Калейдоскоп [Алина Шефер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Алина Шефер Калейдоскоп

– Опять вы без папки? – раздался голос над ухом Светланы.

– Ну да, он, как всегда на работе, – начала она оправдываться перед двоюродной сестрой мужа Аней. Герман давно уже работал по сменам так, что их вечера и выходные дни почти не пересекались. А если и пересекались, то он всё равно редко ходил с ними на общественные мероприятия. Ему было скучно и неинтересно, да и хотелось отдохнуть от людей. «Что я буду там делать? Я там никого не знаю», – часто говорил он и оставался дома.

– А папа опять ночевал у бабушки, – сообщила пятилетняя Милана, и Свете захотелось исчезнуть.

– Что-то случилось с тётей Катей? – забеспокоилась Аня.

– Да нет, всё в порядке. Просто так надо было, – пробормотала Света, чувствуя, как кровь приливает к щекам. – Ой, смотрите! – воскликнула она, – Святой Мартин подъехал! Пойдёмте к нему поближе!


Всадника в красном плаще заметили многие – разновозрастная толпа пришла в движение. Яркие огоньки самодельных фонариков заплясали в ноябрьской тьме. Дети и взрослые несли фонари разных форм: от простеньких шаров и цилиндров до сложных, фантазийный единорогов, драконов и пожарных машин. Люди пели специально разученные для шествия песни и следовали за гарцующим на коне Святым Мартином.


За годы жизни в Германии Светлана полюбила немецкие праздники. Она не слишком вникала в их религиозное значение, но ей нравилось быть со всеми, чувствовать себя частью местного общества. И, конечно же, ей было важно, чтобы детям было интересно и весело, и они легко находили себе друзей.


Процессия дошла до церкви. Дети и взрослые на почтительном расстоянии обступили огромный костёр, перед которым разыгрывалось традиционное представление: из года в год артисты самодеятельности разыгрывают в лицах, как, будучи ещё суровым римским воином, Мартин замечает на улице замерзающего нищего и делится с ним плащом.


Света наблюдала за этой любительской сценкой и за разбившимися на группки людьми, которые громко перешёптывались, смеялись, угощались горячим пуншем или какао и пышными кренделями святого Мартина – особой выпечкой, которая появлялась в булочных лишь накануне праздника. Рядом стояли Аня с мужем, ещё несколько русскоязычных знакомых. Слушая вполуха их болтовню, Света опять почувствовала себя лишней. И очень захотелось, чтобы кто-нибудь прямо сейчас укрыл её плащом от вечного сырого холода, забот и одиночества. В последнее время ей часто становилось неуютно среди семейных пар. Не смотря на то, что она была замужем, ей постоянно приходилось появляться на людях в роли матери-одиночки. Так что теперь, когда, устав от постоянных придирок, недовольства её хозяйскими качествами и вечных поучений, она вытребовала у мужа возможность пожить какое-то время раздельно, внешне ничего не изменилось. Всё так же всюду ходила с детьми одна, ссылаясь на вечную занятость Германа. Собственно, она уже давно к этому привыкла. Но сейчас Света с трудом сдерживала подступающие слёзы: ей вспомнилась весёлая, задорная девчонка с улыбкой во все тридцать два зуба, полная желаний и искрящаяся мечтами, непонятно когда уступившая место в зеркале усталой женщине неопределенного возраста.


– Мама, смотри, какая собачка! – дёрнула её за рукав подошедшая Милана. – Давай возьмём её к нам жить!

– Но это чужая собачка, мы не можем её взять, – Света присела перед дочкой на корточки, потрепала по голове крутящегося вокруг щенка шоколадного лабрадора.

–Тогда я напишу Деду Морозу, чтобы он принёс мне пёсика, – в серо-голубых глазах девочки плясали отблески костра и надежда.

– Он не принесёт! – резко сказала из-за спины Светы старшая дочь. – Дед Мороз не носит животных. Ни кролика тебе, ни собаки! Только если игрушечных, бе-бе-бе!

– Ника! Пожалуйста, перестать дразнить сестру! – привычно одёрнула дочь Света и выпрямилась.


