Полудница [Игорь Владимирович Красовский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Игорь Красовский Полудница




     Вокзальный шум и гам меня даже успокаивал, тем более что я нашел себе свободное место в зале ожидания и мог сидеть пока не подойдет мой поезд, главное, чтобы не на улице под ярким солнечным небом. Напившись сладкого чая из термоса, я решил ещё раз проверить свои документы и направление в экспедицию. Среди прочих бумаг лежала фотография, пожелтевшая от времени и с обгоревшими краями. На фото были запечатлены моя тетя Герда и я с новомодной прической, которую, помнится, сделал у тетиной подруги. Тогда все носили эту странную прическу, для нее нужно было делать химическую завивку, я до сих пор не знаю, как она называется, но прозвал ее " Бон Джови". Странно, что именно эта фотография, сделанная за четыре дня до событий, перевернувших всю мою жизнь, сохранилась. Хотя, и до этих дней жизнь шла не как у всех. Когда мне было пять лет, погиб отец, так говорила мать, сама она недолго горевала, через полгода снова вышла замуж и уехала с новым мужем на Дальний Восток, оставив меня на попечение бабушки с дедом и своей младшей сестры Герды. Поначалу она высылала деньги, а после того, как с разницей в полгода умерли дедушка и бабушка, она вообще перестала сначала писать письма, а затем и помогать деньгами. В итоге в возрасте десяти лет я остался лишь с тетей, которая была меня старше всего на одиннадцать лет. Она бросила спортивную карьеру и пошла работать, чтобы как-то меня содержать. Тетя была высокого роста с развитой мускулатурой, благодаря занятиям лёгкой атлетикой, крупные скулы и большие надбровные дуги придавали её лицу несколько суровый вид, но всё же она была красивой. Она мне заменила мать, и, несмотря на свой юный возраст, смогла с помощью доброго слова и тяжёлой ладони подчинить мой капризный характер.


Я, предавшись далеким воспоминаниям, погладил пальцем ее изображение на фото, и невольная слеза покатилась по моей щеке, обжигая кожу как раскалённое масло.


– Эх… Если бы я послушал своего покойного деда, что в полдень нужно спать, не произошли бы те ужасные события, которые разлучили меня с ней, и, возможно, мне не пришлось бы скитаться по свету, не имея ни кола, ни двора…


     Я совершенно не был готов к тому, что со мной произойдёт ни интеллектуально, ни психологически. В то время все подобное отрицалось и высмеивались, да и я сам бы решил, что просто сошел с ума, если бы не было этого ужасного шрама в центре моей груди, который постоянно болит, пока не сядет солнце.


В тот злосчастный полдень я, по обыкновению, вышел посидеть на лавочке, которая располагалась в тени яблонь на улице возле нашего дома. Летнее южное солнце разогнало всех по домам или в тень навесов и беседок, в этот час улица была пуста. Иногда я представлял, как на земле исчезли все люди, и я остался совсем один. Поначалу эта мысль грела мое шестнадцатилетнее эго, но по мере развития фантазии, я добавлял все больше и больше людей, оставшихся со мной, и в итоге фантазия рассыпалась, как замок из песка, оставляя странный осадок угрызений совести к людям из близкого окружения. Улица в это время была ещё хороша тем, что по ней не ездили ни машины, ни сельхозтехника. Улица вела напрямую к бескрайнему, как мне казалась, полю пшеницы. Словно золотое море оно колыхалось, и комбайны, когда приходила пора жатвы, будто корабли бороздили это море, правда это была шумная пора, так как утром комбайны и автомобили двигались в сторону полей, а ночью грохоча и поднимая клубы пыли, возвращались обратным путем. В детстве я мечтал стать комбайнером, этаким капитаном своего личного корабля, чтоб плыть по золотому морю, собирать хлеб, и, надеясь, что возможно покажут в программе "Время" или "Сельский час" как лучшего хлебороба и передовика. На этой же лавочке я представлял, как радуется тетя, глядя на меня в цветном телевизоре, где я загорелый, здоровенный, в майке и кепке, с непременным колоском пшеницы в зубах даю интервью. Этот прекрасный летний день омрачало лишь одно, – сегодня шестое июля, и это значит, что снова пропадет один ребенок, как это происходит уже семь лет. И потому улицы сегодня были особенно пусты, не было слышно детского смеха, да и взрослые тоже старались не шуметь, неизбежность заставила смириться всех с тем, что произойдёт. Никто не хотел ни говорить об этом, ни подавать виду.  Я не знаю, замечали вы или нет, но ровно в полдень время останавливается, и наступает полная тишина, перестают жужжать насекомые, щебетать птицы, и не шевелится листва, просто тишина, от которой сперва давит уши, потом что-то щелкает в области чуть выше затылка, и мир замирает. И никого нет, лишь только яркое солнце играет своими лучами по застывшей земле, щекоча ее, пытаясь привести в чувство или оживить, водя рыжими волосами-лучами по еще не остывшему телу умершего возлюбленного. И вот появилась она, студентка, так я ее прозвал, потому что видел ее только летом, и она всегда приходила с конца той самой улицы, что упиралась прямо в пшеничное поле. В том конце жила болгарская диаспора, по всей видимости, она приезжала сюда только на лето отдохнуть. Из года в год она нисколько не менялась. На вид студентке было лет девятнадцать-двадцать, она была высокой, стройной, с неизменной улыбкой на губах, вьющиеся волосы светло-соломенного цвета. Видел я ее только в солнечные дни и всегда в одном и том же коротком белом платье с вышитым на нем узором красными нитками, с венком на голове с разноцветными лентами. Еще я подумал, что она гимнастка, так как у неё периодически колени весьма необычно сгибались в другую сторону, я предполагал,  возможно из-за травмы. Со стороны выглядело так, как будто она забывала, в какую сторону они должны сгибаться, и периодически оглядывалась по сторонам, опасаясь, что за ней следят. Меня она вряд ли видела благодаря яблоням, и, убедившись, что рядом никого нет, она подпрыгивала вверх, крутясь вокруг своей оси, отчего платье поднималось, но мне не удавалось увидеть то, что так в юном возрасте желаешь узреть, потому что меня всегда отвлекал металлический блеск чего-то, находящегося под подолом платья. В этот раз девушка остановилась как раз напротив меня, я затаил дыхание, боясь выдать свое присутствие. Мне показалось, что вот-вот меня заметят. Но она подпрыгнула и  и вновь крутанулась, после чего замерла будто прислушивалась, глядя на усадьбу, которая находилась в аккурат напротив нашего с тетей дома. Эту усадьбу купила месяц назад странная пара с ребенком, девочкой лет шести. Поговаривали, что они сбежали от своих законных супругов, и что у мужчины есть жена с тремя детьми, а у женщины муж – партийный работник высокого ранга. Выглядели они счастливыми и влюбленными, постоянно оказывали друг другу всяческое внимание, а иногда бегали и резвились, словно подростки, что подтверждало предположения, что пара недавно вместе, так как люди, прожившие в браке хотя бы год, уже не ведут себя как пылкие влюбленные. Девочка тоже выглядела довольно счастливой, но никогда не выходила одна со двора. Я не видел, чтобы к этому семейству приходили гости, или они к кому-либо ходили сами, но в любом случае, думал я, что у них здесь есть кто-то знакомый, вряд ли бы они решились приехать в чужой город, где совершенно нет ни родных, ни знакомых. Студентка стояла неподвижно некоторое время, затем направилась в сторону упомянутой усадьбы, при этом забывая вновь про свои неправильные колени. Бесшумно открыла калитку и, войдя во двор, смело направилась в дом. Я обратил внимание, что собака никак не среагировала на появление девушки, возможно, она уже была у них в гостях, а может вообще какая-нибудь их родственница. Очень скоро она вышла, но уже не одна, а с девочкой. Покинув пределы усадьбы, они быстро зашагали обратно по улице в сторону пшеничных полей. Я бы не предал этому значения, если бы не два очень напугавших меня момента. Первый заключался в том, что девочка двигалась неестественно, словно механическая кукла, а второй момент случился, когда девочка как будто специально повернулась в мою строну, и я увидел ее неестественно больше глаза и рот, который был грубо зашит колючим шпагатом. Холодный пот выступил по всему телу, голова закружилось. Я хотел встать и убежать, но при попытке подняться на ноги, моё обмякшее тело упало вновь на скамейку, сердце бешено колотилось, не хватало воздуха, меня мутило. И еще не есть откуда взявшиеся мухи, которые появились в огромном количестве, они, громко  жужжа, облепили мне глаза, уши и рот. Я отчаянно боролся с ними из последних сил, пытаясь отогнать, и, вдруг резко меня отпустило, и мухи разом исчезли. Наверное, я уснул, и мне приснился кошмар, – это было молниеносно возникшим объяснением в моей голове. Я поднялся со скамейки и уже было направился в сторону дома, как ноги меня повели совершенно в обратную сторону. Очутившись на середине дороги, я посмотрел в сторону пшеничных полей и увидел две фигуры: одну маленькую, а другую повыше, и  они довольно быстро удалялись.


– Это не сон! – вслух сказал я сам себе.


