Линия жизни [Дмитрий Миненков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Дмитрий Миненков Линия жизни

… всё это просто условные вещи.

Красный стоп-кран в руках соседа.

Он прав. Потому что с точки зрения вечности

никто никуда не уехал.

Лёха Никонов


Из трех громоздких двустворчатых дверей функционировала только одна, да и то не полностью. Лишь единственная створка пропускала вновь прибывших внутрь, протяжно лязгая массивными стальными петлями и глухо хлопая при ударе о вторую, извечно недвижимую половину.

К единственному входу со всех сторон грудились разнообразные указатели, давая ясно понять любому: войти можно только здесь и нигде более.

Марк был не из "любых", и перебежки от одной запертой двери к другой и судорожное дерганье за их ручки лишний раз подчёркивали его неповторимую индивидуальность.

Кир молча наблюдал за безуспешными метаниями этого странного человека. И только когда тот окончательно потерял надежду найти вход и в своих отчаянных попытках, того и гляди, норовил зацепиться полой длинного плаща за одну из дверных ручек и упасть, Кир решил окликнуть бедолагу.

– Уважаемый, вот дверь, которую вы, вероятно, ищете, – с этими словами он потянул за массивную металлическую ручку, и раздавшийся протяжный скрип как бы приглашал обоих пройти внутрь.

– О, я.... Спасибо большое, – совсем растерялся Марк. – Вам тоже туда? Меня, кстати, Марком зовут.

Протянув руку, перед Киром стоял приятной наружности молодой человек лет двадцати, не больше. Он искренне улыбался, желая поскорее сгладить неприятные впечатления от произошедшего конфуза. Румянец заливал его пухлые щеки, плавно перебираясь на шею и лоб.

Кир слегка помедлил – на новые знакомства он здесь не рассчитывал, но мгновение спустя уже протягивал руку новому знакомому, натянув попутно максимально дружелюбную улыбку на своё по обыкновению тоскливое лицо.

– Я – Кир, и, да, мне тоже туда, поэтому можем пойти вместе, думаю, так нам будет веселее, – все это он выдал стремительной скороговоркой и, ещё не успев высвободить правую руку из крепкого рукопожатия, левой рукой до упора распахнул тяжёлую входную дверь из чёрной древесины.

Марк, выразив свою благодарность лёгким кивком головы, быстро прошмыгнул вперёд.

Когда вслед за ним последовал Кир, то перед ним предстал небольшой темный тамбур с несколькими гранитными ступенями, на последней из которых уже стоял Марк и, открыв вторую дверь, с нетерпением ждал своего неторопливого попутчика. Кир быстрыми шаги перемахнул через ступеньки и, минув дверной проём, оказался в большом, просторном помещении. И пока он неотрывно смотрел вверх, дивясь высотой застеклённых потолков, наискось пронизываемых солнечными лучами, Марк успел поравняться с ним и теперь усердно поправлял многочисленные декоративные складки своего дорогого плаща песочного цвета, затем одернул воротничок нежно-кремовой рубашки, слегка ослабил темно-бордовый в золотую искру галстук, прогладил пальцами стрелки на терракотовых брюках и уже хотел было подтянуть шнурки на своих изящных темно-коричневых туфлях, когда Кир внезапно окликнул его:

– Глянь, какая красотища! – эхо гулом рикошетило от высоких стен, расписанных репродукциями как известных, так и мало знакомых обывателю картин.

Марк мгновенно бросил так увлекшее его занятие и наскоро окинул взглядом помещение:

– Да, потрясающие картины! Особенно та композиция справа, – восхищался во весь голос Марк. – Расписать стены коллажем из таких громадных репродукций! И кому в голову могла прийти такая авантюра? Посмотри, какие интересные переходы между изображениями, художники явно потрудились на славу. Интересно, сколько в год стоит поддержание такой красоты в надлежащем состоянии?

Примерно с середины оды местной живописи в исполнении Марка, Кир в упор смотрел на него, и с каменным лицом наблюдал за жестами, возгласами и мимикой человека в состоянии эстетического экстаза.

– Я вообще-то потолок имел в виду, – устало произнёс Кир. – Но я рад, что ты оказался ценителем изобразительного искусства, вряд ли местным художествам кто-то пел такие дифирамбы.

– Молодые люди, разрешите пройти, – неожиданно прозвучал голос сзади.

Молодые люди послушно расступились, пропуская представительного усатого господина в изящном костюме-тройке в крупную клетку. Он прошёл мимо, оставив шлейф дорого парфюма, и уверенным шагом, будто бывает здесь каждый день, направился вперед, размахивая на ходу двумя увесистыми кожаными дипломатами коричневого цвета в тон костюму.

Юноши переглянулись и не сговариваясь прыснули приглушённым смехом. Кир подхватил волну веселья и наскоро спародировал походку усатого господина. Тут уж Марк не смог сдержать себя и захохотал во весь голос.

От неловкой ситуации новоиспеченных юмористов спас громкий голос из многочисленных динамиков под потолком.

«Внимание! С пятой платформы, девятый путь, отправляется скорый поезд номер 487 сообщением «Узловая-Конечная». Поезд проследует со следующими остановками: Университет, Завод, ЗАГС, Жилой комплекс "Росинка", Поликлиника 3, Поликлиника 7, Конечная».

– Неплохой маршрут, – став внезапно серьёзным, медленно протянул Марк. – Жаль, только уже не успеть.

– Думаю, будут варианты и получше, – обнадеживающе сказал Кир. – Не привлекают меня эти остановки на больницах. Перед Конечной хотелось бы чего-то поприятнее.

– Рейсы с остановками поприятнее всегда забиты под завязку, – с сожалением произнёс Марк. – Туда не пробиться, билеты надо брать заранее, чуть ли не на второй станции. А на второй станции какие могут быть серьёзные решения? Редко кому удаётся хорошо устроится.

– Ох, и откуда ты, такой оптимист, взялся?

Кир и сам был любителем погрустить и в счастливые финалы старался не верить, но он не спешил раскрывать новому знакомому устройство своего внутреннего мира и решил просто отшутиться.

– Пойдём поближе к кассам, – позвал своего приунывшего знакомого Кир, и бодро зашагал вперед по большому залу. – А то стали на входе, как истуканы, – уже оборачиваясь через плечо, говорил на ходу Кир замешкавшемуся Марку. – Так ненароком можно и персонального поезда до Конечной дождаться, прям как Йенс Привереда.

– Какой ещё Привереда? – заинтересованно спросил Марк и скорее зацокал каблуками, догоняя Кира.

– Ты что, правда, не слышал этой истории? На каком вообще поезде ты через детство проехал? Все ж вокруг знают!

Но вокруг не оказалось никого, кто смог бы поддержать возмущения Кира. Тогда он наконец осознал, что это – самый безлюдный вокзал на его памяти. Всего трое, не считая тех, кто работает на кассе, на такую крупную станцию с рейсами по всем направлениям. На предыдущих двух станциях он отчетливо помнил бесконечно снующие группки пассажиров: как правило, дети с их родителями; реже ребятишки были одни или с более пожилыми родственниками. Большие и маленькие семьи быстро сменяли друг друга на креслах в зале ожидания, а женский голос из динамиков почти бесперебойно объявлял о прибытии и отправлении всё новых и новых поездов. Все эти бурления в необъятном котле жизни тогда мало волновали маленького Кира – активного участия в них он всё ровно не принимал. Билеты были приобретены родителями заранее, и оставалось только дождаться поезда и сесть в нужный вагон.

Но в этот раз всё совсем иначе: вокруг практически никого, билет нужно брать самому, а в путешествие предстоит отправиться в одиночестве. Впервые. От этого внутри было как-то тревожно. И пусто. Так же пусто, как в стенах этого распределителя судеб под номером три.

– Кир, так что за Йенса ты упомянул, расcкажешь?

Голос Марка разом рассёк занавес размышлений, за которым неожиданно даже для самого себя скрылся Кир.

– Конечно, расскажу, – наскоро ответил Кир, – просто до сих пор недоумеваю, как ты мог не слышать эту избитую байку.

На самом деле Кир продолжал недоумевать над здешней пустотой и над тем, как он умудрился не заметить их с Марком совместного шествия по вокзалу. Они уже шли вдоль стальных простеньких кресел, выкрашенных серой краской и соединённых между собой в ряды по двенадцать штук. Обычно подобная вокзальная меблировка являлась неотъемлемым атрибутом зала ожидания, но здесь отдельной комнаты под него выделено не было. Впрочем, учитывая масштабы основного помещения, всякая необходимость в дополнительных залах здесь отпадала.

– Пожалуй, нам стоит присесть, – беззаботно произнёс Кир, невольно поведя рукой налево, в сторону рядов серых кресел. – Билеты у нас не куплены, следовательно, торопиться нам абсолютно некуда.

– Может, сначала хоть расписание маршрутов узнаем? – предложил Марк, уставившись на вереницу пластмассовых будок кассиров и справочных, громоздившихся одна за одной вдоль стены напротив.

– Какое тебе расписание, если ты даже про Привереду не знаешь? – иронично поддел Марка Кир, возбуждая в том уже значительно подугасший интерес к неведомой доселе истории. – Йенсу вон ни какие маршруты погоды не сделали, а изучал он их очень долго.

Так, забросив удочку в реку любопытства своего знакомого, Кир лениво развалился в одном из кресел в крайнем ряду. В свою очередь вся металлическая конструкция отозвалась на посягательство очередного беспардонно усевшегося нахала жалобным протяжным скрипом. Марк обернулся на печальный зов кресел и увидел, как во весь рот зевавший Кир, хлопает по одному из сидений, приглашая его занять место рядом.

С сожалением взглянув, точно прощаясь, на ближайшую кассу, Марк сокрушённо помотал головой и направился к ожидавшему его нерадивому попутчику. Вокзал снова наполнился стуком каблуков о большие, похожие на мраморные, плиты, выстилавшие пол по всему вокзалу.

