Малиновый рассвет [Анастасия Александровна Андрианова] (fb2) читать постранично

Анастасия Андрианова Малиновый рассвет

1.

Жёлто-белый автобус с ржавыми подтёками на кузове мучительно медленно сбавил скорость и затормозил у столба-остановки.

Двери автобуса заскрипели так, словно движение давалось им ценой невероятной боли. Гордей подождал, когда автобус окончательно остановится, закряхтит и чуть откатится назад, поправил удобнее лямки рюкзака и вышел, спрыгнув с последней ступеньки. Спрыгнул и замер: что-то шевельнулось внутри, будто спало и только сейчас начало просыпаться. Неужели места так подействовали?

– Пройти-то дашь? – Сзади Гордея из автобуса вышла пожилая женщина и бесцеремонно толкнулась в бок.

Гордей извинился и подвинулся, освобождая путь.

Двери снова заскрипели, закрываясь, и автобус покатил дальше, уже почти пустой. Женщина бодрым шагом двинулась по боковой дороге, поднимающейся по пологому лесистому склону в деревню, а Гордей замешкался. Он вдруг засомневался: стоило ли?.. Но не поворачивать же назад. На столбе виднелась металлическая табличка, единственная примета остановки. Краска почти стёрлась, но всё же виднелись трафаретные буквы: КРА…И…ВО. Время прибытия следующего автобуса не было видно, но судя по количеству рейсов, ждать пришлось бы до вечера.

– Красилово, – кисло ухмыльнулся Гордей. – Ну привет. Давно не виделись.

Женщина уже скрылась из виду, и Гордей остался на остановке совсем один. Он немного приободрился. Одиночество внушило ему зыбкое ощущение правильности происходящего.

Он снова подтянул рюкзак, скорее для уверенности, чем для удобства: вещей там было немного, смена белья, запасная футболка, перочинный ножик, фонарь да кошелёк с деньгами.

Дорога в деревню шла в горку, сворачивая с трассы через светлый сосновый лес. Пахло смолисто, радостно, горлопанили птицы в ветвях, но Гордею с каждым шагом делалось тяжелее. Сначала он бодрился, списывал всё на крутой подъём: привык в своём городе, в девятиэтажке, на лифте кататься, а на работу на метро ездить, вот в груди и щемит. Но чем ближе виднелись Красиловские крыши первых домов, тем яснее становилось: нет, всё не просто так.

Красилово изменилось за десять лет, но всё же меньше, чем ожидал Гордей. Появились новые дачи, некоторые даже в два этажа, богатые. Открылся ларёк с сигаретами, жвачками и конфетами – это-то помимо основного магазина, который всегда был на центральной улице и куда ходили даже из соседних деревень, что поменьше. Выросли липы, где Гордей раньше часто сидел с Ниной, а качели с ветки сняли, будто они помешали кому-то.

Идти по улицам было странно. Гордею часто снились частоколы штакетника с кустами сирени за ними, дорога к пруду, с двух сторон поросшая жирной крапивой, стаи гусей и козы на привязи у бараков, запах навоза и петушиные хрипатые крики. Во сне всё почему-то казалось более настоящим, чем сейчас, наяву. Всё вроде бы осталось старым, а вроде бы изменилось до неузнаваемости, и Гордей сомневался, сворачивать ему налево или направо, чтобы дойти до дома Анны Петровны.

– Дела, – пробормотал Гордей и растерянно улыбнулся женщине, с подозрением рассматривающей его через забор.

Ноги сами вынесли на слишком знакомую улицу. Отцветал жасмин перед калиткой, срубили старую грушу, которая в последние годы почти не давала плодов, только бросала тень на половину участка. Гордей остановился. Дом перекрасили – раньше был облезлый, а теперь сиял свежей зеленью. Наличники сняли, заменили простыми крашеными дощечками. Немного постояв, Гордей вдохнул и вошёл: калитка открывалась так же, как много лет назад, надо было просто просунуть пальцы сквозь щель между ней и первым столбом забора и поддеть задвижку, сплетённую из двух толстых проволочек, белой и голубой.

Калитка надсадно скрипнула, будто хотела всей улице сказать: пришёл чужой! Гордей воровато огляделся, мелькнула мысль, что его и не звал никто, и не ждёт, и не обрадуется, но он разозлился на себя. Пускай не ждут, главное, что ему самому нужно тут побывать.

Первые метры по дорожке он прошёл несмело, даже чуть втянув голову в плечи, зато, поравнявшись со старой яблоней, так сильно изогнувшейся стволом, что на нём можно было сидеть взрослому человеку, распрямил плечи, почувствовав себя чуть легче.

– Анн Петровна? – позвал Гордей. Он знал, что сейчас завернёт за угол дома, подойдёт к веранде, где всегда пили чай, и его увидят – такое появление можно было бы назвать невежливым. Надо сперва дать знать, что ты пришёл.

– Кто там? – быстро ответил знакомый голос. В груди неприятно заскребло: поздно отступать. – Гордейка!

Из-за кустов показалась седая голова. Гордей скованно улыбнулся и махнул рукой.

– Я, Анн Петровна! Пустите?

Женщина кинулась к нему, прихрамывая и держа подальше от себя тяпку, испачканную в земле.

– Ох, пущу, Гордейка, пущу! Куда ж денусь.

Они не обнялись: Анна Петровна говорила, что грязная, не хочет Гордея измазать, а Гордей и не рвался в объятия. Посмотрели друг на друга цепко, подмечая каждую деталь,