Одиннадцатое путешествие Ийона Тихого [Станислав Лем] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Лем Станислав Одиннадцатое путешествие Ийона Тихого


День обещал быть неважным. Ералаш, царящий дома с тех пор как я отдал камердинера в ремонт, все увеличивался. Я ничего не мог найти. В коллекции метеоритов завелись мыши. Обгрызли самый лучший хондрит. Когда я заваривал кофе, убежало молоко. Этот электрический болван спрятал посудные полотенца вместе с носовыми платками. Надо было отдать его в генеральный ремонт сразу же, как только он начал ваксить мои туфли изнутри. Вместо полотенца пришлось использовать старый парашют, я пошел наверх, смахнул пыль с метеоритов и поставил капканы. Тут я вдруг вспомнил о гренках и сбежал вниз. Конечно, от них остались одни угольки. Я выбросил их в слив. Слив тут же засорился. Я махнул на это рукой и заглянул в почтовый ящик. Он был забит обычной утренней почтой — два приглашения на конгрессы где-то в провинциальных дырах Крабовидной туманности, проспекты, рекламирующие крем для полирования ракет, новый номер "Реактивного путешественника" — ничего интересного. Последним был темный толстый конверт, скрепленный пятью печатями. Я взвесил его в руке и открыл.

"Тайный уполномоченный по делам Ворекалии имеет честь пригласить п. Ийона Тихого на заседание, имеющее быть 16 дня текущего месяца в 17.30 в малом зале Ламбретанума. Вход только по пригласительным билетам после просвечивания. Просим сохранять тайну.

Неразборчивая подпись, печать и вторая печать — красная, наискось:

ДЕЛО КОСМИЧЕСКОЙ ВАЖНОСТИ. СЕКРЕТНО".

"Ну, наконец что-то стоящее", — подумал я. Ворекалия, Ворекалия… Название было мне знакомо, но я никак не мог вспомнить, где я его слышал. Заглянул в Космическую Энциклопедию. Там значились только Вортуляния и Ворсемпилия.

Интересно, подумал я. В "Альманахе" это название тоже не значилось. Несомненно, Тайная Планета. "Это по мне", — пробормотал я и начал одеваться. Шел только десятый час, но нужно ведь было сделать еще поправку на робота. Носки я нашел почти сразу — в холодильнике; казалось, я вот-вот постигну логику действий этого свихнувшегося электронного болвана, и тут вдруг я столкнулся с совершенно необъяснимым фактом — нигде не было брюк. Никаких. В шкафу — сплошные пиджаки. Я переворошил весь дом, даже ракету выпотрошил — безрезультатно. Попутно убедился, что этот бездарный идиот выпил все масло, что было в погребе. Он, видимо, вылакал его недавно неделю тому назад я пересчитывал банки, и все они были полны доверху. Это меня так разозлило, что я всерьез подумал, не отдать ли его все-таки на слом. Ему, видите ли, не хотелось рано вставать, поэтому вот уже несколько месяцев он затыкал себе наушники воском. Можно было звонить до одурения. Он говорил, что это по рассеянности. Я угрожал вывернуть у него пробки, но он бренчал на это: знал, что я в нем нуждаюсь. Я разделил весь дом на квадраты по системе Пинкертона и принялся за такой обыск, словно искал иголку в стогу сена. В конце концов я обнаружил квитанцию из прачечной. Негодяй отдал все мои брюки в чистку. Но что же произошло с теми, что были на мне накануне? Я никак не мог припомнить. Тем временем подходило время обедать. В холодильник нечего было и заглядывать — кроме носков, там была только почтовая бумага. Меня охватило тихое отчаяние. Пришлось взять из ракеты скафандр, влезть в него и отправиться в. ближайший магазин. Прохожие, правда, оглядывались на меня, зато я купил две пары брюк, черные и серые, вернулся, все еще в скафандре, домой, переоделся и злой как черт поехал в китайский ресторан. Съел, что подали, запил гнев бутылкой мозельского и, взглянув на часы, убедился, что скоро пять.

Возле Ламбретанума не было ни вертолетов, ни автомобилей, ни даже крохотнейшей ракетки — ничего. "Даже так?" — мелькнуло в голове. Огромным садом, сплошь засаженным георгинами, я прошел к главному входу. Мне долго не открывали. Наконец приоткрылся контрольный глазок, невидимый взгляд обшарил меня, потом дверь отошла ровно настолько, чтобы я мог войти.

— Пан Тихий, — сказал в карманный микрофончик тот, кто мне открыл. Пожалуйте наверх. Дверь налево. Вас уже ждут.

Наверху меня встретила приятная прохлада, я вошел в малый зал — какое избранное общество! Если не считать двух незнакомых мне субъектов за столом президиума, в обтянутых бархатом креслах расположился цвет космографии. Тут же профессор Гаргарраг и его ассистенты. Я поклонился присутствующим и присел сзади. Один из тех, что сидели в президиуме, высокий, с седыми висками, извлек из ящика стола резиновый колокольчик и беззвучно позвонил. "Какие дьявольские предосторожности!"

— Господа ректоры, деканы, профессора, доценты и ты, уважаемый Ийон Тихий, — заговорил он, — как уполномоченный по сверхтайным вопросам, объявляю специальное заседание, посвященное проблеме Ворекалии, открытым. Слово имеет тайный советник Ксафириус.

В первом ряду поднялся плотный, седой, как молочная пена, плечистый мужчина. Он взошел на сцену, чуть заметно поклонился в сторону зала и начал без