Прежде, всецело погружённый в свои размышления, Кир не замечал этих резких звуков, издаваемых при ходьбе Марком, но теперь недовольно скривился:

– Они ковры бы что ль постелили! – наиграно возмущался Кир, – с такой акустикой здесь надо вечера органной музыки устраивать, а не пассажиров размещать. Не нравится мне это место.

– Ты про вокзал? – растерянно спросил Марк: внезапная перемена в поведении его попутчика была для него крайне удивительна.

– Нет, я вообще-то про кресло, – ответил Кир, шумно поднимаясь с выбранного места. – Шелохнуться даже нельзя – скрипит будто того гляди развалится.

Кир прошёл вдоль всего ряда и выбрал самое крайнее сиденье у стены, к его разочарованию оказавшееся не менее скрипучим, чем предыдущее.

– Зато полы у них мраморные и стены – хоть картинную галерею открывай! – Кир звонко ударил себя ладонью по лбу и обречённо замотал головой. – И с поездами, небось, также: все старания пустили на линолеум и багажные полки, а сидеть всю дорогу будем на табуретках.

– Ну, во-первых, – примирительно начал Марк, тихонько усаживаясь рядом, – очень сомневаюсь, что эти здоровенные плиты на полу мраморные: непомерно дорого бы вышло, просто дизайн такой. Со стенами – согласен, затраты не рациональные, но признай, вышло потрясающе. – Кир недоумевающе вздёрнул брови и отрицательно закивал головой, нарочно поскрипывая в такт креслом. – А про поезда ты и сам знаешь: они вполне комфортные, не в первый же раз путешествуешь, или я ошибаюсь?

– Да, не в первый, конечно же, третий маршрут предстоит, как и тебе, наверное.

Кир понемногу проникался симпатией к своему неожиданному попутчику и наконец-таки решил поделиться с ним кое-какими серьёзными соображениями и переживаниями:

– Просто, понимаешь, предыдущие два вокзала я помню очень хорошо, и они чётко соответствовали своему назначению: там беспрестанно сновало неисчислимое количество пассажиров, поезда прибывали и отбывали чуть ли ни каждую минуту – во всём ощущался неизгладимый дух движения. Казалось, весь царивший там, на первый взгляд, беспорядок был олицетворением самой жизни. А теперь посмотри вокруг.

Кроме нас и того странного господина с чемоданами, что до сих пор стоит у центральной кассы и никак не может взять себе билет, больше ни одного пассажира на весь вокзал. Кругом только стены, украшенные мертвыми картинами давно умерших авторов, под ногами мертвенно белые мраморные плиты, будто заготовки для будущих надгробий, и нигде, кроме недосягаемо высокого потолка я не вижу здесь жизни.

Меня не покидает чувство, что мы не там, где должны были оказаться. Может, всё пошло не по плану, и мы уже на Конечной?

Кир затих и устало повесил голову, уставившись на свои пыльные поношенные кроссовки.

– Как на Конечной?! – возмутился ошарашенный рассуждениями приятеля Марк, – Быть такого не может. У нас прибытие было на станцию «Узловая-3», верно?

– Верно, – отрешённо ответил Кир.

– А если ты сел на поезд, то до заданного пункта прибытия ты доедешь во чтобы то ни стало. Ты можешь бегать по всему составу, докучать проводникам, высовываться из окон, наплевать на все свои обязанности – поезду это безразлично: ты взял билет, и до пункта назначения тебя довезут, невзирая ни на что. Да, ты подвергнешься штрафным санкциям, изрядно подпортишь своё портфолио, но маршрута это не изменит. Ты уже сделал свой выбор и попросту не можешь не доехать до конца.

– Как важно сделать правильный выбор, – еле слышно, произнёс Кир, заглушая собственный шёпот хлопками ладони по запылёнными штанинам своих джинсов. И, оставив тщетные попытки отряхнуться, уже громче добавил: – А что если твой выбор не имеет решающего значения в том, где ты в конечном счете окажешься?

– Это ещё как? – нахмурил брови Марк. – Я что-то совсем перестал тебя понимать?

– Ну, вот выбрал ты, к примеру, маршрут «Узловая – Инженерная-3» c остановками: Университет, Завод, Инженерное бюро, Инженерная-3. И вот, благополучно миновав университет и преодолев больше половины расстояния от Завода до Инженерного бюро, ты, преисполненный надежд и сил, ожидаешь следующей невероятно значимой для тебя остановки. Но, увы, поезд неожиданно сходит с рельсов. И – о, ужас! – ты вместо выбранной тобой и указанной в билете Инженерной-3 оказываешься непонятно где между двумя станциями. И что здесь решает твой выбор?

Марк беззлобно усмехнулся наивным доводам своего собеседника:

– Мой выбор решает всё, Кир, потому что поезда не сходят с рельсов, такое осталось только в ветхих преданиях. Система работает безукоризненно. К примеру, если ты замешкался и случайно задержался или намеренно остался на одной из промежуточных остановок, а твой поезд поехал дальше – не беда. Ты идёшь в кассу, восстанавливаешь билет и продолжаешь свой путь на ближайшем аналогичном поезде. Новый билет на другой маршрут тебе никто не даст – свой выбор ты уже сделал и выбранный путь должен завершить до конца. А вот перевыпустить старый – всегда пожалуйста.

– Марк, поезд сходит с рельс – кругом одни разрушения и несчётные потери. Твой билет тебе ничем не поможет, – Кир уверенно чеканил слово за словом точно пророк, непоколебимый в своих убеждениях.

– Ну… – протянул Марк, на ходу подыскивая контраргументы, – даже если допустить такую катастрофу, нас бы в скором времени эвакуировали и разместили в ближайших поездах с подходящим маршрутом. И мы бы спокойно продолжили свой путь – вот и всё.

Марк торжествующе развёл руки, ожидая капитуляции собеседника. Но тот лишь поднял свои усталые глаза и тихо процедил сквозь зубы:

– Если будет, кого эвакуировать.

От этих слов Марк совсем опешил, и между собеседниками повисла неловкая тишина. На помощь пришёл женский голос, неожиданно раздавшийся из динамиков:

«Уважаемые пассажиры! Железнодорожная компания «Линия жизни» приглашает всех желающих посетить наши комнаты отдыха, оборудованные душем, туалетом и телевизором. Возможна почасовая оплата. За дополнительной информацией просьба обращаться в справочное бюро вокзала. Спасибо за внимание».

– Да, самое время отдохнуть, – улыбаясь, сказал Кир, расстегивая свою ветровку, раскрашенную черно-бардовыми камуфляжными разводами. – Кстати, увлёкшись нашей полемикой, я чуть не забыл о своём обещании.

– Каком ещё обещании? – встрепенулся Марк; он был рад, что Кир возобновил так неловко сошедший на нет диалог, но в то же время переживал, как бы всё общение вновь не рухнуло под натиском необычных и во многом пугающих идей его странного собеседника.

После прерванного диалога Кир заметно повеселел, было очевидно, что, разделив свои переживания с Марком, он слегка оправился от обуревавших его сомнений. Но высказаться до конца ему так и не удалось, весомая часть крамольных мыслей всё ещё стремилась на свободу и продолжала требовать к себе внимания, тем самым отбрасывая тень на мнимое облегчение. Поэтому, дабы не упускать единственного приемлемого собеседника на этом безлюдном вокзале, Кир стал заходить на второй круг столь важной для него беседы.

Он скинул с плеч куртку и, повращав плечами, точно разминаясь перед боем, с улыбкой сказал:

– Я, конечно, невесть какой рассказчик, и моё повествование может показаться отчасти сумбурным, но, раз уж обещал, постараюсь изложить тебе историю о Йенсе Привереде предельно понятно.

Проговорив это скороговоркой, будто стесняясь вынужденного вступления, Кир более размеренно добавил:

– Йенс тоже верил в безграничную силу выбора и к принятию решения подходил крайне серьёзно, даже слишком; так что тебе эта история должна быть особенно интересна.

Для начала стоит сказать, что забавное прозвище "Привереда" Йенс получил уже будучи одним из персонажей поучительных историй для детей, чтобы он представлялся ребятишкам капризным, разбалованным простаком – ярким примером того, каким быть ненужно. Но так было не всегда. Изначально в историях про Йенса, ему по большей части сопереживали, именуя то Бедным, то Несчастным, кое-где встречается даже Заблудший. Последнее я считаю наиболее удачным, уж оно-то не оставляет никаких сомнений в том, что виной всему случившемуся с Йенсом была далеко не привередливость, как утверждают нынче байки для малышей.

Марк, ещё не до конца отошедший от прошлого диалога, теперь совсем растерялся и решил молча, не задавая никаких вопросов, дослушать эту странную историю, смысл которой ему пока не удавалось уловить, несмотря на загадочные намёки рассказчика. Он даже не понимал, взаправду ли Кир решил открыть ему истинный смысл популярной среди детей легенды или просто насмехается над ним. Единственное, что вселяло в Марка уверенность в искренность собеседника – это полный живой энергии взгляд Кира: казалось, тот во что бы то ни стало стремился донести свои мысли и поделиться обременявшим его знанием.

***

Йенс был обычным пареньком ненамного старше нас, вполне способным, хотя отчасти и ленивым – мало что отличало его от рядового пассажира на станции «Медицинская-1».

Достаточно долгий и нудный путь медицинского образования изрядно измотал его, не раз хотелось ему покинуть гнетущий поезд и радикально сменить маршрут, не повторяя прошлых ошибок. Но Йенс сделал свой выбор – «Узловая – Медицинская-1», и сколько бы он ни роптал и ни раскаивался в своём решении, остановить несущийся вперёд состав ему было не под силу, оставалось лишь смириться и доехать до следующий станции.

Но вот он прибыл на вокзал, одинокий и окончательно запутавшийся в себе, без мечты и каких-либо целей, с багажом, полным тоски и разочарований. Куда ему было ехать? Он и сам теперь не знал. Лишь еле тлевшая лучина надежды вела этого усталого путника к кассам, твердя, что и такому отчаявшемуся страннику найдётся свой маршрут.

