Дары Солнца [Елена Геннадьевна Степанова] (fb2) читать онлайн

Елена Степанова Дары Солнца

(драма в пяти действиях)

Действующие лица

Жильцы первой квартиры:

Профессор, представительный интеллигентный мужчина лет 60

Сын, красивый молодой человек лет 30

Жильцы второй квартиры:

Мать, нервная интеллигентная женщина лет 50

Дочь, нервная молодая женщина лет 25

Жильцы третьей квартиры:

Муж, мужчина лет 40, недавно переехавший в дом из поселкового барака

Жена, женщина лет 40, недавно переехавшая в дом из поселкового барака

Жильцы четвёртой квартиры:

Девушка, молодая женщина лет 20

Парень, молодой мужчина лет 25

Люди улицы:

Первый

Второй

Третий

Четвёртый

Действие первое

Явление первое

Контуры многоквартирных домов, стоящих напротив друг друга. Слева дом с первой и второй квартирами, справа дом с третьей и четвёртой квартирами. Посередине видна улица, уходящая вдаль. Сцену заливает яркий весёлый свет. Первая квартира «открывается».

Профессор (смотрит в окно). Вот солнце. Новый день. Люблю утро. Это как начало новой жизни. Мне хорошо работается и думается вечерами, но утро я люблю больше всего: кажется, что всё ещё впереди, даже как будто ты никогда не умрёшь. Только нужно, чтобы утро было солнечным.

Сын. Да, утро солнечное.

Профессор. Хорошее начало дня. Я чувствую, что сегодня мне многое удастся.

Сын. Над чем ты сейчас работаешь, отец?

Профессор. Хм. Это не так просто объяснить. Скажу в самых общих чертах. Жизнь на Земле зависит от многих факторов, но важнейшим является Солнце, солнечный свет, лучистая энергия, взаимодействие небесных тел.

Сын скептически-вопросительно смотрит на отца.

Да, я говорю тривиальные вещи. Но послушай: я давно занимаюсь этой проблемой.

Сын. Какой проблемой? В чём тут проблема?

Профессор. Разреши мне закончить. Проблема в том, что люди не умеют использовать дары Солнца. Мы почти ничем в этом отношении не отличаемся от растений или животных: бездумно греемся под его лучами, не понимаем истинной значимости нашего светила.

Сын с сомнением качает головой.

И вот мне удалось… Я совершил открытие: Солнце воздействует на наш разум, просветляет наше сознание. Солнце – светлый источник жизни, источник разума, добра и любви. Помнишь, у Горького? «Мы – дети Солнца!» Точнее будет так. Есть две категории людей: одни способны воспринимать эту особую духовную энергию, другие нет. Первая группа малочисленна, это гении, величайшие творцы, пророки. Среди них попадаются и люди без таланта в общепринятом смысле, но они обладают даром безграничной доброты. И любви.

Сын. М-м. Ну, это просто философия. Я-то думал…

Профессор. Разве философия не наука?

Сын. Но ты говорил про открытие. Ты же физик. Я думал: ты о приборе каком-то, о физическом явлении. А тут…

Профессор. В том-то и дело, что физик: все свои предположения я проверяю на практике. Открытие – это не прибор. Прибор – это изобретение. Хотя прибор… Хм, ну что ж, прибор тоже есть, только пока несовершенный, «полевой» вариант.

Сын. Почему «полевой»?

Профессор. Потому что связан с работой в естественных условиях. (Помолчав.) Эта идея возникла давно, лет тридцать назад. Я тогда рассказал нашей маме, ей очень понравилось.

Сын (потрясённо). Маме?..

Профессор. Да. Она лучше всех понимала меня. (Помолчав.) Это было ещё до твоего рождения. Мы были молоды и счастливы, так счастливы, что порой вели себя, как дети. Смеялись когда хотели, никого не стесняясь, в парке бегали друг за другом, прятались за деревьями… А раз я наклонился и сказал: «Залезай!» – и побежал по дорожке, а твоя мама сидела у меня на плечах, смеялась и кричала, потому что боялась упасть.

Сын смотрит во все глаза.

