Табак и звезды [Моисей Странник] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Моисей Странник Табак и звезды

Не то, что входит в уста

Вадим укутался в воротник покрепче. Весна уже заявляла права на просторы западной России, снег понемногу сходил на нет. Однако все еще было так холодно, что до сих пор приходилось надевать зимнюю куртку и прятать нос. Телефон в кармане от уведомлений постоянно вибрировал. Вадим не обращал на него внимания из-за холода и из-за той задачи, которая нависла над ним греческим мечом. Задача стояла перед каждым гражданином страны – добровольно-принудительная чипизация, которую в народе уже прозвали Процедурой. Все 90 законопослушных миллионов должны были в течение двух недель попасть на укол в один из Центров, которые открылись по всей стране. А Вадим со своей командой должен был преподнести это так, будто все происходящее – в порядке вещей.

В далеком 2013 году некий богослов говорил, что человечество в будущем неизбежно ожидает всеобщее рабство, причем такое, какого в истории никогда не было. Раньше можно было сбежать, можно было договориться, поднять восстание, а здесь ничего не возможно. Любое слово будет фиксироваться и ни с кем не удастся договориться. В общем, страшный сон всех главных антиутопистов двадцатого века. И вот теперь сон становился явью, а Вадиму предстояло добавить этому сну реалистичности.

Два часа назад главный редактор “Российской газеты”, Вадим Белый, вошел к себе в кабинет, включил компьютер и проверил почту. Так и есть – на плечах теперь лежала большая ноша. Приказания сверху о необходимости влияния на население: что сделать, как правильно и в какие сроки.

Через два часа Вадим стоял со своим заместителем в холле.

– Может, если бы у нас остался Дальний Восток, все было бы лучше? – с искренней надеждой спросил Женя, разглядывая коричневую жижу.

В офисе редакции “Российской газеты” обычно было тихо. Обычно, но не сегодня. Женя и Вадим стояли у столика, растягивая по чашке свежего кофе из машины. Необходимо было как можно дольше не отходить от кофейного столика. Женя поглаживал бороду, а Вадим задумчиво смотрел в окно и разглагольствовал.

– Они бы придумали что-то еще. Так всю нашу историю, – с укором сказал Вадим и чуть-чуть отпил из чашки. – Какое-то благое дело, за которое можно бороться. Борьба с хазарами или Ордой, шведами или французами во главе с Наполеоном, – Вадим посмотрел на Женю, желая понять его реакцию на произнесенное. – Борьба с капитализмом или построение коммунизма… Поднятие страны с колен… Защита от внешних врагов государства… И так всю историю.

По всему офису суетились редакторы, журналисты, дизайнеры, копирайтеры, корректоры, верстальщики. Их целью было заставить население поверить в правомерность чипизации, заставить поверить в необходимость этой меры.

– Не понимаю, – и Женя действительно не понимал.

В редакции в это время в бой шло все: газеты бумажные и цифровые, интернет-источники, якобы принадлежащие другим организациям, группы в социальных сетях о политике, экономике и обществе, а также каналы на видеохостингах различных тематик. Двадцать пятые кадры на сайтах по всему российскому интернету, идеологические вставки тут и там, случайные сообщения с программированием между строк.

– Чего же непонятного – государство придумывает призрачные цели, чтобы ему было, куда идти. Если цель не будет достигнута – придумают новую, делая вид, что предыдущей не было. Если цель удастся достигнуть – тот же сценарий: придумают следующую, разве что немного отпраздновав достигнутую, – Вадим усмехнулся. – Теперь вот нашей целью внезапно оказалось возвращение Дальнего Востока… и, как всегда, борьба с иностранной угрозой… призрачной угрозой. Лишь бы отвести внимание от Процедуры и выборов.

История переписывалась прямо на глазах, а Вадим и Женя допивали кофе – как можно медленнее, им ведь тоже присоединяться к общему вранью. В здании “Российской газеты” готовилась почва для чипирования точно таким же образом, как и в здании “Правды” завершалось ее удобрение новостями о том, что президент Сергей Ондар остается на второй срок. Все возможные каналы для изменения сознания населения успешно работали на Госсовет. Видео об успешной политике президента в одном месте, статья о том, что ему требуется второй срок в другом, правильное, с точки зрения государственной идеи, шоу по телевидению, пара неприметных вставок в соцсетях – и дело в шляпе.

– Ладно, пошли, – Женя проглотил последние капли. Он поставил чашку, рассчитывая, что все помоет уборщица, и пошел к себе в кабинет.

Вадим направился в свой. Еще один день паршивой работы по зомбированию населения – кто же знал, что место главного редактора будет подразумевать такие обязанности? Первый год на этом посту прошел замечательно, как по маслу, но потом, примерно с конца 2026 года, сверху начали поступать заказы. “Российская газета” негласно начала наращивать собственную массу, по указке Госсовета делая издания поменьше своими секретными филиалами. Это было нужно для одной цели – правящие круги монополизировали средства массовой информации. Чтобы паства слушалась, нужно постоянно промывать ей мозги. И теперь Вадим стоял во главе этой страшной машины.

Иногда он думал о том, чтобы бросить все и уйти. Денег на первое время такого отшельничества хватит, а там он что-нибудь придумает. Но сможет ли он сбежать? Почти каждый день приходят проверяющие из Первой Полиции, все досконально изучают – чтобы не было даже попыток уйти из-под контроля или допустить где-то идеологическую ошибку. Конечно, Вадиму и шести его подчиненным “Газеты” делали многочисленные поблажки ввиду их важной миссии. Но все же правительство не допустило бы, чтобы кто-то ушел из-под контроля.

Единственное, что спасало Вадима – это искусство. Он любил писать, слушая. Писать, вымещая все, что находится в голове, выливая тяжелый поток в черные строчки. Слушать, как кто-то точно так же вымещает все, что находится внутри, выливая тяжелый поток из саксофона.


* * *


Вадим сидел перед ноутбуком, ощущая себя кем-то из великих поэтов недалекой древности, сочиняющих мировые шедевры. Он закатил глаза, о чем-то глубоко задумался и напечатал:


Вечеринка состоялась в тот момент, когда уже все порядком устали от рутины –

именно так всегда и происходит.

Когда люди,

живущие от пятницы до пятницы,

перестали ждать конца недели, перестали вообще чего-то ждать в этой чехарде взрослой жизни.

Именно тогда,

когда бесконечный поток человеческого пота видит необходимость паузы ради восполнения запасов самого себя –

тогда-то все и случается.


Импровизация саксофониста наполняла комнату. Вадим вздохнул, снова закатил глаза и повторил последнюю строчку про себя. Тогда-то все и случается. За окном вился снег, и почему-то для Вадима он вызывал сходство с сигаретой, которая тлела в пепельнице на столе справа от ноутбука. Может быть, дело было в том, что, как и снег, дым тоже вился. А может, сигарета навевала те же странные воспоминания о детстве, что и снег. То время, когда никотиновая зависимость только начинала свое гнусное дело, а снег еще радовал глаз и сердце. Теперь прелестные снежинки воспринимаются как что-то само собой разумеющееся, а табак как повседневная привычка. Вадим взял сигарету – пальцы уже совсем желтые – затянулся и продолжил:


Время сделать паузу –

время вдохнуть в легкие немного чистой жизни.

Время посмотреть на то, что ты после себя оставляешь поближе.

Это был один из тех коттеджей, которые молодежь арендует постоянно –

то у них дни рождения, то проводы, то новые годы.

Мои товарищи по реальности убивают свои тела, чтобы возвысить дух –

и так каждые выходные, каждые такие празднества.

Можно успешно справляться и без убийства тела, конечно,

только это другой способ.

Я выпорхнул на легкий морозец после сытного ужина,

блестки только что выпавшего снега сверкали под окнами моей любимой забегаловки.

Фрэнк сообщил, что готовится большая вечеринка поколения,

и я начал разворачивать в голове сладкие сценарии того, что может там произойти.

Веселые бассейные прыжки

или нетрезвые соревнования без финального приза.

Скрипы ступеней или кроватей,

бильярдные метания одинокого кия,

форточки больного горла и дым без пепельницы.

– Когда?

– Скоро, –

Фрэнк повернулся против зимнего ветра, чтобы снег не залетал за воротник, и улыбнулся –

хотя понял я это только по складкам кожи у глаз.

Утром за окном чудесные хлопья и клокотание строителей новых домов.

Мужики в кислотных жилетах добросовестно разламывают наследие советской эпохи,

роют новые котлованы для возведения домов грядущих времен.

Кран тянет хобот к звездам, свешивая цепи,

закрепляя их на кольцах бетонных блоков.

Экскаватор крушит античные стены, собирая кирпичи в кучу справа от себя.

Меня радовал местный сквер, сверкающий видящими прошлое деревьями и безупречным снегом.

Я стоял на главном проспекте и любовался месивом автомобильной яркости,

туманом небесной дымки,

бурлением шоссе и облаками дыма далеких труб кочегаров.

Элли торчала со мной на курилке бара, внутри которого был организован импровизированный клуб общения для иностранцев.

Люди с разными языками приходили туда и обменивались чужими мыслями,

используя лингва франка в качестве английского языка.

Такие разные головы – такие разные мысли,

кружки с пивом,

запах веселья и непосредственности.

Элли стояла и смотрела прямо в глаза,

неловко поддерживая шарф, который решила не завязывать,

так как вышла на мороз на чуть-чуть.

По ее словам, Элли напилась, но со стороны не скажешь.

Ей хватило полстакана пива –

какое благословение,

такое ничтожное количество яда и уже можно ловить отзвуки мира.

Всего полстакана для Элли – и она настраивается на новые вибрации,

на новые мысли и суждения.

Все решают наши суждения –

мир ими создается,

мы судим о некоем событии или о человеке,

создавая образ в своей голове, в головах других людей.

Изменяя наши суждения, мы изменяем и мир.

Мир поддается, он гибок, как пластилин,

силой вашего ума он может превратиться во все, что угодно.

Для кого-то кажется дикостью жизнь южных племен,

для них же дикарями кажемся мы.

Доброта, злоба, справедливость, щедрость –

все это определяется моралью, культурой и обществом в данном месте

в данное время.

Все таким образом становится относительным, хоть глобализация и постоянно мешает этому.

Все зависит от того, как люди смотрят на мир.

Поэтому сами создавайте свой мир, творите свою дорогу –

все в ваших руках и,

как говорят англичане, мир – это ваша устрица.


Вадим довольно улыбнулся – философия вперемешку с пьянками: что может быть лучше? Джаз разливался по комнате, виски слева от ноутбука немного поблескивало в свете пыльной настольной лампы, подмигивая почти растаявшим льдом.


Я жил в одной из комнат большой квартиры.

Мы делили жилплощадь между тремя веселыми семейками,

которые каждый день были заняты своими семейными материальными делами.

Я не был со всеми знаком, мы встречались только по вопросам оплаты нашей общей аренды,

не рискуя вечерними встречами.

Мы жили в разных мирах.

Эти люди из мира технических училищ и заводов,

супермаркетов по вечерам и плачущих детей по утрам,

люди с одинаковой обувью, устремлениями

и взглядами на такой странный мир.


* * *


Конечно, чипизация прошла успешно. Конечно, никто не сказал ничего против. Вернее, мы сказали, что никто не сказал. Почти во всех крупных городах люди вышли на демонстрации против вживления маленьких железяк под кожу. Но до тех пор, пока мы владеем всеми каналами информации, мы будем говорить то, что нужно нам. Вадим думал об этом сегодня утром.

Две недели чипизации в Центрах прошли. Каждый получил по уколу в запястье, даже Вадим. Все было добровольно. Большая часть Европы уже прошла чипирование еще в 2028 году – это было главным аргументом пропаганды. Вторым аргументом было мнимое удобство – якобы с помощью чипа можно упростить жизнь в разы, делать все одним действием, «одним выставленным вперед запястьем», как выражался Вадим.

Он со своей гигантской командой отлично справился с заданием, Госсовет выделил большие премии всем, кто участвовал в двухнедельной промывке мозгов – работникам “Российской газеты” и ее бесчисленным филиалам. Явка добровольно желающих получить чип достигла 98 процентов – оставшимися двумя занималась Первая Полиция. Теперь, думал Вадим, все вокруг точно были под колпаком. Устройства размером с кончик остро заточенного карандаша следили за действиями всех, кто находился сейчас в Общей России.

А что там, за ее границами? Ведь все новости о зарубежных территориях проходят чистку, и даже не в “Российской газете”, а еще раньше. “Газета” была просто органом пропаганды и программирования, всем, что касалось информации извне, занимался Госсовет. Этот орган стал подобием партии в советской России, даже еще больше – Госсовет занимался всем, чем только мог. Законодательная, исполнительная и судебная ветви власти, управление экономикой и культурой. De jure – демократическое общество со свободой мысли, независимостью мнений, честными выборами и всем прилагающимся. De facto – все это – плюс промывка мозгов и система рейтингов покорности. Госсовет позволял людям делать все, что им угодно, в рамках демократии, при этом контролируя сознание. Вы все свободны – мы только вставим вам немного двадцать пятых кадров тут и там.

Также и новости о том, что происходит за границей, проходили через Госсовет. Чистка, идеологическое регулирование, выверка, приспособление – таким образом, Вадиму и его “Газете” оставались только чистые новости. Нужно было лишь донести их населению, его сознанию и подсознанию. Основные посылы, как всегда, одни и те же – наша экономика самая сильная в мире, Европа и Америка от нас зависят, рубль скоро станет самой крепкой валютой, а мы – первой сверхдержавой.

Вадим иногда думал о том, как складываются дела в Хабаровской республике. Но новостей оттуда не было, вернее, они не доходили. Что, интересно, происходило там за те девять лет, что Россия существовала без Дальнего Востока? Государство говорило, что там царит анархия, что люди, отсоединившиеся от Общей России, живут впроголодь, там безработица, гражданская война или еще что похуже. Но Вадим понимал, что, скорее всего, все это выдумки, и новоиспеченная республика живет припеваючи. Вадим надеялся, что там хотя бы нет такого деспотизма, как здесь.

Телефон в кармане постоянно вибрировал, получая сообщение за сообщением, но Вадим, витая в облаках, не обращал на него внимания. Тем более отключить уведомления не было возможности: уже семь лет телефоны выпускались без функции отключения уведомлений и интернета, все время находясь подключенными к всеобщей сети. Но что там опять? Новое поручение сверху? Уведомление об отличном выполнении недавнего задания? Предупреждение об опасном для действующего режима снижении уровня серотонина в крови? Имея своеобразную опеку государства, Вадим и еще шесть работников “Российской газеты” получали и такие предупреждения. Первая Полиция следила за любыми расхождениями с нормой, но верхушке “Газеты” позволялось не только получать информацию о смене своего гормонального фона, но даже выделялось некоторое время на исправление ситуации.

Вадим давно не заглядывал в телефон. В этом он был совсем не похож на прохожих, за которыми через окно частенько наблюдал. Каждый шел, уткнувшись в личное черное зеркало – что-то важное для каждого происходило на страницах в глобальной сети, на стенах социальных сетей и в уведомлениях, получаемых каждую секунду. Мелкие зависимости каждого складывались в один большой эгрегор страны. Вадим кивнул сам себе – если бы не эти микро-зависимости, и он, и половина “Российской газеты” давно бы уже остались без работы, а там кто знает, что с ними сделал бы Госсовет.

Благодаря тому, что за последние двадцать лет культура резко шагнула в цифровое пространство, люди оказались связанными своими же технологиями. Этим и воспользовалось государство. Под каждой страницей в интернете скрывалась +пропаганда, скрытое предложение ненужных товаров на основе предыдущих выборов, тайное закладывание идей в чужие головы и никем не замеченное преступление – работа с чужим подсознанием без ведома сознания.

Женя часто говорил:

– Мы управляем их умами. А они, – он показывал наверх, – управляют нашими.

Государство выдумывало цели для объединения народа. Возвращение Дальнего Востока, борьба с иностранной угрозой, которой, скорее всего, и не было. Для всего мира Общая Россия была такой же страной, как и каждая на планете. Никакого объединения в мировое государство, которое сулила глобализация, не произошло. Даже наоборот – страны стали еще более закрытыми, всем хотелось удержать власть. Россия была не единственной страной, управляющей своим народом – этим грешили почти все.

Единственным отличием от всех остальных у Общей России было то, что существовал отдельный орган для идеологической обработки – “Российская газета”. Орган, верхняя часть которого все понимала, смирилась со своей участью и продолжала работу для сохранения тепленького местечка. Впасть в немилость – вот высшее наказание, и семеро из “Российской газеты” всеми силами старались его избежать.


* * *


Сигарета в пепельнице тлела. Алкоголь всасывался в желудке, давая вдохновение. Когда Вадим последний раз писал в трезвом виде? Когда он последний раз по-настоящему радовался снегу или сигарете? Когда он последний раз был влюблен в эту жизнь?


Незнакомая мне девчонка из соседней комнаты стояла сегодня у нашей общей раковины на грани утра и дня,

потупив чудесный взгляд, опустив его на грязную тараканью стену,

механически скрябая по вчерашней тарелке. В глазах ее я видел смешение гаммы –

словно счастье от начала нового дня боролось с беспокойством вчерашнего.

Я поздоровался и выглянул на улицу.

Перед тарелкой желтой ухи я замер в молитве, осознавая единение с космосом всех вещей.

Человек Мира еще где-то здесь,

бродит в подземельях нашего города в поисках мудрости в глазах людей у клубов,

молится в лесах пригорода чистому духу реальности

и продувается горным ветром, представляя себя миру.

Безупречный снег лежал на крышах беспечных автомобилей,

ожидающих своей участи утреннего прогрева двигателя.

Я в большом городе, и здесь есть все что угодно –

другой вопрос, нужно ли это человеку, у которого есть куда большее.

К примеру, гигантский мир,

который в трезвом виде вызывает такие ливни

позитивных эмоций и знаний,

что быть под чем-то совсем не хочется.

В то утро, пока я шел до Фрэнка, я танцевал на улице,

радуясь небу,

облакам,

сосулькам, свешивающимся с крыш тесных домов

и утренним людям в уставших автобусах.

Не сопротивляйтесь потоку,

ведь именно таким образом наша чудесная жизнь открывает свои грандиозные события,

одаривая гигантскими совпадениями всех,

кто соглашается с течением.

Пока вы не замечаете дырку на штанах

или пятно на рубашке,

ни дырки,

ни пятна

не существует.

Так и с лицом, и с телом –

вести себя как громадный экстраверт и хозяин положения, и все недостатки исчезнут.

Я даже встретил уличных одаривателей Библий,

которые пытались поделиться исконной мудростью своей братии во Христе

с теми, кто еще не был там,

не наслаждался небесным эликсиром мудрости из уст чтимого ими сына –

хоть каждый из нас небесный ребенок, в этом-то и секрет.

Снег соединяет всех людей, по очереди касаясь каждого.

У Фрэнка – тишина.

Зазывающие огни торгового центра –

фонарики, очерчивающие прибыль.

Нетерпеливые пробки,

настойчиво ожидающие своей очереди водители пешеходов сквозь запотевшее окно грязной –

но чистой в душе повара –

забегаловки.

За окном холодный вечер,

экскаваторы спят

в ожидании утренней работы,

прохожие закутываются покрепче, ныряя в шарфы.

Хруст льда,

его стук в стакане –

это музыка мутного взгляда,

поэзия тихого храпа,

тихого сапа. Любовь,

мир обнимает,

хватает за плечи,

дарит еще одну звездную ночь бесплатно,

и я настраиваюсь на его частоту.

Я не несусь к финишу,

я наблюдаю луну –

катарсис мирового опыта японских писателей хайку.

На небесах будет много разговоров,

но пока мы говорим здесь –

за импровизированной барной стойкой коттеджа –

о насущном, обо всем на свете.

Мир начинает дышать,

хотя он никогда и не переставал дышать,

а мы радуемся этому. Мы ложимся спать в обнимку с пользователями общей для всех симуляции,

надеясь

рано или поздно – в один погожий денек –

узреть суть,

а суть здесь одна – чистое бытие изнутри самого себя.

Назавтра, конечно же, будет тихая поступь сухого горла,

кофейное марево затхлости дыхания,

ловцы вчерашней красоты на отдыхе – лишь запах виски у заспанной раковины.

Мир вокруг – это поэзия,

импровизация всеобщего джазмена,

который не находится, как я раньше думал, где-то на небесах,

а обитает здесь, среди нас, в каждой улыбке, в каждом блике и в каждой душе.

И небеса, и ад – все мы можем сами привнести в свой мир

собственными действиями.

Никто не вправе утверждать,

что существует рай или ад,

пока не увидел все это своими глазами.

Тем не менее мы видим рай и ад в своем мире, в своей жизни каждый день.

Почему бы тогда своими мыслями, побуждениями и поступками не создавать рай в душе и вокруг?

Как хорошо наслаждаться тишиной в гостиной Фрэнка.

Или сидеть у костра в лесочке, наполненном тихими духами,

слушать огненный треск, шипение консервов,

игры ветра на верхушках сосен и трассу

заядлых дальнобойщиков в поисках грузов.


Вадим нахмурился – будет ли кто-то читать такую мешанину слов? И будет ли через пару лет кто-то вообще читать? Он хмыкнул, отпил виски из стакана. Лед уже полностью растворился, и теперь это был виски с водой. Вадим отбросил все мысли о том, будет ли кто-то читать то, что он сейчас выместил на бумагу, и продолжил. Ему нужно было полностью опустошить свой разум, сбросить груз, сублимировать его в черные строчки выдуманного мира:


Она была на дороге в небеса, но дорога эта была у нее своя.

Я делал очередную остановку души –

перевалочный пункт осознанности,

в котором просчитывал все грехи и святости прошедших дней.

И вот стоял я посреди вечеринки,

медитируя всеобщую вакханалию, воздевая руки к небу

для того, чтобы прочистить чакры и горло –

возвышение души убийством тела и общением на час.

Не те грязные вписки, которые совершает молодежь в поисках грязной дозы и мелкого быстрого кайфа,

а вот эти гигантские вечеринки на грандиозных коттеджах поколения,

где душа замирает в экстазе от правильно подобранной музыки и взглядов людей, которые тоже этот экстаз ловят –

ты с ними на одной волне.


Потом подумал еще и написал:


Перевоспитание духа – вот наша цель.


Потом опрокинул в себя остатки виски и откинулся на спинку стула. Вроде бы все. Вадим постарался припомнить. Последний раз в эту жизнь он был влюблен в 2021 году, когда вышел, наконец, на любимую работу. Полный локдаун закончился, все двери были открыты, все снова вдруг заработало. Казалось бы, жизнь прекрасна, делай все, что хочешь, наслаждайся окончанием пандемии, гуляй, где хочешь, выброси всем надоевшие маски.

Вадим только устроился журналистом в “Российскую газету” и принялся делать репортаж за репортажем, начав стремительное восхождение по карьерной лестнице. Вадим успевал везде, выпуская материал не только в большом количестве, но и в отличном качестве. Получалось так только по одной причине – он был влюблен в жизнь. Он видел красоту в каждом случайном движении природы и человека, в каждом событии подмечал то, чего не видели другие.

