За чертой [Антон Сергеевич Зинченко] (fb2) читать онлайн

Предисловие

Подземные переходы такие же длинные и запутанные, как человеческая жизнь, можно долго идти по тоннелю, не зная, куда он тебя приведет. Так же и многие люди: несутся без оглядки, будто собираются жить вечно, а когда зашел слишком далеко, понимаешь: обратного пути нет. Ты заблудился, потерялся в самом себе, и лишь немногим отчаявшимся удается найти выход из переходов жизни.

Глава 1

Наступило прохладное осеннее утро, редкие лучи солнца пробивались сквозь пелену низко бегущих дождевых облаков. Устилая землю ковром, с деревьев опадала редкая листва, и моросил мелкий унылый дождь, способный ввергнуть в хандру даже самого жизнерадостного человека. Находиться на улице уже было не так приятно, как в солнечную летнюю погоду, когда природа радовала тебя и грела, несмотря даже на то обстоятельство, что у тебя нет ни гроша за душой и тебе негде жить. В холодную погоду бездомные, обитающие у железнодорожного вокзала, обычно спускались под землю. Кто-то в люки теплотрасс, где, несмотря на жуткую антисанитарию, снующих всюду крыс и отсутствие прочих элементарных норм быта, условия обитания можно было назвать вполне приемлемыми. Здесь вдоль труб находчивые бродяги сооружают себе нары в виде настилов из досок, уложив на них старый матрац, выброшенный кем-то за ненадобностью на помойку, или же просто набивают тюфяк соломой или тряпьем и спят на нем.

Разного рода комнатушки, наверное, знакомы многим из тех беззаботных времен, когда дети строили из подручных материалов шалаш на дереве, на земле, а кто-то и вовсе находил убежище в заброшенных домах, с любовью обустраивая их выброшенными кем-то предметами домашней утвари. Было такое место и у меня. Многих на время школьных летних каникул отправляли в деревню к бабушке или дедушке, поначалу ссылка на три месяца казалась сущим адом. Вырванный из привычной среды ребенок просто переносится за много сотен километров, оставшись без привычных друзей и игрушек, в мир совершенно непонятный и иной. Веселые игры тут же заменяют работами на огороде и уходом за скотом. А интересные рассказы сверстников – взрослыми нравоучениями. Конечно, когда проходит период акклиматизации и ты втягиваешься в новую действительность, все уже кажется не таким ужасным, и постепенно ты начинаешь находить интересными повседневные занятия трудотерапии, ведь и из них ты черпаешь что-то новое.

А когда удается вырваться из-под опеки и погулять с друзьями, вы находите комнату на чердаке старого заброшенного дома и начинаете ее с любовью обустраивать. Трепетно расклеивать на стену пустые пачки из-под сигарет, заменяя ими обои, одновременно показывая, насколько ты крут, выкурив множество папирос. С родни спортсменам, выставляющим вдоль стены свои трофеи, показывая личные или командные достижения. Но здесь в противоположность кубкам и медалям ты обязательно прячешь в одну из старательно расклеенных пачек папиросу на черный день и благодаря изобилию упаковок забываешь, в какой именно хранится заветная сигарета, и не остаётся ничего, как проверять каждую пачку в поисках надежно спрятанной заначки.

Проходят дни и недели беззаботного детства, и, как-то снова вырвавшись из-под надзора взрослых, ты приходишь в свое логово и видишь его не таким, как раньше, обида сжимает кулаки, а грусть давит на глаза, силясь выжать из них слезы. Соседские мальчишки нашли и осквернили твое убежище. На полу валяются раздавленные пачки из-под «Лаки страйк», так бережно собиравшиеся тобой, ты просто в ярости, дверь, которую вы, надрываясь, тащили с помойки, разломана надвое и более не пригодна в роли дивана. Но самое скверное не это, подонки нашли вашу заначку, бережно откладываемую на черный день, и тут ты невольно понимаешь, что этот день наступил! Ко всему прочему, им хватило наглости нашкодить на стол и, натыкав экскременты спичками, написать на клочке бумаги, валяющемся рядом, послание: «Этот ежик теперь будет жить с вами».

Обычно после подобного осквернения убежище становилось заброшенным.

***

Большинству знакомо чувство и ощущение от подобных потерь, но тем и хорошо детство, что во многих случаях есть куда ретироваться и забыть обо всем происшедшем. Стереть из памяти все происходящее и продолжать радоваться жизни, найдя себе другие занятия и увлечения. Вернуться в свой дом. Плохо, когда ты вырос, дома у тебя нет, а место, его заменяющее, трудно назвать даже каким-то подходящим синонимом. Это уже не детская комнатушка, а что страшнее всего – это уже не игра и порой даже не жизнь, а борьба за существование, и всегда борьба на выживание, насмерть!

Глава 2

Большие города, подобно хищникам, пожирают людей, но они во сто крат страшнее любого опасного зверя, медленно поглощая тебя целиком, они убивают не для защиты или пропитания. И возможно, смерть была бы лучшим исходом, ведь дальше ничего нет, ты упокоился. Город же может жевать тебя долго и мучительно так, что ты будешь оставаться в сознании и видеть всё, медленно погружаясь в забвенный смертный сон. Вначале город оторвет от тебя самый лакомый кусок, именуемый личностью, разжуёт растопчет и выбросит на помойку в прямом смысле этого слова. Но и там ты не найдешь покоя, ибо помойка – это другой город – другой хищник! Со своими уставами, законами и устоями. Его населяет масса таких же раздавленных, растоптанных и выброшенных на произвол судьбы, и, казалось бы, хуже некуда. Но в какой-то момент ты понимаешь, что хищники есть и там. А кем ты станешь, живя с волками, зависит только от тебя.

***

Конечно, отдельным городом можно назвать и подземные переходы, где многие переступающие ту призрачную черту, названную очень скудно обобщенным в обществе потребителей словом «порядочность», занимаются своим привычным делом: побираются, злоупотребляют спиртными напитками или спят, где придется, в отсутствие лучшего места для ночлега. Те, кто до социальной смерти был наделен талантом или получил образование, могут играть на музыкальных инструментах. И ждать, пока им подадут, приговаривая: «Да не оскудеет рука дающего». Все эти нищие и бездомные люди, возможно, сами того не подозревая, создают отдельное государство со своей иерархией и законами, город в городе, который не могли обойти стороной и всякого рода паразиты, любящие полакомиться на его теле. Преступные авторитеты, разного рода жулики и прочая тварь, получая дань с и без того нищих людей, угрожая за отказ платить скорой расправой, которая может быть не так страшна, как угроза человеку, привыкшему жить в городе, что его еще раз исключат из общества и он второй раз умрет. А это означает новое падение в ад, за все его известные круги, а там только неизвестность, холод и страх.

Большинство коренных обитателей подземки и других злачных мест уже смирились со своей участью, в общепринятом понимании социально деградировали и не представляют уже другой жизни. Хотя все они родились в правовых государствах, у многих была семья, работа и столь ценный каменный ящик, именуемый квартирой. В общем, многие блага цивилизации. Конечно, лишились они всего этого по разным причинам. Некоторых обманули мошенники, выселив на улицу, другие, освободившись из мест, не столь отдаленных, отправились на свободу с чистой совестью, кто-то поругался с семьей или просто был ленивым и, увлекшись алкоголем, деградировал. А иные – и все вместе взятое. Полицейские на вокзале уже давно перестали обращать внимание на попрошаек. Выгонять их бессмысленно, все равно вернутся, в камере они не нужны, могут быть заразны, плохо пахнут, да и взять с них нечего. Благодаря этим и ряду других причин они и продолжают жить в нашем мире, но подчиняться законам мира своего.

Именно в одном из множества промерзших, выложенных серым гранитом, грязных переходов и начинается наша история.

Михаил не знал родителей, он вырос в детдоме, где, пройдя через нелюбовь воспитателей и издевательства старших ребят, он все же выпустился, успев в свои 18 лет познакомиться с полицией и криминальным миром не понаслышке. Он не знал, что такое нормальная жизнь, интересна была лишь улица, алкоголь и попытки украсть то, что плохо лежит.

Так как наше «государство заботится обо всех его гражданах», то и о Михаиле оно позаботилось, выделив ему по достижении совершеннолетия однокомнатную квартиру в обычной полуразвалившейся пятиэтажной хрущевке на окраине города. И, казалось жизнь должна наладиться, но, увы, Михаил, почувствовав вкус свободы, начал пить и связался с сомнительной компанией, которая, войдя к нему в доверие, быстренько реализовала его квартиру, подсунув ему пьяному на подпись бумаги о продаже. Наш герой, конечно, верил в закон, хотя всегда при первой же возможности его нарушал, и обратился в полицию, откуда, выслушав для проформы, Мишу выгнали пинком под зад, мол, сам виноват. Так он и оказался на улице, ничего не имея и не умея, Михаил видел лишь два пути. Либо совершить преступление и сесть в тюрьму, чего ему совсем не хотелось, либо поддаться вольной жизни и жить как карта ляжет, тем более подобный опыт у него имелся. Очутившись в подземном переходе, поначалу он просил милостыню, не прибегая ни к каким уловкам, ему неохотно, но подавали, обычно не более двух сотен рублей в день. Время шло, Михаил обзавелся пышной шевелюрой и бородой, будто по мере роста волос опускаясь все ниже и ниже по социальной лестнице. Мыться было негде, и в добавку к шевелюре прибавились дурной запах и грязь. На застолья денег не хватало, и водку сменили денатураты и прочие спиртосодержащие продукты. А едой в лучшем случае был обычный хлеб, благо хоть на это денег много не требовалось. Все это привело к тому, что в свои 20 лет Михаил стал выглядеть в 2 раза старше, да и сил у него практически не оставалось, ибо сидение на холодном граните еще никому здоровья не прибавило.

Как-то в один из осенних дней, подстелив на пол картонку, Михаил сидел на привычном месте в переходе с табличкой в руках «Подайте сироте Христа ради». Обычный будний день не предвещал ничего хорошего, время перевалило за полдень, а в потрепанной крошечной коробке для подношений одиноко валялась 10 рублевая монета, оторванная от сердца сердобольной старушонкой. Михаил закемарил, но спустя мгновенье из мира грез его вывел крепкий мужской голос. Открыв глаза, Михаил увидел перед собой сидящего на корточках парня.

Незнакомец достал из кармана бумажник и, вынув из кошелька пару сотен, бросил купюры в коробку. Михаил расплылся в улыбке, начал было благодарить незнакомца всеми словами, заготовленными для подобного случая, с пожеланиями добра и божией благодати. На что парень достал буханку хлеба и молча протянул Михаилу. Последний принял подаяние и принялся жадно поедать горбушку, то и дело поглядывая на благодетеля.

Дождавшись, пока бродяга закончит трапезу, незнакомец так же молча достал из сумки бутылку пива и, откупорив крышку, протянул напиток Михаилу, в один глоток опустошившему сосуд с заветной жидкостью.

– Анатолий, – проговорил незнакомец, протягивая руку. Бродяга смачно рыгнул, вытер рот и протянул руку в ответ.

– Михаил.

– Интернатовский?

– Да, – оскалив зубы, проговорил Михаил.

– Не спускай все на бухло, поешь немного, – с этими словами Анатолий поднялся и ушел. Михаил осмотрелся по сторонам и, быстро вытащив из коробки деньги, спрятал их в трусы.

***

За следующую неделю Анатолий приходил еще несколько раз, всячески подкармливая и подбрасывая деньжат Михаилу, а в один из дней даже дал бродяге пятьсот рублей.

Обрадовавшись неплохому навару, Михаил решил выпить, конечно, одному пить было крайне скучно, а к тому же имелась возможность угостить друзей по несчастью. Только вот привычное пойло оказалось паленым, а безопасная норма выпитого была превышена в несколько раз, да так что Михаил сильно траванулся, до адских болей в животе, попеременно сменяемых рвотой слизью вперемешку с кровью. А больше было и нечем, закуска в подобного рода застольях использовалась крайне редко, многие бездомные, и Михаил в частности, считали, что она крадет градус. Так он и лежал несколько дней на трубах, не в силах встать, казалось ноги стали чужими и совсем не слушались, с огромным трудом он пил воду и ел черствый хлеб, заботливо принесенный собутыльниками, а спустя мгновение изрыгал проглоченную провизию, вновь корчась в адских болях.

***

Анатолий несколько дней подряд проходил мимо места встречи с Михаилом, но уже который раз оно пустовало. И вот в один из дней вместо Михаила он увидел заросшего бродягу. Анатолий подошел и уставил пристальный взгляд на попрошайку. Тот немного засуетился и съежился.

– Где Михаил? – грозным голосом проговорил Анатолий.

Бродяга немного смутился и шепеляво ответил:

– А я почем знаю?

Анатолий достал из бумажника пару сотен и протянул их шепелявому.

– Они твои, если отведешь меня к нему.

– Ты не мент случаем?

– Типун тебе на язык, мы из одного интерната, – подмигнув, проговорил Анатолий.

– А, ну, раз так, то пошли, – вырвав деньги из руки, шепелявый вмиг поднялся и уверенным шагом направился к выходу из перехода. Анатолий пошел следом. Вскоре они добрели до небольшого закоулка, где шепелявый, осмотревшись по сторонам, отодвинул металлический люк и, отступив в сторону, молча указал рукой вниз. Анатолий недоверчиво помотал головой. Бродяга лихо спустился и через мгновенье исчез во мраке подземелья. Анатолий поморщился от затхлого запаха сырости и нечистот, бьющего из люка, напрочь отбивая желание обычного человека не то что лезть вниз, а даже находиться радом с этим местом. Анатолий, будто ныряльщик, набрал полную грудь воздуха и неимоверным усилием воли заставил себя спуститься по липкой металлической лестнице в один из колодцев теплотрассы.

Добравшись до дна, Анатолий на несколько секунд задержался на лестнице, задумавшись, стоит ли идти дальше, и нерешительно ступил на влажный земляной пол. Спустя минуту глаза привыкли к мраку, и в конце длинного узкого помещения на трубах он увидел шепелявого.

– Вот он, пролазь сюда, хреново ему, траванулся, – известил уже знакомый голос.

Анатолий послушно пригнулся и полез вдоль труб.

– Ох, мать, ну тебя и поменяло, – проговорил Анатолий, увидев распухшее лицо Михаила.

Михаил в ответ лишь промычал.

– Давно он такой? – спросил Анатолий.

– Третий день лежит, сегодня кормежка была, так я ему порцию попросил, супом его накормил, только обратно все вышло, все заблевал, сволочь, – с этими словами шепелявый недовольно зыркнул на Михаила.

– Ты бы хоть люк открытым подержал, воздух свежий впустил.

– Так нельзя, вдруг менты или еще кто хуже.

– А больничка что? Скорая?

– Смеешься, что ли? Не хотят они с бомжом возиться, сюда и за деньги не полезут. А одному мне его не вытащить, у него вроде как ноги отказали.

– Ты ждешь, пока он помрет здесь?

– Ну и люди! Заявился невесть откуда, ещё и обвинять меня взялся, я его подкармливаю тут три дня да блевотину убираю, вон глянь, он ведь под себя ходит, – взъелся было шепелявый.

– Давай так, мы его вдвоем ко входу перенесем, там хоть дышать можно, – взяв за руки и ноги Михаила, Анатолий с шепелявым перенесли его к металлической лестнице и положили на подостланную картонку, приоткрыв колодезный люк, впуская в затхлое помещение свежий воздух.

– Одежда другая есть? Надо бы его переодеть.

– Было что-то, сейчас поищу, – шепелявый направился в другой конец помещения, долго откидывал какие-то доски и позже вернулся с дорожной сумкой, в которой принялся рыться.

Анатолий нарушил затянувшееся молчание:

– Держи денег, купишь пару бутылок воды. А я в аптеку, да смотри бабло на водку не потрать, ты мне еще нужен, – сторублевая купюра тут же исчезла в руках шепелявого.

Анатолий, подобно ныряльщику, израсходовавшему весь кислород, задержавшись на дне дольше положенного, вынырнул из люка, жадно глотая свежий воздух, и, борясь с головокружением, прямиком направился в аптеку. Благо знание ситуации у него имелось, раньше он и сам любил крепко злоупотребить и пару раз находился в подобном бессознательном состоянии, однажды даже чуть не умер, напившись до чертиков, и выхаживать себя приходилось самому. Конечно, случай с Михаилом был особый, но все же какое-то действие было лучше любого бездействия.

Из аптеки Анатолий вернулся с растворами для капельницы, витаминами и абсорбентом. Вскоре появился шепелявый. Вместе они переодели Михаила, Анатолий приготовил раствор и, протерев место под укол спиртом, под жадным взглядом шепелявого спрятал пузырёк крепкой жидкости и поставил Михаилу капельницу.

Подстелив картонку, Анатолий уселся на пол подле своего пациента. Шепелявый подсел рядом и, достав две бутылки пива, протянул одну Анатолию, тот принял напиток, открыл зажигалкой крышку и, сделав глоток, поставил бутылку подле себя.

– Про пиво ты ничего не говорил, – отхлебнув полбутылки и смачно рыгнув, проговорил шепелявый. – А ты это, я смотрю, в медицине шаришь? Никак врач?

– Нет, не врач. Мамка у меня медсестрой была, всю жизнь проработала в больнице. Я часто к ней на работу приходил после школы, она меня и учила всему, что сама знает, хотела, чтобы я врачом стал. Но, увы, обстоятельства, – Анатолий погрузился в воспоминания, глотнул пива и, закурив «Приму» без фильтра, закашлялся.

– Хорошо получается, что я после кормежки на место Мишки попрошайничать пошел, тебя встретил, а то я, признаться, уже парня мысленно схоронил, – нарушил затянувшееся молчание шепелявый.

– Тебя как звать-то? – проговорил Анатолий.

– Гришка, но ты зови Шепелявый, все так зовут, я привык уже!

– А я Толик. Думаю, это ему помочь должно, он молодой еще, организм справится. Правда, еще два-три раза прокапать его придется.

Анатолий в один глоток допил пиво и, порывисто поднявшись, подошел к Михаилу, отсоединил капельницу и проговорил:

– Ты вот что, Шепелявый, последи за ним. А я по делам, вечером загляну, еды ему принесу.

***

Анатолий, как и обещал, появился вечером и застал Михаила пробудившимся, но все еще лежащим на импровизированном ложе. Глаза бродяги засияли при виде знакомого лица.

– Выглядишь ты ни к черту.

– И чувствую себя так же, – ответил Михаил.

Анатолий вновь поставил Михаилу капельницу и сел подле.

– Помрешь ты здесь, жалко тебя, молодой ведь совсем. Ещё жить да жить. А здесь хуже собаки существуешь. Этот-то, – Анатолий указал рукой на Шепелявого, – уж конченый, а у тебя жизнь впереди.

В ответ Михаил лишь тяжело вздохнул.

– Я живу за городом, всего-то 60 километров, у меня есть большой дом, пасека, огород, мне не хватает рабочих рук. Если хочешь, я могу забрать тебя с собой, дам бесплатное жилье, буду платить за работу. Выходишься, пару месяцев поживешь, а там уж сам решай, как быть дальше.

Михаил не помнил, чтобы кто-то ему предлагал что-нибудь дельное в жизни, не говоря уже о каких-то проявлениях заботы. В любом случае он решил ухватиться за этот шанс, ведь вернуться назад никогда не поздно.

Глава 3

Взгляд Михаила невольно устремился в окно, больше здесь смотреть было не на что. Напротив сидела ничем не примечательная старушонка, все время охала и сморкалась в выцветший носовой платок. Рядом с ней расположился пьяный деревенский мужик в ватнике и скошенной набок шапке-ушанке, от здоровяка исходил лютый перегар, он с трудом справлялся с задачей усидеть ровно, то и дело норовя пристроить голову на плечо старушке, на что та резким движением вполоборота разворачивалась, здоровяк просыпался и сурово надув губы, будто ребенок, у которого отняли конфетку, озирался по сторонам в поисках обидчика, пока снова не проваливался в беспокойный сон. Михаил устремил взор в окно, силясь разглядеть сквозь непроглядную тьму хоть что-то. Мимо то и дело проплывали огни одиноких семафоров, освещавших живую стену деревьев, принимавших причудливую форму под неверным светом дорожных огней. С момента отправления электрички Анатолий не проронил ни слова, находился где-то в глубине мыслей и лишь изредка поглядывал на ловкую старушонку.

Михаил не решался с ним заговорить, а может быть, и не хотел. Он лишь смотрел на ночной лес и задавался вопросом, что скрывается за этой непроглядной тьмой.

Именно такой же тьмой ему казалась дальнейшая судьба, он не знал, что с ним будет завтра, но отчаянно вглядывался вперед, подобно морякам, смотрящим в густой туман, хранящим в сердце надежду, что где-то за ним ждет родной берег, прекрасно понимая, что там может скрываться и айсберг, коварно затаившийся во мгле в ожидании добычи.

Электричка сбавила ход, подала пару гудков, и вскоре за поворотом показалось несколько освещенных дворов, а вслед за ними из темноты появился перрон с покосившимся деревянным домом смотрителя.

Сидящая напротив старушка заметно оживилась и принялась собирать котомки, а после, люто выругавшись на пьяного соседа, начала что было сил его тормошить, покрывая последнего всеми бранными словами, услышанными за длинную жизнь.

Алкаш в ответ лишь виновато моргал, но поняв, что происходит, поднялся и, забрав из рук женщины котомки, отправился к дверям.

Взор бабушки обратился к Анатолию.

– Уж простите моего сынка, пьет беспробудно, – с этими словами старушка удалилась вслед за нетрезвым чадом. Анатолий потеребил Михаила за рукав и чуть слышно проговорил:

– Это наша станция, – а после поднялся и направился к выходу.

Вскоре, издавая протяжный металлический скрежет, электричка остановилась, и Михаил неохотно шагнул из освещённого вагона во мрак неизвестности.

Прохладный воздух принял пассажиров в крепкие объятия. Михаил натянул шапку и запахнул куртку, опоясавшись ремнем, ибо половина пуговиц на тулупе отсутствовала.

Неожиданно дурная привычка превратилась в навязчивое желание.

Анатолий будто почувствовал это и достал из-за пазухи бутылку пива, отглотнул напиток и передал емкость Михаилу, жадно принявшему пойло, осушив в один глоток остатки спиртного и швырнув бутылку в кусты.

