Колыбельная сирены [Натали Стердам] (fb2) читать онлайн

Натали Стердам Колыбельная сирены

Настоящая любовь

Обманчиво глянцевая капуста хрустела на зубах. Солоноватый привкус устричного соуса смешивался со сладким коричневым сахаром, и Сяомин невольно зажмурилась от удовольствия. Едва ли кто-то не только в Чайна-тауне, но и во всем Нью-Йорке, готовил пак-чой лучше дядюшки Ченга.

С одной стороны, ничего сложного в том, чтобы обжарить китайскую капусту в кунжутном масле, не было. С другой стороны, далеко не каждый китаец умел делать это в соответствии с традиционными рецептами. Неудивительно, что местные из других районов специально приезжали сюда, чтобы попробовать настоящую кантонскую кухню.

Вот и сейчас колокольчик над входом коротко звякнул и дверь открылась, впуская в ресторан пару американцев – смущенную девушку с копной коротких рыжих кудряшек и высокого симпатичного мужчину в очках. Туристы? Любители экзотических блюд? Влюбленные на свидании? Судя по тому, с какой нежностью он гладил ее пальцы в ожидании заказа, последнее.

Сяомин отложила палочки и прислушалась.

– Ресторан очень… аутентичный. – С восхищением оглядываясь по сторонам, произнесла девушка. – Эти иероглифы, позолота, красные фонарики, деревянные жалюзи… Теперь я понимаю, почему из всех мест в Чайна-тауне ты выбрал это.

«Не деревянные, а бамбуковые!» – раздраженно поправила про себя Сяомин. Впрочем, чего ожидать от бескультурных гринго, у которых даже нет своей истории, если не считать таковой двести пятьдесят лет с момента объявления Штатами независимости…

– Бамбуковые, – с любовью глядя на рыжую, вдруг сказал ее спутник, и Сяомин присмотрелась к нему внимательнее.

Красиво очерченные скулы. Обаятельная улыбка. Угадывающиеся под простой серой футболкой мышцы. Слишком образован для белого. Слишком хорош для глупой американки.

– Я собираюсь замуж за самого умного мужчину в мире, да к тому же гурмана. – Подмигнув, негромко рассмеялась девушка. – Честно, Джон, я бы никогда не догадалась добавить в свадебное меню блюдо из китайской кухни! Это гениально!

Солнечный зайчик пробежал по стоявшим в нишах декоративным фигуркам терракотовых воинов и запутался в линзах очков, заставив Джона моргнуть и посмотреть на посетителей ресторана. Он скользнул взглядом по худому мужчине в заляпанной соусом ковбойской жилетке, по веселому парню, перед которым стояла чашка с белым рисом, по замершей и неожиданно разволновавшейся Сяомин. Скользнул и тут же забыл всех, на кого смотрел. Он не видел никого, кроме своей невесты.

– Видишь, Джулия, мы справились вместе, а ты боялась, что не успеем до конца недели. Осталось определиться с количеством гостей и разослать приглашения.

Джон. Джулия. Сяомин поморщилась, будто попробовав на вкус жесткие, рубленые слоги, так непохожие на звучание ее легкого, подобного первым солнечным лучам или бликам на воде, имени… Сяомин. Ян всегда ищет Инь. Твердое стремится к мягкому, светлое – к темному, мужское – к женскому. Джон и Сяомин. Да, так гораздо лучше… Правильней.

– Сяомин, не трогай его. – Раздавшийся у самого уха голос вырвал ее из размышлений.

– Дядюшка, я снова проголодалась.

Она повернулась, и ее губы тронула улыбка, которую сидевший за соседним столиком Джон назвал бы милой, а дядюшка Ченг – зловещей. Старый китаец много лет был знаком с Сяомин, и ее чуть округлое, по-детски невинное лицо не могло ввести его в заблуждение. Он не поверил ей ни на секунду, но единственное, что ему оставалось – только помолиться за двух молодых людей, столь не вовремя заглянувших в его ресторан.

– Чего ты хочешь, Сяомин?

В вопросе прозвучало больше, чем он спросил.

– Фаршированный мясом тофу.

В ответе оказалось заключено меньше, чем она подумала.

Дядюшка Ченг с неохотой принял заказ и отправился на кухню, не заметив, как Сяомин облизнулась, и в чертах ее лица на мгновение показалось что-то звериное.

***

Утро вторника – каша конджи с перьями зеленого лука, кинзой и кусочками имбиря. Утро среды – яичная лапша с ростками фасоли и кунжутными семечками. Утро четверга – пирог с дайконом и соусом чили. Утро пятницы – пустой стол. Три дня Сяомин приходила к дядюшке Ченгу и ждала. На четвертый Джулия наконец появилась в ресторане, чтобы внести последние коррективы в меню.

Она уточнила число порций и попросила добавить меньше специй, еще раз восхитилась интерьером и отправила фото «этого чудесного места» подруге. Чего Джулия не сделала, так это не обратила внимания на сидевшую в углу миниатюрную китаянку, которая вышла на улицу вскоре после того, как дядюшка Ченг пересчитал протянутые ему купюры.

Если бы она разглядела незнакомку, то обнаружила бы странное сходство между ней и плачущей девочкой лет семи, на которую наткнулась сразу у выхода из ресторана.

– Мисс, я не могу найти маму. Пожалуйста, помогите мне вернуться домой, она ждет меня там. – Всхлипывала девочка, комкая в ладонях носовой платок.

Джулия застыла в нерешительности, рассудив, что в полиции лучше знают, что делать с потерявшимися детьми. На углу она заметила полицейского и уже хотела окликнуть его, когда догадавшаяся о ее намерениях девочка испуганно забормотала:

– Только не полиция, мисс, только не полиция! Мама говорит, что мы живем в Америке без документов и если нас депортируют, то отправят в Китай, а мы совсем одни, у нас никого нет… – Ее лицо раскраснелось от слез, и Джулия почувствовала острую жалость.

