За горизонтом заветной мечты. Сборник рассказов [Валерий Столыпин] (fb2) читать онлайн

Валерий Столыпин За горизонтом заветной мечты. Сборник рассказов

Пять бесконечных минут

– Светка, – пряча растерянный взгляд, натужно, словно не хватало для дыхания воздуха, прошептал Вадик, – хочешь замуж?

Какая девчонка в девятнадцать лет не захочет из гадкого утёнка превратиться в белую лебедь? Ответ был очевиден как рождение каждое утро нового дня.

– Да-да, да-а-а, – обрадовано заверещала Светлана, предвкушая, как удивит подруг, мысленно представив себя и Вадима во главе торжественного карнавального шествия, и доверчиво повисла на шее любимого, тронутая неожиданным предложением.

Мысли Вадима, однако, путешествовали в иной плоскости: он просто устал добывать скорострельный одноразовый секс недельным, а то и месячным ритуалом обхаживания.

В двадцать два года пора, считал начинающий дамский угодник, иметь женщину для развлекухи на постоянной основе, гарантированно исключающей отказ от эротических экспериментов.

Светка устраивала его истосковавшуюся физиологию по всем параметрам: молодая, упругая, в меру симпатичная, физически крепкая, любопытная и не глупая.

Последний пункт несколько озадачивал, но интеллектуальные и драматические способности (недаром занимался в театральной студии) предоставляли ценное преимущество.

Девчонка мало того что была прелестна фигуркой и личиком, теряла рассудок, когда прижималась к нему корпусом. Это было видно по тому, как дрожало в его руках хрупкое тельце, как томно закатывала она глазки, как гулко трепетало в груди юное сердечко, как застенчиво и восторженно откликалась подружка на немудрёные комплименты, как краснела, выслушивая истории с чувственным содержанием.

Светлана была впечатлительна, романтична, но, чёрт возьми, воспитана на абсолютно несовременных принципах: я тебя люблю, но…

Ни единого поцелуя за месяц букетного романтизма.

Юноша исходил из размышлений о том, что жизнь скоротечна, по причине чего сантименты, стыдливость и прочая романтика – неуместны в принципе. Чтобы научиться плавать, необходимо, прежде всего, войти в воду.

Действовать придётся в последовательности – от простого к сложному. Обещать – не значит жениться. Стоит только намекнуть, девчонка сама придумает всё, что нужно.

Вадик не предлагал руку и сердце, просто спросил, мечтает ли Светлана о замужестве.

Сосулька начинает расти из одной единственной капельки, а любовь…

Не всё ли равно, как девчонки её выдумывают, чем питают. Важно для начала бросить в удобренную почву семя, добиться благосклонной покорности и доверия.

Вадик ликовал, увидев щенячий восторг медовых Светкиных глаз, из которых брызнули слёзы умиления, когда неожиданный для неё, но детально обдуманный вопрос из малюсенькой мухи в одно мгновение родил слона.

Подружка плакала от счастья, а хитроумный искуситель вдохновенно слизывал с нежного личика удивительно приятные на вкус солёные капли, смакуя возможность под видом жертвенной признательности наслаждаться удовлетворением, пусть на данном этапе довольно скромным, целомудренным, расплавленных неуёмным желанием порочных желаний, прочно поселившихся в возбуждённом сознании.

Насыщенная фантазиями девичья эмоциональность непредсказуема, подвижна. Несколько минут назад Светлана считала поцелуй весьма легкомысленным поступком, но теперь она невеста: значит, жениху можно всё.

Так наивное дитя представляло себе ритуальные обязательства перед любимым, открывшим для неё триумфальную арку для путешествия в мир увлекательнейшей семейной идиллии.

Не так много нужно увидеть в глазах того, кого ты уже придумал, чтобы с наслаждением в них утонуть.

Девичье сердце ликовало, доверчиво подчиняясь эгоизму увлечённого авантюрой друга, не задумываясь, что ждёт впереди.

Девственно чистый лист судьбы – обещание бесконечности грядущих свершений.

Как много хороших и разных открытий сулит благодушное неведенье.

Вадим целовал и целовал хитроумно обманутую фантазёрку, не сомневаясь, что заслужил не только пить нектар из сладких уст – нечто большее, что не замедлило исполниться.

На кончиках волшебных мужских пальцев в тело невесты вливалась энергия страсти.

Жизнь кажется прекрасной, волнующей, даже сказочной, когда соблазняет убедительный повод, пусть призрачный, зыбкий, забыть про культовые тормоза, отпустить на волю желание поступать не так как нужно, а так, как хочется.

Внутри каждой девочки спрятан сосуд с озорным чертёнком номер тринадцать, накрепко запечатанным целомудрием. Сидит этот шалун, ждёт, когда некто произнесёт магическое заклинание.

Светкин дьяволёнок давно потерял терпение. Ликующий возглас “Да-да, да-а-а!” сорвал пружинку… и понеслось.

Вадик хищно терзал податливо изнывающую неведением плоть избранницы, сведённую, тем не менее, сладкой истомой, наслаждаясь последними минутами истекающей соками доверчивой девственности.

Невеста со стыдливо закрытыми глазами терпеливо позволяла ненасытному бесстыднику вести себя через тернии не очень приятного вторжения в интимную сокровищницу к звёздам желанного статуса, когда с полным основанием можно будет сказать маме, – ты не заметила, я взрослая?

Несколько месяцев в мире эротических грёз пролетели одним днём.

Света не торопила, лишь изредка напоминала любимому про обязательства.

Точку в отношениях поставила пульсирующая под сердцем новая жизнь.

Вадим игриво, с массой комических и драматических эффектов изобразил сцену безграничного счастья… и испарился: как сон, как утренний туман.

Девочка очнулась.

Тормозить головой было поздно.

Далее последовал конфликт с родителями.

Мама топала ногами, орала, употребляя жестокие, грубые слова. Света не нашла иного выхода, кроме как убежать к бабушке.

Старушка жила одна, едва справлялась с самообслуживанием и бытом. Внучке обрадовалась.

Доверительное общение успокоило, давало шанс не погрузиться с головой в депрессию, выйти из неприятного положения без потерь.

– Не печалься, милая. Создатель позволил прорасти семени, даст и всё прочее. Вырастим, вынянчим. Я с тобой.

Но судьба продолжала преподносить сюрпризы.

Похоже, не унимался тринадцатый: Светочку на пешеходном переходе сбил мотоциклист.

Травмы не были клинически опасными, однако случился выкидыш.

Судиться девочка не стала, денег от мерзавца не приняла.

Нарушитель долго ходил за Светланой по пятам: вымаливал прощение, пытался задарить подарками, даже с бабушкой познакомился.

То ли устала Света от одиночества или по иной причине – обидчика она простила, более того – позволила за собой ухаживать.

Поначалу просто встречались, потом от нечаянных прикосновений полетели искры.

Света вела себя осторожно, настороженно, тем не менее, любовь вспыхнула нешуточная: закрутила, завертела, опять разбудила неугомонного чёртика с озорными выходками, головокружением, буйными бесовскими плясками, вновь открывшейся бездной, теперь уже осознанного, желанного сладострастия.

Жизнь вновь заиграла яркими красками, дала повод возродить привычку грезить.

Планы на будущее не были теперь фантастическими: повзрослевшая, прошедшая через горнило страданий Светлана мечтала скромно: семья, дети, умеренный достаток.

Леонид не был похож на Вадика – что говорил, то и делал.

Света переселилась в его квартиру, наметили свадьбу, даже готовиться начали к торжественному событию.

Реализацию церемонии пришлось отложить – умерла бабушка.

Свадьбу перенесли.

Жених был надёжен. Невеста не волновалась, попросила подождать, только и всего.

Говорят, есть трагически невезучие люди. Сложно понять – почему и за что наказывает их создатель: выбраться из порочного круга не получается.

На этот раз катастрофа случилась с Леонидом. Заядлый мотоциклист на предельной скорости залетел под грузовик. Смерть наступила мгновенно.

Из квартиры жениха Светлану выдворили его родители, не позволили даже сорок дней переждать.

Женщина (назвать практически вдову девушкой – язык не поворачивается), вернулась в бабушкину квартиру. Прописка позволила оформить жильё на себя.

Пережить череду трагедий в одиночку довольно сложно даже обладающим выдающейся волей личностям. Света не могла похвастать силой характера, она была чувствительной, сентиментальной, обладала от природы нежной нервной организацией и трепетной женственностью.

Мама всё ещё злилась. Ей невдомёк, что дочь может не выдержать избытка испытаний.

Мама была увлечена собой.

Света замкнулась. Гнетущая обречённость подсказала единственный вариант лечения безысходности – с головой погрузиться в стакан сумрачных мыслей.

Войти в запой оказалось просто, выйти – почти невозможно.

Женщина раздвоилась: дома и на людях параллельно существовали две абсолютно разные личности. Дверь квартиры была границей миров.

Внутри дома Светлана превращалась в алкоголичку, на работе старалась выглядеть прилично.

Какое-то время удавалось вести двойную жизнь. Недолго.

Способность плодотворно трудиться, принимать решения, быть нужной, выцвела в течение полугода.

Деньги закончились быстро, ценных вещей было немного.

Света пыталась привести себя в порядок, искала работу.

Реальных предложений было мало.

Работала уборщицей в офисе, посудомойкой в узбекской забегаловке, рекламным “бутербродом”.

Возвращаться на грешную землю после путешествия на самое дно – задача непростая. Сознание сопротивлялось, да и мотивации, если честно, не было.

Человек, который никому на всём белом свете не нужен, чувствует свою неуместность.

Тем не менее, процесс релаксации был запущен.

Света откладывала небольшие суммы, чтобы прилично одеться, начала читать, возобновила вечерние прогулки.

Следующим местом работы была клининговая компания.

Сначала её отправляли в помощь кому-то, со временем доверили индивидуальные заказы на уборку элитного жилья.

Однажды Светлане досталась большая трёхкомнатная квартира, где обещали щедрые комиссионные.

Удивление вызвал район и дом, где находились роскошные апартаменты: обшарпанная хрущёвка, подъезд с резким запахом кислых щей и кошачьей мочи, полное отсутствие асфальта.

В таком месте страшно жить.

Квартира не вписывалась в экспозицию нищеты вокруг, а внутри поразила безвкусицей, дороговизной интерьера.

Закончив уборку, Света набрала номер телефона хозяйки, выслала фото и видео свидетельства выполненной работы. На карточку тут же прилетела оговоренная в договоре сумма.

Закрывая дверь, обратила внимание на живописную парочку, спускающуюся по лестнице.

Мужчина с сигаретой в зубах и пивом в руке был юн. Света не отметила бы этого факта, если бы девушка с ногами-спичками, вовсе малышка, по ощущению – школьница, не несла на руках аккуратно спелёнатого младенца, не скандалила со спутником, не называла его мужем.

В глубине души шевельнулось негодование.

Света невольно вспомнила, что тоже могла стать матерью. В памяти чёрным облаком всплыл облик Вадима, мотоциклист на переходе, ноги в крови, выкидыш, похороны бабушки, потом Леонида.

Захотелось выть.

Женщина задохнулась, прижалась лбом к холодной стене, тут же брезгливо отстранилась.

Возвращаться в мир теней не было желания. Нужно жить!

Интересно, каким Вадим мог стать отцом? Наверно таким же, как этот парень.

А сама, сама-то смогла быть хорошей матерью?

Откуда-то изнутри поднималась тошнота, закружилась голова, сердце выпрыгивало за пределы тела.

Выбравшись из подъезда, Светлана подстелила салфетку, села на скамейку перевести дыхание.

Как жить дальше, тем более зачем?

Голос, вырвавший из небытия, напугал. Женщина вздрогнула, очнулась.

– Нет, вы видели… ни с ребёнком посидеть, ни в магазин сбегать. Угораздило же выйти замуж за дитя. Папаша, мать твою… самого в пору нянчить. Зайка моя! Это он мне, когда добивался. Теперь сукой обзывает. Такая, извините, любовь. А я что… что я могу одна? Дома жрать нечего, а этот кобель к дружкам намылился…

– Простите, девушка, мне немного не по себе. Найдите, пожалуйста, другого собеседника. Мне на следующий заказ идти пора.

– Понимаю. Вы же видите, нигде никого. Словно вымерли. Мне и обратиться больше не к кому.

– А мама?

– Родители в другом районе живут. Его предки тоже. У меня руки отваливаются. Ради бога, найдите десять минут, помогите. В магазин сбегаю. Туда и обратно. Одна нога здесь, другая…

– Я вас не держу. Бегите на здоровье.

– А её, Зойку-то куда? Потом с ней да с сумками тащиться… разве ж я справлюсь? Пять минут… пять. С меня сто рублей.

– Оставьте себе, вам нужнее.

– Что вы, что вы! Вы мне, я – вам… вот, на скамеечку кладу. Всё честно. Пять минут покачаете, делов-то. Зойка её зовут. Вот бутылочка, на всякий случай. Зойка она. Закапризничает – песенку спойте. Умеете?

– Девушка, давайте наоборот.

– Это как?

– Давайте деньги, скажите что нужно. Я сбегаю.

– Я же не знаю, что там сегодня продают, какое качество. Посмотреть нужно, потрогать. Пять минут.

– Нет!

– Вы что, детей не любите? Боитесь? Она не кусается. Зоенька, рыбанька моя, ты ведь не собираешься обижать тётеньку? Она у меня чудо. Пять минут.

– Телефон. Номер скажите.

– Чего нет – того нет. Дома оставила. Пятьсот рублей. А, ладно, берите тысячу и я побежала.

– Как вас зовут?

– Лариса. Веретенникова. В двадцать восьмой квартире живём. Так я пошла?

Лариса переложила свёрток в руки Светланы.

Девушка не побежала, скорее, отползала, оглядываясь, словно опасалась оставить любимое чадо с незнакомкой. Именно это и успокоило.

Ребёнок беззаботно спал. Света проверила.

Девочка чмокала пустышку, потешно морщила носик-пуговку, отчего на душе потеплело.

Она даже оттаивать начала, размечталась, что когда-нибудь и у неё будет ребёночек. Хорошо бы дочка.

– Назову её… конечно Зоя. Случайности в жизни совсем неслучайны, скорее закономерности, но иного порядка, более совершенного.

Позитивные мысли потекли тёплым комфортным потоком, заполняли поры души, выдавливая из них остатки настороженности.

Но ребёнок проснулся, зашёлся криком, выводя из оцепенения. Наваждение отхлынуло.

– Проголодалась, – с умилением подумала Света, неожиданно заметив, что сгущаются сумерки, что мамы до сих пор нет… нет, почти два часа.

– Где же эта мама потеряшка, о чём эта нерадивая пигалица думает?

Догадка занозой вонзилась в мозг. Недаром девчонка была так настойчива.

– Веретенникова Лариса, двадцать восьмая квартира, – всё ещё надеясь на справедливость, шептала Света, на уровне подсознания понимая, что найти беглянку не удастся, что девочку подбросили умышленно, что диалог с кукушкой был спектаклем, провокацией.

Букет противоречивых эмоций раздирал, раздваивал сознание.

С одной стороны ей повезло: воспитанием брошенной малютки можно заполнить пустоту.

С другой, это чужой, возможно проблемный ребёнок. Как его легализовать, на каком основании?

Поразмыслив, Светлана решила не спешить: собрать информацию, поговорить с людьми.

Целую неделю она не ходила на работу, сказавшись больной.

Осмысленное решение далось непросто: Зоя – моя!

Большую часть зарплаты Света тратила на приходящую няню, сама жила впроголодь.

Собирать нужные документы, оформлять фиктивные справки, юлить и подмазывать было непросто. У неё получилось.

Вскоре Светлана числилась матерью одиночкой, а о том, что с Зоенькой не имеет родства – не знал никто на свете.

Она была настоящей мамочкой, отважной наседкой, самоотверженно опекающей растущее дитя, оберегающая её от любых невзгод, отказывая при этом себе почти во всём.

Жили мама с дочкой не хуже прочих: уроки учили, книжки читали, на море отдыхать ездили, откровенничали перед сном.

Одно угнетало – слепая материнская любовь не позволила к самостоятельности девочку приучить, к труду, к ответственности. Но это, считала она, не беда. Самой-то вроде ничего особенно не нужно. Как есть – так и ладно.

Светочка даже умудрилась потихоньку на платное обучение накопить: понимала, что бюджетный вариант Зоя не потянет, баллов не хватит.

Документы на поступление подали в престижный областной институт. Факультет Зоя сама выбрала – юриспруденция.

Света в современных веяниях не смыслила: дочке хорошо, значит, ей тоже.

Деньги на житьё бытьё и продукты привозила в общежитие по два раза за месяц.

Училась Зоя неплохо: зачёты, лабораторные работы, экзамены – всё вовремя сдавала.

Влюблялась как все в этом сладком романтическом возрасте, но себя блюла.

Получила диплом. Удачно нашла работу. Можно выдохнуть: жизнь удалась.

Света было о себе, о любви, о личной жизни задумалась. Сорок лет – не возраст, чтобы крест на себе ставить. Мужчины интерес постоянно проявляют.

Сергей Степанович, вдовец бездетный, начальник непосредственный, не раз с предложением перевести производственные отношения на интимные рельсы подкатывал. Что-то про симпатию, про аппетит, про здоровье и земные радости намекал, уверял, что имеет серьёзные намерения.

– Почему бы нет, – рассуждала Светлана, вспомнившая под влиянием сладких речей о предназначении женственности, о том, что никогда не поздно…

В выходные она медитировала, представляя себя рядом с мужчиной, красочно воспроизводила во внутреннем театре, где была режиссёром и зрителем одновременно, пикантные моменты, о которых давно не вспоминала с ностальгическим наслаждением.

Иллюстрированное путешествие в молодость было приятным, настолько, что Света снова почувствовала желание быть женщиной.

Сергей Степанович нисколько не хуже других. Спокойный, рассудительный, интеллигентный. Стоит попробовать. За погляд, как говорится, денег не берут; бить, тоже не станут.

Дивные мысли прервал нетерпеливый звонок в дверь.

На пороге стояла дочь с грудничком на руках.

– Спишь что ли? Звоню, звоню, – раздражённо буркнула Зоя, – али не рада?

– Чьё дитя?

– Папаша кто, хочешь знать?

– И мамаша тоже.

– Не те вопросы задаёшь, мамочка. Рожала я… а растить… растить, извини, тебе. Мне сейчас никак. Шеф чёрную метку прислал, последнее, так сказать, китайское предупреждение. Или-или. Разве такой судьбы ты мамочка для своей любимицы желала? У тебя опыт, времени вагон… и вообще. Деньги вам присылать буду. Ну…

– Не нукай, не запрягла. Может я замуж собралась. Пожить на старости хочется, к мужскому плечу прислониться. Почему ты такой эгоисткой выросла?

– Ага, мамочка, давай, убей дочурку отказом. Не ты ли меня такой воспитала? Я же ангелочка своего не навсегда привезла, погостить. Налажу карьеру, тогда…

– Да-да, пять минут, всего пять минут. Знаешь, как подобных родительниц называют? Ку-куш-ка. Стыдно должно быть.

– Какие пять минут, мать? Лет пять, не меньше, быстрее не управлюсь. Ты же моя мамочка, Ирочкина бабушка. Мы же семья. Жить будете как в сказочном королевстве. Ты сколько зарабатываешь?

– Тебе ли не знать, сколько?

– Вот! Две такие заплаты высылать буду. Е-же-ме-сяч-но. Ма-а-а… я же люблю вас…

– Нет! Однажды дала слабину, теперь плоды пожинаю.

– О чём ты, ма, какие плоды. Смотри, какая Иришка прелесть: ягода малина с льняными глазками.

Светлана напряжённо вглядывалась в лицо дочери, пыталась отыскать в бессовестных глазах искорку сомнения.

Зою ничто не терзало, не мучило. Она была откровенно уверена, что пансион ребёнка у бабушки – вопрос решённый.

Истерика у Светы началась неожиданно. Слёзы лились водопадом.

Незадачливая бабушка закрылась в ванной, рыдала до тех пор, пока не свело судорогой горло.

Зойка стучала в дверь, требовала отворить, сетовала на то, что опоздает на поезд, потом притихла.

Угнетающие психику мысли до отказа заполнили черепную коробку, внутренняя молотилка взбивала их подобием миксера, пока не перемешала в однородную, совершенно бессмысленную массу.

Голова гудела, раскалывалась от боли, тело предательски дрожало.

В ванной было холодно, неуютно. Что толку сидеть и страдать? Нужно что-то решать.

Светлана отворила запор, выглянула наружу.

Тишина. Зои нигде не было.

Голенькая, описанная с ног до головы Иришка, со всех сторон окружённая подушками, угукала, весело разгребая воздух руками и ногами.

На столе лежала стопка американских купюр, файл с документами ребёнка, нотариальная доверенность и записка – “Я тебя люблю! Ты – лучшая мама на свете. Береги Иришку.”

Ниже был написан номер телефона.

Светлана смотрела на малютку, не в силах осмыслить ситуацию.

– Видно на роду написано, что самые важные решения принимает кто угодно, только не я сама. Извини, Сергей Степанович, не судьба. Любовь откладывается… на пять бесконечных минут.

Счастье просто так

– Завтра… да, завтра обязательно буду счастливой. Обязательно-о-о-о! Буду-у-у! Назло всем буду. И ему тоже. Генке паразиту назло, Марату, Валентине Петровне, мамке: всем-всем-всем, – с протяжным завыванием скулила про себя Ниночка Шпякина, неловко семеня на высоченных каблуках вдоль автостоянки магазина низких цен с двумя пакетами красного вина неизвестного происхождения и кусочком дешёвого сыра, с помощью чего собиралась лечить душевную боль.

– Намою вагон бабла, открою агентство в центре, найму холёный, вымуштрованный офисный планктон: пусть таскают лично для меня горячие каштаны из обжигающего пламени капитализма. А я… я буду гонять их, как сидоровых коз и требовать, требовать, требовать. Пусть уважают.

– Генку возьму в свою фирму курьером. Нет, перебьётся, охранником. Буду сидеть перед ним в эксклюзивном наряде от Армани, коллекционных колготах от Вулфорд, в дорогущих как шикарная жизнь лабутенах… пусть глаза у паразита на лоб повылазят, пусть до конца жалких дней страдает, что упустил из рук настоящую мечту, фату моргану. Я себе такого мальчика отхвачу, такого, такого… закачаешься. За что мне столько несчастий!

Ниночка жила в современном городе, агрессивно наполненном характерными маркерами процветания и благополучия, в городе, дребезжащем от вибраций кричащей, показной роскоши; в городе, сосредоточенном на избыточном потреблении с чрезмерно напряжённым ритмом, где нет, и не может быть места старым, бедным, больным и несчастным.

Девушка лезла вон из кожи, пытаясь добиться в жизни хоть чего-нибудь, но неудачников, бездарных авантюристов, несостоявшихся миллионеров и озлобленных унизительной несправедливостью проходимцев здесь было большинство, что рождало немыслимую конкуренцию, доминировать в которой могли лишь свирепые кровожадные хищники, беспринципные приспособленцы и паразиты с всесильной протекцией.

В серой толпе вечно спешащих прохожих разглядеть проигравших последнюю ставку в казино капризных судеб довольно сложно, но если присмотреться…

Ниночка выглядела по современным молодёжным меркам не шикарно, но вполне респектабельно, тем более что фигурка у неё была скульптурная, точёная, удачно декорированная природными достоинствами и цветущей свежей весенней молодостью, добавляющей облику очарования соблазнительно-чувственной, штучной женственности.

Броский наряд, правда, был приобретён не в престижном бутике, как и косметика, причёску и маникюр делала подружка, но разглядеть фальшивые признаки принадлежности к преуспевающему классу, не зная истинного происхождения этих символов, могли разве что знатоки.

Работала девушка офисным менеджером в заштатной торговой кампании, где никто не мог укорениться по непонятным причинам.

Выпускники колледжей приходили, соглашались на конкурсные условия, месяца два без выходных корпели в тесных кабинетах, после чего увольнялись, так и не завершив победно испытательный срок: без утешительного приза, даже без выходного пособия.

Ниночка не была исключением.

До заветного зачисления в штат оставались считанные дни, но претендентов на “волшебную вакансию” было больше, чем мух на приклеенных к потолку липучках.

Основным соперником в этой гонке был Марат Батурин, имеющий талант любые обстоятельства оборачивать себе на пользу, мимоходом обнуляя заслуги более трудолюбивых и способных конкурентов.

Марат удивительно удачно оказывался в нужное время в нужном месте. Более того, ему благоволила находящаяся в процессе перманентного романтического поиска руководительница отдела, Валентина Петровна – гремучая смесь выдающихся профессиональных качеств разведчика, надзирателя и капризной стервы.

Ниночке категорически не везло по жизни, начиная с родителей-неудачников, заканчивая друзьями-предателями и коварно изменяющими кавалерами, не говоря уже о хроническом, инфекционном каком-то, мистическом проклятии в поисках нормального рабочего места с приличным заработком.

Только что девушка рассталась с Генкой, который романтическими уловками и циничной хитростью добился, паразит, той степени взаимности, после которой не остаётся тайн, но появляются проблемы.

Обманул!

Ниночка поверила в его искренность, даже не предохранялась, а он…

– Мы, говорит, разные с тобой. Ага, можно подумать до постели одинаковые были. Замуж звал, скотина, а сам после свиданий к Люське бегал, пока не соблазнил окончательно! Было бы к кому таскаться: ни кожи, ни рожи. Всех и достоинств – даёт всем подряд без разбора. Впрочем, я тоже не ангел. Знала бы раньше… ни за что! Я… я ведь любила его. Любила! Потому и отказать не смогла. Ничего, я ему докажу. Да, докажу! Зачислят в штат – заработаю на машину, на квартиру, на дачу, по три раза в год буду на Бали летать. Сам прибежит, в ногах валяться будет. Не прощу, ни за что не прощу! И ведь не раскаивается ни грамма, подлец, считает, что дегустировать девственность на вкус – законное право самца.

Наперерез траектории Ниночкиного следования тяжело катил наполненную тележку шикарно одетый мужчина, почти ровесник.

Не обратить на него внимания было попросту невозможно: выражение лица, фигура, походка, внешность – всё обличало баловня капризной Фортуны.

Девушка невольно залюбовалась способностью Апполона грациозно, легко нести совершенное тело, несмотря на вполне обыденное, совсем не гламурное действо.

Сверху в тележке лежал огромный букет необычной расцветки и формы экзотических цветов.

Направлялся мужчина к сверкающему новизной внедорожнику с эмблемой из разъярённого быка и надписи “Lamborghini”, в окне которого улыбалась заурядная, ничем непримечательная блондинка, поленившаяся даже макияж приличный нанести, что с нескрываемым торжеством отметила Ниночка, явно выигрывающая у неё по всем видимым параметрам женской гравитации.

Как было не примерить на себя место в престижной машине и роль пассажирки, явно недостойную такого видного мужчины?

В изысканном салоне должна была сидеть не она, а Ниночка.

Как несправедлива жизнь: одним всё, другим совсем ничего.

Лимончика бы этой слащаво улыбчивой простушке, чтобы скулы свело от избытка кислого.

Ниночка вытащила смартфон с желанием сделать снимок, чтобы дома с помощью фотошопа сделать из улыбающейся пассажирки вульгарное чучело, которому пусть даже виртуально, но можно предъявить заслуженные претензии.

Возмущённая обстоятельствами девушка была озлоблена на весь мир за обрушенную на неё несправедливость, которую странным образом переносила теперь на незнакомую девушку.

Хозяин лимузина остановился в паре шагов от автомобиля, достал букет, с достоинством опустился на колено и приложил свободную руку к груди.

Лицо его сияло неподдельной радостью.

Женщина в окне зарделась, молитвенно приложила руки к лицу, посылая один за другим воздушные поцелуи.

При иных обстоятельствах подобная сцена могла вызвать в душе Ниночки умиление, чувственное сопереживание, сентиментальный восторг. Пожалуй, она могла бы всплакнуть, увидев схожую сцену в модной мелодраме, но только не здесь и не сейчас: несправедливость момента взывала к отмщению.

Дама в окне Ламборджини была неприятна самим фактом наглого торжества, избыточным, нарочито демонстративным богатством автомобиля и счастьем, которое получала даром, не прилагая усилий, что было обидно вдвойне.

Мужчина выгружал содержимое тележки в багажник, умело напевая знакомую мелодию "Don't Worry, Be Happy", не переставая улыбаться, словно умалишённый.

– Что он нашёл в этой невзрачной особе, похожей на полинялую бабочку? Оглянись, посмотри, я куда лучше! Меня… меня сделай счастливой.

Затворив багажный отсек Апполон забрал букет, широко раскрыл пассажирскую дверь.

Ниночка заворожено смотрела на странную парочку, не в силах оторваться от зрелища, странным образом вызывающего весьма противоречивые эмоции.

Бабочка неловко наклонилась, странным образом обхватила ладонями лицо мужчины, слилась с ним в долгом, очень продолжительном поцелуе.

Что-то в этой сцене было не так. Не так, как должно быть: дама не сидела – лежала что ли.

Ноги. Ниночка никак не могла рассмотреть ноги женщины.

Кажется, их не было. Не было совсем.

Нацеловавшись вволю, мужчина захлопнул дверцу, обернулся, заметил Ниночку с испуганным выражением на лице.

– Вам нужна помощь?

– Нет-нет… извиниться… хотела…

– Что… за что?

– Просто так, просто так…

– Ах, это… Верочка не всегда такая была. Спортивная травма, врачебная ошибка. Жена ужасно не любит, когда её жалеют.

Окно автомобиля опустилось. Девушка протянула Ниночке цветок, – не расстраивайтесь. Жизнь прекрасна даже когда кажется безнадёжно испорченной. Самое лучшее лекарство не то, что держите в руках – вера в себя. И любовь…

– И любовь, – задумчиво повторила вслух Ниночка, когда внедорожник растаял вдали. Да, любовь. Любовь, а не то, что предлагал Генка.

Координаты счастья

Вагонная суета понемногу улеглась, пассажиры угомонились.

– Как хорошо, – подумал Виктор, – что купил билет в спальный вагон.

Только что он был в вагоне-ресторане, прошёл больше половины состава. Везде холодно неимоверно. В их вагоне просто курорт.

Несколько дней Виктор был в командировке, теперь возвращался в посёлок, где ему предстояло, как молодому специалисту, работать ещё года два.

Спать юноша привык голышом, поскольку жил один, поэтому сразу начал раздеваться до трусов. Тело у него сбитое, спортивное, не стыдно показать такое. Только кому?

На нижней полке справа лежала девчушка. Красивая, стройная малышка. Витька на неё сразу глаз положил, разглядывал тайком.

Вот бы ему такую невесту.

Не судьба.

Проснётся красота, а его уже нет. Да и не умеет Витька знакомиться.

В посёлке девчонки наперечёт. С колыбели распределяют, кто кого любить будет, с кем жить. Такие у них порядки. Мало кто из молодых решается нарушать традиции.

Конечно, он давно уже не девственник. Двадцать шесть лет парню. Армию отслужил, техникум закончил. Невеста у него была, даже две. Правда, с первой только целовался, зато с Тоней всё было. Жениться собирались.

Не срослось. Физрук техникумовский увёл. Другом прикидывался. В одной компании отдыхали, тренировались вместе. На последнем курсе Тонька от него родила. Тренер, блин, наставник!

Виктор бросил любопытный взгляд на попутчицу, мимолётом, вскользь.

Она глядела на него. Внимательно, заинтересованно.

Не понять её взгляд было невозможно.

Парень подмигнул. Девчушка уставилась в упор. Витька решил не уступать.

Так и стоял, пока попутчица не вылезла из-под одеяла.

Сдался он. Неудобно стало стоять перед девчонкой раздетым.

– Виктор, – представился он, – домой едешь?

– На каникулы. Я Лариса… Павловна.

– Не спится?

– Дома давно не была, соскучилась. Студентка я. На третьем курсе учусь.

– Я работаю. Два года ещё долг государству возвращать за диплом. Ты это, Лариса Павловна, если поговорить хочешь, пошли в коридор. Людям спать мешаем. Только накинь что-нибудь на всякий случай.

– А пошли. Всё равно теперь не усну.

Девочке шёл двадцатый год. Любви она пока не испытала, дружбой с мужчинами не избалована. Интерес со стороны парня, немного старше себя, был ей в новинку, тем более что Виктор понравился с первого взгляда.

Разговор завязался легко. Первая неловкость прошла быстро. Создавалось впечатление, что попутчики давно знакомы, настолько непринуждённо и темпераментно они беседовали.

Рассказы о студенческой жизни, детских приключениях плавно перетекли в тему любви. Возраст такой.

Что может быть важнее и интереснее любви и дружбы?

Лариса, хоть и представлялась по-взрослому, с отчеством, была невинна, как новорожденная. Не довелось ей ни разу в жизни нежиться в мужских объятиях. Вкус поцелуя тоже был неведом.

Непонятно отчего, но сейчас Лариса стеснялась своей целомудренности. Хотелось выглядеть в глазах попутчика опытной, взрослой женщиной.

Врать оказалось легко.

Девочка припомнила рассказы бывалых подружек, скорее всего тоже выдуманных, и пересказывала, правда, без подробностей.

Повествования о любовных похождениях выходили весёлыми, бойкими приключениями. Влюблённые в неё мальчишки постоянно попадали в смешные ситуации.

Витька рассказывал всё как есть, но расставлял акценты таким образом, чтобы предстать романтичной жертвой. Не потому, что хитрил или на что-то рассчитывал, просто хотел выглядеть в глазах Ларисы таким, каким быть мечтал.

Он тоже приукрашивал любовные истории, врал, но совсем в ином ключе. Подружки подло предавали любовь. Несмотря на предельную честность в отношениях и верность.

Витьку тоже понесло.

Неожиданно для себя парень присовокупил ещё двух подружек, настоящих, реальных, но к нему никакого отношения не имеющих.

В вагоне было слишком жарко, захотелось немного остыть, прохладиться, тем более, что разговоры о любви разжигали огонь изнутри.

Ребята вышли в тамбур. Состав на перегоне резко притормозил, Лариса повалилась на Виктора. Тот машинально обнял её, чтобы поддержать, да так и не смог разомкнуть объятия.

Губы сами собой нашли друг друга, сомкнулись. Свет в глазах девочки заплясал и померк, унося в мир волшебных грёз.

Дальше они разговаривали безмолвно, произносили предложения и фразы руками, губами,  телами, расшифровывали движения и знаки без переводчиков, руководствуясь лишь интуицией и древнейшими знаниями, зашифрованными в первичной клетке матерью-природой.

Была ночь. Пассажиры спали, проводники отдыхали в служебных закутках. Молодым людям, увлечённо колдующим над любовным зельем, никто не мешал.

Мерный перестук колёсных пар на стыках рельс звучал любовной мелодией в их сердцах. Руки произвольно совершали магические пассы.

Нежные прикосновения погрузили любовников в сказку, требующую продолжения.

Вернувшись в купе, ребята завесили нижнюю полку одеялами, слились в объятиях.

Таинственным образом в ладони Ларисы оказалась волшебная палочка. Она уже тряслась от желания, сама не понимая, что именно с такой силой разжигает любопытство.

Трах-тибидох-тибидох, вспомнилось  заклинание, и девочка отключилась.