 Я побежал за ними, совершенно не понимая зачем. Уже в процессе погони повинуясь инстинкту, который призывал меня спасти маленькую девочку, чтобы не быть замеченным, я побежал не по дороге, а по аллее вдоль заборов усадеб, которую отделали от дороги арыки с водой и растущими  вдоль них яблонями, вишнями и грушами. Две фигуры нырнули в пшеничное поле, и только светловолосая голова студентки с венком из цветов и лент могла служить мне ориентиром. От переизбытка адреналина я совсем потерял чувство страха и, не  колеблясь, бросился в пшеницу спасать маленькую соседку.


– Стой! – закричал я.


 Но реакции не последовало, студентка двигалась с той же скоростью и даже не оглянулась. Из лент ее венка начали вылетать разноцветные бабочки. Они окружали меня кольцом все в большем и большем количестве, порхая вокруг меня, пытаясь закружить мне голову своими постоянно меняющимися калейдоскопическими узорами красок и форм. Несмотря на эту помеху, я, размахивая руками и отбиваясь от назойливых насекомых, продолжал свою погоню. Бабочки усилили атаку, они начали меня кусать, впиваясь в любые не прикрытые участки тела, но от того, что я был полон решимости, я не чувствовал ни боли, ни страха. Наконец я нагнал этих двоих, и решительно схватил девочку за руку. В этот момент студентка резко повернулась ко мне, и я впервые увидел ее лицо вблизи. Оно было идеальным как у фарфоровой куклы, ровная кожа без единого изъяна, плотно сжатые тонкие губы, большие голубые глаза. Ни одна мышца на ее безупречном лице не дернулась, только цвет глаз, казалось, стал ярче. Ее колени снова противоестественно выгнулись. Она стремительно подпрыгнула  и, крутясь в прыжке, одной рукой вырвала из моих рук девочку, а другой вытащила из-под подола остро наточенный серп, который направила прямиком мне в шею. Время замерло, и все происходило как в замедленной съёмке. Я схватил ее за ленту венка и с силой дернул так, что второй рукой поймал слетевший с головы  венок, и в тот же миг траектория движения серпа изменилась.  Глаза студентки сверкнули розовым светом, серп развернулся лезвием от меня, отчего удар пришелся мне чуть выше виска. Удар был настолько сильным, что в глазах заиграли звезды, и, падая на землю, приминая пшеничные колосья, я успел увидеть, как это странное существо в девичьем обличии утаскивает девочку прямо в землю. Очнулся я примерно через час, в моей руке был зажат венок. Я уставился на него, как будто он мог прояснить все, что произошло. Ужасно трещала голова. Я поднялся и подошел к месту, где они исчезли, но нечего кроме ровно примятой к земле пшеницы не нашел. Не провалились же они сквозь землю?! Я даже пытался рыть землю, вырывал пшеницу с корнями, но не нашел следов ни подземного хода, ни просто ямы. В итоге, уставший и разбитый поплёлся домой. Уже подходя к дому, я встретил Маринку, мою соседку, серьезную и добрую девчонку на год старше меня.


– Что с тобой? – воскликнула она, – У тебя кровь на голове!


 Хотел было ей все рассказать, но внутренний голос меня остановил. Я буду в ее глазах выглядеть если не сумасшедшим, то явно с прибабахом.


– Да с каким-то идиотом на велосипеде столкнулся, – соврал я.


– Ну-ну, так я тебе и поверила. Поди за девчонками-болгарками бегал, вон и венок с какой-то сорвал. Теперь ей сватов засылать будешь, –  и она рассмеялась.


– Я его нашел, подумал, что лентам пропадать, может, кому пригодятся. Тебе надо? – и я протянул ей венок.


– Нее, мне не надо. Может, мелким отдашь, им точно понравится.


Мы зашли ко мне в дом, где Маринка помогла мне привести себя в порядок и обработала рану на голове перекисью водорода. Только мы присели пить чай, как с улицы услышали женские крики. Кричала мать той самой девочки.


– Оленька! Оленька! – кричала бедная женщина.


Ее крик буквально разбудил меня и помог осознать, что произошло, и это было реально. Если еще днем у женщины была надежда, что Оленька где-то заигралась, то когда стемнело все начало превращаться в истерический кошмар. Местные уже привыкли к тому, что в этот день каждый год пропадает ребенок, поэтому в поисках они больше делали вид, что помогают звать девочку, к тому же они не питали особой приязни к этой недавно поселившейся здесь паре, поэтому вскоре разошлись по домам. Когда мужчина попытался  успокоить и увести домой убитую горем мать девочки, она сорвалась на него, стала во всем обвинять, громко озвучивая на всю улицу порочащие его репутацию факты. Этим она добилась того, что он собрал свои вещи, быстро погрузил их в машину и уехал.


Пришел Артур, друг моей тети, он работал в милиции, что совсем не мешало ему, как сейчас это называется, заниматься своим бизнесом. Артур был женат, у него было трое детей, но он уже долго встречался с моей тётей и хотел развестись, но тётя была категорически против, объясняя это тем, что не желает, чтобы дети росли без отца. И пока готовился ужин, мы сидели с ним в палисаднике и курили, я украдкой, чтобы не увидела тетя, а он тоже, опасаясь ее гнева по поводу того, что даёт мне сигареты, внимательно следил, не направляется ли она к нам. В тот момент, кода обычно возникает пауза, и собеседники не могут перестроиться на новую тему разговора, я решил ему рассказать о случившимся. Артур внимательно выслушал мою историю, затем молча смотрел на меня удивленным взглядом. Тогда я принес из шкафа с инструментами, который находился в сарае, коробку, в которую положил венок.


– Вот сам посмотри, и можешь взять как доказательство. Наверняка там есть ее отпечатки пальцев и волосы, – протянул я ему коробку с важным видом.


 Он ее открыл, улыбнулся и поставил в сторону.


– Я в твои годы тоже баловался травкой, тоже чудил, но чтоб так… – он рассмеялся, – чтоб так, так, никогда. Ты смотри, Герде не рассказывай, а то такое будет, боюсь и мне прицепом достанется.


Я недоумевал, взял коробку и увидел там не венок с лентами, как я ожидал, а птичье гнездо из сухих веток и травы с костными останками трех птенцов. В полном замешательстве я закрыл коробку и отставил ее в сторону.


– Да, ничего, не переживай, бывает, – похлопывая по плечу, пытался меня утешить Артур, – главное, не злоупотребляй.


В эту ночь я долго не мог уснуть, мысли накручивались и накручивались, я все ждал, когда тетя проводит Артура и придет в спальню. Может ее присутствие на кровати напротив успокоит меня, и я усну. Она пришла довольно поздно, но и это не помогло. Я ворочался, и тетя решила, что я заболел, принялась мерить температуру, убедившись, что она в норме, все же велела мне выпить теплого молока. Возможно от теплого молока, но, скорее от ее мягкой успокаивающей заботы, я уснул. Всю ночь мне снился сон, скорее даже не сон, а просто замершая картинка с изображением того, как я пытаюсь спасти девочку, и хоть нечего больше во сне не происходило, я проснулся, дрожа от холода и весь в поту. Время было уже к обеду, я не хотел вставать. Пришла Маринка и насильно вытащила меня из постели. Я чувствовал себя столетним стариком. Мы выпили по чашке кофе, и она попросила сходить с ней на базар. Я поймал себя на мысли, что сейчас вчерашние события воспринимаются как сон, и по неизвестным мне причинам мой мозг отказывался воспринимать эти события как реальность. Пока мы шли до базара, меня не покидало неприятное чувство, что за мной следят. Уже у входа на базарную площадь, где сидела гадалка, которую все звали Бабка-Еврейка, Маринка увидела свою школьную подругу и завела, как всегда, долгую беседу на темы мне малоинтересные.


– Что, досталось тебе серпом по голове от белокурой бесовки? – услышал я голос сзади и удивлено обернулся.


 Бабка-Еврейка смотрела прямо на меня.


– Пометила она тебя как жениха своего и свадьбу готовит в своем логове подземном. Все упыри, вурдалаки и прочая нечисть, думаю, уже приглашения получили, – и она то ли рассмеялась, то ли изобразила, что плачет.


 Она посмотрела на Маринку, которая все болтала с подружкой, и добавила:


– К тому же она очень ревнивая, твоя новая невеста.


– Что за глупости? Какая невеста? И о какой нечисти вы говорите?  Каждый школьник знает, что все это выдумки и сказки – ответил я ей.


– Тогда как объяснишь произошедшие с тобой вчера?


Гадалка посмотрела мне в глаза, даже не в глаза, а сквозь них. Я не мог дать рационального объяснения вчерашним событиям, как и тому факту, что ей об этом известно, и растерянно молчал, как будто не выучил домашнее задание.


– Приходи ко мне сегодня к вечеру, может, чем помогу, – видя мое замешательство, предложила она.


– Сам справлюсь!


 Будет еще какая-то бабка мне, комсомольцу, помогать, еще узнает кто, вот позору будет. Я решительно отвернулся, желая поскорее прекратить неприятный разговор, и пошел в сторону Маринки, которая наконец-то завершила свою беседу с подругой.


– Ну, ну… – услышал я за спиной.