Ему радушно предложили множество поездов. Йенс хоть и был отчасти ленив, но в исполнительности не уступал своим трудолюбивых попутчикам, он умело использовал врожденные таланты и делал всё на совесть – совокупность этих качеств в конечном счёте позволила ему собрать отличные рекомендации, изумившие даже опытного кассира. Йенс получил возможность выбора из множества маршрутов на своё усмотрение. Но, прослушав по несколько раз пути следования всех доступных ему поездов, он под неодобрительный ропот утомлённых в очереди пассажиров лишь громко вздохнул и, горько повесив голову, отправился безбилетным в зал ожидания. Такое на вокзале случалось нечасто, но система продолжила свою работу, невзирая на отколовшийся элемент. Йенс надолго погрузился в размышления, разбираясь в себе. Сотни поездов проходили мимо несчастного путника, а он всё пытался понять, смотря слезящимися глазами на проносившиеся мимо составы, что же с ним не так и почему он не видит для себя дальнейшего пути?

Много раз Йенс, снова обретая надежду, возвращался к кассам, но, внимательно слушая названия остановок на очередном направлении, он будто упирался в неприступную стену, преграждавшую ему все дороги.

Кассиры начали искоса погладывать на этого странного пассажира и уже нехотя отвечали на его расспросы.

Но Йенс всё меньше нуждался в их ответах, он приходил в зал ожидания и по памяти записывал только что услышанные маршруты. Составляя список доступных направлений, он с ужасом для себя осознал, чего ему на самом деле хотелось. Ещё с момента отбытия со станции «Узловая» Йенс жаждал лишь одного – вернуться назад. Туда, где бремя принятых прежде решений не ограничивало выбора дальнейшего пути. Или ещё раньше, в давно минувшее детство, где выбор принимали за тебя и это лишало всякого груза ответственности.

Но беззаботная пора прошла. Теперь Йенс отчуждённо сидел посреди зала ожидания, не в силах взвалить на плечи груз принятых решений и двинуться дальше. Он не видел себя пассажиром ни на одном из выписанных маршрутов, которые грудились перед его потускневшими глазами скопищами бессмысленной вязи на пожелтевших тетрадных листах. Его единственное желание – вернуться обратно – раз за разом разбивалось о нерушимую догму, знакомую любому пассажиру, в независимости от того придаёт он ей какое-либо особое значение или всячески избегает любой мысли о ней.

Дороги назад нет.

Поезда идут в одном направлении, и с этим ничего не поделаешь.

Йенс не стал делать выбор в пользу какого бы то ни было из доступных ему поездов. Заносчивость и капризы здесь ни при чём. Просто он не видел смысла двигаться вперёд по ненавистным ему направлениям, раз за разом сокращая количество возможных маршрутов и всё ближе подбираясь к финалу любого путешествия – станции «Конечная». Оставшись на станции «Медицинская-1», Йенс решил посвятить себя изучению железнодорожных путей и системы вокзалов в попытках найти какую-нибудь хитрую лазейку, открывшую бы ему путь в начало.

Так он занялся долгим и кропотливым составлением списков существующих маршрутов.

Общеизвестно, что до сих пор не существует никакого доступного пассажирам реестра поездов: каждый, подходя к кассе, получает персональный набор маршрутов, исходя из его предшествующих решений и достижений, условно называемых портфолио. Ты не можешь узнать обо всех проходящих через конкретную станцию поездах; это тебе, в принципе, и не нужно: ты просто следуешь поставленной цели или наобум выбираешь из предложенного на пути к неизменной Конечной.

Йенс же вознамерился разрушить этот уклад, очевидно скрывающий что-то настолько важное, что рядовых пассажиров в это предпочитают не посвящать.

Он начал расспрашивать на вокзале каждого, под разным предлогом выведывая у них детали их портфолио и предложенные им маршруты. Но вскоре это утратило какую-либо ценность, так как большинство направлений ему было известно из личного опыта.

Поэтому на следующем этапе Йенс уже расспрашивал у встречных пассажиров не про них самих, а про их ближайших родственников и знакомых, стараясь получить наиболее достоверные данные.

О других зачастую говорили охотнее, чем о себе, к тому же гораздо реже врали и утаивали, что подтверждалось многократными совпадениями портфолио и доступных маршрутов у разных людей.

Записи Йенса пополнялись и пополнялись новыми данными, а он всё никак не находил того, что следовало бы скрывать от обычного пассажира. Ему начало казаться, что всё устроено лишь с целью уберечь нерадивых путешественников от зависти к более успешным и выдающимся попутчикам, дабы те не отчаивались и преспокойно продолжали следовать своими менее значимыми, преимущественно простенькими маршрутами. Но пока записи продолжали множиться, хоть и не так интенсивно, как в начале осуществления замысла, Йенс не спешил опускать руки и продолжал усердно трудиться.

Однако вскоре новые данные практически сошли на нет, и Йенс погрузился в более тщательный анализ уже имеющихся, в то время как рутинные расспросы начали вести его последователи – в большинстве своём такие же разочаровавшиеся и заблудшие, как некогда он сам, да те немногие, что, прознав о некоем загадочном Йенсе, специально приезжали к нему, фанатично веря в существование зловещей тайны, лежащей в основе устройства всей железнодорожной системы. Именно фанатикам, почитавшим Йенса, как предтечу грядущих перемен и слома системы, мы обязаны записями о его деятельности на станции «Медицинская-1» и в особенности описанием его отъезда после долгожданного открытия.

С головой уйдя в изучение накопленных данных о вокзалах и всевозможных направлениях, Йенс столкнулся с тем, что структурировать имеющиеся сведения на бумаге оказалось практически непосильной задачей, и тогда он со своими наиболее приближёнными последователями разработал другой способ выстраивания маршрутов. Они принялись чертить схемы от начала пути, сведения о котором были в дефиците, и до Конечной, о которой было известно только то, что она определённо должна существовать и к ней так или иначе ведут все известные им пути.

К тому моменту, когда построение общей схемы было в самом разгаре, число сопричастных делу Йенса стремилось к трём десяткам и они прочно обосновались в малом зале ожидания, полностью вытеснив оттуда обычных пассажиров, дожидавшихся прибытия своего поезда. Администрация станции «Медицинская-1» никак не реагировала на такую своеобразную оккупацию целого зала, возможно, это даже было им на руку, ибо Йенс и его загадочная схема маршрутов стали своего рода местной достопримечательностью, привлекавшей всё больше и больше новых пассажиров. Даже те, кому медицинское направление было чуждо, выбирали именно его только ради того, чтобы встретить Йенса и тем самым, как они считали, прикоснуться к некоему грядущему откровению, а если повезёт, то и вовсе стать свидетелями легендарного открытия, способного перевернуть всё известное ранее.

Самого Йенса такие прихожане мало волновали и представляли интерес лишь в том случае, если могли сообщить какую-то новую информацию касательно маршрутов и вокзалов, хотя и это не гарантировало им личной встречи. Для работы с рядовыми посетителями были выделены специальные помощники, те собирали у всех желающих информацию о известных им направлениях и проводили своего рода экскурсии вокруг кипевшей в центре малого зала работы. Там Йенс со своими ближайшими помощниками прямо на полу пытался начертить подлинную схему железнодорожных путей, чтобы увидеть всю систему разом и постичь столь тщательно скрытое от посторонних глаз.

Множество вариантов перебрали Йенс и его подмастерья, но неизменно сталкивались с двумя неразрешимыми проблемами, настолько запутывающими маршруты, что схема утрачивала всякую наглядность.

Проблемы возникали на двух наименее изученных участках любого маршрута – в его начале и конце.

Прежде всего, никак не удавалось понять едино ли начало всех направлений. Дабы не увязнуть надолго в разногласиях, построили две альтернативные схемы с одной и несколькими изначальными точками. Первая схема выходила более громоздкой и вынуждала повторно возвращать многие маршруты к единому началу, что выглядело крайне нерационально с точки зрения проектировки. Вторая же, напротив, значительно облегчала построение многих направлений, и была более простой в использовании, поэтому условились использовать именно её, тем не менее не забывая о том, что их допущение может быть ложно.

Но, добившись мнимого разрешения первой проблемы, вскоре Йенс столкнулся со второй, более тяжёлой, практически загнавшей всех в тупик.

Логично было предполагать, что при наличии нескольких стартовых станций имеется и несколько конечных точек. Однако достоверно известно, что станция «Конечная» на всех маршрутах не имеет числовых обозначений, следовательно, она одна для всех. Так стала очевидной необходимость сводить все маршруты к единственной конечной точке.

Но как ни пытался Йенс расположить Конечную относительно центра малого зала, от которого радиально расходились все маршруты ещё с момента построения схемы с единым началом, ему не удавалось добиться соизмеримого расстояния той или иной части направлений до последней остановки. Также оставалось неясным, как огромное количество поездов возвращается из удалённой конечной станции обратно к началу пути.

Йенс не нашёл иного решения, кроме как поместить Конечную в центр схемы, замкнув на ней дугами все маршруты.

Следующим шагом стало возвращение концепции единого начала, которое также заняло центральное положение наряду с Конечной, дабы объяснить механизм возвращение поездов обратно на исходное направление.

Из обновленной схемы выходило жуткое и на первый взгляд нелепое заключение: все известные пути начинаются и заканчиваются на одной и той же станции. Йенс почувствовал, что как никогда близок к разгадке устройства этой коварной системы, и изменил схему ещё радикальнее, сместив все известные станции в её центр.

Наконец, последняя линия была завершена, и толпа смогла увидеть результат столь долгой и кропотливой работы.

На полу в самом центре малого зала был выведен большой круг, поделённый на множество секторов-остановок, каждый из которых был обозначен названием определённой станции. От них отходило немыслимое количество линий-маршрутов: начинаясь в одном секторе, они, описав разнообразные кривые вокруг центра схемы, замыкались в другом; по ходу линий тянулись названия всех известных маршрутов. Всё было сделано просто и с максимально возможной точностью, но большинство из толпившихся вокруг не видело в схеме ничего кроме каллиграфо-геометрической абстракции.