– Я люблю тебя, Лариса… Павловна, реально люблю, – шептал опьяневший от страсти Виктор, проникая робко, но настойчиво в пещеру Алладина.

Лариса, проваливаясь в страну грёз, не могла произнести ни слова, полностью подчинилась гипнозу первобытного очарования, позволила открывать любые двери, даже если Виктор входил в них неловко и больно.

Иногда ребята приходили в себя.

Юноша удивлялся, – как же так, зачем ты меня обманула, девочка, какие приключения, какие любовники? Я не имел права так поступить. Прости меня, прости!

Лариса Павловна тихо, чтобы не услышали спящие пассажиры, плакала. Ей казалось – от счастья.

Время от времени страсть вновь совершала безумные движения, не обращая внимания присутствие совсем близко посторонних, на сумасшедшую тряску (поезд мчал с бешеной скоростью без остановок, догоняя упущенное на перегонах время).

Любовникам было плевать на последствия. Такого сильного опьянения им не приходилось переживать никогда.

Инъекции адреналина следовали одна за другой, возбуждая тем больше, чем сильнее и ярче разгорались эмоции. Остановил ребят только призрак приближающегося рассвета.

Перевозбуждённые, они попытались уснуть.

Лариса проснулась около десяти часов утра. Верхняя полка была пустая.

Сердце её заколотилось, из глаз хлынули слёзы. Она вспомнила, как Виктор вчера рассказывал о предательстве своих бывших невест. От этого стало ещё больнее.

– Никому нельзя верить, – подумала девушка, – неужели на свете нет верных мужчин и преданных женщин?

В это время в купе зашёл сияющий Виктор. В руках у него были пирожки, апельсины и коробка конфет.

– Доброе утро, Лариса Павловна! Почему мы плачем? Ой, кажется, догадался. Прости, ну, прости, малыш! Не подумал.

Виктор посмотрел с сомнением на пассажиров, потом на девушку и уверенно поцеловал её в губы.

– К великому сожалению мне скоро выходить. Я тут тебе всё записал. Диктуй свои координаты. Родителей тоже. На всякий случай, мало ли. И пошли в тамбур. Нам есть, о чём поговорить.

Любовь и мыльные пузыри

Странно получилось: нелогично, спонтанно, но Катеньке понравилось сладкое, щекочущее внутри и снаружи ощущение эйфории, головокружение, состояние перевёрнутой, плавно качающей невесомости, вращение всего вокруг и чего-то ещё, что невозможно описать словами.

Девушка вовсе не хотела так близко знакомиться с Антоном Ильичом, просто его руки…

Нечаянное прикосновение оказалось удивительно приятным, настолько, что девушка зависла, начала растворяться в пространстве и времени как таблетка шипучего аспирина в стакане воды, едва не задохнулась от трепетного безумия, после чего стремительно сорвалась в бездну безудержного наслаждения.

Тот поцелуй, поначалу с сухой горячей дрожью, потом влажный, вызывающий удивительно приятную оторопь и пульсирующие волны блаженства. Да, точно – нежные руки…

Она и прежде целовалась: из любопытства (хотела себя испытать, доказать, что это совсем не страшно). Однажды упражнялась в искусстве сплетаться губами и языками по настоятельной просьбе влюблённого не в неё друга детства, который боялся сделать на первом свидании со своей девушкой что-то не так.

На выпускном вечере в школе настроение было настолько феерическим, приподнятым, что Катя целовалась со всеми одноклассниками подряд.

Бывали поцелуи просто так, чтобы интересно провести время, проверить, нужно ли ей это.

Такого как с Антоном Ильичом никогда не было. Катенька просто испарилась, ощутив вкус  губ взрослого мужчины. Он был значительно старше: мамин институтский товарищ.

Когда-то давно у них случился бурный, скоропостижный роман, который ничем не закончился, точнее, закончился ничем: мамину группу отправили на производственную практику, откуда она вернулась папиной женой с трепещущим под сердцем комочком, который позднее назвали Катенькой.

Молодость эгоистична, ненасытна, жестока, влюбчива. Кто знает, что подтолкнуло маму к поступку, изменившему линию судьбы. Никто не виноват, что случилось именно так, а не иначе: взросление, любопытство, наивность, возможно глупость.

Антон Ильич не стал ревновать, выяснять отношения: принял изменение социального статуса любимой, как факт, превратившись из любимого в лучшего друга. Он так и не женился. Жил бобылём, подрабатывая в семействе Постниковых палочкой выручалочкой и плечом, в которое можно поплакаться.

В этот раз Антон Ильич сам попал в затруднительное положение – оступился в темноте. Множественный перелом стопы осложнился внутренним воспалением по причине неудачной сборки осколков кости.

Лечь в клинику мамин друг отказался: всегда был упрямцем, рассчитывал только на себя.

Как назло, маму послали в командировку, отказаться от которой не получилось.

Ухаживать за больным попросили Катеньку. Она согласилась.

В её задачу входило покупать медикаменты, готовить, иногда прибираться: ничего особенного, если бы не лихорадка у больного, вызванная осложнением.

Да, пришлось научиться делать уколы, измерять температуру, следить за приёмом лекарств.

С это всё и началось.

Катенька спонтанно, не задумываясь о последствиях, прикоснулась губами к коже на лбу больного, как обычно делала мама, чтобы не тратить время на измерение температуры.

Антон Ильич открыл глаза, нежно взял девушку за запястья, заглянул в Катины глаза.

Лоб был прохладный. Лихорадка явно отступила.

– Спасительница моя, – удивительно приятным голосом прошептал он, целуя сухими губами чувствительные ладони, отчего Катеньке сделалось неловко и жарко, – как же ты похожа на маму. Такая же сладкая, такая же трогательно заботливая, такая же прекрасная. Можно… можно я тебя поцелую?

Измотанный недугом Антон Ильич выглядел беспомощным, трогательным, уязвимым. Отказывать больному не было повода: он же мамин друг, малюсенькой ещё на руках её нянчил.

Поцелуй оказался не формальной уступкой больному, а настоящим шоком: греховным, бесстыдным, безудержным, даже страстным. Было ужасно стыдно, но безумно хотелось продолжения.

Руки, пальцы, удивительно приятные на ощупь пальцы. Антон Ильич не делал ничего особенного: просто перебирал ими волосы, просто дотрагивался до шеи, потом дунул на закрытые глаза, отчего у Катеньки пламенели щёки, гулко ухало в висках, странным образом напряглись ставшие вдруг чувствительными соски.

Движение во рту его влажного языка отдавалось трепещущим наслаждением внизу живота, в каждой клеточке разбуженного непонятным влечением тела, которое трепетно радовалось непонятно чему.

Такого с ней никогда ещё не было.

Катеньку трясло, ломало, возносило ввысь, испытывая ощущение полёта. Это было похоже на действие шампанского, только гораздо сильнее и намного приятнее.

На секундочку девушка оторвалась от горячих губ Антона (странно теперь было бы называть его по имени с отчеством), внимательно всмотрелась в восторженные глаза серого-серого, глубиной с Вселенную, вымаливающие прощение за нелепую выходку глаза. Глаза удивлённого дерзкой смелостью старика, ожидающего вынесение смертного приговора, которого не последовало.

Думать, выстраивать логические цепочки, анализировать, предполагать, прогнозировать последствия, чем она вполне успешно на профессиональной основе занималась в офисе, не было  желания, однако секунды отчуждения оказалось достаточно, чтобы протрезветь, прервать клокочущий избыточной энергией поток восторга, послать импульс, подключающий к источнику сознания, моментально выставившего блокировку.

Блеск в ликующих глазах Антона, всё-таки Ильича (ведь поцелуй – ещё не любовь, но уже шаткий мостик к довольно близким отношениям), эпицентр его неожиданного безумия, мерцающим сиянием высветил в душе Катеньки нужное направление: почему бы нет, что странного может быть в целомудренном поцелуе: разве он сделал неприятно, больно?

Пустьмимолётный ураган останется тайной, сокровенным секретом случайно возбудившихся взрослых людей.

Катенька подсчитала наличность в кошельке, на всю сумму накупила продуктов и ушла, не попрощавшись. Нужно побыть одной, подумать, понять, что произошло, на что-то (зрелость всё-таки определяют поступки) решиться.

Две недели девушка не могла прийти в себя. Антон Ильич не звонил, значит, справлялся сам.

Перед приездом мамы Катенька всё же решилась на визит, хотя (если быть до конца искренней), не представляла, как сможет смотреть в глаза человека, сумевшего ввести её в гипнотический транс, который восприняла как предельную интимную близость.

Она боялась, что Антон разгадает, поймёт, что на самом деле почувствовала тогда. Вдруг он увидит желание вновь ощутить галлюциногенное влияние прикосновений, поцелуев, слияния электромагнитных полей, таинственную гравитацию, перемежаемую удивительно приятной невесомостью.

Вдруг ему тоже захочется это сладкое безобразие повторить?

На самом деле Катенька скучала, надеялась, ждала, но признаться себе в этом, значило уступить низменному желанию, пожертвовать личной свободой, подчиниться иллюзии, способной вероломно изменить его и свою жизнь.

Неизвестно, чем эта вольность может обернуться. Ведь она не знает, любит ли Антона Ильича. Скорее всего, эта необъяснимая страсть – обыкновенный каприз, временное помутнение рассудка, эгоизм, искажённый желанием, вызванным избытком гормонов.

– Извинюсь, – настраивала себя Катенька, – узнаю как здоровье и всё! Совсем всё.

Антон Ильич ждал её. Встретил на костылях, накрыл стол, выставил вино и фрукты, достал из холодильника гигантской величины розу.

 Мужчина так забавно, так трогательно беспомощно прыгал, так просительно ловил  взгляд, что девушка согласилась поужинать.

– Давай… те… договоримся. Между нами ничего, совсем ничего не было.

– Кроме поцелуев, от которых кипела кровь, испарялся рассудок. Тот волшебный день я буду вспоминать до последнего вздоха.

– Не преувеличивайте. Ничего такого не было. Обыкновенная шалость. Хотела попробовать, вкусно ли целоваться со стариком. Оказалось, забавно.

– Ты очень сладкая, Катенька. Мне сорок, разве это возраст дряхлости, разве меня уже нельзя полюбить?

– Ну почему? Можно… наверно. Только это точно буду не я.

– Печально. Ладно, не буду искушать, настаивать, говорить глупости. Ты права, девочка – я опоздал. Мой поезд ушёл. В первом вагоне отправилась твоя мама, в последнем – ты. За это и выпьем. Стоя.

Антон Ильич держал наполненный бокал, стоя с закрытыми глазами на одной ноге, представлял, будто пьёт сладкий нектар из вишнёвых губ. Катенька и её мама сливались в сознании в единое целое.

Наверно мужчина чересчур увлёкся воображаемым приключением. Голова закружилась, пол медленно поплыл вбок, начал переворачиваться. Бокал выпал, разбился. Антон Ильич упал, ударился головой, потерял сознание.

Катенька реанимировала маминого друга проверенным способом – поцелуями. Почему именно так – неважно.

Антон очнулся, лукаво улыбаясь, притянул девочку к себе, ласково поцеловал в шею.

– Поцелуи ведь ни к чему не обязывают, – кокетливо подумала Катенька, погружаясь в густую пелену нирваны.

Реакция партнёрши была мгновенной: она алчно впилась в жаждущие взаимности губы, обмякла под нежными руками, бессовестно проникающими под блузку.

Если бы Антон этого не сделал, девушка сама попросила бы его об этом. Наверно.

Думать было некогда, да и незачем. Слова не понадобились. Смущение испарилось само собой.

Отчего Антону было позволено всё, Катенька не могла бы ответить. Наверно природа знает о причине подобного легкомыслия несколько больше.

Неважно. Им было хорошо – это главное.

Внезапно, для целомудренности момент оказался несколько запоздалым, наступило отрезвление. Не этого она хотела, не этого. Нужно было остановиться в самом начале.

– Ты воспользовался… вос-поль-зо-вал-ся! Это нечестно. Ты знал, что до тебя… что я никогда…  что никого! Почему, зачем? Ведь мы не пара, я тебя… а если я тебя не люблю?

– Моей любви, девочка, достаточно для двоих.

– А я не верю! Себе не верю, не тебе. Я ведь детей захочу. Какая же я всё-таки дура.

Тем не менее, роман, если так можно назвать их отношения, продолжился. Катенька то уходила, то вновь возвращалась.

Её тянуло к Антону настолько сильно, словно в разлуке образовывался внутренний вакуум, вызывающий взрывоопасную термоядерную реакцию, усмирить энергию которой способен был лишь он, единственный мужчина, свидание с которым вызывало потерю сознания, усугубляемую ощущением безграничной радости.

– Выходи за меня, – умолял Антон. Ты – самое ценное в моей жизни, самое важное, самое родное. Я люблю тебя, Катенька!

– Самое ценное – это как? Ты, Антон, старый безпринципный развратник. Зачем ты меня совратил, зачем превратил в наркоманку, подсадил на страстные поцелуи, на нежные прикосновения, на безудержный секс? Не дождёшься, никогда не стану твоей рабыней. Никогда, так и знай!

– С чего ты взяла, девочка, что я пользуюсь тобой? Ты свободна в выборе. Если считаешь меня стариком, попробуй полюбить кого-то другого: моложе, сильнее. Будет больно, но я справлюсь.

– Пробовала… и не раз. Никто, так как ты не умеет. Никто, никто, никто…

Катенька мучила его, себя. Понять, чего именно ей хочется на самом деле, было невозможно. Она и сама не знала. Антон не вписывался в координаты мечты, вот и всё.

Она приходила внезапно, извинялась, набрасывалась на Антона как голодная кошка, доводила его и себя до безумия, традиционно устраивала скандал, долго рыдала, после чего каждый раз прощалась навсегда.

Так продолжалось два бесконечных года, пока однажды в процессе шумного веселья у подруги ей не подмигнул тот, кто соответствовал придуманному идеалу.

Виктор был интересен: молод, симпатичен, крепко скроен, в меру начитан, напорист, успешен. Всё это Катенька узнала от юноши за пару бесконечно прекрасных часов танцевального контакта.

Он ловко поддерживал беседу, уверенно флиртовал, вызывал безотчётное доверие.

Не влюбиться в такое совершенство было попросту невозможно.

Через месяц Виктор стал её мужем, через полгода молодожёны уехали жить в Испанию, где у мужа успешно развивался небольшой, но прибыльный бизнес.

У Катеньки неожиданно образовалась глубокая пропасть, связанная с адаптацией к языку, к менталитету испанцев, к климату. Пришлось превращаться в скучающую домохозяйку.

Муж был в меру добрый, стабильно внимательный, даже заботливый, вот только тем для взаимодействия, общих интересов, планов и целей у них никак не находилось.

Разве что дочка – хрупкий стебелёк. Хотя, Риточка тоже его мало волновала. Дети – чисто женская забота.

Виктора можно было понять: бизнес – гремучая смесь из проблем и случайностей. Плюс  недостаток времени, постоянная усталость.

Вблизи, когда от подвенечного платья и ванильно-кремовых отношений прекрасного медового месяца остались лишь воспоминания, Виктор оказался заурядным обывателем, предел мечты которого – способность стабильно удерживаться наплаву в пределах нарезанной деловым окружением планки успешности.

Установленные мужем границы отношений предполагали нейтралитет жены, полное подчинение в принятии решений, касающихся всего на свете, кроме её внешнего вида и меню семейных ужинов, случающихся довольно редко.

В постели супруги встречались нечасто. Прелюдии и прочие необязательные шалости Виктор не любил, сразу приступал к десерту, не дожидаясь возбуждения супруги.

От  непритязательных упражнений в постели не перехватывало дыхание, не возникало трепетного безумия, не наплывали пульсирующие волны наслаждения, ни разу не было повода потерять сознание, провалиться в бездну безудержного блаженства.

Неприятная фраза – супружеская обязанность, объясняла суть отсутствия эротизма, когда искренние чувства превращаются в обязательную, но скучную программу с фиксированным графиком исполнения.

Секс, просто секс, упражнение для сохранения здоровья. Точнее, пресное, без тени вкусовых и эмоциональных оттенков трение мужского достоинства о женские аналоги инструментов наслаждения, используемые неумелым ремесленником, чтобы сбросить физиологическое напряжение, вот чем были их встречи в постели.

Любовь ли это?

Чужая страна, неприветливый дом, муж, женатый не на ней, а на бизнесе, о сути которого не положено даже спрашивать. Такого ли счастья искала она?

Тогда, в самом начале, безумно хотелось стремительно ворваться в пределы сказочной, обеспеченной жизни, где обязано было ждать безграничное счастье с горячо любимым человеком, которому не страшно доверить судьбу.

Катенька мечтала отламывать от вкусного батончика “прекрасного далёка” дольку за долькой, класть удивительно сладкие кусочки на язык как пористый шоколад, раздавливая с наслаждением пузырик за пузыриком о чувствительное нёбо, ощущая миллионы оттенков изысканного наслаждения.

Реальность оказалась прозаически безвкусной, порой до предела пересоленной. Как жаль! Это так утомительно – каждый новый день просыпаться непонятно где не с той ноги.

– Моя ли это жизнь, – раз за разом задавала Катенька себе вопрос, вспоминая минуты блаженства с мужчиной, который мимолётным прикосновением мог превратить её в сгусток блаженства.

Иногда, когда мужа и приходящей домработницы не было дома, а Риточка спала, женщина плотно задёргивала шторы, медленно раздевалась в комнате с зеркалами в рост, оголяла чувствительную грудь, трогала себя пальцами, представляя, что это руки Антона Ильича, мужчины, которого она сделала несчастным.

В эти редкие минуты воображение отвергало ход реальной истории, очерчивало границу, где всё можно было исправить.

Вдохновлённая способностью путешествовать во времени Катенька иногда умудрялась создать волшебную иллюзию слияния с тем, кто не спешил отпускать её трепетную душу, которого сама не в силах была забыть.

Как же она была неправа, пустив по ветру реальный шанс, жить с человеком,  единственным, кто понимал, кто по-настоящему любил, невзирая на шальные мечты, на скверный характер, на скандальные истерики и безумные выходки.

Увы, придуманное счастье как бабочка-однодневка, линяет, стоит лишь до неё дотронуться. В будущем нет ничего, кроме самой мечты, потому что грядущее – недоступная в реальности голографическая иллюзия.

Жить нужно настоящим, в этом суть. Вопрос в цене сокровенного знания, плата за которое может оказаться непосильной.

В краю магнолий

Море заметно волновалось, посылало на каменистый берег буруны волн, которые, то нежно щекотали прибрежный песок, то поглаживали его, иногда рассыпались, разлетаясь пенными брызгами.

Иногда бурунам удавалось с разбега залететь далеко на пляж, залить расстеленные отдыхающими покрывала.

На движение бурлящей воды можно смотреть бесконечно долго. Оно никогда не повторялось, лишь размеренно аккомпанировало себе ритмичными, набегающими друг на друга звуками.

Неожиданно внимание привлёк совсем иной звук – хихикающий смех, источник которого находился поблизости.

Осторожно, чтобы не привлечь внимание, осмотрел себя с ног до головы. Вдруг в моём облике появилось нечто комическое? Когда ты расслабленно лежишь в пляжной одежде, пикантные ситуации возможны и неизбежны.

Повода для смеха вроде не было.

Оглянувшись, увидел в паре метров от себя расположившихся на цветастых махровых полотенцах девушек. Одна из них при мимолетном взгляде показалась сначала мамой, другая – дочкой. Разглядывать соседок в упор было неудобно.

Невольно прислушался. Тема разговоров, смех с презрительными, ехидными интонациями, странные для мамы и дочки реплики пробудили любопытство.

Немного погодя по контексту и деталям разговора, который невозможно было не услышать по причине яркости, динамике и силе акустики, я понял, что они родные сёстры.

Собственно, к этому моменту интерес мой к соседкам иссяк. Банальность разговорных тем, обилие ненормативной лексики, вульгарность поведения раздражали,  не давали сосредоточиться на созерцании прибоя и ощущении свободного от одежды тела.

Глупости и пошлости в повседневной жизни больше чем достаточно. Не для того я ехал в такую даль, чтобы слушать бред, вызывающий эмоциональную усталость.

На море хочется отдыхать расслабленным: дышать солёными брызгами, слушать безмолвие, гасить мыслительный процесс, медитировать на слияние с природой.

Соседки такой возможности лишали.

Мне даже захотелось собраться и отойти подальше, но было лень. К тому же обидно, согласитесь, что на почти пустынном берегу эти двое не нашли другого места, чтобы припарковать свои телеса.

Если честно, я начал слегка заводиться, почти готов был поставить девиц на место.

Основной темой их беседы были мужчины.

Реплики от начала до конца имели скабрезное содержание, причём невольно вызывали реакцию организма, сходную с чтением рассказов эротического содержания.

– Этот, вчерашний пятикантроп с телом атлета, Вадик, вот ведь придурок, привязался к моим сиськам. Лапает, облизывает, словно кроме них у меня пощупать нечего. Я уже вся горю, сок пускаю… еле дождалась, когда дитятко наиграется. Потом бац и сдулся. Лучше бы  не начинал. Так и ушла не солоно хлебавши.

– Зато мой, как движок у иномарки. Всю ночь гонял, словно заводной. Маньяк какой-то. Надоел даже. Нет, чтобы по душам поговорить, комплиментом каким польстить. Я же не кукла резиновая, у меня душа есть, между прочим.

– Ну, не знаю, сестрёнка, у меня душа между ног. Не люблю, если на уши присядут, а вставить нормально не могут. По мне лучше пусть зверюга будет, но чтобы с инстинктами дружил. Поговорить я и с тобой могу.

– Каждому своё. Может, в твоём возрасте и я того же захочу. Секс без романтики – это утомительно, неинтересно.

– Давно разбираться-то научилась? Слышала я, сестрёнка, как та иномарка тебя обрабатывала, даже завидно стало. Ты сестрёнка того, осторожней. Предохраняйся, как учила, голову не теряй, даже когда кончаешь. Предки узнают, что я тебе, малолетке, такие вольности позволяю, пришибут. Под свою ответственность на море  выпросила. Не подведи.

– Прорвёмся. Я тебя так люблю. Ты у меня лучшая сестра на свете.

Эти диалоги показались довольно странными.  Младшая девочка даже не успела приобрести женские формы. На вид ей было не больше пятнадцати.

Старшей сестре было приблизительно лет двадцать или чуть больше.

Высокая девица, крупная, со слегка расплывшимися формами, но оформлеными соблазнительно рельефными выступами, выставленными напоказ.

Навскидку, в ней килограммов под восемьдесят живого веса. Правда, девица подвижная, мышцы развиты замечательно, даже талия есть.

Янтарные с искоркой зрачки, словно капли тягучего мёда, густые, рассыпанные по плечам волнистые волосы, яркие чувственные губы, женственные движения…

Глубочайшее декольте, заполненное шикарным содержимым, с соблазнительными прожилками под прозрачной кожей, дополняли витрину. Пожалуй, её не портил даже вес.

Младшая сестра похожа на грациозную лань или потягивающуюся после сладкого сна юную кошечку: чувственная, с порывистыми движениями и кокетливыми жестами, танцующей, словно отрепетированной и тщательно контролируемой походкой.

Это я заметил, когда она показывала сестре какой-то комический эпизод, сопровождая его целым представлением.

Невозможно было не заметить томный взгляд из-под полуопущенных ресниц, серые, очень тёмного оттенка глаза, стреляющие в каждого привлекательного мужчину, проходящего мимо.

Девочка себя явно демонстрировала.

Ни тени смущения или стыдливости, только оценка, выставляемая визуально подвижной мимикой и красноречивыми жестами каждому мужчине, показавшемуся в зоне охоты.

Будущая пожирательница мужских сердец, – подумал я. Не слишком ли рано ей стали интересны взрослые мужчины и горизонтальные забавы?

Сёстры сидели на расстеленных полотенцах в одежде. Загар и море их явно не интересовали.

Девчонки пили пиво из запотевших алюминиевых банок (этого напитка девчонки принесли целую сумку), закусывали копчёными барабульками, изредка перекидывались оценивающими проходящих мимо мужчин репликами, и курили сигарету за сигаретой.

Младшая девочка одета в коротенький, сетчатой вязки  сарафанчик без лифчика. Наливающиеся ягодки сосцов едва наклюнувшейся груди призывно выглядывали сквозь ячейки вязки. Она не оставляла эти кнопки в покое: поглаживала, теребила, словно намеренно выставляя напоказ, сидела широко расставив ноги, демонстрируя кокетливые трусики, если эти тесёмочки можно было таковыми считать, смеялась по-детски заразительно, но посылала сигналы проходившим мимо самцам сосем не игрушечные.

На пушистой верхней губе её игриво сверкали капельки пота, в тонких пальчиках танцевала длиннющая сигарета. Каждая деталь – словно намеренно продуманная наживка.

Парочка привлекла не только моё внимание. Словно случайно мимо с горящими плотоядным блеском глазами скучающих акул прохаживались мужчины. Их взоры перескакивали с одной девушки на другую, заставляя напрягать ягодицы и подтягивать животы, чтобы выглядеть стройнее, соблазнительнее, мужественнее.

Есть спрос, появилось и предложение.

Мне очередной раз захотелось собраться и уйти.

Облик девиц был по большому счёту эстетичен, привлекателен, но поведение сквозило вульгарностью и распущенностью.

Это напрягало.

Провидение, однако, распорядилось иначе: к сёстрам припарковались два накачанных тестостероном мачо с яркими цветными татуировками на половину тела.

Обольстителям понадобились несколько минут, чтобы простимулировать интерес девиц, выяснить отношения и оформить аренду выставленных на аукцион прелестей.

Компания  моментально собралась и шумно двинулась в сторону ближайшего кафе.

Старшую сестру, смешно виляющую впечатляющим задом, кавалер плотно обнимал за талию, младшую, тонкую и звонкую, поклонник понёс на руках, бесцеремонно целуя в шею.

Девочка несколько мгновений изображала из себя недотрогу, затем обвила мощную шею атлета изящными ручками и ответила на поцелуй взаимностью.

– Вот это скорость, – подумал я, – а говорила про душу, любовь и романтику.

Проводив компанию взглядом, я улёгся, закрыл глаза, но ещё долго наблюдал невольно представленное шоу на ментальном экране.

Цветной ролик, в котором девчонки кокетничали, флиртовали, уходили с добычей, вертелись и вертелись в голове, вновь и вновь возвращая самые возбуждающие кадры.

Как ни странно, меня внезапно посетило желание…

Пришлось перевернуться лицом вниз.

– Да, дела – прошептал я.

Несмотря на абсолютную пошлость ситуации, вдруг всплыла в памяти песня группы Ариэль: не зная горя, горя, горя, в краю магнолий плещет море. Сидят мальчишки на заборе и на меня наводят грусть. Танцуют пары. Пары, пары. Мотив знакомый, даже старый. И сладкий голос бас гитары, тревожит память мою. Ну и пусть, ну и пусть. И пусть. Вот так же, когда-то, сюда мы бегали, ребята, ребята. Глаза блестели, как агаты, агаты и на щеках играла кровь. Как модно, как модно, танцуют пары под аккорды, аккорды. И можно говорить свободно, свободно, про жизнь и про любовь.

Странное состояние посетило меня. Такие же девчонки, те же мальчишки, то же самое море, что было тогда, когда мне было столько же, сколько сейчас им.

Как жаль, как жаль… эти девочки никогда не узнают, что такое любовь.

Закатная феерия

Девушка мечтала о любви, страстно любила естественную природную красоту и как ни странно для нежного возраста, наслаждалась одиночеством.

Представляете себе такое удивительное, больше того, странное несоответствие? Кого и как она собиралась любить в уединении? Разве что саму себя.

В самом начале лета Лиза присмотрела место на высоком берегу реки, на крутом её изгибе, обращённое на запад.

Когда-то на этом  пустыре был разбит небольшой городской парк. Мама рассказывала, что в выходные дни там прежде играл духовой оркестр, отчего становилось людно и весело.

Потом парк перенесли в другой конец города, где выстроили Дворец культуры, а на этом месте поставили детский туберкулёзный санаторий.

Теперь ни от того, ни от другого не осталось следов, кроме огромных лип, высотой с многоэтажный дом и каменной арки с коваными воротами на самом входе, небольших ровных площадок и зарослей мелколесья, сквозь которые не пробраться.

Лиза бывала здесь множество раз, потому, что в этот заброшенный уголок никто не забредал. Здесь было сухо и тихо, именно то, что она любила.

Однажды Лиза задержалась на этом бережке немного дольше обычного и увидела волшебство – удивительной красоты закатную феерию.

Понятно, что финальную гастроль отправляющегося за горизонт солнца, декорированную разноцветным цветовым шоу, девочка видела многократно, но основную часть постановки обычно скрывали городские постройки, деревья и неровности пейзажа.

В тот раз она увидела абсолютную гармонию редкостной: чарующей подвижным разноцветьем, неземной, ослепительной красоты, которая была динамичной, подвижной.

Багровое, кроваво-красное, оранжевое, малиновое, пурпурное, фиолетовое с жёлтизной зарево заполняло значительную часть горизонта. Цвета были яркие, сочные. Они переливались, вытягивались, просачивались, смешивались, словно кто-то там, в вышине, орудовал гигантским миксером или перемешивал краски, прежде чем нанести на другое полотно.

Всё это великолепие в полном объёме отражалось в неподвижной глади речной воды, меняло очертания и таяло постепенно, вливаясь одновременно вглубь души сгустками беспричинного ликования и радости.

С тех пор Лиза старалась не пропускать волшебные вечера, которые дарили закатные феерии. Случались такие представления не так часто, как хотелось, и продолжались они совсем недолго, но настроения праздника и счастья обычно хватало до следующего заката.

Самым удивительным во всей этой истории было то, что девочка не просто смотрела на переливы красок, она в них плавала, пыталась руководить движением слоёв и течений, словно дирижёр симфоническим оркестром.

Девочка напрягала глаза и мышцы, перемещая цветную массу, а когда не получалось – плакала, наивно полагая, что не каждому дано стать феей.

Слёзы лились из удивительных серо-голубых глаз, но девочка продолжала попытки смешивать движением души и рук краски, пыталась разлить их по всему небу. Она очень хотела любви и счастья, которые просто обязаны быть цветными и яркими как закаты и рассветы.

Понятно, что ей ни разу не удалось продлить представление.

Именно по этой причине Лиза научилась смотреть закат с закрытыми глазами.

Маленькой фее, а она действительно была крошечная, ни одному юноше в техникуме девочка не доставала даже до подмышек, казалось, что совсем никто её не любит.

Это было обидно, иногда больно.

Мама постоянно твердила, что выглядит Лиза потрясающе. Иногда ей и самой так казалось. Глаза, волосы, гибкий стан, точёная фигурка, дивной глубины глаза. Почему никто не обращает на неё внимания, не замечает этой бесхитростной, скромной, застенчивой красоты?

Мальчишки ухаживали за всеми девочками, кроме неё. Они демонстративно проходили мимо, как бы сквозь бесплотную тень: не дарили цветы, не звали в кино и на танцы, словно не было на Земле такой девочки.

Закат практически растаял, сливал за горизонт остатки потускневших красок, чего нельзя сказать о слезинках, наполнивших до краёв глаза-озёра.

– А ведь эту красоту тоже не замечают, – подумала неожиданно Лиза.

– Сколько вечеров я здесь и ни разу не видела никого, кто восторгался бы сказочным представлением, ослепительной голограммой гармонии мира. Так же точно никто не видит полёт стрекозы и пчелы, музыку дождя, букашку, ползущую по лепестку цветка. Почему? Неужели люди не в ладах со своей душой? Зато восторгаются совершенством модного телефона, брендовой этикеткой чего угодно, размалёванными красавицами с надувным бюстом и распухшими от вмешательства косметических хирургов губами.

Эта мысль засела в голове, не давала покоя. Девочка ещё слишком молода, чтобы понять – истинную красоту способен видеть лишь тот, кто прекрасен изнутри.

Лиза не знала, что с другой стороны поляны, на которой она провожала прожитый день, тихо наблюдает за ней застенчивый юноша, который с осени ходит за ней по пятам.

Ему тоже нравились закаты, но ещё больше сама девочка, только не мог в этом признаться даже самому себе. Так случается.

Для того чтобы на тебя обратили внимание, нужно хотя бы сообщить, что ты есть. Увы, этому его никто не научил.

Лиза постелила на землю резиновый коврик, села и закрыла глаза. Ей было изумительно хорошо, однако слёзы лились и лились.

На землю тихо опустились сумерки, погасив все до единой краски. Зарево в глазах постепенно растаяло. Нужно отправляться домой. Так долго девушка ещё никогда не задерживалась.

Лиза встала, вытерла влажной салфеткой лицо, сложила в рюкзачок коврик и пошла на выход.

Когда поравнялась с каменной аркой, стало совсем темно.

Ближайшие фонари светили довольно далеко. На тропинке впереди вспыхнула зажжённая спичка, послышался разговор. Это были мужские голоса.

Девочка застыла, притихла. Никогда ещё ей не было так страшно. Она сама не знала, отчего тело сковал ужас, а душа вмиг закоченела.

Лиза шла со стороны берега, где виднелось чистое светлое небо. На его фоне прятаться было бесполезно, только она этого не знала.

Огоньки сигарет и голоса двинулись в её сторону. Мужчин было трое.

Сердце девочки сжалось в комок. Она начала пятиться под прикрытие колонн арки, надеясь, что не заметят.

Под ногой предательски хрустнула сухая ветка.

– Не прячься малышка, мы тебя запятнали, – прозвучал в темноте вызывающий, самоуверенный, предельно циничный голос.

– Выходи, не обидим. Нам бы поиграть. Во что ты любишь? Давай в маленькую девочку, которая поздно возвращается домой с корзинкой, в которой лежит славный горячий пирожок. Мокренький такой пончик. А у нас есть сахарная пудра и кое-что ещё.

Лиза отчётливо слышала два голоса. Мужчины гоготали.

Огоньки разделились, двигались в её сторону уверенно. Бежать в темноту по кустам и зарослям было страшно, оставаться на месте просто жутко.

Маленькое сердце пыталось выпрыгнуть наружу, ноги вибрировали, словно на улице был мороз. Девочке казалось, что она задыхается.

– Ну же, малышка, иди к дяденькам. Мы тебя пожалеем, нежно-нежно. Чего боишься, дурашка. Мы самые ласковые мальчики в этом замечательном городе. С нами совсем не страшно. Гоша, да вот  она, за колонну спряталась. Как ты нам удачно попалась. Думали облом сегодня, ни одной красной шапки на горизонте, а ты сама приплыла, золотая наша рыбонька. Сюрприз!

Лизу грубо схватили с двух сторон. Один завернул руку за спину, другой дыхнул в лицо перегаром, больно сжал грудь, обхватил рот слюнявыми губами.

– Успеешь, Марат, тащи эту суку на берег. Вся ночь впереди… надейся и жди. Славная кобылка попалась. Смотри-ка, малютка совсем, а сиськи спелые. Повеселимся на славу. Ты только, куколка, орать не вздумай, без зубов останешься. Усекла? Чё там у неё в рюкзачке? Рот нужно заткнуть. За решётку не больно хочется. Тебе восемнадцать-то есть?

– Какая тебе разница? Главное, что у неё всего, что нужно, в достатке. А пахнет-то как, амброзия.