Анатолий покосился на Михаила, что-то проговорив о природе и мерзких крысах, ее загрязняющих, но Михаилу было все равно. Алкоголь приятно обжигал пустой желудок и, изрядно опьянив, придавал сил. Так что Михаил молча следовал за своим провожатым.

Шли они с полчаса в обход деревни, держась ближе к опушке леса. Михаилу начало казаться, что они ходят кругами и никогда не доберутся до места, как Анатолий остановился и указал рукой вдаль. В стороне от домов на окраине деревни виднелся силуэт двухэтажного деревянного дома. Немного пройдя, они уперлись в ветховатый забор из валежника, Анатолий отогнул одну из палок и отошел в сторону, пропуская Михаила вперед. Пройдя огородом, они очутились на пороге покосившегося от старости домишки. Анатолий так же молча отворил дверь и, отойдя в сторону, пропустил гостя.

Михаил проскользнул в темный коридор, полный плотного застойного воздуха, вытесняя из него залежавшийся мрак, давивший всей массой на любого, кто рискнет сюда войти.

Хозяин прошел следом и, усевшись на деревянный табурет, снял сапоги и молча уставился на гостя.

Михаилу стало не по себе от такого взгляда. Была в нем какая-то необъяснимая угроза, но каждодневно ловивший на себе сотни ожесточенных взоров проходящих мимо людей бродяга попытался списать это на тяжести пути. Не хотелось Михаилу думать, что у нового знакомого может быть подобный взгляд, но будучи опытным бездомным, он, подобно уличному псу, научился определять степень исходящей от посторонних угрозы, глаза говорят о многом, ведь это зеркало души. А по-другому было и не выжить в этом опасном мире, где каждый прохожий может являться настоящей угрозой. Бывало, конечно, что многие впоследствии меняли гнев на милость и даже подавали бедолаге мелочевку. Но именно с этим взором он не ошибся, ему уже однажды приходилось встречать что-то похожее: ненависть, злобу, жажду крови. Вот и сейчас он даже сквозь непроглядный мрак почувствовал остановившийся на себе взор хищника, и по спине пробежали мурашки. На мгновенье страх охватил все тело, обездвижил, лишая любой возможности на спасенье. И в голову отчетливо вернулись ужасные события давно минувших дней, будто это происходило сейчас.

***

В один из ничем не примечательных дней Михаил как обычно сидел на своем привычном месте в подземном переходе, расположившись на накрытом картонкой небольшом куске фанеры, подостланном на холодный гранитный пол. День этот особенно запомнился Михаилу, он был предпраздничным, перед Рождеством, и оказался довольно прибыльным. Рассчитавшись с поборниками, собирающими дань с бомжей за возможность располагаться в хорошем людном месте, Михаил радовался, что удалось оставить себе несколько соток, и к вечеру скудный сухой ужин вполне можно будет разбавить бутылкой водки.

Не успели мысли о застолье отступить, как Михаил увидел перед собой четверых молодых людей. Все как один в бомберах и берцах, с обритыми наголо головами. Михаил и раньше встречал скинхедов, и сразу старался ретироваться в людное место или поднять шум, обращая на себя внимание прохожих. А то и вовсе приходилось обращаться к милиционерам, являвшимися куда меньшей угрозой, чем отмороженная молодежь, считавшая бродяг недостойными жизни, но сегодня молодчикам удалось застать его врасплох.

Почувствовав решительный настрой скинхедов, Михаил даже не пытался пошевелиться, все еще храня надежду отделаться малой кровью.

– Вставай, сучара, – проговорил скинхед с кривым, видимо, выдержавшим не один удар носом.

– Бить будете? – чуть слышно произнес Михаил.

– В тебе здоровья грош, убогий, давай бабло! – проговорил другой.

Михаил на секунду прикинул, что к чему, и, поняв, что деньги можно заработать снова, вынул заветные три сотни и протянул их вверх, не подымаясь с места.

Один из парней вырвал деньги, смачно сплюнул на пол и саданул кулаком в скулу Михаилу. Бродяга взвыл.

– Заткнись, бомжара, – прокричал один из парней. – Это все?

– Клянусь богом.

– Точно? А если найду?

– Клянусь богом, это все деньги.

– Что-то ты часто своим грязным ртом Бога вспоминаешь, – проговорил горбоносый. – Пойдем на улицу, потолкуем.

Михаил поднялся, прикинул шансы убежать и в ту же минуту был подхвачен под руки и почти внесен вверх по лестничному переходу. Михаил обреченно пошел в сопровождении скинхедов, ежесекундно озираясь по сторонам в поисках милицейского патруля.

Вскоре вокзальная площадь сменилась железнодорожными путями, и скинхеды завернули в закоулок меж одноэтажных складских построек.

С ходу Михаил получил удар ногой и упал, распластавшись на земле.

– Не бейте, Христом Богом молю, – взревел бродяга, встав на колени перед обидчиками.

– Ты что, от нас прятаться решил, сучара? Долго ты бегал.

– Простите, простите меня, Богом молю.

– Не упоминай имя Господа всуе, – проговорил один из обидчиков, и в следующее мгновенье последовала серия ударов ногами.

– Как накажем этого бегуна? – обратился горбоносый к своим товарищам, а после, не дожидаясь ответа, подошёл к стоящей рядом разрушенной хибаре, отломал пару досок и, вытащив из них несколько длинных гвоздей, вернулся к Михаилу.

– Сейчас я приближу тебя к Господу, раз ты так часто его вспоминаешь.

– Не надо, – заревел Михаил, но град ударов вновь посыпался на бедолагу.

Молодчики пинали ногами, били руками и отрывали куски одежды до тех пор, пока Михаил не очутился на земле обездвиженный, в чем мать родила.

Он почувствовал, как его перевернули на спину, после увидел кирпич, мелькнул ржавый гвоздь, и резкая боль пронзила все тело. На губах отчетливо ощущался металлический привкус крови, крик отчаянья вырвался из глотки и тут же был приглушен подошвой сапога.

– Это еще не все, сука, терпи, как Бог терпел, – проговорил горбоносый скинхед, заглянув так глубоко в глаза жертвы, что, должно быть, увидел душу. Именно этот взгляд и запомнился Михаилу, отложился где-то глубоко в памяти и еще много раз снился в кошмарах.

Вскоре силы и сознание покинули и без того ослабшее тело. На мгновенье им овладело осознание всей нелепости происходящего. Безумие мира, в котором человека могут лишить жизни лишь за то, что он не похож на других. И лишь его нынешнее низкое социальное положение дает душегубам право на убийство, они даже не задумываются, что лишают жизни человека. Михаил будто бы ушел в пространство, взглянул на себя со стороны, на мгновенье примерив роль фантома. Казалось вместе с кровью из тела утекает и жизнь. Странные ритмичные стуки, похожие на монотонный перезвон церковных колоколов, отбивали ритм сердца, с каждым мгновеньем удлиняя интервалы ударов, норовя и вовсе заглохнуть без должной встряски.

Но она все не приходила, да и нужна ли она была, может, лучше закончить жалкое существование в убогом обличии? Михаил приготовился умереть, но у судьбы на его счет были другие планы.

Работник пути, в чью профессиональную обязанность входит обход железнодорожных рельсов, промерзнув должным образом, решил на пару минут отделиться от рабочей бригады и завернуть в укромный уголок, дабы там в гордом одиночестве опустошить приготовленный утром чекланчик с горючей жидкостью, впустив в свое тело столь нужное заветное тепло.

Рука потянулась под телогрейку, где в нагрудном кармане у сердца лежал столь нужный пузырек. С ходу завернув за угол, скинув на землю крышку бутылки, рабочий шумно выдохнул и, прищурив от удовольствия глаза, решил в один глоток покончить с пойлом, как взгляд его остановился на лежащем в озере крови истерзанном человеке. Бутылка выпала из ослабшей на мгновенье руки дорожного рабочего. Пулей он бросился к товарищам и, отобрав у опешившего бригадира рацию, сообщил об ужасной находке в диспетчерскую, а после вновь вернулся к изуродованному телу уже в сопровождении коллег.

***

Михаил очнулся на полу в комнате. Рядом в кресле сидел Анатолий. Будто почувствовав пробуждение гостя, он, не поворачиваясь, заговорил:

– Видимо, это последствия отравления. Ты уж извини, что не уложил тебя на диван. Пойдем, – Анатолий порывисто поднялся с кресла и, не дожидаясь Михаила, вышел на улицу. Во дворе было темно, хоть глаз выколи, лишь слабая лампочка над крыльцом, как могла, разгоняла мрак ночи.

Анатолий закурил и указал вдаль.

– Складывай свою одежду в кучу вон на том пепелище и потом иди в душ, там хозяйственное мыло и бритва, приведи себя в порядок, а я пока подыщу для тебя чистую одежду.

Горячая вода обжигала тело, Михаил уже и забыл, как это приятно, за время своих скитаний он мылся только два раза, когда в город приезжал какой-нибудь значимый чиновник, милиция вычищала общественные места от бездомных, свозя всех в приемник, чтобы не портили вид города, а там санитарная обработка и водные процедуры были обязательными, побыв там один или два дня, Михаил сбегал, не любил он контроль, правила и строгий распорядок еще со времен детдома. Да и контингент в приемнике был поражающий своим разнообразием, по большому счету бомжи, калеки, кто без ног, кто без рук, для них там была гарантированная кормежка и ночлег и хоть какой-то шанс дожить остаток дней в человеческих условиях.

Приведя себя в порядок, Михаил вышел из душа и увидел на стуле, стоящем рядом, новую одежду – штаны и куртку защитного цвета. Михаилу они пришлись впору, как будто и были пошиты на него. Стоило Михаилу одеться, как появился Анатолий с машинкой для стрижки. Усадив гостя на стул, он аккуратно состриг его космы, а после позвал Михаила в дом, где на столе уже дымился картофель в мундире. Анатолий достал графин водки и, разлив по чуть-чуть, строго-настрого указал, что сегодня в честь приезда они выпьют, но более пьянство повторяться не должно, Михаил хоть и с трудом, но принял условия хозяина, деваться было некуда. За ужином Анатолий рассказал, что Михаил будет жить в соседнем домике, о том, что он сам когда-то бродяжничал, злоупотреблял спиртным и был на грани жизни и смерти, тогда его спас один хороший человек, работавший участковым милиционером в том месте, где жил Анатолий. Он и поселил его в этот дом, являющийся пасекой. Здесь Анатолий работает, ухаживая за пчелами. Милиционер сам приезжает редко, в основном по звонку, забирать мед, а когда бывает, и то в дом не зайдет. К сезону Анатолий нанимает еще рабочих, обычно это бездомные, и живут они в том самом домике, а как сезон заканчивается, каждый волен делать, что хочет.

– Я никого не гоню, они могли остаться и на зимовку, но кто-то, подзаработав, уезжает, а кто и вовсе сбегает, побоявшись работы, иногда с продукцией. Порядки здесь не строгие, но выполняться должны безоговорочно. Ты это учти! А сейчас давай спать, сегодня ложись на диване, а завтра в доме обустроишься.

Михаил, не раздеваясь, улегся на мягкий диван и закрыл глаза в надежде уснуть, но сон все не приходил. Множество мыслей прогнали его без следа. Михаил испытывал двоякое чувство, с одной стороны, он был рад, что его жизнь наконец-то может наладиться, он нашел хлеб, кров и возможность провести здесь какое-то время, подзаработать и, отблагодарив хозяина, вернуться к человеческому образу жизни. Михаил мечтал о большой семье, но ничего для этого не делал, и вот, кажется, появилась возможность. А с другой стороны, все свалилось как снег на голову, он давно не верил в безвозмездную помощь и не мог понять, для чего Анатолий его подобрал, а в запуганном с годами сознании роилась куча тревожных дум. Да и, ко всему прочему, слишком долго Михаил слонялся без дела и жил без каких-либо правил и теперь боялся, сможет ли он найти в себе силы отказаться от бродяжничества и начать работать. Михаил долго и безуспешно пытался прогнать из головы множество страхов и сомнений и не заметил, как рассвело. С зарей запели петухи, и лишь Михаил уснул, его разбудил голос Анатолия:

– Как же я хорошо выспался, пора вставать. Пить больше не будем, время делать зарядку, – Михаил подавил внезапно накатившее раздражение и поднялся с дивана, от мягкости которого ныло все тело. Анатолий, в чем мать родила, выбежал во двор, схватил два ведра и под пристальным взглядом недоумевающего гостя побежал к колодцу. Набрав в обе емкости воды, он поставил ведра и начал бегать вокруг колодца, то приседая, то делая выпады, то ходя гуськом. Пару раз он звал Михаила присоединиться, но тот, лишь поежившись от холода, застегнул куртку. В завершение сего мероприятия Анатолий вылил на себя оба ведра и, набрав новые, окатил Михаила с ног до головы. Михаил хотел было выругаться, припоминая все крепкие словечки, но с трудом сдержался. Анатолий просверлил гостя взглядом и, резко толкнув, прижал его к стене дома. Бродяга опешил.

– Ударить меня хочешь? – брызжа слюной, закричал Анатолий.

Михаил лишь молча смотрел в налитые кровью глаза хозяина дома.

– Умывайся, здесь есть правила. Не вздумай их нарушать, – Михаил ничего не ответил в надежде поговорить с Анатолием, когда он успокоится, подумав, что тот просто встал не с той ноги.

Промокший до нитки Михаил уселся на лавке у дома. Вскоре вышел Анатолий и присел рядом.

– Ты извини, с утра я бываю вспыльчивый, просто делай, что положено, и тогда мы с тобой поладим, – проговорил он как ни в чём не бывало.

Понимая, что выбор у него сейчас не велик: оставалось просто уйти или принять извинения, – Михаил кивнул в ответ.

– Вот и славно. Раз уж ты замерз, у меня есть для тебя работа. Анатолий вынес из дома топор и направился в лес, промокший Михаил послушно побрел следом. Выйдя на опушку леса, Анатолий передал топор и указал рукой вдаль.

– Там несколько поваленных деревьев, их нужно разрубить и наколоть, потом вернешься, возьмешь телегу и перевезешь дрова, а я пока приготовлю место, куда их сложить.

С этими словами Анатолий удалился, а Михаил побрел на делянку, где его взору предстало с десяток поваленных берез. Устало выдохнув, он принялся за дело. Поначалу работа спорилась, но спустя час азарт покинул Михаила, уйдя вместе с силами. Парень с трудом передвигал ноги, мышцы которых начали атрофироваться из-за маленькой нагрузки и постоянного сидения на холодном гранитном полу, а руки стали чужими и то и дело норовили выронить топор, ставший теперь настоящей кувалдой.

– И все ведь это из-за водки, – вскричал Михаил, бросив топор в растущую рядом березу. – Все, завяжу, на кого я стал похож, дерево разрубить не могу.

Михаил уселся на пенек и вытер руками полившиеся из глаз слезы.

– Трудотерапия, мать вашу, – он со вздохом взглянул на появившиеся на руках кровавые мозоли.

Изрядно вымотавшись, Михаил решил прогуляться и пошел назад по направлению к деревне, сознательно обходя лесом дом Анатолия. Вскоре деревья поредели, и грунтовая дорога по обе стороны начала обрастать осевшими деревянными домиками. В некоторых домах горел свет, а из печных труб валил дымок, другие же, в противоположность, выглядели сонными и вялыми. Михаил прошел вперед и как вкопанный остановился у одного из домов с открытыми окнами. Легкий ветерок доносил до Михаила запах пекущихся пирогов, навеяв приятные воспоминания из детства.

В редкие предпраздничные дни аромат готовящейся выпечки разносился из столовой детского дома по всему корпусу. Может быть, по этой причине запах пирогов всегда ассоциировался у Михаила с праздником. Ноги будто подхватили тело и привели к забору. Михаил долго вдыхал аромат готовящихся яств и глядел на опушку леса, виднеющуюся сразу за огородом, не заметив, как на крыльце появилась дряхлая старушонка.

Женщина неспешно подошла к калитке.

– Вы что-то хотели? – проговорила она мягким старушечьим голосом.

– Простите, у вас так пахнет пирогами, это навеяло приятные воспоминания.

– Воспоминания – это хорошо, подождите минутку, – с этими словами бабушка не по-старчески резво скрылась в избе и спустя минуту протягивала через забор сверток с пирогами для Михаила.

– Возьмите, пусть воспоминания будут еще и вкусными.

– Спасибо, – парень жадно принял сверток, сглотнул подступающую к горлу слюну, подавил урчание в пустом желудке и, оглядевшись по сторонам, как голодный пес смотрит, не угрожает ли кто-нибудь найденному лакомству, спрятал пироги в карман. И собрался было идти, как вдруг осторожно повернулся, почувствовав какую-то тяжесть, будто ноги залили в бетон, и он мгновенно застыл.

– Может, и я для вас чем полезен буду, помощь какая по хозяйству нужна?

Бабушка ненадолго задумалась.

– Ну, разве что крыльцо починить, ступени проломились, а шагать через одну уже трудно – старость.

– Крыльцо? Постараюсь.

Старушонка отворила скрипучую калитку, и спустя мгновенье Михаил осматривал ведущую в дом ветхую лесенку.

– Хозяйка, а инструмент какой имеется?

В ответ бабушка отвела парня в сарай, где над небольшим верстаком на вбитых в стену гвоздях аккуратно был развешан разнообразный инструмент.

– Бери, что надо для работы, от мужа осталось, —проговорила старушка.

Михаил захватил банку с гвоздями, пилу, молоток и под присмотром бабушки проследовал к дровнику, где у ровных рядов колотых поленьев стояло несколько видавших виды, но все еще довольно крепких досок. Михаил прикинул нужный размер, и спустя час место поломанных ступеней заняли новые.

– Принимай работу, хозяйка, – прокричал Михаил.

Женщина бегло взглянула на крыльцо, пару раз поднялась и спустилась и, улыбнувшись, проговорила:

– Теперь сущее удовольствие, а то стара я для акробатики – через ступени прыгать.

– Покрасить бы еще, чтоб дольше прослужили.

Женщина снова отвела Михаила в сарай, где он, вернув инструмент на место, отыскал банку серой краски и растворитель. Аккуратно выкрасив лестницу, Михаил оставил неокрашенным место, чтобы старушка могла ходить, и собрался распрощаться, обещая вернуться завтра и докрасить оставшуюся часть.

Но бабушка наотрез отказывалась отпускать помощника с пустыми руками и вручила ему увесистую котомку в качестве платы за работу.

Михаил вышел, обернулся и, радостно улыбнувшись старушке на прощанье, бодро зашагал к делянке, сейчас он ощущал себя молодым и здоровым, полным сил и был готов перерубить все березы разом. Вскоре проселочная колея привела парня к цели.

Он присел на пенек и не без интереса начал выкладывать содержимое котомки на землю. Первым попался сверток с уже знакомыми пирогами, кои он попробовал, еще чиня ступени. После были банки с соленьями: огурцы, грибы, помидоры, а завершала нехитрый продуктовый набор полулитровая бутылка с мутноватой жидкостью. Самогон являлся деревенской валютой с давних времен и охотно принимался многими в качестве оплаты за работу. Михаил сложил яства в котомку, отложил бутылку в сторону. Порывисто поднялся и принялся расхаживать взад и вперед по делянке в поисках надежного места, куда можно припрятать заветную емкость. Не найдя ничего лучше, чем прикопать сей клад под один из пней, Михаил с полчаса порубил дрова и отправился в дом за телегой.

Анатолий сидел на скамейке во дворе и беззаботно пускал дым, раскуривая сигарету без фильтра.

Увидев Михаила, он поднялся и, нахмурив брови, встряхнул правой рукой, освобождая наручные часы, едва видневшиеся на запястье из-под рукава мешковатой куртки, явно доставшейся Анатолию с чужого плеча.

– Что-то ты рано, я собирался идти к тебе помогать, только решил покурить перед дорожкой.

Михаил ничего не ответил, лишь протянул хозяину котомку с продуктами.

Анатолий, швырнул ее в сторону, крепко сжал руку Михаила и злобно посмотрел ему в глаза.

Гость отвел взгляд, Анатолий резко подался в его сторону. Михаил зажмурился, ожидая получить удар, но Анатолий осекся, лишь замахнувшись.

– Еще одно правило. Не общаться ни с кем из местных, ничего не брать и никому не помогать, ты сюда не для этого приехал! Запомнил? – брызжа слюной в лицо Михаилу, прокричал Анатолий.

– Да, – виновато пряча глаза с наворачивающимися от обиды слезами, проговорил Михаил.

– Вот и славно, а теперь пойдем посмотрим, как ты поработал.

Михаил хотел было убежать, но что-то его останавливало, ему казалось, что эта агрессия ненастоящая, не мог по его представлению так внезапно меняться характер человека.

Михаил лишь согласно кивнул и проследовал за Анатолием, отметив для себя, что если еще раз повторится подобная выходка, он обязательно отсюда уедет.

Дойдя до делянки, Анатолий бегло окинул взором скудную работу гостя.

– Нет, друг мой, так дело не пойдет. Если ты хочешь выбраться из бомжатской жизни и вновь стать человеком, то и работать ты должен соответственно. С зари и до заката, – он вновь посмотрел на часы и бросил топор к ногам Михаила. – Приступай, вернешься, как стемнеет, и запомни: здесь просто так не кормят! – Анатолий ехидно улыбнулся и проследовал в обратном направлении, оставив Михаила один на один со своими думами и непочатым краем работы.

Михаил снял носки и, надев их на руки вместо перчаток, принялся рубить поваленные березы, вымещая на нихобиду, полученную от нового знакомого.

Вернулся Михаил в этот день, как стемнело, не позже и не раньше, казалось, пришел он вместе с темнотой. Руки нещадно ныли, а мышцы натянулись от напряжения, и казалось, вот-вот лопнут.

Отворив дверь, он уселся на пороге и, тяжело дыша, стащил с себя сапоги.

Спустя минуту со стороны огорода появился Анатолий.

– Вижу, ты хорошо поработал, пойдем, я баню затопил, там и поужинаем.

Михаил вновь послушно поднялся и, будто управляя чужим телом, отправился вслед за Анатолием.

Поев и попарившись, Михаил почувствовал, как напряжение покинуло тело, уступив место усталости.

После бани Анатолий проводил его в небольшой пристрой, больше похожий на сарай с кроватью, нежели на дом. Но там Михаил был один, а это было куда лучше, чем спать под одной крышей с неприятным для тебя человеком.

