что? Это повод для госпитализации?

– Это не Нью-Йорк, доктор. Здесь это болезнь.

– Кто направил его сюда?

– Доктор. Почему меня кладут сюда? За кого вы меня принимаете? Что происходит?

Кори вывел обоих в коридор.

У Льюиса наблюдался невроз, нарастало паническое состояние. Нужно было что-то делать.

– Я доктор Лоусон. А как вас зовут?

– Люси. – представился Бартон. Алана закатила глаза.

– Что вас беспокоит, Люси?

– Мой глаз. Господи, я уродина.

– Не правда, Люси. Это всего лишь синяк! – Кори взял больного за руку. Пульс уряжался. – Вот как мы поступим. Сестра Колбан, отправьте больную на рентген черепа и лицевых костей. Потом в перевязочную и в третью палату.

– Это женская палата. – настаивала Колбан.

– Алана, – Кори отвел сестру, чтобы Бартон не слышал. – Нам сейчас нужно не усугубить положение. Если он считает себя женщиной, положите его в долбаную женскую палату! Там все равно никто не лежит! А еще у него все симптомы сотрясения.

– Нет. Согласно статье о застройки земельных участков от две тысячи первого года, вам не нужно оплачивать свыше двадцати пяти процентов! – Николсон опять вопил по воображаемому телефону-тапочку.

– Мистер Николсон, вы в больнице! Немедленно уберите телефон!

Николсон впервые замолчал и вытаращил глаза на Кори.

– Хватит работать. Пора лечиться. – Кори отобрал тапок у мистера Николсона. И тот вовсе растерялся. Через минуту он кричал, что будет жаловаться в министерство и выкрикивал номера статей. Но Кори было все равно. Кори назначал ему галопиредол.

На обед давали хваленый Аланой рыбный суп. В зеленой воде плавали куски картофеля и какой-то крупы.

Мириам говорила без остановки и у Кори разболелась голова. Запах рыбного супа, пульсирующие воспаленные глаза, непрерывное недовольство санитарки. Голова хотела лопнуть. Кори бросил алюминивую ложку в тарелку и вышел. Слыша за спиной как Мириам, возмущается не вымытой им посуде.

Это оказалось тяжело. И не больные и их состояние, а коллектив и царившая в нем атмосфера. Все ругались. Кричали, высказывали недовольство, из кожи вон лезли чтобы зацепить друг друга. Санитары лезли в работу врачей и сестер. Сестры томно вздыхали и закатывали глаза на назначения врачей, будто их просили ни укол сделать, а разгрузить вагон металлолома.

Кори закрылся в кабинете Фарелла и разложил перед собой листы назначений. Да, у Фарелла таблеток не выпросишь, как снега летом. Зато доктор Апекс был слишком щедр. Кори отменил все одной большой чертой. Обед закончился. Отделение погрузилось в тишину. Ну как тишину? Все продолжали шуметь и только Мариам напоминала им о сон часе.

Кори достал пропуск в полиэтиленовой упаковке, чтобы тот не истерся. Охранники приветствовали его, все так лениво куря под навесами, прячась от дождя. Как и вчера.

– Добрый день, доктор Лоусон. А где доктор Фарелл? Валяется у себя в кабинете? – охрана внутри была более общительной.

– Нет. Доктор Фарелл решил дать мне немного личного пространства для обучения.

Охранник усмехнулся. Он, разумеется, в это не поверил. Дастина увели на электросон. Бригс еще не отошла от вчерашнего потрясения. Смита Кори не хотел видеть сам. Он уверенно шел по коридору к палате номер одиннадцать.

– Убоитесь судного дня, ибо станет он единственной вечностью и истиной. – доносилось из соседнего коридора.

– Решили отрастить бороду, доктор Лоусон? – спросил санитар Ли. Мейсон Ли, был очень шумным, но не раздражающим как Мариам. Веселый, но не простак. Наряду с чудаковатой внешностью в виде кучи пирсинга у него были крашеные в вишневый старушечий цвет волосы и вечно грязный костюм в пятнах. Его упрекали в неопрятности даже больные, но Кори был слишком воспитан, чтобы тоже делать это.

– Вы бы получили шокер у охранника.

– Я пришел лечить, а не демонстрации разгонять. – грубо ответил Кори санитару. И у решетки в ту же секунду возник Крашер.

– Виски. А я знал, что ты придешь.

– Разумеется, обход каждый день. – резко сказал Кори, и Крашер отпрял от решетки.

– Кто тебя так разозлил? Это ты, Мейсон, засранец. Только попробуй злить Виски, и я тебе пальцы переломаю.

– Задницу себе не сломай. Я тебе такую сладкую жизнь устрою… – из весельчака Ли в миг превратишься в какую-то бестию. Кори растерялся.

– Мейсон, оставьте нас. – приказал Кори, но это совершенно не подействовало. Ли продолжал вопить и сыпать угрозами, а Крашер смеялся, прижимая свое лицо к решетке.

От шума у Лоусона вновь загудела голова. Он ведь доктор и его должны слушать.

Наконец Ли ушел, проклиная всю больницу и тот день, когда он сюда устроился.

– Обожаю его злить. Он потом срывается на сестрах и портит бумагу своими заявлениями на увольнения.

Кори не ответил. Он все еще не понимал, почему его считают пустым местом. Почему на его назначения реагируют, как глобальное потепление. Неужели практика нужна только для того, чтобы амбициозные студенты поняли, что они никто, и все что они делают бесполезно, и никому не нужно.

– Лечи меня, Виски. Я умираю! – Крашер картинно приложил ладонь ко лбу и упал во весь рост на пол. Кори вздрогнул, будто это его затылок с таким шумом ударился о пол.

– Ты что делаешь?! – Кори быстро открыл решетчатую дверь вбежал внутрь палаты-камеры. – Голова не кружится? Не тошнит? – он наклонился над валяющимся на полу Крашером.

– Попался. – Крашер схватил его за запястье. У него была каменная хватка, не смотря на худобу. Кори пожалел, что не взял шокер у дежурного. Пожалел, что вошел в палату, пожалел, что приехал в Отектвуд. Но Чарльз отпустил его.

– Не теряй бдительность, Виски. Будь это не я, Ли отмывал бы твои кишки от стен.

– Встретимся завтра, Чарльз. – Кори устремился к выходу.

– Виски, тебя кошмары не беспокоят? – Чарли вновь повис на решетке, пока Кори закрывал дверь.

– Нет.

– Скоро начнут. – пообещал Крашер.

На ужин давали кашу с колбасой из резины и крахмала. Больные Лоусона еще не отошли от обеда и почти все терапии и прогулку пропустили из-за диареи. Пришлось назначить всем лоперамид. Сестра Тисс была очень недовольна. Ведь суточный запас подобных лекарств был небольшим, а она уже рассовала пару пачек по карманам, чтобы унести домой.

Голова болела, желудок предательски урчал. Лоусон нашел в столе Фарелла стратегический запас шоколада и конфет на случай ядерной войны. Шоколад был во всех ящиках, в сейфе, между документами, в карманах халатов.

– Шоколад повышает уровень серотонина. – Кори усмехнулся. Третий день, а уже разговаривает с самим собой. В Нью-Йорке рядом всегда была сестра. Так что любая сказанная вслух фраза не оставалась без ответа.

Кори измерил себе давление, сто двадцать на восемьдесят. Пульс в норме. Значит внутричерепное давление. Чтобы не беспокоить сестер и не видеть их недовольные лица, Кори решил расширить сосуды народным способом. Из коллекции доктора Фарелла ему как раз попалась бутылка Вильяма Лоусона.

Кори никогда не давали прозвища. До пятого класса, он был «очкариком». После стал просто Кори. У его сестры была куча прозвищ. Кроме основного: Рей-Рей, Рейган, и иногда веселая Лоусон. Последнее подразумевало наличие Лоусона зануды. На первом курсе, когда она изъявила желания стать сексопатологом, к ней прилипло прозвище доктор Секс. А тут, когда он прожил почти четверть века ему дали прозвище, и не какое-нибудь глупое и обидное, а Виски.

Кори сделал глоток, сморщился. И как взрослые пьют это без колы?

Сделав еще один глоток и закусив шоколадом, Кори принялся за работу. Отклеивал ненужные и чужие анализы, дописывал осмотры. Вот теперь порядок. Кори разложил все документы по папкам, брошюры по алфавиту, вытер стол, выбросил грязное стекло, под которым лежали всякие заметки пятилетней давности. А заодно узнал чуть больше о докторе Фарелле. Он родился и учился в Монтгомери. Судя по университетским фотографиям в молодости, он был тощий, сутулый. Носил челку похожую на грабли. Он, как и Кори проходил здесь клиническую практику и после остался работать. Фотография в рамке на столе изображала измученного доктора и двух полных женщин. Одна молодая, вторая ровесница Фарелла. Жена и дочь. Кори был уверен, что они местные. Узкие лбы, светлые волосы и ресницы.

«Не успеешь моргнуть, а ты уже фермер и у тебя пятеро детей.» – вспомнились слова Рейчел. Шум в отделении сошел на нет. Кори решил, что идти домой уже поздно, да и не хотелось показываться охране пьяным.

– Помоги мне! Кори!

Лоусон слышал голос сестры, но не мог понять откуда он исходит. Он стоял посреди коробки из белого кафеля, покрытого трещинами и грибком.

– Кори! Я больше не могу! Пожалуйста!

– Рей-Рей, где ты? – спросил Кори в пустоту. Рейчел звучала так тихо и печально. Шлепая по мокрому полу, Кори пытался найти выход и вот он. Коридор, двойной коридор как в корпусе Д. Кори хотел идти быстрее, но ноги ломило, и он плелся как старик.

Везде был разбросан мусор, шприцы, стальные инструменты. Шорох в параллельном проходе.

– Рейчел? Это ты? – Кори приоткрыл, висящую на одной петле дверь. Кабинки как в раздевалке, разбитый телевизор и деревянный стол, покрытый слоем сигаретного пепла. Посередине возвышалась банка нескафе из которой торчали острые окурки. За столом сидел женский манекен в парике. Открыв следующую дверь, Кори очутился в бассейне. Он знает этот бассейн. Они ходили сюда в детстве с сестрой, пока у него не началась аллергическая астма от хлорированной воды.

– Почему бы не искупаться? – сказал себе Кори. Сбросив халат и брюки, Кори вошел в зеленую застоявшуюся воду. Он проплыл от борта до борта, отбрасывая в стороны плавающий мусор. В тело вернулась сила. Под водой, промелькнуло едва заметное темное пятно. Кори оттолкнулся и выплыл на середину. Пятно кружило вокруг него. Кори чувствовал страх, но ничего не мог поделать с собой. Он двигался за пятном, пока то непревратилось в желтую макушку над водой. Оно росло, показался лоб, две белесые брови и поросячьи глаза. Морган Смит. Кори не чувствовал дна, а Морган будто шел по нему ногами.

– Рейчел такая красивая. Даже не вериться, что вы из одной утробы. Она так хорошо пахнет, ты знал? Она теперь моя девушка.

– Что ты с ней сделал? – Кори не мог пошевелиться. Вода затвердела, словно бетон.

– Ничего. Она теперь будет здесь. Со мной.

Вода вновь стала жидкой и Смит, положил свою массивную потную руку на голову Кори погрузил его в воду.

Без возможности выбраться, Лоусон махал руками и ногами, но они растворялись в непроглядной зеленой воде, не принося никакого вреда Моргану. Кусок железа на дне. Кори едва дотянулся до него и ткнул наугад. Рука исчезла с головы. Кори всплыл. Зеленая вода быстро окрашивалась багряным. Бледная туша Моргана прибилась к стенке.

– Кори, пожалуйста, мне страшно!

Втирая кровавую воду в волосы, Кори поплыл. Выбраться было сложно. Руки соскальзывали с борта бассейна. Вода начала смердеть.

Скользя босыми ногами по кафелю, добрался до кабинок. Он открывал все двери, вырывая их из тонких стенок шкафов. Но сестры нигде не было.

– Я ничего не вижу, Кори. – раздалось за спиной. Кори обернулся. Все тот же стол, банка окурков и манекен.

– Рейчел? – Кори обошел манекен и коснулся пластика. Он был теплый. – Рейчел, ты там? – Кори сорвал парик с головы, пытаясь найти шов. – Потерпи, Рейчел. – Зацепившись за ухо Кори начал срывать пластмассу. Она отрывалась прямо с кожей. На месте нарисованных глаз, показались заплаканные испуганные глаза Рейчел. Кожи на лице не было. Она осталась на маске.

Алабама, Отектвуд, лечебница 5:00 а.m.

Собственный крик разбудил Кори. В кабинете было темно и холодно. Халат прилип к спине и был ледяной. В полной темноте, Кори отрывисто кричал и пытался схватиться хоть за что-нибудь. Но под его руками был только гладкий ковер. Зацепив край паласа пальцами, Кори накинул его себе на спину. Дыхания не хватало. Яркий свет экрана телефона едва не ослепил его. Без очков, наугад он нажал на последний вызов. Гудки пошли. Кричать больше не хотелось. В темноте проявились очертания стола, кресла, шкафа с бликующими стеклянными дверцами.

– Рейчел?

– Какого дьявола, Кори. Шесть утра! – сонный голос Рейчел отогнал страх окончательно. В кабинете стало значительно светлее. Под ковром жарко.

– Ты в порядке? Ты одна? Двери заперты?

– Да, да и еще раз да. Что с тобой?

– Ничего. Извини что разбудил. Пока. – Кори бросил телефон на ковер и раскинул руки. Последний раз кошмар ему снился в двенадцать. Будто на него напала огромная змея прямо дома. Кори знал, что не склонен к сновидениям подобного характера. Он не ел на ночь жирного, читал легкие книги и старался не возбуждать психику за два часа до сна.

Прокравшись в ванную комнату для персонала, по темному коридору Кори смыл с себя остатки ночного кошмара. Вернувшись в кабинет, Кори спрятал следы пьянства на рабочем месте, открыл окно и закурил. Сейчас он мог наблюдать спешащих в больницу работников. Вот главная сестра Шварц отчитывает курящих у ворот санитаров. Хирург Бердс пристегивает свой велосипед. Ли уже ругается с кем-то по телефону. Сестра Колбан и доктор Шварц выходят из одной машины. Он вежливо открывает девушке дверь. Это было интереснее, чем ожидал Кори. У Фарелла отличный кабинет. Из него видно почти всю территорию больницы.

Эндрю стрижет газон, периодически сморкаясь в скошенную траву. Диетсестра Денис несет ведро объедков, пакет хлеба и сока после завтрака. Сумки явно тяжелы. Она еле отрывает их от земли, но все равно тащит их к своему форду. Ли и брат Гаррисон везут тело, накрытое простыней в сторону морга. Ветер срывает простынь, обнажая мертвое тело. Мейсон догоняет кусок ткани и Джо хохочет.

Пора на обход. Кори натянул один из халатов Фарелла, так как его был полностью измят во сне и стал перекладывать содержимое своих карманов. Ручки, блокнот, карманный фармацевтический справочник, челюсть.

Кори выронил протез из рук и тот покатился по ковру. Лоусон едва не взвизгнул и брезгливо вытер руки о чужой халат. Он не помнил, что бы клал подобное к себе в карман. С этим нужно разобраться.

– Вы сегодня поздно на обход, Доктор Лоусон. – заметила сестра Тисс.

Лоусон оглядел коридор. Мариам и Ли трут полы. Грегсон болтает по телефону. Доктор Хамсвилл трет лицо антисептиком. Кто-то из пациентов в него плюнул. Все в сборе.

– Я, конечно, люблю шутки. И в школе очень смеялся, когда прятали мой портфель, но это слишком. – Кори вынул вставную челюсть в пакетике и положил на стол.

– Отнести это на склад? – спросила сестра Грегсон.

– Нет. Кто-то положил мне это в карман? Это не смешно. Верните пациенту, скоро будут раздавать яблоки.

– Среди индейских племен было распространено дарение клыков животных и украшений их них. Зубы дарили объекту симпатии и ухаживания. – сказала сестра Доу и весь персонал загудел от веселья.

А Кори еще посчитал ее адекватной.

– Если девушка надевала украшение перед племенем, значит она принимает ухаживания.

Устав слушать этот бред Кори зашел в палату.

– Хелен, это, наверное, ты и сделала. – с ухмылкой спросила сестра Тисс.

– Конечно! Хочу молоденького доктора себе в любовники.

Девушки рассмеялись.

– А что смеетесь то? – встряла Мириам, громко звякнув ведром. – Парень то красивый и богатый. Из Нью-Йорка, туфли как вся моя зарплата. Эх, где моя молодость?

– Вот именно, из Нью-Йорка. По любому голубой! – сказала Грегсон.

– Что ты наговариваешь на парня?!

– Да у нее любой, у кого все зубы на месте и пахнет не перегаром и машинным маслом – гей. Даже Грегсон?

Кори вылетел из палаты и сестры замолчали.

– Где Кристина Смит?

– Ее мать забрала. – ответила Тисс.

– Но я ее не выписывал.

– Она приехала и сказала, что хочет забрать дочь. Мы позвонили доктору Фареллу, и он разрешил.

Кори вздохнул и вернулся обратно в палату. Алекс порезал десну зубной нитью. Гарфанкл снова показал фокус с глазом. Лессер обещал теплую погоду и конференцию с представителями северной Кореи. Николсон снова работал по телефону-тапочку, но завидев доктора прервал свою деловую беседу. Это было вежливо с его стороны. И этой вежливости научил его галоперидол. У многих пациентов, которым Кори назначил новое лечение отметилась положительная динамика. Нервозные состояния уменьшались. И это только спустя сутки. Кори уже представлял, что будет через месяц и два если Фарелл поддержит его лекарственную терапию. Такие как Притч и Николсон смогут частично вернуться в социум. Алексу не понадобится сиделка, чтобы самостоятельно обслуживать себя. Он будет сам стирать вещи и возможно, устроится на спичечную фабрику, где есть вакансии для инвалидов.

Доктор Лоусон пребывал в прекрасном настроении. Он даже забыл о дурном сне. На радостях он взял у Ли отраву от насекомых, несколько тряпок и чистящих средств. Мириам, конечно, посоветовала ему все это купить в ближайшем магазине, но Ли махнул на нее рукой и дал доктору все, что нужно.

На обед давали овощной суп. Под овощами подразумевался картофель и кусочки морковки, настолько редкие и маленькие, что их можно было и не считать. Кори решил еще подержать себя на шоколаде и алкоголе. Он еще не готов к больничной еде.

Алабама, Отектвуд, 3:40 p.m

Больные только вернулись с прогулки и были крайне возбуждены. Из камер-палат доносились крики, плач и прочая какофония. Кори невольно сравнил этот шум с шумом зоопарка, куда они так любили ходить с сестрой в детстве. Точнее Рейчел любила. Кори предпочитал музеи, но Рейчел топала ногами, плакала и мать вела их в зоопарк.

Латаша Бригс все еще прятала голову в пижаму, при виде его. Дастин что-то бормотал себе под нос, глядя сквозь стену. Смита вели по коридору Джо и два охранника. Он поджимал под себя ноги, так что им приходилось его тащить и кричал своим писклявым голосом:

– Вы запугали ее? Она должна была прийти ко мне! Доктор, зачем вы это сделали?

– Что случилось?

Джо отправил охранников вперед, а сам остановился.

– Кто-то сказал ему, что здесь были его тетя и кузина. Видимо сестры опять чесали языками возле камеры. Ему это пришлось не по вкусу. Чуть пальцы мне не сломал. Ничего, сейчас освежим его.

– Я сейчас напишу назначения…

– Лекарства еще тратить на эту свинью! – фыркнул Джо.

Выбор у Кори был невелик. Точнее отсутствовал. Беседовать в палате при такой какофонии было невозможно, и он решил воспользоваться комнатой посетителей, которой пренебрегал доктор Фарелл.

Крашер, был единственным, на кого прогулка не подействовала. Ногой под столом он тряс и до этого.

– Как твои дела, Чарльз?

– По-прежнему. Разве что Морган сегодня повеселил всех на прогулке. А как твои, Виски?

– Неплохо.

– Знал, что Морган одевал убитых девушек в платья своей матери?

Кори чуть не поперхнулся воздухом. Было уже трудно скрывать, что он этого не знал.

– В истории этого нет. Осталось в полицейском отчете, а может и вовсе осталось незамеченным. Это же деревня.

– Ты хорошо знал Моргана? – Кори решил воспользоваться этим и узнать, как Крашер относится к таким преступлениям.

– Здесь все друг друга знают. Обе Смит спали со своим отцом. У младшей родилась Кристина, у старшей Морган.

– Инцест, насилие в семье. Я так и думал.

– Родители доктора Апекса сводные брат и сестра. Это юг, Виски.

– Расскажи о своих родителях? – Кори перепрыгнул с темы и очень ругал себя за это.

– Отец был главным инженером в шахте. Мать школьным психологом. Единственный ребенок. Была кошка, умерла в две тысячи девятом от старости.

– Ты хотел быть похожим на отца?

– Нет. Здесь просто работать больше негде. А сейчас рудник и вовсе закрыли из-за недостатка финансирования.

«Родители к нему не приходят, значит умерли. Стоит ли спрашивать об этом Чарльза? А может он их и прикончил?» – думал Кори.

– Нет, Виски, я не убил своих родителей и не закапал на заднем дворе, – ответил Чарльз, будто бы прочитал мысли Кори. – Отцу предложили работу в Джорджии. И они уехали. В две тысячи восьмом году.

– И оставили пятнадцатилетнего подростка одного?! – возмутился Кори.

– Я уже лежал здесь. Они рассчитывали, что меня никогда отсюда не выпустят. Но через полтора года, мне дали инвалидность и выпустили. Я был на попечительстве у Марты Гудвилл.

– Насколько мне известно, ее ты тоже убил.

– Она собирала детей из приютов и больниц, потом заставляла работать у себя на ферме. Я столкнул ее в колодец. Но все свидетельствовали против Майкла Гудвилла, ее родного сына. Он часто поколачивал приемных детей и мамашу, за то, что не давала ему денег на крек. Пока шло слушание, я болтался по городу, так как был на домашнем обучении, прятался в подвале, в своем доме. В девятнадцать лет я по программе для инвалидов поступил в колледж в Монтгомери на строительный факультет. Меня распределили сюда на рудник филиала Барнер каброн юнайтед, в Отектвуде. Это угольная шахта. Открытая в тысяча девятьсот первом году. До шестидесятых принадлежала Пратт консалтед. За всю историю там погибло больше тысячи шахтеров. Первая авария произошла в тысяча девятьсот двенадцатом году, но все были заняты трагедией на шахте Баннер. Там погибло сто двадцать восемь, а здесь сто двадцать семь. На одного меньше.

– В то время на шахтах работали заключенные. В основном темнокожие. Убийства, аварии и бунты были для них рутиной.

– Думаешь сейчас что-то изменилось, Виски? Большинство работников на руднике Отектвуд бывшие заключенные, которых не берут из-за судимости на нормальную работу. Да и нормальной работы в нашем городе нет.

– Как и ты.

– Я собирался стать инженером. И работать на поверхности. Те одиннадцать шахтеров завалило не по моей вине, хотя мне нисколько их не жалко. Я ведь их всех предупреждал.

– Они издевались над тобой?

– Они меня боялись.

– Ты совершил первое убийство в восемь лет.

– Я просто отпустил качели. Томми оказался не в том месте и не в то время. Ты ведь тоже препарировал живых лягушек в школе.

– У нас теперь точные копии человеческих тел со всеми органами. Лягушек давно никто не препарирует.

– А разве не хотелось посмотреть на живые органы. Одно движение и человек спасен. Одно движение и человек мертв. Ты этого боишься? Не переносишь вида крови? Поэтому решил стать психиатром.

Да этот сукин сын видел Кори насквозь. Он действительно боялся вида крови. Хоть и переборол свой страх, работая в госпитале ветеранов, он никогда бы не смог оперировать человека.

– Взрыв в школе. Ты тоже хотел посмотреть, что будет?

– Я хотел сорвать историю. Там все равно читают вранье из учебника. Я учился самостоятельно.

Кори глянул на часы. Без пятнадцати шесть. Время за беседами с Чарльзом пролетало как истребитель. Он умел интересно рассказывать. Все свои истории он сдабривал активной, насколько позволяли наручники, жестикуляцией и мимикой. С придыханием. Будто играл на сцене.

– Извини. Но нам нужно немного поработать. Это для моей учебы.

– Валяй, Виски. Если будут какие-то вопросы, приходи в любое время.

Кори достал заранее распечатанные тесты Роршаха, и Чарльз закатил глаза.

– Что видишь?

– Бабочка, тазовые кости, два кролика бьются лбами, трансформер, младенец в кепке с лопастями, женская блузка с рукавами воланами, футболисты сиамские близнецы. Мы закончили, Виски? Мне эту хрень дважды в год показывают.

– Еще три.

– Винтовая лестница, бюст женщины, придворный клоун.

– Ты издеваешься?

– Примеры ответов из твоего учебника, Виски?

Кори молчал. Вот он момент, когда можно задавать наводящий вопрос. Личный вопрос.

– Чарли, ты… – Кори прервал шум за дверью. Это был грохот, как от металлического листа во дворе его нового дома, вопль Джо и женский визг. Дверь распахнулась и с шумом ударилась о стену. В комнату влетел Морган и захлопнул ее. Его белесое потное лицо было как во сне. Он схватил своей мокрой рукой Кори за голову, и стал сжимать.

Кори знал, что в приступах больные невероятно сильны и пытался с ним говорить.

– Морган! Морган, ты должен меня отпустить. – Кори старался говорить строго и уверенно, как советовали учебники, но его голос был жалким писком, как у испуганной мыши.

Чарльз залез на стол, насколько позволяла длинная цепь наручников, пропущенная через кольцо в столе, и ударил Моргана по спине.

– Эй, свинья! – еще удар. Морган отпустил голову доктора и швырнул его на пол, будто тряпичную куклу. Чарльз смог набросить свою цепь на одну из рук Морагана. Свободной рукой Смит ударил его о стол головой.

– Охрана! Джо! – звал Кори, валяясь на полу. К ним пробивались через железную дверь. Замок заклинило от удара, и они оказались заперты. Кори слышал, как одна из сестер послала за пилой.

Цепь соскользнула с плеча на запястье. Кори не видел из-за широкой спины, что происходит, но слышал удары и хруст Чарльзовых костей. Нужно было что-то делать. Крашер не сможет его удерживать. Нащупав в кармане челюсть, Кори взял ее как кастет, поднялся, и собрав все свои силы и страх ударил по толстой щеке Смита. Смит поплыл от удара, и Чарльз накинул ему цепь на шею.

– Бей его, Виски!

Это звучало как приказ. Кори перехватил челюсть покрепче и ударил еще раз. Рассек щеку. Но увидев кровь, Кори отшатнулся и разжал руку, протез выпал. Он бьет больного. Он бьет человека.

Пила взвизгнула в последний раз. Охрана и Джо ворвались в комнату. Смита ударили несколько раз дубинками. Лично Джо дал ему в морду с такой силой, что на пол выпал кровавый зуб Смита. Медбрату от него тоже хорошенько досталось.

Моргана удалось повалить на пол, двое охранников держали руку, сестра делала укол. Она раз семь тыкала его иглой, прежде чем попала в вену. Морган обмяк. Его погрузили на металлическую каталку и увезли.

Алабама, Отектвуд, лечебница, корпус Б. 8:10 p.m.

Кори сидел на кушетке и болтал ногами, как ребенок в очереди на прививки. Руки еще немного тряслись. Доктор Бердс копался в его волосах и прикладывал марлевый шарик к ссадинам.

– До свадьбы заживет, доктор Лоусон.

– Что там с персоналом?

– Один охранник мертв, сестра Вайлд в реанимации с травмой головы, Джо отделался синяком. Привыкай студент.

– А Крашер?

– Крашеру и ядерный взрыв нипочем. Только морда разбита. Ох завтра Шварц нас поимеет. Всю смену лишит стимулирующих.

– А это сколько?

– Это семь сотен, Кори.

Кори не знал зачем спросил про деньги. Он не видел ни сестру, ни охранника. Видел лишь два кровавых следа на серой стене.

Они с Бердсом зафиксировали осмотр хирурга после нападения пациента в журнале и Кори был свободен. Он встретил в коридоре такого же бодрого Джо, с мешочком льда на лице.

– Ни испугался, Лоусон?

– Если честно, то чуть не обделался.

– Да. Если бы не Крашер, он размозжил бы тебе череп, как Робу и Рокси.

– Пожалуй, нужно поблагодарить его. Он в перевязочной?

Джо кивнул и Лоусон направился в перевязочный кабинет.

Чарльз лежал на кушетке, пристегнутый мягкими фиксаторами и рассказывал сестре Грегсон, как один из пациентов два года назад выколол санитарке глаза.

– Как ты, Чарльз?

– Шрамы украшают мужчину. – ответила Грегсон и скрылась за перегородку мыть руки.

На лбу, щеке и губе Крашера красовались кривые швы, сделанные черными нитками. Чертова деревня до сих пор использует не рассасывающийся шовный материал. Шрамы останутся на всю жизнь.

– Виски! Ты цел? Ты бил его зубным протезом?

– Спасибо тебе.

– Пустяки. – Чарльз гремел фиксаторами. – Нечего трогать моего доктора. Слышала Грегсон? Кто обидит моего доктора, тому устрою ад на земле. Не парься, Виски. Комиссия достанется Фареллу, а тебя тут и не было.

– В каком смысле?

– Я слышал, что Шварц забыл внести тебя в базу и графики. Формально, ты не числишься среди служащих больницы. И я сказал, что ты провалялся в углу, наделав лужу, а избил я Моргана сам.

– Зачем?

– Что бы все меня боялись! Виски, не тупи! Эй, Нат, Виски проводит меня в камеру. Расстегни ремни.

Сестра Грегсон сняла фиксаторы, надела на Крашера обычные наручники и передала больного Лоусону.

Два коридора и больничный двор. Вся охрана была сконцентрирована на Моргане Смите. Идеальный момент для побега. Кори отстегнул один браслет и надел на свою руку.

На улице было темно. Фонари были только за территорией больницы. Так что не Луосон вел Крашера в камеру, а Крашер его.

– Ты говорил о кошмарах, почему?

– Приснился?

– Нет. – соврал Лоунсон.

– Врешь, Виски. Впервые за десять лет? Или больше? Это место. Этот город. Ты знал, что здесь самый большой процент душевнобольных на сто тысяч человек в штате?

– Население всего тридцать тысяч. Ты думаешь, что причина болезни этот город?

– Я не думаю, Виски. Я знаю.

Мимо пронеслись двое санитаров с каталкой. Судя по крупной фигуре под простыней, это был охранник Роб.

Кори хотелось что-то сказать. Открыть Крашера для душевной беседы. Но в голову не приходило ничего путного.

«Путного. Фраза то какая провинциальная. Нужно убрать ее из словарного запаса.» – подумал Кори.

Яркий свет впервые горел во всех коридорах. Место убийства Роба было отгорожено тумбочками и ведрами. Заключенные не спали из-за включеных ламп и бесновались.

– Дьявол рядом! Держит вас за руку! Никому не избежать страшного суда. Господь накажет каждого из вас. За грехи ваши, детей ваших и отцов ваших. Ибо вы их воплощение и продолжение! – вопил Рафаэль, но замолк, когда Крашер и доктор Лоусон остановились у камеры.

– Порождение зла. Выкидыш дьявола! – указывая на Чарльза пальцем закричал Рафаэль.

– Ты без очереди в моем котле. – Чарльз звонко стукнул зубами перед самой решеткой палаты.

– Эй! Сладкая парочка! – в коридоре показалась доктор Калуум. – Нечего тревожить моих больных. Хватит на сегодня.

– Добрый вечер, доктор Калуум. – сказал Кори.

– Привет, Барб. – улыбнулся Чарльз, растягивая мимикой свежие швы.

– Рафаэль последнее время очень беспокоен. Вы как ребята? слышала Мейсон здесь отличился?

– Он чуть не убил Виски. Если бы не я.

– Зачем ты приковал его к себе, Кори? Крашер у нас больше не сбегает. Да, Чарли?

– Нас и здесь неплохо кормят, Барб.

– Я отведу Каршера. Иди отдыхай, Кори. Ты сегодня насмотрелся.

Кори передал ключи Калуум.

– До завтра, Виски! – прозвучало за спиной.

Алабама, Отектвуд, 11:10 p.m.

Для уборки было поздновато. Кори выставил чистящие на столе, разложил на диван пленку, сверху постель из до сих пор не разобранного чемодана и лег. Он и не знал насколько устал. Диван Эйприл, автомобильное кресло. Кори привык к ортопедическому матрацу, что остался в Нью-Йорке.

Нью-Йорк. Там уже полночь. Но Рей, наверняка не спит. Кори набрал номер.

– Привет работникам здравоохранения. – веселый голос Рейчел возвращал его домой. Шум Нью-Йорка доносился из трубки. Рей гуляет. Голоса ее подруг тоже доносятся до уха Кори.

– Как твои дела?

– Гуляю с Кейт с рентгенологии и другой Кейт. Ты как, братик?

Кори не стал волновать сестру и рассказывать подробности.

– Доктор, к которому я прикреплен, похоже, ушел в запой. Так что на меня взвалили всех пациентов. Устал как собака.

– Ну и как там больные? Есть Наполеоны? Эксгибиционисты? Наполеоны эксгибиционисты?

– Есть помешанный на гражданке, но не пациент, а врач. Есть адвокат по делам недвижимости, который носит твидовый пиджак и памперс, и разговаривает по тапочку. Есть сексуальный маньяк весом почти в центнер. Дамочка, поедающая матрацы и высоко функциональный социопат убивший двадцать восемь человек. А может и больше. Я планирую написать по нему работу.

– А мы сегодня ходили по магазинам. Я купила новый купальник и тебе футболку. С героями стар-трека. Тебе ведь он нравится?

– Спасибо, Рей.

– Я скучаю. Приезжай скорее. Мы идем в Бойлер рум сегодня.

– Обещай употреблять только алкоголь. Я знаю, что творится в бойлере.

– Я приличная девушка. – сказала Рейчел и смех ее подруг чуть не оглушил Кори.

– Давай без приключений. Я ложусь спать. Люблю тебя, сестренка.

Кори включил будильник на семь часов. Холодильник больше не шумел. Во дворе тоже было тихо. Но сон не шел. Кори лежал и думал, зачем Крашер спас его? Смит не проявил к Чарльзу никакого внимания. Он целенаправленно шел к нему. Крашер мог спокойно наблюдать за тем, как Морган ломает Кори череп, но он вмешался. Не похоже на социопата. Он не думал о своей безопасности в тот момент. Смит превратил его лицо в отбивную. Чего Крашер добивается? Один из его планов воздействия?

Кори моргал. Нельзя доверять Крашеру. Нельзя допускать даже мысли о том, что он проявил сочувствие. Крашер манипулятор. Крашер болен.

Кори прикрыл глаза, и фрагменты недавнего кошмара всплыли под веками. Маска, отрывающаяся вместе с кожей его сестры. Ее крики. «Помоги мне Кори.»

Лоусон распахнул глаза. Рейчел в норме. Она отдыхает в Бойлер руме с подругами. Она в Нью-Йорке. Не в это дыре.

Кори встал с дивана, прошелся по комнате. Оставленные им бутылки и разбросанный хлам из кладовки никуда не делись. Так бывает, когда живешь один. Сна все равно не было. Кори открыл кран, достал бутылки, тряпки и тазы. Самое время для уборки, раз заняться больше нечем. Лоусон залил все поверхности и пол чистящим раствором. Воздух наполнил запах лимона и хлорки. Столы, стулья, диван окна.

Грязь оставалась на месте, но приложи усилия, и она уже стекает черными каплями в тазик. К половине третьего бывший сарай сверкал. Деревянные полы, влажные от уборки разбухли. Разделочный стол и раковина сверкали чистотой. Окна блестели в свете одной лампы. Каждый угол Кори промазал отравой для насекомых. На часах было три двадцать. Кори не чувствовал усталости. Дом пах чистотой. Завтра нужно будет забить холодильник. И можно будет позвать в гости Эйприл, если она захочет с ним говорить. Кори казалось, что он обидел ее в последнюю встречу.

Дабы не портить воздух Кори вышел покурить на крыльцо. Ночь была теплой. Воздух лесным и свежим. Кори хорошенько надышался чистящими и хлоркой. На улице его голова клонилась к груди. Сигарета выпала из расслабленных пальцев.

***

Из деревянных бараков с забитыми окнами выглядывали лица индейцев.

– Генри спятил. – ворчал Остин и дымил своей трубкой.

– Генри все правильно делает. Они ни черта не работают. За четыре месяца мы ни на тонну не догнали другие рудники. Они убили Боба, Джорджа, Джона, Сэмюэля, Кристиана, завалили третий выход. Может так они станут нас бояться.

– Господь накажет Генри за его дела. Нельзя так с людьми, даже если они дикие. Нельзя разделывать их словно поросят. Ты его друг, Лукас. Поговори с ним.

Лукаса разобрала злость. Дома Дороти вечно скулит и просит уехать. Теперь Остин начал эту песню. Никто не хочет работать. Все хотят только получать денежки да плевать в потолок.

– Сам ему и говори! Я тебе не гонец! Эй, ленивые ублюдки! Уголь сам себя не добудет. – Лукас снял замок и из барака повалила толпа мужчин. От яркого снега они щурились и закрывали глаза. Тонкая роба трепалась на ветру. Сам Лукас был в лисьей шубе, шапке и перчатках. Из его рта шел пар. От тел шахтеров тоже шел пар. Они бегом бежали к штольне.

Остин стоял рядом с мушкетом и пересчитывал их, хлопая рукой по головам.

– Шевелитесь! Живее! Удачи, Лукас. – Остин забрал у Лукаса масляную лампу и передал газовую, второй мушкет и длинную палку.

– И тебе, Остин. – Лукас махнул старику и скрылся в штольне.

Сомнобулия

Алабама, Отектвуд 4:50 a.m.

Кори проснулся от холода. Грудь и шея болела. Каждый вдох царапал горло. Кори заснул прямо на крыльце. На кофте осела роса. Кори встал. Потянулся. Запахнулся. Его окружал густой влажный туман. Кори открыл дверь, схватил рюкзак и выбежал за калитку. Видимость – вытянутая рука. Подсвечивая телефоном Кори, пошел по узкой тропинке.

Туман сгущался. Кори смотрел себе под ноги, пока не наткнулся на деревянный низкий забор. Это странно, ведь больница окружена высоким металлическим. Протерев конденсат на очках, Кори увидел, что пришел совсем не туда. Перед ним стояли ряды аккуратных крестов. Кладбище.

– Черт! – выругался Кори и посмотрел на часы. Пять десять утра. Он мог еще спать. Мог почитать.

Кори уже было развернулся обратно, но кладбище манило его. Приключения, неизвестность, адреналин. В десять лет, любая новая улица – это исследования и загадки. В двадцать пять, это духота подземных переходов, пробки и опоздания на лекции. Приоткрыв скрипучую калитку Кори, вошел. Кладбища его не пугали. Это место памяти, скорби и успокоения. Это история. Кори был на кладбище два раза. Первый он был еще ребенком. Умер кто-то из дальних родственников. Второй раз в школе. Его сокурсник погиб в аварии. Оба раза падре читал речь. Женщины плакали, мужчины раздували ноздри.

Здесь туман был гуще. Как в вату, в него можно погрузить руку по локоть.

Дугарт Смит. Любящий отец и почетный шахтер. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый – две тысячи первый. Клинтон Эдисон. Отец, муж, солдат. Навсегда. Тысяча девятьсот сорок второй – две тысячи пятый. У могилы лежали увядшие, но не засохшие цветы. Томас Розенталь. Любимый сын. Тысяча девятьсот девяносто четвертый – две тысячи второй. У креста сгнившие плюшевые игрушки, солдатики, машинки. Могила ребенка нагнала на Кори печаль. Он отключил фонарик и поспешил прочь. Кресты располагались все плотнее и плотнее, Кори спешил. Пальцы больно ударились о корягу. От боли Кори потерял равновесие и упал.

Вот теперь он точно проснулся. Его окружала сырая земля. Наверху густой туман.

– Помогите! – завопил Кори, но его никто не слышал.

Восемь футов вверх. Голова у Лоусона закружилась. Он упал на дно ничком, хоть сейчас землей засыпай. Ему захотелось плакать. Зачем он сюда вообще пришел?

Паника нарастала. Кори кричал, рвал землю руками, прыгал. Животный страх зверя, попавшего в охотничью яму.

Звонок вернул Кори в реальность. Незнакомый номер.

– Да! – крикнул Кори.

– Кори, это Алана Колбан. Шварц срочно вызывает тебя к себе.

– Алана, Я на кладбище. Я не могу выбраться.

– Кори, ты заикаешься. Ничего не слышу. Зайди к Шварцу.

Шварц вызывает Кори. После этой фразы вся паника и весь страх отошли на задний план. Общество побеждает природу. Кори уцепился за мокрую землю и выбрался наверх. Он упал рядом с крестом. В бога он не верил, но кому-то говорил: «Спасибо, спасибо, спасибо».

Кори поднял голову. Свежая гравировка на свежем кресте. Верный друг, любящий муж Роберт Харрис. Тысяча девяносто первый – две тысячи девятнадцатый.

Роб. Охранник Роб, от которого осталось лишь пятно на стене в корпусе Д.. Его ждала домой жена. Он, наверное, хотел после смены встретиться с друзьями. Но один удар Моргана Смита перечеркнул все.

Кори прижал к себе рюкзак и побежал.

Он явился в лечебницу весь в земле. Алана обеспокоенно крикнула ему что-то вслед. Мириам отчитала за грязные следы на только что вымытом полу.

– Доктор Шварц, вы хотели меня видеть?

– Да, доктор Лоусон. Есть разговор. Вы в порядке? Вы весь в земле! – доктор Шварц проявил беспокойство и в тоже время брезгливость. Ведь Кори запачкает его кресла.

– Это из-за Моргана Смита? Я виноват. Я не проявил должного контроля.

– Нет. Смит здесь не причем. Он забота дежурного доктора. На вас жалуются сестры и санитары. Вы слишком грубы с ними.

Кори замер, вспоминая, когда это он был груб? Никогда. Он обращался на вы. Говорил пожалуйста.

– У нас мало персонала и много работы.

– Я не требовал от них ничего, чтобы не входило в их обязанности. И если я кого-то обидел, то я не хотел.

– Не нервничай, Кори. Ты новый работник. Конфликтов не избежать. Но я вызвал тебя не поэтому. Доктор Фарелл разрешал тебе вносить свои назначения?

– Да. Нет. Не знаю. Доктор Фарелл заболел. Я взял на себя его работу, я что-то сделал не так?

– Твои назначение подразумевают превышения стандарта койко-дней. И выходят из перечня услуг медицинской страховки. А это деньги. Мои деньги, твои деньги. Зарплаты всех работников зависят от этого. А у всех семьи, дети. В школе тебе говорили совсем другое.

– В школе мне говорили, как лечить. Как выводить из психотических состояний. Как вернуть пациента в общество. Как избежать инвалидизации. Ваши сестры не соблюдают ни одно из правил асептики и антисептики. Ваши санитары оскорбляют пациентов.

– Доктор Лоусон, вы слишком много на себя берете! – Шварц вмиг стер свою напускную заботу. – Пока вы в Отектвуде, будьте добры соблюдать правила и не указывать мне на недостатки, о которых мне и так известно. Если вы не хотите проходить практику, это ваше право.

– Извините, доктор Шварц. Мне стоит написать отказ от практики.

Злоба на лице Шварца, вновь сменилась деревенской добротой.

– Не надо, Кори. Я не буду подписывать твое заявление. Ты не мальчик. Ты будущий врач. Ты должен понимать все нюансы. Медицина тонкая наука. Подумай хорошенько, прежде чем принимать решение. Я надеюсь, завтра увидеть тебя на обходе. Твои назначения верны. И будь я твоим преподавателем ты бы ушел с пятеркой. Но я не твой преподаватель.

– Да, доктор Шварц. Я вас понял. – выдавил из себя Кори. Ему хотелось вернуться в Нью-Йорк и рассказать обо всем в школе. Ему хотелось закрыться, никого не слышать и никого не видеть. Бросить медицину и устроится в Макдональдс. Зачем он четыре года учил фармакологию, если все его назначения противоречат стандартам. Зачем быть доктором, если можно быть менеджером. Зачем лечить, если больные кормят чьи-то семьи.

– До завтра, доктор Лоусон.

– До завтра, доктор Шварц.

Кори вышел из кабинета. Грязная кофта все еще была на нем. И кабинет Шварца, был хуже могилы, в которую он упал утром.

Кори хотелось убежать, спрятаться в туалете и заныть, как это случилось во втором классе из-за первой и единственной двойки.

Но двадцатипятилетнему мужику не престало плакать по туалетам, поэтому Кори просто закрылся в кабинке и закурил. Если кто-то войдет, например, Мириам, то новость, что плохой доктор не только портит им план, но еще и дымит в служебных туалетах, разнесется по больнице.

Лоусон набрал номер сестры. Голос у нее был относительно бодрый, значит недавно встала.

– Привет.

– Рей, у меня проблемы.

– Ты переспал с кем-то из пациентов? – не раздумывая спросила Рейчел и Кори застыл с сигаретой на унитазе.

– Что?! Рейчел, это первое что пришло тебе в голову? Нет! Господи! Нет!

– Разве же это проблема? Семьдесят процентов врачей вступали в интимную связь со своими больными. А отец всея психоанализа дядюшка Фрейд делал это регулярно.

– Причем даже со своей дочерью. Рей! Ни с кем я не спал! – тем не менее от этого разговора Кори повеселел. Вот это было бы действительно проблемой. – Мой куратор ушел в запой вроде как. Я поменял его больным лечение, а главный врач сказал, что они так не лечат. Что видите у них режим койко-дней и им нужен постоянный оборот пациентов, а не здоровые люди. Выставил меня монстром, который отбирает хлеб прямо изо рта детей докторов. Я не для этого учился.

– Спокойно коллега. Вы попали в систему и испытываете диссонанс. Принимайте все как есть утром и вечером. Жить будете до глубокой старости. Именно поэтому я выбираю частную практику и узкую специализацию. Стационары – это большие конгломераты, как эппл или сименс, убивающие индивидуальность и превращающие людей в роботов с нервным тиком и язвой желудка.

– Слишком утопично.

– Я надеюсь, ты не откажешься от практики из-за такого пустяка?

– Минут пять назад хотел. Спасибо.

– Держись там. Пока.

Кори побрызгал дезодорантом следы своего преступления, смыл окурок несколько раз и отправился в кабинет.

Доктор Фарелла он там совершенно не ожидал увидеть.

– Выздоровели?

Без единого слова Фарелл достал вторую кружку с надписью «доктор №1». Разлил остатки скотча, который видимо он пил с утра и доктора молча выпили.

– Почему я делал все правильно, но в итоге остался идиотом?

– Это называется самоанализ.

Кори повеселел. Скотч развязал ему язык. В мокрой кофте стало жарко.

– Ты по земле валялся что ли? – Фарелл заметил грязные руки. Кори и остатки земли на вязанной кофте. – Нашел из-за чего! Мне вот ему на глаза лучше неделю не попадаться.

– На меня даже в детстве мать не кричала.

– У тебя много ассоциаций с детством. Это признак инфантилизма. Ну да ладно. Будем разделять и властвовать! Я буду заниматься корпусом Б. А ты корпусом Д. Делай с ними, что хочешь. Выписывать их не надо, большая часть из них в Отектвуде навсегда. Полисов у них нет. Только барокамеру не назначай. Это платная услуга.

– Я хочу лечить людей. Я не хочу быть надзирателем!

– А я хочу ехать в одной телеге с Джозефом Уилером где-то под Мурфрисборо и слушать как оркестр играет синий флаг Бонни! Но, к сожалению, мне нужно идти на обход и делать кучу выписок. В атаку мой друг!

Атака закончилась так же быстро, как и началась. Пациентов позвали на обед.

Алекс сам взял порцию, сам вставил трубочку в коробку сока. Но Кори не мог его похвалить. Кори шел в корпус Д.

– Здесь занято, – Мириам отодвинула стул почти из-под Кори. – Это место сестры Эдисон.

– А здесь я воду разлил. – сказал санитар Ли.

Кори молча уселся на диван. В столовую вошла сестра Эдисон. Он о ней слышал, но не видел ее. Это была пожилая женщина, худощавая, улыбчивая.

– Приятного аппетита. Ты же Кори? Практикант? Чего сидишь там?

– Места нет.

– А мы сейчас подвинемся. – Ирен быстро организовала место для Кори. Пододвинула ему чашку с конфетами.

– Ты не местный?

– Я из Нью-Йорка.

– Ой я была там в молодости с мужем. Красивый город. Большой. Женат? Детишки есть?

– Нет. Я еще медицинскую школу то не закончил.

– Ну это дело поправимое. У нас тут много девчонок молодых.

– Да я видел.

– Проститутки они все! – сказал Ли.

– Ну ка не выражаться.

– Доктора к нам сослали, он накосячил. – Мейсон гадко улыбался и Кори не мог понять почему. Он ведь ни сделал ему ничего плохого. Они нормально общались и у них не возникло ни одного конфликта.

– Ну и хорошо, что сослали. У нас тут спокойнее и порядка больше.

Кори не слушал, что болтает Ирен. Он пытался найти для Мейсона колкий ответ. И он нашелся. На шее у Ли была дешевая цепочка, от которой на коже оставались зеленые разводы.

– Я тоже был в Нью-Йорке. И в Вашингтоне был. И в Майами. Ничего интересного.

– Ты бы сэкономил на следующем путешествии и купил нормальную цепочку. А то этой у тебя на шее плесень.

– За собой следите! Какая вам разница! – из язвительного шутника, Ли вмиг превратился в фурию. Он швырнул свою кружку на стол и выбежал из столовой.

– Опять выделывается. Не обращай на него внимания. Он человек настроения.

После обеда Лоусон понял, что за развлечение «злить Ли». Он стучал шваброй по решеткам. Оскорблял больных, посылал к чертовой матери сестер, с просьбами сходить на склад или отнести анализы. Под его визг было невозможно работать.

– Как зовут твою маму?

– Деби. Дебра.

Кори смахнул пот со лба.

– Чем ты любил заниматься в детстве? Мне нравился конструктор.

– Алан Дастин. Армия США. Личный номер сто два ноль девяносто два….

Кори хотелось биться головой об решетку. Два слова. Два, за полтора часа. Кори выдохнул.

– Сержант Алан Дастин!

– Я. – немедленно отрегировал Алан.

Лоусон чуть не прыгнул от радости.

– Где вы находитесь, сержант?

–В Алеппо, сэр.

– Черт. Нет. Вы находитесь в США. Отектвуд, штат Алабама.

– Повторяю, я нахожусь в США. Отектвуд. Штат Алабама.

– Можешь отдыхать сегодня, сынок. – разрешил Кори.

Лоусон выдохся, будто весь день таскал мешки с картошкой. На часах было почти три дня, а он осмотрел только одного пациента.

– Давай! Поднимай свою черную задницу и дай мне помыть. – раздался воплю Ли из пятой палаты.

Кори немедленно пересек коридор. Ли стоял возле миссис Бригс. Она замешкалась, и он пнул ведро ей под ноги. Женщина поскользнулась и упала.

– Что ты только что сказал?

– А ты глухой?

– Повтори еще раз, как ты обратился к больной Бригс.

– Не нравится, сам мой! —Ли бросил швабру под ноги Кори и ушел.

– Миссис Бригс, разрешите вам помочь.

Женщина не испугалась в этот раз. Она отмахнулась и поднялась с пола сама, отряхивая пижамные штаны.

– Мейсон всегда называет вас так?

– Черной задницей? Бывает и хуже.

Кори опустил глаза. Он не знал, что делать в такой ситуации. В Нью-йорке, за подобное поведение можно было вмиг вылететь с работы и даже получить арест и штраф. Кори заметил на плече Латаши несколько неглубоких ссадин. Спрашивать он не стал. Латаша и так сделала огромный шаг. Не закричала и не испугалась его.

– Знаете, что мы с вами сделаем с Мейсоном?

– Убьем его. – воодушевленно сказала Латаша.

Кори бы с ней согласился. Но доктор Лоусон достал из папки чистый белый лист.

– Мы напишем на него жалобу. Оскорбление личности, расизм.

– Они не поверят мне.

– Я вам верю. Я все слышал и видел своими глазами. Я вам верю, Латаша. – Кори протянул листок с ручкой и Бригс осторожно забрала их.

Помогать Кори не стал. А то еще подумает, что доктор считает ее неграмотной.

Палата Моргана Смита была пуста.

– А где Смит? – спросил Кори в пустоту. Кто-нибудь да ответит.

– Сдох! – недовольно ответил Мейсон и Кори решил подойти к сестре Эдисон.

– Морган в палате интенсивной терапии.

– Переведите его обратно в отделение.

– Доктор Фарелл ничего не говорил мне об этом.

– Мы с доктором Фареллом распределили обязанности. Он занят корпусом Б. А я работаю здесь. – строго сказал доктор Лоусон. – Заберите больного и историю, когда будете свободны сестра. – добавил Кори.

– Я пошлю санитара с охраной.

– Спасибо, сестра.

– Только нужно забрать его вещи со склада. Я не могу оставить отделение, а Мейсон сегодня не в духе. Заберете его вещи.

«Еще бы я чужие трусы догонял по больнице!» – чуть не сказал Кори, но тут же осекся.

– Договорились, сестра.

Половина третьего. Склад закрывался в четыре и Кори отправился в корпус Ц.

На улице стояла жара. Кори пожалел, что оделся тепло с утра. Эндрю косил траву, распространяя по территории ее прелый свежий запах. Кори вспомнил ферму дедушки и бабушки в Пенсильвании. Там так же пахло.

На складе было прохладно, но пахло отвратительно. Грязные личные вещи просто сваливались в пакеты, подписывались и сдавались на склад. Это Кори знал.

За деревянным столом сидела нескладная брюнетка и листала журнал.

– Добрый день, я доктор Лоусон. Могу я получить вещи Моргана Смита. Сданы были четвертого августа.

– Добрый день, доктор, – кладовщица выпучила на него глаза. – Разумеется.

Кори думал, что она пойдет искать и ему долго придется стоять и дышать этой вонью, но девушка вытащила пакет из-под стола и протянула Кори.

– Распишитесь вот здесь, доктор, – подвинула она к нему толстую тетрадь. – Вы недавно работаете, да? Меня зовут Диана.

– А меня Кори. Очень приятно.

– Я работаю до четырех.

– А я пока все не сделаю. – Кори растерялся.

– Мама сегодня дежурит, а брат будет пропадать в баре. Не хотите сходить ко мне в гости?

Кори хотел провалиться под пол, а не в гости. Его пугали подобные разговоры, пугала настойчивость и пугала Диана.

– Простите, Диана, но боюсь моя девушка не одобрит, мой поход в гости к вам.

– А как зовут вашу девушку?

Этот разговор не шел уже не в какие рамки. Но Кори и так обвинили в грубости. Да и не хотелось обижать эту глупую дамочку.

– Эйприл. Ее зовут Эйприл.

– Она работает в Билле?

– Мне пора. Меня ждут больные, до свиданья, Диана. – прижав к себе мешок, Кори чуть ли не бегом покинул склад.

Моргана еще не перевели. И Кори был этому рад. Видеть его, последнее, что он хотел.

У пациентов настало время прогулки перед ужином.

Прогулка в корпусе Д, отличалась от прогулки в корпусе Б. Там пациенты могли гулять в любое время с одиннадцати до часу и с четырех до шести. Они сидели на лавочках, читали книги на свежем воздухе, прогуливались, встречались с родными, собирали траву и цветы для поделок на творческих терапиях.

Прогулки в корпусе Д выглядели иначе. Брат Гаррисон, два санитара и два охранника выстраивались вдоль коридора. Поочередно они открывали двери палат, надевали на больных наручники, а потом выводили колонной в отгороженный двор. Там они встали по периметру и наблюдали. Долго сидеть нельзя. Долго ходить по кругу тоже. Прогулка продолжалась час. Можно было поиграть в мяч и шахматы, если охрана в настроении, но подобное мало кого из больных интересовало.

– Джо! – Кори подошел к брату Гаррисону. Он стоял смирно. Больных выпускали из палат.

–Джо, могу я присутствовать на прогулке?

– Конечно, док. Только не нервируй их. На улице мы можем не успеть среагировать вовремя, если на тебя опять нападут.

Кори насупился. Видимо нападение Моргана ему будут припоминать все оставшуюся практику. Они вышли на улицу, Лоусон присел на скамейку. Пациенты сделали первый круг. Кори наблюдал за Крашером. Он бодро шел в середине и вдруг начал петь навесь двор:

– По кладбищу гуляю я,

Лежат тут все мои друзья!

Я пришел на кладбище,

Здравствуйте товарищи.

Пациенты оживились. Кто-то подпевал. Тут Чарльз притормозил и выставил подножку одному из больных. Он упал в грязь, чем вызвал всеобщую панику. Охранник засвистел в свисток. Брат Гаррисон принялся разгонять столпотворение вокруг упавшего. А Крашер быстро отошел и сел рядом с Кори.

– Привет, Виски.

– Хорошо поешь.

– Мейсон тебя невзлюбил.

– Мне все равно.

– Он давно здесь работает. Сжил много сестер и докторов. Любит жаловаться и подбивать остальных. А его любят за то, что в любое момент он готов выйти на смену и делать любую грязную работу. – шептал Чарльз, прищуривая от солнца глаза.

– Десять минут, Крашер! В камере зад будешь просиживать! Давай гуляй!

Крашер поднялся и Лоусон вместе с ним. Они, не спеша двинулись по кругу.

– Я думаю, что Мейсон не здоров. Его приступы агрессии, истерики, перепады настроения. Недостаток внимания. Ему бы посетить хорошего психолога. – болтал Кори. Честно говоря, Крашер, единственный во всем Отектвуде с кем можно было нормально поговорить. Он не перебивает, не дает очевидных советов, не пытается доказать Кори, что тот просто не опытный амбициозный студент. Идеальный собеседник.

– Как ты себя чувствуешь. Как швы? Кто тебе делал сегодня перевязки? – Кори взглянул на криво налепленные на лицо салфетки.

– Я сам. Ирен бросила мне пластырь и упаковку материала. Она боится ко мне подходить.

– Так дело не пойдет. – Кори отлепил пластырь от брови Крашера и разгладил по лбу.

– У тебя руки грязные, Виски. Ты что в земле рылся?

– Нет. Это просто… Железо. Ликфер. Сестра пролила, я помогал вытирать.

– Научись врать, Виски.

Они снова сели на скамейку. Пациентам дали волейбольный мяч, и кто-то пнул его ногой. Охранник засвистел. Мяч отобрали.

– А я думал, только у нас в школе в тренера вселялся дьявол, когда мы пинали волейбольный мяч.

– Это во всех школах. Наверное. Я спортом не занимался. Я в шахматный класс ходил.

– Я тоже. Что ты почувствовал, когда узнал, что из-за твоей взрывчатки в школьном туалете погибли люди?

– Страх. Власть. Адреналин. Будто прыгнул в озеро с тарзанки.

Свисток охранника прервал разговор. Все пациенты встали в строй и стали спускаться в подвал.

Кори хотел еще поработать, но в кабинете Фарелла, уже был сам Фарелл. И Барбара Калуум. Они распивали Джим Бим. Барбара запивала коробочным соком, что дают для пациентов.

Алабама Отектвуд 8:50 p.m.

– И Хлоя выливает ему пиво прямо в рожу. Кто-то из посетителей прибавляет музыку и дальше просто сцена из боевика.

– Весело у вас. – Кори засмеялся. На улице смеркалось. Он шел по улице с банкой сидра без бумажного пакета. Эйприл обнимала его за шею, а он ее за талию.

– А у тебя как на работе?

– Как в дурдоме. – ответил Кори и Эйприл звонко захохотала на всю улицу, привлекая внимание прохожих.

Кори наклонился и поцеловал ее. Телефон вибрировал в кармане, но Кори не обращал внимание. Все дела подождут.

– Видишь того мужика?

– Того, что ссыт у магазина? – уточнил Кори.

– Нет! Памятник. Это этот. Как его…

– Джон Скотт. Основатель вашего города.

– Ну да. Тот мужик. Когда мне было семь я залезла на самый верх. На шляпу. Но не удержалась и упала. Папа нес меня и весь измазался в моей крови. Он привел меня к Ирен и она намазала мне голову и лицо зеленкой. Меня потом в школе называли Халком. Целый год.

– Халком? – Кори рассмеялся. – У нас тоже в школе был такой парень. Но зеленкой он не мазался. Его звали Брюс Бэннер. Тупой был, как пробка и тощий.

Они подошли к сытому Биллу. На крыльце толпился пьяный народ.

– Зайдем?

– Я там каждый день. Может просто погуляем?

– Эй, Эйприл! – девушку окликнул черноволосый мужчина. Вдрызг пьяный, он сидел на ступеньке у бара. Его качало в разные стороны. На рубашке были пятна рвоты. – Кто это с тобой?

– Не твое дело, Росс!

– Парень! Если не хочешь отсосать у всего города, не целуйся с ней! – крикнул пьяница, едва не упав на спину.

Духота. Сидр. Тяжелый день. Кори всегда старался избегать конфликтов. Кори старался не лезть в драку. Кори воспитанный и цивилизованный человек. Но Кори поднялся по лестнице и ухватил парня за рубашку.

– Кори! Пожалуйста! Оставь его!

Кори его и не трогал. Росс махал руками, избивая воздух. Он был настолько пьян, что не мог даже понять, кто держит его за воротник.

Наконец Росс выдохся. Он завалился на спину. Ноги его взлетели вверх и одна из них прилетела Кори прямо в лицо.

Если бы не перилла, Лоусон свалился бы с крыльца. Из сытого Билла вышли трое. Длинноволосый, деревенский Курт Кобейн, которого Кори видел на остановке, и бритый здоровяк в кожаной куртке на голое тело. Третьим был Мейсон Ли.

– Ты че чучело!

– Он Росса вырубил!

Тот, что был в куртке разбираться не стал. Он ударил Кори кулаком в лицо. Потом схватил за затылок и приложил о перила. В ушах зазвенело. Все вокруг поплыло. Боли не было, но Кори не чувствовал лица. Нос хлюпал кровью. Дышать было тяжело. Еще удар и Кори свалился с лестницы.

– Хватит! – кричала Эйприл, но ни Кори, ни остальные ее не слышали.

Все голоса и удары раздавались для Кори, будто из-за толстой железной двери. Услышав, полицейские сирены, парни бросили Кори на крыльце и пустились бежать вниз по улице.

– Айки! – Эйприл бросилась навстречу шерифу. – Они побежали вниз.

– Эйприл, Какого черта тут случилось? – шериф Айк жевал фильтр сигареты, не обращая никакого внимания на пострадавшего.

– Росс и его дружки избили человека!

– О, студент! – шериф наконец заметил Кори, зажимающего свой нос. От вида собственной крови на руках у Кори кружилась голова. А еще от сидра.

– Ты как? Скорую вызвать?

– Нет. Я в норме. – еле проговорил Кори.

– Росс, кончай валяться! – шериф пнул пьянчугу в бедро. – Поехали.

Алабама, Отектвуд 12:10 p.m.

От табака шерифа у Кори першило в горле. Ему дали пачку влажных салфеток, чтобы заткнуть нос и не пачкать стол.

– Росс Эдисон, Мейсон Ли. Других ты не можешь назвать?

– Я не знаю кто это.

– Ах да. Ты же не местный. Подпись – вот здесь и здесь. Кровью не замажь. Теперь свидетельница.

– Я не буду ничего подписывать.

– Значит свидетелей нет. Вы свободны.

Кори вышел из участка. Ночь была душная. Салфетки кончились. Кровь из носа капала на рубашку.

– Кори, пошли. У меня дома есть лед.

– Я пойду домой. – Кори вцепился в перилла.

– Куда ты пойдешь? Ночь на дворе!

– Почему ты отказалась подписывать мои показания? Ты боишься их?

– Мне еще жить здесь, Кори. Ты что, совсем ничего не понимаешь? – закричала Эйприл, но тут же утихла. Они ведь были на крыльце участка шерифа.

– Я не понимаю, почему нельзя сказать правду о том, что видела. Почему нельзя сказать отцу, что позвала к себе парня. Почему нельзя лечить людей, так как преподают в школе. Я, наверное, очень тупой! – Кори утер кровь с носа и спустился с крыльца участка.

– Кори, постой. Ты прав, – Эйприл прижалась к плечу Кори. – Я боюсь их. Я не хочу, чтобы в городе обсуждали, что посадила сыночка матери Терезы – Эдисон. Я не хочу становиться частью какого-то дерьма.

– А как же Монтгомери и макдольдс?

– Это мечта. Прости, Кори. – Эйприл отпустила руку Лоусона и отошла.

– Это ты меня прости, Эйприл. Я не прав. А если прав, то нет никакого в этом смысла. – Кори подошел к Эйприл, взял лицо девушки с свои ладони и поцеловал. Кровь с его носа размазывалась по щекам Эйприл, но обоим было на это наплевать. Кори целовал девушек раньше, но после такого разговора никогда. И никогда при этом у него не шла носом кровь Духота, сместившаяся перегородка и чужие губы не давали вдохнуть воздух полной грудью.

Алабама, Отектвуд 6:30 а.m..

Назойливый будильник Эйприл и кот, гулявший по груди Кори, разбудили доктора. Кори не чувствовал лица. Пол ночи Эйприл прикладывала его разбитому носу замороженную курицу. Сейчас она мирно спала рядом.

У него болела голова, он спал, не снимая перепачканной кровью из собственного носа рубашки. Теперь Рейчел может гордо не называть своего брата задротом. Он надел шлепанцы отца Эйприл на босые ноги и вышел во в двор курить. В рубашке и в трусах. В дыры в заборе он видел таких же соседей. Они сидели на ступеньках в трусах, шлепанцах и курили. Они вздыхали и кашляли. Их лица были опухшими, не выспавшимися и совершенно безрадостными. И Кори выглядел так же. Он идеально вписывается в деревенскую тоску. И от этого ему стало еще грустнее.

Утро в городе было солнечным, но к лечебнице солнце будто не могло пробиться из-за окружавшего ее леса, высотой до небес.

На Кори все пялились. Больные персонал. Наверное, из-за разбитого носа. Но это был взгляд не сочувствия. Это был взгляд призрения. Будто они знали какую-то его гадкую тайну.

Доктор Фарелл еще не явился. Кори еле нашел нужные записи в завале на столе доктора и отправился в корпус Д.

– Доктор Лоусон, вас вызывает доктор Шварц. – сказала Алана, встретившаяся ему в коридоре.

– Что-то случилось?

– Наверное, что-то случилось.

Кори перебрал всевозможные варианты событий. Но он действовал в точности как сказал Шварц. Никого не лечил, бюджет лечебницы не тратил и даже в столовой перестал есть.

Но картины, что он застал в кабинете Шварца, он точно не ожидал.

Сестра Эдисон, сидевшая на стуле и закрывавшая заплаканное лицо руками, упала перед Кори на колени и зарыдала.

– Доктор Лоусон, не губите моего мальчика. Я вам заплачу. Я вам последнее отдам. – она начала вываливать содержимое своей сумки в поисках кошелька, а Кори стоял, раскрыв рот и не понимал совершенно ничего.

– Машину мою заберите, – Эдисон бросила ему под ноги ключи. – Только прошу вас. – она схватила Кори за лодыжку с такой силой, что студент едва не упал.

– Сестра Эдисон! – Шварц все это время пытался ее позвать, а тут все же наклонился и поднял женщину с пола. – Хватит! Прекратите это!

Они месте с Лоусоном усадили сестру обратно на стул и Шварц накапал ей в стакан воды валерьянки.

Она всхлипывала и трясущимися руками пыталась отпить из стакана, проливая его содержимое на юбку.

– Что я сделал? – к Кори вернулся дар речи.

– Вас вчера побили. Росс Эдисон. Да? Вы написали заявление. Это сын сестры Эдисон. Ночью ей позвонил шериф и сказал, что его задержали. У бедняжки ночью случился гипертонический криз.

– Так тот пьяница ее сын?

– Доктор Лоусон, сестра Эдисон работает у нас почти сорок лет. Она всю жизнь отдала этой больнице. – Шварц поднял ключи и вернул Ирен.

– Вы хотите, чтобы я забрал заявление? – Кори немного не понимал связи между его носом и добросовестным трудом сестры.

– Да, Лоусон. Если нужно, я сам тебе заплачу. – из уст Шварца это прозвучало так, что если Кори не заберет заявление, то его практика прекратиться так же быстро, как началась.

– Мне ничего не нужно, доктор Шварц. Я заберу свои показания.

Эдисон снова упала в ноги Лоусону с благодарностями. Шварц вернулся на свое место.

– Только завтра. Ли тоже вызвали к шерифу, ваша помощь может понадобится в отделении.

Фарелл уже налил две кружки. Самый лучший доктор и доктор номер один. Надписи на кружках не соответствовали действительности. Надо было заказать принт Старый алкоголик и салага.

– Жаль Ирен. Муж хоть как-то держал Росса, а после его смерти, тот совсем распустился. Еще и дочь больная.

– Ему почти сорок лет. Он живет с матерью?

– Росс был женат, но они развелись. Жена бросила его и сына. Росс стал пить. Дочь Ирен – Диана, тоже больна. Она потеряла ребенка пять лет назад и впала в депрессию, которая переросла в психоз. Ирен устроила ее к нам на склад, чтобы приглядывать в случае чего.

Кори молча пил. Единственное, что хотелось спросить это: «В этом городе все слегка того?», но Лоусон был все еще очень воспитанным.

– Доктор Лоусон, не поможете?

Лоусон осознал, что самый главный в больнице не доктор Шварц, а санитар Мейсон Ли. Переложить больного на каталку – Ли, съездить за растворами – Ли, кто-то обгадился – Ли. После трех часов работы в таком режиме, Лоусон уже был весь в поту и пятнах. Ясно почему Ли всегда такой неопрятный. Какой смысл стирать костюм, если через две минуты пребывания в стационаре на него кого-нибудь стошнит.

– Лоусон! Миссис Бексвор выстирала подгузник, повесила на батарею и не отдает.

Лоусон пошел в палату и с боем забрал подгузник у пенсионерки.

Остальные ее соседки поддерживали его и жаловались на вонь. Кроме одной. Она лежала под одеялом, слабо улыбалась и смотрела куда-то в потолок. Кори осторожно приблизился и уже хотел приложить пальцы на пульс, но женщина моргнула.

– Как вы себя чувствуете?

– Все нормально, спасибо.

В палате было достаточно жарко, учитывая, что окна выходили на солнечную сторону, но она была под теплым одеялом.

– Вас морозит? Или вам жарко? – Кори заметил на тумбочке стакан с водой и длинной трубкой, отрезанной от системы. – Откинуть одеяло? – Кори решил, что больная не может сделать этого самостоятельно.

– Если вам не трудно.

Кори убрал одеяло и увидел худое туловище в синяках от уколов. Руки отсутствовали чуть до середины плеча. Ноги до середины бедер. Кори видел ампутации и раньше, но это произвела на него очень сильное впечатление. Кори еще раз глянул на тумбочку. Стакан был грязный, со следами от чая и осадком на дне. Тараканы хозяйничали вокруг тоста, что остался с завтрака.

