ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4 [Надежда Александровна Ясинская] (fb2) читать онлайн

Олег Ясинский, Надежда Ясинская ПоЛЮЦИя, ЛЮЦИфер, РевоЛЮЦИя. Часть 4

УВЕДОМЛЕНИЕ

Это – СКАЗКА!

ВСЕ совпадения лиц, имен, пространства и времени – СЛУЧАЙНЫ.

События ПРИДУМАНЫ и наяву НИКОГДА не происходили.

Великий Энтомолог – Владимир Владимирович – учил: хороший читатель знает, что искать в книге реальную жизнь, живых людей и прочее – занятие бессмысленное.

РАЗЪЯСНЕНИЕ

Во многой мудрости много печали – сказал сами знаете кто. Потому, недозволенно смешивая жанры (о, как смешивает их жизнь!), впадая в мистику, смакуя недозволенное, чувственно воспевая невоспеваемое, сносок, ссылок и разъяснений не даем, отсекая праздношатающихся. Братья-по-разуму и так поймут (в крайнем случае, с помощью «гуглов» и разнообразных «википедий» – благо развелось их на закате Пятой расы).

ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ!

Текст книги содержит нецензурные слова, жаргонизмы, натуралистические сцены табакокурения, эротики, употребления алкоголя, насилия и жестокости, прочих неблаговидных поступков, магических ритуалов и оккультных практик. Это вредит вашему здоровью.

НЕ РЕКОМЕНДУЕТСЯ ЧИТАТЬ: детям до 18 лет, беременным, легковнушаемым, зомбированным, одержимым бесами, неуравновешенным особам с психическими отклонениями.

ВНИМАНИЕ!

Категорически запрещается повторять ритуалы и оккультные практики, описанные в книге. ПОМНИТЕ: занятие магией без необходимой подготовки приведет к обратному.

ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ!!!

В данном тексте закодирована информация с элементами экзорцизма, которая может крайне вредно повлиять на последователей Сатаны и членов деструктивных сект.

…необходимо иметь смелость

видеть вещи такими, какие они есть.

Освальд Шпенглер

Пиши о том, что знаешь.

Сомерсет Моэм

Часть четвертая

«ревоЛЮЦИя – ІІ»

Глава первая

Рождественские праздники, январь 2014 года

***

На православное Рождество Майдан затих.

Гипнотики праздновали христианский праздник, не чувствуя, что их хозяева поклоняются совсем иным богам.

Но больше кощунствовали власть имущие – бесы и полубесы – знающие, кому служат. Они демонстративно посещали храмы и публично крестились на камеру.

Наблюдая за лицемерами, я удивлялся: как они могут переступить порог церкви, ведь там святые иконы, животворящий крест, и все такое?

«Энергетический защитный кокон, – шептал во мне знакомый голос. – Им по роду службы положено поклоняться туземным божкам и посещать объекты культа. Вот и лицедействуют».

***

Шестого и седьмого я сидел дома, читал Лавкрафта, крутил старые виниловые диски и думал: зачем мне нужна Вера?

«Она мне надоела – пройденный этап, перевернутая страница.

Вряд ли наши кувыркания подарят мне что-либо новое.

Ну, еще месяц-два… А дальше?».

Дальше все представлялось сложно: жениться на Вере я не собирался, дружбы у нас не получилось, а ее внутренний мир интересовал меня не дальше глубины «тайны», которая утратив ореол недоступности, перестала быть тайной.

«Вот такая печаль: наши отношения бессмысленны…

ВСЕ ПРОХОДИТ!

Как странно и страшно.

Прав Соломон!..».

***

Восьмого января было мое дежурство на Майдане.

Я радовался этому, поскольку сидеть в одиночестве и ковыряться в своих печалях изрядно надоело. Тем более, в этот день акций не планировалось – многие гипнотики на Рождество уехали домой, многие опохмелялись.

Я привычно глотнул желатиновую каплю, вышел из физического тела. В миг, силою мысли, переместился к Майдану, где копошилась серая толпа ущербных разумом и нищих духом.

Подчиненных зомбаков обнаружил сразу. Их грязные ауры, отзываясь на мою монаду, подсветились кроваво-красным. Я покружил над ними, пытаясь проникнуть в запревшие от алкоголя и никотина мозги, вдохнуть дозу ненависти к милиционерам, стоявшими шеренгой в метрах сорока от баррикады.

Зомбаки, почувствовав мое появление, встрепенулись, распинали гипнотиков, начали копошиться, плевать в сторону ненавистных ментов. Двое особо буйных, в порыве страсти, принялись бросать через импровизированную стену пустые стеклянные бутылки. Те разбивались о мерзлый асфальт, брызгая мириадами блестящих осколков. Буянов осадили соседи, забрав ящики с бутылками, которые предназначались для «Коктейля Молотова».

Я не вмешивался. Описав параболу над взбодренными зомбаками, сиганул к шеренге милиционеров, разглядывая потенциальных соперников – совсем молодых парней, замерзших и невыспанных. Внушаемый гипнотикам звериный оскал ментов-беспредельщиков был явным преувеличением.

В тылу, за строем, я видел медицинскую палатку, дымящую полевую кухню, походные столы, за которыми сидели несколько ребят в городском камуфляже и пили чай из парующих на морозе котелков.

Чуть поодаль, тоже за столом, сидели молодые мужчина и женщина. Он был в милицейской форме, она в болоньевой светлой курточке. Она кормила его из судков обедом, смотрела с тревогой и нежностью, что-то рассказывала, а он, усталый и сонный, опустив голову, молча ел.

Это была обычная бытовая сцена, которые часто встречались по обе стороны баррикад.

Я уже мысленно готовился перейти в иную точку, подняться выше, чтоб охватить всю площадь целиком и увидеть расстановку сил, как что-то – едва ощутимое и знакомое – привлекло мое внимание.

Я прислушался. Это были флюиды, которые исходили от женщины.

Приблизив изображение, я узнал Аню!

Глава вторая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

***

История эта случилась шесть лет назад, когда я еще работал в школе и жил со второй женой в малюсенькой квартирке, в доме, именуемом «гостинкой», с общим длинным коридором, по типу общаговского.

На ту пору мои семейные отношения разладились.

Объединенные общей жилплощадью, мы с женой стоически терпели друг друга, обоюдно мечтая поскорее развестись. На это не хватало времени.

По счастью, у нас не было общих детей, и мы могли себе позволить ТАК жить.

***

Меня в ту пору назначили заведующим учебной частью в школе, а попросту – заучем. Оправдывая звание «новой метлы», я днями пропадал на работе, даже в выходные. И не всегда по вопросам организации учебного процесса. Чаще – во избежание очередных семейных разборок. В одиночестве мне было хорошо.

К тому же, у меня в школе появился крохотный отдельный кабинет, где я мог придаваться разнообразным личным делам, и даже спать в древнем кресле, оставшемся по наследству от бывшего коллеги.

Вечерами, когда школьные коридоры затихали, а учителя расходились по домам, я любил сидеть в том кресле под торшером и читать. Или мечтать.

Слаще всего было мечтать о новой знакомой Анюте – соседке по «гостинке» – которая недавно поселилась на нашем этаже вместе с мужем-ментом и годовалой дочкой.

***

Когда мы впервые столкнулись с Аней в общем коридоре, и я разглядел ее лицо в свете подслеповатого окна, то был поражен. Она удивительно походила на Авдотью Панаеву – гражданскую жену Некрасова и музу многих литераторов Золотого века – какой изображена на знаменитом портрете Кирилла Горбунова.

Не скажу, что я влюбился в нее с первого взгляда – возраст у меня был не тот. Но я с первого взгляда ее ЗАХОТЕЛ!

Именно так, заглавными буквами – слепо и неудержимо!

Мне кажется, это – лучший комплимент любой женщине.

После той первой встречи и короткого замыкания в моем мозгу, стоило нам столкнуться в коридоре, как горячая волна закипала внизу, и несколько часов я отходил от сладкого морока, не имея возможности привычно жить.

***

Я безумно и бездумно ее ХОТЕЛ!

Это казалось нереальной химерой, поскольку, мне тогда было почти сорок, а ей – двадцать два. Она была замужем за быковатым громилой – офицером милиции, имела маленькую дочку.

А я был обычным заучем, обычной бюджетной школы, и еще не умел загадывать ЖЕЛАНИЯ.

Я даже Анино имя узнал от соседок, поскольку у меня не было никакого права и повода спросить о том ее лично.

Смирившись со своей, заведомо невозможной страстью, я нашел Анину страницу в «Одноклассниках». Вечерами, закрывшись в служебном кабинете, сидя в кресле и пристроив ноутбук на коленях, я с обожанием разглядывал ее фотографии.

Глава третья

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Так продолжалось несколько месяцев. Я оставил надежды сблизиться с властительницей моих предсонных грез.

Ни на что не надеясь, я пару раз пробовал заговорить с Аней в общем коридоре. Она вежливо и холодно отвечала на мои приветствия и глупые обсуждения погоды.

Однажды я сказал, что знаю, как ее зовут. Аня удивилась.

Что-то, похожее на интерес, мелькнуло в ее серых глазах. И погасло. Замужнюю молодую женщину совсем не интересовал подтоптанный мужичок, притом женатый.

Она оставалась для меня так же далека, как и «Мисс Вселенная» из телевизора.

***

Недаром пишут в старых оккультных манускриптах, и переписывают в новых эзотерических бестселлерах, что если человек чего-то ОЧЕНЬ хочет, то Вселенная помогает ему осуществить мечту. Срабатывает Закон Притяжения с подключением надлежащих эгрегоров.

Другое дело, что за сомнительные желания нужно платить изломанной судьбой. Но разве об этом думаешь!

До встречи с Велиалом я тоже так считал, благодарил Вселенную и эгрегоры. Но суть не в этом, а в том, что мое тогдашнее НЕРЕАЛЬНОЕ с Аней стало РЕАЛЬНЫМ. И мне было все равно – кого благодарить.

***

В один из будних осенних дней, утром я встретил ее на остановке троллейбуса возле нашего дома. Конечно же, подошел, поздоровался по-соседски.

Так вышло, что мы вместе ехали в троллейбусе до метро, затем под землей – до пересадочной. Ехали рядом, почти касаясь – я чувствовал ее запах!

Само обстоятельство и расстояние способствовали нашему общению. Мы разговорились.

Оказалось, что Аня недавно вышла из декретного отпуска, устроилась на работу в кол-центр психологом. Работа сложная, зарплата маленькая. А она, между прочим, педагог с высшим образованием и опытом работы. Вот только, среди учебного года в школу устроиться не реально – нужны блаты и связи. А муж ее – офицер милиции – из честных и гордых, – и сам просить не пойдет, и ее не отпустит.

***

– Замкнутый круг, одним словом, – вздохнула Аня.

Она стояла очень близко, и при шатаниях вагона касалась меня левой грудью. А когда я нарочно подавался ей на встречу – то и двумя.

«Так бы ехать, ехать, ехать…».

И тут, словно теплой морскою волной, меня окатило догадкой.

Теперь-то я понимаю, что мне помог Велиал – но тогда я о нем не знал, приписав сообразительность исключительно себе.

– Я могу вам помочь с работой в школе. Спросить, по крайней мере, – пошептал я девушке в самое ухо, дотрагиваясь носом темно-русого локона, пахнущего миндалем.

– Буду вам признательна, – оживилась Аня. – Если, конечно…

– Никаких «если»! Сделаю все, что в моих силах.

– Ну, тогда, я ваш должник. – Она мило улыбнулась.

***

С небывалым задором я устремился осуществлять свой коварный план.

Это оказалось нелегко: действительно начался учебный год, все вакансии были заполнены, даже приходилось дробить уроки, чтобы хватило блатным молодым педагогам, присланным в столичную школу.

Но одержимый своей похотью, я искал любые возможности. В конце концов, пришлось взять грех на душу, и, пользуясь служебным положением, умышленно подвести под должностное нарушение престарелого учителя физики. Чтобы избежать позора, тому пришлось уйти на пенсию.

Мне потом донесли, что он спился от тоски и через полгода умер.

Но разве ЭТО имело какое-то значение, когда появилась гипотетическая ВОЗМОЖНОСТЬ залезть под юбку к чужой жене. И не просто чужой, а вымечтанной до мелочей в полуночных фантазиях.

Глава четвертая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

У меня получилось! Через некоторое время Анна прошла собеседование с директором школы, затем в районном отделе образования. Она всем нравилась. Ей предложили написать заявление на должность учителя физики.

В тот же день она пришла ко мне в кабинет, принесла шампанское и конфеты. Аня благодарила меня за бескорыстное участие в ее судьбе. Мы ритуально выпили по первому бокалу шипуче-сладкой влаги.

Я был на седьмом небе от счастья. Само ее присутствие наполняло душу щемящим трепетом, и я даже верил в свое бескорыстие, и было немного стыдно за недавние блудливые фантазии.

«Хорошо, что она об этом не узнает…», – думал я, купаясь в ее серых глазах.

***

Мы сидели поразно, поскольку кабинет бы малюсенький: я – за рабочим столом, она – напротив меня в кресле.

При очередном тосте, я подходил к Ане, мы чокались, я возвращался на место, и там опорожнял свой бокал.

Слово за слово, мы допили первую бутылку. Я раскупорил вторую.

– Не нужно… Боже, я совсем пьяная, – сквозь улыбку призналась Аня, закусывая конфетой. – С утра не завтракала. А тут – такое счастье: полная ставка, и школа недалеко, и я пьяная…

– У нас есть прекрасный повод! Дайте ваш бокал.

Она подала. Я плеснул до краев, разбрызгивая пену на столешницу, на отчет, на графики занятий.

«Гори они синим пламенем!».

– Вы прекрасны – сказал я, заставляя себя не смотреть ей под юбку, где открывался треугольник, в котором тонкие колготки облегали светлые трусики.

– Сколько я мечтал, чтобы вот так, с вами…

Аня задержала на мне захмелелый взгляд. Улыбнулась своим мыслям.

– Спасибо, что помогли. Сейчас мало людей, которые просто так…

***

Я наполнил бокалы, вышел из-за стола.

Присел на корточки у Аниных ног.

– Давайте выпьем за любовь! – сказал я, передавая ей бокал.

Рука моя дрогнула, шипучая жидкость плеснула ей на колено, обтянутое тонким капроном.

– О, черт! – я машинально смахнул пенные капельки.

Теплая волна окатила сердце. Я сам ошалел от своей смелости.

«Дотронулся!».

Умирая от страха и желания, я принялся оттирать ее колено, но уже медленнее и напористо, стараясь охватить ладонью.

– Да ладно вам, – беззаботно сказала Аня. – Еще дырку протрете…

«Неужели она не поняла?».

***

Возможно, ничего бы тогда не случилось, не сядь Аня в низкое кресло напротив моего стола. В то кресло, где я мечтал о ней.

Возможно, не случилось бы, не выставь она коленки, прикрой ноги безликими джинсами или мешковатыми брюками, уродующими женщин похлеще целлюлита.

Возможно, я предотвратил бы тысячи своих будущих сожалений, если бы не выпитое шампанское, не блудливые мои руки.

Если бы – если бы – если бы…

Если бы не шепоток за левым ухом.

***

Я тереть перестал, но руку на коленке, вроде случайно, оставил.

«Если почувствую хоть тень ее недовольства – уберу…».

Недовольства не почувствовал.

Вжался в коленку сильнее.

Она мило НЕ-ПОНИМАЛА, растроганно глядя на меня сверху вниз.

– За любовь пить не хочу. Лучше выпьем за дружбу, – сказала Аня. – Любовь ищет своего.

– Так уж ищет.

– Да-да. Если не денег, то внимания, теплоты, взаимности. А это порою напрягает! И порою кажется, что легче жить без любви. Проще, по крайней мере. Так что – за дружбу!

Она размашисто чокнулась со мною. Сделала пару глотков. Поставила бокал на подлокотник кресла.

Тот неспешно – будто в замедленном кино – накренился, и упал. Во все стороны брызнули стеклянные осколки. По неровному линолеуму потянулась пенная лужица, выписывая замысловатые узоры.

– Ой! – встрепенулась Аня. – Дайте тряпку…

– Пустяки, – сказал я.

И обнял ее обеими руками. За обе коленки.

***

Она не упиралась!

Глядя ей в лицо, я решительно протянул руки по скользким бедрам, нырнул под юбку.

Подол задрался, открыв ноги до колготочных шортиков.

Я дотронулся большими пальцами до ластовицы, вжался в Анюту.

Теперь она поняла!

Удивленно ахнула. Перехватила мои руки. Уцепилась в запястья тонкими пальчиками.

– Не нужно… Я замужем! – испуганно выдохнула она.

Отвела глаза.

Но руки мои не убрала, лишь чуть отодвинула от промежности.

***

В тот миг еще ВСЕ можно было исправить.

Она могла показательно возмутиться, пригрозить горилоподобным мужем, дать мне пощечину, оттолкнуть, наконец.

И я бы не упорствовал, принялся бы извиняться, пеняя на умопомрачение от ее красоты, выпрашивая любой способ загладить вину.

Однако Аня не возмутилась. И руки мои не убрала.

Я до сих пор не могу объяснить, почему так случилось.

Пожалела? Или снизошла? Или с мужем поссорилась и захотела ему отомстить за невнимание и постоянную занятость?

Но об этом я ПОТОМ размышлял, посекундно разбирая наше случайное невозможное свидание. А тогда…

Глава пятая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Тогда я заворожено обмер, пойманный на горячем, у чужой жены под юбкой.

Я не знал, что делать дальше, как обыграть нелепую ситуацию.

И она! Она сидела, как истукан – ни «да…», ни «нет!» – отрешенно смотрела в окно, будто ее не касались мои потные руки.

Мы замерли. В упавшей тишине было слышно наше сбитое дыхание. Я чувствовал ладонями участившийся пульс, который отдавался в ее ногах. В унисон, будто подстроившись под метроном, стучало у меня в голове.

Долго так продолжаться не могло, иначе нелепая любовная сцена превратится в фарс.

– Вы мне ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ нравитесь… – выдавил я. Голос был жалкий, как у попрошайки. – Давно. Как только вас увидел. Я о вас мечтаю…

– И вы меня хотите? – шепотом спросила Аня, не глядя на меня.

– Нет! То есть – да… Я даже не знаю. Не смею… Я не причиню вам… Лишь дотронусь.

Она неожиданно отпустила мои руки.

– Поклянитесь, что НИКТО-НИКТО, НИКОГДА-НИКОГДА, об ЭТОМ НЕ УЗНАЕТ, – прошептала Аня, прожигая меня пламенем серых глаз.

– К-клянусь…

***

Липкая нерешительность сковала мое тело.

– Так вы согласны? – тихо, будто опасаясь чужих ушей, спросил я, уже умирая от неожиданного подарка, страшно боясь любого ответа.

Аня не ответила, опять повернула лицо к окну.

«Она СОГЛАСНА!.. — понял я, осознавая всю невозможность сложившейся ситуации. – А если сейчас кто зайдет?Если муж узнает? Если…».

Полчаса назад, на эмоциях, в сердечном порыве, безмерно симпатизируя этой красивой молодой женщине, начав невинную игру в гляделки, я даже представить не мог, что ТАКАЯ будет согласна со мною, в служебном кабинете, в школе…

***

«Воистину, неисповедимы пути!».

Я отпустил ее бедра – ладони мои пылали от подъюбочного жара.

Поднялся и закрыл дверь кабинета на замок.

Возвратился на затекших ногах к Анюте.

Она все также сидела в кресле, наблюдала за мной. Обреченности в ее глазах не заметил. Там был интерес и тревога. И едва уловимая брезгливость.

***

Я подошел к Ане, взял ее покорные ладони в свои.

Наклонился, чтобы поцеловать.

– Не нужно, – Аня отвернула голову. – И как вы собираетесь ЭТО делать?

– Давайте на «ты», – попросил я.

– Как мы будем это делать? – повторила Аня, не реагируя на мою просьбу. В ее голосе сквозило раздражение.

Я снизал плечами. Я действительно не знал. Не предполагал. Не готовился. Даже не представлял, что ТАКОЕ возможно.

– Вы же мужчина, – сказала Аня; в голосе отчетливо проступили глумливые нотки. – Зачем тогда начинали?

Она была права, но упрек меня задел.

– Поднимитесь. Станьте коленями на сидение кресла.

Анна встала. Изучающее посмотрела на меня, будто оценивая серьезность моих намерений: пальчики нервно теребили подол юбки.

– Повернитесь… Повернись!

Она повернулась ко мне спиной, лицом к креслу.

– А теперь становись коленями на сидение.

Она уперлась руками в спинку кресла. Нерешительно поставила одно колено, затем второе. Открылись запачканные подошвы осенних туфелек.

Я присел, поочередно снял ее туфли.

– Теперь подними подол.

Она не шевельнулась. Лишь шмыгнула носом.

***

Я подхватил юбку обеими руками, дернул вверх, выворачивая на спину. Юбка затрещала в нескольких местах.

– Ой! – взвизгнула Аня, обернулась через плечо. – Осторожнее…

– Нужно было самой!

Под колготками виднелись простенькие трусы, бежевые, в мелкие цветочки; одна половинка трусов сдвинулась, застряла меж ягодиц.

Сами колготки были на нее чуть маловаты, сантиметра на три провисали в промежности.

«Вот как выглядят чужие жены под юбкой…».

Я решительно ухватился за поясок колгот.

– Сама! – возразила Аня и принялась правой рукой – левой держалась за спинку кресла – спускать колготки.

– Вместе с трусами. До колен!