Стоило прилечь на кровать, как беспамятный сон принял Михаила в свои объятья, но спалось недолго. Пробудился он ни свет ни заря, превозмогая боль в мышцах, Михаил поднялся и в полумраке нащупал на стене выключатель, щелчок – и тусклая лампочка, висевшая под потолком, осветила более чем скудную обстановку нового жилища.

Бревенчатая избушка четыре на четыре метра имела одну комнату, с невысокого потолка которой, держась на проводе, свисала электрическая лампа. По обе стороны от окна стояли кровати. А слева от входа располагалась пузатая буржуйка с широкой топкой, служившая вместо обогревателя. Михаилу, конечно, было достаточно и этого, в любом случае это было лучше, чем спать на трубах теплотрассы, да и смерть от холода не грозила. Михаил оделся и, отворив скрипучую дверь, очутился во дворе. Он скинул куртку на скамейку и побежал трусцой вокруг колодца. Поначалу ноги отказывались сгибаться и разгибаться, но все же спустя десять минут изнурительного, как показалось Михаилу, бега он даже вошел во вкус, но вскоре почувствовал боль в боку и присел у колодца, заходясь тошнотворным кашлем. Отдышавшись, Михаил принялся делать зарядку, как учили в детдоме, там это было каждодневным ритуалом, обязательным для всех, за этим занятием его и застал Анатолий.

Тогда Михаил в первый раз увидел его улыбающимся, впрочем, улыбка была недолгой.

Михаил, стараясь походить на хозяина, в надежде вызвать этим его милость, окатил себя водой из колодца, случайно забрызгав Анатолия, что вызвало шквал негодования и вспышку ярости с его стороны. Михаил схватил топор в надежде скорее отправиться на делянку. Анатолий не ожидал такой реакции и затих, пристально глядя на оружие в руке гостя. Михаил ощутил исходящий от Анатолия страх, молча схватил куртку и быстрым шагом направился на делянку. Анатолий долго провожал его взглядом.

Глава 4

.

Кормежка

В фургончике было тесно, по краям стояли бидоны с едой, кастрюли, коробки с пирожками, несколько мешков с одеждой и даже лекарства. Тут же у стены располагалась пара тумб, служивших разделочными столами. Небольшая лестница была приставлена к краю фургона, дабы облегчить подъем и спуск. Несколько пластиковых столов уже были собраны и стояли на улице подле автомобиля. Когда бездомных было мало, а волонтеров в достатке, неравнодушные люди сами разносили еду бродягам. Иногда же Инга собственноручно объезжала всех благотворителей, собирая еду и одежду, упаковывая неподъемные мешки, с трудом умещая их в старенькой «газели», которая раньше была микроавтобусом, до тех пор, пока за ненадобностью не лишилась всех задних рядов сидений. К счастью, вещи и еду удавалось собирать регулярно, многие охотно жертвовали и деньги. Но мало кто мог преодолеть отвращение и неприязнь и поучаствовать в раздаче пищи. Большинство ограничивалось помощью в приготовлении еды. Но и это был весомый вклад. Некоторые преодолевали себя, постепенно начиная с пожертвований, после помогали готовить еду, а уж когда познакомятся поближе с теорией, то и переходили к практике – непосредственной раздаче пищи. Помощью людям Инга увлеклась давно, ещё в студенческие годы, на факультете журналистики, ей нужно было написать статью. Она долго искала для нее тему, пока случайно где-то не увидела объявление об организации благотворительных обедов для бездомных. Сначала она хотела взять что-то вроде интервью у организатора, но, ей предложили увидеть все своими глазами, конечно, у Инги возникли некоторые сомнения, но после любопытство их победило.

Этот первый раз запомнился ей на всю жизнь. Даже сейчас, спустя десятилетие, в памяти отложилась пара потертых пластмассовых столов на пять человек, каждый с расставленными пластиковыми тарелками. Отчетливо помнился даже рацион, он не сильно изменился с того времени. На первое подавался овощной суп на мясном бульоне, на второе – греча с тушеной капустой, а компот был яблочным. Многим сей рацион покажется крайне скудным. Но бездомным, коих в поисках пропитания можно встретить в метро, на вокзалах и в других местах, от которых многие люди стараются держаться подальше, а при встрече сторонятся в основном из-за исходящего от них неприятного запаха, горячая пища приходится по вкусу. Инга отчетливо помнила отвращение, от бродяги пришедшего за добавкой. Его израненные раздувшиеся руки и такое же лицо с кровавыми подтеками, резкий запах пота и еще чего-то, перемешавшийся с запахами раздаваемой еды, вызывали у нее тошнотворный рефлекс, который она поначалу что было сил контролировала и, наскоро бухнув ему в тарелку пару поварёшек, отпустив бедолагу, с трудом сдерживая подходящую к горлу рвоту, забежала за фургон и, дала волю организму.

Помнила, как к ней подошла Мария, она была из числа опытных волонтеров-организаторов, и, положив руку на плечо, предложила салфетку и стакан воды. Позднее, Инга узнала, что у Марии первый день прошел точно так же. Придя в себя, Инга вернулась к раздаче, вскоре к ней подошла пожилая женщина и попросила заменить выданную ей горбушку на мягкий хлеб. Тогда девушка подумала: надо же, еще и выбирает, вместо того чтоб есть, что дают. Но позже почувствовала невероятный стыд за такие мысли, когда увидела, что у женщины нет зубов и горбушка ей не по силам. Инга не без боли в сердце обнаружила среди бездомных несколько стариков, они были опрятно одеты, от них не исходил неприятный запах, а на лицах читались боль и страшное отчаянье, такое, что, оно поражало и тебя.

Позже она узнает от Марии, что кое-кто из этих стариков прожил свою жизнь в достатке, а в итоге был выгнан собственными детьми из квартиры и на старости лет, став никому не нужным, вынужден влачить жалкое существование, живя в надежде, что все изменится к лучшему, чадо одумается и подберет старика. А пока им нужна хоть какая-то поддержка в виде доброго слова и горячего обеда.

Когда раздача закончилась, Инга отправилась домой. Мимо проносились люди, каждый со своими заботами, кто-то говорил по телефону, обсуждая покупки, кто-то разглядывал вещи в дорогих магазинах, она же чувствовала себя ребенком, посетившим лепрозорий. И хоть она отчетливо понимала, что «бездомничеством», так же, как и проказой, нельзя заразиться от прикосновения, от нахождения на территории лагеря и что заклейменные отнюдь не пропащие, она отчетливо видела эту проблему и понимала, что, если до других не донести, что это не заразно если с ней не бороться, тогда количество брошенных на произвол судьбы будет мифическим образом расти. Только от мысли, от одного брезгливо отведенного взгляда на бродягу в мире становится больше. А чем больше небезразличных к проблеме, тем больше побед, и если можно им помочь, то она это сделает, все, что от нее зависит! Ведь даже если удастся помочь хоть одному человеку, это уже победа!

С того самого первого раза она прониклась к бездомным, поняла, что слово «бомж» ужасное, злое, они такие же люди, как и все мы, просто попавшие в сложную ситуацию. А повесить каждому из них колокольчик на шею, выгнать из городов или запретить общаться с другими людьми невыход. Поначалу Инга кормила бездомных у вокзала, но, видя масштабы проблемы и все больше проникаясь сочувствием к этим людям, Инга организовала целую благотворительную компанию. И сердечно радовалась, если удавалось поддержать кого-то из своих подопечных чем-то большим, чем просто едой. Неравнодушные люди помогали в восстановлении документов, медицинском осмотре и лечении, ночлеге в холодное время года, а иногда даже отдавали дачные дома и участки, где под чутким руководством Инги удавалось поселить с десяток небезнадежно потерянных бродяг. Конечно, не всегда все было благополучно, поначалу многие местные жители боялись подобного соседства. Но все же конфликты, страхи и опасения удавалось сглаживать после простого общения. Инга не просто стала для многих бездомных источником пропитания, она стала их другом, знающим многих поименно, интересующимся их трудностями и бедами. Она была связной с другим миром, тем миром, с которым многие бродяги потеряли контакт, миром обычных людей.

И лишь благодаря ее помощи они могли эту невидимую связь восстановить.

Инга раскладывала еду по тарелкам, сегодня народу было немного, и, накрыв несколько столов, волонтеры стояли около фургона, о чем-то беседуя, пока их подопечные разбирались с обедом. Иногда приходилось накрывать столы по два, а то и по три раза, но сегодня осталась лишняя еда, и Инга обходила пришедших, предлагая добавку, перекидываясь несколькими словами с бездомными, но у одного стола она задержалась и, поздоровавшись, заговорила с давним знакомым:

– Здравствуйте, Инга Владимировна, вы, как всегда, цветете, – шепеляво проговорил мужчина, на вид сорока-пятидесяти лет, дело в том, что из-за косм и бороды, которую отпускают многие бродяги, порой становится достаточно сложно различить их возраст.

– Здравствуй, Гриша, благодарю, ты тоже молодеешь, – Инга улыбнулась. – Сегодня ты не просишь добавки?

– Инга Владимировна, так я ж теперь один остался, а Мишка-то мой поправился да в деревню свалил новую жизнь начинать, а я благодаря Вам и этим наедаюсь.

Инга проявила любопытство и присела на освободившееся место, поднеся шепелявому стакан компота. Он долго рассказывал ей в подробностях о странном парне, который исцелил его брата по несчастью Михаила, а после забрал жить к себе в деревню.

Пообщавшись, Инга сделала несколько заметок в блокноте, куда она записывала интересные истории, происходящие с бездомными, позже дома эти чудесные истории она превращала в статьи.

Глава 5

Проработав до полудня, Михаил изрядно проголодался, но прийти к Анатолию до вечера не решался, ему не хотелось новых конфликтов. К тому же утренний инцидент еще был свеж в памяти. Михаил прокручивал в голове различные сценарии его развязки. К большому сожалению, все они были неблагополучны. К обеду голод особенно заявил о себе, и парень, вспомнив о не выполненном деле, направился в деревню к старушке докрасить крыльцо. Михаил даже и предположить не мог, что уже пару часов за ним пристально наблюдают. Подойдя к дому, Михаил увидел бабушку, копающую грядки у забора, парень поздоровался, на что старушка молча махнула рукой, приглашая пройти во двор. Михаил отворил калитку и спустя несколько минут уже копал грядку под пристальным руководством хозяйки дома. Закончив копать, он сразу же приступил к покраске крыльца, справившись и с этой работой, Михаил позвал хозяйку и тут же присел на одну из высохших за ночь ступеней.

Довольная старушка пригласила Михаила к столу отобедать, впрочем, на этот раз он отказываться от трапезы не стал и проследовал за бабушкой к накрытому столу. О таком ястве он мог только мечтать. Румяная жареная курочка еще дымилась, обложенная молодым, посыпанным свежей зеленью картофелем, в соседних тарелках лежали соления, и одиноко на краю стола стояла полная четверть самогона. Михаил сглотнул слюну, помыл руки и присел на отставленный табурет у края стола. Хозяйка села рядом и, отрезав кусок от курицы, положила его в тарелку гостю, молча налила Михаилу полстакана самогона и принялась накладывать еду себе. Михаил на секунду задумался, отказаться от выпивки или нет, а после молча опустошил стакан и принялся за горячее. Проглотив последний кусок Михаил тяжело выдохнул.

– Можешь так не торопиться, здесь еду у тебя никто не отнимет, – улыбнувшись, проговорила бабушка и налила гостю еще полстакана.

Михаил выпил и закусив соленым огурцом, почувствовал лёгкое безразличие ко всему, что происходило с ним за последние несколько дней. Бабушка налила себе немного спиртного и, выпив, проговорила:

– Какой хороший самогон, от деда моего остался, царство ему небесное. А ты кушай еще, сынок, кушай и подливать не забывай. Мне одной все это не осилить, я тебе и приготовила, знала, что ты придешь работу доделать, а так я и хлебом перебиваюсь.

Михаил поднял бутыль и налил по чуть-чуть себе и хозяйке.

– А тебя как сюда занесло-то? Я еще давеча спросить хотела, да не решилась, а сегодня сам бог велел узнать.

– Да я, бабушка, в гостях здесь, вроде как на работу нанялся, дрова колол, подустал, решил по деревне прогуляться, так и свиделись.

– Так что ж ты в деревню? Отсюда-то все молодые в город бегут, а ты наоборот, здесь работы нормальной днем с огнем не найти.

– Может, и так, да только нет мне жизни в городе.

– А здесь ты где живешь?

– У Анатолия на пасеке, знаете, где это?

Глаза старушки вмиг почернели, а на лице застыла гримаса ужаса, она схватила Михаила за запястье и раскрыла рот в немом крике, парень потерял дар речи, окаменев от неожиданно накатившего страха. Старуха отпустила его и налив себе полный стакан самогона, выпила в несколько глотков, мутная жидкость стекала по подбородку и капала на пол, Михаил, не отрывая глаз, как заворожённый смотрел на все это, не в силах подняться и убежать, хотя разум отчетливо гнал его прочь.

Допив стакан, женщина резко выдохнула и, утерев рукой рот, поднялась со стула, повозилась несколько минут у плиты и, вернувшись к столу, поставила перед Михаилом кофейную чашку, полную мутной черной жидкости. Михаил поднял напиток и брезгливо принюхался, пахло кофе.

– Пей, – прокричала старуха, и Михаил, не в силах отказать, опустошил предназначавшееся ему пойло. Кофе оказался крепким и густым, тянулся как кисель, будто и вовсе был сварен без воды, к тому же имел горькое послевкусие, и парень, надеясь сбить горечь, с силой выдохнул, будто опустошил стакан неразбавленного медицинского спирта.

Старуха обхватила его руку, держащую кофейную чашку, вылила гущу сначала от себя, потом к себе и, поставив пиалу на блюдце, поднесла его к губам и с минуту что-то быстро шептала, а после перевернула чашку что есть сил, носом втянула аромат и, вглядываясь в гущу на дне, проговорила странные слова:

Тот, кто обглодает кости,

В ком ужилось много злости.

Исчезают в доме гости,

Не найти их на погосте.

Михаил поднялся со стула.

– Пожалуй, я пойду, благодарю за обед, – бабка встала и молча указала пальцем в окно. Михаил пригляделся и увидел бегущего вдаль прочь от дома человека.

Она так же молча подошла к двери и отворила ее, пропуская гостя вперед.

– Лишь ты хозяин своей судьбы, – проговорила она в спину Михаилу, с силой захлопнув за ним дверь.

Глава 6

Михаил вышел на улицу и уныло побрел в сторону делянки, за все время пребывания в деревне это был единственный раз, когда он ни о чем не думал, и, конечно же, рубить лес он не собирался, ему требовалось лишь дойти, взять инструмент, вернуться в дом, где он собирался поблагодарить хозяина, собрать свои пожитки и вернуться в город, мгновенье назад он решил, что деревенская жизнь не для него, к черту работу, к черту этих своеобразных деревенских жителей, он готов был послать все куда подальше и поскорее вернуться. С этим настроем Михаил не заметил, как перед ним возник дом Анатолия. Михаил смачно сплюнул под ноги, бросил инструмент у скамейки, набрался решительности и, постучавшись, вошел в дом, не дожидаясь, пока ему откроют.

Анатолий сидел за накрытым столом, рядом на табурете сидел пожилой мужчина лет пятидесяти, с седыми волосами и худым, красноватым, усталым от жизни лицом. Михаил не успел сказать и слова, как Анатолий поднялся, подошел к нему и, встав рядом, похлопал по плечу.

– А вот и Михаил, – проговорил он, обращаясь к седовласому. – Ну же, Миша, садись за стол, мы тебя заждались, – продолжил Анатолий.

Михаил подошел к столу и протянул руку седовласому, «Денис», – ответил тот, протянув руку в ответ, Михаил присел на табурет. Анатолий вернулся за стол и разлил всем по стакану водки.

– За знакомство, – проговорил Денис, и они выпили по одной, потом еще по одной и в результате засиделись до самого вечера, когда, изрядно захмелев, отправились спать. Михаил и Денис – в гостевой дом, а Анатолий уснул за столом, так и не дождавшись окончания попойки. Михаилу Денис показался простым и приятным в общении человеком. Они лежали на соседних кроватях и разговаривали, как бывает у малознакомых людей, о жизни. Первым о себе, как и положено по старшинству, поведал Денис:

– Жили мы в городе с мамой, царство ей небесное, отца у меня не было, вернее, конечно, какой-то был, но я его и не видел ни разу даже, а мать о нем особо и не распространялась, говорила только, что умер. Ничего такого, что он был космонавтом или летчиком, как говорят некоторым безотцовщинам, чтобы брали его в пример. Я думал, что и не любила она его особо, ну, как бы там ни было, говорить у нас в доме об отце было не принято, лишь я один раз, когда стал постарше, нашел письмо одно от него, а было оно из тюрьмы, я его тогда и читать не стал, а как-то сразу у меня в голове об отце все по полочкам разложилось. Маму я любил очень, ее своей находкой и расстраивать не стал, она у меня женщина сердобольная была, все близко к сердцу принимала, заботилась обо всех и обо мне особенно. На улице мимо нищего не пройдет, монетка хоть и последняя в кошельке будет, а себе не оставит, отдаст нуждающимся. Видимо, ее доброта меня и погубила, по крайней мере, так я поначалу думал, это когда уже бомжевать стал. А так-то виной, конечно, всему моя лень, любовь к выпивке да безответственность. Работал я в своей жизни всего пару лет, и то после армии, а так все время жил с мамой. Она поначалу меня пристраивать пыталась в разные места, то таксистом засунет, но я разругался там с начальством и ушел, после на завод, и там я не проработал больше месяца. А после в магазин продуктовый грузчиком устроила, я и там приключений нашел, с какими-то бродягами скорешился, они меня пару дней поили, расспрашивали, что да как в магазине, в доверие входили, а один раз что-то сыпанули в водку, я уснул, а они, воспользовавшись моментом, со склада товар вынесли. Тогда меня чуть не посадили, но мама спасла, ходила к хозяину магазина, просила, чтобы в милиции договорился дело прекратить, мол, она все компенсирует. Вот так и жил я как у Христа за пазухой. После этого случая она мне работу подыскивать перестала. Говорила: «Проживем, пока еще тружусь». Ну а я и рад был. Хоть богатством особым мы не отличались, но еда в доме всегда была, да и грязным никогда не ходил. Мать моя, Мариной ее звали, работала, покуда силы были, почти до самой смерти, можно сказать, и умерла на работе, подрабатывая на пенсии нянькой, сердце не выдержало, я плакал тогда сильно, все говорил: «Как же не выдержало, оно вон какое большое было, на всех хватило, а для себя не осталось». А как мама померла, я пить начал по-черному, деньги нашел дома, что она на похороны откладывала, да и пропил все. Вначале из-за горя, что потерял единственного родного человека в этом мире, потом уже остановиться не мог, втянулся в пьяную праздную жизнь, но праздник длился недолго, до тех пор, пока из дома вслед за деньгами не исчезли и все вещи. Все я пропил, продал и променял на бутылку. Ссаться я начал безбожно, проблемы начались со здоровьем из-за палёной водки. Да мужскую функцию совсем потерял, женщины больше нужны не были, ничего я с ними сделать не мог, импотентом стал! Так вот, когда я пробудился в пустой квартире на проссанном матрасе, я сказал сам себе: «Поздравляю, ты все пропил», – и пошел побираться на улицу. Конечно, я пил не один, собутыльников всегда было много, появились они после смерти матери, при жизни они ее боялись, как огня и даже на пушечный выстрел бы не подошли. Она старательно оберегала меня ото всех бед. Вот так вот, пропив все нажитое маминым непосильным трудом, я и отправился на улицу искать себе пропитание, или, вернее будет сказать, пропой. Конечно, вскоре от такой жизни я сделался грязный и вонючий, оброс как домовой, стал скитаться в поисках огненной воды, распугивая своим видом прохожих. Однажды, пробудившись рано поутру, я пошел по помойкам, туда иногда выкидывали разный железный хлам, который можно было сдать в ближайшую приемку металла, а на вырученные деньги прикупить выпивки. Помню, тогда нашел я газовую плиту, сотни на три в ней веса было, кое-как закинул ее на тележку и попер к гаражам, где принимали металлолом, да только, сволочь, тяжелая оказалась, прошел я полпути, устал и присел у дороги отдохнуть, мимо цыгане проезжали, спросили, почем металл сдаю, большую цену предложили, на машине, говорят, отвезем, деньги дома дадим, как взвесим, я, не будь дурак, и согласился, и зачем мне нужна была голова на плечах? Так я и оказался с цыганами. Очнулся я в огромном цыганском доме, окруженном трехметровым забором. Там я за глоток водки и еду пахал на них, выполняя всю грязную работу. За забор они меня не выпускали, видимо, боялись, что сбегу. Я и хотел поначалу, пытался, один раз даже получилось, но меня нашли, сильно избили, обещали, что если еще раз что-нибудь прознают, сухожилие на ногах перережут. Боялся я этого, со мной были и другие, попавшие в неволю, вроде меня, и они были подрезками, как их называли цыгане. Больше я сбежать не пытался, смирившись с существованием в подвале добротного особняка. Хотя в тяжелых условиях и в плохом человек пытается найти что-то хорошее. В трехэтажном огромном доме нам была выделена небольшая комнатушка в подвале, в ней даже была горячая вода, туалет и душ. И пусть спать приходилось на обычных матрасах на бетонном полу, на условия проживания никто не жаловался, нас даже исправно кормили, а некоторые невольники попали туда из гораздо худших условий. Хотя человек – такое существо, что ему всегда всего мало. Ну и мне, конечно, свободы не хватало. Вот так я и жил, думаю, будь что будет, – Денис присел на кровати и закурил сигарету, тяжело закашлявшись после первой затяжки. – Но однажды случилось то, чего никто не ожидал. Глубокой ночью, по крайней мере, в единственном узком зарешеченном подвальном окне, через которое и проникал свет в помещение, ещё было темно, на улице послышался шум, удары, что-то громыхнуло так, что дом содрогнулся и с потолка осыпалась штукатурка. Взрыв сменили частые хлопки и громкие крики. Не поняв спросонок, что случилось, я забился в угол, укрывшись сверху матрасом, вскоре так же поступили и мои братья поневоле – Славка да Лешка. Славка, как и я, раньше крепко злоупотреблял алкоголем, а Леха плотно сидел на дряни какой-то и бежать даже не пытался, говорит: «Где я еще дозу найду?», – а его этой дрянью цыгане изрядно снабжали, казалось, даже эксперименты ставили на нем, когда героин разбавляли, ему первому дозу давали да ждали, окочурится или нет. Я в этом мало что понимаю, но от дозы он пару раз в кому впадал, мы его со Славкой еле откачали, а один раз подумали, что умер уже, его и цыгане вынесли куда-то, а после обратно привезли живого. Обознались, говорят, очухался. Столько здоровья было в человеке, а он так его нелепо тратил. Так, в общем, мы и сидели втроем, вжавшись в угол, закрывая глаза при каждом крике и хлопке. В какой-то миг дверь с шумом вылетела, спустя мгновенье раздался взрыв, и комнату пронзил яркий свет, проникающий даже через нашу преграду. Шум был такой силы, что до сих пор в ушах звенит. Потом я только удар почувствовал, а в себя пришел уже наверху в цыганском доме. Конечно, дом у них был получше некоторых музеев: иконы, картины, статуи, – я там за все время проживания и не был толком, лишь однажды с порога подсмотрел в открытую дверь. В себя я пришел, что, думаю, вдохнуть тяжело, руками пошевелить не могу, да темно как в гробу, именно то мне на ум и пришло поначалу, что закопали заживо. Я орать стал, да потом как удар в живот ногой почувствовал, думаю: как хорошо, что я живой. Позже оказалось, что я с мешком на голове да в наручниках лежал. Позже нас троих – меня, Славку да Лешку – подняли, мешки сняли да руки освободили. Как оказалось, цыгане наркотиками по-крупному торговали, и милиция к ним в гости нагрянула, целый спецназ. Старший даже извинился перед нами, что жестко обошлись, для ментов мы сюрпризом были, они обрадовались, что невольников в доме нашли, теперь, говорят, оставшиеся уедут в тюрьму надолго. Правда, осталось их немного. Трое застреленными валялись, двое с мешками на голове постанывали, а один кровью истекал, позже его скорая забрала, но привезла обратно и выгрузила у дома, умер, говорят, в дороге. Впрочем, мне их жалко не было, я тогда уже знал, что Господь за злое злым платит. Милиционер старший, узнав, что мы бомжи с зависимостями разными, нас на двое суток в камеру определил, «так для дела, – говорит, – надо, а то бегай вас потом по всем городским помойкам ищи». Но мы на него не серчали, он мужиком хорошим оказался. Там в доме нашли деньги прям в мешках из-под картошки, доверху набитые купюрами лежали, пачками, под завязку, так он нам по пачке денег дал. Выйдите, говорит, через два дня, как следственные действия завершим, куда хотите тратьте, никто у вас их не заберет, и слово свое он сдержал, лично нас отпустив на волю. Я из ментовки вышел, подумал: жизнь новую начну, а вернувшись домой, обнаружил, что дверь в квартиру сломана, кое-как на соплях держится, жилище мое выгорело и теперь представляло из себя залитое водой пепелище. Вот так моя мечта о новой жизни и рухнула. Разумеется, оттуда я ушел и перебрался в подвал, а когда пропил то немногое, что не украли, сел в электричку и с несколькими пересадками из-за отсутствия билета оказался в городе Н, даже сам не знаю, почему сюда приехал, быть может, только что мать моя отсюда родом была, – Денис договорил, а после, присев на кровати, закурил и уставился в окно. – Нравятся мне здешние места, этим летом два месяца здесь проработал на пасеке да в город вернулся, думал, там перезимую да в мае опять сюда приеду. Только вот в городе с каждым годом все сложнее одиночке выжить, решил я сюда вернуться, тут какая-никакая стабильность, и еда, и ночлег, да спишь хоть без опаски, а сон в моем возрасте – залог здоровья, – Денис докурил и, плюнув в стакан, затушил в нем окурок.