Они с Джоном планировали детей и при мысли, что на месте потерявшейся в огромном городе девочки мог оказаться их будущий ребенок, отбросила последние сомнения.

– Ну же, малышка, не плачь. Как тебя зовут?

– Сяомин, – застенчиво опустив глаза в пол, прошептала девочка.

– Послушай, Сяомин, я помогу тебе добраться домой, – стараясь говорить уверенно, пообещала Джулия. – Сможешь объяснить, где вы живете?

Девочка быстро закивала, словно опасаясь, что Джулия передумает, и затараторила:

– Это за городом, в Нью-Джерси, у станции «Линкольн-парк».

Джулия прикинула в голове маршрут и вздохнула: все запланированное на этот день придется отложить. Да и какие гарантии, что нужный дом находится там? Девочка могла перепутать. Именно это и произошло через полтора часа, когда они подъехали к станции.

– Это не совсем здесь… Не уверена, но отсюда мы с мамой садились на автобус до Монтвилла. Вы ведь не бросите меня, мисс?

Ее голос дрожал, и Джулия успокаивающе погладила ребенка по голове:

– Конечно, нет. Мы обязательно найдем твой дом.

Когда они доехали до Монтвилла, Сяомин вспомнила, что нужная дорога находится рядом с Пирамид Маунтин, а от Пирамид Маунтин попросила Джулию свернуть к Лейк Телемарк. Проезжая мимо редких ферм, Джулия уже жалела о том, что не обратилась в полицию и решила довезти девочку до дома самостоятельно. Все же разбираться с подобными проблемами должны профессионалы, а с угрозой депортации, если она возникнет – хороший адвокат…

Они заехали на небольшой мост, и Сяомин воскликнула:

– Мисс, подождите! Прошу, остановитесь. Я узнаю дорогу, но мне надо осмотреться.

Правила запрещали останавливаться на мосту, но других машин на пустой проселочной дороге не было, и Джулия затормозила. В конце концов, это всего на пару минут. Заглушив двигатель, она вышла и с наслаждением потянулась, разминая затекшую шею. Сяомин уже стояла у перил, всматриваясь вдаль, и Джулия встала рядом.

– Вспомнила, куда теперь? – Она порядком устала от спонтанного путешествия и больше всего в этот момент ей хотелось вернуться в Нью-Йорк, приготовить вместе с Джоном пятничный ужин и посмотреть какой-нибудь фильм.

– Да! – Радостно улыбнулась девочка и указала вправо. – Мисс, мы с мамой живем в том доме с черепичной крышей.

Джулия присмотрелась, пытаясь различить среди ветвей дом, о котором говорила Сяомин, но упорно не видела ничего даже отдаленно напоминающего черепицу – только деревья с пышными кронами, безмятежно плывущие по небу облака да бурлящую внизу реку. Непохоже, чтобы здесь вообще кто-то жил…

Сюда не доносились ни крики птиц, ни стрекот насекомых, и ей вдруг стало не по себе от сгустившейся вокруг тишины. Джулия осознала, что уже давно не слышала голос Сяомин и испытала необъяснимый, подкожный, иррациональный страх. Она хотела обернуться, сказать, что пора ехать, и поскорее закончить с поисками затерянного в зарослях дома, но не успела.

Наполненные совсем недетской силой ладони неожиданно коснулись ее спины и толкнули вперед. Прежде чем упасть с семиметровой высоты в реку и потерять сознание, ударившись о торчащий из воды острый камень, Джулия подумала о том, куда делась девочка и кто эта китаянка, которая равнодушно смотрит на нее сверху. А после быстрое течение подхватило ее обмякшее тело, вода заполнила легкие и наступила темнота.

***

Сяомин никогда не нравились американки. Чересчур простоватые лица, выпученные глаза, тонкие, часто крашеные волосы. Она была уверена, что западные мужчины спят с ними только потому, что не знают китаянок – женщин с тайной во взгляде, длинными, струящимися, как шелк волосами, тихим переливающимся смехом. Сяомин никогда не нравились американки, но одна из них нравилась Джону, и это было важнее.

Устроившись на водительском сидении, она поправила зеркало заднего вида и сосредоточилась на своем отражении. Не сразу, но черты начали меняться: нос стал уже, изменившие цвет с карего на голубой глаза – больше, губы – тоньше. Россыпь веснушек украсила светлую кожу, на подбородке появилась маленькая, едва заметная родинка. Прямые темные волосы до лопаток завились в короткие и объемные рыжие кудряшки. Тронув чуть прикрывающую ухо прядь, Сяомин подумала, что их непременно следует отрастить, чтобы они рассыпались по плечам, приглашая Джона запустить пальцы в непослушные локоны.

Она тронула брови и обвела кончиками пальцев контур губ, изучая новое лицо. Идеальную маску. Затем достала телефон Джулии из сумочки. К счастью, бывшая невеста Джона использовала Face ID – стоило посмотреть в камеру, и гаджет без проблем пустил Сяомин в святая святых – мессенджер. Пролистав последние сообщения, она нашла адрес, на который была заказана доставка свадебного платья. Их с Джоном адрес. Бросив последний взгляд в зеркало, улыбнулась отражению и завела мотор.

***

Они заранее договорились, что будут готовить рагу. С утра Джулия уехала в Чайна-таун, а Джон отправился на рынок за свежими овощами. Он разбирал пакеты с помидорами, болгарским перцем и чесноком, когда услышал звук поворачивающегося в замке ключа.

– Джулс, дорогая, все в порядке? – Он удивился, потому что она приехала раньше, чем планировала.

Джулия не спешила отвечать. Она смотрела на него так, как никогда раньше. Словно знакомилась с ним заново. Ее взгляд ласкал напрягшиеся плечи, проникал под рубашку, забирался в душу, оглядывался в ней, заявлял права на сердце, которое вдруг забилось быстрее.