Она заторопилась, но все равно выходило медленно. По чуть-чуть показалась попка в мелких прыщиках, а между ягодицами – коричневый бублик ануса с небольшим пупырышком нарождавшегося геморроя. Затем розовые губы ее тайны, покрытые по краям каштановыми волосками. Я почему-то знал, что именно такого цвета волосы у нее ТАМ.

***

Ждать больше я не мог. Ухватил колготки за пояс, одним махом сдернул на бедра.

Аня опять взвизгнула, выгнула спину, но я не обращал внимания.

Протянул руку, охватил ладонью ее открытую тайну, чуть потискал. Она была горячая, влажная и липкая.

Аня явно не была готова к ТАКОМУ развитию наших отношений. На ней были несвежие трусы, и она пахла.

***

Я поиграл с ее бархатной промежностью, хлопнул по ягодице и принялся расстегивать брюки. Щелкнула пряжка.

– Вы меня сейчас будете… это? – обреченно спросила Аня.

Она вывернула голову, стараясь увидеть, что происходит сзади.

– Буду! – честно признался я, задыхаясь от нахлынувшего желания.

– Не надо! Вы же говорили, что лишь потрогаете.

Я ничего не ответил. Что я мог ответить?

«Можно подумать, она не понимала, что ее ждет?..».

Я расстегнул брюки, высвободил на свет полумертвого приапа, который за два часа общения с девушкой многократно наливался и опадал; как результат – заснул летаргическим сном.

Наша прелюдия безнадежно затянулась, подарив мне десяток полюционных микрооргазмов. Зато теперь…

«Соблазнитель, блин!».

Я взял безжизненное щупальце у основания, помотал, хлопнул несколько раз об Анино молочное бедро. Признаков жизни щупальце не подавало.

Зато всхлипнула Аня.

– Не кончайте в меня… – пискнула в нос. – У меня, как раз, овуляция.

– Ты чего плачешь? – спросил я, перестав теребить мертвеца. Толку все равно не было.

Аня разогнулась. Стоя коленями в кресле, вполоборота обернулась ко мне: несчастная и растерянная. На ресницах блестели слезы.

Взгляд мой нечаянно скользнул вниз: Анин лобок был покрыт пышными каштановыми кудряшками.

Заметив мой взгляд, она одернула блузку, смущенно прикрыла тайну и, уже не сдерживаясь, дала волю слезам.

Вышло очень натурально. Возможно она, и в правду, страдала.

– По-че-му ты плачешь? – Это было невыносимо! Я чувствовал себя последним мерзавцем!

– Сейчас я изменяю м-мужу, – она зарыдала сильнее. – А я никогда…

Она забрала руки с лобка и прикрыла глаза.

***

Я уставился на плачущую Аню. Обливаясь слезами, всхлипывая и шмыгая носом, она, в один миг, из объекта вожделения превратилась в сестру, и даже дочку, в несчастную обиженную девушку, которая страдает.

– Ладно, – сказал я. – Одевайся… Одевайтесь.

– А-а работа? – икнула Аня, утирая красный нос.

– Будет вам работа. Вы же написали заявление.

– Ну, да…

Девушка мигом престала плакать, стала на пол. Одним движением натянула трусы с колготками. Расправила.

«Неужели она думала, что я помешаю ей выйти на работу, если…».

Я устало сел в освободившееся кресло, которое еще совсем недавно обещало стать местом наслаждения, а сейчас было обычным потрепанным креслом.

«И местом незавершенного гештальта… И будет об этом напоминать, черт бы его побрал!».

***

Анна же тем временем надела туфельки, поправила перед зеркалом прическу, накрасила помадой губы, попудрила носик.

Где и делась та испуганная девчонка, которая плакала над возможной изменой? Передо мною стояла деловая женщина, которая, умело играя, добилась своего.

– Надеюсь, я вас удовлетворила? – спросила Аня, когда все было собрано и приведено в надлежащий порядок. – И мы с вами в расчете. И вы больше НИКОГДА не предложите мне ЭТИМ заниматься. И НИКОМУ не скажете. Потому… потому что, если об этом узнает муж! Вы представляете, что с вами будет? А не узнает – не заподозрит. И никому не будет плохо. Вы понимаете?

Я молча кивнул. Аня одела куртку. Застегнула.

Это казалось удивительным, но я больше ее не хотел.

***

– Еще раз повторяю: об ЭТОМ никто не должен знать, – она посмотрела на меня серьезными глазами. – Откройте!

– Конечно… – я поднялся с кресла, подошел к двери, отщелкнул замок. – Буду молчать. Обещаю. По-другому и быть не может. Честь женщины…

– Вы – негодяй! Я никогда не могла о вас ТАКОГО подумать.

– Во-первых – я по-любви. Вы мне очень-очень нравитесь… нравились. А, во-вторых – почему вы сразу меня не оттолкнули? Я бы НИ ЗА ЧТО!

– Не знаю. Я не хотела вас обидеть. Я же не думала, что до ЭТОГО дойдет… И… – она запнулась, – я не хочу, чтобы в новом коллективе знали о наших, гм… отношениях. Мы просто коллеги. Вернее – вы мой непосредственный начальник. Так же?

Я кивнул.

– Начальником и оставайтесь. Вы понимаете?

– От меня, во всяком случае, никто-ничего-никогда не узнает.

Глава шестая

Ретроспектива: 2008 год, Киев

(продолжение)

***

Анна ушла. Я чувствовал себя сволочью.

После того позорного свидания, опасаясь встретиться с нею в общем коридоре «гостинки», я боялся лишний раз выйти из квартиры. Тем более с опаскою ждал появление Ани в школе, где буду ее начальником.

Однако мои страхи оказались напрасны. Дома она здоровалась со мною холодно; как всегда – не смотрела в глаза и уходила от разговора. Так же и на работе.

***

Анна Васильевна пришла в школу через неделю – пятнадцатого октября. Представленная директором на педсовете, она сразу же кинулась в работу, взвалив на себя классное руководство, и внеклассное, и кружок кройки и шитья для старшеклассниц, и литературную студию.

Ею не могли нарадоваться, а директор даже поблагодарил меня, что я смог отыскать для школы такое сокровище.

Со мною же на работе Анна Васильевна поводилась корректно и холодно, как со строгим нелюбимым начальником.

Она никогда не заходила ко мне в кабинет сама, отмалчивалась при общем разговоре, а когда я задавал ей вопрос – вежливо и четко отвечала. Но ни слова на посторонние темы.

Я тоже, памятуя обещание, никак не проявлял своих чувств. Даже, возможно, был излишне придирчив и строг с Анной Васильевной, чем вызывал легкое недоумение коллег, привыкших к моей деликатности.

В глазах окружения мы были совершенно чужими людьми без намека на общее прошлое.

Я так хорошо играл по отношению к ней равнодушного брюзгу-начальника, что мне самому в это верилось.

***

Порою мне казалось, что это совсем не она находилась в моем кабинете; что не она стояла коленями в кресле со спущенными до колен колготами и задранной юбкой; не она сверкала голыми ягодицами и запачканными трусами; что не ее трогал… Порою мне казалось, что тот случай – очередная предсонная фантазия или сон, а наяву между нами ничего ТАКОГО произойти НЕ МОГЛО!

А если произошло, то Анна могла бы стать достойной подружкой Бонда, продолжательницей дела Мата Хари. Она умело провела четко выверенную комбинацию, малой ценой добилась необходимого результата и победила.

***

Однако этот ее расчет, эта безупречная вежливость и такт по отношению ко мне, не только бесили. Они возбуждали.

Закрывшись вечерами в кабинете, я опять принялся обдумывать хитроумные планы овладения Снежной Королевой.

Но, как всегда, жизнь внесла свои коррективы.

Обстоятельства сложились так, что вскоре мне пришлось поменять работу. И я, даже, был рад этому: из глаз долой – из сердца вон!

Я напрасно радовался. Аня еще долго щемила во мне гештальт-привязкой, которая мучила своей незавершенностью, забирала силы и мысли.

Впрочем, с появлением Настеньки на новой работе, а потом, и Незнакомки-Веры на троллейбусной остановке, Анин образ почти не болел.

Я уже думал, что пути наши разошлись навсегда, и мы больше не встретимся – ни во сне, ни наяву.

Глава седьмая

8 января 2014 года, среда

***

Еще раз присмотрелся: женщина, кормящая мента из судков, несомненно, была той самой Аней.

Словно горячей волной окатило несуществующее сердце: нахлынули прошлые образы, задушенные желания, затаенная обида… Я дико захотел ЭТУ грустную женщину!

И теперь, когда мне многое было подвластно, овладение Аней стало делом времени.

Я растворил астральное тело до абсолютной прозрачности, спустился вниз и завис над парочкой.

***

Они, конечно же, меня не видели. Они говорили о своем, домашнем: о новой курточке для дочери-первоклассницы, об отсутствии денег и прохудившихся Аниных зимних сапожках. Аня просила мужа быть осторожным, потому что, не дай Бог, с ним что-то случится – что тогда будет с нею и с дочерью?.. Муж соглашался и кивал головой, но так невнятно, будто сам был неуверен в своих обещаниях.

Эта неуверенность передавалась Ане: в ее глазах стояли слезы, которые она еле сдерживала.

Я сместил частоту колебаний эфирного поля вокруг тела Аниного мужа, рассмотрел его ауру. Как и ожидал, над самой его головой, в Сахасраре, пульсировали три темные точки – признак скорой насильственной смерти.

Он ее интуитивно чувствовал, потому и молчал. Он прощался.

«Его должны убить? Если он останется здесь, то умрет…».

Я еще раз посмотрел на Аню: вспомнил ее голые прыщавые ягодицы, ее простенькие трусы, ее колготки не по размеру, с обвисшей ластовицей…

Перевел взгляд на Аниного мужа.

«Я хочу, чтобы этот мужчина на протяжении часа заболел острым респираторным заболеванием. Чтобы его эвакуировали в госпиталь, где бы лечили двадцать один день. Такова моя воля. Пусть будет так!».

Милиционер недоуменно вскинул голову, посмотрел в мою сторону. Видеть он меня не мог, но, возможно, почувствовал взгляд.

Пластмассовый судок с недоеденной кашей скользнул по пластиковой крышке стола, упал на землю. Каша вывалилась на затоптанный снег.

– Ты мой растяпа, – сказала Аня, с нежностью глядя на мужа, который наклонился за упавшей посудой.

«Знак!» – понял я.

***

«Ты что творишь!? – раздалось во мне знакомое ворчание. – Почему лезешь в заранее разработанный план? У них, у каждого, маленькие дочки и несчастные жены в дешевых трусах и дырявых сапожках. Из-за этого спасать от смерти? Так никакую революцию не сделаешь!».

«Это мое ЖЕЛАНИЕ. Я волен загадывать ЛЮБЫЕ желания?».

«Как знаешь…» – недовольно хмыкнул Велиал и исчез.

Мне тоже оставаться здесь не было смысла. Я взмыл вверх, на прощанье охватил взглядом две суетливые фигурки, отключил внешнее восприятие и представил себя дома.

Глава восьмая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

***

Было за полночь, когда зазвонил мобильный.

Взял трубку: Ирка.

– Ты сам? – Голос был хриплый, напуганный.

– Да. А тебе какое дело? Я – дебил. На «майданы» не хожу. Или забыла?

«Ты для меня умерла…».

– Обижаешься?

– Нет, – соврал я.

– Можно к тебе?

– Прямо сейчас?

– Мне очень нужно.

– Что случилось?

– Потом! – огрызнулась Ирка. – Говори адрес!

Я продиктовал.

– Не спи. Через час буду.

Отключилась.

«Хорошо, что нет Веры, и ничего не придется ей объяснять».

***

Спать мигом перехотелось.

«У Ирки, явно, что-то произошло. Серьезное. Не звонила бы среди ночи… Так ей и надо, идиотке! Майдан головного мозга!» – злорадно думал я, но под сердцем укололо тревогой.

«Жалко ее, дуру. Не чужая же…».

Нагрел чаю. Сел в кресло.

Раскрыл на закладке «Град обреченных» Стругацких, который взялся перечитать в связи с событиями последних месяцев.

Медитируя над строчками, поражался необыкновенной схожести, с которой описывалось наше светлое настоящее, и не менее светлое будущее.

«Киев превратился в этот самый Град, населенный пациентами Фрейда и Франкенштейна.

Теперь эти милые НЕ-ЛЮДИ с маниакальным упорством, реализуют чудовищный эксперимент. И сам я – часть эксперимента…».

***

Затарахтел дверной звонок.

Глянул на часы: половина второго ночи.

Отомкнул двери. На пороге стояла Ирка: бледная, несчастная.

– Что случилось?

– Можно к тебе?

– Я же говорил, что можно, – хмуро процедил я. Горло сдавила недавняя обида и злость.

Ирка переступила порог, захлопнула дверь.

Прислонилась спиной к дверному косяку.

– Что случилось?

– Я убила человека…

***

– Ну, ты! Еб… Когда и где?

– Два часа назад. В своей квартире.

– Кого?

– Мужика, – выдохнула Ирка.

Она безвольно села на пол и заплакала, растирая слезы по несчастному лицу.

– Кого конкретно? – спросил я. Голос дрожал. До меня стало доходить: ЧТО ОНА СДЕЛАЛА!

– Активиста из майдановских.

– О, черт! Как он к тебе попал? В квартиру. Да еще мужик! Ты, вроде…

– Я сама пригласила, – плакала Ирка. – Жалко стало. Они за Европу, а мне так хочется в Европу… Я узнала, что можно пригласить их переночевать, обогреться. Холодно в палатках. Морозы…

– Откуда?

– Что?

– Откуда узнала?

– По телевизору.

– А ты больше телевизор смотри – своих мозгов совсем не останется. На то и рассчитано. Ну и… ты, значит, сочувствуешь?

– Да…

– И что дальше?

– Не могу здесь жить!

– Я не о том. Что с мужиком?

– Убила.

– А если подробнее.

– Пошла сегодня, то есть – уже вчера, на Майдан, занесла продукты, побродила меж палатками. Послушала, о чем говорят – верно говорят: если сбросим российское ярмо, то нас примут в Евросоюз. Понимаешь? Свобода, зарплаты в евро, дороги без колдобин, однополые браки… Один меня упрашивал остаться с ним. Я, конечно, отказалась – не такая уж сознательная, чтобы с рогулями в палатку… Но мужика того жалко стало – какой-то он был замученный, щека обожжена. Но глаза умные. И говорил так, по образованному, на «вы» меня называл. Ну, пригласила его к себе на ночь: помыться, обогреться… Он хотел и побратимов взять, но я отказала – не готова у себя в квартире гостиницу устраивать. Там большинство из них – бомжи вонючие. А он не очень вонял.

– Он подумал…

– Ничего он не подумал! Я сразу предупредила, что лесби, и с мужиками не того… Чтобы не рассчитывал. Он смутился, но молчал. Приехали ко мне. Первым делом его в ванную отправила. Тем временем ужин приготовила, ноль-семь водки на стол… У тебя можно курить?

– Можно. Только на кухне.

Я подал Ирке руку, поднял на ноги. Мы пошли на кухню.

Она закурила, а я присел в сторонке, чтобы не вдыхать дым и не искушаться. Курить хотелось страшно!

– Только по-быстрому кури, и поехали к тебе. Нужно что-то делать.

Ирка вздрогнула:

– Я не поеду… – шмыгнула носом, утерлась тыльной стороной ладони. – Боюсь!

– Поедешь. Я сам не найду твою квартиру. Тем более – ночью. Ты хоть двери заперла?

– Да.

– Хорошо. Успокойся. Что-нибудь придумаем. К тебе далеко?

– На Троещину.

– Ого! – Глянул на часы: почти два ночи. – Подожди, такси вызову. Вместе поедем.

***

Пока искал визитку такси на холодильнике, набирал номер, заказывал машину, Ирка высморкалась, закурила от своего бычка вторую сигарету.

– Через пятнадцать минут обещали, – сказал я, пытаясь осознать Иркину новость.

У меня многое в жизни было, но такое…

«Тем более, я боюсь трупов… Вернее – мне жутко находиться в их обществе.

А теперь придется не только находиться, но и что-то делать».

Глава девятая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

(продолжение)

***

Мы ждали такси. Ирка закурила третью сигарету.

– Ты зачем его убила?

– Сам виноват, – ответила Ирка. – Я не сразу его убила.

– Ты растягивала удовольствие?

– Да нет же! Я убила после ужина. Сначала все шло нормально: он рассказывал о себе, о Львове, из которого приехал, о революции, о убийцах-мусорах на службе у «рыгов», о перспективах евроинтеграции, о национальной идее. Короче, о всякой херне!

– Так ты же сама, это… ну… – майданутая.

– Отъебись!

Ирка нервно затянулась.

– Ладно. Не бери в голову, – примирительно сказал я.

«Только ее истерик не хватало!».

– Я б их всех! Суки! Понаехали…

– Будет уже. Они не стоят твоих нервов. Тем более, все они плохо кончат. Уж я-то знаю… Что дальше?

– Под разговоры он сам всю бутылку высосал – я не пью много. А потом почувствовала, КАК он смотрит на меня. Я не привыкла, чтобы мужики на меня ТАК смотрели. Мне от его липких глаз стало гадко. Поднялась из-за стола, пошла в комнату приготовить ему постель; сама решила в кухне на кушетке переночевать. Уже жалела, что привела, но неудобно за дверь ночью выставить. Когда стелила, то спиной почувствовала, как он стал в дверях. Обернулась. Он действительно стоял в дверях спальни, недобро ухмылялся и пялился в мою сторону…

***

Ирка вздрогнула, закрыла глаза:

– У тебя выпить есть?

– Не сейчас. Такси скоро.

– Я с ума сойду… – она тихонько завыла, закачалась на табурете как сомнамбула. – Я больше не могу… Не могу.

– Успокойся. Решим твою проблему, – сказал как можно увереннее, чтобы она почувствовала и поверила.

***

Я сам в это не верил, но знал, что сделаю все, что в моих силах, превозмогая брезгливость и страх.

– И что дальше? Он приставал?

– Да, – ответила Ирка, не открывая глаз, продолжая качаться на табурете. – Он рванул на себе футболку, сбросил через голову. Затем подскочил, схватил меня за плечи, толкнул на кровать и сказал, чтобы я ему сосала. Так и сказал: ты извращенка, говорит, мразь столичная, будешь сосать, а потом я, говорит, буду тебя ебать, как последнюю суку, потому что бабы должны давать мужикам – в этом их предназначение; а лесбиянкам, педерастам и прочим уебищам нет места среди титульной нации.

Ирка распахнула безжизненные глаза, взяла четвертую сигарету, прикурила. Глубоко затянулась, задерживая дым, напитывая легкие, будто стараясь обезболить никотином щемящие нервы.

– Я сама привела в свой дом нацика! – Обреченно сказала. – Представляешь?

– Он тебя изнасиловал?

– Не успел, – хмыкнула Ирка. – В отличие от тебя, я курю не только на кухне. Он швырнул меня на кровать, навалился сверху, одной рукой придерживал, а другой расстегивал себе пояс на джинсах. А я извернулась, ухватила хрустальную пепельницу на прикроватной тумбочке и саданула ему по голове. Как раз острым углом в висок.

– И что?

– И все. Он выгнулся дугой, дернулся пару раз и затих. Потекло из него. Обосрался, сука… Запачкал мне покрывало. Затем меня вырвало. Прямо на покрывало, и на него.

***

Запиликал мобильный. Я взял трубку: такси ожидало возле подъезда.

– Пошли. Только едем молча – вроде поссорились. И адрес говори не свой, а за несколько домов.

Ирка кивнула. Шатаясь, пошла в ванную. Пока она умывалась, я накинул куртку, сгреб в карман помятые купюры, которые валялись на тумбочке.

«С Богом!» – подумал, как всегда, в сложной ситуации, по привычке. Как научила бабушка в детстве.

Горько усмехнулся своей нечаянной глупости: «Не Божьей помощи нужно просить…».

Глава десятая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

(продолжение)

***

По дороге мы молчали, отвернувшись к окнам.

Я смотрел на ночной зимний город, который за последние месяцы мне опротивел. Я понимал, что больше жить в нем не смогу.

«Потому что привычной жизни больше не будет… Ни у кого!

Велиал и компания, с помощью таких, как я, за несколько месяцев из психически нормальных людей создали зомбаков и гипнотиков, под кровожадное улюлюканье ковыряющих брусчатку, ломая себе пальцы, и мечтающих сжечь как можно больше врагов.

Отныне привычной жизни не будет. Как и привычной страны. Благо, жить в ней МНЕ не придется. Я иммигрирую в Ад…».

***

Поплутав лабиринтами, добрались на такси в Иркин микрорайон.

Все так же молча, сквозящими дворами, подошли к ее дому.

Поднялись на восьмой этаж.

Ирка отомкнула дверь квартиры. Потянулась с порога в темное нутро, щелкнула выключателем, заполнив прихожую мертвым светом люминесцентной лампы.

Отошла, пропуская меня вперед.

«Боится… Я тоже боюсь».

***

Я неуверенно переступил порог.

Прихожая чужой квартиры дохнула настоянным никотиновым угаром, который разбавлялся вонью общественной уборной, доносимой из приоткрытых дверей спальни.

Глянул на часы: начало четвертого.

«На брезгливость и жеманства времени нет».

Обернулся к замершей на пороге Ирке, кивнул, чтобы заходила и заперла входную дверь.

Шагнул в спальню, нащупал на привычном месте выключатель. Щелкнул.

***

Труп мужчины наискось растянулся на кровати, на влажном пятне из посмертных экскрементов. Он порядочно пованивал. На левом виске пузырилась бурая кашица.