На обратном пути с базара, я нес авоську с продуктами. Переходя дорогу, заметил, что Маринка отстала. Я оглянулся назад, она стояла посреди дороги, словно остолбенела, и с ужасом смотрела на свои ноги, которые будто приросли к земле. Со стороны Цемзавода на полном газу несся самосвал прямиком на неё. И как в тот раз на пшеничном поле, время остановило свой бег, включился режим замедленной съемки: я бегу к Маринке и, что есть силы, толкаю ее на обочину дороги, самосвал проносится мимо, поднимая облако серой пыли. Она села на траву и сперва просто открывала рот, и я было подумал, что она задыхается, но потом голос прорвался:


-Синие руки! Синие руки! – в ужасе закричала она. – Синие руки меня держали из-под земли, прямо за лодыжки, и не пускали меня.


 Она заплакала и стала бить себя по ногам, словно пытаясь стряхнуть с них пыль. Я пытался успокоить подругу как мог, прохожие на нас косились, но с вопросами не приставали. В итоге я помог ей подняться, взял под руку и мы пошли дальше. Весь остаток пути до дома Маринка не поднимала глаз от земли, пару раз ей казалось, что синие руки вновь хватают ее за лодыжки, отчего она в ужасе подпрыгивала и громко визжала, чем пугала меня и приводила в смущение, так как ее поведение привлекало удивленные взгляды людей. Я проводил Маринку, отдал авоську с продуктами и простился. Придя домой, пытался избавиться от неприятного чувство внутри от этого странного происшествия. Синие руки из-под земли, что это?  Укутавшись пледом, я устроился на диване и решил отвлечься просмотром телевизора, но мои мысли подобно мухам, которых привлекал запах несвежего мяса, роем неслись к этому событию, отравляя мое сегодняшнее состояние, что я даже не стал ужинать, хотя тетя приготовила мои любимые штрудли. Ночью я не мог уснуть, всюду мерещились синие руки, а стоило закрыть глаза, передо мной появлялась девочка с зашитым шпагатом ртом, и только, когда тетя легла рядом и заперла в свои объятия, я провалился в бездну сна. Проснулся я поздно, тетя уже ушла на работу. По соседней комнате кто-то ходил, видимо, Маринка. Потирая глаза, я встал и пошел на кухню заварить  кофе, я вновь услышал шаги и позвал Марину. Она не ответила, я заглянул в комнату, вышел на крыльцо – никого, а вернувшись на кухню, увидел на стуле коробку, которую показывал Артуру. “Что за игры?”, – подумал я. В коробке было не гнездо, там лежал венок, украшенный лентами, что я сорвал с головы похитительницы девочки. Я четко услышал, что кто-то меня шепотом позвал по имени. Я рефлекторно обернулся, никого не было, но тело всеми своими фибрами чувствовало чьё-то присутствие совсем рядом. Тело покрылось мурашками, в ужасе я выбежал из дома на улицу. Немного успокоившись, я решил пойти к Маринке, но только я открыл калитку, то увидел, что передо мной нос к носу стоит Она.


Студентка смотрела на меня своими неземными глазами, как будто пыталась ими потрогать мои мысли. Я стоял парализованный и просто смотрел на нее не в силах оторвать взгляда. Страх сковал мое тело, оно застыло не в силах даже задрожать. Ее идеально лицо, которое было красивым настолько, что не могло быть человеческим, что-то внутри меня понимало, это лишь идеальная кукла, внутри которой скрывается нечто. Нечто такое, что не возможно ни понять моему разуму, ни даже увидеть, это было за гранью всего мира, в котором я жил, где не было места тому, что не могла объяснить советская наука. Гостья обошла меня сзади и тихим звенящим до раздражения голосом на ухо сказала:


– Любый мой да суженый богиней судьбы мне, раз сорвал венок, такова участь теперь наша – быть вместе до начала жатвы огненной. Потому жду тебя в доме нашем на постели из трав луговых, а сроку даю тебе пять дней. Как надумаешь, приходи ровно в полдень на поле, встань и скажи: женушка Полудница пусти мужа в дом, открой двери гнездышка нашего. Тут-то и двери и откроются.


Она обошла вокруг меня два раза, будто пыталась что-то услышать от меня. И я хотел крикнуть на неё, прогнать, я мог бы это сделать, но интуиция говорила, что нужно держаться и молчать. Полудница вновь подошла сзади и уже в другое ухо продолжила:


– Ну, а если не явишься в должный срок, то день страшнее ночи для тебя обернется, и приползешь ты в поле и умолять меня будешь впустить тебя, но не открою я двери, да будешь там корчиться и выть, пока заживает сердце твоё от печали.


Подойдя в плотную ко мне, она прижалась своим телом, и я почувствовал ледяную прохладу тела ее, а её поцелуй в губы словно лёд. Отстранившись, она посмотрела прямо в глаза и сказала:


– Пять дней!


Меня тормошила тетя:


-Ты что, уснул? Вставай, проспишь все вкусное.


Я подскочил с лавочки, мы зашли в дом, и тётя стала накрывать на стол, но мне совсем не хотелось есть, и даже мои любимые пирожные, которые она принесла, не вызывали никакого желания. Сославшись на то, что мне видимо нужно «нагулять» аппетит, сказал:


– Я пойду, прогуляюсь.


– Куда направишься? – спросила тетя.


– К Сереге или в парк.


 А на самом деле я направился к Бабке-Еврейке.


– Пришел-таки! Комсомол не помог, наверное, – хитро улыбаясь, сказала бабка, открывая калитку.


Она предложила мне сесть на то, что когда-то было стулом, а сама села на крыльцо своего полуразвалившегося дома.


– Рассказывай, раз пришел.


Я всё рассказал.


– Даа… Полудница, она такая, непросто от нее отделяться и остаться живым. Хорошо, что ты с ней разговор не начал, значит, нет еще у нее контроля над тобой, а если бы заговорил уже, не пришел бы, делал только то, что она велела. Надо бы ее в ночь заманить, и венок на голову ее бесовскую вернуть.


– И что мне делать? – спросил я озадаченно, – как выманить ее в ночь?


– В начале мы ее измотаем, пусть поищет тебя, силы потратит. Для этого я знаки на теле твоем поставлю, а пока она рыщет, я что-нибудь придумаю, прогуливаясь по сновидениям.


 Бабка отвела меня в баню и велела раздеться догола. Мне было неудобно.


– Ты чего, меня, старую, что ль стесняешься, комсомолец?


Бабка-Еврейка засмеялась. Она достала с полки стеклянную небольшую баночку, наполненную черной жидкостью, обмакнув кисть в эту жидкость, начала рисовать  на моем теле странные знаки, похожие на буквы, бормоча при этом какую-то абракадабру.


– Желательно не смывать, – сказала она в конце, – хотя невидимая сила краски должна проникнуть под кожу, просто силы ее меньше по времени будет.


Я покинул дом ведуньи, когда уже было темно, и свет редких фонарей порождал пугающие тени. Уже подходя к дому, я услышал крики, доносящиеся из дома соседей, у которых пропала девочка.



– Что случилось – спросил я у Маринки, которая стояла и, сложа руки на груди, наблюдала за происходящим из-за дерева.


– Ой! Ты меня напугал! – она перевела снова взгляд на дом, – Да, к той горе мамаше ее законный муж приехал, вот она ползает на коленях перед ним, кричит, что не виновата, и чтобы он простил ее.


– Похоже, ее волнует больше, чтобы он ее простил, чем пропавшая дочь, – заметил я.


-Так ведь все пропавшие дети, как потом выясняется, были не нужные их родителям.


Ночью мной овладевал страх непонятного. Он усиливался от того, что я не решался поделиться и не мог рассказать обо всем, например, своей тете, вспоминая, как отнесся к моему рассказу Артур. Ведь в эпоху материализма все пережитое мной годилось лишь для сказок про чертей, которые любят рассказывать бабушки внукам.



– Проснись! Проснись! – слышал я голос тети в кромешной тьме, но никак не мог не только открыть глаза, но даже пошевелить хотя бы пальцем.


Чувство того, что в этой липкой тьме присутствует нечто чужеродное, повергало меня в дикий ужас, но я нечего не мог поделать. Я напрягал все свои внутренние силы и, наконец, благодаря какому-то чуду, я открыл глаза. Тетя, увидев что я проснулся, запричитала.


-Что с тобой? Ты так кричал. Страшно так кричал, я так испугалась, что же происходит с тобой, мой родной? – спросила она, хлюпая носом и вытирая свои заплаканные глаза, краешком пододеяльника.


– Пить…– все, что я мог сказать.


Я сел на кровать, пытаясь вспомнить, что же такое мне приснилось, вошла тетя со стаканом воды и тут же с вскрикнув его уронила.


-Что это? – спросила она, испуганно указывая на знаки на моём теле.


Пришлось, ей все рассказать, про Бабку-Еврейку, пропавшую девочку и Полудницу. Она выслушала, потом обняла меня, так мы и уснули. Проснулся я  в часов в одиннадцать, к этому времени тетя уже приготовила обед и растопила титан для душа.


-Так! – её "так" означало то, что произнесенное ей не будет подлежать дальнейшему обсуждению, и моего согласия не требуется.


Она выразительно на меня посмотрела.


– Сейчас ты идешь в душ, смываешь с себя всю эту гадость, затем мы обедаем, и ты идешь со мной.


Пока я мылся в душе, мне все время казалось, что кто-то ходит и что-то ищет. Я нехотя смыл краску, не сильно усердствуя мочалкой, и стараясь, чтобы  хоть какие-то символы не стерлись без следа, я надеялся, что тетя не станет проверять.


На вопрос, куда мы направляемся, ответ последовал: увидишь, узнаешь.