– Хватит принюхиваться. Я первый. Ты тут на воле каждый день пилоток клеил, а я пятерик на зоне отпахал насухую. Это мой бонус, премия за примерное поведение.

– Чего спорить, брателло, дарю право первой брачной ночи, только не переусердствуй, оставь и мне глоток целомудренной нежности.

– Как получится. Накопил долгов перед женским населением, с этой и спрошу за все одинокие дни и ночи. Надеюсь, ей понравится.

Лиза пыталась вырваться, но силы были неравные. Взрослые мужчины против девочки весом в сорок килограммов.

Гоша, тот, который сходу обслюнявил, вёл себя особенно агрессивно.

Когда малышка начала брыкаться, он пару раз врезал ей в солнечное сплетение, да так, что девчонка задохнулась.

Неизвестно, как бы всё закончилось, если бы не Ирван, юноша, который был невольным свидетелем нападения.

Мальчишка был испуган непомерно. Он испытывал такую степень ужаса перед насильниками, что вполне мог лишиться чувств. Но девочка, милая Лиза, которая была пределом мечты, которую, в этом он был просто уверен, любил.

Колебания Ирвана были недолгими.

На трясущихся ногах он беззвучно преодолел расстояние, разделяющее его и нападавших, предварительно отыскав приличного размера тяжеленный кол.

Ошибиться с оружием было нельзя. Если дубина переломится, если он не сумеет вырубить насильников с одного удара, неизвестно, что могут сделать с ним самим.

Риск был непомерный.

Юноша никогда не дрался. Ударить человека для него – задача немыслимая, но другого выхода просто нет.

По поведению мужчин было ясно, что на половине пути они не остановятся. Что эти нелюди могут сделать с любимой даже думать не хотелось.

Из его глаз текли слёзы отчаяния.

Насильники были увлечены, Ирвина не замечали. Они сами двигались в его сторону.

Мальчишку скрывали кусты ивы.

Страшно. Как же ему было страшно. Хотелось закрыть глаза, спрятаться, но промедление грозит девочке унижением, а ему, ему… о возможных последствиях думать не было сил.

Ирвин напрягся, сосредоточился и с размаха врезал по голове Марата, который шёл первым. Сначала он хотел его пропустить, но интуиция подсказала, что мужчина, выживший в зоне, гораздо опаснее второго.

Удар пришёлся туда, где заканчивается шея и начинается голова. Мужчина упал, как подкошенный. Вместе с ним повалилась Лиза.

Гоша беззвучно метнулся в темноту и пропал. Ирван наклонился к девушке, вытащил кляп изо рта.

– Это я, Ирван, мы учимся в одной группе. Не бойся меня.

Лиза схватила его за руку, – второй, где второй? А этот, что с ним?

– Не знаю, пусть сами о себе позаботятся. Нам бы подальше отсюда убежать.

В это время его схватили за шею и начали душить. В темноте невозможно было разобрать, кто где.

От страха девочка соображала быстро.

– Запах. От насильника пахнет перегаром.

Лиза подползла к мужчинам, принюхалась. Определить Гошу оказалось совсем несложно. Но как помочь Ирвану? Как?

Недолго думая, хоть было ужасно противно, она обхватила насильнику лицо и вгрызлась в  нос.

Раздался душераздирающий, поистине нечеловеческий крик. Мужчина вырвался, оставив во рту Лизы кусок тошнотворного мяса.

Прижавшись, друг к другу, озираясь на каждом шагу, молодые люди побрели в сторону города.

– Лиза, нам нужно идти в милицию. Лучше сразу обо всём рассказать, чем потом оправдываться непонятно в чём. Нас даже могут обвинить. Неизвестно, что стало с тем, первым. Я не слышал, чтобы он двигался.

– Что мы там скажем? Я боюсь.

– Нужно, Лиза. Это в наших интересах. Поверь.

В милиции их чуть не скрутили, настолько чудовищно ребята выглядели. Их одежда и лица были в крови, хотя кусочек носа, оказавшийся зажатым в ладони у Лизы, был совсем чутельный.

После кратких объяснений им дали умыться. Лизу заперли в отдельный кабинет, дали бумагу и заставили написать всё, что помнит. Ирвину застегнули на запястьях наручники, посадили в машину и повезли на место происшествия.

Дежурный стал названивать в больницы, не обращался ли кто по поводу лицевой травмы.

Гошу с откушенным носом вскоре привезли.

Немного позже доставили и Марата. Он был жив, но плохо соображал.

В милиции ребята пробыли довольно долго. За это время связались с родителями, которые за ними и приехали. В этот день они не разговаривали: не отпускало сильное нервное напряжение.

Несколько дней после происшествия ребята не общались. Ни Лиза, ни Ирвин не могли решиться начать диалог.

Оба вели себя крайне странно, словно оба в чём-то виноваты. Наконец молчание прервала девушка. Когда учащиеся после занятий разошлись, она осталась в аудитории. Юноша тоже задержался, прислонился к стене спиной и молчал.

– Я тебе очень благодарна. Спасибо, Ирван! Хочешь. Я сяду с тобой?

Ирван подошёл, довольно долго смотрел ей в глаза, потом решительно обнял.

Через год молодые люди поженились. С тех пор они не пропустили ни одного заката, но долго никогда не задерживались.

Любить красиво

Сапрыкиным завидовали все. Это была поистине идеальная пара.

Виктор Сергеевич, руководитель районного отделения участка железной дороги. Высокий, стройный брюнет с римским профилем. Он отдалённо напоминал Кирка Дугласа, когда тот играл Спартака.

Такие же выразительные тёмно-серые, иногда отдающие голубизной глаза, трогательная ямочка на подбородке, удивительно бархатистый голос и способность рассказывать что угодно так, что все затихали.

Каждая история была подобна спектаклю. Виктор умел передавать голосами и мимикой оттенки характеров, отделять драматические события от сарказма и юмора.

Простые вещи Сапрыкин рассказывал интересно и содержательно. Многие пытались пересказывать его истории, но в чужих устах они теряли яркость и объём.

Виктор Сергеевич всегда и везде был душой компании. Его звали, чтобы украсить вечеринку, потому, что без него мероприятие превращалось в скучную попойку.

Он никогда и никуда не ходил один. Вместе с ним всегда была красавица Светочка, изумительная женщина, на  восемь лет младше мужа. Рядом с супругом она казалась девочкой-школьницей.

Взгляд Светланы, чистый и искренний, излучал любовь и обожание. Она так смотрела на мужа, что все умилялись.

Женщины пеняли супругам, что никогда не видели таких трогательных отношений: ярких, счастливых, простодушных, заразительных, а это обидно, когда у других вагон счастья, а у них ничего.

Виктор Сергеевич обычно нежно держал жену за руку, словно ценнее и важнее ничего в жизни не существует. Света излучала энергию оптимизма, была неиссякаема на идеи, имела исключительную память.

– Светочка, – говорил Виктор Сергеевич, – напомни, пожалуйста, ту историю в Юрмале, я немного подзабыл…

– Её звали Инна Витальевна, а его Ярослав Геннадьевич.

– Да-да, если я чего-то напутаю, поправь, любимая.

Он целовал Светочку в носик или ушко, ласково проводил рукой по овалу лица. Это так выразительно демонстрировало их искренние чувства.

Виктор Сергеевич начинал рассказывать, слушатели замирали. Светочка с восхищением глядела на своего бога.

Супруги любили гулять по вечерам, держась за руки, как обычно это бывает у молодожёнов, хотя прожили вместе довольно долго.

Виктор предупреждал каждое движение молодой жены, гладил тыльную сторону её руки, постоянно прикладывал к своей груди руку, выражая тем самым восхищение юной женщиной.

Довольно часто мужчина нежно обнимал супругу, целовал в лоб и всё время чего-то рассказывал. Все, кто когда-нибудь бывал в одной с ними компании, знали, что слушать Виктора Сергеевича истинное удовольствие.

Светочку он сосватал, будучи уже большим начальником. Она работала в дамском зале салона красоты парикмахером, имела место в общежитии химзавода. Родители её жили в сельской местности недалеко от Владимира.

Именно за скромность она и понравилась Виктору Сергеевичу.

Девушке шла любая, даже удивительно простая одежда. Ей не было необходимости пользоваться косметикой для художественной раскраски. Женщины не могли понять, как Света умудряется так шикарно выглядеть в простых ситцевых платьях, без макияжа и ювелирных украшений.

Двигалась Светочка грациозно, голову и спину держала, словно принцесса. Всегда свежее лицо восхищало мужчин, вызывало зависть у женщин.

Ухаживал Виктор Сергеевич, особенно когда ходил в женихах, с размахом. Все видели, как он трепетно и нежно относился к невесте, а потом к жене. Правда, у них так и не было детей, но так случается: муж был не молод.

Это была, повторюсь ещё раз, идеальная пара. Для посторонних. Никто не знал, что происходит за надёжно изолированными от шума и постороннего внимания дверями шикарной квартиры, которая была обставлена с европейским размахом модной дизайнерской студией.

Дома Виктор Сергеевич моментально становился деспотом. Света, не успев раздеться, становилась перед мужем на колени, чтобы снять, вымыть и начистить его туфли.

Верхнюю одежду муж небрежно бросал на пол, а когда супруга весила её на плечики, скрупулёзно проверял, чтобы нигде не было ни пылинки.

Света стояла перед ним, словно нашкодивший подросток, опустив очи долу. Требовательный муж небрежно поднимал её лицо за подбородок. Убедившись, что всё сделано, как нужно, хлопал по щеке, как это делают хозяева лошадей, общаясь с питомцами.

– Что это было, я тебя спрашиваю? Где ты шлялась пятнадцать минут? Я видел, как следом за тобой отправился Виталий Андреевич. Ты его ублажала, сука? Для этого я вытащил тебя из Володимира, шлюха? Будешь наказана. Иди, готовь ужин, я пока подумаю, как показать, кто ты есть. И не смей реветь. Даже не подумаю жалеть. Хотя… у меня, кажется, есть идея. Иди и заслужи прощение, тварь.

Бархатистый голос Кирка Дугласа превращался тут же в визгливый крик уличного торговца.

– Витя, миленький, я была в дамской уборной.

– Какого чёрта, я тебя спрашиваю! Не могла потерпеть до дома. Где этот урод тебя лапал, где, покажи! Может быть, вы и перепихнуться успели? Спать сегодня будешь на раскладушке. И не вздумай перечить. Я голоден. Живо собрала на стол, дрянь подзаборная. Выгоню вон!

Виктор Сергеевич топал ногами, брызгал слюной.

Светочка бежала на кухню. Глаза её наливались влагой, но она не плакала. Слёзы выводили мужа из себя настолько, что за них он мог ударить, а то и отправить ночевать в ванную.

Жена его боялась и ненавидела, особенно в такие минуты, но изменить что-либо было ещё страшнее.

Супруг ходил по комнате, словно медведь в зоопарке, курил, стряхивал пепел на пол.

– Я тебе покажу, тварь, как мужу перечить!

Не раз и не два Виктор Сергеевич прижигал Светлане ладони дымящимися окурками. Потом, конечно извинялся, говорил, что она намеренно вывела его из себя неприемлемым для жены уважаемого человека поведением.

Сейчас он ждал, когда Света накроет стол. Пепел стряхивал прямо на пол: любил, когда супруга униженно ползает, убирая грязные следы циничного хамства. Его любимым занятием было задирать подол и звонко, с оттяжкой, хлопать жену по заду.

– Какого чёрта я должен ждать, пока ты растелишься? Я же сказал, что голоден.

Немного погодя, поужинав, он звал супругу к себе. Ему ужасно нравилось, когда та униженно извинялась, устроившись на полу, положив голову ему на колени.

Виктор Сергеевич гладил её по голове, – стараюсь для тебя, стараюсь, никакого уважения. Ты уж как-нибудь усвой, дорогая, чего я от тебя жду.

Дальше он сползал с кресла, вставал на колени, принимался целовать её лицо, руки.

– Как же я люблю тебя, родная. Но это совсем не значит, что можешь забыть, из какого дерьма я тебя вытащил.

На вечер у него заготовлено ещё одно представление, на этот раз эротического характера. Потенция у Виктора Сергеевича была довольно слабая, а желание доминировать – гипертрофированное, запредельное.

За свою несостоятельность он мстил Свете изощрённо: старался сделать больно и обязательно унизить.

Почему жена всё это терпела? Неужели лишь из страха потерять достаток?

Засыпал муж быстро. Во сне он совсем не был похож на Спартака.

Света тихонечко вставала, на цыпочках пробиралась на кухню и плакала.

Утром, когда чинно провожала мужа на службу, выглядела удивительно счастливой и как всегда свежей.

Никто и подумать не мог, что перед ними семейка шутов, лицедеи, жизнь которых была праздником исключительно для зрителей.

Вы думаете, что это сказка?

Увы, практически каждая семья за дверями дома тщательно оберегает свои скелеты, в то время, как на публику играют вполне симпатичный спектакль, вызывая восторги и аплодисменты окружающих.

Это совсем не значит, что счастливых семей не бывает, однако подобный факт заставляет задуматься, когда видишь трогательные романтические отношения.

Сумасшедший оргазм

Что именно заставило Лену изменить маршрут, по которому она возвращалась с работы, теперь уже не припомнить. Единственное, что приходит в голову: задумалась, потому, что накануне познакомилась с молодым человеком, к которому моментально примагнитилась мыслями.

Лёша работал в их кампании, она его знала визуально, но прежде не обращала внимание.

И вдруг… между ними проскочила искра.

Мальчишка посмотрел на Лену как-то особенно, отчего по телу побежали мурашки и участился пульс.

Юноша смотрел и смотрел, а Лена млела, чувствуя, как слабеют ноги, как приятно обносит голову. Такое с ней происходило впервые.

Несколько дней девушка, очарованная сладостным впечатлением и накатывающими волнами ярких эмоций,  раскручивала карусель мыслей, поднималась и спускалась на волнах чувственных переживаний.

Что происходило с юношей, Лена не знала, но он стал попадаться в поле зрения чаще и чаще. В глазах его сверкали искорки волнения, а внешний вид и направление взгляда говорили о том, к кому именно Лёша испытывает интерес.

Леночка летала на крыльях.

Нет, пока ещё не любви, но уже яркой влюблённости.

Юноша видимо тоже был застенчив и неопытен, потому, что шаги к сближению не предпринимал. Молодые сотрудницы  подтрунивали над ней, вызывая у юной леди удушье от стыда и волнения.

В тот день, надо же было такому случиться, Лёша решился подойти и пригласить Лену в кино.

У Леночки кружилась голова от предвкушения счастливого свидания. Она была пьяна, представляя эту замечательную встречу. Её мысли были заняты тем, как это будет происходить.

Девушка в воображении перебирала наряды, сочиняла причёску, которая должна юноше понравиться. Лена волновалась. Буквально вчера на лбу неожиданно высыпали прыщики. Она купила в аптеке волшебное средство, которое, увы, не помогло. Ещё девушка надломила ноготь.

Леночка казалась себе ужасно непривлекательной, слишком обычной для такого замечательного юноши. Лёша работал программистом, одевался не изысканно, но дорого и модно, во всяком случае, в сравнении с ней.

Девушку никогда не интересовали современные модные тенденции, косметика и парфюмерия, да и средств на то, чтобы быть современной, не хватало. Как Лёша отнесётся к тому, что она обыкновенная, непохожая на шикарных девчонок, которые элегантно дефилировали по коридорам фирмы?

Конечно, ей было не до того, чтобы заметить, что вместо обходной дороги вдоль ограды парка она пошла по пустынным в будний день тёмным аллеям.

Мужчина выскочил из кустов за её спиной, завернул руку за спину, зажал рот плотной тканью, зафиксировал так, что Лена не могла пикнуть. Тело моментально сковало леденящим душу холодом и страхом.

Дядька был на голову выше, очень плотный, мускулистый. Лена чуть было не потеряла сознание. Её существо охватила паника.

У негодяя оказался удивительно приятный голос. Говорил он монотонно, не повышая и не понижая интонацию, очень уверенно, что совсем не удивительно при его силище.

Лена поняла, что от намеченного плана насильник не отступится, что окончательно сковало волю.

– Советую не сопротивляться. Объяснять долго не буду, зачем ты мне понадобилась. Грабить не собираюсь. Если будешь паинькой, бить не буду. Тебе решать, милая, какими краями мы с тобой разойдёмся. Для обоих лучше, если полюбовно. Обещаешь не орать и не сопротивляться, отпущу в целости и сохранности, но для этого придётся постараться. Я в тебя верю. Жду ответа.

Лена кивнула.

– Значит, договорились? Смотри у меня. Если что – зашибу. Побереги свою красоту. Теперь медленно поворачивайся. В глаза не смотреть. Медленно, я сказал.

Мужчина мёртвой хваткой взял Лену за руку, повёл вглубь зарослей.

– Надо же, как повезло. Молодая, ядрёная. Кровь с молоком. Готов был любую грымзу трахнуть, а тут такая прелесть. Извини, подруга – замуж не возьму, даже если залетишь. Мне жениться нельзя. Ласки и нежности от тебя жду в обмен на мою лояльность. Обещаю – получишь сказочное удовольствие, если перечить не станешь.

Найдя укромное место, гигант швырнул на землю кожаное пальто, под голову подложил свой свитер.

– Лучше, если сама разденешься. Я человек грубый, могу порвать твои дорогие чехлы. Да быстрей, красотуля, у меня вены от напряжения лопаются.

Лена не могла ничего делать быстро, а насильник трясся от нетерпения: лапал волосатыми ручищами грудь, залезал между ног, лез целоваться.

От первого поцелуя Лену едва не вырвало.

Дядька повалил девочку навзничь, как клещами схватил за щиколотки, развёл ноги в стороны и мощно вошёл.

Увидев в глазах Леночки ужас, понял, что оказался там первым, тут же заткнул рот поцелуем, отчего девочка чуть не задохнулась.

Остановить насильника ничего уже не могло: он вгрызался в молодую плоть с таким остервенением, словно прежде несколько лет исполнял обет воздержания.

Самым ужасным было то, что Леночка раз за разом куда-то улетала.

Её накрывали волны безумного удовольствия.

Были моменты, когда девушка яростно сжимала насильника бёдрами, двигаясь в такт его грубым фрикциям во встречном направлении.

Позднее она узнала – это были оргазмы, что доставляло девушке ужасные переживания.

Она страдала: от угрызений совести, от чувства вины, от невыносимого стыда. Получалось, будто бы ей понравился процесс насилия.

Леночка была возбуждена ещё несколько дней, вновь и вновь переживала процесс совращения, вызывала в памяти раз за разом особенно чувственные моменты.

На Лёшу девушка не могла смотреть без содрогания. Она не понимала, что чувствует по отношению к нему после случившегося. Разве она виновата в том, что была изнасилована?

Насильника она вспоминала постоянно, но настоящей ненависти к нему не испытывала, что было нелепо и странно. Более того, она мечтала вновь почувствовать то же самое.

Ей было жалко себя, Лёшку. Леночка страдала, переживала.

Вечера девочка проводила в интернете, искала таких же изнасилованных девчонок. Ей казалось, что только психически ненормальные могут чувствовать то, что испытала она.

Долгое время попадались воспоминания, наполненные страхом и ненавистью, но случалось найти откровения и о подобных случаях.

Позже Леночка нашла комментарий психолога под одной из таких исповедей.

Он писал, что возбуждение  при изнасиловании совсем не означает, будто жертва испытала удовольствие. Это спонтанная физическая реакция организма, сродни страху. Мощный выброс адреналина запускает цепь реакций, позволяющих спасти самое ценное – мозг, который пытается подобным образом защитить сознание от возможного сумасшествия.

Оргазм, даже множественный,  вовсе не означает, что нападение было приятным сюрпризом. Это адаптивная реакция, позволяющая выжить.

Ответные реакции, когда жертва якобы помогает себя насиловать, в том числе и обильная смазка, лишь попытка мозга ослабить травмирующие последствия для половых органов и психики.

Пострадавшие женщины, не знающие таких деталей и подробностей, принимают импульсивные реакции организма за истинное наслаждение и испытывают комплекс вины.

Ход их мысли таков: я развратная, похотливая, легкомысленная, мерзкая, мне не место в обществе нормальных людей.

Сами понимаете, до чего такие самообвинения могут довести.

Лёша оказался настойчивым. Он видел, что с девочкой происходит нечто ужасное, настолько, что она не может ни в чём признаться.

Юноша делал маленькие шаги навстречу: оставлял на рабочем столе букетики цветов, открытки, шоколад, пирожные, старался не мозолить Леночке глаза.

Девочка не могла видеть, как любимый страдает, даже не ведая причины её странного поведения.

Их отношения возобновились, но без физического контакта. Так продолжалось около года.

По вечерам Лена общалась на форумах и в чатах, с такими же, как сама пострадавшими, потихоньку обретала спокойствие и уверенность.

Единственным последствием травмы были сновидения и просто видения, от которых Лена испытывала возбуждение. Это было её постыдной тайной.

Однажды девушка всё же решилась рассказать Лёше правду, что было совсем нелегко.

Она несколько раз останавливалась, не в силах продолжить признание, но тянуть бесконечно невозможно.

Леночка видела, как Лёша её любит. Наказывать его дальше было нельзя, даже безнравственно.

Любимый отнёсся к инциденту с пониманием.

Вскоре состоялась свадьба. Родился сын.

Внешне их жизнь выглядела идеально. Лена любила своего Лёшика безумно.

Увы, его, а не его тело.

Во время слияния Леночка каждый раз представляла, что её насилуют, только так она испытывала оргазм и эйфорию.

Это было её мучением, пожизненным крестом.

Жена-любовница

Подвижно мерцающее пламя свечей, двигающее декорации, то медленно, то быстро меняющее объём и декорации, создавало иллюзию вращения.

Тишина позволяла слышать размеренное падение капель из неисправного крана.

Марина, растрепанная, возбуждённая, в прозрачном пеньюаре сидела на кухне. Четвёртый подряд бокал вина, бесконечный поток слёз.

Влюбилась! Как девчонка влюбилась в собственного мужа… пусть и бывшего.

Двадцать минут назад он ушёл после прекрасно проведённого вечера и волшебного секса.

Такой страсти, такого безумия, одержимого желания чувствовать мужчину внутри она не помнила.

Не было никогда такого. Не было и всё.

Марина не ожидала от себя такого азарта, такой запредельной, неистовой чувственности, тем более с ним, с мужчиной, которого ненавидела.

Откуда появилась противоестественная, поистине звериная ненасытная похоть, удовлетворить которую так и не получилось?

Совокуплялись как безумные.

На Серёжкиной спине даже следы остались от её ногтей.

Марина всхлипнула, но рукой изобразила нечто жизнеутверждающее: мол, да, йес, я это сделала!

Чего именно? Увела у соперницы? Так нет же, он к ней ускакал, стоило только позвонить.

Тем не менее, это был удивительный вечер, возможно, самый лучший за последние несколько лет.

Тогда к чему слёзы?

Марина не могла осмыслить, понять, чего хочет на самом деле.

Утром бывший муж позвонил, слёзно просился в гости.

Марина начала с ним встречаться, соблюдая тайну свиданий для всех, даже для детей, около месяца назад, спустя немного более года после скандального развода.

Он сам подошёл, сам заговорил, вёл себя во время той встречи неуверенно, застенчиво.

Вопреки желанию врезать Сергею по роже, Марина его выслушала. Ещё более странным стало то, что сердце ёкнуло, начало выпрыгивать из груди. Захотелось прижаться к нему, разрыдаться.

Почувствовала, что ещё секунда и не выдержит напряжения. Показывать свою слабость совсем не хотелось.

Марина продышалась, стараясь делать это незаметно, изобразила, будто в глаз что-то попало, и ушла, пытаясь двигаться красиво. На самом деле было невыносимо сильное желание остаться, поговорить.

– О чём, чёрт возьми? Сергей предатель, изменник. На самом деле я его не выгоняла. Три года водил меня за нос, три года жил одновременно с двумя женщинами. Бросил меня и детей именно он. Каково после такого броситься предателю на шею! Нет, нет и нет! Похотливый кобель, скотина, животное, – возражала Марина сама себе с возмущением, но тело и что-то очень сильное снаружи не желало считаться с давней обидой.

В памяти всплыли самые изумительные моменты счастливого супружества.

Марина представила себе первый поцелуй, Серёжкины ласковые руки у себя на груди, когда голова шла кругом.

Захотелось, ох как захотелось тепла, ласки. Ведь они по-настоящему любили друг друга.

На следующий день Сергей ждал её возле проходной с букетом ландышей.

Марина изобразила на лице брезгливость, отвернулась, прошла мимо. Сергей догнал, встал на колени, обхватил, прижался к животу на глазах у всех. Впрочем, в этой организации она работала всего месяц. Его, да и её, никто не знал.

Руки сами собой нырнули в его шевелюру, из глаз хлынули слёзы. Сергей долго утешал, просил прощения, говорил о любви, о том, что сожалеет о случившемся.

Сначала сидели в скверике, потом в кафе. Во время встречи бывшие супруги избегали разговоров о разводе, предательстве. Сергей рассказывал что-то смешное, Марина его не слышала.

В голове стоял белый шум, перекрывающий речь, думало скорее тело.

Женщина никак не могла сосредоточиться: любила и ненавидела одновременно.

Расстаться, уйти не было сил.

Иногда в сознании всплывали злорадные нотки, – приполз, скотина, нагулялся! Понял, кто я, кто она. Тут же её накрывала волна странной нежности, хотелось близости, позволить которую Марина не могла: не тот характер.

Расстались за два дома до квартиры.

Марина не хотела, чтобы кто-то увидел их, чтобы поползли глумливые сплетни. На каком-то уровне восприятия контакт состоялся, но похож он был скорее на первое знакомство. Прикасаться к себе она не позволила.

Почти месяц  чуть не ежедневно Сергей приходил на свидания. Всё это время он не позволял себе вольностей. О желании обнимать, целовать, разве что намекал.

И вот они встретились.

Детей Марина отвела к родителям. Весь день прихорашивалась: парикмахерская, маникюрный салон. Купила дорогое  бельё, эротический пеньюар, тот самый, что сейчас на ней, приобрела в магазине для взрослых возбуждающие духи со странным запахом.

Весь день женщина переживала, сомневалась, стоит ли возобновлять отношения, которые так нелепо и гадко канули в Лету меньше года назад, чувствовала себя как перед самым первым в жизни свиданием, словно не жила с Сергеем двенадцать лет.

Сейчас Марина даже вспомнить не может, что происходило с момента его прихода до минуты, когда зазвенел злополучный телефон.

Серёжкина нервозность, спешное бегство, ощущение, словно что-то крадут, больно кольнуло.

Они даже за стол не садились, до того изголодались по сексу. Кажется, что слились практически сразу, как только дотронулись друг до друга.

Пришёл муж, или любовник теперь, в сумерках, чтобы не вызывать нездорового интереса у соседей. Сейчас немного за полночь, значит, вместе пробыли почти четыре часа, которые пролетели, как одна минута.

– Хорошо ли мне было? Ещё бы!

Марина дотронулась до возбуждённого соска и застонала. Но ушёл-то Сергей к ней,  к разлучнице.

– Что же происходит? Получается, что мы с этой Светкой поменялись ролями. Забавно. Ну и пусть. Пусть теперь она почувствует, каково это, когда муж спит с тобой и с любовницей. Кстати, теперь Сергей любит меня гораздо сильнее. Во всяком случае, прежде он так не возбуждался.

Марина плакала и стонала, стонала и плакала. Ей было хорошо и плохо одновременно.

Женщина сама себя не могла понять.

Прошлое вернуть невозможно, оно уже никогда не сможет повториться. В таком случае что происходит? Почему она чувствует себя словно рождённой заново?

– Неужели я действительно влюбилась? И как теперь с этим жить? Встречаться тайком, скрываться или попытаться вернуть Сергея обратно? А что, если взять отплатить разлучнице той же монетой: прийти и сообщить, что мы любовники?

В этот момент Марина почувствовала, что упустила нечто важное. Но что именно?

– Что-что? Что! Господи, мы же не предохранялись!

Иллюзия счастья

В сквере было безлюдно, ветрено. Вера продрогла, но идти домой не хотела.

Сидела, нахохлившись, с закрытыми глазами, пыталась ни о чём таком не думать, что получалось скверно. В голове не укладывалось, как беспредельное счастье обернулось изнаночной стороной. Ведь так замечательно всё складывалось.

Жизнь изначально её не баловала: трагическая гибель отца, когда была ещё малюткой, полунищая жизнь с мамой, потом неожиданная её болезнь, долгие скитания с ней по больницам, смерть, похороны.

Тогда ей было почти восемнадцать. Именно по этой причине Вера не попала в детский дом.

Оформить квартиру на себя помогли родственники папы, на этом общение с ними закончилось. Видимо не желали видеть её, как напоминание о погибшем сыне.

Работала, училась в техникуме на вечернем отделении. Там и влюбилась впервые в жизни в мальчишку из глубинки.

Откуда ей было знать, что его лишь квартира интересовала. Оказалось, что в деревне у него девушка и ребёнок. Но о том позже узнала.

Около года Лёшка изображал страстную любовь, ухаживал, заботился. Потом разводиться надумал.

Циничность и жестокость проявились внезапно. Скандалы вскоре перешли в рукоприкладство. Потом муж привёз и поселил в квартире свою женщину и её ребёнка.

Жильё пришлось разменять с доплатой.

Лёшке по суду досталась однокомнатная квартира, Вере – комната в коммуналке.

Шесть долгих лет ушло на то, чтобы переселиться в отдельную квартиру.

Экономить приходилось на всём. Ни о каких отношениях не было речи. Вера даже подруг держала на расстоянии. Слишком тяжело дался первый опыт безграничного доверия.

Пожив немного отдельно, Вера оттаяла. Природа настойчиво требовала любви.

Евгений Петрович был холост, жил в однокомнатной квартире. Он нравился и не нравился одновременно: неприятные и вовсе скверные привычки мужчина имел в избытке.

Однако одиночество терпеть тоже было невыносимо.

Вера долго прикидывала, как реагировать на ухаживания, никак не могла решиться, чтобы связать жизнь с человеком, которого не любит. Тем не менее, отношения с соседом обрели поступательный вектор: совместные чаепития на её территории, цветы, долгие беседы, откровенность, робкие прикосновения.

Евгений был грубоват, но учтив, честен и щедр.

С некоторых пор Вера изредка оставляла его на ночь. Спустя время Евгений Петрович настоял на свиданиях в его квартире.

Лучше бы сразу отказала.

У себя дома Евгений Петрович чувствовал себя хозяином. У него были чёткие установки и правила, отступление от которых каралось молчанием и отлучением от тела.

Он мог запросто вытащить Веру за шкирку из постели в самом разгаре любовной игры, заставить одеться и выставить за дверь, ничего не объясняя.

Мужчина часто пропадал на несколько дней, потом объявлялся.

Изголодавшаяся по общению Вера рассудила, что на безрыбье и рак рыба, пока не почувствовала серьёзный дискомфорт внизу живота.

Пришлось идти к врачу, поскольку зуд и выделения не давали покоя.

Тот диагноз, который ей озвучили, поверг в шок.

Пришлось унизительно подробно рассказывать, как и где могла подхватить неприличную болезнь.

Дальше было ещё хуже: у Евгения Петровича оказалось одновременно больше десятка невест.

Как же ей было обидно и стыдно, словами не передать. Однако всё проходит. Со временем забылся и этот унизительно болезненный эпизод.

Вот только… но, это неточно, доктор сказал, что детей у Веры, скорее всего, не будет. Инфекция что-то жизненно важное разрушила.

После тридцатилетнего юбилея одиночество превратилось в наказание, в кару. Вера ждала любви, но взаимности обрести не получалось. Внешность и фигура тем временем приобретали кое-какие дефекты, возможно не очень значительные и заметные, но крайне неприятные.

Женщина начала тихо паниковать, взялась читать любовные романы запоем, смотреть сериалы, что ещё больше делало её несчастной.

Мужчины Веру замечали, некоторые даже добивались, но у каждого из них было смутное прошлое и таинственное настоящее.

Почти все претенденты на любовь были женаты,  несчастны в браке, любили залить за воротник или оказывались альфонсами.

Как правило, женихи прокалывались довольно быстро. Лишь с одним из них Вера прожила достаточно долго, почти два года, пока не поймала на двойной жизни.

С ней любовник жил по поддельному паспорту, занимался кражами, скрывался от суда.

Как только правда вскрылась, мужчина из заботливого и любящего человека превратился в жестокого насильника.

Вера и сейчас вздрагивает, когда вспоминает страх и унижения, которыми он с ней расплатился. След от его любви до сих пор отчётливо виден на подбородке.

Из-за страшного сожителя пришлось уехать в другой город. Трагические воспоминания и теперь, спустя столько времени, вызывали панический страх.

На новом месте пришлось налаживать жизнь с самого начала.

Вера пропадала на работе, не считаясь со временем, попутно получила институтский диплом. Из рядового работника выросла до руководителя отдела. Отремонтировала и обставила квартиру.

Со стороны можно было подумать, что она счастлива, но людей смущало странное для успешной женщины с приятной наружностью, обеспеченную и успешную, с удивительно добрым характером, неоправданное ничем одиночество.

Нелепые слухи, выставляющие Веру в немыслимо неприглядном свете, росли и множились. Ей приписывали связи с криминалом, тайное сожительство с женатыми мужчинами, фригидность, психические заболевания, проституцию.

Иногда вздорная ложь доходила до Веры, выводила её из равновесия, даже ввергала в депрессии.

Жить после всего, чем медленно уничтожала судьба, не хотелось. Не раз и не два появлялось желание уйти в небытие.

Вечерами Вера горько плакала в полной темноте, пока не засыпала в неудобной позе, так и не добравшись до постели.

Она, было, совсем отчаялась, когда в книжном магазине к ней подошёл симпатичный мужчина в безупречно сидящем костюме.

Кого-то он ей смутно напоминал, но предчувствия имели позитивный оттенок.

Человек приветливо улыбался, внимательно вглядывался в глаза.

– Разрешите представиться, Константин Игоревич. Я за вами наблюдал. Тайно. У вас  безупречная грация, выразительное лицо, поразительно живая мимика, а какие руки. Очарован. Очень жаль, если окажется, что вы замужем.

Мужчина протянул Вере книгу, – это вам, она оплачена, чек внутри. И записка с номером телефона. Если решитесь, позвоните, буду весьма признателен. Познакомиться с такой симпатичной женщиной для меня большая честь.

– Извините, Константин Игоревич, не могу принять подарок от незнакомого человека.

– Не отказывайтесь. Что, если это судьба? Я, знаете ли, сам противник случайных знакомств, но мимо вас не очаровавшись пройти невозможно. Вы прелесть… богиня, нимфа. Не смущайтесь, нисколечко не преувеличиваю. Заметил, какую именно литературу вы смотрите. Это совсем другое. Стихи. Афанасий Афанасьевич Фет. “На заре ты её не буди, на заре она сладко так спит; утро дышит у ней на груди, ярко пышет на ямках ланит. И подушка её горяча, и горяч утомительный сон, и, чернеясь, бегут на плечи косы лентой с обеих сторон.” Любите стихи?

– Раньше любила, была в некотором роде лириком и романтиком. Жизнь заставила стать реалистом-прагматиком, в некотором роде формалистом и циником.