На коже были следы мацерации и куча ватных шариков, оставленных сестрами после инъекций. Одни свежие, другие уже достаточно грязные.

– Как часто сестры подходят к вам? – Кори принялся переворачивать женщину, подкладывать специальные резиновые круги под поясницу и плечи.

– Я не беспокою девочек. Ко мне придут дети, они все уберут и переоденут меня.

Кори вышел из палаты и застыл с подгузником в руках.

– Лоусон! Мистер Марк не может подняться с унитаза! Лоусон!

– А? – Лоусон пришел в себя? – Сестра Доу, а та больная с ампутированными конечностями?

– Миссис Игмен? В детстве заблудилась в лесу и отморозила себе руки и ноги. Вдобавок у нее деформация позвоночника.

– А с каким диагнозом она здесь?

– Истерический психоз. Муж сказал, что у нее частые перепады настроения, приступы агрессии. Его можно понять. Он за ней всю жизнь ухаживает.

– А сколько у нее детей?

– Восемь.

– Восемь?! – воскликнул Кори. – Но она же, больна!

– Игмены люди верующие. Раз господь дал ей столько детей, значит, он этого хочет.

Кори представил, какую нужно иметь психику, чтобы жить в такой атмосфере. Но это длилось недолго. Мистер Марк сам с унитаза не встанет.

– Лоусон! Нужно вывезти труп!

– Кто умер?

– Сестра Вайлд.

Лоусону помогала сестра Грегсон. Они переложили тело на каталку, накрыли простынею и повезли в подвал. Здесь стоял специфический запах формалина и мертвечины. Кори не любил его и не любил морги, куда их в школе водили на вскрытия. На первом курсе он завалился в обморок. Единственный из всей группы. Перебросив тело на железную полку, Лоусон застыл, прижавшись к холодному металлу.

– Доктор, вы идете или тут остаетесь? – Грегсон брякнула большим амбарным замком и Кори выбежал. На обратном пути ему далось рассмотреть подвал. Кроме паталогоанатомической лаборатории и комнаты для хранения тел умерших, здесь должны были быть еще помещения. Кабели проводки и трубы, подразумевали здесь еще как минимум помещение в сто квадратов. Но других дверей Лоусон не увидел. Перед обедом его послали за скобами в архив к Миссис Томпсон.

Желтые стены архива, запах книг и милая седая старушка Томсон в больших очках делали это место уютным.

Прямо красовалась обширная военная хроника с изображениями врачей и раненых южан, и северян. И конечно американский флаг во всю стену.

На противоположной стене портреты выдающихся врачей, посещавших Отектвуд за все его существование и их годы пребывания здесь. Джон Мак, Павел Карпов, Петр Кащенко, Алоис Альцегеймер, Фридрих фон Йолли, Карл Клейст, Уго Черлетти. Седые и бородатые мужчины с фотографий сурово глядели на Кори, как бы говоря ему: «Ты никогда не будешь висеть на этой прекрасной стене, студент.»

В глуби архива была еще военная хроника. Жизнь больницы в период первой и второй мировых войн. Американо-японская война, вьетнамская война. Ее участники, что лечились здесь после службы. Больница оказывала большую помощь пострадавшим психически офицерам и солдатам.

Под пыльным стеклом лежали стеклянные шприцы, пробирки, планшетки, молоточки и фонендоскопы. На манекенах висели посеревшие халаты и чепчики с крестами. Гальванометр и один из прототипов современных энцефалографов, больше напоминавший пыточное орудие нацистов. Даже металлическое кресло с ремнями. У Отектвуда здесь был свой маленький скромный музей.

Фотографии становились цветными, все ярче и ярче. Восемь молодых людей в белых халатах. Доктор Шварц, с густыми темными волосами, но уже в теле, доктор Калуум, молоденькая и стройная. Доктор Апекс самый веселый из всех молодых врачей, доктор Хамсвилл, такой-же угрюмый как и сейчас. Доктор Томоко – высокий азиат, которого Кори еще ни разу не видел в госпитале. Доктор Фарелл и его челка- забор, доктор Дэвис – ворчливый старикан из корпуса Д в молодости обладал внешностью смазливого актера и бывший главный врач доктор Брегг. «Молодые специалисты. Тысяча девятьсот девяносто первый год».

Кори смотрел на них и представлял себя через двадцать восемь лет. Он думал, что будет седым и в морщинах. Думал, что будет сидеть в плетеном кресле качалке, кашлять и играть в бридж со своей сестрой, седой старухой, любящей леопардовые сумки. Он ошибался. Все эти молодые врачи с фотографий не выглядят как старики. Они обычные взрослые люди. От осознания того, что жизнь после сорока есть, Лоусон повеселел. Забыл про Игмен, и семейку Эдисон.

– Могу я взять что-нибудь?

– Читайте здесь, если хотите. И не заляпайте страницы. – Томпсон уткнулась обратно в свой журнал о вязании, и незаметно для нее Лоусон засунул себе под халат пару подшивок из толстой картонной папки.

– Тогда дайте в корпус Б скрепок для степлера номер десять.

Дело шло к ужину, а Лоусон так и не осмотрел ни одного больного, занятый беготней с суднами и баночками мочи.

– Лоусон! Где тебя носит? Забыл, что сегодня санитарный день? – навстречу, расталкивая охрану спешил доктор Дэвис. Кори еще раз отметил, что он постарел сильнее всех. Только высокая прическа а-ля Элвис осталась, жидкая и с проседью.

– Я помогал сестрам в корпусе Б.

– В следующий раз, когда твои мелкие ручонки зачешутся написать что-то на Ли, воспользуйся стеной в туалете, а не заявлением у шерифа. Где мы найдем второго такого дурака? Давай приступай к помывке, тебе еще ночевать в этом свинарнике!

– Я что, дежурю один? – Лоусон перепугался. Ведь по статистике ночью умирает большинство пациентов. Особенно в период с четырех до шести часов.

– Я в твоем возрасте один на два корпуса оставался. Если что, в корпусе Б дежурит Диссигвол, позвонишь ей если забудешь, как выглядит фенибут.

– В твоем возрасте… – передразнил Кори доктора, когда тот скрылся за железной дверью.

Санитарный день Кори уже видел. Мейсон по очереди выводит больных из палат, они раздеваются, складываю фланелевые пижамы в большой бак. Становятся на поддон за решеткой, намыливаются одним на всех куском мыла и мочалкой, похожей на ветошь для пола, а потом он поливает их водой из шланга. Помывка окончена. Следующий. И так пока не кончася пациенты. У Ли это очень ловко получалось. Кори признал его мастерство.

Пятеро находились под круглосуточным наблюдением в палате интенсивной терапии, пациенток женщин, которых в корпусе было всего четыре, вымыла Мириам еще днем. Так что Лоусону оставалось всего ничего восемнадцать человек.

Лоусон решил начать с простого. С Дастина. Он как человек военный и дисциплинированный санитарный день любил. Быстро подал руки для наручников, пижаму сложил в бак аккуратно, в пререкания не вступал. Рафаэль мыться отказался и пригрозил Кори божьим гневом и саранчой в его доме. Даже в то, что вода будет святая, не поверил, и Кори решил, что он и так чистый. Дальше было сложнее. Многие воды боялись и визжали как резанные, когда Лоусон поливал их из шланга. Другие бились о кафель и решетки, приходилось вызывать охранника.

Кори залил водой весь пол, себя, халат, брюки. Но на это ему стало наплевать уже на десятом больном. Что буйных, что спокойных, их объединяло одно. Все они были в синяках, ссадинах, ожогах, шрамах. И явно полученных здесь, так как многие свободы не видят уже очень давно. А все раны относительно свежие. Вопросов Кори решил не задавать, чтобы помывка не затянулась до утра. Но если синяк или царапину можно списать на то, что человек нанес это себе сам или получил дубинкой от охранника, то ожоги вызывали любопытство. Спичек заключенным явно никто не даст. А всю пищу им дают комнатной температуры.

Решетка, наручники, свежая пижама, тапочки, хлюпающие по воде, Кори почти управился к отбою.

– Виски, а тебе то, кто рожу расквасил? – Крашер лежал на полу своей палаты заложив руки за голову. – Видел бы ты, что тут ночью было. Все реанимировали сестру Эдисон!

Лоусона раздражало, то, что пациенты становятся свидетелями всего, что происходит с персоналом, даже если это происходит за несколько миль от Отектвуда.

– Без Ли сегодня скучно. – Крашер просунул руки через решетку, чтобы доктор Лоусон надел наручники.

– Ты и себя что ли помыл? – Крашер не затыкался, а Кори слишком устал для бесед.

Он протолкнул его в ванную и взялся за шланг. Чарльз снимал пижаму, повернувшись к доктору спиной и Кори едва не упал на мокрый пол, увидев огромные красные волдыри по всей спине Крашера.

– Это что такое?

– Это? – спросил Крашер. – Мейсон Ли играет в доктора Гебельса.

– Это Мейсон сделал? – Кори затрясло от злости.

– Это его любимое развлечение. Кого кипятком окатит, кого ледяной водой. Кому контрастный душ. В прошлый санитарный день я его так разозлил, что он даже в подвал спустился, что кипятка поддать.

– Господи! Это ужасно! – Кори бросил шланг и принялся метаться как лев в клетке, шлепая по воде. – Почему никто этого не видит? Нет. Я пойду завтра к доктору Шварцу.

– Ну, напишет он объяснительную. Лишится пары сотен. Мы мыться будем или нет? – Крашер оперся на решетку и наблюдал как Кори мельтешит из стороны в сторону.

– Нет. Я пойду выше. Я его в тюрьму посажу. Какое мытье? У тебя ожог второй степени. Нужно вызвать комбустиолога, нужно наложить повязки. Нужно…

– Полегче, Виски. На мне как на собаке все заживает. А с Мейсоном я разберусь сам.

– Зачем ты его злишь? Ты ведь знаешь, что он причинит тебе боль.

– А я его не боюсь. И боли тоже не боюсь. Последнее слово остается за мной.

– Выходи. – Лоусон свернул шланг и бросил на пол тряпки, что бы впитали воду. Диссгвол трубку не взяла, сестра на посту сказала, что мазей нет, что нужно дождаться утра и получить у старшей сестры и дальше Кори слушать не стал. Он нашел в аптечке в бытовой старый железный тюбик пантенола. Салфетки, в стерильности которых Лоусон до конца уверен не был и пластырь.

Перевязкам их учили еще на первом курсе и Кори благополучно эти занятия забыл. Никогда ему не висеть на стене архива между Кащенко и Альцгеймером.

– Может подождем до утра, Виски, ты же психиатр, а не хирург. – ворчал Крашер, сидя на кушетке.

– Я же доктор, а значит должен уметь все. Как Клуни.

Крашер рассмеялся.

– Кто это тебе сказал? По-настоящему хороший специалист в своем деле должен быть узконаправленным. – сказал Чарльз и для Кори это была стоящая мысль, которую он слышал, за все свои пять лет обучения. Но вслух он об это не сказал. Ему представилась возможность разглядеть все что Крашер нанес себе на тело. Это были индейские символы, обереги от темных сил, защитные знаки. Такие татуировки делали древние воины.

Судя по их кривизне и качеству, Крашер сделал их себе сам. Или у него был очень плохой тату-мастер.

– В твоей истории болезни написано, что ты обладаешь отличными математическими способностями. Ты изобретатель и почти инженер, если бы закончил колледж. Ты и правда, веришь, что эти каракули тебя защитят?

– Когда-то я тоже был скептиком. Но вот увидишь, многое в Отектвуде не объяснить ни физикой, ни биологией, ни одной наукой.

– Ты не сумасшедший. Ты симулянт. Тебе место в тюрьме, а не в больнице.

– Я бы не был в этом так уверен. – зловеще сказал Крашер. Лоусон видел его со спины, и не видел рук. Что-то мерзко хрустнуло. Наручники звякнули о кафельный пол, и Крашер развернулся уже со свободными руками. Кори отпрыгнул и выставил впереди себя металлический тюбик.

– Пальцы вправлять умеешь? – Крашер выставил вперед свои руки с неестественно вогнутыми большими пальцами.

– Не подходи ко мне. Я вызову охрану.

– Ладно, сам справлюсь. – Крашер спрыгнул с кушетки, взял со стола ключи и отправился в коридор.

– Не с места! Я звоню охраннику. – во вторую руку Лоусон взял пульт и держа палец на кнопке медленно пошел за Крашером. Тот совершенно спокойно прошел в свою камеру, закрыл дверь и выбросил ключи на пол. Лоусон все еще стоял на изготовке с мазью и пультом, как с мечом и щитом.

Если бы больные не спали, то засмеяли бы его.

– Спокойной ночи, Виски.

– Нельзя желать спокойной ночи на смене.

– Я знаю.

Лоусон проклинал себя из-за ступора. Нужно сразу вызывать охрану. Техника, мать ее, безопасности. А он стоит как истукан.

Приведя дыхание в порядок. Кори еще раз прошел оба коридора, проверил все замки, поднялся наверх. Охранник сидел за столом, вытянув ноги и опустив голову на грудь. Из наушников, сползших на шею, доносилось, что-то из коллекций вудстока шестьдесят девятого.

Кори приглушил ночное освещение. Только Рафаэль предвещал апокалипсис, да пара плакс скулили в самых дальних камерах. Это и правда отличало корпус Д от Б. Там шум стоит двадцать четыре часа в сутки.

Кори закрылся в кабинете, включил желтую лампочку. Открыл ноутбук.

«Осмотр пациента Ч. Крашера. 8.09.2019 9:20 p.m.

Объективно: В области спины и верхней трети ягодиц имеется ожог второй степени, 18%. Кожа красная, отечная, имеются множественные везикулы с серозным отделяемым.»

Лоусон распечатал листок, поставил подпись и вложил в историю. Видимо жалоба на расистские высказывания в адрес пациентки Бригс до Шварца не дошла. Что ж. Эту он озвучит завтра на планерке сам. Время шло к полуночи. Нужно позвонить сестре. Пока она не уснула, или не ушла на тусовку.

– Доктор Лоусон, это доктор Лоусон!

Кори впервые за день улыбнулся.

– Как ты?

– Как говорит один мой больной Крашер: «Как в психушке.» Мне все-таки разбили нос.

– Как? Кто? – Рейчел едва не оглушила Кори через динамики.

– Местный дебошир. Он еще оказался сынок нашей медсестры и меня слезно всей больницей просили изменить показания, так еще и весь день смотрели как Тетчер на коммунистов.

– Надо было и на мать Терезу за психологическое давление накатать! Совсем обнаглели в своей деревне!

– А еще санитары избивают пациентов. Крашера, по которому я работу пишу кипятком ошпарили. А ночью хирургов нет. Пришлось самому его перевязывать. Надеюсь, он до утра доживет.

– Ну и бардак там творится. Мне натравить на них защиту прав потребителей?

– Да нет. Не стоит. Я еще сегодня видел женщину. С ампутацией всех конечностей. Мне ее так жалко стало. Не нос почесать. Не повернуться самостоятельно. А она еще такая сердобольная. Ничего не просит, чтобы нас не беспокоить. Кажется, не быть мне врачом стационара, раз я такой впечатлительный.

– Об эвтаназии в этой глуши тоже не слышали? Ничего. Привыкнешь. Станешь черствым.

– А эти сестры даже ложку ей помыть не могут.

– Ну не принимай все так близко к сердцу. Что теперь, умирать с каждым больным?

– Я постараюсь. До завтра.

Лоусон еще раз поднялся наверх. Охранник уже почти сполз под стол. Свет в корпусе Б не горел. Все окна были черными. Внизу, один Рафаэль сонным голосом повторял про ссудный день и огненный дождь. Кори застелил диван промаркированным бельем, снял очки, халат и из-за пояса выпала украденная из архива статья.

Кори улегся и принялся читать.

«Психиатрия молодая наука. Еще в средние века психические заболевания считали проклятиями или метками дьявола. За три сотни лет наши предки проделали большую работу. Бисетр и Сальпетрием остались в прошлом. На территории всего мира функционируют клиники психиатрического профиля с новейшим оборудованием и квалифицированным персоналом. Отектвуд по праву можно назвать одним из лучших не только в соединенных штатах.

Отектвуд оснащен аппаратурой по последнему слову техники, а врачи регулярно повышают квалификацию и стажируются как в соединенных штатах, так и за рубежом.

Отектвуд открывает свои двери не только для душевнобольных, но и для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. У нас проходят реабилитацию после инсультов, аварий и других тяжелых патологий.

Принимает больница и самых маленьких пациентов. В тысяча девятьсот девяносто первом году в Отектвуд обратилось сто двадцать несовершенно летних пациентов. В двух тысячном году сто тридцать пять. Мы рады работать с подрастающим поколением и обеспечивать нашему штату здоровое будущее.

Подростковые депрессии, детские неврозы, задержки психического развития, недержание и многое другое. Со всем этим вашим детям помогут справиться наши врачи и средний медицинский персонал.

Доктор наук, хирург, психиатр: Арчибальд Шварц.»

Конец статьи украшала фотография окруженного людьми в белых халатах, белобрысого мальчугана с широко распахнутыми испуганными глазенками и огромными брекетами из девяностых. У Кори тоже такие были, и они постоянно царапали губы.

«Доктор Томоко, сестра Эддисон, сестра Шварц, пациент Ч. Крашер 7 лет.»

Прочитав подпись, Кори чуть не упал с дивана. Маленький Крашер вызывал умиление и жалость. В отличии от взрослого Крашера.

Кори бросил буклет на пол и погасил лампу. Перед глазами плавали красные круги. Спину тянуло от сегодняшней работы санитаром.

Кори проснулся все с той же болью в спине. Над головой раскинулся белый потолок в плесени. Кори повернул голову и в горле застрял крик. Вместо руки, из плеча торчал обрубок, зашитый черными нитками. Кори заметался на постели, как перевернутый на спину жук. Дергая культями. Все тело чесалось. Постель была мокрой. По грязной подушке полз огромный таракан и Кори нечем было его выгнать.

– Нет! Кто-нибудь! Я здесь! – Кори кричал, но его голос растворялся в кафельных стенах. – Вы меня слышите!

– Не кричи! – над ним склонилась сестра Грегсон. Ее идиотское лицо улыбалось Кори. – Сейчас мы сделаем тебе укол. Ой! – Грегсон выронила шприц на пол, подняла и вытерла иглу о халат. Ее перчатки были в присохшей крови и чем-то липком. Она больно проткнула Кори кожу, на одной из культей и начала вводить раствор. Она не попала в вену и Кори ощутил жгучую боль во всей конечности. В том, что от нее осталось. Он видел, как его кожа превращается в апельсиновую корку и раздувается, но Грегсон продолжала вводить, приговаривая: «Не правда, это совсем не больно!»

– Убейте меня. Пожалуйста. – застонал Кори.

– Никто тебя не убьет! – голос Грегсон будто мотали на пластинке. – Ты будешь жить долго! До самой старости! Всех переживешь! Всех-всех! А теперь давай будем кушать!

Грегсон пришлось отрывать ложку от тумбочки. Она воняла, как забытое на сутки мусорное ведро. Кори вырвало прямо себе на грудь.

– Еще ложечку. – Грегсон подцепила на ложку рвотные массы и поднесла ко рту Лоусона.

Кори заплакал. Закрыл глаза и заплакал. А когда открыл оказался уже в другом месте. На деревянном полу, в куче мусора. Не пошевелиться. Будто его гвоздями прибили к полу.

Боясь перевести глаза на свое тело, Кори рассматривал обстановку вокруг. Всюду иконы и свечи. Резкая боль в животе заставила его напрячь шею. Перед собой он увидел огромный живот, изрезанный рубцами после кесарева сечения.

– Нет! Нет!

Кори стал биться головой об пол. Боль усиливалась. Казалось, что из него вываливаются все органы.

– Да! – из-за огромного живота показался Рафаэль в черной рубашке с белой коловраткой. – Господь послал тебе дитя! – на руках его был сморщенный младенец в крови и слизи. Он истошно орал, а Рафаэль принялся читать молитву.

– Хватит!

– Еще! Ты должна родить еще! На что еще ты сгодишься господу, без рук и без ног? Надо отрезать тебе язык, что бы не пререкалась!

Боль усилилась. Кори хотелось, чтобы она убила его, или он потерял от нее сознание. Но снова раздался детский плач. Мокрые дети в крови ползли к нему. Вгрызались в его плоть, ища грудь с молоком.

– Давай сюда свой язык! – Рафаэль возник совершенно внезапно. Из воздуха. С большими ножницами в левой руке. Правой рукой, с черными отросшими ногтями он полез Кори в рот.

В полной темноте, без возможности пошевелиться Лоусон лежал и слышал, как в висках стучит кровь. Он спит или нет? Вот бы нащупать пульт охраны, но он не может. Его парализовало. Кори моргнул. Или нет. Он не мог понять закрыты глаза или открыты. Ничего не было видно. Он шлепал губами как рыба и не мог вдохнуть. Лицо, грудь, рот. Ничего не шевелилось.

«Это всего лишь сонный паралич.» – пронеслось в голове, но паника нарастала. Кори начал задыхаться.

– Сто двадцать восемь! – Чарльз нарисовал полукруг на исчерченной стене и отметил точку.

– Помогите!

– Бог поможет, Рафи. Не ори я тут пытаюсь думать.

Крашер бросил карандаш на койку. Это не Рафаэль. Тут никто уже очень давно не кричит о помощи.

Чарльз наклонился в дырке в полу, служившей туалетом, просунул туда руку и отклеил ключ, на длинном куске пластыря. Пройдя по коридору и убедившись, что все спят он остановился у двери кабинета дежурного врача и осторожно приоткрыл дверь.

– Виски, ты слышишь меня?

Кори ничего не слышал. Уши словно забили ватой, а без очков, чужое лицо было белым пятном.

– Виски! – Крашер стащил доктора с дивана на пол и принялся хлестать по лицу.

– У меня нет рук. У меня нет рук. Я не могу пошевелиться. – вопил Кори.

– Вот твои руки! – Крашер ухватил его за запястья и принялся трясти чужие кисти перед чужим лицом. – Проснись.

С горла будто сняли удавку. До боли в легких Кори принялся хватать воздух ртом.

Крашер протянул ему очки, но Кори не мог их одеть. Все тело дрожало. Тогда Чарльз сам надел очки доктору на лицо.

Кори был настолько напуган свои сном и всем что было после него, что Крашера не удостоил не криком, не угрозой вызвать охрану. Он просто сидел и часто дышал.

– Попей воды. – Крашер подал ему стакан, но Кори тут же выплескал все на пол.

– У тебя болезнь этого… как его….

– Паркинсона, – наконец ответил Лоусон и поднял глаза на Чарльза. – Ты как вышел?

– А как Копперфильд заставил статую свободы исчезнуть? – спросил в ответ Крашер. Он налил новый стакан воды, сел рядом на пол и держа доктора за подбородок стал поить. – Что ты видел?

– Что у меня нет рук и ног и что я беременная женщина. Одновременно. – трясущимися руками Кори принялся ощупывать туловище, живот, пах. Все было на месте. Он точно мужчина. Точно не рожал. И его конечности точно на месте.

– Тебе приснилось, что ты миссис Игмен?

– Ты ее знаешь?

– Жена отца Игмена. Все знают.

– Ты говорил о кошмарах. Ты связываешь их с чем-то в этом городе? – заикаясь, Кори пытался оставаться врачом.

– Это не всегда кошмары. Но всегда они сводят с ума. Ты перестаешь видеть разницу между сном и реальностью.

– Сомнобулия.

Руки и ноги едва шевелились, будто он долго держал их в холодной воде. Кори продолжал трогать их, будто не верил, что они у него есть. Крашер все еще находился в дюйме от него.

– Отектвуд стучится в твою голову кувалдой. Не открывай ему. – лицо его из придурковато-веселого стало серьезным. Он долго смотрел доктору в глаза, а потом встал и вышел.

Кори не стал за ним идти. Что-то ему подсказывало, что он точно пойдет в палату.

В тишине раздался звонок. Кори еле ответил не слушавшимися пальцами.

– Рей? Ты чего не спишь?

– Ночь пятницы. Я только домой зашла. У тебя все нормально?

Кори замялся. Он не верил в ненаучную чушь, будто близнецы могут чувствовать эмоции друг друга на расстоянии.

– Словил сонный паралич и чуть не задохнулся. Как ты узнала?

– Просто мне пришло в голову, что тебе нужно срочно позвонить. Может тебе стоит вернуться?

– Из-за такой ерунды? Нет.

И Рейчел отправилась спать, а Кори пора было вставать. Смену приняла Калуум.

Ночь пятницы отпечаталась на лице каждого. Кто-то сидел в очках, кто-то в двух медицинских масках. Фарелл предпочел лежать. У себя дома.

Шварц снова ругался о невыполненных планах, не сданных историях.

– Прошу прощения. Могу я кое-что заявить, пока все коллеги в сборе?

– Пожалуйста. – Шварц с осторожностью разрешил Кори встать.

– Я считаю, что при каждой передаче смены нам нужно вести наружный осмотр пациентов. Вчера, во время санитарных процедур, я обнаружил у пациента Крашера ожог второй степени.

– Прислонился к батарее, наверное. – отозвался Хамсвилл.

– Нет. Санитар Мейсон Ли регулярно наносит побои пациентам, а во время санитарных процедур обливает кипятком или холодной водой.

– Планерка окончена. Работаем. – крикнул Шварц, и аудитория быстро опустела.

– Доктор Шварц…

– Послушайте, Лоусон, Крашер, не тот человек кому стоит верить. Он может обвинить и вас, в том, что вы его били, или кипятком облили. И меня. И, прости господи, Дональда Трампа. Он пытается настроить вас против персонала.

– Я бы не поверил, не увидя вчера и других пациентов. Не могут же тридцать человек нанести себе травмы специально, чтобы настроить меня против Ли. Я своими ушами слышал, как Ли назвал больную афроамериканку, простите, черной задницей.

– Я вас услышал, доктор. Я проведу беседу с Ли.

Кори сбросил халат на ходу. Они ушли от Бисетра и Сальпетриема, поплутали немного и вернулись к Бедламу, цепям и соломе вместо постелей. Скоро в день города или по другим праздникам, будут пускать народ для потехи над умалишенными и за отдельную плату давать им гнилые помидоры, чтобы кидали в головы больных.

Психоз

Алабама, Отектвуд 10:40 a.m.

О сне не могло быть и речи. После этой ночи Кори решил, что выпьет все кофе и ред-булл в штате, но точно больше не заснет.

Деревья проносились за окном и Эйприл подпевала радио.

– Ты точно не хочешь отдохнуть? Я вот со смены прихожу и заваливаюсь до самого вечера.

– Нет. В школе я мог нон-стоп смотреть Наблюдения с Тимом Уайтом на Фокс, и расследования Джейн Голдман, а потом идти на занятия. А моя сестра не пропустит ни одной вечеринки, в семь часов встанет на семинар, а потом снова вечеринка. Это у нас семейное.

– Приехали!

Кори выпрыгнул из машины. Среди густого зеленого леса раскинулся травянистый пляж с огромной быстрой рекой, что плескалась о камни и шумела. Надев очки, Кори разглядел пивные бутылки, окурки, пачки доритос и дюрекс, вкопанную табличку «Купание запрещено.»

Эйприл сняла футболку и побежала к воде. Кори был готов смотреть на женское тело в полной укомплектованности, после вчерашнег вечно.

Он устроился на капоте, вытащил из упаковки банку будвайзера, который за время поездки уже нагрелся и стал омерзительным на вкус.

Страх, все еще сидевший в груди начал покидать Кори, по мере поступления в него пива.

– Иди сюда!

– Ты ведь в курсе, что туда сливают отходы с рудников и очистных сооружений?

– Да. А еще сосиски делают из туалетной бумаги, от фтора выпадают зубы, а в зоне пятьдесят один от нас прячут Марсиан! Ты зануда, Кори! – прокричала Эйприл из воды.

– Я знаю! – крикнул в ответ Кори.

Ему не хотелось купаться, хотелось просто открыть вторую банку и наблюдать как Эйприл плещется в воде. Как течение пытается унести купальник, как капли воды стекают по ее загорелой груди.

– Кори! – вскрикнула Эйприл и исчезла в грязно-голубых потоках.

Кори бросил банку и пустился в воду, не снимая одежды.

– Эйприл!

Течение вмиг сбило его с ног, и он ударился плечом о каменистое дно. От воды щипало нос и глаза. Две руки подхватили его за поясницу и вытащили.

– Прости! Я просто пошутила! Я не знала, что не плаваешь. Сильно больно?

Кори не стал ничего отвечать, ему нравилось, как Эйприл гладила его по мокрому лицу и ушибленному плечу.

– Пойдем на берег?

– Я весь мокрый и уже получил свою дозу радиации и канцерогенов. – Кори зачерпнул воду и плеснул в лицо девушки.

– Ах так!

Эйприл плеснула в ответ. Они скользили на камнях, ловили друг друга, ныряли.

– Давай ты меня подкинешь! Выстави руки!

Кори сложил руки в замок. Эйприл поставила ногу, уперлась в его плечи и прыгнула. Течение быстро понесло визжащую от радости девушку. Эйприл зацепилась за камень фунтах в двадцати и махала Кори рукой, как вдруг истошно завизжала.

– Я больше не куплюсь! – сложив руки у рта прокричал Кори.

Не замолкая, Эйприл, спотыкаясь вынеслась на берег и продолжила орать, топая ногами по песку. Кори понял, что она не шутит и поспешил на берег.

– Что там?

Эйприл ответить не могла. И не нужно было. Между камнями, болталось вздутое синие тело. Кори сам едва не запищал как девчонка.

Алабама, Отектвуд 3:10 p.m.

– Студент, ты просто магнит для неприятностей. Как говорила моя матушка, такого на охоту в качестве приманки брать, – шериф Айк выпустил струю дыма Кори в лицо. – Я бы сейчас тоже искупался, но работа!

Тело уже выловили и упаковали в пакет. Краем глаза, Лоусон увидел, что это мужчина, в рубашке и брюках. Без стопы. Лицо разглядеть не удалось, Кори посадили в машину, вместе с Эйприл.

– Шериф Айк, мы уже позвонили миссис Апекс, она приедет в участок. – крикнул патрульный.

– Миссис Апекс? Это доктор Апекс? – удивленно спросил Кори.

– Да. При нем нашли документы. Вода, конечно, их подпортила, но город у нас маленький. Все знают друг друга в лицо. Он тоже в вашем доме дураков работал.

– Я думал, он уехал в Вашингтон.

– Не доехал. Даже билеты при нем были, – вздохнул Айк и достал новую сигарету. – Хороший был мужик. Всем помогал.

– Его убили?

– Нет. Следов насилия нет.

– А как же его стопа.

– Голеностопное сочленение очень тонкое и хрупкое. Вода его легко повреждает. Так часто с утопленниками бывает.

– Впервые слышу. Кто вам такое сказал? – возмутился Кори. Он видел, что шериф Айк не обременен интеллектом и вряд ли придумал бы такую теорию сам.

– Наш судмедэксперт.

– И кто же ваш судмедэксперт?

– Я, – из шерифского форда вышел Арчибальд Шварц. – Здравствуйте, Лоусон. Как вы? Наверное, впервые такое видите?

– Такое впервые. Я не знал, что вы еще и работаете в полиции. – последний, кого Кори хотел видеть – это Шварц.

– Врачей у нас мало. Ближайшая больница, кроме нашей в Спринг-Хилл. Я работаю патологоанатомом и помогаю полиции. Да и кому не нужен лишний заработок.

– Доктор Апекс утонул?

– Скорее всего да. Большескажу после вскрытия, если миссис Апекс даст разрешение. Эй, Айк, отпусти уже молодежь домой.

Эйприл все еще не пришла в себя и Кори вез ее домой. Деревья мелькали. Кори думал. Как Апекс мог утонуть в реке, когда его отправили на учебу? Неделя прошла точно. Плюс пять дней, о которых говорил Фарелл. Недели две точно, а то и больше. И никто не заметил? Никто не звонил ему узнать, как дела и как он устроился? Миссис Апекс должна была заподозрить неладное.

– О чем ты думаешь? – Эйприл нарушила тишину.

– Об Апексе. Как они не заметили его пропажу? Он никому не позвонил, в Вашингтон так и не прилетел. А жена? Она должна была забить тревогу.

– У Боба не было жены. Он жил с родителями.

– В пятьдесят лет?

– Ну он жил один. Потом переехал обратно. Родители старые, Отец почти не ходит. Мать перенесла инфаркт в прошлом году. Он помогал им по хозяйству, ходил за продуктами. Он вообще всем помогал. Денег отцу занимал. Классный был мужик.

Когда они подъехали к дому, Эйприл бросился к отцу рассказывать про беднягу дядю Боба.

– Мистер Кейс, я Кори Лоусон. – Кори протянул отцу Эйприл руку. Кейс вытер ладонь от мазуты и протянул Кори. Рукопожатие у него было крепкое.

– Значит, ты из Нью-Йорка. Эйприл уже все уши про тебя прожужжала.

– Папа! – воскликнула Эйприл.

– Иди в дом. Тебе скоро на смену.

– Да. Я из Нью-Йорка. Приехал на практику в больницу.

– Да знаю я. Собираешься у нас работать?

– Мне еще учиться год. Это одна из практик. – сказал Кори и тут же пожалел об этом. Кейс нахмурил брови.

– Эйприл у меня одна доченька. Обидишь ее… – Кейс наклонился к Кори. – Я вырву тебе ноги и вставлю в уши. Усек?

Кори кивнул и попятился к машине.

– Может чаю выпьешь, доктор? Или пивка.

– Нет, спасибо!

Дурацкие деревья и дурацкая природа. Они уже не вызвали того восхищения, которое Кори испытал, выйдя из автобуса. Он соскучился по шуму, гудкам машин, метро, толкучке на переходах, переполненным кафе. По Нью-Йорку. По Манхетену, небоскребам, парадам по любому поводу, мешающим дорожному движению, шумным туристам в кепках и майках «Я люблю Нью-Йорк», загазованный воздух. Даже по Статен-Айленд, где у него однажды отобрали телефон.

Вернувшись в пустой дом, Кори выстирал вручную два халата, белье, футболки и носки. Это оказалось труднее, чем он предполагал.

– Рейчел, у меня важное сообщение! Я стирал на руках!

– Бил камнем в реке? – Рейчел была навеселе. У нее почти семь вечера. Суббота.

– Сейчас буду включать электрическую плитку. Если что, мое тело отдайте науке.

– Наука не возьмет! Как полет, Хьюстон?

– Оно живое! Оно работает! Знаешь, Рей, я уже взрослый мужчина, и планирую научиться рубить дрова.

– Не отруби себе руки! Откуда такое стремление к физическому труду? Сексуальная неудовлетворенность.

– Так, выключи сексолога! Я, между прочим, сегодня труп выловил из реки. – Кори накрыл телефон рукой. Он проговорился. Он ведь не хотел волновать сестру и сам же все выболтал.

– Какой труп, Кори?

– Мы с Эйприл поехали купаться и нашли в реке труп доктора. Он у нас работал.

– Так. Мне это не нравится. Ты живешь в какой-то землянке, пашешь за доктора алкаша, общаешься с этими убийцами, дерешься с местными. А теперь еще и купаешься в речках с трупами. Может мне маме позвонить?

– Лучше позвони маме и расскажи сколько текил ты вчера выпила! Рей! Мне не пять лет! Вы меня уже достали! Я прохожу практику. Я познакомился с отличной девушкой. Я может быть останусь здесь! – Кори бросил телефон в то место, где связи уже не было.

Единственный человек, с кем он может поделиться чем угодно начинает его отчитывать. Рейчел ревнует его к Отектвуду. Рейчел не хочет отпускать его и расставаться с детством.

Плита щелкнула. Запахло горелой проводкой.

Кори открыл окна и вышел на крыльцо. Поднимая телефон над головой, он искал связь. Слабая полоска появилась. Но у Рейчел был включен автоответчик. Она отходчивая. Долго обижаться не умеет.

Звук входящего смс. Ну вот. Уже, наверное, и сама извиняется.

Кори открыл сообщение.

«Твой коллега кое-что потерял.»

Номер не знакомый, но оператор местный. Кори попробовал перезвонить, но абонент уже был недоступен. И тут же пришло второе сообщение.

«32.016955, -85.193758»

Кори открыл калькулятор. Сложил числа, вычел числа. Все равно ничего не понял. Номер телефона? Адрес? Пароль? Что это?

Кори взглянул на забор лечебницы. Идти туда в единственный выходной и выяснять, кто решил пошутить на этот раз совершенно не хотелось. Кори залез на бак с водой, в надежде на два джи и вбил числа в поисковую строку.

– Координаты! Дурная голова. Раньше я бы сразу догадался. Отектвуд понижает мой интеллект? Ой! – Кори закрыл рот рукой. Он разговаривал сам с собой. В пустом дворе.

«Невротическое расстройство, не иначе» – поставил себе диагноз Кори, но не озвучил.

Это определенно были координаты. Алабама. Барбор-Каунти. Точка среди зеленой карты. В лесу.

Кори предпринял последнюю попытку и отправил сообщение.

«Как тебя зовут?»

Вопрос остался без ответа. Кори вернулся в дом. Взял справочник внутренних болезней, расположился на диване, а телефон оставил на кухне, где ловила связь.

Аппарат молчал.

Тетрада Фалло. Кори положил книгу на живот. Никакие врожденные пороки сердца не сравнятся с хорошей загадкой. Все прочитанное не имело смысла. В голове крутились координаты. Кори поднялся, надел кроссовки, взял фонарик, перцовый баллончик, набрал воды из-под крана, проложил маршрут и вышел на проселочную дорогу. Солнце садилось рано из-за высоты сопок и деревьев. Следы шин на дороге стирались, пока вовсе не исчезли.

Чем дальше Кори уходил, тем меньше становилось мусора, следов костров и лежанок бездомных. Такая природа Кори нравилась. Тропа слилась с травой и корнями. Все посторонние звуки исчезли. Даже птицы замолкли и листья замерли. Кори прочистил уши мизинцем. От такой тишины становилось жутко. Стрелка на карте замерла. Сигнал пропал.

Лоусон вертел не прогруженную карту и корил себя, что не остался дома учить патологии сердечно-сосудистой системы. Чертова безопасность жизнедеятельности. Она учит чему угодно, но не тому, что делать если нельзя вызвать девять-один-один, а мох не с северной стороны, как пишут в учебнике, а со всех сторон.

Ноги были категорически против таких прогулок. Кори бросил на землю рюкзак и сел. Завтра ему выходить на дежурство. Так что персонал скорее будет искать его по лесу с собаками и вертолетами, чем согласится отработать смену в воскресение.

Между двумя соснами тянулась толстая нитка паутины. Или не паутины. Кори переместился на колени, сдвинул очки и присмотрелся. Это точно не паук сплел. Туго натянутая леска уходила вверх по одному из столбов и скрывалась в кроне.

Кори пытался убедить себя, что это дети натянули во время игры, но сам же не мог в это поверить.

Найдя палку, Лоусон, из-за дерева ударил по леске и сверху упала доска, утыканная гвоздями и обмотанная колючей проволокой, какой обтянут периметр забора вокруг корпуса Д.

Кори вскрикнул и упал на землю. Наступи он на эту леску, деревяшка пришлась бы ему точно в голову и грудь.

Доска качалась на толстой веревке, когда Кори поднял голову. Он замер на месте. Теперь ему казалось, что куда не наступи, попадешь в ловушку. Нужно замереть. Не шевелиться. Не дышать.

Не поднимаясь с земли, тщательно ощупывая землю перед собой, Кори пополз в обратную сторону. Или не в обратную. Он совершенно заблудился. Шишки и ветки резали ладони. Что-то железное и холодное коснулась руки Лоусона и ее отдернул. Присыпанный листвой и землей медвежий капкан лежал перед ним.

Кори перевел дыхание. Все нормально. Наверное, в этом штате сезон охоты уже открыт. Грубые большие зубья были сомкнуты и покрыты кровью.

– Дикая собака попалась. Или олень. Или лиса. – убеждал себя Кори, перечисляя животных, наплевав на беседы с самим собой и невротическое расстройство. Но ни одно из перечисленных животных не могло носить брюки в полоску, обрывки которых застряли в зубьях.

Бугорок рыхлой земли, находился на расстоянии меньше фута. Но Кори продолжал заниматься самообманом и впадать в панику.

Так страшно ему не было, со времен школьных каникул в Мэриленде. Когда дед посылал его в темный подвал за инструментами и каждая тень, отбрасываемая заготовками чучел, казалась кровожадным монстром.

Солнце садилось. Кори сидел, обхватив колени возле капкана. Он знал, что найдет под бугром земли. Стопу доктора Апекса. Но кто написал ему сообщение? Убийца Апекса? Зачем?

Все той же веткой Лоусон разрыл землю. Оторваная стопа вместе с туфлей. Уже началась личиночная стадия. Кори еле сдержал рвотные позывы.

– Это подстава! – Лоусон забросал находку землей и пустился бежать, позабыв о ловушках. Его собственные следы путались, то пропадали, то исчезали. Фонарь был абсолютно бесполезен. Белое пятно, отбрасываемое им на черные стволы сосен только пугало, заставляя бежать еще быстрее. Очки запотели. Кори практически ничего не видел. Он спотыкался, падал во влажную землю. Порвал джинсы. Под ногой затрещало дерево и просело в пустоту. Кори почувствовал себя висящим в воздухе. Будто наступил на мину. Как в фильмах про войну. Обычно после этого главный герой, наморщив лоб велел товарищам бросить его, а затем, с патриотическим кличем поднимал ногу и его тело разлеталось на тысячи ошметков.

Кори вытер мокрое, то ли от пота, то ли от крови из ссадины на лбу лицо. В слабом свете, под слоем земли мха и грязи, виднелось полотно толстого обработанного дерева. С небольшими зазорами, но добротное. Это не ловушка и не яма. Это дверь. Лоусон провел рукой, пока не наткнулся на холодный навесной замок. Крепкий, но заржавевший. Из-за коррозии, Кори удалось легко сбить его камнем. Спускаться было страшно, но ночевать в лесу еще страшнее.

Кори достал телефон, чтобы сделать фото и увидел полоску связи. И первый звонок который он сделал, был для Рейчел.

«Это Лоусон! Та, что красивая. Оставьте сообщение после сигнала.»

– Рей, пожалуйста прости. Я не должен был так говорить. Я заблудился в лесу. Возможно, это наш последний разговор. Я нашел какую-то землянку бомжей. Если они не съедят меня, то прошу, перезвони.

Для землянки, построенной бомжами, было слишком хорошо. Крепкая лестница. Балки из брёвен, деревянный наличник. Все было из добротного дерева и выпилено на станке. На двери висел амбарный замок.

Затхлый спертый воздух ударил Кори в лицо. Очки запотели. Вырытое жилье было не совсем под землей. На склоне пологого оврага, оно было вырыто не вниз, а в бок. Пол был залит цементом. Мощные балки удерживали потолок. Сделано на совесть. Скорее всего с использованием техники.

Помещение не больше ста квадратных футов. А то и меньше восьмидесяти. Железная койка, как из лечебницы. Точно из лечебницы. Кори осветил маркировку и номер на изголовье. Какой-то металлолом, связка арматуры, ряд канистр, несгораемый шкаф, фордовский двигатель, железный стул и керосиновая лампа. Такую Кори видел в музеях и фильмах. Нашарив зажигалку в кармане, ему удалось ее зажечь.

Фонарь не шел ни в какое сравнение с этим светом. В доме был еще стол, множество ящиков и коробок, и что Кори порадовало, так это порядок. Человек, живший здесь был очень аккуратным. На столе не было ничего. Ни бумаг, ни карандашей, ни мусора. Стеклянная пепельница из Сытого Била с одним окурком и все. Над столом висела карта города, со странной разметкой и пометками автора. Стул возле стола с кожаными ремнями, старая кепка с резиновой полоской и электродами. от него тянулись провода к двигателю. Двигатель запускался с самодельной педали и питал еще один яркий светильник. Если бы не пыль, плесень и древесные грибы на подпорках, можно было подумать, что здесь недавно сделали хорошую уборку.

Сделав несколько фотографий, Кори проверил связь. Ничего. Лоусон вздохнул и включил диктофон.

– Десятое августа две тысячи девятнадцатого года. Девять часов. Я нашел странное убежище.

Диктофон Кори понравился. Так он не чувствовал себя невротиком или городским сумасшедшим, болтающим с самим собой или кошками.

Кори открывал ящики по очереди. В одном стопка тетрадей и рисунков. В другом провода, моток кабеля, шурупы, гвозди, паяльник, гравер, штангенциркуль, линейки и другие инструменты, о предназначении которых Кори мог только догадываться. В третьем моток лески, скотч, канцелярия. Кори хотелось все и сразу. Прочитать те тетради, открыть все коробки и ящики. В несгораемом шкафу хранилось немного одежды. Мужской. Скорее подростковой. Изношенные до дыр кеды, футболки, носки, куртка с парой сотен баксов в кармане. В одной из коробок хранились разобранные бытовые приборы и механизмы, применения которым Кори не мог найти. Он стал ругать себя за то, что как другие парни не разбирается в двигателях, мощностях, оборотах и прочих нюансах физики и механики. Проведи он хоть один день в гараже деда, а не за изучением анатомии и физиологии, он бы мог узнать больше о жильце этого подземелья. На холодный стул садиться не хотелось. Кори завалился на чужую койку.

– «Нашел подобие дневников. Много страниц вырвано. Подчерк крупный, скорее всего мужской и скорее всего левши.»

На первых страницах были зарисовки гуманоидных чудовищ. С головами животных, в виде скелетов. С рогами, крыльями, клыками. По одним изображением Кори вынес диагноз: маниакально депрессивный психоз. Здоровый человек не нарисовал бы такое.

В других тетрадях тоже самое. В основном жуткие рисунки, схемы и чертежи с подписями на немецком. Весь текст был стенографией или шифровкой и Кори совершенно не мог понять, о чем идет речь.

В одной из тетрадей ему все же удалось найти разборчивый английский язык. «Ловушка Бамбу». Под этим заголовком, были подробные зарисовки ловушки, в которую едва не попал Кори. С расчетами веса и скорости падения шипованного бревна. Нагрузки на дерево и спусковой механизм. Это был не просто набросок. Это была инструкция к изготовлению, причем профессиональная. На других страницах – другие ловушки, Пуджи, Куб. В основном вьетнамские ловушки, но попадались и немецкие. Видимо для крупной добычи – автомобилей. Внизу каждой страницы отметки широты и долготы. Место, где капкан установлен.

Так же был чертеж по изготовлению аппарата для электросудорожной терапии. Он тоже был на английском, с указанием мощности и списком испытуемых. Прежде чем добиться положительного результата, автор поджарил на нем четыре человека. «Уолли ~ 200/220/2, Сэм ~1000/70/1, Мия ~ 500/400/5, Лина ~ 1600/160/0,50. После долгого подбора сочетания времени воздействия, силы и напряжения, инструмент был доведен до ума. Последним испытуемым с положительной динамикой стал некий Честер, что было странно для Кори, который никогда не верил в эффективность электросудорожной терапии. Она ушла из практики еще в две тысячи пятом. Но судя по записям, она практиковалась в Отектвуде.

Еще была целая подшивка карт. Новых и старых. Старые датировались прошлым столетием. Прилагались сравнительные анализы. Схема канализаций и шахт.

Человек писавший это болен и очень сильно. Подобные рисунки Кори видел в школе, в примерах художеств больных депрессией, маниями, аффективными расстройствами и расстройствами аутического спектра. Тем не менее, человек писавший это, обладал отличными знаниями в области физики, математики и химии. На ум приходил Крашер, но тот, как назло был правшой. К тому же, Кори считал, что Чарльз не способен на такую педантичность.

В одной из тетрадей была печатная статья. Вырезка из газеты.

«Отектвуд, не просто шахтерский городок с населением в тридцать тысяч человек. Отектвуд, как и весь штат, имеет долгую и насыщенную историю. Основанное в тысяча семьсот семьдесят пятом году Джоном Скоттом, поселение добытчиков угля, зарекомендовало себя «странным и таинственным», как писали Джефферсон и Дикинсон. На протяжении трехсот лет, город преследуют пожары, природные катаклизмы и техногенные аварии. Невольно, но задумываешься о странных совпадениях. Таких как авария тысяча девятьсот одиннадцатого года и две тысячи одиннадцатого года. Апрель. Больше сотни погибших, мало ответов. Проклятие, или тщательно сокрытое преступление? Связанно ли оно с прошлым Отектвуда? С одной из старейших резервация индейцев. Или оно связано с коррупцией? Комментарии генерального директора угольной промышленности Джерри Боинго дадут нам ответы.»

Дальше статья была ровно оторвана по линейке.

– Автор, обладатель высокого интеллекта и ряда психических расстройств. Точен, последователен.

Больше Кори добавить было нечего. Из интересной головоломки, заметки превращались в пугающую находку. Наподобие полусгнившей стопы доктора Апекса. Это все было реальным. Это не рассказы Кинга или Лавкрафта, и не байки из склепа, взятые в видео прокате. Это настоящие доказательства происходящих в городе ужасов. Что еще содержат зашифрованные записи? Имена погибших?

Кори запихал все дневники в рюкзак, оставив в руках лишь одну карту с заломами. На ней было отмечен этот дом, и путь в город, красной линией. В обход всех опасностей. Каждая западня была отмечена точкой и цифрой. А цифры были в сносках на полях одной из тетрадей. Все же автор, как и Лоусон, как и любой человек – зауряден, и не помнит, где именно в этом лесу ждать подвоха. Даже расписал все направления в милях и шагах. Оставалось только перешагнуть через страх и выйти наружу. В темноту. В дикий лес, полный опасностей.

Заглушив двигатель, Кори поднялся наружу. Шел мелкий дождь и его окружала кромешная тьма, в которой не видно даже собственных рук перед лицом. Включать фонарь Кори не стал, дабы не осветить им корягу или пень, похожий на одного из нарисованных монстров. Он решил следовать карте и считать шаги. Прямо от выдоха налево – пятьдесят, затем прямо, не сворачивая сто семьдесят. Затем двадцать направо и снова прямо, пока не упрешься в знак «Не будь свиньей – убери мусор за собой.» Кори уже видел его из машины, так еще изображена фигура в деловом костюме с головой поросенка. Лоусон терпеть не мог социальные рекламы. Дети в сигаретном дыму, пьяные водители с годами жизни под лицом, красные надписи о ВИЧ инфекции и Иисусе, который ненавидит наркоманов. Кори считал их бесполезными, и более того, провоцирующими обострения депрессий, маний, истерий, психозов, параноидальных состояний и фобий. А также оказывает негативное влияние и снижает выработку некоторых гормонов у здоровых людей, например: серотонина, мелатонина, инсулина и даже эстрогена у женщин.

Сохранять спокойствие в полной темноте может только человек, начисто лишенный всякого воображения и чувства страха. Каждый шорох, щелчок коры, совиный крик рисовал в голове самые страшные картины. Боялись ли ходить по лесу люди, когда у них не было телевизоров, книг, триллеров, новостей и безопасности жизнедеятельности? Чувствовали они себя самыми ничтожными существами на этой планете? Кори старался не думать об этом. Он просто шел, громко считая шаги. В конце концов, если боятся, то боятся до конца. Боятся отравиться кукурузой из Валмарта, боятся быть застреленным во время облавы на какую-нибудь банду, боятся быть сбитым на углу мэдисон и семьдесят девятой.

***

Грязь от талого снега лежала в сенях. Лукас стоял в дверях и смотрел на дорогу. Силуэт Дороти, с ведром вскоре показался на горизонте.

– Где ты была? – Лукас еле сдерживал крик. Ему хотелось швырять шубы с крючков и бить посуду. Кулаки горели, а мышцы сводило.

– Ходила по воду!

– Я вчера принес достаточно воды!

– У нас четверо детей. Они, знаешь ли, много пьют, в отличие от ваших индейцев и бочонок воды улетает за день, а то и больше.

Дороти врет ему. Лукас чувствовал это внутри себя.

– Пол грязный, – Лукас указал пальцем на лужицы талой грязи. – Кто-то приходил к нам?

– Да. Старик Остин искал тебя. Я сказала ему что ты на руднике, и он ушел.

Оттолкнув Дороти и расплескав воду, Лукас покинул дом. У деревянной площади толпился народ. Это странно, сегодня даже не ярморочный день и ноги невольно понесли Лукаса в ту сторону.

Расталкивая зевак локтями, Лукас пробрался ближе и увидел двоих висельников, болтающихся на деревянной балке. На улице было холодно и тела уже успели посинеть и покрыться белесым инеем. Чета Донован. Добрые и работящие люди. Что они такого сделали?

– Убийство – тяжкий грех! Библия говорит нам – ни убей! – вопил с трибуны священник. Лукас не мог понять, кого могли убить Донованы. Они ведь и мухи не обидят.

– Что случилось? – спросил Лукас у Марты, которая громче всех поддерживала отца визгом и свистом.

– Доновоны убили своих детей.

– Что? – Лукас не мог в это поверить. Он попробовал найти Генри глазами, но его нигде не было. Странно. Он ведь должен был огласить, что убийцы мертвы, как единственный врач в поселении.

Снова продираясь через толпу, Лукас побежал к дому доктора.

Он долго не открывал и Лукас решился войти сам. Генри метался по комнате весь в крови. На руках, одежде, лице. Везде были красные разводы и капли. А босыми ногами он растаскивал кровавый след по полу.

– Ты искал меня?

– Я? Нет. Вроде бы. Но я очень рад что ты зашел, Лукас! Посмотри! – он схватил грязной рукой запястье Лукаса и втащил его в комнату.

– Донованы детоубийцы, ты слышал… – Лукас замер. На стульях сидели двое мужчин индейцев. Живых, что особенно удивило Лукаса. Один был накрыт простынями, другой нет.

– Да, я знаю… – Генри обошел своих подопечных сзади. – Они утверждали, что дети обезумели и напали на них, но это не важно! Встать! – крикнул Генри в самое ухо первому. – Подойди к тому человеку.

Индеец покорно выполнил всей действия. Лукас отшатнулся от него, а Генри уже побежал ко второму, откинул простынь с головы, подтащил ящик, катушки. Лукас не понимал, что происходит. Все, что происходило, было как минимум не богоугодно, но Лукас этого не озвучил.

Раздался легкий треск и шум ящика Генри. Индеец оживился, встал и тоже пошел. Только этот походил больше на юродивую попрошайку.

– Генри, что это? Что ты сделал? – Лукас попятился назад.

Генри подскочил к Лукасу и ухватил его за плечи пачкая кровью:

– Одному я дал вытяжку из листьев шалфея предсказателей, у другого я удалил затылочные кости и простимулировал отдельные центры мозга.

– Генри, так нельзя!

– Чепуха! Я вношу вклад в науку! Я смогу вылечить безумцев! Вроде Донованов.

– Генри, прошу тебя остановись! Пока тебя не повесили рядом с Донованами.

– У тебя проблемы? Ты ведь пришел ко мне не за тем, чтобы критиковать меня? Почему ты спросил, что я искал тебя?

– Остин сказал. Точнее Дороти сказала мне… Неважно. Ты сошел с ума! Нельзя вот так влезать в голову! Даже дикарям! Бог сам решает, кого сотворить доктором, кого шахтером, а кого безумцем. Ты не в праве в это вмешиваться.

– Реши сначала свои проблемы, Лукас, – Генри, наконец, отпустил его. – А потом приходи.

Алабама. Отектвуд 8:10 a.m.

Кори боялся, что опоздал, но в итоге оказался первым пришедшим на работу. Даже охранник не сразу проснулся, чтобы открыть ему двери. Мириам ругала сестер, за то, что не убрали постель из комнаты отдыха. Лоусон сменил порванную в лесу одежду на синий хирургический костюм. Спать не хотелось. Мысли о дневниках, ловушках в лесу и убежище крутились в голове. Он выпил кофе, сделал обход, измерил давление всем, включая санитарку Мириам, а сам вспоминал символы из дневников.

Сестра Тисс пришла после сильной попойки и поэтому сразу завалилась спать в платную палату. Сестра Грегсон, что вечно ее выгораживала, бегала одна с лотком по коридору и что-то говорила своим гнусавым голосом. Кори уселся за стол, достал из ящика стола старые журналы движения и стал искать имена, которые встречались ему в дневниках. Он запасся листком, для выписывания заинтересовавших его больных, но листка ему не хватило. Просмотрев журналы до две тысячи семнадцатого, Кори сделал вывод, что в Отектвуде лечился почти весь город. Лечились регулярно, лечились каждый год, лечились целыми семьями, судя по адресам и фамилиям. Это было невозможно. Не мог весь город страдать психическими расстройствами. Учитывая неврозы, стрессы, депрессии.

– Сестра Грегсон, а где остальные журналы?

– В архиве. А вам зачем?

– Статистика для учебы.

– Понятно. Я сегодня одна, просто разрываюсь. Вы не покормите больных?

– Конечно, Натали.

– Сама отпустила эту пьянь спать, вот и бегай теперь! Нечего доктора трогать. – Мириам не смогла не вставить своего комментария.

– Занимайтесь своей работой. – сурово ответил Кори и последовал за Грегсон, что бы та дала ему перчатки.

В процедурном кабинете был бардак. И Кори даже позавидовал сестрам. В госпитале в Нью-Йорке, где он брал дежурства, постоянно ходили проверки, и за любую пылинку или пятнышко наказывали деньгами.

Кормежку Кори любил. Пока беззубый больной валяет кашу во рту, можно было повторить лекции в голове, обновить статус в твиттере, отправить сестре сообщение.

Кори быстро справился с мистером Гарфанклом, который в последнее время совсем обессилил и даже не показывал свои фокусы. Просто лежал и едва подымал голову с подушки. Следующей была Игмен. Кори думал, что сможет на нее нормально смотреть. Она всего лишь пациентка, каких будет еще сотни и нельзя ложиться с каждым умирать. Но войдя в палату и увидев ее изуродованное тело, Кори невольно вспомнился его сон. Так ярко и сильно, что заболел живот и все конечности. Едва не выронив поднос с едой Кори сел на край кровати.

– Как вы себя чувствуете? Есть будете?

– Нормально, доктор Лоусон. Спасибо, не хочется.

– Вам нужно поесть, так вы быстрей выздоровеете и отправитесь домой.

Игмен кивнула. Слишком быстро она на все соглашается. Наверное, поэтому, у нее восемь детей. Кори почувствовал себя гадким ублюдком, который заставляет делать беспомощных людей то, что он хочет. Кто знает, чего на самом деле хочет Игмен? Она все равно никогда не сможет воплотить этого, и никакие мотивирующие видео Ника Вуйчича не исправят ее жизнь, как и других, в подобных захолустьях. Кори застыл с ложкой в руке. Может ему и правда не по силам эта профессия и он зря тратил свое время в медицинской школе?

Игмен захрипела и закашлялась. Кори вскочил, уронил пластиковый контейнер с едой на пол. Женщина подавилась. Он кашляла и дёргалась как перевернутая на спину черепаха.

– Сестра Грегсон! – позвал Кори, но так и не понял зачем. Он единственный дежурный врач на всю больницу, и только он может ей помочь. А хочет ли она этого? В палате было пусто. Только они. Кори стоял и смотрел, как больная задыхается, подавившись кашей из его рук. Картины его сна, снова всплыли перед глазами. Грязь, паралич, огромный изрезанный живот. Кори держался за металлическую кровать, чтобы не упасть. Ноги и руки снова перестали его слушаться. Картины становились все чаще и реалистичнее. Когда уже не различить где сон, а где явь. Кори собрал последние силы и двинулся к Игмен. Нужно ей помочь. Прием Геймпхлиха. Очистить ротовую полость. Что угодно. Но он видел на кровати не больную, а себя. Себя из сна, умоляющего прекратить все это, жалко дергая обрубками. Лоусон положил ладонь на лицо Игмен и зажал пальцами нос. Чужое отрывистое дыхание становилось все реже и видения меркли.

– Доктор Лоусон! – хлопок двери и гнусавый голос Натали выдернули Кори из этого состояния. Он в палате. Ноги и руки при нем. Он не задыхается. Он душит Игмен. Быстро сообразив, что нужно делать, он перевернул уже мертвое тело на бок.

– Инкубационную трубку, каталку, реаниматолога!

Нерасторопная Грегсон, немного постояла в дверях и убежала.

Голову на бок, очистить дыхательные пути, предотвратить западание языка, начать непрямой массаж сердца и вентиляцию легких. Неотложную помощь Лоусон сдавал на отлично. Но сейчас не экзамен и Лоусон собственноручно убил пациента. Шум металлической каталки и шарканье чужих ног.

Лоусон начал пытаться проводить реанимационные действия, но его остановил чужой кашель и едкое:

– Студент! Слазь, ребра и без тебя на вскрытии сломают.

Реаниматологом оказался высокий пожилой мужчина с неухоженной бородой и волосами. Доктор Хайз. Кори видел его впервые.

– Натали, сними кардиограмму и транспортируйте в морг. И не зовите меня всякий раз, когда у кого-то оторвется тромб на унитазе или кто-то подавиться кашей.

Кори положил голову на кровать. Грегсон ушла за кардиографом. Больные шумели на Мириам, что не пускала их в палату.

– Не сиди на полу, детей не будет! – обратилась она к Лоусону и принялась вытирать разлитый по полу обед.

– Я убил человека. Я не доктор, я убийца.

– А ты что ее с ложки кормил? Она не может глотать, у нее же зонд стоит!

Кори сначала не понял, а потом еще раз взглянул на Игмен. Маленькая трубочка, выходящая из носа, была приклеена пластырем к щеке. Его мысли были так заняты дневниками и изображениями монстров из того лесного домика, что он не заметил чертов зонд у больной. Каким надо быть идиотом?

– Поднимай задницу, мне помыть надо!

Словно пьянчуга, шатаясь во все стороны. Кори вышел из палаты. Утренний кофе подступил к горлу и не сдерживая его, Кори блеванул на белый кафель и немного на костюм.

Алабама, Отектвуд 5:20 p.m.

Шварц пообещал, что Кори сменят в ближайший час. Но никто не пришел не через час, не через два. От шума, нытья Грегсон и воплей Мириам Лоусон спрятался в корпусе Д. В конце концов, он должен был дежурить здесь, а не заниматься ерундой в корпусе Б. Мириам сменил Ли. Кори слышал его истеричные возгласы на весь коридор, что Мириам оставила туалеты грязными и не сменила больным белье.

В очередной раз автоответчик Рейчел просил оставить сообщение после сигнала.

– Ало, Рей. Я убил пациентку. Мне очень плохо, пожалуйста, перезвони.

Только в восемь Кори решился выйти. Тошнота отступила, страх перед ответственностью тоже. Стало на все наплевать. Больные жаловались, что им не дали вечерних таблеток, но Кори отвечал:

– Все по назначению врача.

Мейсон пролил воду из ведра на белые брюки доктора Лоусона.

– Смотрите под ноги, Ли. Где сестра Эдисон? Она не раздала вечерние лекарства.

– Ирен уехала домой. Дочка заболела.

– Я ее не отпускал. Будете за сестру Эдисон, пока не вернется.

Мейсон возмущался и по чем зря крыл доктора матом вслед, но Кори было все равно. Это скорее всего его последний рабочий день.

Телефон завибрировал в кармане, и Кори скорее открыл сообщение, в надежде, что это Рейчел. Но это был все тот же незнакомый номер.

«Добро пожаловать в Отектвуд.»

Кори быстрее зашагал по коридору, заглядывая в палаты-камеры, но никакой подозрительной реакции больных он не заметил. Им нельзя было иметь телефоны. Палаты регулярно обыскивались. Рано или поздно, кто-то бы заподозрил, что больные пользуются телефонами. Да и откуда заключенным пациентам знать подробности о смерти Апекса. Это кто-то из персонала, и единственный на кого падали подозрения Кори – это Мейсон Ли.

Хотя нет. Мейсон слишком туп и лишен всякого стратегического мышления, чтобы построить дом в лесу, писать без ошибок и установить ловушки времен вьетнамской войны. Он наверняка даже о ней не знает, а если и знает, то путает с Японской.

– Виски, весь день тебя жду. Где мой кетамин? – Крашер так внезапно припал к решетке, что Кори почти подпрыгнул на месте.

– Спроси Мейсона.

– Как себя чувствуешь? Ты освободил Кэтрин Игмен? Или освободил себя, от мыслей о ее несчастной доле?

То, что Лоусон хотел ответить, противоречило всякой этике и деонтологии. Чертова больница. Все сплетни разносятся быстрее ветрянки в детском саду.

– Эй, Виски! – Крашер был явно недоволен игнором доктора.

Вернувшись в кабинет Кори еще заварил себе кофе, и наконец достал так тревожащие его записи.

Кори сравнивал рисунки с рисунками больных в историях. Ничего похожего не было. Художественная терапия Крашера вообще походила на каракули пятилетнего и явно не шла в сравнения с этими жуткими, но по-своему притягательными произведениями. Кофе не помогал. Клонило в сон. Кори пошел умыть лицо и в очередной раз прополоскать рот, в котором еще чувствовался привкус рвоты. Ржавая вода, вырывающаяся из крана со свистящим звуком, ударялась о дно и брызгала на костюм. Из-за ее шума ничего не было слышно, и на секунду, Кори подумал, что такой момент самый подходящий, чтобы напасть сзади. Кори резко повернулся, но позади была только стена с крючками для полотенец. Наспех вытерев мыло с лица Кори вернулся в кабинет. Все было на месте.

– Чертов параноик. Привыкай. Скоро ты будешь сидеть в тюрьме за неоказание помощи. – Кори вновь сел за стол и залпом прикончил кружку кофе. Холодным, он был горький и отвратительный. Успев впитать в себя запах больницы.

Во рту остались нерастворённые сливки, которые жутко горчили. Кори сплюнул все в кружку и запил припрятанным виски из шкафа Фарелла. Если сливки испортились, то он хотя бы продезинфицируется.

Кори отсканировал несколько листов и стал искать сравнения в интернете. Ему удалось расшифровать обилие немецких технических сокращений. Но писались они носителем английского.

Автор был связан с рудниками Отектвуда, скорее всего работал там, и возможно работает до сих пор. Если так, то он представляет опасность для коллег и всей отектвудской добыче угля.

Буквы уже расплывались перед глазами, плясали, прыгали со строчки на строчку. Кори моргнул. Головав закружилась.

– Это из-за… – Кори испуганно вскочил со стула. Он не помнил больше половины сегодняшнего дня. Он совершил что-то ужасное, но не помнит, что. Все лица в памяти стали смазанными, будто у него отобрали очки. Кори схватил кружку, но в пальцах не было силы, она выскользнула и рук и разбиралась об пол. Кори рухнул на разбитые колени и лег рядом с осколками. Из последних сил он затолкал два пальца в рот и вырвал прямо на пол. Лекарственный запах от рвотных масс. Доползя до ванны, Кори открутил лейку от шланга и засунул себе в рот. Кори давился водой, бился головой об унитаз, которая не хотела держаться на плечах. Очки упали. Кажется, он раздавил их ногой. Сознание возвращалось. Промывание желудка таким агрессивным способом разбудило бы и мертвого. Абсорбенты, преднизолон, форсированный диурез.

«Ты бы так Игмен спасал, как свою тушку.» – пронеслось в голове. Он никогда не обращал внимание на свой внутренний голос, но этот был совершенно чужим. Нисколько не похожим на его собственный.

Кори, раздутый от воды, как лягушка через соломинку поплелся в процедурный, вывалил из шкафа все упаковки, шприцы, но без очков не мог разглядеть ни одного названия. Охрану вызывать было нельзя. Что они подумают? Студент убил пациентку по своей халатности, наглотался ксанакса, запил вискарем и в последний момент передумал? Клеймо суицидника на всю жизнь. О медицинской школе можно забыть. А Рейчел и мама сами его добьют за такое.

Надев разбитую половину очков, Кори подпер дверь стулом, заправил себе капельницу. С третьего раза попал в вену и открыл физраствор на всю скорость.

Тревожность

Алабама, Отектвуд 8:35 a.m.

– Состоит семьдесят пять. Выписалось двое, умерший один. – докладывала сестра Грегсон.

–Доктор Лоусон, вы не студент и не мед брат. Вы, доктор! – начал Шварц очень спокойно, но на последнем слове заорал как сумасшедший. – Вы слепой или тупой, если не видели зонда у больного? У вас в Нью-Йорке все выпускаются идиотами с лицензией? А что ночью произошло? Почему отпустили сестру Эдисон и даже не сообщили мне? Собирайте вещи. Автобус в десять часов. Я уже позвонил в вашу школу. А вы чего сидите. Работа кончилась? Дядюшка Фрейд вместе с Юнгом за вас истории писать будут?!

Все покидали кабинет. Один Кори оставался сидеть. Сил встать уже не было. Хотелось разрыдаться как маленькой девочке. Почему все это произошло с ним? Почему его не отправили на практику в наркологический центр в Бостоне. Почему не в дом престарелых?

– Лоусон, ты умный парень.

Кори слышал эту фразу сотни раз. Но никакого толка от нее не было.

– Хватит ныть, что ты как баба, – Шварц поднял его с кресла. – Ты хочешь стать врачом?

Кори молча кивнул.

– Иди сюда.

Кори осторожно подошел к столу доктора. Неужели Шварц сжалился над ним? Или собирается еще раз унизить его перед всей больницей? Или его сейчас обвинят в убийстве Игмен?

Шварц достал папку с шерифской звездой и выудил оттуда листок двумя пальцами. Результаты вскрытия Апекса. Причина смерти – утопление, обширный гидроторакс. Следов, указывающих на насильственную смерть не обнаружено.

Но этого не может быть! Кори нашел его стопу в лесу, за сотни миль от реки. Если он не умер от кровотечения, то кто-то точно сбросил его в реку. Еще живого. Или нет.

– Как резидент этой больницы, ты имеешь право подписывать подобные документы. Обычно при вскрытиях для полиции мне ассистировал доктор Апекс. Но, как не прискорбно. Он сам оказался на моем столе.

– Доктор Шварц…

– Ты хочешь стать врачом, Кори? Или нет? Или твоя мать зря потратила всю свою жизнь вкалывая на работе, чтобы выучить тебя? Триста тысяч в год. Она наверняка приходила далеко за полночь. Не ходила с вами на бейсбол, не пришла посмотреть на вашу с сестрой школьную постановку. Она забросила себя, личную жизнь. Заработать на маленькой риэлтерской конторке в таком огромном городе как Нью-Йорк задача не из легких. Не раз ей приходилось переступать через гордость и принципы, чтобы остаться на плаву. Чтобы прийти к тебе и сестре с новогодними подарками, а не с новостью, что вы банкроты и теперь вам придется собирать бутылки. Чем только матери не жертвуют, ради своих детей. Жаль дети это поздно понимают.

Кори, дрожащей рукой написал свою фамилию.

– Все совершают ошибки. В нашей профессии, это стоит человеческих жизней. Идите работайте, Лоусон. Надеюсь, вы будете внимательны впредь.

Кори вышел из корпуса А. Больных уже вывели на прогулку после завтрака. Доктор Фарелл врезался в шлагбаум. Он только явился на работу. А Кори только что подписал сфабрикованные документы. Он только что обманул закон и скрыл преступника, чтобы стать доктором. Рейчел долго не брала трубку.

– Что тебе нужно? Отправить контейнер с вещами?

– Рейчел, прости меня,. Я вляпался. Вляпался в жуткое дерьмо. – Кори сел на лавочку, где его не видели бы больные и персонал.