И когда стало понятно, что мы подходим к явно медицинскому заведению, я попытался ретироваться, но тетя крепко сжала мою руку, слегка дернув к себе, и так выразительно на меня сверкнула глазами, что я понял, нет смысла в дальнейшем сопротивлении. Войдя в здание, мы пересекли небольшой холл, и тетя решительно направилась к двери, на которой красовалась большая табличка с надписью: "Психотерапевт Н.Е. Чудиков". Тетя постучала и приоткрыла дверь.


– Никанор Евграфович, это мы, – заглянула она в кабинет.


– Герда Яковлевна, заходите, заходите.


В небольшом кабинете со стенами, выкрашенными в желтоватый цвет, нас встретил невысокий мужчина лет пятидесяти, с гладко зачесанными назад седыми волосами, в круглых очках, и, что больше всего в нем запомнилось, это длинные руки с огромными ладонями. Мне пришлось снова повторить свой рассказ. Никанор Евграфович внимательно слушал, улыбался и периодически говорил:


– Прекрасненько. Прекрасненько.


 Затем он выпроводил меня в коридор, закрыл дверь, но мне было хорошо слышно, что он говорил.


– Что я могу сказать, Герда Яковлевна, в целом, для его возраста картина нормальная, и с официальной точки зрения как психотерапевт, могу сказать, что ваш племянник вполне здоров. Но не официально, как друг вашего отца и сторонник не очень популярного в Советском союзе Фрейдизма, могу сказать, что у него очень сильное подростковое либидо, которое сублимируется в фантазии достигающие стадии галлюцинаций.


– И что нам делать?– спросила тетя.


– Он уже юноша. Ему нужен, говоря по научному, секс, – он сделал паузу, – пусть дружит с девочками, а там, глядишь, природа сама все поставит на свои места. Это все, что я могу вам сказать.


Резкий удар о стекло окна в коридоре напугал меня, затем последовал второй удар. Это была птица, она как будто специально летела на окно. За ней следом стремительно летела еще одна птица, казалось, она целилась в меня, как мне казалось, в какой-то момент она попыталась повернуть в сторону, но невидимая сил вернула ее на прежнюю траекторию, и она со всей силы ударилась грудью о раму окна и упала вниз. Из кабинета вышла задумчивая тетя Герда. Я ничего не стал спрашивать, тетя сказала:


– Мне надо заскочить к одной знакомой, а ты иди домой. Возьми, – она протянула мне деньги, – купишь себе мороженое.


Но купил я не мороженое, а сигареты. Сел на лавочку в парке, и затягиваясь, пытался подавить в себе обиду на то, что мне никто не верит. То, что не поверил Артур и психиатр, меня мало волновало, но вот то, что мне не поверила тетя Герда, во мне вызывало всепоглощающее чувство жалости к себе, и вопреки моей воле из глаз потекли слезы.


– Эй!– окликнул меня детский голос.


 Я поднял глаза, передо мной стояла соседская девочка Оленька.


В затылке щелкнуло, и время потекло. Девочка поднесла палец к губам, вокруг которых были незажившие ранки от проколов и остатки шпагата, которым Полудница зашила ей рот.


– Тсс… – Оленька игриво дала мне знать, чтобы я вел себя тихо.


 Она на цыпочках подошла к ближайшему кусту шиповника. На одной из его веток сидел крупный зеленый богомол, девочка ловко схватила его детскими пальчиками и тут же моментально засунула себе в рот, и, не разжевывая, проглотила. Я подавил рвотный позыв. Оленька тут же повернулась ко мне и сказала:


– Она велела передать, что ждет тебя дома.


– Кто "она"? – спросил я.


– Она, – и показала пальцем, куда-то за мою спину.


Я повернулся в указанном направлении и вздрогнул. Посреди клумбы стояла Полудница с распущенными волосами. Ее грудь была обнажена, а руки подняты к солнцу, в одной блестел серп, в другой она держала птицу, которая, судя по всему, была мертвой.


Я повернулся к Оленьке, но она исчезла.


– Привет! – ко мне подошёл Серега, мой одноклассник, – Ты че такой испуганный? Инопланетян увидел что ли? – он засмеялся.


Я еще раз посмотрел в сторону клумбы, там никого не было.


– Да, нормально всё, просто задумался о своем, а тут ты неожиданно появился, -ответил я.


– Пойдем в клуб, я иду в библиотеку, поболтаем по дороге. Расскажу, как я в Ленинград ездил.


Я согласился. Серега что-то рассказывал, но я его не слушал. Я все думал о том, реально ли то, что я вижу, или это мои галлюцинации, как сказал Никанор Евграфович, ведь никто кроме меня не видит. Мы зашли в библиотеку, Серега взял книги о кораблях, после поездки в Ленинград, он решил стать моряком, а я взял книгу "Параноидальная шизофрения".


– Зачем тебе она? – недоуменно спросил Серега.


– Да, думаю стать психиатром.


– Чудной ты! То механизатором хотел стать, то геологом, а теперь вот психиатром.


– Я еще точно не решил, кем стану, может вообще никем не стану.


– А я точно стану моряком, я точно решил, – гордо заявил Серега.


– Она сказала, что умрет он от передозы и сгниет в земле сырой, и так и не увидит моря – услышал я знакомый детский голос.


 Я повернулся на голос и увидел, как ни чем не бывало, Оленька шла рядом и отрывала крылья жуку-носорогу, затем она посмотрела на меня, хихикнула и запихнула жука себе в рот. Мой одноклассник шел, нечего не замечая, и продолжал увлеченно рассказывать о своих будущих морских походах. Наконец, Серега повернул в сторону своего дома. Девочка тоже исчезла. Запахло дождем, тучи закрывали небо, я побежал домой, не желая промокнуть. У калитки я столкнулся с заплаканной Маринкой.


– Что случилось?


– Ничего! Отстань! – рассержено ответила она и оттолкнула меня, потом добавила:


– Герда уже все решила! Всё!


Войдя в дом, я увидел тетю Герду, которая носилась по кухне, готовя что-то неимоверное, и выглядела весьма довольной.


– Привет, родной!


– Привет. А что за праздник?


– Да, особо никакого, просто к нам гости придут, Артур и Валя?


– Какой же Артур гость – рассмеялся я, – он у нас и так день через день, а то и каждый день. А что за Валя?


– Валя Козорогова.


Я немного опешил, Валентина Козорогова была известной среди мужчин особой, и нам подросткам. Взрослые ребята часто хвалились своими интимными похождениями с ней. И, не смотря на это, все соглашались с тем, что человеком она была хорошим, работала в магазине, всегда приветливая, добрая, и никому не хамила. Она была лет на пять младше тети, и в свое время подавала большие надежды, но после школы уехала в другой город, где проучившись полтора курса, вернулась совершенно другим человеком. Говорили, что она там в любилась в отпрыска директора крупного завода, а тот заставил переспать ее со своими друзьями, а потом бросил. С тех пор Валентина ведет аморальный образ жизни, за что и была отчислена из комсомола. Когда пришел Артур, я отправился в комнату почитать книгу, взятую в библиотеке. Через некоторое время он зашел и заговорщически пригласил меня пойти с ним покурить в палисадник. Мы сели, и он предложил мне сигаретку, некоторое время мы как обычно курили молча, но видно, что Артур собирается с духом чтобы, что-то сказать.


– Знаешь, у тебя классная тетя, но она не может тебе заменить ни отца, ни брата в некоторых очень мужских моментах. Я попытаюсь помочь, – он немного помолчал, сделал глубокий вдох.


– У тебя есть девушка?– как-то резко спросил он.


– Я с Мариной, вроде бы как это все знают, – ответил я, удивляясь его вопросу.


– Да я немного другое имел в виду, ты уже взрослый, и должен знать, что между мужчиной и женщиной возникают связи, которые уже не дружба и еще не любовь, но, тем не менее, очень близкие.


Я, недоумевая, смотрел на него, было видно, Артуру чувствовал себя неловко, и он видимо решил избавиться от тяжести передачи мне всего, что собирался сказать, выдал.


– Короче, они совершают половой акт – трахаются.


Теперь смутился я, а он, как будто избавившись от груза, наоборот стал уверенней.


– Вот, ты уже вырос, и тебе надо все узнать. Пора, иначе у тебя всё застоится и работать вообще не будет. Я знаю, что у тебя есть девушка, что вы с ней дружите и, возможно, поженитесь когда-нибудь, но для первого опыта твоя Марина не годится. Начнете, а у вас получится не так или не туда, – он немного глупо засмеялся, – Короче, ты взрослый, что я тебе мозги пудрю, сейчас Валька придет, вот она тебя и научит.


Мое волнение было слишком явным, что не осталось незамеченным Артуром.


– Да ты не бойся, посидим, чуть выпьем, она девушка опытная, всё будет нормально. Герда все четко спланировала, а ее планы, сам знаешь, всегда сбываются, в отличие от планов КПСС, – и он вновь рассмеялся.