Любите врагов ваших

Но потом все вдруг пошло по наклонной, совсем не туда, куда нужно. Хабаровские волнения привели к тому, что к середине 2021 года Россия осталась без многих восточных территорий, которые теперь стали либо частью внезапно созданной Хабаровской республики, либо частью владений Китая. Камчатка с Чукоткой отошли к США – никто так и не понял почему. Многие спорили о будущем страны, оппозиция выдвигала теории о том, к чему ведет текущее правление, выдвигала своих людей, но неуклонно, словно с помощью сил свыше, все шло по четко намеченной дороге, а все неугодные режиму отметались.

В 2024 году Сам возглавил Госсовет, а президентом стал бывший министр обороны Сергей Ондар. Сергей Урусов стал его правой рукой, так как все способы программирования и управления населением были в руках у мэра Москвы. Сам сошел со сцены, оставшись незримым правителем, поставив Ондара в качестве публичного лица. Сергей Кужугетович победил без реальной конкуренции – уже лет пятнадцать как президентские выборы были вычищены от реальных соперников. Здесь же власть имущие пошли еще дальше – покончили с оппозицией раз и навсегда. Неугодных либо уничтожили, либо заставили замолчать.

И вдруг никого не удивило, что в 2030 году Ондар так и остался на посту. Госсовет расширял полномочия собственными действиями, и никто не сказал ничего против. Урусов ввел чипизацию населения, никто не смог отвертеться. Параллельно распространялась рейтинговая система – гражданин теперь обладал собственным рейтингом, который определял процентную ставку, размер страхования и стоимость услуг. К 2036 году в России царило то же настроение, появился тот же характер власти, что и ровно сто лет назад. Тотальный контроль за людьми в реальности и интернете, постоянные чистки и цензура, никакого плюрализма в СМИ, пропаганда и восхваление существующего режима тут и там – все это, пусть и в новых, более скрытых формах, повторялось спустя ровно сто лет. Как и тогда, государство следило за шагом каждого человека, чтобы ничто не омрачило то светлое будущее, которое для себя строила Общая Россия.

Главным отличием здесь была почти поголовная добровольность. Не обошлось без помощи Вадима и “Российской газеты”. Государство влезало в людей через средства массовой информации, через каждый телевизор, телефон и компьютер, через вообще каждое цифровое устройство, которое может помочь в изменении сознания. Поэтому люди все делали добровольно, думая, что это их решения и идеи, тогда как на самом деле все уже было решено. Неугодных тут же подчищали – либо за ними приходила Первая Полиция, либо им блокировали доступ в цифровое пространство, либо в их чипе появлялась заметка о факте нарушения, и тогда специальные формирования брались за перевоспитание умов. Все шло своим чередом, тяжелый государственный механизм приводился в движение трудом каждой шестеренки.

Вадим думал об этом почти каждый день, становясь мрачнее с каждой мыслью. Но 10 февраля 2036 года он вышел из дома в приподнятом настроении – это был его тридцать седьмой день рождения. Воскресенье разливалось по улицам. Можно было на один день отвлечься от всех темных мыслей о том, куда Госсовет ведет страну. Просто расслабиться и погулять.

Синие отряды Первой Полиции мелькали среди разномастной толпы. Какая же пестрая она была! Скейтбордисты в широких штанах с цепями наперевес, люди на моноколесах, с большой скоростью проносящиеся мимо, парни, сидящие с кем-то на свидании в шлемах виртуальной реальности, модницы с десятью слоями одежды и тремя сумками на груди, спорящие о том, когда полностью исчезнут текстовые сообщения. Вот пролетело квадротакси, унося очередного богача куда подальше. В России пока еще совсем мало людей могли позволить себе квадротакси, так что эти беспилотники грустно стояли на парковках в ожидании клиентов, а если кто-то все же заказывал его, все с восхищением смотрели, как эта махина с шестью массивными винтами взмывает в воздух.

После отмены физических денег и документов два с половиной года назад и перевода все в цифровое пространство многие переживали о глубоком погружении в технологии. Беспокойство сошло на нет спустя всего лишь год, когда весь мир свыкся с тем, что вся та же валюта и информация сохранились, всего лишь перекочевав в сеть. Рубли, доллары, евро, биткоины – все это было теперь в каждом смартфоне. Паспорт, страховка, номер налогоплательщика – в каждом чипе.

Раньше технофобы боялись внедрения 5G, теперь они беспокоятся о негативном влиянии 6G. Мир эволюционировал, несмотря на человеческие протесты – ведь законы принимались по правилу Овертона, постепенно, без скачков меняя реальность. Нехватка кислорода в крупных городах решалась искусственными листьями, занимающимися фотосинтезом в местах, где не хватает деревьев. Уже не делали искусственное дыхание, а просто вводили инъекцию халькогенов с полезными добавками. Все вещи были подключены к интернету, так что пропажи и случаи воровства почти исчезли. Искусственный интеллект выгонял человека с рабочих мест, автоматизация снижала количество аварий. Восемь с половиной миллиардов человек шли во внушающее надежду будущее.

Вадим думал об этом, пиная снег. Денек был хороший. Вон парень расплатился за кофе запястьем, а теперь тоже идет наслаждаться этим днем. Как же все легко и прекрасно выглядит со стороны! И как все гнусно было на самом деле. Чтобы немного отвлечься от происходящего, вечером Вадим пригласил всех приближенных в любимый бар. Когда он уже шел домой, легкие мысли улетучились – перед носом снова стояла задача.


* * *


Старая добрая задача: подсознательно доказать всему российскому народу, что предстоящее – это его личный выбор, единственно правильный, единственно приемлемый. Требовалось сделать так, чтобы на выборах снова победил Сергей Ондар, чтобы все так же любили Госсовет и его решения, чтобы никто не считал действия Первой Полиции, выходящие за рамки приличий, выходящими за эти самые рамки. И Вадим со своей бандой поддерживал этот режим, всячески ему способствовал, программировал людей на требуемое теми, кто был сверху.

А Госсовет, окруженный Первой Полицией, тем временем становился все сильнее. Новые странные задержания кажущихся немного подозрительными или тех, кто был необоснованно обвинен в надуманной связи с Сопротивлением. Конечно, у режима были противники. Противники вечной пропаганды и тотального контроля. Клеймящие Россию как страну господствующего тоталитаризма, обитель идеократии, лоно современного деспотизма. Сопротивление выбрало себе главного врага – Самого, этакую мифическую фигуру, с которой можно было сражаться тем же способом, каким Дон Кихот сражался с ветряными мельницами.

Про Самого уже лет десять ничего не было слышно, но Вадим знал, что тот отпраздновал восемьдесят третий день рождения, находится на заслуженном отдыхе в резиденции в Геленджике и оттуда руководит действиями и Госсовета, и Первой Полиции, и господина президента со всеми его подчиненными. Только человек, выведший страну из дебрей темных веков, мог продолжать ей руководить – так думал Сам, продолжая высылать приказ за приказом, наслаждаясь коктейлями в комнате аквадискотеки.

Сопротивление действовало с умом. Иногда так мастерски, что Вадиму виделось спонсирование правительства в действиях Сопротивления. Интересно, с какой целью? Чтобы люди верили в наличие соперников у режима, с которыми нужно бороться? Какие-то акции протеста, редкие демонстрации, террористические акты, о которых Вадим узнавал только по редким слухам, потому что новости постоянно зачищались. Он не стремился узнавать о Сопротивлении и искать новости о противниках режима, ему было без разницы – настолько он устал. Вадим грустно улыбнулся, высосал последние капли виски из стакана и начал печатать:


Глубокие словнокаменные дома,

опоясанные всеобъемлющими бездонными улочками.

Вокзал был полон и влажен.

Шел совсем незаметный дождик.

На вокзал вползала гусеница поезда.

Через полчаса заполненный битком поезд отправился,

а за окном мелькали блики коров на лугу.

За окном вагона мелькали домики деревень,

туман муторно стекал с гор и плыл по стеклянному воздуху.

Иной раз я видел ухмылку Бога в перинах облаков.

Иной раз – гордость природы в глыбах деревьев.

Березы звенели верхушками на ветру.

По пустой земле одиноко я шел,

хрустально вышагивая кроссовками по траве.

Кристально чисто увидел я теперь свою жизнь как одинокую кувшинку милосердия,

плывущую по реке мира.

Теперь все лицо мое источало благоговение завтрашнего дня.

Холодный летний ветер в это время догонял городские автобусы.

В лесу пахло хвоей и чистой жизнью.

Прогуливаясь взад-вперед по камням вечности, которые были покрыты космическим мхом,

я беззвучно общался с деревьями через листья.

Сладость проникала в мозг, а свобода в легкие.

Под ногами скрипели шишки радости.

Ковер трав и веток появлялся под ногами,

когда я наступал на него.

Жизнь моя теперь и всегда была одним маленьким бликом на поверхности

озера радости вселенной.

Лес обволакивал тело ветвями.

Глубина леса поглощала вены.

Лес открывался лотосом тепла.

Красота растворялась на моем зрачке.

Дождик моросил радостью,

палки елей на горах вдали походили на мохнатые спички.

Утром небо соприкасалось с землей слоем тумана.

Мир стоял на месте.

Длинные ели космоса на чистом зеркале пространства разума.

После дождя природа пахла одышкой усталости.

Напитавшись влагой, трава тянулась к солнцу.

Братство елей поддерживало камни склона.

На самой высокой скале деревья ржавели под солнцем.

Постепенно растворяясь в лесу, я стал простым

пустым предметом интерьера.

Нахождение в лесу убивает слова.

Я,

становясь теплым,

очерчивал неограниченное.


За окном прошмыгнул отряд Первой Полиции. Ищут инакомыслие среди простого народа? Или очередная облава на Сопротивление? Вадим вздохнул. Теперь людей искать легко – у каждого под кожей запястья уже шесть лет полный арсенал шпионской аппаратуры. Государство с помощью всех средств говорило о том, что чипизация была проведена для упрощения всех ежедневных действий: быстрая оплата покупок, идентификация в различных учреждениях, разблокировка автомобилей, квартир, управление бытовой техникой и так далее.

Вадим и еще сотня избранных людей страны знали о истинной причине чипирования – усиление контроля. Чип собирал информацию о предпочтениях человека, подбирая предложения исходя из предыдущих запросов и реакций. Чип замерял количество пептидов, гормонов и нейромедиаторов в крови для определения реакций на различную информацию. Чипы были во многих людях еще до 2030, потому что к 2023 году все вакцинированные от различных заболеваний имели под кожей сотни датчиков. В 2030 лишь узаконили этот контроль, параллельно внедрив главный чип в запястье. Благодаря этому скорая помощь или полиция теперь работали как швейцарские часы. А врагов страны искали внутри людей, по их химическому составу – через сравнение обмена веществ и физиологических функций с оптимальными показателями. Теперь уже нельзя было прятать мысли и чувства – все были как на ладони. Гормональный сбой? Неверная реакция? Новое неповиновение? И вот уже Первая Полиция спешит на помощь.

Исходов всегда два – каторга или перевоспитание. Как правило, второй вариант попадался чаще. Людей отправляли в застенки различных учреждений, где всевозможными методами прививали законопослушность, устремленность к общей идее, к защите государства и к полному послушанию. С двумя процентами населения, не явившимися на добровольную чипизацию шесть лет назад, произошло именно это. Их буквально выдернули из жизни, вычеркнули из одного места, перевоспитали и вписали в другое – новоиспеченные законопослушные граждане, перепрограммированные на исполнение воли Общей России. Другим исходом была каторга – общее название для всех исправительных учреждений, в которых никого не исправляли. Там много работали, добывали уголь, руду, валили лес – в общем, занимались полезными для общества делами.

Вадим не боялся Первой Полиции, проходившие под окном отряды его не пугали – у него имелся иммунитет. После всех успешных акций зомбирования населения у Вадима и шести его подчиненных появилась прочная защита. Теперь можно было быть инакомыслящим, главное – не попадаться на глаза, не лезть, куда не просят, и не быть угрозой для тех, кто сверху.

Вадим, Женя и их друзья могли писать, что угодно, могли чувствовать, что хотели – на показания их чипов закрывали глаза. Правда ли это? И сколько так будет продолжаться? Никто не знал. Семь товарищей по счастью собирались в баре по пятницам, обсуждали количество людей, которым за неделю запудрили мозги, качество проведенной работы и влияние, оказанное на гигантские массы 90 миллионов.


* * *


– Власть нас любит до тех пор, пока мы делаем, что она говорит, – Женя поднял бокал с пивом над столом и начал свой тост. – Пока мы делаем вид, что подчиняемся ей, она оставляет нам право ей не подчиняться. Я не знаю, сколько мы так протянем, дорогие друзья, – Женя обвел взглядом сидящих здесь работников “Российской газеты” и главного редактора Вадима, – но желаю вам всем как можно дольше оставаться на плаву. Выпьем же за то, что дарит нам стабильное будущее. За стабильность правительства! За Госсовет!

Зазвенели бокалы с шампанским и виски, кружки с пивом, рюмки с коньяком, а Женя продолжил нить нетрезвых рассуждений.

– До тех пор, пока правительство будет сохранять то же направление, пока оно осыпает нас заданиями, – Женя кивнул в сторону соседних столиков, где простые граждане добросовестно тянули пиво и щелкали семечки, слыша только обрывки этих пафосных речей, – для таких вот людей, пока мы стоим на страже здравомыслия и выполнения идеологического плана… Но что-то я заболтался. Прошу чествовать нашего сегодняшнего именинника, а по совместительству главного нашего редактора – Вадима Белого.

Вадим зарделся, привстал со стаканом, в котором гулял лед, и кивнул:

– Спасибо, Женя… Хочу поблагодарить вас… что пришли сегодня. Конечно, мы собираемся здесь каждую пятницу… и каждый раз в одном и том же составе, ведь менять его нам теперь уже небезопасно. Но сегодня мне исполняется тридцать семь лет. Дата не круглая, конечно. Но сегодня я рад вам всем… вы решили прийти, хоть сегодня и воскресенье. Завтра нам на работу, завтра нам снова заниматься благим с точки зрения государства делом. Мой заместитель Евгений… редакторы Семен и Светлана… дизайнер Георгий… прелестные корректоры Любовь и Лариса, – человек, чье имя называл Вадим, либо кивал, либо улыбался, либо удовлетворительно поднимал брови. – Все мы с вами вовлечены в общую тайну. Нижние уровни “Российской газеты” даже не подозревают о том, насколько важной работой мы занимаемся. Они думают, что все так и должно быть, что все те новости, мысли и идеи, которыми мы делимся с населением – все они настоящие. Но наша тайна в том, что это мы создаем настоящее… по приказам сверху. И сегодня я хочу вам сказать спасибо за то, что эту тайну я разделил именно с вами… Не знаю, долго ли мы еще будем радоваться нашему свободомыслию, но все равно… спасибо, – Вадим поднял стакан вверх, закрыл глаза на мгновение, прочувствовал это мгновение до кончиков пальцев на ногах, а затем чокнулся и обменялся блеском в глазах с каждым.

На улице было свежо. Вадим достал сигарету из пачки, потянулся было за зажигалкой, но Семен вдруг вспыхнул спичкой прямо перед носом. Вадим кивнул и подкурился. Семен достал самокрутку, подкурился догорающей спичкой и плюнул в снег.

– Не слишком ли громко мы обсуждаем власть среди толп наших подопечных? – Семен прищурился и посмотрел на небо, где из-за огней большого города совсем не было видно звезд.

– Ты не думал о том, чтобы уйти? – Вадим крутил сигарету в желтых пальцах от волнения из-за того, что решился вдруг поделиться сокровенным.

– Куда?

– Я не знаю. Тебе еще не надоело? Я одиннадцать лет работаю главным редактором, а девять из них делаю то, что говорит Госсовет. Мы выполняем эти идеологические заказы, преобразовываем мышление… Во что превращается мир? Мы теперь делаем все одним выставленным вперед запястьем. За нашими гормонами следят. Каждый человек в Общей России – просто винтик гигантской машины, о цели которой мы можем только догадываться. Помнишь, как все было легко тогда, когда мы не знали, как оформить что-то через Госуслуги или стояли в очередях в банках? Теперь же все упростили, идентификацию проходить не нужно – мы проходим ее каждое мгновение нашей жизни, но… но легче не стало.

– Об этой тайне знает человек сто, – Семен затянулся настоящим табаком. – Ты мучаешься от знания правды, поэтому и говорят: меньше знаешь, крепче спишь.

– Я понимаю… Но ты никогда не думал о том, какая все же цель у Госсовета? Какая цель у Самого?

– Он сидит в своей геленджикской резиденции и наслаждается властью, разве не так? – Семен усмехнулся. – Поставил марионеток для отвлечения внимания и развлекается.

– И эта цель – наслаждение? Власть ради самой власти?

Семен сжал губы, немного подумал:

– Да, думаю… да.

– Тогда это очень глупо.

– А разве у государства должна быть цель? Всеобщее благо? Общественный договор? Коммунизм?

– Эх… Наверное, Сопротивление поняло, что света в конце нашего тоннеля нет.

– Сопротивление? – Семен снова плюнул. – Думаешь, оно существует?

Вадим пожал плечами:

– Мне все же нужно попробовать уйти. Жизнь с каждым днем все темнее и темнее. Почти каждый день Первая Полиция проводит у нас проверки. Нужно угадать день, когда проверки не будет, а это с большой вероятностью день после предыдущей проверки… Тогда я смогу выиграть время…

– Смелый ты. Вот так уйти, бросив все. Вряд ли в нашем положении это возможно. Ты ведь не главный редактор “Российской газеты”, ты глава всех социальных инженеров страны, ты главныйредактор умов… ты мозг государственной пропаганды.

– Да, наша “Газета” – это уже давно не газета, и даже не организация. Именно поэтому нам так доверяют. Именно поэтому у нас больше шансов, чем у остальных.

– Меня все устраивает, – Семен докурил самокрутку до фильтра и бросил в урну. – Я тут останусь, может с редактора еще поднимусь до зама, если Женя станет главным, когда ты уйдешь.

Вадим нервно рассмеялся:

– Я тебе только поведал свои мысли, а ты уже… придумал все после моего ухода.

– Ты должен попробовать. Будь я посмелее, я бы тоже сбежал куда-нибудь в лес. Избавился бы от чипа… срубил бы избу… да и зажил припеваючи.

– Я так не хочу. Мне нужно найти тех, кто думает так же, как я.

– Ну ведь это мы, – Семен кивнул на бар. – Мы ведь думаем о том же.

– Только боитесь говорить что-то против. Держитесь за свое место.

– Конечно. Впасть сейчас в немилость – это смертный приговор.

Ищите и найдете

Вадим однажды впал в немилость. Свой самый главный грех перед государством он помнил хорошо. В Общей России главными преступлениями теперь становились преступления идеологические – не нравился режим, его методы, его правила или его защитники. Тех, кто выходил на демонстрации против выборов, бастовал против чипизации, против отмены физической валюты, совершал акты терроризма против общественной глобализации – всех отправляли либо на каторгу, либо на перевоспитание.

А вот привычные старому миру преступления сходили на нет. В начале тридцатых годов государства как по сговору начали один за другим отменять законы. Конституции отмирали, уголовные кодексы уходили в прошлое. Интернет становился теперь и законодателем, так как оттуда узнавали обо всех правах и обязанностях, и судом, так как там зачастую и проходили все юридические процессы.

Убийства и разбои исчезли – их предотвращали по факту повышения норадреналина и окситоцина в крови. Кражи стали бесполезны – интернет вещей делал свое дело, превращая всю сеть в одну большую деревню, где каждая вещь знала о каждой вещи и понимала свое место.

Наркотики, может быть, были единственным интересным преступлением. Наркотрафик упал с тех пор, как после выборов в 2030 году легализовали употребление медицинской марихуаны для успокоения недовольных масс. Если и провозили килограмм-другой необычных веществ, то отдел Первой Полиции по контролю за оборотом наркотиков был этому очень рад – все же не каждый день появляется работа.

И вот в тот момент, когда все привычные миру преступления начали отмирать, Вадим совершил одно из них. В клубе, познакомившись с девушкой, он впал в то состояние, которое люди, читающие романы, склонны называть влюбленностью. На дворе стоял 2027 год, но уже тогда люди отказались от книг в пользу экранов – телефоны с компьютерами справлялись со всеми функциями чтения, полностью его заменяя. Черные зеркала дарили нормы поведения и ценности, воспитывали адекватный для новой эпохи гуманизм, занимали все свободное для рекреации время, и даже давали новые знания. Но только при условии волеизъявления пользователя, ведь глупый потребитель – лучший потребитель.

Те же, кто еще читали книги, узнавали о любви именно оттуда. Это были редкие люди, мечтатели серых будней, те, в чьи головы родители уходящей эпохи успели внести мысль о том, что бумажные книги лучше, комфортнее и «вечнее» электронных. Их страницы можно нюхать, думая о старых днях, их можно дарить друг другу, а не просто пересылать по сети. В книгах можно делать заметки, в бумагу можно влюбляться, книга может стать другом, тогда как цифровые носители пахнут мертвечиной и одиночеством.

Для Общей России же влюбленность подразумевала всего лишь коктейль из дофамина, серотонина, адреналина и фенилэтиламина. Если что, при желании все это можно было подредактировать. Однако для Вадима это не было ни книжной, ни химической влюбленностью. Тут была одержимость – в тот вечер концентрация норадреналина, вазопрессина и окситоцина в крови опасно поднялась. Только никто об этом не знал – до Процедуры оставалось чуть меньше трех лет, пока еще некому было собирать данные о гормональном фоне Вадима.

Когда они приехали к ней домой, Вадим в порыве страсти набросился на юное тело и выместил все свои чувства, какими жестокими они ни были. В 2026 году по подстрекательству гражданских активистов вышел громкий закон, вешающий на насильника презумпцию виновности – без разницы, женщина это или мужчина. После вступления этого закона в силу по факту изнасилования самому обвиняемому требовалось доказывать невиновность. Если бы не иммунитет, подаренный властью, Вадим оказался бы за решеткой.

Но он был из тех редких людей, каких не сразу наказывают, а дают время исправиться. Первая Полиция поставила заведенное дело на паузу ровно на неделю. За это время Вадим успел собрать липовые доказательства, подкупом договориться с судьями и исправить кое-какие записи, относящиеся к жертве. Все получилось даже слишком легко – Вадима оправдали, а несчастная девушка осталась ни с чем. Она снилась ему еще дня три в кошмарах, а потом все закончилось.

Для других людей Вадим и его шестеро друзей не были кем-то выдающимися – обычный штат сотрудников, главный редактор и его заместитель, два редактора, дизайнер, два корректора. Те верстальщики, копирайтеры и дизайнеры, которые располагались снизу, не замечали ничего странного. Были те же полицейские проверки, только вот простым смертным работникам “Газеты” либо делали выговоры, либо их вызывали на допросы, либо отправляли на перевоспитание – а этой элитной семерке всегда просто кивали и просили поскорее исправить ошибки.

Так они и жили – всю неделю занимались пропагандой и социальным программированием, по пятницам смеялись над этим в баре, в свободное время критиковали друг с другом власть, не боясь попасться. Вадим иногда вспоминал о своем преступлении и пытался замять его через литературу.

Он сидел перед ноутбуком, ощущая себя кем-то из великих поэтов недалекой древности, сочиняющих мировые шедевры. Виски слева от ноутбука, сигарета в пепельнице справа – так он заглушал свою боль:


Боль от осознания того, что все вокруг –

фальшивка.