Тут же, на полу, лежала стеклянная пепельница, которая спасла Ирку от позора, но добавила неразрешимых проблем.

Я не знал, что нужно делать с коченеющим трупом в двухкомнатной квартире, на восьмом этаже панельной свечки, в центре спального района, который через два часа проснется.

Память подсказывала вычитанные расчленения и растворения в кислоте, но даже мысли об этом ввергали меня в брезгливый ужас.

Я понимал, что ничем Ирке не помогу. К тому же, если ее художество выплывает наружу, то мы с ней, вроде как, соучастники.

«Еще не поздно отстраниться, разыграть сознательность, позвонить в милицию».

Я не раз наблюдал, как менты заговорщиков не жалуют.

Только вряд ли спустят Иркино геройство. Времена сейчас смутные. Статьей необходимой обороны не отделаться. Ей политику пришьют (пришьют обязательно!), обзовут террористкой на службе преступной власти, как «беркутят». А за убийство «героя революции» могут и пожизненное впаять. Чем черт не шутит в патриотическом порыве.

«Чем черт не шутит…

Вот именно!

Велиал! Ты меня слышишь?» – беззвучно позвал я, обозначая каждое слово.

***

Он меня не слышал. А если и слышал, то не проявился.

Ему безразличны проблемы людей – не раз был тому свидетелем. Во всем он должен иметь свою, только ему известную, выгоду.

«Если меня повяжут, как соучастника, то я больше не смогу выходить для коррекции зомбаков… Велиал, зараза! Ты меня слышишь?».

«Я тебя вытащу», – защемил в мозжечке Велиалов бархатный голос.

«Уже хорошо! Слышит…».

– Нет! Помоги мне здесь и сейчас! – крикнул я.

Ирка, сидевшая на корточках у дверей спальни, очнулась.

– Не могу… – прошептала искусанными губами.

– Я не тебе! – шикнул на Ирку. – Велиал! Слышишь меня? Помоги убрать эту мерзость из квартиры.

Ирка уставилась на меня:

– Ты с кем говоришь?!

Я не ответил.

«Я должен его упросить. Не так ради себя, как ради этой дуры!».

– Велиал! Убери труп из квартиры. Пожалуйста. И чтобы никто на Ирку не подумал.

Демон молчал. Ирка сидела на полу в дверях спальни, грызла ногти и немигающее таращилась на меня.

«Сейчас она боится меня больше, чем мертвое тело на кровати».

– Велиал! Ты меня слышишь, равнодушная тварь!Сам же обещал, что будешь мне помогать. По первому желанию. Я тебе душу отдал!

Глава одиннадцатая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

(продолжение)

***

«А ты загадай желание», – проявилось в голове.

«Он меня слышит!».

«Слышу».

– Я хочу, чтобы…

«Не спеши, – перебил Демон. – Скажи: я прошу Велиала, второго после Люцифера… Дальше, по тексту. О своей, то есть – твоей, воле тоже не упоминай. В конце скажи: по Велиаловой милости».

– Черт с тобой!

Велиал удовлетворенно молчал.

Я вдохнул глубже:

– Я прошу Велиала, второго после Люцифера, чтобы из этой квартиры убрали труп мужчины. Бесследно. Чтобы убийцу не нашли. Пусть будет так! По Велиаловой милости…

Покосился на бледную Ирку: она все так же сидела на полу у двери, безумно смотрела на меня и грызла палец. Под нею расползалось влажное пятно.

«Слушаю и повинуюсь…» – захихикал Велиал, проявившись мыслеформой старика Хотабыча из старого детского фильма.

Я устало опустился на стул. Что-либо говорить или объясняться с Иркой не было силы.

***

В окнах светало. Город просыпался: зашуршали машины, заныли троллейбусы.

Птичья трель китайского дверного звонка вырвала из забытья.

Ирка вздрогнула, отползла в угол, оставляя за собою мокрый след.

«Велиал пожаловал? Или его помощники?».

О том, что это милиция или любопытные соседи – даже не подумал. Исполнялось мое ЖЕЛАНИЕ.

Встал на ватных ногах, поплелся в коридор, отпер входные двери.

В полумраке лестничной площадки увидел двух дебелых санитаров в зеленых помятых халатах, со складными носилками.

Не говоря ни слова, не замечая меня, те шагнули в образовавшийся проем. Прошли в спальню. Слажено подхватили закоченевшее тело, неаккуратно бросили на носилки. Так же молча вышли, грузно затопали по лестнице.

Я закрыл входные двери на замок. Присел на тумбочку под трюмо, на Иркины пудры, духи, прочие дезодоранты, которые разом грохнулись на пол. Дохнуло едкой пряностью, которой Ирка пахла на работе.

Я не обратил на разруху внимания. Меня знобило, как после тяжелого опасного задания. Радости не было, лишь усталость.

«Почему санитары? Я же просил, чтобы никто не узнал», – подумал я, обращаясь к Велиалу.

Чувствовал, что он меня слышит. И наблюдает. И потешается над моими горем.

«ТЫ мог растворить труп, обратить в пыль, выдуть в открытую форточку…

Кстати, форточку не мешало бы открыть».

Поднялся с тумбочки. Стараясь не растоптать Иркину косметику, поплелся на кухню.

Включил свет. Настежь распахнул обе оконные створки.

Дохнуло зимним утром, зябкой свежестью.

«Теперь нужно выпить, а то сойду с ума.

Ирка, видимо, сошла».

***

Открыл холодильник. Нашел в дверцах начатую бутылку «Украинской с перцем».

Взял с полки граненый стакан, еще советский, на двести пятьдесят грамм. Налил больше половины.

Опрокинул в себя. Даже не поморщился. Горячая влага прокатилась по пищеводу, окутала щемящей волной испуганный желудок. Через минуту оцепенение дрогнуло, поплыло, сменяясь вселенским безразличием.

Налил еще треть стакана, выпил одним глотком. Присел на табурет.

– Сука ты, Велиал! Почему санитары? Ты бы мог… – сказал в голос. – Теперь они стукнут ментам, те приедут…

Глава двенадцатая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

(продолжение)

***

Пространство у окна сгустилось.

Из серого кокона проступил силуэт.

Фантом налился красками, ожил, превращаясь в Велиала, каким он мне снился. Даже штиблеты блестели.

Демон улыбнулся, церемонно поклонился и сел на соседний табурет.

Он пах дорогим одеколоном, которыми пахнут большие начальники.

НАЯВУ, в сером утреннем сумраке, я видел его впервые!

***

– Я сплю? – равнодушно спросил я.

Удивляться не было силы.

– Не спишь. В человеческом понимании этого слова. Но ваша явь и ваш сон – понятия относительные. Я объяснял.

Велиал внимательно посмотрел на меня, ободряюще подмигнул:

– Не приедут. Менты, я имею ввиду. – Он достал из бокового кармана вычурную золотистую коробочку «Treasurer» со стилизованной коронкой. Отщелкнул ухоженным ногтем крышку. Протянул коробочку мне.

Я отрицательно качнул головой. После Иркиной водки изрядно тошнило, и разбавлять спазмы табачным дымом было чревато.

Велиал пожал плечами. Достал сигаретку, подкурил от инкрустированной «Zippo». Пыхнул ароматным дымом.

– Никто не приедет. И никто о вас не узнает. Санитары нашли убитого на обочине, возле Московского моста. Ехали на вызов и случайно обнаружили. Они так и в акте напишут, и в бланках милицейских объяснений. Больше того, ТАК они будут думать. Даже на полиграфе, если надо, подтвердят.

– И что дальше? Все равно станут искать: разные там следы, отпечатки, орудие убийства. Детективы я читал.

– Санитары нашли жертву беспредела преступной власти. Он станет очередным «героем революции». Их много будет, таких «героев»: с разбитыми лицами и отрезанными ушами. В нашей миссии это – необходимые жертвы. Как и менты, кстати, которых ты спасаешь… Мы творим Новый мир. Лес рубят – щепки летят.

– Угу, – пьяно осклабился я. Вязкая хмельная волна заполонила голову, покалывали щеки, язык еле ворочался.

– Только не надо…. Я уже догадался, КАКОЙ мир вы создаете.

– МЫ создаем, – поправил Велиал. – Между прочим, ты просил – я тебе помог.

– После произнесенного ЖЕЛАНИЯ.

– После просьбы. Ты просил МЕНЯ ЛИЧНО – я помог. За свой счет, так сказать. От исполнения твоего желания никто не умер. Ты рад?

Я кивнул.

– Я тебе помог, и ты мне поможешь. Когда будет надобность. Договорились?

– Что нужно делать? – устало спросил я. Мне было все равно: голова раскалывалась от пережитой ночи и выпитой водки.

– Не сейчас.

Велиал поднял на меня внимательные глаза, в которых светилась вселенская мудрость и участие. Покачал головой:

– Да ты, брат, совсем раскис. Сейчас вдохнем в тебя чуточку жизни.

– Не надо, – язык заплетался. – Потом не расплачусь.

– Это безвозмездно.

– А так бывает?

– Да. Это мой подарок, в счет будущих твоих услуг. Тем более, такая мелочь.

***

Велиал привстал, наклонился надо мною, поднял правую руку, положил красивую узкую ладонь мне на лоб. Ладонь была прохладная.

Я почувствовал, как в меня, словно в пересохший кувшин, льется живая вода, наполняет силой.

Открыл глаза: мир стал ярче, убогая серая кухонька наполнилась красками и звуками.

Я вдохнул полной грудью, расправил плечи. Захотелось жить.

– Словно герика нюхнул, правда? – подмигнул Велиал.

– Я не пробовал.

– Ну и зря. В жизни ВСЕ нужно попробовать. Для того и дается физическое тело.

Он замолк, прикрыл глаза, зашептал-запел на певучем древнем языке:

– …юолис янго, ахудзов и ыдов. Нима!

В меня опять влилась доза эндорфинов, сладко защемило внизу живота, будто от нечаянного эротического видения или касания.

– Ну вот, ты опять в форме, – сказал Велиал, убирая руку. – Не раскисай, брат. Нас ждут великие дела.

– Хоть намекни.

– Всему свое время, – улыбнулся Демон.

Он поднял левую руку, переплел указательный и средний пальцы.

Уже хотел взмахнуть, но задержал движение.

– Спасай подружку – она сейчас в полуобморочном состоянии; еще умом тронется.

– Уже…

– Нет. Но скоро это произойдет. Ты положи ей правую руку на голову – как я тебе – выведи из ступора. У тебя получится. И приберись тут, а то воняет, как в первозданном Раю.

– В Раю разве воняет?

– Воняло. Еще как! Там же блаженные счастливые, лишенные самосознания Адам и Ева, улыбались миру и под себя ходили. У них не было чувства стыда. Чувство стыда, как и все прочие осознанные чувства, им подарил Люцифер.

Велиал улыбнулся, взмахнул рукой и растворился в утренней свежести распахнутого окна.

Глава тринадцатая

Ночь с 9 на 10 января 2014 года

(продолжение)

***

Я поднялся с табурета, размял затекшие ноги.

От недавнего похмелья не было и следа. Я чувствовал себя безмятежным подростком.

Набрав полную грудь морозного воздуха, нырнул в затхлое нутро квартиры.

В спальне пахло вокзальным туалетом.

Ирка сидела на полу, в луже мочи, бубнила под нос.

Я присел возле Ирки, стараясь не дышать испарениями аммиака. Дотронулся ладонью правой руки ее горячего лба.

Ирка встрепенулась, посмотрела на меня страшными круглыми глазами. Попробовала отстраниться, но уперлась в стену.

Беззвучно завыла.

– Успокойся, – сказал тихонько. – Это я – Игорь. Твой друг. Сейчас я тебе помогу. Дай лоб.

Я протянул руку. Ирка по-детски замотала головой, еще сильнее вжалась в стену.

– Не бойся.

Я ухватил ее левой рукой за шею, как безвольную куклу прислонил к стене. Положил правую ладонь на липкий лоб.

Ирка вздрогнула, но уже не упиралась. Затихла.

***

Поначалу ничего не почувствовал. Но через полминуты кисть отяжелела, напряглась, рука занемела по локоть.

Под сердцем запекла колючая искорка. Она разбухла, разлилась по телу, перетекла в руку и заструилась в Иркино недвижимое тело.

Ирка вздрогнула, открыла изумленные глаза, не затравленные – живые. Тряхнула головой, сбросила мою ладонь.

– Ты чего? – испуганно уставилась на меня.

– Полегчало?

Ирка не ответила.

Она поднялась. С удивлением принялась разглядывать скомканное покрывало на кровати с вонючим заскорузлым пятном, опрокинутую хрустальную пепельницу, мужскую футболку под тумбочкой.

– О, Боже! – взвизгнула Ирка. – Это правда!

– Уже закончилось. Иди в ванную.

Она будто не слышала. Опять присела на корточки, уткнулась лицом в ладони, тихонько завыла.

– Перестань!

Я почувствовал, как Иркина истерика по капельке выцеживает дарованную Велиалом силу.

Нужно было что-то делать.

***

Я подошел и наотмашь залепил Ирке пощечину. Та вскинула голову, зло глянула на меня, но скулить перестала.

– Замолчи. И так тошно! А еще прибираться. Смотри мне в глаза!

Ирка подняла рассерженные очи.

– ВСЕ ЗА-КОН-ЧИ-ЛОСЬ! – раздельно, чеканя каждый слог, сказал я. – Никто ничего не узнает. Поняла?

Она нехотя кивнула.

– Повтори!

– Закончилось…

– Вот и хорошо.

***

Я подхватил Ирку под мышки, стараясь не вдыхать ее запаха. Поднял на ноги и поволок в ванную.

Санузел оказался совмещенным, как и у меня, в малогабаритной хрущевке, но больше размерами.

Осмотрелся, посадил Ирку на унитаз. До упора открутил оба вентиля над ванной, закупорил слив.

Упругая струя ударила в желто-грязную потресканную эмаль, разгоняя со дна хлопья не смытой застывшей пены, жгутики лобковых волос и прочую гадость, оставшуюся после купания погибшего «героя».

Мне не было его жалко даже солидарной мужской жалостью, которой жалеют неудачливых любовников, ставя себя на их место.

***

Ванная наполнилась до половины. Тронул желтоватую воду – холодная; прикрутил вентиль с голубой нашлепкой.

Глянул на Ирку: та сидела на унитазе, откинувшись на сливной бачок. Изучающе смотрела на меня.

– Сейчас будем купаться, – подмигнул ей. – Раздевайся.

Ирка отрицательно качнула головой.

– Ты с кем говорил? – Спросила, подозрительно щурясь. – Не такой ты простой, как я думала. Не знала тебя ТАКОГО.

– Лучше не знать, – буркнул я.

– Так это ты Степана с его волкодавами угрохал… – Она не спрашивала, а констатировала факт. – Правильно сделал… А кто были те люди, которые труп забрали? Или НЕ-люди?

Ирка нервно хохотнула.

– Потом расскажу, – отмахнулся я. – Раздевайся и в ванную.

– Помоги. Что-то я совсем выпала в осадок.

***

Пока Ирка возилась с курткой и свитером, я присел, расшнуровал ее ботинки. Отбросил в коридор. Затем расстегнул и стащил джинсы.

Не дожидаясь, пока я выйду, Ирка без стеснения сняла лифчик, зассаные трусы, осторожно ступила в воду. Она меня не стеснялась.

Я заставлял себя не глядеть на Иркино веснушчатое тело, но глаза самовольно отмечали дряблые груди, отвисший живот, спутанный комок рыжих курчавых волос между ног.

Была она, до омерзения, некрасивой.

Однако… Я почувствовал, как во мне просыпается дарованная Велиалом энергия: туманит мозг, возбуждает тело. В ужасе ощутил, как налилось в штанах!

Прямо здесь, в грязной ванной комнате, мне нестерпимо захотелось овладеть этой несчастной женщиной: наклонить, раздвинуть рыхлые бедра, разодрать рыжий комок, стремительно взять! Пусть воет и брыкается…

«Нет! Нет! Нет!».

Я трепанул головой, отгоняя наваждение.

Пулей выскочил из ванной, захлопнул двери!

«Друзей – нельзя!

Да еще – лесбиянок!

Да еще – после Веры!».

***

Пока Ирка мылась, я, превозмогая брезгливость, собрал испачканную постель, сунул в большой мусорный кулек.

Туда же бросил футболку неизвестного «героя» и осколки хрустальной пепельницы, которую предварительно отмыл и раздробил молотком, завернувши в полотенце.

Затем нашел тряпку, трижды вымыл пол, соскребая ножом засохшие черные капли.

Ирку с ванной ждать не стал.

Не хотел новых расспросов и подозрений.

«И мерзких желаний… Фу ты!».

***

От бессонной ночи голова была прозрачной и звенела пустотой.

Я захватил кулек со следами преступления, чтобы выбросить за несколько кварталов от Иркиного дома.

«Выбросить и забыть!».

И не только прошлую ночь, но и прошлые полгода, которые преобразили мою жизнь, наполнили ее новым страшным смыслом.

«Я давно бы сошел с ума, если бы не МОЯ маленькая Вера. Где она? Пусть приходит!».

Глава четырнадцатая

Утро, 10 января 2014 года, пятница

***

От Ирки возвращался на такси.

Подаренная Велиалом сила чудесным образом удесятерилась, клокотала во мне. Непреодолимо хотелось женщину. Посягательство на Ирку уже казалось цветочками.

«Если я сегодня никого не трахну – сойду с ума…» – думал я, разглядывая сквозь окна автомобиля проплывавшие зимние пейзажи по обе стороны Московского моста.

«Где-то читал (я всегда где-то и что-то читал! – своего ума нет!), что после того, как мужчина заберет чужую жизнь, ему необходимо зачать новую. Вроде, древнего закона сохранения людской популяции. Возможно, потому военных-здоровенных считают гиперсексуальными».

Военным я не был. И зомбака не убивал, а лишь помог убрать тело. Да и новую жизнь зачинать не собирался. Но от этого было не легче.

Я вытащил мобильный, повертел в руках.

Звонить Вере было рано – половина седьмого утра.

«Кто сказал, что она приедет?

Все бросит и приедет, потому что старому любодею припекло…».

***

Дома все же не удержался, набрал Верин номер.

– Слушаю, – отозвалась трубка недовольным Вериным голосом.

– Привет! Ты можешь сегодня приехать?

– Что случилось?

– Я хочу тебя видеть. Крайний срок – сегодня вечером.

– У меня может не получиться, – озабоченно сказала Вера. – Больше всего, что не получится. Если нам на завтра перенесут экзамен, то точно не приеду. А что, все-таки, случилось?

– Я тебя ХОЧУ!

– Ну… Не знаю, – Вера явно была раздражена. – Я очень занята. Постараюсь, но, ЭТО, в нашем случае – НЕ ПРИЧИНА…

Я не дослушал, отключился. Швырнув трубку на диван.

Несколько минут ждал, чтобы Вера перезвонила. Трубка обиженно молчала.

– Да пошла она!

Я допил чай, принял душ, поменял белье и вышел на лестничную площадку.

Не сомневаясь, решительно позвонил в дверь Светланы Ивановны.

***

«Только бы дома. И не больная. И в хорошем настроении…» – думал я, выжимая кнопку звонка.

Дверь долго не открывалась. Затем беззвучно подалась на несколько сантиметров.

В щелке возникла помятая рожа Егора. Он был пьян. Нутро квартиры дохнуло приглушенной фоновой музыкой и размазанным девичьим шепотком.

– А, это вы… – недовольно фыркнул Егор.

– Добрый… э… утро, – замялся я. – А мама?

– К бабе уехала. Все?

Я кивнул. Дверь захлопнулась.

«Вот так всегда… – подумал я, не очень расстраиваясь. – С чистой совестью можно заказать путану».

Глава пятнадцатая

Утро, 10 января 2014 года, пятница

(продолжение)

***

Уже приоткрыл двери своей квартиры, как услышал за спиной сдавленный смешок:

– Светлану Ивановну ХОЧЕШЬ? – ехидно спросил Эльдар.

– Почему сразу – хочешь?

Я обернулся и зло оглядел его довольное лицо.

Эльдар развел руками, будто оправдываясь:

– Дед – ведьмак, мама – ведьма.

– Ну, и…

– Да заходи. Поговорим о любви.

– Некогда, – отмахнулся я.

«Только его разговоров мне не хватало! Да еще о любви…».

– Не лги. Заходи. У меня как раз утренний борщ подоспел. И к борщу есть.

– Я не пью… – неуверенно воспротивился я, понимая, что соглашусь. Его борщ был как нельзя кстати.

– Знаю, что не пьешь – уже наблюдал. Пошли.

Я прикрыл дверь своей квартиры и шагнул за Эльдаром.

***

Он разлил борщ. Нарезал хлеба. Выложил на блюдце квашеных огурцов. Поставил на стол бутылку водки и две граненые стопочки.

– Может, не нужно? Еще девяти нет, – ненастойчиво заупрямился я.

Сел за стол.

– Конечно, с утра пить водку не нужно, – согласился Эльдар. – Это вредно по ряду причин. Но…

Он взял бутылку, свинтил золотую головку. Наполнил обе стопочки до краев.

– Но… – продолжил Эльдар. – Речь пойдет о любви. А, значит, нужно выпить!

Он откинул голову и вылил содержимое в рот. Смачно екнул, занюхал хлебом.

Я принялся цедить мелкими глотками, превозмогая горькие спазмы. Меня бы вырвало, если б не Велиалова энергия, которая расходовалась так бестолково.

После первой рюмки мы молча принялись за борщ.

Тут дело пошло веселее – со вчерашнего дня ничего не ел.