– Что ты сделал Кори?

– Я оставлял тебе сообщения.

– Я их удалила. Я была зла на тебя. Господи Кори, что у тебя случилось? Мне приехать?

– Не в коем случае. Рейчел. Слушай меня, ты единственный человек, которому я могу доверять. Матери ни слова. Никому не слова. В субботу я обнаружил в реке труп, одного из сотрудников больницы. У него не было стопы. Наш главный врач, который по совместительству оказался и судебным патологоанатомом, сказал, что это несчастный случай.

– Что?

– Не перебивай! В тот же вечер с неизвестного номера мне пришли координаты местности. Я обнаружил несколько ловушек, выставленных в лесу и ногу погибшего доктора. Он попал в капкан. Связи не было, я заблудился. Нашел землянку в овраге, зашифрованные записи какого-то психа. Карты, инструкции по изготовлению этих самых ловушек. Это чертовщина. Но мне кажется, что в Отектвуде проводили и возможно проводят до сих пор опыты над людьми. Используют электросудорожную терапию без согласия и с несовершеннолетними.

– Но ведь с две тысячи пятого года…

– Я сказал не перебивай. У меня умерла пациентка. По моей вине. И что бы об этом не сообщили в школу, Шварц предложил мне подписать ложные результаты вскрытия того утопленника. Я согласился.

– Твою мать. Кори, ты в заднице. Зачем ты это сделал? Надо было звонить адвокату. Звонить мне.

– Пожалуйста, не надо нотаций. Я и так знаю, что я полный кретин. Рей, найди на Отектвуд любую информацию. Про город, про лечебницу, про рудники.

– Хорошо. Сброшу все что найду на почту. Береги себя.

У пациентов закончилась прогулка. Из морга в машину загружали черный пакет. А жизнь продолжалась. Нужно было идти в корпус Д.

Возле катафалка стоял мужчина в строгом черном костюме, с седыми волосами, собранными в хвост. Воротник стойка.

Лоусон подошел ближе, чтобы услышать, о чем он говорит с сестрой Колбан.

– Я не думал, что Кэтрин покинет меня так рано.

– Мои соболезнования, отец Игмен.

– На все воля господа, Алана. Я говорю это всем. Но вот себе. Это совсем другое. Спасибо за все. Передайте доктору Шварцу и всем, что похороны будут в среду. Буду рад, если вы придете попрощаться с Кэтрин. Она бы этого хотела.

Кори хотел бы все изменить. Хотел исправить хоть одну из своих ошибок.

– Мистер Игмен, – он подошел к машине. – Я доктор Лоусон. Я пытался спасти Кэтрин, но было слишком поздно. Простите.

– Не за что извиняться, сын мой. Если господь уготовил моей жене сорок лет, значит так тому и быть. – Игмен пожал Кори руку. Легче не стало. Кори убил человека, который хотел жить. Не Господь, а Кори лишил детей матери. И никто его не простит. Пора было приступать к работе. По понедельникам групповая терапия.

Джо стоял у стены и активно зевал. Второй медбрат играл в телефон, Мейсон терпел насмешки от больных. Это могли в любой момент прекратить и Кори и охранник, и медбратья, но никому не хотелось. Это куда веселее. Чем игра в ассоциации.

– Тишина. – Кори постучал по столу. – Сосредоточились. Солнце.

– Свет. – ответила Бригс.

Дастин воздержался.

– Тьма! – выкрикнул без очереди Рафаэль. —Тьма скоро заполонит каждый уголок вашей души.

– Я сказал тишина! Следующий.

– Ночь. – пробормотал Морган.

– Кошмары. – продолжил Чарльз.

– Молодцы. Давайте попробуем еще одну игру. Все закрываем глаза. И рассказываем, что видим. Чего бы вы сейчас хотели. Я начну, – Кори закрыл глаза. Он знал, что медбратья и охранник сейчас смеются над ним. – Я в Нью-Йорке. Гуляю с сестрой по Манхэттену. Теперь вы. Миссис Бригс.

– Я дома, я жду детей из школы. Но вместо них приходят клоны. Роботы. Где мои дети? Что вы с ними сделали? – Латаша вскочила, но наручники остановили ее, и она упала на пол вместе со стулом.

Джо быстро среагировал и вынес Латашу из терапевтического зала, пока она не посеяла панику среди больных.

– Не отвлекаемся! Рафаэль.

– Огонь! С неба льется кипяток и молнии бьют в иссушенную землю. Грешники падают на землю, как в Содоме и Гомморе. Они вопят: за что, отец?

– Дастин!

Рафаэль все еще бормотал про гнев господа. Но Дастина не перебивал.

– Я в Алеппо. Капрал Браниган лежит, засыпанный песком. Он пытается достать до рации, но ему оторвало пальцы.

– Спокойно, Алан. Ты молодец. Открывай глаза. Вот так. Хорошо.

Лоусон уже весь вспотел. Будто бы он сам был в Алеппо, с неба валились горящие камни, а его детей заменили роботами.

– Морган.

– Я в сытом Билле. Пью пиво, десять минут до закрытия. Блондинка в легком летнем платье, изрядно пьяная задевает меня, когда берет еще пива.

Кори знал, что последует дальше. Дальшевоображаемая блондинка умрет.

– Мы идем мимо водонапорной башни. Я кладу ей руку на бедра. Она вопит, что не такая. Что хочет домой. Я обхватываю ее тонкую шею, в чужих засосах руками и давлю. Давлю пока эта сука не заткнется. – Морган распахнул глаза. Все лицо его покраснело. На лбу выступили капли пота. Он тяжело дышал.

– Молодец, Морган. Ты в порядке. Воды?

Морган отрицательно замотал головой.

– Хорошо. Теперь Чарльз.

– Это слишком личное.

Кори даже рот раскрыл. Все шло так хорошо. Они доверяли ему. Они слушали его.

– Морган тоже рассказал очень личное желание. Не стесняйся.

– Боюсь другие застесняются.

Джо и Мейсон уже откровенно ржали, превратив зал для терапии в конюшню.

– Как хочешь. Ты проиграл.

– Чего?

– Ты проиграл. Это была игра. Каждый следовал правилам. А ты спасовал.

– А ты не узнал, что я представляю, закрыв глаза. Один-один.

Лоусон вернулся к столу и раздал всем бумагу и мелки.

– Порисуем немного.

– Как в классе коррекции. – вздохнул Ли.

– Тебе то откуда знать, тебя и туда не взяли. – незамедлительно ответил ему Крашер. Больные загудели. Даже Дастин оценил шутку.

– Щемись после отбоя, Крашер.

– Джо, Мейсон, – двери приоткрыла доктор Калуум. – Заберите из реанимации мистера Юниона. На сидячей коляске с ремнями.

Кори заметил, как Джо сморщился. Видимо этот Юнион был ему не по душе.

– Все обезьянки! Уроки окончены, пора в клетки. – завопил Мейсон. Чарльз задержался в дверях, чтобы поравняться с Лоусоном. Лоусон разговаривать не хотел. Игра Крашера на публику его раздражала.

– Виски, как думаешь, каков процент, купив тако на улице, отведать человечины?

– Нет, и не хочу знать.

– Ты не знаешь кто такой Фокс Юнион? У тебя телевизора нет? Он вел шестичасовой гороскоп на АПН, пока его передачу не закрыли.

– Гороскопы? Никогда их не смотрел.

– А когда он вернулся сюда, то убил и съел десять человек.

Кори подумал, что Чарльз опять издевается.

– Я не шучу, – Крашер наворачивал круги вокруг доктора. – Его передачу закрыли из-за низких рейтингов. Помешанный на астрологии, он пришел к выводу, что двенадцать созвездий, под которыми рождены люди, как двенадцать подвигов Геракла. И если он совершит все подвиги, то станет сверхчеловеком.

– Как у Ницше?

– Не знаю, как у Ницше, я не гуманитарий. Но вот дядька конкретно двинулся и захавал десять человек, различных знаков зодиака. Его нашли случайно. Черные копатели полезли в одну из заброшенных шахт и наткнулись на останки трупов.

– Что ж, сверхчеловеком он не стал. Двоих то он так и не съел. – Кори подмывало спросить, кого конкретно, но он держался, что не показать любопытство Крашеру.

Мейсон громко катил коляску позади них, ломая старыми колесами не менее старую плитку. Крашер и Лоусон остановились, чтобы пропустить их. В кресле сидел преклонных лет мужчина. Даже с грязными волосами и щетиной, он держался как на экране. Спина прямая, взгляд в камеру, полуулыбка на морщинистом лице.

Кори фыркнул, закрыл дверь в палату Крашера и вернулся в кабинет. Любопытство пересилило Кори. Он скорее набрал фамилию больного в поисковой строке и открыл первое видео.

«Доброе утро, штаты! С вами Фокс Юнион и шестичасовой гороскоп. Спонсор показа – Валмарт. Валмарт – цена и качество вас удивят. А вот Овнов сегодня удивят приятные встречи со старыми знакомыми. Первая половина дня пройдет…»

– Черт! – выкрикнул Кори вслух. Он знал этого мужика. Мать всегда переключала мультики, на эту противную рожу, когда они с Рейчел капризничали и отказывались завтракать. Передачу Юниона закрыли в две тысячи десятом. Не один канал так и не подписал с ним контракт, и он вернулся на родину. В Отектвуд. А в две тысячи двенадцатом пропала первая жертва. Говард Маквуд. Имена жертв были в каждой статье, на каждом сайте. А вот их дат рождения не было. Видимо, во избежание паники. Это очень предусмотрительно. Предусмотрительнее только везти помешанного на астрологии людоеда, мимо плаката наши праздники, где отмечены дни рождения всех работников.

Алабама, Отектвуд 7:50 p.m.

Даже в понедельник в Билле была толпа завсегдатаев. Пахло дешевым пивом и дымом. Кори закашлялся. Завидев, его Эйприл выбежала из-за барной стойки.

– Привет.

– Ты не звонил мне. Я думала ты обиделся.

– Что ты! Просто застрял на работе. И на что мне было обижаться?

– Отец наговорил тебе всякого. Извини его.

– Если бы я растил дочь в таком месте, то тоже бы обещал каждому вырвать ноги. – усмехнулся Кори. Эйприл повеселела. Налила ему самого дешевого разливного за счет заведения.

Кори отхлебывал и смотрел на посетителей. В этом городе видимо только два пути, либо спиться, либо свихнуться. Росс полулежал на стуле. Из носа вытекали сопли на футболку. Мерзкое зрелище. Его собутыльники расплачивались его картой за выпивку и снимали беднягу на камеру. Женщина с размазанной тушью, шаталась от стола к столу и допивала из чужих стаканов. Шахтеры после смены бадяжили разливное водкой, завернутой в бумажный пакет, и громко кашляли. Кори старался сосредоточиться только на Эйприл. Наблюдать как она протирает стаканы, наливает пиво, высыпает арахис на пластиковые тарелки и просит не мочиться на крыльце.

– Ты знала Говарда Маквуда?

Эйприл нахмурила брови:

– Парень которого съели? Отец был знаком с его семьей. Ужасно.

– Ты не знаешь, когда он родился?

– Нет.

– А Розалинда Томпсон?

– Ты хочешь узнать кого не успел убить тот псих? Рак и весы, – шепотом сказала Эйприл. – Только не говори никому на работе. А то начнут увольняться.

– Айк был прав. Я как приманка на охоте. У меня день рождения третьего июля.

– В день независимости? Вот это круто!

– В детстве мама говорила нам с Рейчел, что все парады и салюты это в нашу честь. А президент лично нас поздравляет. Я верил в это лет до пяти. А Рей класса до седьмого. Черт. Да ему скорее всего, уже рассказали. Тот же Мейсон.

– Ну знает он, что ты рак? И что дальше. Они же у вас за решетками и в смирительных рубашках.

– Они вышли из использования в девяностых.

– Правда? Я не знала. – Эйприл надула губы как маленькая девочка. – А ты знаешь, что уран на самом деле красный, а не зеленый как в Симпсонах?

– Знаю. Я не такой уж и городской. Бабушка и дедушка живут на ферме. Дед у меня таксидермист, так что я могу даже чучело сделать. Хочешь голову оленя в спальне?

– Ну уж нет!

– У вас проводят соревнования по бросанию коровьего навоза? – с серьезным лицом спросил Кори.

– Каждое первое воскресение апреля

– Я приеду ради этого в апреле.

– Только ради навоза? – игриво спросила Эйприл, наклонившись к Кори.

И Кори поймал себя на мысли, что он бы действительно еще приехал сюда. Не в больницу, разумеется. К ней бы он и на пушечный выстрел не подошел. Но вот к Эйприл. Сколько сестра не знакомила его с подругами, ничего серьезного у них не выходило. Наверное, потому что для них Кори был очкастым ботаником, который не играл в футбол, не читал реп и никогда не превышал скорость. А тут, в сравнении с местными, Кори настоящий джентльмен, хоть и с помятым носом.

– У тебя в Нью-Йорке есть девушка? – вдруг спросила Эйприл. – Только не ври.

Неужели он похож на Казанову. Для Кори этот вопрос был почти комплиментом.

– В Нью-Йорке нет. Только в Отектвуде.

Эйприл закончила в час. До двух они выгоняли последних гуляк и вынесли Росса, оставив на лавочке под фонарем. Отец Эйприл опять был на смене, поэтому весь дом был в их распоряжении. Кори почти привык, и больше не чихал из-за пыльных пледов и пепла на всех столах. Но спать не мог. Даже пять пинт пива не помогали. Кори просто боялся закрыть глаза и увидеть очередной кошмар. Боялся, что Эйприл застанет его в таком состоянии.

Он тихо встал с постели. Включил телевизор без звука в гостиной. Как всегда, в ночное время крутили ужастики. Кори бесцельно шатался по гостиной, разглядывал засохшие цветы в горшках, грязные тарелки, одежду, брошенную на стулья. В землянке сумасшедшего такого не было. Под кухонным столом лежала стопка старых газет, для кошачьего туалета. Кори вытащил одну из них.

Авария на руднике, объявление о продаже шевроле восемьдесят пятого, анекдоты.

«Честер Честити винит в аварии на руднике индейские проклятия.»

Честер. Кори принес рюкзак и достал дневники. Это имя уже упоминалось. Один из выживших в домашних экспериментах с электрошоком, да еще ощутивший терапевтический эффект этой панацеи. К тому же статья была очень похожа, на отрывок той, что он нашел.

«Мистический и загадочный Отектвуд.»

«Честер Честити проводит антикоррупционную проверку на рудниках Барнер Карбон Юнайтед.»

Между этими двумя статьями разница в три года. Парню три года понадобилось, чтобы разувериться в сказах о проклятиях индейских племен и начать искать настоящих преступников. Или, наоборот.

Кори прикрыл глаза. Что он видел под припухшими веками? Не прогулку с сестрой по Манхеттену. Снова видел себя без конечностей с огромным изрезанным животом, беспомощного, бесполезного. Рыба, выброшенная не берег, засохшее растение, которое забыли полить. Что видел Юнион Фокс, закрывая глаза? Как становиться героем, как возвышается над простыми смертными. Он царь зверей под названием люди. Что видел отец Игмен? Свою живую жену. Их счастливую большую семью. Что видел Чарльз Крашер? Тьму. Как уголь черную. Кожа головы все еще жжется после электросудорожной терапии. Он окружен монстрами, в белых измятых халатах, с кровавыми слюнявыми пастями. Только теперь он в этой тьме не один.

Лосуон заснул с газетой в руках на стуле. Как старик.

Невроз

Вода вперемежку с углем сносила все на своем пути. Вагонетки сбивали людей, и они с головой уходили в черную воду.

– Опускай клеть! – кричал Лукас.

Те, кто остался в нижних стволах уже утонули. Их тела он видел в потоке. Вода поднималась все выше и выше. Ему, старику Остину и еще троим индейцам, удалось зацепить себя ремнями, что не сгинуть в пучине угольной воды. Вода уже хлестала по подбородку. Инструменты, что она несла больно били по туловищу. Один из индейцев захрипел и стал уходить под воду. Вода кроме черного, окрасилась красным. Кирка воткнулась ему прямо в живот.

– Скорее! Мы долго не протянем!

Скрипучая железная клеть опустилась, накрыв их волной. Отплёвываясь от воды, Лукас отцепил ремень и забрался наверх. Индейцы тоже. Старик Остин все еще возился с ремнем.

– Лукас, я не могу отцепиться. Дай нож!

Лукас вытащил нож и застыл с полувытянутой рукой.

– Чего ты ждешь?

– Ты путался с Дороти?

– Что? – грязная вода заливалась Остину в рот. Он еле держал голову. – Какого черта?

– Ты трахал мою жену! – Лукас убрал нож за пояс. Вместо тонущего друга, перед глазами стояла картина, как его Дороти лежит под этим мерзким стариканом. Как его морщинистая задница двигается и Дороти стонет и кричит.

– Лукас!

Вода достигла потолка и уже скрыла дно клети.

– Поднимать? – донеслось сверху.

Света не было. Но Лукас знал, что индейцы сверлят его спину взглядом. Он бросил своего друга тонуть при них. Они расскажут. Они все слышали. Лукас снова достал нож.

– Поднимай!

Алабама, Отектвуд 8:00 a.m.

Когда подписываешься под правдой в кабинете шерифа, все смотрят косо, будто топил котят в ведре, на глазах у детского сада. Когда подписываешься под ложью в кабинете главного врача, все улыбаются, тянут руки, женщины томно стреляют глазками.

– Доброе утро, доктор Лоусон.

Лоусон вошел в кабинет и обнаружил там совершенно пьяного Фарелла. Он лежал в халате на голое тело. На лице размазалась чужая помада. На полу стояли два бокала и пустая бутылка Ред Лейбл

– Доктор Фарелл, отставить новый год! Роузкранс приказал перейти реку!

Фарелл подпрыгнул, сверкнув перед Кори своими гениталиями, но тут же его запал утих, и он принялся греметь пустыми бутылками, в поисках опохмела.

– Ранения слишком тяжелые. Ты сходишь на обход вместо меня? – взмолился Фарелл.

– Конечно, Лео. И надень штаны.

Кори собрал истории, и пошел на обход, а Фарелл шарил руками под диваном, напевая «Дональд, где твои брюки.»

Кори даже не думал, что на работе ему придется применять свои знания истории. В отделении, как всегда, был бардак. От запаха глаза готовы были заслезиться. Доктор Диссигвол крыла матом сестру Грегсон. Та опять перепутала дозировки, или фамилии больных. С ней такое часто случалось. А Грегсон заплакала. Это с ней тоже часто случалось.

– Простите, доктор. Я перепутала.

– Как можно перепутать восьмидесятилетнего старика и пятнадцатилетию девочку? У них что одна фамилия? Доктор Лоусон! Больная Малоун ведь в вашей палате?

– Да. А что?

– А то, что девочке, которая вены резала, третий день ставят гепарин, вместо деда из восьмой.

– Я перепутала.

– Тебя в роддоме перепутали! Уронили два раза вместо одного!

– Вы в своем уме? – закричал уже Лоусон. – А если бы у нее кровотечения открылись? А если бы она умерла?

– Да вам не привыкать, Игмен, теперь девчонка там. – Мириам скандалы любила, и не могла не остановиться и не поучаствовать.

– Вы судно выносите? Вот и несите! – рявкнул на нее Кори.

– А вы со мной так не разговаривайте доктор, я вам в матери гожусь.

– Я сказал, занимайтесь своей работой. – Кори еле сдерживался, чтобы не заорать на нее.

Грегсон все повторяла что перепутала и извинялась, Диссигвол стучала кулаком по столу.

– Я-то свою работу знаю. А вы видимо нет, раз зонд у больной не заметили.

– Да до каких пор ты будешь совать везде свой нос? Закрой уже свой рот! – Кори не сдержался. Все вдруг резко замолчали и уставились на него. Все кроме Мириам, которая уже откровенно смеялась Лоусону в лицо.

– Чего разорался то? Бабы не дают? Ничего на нас срываться.

Ответ заставил Лоусона занести, руку. Санитарка закрылась судном. Пациенты выглянули из палат, посмотреть, что случилось?

– Доктор, вы что хотели ее ударить? – спросила Грегсон.

– Она же женщина, полегче, студент. – теперь Диссигвол переключилась на него.

– Как же вы меня все достали! – Кори поднял стул, ударил о пол, разбив две плитки и убежал.

Кровь прилила к лицу. Стало жарко. Кори закрылся в туалете, снял халат, пиджак, рубашку. Взглянув на себя в зеркало, он увидел багровое лицо и набухшие от злости на висках вены. Он действительно едва не ударил Мириам, и теперь это незавершенное действие ломило руку, до самого плеча. Лоусон замахнулся и врезал кулаком по раковине. Стало больно. Костяшки заныли. Злость улетучилась и на ее место пришел испуг. Испуг от собственных действий. Он еще никогда в жизни и не на кого так не кричал.

Кори достал телефон, уронил в раковину. Снова поднял.

– Рейчел.

– Почему-то мне кажется, что не звонишь сказать мне доброе утро.

– Рей, я только чуть не ударил женщину.

– Ты с ума сошел?

– Я не знаю. Я не хотел. Просто она везде сует свой нос. В каждый разговор. Не дает даже с больными разговаривать. Она бесконечно мелит своим языком.

– Такую бы, и я захотела ударить. Но мне то можно, я ведь тоже женщина.

– Я ее не бил. Только замахнулся. Это вышло случайно!

– Успокойся. Просто подойди и извинись.

– Я не буду перед ней извиняться! Она сука!

– Кори! Она может быть сукой хоть тысячу раз, но ты нарушил этику. Это кто-нибудь видел?

– Да половина больницы!

– Тем более. Ты должен извиниться. При всех.

– Я никому ничего не должен. – Кори снова разозлился и кинул телефон на пол. Он громко шлепнулся экраном на кафель. Кори дышал, будто пробежал целый марафон.

Он вышел из корпуса Б по запасной лестнице и отправился на свое рабочее место. В Д. Здесь куда спокойнее и прохладно даже в жару.

Навстречу ему попался Мейсон.

– Эй, четырехглазый! – он преградил Кори путь, опершись рукой в решетку. – Только на баб можешь руками махать? Ссышь кого-то своей весовой категории?

Кори молчал. Было кое-что куда интереснее. Он наблюдал за Крашером, который не слышно приблизился к решетке и укусил Мейсона за пальцы.

Мейсон отдернул руку, как ошпаренный.

– Ты что творишь, бешеный! Пойду помоюсь со спиртом и отрежу себе руку. – Мейсон пнул решетчатые двери ногой.

– Ли, нужно сменить памперс во второй! – позвала его сестра Эдисон.

Кори не сдерживал улыбку. Крашер плюнул на пол и вытер язык рукавом.

– У него руки хлоркой воняют.

– Как у тебя дела?

– Я нашел новое развлечение. Смотри. – Чарльз прижался к одной из стен и постучал рукой. – Эй, Фокс! А если бы я попил воды из унитаза? Ты бы все равно не побрезговал меня есть?

Ответа не последовало.

– Фокс, я придумал тебе шутку для стендапа. Будучи каннибалом в психиатрической клинике, я наконец понял, как чувствуют себя девушки на диете! Или, вот еще. Решил я как-то съесть Санта Клауса, а он мне и говорит, не трогай, это на рождество. – Крашер залился смехом, а Кори начал кашлять, чтобы подавить смешок. Последнее действительно показалось ему забавным.

– Ты играешь с огнем.

– Я кое-что узнал. – Крашер снова прилип к решетке. – У него осталось два знака, до превращения в сверхчеловека. Весы и рак. Угадай, когда у меня день рождения?

– Я видел в истории.

– Эй, Фокс? Ты любишь день независимости? Я обожаю. Парады, барабаны, сладкая вата, день рождения моего лечащего врача! Как тебе такое? Просто шведский стол! Я-то костлявый. А вот Виски. Его печень сойдет за фуагра.

Кори был готов провалиться на месте. Он ожидал этого скорее от Мейсона или Мириам.

– Печенка. Послышалось из-за стены. Печень у живого организма. А субпродукт – это печенка.

– Спасибо, Джейми Оливер!

– Доктор Лоусон, вас доктор Шварц к телефону.

Шварца Кори боялся, даже больше, чем быть съеденным Фоксом Юнионом. Он подбежал в посту сестры и схватил телефонную трубку.

– Доктор Лоусон.

– Кори, ты сегодня заступаешь на дежурство, я поменял тебя с доктором Фареллом.

– Да. – согласился Кори.

– Извини если нарушил планы, просто завтра похороны миссис Игмен и доктора Апекса. А Фарелл может напиться и превратить поминки в свадьбу.

– Да. Ладно. Я не против. – Кори кивал, будто через телефон его могли видеть.

После обеда, больных повели на прогулку, Эдисон отпросилась отвезти внука к дантисту, и Кори впервые открыл свой отчет о практике. Он вставил титульный лист, оглавление, структуру больницы скопировал с официального сайта. И теперь смотрел в пустую страницу документа. Чему он научился и что применил на практике. Ничему хорошему. Какие назначения делал больным. Никаких. Ему это запретили из-за ограничений страховки. Кори отсканировал историю Крашера и вставил в документ. Теперь страниц даже больше, чем нужно. Он ведь отличник, никто читать не станет. Пролистают и поставят зачет. Никогда еще он не относился к учебе так небрежно. Даже поля не выровнял. Вот что с ним деревенская жизнь сделала.

Раздали ужин. Дневная смена отправилась домой, но Кори не мог видеть работников, спешащих домой. Окно в подвале было только одно, под потолком. Из него было видно лишь забор и пару окон корпуса Б.

Эдисон до сих пор не вернулась, а Ли он больше не доверял. Надев перчатки и взяв лоток с таблетницами, Кори двинулся по коридору. Дастин послушно закинул все таблетки, проглотил без воды и открыл рот. Кори видел, что сестры просто бросают препараты в ладошки больным и идут дальше. А больные смывают их в унитаз. Он все делал по правилам. В рот положить таблетку, проконтролировать чтобы сглотнул, проверить пальцем, что бы не спрятал ли за губой или под языком.

Когда Кори на занятиях задал вопрос: «А если палец откусят?» Профессор Хоуп тогда строго глянул на него из-под седых бровей и сказал:

«Пальцем меньше, пальцем больше, вы же не хирурги.»

– Открываем рот, пьем таблеточки.

– Доктор Лоусон… Ой, я вам не мешаю? – Барбара Калуум, которая еще была на работе.

Кори резко повернулся на голос, так как думал, что в корпусе один, и застыл, с пальцем во рту у Крашера.

– Я тут таблетки раздаю. Сестра Эдисон отпросилась к дантисту.

– Я тоже ухожу. Не могли бы вы на ночь дать моему больному Юниону игналятор. Два пшыка. Я оставлю на посту. И уберите уже руку!

Кори резко отдернул руку.

– Какого черта? – Лоусон вытер пальцы о халат.

Крашер хохотал, и стукался лбом в решетку. Кори вздохнул и пошел дальше.

Отчет о практике не продвигался. Время шло к отбою. Дантисты уже вряд ли принимают, так что Кори понял, что Эдисон не придет. К Юниону идти не хотелось. Это все равно что совать руки в клетку к тигру. Мейсон гремел ведрами в коридоре, можно было попросить его, но Кори не хотелось даже видеть этого человека. Он взял баллончик фенотерола, пульт вызова охраны и отправился к Юниону.

Уже включилось ночное освещение и в коридорах стоял полумрак. Кори растряс баллончик, подошел к камере. И никого там не обнаружил.

– Твою мать! – Кори бросился к дверям, зажимая кнопку пульта. На нем должна была загораться красная лампочка. Но почему-то этого не происходило. Кори вскрыл заднюю крышку зубами. Батареек нет.

Лоусон дернул ручку железной двери и чуть не упал назад. Дверь была закрыта. Он принялся барабанить по ней.

– Тревога! Больной сбежал! Откройте дверь! Дилан! – Кори стучал руками, ногами, плечами. Дергал ручку. Дверь была заперта снаружи.

– Дилан! – он знал, что пост охранника прямо за дверью, как он может не слышать?

От его крика, больные прилипли к своим решеткам и тоже начали подвывать.

– Вас пожрет гиена огненная. – оживился Рафаэль. И Кори был с ним согласен.

Половина экрана телефона побелела. Никакой реакции на прикосновения. Кори же сам кидался им в туалете утром.

– Черт! Черт! Нет!

Внутренний телефон, совсем старый с колесом вместо кнопок молчал. Не было даже гудков. Кори долбил кулаком по аппарату.

– Мейсон! У нас пациент сбежал!

Шумом он только больше взбесил больных. Они болтали, гремели железными кроватями. Они заглушали остальные звуки. В любой момент Юнион мог подойти к Кори.

Лоусон заперся в кабинете. Повернул ключ. Охрана придет. Они не могли все исчезнуть. Или могли? Может быть, это очередной кошмар? Воздуха стало не хватать. Кори достал баллончик и на вдохе пшыкнул два раза себе в горло. Астма не беспокоила его со школы. Он продолжал тыкать в разбитый экран.

– Это сон. Охранники не могли покинуть постов. Во сне невозможно ничего прочитать. – Кори сел за стол. – Отчет по практике ученика… – дверь в туалет для персонала скрипнула. – Кори не успел обернуться. Лицо больно смяли две руки. Рот зажали куском стерильной салфетки. Резкий запах ударил в нос. Второй приступ одышки не заставил себя ждать. Кори не мог даже дать отпор. Все силы уходили на то, чтобы не задохнуться. Он не знал, что случится первым, треснет его челюсть, или его задушат.

Алабама, Отектвуд 11:40 p.m.

От горького металлического привкуса во рту хотелось блевать. Кори казалась, что он поел хлорки, закусил грязными носками и запил прокисшим пивом. Было темно. Очень темно. Кори хлопал глазами, и не было никакой разницы. Под веками и то светлее. Попробовал пошевелиться. В руки больно врезались пластиковые стяжки. В ноги тоже. Плечи нельзя было расправить, они упирались в стены. Кори пришел к выводу, что он в гробу и истошно завопил. Ничего раздельного. Просто кричал, пока воздух не кончался в легких и крик терялся в темноте. Он брыкался, как выброшенная на берег рыба, пытаясь разорвать стяжку на руках. Он лежал на боку. Тело затекло. Кори начал падать и понял, что не лежит, а стоит. А значит не в гробу. Ну или в вертикальном гробу. Вместо стены он уперся что-то напоминающее человеческую фигуру. Закричал еще раз, что было совершенно бесполезной тратой кислорода. Очки сползли на щеки. Его положили в вертикальный гроб с трупом. Кому такое вообще в голову может прийти? Кори попытался вжаться в стенку, но понял, что он вплотную прижат к телу, иначе он бы упал головой вперед. Проверил локтем другую стенку. Она едва шевелилась. Снаружи гремело что-то металлическое. Замок. Это точно не гроб. Скорее шкаф. И точно не под землей. А рядом точно не труп, потому что, если перестать орать, то можно услышать чужое дыхание и почувствовать, как шевелиться грудь.

Кори принялся тыкать тело пальцами в живот и грудь. Судя по ткани, это больничная пижама. По торчащим ребрам – Крашер.

– Просыпайся! – Кори еще раз дернулся. Голова Крашера больно упала на плечо. – Твою мать. – Кори пнул Чарльза в ногу и тот издал какой-то недовольный звук.

– Еще пять минуток. А?

– Чарльз, приходи в себя.

– Виски? Ну ты и жирный. – простонал Чарльз.

Кори продолжал толкаться от одной стенке к другой.

– Прекрати, меня укачивает. – Чарльз громко стукнулся затылком о дерево.

– Юнион сбежал.

– Да я знаю. Успокойся, Виски. Ты что клаустрофоб?

– А тебе что, как в пятизвездочном отеле?

– Я никогда не был в пятизвездочном отеле. Прекрати орать мне в ухо. Через минуты десять зрение привыкнет к темноте. Начнешь различать силуэты. Обострится слух. Когда я проходил практику в шахте, Я всегда гасил фонарь и ходил в полной темноте.

– Не удивительно, что ты оказался в Отектвуде. Ты мне на ногу наступил.

Кори толкнул дверцу еще раз. В щелке показался слабый желтый свет и чья-то тень. Лязгнул замок. Дверца открылась, и доктор вместе с Крашером выпали на пол. Кори был готов целовать грязный пол. Глаза невольно заслезились. Привыкнув к яркому свету, он увидел Юниона. Старик, кряхтя тащил его по полу, занозы старого паркета втыкались в руки и спину.

Кори втащили в большую комнату. Воняло как на помойке. В комнате был старый телевизор тошиба и камера на подставке. Фокс бросил его и склонился к самым коленям. Ему было тяжело. Смешаная одышка, фиолетовые губы, отекшие ноги. Ногти – часовые стекла. Хроническая болезнь легких. Кори поставил ему диагноз, по одному осмотру. Не зря учился. Юнион разогнулся достал блистер эуфилина, разжевал сразу три таблетки и ушел обратно. За Крашером.

– Пусти, старый пердун! Ты мной подавишься. Чарльз сопротивлялся. Его тащили, как мешок картошки.

Чарльза он бросил рядом. Принес деревянный стул. Надел поверх больничной пижамы пиджак и сел напротив камеры. Лампочка загорелась. На старом выпуклом экране Кори увидел себя. Жалкое зрелище.

Юнион пододвинул микрофон. Выпрямился, поправил воротник и улыбнулся. Будто собрался читать новости на НБС.

– Доброе утро, Америка, – старик любил камеру. Он преображался перед ней. Словно ему снова тридцать, и он ведет шестичасовой гороскоп. Овнов ожидает приятная встреча. На старом проигрывателе заиграл гимн. Фокс встал, положил руку на сердце и принялся качать головой в такт. Усыпанный звездами флаг. Он играл каждое день рождение Кори и теперь играет на дне его смерти. Кори видел свою истерику на рябом экране и от этого становилось еще страшнее. Он будто герой триллера, который совершенно не важен для сюжета. И зрители скажут: «Убейте уже этого нытика.»

Последний аккорд стих. Фокс выключил звуковое сопровождение и вернулся на стул.

– С вами Фокс Юнион. И это мои двенадцать подвигов. Последний раз мы встречались с вами пять лет назад. И я, так же, как и Геракл совершил десять подвигов. Первым я победил кобылиц людоедок. Овнов. Я пропитался их решительностью и твердостью убеждений. Я решил начать именно с этого созвездия, чтобы страх, что живет во всех нас не мешал мне двигаться дальше. Следующим стал Немейский лев. Он придал мне мужества. Победив льва, Геракл обрел прямоту и благородство. Сразу после я укротил критского быка – тельца. Заменил упрямство и животную глупость на упорство и контроль над своими эмоциями. Моими стимфалийскими птицами стал стрелец. Я хотел начать с него, чтобы избавиться от негативных эмоций, перепадов настроения и страхов. Я вкусил смелость. Цербер – Козерог. С ним мне пришлось попотеть. Я едва не сдался, но взамен получил ясность ума, выдержку, стрессоустойчивость. В этот момент я уже почувствовал себя самым могущественным. Избавиться от гордыни мне помог водолей. Мои авгиевы конюшни. Я понял, что такое свобода действия и ответственность одновременно. Всю жизнь я думал, что буду красивым лицом с голубого экрана. Каждая американская семья будет слышать мое «Доброе утро, Америка.» И ни о чем больше я не мог мечтать. Это низменное чувство покинуло меня. Мне не хватало духовности, и ее мне помогли обрести Рыбы. У Геракла это был Герион и его коровы. Но я все еще не был сравним с ним. Мои животные инстинкты помогли преодолеть Скорпион и дева. Линейская гидра и Пояс Ипполиты богини Амазонок. До того, как я вкусил их плоть я и страдал от своей плоти и греховных желаний. Я перестал пресмыкаться перед женщинами и их телами.

– Член себе отрезал? – спросил Крашер и Кори сквозь слезы начал смеяться. Это походило на убогую истерику. Он позорится перед всей страной. Юнион словно не слышал комментария. Его поглотила камера.

– Мое тело было полностью готово к преображению. Оставался разум. Яблоки с дерева мудрости и близнецы. Как и Гераклу, мне не хватило двух подвигов. Из новостей, вы могли слышать, что меня арестовали и поместили на лечение в лечебницу Отектвуд, на востоке Алабамы. Я не довел свой разум до логического завершения и мое тело увядало. Я не мог прикоснуться к небесам, через бетонные стены и решетки. Но сегодня, я закончу свои подвиги, после чего войду в огонь и вознесусь над блаженными смертными. Сегодня я пленю эримафанского вепря и киренескую лань. Сегодня я обрету рассудительность, спокойствие, уравновешенность, терпимость от вепря, и сочувствие, эмпатию, любовь от лани. Не переключайтесь.

Последняя фраза прозвучала в стиле Ларри Кинга. Юнион, с трудом, поднялся со стула и снова скрылся в темной комнате. Кори тихо плакал, уткнувшись лбом в колени.

– Пользуясь случаем, хочу передать привет маме, тете Салли и всем соседям. – Крашер улыбался в камеру во все тридцать два. Это его защитная реакция. Не может он совсем не бояться смерти. Никто не может. Даже Юнион боится не закончить свои двенадцать подвигов.

Юнион, шаркая ногами вернулся с болгаркой и удлинителем. Розетки было в комнате всего две, а прерывать свое вещание он явно не собирался. Кори представил, как мать и сестра увидят в прямом эфире его расчленение. Он не просто закричал. Он зарычал, как дикое животное. Принялся кататься по полу. На пластиковой стяжке появился залом. Кори рванул руки в разные стороны изо всех сил. Пластмасса впилась в кожу. Резала ее. Юнион не обращал на него внимания. Он решил начать с Крашера. Чарльз упал ничком и впился зубами в его отекшую голень. Юнион пытался отпнуть его ногой, но ничего не выходило. Тяжело выдыхая синюшными губами, он шлепнулся на задницу. Сбив видеокамеру на треноге.

Стяжка лопнула. Кори освободил ноги, подобрал с пола пилу, запустил и принялся бить ей Юниона по туловищу. Живот, грудь, все что попадалось под руку. Пила визжала. Брызги крови летели ему в лицо, глаза и рот. Кори, зажмурившись, бил наотмашь. В нем пропала всякая жалость к этому больному человеку. Когда Лоусон все же открыл глаза очки были полностью залиты кровью. Живот Фокса Юниона превратился в талый фарш. Пила все еще визжала. Но кровь, которую Кори почти привык видеть в пробирках не пугала больше совершенно. Она была какая-то бутафорская. Будто томатный сок. И истерзанные пилой внутренности, не как в морге, где Кори падал в обмороки. Лоусон оценил свою работу, слегка наклонил голову и снова пустился пилить. На этот раз он дошел почти до кости. Пила заревела сильнее, стала дергаться в руках. Справившись с позвоночником в одном месте, Кори поднялся выше. Крашер молча сидел все еще в пластиковых стяжках и полуоткрытым ртом смотрел на ад, который творился в полфута от него. В него тоже летели кусочки костей и плоти. Кори в очередной раз дернул пилу, и та вырвалась из розетки. Визг стих. В ушах у Кори пищали будто сотни комаров.

– Виски! – тихо позвал его Чарльз. Болгарка выпала из рук и громко ударилась о пол.

– Виски! – он слышал, что Крашер звал его, но не мог ответить.

– Виски!

Кори протер очки. Посмотрел на изрубленное тело Юниона. Голова закружилась. В нос ударил запах крови. Кори вырвало прямо рядом с трупом. Колени тряслись. Одинокая лампочка без плафона начала двоиться. Стена накренилась и Кори едва не рухнул на пол во весь рост. Вовремя освободившийся Крашер, подхватил его за подмышки и выволок на улицу.

На улице было ослепительно темно. Кровь замерзала на коже и холодила. Кори опустился на крыльцо.

– Я убийца. Я убил двух человек. Я убийца. – повторял Кори.

– Да, покрошил ты его знатно. Но ты спас нас. Если бы не ты, этот Геракл распилил бы нас на куски и сожрал без соли. – Крашер стучал зубами. Ночь была холодная. Через частокол сосен пробивался свет мигалок скорой и полиции.

Кори бросил окровавленный халат на землю, снял пиджак и накинул Крашеру на плечи.

– Да я не замерз.

– Я не умею лечить пневмонию, так что надевай.

Чарльз извлек из кармана смятую пачку лаки страйка, вытащил две сигареты, прикурил и протянул одну Кори. Они молча смотрели, на клубы серого дыма и как к дому на отшибе подъезжает целый кортеж.

На Крашера надели наручники. На Кори одеяло и кислородную маску.

Алабама, Отектвуд 5:30 a.m.

Лица шерифа было не видать из-за дыма в допросной. Айк выдыхал дым ему прямо в глаза.

– Студент, ты скоро жить в участке будешь! Давай автограф свой оставь и иди.

– Я не буду это подписывать. Еще раз повторяю, Фокса Юниона убил я.

– Да ты всю машину заблевал, пока мы ехали. Ну какой из тебя убийца, студент? Давай подписывай и пойдем домой. Меня жена скоро узнавать перестанет.

Кори настойчиво отодвинул бумагу с показаниями.

– Я убил его сам. Своими руками. Там была камера. У него была шлифмашина. Болгарка. Фокс упал, когда Крашер укусил его за ногу. Мне удалось освободиться, я поднял пилу и начал просто резать его.

– Да что б тебя! – Айк ударил двумя кулаками по столу и вышел, громко хлопнув дверью. Кори слышал, как он с кем-то ругается, а потом в допросную вошел доктор Шварц. Он был краснее, чем обычно.

– Здравствуйте, доктор Шварц.

– Кори, я не пойму, что ты творишь?! – доктор сел на место шерифа.

– Я не понимаю, что творится вокруг меня. Я уже сто раз повторяю одно и тоже, доктор Шварц. Какой смысл мне лгать?

– Послушай, сынок. Тебе сколько? Двадцать пять лет. Ты умный, старательный. Ты – будущий врач. У тебя впереди вся жизнь. Не ломай ее. Есть одна мудрая индейская пословица. Погонишься за правдой, на обратном пути издохнешь.

– Но ведь я убийца. Там везде мои отпечатки. Там была камера.

– Камера засняла только тот бред, что нес этот душегуб. Крашер признался в убийстве. Все в красках расписал. И то это была самоборона. Слава господу, никто не пострадал. Мейсон отделался легким сотрясением.

– Мейсона не было в корпусе в этот момент. Я звал его. Я пытался вызвать охрану. Но кто-то будто все подстроил. Запер двери, вытащил батарейки из пульта, выпустил Юниона.

– Юнион был помешан на своих двенадцати подвигах. Разумеется, когда его перевели в палату, он бежал.

– Как он обошел охрану и камеры? Как он, при своем состоянии вынес из охраняемого здания двух мужчин весом в сто шестьдесят фунтов каждый?

– Ты ведь знаешь, какой силой могут обладать психопаты в период обострения. Они почти не чувствуют боли. Могут и десять здоровых мужиков вырубить и машину перевернуть. Подписывай свои показания и езжай отдохни. Завтра у тебя выходной. Ты такое пережил.

– Зачем Крашер взял мою вину на себя? – не унимался Кори.

– А с чего ты решил, что вина твоя? Может, увидев жестокое убийство, пережив стресс, решил, что ты убил Юниона. Такое бывает. Я понимаю твою злость и ненависть к нему, он едва не убил тебя. И в таком состоянии ты мог принять желаемое за действительное. Какая разница, Кори. С Юнионом или без, Крашеру до смерти не покинуть Отектвуд. Подписывай!

Кори еще раз подтянул к себе бумагу и прочитал показания. Все было верно. Кроме имени виновного. Взяв ручку Лоусон на секунду, задержался.

– Чего ты ждешь? Второго пришествия?

Кори черкнул фамилию и имя. Шварц выдохнул, позвал шерифа. Они радовались подписи Кори, как родители радуются первым шагам своего чада. Шварц и Айк закурили на радостях, заставив Кори кашлять от дыма. И студента, на служебной машине отправили в его халупу. Рассвет еле пробивался сквозь лес. По радио играл Алабама – милый дом.

По приезду, Кори сразу отправился в больницу. Там уже никто не спал. У входа еще стояла патрульная машина. Кори встречали будто с войны. Хлопали по плечам, спрашивали, как он, охали, всплескивали руками.

От всей этой участливости и жалости Лоусона опять затошнило. Он заперся в ванной для персонала выбросил всю окровавленную одежду в мусорку залез в ванну. Он шоркал кожу до красна, но ощущение вонючей липкой крови на теле не уходили. Слипшиеся кончики волос, Кори просто обстригал ножницами. Хотелось содрать с себя эту шкуру. Шкуру убийцы. А вместе с ней все воспоминания.

– Доктор, но куда вы сейчас в таком состоянии! Вам нельзя за руль. – на стоянке его встретила сестра Эдисон.

– Мне нужно в город, за новыми очками. Я без них как крот.

– Давайте я вас отвезу. Возле моего дома как раз есть оптика. У меня там скидка как пенсионеру.

Кори нехотя кивнул.

Водила Ирен ужасно. Лежачих полицейских она в упор не замечала, собирала все ямы, выбоины, коряги на дороге. Кори было не до отдыха. На каждом повороте, он молился, что бы они не слетели с трассы.

Эдисоны жили недалеко от центра. И в их же доме на первом этаже была оптика, но не та которую Кори привык видеть в Нью-Йорке. Никто ничего не подбирал, не делал на заказ и даже не просил справку окулиста. Единственные очки, в которых Кори мог разглядеть хотя бы собственные пальцы оказались огромными, как панорамные окна. В толстой уродливой оправе из восьмидесятых.

– Ну и чмо. – вынес вердикт Кори, глядя на себя в зеркало.

– Нормальные очки. Зато прочные. – похвалила Эдисон. Она настояла воспользоваться ее скидкой.

Затем Ирен увязалась за ним в торговый центр. Кори нужно было поменять разбитый экран. А Ирен решила купить продуктов, которые Кори в итоге нес ей домой на пятый этаж. Она, как будто забыла, что ему нужно отдохнуть и он пережил всякое там.

В доме Эдисонов резко пахло перегаром. Росс спал в прихожей, на полке для обуви. Одежду на нем будто разодрали собаки.

– Росси! Милый! Пойдем на кровать. Тебя же здесь продует.

Кори не мог смотреть, как маленькая пожилая женщина, пытается в одиночку поднять здоровенного пьяного мужика. Пришлось помогать отнести Росса в спальню. Ирен надела на него теплые носки, приговаривая:

– Что бы сыночек не простудился.

Сыночек. Если бы Кори в таком состоянии явился на глаза матери, она бы оставила его ночевать на улице. Причем навсегда.

– Ты, наверное, голодный? Я сейчас что-нибудь разогрею, оставайся пообедаешь с нами. Диана как раз лепешки поджарила. Она у меня вкусно готовит. Диана, у нас гости! Переоденься.

Диана сменила домашнюю одежду на цветастое летнее платье. Подвела глаза. Кори чувствовал себя неуютно. Меньше, чем неделю назад Ирен на коленях умоляла его забрать заявление на ее сына. А теперь, он словно член семьи сидит за их столом. Кори не ожидал, что будет так голоден. В последний раз он ел какие-то чипсы у Эйприл. После чего только пил кофе и блевал почем зря. Альберт, сын Росса и внук Ирен ковырял пальцем свежие пломбы и получал по рукам от бабушки за это. Мальчик приятно удивил Кори. Для сына конченого алкоголика, он был вполне воспитанным, вежливым и спокойным ребенком. Он говорил пожалуйста, спасибо, пользовался салфеткой.

– Ты новый друг тети Дианы? – обратился к нему мальчик.

Кори чуть не подавился.

– Нет, Альберт, мы работаем с твоей бабушкой.

– Альберт! Это что за манеры. К старшим нужно обращаться на Вы!

– Не ругайте его. Я еще не такой старый чтобы обращаться ко мне на вы.

– У тебя такие большие очки, потому что-то ты много играл в компьютер?

– Да.

– И в одиннадцатый мортал комбат играл?

– Играл.

– А я выиграл папу двенадцать раз! Он выпил целую бутылку водки и даже по кнопкам не попадал.

– Хватит разговоров во время еды. Нам скоро идти на похороны. Кстати, Кори, ты пойдешь проводить миссис Игмен и Апекса?

– Я их даже не знал.

– Вся больница придет. А ты теперь ее часть. Это было нвежливо. Я тут приготовила кое-что для поминок, поможешь мне донести?

Кори посмотрел на Ирен поверх своих огромных очков. Разве не вежливо было бы оставить человека, что пережил нападение маньяка людоеда, в покое. А не тащить на похороны, в качестве носильщика сумок.

– Я не одет для похорон.

– Я сейчас найду для тебя что-нибудь из вещей Росса, у вас вроде один размер. – Ирен скрылась за стеклянной дверью.

– Я тоже не люблю похороны. Я вообще не люблю большие скопления людей. – сказала Диана и придвинула стул ближе к Лоусону.

Подобная обстановка стала напрягать его больше, чем, когда он сидел связанный в шкафу.

Эдисон принесла ему черные джинсы и рубашку. Росс оказался чуть крупнее, одежда висела на Кори. Ему в руки водрузили два пакета, цветы, куртку Альберта и зонт, на случай если пойдет дождь.

Алабама, Отектвуд 1:40 p.m.

На кладбище сошелся почти весь город. Будто бы на распродажу. Длинноволосый паренек уныло терзал скрипку, и все бросали центы ему в футляр. Рядом ошивался безногий старик на своей доске и просил папироску. Похороны были действительно масштабным событием. Попрашайки, музыкант, пьяные скорбящие. Не хватало только сладкой ваты и девушек на ходулях.

– Я не люблю похороны. А бабушка часто на них ходит. – болтал Альберт.

– Я тоже не люблю. Никто не любит. Кроме гробовщиков и продавцов венков.

– Я тоже, когда вырасту хочу стать доктором. Тогда я вылечу папу от алкоголизма.

Кори не ответил. Папа его откинется, когда Альберт закончит младшую школу, если не раньше. Они подошли к компании коллег. Чета Шварцев, Брегг, Хайз, Диссигвол, Тисс, Колбан с мужем, который уже успел принять на грудь и теперь стоял в расстёгнутой до пупа рубашке и с венком от коллег на шее. Мириам, как всегда, не закрывала рта. Калуум. Не было только доктора Хамсвилла. Между двух свежевырытых могил стоял отец Игмен, окруженный детьми и скорбящими. Он взошел на маленькую деревянную трибуну и поприветствовал всех присутствующих.

– Да благословит вас всех господь!

Его никто не слушал. Весь штат Отектвуда обсуждал работу. Другие тоже болтали о личных делах. Поодаль стояли лишь родители доктора Апекса. Два старика, мужчина на инвалидной коляске и женщина с ходунками и дешевыми цветами. Никто не подходил к ним. Не выражал соболезнования. Не пытался поддержать. Они будто пришли просто посмотреть.

Игмен закончил проповедь и первый гроб стали опускать в землю. Летиция Шварц вдруг отошла в сторону и закрыла лицо руками. Арчибальд был зол и немедленно последовал за ней. Схватил жену за руку. Кричал.

– Почему они ругаются? – тихо спросил Кори у Ирен.

– Ясно почему! – завопила Мириам, слышащая похоже все разговоры на кладбище. – Она и Боб любовниками были. Летициявообще по всей больнице таскалась.

Брегг и Бердс опустили глаза вниз и принялись разглядывать ботинки.

– По-моему не самое подходящее время для таких бесед. – нарочито громко сказал Кори.

– А ты мне не указывай что и где говорить, сопля!

Руки у Кори затряслись от злости. Он бросил пакеты и цветы на землю, и устремился к Мириам.

– Старая, гадкая, сплетница… – Кори еще много чего хотел сказать о Мириам, но его резко дернули за плечо. Уже знакомый ему амбал, вечно пьющий в Билле развернул его и ухватил за воротник.

– Че тебе надо от моей мамы? – амбал обдал Кори крепким несвежим перегаром.

– Эй! Фрэнк, нужна помощь. – оживился муж Аланы, та кричала ему не лезть не в свое дело.

Кори просто держали за воротник. Никакого насилия. Но кровь уже стучала у Лоусона в висках. Этот парень уже спустил его с лестницы и Кори показалось, что и в этот раз он заносит руку. Кори решил нанести удар первым. Прямо в скулу. Кулак пронзило болью. Кори попытался повалить Колбан, но уклоняясь от ответного удара, Лоусон ударил его затылком в нос. Заскучавшая от монолога Игмена про грешную душу и рай, толпа поспешила к гвоздю похорон – драке. Кто-то присоединился. Кто-то предпочел начать свою. Мириам закричала, что ее сына убивают. Кори отталкивал нападавших. Бил наотмашь, махал ногами, И почему он только никогда не дрался? Потому что боялся крови? Потому что мама говорила, что это плохо? Это ой как хорошо. Кори забыл о стопе Апекса, об Юнионе, о Мириам, о наглости Эдисон. Обо всем. Все эти парни едва стояли на ногах. Их реакция была замедленна алкоголем. Реакция Кори, подпитываемая неизвестно откуда взявшейся яростью, была в сотни раз быстрее. Удар, еще удар. Сын Мириам падает на землю. Толчок. Колбан ударяется о гроб Кэтрин, тот переворачивается, тело выпадает на землю. Сам Колбан падает в могилу. Алана прыгает за супругом. Скрипач не унимается. Все кричат. Кори падает на колени, чужой ботинок прилетает ему в голову. Голова трясется как игрушечная собака на передней панели в авто. Шварц и Айк пытаются унять взбунтовавшихся скорбящих. Айк выстрелил в воздух два раза. Но Кори уже ничего не слышал.

Похороны в Отектвуде, действительно похожи на праздник. Даже машина парамедиков дежурит у въезда на кладбище.

Кори сидел прямо на земле у машины. Сотрясения нет, от снимков он написал отказ, поэтому в машине ему больше было сидеть нельзя и пакет со льдом тоже попросили вернуть.

– Господи! Кори! Почему ты не позвонил! Я чуть с ума не сошла, когда услышала, что тебя похитил пациент.

– Боже, Эйприл. Давай не сейчас. – Кори разминал пульсирующий висок. Адреналин кончился и вновь стало гадко. Он не победитель в драке. Он ублюдок, превративший похороны в пьяные разборки возле бара. Каково сейчас старикам Апексам. Никто и слова не сказал о их сыне, зато на участие в кулачных боях выстроилась очередь.

– Нет, сейчас. Все это время, я сидела дома у телевизора, и ждала, когда скажут, что с тобой все в порядке.

– Я разбил телефон. Мне было не до этого. Посмотри, что я устроил. Какой же я идиот… – Кори опустил голову между коленей.

– Папа сказал, что ты все правильно сделал. Лучше ударить и сесть в тюрьму, чем не ударить и лечь в гроб.

– Более глубокой мудрости я от него и не ожидал. – Кори оттолкнул Эйприл и побрел к себе. Больница и его дом были как раз в десяти минутах ходьбы от кладбища. Голоса стихали. Только скрипач все еще продолжал насиловать чужие уши.

Амнезия

– Не бойся! Больно не будет. – Генри уселся напротив Лукаса и запустил маятник.

– Я не спас его. Я бросил его умирать. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как он тонет в чертовой воде с углем. – Лукас дергал себя за грязные отросшие волосы.

– Подземные воды поднялись. Там погибли сотни и в этом нет твоей вины. Это природа. Молчи и следи за маятником. Смотри на него, не отрывая глаз и не моргай. Когда я скажу десять, ты уснешь. – Генри погасил весь свет, кроме свечей на столе. Лукас послушно следил за маятником, напрягая красные уставшие глаза.

– Один, два, три, ты не в чем не виноват, четыре, пять, шесть, семь, это был несчастный случай, восемь, девять, десять. Ты больше не чувствуешь вины. Закрывая глаза, ты видишь только хорошее. Бескрайние горы, синий флаг на ветру, быструю реку. Ты сделал все, что смог. Ты сделал то, что должен был. Ты не делаешь зла. Только правду и долг. Ты делаешь это для своего поселения и для свои семьи. Остин погиб, ради всех нас. Ради нашей свободы, нашего богатства и нашего благополучия. Ты выжил, ради нашей свободы, нашего богатства и нашего благополучия. Господь так решил. Десять, девять, восемь, ты не в чем не виноват, семь шесть, такова воля господа, пять четыре, три, два, один. Проснись!

Лукас резко распахнул глаза. Будто бы задремал на секунду, но выспался как за целую ночь. Голова слегка кружилась, глаза были расфокусированы.

– Как ты, друг мой? – спросил Генри.

– Порядок, – ответ Лукаса прозвучал растеряно. – Лучше, чем было.

– Что случилось со стариком Остином?

– Он утонул.

– Из-за чего?

– Подземные воды. Ты прав. Спасибо, Генри. Этот твой, как его…

– Гипноз.

– Да. Дельная штука. Этим и правда можно так просто вылечить человеческую душу?

– И не только.

Лукас пожал Генри руку и вышел на улицу. Грязную улицу вновь запорошило снегом и от его белизны было светло как днем. С виселицы уже сняли Донованов. Лукас закрыл глаза и увидел Остина, тянущего к нему свою морщинистую руку из воды.

– Ты все правильно сделал.

Алабама, Отектвуд 10:23 p.m.

Настойчивый стук в дверь поднял Лоусона с дивана. В нее явно били с ноги. Кори открыл и дверь и увидел на пороге заплаканную растрепанную молодую девушку, в черном платье. Кажется, он видел ее на похоронах.

– Вам плохо?

Девушка забежала в дом и скорее закрыла за собой дверь. За ней кто-то гнался.

– На вас напали? Что случилось?

– Вы ведь доктор. Посмотрите на меня. – девушка настойчиво втолкнула Кори в комнату и сняла платье. Под ним не оказалось белья. Все тело было в синяках, шрамах, мелких ожогах от сигарет. Некоторые старые, некоторые совсем свежие.

– Кто это с вами сделал?

– Мой отец. Отец Игмен. – она опустила глаза в пол. – Он издевался над нами. Помогите доктор. Убейте его.

– Что? Обратитесь к шерифу.

– Шериф не поможет. Только вы можете мне помочь. Убейте его! Я знаю вы можете! Убейте его! Убейте его! Убейте! – она перешла на крик. Голос исказился. Кори попятился назад, запнулся за стул, упал и проснулся. Это ощущение, когда падаешь во сне, дергаешься и просыпаешься. Мать говорила Кори, что это значит, что он растет. В доме было пусто. В голове все еще звенело: «Убейте его!». Сон был не кошмарный, но не приятный осадок оставался мурашками на спине. Голова немного болела. Чуть выше виска Кори нащупал маленькую шишку. Он с трудом встал, поплелся до кухни и попил воды прямо из-под крана. Кори повернулся к раковине и почувствовал, как старая половица просела под чужим весом. Кори резко обернулся, но никого не увидел.

– Это термиты. Дом старый. – бормотал себе под нос Кори набирая воду и разглядывая ржавый кран. Половицы снова заскрипели и Лоусон уже услышал что-то похожее на шлепок босой ноги. Он поднял голову и в отражении в грязном стекле увидел за спиной фигуру. Лицо было 0закрыто волосами, с кончиков которых капала кровь. Лоусон выплюнул воду и запустил стакан в стекло. Кухня была пустой. Но он видел ее в отражении. Видел боковым зрением. Кори бросился к сумке, вывалил футболки, белье, учебники и халаты. Кто же знал, что в аптечку нужно положить что-то кроме лоперамида и аспирина. Лампочка моргнула. Кори рассыпал таблетки по полу. Нужно взять себя в руки. Он не маленький мальчик, чтобы бояться остаться одному в темной запертой квартире. Он взрослый психиатр, который боиться встретиться с тем, что собирался лечить. Лампочка заморгала чаще и с оглушительным хлопком лопнула. Кори сдался и закричал. Пытаясь найти телефон, он натыкался на битое стекло и резал руки. Нащупав телефон, он боялся включить фонарик. Боялся осветить то, чего нет. То, что есть в его голове. Мечась от стены к стене, ударяясь о мебель, Кори добрался до входной двери, долго возясь с замком. За спиной все приближались шаги. Лоусон повернул ключ и выпал на крыльцо. Набравшись смелости, он осветил дверной проем. Там, как и всегда было пусто. На косяках красовались его кровавые отпечатки. Пара осколков воткнулись в ладони. Прямо в носках Кори побежал к пикапу. Ключ в зажигании, одна фара. В зеркале заднего вида показалась макушка с грязными свалявшимися волосами. Закусив кулак, Кори уставился на кусочек освещённой дороги и повторял, как мантру.

– Там никого нет. Там никого нет. Мне все это кажется.

Теперь силуэт показался уже снаружи прямо на дороге. Девушка, но не такая жуткая как ему казалась, а самая обыкновенная. Она голосовала у обочины.

– Не останавливайся. – Кори не был уверен в том, что она настоящая. Кори ни в чем не был уверен, он нажал педаль сильнее, забрызгав автостопщицу грязью из лужи.

До Билла он добрался к пол первому. Завсегдатаи собирались, Росс уже спал на крыльце. Эйприл терла столы и поторапливала гуляк.

– Кори? Ты подрался? Где твоя обувь? – Эйприл бросила старую тряпку, которой только сметала мертвых мух, пиво и чужие плевки со столов и схватила этими руками Кори за запястья. Он отдернул руки.

– Порезался стеклом. Прости. Я вел себя на похоронах как идиот.

– Забудь. Идем, нужно обработать твои раны.

Перекись водорода шипела на ссадинах, Эйприл боролась с крошащимся бинтом из аптечки.

– Ты знаешь, где живут родители Апекса? Я хочу извиниться перед ними. Мне стыдно.

– Последний дом на второй. Сейчас уже поздно для извинений. Кори, ты выглядишь напуганным. И что с твоими волосами? Тебя газонокосилкой стригли?

– Со мной что-то не так.

– Так обратись к своим коллегам, Кори. Отец сегодня дома. Прости ты не можешь остаться. Ты сможешь сесть за руль? Отвезти тебя домой?

Кори молча смотрел на свои криво перебинтованные руки.

– Я доеду сам.

Фонарь возле сытого Билла освещал крыльцо, табличку закрыто и пьяного Росса на крыльце. Лоусон разложил сидение взял ручку, салфетку из бара и провел несколько частых толстых линий. Это волосы. С рисованием у Кори был порядок. Схематично изобразить строение органов, нарисовать клетку. Но это было похоже на расписывание ручки. Кори пытался вспомнить все детали. Кровь на волосах. Лохмотья. Это определенно была женщина в старомодном платье, вроде тех в какие одевают кукол-пастушек.

На ее одежде крови почти не было. Ей нанесли травму черепа. Скорее всего удар пришелся в затылочную область. Ноги ее были босыми. В струпах и некрозах, как после обморожения.

Отложив салфетку, Лоусон открыл дневник. Похожих рисунков он не нашел. Но пара деталей, вроде старомодной одежды и жутких язв на теле видения автору рисунков тоже встречались.

Лоусон достал телефон.

– Рей.

– Судя по голосу, у тебя опять неприятности? – спросила Рейчел. Судя по ее голосу, у нее было все отлично. Фоном играла громкая музыка.

– Я устроил драку на похоронах.

– Что? Подожди, я отойду туда, где тише. Все говори.

– Я устроил драку на похоронах доктора Апекса и жены проповедника.

– Ого! Пойду расскажу всем, что мой брат не какой-нибудь лох!

– Рей! Я такое устроил. Как теперь идти на работу? Как мне этим людям в глаза смотреть? А еще я… – Кори замялся. Стоит ли говорить такое Рейчел? В детстве они делились всеми секретами, но такое.

– Договаривай.

– Мне сниться всякая дрянь.

– Попей фенибут. У тебя стресс. Слушай я искала про твою больницу и ничего не нашла. Даже жалоб от пациентов не поступало. Да они практикуют электросудорожную терапию, но только с письменного согласия пациента и только для совершеннолетних. Никаких экспериментальных программ у них не было с девяносто восьмого. Все вполне легально. Но насчет жалоб я неохотно верю. Возможно, защита прав потребителей не афиширует это. Еще Отектвуд упоминается в книжке одного писателя. Брюса Батеки. Но это какая-то литературная мастурбация. Главный герой лечится там от алкоголизма и трахает всех красивых сестричек. Я не выдержала и одной главы. Называется «Сестрички милосердия и не только…» У него все книги эротические, хотя позиционирует он свой жанр, как грязный реализм.

– Доморощенный Буковски?

– Ага. Мне пора, братишка. Не делай глупостей.

Не делать глупостей. Под глупостями подразумеваются драки на похоронах. Или убийства людей пилой. Кори уложил голову на руль и быстро заснул, если это можно назвать сном. Он просто лежал с закрытыми глазами и не давал себе провалиться глубже. Как только голова опускалась ниже, она ударялась о гудок, и он просыпался. Это даже разбудило пьяницу Росса и он, обматерив Кори, ушел с крыльца.

Ровно в семь Кори разбудил стук в стекло. Увидев за окном девушку, полусонный Лоусон едва не пробил своей головой крышу.

– Эй! Ты что всю ночь тут провел? Почему домой не поехал? – Эйприл открыла двери и начала отчитывать его на всю улицу.

– Случайно заснул.

– Ты меня беспокоишь, Кори.

– Мне пора на работу. Увидимся вечером?

Эйприл неуверенно кивнула и пошла открывать бар.

На работе Лоусона снова ждали осуждающие взгляды и шепот за спиной. С ним не здоровались. Его обходили стороной. В бытовой он обнаружил свою кружку в мусорном ведре. На Кори нахлынула какая-то обида. Он видел, как тетради других детей вываливают в туалет и как ставят подножки в столовой, когда жертва идет с подносом. Но почувствовать это на себе в двадцать пять. Кори пнул ведро и мусор вывалился на пол. Пусть Мириам убирает. Даже доктор Фарелл, что нормально общался с Кори, при сестрах решил его игнорировать.

Звук входящего смс. Кори уже знал кто это. Только один человек присылает ему сообщения.

«Не позволяй им унижать тебя!»

Кори взял и написал в ответ: «Спасибо.»

«Спасибо тебе.»

Ему нравился этот незнакомец. Без его сообщений было даже как-то пусто эти дни. Но за что он благодарит его?

На улице было влажно и душно. Больные, что сидели на своих лавочках, ели траву, когда не видят санитары и то завидев Кори стали вопить и свистеть.

– Доктор Лоусон!

Кори вздрогнул от неожиданности. Это была Диана Эдисон. И первый человек, который заговорил с ним.

– Привет, Диана. Можно на ты.

– Мы на работе. Нужно соблюдать этику. Как вы?

Кори не ответил. От Дианы воняло складом грязных вещей. Она звала его на кофе, справлялась о здоровье, но Лоусон хотел поскорей отойти от нее как можно дальше. Подальше от всех. В архив.

Миссис Томпсон вязала и краем глаза следила, чтобы Кори не заляпал документы. Он поднял старые истории, рисунки с художественной терапии, разложил дневники и свое творение на салфетке. Чего только больные не рисовали. Были даже портреты доктора Шварца. Куча портретов. На одних он был красивее, чем в жизни, на других его лицо искажалось до неузнаваемости. Он даже не был похож на человека. Все в одной папке. «Пациентка Дарина Кейс.» Кори еще раз перечитал фамилию. Мать Эйприл лечилась в Отектвуде? Быстро проведя пальцами по коршекам, он нашел букву К и Кейс. Возраст и дата смерти совпадали. Но никакого упоминания онкологических заболеваний Лоусону найти не удалось. Зато нашлись мания, буйное помешательство и одержимость Арчибальдом Шварцем. Были даже письма, где Дарина Кейс клялась в любви Арчибальду. И с каждым письмом состояние женщины ухудшалось. Сначала это были невинные любовные записки, потом откровенные и страстные признания, затем она грозилась убить его, себя и их дочь, чтобы быть вместе. Последние были исписаны одним именем. «Арчи, Арчи, Арчи, Арчи, Арчи…» Лечащим врачом был доктор Томоко.

Лоусон потер глаза. Отец не сказал Эйприл правду о болезни матери. Крашер чертовски прав. Здесь все ненормальные. Лекарства, прописанные Томоко не помогали, да и не могли помочь. Устаревшие транквилизаторы, давали только побочные эффекты и в конце концов Дарину убила почечная недостаточность. Вот бы узнать, где доктор Томоко, но кто ему об этом скажет, если никто не разговаривает с ним. Диана.

Лоусон спихал все истории в ящик как попало и выбежал из архива. Диана была рада его приходу. Она вскочила, села, снова вскочила, включила электрический чайник, едва не уронив его со стола.

– Доктор Лоусон, вы хотите кофе?

– Не откажусь. Диана, ты знала доктор Томоко? Он работал здесь.

– Да. – Диана стояла спиной к Лоусону и насыпала растворимый кофе в кружку. – Сливки?

– Без сливок, без сахара. А где он сейчас?

– Он умер полтора года назад.

Черт. По-другому и быть не могло.

Диана поставила две кружки. Кори сделал глоток. Он не знал, что можно испортить обычный черный кофе, но Диане это удалось.

– А Дарину Кейс ты знала?

– Мама рассказывала, что она преследовала доктора Шварца. Следила за ним, слала ему письма, однажды даже чуть не спалила его дом.

– Она была им одержима.

– Она любила его. А он был очень жесток с ней. – Диана сделалась грустной.

– Она представляла опасность для себя, своей дочери, семьи Шварца. Это болезнь, а не любовь.

– Хотела бы я, что бы и меня любил кто-то так же сильно, как Миссис Кейс любила доктора Шварца. Почему вы не пьете? Вам не нравится кофе?

Кофе был омерзительный. Не растворенные гранулы скрипели на зубах как земля.

– Горячо.

– Я разбавлю водой. – не отводя глаз от Лоусона, Диана потянулась за графином и бухнула ему в кружку воды. Она начинала пугать Кори.

– Ты не права. Любовь это всего лишь химические и гормональные реакции в нашем мозгу. Вы видим человека, общаемся с ним и в мозг поступают сигналы как плюсы и минусы. Как, да и нет. И на их основе мы испытываем симпатию или неприязнь, возбуждение или отвращение. А умереть за любовь, это либо подростковый максимализм, либо психическое расстройство.

– Ты просто еще не был влюблен. Допей кофе.

– Я больше не хочу. – Лоусон отодвинул кружку и Диана вскочила со стула и зарыдала. Она стала бить руками по камерам хранения вещей и кричать:

– Ну почему? Ну почему у меня ничего не получается? Я даже кофе не умею делать. Эти дурацкие руки. И ты дура! – Диана схватила дырокол со стола и попыталась просунуть туда ладонь.

– Диана, не надо! – Кори выбил дырокол из рук девушки и схватил за плечи. – Диана, ты не дура. Ты очень хорошая, добрая девушка и ты делаешь отличный кофе. – Лоусону не оставалось ничего, кроме как выпить залпом всю кружку и проглотить осадок. – Тише. Вот так, садись, выпей воды.

Диана немного успокоилась, но продолжала всхлипывать. Кори гладил ее по плечам.

– Ты не врешь?

– Какой мне смысл врать тебе?

Диана уткнулась ему мокрым лицом в шею. Испуг сменился жалостью. Диана и правда была неплохим человеком. Просто со странностями. Неужели она не получает никакого лечения от своих приступов. Ее мать работает в больнице и так запустила здоровье своих детей.

Кори замер. Мокрый нос Дианы сменили сухие горячие губы. Она целовала его в шею. Сначала едва касаясь, а теперь настойчивее. Поднимаясь выше и выше.