Потом он как не в чем небывало перешел на тему политики, наверное, с целью немного отвлечь меня. Мы немного порассуждали о роли партии в нашей жизни и об американской агрессии, пока нас не позвала тетя. Оказывается, пришла Валентина, и пора за стол. Конечно, мне хотелось познать то, о чем так много говорят, но сидя за столом, я боялся даже посмотреть на Валентину и чувствовал себя ужасно глупо. Артур разлил вино, и, выпив бокал, я немного расслабился. Валя рассказывала всякие смешные истории про покупателей, обстановка уже не казалась такой напряженной, а после второго бокала я даже стал сам шутить. Я не прочь был выпить и третий, но моя строгая тетя дала понять, что мне достаточно, и Артур мой бокал отставил. Затем тетя встала из-за стола и позвала меня с собой.


– Мы с Артуром будем в палисаднике на топчане спать, а ты иди в спальню, и не бойся, – она подмигнула, обняла меня.


Голова от алкоголя немного кружилась, я сел на кровать, вскоре в спальню вошла Валентина, прикрытая одним лишь банным полотенцем, она подошла к моей кровати, сняла полотенце, я закрыл глаза и слышал, как она ухмыльнулась. Она легла рядом абсолютно голой, мое сердце бешено колотилась, но глаза я не открывал. Я чувствовал, как она целует мою грудь, живот, стягивает с меня плавки и ласкает меня там, как я и не смел мечтать. Немного осмелев, я открыл глаза, Валентина села верхом на меня, а я не мог оторвать глаз от ее грудей, и вот я там. Валя смотрит на меня и улыбается, потом взгляд ее поднимается выше, и лицо становится мертвецки белым, рот искривляется, и она издает леденящий душу крик. Тут же с оглушительным звоном разлетаются осколки взорвавшегося зеркала, и тумбочка проносится прямо над ее головой и вылетает в окно, разбивая стекло. Валентина, продолжая истошно вопить, голой вылетела на улицу, я же, не понимая, что происходит, схватил штаны и выбежал за ней следом. На шум и крики появились ничего непонимающие Артур и тетя Герда. Артур вопросительно смотрел на меня, а тетя, укутывая пледом, пыталась успокоить Валю, которую трясло как в лихорадке.


-Так что произошло? – спросил меня Артур.


– Зеркало треснуло, и тумбочка вылетела в окно, – просто ответил я.


– Зачем ты так? – его лицо вытянулось.


– Это не я!


Артур вбежал в дом, через некоторое время вышел озадаченный.


-Там нет никого.


-Я, я видела смерть, – прошептала охрипшим голосом Валя.


Она была похожа на сумасшедшую, как на фотографии из книги, что я взял в библиотеке. Нечего толком не говоря, она кое-как оделась и ушла домой.


Я наотрез отказался заходить в дом, и хотя мой ум говорил, что всего этого не может быть, и наверняка есть научное объяснение происходящему, но было жутко страшно, что живот предательски сжимался, и сердце опять заходилось в бешеном ритме. Тетя отправила Артура домой, и мы легли с ней на топчан в палисаднике.


  Утром меня разбудила ползающая по лицу назойливая муха. При дневном свете, вчерашние события вспоминались, как нелепый фантастический сон, я зашел в дом. На кухне ждал завтрак, но только я сел, чтобы приступить к трапезе, как услышал:


-Тук, тук.


Потом затихло, я решил, мне померещилось, но тут вновь раздалось:


-Тук, тук.


Звук доносился из нашей с тетей спальни. Я взял кочергу и отправился выяснять, кто или что является источником звука. Держа оружие наготове, я заглянул в спальню. У окна была мужская фигура, повернувшись, фигура оказалась Артуром, который приехал чинить окно разбитое окно. Мой вид с кочергой его рассмешил, но он понимающе меня похлопал по плечу, после чего Артур продолжил возиться с окном,  размышляя вслух о возможных причинах взрыва зеркала и полета тумбочки. Затем он поехал на работу, а я отправился в магазин, где встретил Маринку. Она со мной не разговаривала. Я использовал все методы, пытаясь наладить с ней диалог, но в ответ было только молчание. Уже когда подходили к ее дому, она неожиданно сказала:


-А что это у вас по двору девица легкого поведения в чем мать родила бегала и орала? – с ехидством спросила она и сама же ответила, – Наверное, ты ее чем-то напугал? – она показала взглядом на мою область паха, засмеялась и забежала во двор.


Я зашел к себе домой, застал тетю Герду лежащей на диване.


-Что-то жарко. Сплохело мне, ушла с работы, и еще шрам болит. Полечи мне его.


Я присел рядом и положил руки на шрам, который находился в самом низу живота. Я чувствовал его другую структуру кожи и, как мне казалось, пульсацию, и детские воспоминания нахлынули. Как то, когда ещё были живы бабушка с дедушкой, и мама еще жила с нами, мы с тетей, которая тогда училась в старших классах, отправились в парк, где находился летний театр. Они с классом там репетировали выступление. Был яркий солнечный день, тетя с одноклассниками увлеклись творческим процессом, я же сидел на лавке и играл с машинками.


– Привет, шеф! – услышал я мужской голос – какие у тебя интересные машины!


– Да, у меня их много-премного, – ответил я, радуясь оказанному мне вниманию.


– И прям все есть? – спросил мужчина, улыбаясь.


-"Пожарки" нет ,– ответил я с печальным видом, – мама обещала, что привезет, когда в город ездила, но не привезла. Не до моих машинок было, говорит.


-А где сейчас твоя мама?


– Дома.


– А папа?


– Папа летчиком был, его фашисты сбили.


-Да уж эти проклятые фашисты. Слушай! А ведь у меня есть пожарная машина, хочешь, пойдем ко мне, сходим тут вон не далеко, прям за той стройкой.


-А откуда у тебя "пожарка"? – недоверчиво спросил я.


-Так нам на работе выдали, как детские подарки еще на новый год, но у меня детей нет, я тебе ее и отдам. "Пожарка" новая, еще  коробке, заграничная, –  он, улыбаясь, протянул мне руку, – Пошли, мы быстро.


И я пошел, по дороге слушал, как мне повезло, что у меня будет такая машинка.


-А ну, стой! – услышал я тетин голос, когда мы уже почти подошли к стройке.


Она нас догнала и набросилась на мужика.


– Отпусти ребенка!


-Ты кто такая, дура? Это мой сын! – он со всей силы ударил ее кулаком по лицу и толкнул на землю, а меня потащил дальше за руку.


Я кричал, что это моя тетя, и пытался вырвать руку из его ладони. В это время тетя Герда схватила с земли осколок кирпича и, лихо подскочив, ударила похитителя им по голове. Потом всё произошло молниеносно: в его руке откуда-то взялся нож, отпустив меня, он его воткнул прямо в живот моей тети, которая коротко вскрикнула и упала на землю, сам же нападавший быстро скрылся. Тетя упала на землю, белая рубашка была алой от крови, которая текла из раны. Я не знал, что делать, обеими руками пытался остановить кровь и кричал:


– Не умирай! Я вылечу тебя. Я вылечу тебя!


Подбежали  тётины одноклассники, вызвали милицию и скорую. Тетю отвезли в больницу, а меня тетины одноклассницы всего зарёванного отвели  домой, сообщив родственникам о случившемся событии.


Вечером приехали милиционер, со мной беседовал один из них, Артур, которого я тогда увидел в первый раз. Он расспрашивал меня, как выглядел этот мужчина и по моему описанию был составлен фоторобот. По горячим следам удалось задержать нападавшего на вокзале. Задержал его как раз Артур, благодаря нашему с ним рисунку. Оказалось, что это был давно разыскиваемый маньяк-убийца, на счету которого не одна жертва. Артура повысили  за поимку этого недочеловека, как называла маньяка тётя. Милиционер постоянно навещал тетю Герду в больнице,пока вел дело, так вот они и познакомились. Но даже когда она выписалась из больницы, он продолжил приходить уже к нам домой, так и длится их роман с тех самых пор.


Много с тех пор прошло времени, но иногда шрам у тети болит, и она просит, чтобы я ее полечил.


– У кого красивее груди у меня или у Вальки? – неожиданно спросила она.


Я посмотрел на ее груди, они, конечно, были меньше, но более упругие на вид и красивой формы.


– У тебя, конечно.


– Скажи честно, ты успел?


Я понял, о чем она спрашивает, но мне трудно было сформулировать ответ.


– Я даже не успел ничего толком почувствовать, все только началось, а она как заорёт.


– У Марины грудь видел? – спросила она, закрыв тему с Валей.


– Нет. Ты что?


– Что? Что? Трахни, ее вот что.


Я покраснел, а она продолжила.


– Я ей еще вчера предложила, а она заладила со своим комсомолом. Тоже мне, Космодемьянская. Вот скажи, хотел бы ее?


– Хотел бы, но надо же, чтобы свадьба в начале, а потом уже как у людей, а жениться еще нам рано.


– Ой, да брось! Все решит вино.


– А что я ей скажу?


-Ничего говорить не надо будет. Она сама начнет, я уверена. Главное, чтобы ты не растерялся.


Я не особо серьёзно отнесся к ее словам, решил, что она просто желает, чтобы по рекомендации психотерапевта, я быстрее начал половую жизнь, и разговор этот затеяла, дабы меня подзадорить. Я вышел на лавочку, пользуясь моментом, когда тетя уснула, и решил покурить. Ни с того, ни с сего я почувствовал, как буквально вываливаюсь из своего тела. Все поплыло в ярких нереальных красках, необычные звенящие звуки атаковали мои барабанные перепонки. Не знаю, сколько это продолжалось, потому что счет времени потерял свое значение, но потом я резко вернулся в тело, полностью обалдевший от случившегося. Рядом с лавкой на корточках сидела Оленька и рисовала палочкой на земле человечков.