– Вот ты где! – перед ними возник высокий мужчина в сером пальто и бордовом кашне. Он быстро нагнулся и пристегнул поводок к ошейнику собаки. – Это Лаки, – сказал он и уставился на Светлану. – Племянник спустил с поводка. Еле нашёл в этой толчее. Надеюсь, он не сильно вам докучал?

– Нет-нет, всё в порядке, – Свете не понравилось то, как внимательно её рассматривал незнакомец, и она отвела взгляд, ища пути отступа.

– Я Торстен. А вас как зовут?

– Светлана, – она вяло пожала его протянутую руку и вспыхнула, когда он сильнее сжал её тонкие пальцы. Резко выдернув руку, она повернулась на каблуках, – Нам пора. Хорошего вечера, – через плечо бросила она мужчине, окликнула дочерей и стала прощаться с друзьями.


***


– Мама, знаешь, в садике, когда мы гуляли, я видела о-очень маленького дяденьку с о-очень большой собакой. Это, наверное, гном-волшебник, – задумчиво сообщила Милана, когда они возвращались из магазина, накупив рождественских украшений и свечей.

– Гномов и волшебников не бывает, так же как и чудес, – фыркнула Ника. – Пора уже запомнить.

– Ну что ты, Никуш! Конечно, волшебники бывают, и чудеса случаются. Только нужно в них верить, – убеждала Светлана детей, подходя к дому. Войдя в калитку, она остановилась в изумлении.


На крыльце, прямо на коврике перед дверью, лежал букет из роз кремового и бледно-оранжевого цвета. Светлана подняла его, не понимая, что делать, ведь тут явно какая-то ошибка. Наверное, курьер перепутал адрес, и цветы предназначены не ей. Ника выхватила букет у неё из рук:

– Это от папы, да? Как красиво! – она начала снимать целлофановую плёнку, а Милана запрыгала и захлопала в ладоши:

– Ура! Папа снова будет жить с нами!


Среди цветов торчала маленькая карточка с надписью незнакомым почерком «Прекраснейшей из женщин».


– Тише, погодите, – попыталась успокоить дочек Света, не желая их обнадеживать, – тут нигде не написано, от кого цветы.

–Мама, – закатила глаза Ника, – кто, кроме папы, может подарить тебе букет?

– Ну, не знаю, – вздохнула Света и подумала, что, и правда, никто. Ведь и Герман-то дарил ей цветы обычно два раза в год: на день рождения и на восьмое марта. Но никак не в начале декабря. Неужели, он что-то понял? Или ему просто надоело жить у матери?


***


Света стояла у кухонного окна и любовалась розами на подоконнике. Завтра, в субботу, Герман заберёт девчонок на целый день и они наверняка выяснят, от него ли букет. Скорее всего окажется, что букет попал к ней по ошибке. Но интересно, как в этом случае отреагирует Герман, узнав, что его всё ещё жене присылают розы. Света надеялась, что Ника и Милана смогут рассказать ей подробности разговора с отцом.


На кухню вбежала Милана:

– Мама, смотри! Я Деду Морозу письмо нарисовала: собачку, а ещё Барби и лошадку. Ника подписала, что собака может быть породы колли, или таксой, или вообще любой. Главное – щеночек! А что она заказала, Ника не говорит.

– Да! Потому что Дед Мороз ваш всё равно это не исполнит, – в голосе десятилетней дочки слышались слёзы. – Он только глупые желания маленьких исполняет. А моё желание важное! Большое!

– Никуш, почему же ты сразу настраиваешься на плохое? Верь, и твоё желание обязательно исполнится! Шепни мне на ушко, что ты заказала – будем мечтать вместе, и Дед Мороз нас точно услышит.

– Не скажу, – насупилась Ника, – магии не бывает и тем более Дедов Морозов. А телефон ты мне и так купишь.

– Ладно, не хочешь, не гово… – осеклась Света, взглянув в окно. Похоже, по улице шёл тот самый гном, о котором рассказывала Милана. Точнее, не гном, а пожилой мужчина непривычно малого роста: немецкая овчарка, которую он вёл на поводке, была ему почти по подмышку. Мужчина поравнялся с их домом, посмотрел на Светлану в окне, улыбнулся ей и направился к калитке.