– Диана, – Кори пришлось применить силу, чтобы оторвать ее от себя. – Не стоит. Мы на работе. Ты сама говорила про приличия. – удерживая девушку на месте, Кори поднялся и побежал прочь со склада. Он вытирал шею салфеткой.

В корпусе Д не было никого кроме охраны и медбрата Джо. Они были менее жестоки, но все же не упустили возможности поддеть Лоусона.

– А Шварц боялся, что доктор Фарелл выкинет что-нибудь. Ты превзошёл своего учителя Лоусон!

– Дьявол уже завладел вашим разумом и телом! Он рвется наружу, проедая плоть! – как всегда сказал ему Рафаэль. В этом человеке Кори чувствовал больше стабильности, чем безумия. И если когда-нибудь он скажет, что-то другое, то время остановится, больница рухнет, а планета сойдет с орбиты.

Обход делать не хотелось. Крашеру было стыдно смотреть в глаза, за то, что он взял его вину на себя. От тупости остальных мозг хотел взорваться.

Подходя к одиннадцатой палате Кори, услышал громкие хлопки. Крашер стоял на одном колене и медленно ему аплодировал.

– Восхищен тобой! Осквернить похороны жены священника. Браво! Бис!

– Прекрати это, – Кори подошел ближе, к самой решетке, чтобы медбратья или охрана не услышали его. – Зачем ты сказал шерифу, будто бы ты убил Юниона? – шепотом спросил Лоусон.

– Признаться, что я сидел связанный как телок на бойне и ждал, когда Юнион меня распилит? Что обо мне люди подумают? Нет уж, Виски. К тому же ты уже заработал себе славу.

Кори вздохнул. Он и вправду допустил мысль, что Крашер сделал это ради него. Вот уж кто телок, так это Лоусон.

– Тогда поздравляю тебя с пополнением списка трупов.

– Эй, Виски, – окликнул его Крашер и Кори пришлось вернуться к камере. – Спасибо.

– За что?

– Ты ведь мог просто сбежать и вызвать полицию. А ты остался.

– Я был неадекватен. Я не спасал тебя.

– Тогда, поздравляю с пополнением списка не спасенных пациентов. – Крашер гадко улыбнулся и отвернулся к стене.

Кори зашагал к кабинету. Как такое вообще возможно? Кори думал, что Чарльз спасает его карьеру, Чарльз думал, что Кори спасает его жизнь. А в итоге оказалось, что они оба просто невменяемые.

Лоусон заперся в кабинете. От кофе Дианы разболелся живот. В поисках какого-нибудь панкреатина, Кори открыл шкаф с лекарствами. Ведь желудок его не приоритетная проблема. Нужно что-то делать с видениями и снами. Если ему удалось избежать тюрьмы, то избежать психушки точно ему никто не поможет. Флуоксетин и половинка валиума. Кори не ожидал такого эффекта. Он даже еще раз перечитал инструкцию, но ничего там не понимал. Все негативные мысли, да и вообще все мысли разом покинули голову. Он погладил след от поцелуя Дианы. Было не так уж плохо, может зря он оттолкнул девушку. А вдруг она что-нибудь сделает с собой?

Кори побежал на склад, но как оказалось, рабочая смена Дианы уже закончилась. Время пролетело слишком быстро. Нужно найти Диану. Нужно сделать что-то еще. Но Кори не мог вспомнить что. Апексы.

На выходе с Кори никто не попрощался. Несмотря на принятые таблетки, он все равно сел за руль. Нужно было составить извинительную речь, но мысли о Диане выталкивали все. Жалость сменилась каким-то приятным теплым чувством. Он ведь и сам может помочь ей. Взять анализы, собрать анамнез, подобрать антидепрессанты и седативные.

Самый конец второй улицы. Белый забор. В ухоженном саду только начали появляться сорняки, газеты, мусор. Без сына Апексам придется тяжело. Кори отворил калитку, прошел по мощенной дорожке и позвонил в дверь. Двери долго не открывали, но движение в доме он слышал. Наверное старики не так расторопны.

– Да. – двери открыла миссис Апекс. Она была с ходунками и запыхалась, пока шла к дверям.

– Здравствуйте, миссис Апекс. Я Кори Лоусон. Я бы хотел принести вам свои соболезнования и извинения.

– За что?

– Я виновник той драки.

– Сынок. Здесь каждый день кто-то дерется.

– Вы пришли почтить память сына, а я осквернил это и оскорбил вас. Простите меня.

– Так ты тот парень, на которого напали пьянчуги? Заходи, я поставлю чайник.

Кори принял приглашение. В доме пахло старостью и мебелью прошлого века. Картины, салфетки, фотографии. Это напоминало дом бабушки и дедушки в Мериленде. Просто, уютно, слегка грустно. Старики любят накапливать всякий хлам, который напоминает им об ушедших годах. На камине среди цветов стоял портрет Апекса. Улыбающегося и в белом халате. Одно из окон было криво заклеено скотчем. На подоконнике все еще валялись мелкие осколки.

Кори отправился на кухню и помог старушке принести поднос с чашками и чайником.

– Вы работали вместе с Бобби?

– Нет. Мне не удалось с ним познакомиться. Я только две недели прохожу практику в Отектвуде. Но я слышал много хорошего о нем.

– Бобби так любил свою работу. Пропадал на ней целыми сутками. Даже на дом к нему ходили его больные. Он жил раньше в центре. Но когда у Стена отказали ноги, переехал к нам, помогать мне ухаживать за ним. Он вообще любил всем помогать. Расчищал снег всем соседям. У нас много стариков в районе. Он возил их за продуктами. Рубил дрова. На прошлое рождество мы с ним испекли двенадцать пирогов, и он пошел угощать всех соседей.

– Дай бог, каждой матери такого сына.

– Жаль он так и не встретил хорошую женщину. Отдал всю жизнь работе.

Кори едва не сказал: «В прямом смысле.» Он был уверен, что Апекс не утонул из-за несчастного случая. Он был уверен, что в реке он оказался уже будучи мертвым.

– Кто-то разбил вам окно? Я могу починить.

– Да. Кто-то влез к нам, когда мы были на похоронах. Наверное, местная шпана. А у нас и брать то нечего.

– Вас ограбили?

– Нет. Ничего не пропало. Но шериф все равно обещал найти этих хулиганов.

– Чем болен ваш муж?

– У него спондилит. Он всегда мучился с ногами, а теперь и вовсе перестал ходить. Я ему говорила обратиться к врачам, но он их на дух не переносит. Никогда не был в больнице. Скорее умрет, чем пойдет к доктору.

– К нам кто-то пришел? – из другой комнаты донесся мужской голос.

– Это коллега Бобби.

В гостиную въехал сухой старик на коляске.

– Здравствуйте, мистер Апекс. Примите мои соболезнования.

– Я терпел одного линчевателя в белом халате в доме! Другого не потерплю. Скажи ему убираться.

– Стен, веди себя прилично. Простите его, бога ради. Он уже совсем из ума выжил.

– У вас был замечательный сын.

– Замечательный. Это точно. Ставил опыты над людьми в этом лепрозории, а потом бегал замаливать грехи! Но одной стрижкой газона путь в рай не заработать. Включай телевизор Магда, сейчас начнется твой любимый сериал. – мистер Апекс едва не отдавил ноги Кори своей коляской.

– Я, пожалуй, пойду. Спасибо за чай, миссис Апекс.

– Правильно мыслишь. Убирайся отсюда.

– Простите его. Мне так неудобно.

– Все в порядке, миссис Апекс. Еще раз примите мои соболезнования.

Небо уже затянуло тучами. Будет дождь. Кори сел в машину. Слова Стена не давали покоя. Это не похоже на бред старика, если сложить всю картинку в голове. Что если Апекс и правда участвовал в опытах над людьми. Но потом решил отказаться, помогать людям, что бы искупить вину и его убрали. Это больше походило на правду, чем то, что он просто взял и утонул. И кому понадобилась влезать в дом Апексов. Местные точно знали, что старики живут скромно. В день, когда почти все жители были на кладбище, можно было поживиться деньгами в доме побогаче. В крайнем случае могли перебить из злости посуду или забрать тот же телевизор. Взломщик искал не деньги и не ценности. Он искал что-то связанное с Бобом Апексом.

Кори взглянул на экран телефона. Три пропущенных от Эйприл. Он обещал с ней встретиться, но совершенно забыл про это. Он не вспоминал о ней целый день и не чувствовал от этого никакой вины.

В начале одиннадцатого Кори приехал в Билла. Эйприл делала вид, что не замечает его. Продолжала наливать пиво, насыпать орешки и болтать с посетителями.

– Привет, Кори.

– Извини, что не брал трубку. Я же говорил, тебе что поеду к Апексам.

– Ага. – недовольно ответила Эйприл.

Что с ней не так? Она его не слушала? Или ей наплевать? Диана так себя не вела.

– Пива? – Эйприл громко поставила перед ним пепельницу.

– Да. – ответил Кори, вспомнил, что валиум и флуоксетин не стоит принимать с алкоголем, но Эйприл уже открыла кран. Кори закурил.

– Отец сегодня на смене. Поедешь ко мне? Или тебе нужно еще принести извинения всему городу?

– Да что с тобой, Эйприл?

– Ты не брал трубку. Я не знала, что думать. Вдруг тебя в очередной раз похитил какой-то псих.

Кори закатил глаза и залпом осушил целую пинту. Дождавшись сменщицу, Эйприл отвезла их к себе. Пиво, бесконечно сменяющиеся сериалы, переполненная окурками банка кофе. Душ. От Эйприл пахло ягодным гелем для душа, до тошноты приторным. Эйприл целовала его в шею и грудь. А Кори лежал и пытался отряхнуть свои босые ступни от прилипшего мусора и кошачьего корма. То ли от валиума, то ли от стресса, как Эйприл не старалась, тело Кори отказывалось реагировать на всяческие ласки. Лоусон зажмурился. Попытался сосредоточиться.

– Диана.

Звонкая пощечина заставила Кори открыть глаза и подпрыгнуть на кровати.

– Как ты меня назвал?

– Прости. Я просто заработался. Эйприл, это не то, что ты подумала.

– Вали к своей Диане. – Эйприл накинула халат и принялась бросать вещи Кори ему в лицо.

– Нет никакой Дианы.

– Проваливай!

Кори не помнил, как доехал. Он надеялся, что никого не сбил. В доме была кромешная темнота. Из разбитого окна дуло. Не раздеваясь, Лоусон упал на диван, завернулся в покрывало и уснул. Наплевать, если присниться кошмар. Не кошмарнее чем его жизнь. Ему объявили бойкот коллеги, пациенты. Его выставила девушка. У него галлюцинации, он убил человека и начал принимать психотропы.

Но, как ни странно, кошмары Кори не беспокоили. Беспокоила Диана. Волновала. Она снова целовала его, стонала от его ласк. Она была гораздо нежнее чем Эйприл. Мягче. Женственней.

Парафрения

Взрывы прогремели на пятом и шестом участке. Стены тряслись. Дым заполнял стволы. Лукас отгородил подход к клети решеткой. Он делает это ради свободы и благополучия. Он исполняет волю господа. Никогда еще в нем не было столько уверенности. Столько энергии. Столько правоты.

– Они сгорят! – кричал Дэвид, весь в саже с опаленными бровями.

– Нужно спасти технику, инструменты. Поднять уголь! Не смей выпускать их, пока не принесут все, что еще можно спасти.

Толпа шахтеров-индейцев билась возле решетки. Они просовывали молоты, кирки, пригнали вагонетку угля и высыпали его сквозь дыры в решетке.

– Давайте еще! Там горят тысячи фунтов! Шевелитесь красномордые! – Лукас ударил хлыстом по рукам, что тянулись к рычагу, открывающему решетку. – Вытаскивайте машины.

Огонь поднимался все выше. Жар не давал вдохнуть. Глаза Лукаса заливал пот. Вагонетки с углем, ключи, лопаты, все было брошено в черную пасть пламени и дыма. Десятки рук тянулись к спасительному рычагу, к Лукасу. Лица в копоти. Крики.

– Тащите сюда, чертовы инструменты. – Лукас стегал кнутом по обожжённым рукам. Но его никто не слушал. До черна обугленная рука протягивала ему пилу, что накалилась до красна. Огонь уже обжигал лицо Лукаса.

– Клеть! – Лукас дернул канат. Механизм скрипнул, подъемная клеть медленно опускалась. Огонь приближался. Он охватил рабочих. Они метались как ненормальные, пытаясь сбить его. Кожа трещала под пламенем. Крики. Запах паленой ткани и мяса. Они горели заживо. Они горели заживо ради их свободы и благополучия. Лукас забрался в клеть, стараясь не уронить ничего вниз.

– Подымай!

Крики и треск пламени оставались внизу. Лукаса медленно поднимали наверх.

Алабама., Отектвуд, 6:20 a.m.

Диана. Кори уснул с мыслью о ней и проснулся с ней же. Но разбудил его звонок телефона.

– Кори Лоусон! Немедленно объясни, в какой суд ты должен явиться завтра?

Черт. Кори совсем позабыл, что указал сестру контактным лицом, когда заполнял показания у шерифа. У него вообще что-то с памятью в последнее время. Надо бы попить ноотропы.

– Кори, ты меня слышишь?

– Очень плохо, – Кори с трудом поднялся и пошел на кухню. – Вот теперь говори.

– На какой суд тебя вызывают?

– Пустяки. Я всего лишь свидетель. Рей. Мне кажется, я влюбился.

– Да, в эту, как ее, как журналистку в черепашках нинздя?

– Нет, с Эйприл все конечно. Ее зовут Диана. Она дочь одной из сестер. Она немного старше меня.

– Немного, это на сколько?

– Ей тридцать два.

– Надеюсь детей у нее нет?

– Нет.

– Вернемся к суду? По какому делу ты проходишь свидетелем?

Кори молчал.

– Ало. Ало, Кори? Ты меня слышишь?

Кори слышал, но не слушал. Перед глазами стояли откровенные картины из сна. Зажав телефон плечом, Кори расстегнул ширинку и запустил руку в трусы.

– Кори, я вылетаю сегодня же.

Кори внезапно пришел в себя. Он стоял у разбитого окна, сжимая член в руках и разговаривал с сестрой. Чувство стыда и отвращения к самому себе. Что он делает.

– Что я делаю?

– Кори, я и сама не знаю.

– Это не тебе. Пока.

Нельзя было допустить, что бы Рейчел узнала об убийстве. Нужно было что-то придумать. Но так хотелось встретиться с Дианой. Увидеть ее хотя бы одним глазком. Да что происходит с ним? Кори умылся ледяной водой, не запивая проглотил флуоксетин и половинку валиума.

С ним вновь никто не поздоровался, но Лоусону было плевать. Он шел на склад. Вот она. Его Диана. С уставшими глазами, в дурацкой вязанной кофте.

– Где носки? – на его Диану нагло кричал какой-то мужчина.

– Это все, что передали сестры. Вот список. Спрашивайте в отделении.

– В отделении мне сказали, что все вещи здесь. Где носки я спрашиваю?

– Эй! Чего ты привязался со своими носками. Тебе сказали, что это все. – Кори сам себе удивился, что начал разговор с незнакомым человеком в таком тоне, да еще и на ты.

– Сначала носки, потом золото будете воровать. Думаете, раз у вас тут сумасшедшие лежат, значит можно их обирать. Они все равно ничего не понимают. Я иду к главному врачу. Это воровка здесь больше работать не будет. – мужчина ткнул пальцем в плечо Дианы. Его Дианы. Кровь прилила к лицу и глазам. Кулаки сжались сами собой. Его Диана не воровка. И никто не смеет трогать ее.

– Извинись! – Кори сам испугался своего крика. Он будто не участвовал, а наблюдал. Будто был деревянной куклой на шарнирах, которого дергают за нитки. Он пересек маленькое расстояние, схватил грубияна за рубашку и занес кулак. Мужчина успел увернуться и бросив пакет с вещами побежал прочь.

– Вы тут все психи ненормальные! – крикнул он им убегая.

Злость все еще ломила руки. Ее нужно было куда-то выплеснуть. Кори схватил Диану за плечи, оставляя синяки от пальцев и втолкнул в хранилище матрацев. Диана была напугана, но ни капли не сопротивлялась. Пусть так, грязно и грубо, на старых больничных матрацах, но зато с Лоусоном. Этого она и хотела. Телефон разрывался. Звонила сестра, Фарелл, доктор Шварц. Кто-то тарабанил в железную дверь склада, но Кори не хотел отрываться ни на секунду. Хотелось никогда не выходить из тела Дианы.

После секса, когда Диана отправилась выдавать вонючие вещи в желтых плотных пакетах, Кори остался один. На черном, от частой обработки в сухожаре, матраце с чувством вины. Все должно было быть не так. Диана достойна лучшего.

Алабама, Отектвуд, 4:40 p.m.

Больные все ждали доктора Лоусона на обход. И вот, под конец рабочего дня, шлепая по липкому от мочи полу доктор явился к ним. Спросил, как самочувствие, и не дожидаясь ответа шел к следующей палате.

– Как самочувствие?

– Лучше, чем у тебя, Виски, – Крашер, подошел и обеспокоено оглядел Лоусона. – Ты какой-то пришибленный, – он шумно втянул воздух носом, будто принюхивался. – И от тебя несет грязным бельем. Прямо как от кладовщицы Дианы.

Лоусон просунул руку в камеру и схватил Крашера за горло. Он ему и так много позволяет, но оскорблять его Диану.

– Еще одно слово о Диане. И я сломаю тебе кадык.

Крашер хрипел и царапал его руку ногтями. Кори хотел отпустить, но не мог. Тело опять вышло из-под контроля. Лицо Чарльза стало бордовым из глаз полились слезы. Увидев это Кори, будто током ударило, он разжал чужую шею. Тапочки прилипли к полу, и вместо отскока назад, Кори упал и ударился затылком о противоположную дверь. Чарльз кашлял и отплевывался на пол.

– Что за шум? – из-за поворота вышел здоровяк Джо. Кори уже стоял на ногах.

– Вам показалось, медбрат. Сделайте Крашеру два кубика реланиума. Нет, лучше четыре.

– Виски, не надо! Послушай, меня! Виски!

Кори двинулся к кабинету. Он слышал, как Крашер зовет его. Слышал, как медбрат Джо ударил того резиновой дубинкой.

– Здравствуйте, доктор! Тоже идете завтра на суд? – доктор Калуум сидела на посту и уплетала яблоко, оставшееся с полдника для больных.

– И вас вызывают?

– Да. Я иду как свидетель обвинения. Ваш пациент ведь убил моего пациента. Только работать мешают. Одним ублюдком стало меньше.

– Он был больной человек. И вы его лечили.

– Некоторых людей нельзя вылечить, – фыркнула Барбара и закрылась газетой. Кори обратил внимания на обложку. «Пропал человек! Люси Эбхаус, двадцать один год, блондинка, глаза карие. Ушла на работу двадцать пятого июня и не вернулась. Была одета в джинсовую юбку, голубую футболку. Особые приметы: шрам внизу живота справа, после операции. Всем имеющим какую-либо информацию звонить по телефону…»

Кори узнал эту девушку. Она голосовала в лесу, когда проехал мимо, облив ее грязью. Что она там делала? Если бы Кори остановился, она бы не пропала. Нужно позвонить по номеру.

«Нет нельзя. Он возможно последний видел Люси живой.» – Лоусон едва не подпрыгнув, снова услышав этот голос. Он плотно сжал губы, чтобы не сказать своих мыслей вслух.

Железная дверь громко лязгнула. Их «подземелье» посетил доктор Хамсвилл. Он давно не брал больных на курацию больных из корпуса Д. Предпочитал настоящим психам бабушек и дедушек со старческой деменцией. Он имел привычку закатывать рукава халата до локтей, а сейчас его мятые рукава болтались до середины ладони. Он поприветствовал Алану, нехотя протянул руку Кори и из-под рукава показались несколько ссадин. На костяшках и начале предплечья. Будто-бы порезался о стекло. Стекло. Кори едва не вскочил со стула. Вот кто выбил стекло в доме Апексов. Вот почему его не было на похоронах. Лоусон вцепился руками в стул и стиснул зубы.

Последний час рабочего дня особенно растянулся. Диана уже закрыла склад и ждала его у ворот. Они вместе ушли из больницы, и он привел ее к себе. Эйприл всегда отказывалась здесь ночевать, а Диана с радостью согласилась. Диана вкрутила новую лампочку, выгладила ему халат и костюм, разобралась с электрической плиткой. Когда скрипел пол, Кори знал, что это не его галлюцинация. Это его Диана.

– Я сделала тебе чай, – Диана поставила чашку на столик рядом с диваном и обняла Кори со спины. – Что ты читаешь? Это что, китайские иероглифы?

– Это стенография. Метод записи символами и сокращениями.

Диана взяла блокнот Кори и начала читать:

– При накладывании карт за тысяча девятьсот девяносто восьмой годг и карт тысяча восемьсот семидесятого и тысяча семьсот второго, можно увидеть, что лечебница Отектвуд выстроена на месте резервации индейских племен. В доме западного ветра. Там, где были поселения, вырыли рудники, а на равнине построили город. Что это за чушь?

– Это не чушь. – Кори забрал блокнот назад себе. – Я расшифровал чуть меньше половины, но мне уже открылась суть этих записей. Автор исследует историю города. Карта четырех ветров, это что-то вроде четырех сторон света у древних индейцев, по которым они размещали дома и ставили тотемы. Каждая из сторон света принадлежит определённой стихии и определенным богам. Построив резервацию в доме западного ветра, они разгневали богов плодородия, урожая и здоровья. А город, наоборот, построили в доме северного ветра. Где живут болезни, неурожай и человеческие беды.

– И ты веришь в эти индейские сказки?

– Мне просто интересно. Чего в итоге добился автор? Где он сейчас? Почему бросил исследования? Он, кстати, был не один. Рисунки и заметки сделаны одной рукой. А вот чертежи совершенно другой. Отсюда вывод: один из авторов присвоил себе дневники другого.

– Господи! – Диана швырнула один из рисунков и отбежала. – Я видела его. Видела этого монстра во сне.

Кори подобрал листок. На нем был изображен старик с огромной животной пастью.

– Тише, Диана. – Кори встал с дивана и обнял женщину. – Я его уберу. Я рядом. Все хорошо.

В кармане Кори завибрировал телефон. Диана снова дернулась, но потом осуждающе посмотрела на Кори. Будто бы он не вправе разговаривать с кем-то еще.

– Что тебе нужно, Эйприл?

– Ты знаешь номер один двести пять триста тридцать семь пятьдесят сорок два двадцать семь?

Кори знал и не знал. Этот то самый неизвестный, писавший ему сообщения.

– Мне с этого номера пришло сообщение, что у тебя проблемы. Я пыталась перезвонить, но абонент недоступен. Что это значит?

– Понятия не имею. У меня нет проблем. Пока.

– Это твоя бывшая девушка? Зачем она тебе звонит?

– Ничего серьезного. Спрашивала про номер телефона одного знакомого.

– Не ври! – Диана закричала так, что хлипкие окна в хибаре задрожали.

– Не ори на меня. Я же сказал, что она хочет просто узнать номер.

– Прости! – Диана вмиг сменила гримасу злобы на несчастную физиономию. По щекам потекли слезы.

– Диана. Ну не плачь. Я больше не буду отвечать на ее звонки. Пойдем спать.

Дисморфия

Лукас ковырялся ложкой в остывшей кукурузной каше. Дороти молча мыла тарелки в кадке. Сыновья шалили за столом и шумели. Лукас вглядывался в лица мальчиков и не находил там ничего от себя. Они были еще младенцами, когда они переехали. Они не могут. Не могут быть похожими на Остина, но эти носы с горбинками и прищур глаз.

– Почему ты молчишь целый день?

– Я? Не знаю. Все думаю о сгоревших в шахте.

– Об Остине?

– Не только. О твоем друге Пите. О несчастных краснокожих.

– Это опасная работа.

– Лукас, дорогой. В городе говорят, будто ты не выпускал людей пока они не вынесут уголь. Что они могли спастись, если бы не возвращались за вагонетками. Это ведь неправда?

– Кто говорит?

– Да так.

– Кто говорит? – Лука ударил по столу кулаком. Тарелка перевернулась на пол. – Знаешь, что еще в городе говорят? Что ты путалась со стариком Остином. Что ты шлюха, Дороти! – Лукас вскочил, схватил котелок со стола и ударил Дороти по голове. Белые волосы женщины тот час окрасились багровым. Сыновья закричали. Но Лукас не останавливался. Он бил Дороти по голове, потом схватил за руку и в одном платье выкинул из дома в снег.

– Матушка! – сыновья бросились к дверям, но Лукас задвинул засов.

Алабама, Отектвуд, 9:01 a.m.

Впервые Кори чувствовал себя выспавшимся. Опухшие веки не нависали на глаза. Руки не дрожали. С ним здоровались. Доктор Шварц даже пожал ему руку и спросил готов ли он. Кори был готов. Судья ударил молотком, зачитал что-то нудное из конституции США и прокурор вызвал доктора Фарелла.

– Да. Мой пациент часто проявляет агрессивность, перепады настроения, склонен ко лжи. Сейчас он находится в фазе гипомании.

– По какой причине, двадцать второго июля этого года, вы отсутствовали на работе, хотя в графике у вас стояло суточное дежурство?

– Я пришел на работу с утра, но неважно себя чувствовал. Диспепсическое расстройство. Доктор Шварц отпустил меня домой и поменял меня и резидента Лоусона сменами.

– Вопросов нет, ваша честь.

– Спасибо доктор Фарелл. Мистер Чарльз Крашер. Как вы себя чувствуете? Готовы отвечать?

– Да, господин судья.

– Обвинитель, пожалуйста.

– Мистер Крашер, расскажите о событиях двадцать второго июля начиная с девяти вечера.

– Это было прекрасно. Я давно не бывал не улице, кроме двора больницы.

– Поподробнее пожалуйста.

– Господа, вы когда-нибудь пользовались отбойным молотком? Когда он натыкается на твердую породу и норовит вылететь из рук? СФоксом Юнионом было тоже самое. Когда я наткнулся на его позвоночник. Я давно не работал руками и представляете, растерял все навыки.

– Достаточно. Доктор Фарелл, позаботьтесь о подсудимом. Вызывается свидетель Кори Лоусон.

Кори встал, прошел по залу, поднялся за трибуну, положил руку на конституцию и пообещал говорить правду. Все смотрели на него. Особенно Крашер. Он глаз не сводил с Кори.

– Расскажите о событиях двадцать второго июля, мистер Лоусон.

– Я пришел на работу, заполнил истории, сделал обход, доктор Шварц сообщил мне о том, что доктор Фарелл заболел и попросил меня подменить его на ночном дежурстве. В десять часов, когда я отправился на обход, то обнаружил исчезновение больного Юниона. В пульте охраны не оказалось батареек, а дверь была заперта. Я стучал, но охранник не отзывался.

– Кто был на посту охранника?

– Я не помню, господин прокурор. Я недавно работаю, и еще не запомнил всех. Внутренний телефон не работал, я заперся в кабинете, когда на меня напали. Это произошло со спины и лица, нападавшего я не видел. Далее, я, вместе с мистером Крашером, оказались в заложниках у Фокса Юниона. – Кори вытер пот со лба.

– Протестую! Мистер Лоусон пережил покушение. У него посттравматический стресс. Давайте другой вопрос.

– Почему вы не сообщили о происшествии доктору Шварцу?

– Как я уже сказал, внутренний телефон не работал. А свой сотовый я утром уронил на пол, и он сломался.

– Вы были там один? Где был остальной персонал?

– Ли должен был проводить санитарский обход перед отбоем, но я не видел его, и он не откликался, когда я его звал.

– Вопросов нет ваша честь.

Потом выходил Мейсон Ли и Ирен Эдисон. Положив руку на конституцию, они нагло врали, что были в корпусе. Что видели, того чего не было и не слышали того, что было. Мейсон утверждал, что на него напали в половине десятого, или около того, хотя без десяти Кори слышал, как он ругался на Рафаэля и гремел ведром. Это он отключил телефон на посту и вытащил из пульта вызова охраны аккумулятор. Он выпустил Юниона и помог ему взять заложников.

– Доктор Калуум, убитый почти месяц пробыл в отделении реанимации и интенсивной терапии. По какой причине?

– Он страдает хронической обструктивной болезнью легких. У него долго сохранялась обструкция и нарастала дыхательная недостаточность.

– Как я понимаю, ваш пациент был кислородозависим и очень слаб. Сколько ярдов он мог пройти без одышки?

– Господин адвокат, Юнион Фокс страдал не только соматическими заболеваниями, но и психическими. В периоды обострения, больные с подобными диагнозами могут быть очень сильными.

– У погибшего было маниакальное диссоциативное расстройство личности, у подсудимого примерно тот же диагноз, но он здоров физически и в два раза моложе. Возможно ли то, что ему кто-то посодействовал?

– Протестую ваша честь! Все свидетели находились в больнице на момент совершения преступления и только их отпечатки были найдены на дверях камеры и выходах. К тому же когда свидетельница Эдисон вернулась на рабочее место, то все выходы были закрыты снаружи. Единственный, кто посодействовал погибшему, это несовершенная система охраны и отсутствие внутреннего видео наблюдения. Фокс Юнион напал на Мейсона Ли, во время санитарского обхода, забрал ключи и пульт вызова охраны, что мы знаем из свидетельских показаний. Затем оглушил мистера Крашера и мистера Лоусона. Охранник начинает наружный обход в десять. Территория большая для одного человека, пока он был в западной части, Юнион легко мог выйти с восточной, добраться до выхода, а дальше уйти через неохраняемую стоянку, где вход для персонала забыли закрыть. Дежурная смена была наказана, а охранник уволен по статье.

Кори усмехнулся. У него никто не снимал отпечатки пальцев. Остальным, скорее всего тоже повезло. Зачем вообще весь этот фарс? Разве говорил он в детстве: когда я вырасту, я хочу быть лжесвидетелем, плохим специалистом и трусом? Нет. Определенно он такого не говорил, но тем не менее он сидит здесь, покрывает настоящих преступников и вбивает гвозди в гроб невиновного, чтобы спасти свой жалкий диплом. Чтобы сидеть в теплом кабинете, назначать менеджерам, что работают по девяносто часов в неделю антидепрессанты. Для него этот суд – мучение. А для Крашера, это возможно, последний раз, когда он покинул Отектвуд. Все что он будет видеть в ближайшие пятьдесят лет, это стены своей камеры, верхушки деревьев из-за колючей проволоки, одни и те же недовольные рожи сестер и кетамин на ужин, вместо реального лечения. И все это из-за таких как Лоусон. Из-за таких как он, мексиканские беженцы умирают возле больниц без всякой помощи. Из-за таких как он, появляются убийцы вроде Смита, Юниона и Крашера.

– Ваша честь! – Кори не выдержал и вскочил с места. – Я хочу сделать заявление.

В зале суда повисла тишина. Все уставились на Кори. Шварц схватил его за пиджак и попытался незаметно для всех, вернуть на место.

– Что ты творишь, дурак?

В тот же момент, когда охрана отвлеклась на Кори, Крашеру удалось извернуться, освободить одну руку, схватить карандаш и воткнуть в щеку своему адвокату. Тот закричал. Часть карандаша виднелась в его раскрытом рту. Кровь хлестала, будто из артерии. Увидев ее Кори, пошатнулся. Если бы не, Шварц, что вовремя поддержал его, то он рухнул бы под кресло. Вся охрана сбежалась вокруг стола подсудимого. Они били Чарльза прикладами по спине, по лицу. Заседание было отложено, как только подсудимого выволокли из зала суда. Предварительное постановление: признать Чарльза Крашера виновным по всем инкриминируемым статьям, признать невменяемым, на основе врачебного заключения и отправить на принудительное лечение, где оно ранее и проходило.

Лучше было бы Лоусону вернуться в Нью-Йорк. Но как же Диана?

– Кори! – на старом крыльце здания суда, его ждала Эйприл. Что она вообще здесь забыла?

– Что ты здесь делаешь? – Кори пытался не смотреть ей в глаза.

– Кори. Эти сообщения. Их пришло штук сто. И все о том, что тебе нужна помощь.

– Себе помоги.

– Кори, послушай, Диана приворожила тебя. Она тоже самое сделала с первым мужем. Ты раньше ее даже не замечал. Говорил, что она чокнутая со склада. Пойдем к тетушке Роуз. Она поможет тебе.

– Отстань. – Кори выставил две руки вперед, чтобы не подпускать Эйприл.

– Это ненормально! Ты себя в зеркале видел? Ты уже на мумию похож. Я позвоню твоей сестре.

– Не смей! – Кори сократил дистанцию и схватил Эйприл за рукав футболки. Прохожие начали оборачиваться на них. – Не смей вмешивать Рейчел. И уж тем более не вздумай вставать между мной и Дианой. Иначе я убью тебя. – Кори и сам не понял, как из его рта могла вылететь подобная фраза. Тем более в адрес Эйприл. Эйприл закрывала лицо руками и всхлипывала. Щека горела красным. Он не бил ее. Не бил ведь? Он снова потерял контроль над телом. Кори отпустил рукав и пустился бежать прочь. Прочь от Эйприл, здания суда, от себя.

Алабама. Отектвуд 4:50 p.m.

Алана, вышедшая из кабинета Шварца хмыкнула в сторону Кори.

– Доктор Шварц. Подпишите заявление.

– Что это? – Шварц прищурился, чтобы прочитать бумагу, что дал ему Кори. – Уверен? Это из-за Фокса Юниона? Ты не можешь оправиться после нападения?

– Вы знаете, что там случилось.

– Ты плохо спишь? – Шварц отложил заявление, взял тонометр и надел манжетку Кори на руку. – Сто десять на семьдесят. Пульс сто. Не хорошо.

– Я сам себя не узнаю в последнее время. Все мои поступки. Все мои слова. Я никогда бы раньше такого не сделал.

– Посттравматическое расстройство. Все хуже, чем я ожидал. Это моя вина. Ты принимаешь какие-нибудь лекарства?

– Нет. – соврал Кори.

– Заявление я твое не принимаю. Вот как мы поступим. Слышал о светозвуковой стимуляции?

– Разумеется. Но я не считаю ее терапевтические эффекты значимыми. Это БАД психиатрии.

– Ты не прав. И ты сам убедишься в этом. Доктор Калуум согласилась тебе помочь, как только закончит с больными.

Снаружи был знойный день, а в подвале корпуса Д, царила прохлада. Свежевымытый пол, действовал лучше всякого кондиционера. Мейсон лениво выжимал тряпку. Рафаэль живо описывал кипящую лаву, что поглотит землю. Шварц прав. Ему нужно лечение. Сам он не справится. Дальше может стать только хуже.

Одиннадцатая палата была пуста. Койка аккуратно застелена.

– Сестра Грегсон, где Крашер?

– Его после суда сразу в реанимацию подняли.

А чего было еще ожидать. Кори прекрасно видел, как его били на суде. И все из-за него. Из-за его тяги к справедливости. Из-за того, что он пошел на поводу у шерифа и Шварца. Конечно. Никто не заботился о его судьбе. Признание его вины наделало бы много шума. Налетели бы журналисты, адвокаты. Доктор превысил самооборону. Неоднозначная ситуация. Суд мог длиться месяцы. А обвинить никому не нужного сумасшедшего куда проще. За него никто не заступится, за его права никто не станет бороться.

Доктор Хайз и сестры были в бытовой. Он слышал их голоса и смех, но здороваться не стал. Знал, что услышит только насмешки и упреки, если они вообще с ним заговорят.

Крашер лежал в третьем боксе один. Две другие койки были свободными. Аппарат мерно пищал. Показатели в относительной норме. Руки и ноги были зафиксированы ремнями. Из носа торчала кислородная канюля. Лоусон пододвинул табуретку, сел рядом с кроватью и стал рассматривать наколки на руках. Некоторые из этих символов встречались ему в найденных дневниках. Молния. Добавляет скорость и силу воину в бою. Луна – защитница и хранительница. Талисманы для обретения способностей. И обереги, как от реальных врагов, так и от сверхъестественных сил. Еще месяц назад. Кори знал только притчу об индейке, что индейцы принесли в дар пилигримам. А сейчас уже различает их письменность, символику и языческие поверья.

– Как так вышло, что ты сошел с ума? – спросил Кори толи у Крашера, то ли у самого себя. – Я ужасный врач. И ужасный человек. Я все исправлю.

– Доктор Лоусон, вы не спрашивали разрешения. – скрипучий голос Хайза раздался за спиной.

– На посту никого не было.

– Надеюсь, вы ничего не трогали, своими кривыми руками?

– Могу я взглянуть на историю болезни?

– Она еще у хирургов. У Крашера было внутреннее кровотечение. Ему сделали лапороскопическую операцию и переливание эритроцитной массы. Сейчас он стабилен. Через пару дней можно будет вернуть его за решетку. Я вам сообщу.

– Добавьте стероиды, альбумин и антибиотики.

– Неотложную помощь он получил. Его страховой полис просрочен, а оплатить лечение он не может. Вы, как лечащий врач можете подать заявку в…

– Я оплачу в кассе, начинайте инфузию.

Кори едва успел к закрытию кассы, оплатил лекарства, отдал чеки Хайзу. Теперь его самого ждало лечение. Калуум уже сменилась и дожидалась Кори на посту в корпусе Д. Из санитарной комнаты доносились крики. Мейсон опять кого-то поливал ледяной водой или кипятком. Кори старался не обращать на это внимания. Нужно помочь себе, а потом уже он сможет помочь остальным.

– Готов, Кори?

– Да.

Барбара бодро зашагала к выходу. Больные вышли на прогулку после ужина и прятались от солнца в тени деревьев.

Они вошли в корпус Б, но не через центральный вход, а через запасной, по которому обычно возили умерших в морг.

Барбара привела его в пустой просторный кабинет без окон. Из мебели только два стула и металлический стол с крюком, как в комнате для посещений в корпусе Д. Только здесь было чище и светлее.

– Ты собираешься оплачивать лечение всех своих больных? Так и разориться недолго.

– Ты была на суде и видела все.

– Мне кажется мы были на разных судах. Он изуродовал своего адвоката. Бросился на охрану. Удивлена, что его не пристрелили на месте.

– Сколько Крашер лечитуся здесь в общей сложности? Почти десять лет? Я понимаю, что подобное не вырезать как аппендикс, но должна же быть хоть какая-то положительная динамика?

– Почему именно он? Не Морган Смит, не Латаша Бригс?

Кори не знал, почему. К Моргану Смиту он испытывал неподдельное, не врачебное отвращение. К Бригс жалость. Они, как и все остальные были безликими тенями в клетчатых пижамах. Как прирученные звери, они рычали на других и ластились к рукам доктора-алкоголика Фарелла. Который не мог и не хотел им помочь. А рядом с Крашером и самому не долго почувствовать себя больным. Он излучал пугающую, но заманчивую уверенность в себе, какой позавидовал бы сам Шварц.

Кори уселся на жесткий стул. Барбара надела на него специальные очки и наушники. Закрепила на пальце пульсоксиметр и манжетку тонометра на руке.

Процедура напоминала электроэнцефалографию. Раздражающие вспышки, напоминали мигалки полицейских машин возле дома Фокса Юниона. Кори старался не думать об этом. Отвлечься. Представить Диану. Вспышка. Диана блекнет и исчезает. Вспышка. Белый шум, как у старого телевизора. Вспышка. Пила и брызги крови на очках. Вспышка. Замах на Мириам. Маленькая щуплая женщина испугано закрывается руками. Вспышка. Драка на похоронах. Колбан летит в чужую могилу. Вспышка. Морган Смит ведет шатенку к водонапорной башне. Одной рукой он держит свою жертву за талию В другой сжимает шнур. Жертва оборачивается. Это Рейчел. Вспышка. Он лежит на грязной койке, без рук и ног. И он сам же душит себя. Манжетка надувается и левую руку сводит. Он скребет железные подлокотники ногтями, он раскрывает рот, но не слышит своего голоса из-за наушников. Вспышка. Кори Лоусон видит себя. Кори Лоусона первоклассника. Но не в новенькой школьной форме, а в застиранной пижаме Отектвуда. Огромные очки и дурацкие брекеты. Калуум, Шварц и Фарелл стоят вокруг него.

– Мы тебя вылечим. Все будет хорошо. Выйдешь отсюда другим человеком. – говорят они и начинают хохотать. Неистово, как безумцы. Их рты раскрываются все шире и шире, пока губы и щеки, не начинают разрываться. Изо ртов вытекает черная слизь. Вспышка. Картинка меркнет. Кори падает, как во сне, но не просыпается.

– Кори!

Кори не может разобраться откуда голос. Жутко болит затылок.

– Доктор Лоусон.

Резкий слезоточивый запах, заставляет его открыть глаза. Барбара сует ему в нос ватку, смоченную нашатырем. Рядом на полу валяется разорванная манжета тонометра, наушники и очки.

– Ты ведь не страдаешь эпилепсией?

Кори ничем не страдал, до приезда в Отектвуд.

– Что произошло? – спросил Кори.

– Ты потерял сознание. Не ушибся? Голова кружится?

Кори ничего не отвечая, на четвереньках пополз к двери. В ушах до сих пор звучал белый шум. Барбара помогла ему подняться и что-то пробормотала вслед.

Рейчел не брала трубку. А больше в Нью-Йорке позвонить было некому. Кори шел по тропинке, как на автопилоте. Он помнит, как идти по ней в темноте, но как дойти от дома до метро Маунт Иден уже смутно. Знакомые улицы, магазины и кафе, как старое черно-белое кино. Будто бы не жил он никогда не в каком Нью-Йорке. Будто всегда был Отектвуд, деревянная халупа, ноющая боль чуть выше бровей, бессонница и чужой голос в голове.

Кори еле открыл дверь. Свет желтой лампы давил на глаза. В доме пахло маслом, как от ларька с фаст-фудом. Наверное, вся его одежда уже провоняла общепитом.

– Ты не брал трубку. Что так поздно? – Диана выбежала его встречать, шлепая своими босыми пятками по деревянному полу.

– Много больных, извини.

– Я приготовила ужин.

– Я понял. – Кори буквально рухнул за стол. Подтянул к себе рюкзак, пошарил рукой по дну. Обертки от жвачки, фольга из сигаретных пачек. А где дневники?

Кори перевернул сумку и высыпал на пол. Ничего. На столике у дивана тоже. В столе. Кори с силой выдергивал ящики, сбрасывал одежду с кресла. Может он оставил их на работе? Нет, сегодня он не брал их с собой.

– Кори. Все хорошо? Ты что-то ищешь?

– Дневники. Я тебе вчера их показывал. Ты не видела их?

– Вроде нет, – пожала плечами Диана. – Иди за стол.

– Я точно помню, что оставлял их здесь. Дневники и расшифровки. Прямо здесь.

– Наверное, убежали.

Кори замер и повернулся к Диане.

– В каком смысле?

Диана не ответила, Кори подошел к ней вплотную и спросил еще раз, почти крича: – В каком смысле убежали? Куда ты их дела?

– Я ничего не трогала. – на глаза у Дианы моментально выступили слезы.

Кори принялся открывать кухонные шкафы, срывая дверцы с петель. В мусорном ведре, среди объедок, валялись черные остатки сожжённой бумаги. Обложка тетради сгорела не до конца. Кори сразу узнал ее. Он перевернул мусорку и принялся собирать из разваливающихся в пальцах кусочков хоть что-то.

– Зачем ты это сделала?

– Не кричи на меня! – Диана отвернулась и начала плакать. – Они пугали меня. Зачем они тебе нужны? Только голову забивать.

Кори размазывал пепел по полу. Все над чем он работал, не смыкая глаз ночами. Все что он с таким трудом расшифровал, и все что еще предстояло разгадать, исчезло. Сгорело. Сгинуло из-за того, что это идиотка боялась. Что она вообще делает в его доме? Зачем Кори спал с ней? Когда и почему все это началось? Внезапная оглушающая ясность мысли накрыла Лоусона с головой. Он схватил ведро и запустил в Диану.

– Кто пускал тебя в мой дом? Кто разрешал тебе трогать мои вещи? Какого черта? – он встряхнул Диану за плечи. Та плакала, то извинялась, то говорила, что ничего не сжигала.

Лоусон не выдержал и оттолкнул девушку. Совсем слегка. Но та картинно упала, зацепив головой угол стола.

– Все мое расследование! Все к чертям сгорело! – Кори пнул несгоревшие обрывки. – Кончай уже придуриваться. И вставай!

Диана не отвечала. Она лежала на полу уставившись в потолок.

– Диана? – Кори осторожно склонился над девушкой. Грудь не шевелилась.

– Диана. – Кори принялся трясти ее, но она просто билась своим тощим телом о деревянный пол. Из-под головы разлилась небольшая красная лужица. Спазм пищевода Кори не заставил себя ждать.

– Диана. Нет! Диана! – Кори затрясло, будто его голым выкинули на мороз.

Он пытался звать ее, но только прикусил себе язык несколько раз. Ослабленными как плети руками, он пытался надавить ей на грудь. Тридцать компрессий, два вдоха. Губы были холодные. Глаза стеклянные.

– Диана, прошу тебя. Я не хотел. Прости меня. – Кори забился в слезах и кашле. Диана была мертва. Мышечные ткани расслабились. Организм уже опорожнился в последний раз прямо на пол. Зрачки стали узкими – симптом кошачьего глаза. Но Кори не останавливался, пока при одном из нажатий, не хрустнуло ребро. Тогда. Кори просто упал на грудь девушки и зарыдал.

Депрессия

– Я поступал так, как велит мне господь! – закричал Лукас и ударил кандалами по столу.

– Господь никому не велит убивать. Господь говорит нам не убий! Ты убил своих сыновей и жену Лукас. Ты будешь повешен, а после отправишься в ад. Хочешь помолиться напоследок?

– Да, святой отец. Вы не помолитесь со мной?

– Разумеется. Заблудшая душа. Лукас, что то же ты наделал. – приговаривая это и кряхтя священник опустился на колени. Грязный пол подвала был усыпан соломой, из которой была собрана постель убийцы.

– Боже Всемогущий и милосердный, Ты один ведаешь о сокровенных тайнах сердец; Ты знаешь, кто праведен; Ты прощаешь грешников. Услышь молитвы мои об этом заключенном и ради терпения его и надежды облегчи ему страдания, дай упокоения перед судом …– последние слова застряли в горле. Железная цепь кандалов сдавила горло. Священник махал своими короткими ручками, хватался за железную удавку.

Лукас несколько дней не видел света и щурился от тусклого заката. Виселица была сломана и разобрана на доски, ровно, как и забор отгораживающий от города бараки рабов. Он глядел на Лукаса черными пустыми окнами. На деревьях и столбах были развешаны тела индейцев и белых пилигримов. Синие от холода. Исклеванные вороньем.

Лукас шел по пустой дороге и ему не встречались даже собаки. Трубы на крышах покрылись инеем и ни одна из них не выпускала дыма.

Алабама. Отектвуд, 2:50 a.m.

Диана не оживала. Сколько Кори не просил, сколько не плакал, сколько не гладил ее лицо. Начали появляться первые трупные пятна.

Кори отодвинулся от тела. Лицо стянуло от слез. Стекла очков были мокрые и через них видно было только силуэт Дианы. Босые ноги. Голубой фартук и волосы в крови. Кори невольно дернулся и протер очки. Осознание того, что он наделал не хотело приходить. Она ведь сама упала. Он не настолько сильно ее толкнул. Или настолько. Перед глазами плавали желтые и красные круги. Может это все светошумовая терапия? Может он все еще в очках и наушниках? Сейчас будет вспышка и картинка сменится. Но ничего из этого не происходило. Кори вышел во двор. Набрал девять-один-один. Но кнопку вызова нажать не решался. Холодная ночь быстро отрезвила Кори. Ему нельзя в тюрьму. Ради сестры. Ради матери. Ради тайн Отектвуда. Он уже убил Фокса Юниона и Кэтрин. Это было куда страшнее. Теперь нельзя сдаваться. Он не убийца. Он жертва обстоятельств. Лоусон удалил набранные цифры. Вместо них ввел телефон сестры Эдисон и приложил телефон к уху. С каждым гудком сердце билось все чаще.

– Да, Кори.

– Миссис Эдисон, простите что так поздно. Диана дома?

– Нет. Я думала она пойдет после работы к тебе.

– Нет. Я думал она поехала за вещами. У нее выключен телефон. Я начал беспокоиться. У нее есть подруги? Может она ушла к ним?

– У нее нет подруг, Кори. Я сейчас позвоню шерифу Айку.

– Хорошо. А я поеду к вам. – Кори сбросил вызов, сорвал кусок полиэтилена, что закрывал от дождя давно поржавевшие садовые инструменты и вернулся в дом.

– Психоз инволюционного возраста, проявляющийся бредом бытовых отношений или бред малого размаха, – начал повторять Кори. Это успокаивало. Так он не думал о крови и трупе на своей кухне. О том, как скоро у него появится шериф. Он живо представлял заключения врачей, облик пациента. – Возникает после сорока пяти лет, чаще у женщин. Бред носит параноидальный характер и не имеет тенденции к расширению и усложнению.

Перекатив Диану на пленку, Кори затер угол стола и пол. Тряпки выбросил в уличный туалет. Туда же отправился и фартук Дианы.

– Больные утверждают, что окружающие причиняют им материальный вред: портят и крадут вещи, досаждают им шумом и неприятными запахами, стараются избавиться от них, приближая их смерть. Бред лишен мистичности, таинственности, конкретен. – закончив уборку, Лоусон одел на уже окоченевшие ноги Дианы туфли. На спину, еле натянул ветровку.

– Вместе с бредовыми переживаниями могут наблюдаться отдельные иллюзии и галлюцинации: больные чувствуют запах газа, слышат в посторонних разговорах оскорбления в свой адрес, ощущают в теле признаки нездоровья, вызванного преследованием.

На улице начал моросить мелкий дождь. Кори закинул труп в багажник пикапа.

– Кляйст описывает преморбидные особенности таких больных. Для них характерны узкий круг интересов, добросовестность, бережливость наряду со скромными запросами. Они любят во всем самостоятельность и поэтому в старости часто одиноки. Глухота и слепота также предрасполагают к заболеванию.

Единственная фара и сломанные дворники. Ветки хлестали по крыше и окнам машины. Кори курил одну за одной, чтобы не отвлекаться.

– МКБ – десять. – Кори остановил машину, перед поваленным деревом. Он заехал в лес настолько далеко насколько смог. Благо, он успел перенести все отметки из карт и дневников в навигатор на смартфон. Теперь можно было не бояться леса, который словно минное поле. Стережет твои ноги на каждом шагу. Кори отсчитал пятьдесят шагов, от каждой возможной ловушки, осветил непролазные кусты и воткнул лопату в землю. Это оказалось сложнее, чем он думал. Он ни разу в жизни ничего не копал. Однажды садил саженцы на школьном дворе на уроке биологии, но в уже заранее выкопанные ямы. Несмотря на частые дожди, земля была сухой и твердой как камень. Не выкопав и полуметра, Кори бросил Диану в жалкую пародию на яму и забросал землей.

Обратно шлось куда быстрее. Такое же чувство возникает, когда воруешь в супермаркете жвачку, проходишь через кассу, выходишь на улицу и все. Пульс нормализуется. Волны мурашек по телу становятся все реже. Дышать все легче.

Лоусон забрался в машину, закурил. И до въезда в город не проронил больше ни слова. Под знаком, у обочины стояла патрульная машина. Кори проехал мимо, но вспоминая, что он сознательный гражданин, и убеждая себя, что не сделал ничего противозаконного, остановился.

– Шериф Айк, миссис Эдисон звонила вам?

– Студент! Тебе хоть в чем-нибудь везет? Может в покере? – Айк лениво выставил ноги из машины и засмолил папиросой.

– Я не играю в карты, вы нашли Диану?

– Пока нет. Когда ты видел ее последний раз?

– На работе. Днем. Она должна была остаться у меня.

– Ирен уже сказала мне. Слушай, студент, ты ведь встречался с дочкой Кейса – Эйприл. Что, разбежались?

– Вроде того.

– Ну ты даешь, студент. Эйприл молодая, хорошенькая, веселая. Что нашел в этой поехавшей?

– Диана не поехавшая. – грубо ответил Кори.

– А ты думаешь почему мы начали поиски прямо сейчас? Взрослых ищут только через семьдесят два часа. Но тех, кто состоит на учете у психиатра сразу. Таких как Диана.

– Я думал, потому что, в городе уже пропала одна девушка.

– Ты о ком? О Люси Эбхаус? Натаскается и вернется. У нее и мамаша такая же была. По притонам шлялась. Сейчас возраст уже не тот. Теперь притоны приходят к ней. Дома постоянно пьянки, мужики, вот девчонка и сбежала. Это у не впервые. В прошлом году ее искали с собаками, нашли через три недели в Толлапузе. В соседнем штате! В трейлер парке с местными наркошами.

– Я не думаю, что Диана может оказаться в подобном месте.

– Езжай, студент, успокой Ирен, а то она не дает всему участку работать.

Свет горел во всем доме, когда Кори подъехал. Росс, с бутылкой в руках, распалялся о том, что люди теряются каждый день, и в этом виновато правительство. Наверное, в том, что он напивается каждый день как свинья, транжирит пособие и совершенно не занимается своим сыном, тоже виновато правительство. А сам Дональд Трамп заливает ему водку в горло каждый день.

Растолкав пьянчуг в коридоре, Кори вошел в квартиру Эдисонов. Ирен сидела на кухне, с телефоном в руках. Без макияжа хорошо были видны глубокие морщины и прожитые года.

– Кори, налить тебе чего-нибудь. Чай закончился, а для кофе поздновато. Может виски?

– Для кофе, скорее, рановато. – кивнул Кори и молча осушил стакан, поданный Ирен. Алкоголь обжог горло и разлился теплом внутри. Кори слишком быстро отпускали события этого вечера. Разве что в носу все еще свербило от слез. Он молча сел за стол и Ирен положила свою руку на его.

– Диана найдется.

Диана не найдется. Кори оставил ее там, куда не суются даже браконьеры из-за ловушек. Из глаз вновь полились слезы. Ирен гладила его по руке, а он плакал. Плакал не по Диане, а по своему гадкому положению. Он ноет в квартире девушки, которую убил и закопал в лесу, а ее мать утешает его и твердит, что все будет хорошо.

Алабама, Отектвуд, 11:12 a.m.

Вспышка. Мягкие холодные пальцы Барбары скользят по предплечью, от манжетки к запястью. Вспышка. Белый шум сменяется сиренами. Это пожарная сирена. Сирена парамедиков, полицейских, пожарных и специальных отрядов. Все они различаются. В детстве, когда Кори часто болел, он сидел дома и смотрел как за окном проносятся машины. И по звукам сирен он мог отличить одну службу от другой. У скорой помощи сирены протяжные. У пожарных и полиции более короткие. Вспышка. Кори втыкает лопату в землю и тащит тело в пленке. Вспышка. Кори сидит на кухне с Ирен. Они молчат. Ирен ждет, когда вернется дочь. Кори ждет, когда найдут тело. Или не найдут. Он видит себя со стороны и не испытывает совершенно никаких эмоций. Только тяжесть внизу груди, как камень, клонит его к полу.

– Я рада, что этот сеанс прошел лучше, чем прошлый, – Барбара сняла манжетку с плеча, очки, наушники. – Жду вас завтра.

– Спасибо, Барбара. Если честно, то я недооценивал подобные методы. В школе нас учат делать упор на медикаментозное лечение.

– Сколько психиатрических школ, столько и мнений, – улыбнулась Барбара. – Я училась в Атланте. В твоем возрасте я приехала сюда на резидентуру. И всем нам пришлось заново учиться. Обмениваться опытом друг с другом. Когда человек отказывается признавать свое невежество в некоторых областях и не хочет учиться новому, это первые признаки шизофрении.

– Я знаю. – Кори тоже улыбнулся. Наверное, впервые за несколько дней. Мышцы лица быстро устали от этого.

Шепот за спиной был не таким громким. Фарелл пожал ему руку. Сестры хором пожелали доброго утра. Пол таблетки валиума и капсула флуоксетина. И Диана сама ударилась головой. Игмен сама подавилась. Юнион сам напоролся на пилу. И чужое тело идет по коридорам Отектвуда.

Мириам, уперев руки в бока, громко обсуждала со одной из пациенток синяк на лице сестры Колбан. Больная цокала и качала головой. Мириам была менее гуманной.

– Раз терпит, значит сама виновата.

Кори прошел мимо них, задев ногой ведро. Грязная вода разлилась на белый кафель.

– Смотрите, куда идете! – воскликнула Мириам.

– Простите, задумался.

Для Кори это была маленькая гадкая победа. Он ни в чем не виноват. Он ничего не терпит. Возле лестницы показался Шварц, в накинутом белом халате поверх серого костюма в клетку и шериф. В больнице курить было запрещено, поэтому он нервно жевал фильтр. Что он здесь делает? Они нашли Диану? Он пришел за ним. Что делать? Врать. Врать и еще раз врать. Если бы он позвонил и сразу признался, то мог рассчитывать на убийство по неосторожности или несчастный случай. Но он утопил все следы в сортире и зарыл тело в лесу. И в этот раз нет никого, кто может взять вину на себя.

– Доктор Лоуосн, мы как раз говорили о вас! – Шварц завопил на весь коридор. Кори хотелось провалиться под землю. Выйти в окно. Испариться. Но он встал как вкопанный и не шевелился до тех пор, пока диетсестра, развозившая второй завтрак не обругала его.

– Доктор Шварц, Шериф Айк, вы нашли Диану?

– К сожалению, нет.

Кори облегченно выдохнул. Ему захотелось присесть. Но стульев рядом не было.

– Шериф пришел ко мне по поводу пропавших девушек. Ты когда-нибудь составлял психологический портрет преступника? Пойдем. Тебе будет интересно.

Как телок на веревке, Кори поплелся за Айком и Шварцем. В кабинете главного врача, Айк наконец дал себе волю, прикурил и затянулся. От запаха, Кори тоже захотелось курить.

– И так. Мы имеем трех пропавших женщин. Люси Эбхаус – двадцать один год. Аманда Ронаски – двадцать лет. И Диана Эдисон – тридцать два года. Базу данных я поднял вчера. Двое больных, в анамнезе которых были случаи нападения и сексуального насилия находятся под охраной Отектвуда. Трое отбывают наказание в колониях. Остается Грегори Санвилл и Стив Колбан. У обоих алиби, но мы следим за ними.

– Я, конечно не полицейский, но считаю, что пропажа Эдисон не связана с Эбхаус и Ронаски. Обе девушки общались в одной компании, бывали в одном баре. Они из неблагополучных семей и вели распутный образ жизни. Алкоголь, наркотики, беспорядочные половые связи. Эдисон не связана с ними. Ни общих знакомых, ни общих интересов. Они из разных слоев населения, если говорить грубо. Причастный к исчезновению Эбхаус и Ронаски, скорее всего молодой мужчина, не старше тридцати. Белый. Из неполной семьи.

– Я тоже из неполной семьи. – зачем-то сказал Кори.

– Ну. Тебя мы уже проверили, студент. И брата Эдисон тоже. На момент пропажи всех троих он был в Сытом Биле. Ссал под себя пьяный в зюзю. Как по мне. Так Эбхаус и Ронаски марафонят в очередном притоне.

– Марафонят? – переспросил Кори.

– Марафон. Большая компания закрывается в доме или трейлере, выключает телефоны, пьют, курят травку, нюхают белый, устраивают оргии и так пока первый не сдохнет от передоза на унитазе или не позвонит в полицию, с заявлением об изнасиловании. Мистер Лоусон, вы состояли в близких отношениях с мисс Эдисон. Она не говорила, что ей угрожают, что кого-то боится, что познакомилась с кем-то?

– Это допрос?

– Если хотите, я могу взывать вас в официальном порядке. Но хотите ли?

– Диана ничего такого не говорила.

– Почему вы расстались с Эйприл Кейс?

Кори напрягся. Ему не стоило отвечать. Ему не стоило быть здесь.

– Он молодой парень, Айк. Вспомни нас в его возрасте.

– Да. Я в свои двадцать пять менял девчонок как перчатки. Пока не встретил свою жену. И все же, ни как полицейскому, а как мужик мужику. Почему?

– Я назвал ее чужим именем в постели, и она выгнала меня на улицу полуголым.

– Красавчик! – Айк громко хлопнул по столу. – Ох, сколько раз я стоял на этих порогах с трусами в руках. Сколько раз выпрыгивал в окно общежития. Так и надо, пока еще молод. Диана ведь гораздо старше и опытнее в сексе. Умеет такое, чему молодой официантке еще учиться и учиться.

– Айк, ты забываешься. Это не мальчишник. Вернемся к психологическому портрету.

– Портрету кого? Трупов нет, а значит убийцы нет. Я всякое видел за свою работу, но не перестаю быть оптимистом. Плевать, что там сказали в департаменте округа. Пришли мне факс, Арчи. Мне пора, кто-то вставил сигаретный ларек на восьмой.

Айк заложил за ухо новую сигарету и покинул кабинет. Шварц не слишком огорчился на такой спешный уход. Он явно уставал от шерифа.

– А ты, Кори, как считаешь?

– Я, как и шериф надеюсь на то, что девушки живы и здоровы.

– Сорок процентов всех пропавших, находят мертвыми. Десять не находят вовсе. Айк не оптимист. Айк просто не хочет работать. За свою работу он повидал не мало трупов, среди которых были женщины и дети. Но я хочу услышать твою точку зрения. Вас учат по новым стандартам.

– Нас не учили составлять психологические портреты. Пока что. Такие предметы читают только тем, кто собирается работать в полиции и других ведомствах. Но, я могу сказать, что если девушек действительно кто-то похитил, то он не болен. У него нет определенных предпочтений. Две блондинки, одна брюнетка. Разный возраст. Он не воспроизводит одно из пережитых событий.

– Торговля людьми? Черный рынок доноров?

– Рынок доноров? Эбхаус и Ронаски вели не здоровый образ жизни. Если бы я похищал людей на органы, то ловил бы их возле центров переливания крови, фитнес залов и спортивных парков, а не у пивных. Слишком большие деньги, чтобы проявлять такую халатность. Они разослали ориентировки по штату?

– Кори Лоусон! – Шварц улыбнулся и хлопнул себя по коленям. – Ту ли профессию ты выбрал?

– Надеюсь ту.

– Ты рассуждаешь как детектив. Почему, кстати, ты выбрал медицину? Именно психиатрию?

– Я считаю, что, самая большая загадка природы не глубины океанов и недра земель, а человеческий организм. Мозг человека. Мы на пороге лекарств от рака и вируса иммунодефицита. Мы делаем сложнейшие операции, от смены пола до пересадки сердца. Но до сих пор не знаем, почему люди сходят с ума. Мы удаляем желчные камни, делаем титановые суставы. Мы можем собрать человека по кусочкам после страшной аварии, но не можем побороть старческий склероз. Почему наш разум так хрупок? Он единственное, что делает нас людьми. Не руки, не ноги, а именно мозг, так почему он подводит нас?

– Ты меня обезоружил. Я столько лет работаю здесь и тоже не могу дать ответа на этот вопрос. Но я надеюсь, что такие как ты, рано или поздно найдут решение.

– Простите, доктор Шварц. Меня что-то понесло. – Кори стало стыдно за свой монолог о таких глобальных вещах. Он почувствовал себя глупцом.

– Тебе не за что извиняться. Я вижу терапия доктора Калуум пошла тебе на пользу. Ты ожил на глазах. Как продвигается твой отчет?

– Если честно, доктор Шварц, то никак. Похороны, суды, женщины. Я сделал введение и переписал историю болезни. Это было почти две недели назад.

– Отправь мне на почту, может я смогу чем-то помочь. Кстати, кого ты выбрал для работы?

– Чарльза Крашера из корпуса Д.

– Что ж. Неплохо. Он хотя бы полностью здоров соматически. Но тебе стоило выбрать кого-то из корпуса Б. Что бы прослеживалась положительная динамика. Понимаешь? Хотя бы на бумаге, ты должен вылечить человека, а Крашера тебе не вылечить. Зато хорошая подборка синдромов. Есть где развернуться. Я обязательно проверю твой отчет. Кстати, о Крашере, он пришел в сознание. Тебе стоит осмотреть его и перевести в палату. Он не может жить в реанимации. И, сделаю тебе замечание. Больше так не делай.

– Не оплачивать лекарства. Да я знаю. Это было опрометчиво.

– В конце года, мы сдаем финансовые отчеты. И подобное может выйти нам боком. Почему мы не подали заявление, на получение льгот? А как больной оказался в таком состоянии? Все это грозит штрафами. А штрафы – это наши зарплаты. Наши новые кровати, каталки, ремонты, лабораторные реактивы и расходные материалы. А наш главный принцип в работе какой?

– Не навреди.

– Совершенно верно. Иди и не вреди. Ни себе ни людям. Удачи, доктор Лоусон.

Беседа с доктором Шварцем оказалось очень воодушевляющей. Идти и не вредить. Звучит очень просто. На деле, бывает невыполнимо. Не искать в лесу дневников сумасшедших. Не бить женщин. Не закапывать тела в лесу. Не бояться. Спать по восемь часов и не портить бухгалтерию. Джентльменский набор хороших манер.

В коридоре встретилась Алана, но Кори просто поздоровался, и не стал справляться о синих кровоподтеках на щеке и вокруг глаза. Главное не навредить.

– Доктор зонд! – Хайз попался Кори в лестничном пролете. Он курил в окно. – Переводи Крашера в камеру, он здесь всех достал.

– Биохимия и общий анализ готовы?

– Вот. – Хайз достал хлопнул толстой историей болезни по закуренному подоконнику. Его хоть сейчас в космос. Без скафандра. Коляску можешь взять у нас потом привезешь.

– Спасибо, доктор Хайз. Было приятно с вами работать. – Кори протянул руку, Хайз только усмехнулся и выпустил колечко дыма в приоткрытое окно.

Три койки в боксе, что были вчера, уже были заняты. Крашер выстукивал по кровати кружкой мотивы «Когда Джонни вернётся домой.» Грохот стоял на весь этаж и Кори был этому рад. Он впервые в жизни спас пациента.

– Виски! Подъем, инсультники. Наш благодетель пришел! – прокричал Крашер и запустил свою кружку в соседа по боксу. Больной на аппарате искусственной вентиляции легких никак не отреагировал.

– Рад видеть в добром здравии.

– Сколько я тебе должен?

– Здесь похоже даже в могиле от сплетен не спрятаться. Считай это дружеской услугой.

– Сплетни тут не причем. Я сам все слышал. Я был в сознании, все то время, что ты был здесь.

– Зачем притворялся?

– Веселья ради! – Крашер принялся биться головой о резиновый матрац. – Мне понравилось, как ты сидел у постели больного с понурой головой. Хоть картину с тебя пиши.

Лоусон понял, что помогать ему никто не собирается. Нужно было самому расстегнуть фиксаторы, убрать венозный и мочевой катетеры. Лоусон этого не боялся. Даже если Крашер бросится на него с кулаками или задушит трубкой от инфузионной системы, будет одной проблемой меньше. Все эти «Молодец, Лоусон, Удачи, Лоусон.» Ему всю жизнь это говорили. У него не было никаких предрасполагающих факторов к совершению бытового убийства, но он его совершил. Апатия словно накинулась из-за угла. Ничего не будет хорошо. Сколько не свети в глаза и не глотай таблетки. Крашер уселся на коляску и манерно махнув рукой сказал:

– Трогай!

Сестра на посту не скрывала радости от избавления.

– Долго я буду ходить в простыне? Склад ведь теперь закрыт.

В голосе Крашера слышалась толика обвинения. Будто он знал, что Кори сделал. Будто он знал, где Диана на самом деле. Да он проницателен. Но не ясновидящий же. Кори посчитал, что игнорирование вопроса, будет сродни чистосердечному признанию.

– Диане, наверное, уже нашли замену.

– Ты тоже нашел?

Кори затормозил так резко, что Крашер едва на упал на пол.

– Уже жалеешь, что я вообще выжил? Позвоните в наш колл центр и в течении трех дней мы не вернем вам деньги!

Кори позабавила эта фраза. Вот Крашер, хоть и болен, а никогда не позволяет себя превращаться в нытика. Он пережил не мало и не плачет на полу своей камеры, в отличии от Лоусона. Нет, это не потому, что он сильный духом, а потому, что он социопат и плевал на чувства и переживания других людей. Но все же, в некоторых моментах он может послужить примером. Пока Кори спорил сам с собой в своей голове, они добрались до корпуса Д. До Одиннадцатой палаты.

– Скажу Мейсону, чтобы принес тебе пижаму.

– Тебе противно с ним разговаривать. Почему не сходишь сам? Не хочешь бередить душу? Что случилось с Дианой Эдисон?

– Она потерялась. – Кори попытался ответить максимально спокойно, но губы словно облили анастетиком.

– Так же, как доктор Апекс? Если долго молчать, не долго и свихнуться. Как я. А если сказать лишнего, можно быстро статься мертвым. Без ноги, в реке с помоями. Чайки обглодают рожу, рыбы задницу. Шериф скажет, что ты утонул пьяный. Зароют за Отектвудским кладбищем без креста, так, что мать с сестрой будут топтать ногами землю над тобой, но так и не найдут могилку.

– Что ты знаешь об Апексе? – Кори дернул Крашера на себя за простыню, но она осталась у него в руке, а Крашер остался стоять на своем месте в камере, в чем мать родила. Он даже не шелохнулся. Не попытался прикрыться или отвернуться.

– О том, что он не утонул. Но кто поверит сумасшедшему без доказательств? То ли дело уважаемый доктор, так верящий в справедливость.

Кори сделал два шага назад. Сомнений не осталось.

– Джо! Вызовите охрану и проведите обыск в палате Крашера.

Кори вернулся в кабинет дежурного доктора. Под клавиатурой лежал свернутый тетрадный листок, оставленный им же самим. Его первые расшифровки. Хорошо, что здесь практически никто не убирается.

«Один семь два ноля, голова, идет или надвигается, уголь.»

Идиотский набор слов.

Кори извлек из ящика стола, оставленную дежурившим до него доктором бутылку скотча. Пора привести мысли в порядок. Он так давно не пил, что в горле зажгло и Лоусон закашлялся. Чем дольше он смотрел на смятый лист в клетку, тем больше испытывал вину за смерть Дианы. В попытках найти смысл в бреду сумасшедшего он зашел слишком далеко. Все это не имеет никакого смысла.

Скотч просился обратно. Кори откинул голову назад и прикрыл глаза, а когда открыл их, то снова увидел ее. Женщину с обмороженными ногами. Голубое грязное платье. Свежая кровь капает с волос к нему на стол. Она тянет к нему свою руку в язвах, со сломанными ногтями. Пряди сбились на одну сторону и Кори впервые увидел ее лицо. Это была Диана. Страх никуда не ушел. Он застрял в обожжённом скотчем горле. Кори, сам того не желая протянул свою руку навстречу мертвой женщине и только в дюйме от ее пальцев остановился.

– Идем со мной, Кори.

Он отдернул руку, и едва не упал назад вместе со стулом.

– Доктор Лоусон, вам плохо?

Кори плотно сжимал веки. Он не хотел видеть, кто звал его. Или что.

– Доктор.

Кори приоткрыл только один глаз. Он не упал лишь благодаря тому, что за подлокотники стула его держала Ирен.

– Простите, миссис Эдисон.