– Что ты рисуешь? – зачем-то спросил я.


– Я рисую, как ты убиваешь свою тетю любимую! Убийца!– и она, тыкая в меня пальцем и глядя на меня, неестественно широко раскрыла рот и засмеялась. Рот ее был черный, остатки гнилых зубов торчали словно шипы, между ними ползали белесые черви, а вместо языка извивался лоснящийся хвост змеи. Вся эта картина в ярких лучах солнца ворвалась в мой мозг. Я в ужасе подпрыгнул и ударился о ветку яблони в глазах искры и я отключился. Сколько провалялся, не знаю, но очнулся от ужасной головной боли, кое как поднявшись, я пошел в дом, чтобы выпить хоть какую-нибудь таблетку. Тетя уже проснулась и готовила ужин, я попросил у нее таблетку и хотел рассказать про мое видение, но меня перебил Артур, который появился на пороге. По его жалкому виду можно было подумать, что жена его выгнала из дома, я, не смотря на головную боль,  хотел уже пошутить на эту тему, но Артур нас огорошил одной фразой:


– Валентину убили.


Тетя чуть не села мимо стула, хорошо, я успел подставить.


– Как?


– Ей отрезали голову, тело нашли недалеко в поле.


– Какая сволочь это сделала?– тетя швырнула полотенце и закрыла лицо руками.


– Анвар был с ней в поле, утехами там занимались, он всё отрицает. Орудие преступления не нашли, Анвар несет какую-то пургу про девушку с серпом, якобы, откуда ни возьмись, появилась девица и серпом отрубила Валентине голову одним ударом. Я сомневаюсь, что у девушки сил бы хватило, да и у Анвара бы тоже, если он конечно не мечом орудовал. Все очень странно.


Артур посмотрел на меня и, как бы между прочим, добавил:


– Может трава на людей по-другому действовать стала, раз они такие ненормальные вещи творят.


Еще пару минут я думал, что реабилитируюсь, и мой рассказ о Полуднице воспримется, как факт, но после этих слов надежа рассеялась как сигаретный дым.


Я понял, что понять меня может теперь только Бабка-Еврейка, поэтому я отправился к ней.


– Что пришёл? – спросила она.


– Что делать, я не знаю. Сегодня Полудница убила Валентину. Мне никто не поверит, что она действительно существует. Родная тетя считает меня сумасшедшим, а её друг наркоманом.


– Я предупреждала тебя, что она очень ревнивая. Но я смотрела свои сны и нашла способ, как избавиться тебе от Полудницы, но для этого тебе нужно набраться смелости и верить мне. В назначенный день и час ты должен прийти на то место, куда она тебе велела, но перед этим ты должен сделать три вещи.


Бабка-Еврейка достала две небольшие скляночки.


– Вот этим содержимым, – она дала одну бутылочку с желтоватой жидкостью, – омоешь все тело свое, чтобы Полудница тебя видеть могла. Потом наденешь на себя одежду женскую, чтобы она видела, но не понимала, где ты. А вот из этой баночки зелье выпьешь, когда на место придёшь и позовешь Полудницу, невесту бесовскую. А после ты ослепнешь, чтоб она душу твою через глаза не нашла, но как солнце сядет, зрение вернётся к тебе. Сил у нее в темноте нет, только страх от вида ее преодолеть надо. Вот тут ты ей молча венок на голову надень, развернись и уходи, не оглядываясь.  И, ни в коем случае, не говори с ней.


Из всего ею сказанного меня смутило лишь то, что мне придется надеть женскую одежду.


– Да как же я в женской одежде среди белого дня пойду? Меня ж засмеют все…


– Я же говорю тебе, нужно мне верить и делать так, как говорю. А на счёт того, что тебя засмеют, не переживай. После того, как тело этим раствором омоешь, никто тебя не увидит, окромя Полудницы, даже если столкнется с тобой.


Бабка помолчала и добавила:


– Люди-то и без раствора друг дружку не видят, они лишь себя чужими глазами рассмотреть пытаются, – и тяжело вздохнула.


Не скажу, что ее слова меня убедили, но выбора не было, мне все равно кроме Бабки-Еврейки никто не верил. Я взял склянки и отправился домой. Тётя уже легла спать, а у меня болела голова. В поисках таблеток я нашел снотворное, ещё оставленное мой матерью, она любила его принимать, когда надо и когда не надо. Одну таблетку я выпил, подождал немного, эффекта вроде бы не наступило, я прилёг и сразу же вырубился.


 Открыл глаза от ощущения, что кто-то на меня пристально смотрит, эта была мерзкая девочка Оленька, которая стояла перед моей кроватью и, не моргая, смотрела на меня, при этом гадко улыбаясь ртом, по краям которого торчали остатки шпагата, и это делало её похожей на отвратительное насекомое.


– Проснулся, жених неверный? Она ведь всех уничтожит, кто позарится на то, что принадлежит ей.


 Затем она посмотрела на фото тети, что висело на стене, и добавила:


– Красивая, жаль, что ты её убьешь.


Я хотел встать и выругался на неё, но моё тело ещё спало, и рот не слушался. Все, что я мог – это смотреть и слушать. Мою гостью видимо позабавило моя беспомощность и это доставило удовольствие. Она приблизила свое лицо и зашептала:


– Она знает, кто тебе помогает, и знает, что тебя сделали невидимым для нее, но чтобы ты не потерялся, я тебя пригвоздю, и теперь видно тебя или нет, всё одно ты будешь её.


Оленька достала огромный ржавый гвоздь из детской сумочки, наставила его в аккурат к центру груди. Я попытался закричать, но выходило только мычание, она засмеялась и вонзила одним ударом головы гвоздь в мою грудь по самую шляпку. От страшной боли я вскочил с постели, я бил себя, куда придется, чтобы заглушить ее другой болью. Наконец, она стихла, ощущалась лишь горячая пульсация в центре груди, где торчала шляпка гвоздя. От приступа тошноты и головокружения на какое-то время я лишился чувств, когда же пришел в себя, появилось навязчивое желание куда-то идти. Покинув дом, я побрел по улице, шел без какой либо цели, просто рассматривая дома, деревья и людей, пытаясь уловить мельчайшие детали всего, что меня окружало, словно вижу все это в последний раз. Не было желания ни думать, ни с кем-то делиться. Когда же я вернулся после длительной прогулки, от которой гудели ноги, то услышал смех Марины, она с тетей сидела на кухне. На столе стояла почти пустая бутылка красного вина, и настроение у обеих девушек было явно приподнятое.


– Ну, вот и он! – сказала тетя, указывая на меня.


 Марина повернулась, окинула меня озорным взглядом.


– Точно, он – подтвердила она и засмеялась.


Прежде я ее веселой такой не видел, но улыбка и смех ей были к лицу, как-то стало вдруг все легко. Я сел за стол, а тетя рассказывала о нашей поездке на море, когда я окончил шестой класс, и как я пугал отдыхающих на пляже, нацепив на себя целю гору водорослей. Атмосфера была беззаботная и непринужденная.


– Ой, Герда, кажется, я наклюкалась, – сказала Марина.


– Так оставайся у нас, иди, приляг на кровать.


– Мне кажется, я одна не дойду.


Тетя велела мне проводить Марину в спальню. Я помог ей встать со стула и повел под руку в комнату. Когда мы вошли в спальню, Марина резко захлопнула за собой дверь и, повернувшись ко мне лицом, сняла с себя рубашку, под которой ничего не было. Прищурив глаза, она плотно прижалась ко мне. Я почувствовал жар его тела, и, проводя рукой в области моего паха, Марина сказала:


– Покажи мне, чем ты так напугал Валю.


 И, не дожидаясь ответа, начала расстёгивать ремень. Все мое тело безумно хотело эту девушку, ее груди, ее губы. И её юбка уже как будто сама спустилась по стройным ногам на пол, осталось только взять давно желаемое. Но увиденное за ее спиной, включило то, что не должно работать в такие моменты, – мозг. А за ее спиной, ковыряясь в носу, стояла Оленька. Мозг очень реалистично нарисовал картину Марины с отрубленной головой в море крови. И я, легонько отталкивая подругу, сказал:


– Марина, ты много выпила, потом жалеть будешь.


– Возможно, я и выпила достаточно много, но я полностью отдаю себе отчёт в том, что делаю. Давай, возьми меня!


Она начала меня страстно целовать, подводя к кровати. Оленька за спиной показала знак отсеченной головы.


– Я не хочу!


Я оттолкнул Марину так, что она чуть не упала. Выражение ее лица изменилось, скулы напряглись, глаза заблестели от слез, она начала подбирать с пола одежду, я попытался ей помочь, но она оттолкнула меня, быстро натягивала на себя рубашку и юбку.


– Ты не так поняла, – попытался я сгладить ситуацию.


– Да все я поняла, дебил! – она хлопнула дверью и ушла.