***

– Ну, как? – спросил Эльдар, забирая пустую тарелку.

– Угу… – благостно отозвался я, дожевывая и кивая головой.

Мне было хорошо: желудок наполнился питательной жижей, а хмель разлетелся по крови и подарил счастье.

Даже похоть отпустила. Теперь я мог говорить о чем угодно.

– Поговорим о любви, – сказал Эльдар, наблюдая мое довольное лицо. – В Библии написано: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она пламень весьма сильный.

– Стрелы огненные? Хорошо сказано…

Эльдар удовлетворительно кивнул:

– Приходилось?

– Еще как приходилось, – я пьяно улыбнулся. – Была в моей жизни… Вот уж точно – «стрелы огненные»! Вспоминать страшно. Зато поучительно.

– Ну и? – уставился на меня Эльдар.

– Долго рассказывать.

– А мы никуда не спешим.

***

Мне было сытно и пьяно. Можно поговорить.

– В ранней-ранней юности, еще до службы в армии, – начал я протяжно, будто сказку, – на все лето к бабушке в деревню приезжал. И влюбился там в одну девочку. Звали Леной, но мы называли ее Аленкой.

Она тоже приезжала на каникулы из Киева. Классная девчонка: стройная, тоненькая, светло-русая коса до пояса, глаза голубые. И умница – какую книгу не вспомню, ту она читала. Танцами занималась, музыкой, гимнастикой. Отличница, короче… Тогда ей лет шестнадцать было, а мне семнадцать. И так я в нее, как говорят, втюрился! Жизни без нее не мыслил, стихи посвящал, за конфетами и мороженым для нее на мопеде каждый день в райцентр мотался. А если удавалось случайно ей под платьице заглянуть да трусы увидеть, то я, потом, с этим видением не одну ночь проводил. Одним словом – ВЛЮБИЛСЯ!

***

– Но, как всегда: чем меньше женщину, – подзадорил Эльдар.

– Да. Чем меньше… Аленка любовь мою, конечно, чувствовала. Она, как умная девочка, с благодарностью принимала ухаживания, стихи и конфеты. Улыбалась. Но… не больше. Расстояние всегда держала «пионерское». А, если я, пыхтя и сбиваясь, заводил разговор о своих чувствах, то мило «не понимала», отшучивалась и называла меня «единственным верным другом». Тоска, короче.

– У ТАКИХ – кавалеров много, – знающе подметил Эльдар.

– Так и было. Наши общие подружки – ее верная свита и тайные завистницы – мне по секрету рассказали, что в Киеве у Аленки много поклонников, но она на них внимания не обращает, поскольку у нее, вроде бы, есть парень из, ну о-очень, уважаемой семьи, да и учиться ей нужно, думать о будущем. Вот такая серьезная девочка.

– Да и черт с ней! Видели мы… – пьяно заметил Эльдар.

– Я тоже так подумал. Со временем смирился – не судьба, значит. Не по Сеньке шапка, и так далее. Однако мы продолжали дружить, и я в тайне надеялся на «авось»… И, возможно, у меня бы и получилось – почему-то мне так кажется. Уж очень плотно в оборот ее взял, вниманием окружил. Под конец второго месяца нашей «дружбы», она даже разрешала себя в щеку целовать вечером, после дискотеки. Еще оставался третий летний месяц – благословенный август. На него очень надеялся.

Но тут…

***

– Разлучник? – участливо спросил Эльдар, закатывая глаза.

Я горестно вздохнул:

– Как всегда бывает в жизни, в самый неподходящий момент появляется какая-то задница смазливая, и все рушит. Этой задницей для меня стал мой ровесник Тимур. Он тоже к бабушке погостить приехал. Из самого Владивостока, где его отец военным летчиком служил. Они всей семьей приехала на японском микроавтобусе с правым рулем. Богачи!.. И как все новое и блестящее, стал тот Тимур центром всеобщего внимания: стройный широкоплечий красавец, волосы темные, лицо смугловатое, глаза голубые, манеры барские. На знаменитого актера похож – фамилии не помню. Все девчонки от него без ума! Ребята дружбу предлагали. Харизматическая такая личность.

– И черт бы с ним! Послал бы подальше – мало ли напыщенных индюков на свете!

– Да. Но он, гад, на МОЮ Аленку глаз положил! И она на него запала – где и девичья гордость делась? Даже о перспективном киевском женихе забыла, сучка! Тимур пальчиком поманит – Аленка бежит за ним хоть на дискотеку, хоть купаться, хоть в лес, по ягоды. И чувствовал же, паразит, что в том селе Аленка для местных парней – вроде принцессы, и что я по ней сохну. Но чтобы покуражиться, свою важность показать да поиздеваться над нами, он при всех на дискотеке Аленку обнимал, целовал и лапал. А она, как дурочка, хихикает, глаза опустит, но руку его не уберет – видно, самой ей этих зажималок хотелось. Аленкины поклонники с ума сходили, побить Тимура не раз собирались, но не знали как подступиться – настолько он их обаял своею харизмой.

***

Я перевел взгляд на Эльдара – тот внимательно, и, казалось, сочувственно смотрел на меня, кивал головой.

– А потом и вообще пошел слух, что этот Тимурка нашу Аленку на сеновал водил, и что там у них «все по-взрослому» было, и не один раз. И он, вроде бы, об этом лично на дискотеке рассказывал, и посмеивался, что сделал нашу принцессу соской… Вот тут я на своей шкуре, вернее – на сердце – ощутил «стрелы огненные», о которых вы сказали. Первым моим желанием было взять нож и прирезать гада. Но, поразмыслив, я затаился и решил положиться на судьбу.

– Самое мудрое решение в отношениях с девчатами. И вообще…

***

– Ну, да. Судьба меня не обманула. Под конец августа, когда Тимуру Аленка надоела – брошенная и ославленная она уехала в Киев – а я, наоборот, по неизвестным причинам, перешел в разряд его друзей, мы вместе отправились на карьер. Обычно всей компанией ходили купаться – ребята, девчонки – но в тот раз, не помню почему, мы пошли с Тимуром вдвоем. А этот Тимуня, хоть и нес себя выше крыши, и другие его возносили – особенно девочки – на деле был парнем опасливым, ни драться, ни плавать толком не умел. Почему-то в жизни всегда так случается: если мальчик-красавчик, то чмо на постном масле.

– Это верно. Сам не раз видел…

– Ну, значит, купались мы, купались, и надо было так случиться, чтобы Тимура судорога «схватила», и именно в тот момент, когда мы над омутом проплывали. Я, конечно, бросился его спасать, но без толку. Вытащил на берег уже синего. Он не дышал. Мои процедуры ему не помогли. Да и не такой я дока в реанимации…

***

– Интересное кино!

– Можете представить мой ужас! Поняв, что Тимур мертвый, я кинулся звать на помощь. Я очень боялся, чтобы на меня не подумали, будто это я его утопил. Молодежь же знала, что я за Аленкой сох, а Тимоня ее драл… Но никто тогда не подумал – не до меня всем было. Ребята, правда, шушукались меж собою, даже, кажется одобряли. Но я возмущенно отбросил все намеки, и, на правах друга и очевидца, во время похорон больше всех непритворно ронял мужские слезы.

– А эта, твоя? Вернее – его?

– Аленка? Тоже на похороны приехала. Рыдала над Тимуровым гробом, плакала, что его любила, и будет любить всю жизнь. Это притом, что он ее опозорил на всю деревню – после того случая больше к бабке Аленка не ездила.

– Вот такое загадочное женское сердце, – сказал Эльдар, участливо качая головой. – Вот и «стрелы огненные». И где она сейчас?

– Не знаю, и знать не хочу. После того лета, мою любовь к Аленке как рукой сняло. Даже противно о ней вспоминать. И о Тимуре, гори он в Аду. Двадцать восемь лет прошло, черви кости его обглодали. А я не простил!

***

Ми помолчали. Эльдар переваривал мой рассказ, а я взялся жевать квашеный огурец – от долгого монолога в горле пересохло.

– А теперь поговорим о любви, – серьезно сказал Эльдар.

– А мы о чем говорили? – удивился я.

– О страсти. Это семерка червей перевернутая. Но пришла пора поговорить о любви к здравому смыслу. А это уже – девятка треф прямая. Совсем разные масти, и разные вещи. Для этого, собственно, я тебя и позвал.

Он опять замолк, наблюдая мою реакцию. Реакция была положительной.

«Хоть и о любви к родине…».

– Но, сначала, наливайте, – сказал я. Страх как не хотелось лишиться хмельной благости. Да еще после вчерашней страшной ночи. Да еще после воспоминаний о Тимуре и Аленке.

Эльдар налил. Мы выпили, зажевали огурцами.

Глава шестнадцатая

Утро 10 января 2014 года, пятница

(продолжение)

***

– Как тебе события в центре города? – озабоченно спросил Эльдар.

Он вмиг переменился: из бесшабашного шутника возник дерганный и нервный гражданин, которых нынче много понаехало в Киев.

Я таких всегда презирал. Но этот был КОРМИЛЬЦЕМ.

«А я – человек слабый. Особенно, когда сытый и пьяный…».

– Н-никак, – икнул я.

– Они называют это революцией! – не унимался Эльдар.

– Меня не интересуют революции, – пьяно ответил я. – Клал я на все революции вместе взятые, и на рЭволюционЭров.

– Меня тоже не интересуют. Не интересовали. Но…Вот ответь мне на один вопрос. С прошлого ноября все ломал голову, никак ответ найти не мог. А теперь нашел! Вот, смотри: матери своих детей с детства учат быть хорошими, послушными, защищать младших и уважать старших. Сказки разные читают, где добро побеждает зло… И вот скажи: где взялась на нашей земле та нечисть, которая скачет по площадям, ломает, крушит, палит огнем, разрушает живую человеческую плоть? Этому ли их матери учили? Где взялись эти выродки, в какие щели пролезли, из чего произошли?.. А я тебе отвечу… – Эльдар перешел на шепот, – это не люди. Это – бесы! Они не от матерей родились, а из смердящих болот выползли, из трясины…

– Осиновый кол им в задницу! – перебил я. – Лучше поговорим о бабах. Не хочу о политике. Я в ней не разбираюсь. Скажите лучше, у вас со Светланой Ивановной «было»?

– Да. Но дело…

– БЫЛО!? – я чуть с табурета не свалился.

– Какое это имеет значение! Тут революция…

– Вот-же штучка-дрючка… Я, пожалуй, пойду. Не обижайтесь. Я – пофигист. Вы же сами говорили о Принципе Пофигизма. Мне пофиг ИХ революция. А тут, Светка…

– Сядь! Я говорил о Законе Пофигизма. Но есть исключения.

***

Эльдар плеснул по полстопки. Мы снова выпили.

– Школьный курс истории, седьмой класс, – продолжил Эльдар, утершись рукавом. – Есть два пути развития общества: эволюционный и революционный. Первый предполагает длительное постепенное развитие в зависимости от естественных изменений производственных сил и общественных отношений. Это долго, нудно, неинтересно, зато стабильно. Тихое болото, короче: пишутся книги и картины, строятся дома, люди занимаются любовью, женятся, изменяют друг другу, рожают детей. Живут, одним словом. Обывателям хорошо. А вот «пассионариям» в таком обществе заняться нечем, как и разного рода авантюристам, которым в одном месте крутит, и, конечно же – маргиналам. Преступный мир – их судьба, а тюрьма – дом родной.

Эльдар замолчал, посмотрел на меня: слушаю ли?

– Вам нужна трибуна? – ответил я на его пытливый взгляд, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

«Так, значит, он Светку Ивановну… Во, жучара!».

Эльдар насупился.

– Ладно, чешите. – Я сделал вид, что слушаю – не хотел обижать кормильца.

– И второй путь развития, —продолжил Эльдар, – путь революционный. Все разрушить до основания, а на освобожденном месте построить новое… Как правило, со строительством проблемы. Потому что строить – не ломать. Пассионарии и Ко строить не обучены. Зато ломать и прихватить бесплатно чужое – запросто!..

Эльдар перевел дыхание, глаза его зло, безумно сверкали.

– Но самое мерзкое: революционный путь – это смерть, слезы, разрушенные семьи и судьбы, и страдания-страдания-страдания. И не только той неупокоенной сволочи – будь они прокляты! – а простых мирных людей, которых буйные презирают!.. Это колоссальный откат назад в развитии страны, деградация материальной ее основы и духовного наполнения. И ради чего? Ради какой «высокой» цели? Чтобы к власти пришли следующие уроды, которые будут хуже предыдущих. Не может быть хорошего плода от плохого дерева, и наоборот. А какие плоды приносит насильственное изменение существующего порядка? Уже слышали и видели. В семнадцатом, в девяносто первом. И еще увидим, если доживем.

***

– Зачем вы мне ВСЕ ЭТО рассказываете? Я и сам знаю – я же историк. В прошлом. И не только историк… А от вас не ожидал.

– Чего не ожидал?

– Что у вас БЫЛО со Светланой Ивановной.

Эльдар уставился на меня:

– Давай выпьем, а то – жопа.

– Давайте, – согласился я.

Мы выпили. Зажевали огурцами и хлебом.

– Запомни, – продолжил Эльдар, как ни в чем не бывало, – ни одна революция в истории, НИ ОДНА, за время существования нашей цивилизации не сделала людей счастливыми, кроме небольшой кучки подонков, которые приходили к власти. Но и их, в конце концов, революция сожрет.

Я кивнул.

«Каждый сходит с ума по-своему».

– И еще запомни. Самое главное. СОЗИДАНИЕ И ПОРЯДОК – ЭТО БОГ, ХАОС И РАЗРУШЕНИЕ – ДЬЯВОЛ. Всегда и везде, при любых обстоятельствах, в любое время. Это – аксиома. Это лакмусовая бумажка – чтобы определить, что происходит.

Он многозначительно замолк, давая переварить сказанное.

– Таким образом, любая революция, самая благородная, – это шабаш нечисти, порождение Сатаны! Какое бы не носила название! Какими бы лозунгами не прикрывалась!

Эльдар облокотился на стол, устало опустил голову.

– Ты понял?

– Конечно, понял, – воодушевленно откликнулся я, понимая, что он выдохся. – И больше вашего знаю… Сейчас мы допьем остатки. За женщин.

***

Я разлил в рюмки – вышло чуть больше половины.

– Ты прав: давай лучше за женщин. Политика, разнообразные «измы», идеи и революции – это проходящее. Это – для душевнобольных. А Любовь – вечна.

– Особенно, половая!

Мы чокнулись, выпили. Эльдар покряхтел, я занюхал рукавом. Закусить уже было нечем.

– А как вы Светлану Ивановну? – спросил я, когда отдышался от горячей волны в гортани. – И где?

– Такие вопросы – mauvais ton – мой любопытный друг. – Эльдар огорченно вздохнул. – Однако, если у нас такой откровенный разговор… В своей прихожей, у дверей. Да уж… Был дождливый вечер. Она зашла за солью. У меня было лирическое настроение…

– А как же «психический», «извращенец» и прочее. Она вам не говорила?

– Не помню. Говорила, что я – животное. И во второй раз говорила, и в третий.

Глава семнадцатая

12 января 2014 года, воскресенье

***

Утреннее застолье с Эльдаром напрочь выбило из привычной колеи.

Я проспал весь день, затем ночь.

Одиннадцатого, в субботу, на больную голову, перечитывал «Игру в бисер» Генриха Гессе. Бедного Мастера игры никто не тревожил.

Зато, утром двенадцатого, еще затемно, всем полубесам объявили сбор: во сне привиделась дикая морда Валафара, который трубил в пионерский горн сигнал «Подъем!» и зло щерился.

Не вставая с постели, я сгруппировался, ушел в астрал и поспешил на Майдан.

Меня сверлила беспокойная мысль о своей «особой миссии», про которую постоянно талдычил Велиал, и которой я мог бы воспользоваться, чтобы игнорировать сбор. Но просить Велиала напрямую не отчаялся, а он сам не предлагал.

Пришлось подчиниться.

***

Во мне еще дрожала вчерашняя утренняя пьянка.

Конечно, в астральном теле я похмелья не чувствовал, но оно подспудной хандрой отдавалось в монаду.

Да и бестолково проспанный вчерашний день не давал повода к оптимизму, и соседка, которую поначалу брезгливо игнорировал, а когда захотел, то она оказалась шлюхой.

«Какая тоска, Цинцинат. Какая каменная тоска!..».

***

Полубесов собрали на крыше гостиницы «Украина». Валафар провел инструктаж, поставил задачи, распределил по секторам.

Исполняя приказы, мне пришлось целый день мотаться над скопищем народу на Майдане в сорок втором секторе, обеспечивать форсированный гипнотический сеанс под кодовым названием «Народное вече».

Возвратился в пустую квартиру уже на закате. Зябкое тело оказалось неподъемным. Сродни моему настроению.

Дневная суета немного растормошила, отвлекла от липучих эротоманских мыслей, но все равно на сердце было паскудно.

***

Самым отвратительным было не позавчерашнее ночное приключение с Иркой, не вчерашняя попойка с Эльдаром и утреннее похмелье, не развратная Светлана Ивановна, которую уже не хотел. Больше всего меня угнетало Верино отсутствие.

Я, конечно же, понимал, что ТАК оно проще. Не нужно искать оправдания своим отлучкам, поскольку оставлять бездушное тело в присутствии Веры я бы не решился. Тем более, в новогоднюю ночь она не захотела меня выслушать.

«Может и к лучшему…».

Допив чай, я уже собрался заглотнуть снотворного и завалиться спать, как задребезжал дверной звонок.

***

Я даже не предполагал, кто это может быть.

Открыл сразу – залипшие мозги не соображали.

– Что же это творится?.. – спросила Светлана Ивановна с порога.

Вопрос был риторический. Но в голосе, которым задан, сквозило больше игривости чем желания узнать правду.

«Ах ты, развратница!».

Я посмотрел на соседку. Была она на этот раз какой-то особенной – не той, которую я раньше избегал и сторонился. Даже одета не во всегдашний халат, а в легонький свитерок и длинную зимнюю юбку.

Светлана Ивановна, видимо, заметила мои разглядывания:

– Только с работы. Выходной, а у меня дежурство…

«Только с работы… Шлюха!

А она совсем ничего.

Или дело в моем одиночестве?

В демонской энергии?

У меня неделю не было с Верой…».

– И что же это творится? – повторила соседка, с интересом уставившись на меня.

«Чувствует?!».

– Вы о чем?.. – В горле першило. Еще недавно разбитое мое тело наливалось желанием.

– О сегодняшнем Майдане, – ответила соседка. – За день насмотрелась телевизор, а теперь страшно. Вы же знаете моего Егора.

– Да вы проходите. Чаю выпьем.

Светлана Ивановна явно не ожидала приглашения. Смутилась, опустила глаза, будто решала.

– Ну, тогда подождите десять минут. Умоюсь с работы.

Она обернулась и ушла домой.

***

Я вернулся к себе. Входные двери не запирал.

Знал наверняка, что соседка через десять обещанных минут придет, и у нас БУДЕТ, если я захочу… А я захочу!

«Меня уже стали привлекать сверстницы?».

Это, явно, было что-то новое.

Я поставил чайник на плиту, смахнул со стола крошки.

Посмотрел на часы: двадцать ноль-ноль.

«Прошло десять минут. И если она сейчас придет…».

***

Входная дверь скрипнула без предупреждающего звонка.

– Вот и я, – сказала Светлана Ивановна, заходя на кухню.

Была она одета в тот же свитер, но юбку поменяла на более нарядную и колготки сняла.

«Чувствует?».

Соседка поставила на стол блюдо с домашней выпечкой, бутылку красного вина.

– Это к чаю…

Она смущенно замерла у стола, не решаясь присесть на табурет.

– Я вас хочу! – сказал я и шагнул к ней.

***

Светлана Ивановна не отступала, не упиралась. Она подняла удивленное лицо, с интересом посмотрела на меня.

Не отводя глаз, я положил руку ей на бок, затем опустил на бедро. Охватил ладонью за рыхлую ягодицу, притянул к себе.

Светлана Ивановна прерывисто задышала:

– Даже не знаю… Так неожиданно.

– Не лгите. Вы знали.

– Ну да…

– И к Эльдару ходили.

Она испуганно глянула на меня.

– И он. Вас…

– Что вы себе позволяете! – она напряглась, пытаясь вырваться, но я не отпустил.

– Я тоже буду. Сейчас.

– Вы – нахал! Похотливое животное… – пролепетала Светлана, но без осуждения.

Я наклонился и поцеловал ее в губы.

Губы пахли недавней зубной пастой.

***

А дальше все происходило по банальному сценарию нечаянного совокупления, который из века в век, миллионы раз, разыгрывали мои предки, играют современники, и будут играть потомки. С небольшой поправкой на эпоху, место и погоду.

Я впился в податливый рот Светланы Ивановны тягучим засосом. Тем временем смело и настойчиво трогал ее там, где нельзя трогать посторонним, но можно любовникам.

Медленно и решительно я залез ей под свитер, поддернул его, высвободил на волю из бюстгальтера дряблые груди в синеватых дорожках, с большими коричневыми ореолами.

Не разрывая поцелуя, я залез ей под юбку, трогал через тонкую материю ее мягкости, потеребил кружевные оборки трусов, а затем, поддев пальцами резинку, запустил развернутую ладонь вовнутрь, продавливая пальцы меж спутанных влажных волос.

Светлана Ивановна прерывисто дышала, тихонечко скулила, притворно не пускала мои руки, сводила ноги, зажимая ладонь. А затем, отыграв положенный «ритуал женской недоступности», принялась шарить по моей футболке, пытаясь ее снять.