Йенс взглянул в глаза своих ближайших помощников: уж они-то, полностью проникшиеся его идеей и проделавшие с ним большую часть работы, должны были постигнуть очевидную суть созданной схемы.

Но они смотрели на пересечения линий и надписей непонимающими глазами и были также далеки от постижения “истины”, как и только что вошедшие в малый зал любопытные зеваки.

Йенс рассчитывал на то, что любой пассажир, увидев его схему, поймёт всю бессмысленность выбора между маршрутами и тем самым будет лишён всех тягот принятия единственно верного решения. Но, увы, его расчёты провалились. Некоторые из присутствующих стали вновь возвращаться к кассам, желая поскорее взять билет и отправиться в путь, подальше от странных чертежей Йенса.

Тогда Йенс решил обратиться к своим последователям и ко всем находившимся в тот момент в малом зале. Он встал в центре своей схемы и, окружённый публикой, начал говорить:

– Уважаемые дамы и господа, долгая и крайне тяжёлая работа, свидетелями которой было большинство из вас, наконец-то завершилась. Теперь каждый, взглянув на созданную нами схему, может понять, насколько глубоко он прежде заблуждался!

Йенс окинул взглядом всех присутствующих – те по-прежнему смотрели и не видели. Тогда он продолжал:

– Видите этот испещрённый названиями станций круг, в центре которого я стою? Так вот, мы все в нём, – Йенс указал на один из небольших секторов, обозначенный надписью «Медицинская-1», – сейчас и каждый, раз, когда прибываем на очередной вокзал, – он последовательно перевёл указательный палец на другие сектора. – Все вокзалы есть части одной единой станции, вокруг которой по размашистым дугам разнообразных маршрутов мы прокладываем свой путь от начала и до конца.

Я хочу, чтобы вы поняли: Конечная не где-то там вдали, за чередой несчётного множества вокзалов. Нет. Она тоже здесь. Просто ещё одна комната в этом большом здании. Возможно, прямо сейчас за одной из этих стен очередной поезд высаживает пассажиров на их последний перрон.

Некоторые из толпы обречённо вздохнули, в глазах большинства непонимание сменилось страхом.

– Все стремятся заполучить билет получше, – продолжал декламировать разгорячившийся Йенс, – в надежде уехать подальше и в новом месте попытаться обрести постоянно ускользающее счастье.

Но в этом нет ни капли здравого смысла. Как и нет никаких других станций, кроме той, вечными пассажирами которой мы являемся.

Заполучив заветный билет, вы надеетесь, что прибудете в совершенно иное место, с другим устройством и правилами, дающими новые возможности и хотя бы толику неуловимого счастья. Увы, на деле вас привозят в одну из комнат-вокзалов на всё той же пресловутой станции.

Да, новый интерьер и слегка изменённая планировка, кассиры, улыбающиеся чуть шире прежних, поначалу воодушевляют вас, заставляют наивно поверить в долгожданные перемены. Но вскоре весь ворох показных преобразований, призванных скрывать от посторонних незыблемую сущность здешней системы, утрачивает свой шарм, и вы понимайте, что и это место, подобно предыдущим не оправдало ни одного из ваших ожиданий.

Безутешно жалея о том, что приехали сюда, вы, терзаясь сомнениями, вынуждены вновь искать подходящий билет, пытаясь хоть на этот раз не оплошать с выбором рейса.

И так пока ваш очередной маршрут не будет проложен до Конечной.

Теперь вокруг Йенса были сплошь несчастные лица лишённых всяких надежд слушателей: большинство из них смиренно предались глубокому отчаянию, утратив интерес ко всему происходящему, они с головой погрузились в собственную печаль; другие же, напротив, продолжали внимать каждому слову своего наставника, наивно веря, что в финале речи он дарует им новые цели и смыслы взамен прежних, обесцененных и отвергнутых.

Но для самого Йенса не существовало иных устремлений, кроме постижения устройства путей и вокзалов, в отчаянной попытке ответить на вопрос “Зачем мы здесь?”. Посвятив всего себя этим поискам, он был уже не в силах понять чувств окружающих. Ровняя идеалы других на собственные, Йенс считал, что толпе необходимо лишь добытое им откровение, и потому теперь он искренне желал поделиться с другими ищущими столь долгожданным открытием, совсем не задумываясь о том, что сеет своими словами только боль отчаяния.

– Так ответьте же мне, – с надрывом в голосе вопрошал толпу Йенс, – Какая разница, каким именно маршрутом вы будете колесить вокруг одной и той же станции? Зачем постоянно терзать себя выбором, который в конечном счёте ничего не решает?

Всю дорогу вы пытаетесь куда-то убежать, но это подобно беготне маленьких детей по вагонам одного длинного состава. Вы меняете внешнюю обстановку, воображая, будто оказались в новом поезде, но на деле он всё тот же и продолжает мчаться в прежнем направлении.

Поймите, наконец, что, как бы тщательно вы ни выбирали очередной маршрут, сколько бы сил ни тратили, добиваясь желанных билетов на самые роскошные поезда, уехать отсюда никому из нас не дано.

Так зачем к чему-то стремиться и пытаться чего-либо достичь, если покинуть это место невозможно?

Путь каждого закончится в одной и той же комнате, скрытой внутри этой огромной станции. Любое путешествие здесь бесплодно, ибо не даёт возможности открыть для себя нечто новое, а лишь заставляет подольше скитаться по апартаментам этого неуютного здания, заставляя забывать единственную здешнюю истину: уехать отсюда нельзя.

Окончив свою речь, Йенс почувствовал себя совсем измотанным и захотел поскорее присесть, дабы отдохнуть и немного собраться с мыслями. Но десятки несчастных лиц, смотревшие на него со всех сторон, ужаснули его настолько, что он остался стоять посреди зала, точно отлитый из бронзы.

Только тогда Йенс увидел, сколько горя и печали породили его речи. Он был поражен тем, как благая, по его разумению, задумка обратилась для всех вокруг сущим кошмаром. Йенс полагал, что сможет облегчить участь пассажиров, поможет им стать независимыми и рассудительными, научит не жалеть о содеянном, но, как оказалось, он попросту сломал их, растолковав запретное знание и тем самым лишив всяких целей и надежд.

Малый зал погрузился в тихое отчаяние.

А затем явились два господина в тёмных костюмах, чьи лица скрывала тень от глубоких капюшонов их, как смоль, чёрных плащей.

Они неслышно ступали каблуками своих кожаных сапог угольного цвета, проходя в центр малого зала через коридор, образованный расступившимися в немом повиновении пассажирами.

Йенс растерянно смотрел на подошедших к нему: они не походили на обычных путников и, очевидно, пришли не для того, чтобы слушать его проповеди – в каждом их движении ощущалась какая-то необъяснимая решимость и неотвратимость, словно эти двое были исполнителями приговоров неведомого фатума.

Тишина и неизвестность с каждым мгновение всё больше нагнетали воцарившееся в зале напряжение. Тогда Йенс решил прервать тяжёлое молчание и вступить в диалог с остановившимися всего в паре шагов от него безмолвными гостями. Но один из них, точно почувствовав готовность к общению, перехватил инициативу и, медленно произнося каждое слово, заговорил уверенным монотонным голосом:

– Уважаемый Йенс, мы явились сюда, чтобы сопроводить вас к персональному экспрессу до Конечной. Просим оставить все ваши дела и следовать за нами.

Все присутствующие в малом зале разом опешили, и Йенс не стал исключением. Он целиком был охвачен неведомым ему доселе неподдельным ужасом, который не поддавался никакому рациональному объяснению. Страх сковывал его своими крепкими путами, не давая опомниться и сориентироваться в происходящем. Йенс почувствовал себя беспомощным и, несмотря на окружавшую их толпу, чрезвычайно одиноким. Переживания и устремления разом погасли для него. Внутри остался лишь первородный страх, вынуждавший скорее шагнуть на встречу неизбежному.

И вот, когда Йенс был практически сломлен и уже готов был последовать за явившимися к нему проводниками, его захлестнула обжигающая волна гнева за своё малодушное отчаяние.

Он собрал остатки сил и гордости и, смотря в тёмную пустоту, отороченную краями капюшона, тихо и неуверенно произнёс:

– Прошу меня извинить, но я намерен отклонить ваше предложение. В этой поездке, как и в абсолютно любой другой, нет никакого смысла.

Никакой ответной реакции на его слова не последовало. Надёжно укутанные в свои черные плащи, они продолжали стоять в ожидании, когда их требование будет выполнено. Такое неуважение взбесило Йенса настолько, что от былого страха и трепета перед незнакомцами не осталось и следа. Его всецело охватила безудержная агрессия, и, стремясь прервать своё смиренное молчание, Йенс вновь заговорил, сдерживая обуревавшее его негодование:

– Зачем лишний раз колесить кругами, если Конечная ровно в том же месте, где мы сейчас с вами находимся? Возможно, она прямо за этой стеной или через пару тройку подобных комнат-вокзалов, на которые поделена вся станция. Не кажется ли вам, что гораздо проще дойти туда пешком?

Таинственная пара словно не замечала вызывающих вопросов Йенса и продолжала молча стоять напротив, игнорируя любые провокации. Казалось, они уже не впервой сталкивались с гневными выпадами вверенных им пассажиров и давно научились с достойным спокойствием сносить любую агрессию, дожидаясь пока на смену бессмысленному негодованию к их подопечным придёт смирение и верное понимание происходящего.

Тогда Йенс решил продемонстрировать присланным за ним конвоирам, с кем они на самом деле связались и насколько глубоко ему удалось постичь устройство железнодорожных путей. Он уже не пытался избегать тех наиболее неприятных следствий из своей теории, что могли шокировать несведущую публику и препятствовать постижению добытого им знания. Теперь он говорил без всяких прикрас, не сдерживая себя в выражениях, ровно так, как ему действительно представлялось устройство всей системы.

– Не пытайтесь меня обмануть, – бесстрашно заявил Йенс, – теперь я знаю, что эта станция – наша темница и все мы в ней заложники, а эти пресловутые поездки – лишь уловка, чтобы наивные пассажиры не заметили своего заточения и, стремясь уехать в лучшее место, покорно переходили из камеры в камеру, дабы уступать места всё новым и новым толпам обречённых; и так пока нас не спишут за ненадобностью на злосчастной Конечной.