Через минуту появилась удивлённая тетя. Какое-то время она постояла, облокотившись о косяк, потом вздохнула, взяла тряпку и молча зачем-то начала вытирать пыль. Я не стал ничего говорить и объяснять. С Полуднцей надо было кончать, так дальше продолжаться не могло, да и срок, отведенный мне, подходил к концу. Неизвестно, что она ещё могла вытворить, я боялся за жизнь тети больше всего. Всю ночь я не сомкнул глаз, прокручивая ситуацию возвращения венка. Вокруг что-то происходило, странные потусторонние звуки, невероятные тени скользили и кружили вокруг меня, что-то скреблось и стонало. Утром, как только тетя ушла на работу, я полез в комод, где лежали ее вещи, и принялся искать что-нибудь пригодное для себя. Выглядело это глупо, но я увлекся этим процессом. Я нашел однотонное светлое платье, которое тетя не носила, кое-как в него втиснулся и подумал стоя перед зеркалом: “Да какая разница, что я надену, все это лишь причуды Бабки-Еврейки, главное – напялить венок на эту тварь”.


– Дурацкое платье, – услышал я тетин голос.


 Она, видимо, уже долго наблюдала за мной. Я жутко сконфузился, пытался что-то сказать в оправдание, но никак не мог подобрать слова.


– Оно мне никогда не нравилось. А у нас на работе график поменяли, и у меня сегодня выходной, – как бы между прочим сказала тетя, направляясь к шкафу, откуда достала другое платье и протянула его мне.


– Примерь вот это, мне его тетя Марта шила, когда я девятый класс окончила.


Я стыдливо, но послушно натянул предложенное платье синего цвета, она поправила на мне воротник и завязала пояс на бант.


– Вот это другое дело.


Затем тетя Герда села на диван и, посмотрев на меня, дала знак рукой, чтобы я присел рядом. Я повиновался, чувствуя себя крайне неловко.


– Ну, мне хоть теперь понятно стало и за Марину, и за Валю.


– Что именно понятно? – спросил я, понимая, что ее выводы совершенно расходятся с истинными причинами моего поступка.


– Понятно, почему отверг Марину, и что ты хочешь быть девочкой.


– Нет! Все не так! Я не желаю быть девочкой, и я хочу Марину, и она мне безумно нравится. Как ты могла подумать про меня такую гадость?


– А что мне ещё думать? Ты же ничего не говоришь.


– Я говорил, но ты решила, что я сумасшедший.


– Но то, что я вижу, тоже напоминает сумасшествие. Так какая разница, что я подумаю.


Она взяла мою голову в ладони, посмотрела на меня глазами, в которых были видны капельки слез, и сказала:


– Рассказывай.


– Я все уже рассказывал! – и, не выдержав эмоционального накала, разревелся, как девочка.


– Вот, видишь гвоздь в моем сердце?


Раздвинув ворот платья, в слезах я встал перед ней словно пионер герой перед расстрелом.


– Этой родинки у тебя определенно не было.


Тетя вытерла мои слезы и спросила, когда я должен идти на встречу с монстром.


– Через час, – ответил я.


– Давай я тебя накрашу что ли.


 Не дождавшись согласия, начала мне наводить макияж, бегая по всему дому в поисках то подходящей помады, то теней нужного цвета. Я посмотрел в зеркало и действительно увидел довольно милое женское лицо. Надо отдать должное, эта процедура нам подняла настроение, я воспрянул духом и, взяв баночку с зельем и коробку с венком, собрался уже выходить из дома, но дверь оказалась закрытой на ключ. На гвоздике ни моего, ни тётиного ключа не было. Я вернулся в комнату и спросил, не положила ли она в другое место ключи.


– Ключа не будет! – сказала она так, что я сразу понял, что дальнейший диалог не имеет смысла.


– Проблема решена, сиди дома, и все. К вечеру поймёшь, что ничего не случится от того, что ты не пришёл на встречу. И все! Все!


– Но она угрожает убить тебя…


– Ничего она мне не сделает, сиди рядом со мной, – она прилегла на диван и уставилась в потолок, видно было, что она тоже беспокоится, но пытается это скрыть.


– И что толку мне так сидеть, в девчачьем платье?


– Иди, сделай мне чаю.


Я пошел на кухню заварил чай, и тут меня осенило, я вспомнил про снотворные таблетки. Недолго думая, я закинул несколько штук в ее чашку. Подействовали они очень быстро, – тетя уснула, даже не допив чай до конца. Я нашел ключи в ее кармане, выскочил из дома и побежал в поле. По дороге мне никто не встретился. В очень сильном волнении я пришел в указанное место и, собрав волю в кулак, понимая, что отступать нельзя, закричал:


– Жёнушка Полудница, впусти в дом мужа своего да уложи на постель из трав душистых.


 Я выпил зелье, и начал ждать. А ждать долго не пришлось, поднялся ветер, колосья пшеницы начали ложиться по кругу вокруг меня, и внезапно в глазах наступила непроглядная тьма. Было настолько темно, что казалось, эту черноту можно потрогать руками, она была вязкой и липкой.


– Вот она я, суженый мой, стою перед тобой! Так взгляни на меня, – услышал я Полудницу, но видеть ее не мог.


– Вижу тебя, и гвоздь свой вижу, так почему не идёшь со мной, почему водою ты стал и течешь в объятиях моих?


Я внутренне весь сжался и молчал, плотно сжав губы, как велела мне Бабка-Еврейка, а Полудница все ходила где-то рядом, а иногда, как мне казалось, проходила даже сквозь меня. Она злилась, угрожала, сыпала проклятиями, но ничего не могла сделать. Я не заметил, как вернулось зрение, но на небе сияли звёзды, а прямо над головой висела огромная полная луна. Полудница сидела спиной ко мне и что-то бормотала, глядя в землю и раскачиваясь из стороны в сторону. Я осторожно подошёл сзади и быстрым движением надел на ее голову гнездо с мертвыми птенцами. Она повернулась верхней частью тела, и я ужаснулся. Передо мной было чудовище, лицо которого было похоже на корневище дерева, на месте глаз зияли две черные дыры, а вместо рта – огромный гнойник. Тело монстра было сплошь из костей, сплетенных кишками, между ними ползали черви, пауки и многоножки, все это шевелилось, чавкало, хлюпало, издавая невыносимую вонь.


– Пошли домой, мой муж,–  прошипела Полудница, протягивая ко мне обессиленные костлявые руки с длинными черными пальцами и когтями словно штопоры.


От отвращения я со всей силы пнул ее и закричал:


– У меня есть дом, уродина мерзкая!


Её шакалиный смех пронзил пространство и отразился эхом.


– У тебя уже нет дома и никогда не будет!  Вечно будешь ты бродить по земле, пока смерть тебя не подберёт, да и после не узнаешь ты покоя, – и она снова, сотрясаясь всем телом, загоготала.


Резкая боль в груди ударила с такой силой, что я потерял сознание. Очнулся от того, что кто-то травинкой щекотал мне нос. Я разлепил веки. В лучах солнца на корточках сидела, улыбаясь, Оленька, у нее были белоснежные зубы и никаких намеков на шпагат и червей. Увидев, что я открыл глаза, она засмеялась и побежала в сторону дома. Было чувство, что тело надето на меня подобно скафандру, плюс ужасно чесался живот. Превозмогая эти ощущения, я поднялся и направился за девочкой. На улице не было ни души, ярко светило солнце, не давая никакого шанса тени. Войдя в дом, я увидел, как тетя готовит на кухне, она воскликнула:


– Ты где была? Я тебя повсюду искала. Что как маленькая, не могла сказать, куда пошла? – и больше не обращая на меня внимания, продолжила чистить картошку.


Я хмыкнул на ее обращение ко мне в женском роде, но вспомнил, что на мне ее платье, и, видимо, она так шутит, отправился в комнату, чтобы снять с себя все это безобразие. Подойдя к зеркалу, посмеялся над своим видом, снял платье и не поверил своим глазам. Я не обнаружил главный предмет мужской гордости, побоявшись даже заглядывать под плавки, просто рукой провел по месту, где он должен быть. В растерянности я рассматривал перемены в своем теле, помимо весьма впечатляющих женских грудей, над которыми по центру темнела большая родинка, обнаружил у себя довольно внушительных размеров округлую попу.


-Халат хоть надень, а то Артур сейчас придет! Или ты вновь за старое? Так ремень ещё не остыл,– услышал я недобрый тетин голос, она стояла в дверном проёме.


 Её явно не удивляли столь значительные трансформации моего тела.


– Ну, чё зыришь, глаза пузыришь? Одевайся! – и она кинула в меня халат.


Я надел халат, тетя Герда по-прежнему стояла в дверях, а у меня на душе как-то все засвербело, на глазах слезливость, чувство полной беспомощности и желания, чтобы меня пожалели, вынудило меня подойти к ней и попытается ее обнять.


– Да что с тобой сегодня? – тётя резко оттолкнула меня – что за телячьи нежности? Она развернулась, ушла на кухню, и из кухни уже крикнула:


– Вместо того, чтобы задницей вертеть, шастая где попало, сядь, прочитай, что вам по литературе на лето задали.


Я почесал живот и пошел к своему шкафу, там не было ничего мне знакомого. Вместо книг по геологии на полке стояли всякие игрушки, баночки и прочая девчачья радость. Я порылся в своем столе и тоже не нашел никаких следов моей настоящей жизни, там было все то, что я видел у девчонок, бывая у них в гостях. Может я действительно девочка, и мне приснилось, что я была мальчиком, а может меня напичкали какими-нибудь наркотиками. Интересно кто бы мог это сделать? Я вернулся к зеркалу и стал рассматривать родинку. Неужели она настоящая, а всякие мертвые девочки, гвоздь в груди и Полудница – плод моего больного воображения.