– Вас обидели. Разочаровались в жизни, решили, что всё хорошее позади и вообще… ослепительный бал не для вас. Уверяю, это совсем не так. Жизнь прекрасна, могу в этом убедить, но сделать это за пять минут в магазине невозможно. Разрешите пригласить вас, можно поинтересоваться именем дамы?

– Вера.

– Господи, Верочка, какое замечательное имя. Как оно вам к лицу. Вдвойне очарован. Разрешите пригласить вас, вы кофе больше любите или чай?

– Константин Игоревич, давайте сделаем так: я буду пить чай, а вы кофе, или наоборот, но и вы, и я у себя дома.

– Замечательная идея. Только вы никогда не узнаете, какая вы прелесть. Вас не сумели оценить, это очевидно. Не откажите в удовольствии почитать вам стихи. У меня есть лирика  собственного сочинения.

– Хорошо, читайте, у меня есть немного времени.

– Прямо здесь? Это неудобно.

Оказалось несметное число тем, волнующих того и другого.

Разговорились.

Чай, кофе, чуть позже сухое вино: достойное начало романтических отношений. Вера поняла, не умом, сердцем, что именно его искала всю жизнь.

Неожиданно Константин Игоревич начал оглядываться на часы. Оказалось, назначена важная встреча.

Неделю Вера читала Фета, вникала в строки, в которых переплетались любовь, страсть, сомнения, переживания, сожаления. Эмоции и чувства казались живыми. Вера представляла Константина Игоревича, который читает стихи.

Он не звонил, хотя номер телефона записал.

Неделя. Целую неделя и никаких вестей.

Работа не шла на ум. Вера переживала. Перед глазами стояла голограмма человека, который дал и тут же отобрал надежду на счастье.

Мужчина появился неожиданно.

Лицо, жесты, поза: всё указывало на то, что он огорчён, расстроен.

Константин Игоревич оказался честным и искренним. Он во всём признался, глядя в глаза, ничего не утаивая.

Рассказал про жену, про двух сыновей, про слишком сложные отношения. Правда, всё это он поведал Вере уже в постели, после того, как она трижды падала в бездну страсти и возвращалась обратно счастливой.

Отказать любимому не было ни сил, ни желания. Сколько можно рассуждать на темы морали, если жизнь не желает считаться с такими категориями человеческих отношений?

Константин Игоревич тепло отзывался о жене, только отмечал, что она курица и наседка, что совсем не понимает его стремлений и целей, возвышенных, грандиозных.

– Ей бы нужен кто-то проще, кому нет дела до совершенства и гармонии, но перст судьбы распорядился так, а не иначе. Приходится мириться, выравнивать потенциалы.

Понятно, что Вере было не очень приятно слышать, как любимый обсуждает жену, пусть даже доставляющую неприятности и хлопоты, но стремление быть желанной и нужной гасило этот незначительный дискомфорт.

Зато как он описывал отношения с сыновьями. Любил отпрысков до потери пульса.

Мужчина водил Веру на выставки, в театры. У него оказалось масса знакомых в сфере искусств, начиная от художников и скульпторов, заканчивая солистами в церковном хоре.

Женщина пребывала в эйфории. Она отдавалась ему в часы досуга самозабвенно, с радостью. Ей доставляло наслаждение практически всё, что тот Костя говорил и делал.

К сожалению, он слишком часто и подолгу был занят.

Вера увлеклась не на шутку.

Теперь она повзрослела, многое видела и слышала, умела сопоставлять, анализировать, даже уступать.

Люди встречаются, женятся, разбегаются. Каждый имеет право на ошибку. Почему же она должна отказывать Константину Игоревичу в такой малости, как отсутствие верности нелюбимой жене?

В конце концов, он просто живой человек, который не может не ошибаться.

Вместе они проводили массу времени. Костя дарил подарки, всё чаще оставался ночевать. Любовник он был отменный.

Вера радовалась, хотя чувство вины, неполноценности отношений подступало довольно часто.

Их судьба была решена не ими, женой Константина Игоревича, которая сначала терпела и плакала, потом не сумела сдержаться – с позором выставила неверного мужа за дверь.

Верочка была на седьмом небе от счастья: наконец-то исполнилась мечта всей жизни.

Она и он, любимый мужчина, что может быть прекраснее?

Женщина порхала в попытке угодить Косте как бабочка над цветком. Спрятать счастье было невозможно.

Месяц или около того любовники не вылезали из постели. Цветы устилали пол возле кровати, фантики от конфет и бутылки от марочных вин валялись повсюду.

Немного погодя начали поступать претензии. Сначала робкие, одиночные, немного позднее массированные, практически очередями.

Вера, оказывается, не так прибирается, небрежно стирает, абсолютно не умеет готовить, гладить.

– Это что, суп? Да его даже свиньи жрать не будут. А рубашки, они же серые. Я с солидными людьми встречаюсь, они думают, что я сам стираю. И вообще, какого чёрта ты не можешь запомнить, где что лежит? Ещё раз найду свои вещи не на том месте…

– Костя, я стараюсь. Ты же знаешь, я занята не меньше тебя. У меня сорок человек подчинённых и серьёзные обязанности. Я ни разу ни от кого не слышала, что мои платья несвежие, а сама я выгляжу неопрятной.

– Не смей со мной спорить. Мариночка успевала делать всё.

Константин Игоревич всё чаще раздражался по поводу некачественно выглаженных и недостаточно белых рубашек, от белизны и свежести которых зависит его карьера и заработок.

Его бесило всё. Вера пыталась угодить, из этого ничего не выходило.

Её  всегда устраивал творческий беспорядок. Если вещи были разложены по полочкам, она путалась, ничего не могла отыскать, что нарушало гармонию, выводило из себя.

Вера всё чаще плакала, иногда прикладывалась к спиртному, иначе восстановить равновесие не получалось.

Усилия по поддержанию порядка лишили главного в жизни: времени на чтение книг, посещение выставок и театра не оставалось. Редкие встречи с новым мужем в постели перестали приносить радость.

Константин Игоревич банально, без вдохновения, выполнял супружеские обязанности и сразу засыпал.

Вечерами им не о чем стало разговаривать.

Вера всё чаще вспоминала, как они познакомились, как он был заботлив и ласков, сколько было тем для разговоров.

Константин Игоревич стал груб, раздражался по любому поводу. На его тумбочке появилась фотография близнецов с мамой.

Не так давно он называл эту женщину курицей и наседкой, не хотел ничего о ней слышать. Теперь, когда диалог выливался в скандал, Константин Игоревич всё чаще приводил в пример чуткость, хозяйственность и выдающиеся способности бывшей жены.

Вера сидела на заиндевелой скамейке, не в силах сдвинуться с места, хотя чувствовала, что ещё немного и заболеет.

Какая разница, сможет она выйти завтра на работу или нет, если жизнь и на этот раз оказалась миражом? Всё рухнуло. Она так и не сумела создать семью.

Женщина тянула с возвращением домой, хотя окончательное решение вызрело, альтернативы ему не было.

Необходимо немедленно расстаться. Нельзя устраивать счастье за счёт несчастья чьей-то жены, матери, бог знает кого, но не своего.

Единственно, чего Вера не могла однозначно решить, нужно ли и на этот раз уезжать из этого города, есть ли для неё место на этой неласковой для неё земле?

Почему так происходит? Ведь всё сложилось как нельзя лучше: любовь, доверие, страсть. Наконец-то она почувствовала себя любимой.

Впрочем, это было и в первый, и во второй, и в последующие разы, когда она влюблялась на всю жизнь.

Вера и тогда была счастлива, но совсем недолго.

Неужели так у всех?

Судьба по наследству

Как романтично начинались отношения, какое яркое светило солнце на абсолютно чистом небе бирюзового цвета.

Воздух был упоительно свеж, вода в реке искрилась брызгами от взмахов вёсел.

Нина смотрела на любимого зачарованным взором.

Немного покатавшись на лодке, заплыли в заводь, в самые камыши, где их уединение толпой окружили кувшинки.

Тишину нарушал лишь шелест крыльев разноцветных стрекоз, зависающих над водой.

Они целовались, целовались, целовались. Потом смотрели в небо, рассуждали обо всём и ни о чём.

Саша положил голову на колени спутницы, закрыл глаза. Как приятно запускать руку в шелковистые волосы, смотреть на него, засыпающего, млеющего от избытка чувств, оттого, что Нина баюкала, как мама малыша.

Не было нужды говорить. Без этого было хорошо, потому, что она с ним, он с ней.

Вскоре любимый засопел.

Нина оберегала его сон, отгоняла надоедливых мошек, даже когда затекли ноги, боялась пошевелиться.

Спал милый совсем недолго, но за это время произошло столько всего, внутри и снаружи, что из переживаний и грёз можно было составить десяток романов по несколько томов каждый.

Девушка прожила за несколько минут дюжину разнообразных жизней, одну интереснее и содержательнее другой.

Она была абсолютно счастлива.

Только было всё это совсем в другой жизни.

Ни один из сценариев, которые Нина тогда представила, не сбылся. Жизнь потекла иначе, избрав для странный ракурс, пробивая русло среди каменистых оврагов по пересечённой местности.

Любовь. Была ли она?

Оглядываясь назад, Нина не может с уверенностью сказать, что знала тогда, что это такое.

Что-то определённо было. Это что-то выглядело сказочно прекрасно.

Что такое предательство, впервые она узнала спустя восемь месяцев, когда до рождения первенца оставалось всего ничего.

Совершенно случайно Нина оказалась невольным свидетелем измены. Главное, с кем.

Гуляла, медленно переступая походкой отяжелевшей утки, почувствовала тошноту и головокружение. Присела на скамеечке возле подъезда, где на первом этаже жила единственная подруга,  практически член семьи.

Улучшения самочувствия не наступало. Напротив, начало колотиться сердце, спазмом сжало лёгкие, судорожно сокращались мышцы живота.

Нина зашла в подъезд, ноги сделались ватными. Лишь опасение повредить плод дало силы, чтобы не упасть немедленно.

Немного придя в себя, женщина двинулась к квартире Леночки, попыталась позвонить, но тут  основательно скрутило живот.

Пришлось опереться о дверь, которая оказалась незапертой. Сил кричать, чтобы оповестить подругу о своём присутствии, не было.

Нина неуверенно двинулась в единственную комнату, где и застала неприглядную картину.

Сашка, со спущенными портками, мощными толчками входил в Ленку, та извивалась и стонала.

Что происходило дальше, Нина не знает, потеряла сознание.

Подруга и муж потом убеждали, что ничего подобного не было, что это галлюцинация, токсикоз беременной.

Возможно, так и было, но через месяц, когда Нина уже родила, Ленка ходила на аборт.

Подруга хотела скрыть этот факт, однако доброхоты с гадкой ухмылкой, явно осведомлённые, кто виновник незапланированной беременности, доложили.

Сашку Нина простила, во всяком случае, попыталась это сделать, не растить же ребёнка одной, с подругой рассталась.

У неё тогда времени ни на что не оставалось. Мальчишка родился болезненный, капризный, но очень сильный. Мишутка с остервенением грыз её грудь, неоднократно откусывал соски, с корнем рвал волосы на голове, царапал до крови.

Хроническая усталость, бессонные ночи, миллион бытовых обязанностей, психическое напряжение: именно так выглядели тогда Нинкины будни.

Времени и сил на саму жизнь оставалось всё меньше. Про любовь и секс  в этот период она просто не думала, не до этого было.

Сашка тогда учился в школе милиции. Его она видела реже и реже.

Чем он занимался, чем жил, было для Нины неведомо. Потенция и темперамент у мужа всегда были отменные. Вряд ли он терпеливо переносил сексуальную блокаду как монах-отшельник.

Ревновать она не могла, ресурсы организма полностью забирал сын. Мысли о том, как Сашка переносит временное безбрачие, посещали иногда, но оформить их в переживания и ревность не получалось.

Потом была перезагрузка, новый виток страсти, вторая беременность.

Мужу предложили повышение, но для этого нужно было поступать в институт на юридический факультет.

Жизнь визуально налаживалась, в какой-то мере помогали родители. Причины отказываться от карьерного роста не было.

Нина тащила семью, родила второго, практически сразу пошла работать.

Сашку, как только стал студентом, поставили заместителем начальника паспортного стола.

В семье появились немалые денежные средства и прочие недоступные прежде возможности. Жить стало веселее. Только муж теперь постоянно был занят.

Сашка часто приходил поздно, иногда под утро. От него пахло дорогим спиртным и экзотическими духами.

В дом стали приходить гости: мужчины и женщины, одетые изысканно, дорого. Нина при них была попросту прислугой.

Дамы смотрели на Сашку томными глазками, щурились, посылали воздушные поцелуи. Было между ними чего или не было, понять невозможно, но на скабрезные шутки и пошлые анекдоты гостьи совсем не реагировали, точнее, не выказывали и толики стеснения.

А ещё у них в новой двухкомнатной квартире появился телефон.

Однажды томным голосом в трубку поведали, что ждут от её мужа ребёночка.

Эта новость повергла Нину в шоковое состояние.

Состоялся разговор, было выяснение отношений, потом сбор вещей и стремительный развод.

Нина ушла жить к родителям.

Любовница нашла её и там, зачем-то устраивала скандалы.

Спустя немного времени квартиру родителей начал осаждать бывший муж. Сашка клялся в любви, обещал отныне и навсегда быть верным, показывал, как непомерно страдает от разлуки.

К этому времени он уже был начальником районного отделения паспортного стола в звании майора. В качестве аргумента серьёзности намерений он подарил Нине золотой ювелирный гарнитур с  бриллиантами из пяти предметов.

Родители её жили бедно. Одной тащить двоих детей было сложно. Крепость была взята измором спустя три месяца после начала осады. Ещё через месяц Нина обнаружила положительный тест на беременность.

Сашка был нежен, предупредителен и заботлив, как никогда.

Не очень долго.

Вскоре ему опять наскучила пресная семейная жизнь. Опять объявилась старая пассия, которая названивала ежедневно. И да, появилась новая, молоденькая, симпатичная, в звании лейтенанта милиции.

Эта на особое положение открыто не претендовала, но целовала в губы прямо при жене и постоянно провожала до самых дверей.

Нина взвыла, однако  устраивать шоу больше не стала.

Третий ребёночек был на подходе.

– Поздно, решила она, – пить Боржоми. Пора устраивать свою жизнь.

Результатом раздумий и внутренних переговоров с собой стало решение обязательно завести любовника. Потом, немного позднее, когда младшенького устроит в детский сад.

С бытовыми вопросами и материальными благами стало проще при солидной должности мужа.

– Пусть отрабатывает, – решила Нина, – теперь вовек не рассчитается.

В семье начало происходить нечто невообразимое.

Случалось, что на одной вечеринке встречались супруги, его любовницы, иногда сразу две, и любовник жены.

Видимость приличий соблюдалась безоговорочно. Считалось, что никто ничего не знает. Единственное, чего невозможно было учесть – осведомлённость сыновей.

Из отца они сосали деньги за молчание, не выказывая к нему сыновних чувств. Мамку жалели, даже переживали за неё, но в душе и её осуждали.

Несмотря на завидные левые доходы, дом день ото дня хирел. Ни жене, ни мужу, не было дела до чистоты и уюта.

Любовник Нины, Егор, был женат. Утверждал, что супругу не любил и не любит, но что она серьёзно больна, потому бросить её, равносильно тому, что убить.

Так и тянулись их отношения от случая к случаю, пока у Нины не диагностировали рак молочной железы.

Свидания с любимым сами собой прекратились. С мужем отношения увяли вовсе.

Нина осталась совсем одна. Так ей казалось.

Сашка, тем не менее, старался изо всех сил: оплачивал диагностику, лечение, засыпал подарками и продуктами.

Безответно.

Он даже порвал с любовницами.

Увы, Нина больше ничего, кроме глухого раздражения, к нему не чувствовала.

Любовник тоже искал возможность возобновить контакт. Разрыв отношений вызвал у него шок. Оказывается, он её страстно полюбил.

– Разводись, – сказала Нина.

Ответом было молчание и опущенные глаза.

– Тогда уходи и не возвращайся. Никогда, слышишь, ни-ког-да!

Дальше было изнурительное лечение: операция по удалению молочной железы, неоднократная химия, длительная реабилитация.

Сашка искренне страдал, запивал горе совсем не кефиром, пока не лишился должности и погон. Егор ходил за Ниной по пятам, тоже выклянчивал прощение. В этот момент умерла мама, оставила квартиру. Нина переселилась в неё с младшим сыном, который к тому времени закончил учиться в школе.

Егор бросил жену, предлагал Нине жениться.

– Поздно, Егорушка, поздно милый. Мне теперь никто не нужен.

Милый страдал и унижался, но прощения так и не заслужил.

Сашка, муж, тоже.

Так и жили, каждый сам по себе, неприкаянные, несчастные.

Егор в итоге тоже запил.

Как-то раз у него с похмелья прихватило сердце. Оторвался и перекрыл сосуд тромб.

О его смерти Нине сообщила жена Егора. Она всё знала с самого начала.

Женщины похоронили его, поплакали, помянули, вскрыв попутно все душевные гнойники.

Друг друга они простили, Егора – нет.

Сашка пережил увольнение, через знакомых устроился в солидную фирму начальником охраны, то и дело пытался вымолить у бывшей жены прощение.

Иногда Нина позволяла свозить себя на экскурсию по республикам, принимала небольшие подарки, но близко не подпускала.

Так и живут до сих пор.

Сыновья тем временем пошли по стопам отца: пьют, гуляют, женятся, брюхатят жён, разводятся, опять влюбляются, снова женятся, оставляя после себя выжженные сердца, пустоту и несчастья.

Похоже судьба – штука заразная.

Всегда рядом

Вадим Клёнов и Женя Соколова знали друг друга настолько долго, что этот срок для молодых людей можно назвать вечностью.

Их родители получили квартиры в одном подъезде.

Клёновы жили на втором этаже, Соколовы на четвёртом.

Отцы служили в одной воинской части, только в разных подразделениях, по службе соприкасались довольно часто, поэтому и в быту старались держаться вместе.

Дети естественным образом составляли друг другу компанию: вместе играли, проводили время, дружили. В их общении не было ничего необычного: дети рисовали, шалили, играли в куклы, участвовали в подвижных играх на улице.

Конечно, случались эксперименты, не имеющие никакого эротического подтекста, когда они с интересом изучали то, что отличает мальчиков от девочек, целовались, играли в обнимашки. Они имели глаза и уши, поэтому старательно подражали взрослым, только и всего.

Всё изменилось, когда Евгении исполнилось четырнадцать лет.

Она влюбилась. Это случилось в пионерском лагере.

Задолго до этого Женя стала вести дневник. Она много читала, поэтому тема любви не была для неё чем-то отстранённым. Девочка мечтала о взрослении, жаждала обрести и пережить то таинственное чувство, от которого героини романов сходили с ума.

Размышления, мечты и грёзы о сказочном чувстве преследовали девочку регулярно. Она уже готова была полюбить любого, кто сумеет сшить хотя бы из кусочков настоящие Алые паруса.

Когда чего-то очень сильно хочешь и ждёшь, оно непременно случается.

Саша был на год старше, казался совсем взрослым. Его благосклонности искали все девочки отряда, в том числе и Женя.

Она ничем особенным не отличалась: такая же голенастая, угловатая и худая, как все девочки её возраста, но Александр обратил внимание именно на неё.

Были поцелуи, объятия, мечты, переживания, слёзы.

Весь отряд знал, что Женя его девушка.

В дневнике появились не только обычные записи, но стихи и признания в любви.

К концу смены, когда девочка окончательно поверила в серьёзность чувств, Сашка неожиданно стал встречаться с Верой, девочкой из старшего отряда.

Состояние Жени было критическим: она пыталась травиться, топиться, резать ножницами вены.

Родители забрали девочку за несколько дней до окончания срока по настоянию педагогов.

Вадиму девочка могла рассказать всё. Он утешал её как мог. Сказать Жене о том, что сам влюбился в неё по уши, он не посмел.

С тех пор Вадик стал верным другом, палочкой-выручалочкой и верным оруженосцем.

С ним Женя беседовала обо всём, даже о том, чего мальчикам знать нельзя, ненужно, даже вредно.

Невольно он стал для девочки лучшей подружкой.

Как и прежде, молодые люди поверяли друг другу всё или почти всё, могли запросто заснуть в обнимку, всюду ходили вместе, даже отрабатывали методики поцелуев.

Разница была в том, что Вадим безумно любил свою подружку, что Женя не воспринимала всерьёз.

Юноша страдал, мечтал признаться в чувствах день и ночь, готов был сделать для неё что угодно даже без взаимности.

Каково это, может понять только тот, кто сам испытал неразделённую любовь.

Женька влюблялась часто. Она погружалась в чувства с головой, страдала и радовалась, выносила мозг себе и Вадику, рассказывая ему детально, чуть ли не по секундам, что, как и когда происходило во время встреч с любимыми.

Девочка тем временем стремительно превращалась в девушку.

Естественным образом изменялось общение с любимыми мальчиками, откровенность интимных контактов. диапазон прикосновений, переживаний и чувств.

Женька могла запросто рассказывать Вадику, как её обнимали, целовали, что чувствует, когда прикасаются к груди. Даже демонстрировала порой, не замечая, какое впечатление производит на лучшего друга, – вот так, представляешь!

С ней постоянно случалось нечто невероятное, что вызывало в душе Вадика бурю противоречивых эмоций.

Радоваться по поводу нескромных поцелуев и более тесных контактов юноша попросту не мог. Его то и дело посещало разрушительное чувство невыносимой ревности.

Женька была влюбчива и чувствительна, возможно, даже чрезмерно. Возле неё крутилось много мальчишек. Вадик мог защитить подругу от любого, не мог только сам увернуться от любви и её влюблённостей, случающихся со стабильной периодичностью.

Мальчики Женькиного возраста хотели большего, чем поцелуи. Им уже недостаточно было прикосновений и прогулок. Мечты простирались в область неизведанных, запретных ощущений, для чего девочка пока не созрела.

То и дело она рыдала на груди у Вадика, сердце которогоразрывалось на части. Представьте себе эмоции юноши, который всем телом прикасается к любимой, вдыхает её волнующий запах, даже может поцеловать, но не смеет намекнуть, что чувствует на самом деле.

Минули школьные годы. Оба поступили в институты, яростно, с определёнными целями  поглощали знания, мечтая о будущем.

Какое грядущее представляла Евгения, неизвестно. Вадик мечтал лишь о ней одной.

Во сне он видел такое…

Женька опять или снова влюбилась. На этот раз настолько основательно, что подробности общения не могла поведать даже лучшему другу. Однако переживания и чувства она утаить была не в силах, даже дневниковые записи показывала регулярно. Для тайных мыслей, однако, завела отдельную тетрадь, но того, что было в основных дневниках, вполне хватило бы менее стойкому юноше, чтобы покончить с собой.

Вадим страдал безмерно, но дружить не прекращал. Он всегда был рядом.

Теперь ему доставалось гораздо меньше времени, чем любимому, но это было не так важно, как находиться рядом с мечтой.

На третьем курсе случилось то, что рано или поздно должно было произойти: Женя забеременела.

Любовь из неё не просто сочилась, даже не капала, выплёскивалась. Девочку разрывало от чувств на части.

Вадика она посвящала в такие подробности, которые не рассказывают даже маме.

Молодые люди начали готовиться к свадьбе.

Вадим ходил с подругой по магазинам, ателье, помогал во всём, не жалея сил и времени. Он пытался показать, что искренне радуется за Женю. Наверно так и было на самом деле, но на месте этого Игоря должен был быть он.

Как же несправедлива порой жизнь, просто немыслимо жестока, коварна, эгоистична и бессердечна. Истинных чувств Вадим никогда не показывал. В общении был постоянным, спокойным, невозмутимым и рассудительным.

Волю чувствам он давал лишь в полном одиночестве.

Часто по ночам, особенно в  тихие безветренные ночи, юноша уходил на пруд, где в это время не было никого, и страдал, глядя, как качается на водной ряби лунная дорожка.

Вадим ничего не мог с собой поделать. Конечно, он желал подруге счастья, но не мог представить его отдельно от себя. Это его женщина, она дана ему свыше. Это же так понятно.

– Почему, почему так странно и несправедливо устроен мир, что даже любимой нельзя сказать откровенно то, что думаешь? Неужели Женька совсем ничего не видит? Может быть, лучше уйти из жизни совсем, чтобы не омрачать радость её любви?

Как и обычно, всё тайное рано или поздно становится явным. Вадим слышал сплетни про Игоря. Правда, не придавал им до поры значения: болтают и пусть. Женьке виднее.

Говорили о том, что этот Игорь тот ещё фрукт, что у него ещё на первом курсе была девочка, с которой тот жил по-взрослому.

Поверить в эти сплетни было сложно. Мальчик был заботлив, нежен, предупредителен. В его глазах светилась неподдельная любовь. Он проводил с Женькой уйму времени. Тратил на неё приработок и стипендию.

Почти всё было готово к свадьбе. Справлять событие решили по-студенчески, ближайшим кругом, в который, естественно, входил и Вадим. Они с Женей шли с покупками по набережной. У Евгении было праздничное, приподнятое настроение.

Девочка передвигалась вприпрыжку, то передом, то спиной, беззаботно болтала о том, как счастлива. Её эмоции рвались наружу. Жених, беременность. Родители специально для них сняли комнату, обставили её.

Что ещё нужно, чтобы выстроить иллюзию благополучия?

Время от времени девочка подлетала к Вадику, радостно целовала его. Для полного счастья не хватало разве что самого жениха.

Вадим подошёл к ларьку с мороженым и нечаянно увидел Игоря, который обнимал девочку, явно беременную. Судя по животу, ей вот-вот рожать.

Их общение, поцелуи и объятия были наполнены нежных чувств, но девочка плакала. Не заметить это было нельзя.

Вадим отвлёк внимание Жени, увёл, чтобы не травмировать раньше времени.

Предстояло выяснить, что это за девочка, какое отношение имеет к Игорю. Что, если это сестра или родственница?

Никаких неожиданно приятных новостей Вадим не узнал. Это была его, Игоря, девушка. Он разыскал её, долго разговаривал.

Женькин жених не желал признавать ребёнка. Он вообще отказывался поддерживать отношения с бывшей возлюбленной, не считал, что чего-то ей должен.

Вадим переживал, не знал, как поступить. Не факт, что с Женей тот не поступит подобным образом. Так или почти так, как он думал, и произошло.

Была свадьба. Молодые прожили относительно свободно до родов. Встреч и общения с другом Евгения избегала.

Вадик попытался завязать близкие отношения с другой девушкой, довольно серьёзно за ней ухаживал, позднее извинился и расстался.

Истинные чувства, увы, он испытывал только к Жене.

Незадолго до родов Игорь исчез. Совсем. Даже не забрал документы из института.

Роженицу с малышом встречал Вадим с Женькиными родителями.

Она не плакала, стойко перенесла предательство мужа. Ребёнок отвлекал девушку от депрессии.

На правах друга Вадим поселился у Жени: стирал, гладил, ухаживал за ребёнком, пеленал, подмывал по ночам.

Спали ребята рядом, но не вместе. Жили, словно одна семья, делились всем.

Родители одного и другого качали головами, но не вмешивались.

Время пролетело незаметно. Вадим помог подруге получить диплом, вырастить сына.

Когда и как они начали жить семьёй, никто не заметил.

Родилась дочка, потом ещё одна.

В их квартире всегда уютно.

Браки, в которых супруги становятся практически родственниками, сливаются друг с другом до степени смешения, встречаются редко, но они есть.

Тест на беременность

Суббота всегда была для влюблённых особенным днём.

Игорь работал руководителем отдела продаж в малюсенькой развивающейся компании с ненормированным рабочим днём.

В будни они могли встречаться редко, тем более что Лариса училась в престижном вузе на бюджетном отделении, где состав студентов к концу третьего курса растаял напополам: жёстко отчисляли за малейшие провинности и неуспеваемость. Зато выходные, кроме вечера воскресенья, всегда были праздником.

Где они только не бывали в эти дни: поездки за город, выставки, музеи, премьеры спектаклей, концерты, походы, автобусные экскурсии. Иногда Игорь водил свою девочку в кафе или ресторан.  Долго там они обычно не задерживались, уединялись в его комнате.

Жил он в коммуналке, но довольно респектабельной. Большинство жильцов были состоятельными интеллигентами, гордились историями семей, не меняли место жительства по той же причине.

Комната юноши была обставлена старинной мебелью, причём сохраняла некий музейный антураж. Если точно не знать, кто в ней живёт, можно подумать, что принадлежит это жильё романтичной старушке.

Лариса любила рассматривать фотографии на стенах, вязаные крючком салфетки и накидки, живописные вышивки, фигурки из малахита, безделушки, серебряные столовые приборы, каких в современных квартирах не увидеть. Ей нравилось всё, не говоря о хозяине этого удивительного мира.

Комната имела перегородку, за которой находился единственный инородный предмет, не вписывающийся в сюжетную линию обстановки – современную двуспальную кровать.

С пятницы на субботу и в следующую ночь девушка довольно часто оставалась у любимого.

Им было интересно вдвоём всегда, чем бы ни занимались.

Игорь был стабильно предупредителен, аккуратен, заботлив и ласков, мог начать разговор на любую тему, поддержать дискуссию и даже спор, если чувствовал, что любимую это заводит, но умел вовремя остановиться.

Лариса, напротив, обладала способностью постоянно быть разной. Она могла увлечённо что-то рассказывать, потом неожиданно всплакнуть, после чего декламировала стихи, приглашала Игоря на танец, в котором прижималась к нему настолько тесно, словно боялась, что любимый исчезнет.

Она умела смешить и смеяться, но постоянно с грустным выражением лица вопрошала, любит ли её Игорь.

Довольно часто девушку посещала апатия и меланхолия, когда ей никто не был нужен. Даже любимый в такие минуты вызывал раздражение.

Девушка забиралась с ногами на кровать, зарывалась в одеяло, свернувшись котёнком, отворачивалась лицом к стенке и шипела, если до неё дотрагивались.

Игорь садился в такие минуты у кровати и смотрел на Ларису с мечтательным выражением. Но прежде шёл в общую кухню, заваривал большой чайник крепкого мятного чая, который девочка обожала.

Для подруги Игорь всегда держал шоколад,  фруктовую пастилу и цукаты.

Лариса пахла восточными сладостями, настолько экзотическими, что опознать принадлежность ароматов было невозможно. Юноша специально ходил в магазин сладостей, покупал немного каждого вида, пробовал на вкус и запах, но ничего подобного так и не обнаружил.

Он любил девочку беззаветно, хотя она была странной.

Ларису можно было назвать хорошенькой, добавляя к этому умница, скромница и прочие подобного рода эпитеты, которым девочка вполне соответствовала.

Не всегда.

Довольно часто её поведение характеризовали истерические нотки, когда на поверхность вылезали вспышки ревности, нервозность, неприязнь, гнев, раздражение, разочарование, скука.

Лариса страстно любила дождь, особенно грозу: запах насыщенных озоном грозовых разрядов, шум дождевых струй, вспышки молний, световые эффекты.

Она настолько воодушевлялась, что через несколько минут влюблённые оказывались в постели.

Девушка так заводилась смесью стихии и секса, что приходила в полное неистовство. Пока продолжалась гроза, она была ненасытна и счастлива.

С грозы их любовь началась, в момент стихии случилась первая близость.

Игорь не мог не заметить постоянного совпадения бешеной любви с природным неистовством, как и колебаний настроения.

Как и все люди, влюблённые спорили, ссорились, ругались. Лариса могла в раздражении хлопнуть дверью, послать Игоря далеко и надолго, объявить, что всё кончено между ними навсегда. Она выбегала в общий коридор, разражалась громким рыданием, сползала на пол по обратной стороне двери, кричала, кусала ладони.

Игорь никогда за ней не бежал, знал, что любимой нужно время, чтобы успокоиться.

Наплакавшись вволю, Лариса всегда входила обратно, припадала к его груди, долго-долго объясняла особенности своего характера, клялась в вечной и бесконечной любви.

Примирение естественным образом заканчивалось постелью.

Девушка выкладывалась, отдаваясь самозабвенно, пылко, с громкими стонами и феерическим финалом.

Игорь уже привык ко всем этим экзотическим бзикам.

– Ты меня любишь, – спрашивала Лариса после очередной вспышки агрессивности, завершившейся истерикой и апатией.

Выглядело такое поведение странно, словно девочка тестирует, исследует его реакцию, пытается проникнуть в  сердцевину мозга.

– Конечно, люблю, глупенькая. Кого же мне ещё любить, как не тебя, – отвечал, не задумываясь, Игорь, пытаясь поцеловать.

Лариса корчила недовольную гримасу, отстранялась, замолкала, внимательно изучая маникюр на  крошечных ноготках, словно в этот миг не было задачи важнее.

– А вот мы сейчас это проверим.

– Сколько угодно, родная, это будет тысяча первая попытка изобличить меня. Но сначала приготовлю твой любимый успокаивающий чай с чабрецом и мятой. Вчера купил такие цукаты, закачаешься. Я быстро.

Игорь накрыл девушку пледом, повторил попытку поцелуя, на этот раз удачно.

Внешность любимой вызвала очередную волну нежности. Юноша прижался к телу девушки, провёл рукой по изгибам тела, немного дольше остановился на упругих ягодицах, вдохнул запах волос, зажмурился от удовольствия.

Желание немедленно накрыло с головой.

Уходить не хотелось, но по опыту Игорь знал, любимой нужно время, чтобы забыть причину раздражения. Пусть немного побудет одна.

Юноша ушёл на кухню, заодно ополоснулся под душем, побрился.

Его не было минут десять.

Лариса всё так же лежала и изучала на ногти.

– Чай, цукаты и любовь поданы. Милости прошу к нашему шалашу. Вставай.

– Ты меня точно любишь?

– Несомненно.

– Ты в этом уверен?

– Ещё бы. Хватит допрашивать. Чай остынет. Вставай.

Игорь подошёл, снял плед, наклонился, желая поцеловать. Лариса посмотрела на него так, словно хотела ужалить или укусить.

– Не хочешь чай, не надо. Подвинься, лягу с тобой. Согрею, успокою.

– Ты когда-нибудь думал о нашем общем будущем?

– Будущего нет, оно не настоящее. Я думаю о тебе и себе сегодня, сейчас. Нам хорошо вдвоём, мы любим и любимы. Что ещё нужно для полного счастья? Если у тебя есть вопросы или претензии, это повод для разговора, не более того. Мы способны решить  всё, что угодно, но для этого нужно озвучить проблему.

– Хорошо, озвучиваю. Я беременна. Три раза делала тест. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что ребёнок от тебя?

– Ты же предохранялась. Как это могло случиться? Нет, это немыслимо. Я не готов. В конце концов, такое не решается единолично. У тебя учёба, у меня карьера. Нам необходимо подождать года два… или три. Нельзя отпускать судьбу на волю случая. Я хочу детей, они обязательно у нас будут, только не сейчас. Ты должна сделать аборт. Боже, что я говорю! Дай сообразить, подумать. Так нельзя, Лариса, нельзя так!

В голове сам собой возник усиливающийся вибрирующий шум, в груди образовалась пустота и холод. Игорь смотрел на Ларису, какую-то отрешённую, безучастную и не узнавал. Мысли путались. Юноша пытался просчитывать варианты, но, ни один не приносил ожидаемого результата.

– Нам нужно подождать, Лариса. Мы не готовы.