Так для чего вы предлагаете мне куда-то ехать, если можно всего-навсего открыть пару дверей и провести меня в другую часть станции?

Я понял устройство этого места и теперь никому не удастся меня одурачить.

Чеканя каждое слово, Йенс сверлил глазами сокрытые капюшонами лица своих конвоиров в надежде, что те дрогнут под давлением его обличающих речей. Но, когда он закончил говорить, ему показалось, будто сквозь плотную ткань, отбрасывающую непроницаемую тень, вдруг проступила снисходительная улыбка. Это разом обезоружило Йенса – весь его гнев и желание сопротивляться словно потонули в чёрной бездне двух недвижимо стоящих перед ним силуэтов. Он вновь почувствовал себя слабым и беспомощным.

И тогда они наконец заговорили:

– Ничего ты не понял заблудший, бедный Йенс, – в унисон изрекали конвоиры. – Любая поездка исполнена смыслом, ибо он в самом движении. А Конечная далеко не здесь, хоть и всегда рядом. Всё гораздо сложнее твоих схем. Но совсем скоро ты сможешь постигнуть истину. Следуй за нами, здесь тебе находится более ни к чему.

И Йенс послушно двинулся с места, с трудом переставляя отяжелевшие ноги. Долгие труды мгновенно обернулись прахом, и больше ничего не заполняло той пустоты, что он некогда обнаружил в себе, прибыв на Медицинскую-1. Сраженный услышанным, Йенс больше не сопротивлялся, он уходил прочь от затмивших ему свет неведомой истины заблуждений и лишь вполголоса бессвязно повторял в темные спины удаляющихся конвойных:

– Зачем мы вообще появляемся? Для чего начинаем этот путь? Чтобы вот так запросто его закончить? Зачем мы здесь…?

Точно сжалившись, один из конвойных слегка обернулся и промолвил в сторону плетущегося сзади бедолаги:

– Не терзай себя столь сложными вопросами, Йенс, ибо ты ещё не готов услышать ответов. Если бы истина отрылась перед тобой прямо сейчас, ты всё равно бы не смог ничего понять, ведь путь твой ещё не закончен.

Йенс смолк и, понуро свесив голову, зашагал быстрее. Трое вышли из стен малого зала в полной тишине, и никто не осмелился проследить, куда они двинулись после.

***

– На этом заканчивается история Йенса, дерзнувшего постичь суть…

Внезапно под потолкомпрогремело:

«Уважаемые пассажиры! Со второй платформы, четвертый путь, производится посадка на поезд номер 641 «Узловая – Медицинская-1», нумерация вагонов с головы состава».

– Всю концовку мне запороли своими объявлениями, – наигранно произнёс Кир, – оставалось-то пару слов сказать.

Марк продолжал смотреть на него, словно повествование не прерывалось. Тяжёлый взгляд погруженного в размышления приятеля заставил Кира поёжится. Тогда он решил прервать, пока не поздно, мыслительный поток Марка, ибо тот угрожал надолго унести его единственного собеседника в безбрежный океан нескончаемых раздумий.

– Кстати, Марк, пока мы не выбрали маршрут, у нас есть уникальный шанс повторить путь Йенса, – шутливым тоном начал Кир. – Как раз и поезд до «Медицинской-1» подоспел. Ну, что, вперёд? Мы ещё успеем взять билеты.

Марк лишь удивлённо поднял брови, явно не разделяя весёлого настроя собеседника, и уставившись на одну из настенных росписей, продолжил обдумывать историю о Заблудшем Йенсе.

Киру ничего не оставалось, как откинуться на спинку кресла и смиренно ожидать, пока его приятель закончит свои обстоятельные размышления и заговорит первым. Он демонстративно вздохнул и уже начал подготавливать ответы на потенциальные вопросы Марка о сюжетных неувязках, изначальных изъянах в схеме Йенса, неоднозначных выводах, сделанных им, и тому подобных спорных моментах. Но вместо этого услышал неожиданное:

– Кир, если всем известен детский вариант этой легенды, то откуда ты узнал эту удивительную альтернативную версию?

Кир даже растерялся от неочевидности вопроса.

– Видишь ли, моя мать по образованию историк и специализируется на изучении современного фольклора. Так вышло, что восстановление исходной версии легенды о Йенсе было частью её дипломной работы. Я был совсем маленьким, когда мама брала меня с собой в архив, где она изучала сохранившиеся записи о Йенсе, включая редкие упоминания о нём, его приближённых и немногих последователей. Эти тексты стали для меня сродни детским книжкам. Из них в последствии и была по крупицам восстановлена история, которую я тебе поведал. Конечно, уже будучи подростком я перечитывал этот, особенно любимый мною, труд моей матери, поэтому достаточно хорошо его запомнил. Хотя в некоторых местах я, наверное, приукрашивал и слегка перебарщивал с отсебятиной, но основную суть постарался передать без лирических отступлений, максимально близко к тексту, что называется.

На последних словах Кир немного засмущался и стыдливо отвёл глаза.

– Мама – историк, – задумчиво протянул Марк, – потрясающе! Современный фольклор – это же так увлекательно. И ты в этом всём с самого детства. Теперь понятно, откуда ты такой загадочно-интересный!

– Ты, наверное, хотел сказать невыносимо занудный, – флегматично заметил Кир, недоверчиво посмотрев на своего расплывающегося в улыбке приятеля.

– Нет, я говорил совершенно искренне, – поспешил заверить Марк. – Вообще я даже завидую, что тебе удалось столько всего перенять от матери. Так и представляю себе, как в перерывах между работой молодая мама беседует со своим малышом, только начинающим делать первые осмысленные шаги.

– А ведь мне этого так не хватало, – с горечью добавил Марк. – Мои родители были совсем не такими…

Повисла недолгая пауза, пока двое вскользь просматривали самые дорогие воспоминания из детства.

– Да, моя мать постаралась на славу, – с благодарностью в голосе произнёс Кир, – осталось понять, что теперь делать со всем этим багажом…

«Уважаемые пассажиры! Поезд номер 641 «Узловая – Медицинская-1» отправляется со второй платформы. Просьба провожающим покинуть вагоны, а пассажирам занять свои места. Желаем вам приятной поездки».

– Теперь и медицинский рейс от нас удрал, – радостно объявил Кир. – Но, думаю, это даже к лучшему: следующий поезд в этом направлении поедет не скоро, и нам его дожидаться не с руки – мы и так тут изрядно задержались – так что можно смело вычёркивать медицинское образование из списка потенциальных маршрутов.

Кир неожиданно разулыбался и, вскочив с кресла точно непоседливый ребёнок, объявил:

– Пришла пора сделать важнейший выбор, друг мой, ты готов? – и, не дожидаясь ответа, Кир широким уверенным шагом пошёл вдоль пустых касс в поисках кассира.

– Знаешь, после твоих воодушевляющих историй, мне кажется, я уже ни к чему не готов, – ответил Марк, как только нагнал своего приятеля.

Они до конца прошли вереницу касс и, убедившись, что все окошки кроме того, что занимал пассажир с двумя чемоданами, абсолютно пусты, вернулись обратно.

– Ой, да брось! – подбадривал Кир. – Наше единственное препятствие на пути к светлому или не очень будущему только этот мужчина, оккупировавший единственную рабочую кассу почти с момента нашего появления здесь.

– И правда, тот самый, – удивился Марк, разглядывая мужчину в коричневом костюме-тройке, – я-то думал, он уже давно уехал.

Они медленно приближались к пассажиру с недовольным усатым лицом и Кир, дабы не огорчать его ещё больше перешёл на шёпот.

– Ага, как же, уехал, – с видом опытного стратега зашептал Кир. – Пока мы с тобой общались, он тут стоял и что-то бойко выяснял. Я всё ждал, пока он хотя бы от кассы отойдёт, чтоб очередь не создавать, но похоже завершить наконец-таки выбор маршрута не входит в его ближайшие планы.

Приятели подошли почти вплотную к начинающему багроветь от недовольства мужчине. Только теперь он обратил на них внимания и окинул недобрым оценивающим взглядом, подвигая плотнее к стенке кассы свои туго набитые коричневые чемоданы.

В этот момент за стеклом кассы появилась вторая девушка. Потеснив свою напарницу, она на ходу поправляла волосы и улыбку, словно готовясь предстать на светском рауте. Вся её приятная наружность выражала искреннюю доброжелательность, но очаровать разгневанного ожиданием пассажира, ей, увы, не удалось.

– Ну, наконец-то, – громко заговорил грозный усач, – сколько вас можно ждать? Такое ощущение, что я не кассира поопытнее попросил позвать, а какого-нибудь начальника станции.

– Прошу прощения, – оправдывалась, огорчённая неэффективностью женских чар, кассирша, – пришла, как только освободилась.

Усы разгорячённого пассажира поднимались и опускались в такт недовольному сопению – немому свидетельству того, что пора бы поскорее перейти к делу. Опытная сотрудница этот знак довольно быстро распознала и уже без всякого кокетства приступила к работе.

– Ваше полное имя?

– Тито Кальк, – сбавив злобу в голосе, ответил пассажир. – Ваша напарница уже дважды меня спрашивала, вы записывали б что ли.

Кассирша ловко забегала пальцами по клавишам и, не обращая внимания на замечания Калька, продолжила задавать вопросы:

– Какие проблемы у вас возникли с выбором маршрута?

– Видите ли, дорогуша, у меня при себе два чемодана денег, – с этими словами Тито демонстративно поднял свой багаж перед лицом кассирши, – и я хотел бы воспользоваться ими на этой станции. Так сказать, оплатить дорогу в светлое будущее. Но ваша коллега, – Кальк кивком указал на женщину, застенчиво сидящую в углу тесной пластмассовой комнатушки, – упорно твердит мне, что никакие финансовые вложения на данный момент не могут расширить перечня доступных мне маршрутов. Хотя я достоверно знаю, что…

– Прошу прощения, что прерываю, – быстро заговорила старшая кассирша, – но сейчас услуга денежных вкладов для вас не доступна.