Я этого не хотел: никогда не любил активных женщин.

Я убрал ее руки. Надавил на плечи. Светлана опустилась на колени. Будто исполняя хорошо заученный ритуал, делово расправилась с моим поясом, затем пуговицей, затем молнией. Умело высвободив, начала искусную прелюдию.

***

Достигнув необходимой упругости, я поднял женщину с колен, развернул к себе спиной, наклонил грудью на стол.

Принесенное блюдо с выпечкой грохнулось, брызнув по углам печенюжками и фаянсовыми осколками.

«Что-то похоже было с Аней…».

Падающую бутылку успел подхватить и переставить на тумбочку.

Светлана Ивановна, казалось, этого не замечала, послушно уткнувшись лицом в столешницу.

Она даже подыграла, двигая тазом и помогая спустить трусы за колени, а потом и совсем их снять.

Она знающе прогнула спину, развела бедра и выпятила зад в сиреневых цыпках.

Мы соединились. Женщина заурчала, колыхнулась назад, подалась навстречу.

***

Светлана Ивановна явно хотела мне понравиться. Ей это удавалось.

Она синхронно виляла попой, шумно дышала и повизгивала. Возможно ей, и в правду, было хорошо.

Мне тоже было хорошо.

Но, не настолько, как с Верой – там мозги кипели, а тело без оккультных камланий уходило в астрал.

С Верой главными были не ощущения, а сам факт обладания. Со Светланой же я мог сконцентрироваться на том, что чувствую, и что, при этом, думаю.

***

Первое, что я понял: соседка за десять минут пред визитом ко мне успела вымыться.

Обычно, когда неожиданно берешь женщину сзади, она пахнет. Светлана Ивановна не пахла, и трусы на ней были свежие, только надетые. И эта, вроде бы мелочь, тешила мое самолюбие.

«А второе…».

Качая Светлану Ивановну, я осознал, что отдельно взятые физические ощущения от трения наших гениталий, неотличимы от таких же ощущений с обеими моими бывшими женами, с Верой, и с двумя десятками разнообразных случайных женщин, встреченных на жизненных тупиках и закоулках. Возможно, так было бы и с Аней, сложись иначе.

Эти женщины по-разному пахли, разною была на ощупь их кожа, разным был обхват таза, размеры и упругость грудей, жесткость волос, плотность тайны. Но ощущения? Идентичные!

«И значит: ощущения – ничто, форма – все!

И значит: миллионы женщин будут такими!

Все кинозвезды, телеведущие, смазливые сотрудницы на работе, симпатичные чужие жены… Закрой глаза, представь, и они – твои!

Так зачем эти страсти с Верой?

Не проще ли остепениться, завести дружбу с соседкою или с бывшей бухгалтершей.

И прощай капризная девчонка! Прощай Велиал!

Здравствуй, спокойная жизнь…».

***

От размышлений о перипетиях любви, приап чуточку завял, и уже не чувствовал трения в слизком пространстве.

Нужно было заканчивать, иначе через минуту-две он вяло выскользнет наружу. Да и Светлана Ивановна, видимо, подустала с непривычки: скулила реже, дыхание стало тише; она лежала грудями на столе, и уже не подавалась навстречу.

Я шлепнул ее ладонью по ягодице, удобнее перехватил за налитые бока и рванул к финишу. Не прошло и минуты, как внизу живота защемило, приап взорвался тысячью иголок и я необильно кончил Светлане Ивановне на крестец, чуть забрызгав задранную юбку.

Она с минуту лежала на столе бездвижно. Затем распрямилась, смущенно отвернулась, раскатала юбку, заправила груди в бюстгальтер, опустила свитер.

Затем, продолжая стоять ко мне спиной, подняла с пола трусы, одела.

Она даже не вытиралась.

Я знал женщин, которые нарочно, нескольку дней ходят в забрызганном любовниками белье, получая от этого какое-то свое извращенное девичье удовольствие.

А возможно, все было много проще – Светлана при мне стеснялась вытираться.

***

Я предложил ей присесть за стол. Поставил чайник на газ.

Пока чайник закипал, я собрал с пола печеньки и подмел осколки разбитого блюда.

Затем мы пили чай и вино, заедая двухцветными слойками.

Мы боялись смотреть друг другу в глаза и говорили на отвлеченные темы.

Оказалось, что Светлана Ивановна приходила ко мне поделиться своей тревогой насчет Егора, который постоянно пропадает в центре города. Я ее не утешал, однако советовал категорически запретить сыну ходить на Майдан.

– Кто меня слушает! – сокрушалась соседка, но глаза у нее были довольные. Ей по душе было наше приключение.

Да и мне было уютно и спокойно.

«Хотел бы я, чтобы СЕЙЧАС на месте соседки была Вера?

Не уверен…».

А еще я не был уверен, что у нас со Светланой Ивановной повторится подобное, и что она заменит мне Веру.

Глава восемнадцатая

Ночь на 13 января 2014 года, понедельник

***

– Шалун, – сказал Велиал. Он сидел в кресле и довольно улыбался.

– Это ты подстроил. С соседкой?

– Вот именно – ПОДСТРОИЛ. Мы лишь создаем условия. Подстраиваем. А «делать» или «не делать» – решаете вы, люди. Тем более, ты ТАК ее позавчера ХОТЕЛ. Следовательно: нечего пенять на зеркало, коль рожа кривая. Так, кажется, у вас говорят?

– Будто сам не знаешь.

– Я многое знаю. Даже то, что ты порою тяготишься нашим сотрудничеством и жалеешь. И хочешь уйти в православный храм, покаяться. Вернуть божью благодать. Яправ?

– Велиал посмотрел с недобрым прищуром.

– Да, хочу, – честно признался я.

– Так, значит, неверующий Фома поверил. Ну и зря. Миллионы двуногих отказались бы от божьей благодати в пользу возможностей, которые дарует Люцифер. Чтобы как у тебя.

– Двуногих? А сам-то…

– У меня нет ног – уже объяснял. И нет тела из плоти и крови. Я – энергия. А ты, и тебе подобные – пыль на колесах истории. Люди – лишь ресурс для построения Нового Мира. Не больше. Смирись с этим. Но ты же не хочешь пылинкой?

– Мне все равно, – обиженно сказал я.

– Лжешь! И не нужно быть демоном, чтобы это понять. Если бы тебе было ВСЕ РАВНО, ты бы со мною не связывался. Но ты же ЗАХОТЕЛ ту девочку.

– Я влюбился! Ты это прекрасно знаешь.

– Любить можно на расстоянии, даже не дотрагиваясь. Как у вас говорят – платонически, высокой и чистой любовью. А лапать ТАМ – это не любовь. Это похоть и блуд. Тем более, ты – прелюбодей. Уже после знакомства, изменял Вере – сначала со шлюхой в туалете, затем со старухой на кухне.

– Но ты же сам ЭТО подстроил! Сам втюхал мне энергию. На квартире у Ирки. Зачем? Да я чуть с ума не сошел… Уже лесбиянку ХОТЕЛ! Единственную подругу.

– Я наглядно тебе показываю, что не с твоим рылом в калашный ряд. Ты хочешь спасти свою, давно проданную душу, в которую, кстати, до конца не веришь? Хочешь убежать в церковь и покаяться? – Велиал зло посмотрел на меня. – Куда тебе каяться, извращенец и развратник! Да на тебе клейма негде ставить! Из самого нежнейшего детства, с первого запретного желания ты наш. Помнишь, в первом классе?

Я понуро опустил голову:

– Не нужно…

– Ладно. Я хочу развеять твои накопившиеся сомнения, и предупредить будущие сомнения. А так же предложить место во Втором миллиарде, который останется на этой планете после нашей победы.

– Во втором?

– Да. Но если будешь меня слушать, то у тебя есть все шансы перейти в Первый.

***

– Открою тебе НУ-ОЧЕНЬ большой секрет, который никто и никогда не откроет полубесам. Это Я могу себе ТАКОЕ позволить.

Велиал посмотрел на меня умными серьезными глазами.

Будто и не был минуту назад злым насмешником.

– По сути своей, Новый Мировой Порядок Лучезарного предполагает разделение человеческого общества на два класса – класс избранных и класс тех, кто обслуживает избранных. Избранные – это Люцифер со свитой, демоны и бесы. А также их окружение – возможно даже люди – жены, мужья, любовницы, любовники, дети. Как исключение, в первый класс могут быть переведены и полубесы, – Велиал кивнул на меня, – но за ОЧЕНЬ большие заслуги.

Им сразу присваивается очередной ранг. Таким образом, в первом, или «Золотом» классе собирается элита – общество не ниже бесов со свитой.

Он назидательно кивнул, не сводя с меня прожигающих глаз.

– Второй класс – обслуга первого: бывшие люди – полубесы, а так же обычные люди, ну… не совсем обычные – зомбаки и гипнотики. Вроде ничего особенного?

Велиал вопрошающе уставился на меня.

Я не выдержал его глаз, кивнул.

– Об этом многие догадываются. Но сокровенная ТАЙНА в том, что оба класса должны состоять из не более чем одного миллиарда особей – как Светлого воинства так и людей – больше ресурсы планеты не выдержат. А остальное человечество должно быть «пущено в расход», как полностью нерентабельное или не соответствующее стандартам Нового Мирового Порядка. Ты это понимаешь?

– Да.

– Если ты не совсем дурак, то, наверное, еще до встречи со мною заметил, что в последнее время происходит отрицание сувернитета народов над их территорией и ресурсами. То есть, устанавливается право сильных государств на владение и распоряжение ресурсами всего мира. Ты понимаешь, к чему ВСЕ идет?

– Догадываюсь.

– Догадывайся скорее. При таких раскладах огромная часть населения вообще лишается каких-либо перспектив развития и обречена на деградацию, развал национальной экономики и рост бедности. Развитие здесь сводится к искусственному планомерному регрессу. Это тебе ничего не напоминает?

– Наша страна?

– Умница. И не только ваша. Речь идет о том, что огромная часть мирового населения объявлена нерентабельной. В обороте Светлой Канцелярии существует два термина: «нерентабельные страны» и «нерентабельное население». Это 68 стран с населением больше четырех миллиардов человек. Они названы нерентабельными. А это значит…

– Они должны исчезнуть.

– Совершенно верно! Этим странам и людям отказано в праве на существование. Нерентабельные – Homo nonrentabilis – по определению не должны существовать: они не вписываются в Новый Мир, они там лишние едоки и так далее.

– И мы – среди них?

– А как же! Ты умнеешь на глазах. В Новом Мировом Порядке, сложившемся после девяносто первого года, России, как и другим славянским государствам, выжившим после развала Союза, нет места. По крайней мере, как сильным и самостоятельным, либо вообще.

Велиал закончил свой монолог. Недостающие пазлы стали на свои места.

По большему счету, ничего нового Велиал мне не открыл. Примерно о том же я думал, наблюдая шабаш в центре столицы.

«Но мне – ВСЕ РАВНО…».

– Не лицемерь. Тебе НЕ все равно. Особенно твоя новая девушка. Я это знаю. И теперь определись – ты с нами, или, не с нами. Ты хочешь жить очень долго и наслаждаться жизнью в Первом миллиарде, в Новом Мире Люцифера, или доживать свой бессмысленный век в болезнях, вместе со стареющей сварливой женой, в нищете, в депрессивной стране, тонущей в долгах и кровавых междоусобных разборках?

Велиал смотрел на меня. Я на него.

– Не спеши отвечать, хорошо подумай. А чтобы лучше думалось, я дарю тебе одно бесплатное ЖЕЛАНИЕ, от осуществления которого никто не умрет. Используй его с пользой: например, загадай тонну долларов. Или, юную девственницу. Хоть узнаешь, какое оно – СЧАСТЬЕ.

Глава девятнадцатая

13 – 19 января 2014 года

***

После исчезновения Велиала я загадал. Загадал, чтобы Вера никогда и ни с кем мне не изменяла – это для меня важнее тонны зеленых бумажек или капризной школьницы.

На большее моей фантазии не хватило, поскольку следующую неделю пришлось отрабатывать места во втором миллиарде для себя и привороженной любимой.

***

Тринадцатого января, в понедельник, Валафар снова кликнул полубесов-кураторов с обеих сторон. Учинил разнос за вчерашнее полусонное заборище на Майдане и наказал действовать активнее, поскольку новогодние и рождественские праздники расслабили зомбаков: как среди ментов, так и среди вольного майданного люда.

И если первые подчиняются приказам, их проще направить в нужное русло, то вольные майданщики, одурев от безделья, водки и шмали, вместо науськивания гипнотиков, чинят между собою непотребства и насилуют восторженных студенток, которые приносят им пропитание, но не желают безвозмездно отдавать молодые тела на благо революции.

Чтобы исправить такое вредное положения, Валафар приказал готовить шабаш на следующее воскресенье – девятнадцатого января – в большой христианский праздник Крещения Господня. «Для большего куражу и попрания…» – злорадно пояснил Валафар.

Так же он обязал кураторов привести в боевую готовность спецподразделение зомбаков «Правый сектор» – отмороженных подонков – личным общением с которыми даже бесы брезговали.

Остальных же, в том числе и гипнотиков, нужно было активизировать на решительные деструктивные действия, а не на поедание принесенных вкусностей и похмельное отсыпание в палатках.

Кураторам же противоположной стороны – ментов – вменили в обязанность жестко подавлять любые нарушения общественного порядка, «не жевать демократические сопли, и не цацкаться с майданутыми» – подчеркнул Валафар.

На том и разлетелись по местам службы.

***

Неделя выдалась трудной. Я не появлялся дома и почти не спал. Благо, в тонком мире этого не требуется – перемещение монады в астрал само по себе является сном для физического тела.

Первые три дня я с подопечными готовил бутылки с зажигательной смесью – «Коктейли Молотова». Затем возводил баррикады возле Центрального Почтамта.

Ясно, что на физическом плане лично я ничего не делал – даже не появлялся наяву среди копошливывого люда. Я парил над головами подчиненных в метрах десяти, усиливал и передавал им эманации ретрансляторов, накручивал зомбаков и не разрешал отлынивать гипнотикам, внушая гордость за порученное им праведное дело борьбы с бандитской властью.

«Вас будут помнить благодарные потомки!..» – навевал я гипнотикам, брезгливо морща несуществующие губы.

«Нас будут помнить благодарные потомки!» – думали гипнотики, вскидывая счастливые лица к январскому небу и пуще прежнего ковыряя мерзлую брусчатку.

Зомбаки, конечно же, так не думали: «высокие идеалы» им были по боку. Они прекрасно понимали, КОМУ за что служат. Но именно это и являлось главным катализатором их осознанной деятельности: чувствовать свою значимость и превосходство над не-ведающим быдлом, служить Сатане и выслужить теплое и сытное место в его Воинстве.

***

Через трое суток меня перевели надзирателем на приемный пункт, который сортировал прибывавших зомбаков и гипнотиков из западных регионов страны. Жители восточных и южных областей, а особенно киевляне, неохотно приобщались к восстанию, разве что самые чудные, обиженные да ущербные, а еще восторженные студенты, вроде соседского Егора.

На приемном пункте мне не приходилось вступать в ментальный контакт с чужими грязными монадами гипнотиков, что требовало энергии и вызывало во мне непреодолимую брезгливость. Теперь я парил над новобранцами и лишь усиливать сигнал ретрансляторов.

Думаю, перевели меня на сортировочный пункт по указке Велиала. Он, видимо, опасался, что, близко пообщавшись с рядовым и сержантским составом Светлого Воинства, я опять буду рваться в церковь.

***

Как и обещал Валафар, бесы из Верховной Рады в четверг, шестнадцатого, приняли «законы»: не разрешили ходить мирным демонстрантам на акции протеста в масках и с оружием, а еще обязали отчитываться, из каких зарубежных филиалов Светлого Воинства им платят.

Это известие, мастерски поданное ретрансляторами, крайне возбудило толпу и послужило толчком для радикальных действий.

Притом, даже полубесы понимали, что не было бы этих «законов», придумали бы другие, или нашли иной повод, чтобы растормошить захиревшую революцию – как приказал великий Люцифер.

***

С четверга по воскресенье накалялось и тлело, а девятнадцатого, в Крещение, началось.

С утра на Майдане собралось очередное «вече». Подготовительные мероприятия не прошли даром.

На площадь притянули всех, кто поддавался зомбированию. Тысяч сто собрали, не считая прикормленных зомбаков из спецподразделений Светлого Воинства и радикальных организаций, которые искусно создавали хаос.

Именитые бесы, игравшие роль парламентской оппозиции, выступили перед сборищем и заявили, что власть намерена установить в стране авторитарную диктатуру.

Умело вскидывая руки и плюясь, они требовали созыва «народной рады», отставки президента, новых выборов, срочного вступления в Евросоюз и НАТО, прочей невыполнимой фантастики, которая выбивала искры и должна была зажечь толпу.

***

Толпа зажглась. Гипнотики, ведомые зомбаками, кинулись на милицейские кордоны, охранявшие подступы к Верховной раде. Протестующие намеревались заблокировать парламент, чтобы вынудить депутатов отменить законы, которые мешают им жить по своему разумению.

Зомбаки из «Правого сектора», а за ними и пара тысяч гипнотиков, направились на Европейскую площадь, где перелезли через спецавтомобили и вступили в силовое противостояние с милицией.

Были подожжены четыре автобуса «Беркута», два грузовика, кассы стадиона «Динамо», а самих бойцов зомбаки забросали горящими «коктейлями».

В ход шли дубинки и камни. Милиция применила светошумовые гранаты, слезоточивый газ и водометы.

Одного «беркутенка», раненного в рукопашной схватке, зомбаки затащили в Дом профсоюзов и покалечили, раздробив руки и ноги кувалдой. Еще двоих милиционеров ослепили серной кислотой. А в самой толпе одному гипнотику светошумовой гранатой оторвало кисть левой руки, многие получили рваные раны и отравление газом. Всего же, с обеих сторон пострадало больше двухсот человек.

Христианский праздных Крещения Господня осквернили на славу.

Командующий Валафар был доволен.

Глава двадцатая

Ночь с 19 на 20 января 2014 года

***

Полубесов, которые создавали заваруху на Крещение, Валафар отметил и дал увольнительную на сутки. Приказал отдохнуть, развеяться, поскольку самая интересная работа впереди.

Я решил эти сутки проваляться на диване в физическом теле. Мне так надоела суета, бесы, гипнотики, зомбаки, смердящие палатки, и над всем этим флюиды злобы, агрессии, ненависти.

Я никого не хотел видеть и слышать. Даже Веру.

***

Возвратился домой за полночь, уже двадцатого.

Расходил затекшее без движения тело.

Нырнул под душ, где с чувством глубокого освобождения скоблил себя колючей мочалкой, смывал события прошедших дней, эмоции «майданной» биомассы.

Я выуживал из памяти встреченных на Майдане людей, их лица и глаза, особенно молодых ребят и девчонок – таких же, как Вера, студентов – еще не до конца отравленных революционной пропагандой. Я не мог понять: что их привело в это скопище грязи, злобы и ненависти? как они сами для себя объясняют свое присутствие здесь? зачем ломают и крошат ими не созданное?

Я их жалел за их глупость и осуждал за издевательство над природой и гармонией, поскольку в этом возрасте нужно предаваться безудержной любви, а не слепой ненависти…

«Весь мир сошел с ума!».

***

Мои размышления прервал дверной звонок.

«В три часа ночи!..».

Я не отреагировал, продолжал мыться.

«Возможно, ошиблись дверью. Понаехало в столицу…».

Опять затрезвонили. Более настырно. Еще и еще.

«Сосед Эльдар? Кроме него никто на такое не отважится».

Я вышел из-под душа, намеренно неспешно вытерся полотенцем, накинул халат.

Звонок уже тарахтел, не переставая.

Сжимая кулаки, я неспешно подошел к дверям. Отщелкнул замок, резко приоткрыл.

«Если пьяный Эльдар – в ухо без объяснений!».

***

Я ошибся: за дверью стояла заплаканная Светлана Ивановна.

– Выручайте, Игорек. Сил моих больше нет! – всхлипнула соседка.

Сначала подумал, что притворяется.

– Что случилось?

– Егор пропал. Неделю не звонил… А сегодня, вернее – уже вчера – такое в центре творилось! Я по телевизору видела. Может, его милиция арестовала, он же – националист.

– Да вы заходите, – смутился я.

Она прошла на кухню. Села на табурет у стола, на котором несколько дней назад случилось наше свидание.

Я налил ей стакан «Моршинской» из холодильника. Она залпом выпила.

– Давайте по порядку. Что с Егором?

– Пропал. В позапрошлую субботу пошел с товарищами на Майдан. Говорил, что волонтером. Но я догадываюсь, что он из этих, которые с милицией бьются. Сектор какой-то… У него еще маска страшная резиновая есть – человеческий череп.

– И вы отпустили?

– Да разве он меня слушает! Неделю – ни единой весточки. Трубку не берет – «вне зоны доступа». Я ждала-ждала, а потом в пятницу на Майдан пошла. Искать. К их вожакам, в Дом Профсоюзов. Никто моего Егорку не знает, и не видел. Смотрят на меня, как на дурочку. А я, между прочим, с высшим образованием, еще советским. Ну, я пошла дальше, в самую гущу. На Майдане двое хмурых мужиков согласились отыскать Егора. Деньги вперед требовали. Или без денег, но чтобы я к ним в палатку… Ну, вы понимаете! Я, филолог! И к этой вонючей деревенщине. В палатку!

Она шмыгнула носом, сдерживая слезы. Вытерла платочком глаза.