– Нет, нет и нет. Я буду рожать. Теперь знаю, ты меня никогда не любил. Тебе нужен секс, но не нужен мой ребёнок. Озвучить проблему, говоришь? Трах тибидох, дорогой, дубль, думаю, не потребуется. Выбор невелик. Или нас трое, или ты один.

– В любой, даже самой сложной ситуации, всегда есть альтернативное решение. Нужно подумать.

– Предложение убить нашего ребёнка отвергается сразу. Воскресный папа нас тоже не устраивает.

Игорь посмотрел на Ларису, глаза которой странно блестели, в них не было даже намёка на боль, и безутешно заплакал.

Прошло минут пять или десять, в течение которых Игорь не сдвинулся с места.

– Ну что ты, любимый, я пошутила. Просто хотела проверить, готов ли ты идти со мной до конца. Мне показалось, что ты стал любить меня меньше, чем прежде. Прости. Я всё выдумала.

Лариса обняла Игоря со спины, поцеловала в шею, прижалась.

– Ты хоть представляешь, что сейчас произошло в этой комнате? Пошутила, да? А я нет. Я только что на твоих глазах убил нашего ребёнка. Теперь его не вернуть, Лариса. До конца, говоришь? Что, если это и был конец?

– Какой конец, Игорёк? Какого ребёнка? Я же объясняю, это была шутка, розыгрыш. Можешь понять, что я тебя постоянно ревную? Ты хотел со мной полежать, любимый.

– Лора, наверно ты действительно дура. Я себя никогда не смогу простить за то, что сделал только что, но и тебя, наверно, тоже. Мне нужно побыть одному. Уходи, пожалуйста. Уходи.

– Но я… ты меня простишь?

– Не знаю. Сейчас не знаю. Я тебе позвоню. Наверно.

Белые кружева

Вам когда-нибудь случалось выпадать из реальности, совсем, абсолютно, напрочь, чтобы никаких ровным счётом воспоминаний, вообще ничего?

Мишка Самойлов очнулся от громкого окрика, от того, что его трясли.

Сознание возвращалось медленно. Мужчина не мог понять, где находится, почему и зачем. На поверхность выплывала лишь одна догадка: неужели вырубили в драке?  Но отчего такая странная одежда, словно с чужого плеча?

Было время, когда он боксировал, причём неплохо, даже вышел на межобластной уровень. За год уделал начисто в соревнованиях двенадцать противников. Пять из них нокаутами.

Наверно слишком сильно поверил в удачу. Решил поучаствовать в боях без правил. В первом и последнем бою получил такую плюху, что очухался в реанимации. С тех пор, как бабушка заговорила: драк избегал любыми средствами.

Мишка потрогал скулы, бровь, переносицу, затылок – ничего не болело, но шумело где-то в мозгах изрядно. Тогда что с ним?

Тряс его молоденький милиционер, совсем юнец с выцветшим конопатым лицом,  жидкими рыжими волосами и пустыми, словно совсем бесцветными глазами.

– Сержант Борщ, документики предъявите, гражданин.

– Я что-то натворил? Извините, а где я?

– Понимаю, что вы после недельного, как минимум, запоя, но, не до такой же степени.

– А число, число сегодня какое?

– Ясно. Белый и горячий. Пройдёмте в отделение, там разберёмся.

В голове у Мишки потрескивало, жужжало и вибрировало. Судя по обстановке, это был вокзал, скорее всего железнодорожный.

Возвращение к действительности было болезненным, утомительным и очень долгим.

Сначала он сидел в “обезъяннике” в отделении милиции при вокзале, пока выясняли его личность, потом добирался без копейки денег на перекладных в соседнюю область, чему способствовали стражи порядка, передающие его с рук на руки.

Память к Михаилу вернулась ещё там, где его нашли. Начало истории он вспомнил, но не то, что случилось после. Где и с какой целью скитался целую неделю, так и осталось загадкой.

Хорошо хоть ключи оставлял соседке, чтобы кота кормила. Мария Ивановна посмотрела на него весьма странно, словно не узнала, однако дверь отворила.

В квартире было чисто, только прибрано явно чужой, причём женской рукой. Это видно по кухне и компьютерному столу. Там был полный порядок, такой, что теперь ничего не разберёшь.

Было непреодолимое желание выспаться, но хотелось добраться до сути, хотя бы схематически определить, как попал в историю.

Михаил ходил по комнатам, заглядывал в ящики шкафов, залез в компьютер.

Экран открылся заставкой. Это был портрет Оксаны. Девушка смотрела ему в глаза, обещая поцелуй.

Мишка залюбовался невестой.

– Невестой? Да, да, именно так. У них же должна состояться свадьба. Вот, шестнадцатого июня. Шестнадцатого? Так сегодня двадцать пятое.

Мишка сел в кресло, задумался. В голове было пусто.

Его мутило, от голода сосало под ложечкой, клонило в сон, но желание вернуться в реальность было сильнее.

Юноша решился поговорить с соседкой, встал, но она опередила события.

– Ты насовсем, Миша? А жена где, почему ты один, – напугала Мария Ивановна бесшумным появлением с котом на руках.

– Жена? У меня была жена?

– Должна быть. По крайней мере, когда мы в последний раз разговаривали, ты собирался на собственную свадьбу. Выглядел куда элегантнее, чем сейчас. Невесту звали Оксана, если ничего не путаю. Почему ты в такой странной одежде? Не побрит, пахнет от тебя, мягко говоря, не очень… не понимаю.

– Я сам ничего не понимаю. Хотел у вас спросить, разобраться. Ладно, сначала нужно выспаться, иначе совсем с ума сойду. Жена, невеста. Что я ещё о себе не знаю?

Сон был беспокойный. В нём он шёл по длинному тёмному коридору и открывал двери. Одну за другой. Нигде никого не было, однако пустота встречала странным смехом: непристойным, истерическим, вульгарным, можно сказать нахальным.

Этот раздражающий хохот выводил из себя, взвинчивал. Было ощущение, что разгадка таится за одной из этих дверей, но она ускользала, сопровождая напрасные усилия сатанинскими звуками.

Это нечто над Мишкой явно издевалось, не иначе.

Дверей было много, очень много. Что-то гнало его вперёд, заставляло торопиться.

За очередной дверью, у Мишки было предчувствие, что именно она охраняет тайну, был яркий свет. Тишину нарушали мерные шлепки. Где-то он подобное слышал.

Справа стояло существо с рожками в козлиной шкуре. Оно ритмично с силой двигало тазом в направлении стола, энергично помахивая хвостом, а руками с копытами держало женские ноги в знакомых туфельках.

Туфельки. Эти туфельки он сам примерял Оксане.

Оксане. Примерял. Невесте своей.

В это время рогатое повернулось. У него были Витькино лицо. Лицо или маска Витьки Пронина, лучшего друга и свидетеля на его свадьбе.

Мишка закричал, проснулся. Видимо во сне он придавил Чубайса, кота, доставшегося от матери по наследству. Тот взвился, протянул когтищами, располосовал щёку.

Оксана, Витька, туфли, свадьба, – как заведённый повторял Михаил, прижимая к щеке окровавленную подушку.

Сердце билось в предчувствии чего-то ужасного, непоправимого.

Оксана появилась в его жизни чуть больше года назад. Они познакомились у Витьки на дне рождения.

Девушка покорила его сердце сразу, стоило лишь заглянуть ей в глаза.

Они танцевали, разговаривали. От девушки веяло теплом, уютом и уверенностью.

Оксана знала, чего хочет от жизни, по каждому вопросу имела сформированное суждение, была жизнерадостна и легка. И дело не в весе девочки, скорее в её живости, остроумии, дружелюбии и нежности.

Двигалась подруга плавно, по-кошачьи. Так же пластично выгибалась, жестикулировала, посылала мимические сигналы.

Спустя пару часов Мишка уже сходил по ней с ума.

Оксана позволяла за собой ухаживать. А как она пахла! Словно земляничная поляна в хвойном лесу в знойный полдень.

Юноша надышаться не мог.

К тому же девушка позволила проводить себя до дома. Как же застенчиво и скромно она себя вела, даже поцеловать не позволила.

Почти год волочился парень за Оксаной, добивался взаимности. Настойчивость и любовь сделали своё дело – подали заявление на регистрацию брака, обговорили детали,  приготовили к свадьбе всё-всё-всё.

Как же сладко было её целовать.

Хрупкое тело в его неопытных руках таяло. Наконец-то Оксана позволила некоторую степень близости.

События минувшего года пролетели в сознании, шурша запоминающимися мгновениями, чудесными переживаниями, увлекательными моментами, непередаваемыми эмоциями, не проходящим состоянием безграничного счастья и уткнулись в нечто ужасное.

Опять это пугающее нечто. Всё, как во сне.

Мишка попытался вернуть обратно в воображение ангельскую внешность любимой, снова включил компьютер.

Оксана была великолепна, хотя позировала, намеренно выдавая себя за опытную, даже немного стервозную женщину.

На портрете в заставке она выглядела той ещё штучкой.

Тут ему в голову пришла идея позвонить.

Телефона нигде не было.

Но ведь есть скайп, одноклассники, наконец. Куда она пропала, почему сам он оказался не рядом? И свадьба…

Рука потянулась к мышке.

Гул в голове набирал обороты, словно реактивный самолёт разгоняет двигатель. Мишка даже схватился за уши, чтобы хоть так заглушить непереносимый шум.

Вдруг всё стихло. Слышно было, как Чубайс лакает что-то из блюдечка рядом со столом. Этот звук напомнил то, что испугало, что вывело за пределы сознания, потому, что поверить в это было невозможно.

Там, в той комнате…

Оставалось несколько минут до регистрации. Торжественный акт у предыдущей пары подходил к завершению. Жених волновался. Невеста, видимо, тоже.

Оксана в облаке фаты и свадебных кружев улыбнулась мило, передала Мишке свадебный букет, чмокнула в губы, – я скоро. Ты даже не успеешь соскучиться. Как же я люблю тебя, плюшевый мой пупс.

– Давай провожу.

– Ну что ты, неудобно оставлять гостей в такую минуту. Я так счастлива.

Мишка посмотрел, как невеста подобрала платье, как ловко, словно плыли по блестящему паркету, переступали малюсенькие туфельки.

Как же ему хотелось, чтобы всё это ненужное торжество быстрее закончилось. Юноша мечтал о первой брачной ночи, о том, с каким наслаждением будет знакомиться с обнажённым телом жены.

Мишка чувствовал каждой клеточкой тела, как прикасается губами к животу любимой, как опускается ниже, ниже, ниже…

На этом месте ему стало неловко, потому, что желание явно угадывалось по выпирающему бугру в брюках.

Жених посмотрел на гостей. Им было не до него.

Из зала уже выходили новоиспечённые молодые супруги: раскрасневшиеся, уставшие, но весьма довольные, что торжественная церемония позади. В зале их ждали накрытые столы с конфетами, фруктами и шампанским.

Невесты всё не было.

На него начали шикать гости и родственники. Хотели было послать на поиски свидетеля, но тот тоже испарился.

Мишка побежал искать невесту сам.

Сам побежал.

Коридор был длинный, направо и налево комнаты.

Жених открывал все подряд. Нигде никого не было. В туалете тоже. Мишка даже в дамскую комнату заглядывал. Там Оксаны тоже не было.

Оставалась всего одна дверь.

Жених уже хотел повернуть назад, но чего-то такое услышал. Кажется голос.

Мгновение он колебался, открывать или нет, нужно было торопиться. Если пропустят свою очередь, ждать придётся до окончания всех регистраций.

За последней дверью жених увидел то, чего не должно было быть в принципе, чего просто не могло быть. Не мо-г-ло!

Но было.

Белые кружева, миниатюрные туфельки на высоком каблуке, летающие в воздухе, стройные ножки невесты в ажурных колготках.

Его невесты, которую держали за щиколотки, вколачивая…

Витька Пронин со спущенными брюками вилял голым задом, отчего раздавались шлёпающие звуки. Оксана громко стонала. Оба были предельно увлечены.

Мишка кинул в спину Витьке свадебный букет, хлопнул дверью и побежал. По дороге схватил с чужого стола бутылку шампанского, выбросил в мусорный бак пиджак.

Ещё он вспомнил, что пил прямо из горла, что метался по шоссе в попытке броситься под колёса.

Потом его погасили. Или сам себя вырубил.

Что было дальше, скорее всего, восстановить не удастся. Наверно его увезли на скорой помощи, без документов, ведь паспорт был на регистрации брака.

Мишка не хотел верить.

– Нет, нет и нет, – кричал он, – этого просто не может быть.

– Чего раскричался, – спросила неожиданно вошедшая Мария Ивановна, – потерял чего? Почему дверь нараспашку? Ого, кто это тебя разукрасил, c Чубайсом чего не поделил?

– Потерял, Мария Ивановна? Скорее нашёл. Только понять не могу, зачем Оксанка свадьбу затеяла.

– Может, объяснишь. Одни загадки у тебя нынче.

– Всё хорошо. Наверно так лучше. Холостой я, Мария Ивановна, холостой и свободный. Совсем свободный.

Грань между былью и небылью

– Мама, мамочка!

Розовощёкая с мороза Ася вбежала в мамину комнату в слезах, кинулась  было сразу к ней, уже сбросила на пол пальто и шапку, но увидев, как та страдает, остановилась, вытерла тыльной стороной руки следы своего горя.

Виктория Леонидовна вот уже полгода прикована к постели. Сначала у неё было давление, потом заболели почки. Она почти совсем перестала есть.

Теперь мама стала безучастной, постоянно лежит с закрытыми глазами или смотрит в окно на несколько чудом уцелевших на клёновом дереве листьев.

– Это ты, девочка моя! Как я рада тебя видеть. Но слёзы… с Колей поссорились?

– Извини, мамочка, наверно я дура. Нет, хуже. С Колькой всё нормально, он меня любит, только… погоди, мамуля, руки горячей водой погрею и к тебе. Чаю принести?

– Не торопись, успеем поговорить. Мне вспомнилось, как ты пила чай с малиновым вареньем, когда болела. Только что умирала, а как варенье увидишь, выздоравливала разом. Бежала к столу, хватала самую большую ложку. Сейчас мне даже представить тебя сложно маленькой. Вон какая, ладная, пригожая девушка. Ну-ка покрутись, дай, полюбуюсь.

Анастасия устыдилась своих слёз. Точнее, тех, которые были вначале.

Теперь набежали совсем другие.

Девушка принялась хлопотать, принесла чай в большой чашке, розетку с вареньем, подоткнула маме подушку под спину, усадила удобно, принялась прибираться.

По молодости лет она представить не могла последствия необратимых, трагических событий, которые разворачивались на её глазах.

– Не суетись, Асенька, рассказывай, солнышко, что случилось.

– Случилось! Да! Да, мамочка, случилось. Ещё как случилось. Можешь меня поздравить, я беременная. Через два месяца свадьба, экзамены на носу, ты болеешь, а я…

– Коля знает?

– Да он вообще повесится. Последний курс. Шутка ли. Нет, мамочка, нельзя мне рожать, никак нельзя.

Виктория Леонидовна побледнела, трясущимися руками отставила чашку, уставилась на трепещущие за окном кленовые листья, которые вот уже половину зимы не могли поверить, что жизнь бренна. Вот так заканчивается век всего сущего. Так, так, так.

По маминому лицу тихо потекли слезинки, она легла, укрылась пледом до самого подбородка и замолкла.

Всю жизнь человек бежит за своим счастьем, а догнать не может. Кажется, вот оно: молодость, здоровье, любовь. Отчего тогда постоянно что-то мешает, ставит подножки, хихикает и свистит вслед? Как понять своё неприкаянное состояние в самые радостные моменты, когда жизнь похожа на огненный танец? Почему мы не в силах осознать, что кажущиеся проблемы, почти всегда, шанс начать новую жизнь?

Счастье, оно требует сосредоточенности и внимания. Его нужно разглядеть, помочь проявиться. Отчего большую часть жизни мы пребываем в иллюзиях и грёзах, не замечая самое главное?

Ася посмотрела на бледное мамино лицо, повернулась и на цыпочках попыталась выйти.

– Не уходи, девочка, я не сплю. Задумалась. Эхо воспоминаний, предчувствие надежд. Счастливая ты у меня.

– Смеёшься, да? А мне не до смеха. Какие же мужики сволочи. Ему-то что…

– Знаешь, я молодость свою вспомнила. Тогда мы совсем не так жили. Поесть и то всласть не могли. Но я не о том. Любовь, она во все времена одинаковая. Нахлынет, вывернет наизнанку мозг и всё прочее, что к нему в такие минуты прилагается. Это мы после страдаем, а когда влюбляемся, забываем обо всём на свете. Думаешь, ты одна такая, в ком плод страсти без спроса корни пустил?

– Мамочка, милая, ты же понимаешь, что ребёнок в моём положении, это катастрофа, крушение всего. Ну, рожу, и что? Про образование можно сразу забыть: пелёнки-распашонки. А я ещё молодая. И Колька. Думаешь, я нужна ему буду, такая?

– Какая такая, девочка? Глупенькая моя. Мужчины больше нас переживают, если не могут после себя потомство оставить. Лучше послушай мою историю, тогда решение примешь.

– Мамуль, мне удавиться хочется, а ты со своими рассказами. Да я каждый из них по сто раз слышала. Только не плачь, мне без того тошно.

– Эту историю не слышала. Я даже себе её рассказывать боялась. Теперь вот решилась, а у самой мурашки по всему телу. Мне тогда чуть больше было, чем тебе, только жить было негде. Снимала угол в комнате у родной тётки, Алевтины Ивановны, ты должна её помнить.

– У которой шесть детей было?

– У неё. Бедно жили, голодно. Я училище заканчивала, а тут любовь. Первая. Не представляешь, как меня тогда накрыло. Случилось то, что должно было произойти, когда мужчина и женщина… у меня уже плод вовсю шевелился, когда правду узнала. Недомогание было, но я его на голод списывала, а так, нигде ничего. Может только вес немного прибавила, но и это объяснить можно было: на заводской практике нас в столовой подкармливали.

Виктория Леонидовна сжалась, закрыла рот ладонями, а глаза… в глазах был ужас.

– Любимый мой тоже учился. Жил в общежитии. Как узнал про беременность, испугался, начал меня во всём винить. Тогда мне небо с овчинку показалось. Что со мной происходило, толком не упомню. Туман в голове. Единственная, кому призналась, была подружка по училищу, Анечка Пухова. Она меня и надоумила аборт делать. Тогда это было незаконно, но сама знаешь, если есть спрос, значит и охотники найдутся.

– Ну вот, а меня отговариваешь.

– Дослушай, девонька, не перебивай мать. Чувствую, недолго мне осталось небо коптить. Это очень важно. Познакомила меня Анечка с тёткой. Та осмотрела, ощупала, дала указания, как готовиться. Сказала, организует всё так, что никто знать не будет. Время назначила.

Руки и губы у мамы задрожали, голос сел. Казалось, что сейчас она потеряет сознание.

– Ночью мне кошмары снились, один страшнее другого. Я убегала, меня догоняли, хотели убить. Было страшно. В руках я держала девочку. Представляешь, я её отчётливо видела, как тебя сейчас. Так до утра мы с ней и бегали, хотя точно знали, непонятно откуда, что обречены. Не представляешь, как у меня сердце сжималось, глядя на неё.

– Успокойся мама. Я уже разговаривала с девчонками. Многие пережили такое. Было и быльём поросло. Понимаю, что больно, страшно, но лучше так, чем испортить судьбу навсегда. Я тебя не осуждаю, и ты меня не суди. Это моя жизнь, правда?

– Именно так, Асенька, именно так. Только ничего не было. Не пошла я к повитухе-то, не пошла милая. Родила. Тогда и Григорий ко мне вернулся. Молодой был, испугался, но от любви отказаться не захотел. Вот как, Анастасия.

– Григорий, папа? Так это я была?

– Кто же ещё, миленькая? Одна ты у меня. Так случилось, что больше мне забеременеть не довелось. Откажись я от тебя, не представляю, что бы со мной было. А ты говоришь, удавиться. Радоваться нужно. Может, и я выкарабкаюсь. Больно уж на Сонечку посмотреть хочется, потискать, в руках подержать.

– Почему на Сонечку, мама?

– Не поверишь, сон я сегодня видела. Тебя и девочку. Я и подумала, раз приснилась, значит, назовём Соня.

– Сознайся, мамка, что придумала всё.

– Побожиться могу. Так всё и было.

Женщины сидели, обнявшись, и плакали. Кажется, это были слёзы счастья.

Монотонная бесконечность

В квартире у Фокиных, как, впрочем, в любой из дней вот уже года три, был шумный праздник.

Вино и водка лились рекой. Гости приходили и уходили, кто имел способность передвигаться самостоятельно.

Гремела музыка, в основном попса, иногда перемежающаяся шансоном. По подъезду поднимался вверх туман их клубов табачного дыма, дорожка из плевков и сигаретных окурков, наравне с громкими звуками, ориентировала, где так увлечённо гуляют.

Сама квартира, трёхкомнатная, с огромной кухней,  выглядела весьма плачевно: обшарпанные стены, изжелта-серые потолки, штабеля пустых бутылок, мусор и грязь повсеместно, окна в кухне и зале забиты фанерными листами.

Жильцы давно привыкли к этим гульбищам. Не то, чтобы совсем не обращали внимания, просто устали бороться. Гости этой кошмарной квартиры вели себя агрессивно, нагло, запросто могли в качестве мести совершить любые злодеяние, чего не раз доказывали.

Милиция отчего-то относилась к нарушителям спокойствия лояльно. Приходилось терпеть.

Сегодня обитатели притона гуляли с особенным размахом. Приехал на побывку Чеченец, так они звали офицера, служившего в горячих точках по контракту.

Никто не знал, есть ли у него семья. Он всегда появлялся с деньгами, которые тратил с размахом, ничего не требуя взамен, кроме лежбища в углу одной из комнат и секса, без разницы с кем.

Желающих ему услужить всегда было достаточно. Верочка сама под него постоянно ложилась и подружек, таких же синеглазок, подкладывала. Обычно никто не обижался. Рассчитывался меценат щедро, пока у него не заканчивались денежные ресурсы.

Хозяйка не так давно жила в  довольно счастливом замужестве, имела двух дочерей, которые во время оргий закрывались в одной из комнат.

Единственным изъяном их с мужем семейной жизни были систематические возлияния. Пили они исключительно красное вино, сначала сухое, позже креплёное. Особенно не увлекались. Так, для веселья. Всегда с хорошей закуской.

Верочка была поваром в кафе. Готовила много, разнообразно, вкусно.

У неё была подруга. Лучшая, даже можно сказать единственная, которая всегда готова была подставить плечо. Обычно она ужинала и справляла праздники у Фокиных.

Лиза никогда не была замужем, следила за фигурой и здоровьем, красиво одевалась, ухаживала за внешним видом. Даже в свои тридцать два выглядела на двадцать пять.

Генка, муж Верочки, всегда ставил её в пример, дарил небольшие, чисто символические подарки на дни рождения и большие праздники, имел обыкновение ненавязчиво чмокнуть её в губки, потрепать ласково по ягодицам.

После рождения второй дочки Верочку разнесло. Она, так говорил Генка, обабилась.

Двое детей плюс тяжёлая работа. Женщина уставала неимоверно.

Вино тогда появлялось на столе уже ежедневно. После ужина у неё не оставалось сил ни на что, даже прибиралась и мыла посуду подруга.

Однажды, когда у Генки был зверский аппетит на активный интим, традиционный поцелуй подруги закончился в постели.

Ему понравилось.

Лиза никогда не рожала, занималась фитнесом. Естественно, Генка, никогда прежде не увлекавшийся леваком, сделал определённого характера выводы.

С того дня специально для Верочки покупалась лишняя бутылка Агдама или Кавказа, термоядерных портвейнов ужасного качества.

Любовники перемигиваясь, наливали женщине в рюмку размером побольше, сами старались пропустить несколько тостов, затем шли в спальню.

Немногим больше трёх лет назад муженёк окончательно переселился к “молодой” любовнице и жил с ней счастливо.

Верочка уже не могла без Агдама. Некоторое время она страдала, маялась, тосковала, потом пригласила в гости соседа. За ним следующего. Молва среди страждущих выпивки и секса моментально сделала женщину популярной в определённой среде.

На запах дармового разврата потянулись охотники.

Через некоторое время весь район знал: у Верки дают и наливают.

Кто-то шёл за выпивкой, другие за весельем и доступным сексом.

Много раз посетители пытались добраться до старшей дочери, Вареньки.

Девушке месяц назад исполнилось семнадцать лет. Была она изумительно хороша в своей молодости, поэтому вызывала у маминых гостей непрекращающиеся похотливые мысли.

По этой причине были в девичью комнату врезаны два замка, а сама дверь укреплена. Постаралась сама Верочка.

Иногда она приходила в себя. Судьба дочерей тогда бывала ей не совсем безразлична.

Девичья комната была единственной в доме, где был безукоризненный порядок и приличная мебель. Содержать свою часть жилья в чистоте, стирать и готовить Варенька могла лишь днём, когда в доме не было посетителей.

В этом году девочка закончила школу. Аттестат у неё был замечательный, несмотря на сложные условия, в которых приходилось жить и учить уроки.

Завтра сдавать вступительный экзамен в технологический институт.

Варенька имела склонность к точным наукам. Особенно легко ей давались физика, химия, математика  и черчение. Именно поэтому она выбрала инженерный факультет.

Ужасно хотелось спать, а мамкины гости вошли в особенный раж.

Во всю мощь орала Пугачиха, гости устроили агрессивные пляски с битьём остатков посуды. Кто-то чего-то не мог поделить. Несколько раз начинались и затихали разборки с мордобоем.

Варенька силилась заснуть. Ничего не получалось.

– Когда же всё это закончится, – думала девочка, раскачиваясь в негодовании в постели с прижатой к лицу подушкой.

– Как же достали вечные праздники, шум, грязь, собутыльники. Вот поступлю в институт и уйду навсегда. В общаге поселюсь. Никогда в моей семье не будет пьянок. Что это за мать, для которой бутылка дороже собственных детей. Неужели мы ей совсем безразличны?

В комнату начали колотить. Сначала руками, потом ногами.

– Варька, просыпайся, зараза! За пузырём сгоняй.

– Сама сбегаешь. Вон у тебя сколько помощников.

– Не перечь матери, зашибу. Кормишь их, поишь, никакой благодарности. Выспишься, успеешь. Какие твои годы. Нам догнаться нужно. Чечен, вон башляет. Себе заодно чего-нибудь вкусного купишь. У него денег дохрена.

– Сказала, не пойду. У меня экзамены завтра.

– Да мне фиолетово. Я, значит, мучилась, рожала вас, недоносков, а они вона как. Плюну на вас, уйду жить… да хоть к Витьке Лыскину. Не выйдешь, пожалеешь. У меня рука тяжёлая, сама знаешь.

Варенька захныкала, даже слезу пустила, но мать ослушаться побоялась. Оделась, побежала в ночной ларёк. На всякий случай оставила себе немного денег из сдачи, вдруг завтра пригодятся.

Ночь была тёмная. По дворам шастали подозрительные личности.

Сколько раз у девочки замирало в ужасе сердце от страха, пока дотащила тяжеленную сумку бутылок с вином и водкой.

Варя свалила неподъёмную поклажу в коридоре, шмыгнула в свою комнату. Настенька, сестрёнка, спала. Хорошо хоть так. Ей пока рано всё это непотребство видеть.

– Несчастный ребёнок, – подумала девочка с умилением, глядя на пятилетнюю сестру. Поправила на ней одеяло и улеглась, забыв закрыть дверь, – неужели мамке бутылки и дружки важнее нас?

Было совсем темно, когда гулянка затихла. Варенька вовсю клевала носом, практически заснула.

Разбудила её грубая мужская ладонь, намертво запечатавшая рот. Это был Чечен, она его сразу узнала.

Мужчина стоял в трусах, сразу навалился на неё, начал шарить под рубашкой, с силой раздвинул ноги, без предисловий, мощно вошёл.

Варенька пыталась вырваться, укусила, почувствовала во рту вкус крови. Чечен ударил наотмашь, так, что у неё закружилось в голове. Дальше она ничего не помнила.

Очнулась, когда мужчина вытирал руки об её ночную рубашку.

Чечен похлопал Вареньку по щеке, потрепал обнажённую грудь.

– Хороша курва. Чего не сказала, что целка, я бы осторожнее взял. Ладно, в накладе не останешься. Сейчас бабла занесу. Главное молчи. Скажешь кому, пристрелю.

Через пару минут зашёл, оторвал руки девочки от лица, больно поцеловал в губы.

– Здесь пятьсот рублей… зеленью. Хватит с лихвой. Твоя целка и того не стоит. Радуйся, что не даром. И молчи, как договорились.

Голова Вареньки всё ещё болела, внизу живота жгло неимоверно.

Нужно было застирать бельё, подмыться, это она понимала, но идти было страшно.

Мамаша по многолетней привычке вскочила в шесть утра, начала стучаться. Варя боялась открывать. Из-за двери послышались угрозы, отборный мат. Пришлось подчиниться.

Скрыть, произошедшее ночью событие, не получилось.

Вера залепила дочери пощёчину, всячески материла.

К Чечену она, похоже, претензий не имела, только к Варе. Правда, призадумалась, после чего взяла скалку и выгнала всех ухажёров без разбора, после чего начала ликвидацию следов преступления.

– Не вздумай болтать. Если что, у меня знакомая есть, аборт сделаем. Велика беда – целку сломали. Ещё спасибо скажешь, что приобщили к таинству взрослой любви. Тьфу, дура, чего я болтаю-то! И что теперь, со всеми из-за тебя рассориться? А жить тогда, как, на что? Ничего, переживёшь. Сама виновата. Закрываться нужно было.

Вера обняла дочку. Всё же её было жалко.

Вместе расплакались.

– Ладно, на работу нужно идти. А тебе, Варька на экзамен. Надо же, чего удумала, инженершей хочет быть. А если поварёшкой, как мамка? Или проституткой… они поболе зарабатывают.

Экзамены, хоть настроение у девочки было препаршивое, девочка сдала. На первый курс её зачислили.

За время экзаменов Варя успела со всеми перезнакомиться.

Абитуриенты, теперь уже студенты, дружно пошли отмечать поступление в кафе. Варенька решила неотрываться от коллектива.

Играла живая музыка, было весело. Вчерашние абитуриенты танцевали, радовались удаче.

Мероприятием руководила приятная во всех отношениях, симпатичная девочка,

Лена Панина, и весёлый жизнерадостный парень атлетического телосложения, Виктор Ермаков.

Варенька отчего-то им доверилась, даже подружилась. Только шампанское и вино пить отказалась. Зато натанцевалась вволю.

– Гляжу, засмотрелась на Витьку. Симпатяга. Мне он тоже понравился. А как танцует!  Пойду кадрить, – сообщила зачем-то Лена.

А к Вареньке подсел невзрачный, но спокойный и приветливый Сергей Волошин. Разговаривать с ним было интересно, даже приятно.

Следующие несколько танцев девочка кружилась с ним.

Время пролетело незаметно. Стемнело. Мальчишки вызвались провожать.

Так вышло, что сначала отвели домой Лену. Потом юноши пошептались о чём-то, Сергей исчез.

Витька старался очаровать Вареньку, много говорил, взял её за руку.

Девочке было очень приятно, но она никак не могла уразуметь, почему он не с Леночкой, а с ней.

Варе даже показалось, что Виктор влюбился. По этому поводу она насочиняла себе всякого, но у неё была страшная тайна, которая способна убить любые чувства, даже большие, самые настоящие.

Из окна Вариной квартиры, как обычно, неслась музыка, слышалась брань. Девочка поморщилась, начала прощаться. Ей не хотелось, чтобы кто-то знал, что её провожали.

Витька слегка обнял Вареньку, попытался поцеловать. Он был немного старше по возрасту, но относительно отношений с девушками уже взрослый.

Именно по этой причине он и увязался за ней.

Опыт подсказывал юноше, что Лена на него запала, что она уже на крючке, с которого не так просто сорваться. Секс с Леночкой – дело времени, она сама не прочь покувыркаться. А Варю ещё предстоит завоевать.

Девочка понравилась ему простотой и непосредственностью. Витька сразу определил, что она недотрога, возможно даже девственница. Поиграть с неопытной подружкой интересно, даже заманчиво, хоть она и не красавица.

Обычно Витька в таких случаях говорил, – сойдёт для сельской местности. Третий сорт – не брак. А мне, как мужчине брутальному, дополнительное очко в послужной список.

Как ни странно, Варенькой он увлёкся всерьёз, хотя она не дозволяла даже поцелуев. Возможно, именно поэтому.

Азарт, спортивный интерес. Кто его знает, чем эти донжуаны в выборе жертвы руководствуются.

Договорились встретиться на следующий день в городском парке.

Девочка не спала всю ночь, добавляла и умножала список неоспоримых достоинств юноши. Она понятия не имела, как сумела зажечь интерес у такого парня.

Мерещились романтические приключения, океан чувств и большая любовь до конца дней.

Варя так расчувствовалась, что заболела. Просто не верилось, что именно ей выпало такое счастье. Но на свидание пошла, даже полетела.

Мальчишка пришёл, не обманул.

Катались на аттракционах, ели мороженое. Потом плавали на лодке, сходили в кино на дневной сеанс, где Витька многократно делал безуспешные попытки обнять.

После кинотеатра было кафе, букет цветов. Варенька растаяла, как кристалл сахара в воде, а прикасаться не позволила.

Витька злился, но вида не показывал. Решил завоевать, во что бы то ни стало.

С Леночкой он уже переспал, но предупредил её сразу, что он личность независимая, поэтому будет гулять, с кем хочет и когда хочет.

Девушка подумала и согласилась на свободные отношения.

С Варей всё было иначе, можно сказать, интересно, но сложно.

Витька очень старался её очаровать. Сдаться просто не мог. А интимный пар сбрасывал, когда было совсем невмоготу, с Леной.

К Новому году обнаружился неожиданный сюрприз в виде беременности Вареньки. Понятно, что юношу это не обрадовало. Витька устроил скандал и разорвал отношения.

Девочка страдала. Ей и без того жилось не сладко.

Как справиться с таким сюрпризом, она не знала. Роль матери-одиночки была ей чужда и противна. Не было никакого желания повторить судьбу матери.

Варенька была в отчаянии, даже примерялась вскрыть себе вены.

Виктор сам разрешил эту проблему. Пробыв без неё неделю, он вдруг осознал, что реально влюблён. Как Леночка ни старалась, развеять его тоску не сумела, хотя делала для этого всё.

Юноша сам подошёл к Варе, предложил вступить в официальные отношения. Даже ребёнка согласился оставить, несмотря на сложности.

Девушка оценила его чувства.

Свадьбу сыграли скромно, чисто студенческим коллективом. Свидетелями были Лена и Сергей.

Подруга на свадьбе напилась, горько рыдала, хоть и не выдала своего отношения к Витьке, но поначалу всё приглашала танцевать.

Они что-то выясняли, как-то странно прижимались. Варе даже показалось…

Семью нельзя строить без доверия. Ревность Варенька отсекла сразу.

Леночка с горя отдалась Серёжке в туалете, даже согласилась выйти за него замуж, если бросит Варьку, что и случилось немного позже.

