Старый грех [Елена Фили] (fb2) читать постранично

Елена Фили Старый грех

Наум возвращался из тайги недовольный охотой. Хотя добыча была знатная. Но что-то тревожное поселилось в душе. Будто вот-вот грянет. Неизвестно что. Но что-то мрачное, точно. Шел Наум, сильнее обычного припадая на покалеченную в молодости на охоте ногу, прислушивался и осматривался, словно ожидал нападения. Когда показались крыши деревни и его дом, крайний к лесу, с облегчением ускорил шаг и тут услышал многоголосый бабий вой. Вой доносился не из деревни, а откуда-то сбоку, из леса. Наум вышел на поляну, отделяющую тайгу от деревни и стал ждать. От поляны на болота, куда бабы по осени ходили за ягодой, уходила тропинка. Оттуда и доносился вой.

Послышался топот, первой выскочила Стешка – дочь соседа, с головы ее сбился платок, волосы растрепались, на юбке тут и там висели репьи. Она увидела Наума, бросилась к нему, схватила за рубаху и прокаркала, видно голос совсем сел от крика:

– Там… там… Мертвяк! Весь в кровище, и головы-ы-ы, – завыла, затряслась Стешка,– головы нету-у-у.

И понеслась дальше, в деревню, разносить по дворам страшную весть. А Наум направился вперед, навстречу бабам. Какой еще мертвяк, да без головы? Что за бредни бабские? Пошутил кто из парней деревенских, что ли? Знали, что утром бабы за клюквой собирались, вот и …

Не пошутил. Когда позади стих топот женских ног, и крики, Наум уже подошел к мертвецу. Наклонился, осматривая тело без головы и следы вокруг. И узнал. Прохор, единственный в деревне кузнец, а еще лютый пьяница. Наум увидел отпечаток чужого следа, давнишний правда, но пока еще четкий, определил направление и пошел по следу, взяв наизготовку двустволку, а мешок с охотничьими трофеями наоборот, бросил в траву, чтобы не мешал. След оборвался у куста черемухи. Не оборвался, а петлей завернул назад, обратно к тропинке. А в кустах, в старом мешке из серой рогожи, лежала голова Прохора. Мешок этот всколыхнул у Наума нехороший осадок, прямо со дна памяти, куда Наум прятал его вот уже двадцать лет. Зло мотнув головой, отгоняя непрошенные видения, Наум подхватил мешок и двинулся дальше по следу, который опять повернул, а потом и вовсе пропал. Заяц, определил тип убийцы Наум. Он вообще оценивал всех людей по признакам, какие есть у зверей, по-охотничьи. Никогда не ошибался. Этот- заяц хитрый, вон как след напутал– сделал петлю, потом сдвойку: вернулся будто бы назад, а потом скидку, то есть куда-то прыгнул, в сторону от следа, сейчас, скорее всего, ушел на лежку, затаился. Да и след уже старый. Сутки ему, но не больше. С тропинки послышался мужской басовитый говорок, потянуло махоркой.

– Здорово, мужики! –Наум поздоровался издалека, чтобы не напугать.

– И ты здравствуй, Наум! – мужики, трое из деревни, все с охотничьими ружьями, повернулись и с разным выражением на лицах смотрели, как он приближается, вернее, не на него смотрели, а на мешок в руке, весь в засохших пятнах крови.

– Голова что ль?– деревенский староста Ефим ткнул в мешок рукой, отчего тот выпал из руки не ожидавшего толчка Наума и покатился по траве.

– Голова,– подтвердил он, поднимая мешок и пристраивая его у тела.

– Следы смотрел?– Ефим затянулся самокруткой, –давно его? Почему-то Ефим не хотел называть покойника. Хотя Наум видел, что тот его тоже узнал.

– Сутки, не больше. След подсох уже, там, где подошва отпечаталась, на корке трещинки появились, да кое-где отделился грунт.

Мужики покивали понимающе. В деревне почти все охотятся, жить в тайге, да не пользоваться тем, что дает природа, было глупо.

– Что делать будешь, Ефим?– Наум с благодарностью принял протянутую самокрутку и с наслаждением вдохнул запах табака.

– Верхового в область пошлю с докладом. Пусть разбираются. Бабам своим накажите, чтобы пока в лес ни ногой, подождет клюква эта. А Прохора пока на ледник выложим в погреб. Кто ж его так-то, не по-человечески? Или разбойник какой в тайге бродит? Не наши это, точно.

Не торопясь, с уважением к односельчанину, сгрузили останки на принесенную старостой холстину, и молча понесли. Не успели опустить мертвеца в погреб, как услышали с соседней улицы отчаянный крик.

– Да что ж такое!– Ефим с досады от того, что вздрогнул, то есть в глазах мужиков испугался, плюнул и поспешил на крик. Мужики двинулись за ним.

За домом Васильчукова Петра, у баньки, стоящей на берегу узкой речки, протекающей позади всей деревни, лежал сам хозяин, в подштанниках, да рубахе. Чистый, после бани. И мертвый. Убитый ножом в сердце, как и Прохор. С мешком из серой рогожи на голове. Вокруг вдовы столпились бабы– утешали.

Наум обошел Петра со всех сторон, вглядываясь, ища возможные следы. Вокруг тела все было уже затоптано, а вот ближе к воде следы имелись.

– Водой пришел, водой ушел,– скупо доложил он старосте,– мужик убивец, не шибко здоровый.

– Да понятно, что не баба,– огрызнулся Ефим,– разве ж баба может голову-то…

Наум покосился на Ефима.

– Не разбойник выходит, убивец –то. Чем-то насолили ему Прохор с Петром, выходит. Оба с мешками этими на