– А я бы заплатила, и… в палатку пошла б. Но чувствую, что обманут… Вот я к вам.

– А почему именно ко мне?

– Ну, – она опустила глаза, – мы, вроде как, не чужие. И, мне кажется, что вы с ЭТИМИ…

***

– С какими – ЭТИМИ?

– Ну, с хулиганами. Те, что бунтуют.

– С чего вы взяли?

– Не знаю. Мне так кажется… – она некрасиво шмыгнула носом, на глазах выступили слезы. – Помогите! Христом Богом прошу!

Я замялся. Я не хотел грузить себя чужими проблемами, когда своих доставало.

«Тем более, Егор сам виноват – нечего было с чертями связываться…».

Я искал повод отказать, но не находил.

И дело даже не в той минутной слабости, что случилась у меня со Светланой.

«А, если бы, вот так, ушел мой ребенок. Даже непослушный и бестолковый?».

– Хорошо, – согласился я.

– Ой, спасибо! – сказала соседка и протянула мне листочек, на котором красивым почерком были написаны данные Егора.

Я взял, сунул в карман халата.

– Не спешите благодарить. Попробую завтра с утра.

– Попробуйте! На вас одна надежда, я уже совсем…

Она снова хлюпнула носом и разревелась.

Глава двадцать первая

20 января 2014 года, понедельник

***

Где искать Егора я догадывался.

«Если свои не придушили, то, вероятно, он у ментов».

В последние дни проходили ожесточенные столкновения между повстанцами и милицией в центральной части города.

Ведомые бесами и зомбаками, обе стороны исходили злобой, как могли, вредили ближним, мстили за избитых и сожженных товарищей, что приводило к новому насилию и издевательствам.

Сатанинский маховик набирал обороты, но в это никто не хотел верить, упорствуя в своем варварстве и прикрываясь «высокой целью», которую денно и нощно транслировали статуи Люцифера.

Участились аресты особо зарвавшихся активистов и пленения правоохранителей. Как среди милиции, так и среди протестантов, ползли слухи о страшных взаимных пытках, которым подвергались враги в подвалах и камерах.

Центр древнего города, который я обожал в детстве, любил нежной любовью в юности, а теперь – в свете новых событий – брезгливо презирал, погрузился в беспросветный средневековый хаос.

ХАОС требовал новых жертв.

«Не исключено, что Егор стал закланным тельцом на этой тризне…».

***

Сначала нужно было установить: живой ли Егор; если живой, то где находится?

В Киеве десять районов. Восстанием охвачены два центральных. Однако задержанных, и я это знал, развозят по районным управлениям милиции на окраины.

Вместе с тем, возможность использовать «ЖЕЛАНИЕ» или путешествие в сгущенном астральном теле, я сразу отверг.

Не настолько мне был дорог Егор (да и Светлана), чтобы из-за него губить чью-то жизнь или использовать драгоценный эликсир.

***

За время моего проживания в этом доме, я встречался с Егором лишь несколько раз. Ничего, кроме гадливости, наши встречи не вызывали.

Первый раз близко столкнулся с ним прошлым летом на лестничной площадке, где он ругался с матерью.

Я как раз вошел в подъезд, и они меня не видели.

– Я не Егор, я Игор! – кричал Егор Светлане Ивановне.

– Это два разных имени, – несмело возражала соседка.

– Дура! – заорал Егор и кинулся вниз по лестнице, чуть не сбив меня с ног.

– Что это с ним? – спросил я Светлану Ивановну, поднявшись на площадку.

Та лишь горестно вздохнула, и, по секрету, будто о чем-то стыдном, рассказала, что Егор в университете связался с националистами, исповедует фашистские идеи и ненавидит все русское. А конфликт у них случился из-за того, что он не хочет больше быть Егором, поскольку это имя русское и среди его друзей неприменимое.

***

Во второй раз я увидел Егора у двери нашего подъезда, на которой тот клеил листовку со стилизованной свастикой. Еле удержался, чтобы не дать идиоту затрещину.

– Ты что делаешь? – спросил я. – Сними эту гадость!

Тот хмуро глянул на меня, но листовку не тронул.

– Твой дед воевал с фашистами. А ты… Позорище!

– Не воевал. Он в лагерях ишачил, – пробубнил Егор, но затем взял себя в руки, заговорил выученными фразами: – Нация превыше всего! Нация является наивысшей ценностью, которой должны быть подчинены все другие ценности. А вы – враг!

В недоумении я уставился на истерившего юношу.

– Я – враг?

– Враги украинской нации – это все неукраинцы или украинцы, не разделяющие идей интегрального национализма! – зло тараторил Егор.

– Ясно… – мне хотелось заехать ему в ухо, но сдержался. Из-за Светланы Ивановны. – Если я враг, так ты, значит, и твоя шобла – друзья. И вы – против меня?

– Мы против москалей, жидов и ляхов! – убежденно сказал Егор.

– Ага. И ты против своего отца, против матери, и против себя?

– Нет, конечно! Я же сказал, мы против москалей, жидов, и ляхов.

– Твоя фамилия Вишневский?

– Да, – нехотя согласился тот.

– Егор Моисеевич – насколько знаю?

Он насуплено молчал.

– Так ты и есть – натуральный лях. Да и имя у тебя не украинское, и отчество. А если покопаться…

Егор насуплено молчал.

– И почему ты говоришь на русском?

– А почему вы лезете не в свое дело? – раздраженно огрызнулся тот.

– Хорошим бы кнутом, да по заднице, – сказал я, толкая Егора от дверей. Сорвал листовку, бросил в лужу.

– Еще раз увижу – сожрешь!

***

Эти встречи происходили еще до событий на Майдане, когда, в большинстве своем, киевляне воспринимали националистов как обычных хулиганов.

Теперь же, попробовав крови, заручившись поддержкой бесов и управляемая зомбаками, злая шпана оборзела, расстреливала милицейские наряды, громила банки, магазины и особняки, особо не заморачиваясь идейной принадлежностью их хозяев.

Во время наступившей вольницы случались и междоусобные разборки, в которых летели буйные головы революционной братвы, не говоря уже о шестерках, вроде Егора.

И вот теперь мне было нужно отложить свои личные дела, искать и спасать активного юношу, к идеям которого, и к нему самому, я относился с нескрываемым презрением.

Глава двадцать вторая

20 января 2014 года, понедельник

(продолжение)

***

Обходить десять районных управлений милиции города я не собирался – на это ушло бы несколько дней. Я пошел в Главное милицейское управление Киева на Владимирскую, 15.

Сержант, который дежурил у проходной, меня не пустил.

Второй, с оружием и в полной экипировке, подобрался, направил в мою сторону автомат.

– Мне нужен начальник Главка, – пояснил я.

– Начальник занят, – невозмутимо ответил постовой.

– А вы передайте, что я от Велиала. По строчному делу.

Тот записал на бумажке, перезвонил в приемную. Через некоторое время на Первый пост спустился ординарец, пригласил следовать за ним.

***

Мы прошли к лифтам. На одном из них поднялись на третий этаж. Через застекленную дверь с кодовым замком попали в длинный коридор, устланный красным ковром. Стены коридора были украшены фотографиями на милицейскую тему.

В большой приемной ожидало человек пятнадцать, но ординарец впустил меня без очереди, прикрыв за спиной двери.

Я зашел в огромный кабинет. Из-за стола поднялся невысокий лысый мужчина в гражданском костюме, пошел мне на встречу.

– Валерий… Владимирович, – представился он, протягивая руку для приветствия.

– Игорь, – ответил я, пожимая крепкую маленькую ладонь.

– Что привело уважаемого брата к моей скромной персоне? – спросил начальник милиции, показывая на кресла у стены.

Мы присели.

– Не такой и скромной, – возразил я. – Можно сказать, ключевой персоне. Если принять во внимание текущие события.

– Да уж, – он развел руками. – Мы заложники своих ролей в чужих сценариях.

Он замолк. Я тоже молчал.

Нужно было с чего-то начинать.

***

Находиться в присутствии начальника столичной милиции было неприятно.

В его нарочито простецком тоне, в каждом его движении читалось снисхождение ко мне, и я понимал, что если бы не магическое имя моего покровителя, он бы меня на порог не пустил.

– К вам попасть… Постовые сказали, что вас нет.

– Так надо! – доверительно сказал Валерий Владимирович, без обиняков переходя на «ты». – Знаешь, сколько сейчас быдла шастает. И все мнят себя чуть ли не демонами на службе у Люцифера. Считают, что могут запросто к начальнику милиции приходить. И чем ничтожнее, тем больше гонора. Похваляются близостью с Дьяволом, чернокрасными флагами машут. Сейчас, в центре города, куда не плюнь – через одного в зомбака попадешь. Но это, скажу тебе по правде, – шваль, пушечное мясо. Настоящие демоны, и даже бесы, в трехмерный мир носа не сунут – разве что, по заданию, как я. И даже полубесы – как ты – в астрале работают. Им нечего на мерзлую землю спускаться… И вот, когда мне сообщили, что пришел невзрачный гражданин и меня лично спрашивает, то я, грешным делом подумал, что это очередной зомбак приперся братву выручать.

Он замолк, наблюдая мою реакцию.

Я обижено молчал. Хотелось встать и уйти.

«Только куда я уйду без его разрешения? Через посты и коридоры? Я не Мессинг…».

– Да ты на свой счет не бери, – будто извиняясь, сказал начальник; он почувствовал мое состояние. – Я так, образно. Если твой куратор – САМ Велиал, – это снимает все предубеждения. Вот у меня, хоть я и в чине беса… – он сделал театральную паузу, будто подчеркивая свою значимость, – куратором демон Абигор. А у тебя – Велиал! Значит ты им нужнее, если сам приближенный Люцифера тобой опекается. Выкладывай.

Он поднял на меня внимательные глаза.

***

– Мне нужно отыскать парня. Он в одной из националистических шаек. Возможно задержан вашими.

– Зомбак?

– Не думаю. Студент «Могилянки».

– Ну и зря не думаешь. Многие студенты, а именно – из «Могилянки», служат Сатане по доброй воле. Горе от ума – называется: романтика, национализм, европейские ценности, прочая яркая наживка на неокрепшие мозги. Но мы-то с тобой знаем, чем пахнут эти ценности. Они пахнут серой.

Начальник милиции посмотрел на меня, будто решая, стоит ли откровенничать.

Я кивнул в ответ. Мы с ним, видимо, были похожи в оценке порученной миссии, и того, что сейчас происходит в нашем городе.

– Кого тебе нужно найти?

Я вынул листочек, который сунула Светлана Ивановна.

Прочитал в голос:

– Вишневский Егор Моисеевич, девяносто пятого года рождения. Проживает…

– Достаточно, – сказал начальник.

Он нажал кнопку на телефонном аппарате. Спустя несколько секунд в кабинет вошел адъютант.

– Пробей человечка среди задержанных за последнюю неделю. Когда будет готово, доложишь.

Он указал адъютанту на меня. Я передал листочек.

– И еще. Полтора часа я не принимаю. Скажи в приемной.

– Есть, – ответил адъютант и бесшумно вышел.

Глава двадцать третья

20 января 2014 года, понедельник

(продолжение)

***

– А теперь, давай выпьем, – сказал начальник, вставая из-за стола. – Прошу…

Он показал рукой на одну из дверей шкафа за спиной.

– Я не пью, – сказал я не совсем уверенно. В свете последних событий это утверждение было ложью.

– Тогда просто посидишь со мною. Пошли.

Он открыл дверцу, и мы через шкаф вошли в небольшую комнату, в которой стоял сервант с посудой, холодильник, стол со стульями, большой мягкий диван.

– Отсосочная, – сказал Валерий Владимирович и подмигнул. – Одна из радостей начальственного положения.

Мы прошли в комнату. Начальник вынул из холодильника и поставил на стол чуть надпитую, запотевшую бутылку водки и тарелку с готовыми бутербродами. Добавил из серванта две рюмки.

– Садись.

Я присел на ближайший стул. Он плеснул по полрюмки, игнорируя мой запрещающий жест.

– Не ерепенься. Я же чувствую, что порою ты употребляешь. Я же – бес. Я могу чувствовать. Ты не забыл?

– Не забыл.

– Так вот… Понимаешь, коллега, мне не с кем об этом поговорить. Конечно же, в моем окружении есть и полубесы – вроде тебя, и зомбаки – практически все высшее руководство милиции. Но они – ближний круг. Мы все давно служим Люциферу, но каждый погряз в своих страстях, ищет свой интерес. И я уверен, каждый из них продаст меня с потрохами, чтобы занять мое место. А ты…

Он насмешливо посмотрел на меня:

– Это как в одном купе со случайным попутчиком.

– Смотря, с каким попутчиком.

– Верно. Но я же бес – я тебя чувствую… Давай за знакомство!

Он поднял свою рюмку, я свою. Мы чокнулись, выпили.

Зажевали бутербродами.

– Кстати, твое знакомство с начальником киевской милиции никакого блата тебе не принесет, потому что меня очень скоро…

Он махнул рукой.

– … выбросят, как использованный презерватив. У НИХ так заведено.

– Вы не боитесь, так открыто говорить…

– А чего бояться! Сейчас ИМ некогда что-то менять.

ОНИ знают, что я исполню их приказы. Я повязан тысячами ниточек, обязательств и людей. Даже если захочу, то не смогу в один миг бросить службу, остановить, переиначить. За все нужно платить.

Он взял бутылку, налил себе рюмку до краев. Выпил одним махом. Занюхал куском хлеба.

– Я плачу. И ты заплатишь, кем бы ты ни был – хоть самим приближенным Велиала. У НИХ все имеет цену.

***

Тихонько запиликал телефон. Начальник взял трубку.

Выслушал. Положил обратно.

– Нашли твоего Егора Моисеевича. Он в Дарницком управлении. Сейчас…

Валерий Владимирович нажал клавишу «2» на большом плоском аппарате, стоявшем на тумбочке. Взял трубку.

– Анатолий Николаевич! Там у тебя, в камерах, чалится Вишневский… Егор Моисеевич. Да, нацик. Задержан за погром в банке? За ним криминала нет?.. Ну и ладно. Через минут сорок к тебе человечек от меня приедет. Передашь ему Вишневского. Без формальностей. Так сказать – на поруки… До связи.

Начальник положил трубку.

– Слышал?

– Огромное спасибо!

Я привстал со стула.

– Погоди. А поговорить? Я дам машину, тебя довезут. Но пока мы выпьем.

Он налил по полной рюмке. Я не противился. Тем более, после оказанной услуги.

– Так вот. И меня, и тебя, и тысячи таких как мы, КИНУЛИ. Нет, нас не обманули! – он пьяно помахал указательным пальцем, грозя кому-то невидимому. – Сатана по мелочам не обманывает. Нам дали то, чего мы ОЧЕНЬ ХОТЕЛИ. Но, заметь, – все равно, СЧАСТЛИВЕЕ мы не стали.

Он замолк, пожевал бутерброд.

Мне есть не хотелось. Меня тошнило от выпитой водки и от его пьяных откровений.

Зато сердце грела теплая искорка, что ПОЛУЧИЛОСЬ, и я отыскал Егора.

«И больше ничего не буду должен Светке за ТО, единственное, проявление слабости».

Глава двадцать четвертая

20 января 2014 года, понедельник

(продолжение)

***

– Так вот, – продолжил генерал, – я понял две истины. Первая: Сатана может дать все, кроме счастья. И второе: каждый, кто стал на эту дорогу – плохо кончит. Невзирая на все полученные преференции. Так какой смысл во всей этой суете? В деньгах, в положении, в карьере?

Он вопросительно посмотрел на меня. Я притворно снизал плечами. Мне было все равно от его рефлексии.

– Нет, есть все-таки один смысл. Одна отдушина. Единственное, что может служить утешением: с высоты своего положения я могу позволить себе хоть каждый день менять красивых девок, и даже замужних женщин – что мне более по душе. Практически любых. За редким исключением…

Он поднял на меня захмелевшие глаза, ища понимания.

Он его нашел.

– Ладно, отпускаю. А то тебя начальник Дарницкой милиции заждался. Езжай, забери своего оболтуса… Дожились: еврей-фашист. Куда катится мир!

Он нажал кнопку на пульте. Не прошло и десяти секунд, как зашел адъютант.

– Проведи Игоря Владимировича во двор, – сказал ему генерал. – Организуй любую свободную машину, пусть закинет в Дарницкое, потом домой, куда тот укажет. И это… – он запнулся, глянул на меня, – скажи, чтоб эта, новенькая, из канцелярии, как ее? Инга, кажется. Пусть эта Инга ко мне зайдет с отчетом о стажировке. Но сначала пусть забежит в душ, в спортзале, и подмоется. Организуй.

***

На милицейской машине, без приключений, я добрался к Дарницкому управлению милиции.

Без лишних вопросов мне вывели и выдали помятого Егора.

– Ну что, фашист недоделанный, – зло сказал я, когда мы уселись в тот же служебный автомобиль.

Водитель – седоусый сержант – только хмыкнул.

– Всыпать бы тебе, да руки марать не хочется, – бубнил я. – Мать бы пожалел. Ты зачем на Майдан поперся?

– Там много наших.

– Дурак! Неужели не понимаешь, что вами манипулируют!

– Вы, старшее поколение – совки – привыкли жить в рабстве, – сквозь зубы процедил Егор и отвернулся к окну. – Мы так жить не можем. И не будем!

– Идейный… Ты хоть знаешь, где ваши «идеи» писаны, кем и для чего придуманы?

– Вы не понимаете.

– Зато кураторы вашей шоблы ВСЕ хорошо понимают.

Егор не ответил.

По дороге мы больше не говорили.

Я привез его домой, отдал матери. Не слушая слезных благодарностей, ушел к себе.

На душе было мерзко.

Глава двадцать пятая

Вечер 20 января – день 21 января 2014 года,

понедельник – вторник

***

Был вечер двадцать первого января. Мы с Верой замерли «ложечкой». Она тихонечко, как ребенок, посапывала и пукала губками. Она спала.

А я заснуть не мог. Я тесно прижимался к Вериной спине, почти растворялся в ней.

Мне было хорошо, и хотелось плакать от любви.

Счастливые слезы щекотали в носу, собирались в уголках глаз. Я легонечко, едва касаясь, вытирал их об Верины волосы.

Всю оставшуюся жизнь я хотел бы так лежать, чувствовать ее девичий запах, тепло ее ягодиц, изгибы хрупкого тела, щекотливые ерзанья растрепанной косички.

Мне хорошо было с Верой, и плохо без нее. Я теперь понимал несчастных андрогинов, которых разъединил злой Зевс, разбил, разметал по свету.

«Если бы он решил разъединить нас, я бы его уничтожил!

Не пожалел бы для этого миллион девственниц или младенцев…

Но лучше, я бы загадал, чтобы Зевс оставил нас с Верой в покое».

***

Вера пришла вчера – в понедельник, двадцатого – глубоким вечером, без предупреждения.

Я только выпрыгнул из душа после дневного марафона по милицейским управлениям, где выручал из камеры соседского оболтуса.

После общения с бесом-генералом, а затем одноклеточным Егоркой, я чувствовал себя выжатым лимоном и не хотел жить.

Но пришла Вера, прильнула, обняла. Я сосал ее нижнюю губу, пахнущую гигиенической помадой, и трогал под юбкой. Я ожил.

«Мой источник силы находится в ее свадхистане».

Недавние обиды на Веру казались глупостью, бойня на Майдане – маразмом, а измена с соседкой – дурным сном.

«Этого НЕ-БЫ-ЛО!

Приснилось в бреду! От передоза снотворного…

Есть лишь Вера!».

Успокоив себя надуманной правдой, безумствуя в любви и обожании, я тут же, в прихожей, взял ее сзади.

Вера смущенно тихонечко сопела, а я – на мгновение выныривая из мира блаженства в мир ощущений, приходя в сознание – вспоминал бессмертную мантру Фауста о мгновении, которое должно остановиться.

***

Это было вчера.

А сегодня, двадцать первого января, после обеда, я понял, что люблю Веру, и хочу, чтобы она стала моей маленькой женой-ребенком.

Я понял это после обеда, когда мы гуляли в парке. Вера держала меня под руку и щебетала о чем-то своем, студенческом.

На нас поглядывали прохожие, и – видимо – думали, что гуляют папа с дочкой или учитель с ученицей, или брат с младшей сестрой.

Мне было приятно думать, что они так думают, а может, они так – и в правду – думали.

Я слушал Верино щебетание, любовался румяными детскими щечками, а сам цинично и расчетливо представлял, как мы возвратимся домой, и…

«…прямо в коридоре, не дав опомниться, как вчера…».

От этих мыслей у меня до боли налилось, и уже не было желания гулять парком, а хотелось скорее возвратиться домой, к заветной вешалке.

***

Но тут случилось чудо!

Я повернулся к Вере, полюбоваться ее смехом над нею же рассказанным анекдотом, и заметил на точеном носике капельку влаги.

Сопелька висела на кончике, бриллиантово переливалась в лучах январского солнца.

Вера инстинктивно ее смахнула варежкой, и дальше продолжила свой рассказ. Но этого оказалось достаточно, чтобы опалить мое – и без того влюбленное – сердце.

Мне и раньше приходилось подсматривать за Верой, замечать разные, по умолчанию таимые, неприглядности, с нею связанные – совместное проживание к тому располагает.

И если для двадцатилетнего парня эти подглядки вели бы к незлобивым насмешкам, то для меня, сорокапятилетнего, с каждым таким разом Вера становилась все ближе.

Их было не так и много, этих милых тайн, как-то шмыганье носом, икание или нежданная отрыжка после обеда. Но самыми милыми, которые размягчали мое сердце, окутывая его теплой волной, были невольное Верины пуки и забытые в ванной девичьи трусики.