– Что это я все о себе? – проговорил он, изрядно повысив голос, будто хотел убедиться, что собеседник не уснул, слушая его рассказы.

– Я интернатовский, – заговорил Михаил. – Порядки там были не сахар, такое могу рассказать, что кровь в жилах застынет, бьют за любую провинность, да то, что изобьют, не самое страшное, унизить могут, а с этим уже выжить там трудно, вот и спишь да думаешь, как бы ничего дурного не случилось, просыпаешься да по сторонам оглядываешься в бреду, одному парню задницей на лицо сели, так за ним эта кличка и закрепилась, Задницей его звали, так он, бедняга, чуть с собой не покончил, зачморили его совсем. А другому и того хуже. Такие там развлечения, как на малолетней зоне, мы так в шутку интернат и называли – кружок подготовки к зоне. Многие туда и отправились наказание отбывать. Крали все, что не приколочено, ходили на дело с интернатовскими, а не пойдешь – зачморят, а если менты там примут, а после отпустят, так скажут, что сдал кого-нибудь да сучью масть накинуть могут – с этим вообще не выжить. Так что, получалось, путь всего один, да все от удачи и везения зависит. Из порядков на волю рвешься, а чуть воли хапнешь, украдешь что – сразу на зону в новые порядки определяют. Другой жизни я и не видел, постоянно сбегал, да условия бродяжьи, вот и сейчас в бродягах. Не умею больше ничего, сколько себя помню, все ходишь с голодными глазами да по сторонам зыришь, а увидишь, где что плохо лежит, украдешь. Я бы и рад был выбраться из такой жизни, да пути не знаю, а дорогу указать некому было, кругом такие же босяки. Да и люди по большому счету друг другу волки, так и живут одни за счёт других. Я как-то поработать пытался, вагоны разгружал, так мне и не заплатили ни копья, говорят, я украл ящик крупы. Я им в ответ, мол, если бы я его украл, то сбежал бы давно, а они говорят: «Не уйдешь сам – ментов позовем, посадят тебя». Куда уж было деваться? Вот и получается, что честно не прожить, все друг друга дурят да за чужой счет кормятся. Эх, что за жизнь скотская, как бы сил хватило? Раньше из стен бежал, а теперь за стены рвусь, за крышу над головой многое готов отдать.

Рассказ Михаила прервал храп с соседний кровати, Миша вдохнул полной грудью стылый ночной воздух, повернулся на бок и заснул.

Глава 7

Последующие дни Михаил был предоставлен сам себе, он все еще ходил на делянку, которая значительно увеличилась, и заготавливал дрова на зиму, но особого надзора за ним не было. Он проводил там практически целый день, заранее взяв из дома еды, дабы не возвращаться до вечера, а если и возвращался раньше, то проводил время за ремонтом выделенного ему с Денисом убогого жилища. Анатолий как-то махнул рукой в сторону кучи с досками и сказал: «Бери, что понадобится», – благодаря этой куче он и был чем-то занят, коротая долгие осенние вечера, а дом был готов к зимовке. С Денисом Михаил виделся реже, тот пьянствовал с Анатолием и оставался ночевать в хозяйском доме, куда Михаил заходил крайне редко. Иногда вечером, закончив работу, он садился на скамейке и слышал, как Денис и Анатолий что-то громко обсуждали, иногда они ругались, часто дрались и много пили. Михаил старался и вовсе не попадаться им пьяным на глаза, а один раз он уже засыпал в своей лачуге, как пришел Денис, он разбудил парня и долго рассказывал ему, лежавшему с полузакрытыми глазами, о какой-то девушке. Михаил слушал, то и дело проваливаясь в сон, и пробуждался от холода, когда пьяный гость открывал окно, чтобы покурить. Дословно Михаил рассказ не помнил, но суть его была таковой: Денис познакомился с девушкой незадолго до приезда в деревню к Анатолию. У нее была своя квартира в городе, где он пару раз заночевал, пьянствуя с ней. А сейчас Денис собирался позвать ее сюда в деревню, и Анатолий был не против, он даже чуть ли не настаивал, каждый день напоминая о том, что Денис собирался за ней ехать в город. И в столь поздний час Денис хотел, чтобы Михаил рассудил, стоит ли звать ее сюда или нет.

Михаилу было все равно, он лишь хотел спать и чтобы надоедливый собеседник отстал от него. Он даже сослался на то, что завтра будет работать, а они – снова пьянствовать, на это Денис достал из нагрудного кармана фотографию и сунул ее в руку Михаилу.

– Ты посмотри, какая красавица, она только своим присутствием сделает здесь жизнь лучше, – все не унимался подвыпивший Денис.

Михаил разлепил глаза и оценил девушку на фото. На вид около 30 с небольшим лет, с длинными черными волосами, приятной полнотой и довольно симпатичным лицом. «Что она в нем нашла?» – подумал Михаил, отдал фотографию обратно и провалился в долгожданный сон.

Проснувшись утром, он плохо помнил вчерашний разговор, лишь оценил взглядом храпящего как паровоз Дениса, поднялся с кровати, умылся и направился на делянку по первому выпавшему за ночь снегу.

Глава 8

. Весна

Спустя 4 месяца

Наконец-то появились первые признаки оттепели, температура начала подниматься выше нуля градусов, и рутинную чистку снега, зимнюю рыбалку и плетение корзин, которым Михаил занялся, дабы хоть как-то не сойти с ума от зимней скуки, сменила подготовка огорода и ульев. Даже Анатолий, всю зиму пропивший с Денисом, вышел из спячки и начал заниматься какими-то делами, то и дело раздавая указания подчиненным. Денису это не нравилось, он то и дело требовал продолжения банкета, постоянно просил выпивки, а в ее отсутствие спорил и скандалил со всеми. Каждое утро его, как испорченный холодильник, потряхивало с похмелья, и Михаил вспомнил, что с ним было то же самое, когда он боролся с запоем, но Денис не мог или попросту этого не хотел, его все вполне и так устраивало, но это переставало устраивать Анатолия.

Однажды Михаил сидел на лавочке и слышал, как в доме в очередной раз спорят Денис и Анатолий, последний говорил о девушке, которую еще в начале зимы собирался позвать Денис, и открытым текстом намекал, что сейчас самое время, потому что нужны рабочие руки, а если Денис ее не позовет, то Анатолий больше не будет его поить и кормить и он может отправляться на все четыре стороны.

Михаилу стало интересно, чем закончится очередной скандал, он подошел к окну и аккуратно заглянул в комнату.

В ответ на слова Анатолия Денис закричал: «Если бы водка у тебя текла по трубам, а источником был колодец, я бы бросил туда насос и качал спиртное в себя, пока бы изо всех дыр не потекло, пока не лопну. Даже тогда я бы ее не позвал! Думаешь, я не помню, что ты каждый день твердишь мне об этой девке?!». Анатолий швырнул початую бутыль в стену, послышался стук, бутылка не разбилась и покатилась по полу. «Ах ты сволочь», – завопил Денис, бросившись на Анатолия с кулаками. Анатолий лишь оттолкнул пьяное тело, Денис развалился на полу рядом с бутылкой, а Анатолий демонстративно наступил на емкость тяжелым берцем. Такого натиска сосуд не выдержал и лопнул, разлетевшись на множество осколков. Денис поднялся с пола, недовольно хмыкнул и полез куда-то в комод за заначкой, жаждая продолжения веселья.

Михаил аккуратно, дабы не наделать шума, отошел от окна и, поработав, отправился спать, а рано утром к нему зашел Анатолий и сказал, что они уезжают в город и на пару дней Михаил останется здесь один.

Глава 9.

Новая знакомая

Пара лучших дней Михаила пролетела быстро, он чувствовал себя настоящим хозяином жизни и даже строил планы на будущее, ему нравилось в деревне. Здесь все казалось спокойным и размеренным, не то что в городе, здесь можно было не бояться каждого встречного, да и встречных здесь не было, случайные люди были тут редки, к тому же земля всегда может прокормить, он всерьёз подумывал проработать сезон и устроиться на работу на ферму, пусть не в этой деревне, так в какой-нибудь другой, ведь подобных поселений в стране тысячи. Можно будет занять один из пустующих домов и просто жить, не существовать, как раньше, а наконец-то жить полной жизнью. Ну, или в крайнем случае попроситься к какому-нибудь доброму человеку на постой за помощь по хозяйству. Недавние скитания вспоминались с трудом, на миг в памяти всплыли старые знакомые, и Михаил с тревогой затряс головой, дабы выбросить эти воспоминания и больше об этом не думать. Сейчас как никогда Михаил ощущал себя на своем месте и даже мог бы разрыдаться от внезапно накатившего счастья, но увидел Анатолия и Дениса в сопровождении незнакомой женщины. Михаил поднялся со скамейки и, сделав пару шагов навстречу, протянул руку, поздоровавшись с Денисом. Анатолий бегло кивнул в ответ и прошел в дом, девушка вошла следом, будто даже не заметив Михаила, Денис присел на скамейке и, достав из пачки пару сигарет, одну закурил, а вторую протянул Михаилу, тот принял папиросу и, сев рядом, глубоко затянувшись, закашлялся.

Денис достал из внутреннего кармана куртки чекушку водки. Михаил бросил на соседа брезгливый взгляд, сейчас ему совсем не хотелось пить, наверное, он был из тех людей, которые покончив с дурной привычкой, строго осуждают тех, кто идет на поводу у пагубной зависимости сейчас. Денис нетерпеливо заговорил:

– Ну, как тебе Настёна?

Михаил приподнял бровь в вопросе.

– Настёна? – он прекрасно понимал, кого имел в виду Денис.

– Ну да, я вас попозже познакомлю, вот такая баба.

Михаил кивнул в ответ.

Денис поднялся со скамьи, швырнул бычок под ноги, взял с земли пакет, тут же, подобно колоколу, огласивший округу стеклянным звоном, и прошел в дом.

***

Вечером Михаил возился с оконной рамой. Из проклятой, сгнившей от времени деревяшки выпало оконное стекло и чудом не разбилось, когда Михаил распахнул окно, впуская в домик свежий весенний воздух.

Из хозяйского дома доносилась веселая музыка, кажется, что-то из дискотеки 80-х, но Михаил не запомнил слова, он и меломаном-то особо не был, слушал то, что включали другие. Но мотив казался заводным, «Наверное, раньше под такое отжигали», – подумалось Михаилу. Из сосредоточенности его вывел голос Анатолия, доносящийся из хозяйского дома. Анатолий был навеселе, он стоял в проеме и пошатывался, держась одной рукой за дверной косяк.

– Не в службу, а в дружбу, затопи нам по-быстрому баньку, – немного икая, проговорил Анатолий.

– Хорошо, – ответил Михаил и отправился на задний двор наколоть дров.

А в доме тем временем, казалось, уже перешли к танцам. Музыка стала громче и сменилась на попсу из 90-х. Стоял жуткий топот и гул, кто-то пытался подпевать. Дом ходил ходуном. Михаил затопил баню, наконец-то закончил с окном и, закрыв его, сидел в своем домике, глядя как пьяная компания отправляется в баню. А вернее, пока в предбанник. Михаил понял это по тому, как Денис нес в руках початую бутылку водки и стаканы, Анатолий – какую-то закуску, а девушка – магнитофон. Михаил подумал, что поспать сегодня вряд ли удастся, и, отойдя от окна, улегся на кровать. Спалось на удивление легко, может, тому виной было проветривание помещения после зимы или обычная усталость, но за ночь Михаил открыл глаза лишь единожды, когда услышал шум во дворе, вначале ему послышались голоса Анатолия и Дениса, кажется, они о чем-то очень громко разговаривали, а после будто что-то тяжелое с грохотом упало на землю, и шум затих. Михаил хотел было подняться и проверить, все ли в порядке, но не смог победить усталость и вновь провалился в сон.

Проснулся он куда позднее обычного. На старом советском будильнике, любезно выделенном Анатолием, была половина девятого утра. Михаил потер глаза и неохотно поднялся с кровати. «Зарядку сегодня он явно отменит», – подумал парень и, одевшись, вышел во двор. На улице было тихо, кажется, никто из развлекавшихся вчера еще не проснулся, Михаил решил воспользоваться этим затишьем и тихонько прошел в баню в надежде умыться теплой водой из бака, явно еще не остывшей за ночь.

В предбаннике он уперся в небольшой столик с остатками вчерашнего пира: парой ломтей колбасы, початой бутылкой водки да стаканом с соком, который облюбовали недавно проснувшиеся после зимней спячки мухи. Михаил брезгливо поднял стакан и выплеснул содержимое на улицу. Смел со стола в пакет весь мусор и выставил его за дверь, вошел в парную, плеснул в тазик пару ковшей холодной воды, разбавил теплой из бака и помыл с мылом лицо и голову. После водных процедур посвежевшим Миша вышел на улицу, поднял пакет с мусором и пошел по огороду в сторону дома, немного поодаль тропинки он увидел початую бутылку водки и направился к ней, дабы убрать эту гадость в пакет. Михаил нагнулся и, бросив бутыль к мусору, увидел на земле чуть поодаль рассыпанную мелочь и пачку сигарет, рядом расположилась небольшая лужица крови и вдаль от нее по грязи была проложена тропка. «Будто что-то ползло или кого-то волокли», – сразу подумалось Михаилу. Он прошелся по следам, они обрывались посреди огорода. «Слава богу», – подумал Михаил, он решил уйти от увиденного и на всякий случай пока ничего не трогать. Анатолий давно просил его вскопать парники, и сегодня Михаил приказал себе не выходить из них и ни с кем не говорить, пока к нему не обратятся. Он испытывал какую-то необъяснимую внутреннюю тревогу, и с каждой минутой она все сильнее расползалась по телу. Мозг работал, давая разные объяснения увиденному, Михаил вспомнил ночной шум и старался дать ему логическое объяснение, но, к сожалению, оно было весьма трагическим. Борясь с тревожными мыслями, он, не торопясь, вскапывал грядки, все поглядывая на входную дверь дома и на тропинку, ведущую за ограду – в деревню. Михаилу казалось, что с минуты на минуту он услышит до боли ему знакомый скрип тормозов уазика, по этой тропинке пройдут люди в форме и поставят точку в его размышлениях тем, что, ни в чем не разобравшись, арестуют его и обвинят в убийстве. «Но в убийстве кого? – отчетливо говорил разум. – Ведь тела ты не нашёл. Да ведь его закопали», – ответил сам себе Михаил. Хоть у него в руках и была лопата, он боялся пойти на место, где обрывался след, а вдруг и вправду там он выкопает труп и тогда уже точно не отвертится? Люди в форме придут в тот самый момент и увидят Михаила с лопатой у бездыханного тела, тогда уж точно все улики будут против него. А еще хуже, если убийца затаился где-то и специально ждет этого момента или вообще убьет и его за разгадку ужасной тайны. К полудню эти мысли стали навязчивыми, Михаил накрутил себя настолько, что любые доводы в пользу здравого смысла казались ему ничтожными, он не мог копать, его потряхивало мелкой дрожью, в итоге он просто уселся на землю и, как верный пес, ждущий хозяина, смотрел в одну точку, не отводя глаз от входной двери.

Благо долго ждать не пришлось и дверь отворилась,из дома вышел Анатолий, казалось, только этого Михаил и ждал, или не этого? Он уже ничего не понимал, но ему стало грустно, где-то в глубине души он ожидал, что выйдет кто-то другой. Михаил поднялся и принялся вскапывать грядки, будто ничего и не было. «А что и было, в самом деле? Бред параноика? Подумаешь, кто-то пьяный упал, расквасил нос и, не в состоянии подняться, полз по земле, с кем не бывает, со мной было», – подумал Михаил. Мозг как-то быстро нашел объяснение для последней версии, и все сошлось, пропали страх и тревога, все остались живы, и Михаил останется на свободе. Чем не счастливый конец?

Анатолий взял в руки лопату и подошел к Михаилу.

– Устал? – каким-то не своим с хрипотцой голосом заговорил Анатолий.

– Немного, – ответил Михаил, думая, в чем подвох, ведь такого раньше никогда не было, как бы он ни уставал, Анатолию было начхать, ведь для этого Михаил был ему и нужен – чтобы уставать и делать всю грязную работу за еду и обещанные в конце сезона деньги.

– Ну, прогуляйся до дальнего озера, посмотри, вскрылось ли оно, сплаваем, сеть поставим, рыбки поедим, а я пока тут покопаю.

Михаил попятился на безопасное расстояние, необходимое для удара лопатой, и, не бросая инструмента, пошел в сторону озера. Разумеется, он не собирался проверять, вскрылось ли оно ото льда или нет, он хотел лишь уйти от Анатолия, скрыться от его прожигающего взора, он спиной чувствовал, как этот взгляд высверливает в нем дырку. Зайдя за дом, Михаил направился в сторону деревни, осматриваясь по сторонам в поисках укрытия, откуда можно было понаблюдать за Анатолием, но ничего подходящего он найти не мог, деревья стояли без листвы, и лишь на редких ветвях начинали набухать почки. Аникаких искусственных или естественных укрытий больше в этой округе не было.

Михаил смачно сплюнул в грязную колею и потопал в сторону водоема. «Будь как будет, пройдусь, может, дурные мысли из башки выйдут, что это я, в самом деле, хотел бы он меня убить – давно бы сделал свое грязное дело, я вон как дрых, все на свете и смерть бы свою проспал», – с этими мыслями стало и вправду легче, Михаил дошел до озера, по колено извозившись в грязи, посидел на бережке, покурил и побрел обратно.

К его удивлению, Анатолий и вправду копал грядки. При виде Михаила тот бросил взгляд в его сторону, Михаил лишь покачал головой, взял лопату и принялся вскапывать землю рядом.

Они практически ни о чем не говорили, лишь молча до вечера выполняли рутинную работу. Михаил уже давно не чувствовал пальцев рук, но слабость показать не решался. Ждал, пока Анатолий первым положит лопату, но и тот будто был с такими же мыслями. Так они, наверное, и прокопали бы до ночи, если б дверь не открылась и на пороге дома не показалась Анастасия, она помахала им рукой и крикнула: «Ужин готов».

Ужин и вправду был готов, стол накрыт, дымилась вареная картошка, на сковороде томились отбивные, рядом на тарелке лежали соленые огурцы и помидоры, Михаил вспомнил, как давно он не сидел за этим столом, хотя за это время здесь ничего не изменилось. Он посмотрел на Анастасию, она, заметив на себе его взгляд, протянула руку. И хоть они перекидывались до этого парой слов, сейчас состоялось их официальное знакомство.

– Вы, наверное, Миша, Толечка много про вас рассказывал.