Продолжая молчать, она расстегнула блузку и подошла к нему, потянулась голодными губами к его губам. Обычно стеснительная, сейчас она жадно целовала Джона, покусывала кожу на его шее и тут же зализывала, впивалась ногтями в плечи и все сильнее притягивала его к себе. Он принял эту игру и, подхватив за талию, усадил Джулию на стол. Встав между призывно разведенных ног, схватил ее за волосы на затылке и слегка оттянул голову назад, вырывая стон, в котором смешались порочность и вожделение, желание почувствовать в себе мужчину и предвкушение оргазма.

Она стянула с него футболку, царапнув спину – сначала случайно, а потом специально. Джон на мгновение отстранился от нее – лишь затем, чтобы вновь посмотреть в хищно прищуренные глаза.

– Иди ко мне. – Хриплый шепот прозвучал громче крика, и Джон окончательно провалился во тьму, куда его утягивали расширенные зрачки Джулии.

Там, в этой тьме, было их спутанное неровное дыхание. Были переплетающиеся пальцы. Горячие языки. Срывающиеся на животное поскуливание женские крики. Капли пота в ложбинке над верхней губой. Двигающийся внутри член. Измазанные спермой бедра. Наслаждение. Наваждение.

Там было все, что он искал, приглашая на свидания других женщин. Все, что он нашел в той, кто совсем скоро станет его женой.

После они замерли, обнявшись, в попытке отдышаться, и Джон погладил Джулию по щеке:

– Боже, детка, не знаю, что произошло с тобой в ресторане, но если тебя настолько возбудила китайская еда, пожалуй, стоит бывать там чаще.

Джулия коснулась его груди и встряхнула рыжими кудрями:

– На меня так влияешь ты.

– Я люблю тебя, – обняв ее и внезапно посерьезнев, сказал он.

– А я люблю тебя, – прижавшись к его груди, и напомнив ему маленького дикого зверька, ответила она.

Сяомин не врала. Она хотела Джона, а значит, любила – для нее эти понятия значили одно и то же. Целовать, отдаваться, открывать тело, раздевать душу – зачем усложнять, если он принадлежит ей, а она ему? Она будет верной женой, самой заботливой, самой лучшей. Она будет спать с Джоном, ухаживать за ним, готовить ему еду…

Взгляд упал на рассыпанные по полу овощи и Сяомин нахмурилась, а затем снова повернулась к Джону с обезоруживающей улыбкой:

– Позволишь мне сегодня быть хозяйкой на кухне? Хочу приготовить кое-что особенное.

– Если хочешь. – Джон не понимал, что изменилось в Джулии, но ему нравились эти перемены. Нравилась страстность и инициативность. – И что ждет нас на ужин?

Сяомин провела языком по пересохшим губам:

– Фаршированный мясом тофу.

Джон недоверчиво посмотрел на нее:

– Но ведь еще несколько дней назад ты ничего не знала о китайской кухне!

– Я полна сюрпризов, – прошептала Сяомин и спрыгнула со стола, чтобы одеться.

Перед тем, как уйти в гостиную, Джон увидел, как она завязывает фартук и собирает в пакет приготовленные для рагу помидоры. Чего он не увидел, так это того, как она отнесла их в мусорное ведро. Незамеченным остался и мелькнувший на долю секунды в отражении настенного зеркала пушистый лисий хвост. Один из девяти хвостов Сяомин.

________________________

Примечание:

Хули-цзин в китайском фольклоре – лиса-оборотень. Также известна как "кицунэ" в Японии или "кумихо" в Корее. Чем больше у нее хвостов, тем она старше и тем сильнее создаваемый ею морок. Прожив больше тысячи лет, лиса обрастает девятью хвостами.

La Salamanca

Мария танцевала. Ее движения были настолько отточенными и плавными, что со стороны казалось: эта легкость ничего ей не стоит. Прыжок на одной ноге. Тройной поворот. Выпад вперед. Классический пируэт. Разметавшиеся по плечам длинные волосы и вскинутый в последнее мгновение подбородок. Триумфальное вращение. Финальный аккорд. Мария была прекрасна, и Каро ненавидела ее за это.

Мария начала танцевать контемпорари¹, имея за спиной десять лет в балете и четыре года сценической хореографии. Невероятно гибкая и сильная одновременно, она моментально получила серьезное преимущество перед остальными: если Каро приходилось отрабатывать новый элемент неделю, то Марии было достаточно дня. Хавьер отдавал ей все ведущие партии, заставляя Каро злиться – она считала это несправедливым, но никогда не высказывала своего недовольства. Не только потому, что казалось немыслимым перечить главному хореографу, но и потому, что в присутствии Хавьера ей становилось тяжело дышать. Слишком обжигающим был его взгляд, когда он наблюдал за тем, как она танцует, слишком горячими – случайные прикосновения на репетициях. А может, ей просто хотелось в это верить.

Каро понимала: несмотря на все усилия, ежедневные занятия, беспрерывные часы тренировок, через пять дней на главном танцевальном конкурсе страны она проиграет Марии Переc. Она проиграет ей и кубок, и Хавьера, который всегда выбирает лучших. Если, конечно, ничего не изменится… Кое-что могло существенно повлиять на расстановку сил, но надежда на это была призрачной, эфемерной. Однако Каро отказывалась признавать поражение, пока оставался хоть один шанс.

Именно поэтому тем же вечером она сидела в междугороднем автобусе, увозившем ее из Буэнос-Айреса в Сантьяго-дель-Эстеро – город, в двадцати километрах от которого она родилась и выросла. Детство Каро провела, слушая бабушкины истории о бродящих по дорогам Аргентины свободолюбивых гаучо², о способных вылечить травами любую болезнь знахарках, о Саламанке – не той, что и сейчас можно найти на современных картах Испании, а той, чье название пришло из языка кечуа³.

Каро задумчиво смотрела на проносящиеся за окном однообразные пейзажи и не заметила, как уснула. Ей снились инки с суровыми лицами – дети солнца, чей жаждущий жертв кровожадный бог не смог защитить их от испанских конкистадоров, и загадочная Саламанка – место, которое существует лишь для тех, кто его ищет. Место, где исполняются желания.