– Пустяки. Ты не спал всю ночь. Мы все не спали. Мейсон согласилсяприглядеть за всем. Кори, ты поедешь со мной к тетушке Роуз?

Тетушка Роуз. Где-то Кори уже слышал это имя.

– Тетушка Роуз? Целительница? Миссис Эдисон, вы же умная женщина. Вы работаете в медицине. Не позволяйте шарлатанке, себя обобрать.

– Кори, я верю в бога. Я верю в нашего шерифа. Но я хочу знать хоть что-нибудь. Мне нужна капелька надежды. И за нее мне не жаль никаких денег. Поедешь со мной?

Кори не мог отказать. И согласиться не мог. Слушать бредни самозванки со стеклянным шаром, держа за руку женщину, чью дочь он убил. Он не сможет. Он не должен.

– Конечно, миссис Эдисон. Я поеду с вами. Дайте мне пять минут на сборы.

На лице Эдисон появилась улыбка. Тоскливая, морщинистая улыбка, от которой у Кори выступили на глазах слезы.

– Нельзя плакать. Ты же мужик. Она сама виновата, что не лечила свою дочь. – услышав собственный голос, изменённый до неузнаваемости, Кори закрыл рот двумя руками. Вторую половинку валиума он запил скотчем. Пара глотков. Нужно оставить на вечер. Накинув на вешалку халат и надев пиджак, Кори пошел к машине Ирен. Он должен поехать с ней, если в нем осталось хоть что-то человеческое.

Лоусон жевал жвачку, отвернувшись к окну. Ирен поймет, но все же не стоит ей знать, что он пил на работе. Деревья закончились. Появились улицы, переполненные мусорные баки. Подростки, курившие за сараями и трансформаторными будками. Работяги на выходных, слоняющиеся в пьяном угаре, пока не пришло время ехать на ночную смену. Эдисон припарковалась возле двухэтажного барака, рядом с рыбной лавкой.

Стеклянная дверь, засиженная мухами. Музыка ветра. Запах прокуренной старой мебели и благовоний. Как говорила Рейчел, когда они проходили мимо подобных лавочек: «Эзотерическая вонь.»

Они с Эдисон устроились на потрепанном кожаном диване. Стойка с журналами предлагала прошлогодний гламур, и газеты о народной медицине. Из-за пластиковой шторки вышла женщина. Вид у нее был счастливый. Наверное, ей сказали, что меркурий в водолее, и ей стоит ожидать встречу с мужчиной ее мечты, повышения на работе, поступление ребенка на бюджет или другое вранье.

Следующими были Лоусон и Эдисон. Небольшая комната с глухими шторами. Круглый стол, без стеклянного шара, как ожидал Кори. Неопределенного возраста белая женщина, увешанная бижутерией, с нарисованными черными бровями в платке.

– Ирен и Кори?

– Да, Роуз. Я звонила вам сегодня утром.

– Присаживайтесь. В вашей семье произошло несчастье?

Кори закатил глаза.

– Да. Моя дочь пропала.

– Вы принесли фотографию и личные вещи, как я просила?

– Конечно. Все здесь. – Ирен полезла в сумку.

Роуз зажгла свечу и стала водить ей над фотографией. Окончательно залив снимок воском, она бросила его в миску с водой.

– У вас можно курить? – спросил Кори.

– Ваша дочь болела? – не обращая внимание на Кори, доставшего пачку сигарет, Роуз обратилась к Ирен.

– Да. Но это было не просто заболевание. Она страдала депрессией. Несколько лет назад она потеряла ребенка, от нее ушел муж.

– Я не вижу ее среди мертвых.

– Слава господу.

– Но в скором времени все станет ясно. Когда придете домой, оставьте у окна стакан с солью и водой. Вы можете идти, а юношу я задержу.

– Хорошо, – неуверенно сказала Ирен. Ей предсказание не доставило такого удовольствия, как предыдущей клиентке. – Спасибо вам, Роуз.

Кори лениво развалился на стуле. Они с Роуз молча ждали, пока Ирен покинет комнату.

– Дианы нет среди усопших, потому что она привязала себя к одному из живых. К тебе, Кори.

– Доктор Лоусон, если вы не против.

– Вы не верите, доктор Лоусон. Но вы не можете отрицать, что ваша близость с Дианой, была для вас странной.

– Она женщина, я мужчина. Обычная близость. Я ее не отрицаю. Я могу идти?

– Вы весь в черных пятнах.

Кори оглядел свой пиджак и рубашку. Никаких пятен не было.

– Я не о вашей одежде, доктор, я о душе. Тревога и страх грызут вашу душу, оставляя сквозные черные дыры. Вы не местный, верно?

– Я из Нью-Йорка.

– Вы приехали работать в Отектвуде? Слишком молоды. Учеба?

– Резидентура. – Кори отвечал максимально грубо. Он не хотел продолжать этот фарс. Тревога и страх. Так можно сказать каждому, и он поверит в это. Каждый человек о чем-то сожалеет, чего-то боится, о чем-то мечтает.

– Привороженные не живут долго.

– Я не понимаю вас.

– Диана приворожила вас. Думаю, это была могильная земля и менструальная кровь. Я сама рассказала ей об этом способе несколько лет назад. Она хотела приворожить своего будущего мужа. Вы не верите в привороты?

– Я не верю не единому вашему слову. Я вижу перед собой психолога и бизнес леди, что делает деньги на простаках. Весьма умело. Желаю вам успехов в вашем деле. – Кори поднялся со стула.

– Вы не едите. Плохо спите. Вы молоды, но чувствуете себя стариком по утрам. Сонливость, апатия, раздражительность, агрессия, резкие перепады настроения? Узнаете себя?

– Да каждый второй американец себя узнает.

– Это только начало. Диана умерла, но черная магия, которую она использовала, чтобы быть с вами, живее всех живых. Она утянет вас за собой. Сначала вам будет казаться, что вы освободились. Вы сможете смотреть на других женщин. Но рано или поздно вы начнете сохнуть и чахнуть. В итоге, вы умрете. Через неделю, через месяц, может быть через год. Но эта связь вытянет из вас всю душу. Вы уже живой мертвец, доктор Лоусон. Когда вы спали в последний раз?

– Знаете, что? Меня вам не облапошить, как доверчивых стариков! – Кори вынесся из комнаты гадалки, едва не оборвав занавески.

Ирен ждала его в машине. После этой промывки мозгов, был необходим разговор со здравомыслящим умным человеком, но Рейчел не брала телефон. Да и что он ей скажет? Что убил свою подружку, закопал в лесу, а потом ходил к гадалке. В лучшем случае Рейчел бросит трубку. В худшем завтра за ним приедет мать с наркологом.

Скрывая экран телефона от Ирен, Кори вбил в поисковике: «Как снять приворот?». Вылезла куча статей, реклама потомственных магов, гадалок и прочих мошенников. Так же сайты предлагали снять порчу, приворот, безбрачие, безденежье и импотенцию бесплатно в домашних условиях. Кори было бы смешно, если не было бы так грустно. Он открыл первую ссылку. Вырвиглазное оформление со свечами, картами и красными буквами на черном фоне. Проклиная веб-дизайнера, Кори напряг глаза и начала читать. Чего только не предлагали. И куриц потрошить, и собирать белладонну на убывающую луну. Наиболее адекватным вариантом было сжечь все вещи и подарки от того, кто совершил приворот и прочитать при этом не хитрое заклинание. Это Кори понравилось. По крайней мере не надо собирать траву, которую он не отличит от обычных сорняков и воровать землю со свежих могил.

Доехали до лечебницы быстро. Пару раз едва не слетели с трассы.

– О чем Роуз с тобой говорила?

– Ей нужно было мое фото. Меня укачивает. Я, пожалуй, дойду сам. – Кори вылез из машины, согнулся к самой земле и стоял так, пока шум машины Эдисон не исчез в лесном шелесте.

Кори огляделся. Кое-где, на стволах деревьев висели желтые полицейские ленты. На земле следы шин, обуви, собачьих лап. Он снял рюкзак, достал одну из уцелевших карт, что перерисовал сам. Отмечать место захоронения в телефоне было бы очень опрометчивым шагом. Заходя глубже, следы становились все реже. Через шесть миль исчезли вовсе. Но дальше была толстая и рыхлая лесная подложка. Дорогу перекрывали овраги, огромные ямы с грязью, непролазные колючие кусты и поваленные деревья. В таких местах следы может заметить только специалист, а не студент с астигматизмом, в очках толще чем бронебойные стекла на президентских автомобилях. Кори добрался до первой ловушки. Пужди. Она была цела. Значит не полиция, не отряды добровольцев сюда не доходили. Это мало успокаивало. Лучше бы ее скорее нашли. И все бы закончилось. Кори поднялся с корточек, и голова резко закружилась. Деревья замелькали, словно он на карусели. Не устояв на ногах, Кори упал и годил рукой прямо в яму с шипами. От резкой боли перед глазами поплыли белые круги, в перемежку калейдоскопа серых кусков неба и острых шпилей деревьев. При любой попытке встать, неведомая сила возвращала Кори на землю. Кисть намертво застряла в капкане и любое движение приносило дикую боль. Если его здесь обнаружат ему конец.

Пляска леса постепенно замедлялась. Кори встал на колени, осторожно, не тревожа руку. Если его найдут здесь, ему конец. Если не найдут – тоже. Он умрет от голода, обезвоживания, потери крови, нападения диких животных. Неуклюжей левой рукой он открыл рюкзак. Даже бинта нет, а еще называет себя доктором. Обертки от жвачки, сигареты и швейцарский нож. Отпиливать себе руку как в сто двадцать семь часов не хотелось. Аккуратно разрыв землю, Кори просунул острия и стал пилить деревянные шипы швейцарским ножом китайского производства. Очки заливал пот. Челка прилипла ко лбу. Дерево ломалось. Щепки втыкались в кожу и раны. Нож соскальзывал и втыкался в ладонь. «Хорошо, что я не хирург.» – пронеслось в голове.

В лесу темнело рано. Еще шести не было, а сумерки уже опускались, и ночные птицы начинали свои переговоры и пение. От каждого из них, Кори дергался и вертел головой. Их пение все сильнее походили на сирену полиции. Лучи, мерцающие из-за веток на мигалки. Не выдержав, Лоусон уперся ногами в землю, сжал зубы и что есть мочи дернул руку на себя. Боль была такая, что Кори на несколько секунд оглох. Кисть, предплечье, плечо, все пульсировало до самого позвоночника.

Кровь и грязь затекли в руках. Раны были сквозные. Из них торчали куски дерева. Затоптав капли своей крови и яму, Кори бросился бежать, прижимая к себе раненую конечность. Он перемазал кофту, штаны, лицо. От вида крови больше не тошнило.

Ползком, на животе и коленях, Кори подобрался к трассе. Ни света фар, не урчания двигателей, не воплей поисковых отрядов добровольцев, которые вели себя особенно громко, и больше заметали следы, чем искали их. Никого. Неужели про Диану и других девушек так быстро забыли?

Перебежками, Кори добрался до своего дома. Без сил упал на диван. Рука распухла, края ран выглядели, как стомы с осложнениями на картинках в учебниках. Лоусон буквально выгрыз из блистера еще две таблетки валиума и половинку той, от которой откусил утром. Боли уже почти не было. Пальцы не шевелились. Он засунул руку под ржавую воду и принялся вытаскивать пинцетом все мелкие занозы и щепки. Крупные просто выдавил пальцем и теперь на ладони, которую словно прокрутили через мясорубку, зияли две сквозные дырки, через которые забавно вытекала вода, если подставить их под самый кран.

Осколки пястных костей валялись в раковине, среди размокших деревяшек. Сухожилиям и ладонным нервам явно пришел конец. Даже если сейчас Кори поедет их зашивать, то шансы на полное восстановление движения ничтожно малы, не говоря уже о потери тактильных ощущений и частичной парализации. Но это сейчас Кори волновало в последнюю очередь. Он промыл раны, залил антисептиком несмотря на то, что спиртовые антисептики и растворы нельзя использовать для открытых ран, замотал бинтом, из аптечки, найденной в кладовке, датированной аж семьдесят вторым годом. Качество бинта тогда было лучше. Кори оценил. Но настало время переходить к обряду. За каких-то пару дней, Диана успела перевезти к Кори не мало вещей. Косметичка, одежда, постельное белье, немного посуды, занавески и маленький коврик. Кори свалил все в один пакет, вытащил во двор, облил бензином и поджог. Горело хорошо. Лоусон уже достал телефон, чтобы прочитать скопированное заклинание, но внезапно вспомнил. Это были не все вещи Дианы. Окровавленный фартук он сбросил в выгребную яму.

На дворе уже совсем стемнело. С телефонным фонариком Кори вошел в уличный туалет. Прогнившие доски трещали под ногами, как бы предупреждая: «Не утони в дерьме.» Направляя свет в дырку между досок, Кори не видел совершенно ничего. При дневном свете было бы все тоже самое.

Если уж начал, доводи до конца. Так Кори всегда говорила мать. Так Кори всегда старался действовать. Никаких перерывов и откладываний на завтра. Наверное, из-за такого воспитания, они с сестрой были одними из лучших учеников. Что бы сказала Рейчел, глядя на то, как ее брат соорудил из палки и проволоки удочку и опускает в деревенский сортир? За подобие крючка, свернутого одной рукой, ничего не цеплялось. Он только разбередил дерьмо и разнес вонь по всему двору. Сбросив чудо инженерной мысли в ту же дырку, Кори вновь взял канистру, вылил все пять литров в туалет, разбрызгав немного на пол, и бросил во тьму окурок. Пламя занималось медленнее, но куда ярче, и все старалось вырваться наружу. Это из-за метана. Костер во дворе уже догорел. Пахло плавленым пластиковым пакетом. Холодало. Кори вынул телефон и начал.

– Да унесут четыре ветра вместе с пеплом, дурное от меня, к тому, кто сотворил это на крови, воде или мясе. Как солнце заходит на западе, пусть в земь уйдут хвори мои. Пусть дым окутает меня и защитит тело и разум от магии врагов.

Гром не прогремел. Молнии не ударили в землю. Ничего не произошло. Холодный ветер усилился. Рука снова начала ныть. Раны токали под бинтом. Таблетки наконец начали действовать. Глаза сами закрывались. В тепле дома Лоусона быстро разморило. Целый день на ногах. Он упал на диван, не раздеваясь и заснул сидя.

Галлюцинации

Лукас бился в дубовые двери. Весь город не мог исчезнуть за один день. Тюремные сторожи были здесь. Пастырь. Пока он их не убил. Но все же, они были на месте. Они ведь не казались Лукасу. Или казались?

– Генри, ты здесь? – Лукас навалился на дверь, и та упала внутрь, подняв клубы пыли.

В доме Генри ничего не поменялось. Все тот же пол, застеленный тканью и бумагой. Пугающие Лукаса инструменты валялись на столе и полу.

– Не с места! – Генри появился внезапно. Двустволка в его руках смотрела прямо на Лукаса. Шуба порвалась. Рукав висел на плече. Ухоженная бородка, отросла почти до груди и сбилась в колтуны. – Лукас? – Генри опустил ружье, но не убрал. Направляя дуло в ноги. – Что ты наделал, друг мой. Что вы все наделали?

– Генри, ты сам сказал, я не делаю ничего, что не будет праведным. Где все люди?

– Ты не знаешь? Это была настоящая бойня. Кто-то поджог рабские бараки. Некоторым удалось выбраться. На шахте произошел взрыв. Штольня обвалилась. Сотни женщин вышли с вилами и лопатами, чтобы вызволять своих мужей из-под завалов. А потом. Все будто белены объелись. Они резали друг друга, жгли, бросались камнями. Били руками, ногами, палками. Все обезумели! Лукас, ты тоже обезумел. Ты убил Дороти. Ты убил своих сыновей с сбросил тела мальчишек в колодец. Друг мой, бесы завладели тобой. Всем городом. Это было похоже на ад. Мужчины и женщины, старики дети. Они грызли друг друга, словно бешенные собаки.

– Это все индейцы. Они околдовали поселенцев. Ты знаешь, я бы не сделал такого со своими сыновьями. Это все они.

– Кто они? Колдовство? Магия? Я врач! Я христианин! И ты тоже. Пусть хоть сам дьявол придет сюда, за свой рассудок я буду драться насмерть.

– Я знаю, Генри. И я тоже буду. Мы должны убраться отсюда. Как можно дальше. Это место проклято.

– Нет! – Генри перекинул ружью через плечо. – мы найдем выживших. Мы восстановим город и шахты.

Лукас взглянул в глаза Генри. Они были полны страха, как у загнанного зверя. Нужно бежать. Бежать без оглядки. Все нутро Лукаса кричало об этом. Он схватил дуло ружья и дернул на себя. Генри не устоял и упал на пол.

– Лукас, нет! Я твой друг!

– Мой друг – господь всевышний. И он велит мне идти за ним. Прочь отсюда. Ты пойдешь со мной. Или примешь смерть от моей руки. От руки господа своего! Твоим разумом завладел дьявол. Как и разумом Остина, Дороти, всех вокруг. Идем со мной. – Лукас говорил тихо. Вкрадчиво. Его голосу хотелось верить, если бы сам Лукас не поднял долото с пола и не пошел с ним на Генри. Верный друг и соратник. Они пришли на пустую землю дикарей. Они строили в небо, и строили под землей. Они дали сотням паломников кров и пищу. Они держали в руках золото и уголь. Они осветили ночь фонарями. Обогрели зиму печами. А теперь у одного в руках холодный металл, а у другого не остывший ствол ружья.

– Лукас, умоляю тебя. Ради бога.

Лукас будто оглох. С пустыми выпученными глазами. С какими убивал жену и сыновей, он шел на брата. Генри ничего не оставалось, как передернуть затвор и спустить крючок в самый последний момент. Плечо пронзило болью. В воздухе запахло порохом. Лукас упал замертво. Разбросанные бумаги кривились под теплой кровью. Генри поднялся и вышел из дому. Плечо ныло. Рука болталась как плеть. Ноздри закоротило едкой гарью. Он волочил ружье по талому снегу. Фонари, что он зажег не горели. Даже звезд не было видно, из-за туч. Звенящая тишина после выстрела стучала в ушах и не лай, ни стон, ни крик о помощи не мог ее прервать. Костры не трещали. Грохот молотов и тугой скрип опускающихся в шахты клетей стихли. Стихли навсегда. Господь покинул их. Генри остановился у дерева отдышаться. Перед лицом мерно качались синие ноги висельника.

Алабама, Отектвуд, 11:40 p.m.

Кори разбудил стук в дверь. Это полиция! Или Рейчел с матерью. Кори не мог точно сказать кого боялся больше. Он медленно подошел к окну. Во дворе было пусто.

– Кто? – спросил Лоусон через дверь. Ответа не последовало. Спрятав руку с кровавым бинтом в карман, Кори приоткрыл маленькую щелку. Холодный ночной воздух обдул заспанное лицо. На улице никого не было.

«Ветер.» – подумал Кори и закрыл дверь.

Едва он сделал два шага, постучали снова.

– Черт возьми, кто это! – Кори раскрыл дверь настежь. Его ждал пустой двор. Лоусон заглянул за дверь, проверил забитый досками ход для собаки. Три удара раздались снова. Лоусона передернуло, как от удара током. Стучали не с улицы. Стучали из кладовки. Дрожащими руками, Кори закрыл входную дверь и подошел к кладовой. Наверное, там что-то упало. Стук повторился. Сильнее прежнего. В дверь колотили не кулаком, а ногой. Открывать было страшно. Слышать этот стук невыносимо. Дверь вибрировала от ударов. Старые петли скрипели. Кори долго стоял посреди комнаты, не решаясь открыть. Кто там может быть? Или что?

Медленно повернув ручку, Кори потянул дверь на себя и из приоткрытой щелки повалил черный дым. За край двери цеплялись руки. Кожа на них облезла, а кровь запекалась от огня на глазах. Кори навалился на дверь, пытаясь закрыть, но удары изнутри, сбивали его с ног. Он скользил по полу. Пока не упал. Двери распахнулись и из клубов черного дыма вышла женщина. В старомодном голубом платье, юбка которого тлела как бумага. Руки и ноги были обуглены. Запах горелой плоти заполнил рот и нос Лоусона. Босые ноги оставляли следы сажи, на них капала кровь с волос. Девушка остановилась и откинула волосы назад. Это был Диана. Синее лицо, покрылось волдырями от ожогов.

– Нет, Диана. Не надо.

Диана вопросительно наклонила голову в бок. Кори отползал, но она не шла за ним. Просто стояла и смотрела, будто пыталась, что-то сказать, но не могла. Губы обгорели, а из волдырей сочилась темная слизь, похожая на масло после нескольких жарок.

– Диана, я не хотел. Это вышло случайно! – закричал Кори и проснулся от собственного крика. Комнаты не было видно из-за белого дыма. Дерево трещало со всех сторон. Сделав вдох ото сна, Кори закашлялся и упал на пол. Как учили в аэропорту. Только без тряпки пропитанной мочой. Вытянув раненую руку вдоль туловища Кори, полз к выходу, но совершенно не помнил, где он. Он натыкался на стулья и оставленный им же самим мусор. Легкие жгло от нехватки воздуха. Хотелось уткнуться в пол лицом и уснуть. Совсем рядом, с грохотом обвалился кусок потолка. Искры полетели прямо в Кори. Осели на щеке, как бырзги кипящего масла. Кори вновь оттолкнулся от пола. В клубах дыма, он видел чужие ноги в язвах. Они делали неспешные шаги, какие обычно делают маленькие дети или больные на реабилитации после инсульта. Неуверенные, неустойчивые. Кори двигался за ними.

Алабама, Отектвуд, 1:13 a.m.

– Кислород десять литров. Ацизол один куб. Коридамин один куб. Форсированный диурез. Он мочится?

– Штаны вроде сухие.

– Сорок лазикса до инфузии и после.

Лоусон почувствовал, как две иглы одновременно вошли в локтевой сгиб и плечо. Яркий свет не давал раскрыть веки. Надетая на лицо маска пахла резиной. Вот какого это. Все слышать, все чувствовать, но не иметь сил ответить. Как было с миссис Игмен. От этой мысли Кори резко распахнул глаза и поднял торс. Несколько рук немедленно схватили его за плечи.

– Реланиум! Вашу мать! Быстро!

Кори не сопротивлялся. Он позволил уложить себя на твёрдую резиновую каталку, Он был рад видеть яркий искусственный свет вместо дыма. И лица. Незнакомые лица. Крепкая смуглая девушка, двое мужчин. Один лысый. Другой темнокожий. Все были в одинаковых синих куртках парамедиков, но они были такие разные. Не похожие на жителей Отектвуда.

– Не надо. Это не судороги. Я Кори Лоусон. Четвертое июля, тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Номер страховки…

– Спокойно парень. Джули, не набирай, – парамедик широко улыбнулся. – Ты молодец. Выполз из дома, прямо перед обвалом крыши и нашим приездом. Все будет путем.

– Какая сатурация?

– Девяносто восемь. Ты врач?

– Психиатр.

– Отлично коллега! Я Дик, это Джули и Дэнис. Три Д. Как ты? Тошнит? Голова кружится? В туалет хочешь?

– С моими почками все в порядке. Мне нужно позвонить сестре. Где мой телефон?

– Не торопись, позвонишь. Все на месте. – Дик продемонстрировал Кори пластиковый пакет, где его смятый пиджак лежал рядом с грязными ботинками и все это вперемешку с сажей.

Двери машины распахнулись. С улицы донесся горький запах гари, а снаружи стояли доктор Шварц, в простом спортивном костюме, поверх домашней футболки и шериф Айк.

– Сюда нельзя с сигаретой. – Дик остановил Айка и заставил его затушить сигарету.

– Как ты, Кори?

– Жить буду, доктор Шварц, спасибо.

– Благодарить пока рано, студент. Это умышленный поджог! – шериф пролез ближе к Кори, едва не свернув капельницу. – Весь двор и туалет были облиты бензином. Ты слышал что-нибудь? Видел кого-то? Никто не околачивался поблизости? У тебя есть враги?

Разумеется, у него есть враги, и сам Лоусон один из них. Главный враг.

– У меня нет врагов. Вы уверены, что это поджог? В доме была старая проводка. И плитка.

– Я уверен сынок.

– Я ничего не слышал и не видел.

– Доктор Шврац! Шериф! Идите сюда! Скорее!

Кори упал бы, если бы не лежал. Пожарные что-то нашли. Вещи Дианы. Он приподнял голову и увидел в маленькое окошко, как спасатели кладут что-то в черном мешке на каталку. Это определенно тело. Но чье?

Пока три Д курили снаружи машины, Кори вытащил из вены иглу, сполз и вылез на улицу. Холодная земля царапала босые ноги. Он увидел свой дом. То, что от него осталось, четыре балки и крыльцо. Пожарные тушили с двух сторон, сбивая стены и огонь внутрь. Шварц, натянув перчатки до локтей, рылся в мешке.

– Лоусон! В доме был обнаружен труп мужчины.

– Это не я! – резко ответил Кори. Доктор Шварц посмотрел на него с негодованием и какой-то жалостью. Как обычно смотрят на голодного пса зимой, которого не собираются забирать в дом.

– Я знаю. Тело пролежало не меньше шести месяцев.

Кори передернуло. Он прожил месяц с трупом под одной крышей и даже не обнаружил его. Одна комната смежная с кухней и кладовка. Ни подвала, ни чердака. Где могло лежать тело? Кори не смог перебороть любопытство и искоса посмотрел в пакет. Тело уже прошло несколько стадий трупных явлений, Личность можно установить только через анализ ДНК или с помощью зубной карты. Но что-то подсказывало Кори, что в Отектвуде подобного не делают. Истлевшая одежда, немного обгорела, но Кори с полной уверенностью мог сказать – это хирургический костюм от дикис за двадцать пять баксов. И у Кори был точно такой же, он носил его полтора года, пока все карманы не оторвались.

– Он работал в Отектвуде?

– С чего ты так решил, Кори?

– Да. С чего? – подхватил шериф Айк.

– Он в форме. – Кори развернул пакет и указал на маленький, ярлычок на кармане. Это медицинский костюм от дикис. В две тысячи шестнадцатом году они изменили дизайн держателей для ручек у нагрудного кармана. Вот смотрите. И поэтому я предположил, что он мог работать у нас.

– А ты головастый. – сказал Айк. – Как тебя такого умного в детстве свиньи не съели?

– Сам удивляюсь.

– Я проверю все списки пропавших по март и отправлю патруль к прежнему жильцу. А вы посмотрите у себя, вдруг кто опоздал на работу на полгода.

– Час от часу, не легче, – вздохнул Шварц. – Иди в машину, Кори. Тебе нужно побыть под наблюдением пару дней.

– Я в порядке. Мне не нужна госпитализация. Кто жил здесь раньше?

– Раньше? Кладбищенский сторож. Потом мы установили видеонаблюдение и сигнализации. Дом пустовал, затем в нем поселился Эндрю Савиц. Ты с ним знаком. Полгода назад он перебрался в город, снял там квартиру.

Эндрю Савиц? Недалекий работяга, что стрижет траву на территории больницы. Он производил впечатление простодушного добряка. Деревенщина, но не обремененная злобой. Единственный, кто каждый день махал Кори рукой, когда все воротили нос. Мог ли он убить человека? Естественно. Кто угодно может. Даже на счету скромного ботаника Лоусона уже трое.

Кори вернулся к машине, написал отказ от госпитализации. Три Д, уговаривали его на перебой ехать в Линкольн, обследоваться, но Кори заверил их, что в Отектвуде о нем позаботятся.

Ему вернули пакет с вещами. Он наконец обулся. Пожарные почти закончили тушить дом. Белый дым заполнил почти весь двор. Невозможно было находиться даже у забора. Дышать нечем.

– Кто вызвал спасателей?

– Сестра Грегсон. Она увидела в окно огонь, подумала кто-то не затушил костер в лесу. Садись в машину.

– Не стоит, доктор Шварц спасибо. Я доберусь сам.

– Куда? В больницу? Нет. Переночуешь у нас дома. Примешь душ, поешь. Не стесняйся. К тому же, ты всю ночь будешь под наблюдением персонального врача и сестры. Давай, забирайся в машину. Завтра решим, что делать с твоим жильем.

Минула полночь. Кори молча пялился на свое отражение в окно. Обросший, осунувшийся, с опаленными бровями, пеплом в волосах. Шварц кряхтел, отвечал радиоведущему. Его дом располагался как раз в конце трассы. Где начинался город и его спальный район. Дома рядами как на подбор. Ухоженные газоны, белые заборы, почтовые ящики, клумбы.

Возле гаража стояла миссис Шварц, кутаясь в теплую кофту.

– Арчи! Доктор Лоусон, как вы себя чувствуете? – подбежала она к машине.

– Спасибо, миссис Шварц, я здоров.

– Летти, поставь чайник. А лучше не чайник. Лучше, что-нибудь покрепче.

Дом Шварца значительно отличался от дома Эйприл и квартиры Эдисон. Просторный светлый холл. Большая гостиная, дорогая мебель. Чистоту в доме поддерживала экономка, не иначе. Летиция и Арчибальд каждый день работали по восемь часов. Когда им поддерживать порядок в таких хоромах?

Летиция быстро поставила на стол фрукты, подогрела сэндвичи, достала коньяк из бара.

– Мы нашли труп в сторожке. Старый. Был под полом. Скорее всего наш работник.

– Личность не установили?

– Невозможно.

– Деформация костей?

– Я займусь им завтра. Давайте выпьем. За то, что никто сегодня не пострадал.

Все трое подняли бокалы. Кори выпил залпом, закусил апельсином, но не знал куда деть кожуру. Шварцы ничего не ели и ему стало стыдно, за свое поведение в гостях.

– Кори, не стесняйся! Могу я называть тебя Кори?

– Конечно, Летиция.

– Кори, скажи мне, ты точно не соврал Айку? Не нужно никого покрывать. Если ты что-то видел – скажи.

– Я бы рад, но я пришел домой, сел на диван и вырубился. Проснулся, все в дыму. Я пополз к выходу и очнулся уже в машине парамедиков.

– Лесные пожары у нас частое явление, может огонь пришел из леса и перекинулся на дом Кори? – сказала Летиция.

– Там всюду бензин. И окурки. Ты куришь, Кори?

– Нет. – побоялся признаться Кори.

– Правильно. Курение вызывает онкозаболевания. Да, Летти.

Летиция ухмыльнулась, вытащила из портсигара тонкую сигарету и закурила.

– Я тоже курил в молодости. И сейчас бывает срываюсь. Теперь задыхаюсь, пока поднимаюсь в свой кабинет. Это им, женщинам хорошо. У них в организме много коллагена, сосуды куда эластичнее.

– Да, вы правы.

– Подумай, Кори. Кто мог желать тебе зла? Это могло произойти из-за Дианы? Её бывший ухажер? Её брат в конце концов.

– Росс? Этот алкоголик не может даже снять штаны, раньше, чем начать писать. Я не думаю, что мог поджечь дом.

– А может это тот, кто спрятал тело мертвого мужчины? Хотел скрыть улики. – Летиция налила по второму бокалу. Кори хотел, но не мог расслабиться. Положить голову на стол в гостях, было бы верхом невежества. Он пытался отвлечь себя любым способом. Вспоминал шкалу Глазго и шкалу Бека. Рассматривал обои на стенах. Цветы и фотографии на камине. Большая часть из них были связаны с больницей. Люди в белых халатах. Летиция ни капли не изменилась. Даже не располнела. Только стала строже. Коньяк ударил Кори в голову. И он спросил:

– Можно, посмотреть фотографии?

– Конечно, Кори, – Летиция последовала за ним. – Это мои первые годы работы в Отектвуде, обычной палатной сестрой. Это наш коллектив в девяносто третьем. Это наша свадьба. А это Кристиан. Ему здесь четыре месяца. Знаешь где я рожала? В Отектвуде! Я забронировала себе место в клинике в Монтгомери. До родов было три недели, это был конец квартала, я заканчивала с бумагами, передавала все своей заместительницы и не помню зачем, но пошли в корпус Б, я моя заместительница и бухгалтер. И вдруг у меня отошли воды. Не было болей, никаких признаков. Ни о какой поездке не было и речи. Меня просто подняли на второй этаж в операционную, и доктор Хайз принял у меня роды.

– Хватит, Летти. Идите за стол. – позвал Шварц. Они выпили еще. А затем еще. Очки Кори уже не помогали. Все расплывалось перед глазами. Шварц говорил по телефону, А Летиция все говорила и говорила. Про молодость, про Кристиана, как он хотел стать военным, но в восьмом классе все же одумался и пошел в медицину. С каждой рюмкой, она отдалялась все глубже в свою молодость.

– Моя сестра тоже учится на доктора. А вот маму в больницу не затащишь. Жутко боится.

– У меня была подруга – Бетти. Ее мать считала, что все врачи убийцы и коновалы. Ее отец страдал маниакально-депрессивным психозом. Несколько раз пытался убить ее и мать, но та отказывалась отдавать его в Отектвуд. Говорила, что бог им поможет, а медики сделают только хуже. В итоге, в очередном припадке, он зарубил топором мать Бетти и двух соседей, что пытались его остановить. Бетти сутки просидела в шкафу, пока не закончился приступ и не приехала полиция. Она всегда очень боялась, что если у нее родится мальчик, то болезнь передастся ему по наследству. Она сделала три аборта…

– Летти, ты выпила лишнего. Иди ложись. И ты тоже, Кори. Комната для гостей на втором этаже, до конца направо. Завтра нам с утра ехать на службу. Ты тоже если хочешь, можешь поехать с нами, Кори.

Кори поднялся на второй этаж, дошел до ванной и так и не услышал ни одного звука снизу, кроме звона тарелок. Либо Шварцы не хотели говорить при нем, либо не говорили вообще. Все это выглядело не естественным. Белые полотенца, наведенный домработницей лоск, красивые фотографии. Но почему Шварц так часто приезжает с не поглаженным халатом и Аланой Колбан в одной машине. Они явно не соседи. Почему Летиция выглядит такой одинокой. У них обоих ведь столько общего.

Черная от копоти вода испачкала белоснежную ванну. Бинт намок, но Кори не был готов заглядывать под него. Рука не то, что бы сильно болела. Болело все. Все тело. Каждый синяк, ссадина, занозы. В горле стоял горький ком дыма. Кори завалился в прохладную постель. В спальне была отличная шумоизоляция, и сколько он не прислушивался, так и не выяснил, что делают Шварцы за стенами. Громко тикающие часы на стене, напротив кровати, показывали половину третьего. Какой сегодня день недели? Кори не помнил. Может быть суббота? Тогда Рейчел точно не спит.

– Кто соизволил позвонить! Тебе кошмар приснился? Или очередная подружка выкинула тебя во двор без штанов? – Рейчел не спала. По растягиванию гласных, можно было понять, что она выпила не меньше трех текил.

– Рей, я сжег свой дом.

– Как сжег? Ты устроил пожар? Ты не пострадал?

– Надышался дыма и поранил руку, пустяки.

– Это не пустяки! Они поселили резидента нашей школы в аварийном хлеву. Они выплатят тебе страховку.

– Успокойся, Рей! Я сам виноват. Оставил плитку и уснул. Со мной столько всего случилось. Я столько натворил.

– Мне нужно вызвать такси. Перезвонишь минут через пять?

Не дав ответа, Кори сбросил вызов. Он сам виноват в таком отношении Рейчел. Он врет ей, нервирует, жалуется, а потом пропадает на неделю и не отвечает на сообщения. Он заслужил это. Сколько сообщений от Рейчел были не прочитанными? Десять. Может больше. И даже сейчас у Кори не было ни сил, ни желания их читать. Но одно он все же открыл. От назойливого анонима. Оно пришло полчаса назад.

«Я знаю, кто совершил поджог.»

«Я тоже.» – написал Кори. Он ждал ответа, глядя в яркий экран и так и заснул, с телефоном в руках.

Астения

Алабама, Отектвуд, 7:06 a.m.

Кори снилось ничего. Нет, он не просто уснул и сразу проснулся, а ничего. Черная пустота, которая слепила не хуже яркого солнца. В той темноте раздавались крики и рев. В ней трещал огонь, но не был виден. И кто-то вел его по ней, настойчиво сжимая больную руку.

Борясь со сном, Лоусон трясся на заднем сидении шевроле. Спереди молча сидела чета Шварцев. Кори чувствовал себя подростком, которого родители на грани развода в последний раз вместе отвозят в школу.

Ночью был ветер. Он снес несколько букв с доски объявлений у церкви. На крыльце курило почти половина города, остальная уже была внутри. Кори редко бывал в церкви. Хотелось бы чаще, но последнее время он все меньше уделял этому внимания. Места остались только в первых рядах. Ирен Эдисон махнула ему рукой, приглашая сесть рядом. Росс, сонный после очередного кутежа сидел рядом с бумажным пакетом для рвоты. Кори не хотелось, но отказывать было бы невежливо. Либо ему помог обряд, либо все это было чушью и самовнушением, но он и правда больше не думал о Диане. Ни разу не вспомнил за всю ночь и утро.

Отец Игмен выглядел бодро, для того, кто потерял любимую жену. Даже слишком. Он говорил громко, улыбался. Его взгляд останавливался на каждом прихожанине, и он одаривал, последнего доброй улыбкой. Кори он не улыбнулся. Лоусон показалось, что он смотрел на него с отвращением и ненавистью. На убийцу своей жены.

– Все мы творения божьи! И не вправе вершить его волю. Аборт – это грех! Это детоубийство! Каждая женщина, и каждый мужчина должен знать это! За убийство плода членов своих вы будете гореть в огне. Я обращаюсь ко всем женщинам и девушкам своего прихода. Если вы попали в трудную ситуацию. Если вы не знаете где искать поддержки. Идите в церковь. Не идите в клинику абортов. Господь дал вам дитя. Так же как дал вас вашей матери! Теперь оно принадлежит богу!

– Отец Игмен! – с последнего ряда поднялась худая неухоженная женщина. – А как же Бетани Банкерс? Ее вы тоже отговорили от греха-детоубийства. Но оно все же произошло! Это воля отца нашего? Он забрал моего мальчика? Он забрал Курта Роуда? Обри Тейта? Марию Гарфанкл? Одиннадцать шахтеров. Одиннадцать отцов, сыновей и мужей? Разве мог Христос так поступить с нами?

– Господь борется за наши души каждую минуту. Но некоторые все же достаются дьяволу. Мы все скорбим о вашем сыне. О каждом погибшем.

– Если бы она сделала тот аборт, мой сын был бы жив. Он сейчас был как ваша старшая дочь. Он ходил бы в школу. Играл бы в футбол. Он бы… – женщина начала задыхаться. Двое мужчин подхватили ее и попытались усадить на место, но она не давалась. Брыкалась, кричала. Перевернула лавочку. Все начали вскакивать со своих мест. Пожилой мужчина позади Кори едва не упал, ухватившись за плечо Росса. Того вырвало прямо на впереди сидящую женщину.

– Постыдился бы приходить в таком состоянии в божий дом! Он испортил мне пиджак!

– Ты испортил моей жене пиджак!

В доме божьем началась настоящая вакханалия. Все вопили, топали ногами. Кто-то начал драку. Кори и Ирен поспешили на улицу, вместе с Россом. Женщину, начавшую весь этот бардак, тоже вывели и усадили на крыльцо.

У Кори в голове вновь воцарился хаос. Диана больше не тревожила его мысли. Тревожило все остальное. Бетани Банкерс. Эта женщина, вчерашний рассказ Летиции Шварц. Все происходящее в Отектвуде готово было разорвать голову Лоусона.

– Кто эта женщина?

– Виктория Розенталь. – шепотом сказала Эдисон и отвела Кори к забору церкви, где они могли тихо и спокойно поговорить.

– Мать Томаса Розенталя?

– И жена Барта Розенталя, который погиб при аварии на шахте.

– А Бетани, девушка у которой отец сошел с ума и убил мать?

– Нейт Банкерс работал бурильщиком на пятом руднике. Я тогда еще жила с родителями. Только познакомилась со своим будущим мужем. При очередной медкомиссии Банкерса отстранили от работы. Его направили в Отектвуд, но Банкерсы были глубоко верующими людьми. Лечились молитвами. Даже прививки дочери не ставили. С Нейтом творилось неладное. Он слышал голоса. Стал агрессивным. Начал пить и бить жену и дочь. Мы старались обходить этот дом стороной. Малютка Бетани все время околачивалась во дворах. Боялась идти домой из-за отца. Пару раз мои родители брали ее к себе. Я была против. Не хватало того, чтобы Нейт заперся к моим родителям и учинил драку.

– А дальше?

– Анна, жена Нейта, была христианкой. Она верила, что молитвы помогут его спасти. От них отвернулись все соседи. Сначала все предлагали помощь. Деньги, чтобы вылечить Нейта. Потом стали насылать на Банкерсов опеку. Дочка постоянно сбегала из дома, ночевала на улице. Анна замкнулась в себе. Почти не выходила из дома. Когда я вышла замуж и переехала от родителей, на Банкерсов никто уже не обращал внимание. Будто они умерли. В их окнах никогда даже свет не горел. Помню, мы пошли в гости к родителям и увидели, соседей во дворе. Они были мертвы. Мы вызвали полицию. Нейта застрелили, когда он напал на шерифа.

– Бетти, то есть Бетани выжила?

– Да. Бедная девочка. Ее отдали в приемную семью, она бросила школу, пошла на курсы медицинских сестер, но бросила через месяц. Бетти была очень красивой. Блондинка, стройная, голубоглазая. Ей бы в модели идти. Все парни за ней бегали. Она забеременела в семнадцать и сделала аборт, когда узнала, что у нее будет мальчик. Училась она плохо, но видимо запомнила, что психические заболевания передаются по мужской и женской линии. Боялась, что, если у нее будет сын, то сойдет с ума как дедушка, и будет убивать людей Я часто встречала ее в женской консультации. Пока я носила Росса, Бетти два раза сделала аборт. И все от разных мужчин. Она работала санитаркой в Отектвуде, на мойке машин. На почте. Нигде удержаться не могла.

– Ее лечили?

– Если бы. Она была невыносимой и заносчивой. Вечно скандалила. Любую помощь она воспринимала как подачки. Считала себя лучше других. Они общались с Летицией Данвер. Она была старше. И это она ее научила смотреть на людей свысока. Когда Летиция вышла замуж, ей стало не с кем больше шляться. Летти остепенилась. Другие девушки не хотели с ней общаться. Она устроилась посудомойкой на шестой рудник и подцепила там приезжего инженера. Крашера. Залетела от него. Или от кого другого. Все отговаривали ее от аборта. После стольких раз она могла заработать себе бесплодие. На очередном УЗИ, ей не сказали пол ребенка. Положение плода не позволяло определить кто родится. Все убеждали ее, что в этот раз родится девочка. Отец Игмен проводил с ней беседы. На шестом месяце беременности Бетти выскочила за Крашера. Стала примерной домохозяйкой и женой. Она была уверена, что родит девочку. Игрушки, ползунки, коляску купила розовые. В итоге – оказался мальчик. Бетти тогда была в ярости. Устроила драку в родильном зале с акушеркой и сестрой, что принимали роды.

– А отец как реагировал?

– Он жил работой. На состояние Бетти махал рукой. Женские причуды. Но сына он любил, брал с собой на работу. Учил его всему. По мере возможностей. Бетти многого хотела. Крашер работал без выходных, чтобы прокормить ее аппетиты. Она пошла на курсы психолога, когда Чарли был год. И начала его лечить. С четырех лет она водила его к нам в Отектвуд. Страх, что сын станет сумасшедшим был ее навязчивой идеей.

– И он оправдался.

– Чарльз рос очень умным мальчиком. Игмен прав. Его душой завладел дьявол.

– Почему они уехали, оставив сына?

– Не знаю, – пожала плечами Ирен. – Когда случилась та трагедия в школе и Чарли отправили в лечебницу, Бетти вновь стала гулять. Она изменяла мужу, Пила. Летиция пыталась вразумить ее, но это было бесполезно. А потом они внезапно уехали. Крашеру предложили новую должность в Теннесси, они выставили дом на продажу и уехали.

– Оставив больного ребенка?

– Они боялись Чарльза. К тому же доктор Томоко сказал, что по достижению совершеннолетия Крашер отправится в приют для душевнобольных.

Ирен вздохнула, глядя на своего сына. В твердом уме, здравой памяти, сидит с пакетом рвоты на крыльце и просит похмелить его. У него любящая и заботливая мать. Пусть чрезмерно. Пусть она упустила воспитание. Но она не бросила его. А вот Бетани, так боясь наследственности, собственной паранойей загнала сына в дурдом.

Шварцы быстро уехали. Миссис Розенталь тоже увели домой. Прихожане сломали калитку, покидая церковь. Кори стоял на месте ему идти было некуда.

– Простите, мистер Лоусон, это вы? – Кори похлопала по плечу молодая высокая девушка. Старшая дочь Игмена. Он ее помнит. С похорон и со своего полуэротического, полукошмарного сна. Она была в черном платье с длинным рукавом и плотных колготках. Слишком теплый наряд для такой погоды. Август выдался теплым.

– Да.

– Я слышала, у вас был пожар. Это вам. – она протянула ему большой пакет. Бледные как мрамор щеки покраснели.

– Что это? – Кори раскрыл пакет. Одежда, кружка, пластиковые ложки.

– Прихожане часто собирают вещи. Мы отвозим их в приют для бездомных или в центр помощи. Их там посылают людям вроде вас. Пострадавшим от пожаров, ураганов.

– Спасибо, но я не могу это взять. У меня есть деньги. Я куплю себе все сам.

– Я понимаю, вещи не совсем новые, но они все чистые.

– Мисс Игмен, есть люди, которым они нужны больше, чем мне. Спасибо за вашу доброту, правда.

– Ирма. Можно просто Ирма. Я тебя помню. Тебя побили на похоронах мамы.

Теперь краской залился Кори. Он так и не извинился перед их семьей.

– Извини за тот случай.

– Не стоит. Лучше раскайся перед богом и тогда станет легче. Пока. – Ирма развернулась и пошла в сторону церкви, а Кори улыбаясь смотрел ей вслед. Такая простая и такая милая. Кори дал себе мысленную пощечину. Тело бывшей девушки еще не нашли, а он уже засматривается на других. Ему предстояло еще много дел. Купить одежду, зубную щетку, отправитьзаявление на счет страховки, оплатить Сэму сгоревший пикап.

Пара новых халатов, семь комплектов белья, семь белых футболок. Ходить по магазинам без сестры было непривычно. Зато никто не тащит его по отделам со скидками и не заставляет решить какие туфли лучше, на шпильке или на толстом каблуке. Он управился за тридцать минут в одном отделе. А эти провинциальные торговые центры не так уж и плохи. Размахивая пакетами Кори, неспешно шел к выходу, когда заметил Ирму с младшими братом и сестрой возле фудкорта. Подойти или не подойти? А почему бы и нет.

– Привет.

– Привет, Кори.

– Я не рылся в помойке и не буду ночевать сегодня у теплотрассы. – он тряхнул своими пакетами, и Ирма рассмеялась. Но даже так у девушки было неимоверно грустное лицо.

– Ирма, мороженное. – маленькая девочка тянула сестру за руку и тыкала пальцем в стекло холодильника.

– Давно ангины не было? Никакого мороженного.

Ирме, жилось нелегко. Из-за состояния матери, все заботы о доме, отце, братьях и сестрах ложились на ее плечи.

– А давайте мы попросим его подогреть! – предложил Кори.

– Серьезно?

– Америка свободная страна. И если я прошу засунуть мое мороженное в мирковолновку, никто не сможет мне отказать. Можно четыре мороженных! И разогрейте пожалуйста. – Кори протянул свою карточку продавцу. Он настолько устал, что просьба его ни капли не удивила.

– Ты забавный.

– Это уж точно. Ты учишься?

– Я заканчиваю школу в этом году.

Кори икнул. Ирма выглядела очень зрелой для выпускницы. Он в семнадцать лет еще ходил в прыщах и футболке с принтом Звёздных Воин. Да, девочки взрослеют быстрее.

– Школу? Куда планируешь поступать?

– Никуда. Отцу нужна помощь в церкви, и кто будет смотреть за детьми.

– Да. Точно. Но ты можешь учиться дистанционно. Через интернет.

– Не думаю, что мне хватит времени. Да и отец будет против. Он считает, что женщина должна сидеть дома и вести хозяйство.

«Наверное, поэтому женился на инвалидке.» – подумал Кори.

– Что за средние века? Ты можешь заниматься чем захочешь. Подумай об учебе.

– Если мелкие не сведут меня с ума, я обязательно подумаю. – улыбнулась Ирма.

– Если мелкие сведут тебя с ума, то совершенно случайно, я психиатр. Обращайся. Может встретимся еще как-нибудь? Оставишь свой номер?

– Конечно.

Ирма написала свой номер на пластиковом стаканчике мороженого. Все шло замечательно, если бы не было так ужасно. Он все еще убийца, у него все симптомы ПТСР, галлюцинации и он не принимал таблетки почти сутки.

Девушки в коротких юбках с яркими губами, призывно глядели на студента. Мужчины в костюмах с грязными волосами громко говорили по телефонам, затыкая свободное ухо пальцем. Зрелые пары, оглядываясь и едва касаясь друг друга забегали в двери. Расслабленные дальнобойщики курили возле кофейного автомата. Кори нравилось возле мотеля. Движение, шум, голоса. Все это напоминала о Нью-Йорке. Он будто тысячу лет там не был.

Администратор с тонкими бровями и бордовыми губами, закатила глаза, при виде карты, а не налички, и выдала Кори ключ с брелком в форме елочки. Номер одиннадцать. Кори открыл дверь. Духота и запах пота ударили ему в лицо. Темное белье, что бы не было видно пятен. Маленький телевизор. Мини бар с виски, пивом, плиткой шоколада и пачкой презервативов. Ручек на окнах не было чтобы клиент не сбежал, сломав что-нибудь. Пульт от кондиционера был залит чем-то липким. Пепельницу просто вытрясли, но не помыли. Кори брезгливо сел на край кровати и открыл тумбочку. Стандартная библия, телефонный справочник и книга в мягкой обложке «Орлеанские девицы.» Кори открыл первую страницу.

«Среднестатистическая свадьба в Новом Орлеане обходится в шестьдесят тысяч долларов. Снять шлюху в Новом Орлеане стоит около двадцатки. Плюс расходы на резину. Что делать романтику в кармане с пятьюдесятью центами? Зайти в джаз бар и ждать пока вышибала выбросит тебя на улицу. Как найти любовь, среди чопорных замужних дам и накрашенных мужчин? После коньяка в самолете мой кошелек пуст, но яйца полны. Я еще не стар, но седину закрасил по совету подруги лесбиянки. Зря. Она привлекает молодых девочек, выросших без отцов.»

От подобного вступления хотелось плюнуть прямо на пол. Старые девы строчат романы о прекрасных принцах. Старые импотенты о невинных девчонках с повадками проституток. Кори закрыл книгу, на безвкусной обложке красовалось имя автора Брюс Батеки. И конечно адрес издательства. Тот самый. Что писал об Отектвуде, пусть и в своем ключе бульварной эротики. Это не может быть совпадением. Это может быть шансом. Шансом пролить капельку света на то, что здесь происходит. Кори сфотографировал адрес издательства. Если писатель и вправду был в лечебнице, но сейчас пишет проходные книжки, вместо того, чтобы пускать слюни на подушку в каком-нибудь приюте для душевнобольных, он смог противостоять местному безумию. Значит, и Кори сможет.

Один канал с помехами, библия, «Орлеанские девицы» и занимающиеся сексом соседи, прямо за стеной. Баба орала как раненая ослица, а ее кавалер стучал в стену кулаком. Кори лежал на кровати и вздрагивал от каждого удара в стену. От света фар за окном. От жужжания автомата с газировкой в коридоре. Кори приложил к запястью два пальца. Пульс перевалил за сотню. По спине градом лился пот. Лоусон начал моргать каждым глазом по очереди. Что бы не оставлять номер без наблюдения. В любой момент в окно постучится галлюцинация или двери выбьет полиция.

Он встал прошелся по номеру. Проверил замки. Прислушался к тихому шороху. Ну конечно, какой же мотель без мышей. Лоусон встал на четвереньки, заглянул под кровать. И из темноты, прямо ему в лицо заглянула Кэтрин Игмен. На своих обрубках она выбежала из-под кровати, словно мокрица или сороконожка. Кори упал, пополз от нее по ковру, опрокинул торшер. Он хотел позвать на помощь, но здравый смысл плескался где-то в глубинах его головы. Здесь никого нет. Охрана решит, что он обдолбался. Ползком он добрался до двери. Но та не открывалась. Сделав два круга по номеру Игмен, остановилась и посмотрела на Кори. Желтые белки глаз, трубка, торчащая изо рта, наполнялась кровью. Замок щелкнул, Кори выпал в коридор и как собака на четвереньках побежал к выходу, распугав проституток, куривших у входа.

Он бежал вниз по улице. Мимо сытого Билла и пьяного Росса на крыльце, с которого снова сняли обувь. Мимо домов, стоящих все реже и реже, мимо проезжающих грузовиков, слепящих фарами. Токающая рука напоминала об опасностях. Он всматривался в каждый ствол дерева, в каждый пень или кучку земли. В лесу было тихо. Поисковые группы ищут у башни. Но Кори совсем в другой стороне. Дверь в землянку должна была быть здесь. Она была засыпана листьями и Кори нашел ее, только когда наступил на торчащие из люка снички для замка. Стопу не повредил, зато подошву нового ботинка проткнул насквозь. Кори открыл вторую дверь и на голову ему едва не упала бутылка, которую он сам же поставил, для других непрошенных гостей. Он запустил двигатель. Землянку озарило желтым светом. Самое главное не спалить и это место. Отсюда его точно не вытащат, да и вытаскивать будет нечего. Мешки с калиевой селитрой и канистры бензина рванут так, что на этом месте будет воронка как от метеорита. Без карт на стенах, было не так уютно. Здесь не было окон. Всего один вход, он же выход, обозреваемый с любой стороны. Не было больших шкафов и кладовок, где мог кто-то прятаться. Под кроватью лежали кирпичи. Тут Кори чувствовал себя спокойно. Пульс ровный. Дыхание свободное. Никаких признаков надвигающейся панической атаки. Он открыл шкаф, достал пару кед, которые выглядели менее поношенными и примерил. Немного жмут, но все лучше новых ботинок с дырой в подошве.

И до самого утра Кори не явился не один кошмар.

Алабама, Отектвуд 8:10 a.m.

Лечебница не изменилась за стуки. Только отросшая трава пачкала брюки, а Эндрю не махал рукой каждому въезжающему и входящему в ворота. Когда его забрали? Вчера? Сразу после пожара? Что-то подсказывало Лоусону, что, как и в случае с Апексом, никто не будет искать улик. Эндрю упекут за решетку без всякого следствия. Единственное чему Кори был рад, это переодеться в чистый халат.

– Как ты, погорелец? – доктор Фарелл убрал кружку в стол. Было только без десяти восемь, а от него уже разило так, что медицинская маска не помогала.

– Как корова О`Лири.

Фарелл рассмеялся. Кори знал, что ему понравится такое сравнение.

– Ничего! Нас не выкурить жженой соломой и свиным салом! И пусть горит дорога в Батон Руж, под колесами наших телег. За работу! – они вышли из кабинета. – О господи! Что это с тобой? – всплеснул руками доктор Фарелл, увидев Мейсона Ли. Кори тоже остолбенел. Кто-то вырвал Мейсону из лица все серьги прямо с мясом. Разорванные губы, нос и бровь покрылись коростами, как нарывы прокаженных. Через перчатки просвечивали сбитые костяшки.

– Не ваше дело. – Мейсон оттолкнул докторов с дороги.

– В прошлом году, шахтеры избили его возле сытого Билла и побрили налысо, из-за цвета волос. Наверное, снова его вид их слегка покоробил. Хочешь взглянуть на мою новую пациентку. Говорит, что была на Титанике.

– Спасибо, но у меня сегодня групповая терапия в корпусе Д. – Кори поблагодарил Фарелла. Вот бы Фарелл сказал, что у него есть пациент, который знал, что происходит в Отектвуде. Этот корабль тоже тонет в безумии. На пути в корпус Д, Кори попался Шварц. Он выглядел не выспавшимся и на нем была та же рубашка, в которой он ездил в церковь. Дома он не ночевал.

– Доброе утро, доктор Лоусон. Вы подыскали себе квартиру, или комнату?

– Я ночевал в мотеле.

– Нужна помощь?

– Разве что уйти сегодня пораньше. Мне нужно разобраться со страховкой арендованной машины.

– Документы то целы? Деньги есть?

– Да. Все что было в карманах, то у меня и осталось.

– После обеда можешь быть свободен. Идем со мной, будешь ассистировать на вскрытии. Девочек нашли. Слышал?

– Всех? – Кори не удалось скрыть испуг, но Шварц его не заметил.

– Только двоих: Эбхаус и Ронаски. Вчера ночью, в лесу за водонапорной башней.

Это было далеко от того места, где Кори похоронил Диану. Может перенести ее поближе, чтобы у полиции не возникло подозрений. Кори опять покрылся потом и теперь мерз возле стола в морге. Он с трудом смотрел на тела молодых девушек. Эбхаус была в той же одежде, в которой Кори видел ее у обочины ночью. Вся в мелких шрамах и синяках. На шеях темная тонкая полоса.

– Ронаски уже опознали, мать Эбхаус в запое. Ее не смогли привезти. Но это точно она. При ней был бумажник. – Шварц включил диктофон, проговорил дату, время, фамилии погибших, свою и Кори. Потом выключил и наконец натянул перчатки. Кори не любил хирургию. Из-за вида крови, из-за преподавателей, да и из-за всего. Он стоял в сторонке и разглядывал лампы над столами. Он хотел вспомнить хоть что-то из лекции.

– Эй, Лоусон, иди сюда. Что видишь?

– В средней трети шеи имеется одиночная, косовосходящая спереди назад, неравномерно вдавленная, замкнутая странгуляционная борозда…

– Что в ней особенного? Взгляни на Эбхаус и на Ронаски. Цвет. Ронаски была убита путем механического удушения. А Эбхаус скончалась от внутричерепной гематомы. Ее сначала ударили, а потом задушили.

– А есть следы сексуального насилия?

– Объективно нет. Внутренние стороны бедер и гениталии у обоих без повреждений, но мазки мы все равно отправим на анализы. Ты думаешь, что девушек изнасиловали? Как Морган Смит? Он сначала насиловал, а потом душил жертв. Думаешь, это сексуальный маньяк? Не исключено. Девушки одного возраста, похожи внешне.

– Морган Смит душил руками, а этот чем? Веревкой?

– Скорее проводом. Волокон я не вижу. Как думаешь, зачем он душил Эбхаус, если она была уже мертва?

– Не знаю.

– Давай. Раз не помогаешь мне скальпелем, помогай мозгами.

– Эбхаус была убита первой. Он либо хотел убить девушек одним способом. Либо Эбхаус сопротивлялась, он нанес ей удар, но на всякий случай еще и задушил.

– Контрольный выстрел.

– Какое примерно было расстояние, между найденными телами?

– Эбхаус нашли почти у трассы, в миле от нее на восток нашли Ронаски. Возле водонапорной башни. Обе были забросаны листвой.

– Не было времени закопать? Или он хотел оставить их так. Черт, это сложнее, чем я думал.

– Не заморачивайся. Это полицейская работа. Ты должен не мотивы искать, а понять, как чувствовал себя убийца в тот момент. Он испытывал злость или удовольствие, когда убивал?

– Думаю, он понимал, что делает. Действовал наверняка. Заготовил заранее орудие и место. Значит планировал убийство. А может Ронаски видела его? Видела с Эбхаус, или стала свидетельницей убийства. И тогда он убил и ее.

– Опять думаешь, как полицейский. К черту причины!

– Они жутко похожи на тех девушек, что стали жертвами Смита. Фигуры, возраст, цвет волос. И водонапорная башня. Смит ведь туда заманивал своих жертв.

– Смит не покидал Отектвуд. У него не было друзей. Я не думаю, что кто-то бы стал ему подражать. Все, Лоусон. Иди на свою групповую терапию.

Кори опаздывал. Пациенты уже сидели в зале, когда Кори вошел, Дастин дернулся и едва не перекатился. Ему помешали наручники. Его реакция восстановилась, но не так, как ожидал Кори. Назначенные лекарства и электросон только усилили тревожность и возбудили нервную систему. Нужно сменить ему лечение. У него самого ПТСР и надо назначить ему тоже, что и себе. Лоусон осмотрел остальных. Бригс выглядела апатичной. Смит, наоборот, тихим, но что-то замышляющим. Его взгляд стал хищным. Ему надо добавить больше седативных. Рафаэль был неизменным. Бормотал о своем аде. Ему Кори ничего назначить не мог. Он был пациентом Калуум, которого она любезно предоставила Кори для тренировок в групповых терапиях. И Крашер. Он изловчился закинуть на стол ноги и занимался издевательствами над охраной.

– Виски! – он оскалился, а затем нахмурил брови, уставившись Кори на ноги. – Где такие тапки модные взял?

– Всем доброе утро. Как вы себя чувствуете?

Ответил опять же только Крашер. Кори подошел ближе и увидел его заклеенные пластырем кулаки. Кори не сомневался, что это связано с лицом Мейсона.

– Предлагаю для разминки порисовать.

Джо усмехнулся, но все же раздал листки и мелки больным.

– Мне тоже, Джо. – попросил Кори. Он думал, что это сблизит его с больными. Но не представлял насколько. Когда он взял мелок в руки в голову полезли образы мертвецов. Уродов из его кошмаров наяву. Мертвые девушки. Горящий дом. Нет. Такое ему рисовать нельзя. Дерево. Он нарисует дерево.

«Под которым ты зарыл свою подружку.» – издевательски сказал голос и Лоусон понял кому принадлежит эта интонация. Крашеру. Это его манера говорить.

Кори вывел кривую елочку, какие рисуют дети в детском саду.

– Так! Давайте посмотрим. У меня ель. Или сосна. Я в этом несилен, а у вас что? – Кори заглянул в листок Дастина. Он заштриховал весь лист размашистыми линиями. Латаша весь лист покрыла глазами. Без лиц. Без век, носов и бровей. Просто десятки глаз, смотрящих то-ли на нее, то ли на доктора.

– Они следят за тобой?

Латаша бросила лист на пол и застонала. Плохой вопрос. Морган намалевал то ли зверя, то ли человека, с огромным бюстом. На языке вертелся вопрос: «Ты бы трахнул это существо?» Но спрашивать такое было не этично как минимум. Хоть и доставило бы веселье охране и Джо. Рафаэль еще не закончил. Но судя по началу, очередная иллюстрация гибели Содома и Гоморры. Крашер развернул свой листок. Во весь формат А четыре красовался пенис.

Джо хрюкнул от смеха.

– О чем это говорит доктор? – издевательски спросил Крашер.

– О том, что ты латентный педик! – ответил ему Морган.

– А ты боялся, что твои девки расскажут о твоем обрубке, поэтому убивал их?

Тут даже Дастин заулыбался.

– Так. Прекратить этот цирк! Как насчет сочинить сказку? Давайте по часовой стрелке. Я начну.

– Жил был маленький медвежонок. Алан.

– И он жил в лесу.

– Слава богу! А то мы уж было подумали, что медвежонку дали капрала и отправили в Ирак. – встрял Крашер.

– Латаша.

– Медвежонок боялся жить в своей берлоге.

– Ага. Потому что там спецслужбы камеры поставили. – Крашер вошел во вкус.

– Потому, что дьявол вездесущ! – выкрикнул Рафаэль.

Крашер заливался смехом, и Кори тоже хотелось, глядя на него.

– И чертова медвежья мамаша пила как скотина и сосала всем в лесу. – сказал Морган.

– Это детская сказка мистер Смит,

– Ты про маму медвежонка или про свою, Морган?

– Не смей трогать мою мать! – Морган рванул наручники, стул упал на пол. Охрана поспешила усадить Моргана на место, прежде чем он сломает себе пальцы, пытаясь высвободиться.

– Чарльз.

– Медвежонок свихнулся от такой жизни и попал в Отектвуд.

– Пора заканчивать! – сказал Джо. – Все по койкам.

Охрана быстро расхватала пациентов и Лоусону как всегда остался Крашер.

– Виски, мы не дауны. Мы душевно больные преступники. Ты чувствуешь разницу, когда придумываешь эти долбаные сказки?

– Что произошло у вас с Ли? Он тебя бил? Обжог кипятком?

– С Мейсоном? Ничего.

– Хочешь сказать, что не ты ему лицо поправил?

– Нет. Я бы его кислотой облил.

Кори не ответил. Он подобного не поощрял, но сказать, что не хотел быть сделать этого сам – соврать. Он закрыл палату-камеру. В бытовой уже накрывали на стол. Его кружку, как всегда, разбили, а на лишний стул Мейсон положил ноги.

– Садись Кори! Сегодня томатный суп и шоколадный кекс.

– Джо. Я просил осмотреть камеру Крашера, ты нашел что-нибудь?

– Ничего. Мы каждую неделю проводим осмотр. А что случилось?

– Я думаю, он пользуется телефоном. Но где он его прячет.

Все стали ухмыляться, размешивая растворимый кофе в кружках.

– Что? Что смешного?

– Задний внутренний карман. – сказала Барбара.

– Задний карман? Что это значит?

– Ты совсем тупой? – уточнил Мейсон. – Это задница!

– В тюрьмах и прочих пенитенциарных учреждениях, заключенные часто проносят в прямой кишке телефоны, наркотики, деньги. Даже оружие.

– Я в кино видел, что так провозят кокаин через границу. Черт. Я совсем не думал об этом. Нужно досмотреть его.

– Я пас. – сказал Джо.

– Тебе надо, ты и досматривай. Но учти, смотровой кабинет я только что вымыл.

– Лучше молчи, Мейсон. – ответил Джо. – Твоя рожа и так похожа на сифилис, не шевели ей.

Мейсон впервые воздержался от колкого ответа. Он побаивался задирать здоровяка Джо.

– Ладно. Могу и сам. – Кори отодвинул свой кофе и суп. Встал из-за стола и отправился досматривать Крашера. Как это происходит и что говорить перед этой процедурой Кори понятия не имел. Подобного им не преподавали. Кори решил, что любая модель обращения к больному перед инвазивной процедурой сойдет.

– Чарльз Крашер, пройдемте со мной в смотровой кабинет.

Крашер, выковыривавший из супа кукурузу, очень удивился. Но все же без вопросов последовал за доктором.

Они вошли в светлую смотровую. Крашер уселся на кушетку и стал болтать ногами.

– Я должен провести досмотр, на наличие запрещенных предметов. Пожалуйста разденетесь и встаньте в коленно-локтевую позу. – Кори побагровел пока говорил это. Было стыдно, будто он снова сказал какую-то чушь перед всей аудиторией, и все смеются над ним. Сестра громче всех.

– Чего сделать?

– Раздеться и встать…

– Где твои манеры, Виски? Мог сводить меня в рыгаловку и подарить цветы для начала.

– Черт тебя дери, Чарльз! Лучше сам достань телефон из своей задницы.

– И кролика из шляпы? Что ты за чушь несешь?

– Ты прячешь телефон! Я уверен в этом.

– И телефон, и пробирку с полонием. – Крашер затих за ширмой. Кори на секунду показалось, что он уже сбежал, но глядя на просвечивающий силуэт, Кори увидел, что тот выполнил все его просьбы.

Кори смотрел на упаковку перчаток и не решался. Это отвратительно. И унизительно. Для них обоих.

– Виски, ты уже вошел?

– Пошел ты к черту, Чарльз.

Крашер быстро натянул штаны и вышел из-за ширмы.

– Ты расстроен из-за Дианы? Ее так и не нашли?

– Нет. Не только. Ты был прав на счет этого города. Здесь творится какая-то срань. У тебя когда-нибудь были галлюцинации?

– Слуховые, зрительные или тактильные? – уточнил Чарльз. И это уточнение было просто пощечиной по его образованию.

– Любые.

– Были. Чего со мной только не было. Ты же видел мою историю болезни. Главное не терять связь с реальностью.

– Как тогда получилось, что ты убил двадцать восемь человек? Потерял все же связь?

– Я знал, что делаю. И не двадцать восемь, а семнадцать. У тебя рука гноится.

Кори спрятал руку в грязном бинте в карман. Чертов нюх Крашера точно, как у собаки.

– Видения не стоит игнорировать. Если не будешь с ними бороться они станут все чаще. И ты перестанешь осознавать кто ты и где ты. Но голоса все же хуже. Ты не слышишь голоса, которые приказывают тебе?

– Да, голоса начальства.

– Эй, вы закончили? Мне нужно осмотреть больного. – дверь открыла Барбара. Она не ожидала отрицательного ответа, так как была уже в перчатках и маске, а охранник вел загруженного транквилизаторами больного.

– Конечно, доктор Калуум. Пожалуйста. Мы уже уходим. – Лоусон вытолкал Крашера в коридор. Еще мокрый пол и проветривание после обеда. Холодный сквозняк гулял в коридоре. Крашер шел молча и пялился в пол. На обувь Кори. Нужно спросить его про дневники, карты, про землянку, ловушки. Он точно что-то знает.

– Чарльз, скажи мне… – Кори прервал телефонный звонок. Номер со стаканчика кофе.

– Да. – Лоусон сменил строгий врачебный тон.

– Это Ирма. Я тебя не отвлекаю?

– Нет конечно. Что-то случилось?

– Нам привезли материалы, для ремонта. Я не могу занести их в церковь, а скоро начнется дождь. Не мог бы мне помочь?

– Конечно, Ирма. Буду через полчаса.

– Ирма? – переспросил Крашер. – Ты замутил с дочуркой священника? Она же школьница.

– Я просто помогаю ей.

– Она должна быть девственницей до свадьбы, значит дает в задницу.

Лоусон молча захлопнул камеру. Он забыл, что хотел спросить. Он поехал к Ирме.

Дождь вот-вот готов был пролиться. Стеклопакеты, ламинат, банки с грунтовкой. Все это было накрыто пленкой, Ирма сидела на крыльце. Она могла и одна все это унести. Эйприл вон бочонки с пивом катает и не просит помощи. Но даже если Ирма и схитрила, Кори был рад, что она позвонила именно ему.

– Где твои братья и сестры?

– В школе.

– А ты почему не на занятиях?

– Отец сказал, ждать доставку.

– У тебя выпускной класс. Ты должна думать об учебе. – Кори подхватил первый стеклопакет и занес в церковь. Без толпы деревенщины здесь пахло ладаном и сухим деревом. А не потом и перегаром, как на воскресной службе. Лоусон управился за десять минут.

– Спасибо, Кори. Чем займемся? Может сходим в торговый центр.

– Может, сделаем домашнее задание. Ирма, я очень хочу с тобой погулять, но я не хочу, чтобы ты осталась без диплома.

– Ладно. – Ирма села на скамью для прихожан, Кори развернул вторую и сел напротив нее.

– Это тест по биологии и контрольная по физике. Я сдала на двойки. Если не пересдам до конца месяца, мне конец.

Кори раскрыл аккуратные девичьи тетрадки. Тест по биологии, да легко. Он микробиологию и биохимию закрыл досрочно. А вот физика, даже школьная, хуже темного леса Отектвуда. Лоусон машинально достал сигарету и закурил, отмечая крестиками правильные ответы.

– Можно, мне тоже. – Ирма потянулась к пачке, но Кори отодвинул ее.

– Нет конечно! Тебе нет двадцати одного.