– Опять она перед зеркалом! Там твой хахаль пришёл!– крикнула тетя и, ворча про то, какая я дрянная девчонка, вновь ушла на кухню.


Я в очередной раз  почесал живот и пошел смотреть, кто там пришел. Это был Серёга. Тоже мне хахаль.


– Есть курить? – спросил я.


Серёга утвердительно кивнул, и мы пошли в палисадник. Я с жадностью вдыхал сигаретный дым, а он что-то нес про корабли, моря и как хорошо быть женой капитана. Затем он залез под халат и стал трогать мою грудь, недолго думая, я ему врезал так, что он, бедняга, отлетел и упал в цветочную клумбу.


– Дура что ли? Чего ты? – обижено потирая щеку, спросил он.


– А что лезешь, куда не надо.


– Всегда надо, а сегодня не надо. Мне говорили, что у вас такое бывает, но я не думал, что настолько все плохо, – проворчал Серёга.


– Что бывает? – спросил я, почёсывая живот.


– Месячные!


Мне стало смешно, он по прежнему на меня дулся, я не знал, как его утешить, но, пообещав, что завтра будет все нормально, я  забрал у него сигареты и выпроводил, лелея надежду, что завтра я буду уже самим собой. Закрывая за ним калитку, я посмотрел на небо, солнце по-прежнему было в зените. Пришёл Артур, и мы сели обедать, он рассказывал, как поймал жуликов, а тетя пожаловалась ему на то, как я совсем отбилась от рук. Он её внимательно слушал, временами кидая на меня осуждающий взгляд, но затем, когда тетя вышла на кухню за сахаром, начал гладить меня выше колена. Я откинул его руку, на что он мне в ухо прошипел:


– Слышишь, поздно уже из себя недотрогу строить, – и, больно сжав колено, спросил, – поняла?


Я вскочил из-за стола как ошпаренный и ушел в спальню. Я снял халат, мой живот уже весь расцарапан от того, что я его постоянно чешу. Я вспомнил про Бабку-Еврейку. Переодевшись в спортивный костюм, который лежал на моей кровати,  направился к ней, надеясь на помощь.


– Ты куда пошла?


– Куда надо, – сухо ответил я на тетин вопрос и захлопнул за собой дверь.


 Об дверь что-то разбилось, по все видимости, тарелка, запущенная мне вслед. Выйдя со двора на улицу, я решил зайти на всякий случай к Марине, и как обычно безо всяких церемоний я просто вошел в дом. Я застал Марину сидящей в кресле, она читала книгу, увидев меня, она испугано вскочила.


– Ты что, совсем офигела? Уходи или я точно на тебя в милицию заявление напишу.


Я был шокирован таким приветствием и попытался узнать, в чем дело.


-Марина, успокойся, я только хочу узнать, – сказал я как можно успокаивающим тоном.


-Узнать? Узнать! – крикнула она и продолжила в испуганно-агрессивном тоне, – Что ты хотела узнать? Осталась ли я жива? Ты это хотела узнать?


На её глазах появились слезы,  и она впала в самую настоящую истерику, начала кричать, закрыв лицо руками, покрытыми по плечи синяками, – Уходи! Уходи!


Я понял, что бесполезно тут оставаться, меня всего затрясло от неизвестных ранее мне чувств и, испугавшись своих внутренних желаний, я поспешно выскочил из дома Марины и пошел, куда изначально направлялся. Солнце упорно стояло в зените, не сдвинувшись с места. Я зашел во двор Бабки-Еврейки, та перебирала ягоды, повернувшись ко мне, она улыбнулась и сказала:


– Что, опять в ухажёрах запуталась?


К моему удивлению она выглядела гораздо моложе, чем в наши предыдущие встречи.


– Ладно, пойдем и посмотрим, что там у тебя.


Мы зашли в дом, бабка достала карты и начала ворожить. Я все ждал, когда она скажет про Полудницу, и про то, что творится сейчас со мной. Вопреки моим надеждам, она говорила вообще какую-то ерунду.


– Вот первый твой король, что моложе конечно интересный, но неудачник и, скорее всего, станет наркоманом и от наркотиков же помрёт. Второй, что постарше из казённого дома, счастья особого не принесет, да и бросит тебя, как детей наделает.


А я смотрел на нее и думал, какие дети, какие женихи. А если у меня неизвестная миру психическая болезнь,  может, мне лучше покончить с собой, просто пойти взять веревку, сделать петлю и повеситься в сарае, и все это закончится. Я ушел от ворожеи ни с чем. Живот нестерпимо чесался, солнце пекло. В небе я заметил черную точку, которая появилась между горизонтом и солнцем, и, как мне казалось, приближалась. Я зашёл в парк. Там на всю гремела итальянская эстрада, но людей не было. Я сел на лавку, чтобы покурить и заодно посмотреть, что там чешется так сильно. Я задрал футболку. Весь живот покрылся  белыми волдырями, все как один одинакового размера, с горошину. Зрелище было неприятным, я испугался и побежал домой, надеясь там найти помощь или хотя бы утешение.


Тетя мыла посуду и явно была не в духе.


-Посмотри, посмотри, что это? – обратился я к ней за помощью.


Она посмотрела отсутствующим взглядом.


– Меньше шляться надо, поди, наградил тебя кто-то заразой какой-то.


Я побежал в душ, снял с себя всю одежду. Волдыри начали лопаться, образуя кровоточащие дырочки, внутри которых виднелось что-то бело-зелёное, затем это бело-зелёное начало вылезать, им оказались длинные черви, они лезли и лезли, опускаясь по моим, покрытым кровью ногам вниз, застилая собою пол и издавая мерзкий скрипучий звук. Я хотел закричать, но вместо звука из моего рта вылетел рой черных мух. Вне себя от страха я выбежал во двор. Солнце было по-прежнему застыло на месте, а черная точка стала больше. Родинка в центре груди странно пульсировала, и я ощущал, что из нее прорастают и тянутся тонкие щупальца, которые пытаются проникнуть во все участки моего тела. Нестерпимое чувство, что они двигаются внутри меня, шевелятся и пытаются пробиться сквозь кожу наружу, заставило меня идти на крайние меры. Я зашёл под навес, нашел нож, которым тётя резала кур, и вместе с мясом вырезал родинку, а она при этом пищала и извивалась. Кровь брызнула, окрашенная в бурый цвет. Тут же раздался страшный гул, точка в небе с огромной скоростью превратилась в огромную черную дыру, которая начала поглощать и засасывать все вокруг, перемалывая деревья, дома и людей. В одночасье все звуки исчезли, и образовался звуковой вакуум, черная воронка в абсолютной тишине, будто неведомая сила отключила звук, как в телевизоре, картинку видишь, а звука нет. В конце концов, она поглотила и меня, распыляя в этом круговороте мое прошлое, настоящее и будущее.


Я лежал на незнакомом мне старом кладбище, его освещала полная луна, кроме покосившихся надгробий больше никого. Первым делом я ощупал себя, к моей радости, я снова стал парнем, только кровь текла из раны, где раньше был гвоздь. Я поплелся домой, надеясь, что всё наконец-то кончилось. Еще издали я увидел возле нашего дома толпу людей и странное зарево, я побежал, дом горел. Я хотел забежать внутрь, но меня резко отшвырнул назад мужчина, это был Артур.


– Там же она!


– Ты что ли? Зачем в девку вырядился?


– Пусти, там Герда, она спит, она на диване!


Артур окатил себя водой и под визг толпы ворвался в дом, через некоторое время он появился с тетей на руках. Тётя долго пролежала в больнице, половина тела покрылась ужасными шрамами от ожогов. Если бы не снотворное, которое было обнаружено в ее крови, Герда бы так не пострадала. Она и Артур знали, что снотворные подсыпал я, но скрыли этот факт, считая меня спятившим. Этой темы мы больше не касались. Они были уверены, что я хотел убить её, наши отношения уже никогда не вернулись на прежний уровень. Марина прекратила всякое общение со мной. Через год я уехал на Урал учиться в техникуме на геолога. Артур развелся со свой женой и женился на моей тете. Вскоре они уехали в Германию, и теперь, где и как они, мне не известно. Серёга умер от передозы, так и не став капитаном. Бабку-Еврейку и даже следов ее дома я не нашел, как не нашел и пшеничного поля, что находилось в конце улице, – на его месте было старое кладбище. Во всем этом радовало лишь одно, что теперь дети перестали пропадать. Ни дома, ни квартиры у меня так и не появилось, только палатки, бараки и общаги. Я так не женился, надеясь, что когда-нибудь встречу Марину и смогу ей всё объяснить.


Солнце зашло, боль тянущая нервы стихла, вместе с ней стих мой разум. Я вышел на привокзальную площадь. В небе поблескивали холодные звезды, мне стало хорошо и не страшно. Я сел на пустую лавочку возле привокзального фонтана, по привычке рука коснулась шрама на груди. Очень хотелось курить, но пачка была пуста.


– На, браток, держи цигарку.


Я поднял глаза, предо мной стоял бомж с косматой рыжей бородой с добрыми, но с хитринкой глазами и характерным амбре, он ощерился, протянул помятую сигарету и добавил:


– Мы, браток, своих завсегда узнаем…




Игорь Красовский 2020