«Толечка», – Михаила чуть не вырвало, он скривился, в голове промелькнула мысль: «Когда это, интересно, он стал Толечкой?».

Анастасия потрепала Толечку за щеку, тот коряво улыбнулся.

«Надо же, он умеет улыбаться, вот что бабы с людьми делают», – подумал Михаил и тотчас почувствовал себя лишним в этом доме.

Анатолий будто заметил это и легонько подтолкнул Михаила к столу.

Тот присел на отставленный табурет, Настя сняла крышку со сковороды с отбивными, Михаила замутило. Запах мяса показался ему каким-то странным, резким. Неужто он настолько отвык от подобной еды?

Настя положила по куску отбивной в каждую тарелку и поставила на стол бутылку водки. Анатолий налил себе и ей и обратился к Михаилу:

– Я правильно помню, ты ведь бросил? – Михаил утвердительно кивнул и отодвинул пустую рюмку в сторону.

Михаил бы, может, и рад иногда пропустить стопку-другую, но после посиделок с бабкой он даже запах водки с трудом переносит, а если выпьет, то, глядишь, и копыта отбросит, вот как старая невольно закодировала. Но Миша никому не говорил про бабку, сказал, что решил больше не пить, хотя сам навряд ли бы смог, снова бы сорвался. Первое время его жутко потряхивало по утрам и до боли хотелось выпить, особенно трудно было в те моменты, когда рядом кто-то пьянствовал, как сейчас, или когда работы никакой нет и сидишь без дела. Но он себя, получается, хоть и с чьей-то помощью, но победил и теперь почти мог пропагандировать здоровый образ жизни.

Анатолий тем временем уплетал второй кусок мяса и совсем не притрагивался к картофелю, а Миша, наоборот, совсем не хотел отбивных и даже свою порцию пытался переложить обратно в сковороду, но хозяин настоял, чтобы он попробовал кусочек, а то неуважение получается. Михаил отрезал немного от отбивной и, борясь с подступающей рвотой, не разжёвывая, с трудом, едва не подавившись, проглотил кусок и заел его парой еще дымящихся картофелин.

Немного посидев за столом, Михаил поблагодарил за ужин и, видя, как жмутся к друг другу Настя и Толик, торопливо покинул хозяйский дом. Его почему-то все сильнее стали мучать утренние мысли, но теперь он почти догадывался, чья это была кровь, и чем больше он думал, тем скорее хотел в этом убедиться. Он вышел из дома и торопливо направился к месту происшествия, но, дойдя, увидел, что земля там вскопана в форме овала в направлении места, куда давеча что-то волокли.

Михаил выдавил из себя смех. «Вот тебе и помог выкопать грядки, – проговорил он вслух. – Получается, про покойников либо хорошо, либо никак, но ведь и про Дениса сегодня даже никто не упомянул, будто его и не было вовсе», – подумал Михаил. Но подойти с этим вопросом к Анатолию он испугался и решил лечь спать, мол, утро вечера мудренее, а завтра он обязательно во всем разберется.

Уснул Михаил быстро и, проснувшись по будильнику, быстро оделся, взял лопату и отправился на то самое место, где следы обрывались, он уже четко знал: если Анатолий его спросит, что он делает, Михаил ответит, что решил сделать новую грядку там, где вскопал Анатолий. Долго мучить инструмент не пришлось, почти сразу штык лопаты уперся во что-то твердое. Михаил раскидал землю вокруг и обнаружил плотно прилегающий к земле люк, запертый на амбарный замок, закрывающий что-то типа подвала или погреба. Вскрыть он его не мог, вернее, мог, но не стал этого делать, подумав, что следует выждать и, закидав это место землей, как и было, вновь ушел в раздумья.

Глава 10

Солнце продолжало греть все сильнее. Анатолий лишь однажды спросил Михаила, есть ли у него желание заниматься с пчелами или он предпочитает другую работу, Миша, не раздумывая, ответил, что к пчелам его не тянет, на что услышал: «Настю тянет, тогда я обучу этому ее». Михаил был очень рад, он хотел как можно меньше времени проводить в компании Толика и все больше старался отдалиться от него, пуская в ход всяческие уловки, выдумывая различные отговорки, а Толику, казалось, до этого не было дела, он теперь увлекся Настей и отстал от Миши, даже практически перестал назначать ему работу. Так что Михаил почти каждый день ходил на рыбалку или просто гулял по лесу. Он даже пару раз за долгое время заходил к старушке, помогал ей по огороду и каждый раз интересовался, что она знает об Анатолии. Но бабушка знала о нем немного, и как речь заходила о его персоне, становилась немногословной, хотя на любые другие темы могла разговаривать часами. Она лишь сказала: «Держись от него подальше», – и Михаил держался, ему оставалось прожить здесь несколько месяцев, а в конце лета он хотел получить расчёт и уехать. Чтобы заработать немного деньжат, он брал на стороне любую работу. Старушка, кажется, чувствовала это и часто подкидывала Михаилу разную работенку, которую вполне могла выполнить и сама, а может, ей попросту было скучно, ведь жить одной в таком возрасте нелегко. И то, что молодому кажется сущими пустяками, для пожилого может быть невыполнимым.

Михаил обычно брал половину от ее оплаты, остальное протягивал назад. Он вставал ни свет ни заря, делал всю работу в доме Толика, а потом уходил по своим делам в деревню или на озеро.

В один из дней, когда Михаил собирался ложиться спать, Анатолий зашел в его хибару и сказал, что завтра на пару дней уедет в город, и велел помочь Насте с пчелами, и вообще, Михаил должен более тщательно присмотреть за хозяйством. А Толик поедет в город, дабы найти еще одного работника. Он так рассчитывал на Дениса, но тот сбежал, побоявшись труда. Конечно, Михаил разговор про Дениса развивать не стал, а лишь пообещал, что сделает все, что необходимо, в отсутствие Анатолия. Тот похлопал Мишу по плечу и ушел.

Все ночь Михаил крутился в кровати, то было жарко, откроешь окно – комары налетают и станет холодно, закроешь – снова становится душно, бывают такие ночи, когда все ни так и ни эдак, да мысли дурацкие в голову лезут, в общем, не спал он всю ночь и заснуть смог лишь с рассветом. Поднявшись с кровати, он потянулся и посмотрел в окно, потер заспанные глаза, потом потер еще раз.

На улице в десятке метров от его окна, развалившись на полотенце, лежала Настя, судя по ясной и знойной погоде, она загорала. Михаил присел на кровать, боясь: если оторвет взгляд, девушка пропадет как мираж. Она лежала на животе ногами к Михаилу в одних трусиках и лифчике, будто для того, чтобы Миша запечатлел в памяти ее формы, тяжело сглатывая слюну, он долго любовался ее пышными бедрами, а сейчас она решила перевернуться, чтобы загар лег равномерно, и, случайно уронив соскользнувший с пышных грудей лифчик, прикрыла наготу руками, на мгновенье задержавшись в таком положении, этого времени хватило, чтобы Михаил запомнил ее приятные очертания, успел подумать о них и представить в своих руках. Кровь начала бешено пульсировать, приливая к органам таза, Михаил поднялся с кровати в надежде увидеть больше. Бутылка, в которую Михаил наливал воду на ночь, соскользнула с прикроватного столика и с шумом упала на пол. Девушка услышала грохот и быстро улеглась на полотенце, прикрыв лифчиком столь желанное и недосягаемое для Михаила место, парень обреченно шлепнулся на кровать и, глядя, как из бутылки вытекает жидкость, начал думать о холодной воде в надежде прогнать этими мыслями возбуждение. Вскоре это помогло, и Михаил с приятными мыслями и легким жжением в низу живота вышел во двор и поздоровался с Анастасией, та в знак приветствия подняла вверх руку.

– Какой сегодня хороший день, присоединяйся, – чуть слышно проговорила она.

– Спасибо, но мне нужно выполнить кое-какую работу, – обреченно пробормотал Михаил, виня себя за нерешительность.

– Когда же отдыхать, если все время работать? – она немного приподняла голову и посмотрела на Михаила, он невольно остановился и взглянул в ее светлые глаза. Сейчас он всматривался в ее лицо, надеясь запомнить его черты. Кажется, Анастасия это поняла и, немного приподнявшись, вновь перевернулась на спину.

– Может, помажешь мне спину кремом? – проговорила девушка, но Михаила уже и след простыл, он бежал от нее как от огня, не понимая, почему упрямые ноги шагают все дальше, когда разум и руки хотят остаться и выполнить любую ее просьбу.

«Что будет дальше? Где эта девушка будет через неделю? Сбежит с ним или останется здесь и будет влачить жалкое существование с мерзким Анатолем, которому при появлении на свет сама природа наступила на физиономию, стараясь исправить ужасную ошибку.» Он на миг представил Анатолия, образ отчетливо вырвался из закромов памяти и мелькнул перед глазами, в нем отталкивало не внешнее уродство, он был вполне обычным человеком, даже более обычным, чем другие, с непримечательной внешностью. А то зло, копившееся в его жалкой душе годами, оно исходило от каждого сочувственного слова, от каждого косого взгляда, и сейчас казалось, что этот сосуд злобы переполнился и скоро лопнет, забрызгав всех своим ядом.

Михаил попытался прогнать образ Анатолия и вспомнить открывшуюся ему сегодня Анастасию, но ничего не получалось, как он ни старался, в мысли возвращалась жалкая физиономия Анатолия, от чего он его ненавидел все больше с каждой секундой и не мог объяснить причину этой злобы, просто ненавидел и все.

Михаил прогулялся по деревне и, немного поостыв, вернулся в дом, Анастасия уже не загорала, он прошел в сарай за инструментом и, собрав все необходимое, принялся за работу, от которой теперь его ничего не отвлекало.

Наступил вечер, Михаил сидел в своем домике и молча, подобно затухшему вулкану, в чреве которого все еще кипит лава, продолжал смотреть, как она, стащив майку, вновь лежит перед его окном в одном купальнике под лучами вечернего солнца. Он больше не смущался и не боялся быть замеченным, он просто смотрел на нее, стараясь запомнить каждый сантиметр ее тела, каждый изгиб, каждую морщинку. Она лежала к нему спиной, но он будто чувствовал тайную связь или хотел ее чувствовать.

– А что если стремление помочь было лишь обязывающим тебя ходом?

Михаил будто проснулся, он вышел на улицу и сел рядом, будто бы она ему приказала это сделать и он не мог не повиноваться.

– Прости, что ты сейчас сказала? – тихо проговорил он, но побоялся, что она не повторит сказанного, и хотел было подняться и уйти.

– Я спросила: что если он помог, чтобы обязать тебя?

– Ты об Анатолии? – чуть слышно проронил Михаил.

– Ну, конечно, ты ведь из-за этого боишься ко мне подойти, думая, что тем самым отплатишь злым за добрый поступок.

– Да, – проговорил Михаил, не раздумывая, хотя понимал, что следовало сказать нет.

Анастасия приподнялась, одной рукой обняла Михаила за шею и потянула к себе. Так они лежали, обнявшись, под лучами вечернего солнца и говорили обо всем, держась за руки. И не было у Михаила ближе и родней душой человека, чем Анастасия, и он впервые за все время своего существования ничего не боялся.

***

Наступило утро, они ночевали в разных кроватях и в разных домах, хотя Михаил не спал и чувствовал, что Анастасия тоже не спит, но все не решался это проверить, подумав, что может ошибаться. Анатолий уехал на двое суток, и как минимум еще половина дня была у Михаила в запасе, чтобы насладиться обществом Насти, и поэтому, как только открылась дверь хозяйского дома и на пороге появилась столь приятная и долгожданная фигура девушки, Михаил подбежал к ней и принялся о чем-то рассказывать, всю ночь в голове он строил план действий, и вот теперь был готов поделиться им с подругой.

Она ни на чем не настаивала и слепо следовала за Михаилом, крепко вцепившись в его руку. Вскоре он остановился у небольшого домика и, отворив калитку, потянул Настю за собой. У крутой лестницы, ведущей в дом, на лавочке сидела старушка и, увидев их, будто расцвела.

Бабушка подошла к Анастасии и, взяв девушку за обе руки, молча всмотрелась ей в глаза. После она повторила ту же процедуру с Михаилом и, подержав обоих молодых людей за руки, будто подтолкнула их в сторону дома. Первым проследовал Михаил, за ним нерешительно ступала Настя, а после следовала хозяйка, на мгновенье задержавшаяся на крыльце, затворив за собой дверь. После бабушка вновь выглянула на улицу, будто что-то забыла, но, махнув рукой куда-то вдаль, закрыла дверь на засов и прошла в комнату, указывая молодым людям, куда расположиться. Михаил начал говорить, но старушка оборвала его на полуслове:

– Вижу, намерения у вас добрые, – проговорила бабушка. – Помогу, чем смогу, жить мне осталось недолго, помяните старуху после смерти, чтобы душа моя обрела покой.

Михаил хотел было возразить и сказать что-то о долгих годах жизни, но тон хозяйки был властнее обычного, и парень лишь кивнул головой.

– Обещаю.

– Не подавайте вида, через два дня приходите – и от меня сразу долой, на первое время вам моей помощи хватит, а дальше уж сами, – проговорив это, старушка вышла на улицу. А когда молодые люди удалились, двуперстно вслед им перекрестила воздух и проговорила: «Упаси вас бог, за что на долю таких молодых выпадет столько недобрых мучений?».

Глава 11

Анатолий заночевал в гостинице, всю ночь он просыпался в холодном поту, будто в него втыкали иголки, а поутру несся на первой электричке обратно. Домой Толик не пошел, он, будто волк, улегся в ближайшем леске и наблюдал за ни о чем не подозревающей жертвой.

Наблюдал все утро и увидел, как две фигуры удаляются прочь.

Но он не был волком и не был хладнокровным, вся его бравада была лишь на словах. И прекрасно понимая это, он начал с малого. Изучая возможные пути отхода, он улегся у ветхого и изношенного деревянного забора в дальнем конце огорода и отломал несколько деревянных палок в надежде пролезть через эту дыру, но пролежал у лаза несколько часов и вскоре, так и не решившись ничего предпринять, отправился домой.

Анастасия лежала на полотенце в огороде и загорала. Анатолий лишь злобно зыркнул на нее и, не проронив ни слова, прошел в дом. Она увидела его, но так и не поднялась, ей не хотелось с ним разговаривать, сейчас она как никогда чувствовала себя меж двух огней и задалась вопросом, кто из мужчин ей более чужд.

Михаил находился на озере, куда он отправился на рыбалку, ему нужно было побыть наедине с мыслями и придумать план побега, благо вещей у них не было и уйти можно было налегке, не вызывая подозрений, денег было немного, но все же их должно было хватить. Как он уйдет, Михаил не переживал, нужно было решить, под каким предлогом уйдёт Настя. Так и не додумав эту мысль, он вернулся обратно со своим пусть небольшим, но все же уловом, сегодня удалось поймать щуку и разную мелочь. Но оставил он только щуку, размером она была с предплечье взрослого мужчины, так что пришлось изрядно повозиться и вымокнуть, вытаскивая трофей из воды, зато рыбные котлеты и уха сегодня были обеспечены.

Войдя во двор, Михаил увидел Настю в той же позе, в какой она предстала перед Анатолием. Девушка показала рукой на дверь, дескать, явился Толик.

Михаил прошел в дом и, поздоровавшись, принялся разделывать рыбу.

Анатолий явно был не в духе и, сидя за столом, молча что-то жевал, лишь изредка поглядывая на Михаила, держащего в руке окровавленный нож.

– Рано утром я снова уеду, – проговорил Анатолий, – а ты займись делом.

– Хорошо, – ответил Михаил, разделав рыбу, он вытер стол и удалился.

Глава 12

В огород уводили несколько неровных грядок, глядя на которые, сложно было сказать, являлись они давно заброшенными или все же засеивались, Анатолий с минуту всматривался в сторону крыльца, ведущего в дом, и медленно на корточках гусиным шагом начал продвигаться в его сторону, боясь оторвать взгляд от входной двери. Вскоре он уперся в высокое крыльцо с неровными, будто высохшими и истлевшими от времени, как и сама хозяйка, ступенями. Взметнувшись вверх, он мгновенно распахнул дверь и оказался в сенях. Вступив в темноту, он с трудом рассмотрел дверцу и, резво отворив ее, вошел на порог, дверь со стуком захлопнулась. Анатолий стоял, всматриваясь вглубь комнаты, отчаянно пытаясь различить силуэты, выхваченные из темноты не привыкшими к мраку глазами. Вскоре запылала свеча, Толик понял, что его здесь ждали, все это время бабка сидела на стуле в другом конце комнаты и смотрела на него.

Битва взглядов продолжалась с минуту, будто оба участника подготавливались к решительным действиям, Анатолий нащупал нож, висевший в ножнах на поясе, выхватив его, в несколько прыжков преодолел расстоянье до жертвы, воткнул клинок снизу в горло и тут же с чавканьем вытащил орудие убийства, удар пришелся между кадыком и подбородком. Бабка захрипела, хрип нарастал и походил на шипение проколотого колеса, будто кто-то набрал полную грудь воздуха и с силой выдохнул, но звук и продолжительность выдоха были дикими до ужаса, казалось, вместе с воздухом выходила и душа, а бабка была лишь сосудом, вместилищем, оболочкой из плоти. Анатолий ощутил ужас и присел на корточки, закрыв уши ладонями в надежде, что это заглушит вопль покойника. Испарина выступила на лбу, и по спине побежал холодный пот, спустя мгновенье мысли о возмездии выбили из головы остатки разума, вернув страх и полную реальность происходящего. Анатолий испугался, что кто-то еще мог это услышать, бегло осмотрелся по сторонам в поисках трофеев, несколько раз прошелся по комнате и, подняв выпавший из рук нож, положил его на стол, взял что-то ценное из дальнего угла, потом бросил это на диван, вновь прошелся из одного конца комнаты в другой, опасаясь смотреть в лицо жертве, повернулся к ней спиной, заметив, что в закатившихся глазах была лишь пустота. Увидев икону в дальнем углу, он схватил ее и положил на стол рядом с покойницей, после поднял диван и принялся рыться в лежавших в нем вещах, выбрасывая их на пол. Неожиданно он наткнулся на старый магнитофон и швырнул его в сторону, тот включился и принялся шипеть в поисках радиоволны. Анатолий тут же почувствовал слабость в коленях, его затрясло, и внизу живота закололо, подступало резкое желание обдристаться, он бросился к приемнику, выключить его не получалось, он с силой долбанул нехитрое устройство о стену и сломя голову выбежал из дома. Забыв о конспирации, Анатолий резво преодолел грядки и улегся в траву уже за поломанной оградой. Он смотрел в сторону дома, сдерживая ужасную боль в животе, отполз ниже, справил нужду, подтерся соломой и упал в траву, радуясь облегчению, будто ему только что отпустили грехи.

Вывалив из себя все дерьмо, он впервые с момента, как пересек огород старухи, вновь ощутил ясность ума и, проведя по телу руками, будто бы ощупывая свою целостность, понял, что забыл нож в доме и неслабо наследил. Говорят, что преступник всегда возвращается на место преступления, но ему идти и подчищать за собой крайне не хотелось, будто бы тело отказывалось возвращаться в злосчастный дом, и даже строгая буква закона не могла заставить ноги двигаться в нужном направлении, он просто лежал в траве и смотрел на дверь, ведущую в жилище, сейчас она казалась недосягаемой, а разум все продолжал накручивать страшные картины. Вот уже к избе подъезжала милиция, ее вызвали соседи, услышавшие шум и душераздирающий свист, потом они дают описание человека, семенившего по комнате от окна к окну, и даже плотные шторы не придавали ему уверенности, к тому же там осталось орудие убийства, и отпечатков достает. Погрязнув в этих мыслях, Анатолий был уже далеко отсюда, ехал автобусом на юг, он давно хотел на море и сейчас уже заходил по пояс в воду, но вдруг пошел дождь. Анатолий поморщился и вытер холодные капли с лица, на улице стемнело, он скривил в ухмылке рот и, будто подталкиваемый какой-то неведомой силой, скрывающейся в сумерках, пополз по огороду в направлении входной двери.

Он собрал то немногое, что показалось наиболее ценным, в сумку, нашел на столе под скатертью немалую сумму аж в двадцать тысяч рублей и, довольный этим, спустившись в погреб, принялся копать яму, поначалу он хотел закопать тело в огороде, но побоялся, что кто-то из соседей может его увидеть, а здесь в погребе при свете свечи он был предоставлен самому себе и к тому же запер дверь изнутри, так что никто не сможет войти, вдруг бабка просто уснула, не ломать же из-за этого дверь. Углубившись достаточно, Анатолий поднялся наверх, отрезал от жертвы пару кусков мяса в местах, где человечина обычно посочнее, и, сбросив тело в яму, тщательно его закопал, после он вспомнил, что жадность может сгубить, и поборол желание выносить громоздкие вещи, полил все керосином, найденным тут же в погребе у запасливой бабки, и, выходя из дома, обронил свечу. Стоило Анатолию дойти до забора, как языки пламени уже пожирали дом. Спустя несколько минут он скрылся в лесу, где услышал сильный хлопок. «Взорвался газовый баллон», – подумал Анатолий.

Глава 13

Лицо Анастасии охватил ужас, в глазах отражались отблески огня, рядом стоял Михаил и держал ее за руку, дрожь все глубже и глубже проникала в его тело, а странная связь прояснялась и становилась пугающей. Мимо то и дело проносились местные жители, они будто муравьи сновали с ведрами, соседи пытались залить огонь из садовых шлангов, люди бежали с насосами, ломами. Кто-то отчаянно кричал, другие поливали соседние дома в страхе, что огонь перекинется и на их жилище. Иными словами, зрелища более завораживающего и одновременно пугающего, чем пожар, нет. Вдалеке раздавался отзвук сирены, своей пожарной части в деревне не было, и машинам приходилось ехать десятки километров из райцентра, тратя драгоценные минуты, за которые может оборваться не одна человеческая жизнь.