Даже ты.

Ведь и ты тоже совсем не чист,

ты тоже делал такие дела,

о которых говорить никому не охота

или нельзя.

Разве можно

заниматься каждый день теми же самыми вещами

надеясь на прощение?

Туман или дымка

утреннего рассвета,

когда я сижу за своими делами тут совсем один,

а где-то далеко,

или чуть ближе, чем кажется,

грустит человек,

настолько тебе дорогой

и в то же время настолько для тебя чужой,

что остается только одно:

попрощаться с прошлым.

Но можно ли?


* * *


В конце 2026 года правительство перешло к усилению власти. “Российская газета” начала втайне расширять свое влияние, не только присоединяя новые филиалы, но и обзаведясь личной командой психологов и социальных инженеров. Они делали все так гладко, что ни у кого не оставалось сомнений – скоро каждый в Общей России начнет так преданно любить свою страну, что будет готов за нее не только умереть, но и убить. “Российская газета” теперь не была и газетой вовсе, она стала отдельным органом – гигантским, нужно сказать. Орган этот исполнял роль социального регулирования, общественного контроля.

Поначалу Вадим сопротивлялся таким переменам. Но количество бонусов, включающее солидную оплату труда, премии и отпускные, сделало свое дело. Последний бонус появился еще через четыре года – все, и Вадим тоже, прошли чипизацию. Он знал о последствиях этой процедуры, знал о слежке и управлении через чипы, но кое-какое преимущество он получил. Около сотни человек в Общей России стали обладать иммунитетом – президенту, его приближенным, Госсовету и семи сотрудникам “Российской газеты” снизили требования к гормональному фону, передвижению по территории страны, мыслям и словам. В общем, Вадим оказался в числе избранных, чьи чипы следили за своими владельцами немного меньше, чем за остальными.

12 февраля Вадим отправился в бедные кварталы Города, чтобы там, где, по слухам, делают запрещенные операции, ему извлекли чип. За день до этого приходила Первая Полиция: проверила работу “Газеты”, сверила показания чипов всех главных сотрудников, внесла правки в материалы для публикаций. Вадим прикинул, что если они пришли в понедельник, то во вторник уже вряд ли придут.

Во вторник же он стоял у порога подвального помещения в пригороде. Помещения, на которое ему указал один из десятков встреченных прохожих – стоял у порога и звонил в прикрепленный тут же звонок. Спустя десять долгих секунд замызганная дверь отворилась и в проем просунулся человек с большим красным носом картошкой.

Вадим просто подходил к людям в районе, где, по слухам, удаляли чипы, и показывал на запястье. Никто этого шифра не понял – кроме одного прохожего, примерно указавшего расположение заветного центра подпольной хирургии.

– Чего? – мужик уставился на Вадима, пока тот подбирал слова.

В голову ничего путного не приходило. Телефон в кармане вибрировал, снова о чем-то уведомляя. В конце концов, мужик вздохнул и постучал по запястью, доверительно поднимая брови. Вадим кивнул, мужик силой затащил Вадима и тут же захлопнул дверь. В помещении тут и там висели протезы – какие-то принадлежали раньше людям, какие-то были свежие, только с завода. Вадим загляделся на большую коллекцию: протезы от трех до девяти пальцев для ускорения набора текста, протезы с тремя большими пальцами для грузчиков, всяческие приспособления для кистей и предплечий, которыми пользуются люди тех профессий, где еще оставалось место человеку.

– Красивые, да? – мужик улыбнулся. – Но я сразу понял, что ты не за ними.

Трансгуманизм проникал во все сферы жизни. Нейропротезирование стало использоваться повсеместно, зачастую без нужных со стороны государства разрешений. В таких вот подвалах люди улучшали навыки одной операцией – внедрение андроидов было все еще дорогим удовольствием, а человека с восемью пальцами с большей вероятностью возьмут на работу.

– Чип удалить, да? Вас теперь таких много… Для тебя, мой дорогой друг, стоить будет семьсот пятьдесят долларов, – мужик бегал глазами в поиске реакции. – Любитель крипты? Ага… Тогда можем посчитать в биткоинах или эфириуме.

– Я заплачу долларами.

– Ага… Операция опасная, – мужик начал привычную для него лекцию, собрав все морщины на лбу, – для начала мы глушим все способы разночастотной идентификации. Сразу после этого начнется обратный отсчет… Полиция заинтересуется пропажей вашего маячка.

– Моей пропажей… – перебил Вадим. – Ей они заинтересуются не сразу.

– Это еще почему? – мужик вскинул брови, но тут же осекся. – Хотя дело твое… Мы все равно избавимся от чипа не здесь. Иначе твоей последней локацией будет наш миленький подвальчик, – мужик обвел руками помещение, явно радуясь его убранству.

Две старых лампы бросали причудливые тени на экспонаты этой трансгуманистической выставки. Висящие по всей стене протезы, всех форм и размеров, конечно, поражали, но Вадим уже нагляделся вдоволь.

– И вы мне доверяете?

– Мы проверили тебя еще до того, как ты зашел, – послышался женский голос из темной глубины подвала.

Угол помещения, до которого не доходило скудное освещение, источал синеватое свечение – кто-то там сидел за компьютером.

– Это моя ассистентка. Не заглядывай, все равно ее не увидишь… Да, мы пробили тебя по всем базам… которые у нас есть, разумеется. Знали вы бы все, какой гигантский след оставляете в жизни… и какой инфой раскидываются ваши чипы каждую секунду. Простой сканер около звонка и…

– Я все знаю. Может, даже больше, чем вы… – Вадим уже начинал уставать от таких долгих прелюдий. – Мы теперь делаем все одним выставленным вперед запястьем. У нас там все документы, у нас там датчики контроля гормонов и нейромедиаторов… постоянная слежка за предыдущим выбором для подсказки выбора следующего… и поиск врагов с помощью сравнения физиологических показателей.

– А ты… молодец. Люди обычно пугаются такой информации… Откуда познания? – мужик запрыгнул на стол и устроился поудобнее: от этого разговора он явно начинал получать удовольствие.

– Скажем так… я в той сотне людей, которые узнали обо всем этом самыми первыми, – Вадим решил быть полностью откровенным: может быть, среди этих людей он найдет союзников. – И теперь, возможно, у меня больше всего шансов это изменить.


* * *


– Изменить что? – снова послышался женский голос.

– Катя… – укоризненно прикрикнул мужик.

Вадим нахмурился:

– Изменить все, что происходит за этой дверью.

– Это означает изменить и то, что находится здесь, – мужик соскочил со стола и приблизился к Вадиму. – До тех пор, пока, как ты говоришь, за той дверью происходит все, что там происходит. Полицейские облавы, слежка, контроль и так далее… до тех пор мы и работаем. Хочешь изменить мир, начни с себя, а мы, – мужик показал на операционный стол, – тебе в этом поможем. Но стоит тебе изменить мир, что же будет с нами?

– Он опять заболтался, – из мрака самого темного угла этого подвала вышла девушка того типа, о котором Вадим всегда думал: он ее не достоин. – Простите, Марк всегда так.

Девушка была одета в три слоя одежды – не очень модно для текущего времени года. Обычно в феврале люди носили пять элементов одежды выше пояса: две толстовки и три футболки, все обязательно разных размеров – так диктовала современная мода. Пепельное каре, тоже весьма старомодный пережиток прошлого, поблескивало в свете двух старых ламп. Девушка подошла к Вадиму и протянула руку:

– Я Катя.

– Я Вадим, – он неловко пожал руку Кати, а затем протянул свою мужчине.

– Марк, – мужик недовольно сжал руку и поковылял в сторону операционного стола. – Операцию делать будем?.. Или пойдешь гулять?

– Не надо так строго, – Катя улыбнулась и попыталась отвлечь Вадима от разговора с Марком. – Что ты говорил о шансах изменить мир?

– А какое вам дело?

Катя снова улыбнулась, прошла в свой угол, на мгновение утонула в темноте и вернулась с сигаретой в зубах:

– Ты можешь нам здорово помочь.

– Чем же?

– Говоришь, ты был в Золотой Сотне? Или до сих пор там? – Катя затянулась.

– Что за Золотая Сотня?

Марк усмехнулся.

– Те сто человек, которые знают обо всем… или почти обо всем.

Вадим прислонился к стене и постарался припомнить:

– Это президент, те, кто вокруг него, Госсовет, семь сотрудников “Российской газеты” и Сам.

– Сам не в счет.

– Это еще почему?

– Он единственный, кто в Общей России не был чипирован.

– Откуда ты знаешь?

– Мы многое знаем… – Катя хвастливо улыбнулась. – Может… побольше тебя.

– И вы ничего не делаете? Сидите здесь, понимая всю структуру монстра, но не боретесь с ним?

– А ты?

– Я… – Вадим замялся – тут Катя была права. – Может, я ищу таких же, как я.

– Так все же… – донесся заинтересованный голос Марка. – Кто ты из Золотой Сотни?

– Я глава “Российской газеты”.

– Ты… – Катя стряхнула пепел на грязный пол. – Ты Вадим Белый?

Теперь Вадиму стало не по себе. Катя подошла поближе.

– Можешь не бояться, – Катя затянулась, выпустила дым и отбросила окурок в сторону. – Мы на твоей стороне… Будешь нашим козырем.

В течение следующих пятнадцати минут Вадим и Катя с редкими едкими вставками Марка обсудили созревший тут же план. Сопротивление существовало, теперь в этом не было сомнений, как не было сомнений и в том, что Вадим сделал правильный выбор. Правда Сопротивление было совсем не таким, как он его себе представлял – никаких повстанцев, прячущихся в канализации, никаких мятежников, устраивающих террористические акции. Любая камера в Городе мигом бы распознала человека, намеревающегося сделать что-то общественно неприемлемое по мимическим реакциям лица, а разночастотные сканеры вычислили бы изменника, не имеющего чипа. Именно поэтому все люди после операции по удалению чипа уходили в леса. Кое-кто поумнее заранее планировал такой побег, готовил дом в глуши, устраивал все необходимые коммуникации и устранял ненужные. Кое-кого поглупее ловили в пригороде и отправляли в застенки на перевоспитание.

Сопротивление было сетевым сообществом. Шифры в социальных сетях, послания на страницах в интернете. Только таким образом можно было оставаться в тени. Лучшим способом спрятаться было оставаться на виду. Лучшей страховкой было не искать укромные места, а оставаться нормальной ячейкой общества, занимаясь сетевым терроризмом.

– Мы теперь делаем все одним выставленным вперед запястьем, мы наполовину живем в сетевом пространстве. – сказала Катя Вадиму. – Значит и бороться нужно не на улицах и в домах, бороться нужно в умах, бороться нужно в сети. Мы собираем людей там, там и действуем.

Вадим не стал удалять чип. Почти ни у кого из Сопротивления он не был удален – как сказала Катя, из тех, кого она знает, только у Марка и у нее. Люди после удаления чипа никогда не вступали в Сопротивление, они просто убегали подальше. А вот те, кто уже вступил в ряды противников власти, всегда оставались с чипами – так было надежнее, этим подтверждалась верность государству.

Разруби полено, подними камень

Оказалось, что Госсовет обманывал сам себя. Подменяя новости, переписывая историю, правление Общей России занималось иллюзиями. Делая вид, что противников у власти нет, но при этом допуская новости о Сопротивлении, власть имущие просчитались – настоящие данные у них утекали как песок сквозь пальцы. Все это время на горизонте зрела большая проблема – тысячи недовольных людей.

Сам сидел в своем южном дворце, все больше теряя связь с реальностью. Он упивался властью, лежа в кальянной комнате, наслаждаясь новостными сводками и высылая Госсовету новые задания. Конечно, никакой цели у Самого не было. Чистая власть ради самой власти. Начиная с 1998 года Сам начал очищать страну от коммунистического налета, все время напоминая населению о темных девяностых. Прошло почти сорок лет. Игра затянулась, правила переписывались столько раз, что все уже и забыли, какими они были поначалу. А что самое главное, исчезли все враги.

С оппозицией Общая Россия полностью покончила к концу двадцатых годов. Худовский, Дуганов, Борковский, Аквинский, Овальный, Пальянов – все эти и многие другие люди исчезли навсегда. Когда Сергей Ондар занял пост президента во второй раз, никаких помех он не встретил – исчезли те люди, которые эти помехи возглавляли. Неуверенные всплески негативного отношения к воцаряющемуся режиму тут же подавляли.

С тех пор, как все отделения внутренних дел заменили разные отделы Первой Полиции, осуществлять всеобщий контроль стало намного легче. Не было больше никаких КГБ, ФСБ, МВД – никаких аббревиатур, только Первая Полиция. Бабушки с дедушками радовались тому, что теперь негодяев ловить будут одни и те же люди – не думая о том, что эти одни и те же люди вышли из разных дверей предыдущих аббревиатур. Люди, родившиеся на заре тысячелетия, внутренне протестовали, чувствуя здесь отсылки к Оруэллу и Замятину, но не решались ничего сказать – промывание мозгов работало все лучше. Молодежь, воспитанная в атмосфере любви к Общей России, Госсовету и всему хорошему, что эти два слова окружает, и подавно ни о чем таком не думала. Государство выращивало новых пионеров, новых солдат для построения грандиозного здания светлого будущего. Единственная проблема – никаких планов, макетов и проектов этого здания у Самого и в помине не было.

В среду Вадим сидел на рабочем месте ровно в девять утра. Он включил компьютер и лениво проверял почту. Снова приказания сверху о промывке мозгов. Телефон постоянно вибрировал, получая новые уведомления. Вадим распределил задания между подчиненными, вышел в холл и, в надежде на бодрящую силу кофе, подошел к столику с кофемашиной, как вдруг услышал знакомый голос.

– Ты вернулся? – Семен был очень удивлен, увидев Вадима живым и здоровым. – И чип на месте?.. Все-таки передумал.

Редактор пришел слишком рано для собственного графика, но у Вадима все равно уже все было схвачено.

– Да, передумал.

Они обсудили всякую чепуху, и Семен пошел в кабинет заниматься редакторскими делами. Видимо, он не очень удивился появлению Вадима. Видимо, не очень рассчитывал на то, что ему все же удастся удалить чип и исчезнуть со всех радаров. Семен воспринял возвращение Вадима как что-то само собой разумеющееся, чем очень его успокоил – значит все остается на своих местах, значит план Кати сработает.

Первая Полиция вошла в редакцию в 11:25 – отряд из трех человек в синей форме, которые навещали “Российскую газету” вот уже девять лет кряду. Почти в одно и то же время раз в два-три дня эти трое входили в холл, деловито по нему перемещались, заглядывали в компьютеры работников и проверяли всех на идеологическую состоятельность. Семерке из “Газеты”, входящей в Золотую Сотню, полагались послабления, для остальных работников никаких уступок не было.

Трое квадратных оперативников с грязными от таявшего тут же снега сапогами бродили по редакции, делая вид, что занимаются серьезным делом. Вадим вышел из кабинета и оглядел своих хмурых подчиненных. Все здесь были в одиночестве. Глобальная сеть не сближала людей, она еще сильнее их отдаляла. Каждый в собственном мирке по свою сторону черного зеркала. Вроде бы все связаны, все еще ближе друг к другу – на расстоянии вытянутого к телефону пальца – только что-то не так.

Вадим начал чувствовать это с тех пор, как у каждого человека появился смартфон. Так же как у Ленина счастьем была советская власть плюс электрификация всей страны, у Госсовета этим счастьем была власть плюс цифровизация всей страны. Даже каждая бабушка в самой глухой глуши получила смартфон, компьютер и человека, который учил ее всем этим пользоваться. Также всю страну обеспечили полным покрытием беспроводной связи частотой в пять гигагерц. Те уголки, в которых раньше не было даже света, получили в разы больше: полное обеспечение электричеством, интернет-роутеры, спутниковую поддержку – не без взаимного сотрудничества со всеми странами мира, разумеется.

Всем это было выгодно. Тотальное одиночество среди миллионов таких же, как и ты. Гигантский акт единства без реального ощущения сближения. Общайся со всеми только через сеть, делай покупки там же, выкладывай туда свою жизнь, живи там. Борись с одиночеством при помощи интернета, соцсетей и всей кучи сервисов, которую мы вам подарим.

Первая Полиция способствовала отдалению всех друг от друга. Донеси на ближнего своего. Возлюби государство как самого себя. Возлюби наш режим всем сердцем своим. У людей теперь не было даже несколько страниц в интернете. По одному профилю на человека в каждой из соцсетей с их полной синхронизацией и регистрацией по паспорту – таков был новый порядок. Так было легче держать всех в узде.


* * *


Первая Полиция проверила чипы каждого в редакции и покинула здание. В план Кати удаление чипа у Вадима входило, но только на третьем этапе. Первым этапом планировалась диверсия. План был завязан на одном знакомом Кати из Сопротивления.

– Сергей работает в вашем филиале, в редакции газеты “Правда”, – объяснила Катя. – Эта газета, как и все газеты сейчас, всего лишь прикрытие для пропаганды Госсовета. Оттуда мы и начнем.

Вадим приходил в неприметный подвальчик в пригороде каждый день. Хотя они и общались в секретных чатах в сети, реальный мир был лучшей системой шифрования – поэтому безопаснее всего было встречаться в реальности. И каждый раз Марк сканировал чип Вадима, чтобы удостовериться в его чистоте – проверить чип на отсутствие новых отслеживающих протоколов и прошерстить историю посещения со стороны Первой Полиции. С каждым разом Вадим все больше влюблялся в Катю – его привлекала ее внутренняя сила, ее целеустремленность и точность в планировании каждой мелочи:

– Сергей… заместитель главного редактора “Правды”, – Катя тянула сигарету, наполняя подвал дымом – вытяжка в потолке справлялась слабо. – Он не из Золотой Сотни, но у него, как и у тебя, есть связи в Госсовете, есть выходы на людей у власти. Мы это используем. Наш первый этап – избавление от Сотни. Пока ты с Сергеем займешься отвлечением населения, мы достанем себе кое-что из недр земли русской. А потом уже выкосим всю Сотню… Кроме тебя, разумеется, – Катя улыбнулась.

После того, как уровень преступности снизился в разы, тюрьмы начали пустовать. Нынче преступники либо ехали валить лес, либо перевоспитывались в застенках. Тогда-то Госсовет и решил использовать простаивающие здания исправительных учреждений – в бывших тюрьмах устраивались отели для людей без жилья. На основе этих данных и строились все надежды Кати. Одним из решающих факторов здесь было свободное заселение в такие тюрьмы-отели. Для людей делали ремонт, удаляли все признаки того, что раньше здесь пребывали заключенные. Но кое-что все-таки оставалось нетронутым – именно этим и решило воспользоваться Сопротивление.

Каждый день план первого этапа все сильнее оттачивался – Вадим и Сергей делились информацией о Госсовете и Золотой Сотне, Катя планировала необходимые в разных газетах действия, а Марк следил за тем, чтобы все проекты оставались в рамках разумности и безопасности. Подготовка первого этапа была завершена к началу лета.

Вадим вышел из подвала и на секунду ослеп. Солнце разливалось по улице, а громкоговоритель делился новостями с населением пригорода:

– …собирается к 2040 году ввести Госсовет. Президент Сергей Кужугетович Ондар, заступивший на новый срок, произнес торжественную речь, включающую планы по возвращению Дальнего Востока, Камчатки и Чукотки. Планируется к подписанию соглашение с самопровозглашенной Хабаровской республикой, а также проведение переговоров с Соединенными Штатами Америки и Китайской Народной Республикой по вопросам возвращения территорий, находящихся за озером Байкал и рекой Лена. Премьер-министр страны Сергей Семенович Урусов также обратился к населению с ободряющими дух новостями: в течение следующих пяти лет намечается поднятие уровня…

Есть одна легенда о том, что Моисей водил свой народ по пустыне 40 лет с одной лишь целью – воспитать новое поколение, не знавшее рабства. Моисей странствовал, пока не умерло предыдущее поколение. Только совершенно новый народ, который ни разу не сталкивался с пережитками прошлого, мог стать свободным. Так было и с Россией. Сам водил страну по пустыне, чтобы воспитать новое поколение. Только вот никакой земли обетованной не существовало.

Телефон постоянно вибрировал – остановить поток уведомлений не было возможности. Вадим думал о том, что скоро все это закончится – скоро он сможет выкинуть ненавистный телефон и навсегда забудет о ежедневной промывке мозгов.

Но поток мыслей Вадима прервало одно сообщение, как молния разорвавшее привычную действительность:

– …сообщение! Сегодня, пятого июня в восемь часов утра по московскому времени враг пересек границу Общей России в районе города Новоузенска Саратовской области! Наши пограничные войска сумели отразить первое нападение, однако…

Весь мир как будто замер. Группа парней в четырех слоях одежды, которые куда-то спешили, остановились, прислушиваясь к оповещению. Люди как по команде вытаскивали из ушей едва заметные наушники и утыкались взглядом в одну точку, концентрируясь на том, что говорил диктор. В паузах между его фразами слышно было только очень тихое гудение квадрокоптеров в небе или проносящийся за секунду автомобиль.

Госсовет следит за всеми внешними новостями. Тогда почему сейчас мы слышим это? Если и правда началась война, зачем они объявляют это? Зачем лишний раз беспокоить население? Вадим побежал к стоянке каршеринга, взял машину и отправился домой. Он арендовывал одну из комнат большой квартиры, в которой помимо него жили еще несколько семей. Но сейчас никого не было дома.

Вадим запер дверь комнаты, поднял две виртуальные сети, между ними запустил одну реальную и отправился в путешествие на просторы интернета. Быть уверенным, гуляя в интернете, можно было только в том случае, если операционной системой являлся Линукс, выпущенный до 2025 года. Все официальные сборки операционок проходили необходимую проверку – а это всегда означало, что в них стоят следящие за пользователями протоколы. Первая Полиция не оставляла население без своей опеки ни на секунду.

Вадим установил Линукс в апреле, но все еще не до конца в нем разбирался. Это был один из уцелевших дистрибутивов, установщик, который передавался из рук в руки. Вадим сам конфигурировал интернет-интерфейс, находил нужные репозитории, сам настраивал шлюзы для тайного подключения и понемногу менялся пакетами с другими такими же нарушителями сетевого пространства. Вадим делал все по инструкциям, которыми его снабжал Марк – информация такого рода уже давно исчезла из сети, поэтому передавалась от человека к человеку в старых тетрадях. Только на это сейчас и годились тетради – символ школьника, символ знаний – на сохранение старых, никому не нужных, и местами запрещенных знаний. А школьники уже давно нигде не писали – только нажимали своими пальчиками на экраны планшетов и клавиатур.

В секретном чате Катя пообещала разузнать о внезапном нападении. До тех пор нужно было придерживаться плана первого этапа и ни в коем случае никуда не сворачивать. Вадим закрыл секретное интернет-подключение, отключил виртуальную операционную систему, загрузил государственную операционку, отпер дверь, зачерпнул себе немного льда из морозилки в коридоре, подошел к шкафу, где оставалось немного виски на дне бутылки, и вылил все, что есть. Четверг подходил к концу.


* * *


Человек Мира не показывает эмоций не потому, что не хочет их показывать,

а потому,

что не чувствует их.

Человек Мира ничего никому не должен,

потому что должен всем.