– Вы издеваетесь надо мной! – взорвался Тито. – Это же общедоступная услуга! Так почему именно мне в ней отказано? Вы хоть представляете, сколько сил отнял у меня сбор этих средств?!

– Успокойтесь, пожалуйста, – примирительно заговорила кассирша, – криками вашему делу не поможешь. Причина отказа, к сожалению, не указана, но я сейчас отправлю запрос в Управление и постараюсь всё выяснить, правда, вам придётся некоторые время подождать.

– О, подождать – в этом я уже поднаторел, – Тито оправил усы и, скрестив руки на груди, принялся ждать дальнейшего развития событий.

– Спасибо за понимание.

С этими словами она принялась озабоченно перебирать какие-то бумаги, но внезапно остановилась, точно вспомнив о невыключенном утюге, и бросила через плечо кассирше, которая совсем сникла, сидя в углу без дела:

– Тала, открой третью кассу, я здесь, похоже, надолго, – а затем, обращаясь уже к Марку с Киром добавила. – Молодые люди, пройдите, пожалуйста, на третью кассу.

Кир пожал плечами и, кивком увлекая за собой Марка, поплёлся к другой кассе. Их провожал очередной вопрос доброжелательной кассирши:

– Назовите ещё раз своё полное имя.

И сотрясающий хлипкие стенки кассы ответ вновь взбешённого Тито:

– ТИТО КАЛЬК!

– Очень странный мужчина… И где он столько денег смог раздобыть? И что это за услуга такая странная, ты когда-нибудь раньше о ней слышал, Кир? – завалил своего приятеля вопросами Марк, не успели они отойти на приличное расстояние от жертвы его любопытства.

В другом конце вокзала глухо хлопнули двери, и под сводами застеклённого потолка появился новый пассажир. Он быстро продвигался по залу, громко цокая каблуками своих темно-бардовых ботинок и то и дело оправляя подтяжки пепельных брюк, точно они вот-вот могут с него свалится.

Кир остановился и с недовольным лицом рассматривал вновь прибывшего:

– Это ещё что за франт?

Просеменив перед двумя нерасторопными приятелями, пассажир отправился прямиком к третьей кассе, не оставляя не единой возможности его опередить.

– А он шустрый! – подметил растерянный Марк.

– Не то слово, – покачивая головой заключил Кир.

Они встали в очередь за быстроногим юношей. Он выглядел значительно моложе их, лет на пятнадцать, не больше. Кир презрительно смотрел на него – этот выскочка сразу же ему не понравился, особенно раздражили его тёмные с алыми полосами подтяжки. Марк, напротив, лишь радовался новым лицам на этой малолюдной станции.

Юноша снял с головы серебристую фетровую шляпу и, оправив русые кудри, обратился к только что усевшейся на рабочее место кассирше:

– Здравствуйте, моё имя – Лео Той, я хотел бы узнать, какие маршруты мне доступны для дальнейшего следования. И, будьте добры, перечислите только те поезда, где есть свободное первое место непременно в первом вагоне.

Кир громко дышал в макушку низкорослому Лео и, казалось, хотел приложиться по ней чем-нибудь тяжёлым. Причуды местных пассажиров начинали выводить его из себя, о чём свидетельствовало лёгкое подергивание левого века, оперативно замеченное Марком.

– Расслабься, – зазвучал в ухе Кира успокоительный шёпот товарища, – он резвый и точно знает, что ему нужно, выберет в момент и нисколько нас не задержит.

– К сожалению, на данный момент таких рейсов нет, – кассирша сама не рада была своим словам, предчувствуя проблемное продолжение.

Её предчувствие незамедлительно оправдалось.

– Как нет? Такого не может быть – всегда были, – залепетал Той, – посмотрите ещё раз ЛЕО ТОЙ, может, вы где-то ошиблись?

– Нет, молодой человек, поездов, удовлетворяющих вашим запросам, сейчас нет, – старалась спокойно отвечать кассирша. – Не желаете ли скорректировать запрос?

– Не желаю, – капризничал Лео, – мне нужно исключительно первое место в первом вагоне, посмотрите ещё раз, маршрут мне не важен.

– Сожалею, вам придётся подождать или изменить запрос.

– Я не могу ждать, – продолжал упрашивать Той, – я всегда сажусь на первое место в первом вагоне, это моё место, понимаете. На другом я не могу и не хочу. Посмотрите, пожалуйста, может, уже появилось что-то подходящее.

Терпение Кира иссякло, и он, не найдя лучшего решения, отправился обратно к томимому ожиданием Кальку, лишь бы не слышать капризных стенаний мальчонки, лишённого своего глупого первенства, к которому он так привык.

– Куда ты, Кир? – раздался позади голос Марка, – постой, не горячись. Пойдём посидим, поболтаем, уверен у тебя в запасе ещё много интересных историй.

– Как же мне всё надоело, – с отчаянием в голосе произнёс Кир. – Неужели нельзя открыть остальные кассы. Это просто невыносимо.

Навстречу им с двумя чемоданами в руках шёл понурый Тито. Было видно, что положение его дел не изменилось, и он лишь идёт передохнуть на кресла в ожидании ответа на запрос в Управление.

– Вот и касса освободилась, – радостно объявил Марк.

– Вот и иди, – отрешённо бросил Кир.

– Я думал, ты хочешь поскорее взять билет.

Марк совсем перестал понимать своего приятеля, тот облокотился на одну из пустовавших пластмассовых будок в паре шагов от рабочей кассы и явно не намеревался идти дальше.

– Я уже ничего не хочу, – грустно произнёс Кир. – Наверное, мне нужно немного подумать в одиночестве, ты как раз успеешь выбрать билет.

Марк смотрел на потухшие глаза Кира и не узнавал его. Он решил не спорить с ним, посчитав, что это лишь усугубит состояние товарища.

– Хорошо, постараюсь побыстрее, – заверил Марк. – Ты пока собирайся с мыслями, тебе следующему идти за билетом, а это ни много ни мало "важнейший выбор". Помнишь, сам мне недавно говорил?

– Помню, – сухо ответил, затянутый в омут собственных размышлений, Кир.

– Всё, не буду тебе больше надоедать, – завершил Марк своеобразное прощание. Он старался стряхнуть с себя мрачные мысли, навеянные внезапным унынием его приятеля, и поэтому как можно быстрее направился к кассе.

– К вам можно? – застенчиво осведомился Марк, стараясь не смотреть в глаза молодой кассирше.

– Да, конечно, – она радушно заулыбалась, отложив в сторону ворох бумаг. – Будьте добры, ваше полное имя.

– Марк Лерай.

– У вас прекрасное портфолио, Марк, – наигранно восхитилась девушка. – Есть какие-то предпочтения или желаете услышать все доступные маршруты?

– Перечислите все, если можно.

Кассирша начала бойко перечислять маршруты, делая особый акцент на преимуществах и достоинствах отдельных поездов и намеренно не договаривая об имеющихся у них недостатках.

Киру стали неприятны искусственные любезности кассирши, к тому же, боясь разжечь в себе огонь нечаянной зависти, он не хотел слышать о чужих привилегиях в выборе маршрутов и потому решил дождаться своей очереди на креслах в противоположной части вокзала.

Кир с облегчением вернулся на то место, где они прежде беседовали с Марком. Он аккуратно сел, пытаясь избавить себя от жалобного скрипа металлического кресла. К несчастью, в очередной раз ему это не удалось, и Кир, уткнув уставшее лицо в ладони, принялся перебирать свои мысли.

Предстоящий выбор требовал от него быть твёрдым и решительным, но Кир настолько увяз в сомнениях и тревогах, что уже готов был на любой маршрут, лишь бы поскорее покончить с этими терзаниями.

Сейчас ему хотелось, чтобы выбор сделали за него, неважно кто, важно, что в этом случае Кир не нёс бы ответственности за принятое решение. Ведь самое страшное для него было весь оставшийся путь корить себя за то, что он взял билет не на тот поезд.

Куда легче обвинять другого в загубленном путешествии: ты ничего не выбирал, тебя отправили, куда ты, как потом выясняется, вовсе не хотел; но, делать нечего, пытаться сойти с маршрута глупо, а подчас и просто невозможно, и ты – несчастный страдалец – продолжаешь движение в ненавистном тебе направлении и всё по вине того изувера, который посадил тебя когда-то в тот треклятый поезд на станции «Узловая-3».

– А у тебя что стряслось, дружище? – прервал грустные размышления Кира знакомый голос.

Кир вздрогнул от неожиданности и, потерев лицо руками, поднял глаза на внезапно объявившегося доброжелателя.

Перед ним с озабоченным видом стоял Тито Кальк, рядом теснились оба его чемодана. Недоумевая, как он мог не заметить подошедшего к нему вплотную Калька, Кир растерянно пожал протянутую руку, и тот незамедлительно представился:

– Тито.

– Кир, рад знакомству, – он не лукавил, ему и в правду было приятно обзавестись новым собеседником: только живое общение помогало ему ненадолго отвлечься от своих тёмных мыслей.

– Я присяду, ты ж не против? – и не дожидаясь, ответа Тито опустился в кресло через одно от Кира.

– Ты не подумай, что навязываюсь, – с этими словами Кальк всем телом подался в сторону собеседника, – просто вы с приятелем мою историю слышали пока в очереди стояли – так что, считай, мы уже друг другу не чужие. Вот я и решил подойти, поболтать, скрасить, так сказать, ожидание.

Тито говорил легко и непринуждённо, точно со старым приятелем, что сразу располагало к общению с ним. За время своего короткого репрезентанта он успел скинуть на спинку соседнего кресла свой пиджак, оставшись в расстёгнутом клетчатом жилете и кремовой рубашке, казавшейся из-за множества складок на пару размеров больше нужного. После Кальк небрежно переставил чемоданы подальше от себя, словно больше он не нуждался в своём богатстве. Затем, уже завершая свои объяснения, Тито беспечно взъерошил каштановую шапку густых кучерявых волос и принялся неистово наглаживать усы – такая простота в манерах окончательно обезоружила Кира, не оставив ему ни единого шанса уклониться от беседы.