Жили молодые в съёмном  флигеле, пристроенном к частному дому, топились углём и дровами. Витька подрабатывал, но не роптал, даже тогда, когда пришлось взять к себе жить Настеньку, сестру Вари. Мамка совсем слетела с катушек, даже кормить дочь перестала.

Отношения в семье были довольно демократические, без ограничений свободы. Витькиной свободы.

С Леночкой он продолжал встречаться, даже когда она вышла замуж за Сергея.

Когда их дочери, Светлане, исполнился год, умерла мама.

Перебрались в её квартиру.

Учёбу Вареньке пришлось бросить, потому, что денег на жизнь катастрофически не хватало. Пусть хоть Виктор выучится. Хоть какая-то надежда на будущее.

Варя закончила курсы поваров, работать устроилась в столовую при городской больнице. Заработок небольшой, зато продуктов завались. Там понемногу пристрастилась к выпивке. По чуть-чуть, чтобы коллектив не злить: мало ли, подумают, что перед начальством выделывается.

Квартиру понемногу отремонтировали, обустроили. В гости стали часто приходить

Лена с Сергеем, иногда даже ночевать оставались.

Однажды Варя застукала в процессе увлечённого процесса соития Лену с Витькой.

Было довольно весело, когда она гоняла голую подругу по дому скалкой, а на всё это с ужасом смотрел не проспавший до конца Серёга.

Кончилось тем, что Витька ушёл окончательно к Ленке, Серёга остался у Вари.

Приблизительно месяц оба страдальца непрерывно пили горькую, жалели друг друга, пока не оказались в одной постели.

Сергей оказался слабаком. Он так и не оправился от предательства. Из запоя ему выйти удавалось лишь несколько раз, но ненадолго.

Прожили в совместном угаре два года или около того, пока однажды сожитель не замёрз, уснув на улице в зимнюю стужу.

Ещё живого его подобрала скорая помощь. Спасти не удалось.

С этого дня Варина жизнь окончательно покатилась под гору. Время от времени женщина  находила мужчин, много раз бросала пить, пыталась выкарабкаться из капкана судьбы, но жизнь её больше не щадила.

Настенька не выдержала разгульной жизни сестры, ушла. Больше они никогда не встречались.

Дети, Варенька успела забеременеть от Сергея, росли сами по себе. Из больничной столовой её уволили. Пришлось идти работать посудомойкой в скверную столовую, где была тяжёлая работа и мизерный заработок.

Продукты она домой приносила, но лишь те, что не доели посетители. Тем детей и кормила.

Заодно потчевала объедками редких ухажёров, которые иногда захаживали к ней на огонёк, если у них заводились деньги на выпивку.

В квартире опять были обшарпанные стены, горы бутылок и грязь.

Если бы у Вари не отшибло память, она могла бы понять, что всё это уже было.

– Светка, – кричала она, – зараза такая, подь сюды. Видишь, мамаше хреново. Сгоняй за пузырём, живо. Одна нога здесь, другая там. Вот тебе денежка, дуй.

– Не пойду. Давай лучше Женьке ботиночки купим.

– Вот ещё, перебьётся. Хочешь, чтобы мамка помёрла? Вам только того и надо. А вот хрен вам. Беги, сказала. Знаешь ведь, рука у меня тяжёлая.

– Неужели нашей мамке водка важнее детей, – со слезами на глазах отправляясь за бутылкой, обиженно ворчала Света.

Взрослые люди

Ничто не предвещало грозу.

Был замечательный день, изумительный вечер, раскрашенный закатными переливами с оранжевым, алым и васильковым акцентом.

Такого огромного солнца, в половину неба, на фоне которого летела стая птиц, Сергей и Катя, кажется, никогда ещё не видели.

Настроение пело и плясало, тем более, что их ждали у подружки, которая решила справить день рождения. Двадцать пять лет не каждый день случается.

У парочки ещё было время. Сергей уговорил жену досмотреть закатное шоу до самого конца. Натанцеваться они ещё успеют. Ведь пригасили к половине десятого. До Серены идти пешком не больше десяти минут.

Сергей прижал милую, празднично одетую девочку, притянул к себе её голову, поцеловал в ушко, в шею. Девушка поёжилась, посмотрела на мужа ласково-ласково, но словами выразила не восторг, а негодование, – причёску помнёшь, медведь.

– Как же хорошо мне с тобой, Катюшка, не представляешь. Так бы стоял всю жизнь на берегу этого пруда и не выпускал из рук своё счастье. Может, ну её, Серену, по телефону поздравим? Я так хочу побыть с тобой наедине. И вообще хочу, просто задыхаюсь от желания.

– Больше ничего не мог придумать? Она моя лучшая подруга. Можно подумать, не успеешь наиграться в любовь. Будет, Серёженька, всё будет. Нужно ждать.

– Ждать, так ждать. Знаешь, Катюша, у меня беспокойство какое-то. Сам не пойму, что со мной происходит, но сердце щемит.

– Ерунда. Ты нарочно так говоришь, чтобы в гости не ходить. И не вздумай портить мне настроение. Танцевать буду, с кем захочу. Серенка народу пригласила, жуть сколько. Оторвёмся. У меня уже ноги в пляс пошли от предвкушения. Не сердись. Завтра всё возмещу в призовом размере.

– Завтра, так завтра.

Гостей у подруги действительно оказалось много. Сергей почти никого не знал.

Катя сходу завелась, как электрический моторчик, забыв про мужа. Танцы и весёлые кампании она обожает.

Предчувствия не отпускали Сергея. Что-то изнутри настойчиво напрягало.

Катя увлечённо танцевала. Мужчины приглашали её наперебой.

Один танец она подарила мужу. Он не был любителем обниматься на людях под музыку.

Немного погодя, когда было произнесено много тостов, продемонстрированы подарки имениннице, поведение гуляющих стало приобретать пошловатый оттенок.

Кавалеры без стеснения зажимали в танцевальных движениях дам, оглаживали их крутые бёдра, что-то вольное шептали на ушко, дотрагивались губами до чувствительных девичьих ушей. Люди все взрослые, имеют право. Тем более что семейная пара всего одна, он и Катя.

После очередного танца Сергей увлёк жену на улицу, подышать. Думал, что удастся уговорить завершить на этой замечательной ноте праздник.

Катя согласилась выйти. Её слегка шатало от количества выпитого.

Кто-то из гостей курил. Жена залихватски попросила мужчину угостить сигареткой, что было странно, она не имела такой привычки.

Сергей узнал одного из кавалеров, который настойчивее других кружил жену в танцах.

Девушка уверенно прикурила, вдохнула едкий дым полной грудью и закашлялась. По её лицу потекли слёзы вместе с косметикой.

– Пошли домой, Катенька.

– Так и знала, что испортишь праздник. Не нравится, проваливай. Я остаюсь. Роман, проводите меня, – настойчиво потребовала девушка.

Сергей отодвинул было в сторону провожатого, но получил неожиданный удар в солнечное сплетение.

Дыхание остановилось, в глазах померк свет. На некоторое время он отключился.

Жены и Романа не было.

Удар от мужчины Сергей перенёс стойко, а от Кати…

Неожиданно засвистел ветер, налетая порывами, сгибающими деревья. В глаза полетел песок, мусор кружился в свете уличных фонарей. Молнии одна за другой засверкали поверх деревьев, затем раздались разрывы грома, хлынул дождь.

На втором этаже были раскрыты балконные двери, громкая музыка звучала в перерывах между раскатами. Мокрый Сергей стоял, не решаясь ни на что.

Всё же нужно попытаться увести Катю домой. Она пьяна, сама не понимает, что делает.

На кухне и в зале жены не было. Гости по-прежнему веселились.

Сергей прошёл в дальнюю комнату и обомлел. Жена и этот Роман целовались, лёжа на диване. Рука мужчины шарила у Кати под юбкой. Они были настолько увлечены процессом, что никого не замечали.

– Что же, – с горечью подумал Сергей, – действительно взрослые люди. Нет смысла прерывать удовольствие, устраивать на людях скандальные сцены. Пусть развлекаются, если это цель их жизни.

Мужчина шёл по лужам, не разбирая дороги. Сознание привело домой, куда же ещё.

Что он чувствовал? Этому невозможно дать определение. Сначала внутри бушевал ураган, сверкало и гремело. Долго, бесконечно долго. Потом всё прекратилось, разверзлась дыра, через которую заползала пустота.

Сергей пил крепкий кофе, чашку за чашкой. Такого мучительного похмелья у него никогда ещё не было. Сердце стучало с перерывами, в голове шумело, в глазах сверкали концентрические круги, взрывающие мозг.

Как такое могло произойти? Катя, милая девочка. Ведь они были так счастливы вместе.

Сергей силился вспомнить что-то хорошее. Сознание настойчиво выдавало одну и ту же картинку: мужскую длань в Катиных трусиках.

От очередного глотка кофе его вывернуло наизнанку, потом произвольно потекли слёзы.

Ненадолго после этого Сергей забылся. Очнувшись, начал лихорадочно соображать, что делать.

Решения не было. Он знал лишь одно, что вчера ещё любил эту девочку больше жизни. И что теперь делать с этой любовью?

Мысли путались. Временами Сергей умудрялся себя убедить, что ничего такого на самом деле не было, что ему показалось. Это было видение, мираж, галлюцинация. Что угодно, только не измена.

Он потерялся в пространстве и времени, витал в мареве фантазий. Когда приходил в себя, решал, что жить больше незачем.

В дверь позвонили. Настойчиво, длинно. Затем начали стучать ногами. Так могла требовать открыть только Катя. Его Катя.

Сергей побежал открывать, он машинально вставил ключ в замок с внутренней стороны, когда пришёл ночью, обрадовался было возвращению жены. Память вернула на ментальный экран сцену адюльтера. Его передёрнуло от брезгливого отвращения.

– Открой, Серёжа! Пожалуйста, открой, – кричала Катя, – очень тебя прошу.

Она барабанила в металлическую дверь руками и ногами. Было слышно, что она плачет.

Сергей не мог понять, хочет ли её видеть. Там, за дверью, была совсем другая Катя, женщина, которую он совсем не знает. Чужая, к которой ничего, кроме неприязни, он чувствовать не мог.

– Серёжа, миленький, не бросай меня, не отталкивай. Давай поговорим, как взрослые люди. Я тебя очень прошу. Впусти, нельзя же выяснять отношения на глазах у всего подъезда. Я виновата, очень виновата, но давай выясним это без свидетелей. Я всё объясню.

Сергей стоял за дверью в их общую квартиру. Не впустить жену было нельзя, да и ни к чему действительно выносить сор из избы, превращая размолвку в шоу.

Он открыл, не глядя в сторону жены, развернулся, пошёл на кухню. Всё это происходило в автоматическом режиме, словно в дурном сне.

– Я знаю, ты всё видел. Прости, если можешь! Не знаю, что на меня нашло. Я поступила подло, гадко. Пойми, это была совсем не я. Я понимала всё, что делаю, но не могла остановиться. Мне хотелось чего-то тебе доказать. Это было болезненное чувство противоречия.

– Зачем ты всё это говоришь? Ты это была или нет, но целовались вы в реальности и рука его в твоих трусах тоже мне не показалась.

– Серёженька, я ничего не отрицаю. Да, я изменила тебе. Там, у Серены, было только начало. Я подчинялась этому мужчине, словно загипнотизированная. Мы даже не разговаривали. Он глазами и жестами приказывал, я подчинялась.

– Как у вас, взрослых людей, всё просто: посмотрел в глаза и немедленно получил, что захотел. Я больше половины года не мог решиться на поцелуй, ему ты отдалась сразу.

– Я же объясняю, это было наваждение. Сама не понимаю, что это было.

– Подразумеваю, что это был секс. Обыкновенные развратные действия, скорее всего без любви, ради удовлетворения животной страсти. Видимо, подобные фантазии давно будоражили твоё воображение.

– Нет же, Серёженька, нет! Это была нелепая случайность. Всё не так.

– А как? Ты воплотила мечты в реальность, с чем тебя и поздравляю. Если я ни о чём подобном не грезил, даже наедине с собой, мне и предложений таких никто не сделает. Мысли, Катенька, материальны. Признайся хотя бы себе, что стечение обстоятельств, кажущаяся случайность, вполне закономерна.

– Тебе непременно хочется меня обвинить, выставить шлюхой?

– Помилуй, ты сама сделала измену достоянием общественности. Сначала у Селены, теперь здесь, в подъезде.

– Да, Серёженька, я дрянь, но я твоя жена и хочу быть ей всегда. Пойми меня и прости! Я не такая, вот увидишь. Я хорошая, верная жена.

– Похоже, Катенька, что сама не знаешь, какая ты. Любой поступок только в первый раз тяжело совершать, потом даже самое неприглядное действие становится обыденностью. Любопытство заставит повторить острые ощущения. Возможно, возбуждение и сладострастие сильнее твоей воли. Я не знаю, если честно, не хочу ничего знать про механизмы измены. Мне просто противно будет  к тебе прикасаться.

– Ты меня больше не любишь, не хочешь простить?

– Мы же взрослые люди. Ты забыла это добавить. Да, довольно взрослые. Поэтому нам лучше расстаться.

– Как, почему? Ты не можешь так со мной поступить!

– Ты же смогла. Я любил ту Катеньку, с которой счастливо прожил три года. На моём жизненном пути ты самое прекрасное, что случилось в моей жизни. Теперь ещё и самое гадкое. Не знаю, как получится пережить такой шок.

– Прости, миленький, я больше не буду!

– Меньше тоже не будешь. Как думаешь, Рома тебя примет? Сомнительно. Зачем ему такая доступная женщина. Он про тебя уже всё знает. Теперь и я тоже.

– Каждый может оступиться, сделать ошибку. И что, сразу к стенке?

– Я тебя не гоню. Ты сама не захочешь со мной жить. Мы потеряли самое главное, что превращает обыкновенные эмоции в чувства, а чувства в любовь – доверие.

Больше супругам не о чем было говорить.

Развелись они через два месяца.

Игра в случайность

Пролетели, упорхнули бесследно беззаботные школьные годы, когда всех и хлопот-то, кроме уроков – куда девать нагромождения свободного времени.

Занятий и интересов у Леночки Снегирёвой было достаточно. Она постоянно что-то выдумывала. Любознательности и фантазии на это доставало, но, заниматься чем-либо долго, доводить начатое дело до конца, не умела.

Уставала от однообразия.

Больше всего ей нравились постоянные, пусть даже и бестолковые, но изменения рисунка событий: приключения, путешествия, розыгрыши, интриги.

 Увлекалась Лена легко и часто. Окуналась с головой в познание неведомых ощущений бесстрашно.

Ей одинаково интересно было читать новую книгу, бродить по незнакомой местности, заводить интересные знакомства, даже хулиганить.

 Девочка не коллекционировала ситуации и знания, как, например, любители кроссвордов, скорее, исследовала, чтобы осмыслить, испытать и больше не возвращаться к однажды  пережитому.

Леночка легко начинала любое забавное мероприятие и столь же непринужденно забрасывала, навсегда или надолго, но абсолютно без сожалений.

То, что вчера имело первостепенное, можно сказать глобальное значение, моментально становилось пылью, недостойной упоминания, как только испытание незнакомых переживаний завершалось тупиком или возвращало обратно.

Кто-то верит в то, чего фиксирует зрение, независимо от состояния в этот момент психики, не подвергая увиденное сомнению, другие видят то, во что слепо верят, оттого, что так принято или потому, что им это внушили. И то и другое – заблуждения.

Лена привыкла всё проверять сама, пробовать на зуб, трогать руками. Если со знанием дела вооружиться здравым умом и сомнениями,  окунувшись в любой вопрос, в любое и каждое явление, окружающее тебя в реальности оказывается совсем не тем, чем изначально представлялось, вот что она поняла в результате своих изысканий.

Эмоциональные впечатления и переживания, созерцание природы, делают нашу жизнь интереснее и ярче. Они дают повод для восторгов, но одновременно возводят забор, закрывающий основной обзор, ограничивают представление о предмете или явлении, поскольку любое событие лишь незначительный фрагмент целого.

Философские теории и духовные концепции последовательно переходили в жизни девочки из разряда открытий в чулан для ветхого хлама. Тем не менее, Леночка самостоятельно создала вполне стройную, логичную и последовательную систему взглядов.

Девочка ужас как не любила спорить. Не видела в этом занятии никакого смысла.

Если человек выбирал иной с её видением ракурс реальности, значит ему комфортно в мире иллюзий и галлюцинаций, населённом фантазиями. Зачем лишать его любовно созданных декораций и духовного содержания личного внутреннего мира, если в этом и состоит его тщательно выверенная духовная гармония?

С любым и каждым нужно разговаривать на его языке, стараться временно принять мир населяющих собеседника ценностей.

Леночка легко и просто находила новых друзей, не пытаясь при этом избавиться от старых связей. Нет смысла строить функциональную и прочную стену переставляя с места на место отдельные кирпичи. Лучше их тщательно подгонять друг к другу и надежнее скреплять. От добра добра не ищут.

Она заметила, стоит указать человеку на ошибку, как он моментально из друга превращается в оппонента, если не в неприятеля. Пусть лучше пребывает в уверенности своей правоты.

 У Леночки уникальная способность мирить и знакомить. Несколько незначительных с виду фраз и на лицах у собеседников настороженность и враждебность сменяется доброжелательной улыбкой. Как ей это удаётся?

Родители друзей то и дело ставили Леночку в пример своим отпрыскам, предлагая им учиться жить столь же непринужденно. Никому ведь невдомёк, что внешние проявления, могут не совпадать с внутренним состоянием человека.

Впрочем, Лена, натура цельная, поэтому старается выровнять до полного исключения все противоречия и ей это невероятным образом удаётся.

Лёгкость характера, рассудительность и добродушный нрав, замечательные черты для дружеских отношений, но отчего-то настораживают потенциальных претендентов на её сердце.

Все девочки из Леночкиного окружения имели отношения с мальчиками, кое-кто создал семьи, некоторые даже успели обзавестись милыми прехорошенькими детишками.

Сказать, что девочка не мечтает о любви, было бы неправдой. Как любая здоровая женщина, она подсознательно грезила о серьёзных и прочных отношениях, о семейном очаге, о свадьбе, фате и кольцах, просто её выбор пока не созрел.

Конечно, она бывала на вечеринках и молодежных мероприятиях, как и все прочие подружки, танцевала, веселилась, флиртовала с друзьями, но уходила всегда одна.

Были в её жизни тесные объятия в пылу танцевального запала и прогулки под луной, даже неоднократные попытки робкого поцелуя.

Не было только серьёзных чувств.

Леночка не строила из себя недотрогу, не пресекала  сладострастных искушений провожатых, если они не переступали грань дозволенного, просто до поры все её мальчишки оказывались застенчивыми неумехами, которые не сумели высечь из её души искру любви.

Чмокнут бывало робко в щёчку, покроются при этом малиновым сиянием и каплями холодного пота, удивляясь своей дерзости, которая едва могла пересилить страх возможного отказ.

Этим интимным актом любовь завершалась.

Кто знает, что творится внутри у этих мальчишек, перевозбужденных желанием, но умирающих от страха совершить неведомое.

Леночка никогда не показывала, что для неё эти попытки не более, чем забава. Напротив, ждала, что кто-то из них сумеет зажечь огонь непреодолимой страсти.

Мелкие искорки неведомых чувственных разрядов не раз будоражили и щекотали её восприимчивое, подготовленное заранее предусмотрительной природой тело.

Волна напряжения сколько раз прокатывалась, вызывала истому, но, не побуждала к решительным действиям.

Сладкие ощущения лишь добавляли позитивных впечатлений, не вызывая зависимость. Хорошо, когда случаются приятные моменты и не беда, если нет.

Однажды девочка завела дневник, куда стала бесстрастно, довольно подробно записывать происходящее. Более всего её интересовали эмоции.

Процесс виртуального изучения чувственных моментов общения с мальчишками оказался занимательнее и интереснее самих контактов. Объяснение механизма влюблённости – до удивления простым: вся гамма волнительных ощущений раздаётся мозгом в ответ на химическое воздействие гормонов.

Но дальше стало интересно. Оказывается логично и познаваемо, не значит примитивно.

Откуда сам мозг берёт ту замечательную химию, как отличает одно от другого и отчего люди становятся невольными рабами крошечных молекул? Вот что её волновало.

Вопросы копились, требовали реализации, а для этого нужны те самые мальчишки, робкие и застенчивые, забавные и нерешительные, влюблённые, возбуждённые, сгорающие от страстей.

Леночка не торопила события, не искала подопытных кроликов, просто решила отпустить вопрос в свободное плавание и больше не препятствовать вызревающему процессу.

Любовь, это награда или наказание?

Чего только не прочла на эту животрепещущую тему, но ответов не обнаружила.

Учёные ответить на этот вопрос не в силах. Искусство лишь запутывает клубок возможных вероятностей.

Никто не может спрогнозировать возникновение, течение и последствия любви. Никто.

– А если сыграть с судьбой в подобие рулетки, подчиниться неизвестности, игнорируя сознательный выбор, – по-взрослому рассуждала Леночка.

– Будь, что будет, – решила она, задумывая увлекательную, азартную игру, ставка в которой – собственная судьба.

Леночка поставила перед собой задачу не провоцировать возбуждение чувств, а полностью исключить контроль предпочтений, вносить коррективы лишь тогда, когда ситуация сложится совсем плохо.

Не может же всё всегда быть хорошо, приятно и волшебно. Или наоборот.

Жизнь полосата во всех её проявлениях. Единство и борьба противоположностей изменяет мир.

Преследуя любую цель, насколько Леночка усвоила из философских концепций, ты ускоряешь и обратный процесс, создавая условия для того, чтобы мишень помыслов стала недосягаемой.

Ты к ней, она от тебя. Такая эстафета бесконечна и бессмысленна. А если не ставить никаких целей?

Наверняка, у любви кроме состояния полёта есть чёрные или бесцветные моменты. Если их игнорировать, рано или поздно они должны превратиться в достоинства. Или нет?

Пусть события развиваются соответственно задумке Создателя.

Если мир в полном объёме рационален, значит любой выбор, даже если он внешне выглядит парадоксальным, должен привести к позитивному исходу.

Именно это, Леночка и мечтала выяснить.

Насколько девушка поняла, любовь по большей части процесс увлекательный, прекрасный и желанный для каждого. Она за такую любовь руками и ногами: за впечатляющее, раскрашенное чудесами романтики приключение.

Но ведь чувства могут превратиться в оружие, значит, нужно быть по возможности осторожной. Только без фанатизма.

– Хочу настоящей, страстной, волнующей, чувственной любви! Хочу, хочу, хочу, – как мантру повторяла Леночка, для достижения чего выпрямила осанку, задрала вверх замечательный носик, любуясь своим отражением в зеркале, чего прежде терпеть не могла.

Девочка изучила всё, что смогла, о красоте, формах и пропорциях, обнаружив неожиданно, что сложена почти идеально.

Маленькие несоответствия с общепринятыми  канонами совсем не расстроили, лишь развеселили.

В результате измерений и разглядывания Леночка пришла к выводу, что она прехорошенькая.

Линия талии, соблазнительно и дерзко выступающая упругая попка и высокая, хоть и довольно маленькая, так потешно подпрыгивающая при ходьбе грудь… от всего этого она пришла в неописуемый восторг, представляя, что прямо сейчас, в таком виде, дефилирует перед поклонниками, которые от созерцания этого великолепия падают в обморок.

– Хм-м! Почему бы и нет?

Присовокупить к этому великолепию озорные глазки цвета гречишного мёда, пушистые ресницы, чётко очерченную линию соблазнительно ярких губ…

Леночка натёрла губки тыльной стороной ладони, облизнула их, уморительно сложив бантиком, и послала самой себе воздушный поцелуй.

– Пусть только посмеют не влюбиться в такую соблазнительную красоту. Я бы…  да, да, да! Сама бы съела.

Долго и упорно выбирала девочка самый выигрышный облик.

Остановилась на образе аккуратной скромницы, без излишеств в одежде, скорее на предельной её простоте, подчеркивающей не то, что на виду, а то, что скрыто от любопытного взгляда.

Леночка выбрала открытые рукава, драпированные воздушными кружавчиками у однотонной блузки с намёком на прозрачность, закрытый воротник, подчеркивающий  изящество шеи. Цвет и фасон акцентировали мраморность гладкой девичьей кожи.

Широкая в складочку юбка-шотландка чуть выше колен, аккуратные туфельки со слегка приподнятыми каблучками, чтобы потенциальный зритель обратил внимание на походку, аппетитную длину и стройность ножек.

Детали, детали, детали…

Леночка меняла то одно, то другое, пока сама в себя не влюбилась.

Всё, она готова встретить во всеоружии того, кто достоин и добъётся. Пусть ему повезёт.

Видимо звёзды услышали девочку, или старания не остались незамеченными, а может быть флюиды возбуждения, что витали в воздухе, осыпаясь на окружающих обжигающими искрами, подействовали.

Кто знает.

Что-то такое в атмосфере всё же происходило, если в тот же день, когда она пришла в клуб, где до того бывала не раз, её приглашали и приглашали, крутили и обнимали без устали в вихре танцев, прижимались к ней всё плотнее, шептали на ушко обольстительные любезности.

Мелочи, а приятно.

На такое изобилие кандидатов девочка никак не рассчитывала. Слишком уж велик список потенциальных претендентов. Тем более, сама себе она запретила выбирать или влиять на их волю.

Пусть провидение определяет шаг за шагом её будущее. Конечно, это риск, велика вероятность катастрофы, зато азарт и адреналин в крови гарантированы.

В конце концов, Леночка не самоубийца, в случае чего не поздно будет остановиться, если почувствует неладное.

Если честно, ей нравится вон тот невысокий коренастый  мальчуган с глазами цыганёнка и фигурой атлета, представившийся Григорием. От него исходит приятное расслабляющее тепло, побуждающее прижаться плотнее, положить голову на надёжное сильное плечо и кружить, кружить в бесконечном танце с закрытыми глазами.

Правда, он излишне возбуждён. Это видно невооруженным глазом. И слишком застенчив. Вряд ли такой робкий увалень решится на более близкое знакомство.

А жаль. Хорошая, наверно, могла бы получиться парочка.

Как говорится, ещё не вечер.

Может быть, поборет свою нерешительность? У него серьёзный шанс на её благосклонность. Кстати, юноша пахнет чем-то родным, до жути знакомым.

Да и другой, Паша, высокий брюнет с ловкими движениями и подвижной улыбкой, которая живёт обособленной жизнью, кажется, совсем не подчиняясь своему обладателю, тоже хорош.

У него красивые ласковые руки, от прикосновения которых внутри сверху вниз пробегает нарастающая волна напряжения, всё тело покрывается мурашками и набухают соски.

Паша ещё только подходит, чтобы пригласить на танец, а Леночка уже чувствует, словно он прикоснулся.

И голос у него, хоть  по-юношески грубоватый, но такой мелодичный, заслушаешься.

Этот, скорее всего сам выбирает для себя одну из многих. Вон как гуляет его алчущий взгляд по изгибам и выступам пролетающих в танце девчонок, раздевает их на лету, может быть, даже примеривая под конкретные действия.

Конечно, это лишь впечатление, но ведь откуда-то оно вылупилось.

Интуиция?

И всё-таки он прекрасен. Во всяком случае, внешне.

С удовольствием пошла бы с ним на свидание.

Вот он щекочет её шею волосами, отчего Леночка внутренне собралась и застыла в предвкушении, ожидая поцелуя…

Нет, на этот раз не решился. Нужно попробовать слегка наклонить голову, намекнуть на доступность этой опции. Или это уже намеренная провокация? Нет, пусть решается сам. Она и без того слишком горяча и азартна сегодня.

Кажется, будто Леночкины желания транслируют на большом экране, вывешенном посреди зала, иначе, отчего все мужчины на неё так откровенно пялятся сегодня, почему наперебой приглашают танцевать?

Если честно, она немножко утомилась от этого нескончаемого кастинга.

– Мы выбираем, нас выбирают… как это часто не совпадает… Кажется так. Если бы пришлось выбирать, из этих двоих, пожалуй, предпочла бы неразговорчивого, но уютного увальня Гришу. Кто знает, как всё сегодня сложится.

Ладно, как карта ляжет.

Есть, правда, ещё третий претендент, Леонид, юноша с римским профилем и непослушными волосами ёршиком. Он чаще приглашает малюсенькую блондинку, которая смеётся по поводу и без повода.

Но, Леночка замечает, что танцуя с той, взглядом он прожигает её грудь.

У Лёни уморительная, скачущая, манера танца.

Держится на расстоянии от партнёрши, то и дело переводит взгляд с лица на грудь и обратно. Видимо, мысли о более тесном контакте не дают сосредоточиться.

Наверняка сейчас решает ребус, кто из двух претенденток более податлив и доступен. Скорее всего, это нормально для мужчины в  гиперсексуальном возрасте, когда в организме происходит бурная гормональная революция, побуждающая к смелости на грани отчаяния.

С таким ухажёром можно испытать взрыв эмоций, только вряд ли они способны перерасти в серьёзные чувства. Скорее всего, ему нужна скорая сексуальная помощь, немедленная разрядка, не более того.

Лёня сейчас способен на поступок, но исключительно ради секса. Это, пожалуй, не вариант.

Игра есть игра и в ней Леночка лишена возможности влиять на ход событий.

Однако!

– Григорий, Павел, что же вы никак не можете побороть сопротивление собственного страха? Решайтесь же, скорее, пока меня не увёл этот озабоченный, но симпатичный и решительный Лёнька.

 А вон тот, Витя, кажется, что ему лет шестнадцать, хотя утверждает, что двадцать один и что успел отслужить в армии, причём матросом на Тихоокеанском флоте.

Синие как море глаза парня полны решительности и страсти, но его поведение наталкивает на мысль, что Виктор неопытен, как и сама Леночка, но находится в активном поиске, причём не партнерши на час, а именно спутницы жизни.

– Пусть ему повезёт сегодня найти любовь. Отчего тогда не мою?  Присмотрись, внимательнее, паренёк. Я уже почти твоя. Более удачный вариант природой не предусмотрен. Похоже не судьба. Кажется, сразу определил, что зрелый плод ему не по зубам.

– Отчего у замечательных ребят  такая низкая самооценка? Странно. Морячки, просолённые ветрами, должны быть отчаянными, а он…

Таким чаще попадаются  гулёны, девочки без тормозов и морали, но с завышенными амбициями. И женятся подобные ребята в большинстве случаев по залёту, не имея перспективы на долгую и счастливую семейную жизнь.

Однако у него тоже есть шанс получить сегодня приз… а ведь упустит. Сам себе внушил, что красота для него недоступна, накрутил в сто кругов забор из колючей проволоки, решив тем самым свою судьбу. Не в свою пользу.

– Ну же, Виктор! Нет, он сейчас потащится вон за той финтифлюшкой, которая без устали стреляет в него глазками. Она охотница. Учуяла поживу. Время пришло девочке замуж. Окрутит. Как пить дать уведёт парня.

Время идёт, соперники, конечно, они себя таковыми не считают, всё ещё выкраивают в уме наиболее подходящий вариант. Им наверно тоже не позавидуешь: проблема выбора реальна всегда и для всех. Ошибка  фатальна, исправлению не подлежит. В жизни каждый шаг совершается набело, с первой попытки. Пятьдесят на пятьдесят. Это о процентах и шансах.

Ткнул пальцем в небо и…не попал, не попал…

Сидит у каждого за плечом некий символический чёртик и дурманит отравленный гормональным наркозом мозг, чтобы накуролесил похлеще, вляпался по самые уши.

Кому неделю хмельного счастья отпустит, другому месяц, год, если не сумели эту сущность распознать и обезвредить.

Вместо похмелья наступает расплата: неверностью, конфликтами, ревностью, рукоприкладством, депрессиями и болезнями, пьянством и деградацией.

Если любовь не причём, когда решение принимает всплеск возбуждения и погоня за чувственностью любым путём, добра не жди.

В самом начале побуждение и реальную цель партнёра не определить. Природа это предусмотрела, расставила силки по всему периметру отношений, не давая шанса сорваться с крючка влюблённости.

Будьте любезны господа: плодитесь и размножайтесь. Не для того наделили вас тычинками и пестиками, чтобы вы мечтали и фантазировали, наращивая духовные и нравственные мышцы.

Жизнь прозаичнее и сложнее. Конечная, она же единственная цель нашего существования, как биологического вида – продолжение рода.

А чёртик, он, любому исходу доволен. Какое ему дело до духовных и нравственных страданий? Он своё дело сделал. Честь и хвала.

Танцевальный вечер подходит к концу. Мальчики устали сомневаться. Тут ещё свет выключили. Совсем ненадолго. Минуты на две, не больше.

Этого хватило, чтобы Пашка, лукавый проказник, поцеловал Леночку, сначала в шею, потом в щёчку. Засопел, напрягся, ожидая ответки в виде звонкой пощёчины.

Поняв, что прокатило, на радостях впился продолжительным поцелуем в податливые губы, задрожал всем телом, вжался в хрупкое, такое желанное тело девушки.

В этот миг включили свет и все вокруг увидели, что он… именно он, никто другой, имеет теперь на Леночку исключительное право.

Девочка с облегчением и радостью вздохнула. Или выдохнула, обозначив тем самым согласие с его выбором.

На лице Пашки вместо привычной уже улыбки появилось выражение триумфа.

Казалось, что сейчас он начнет плясать от радости, бить себя кулаками в грудь, вопить во всё горло, как торжествующий Тарзан.

Этого не случилось. Зато, словно невзначай, Павел положил тяжёлую ласковую ладонь на  Леночкину упругую грудь, а она сделала вид, будто совсем этого не заметила.

Маленькие знаки, незаметные символы. Как же много они значат для людей, вступающих одной ногой в пределы нового, неведомого прежде витка отношений.

Ребята долго, медленно кружа под звуки нестареющего вальса, всматривались пристально в глаза друг друга, задавали вопросы и получали ответы без слов, давали обещания и клятвы, находясь в полной уверенности, что выполнят их безоговорочно, без всяких сомнений.

Леночка была благодарна ему, он, ей.

Два сердца выпрыгивали из тесных телесных оболочек, стремились соединиться, во что бы то ни стало. Чертёнок за плечом был явно доволен, а в нескольких шагах от них, вжавшись в стену, со слезами, которые он ненавидит и презирает, стоит, проклиная свою нерешительность бледный как мел, разочаровавшийся в жизни Гриша, готовый удавиться от тоски.

Ведь это была его девушка. Он это видел, чувствовал, знал. И что теперь?

Леночка тоже заметила его состояние.

Увы. Наверно, она всю жизнь теперь будет вспоминать этого робкого мальчика, додумывать за него реальные события, которые могли произойти, если бы…

Виртуальная связь, однажды соединив сердца двоих, не прекращается с окончанием отношений в реальном времени.

Проскочившая мимолётно искра, выбитая соприкосновением душ, будет жить вечно, если под этим понятием подразумевать продолжительность одной человеческой жизни.

В мыслях и грёзах им ещё не раз суждено встретиться.

Упущенный шанс соблазнительней любой реальности.

Григорий на данном отрезке времени из игры выбыл. Если есть желание, может посидеть на скамье запасных игроков и завидовать молча…

Пустота

Отчего в реальной жизни события никак не согласуются с нашими желаниями и планами?

Ты видишь красивый бокал, надеешься выпить из него глоток терпкого хмельного напитка, предвкушаешь это, а не иное наслаждение, а там оказывается простая вода.