Каро проснулась, когда автобус уже подъезжал к автостанции, и тяжело вздохнула: она не была в Сантьяго-дель-Эстеро три года. Ровно три года с момента, как бабушки не стало. Внутри болезненно кольнуло. Будь она жива, попыталась бы отговорить Каро от задуманного, и была бы права. Может, и хорошо, что бабушка этого не видит…

***

Ночь выдалась теплой. В кустах стрекотали сверчки, вдалеке шумела река, пахло цветами и свежескошенной травой. Вокруг не было ничего особенного, и это раздражало Каро. Не меньше двух часов она бесцельно шагала по сельской дороге, сама не зная, что ищет. «Вход в Саламанку таится в ущельях и пещерах, у безлюдных перекрестков и у высохших русел рек. Невозможно предугадать, где и кому он откроется, – рассказывала бабушка, – но поговаривают, что узнать его можно по необычному скоплению камней или по воде, которая неожиданно изменила течение».

Каро достала из кармана мобильный. В темноте свет дисплея резанул глаза, и она убрала телефон обратно. «Вместо того, чтобы готовиться к конкурсу в Буэнос-Айресе, брожу в два часа ночи в окрестностях Сантьяго-дель-Эстеро в поисках дьявола, который купит мою душу. Вот же идиотка!»

Она злилась на Марию, которая была ее главной и единственной по-настоящему опасной соперницей, и на Хавьера, чей взгляд так часто задерживался на других танцовщицах. Но больше всего Каро злилась на себя – хватило же ума поверить в глупые байки!

Вернувшись в доставшийся по наследству от бабушки дом, она забылась долгим тревожным сном. Очнувшись ближе к закату, обреченно простонала в пустоту. Ей совершенно не нравилась идея опять бродить до утра в бесплодных поисках Саламанки, но раз она здесь, то не должна сдаваться. Либо старые предания окажутся правдой, либо она проиграет. Представив, как председатель жюри торжественно объявляет, что первое место занимает Мария Переc, а почетное второе – она, Каролина Фернандеc, Каро скрипнула зубами и резко села на кровати. Она достойна победы, и если для того, чтобы взойти на пьедестал, нужно заключить сделку с дьяволом, Каро найдет его. Даже если ради встречи с сатаной ей лично придется обойти каждый из девяти кругов ада.

Вторая ночь ничем не отличалась от первой. Такая же теплая, тихая и безлунная. Разве что погода была ясная, да звезды на Млечном Пути сияли ярче. Каро невольно залюбовалась созвездием Южного Креста, и вдруг услышала музыку. В легкие фортепианные переливы настойчиво вплеталась виолончель, скрипка дополняла звучание. Каро на секунду почувствовала, будто смычок прерывисто касается не струн, а ее сердца. Музыка прокатилась по капиллярам, разбавляя кровь нотами. Музыка очаровала ее, и Каро взмахнула рукой в пируэте не в силах противиться ей, и тут же остановилась, пораженная тем, что сделала.

– Бред!

Она осознавала, что оркестру неоткуда взяться на побережье небольшой речушки, но попытка успокоиться с помощью логики вышла неубедительной. Особенно когда внезапно остановившаяся речушка, чуть помедлив, нарушила все известные законы физики и потекла в противоположную сторону.

Каро прижала ладонь ко рту, сдерживая рвущийся изнутри крик, и в следующее мгновение заметила облокотившегося о скалу мужчину в бархатном фраке. Унизанной большими серебряными перстнями рукой он поигрывал тростью, набалдашник которой изображал хитро прищурившегося лиса.

– Бу! – прошептал на выдохе незнакомец и улыбнулся.

– Кто вы? – облизнув пересохшие губы, спросила Каро.

– Дьявол, разумеется. – Пожал плечами мужчина. – Ты хотела меня найти, и вот я здесь.

– В костюме? – невпопад выпалила она и сразу пожалела об этом. Кого она ожидала встретить? Рогатое чудовище с хвостом и копытами?

– Я предстал таким, каким ты представляла меня в подсознании. – Он оглядел себя, словно увидев впервые. – И мне нравится твое воображение, Каро. Мы же достаточно близки, чтобы я называл тебя так?

В вопросе прозвучала то ли угроза, то ли свершившийся факт, и она кивнула, не говоря ни слова.

– Тогда раздевайся и проходи. – Дьявол усмехнулся, указав на скрытую во тьме расщелину в скале, откуда и звучала музыка.

– Раздеваться? – растерянно уточнила Каро.

– Да. Знаешь, так уж повелось, что за приглашение в преисподнюю надо платить, а я не привык нарушать традиции. Поэтому одним предлагаю плюнуть на распятие, другим – поцеловать лягушку. Но, полагаю, нам с тобой удастся обойтись без этих крайностей, – с насмешкой пояснил он.

Каро тронула верхнюю пуговицу блузки, не решаясь расстегнуть, и дьявол удивленно поднял бровь.

– Пришла продавать душу, а боишься обнажить даже тело. Ты уверена, что тебе требуется моя помощь, танцовщица?

Каро не была уверена. Она разрывалась между желанием убежать и остаться, однако стоило ей представить получающую кубок за первое место Марию, как сомнения отпали. Блузка упала на землю. Вслед за ней отправились шорты и белье.

Дьявол с интересом скользнул взглядом по ее фигуре и снова указал на расщелину. Собрав все свое мужество, Каро вошла в пещеру и ахнула. Большие свечи множились в высоких зеркалах. За белым фортепиано сидел слепой пианист. Рядом с ним играл на виолончели такой же незрячий музыкант. Еще до того, как посмотреть на скрипача, Каро догадалась, что и он лишен зрения. Прежде чем она успела спросить, что с ними произошло, дьявол оказался у нее за спиной. Раздвоенный язык коснулся мочки, и Каро вздрогнула.

– Чтобы получить то, чего желаешь, необходимо чем-то пожертвовать. Чего жаждешь ты и какую цену готова заплатить?