Трель дверного звонка вернула Свету к действительности.

– Привет, гном! – закричала Милана, когда они открыли входную дверь.

– Добрый день! Не хотел раньше вас беспокоить, а сегодня вдруг понял, что пора бы представиться. Я Рейнхольд Штурм, но все зовут меня дедушка Рейни, – сообщил старичок и, не обращая на молчание Светланы, продолжил. – Я живу на Вальдштрассе, на углу. Ну вы, должно быть, знаете, красные ставни, зелёная входная дверь. Обычно все засматриваются на мой палисадник. На зиму я особо стараюсь сделать его сказочным. Приходите обязательно посмотреть. Но что ж это я всё о себе? Как вы дом-то купили, сразу хотел с вами познакомиться, но вы всё в бегах, всё в движении, всё вам некогда…

– Э-э, проходите, пожалуйста. Я Светлана, – голос, наконец-то, прорезался.

– Да я знаю. Я всех тут знаю. А дочки-то ваши вон как моего Бруно полюбили. Даже старшая девочка.

– Ника? Она боится собак, – Светлана посмотрела на дочерей и с изумлением обнаружила, что обе её дочери самозабвенно обнимают и гладят огромную овчарку.

–Да? – удивился старичок. – А Бруно, похоже, так не думает. Я вообще, почему пришёл-то? Перебирал вещи на чердаке. Нашёл вот пару детских книжек. Подумал, вам, может, пригодятся. Скоро Рождество. Книжки ведь рождественские. А, и вот ещё: калейдоскоп, – он протянул явно старинную деревянную трубку с большой линзой, инкрустированную причудливой резьбой. Калейдоскоп походил на пиратскую подзорную трубу. – Если у вас будет большая ёлка, то его можно и как игрушку на ветку повесить. Видите, здесь и тесёмочка имеется.

– Ой, что вы! Это, наверное, дорогая вещь, – испугалась Света.

– Да какая разница, сколько он когда-то стоил? Мне-то он уже ни к чему. А вам пригодится. Ну, может, не вам, но вашим дочкам точно понравится. Правда, девочки? А что может быть лучше и чудеснее детской радости? Как я люблю улыбки и смех, – дедушка Рейни заулыбался так, что Свете вдруг самой очень захотелось рассмеяться в голос и показалось, что прихожая наполнилась светом. Жаль, что новый знакомый отказался зайти на чашечку кофе или чая, сказал, что по пятницам у них с Бруно всегда очень много дел, тем более в субботу перед первым адвентом.


Весь вечер Милана рассматривала в калейдоскопе собачек. То и дело слышались её возгласы: «Ух ты! Она сидит!», «Ого! Две собачки!»… Света удивлялась, как в узорах из разноцветных стекляшек можно разглядеть собак. Но, видимо, детская фантазия способна на многое. «Найти для Миланы художественную школу», – мысленно записала она в планы на будущий год.

– Мама, смотри! Тут девочка с собачкой! Смотри, она прямо как я. Это же колли, да? Пушистая собачка, – Милана осторожно протягивала калейдоскоп. Света аккуратно взяла его, чтобы случайно не нарушить рисунок, и посмотрела в окуляр: яркие кусочки мозаики выглядели хаотичной абстракцией. Но тут стекляшки задвигались и быстро сложились в новую картинку: профили мозаичных мужчины и женщины слились в поцелуе. У Светы задрожали руки. Похоже, месяц одиночества в постели даёт о себе знать. Всякие глупости мерещатся. Она медленно отдала калейдоскоп дочке.

– Ты видела, мама, да? Это я и моя собака!

– Что за чушь, – прошипела Ника. – Дай сюда! – Она выхватила калейдоскоп у сестры и поднесла к глазам, – Нет там никакой собаки! И девочки нет! Там ёлка, и подарки, и мама с папой обнимают ребёнка. А собаки нет! Вот.


Света во все глаза смотрела на десятилетнюю дочь. Неужели Ника настолько страдает в отсутствие отца, что специально придумала такой сюжет. Ещё и исключив из него младшую сестру. Но надо признать, Света и сама уже немного соскучилась по мужниным рукам и объятиям, ближе к ночи всё более отдающим жаром. Вот и увидела в дурацких стекляшках романтику. И вообще узоры калейдоскопов никогда не показывают конкретные картинки. Это просто мозаика. Просто узоры. Мандалы, если говорить современным языком.