Увы, как бы ни было развито творческое воображение, невозможно извлечь из сосуда то, чего в нём нет.

Лариса Сапрыкина, Витькина жена, живописно сидела в кресле, поджав под себя ноги в  расслабленной позе.

Выглядела она чертовски привлекательно, можно сказать вызывающе эротично.

Разве странно, что молодая девушка излучает соблазнительные чувственные флюиды, особенно если учесть, что живут Сапрыкины всего ничего – меньше трёх лет и безумно влюблены друг в друга?

Правда, увлечение мужа женой и жены мужем отличаются разительно.

Они, как две галактики в одной вселенной, обитают совсем рядом по планетарным масштабам, но настолько далеко по меркам земным, что их реальные контакты можно считать статистической погрешностью, исключением из правил.

В одной тональности, на одной волне они общались относительно недолго, до появления дочки.

Эта точка отсчёта ознаменовала начало совсем других отношений.

Лариса великодушно позволяет Витьке любить себя, оказывать определённого характера знаки внимания , ухаживать за собой, никаких эмоций при этом не испытывая.

У неё предельно развита женская интуиция, позволяющая чувствовать натяжение струны, связывающей тела и души.

Лариса играется со своим мужчиной, как сытая кошка это обычно делает с полуживым мышонком. Со стороны их отношения выглядят довольно мило. Окружающие считают их идеальной парой.

Муж испытывает к супруге столь сильное влечение, так к ней тянется, что готов песок целовать, на который ступают её стройные ножки, воду пить, в которой их моет.

Для своей любимой, а теперь ещё и матери его дочки, Витька готов  раскатать себя на блинчики, чтобы накормить милую девочку чем-нибудь вкусненьким или любым иным способом сделать ей приятно.

Лариса для него деликатес бесспорный. Он не умеет быть чуточку влюблённым, как не может заниматься чем-то иным, если  не увлечён основательно самим процессом. Такой у парня характер.

Указательным пальчиком правой руки женщина изящно водит по странице открытой книги, левой ловко закидывает в рот семечки, сгребая обратно пустую шелуху незаметным движением, словно факирв цирке.

Глядя на её воодушевлённое подвижное лицо можно прочесть если не мысли, то эмоции, которые Лариса испытывает, отождествляя себя с героиней читаемого романа, в котором кипят нешуточные любовные страсти. Других книг женщина не читает.

Брови, нос, губы девушки следуют за фрагментами повествования, словно она один из активных его участников. Страницы книги порхают, как бабочки, с едва слышимым шелестом. Глаз Ларисы то и дело останавливается на циферблате настенных часов, отщёлкивающих минуты, и на экране телевизора, где идёт фильм, тоже интересный.

Она успевает одновременно следить за всеми событиями, участвовать, сопереживать тут и там.

Несмотря на такую насыщенную жизнь, ей всегда скучно.

У Ларисы весьма богатое воображение, которое рисует совсем другое благополучие, никак не связанное со скудной реальностью здесь и сейчас.

Никакой работы по дому Лариса не выполняет, просто не успевает, потому, что сумасшедшие часы то еле идут, то вдруг перескакивают через пару часиков.

Она точно видела, что стрелки на циферблате показывают три часа, до прихода мужа с работы вполне можно всё успеть, а через пять минут уже половина шестого.

Витька открывает дверь своим ключом в самый неподходящий момент, когда интрига в романе входит в самую насыщенную событиями и переживаниями фазу.

Как так получается, Лариса не понимает. Наваждение какое-то и только.

Опять она не забрала дочку из детского садика, не приготовила ужин, не постирала, не прибралась.

– Ладно, ничего страшного, – решает Лариса, – Витька сбегает за Машкой, ему не трудно. Ведь он так любит дочку.

– Витюша, я так устала, не представляешь. Сгоняй за Машуткой, – и продолжила с ужимками ребёнка, укравшего конфетку, – надо же, как мне повезло встретить такого замечательного, любящего мужчину. Представляешь, ни что не хватает времени, любимый.

Так она произнесла вслух, а про себя добавила – олень, – что соответствовало действительности.

Изменяла Лариса систематически, причём не по любви, исключительно из интереса. Как спортсмена, охотника или иного адреналиньщика, её бесконечно преследовал азарт.

Искусством обольщения она владела в совершенстве, а так как работать муж не заставлял, и не был ревнив, времени на любимое увлечение было достаточно.

– Как он хотел, – размышляла Лариса на досуге, когда в очередной раз находила классного, как ей казалось, любовника, – взял в жёны девчонкой совсем, пусть и не девственницей, кислород перекрыл, да ещё и обрюхатил. Не жирно будет одному пользоваться моей красотой и молодостью? За всё в жизни нужно платить.

Пылкий ухажёр обычно быстро сдувался, как только сталкивался с её стервозным характером.  Девочка совсем не умела уступать, всех считала своими должниками,  любила выставить мужиков ничтожествами.

– Если разобраться, – думала она, – Витьку сектор приз выпал в игре под названием судьба. Никто не обещал ему лёгкой жизни. Семья обязывает. Женился – обеспечивай. Охоту за мамонтом никто не отменял. Достаточно того, что я его безумно люблю. По-своему, конечно. Не бросаю же.

Лариса отправила Витьку за Машенькой, обещала за это время приготовить ужин, поцеловала мужа в губы, довольно чувственно, с придыханием.

Нужно же чем-то оправдаться, выдать аванс. Мужики, они ведь как дети: главное приласкать вовремя и конфетку выдать. Не беда, если потом сама же её и съешь.

Дальше в ход идёт один из особенно обворожительных, предельно сексуальных взглядов, от которого у парня, как обычно, напрочь  отключается сознание.

Окрылённый задатком Витька действует на автомате, особенно не задумываясь, но на улице, стряхнув очарование живого прикосновения, приходит в себя.

Как-то всё сложно в их жизни стало, неправильно, невкусно.

Визуально ничего не изменилось, но по ощущениям совсем не так.

Когда пьёшь хорошее вино, оно ударяет в голову сразу, поднимает настроение, веселит. Витьке же последнее время кажется, будто напиток любви порядком разбавили: не дурманит, не пьянит.

Лариса давно и прочно усвоила свод неких незыблемых принципов, согласно которым нежность, доступность и секс, это именно товар, которым нужно умело распоряжаться. Этими лакомствами нельзя закармливать.

Пусть мужчина постарается, чтобы добыть немножко сладкого к ужину. Капельку, крошечную дегустационную порцию чувственного секса, больше нельзя, иначе не понять партнёру всю прелесть щедрого женского подношения, не испытать ощущение волшебного послевкусия, когда в мозгу кипит концентрированный раствор щекочущих нервы фантазий, которые значительно реальнее настоящего контакта.

Она и сама подвержена этой очаровательной болезни, когда происходит мысленный контакт с мечтой, значительно превосходящий подлинные чувства по энергетике, яркости и полноте ощущений.

После виртуального рандеву иногда трясёт не по-детски и вставляет тоже конкретно. Было дело, когда Витька был в командировке, а она даже из дома не выходила.

В тот раз Лариса кончала непрерывно несколько часов, утром даже проснуться не смогла, так её перемкнуло.

О, иногда в грёзах с ней такое происходит, что не может сравниться ни с чем. Этот процесс она по-настоящему обожает. И что интересно – никакой в такие моменты реальной измены.

Сновидение и только.

Концентрированное наслаждение без страха вовлечь себя в неприятности любого рода. Впрочем, проблем Лариса не боится: Витьку развести, что на пол плюнуть.

Если разобраться, гремучая смесь вины и наслаждения, когда твою порочную страсть могут раскрыть, разоблачить, а ты, вся такая волшебная, весь процесс держишь под неусыпным контролем, ловко изворачиваешься, играя по своим собственным извращённым правилам, тоже будоражит, ого-го как.

Витька наверняка тоже играет в подобные шашки. Лариса намеренно возбуждает его сверх всякой меры, а потом находит причину отказать, когда ей предстоит романтическая встреча или после таковой.

Она опытный игрок,  никогда не прокалывается. Главное, хорошо спланировать операцию прикрытия. Чтобы ненароком не поселить в голову мужа опасные мысли, Лариса постоянно рассказывает ему об изменах своих подруг или их мужей. Мозги у мужиков так устроены, что они всегда думают в альтернативном направлении.

Если говорит о любви и верности, осуждает, даже подруг, значит искренняя и невинная. Постоянно вскрывает нарыв такой животрепещущей, драматической темы, переживает. Видимо не хочет для себя такой участи.

Впрочем, Витька настолько толерантен и не ревнив, что ей не грозит попасть впросак. Что ещё важнее, она искренне считает себя идеальной женой, потому, что заключила безвременный договор с собственной совестью.

Измены, как таковые, Лариса осуждает. То, чем она занимается, с её точки зрения, иное: это забава, игра, флирт, не более того. Развлечение, потеха.

В душе она предельно, добросовестно и пунктуально верна.

Можно в это не верить, но сделка с моральной составляющей своего рассудка возможна. Лариса это давно и прочно усвоила.

Стратегии изворотливости, отчаянное жульничество и плутни Лариса относит к разряду головоломок и прочих интеллектуальных игр. А жгучий стыд за пошлый блуд, он был, когда изменила первый раз.

Страдала тогда всерьёз, только совсем недолго.

Человеческая психика изворотлива и пластична. Если ей грозит перегрев, она способна на извращённые манипуляции с собственным сознанием.

Формула переговоров с совестью приблизительно следующая: я хороший человек, вынужденный поступать скверно, потому, что страдания, это больно, а мучиться я не хочу. Пусть лучше мне будет немножко стыдно.

А ещё она решила, что любовь, это вовсе не человек, к которому испытываешь симпатию, а собственное воображение, определяющее, кому и сколько пламенных ощущений следует выделить.

Если выдавать близость щедро, сколько мужчина способен съесть, можно быстро закормить. Тогда проиграешь партию, даже не начав. Ведь жизнь, это увлекательная игра и все-все в ней актёры. Большинство – бездарные статисты, чего нельзя сказать про неё.

Лариса считает себя если не выдающейся, то уж точно талантливой актрисой.

Витька – натура увлекающаяся. Он никогда не спорит, сразу соглашается на установленные женой правила и порядки в семье.

Девушка зацепила и привязала юношу крепко накрепко ещё в процессе любовных игр, выдавала порции сладостей лишь тогда, когда милый заслужит. Кстати, оценивает это тоже она. Никто не станет подавать десерт, пока не съедено основное блюдо. Сладкое отбивает аппетит. Главное оружие хорошего повара в приправах и соусах. Именно они позволяют полностью раскрыть достоинства настоящего лакомства.

Своими девичьими пряностями Лариса пользовалась виртуозно, умея так поперчить и посолить, что потом невозможно было утихомирить у мужчин разыгравшийся аппетит.

Она знала себе цену.

Даже не так: девушка грамотно и чётко её обозначала, имея процент от каждого сближения, даже если умудрялась его сворачивать, не позволив вкусить запретный плод, начисляла дивиденды на факт приобщения к самой игре.

Для Ларисы самое вкусное блюдо – флирт, виртуозная игра на грани фола, хождение по острию лезвия. Вот от чего он по-настоящему тащится.

С самого раннего детства Лариса любила секреты и тайны. Двойная жизнь позволяла обладать возбуждающей контрабандой постоянно. Она потребляла адреналин в таких количествах, которые не снились наркоманам. Жизнь девушка видела, как бесконечный, непрерывный поток наслаждения.

Нет ничего чувственнее, чем секс в условиях, когда тебя могут застигнуть, поймать в неловкой позе с чужим мужчиной, вычислить, вызвать смущение, ввести в конфуз.

Страх разоблачения – вот самый острый соус из всех известных. Именно он вздымает азарт на невиданные высоты.

А ещё Лариса любит завести, раззадорить, затем смутить непреодолимыми обстоятельствами случайного мужчину, который ей даже по-настоящему неинтересен, просто под руку попал.

Тех, кто быстро увлекается и теряет бдительность, приятнее всего разыграть, наблюдая потом за его похотливой реакцией, ради спортивного результата, не имея конкретной причины, кроме беспокойного темперамента.

Она знает, что пройти мимо живописного полотна, которое выставляет напоказ привлекательная женщина, практически даром, такие субъекты не могут. Слишком они горячие и неустойчивые.

Именно поэтому она бережёт своё основное блюдо, подавая его лишь в крайних случаях, не гнушаясь, однако, вызывать у своих визави вожделение, которое те не способны скрыть.

Мужа девочка не боится. Он не ревнив. Однако, Лариса старается проделки свои вытворять без его участия. Для него жена играет роль недотроги и скромницы, пусть и ленивой.

Супруг не просто терпит её безучастность в семейной жизни, он от них балдеет.

Сказать, что Лариса не любит Витьку, нельзя. Просто её чувства относительно прагматичны. Каждый поцелуй, считает она, должен чего-либо стоить. Опять же, даже его телячьи нежности способны удовлетворить стремление развеять скуку, которая одолевает девушку нещадно.

– Женская красота мимолётна. Увянет и нечем будет привлечь желанного шмеля, способного из твоего цветка извлечь порцию мёда. Своими достоинствами нужно уметь пользоваться.

Так она считает, не без оснований, между прочим.

Муж давно привык к семейным ритуалам. Он и не рассчитывал, что дома могут накормить. Не тот формат отношений. Зато, какой секс может предложить его чаровница – пальчики оближешь.

Лариса больше по части физического удовлетворения, которое отпускает, пусть и по капле, но даже маленькую порцию умеет подать на золотом блюде.

В плане эротики она богиня. Правда, иной раз по неделе не допросишься. Ждёт, зараза, когда муж аппетит нагуляет.

Ему не сложно готовить, стирать и прибираться. Это как бы плата за относительно безлимитный абонемент в тренажёрный зал, где опытный тренер заставляет получать удовольствие от секса, даже если ты не здоров или обессилен, потому, что клиент должен видеть результат.

Однако последнее время появилось неприятное  обстоятельство. Оно не сможет изменить формат их семейной жизни, однако вносит некий диссонанс в сами отношения.

Лариса слишком много внимания уделяет рекламе своих достоинств, забывая иногда реально их предъявлять.

Кроме этого жена заявила право на безраздельное использование его личного пространства, одновременно закрыв на замок своё, ограничила возможность распоряжаться личным временем и многими степенями свободы.

Возможно, при высоком градусе влюблённости это нормально, но ведь она сама остужает горячий напиток, подавая слишком маленькими порциями или уже остывшим.

Витьке просто-напросто не хватает внимания, он постоянно нуждается в близости.

Так просто и в то же время невыносимо тяжело жить в семье, где нет взаимности.

Виктор уже не раз пытался донести до супруги эту мысль, но тщетно. Девочка загадочно и томно улыбается, предъявляет к просмотру некоторые интимные детали возбуждающих стимулов вместо ответа, даже позволяет до них дотронуться.

Иногда предлагает секс.

Но Виктору этого мало. Ему нужна любимая, а не сообщница, не сборщица налогов..

Витька частенько стал задумываться о смысле жизни, любви и вообще.

Каждая мысль, если ей чрезмерно увлечься, чревата непредсказуемыми последствиями.

Обожание, восторженность, пылкость, безграничное доверие, но отнюдь не аренда деталей женской конструкции, вот путь к взаимности.

Виктор привык говорить “мы”, и вдруг оказалось, что это совсем не так.

Вторгаться в личное пространство, тем более интимное, не дозволяя растворяться в своём внутреннем мире, равносильно тому, что вышвырнуть из собственного дома.

Кому захочется лишний раз  идти туда, куда тебя не приглашают?

Лариса последнее время читает запоем или гостит у подружек. Витька не против приятельских отношений, пусть дружит. Нельзя приковать человека цепью и одновременно требовать от него любви.

Чувства предпочитают внутреннюю и внешнюю свободу.

Но жена не хочет даже разговаривать, отделывается несколькими дежурными фразами, которые Виктор знает наперечёт.

Он способен по выражению лица, исходя из контекста предшествующих событий, угадать, что супруга сейчас произнесёт, запросто мог бы заключать пари с кем угодно, не боясь проиграть.

Лариса всегда права, при этом готова отстаивать точку зрения с боем.

“Я не хотела, так вышло. Объясняю последний раз. Обман зрения. Ты не так понял. Следи за собой. Иначе никак. А крыть-то нечем. А оно тебе надо? Сам-то как думаешь? А смысл? Так задумано. У тебя голова большая – думай. В этом ты весь. А ты ловкач. Сам-то в это веришь?”

Такие выражения она знала во множестве, виртуозно умела ими пользоваться. А Витьке нужно было близкое общение, объятия, прикосновения, восторги, диалог.

Эти бесценные драгоценности отсутствовали и уже давно.

В первые годы беседы были бесконечными. Диалоги во многом напоминали страстный, чувственный секс, а эротики в повседневной жизни было столько, что ни на что иное времени и сил не оставалось.

Не важно, о чём они говорили, каждое слово было раскалено эмоциональными переживаниями и обоюдным влечением. Восхищение и обожание звучало даже в разговоре о неприятностях на работе, не говоря уже о признаниях в любви. Эмоции и страсть вместо претензий и жалоб, вот чего Витьке не хватает.

Да, он загорается от одного её взгляда, от прикосновения и сейчас, но продолжения, взаимного обмена энергией любви не следует. Разве что иногда Лариса позволяет использовать интимную сферу, но сама при этом участия в эротических плясках почти не принимает.

На одном сексе, тем более без взаимности, долго не продержишься. К нему требуется романтическая, сентиментальная подливка. А её нет.

Сейчас Виктор придёт домой, а Лариса не даже потрудится отворить дверь. Она по-прежнему увлечена повествованием, книжными героями, которые для роднее и ближе мужа.

Ужин тоже придётся готовить самому.

Жена лишь посмотрит на часы и обречённо скажет, потупив очи долу, что это не так  плохо быть предсказуемой.

– Что поделать, Витенька, если я натура творческая, не способна жить одновременно в фантазии и в реальности? Ты же всё равно меня любишь. Сейчас скажешь, что так и знал. Угадал. Терпеть не могу быть хозяйкой. Милый, любимый, не бери в голову. Зачем обращать внимание на мелочи, которые не можешь исправить?  Лучше задумайся о том, что гораздо приятнее. Например, о той страсти, какую тебе подарю. Когда Машка заснёт. Наверно.

– Обещаешь?

– Если к тому времени будешь ещё в форме.

– Значит, надежды мало.

– Как сказать. Надежда умирает последней. Кстати, у Надьки Смоляковой опять Геночка загулял. Всерьёз. Фигуристая такая фифа, плотненькая, румяная. Просто конфетка. Но я лучше, так и знай. Узнаю, что на кого-то заглядываешься – уничтожу.

– Зачем мне знать про чьи-то измены?

– Ты же мне никогда, правда?

– Я, это я. Как говорится, большой рыбе огромная сковородка.

– Что за странные намёки?

– В нашем роду мужчины не оставляют своих женщин, даже когда их поджаривают на медленном огне. Ты ведь не заставишь меня мучиться, съешь быстро?

– Ты кажешься интереснее, чем на самом деле. Что опять не так? Не отвлекайся, готовь, я ужасно проголодалась.

– Я догадывался, что в жизни за всё приходится платить, только не знал, что дуракам предоставляются льготы.  Последнее время мне неизменно кажется, что я постоянно переплачиваю. Ведь ты меня совсем не любишь.

– Глупости. Обман зрения. Неужели не ясно, что твоя женщина в депрессии? Можешь ты понять, что такое ме-лан-хо-ли-я? Обожаю тебя, но приболела. Мне теперь что делать, повеситься?

– В принципе я согласен поверить в любовь. Во всяком случае, очень хочется, чтобы так и было. Но ведь ерунда какая-то получается. Я кручусь, верчусь, на двух работах вкалываю, чтобы в семье всё было, прихожу домой и начинаю отрабатывать факультатив. Нет, мне совсем не сложно забрать Машку, приготовить ужин, даже постирать. Но, ты в это самое время зачем-то рассказываешь про измены и туманно намекаешь, что секс, возможно, будет, но, не бесплатно. Его оказывается нужно заслужить.

– В этом ты весь, Сапрыкин. Что за меркантильность? Я что, должна обязательно сексом расплачиваться?

– Стесняюсь спросить, сегодня, что на ужин?

– Сам-то как думаешь? У женщины лишь одна конвертируемая валюта, но разного достоинства.

– Почём?

– У тебя абонемент, ты муж. Даром сделаю красиво.

– Я тоже поначалу думал, что имею контрамарку. Возможно, этот документ на предъявителя, только у меня его кто-то изъял? Ловко ты забросила удочку насчёт адюльтера. Последний раз я получил от тебя эротическую услугу, дай бог вспомнить… кажется, неделю назад.

– Тебя это расстроило? Ты торгуешься из-за любви? Вот я тебя и раскусила, дорогой. Обратись к врачу. Может быть, ты скрытый сексуальный маньяк?

– Садись кушать, крошка. Ужин готов. Ведь ты так устала.

– У меня всегда хороший аппетит. Каждый из нас – отменный кулинар. В своей области.

– Код твоего региона я знаю, только по нелепой случайности постоянно попадаю не туда.

– С этого момента подробнее. В какую же область ты попадаешь? Предупреждаю сразу, что ты не имеешь право молчать и всё, что сейчас расскажешь, будет использовано против тебя.

– Укладывай Машутку спать. Сейчас я попытаюсь послать ещё одну телеграмму, тогда  узнаем, правильно ли я указываю адрес.

– Извини, Витенька, у меня так разболелась голова от неприятного разговора. Сам виноват.

– Догадывался, предвидел. Может, укол?

– Справлюсь, любимый.

Витька даже нисколько не обиделся. Такой порядок событий стал для него обыденностью. Именно поэтому у него появилась подружка на работе.

Нет, это не эротические отношения мужчины и женщины – обыкновенная дружба. Так бывает. Вероника умеет выслушать, делает это так чувственно, что ощущаешь физически флюиды сопричастности и подлинного интереса.

Возможно это тоже своеобразная измена, потому, что разговоры и встречи с этой девочкой возбуждают. Не настолько, чтобы грезить интимными отношениями, но довольно значительно.

Во всяком случае, отказы жены перестали так сильно досаждать.

Грустно, когда прелесть близких отношений растворяется в тумане безразличия, но есть отчаянная надежда, что он рассеется и всё встанет на свои места, иначе придётся приспосабливаться к семейной жизни в полном одиночестве.

Общение с Вероникой не в счёт. Восполнить утерю любви к жене она не сможет и причин тому множество. Одна из них – дочка Машенька, единственная и неделимая, предать которую он не в силах.

Витька повернулся набок, мысленно побеседовал несколько минут с Вероникой, не с женой, и уснул. Утром на смену. После основной работы на подработку. Вечером, по заведённому не так давно правилу, домашние дела. Должен же кто-то выполнять хозяйственные обязанности.

Между двумя работами помогает восполнить запасы энергии неспешная, приятная прогулка в обществе единственной подруги. Как жаль, что встретился с ней так поздно, когда преградой на пути настоящей любви уже встали семейные обстоятельства.

На грани засыпания, когда фантазии сливаются с реальностью, в голову Виктора заскочила шальная мысль, которую он так и не успел додумать: можно ли назвать изменой целомудренную во всех отношениях дружбу с женщиной, точнее с девушкой?

Лариса в это время с наслаждением плескалась в горячей ванной, приправленной ароматами южной ночи, она должна изысканно пахнуть, чтобы поразить любовника в самое сердце.

Закончив с приятной процедурой омовения, Лариса долго, придирчиво и тщательно подбирала наряды, красилась.

Сегодня она опять вела себя безупречно. Витьке и в голову не могло прийти, что у неё назначено романтическое свидание.

Игорь Леонидович, начальник и коллега мужа, такая душка.

Одна, всего одна встреча и они расстанутся. Разве это измена?

Кажется, я влюбился

Алик Рощин, на самом деле его звали Альберт Суровцев, а то имя, которым он  представился, был творческим псевдонимом, под которым он публиковал стихи, получил приглашение на слёт молодых поэтов.

Поездка оказалась для него полной неожиданностью. Как и всё, последовавшее в дальнейшем.

Стихи у него были так себе, он их на самом деле стеснялся, именно поэтому спрятался за придуманным лицом.

Поселили их на областной базе отдыха по линии молодёжного турбюро “Спутник”.

Комнаты на два человека были обставлены настолько изысканно, что Альберт боялся пользоваться предоставленными благами. Кормили в столовой, больше похожей на столичный ресторан.

Встречи и семинары проходили в огромной остеклённой аудитории, стены которой были украшены картинами современных художников.

Полукругом стояли кресла с удобными приспособлениями для того, чтобы делать записи, перед каждыми двумя из которых был журнальный столик. На нём ручки, блокноты, типографским способом отпечатанные сборники (когда успели), со стихами участников.

Это должно было быть уютным, но юноша чувствовал себя на этом собрании талантов совершенно лишним.

Ведущий объявлял очередное дарование, вкратце рассказывал его биографию, делал несколько комплиментов.

Поэту передавали микрофон на удобной подставке.

Альберт сначала заскучал, потом начал нервничать.

Стихи были неинтересные, надуманные, никаких эмоций не будили.

Откуда-то изнутри поднимался страх, что следующим могут представить его.

Захотелось провалиться сквозь землю, незаметно исчезнуть.

Окружающие вели себя довольно свободно. Возможно, ему только казалось так, но позы у так называемых поэтов были непринуждённые, расслабленные.

Следующим объявили Северьяна Сухотина. Самоуверенный парень в костюме-тройке с небрежно повязанным шейным платком, смутно напоминал Андрея Вознесенского.

Алику стало интересно. Он прислушался.

Каково же было удивление, когда услышал знакомые стихи.

Совсем недавно ездил в соседний областной центр в командировку, где купил сборник. Именно эти стихи Альберт читал сегодня ночью, книжка и сейчас лежала в походной сумке.

Под произведениями была другая фамилия, иные инициалы. Какие именно – не помнил, но явно Северьяна.

Юноша декламировал громко, артистично, явно подражал Вознесенскому. Читал чужие стихи, выдавая их за авторские сочинения.

Альберт взял со столика брошюру, пролистал до фамилии Сухотин. В голове зашумело. Дальше он ничего не слушал и не слышал.

В нём боролись два волка: высказаться вслух или поговорить наедине?

Решение принять было слишком сложно. В любом случае он оказывался в роли судьи, что было неприемлемо для его ранимой души.

Звери терзали чувствительное сознание. Алик блуждал в лабиринте противоречий, раздираемый жгучим стыдом. Почему именно его корёжило от чужого обмана? Какое в принципе дело до того, что кто-то хочет, чтобы его заметили, не заслужив этого?

Юноша вдруг понял, что если сейчас объявят его, он не сможет произнести ни слова. Лицо его горело от неловкости и смущения.

В это время ведущий представил Алину Маслову, имя которой Алик слышал, словно оно звучало из жестяного ведра.

– Очередная графоманка, – с неприязнью подумал Альберт, – сейчас начнёт читать стихи Ахматовой или Друниной, выдавая их за собственные сочинения.

Машинально открыв её страницу в сборнике, прочитав первые несколько строк, юноша застыл. Это были настоящие стихи.

Девочка встала. Её лицо ярко пылало, руки нервно мяли блокнот в мягкой обложке.

Алина никак не решалась начать.

Поэтесса выглядела потрясающе, хотя одета была просто, наверно даже слишком просто, скорее как школьница.

Русые волосы заплетены в две косы, открытый лоб, очень симметрично, правильной формы лицо, отливающее северной белизной, оленьи глаза, стройный стан.

Всего этого Алик не заметил. Его поразило впечатление в целом. Ведь они ужинали вместе, знакомились вчера вечером, завтракали сегодня. Как можно было не разглядеть такое… такое непостижимое, безукоризненное совершенство?

Вмиг забылся плагиатор Северьян Сухотин. Альберт смотрел на девушку, ожидая, когда она подаст голос.

Декламировала Алина с таким чувством, что напомнила Алику недавнее посещение московского театра, где давали “Грозу” Островского. Приблизительно так звучал монолог Катерины: “Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела”

В груди у юноши застрял комок. Он слушал, открыв рот.

Стихи были не просто великолепны. Они не были похожи ни на что знакомое.

Альберт смотрел на девочку, переживал вместе с ней и произносимым текстом, и искал глазами соответствующее стихотворение в сборнике.

Эмоции и чувства переполняли. Разве можно после такого…

Если объявят его, откажется, непременно на что-нибудь сошлётся. Например, на то, что болит горло.

Что-то сразу и вдруг изменилось.

Алик не знал, что именно: настроение, обстановка, воздух. Возможно, остановилось время.

Юноша хотел видеть и слышать только Алину, невольно сравнил их имена.

Конечно, Альберт, никак не сочетается с такими музыкальными звуками, зато Алик в самый раз.

С чего ему вздумалось объединять таким замысловатым образом имена?

Молодой человек чувствовал ничтожество своей графоманской лирики в сравнении со стихами этой удивительной девочки, но читать свои произведение пришлось.

Это было мучительно.

Альберт ожидал, что его декламацию встретит гробовая тишина.

Так и было вначале.

Первой зааплодировала Алина.

Странно, но стихи понравились и участником слёта, и организаторам.

Потом были мастер-классы, встречи с областными и столичными знаменитостями.

Мысли Альберта были целиком и полностью заняты Алиной и только ей.

Юноша искал повод, находил, чтобы подойти как можно ближе, чего-либо спросить.

– Алик, Рощин, можно попросить у вас автограф? Мне очень понравились ваши стихи.

Было неудобно и стыдно. Девочка наклонилась почти над страницей, которую Алик старательно подписывал, выводя каждую буковку.

На её лице было сосредоточенное напряжение, словно это она делилась пожеланием.

Алик почувствовал на лице прикосновение девичьих волос, божественный аромат, настолько пьянящий, что начали расплываться буквы.

В ответ Алина подарила свой сборник, маленькую книжицу карманного формата в мягкой обложке, на титульном листе которого красовался её карандашный портрет и рукописными буквами написано “Алина Маслова   Лирика”.

Алик неловко прижал подарок к груди.

Потом юноша старательно следовал в фарватере поэтессы, пытаясь развлечь разговором, который не клеился.

Девочка не замечала его неловкости. Рядом с ней хотелось мечтать, грустить, быть самим собой.

Алина вела себя настолько непосредственно и просто, что смущение, робость растаяли в пространстве и времени.

Юноша был беспредельно счастлив от присутствия девушки.

На следующий день молодые люди сидели в столовой и на семинарах рядом. Стихов у Алины было великое множество. Вечером, когда все ушли спать, она принесла несколько потрёпанных тетрадей и увлекла Альберта в дальний угол холла.

Они сидели рядышком на диване при тусклом свете ночника. Алик слышал её дыхание, чувствовал живое тепло, вдыхал чарующий бальзам молодого здорового, желанного тела.

Нет, тогда ему подобное не приходило в голову.

Девочка увлечённо читала, закрывала от избытка эмоций глаза. Свои стихи она знала наизусть. Тетради, видимо они придавали уверенности.

Алик не отрывал от лица поэтессы взгляд. Она казалась юноше ангелом.

– Отчего у неё такие бледные губы, – вдруг подумал он и тут же сам ответил на вопрос, – да она замёрзла.

– Постой, одну минуточку посиди, я сейчас, – сорвался с места Алик и побежал в свой номер, откуда принёс клетчатый плед.

– Вот, Алина, грейся.

Юноша бережно укрыл девочку, которая посмотрела на него с благодарностью. Так посмотрела, что ему захотелось немедленно прикоснуться к её глазам губами.

– Здорово! Этого одеяла на двоих хватит. За мной так никто не ухаживал. Я тебя не утомила своими виршами? Наверно уже спать хочешь. А мне совсем не спится. Так здорово всё. Этот слёт, интересные ребята, ты.

– Что я?

– Меня никто так внимательно не слушал. Наверно дело в том, что ты сам поэт.

Алина поёжилась, сложила руки, подула на них, как делают, когда хотят согреться.

– Залезай сюда. Будем читать стихи и греться.

Девочка забралась под плед с ногами, зажмурилась, прижалась к Альберту.

– У меня такое чувство, что всегда тебя знала. Ты такой милый, уютный, – прошептала Алина и прижалась щекой, – как жаль, что ты живёшь далеко от меня. Могли бы вместе такие стихи написать, закачаешься. Когда мне хорошо, я всегда сочиняю. Когда плохо, ещё больше. Расскажи, как тебе стихи в голову приходят.

– Никак. Я их просто вымучиваю. Какой из меня поэт, так…

– Это ты брось. Мне понравились твои рифмы. Необычные, особенные. Такие мысли в голову приходят, когда влюбляешься.

– А ты влюблялась?

– Ну что ты, только в воображении. Начитаюсь стихов, книжек и выдумываю любовь. Мне ещё рано. Сначала надо образование получить, профессию выбрать.

– Ты же поэтесса, зачем чего-то выбирать, если это призвание?

– Папа говорит, что женщина должна обязательно быть образованная и самодостаточная, чтобы ни от кого не зависеть. Обними меня, что-то зябко. Почитай свои стихи.

– Я наизусть не помню.

– Тогда я.

Альберт несмело обнял новую знакомую и почувствовал, что дрожь только усилилась. Волосы девушки приятно щекотали кожу лица. Было волшебно здорово.

И стихи: такие замечательные, просто дух захватывает.

Алик не заметил, как губы потянулись к девичьей шее.

Он нежно дотронулся до нежной кожи, провёл носом по раковине розового ушка.

– Щекотно, Алик. Мешаешь читать.

– Можно я тебя поцелую?

– Ещё чего выдумал, – напружинилась Алина, – тебе доверилась, так нечестно…

Сердце юноши выскакивало в этот миг из клетки, в которую было заключено, в висках стучало, стало трудно дышать.

– Извини, просто я подумал…

– Ладно уж, целуй. Я потом стихи напишу. Мне с тобой, правда, хорошо. Даже жаль, что завтра расстанемся. Ничего, переписываться будем.

Алина закрыла глаза, вытянула губы слоником.

Алик чмокнул её в губы, почувствовал во всём теле нечто такое, что перевернуло весь мир.

Дальше они целовались молча. Долго, почти до утра. Спугнул их рассвет и чьи-то шаркающие шаги в глубине коридора.

Оставалось несколько часов и разлука.

Алину после завтрака увезёт автобус, который доставит до родительского дома. Ехать ей придётся часов пять. Альберт поедет на поезде в посёлок, который не считает своим домом. Там у него никого нет. Потому и стихи писать начал, что устал от одиночества.

Скоро они разъедутся в разные стороны. Нет никакой гарантии, что в дальнейшем представится возможность встретиться вновь.

Всё утро ребята делали вид, что едва знакомы, прятали от посторонних взгляд.

На улице уже стояли автобусы с работающими двигателями.

Мысли Альберта рвались наружу, завязывались узлом, прятались далеко в тёмные уголки души и снова выпрыгивали.

Алина стояла в стороне, возле своего автобуса, разговаривала с девочками, поглядывая на него украдкой.

Знать бы, о чём она думает.

Организаторы объявили посадку.

Алина повернулась лицом к Алику, застенчиво помахала рукой.

Ещё мгновение и девушка уедет. Возможно, навсегда.

Сознание рвалось и сопротивлялось. Юноша не знал, что в такой обстановке можно предпринять. Единственное, что кричало внутри, – я же её люблю!