Я на пуки не реагировал, делая вид, что не слышу, а, обнаружив трусики, украдкой подносил к губам, целовал и клал на место.

С каждым таким наблюдением, я все больше влюблялся в мою земную девочку, которая сморкается и пукает. Однако последним решающим камешком на чашу моего решения стала капелька соплей на кончике ее носа.

После того, как ее увидел, я решил жениться на Вере.

***

И вот теперь, вспоминая дневное наблюдение, я прижимался к теплой Вериной спинке и думал, что завтра же сделаю ей предложение.

«Для этого нужно колечко, но я сделаю без колечка…

Так не хочется откладывать признания, тем более – омрачать светлую любовь чужой смертью».

Я не знал – почему, но чувствовал: откладывать не стоит.

Мысли мои из радужных обратились серыми. В ночной тишине, в уюте Вериного тепла, мне виделась вся хрупкость нашего положения. Виделся враждебный мир за стенами, который хочет нас разлучить. Потому, что по его законам – наша связь неправильная и вредная, и существовать не должна.

«Она бы и не существовала, если бы…».

Я не хотел об этом думать. Мысли мои почернели.

Я понимал, что никогда не смогу расплатиться за свою ошибку, за договор с Велиалом, за загубленные неведомые души.

«Перед тем, как делать Вере предложение, я должен ей обо ВСЕМ рассказать!».

Глава двадцать шестая

Ночь с 21 на 22 января 2014 года

***

Я провалился в липкую дрему, в параллельное измерение.

Там была та же комната, и диван, и спящая Вера.

В кресле сидел Велиал.

– Совет да любовь, – сказал Велиал.

Кресло, наяву протертое и шаткое, под ним казалось роскошным царским троном.

«Чего надо?».

– Сейчас узнаешь, – сказал Велиал. – На повестке три вопроса. Ты готов?

– У меня есть выбор?

– Мы на эту тему уже говорили. Потому обойдусь без предисловий и задам первый вопрос.

***

Велиал изучающе посмотрел на меня. Я изобразил внимание.

– Первый вопрос: это юное нежное создание у тебя под боком знает, что на кухонном столе, где вы обедаете и пьете чай, несколько дней назад, в непристойной позе, ты совокуплялся с пожилой женщиной?

Я уставился на Велиала. Он подмигнул:

– Ты в ЭТОМ тоже хочешь ПРИЗНАТЬСЯ? В том, что на крышке стола, на его ножках и на полу кухни, хранятся засохшие остатки твоей спермы вперемешку с влагалищной секрецией Светланы Ивановны?

– Чего… – выдохнул я.

– Тебе показать картинку? Траекторию брызг в замедленном действии? Или исходящую липким соком переспелую вагину?

– Не надо!

– Ну, вот. А еще в церковь собрался. Покаяться девушке в великих грехах хотел. Да на тебе клейма негде ставить, лицемер, развратник и лжец! Похотливый сатир!

Велиал на секунду негодующе насупился. Но потом улыбнулся и беззвучно хохотнул.

– Это я так, для проформы. Ты правильно делаешь. Женщины для того и созданы. Их нужно употреблять часто, всех возрастов, и во многих количествах. Но ПРИЗНАВАТЬСЯ им в ЭТОМ не стоит. Как и ВО ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ. Меньше знают – крепче спят.

***

– Теперь второй вопрос. Зачем ты вмешался?

В недоумении я посмотрел на Велиала.

– Упростим вопрос: зачем ты освободил из милицейской камеры Вишневского Егора Моисеевича?

– Ах, вот…

Об этом я, действительно, забыл. После вчерашнего Вериного прихода время сместилось, и произошедшее ранее казалось неважным сном.

– Для нашей миссии нужны жертвы, – назидательно сказал Велиал. – Как с той, так и с другой стороны. Я не раз об этом говорил. Или тот сопляк особенный?

– Типа того.

– То есть, пусть на его месте будет другой девятнадцатилетний парень? Менее любимый матерью, в меньших муках ею рожденный?

– А можно без девятнадцатилетних? Вам рогулей мало?

– Нам! Сколько раз можно объяснять… А без девятнадцатилетних нельзя. Они – жертвенные агнцы. Идет Последняя Битва между двумя мирами: миром ущербного мертвого бога, и миром совершенного Люцифера. Кстати, что тебе больше по душе: ущербность или совершенство?

– Не задавай глупых вопросов.

– Так вот: идет Битва, которая предполагает жертвы – это необходимый расходный материал. Всегда так было. Во всей вашей кровавой истории. Потом убиенных назовут «героями». Разве ты не хочешь, чтобы твоего протеже назвали «героем»?

– Нет. Пусть живым возвратится к матери. Она не переживет…

– Так ты хочешь, чтобы вместо сына ТОЙ женщины убили другого парня?

– Ну… да.

– То есть, спасти сына той, которая тебе ОТДАЛАСЬ. Заменить его сыном той, что тебе НЕ ДАЛА? Я правильно понял?

– Да. Я этого хочу.

– Ладно, – хмыкнул Велиал. – Пусть будет так.

***

Он о чем-то задумался. Я насуплено ждал третьего вопроса.

– Хорошая у тебя девушка, – Велиал кивнул на спящую Веру. – Ты решил на ней жениться?

– Это третий вопрос? – зло огрызнулся я.

Меньше всего хотелось обсуждать свою личную жизнь.

– Нет. Это дружеское участие. Ты не забыл, что это я вас свел. Я у вас – вроде Амура. Возьмешь меня на свадьбу посаженным отцом?

Велиал панибратски подмигнул, но затем стал серьезным, даже, казалось, церемонно приосанился.

– И так – третий вопрос. Даже не вопрос, а приказ. Вернее – просьба.

Велиал поднял на меня серьезные глаза.

Я понял, что шутки о женщинах закончились.

– Пришла пора твоей МИССИИ, – торжественно сказал Велиал. – Собственно, ТО, ради чего я ЛИЧНО к тебе прихожу. Поверь – это ОЧЕНЬ большая честь.

Противный холодок подступил к горлу. Заныло меж лопаток.

«Начинается…».

Глава двадцать седьмая

Ночь с 21 на 22 января 2014 года

(продолжение)

***

– Что нужно – спросил я.

– Убить человека.

Сердце мое трепануло, остановилось.

– Убить! Лично?!

Я покосился на Веру – не разбудил ли. Вера безмятежно спала, поскольку находилась в ином измерении.

Велиал насмешливо смотрел на меня:

– Ты о будущем думай.

– Я не убийца!

– А кто?

– Не нужно ворошить прошлое. Это было давно. Тем более, он сам виноват. Мы обсуждали.

– Не кипятись, – попытался успокоить меня Велиал.

– Нет уж! Разве мало я убил своими ЖЕЛАНИЯМИ? Никого больше, тем более – наяву, я убивать не буду! Мы так не договаривались.

– Мы с тобою вообще конкретно ни о чем не договаривались.

– Тем более! А если я не соглашусь?

– У тебя-то и выбора особого нет. Вернее есть: ты можешь или согласиться на мое предложение, или не согласиться. Тогда Веру больше никогда не увидишь.

Я оцепенел.

Меня накрыло волной раздражения, затем злости, затем ненависти, отчаяния, бессилия…

***

– Успокойся и слушай. Последнее время ты стал каким-то нервным. Ты меня огорчаешь, – Велиал брезгливо подобрал губу.

Я устало сел накровать.

«Я даже выгнать его не могу…».

– Не можешь. Потому, что это моя территория… И не кипятись. Во-первых, ЛИЧНО убивать не нужно. Ты будешь находиться в астрале и управлять зомбаком, который совершит убийство. Но ты будешь лично его вести в реальном времени, и отдашь приказ выстрелить. Жертву тебе укажут позже.

– А почему именно я?

На сердце отлегло. Я ожидал чего-то более мерзкого.

– Потому, – сказал Велиал примирительно. – Я не хочу тебя заставлять. Мне, в отличие от вашего бога, не интересны рабы. Мне нужно, чтобы ты сделал это сознательно. Чтобы понял. Но для этого необходима некоторая, так сказать, присказка.

***

Велиал откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, несколько секунд сидел бездвижно.

– Это давняя история. Грустная история несправедливости… – Он замолчал, изучая мою реакцию. – То, что я тебе скажу, не должен знать никто. НИКТО! Это в твоих же интересах.

Я сидел и слушал. Почти равнодушно.

«Главное, что мне не придется убивать ЛИЧНО…».

– Я хочу начать СВОЮ ИГРУ, – с прыдыхом, как откровение, сказал Велиал. – Для этого ты мне и нужен.

– Игру? – не понял я.

– ИГРУ, – повторил Велиал. – Я хочу взять развитие ситуации на этой территории в свои руки. Вернее, бильярдная партия уже началась, но нужно подправить шар, чтобы он чуть изменил траекторию, покатился в нужном направлении.

Я молча слушал. И одно знал наверняка: назад дороги не будет.

«Ее давно нет!».

***

– И в чем тайна? – спросил я.

Велиал озабоченно засопел, потер лоб. При этом, не отводил изучающих глаз.

– В том, что до некоторых событий о нашем разговоре никто не должен знать.

– Никто – это кто?

– Никто, это – НИКТО! – повторил Велиал.

– Вернее, ОТДЕЛЬНО ОТ КОГО ты хочешь начать игру? – поправился я.

Велиал насуплено помолчал, будто решаясь: сказать или нет. Все-таки решился:

– От Люцифера.

Мое несуществующее сердце трепыхнуло и остановилось.

– Ты! Друг и соратник! Хочешь вести на ЕГО поле СВОЮ игру?!

Велиал кивнул.

– Я видимо, чего-то не понимаю, – растерянно пролепетал я.

– Видимо… – сказал демон.

***

Я чувствовал, как у меня холодеет внутри:

– ОН… Он же обо всех наших поступках, даже мыслях… Знает! По определению.

– Лучезарный не всевидящий Бог, – перебил мое блеянье Велиал. – Он может ОЧЕНЬ многое, что и не снилось обычному человеку, даже бесу, даже демону. Даже мне. Но – не все. Если ты не проговоришься, то о нашем разговоре Он не узнает.

– И как ты себе представляешь: я пойду и расскажу… И как?.. Да ПОШЛИ вы со своими ИГРАМИ!

Велиал повел рукой в мою сторону. В тот же миг, будто звук отключили: я перестал слышать произносимые мною слова; осталась артикуляция, движение губ и языка, но голос пропал.

Я вытаращил глаза, испуганно уставился на Велиала.

– Не гунди, – раздраженно сказал демон. – Последнее время ты меня бесишь, – он улыбнулся удачной метафоре, – и задаешь много вопросов. Я сторонник демократии, но могу стать тираном. Пойми, букашка, червь, маковое зернышко, таких как ты – миллионы! Еще больше тех, кто готов служить мне за ГОРАЗДО меньшие блага. А я ломаю тебя, будто целку. При том – неблагодарную.

Он махнул рукой. Тиски на горле расслабились.

Глава двадцать восьмая

Ночь с 21 на 22 января 2014 года

(продолжение)

***

– Еще раз повторю, – сказал Велиал после некоторой паузы. – Если о нашем разговоре узнает КТО-ЛИБО третий, а потом проболтается… Мы с тобой не жильцы. Наши монады будут распылены и больше НИКОГДА не возродятся. Мне даже прошлые заслуги не помогут. О тебе и речи нет. И так…

Демон скорбно свел брови, глаза его потускнели. Он продолжил:

– При всем величии и могуществе, в последнее время Лучезарный сдает позиции: он утратил былую решимость, гонор и спесь, стал осторожным, до брезгливости покладистым. И, самое непростительное: он начал жалеть людей – в подавляющем большинстве своем – лживых, корыстных, лицемерных, жестоких тварей, которые готовы на все, ради наживы и причинения страданий ближнему.

Демон посмотрел мне в глаза.

Я сидел приникший, немой.

Я ожидал от Велиала многого, но только не критики Люцифера!

– И вот теперь, на этой важной стратегической территории, в колыбели восточнославянского христианства, когда давно пришла пора последней и решающей Битвы с православием – единственным оставшимся камнем преткновения на пути мирового Сатанизма – Лучезарный начал жевать сопли. Так у вас называют нерешительность?

Я кивнул. Теперь я понимал, почему Велиал предупреждал о молчании.

– Десять земных лет тому назад, Светлые Воины здесь уже пытались пошатнуть столпы православной веры, нейтрализовать Печерскую Лавру, прочие монастыри. А потом, создав форпост в Киеве, ринуться на север, прямо к ненавистной Московии: уничтожить и развеять по ветру Оптину пустынь, Валаам и прочие островки мерзкой религии, которая никак не желает поступаться и служить Лучезарному, как это сделали ее старшие и младшие сестры в Европе, да и во всем человеческом мире.

«Если можно, то короче – страх как не люблю длинных тостов и монологов».

– Да уж, – хмыкнул Велиал, и продолжил. – Десять лет назад была предпринята решительная попытка шабаша на Козьем болоте: включили обновленные ретрансляторы, подтянули зомбаков, вывели на улицы гипнотиков. Наши эмиссары из европейских лож понаехали, лично управляли. Газеты, радио и телевидение по заданной технологии обрабатывали местных обывателей. И уже казалось, что победа близка, но не хватило самой малости, последнего штриха, решающего мазка на батальном полотне. А без этой – НЕОБХОДИМОЙ – малости, великое начинание сперва превратилось в фарс, потом – в клоунаду. Бес Прыщавый, поставленный на правление, рассорился с Гекатой. Вместо уничтожения православия, они выясняли, кто из них главнее. В конце концов, их сместил бес Гопник, погнался за сокровищами земными, пошел на поводу Московии, и христианство укрепилось здесь пуще прежнего… А все – из-за мелочи, из-за ерунды, которую не одобрил Люцифер.

***

Велиал поднял на меня обиженные глаза: в них тоска, и скорбь, и раздражение.

– Что за мелочь? – спросил я.

– Для завершения операции нужна была ритуальная жертва, чтобы всколыхнуть вялое болото. Нужно было пролить кровь на жертвенник Хаоса – это бы запустило цепной механизм необратимой революции. Но Люцифер запретил – он, видите ли, был за ненасильственное свержение.

Велиал в сердцах махнул рукой:

– Десять лет насмарку!

– А теперь? – нетерпеливо спросил я. Велиаловы откровения напрягали.

– Теперь повторяется то же самое. Целое лето по стране колесили три беса-балбеса – ничего не выездили. Один из кураторов этой территории – бес Пастор-Шлаг – на расширенном заседании Светлого Воинства уверял, что все готово для перехода под знамена Лучезарного. Тот согласился, дал добро на переворот. Подтянули силы, инициировали «спящих» – в том числе и тебя, – Велиал кивнул в мою сторону. – Организовали, закрутили – даже сам Люцифер на смотр пожаловал. А теперь…

Велиал пожал плечами.

– Теперь повторяется пройденное десять лет назад: если публично не прольем ритуальную кровь, не принесем в жертву гипнотика – получится пшик. После январских праздников наметился спад революции. Даже удачные мероприятия на Крещение погоды не делают. Никто не хочет воевать.

Велиал горестно вздохнул и добавил:

– При такой вялой общественной эрекции отобрать власть можно, но удержать – нереально.

– И что ты хочешь от меня? Конкретно.

Глава двадцать девятая

Ночь с 21 на 22 января 2014 года

(продолжение)

***

– Нужно всколыхнуть толпу без разрешения Люцифера,– чуть помедлив, ответил Велиал. – Даже против его воли. А потом доложить результат. И если ВСЕ получится – а оно НЕ-МОЖЕТ НЕ-ПОЛУЧИТСЯ – Люцифер простит.

Велиал расправил плечи, горделиво, чуть театрально, вскинул голову:

– Победителей не судят…

«Кому нужен этот спектакль?».

Казалось, Велиал моей мысли не расслышал. Вдохновенно продолжил:

– Нужно, чтобы ИМЕННО Я организовал, а потом доложил Лучезарному о завоевание твердыни славянского православия. Нужно, чтобы ИМЕННО ТЫ – мой ведомый – дал команду на принесение ритуальной жертвы.

– У тебя нет более опытных и честолюбивых?

– Есть. Но я ХОЧУ, чтобы ЭТО сделал ТЫ! Потому что, ЭТО МОЕ ЖЕЛАНИЕ, – Велиал помрачнел. – Я тебя слушал, и ты меня послушаешь.

– Но я хочу знать истинные причины.

Велиал одобрительно кивнул, задумался. Затем приложил указательный палец правой руки к губам:

– Только тс-с, никому.

Я нетерпеливо кивнул.

***

Демон наклонился ко мне и скороговоркой зашептал:

– Лучезарный – очень мудрый, опытный, но… Я считаю, что пора его прошла. Эпоха закончилась. Он сделал важное дело – оторвал сердца людей от мертвого бога, пошатнул их веру, дал альтернативу. Но он НЕ СПОСОБЕН эффективно организовать Светлое Воинство в современном мире. Его косность и нерешительность погубит наше общее дело!

– Операция «Валькирия» или «Заговор 20 июля»? – сострил я.

Демон на мгновение замолчал, вжал голову в плечи, наклонился ко мне ближе, зашептал еще тише:

– Да-да-да! Но у меня нет соучастников среди НАШИХ. Я сам. Хочу повести СВОЮ игру. Хочу победить в последней войне. А потом, пользуясь этой победой и заслуженной славой, хочу занять место Люцифера! Ты понимаешь?

«Зачем этот шепот? Ты смог бы передать информацию мыслеформой…».

– Любое магическое или ментальное действие гораздо легче отследить на расстоянии, чем простой разговор, – прошептал Велиал. – Ты меньше думай, а больше говори. Мы теперь с тобой в одной лодке.

***

Он совсем по-людски шмыгнул носом, опасливо поежился.

– Ладно, вернемся к нашему заговору… Рано или поздно Люцифера сместят – в его окружении постоянные дрязги, интриги, идет холодная война за власть. Но я считаю, что более достойной кандидатуры, чем я – нет! Так зачем ждать? У нас есть прекрасный шанс! Победитель славян, а с ними – влияния Яхве в трехмерном измерении Земли – займет место Первейшего в Светлом Воинстве! Второго, после Люцифера. А потом, и заменит Его! И я хочу ЭТО сделать. И ты мне поможешь. Мы принесем ритуальную жертву. Мы разворошим муравейник и всколыхнем болото! А потом, легонькими коррекциями будем вести человеческое стадо куда НАМ нужно.

Велиал откинулся на спинку кресла, посмотрел на меня горящими глазами.

– Вот, почему именно ты. Потому, что это – МОЯ ИГРА. И ты, я надеюсь – мой ВЕРНЫЙ союзник – мой козырь, джокер, темная лошадка. Моя правая рука! Если мы победим, я лично рукоположу тебя в ранг Демона! Смотрителя над Евразией! Хочешь?

Велиал заговорщицки подмигнул:

– И все эти бесы-переростки в синих плащах: яныки, прыщавые, гекаты, пасторы-шлаки, порохи, логопеды и жеванные будут у тебя в ногах валяться и просить подаяния. Хочешь?!

– Да.

Глава тридцатая

Ночь с 21 на 22 января 2014 года

(продолжение)

***

Пока Велиал расцвечивал радужными красками перспективы моего карьерного роста в Светлом Воинстве, у меня появилась идея.

Она была вроде соломинки в страшном водовороте, который захватил и понес меня по ручейкам судьбы прямо в Преисподнюю.

Я ухватился за соломинку.

Это был хоть призрачный, но выход. Попытка разорвать страшный круг и обрести покой.

– Я все исполню. Но у меня будет условие.

Велиал с прищуром посмотрел на меня, затем демонстративно расхохотался.

– Ну, молодец!.. Тебе мало Евразии? Чего же ты хочешь? Судя по твоим желаниям и наклонностям, ты хочешь для себя повсеместного права «Первой ночи»? Я прав?

– Нет. Я исполню твой приказ, или просьбу, но…

***

Я замолчал, посмотрел на Велиала, стараясь поймать его взгляд. В черных глазницах не увидел зрачков – там стоял грязно-желтый, как серные испарения, туман.

– …но это будет ПОСЛЕДНИЙ раз. Я исполню твою просьбу, и ты меня ОТПУСТИШЬ. Навсегда.

– Конечно же, с барышней? – ожил Велиал.

– Пусть Вера сама решит: хочет она быть со мною или нет. Но пусть она ЭТОТ выбор сделает САМА, без магического принуждения.

– И это ВСЕ? – насмешливо переспросил Велиал. – А миллиард долларов в придачу. Хочешь миллиард долларов? Представляешь: десять тонн в стодолларовых купюрах. Или две трехкомнатные киевские хрущевки, снизу доверху набитые зелеными шуршащими бумажками. Хочешь?

– Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Насовсем. И чтобы больше не приходил. Не напоминал. И оставил в покое. И чтобы с моего тела исчез «Крест беспорядка». Ну и Вера. Пусть она сама сделает выбор.

– Так много…

***

Велиал на миг задумался.

– Если не хочешь Евразии и всех девственниц мира; если тебе дороже прыщавая замухрышка в заношенном белье… – Он презрительно улыбнулся. – Ладно. Ты исполнишь мою просьбу – я твою. В конце концов, ты мне не чужой. Я к тебе привык за столько лет.

– Мы договорились? – Я не верил Велиалу! Не верил ни единому его слову. Но это был ШАНС!

– Конечно! – ответил Велиал. – Забирай свое тело, и душу, и девушку в придачу.

Он легко поднялся с кресла, сделал шаг ко мне.