Человек Мира не расстраивается из-за потери,

ибо каждая его потеря – это находка.

Человек Мира не придумывает отговорки, потому что делает все правильно.

Человек Мира не считает себя духовнее других,

потому что он не такой уж и духовный.

– Все идет так, как надо, – говорит Человек Мира. – Все идет по плану.

Мы все идем по ковру, который нам подстилают.

– Где бы ты ни находился, – говорит Человек Мира, –

Что бы ты ни делал,

ты можешь оставаться самим собой.

То,

что происходит вокруг,

тебя не заботит.

Почему?

Потому что все, что всегда остается с тобой –

твоя душа.

Ты можешь сидеть в тюрьме, но душевно быть на свободе.

Красота находится в глазах

смотрящего.

Когда Человек Мира проходит мимо красотки, чей тени он не достоин,

у него не возникает бесконечно-надломленного чувства.

Свобода от привязанностей – черта Человека Мира.

Он не бегает за девочками, потому что успевает за ними везде.

У Человека Мира нет одной единственной, за которой тот ухаживает.

Человек Мира ухаживает за всеми.

Человека Мира никто никогда не раздражает, потому что он всегда помнит:

каждый человек чист.

А в чужих лицах Человек Мира видит чужих и своих

отцов.

– Я выбрал томатный сок, – говорил Человек Мира, – я выбрал его,

ибо не всем он нравится.

– Слепой может ни разу не споткнуться,

а зрячий может спотыкаться о каждый камень,

– сказал Человек Мира. – Зачем вы ругаетесь?

Вы споткнулись?

Вставайте, отряхнитесь и идите дальше.

– Понюхай цветочек, – говорит Человек Мира.

– А теперь скажи, что ты услышал.

Потрогай камень.

А теперь скажи, какого он вкуса.

Послушай шум листвы.

А теперь скажи, что ты увидел.

– Меня интересуют два брата: Иисус и Будда, – сказал Человек Мира. – Что есть Бог?

Какая разница?

Смотрите в себя,

вот что говорили Будда и Иисус.

– Я вижу Истину в тапках у спальника и в грязи на рубашке.

Истина видна в щебетании птиц

и слышна в тишине лесной листвы.

– Жизнь не кончается ни на запахе первых пеленок, ни на аромате последних цветов, – объясняет Человек Мира эти симметричные мысли.

– Почувствуй радость овец и ягнят божественного пастуха!


В пятницу утром Вадим не пришел на работу. В четверг заглядывал патруль Первой Полиции, снова не нашел ничего серьезного, исправив только пару публикаций. Вадим подумал, что пятница будет свободна для действий. Полем боя должна была стать бывшая колония для пожизненно осужденных. Теперь колония была отелем. В эти отели бывших тюрем заселяли всех подряд. Приличествующий ремонт, неплохие условия – бездомные с радостью занимали такие Гостинарии по всей стране.

Но пережитки прошлого давали о себе знать. В подвале этой и еще некоторых тюрем на территории Общей России располагалось оборудование, оставленное там на крайний случай. По данным разведки Сопротивления, в подземных помещениях Гостинария “Белый лебедь” находилось пси-оружие на случай побега заключенных и генератор электромагнитного излучения, который смог бы отключить всю технику в радиусе десяти километров. При поддержке знатоков из Сопротивления эту глушилку можно было усилить до такой степени, чтобы весь Город погрузился во тьму.

Вадим играл самую важную роль в плане – ведь из Сопротивления только ему снизили требования к мыслям, гормональному фону и передвижению по территории страны. У ворот Гостинария Вадим усмехнулся: все начиналось с простого шагомера, с простой программы, которая следила за местоположением человека, перемещением телефона в пространстве, и считала количество шагов. Теперь же постоянная слежка, даже никаких договоров о согласии подписывать не надо. Вадим прошел внутрь пустого здания Гостинария и снова усмехнулся: все начиналось с шагомера.

Внутри никого не было. Газета “Правда” и “Российская газета” по плану первого этапа должны были отвлечь весь народ от “Белого лебедя” – им это удалось. Вадим и Сергей постарались на славу – создали празднование Всемирного дня окружающей среды на пустом месте, сдобрив все новостные каналы вставками и двадцать пятыми кадрами о необходимости не только защищать окружающую среду, но и посещать празднование в самом центре Города.

Вадим беспокоился о том, что новости о нападении под Саратовом испортят весь эффект – и, возможно, так и было – но Гостинарий опустел. Камеры были отключены – Марк нашел в системе “Белого лебедя” уязвимость нулевого дня.

– Это означает, что о ней еще никто не знает, – Марк многозначительно посмотрел на Вадима, пока тот пялился в экран ноутбука, пытаясь что-то понять среди строчек кода. – У разработчиков программного обеспечения было ноль дней на устранение уязвимости… потому что они о ней не знают. Нам нужно успеть воспользоваться…

Вадим действовал вслепую – любая попытка связи вызвала бы внимание Первой Полиции. Ремонт и правда был сделан на славу, никто бы и не подумал, что раньше это была тюрьма, максимум – дешевый отель. Вадим спустился в подвал, оказавшись перед старенькой дверью. Он достал автоматическую отмычку и вставил ее в замок. Такие отмычки угадывали комбинацию положения штифтов автоматически, оставалось только повернуть – раздобыл знакомый Кати.

В подвале веяло сыростью. Выставленные вдоль стены ружья и автоматы демонстрировали всю мощь сопротивления, с которым могли столкнуться восставшие здесь арестанты. Но Вадима это не волновало – ему требовалось найти генератор электромагнитного излучения и, если получится, пси-оружие, как бы оно ни выглядело. Марк советовал поискать в сейфе – на планах он был в дальнем конце подвала.

– А вот и он! – Вадим, увидев сейф, от удивления озвучил свои мысли.

Ведь сколько везения нужно было иметь, чтобы все сложилось так удачно: ни одного человека ни по пути в “Белый лебедь”, ни внутри, сейф найден сразу, а взлом камер сработал – Первой Полиции еще не слышно, а значит она и не придет.

Чтобы входящие видели свет

Мир будущего для нас был совершенно не таким, каким мы его себе представляли. Может, только совсем чуть-чуть. Все начиналось хорошо – пандемия в начале двадцатых годов ускорила темпы цифровизации и внедрения технологий во все сферы жизни, во все места страны. Закрытие театров и кинотеатров и ограничения при проведении спортивных мероприятий привлекли гигантские массы на площадки видеохостингов. То же самое было и со школами и университетами – все уходило в сеть. Поколение экранов – вот поколение будущего.

Некоторые страны еще предпринимали неловкие попытки освоения космоса, большинство же уже давно оставили эту сферу и сосредоточились на планете Земля. Искусственный интеллект, машинное обучение, 5G, а за ним и 6G, квантовые вычисления, интернет вещей, мобильные и нанотехнологии, облачные вычисления – все эти громкие слова были использованы совсем не на пользу человечеству. Вернее, говорилось, что все это делается для упрощения жизни. На самом деле транснациональные корпорации усиливали контроль за людьми. Следили за их историей покупок, предлагая товар, который точно будет куплен. Следили за историей болезней, высчитывая необходимость и стоимость страховки. Следили за историей посещения сайтов и соцсетей, угадывая реакцию и подбирая подходящий контент. Следили за историей перемещения, исходя из этих данных предлагая места для посещения – и так до бесконечности. Раньше людей спрашивали, были ведь всяческие договоры о сборе информации пользователей, где требовалось лишь поставить галочку – теперь никаких галочек не требовалось.

Конечно, были и положительные стороны: синтез искусственных пищевых продуктов помогал справляться с голодом в мире, а нейропротезирование спасало людей, потерявших конечности, или тех, кто хочет прибавить их количество. Повсеместный шестичасовой рабочий день. Выход в интернет с помощью линз. Программируемая материя, меняющая по желанию цвет – но все еще слишком дорогая для повседневного использования. Экраны компьютеров толщиной с лист бумаги. Замена асфальта на сверхпроводники для автомобилей на магнитной подушке. Художники, которые теперь творили скульптуры на принтерах, считывающих фигуры прямо из мозга творцов. Новые компьютерные игры, вовлекающие в симуляцию все чувства.

Тем не менее чаша весов с угрозой повседневной конфиденциальности – или даже войной с конфиденциальностью – перевешивала все хорошее, что принесло будущее. Главная ошибка, которую допустили глобалисты, это мнение о том, что все государства, в конце концов, сольются в одну большую семью. Этого не случилось – Евросоюз распался в 2029 году после того, как доверие жителей к его институтам полностью упало, а сепаратизм в отдельных регионах привел к еще большему ожесточению конфликтов между государствами. Никакой тотальной глобализации – еще больший раскол, еще большая замкнутость на себе.

Корпорации управляли людьми в тех странах, где правила демократия. В странах с недемократическими режимами – например, в Общей России, в Китайской Народной Республике или в Северокорейской республике – там корпорации не имели власти. Однако той же самой слежкой и добровольной промывкой мозгов занимались правящие круги – в каждой стране по-своему, но неуклонно и с ужасающе нарастающими темпами.


* * *


– А вы из органов, да? – женщина в рваной одежде растерянно остановилась посреди коридора бывшей тюрьмы.

Вадим поднимался по лестнице из подвала со свертком под мышкой, как вдруг раздался этот странный вопрос. Женщина потупила взор, но потом словно проснулась и посмотрела Вадиму прямо в глаза.

– Из полиции, да? Из этой… из первой.

Вадим отчеканил:

– Да, гражданка. Здесь по особому делу. Попрошу вас вернуться в ваши апартаменты до тех пор, пока я… буду проводить здесь особые мероприятия.

Женщина послушно повернулась по направлению к своему месту жительства – маленькой каморке из бывшей камеры – и скрылась за углом. Вадим выдохнул – теперь только добраться до подвала Марка. Улица сверкала солнечным днем, чирикали птички – и Вадиму все это казалось еще более прекрасным потому, что его не поймали.

Членов Сопротивления с каждым днем становилось все больше, а протезов, висящих на стенах в подвале, становилось все меньше.

– Перестали закупать новые, – объяснил Марк, собрав все морщины на лбу. – Все деньги уходят на снабжение нашей миссии.

Свое дело Вадим сделал. Первый этап подходил к кульминации – оставалось только ждать. По дороге домой он захватил новую бутылку виски, прикупил сигарет и сел за рукопись:


Я вспоминаю зиму –

те тихие скрипы вечерних сигаретных прогулок,

когда никто из нас не знал, куда все это

приведет.

Ведь мы просто собирали смешные

вечерние

истории

друг перед другом,

снег равномерно опускался в свете теплых фонарей,

но грели нас в то время отнюдь не фонари.

Мы вспоминали наше детство,

наши неумелые попытки любить или чувствовать жизнь.

Смысл для нас был на расстоянии вытянутого бокала или рюмки,

а на то, что люди называли смыслом

тогда, мы плевали.

Теперь все менялось,

теперь все было наоборот,

мы сами были теми людьми,

которые называют смыслом все,

что им попадется под руку –

и не самое ли это правильное?

Ведь истина скрывается в улыбке прохожего,

она прячется в продавце, завышающем цены,

в маме, протягивающей соску,

в дедушке, читающем сказки перед сном,

хотя у самого куча неотложных дел –

они располагаются на верстаке

и в коробке с инструментами.


План прошел полностью так, как и задумывался. Знакомые Марка усовершенствовали генератор электромагнитного излучения, усилив его и расширив диапазон частот.

В понедельник Вадим спустился в подвал, там его встретила Катя. Вадим все еще не понимал чувства, испытываемые к ней. Она все еще была для него такая же далекая, какой была в тот первый день, когда он услышал из темноты ее милый голос. Однако что-то в ней бесконечно его притягивало – ее внутренняя сила, ее способность направлять все внимание на решение одной задачи, ее концентрация и воля к жизни, к свободе. Иногда Вадим заглядывал в глаза Кати, чтобы понять, какие чувства она испытывает по отношению к нему. Но ничего, кроме боевого рвения, там не было.

– Все люди из Сопротивления Города готовы. Первый этап, – сказала Катя, – пока все коммуникации в Городе будут отключены, каждый человек из Сопротивления, закрепленный за определенным членом ЗолотойСотни, уничтожит свою цель.

Все цели располагались в одном городе – это было на руку.

– Вы убьете всех эти людей? Но я думал…

– Не разбив яиц, омлета не сделаешь, – съехидничал Марк.

– Так точно, – Катя кивнула. – Ты ведь сам понимаешь, что требуется идти на жертвы… Тем более это те люди, которые всем своим существованием поддерживают существующий режим.

Вадим снова заглянул в Катины глаза. И на секунду он увидел там проблеск какого-то чувства. Чувства, которое не опишешь словами. Некую нежность по отношению к нему, некое снисхождение – но не жалость. Что-то, чем можно было делиться друг с другом, обмениваться, наслаждаться… Но чувство это пропало так же быстро, как и появилось.

– Второй этап, – продолжала Катя, – очистка цифровой памяти.

Общая Россия перехватывала иностранный интернет – внутренняя сеть была железным занавесом. Информация контролировалась, неугодные режиму сайты или пользователи блокировались. Этой системой решило воспользоваться Сопротивление. Если разом отключить все устройства полученной в “Белом лебеде” глушилкой, а затем, пока вся система дремлет, загрузить вирус, можно будет получить доступ ко всему массиву данных всей страны. Ведь до тех пор, пока государство ограничивает сеть железным занавесом, и будет возможность взломать всю систему разом.

– Система эта централизована, – уточнил Марк, – это и позволит нашему взлому задействовать сразу все уровни хранимых данных. Мы не будем ничего делать с этими данными – просто уничтожим. Я с ребятами уже пишу программу… но без физического доступа ничего не выйдет… После нашей атаки на коммуникации, – Марк показал на Вадима пальцем, – ты должен будешь попасть в главный сетевой Архив.

– Но почему я? – Вадим не очень-то хотел снова рисковать своей жизнью. – Ведь пока все будет отключено, туда может попасть кто угодно.

– Тебя не жалко! – крикнул Марк и рассмеялся.

– Так все равно будет надежнее, – Катя достала сигарету из пачки. – Ты ведь член Сотни.

Вадим нахмурился – лезть в самое пекло, в разворошенный улей, пока пчелы будут суетиться, решая внезапно возникнувшую проблему.

– Этап третий, – дым выходил из Катиного рта вместе со словами, – массовое удаление чипов у всех членов Сопротивления.

Вадим подумал: если все получится, они будут свободны. Только бы все получилось.

– Четвертый этап… – Катя улыбнулась, выпуская дым. – Пока в разработке.

– Так далеко мы пока заглядывать не будем, – с нажимом проговорил Марк. – Нужно использовать все те ресурсы, которые у нас есть. И главный ресурс сейчас – это время. Если на востоке и правда началась война, для нас это будет плюсом. Они отвлекутся на эту проблемку…


* * *


– Мы тем временем займемся своими делами, – Марк подмигнул и исчез в темноте подвала.

Вадим и Катя остались вдвоем. Он посмотрел в Катины глаза – она что-то искала в ноутбуке. Вадим не видел, что именно – только бессловесный глянцевый корпус ноутбука.

– Тебе здесь нравится?

– Где? – Катя не подняла глаз.

– В этом подвале… В Сопротивлении.

– Мне?.. – Катя оторвалась от ноутбука и с ухмылкой бросила взгляд на Вадима. – Да, нравится.

– Ты никогда не думала о том, чтобы оставить Сопротивление? – Вадим спросил и сам удивился своим мыслям.

– Оставить?..

– Ну да… забыть обо всей этой борьбе и стать примерным гражданином Общей России.

– Но… зачем?

– Что, если этой борьбой мы ничего не добьемся? Если она бессмысленна?

Катя опешила. Теперь она полностью оторвалась от ноутбука и уставилась на Вадима:

– Но ведь у нас есть план. Три этапа, которые почти полностью отточены.

– А если они не сработают? Нас всех либо отправят в лагеря, либо будут пытать, а потом убьют.

– И разве это не обязательная жертва за будущее?

– А будет ли будущее? – Вадим извлекал из себя все, что томилось в нем в течение весны. – Сработают ли планы? Победит ли наша маленькая революция?

Катя встала со стула:

– И совсем она не маленькая!.. Конечно, победит. Мы ведь за правое дело стоим.

– А что, если оно и не правое совсем, – Вадим прислонился к стене и вздохнул. – Что, если можно было приноровиться к режиму, царящему вокруг, как делают все эти люди, которых я каждый день встречаю на улице?.. Просто радоваться жизни, пытаться… искать радость в том, что есть… видеть плюсы, которых так мало осталось… Хотя… – Вадим закрыл глаза и помассировал виски.

Катя подошла к нему поближе:

– Хотя?

– Хотя может я и не прав, – Вадим открыл глаза и встретился с Катей глазами.

Он снова попал под влияние ее чар. И она это заметила.

– Разве мало тебе того, к чему мы идем? – Катя подошла почти вплотную и погладила Вадима по волосам. – Разве ты не хочешь увидеть новое общество во всей красе?

Вадим окаменел. Он, не мигая, смотрел в глаза Кати, не пошевелившись ни мускулом, а затем произнес:

– Я боюсь лишь того, что не успею насладиться этим обществом… Или не успею насладиться…

Вадим не успел договорить. Их губы встретились. Словно вся вселенная схлопнулась в единый атом в это мгновение – так ощущал себя Вадим. Он обнял Катю, чувствовал ее спину, мышцы, ее нежные руки, ее нежные губы. Показалось, что прошли часы, но, когда поцелуй кончился, Вадим вдруг подумал, что прошли лишь две секунды – почему ни секундой больше?

Катя отстранилась, неловко отвела взгляд, поправила волосы и отошла в сторону. Она достала пачку сигарет, выудила себе сигаретку, подкурилась, выпустила дым, пытаясь целиться по направлению вытяжки, и резко повернулась к Вадиму.

– Ты не понимаешь всю ценность нашей миссии? – Катя затянулась и внимательно посмотрела на Вадима. – Не замечаешь всю нашу удачу и происходящие чудеса?

Вадим закрыл глаза: то ли она боится признаться в своих чувствах, то ли прикрывает неловкость, но вопрос этот никак не вяжется с произошедшим. Марк сидел в темном углу за компьютером, скорее всего не видя всего этого, поэтому Катя и осмелела. Но если их чувства взаимны, не самое ли главное это сейчас чудо?

Десятого июня Вадим отправился в Архив. Архивом называлась серверная ферма, мощности которой и служили всему российскому интернету. Там использовалась особая архитектура баз данных, изобретенная каким-то программистом в конце двадцатых годов.

– У них там стоит государственная операционка, – рассказывал Марк, – дело плевое. Но вот с архитектурой баз нужно будет повозиться. Обработка данных осуществляется в распределенной среде… Тот паренек, который эту архитектуру изобрел, сделал все так, чтобы каждый элемент отвечал за все остальные. Этакая связка всех элементов в системе – каждая ячейка каждой ячейке родственница, и все заботятся друг о друге. С одной стороны, перемещать данные в такой системе намного безопаснее, ведь каждый из участников печется о каждом. С другой стороны, если будет заражена хотя бы одна ячейка этой архитектуры… Ну, сам понимаешь.

Вадим слышал новые сводки с поля боя – то враг доходил до Саратова, притесняя наших бойцов, а то наши снова отодвигали линию фронта на восток. Кто и когда победит пока было не ясно. Каждой из сторон стоило бы найти какой-то ресурс, с помощью которого было бы достигнуто преимущество. Однако, как говорили новости, силы были равны, и этот локальный конфликт пока продолжался. Вадим не знал, с кем воюет Общая Россия, он не был даже до конца уверен в том, что война идет по-настоящему, а не просто для отвлечения внимания.

– Если война – это выдумка, то какой от нее толк? – спросил однажды Вадим. – Ведь если никакого конфликта нет, государство играет с воображением с какой-то целью.

– Можем только догадываться, – сухо ответил Марк, его красный нос как будто стал еще больше. – Если это отвлечение внимания – нам оно на руку.

Масштабы Архива поражали – это был гигантский дата-центр с гидросистемой для отведения тепла, чьи вычислительные мощности удерживали на глиняных ногах гигантский колосс российской сети. Вадим не без труда перелез через невысокий забор – десяток лет сидячей работы давал о себе знать – преодолел парковую зону Архива, достал автоотмычку, открыл дверь, ведущую в административный комплекс фермы, и неслышно шагнул за дверь. Ровно в семь вечера, как пообещал Марк, Сопротивление отключит всю связь в Городе. За время затишья – а сколько оно продлится, никто не знал – Вадиму нужно было успеть вставить флешку с вирусом в привод главного сервера, а бойцам Сопротивления разобраться со своими целями. Наверное, бойцы эти уже заняли позиции. Вадим продвигался по зданию административного комплекса. Без десяти минут семь.


* * *


Внутри было тихо. Рабочий день у здешних лентяев заканчивался в пять, поэтому Вадим не рассчитывал кого-нибудь встретить. Если камеры внутри или снаружи Архива его засекли, то Первая Полиция уже точно едет. Марк сказал, что попробует их отключить, но время терять было нельзя, поэтому Вадим так и не узнал, получится это у Марка или нет. Второй раз приходилось действовать вслепую.

Ровно в семь часов ничего не случилось. И в семь ноль один тоже. Вадим сидел в темном углу у привода главного сервера и ждал, когда огоньки, символизирующие работу всех устройств от Калининграда до Якутска, погаснут. С каждой секундой все сильнее нарастал страх того, что Первая Полиция уже давно знает обо всех планах Сопротивления. Госсовет уже давно следит за их действиями, а Сергей Урусов руководит операциями по ликвидации внутренней угрозы Общей России, докладывая Самому об их успешности. Прямых данных, указывающих на это, у Вадима не было – ведь пропажа члена Сопротивления была бы сразу же замечена, а чипы каждый день проверял Марк и его коллеги по цеху – но в голове у него от напряжения появлялись дикие мысли.

Прямо сейчас полицейский фургон въехал на территорию Архива. Фургон остановился, пятеро оперативников проверили снаряжение – а вдруг этот член Сопротивления представляет серьезную опасность – и направились к зданию административного комплекса. Они поднялись на этаж помещения главного сервера, справились о местоположении нарушителя с сотрудником, который по камерам наблюдал за Вадимом, и ускорили шаг.

Внезапно погас свет. Вадим встрепенулся: началось. Теперь все зависело лишь от одного движения – вставить флешку и валить отсюда. Он выбрал самый неприметный порт, вставил туда флешку, поднялся и побежал к выходу. И в тот самый момент, когда его правая нога оказалась в коридоре, а левая еще оставалась в помещении главного сектора, Вадим получил дубинкой по голове. Теперь все было кончено.

Когда флешка оказалась в приводе, ничего, конечно, не произошло. Нужно было ждать, пока вся система после запуска глушилки перезапустится, чтобы базовая система ввода-вывода потянула за собой главную загрузочную запись, а потом проснулся загрузчик государственной операционной системы – только после этого можно было надеяться на то, что компьютер прочтет содержимое флешки. Даже если флешка будет прочитана, требовалось большое везение для того, чтобы вирус прошел сквозь защитные механизмы операционки и начал работать – все это при условии, что Марк со своими друзьями-хакерами написал программу вируса достаточно грамотно, с учетом имеющейся о безопасности Архива информацией.