Он рванулся в направлении Алины, схватил сумку и побежал.

Девушка обернулась.

Алик выбросил сумку, раскрыл объятия и полетел…

Алина рванулась навстречу.

Участники слёта безмолвно наблюдали за странной сценой.

Ребята стояли и целовались на глазах у всех.

Когда влюблённые разомкнули объятия, Алик сказал, – пожалуй, с вами поеду. Знаешь, Алина, кажется, я влюбился.

Брак по расчёту

Марина Костюк приехала покорять Москву из Винницы. Тогда ей было восемнадцать.

Амбиции выплёскивались через края сосуда воображения, заставляли рисовать радужные перспективы, одну ярче другой. Ей мерещилась жизнь, наполненная приключениями и счастьем, в том числе семейным.

В восемнадцать все девчонки грезят любовью, подразумевая не только прогулки при луне и робкие поцелуи, но в довесок к ней фату, подвенечное платье, шумную незабываемую свадьбу.

Такие мечты вкладывают в головки ещё малышкам.

Когда родители покупают первую куклу, девочка уже знает, что в жизни самое-самое важное.

Для начала Марина хотела получить образование, чтобы было основание зацепиться в Столице или хотя бы возле неё.

Экзамены в институт сдала легко, потому была уверена, что начало желанному сценарию жизни положено.

Не тут-то было. То ли шестерёнка в механизме судьбы сломалась, то ли мест в институте оказалось меньше, чем абитуриентов: по конкурсу она не прошла.

Сдаваться девочка не хотела. Единственная и главная мечта поплакала где-то внутри души и решила не сдаваться.

Марина нашла работу дворником с предоставлением закутка для проживания в подвальном помещении многоквартирного дома, устроилась дополнительно посудомойкой в кафе, где работала вечерами, захватывая часть ночи.

Дальше события развивались по предсказуемому для приезжих сценарию.

Жизнь перестала казаться праздником, явив вместо волнующих романтических приключений негативную противоположность.

Родителям Марина писала, что учится, наполняла строки сообщений оптимизмом, шутила. Сначала  делала это из страха и стыда за свою несостоятельность, потом втянулась в сочинительство.

В институт девушка всё же поступила, на это у неё хватило характера, работу в кафе не бросила. К тому времени она уже была официанткой. Поселилась в общежитии.

Там подружилась, близко сошлась с Тамарой Лапиной, девочкой интересной, жизнерадостной, симпатичной, увлекающейся.

У подружки не было проблем с деньгами, родители присылали регулярные стипендии. Конечно, на шикарную жизнь этого не хватало, но было беззаботно и весело.

Планы у Тамары были схожие, она, как и Марина мечтала о семейном счастье, только легкомысленном, праздном. Возле неё всегда крутились мальчишки, имеющие уже немалые познания в любви.

Подробностями Тамара не делилась, только эмоциями и впечатлениями, удивительно сочными, легкомысленными, игривыми.

Конечно, Марина ей завидовала, пусть и по-доброму. Ей такая красивая жизнь не светила.

Тут она ошибалась. Тамара крутила романы с мальчишками, такими же иногородними студентами, как сама.

За Мариной начал ухаживать сын преподавательницы, коренной москвич, имеющий уже приличную должность и определённое положение.

Леонид Ефремович, так юноша представлялся, хотя было ему двадцать три года, постоянно приезжал к родительнице, вечером увозил её домой на личном авто.

Чем приглянулась ему именно Марина, было непонятно. Если сравнивать с той же Тамарой, девушка, пожалуй, выглядела невзрачно.

Это касалось одежды, причёски, мимики. Разве что глаза, на которые невозможно было не обратить внимания, да губы, настолько соблазнительной формы, что сама иногда заглядывалась.

Как бы то ни было, больше полугода Леонид оказывал Марине знаки внимания, потом решился и признался в любви.

Жизнь заиграла свежими, до жути яркими, привлекательными красками. Были замечательные вечера, дивные ночи.

Тамара всегда увязывалась с подружкой, веселила их.

Чтобы чаще быть с любимым, Марина уволилась из кафе, зарабатывать на жизнь стала курсовыми и дипломными работами, которые писала для тех, кому нужен был диплом, а не профессия.

Таких студентов было достаточно, чтобы не голодать.

На себя девушка тратила мало, больше копила на будущее. Мама всегда учила думать о том, что жизнь полосатая, поэтому всегда необходимо иметь страховку.

Марина мечтала о свадьбе. Отношения становились всё серьёзнее. В один из вечеров, после посещения модного спектакля, Леонид пригласил к себе домой.

Девушка думала, что любимый будет представлять её родителям, отчего затрепетало сердечко. Оказалось, что родители уехали в пансионат выходного дня.

Пили красное вино, танцевали, целовались. Отказать милому Марина не посмела. Возможно, не хотела. В отношениях вроде всё было предельно ясно.

После этого дня что-то плавно, незаметно  начало меняться.

Внешне их встречи, разговоры и ласки оставались прежними, но появилось неоформленное, смутное предчувствие необычных последствий.

Немного позже, когда Марина узнала точно, что беременна, воодушевлённая, она летела, чтобы сообщить Лёне о радостном событии, хотя не могла осмыслить, что будет с учёбой и вообще.

Тамара в тот день не пришла в институт, поделиться новостью было не с кем. Марина уже несколько дней чувствовала себя плохо, её тошнило.

Решила сходить к врачу, отпросилась, и вот…

Леонид не вышел на работу, вроде приболел. Он точно был дома.

Марина решила, что будущий отец должен знать правду. Отпросилась с занятий, поехала по знакомому адресу.

На звонок долго не реагировали.

Леонид вышел взъерошенный, возбуждённый, странно суетился. У него горело лицо, дрожали руки, бегали глаза.

Марину его состояние совсем не удивило, как и то, что любимый босиком, в расстёгнутой рубашке.

Она сходу хотела выпалить новость, но увидела краешком глаза, сначала знакомую шапочку, Тамаркину, потом её пальто, сапоги, сумочку.

Голова пошла кругом, мысли путались. Марина понимала, что происходит, но отказывалась верить.

Лёнька мялся, не знал, как разрядить обстановку.

– Почему, – безвольно, полушёпотом спросила девушка, не рассчитывая на ответ.

У неё не было сил и желания выяснять отношения. Почувствовав, что разревётся, повернулась и выбежала.

Одна новость нивелировала другую, которая моментально из условно радостного события превратилась в жирную как пятно от мороженого на белоснежном платье проблему.

Марина долго совершенно бесцельно бродила по неуютному, враждебному городу.

Ничто теперь не имело смысла: учёба, профессия, ребёнок, ошмётки романтических чувств – всё прах и тлен.

Было обидно, непонятно. Как безбрежный океан благополучия, обещающий безоблачное счастье, мог в одно мгновение превратиться в мерзкое болото, заселённое мерзкими тварями.

– Тамарка, конечно, скотина порядочная, но от неё нечто подобное можно было ожидать, но Лёня, как он мог пойти на такое низкое предательство, – сокрушалась девушка.

– Что теперь, как?

– Аборт, – неожиданно мелькнуло в голове, нельзя испортить жизнь себе и ребёнку, который никому в этом мире не будет нужен.

Тамарка вела себя так, будто ничего не произошло: её жизнь полностью состояла из подобных эпизодов. Впрочем, свой шанс она не упустила. Через два месяца вышла замуж, переехала жить к Лёньке.

Было грустно. Скорбь по нерождённому ребёнку и умершей любви царапала душу.

Печальный опыт ничему Марину не научил. Молодость, оптимизм. Ещё долго девушка не могла научиться относиться к людям критически.

Марина влюблялась ещё несколько раз, ошибалась, расставалась. Кто-то уходил от неё, не добившись того, зачем приходил, другие предавали, третьих оставляла сама, потому, что ничего не получалось.

Возможно, что-то внутри перегорело, или печальный опыт прошлого выступал в качестве невидимого адвоката. Не срасталось и всё.

Время шло. Упорство и способности, не истраченные на любовь, пригодились в повседневной жизни.

Марина Викторовна купила большую квартиру, работала начальником планового отдела в перспективном НИИ.

Ей неприкрыто завидовали, за глаза называли стервой.

Мужчинам Марина нравилась, но осторожность не позволяла никому из претендентов заходить за флажки, потому, что женщина не видела в их глазах главного: она им не доверяла.

Слишком жива была память о предательствах.

Наглые предложения, – мы же взрослые люди, неужели вам безразличен секс, – отсекала на корню.

Однако возраст и природа требовали что-то предпринимать.

Без любви, теперь она это понимала, прожить можно, без секса, скорее всего, нет.

Возможно, если бы у неё не было опыта, если бы не познала изначально волшебных ощущений, подобные мысли не приходили бы в голову.Но Марина помнила каждое мгновение того, самого первого в жизни события, за которое была благодарна Леониду.

Часто в тишине одиночества, устроившись как можно удобнее, женщина переживала те сладостные мгновения шаг за шагом, воспроизводила буквально по секундам, вновь и вновь чувствовала каждое движение изнутри и снаружи: предвкушение, возбуждение, желание, прикосновения, звуки, запахи.

Чем старше Марина становилась, тем сильнее и ярче реагировала на воображаемую любовь. Но возраст стучал в мозгах, то и дело напоминая, что ей минуло тридцать лет. Ещё немного и на ярмарке невест за её привлекательность не дадут ни гроша.

Попытки найти любовника в интернете, по объявлениям на сайтах знакомств, важно, чтобы он был холост и не страдал комплексом донжуана, ни к чему хорошему не привели.

Марина подготавливалась к диалогам с претендентами, задавала неожиданные вопросы и отсекала одного за другим.

Большинство из мужчин безбожно врали в анкетах или имели меркантильные цели помимо встреч.

Два раза всё же она решалась на рандеву. Увы, безуспешно.

После свиданий Марина долго смеялась сквозь слёзы, никак не могла понять, на что эти люди рассчитывали.

Влюбляться на работе было немыслимо, хотя был один интересный мужчина. С чудинкой, но он иногда так на неё смотрел, что по телу россыпью начинали бегать мурашки.

Этот взгляд не был похотливым, скорее заинтересованным, но пробирал до самых печёнок, да так, что у неё, взрослой женщины, начинали пылать щёки и намокали трусики.

Павел Антонович, программист, был на несколько лет моложе Марины. Чрезвычайно мозговитый товарищ. От любых компьютерных проблем избавлял моментально, с шуточками и прибаутками, но женщин сторонился, даже опасался.

Он был безнадёжно холост, ни в каких общих мероприятиях не участвовал: работал и работал. На его уме и сообразительности, собственно, весь НИИ и держался.

Этим безбожно пользовались.

Павлу можно было поставить задачу, как бы невзначай, мимоходом, но так, чтобы она заинтересовала его, и можно было не волноваться. То, что не успевал сделать в институте, доделывал дома.

Выглядел он, конечно, не очень презентабельно, как и большинство неприкаянных холостяков, прячущихся от отношений в застенках увлечений, заменяющих им жизнь: худой, небритый, в не очень свежей одежде.

Эти недостатки фатальными Марина не считала, опираясь на глубинную интуицию, которая никаких негативных знаков не посылала.

Свой интерес женщина тщательно скрывала, как ей казалось, просто старалась чаще обнаружить проблемы в компьютере, тормозила их исправление, чаще и чаще бросала мимолётные, но крайне заинтересованные взгляды.

И натыкалась на встречные.

– Ты чего, подруга, – сказала ей как-то заместительница, – никак влюбилась? Он же того, ку-ку. Хочешь, я тебе такого жеребца подгоню, пальчики оближешь.

– Не хочу, Инна Сергеевна, не хочу облизывать то, что уже тысячу раз до меня облизали. Как ты определила, что с ним что-то не так?

– Ну, разве это мужик? Ни баб, ни интересов. Или маменькин сыночек, или того хуже, импотент. И денег у него никогда нет. Зачем тебе такая кила?

– Зачем и почему, я не размышляла. Собственно, нет мне до него дела. Никто мне не нужен, Инна Сергеевна, тем паче жеребцы и самцы кролика.

– Как знаешь. А то у меня освободился. Жгучий брюнет, знатный любовник. Со средствами. Правда, слегка женат.

– Спасибо! Я одна привыкла.

Легкомысленные связи Марине ник чему.

Благотворительностью она не занимается, гуманитарную помощь голодающим сексуальным гигантам не оказывает. Ей бы проще, чтобы надёжно и без драматических последствий. Пусть без любви, но предельно честно.

Марина много раз приходила к мысли, что от хорошего человека не прочь родить, исключительно для себя, без обязательств с его стороны. Но должна быть уверена в безупречной репутации потенциального папочки, безупречном его здоровье, взаимопонимании, наконец.

И ещё одно: отношения не должны быть достоянием общественности. Пусть интимная связь останется интригой, тайной.

Когда люди шепчутся, не имея достоверной информации, любые поползновения можно отбить при помощи стервозного, уничтожающего взгляда.

Случай познакомиться с Павлом Антоновичем ближе представился вскоре. Сломался домашний компьютер, а без него, как без рук.

Марина теперь боялась одиночества. Чтобы заполнить пустоту, всё свободное время курсировала по интернету.

Мысль, использовать подобный повод для разговора, пришёл уже после просьбы о помощи.

К приходу Павла Антоновича она испекла шарлотку, сделала мясо по-русски с белыми сушёными грибами в керамических горшочках, купила красное сухое вино, коньяк и водку, на выбор. На всякий случай.

Марина волновалась так, что всё валилось из рук. Несколько раз чуть не дала задний ход, даже попрятала приготовленные с таким усердием блюда.

Вопрос решился сам собой. Звонок в дверь раздался раньше оговоренного времени. Изменить ход событий стало невозможно.

Павел Антонович был, как никогда прежде, серьёзен, но допустил вольность – протянул хозяйке букетик из трёх разного цвета хризантем.

В комнату мастер проследовал прямо в ботинках, бросив по ходу движения куртку и шапку на пол.

– Ну-с, Марина Викторовна, показывайте капризное железо, приступим к реанимации.

– Можно полюбопытствовать, по какому поводу цветы?

– Гм, кх-кх, не мог же я прийти в гости к обворожительной женщине совсем без подарка. Извините мою дерзость. Больше подобное не повторится.

– Павел Антонович, эпитет, которым меня пришпилили, это серьёзно?

– Вполне. Очарован, околдован. Дальше как в песне. Пациент где?

– Я вполне здорова, чего и вам желаю.

– Ремонтировать будем? Не хотел вас обидеть. Вы мне действительно нравитесь.

– Тогда оставляйте чемоданчик и мойте руки. Компьютер подождёт. У меня к вам деловое предложение.

– Я же ничего такого не имел в виду.

– Имели, Павел Антонович, имели. И не спорьте со мной. Ванная в коридоре налево. Ваше полотенце в полосочку.

– Моё?

– Не придирайтесь к словам… и не путайте. Думаете, мне просто, вот так, запросто?

Павел пришёл в кухню, где был накрыт по-настоящему праздничный стол, чувствуя себя явно не в своей тарелке, даже было подумал уйти от греха подальше, но любопытство оказалось сильнее страха.

– Наливайте. Что будем пить: вино, Коньяк, водку?

– А компьютер…

– Я вас за язык не тянула, сами сказали, что нравлюсь. Или это не так?

– Ну, как бы… не настолько, чтобы… как любая привлекательная женщина.

– Любая?

– Как обаятельная, привлекательная. К чему этот допрос?

– Ладно, не буду смущать расспросами, допросами. Всё просто. Я устала от одиночества. Женитесь на мне.

– Так сразу?

– Вы мужчина или нет? Сколько нужно времени, чтобы дать ответ: неделю, месяц, год? И вообще, сколько можно выкать. Я буду называть тебя Паша.

– Да, я не против… имени. Паша, так Паша. Но с чего вы, ты решила, что мы… разве можно вот так, без любви?

– Попробуем жить вместе. Пока без обязательств. Представим себе, что давно знаем друг друга, что нам хорошо вдвоём. Разве сложно? Свободный союз взрослых, ответственных людей. Не понравится – разбежимся и забудем. Факт сожительства должен остаться между нами. На работе никаких нежностей.

– Я, пожалуй, водочки налью. А вам, тебе?

– Так мы уже начали или как?

– Прежде, чем ответить, нужно прояснить… пользовательские, так сказать, соглашения. Дело в том… я уже был женат. Однажды. Кажется… да, так и было, мы любили друг друга. Но у Ларисы со временем появилось много претензий, не вполне обоснованных. Характер у меня, видите ли, сложный, замкнутый. Она нашла более подходящую кандидатуру. Вот. Но женщинам с тех пор я не доверяю. Боюсь… повторения.

– Я тоже не девочка. У меня был гражданский муж. Подруга увела. С другими мужчинами вообще ничего не складывалось, хотя монашкой не жила. Думаю, в отношении любви, браков и секса на стороне мы разобрались. Можем смело обнулять. Что ещё смущает?

– Понимаешь, Марина… Викторовна, я чувствую некий дискомфорт, настороженность, даже страх. Что, если ничего не получится?

– Ничего. Совсем ничего. Ты будешь жить у себя с собой, я у себя… тоже с собой. К одиночеству нам не привыкать. А вдруг это шанс?

– Немыслимо! Меня… чёрт возьми, сватает женщина. Какая женщина. Подарок судьбы, сектор приз! Как думаешь, кем я выгляжу в своих глазах? Катастрофа!

– Не преувеличивай. Итак, с организационными вопросами мы закончили. Сделай же и ты чего-нибудь, Паша. Если ты муж, веди себя соответственно.

– То есть… хочешь сказать, что нам пора…

– Тебе виднее, как муж должен выражать свои чувства. У тебя есть чувства? Мне коньяк.

– Не представляешь, как давно хотел признаться…

Вот так, без любви, они начали жить.

Через три месяца справили свадьбу.

На работе никто не удивился. Такой исход предполагали давно, даже пари заключали.

Павел Антонович похорошел, стал одеваться соответственно положению и возрасту. Про Марину Викторовну и говорить нечего: на крыльях летала, на землю забывала спускаться.

Со временем молодожёны обросли имуществом.

Они и не предполагали, что полноценной семье может понадобиться машина, дача, что из двух маленьких квартир можно сделать одну большую.

Сына, которого назвали Антон, тоже заранее не планировали. Он просто захотел и родился, на радость папе и маме.

А любовь, спросите вы?

Кто его знает, существует ли она на самом деле.

Соединяют люди судьбы по большой и страстной любви, а в итоге получают страдания и измены.

Ошибочка, говорят, вышла. Характерами не сошлись. Оба несчастны. Расползаются по сторонам, раны зализывают.

А случается: никто не планировал, а она бац, и вылезла откуда-то, любовь.

Без страстей, без пламенных эмоций, вроде, как по расчёту. В итоге – крепкая семья, преданность и верность.

Написал вот последнюю строчку, сижу и думаю: сказать-то чего хотел?

Сам. Всё сам

Лида очень любила эти сладкие минуты, когда всё-всё в доме переделано, что бывает очень редко, когда дети уже спят.

Она надевает на себя тёплые вязаные носки, огромный свитер из нежнейшей ангорской шерсти. На худеньком теле эта бесформенная кофта с двойным воротником, прямо под подбородок, больше похожа на платье.

Когда-то, в другой жизни она с любовью связала его для  мужа.

Странно, неестественно, нелепо с её стороны, но расставшись, почти пять лет назад без сожаления с супругом, память о нём сохраняла в первозданном виде.

Даже не так, с каждым днём к видениям добавлялись новые сентиментальные и романтические иллюзии, свежие детали и эпизоды.

Туманный, но ярко расцвеченный ореол сказочных приключений и волшебных эмоций приобретал  видимые очертания. Лида с Сергеем растила детей, путешествовала, занималась сексом, спорила, даже иногда скандалила под настроение.

Всё происходило исключительно в мыслях.

Это был замечательный ритуал, успокаивающий, дающий отдых душе и телу.

Лида научилась жить в двух измерениях, легко и просто переходила из одного в другое, даже получала разрядку от виртуальных путешествий.

Могла запросто заснуть прямо в кресле, в этой странной позе, после бурной имитации реальности.

Любила ли она его до сих пор? Скорее всего, нет.

Женщина наливала в огромную чашку густой липовый чай, исходящий ароматным паром, до половины, чтобы не расплескать, забиралась в кресло с ногами, устраивалась в уютной позе и вдыхала горячий душистый запах с закрытыми глазами до тех пор, пока не начинала грезить.

Собственно, чай был нужен, как атрибут культовой церемонии.

Исходящий от него пар напоминал запах медового месяца.

Конец июня особенно будил воображение, услужливо добавляя воспоминаниям запахи ночной фиалки, душистого табака, маттиолы.

После свадьбы друзья родителей предоставили в их распоряжение на всё лето загородную дачу: современный дом со всеми удобствами и глухим забором.

Они были одни. Сергей даже по окончании отпуска постоянно приезжал туда после работы. У Лиды были каникулы.

Вечерами, как же она старалась украсить блюда, специально приготовленные для милого, как ждала его возвращения, выносили в сад удобные кресла, столик.

Весь мир тогда сосредоточился в этом огромном замкнутом пространстве, похожем на сказочный необитаемый остров для двоих.

Сад благоухал. Особенно сказочные ароматы появлялись, когда наступали сумерки. Пространство наполнялось густой влагой, волшебными запахами, таинственными звуками.

Их запахами и их звуками.

Это было сказочное лето.

Именно его Лида помнит в мельчайших подробностях.

Они любили друг друга каждый вечер, каждую ночь, каждый день прямо там, в саду, на расстеленных покрывалах. Их влекло друг к другу со страшной силой.

Иногда молодожёны сливались настолько азартно и темпераментно, что утром обнаруживали по всему телу синяки и царапины.  Губы были постоянно опухшими, зато в глазах сверкали бриллиантами искры необъятного счастья.

В конце июля Лида узнала, что беременна.

Сергей был счастлив, кружил по всему саду, осыпал цветами, принёс в сад музыку.

Они танцевали. Долго-долго, целую вечность.

Близнецы родились восьмого марта. Малюсенькие, болезненные, хилые.

Лида довольно долго после тяжёлых родов приходила в себя.

Мальчишки были слабые, беспокойные. Они не затихали ни на миг, часто заходились пронзительными криками.

Ещё бесконечная стирка, глажка, уборка. Сначала недели, потом месяцы без сна и отдыха.

Дети всегда заболевали синхронно, изнуряли физически и морально.

Её груди были изгрызены, волосы вырваны цепкими пальчиками мальчишек клоками.

Лида похудела настолько, что ключицы, тазовые кости и рёбра выпирали, как у анатомического экспоната. Под глазами висели сине-зелёные мешки.

Женщина не роптала. Мальчишки – её плоть и кровь. Выдержит.

Сергей тогда много и увлечённо работал, иначе было нельзя: постоянно на что-то нужны были деньги. Лида справлялась, сама не понимая, как у неё это получалась. Ведь мальчишек двое. Иногда отключалась, когда психика или организм не выдерживали. Ненадолго. Даже в бреду, она оставалась матерью.

Мальчишки не давали заскучать или расслабиться.

Бывали дни, когда хотелось раствориться, исчезнуть, перестать существовать, но два маленьких комочка, не умеющих выживать самостоятельно, не давали возможности даже выспаться.

Следить за собой, отдыхать, было некогда. Постоянное напряжение выматывало, раздражало, вызывало апатию и слезливость.

Помочь было совсем некому: родителям оставалось совсем немного до пенсии. Лишь в выходные приходила мама, давала немного вздремнуть.

Она ругала Лиду за то, что та выглядит старухой, но побыв несколько часов с внуками, сама уходила домой больная и вымотанная вконец.

Сергей тогда тоже здорово осунулся, стал мрачным. Лида думала, что от усталости и переживаний. Невдомёк ей было, что причиной тому любовный голод.

Интимные  упражнения надолго были забыты: на нежность и ласки не хватало сил.

Изредка муж прислонялся к Лиде в постели, если ей удавалось там оказаться до того, как он засыпал, сразу начинал дрожать, с силой сжимал её грудь, которая моментально становилась мокрой от молока.

Он неловко целовал её в шею и тут же отворачивался, не чувствуя взаимности.

Лида выдержала. Спустя полтора года или немного больше жизнь начала входить в колею.

Её с мальчишками жизнь, но не семейная.

Сергей получил новую должность с ненормированным рабочим днём, частыми командировками. Иногда супруги не виделись месяц и больше. Зато семья была обеспечена почти всем.

Секс случался всё реже. Темы для разговоров сводились к обсуждению болезней ребятишек и денежных трат.

Поцелуи и объятия перестали приносить радость.

Лида винила себя, плакала тайком, чтобы никто не видел. Она не могла понять, что делает не так.

В один из выходных дней, на которые у Сергея выпала очередная командировка, как обычно пришла мама. На этот раз она не ругалась, просто одела её насильно и выставила за дверь. Сказала, чтобы без причёски, нового белья и платья не возвращалась.

Лида зашла в парикмахерскую, начала раздеваться и ахнула, увидев своё отражение в зеркале: измождённую, одетую в бесформенное тряпьё женщину непонятного возраста.

Желание делать причёску моментально пропало.

В магазине одежды казалось, что все  оглядываются, шепчутся и показывают на неё пальцами.

Было ужасно стыдно примерять платья в застиранном, заштопанном белье.

Хорошо, что продавщица попалась пожилая, отнеслась с пониманием.

Вышла женщина из магазина с твёрдым намерением изменить жизнь.

Полностью сценарий действий представить себе Лида не могла, но начинать с чего-то нужно.

Теперь она поняла, почему мама была столь категорична.

Настроение слегка улучшилось, замаячила некая перспектива. Ведь она любит Серёжу. Просто немного переутомилась. Вполне поправимо.

После парикмахерской, в одежде, которая пахла новизной и свежестью, приятно холодила тело, Лида решила прогуляться.

Конечно, её сердце рвалось к детям, без них она не могла себе представить ни одной минуты существования, но перспектива обновления увлекла.

Захотелось побродить по городу, вдохнуть полной грудью запах наполненной очарованием жизни, о существовании которой давно забыла.

Кутить, так кутить, решила Лида, и смело зашла в кафе, из которого доносился аромат молотых кофейных зёрен, сладости,  чего-то знакомо-приятного, напоминающего студенческие вечеринки, медовый месяц в загородном доме.

Её встретила приятная приглушённая музыка,  таинственный затемнённый интерьер.

Так как Лида  была одна, усадили её за столик у окна.

Всё в зале было обычно, но притягивало любопытный взор. Взгляд скользил по интерьеру, хотелось знать, кто сюда ходит, зачем.

Посетителей было совсем немного. На высоких стульях у бара сидели три девицы, тянули из высоких бокалов коктейли через соломинки и курили.

Чуть поодаль сидела семейная пара с ребёнком. Скорее всего, справляют знаменательную дату, потому, что центр стола занимала ваза с розами.

Лида улыбнулась, глядя, как мужчина чувственно смотрит на свою даму, как нежно накрывает рукой её ладонь.

Дальше взгляд скользнул в дальний угол, в котором сидела обнявшаяся парочка.

Сердце выпрыгнуло через открытый в паническом смятении рот, пыталось вырваться наружу и улететь.

Лида схватила пальто, сумочку, выскочила на улицу.

Это был Сергей. Её Сергей. Или уже не её?

Их стол был завален цветами. Он целовал, целовал девицу взасос.

А как же командировка?

Квартира была оформлена на родителей Лиды. Она собрала вещи Сергея, упаковала, выставила в коридор. Если бы не дети, наверно женщина без сожаления рассталась бы с жизнью. Так ей тогда казалось.

Маме пришлось уволиться, чтобы сидеть с близнецами. Лида восстановилась в институте на вечернее отделение, пошла работать.

Денег не хватало, сил тоже. Спасибо, родители помогали.

В заявлении на расторжение брака причиной Лида указала измену.

С того памятного дня прошло почти пять долгих лет.

Материальное положение Лида понемногу выправила. Теперь денег хватает. Правда работает она на две ставки, не берёт выходные, отпуска.

Трудно, конечно. А что делать?

Сергей долго преследовал Лиду, пытался оправдаться, врал.

Сначала говорил, что она обозналась, потом изменил свои показания. Но тоже лгал.

Жена была непреклонна.

Возможно, она много об этом думала. Если бы Сергей сказал тогда правду, покаялся, примирение было возможным.

Он же пытался во всём обвинить её, Лиду.

В чём-то Сергей был прав. Выглядела тогда супруга, мягко говоря, не очень. Сама же себя в парикмахерской испугалась. Но тому была веская причина. Кроме того, всегда можно договориться, когда отношения откровенные и честные.

Сергей пошёл другим, более лёгким путём: решил завести помощницу жены в любовных делах. Но ведь и с ней он был одновременно близок.

Лида столько раз живо, в движениях и красках представляла то кафе, объятия, поцелуй, даже продолжение романтического рандеву вплоть до эротического экстаза незнакомки.

Сергей жил с той девушкой, много раз сливался с её молодым телом.

Лида интересовалась персоной любовницы, которая на четыре года моложе.

Был с ней, в ней, потом приносил на своём теле интимные соки этой особы и без зазрения совести продолжал любовные игры на супружеском ложе.

Каждый раз, когда в голове возникала эта картинка, Лиду начинало тошнить и корёжить.

Мама много раз пыталась убедить её, что измена – не всегда повод для развода.

– Все мужики кобелируют, говорила она. Твой папа не исключение. Я ведь не развелась. Более того, вы даже не знали о таких инцидентах.

– Возможно, твои слова правильные, но не для меня. Я выходила замуж совсем за другого человека. Если ему не нравилось, как выгляжу, мог помочь растить детей. Вместо этого предпочёл утешение на стороне. Любовь проверяется не медовым месяцем, а годами лишений и трудностей. Сергей оказался слабаком. Ты не сможешь убедить меня в том, что он прав, а я нет.

Сегодня у Лиды было спокойное, умиротворённое настроение. Она вдыхала запах горячей любви,  плыла на волнах романтической памяти, где сливалась в экстазе с тем Сергеем, дороже которого не было, и нет никого в её жизни.

Лида помнит каждую секунду разворачивающихся на ментальном экране событий. Сейчас Сергей подойдёт, обнимет. Она чувствует, как обносит голову, как подкашиваются ноги, пылают щёки.

Вот губы раскрываются в предвкушении прикосновения лучшего из любовников.

Лида издала сладкий стон. По телу пробежала волна чувственного влечения, трепетная дрожь. Невыносимо захотелось близости, настоящей близости.

События в иллюзии развивались стремительно, бурно. Стыдиться некого, ведь это её муж, её Сергей.

Мужчина раздевал, целовал, Лида помогала любимому избавиться от покровов.

Они торопились, возбуждённые сверх всякой меры.

В этот сладостный миг раздался неожиданный звонок в дверь. Реальный звонок.

Лида очнулась, опрокинула на себя горячий чай, вскрикнула от ожога.

Хорошо, что прошло достаточно времени, чтобы он немного остыл.

– Кто бы это мог быть? Мама? Нет… как некстати, я вся мокрая, меня трясёт от возбуждения. Боже, зачем, кому я понадобилась в столь неурочное время?

На пороге стоял Сергей.

Другой Сергей, не её Сергей.

Тот был влюблённым парнем с горящими глазами. Этот одет дорого, шикарно, модно, но за внешним лоском проглядывает внутренняя пустота.

Сразу видно, что за то время, что прожили врозь, его поцеловала удача. Финансовая, материальная, возможно и в других сферах жизни. Но счастливым бывший муж не выглядел.

– Пустишь, – неуверенно процедил Сергей, протягивая букет роз, большущий торт и шампанское.

– Зачем, зачем ты пришёл?

Лида демонстративно убрала руки за спину.

– К тебе, Лида? к детям. Хочу их видеть. У меня серьёзное предложение.

– А они захотят тебя видеть, отца, которого совсем не знают? Когда ты последний раз ими интересовался?

– Ты же сама…

– Что сама? Запретила тебе с ними встречаться? Что-то не припомню. Я слышала, что вы  расписались, уехали в Москву.

– Так и было. Когда ты выгнала меня, Света приняла, не  задавая вопросов. Она умерла… патологическая беременность, неудачные роды.  Кстати, Света настаивала на том, чтобы я вернулся к тебе и детям. Я пытался… много раз хотел. Так и не решился.

– Не больно ты был настойчив. Проблема не в этом. Возможно, ты хотел вернуться, но не собирался каяться. Ту схему семейных взаимоотношений, которую ты изобрёл после рождения детей, которая давала полную свободу от семьи, я только потом, после развода это поняла, ты же не собирался её менять и дальше. Уж не знаю, какие виды, кроме секса, были на эту несчастную девочку, но изменял ты и ей тоже.

– Бред. Не выдумывай.

Лида улыбнулась сквозь слёзы, готовые было сорваться, несмотря на напряжённые попытки их предотвратить. Она не хотела выглядеть слабой.

– Проходи. Не будем смешить соседей разборками. Дети спят. Чаем могу угостить. Липовым. Лида мельком взглянула на выражение его лица, – я не изменила привычек.

Лида поставила чайник, показала Сергею взглядом на стул, сама села с противоположной стороны.

– Про Нину я тоже знаю. И про Машеньку, практикантку, которую к тебе прикрепили для стажировки. Ей не было восемнадцати лет. Но тебя это не смутило. Красивая девочка. Поверила в чистую любовь. Я с ней разговаривала. После аборта у девочки было серьёзное воспаление.

– Ты что, вела расследование?

– Вовсе нет. Нина сама меня разыскала. Честно говоря, так и не поняла, зачем. Наверно хотела сделать больно. Ей это удалось. Она же дала адрес девочки. Тут уж, извини, женское любопытство. Маше ты сказал, что разведён. Вот такая у нас  с тобой, Сергей Васильевич, любовь. Теперь давай, выкладывай своё предложение. Не тяни, я спать хочу.

– Переезжайте ко мне, пожалуйста. Кроме тебя, я так никого и не полюбил.

– Ну да, ну да. Никого. Конечно никого. Секс, просто секс, разве это любовь? Предлагаешь начать сначала, так?

– Я скучаю. По тебе, по мальчикам.

– Давно? Скучаешь, спрашиваю, как долго? Сразу после смерти Светы соскучился или немного позже начал?

– Зачем ты так? Я имею материальные возможности вырастить детей достойно, тебе помочь… компенсировать всё, чего недодал по глупости.

– Ладно, я поняла. Чай будешь?

– Ты мне не ответила.

– Тебе показалось. Просто не хотел услышать. Если с чаепитием закончили, забирай свой товар и уходи.

– Это же для вас.

– Могу телефон Нины дать. Визитку твоя пассия оставила. Как знала, что придёшь. Отправляйся к ней,  приласкает.

Лида встала, решительно показывая, что аудиенция закончена.

Провожать визитёра женщина не пошла.

– Сам. Всё сам.

Оглавление

Пять бесконечных минут

Счастье просто так

Координаты счастья

Любовь и мыльные пузыри

В краю магнолий

Закатная феерия

Любить красиво

Сумасшедший оргазм

Жена-любовница

Иллюзия счастья

Судьба по наследству

Всегда рядом

Тест на беременность

Белые кружева

Грань между былью и небылью

Монотонная бесконечность

Взрослые люди

Игра в случайность

Пустота

Кажется, я влюбился

Брак по расчёту

Сам. Всё сам