От его близости ее заполнил холодный ужас, но она произнесла то, о чем думала каждую бессонную ночь и каждый день, переодеваясь в раздевалке перед занятиями:

– Я хочу танцевать лучше всех в мире. – А затем добавила: – Бери мою душу. Бери все, что захочешь, но дай мне признание, дай мне талант танцевать так, чтобы те, кто видит мой танец, плакали от того, как он красив.

– Ты многого хочешь, – задумчиво покачал головой дьявол и уточнил странно изменившимся голосом, в котором ей почудилось что-то голодное. Плотоядное. – Отдашь мне то, что заставляет твою душу дышать, то, благодаря чему чувствуешь себя живой, то, что делает тебя тобой, то, что высвобождает измученное сердце?

Каро закусила губу. Она не знала, что он имеет в виду, но не сомневалась – что-то очень ценное. Но ведь самое важное для нее – танец. Так пусть забирает все остальное, ей больше ничего не нужно.

– Отдам, – твердо ответила она и повернулась к нему.

В кошачьих зрачках мелькнуло желание. Он прищурился, подобно лису на набалдашнике своей трости, и выдохнул в приоткрытые губы Каро:

– Договорились. – Оказавшаяся неожиданно теплой ладонь легла на обнаженную поясницу. – Закрепим сделку танцем?

Каро сжала пальцы на его плече, давая карт-бланш на танец с дьяволом. Он прижал ее к себе, и она ощутила, как в солнечном сплетении что-то дрогнуло, а после заискрилось тысячами оттенков. Он умело вел Каро, и она шла за ним, чувствуя, как огонь внутри разгорается сильнее.

– Что это? – вырвалось у нее.

– Талант. Некоторые называют его божьей искрой. Вот только подарил его тебе дьявол. Забавно, не правда ли?

Он закружил Каро, и она доверилась его рукам. Дыхание участилось, пламя пробежало по венам, в глазах потемнело. Мягкий бархат темного костюма ласкал голую кожу, и она покрылась мурашками – не от холода или от страха, а от удовольствия. Каро с восхищением следила за их с дьяволом отражением: одетый в черное мужчина и обнимающая его обнаженная женщина. Мерцающее серебро колец, манящий изгиб бедер.

В эту секунду она была невестой дьявола, его нареченной, и слепые музыканты играли специально для них. Ее душа горела в его руках, и Каро чувствовала себя абсолютной, всемогущей, равной богу. Она была идеальной здесь и сейчас, и ей хотелось лишь одного – чтобы это не кончалось.

Но мелодия затихла, скрипач отложил смычок, виолончелист отставил инструмент, пианист закрыл крышку фортепиано, и Каро не смогла сдержать разочарованного вздоха.

– Скоро рассвет. Тебе пора уходить. – Дьявол нежно провел пальцами по ее губам. – Но не переживай, Каро, мы встретимся вновь, и тогда я подарю тебе вечность в аду.

– Звучит пугающе, – негромко сказала она, но не отстранилась.

Дьявол приблизился к ней и коснулся ее губ своими, вырвав еле слышный стон:

– Тебе понравится.

***

Закончив танец, Мария Перес спустилась в зал и приняла букет роз от Хавьера. Она была уверена в победе, и когда ведущий объявил выступление Каролины Фернандес, повернулась к сцене со снисходительной улыбкой.

Одетая в простую белую майку, босая, ее конкурентка выглядела как и всегда, но что-то в ней неуловимо изменилось. Каро сделала глубокий вдох и скрестила руки, раскрыв предплечья параллельно полу. Линии ее тела приобрели поразительную четкость, словно вдоль позвоночника протянулась струна, позволяющая удерживать баланс при исполнении самых сложных фигур. Каро прыгнула, а затем резко опустилась на пол, вызвав у публики потрясенный вздох. Новый наклон и подъем – движения были попеременно нежными и острыми, расслабленными и продуманными. Каро танцевала ноты, вдыхала кислород и выдыхала музыку, сливалась с мелодией, становилась ее воплощением. Она была безупречна.

Тройной поворот, двойной пируэт, безошибочно выполненная связка, элемент, на который не решался сам Хавьер.

– Как?! – потрясенно пробормотала Мария, но ответом ей было царившее в зале молчание.

Каждый, кто наблюдал за танцем Каро, вдруг вспомнил, что значит быть живым, и различил в истории, которую она танцевала, свой смысл: школьную любовь, последний день лета, шум моря, запах цветущих яблонь, объятия матери, весенний дождь, первый поцелуй.

Мария почувствовала, как помимо воли слезы собираются в уголках ее собственных глаз, и отвернулась в сторону. Она увидела Хавьера – не отрывающего завороженный взгляд от танцующей Каро, забывшего о той, кому принес цветы. Она увидела Хавьера – и поняла, что проиграла.

***

Солнце светило сквозь веки, но Каро не спешила просыпаться. Она медленно потянулась в постели, ощутив на груди приятную тяжесть мужской руки. Зевнув, посмотрела на часы, и зарылась пальцами в кудрявые волосы Хавьера. Он улыбнулся ей:

– Доброе утро, чемпионка!

Каро застыла. Что-то было не так.

– Все в порядке?

В голосе Хавьера мелькнуло беспокойство, но она его не услышала. Каро не слышала вообще ничего. Ее мир внезапно стал невыносимо тихим, будто кто-то забил реальность ватой, и она перестала пропускать звуки.

– Каро, что с тобой?

«Отдашь мне то, что заставляет твою душу дышать, то, благодаря чему чувствуешь себя живой, то, что делает тебя тобой, то, что высвобождает измученное сердце?»

Она закричала, и полный отчаяния вопль погряз в тишине, отозвавшись в груди легкой вибрацией.

Он забрал способность слышать и слушать. Он дал ей танец, но забрал музыку. Каро билась в руках ничего не понимающего Хавьера, задыхалась в рыданиях и судорожных всхлипах. Оттолкнув мужчину, о котором еще недавно мечтала, она бросилась в ванную и закрылась, обессиленно облокотившись об эмалированный ободок раковины.