Михаил смотрел на буйство огня, а в голове отчетливо звучал бабкин голос: «Бегите, уносите ноги», – он как завороженный всматривался в пламя, уже рухнула крыша, послышался голос: «Неужто бабка сгорела?», – он узнал его, этот голос еще долго звучал в голове, кажется, он все еще держал Настю за руку, а может, уже и нет. И вот он видит, как пожарные разбирают дом, машины отъезжают, а он все стоит как вкопанный, глядя в одну точку. Вот кто-то крикнул, что хозяйку не нашли, он улыбнулся и бросил взгляд в сторону, хотел что-то сказать Насте, а ее рядом уже не было, он разжал руку и попытался вспомнить, была ли она вообще с ним или ему показалось, но не вспомнил, тело колотила дрожь, а в голове все отчетливей звучал голос: «Беги, уноси ноги». И он побежал, бросился к своему тайнику, долго копал землю, пока не вернулась ясность ума, что копает он не там, бросился к другому месту и отрыл пакетик с завернутыми в трубочку купюрами. Там должно быть около шести тысяч. Он сунул трясущуюся руку в карман и побежал к дому Анатолия. На секунду замявшись на пороге, он хотел было прихватить с собой палку или камень, но в итоге решил действовать тихо и, войдя с голыми руками в дом, прижался ухом к стене, в голове промелькнула мысль: «Что если кто-то по ту сторону стены стоит так же, как и он, делая то же самое?». Михаил медленно отворил дверь и остановился как вкопанный.

В комнате горели свечи, а за ломящимся от яств столом сидели Анатолий и Настя.

– Мы тебя заждались, – проговорил Анатолий и, привстав, указал рукой на стул. Михаил прошел и уселся. – Настя, подай милому главное блюдо, – ехидно улыбнувшись, проговорил подонок. Михаил едва сдерживался, чтобы не вцепиться зубами в его глотку, и слушал это, только опасаясь за Настину безопасность. Девушка поднялась и поставила на стол глиняный горшочек. Анатолий открыл его. Оттуда пахнуло приправами и тушеным мясом. – Я думаю, количество приправ тебя не смутит, корова была старая, мясо было вонючим и жестким, пришлось потушить, ну, ты пробуй, – с этими словами он положил каждому по чуть-чуть и сразу же принялся уплетать свою порцию. Настя посмотрела в тарелку, по ее лицу бежали слезы. Михаил крепко сжал под столом ее руку.

– Ах да, чуть не забыл, подарок, – Анатолий вышел из-за стола и вернулся, держа в руках перед собой икону, при неверном свете свечей это зрелище выглядело жутко.

Чувство совершенной беззащитности едва не лишило Михаила сознания, все догадки, страхи и опасения собрались воедино и превратились в смертельный ужас.

– Сука, – прохрипел Михаил и, вложив в прыжок с места всю прыть, бросился на Толика, выставив вперед руки в надежде разорвать гадине глотку, со стороны он выглядел бесноватым или вампиром, бросающимся на животворящий крест, Анатолий защищался лишь иконой, руки в стальной хватке сомкнулись на шее чудовища, являвшегося для Михаила злом во плоти, он вжал его в стену и начал трясти из стороны в сторону, будто тряпичную куклу, умудряясь с неимоверной силой колотить Толика головой о стену, стараясь вытрясти из последнего дух. Раздался хлопок.

С минуту Михаил, не моргая, покачивался и смотрел в потолок, в голове то бешено пульсировало, то отливалось болью. Слабая грудь вздрагивала при каждой попытке вдохнуть. Плыло в глазах. Поначалу он старался выстоять и хватку не ослаблял, но вскоре организм, бросивший все оставшиеся силы на борьбу с болью, начал слабеть, Михаил почувствовал, как ноги становятся чужими, и пошатнулся, выставил руки вперед, но отключился еще до падения и мешком рухнул на пол.

Глава 14

Электричка со скрипом тронулась. Обычно пассажиры в таких поездах особенные, краснолицые, пахучие и откормленные, многие в ватниках или старых плащах, с корзинами или челночными сумками, большинство в зависимости от времени года везут свой урожай или продукцию на рынок в город, чтобы на вырученные деньги прикупить непонятного городскому жителю, но столь нужного деревенскому. Часто в таких электричках ездит и сельская молодёжь, одетая по последней деревенской моде, спешит на пары в институт или просто погулять, подышать городским воздухом. Но не дай бог попасть в такой поезд в час пик. Сразу поднимается вонища, будто старый вагон таким образом хочет уменьшить число пассажиров, и уж если ты не задохнёшься от этой вони, то будь уверен: его дело завершат, искалечив тебя, деревянные скамьи, предназначенные для комфортного путешествия, а если и они не справятся, то любезно добьют своими сумками и баулами забитые в тесный вагон, будто селедка в бочку, пассажиры.

Но сейчас картина была другой, был день, все, кто хотел в город, уже давно в него попали, и народу было мало, несколько рыбаков да пара бабушек, люди по привычке сидели рядом, сбившись в кучку в центре вагона, хотя свободных мест было в избытке.

Поезд со скрипом затормозил, и у двери выстроилась скупая очередь из желающих сойти на конечной станции в областном центре. Двери распахнулись, и на перроне показался человек, несмотря на теплую погоду, одетый в осенний плащ прямо поверх майки, обмотанный шарфом, скрывающим половину лица, и в солнечных очках, для полноты картины не хватало только шляпы, но ее в гардеробе не нашлось. Несмотря на странность образа, от обычной публики он мало чем отличался, и даже увесистая клетчатая сумка, болтающаяся на правом плече, не вызывала подозрения, но все же один из сотрудников милиции, то ли по привычке, а то ли заметив что-то странное в поведении этого человека или явный перебор с конспирацией, решил проверить его документы. Среди толпы, несущей людей к переходам, человек, прибывший на вокзал, заметил милиционеров, конечно, общение с представителями закона явно не входило в его планы, и конспиратор метнулся против течения толпы и скрылся в переходе. Такому повороту милиционеры не обрадовались и, переглянувшись, бросились вдогонку. С трудом расталкивая идущих навстречу бабушек, спотыкаясь об их корзины, стражи правопорядка все же спустились в переход, куда несколько мгновений назад скрылась интересовавшая их личность. Мужчина уже семенил быстрыми шагами в сторону выхода из вокзала, то и дело поглядывая назад. Патрульные ускорили шаг, вот показался подъем, мужик метнулся в сторону и побежал вверх по лестнице, милиционеры предполагали такое развитие событий и погнались следом. Как бы в тот день ни старались сотрудники милиции, а мужика догнать они сумели только у автобуса, двери закрылись, рука сержанта резво сунулась в дверной проем, он ухватил мужика за сумку, тот отчаянно начал бить милиционера по руке, автобус набирал ход. Хватка сержанта не разжалась, дверь на миг открылась, и милиционер сжимал в руке клетчатую сумку, а автобус уехал по маршруту вместе с заветной и уже недосягаемой целью милиционеров.

Посовещавшись, сотрудники милиции решили упустить в рапорте странную личность и неудачную погоню, а лишь указали, что нашли сумку на перроне вокзала, видимо, забытую одним из пассажиров прибывшей часовой электрички такого-то направления. А после мельком заглянули в баул в надежде, что он окажется полным денег.После патрульные передали сумку вместе с рапортом участковому: пусть теперь сам разбирается, они и так сделали, что могли, и вернулись к выполнению своих должностных обязанностей, оставив коллегу наедине со странной находкой.

Участковый Перов пребывал в скверном расположении духа. Мало того, что ему из-за нехватки кадров, обложившись бумагами, как офисному клерку, приходилось сидеть на двух территориях, так еще и напарник вышел в отпуск, любезно передав сослуживцу свою кипу отказных материалов и заявлений граждан, требующих рассмотрения, так что куча бумаг выросла вдвое. Перов попытался отдать сумку операм в надежде, что тех заинтересует содержимое, но те в грубой нецензурной форме отказали коллеге, сославшись на свою великую занятость, так что бедному Сергею Дмитриевичу, а так звали участкового – Сергей Дмитриевич Перов, – пришлось возложить на плечи и сию ношу.

Хоть по букве закона при этом действе должны присутствовать понятые, Перов звать их не стал. «Может, там и интересного ничего нет, что зря людей искать да время на пустяки тратить, если уж что будет, то сложу назад и выполню все как положено, а сейчас и так сойдет», – подумал участковый. В этой сумке ничего интересного на первый взгляд и не оказалось, лишь деревянная икона, несколько увесистых металлических распятий да три паспорта. Перов, будучи не сильно набожным человеком осмотрел икону, повертел ее из стороны в сторону, прикинул вес, утвердительно покачал головой, поднял со стола лупу и вновь повторил процедуру, ничего не найдя, поставил икону в угол на сейф, усмехнулся и, вновь усевшись за стол, принялся разглядывать паспорта, хоть простому обывателю три найденных паспорта и покажутся чем-то чересчур из ряда вон выходящим, сверхъестественным и явно уголовным, опытному сотруднику милиции, уже более десяти лет проработавшему в должности участкового, не на словах знакомому с палочной системой контроля работы и постоянными нападками за показатели со стороны начальства, это кажется сущим пустяком. «Ну, подумаешь, три паспорта после деревенской электрички остались, может, кто за кредитом поехал, а в деревне все друг друга знают, вот и попросили проверить, могут ли им его выдать, что зря в город гонять, ноги ведь не казенные», – выдвинутая версия вполне устроила Перова, но на всякий случай он переписал данные в блокнот, снял с паспортов ксерокопию с фотографиями владельцев, вспоминая, где он раньше мог видеть Сидорова Михаила. И подняв со стола трубку телефона, позвонил в отдел. Не дозвонившись с первого раза, он повторил процедуру, вскоре на том конце все же ответили:

– Помощник дежурного Соколов.

– Сокол, это Перов, пробей мне троих.

– Серега, база висит, и вообще, троих долго пробивать, сам приходи в отдел.

На том конце послышались короткие гудки.

Перов долбанул телефонную трубку о стол, смачно выругался, поднявшись, налил из термоса крепкий кофе, закурил сигарету и подошел к окну.

На улице было тепло, все цвело и дул легкий ветерок, Сергей поморщился от неприятной мысли, что из-за количества материалов он даже не может выйти и пройтись по вверенному ему району. Он всмотрелся вдаль, по дороге из-за гаражей несколько человек волокли какие-то трубы.

– Эй, – раздался оглушительный свист, – стой, – прокричал Перов, конечно, так делать не стоило, но он это понял уже после.

Трубы попадали на землю, люди побежали. Сергей, разлив кофе, поставил чашку на подоконник и, схватив с полки дубинку, выбежал на улицу. Один из бродяг, что был поздоровее, убежал в сторону, второй все еще волок трубу назад к гаражам, а третий медленно уходил, как бы считая себя не причастным к происходящему. Серей побежал к уходящему в сторону и ударил того по спине дубинкой, бродяга взвыл белугой. Перов ухватил его за шиворот и поволок в сторону гаражей, куда другой утащил трубу, задержанный брыкался, но после второго удара поднялся с земли и пошел, спокойно ведомый слугой закона. Зайдя за гараж, Перов сразу узнал бродягу с трубой, тот, поняв это и тоже узнав участкового, остановился, начал что-то быстро говорить, но, сразу получив удар ногой в живот, молча распластался на земле. Перов усадил второго бродягу рядом. Оба бомжа сидели на щебне, молча уставившись на человека в форме.

– Когда я крикнул, вы должны были остановиться, совсем от рук отбились, – проговорил участковый.

Бродяги принялись извиняться, ссылаясь на ужасно севший от паленого алкоголя слух.

Милиционер бросил взгляд на четырёхметровую железную трубу.

– Где сперли? – с безразличием проговорил он.

– Честное слово, нашли, – проверещал один из бомжей, Сергей замахнулся дубинкой, бродяги отвернули головы, ожидая удар.

– Встали, подняли и за мной на опорник, – скомандовал Перов и отправился в кабинет, возглавляя группу бродяг.

Войдя на опорный пункт, участковый взглядом указал, куда поставить трубу, потом подошел к столу и, согнув в руках дубинку, заговорил:

– Я задам несколько вопросов, отвечать нужно честно, как на исповеди, – участковый мотнул головой в сторону стоявшей на сейфе иконы божьей матери. – Если соврете… – о стол последовал удар резиновой палкой, как бы завершающий предложение.

Бродяги, будто верные псы, преданно смотрели на участкового, он взял со стола ксерокопии и протянул их задержанным.

– Узнаете кого? Смотрите внимательно и не вздумайте соврать!

Те несколько минут разглядывали бумажки, а потом старый бродяга протянул лист, показывая пальцем на размытую серую фотографию.

– Вот этого, он на вокзале побирался, с Гришкой шепелявым терся, но я его уже с полгода, а может, и больше не видел.

– Шепелявый, шепелявый, он где у нас трется? Напомни.

– У депо на теплотрассе.

– Ладно, можете идти, – закурив сигарету, проговорил Перов, – но шепелявому и этому… – участковый ткнул на фото, – если увидите, ни слова.

Бродяги поднялись и принялись было брать трубу.

– А ну положь, – крикнул Перов, и оба бедолаги, виновато глядя на милиционера, вышли прочь.

Перов сел за стол, написал несколько рапортов и, положив их под икону, принялся разгребать материалы. С этим занятием он провозился до позднего вечера, и лишь когда в глазах начало рябить и мысли перестали формулироваться, он собрал отработанные тут же в кабинете бессмысленные жалобы на соседей и прочую белиберду со множеством нелепых рапортов и отписок, сложил их в папку, взял икону и паспорт, принесенные патрульными, и отправился в отдел, где первым делом избавился от кучи макулатуры, сдав ее начальнику на подпись, а после сел за компьютер в дежурной части, где пробил паспорта и собрал информацию об их владельцах. Оказалось, что на Сидорова Михаила он ранее составлял пару административных протоколов за появление в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения. По другим паспортам ничего интересного не нашлось и в розыске они не состояли. После Перов зашел в экспертно-криминалистический отдел, где отдал утренние находки, слезно умоляя эксперта найти хоть какие-то отпечатки пальцев, и, оставив непонятно для чего нужные улики, отправился домой с чувством выполненного долга и гнетущей усталости.

Глава 15

Послышался гудящий звук, он все нарастал, становясь невыносимым шумом, от которого, казалось, вот-вот лопнут ушные перепонки, Михаил скривился в ужасной гримасе. Стоило это сделать – и мотор, шумевший в углу, будто поняв, что причиняет своим гулом невыносимую боль, стих. Но вместе с ним звук не пропал, Михаил осознал, что источником шума, похоже, является его разум, и, с большим трудом подняв правую руку, потрогал затылок, сиюминутно там будто что-то лопнуло, и невыносимая боль разлилась волной по всему телу. Михаил пытался справиться с ней, но тщетно. Теряя силы, он сполз по стене на мокрый земляной пол. Его посетила первая за все время мысль: «Где я?». Скосив залитые кровью глаза в сторону, в могильном мраке он с трудом разглядел застывший силуэт водяного насоса, чуть в стороне виднелось узкое оконце, в него едва мог протиснуться и младенец, а посреди окна в форме креста, заменяя решетку, торчали две сваренных арматуры. «Неужели я умру здесь от этой всепоглощающей боли?» За все время скитаний мысли о смерти не были так материальны, он был несколько раз на грани, но твердо чувствовал волю к жизни, а теперь, казалось, протяни Михаил руку – в ответ почувствует на своей ладони холодное прикосновение смерти. Так он пролежал несчитанное количество времени, не в силах подняться, лишь изредка приходя в сознание, будто выбираясь из объятий костлявой, испуганно водил заплывшими глазами из стороны в сторону и, осознавая реальность происходящего, вновь забывался беспокойным сном, где вера в жизнь вытекала вместе с кровью.

Кажется, подул ветер, Михаил приоткрыл глаза, силясь понять, не галлюцинация ли это, одним ухом, во второе будто забили пробку, он выхватил из темноты приглушенные шаги, они все сильнее отдавались в голове. Мгновенье – и на лицо полилась вода.

Михаил зажмурился, попытался открыть рот, но запекшиеся губы треснули, будто земля в засушливый год, отчего придали новое, еще не испытываемое им здесь ощущение боли, но все же капли воды попали в рот и тут же испарились, остудив раскалённое горло, не утолив жажды.

Михаил видел девушку, но не мог вспомнить ее имя, из лица он выхватил только глаза и сейчас всматривался в них, будто в последнюю надежду.

Она подняла ведро и полила водой ему на лицо, на этот раз в рот попало больше, и в голове проскользнула мысль: «Ну, хоть от жажды я сегодня не умру». Он продолжал всматриваться в ее глаза, видя в них сочувствие и отстраненность.

– Он обиделся, но разрешил напоить и перевязать тебя, – проговорила девушка.

Михаил лишь моргнул в ответ.

Она помогла ему пододвинуться к мокрой стене, у которой Михаил изначально и сидел, и что-то делала с его головой, он не понимал что, потому что резкая боль прогнала все мысли, и Михаил отключился.

Вскоре Михаил начал шевелиться, он не чувствовал нижнюю часть тела, в голове промелькнула спасительная мысль: нужно сползти на пол, но рука не поддавалась, будто ее кто-то держал. Попытки освободить конечность были более чем тщетными. Спустя какое-то время он понял, что прикован одной рукой кандалами к стене. Михаил начал поочередно шевелить пальцами ног в надежде, что это разгонит кровь по онемевшим конечностям и боль пройдет, и в какой-то момент вроде бы даже задуманное начало получаться, но в голову проникла новая мысль: зачем он это делает? Может, просто стоит подождать пару отмеренных дней – и все закончится, стоит просто отдаться на волю злому року, и палач сам доведет дело до конца? Он и так прожил достаточно, для чего так напрягаться и снова влачить жалкое существование в убогом обличии бомжа?

Дав волю отчаянью, Михаил затряс головой, будто стараясь вытряхнуть оттуда дурные мысли, и внезапно обнаружил, что второе ухо начало слышать.

Глава 16

На следующее утро капитан Перов вновь зашел в экспертный отдел и застал в дверях уходящего домой после суток криминалиста, который, увидев участкового, вернулся и, молча взяв со своего стола пакет, вручил его Перову.

Участковый принял образцы и, присев на стул, прочел заключение: «На обороте иконы божьей матери четко отпечатался кровавый след большого пальца правой руки, отпечаток был проверен по учетам базы данных автоматизированной дактилоскопической информационной системой «Папилон», совпадений нет». Перов сунул заключение в папку и отправился к начальнику участковых.

Подполковник молча выслушал починенного и ввел капитана в ступор своим ответом:

– Выброси это.

– То есть как? – не совсем понимая, что ему нужно сделать, проговорил Перов.

– Ну, вот выкинь в ведро, предварительно разорвав на части, – подполковник указал рукой на ведро для бумаг, одиноко стоящее в дальнем конце кабинета.

– А рапорт патрульных?

– Я вызову их, они перепишут за этим же номером, а потом спишем его, – спокойно проговорил начальник.

– Но…

– Никаких но, Сергей! У тебя что, мало задач? Ты занялся не своим делом, да и нет никакого дела! Заявлений не поступало, все люди живые, восстановят свои документы, а отпечаток – вообще чушь, и совпадений нет! К тому же ты забыл, что наша работа начинается с заявления о преступлении, ну, или, на худой конец, с трупа, тут же ничего подобного нет. Ну, не хочешь выкидывать – отнеси в стол находок на вокзале!

– Я все понял, Дмитрий Петрович, разрешите идти?

– Иди, хотя стой, забыл, завтра из академии МВД к тебе на практику на месяц пришлю одного курсанта, обучи его делопроизводству, и часть бумаг с себя скинешь.

– У нас не школа.

– Твоего мнения не спрашивают!

Перов вышел в коридор и, показав кулакзакрытой двери, отправился к себе на опорный пункт.

Глава 17

На улице шел дождь, Михаил вслушивался в шум воды, чувствуя себя разваливающимся на части, сил не было даже о чем-то подумать, но слух, кажется, обострился, и он отчетливо слышал, как тяжелые капли дождя бьют по земле, представлял, как вода сочится сквозь почву, не находя там никакой преграды, ничто не может ее остановить, а если что и попытается, она раз за разом будет обрушать свою мощь на этого наглеца, пока он не сломается, не превратится в ничто, в прах, а вода подхватит его останки и разнесет на многие километры, чтобы было уроком для всех, так она поступит с каждым, кто попытается встать на ее пути. Михаил тяжело выдохнул. «Получить хоть бы часть этой силы», – подумалось ему. А позже погреб пробрала влага, Михаил старался впитывать горящим от боли телом ее мощь, но его лишь начал бить озноб. Он попытался уснуть, но понял, что животное существование не дает ему никаких преимуществ, он был слабым человеком, и как бы ни хотел впасть в глубокий сон зверя и очнуться выздоровевшим, с каждой попыткой он лишь ощущал полную беспомощность, обмяк и отчаялся. Вскоре слабость взяла свое, и Михаил забылся тревожным сном, ежеминутно открывая глаза, он что-то бормотал, вновь закрывал веки, боролся с кошмарами, стонал, бредил, и так продолжалось великое множество раз, пока он не ощутил, как на лицо капает вода.

Михаил открыл глаза, перед ним стоял Анатолий, он светил фонарем в лицо своему пленнику, отчего было трудно хоть что-то рассмотреть, но Миша чувствовал, что ничего человеческого перед собой не увидит, ему казалось, что черты лица Анатолия более походили на звериные, и как только он раньше этого не замечал?

Анатолий бросил к ногам Михаила бутылку воды и перестал светить в лицо, Михаил посмотрел вниз и увидел тарелку с едой, по желудку пробежала дрожь, он не принялся есть, он не мог есть под присмотром этого зверя.

Анатолий все так же молча смотрел на Михаила.

– Я тут тебе мяска принес, ты в прошлый раз даже не угостился, теперь у тебя есть возможность это исправить, но есть ты будешь здесь, один, как некультурный невежда, который не смог оценить все прелести людского гостеприимства и радушия, отплатил злым за доброе и подвергся за это каре, – с этими словами он развернулся и быстро вышел, оставив Михаила наедине с самим собой.

Миша взял грязной рукой с тарелки кусок мяса и заплакал. Он не мог объяснить происходящее с ним, но его затрясло, рука отказалась слушаться и выронила мясо на пол, к горлу мгновенно подступила рвота, он едва не захлебнулся собственной блевотиной, горло начало саднить, но зато чувство голода пропало. Он отшвырнул тарелку в дальний угол, но не услышал, как она разбилась. Он заорал, просто лег на пол, облокотившись на прикованную руку, и свернулся калачиком, а в голову назойливо лезла одна мысль: «Зачем я сопротивляюсь смерти, лучше лягу и умру, рано или поздно все умрем, там и отомщу».