Вот о чем думал Вадим, когда его засунули в фургон Первой Полиции и повезли, как он подумал, в застенки. Напротив него сидели оперативники с висящими на груди автоматами. Лица не было видно – все пятеро, кроме, наверное, водителя, были в защитных шлемах. Вадиму было дурно, голова кружилась от побоев и от нелепости всей ситуации – ведь всего полгода назад всего этого и вообразить нельзя было – но он решил играть в смелого.

– А неплохо вы подготовились, ребята, – Вадим обвел взглядом сидящих.

Один из оперативников, тот, что сидел напротив, снял шлем и улыбнулся безупречными зубами. Даже в полумраке фургона было видно, что зубы он чистит чуть ли не каждый час – настолько они были белые.

– А мы думали, ты террорист какой…

– Я? Террорист? – вопросы Вадима звучали неуверенно. – Я свою страну люблю, – добавил он так же неубедительно, а про себя отметил: люблю страну, но не государство.

– А что же ты там делал в таком случае? – оперативник наклонился поближе.

Вадим отметил, что лицо его было полностью гладкое, чистое, даже красивое – хоть сейчас идти моделью работать. Но была работа поважнее: ловить таких, как Вадим.

– Я… – в голове Вадим взвешивал слова. – Я решил вернуть фотки, которые случайно удалил со своей странички…

Из-под шлемов раздались сдавленные смешки.

– Со странички… – передразнил оперативник. – Случайно удалил…

– Ты у нас хакер, да? – приглушенно донеслось из одного из шлемов. – Решил взломать сервак всего российского инета, чтобы пару фоток вернуть?

Вадим не видел лица говорящего, поэтому не мог судить о том, сарказмом это было или нет.

– Ну да… Пару фоток, – промямлил Вадим.

И это, кажется, разозлило оперативника напротив. Он резко придвинулся и ударил под дых. Вадим пару раз кашлянул, у него перехватило дыхание, и последующие пять минут он пытался его восстановить. Хозяин красивых зубов в это время под молчаливое одобрение коллег решил прочитать лекцию:

– Вы все думаете, что стоите за правое дело. Революция, Сопротивление, свержение вражеского вам режима… – фургон немного подкинуло на ухабе. – Но ведь все это максимально призрачно. Все эти ваши планы по свержению Госсовета… А что взамен?

Оперативник посмотрел на Вадима в ожидании ответа. Но его все не было, и тогда он продолжил.

– А ничего не будет, – оперативник сказал это и тут же спохватился. – Вернее будет… но то же самое. Не существует идеальной власти… как и идеального правителя. Каждый режим кому-то не нравится. Но вот что – из нескольких зол выбирают лучшее… Или как там говорится? Не важно. Важно, что нашу власть любят те, кому говорят ее любить. То есть всем.

Тут снова вмешался оперативник в шлеме:

– Почему-то на таких, как он, это не распространяется.

Коллега всего лишь хотел унизить задержанного, но оперативник без шлема подумал, что это было нападением на его теорию идеального правления.

– Такие редкие свободомыслящие существа еще встречаются в нашем обществе. Но скоро… – сотрудник Первой Полиции смаковал слова. – Скоро мы избавимся от таких, как вы, навсегда.

Вадим отбросил легенду о потерянных на просторах сети фотографиях и пошел в атаку:

– Вы думаете, что сможете переловить нас всех? Сколько у Сопротивления, по-вашему, членов?

– Членов! Какая разница? – оперативник почесал бороду. – Будет так же, как сегодня было с тобой: нам скажут время и место, где ловить повстанца, и мы отправимся на его поиски. И так, раз за разом, всех и переловим.

Вадим ужаснулся: они все знали. Время и место, куда он придет. Кто-то из Сопротивления сдал его? Или они следили за ним по камерам и разночастотным сканерам?

– Как у вас все легко! – с завистью отметил Вадим.

– Конечно, – оперативник откинулся на сиденье. – Наше дело правое.

А внутри суть волки хищные

Вадим лежал с кляпом во рту на столе, который напоминал ему стол для разделки мяса. Мясо в России в крупных городах уже давно не разделывали – только в деревнях, и то редко. Но сейчас Вадим чувствовал себя мясом. Он пролежал так долго, потеряв счет минутам и часам. Под ложечкой начинало сосать, а голова кружилась от света. Во рту пересохло – кляп держал рот полуоткрытым. Комната была ярко освещена, свет отражался от глянцевых плиток на стенах, еще сильнее заливая все вокруг сиянием застенок Первой Полиции. Поначалу Вадим щурился, но совсем скоро привык и начал изучать местность.

Рядом стояли два стола и шкафчик поодаль. На первом столе лежали всяческие хирургические принадлежности: ножи, скальпели, плоскогубцы, щипцы и тому подобное – для устрашения жертв, подумал Вадим. Второй стол был полностью пустой. Что находилось в шкафчике, Вадим увидеть не мог. Он лежал и думал о том, что будет дальше: его будут пытать, возможно, выведают адрес подвала Марка, ведь это все, что он знал, а потом убьют. Вадим чувствовал какое-то странное смирение по отношению ко всей этой ситуации. Его совсем не пугали пытки или смерть – или, возможно, где-то глубоко в мозгу все это и пугало, но сейчас он чувствовал полную деперсонализацию. Будто бы все это происходило сейчас не с ним, а с каким-то другим Вадимом. Какого-то другого Вадима поймали в Архиве, отвезли в один из отделов Первой Полиции, подняли или спустили в лифте на какой-то этаж и прикрепили к этому разделочному столу.

И вдруг, спустя пять или двадцать часов, в комнату вошла высокая женщина с темными волосами.

– Какая интересная история… – женщина медленно шла от двери, ведя рукой по стене. – Все так интересно сложилось. Не показалось ли вам, мой дорогой друг, что вы очень легко открыли сейф в подвале Гостинария “Белый лебедь”? – женщина провела рукой по столу, словно проверяя его на наличие пыли. – Ладно, плохой пример… Может, просто повезло. А что вы скажете о том, что взлом камер там тоже сработал? Думаете, хакеры из вашей группировки настолько талантливы, что смогли бы найти лазейку в нашей системе? Или мы им просто дали возможность нас взломать?

Женщина подходила все ближе. Вадим ничего ответить не мог. То ли от того, что у него во рту находился кляп, то ли от того, что в голову ничего не приходило. Крутилась только одна мысль: Госсовет и Первая Полиция, увлекшись ощущением превосходства, позволили Сопротивлению взломать систему “Белого лебедя”. Это значит, что они дали добровольную фору, поддались – а значит, у Сопротивления было преимущество.

– Помните ту историю с девушкой?.. Елена Власова. Помните, наверное… Тогда еще вышел закон о презумпции виновности насильника. Но что интересно… Первая Полиция забыла про ваше дело на семь дней. За это время вы купили, кого нужно, насочиняли, что нужно. И вас отпустили… Думаю, что в тот злополучный вечер концентрация норадреналина и окситоцина в вашей крови поднялась так сильно, что вы и сами иногда думаете о том, для чего на нее набросились… Вы думали, мы не знаем? У нас все записано, – женщина достала какие-то бумаги из дальнего шкафчика. – А что стало с той несчастной, знаете?

Перед глазами Вадима возникла сцена изнасилования и глаза той девушки, ее грустные глаза – будто бы она с самого начала знала, что все так закончится, но все-таки позволила Вадиму поехать к себе домой и надругаться над собой. И вроде бы отчасти ей даже понравилось, но часть эта была бесконечно мала по сравнению с той болью, которую он ей причинил. Вадим вспомнил, как лежал с ней в обнимку после того, как все закончилось, перебирал ее волосы, чувствовал их запах и что-то шептал на ухо. Но Лена смотрела куда-то в сторону, она совсем ушла в себя, ничего не говорила, только хмурилась и о чем-то усиленно думала.

– Она жива, не беспокойтесь, – женщина подняла брови. – Влачит, как это говорится, жалкое существование в одном из спальных районов Города. После суда она ведь ничего не получила, вы выставили ее виноватой… – женщина посмотрела на Вадима – он не шевелился, только часто моргал и вспоминал то, о чем давно старался забыть. – Ладно, не будем о грустном. Это я так, к слову…

Женщина пошелестела бумагами из шкафчика и достала какую-то распечатку.

– Так… Все, что всегда остается с тобой – твоя душа… Ты можешь сидеть в тюрьме, но душевно быть на свободе… Знакомо? Или это: мир поддается, он гибок, как пластилин, силой вашего ума он может превратиться во все, что угодно… Для кого-то кажется дикостью жизнь южных племен, для них же дикарями кажемся мы. Доброта, злоба, справедливость, щедрость… все это определяется моралью, культурой и обществом в данном месте в данное время. Тут вы правы… почти.

Женщина посмотрела на Вадима, пытаясь понять эффект своих слов.

– Почти – не мораль, культура или общество определяют мир вокруг, а мы. Те, кто стоят выше вас – вот истинные законодатели мира, его архитекторы и созидатели, – женщина оторвалась от распечатки и посмотрела на Вадима – тот внимательно следил, не решаясь ничего говорить с кляпом во рту. – Что думаете?

Женщина вытащила кляп и бросила его на пустой стол. Вадим прошелся по рту языком и заговорил:

– Ваша власть – просто наслаждение властью. Ваши архитекторы и созидатели слепы, а главный законодатель стал слишком привередливым от обилия благ вокруг него и теперь просто сходит с ума в своем дворце. Ваш режим – глупое толчение воды в ступе. Ваша слежка за каждым – чудовищное нарушение всех прав человека на личную жизнь и ту тайну существования, которой каждый из нас обладает. Ваши достижения фальшивы, а их вколачивание массам противно. Ваш план светлого общества пуст, а земля обетованная не существует.

Женщина внимательно слушала всю тираду Вадима.

– Если ты считаешь, что наслаждение властью – это наша цель, ты глубоко ошибаешься. Мы возлагаем на тебя большие надежды, Вадим. Придет время, ты встретишься с Самим – тогда-то все и встанет на свои места.

Вадим не совсем понимал: на него возлагали какие-то надежды, в будущем ему была назначена встреча с Самим. Пусть это и объясняло все поблажки со стороны правительства, Вадим не понимал.

– Для чего? Какие надежды?

– В будущем Общей России у тебя чуть ли не самая главная роль.


* * *


На обдумывание всей этой нелепости у Вадима не было времени – внезапно погас свет. От резкой смены освещения Вадим на пару мгновений подумал, что ослеп, но через некоторое время зрение начало привыкать к темноте, выхватывая из нее фрагменты комнаты. Значит система перезапустилась и вирусу удалось забраться внутрь?

Вадим услышал, как женщина вышла, ругаясь. Она открыла дверь, но и в коридоре было темно. После исчезновения женщины Вадим переждал несколько секунд, а затем стал пытаться высвободиться. Тщетно – захваты держали крепко, дотянуться до чего-нибудь не было возможности. И пока Вадим возился на разделочном столе, кто-то схватил его за руку, захваты отключились, и он упал. Таинственного незнакомца в темноте было плохо видно, но басистый голос приказал:

– За мной, держись следом.

Вадим послушался – делать больше было нечего. С незнакомцем они прошли через темные коридоры, иногда мимо пробегали люди, иногда на стене мигали красные лампочки, но в остальном – кромешная тьма. Вадим держался за рукав незнакомца, чтобы не потеряться в этих лабиринтах. Спустя пять минут они вышли на лестницу, спустились по ступенькам, Вадим пару раз упал. Затем спустились, как понял Вадим, на первый этаж, прошли через коридоры, попали в какой-то кабинет. За дверью были слышны крики людей, которых отключившееся электричество застало врасплох.

И только когда они с незнакомцем оказались на открытом воздухе, свежем после душной яркой комнаты, Вадим задал вопрос, который хотел задать с самого начала:

– Кто вы? И куда мы идем?

Стояла глубокая ночь, но работающие фонари позволяли более-менее видеть улицу. Незнакомец повернулся к Вадиму, и только сейчас тот увидел, что на нем был надет теплоотражающий плащ, а на лбу висел прибор ночного видения.

– Игорь, третий блок Сопротивления, – парень подмигнул, словно это была какая-то шутка, зубы его сверкнули в свете фонарей.

Он ни разу не слышал про блоки Сопротивления, но спрашивать не стал. Вышли на открытое пространство, Вадим посмотрел наверх. Это было девятиэтажное здание, скорее всего относящееся к Первой Полиции, но он его ни разу не видел. Фонари освещали фасад здания снизу вверх, придавая ему еще большую высоту – он походил на гигантский монолит, вставленный посреди леса.

Игорь повел Вадима тропинками, чтобы все преследователи – если таковые найдутся – потеряли след.

– Мы под Подольском, – Игорь предугадал вопрос. – Моим заданием было вытащить вас из лап Первой Полиции, но это все, что я для вас должен сделать.

– Это вы отключили свет?

– Нет, хакеры из Сопротивления. У нас благодаря вам теперь есть кое-какой доступ к системе.

Вадим припомнил: им дали фору, и это было большой ошибкой. Госсовет думает, что Сопротивление – это просто кучка глупых повстанцев, поэтому позволил им взломать “Белый лебедь”. Но теперь Сопротивление было даже на два шага впереди.

– Вам нужно отправляться в наш ближайший Узел, – Игорь протянул телефон. – Ваш новый смартфон.

И только сейчас Вадим понял, насколько далеко все зашло: он в пятидесяти километрах от дома, без своего телефона, без денег, скорее всего еще и в розыске.

– Вы ведь помните план? – Игорь снял прибор ночного видения с головы. – Первый этап – уничтожение Золотой Сотни. Второй этап – очистка цифровой памяти. Третий этап – удаление чипов у всех членов Сопротивления. Четвертый этап…

Вадим перебил:

– Еще в разработке, да, я знаю.

– Нет, четвертый этап – свержение Госсовета. Пятый этап – визит к Самому. Только первый этап пошел по плану. Золотая Сотня уничтожена полностью – кроме вас. Цифровая память не очищена – но зато у нас есть внутренний доступ к системе. Удаление чипов в процессе, планируем закончить к концу июня. Вы еще с чипом – это опасно. Но в Узле вам помогут.

Вадим внимательно слушал, понимая, что эта информация ему понадобится, понимая, что теперь придется вести позиционную войну, сидя в траншеях.

– Так, в курс дела я вас ввел, – Игорь проверил застежки на теплоотражающем плаще. – До Узла вам придется добираться самому. Удачи.

Игорь надел прибор ночного видения, еще раз обнажил зубы в улыбке и исчез в кустах. Вадим остался один посреди ночного леса. Позади находились застенки Первой Полиции, впереди – неизвестность. Вадим достал телефон, который ему дал Игорь, и открыл карты. На юге была отмечена точка, добавленная в избранное – наверное, это и был один из Узлов Сопротивления.

Вадима на секунду охватил страх, но он тут же с ним справился – ведь его вызволили из плена, снабдили средством связи и пунктом назначения. Сопротивление спасло Вадима – или даже продолжает его спасать. Нужно дойти до Узла, а там уже будет видно.


* * *


Когда начало светать, а новый телефон Вадима показывал пять утра двенадцатого июня, он стоял у покосившегося домика на окраине Климовска. Телефон молчал – видимо, хакеры из Сопротивления отключили функцию бесконечных уведомлений. После первого же стука за дверью завозились, а затем кто-то скомандовал:

– Чип к двери!

Вадим повиновался – привычным движением выставил правое запястье вперед. Тот же голос с кем-то неразборчиво посоветовался, а затем громко сказал:

– Мы тебя, Вадим, ждали. Но не с таким цифровым следом, – потом снова приглушенно: – Пять километров. Время есть.

Послышался звук отпирающего механизма, дверь со скрежетом отворилась, Вадим вошел в избушку и увидел человека, который по представлениям Вадима выглядел как настоящий член Сопротивления. Два слоя потрепанных удлиненных футболок, два слоя затертых до дыр толстовок, лысая голова с парой шрамов и длинная борода. Мужчина держал в руках ружье, позади него стояли еще несколько парней с ружьями и пистолетами.

– Влад, – мужчина протянул мускулистую руку.

Вадим постарался пожать ее как можно сильнее. Влад улыбнулся, затем кивнул парням и повел Вадима внутрь дома. Большую часть горницы занимал люк с поручнями – Влад нажал кнопку, люк распахнулся, открыв спуск вниз.

– Добро пожаловать, – Влад жестом снял невидимую шляпу с головы.

Это был Узел Сопротивления. Послевоенный бункер, переделанный под современные задачи. Двести метров в длину и двадцать пять в ширину. Вадиму уже со спуска из горницы открылся прекрасный вид: Узел начинался отделом с компьютерами и другой техникой, продолжался неким подобием оранжереи и завершался жилым отсеком. Где-то между располагались туалетные и душевые комнаты, а также медпункт, в который Вадима сразу же привели.

Человек в халате ввел анестетик, и Вадим начал понемногу проваливаться в сон. Последней мыслью перед полным наркозом была мысль о том, что эта операционная намного чище, чем в подвале у Марка. Она даже напоминала ту комнату в здании Первой Полиции. А потом свет становился все приглушеннее, пока не наступило полное забытье.

Всемирная глобализация медленно, но верно делала свое дело. С развитием интернета и с открытием границ для путешествий мы стали копировать друг друга, становясь тем, что видели вокруг. Чтобы творить что-то новое, всегда требуется уникальный опыт, но его не было, все унифицировалось, все приводилось к единому знаменателю. Мы перестали вникать в суть. На это нужно время, но человек просто не в состоянии производить творения так быстро, как этого требует индустрия. Вырастало поколение скорости, поколение коротких видео, поколение небольших статей, поколение быстрых фотографий.

Человек включал радио и слышал там ремиксы и каверы. Он включал кино и находил лишь перезапуски старых фильмов с новой графикой. В игровом мире он проходил новые части одних и тех же серий. Режиссера победил продюсер. Музыканта победил лейбл. Конвейер победил человека. Нам предлагали стать миллионерами с помощью танцев по пятнадцать секунд без изучения хореографии. Предлагали стать продвинутыми диджеями без углубления в музыку и каноны правильного звучания. Предлагали стать актерами коротких видео без понимания театрального искусства и работы мимики.

Задачей общей мировой индустрии было сделать всех людей не бедными творцами, а дорогими шестеренками общей машины. Творец опасен для системы, он может с ней спорить и умеет создавать альтернативные пути. Шестеренка умеет лишь крутиться в системе, пока ее не заменят на новую. Кризис новых идей наступил лишь потому, что последние три поколения людей не учили создавать – их учили и поддерживали в создании копий. Выращивалась армия шестеренок, у которой нет возможности что-то изменить – а этого им и не нужно, они довольны окружающим их миром. Транснациональные корпорации подкидывают топливо в двигатель мирового паровоза, которые везет всех нас в то будущее, где уже ничего не нужно будет делать – только бесконечно наслаждаться пустышками.

– …Вы сильно рисковали, – сказал Вадим на границе между сном и реальностью.

– …мы рискуем.

Вадим приподнялся на кровати, понемногу разлепляя глаза.

– Если предполагаемая польза для общего дела превышает потенциальный риск для Сопротивления, мы рискуем, – Влад сидел на раскладном стульчике у кровати, ковыряясь зубочисткой в зубах. Лысина блестела в свете лампы.

Вадим привстал и вытащил из вены иглу с катетером, подающим физраствор.

– За мной теперь должна вестись охота.

– Должна, – Влад усмехнулся и посмотрел за дверь. – Мы глушим сигналы на расстоянии пяти километров, так что время есть. Чип мы отправили подальше отсюда… спустили на воду, так сказать, – Влад бросил зубочистку в урну. – Но нужно придерживаться плана. Как полегчает, найдешь меня.

После того как Влад ушел, Вадим еще немного полежал на неудобной твердой койке, поглаживая едва заметный шрам на запястье, не веря тому, что наконец избавился от чипа, а потом немного прогулялся по Узлу. Вадим прошел оранжерею, где девушки копошились среди листвы, тайно выращивая под искусственным светом натуральные продукты, коих уже так мало в современном мире. Вадим постоял у мониторов компьютеров, ничего не понимая – люди за столами стучали по клавиатурам, бегали то ли строчки кода, то ли письмена терминалов. Вадим оглянулся на этот работающий муравейник и вдохнул полную грудь подземного воздуха – наконец он снова был среди родственных людей.

Но делом и истиною

– Нужно придерживаться плана…

Когда Вадим вошел в узкую комнатку Влада, он снова это повторил.

– Вы неплохо тут устроились.

– Да, бункер и так был хорош… – Влад погладил бороду. – Мы немного над ним поработали, привели, так сказать, в порядок.

Было видно, что Влад гордился той работой, которую он с Сопротивлением здесь провел.

– На территории Общей России около пятидесяти Узлов, но наш самый крупный. Оно и понятно, мы ведь в самом сердце нашей страны. У нас тут целый организм, почти безотходное производство, мы почти уже не зависим от внешнего мира… – Влад понял, что замечтался, и вернулся к насущным проблемам. – Но нужно понимать, что все это мы делаем для одной цели, у этого есть смысл… мы боремся за свободу. Мы последние из тех, кто не поддался пропаганде и промывке мозгов.

Вадим стоял в ожидании чего угодно: может быть, Влад сейчас отправит его жечь покрышки в центре или устраивать взрывы в зданиях Госсовета.

– Нужно придерживаться плана, – Влад кивнул на стену с плакатами и пометками. – Жатва: уничтожение Золотой Сотни. Забытье: очистка цифровой памяти. Сброс оков: удаление чипов у всех наших ребят. Восстание: свержение Госсовета. И, наконец, визит: посещение Самого.

На стене эти пять этапов были сгруппированы по углам большого плаката с картой страны – классический способ систематизировать информацию. Карта была самая свежая: граница на западе сорок лет почти не менялась, но на востоке последние годы граница с Китаем проходила через Байкал и реку Лена до Якутска – севернее Якутска вверх по Лене уже шла граница с Хабаровской республикой.

По всей карте были развешаны какие-то планы, распечатки, заметки. По углам были группы заметок для жатвы, забытья, оков, восстания и визита. В разные стороны вели стрелки, обозначающие действия по этапам – стрелки от жатвы вели в европейскую часть страны, а стрелки визита на юг. В районе Якутска были нарисованы маленькие стрелочки, под которыми пояснялось, что это китайская армия.

Вадим заметил кое-что странное.

– На карте ошибка… – Вадим постарался припомнить. – Война сейчас идет между Саратовом и Волгоградом. А у вас военные действия показаны в районе Якутска.

– Тебе это сказали новости?

Вадим начинал понимать.

– Но с какой целью они врут нам?

– Китай атаковал на юге Якутии. А Госсовет говорит, что мы воюем под Саратовом для того, чтобы продолжать там разворачивать свой Проект.

– Что за проект?

– Проект с большой буквы. Скоро узнаешь. Мы скоро ринемся в самое пекло.

Вадим снова внутренне восхитился таинственностью ситуации, тайной, которая сопровождает его вот уже полгода. Он спросил:

– А кто вообще руководит всем этим? Кто придумал план?

– Ты правда не знаешь? – Влад посмотрел недоверчиво. – Елена.

– Елена?

– Елена Власова, лидер Сопротивления.