***


Ночью Света неожиданно для себя вспомнила, что всё детство хотела иметь собаку и золотых рыбок. Она больше и не уснула. Лежала и перебирала в памяти все свои детские, так и не сбывшиеся мечты. Когда они только поженились с Германом, Света хотела завести котёнка, на собаку времени из-за вечной работы не хватало бы. Но муж оказался ярым противником домашних животных. Даже аквариум для него был лишь рассадником ненужной влажности и ещё менее нужных забот. Утром, передав детей Герману, она решительно села в автомобиль и поехала осуществлять желание тридцатилетней давности. Представила себе удивлённое лицо мужа, когда он увидит, на что она решилась, и счастливо улыбнулась: в первое воскресенье Адвента у них с дочками уже будет маленькое чудо.


Когда Света попрощалась с консультантом зоомагазина, любезно помогавшим ей надёжно разместить всё необходимое в багажнике, её окликнули:

– Свéтлана!

– Светлáна, – машинально поправила она и обернулась. Перед ней стоял улыбающийся Торстен.

– Свет–лáна, – исправился он, – вам понравились мои цветы?

– Что? Цветы от вас? Но как вы узнали, где я живу?

– Это было не сложно. Мне сестра сказала. Её сын с твоей девочкой в одном классе учится, – Торстен немного помолчал, ожидая ответа Светы, но она просто кивнула и отвернулась к багажнику. Торстен откашлялся: – Видишь, я уже перешёл на ты и теперь хочу пригласить тебя в кино. Сегодня. Сейчас.

– А ничего, что я замужем? – обернулась Света и сама удивилась агрессии в своём голосе.

– Но вы же расстались, – пожал плечами Торстен и, заметив замешательство Светы, широко улыбнулся и добавил: – В маленьких общинах все всё друг о друге знают. Ты мне сразу понравилась, тогда, на празднике. Я расспросил о тебе сестру, долго не решался, но вот теперь… Давай познакомимся поближе. – Он стоял такой высокий, широкоплечий, со слегка взъерошенными волосами, смотрел на неё со смесью восхищения и мольбы в глазах необычного зеленоватого оттенка. Света не помнила, чтобы на неё кто-нибудь когда-нибудь так смотрел. Она поняла, что, несмотря на первое не самое лучшее впечатление, этот мужчина ей нравится, и, прежде, чем успела подумать, услышала свой дрожащий голос:

– Хорошо. Но у меня дети. И мне надо отвезти домой рыбок. И растения. И аквариум. И подключить его.


***


Ей было неловко, когда она впустила в дом постороннего мужчину. Она казалась себе предательницей. Но та лёгкость и непосредственность, с которой Торстен помогал ей вносить и устанавливать аквариум, его добрые замечания и шутки постепенно расслабили её. В конце концов можно представить, что это просто игра. Она даже не сопротивлялась, когда Торстен обхватил её сильными руками. Затаила дыхание и смотрела, как медленно приближается его лицо. Ей давно хотелось узнать, как это – целовать другого мужчину, не мужа. Она этого уже совсем не помнила. Света не заметила, сколько времени они провели в объятиях, знакомясь с запахом и вкусом друг друга, с очертаниями тел, вдруг потянувшихся друг к другу.


Но, уткнувшись лицом в мягкий свитер, так красиво обтягивающий грудь Торстена, Света вдруг подумала, что надо бы купить такой же Герману. И сразу стало неуютно, неловко, даже как-то противно. Она поспешно высвободилась из объятий, посмотрела на часы:

– Ох, ничего себе, сколько времени прошло! Прости, мы уже не успеем в кино. Детей скоро привезут и… И, понимаешь, я бы не хотела, чтобы они тебя здесь видели.


Торстен печально кивнул:

– Я понимаю. В другой раз?

– Да, в другой раз. Прости.

– Я тебе позвоню? – Света кивнула, он наклонился и быстро чмокнул её в щёку. – Ты мне очень нравишься. Я не буду тебя торопить.