Глава 18

– Здравия желаю, товарищ капитан, – раздался громкий голос с порога.

Перов бросил взгляд на дверь, на входе стоял молодой парень в милицейской форме лет двадцати на вид.

– Разрешите представиться, рядовой Козлов.

– Прекрати кричать, не на параде, заходи.

Рядовой подошёл к капитану.

– Как звать тебя? – спросил Перов.

– Костя.

– А я Сергей, – ответил капитан. – Ну что, Костя, у нас завал, – Перов мотнул головой в сторону лежащей на столе горы материалов. – Много интересного не обещаю, но бумаги писать научу, чтобы, как говорится, еще на учебе знал, чем предстоит заняться по окончании, так что знай: все, что показывают в кино, неправда, вот они – трудовые будни, – Перов улыбнулся. – Ну, ты сильно не раскисай, интересное тоже бывает, повезет – увидишь, о чем я говорил. А бумаги не сильно напрягают, всё же каждый материал по-своему оригинален, так что двух одинаковых не сыщешь, везде своя судьба и история. Сегодня устрою тебе боевое крещение, пойдем бомжей проведаем, а то я засиделся в кабинете, спина болит уже.

Милиционеры подошли к канализационному люку. Перов присел и прислушался, люк был приоткрыт, и внутри кто-то покашливал, капитан подозвал рукой Костю, они вместе оттащили крышку. Перов достал фонарик и посветил вниз на глубине нескольких метров показался земляной пол.

– Вылезайте все наверх, милиция, – прокричал Сергей.

Никто не ответил.

– Я первый, ты за мной, – проговорил Перов и начал спускаться по лестнице, Костя прыгнул следом, и спустя мгновенье оба милиционера стояли на земле, морщась от неприятного затхлого воздуха, перемешанного с вонью мочи и еще каких-то нечистот. Сергей посветил фонарем вдаль и, протянув Косте газовый баллончик, проговорил: – Только в экстренном случае, – тот кивнул в знак согласия.

– Иди сюда, сучара, за тобой лазить еще будем, – прокричал Перов, выхватив из темноты светом фонаря фигуру бомжа. – И руки держи, чтобы я видел, а то шмальну, – Перов направил на бомжа пистолет, тот поднял руки и побрел к выходу.

– Еще кто есть? – прокричал Перов, саданув бомжу кулаком в ухо.

– Нет, – прохрипел бедолага и полез по лестнице вверх.

Костя полез за ним. Перов осмотрел помещение и поднялся на свежий воздух.

Бомж закрыл за собой дверь в знак того, что хозяина нет дома, вернее, намертво задвинул крышку люка, и отправился на опорный пункт в сопровождении милиционеров, не совсем понимая, чем его скромная персона вызвала такой интерес.

Пока милиционеры возвращались на опорный пункт, Перов рассказал Косте, почему нужно всегда быть начеку в подобных местах.

Однажды, когда Перов еще проработал не больше года в должности участкового, их с напарником отправили проверить один заброшенный дом. К счастью или к несчастью, дом оказался не совсем заброшен.

Когда они вошли, то в одной из комнат на кровати лежали люди, вернее, на двух кроватях по обе стороны от окна, на одной старый, а на другой молодой с какой-то бабой, накрывшись одеялом. Оба они, Перов и его напарник, были по гражданке. На команду подняться бомжи не отреагировали, и Перов, будучи молодым и горячим парнем, подошел на близкое расстояние, намереваясь стащить наглого бомжару с кровати на пол, но то ли Бог отвел, а то ли просто что-то почувствовав, он остановился в нескольких шагах от кровати. Его напарник держал в руке пистолет и, направив оружие на лежащих на кроватях бомжей, скомандовал им показать руки. Они нехотя вынули руки из-под одеяла, и на пол с шумом грохнулся здоровенный тесак. А его обладатель, скинув одеяло, обнажил свои зоновские наколки. Вот так случай уберег его живот от удара ножом.

Пока Перов рассказывал историю, они дошли до опорника, где, усадив бомжа на стул, Сергей показал ему фотографию. Бродяга долго всматривался и явно хотел что-то сказать, но осекся на полуслове.

– Нииикогда его не видееел, – пробормотал задержанный.

Тут Перов разошелся пятиминутной тирадой о пользе правды и наказании для лжецов, которая весьма эффектно подействовала на шепелявого.

Он опознал парня на фотографии, и поведал милиционерам о своем друге Михаиле и его чудесном спасении, и даже вспомнил, что человека, его спасшего, звали Толиком, во всяком случае, таким именем он представился, шепелявый запомнил, потому как и его деда звали так же. Но вот другие фотографии он видел впервые и даже не знал, куда Михаил отправился, помнил только, что этот Толик говорил про какую-то пасеку в деревне, но больше ничего вспомнить, как ни старался, он не смог.

Перов подал шепелявому бумагу и продиктовал текст заявления, дабы объявить Михаила в розыск, позже шепелявый был отпущен на все четыре стороны и даже пообещал: если что-то вспомнит, то обязательно вернется.

Перов сел за стол и надолго о чем-то задумался, будто ушел глубоко в себя.

Костя сидел на диване и уже начал засыпать, как бодрый голос вернул его в мир яви:

– Сокол, это Перов, пробей мне человечка.

Глава 19

Прошло несколько дней, Анатолий и Настя практически не разговаривали, она замкнулась в себе и как привороженная ничего не замечала вокруг, лишь хотела, чтобы Толик ушел, тайно ненавидела его и даже хотела покончить собой, но ей не хватало смелости.

Толик то и дело часами пропадал на разбитой во дворе клумбе, подрезая перочинным ножичком лепестки выращенным там цветам, а то и вовсе разговаривал сам с собой.

Настя хотела пойти в милицию и рассказать о случившемся, но Анатолий обладал даром убеждения и подробно разъяснил состав ее преступления: это она ударила Мишу бутылкой по голове, из-за нее он оказался в подвале. А сейчас Толик выхаживает его и проводит беседу, чтобы Миша, как выздоровеет, не написал на нее заявление, ибо на Толика он зла не держит. И, естественно, как только Мише станет лучше, Толик сразу же выпустит его на волю и все будет как раньше, даже лучше.

Настя наивно ждала, когда же Толик сообщит об улучшении здоровья Михаила. Ей же входить в подвал было строго-настрого запрещено, и, выполняя все заветы, Настя обходила сие святилище стороной, боясь его осквернить.

Глава 20

Михаил чувствовал себя значительно лучше. Если сидящий в подвале, закованный в кандалы человек, лишь для того, чтобы выжить, преодолевающий желание проблеваться, поглощая странное мясо, может чувствовать себя хоть сколько-нибудь хорошо.

Скрипнула дверь, и наверху послышались шаги, Михаил закрыл глаза и вжался в угол, боясь, что сейчас снова увидит это мерзкое лицо животного. Он представил, как Анатолий вновь стоит напротив, ничего не говорит и, пошатываясь, с ножом в руке смотрит на своего узника. Михаил много раз представлял, как нож в руке зверя в одно мгновенье обрывает его жизнь.

Тут накатил приступ неистового бешенства, Михаил выкрикивал гневные слова, бил о сырую землю с полной уверенностью, что именно сейчас он размозжит кулаком череп пришедшего Толика, сделает что угодно, чтобы этот нелюдь больше не смотрел на него.

Хлопнула дверь. Михаил зашёлся кашлем, казалось, он выплюнет полные подвальной пыли легкие, но вскоре приступ прекратился, и Михаил, будто уже испробовавший все методы, зажмурился, опасаясь думать о том, что будет дальше.

Он почувствовал чье-то присутствие, руки обхватили его шею, в ужасе Михаил открыл глаза и увидел Настю.

Она немного отстранилась, поднесла палец к губам и почти шепотом проговорила:

– Анатолий уехал, мне запрещено сюда ходить, но он сказал, что скоро выпустит тебя, когда ты откажешься писать на меня заявление.

– О чем ты говоришь, он маньяк, ты должна сообщить куда следует и бежать. Слышишь? Настя, беги отсюда!

– Я не могу тебя оставить, но… если ты говоришь, я верю тебе, я расскажу…

– Сейчас же! Закрой дверь и беги, сейчас же! – срывая горло, прокричал Михаил, но в его словах не было силы, они прозвучали чуть громче шёпота.

Настя засуетилась, будто бы кто-то открыл ей глаза, она зашагала по погребу, ставшему темницей Михаила, в сторону ступеней, вернулась назад, сунула ему буханку хлеба. И вновь бросилась к выходу. Михаил смотрел, как она поднимается по узким ступеням, как колышутся ее формы под одеждой, и даже когда она скрылась из виду, он все еще продолжал смотреть на узкий участок, видимый из его угла, ведущий на свободу.

Захлопнув за собой дверь в подвал, Настя ахнула. Перед ней стоял Анатолий.

Он крепко сжал ее руку.

– Надо же, какая ты глупая, как он тебя провел. Он чуть не сделал все твоими руками, я же не просто так запретил тебе туда ходить!

– Прости, – заревела Настя, Анатолий обнял ее, она его оттолкнула и убежала в комнату.

Глава 21

Перов держал телефонную трубку у уха, гудки на том конце уже давно сменились непрерывным гудением, Костя долго смотрел на него, поднялся с дивана и потряс Сергея за плечо.

– С вами все в порядке? – не скрывая тревоги, проговорил курсант.

– Со мной? Все хорошо. Просто, наверное, не выспался.

– Кошмары снились? – с улыбкой спросил Костя.

– Она, – Перов протянул Косте какую-то бумагу, тот принял лист и начал с любопытством всматриваться в фотографию бабки.

– А кто это? – поинтересовался курсант.

Перов неожиданно для себя поведал Косте историю о том, как к нему попали три паспорта и икона.

– Только сейчас я узнал, что эта бабушка числится без вести пропавшей. Заявление подали ее соседи несколько дней назад. Но самое странное, что она мне снится уже третий раз, и знаешь, что она говорит мне? – капитан выдержал почти театральную паузу: – Спаси их.

Глава 22

Анатолий вновь куда-то ушел, но Анастасия, боясь спуститься в подвал и выйти на улицу, сидела дома. На дворе стемнело, но его все не было, Настя начала винить себя в трусости, но вдруг услышала за дверью шаги и вышла из комнаты навстречу. Анатолий был не один, на пороге стоял бородатый мужчина лет сорока, а может быть, и моложе. Анатолий велел Насте накрыть на стол, она быстро достала из холодильника какие-то приготовленные пару дней назад кушанья и собралась выставить их на ужин, как путь ей преградил Анатолий, он подошел к ней и, взяв за горло, поднял над полом, прижав к стене, Настя начала задыхаться и судорожно болтать ногами в надежде вырваться или хотя бы дотянуться до пола.

– Ты опять была с ним! – брызжа слюной, будто бешеный пес, прокричал он в лицо Насте.

Девушка ничего не могла ответить, в глазах темнело, тут она почувствовала, что съезжает на пол.

Гость толкнул Анатолия, тот отлетел в стену, но секунду спустя поднялся и переключился на бородатого. Настя лежала на полу и, держась обеими руками за горло, хрипела, не в силах вдохнуть. Взор будто затуманили и воздух прошел в разрывающееся на части горло, она закашляла, снова с трудом вдохнула и, вспомнив об опасности, держась за стену, поднялась на ноги.

Толик сидел на бородатом мужике и бил его кулаками по всему телу, но поняв, что он уже не сопротивляется, внезапно поднялся и поволок его за шиворот, хлопнула дверь в подвал.

Анастасия, не в силах пошевелиться от пережитого шока, сползла на пол, ни одна конечность ей не подчинялась, будто ее парализовало. Единственное, что она могла делать, – это с трудом дышать и смотреть по сторонам. Вскоре входная дверь хлопнула, и на пороге появился Анатолий. Он поднял ее с пола и, положив на диван, накрыл одеялом и поцеловал в лоб.

Глава 23

– Эй ты, – Михаил кидал землей в развалившегося на полу бородатого дядьку.

Казалось, это наконец-то подействовало.

Бородатый пришел в себя, затряс головой и заохал, ему досталось, но не сильно, он был закрыт в сваренной из металлических прутков квадратной клетке размером полтора на полтора метра, и, придя в себя, начал кричать. Михаил поднял с пола очередную порцию земли и вновь швырнул в бородатого.

– Не ори, сиди тихо, – почти прошептал Михаил.

Казалось, мужик услышал его и умолк, но глаза его все еще испуганно бегали по сторонам в поисках выхода, рот бородатого открылся в немом крике, мужик начал задыхаться, а из глаз полились слезы, не в силах произнести ни слова, он застонал.

– Тихо, тихо, дружище, приди в себя, – не унимался Михаил, ему почему-то не было жаль бородатого, он и себя перестал жалеть, поняв, что нет ничего более унизительного, чем быть предметом жалости, он видел в этом мужике себя. Еще пару дней назад Михаил вел себя похоже, хотя, наверное, разницы в их содержании было немного, Михаил не знал, как бы он скулил, закрой его в клетку.

Мужик тихо осведомился, давно ли Михаил тут пребывает.

– С неделю.

– Что это за хрен? – поинтересовался бородатый.

– Это Толик, – ответил Михаил.

– Я знаю, что Толик, на хрен он этим занимается? – не унимался мужик.

Михаил ничего не ответил, почему-то ему хотелось наорать на бородача, странно, а Михаил не задавался всеми этими вопросами, когда попал сюда, он даже не думал, как сбежать, лишь сидел и, ожидая своей участи, сетовал на судьбу, а этот, видишь ли, только пришел, а уже задал целую кучу вопросов, на которые Михаил и не знал ответа, да, помимо всего, еще думает, как сбежать.

– Тебя как звать? – проговорил Михаил и удивился своему голосу, который, как ему показалось, изменился, огрубел.

– Я Генка.

– Слушай, Генка, ты какие-то ненужные вопросы задаешь, если он нас здесь держит, то ничего хорошего с нами не случится, потому что людей не принято держать в клетках.

Гена несколько минут хранил молчание, а после вновь заговорил:

– Ну ты даешь, а как же зона?

– Согласен, но там должен быть суд или что-то вроде него, – ответил Михаил.

– Как выбираться будем, Миша?

– Черт его знает.

– Нет, брат, не отдавай это на волю черта, я из-за черта сюда и попал, – Михаил покосился на Геннадия.

– Хорошо, утром решим, – проговорил Михаил и уснул, изредка просыпаясь от всхлипов Гены, копающего руками землю под клеткой.

– Миша, – Михаил открыл глаза и бегло глянул на узкую полоску света, судя по всему, наступило утро, – смотри, что я нашел, – Гена продемонстрировал половину кирпича и бросил его Михаилу. – Спрячь, а еще лучше – закопай под себя, у тебя позиция удобная, если близко подойти, ты можешь долбануть им по голове.

Михаил послушно принялся закапывать осколок.

– Знаешь, мне всегда не везло в жизни, – начал Геннадий. – Был я нормальным среднестатистическим человеком, даже, наверное, был счастлив, да только велика ли цена такому счастью, все как у всех было: жена, квартира, раз в год отпуск, выпивал по выходным, один раз с друзьями на рыбалку поехал, машина сломалась недалеко от города, до вечера провозились, чинить пытались, промокли все, продрогли, кое-как нас на буксире обратно притащили, ну, выпили чуть для согрева у друга, да я домой пошел. Открыл дверь ключом, слышу – кровать скрипит, как сейчас это помню, ноги подкосились, подумал: вот как в анекдоте, муж приходит домой, а там любовник, думаю, со мной такого быть не может, даже выйти хотел и дверь закрыть за собой, но любопытство пересилило, забежал в комнату, думаю, может, показалось все, смотрю, а жена с соседом лежит голая на нашей кровати, я на кухню, нож схватил, вернулся, она путь мне преградила, я ей по морде кулаком, она упала, этот негодяй вскочил с кровати, я ему кишки на нож намотал, раза три пырнул, он захрипел, упал и пополз от меня, я на корточки присел, понял, что натворил, бабки из шкафа взял, что на черный день откладывал, и бежать, только бежать-то особо некуда было, бросился к тому же другу, с кем на рыбалку ездил. Там чуть выпили еще, а утром к нему менты пришли и меня повязали. Позже зона, четыре года отбыл, жена развелась со мной, вышла за соседа, живет с моей дочкой в моей квартире. Я, когда освободился, к другу пошел, он меня сторожем утроил на стоянку, а я забухал на свободе, мне один раз предупреждение сделали, второй, а после напился я до такой степени, что черта увидел, он говорит: «Давай еще чуть-чуть – и к нам попадёшь», – а потом женщина в платке явилась и говорит: «Сдохнешь к чертям или пить бросишь и к Богу подашься, выбирай». Конечно, я жить хочу, но дай, думаю, последний день выпью и потом брошу, резко ведь бросать вредно. А после, думаю, в церковь ходить начну, работу найду нормальную, только вот случилось все по-другому, заснул я пьяный с сигаретой, глаза открыл, а над лицом моим дым стоит, и будто рожа черта из дыма появилась в углу дальнем, улыбается мне и как бросится только, я с кресла упал, а подняться не могу, ноги не слушаются, будто чужие стали, отказали, видимо, дымом я все же хорошо надышался. Ну, кое-как я по полу пополз еле-еле, что было сил, а огонь уже из угла по всей комнате разошелся, так я и не помню, как спасся, но казалось мне, что все та же женщина в платке из дома горящего меня вытащила. Очнулся я уже в больнице, следователь ко мне пришел и говорит, что я дом спалил и складскую постройку, будто бы там товар лежал какой-то, хозяин на меня заявление написал, что я специально дом подпалил из-за того, что он со мной не рассчитался. Я смекнул, что мне грозит, и ночью из больницы сбежал без документов, да и денег тысяча была всего, и то у соседа по палате спер. Я знал, куда бежать хочу, читал как-то о Соловецком монастыре, за все плохое, что я в жизни сделал, хотел туда отправиться да Богу служить.

– А здесь ты что тогда делаешь? – Михаил перебил Геннадия.

– Ну как же, путь-то неблизкий, денег на дорогу надо было заработать, да мне Толик с документами помочь обещал.

Михаил тяжело вздохнул.

– Ну, считай, что помог.

Они надолго замолчали.

Вскоре открылась дверь и появился Анатолий. Он быстро прошел к клетке, отворил ее и рукой подозвал Геннадия, тот начал было выходить, выставив вперед голову, из-за спины Анатолия мелькнул нож и воткнулся в шею под подбородком Гены, он обмяк и рухнул на землю. Михаил завопил и понял, что обречен.

Анатолий лишь проговорил: «Ничего личного, просто запасы заканчиваются», – развернулся и, как будто ничего не бывало, вышел, а Михаил молча сидел и смотрел на бездыханное тело Геннадия, который так хотел жить и так нелепо умер.

– Надеюсь, твоя душа попадет на Соловки, – проговорил Михаил.

Глава 24

Сергей и Костя сидели на опорном пункте, Перов все пытался дозвониться до деревенского участкового, но номер то был недоступен, то никто не брал трубку, он уже отчаялся, что эти попытки принесут хоть какой-то результат, но на том конце ответили.

– Это вас беспокоит капитан Перов, у меня тут материал, хотел попросить вашей помощи, – на там конце что-то отвечали. – Не хотелось бы мне приезжать, у вас не получится? Ну, хотя бы показать, что и где находится, вы сможете? Хорошо, послезавтра в 9 отходит электричка, в 11 на месте, я вам завтра еще позвоню, – Перов повесил трубку и пристально посмотрел на Костю. – У меня есть просьба, – проговорил Сергей, – послезавтра нужно поехать в деревню, где жила эта бабушка. На опорном пункте ты найдешь участкового Кашина, – Сергей написал что-то на бумажке. – Вот адрес и его номер телефона. Он отвезет тебя в деревню, где была прописана бабка. Там вы опросите соседей, покажете им эти фотографии, – Сергей передал Константину ксерокопии паспортов. – Важно установить, есть ли в деревне приезжие работяги, если есть, кто и где проживает и в каком количестве, также не забудь установить, имеется ли там пасека, если имеется, то живет ли там Анатолий, который нанимает работяг. Вы должны ее проверить. По-хорошему, если пасека есть и есть этот Анатолий, то туда бы не соваться, а если уж и сунетесь, то его нужно просто сфотографировать и заполучить образцы отпечатков большого пальца. Никаких объяснений, никаких упоминаний бродяг или бабки при нем, скажешь просто, что в соседнем селе угнали трактор и теперь проводим подобную процедуру со всеми мужчинами в ближайших деревнях. Вот один из способов снять отпечатки, запоминай, – Сергей взял со стола чашку и протянул ее Косте. Тот принял ее. Сергей подошел и, вынув у Кости из рук чашку, положил ее в пакет. – Понял? – Костя посидел с минуту, задумавшись.

– Да, все понятно, я просто попрошу у него воды.

– Ну, если уж не получится, то просто снимите у него отпечатки пальцев, легенда под это подходит. Все запомнил?

– Да, кажется, все!

– И самое важное: не переживай и не нервничай, если что, Кашин – опытный сотрудник, поможет, на рожон не лезь и никакой самодеятельности, пришли, сделали, ушли!

Глава 25

Притворившись спящим, Михаил подглядывал, как Анатолий ковыряется в водяном насосе, ему не хватало храбрости приблизиться к Толику и размозжить его голову нащупанным рукой кирпичом. Вмиг Мишу начали посещать разные мысли, что, если ключа от кандалов у него с собой нет и, убив мерзавца, он не сможет выбраться и умрет здесь от голода и ужасной вони с каждым днем все больше разлагающегося в закрытом пространстве трупа, получится так, что даже после смерти этот негодяй своего добьется. Внезапно пробудившийся внутренний голос будто начал требовать, чтобы это животное скрылось из виду, оставив своего пленника наедине со всеми страхами. Михаил аккуратно зарыл приготовленный камень, намереваясь сохранить его до лучших времен, и начал прогонять возникающие в голове мысли, что он должен покончить с этим чудовищем сейчас, и пусть ему тоже придет конец, зато вид разлагающегося трупа принесет неимоверное наслаждение. Больше не нужно будет вздрагивать каждый раз, как открывается входная дверь, и готовиться к смерти от рук нелюдя. Лишь Михаил вновь нащупал камень, Анатолий поднялся и вышел. Миша выдохнул, стараясь проглотить слюну, вставшую, будто смола, поперек горла, и зашёлся глубоким кашлем.