У Вадима зазвенело в ушах – та девушка лидер Сопротивления. Ведь ему никто не говорил об этом. Или подсознание избавилось от этой информации, чтобы больше не помнить о той боли? Влад продолжал:

– Теперь благодаря тебе у нас есть доступ к государственной системе. Это большое преимущество… но нужно успеть им воспользоваться. Нам нужно…

– А я смогу попасть в свой старый подвал? – Вадим сам не знал, зачем это спросил.

Он вдруг вспомнил о Кате, о ее прекрасных глазах и весело качающемся каре, о ее воле к жизни, о том поцелуе. Вадим надеялся, что за эти пару дней с Катей ничего не случилось – ведь о нем Первая Полиция знала, могла знать и о подвале.

– Операционная Марка? Думаю, что это пока что рискованно, – Влад оглянулся на карту. – Пока что безопаснее залезть в самое пекло.

– Куда это?

– Летим в Новоузенск.

– Зачем?

– Ты ведь понимаешь, что никаких совпадений тут нет. Ты – последний член Золотой Сотни. Не думал, почему ты оказался в Сотне?

– Ну, я начинал делать заказы для Госсовета, хорошо выполнял приказы и понимал Ондара и Урусова с полуслова… Точнее, понимал их заказы.

– Тебе слишком многое сходило с рук… и это продолжается до сих пор.

– Чего же во мне такого особенного?

– Я не знаю… Но скоро мы разберемся в этом, – Влад взял джинсовку, висящую на стуле, и вышел в коридор. – Пойдем.

Из Гостинария “Белый лебедь” Вадим вынес не только генератор электромагнитного излучения, но и пси-оружие с несколькими шлемами для неизвестной цели, которые были там же в сейфе. Госсовет, по словам той женщины из Первой Полиции, разрешил Сопротивлению взять это оборудование, не считая организацию Елены Власовой чем-то серьезным. Но власть имущие ошибались, ведь организация, построенная на старой боли, на старом унижении, на сердечной ране, которая с годами не прекращала зудеть – это организация с очень большой силой, а ноги у нее отнюдь не глиняные.

– Куда мы идем? – Вадим пытался держаться наравне с Владом, но он был выше и делал гигантские шаги.

Низкий потолок бункера создавал иллюзию еще большего роста, а мышцы, выпирающие из-под двух футболок, веяли угрозой и защищенностью одновременно.

– На наш аэродром.

– У вас есть аэродром?

– И не один.

– Откуда у Сопротивления такое финансирование?

– Мы точно не знаем. Скорее всего, за свержение правительства сильно ратуют за рубежом. Прямо как в начале девяностых. Но долгое время принимать подачки извне нельзя – иначе после нашего захвата мы останемся ни с чем… в то время как Штаты и Европа снова пришлют к нам подсадных уток… Как в прошлый раз.

Вадим кивнул, соглашаясь с мыслями Влада.

– Я встречался с сотрудниками Первой Полиции – все как один уверены в правильности режима и поддерживают правительство.

Влад усмехнулся:

– Да, знаем. Пропаганда работает так, что ты даже не замечаешь, как твои мозги превращаются во что-то совершенно другое… Кстати, Вадим, хотел спросить, почему это ты сразу согласился лететь?

– А что мне уже остается? Теперь только помогать Сопротивлению, пока меня не убьют или не отправят в лагерь.

– То есть ты уже смирился с незавидной участью повстанца? – Влад улыбнулся и нажал кнопку открытия люка.

Вадим ничего не ответил: он выбрал эту жизнь, выбрал борьбу за свободу, выбрал свой путь – теперь оставалось только по нему идти.


* * *


Аэродром располагался неподалеку – это было всего лишь поле с сараем и парой домиков. Никто бы и подумать не мог, что отсюда каждую ночь взлетают самолеты Сопротивления. Их было всего два, один старый, весь в заплатах и царапинах, и почти новый, только с завода.

– ТВС-15! – крикнул длинноволосый парень, когда Вадим и Влад вошли в сарай, где стоял новый самолет. – Цельнокомпозитная конструкция из углепластика! Замкнутый контур крыла! Красавец!

– Это наш пилот, Вася.

Вася энергично пожал руки, волосы его при этом летали в разные стороны.

– Лететь будем низко! На всякий случай! – он говорил громко и отрывисто, словно стараясь не успеть закончить.

Вася подошел к самолету, залез внутрь и что-то проверил.

– Четыре места! Четвертого не берем?!

– Нет, не берем, – спокойно ответил Влад.

Трое из Сопротивления закинули сумки в тесный салон, Вадим выкинул бычок в траву, и все уселись. Вася не прекращал кричать, чесать волосы и хвататься за штурвал то одной, то другой рукой. Плотный обед, которым Вадима после суток без еды угостили в Узле, болтался в желудке. Взращенные с любовью в подземной оранжерее овощи и фрукты, синтетическое мясо из магазина в Подольске и крупы, выращенные на ближайших полях.

– А ты заставил их понервничать! – Вася крепко держал руль и зачем-то щурился. – Отключение всей системы! Это же ты нашел ту ЭМИ, да?! Интернет и вся электроника в Городе отключились на полтора часа! Здоровенная, наверное, была штуковина, да?!

– Нет, не очень, – Вадим чувствовал, что его ответ ничего не изменит. – Я ее в пакет сунул, она размером с…

Но Вася уже думал о чем-то другом.

– Мир зарядок, да?! – он кричал так, словно самолет шумел как старый кукурузник, хотя в салоне было совсем тихо. – Заряди себе наушники утром! Заряди телефон! Заряди часы! Заряди портативную зарядку! – Вася крепко держал штурвал и вглядывался в темное небо. – Скажи спасибо Самому, что чип мы не заряжаем!

– Это точно, – неуверенно поддержал Вадим.

Влад сложил руки на груди и смотрел в иллюминатор, размышляя о будущем страны.

– Но знаешь, что у нас заряжают в первую очередь?! – Вася бросил быстрый взгляд на Вадима и Влада и тут же отвернулся. – Мозги! Вот что по-настоящему заряжают каждый день! Через те же штуки, что ты зарядил перед этим! Каждый день! Вот такой вот круговорот! Это ведь магниты, высасывающие вашу энергию! Вы когда-нибудь железо подносили к своим телефонам или наушникам?

Вася еще долго об этом рассказывал. Потом говорил о мировом заговоре, о тайном правительстве, о том, что в еду кладут химикаты для того, чтобы люди к ним привыкали, и ими было легче управлять. Вася рассказывал о своих наркотических трипах в лесах Сибири и о том, как ловил попутку между Краснодаром и Москвой в тридцать первом. О том, как работал летчиком и побывал в каждом уголке России. О том, как после пьянки оказался в Норвегии, а потом пил северную водку с африканцами. О том, как шаманы учили его лечить людей руками и вызывать снег.

И обо всем этом Вася рассказывал громко, с неизменными паузами, с большой заинтересованностью – словно это было его последнее в жизни выступление. На замечания и комментарии Вадима и Влада он почти не обращал внимания. Когда в рассказах появлялись паузы, Вадим и Влад о чем-то быстро переговаривались, успевая до следующей порции историй.

– Так кто тебя, говоришь, спас?

– Игорь. Из этого… Из третьего блока.

– А вот однажды мы с ребятами поехали на Байкал! – Вася сидел спиной к Вадиму и Владу и вещал свои истории небожителям.

– Но ведь у Сопротивления только два блока, – Влад нахмурился. – Западный и восточный.

– …и потом закопали все эти бутылки прямо там! В песок!

– Ну, не знаю… Он вытащил меня прямо из логова Первой Полиции.

– Пять минут – и дело в шляпе! Только штаны натянуть и оставалось!

– Как он это сделал?

– Погас свет, потом мы шли по коридорам, вышли в лес… и никого не встретили.

– Это очень странно.

– С тех пор я Валерыча и не видел! Никому не сказал, куда ушел! Просто исчез! И все психоделики вместе с ним!

Вадим с улыбкой посмотрел на Васю, а потом повернулся к Владу и вспомнил кое-что еще:

– И ведь он знает все этапы плана.

– Может быть, я еще чего-то не знаю о Сопротивлении, – Влад пожал плечами. – Я ведь из Узла почти не вылезаю.

Вася в это время перешел к теме тотального контроля:

– Конечно! У человечества есть интеллектуальная свобода! Свобода получения и распространения информации! Свобода непредвзятого и бесстрашного обсуждения! Только вот какую информацию теперь люди получают и распространяют?! Кто ее диктует?! Пушку приставят к голове каждого на Земле и назовут это защитой!

Влад погладил бороду и сказал:

– До определенного времени нам очень везло. Нельзя становиться слишком расслабленными из-за этого. Нужно придерживаться плана. Нам осталось совсем немного. Нужно соблюдать баланс… ведь есть как подкупные силовики, так и подкупные члены Сопротивления. У всего и всех есть цена, даже у поступков…

– А что в Новоузенске?

Вася разбирал этимологию:

– Общей Россия называется не от того, что онапринадлежит всем! Общая она в плане ее совокупности!.. В плане суммарности всех оставшихся под контролем правительства районов! И эта суммарность…

– Там Проект Самого. Скоро увидишь.

– И зачем нам туда?

– Восстание начнется оттуда. Жатва пройдена, забытье почти наступило, мы избавились от оков… Теперь только восстание.

– Но зачем вам я? – Вадим никак не мог этого понять.

– Ты ведь сам знаешь, – Влад подмигнул.

– Теперь у нас никакого Оруэлла! – крикнул вдруг Вася. – Только Хаксли!

– Знаю что?

– Так, как везет тебе, людям обычно не везет. Член Золотой Сотни, попавший в Сопротивление – живая легенда. Ты наш козырь в рукаве. В Узле ты сказал мне, что Госсовет из-за излишней гордости подарил нам преимущество – так воспользуемся им. Мы возьмем Проект под свой контроль… Но рассказать весь план я смогу тебе только на месте. А пока отдыхай.

Вася сам устал от своих историй и молча пялился в темноту ночи. Вибрация работающего двигателя приятно щекотала спину и погружала в сладкую дремоту. Вадим опускался в сон, и снилась ему молодость.

Сберегший душу потеряет ее

Вадиму снился тот год, когда закончился карантин. Все магазины, торговые центры и рестораны открыли двери. Люди выбрасывали надоевшие маски и с наслаждением гуляли по широким улицам. Вадим тогда как раз устроился журналистом в “Российскую газету” и начал восхождение по карьерной лестнице, сочиняя репортаж за репортажем. Он был во всех местах сразу, выпуская материал, который в редакции нравился всем. Была здесь только одна причина – Вадим был влюблен в жизнь, замечал в ней ту красоту, которую не замечали другие.

С каждым годом речь молодежи – а она обновлялась ежегодно – становилась все проще, все больше было зарубежных заимствований и односложных слов. Старое поколение, которое ратовало за сохранение традиций, постепенно исчезало. Консерваторы оставались в прошлом, а лингвистика глобального мира пришла к слиянию языков. Теперь бы люди, жившие в начале века, посмеялись над царившей простотой языка. Совершенные нейропереводчики еще сильнее стирали все границы.

Вместе с развитием языка развивалась и глобальная мода. Она пошла в направлении все большего увеличения слоев одежды. В виртуальных примерочных люди могли теперь выбирать одежду, смотреть, как она сидит, в специальном зеркале. Теперь модным было надевать большое количество слоев – минимум три футболки и две толстовки разных размеров на каждый день в европейской части России и костюм-пятерка с двумя пиджаками разных размеров, двумя жилетками и рубашкой для особых встреч.

Вадим все время жил среди перемен. Мир вокруг изобретал новые способы коммуникации, новые развлечения, новые способы упростить жизнь, новых людей. Вадим ходил на вечеринки, чтобы синхронизироваться с окружающим миром – так он говорил. Веселье вокруг возвращало его в ощущение настоящего момента, возвращало в ту девственную секунду жизни, которая и является тем, что люди зовут настоящим моментом – сейчас.

С вечеринок Вадим приходил с головой, полной новых строк. Он наливал себе коньяк или виски – тогда еще не всегда хватало денег на второе, зато на первое деньги были всегда. Затем Вадим открывал ноутбук, создавал новый документ и выставлял размер страницы. Мысли его выливались на монитор:


Парень еле стоит на ногах –

он все равно пьет,

хочет заполнить пустоту внутри себя,

хочет заполнить пустоту внутри других.

Люди танцуют,

чувствуют энергетику

окружающего пространства,

ничего странного –

так ведь делает каждый.

Глоток воды

и можно продолжать.

Топающие шажки по направлению к танцполу.

Многие мили

были истоптаны этими ногами

в порывах страсти или в простых жизненных похождениях –

но сейчас люди танцуют

теми же самыми подошвами,

вымещая из себя все плохое,

либо же просто следуя общей моде танцевать.

Два типа людей,

как и всегда.

Понимаешь сразу всю мудрость простых вечеринок,

где люди ни за чем не гонятся,

а принимают себя такими, какие они есть –

пусть хотя бы и на один вечер.

Я видел там чужие легкие,

наполненные дымом,

чужие желудки,

наполненные алкоголем –

в них царило спокойствие и безумие.

В них я видел, как люди хмурятся, внешне улыбаясь,

а мир в это время подмигивал

с намеком на кое-что.

Слишком короткие юбки

как сигнал внутреннего голода.

Слишком короткие жизни

как сигнал внутренней боли.

Слишком короткие романы

как сигнал неверных решений.

Ведь любовь всегда оставляла следы на теле,

а иногда следы эти

держались дольше, чем сама любовь.

Сугробы холодны

только по нашему договору о реальности,

для тех, кто договорился о реальности как о той, где сугробы не холодны, и не существует холода.

Алкоголь

как нотариус вселенских договоров

помогает его подписать.

Тогда-то из окна второго этажа и приземляются в снег люди –

а снега много,

мир тоже в сговоре,

навалил целую кучу

так, что можно не бояться ничего себе сломать.

Хотя иногда ноги ломаются по неосторожности.

Поэтому нужно всегда быть осторожным,

на любой вечеринке жизни,

в любой ситуации.

Так или иначе, мне опять наливают,

а значит все мысли нужно отставить

и наслаждаться настоящим.

Наслаждение текущим моментом, наслаждение тем,

что называют

сейчас.


Профессии со средним уровнем дохода уходили в прошлое благодаря робототехнике и повсеместной цифровизации. Туристические агентства легко заменялись сайтами, а на места банковских клерков вставали банкоматы. Образовательные учреждения перестраивались на индивидуальный подход к каждому ученику. Медицина совмещала в себе лучшее из традиционных и альтернативных методов.

Климат менялся вместе со всем остальным. Люди бежали от экстремальных погодных условий, либо переселяясь, либо выдумывая новые способы борьбы со стихией. Почва деградировала, хоть грунт и старались обогащать – поэтому все переходили к синтетической еде.

Люди оставляли деревни, перебираясь в города, а города благодаря многочисленным миграциям становились все более пестрыми, все более этнически разнообразными. Там, где когда-то были общественные места, вырастали частные торговые центры. Там, где когда-то были церкви, вдруг появлялись ночные клубы. Там, где когда-то были некоммерческие места для встреч, становилось все больше охраняемых коттеджей.

Люди стали раскрепощеннее. Феминистское движение добилось значительных успехов, а первоначальная негативная реакция на эти перемены сходила на нет. Изменилось отношение ко многим преступлениям, к домашнему насилию и репродуктивным правам. Узаконили и обложили налогом трансляции полуголых девушек, сделав это настоящей профессией. Религиозные и духовные движения становились все массивнее, ибо чем больше было людей, удовлетворенных жизнью, тем больше росла необходимость в чем-то большем.

В таком мире жил Вадим. А совсем скоро он начал менять существующую реальность – по инспирированию Госсовета, Самого, Сергей Ондара и Сергея Урусова, разумеется. Все те же новости, все те же перемены нового времени – только под соусом любви к государству, уважения ко всем, кто стоит у власти, и к их решениям.


* * *


Спустя три часа после того, как ТВС-15 взлетел в Климовске, Вася крикнул:

– Дамы и господа! – он обернулся к двум пассажирам и подмигнул. – Впереди вы уже можете видеть солнечный Казахстан! Начинаем снижение! Расчетное время прибытия на заброшенный аэродром в городе Новоузенск – три часа двадцать три минуты по местному времени! Мы с моей цельнокомпозитной принцессой садимся и расстаемся с вами! Работаем по плану! Лед тронулся! Командовать парадом, увы, буду не я!

Вася продолжал выкрикивать различные лозунги, пока самолет снижался. На высоте десяти метров Вася замолчал и весь напрягся. Самолет увеличивал угол между направлением потока и хордой крыла, пока подъемная сила крыла не уменьшилась до такой степени, что все почувствовали первый толчок. Затем еще один, более мягкий, потом кабину затрясло и через пару секунд самолет остановился.

– Дорогие друзья! Мы совершили посадку на правом берегу реки Новый Узень! Температура за бортом составляет шестнадцать градусов тепла!

Влад и Вадим выпрыгнули из самолета и отправились в лес на поиски лагеря Сопротивления, который местные повстанцы устроили в самой чаще. Это был палаточный лагерь, разбитый здесь для нападения на местный завод.

– Там располагается Проект Самого, – Влад проводил для Вадима краткую ликвидацию безграмотности. – Проникаем туда, отключаем людей, уничтожаем аппаратуру, уходим. Все просто.

– Отключаем людей? – Вадим улыбнулся. – Это как?

– Очень просто. Завод хорошо охраняется. Воспользуемся твоим пси-оружием. Если вкратце, то… оно блокирует попадание кислорода и других питательных веществ в мозг. На некоторое время. Это контролируемый обморок, искусственная кома.

– И мы тоже попадем под влияние этой штуки?

– Вполне могли бы, если бы у нас не было защиты. Те шлемы, что ты достал. Они-то нам и понадобятся.

План показался Вадиму очень странным – отключить сотрудников завода для того, чтобы уничтожить таинственный Проект Самого. Но делать было нечего – под покровом ночи они добрались до лагеря, перекусили там, перекурили, обговорили все тонкости предстоящего нападения, обсудили возможные риски с членами Сопротивления и двинулись на дело.

Тем, что Влад называл заводом, был ныне закрытый кирпичный завод Новоузенска. Психотронным оружием была небольшая коробка, модулирующая низкочастотное излучение, которое блокировало снабжение мозга всем необходимым. Оружие такого типа было изобретено еще в прошлом веке, а КГБ развивало данную технологию до своего закрытия в начале девяностых. Новые разработки начались в начале двадцатых годов – оружие, способное погружать людей в искусственную кому, заинтересовало Первую Полицию. Одна из таких разработок применялась для подавления восстания в тюрьмах, в том числе и в “Белом лебеде”. Теперь оружие Госсовета должно было использоваться против него самого.

Устройство было размещено на возвышении, излучатели были направлены в сторону завода, чьи прожекторы вырывали из темноты куски света, вращаясь на специально для этого построенных вышках. Вадим и Влад надели защитные шлемы и включили коробку, надеясь, что все получится. Раздался короткий звук – для Вадима и Влада это был писк, но для тех, кто был на заводе, это должен был быть очень громкий и неприятный звук. Неприятный физически – ведь излучение проникало внутрь, отключая одну из самых главных функций организма.

– Если не сработает, то все было зря, – Влад снял шлем и начал спускаться по склону.

Но план сработал – охранники Первой Полиции лежали в смешных и грустных позах по всему двору завода и внутри.

– Так много охраны… – Вадим оглядывал охранников и представлял, что было бы, если бы им пришлось с ними бороться.

– Да уж… Проект, видимо, многое значит для нашего короля.

– Ты сказал, что объяснишь, что из себя представляет Проект.

– Держу тебя в напряжении, – Влад пожал плечами и открыл дверь, ведущую в главное помещение завода. – Так продуктивнее. Все, что могу сказать – этот проект ознаменует новую эру Общей России. Сам собирается заковать нас еще сильнее.

Посреди большой комнаты стояло несколько компьютеров, серверные распределители в шкафах. Провода вели к одному компьютеру, и Влад направился к нему. У Вадима в плане была роль подстраховки, ничего, кроме как стоять рядом и следить за охранниками, от него не требовалось. Охранники лежали как убитые.

– Почти готово, – Влад что-то потыкал в компьютере и вставил флешку. – Это загрузит наше программное обеспечение, а затем удалит все следы.

– Что это за программа?

– Их несколько. Мы получим контроль, и никто ничего не заметит. Так… – Влад проверил через терминал, что все работает так, как надо, и обернулся. – Можем идти.

И снова все прошло на удивление легко. Вадим чувствовал здесь какой-то подвох. Почему Влад ничего не рассказывает? Зачем он взял его на эту вылазку? И почему план сработал так идеально? Может, как и в прошлый раз, за ними следит Полиция?

Но на обратной дороге они никого не встретили. Ни патрулей, ни сотрудников Первой Полиции.

На круги своя

Вася ждал на аэродроме, замаскировав самолет брезентом и листвой. Влад шел, плавно ступая на сильных ногах. Вадим шел, озираясь по сторонам – теперь ему казалось, что если все складывается хорошо, то где-то кроется подвох. Может быть, он еще его не заметил, но очень скоро что-то или кто-то появится, и нужно быть готовым.

– А вот и мои друзья! Владислав Трухин и Вадим Белый собственной персоной, – Вася стоял у кучи брезента и махал руками. – Не взяли меня на борьбу с нашими классовыми врагами! А ведь я профессиональный каратист! Я вам не рассказывал?! – Вася снимал брезент с самолета, а Влад смеялся, но ничего не отвечал. – Ох, это долгая история! Расскажу по дороге! Разобрался бы со всем заводом! Кстати, как там завод?! – Вася помог подняться Вадиму в салон. – Вы вставили флешку?! Наша новая разработка сработает?!

Вадим кинул сумку и обернулся:

– Какая разработка?

– Разработка, которая исправит наш мир! Ты ему не говорил, Влад?!

– Нет, – Влад уселся и сложил большие руки на груди. – Но я упоминал о том, что мы возьмем Проект под свой контроль. А еще я собирался рассказать Вадиму весь план в лагере, но не стал.

– Почему?! – Вадим ничего не понимал.

– Ты стал нервничать. Оборачиваться по сторонам.

– Я?.. – Вадим не заметил, что Влад за ним наблюдал.

– Ну не я же. Ты что-то подозреваешь? Или же подозреваешь в чем-то нас?

Вася в это время полностью снял с самолета всю маскировку и заводил двигатель.

– Держим курс на центральный Узел Сопротивления, господа!

Вадим занял свое место и сказал:

– Я подозреваю Первую Полицию. Они будто снова дают нам фору – слишком легко все проходит.

– Ты думаешь, что это они все подстроили?

– Возможно.

– Если так, – Влад нахмурился и стал вдвойне серьезнее, – тогда нам нужно быть еще осторожнее.

Вадим провел в Узле два долгих месяца. Он часто спрашивал у Влада, чего же они ждут. Но тот либо отмалчивался, либо бросал невнятные отговорки. Вадиму даже начали нравится овощи и фрукты из оранжереи Узла и синтетическое мясо местных магазинов. Дни проходили один за другим.

– Мы пока не можем вводить тебя в игру, – говорил Вадиму Влад. – Мы слишком дорожим тобой. И тобой слишком дорожит новый Госсовет.

– Новый?