Кир невольно улыбнулся и решил поддержать разговор:

– Так что там Управление, решили они твою проблему?

– Если бы, – Тито угрюмо потёр правый ус. – Прислали предварительный ответ, дескать, денежные средства, полученные из неустановленных источников в результате незарегистрированных сделок, не могут использоваться в качестве оплаты услуги по расширению списка маршрутов.

– И как теперь быть? – Кира всё больше удивляла ситуация, в которой оказался его загадочный собеседник.

– Да никак, – повышая голос ответил Тито. – Я им заявил, что не согласен с решением Управления, на что мне предложили составить апелляцию. И знаешь, лучше бы я этого не делал…

– А что, долго ждать придётся?

– Хуже. Теперь Управление тщательно перепроверит моё портфолио, уточнит все неясные моменты и на основании этого вышлет отредактированный список маршрутов и окончательный ответ о возможности использования моих денежных средств.

– Так, а в чём теперь проблема?

– Проблема в том, что с деньгами и правда всё не так чисто, как хотелось бы. Ничего противозаконного, да и вреда я никому своим заработком не принёс. И всё же, за теневые финансовые операции из портфолио простого двадцатидвухлетнего разгильдяя может выйти крайне неприятное дело с дорогой только по одному маршруту. И это будет совсем не тот путь, которым я планировал ехать дальше.

Тито нервно мял свои усы – ему явно была нужна поддержка, но Кир понятия не имел, чем можно помочь в такой ситуации. Он решил пока не лезть со своими нелепыми советами, а получше разобраться в истории Калька.

– А откуда ты вообще узнал про возможность покупки маршрута, мы вот с Марком о таком впервые услышали? И почему ты решил этой услугой воспользоваться, а не путешествовать, полагаясь на своё портфолио, как все остальные?

– Портфолио… Как все остальные… – беззлобно передразнил Тито. – Мой отец, сколько я себя помню, прилежно следовал общепринятым нормам и, с обидой вспоминая своего отца, оставившего его в раннем детстве, путешествовал по Промышленной ветке, надеясь, что когда-нибудь его прилежную работу оценят и откроют ему маршрут, не хуже, чем у других его знакомых. Но, знаешь, всем безразличны его заслуги. Сейчас он движется в ветхом плацкартном вагоне на Промышленную-4, а оттуда двинется на Промышленную-5 или вовсе до Конечной. В то время как мой дед, купив в своё время билет на «Премиум», сейчас беззаботно катится где-то в районе Туристической-3 и заканчивать своё безмятежное путешествие он точно не намерен.

– Значит, ты решил пойти по стопам своего деда?

– Именно. Я не стал растрачивать силы на пустые путешествия и начал собирать капитал, как только появилась такая возможность. Отец часто рассказывал мне в назидание историю семейного предательства, поэтому я наизусть знал всё, что проделал мой дед на пути к заветному поезду. Так вышло, что отец, сам того не ведая, взрастил во мне не презрение, а уважение к деду, которым я в тайне восхищался. Конечно, я понимал, что по отношению к своей семье дед поступил очень скверно, но это не умаляло его достижений – не в каждом роду встречается хотя бы один, добившийся места в поезде «Премиум». Поэтому я решил подражать ему, с оговоркой на то, что не буду заводить семью, а в какой-то момент мне захотелось превзойти его достижение и сесть в заветный поезд, как можно раньше.

Тито на мгновение затих, переводя дыхание, затем он грустно посмотрел на отодвинутые чемоданы и продолжал:

– Как видишь, собрать необходимые средства мне удалось ещё до третьей Узловой. Это, скажу тебе – рекордно короткие сроки для такой суммы.

Ох, если бы ты знал, сколько сил я в это вложил, скольким пожертвовал… откровенно говоря, я до последнего полагал, что моё загубленное, бездарное портфолио – наименьшая из жертв. Пропади пропадом все эти послужные списки!

Тито встал и оперся руками о спинку кресла:

– А знаешь, что самое забавное в моей истории? – с нескрываемым отчаянием произнёс Кальк. – Из всех поездов мне сейчас доступен только один. Направлением «Узловая – Промышленная-1».

Казалось, что Тито сейчас расплачется, его глаза заблестели, и он, шумно вдыхая, отвернулся от Кира в сторону касс.

– А что у того паренька приключилось, не знаешь? – не поворачиваясь спросил Тито.

– О, у него невероятная проблема, – Кир был рад возможности перевести тему, – он непременно хочет билет на первое место в первом вагоне и никак иначе. Ему даже маршрут безразличен, и тем не менее подходящего билета всё равно нет. Вот он и заставляет несчастную кассиршу из раза в раз проверять список маршрутов в надежде на появление нужного варианта.

Тито долго не отвечал, размышляя над услышанным, а затем задумчиво произнёс:

– Выходит, он – фанатик, как и я.

Кир даже предположить не мог, что история самовлюблённого Лео может вызвать у кого-то сочувствие и понимание. Лично он ничего, кроме злобы и отвращения, к этому капризному мальчишке не испытывал и поэтому, не задумываясь, выпалил растроганному Кальку:

– Ну, раз так вышло, что вы, считай, братья, – насмехался Кир, – отдай ему свои деньги. Тебе-то от них все равно никакого проку, а у него, может, получится купить себе нужный билет.

Лицо Тито разом просветлело, точно Кир указал ему невиданный доселе путь.

– Ты прав, дружище! – Кальк с задумчивой улыбкой похлопал Кира по плечам. – Я же могу ему помочь.

С этими словами Тито ловко подхватил оба свои чемодана и отправился к кассе, которую по-прежнему осаждал Лео Той. Кир уже хотел окликнуть и остановить Калька, так серьёзно воспринявшего его шутку, но голос под потолком пронзил зал очередным объявлением:

«Уважаемые пассажиры! С первой платформы, первый путь, начинается посадка на скорый поезд номер 326 «Узловая – Университетская-1». Нумерация вагонов с головы состава».

Не успели затихнуть динамики, как к Киру подбежал чрезвычайно взволнованный Марк, и, схватив его за руку, поволок к неприметной деревянной дверце за дальней кассой, на ходу вводя в курс дела:

– Кир, ты какой-то сам не свой, – тяжело дыша, возмущался Марк, – я машу-машу, а ты – ноль внимания. Уже кричать тебе собрался, да как-то неудобно стало. У меня посадку объявляют, а ты всё с этим Тито разговариваешь. Пойдём скорее на перрон, не хочется опаздывать.

Кир, как тряпичная кукла, волочился за своим приятелем, тщетно пытаясь понять, что вообще происходит и почему события вокруг него так стремительно сменяют друг друга. Наконец до него дошёл смысл слов Марка:

– Подожди, какая посадка? Ты что до Университетской билет взял?

– Да, а чему ты так удивляешься?

– Ну, я, если честно, думал, ты что-то пограндиознее выберешь.

Дверь с табличкой «Выход к платформам» вела в короткий тускло освещённый коридор, справа в нём располагалась лестница в подземный переход, а прямо – ещё одна дверь, ведущая к перрону у первого пути. Открыв её, они оказались напротив большого светло-серого новенького вагона, блестевшего в лучах яркого солнца. У развёрнутых ступенек уже дежурила молоденькая проводница в фирменной униформе.

– Я на этот-то маршрут еле решился, а ты говоришь "грандиознее", – недовольно отвечал Марк, усаживаясь на одну из установленных подле скамеек, – там знаешь какой выбор? Пока весь список до конца дослушаешь, забываешь, что в начале было. Ты, кстати, мог бы и помочь мне с выбором, а не отсиживаться в зоне ожидания. Я уже хотел за тобой идти, а потом думаю, возьму этот: путь недолгий, ни к чему особо не обязывающий, для начала вполне сойдёт. Ты сам-то определился, чего хочешь?

Кир присел рядом с приятелем, вопрос, как бы невзначай заданный Марком, привёл его хаотично метавшиеся мысли в строгий порядок, и ответ незамедлительно стал для него абсолютно очевидным:

– Хочу обратно в детство, – спокойным, уверенным голосом произнёс он.

– Кир, оставь свои шуточки, – нахмурился Марк. – Какое ещё детство? Я серьёзно спрашиваю.

– А я тебе вполне серьёзно отвечаю, – продолжал упорствовать Кир.

– Перестань, нам всем тяжело делать самостоятельный выбор, но от этого никуда не денешься.





Марк внимательно посмотрел на Кира: тот, несмотря на уверенный голос, выглядел разбитым и совсем отчаявшимся. Казалось, пройдя через здание вокзала, он потерял всякую мотивацию к дальнейшему движению, потерял самого себя; словно украшенные яркими картинами стены станции обесцветили его мечты и стремления, и он больше не хотел видеть серые изображения своих прежних грёз, желая поскорее их забыть и остаться наедине со своим разочарованием. Марку было больно смотреть на своего товарища и он, как мог, пытался ему помочь:

– Слушай, ну, вспомни, чего тебе хотелось раньше, у тебя же теперь столько возможностей.

– Ничего я уже не хочу… – твердил Кир. – Столько жизней и все в никуда. Что ни выбери – всё пустое. И ты один в этой серой пустоте.

– Брось, Кир, ты совсем не один, – затараторил Марк, уцепившись за приоткрывшуюся причину отчаяния, – я же с тобой – поехали вместе на Университетскую.

Кир слегка улыбнулся.

– Ты меня прости, – продолжал Марк, – я думал ты не захочешь, вот и не предложил. А так я буду несказанно рад твоей компании. Будет весело, обещаю. К тому же на этом пути мы практически ничего не теряем. Пойдём, ещё успеем взять тебе билет.

Марк резво подскочил и начал за обе руки поднимать Кира. Со стороны вокзала раздался уже привычный голос:

«Уважаемые пассажиры, заканчивается посадка на скорый поезд номер 326 сообщением «Узловая – Университетская-1», просьба провожающим покинуть вагоны, а пассажирам занять свои места. Желаем вам приятной поездки».