Да… (Улыбается.) Это было чудесно. Я тогда ещё заметил, как меняется настроение твоей мамы: когда светило солнце, особенно с самого утра, она была весёлой, любила жизнь и привечала людей, но, когда небо было пасмурным, она сникала, грустила, томилась… Твоя мама была очень чувствительным человеком, очень.

Сын растроган, молчит, боясь выдать своё состояние.

Тогда-то у меня и возникло смутное ощущение нашей зависимости от Солнца – не только физической, физиологической зависимости, но и духовной. Сначала я просто философствовал, как ты говоришь, а потом решил проверить свои соображения на практике. Долгое время ничего не получалось, но в меня верили. Это очень важно, когда в тебя верят.

Сын (хрипловатым голосом). А дальше?

Профессор. Дальше… Дальше были многочисленные эксперименты – в глубинке. Твоя мама ездила в диалектологические и фольклорные экспедиции, собирала материалы для словаря народных говоров, и я стал с нею ездить.

Сын. Я ничего об этом не знал. Почему ты раньше не рассказывал?

Профессор. Трудно сказать почему. Иногда нужно подходящее настроение, чтобы о чём-то рассказать. (Молчит.) Ну вот… Мы ездили по деревням, архангельским и вологодским, по Русскому Северу. Там такие люди… В ладах с собой и миром, настоящие дети природы, дети Солнца.

Сын. Какие они?

Профессор. Очень трудолюбивые. Встают ни свет ни заря, сразу делами занимаются: кто в поле, кто на луг траву косить, кто в лес по грибы, по ягоды, кто в огород, кто на реку рыбачить, кто за скотиной ухаживать… Работы в деревне много. Если не поработаешь, в рот нечего будет положить. (Воодушевляясь.) Время и пространство у них – целая система, где всё взаимосвязано, символично. Взять избу. Окна – это очи дома, вот их и украшали: снаружи – наличниками, внутри – занавесками.

Сын. Да, я, кажется, что-то такое читал.

Профессор. Ты читал, а я видел. Да, хорошие люди там были – работящие, самостоятельные, стойкие, талантливые. А речь какая – заслушаешься. (Посмеиваясь.) Правда, мне не всё понятно было, зато твоя мама – молодец, будто родилась среди них, так хорошо их понимала, умела разговорить. Сама сидит, вопросы задаёт, кивает, слушает, в блокнотике записывает, а я рядом сижу с магнитофоном.

Сын. С магнитофоном? Каким?

Профессор. Да был такой здоровый, тяжёлый бобинный магнитофон, «Маяк» назывался. Ох, потаскал я его… Килограммов двенадцать весил.

Сын. Вот это гроб…

Профессор (смеётся). Как ты его назвал?

Сын тоже смеётся.

Да, техника была не то, что сейчас, но, знаешь, надёжная. Мы с этим магнитофоном несколько лет ездили, народную речь записывали. Потом мама долго прослушивала записи, расшифровывала, сравнивала с тем, что у неё в блокнотах было. Кропотливая работа… (Молчит.) Да, вот там-то и я свои исследования проводил, только так, чтобы никто не догадался. Прибор у меня в рюкзаке был, я его заранее настраивал, когда никто не видел, потом садился рядом с кем-нибудь из мужиков, стариков, старух, разговаривал с ними, в глаза глядел. Это очень важно – какие у человека глаза.

Сын. Ну да, слышал: глаза – зеркало души.

Профессор. Ты слышал, но не веришь, для тебя это только красивые слова, а ведь это правда: в глазах отражается душа, и с возрастом это видно всё лучше. Мне было интересно проверить своё впечатление от человека с тем, что показывал мой прибор.

Сын. А что он показывал?

Профессор. Он показывал степень солнечности человека.

Сын. Чего?

Профессор. Я не хочу термины использовать, говорю так, чтобы тебе было понятно. Ты же гуманитарий.

Сын. Ну, юрист не гуманитарий.

Профессор. Знаю, но всё-таки ты очень далёк от точных наук. Что, мне объяснять все разделы физики, теорию света, теорию поля, теорию струн?

Сын. Нет, не надо.

Профессор. Давай я буду оперировать метафорами и простыми словами, всё равно суть останется. Итак, моя интуиция почти всегда подтверждалась: если я чувствовал, что человек хороший, правильный, чистый, думает о мире, о людях, о Боге, о душе, старается жить по правилам, писаным и неписаным, так, чтобы людям добро принести, то и мой прибор показывал высокую степень солнечности этого человека. Понимаешь?