– Ты зануда. Тебе говорили?

– Постоянно. Что твой отец скажет?

– Он сам курит! – Ирма обошла лавочку и схватила пачку.

Прикуривать семнадцатилетней дочери священника в церкви. Таким Кори еще не занимался. Сестра обзавидуется.

«При самоопылении гетерозиготного высокорослого растения гороха (высокий стебель – А) доля карликовых форм равна?»

– По второму закону Менделя, при скрещивании гетерозиготных организмов в потомстве идет расщепление по генотипу один к двум и к одному, по фенотипу один к трем. Значит появиться двадцать пять процентов рецессивных особей. Ответ двадцать пять.

– Ничего себе ты умный. Я не слова не поняла.

– Это не сложно. А вот с физикой я тебе не помощник. Для меня это китайская грамота.

– Может у тебя есть знакомые, кто мне поможет.

– Вообще-то есть. – кивнул Кори.

– Подожди, – девушка прижала к уху телефон. – Да папа, – Ирма быстро затушила сигарету, будто отец мог видеть ее. – Святая девая Мария! Какой ужас. На улицу страшно выходить. Да, конечно. Пока папа. И тебя храни Господь.

– Что случилось?

– Пропала еще одна девушка. Алиша Вилдвуд.

– Еще одна. Чем полиция вообще занимается?

– Отец сказал, помочь отряду добровольцев.

– Ты не пойдешь одна. Девушки теряются. Я с тобой. Я хочу в отряд добровольцев. Моя подруга Диана тоже пропала несколько дней назад.

Возле водонапорной башни, словно пикник ко дню города. Вереница машин у обочины. Колбан справлял нужду возле дерева и одновременно отхлебывал из банки миллера.

Шериф тоже загрязнял природу своими окурками.

– Студент! Тоже решил присоединиться? Смотри не угоди в медвежий капкан, с твоим везением.

– И вам добрый день, шериф. Еще одна девушка пропала?

– Да. Алиша Вилдувд. – Айк протянул Кори фотографию, распечатанную на обычной бумаге. Кори видел Алишу, когда только приехал в Отектвуд. Она и ее друг заплевывали остановку шелухой от семечек и распивали пиво.

– Это маньяк? – спросил Кори.

– Меньше смотри детективов. Вы с Игмен в пятой группе. Вот рация. Навигатор есть?

– Шериф Айк, они все похожи. Цвет волос и глаз. Фигуры. Возраст.

– Один образ жизни. Родители алкоголики, приводы в полицию, дружки бандиты. Вилдвуд могла отсосать дальнобойщику за пачку сигарет. Ее труп в канаве, лишь вопрос времени.

– Но Диана не была такой.

– Все, топайте.

– Шериф прав, Кори. Они вели распущенный образ жизни.

– Ирма, ты веришь в бога, разве шериф вправе судить других? Или ты? Нет. Это может делать только Бог. Жертва никогда не виновата. У них была не сладкая жизнь.

– Эй, Лоусон! Ты собираешься платить за мою тачку? – длинноволосый мужчина, в грязном подобие военной формы и банкой пива в руках окликнул Кори. Он не сразу узнал Сэма. Месяц назад, когда он давал ему ключи от машины, он не был похож на бездомного алкоголика, хотя возможно был какой-то праздник и он в тот день вымыл голову.

– Сэм, я звонил тебе в воскресение.

– В воскресение я сплю с похмелья. Это все знают.

А в другой день разве нет?

– Вы уже связывались со своей страховой компанией?

– Их филиал закрылся. Придется ехать в Джорджию. В Гриффине их ближайший офис.

– А факс не пробовали отправить?

– Чего?

Кори закатил глаза, но тут же схватив Сэма за плечи, сказал:

– Я сам съезжу и получу деньги за машину. И документы за вас заполню.

– Да что хочешь делай, парень, только убери свои руки и верни бабки.

– Позвоните мне, когда будете не с похмелья.

Граффин. А именно оттуда Батеки издает свою чушь.

– Надо было настоять на своем, Кори. Пусть бы сам ехал. А так ты показал себя тряпкой. – сказала Ирма.

Интересно, а кто в ее глазах не тряпка? Местные пьянчуги? Отец шовинист?

– Мне просто нужно туда по делам. Убью двух зайцев и отпрошусь с работы.

– Здесь жутко. – Ирма прижалась к плечу Лоусона и взяла его за руку.

– Не бойся. Я с тобой. И у нас есть рация.

– Как думаешь, Кори. Тот, кто убил этих девушек тоже здесь? Он может искать их вместе со всеми?

Вопрос застал Кори врасплох. Убийца одной точно здесь. Ведет школьницу за руку по лесу.

– Такое возможно.

Ирме на поиски было плевать. Она то пялилась в экран своего телефона, то жалась к Кори так, что тот едва не падал. Темнело. Кори отдал свою куртку Ирме. Поисковые отряды расходились. Сдавали рации шерифу Айку. Возле его форда уже припарковался отец Игмен.

– Ирма, что одеться нормально не могла?

– Извини, папа. – Ирма опустила глаза, покраснела, отдала Кори куртку и быстро села в машину.

– Вас подвести, доктор Лоусон?

– Спасибо, но я поеду в больницу.

– В больницу? – услышал Айк. – Мне тоже в ту сторону. Прыгай, студент.

– До встречи, Кори. – Ирма махнула из машины рукой, но тут же осеклась, под взором отца. Он не очень-то был рад новому другу дочери.

Лоусон залез в прокуренный шерифский форд. Кантри радио. Окна не открывались, под задним сидением было наблевано. Кори не знал, как начать беседу. И не хотел. Айк переговаривался по рации, Он завез Лоусона на стоянку больницы. Его видели по меньшей мере человек десять. Теперь в свою новую бесплатную землянку не уйти. Придется ночевать в Отектвуде.

Днем в общем шуме не так слышно, как стонут умирающие больные и как треплется по телефону сестра Грегсон. Лоусон спустился в подвал корпуса Д. Тут никто не умирает и не пускает газы, кроме спящего охранника на входе.

Дежурным доктором сегодня был Фарелл. Он еще с ужина спал пьяный без штанов в душевой для персонала.

Кори остановился у четвертой палаты. Морган Смит лежал на животе, ногами к дверям. Он еще не спал, глаза блестели в ночном освещении отделения.

– Морган.

– Что?

– Ты ведь слышал, что в городе пропадают девушки?

– Да. У нас тут санитары вместо СиЭнЭн.

Лоусон был рад, что ему удалось пойти на контакт с Морганом. Что он больше не собирается размозжить ему череп. Или собирается, но из вежливости это скрывает.

– Они все похожи на твоих жертв. Что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что они похожи на шлюх. – Морган уткнулся лицом в подушку. Он закончил разговор.

Лоусон вошел в кабинет, и прикрыл двери в ванную для персонала, чтобы не видеть доктора Фарелла. Во время разговора об убитых Смит был возбужден. Частый пульс, расширенные зрачки, Кори открыл историю болезни и полицейские дополнения. Внешность и способ убийства совпадали. Только Смит еще и был насильником. Кори просил еще одну маленькую деталь. И она нашлась. Все убийства Смита приходились на выходные, как и сейчас. Эбхаус он видел в пятницу. В воскресение пропала Ронаски. И Вилдвуд тоже в ночь воскресения. Морган работал на заправке с шести до полуночи по будням. В пятницу у него был укороченный рабочий день. И только в эти дни он выходил в город, сидел в сытом Билле, пил и высматривал своих жертв. Либо кто-то очень хорошо копирует Смита, либо он покидает Отектвуд, что невозможно. Кори открыл рюкзак, чтобы убрать историю и увидел там тетради Ирмы. Он обещал ей контрольную по физике.

Лоусон тихо прошмыгнул по коридору, чтобы не разбудить других больных. Крашер не спал. Он стоял прямо возле решетки, будто ждал Лоусона.

– Ты топаешь как слон, Виски.

– Можешь помочь с этим? – Кори просунул тетрадь через прутья.

– Сделать уроки твоей подружке? Твоя наглость не знает границ. Давай сюда. – Крашер уселся на полу, где падал свет из коридора и принялся строчить примеры.

– С меня тоже услуга. Что хочешь. Только никого не убивать, не бить и не выпускать отсюда. Вообще ничего, что может принести вред другим.

– Нассать в кабинку Мейсона, это вред другим?

– Вообще то да, но в принципе, я и сам не прочь. – Лоусон смотрел на увлеченного Крашера. Его мозг чахнет без дела. Он мог столько всего сделать, внести вклад в современные технологии. Если бы не прикончил всех тех людей. Мог стать богатым и знаменитым.

– Что бы ты сейчас делал, будь ты на свободе?

– Откуда я знаю? Я же не на свободе. Болтался бы где-нибудь.

– Ты ведь писал статьи для технических журналов. Почему бросил это?

– Мы давно ни черта не добываем на территории своей страны. Когда я писал те статьи я не слишком разбирался в политике. Да и кому нужны научные статьи ненормального? Это же не пятьдесят оттенков серого. – Крашер закрыл тетрадь и протянул Кори. – Готово. Твоя подружка может поступать в ЭмАйТи.

– Спасибо, Чарльз. Спокойной ночи.

– Виски, стой. Я передумал на счет кабинки Мейсона. Оставайся работать в Отектвуде.

Кори не стал оборачиваться. Нассать в кабинку Мейсона было бы куда проще. В той просьбе не было столько отчаяния. Ну что он может ему ответить? Не соврать, не отказаться. Не оборачиваясь, чтобы не встретится с Крашером взглядом он вернулся в кабинет. Фарелл перевернулся на другой бок и теперь дверь закрыть было нельзя. Крашер и то был лучшей компанией.

Кори нужно было выспаться перед поездкой, но, как назло, сон не шел, а ключ от шкафа с таблетированными препаратами Грегсон снова забыла вытащить из кармана и таскает с собой.

«Привет. Чем занимаешься?»

Кори и не надеялся получить сообщение от кого-то, кроме загадочного анонима. А это была Ирма.

«Физику решаю.»

«А я смотрю ТЛСи. Семья весом в тонну.»

В школе Кори не выпадало удачи вести ночной обмен смсками с одноклассницами. Нужно было дожить до двадцати пяти, что бы старшеклассница написала тебе после полуночи.

Кори не нашел ничего лучше, чем сделать селфи с тетрадью Ирмы и отправить ей.

«Тебе идут очки. Ты в них такой милый.»

И следом за сообщением пришло фото самой Ирмы. Без строгого платья футляра, в котором не было видно ни дюйма кожи, а в домашней маечке. С мокрыми после душа, вьющимися волосами. Фото было плохого качества, засвеченное экраном телевизора, но все равно очень интимное.

– Нет, Кори. Даже не думай. Она школьница. – Лоусон стукнул по столу. Очень тяжело приказывать себе. Ты ведь не сможешь потом сам себя наказать, за невыполнение.

«Можно еще, а то это смазалось.»

Позвонить Рейчел и рассказать, что разводит семнадцатилетнюю девчонку на фотки. Не самое время. Судя по историям в инстаграмме, она очень весело проводит время и без него в Сохо. А говорила, что без близнецов Лоусонов вечеринка не вечеринка. Для веселья достаточно одного Лоусона. И это не Кори.

Следующее фото от Ирмы было лучшего качества. Она фотографировалась в зеркале ванной комнаты, прижимая груди локтями друг к другу. На белой коже рук красовались несколько красных тонких полос. Ровных и широких. Одинаковых по длине и ширине. Кори не мог определить ожоги это или ссадины. Но они настораживали. Вид избитого тела Ирмы в его сне встал перед глазами. Нет. Ее поцарапала кошка. Или она обожглась, когда готовила. Кори стоило позаботиться о своей руке. Он снял промокший бинт. Раны были воспалённые. Желтый гной был на повязке и по краям. Пришлось вставать, идти в процедурный кабинет, найти там перекись, которая, судя по отсутствию эффекта была разбавлена водой процентов на сто.

Сжимая зубы, Кори залил руку антисептиком. Он возможно тоже был разведен, но жег так, что слезились глаза. Надо бы пропить антибиотики, да только воды в кране нет ни холодной, ни горячей. И антибиотиков нет. Есть только оставленная у входа в ванную бутылка Грантса и пачка леденцов для диабетиков.

Дромомания

Алабама, Отектвуд, 7:30 a.m.

– Доктор Шварц! – Кори бросился к машине главного врача и тот опешил, приняв Кори за попрошайку, что моет окна, или показывает в окно голую задницу.

– Доктор Лоусон, вы что ночевали под забором?

На пассажирском сидении сидела Алана, отвернув лицо к окну и делая вид, что не знает Кори и вообще это не она.

– Нет. Я приехал пораньше, чтобы заполнить дневники и отпроситься у вас. Мне нужно в Гриффин, получить страховку на машину.

– Ты брал машину у этого раздолбая Сэма? Удивительно что его машины вообще застрахованы. Или это фирма однодневка.

– Вы умеете обнадежить.

– Езжай, Кори. Но что бы до шести вернулся, у тебя сегодня дежурство. Возьми машину у Уила. Это напротив заправки. Цены у него дороже, но зато есть нормальная страховка и автомобили класса люкс, а не развалины прошлого столетия.

– Спасибо, доктор Шварц.

Кори пришлось бежать. До города его довез Фарелл. Точнее Кори довез Фарелла до дома, на его машине. Он так и не смог найти ключи в карманах Лео и оставил его на лужайке. Полторы мили до заправки. Обещанный Шварцем сервис заключался в кулере на улице, к крану которого прилипла улитка. Уилл разгадывал кроссворд и сплевывал на пол жевательный табак.

Кори получил ключи и наставления не сжечь еще одну машину. Это оказался белый грязный форд куга две тысячи девятого. С кондиционером, функционирующими фарами и полностью опускающимися стеклами. В салоне пахло приторным кокосовым освежителем. Кори положил свои права в саже на переднюю панель, заправился напротив и вышел на трассу. Машина шла мягко. Фуры редко показывались в зеркалах. Огненные кроны вперемежку с вечнозелеными соснами проносились за окнами. Небо стало ниже. Острые верхушки не царапали его больше. Тучи остались позади. Впереди показался перечеркнутый знак Отектвуд. Кори сильнее зажал педаль, как в лобовое стекло выскочил олененок. Он шуганулся назад, затем вперед. Лоуосн дал по тормозам, завернул руль и ударился об него же лицом. Осколки очков посыпались внутрь и воткнулись в скулы. Кори распахнул дверь и выпал на асфальт.

Тело снова предательски отказывалось подчиняться мозгу. Оно хотело лежать посреди трассы, пока его не переедет грузовик. В ушах звенел визг тормозов. Пахло жженой резиной и мерзким кокосовым освежителем. Кори не спеша вытащил все кусочки стекла из щек и бровей и только тогда смог открыть глаза. Он смотрел вверх и бескрайнее небо без единого облака поглощало его. Кори пролежал так минуту, или тридцать или час. Он даже не понял. Вскочив на ноги Лоусон, осмотрел автомобиль. Если с его зрением можно было судить, то он бы сказал, что легко отделался. Ни одной царапины. Форд остался посреди дороги, просто развернулся. Оленьей крови и шерсти не было на бампере. Облегченно выдохнув, он вернулся за руль. Ехать можно было, закрыв один глаз, и Кори поехал. Только деревья становились все выше, а голубое небо пожирали черные тучи. Он едет в обратную сторону. Черт. Кори вновь дал по тормозам и ударил кулаком по баранке руля. Черные мушки залетали перед глазами. Ну куда он поедет без очков. Ну куда он поедет в таком состоянии. Нужно вернуться.

– Нет! – выкрикнул Кори и резко обернулся, будто на заднем сидении был пассажир. Сердце билось в горле. Подступила тошнота. Это Отектвуд. Он не отпускает его. Меньше мили до знака. Он не даст ему выехать. Асфальт потрескается, стадо диких кабанов затопчет машину. Двигатель заглохнет. Он никогда не сможет покинуть Отектвуд.

«Оставайся в Отектвуде.» – измученный голос Крашера звал его.

– Нет. – Кори не мог ухватиться за ключ дрожащей рукой. Голова кружилась. Он уже не различал в какую сторону ему ехать, но все же развернулся и что есть мочи втопил вперед. Плевать если он разобьется, плевать если его остановит патруль и отберет документы. Главное не останавливаться. Главное не оставаться в Отектвуде. Если стрелка сдвинется влево, ему конец. Кори пронесся мимо знака и сбросил скорость. Радио зашипело, хотя Кори даже не включал его. Завопила Лесли Гор.

«Интересно, она еще жива?» – пронеслось в голове Кори, и он увидел желтые осенние поля. Неспешно проезжающий мимо трактор. И кавалькаду грузовиков вывозивших лес. Они ревели и гудели. Из открытых окон орали самые разные радиостанции и вылетали окурки. От всего этого шума, после звенящей тишины Отектвуда гудела голова.

– Ты что уснул?! – рявкнул водитель бензовоза в открытое окно машины Лоусона, и он понял, что большинство сигналят ему. Спидометр едва доходил до пятидесяти и Кори, перестроившись, поехал быстрее.

Тошнота прошла, голова не кружилась, ехать, зажмурив один глаз, было не так уж и сложно. Он будто сбросил тяжелый рюкзак. Будто сдал экзамен по паталогической анатомии. Необъяснимая легкость ума и тела накрыла Кори с головой. Он притормозил у обочины, чтобы усмирить эту эйфорию, выставил ноги на песок и закурил. Через две затяжки пришло осознание. Как можно было раньше этого не замечать. Как можно было не забить тревогу. У него панические атаки, нарушения сна, зрительные и слуховые галлюцинации. Он не соблюдает правила этики общения с пациентами. Он ночевал в землянке в лесу. Сжег дом. Убил свою подружку закопал в лесу, а потом как ни в чем не бывало записался добровольцем в поисковой отряд. Он чудовище. Повернул голову к боковому зеркалу, Кори увидел там бледное, заросшее рыжей щетиной, осунувшееся лицо. Изрезанные скулы, искривлённый нос с горбинкой. Перекошенные очки без линз, черные круги под глазами, а в глазах лопнули капиляры. Рваные кеды, грязные ногти. Действительно чудовище. Он смотрел в зеркало и не узнавал отражения в нем. Это не может быть он. Не может за месяц человек превратиться в уродливый скелет с безумными глазами. Не в силах больше смотреть, Лоусон закрыл лицо руками. Но ничего не поделать. Ему придется с этим жить. Он жил с этим в Отектвуде, но там эти воспоминания казались снами, а здесь за его пределами, это случилось будто минуту назад.

Джорджия, Гриффин, 11:55 a.m.

Левый глаз, слезился от солнца. Провинциальные городки сменяли друг друга. Фирма, где страховался Сэм, чудом оказалась настоящей. Вежливая молодая секретарша с радостью взяла у Кори документы. Она что-то спрашивала, но Кори молча уставился в календарь на стене.

– Вы должны передать ее арендодателю в течении семи рабочих дней. Вы меня слышите, мистер? Вам плохо? – секретарша стала обмахивать Кори листом бумаги, который только что хотела ему отдать.

– А нет. Все нормально. Спасибо. – шатаясь, Кори двинулся к выходу.

– Вы уверены?

Кори вышел на воздух. На улице было душно и жарко. Время обеденного перерыва и все вывалили на улицу к ларьку с тако. За ларьком здание с красной крышей. Вторая улица два, дробь пять. Адрес с обложки дешевого чтива. Кори с трудом перешел улицу. Автомобили сигналили, люди у ларька фаст фуда, крутили пальцем у виска. Кори распахнул стеклянные двери и привлек к себе внимание работников, у которых обеда не было.

– Здравствуйте, вам помочь?

Если он будет так себя вести, то они выгонят его, или вызовут полицию.

– Добрый день. Я из ХарперКолинз. – выпалил Кори. Это единственное название связанной с издательскими домами в Нью-Йорке, что он помнил, и он даже не был уверен, что оно все еще существует.

– Присаживайтесь. Хотите чаю или кофе?

Они ему поверили. Или выжидают время до приезда полиции.

– Спасибо. Кофе. Без молока. Я бы хотел связаться с Брюсом Батеки. Вы можете дать мне его контактный телефон. Или адрес.

– Вы имели ввиду Честера Честити?

Честер Честити. Автор статей об авариях на рудниках. Мистицизм и бульварная порнуха. Вот так универсальный писатель. Литературный негр, черт возьми.

Кори мысленно отругал себя за слово «негр». Даже произнесенное мысленно. Он записал адрес на ладони. Но не стоит рано радоваться. Он все еще монстр и с этим надо что-то делать.

По адресу, записанному на руке, размещалось что-то вроде ночлежки. Даже не мотеля. Разбитые ступени, подростки нюхали газ из зажигалок прямо на крыльце. Девушка мексиканка в одном белье что-то кричала в окно и бросалась камнями. Разогнав подростков, из подъезда выбежала другая девица, она сбила ту, что бросала камни с ног и принялась таскать за волосы по траве. Атмосфера не лучше, чем в Отектвуде. Кори прошмыгнул в коридор.Спотыкаясь о детские коляски и мусорные мешки с бутылками, он нашел табличку с нужной фамилией и постучал в дверь.

Загремела цепочка и в щели показался мужчина. Кори прикрывал один глаз, чтобы разглядеть полноватое лицо, потную майку с пятнами кетчупа и порезы от бритья на щеках.

– Кто?

– Я хочу подписать книгу.

Дверь захлопнулась, цепочка снова звякнула и Кори пустили в маленькую комнату, заваленную мусорными пакетами. Вместо кровати надувной матрац. Вместо стола табуретка, на ней пустая коробка от пиццы. На столе старый компьютер в пыли, аптечные баночки и пустые бутылки дешевой водки. На стене прошлогодний календарь с девушкой в купальнике.

– Какую книгу тебе подписать?

– Сестрички милосердия.

– Давай сюда.

– У меня нет с собой.

– Тебе книжку подарить? – Честер подошел ближе и Кори зажмурился. Сколько дней он не чистил зубы?

– Может еще вызвать такси и дать денег на крэк? Пошел вон отсюда.

– Нет! Мистер Честити, мне очень нужно с вами поговорить. Пожалуйста. Я из Отектвуда.

Честер отпрянул. Отскочил к столу. Опрокинул свои банки с таблетками.

– Уходи. Не надо.

Он был напуган. Здоровый мужик с волосатой грудью, дрожал как ребенок. Кори прекрасно знал это чувство. Оно тоже пришло к нему, когда он покинул город. Тенью с камнем в кармане. Кратковременной дыхательной недостаточностью. Слезами без причины.

– Мистер Честити, я понимаю вашу реакцию. Мне нужна ваша помощь.

Дрожащими руками Честер открыл новую баночку ксанакса, отправил капсулу в рот и запил водкой прямо из горла. Пил он, а противно было Кори.

– Извини, парень, – Честер отдышался и пришел в норму. – Ничем помочь не могу. Могу только дать совет. Беги оттуда. Не возвращайся. Оставь там все. Оно того не стоит.

– Я сам из Нью-Йорка, – не смотря на протесты, Кори прошел дальше в комнату и уселся на табурет, служивший столом. – Приехал на практику. Я психиатр.

– Ты психиатр? – Честер усмехнулся. – Больше похож на пациента чем на врача.

– Я и сам так думаю. У вас тоже это было? Видения. Расстройство поведения. Синдром злого двойника? Я ничего не понимаю. Мне страшно. Как и вам. Вы были там. Вы писали те статьи о резервации индейцев?

– Писал. Было дело. Пить будешь? – Честер протянул Кори бутылку.

Пить не хотелось, но надо было унять дрожь в голосе. Кори отхлебнул водку прямо из горла и его едва не вырвало. Пустой желудок быстро обожгло. Слабость разлилась по мышцам.

– Я нашел дневники, пытался расшифровать, но моя девушка их сожгла. Я видел ловушки в лесу. Мой пациент сказал мне, что эти земли… они обладают силой.

– Дневники? Ловушки?

– Я не сумасшедший! – огрызнулся Кори.

– Я знаю. Я тоже был таким. Как тебя зовут?

– Доктор Кори Лоусон.

– Доктор! – хмыкнул Честити. – Знаю я таких докторов. Я Честер. Я расскажу тебе об Отектвуде. Но при одном условии. При двух.

– Каких?

– Первое: ты уедешь из Отектвуда, забудешь все что там случилось и заживешь как прежде. Второе: ты сгоняешь за пойлом и сигаретами? А то я постирал джинсы.

– Да. – кивнул Кори.

Честер откинулся на свое кресло, нашел в пепельнице самый длинный окурок и прикурил его заново. Магазин был рядом с домом. Кори несся назад с пакетом, даже не надеясь, что ему вновь откроют. Но Честер открыл.

– Я жил в Мобиле. Начинал работать журналистом. Женился. Тоже на журналистке. Мне нужны были деньги я хватался за любую работу. Мне предложили осветить аварию на шахте в Отектвуде. Я сразу согласился, оплата была очень хорошей. Это было одиннадцать лет назад.

Кори вздохнул. Придется выслушать все прологи этого горе писателя. Честити вскрыл новую бутылку и отхлебнул даже не поморщившись.

– Когда я приехал в Отектвуд я был поражен. Такую природу я только по дискавери видел.

– Да, я тоже.

– В свой первый день я познакомился с замечательными, как мне казалось людьми. Сайман Вудроу и Освальд Крашер. Директор рудника и главный инженер.

– Отец Чарльза Крашера?

– Не перебивай. Они сделали мне большую экскурсию по предприятию. Я думал, что шахта – это прорезь в горе с вагонетками и рельсами, как в старых вестернах. Все оказалось намного серьезнее. Я спустился на место аварии и то, что я там увидел, произвело на меня необратимое впечатление. Я видел ДТП, я видел торговые суда, приходившие в доки с насмерть замерзшей командой. Но такого я не видел никогда. Во время взрыва, произошёл обвал породы. Многих шахтеров раздавило в лепешку. Реально в лепешку. Голова и лужа крови и фарша. Жаренного. Этот запах стоит у меня в горле до сих пор. Взрыву ничего не предшествовало. На месте не нашли ни одного чайника, ни одной лампы, ни одной сигареты, ничего, что могло бы сдетонировать. Все правила техники безопасности были соблюдены. Помню, они вывозили вагонетки с углем, а на нем была кровь и частички тех погибших шахтеров. Первую ночь я так и не смог уснуть. Я не знал, что еще можно было освящать? Ужасная трагедия, связанная с природным скоплением газа. В день моего отъезда объявили чрезвычайную погодную ситуацию. Это была зима. Декабрь. Дороги завалило снегом. Отменили автобусы. Выезд закрыли. Я проводил время в архиве. Изучил прошлые аварии, а их в Отектвуде было много. Правда не все были преданы огласке. Неделя под снегом. Я думал она пройдет быстро, но нет. Меня мучали кошмары. Сначала шахтеры. Охваченные огнем они тянули ко мне свои руки. Я напивался, чтобы уснуть, но это не помогало. Они начали выходить за пределы моих снов. Однажды я сидел в Сытом Биле, местный бар и задремал. А когда проснулся выяснилось, что вырубил стулом двоих человек и официантку. И я ничего из этого не помнил. Освальд замял это дело. Он и его жена Бетани посоветовали мне обратиться к доктору. Я лег в лечебницу Отектвуд, не официально, без страхового полиса. Вот тогда-то и начался настоящий кошмар. Те бедные люди, старики, что там лежали. На них всем было наплевать. Они медленно умирали. Их кормили через раз, санитары не меняли им постель. Я едва не свихнулся от одной вони, стоявшей в отделении. Меня взял на лечение доктор Томоко. В основном он специализировался на детской психиатрии, но почему-то решил работать со взрослым. А детей в отделении было очень много. Черт, дети почти всех семей лечились в Отектвуде. Девочки и мальчики, начиная с пяти лет. Мне было так жаль их. Был один паренек. Морган. Его мать прямо на глазах у мальчика занималась проституцией. Такая травма для ребенка. Доктор Томоко лечил его гипнозом.

– Морган Смит? Чтож, доктор Томоко его не вылечил. Он стал насильником и убийцей.

– Ну да. Разумеется, Томоко испытывал гипноз и на мне. Он ставил перед глазами такую штуку, вроде шариков Ньютона и вводил в транс. Ты все чувствуешь, но не можешь ничего сделать сам. В голове пустота и ты ждешь приказа Томоко. Сначала действия были невинные. Пропеть песню, попрыгать на одной ноге. А потом. Господи, – Честер отхлебнул еще раз. – Он мог внушить тебе, что бритва —это леденец. Заставить взять раскаленный инструмент и держать его, пока кожа не сплавится и не прилипнет к металлу. Задержать дыхание, пока не упадешь. Наносить себе увечья. Он делал это и с детьми. Он заставлял их бить друг друга по очереди. И меня. Представьте, здоровый мужик стукнет ребенка со всей силы. Еще был доктор Хамсвилл. Он погружал больных в искусственную кому и навязывал им определенные мысли. Включали какую-нибудь суггестивную запись на магнитофоне и так часами, сутками. Такую процедуру при мне проводили двум трудным подросткам с девиантным поведением. Один из них был сын Освальда. После их закрыли в комнате, без окон и мебели, оставив один нож на двоих. Живым вышел только один. Крашер.

Кори слишком живо представлял эти жуткие картины.

– Какие еще эксперименты проводили над детьми?

– Электросудорожную терапию, электросон, пичкали экспериментальными препаратами. Доктор Шварц сотрудничал с фармацевтическими компаниями и даже с военными. Черт знает, что они еще делали там с людьми. Я видел, как доктор Шварц и доктор Апекс внушали людям под радио и электростимуляцией, другую личность. Одному сироте, они внушили, что он женщина. Молодой женщине, которая пришла подлечить нервное расстройство пищеварения, они вбили в голову она собака. И та действительно ходила на четвереньках, ела из миски и лаяла. Она будто забыла человеческую речь. Другой девушке внушили, будто бы она влюблена в доктора Шварца. У Калуум, Томоко и Хамсвилла были соревнования. Кто свои методом быстрее доведет человека до сумасшествия. Они спорили на деньги. Доктор Калуум вызывала приступы эпилепсии с помощью светошумовой терапии. Людей, под воздействием галюциногенов, стимулировали светом и звуком, а потом записывали что они видели. Это был настоящий ад.

– Почему вы молчите об этом? Это нужно предать огласке!

– Не все так просто. Официально, меня там не было. К тому же, когда я вышел из Отектвуда, я ничего не помнил. Все мои воспоминания будто стерли. Они были отрывисты. Нереальны. Я вернулся в Мобил и у меня начались проблемы. Я стал агрессивным, нервным, я не мог выносить прикосновения других людей. Даже моей жены. У меня начинались приступы. Снова пришли кошмары, видения. Мне пришлось развестись, чтобы не причинить вреда моей жене. Я видел монстров. Мертвецов. Вся моя жизнь превратилась в один большой фильм ужасов, но я боялся обратиться к врачу. Потерять работу. Частично ко мне вернулись воспоминания в две тысячи одиннадцатом. Смазанные лица. И боль, которую мне приносили опыты доктора Томоко. В том же году произошла еще одна авария в Отектвуде, уже на другом руднике. Мне предложили поехать еще раз. Запрос сделал сам Вудроу. Я не мог отказаться. Я был на грани увольнения. Мне не чем было платить за жилье, я медленно спивался. И тогда я вновь поехал в Отектвуд. Освальд уже перевелся в другой штат. Якобы ему предложили должность лучше. Но он еще числился инженером в Отектвуде и регулярно приезжал. Они вызвали меня специально. Надеялись, что я вновь напишу про индейское проклятие. Про неправильную постройку города, но я нашел нестыковки в сметах и чеках. Деньги, которые выделялись Отектвуду на новое оборудование, Вудроу и Крашер клали в свои карманы. Шахтеры работали с техникой девяностых годов, аварийные уровни не закрывались. В них продолжали добычу угля. Шахтеры каждый день гибли или получали увечья и становились инвалидами. Но вину за это не нес никто кроме рабочих. Экспертизы и инженер техники безопасности подстраивали все так, будто шахтеры сами нарушали правила. Курили или употребляли алкоголь на рабочем месте. Что выносили из шахты оборудование и продавали его.

– И всем было плевать на коррупцию? Так же как родителям было плевать на то, что делают с их детьми в клинике?

– Это провинция. Моногородок. Родители тех детей в большинстве своем были алкоголиками, наркоманами и проститутками. Дома избивает отчим, а в больнице добрый доктор пропускает через твою голову четыреста вольт. А коррупция шла с верхушки. Крашер и Вудроу были только частью этой пищевой цепочки. К тому же шахтеры и правда тащили все, что не прибито. Я написал статью о бардаке, что там творится и отправил в свою редакцию, но ее не приняли. Якобы она не прошла ценз. Потом мне отказали в публикации из-за недостаточности доказательств. А мне негде было взять доказательства. Крашер и Вудроу бросили свою кормушку. Подчистили все. Зато всплыл мой инцидент с дракой в баре. Нашлись свидетели, которые якобы видели, как я бросаюсь на людей, на меня завели дело о непристойном поведении в общественных местах, вождении в нетрезвом виде и домогательствах к бухгалтеру рудника, которую я даже никогда не видел. Я только один раз разговаривал с ней по телефону, хотел встретиться и взглянуть на отчеты для налоговой, а через три дня она обратилась в полицию с заявлением на сексуальные домогательства. Меня обложили со всех сторон. Я потерял работу. Я был обложен штрафами. Я думал это самое ужасное, что могло со мной случится, но нет. Даже это был далеко не конец. Меня едва не убили. Сбили автомобилем прямо возле мотеля и выбросили в лесу. Тогда я во второй раз встретился с Крашером младшим. Он и в четырнадцать был очень агрессивным ребенком, а в семнадцать это был уже расчетливый больной убийца. Он убил свою опекуншу и подставил ее родного сына. Подговорил других приемных детей к лжесвидетельству. Сам обвиняемый ничего не помнил, так как был долбаным наркошей. Я его пожалел тогда. Думал родители испортили парню жизнь, лечением с пеленок. Он жил в лесу.

– Землянка в лесу? Это он построил? Сам? И ловушки? А дневники, я нашел там зашифрованные дневники.

– Сукин сын украл их у меня. Ловушки он ставил еще когда учился в школе. Как он мне сказал, прочитал о них в книжке про войну и решил проверить на деле. Одни могли покалечить. Другие реально убить. Ему было просто интересно. Дом он построил не сам. Там собирались строить еще один рудник, но финансирование прекратили. Крашер отгородил маленькое помещение, остальное залил бетоном. Ему помогали местные шахтеры, те за бутылку водки могут залить труп цементом и даже вопроса не задать. К тому же он реально был башковитый. Собирал взрывчатку, различные приборы, чтобы, например, вывести из строя камеру на заправке и украсть бензин. Взрывы он обожал. Постоянно мастерил что-нибудь опасное. Он изучал особенности добычи руды и строительства в этих местах и наткнулся на множество статей о старых шахтах, что строились еще до того, как наши штаты стали штатами. В Алабаме самый большой процент душевнобольных, по сравнению с другими штатами и это за счет жителей Отектвуда. Каждый третий там страдает каким-либо психическим заболеванием. От мала до велика. Крашер предложил мне залезть в архив, чтобы добыть материалы для моей статьи и реабилитировать меня как журналиста. Это было май две тысячи двенадцатого. Двадцатое число. Я совершил свое первое убийство. Кто-то разбудил охранника, полагаю это сделал сам Крашер. От всплеска адреналина у меня случился приступ. Мне показалось, на меня идет какое-то чудовище. Босой мужик, весь в крови и шапке с хвостом, какие носили сотню лет назад. Я задушил его, а когда очнулся, понял, что это был ночной сторож. Крашер помог мне убрать следы, мы сбросили, сторожа в заброшенный ствол рудника. И он сказал мне, что, если я не буду ему помогать выяснить, что здесь происходит он сдаст меня полиции. Я стал изучать архивные записи. Знаешь кем был основан город?

– Джоном Скоттом, он купил его у британцев?

– Нет. Это случилось на пятьдесят лет раньше. Первое поселение было основано британцами Доктором Генри Отектом и горным инженером Лукасом Вудом. У подножия местным гор, где пролегала крупная угольная жила жили племена Чокто, британцы выгнали их с тех земель и сделали рабами. Аборигены добывали уголь ценой своих жизней. Их не поднимали на поверхность пока они не сделают суточную норму. Они гибли от холода, голода и болезней. Хоронили их прямо там. Замуровывали трупы в стены шахт. Город стал богатеть и расширяться. Привлекал торговцев. Они построили его на старом кладбище индейцев. Но ни один Лукас был деспотом. Его друг Генри Отект проводил на чокто эксперименты. Он вскрывал их живьем, чтобы изучить организм человека. В Англии за такое его бы отстранили от практики, а то и вовсе посадили бы в тюрьму. Церковь таких опытов не одобряла. А здесь никто не мешал ему. Некоторые из его записей сохранились, но я потерял их. Он писал, как вырезал неразвившиеся плоды из материнских утроб. Как пересаживал органы свиней людям. Он тестировал свои отвары на индейцах, прежде чем продавать их людям. Но особенно он интересовался человеческим мозгом. Он делал лоботомии, вырезал живым людям определенные участки мозга и наблюдал за результатами. Так же он вел дневники о жизни города. Люди медленно впадали в безумие. В городе участились нападения, убийства и самоубийства. Приступы сумасшествия. К нему приходили люди и рассказывали о монстрах, что живут в лесу и о том, что индейские колдуны наложили на них проклятие. Разумеется, он лечил их своими карательными методами. Однажды в шахте случился пожар и Вуд закрыл рабочим путь наверх, пока они не вытащат уголь и инструменты. Пятьсот человек сгорело заживо. А потом, Лукас Вуд, в приступе безумия убил свою жену Дороти и четверых сыновей. Записи оборвались. Поставки прекратились. Началась гражданская война. Когда отряды с севера проходили через это место, то обнаружили, что весь город был мертв. Люди убили друг друга сами. Дети убивали родителей, родители детей. Соседи сжигали друг друга в подпертых домах. Топили в колодцах. Только через несколько лет, когда началась гражданская война. Когда Алабама присоединилась к штатам обнаружили останки поселения. Лукаса Вуда нашли застреленным в доме Отекта, а сам Генри Отект повесился на сосне у въезда в город. Их опознали только по бумагам, сами тела истлели. А о случившемся рассказали дневники Генри. На месте резервации построили походный госпиталь для раненых. После войны, шахту восстановили. Но никто до сих пор не знает, что произошло с теми пилигримами. Я видел их. Они являлись ко мне. Заживо сгоревшие Чокто. И Дороти Вуд. У меня были рисунки. История Отетквуда не заканчивается этим. Многие солдаты, что попали в тот госпиталь писали в письмах о кошмарах, что стали преследовать. Одни слышали голоса. Другие видели чудовищ. Все как один отмечали у себя приступы гнева и беспричинной тоски. Один солдат с оторванной снарядом рукой встал ночью, зарубил врача и несколько больных. Как ему удалось это сделать с такой травмой никто не знал. Другой подпер казарму при госпитале и поджог своих сослуживцев. Естественно, в этом обвинили южан. После окончания первой мировой в Отектвуде был особый прилив больных. Солдаты, не оправившиеся после ужасов войны, военнопленные, должники, прятавшиеся от мафии, политические смутьяны, особо буйные суфражистки. В тысяча девятьсот девятнадцатом там случился страшный пожар. Погибли почти все больные и много персонала. Уцелело только одно здание. Его быстро отстроили заново. Началась великая депрессия, которая наплодила множество сумасшедших. Во время второй мировой войны Отектвуд активно сотрудничал с вооруженными силами. Они якобы помогали настроить солдат на бои с нацистами. На деле же накачивали наших парней наркотой, чтобы те не боялись.

– То есть, индейцы прокляли янки три сотни лет назад и теперь в этом городе все сходят с ума? – Кори уже пожалел, что приехал сюда, выслушивать легенды пьяницы на транквилизаторах.

– Не Чокто. Сама земля противится нашему присутствию. Мы режем ее, копаем, бурим. А в лечебнице уродуют людям жизнь. Все как при Лукасе и Генри. Мы повторяем их ошибки.

– А та Дороти случайно не в голубом платье с копной волос?

– И с них капает кровь. Ты тоже видел ее? Это плохой знак. Когда я впервые увидел ее, то не придал этому значения. Одна среди сотни чудищ. Я зарисовывал их все. А записи шифровал. Так вот, я познакомился с девушкой. Ее звали Синди. Она одна могла дотронуться до меня, не вызывая у меня приступа. Она верила мне. Я тогда еще не помнил, что делали со мной в лечебнице. Крашер предложил повторить электросудорожную терапию. Он собрал подобие того, что используют в отектвуде. Изначально это была пластиковая каска с электродами. Я пожалел, что согласился. Крашер заманивал бездомных и плавил их мозги. Иногда он выходил в город, подсаживался к компании пьянчуг в баре, выискивал жертву, предлагал ей продолжить пьянку у себя, а у него продолжалась уже не пьянка, а настоящие пытки. Некоторые выживали. У них наблюдались амнезия и эпилепсия. Мы начинали с малого. Раз в три дня. В Отектвуде такие процедуры могли проводить по нескольку раз на дню в течение часов. Память стала возвращаться, но лучше бы не возвращалась. Я рассказал Синди обо всем, и она предложила мне убить Чарльза. Мы пошли к его землянке, но по дороге у меня случился припадок. Вместо Синди я увидел Дороти. Я испугался, что она была ненастоящей. Что она была видением, поэтому могла ко мне прикасаться, и я сбросил ее в одну из ловушек Крашера. Когда осознал, что сделал, я вернулся в мотель и выпил упаковку снотворного с водкой. Думал мои мучениям придет конец, но нет. Меня откачали и привезли в Отектвуд. В этот раз экспериментов не было. Меня просто пичкали таблетками, пока не перестал ходить, говорить, есть и стал гадить под себя. Я вышел оттуда через четыре месяца. Полностью сломанным и со справкой. Никто не верил в мои рассказы. От каждого издательства меня гнали поганой метлой. На мне было клеймо – псих.

– Но вы выбрались из Отектвуда. Вы смогли.

–Я уехал из штата и поселился в этом гетто для белых. Я не могу спать, не напившись до такой степени, что мочусь в штаны. Я не могу выходить на улицу не приняв таблетку. Не могу почистить зубы, боясь, что доктор Томоко в моей голове скажет мне воткнуть щетку себе в глаз. У меня в доме нет ни одного режущего или колющего предмета, даже ножниц. Я не могу приготовить себе еду, так как скорее всего спалю весь дом. Я не могу даже снять себе шлюху, потому что ее прикосновения в лучшем случае обернутся панической атакой. В худшем же я забью ее до смерти. Брюс Батеки и эта дешевая порнуха, единственное, чем я могу заняться. Единственное что связывает меня с моей прошлой жизнью, когда я был нормальным. И дает мне немного денег на бухло. Каждый день я просыпаюсь и жалею, что не умер во сне. Каждый день для меня – это новое мучение. Я просыпаюсь пью, иногда пишу, пока снова не упаду со стула или меня не вырвет на клавиатуру. Если не хочешь кончить так же, беги оттуда. Не оглядываясь беги.

– Боюсь я уже слишком много сделал, чтобы просто убежать. Мне нужно больше. Та женщина, которой внушили, что она влюблена в Шварца, это была Дарина Кейс?

– Да. Ты вообще читал «Сестричек милосердия»?

– Нет.

– Дарина и Арчибальд были любовниками. Это мне рассказала Летиция. А жена у Шварца ревнивая до безумия. Видимо он так скрыл связь от жены, сведя женщину с ума. У нее ведь остались муж и маленькая дочка. Отектвуд это большая выгребная яма. Морган Смит плод инцеста.

– Это я знаю.

– А то, что отец семейства Смитов был сутенером для своих дочерей? То, что Шварц спал со всеми женщинами в лечебнице, не только с сестрами и врачами, но и с пациентками. А потом делал из них дур, чтобы не попортить репутацию. Начнешь искать правду и сгинешь в этих стенах. Ты ведь врач, сам знаешь, как из здоровых делают больных.

– Я не знаю. Нас учат лечить, а не убивать. А доктора Фарелла вы знали?

– Лео. Его я знал. Чудак еще тот. Сначала я думал, что это один из пациентов. Шварц и компания с ним не общались.

– Он не знал, что происходило в больнице?

– Может и знал, но молчал. А может они его не посвящали в свои дела.

– Так все же вернёмся к вашим дневникам. Вы выяснили что-нибудь?

– Я выяснил только то, что город болен. И единственным спасением для него будет стереть его с лица земли.

– А те рисунки и схемы?

– Схемы и карты составлял Чарльз. А рисунки мои. Я зарисовывал свои кошмары, Синди, если, конечно, она была настоящая.

– А какие идеи у Крашера были на счет города?

– Кто знает, что варится в этой безумной голове. Его родителям стоило не лечить его, а придушить этого малолетнего маньяка в колыбели. Надеюсь, он в Отектвуде?

– Я его лечащий врач. А у него не было галлюцинаций?

– Говорил, что раньше были, а потом защитил свой разум этими индейскими татуировками. Тебе стоит сделать ему эвтаназию. Мир спасибо скажет.

– Я намеревался его вылечить. Он ведь почти смог выучиться, ты знал об этом? Он учился в Монтгомери и у него не было проблем с адаптацией и поведением, пока он не вернулся в город.

– Ты уже попал под его влияние. Этому человеку нельзя верить. Он втирается в доверие, а потом нож в спину втыкает. Яблочко от яблоньки. Его отец тоже убедит даже слепого в том, что тот видел, как шахтеры воруют. Но у Крашера была одна идея на счет лечебницы.

– Какая?

– Скорее всего, подорвать что-нибудь. На рудниках постоянно случаются пожары. И леса горят. Но на территории, где стоит лечебница пожар был два раза. В девятьсот девятнадцатом и в восемьсот девятнадцатом. Еще при Вуде и Отекте. Началось все с пожаров в рудниках, потом жители сожгли резервацию и половину города.

Кори взглянул на часы. До начала смены оставалось полтора часа. Честер уже прикончил бутылку и теперь смотрел на Кори пустыми поросячьими глазами, держась за стол, чтобы не упасть.

– Мне пора. Спасибо, мистер Честити.

– Не возвращайся туда. Не будь дураком. – крикнул ему вслед Честер.

Пробок почти не было. Лоусон вышел на скоростную трассу. Новые очки слегка давили на виски или это был осадок от беседы с Честити. Если все, что он сказал правда, то Отектвуд нужно закрыть, а его работников отправить в тюрьму. Только какие у него доказательства, кроме полоумного журналиста, который не был трезвым лет шесть. Честера было по-человечески жаль. Что бы с ним не делали в лечебницы его сломали. Он прав, смерть для него была бы лучше такой жизни.

Знак добро пожаловать в Отектвуд показался из-за деревьев. Солнце уже скрылось за соснами. Лоусон притормозил. Может Честер прав и ему стоит бежать оттуда. Наплевать на учебу и уезжать, пока он не превратился в то подобие человека, каким выглядел бывший журналист. Нет. Кори решил, что не сдастся. Он не верит в проклятия, он верит в науку. Он не сойдет с ума.

Как тяжело ему далась дорога туда, и как легка она обратно. Совершенно пустая трасса. Кори казалось, что он даже педаль газа не жмет. Машина едет сама. Отектвуд засасывает его.

Паническая атака

Алабама, Отектвуд, 6:15 p.m.

Кори успел. Дневная смена спешила к своим машинам. Кори торопливо надевал халат. Из разговоров санитарок он понял, что последнюю девушку нашли убитой. Машина Летиции Шварц оставалась на стоянке. Значит сегодня они уехали вместе с мужем. Силуэт Аланы двигался в окне корпуса Б. Она наливала кофе. Странно, она почти не берет дежурства в будние дни. Надо будет зайти поздороваться.

Обувь Лоусон менять не стал. Крашер совершенно точно узнал свои кеды, но почему-то умалчивает о своем жилье в лесу и своих знаниях.

Ужин только закончился и Мейсон собирал пустые контейнеры.

Дождавшись, когда Мейсон поднимется на первый этаж, Лоусон подошел к одиннадцатой палате и открыл дверь.

Крашер пребывал в каком-то меланхоличном настроении, что совсем не было на него похоже.

– Привет, Виски. – сказал он, не отрываясь от рисования на полу каракуль.

– Ничего не хочешь рассказать?

– Если то про Мейсона, то понятия не имею что произошло.

– Нет, не про Мейсона. Про Честера Честити, про ловушки в лесу, про твое убежище, про эксперименты над несовершеннолетними, которые здесь проводят.

– Не понимаю, о чем ты. – Чарльз по-идиотски улыбнулся.

– Хватит мне врать! Кого ты покрываешь? Я помочь тебе хочу! – Кори сорвался на крик и всполошил других больных. – Честити рассказал мне что с ним здесь делали. И с тобой тоже. И как ты его шантажировал. И как людей убивал. Я видел чертежи и карты, я видел твои ловушки, и спасибо за то, что похоже теперь у меня парализована правая кисть.

– А разве в медицинской школе не учат читать. Не ходите в лес! Осторожно дикие животные! Не лезь в это, Виски. Посмотри на доктора Фарелла, он не лезет и прожил уже пол века. А Апекс лез и теперь кормит червей.

– Зачем тогда мне оставаться в Отектвуде? Мне лучше пройти практику в другой клинике.

– Я просто… – с лица Крашера исчезли вообще все эмоции. Оно стало как ухмыляющийся камень. – Можешь уезжать. Тебя насильно тут не держат.

– Помоги мне. Три свидетеля из которых один нормальный. Мы сможем посадить всех, кто ставил опыты на тебе и других детях.

– Честити псих.

– Я не псих! Я видел твои карты, видел твои чертежи. Записи Честити. Да в этом городе, только у тебя бы хватило мозгов сделать те ловушки. Вы убили охранника. Ты восстанавливал ему память при помощи тока. Твой дед был сумасшедшим, поэтому твоя мать отдала тебя сюда. Она боялась, что ты станешь таким же. А ты стал еще хуже.

– У меня есть право выбрать другого врача?

– Выбирай. И да. Это твое. – Лоусон снял кеды и бросил их Крашеру под ноги.

В одних носках он добрался до кабинета под пристальные взгляды безумцев за решетками. И даже Рафаэль молчал.

Почему он не хочет помочь? Почему он боится сказать правду? Не в его стиле отказываться от своих деяний. И от чужих тоже.

Кори совсем запутался. Кафель холодил ноги, и он закинул их на стол. Сестра не брала трубку. Ирма не отвечала на сообщения. С чего он вообще решил, что Крашер ему помощник? Кто тогда отправлял ему сообщения? Кто душит девушек? И что делает Алана в том окне? Слишком много вопросов. И ни одного ответа.

Лоусон подошел к окну и встал на цыпочки, чтобы заглянуть в него. На улице было уже темно. Фонари погасли. После четырех персонал не ходил курить на улицу, а делал это в туалетах и на лестничных клетках. Алана размахивала руками и металась по кабинету. Она с кем-то спорила. Или ругалась. Но ее собеседника не было видно. Ее темный силуэт в желтом окне то исчезал, то пропадал. Лоусон открыл окно, чтобы закурить, но почувствовал запах гари. Он внимательно оглядел весь двор и закрыл окно. Гарью пахло здесь в кабинете. Лоусон обошел все. Понюхал лампу и розетки. Может Мейсон поставил чайник и забыл про него? Кори открыл дверь и едкий дым ударил ему в лицо. Коридор просто утонул в серых клубах. И пахло не просто дымом. Горелым фаршем. Так описывал этот запах Честити. Закрыв лицо рукавом Кори, ринулся к пожарной кнопке, но удар из-за двери процедурного кабинета заставил его замереть.

– Выпустите! Нам нечем дышать.

Среди криков Кори мог разобрать только эти слова. Дым валил из-под двери процедурного кабинета. Он невольно потянулся к ручке и то, что было за дверью сбило его с ног. Это были люди. В лохмотьях старой формы, с обгоревшими до красноты рук и ногами. Их лица просвечивали черепа. Некоторые были охвачены пламенем и беспорядочно метались.

«Их здесь нет.» – кричало сознание Кори, но он сам чувствовал жар огня. Слышал треск плоти.

– Выпусти нас. – толпа двинулась к Кори. Черные, от ожогов руки тянулись к нему.

Скользя носками по кафелю, Кори бежал, но не мог убежать. Как в плохом сне, ноги не слушались. Все, что было ниже пояса стало чугунным. Колени едва сгибались.

– Уйдите!

Один из обгоревших схватил Кори за халат, и доктор шлепнулся на пол. Если все это нереально, почему он чувствует, как огонь лижет его пятки. Почему он чувствует, как эти липкие руки пытаются содрать с него кожу.

Лоусон кричал. Но никто его не слышал. Больные будто исчезли, или они уже привыкли к постоянным воплям и стонам. Кори удалось ухватиться за решетку камеры и вставить ключ в замок.

– Виски? – Крашер вскочил с постели. Кори не мог разглядеть его лица из-за дыма. Он вполз в камеру и захлопнул дверь вцепившись в решетку.

– Что происходит, Виски?

– Ты что не видишь их? Чарли. Солдаты! Скажи, что видишь их! Прошу, скажи что тоже видишь их?

Изо всех сил он держал двери. Опаленные лица прижимались к решетке, опаленные руки слепо пытались дотянуться до него.

– Я вижу, – решительно ответил Крашер. – А ну пошли вон отсюда. – он со всей силы ударил по двери. Он хлестал их по рукам и велел убираться. Тела, словно из духовки послушались его. Они отошли от палаты и застыли в коридоре, вытянувшись, как перед генералом. Они больше не звали его. Не кричали о помощи. Просто пялились пустыми глазницами.

Лоусон не мог больше держать дверь палаты. Его била дрожь. Он открывал рот как рыба, пытаясь произнести хоть звук. Но из горла выходили только хрипы и свисты.

– Они ушли. Их нет. Посмотри, Виски.

Кори боялся повернуть голову. Он уцепился взглядом за Крашера и боялся потерять эту единственную частичку реальности. Чарльз подхватил его за подмышки и усадил на жесткую больничную кровать.

– Они сюда не доберутся. – Чарльз подергал двери. Снял его запотевшие очки и протер своей больничной рубашкой.

– Ты не видел их? Их ведь нет? Это не на самом деле? – спросил Кори и Чарльз растерялся.

– Они горели.

– Я знаю, – Крашер опустился на пол и достал из-под матраса таблетку. – Выпей это.

– Я не сумасшедший. Ты же знаешь. – Кори послушно проглотил таблетку. Чарльз еще раз подошел к входу в палату и пнул дверь.

– Ты не сумасшедший. Это Отектвуд. Я же говорил. Прости. Только не лишайся рассудка, слышишь. Он нам еще нужен.

Кори чувствовал, как дрожь спускается к пальцам ног и уходит. Как мышцы обмякают и как голова становится такой тяжелой, что шея больше не в силах ее держать. Он слышал голос Чарльза, но ничего не мог разобрать. Через силу он посмотрел в коридор и тот был совершенно пуст.

Алабама, Отектвуд, 4:30 a.m.

Будильник, зовущий на очередной ночной обход, звенел в кармане халата. Отечные веки раскрылись достаточно легко. Лоб упирался в больничную холодную стену. В бок втыкались жесткие пружины, а сверху будто навалили груду камней. Кори перевел взгляд со стены и увидел руку в черных рисунках, перекинутую через его грудь.

– Какого черта, Крашер? – Кори резко вскочил и Крашер со шлепком свалился на пол. – Что я здесь делаю?

– Ты вчера вполз в мою палату с криками «ты видишь их?». Я дал тебе диазепама из запасов, и ты отключился.

– Почему ты не разбудил меня. И почему лег со мной на кровать? Это ненормально.

– Тебя бы парад военной техники не разбудил. И это моя кровать. И моя палата. Я не настолько вежлив что бы спать на полу. Ты как?

– Я их видел. Как тебя сейчас. Галлюцинации ведь не могут убить?

– Галлюцинации нет. Но ты себя да. Ты мог разбить себе башку об пол.

– Я просто пришел сюда. Это я помню. Помню, как ты кричал на них. Помню таблетку. Дальше ничего не помню. И ты просто лег спать? —осторожно спросил Кори. – Ничего больше не происходило?

– Нет. – помотал головой Крашер.

– Слава богу! – Кори подобрал с пола свои ключи и пульт для вызова охраны. И в голове появились первые адекватные мысли. Как он мог просто лечь спать с пультом от охраны и ключами от запасного выхода. Почему не убежал. – Нет. Почему ты не сбежал? Мог запереть меня в палате и просто уйти.

– Ты можешь вернуться в Нью-Йорк в любой момент, но ты этого не делаешь? Хотя знаешь, что тебе здесь с каждым днем все хуже и хуже.

Лоусон демонстративно хлопнул решеткой и включил освещение. Пора было начинать обход.

– Обуйся, что ли. – Крашер подал ему через прутья пару кед, которыми вчера кидался сам доктор Лоусон.

Они разговаривали достаточно громко, но все же никого не разбудили. Кори сделал почетный круг. Проверил двери, запасной выход, два кабинета и санитарную комнату. Все было нормально. Если в учреждении для психически больных может быть что-то нормальное. Когда Кори завершал обход было почти четыре утра. Окна в соседнем корпусе были черными дырами. Холодный ветер гонял по двору неубранные листья. Крашер уже лежал и пялился в потолок.

– Принеси мне новую наволочку, эта вся в твоих слюнях.

– Извини, что повысил голос. Такое поведение недопустимо для врача. И для друга. В итоге, мне все же пришлось обратиться к тебе. Ты будешь говорить?

– А что тебе говорить? Если ты видел Честера.

– Какому именно лечению тебя подвергали, и кто подписывал на это согласие?

– Лично я, не подписывал ничего, где соглашался бы на десять часов электрички в сутки. Мы так называли электросудорожную терапию. После нее ты как мокрая туалетная бумага. Не ходить, не говорить, ничего не можешь. А в голове перекати поле. Ни сожаления, ни страха, не боли. Ничего.

– Гипноз?

– Нет. Доктор Томоко изображал из себя гипнотизера, но на меня это не действовало. Не знаю почему. Ему удавалось подчинять себе других детей и взрослых. А я оказался не восприимчив к гипнозу. Что бы он не узнал, я выполнял все его действия. Самым сложным, было не заржать во время его представления. Иначе электричка.

– Что он заставлял вас делать?

– Бить друг друга, пить кипяток…

У Кори замирало сердце, когда Чарльз перечислял все, подвиги местных докторов.

– Хватит. Да, после такого любой свихнется.

– Они и свихнулись. Но они были слабаки. А я нет.

– Ты напишешь об этом. О других детях, о Мейсоне. Обо всем. Мне нужны имена всех несовершеннолетних, да и вообще всех пациентов, которых подвергали калечащим практикам. Мы отдадим их под суд. Я буду твоим представителем. Я сейчас уеду, а после обеда приеду с юристом. Мы нотариально заверим твои слова. Только пожалуйста, не подведи меня.

Лоусон сидел на планерке и улыбался, глядя в лица палачам. Скоро они все заплатят за свои чудовищные поступки. Он встал, доложил о состоянии больных, и о том, что ночь прошла без происшествий.

– А где сестра Колбан? – спросил доктор Шварц.

Никто не знал. Все пожимали плечами. Колбан часто опаздывала. Может быть проспала? Кори было наплевать. Когда кабинет опустел он подошел к Шварцу и отвлек его от телефона.

– Доктор Шварц, разрешите мне уйти на час. Это все еще по поводу моей страховки.

– Конечно, доктор Лоусон. Езжайте. У вас все получилось? Фирма оказалась настоящей?

– Более чем. В течении трех дней они вышлют экспертов для осмотра машины.

– Вы не видели вчера сестру Колбан?

– Лично нет. Видел ее в окно, она была в процедурном кабинете на третьем этаже.

– Ясно, езжайте Лоусон.

Кори несся по трассе, не лучше сестры Эдисон. Не знаки, не лежачие полицейские не были ему указом. Он рулил одной рукой, другой прижимал телефон к уху.

– Ты сам не спишь и мне не даешь.

– Рейчел, у меня дело государственной важности.

– Если у тебя опять умер пациент, то просто заведи новую историю, перепиши листы назначений и приклей чужие анализы.

– Нет, Рей! Помнишь того писателя, Брюса Батеки? Я его нашел. Его зовут Честер Честити. Он действительно лечился в Отектвуде. Ты не представляешь, что он мне рассказал.

– Свою эротическую прозу наизусть читал?

– Нет, Рей. В Отектвуде действительно ставят опыты над людьми. Над детьми. Чудовищные. У меня волосы на голове дыбом встали. Я собираюсь написать на них жалобу.

– На основании бредней писателя эротомана?

– На основании показаний пациента, незаконно подвергнутого нетрадиционному лечению. Ни одна психиатрическая школа не встанет на их защиту. Так же у меня есть показания других пациентов. Пожалуйста, позвони нашему научному руководителю. Мне нужны будут его рекомендационные письма.

– Кори, остынь. А что, если ты окажешься не прав? Ты рискуешь вылететь из школы.

– Значит от тебя помощи мне не ждать.

– Нет, Кори. Я позвоню профессору Уоллесу. Будь осторожнее.

Осторожность нужна хирургам. А Лоусон психиатр. Как говорил профессор Хоуп «В нашей специализации нет такой ошибки, что не исправил бы кетамин.»

Сэм едва ли его узнал, но чеки и документы забрал. Пожал Кори руку и предложил еще одну развалюху. Кори вежливо отказался. Среди одноэтажных домов и пустырей не было ни одной вывески «Юрист». Была одна, «адвокат», но это оказался табачный магазин. Звонить семейному адвокату не хотелось, так как он мог проболтаться матери. В раздумьях, Кори добрался до церкви, со стороны жилой пристройки. Машины отца Игмена не было. Он каждый день, после утренних проповедей ездил в приюты и инвалидные дома. Перемахнув через низкий заборчик Кори взбежал на крыльцо и постучал. Ирма открыла дверь в длинной майке до колен и шлепанцах. Под майкой не было лифчика и Кори слегка перехватило дыхание. После монашеского черного платья это впечатляло.

– Опять прогуливаешь школу, соня?

– Патрик заболел. Я сижу с ним.

– Я сделал принес твою контрольную по физике, – Кори положил тетрадь на стол. Его взор приковали глубокие совсем свежие порезы на внешней передней стороне бедер. – Что это? Кто это сделал? – он рассмотрел руки ближе. В реальности, не на фотографиях. Ожоги от сигарет, порезы, синяки.

– Никто, я часто ударяюсь. – Ирма врывалась из рук Кори и быстро накинула теплый халат с длинным рукавом.

– Ирма, это не шутки. Кто бил тебя? Твой отец знает? Это он сделал?

Ирма молча застилала постель и собирала разбросанные братьями и сестрами игрушки.

– Одевайся, мы идем к шерифу.

– Нет. Кори пожалуйста, – она упала на колени, собрав под собой ковер и обхватила ноги Лоусона. – Не рассказывай никому. Не надо шерифа.

Почему они все такие упрямые? Почему они не хотят справедливости? Кори искренне этого не понимал.

– Прошу, не говори. Что хочешь сделаю. Хочешь со мной переспать?

От такого предложения у Кори подкосились колени. Разумеется, он хотел.

– Ирма! Что ты несешь? Немедленно скажи мне кто это сделал, или я звоню шерифу.

– Папа. Но он не со зла. У него тяжелая жизнь. Он ухаживал за мамой. Я сама виновата. Я не слушалась его. Грубила.

У Кори не было слов. Он опустился на ковер рядом и обнял девушку.

– Ты ни в чем не виновата. – Кори хотел поцеловать ее в щеку, но она резко повернулась и уткнулась в его губы своими, солеными от слез. Он не мог сдерживаться, и не хотел.

Алабама, Отектвуд, 1:20 p.m.

Холодный воздух влетал в окно и стелился по полу. Кори стащил с кресла покрывало и накрыл их с Ирмой тела. Час, на который он отпросился затянулся. Да и плевать. Кори подтянул свои джинсы, брошенные на полу и достал две сигареты, для себя и Ирмы.

– Ты правда сохранишь эту тайну? Я не хочу, чтобы у моей семьи были проблемы.

Кори молчал. Оставить восьмерых детей сиротами, или умолчать о домашнем насилии. Неужели выбор бывает таким сложным? Почему справедливость такая жестокая?

– Я никому не скажу.

– Спасибо! – девушка прижалась к нему еще ближе и закинула ногу на талию доктора. – У тебя сегодня выходной?

– Нет. Я уже часа два как должен быть на работе. Что ты знаешь о нашей лечебнице?

– Там мама лечилась. А что?

– А то, что там ставят эксперименты на больных.

– Как на кроликах?

– Да.

– Святая дева Мария! – Ирма перекрестилась. – Господь ведь накажет их.

– Господь накажет, но я хочу немного ускорить этот процесс. В этом городе есть какая-нибудь адвокатская контора?

– Мистер Руфус. Его офис рядом с сытым Биллом.

– Тогда с тебя тоже обещание. Никому не говори про Отектвуд. Про то, что я тебе рассказал.

Ирма изобразила, будто закрывает рот на замок и выбрасывает ключ. Быстро натянув штаны и чмокнув девушку в щеку, ушел так же, через забор.

Кори ожидал увидеть деревенскую акулу правосудия. В дешевом костюме и флагом конфедерации за спиной. Акуле оказалось почти восемьдесят. Это был сутулый старик в толстых очках. Пахший плесенью и валерианкой. Он дремал без работы и так как Кори оказался его единственным клиентом за сегодня, да и на месяц вперед, он, не дослушав поковылял к машине.

Впервые Лоусон шел такой уверенной походкой по клинике и плевать было, что ему не тянут руки. Макгрегор так пафосно не поднимался на ринг, как доктор Лоусон спускался в корпус Д.

– Прошу сюда мистер Руфус. – Кори подвел его к одиннадцатой палате, где на полу сидел Крашер, совершенно голый, а по подбородку стекала слюна икапала на плитку пола.

– Это ваш подопечный? Он точно вменяем? – Руфус брезгливо отшатнулся и Крашер плюнул в него и попал на туфли.

– Это не он. – Кори побагровел от злости. Крашер снова сделал это. Обманул его. В панике ухватил старика под руку и потащил к палате Смита.

Смит выглядел не лучше, но в отличии от Крашера, точно не прикидывался. Он ревел, как раненое животное, уткнувшись лбом в стену. На пухлом лице отпечатались очки для световой терапии.

– Лоусон, Доктор Шварц срочно вызывает.

– И на чем я доберусь обратно? – спросил брошенный возле поста охранника дед.

Лицо у Шварца было особенно красное. Даже бордовое. От злости у него подрагивали кисти рук. Рядом сидела доктор Калуум. Кори уже догадался по какому поводу его вызвали.

– Доктор Лоусон, объяснитесь! – прикрикнул Шварц и Калуум ласкового зашипела на него.

– Объясните, – более тихо сказал Шварц. – Почему мне звонит мой старый друг и спрашивает, какие я тут опыты на людях ставлю? Не надо прыгать через голову, Лоусон. Не надо выставлять меня идиотом, я уже не в том возрасте. Если твоему пылкому воображению что-то показалось, обсуди это со мной или с другими докторами. Я надеюсь девять-один-один ты не звонил? ФБР ко мне не нагрянет?

– Доктор Шварц хочет сказать, что нас настораживает твое поведение, Кори.

– Доктор Шварц, пациенты говорят…

– Какие пациенты? Крашер? Он болен! Сегодня он скажет, что над ним проводили опыты, завтра скажет, что наш министр обороны инопланетянин. И ты будешь в это верить? Ты позоришь свою школу, своих преподавателей. Ты позоришь звание врача и белый халат. Сотни людей гибнут из-за того, что такие как ты пугают их врачами-палачами!

– Не только Крашер. Ваш бывший пациент Честер Честити.

Калуум и Шварц переглянулись.

– При мне, а я работаю здесь больше двадцати лет, пациента с таким именем никогда не было.

– Доктор Шварц, доктор Лоусон, нам всем нужно успокоиться и решить это недоразумение. Скажи мне, Кори, когда у тебя появились мысли, о незаконности действий нашей больницы, до инцидента с мистером Юнионом или после?

– Когда больные пожаловались…

– До или после? – грубо перебила его Барбара.

– После, – вздохнул Кори. Ему не выйти победителем в этом споре. Нужно выйти хотя бы здоровым. Или живым. – Думаете это паранойя?

– Это состояние может стать ею, если мы ничего не предпримем.

– Кори, тебе нужно решить сейчас, кем ты видишь себя в будущем? Если так будет продолжаться, то диплома доктора медицины тебе не видать. Как не прискорбно это признавать, но в современном мире психическое расстройство звучит как клеймо на всю жизнь. Ты хочешь работать фасовщиком в супермаркете? Или клеить этикетки на бутылки? Или ты хочешь быть врачом?

– Я хочу быть врачом. – от давления становилось душно. Кори отчитывали как нашкодившего пацана. Отчитывали два психиатра с многолетним стажем. Одно слово или движение и приговор – псих.

– Мало хотеть. Нужно много работать. Почему ты не ходишь к доктору Калуум на терапию?

– Не было времени. Как вы знаете у меня дом сгорел, и я запарился со страховкой.

– У тебя стрессовое состояние. Я понимаю. Мы справимся с этим вместе. Профессору Уоллесу не обязательно об этом знать. Я замну эту ситуацию с ним. В твою пользу и, разумеется, в пользу твоей сестры. Она не должна страдать от твоей глупости. Будь на моем месте кто-то другой, вы оба вылетели бы из Маунт-Синай как пробка из бутылки и ни одна больница не приняла бы вас даже полы мыть после такого. Но отныне ты будешь полноценно лечиться у доктора Калуум и принимать лекарства. Учти, следующего раза не будет. Твое общение с пациентом Крашером я тоже прекращаю. Теперь, он забота доктора Хамсвилла. Если узнаю, что ты находился рядом с ним хоть секунду, пеняй на себя. Ты все понял, Лоусон?

Кори молча кивнул.

– Будьте с ним мягче. На парня столько свалилось. – тихо проговорила за его спиной доктор Калуум, и они вместе покинули кабинет.

Кори был абсолютно опустошен. А на что он вообще надеялся? Что раскроет заговор? Что Крашер способен на содействие? Все это одна большая ложь. И врут все. Даже сам Кори врет. Он врет сестре, врет больным, врет Ирме, врет миссис Эдисон. Он не заслуживает другого. Шварц еще проявил к нему милосердие.

Без халата было очень холодно. Кори не открывал глаз. Он хотел, чтобы это скорее закончилось. Что бы он проснулся дома, в Нью-Йорке. Заурядным ботаником. Что бы самым большим потрясением в его жизни, вновь стала концовка третьего сезона Твин Пикс.

– Согласия я у тебя не беру, историю мы на тебя не заводили, но скажи Кори, ты готов?

– Наверное.

– Не бойся и расслабься. За электросудорожную терапию, некоторые вываливают кучу денег. Многие мои пациенты говорили, что это как хороший сеанс спа или как прыжок с парашютом. Поверь мне, ты заново родишься.

Барбара говорила убедительно. Даже заманчиво, будь Кори простым обывателем.

– Если хочешь, я приглашу реаниматолога? Мы одна команда, Кори, и мы не желаем тебе зла.

Кори хотелось в это верить. Хотелось верить хоть во что-нибудь, кроме врачей, что мучают детей, кроме священника, что избивает свою дочь, кроме того, что приветливый дворник Эндрю – хладнокровный убийца.