– Золотой Сотни больше нет, забыл? В народе паника. Мы сейчас в некоем цугцванге. Любой ход только усугубит наши позиции. Нужно немного подождать, – Влад немного подумал и добавил: – Отделения Сопротивления по всей Общей России и даже за ее пределами делают свое дело. Мы на последнем шаге. Жатва, забытье, оковы, восстание, визит. Нужно только подождать.

Вадим уже порядком устал от того, что Влад каждый раз повторял этот девиз из пяти слов, при этом ничего не объясняя. Зачем они вообще делали эту вылазку в Новоузенск? В чем смысл ожидания? Зачем он слушает Влада? Как там дела у семерых его товарищей из “Российской газеты”? Как дела у Кати? Жива ли она? Не поймала ли ее Первая Полиция?

Вадим слонялся по Узлу, курил в специальном помещении с вытяжкой, пил витамин D, смотрел на работающих в оранжерее и у компьютеров, читал книги, которые находил в спальных комнатах. Иногда выпадал шанс – можно было подышать свежим воздухом, если кому-то из Сопротивления требовалась помощь на поверхности. Например, погрузить новые поставки провизии или донести связному в районном центре важную весть.

И вот в конце июля Влад вызвал Вадима к себе. Вадим по обыкновению приготовился выслушивать новые планы, представляющиеся ему воздушными замками, которые строил Влад. Но на этот раз улыбка не сходила с его лица.

– Все получилось. Благодаря твоему вирусу в системе российского интернета и нашей маленькой операции в Новоузенске мы наконец добились прогресса. И теперь я могу рассказать тебе все, что знаю о Проекте.

Вадим не очень обрадовался – так начинались многие речи, не приводящие ни к чему.

– Неужели.

Влад усмехнулся и потер голову в районе шрама:

– Проект Самого изначально был нацелен на всех нас, а вернее на наши чипы. Я знаю совсем малую часть, но исходя из своих данных могу сказать, что Проект предназначался для выведения контроля за нами на высший уровень. Теперь же мы развернули пушку врага в его сторону и будем стрелять.

– В каком смысле? – теперь уже Вадиму стало интересно.

– Наши ребята все это время сидели за компьютерами – именно поэтому я просил тебя подождать. Все это время они разбирались в строении системы сети и в тонкостях Проекта. Сегодня мы готовы. Четвертый этап – восстание. Сегодня мы готовы свергнуть Госсовет.

На протяжении почти десяти лет семь товарищей по счастью собирались в баре пятничным вечером и обсуждали все, что накопилось в их головах. Вадим не знал о том, что случилось с его семеркой после ухода в подполье. Может быть, их всех арестовали. А может они так же работают в “Российской газете”, очищая умы граждан от налета свободомыслия.

Следующей задачей Сопротивления было снова собрать старых друзей вместе. Влад только предложил эту идею на общем собрании в Узле, как Вадим уже доказывал ее необходимость, желая поскорее встретиться с друзьями. Основным замыслом было собрать главных проповедников Госсовета вместе, чтобы устроить массовую информационную атаку. В то время, как люди из Сопротивления будут заниматься развертыванием Проекта, шестеро из “Газеты” должны отправить сообщения всем гражданам страны о государственном перевороте, о воцарении справедливости и немедленном обретении свободы – с необходимыми доказательствами преступности режима, разумеется.

– И после этого – последний этап. Визит к Самому.


* * *


Благодаря махинациям Сопротивления с системой российской сети Вадима и еще многих людей получилось удалить из списков подозреваемых в антигосударственной деятельности. Это была программа в общей системе, а, как говаривал один хакер, ни одна система не безопасна. Теперь за Вадимом никто не охотился – но на сколько этого хватит, никто не знал, поэтому нужно было действовать.

Он вернулся в подвал Марка и Кати в конце лета. Все было почти так же, как и три месяца назад. Только людей теперь было намного больше. Члены Сопротивления сновали по тесному помещению, о чем-то переговариваясь, что-то помечая на картах, развешанных по стенам. Операционного стола не было, на его месте стоял стол с парой компьютеров и ноутбуков.

Вадим сохранил теплое чувство по отношению к Кате и надеялся, что она сохранила его тоже. Если быть честнее, Вадим надеялся на то, что у Кати было хоть какое-то чувство, что их поцелуй не был случайностью или женской уловкой.

Вадим радостно поздоровался с Марком и сразу направился в дальний угол подвала. Катя была там – курила сигарету, картинно выпуская дым. При виде Вадима глаза ее расширились.

– Ты здесь! – Катя бросилась на шею, крепко прижавшись к Вадиму, грудь ее вздымалась от тяжелого дыхания, а сигарета в руке за спиной рассыпала пепел. – Я уже думала, что ты не вернешься. Мы никак не могли найти тебя. Данных не было ни среди Сопротивления, ни в сети, ни у Первой Полиции. Где ты был?

– В Узле.

– Что за Узел?

– Это… бункер сопротивления. Я попал туда сразу же после застенок…

– Тебя поймали?

– И тут же вызволили. Игорь из третьего блока Сопротивления.

– Я ни о чем этом не знаю. Ни об Узлах, ни о блоках. Все это время мы сидели здесь, в нашем подвале… переоборудовали его для новых целей. Теперь все только и говорят, что о революции. Призрак бродит по России – призрак свободы и справедливости, – Катя сделала серьезное лицо, но не выдержала и рассмеялась.

Вадим улыбнулся и обнял Катю. Все теперь было хорошо. Жизнь его, сжатая от постоянных переездов и пряток, словно вновь выпрямилась, стала ровной и мягкой.

– Я думал, что ты не станешь меня ждать, – Вадим взглянул в зеленые глаза Кати.

– Но разве тот поцелуй тебе ничего не сказал?

– Иногда я думал о нем как о твоей шутке или уловке. Иногда я надеялся, что все это было искренне…

– Это было искренне! – Катя вдруг вспомнила о сигарете, затянулась последний раз и выбросила окурок. – Ты мне сразу понравился. Понравился своей смелостью, когда пришел сюда. Понравился своим упорством… Своей…

– …внутренней силой?

– Да, – Катя взглянула удивленно.

Вадим не считал, что владел внутренней силой. Он считал себя слабым человеком. Человеком, убежавшим от горя обиженной девушки. Человеком, не способным на сильные поступки. Но за прошедшие полгода что-то новое вырастало в душе Вадима. Новый цветок, который вот-вот расцветет.

Катя бросила быстрый взгляд на людей в подвале, затем радостно посмотрела на Вадима и поцеловала его. Он почувствовал запах табака и его горький вкус, затем чужой язык и чужое тепло. Весь мир уходил куда-то вдаль, оставались только плечи Кати, щеки и запах ее волос.

Вадим провел в подвале весь день. Встреча в баре уже была назначена на вечер, делать пока было нечего. Вадим рассказывал о том, что происходило с ним с тех пор, как он покинул подвал. Рассказывал о перелете на юг и обратно, о скучной жизни в Узле, о бесконечной подготовке революции. А Катя делилась последними новостями об Общей России.

После уничтожения Золотой сотни и удаления чипов у всех членов Сопротивления на верхах началась паника. Все народные ассасины справились с целями – Госсовет был пуст целых три дня, Сергей Ондар и Сергей Урусов лежали в больнице. Через некоторое время президент скончался, его место занял Урусов. Он набрал новый Госсовет, восстановил порядок, а из новостей убрали все отсылки на произошедшие события.

Правительству не впервой было удалять события в истории. Они с легкостью вычистили все идеологически неверное с помощью “Российской газеты” – затем история продолжила свой размеренный шаг. Катя говорила об этом с юмором, вставляя язвительные комментарии о текущем режиме, а Вадим улыбался, понимая, что скоро все закончится.

Потом они пошли гулять. Свободные люди – ведь их теперь никто не искал, данных в базе не было. Синие патрули Первой Полиции мелькали в толпе, светило прелестное августовское солнце, от которого щурились счастливые прохожие. Вадим держал руку Кати в своей, этим теперь подтверждая их единство. Они вместе стояли на рубеже новой эпохи, вместе были пророками нового времени.

Вадим вспоминал о Лене, о том, что все Сопротивление было выстроено на одной старой травме. О том, что, возможно, это была необходимая жертва. Может быть, все так и должно было случиться. Вадим целовал Катю на виду у всех людей и не думал о том, что подумают прохожие. Вадим обнимал ее и не думал о их разнице в возрасте.

Они доехали до набережной и бродили там, болтая о всякой чепухе. Они строили волшебные планы о мире после революции, мечтая о том, как купят собственный дом где-нибудь за городом, будут растить детишек, если успеют, конечно, и работать в огороде. Потом они состарятся и отпустят детей туда, куда их позовет сердце, а сами будут читать газеты и пить кофе в саду на креслах-качалках. Они рассуждали о том, что думают об Общей России люди за рубежом. Они представляли, что подумают страны мира о подъеме Сопротивления и революции. Когда солнце зашло, разговоры стали еще нежнее.


* * *


Вечером в баре было немноголюдно. Женя и Семен пили пиво, Света с Любой шампанское, Георгий и Лариса – коньяк. Все было как в старые времена, и Вадим точно так же немного опоздал на встречу. Он обнялся с каждым, крепко пожал руки, посмеялся на мелкие шутки и подколы, а затем рассказал все, что приключилось с того июньского денечка, когда он больше не пришел в «Российскую газету».

– Так ты теперь, получается, на другой стороне? – Женя рассмеялся и провел рукой по бороде. – Почему тогда ты все еще сидишь здесь? Почему сюда не вбежал синий отряд?

– Я не на другой стороне, – Вадим отпил виски и глубоко вдохнул носом. – Я как бы между.

– Между… это где?

– Скоро уже никаких сторон не будет. И в этом мне нужна ваша помощь.

Люба улыбнулась:

– Что-то снова выдумать для населения?

– Да, нам нужна информационная атака.

– А что будет потом? – спросила молчавшая все время Лариса.

Вадим перешел на шутливый громкий шепот:

– Потом будет восстание. Это финал. Вы закидаете всю сеть мусором для ее перегруза, а затем отправите всем своим подопечным главное в их жизни уведомление.

– О том, что у вас все получилось? – Семен сложил табак в бумагу и облизал ее. – Если и правда получится.

– Должно получиться. У Сопротивления все под контролем. Да и Влад, и Марк… – Вадим понял, что для всех это незнакомые имена. – Это одни из главных фигур подполья. Они все держат под контролем, следят за порядком и безопасностью, – Вадим вздохнул и осушил стакан. – Должно получиться.

– Ты думаешь, люди поверят нам?

– Они увидят все своими глазами. Вы соберете все нужные доказательства.

Семеро из «Российской газеты» еще немного выпили, договорились о точном времени запуска информационной атаки, а именно через два дня, и обсудили последние новости – в основном все касалось способов усыпления бдительности населения и удаления из памяти людей всех событий последних убийств. По своему обыкновению «Газета» и ее не менее могущественные филиалы справились отлично. Всем были выданы премии. Семен, как и рассчитывал, стал заместителем главного редактора, а самим главредом назначили Женю. Исчезновение Вадима вычеркнули из истории, его самого вычеркнули отовсюду – до некоторого времени он оставался только в списке розыска, но совсем скоро исчез и оттуда. Теперь Вадим был невидимкой и по-настоящему наслаждался новым титулом.

На следующий день в подвале Марка, где теперь жил Вадим, появился Влад. Он пришел с важным сообщением – встречи с Вадимом просила сама Елена Власова.

– Лена? – Вадим умывался в грязном подпольном туалете, отходя от вчерашней пьянки. – Зачем она хочет меня видеть?

– Этого я не знаю, – Влад стоял, опершись на дверной косяк, и хрустел каждым пальцем по очереди, – я всего лишь пришел тебе это сообщить. Мне как раз нужно с Марком утрясти пару вопросов перед завтрашним событием, вот и решил лично передать.

Вадим боялся встречаться с Леной. Что она о нем думает после всего, что было? Зачем хочет его видеть? Но делать было нечего – Катя еще спала, а день был полностью свободным. Уже завтра – восстание, Вадиму даже не верилось. Что бы ни хотела от него сейчас Лена, это ничего не изменит и не испортит.

– Где она?

– Сейчас в северном Узле.

Северным Узлом было заброшенное здание недалеко от Сергиева Посада. Вадим отправился туда, прошел пару проверок паролями и вошел внутрь. Раньше это был приличный особняк, в котором, наверное, жили какие-то богатенькие предки одного из членов Сопротивления. Со стороны казалось, что дом пустует, окна были заколочены, а крыша разваливалась. Но внутри была развернута небольшая база для регулирования действий Сопротивления в этом районе.

И тут Вадим увидел ее – Лена стояла у шкафа с планшетом и что-то там печатала. Прошло девять лет с тех пор, как они последний раз встречались. Вадим неуверенно подошел поближе.

– А вот и ты! – в голосе Лены смешалось и нетерпение, и радость, и растерянность.

Вадим попытался улыбнуться и взглянул Лене прямо в глаза. Лицо ее стало намного более серым – Вадим подумал, что это из-за постоянных пряток в подполье – но глаза цвет не поменяли. Это были все те же голубые алмазы, притягивающие к себе невидимой силой.

– Как ты и просила.

– Да, просила, – Лена говорила мягко и властно одновременно. – Ты ведь помнишь меня?

Вадим даже усмехнулся – такое бы он точно не забыл.

– Конечно, ты…

– Май двадцать седьмого, – Лена перебила. – Я до сих пор не могу понять, зачем позвала тебя к себе домой, для чего все это было.

Вадим снова вспомнил ту ночь. Вспомнил, как ее длинные волосы лезли ему в глаза, пока он что-то шептал на ухо, обнимая Лену. Она же хмурилась и ничего не отвечала.

– Но теперь я понимаю, что здесь была большая цель… После того судебного заседания, когда Госсовет и вся верхушка была на твоей стороне, я кое-что осознала. Я наконец нашла смысл жизни, нашла то, за что можно было бороться. Я увидела настоящего преступника – и это был не ты.

Вадим был поражен, хотя примерно так он и думал – все же услышать это из уст Лены было чем-то другим. Он подошел еще ближе и тихо сказал:

– Все это время я вспоминал о тебе с большим… – Вадим не мог подобрать слов, – сожалением, я думал о том, что наделал.

Лена медленно подошла вплотную к Вадиму и мягко обняла его.

– Теперь все хорошо. Прошло так много лет, что я уже и не держу на тебя зла. Однако именно благодаря тебе я обнаружила своего врага… обнаружила недостаток существующей системы, даже систему недостатков.

Вадим понимал, что теперь он был прощен. Она вызвала его, чтобы сказать это. Теперь все будет хорошо.

– Революция будет завтра. Весь итог моей работы подходит к концу. Без той боли, что ты мне причинил, не было бы ничего… Я лишь хотела сказать тебе, что больше ты можешь обо мне не вспоминать. И я о тебе больше вспоминать не буду. Завтра все кончится.

Пусть просьбы станут известны

Восстание было назначено на 24 августа. Это было воскресенье, и многие из Сопротивления посчитали такой выбор символичным. Вечером субботы Вадим вернулся с приподнятым настроением. После встречи с Леной пазлы мировой мозаики вставали на места. Вадим сидел на лавочке поодаль от входа в подвал и курил, выпуская дым в небо. Птички чирикали ленивые мелодии на деревьях, а редкие люди в этом забытом всеми районе спешили по своим смешным делам. И никто из них не знал о том, что завтрашний день будет занесен в учебники истории.

Вадим сидел, закинув руки за голову, и дышал полной грудью. Он надеялся, что все это было не зря. Надеялся, что правительство ослеплено властью до такой степени, что допустит еще одну ошибку, снова даст фору, и все получится. Мир вокруг улыбался в ответ – облака лениво перемещались по установленным маршрутам, птички все так же сочиняли между собой новые мелодии, и даже редкие машины, проносящиеся мимо, не нарушали идиллию настоящего момента.

– Синхронизация с окружающим миром, – негромко сказал Вадим и обернулся – вдруг кто-то это услышал.

Никого. Вадим вспомнил о тех днях, когда мама еще была жива. Это были примерно одинаковые ощущения – нежность, теплота и беззаботность. Тогда все было просто, не было этой постоянной работы по поддержанию себя в состоянии шестеренки реальности. Может быть, он все время был этой шестеренкой, но тогда это происходило само собой, без усилий.

Вадим подумал о своей старой комнате. Там остался ноутбук со всеми сочинениями, полная пепельница и пустой стакан. Из соображений безопасности Марк запретил возвращаться туда, можно было только гадать о том, что подумали соседи. Они устраивали встречу сожителей каждый месяц, решая мелкие вопросы и собирая оплату за тепло и воду. Вадим не был там больше двух месяцев и его не тянуло – он оставил прежнюю жизнь в ожидании рассвета новой.

Из подвала вышла Катя. Она поморщилась от внезапного солнца, которое ударяло по глазам после подвала.

– Никакого третьего блока не было и нет, – Катя села рядом на лавочку. – И кто тебя спас мы так и не знаем.

– Да какая уже разница? Мы у последней черты.

Катя хмыкнула, положила голову Вадиму на плечо и прошептала:

– Мне давно не было так хорошо.

– Потому что теперь ты понимаешь, что все твои действия к чему-то привели… Ты видишь результат.

– И еще потому, что я вижу тебя.

Части Сопротивления по всей Общей России в это время готовились к воскресенью. Готовились к сетевому удару, к тому, как падет пресловутый колос, и радость захлестнет улицы. Все в подполье ждали того момента, когда люди начнут праздновать победу. Насчет этого Лена поделилась своими соображениями с Вадимом:

– Я не знаю, будут ли люди по-настоящему праздновать.

Вадим кивнул:

– Потому что они могут и не понять, что мы их спасаем, да?

– Да. Я часто думала об этом. Именно поэтому требуется собрать доказательства преступности Госсовета, Самого и всех, кто рядом с ними.

– Этим занимаются мои друзья из «Газеты».

– Хорошо… Все же программирование людей имеет глубокий эффект. Дети современного поколения… Ведь они выросли на лжи… на той правде, которую выдумывают наверху.

Лена рассказала Вадиму, что на подготовку революции ушло долгих семь лет. План вынашивался, оттачивался, вербовались новые люди, проводились мелкие демонстрации или террористические акции. Но вдруг появлялась новая информация – тогда план снова перерабатывался, как было, например, после Процедуры шесть лет назад, когда государство упростило контроль за своими поддаными в разы. Лена не отрицала, что Вадим сыграл чуть ли не главную роль в завершающих этапах – он обладал иммунитетом и не задумывался над риском во время вылазок в Гостинарий или Архив.

В «Российской газете» над пропагандой в субботу работали все, кроме шестерых человек. Старые друзья Вадима занимались подготовкой информационной атаки и сообщений, которые будут рассылать всем людям завтра. Первая Полиция в этот день в редакцию не пришла – можно было спокойно работать. Сергей из «Правды» тоже присоединился к подготовке – помогал находить все глубоко запрятанные доказательства того, что Сам не такой уж и святой, как о нем говорят из всех экранов, а Госсовет старается далеко не для людей.

В Узлах повстанцы собирались с силами перед последней битвой – Госсовет просто так не дастся. Нужно было готовиться к стычкам с Первой Полицией, к применению серьезной силы – это будет агония умирающего, и последние его конвульсии будут страшны. Влад в Узле готовил воинов к битве, произнося речь наподобие той, которую произносил Петр Первый перед Полтавской битвой.

Марк сидел в подвале за компьютером, переписываясь в скрытом канале с хакерами Сопротивления, проверяя, все ли в порядке. Вася в это время чистил грузовики у северного Узла, выкрикивая свои привычные фразы о мировых заговорах и полезности чистотела. Грузовики планировалось использовать для того, чтобы заблокировать основные дороги – остановить течение главных артерий Города на время восстания.

Вадим и Катя заперлись в номере дешевого отеля и наслаждались друг другом, вином и последним днем старого мира. Они изучали тела и глаза друг друга, обмениваясь редкими мыслями. Катя вышла в ванную, когда Вадим услышал шум за дверью. Вдруг она распахнулась, в комнату влетели люди в шлемах. К Вадиму подошел оперативник с мешком в руке и мир исчез.


* * *


Вадим снова был в плену – на голове мешок, руки связаны. Когда он очнулся, вино еще мутило голову, но голова болела не от него, а от ударов. Во рту – железный вкус крови и привкус кислого вина. Они ехали молча несколько минут, а потом машина остановилась, слышно было, что дверь открылась, и кто-то зашел.

– Ага, наш старый знакомый, – услышал Вадим.

С его головы сняли мешок. Взору предстал тот же самый фургон и все те же оперативники. Любитель поговорить с красивыми зубами снова сидел напротив.

– Ну как? Вернул свои фотки? – оперативник широко улыбнулся.

– Да… Вернул, – Вадим кивнул.

Оперативник нахмурился и резко ударил его по щеке. Голова на секунду исчезла из реальности, Вадима затошнило, а через мгновение он снова почувствовал, что все на месте. Оперативник опять начал лекцию:

– Вы так и не сдались. Залегли на дно и продолжили копать под нас. Чего вы ждете? Нас не одолеть… – оперативник усмехнулся. – Но давай представим, что у вас все получилось. Общая Россия исчезла, появилась Новая Общая Россия – что дальше?

Вадим подумал, что стоит ответить:

– Мы перейдем от лживости и контроля к справедливости и свободе.

– Шило на мыло, – ответил оперативник. – Знаешь, что такое безумие? Оно повторяется каждый раз при смене власти. Каждый режим будет кому-то не нравиться. Вы ведь не одни такие. Все эти революционеры прошлого… Они меняли шило на мыло. Почему бы вам не смириться с тем, что происходит?

– Смириться? – раньше Вадим думал об этом.

– Да, просто найти свое место в мире, который вам может и не нравится. Революционеры… – оперативник откинулся на сиденье и расслабился. – Вы все время хотите с чем-то бороться… Найдите себе работу. Создайте семью. Посадите дерево. Постройте дом… Но нет! Вам всегда нужно с чем-то бороться. Как я уже говорил… скоро мы избавимся от таких, как вы, навсегда.

Вдруг дверь фургона открылась и внутрь залез еще один сотрудник Первой Полиции в шлеме.

– Почему так долго? – спросил коллегу оперативник с красивыми зубами.

Тот, что вошел, ничего не ответил. Он взял в руки висевший на груди автомат и прошил очередью всех синих. Вадима на мгновение оглушило. Оперативник снял шлем. Это был Игорь. Вадим широко открыл глаза, и Игорь рассмеялся.

– Не ожидал, да? – он подошел к переду салона и крикнул водителю: – Едем!

Фургон тронулся.

– Я спрашивал о тебе… Никто не знал ни о том, кто ты, ни о третьем блоке…

– Да, никто о нас не знает, – Игорь разрезал пластиковый хомут, которым оперативники связали руки Вадима, и сел напротив. – Третий блок Сопротивления – это блок Самого.

– Это как?

– Он создал наше подразделение, чтобы мы проникли в Сопротивление и уничтожили его изнутри. Для подстраховки то же самое он сделал и с тобой.

– Со мной?

– Ты тоже был в третьем блоке, хоть и не подозревал об этом. А потом весь блок ополчился против своего создателя.

– Но…

– Все вопросы задашь ему.

– Ему? – Вадим вообще ничего не понимал.

– Забыл? Последний этап нашего плана – визит к Самому. Вот, держи, – Игорь протянул пистолет и улыбнулся. – Ты все сделаешь сам. Пока на улицах будут беспорядки, пока мы будем отбирать власть силой, ты… Ты будешь во дворце.