– Не успели, – театрально разводя руками, констатировал Кир.

– Ну уж нет, подождут, я без тебя не поеду, – расхрабрился Марк, оглядываясь на проводницу, приготовившую красный флажок.

– Так, успокойся, у тебя какой вагон?

– Шестой.

Кир отыскал на вагоне напротив табличку с номером.

– Поздравляю, мы как раз напротив него.

Поняв намерения товарища, Марк отрицательно замахал головой.

– Давай-давай, а то проводница нервничать начинает, – примирительно заговорил всё для себя решивший Кир, – я оправляюсь вслед за тобой ближайшим поездом, ты меня там на вокзале дождёшься, и потом следующий маршрут мы уже вместе как следует продумаем.

– Обещаешь? – решил спросить Марк, хоть и не сомневался в надёжности слов Кира.

– Конечно, – сказал Кир, пожимая на прощание руку своему другу, и смеясь добавил. – Целоваться на прощание мы, надеюсь, не будем?

– Не настолько долго расстаёмся, – рассмеялся Марк.

Их дружеское прощание прервал недовольный тоненький голос проводницы:

– Молодые люди, вы садиться собираетесь?

– Прошу прощения, уже бегу, – заторопился Марк. – До встречи, Кир.

– До скорого, – сказав это, не любивший долгих расставаний Кир быстрым шагом вернулся в здание вокзала и уже там прослушал объявление об отправлении поезда.

Кир незамедлительно направился к кассе – вновь работала только одна, но теперь она, к счастью, была свободна. Лео живо болтал о чём-то с улыбающимся Тито. Они бок о бок сидели в зоне ожидания, и ничего не выдавало в них даже намёка на прежние заботы и переживания. Кир на ходу украдкой разглядывал счастливые лица новоиспечённых товарищей, хотя его больше интересовало нечто другое: он никак не мог найти подле Тито кожаных чемоданов – не было никаких сомнений в том, что деньги пошли на оплату заветного билета для Лео. Но Тито не выглядел опечаленным растратой своих богатств, купив билет другому, для себя он приобрёл нечто более важное – счастье.

Кир был рад, что пути этих странных пассажиров так неожиданно переплелись и привели их к тому, что было по-настоящему важным для них обоих. Но ещё больше он был рад тому, что, увлекшись разговором, они совсем не заметили его возвращения, и Тито не представилось возможности поделиться с ним новостями о произошедшем. Ведь теперь Кир хотел, как можно скорее расстаться с этим местом.

Так незамеченным он добрался до кассы, за стеклом которой сидела усталая Тала, и залпом выдал:

– Кир Отоев, ближайший до Университетской-1, если можно, побыстрее.

Измученная бесконечными переспросами прежнего пассажира, Тала была несказанно рада такому лаконичному запросу от Кира. На этот раз она решила отказаться от обыкновенных напускных любезностей, предписанных ей регламентом обслуживания пассажиров, и сразу перешла к делу, за что торопившийся Кир был ей искренне благодарен.

– Вам повезло, как раз сейчас через нашу станцую будет проходить фирменный поезд «Учебный», и в нём есть свободное место в купейном вагоне. Подойдёт?

– Да, вполне.

– Отлично, сейчас оформим билет до Университетской-1, и вам нужно будет быстро пройти по подземному переходу к девятому пути, пятая платформа – стоянка очень короткая, специально для вашей посадки.

– Домчусь молнией, – улыбнувшись, заверил Кир.

Тала быстро забегала пальцами полных ручек по клавишам и уже спустя несколько мгновений протянула Киру свежеотпечатанный на оранжевом с причудливым орнаментом картоне билет.

– Прошу, четвёртый вагон, четвертое место.

– Благодарю, – сказал Кир, неловко выхватывая протянутый билет.

– Счастливого пути, – пожелала кассирша вдогонку рванувшему к выходу Киру.

Выполняя своё обещание не уступать по скорости молнии, Кир быстро направился к уже знакомой табличке «Выход к платформам» и, распахнув дверь, сразу же свернул направо, резво засеменив ногами по мелким ступенькам, ведущим в подземный переход. Очутившись под низкими сводами бесцветного туннеля, он, не сбавляя шага, отыскал глазами указатель выхода к нужной платформе и, одолев очередную лестницу и пару тугих дверей, оказался прямо перед заканчивающим торможение составом.

Из открывшейся двери одного из ближних вагонов показалось недовольное лицо проводника. Очевидно, непредвиденная остановка была связана с некоторыми неудобствами, и он, желая поскорее закончить посадку незапланированного пассажира, начал торопливыми взмахами руки подзывать Кира к себе.

Кир, понимая нетерпение проводника, резко вскочил на подножку перед входом и подал на проверку свой билет. Тщательно изучив каждую строку на оранжевом картоне и удовлетворительно кивнув самому себе, проводник приветственно произнёс:

– Проходите, пожалуйста, у вас четвёртое место.

Не задерживаясь в тамбуре, Кир вошёл в светлый, выполненный в кремовых тонах, купейный вагон. Ему захотелось немного постоять у большого окна в проходе, прежде чем идти в своё купе и начинать знакомство с его обитателями. Пристроившись недалеко от своей будущей берлоги, Кир вспомнил лицо Марка, рассуждавшего о неизменности выбранного маршрута и о ключевом значении принятого решения.

“Наверное, он был прав”, – с печальной улыбкой подумал Кир, наблюдая за тем, как пейзаж за окном, вначале едва заметно, а затем всё быстрее и быстрее уплывал назад.

– Вам туда, – неожиданно прозвучал голос надвигавшегося сзади проводника. И он кивком указал обернувшемуся Киру дверь в нужное купе.

– Спасибо, я знаю, – отвлечённо ответил Кир, пропуская проводника вперёд по коридору.

Когда он вновь вернулся к созерцанию пейзажей, то обнаружил: поезд набрал настолько большую скорость, что теперь глаза различали за окном лишь зелёную полосу какой-то растительности – никаких деталей и подробностей разглядеть не удавалось – и голубую полоску неба над ней.

“С такой скоростью путешествие обещает быть недолгим”, – с облегчением подумал Кир и, потеряв возможность любоваться природой, принялся изучать заинтересовавшие его приспособления, расположенные подле окна. Они были выкрашены в ярко-красный цвет и, исходя из прикреплённой чуть ниже инструкции, являлись стоп-краном и аварийным молотком. И если обстоятельства для использования рычага экстренной остановки Кир ещё мог себе представить, то кому и в связи с чем может понадобиться разбивать окна, он понять не мог.

«Ну, допустим, расколешь ты стекло», – размышлял Кир, – «вылезешь наружу, а дальше что? Идти-то некуда. Тут же кругом одни поля и леса, до ближайшей станции при всём желании пешком не добраться, да и попробуй сориентируйся в совсем незнакомой местности – это тебе не кассы в здании вокзала искать.

И какой тогда смысл выбираться из вагона, уйти от которого ты не можешь? Проще остаться в нём и ожидать указаний проводников, они-то побольше нашего знают. Хотя в пути разное случается…»

Размышления прервало невольно замеченное обстоятельство: скорость состава начала резко снижаться, так что взгляд Кира вместо размытых, быстро текущих цветных полос за окном упёрся во вполне чёткий строй сосновых стволов. Они были настолько ровны и так симметрично рассажены вдоль железнодорожных путей, что казалось, будто пейзаж из нескольких сосен не меняется вовсе, точно по ту сторону вагона перед тобой медленно прикручивают один и тот же слайд с видом на первые несколько деревьев, стоящих в авангарде надвигающегося соснового бора.

Кир решил, что такое в порядке вещей и вскоре локомотив наберёт прежнюю скорость; ведь продолжительное торможение в самом начале пути казалось ему не то что неоправданным, а попросту нелепым. Но поезд, не считаясь с его мнением, продолжал еле волочиться по рельсам и явно не был намерен возвращать былые обороты.

Наконец, причина столь странного замедления обрушилась на пассажиров из всех динамиков состава:

«Уважаемые пассажиры, в связи с аварией, произошедшей на маршруте «Узловая-3 – Университетская-1», наш поезд вынужден снизить скорость вплоть до полной остановки, пока рабочие не удалят сошедший с рельсов состав и не восстановят аварийный участок железной дороги. Прибытие до пункта назначения откладывается на неопределённый срок, просим всех пассажиров не беспокоиться и оставаться на своих местах, мы будет держать вас в курсе событий. Компания “Линия жизни” приносит извинения за доставленные неудобства.»

Судьба Марка и большинства из пассажиров впереди идущего поезда не вызывала у Кира сомнений. Если их состав сошел с рельсов на такой скорости, то о выживших не могло идти и речи.

Ехать дальше Киру было некуда и незачем.

Он оглядел вагон – двери во все купе были наглухо закрыты. Пассажиры, как их и просили, не беспокоились и оставались на своих местах. Проводников тоже не было видно. Ничего не останавливало Кира, и он потянул красный ручку стоп-крана. Едва катившийся вагон полностью прекратил своё движение, остановившись прямо напротив сочно-зелёного луга. Теперь Кир точно знал, что ему нужно делать.

Он снял аварийный молоток и несколькими ударами надколол стекло. Затем неспешно очистил раму и, напоследок окинув взглядом казавшийся безжизненным вагон, аккуратно вылез из этого склепа.

Луг вовсю шумел, то и дело увлекаемый лёгким ветерком. Кир несколько мгновений послушал эти причудливые звуки неведомой ему доселе жизни и медленно побрёл ей навстречу. Он почувствовал невероятную лёгкость, граничившую с полной опустошённостью, словно с каждым шагом часть его проблем и сомнений уходила в прогретую солнечными лучами землю.

Вопрос о том, куда он теперь направится, совсем не беспокоил Кира. Ведь наконец-то он понял для себя то самое, неуловимо важное, что так долго скрывалось от него. Всё, что ему нужно – это идти, и не останавливаться. Идти и не оглядываться назад.