Он послушно кивнул, снял обувь, устроился на кресле и позволил Барбаре прикрепить электроды к голове. Покончив с ними, она взялась за фиксаторы.

– Это на случай, если у тебя будут судороги. Ты ведь и сам знаешь схему.

Первая подача тока прошлась легкой, даже приятной вибрацией по всему телу. От кончиков ушей до кончиков пальцев. Вторая уже приносила дискомфорт. Будто стиральная машинка ударила током. Третья была как падение в ледяную воду. Дыхание перехватило, тело свело. После четвертой Кори забыл, как дышать. Все его сожаления, все вопросы, все стремления выбило как ударом в нос на крыльце забегаловки. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Только эхо голоса Барбары и чей-то механический навязчивый голос. «Все хорошо. Мы не причиняем зла. Все хорошо. Мы не причиняем зла.» Кори попытался повторить эти слова, но губы онемели. Железная дверь лязгнула так громко, что Кори бы упал, если бы не лежал.

– Сейчас мое время, Дэн. – голоса были тягучие, как арахисовое масло. Кори пытался уловить каждое слово, чтобы не провалиться в поток: «Все хорошо. Мы не причиняем зла.»

– Виски! – вопль Крашеравского голоса ударила хуже тока. Кори попытался уцепиться хотя бы за него, во время очередного разряда. Что он здесь делает? Хамсвилл назначил ему эти процедуры?

– Вы обещали, что не тронете его!

Громкий шлепок о кафель.

– Он здесь по своей воле, Чарльз. Выведи его Дэн, немедленно!

– Ты ведь знаешь, что он теперь никому не причинит вреда. Даже, Чарли? Дернешься, и Барбара поджарит мозги твоего любимого доктора. Давай вставай ублюдок!

Алабама, Отектвуд, 8:25 p.m.

Глаза не хотелось открывать, как после долгого сна до полудня.

– Доктор Лоусон, пора вставать.

Кори присел на кресле. Лоб чесался после электродов и геля.

– Как ты?

– Не знаю. Я будто сутки проспал.

– Давай измерим давление. Видишь, Кори, ты даже выглядеть стал по-другому. Неделя сеансов и ты даже не вспомнишь о своих тревогах. Тебе не стоит много двигаться сегодня. Переночуешь здесь. Скажу Мириам, что- бы приготовила для тебя отдельную палату.

Алабама. Отектвуд. 10:30 p.m.

Лоусон лежал на промаркированной белой простыне. Со всех сторон доносились стоны больных. Ощущения от терапии он бы сравнил c изготовлением чучела. Что его шкуру натянули на каркас и набили паклей. А мозги и все остальное выбросили за ненадобностью.

Может он и правда повелся на сказки сумасшедших, а Отектвуд уважаемое учреждение, помогающее людям уже больше века.

В коридоре послышалось шарканье и громкий шлепок. Кто-то из больных упал по дороге в туалет.

«Вы обещали, что не тронете его!»

Лоусон подскочил на кровати. К голосам в голове он уже привык. Но что это значит? Это его воспоминания? Или чьи-то другие?

Кори приоткрыл дверь палаты. В темном коридоре было тихо. Только Мириам ругала больного, за то, что пошел в туалет, а не использовал судно.

Ничего не хорошо. Нет никакого добра в этом месте. Нельзя поддаваться. Это только начало. После завершения всего курса Кори больше ничего не будет помнить. Он покинет это место как белый лист. Как и прочие пациенты.

Каждое движение отзывалось болью в мышцах. Кори хватался за липкие поручни, но не в силах удержаться падал обратно на кровать. Ночь обещала быть тяжелой.

Из восьми часов метания по постели, Кори спал от силы минут двадцать, но проснулся с твердым решением не дать выбросить свои воспоминания на помойку. На планёрке, делая вид, что внимательно слушает, Кори записывал в блокнот, все что не хотел забыть. Для сокращения и шифровки записей он использовал стенографию, как Честер Честити. Сегодня присутствовали не только врачи. Шериф Айк и двое патрульных объявили о пропаже сестры Аланы Колбан прямо во время рабочей смены, так же они предупредили работников о правилах поведения в лесу и посоветовали не ходить по ночам в одиночку. Можно еще и комендантский час ввести, и вообще перестать ловить преступников. После планерки, возле кабинета Шварца выстроилась длинная очередь. Шериф опрашивал всех коллег.

– Алана была очень замкнутой. Она ничем не делилась с коллегами. – коротко ответила Тисс.

– С мужем у нее были проблемы. Все время в синяках ходила. А лупил он ее, за то, что таскалась по мужикам. Пациентам глазки строила. – разошлась Мириам. Странно, что она не упомянула о докторе Шварце, с кем они вместе регулярно покидали стационар и приезжали по утрам на работу. Кори слушал ее визгливый голос через дверь и не верил, что их интрижка прошла мимо внимания Мириам.

– Доктор Лоусон, когда вы в последний раз видели миссис Колбан.

– Утром, на парковке. В машине доктора Шварца. И вечером, около девяти. Ее силуэт в окне. Возможно, мне показалось, но она с кем-то общалась на повышенных тонах.

– Вы слышали разговор?

– Нет. Я был в корпусе Д, в комнате отдыха для персонала, а она была в процедурном кабинете на третьем этаже.

– В графике только вы, миссис Колбан и мистер Ли. Она могла говорить с кем-то из больных?

– Понятия не имею.

– Алана говорила, что-нибудь о своей личной жизни? О семье? У нее были враги?

– Со мной мало кто говорит. Я лишь видел, что она часто приходила на работу с синяками и она рассказывала, что ее муж злоупотребляет алкоголем.

– А кто ж им не злоупотребляет. – вздохнул Айк.

– Я не видел лично, но думаю, что миссис Колбан и доктор Шварц были любовниками.

– Я знаю. Мы с Арчибальдом давние друзья и он не скрывал своих отношений с Аланой.

– Просто, это могло стать мотивом. Муж Аланы…

– Да. Коблан поколачивал женушку, но кто нет?

– Шериф Айк, могу я задать вопрос, не относящийся к делу?

– Валяй, студент.

– К вам часто обращаются с проблемой домашнего насилия?

– Не часто. Алана точно не обращалась. У нас принято не выносить сор из избы.

– Ирма Игмен. Она никогда не обращалась к вам? Может быть соседи или ее учителя?

– Игмен? Никогда. Я бы хотел, чтобы все семьи в нашем городе брали пример с Игменов. Восемь детей и жена инвалид. Отец Игмен герой. Кто бы из нас так смог? Мужчины бросают здоровых женщин, испугавшись ответственности, а Игмен все тащил на своих плечах. И пастырь он хороший. Я сам в церкви бываю редко, но все его советы мне помогали.

– Ирма сама сказала мне, что отец бьет ее. Я видел побои у нее на теле. Не такая уж и образцовая семья, как вам может показаться?

– Ты уверен? – Айк не выдержав и наплевав на запреты Шварца и правила больницы вставил сигарету в рот. – Игмен бьет детей? Это же абсурд. Ирма никогда не обращалась за помощью.

– Она напуганная семнадцатилетняя девчонка. Она не верит в помощь, если даже дом для нее не безопасное место.

– Без ее заявления, я не могу ничего сделать.

– А мое заявление?

– Можешь прийти в участок в любое время, но без показаний потерпевшей смысла нет. Вернемся к Алане. Ты не видел на территории больницы посторонних?

– Я никого не видел, кроме нашего охранника Криса и Мейсона Ли.

– Ты спал в ту ночь?

– Нет. У меня круглосуточный пост. – соврал Кори. Он спал, спал без задних ног под таблетками в палате Крашера. В тот момент могло произойти что угодно. Муж ревнивец, агрессивный пациент. Даже Мейсон Ли мог с ней что-то сделать, отпусти она безобидную критику в его адрес.

– Позови следующего. И кстати, Шварц сказал тебе, что мы арестовали поджигателя?

– Нет. Кто это?

– Эндрю Савиц. Он побоялся, что ты найдешь тело в доме. Труп что мы нашли, опознали. Алекс Хилл. Работал санитаром всего несколько месяцев.

Эндрю не поджигал дома. И скорее всего не убивал санитара.

– За что он расправился с ним?

– Сказал, что в парня вселились бесы. Ваш клиент. На днях мы переведем его из следственного изолятора к вам на экспертизу. Сам сможешь его расспросить. Давай, зови следующего.

«Никому не верь.» такую триггер-фразу выбрал для себя Лоусон. Зажимая в здоровой руке один цент, он вошел в кабинет.

– Бедняжка Алана. И зачем она только жила с этим уродом? – Барбара протирала кушетку.

– Вы женщины вообще странные. Мечтаете о принцах миллионерах с членом до колена, а живете с алкоголиками импотентами. Даже, Лоусон? – доктор Хамсвилл развалился на стуле рядом с Барбарой и поедал чипсы, соря на пол крошками. – Женская логика хуже Альцгеймера.

– Ну да. А вы мечтаете о немых порнозвездах, но женитесь на кассиршах из Диски весом в тонну! Мужская логика!

– Я вам не мешаю? – спросил Кори.

– Доктор Хамсвилл уже уходит. – сказал Барбара.

– Да. Ухожу. У меня ведь прибавилось работы, из-за твоих больных, – язвительно сказал Хамсвилл. – Кстати, зачем ты отменил Крашеру все лекарства? Или вы в школе еще не проходили синдром отмены?

– У него нет ни одного симптома, который стоило бы купировать транквилизаторами.

Хамсвилл молча удалился и Кори отдал себя в руки доктору Калуум.

– Ты уже сделал обход? Сегодня мы увеличим сеанс. Ты хорошо перенес прошлую процедуру.

– Как скажешь.

«Никому не верь.» Повторять это с каждым ударом тока было все труднее, и труднее. Рот сох, мысли путались. Но зато навязчивые слова из магнитофона, становились не более чем фоном для этой экзекуции. Не видеть зла, можно только выколов себе глаза. На очередном пропуске тока через тело Кори, он невольно разжал руку и цент со звоном покатился по полу.

Алабама, Отектвуд, 5:50 р.m.

Пустая тушка плелась по липкому от мочи, с высоким содержанием глюкозы, полу клиники. Так бы описал себя Кори. Он читал свои записи, но не мог уловить сути. Они походили на параноидальный бред, примеры которого они читали в школе. Кори сел на стул в коридоре, вынул из кармана монетку и уронил на пол. Ничего не произошло. Инсайта не случилось. Глупый доктор Лоусон. Верит в то, что можно обмануть тех, кто много лет превращает людей в сумасшедших. Будто он один на весь мир самоуверенный выскочка.

Управление транспортом было противопоказано, после электросудорожной терапии, но лучше встретится лоб в лоб с лесовозом, чем провести еще одну ночь в этом сумасшедшем доме. Черт, а в ведь правда в сумасшедшем доме.

Горожане ехали с работы, шли из магазинов с большими пакетами, забирали со школы детей, пили пиво у фонтана. Они, наверное, даже не помнят, что когда-то лечились в Отектвуде. Что врачи делали там с ними, с их братьями или сестрами, женами, мужьями, коллегами. А потом они удивляются и вздыхают, почему их дети избивают друг друга за школой, почему трупы молодых девушек находят в лесу. Они боятся возвращаться домой поздно, но все равно идут через темные кварталы. Они боятся вспомнить, кто сделал их такими, но не боятся быть ими.

Кори остановился у сытого Билла. Группа подростков окружила лавочку, на которой спал Росс Эдисон. Долговязый парень чиркнул зажигалкой и поднес к челке пьяницы.

– Эй! – Кори посигналил и даже высунулся из машины. Парни бросились в рассыпную.

– У нас тут не бесплатный туалет! Либо заказываем, либо на выход! – Эйприл тоже выгоняла из бара подростков, но уже девочек. Среди них была Кристина Смит и Ирма Игмен. Последнюю Кори не ожидал увидеть в подобной компании.

– Привет, Кори. – сухо поздоровалась Эйприл.

– Кори! – зато Ирма проявила весь спектр эмоций и бросилась к парню обниматься.

Эйприл громко хлопнула дверью бара, увидев эту картину.

– Это твои одноклассники?

– Мы учимся в одной школе.

– Тебе стоит думать об учебе, а не шататься с ними по городу.

– Не начинай говорить, как мой отец.

– Здесь я с ним согласен. Что у тебя с ними общего? Смотри, твои подруги даже ждать тебя не стали.

– У меня и так нет друзей.

– И что? У меня их тоже никогда не было. Единственный мой друг – это моя сестра. Давай я отвезу тебя домой.

– Нет, пожалуйста, Кори, я не хочу домой. Там мой отец. – Ирма оттолкнула Лоусона и побежала в след за своими подругами.

Это не может так больше продолжаться. Кори должен помочь ей, помочь хоть кому-нибудь в этом городе, пока он еще не потерял рассудок. Он запрыгнул в машину и поехал к церкви. Оттуда доносился шум дрели. свет фонаря разбивался о витражное стекло и едва освещал помещение. Кори приоткрыл еще одну дверь за шторой и увидел отца Игмена, стоявшего к нему спиной. Образ истерзанного тела Ирмы всплыл перед глазами так резко, что Лоусон зажмурился. Будто в темной комнате, резко включили лампу.

«Убейте его! Я не хочу домой! Мне страшно!» – слова Ирмы настоящей, смешались со словами Ирмы из сна. Она кричала, громче дрели, от ее крика было не спастись, заткнув уши пальцами.

«Мне страшно, Кори!» – к Ирме присоединилась Рейчел. Рейчел замурованная в манекен. Лоусон двинулся вперед и запнулся за изображение Христа в деревянной раме.

– Доктор Лоусон? – священник заглушил инструмент и повернулся к Кори. Крики исчезли.

– Простите, я помешал вам.

– О нет! Эти двери открыты для всех и в любое время, сын мой. Ты хочешь о чем-то поговорить?

– Да.

– Так говори. Не стесняйся.

– Отец Игмен, что бы сделали вы если бы узнали о насилии в чужой семье? Если бы узнали, что отец бьет своих детей?

– Я бы попытался наставить его на путь истинный. Как пастырь. А как отец восьмерых детей, начистил бы рожу ублюдку. О ком ты говоришь, Кори? Я могу чем-то помочь? А шериф? Дети обращались в полицию?

Каков актер. Делает вид, что ничего не знает. Конечно, он ведь столько лет играет роль образцового папаши.

– В полиции ждут показаний жертвы, а жертва напугана.

– Бог поможет им. Если они боятся идти в полицию, пусть придут в церковь. У тебя самого все хорошо? Выглядишь напуганным.

– У меня все путем. Не беспокойтесь, святой отец.

– Ты не торопишься, Кори? Не подержишь стремянку?

– Конечно. – Кори кивнул и взялся за ножки лестницы. Игмен вскарабкался и снова включил дрель. Голоса вернулись. Они продирались сквозь визг сверла.

«Никому не верь.» – твердил про себя Кори. Опилки прилипли к влажным от пота очкам. Старые иконы зашевелили губами. Вместо святых на них были лица Ирмы, Эбхаус, Ронаски. Фиолетовые лица, с перетянутыми шеями. Кори закрыл глаза, чтобы не видеть их, и увидел себя. Снова на месте Кэтрин. Но в этот раз палачом был не Рафаэль, а сам Игмен.

«На что еще ты сгодишься господу, без рук и без ног? Надо отрезать тебе язык, чтобы не пререкалась!»

Его грязные от ремонта пальцы, потянулись к лицу Кори.

«Не смотри на меня так.» – в руках Игмена взвизгнуло сверло. Оно шоркнулось об оправу очков Лоусона. Он хотел бы проснуться, но он не спал. Вжавшись до боли в металлическую стремянку, Кори дернул ее в сторону. Шнур дрели вырвался из розетки. Голоса смокли. Игмен с грохотом упал на пол, ударившись спиной об ящик с инструментами.

Лоусон вытер строительную пыль со стекол. Игмен стонал, пытаясь подняться на ноги. Он морщился и тер затылок рукой.

Он должен прекратить страдания Кэтрин и ее детей. Он должен убить его. Голоса в голове, замерли в сладком ожидании.

– Что ты делаешь, Кори? – спросил отец Игмен, глядя на своего прихожанина с молотком в руках. – Положи молоток. Ты в доме господнем! Одумайся сын мой.

Кори замахнулся и нанес удар. Игмен успел закрыть голову руками и пястные кости хрустнули. Еще удар. Он попал Игмену в щеку, содрав ее и оголив розовую от крови челюсть.

– Боже! Хватит!

Игмен орал как резаный. Как Кэтрин Игмен. Как его дочь, когда он избивал её. Последний удар и он замолчал. Замолчал навсегда. Как и голоса. Прохладная тишина заполнила комнату. Витражное стекло играло со светом от фонаря на теле. Кори посмотрел на молоток в крови, и он не чувствовал тошноты. Он проломил человеку череп и не чувствовал паники. Умиротворение. Он помог Ирме. Он помог всем молящим в его голове. Подняв с пола масляную тряпку, Кори вытер поручни и ручку молотка. Игмен был худощавый, но крепкий и тяжелый. Лоусон с трудом перевернул его на живот лицом в кучу плинтусов и положил молоток под лоб. Если Айк будет расследовать это так же, как смерть Апекса, то непременно спишет все на несчастный случай.

На улице Кори задрожал. То ли от холода, то ли от собственной кровожадности. Он убил вдовца и отца восьмерых детей. Он убил священника. Он будет гореть за это в аду, если тот конечно есть.

Забравшись в машину, Кори ждал, когда придет сожаление. Когда придет испуг от содеянного. Он ждал, когда голоса поблагодарят его, но они испарились, не сказав спасибо.

Кори ехал прочь. Он хотел бы заплакать, но глаза были сухими. Ехал мимо водонапорной башни, мимо грязного ручья, включив радио погромче, чтобы не утонуть в этой жестокой пустоте внутри своей головы.

Остановился у валежника. Уже без карты прошел через густой лес, перешагивая и обходя густой лес. Уже не боялся крика совы или шороха полевки под ногами. Дернул дверь, спустился, завел двигатель и завалился на больничную койку. Из-под облупившейся на потолке краски виднелся черный полукруг. Такой же кривой, как и все рисунки на теле Крашера. Кори смотрел на него, и он расплывался. Очки сползли на лоб.

Диссоциативная фуга

Алабама, Отектвуд 7:45 a.m.

Сумасшедшие бывают разные. Одни в форменных пижамах жуют траву во дворе лечебницы. Другие покупают красные кепки с надписью «сделаем Америку снова великой», третьи сидят в кабинетах и заполняют истории первых сумасшедших.

Лоусон относил себя к третьему типу. Доктор Калуум и доктор Фарелл изрядно напились вчера. Об этом можно было сказать по невыносимому запаху спирта в кабинете и двоим спящим на диване телам, накрывшимися одним халатом.

Кори не стал их будить. Возможно, сегодня Барбара отменит его пыточный сеанс. Он расклеил анализы, свернул из бумаги конверты для ЭКГ, взял истории Фарелла и отправился на обход в корпус Б. Пациенты не менялись они выписывались, неправильно принимали таблетки, не соблюдали указания и приходили снова. И так по кругу. Миссис Притч только приехала, а ей уже постелили ее старый погрызенный матрац. По соседству лежала девочка подросток. Кристина Смит.

– Здравствуй, Кристина. Что случилось? Я кажется вчера видел тебя на улице. Тебя кто-то расстроил?

– Никто. Я не пила таблеток и не резала рук. Мама вызвала мне скорую ночью, потому что я разбудила ее и ее мужиков. А еще у нас кончились деньги на еду.

– Опять будешь суп замораживать для своей мамаши? Я все выброшу! Не положено! – Мириам снова слушала чужие разговоры. Лоусон давно не слышал ее гадкого голоса.

– Как ты себя чувствуешь? Мысли о смерти посещают? – Кори игнорировал Мириам.

– Иногда, когда я дома. Но я стараюсь не проводить там много времени.

– Ты молодец, Кристина. Большая молодец. Ты принимаешь лекарства, что выписал доктор Фарелл?

– У нас нет на них денег. Но я и без лекарств поняла, что я должна бороться. Если ни на радость, то на зло.

Кори нахмурил брови. За несколько недель, из забитого ребенка, Кристина превратилась в сильную девушку. Что на нее повлияло? Она взрослеет? Она больше не боится. И Кори следует взять с нее пример.

– Я назначу тебе витамины.

Разговаривать с остальными, было бесполезной тратой времени что на женском этаже, что на мужском. Над койкой Гарфанкла летали мухи, а по тумбочке ползали тараканы. Кори, не приближаясь, решил, что он все-таки жив. Фарелл запустил своих пациентов. Кори сбежал из корпуса Б, может других корпус душевнобольными преступниками и пугал, но не Кори. Тут тараканы и крысы почти не показывали носа наружу, влажный пол блестел. Пахло дешевым мылом, после санитарного дня.

Не сестры не врачи не отзывались. Курят на улице, или пошли за кофе. Кори раскрыл окно под потолком в кабинете, сел за стол, включил рабочий компьютер.

В отличии от сгоревшего ноутбука Кори. старый компьютер загружался медленно, страницы в интернете грузились минуты две. Лоусон терпеливо ждал, прежде чем опустить пальцы на клавиатуру. Оставить плохой отзыв и одну звездочку? Написать обличающий твит? Выложить видео? Заблокируют-за шок-контент, признают ботом или троллем, не обратят внимание. Так же как его сестра не обращает внимания на отзывы о клубе подумаешь кому-то нагрубил бармен или украли шубу в гардеробе. Все что он напишет, сгинет в потоке информации. Честер пробовал, и у него не получалось. С работой в СМИ, с журналистскими связями. А что может студент с подписчиками в двадцать человек, которые даже не лайкают его фотографии и записи. На аватарке два лайка. Один от сестры, другой от матери.

Телефонный звонок заставил Кори вздрогнуть. Когда ему в последний раз звонил кто-то? Два дня назад? Неделю? Не считая операторов, что просят поставить оценку за обслуживание и качество связи.

– Рей, я соскучился.

– Не сомневаюсь! – голос сестры был не просто обиженным. Он был на грани истерики и вспышки злости. – Меня отстранили от проведения семинара.

– Да пошли они, наверное, не хватило места чьему-нибудь сыночку, или дочке.

– Ты издеваешься? Уж поверь я была среди тех самых сыночек и дочек. Но профессор позвонил мне и сказал, что мое резюме отослали обратно. Ты не догадываешься почему? Из-за тебя и твоих сраных теорий заговора! Ты подставил себя и меня! Ты выставил меня идиоткой перед всеми! Мне стыдно показываться в школе.

– Прости, Рейчел, я не думал, что все так выйдет. Я всего лишь хотел помочь людям.

– О да! Ты помог! Низкий тебе поклон!

– Доктор Шварц обещал все уладить.

– Ты угробил все годы нашей учебы. Где мы теперь будем работать? В Канаде? В Мексике? Кому ты хотел помочь, Кори? Каждый день полиция убивает невинных афроамериканцев. Подростки стреляют в школах. В новостях говорят, что Россия грозит нам ядерным оружием. И это происходит все гребанные двадцать пять лет, что мы живем. И никому ты не хотел помогать. А четыре дня назад тебя ужалила муха и ты решил бороться с несправедливостью этого мира? О ком ты в этот момент думал, кроме себя?

– О Чарльзе Крашере, о Честере Честити, о детях, чью психику здесь искорёжили до неузнаваемости. Прости, но я никогда не был афроамериканцем, на меня никогда не наставлял дуло отцовского табельного одноклассник, и не один русский не угрожал мне красной кнопкой лично. Так же, как и тебе. Мы жили в розовых очках, Рей.

– В них жил только ты. Я знаю, что в мире много жестокости.

– Что ты знаешь, Рей? У тебя всегда была куча друзей. Ты тусовалась с самими популярными девчонками в школе. Ты ходишь по клубам и ресторанам. Ты учишься в престижной школе, за которую заплатила наша мама. Тебе никогда не ломали нос. Ты никогда не видела настоящей смерти, кроме тел в анатомичке. Ты никогда не видела свою ровесницу, задушенную проводом и брошенную в лесу. Хрена лысого ты видела, Рей! Ало? Рей?

Кори перезвонил, но сестра отклонила вызов. Он не был с ней жесток. Он не чувствовал вины. Разве он соврал, про то, что, кроме своих конференции богатеньких студентов, маникюрного салона и клубов Рейчел ни черта не видела в своей жизни? Она будет обижаться и считать его сволочью. А потом сходит к косметологу, встретится с подругами и забудет о своих проблемах. А Кристина Смит через неделю выпишется домой к матери алкоголичке, Ирма Игмен найдет тело своего отца тирана. Честер Честити в очередной раз проснется живым и проклянет этот день. Апексы сходят на могилу сына, если смогут выйти из дома.

Нет смысла перезванивать. Он не докажет Рейчел, что та неправа. А она не докажет ему обратное. Этот спор заранее обречен на провал. Чтобы сделала Рей, попав в его ситуацию? С ее прямотой. Она рубанула бы с плеча. Села бы в самолет и вернулась в Нью-Йорк. Все. Она умеет выключать плохой фильм и уходить со скучной тусовки. Она не будет искать клад, если придется копать и пачкать руки. Они росли в одной комнате, с игрушками в одной корзине, с одной матерью. Но выросли совершенно разными. Может это генетика? Кори пошел в мать. Упертую и трудолюбивую. Или Рейчел пошла в мать? Навязать новенький пентхаус или вторичную квартирку с окнами на магистраль, а потом вложить деньги в дело, купить детям сладкую вату. Больше ничего не нужно. Каждый сам за себя. Каким был их отец? Залетный повеса на мотоцикле, покоривший сердце молодой предпринимательницы? Или деловой партнер с тугим галстуком, секс с которым стал частью сделки? Он испугался ответственности, или так и не узнал о ней? Жив ли он? А может он сумасшедший? Псих. И наследственность начала давать плоды. Мама говорила, что они были молоды и не готовы к серьезным отношениям. Будь у Кори отец, попал бы он в такую передрягу? Пошел бы он вообще в медицину? Или стал агентом по недвижимости? Адвокатом? Или играл бы на гитаре на станции Юнион сквер. А может ходил бы в резиновых сапогах и засаленной рубахе, помогал деду с чучелами и продавал их в интернете. Всякое могло случиться. Но случилось то, что он убил уже четырех человек, подставил родную сестру, сделал сиротами восьмерых детей и себя неврастеником.

На улице было слышно подъезжающую машину и хлопанье дверей. Интересно, кого привезли?

Кори вышел из кабинета и среди тишины коридоров и оханья больных услышал голоса. Один из них был женский, второй, тот что с придурью, принадлежал Крашеру. Кори замер в дверях и прислушался.

– Это абсурд. Я даже не знал Алану, в это никто не поверит. Может Морган согласится, хотя она для него старовата. Но я точно пас.

– А это уже не твоя забота.

–Я не стал разглашать методы вашего лечения, а вы все равно нарушили уговор. Больше никаких сделок.

– Я с тобой никаких сделок не заключала. И я уже не девочка, чтобы шантажировать и в игры с тобой играть.

– Я и сам вижу, что не девочка.

– Похами мне еще! Я не верю в твое самопожертвование. Но в то, что у тебя есть какие-то извращенные эгоистические чувства, я поверить могу. И могу их тебя лишить.

– Я согласен. Но за одну маленькую услугу, я подпишу признание.

– Какую?

– Поешь говна!

– Как остроумно. Я превращу твою жизнь в ад.

– Реланиум с мочегонными?

– Строй из себя клоуна дальше. Через пять лет тебе будет тридцать, и ты уже не будешь таким смешным. Твоя компания это три стены и Мейсон Ли с ушатом кипятка. Если сбежишь, то горожане выйдут тебе навстречу с вилами. Ты это знаешь. И шериф случайно не успеет разогнать разъярённую толпу. Ты здесь сгниешь. У тебя никогда не будет семьи и друзей. Ты жалкий кусок дерьма, который все ненавидят.

– Спасибо за комплимент. Все равно поешь говна.

Кори услышал стук каблуков и не знал куда себя деть. Он захлопнул дверь и в два прыжка добрался до лестницы. Из-за поворота вывернула Летиция Шварц.

– Доктор Лоусон, где у вас сестры? – она сразу перешла в наступление.

– Не знаю. Я только что вошел. А вы пришли на проверку?

– Да. Проверяю санитарное состояние палат и постелей. Передайте привет сестрам и санитарам. – Летиция уверенно зашагала к лестнице.

– Сестра Шварц, о сестре Колбан есть новости?

– Пока нет. А об отце Игмене вы не слышали?

– А что с ним? – Кори вспотел. Ему казалось он выдаст себя.

– Вроде с лестницы упал. Тело дети нашли. Арчибальд ждет его на вскрытие.

Кори кивнул. Вежливо улыбнулся, открыл Летиции двери. Тело бы не стали отправлять на вскрытие, если бы Айк был уверен, что это несчастный случай. Но что могло заставить его сомневаться больше, чем отсутствие стопы у утопленника. Ему срочно нужно в морг. А еще ему срочно нужно поговорить с Крашером. Что требовала от него Летиция? О каких сделках говорила и причем тут Алана?

Лоусон, дождался, пока Летиция скроется за зеленью у крыльца административного корпуса и побежал в морг. Труповозка была уже на стоянке. Водитель лениво курил и посмеивался над гуляющими больными.

Кори успел догнать двух полицейских, спорящих с Мириам. Она утверждала, что они должны везти тело в зал, так как это их работа, а они твердили, что пока тело здесь, то оно забота доктора Шварца и всего персонала и дальше они каталку не повезут.

– У кого-то проблемы?

А вот и доктор Шварц спустился.

– Я не повезу тело. Будь он нашим пациентом, то да. А так он умер у вас, а не у нас. Вы и катите.

– Я довезу. – вмешался Кори. Полицейские быстро отпустили каталку и стремительно пошагали к выходу.

Везти каталку одному было неудобно. Ее передняя часть моталась то вправо, то влево, ударяясь о стены и норовила наехать Шварцу на ногу.

– Доктор Шварц, я бы хотел извиниться за то, что создал такую ситуацию. Мое поведение было не этичным, и не адекватным.

– Последнее точно верно. Как ты теперь оцениваешь свой поступок?

– Как параноидальное состояние.

– Не будь так строг к себе. Знаешь кто это?

– Еще одну девушку нашли?

– Игмен.

– Отец Игмен? Я уже слышал. – Кори вздохнул, и ему показалось, что он сделал это слишком наиграно.

– Кэтрин забрала его к себе. Хочешь помочь мне?

– Если вы будете не против.

Напряжения между ними сохранялось, хоть было и не видно. Будто на равных, они перекинули тело с каталки. Завязли друг другу одноразовые халаты на спине.

– Игмен Джоуи. Сорок два года. Время смерти между девятью и десятью часа вечера. Объективно ушибленная рана в области лба, круглой формы диаметром сорок пять миллиметров. Края четкие. Лоусон, что пишут в отчете?

– Предположительно, он упал на какой-то инструмент.

– Какие инструменты могут иметь такую форму. Молоток? Он упал лбом прямо на боёк? Как? Так вообще может быть? Лоусон, ты как считаешь?

– Как в пункте назначения. – максимально спокойно сказал Лоусон. Изучая отчет, приложенный к телу, он понял, что следов кроме убитого они не нашли. Но несчастный случай как окончательную версию не выдвигают.

– Ушибленная рана на правой щеке, – Шварц измерил ее линейкой. – Фото с места есть? – закладывая руки в перчатках за спину, Шварц наклонился через стол с трупом и посмотрел на фотографии, что показывал ему Кори. – Откуда рана на щеке?

– Упал на что-то еще. – Кори демонстративно зевнул.

– Сам что думаешь? Как по мне, это убийство. – не дождавшись ответа, Шварц взялся за черную коробку, включив пилу. Запахло пилеными костями. Как у дантиста. От этого запаха у Кори скулы сводило.

– За что убивать священника? – перекрикивал визг пилы Кори.

– Кто знает? Какие-нибудь отморозки и торчки. Он никогда не закрывал церковь, если ночевал там, да и дом иногда тоже. Верил в благие намерения людей. Летиция хочет взять под опеку Джека. Младшего сына. Ему два года.

– А вы?

– Не знаю. Мы оба работаем. Да и возраст уже не тот. Боюсь не сможем дать всего того, что мог дать родной отец.

Вся эта забота Шварца о сиротах казалась грязным фарсом, после всего того, что он и его коллеги делали с пациентами.

– О сестре Колбан что-нибудь известно?

Шварц тяжело вздохнул и отложил пилу.

– Вы были с ней в близких отношениях?

– Сплетни процветают?

– Я не люблю слушать сплетни. Просто сам видел, как подвозили ее несколько раз. Извините.

– Не извиняйся. Да, Алана была моей любовницей. Мы взрослые люди. С женой мы давно живем как соседи по комнате. Сын скоро заведет свою семью. Не вижу в этом ничего плохого. Хотя отец Игмен бы не одобрил.

– А муж Аланы?

– У него есть алиби, как сказал Айк. Думаю, она сбежала. Ей надоела это жизнь. В этом есть и моя вина. Причина смерти – тупая травма головы. Повреждение тканей.

– Четыре мертвые блондинки и две пропавшие брюнетки. – сказал Кори. Ему удалось вывести Шварца на откровенный разговор. Теперь нужно отвлечь его от тела.

– Ты все еще веришь в маньяка? Эдисон и Алана были одногодки и брюнетки, но они совершенно разные женщины.

Лоусон закрыл папку. Тело обнаружил Даниэль. Самый старший после Ирмы, ему четырнадцать. Значит Ирма домой так и не вернулась.

Шварц хватал фотографии уже кровавыми перчатками. Его напряженное лицо краснело в холоде морга.

– Удар нанесен левой рукой, о чем свидетельствуют…

– Рукой? – Кори спрятал за спину свою перебинтованную правую руку. – Это убийство?

– Я более чем уверен. Не падают так люди со стремянок. Щека и рука. Справа. Он защищался, не иначе. Лоусон, приберешь здесь? Я позвоню Айку.

– Конечно доктор Шварц. Убийца типа был левшой? – теперь Кори включил дурачка, но Шварц уже сбросил грязные перчатки и деловито расхаживал с телефоном. Стараясь не смотреть на лицо Игмена, Кори взял иглу и корнцанг. Всего-то закрыть разрез. Одной рукой. Правая рука давно не болела. Раны медленно затягивались уродливыми вмятинами и рубцами. Но вот работоспособность оставляла желать лучшего. Шевелились только большой палец и мизинец, и то не в полную силу. Остальные, сколько не напрягай, оставались неподвижны. Он не мог нормально взять инструмент, он то и дело падал на тело. Только бы никто не заметил.

Швы выходили ужасные. Будь он жив, подал бы в суд на такое. Но Игмен мертв. Кто будет в списке подозреваемых у Айка? Местная шпана? Наркоманы? Ирма? Он ведь рассказал ему о том, что отец бьет ее. Зачем он это сделал? Почему он такой дурак? Ведь столько детективов пересмотрел.

Алабама, Отектвуд 6:30 p.m.

Барбара на смену выходить не собиралась. Но Лоусон был рад остаться один в корпусе, вместо душной, пропахшей бензином землянки, где приходилось мыться из тазика. Было слишком тихо. Видимо так, люди переживали гибель отца Игмена. Сестра Эдисон, вместо смены находилась с детьми Игмена, ожидая приезда органов опеки. В этом, пусть и безумном городе, люди ближе друг к другу. В Нью-Йорке каждый сам за себя. Никто не ходит в гости к соседям с пирогами и не согласится поливать цветы во время отъезда. Опасно давать ключи даже дальним родственникам.

Решетки гремели, больные ревели. Лоусон забыл раздать вечерние таблетки и собрать лотки после ужина. Подхватил лоток и прикрепив шокер к поясу халата, двинулся по коридору. В госпитале ветеранов, где он подрабатывал мед братом было не так. Там каждый второй норовил сунуть в карман Кори плитку шоколада или конфетку. Справиться о том есть ли у него невеста и хорошо ли платят.

Две единицы у двери палаты, Лоусону запретили подходить на пушечный выстрел сюда. Но ведь никто не видит, к тому же врачебные назначения должны быть выполнены в полном объеме.

Крашер не подскочил как обычно к решетке и не лежал как король на своей койке. Он сидел в углу совершенно отрешенный и вытягивал свою отросшую челку.

– Чарльз. – позвал Кори. Крашер даже глаз не поднял.

– Чарльз, – повторил доктор, он и не думал, что этого человека можно выбить из колеи. – Что хотела от тебя Летиция?

– Признание в убийстве Колбан и обнаружения ее тела.

Кори вдруг осенило. Очищенная электричеством голова, вновь наполнилась мыслями. Ну, конечно. Любовница Шварца, машина Летиции на стоянке. Аналитический ум вернулся к Кори. Она убила ее из ревности. Или сам Шварц. А теперь они пытаются это скрыть. Повесить на Крашера, так же как повесили убийство Юниона. Так же как обвинили его в аварии три года назад. Так же как заставили молчать об опытах, проведенных над ним и другими детьми. Но как? Чем они его шантажируют?

– Летиция убила ее?

– Может она, может кто-то из врачей, а ее послали как дипломата.

– Не вздумай брать это на себя. Не бойся. Я не позволю ничего с тобой сделать.

Крашер наконец-то начал смеяться.

– Я и не боюсь.

– А к чему тогда был цирк перед нотариусом?

Крашер молчал как рыба.

– Хамсвилл назначил тебе электричку? За что?

– Назвал его карликом.

– Знаешь, откуда мне известно? Я слышал тебя в кабинете пыток Барбары.

Крашер напрягся.

– Ты сказал, вы обещали, что не тронете его. Речь шла обо мне? Они обещали убить меня?

– Они обещали сделать тебя пациентом отектвуда, а ты мне нужен по ту сторону баррикад.

– Я закончу с таблетками и вернусь, давай лоток.

– У меня сегодня разгрузочный день. Старая стерва решила заморить меня голодом.

Кори ничего не оставалось, как покачать головой. Это уже беспредел. Пробежавшись по последним палатам, он оставил лотки у охранника, который наслаждался вином из коробки и видео с котами и падающими людьми на экране разбитого телефона.

Крашер так и не сменил местоположения. Лоусон открыл дверь и кивнул головой.

– Пошли.

Лоусону повезло, что больных в том коридоре почти не было и палаты пустовали. Один только Дастин, который гипнотизировал стену и рефлексировал по поводу боевых действий. Кори заметил, что больные стали его раздражать. Такого в госпитале ветеранов не было. Он относился ко всем внимательно, с пониманием. До отектвуда он бы и не подумал плохо, о бедном страждущем. А теперь стало наплевать что подумают коллеги, преподаватели, больные. Плевать даже на то, что он только выпустил преступника подрывника с психическими отклонениями и пустил его в бытовую комнату для врачей.

Лоусон достал из заначек Фарелла шоколадки и виски имени своего тезки в подарочной упаковке с бокалом. Видимо Лео припрятал его в коробке со своей обувью для особого случая. А еще засохшее печенье и какие-то снеки, оставшиеся с обеда.

– Это не еда конечно, но алкоголь, вроде, очень калорийный. – Лоусон налил две кружки.

– Я не пил три года, так что за себя не ручаюсь. – Крашер залпом выпил не закусывая, достал из пачки Кори сигарету и закурил прямо в кабинете.

– Летиция убила Алану из ревности. Она была любовницей ее мужа.

– Это я знаю и без тебя. Она спрятала ее где-то здесь, но не сказала, где, так как я не согласился.

– Точно. Вынеси она тело на улицу, камеры бы зафиксировали это.

– Зафиксировали ее отражение в винтике со скамейки. Виски, тебе пора кончать с телевизором и дешевой литературой. Охрана отключает все кроме аварийной подачи электричества, чтобы спокойно пить, водить сюда проституток и сваливать ночью со смены, а потом просто жалуется на перебои или проблемы с компьютерами. Тут доказательств чего-либо не найдешь как у змеи ног.

– Вы с Честити изучали историю города. И к каким выводам пришли?

– Да не к каким! – Чарльз налил себе еще, почти полную кружку. – Честер преследовал одну цель. Обнародовать и прославиться. Реабилитировать себя как журналиста.

– А ты?

– Я ни к чему и не шел. Я не люблю мусолить факты и домыслы. Я делаю и все. Честити сказал поднять карты, яподнял и сопоставил. Честити пожаловался на потерю памяти, я собрал для него электричку и помог вспомнить веселые процедуры, о чем он сам потом пожалел. Я люблю видеть результаты. А результаты таковы, что Отектвуд изначально основали психи. Тебе наверняка в медицинской школе рассказывали про лошадей. Если взять обычную лошадь, которая гуляет по лугу и переместить ее в горную местность, то она даст потомство, приспособленное к перемещению в горах и скудной пище. С конституцией тела как у горных козлов. И опять же, если взять особь из гор и вернуть на просторный луг, то рожденные лошадки снова будут длинноногими, холёными и с пышной гривой. Так и с людьми. Нормальный человек переезжает в Отектвуд, у него едет крыша и у его детей она тоже поедет. Вывод: Отектвуд нужно сделать закрытым, как зону пятьдесят один. Никого не впускать и никого не выпускать.

– Наследственность и изменчивость это одно. А это другое. Я был нормальным. Я сдавал анализы и проходил комиссию на учебе. Даже в пубертатный период я не страдал всякими надуманными псевдодепрессиями как у сверстников. А приехал сюда и все пошло под откос и это не культурный шок. Это настоящие расстройства восприятия и изменения личности. У меня в роду из болезней максимум гипертония.

– Ты же не знаешь кто твой отец. Фух! – Крашер выдохнул. – Я пьянею. – он поднялся со стула, прошелся по кабинету, включил радио и стал пританцовывать под Эдди Гранта и его электрик авеню.

– Радио символизирует всю историю человечества. Только включат нормальную песню, и ты кайфуешь, как ее прерывает ведущий с туалетным голосом и включает какие-нибудь говно.

– Ты всегда философ, или только когда выпьешь? – спросил Кори. Он не верил в происходящее просто потому, что у него такого никогда не было. У него не было друзей, кроме сестры. Он ни разу не сидел полупьяный на кухне, когда уже все спят и не говорил о жизни с незнакомым человеком. Он всегда сидел в углу и ему приходилось повторять шутку два раза, чтобы его заметили, но и это не всегда срабатывало. И дело было совсем не в компании. Дело в Кори. Единственный собеседник, которого он достоин это пожизненный пациент психиатрической клиники.

– То, что тебе сказала Летиция, это чушь. Ты не кусок говна. Ты один из самых умных людей, с кем мне доводилось общаться. И не вздумай падать духом. Даже здесь можно жить полноценной жизнь. Ты можешь вернуться к своим статьям. Ты можешь начать переписываться с разными людьми. Знаешь сколько одиноких женщин ведут переписки с заключенными на пожизненном? Больше сотни! Некоторые даже браки заключают, ездят раз в полгода на свидания. Ну или хотя-бы присылают интимные фотографии.

– Обклеить свою палату буферами сумасшедших дам, которым нравится переписываться с убийцами, психами и маньяками? Звучит не плохо.

– Еще как неплохо!

– Виски, я… – Крашер присел на самый край стула и снова стал трясти ногой. – Хотел тебе сказать, что я… – он налил себе еще пол кружки и выпил залпом.

– Не тяни. Это об Отектвуде?

– Да. Об Отектвуде. Нам нужно найти Алану Колбан.

– Что, сейчас?

– Ага.

На мгновение, Лоусону показалось, что Крашер хотел сказать что-то совершенно другое. Он едва ли стал бы так волноваться из-за Аланы.

Прикончив бутылку, и вооружившись фонарем, они вышли из кабинета. Ночной сквозняк отрезвлял. Дойдя до конца коридора, и отворив дверь рядом с запасным выходом с табличкой «Не входить.», они оказались в еще одном длинном коридоре с коммуникациями. Над головой и вдоль стен шли трубы. С некоторых, конденсат капал прямо на голову, заставляя Лоусона вздрагивать и оборачиваться. Фонарик на телефоне освещал лишь маленький круг под ногами, слепил и не давал разглядеть, что происходит вокруг. Крашер попросил его выключить, и они погрузились в полную тьму.

Чарльз утверждал, что глаза привыкнут через несколько минут, и они смогут видеть в темноте лучше, чем обычная кошка. Лоусон не отличался остротой зрения и при дневном свете. Не то, что здесь. В кромешной тьме, как в одном из своих кошмаров, он осторожно ступал, хватаясь за мокрые стены и запинаясь за трубы. Крашеру надоело каждый раз оборачиваться, останавливаться и ждать. Он просто взял Лоусона за руку и потащил за собой, командуя: Пригнись, перешагни.

Запах дохлятины. Такой источала собака, что жила на ферме бабушки и дедушки и погибла под колесами на трассе. Виски попросился наружу. Лоусон остановился.

– Кажется, мы ее нашли.

Не выдержав, Кори снова включил фонарик. Ничего необычного он не увидел, но вот вонь становилась все сильнее и сильнее. Дальше только узкий поворот с лестницей. Три трубы, одна толстая и две тонких уходили в стену.

Чарльз забрался на какой-то деревянный ящик, подцепил пальцами заплесневевший ревизионный люк и открыл его. Лоусон зря поднял фонарик. То, что он увидел, заставило его стошнить прямо там. В узком пространстве между трубами, в неестественной позе лежало тело. Левая часть, что была прижата к трубе с горячей водой была багрово-черной, от ожогов и ускорения разложения за счет тепла. Это была Алана. Ее волосы, ее халат с бабочками. Кори закрыл лицо руками, чтобы не видеть ее и лужу своей рвоты.

Крашер же без тени брезгливости, подтянулся и забрался наверх, чтобы посмотреть откуда труп мог попасть сюда.

– Корпус Б. Туалет возле кабинета гипербарической оксигенации. Что будем делать?

Лоусон сплюнул и отвернулся к стене. Темнота и правда была менее страшна.

– Нужно вытащить ее. Оставить у всех на виду, что бы Летиция не могла тебя шантажировать.

Крашер хмыкнул и принялся за дело. Лоусон слышал, как он шипел, обжигаясь о горячую трубу.

Сжечь всю одежду и вымыться с хлоркой. Такие мысли были у Лоусона. Он держал Алану за ноги, наименее поврежденные высокой температурой. Крашер нес за плечи. Хорошо, что теперь он взял за правило носить в карманах несколько пар перчаток. Обратный путь оказался быстрее. Меньше чем за десять минут они вернулись к корпусу Д. Кори отпустил ноги и приоткрыл запасной выход. Тишина. Лоусон поднял с земли палку, встал под камеру и снес ее с двух ударов.

– Выноси.

Чарльз выволок тело и потащил по траве.

– Бросай здесь.

– Нет. Давай оставим ее на стоянке. На месте Летиции.

– Ты с ума сошел?! – зашипел Кори.

– Я лежу в дурдоме. Ответ: да!

Крашеру происходящее явно нравилось. Это было видно по пьяному блеску безумных глаз.

Лоусон снял перчатки, вытер руки о халат и достал сигарету. Свет на проходной не горел. Значит охранник спит. Молча он указал Крашеру куда идти, сам пошел на пост.

Охранник точно спал. Открыл двери только после того, как Лоусон ударил в нее ногой.

– Что-то случилось? – он потирал сонное лицо рукой.

– Все нормально. Зажигалку потерял. Не найдется огоньку?

– Да. Заходи, не мерзни. – охранник пригласил его внутрь. Только сейчас Лоусон понял, что на улице настоящая осень, а изо рта у него идет пар.

Маленький телевизор, полная пепельница окурков, кроссворды, обогреватель, покрытый слоем грязи и продавленный диван. На бейджеке охранника было написано Фрост. Кори видел его много раз, здоровался, но не знал имени. В школе, он старался узнать имена всех от учителей, до вахтерши.

– Как дела, мистер Фрост? – Лоусон уселся на стол, так чтобы закрывать обзор из окна.

– Зови меня Дейв, док. Нормально. А у тебя?

– Тоже хорошо. – Кори пытался найти хоть какую-то тему для разговора. Как вообще люди могут завязать беседу с незнакомым человеком? Это определенно какая-то сверхспособность. Он заметил сканворд, лежащий на столе между пепельницей и кружкой кофе.

– Марс.

– Что? – переспросил Дейв.

– У вас тут по горизонтали бог войны. Это Марс, а не Зевс.

– Да? – Фрост взял газету и стал исправлять. Кори в тот же момент нажал ладонью на пульт и двери со скрипом начали отъезжать.

– Ой, простите, я случайно.

– Да, ничего. – Дейв лениво поднялся со стула, нажал кнопку и ворота стали медленно закрываться. Сигарета подходила к концу и Кори прикурил новую. В горле запершило. Он никогда не курил так много.

– Выкурю две. Чтобы до утра хватило.

– Бери, у меня еще есть. У меня за ночь пачка улетает. А ты там с этими психами сидишь.

– Я знал, куда шел учиться.

– У меня вот тоже дочка хочет врачом стать. А я против. Я-то вижу, как вы пашете. Никакой личной жизни. Да и денег на школу у нас нет.

– Сколько ей?

– Двенадцать.

– Я в ее возрасте хотел стать пиратом или агентом, как Джеймс Бонд.

– Дети! Что с них взять?

– Ладно. Не буду вам мешать.

Дейв закрыл за Лоусоном дверь и погасил свет. Мокрый от пота костюм прилип к телу.

Болезнь Виллиса

Алабама, Отектвуд 4:05 a.m.

Какой сон может прийти в такую ночь? Того гляди охранник забарабанит в дверь как бешенный или доктор Шварц нарушит телефонное молчание. А Кори будет непричем. Нервный студент, склонный к патологическому чувству справедливости, не смог бы хладнокровно подбросить тело на автомобильную стоянку. Подозрительный студент тут же бы позвонил в девять-один-один. И мамочке. Трусливый студент наблевал бы прямо рядом с телом убитой. Нога Лоусона незаметно подрагивала, шаркаясь об обивку старого дивана. Паутина на потолке была необыкновенно занимательной. Но не сон. Никакого сна в такую ночь.

– Сдавали победитовые напайки. Двадцатка за два фунта. А потом шли в игровые автоматы.

– А моя сестра однажды познакомилась с каким-то великовозрастным парнем. Они снимали счётчики. И вот представь, утро субботы. Все просыпаются, выходят на площадку и видят, что все счётчики кроме нашего сняты. Мама подумала, что это я. Рейчел же девочка, она не водится с дурными компаниями. Вою было. Я впервые увидел такое большое количество взрослых в гневе. Меня лишили приставки и карманных денег на месяц и знаешь, что случилось на следующий день? Рей поругалась со своим дружком и наш счётчик тоже сняли.

– Тебе вернули приставку?

– Я и так всегда знал где она лежит. В восьмом классе, мы продавали печенье и Рейчел вытаскивала из пачки больше половины. А остальное заменяла мятой бумагой.

– Твоей сестре стоило идти в бизнес, а не в психи. Я в восьмом классе лежал в Отектвуде.

– Извини.

– Да нет. Было забавно. Одна девчонка показывала в туалете грудь за пачку жвачки. А еще с нами в палате лежал один дед. Ему давали нитроглицерин. Бросали на тумбочку, а он был слепой как крот и естественного его не пил. Я насобирал таблеток и делал маленькие бомбочки. Мы их в коридор бросали. Одному пацану даже бровь оторвало.

В маленьком окне под потолком мелькнул свет фонарика. Лоусон затих и выключил настольную лампу. Снаружи было слишком много движения. Неужели нашли?

– Дейв! Буди смену! Звони Мерту и Шварцу.

Загремели железные двери, заскрипели ворота. Двор больницы осветили фонари. Чужие ноги в тяжелых ботинках застучали по кафелю. Точно нашли.

Ручка двери повернулась. Крашер сполз со стула под стол. Кори уселся на диване, зажег свет и схватил в руки первую попавшуюся книгу.

– Доктор Лоусон, Звоните Шварцу, у нас труп на стоянке!

– Что? Кто? Какой? – Кори выронил справочник внутренних болезней на пол и изобразил самый настоящий испуг. – Это пациент? Вы позвонили начальнику охрану.

– Это сестра с блока Б. Которая недавно пропала. Алиша кажется.

– Алана. – поправил Лоусон. – Обыщите территорию, я проверю больных и позвоню Шварцу.

– Даже побледнел. – Чарльз лыбился, сидя под столом.

Кори приоткрыл дверь кабинета и проследил, чтобы охранник поднялся по лестнице.

– Бегом в палату. – приказал он Крашеру, а сам набрал номер.

Волнение и испуг изобразить было не трудно. Кори действительно трясло. Он едва смог нажать на кнопку вызова.

– Лоусон, что случилось?

– Охрана нашла труп на территории. Говорят, что это Колбан.

– Я выезжаю. Позвоню Айку. И скажи пусть не трогают тело.

Кори выскочил на улицу в одном халате. Добежал до стоянки, сунул в глотку два пальца и изверг свой скудный ужин рядом с телом. Опять же, для натуральности.

Когда шериф и Шварц подъехали, Кори уже не чувствовал ляжек. Зуб на зуб не попадал, когда его спросили, видел ли, он что-нибудь.

– Сядь в машину, погрейся. – сказал Айк.

Кори отрицательно замотал головой. Он наблюдал за Шварцем. Доктор едва сдерживался. Он давно знал, что Алана мертва, но в увиденное не хотел верить. Он молча сидел на корточках возле тела. Даже не осматривал.

– Давай вызовем другого врача, Арч. Ты не обязан этого делать. – Айк похлопал Арчибальда по плечу.

– Лоусон, – позвал Арчибальд. – Справишься?

Кори неуверенно кивнул.

Когда Айк дал отмашку, тело погрузили на каталку и повезли в морг. Черный пакет трепало на ветру. Лоусон медленно шел за санитарами, а Айк следом за ним.

– Я сто раз видел, как Шварц это делает. Начинай. А я подскажу. – шериф завязал Лоусону одноразовый халат за спиной и полил спирт на руки.

– Шестое октября, две тысячи девятнадцатый год. Семь двадцать утра. Алана Колбан, тридцать два года. Смерть наступила более семидесяти двух часов назад.

Айк одобрительно кивнул. Хоть Кори и никогда не проводил вскрытие, у него было преимущество. Он точно знал, как и когда погибла Алана.

– Объективно, Диффузные трупные пятна, разложение тканей неравномерно, – Кори замялся. – Как сказать, что она лежала в теплом месте, рядом с горячим предметом.

– Говори, как есть, Шварц поправит. Рядом с горячим? Обогреватель? Батарея?

– Что-то вроде этого. Из-за того, что одна часть тела была прижата к горячему предмету, ткани начали разлагаться быстрее с той стороны. Так. Что еще? На лице и руках имеются прижизненные ссадины и ушибы. Рваная рана в височной области, края неровные, с шириной семьдесят миллиметров, высота сорок. Нанесена тупым предметом. Били не один раз. Два ногтя на правой руке сломаны. – Лоусон изловчился, взять образцы из-под ногтей Коблан одной рукой и нанести на стекло. Айк не заметил его травмы.

– Ладно, я пойду, сейчас будет вонять.

Айк оставил Кори одного. Его никто не осудит, если он не справится. Но никто не знает столько правды, сколько он. Лоусон заложил правую руку за спину, чтобы не болталась как бесполезная плеть, набросал зажимы и пинцеты в лоток и приступил. Ткани рассеклись легко, а вот распил грудной клетки дался с трудом. Левая рука была слишком слабой, чтобы держать пилу, и та постоянно вылетала, принося телу новые увечья.

Это так странно. Месяц назад разговаривал с человеком, шутил, спрашивал сделать ли кофе, выходил курить на улицу. Дрался с ее мужем на кладбище, сидел за одним столом. А теперь вскрываешь его тело. Это не похороны троюродной тетки, которую ты никогда не видел.

Лоусон закончил к одиннадцати. Вся анатомичка была уделана кровью. Он сломал весы. Испачкал контейнеры для дезинфекции и диктофон. Вонь, от которой сбежал Айк была невыносимой. Лоусон закурил, чтобы хоть немного заглушить ее, и в тот же момент вошел Шварц. Кори спрятал сигарету за спину, но дым все еще окутывал его лицо.

– Да не парься. Кури уже. Ты же взрослый человек.

– Я напортачил.

– Хуже, чем было, ты не сделал. Санитары тебе спасибо не скажут.

– Я взял образцы из-под ногтей и с раны. Как скоро они будут готовы?

– На следующей неделе, – Шварц присел на чистый стул и закрыл лицо ладонью. – Не понимаю, за что?

Кори тоже хотелось спросить за что? За что неповинные дети стали подопытными кроликами? За что людей сводили с ума?

– Что думает Айк?

– Он считает, что это ее муж, но у него есть алиби. Он всю ночь пил в Билле. Может подослал кого? Я не знаю. Где она была? Лес прочесывали. Были у нее дома.

– Я думаю, что убийца спрятал ее здесь. А потом, решил, что этого недостаточно. Решил показать всем свой поступок.

– Еще оставили на парковочном месте Летиции. Будто специально.

– А камеры наблюдения?

– Ночью был сбой электричества. Записи сохранились только с начала пятого утра. Охранник сказал, что ты выходил, почему не сказал об этом Айку?

– Я не покидал территории. Только дошел до будки охранника, за спичками. Здесь все было спокойно.

Шварц махнул на него рукой и отпустил домой. Только дома у Лоусона не было.

Полицейские разъехались, оставив за собой кучу окурков возле ворот. И не было Эндрю чтобы их подмести.

Для Лоусона подняли шлагбаум, он выехал на дорогу и увидел у обочины девушку. Она была вся в черном. Белые крашеные волосы с желтизной. Позади нее лес. Она что, новости не читает?

– Эй? Ты не заблудилась? – Кори высунулся из окна.

– Кори. – девушка повернулась. Это была Ирма. Лицо было слегка опухшим и серым, но горя от потери отца оно не выражало.

– Что ты здесь делаешь? Что ты сделала со своими волосами?

– Кристина сказала, что мне так больше идет.

Слова застряли у Кори в горле. Что ей сказать? Принести соболезнования. Это было бы глупо, учитывая тот факт, что отец издевался над ней. И не забывая тот факт, что сам Кори и убил его молотком.

– Что ты здесь делаешь?

– Приехала навестить Кристину, а меня не пускают. Довезешь до города?

Лоусон открыл дверь, и Ирма забралась в машину. От нее пахло сигаретами и пивом, пролитым на джинсы.

– Папа упал со стремянки и разбил голову. Шериф сомневается в том, что это был несчастный случай. Он думает его убили. Да кому он сдался?!

– Тебя допрашивали?

– Да. Я была в участке.

– Ты не сказала, что он бил тебя?

– Слушай Кори, – Ирма положила ему руку на колено. Везти машину стало труднее. – Я немного соврала тебе. На счет отца. Он, конечно, любил повластвовать над нами, но и пальцем нас не трогал. Я это сама.

Кори затормозил так резко, что Ирма едва не влетела лицом в панель.

– Что?

Ирма начала что-то говорить. О том, что так она переживает эмоциональную боль, принося себе физическую. О том, что ей нравится смотреть на свои шрамы. Что иногда она впадает в депрессию. Это был несвязный бред подростка, что возомнил себя тонкой ранимой душой.

Какую к черту боль она переживает в семнадцать лет? Двойку по физике? Ей подарили меньше картонок на день всех влюбленных, чем одноклассницам? Видела ли она хоть раз настоящую депрессию? Это у Честера Честити депрессия. У Алана Дастина депрессия. А у нее дурь. Из-за которой Лоусон убил человека.

«Она солгала.»

Кори сжал руль сильнее, будто несся на скорости, но на самом деле они просто стояли посреди трассы.

«Она солгала тебе, чтобы избавиться от строго отца. Она приказала убить его. Убить невинного человека. Убить священника. Она должна понести за это ответственность. Она как доктор Томоко, что заставляла детей драться и пить кипяток. Убей ее.»

– Тебе меня не понять, Кори.

«Убей ее.»

Лоусон нажал кнопку и на весь салон завопило радио. «Твоя лучшая американская девушка».

Ирма просила убавить музыку. Кричала. Но Лоусон слышал лишь голоса в своей голове. Женские сменились мужскими. Это был отец Игмен. Он прощал ее, но не прощал его, пока тот не накажет Ирму за ложь. Он уши и рот господа, а Лоусон – руки.

В случае Лоусона – одна рука.

– Выходи.

– Ну прости, что сразу не сказала.

– Пошла вон из машины! – заорал Кори. Он не мог сдерживаться. Кости ломило, как у гриппозного от бездействия. Он не сможет долго сдерживать себя.

– Козлина. – Ирма громко хлопнула дверью.

Кори выдернул ключ из зажигания и бросил назад, чтобы не задавить Ирму, идущую по дороге.

Так нельзя. Это все зашло слишком далеко, и виноват совсем не город. Не город толкал Диану и не город бил Игмена молотком по голове. Это сам Лоусон.

Так непривычно было винить себя. Так неестественно. Он не страдающий герой фильма. Он настоящий живой человек, которому трудно испытывать вину. Которому трудно сказать прости. Который верит в справедливость, когда речь идет о других. Настоящий американец. Другим нельзя. Ему можно.

Лоусон вышел из машины, сел на мокрую траву у дороги и принялся крутить в руках телефон. Надо было послушать Честити. Кори набрал номер и вежливый женский голос спросил, чем ему помочь.

– Добрый день. Я бы хотел узнать личный номер Честера Честити, я представляю издательство…

– Простите, но это невозможно. Мистер Честити скончался неделю назад. Всего доброго.

– Дождался. – выдохнул Лоусон.

Освободил себя от мучений, и читателей от своих эротических романов. Тоже самое ждет Кори. Он должен сдаться.

Алабама, Отектвуд 3:40 р.m.

Несмотря на то, что едва ли миновал обеденный перерыв, в участке уже сидели пара шахтеров с помятыми рожами и один пьяный подросток.

– Как мне найти шерифа Айка?

– По коридору до конца, потом налево, дверь по правой стороне.

– Спасибо.

С Кори все здоровались. Айк видимо рассказывал коллегам о студенте недотепе. Кабинет был открыт, но Айка в нем не было. В пепельнице тлела почти целая сигарета. Лоусон скромно сел за стол. Левая рука тряслась, но шериф и сам сможет записать признание с его слов, а ему нужно лишь поставить свою закорючку.

На столе был ненавистный бардак. Дела, кружки, гора чеков и мелких бумажек. Номера телефонов, нацарапанные прямо на крышке стола.

Лоусон закрыл папки и сложил стопкой. Последняя привлекла его внимание. Знакомые фотографии истлевшего тела в хирургическом костюме.

Он подтянул папку к себе. Убитый санитар из отектвуда, отработавший там едва ли месяц. Но на прижизненной фотографии, был человек, которого Лоусон знал. Алекс Хилл. Студент Сент-Луиса. На одной из студенческих олимпиад этот парень сидел прямо перед Кори и набрал максимальное количество баллов. Он еще подавал апелляцию за низкий балл, козыряя тем, что он круглый сирота. И в итоге все же занял второе место.

Он никакой не санитар. Он проходил врачебную практику, как и Лоусон. И скорее всего узнал то, что знать не должен был.

За дверью внутри кабинета раздался звук слива. Кори отбросил папку и переворошил остальные бумаги на столе. Так Айк точно не заметит.

– Студент! Какими судьбами? Мобилу отобрали? – Айк вышел, подтягивая штаны одной рукой и доставая сигарету из-за уха другой.

– Нет. Я по поводу своей пациентки – Кристины Смит. Она подвергается домашнему насилию и живет в неприемлемых условиях. Опека вообще интересовалась ее семьей?

– Да. У девочки есть своя кровать и стол. Семья неблагополучная, но опеке плевать. Если мать смогла связать два слова и не полезла в драку, значит повода для лишения родительских прав нет.

– В Нью-Йорке могут отобрать ребенка и за меньшее.

– Но здесь не Нью-Йорк. Здесь детей можно воспитывать. Этот там сосунок может вызвать копов, за то, что злая мама поставила в угол. Кто вырастет из этих паразитов?

– Это же крайности.

– Это все, студент? У меня много работы.

– Д,а шериф. До свидания.

Лоусон вышел и закусил губу. Он не смог. Он не считает себя виновным. Так же как Алекс Хилл, не был виноват в том, что узнал правду. И его убили, как доктора Апекса. Почему Кори до сих пор жив? Он плохо старается? Или потому, что у него есть семья, которая будет искать виновных и подсылать прокурорские проверки. Потому что, он не сирота как Алекс Хилл, и он уже достаточно много наделал шума.

Телефон завибрировал в кармане и Кори чуть не ударился головой о крышу машины. Это был не тот, чей звонок он ждал. Это была Эйприл.

– Слушаю.

– Кори, привет. Надо поговорить. Заедешь в бар сегодня?

– Буду занят. Говори сейчас.

– Кори, я беременна.

Лоусон уронил телефон под сидение. Этого не может быть. Или может? Кори достал телефон и вновь приложил к уху.

– Не игнорируй меня. Хорошо еще что отец не знает. Что мы будем делать?

– Мы? – переспросил Лоусон. – С чего ты взяла что беременна от меня?

– Ну ты и скотина, Кори. У меня никого не было полгода, перед тем как мы познакомились с тобой. И после.

– Я могу дать тебе денег, свозить тебя в клинику.

– Ты в своем уме? Я не собираюсь делать аборт! Если не хочешь по-хорошему. Значит будет по-плохому!

После угроз последовали гудки. Беременная бывшая подружка. Это как раз то, чего Лоусону не хватало.

Бред

Алабама. Отектвуд. 4:15 p.m.

Двери бывают разные. Железные и деревянные. Заросшие паутиной, с выбитыми стеклами. Забитые досками, снятые с петель. Но все эти двери объединяло одно. За ними нет счастливых людей. За ними нет здоровых людей. Ни за одной дверью в Отектвуде.

Фамилии детей и подростков, лечившихся в отектвуде, выписанные в блокнот зачеркивались одна за одной. Морган Смит. Лечится в отектвуде. Сандра Пале. Покончила с собой в старшей школе. Макс Притч. Пожизненное заключение за двойное убийство. Дебра Спрингстин в тюрьме. Стивен Уильямс повесился два года назад. Джейн Бэкер. Не разговаривает уже десять лет. Не встает с постели пять. Ест, пьет и изредка моргает. Полупьяная мать протирает ее влажными салфетками и кроет Кори матом. Льюис Бартон. Ничего не помнит. Чешет грязную босую ногу о ступень крыльца, стоя в женском халате и курит тонкую сигарету. Больным себя не считает. Феликс Доггет. Просунул ружье в лаз для домашних питомцев и велел Кори убираться, пока он не отстрелил ему яйца. Марк Браун открыл дверь с перетянутой ремнем правой ногой. Одна рука уже отсутствовала, на другой уже начался некроз.

– Шырнуться хочешь?

– Вы проходили лечение в отектвуде с диагнозом задержка речевого развития?

Перед носом Лоусона закрылась очередная дверь.

Суицид, инвалидность, тюрьма, клиника. В этом городе нет другого исхода. Из тех, кто находился в городе были алкоголики, наркоманы и глубоко больные люди. Дома по адресам из архива были проданы или сданы под снос.

– Кто?

– Я из социальной службы. – крикнул Кори в щелку для писем. Дверь открыла вполне нормальная девушка. Без макияжа, в домашнем халате и тапочках.

– Муж оплачивает все счета. Приходите, когда он будет дома.

– Я не из налоговой. Я из социальной службы. – повторил Кори. – Вы проходили лечение в отектвуде с диагнозом нервная булимия.

Хозяйка растерялась.

– Простите, если помешал. Я задам пару вопросов для статистки, если вы не против, конечно.

– Входите.

В доме было небогато, но чисто. По дивану были разбросаны детские игрушки. Из кухни пахло запеченой курицей. Неужели кому-то удалось пережить отектвуд? Не сесть в тюрьму, не покончить с собой, не оказаться на улице.

– У меня ребенок спит, давайте потише.

– Хорошо, – Кори перешел на шепот. Они уселись за обеденный стол. – Миссис Анжело.

– Миссис Гудман. Анжело моя девичья фамилия.

– Миссис Гудман, в две тысячи первом году вы находились на лечении в клинике отектвуд. Я собираю отзывы пациентов. Вы помните что-нибудь?

– Это было так давно. Я была еще ребенком. – руки Гудман дрожали. Она не знала куда их деть. То поправляла халат, то двигала сахарницу по столу.

– Расскажите о своей болезни.

– В детстве я была очень толстой. Все дразнили меня жирной. Когда я пошла в первый класс, никто даже сидеть со мной за одной партой не хотел. Я перестала есть. А мама заставляла. Пока все не съешь из-за стола не выйдешь. Я ела, а потом шла в туалет совала два пальца в рот.

– Вы привели себя к расстройству пищеварения.

– В отектвуде со мной работал доктор Томоко. Еще мне назначили диету. Сейчас со мной все в порядке.

– Как именно с вами работал Томоко?

Гудман не отвечала.

– Он воздействовал на вас гипнозом?

– Это было только для того, чтобы я правильно питалась. Не голодовала и не обжиралась до боли в животе. – Гудман не поднимала глаза. Узор на скатерти был интереснее беседы.

– А кроме этого? Доктор Томоко заставлял вас делать что-то еще?

Гудман молчала, но ей было что сказать. На глазах выступили слезы. Лицо побледнело. Дыхание стало частым и поверхностным.

– Я знаю обо всем. О том, что вас заставляли делать под гипнозом. Я хочу помочь вам. И другим людям. Другим детям. Представьте, что ваш ребенок бы подвергся такому.

Вцепившись пальцами в стол, она начала надувать щеки. С губы покатилась белая струйка пены и Гудман, опрокинув стол, завалилась на кухонный пол. Она билась затылком о пол, махала скрюченными руками, задевая шкафчики. Проснулся ее сын. Он приподнялся за прутики в кроватке и стал плакать.

Это не излечение и не исключение. Это лишь видимость. Стоило чуть тронуть старые воспоминания и у Анжело начался приступ эпилепсии. Лоусон схватил со стола деревянную лопатку и вставил девушке в зубы. Повернул голову на бок и зафиксировал, чтобы не сломала себе череп. Это скоро закончится. Всем своим весом Кори прижимал женщину к полу. Ребенок ревел все сильнее и сильнее. Приступ оказался продолжительным. Кори поднял глаза на часы. Почти семь. Где бы не работал мистер Гудман, он скоро вернется. И в лучшем случае он вызовет полицию. Но на лучшее Кори не надеялся. Он вытер руки от слюны и пены о халат девушки. Цыкнул на ребенка и вышел, захлопнув дверь.

Да он не помог, но разве это его вина? Они сами не помогали себе столько лет, а теперь виноват Лоусон? Они молчали, делали вид, что ничего не было и медленно сходили с ума. Одни не выдержали, другие прячутся за мутной дозой в шприце, другие на дне бутылки, третьи за наигранной семейной идиллией, продолжая плодить новых душевнобольных.

Кори смял список в руке и выбросил в мусорный бак. Копаться в прошлом бесполезно. В настоящем не разгрести. Куда там.

Четыре пропущенных от Эйприл и сообщение, чтобы он ответил по-хорошему, иначе будет иметь дело с ее отцом.