Глава 26

Двери электрички распахнулись, Константин вышел из вагона и окунулся в знойный воздух, откуда-то пахнуло сеном и еще чем-то специфическим. Многим, кто проводил детство в деревнях, этот запах знаком, будто он и есть запах самой деревни. Сойдя с перрона, Костя прошелся по единственной уходящей вдаль тропке и вышел к магазину, где стоял милицейский уазик, в этом условленном месте его и должен был ждать участковый.

В машине никого не было, Костя встал рядом, и вскоре из магазина вышел здоровенный милиционер, почему-то именно таким его парень и представлял.

Здоровяк подошел к Косте и протянул ему мороженое.

– Ты от Перова? – проговорил он довольно мягким голосом.

Костя утвердительно кивнул. Здоровяк протянул руку.

– Кашин Влад.

– Козлов Константин.

– Ну что, Константин, прыгай, поедем сразу, что время терять, тут минут двадцать езды, по пути и расскажешь, что нужно сделать.

Уазик промчался по трассе и вскоре свернул на разбитую грунтовую дорогу.

– Бабушку я эту знал, – проговорил Влад. – Если надо соседей опросить, то это без проблем, для материала и все такое, только вот они толком ничего о ней не скажут, замкнулась она после смерти мужа, ни с кем не общалась толком, он агрономом был при жизни, работал в местном колхозе. А она травами людей лечила, ходили к ней раньше многие, а как муж помер, перестала она принимать, лишь некоторых пускала, наверное, с год еще люди ходили, но она отказывала, так и отвадила всех, затворнический образ жизни вести стала. Заедем сразу к соседям, спросишь, что нужно, и я тебя на пасеку отвезу, это нашего участкового бывшего дом, он моим наставником был, а сейчас на пенсии, хороший мужик, я бы вас познакомил, но он на юг уехал. А в доме у него работяга живет, Анатолием зовут. Странные вы, городские, все секретничаете, если бы мне Перов сразу сказал, что и зачем, я бы фотографию его сделал и почтой вам направил.

– Почтой долго, Влад, а у нас сроки поджимают, – проговорил Костя, как его и учил Сергей.

– И то верно, ну, ничего, сфотографируем, ещё что нужно от него?

Костя почему-то думал, что участковый начнет спрашивать, что, зачем да почему, а тот не проявлял ни малейшего интереса, парень побоялся, что фокус со стаканом не выйдет, и тогда ему придется возвращаться в город практически ни с чем, и, решив заручиться поддержкой старшего товарища, подумал, что об этом ему рассказать можно.

– Да, – проговорил Константин, – еще нужно снять его отпечатки пальцев, негласно.

– Сделаем, можно и гласно, у меня все с собой, – участковый хлопнул рукой по бардачку, тот открылся, и в нем среди кучи спецсредств показался прозрачный пакет с валиком, скотчем и ванночкой для чернил.

Костя закрыл бардачок, и вскоре УАЗ со скрипом затормозил у сгоревшего остова дома.

Милиционеры вышли и направились к пепелищу.

– Тут все и случилось, труп бабушки не нашли, соседи написали заявление, что она безвестно пропала, и мы объявили ее в розыск, – с этими словами Влад отогнул проволоку, калитка распахнулась, и они прошли во двор сгоревшего дома.

Костя направился к пепелищу, но Влад его одернул.

– Лучше туда не лазить, а то провалишься куда или на гвоздь ненароком наступишь, – курсант оценил заботу и слез с обугленного бревна.

– Да, смотреть тут не на что, – огорченно вздохнул Константин и, достав из кармана фотоаппарат, сделал пару снимков, как и просил Сергей.

Милиционеры вышли на дорогу.

– А вот и соседка, у нее и возьмем объяснение, – проговорил участковый и отправился навстречу вышедшей из калитки соседнего дома бабушке.

– Присаживайтесь, тетя Маша, – Влад любезно указал бабушке на место в милицейской машине. – Это милиционер из города, он объяснение с вас возьмет по пожару.

– А что, дом подожгли, что ли? – положа руку на сердце, заговорила женщина.

– Нет, такой порядок, – успокоил ее Влад.

Константин подробно записал все происходившее в день пожара и показал фотографии с паспортов. Тетя Маша сбегала в дом за очками и, внимательно рассмотрев ксерокопии, твердо указала, что Михаил несколько раз посещал бабушку и что даже за пару дней до пожара он приходил к ней в компании какой-то не местной девицы, только вот она не очень хорошо ее запомнила, видела только, что волосы темные да лет тридцати на вид.

Других соседей дома не оказалось, и Влад с Костей пешком отправились к пасеке, но, не доходя десятка метров, Костя вдруг остановился.

Влад прошел чуть вперед, но, заметив это, вернулся.

– Все в порядке? – поинтересовался он у парня.

– Я подумал, если этот Михаил здесь, у меня нет никаких указаний на его счет, я не знаю, что с ним делать, – Костя достал мобильный, но на экране высветилась надпись «нет сети».

– Вы думаете, он к чему-то причастен?

– Возможно, хотя я не уверен, – Константин растерялся, он боялся, что внезапно свалившаяся гора ответственности его раздавит.

Влад, будто почувствовав это, похлопал парня по плечу.

– Не робей, держись меня и делай то, что я скажу, прорвемся!

Не доходя до стоящего на отшибе дома, Влад свернул и побрел огородами, они с десять минут посидели под густо растущим кустом, наблюдая за внутренним двором. Там ничего не происходило, Влад похлопал Костю по плечу и мотнул головой в сторону дома, куда они молча и отправились. Завернув за угол, милиционеры наткнулись на разбитую клумбу, какой-то мужик копался в цветах и не заметил прихода гостей.

– Здравствуй, – властным голосом проговорил Влад.

Человек подпрыгнул от неожиданности и, повернувшись к милиционерам, застыл на месте, на его лице четко отпечаталась нерешительность, застывшая в затянувшемся молчании, казалось, человек смотрел в упор на милиционеров, но не видел их.

– Встречай гостей, – вновь заговорил Влад.

– Ах, да, простите, – мужик спрятал в карман перочинный ножик.

– Анатолий, а ты чего один? Где все твои работники? – продолжил участковый.

– Так не набрал еще на сезон, я с девушкой, сейчас скажу ей, чтобы оделась, она на кухне, я сейчас… – с этими словами Анатолий скрылся в доме.

Милиционеры присели на скамейку.

– Врет? – спросил Костя.

– Не переживай, дом мы осмотрим, если здесь, никуда не денутся.

Спустя пару минут на пороге показался Толик.

– Прошу, проходите в дом, – он отступил в сторону, пропуская милиционеров вперед.

Влад прошел на кухню и уселся за стол, Костя сел рядом. Анатолий стоял у шкафа, поочередно вытаскивая оттуда какие-то блюдца и расставляя их на столе.

– Чем вас угостить? – суетясь, проговорил Толик.

– Тем, чем угощают на пасеке, – с улыбкой на лице ответил Влад.

Вскоре на столе невесть откуда появились мед, медовуха, самогон, какие-то соленья, что-то жарилось и варилось на плите.

– А где девушка? Ты вроде говорил, не один здесь, – не забывая о своей миссии, заговорил Костя.

– Она чуть позже выйдет, ей нездоровится, – ответил Анатолий.

– Может, тогда мы пока что осмотримся? – продолжал Костя.

– Вначале отобедайте, а то все остынет, а после я вам все с удовольствием покажу, – Анатолий был сама любезность, Косте стало почему-то от этого противно, он чувствовал явную наигранность.

– Ну а пока отведаем по стаканчику медовухи, – Влад налил себе и Косте, Анатолий же начислил себе самогон. Они выпили, после выпили еще раз и еще.

Вскоре на столе появилась картошка и вареное мясо. Под это Влад налил всем по стакану самогона. В голове у Кости начинало плыть, он нащупал фотоаппарат и протянул его Владу. Влад принял устройство и, рассказав Толику что-то про фотографии всех мужчин в деревне, сделал несколько снимков хозяина.

После Костя свистнул со стола стакан, из которого пил Анатолий, и спрятал его в заранее приготовленный пакет, Толик поставил себе новый стакан, и спустя какое-то время его стащил Влад, опасаясь, что одного стакана с отпечатками может не хватить, переглянувшись, милиционеры рассмеялись, и Влад спросил, сколько стаканов есть в запасе у Анатолия, переживая, что и двух может быть недостаточно. Дальше были еще самогон и медовуха. Костя поел вареное мясо и почувствовал, как его мутит. Он спешно поднялся из-за стола и вышел на улицу в поисках туалета, запнулся обо что-то и упал на колени, его вырвало. Ноги совсем не слушались, он попытался подняться, но тщетно.

Казалось, спустя вечность на улице показался Влад. Он поднял Костю, усадил на скамейку, долго поил водой, и курсанта снова тошнило.

– Эх, вы, городские, совсем пить не умеете, – повторял Влад, Костя смотрел на него и видел все происходящее как в фильме с замедленной перемоткой.

Вот Анатолий несет какие-то банки, вот Влад что-то пробует и бьет Анатолия по шее, тот летит через клумбу. Снова Костя один, и его тошнит. Какая-то девушка сидит на скамейке рядом и что-то рассказывает Косте о бездомных. Вот пришел Влад с Анатолием и, подняв Костю на плечо, будто мешок загрузил его в милицейский УАЗ.

Глава 27

Дверь хлопнула, послышались частые шаги, за время, проведенное в заточении, Михаил научился доверять ушам, эти шаги явно не принадлежали Анатолию, узник глубоко выдохнул.

– Миша, здесь были милиционеры.

– Они его забрали? Толика?

– Нет, он пьяный спит, они много выпили, но я рассказала все одному.

– Почему он не помог?

– Он был очень пьяный, не мог стоять.

– Ты слышала, о чем они говорили?

– Нет, но видела, как они фотографировали Толика, а потом пришел здоровый и снял с него отпечатки пальцев.

Михаил распластался на полу.

– Ты понимаешь? Если это так и они ушли, то я следующий, он врал тебе и не сможет подвергнуть себя такой опасности, он избавится от меня!

Настя обняла Мишу и поцеловала в лоб.

Михаил оттолкнул ее.

– Как покойника, – проговорил он, – ты меня уже похоронила!

– Что ты говоришь, конечно, нет! Что я могу сделать?

– Неси инструмент из сарая, все, что найдешь, молоток, отвертку, нож, пассатижи, ножовку, скорее.

Настя бросилась вверх по лестнице и вскоре вернулась к Михаилу с отверткой и ножовкой по металлу.

– А теперь оставь дверь открытой и беги отсюда, в город или еще куда, но тебя не должно быть, когда я выберусь, иначе он может убить нас обоих, беги!

Михаил принялся пилить кандалы, полотно оказалось тупым и ржавым и почти сразу же сломалось, Миша прикопал ножовку и продолжил пилить цепочку его остатками.

Наконец цепь поддалась, казалось, прошло несколько часов, руки были в крови, будто он пилил не металл, а плоть.

Подсчитывая шансы на успех, Михаил бегло ощупал раны, провёл рукой по ужасному шраму на голове, по разбитому лицу, ощупал синяк под правым глазом и, остановившись на больном колене, попробовал привстать, но тут же шлёпнулся и чуть не взвыл от пронзающей боли, мышцы будто атрофировались за время вынужденного пребывания в сидячем положении. Ещё с десять минут он пытался разобраться с плохо слушавшимися его конечностями, поднял отвертку и направился вверх по лестнице. Он был пленником, которого злодей запер в погребе вместе со своей ужасной тайной, а сейчас они рвались на волю. Миша много раз прокручивал в голове этот самый момент: как он осторожно, прислушиваясь, поднимается по ступеням, как бесшумно открывает дверь. Теперь все это не имело ни малейшего значения, нужно было скорее выбираться.

Быстро перебирая ногами, он бросился прочь из проклятой темницы, что-то хрустнуло, боль прошла до мозга, Михаил поднял ногу и вытащил из пятки разрезавшее плоть стекло, превозмогая боль, он побежал, свернул за угол дома и жадно уставился вдаль. Он чувствовал, как из раны вытекает кровь, пятка жутко ныла, но на это не было времени. Миша отчаянно бросился через забор, изможденное тело не осилило этот барьер и снесло ограду, повалившись вместе с препятствием на землю. Михаил уловил шум сломавшегося забора. На мгновенье в голове мелькнула мысль: «В деревню?». Разум тут же ее отверг, и Михаил понесся в чащу леса, не оглядываясь и не сбавляя хода. Задыхаясь и спотыкаясь о бурелом, он семенил кровоточащими ногами, бежал к заветной свободе.

Вскоре Михаил выдохся, упал и был не в силах подняться, страх накатил новой волной, ещё сильнее, чем в погребе, и, казалось, смыл остатки разума. Михаил подтянул изрезанную стопу, слегка надавил на нее пальцем и в неверном свете луны смотрел, как из раны сочится кровь. Он походил на израненного зверя, загнанного в тупик охотниками, чувствовал, что охота на него началась и все козыри в руках у преследователя. Миша много раз прокручивал план побега в голове, но сейчас все шло не так, и беглец находился в полном замешательстве, не представляя, что делать дальше.

Кое-как на ощупь он выковырял из ступни глубоко засевшие стекляшки, подобрал с земли какую-то палку и, приспособив ее в качестве опоры, поковылял дальше, так он брел сквозь непроглядную тьму векового леса, разгоняемую в редких местах далеким светом звезд, вздрагивая от каждого шороха, до тех пор, пока не упал, и тогда он пополз, а вскоре, вконец обессилев, потеряв и эту способность, он растянулся на сырой земле и вдохнул ее запах. В отличие от земли в погребе, она пахла свободой.

Глава 28

Костя открыл глаза, он осмотрелся по сторонам, события минувшего дня разрозненно всплывали в памяти, подобно когда-то увиденным картинам, а при попытке рассмотреть их поближе жутко начинала болеть голова.

На соседней кровати похрапывал Влад, Костя осознал, что все еще находится в деревне, и не смог придумать ничего лучше, чем вновь заснуть.

Вскоре его растолкал Влад, Костя с трудом разлепил глаза.

– Поднимайся, завтрак готов, – проговорил участковый, и курсант присел на кровати.

Влад указал рукой на стул, где висели вещи.

– Извини, ты знатно вымазался вчера, пришлось постирать, но все высохло.

Костя проговорил что-то вроде «не стоило» и уселся за стол. Конечно, кулинарным мастерством Влад не обладал, да и, судя по убогому убранству, проживал один, но яичница вышла отменная.

За столом Влад поинтересовался, не болит ли у Кости голова, и предложил выпить пива, Костя поморщился и бросил взгляд на стакан, стоявший на столе.

– Мы ведь не потеряли образец? – неуверенно заговорил парень.

– Не переживай, вчера я сходил в машину и откатал его по полной, – с гордостью проговорил Влад.

– А девушка что?

– Какая девушка?

– Я почти уверен, что там была девушка, она была напугана и что-то мне говорила, вот только я не могу вспомнить что.

– Ты уверен? С перепоя всякое привидеться может, – Влад искоса посмотрел на Костю.

– Конечно, она передала мне какую-то бумагу, – Костя сунул руку в штаны, но увидел лишь то, что вода делает с клочком бумаги, который перед стиркой забыли достать из кармана.

Влад виновато отвел глаза.

– Извини, моя вина, вчерашнее состояние не позволило мне проверить карманы на наличие мелких вещей, – он резко поднялся со стула и взял с холодильника ключи.

– Поехали на место, заодно и узнаем, что она тебе говорила, утро вечера мудренее.

Вскоре УАЗ затормозил у пасеки. Милиционеры вышли и направились в дом.

Дверь была открыта, и Влад без стука прошел внутрь. Они позвали хозяев, никто не отвечал, осмотрели гостевой дом, он тоже оказался пуст.

Влад присел на скамейку и закурил.

– Куда они делись? – не скрывая волнения, проговорил Костя.

– Не знаю, думаю, нужно воспользоваться отсутствием хозяев и хорошенько осмотреться.

Влад поднялся и вернулся в дом, Костя последовал за ним. Участковый вошел в сени, раздался хруст стекла, достав из кармана небольшой фонарик, Влад осмотрелся по сторонам. На полу лежали осколки, участковый присел на корточки.

– Бутылка, кажись, вчерашняя, я уронил, а это что, кровь? – он пригляделся к следам на полу и, поморщившись, проговорил: – Что за запах? Крыса у них, что ли, тут сдохла?

Влад поднялся и отставил в сторону вешалку с тулупами, стоявшую у стены.

– Ну-ка, помоги, тут, кажется, еще одна дверь, – милиционеры вдвоем потянули за ручку, но дверь не поддалась. Влад отстранил Костю и что есть сил дернул дверь на себя, ручка отлетела, и он чуть не проломил соседнюю стену, впечатавшись в нее со всей дури. Кажется, это только раззадорило милиционера. Он вернулся к преграде и присел на корточки, осматривая дверцу. – Кажется, гвоздями забита, – проговорил участковый, – пойдем-ка поищем, чем подцепить.

Искали они недолго, пришлось сбить кирпичом замок в сарае, и на входе им почти сразу же попался лом, который довольно быстро справился с дверью, и тут же в лицо милиционерам ударила жуткая вонища. Она буквально сбила с ног, а за дверью показалась лестница, ведущая вниз, милиционеры переглянулись.

– Костя, останься здесь, – Влад передал парню лом. – Надеюсь, случись что, ты знаешь, как им пользоваться, – улыбнувшись, проговорил он и зашагал вниз.

Спускался он недолго, и вскоре послышался грубый непередаваемый мат.

– Матерь божья, там какая-то средневековая камера, – вскричал бегущий вверх по ступенькам Влад, закрывая рукой лицо в надежде защититься от вони.

Глава 29

Придя в себя, Михаил осмотрелся по сторонам и, с трудом поднявшись, побрел осторожно, выбирая место для следующего шага, стараясь наступить на землю неповрежденной частью стопы, хотя боль от этого не уменьшалась. Вдали слышался шум воды, Михаил прибавил ход, жажда давно мучала и не отступала, хоть он старался о ней и не думать, впереди показался узкий ручей, Михаил лег на живот и подполз к воде, где зачерпнул несколько пригоршней и, напившись, умыл лицо, рябь улеглась, и Михаил всмотрелся в зеркальную гладь, он давно не видел своего лица, а теперь оно предстало перед ним заросшим, сухим и слишком спокойным для человека, который каждый день балансировал на грани жизни и смерти в ожидании упокоения. Его не касался весь мир, полный противоречивых ценностей, выдуманных человеческим обществом, Михаил был озадачен лишь одной проблемой – выжить любой ценой.

Глава 30

– Смотри, кажется, здесь дневники, – проговорил Костя, листая общую тетрадь из стопки ей подобных, лежащих на полу.

– Оставь это, пусть следователи разбираются.

– Конечно, – Костя поожил рукопись в стопку, выбрасывая из головы только что им прочитанное о ничтожности человека.

Хлопнула входная дверь, Влад вскочил с дивана и прижался к стенке, сжимая в руке пистолет, Костя метнулся и встал рядом. Дверь в комнату отворилась, из проема показалась рука, сжимающая отвертку, Влад резким движением рванул отвертку и ребром ладони, сжимающей пистолет,ударил в темноту. Послышался шум, что-то упало, спустя мгновенье милиционеры стояли над развалившейся на полу Настей. Влад убрал оружие и перенес девушку на диван, удар явно предназначался не хрупкому созданию. Костя вылил на нее банку воды, девушка начала приходить в себя и порывалась встать, Влад прижал ее рукой к дивану.

– Лежи и отвечай на мои вопросы, – приказал он. – Что за херня здесь творится?

Девушка заревела, Влад несколько раз встряхнул ее, Костя принес стакан воды и дал ей выпить. Настя успокоилась.

– Он убьет его, он убил другого, а теперь ушел за Мишей.

– По порядку, – не скрывая раздражение, проговорил Влад. – Кто и кого, а главное, за что должен убить?

– Толик убивает людей, он… он просто ест их.

– Да она не в себе, оставь ее, ты хорошо приложил, может, сотрясение, – проговорил Костя, пытаясь ослабить хватку Влада, намертво держащего девушку за руку.

– Что ты мне вчера написала?

– Это не я написала, я вырвала это оттуда, – она указала рукой на стопку дневников, – там было написано: «Люди – те же животные, почему бы ими не питаться?»

Костя скривился, будто от зубной боли.

– Я всю ночь думала и кое-что поняла, пойдемте, – девушка попыталась вскочить, но Влад ее удержал, неодобрительно посмотрев на Костю, тот кивнул.

Настя направилась к клумбе и резкими движениями принялась выдирать цветы.

– Точно сотряс у нее, надо бы скорую, что ли, вызвать, – проговорил Влад.

Выдрав кусты, она принялась разрывать руками сырую землю и, что-то выхватив из глубины, бросила Косте под ноги, зажав рукой рот, он смог лишь отвернуться и проблевался – это была человеческая голова, Костя четко увидел, как всюду кишели черви, череп был проломлен, а плоть местами прогнила, обнажая кости.

Влад отошел в сторону.

– Довольно, – он оттянул Настю с грядки и надел на нее наручники, – этот человек опасен, иди на гору, звони Перову, пусть сообщит в отдел, здесь нужна опергруппа и кинологи.

Глава 31

Год спустя

Статья в одной из газет:

«В городе Н состоялся суд над каннибалом

Одна из жертв, а также сожительница людоеда дали показания в суде по делу каннибала, редакция надеется, что суд надолго упрячет изверга за решетку, ведь на его счету множество душ».

Михаил отложил газету и обнял за талию Настю, стоящую у плиты.

– Я проголодался, что у нас сегодня на ужин? – нетерпеливо проговорил он.

– Мой руки, все уже готово, – девушка поставила скворчащую сковородку на доску во главе стола.

Миша с Настей уселись друг напротив друга, выстрелила пробка от шампанского, пенный напиток полился в бокалы, вилка скользнула в сковороду и выхватила ломоть мяса, Миша отрезал ножом кусочек и положил в рот, немного пожевал и выплюнул мясо на пол, осушив до дна бокал шампанского.

– Корова была слишком старая, – улыбнувшись, проговорила Настя.

– Ничего, еще научишься.

Оглавление

Предисловие

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31