***


– Торстен, Торстен, не надо… извини… я пока не могу, – шептала Света неделю спустя, уворачиваясь от жадных губ и высвобождаясь из кольца сильных рук, норовящих залезть ей под одежду. – Не надо, пожалуйста, Торстен! Не сейчас! Не здесь! – перешла она на крик. – Не в моём доме!

Он отпустил её и поднялся с дивана. Тяжело дыша, мерил комнату шагами, пока Света приводила в порядок свою одежду и прическу.

– Хорошо, – он присел перед ней на корточки, – я понимаю. Тогда у меня?

– Не сейчас, Торстен. Прошу тебя, дай мне время.


***


– Торстен, извини, но я не могу, – шептала в трубку Света несколько дней спустя. Дочки уже спали, но на всякий случай она решила подстраховаться: заперлась с телефоном в ванной и включила воду. – Слишком всё быстро, слишком мало времени прошло. Дай мне хотя бы месяц-полтора. Сейчас хочу по максимуму побыть с детьми. Ведь Адвент – семейное время, и Рождество, и Новый год. Ты мне нравишься. Правда. Но сейчас я просто не могу. Понимаешь? Прости.


***


Если бы Светлану попросили сказать, какой месяц уходящего года был для неё лучшим, она без колебания назвала бы декабрь. Всё свободное время она проводила с дочерьми: они смастерили столько всего, что поделки уже просто было некуда девать; в самом начале декабря они впервые в жизни купили настоящую ёлку, оставив искусственную пылиться на чердаке. Они гуляли по рождественским рынкам, пили детский пунш из яблочного сока и покупали новогодние безделушки, не глядя на цены. Они нарядили свою пушистую красавицу в игрушки необычной формы и разноцветные шары, укутали её мишурой и блестящими нитями дождика. Калейдоскоп дедушки Рейни тоже периодически красовался на ёлке, но девчонки постоянно снимали его и любовались необычными мозаичными картинками. Они подписали и разослали открытки всем родным, друзьям и знакомым. Они пекли рождественское печенье килограммами и угощали им друзей и соседей; они смотрели зимние фильмы, читали зимние книги и мечтали о снеге на Рождество… Несколько раз они приносили печенье и дедушке Рейни, но ни разу не застали его дома – оставляли угощение на пороге. Они были просто счастливы вместе.


Но если днём Света наслаждалась новой жизнью, то по ночам она всё же частенько лежала без сна, мысленно разговаривая то с Торстеном, то с Германом. Торстен ей нравился. Благодаря ему она снова почувствовала себя красивой и желанной. А он, действительно, как мог, отошёл в тень, периодически коротко звонил ей, чтобы, как он говорил, просто услышать её голос. Иногда присылал ей смешные картинки и каждый вечер желал ей спокойной ночи эсэмэской. Но Света так и не могла решить, точно ли ей нужны отношения с ним.


Герману же она мысленно рассказывала, как хорошо ей теперь живётся, что, оказывается, она и без его напоминаний может и посуду вымыть, и мусор сама, когда надо, вынести, и крошки вовремя со стола смести, и даже счета оплатить не забудет. И всё у неё в полном порядке. А потом она поворачивалась к его стороне кровати, притягивала к себе его подушку и вдыхала его запах, такой родной и такой привычный. И не знала, стоит ли давать ему второй шанс, если попросит. Хотя, скорее всего, и не попросит – он гордый, тем более он считал, что всё делал правильно: для дома, для семьи, просто учил её жить. Это ведь ей что-то в голову ударило, когда она решила его из дома выставить.


***


На Рождество Света, конечно же, позволила Герману и его маме прийти к ним и встречать праздник как положено – семьёй. Вечер Сочельника они провели на удивление душевно, хотя Свету так и подмывало сообщить мужу, насколько легче ей стало жить, когда исчезли его ежедневные замечания, придирки и упрёки. Ей хотелось кричать: «Посмотри! Я спокойна и счастлива, у меня даже появился поклонник». Но она молчала, думая о том, что тогда честным было бы ещё и признаться, как безумно одиноко ей по ночам. Герман почти не разговаривал с ней, общаясь с наперебой рассказывающими ему что-то дочками, но постоянно посматривал на Свету, будто не узнавая его. Свекровь шепнула на кухне, что Свете очень идёт новая причёска и блеск в глазах, и она очень надеется на то, что такая умная девочка, как Света, образумится и не станет рушить семью из-за причуды, попахивающей самодурством. После они обменялись рождественскими подарками, попрощались и пожелали друг другу отлично встретить Новый год.