Позвонить Рейчел? Что бы прочитала ему лекцию о безопасном сексе? Ночевать в мотеле? Возле него две полицейских машины. Наверное, берут очередного барыгу. И слышать вновь: «Студент, тебе не недоело влипать?», не очень-то и хотелось. Только в одном месте было спокойно и безопасно. В лесу. За знаком «осторожно, дикие звери.» и «не будь свиньей, убери мусор за собой.» Доехать до коряги. Пятьдесят шагов прямо, семьдесят налево. И до конца. Пока не перестанет ловить связь. Пока не покажется, что заблудился и никогда не выйдешь из чащи.

Лоусон заправил двигатель. В маленькой комнатушке резко запахло бензином. Все учебники сгорели. Заняться было нечем. Кори достал чистую тетрадку, в которой собирался заново писать отчет по практике и вывел дату на полях и принялся писать историю, что рассказал ему Честити. Честити умер. Как и все остальные пациенты. Не все умерли фактически. В петле, со стволом во рту, в луже рвоты с частичками таблеток или в ванне с тостером. Некоторые умерли внутри. Они продолжали потреблять, есть, срать, смотреть телевизор, напиваться, выкуривать по пачке в день. Но все, что было в них живого убил отектвуд. Человека, личность, и все ее проявления. Теперь они просто болезненные, запуганные, замкнутые мешки с мясом.

В конце повествования, Кори вывел три даты: «1819» «1919» «2019». Отложил ручку. Посмотрел в сторону канистр с бензином и калиевой селитры. Отектвуд нужно уничтожить. Это единственный выход. Можно, конечно, написать отказ и уехать в Нью-Йорк. Записаться к психологу, посетить пару тренингов, а потом жить как раньше. Закончить школу, устроиться на работу в местную больницу. Набрать пару лишних кило, уволиться, открыть свой кабинет, сделать лазерную операцию на глазах, гулять с сестрой, ездить в Пенсильванию к бабушке с дедушкой, жениться, выйти на пенсию, отправиться в дешевый тур по Европе, откладывать на черный день, на бархатную обивку гроба. Но на двух лекциях по психологии говорили, что нельзя бежать от проблем. Нельзя отрубать им головы, на месте которых будут отрастать новые. Нужно решить их. Раз и навсегда. Нельзя помочь людям, если не помог себе. А Кори себе не помог. Только создал вагон новых проблем и маленькую тележку невротических расстройств.

«Я спал двадцать пять лет и видел потрясающий сон. Где врачи лечат людей, где судьи выносят справедливые приговоры, где полицейские охраняют покой простых граждан. Где люди пьют потому, что им весело, а не потому, что не смогут уснуть не нажравшись. Я видел волшебный сон, где белый халат – гордость и честь. Где я буду уважаемым человеком, а не пустым местом, линчевателем и проблемой. Я хотел спасать людей, но люди не хотят спасаться. Они бьют по руке помощи. Стреляют в нее, режут ее, рвут ее на части. Я спал и видел, что люди хотят правды, любви и счастья. А когда проснулся, увидел, что они хотят лишь врать и причинять друг другу боль. Им нравится страдать. И они будут страдать.

Мне кажется, двадцать пять лет назад я уснул, а сейчас проснулся кто-то другой.»

Кори поставил точку. Буквы вышли ужасно кривыми из-под левой руки. Но разобрать написанное можно было. Закрыл тетрадь и убрал в стол. Найдет ли ее кто-нибудь? Проснется ли он после прочтения?

Подбородок уже клевал грудь. Очки упали на колени.

Кори лежал на серой простыне и смотрел на деревянный потолок. По кровати то и дело бегали крысы и били своими толстыми хвостами по лицу. Запах не отличался от отектвудской клиники. Но обстановка вокруг была какой-то средневековой. Очередная крыса влепила ему пощечину хвостом. Он попытался ее отогнать, но отгонять было нечем. Снова вместо рук и ног жалкие бугры, как в кошмаре, обмотанные желтой тканью, не бинтами. Дыхание перехватило. Но в этот раз Кори мог поднять голову и оглядеться вокруг. Раненые. Они лежали на полу, на деревянных койках на соломе. Женщина в белом чепце и фартуке, спала у стола, подложив руку под голову. На столе стоял кувшин, тазик и икона. Кори ничего из этого не смущало, кроме отсутствия своих конечностей. Шея устала, и он вновь опустил голову на постель, как раздался оглушительный крик.

– Где моя рука? Отдайте мою руку!

Кори хотел посмотреть на кричащего, но шея стала каменной.

– Южане? Я не видел ни одного южанина рядом с собой, а когда очнулся, оказался без руки. Жалкие воры.

Удар. Такой, какой доносился из сарая на ферме бабушки и дедушки, когда рубили индейку.

Звон. Плеск воды. Женский вскрик. Кори просто старался не обращать на это внимание и ждать. Наконец очередь дошла до него. Мужчина без руки, с кровавой повязкой. Он чем-то был похож на самого Лоусона. Рыжая жидкая бороденка. Уставшие глаза с кровоизлияниями. Сломанный нос. В единственной руке топор, с которого стекает темная кровь. Он замахнулся. Крыса в панике пустилась на утек через лицо Кори и он проснулся.

Алабама. Отектвуд. 6:00 a.m.

Кори проснулся внезапно и схватился за шею. Сон все еще стоял перед глазами, но он не мог вспомнить, опустился топор или это крыса коснулась хвостом его горла.

В больнице был ажиотаж. Медицинские сестры сдавали ежегодный зачет. Они толпились в коридорах с тетрадками шпаргалками. Повторяли приказы, первую помощь при шоках и обмороках. Одна сестра Грегсон стояла в стороне, рядом с незнакомой женщиной. Она громко кричала, махала руками. На щеке красовалась свежая ссадина. Лицо было одной отечной подушкой. От нее пахло нестиранной одеждой, потом и пивом.

– Сейчас санитары освободятся и принесут вещи. Они моют палаты. – неуверенно говорила Натали.

– Домоют? Сидят в бытовке нога на ногу с телефонами своими. Я, что, не знаю? Дуру из меня делать не надо!

– Подождите минуту. Я сейчас кого-нибудь отправлю.

– Знаю я вашу минуту! Час здесь буду сидеть!

– У вас все хорошо, сестра Грегсон? – Лоусон решил вмешаться. Пусть Грегсон недалекая, безответственная и негодная работница, они в одной упряжке. На них обоих белый халат, а Кори больше не позволит вытирать об него ноги всем, кому не лень.

– Вещи моей дочери потеряли! Бардак. Вы доктор? Разберитесь! – приказала женщина.

– Никто ничего не терял. Вас просили подождать. А где-то в палате есть тяжело больной, который не может ждать. Поставьте себя на его место.

– Вещи! Быстро. Или я иду к вашему главному врачу.

– Я принесу ваши вещи. Фамилия больной? – сказал Кори. Натали немедленно сбежала, бросив Кори, но он не обиделся.

– Смит. Кристина Смит.

Лоусон кивнул, выдавив вежливую улыбку. Смит. Именно такой он себе и представлял мать Кристины.

Он шел на склад с гордо поднятой головой. Он поступает так, как его научили. Так, как велит министерство здравоохранения. Пациент всегда прав, и, если он хочет получить свои вещи, он их получит. И пускай умирает тот, кто не может написать жалобу и пойти к главному врачу. Его миссия угождать и приносить вещи в желтом пакете с маркировкой, а не бороться со смертью. Его долг, не лечить больных, а с улыбкой размазывать дерьмо по лицу, которым эти больные в него кидают.

Кори спустился по желтой лестнице, где стоял сигаретный дым. Новая кладовщица не варила кофе и не смотрела виновато, снизу-вверх. Она сидела развалившись, с каталогом эйвон и терла запястьем страницу с пробником духов.

– Доброе утро. Могу я получить вещи Кристины Смит?

– Когда поступала? – не поздоровавшись спросила кладовщица.

– Кажется, восьмого.

Она лениво поднялась со стула и пошла вдоль полок. Желтый пакет нашелся быстро. Она вываливала из него рюкзак, грязные кроссовки джинсы и футболку. Раскрыла толстую тетрадь, прошитую черной ниткой, и принялась монотонно читать.

– Кроссовки одна пара, футболка, одна штука, джинсы одни, рюкзак один, телефон самсунг одна штука, зарядное устройство одно, расческа одна…

Кори не успевал пересчитывать барахло в девичьем рюкзаке.

– Пудра одна штука, тушь одна штука, блеск для губ одна штука, бумажные платки одна упаковка…

Кори сваливал косметику в рюкзак и увидел среди ручек, бумажек, жвачки и сигарет шнур. Белый провод с оборванными концами, какие обычно бывают у чайников, удлинителей, ламп и всего прочего. Лоусон проявил к нему особое внимание и больше не слушал кладовщицу. Он расписался в тетради, вышел с пакетом на лестницу и достал провод снова. Заломы на концах. Частички грязи. Он взял провод так, как его концы это предполагали. Намотав на руки. И не нашел ему применения иного, нежели приложить к своей шее. Идеально.

Секунду спустя Кори вытер его футболкой и затолкал в рюкзак. Это домыслы. Бредовые домыслы. Мало ли, зачем ей этот провод. Мало ли, какое барахло носят подростки в своих сумках. Подумаешь, пропавшие девушки были задушены проводом. Причем тут шестнадцатилетняя тщедушная девочка с хронической депрессией и кучей попыток суицида.

Завязав пакет, Кори направился обратно в корпус Б. Зачет только начался. Кори чувствовал общее напряжение. Он и сам недавно сдавал экзамены. Кто-то трясет ногой, кто-то бегает в курилку каждые две минуты. Кто-то лихорадочно повторяет тему. Кто-то пишет подсказки на руках. А Кори, как всегда, стоит в стороне, потому что все знает и молчит.

Он вручил пакет Смит, и та бросила ему издевательское «спасибо».

Пока Кристина переодевалась, сдавала тапочки и пижаму, мать упрекала ее, что не взяла из больницы туалетной бумаги и не заморозила ей макарон.

Подобная атмосфера угнетала. Куда приятнее было вернуться в корпус Д. Никто не возмущается, не угрожает звонком в министерство. Все тихо и мирно болеют своей болезнью.

– Привет, Кори. Мы пропустили сеанс, извини. Как ты себя чувствуешь? – Барбара была слишком участливой. С обычными пациентами она более резка. От них же не зависит будущее и репутация отектвуда. Ее репутация.

– Я не расстроился. Чувствую себя… – Кори не знал, как ответить на этот вопрос. Может быть, нормально. Но то, что панические атаки, приступы одышки, кошмары, приливы агрессии и голоса в голове стали для него нормой, не дает ему права, говорить, что это нормально. – Чувствую себя работоспособным. Хотел бы продолжить.

– После обеда я буду свободна. Сейчас у меня пациент. – Барбара оставалась на месте. Стоя спиной к дверям, она будто защищала кабинет. В руках у нее была свернутая в трубку, тоненькая история болезни.

Что там за больной? И почему она не следит за его состоянием? Стоять и глупо таращиться на доктора Лоусон продолжать не мог. Под ее пристальным взглядом он зашел в бытовку.

В расписании процедур на этот час никого назначено не было. Кто-то новенький. Кори зашел в базу. В зеленой строчке поступивших высветилось имя: Эндрю Савиц. Дата и время поступления не совпадали. Сегодня в девять ноль-ноль. Лоусон не видел ни конвоя, ни машины, что привезла бы подозреваемого. И санитары не перетирали эту новость, охая и ахая, что рядом с ними столько лет работал хладнокровный убийца.

Но Савица должны обследовать. Устный опрос, анализы, ЭЭГ. Лоусон закрыл базу. Достал свой телефон. Тишина в голове. Где сотни голосов, что умоляли бы оставить все как есть, или гулкие приказы не опускать руки. Он ведь почти на пороге открытия всех темных тайн отектвуда. И двери даже не заперты. Разве что, воображая ручка этих дверей дурно пахнет.

Доктор Калуум, сторожит дверь как часовой.

Входящие. Ответить.

«Нужно отвлечь Калуум.»

Отправить.

Теперь Кори прижимался к двери. Если бы кто-то резко открыл ее, Лоусон шлепнулся бы на пол.

Мерный стук каблуков Калуум вокруг стола на посту. Она говорила по телефону. Отвечала, что все идет хорошо. Пока хорошо. Фоном иногда покрикивал Рафаэль, предвещая грешникам страшные муки. И когда Кори, со злобой ударил кулаком в косяк и отошел от двери, он услышал Алана Дастина. Парня, который лишь изредка говорил свое имя и личный номер, и то шепотом. Он кричал.

– Офицер! Он вешается! Сюда!

Калуум бросила трубку и по стуку каблуков можно было понять, что она бежала. В ту же секунду Кори выскочил из бытовки, схватил ключи со стола и отпер дверь, что так охраняла Барбара.

Кори едва не оглох, когда вошел. Суггестивная запись с помехами, как у старого телевизора или сломанного радио твердила о смерти Алекса Хилла.

«Я убил Алекса Хилла. Я видел его истинное лицо.»

На уже знакомом кресле, зафиксированный ремнями, сидел Савиц. Когда-то он косил траву, повязав свою рубаху на поясе, на его загорелом теле отражалось солнце. А на лице была беспричинная простодушная улыбка. Сейчас все это исчезло. На теле не былого ни одного участка той загорелой кожи. Все было фиолетовым, бордовым и синим от избиений. Рабочие руки, висели в фиксаторах как плети. Разбитые губы, еле шевелились, повторяя запись.

– Я убил Алекса Хилла. Я видел его истинное лицо.

Лоусон преодолел ступор, выключил магнитофон и прекратил подачу импульсов.

– Эндрю, – тихо позвал Кори. – Эндрю, я верю, что ты никого не убивал. Ответь мне. У нас мало времени. Давай же! – Кори тряс Савица за плечи, но тот, как тряпичная кукла валялся в кресле. Уже поздно. Сколько он это слушает? Десять часов? Двенадцать?

Все ясно. Методами шерифа им не удалось добиться признания. Тогда они и отправили Савица на обследование сюда. После терапии добрых докторов он и в убийстве Кеннеди признается, не то что какого-то студента.

– Шину! Принесите шину!

Голос доктора Хайза отвлек Кори. Каталка гремела по кафелю. Они были у самой двери. Сейчас Калуум войдет и разоблачит его. Но Калуум не входила. Голоса удалялись. Лоусон приоткрыл маленькую щель и выглянул в коридор. Никого. Но Барбара вернется и Лоусон не должен выдать себя. Савицу уже не помочь. Никому не помочь. Он включил магнитофон и подал импульс в две сотни. Савиц не реагировал. Даже пальцем не шевельнул.

Едва Кори успел закрыть дверь, вернулась доктор Калуум. Незная куда себя деть, Лоусон схватил телефонную трубку и сделал вид, что разговаривает.

– Да. Досвидания.

– Кто там? – как ни в чем небывало, спросила Барабара.

– Ошиблись номером. Звонили в приемную Шварца, а попали сюда. Что случилось? Я готовил отчет для учебы, услышал шум. Больной на кого-то напал?

– Крашер едва не повесился. Я вытащила его из петли.

– Крашер? Вот от кого угодно, а от него я не ожидал. – Лоусон дались слова тяжело. Он напряг все тело, лишьбы не бежать в реанимационный зал. Он просил отвлечь Барбару. Но не так. Не такой ценой.

– Он жив. Даже шея цела. – отмахнулась Барбара.

– Нужно позвонить доктору Хамсвиллу. Когда им занимался Фарелл, у него не наблюдалось суицидальных наклонностей. Он был в периоде гипомании.

Барбара закусила губу. Она хотела что-то сказать. Поделиться новостью, которая была раскаленным угольком в кармане и так и жгла. Доктор и женщина боролись внутри Калуум. Женщина побеждала. Интриганка побеждала.

– Сегодня поступил Эндрю Савиц. Он и правда убил того медбрата, или кем он там работал? – спросил Кори.

– Да, – без раздумий соврала Барбара. – У него шизофрения. Он лечился здесь еще до того, как я устроилась сюда работать. Задержка умственного развития. Парень он не плохой, работящий. Но читает до сих по слогам. С письмом трудности. Жаль его. Но что поделать. Генетика.

– Шизофрения – устаревший термин.

– Аффективное расстройство, если тебе от этого легче. Галлюцинации толкнули его на убийство.

– Он не отправится в тюрьму? Его определят сюда?

– Комиссия решит на следующий неделе. Я буду на стороне специализированного лечения, другие врачи меня тоже поддержат.

– Никогда не боялись, что, работая с подобными больными, сами потеряете рассудок?

Барбара выпила и усмехнулась.

– Гастроэнтерологи каждый день едят буррито запивая пивом и колой, пульмонологи выкуривают по две пачки в день. Боюсь ли я сойти с ума? Едва ли.

– Кажется, вы хотели мне сказать что-то важное?

– На ты, Кори. Я не твоя учительница. Оставь это.

Серое как камень лицо Барбары приобрело розовый приятный цвет.

– Когда я только начинала работать, в меня влюбился пациент. Диагноза я уже и не вспомню. Но был буйный. Только со мной разговаривал. Дарил мне оригами.

– И такое случается, – кивнул Кори. Он не совсем понимал, к чему клонит Барбара. – А ты испытывала к нему чувства?

– Мне были приятны знаки внимания. Как и любой женщине. Но потом он стал меня пугать. Ты прав, Кори, такое случается. И не стоит принимать это близко к сердцу. Как говорил Фрейд – не целуй пациента в губы.

– Сам он, своим правилам не слишком придерживался.

– Ты меня понял, Кори.

– Если честно, абсолютно нет.

– Через час можем начать процедуры. Буду ждать в кабинете.

Барбара вернулась к пыткам Савица. А Кори остался стоять и пережёвывать ее метафоры. К чему весь это разговор? Может она пьяная?

Лоусон бесцельно прошелся по коридорам. Обход? Да кому он вообще нужен? Ни больным, ни доктору. Кори остановился возле одиннадцатой палаты. Двери были распахнуты. Через стенку, отгораживающую туалет, были перекинуты брюки от больничной пижамы. Одна гача привязана к трубе, другая отрезана видимо доктором Калуум. Были же сотни других способов. И если бы Алан не позвал доктора. Он так бы и удавился. Вот Хамсвилл то получит от Шварца, за то, что его пациент совершил попытку суицида. Этому Кори радовался в глубине души.

Час пролетел как одна минута. Влажные полы, еще теплое после Савица кресло и мокрые от его пота фиксаторы. Барбара курила в маленькое окошко под потолком, пока Кори усаживался.

– Я думаю, я готов, искренне извиниться за все свои обвинения в адрес врачей отектвуда. Я только сейчас понял, насколько я был глуп и недальновиден.

– Я рада за тебя. – подобная искренность не обрадовала Барбару. Она насторожилась.

– Звонки и жалобы. Мне так стыдно. Ведь если бы все это было правдой, мне бы уже давно заткнули рот. Правда ведь?

– Понятия не имею. – Барбара пожала плечами и подала первый импульс. Все как обычно. Дрожь по телу. Легкое покалывание. Привычная боль. Будто капельки масла со сковороды брызнули на руку.

Голос магнитофона, сколько не старался, уже не мог перекричать голосов в голове Кори. Это как резистентность к антибиотикам.

Песни, что закачала ему сестра на телефон, деревенский смех Эйприл. И конечно «Оставайся в Отектвуде.»

Что угодно, кроме «Все хорошо. Мы не причиняем зла.»

Его организм борется. И он вышел победителем. Легкая ломота в теле, нарушение координации и чувство голода. Он опять забыл поесть.

В тепле садящегося осеннего солнца, Кори совсем разморило. Он сел в машину, заложил сигарету за ухо. Дорога была гладкой, словно вода на озере. И он не замечал ни ям, ни лежачих полицейских.

Мономания

Алабама. Отектвуд. 7:00 p.m.

Возле сытого Билла, как обычно была толпа пьяниц и девиц. Через окно было видно, что за барной стойкой сегодня не Эйприл.

Кружка пива, классический гамбургер, картошка фри и гренки. Кори и не догадывался как был голоден. Столы были заняты. Приходилось сидеть за барной и терпеть толчки локтей, тех кто просили повторить: грязнуль с пластиковыми стаканами и девушек с размазанной косметикой.

Шумная компания парней за третьим столиком, едва не сшибла Кори со стула, заказывая еще пива, и вышла на улицу. Вернулись они уже с двумя девушками. Ирма и Кристина. Ирма заметила Кори сразу. Но демонстративно отвернула голову. Она и не знала, на что обижалась. На то, что Кори высадил ее в лесу посреди трассе совсем нет. Ей стоило обижаться на себя. За то, что солгала. За то, что ее ложь стоила чужой жизни. Жизни хорошего человека.

Без отца ей явно было свободнее. Она больше не прятала изрезанные руки под длинными рукавами черных платьев. На ней была короткая куртка, оголяющая поясницу и джинсы не по размеру. Кристина была в той же одежде, что Кори получал на складе. Они смеялись. Пили. Спорили с парнями. Ирма то и дело оглядывалась на Кори. Лучшим вариантом было бы уйти. Но Кори только что заказал еще кружку и не хотел оставлять недопитое пиво. По маленькому телевизору на стене крутили попсовые клипы. Между школьницами и их великовозрастными кавалерами назревало напряжение. Девушки отказывались ехать в гости. Кристина подошла к бару и заказала литр разливного пива с собой. На Кори она даже не посмотрела. Будто ни разу не видела. Она дергала ногой в ожидании пива и тяжело дышала. Для одышки курильщика рановато. Астмы в анамнезе не было. Кори помнит,. значит она волнуется. Кори допил и пошел в туалет вместе с Кристиной.

Туалет в сытом Билле, представлял собой длинное узкое помещение, пропахшее мочой. Две кабинки с классическим изображением женщины в юбке и две с изображением мужчины в брюках. Или без. Разбитые грязные зеркала. Пустые дозаторы мыла. В одной из раковин плескалась рвота. На краях другой были красные разводы. Кори старался не смотреть туда. Он вошел в свободную кабинку. Унитаз, словно не мыли десять лет. А он еще жаловался на туалеты в торговых центрах в Нью-Йорке. Да они образец чистоты, по сравнению с этим. Стараясь не касаться стен и двери, Кори расправился с мочеиспусканием и открыл дверь. Кристина, стоявшая у одной из раковин, дернулась. Сбросила с плеч рюкзак.

Кори старался не смущать девушку. Сполоснул руки и быстро вышел. Расплатился по счету сел в машину и задумался. Что Кристина делала в туалете с бутылкой пива. Она убрала ее в свою сумку у бара. Разбавляла водой? Или что-то подсыпала?

Подвыпивший народ вывалил на крыльцо бара. Все курили. Сквозь открытые окна автомобиля до Кори долетали отдельные слова. Суть разговора. Парни настаивали поехать к ним и продолжить вечер. Девочки хотели прогуляться. В бар пришли еще гости. Внимание парней переключилось, и Ирма с Кристиной потеряли свою значимость. Они двинулись от бара в сторону площади. Кори завел двигатель и тоже поехал. В лучших традициях полицейских сериалов, которые он смотрел с Эйприл, он ехал поодаль. Не спеша чтобы объекты не заметили слежку. Делать это после трех пинт пива, было непросто. Ощущение скорости и расстояния терялось. Кори то резко тормозил, то прибавлял газа.

Девушки скрылись в алее, где не было дороги. Пришлось сделать круг. Хорошо, когда город маленький. От начала до конца чуть больше часа пешком.

«Осторожно дикие животные!» «Розжиг костров запрещён!»

Кори остановился между двумя баннерами. Девушки перешли трассу к водонапорной башне.

Кори резко протрезвел. Ну нет. Это же домыслы. Больная фантазия, не менее больного человека.

Оставив машину у обочины, Кори тоже перешел дорогу. Сквозь лысые кусты он мог видеть Кристину и Ирму. Девушки сидели на бетонном блоке, прямо под башней. Ирма жадно хлебала из бутылки. Кристина болтала ногами и говорила. О математичке миссис Мерфис и Стене Джеферсоне из спортивного класса. Обо всякой школьной чуши.

– Я хочу спать, – сказала Ирма. – Может словим машину?

– Это сонная доза. Здесь круто. Никого нет.

– У меня и так никого. Братьев и сестер забрали. Родителей больше нет. – сквозь голые ветки Кори видел, что Ирма не может сидеть ровно. Ее клонит в сторону.

– Я лучше поеду домой. – Ирма с трудом встала на обе ноги. Пластиковая бутылка выпала из рук. сама же она хваталась за тонкие веточки и стволы молодых деревьев. Они гнулись под ее напором.

Это продолжалось слишком долго. Все равно, что смотреть глупое видео, где пьяный не может войти в подъезд или заползти на крыльцо. На экране это выглядело смешно. Надо же так нажраться. В жизни, смешного было мало.

Кристине было плевать, на то, что подруге плохо. Она шарилась в своем рюкзаке. Наконец она подошла к Ирме, едва не падающей, на землю.

– Я напилась. Мне надо домой. – бормотала Ирма, еле шевеля языком.

Кристина зашла со спины. Она стояла там с минуту, а потом накинула на шею подруги шнур.

Сигарета выпала из пальцев Кори. Это невозможно. Это бессмысленно. Ирма даже не сопротивлялась. Она повисла на удавке как куль с кукурузой. Кристина затягивала провод, упираясь коленом в спину жертвы.

Метод проб и ошибок. Люси Эбхаус она заманила трезвой. Потому та сопротивлялась. Потому Кори видел ее в лесу напуганную и в ссадинах. Она убегала через лес. Потому, причиной ее смерти стал удар по голове. Кристине не хватило бы сил просто задушить ее. Но потом она смекнула, что можно подмешивать жертвам лекарства, которые выдают в Отектвуде. Вот зачем она лежала последний раз. Не из-за матери алкоголички. У нее кончились запасы. А с тем бардаком, что творится в больнице, можно собрать фунт любых препаратов с тумбочек соседок и из-под подушек.

– Эй! – Лоусон окликнул Кристину, и та бросилась бежать, оставив недопитую бутылку, провод.

Его бросило в жар. Словно он был не в лесу, а в сауне. Рубашка прилипла к телу. По лбу струился пот, а на стёклах очков появилась испарина. И то, что Кори теперь не мог увидеть глазами, то живо представлял в голове. Свои руки на проводе. Свое колено, упирающееся в спину Ирме. Она солгала ему, она подтолкнула его к убийству собственного отца. Вложила ему в руку тот молоток. Шептала на ухо. Кричала в голове. Убей его. Кори хорошо помнил то чувство в машине.

Кори снял очки. Так еще хуже. Так даже нельзя понять, где ты. Может все еще в кресле у доктора Калуум? Может еще в машине, смотрит в след Ирме и представляет, как затягивает провод на шее. Может лежит в дыму на полу. Ирен не посмотрела в окно и не вызвала пожарных. Может в палате Крашера с разбитой головой. Может самолет разбился, не долетев до Клейтон-Каунти. И все это предсмертная агония. Отектвуд – личный ад Лоусона.

Кристина испарилась. А была ли она? Девочка подросток, воспитанная в вечных пьянках. Делала уроки за столом, заставленным грязными стаканами и переполненными пепельницами. Да она жить не хотела. Нашла бы она в себе силы убить кого-то кроме себя? Догадалась бы собирать таблетки? Повторять преступления брата?

То ли дело Лоусон. После того сна с Рейчел он решил отомстить Моргану. Забрать у него его девушек. Его личность. Его воспоминания, которыми он тешит себя, засыпая в камере. Он имеет доступ к лекарствам. Хорошо знает лес.

Ирма шумно вдохнула и начала кашлять. Ее вырвало отстатками снотворного с пивом. Немного попало на брюки Лоусону.

Кори не ожидал, что успел. Что спас ее. Он подхватил девушку на руки и понес к машине.

Деменция

Алабама, Отектвуд 1:20 p.m.

От сигарет уже тошнило, но глядя на Айка, Кори доставал все новую и новую. Он подписал уже столько бумаг, что довел свой подчерк левой руки до идеала.

– Ты левша?

– Нет. Я повредил руку при пожаре.

– Сказал бы. Я бы за тебя расписался. Ничего не вспомнил? Может хоть одежду нападавшего?

– Темно было.

– Какого черта ты вообще там делал, студент?

– В баре сказали, что на выезде ремонтируют дорогу. Все разрыли. Я решил поехать в объезд. Остановился отлить.

– В Билле? Ты пил?

Кори промедлил с ответом. Сделал вид, что не расслышал.

– Да ладно. Я тебя в трубку дышать не заставлю. Ну выпил пару пинт. Так ведь?

– А Ирма, то есть мисс Игмен, что говорит?

– Ничего Ирма не говорит. Девчонка в шоке. Ее увезли в Линкольн. Подпиши еще это.

– Не покидать Отектвуд в течении шестидесяти дней? Я что, под подозрением?

– Это формальность, студент. Ты свидетель. Мы будем вызывать тебя на опознания, если такое состоится, или ты вспомнишь что-то еще и захочешь дополнить свои показания. Всякое может быть.

– Я понял. – сурово ответил Кори. Ему больше не хотелось находится в участке. Не хотелось находится в этом городе. Честити, упокой господь его душу, предупреждал его. Просил его убираться из Отектвуда, пока тот может. И вот теперь Кори не может. Он сам привязал себя к этому месту. Он сам засунул руки и ноги в эту трясину.

– Не переживай ты так, студент. Нормально все будет.

– Я не студент. – огрызнулся Кори и вышел из кабинета. Айк, наверное, и не предал этой реплике значения, как обычно закурил, потер уставшие глаза и стал считать часы до окончания своей смены.

Кори больше не студент и не будет им. Он никогда больше не свяжет себя с медициной. После того, что он собирается сделать, он никогда больше не будет прежним.

Бак был почти пустой. Кори заехал на заправку. Вставил шланг в бак, карточку в приемник.

«Ошибка». Надпись высветилась на экране. Бензин литься не хотел. Кори вытащил карту, вытер о пиджак, вставил снова.

Пришлось иди в минимаркет. – это одно название. Кроме энергетиков, алкоголя и презервативов там не было практически ничего.

– Там терминал, кажется, сломан. Не читает карту. Можно у вас проверить.

Сонный продавец забрал у Кори карту, приложил терминалу.

– У вас недостаточно средств.

– Черт. Простите. – Кори совсем забыл, что потратился в этом месяце слишком много. Заправка, аренда машины, мотель, лекарства Крашера, ремонт телефона, пьянки в Сытом Билле. Будучи дома, он почти не тратил денег, а здесь просадил все свои накопления. Гудки шли долго. Кори уже собирался сбросить звонок.

– Да.

– Привет, Рей. Я знаю ты все еще злишься…

– Ты собираешься домой? – перебила его Рейчел. Слышать ее такой холодный и безразличный голос было непривычно. Неприятно.

– Придется еще задержаться на пару месяцев. Рей, прости, я не могу сейчас всего объяснить. Но это очень важно. Скинь мне немного денег на карту.

– Нет.

Ответ был настолько резким, что Кори растерялся. Он никогда ничего не просил у Рей, и ни в чем ей не отказывал. Взять его телефон на время? Пожалуйста. Перевести денег? Всегда. Врать ее ухажерам, что она спит? Без проблем. Ее никогда не ждал отказ.

– Рейчел, я все верну.

– Я не буду отправлять тебе денег. И маму не проси. Ты должен немедленно вернуться. Это уже не смешно.

Кори не стал слушать. Родные ему не помогут. Никто не поможет. Они не бывали в Отектвуде. Они его не поймут.

Кори стало стыдно перед кассиром. Он извинился, поставил банку энергетика обратно на полку и вернулся в машину. Бензина хватит доехать до клиники. В один конец.

Алабама, Отектвуд, 7:50 a.m.

Натянув ненавистный халат, Кори поднялся в кабинет Фарелла. В спертом помещении воняло ацетоном, но самому доктору было плевать на свое состояние и развивающийся кетоацидоз. Он лениво печатал выписки, одним пальцем, как это обычно делают старики, впервые севшие за компьютер. Кори забрал стопку историй и молча покинул кабинет. Слова были излишне. Фарелл не станет слушать его советов проверять уровень глюкозы и сдавать мочу. Никто не станет слушать. Он все знает, но сказать не может. Точно животное. Знает, что врачи убили Апекса и забрали последние доказательства ужасов, что здесь творятся из дома его родителей. Знает, что Летиция хладнокровна проломила голову Алане и сбросила ревизионный люк. Та еще сестра милосердия.

В мужском отделении корпуса Д стоял шум. Ночная смена передавалась дневной. Санитары вопили друг на друга из-за грязных суден и не вовремя помочившихся под себя больных. Сестры ругались из-за грязных столов и неправильно заполненных журналов. Поводов для скандала было миллион и больше. Но Лоусону до них не было никакого дела. Раньше, еще два месяца назад, он бы вмешался со своими знаниями. Встал бы на чью-то защиту. Но сейчас. Сейчас ему надо пережить еще один долбанный день. Никуда не встревая. Профессиональное выгорание. Так это называют в обычных больницах. В тех, где не пытают людей. Но какая теперь для Кори разница.

«Оставайся в Отектвуде.» – мимо уха пронесся голос Чарльза.

Кори давно наплевал на голоса. Но этот был прав. Он бы отлично вписался в эту атмосферу безумия, лжи и злобы. Стал бы как доктор Фарелл работоспособный чудак и параноик. Еще не поздно отказаться от своих принципов. Стать как все. Закрыть рот. Глотать таблетки, запивая подарочным алкоголем. Страдать кошмарами. Найти не слишком умную женщину, чтобы легко скрывать от нее свои расстройства и панические атаки. Сидеть до четырех утра на кухне с сигаретой и думать, что завтра все изменится. А потом скончатся. Разумеется, раньше жены, чтобы не страдать самому и не хоронить близких. С мыслью: что было бы, вмешайся я тогда в свои двадцать пять.

– На планерку идите уже. Мне тут помыть надо! – прикрикнула Мириам.

Кори двигался вместе с толпой, прижимая к груди стопку историй. Сел позади всех. В самом углу. Прямо как в старших классах. Отчитывали не его. Кричали не на него. И ничего не предвещало беды. Ничего. Пока не зазвенела сирена и не послышались крики со двора.

Шварц и начальник охраны вскочили первыми. За ними доктор Калуум. Пациент с корпуса Д сбежал. От всеобщего шума у Кори едва не лопнула голова. Он думал, что это только начало, но Шварц быстро взял ситуацию в свои руки и отправил всех на рабочие места.

– Доктор Лоусон, немедленно ко мне. – приказал Шварц.

В кабинете Шварца было тесно. Калуум стучащая по столу. Ирен Эдисон, как обычно впадавшая в слезы. Доктор Хамсвилл, неуместно улыбающийся. Доктор Фарелл. Начальник охраны – Уоррен. Последний был крайне спокоен, не смотря на вину своих подчиненных.

– Я всегда говорил, что присутствие на планерке всего персонала нерационально. Хотя-бы одна сестра или доктор должен находится на посту.

– Вы не в реанимации, доктор Хамсвилл! – рыкнул Шварц. – Уоррен, как так вышло?

– Я опросил всю смену. Никому из охранников не поступал сигнал.

– И что это, черт возьми значит?! – когда Шварц кричал, в кабинете становилось тесно.

– Охрана, к сожалению, не может видеть через стены. И у меня в смене слишком мало людей. Нет моей вины в том, что все стремятся получить высшее образование и поскорей смотаться из городка, вместо того чтобы охранять сумасшедших. – с издевкой ответил он.

– Барбара, давай отработаем, пока не приехал шериф и вся его кодла.

– Во время утреннего обхода все больные были на месте, – спокойно начала Калуум. – Я передала доктору Хамсвиллу ключи, журнал наблюдения, рассказала о состоянии пациентов, и мы вместе отправились на планёрку. Санитары закончили уборку в половине седьмого.

– Значит с без пяти семи до восьми пятнадцати в корпусе Д никого не было? Замечательно!

– Спросите Лоусона!

Кори вытаращил глаза и слегка задохнулся. Ну, конечно. Студент во всем виноват.

– А я-то здесь причем? Меня вообще в том корпусе не было! Я даже не знаю кто сбежал!

– Крашер! – в один голос ответили Шварц и Калуум.

Кори бросило в жар, а сердце упало в пятки. С одной стороны, он ликовал. Чарльз смог положить конец своим мучениям. Он вырвался из этого лагеря пыток и экспериментов, где из него сделали убийцу. Где его лишили детства. В другой стороны – страх. На что он теперь способен? Опасный преступник на свободе. Он будет мстить и мстить всему миру. Что если бы такой сбежал не здесь, а в Нью-Йорке, где его мать и сестра.

Кори раскрыл рот и тут же закрыл, чтобы не сболтнуть лишнего.

– Выйдите все. Кроме докторов. – процедил сквозь зубы Шварц. Смена охраны и сестры быстро скрылись. Мириам не торопилась. Наверняка будет стоять под дверью. Кори тоже хотел уйти, но Барбара, мягко надавив на плечо, вернула его на стул.

– Рассказывай, все что знаешь. – Шварц встряхнул свой ингалятор. Но потом отбросил на захламленный стол. Ему было не до соблюдения этики. Он вытащил из стола пачку сигарет и закурил. Пятна на его лице то краснели, то синели.

«Дыхание Куссмауля.» – отметил про себя Кори. Он все еще не понимал, что от него хотят. Ему запретили приближатся к Крашеру.

– Я ничего не знаю. Я только пришел на работу.

– Крашер говорил тебе о побеге? О своих планах? Что угодно?!

– Ничего! Я не общался с ним несколько дней. И уж тем более не стал бы помогать больному устроить побег! У меня есть алиби! Я был у шерифа всю ночь. И на заправке меня видели! Почему я?

– Почему ты? – Барбара вспылила.

– Тебе удалось подойти к нему ближе всех. Ты единственный из всего персонала больницы мог с ним общаться дольше десяти минут. Вы пережили нападение Морана и похищение. Он тебе доверял. – с каждой затяжкой, речь Шварца становилась спокойнее, чего нельзя было сказать о Барбаре.

– Да, но он не говорил мне ничего существенного. Никогда! – теперь Кори был напуган. Врачи наседали на него. Он был словно на допросе. Не хватало только яркой лампы в глаза.

– Не делай вид, будто не знал, о том, как Крашер к тебе относится! Вся больница знала, а он не знал! Вранье.

Она говорила что-то еще. Переходила на визг, но Кори в упор не мог понять, что она говорит.

– В каком это смысле? – тихо выдавил Кори. Ему даже показалось, что его никто не услышал.

– В прямом. Не идиотничай. Он идиотничает, доктор Шварц.

– Замолчите все. И возвращайтесь к работе! Лоусон, вы отстранены от практики на не определенный срок.

– Да за что? – Кори окончательно потерял суть происходящего. За две минуты невнятного рева, его сделали козлом отпущения. А в этот раз он действительно ни причем.

– Во-первых. Я больше поверю доктору Калуум, что проработала здесь двадцать лет без единого нарекания. Во-вторых, мы лечим разных людей. Опасных преступников. Попытки побегов и сами побеги, редко, но случались. Но за все три года, что пролежал здесь Крашер, он не предпринял ни одной попытки. Драки были. Нарушения режима были. Но не побег. Вы спровоцировали его. Вы проводили с ним чрезмерно много времени и проявляли излишнее внимание. И теперь, когда он на свободе, я бы на вашем месте боялся.

Сколько не пугай, а персонала этой больницы Кори боялся больше, чем пациентов. И что вообще только, что произошло? Рейчел бы понравилось. Она бы от души посмеялась, если бы отвечала на звонки брата.

Кори прошел по пустой территории. Листья опали, и больные больше не сидели на лавочках под роскошными кронами. Они сидели в своих душных вонючих палатах и одиноко глядели в окна. Ворота открылись и на территорию въехал шериф Айк, разбрызгивая грязь. Он не обратил внимание на студента. Видимо ему еще не рассказали столько занимательную новость.

Лоусон забрался в машину с пустым баком и положил голову на руль.

«Нельзя сдаваться.»

Шептали сотни голосов в его голове. Но это он и без них знал. Это говорила ему мать. Это говорили крутые парни из фильмов. Это говорят на каждом тренинге. Но сдаваться нужно. У каждого механизма есть предохранители. Ни одно животное не станет гнать добычу себе в ущерб. А при перенапряжении электричества вылетают пробки, не давая всей проводке сгореть к чертям. И только человеку вдолбили в дурью башку, что нельзя сдаваться. Что нужно бежать вперед до кровавых мозолей и рвоты. Что нужно ползти. Нужно ломать зубы. Переступать через себя и других, но только не сдаваться. И это звучит логично. Это звучит правильно. И даже сейчас Кори хотел бы, но не мог сдаться. Эта функция отключена от рождения, как у всех его предков. Как у всех людей.

Сдаться полиции. Рассказать про Диану, про ногу Апекса, что нашел в лесу. Про Игмена. Про Кристину Морган. Но ему не поверят. Не поверят ни единому слову. И ему придется снова бороться. Снова доказывать свою вину или невиновность.

Теелефон долго вибрировал, прежде чем Кори заметил звонок. Ему уже давно никто не звонит, никто не пишет. Высветился номер Эйприл.

– Да. – у Кори не было сил ругаться с бывшей девушкой.

– Кори, пожалуйста приезжай. Мне очень плохо.

– Что случилось?

– У меня болит живот. Я не могу больше. Отец на смене.

– Вызови скорую.

– Кори, я прошу тебя. Это и твой ребенок тоже.

Его ребенок. Кори только сейчас осознал, что в скором времени может стать отцом. Таким же, как его собственный. Который бросил их мать и уехал в закат. И что ребенок может иметь такой же цвет волос и глаз. И что его ребенок будет сумасшедшим. Он зачат сумасшедшим, в утробе дочери сумасшедшей, в самом безумном городе. Его ждет Отектвуд и шоковые терапии. Его ждут вонючие палаты, грязное белье и транквилизаторы. Он не сможет стать врачом, строителем, художником, актером, даже долбанным космонавтом. Он будет психом. Вместо аттестата зрелости ему выдадут справку и клеймом психа.

И как тут сдашься? Лоусон вылез из автомобиля и быстро зашагал к автобусной остановке. Пятьдесят минут и из-за тощих голых стволов деревьев показалась крыша церкви, торговый центр для всей семьи и памятник основателю. Администрация рудника, Сытый Билл, полуразрушенные и недостроенные здания, спальный район, окраина. Кори вылез на конечной. Прошел через дворы под лай собак, отворил скрипучую калитку. Дверь была не заперта.

– Эйприл, ты дома? – позвал Кори, не решаясь заходить. – Эйприл. – повтори Кори и сделал шаг внутрь.

Несколько рук толкнули его, и он больно ударился о стену. Из легких разом выбило весь воздух. Очки слетели. Кори прищурился чтобы разглядеть расплывчатые силуэты.

Отец Эйприл с охотничьим ружьем, Росс Эдисон с разбитой бутылкой, Колбан, двое работяг, которых Кори частенько видел в Билле. И Розенталь.

Кори дернулся наугад. Будь, что будет. Он надеялся, что его пристрелят на месте. Но его вернули на место. Дуло прижималось к груди. Кори хотел бы знать, из чего он будет застрелен, но совершенно не смыслил в оружии. Тем более без очков. Очень походило на винчестер из «Терминатора».

– Где Крашер? – спросила миссис Розенталь.

– Я не знаю! – выкрикнул Кори. Слезы невольно хлынули из глаз, смывая с лица придорожную пыль. Сколько прошло? Чуть больше двух часов. А уже весь город уверен, что он пособник беглеца. Чертовы сплетники, чертова больница, чертовы люди. Чем он вообще руководствовался, идя в медицину и посвящая свою жизнь помощи тем, кто на раз придут за ним с ружьем.

– Звоните шерифу. – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да! – поддержал незнакомца Кори, но топла жаждала самосуда.

– Что бы его посадили и кормили три раза в день на наши налоги? Где Крашер?

– Где моя сестра? Что ты с ней сделал? – Росс, шатающийся после очередной попойки. махнул розочкой, Лоусон закрылся, и Росс рассек ему предплечье. Кровь потекла в рукав, щекоча кожу.

Тут Кори понял, что если признается, то толпа разорвет его на кусочки.

– Я не знаю. Я ничего не сделал! – Лоусон сползал по стене, но чужие руки тут же поднимали его и прижимали обратно к драным обоям.

– Ты изнасиловал мою дочь! – заговорил Кейс, тыча ружьем в подбородок Кори.

– Нет. Мы встречались. У нас все было по согласию. Спросите ее сами.

– Моя бедная девочка беременна от насильника!

– Ваша бедная девочка дочь шизофренички! – вдруг заорал Кори. Из-за слез и отсутствия очков Кори совсем перестал видеть. Он будто был один и уже не обращал внимания на тычки, пинки и удары. – Вашу жену свели в Отектвуде с ума. Ваших детей, жен, мужей, братьев и сестер сводили с ума в Отектвуде. Я могу это доказать. Послушайте!

Кейс ударил Кори прикладом в щеку и тот рухнул на пол. Лицо горело. Его тянули за ноги, больно хватали за плечи, били о косяки. От боли Кори совсем оглох.

– Не в моем дворе. Отвезем его на старый рудник. – эхом раздался голос Кейса.

– Прошу вас. Не надо.

Это и значит сдаться? Молить о пощаде? Нет. Мольба и унижения – это тоже действия. А сдаться это лежать на брезенте в грязном багажнике. Подскакивать на ухабах и ждать своей смерти.

Аффективное расстройство

Алабама, Отектвуд, 4:30 p.m.

Дневной свет после темноты багажника окончательно ослепил Кори. Его тащили по земле, по камням, по избитому бетонному полу. Джинсы порвались, кожа оставалась на кусках арматуры, торчащей из бетона. Руки выворачивали в суставах. Собирая остатки своего сознания, Кори понимал, что если выживет, то после всех этих травм не сможет ходить. Если выживет. Его грубо бросили на холодный железный пол. Это был лифт. Клеть. Про устройство рудников он читал в дневниках Честити.

Эдисон. Кейс, Колбан и Розенталь спускались вместе с ним. Остальные вовсе покинули их на пути сюда. Вершить правосудие хотелось всем, но вот нести потом наказание не хотелось никому. Спускались быстро. От перепада давления у Кори заложило уши. Из носа хлынула кровь.

В старой шахте пахло не лучше, чем в больнице. Рук Кори уже не чувствовал. Кроссовки слетели, и он сбивал голые пальцы, поспевая за своими палачами. Они остановились. Кори был рад. Рад, что все это наконец закончится. Он больше не может. Из-за ударов в уши он почти ничего не слышал, а без очков в полумраке был как слепой котенок.

«Никогда не сдавайся.» – это не просто фраза. Кори сдался. Но его тело, избитое, израненное не сдавалось. Через боль он все еще мог шевелиться. Он все еще чувствовал. Чувствовал легкую вибрацию и как мелкие камушки подпрыгивают над полом.

– Там внизу около пятидесяти футов, – сказал Кейс, склонившись над Кори, и ткнув его в живот винтовкой, будто проверяя жив ли Кори, или уже испустил дух. – Повезет, если сразу свернешь шею. Но можешь и сломать спину. Будешь лежать там внизу, как мешок дерьма и медленно умирать, пока крысы обгладывают твою рожу. Или скажешь, где прячется Крашер, и я быстро пристрелю тебя.

Кори хотел бы что-нибудь ответить. Открой он рот, издал бы только крик.

– Давай уже прикончим этого говнюка. – Росс схватил Кори за шиворот и приподнял над бездонной чернотой.

Теперь вибрация переросла в гул. В грохот. Он доносился сверху. Эдисон отбросил Кори обратно и задрал голову.

– Это порода двигается. Такое часто бывает. – пытался успокоить его Кейс.

Лоусон воспользовался моментом и отполз к своду. По стене ручьями стекала ледяная вода. Она возвращала Кори к реальности. К тому, что сейчас его убьют. Как собаку. Без суда и следствия. Так и не узнав никакой правды.

Гул стал совсем невыносимым. Будто прямо над ухом Кори самосвал вываливал камни. С потолка сорвалась гнилая балка, что служила креплением, прямо на задранную морду Росса.

– Назад! – размахивая руками Кейс отступил от края, но поскользнулся на старых, покрытых влагой и грязью рельсах. Вниз полетела еще одна балка. За ней целая плита.

Лоусон закрыл лицо руками. Черная пыль накрыла его волной. Грохот разгуливал по брошенной шахте. Больше ничего. Ни криков. Ни выстрелов. Угольная пыль медленно оседала. Сверху еще валились камни, мусор и дерево. Ржавая вагонетка улетела в бездну, куда хотели сбросить Кори и все стихло. Раня босые ноги острыми камнями, Кори поднялся. Человеческая установка «не сдаваться» действительно сильнее любых инстиктов и зачастую глупа до одури. Животное бы легко зализывало раны и восстанавливало силы. Механизм бы не запустился, дабы не сгореть. А человек будет продолжать на износ.

«Я убил Кетрин, беспомощную и больную. Я убил Диану, которая доверяла мне и любила меня. Я убил Игмена, который всем сердцем верил в людей и доброту. Я убил Фокса, которому должен был помогать. Которого поклялся лечить. Которому поклялся не навредить. Я знал правду и скрывал ее из-за своей неуверенности и трусости. Я слышу голоса. Я испытываю ненависть. Я должен был умереть! Почему они? Почему не я?»

– Почему? – Кори споткнулся и упал на груду угля. Он не знал точно куда ползет. К выходу или к обрыву. Но в кромешной тьме показался луч желтого света. Лоусон пополз к нему. Может он уже мертв? А это тот самый свет в конце тоннеля, о котором все твердят. Но свет в конце тоннеля должен быть ярким. А этот тусклый. Этот прыгает то вниз, то вверх, то вправо, то влево. Этот свет громко топал и шумел. Этот свет ударил по глазам и вновь ослепил Лоусона.

– Охота на ведьм не состоялась. Снимайте валенки. Вставай, Виски.

Ну, конечно. Крашер работал на этом руднике перед его закрытием. Он знает все ходы, все уязвимые места. Но зачем? Зачем ему было сюда идти? Зачем было делать все это? Ведь мстить нужно не этим людям, а врачам из Отектвуда.

– Я больше не могу. – прохрипел Кори.

– Не могу поднять ногу! Не ной, Виски. Идем отсюда. А я так уж и быть напишу статью в журнал.

Алабама, Отектвуд, 10:42 p.m.

Все тело ломило, будто бы Кори избивали несколько часов подряд. Ах да, его ведь и избивали несколько часов подряд. В носу и горле все еще стояли остатки угольной пыли. В больной голове роились сотни мыслей. «Почему он? Почему Эйприл предпочла отдать отца своего ребенка на растерзание. Почему Крашер не сбежал подальше от этого города? Как теперь дальше жить?»

Кори пялился в уже знакомый потолок со странными рисунками.

– Я убил Диану и зарыл ее в лесу. А еще отца Игмена. – сказал Кори и повернул голову. Чарльз сидел напротив и зачищал провод. Рядом, на индукционной плитке кипело какое-то серое вещество.

– Значит посчитал нужным. Я не собираюсь тебя осуждать. Ты это сам за меня сделал.

– Что-то еще мне хочешь сказать? – спросил Кори.

Крашер на секунду замер.

– Как себя чувствуешь?

–Ужасно. Но я не об этом.

– Да я знал, о том, что творится в Отектвуде. Знал об Апексе. Последние годы он участвовал в экспериментальных программах, только ради доказательств. Записывал все на видео втайне от других. Хотел потом сверкнуть этим в Вашингтоне. За несколько дней до его отъезда меня спрашивал о ловушках в лесу Хамсвиллл. Ну как спрашивал. Обкалывали меня и заставляли говорить. Они заманили Апекса в капкан, а потом сбросили в реку. Шериф даже не стал искать багаж Апекса. Он ведь явно не с одним портмоне собирался в другой город ехать.

– Алекс Хилл?

– О! Его я помню. Он чем-то походил на тебя. Только с противно-позитивным настроем. Амбициозный сиротка. Сразу понял, что к чему и стал шантажировать Шварца. Молчание за лучшие рекомендации, вплоть до рекомендаций в Вашингтонскую высшую школу на бюджетной основе. Паренек поверил в себя. И Мейсон разуверил его при помощи газонокосилки.

– Нас ищут, да?

– Ага, ходят по лесу с вилами и факелами, читают молитвы. Наш народный суд уже надрался в баре до соплей. А когда хватятся Кейса и Эдисона, никто не признается, что они похитили человека и собирались казнить на старом руднике. Черных копателей частенько заваливает. Их туда же припишут.

– Как мне теперь выйти из леса? Как теперь смотреть людям в глаза? Что ты делаешь?

– Собираюсь сравнять Отектвуд с землей.

Это было безумием. Очевидным безумием. Подорвать больницу. Совершить террористический акт. Убить сотни больных, врачей, сестер и даже расчетную группу, которая никаким образом не причастна к тем ужасам.

«Причастна. На этой земле каждый росток, каждое здание, каждый кусочек асфальта, каждый старик и ребенок причастен к безумию. Они кормят его, поят, поливают и удобряют. И даже ты причастен. Ты приехал сюда и отдал самый большой и жирный кусок, чтобы вскормить это зло.» – голоса в голове стали уже совсем привычными для Кори. Он больше не глушил их таблетками. Он внимательно слушал и без них в его черепушке было до боли тоскливо и одиноко.

– А что будет потом?

– Потом, это когда? Проблемы надо решать по мере их поступления. Еще вчера, я не собирался драпать из больницы. Но утром, когда все ушли на планерку, Мириам выносила остатки от ужина через заднюю дверь, чтобы не попасться охране и забыла ее закрыть. А там стояли старые ванны из корпуса Б. Там поставили новые. Я прилег в одной из них, накрылся брезентом, и меня вывезли на грузовике, вместе с остальным строительным мусором. Это вышло совершенно спонтанно. Я собирался еще подремать после завтрака, потом сделать поделку из осенних листьев на терапии и почитать. Но вот я ничего из этого не сделал. И не жалею.

Кори с трудом сполз с кровати. Каждое движение приносило жуткую боль. Казалось, что внутри что-то лопается или отрывается.

– Мне нужно в больницу.

– Мне тоже нужно! Но сначала нужно доделать запалы.

– Я не об этом. У меня кажется внутреннее кровотечение.

Чарльз молча залез в карман и высыпал на стол горсть таблеток, вперемешку с мусором.

– Что это?

– Промедол.

Кори растянулся на полу, среди канистр. Голова кружилась. Он неуверенно взял одну таблетку и проглотил не запивая.

– В больнице тоже подумали, что я помог тебе бежать. Калуум сказала мне одну странную вещь…

– Нельзя верить политикам и психиатрам! Ты знаешь! Ты же сам психиатр. – Чарльз отбросил провод на пол и воткнул нож в крышку стола.

Губы вытянулись в нитку, а на шее выступили вены. И тут Лоусону стало страшно, так, как не было не при нападении Юниона, не когда Кейс тыкал ружьем в его подбородок.

Вот оно настоящее лицо Крашера. Вот оно безумие, которое Кори в упор не замечал. То, что должен был вылечить, а вместо этих кормил демонов в голове Чарльза.

Он ничем не отличается от врачей Отектвуда. Он тоже сделал из Чарльза подопытного кролика, тренируя на нем модели общения и поведения доктор-пациент. И теперь, если Крашер вынет нож из стола и воткнет его уже ему в горло – будет бесконечно прав.

Голоса в голове тоже замолкли от страха. Но только на пару секунд. Лоусон не успел бы не вызвать полицию, не позвонить сестре. Это был предсмертный его крик его рассудка.

Таблетки подействовали быстро. Ужас сменился легкой эйфорией. И теперь окровавленные ноги со сбитыми пальцами не вызывали жалости и отвращения. Это не были раны. Это соски, через которые он своей кровью напоил землю Отектвуда.

– Пожар был в тысяча девятьсот девятнадцатом. И в тысяча восемьсот девятнадцатом. Ты думал об этом? Разве это не самое подходящее время. Это как лихорадка. Когда болеешь, организм борется с вирусом повышая температуру. Температура поднимается, – Лоусон поднял руку вверх. – И вирусы дохнут! – он резко уронил руку на пол и вывалил язык на бок, изображая мертвеца.

Чарльз взглянул на него слегка обеспокоено. Кори встал на ноги.

– Могу я тебе помочь? Говори, что с чем смешивать!

– Ты и правда хочешь в этом участвовать? Ты ведь понимаешь, что нас пристрелят на месте? Даже не рассчитывай на пожизненное.

– Кажется, кто-то минуту назад говорил, что проблемы нужно решать по мере их поступления. Ты рассчитывал лепить поделки из гребаных листьев и шишек, а сейчас лепишь взрывчатку. Мы не знаем, что может случиться. Мы можем даже не добраться до клиники, а можем и уйти оттуда живыми! – запинаясь за хлам, сбивая тазы и канистры ногами, Кори выдернул нож из крышки стола. Он наклонился к Чарльзу так низко, что их лица разделяли всего пара дюймов и лезвие ножа.

– Но я больше не приду туда с пустыми руками. Я больше не надену сраный халат! Я не студент! – Лоусон кричал и изо рта его летела слюна.

Крашер спокойно вытер свою оплёванную щеку и забрал оружие из рук Кори, пока тот сослепу не пырнул его или вовсе себя.

Даже без очков Кори было не трудно разглядеть, что Чарльз поник. Он не разделял запала и жажды крови Кори. Недобрый блеск глаз потух.

– Знаешь, почему я отказался говорить с юристом? Почему изуродовал своего адвоката? Знаешь, откуда у тебя появилась та челюсть? Виски, я давно хотел сказать тебе…

– Скажешь, когда на месте Отектвуда останутся одни угли! – Лоусон забыл про боль. Забыл про проблемы со зрением. Он мельтешил из угла в угол, переставлял сумки и ящики. Гремел замком. – Ты готов?

– Я гораздо больше, чем готов! – безумный оскал вернулся на лицо. Крашер подхватил свою конструкцию из нескольких канистр и проводов.

Делирий

Алабама, Отектвуд 4:45 a.m.

Огни полицейских машин, патрулирующих территорию вокруг лечебницы, мерцали в лесном мраке. Полусонный охранник открыл ворота.

– Вот бы все так на работу спешили в нашей стране. – зевнув, сказал он.

Лоусон спокойно прошел по территории. Запасной выход в корпус Б был открыт. На крыльце еще тлел окурок. Кори тихо вошел, свернул под лестницу, снял с гвоздя ключ отпер подвал.

Налобный фонарь, что дал ему Крашер был почти бесполезен. Поднося наспех начерченную Чарльзом схему к самому носу, Кори шел, наощупь, скользя руками по влажным трубам и натыкаясь на мох и грибок.

Запах канализации усиливался. Рваные кроссовки Крашера промокли. Лоусон не боялся больше осветить, что-то жуткое. Сейчас его глаза не отличат пакет от человека или собаку от велосипеда. Но на всякий случай он наносил удары перед собой плоскогубцами по металлу. Проход то сужался, то расширялся.

– Ты будто лазерной указкой кошку гоняешь. Иди ровно, виски, или ты уже остаканился с доктором Фареллом, пока я тут по колено в дерьме купаюсь.

Кори не видел Чарльза, но отлично слышал. Он добрался. С третьего раза срезав замок и открыл люк. Чарльз сбросил ему большую сумку, моток провода и спрыгнул сам.

Ни мокрые ноги, ни вонь канализации, ни что не могло омрачить эту ночь.

«Ты смог. Ты избавишь этот город от сумасшествия. Ты освободишь своих предков и своих потомков. Генри Отект не смог, Грант не смог, Скот не смог. А Кори Лоусон из Нью-Йорка смог. Не близнецы Лоусон снова молодцы, а ты один.» – голос в голове воодушевлял. Заставлял переставлять ноги. Заставлял верить в то, что в темноте канализации нет ничего страшного. Иногда, пока Крашер шел позади Кори, ему казалось, что он говорит он и отвечал:

– Да!

Дело для Кори нашлось не хитрое. Он всего лишь должен был ходить по больнице и открывать подсобки и подвалы, давая Чарльзу доступ к электрическим щиткам. Для этого ему вновь пришлось надеть ненавистный халат и маску. Так, никто из загруженных работой и своими проблемами не обращал на него внимания. Не топчет и ладно.

Начал Чарльзс трансформаторной будки на улице, пока у охраны была пересменка. Потом корпуса А и Б.

Лоусон проходил мимо сестер и санитаров и сердце его колотилось, как бешенное. Но всем плевать на него. Он пустое место. Но это ненадолго. Через час все изменится. Через час он изменит государственную статистику психических расстройств. Через час он спасет Отектвуд.

Пропуск в корпус Д у него не успели забрать. Лоусон знал, что Шварц не будет афишировать его причастность и постарается вернуть психа тихо, без комиссий и министерства. Но сплетни расходились быстро. Фрост – любитель кроссвордов, с трясущимися руками и опухшим лицом несколько раз уронил связку ключей на землю, прежде чем открыть двери.

– Что слышно о том сумасшедшем? Ищут?

– Ищут. – буркнул Лоусон через маску.

Коридоры были пустыми. Эдисон скорее всего отпросилась искать своего сынка по кабакам и подворотням, не зная, что он погребен в старой шахте. Калуум была в своем кабинете. Кори прошел по коридору между палатами, ставшими уже почти родными. Эндрю поместили в четвертую. Жизнерадостный простой работяга, неровно остриженный в застиранной больничной пижаме, он сидел на полу, возле туалета и теребил рукава. Он больше никому не махнет рукой, не одарит крепким словцом свою газонокосилку. Он больше не будет Эндрю Савицем. Рафаэль обещал адское пламя. Никогда он еще не был так близко к правде. Когда Кори подошел к его палате он резко смолк. Впервые за всю практику Лоусона, он закрыл свой рот и отскочил от двери, смотря на Кори как ушибленная собака.

– Что такое? – спросил Кори. – Не думал, что твои пророчества сбудутся так скоро? Боишься ада?

– Все боятся гнева Божьего. – скромно ответил Рафаэль. – Вы навлекли на себя проклятие!

Еще какое. Лоусон прибавил радио на посту, чтобы шум Рафаэля, не отвлекал Барбарау от работы. Наверное, пытает очередного подростка, что бы через пару лет он устроил стрельбу на выпускном.

Кори проследовал в самый конец к электрощиту, опустил рубильник и стал ждать сигнала.

– Тебе кажется запретили подходить к больнице на пушечный выстрел. – Мейсон появился из-за угла.

– Иди подтирай мочу и не лезь не в свои дела.

– Чего ты сказал? – шлепая своими мокрыми тапками, Мейсон стремительно надвигался на Кори. – Что ты там делаешь? Отойди от рубильника. Это из-за тебя сегодня по всей больнице электричество барахлит? Мстишь что тебя выгнали с работы? Еще бы тряпку в унитаз спустил. Мститель.

– Лучше тебе не лезть ко мне. – Кори встал спиной к щитку.

– А то что? Твой бешенный дружок взорвет у меня дома сортир? Свали. – Мейсон оттолкнул Кори и взялся за рубильник.

«Ты позволишь этому поломойке нас унижать? Ты и правда пустое место.»

Зарычав, Лоусон схватил ведро, что Ли оставил позади себя с серой грязной водой и выплеснул на Мейсона. Аварийное освещение погасло и тысячи искр посыпались на Лоусона с оглушительным треском. На рубильнике осталась прикипевшая кожа с ладони санитара. Сам же он лежал в луже воды. Рука почернела и стала похожа на спичку. Он был мертв. Мгновенная смерть от удара током. Умнику Лоусону поставили зачет по электротравмам автоматом. Он ведь никогда не собирался работать с подобными случаями. Да и вид обугленных мертвецов даже в учебники вызывал панику. Раньше вызывал.

Лампы под потолком начали лопаться одна за одной. Проводка засверкала. Из процедурного кабинета послышался крик, и пожарные сирены зазвенели со всех сторон.

Рафаэль приник к решетке и смотрел вверх, как пластиковые куски потолка, охваченные огнем валяться на кафельный пол. Вот он его огненный дождь.

Все ринулись к выходу. Больные, которых Лоусона учили выводить при пожаре первыми, оставались в камерах и отчаянно вопили. Кори едва не затоптали на лестнице, общий поток белых халатов, буквально вынес его на улицу.

Пожарные машины были уже у больницы. Спасатели разворачивали рукава, подминали лестницы.

Остальные два корпуса стояли на месте. Значит Кори не спровоцировал взрыв раньше времени. Это всего лишь старая электрика корпуса Д и план Крашер пока не сорван. Крашер! Он остался где-то в подвале.

Лоусон развернулся и побежал назад, расталкивая паникующих медиков локтями. Верхний этаж еще не был задымлен, но дышать уже было тяжело. Оборвав ключницу, Кори нашел нужный ключ вставил замок и распахнул дверь. Из подвала ему в лицо ударила волна дыма. Горького обжигающего горло. За ней на пол выпал Крашер отчаянно кашляя.

– Виски! Какого черта ты сделал?

– Надо уходить!

– Я еще не закончил! – вопил Крашер прижимая к себе связку канистр с проводами.

– Мы сгорим тут к чертям!

– Я должен закончить!

Кори ничего не оставалось, как вырвать канистры из рук Чарльза и влепить ему звонкую пощечину.

Он потянул его за руку, но Чарльз мертвой хваткой вцепился в порог подвала.

– Ты ничего не закончишь, ты тут сдохнешь. – Лоусон наступил на руку Чарльза и тот разжал ее.

Действие таблеток заканчивалось. Ноги подкашивались, все тело ломило, будто Кори перехало поездом. Не смотря на свою худобу, Чарльз оказался жутко тяжелым.

Свежий воздух и брызги ледяной воды, чуть не сбили Лоусона с ног. Кроме пожарных, во дворе стояло с десяток вооруженных полицейских, охрана с дубинками и шокерами. Доктор Шварц.

– Встаньте на колени и поднимите руки. – крикнул в громкоговоритель шериф Айк. Что же он не добавил «студент»? Больше не считает Лоусона сопляком?

– Послушайте! Это клиника сводит людей с ума! Она построена в доме не того ветра! Прошу, поверьте мне!

– Встаньте на колени и поднимите руки, что бы я их видел! – повторил Айк.

– Здесь все заминировано! Больница взлетит на воздух если вы выстрелите! – предпринял новую попытку Лоусон, а Чарльз, как ни в чем не бывало послушался шерифа и опустился на землю.

– Теперь ты, Лоусон! Медленно! Встань на колени и подними руки.

– Нет! Чарльз! Прекрати! Поднимайся. – Лоусон схватил Крашера за футболку и потянул вверх.

Во всеобщем шуме, грохоте воды и криках Лоусон и не услышал, что произошло. Хлопок Чарльз оттолкнул его в сторону, сбив с ног и упал рядом.

Охранники сорвались с мест как бешеные собаки. Резиновая дубинка коснулась спины Кори, затем головы. Холодный металл шокера уколол под ребра. Кори показалось странным, что били только его, а Крашеру спокойно дали лежать в стороне.

– Чарльз! – окликнул его Кори и прищурился. По спине футболки расплывалось алое пятно крови.

– Нет! Зачем вы убили его? Он ничего не сделал! Он же сдался!

Милый старик Фрост ударил Кори дубинкой прямо в челюсть и несколько зубов с кровавым шлейфом полетели на траву.

Помешательство

Алабама, Отектвуд, 12 января 2020, 10:00 a.m.

Сквозь помехи старого радио доносилась «миссис Робинсон». Мириам монотонно махала шваброй, оставляя на белом кафеле серые разводы. Эндрю Савиц жевал пододеяльник. Кристина Смит тихо плакала в подушку. В ее камере не было ничего, чем бы можно было покончить жизнь самоубийством. Она так хотела походить на брата, чтобы мать гордилась ей. Что бы расстроилась ее смерти так же, как расстроилась, когда Моргана поместили в лечебницу. Морган Смит, единственный, кто пострадал от пожара. У него обгорели лицо и шея, и чтобы посмотреть направо или налево приходилось поворачивать все туловище.

– Опять, я же только вымыла. – заворчала Мириам. Стук трех пар обуви. Резиновые тапочки, туфли и туфли, поверх которых надеты бахилы.

Запах свежего ремонта перебил запах духов и сладких кремов. Такими девушки в Отектвуде не мажутся.

Морган с трудом развернулся к дверям, чтобы хоть глазком увидеть гостью.

Рядом с Джо и доктором Шварцем шла красивая, но грустная шатенка. Морган отпустил комплимент, но девушка даже не заметила.

– Убил свою девушку Диану Эдисон и искал ее труп с другими отрядами добровольцев. Убил священника, санитара, задушил одну из своих пациенток. Помог сбежать опасному преступнику. И все это за пару месяцев. Ума не приложу, как мы это проглядели. Как не заметили вовремя. Вправду говорят, что, светя другим, мы сгораем сами. Во время задержания пришлось применить силу. Суставы раздроблены, в очереди на операцию у него номер двести шестьдесят два. Правую кисть пришлось ампутировать. Он получил травму и не обращался за помощью. Обрабатывал ее сам и пил обезболивающие. У него начала развиваться гангрена. Он плохо видит, но очки мы дать ему не можем, чтобы не причинил себе вреда. В последнее время, он почти не разговаривает. Разве что с самим собой. Мы даем ему седативные и антидепрессанты. Так же светозвуковая терапия, водные процедуры. Истерики урежаются. Но он все еще может быть агрессивным. Не заходите за линию и не приближайтесь к решетке, мисс Лоусон.

– Я знаю. – сказала Рейчел.

– Мы рядом, в случае чего.

Одиннадцатая палата. Не ремонт, не пожар ее не тронули. Отколотая плитка и рисунки Чарльза Крашера остались на стене.

Кори сидел в инвалидном кресле, прямо посередине палаты, будто царь на троне. Клетчатая застиранная пижама. Швы по всему лицу. У Рейчел по щекам покатились слезы. Она хотела подойти ближе, протянуть руку коснуться брата, но нельзя.

– Прости меня, Кори. – Рейчел закусила губу и стерла слезинку рукавом.

Прокручивая одной рукой колесо, Кори подъехал ближе к решетке. Доктор Лоусон в их семье будет только один. Если, конечно, Рейчел удастся справиться с давлением. За три месяца суда над Кори и бесконечных обследований, и экспертиз она не посетила ни одного занятия. Будут ли ей теперь рады на пороге школы?

– Этот город – колыбель безумия. Ты не должна здесь находиться. – тихо, будто их могли подслушивать сказал Кори.

– Мы справимся, Кори. Близнецы Лоусоны! – Рейчел едва смогла произнести эту фразу, после чего разрыдалась.

Лоусон медленно развернулся к стене и провел пальцами по вырезанному на плитке кругу. Сестру выводил Джо, а Шварц вздыхал, будто действительно сожалел. Она улетит первым же рейсом. Она не сдастся, и не смотря на все протесты закончит чертову школу и станет очередным психиатром. Лоусоны не сдаются, если уж начали. Они доводят все до конца, даже если это плохой конец.

Звук шагов стих. Железная дверь закрылась. Санитар Крис стучал шваброй по решеткам. Скоро будет обед, и он снова бросит Кори лоток так, что он перевернется и вся еда окажется на полу. Но ничего.

«Мы еще покажем себя, Виски.» – сказал голос в голове. Этот голос был единственным, что не давало Кори сойти с ума. Или прийти в себя?

Оглавление

Дереализация

Гипомания

Истерия

Энцефалопатия

Сомнобулия

Психоз

Тревожность

Невроз

Амнезия

Парафрения

Дисморфия

Депрессия

Галлюцинации

Астения

Дромомания

Паническая атака

Диссоциативная фуга

Болезнь Виллиса

Бред

Мономания

Деменция

Аффективное расстройство

Делирий

Помешательство