Каро смотрела на свое отражение, а Хавьер стучал в дверь, но в окутавшем ее вакууме это не имело никакого значения. Ничего больше не имело значения. Зачем ей быть лучшей, если она не может слышать музыку? Она получила признание, которого так жаждала, но какой в этом смысл, если ее танец не продолжает музыку, если ее танец – глухой?!

Она разглядывала себя в зеркале и не узнавала, рыдала, открыв рот в немом крике. Пульс участился, и в голове всплыли слова дьявола: «Мы встретимся вновь, и тогда я подарю тебе вечность в аду».

Обещание перестало казаться ей зловещим. Сейчас оно дарило надежду. Там, в объятиях дьявола, она танцевала, и слепые музыканты играли для них. Все, что ей нужно – вернуться к нему. Вернуться туда, где все началось. И тогда она опять услышит, а танцевать она уже умеет – красивее всех, ведь он разжег в ней пламя…

Каро включила горячую воду и потянулась к бритвенному станку. Больно будет всего несколько секунд, а после все наладится. Все будет хорошо. В последний момент она нерешительно замерла, но знакомый голос мягко и слегка насмешливо повторил: «Тебе понравится».

И она поверила ему.

________________________

Примечание:

В аргентинском фольклоре есть легенда о Саламанке – месте, где исполняются желания. Кто знает, вдруг это правда, и главное – разрешить себе в это поверить?

Барби

– Пей! Пей! Пей!

Ритмичные крики на английском смешивались с воплями на испанском, и Барбара пила, чувствуя, как ром сначала обжигает, а после оставляет на языке сливочно-кремовый привкус. К черту Роберта, к черту надоевшую работу, к черту опостылевший Бостон, здесь и сейчас, в Гаване, она наконец свободна!

– Молодец Барби! – закричала Моника, сделав последний глоток и стукнув опустевшим бокалом о столешницу одновременно с подругой. – Давай, крошка, разреши себе оторваться, ты это заслужила!

Взмахнув светлыми кудрями, и впрямь делающими ее похожей на куклу, Барбара встала на барную стойку и потянулась за протянутым Моникой новым стаканом рома. Один из наблюдавших за ней мужчин рвано выдохнул: сюда нечасто заходили американки, тем более, такие – непохожие на загорелых кубинок с их роскошными формами, стройные, с белой, словно светящейся кожей, яркими голубыми глазами. Другие.

Барбара ощущала на себе заинтересованные взгляды и это доставляло ей странное удовольствие. Четыре года Роберт убеждал ее в том, что он – единственный, кому она нужна. Четыре года унижал ее, запрещал встречаться с подругами, называя их корыстными шлюхами, четыре года не позволял сменить работу под предлогом того, что Барбара станет уделять ему меньше внимания.

Точка невозврата оказалась пройдена, когда она обнаружила, что Роберт выкидывает противозачаточные таблетки, игнорируя ее нежелание иметь детей в ближайшие несколько лет. В тот день Барбара забрала паспорт и кредитки, закинула необходимые вещи в одну небольшую сумку, и сбежала к Монике, с которой подружилась еще в колледже. Тогда же она уволилась из ресторана, где работала администратором за смешные восемь долларов в час, и согласилась на сумасшедшую идею улететь в Гавану на выходные.

И вот теперь Барбара запивала дайкири холодным ромом на Острове свободы, празднуя собственное освобождение. На Кубе это было несложно – здесь жили в радостном ритме сальсы, не беспокоясь о проблемах и о будущем. Здесь играли сальсу на гитарах и маракасах, танцевали сальсу, соблазнительно двигая бедрами, готовили сальсу⁴ из томатов, чеснока и перца. Музыка звучала из цветных раритетных автомобилей, на которых рассекали город симпатичные латиноамериканцы, возвещала торжество веселой гавайской ночи. Музыка приглашала забыть обо всем до рассвета, и Барбара без раздумий согласилась на это предложение.

Жизнь – намного проще, чем она привыкла думать. Жизнь – выпитая до середины бутылка кубинского рома, зажигательная мелодия, горячие ладони смуглых мускулистых красавцев на талии. Барбара танцевала, и окружающий мир сливался для нее в череду смазанных огней, прекрасный и безумный калейдоскоп, в центре которого была она сама – по-настоящему легкая и счастливая. Идеальная.

– Моника, пойдем купаться! – Она звонко расхохоталась, слезая с барной стойки и утягивая подругу к выходу.

– Сумасшедшая! – Засмеялась в ответ Моника. – Мы же не взяли купальники!

– Кому они нужны в такие теплые ночи! – Закусила губу Барбара.

Они вышли на набережную, с которой было хорошо видно многочисленные ресторанчики и видневшиеся между современными зданиями шпили католических соборов, и обнаружили увязавшегося за Моникой симпатичного парня. Он весь вечер не сводил с нее глаз, и та выпила достаточно, чтобы с готовностью ответить на его внезапный поцелуй и крикнуть подруге:

– Взгляни на этого мачо, Барби! Его зовут Мигель. Он говорит, что у него есть не менее обаятельный друг. Хочешь, я попрошу, и Мигель позовет его? Крошка, тебе необходим курортный роман…

Очередной поцелуй превратил ее тираду в кокетливое хихиканье, и Барбара лишь коротко хмыкнула, не оборачиваясь к Монике. Ей не хотелось заводить ни к чему не обязывающие интрижки – спустя столько лет с Робертом она наслаждалась одиночеством.

Втроем они спустились к заливу, в котором отражались звезды, и, бросив одежду на берегу, вошли в пенистые волны.

Освежающий морской бриз парадоксальным образом опьянял еще больше. Барбара ощущала себя одновременно первой женщиной – невинной в своей красоте, и дочерью океана, соблазнительной сиреной, чья песня способна свести с ума любого.