А Новый год в этом раз Света с дочками впервые встречали не дома, а у друзей. С приходом настоящего русского Деда Мороза, с хороводами вокруг ёлки, с песнями и конкурсами, с фейерверками в полночь и танцами до упаду. Приехали домой лишь под утро. Милана, конечно, уснула ещё в гостях, Ника на правах старшей держалась до последнего.


Первого января, ближе к обеду Свету разбудили крики:

– Ты дура! Ты его спрятала!

– Это ты его спрятала! Он у меня под подушкой всегда был!

– Вечно ты ничего не помнишь! Ты всё время брала его к папе и бабушке! Наверное, и вчера с собой таскала.

– Я назад привезла! Я помню! Ты всё врёшь! Это ты его потеряла!

– А-а-а!


Света еле открыла глаза и побрела разнимать дерущихся дочерей. Оказалось, что пропал калейдоскоп. Втроём они обыскали все комнаты, но игрушку не нашли, хотя каждая помнила, что вчера калейдоскоп был на месте. И с собой в гости его точно не брали. Оставив тщетные попытки утешить расстроенную Милану и жутко раздражённую Нику, всё ещё растрёпанная и одетая в пижаму Света пошла варить себе кофе.


Почему-то она не удивилась звонку в дверь, а лишь пожалела, что кто-то увидит её в таком неухоженном виде.


На пороге стояла большая корзина с цветами и корзина поменьше – такая с открывающейся с двух сторон крышкой, для пикника. Света как-то раз хотела купить такую корзинку, но Герман посчитал это пустой тратой денег. Она перевела взгляд с корзин на стоящего за ними мужчину:

– Ты приглашаешь нас на пикник? В январе?

– Нет, но я надеюсь получить приглашение войти, – ответил Герман.


Под недоумённое молчание Светы он занёс обе корзины в дом. Дочки радостно повисли на нём. Он мягко опустил их на пол:

– Мне надо вас кое с кем познакомить.


Сердце Светы ухнуло вниз, и она потянулась к двери, не понимая, почему сразу не заметила с ним женщину или кого он там привёл знакомиться с детьми.


Герман присел и открыл корзину для пикника. Из неё вывалился шерстяной разноцветный комочек: серый, белый, чёрный, рыжий оттенки переплетались странными пятнами.

– Надо же, прямо калейдоскоп на ножках, – ахнула Света, глядя как толстенький щенок обнюхивает подхватившую его Милану.

– Калейдоскоп? – переспросил Герман. – А что? Неплохое имя для австралийской овчарки. Можно звать его Кáлле. Я подумал, что детские мечты должны сбываться. И наши тоже, он достал из кармана маленькую бархатную коробочку и посмотрел Свете в глаза. – Давай начнём всё сначала. Меня зовут Герман, и я люблю тебя. Ты согласишься всё ещё быть моей женой?


***


– Вот и ты, мой друг, – поднимая с земли продолговатый предмет, сказал низкорослый старичок с овчаркой ростом ему по подмышку. – Сделал своё дело, значит. Ну что ж, молодец. Бруно, как думаешь, кому следующему немного чуда не помешает?

Овчарка коротко гавкнула и потянула хозяина в сторону.

– А-а-а, прекрасно. Просто прекрасно, – старичок потрепал собаку за ушами и поспешил к высокому мужчине, неподалеку выгуливающему щенка шоколадного лабрадора: – Постойте, любезнейший! Посмотрите, какую прелюбопытную штуку я тут нашёл. Думаю, вашему племяннику понравится. Откуда я знаю? Да я всех тут знаю, Торстен, не удивляйтесь. И меня все знают. Позвольте представиться: Рейнхольд Штурм, но все зовут меня дедушка Рейни.