– Как у вас говорят: по рукам! – демон протянул узкую ладонь.

Я тоже приподнялся с кровати – так заведено.

Мне не хотелось касаться его руки – не смотря на всю утонченность, она казалась мне холодной и мерзкой, как лягушка.

Но я не мог не ответить – так заведено. Я протянулся навстречу.

Не успел коснуться, как Велиал отвел свою кисть в сторону.

***

– Я тебя отпускаю. Вместе с девушкой. Но…

Велиал хитро сощурился и заглянул мне в душу. На этот раз глаза его были наполненными кофейной гущей, с узкими ярко желтыми вертикальными зрачками.

– Условие на условие: ты будешь свободен до тех пор, пока не загадаешь очередного ЖЕЛАНИЯ. Которое, обязательно же, исполнится: хоть миллиард долларов! хоть все девственницы мира! Но после того как загадаешь – будешь моим безраздельно. НАВСЕГДА. Без условий и рассуждений. Договорились?

Даже при этом я не мог упустить свой шанс.

– Договорились, – ответил я.

Велиал вложил в мою протянутую руку свою ухоженную ладонь. Она оказалась мягкой и теплой.

Глава тридцать первая

Ночь, переходящая в раннее утро, 22 января 2014 года, среда

***

Велиал растворился.

Не раз читал, что после Сатаны и его коллег остается запах серы. Авторы тех опусов, видимо, с пахучей братией наяву не встречались.

Мой визитер пах восхитительно. Он оставил за собою восточно-пряный аромат с нотками бергамота, кориандра, герани, мускатного ореха, белого кедра, сандала, ванили и амбры. Я ЗНАЛ состав парфюма, и даже знал его название – «Amber Sky, Ex Nihilo».

«Зачем мне оставлено ЗНАНИЕ?

Чтобы почувствовать – от чего отказываюсь?».

Если так, то Велиалу ЭТО почти удалось.

Я всегда втайне грезил о дорогом одеколоне, который после ухода владельца оставляет шлейф.

Я всегда завидовал обладателям стойких ароматов, и мечтал получить их в подарок. Но друзей, дарящих ТАКИЕ подарки, у меня не было. Купить же самому… Я даже не предполагал, сколько он может стоить.

В этой жизни у меня никогда не было такого одеколона.

«И уже НИКОГДА не будет!».

***

Без Велиала комната приняла обычный затрапезный вид.

Аромат парфюма исчез. Пахло старьем и неустроенностью.

Кресло из вычурного трона превратилось в засаленную рухлядь.

«Каждый выбирает по себе…».

– Да, уж… – сказал в голос и беззвучно рассмеялся.

Глянул на часы: два ночи. Окинул взглядом Веру, которая мирно спала, даже не представляя, кто был моим ночным гостем.

И если бы она неожиданно проснулась, то…

«Ничего бы не заметила: наша встреча происходила в астральном измерении.

Вера увидела бы возле себя беспробудно спящего пожилого дядьку, со слабым пульсом и дыханием.

Хорошо, что ЭТО скоро закончится…».

***

Осторожно, стараясь не скрипеть половицами, скользнул из-под одеяла и вышел на кухню.

Нужно было думать о предстоящем убийстве.

«А потому, можно нарушить мораторий на курение и побаловаться сигареткой.

Хорошо, что заброшенные полпачки на антресолях валяются».

Подставил табурет, нашарил сигареты. Неспешно вытащил одну.

Предвкушая сладкий ритуал, повертел между пальцами, нюхнул. Закурил. Шумно выдохнул через нос, обоняя забытый аромат. Дым отдавал горелым пластиком.

Нервно затушил, швырнул в мусор.

«Нужно бросить.

Беречь здоровье…

Зачем мне здоровье?

Не жилец я в этом измерении, в этом теле…».

Достал следующую сигарету. Без церемоний подкурил.

Затянулся: вторая показалась не такой горькой.

– Не жилец… – повторил в голос. – Да.

Велиал сказал, что ритуальное убийство я должен совершить сегодня, 22 января, перед рассветом. Немногим больше чем через три часа.

***

Выбросил окурок в приоткрытую форточку. При этом, ЗНАЛ, что никому на голову он не упадет.

Набрал в чайник воды, поставил на газ. Присел за стол, ожидая из носика белого, плотного пара.

«Хорошо хоть, не самому придется убивать, а лишь подвести зомбака и дать команду: вроде нажать на курок или на кнопку. Или щелкнуть рычажком, который освободил «Малыша» над небом Хиросимы.

К черту дурные страхи!

Ритуальное убийство, о котором говорил Велиал – вопрос давно решенный.

Если не сделаю я, то это сделает другой, менее щепетильный.

А так, выторгую себе свободу».

***

Я решительно встал из-за стола, снял закипевший чайник.

Прямо в чашке заварил крепчайший чай, почти чифирь.

Обжигаясь, жадно сделал три глотка.

Затем сигарета.

Затем еще три глотка. Опять сигарета.

Взял томик Марины Цветаевой. Открыл наугад.

Перечитал несколько столбцов, там, где об изменчивости, о бездне, о судьбе.

«Я даже повеситься не могу – Велиал не разрешит…».

***

Медитировал над Цветаевой до половины пятого.

Читал ее стихи об умирании.

Пора было собираться, исполнять обещанное.

Чай оставил недопитым. Очередную сигарету – недокуренной. Как пилот, который уходит в небо.

Я уходил в астрал.

Я был АНГЕЛОМ, который несет СМЕРТЬ.

Глава тридцать вторая

Раннее утро, 22 января 2014 года, среда

***

Еще не рассвело.

Мой бесплотный фантом завис над Майданом Независимости, над копошливой людской массой, освещенной кострищами и редкими уцелевшими фонарями.

Тошнотно воняло соляркой, аммиаком, немытыми телами, дымом горящей резины.

Людской муравейник подо мною гудел, просыпался.

Очумелые муравьи на четвереньках выныривали из палаток, отходили испряжаться и мочиться в сквер, напротив стадиона «Динамо». Особо бесцеремонные присаживались между палатками, в проходах, на глазах у соседей.

Они не стеснялись друг друга, поскольку – я это знал – присущее людям чувство стыда у зомбаков атрофировано, а гипнотикам отключалось при внушении. «Оно снижает их функциональность, – инструктировал на занятиях бес Валафар, – как совесть или жалость. Стыд и совесть – рудименты мертвого бога. А жалость – смертный грех!».

***

Витая над площадью, краем восприятия почувствовал серый, едва видимый силуэт, возникший за левым плечом.

Это был Валафар – мой давешний инструктор. Он осклабился, кивнул кудлатой башкой.

«Пошли…», – проявился во мне скрипучий голос.

В одно мгновение мы переместились к подножию бывшего музея Ленина, а ныне Украинского дома, на Европейской площади.

Валафар кивнул на плотного мужика, меряющего нетерпеливыми шагами ступеньки: «Исполнитель. Ты его знаешь».

Я пригляделся. Это был давешний зомбак-Григорий.

Дотронулся до его ауры. Уловил исходящие флюиды страха и похмелья.

«Он возьмет подготовленное оружие», – объяснял Валафар.

«Где возьмет?» – спросил я, стараясь изначально разложить по полочкам вводную информацию, чтобы не запутаться.

Валафар не ответил. Недовольно хрюкнул и взмахнул мохнатой лапой.

Мы переместились под арку «Дружбы народов». На краю смотровой площадки, за кучей грязного снега урчал здоровенный джип. Точно в таком, в декабре прошлого года, я встретил Настеньку.

«Теперь уже покойную…».

«Там пособник» – Валафар кивнул на джип.

«А в нем – Жеванный…» – догадался я.

Приблизив изображение, я разглядел в теплом нутре автомобиля мятую физиономию плюгавенького очкарика. Я оказался прав – это был Андрюха Жеванный, виновник Настиной смерти.

Уцепившись за руль, Жеваный хлопал сонными глазами и пугливо оглядывался. Но, через миг, почувствовав меня, расслабился, даже начальственно расправил плечи.

«Не жмись, чмошник, а то пернешь!».

***

Велиал рассказывал, что Жеванный – бес опытный, бывший полубес, давно завербованный и сделавший на службе Люциферу определенною карьеру.

На мою подначку Жеванный не отреагировал, но еще больше напыжился.

«Ты зачем Настеньку угробил?! Между нами НИЧЕГО не было, и быть не могло…».

Андрей не реагировал.

Зато отреагировал Валафар: сзади, в районе несуществующей шеи, я почувствовал пекущий зуд. От второго удара вспорхнул вверх.

– Полубес! – рявкнул Валафар. – Как ты обращаешься к старшему по рангу?! Я не посмотрю, что ты – шестерка Велиала. В пыль сотру!

Валафар сгустил астральное тело до видимости, угрожающе посмотрел на меня.

– Слушай, новопреставленный! – в голос сказал он, нозатем растворился в январском сумраке и перешел на ментальную передачу:

«Исполнитель подойдет к Пособнику, возьмет у него оружие, спрячет под куртку и принесет к месту операции», – пояснил Валафар. – Ты все понял, убогий? Не перепутаешь?».

Я кивнул, оставляя «убогого» без внимания.

Мне сейчас нужно было выстоять, исполнить задание и уйти от Велиала навсегда.

«А Настя получила по заслугам…».

«Не отвлекайся! – проскрипел во мне Валафар. – Смотри внимательно: показываю объект».

***

Он взмахнул рукой. Мы опять зависли над копошливой массой у стадиона «Динамо».

«Тот…» – Валафар указал направление полупрозрачным мохнатым пальцем с крючковатым когтем на конце.

Я присмотрелся: это был мужчина неопределенного возраста, скорее парень, с черной неухоженной бородой, в оранжевой строительной каске.

Парень курил, сплевывал под ноги, переговаривался с соседом. Я мог бы услышать, о чем шла речь, но я не хотел.

Мне было жаль этого неизвестного – живую душу, которую принесут в жертву по моей команде. Но я не мог поступить иначе: Веру и себя мне было жальче.

«Ты все понял?» – спросил Валафар.

Я кивнул. Можно было не кивать – бес и так чувствовал мое состояние.

«Время непосредственного исполнения: пять сорок пять. Сейчас – пять двадцать. Можешь начинать подготовку».

Не ожидая моей реакции, Валафар растворился в дымном воздухе.

Глава тридцать третья

Раннее утро, 22 января 2014 года, среда

(продолжение)

***

«Нужно отрабатывать сребреники».

На сердце было тоскливо и гадко.

Без особого усилия, уже привычно, визуализировал место, где ждал исполнитель. Закрыл несуществующие веки – когда открыл, то находился возле Музея Ленина, в метрах пяти над Григорием.

Послал в направление сгорбленной фигуры мысль-гарпун, зацепился за его сознание: в точности повторил то же, что недавно делал со мною Валафар.

Услышав мой посыл, Григорий перестал бесцельно ходить. Остановился, мотнул головой в кудлатой шапке, прислушался.

Я плотнее вошел в его сознание, где мельтешили бессвязные цветные фрагменты вчерашней попойки, лица таких же неумытых собутыльников, полураздетая пьяная женщина в гамаке со спущенными по щиколотками рейтузами, и эмоции: раздражения, похоти, ненависти и страха. Григорий боялся. Он страшно боялся щекотливого ковыряния в его мозгу.

«Успокойся!» – подумал я, как учили. Представляя, как моя мыслеформа, облеченная в слова, пробивается сквозь похмельную муть, касается его мозга, становится осознанной. – «Я не причиню тебе боли… Я посланник могучей силы, которой ты давал присягу служить! Ты готов к исполнению Высокой миссии?».

Григорий утвердительно закивал башкой.

«Направляйся к Арке. Видишь Арку?».

Тот опять закивал, повернулся к филармонии. Чуть погодя, шагнул со ступенек и пошел в указанном направлении.

***

«Под Аркой джип, – продолжал я, помня, что фразы должны быть короткими, слова ясными, без завитков и излишеств, чтобы проникать прямо в подсознание, не цепляясь за посторонние образы. – В джипе наш Брат. Постучишь к нему, скажешь: «Шемхамфораш». Это – пароль. Брат передаст тебе оружие. Примешь его, спрячешь на себе. Затем подойдешь к побратимам у стадиона «Динамо». К баррикадам не лезь. Остановись у крыльца библиотеки. Жди дальнейших указаний. Понял?».

Григорий не ответил, но я знал, что команда дошла, укоренилась и принята к исполнению. Она стала частью его сознания. Самый дотошный детектор лжи, самая изощренная пытка не сумеет выведать, что Григорий действовал не по собственной воле.

***

Зомбак пошел исполнять заданную программу.

Я еще раз послал ему в спину эмоцию решительности и переместился под Арку. Присел на гранитном плече массивного монумента – бородатого боярина, принялся наблюдать, как Исполнитель подступил к джипу, обошел его вокруг, а затем несмело постучал в стекло водительской двери.

Та чуть приоткрылась. Григорий сказал в проем условленную фразу. Дверь захлопнулась.

Я приблизил ракурс обозрения, увидел, как Жеванный обернулся, полез рукой под заднее сидение, вынул продолговатый предмет, обмотанный тряпкой. Взвесил на руке, чуть помедлил, затем нажал клавишу стеклоподъемника, протянул сверток в образовавшуюся щель.

Я ЗНАЛ, что это кустарно изготовленный обрез охотничьего ружья, заряженный медвежьей картечью.

Григорий благоговейно взял оружие, воровато огляделся.

Сорвал тряпку, сунул в карман. Обрез заткнул за пояс, прикрыл полой куртки и пошел на ядовитый запах горелой резины.

Глава тридцать четвертая

Утро, 22 января 2014 года, среда

***

Я замер на месте. Наивно, по-детски выжидал, надеялся на чудо, которое отведет меня от нового греха.

«Сгинуть бы, раствориться в предутренней морозной дымке, рассеяться на атомы!

Но… НЕ-ИСПОЛНИТЬ я НЕ МОГУ!

Дома ждет Вера.

Она мне дороже всех революционеров вместе взятых.

И я обрек бы это отребье на смерть, без малейшего зазрения совести, лишь бы ВЕРА ВСЕГДА БЫЛА СО МНОЙ!».

***

Я тронул направленной мыслью Григория. Он уже дошел до библиотеки и топтался у ступенек, придерживая под полою обрез.

Я смежил веки, представил ТО место. Вмиг оказался в метрах пяти над Исполнителем.

Огляделся. Жертвы не обнаружил.

Пришлось бросить ментальный посыл, что требовало дополнительной силы. Это оказалось нелегко – после ночных переживаний, энергии совсем не осталось.

Поднатужился, выплюнул мыслеобраз бородатого парня в астрал.

Зачесалась левая щека – повернулся влево. Взгляд устремился к сгорбленной фигуре, которая наклонилась над кучей противогазов в коричневых матерчатых сумках, сваленных прямо на снегу.

Человек разогнулся, замотал головой, повернулся ко мне лицом. Это был указанный бесом чернявый парень с бородой, которого определили Ритуальной жертвой.

«Жалко парня, но такая его судьба. И не мне ее менять.

Он миллиард-первый кирпичик в фундаменте Нового Мира».

***

Я сосредоточился, почувствовал время – около шести утра. Давно пора начинать.

Не проходило чувство, что за мною наблюдают.

«Велиал?

Пусть наблюдает. Я не подведу.

Главное, чтобы ОН исполнил обещанное, отпустил на свободу. Вместе с Верой.

И тогда никакая жертва не будет напрасной».

***

Собрал мысли, кинул Григорию.

Тот перестал топтаться, замер на месте.

«Воин Света Григорий, ты готов?..».

У зомбаков и гипнотиков должно создаваться впечатление, что они исполняют «Великую миссию» – учил когда-то Валафар.

«Воин Света Григорий…» – повторил я.

Гриша трепанул головой, приготовился слушать.

«Стань лицом к баррикаде».

Зомбак повернулся.

«По левую сторону, у прохода стоят канистры и пустые бутылки. Подойди к ним, поверни на право, и под штабелем старых автомобильных покрышек увидишь кучу сваленных противогазов в чехлах. Возле кучи стоят двое. Твой – тот, что ниже ростом, слева, чернявый с бородой. Смотри!».

Я послал в мохнатую голову виртуальную голограмму парня, назначенного в жертву.

– Хачик? – спросил Григорий в голос.

«Армянин. Это не имеет значения. Он – раб мертвого бога.

Он враг Люцифера, которому ты поклялся служить.

Раб мертвого бога хочет Люциферу зла!

Убей раба!».

– Убью… – промычал Григорий.

«Ступай со стороны милиции – пусть на них подумают.

Выберешь момент, когда свидетель отойдет, и стреляй: с одного ствола – в грудь; со второго – в лицо. Только наверняка. С близкого расстояния. Понял?».

***

Григорий кивнул, завертел головой, будто определяя, в какую сторону идти.

Я чувствовал, как дрожат его руки, учащается пульс, как он боится.

На поверку эта вонючая гора мышц, которая вчера ночью измывалась над беззащитной пьяной женщиной, оказалась трусливой.

«Еще не хватало, чтобы операция и мое освобождение сорвались из-за этого слизняка…» – подумал я, спешно возводя экран, чтобы не услышал Григорий.

Собрав все силы, я послал растерянному Грише эмоцию смелости, почти до нуля убавив инстинкт самосохранения.

«Не бойся, Воин Света! Воин Добра!

Велика твоя награда в Новом Европейском Мире!..

Мы с тобой. Мы тебя не оставим…

Когда выстрелишь, прячь обрез под куртку, присядь на корточки, пригни голову и прикрой ладонями. Мы тебя выведем из толпы неузнанным».

Я воображаемо сплюнул – ужас, как противно было возиться с этой мразью. А таких «революционеров» на баррикадах было достаточно – корыстных, расчетливых, не имеющих ни чести, ни совести, готовых на ВСЕ, чтобы выслужиться перед Люцифером.

Я их не жалел. Собакам – собачья судьба и смерть!

Порою я жалел гипнотиков, которые вышли на улицы не за деньги и славу, а за внушенную «идею».

Они жестоко ошибались – никакой идеи не существовало по определению.

Они были пушечным мясом, ничтожными пешками в сатанинской игре.

Таким был и наш «Жертвенный Агнец».

Глава тридцать пятая

Утро, 22 января 2014 года, среда

(продолжение)

***

Я отыскал Григория по энергетическому следу. Тот уже выходил на заданную позицию. Но ему мешал свидетель – высокий парень в синем ватнике, с оранжевой каской на голове, который вертелся возле Жертвы, и никак не хотел уходить.

Опять пришлось собирать крупицы оставшейся энергии, проникать в сознание нечаянного свидетеля. Там было грязно, и мелькали похожие образы: бутылка водки на перевернутом ящике, нехитрая закуска, пьяные хмурые побратимы.

Я размыл картинку эмоцией неотложной задачи: «Нужно срочно два противогаза на другом конце лагеря. Срочно!».

Парень, которого звали Вадимом, замер, посмотрел на кучу противогазов. Затем подобрал два. Не объясняясь, кинулся в проход между штабелями использованных автомобильных шин, предназначенных для устройства огненного заграждения.

***

Бородатый парень проводил Вадима удивленным взглядом, но его интерес длился не дольше секунды.

Григорий метнулся из укрытия, выпучив глаза, выхватил обрез. С одного ствола выстрелил парню в грудь – только кровавые клочья полетели; со второго – уже падающему – в лицо.

Парень шмякнулся на утоптанный снег. Вокруг скомканной головы – словно нимб на христианских иконах – образовалась розовая лужа. Нимб расползался, выпуская на грязную снежную кашу розовые щупальца.

За всеобщим утренним гомоном поначалу выстрелы не услышали.

Григорий вжал голову в плечи, оглянулся, выбирая направление отхода. И тут между палатками появилось чумазое женское лицо.

Женщина ахнула, завизжала, испуганно отпрянула. К телу убитого кинулись несколько человек из ближних палаток.

«Прячь обрез и садись!» – мысленно крикнул я.

Гриша упал на колени, пытаясь убрать оружие, но ствол цеплялся за куртку.

Выскребая со своей ауры последние остатки силы, я накрыл Григория энергетическим колпаком. Тело его вмиг растаяло – для людей он стал прозрачным и неощутимым.

Заметившая это превращение чумазая женщина распахнула страшные глаза и грохнулась возле распростертой Жертвы. Остальные внимания не обратили. Они копошились возле тела, потрясали кулаками и кляли «мусоров», которые посмели…

***

«Вставай и уходи по направлению Арки, – мысленно сказал я. – Там найдешь джип. Сядешь в него. Вывезут в безопасное место. Не бойся – тебя не видят».

Григорий оглянулся на мой посыл. Находясь под энергетическим колпаком, он меня чувствовал.

Зомбак вздрогнул, глаза наполнились ужасом – для него я был одним из представителей запредельной могучей силы, потусторонним божеством.

Дождавшись, когда минует первый шок, я указал Григорию на проход между штабелями дров, автомобильных покрышек, кучами булыжников, прочего барахла, без которого невозможна революция.

Григорий, неумело барахтаясь, выплыл за баррикаду. Незамеченным фантомом он покинул Европейскую площадь.

Возле филармонии свернул направо, к Арке.

Я больше его не покрывал – свернул эфирный колпак.

Григорий рухнул в трехмерную реальность. Не удержался на ногах, растянулся на асфальте.

Испуганно вскочил и побежал на обзорную площадку под Аркой.

***

Я не стал дожидаться, пока он сядет в джип – это не оговаривалось.

«Велиал!

Я исполнил твою просьбу.

Теперь ты исполни мою…».

Я прикрыл несуществующие веки и представил себя дома, в постели, возле Веры.