Неважными стали проблемы, отправивший с десяток злобных сообщений Роберт, плескающаяся с кубинцем Моника, самолет, на котором они вернутся в Бостон следующей ночью. Она качалась на волнах, завороженно наблюдая за тем, как лунный свет преломляется сквозь темную воду, оставляя на груди еле заметные отблески – только это имело значение. Только ради этого и стоило жить.

***

Барбара не помнила, как вернулась в отель и куда ушла Моника. Голова нещадно раскалывалась, подтверждая то, что она и так всегда знала: не стоит пить в таких количествах. Особенно – ночью в незнакомой стране.

С трудом встав на ноги, она, шатаясь, дошла до мини-бара и достала охлажденную минералку.

– Иисус, о чем я думала?

Она вышла на балкон, но с расположенной внизу кухни в нос тут же ударил запах жареных лобстеров, от которого ей стало нехорошо, и Барбара поспешила вернуться внутрь. Лежа на кровати под кондиционером, она пыталась дозвониться до Моники, но подруга не брала трубку.

С тяжелым вздохом Барбара отложила телефон. До вылета оставалось десять часов. Наверняка Моника провела ночь с этим парнем, Мануэлем, или как там его, и скоро объявится. Можно дождаться ее в номере, а можно пойти на пляж, позагорать и искупаться напоследок.

Переодевшись, почистив зубы и захватив полотенце, Барбара вышла из отеля, по пути отметив пустующий ресепшен. «Очевидно, администратор тоже не скучал вечером в субботу и сейчас отдыхает от посетителей где-нибудь в подсобке», – эта мысль заставила ее улыбнуться.

Разместившись на шезлонге из ротанга, она скрылась под тенью пляжного зонтика. Тогда-то ее и заметил чернокожий парень с дредами. Он шел босиком вдоль кромки моря и курил сигару с таким видом, будто был хозяином жизни. Поравнявшись с Барбарой, парень подошел к ней совсем близко, сделав тень, в которой она пряталась от солнца, темнее и глубже.

– Эй, миссис. Как дела? Хочешь затянуться?

Его голос звучал развязно, почти насмешливо, и Барбара напряглась. Она хорошо знала таких парней: они нередко предлагали припозднившимся прохожим травку на выходе из бостонской подземки. Но поблизости никого не было, и, почувствовав себя беззащитной туристкой, Барбара решила быть вежливой.

– Нет, спасибо, я не курю. – Отказалась она и зачем-то добавила: – Мисс, не миссис.

– Зря, мисс, – усмехнулся парень и сел на песок. – Кубинские сигары – доказательство существования бога.

Пряный землянистый дымок, в котором угадывалась кислинка, сладость карамели и острота перца, показался ей неожиданно приятным, и она передумала:

– А впрочем, я все же попробую.

Он передал ей сигару и, вспомнив, как когда-то в колледже они с Моникой учились курить, Барбара сделала глубокую затяжку и зашлась в приступе кашля. Сигара оказалась крепче, чем она предполагала: голова закружилась, в глазах поплыло. Парень похлопал ее по спине, и она заметила вытатуированный на его руке череп в розах. Ей необъяснимо захотелось коснуться витиеватых контуров лепестков и, словно прочитав ее мысли, он не стал убирать ладонь и придвинулся ближе.

Глядя на него сквозь слегка затуманенный разум, Барбара подумала, что он все же отличается от ребят из Бостона – хотя бы потому, что никто из них никогда бы не надел впечатляющий черный цилиндр вместо кепки за пару баксов. Еще раз окинув нового знакомого взглядом, Барбара задумалась. Почему она заметила шляпу только сейчас?..

– Как тебя зовут? – спросил парень, ненавязчиво отвлекая ее от размышлений о цилиндре.

– Барбара, – ответила она.

– Барби… – Смакуя ее имя, медленно облизнулся он. – Ты действительно куколка. Хочешь искупаться?

Она не планировала общаться с ним, но и отказаться не могла. Взглянув на перекатывающиеся под гладкой кожей мускулы, по-кошачьи прищуренные, манящие глаза, Барбара сдалась. «В конце концов, даже Моника считает, что курортный роман пойдет мне на пользу», – успокаивала она себя, шагая к лазурной воде под руку с новым знакомым.

Первая волна разбилась об их ступни пеной и песком осела на мокрой коже. Вторая ласково тронула бедра, вырвав короткий стон. Третья лизнула пупок. Прежде чем четвертая коснулась напряженных сосков сквозь купальник, парень приподнял Барбару за ягодицы, и она инстинктивно обхватила его ногами.

– Сладкая Барби… – Мурлыкнул он и провел языком по бьющейся венке на ее шее.

Она поддалась соблазну и погладила его плечи, скользнула к груди, провела ладонью по напряженному животу и только тогда поняла, что не знает имени своего случайного любовника.

– Мое имя – Самеди, – сделав ударение на последний слог, с мягкой хрипотцой в голосе прошептал он, вынудив Барбару засомневаться, подумала она об этом или задала вопрос вслух.

Однако все стало неважным, стоило Самеди отодвинуть резинку ее купальных трусов. Пальцы, одновременно нежные и требовательные, умело ласкали ее – так, как никогда не ласкал Роберт. Самеди поцеловал ее, и Барбара поймала себя на мысли, что его соленые пухлые губы – самое желанное и одновременно с тем неприличное, что было в ее жизни.

Он изучал ее рот своим языком, спускался к груди, покусывал соски, окончательно избавив Барбару от купальника, заставлял расслабившееся тело томно изгибаться навстречу. Она была готова его принять, но, когда он вошел, вскрикнула. Слишком горячо. Слишком узко.

Самеди медленно толкнулся в ней, и, прикрыв глаза от палящего солнца, Барбара вновь нашла его губы. Они целовались жадно, как целуются любовники в первый и в последний раз, и море качало их в невесомости, помогая Барбаре отдаваться без остатка, а Самеди – двигаться глубоко, брать ее полностью, как берет принадлежащую ему женщину мужчина.

