Кащеевы байки: Возвышенный путь на двоих пьяных историков [Илья Сергеевич Елисеев] (fb2) читать постранично

Вместо предисловия

Когда человек едет на поезде, он всегда смотрит в окно, даже если лежит, читает или ест. За стеклом сливается в единую линию пейзаж, воздействующий на внутренние бултыхания мозга всей силой деревьев, кустов, проводов и травы.

Пейзаж проникает даже сквозь сомкнутые душной плацкартной негой веки, пробивая себе путь шумом, мельканием и всякими стуками. Вот, к примеру, движение от Томска до Абакана летом какого-нибудь года. Воздух пережаренным на солнце крылом стучится в открытое окно, вагон пахнет и жужжит, а в голове удивительное безмыслие, прореженное необязательными разговорами.

Причем же тут степи и тайга? Все дело в скорости. Классики русской литературы много и пышно отдавали дань пейзажу – он и щемящий, и волнующий, и весь из себя тоскливо-романтичный, утыканный березками (идиллических крестьянских дев, барина в коляске и грустных лошадок добавлять по вкусу до полной готовности). Если взять другую местность, то все равно эпитетов, метафор, аллюзий и другой услады пишущего человека будет все то же количество, густо обмазанное восторженными эмоциями. Но это статичное восприятие из глубины кресла-качалки, медленно трясущихся дрожек или с вершины особо высокого холма.

А мы движемся со средней скоростью 80 километров в час. Соответственно, глаз воспринимает гораздо больше пейзажа, в целом, того же самого, что и век назад, за единицу времени. Когда человек отвлекается от окна, он все равно знает, что там, над его головой разворачивается великая идиллия. То есть, восприятие никуда не девается. И вот, через многострадальные нейроны несутся километры восхищения, радостно-грустной тоски и мечт, прочно зашитые в подкорку культурой. Преодолев критическую массу где-то за полчаса, рецепторы уже не в состоянии выносить столь плотную нагрузку и происходит аварийное отключение. Мозг выпадает в блаженный ступор, что выражается в неумеренном поглощении запасенной еды, необязательных знакомствах и неусыпном бдении в ожидании следующей остановки. В этом состоянии нет времени, нет обязательной личности или мыслей – все может быть каким угодно в зависимости от того, кто и что желает в данный момент.

Вот, к примеру, какой-нибудь государственный муж подумал бы такое, вывернувшись бритой шеей из воротника дорогой рубашки, закинул бы руки за голову и сказал:

"… поэтому на лицо необходимость в создании оргкомитета из инициативных и сознательных граждан. После надлежащих проверок, они разработают и утвердят государственную программу по заклеиванию всех окон подвижного состава синей изолентой в два слоя, отмене поездов на территории страны и выдачи всем путешествующим непрозрачных повязок на глаза с обязанностью носить их все время пребывания в дороге. Как временная мера может быть введена загрузка пассажиров социально полезной и особо нужной работой на добровольной основе на все время путешествия.

В противном случае прогнозируется расширение и углубление многолетнего проявления немотивированного удовлетворения от жизни, которое нарушает дисциплину и трудовую мотивацию населения. Если так будет продолжаться дальше, то примерно половина населения страны может оказаться в нирване, отринув охранение устоев и борьбу с происками заокеанских партнеров. Такой подход может побудить других граждан присоединиться к "беспечным ездокам на поездах", что отвлечет их от ежедневных обязанностей, уплаты налогов и повышения рейтингов доверия."

А мы все едем и едем, отмахивая километры, и в каждой голове по сосне, качающейся в такт завываниям ветра. Ну и пусть, все равно ничего и так толком не существует.

Возвышенный путь на двоих пьяных историков

Нет ничего более бессмысленного, беспощадного и вредного для мироощущения, чем два выпускника исторического факультета, встретившиеся через пять лет после окончания альма-матер. В стеклах очков мерцает полночная лампа, за окном переливается оранжевыми сполохами темная, хлюпающая шинами по лужам московская осень. Дети спят, жены бдят их сон, на столе потеет бутылка с сорокоградусной жижей, улыбающаяся пиратом в окружении лимонов. Казалось бы, вот она мизансцена для романтической кухонной пьянки в стиле «молодые ученые и будущее современного гуманитарного знания». О судьбы мира, о политическая повестка дня, о новые открытия и перспективы! Мы прорвемся в глубины дремучего прошлого, мы раскроем тайны мироздания и наконец-то принесем свет знания людям, мы, цвет научной интеллигенции в самом своем тридцатилетнем, активном соку. Теории, факты, домыслы, поспешные суждения и козыряние эрудицией. Весь опыт человечества, вся его подноготная лежит у наших стоп – нужно лишь протянуть руку и вписать свое имя на золотых скрижалях знания алмазным пером отточенного за годы интеллектуальной работы ума. Но почему-то разговор идет о деньгах.

–… и вот мои полставки – пятнадцать тысяч, через пару месяцев будет полная – двадцать пять. Плюс центр дополнительного