В это время оперативники из третьего блока Сопротивления зачищали территорию дворца Самого, чтобы встреча прошла без происшествий. Вся охрана была уничтожена, камеры отключены, воздушное пространство взято под контроль.

– Но почему вы не сказали мне об этом?

– Мы поздно узнали, что за тобой выехала Первая Полиция.

Через некоторое время фургон остановился. Вадим вышел на свежий воздух и сразу же узнал это место – аэродром Сопротивления.

– Отправляемся! – крикнул знакомый голос.

Это был Вася. Он выпрыгнул из фургона, приземлившись на землю так, будто всю жизнь только и занимался элегантными прыжками.

– Ты был водителем? – оторопело спросил Вадим.

– Только вторую часть пути! – Вася тут же направился к сараю, поправляя на ходу волосы. – После того, как наш коллега пришил всех этих ублюдков!

Игорь усмехнулся:

– Василий свое дело знает, долетите быстро.

– Вы знакомы?

– Лично? Пару часов. Но я следил за ним до этого, у него жизнь как моих штук десять… Прощай, – Игорь протянул руку.

Вадим вставил пистолет в ремень за спиной, пожал руку и пошел за Васей.

– Спасибо за все! – крикнул Вадим на прощание.

Игорь кивнул, махнул рукой и сел в фургон.

– Теперь избавляться от всех моих бывших коллег, – сказал он сам себе, улыбнулся белыми зубами и завел двигатель.

До дворца долетели за пару часов – с громкими историями Васи о его детстве в Приамурье с тиграми, о подростковых путешествиях в Китай, о любовных романах с девушкой из Якутии и взрослению в уже не бандитском Петербурге.

– Умные люди, конечно, сопоставляли факты! – кричал Вася, вспоминая страну десять-двадцать лет назад. – Но большинство ведь всегда слепо, так?!

Вадим молчал. От речей Васи в уме пересекались факты, пазлы складывались в общие картинки.

– Я ей сказал: ты – вселенная, играющая сама с собой. Так какие могут быть проблемы?! – Вася рассказывал о том, как учил бывшую девушку премудростям духовного взгляда на мир. – Если будешь избегать всех шероховатостей жизни, то никогда не будешь отшлифован до блеска! Я ей сказал: должно быть, сейчас мы уже просто сияем! Все чакры у нас были открыты! Мы ведь и йогой занимались, и медитировали! И дышали так, как нужно! Мантры! Аффирмации! Правильное питание! Созерцали снег и огонь! Слушали деревья! Закалялись, босиком ходили по городу!

Иногда Вася уходил в сторону чего-то поэтического и делился выдуманными тут же мыслями:

– Каждый из нас – часть большой мировой загадки! Все яд и все лекарство – дело только в дозе! Я помню запах хмеля, который оседал пивом на руках! И пока я жив – говорить ничего важного не хочу! А как умирать буду – обязательно приезжайте, я вам всю правду на ухо и перешепну! И устроим костер столь яркий, что даже звезды начнут отбрасывать тени! И в этой тьме мы воссияем подобно солнцу!

– Откуда это? – иногда спрашивал Вадим.

– Я и сам уже не помню! – Вася неизменно кричал. – Из нашего иллюминатора человек внизу – это даже не маленькое пятно или крохотная точка! Понятие “я” с такой высоты – это ничто, вот тебе и буддийское подтверждение!

Сели недалеко от дворца, под конец дня до него добрались.

– Тут я с тобой прощаюсь! – Вася обнял Вадима, похлопав по спине сильнее, чем требовалось. – До встречи в новом мире!

На территории дворца Самого было движение – люди Сопротивления патрулировали все подступы.

– Я переговорщик! – крикнул Вадим – так ему посоветовал представиться Игорь.

Вадима тут же встретил какой-то парень и провел по широким коридорам дворца к большой двери.

– Вам сюда, – бросил парень и ушел.

Вадим подумал о Кате – ее тоже поймали, но третий блок должен был о ней позаботиться, у них ведь все под контролем. Вадим проверил пистолет и открыл дверь.


* * *


– Добрый вечер. – Сам сидел в инвалидном кресле, накрывшись пледом. – Вам же говорили, что мы встретимся… Теперь мы наконец… можем все обсудить. – Сам делал паузы в середине предложения, словно раздумывая о том, правильную ли мысль он сейчас преподносит.

Лысина плавно переходила в складки на лбу. Морщины распространились на все лицо – Сам давно перестал делать косметические инъекции.

– О чем мне с вами разговаривать? – Вадим оглядел комнату.

Никаких камер, никакой охраны, ничего, представляющего опасность – при возможности можно было прямо сейчас убить Самого и никто, наверное, этого не заметит, а Сопротивление не скажет ничего против.

– Я думаю… у нас есть много общих тем.

– Вы диктатор, который ослеп, вы… – Вадим нахмурился и опустился на дорогой диван, которыйстоял посередине комнаты.

– Я понимаю твою ненависть, понимаю… – Сам отъехал на кресле к темному окну. – Но скажи мне… В чем, по-твоему… функция государства?.. Поддержание верховенства закона?.. Охрана прав и свобод человека?.. Поиск путей к смягчению… и преодолению противоречий между… общественными силами?.. Социальный компромисс?..

– Я… – Вадим вспоминал школьные уроки, вспоминал источники своей ненависти, вспоминал все, что давно в нем кипело. – Я не знаю.

Источников больше не было. Процесс избавления от ненависти начался в тот вечер, когда Вадим познакомился с Еленой Власовой. Через боль того вечера Вадим очищался с каждым днем, становясь все более прагматичным, рассуждая все более объективно по отношению к окружающему миру. Ненависти не было – вместо нее Вадимом правило чувство справедливости. Отчаяние все это время перерождалось в возвышенное чувство осознания смысла жизни – жизни за свободу и справедливость.

– У меня нет больше ненависти, – вдруг сказал Вадим.

Он понял это только сейчас. Ненависть ушла, но инерция вела его до этого дворца.

– Все, что у меня осталось – это пережитая боль от чьей-то разбитой жизни. И через эту боль я переродился.

Самого это не очень убедило:

– И все же… ты здесь… – он обернулся на секунду на Вадима и снова повернулся к окну. – Для чего? Зачем был проделан… весь этот путь?.. Впрочем, вернемся к первому вопросу… В чем функция… государства?

– Справедливость, – у Вадима словно открылись глаза.

Он чувствовал, что теперь все вставало на свои места. Но что-то все равно было не так, и после следующей фразы Самого это чувство усилилось.

– Это… утопия. Нельзя достичь никакой справедливости… никакого социального компромисса… Вот почему я все еще здесь… Это моя миссия… Я должен закончить свое дело… Сорок лет мне понадобилось на это… И теперь я наконец могу уйти на покой… Мой Проект… который вы хотели сорвать… Он станет завершением всей моей работы… – Сам говорил это с нескрываемой гордостью.

– Какой работы? – Вадим откинулся на спинку дивана.

– Проект должен подвести черту под всем… что я делал для страны. Я начал с вывода нашей экономики… на мировой уровень… Затем я ужесточал власть… сосредотачивая самых верных мне людей наверху… Потом я перешел к программированию умов… Проект закрепит все мои достижения.

Вадим помассировал виски, заглянул в окно, в которое так долго смотрел Сам, но не нашелся ничего ответить.

– А ведь у тебя была самая главная роль в этой битве… Ты был членом Золотой Сотни… теперь уже последним из всех… Ты был связан с Еленой Власовой, лидером Сопротивления… узами боли и страдания… Я думал, что смогу воспользоваться этим… Мы даже дали вам преимущество… У вас было орудие для отключения сети… оружие для отключения людей… Но не все пошло так, как мне бы хотелось.

– Это был ваш план? – Вадим опешил. – Вы знали о моем… преступлении и решили им воспользоваться?

– Да… я думал, что все под контролем… Но я не учел кое-что… – Сам отвернулся от окна. – Я не учел твое свободомыслие… Мы ведь и тебя программировали.

– Меня?

– Мы программируем всех… ты ведь сам знаешь. Но что-то пошло не так… Мы привели тебя в Сопротивление… Двадцать пятые кадры и прочие способы… Ну, ты помнишь… А затем ты должен был уничтожить его изнутри… Третий блок…

И тут Вадим понял – той переменной, которую не учел Сам, была Катя. Это она поменяла его, она внесла нежность в жизнь Вадима, избавила его от боли. Ведь с первой их встречи Вадим думал о ее зеленоватых глазах, о ее пепельном каре, о ее внутренней силе.

– Вы не учли лишь одного.

– Чего же? – Сам поправил плед.

– Того, что вы не Господь Бог.

– Конечно, нет…. Но ты должен понимать… Справедливость – это… утопия. Достичь ее невозможно… ни у кого в прошлом этого не удавалось… Но можно внушить людям… что они живут в утопии… Только внушением можно добиться счастья… Посмотри на мир, в котором ты живешь… На всю Общую Россию… Всех бездомных мы пристроили в Гостинарии… Безработицы больше нет… Экономику подняли… Выходим на мировые уровни в… да во всем…

– А как же ваши лагеря? Ночные аресты. Постоянные чистки. Слежка за людьми. Пускание пыли в глаза.

– Добро перевешивает зло. Люди счастливы, разве нет? Они… Они любят нас, наши решения, верят в светлое будущее и в правильность нашего пути… Людям всегда нужно во что-то верить…

– Какое-то благое дело, за которое можно бороться… – Вадим вспомнил разговор с Женей в тот день в редакции, когда они возились с одухотворением Процедуры. – И так всю историю.

– Правильно. Выдуманная война… Мы ведь ни с кем не воюем… ни на востоке, ни на юге… Это как маяк для Гэтсби… мы устанавливаем ориентир для тех, кто находится на нашем попечении… Это способ направлять умы… И в этот рецепт мы добавляем приправы… Глобальное программирование… Людям все время нужно все объяснять… Объяснять постановочными терактами в школах, что нам нужно усилить контроль… Объяснять фальшивыми новостями, что нам нужно готовиться к трудным временам…

– Промывка умов… – Вадим встал с дивана. – Вы считаете, что имеете на это право?

– Но ведь этим занимались во все времена… Этим занималось христианство в начале первого века… правительство Китая с пятого века и по наши дни… Программировали людей и до, и после Октябрьской революции… Мы лишь расширили наши горизонты… Мы всего лишь сделали эту промывку мягче и мудрее… Люди наслаждаются жизнью… просто делают они это так, как нужно нам… Это ведь было у даосов… Совершенномудрый, управляя страной, делает сердца подданных пустыми… а желудки полными.

Вадим покачал головой, занес руку за спину и потрогал холодный пистолет.

– Вы таким образом дарите счастье людям?

Сам просиял:

– Ну конечно… Все время у власти я только и делаю, что дарю счастье… Многие, конечно, пытались зарабатывать… своей властью… Но я всегда пытался подарить людям счастье… Еще немного, и мы придем к…

– Никуда вы больше не придете, – Вадим достал пистолет. – Как я уже говорил… вы диктатор, который ослеп. И подарить счастье через воровство свободы не получится. Люди… они просыпаются. Они теперь начинают видеть все те преступления, которые вы против них…

– Так уже было, – Сам не обращал на пистолет внимания, он был все так же спокоен. – Так было в конце девяностых… так было в начале двадцатых… Люди, как ты говоришь, просыпались… начинали замечать несоответствия в словах и поступках тех, кто стоял у власти… переставали доверять даже мне… История циклична, не так ли? Мы ведь справились со всем этим тогда… справимся и сейчас.

– Не получится.

Вадим подошел к инвалидной коляске, приставил ствол к затылку Самого и нажал на курок.

Мир оставляю вам

Но выстрела не было. Пистолет не был заряжен. Прозвучал короткий щелчок, Сам повернулся, широко улыбаясь, и повторил:

– Не получится?

Вадим попятился к окну.

– Неужели ты думаешь… что спустя столько лет я перестал беспокоиться о рисках? Я ведь тебя ждал…

Игорь подставил Вадима? Сопротивление его предало? Или третий блок в самом деле работает на Госсовет?

– Но ведь снаружи люди Сопротивления, вам конец, – сурово сказал Вадим и бросил пистолет на диван.

– Это мои люди… Я…

Но Сам не успел закончить фразу. Он ошибался в том, что снаружи были его люди. Он думал, что это его оперативники доставили Вадима сюда. Он думал, что все держит под контролем, но это было не так. Дверь медленно отворилась, в комнату вошел Влад и бросил только одну фразу:

– Я опоздал…

– Что ты здесь делаешь? – Вадим явно не ожидал здесь увидеть Влада.

– Кто вы? – осторожно спросил Сам, но Влад не обратил внимания.

– Вылетел сюда сразу после тебя, – Влад потер лысину в районе шрама, – хотел посмотреть на последний этап плана своими глазами. Все наши люди готовы. Все было под контролем…

– Кроме одного, да? – Вадим приготовился к самому худшему.

Сам смотрел на эту беседу с выражением страха на лице – он это не планировал. Привыкнув к тому, что все находится под контролем, он совсем потерял чувство уверенности в незнакомой ситуации.

– Кроме одного… Мы не успели спасти Катю.

Мир Вадима начал рушиться. Он упал на диван, перед глазами проносились картины всех встреч с Катей, все варианты ее глаз в различном освещении, все изгибы ее прекрасного тела.

– Мы узнали о том, что ее арестовали… слишком поздно. Если бы я остался в Городе, если бы не полетел сюда…

Вадим постарался удержать мир от разрушения, встал с дивана и подошел к Владу. Сам немного оживился:

– Все-таки я успел вам немного подпортить…

Но он не успел закончить – Вадим выхватил пистолет у Влада из-за пояса и выстрелил пару раз Самому в грудь, затем еще пару раз для подстраховки. Тиран кашлянул, привстал на коляске, кряхтя наклонился вперед, плюнул кровью и упал на пол. Ноги его остались на подножках, коляска со скрипом отъехала назад и воцарилась тишина.

Влад вздохнул:

– Что ж… именно за этим я и прилетел.

– Что с Катей? – Вадим резко повернулся и отдал пистолет Владу.

– Она у Первой Полиции… в одном из тысячи зданий, где из людей достают правду.

– Нужно ее найти, – Вадим вышел в коридор.

– Как?

– Я не знаю, свяжись с Сопротивлением, придумай что-нибудь.

Влад ничего не придумал. Но ведь у третьего блока все было под контролем, так говорил Игорь. Кое-что они упустили. Вадим поспешил к самолету. На площадке стояли ТВС-15, в котором сидел Вася, и ТВС-20 с пилотом, который доставил сюда Влада.

– Судьба мира решена?! – крикнул издалека Вася.

Вадим ничего не ответил, он был погружен в мысли, в горечь утраты, которая вот-вот должна была наступить.

– Решена! – крикнул Влад. – Жатва, забытье, оковы, восстание, визит. План сработал.

– А что с Вадимом?!

Влад вздохнул и подошел к Васе вплотную:

– Наш друг заплатит за свободу… но жертва эта для него слишком тяжела.

– Чем именно он заплатит?!

– Если мы не успеем найти Катю, то своей любовью.

Вася покачал головой, устроился поудобнее и запустил двигатель. Вадим сидел в салоне, уронив голову на руки. Теперь он навсегда потеряет ее. Он думал – а стоила ли революция того? Может быть, Сам был прав? Нужно было перестать бороться, найти место в этом мире, создать семью, построить дом. Вадим смотрел через иллюминатор на просторы России, которые теперь были освобождены от злобного ига. Он уже не верил, что Катю получится спасти.

Новости появились поздно ночью, но уже было слишком поздно. Владу с Марком удалось выяснить место, где держали Катю, но она уже была мертва. Это было исключением из правила – ведь обычно пытки продолжались сутками. Здесь же Сам отдал точный приказ – уничтожить эту цель. Вадим злился на Самого, но понимал, что Катя уже была отомщена.

Труп похоронили без больших почестей уже под утро. Занимался новый день нового мира, но для Вадима он уже не представлял никакой ценности. Он стоял у входа в подвал, в голове кружились глупые мысли о том, что делать дальше.

Влад протянул флешку:

– Если захочешь посмотреть.

Вадим уже знал, что там будет. Запись допроса Кати в застенках Первой Полиции. Он посмотрит, если сможет. Влад и Марк пошли спать на раскладушках в подвале. Вадим залез в Катин шкафчик, нашел там нетронутую пачку сигарет и бутылку водки, которая иногда использовалась для дезинфекции, сел за компьютер Марка, создал новый документ и выставил размер страницы.


Мир за окном все тот же самый,

но что-то изменилось.

Стройность пошатнулась,

радость утекает сквозь пальцы,

боль рядом, я могу

ощущать ее.

Поколение поколений уничтожает себя

сейчас

на своих местах славы,

чтобы утром снова воскреснуть к чистой жизни.

Я давно не среди них,

я свободный странник,

плывущий по течению жизни

в неизвестном направлении.

Мои карманы чисты,

мои побуждения выпрямлены –

выпрямляя ум, я выпрямляю дорогу.

Люди все еще радуются материальным задачкам,

все еще копят деньги для красивого надгробия,

не понимая, что мы живем в симуляции –

всего лишь играем роли.

Мы боги, играющие в людей,

но почему тогда так больно?

Почему тогда я все еще не могу наслаждаться теми плодами своих дел,

которые сам и развивал?

Пауза.


* * *


Вадим вышел на мрачную улицу – начался дождь, и для него он вызывал сходство со слезами, которые стекали из глаз Кати на том допросе. Дело было в том, наверное, что небеса тоже плакали. А может ливень навевал те же странные воспоминания о детстве, что и Катины слезы. То время, когда мама еще была жива и все было хорошо.

Вадим посмотрел на темное небо, на исчезающие понемногу звезды, на поднимающиеся лучи солнца и достал пачку сигарет. На улице было тихо, все еще спали.

– Затишье перед бурей, – сказал сам себе Вадим.

Через несколько часов начнется битва за новую Россию, но для Вадима все это уже казалось чем-то далеким и ненастоящим. Скоро исчезнет один режим и наступит другой. Вадим достал сигарету, пошарил по карманам в поисках зажигалки. Вспыхнул маленький огонек. Несмотря на всю ту боль, через которую Вадим прошел, он думал о том, что у него до сих пор остались две драгоценности, которые уже никто не отберет – табак и звезды.

В полдень на улицах начались бои, через два часа большая часть Первой Полиции сдалась – баланс сил был неравен, а акты неповиновения слишком неожиданными. Сопротивление заняло все главные узлы связи, захватило Архив, арестовало Госсовет и всех работников «Российской газеты» и ее филиалов кроме семерых человек, которые готовы были по первой команде Марка отправить всему населению материалы, доказывающие преступность власти Госсовета и Самого.

Было много кровопролития, и Первая Полиция, и Сопротивление потеряли много людей. Однако удары восставших были точны, они целились в самые уязвимые места, захватывали самые главные центры страны, перекрывали все важные артерии. К вечеру стало ясно – революция свершилась. В течение дня из всех углов раздавались громкие, страшные новости о том, как несправедливо поступало правительство все последние сорок лет. На поверхность всплыли и расследования Овального, и громкие заявления Худовского, и все те факты коррупции, незаконного сбора информации и программирования умов, данные о которых долгое время замалчивались.

Чипы удалять не стали, посчитав, что это будет неразумно, потому что вся техника бытового уровня была завязана на взаимодействии с чипами. Госсовет возглавила Елена Власова. Временно исполняющим обязанности президента стал Владислав Трухин. Бывшие люди Сопротивления и семеро из «Российской газеты» и «Правды» заняли все руководящие должности. С помощью программы, установленной в ядро Проекта Самого, Влад ничего не изменил – он лишь выдал сам себе доступ к Проекту. Во время восстания люди Сопротивления закончили работу над его развертыванием. Как и говорил Влад, этот таинственный проект ознаменовал новую эру Общей России.

Вся суть была в одном – Проектом назывался искусственный интеллект нового уровня. Теперь за перемещением граждан, за их историей поиска, за историей покупок и болезней, за посещением сайтов следил искусственный интеллект нового поколения, заменивший систему социального рейтинга. Зарплата, стоимость и необходимость страховки, условия жилья и тому подобные вещи, за которыми и так уже была установлена слежка, окончательно стали подконтрольны верхам. Теперь все решали не действия самого человека, а слова правительства.

Вадим только в конце сентября понял то, о чем говорил Сам. Сменившийся состав Госсовета продолжил выпускать законы, ограничивающие свободу простых смертных, а новая система рейтинга делала из них марионеток государства. Бывшие члены Сопротивления, лишенные чипов, были свободны, а все остальные плясали под новую дудку – та же мелодия в новой аранжировке. Все теперь было в разы хуже, но Вадиму уже было без разницы. Влад одним президентским письмом помог ему вернуться в старую квартиру, уладив вопросы с сожителями и выкупив комнату. Вадим сидел перед ноутбуком, ощущая себя кем-то из великих поэтов очень далекой древности, но в голову не лезло ни строчки.

Скоро начало холодать. Вадим вообще перестал выходить из комнаты, курил в кровати, вспоминая о Кате, и иногда проверял заголовки новостей, все больше убеждаясь в подлом предательстве Сопротивления. У Лены и Влада были совершенно не те цели, о которых они говорили, Сопротивление заняло Госсовет и продолжало дело Самого, не создав никакой Новой Общей России.

В начале октября Вадим получил письмо, доказывающее, что использовали его не только Госсовет и Сам, но и Влад. Вадим вышел в темную октябрьскую ночь, подкурился, достал телефон и открыл письмо.

– Инсценировать Его арест и начать допрос, – Вадим читал вслух. – Закрыть доступ окружению Марка и Кати ко всей информации, касающейся Его. Доставить в Узел ко мне. Удалить чип и посвятить в благородный план Сопротивления. Посетить Проект для погружения в злобные планы Самого и увеличения ненависти к нему. Василию ни слова. Постоянно напоминать о Его великой роли. Постоянно напоминать о плане, но делиться небольшими порциями информации. Увеличивать давление, заперев в Узле. Перед самым восстанием выпустить на свободу. Уничтожить девчонку, тем самым заставив Его убить Самого. Вывести Его из игры, – Вадим пожал плечами и сунул телефон в карман.

Ему уже было плевать. Он смотрел на черное небо и думал обо всем, что произошло за короткие полгода. Все эти бесконечные планы, акции неповиновения, взломы, аресты и допросы. Сам управлял его ненавистью, но она исчезла. Она переродилась во что-то большее? Любовь поменяла его? Влад управлял его любовью, а потом лишил ее. Вадим обрел внутреннюю силу? Или все осталось на своих местах? Что он в итоге получил? Верхи убиты и заменены низами, середина осталась на том же месте. Хоть что-то он обрел? Вадим сидел на лавочке, пялился на небо и думал о том, что обрел лишь две драгоценности, которые никуда не исчезнут. Табак и звезды.


Оглавление

  • Не то, что входит в уста
  • Любите врагов ваших
  • Ищите и найдете
  • Разруби полено, подними камень
  • Чтобы входящие видели свет
  • А внутри суть волки хищные
  • Но делом и истиною
  • Сберегший душу потеряет ее
  • На круги своя
  • Пусть просьбы станут известны
  • Мир оставляю вам