Он двигался в ней все быстрее, и она распахнула свои голубые глаза, в которых растворилось небо, чтобы еще раз увидеть расширенные зрачки, блестящую от капелек воды черную кожу рядом со своей – бледной, почти прозрачной, удивиться контрасту темных дредов и спутавшихся светлых прядей. Они были непохожи ровно настолько, чтобы дополнить друг друга и разделить один оргазм на двоих. Они были непохожи, и потому абсолютны в ту секунду, когда, содрогнувшись от наслаждения, она прижалась к нему, а он погладил ее по волосам:

– Моя Барби…

Слова Самеди вернули ее в реальность и, придя в себя, она смущенно отплыла от него, не осознавая, что толкнуло ее в объятия незнакомца. Абсурдно, но Барбару не покидало чувство, будто Самеди околдовал и соблазнил ее. Как иначе объяснить то, с каким желанием, практически нетерпением, она бросилась в его объятия?

– Извини, мне пора. – Барбара старалась прикрыть грудь рукой, как если бы ухмыляющийся напротив мужчина не целовал ее бесстыже и откровенно всего несколько минут назад.

– Куда ты спешишь? – не переставая ухмыляться, уточнил он.

– У меня скоро самолет и я должна найти подругу.

Оправдания звучали глупо. Барбара разозлилась на себя и решительно выпалила:

– Спасибо, что составил компанию, но я пойду.

Она отвернулась и уверенно зашагала к берегу, пряча стыд за демонстративным равнодушием. Внезапно похолодало и, поежившись, Барбара подняла голову: солнце скрылось за тяжелыми кучевыми облаками. Закутавшись в полотенце, она сделала пару шагов по направлению к отелю, когда ее остановил властный, но по-прежнему смеющийся голос Самеди:

– Барби, неужели ты не заметила, что ни на пляже, ни в отеле нет ни души?

Барбара замерла. Вот что было не так в идиллическом пейзаже… Она уже давно не видела других людей, кроме этого странного чернокожего парня в цилиндре. Она резко обернулась к Самеди:

– Что происходит?

– Все еще не догадалась? – Он насмешливо затянулся неизвестно откуда взявшейся сигарой, и кольцами возникший из его улыбающихся губ дым окутал ее плотной дымкой. – Тогда смотри.

Она качалась на волнах, завороженно наблюдая за тем, как лунный свет преломляется сквозь темную воду, оставляя на груди еле заметные отблески – только это имело значение. Только ради этого и стоило жить.

Ей хотелось уснуть, окруженной этими бликами, увидеть сны, на поверхности которых отразятся созвездия, превратиться в главную, самую красивую звезду. Она почувствовала непреодолимую усталость, и когда соленая вода вдруг накрыла ее с головой, запаниковала и не смогла позвать на помощь. Еще три волны, одна за другой, окончательно вытеснили воздух из легких Барбары.

Обнимающиеся на мелководье Моника и Мигель не сразу заметили ее исчезновение, а когда тело нашли и вытащили на берег, пытаться реанимировать его было поздно.

– Я… умерла? – в ступоре спросила Барбара, когда дым рассеялся. – Не верю. Ведь сейчас я дышу, разговариваю… Это какой-то розыгрыш.

Самеди обнял ее за плечи и развернул лицом к морю.

– Вчера, когда я увидел тебя в баре, меня поразила твоя жажда жизни – то, с каким наслаждением ты пила ром, ловила на себе голодные взгляды мужчин, танцевала, глядя на них сверху, а после разделась и вошла в море нагая. – Он поцеловал ее ключицу. – Я лоа, проводник в мир мертвых, и мне нравятся люди, которым нравится жить. Именно поэтому я не оставил тебя после того, как ты погибла, а помог твоей душе оказаться здесь.

– Ты лжешь! – закричала Барбара и, оттолкнув Самеди, кинуласьпрочь.

Она пробежала по пустому холлу отеля, заглянула на кухню, где сиротливо лежали жареные лобстеры, поднялась на свой этаж и постучала в дверь каждого номера. Так и не найдя никого, она вернулась к себе и, схватив телефон дрожащими руками, опять позвонила Монике. В сгустившейся тишине монотонные гудки звучали особенно жутко. Они прервались сообщением, что абонент недоступен, а после сигнал и вовсе пропал.

Чувствуя, что ее накрывает ужас, Барбара спустилась вниз, чтобы найти Самеди. Он был единственным, кто мог дать хоть какие-то ответы.

Он ждал ее на том же месте, прислонившись к стене и не отрываясь от сигары.

– Убедилась, что я говорю правду?

– Даже если представить, что я мертва, то почему здесь лишь мы? – Барбара из последних сил цеплялась за ниточку рациональности, соединяющую ее с собой прошлой.

– Так выглядит твоя смерть. – Пожал плечами Самеди. – Не переживай, со временем ты привыкнешь. Теперь мир мертвых – твой мир.

Солнце выглянуло из-за туч, блеснув на глади залива. Самеди вновь поднес к губам сигару, с наслаждением затянулся и притянул к себе Барбару, чтобы выдохнуть дым в ее покрасневшие от поцелуев губы:

– Добро пожаловать, Барби.

________________________

Примечание:

В религии вуду Барон Самеди или Барон Суббота – дух, лоа, напрямую связанный со смертью и сексуальностью. Узнать его можно по черному цилиндру и сигаре. Он обитает на перекрестке между мирами вместе с женой – Мамой Бриджит, которой постоянно изменяет со смертными женщинами.

Примечания

1

Контемпорари – современный сценический танец, в основе которого лежит импровизация, джаз-модерн, йога и даже восточные единоборства.

(обратно)

2

Гаучо – слово происходит от понятия «huachu», что на языке индейцев арауканов означает «одинокий скиталец». Охотники и скотоводы, искатели приключений и воины.

(обратно)

3

Кечуа – индейцы Южной Америки, потомки инков.

(обратно)

4

Сальса по-испански – это не только «танец», но еще и «соус».

(обратно)

Оглавление

Настоящая любовь

La Salamanca

Барби

*** Примечания ***