Сын. Не совсем.

Профессор. Нравственная сущность человека имеет свою природу, физическую в том числе, только это очень тонкие материи.

Сын. Никогда не думал.

Профессор. А думать полезно. И интересно. Я вот всю жизнь размышляю над разными проблемами, и мне не надоело. (Помолчав.) После смерти мамы меня только работа и спасла. Да ещё ты.

Сын. Мне тогда казалось, что ты меня не замечаешь.

Профессор. Я просто старался меньше на тебя смотреть: ты так похож на свою маму… Мне было больно видеть в тебе её черты. Пойми это правильно.

Сын. Понимаю.

Профессор. Не обижайся.

Сын. Не обижаюсь. (Помолчав.) Отец…

Профессор. Да?

Сын. Ты столько лет потратил на свои исследования. К чему ты пришёл? Ты ведь не случайно заговорил об этом сегодня.

Профессор. Я пришёл к парадоксальному выводу: люди тоже воздействуют на Солнце.

Сын. Как?!

Профессор. Своими добрыми делами, душевным теплом, чистыми помыслами мы повышаем солнечность мира, отдаём Солнцу обратно его чистую лучистую энергию, и оно продолжает жить. Но в последнее время количества зла в мире критически выросло, оно искажает, коверкает души людей, разрушает всё изначально доброе, что в них есть. От нашего мира теперь исходит тьма, она ещё не видна глазами, она доступна только внутреннему зрению, но скоро… О, скоро будет катастрофа.

Сын. О чём ты, отец?!

Профессор. Солнце скоро погаснет.

Сын. Ты… Ты в своём уме?

Профессор. Я бы обиделся на тебя, если б не видел, как ты встревожен. Это хорошо, что ты неравнодушен.

Сын. Прости, я был резок. Но всё-таки я не пойму, ты меня пугаешь.

Профессор. Меня самого пугает моё открытие, но это так. Когда зло победит, когда всё страшное, дикое, звериное выйдет наружу, а остальные будут трусливо прятаться по углам, наш мир станет тусклым, он будет очень скудно освещаться, потому что мы убьём Солнце. Это взаимосвязано: чем Солнца будет меньше, тем меньше в людях останется человеческого. Грядёт хаос и смерть.

Сын (вздыхает). Ты берёшь на себя слишком много, отец. Ты ведь не пророк. А если ты прав, то что делать? Как жить, зная, что мы все обречены?

Профессор. Даже если бы я мог донести эту идею до всего человечества, даже если бы мне все поверили, и то вряд ли можно рассчитывать на положительный результат.

Сын. Почему?

Профессор. Да потому, что человек инертен, ленив, им управляют привычки и стереотипы, он меняется медленно, с трудом. А чтобы спасти человечество и Солнце, нужно измениться большинству, в идеале – всем.

Сын. Значит, мы обречены…

Профессор. Мы обречены на гибель нынешнего мира. Но, может быть (у меня теплится такая надежда), вслед за тёмными временами наступит Возрождение, Рассвет, Воссветление. Ведь человек не просто общественное животное. Муравьи вон тоже общественные – общественные насекомые, но мы же не муравьи. Чтобы жить по-настоящему, человеку нужно нечто большее, чем всем остальным живым существам. Ему нужна мечта, движение вперёд, к новому, неизведанному. Человек живёт в настоящем, но устремлён в будущее. Живёт в данный момент, но помнит о прошлом. Поверх реального мира наброшена, словно незримая сетка, система понятий и представлений о нём. Мы единственные из живых существ, кто способен осознать, что такое мир, а значит, мы можем разумно действовать. Иначе зачем нам дан разум?

Сын. Эх, отец, ты как был, так и остался идеалистом.

Профессор. Нельзя жить только материальным. У нас же есть душа, есть дух.

Сын. Ну хорошо. Мы обязательно поговорим об этом, когда я вернусь.

Профессор. Ты уезжаешь? Надолго?

Сын. Да, на неделю.

Профессор. Куда?

Сын. В Энск.

Профессор. Опять будешь защищать убийц, воров, растлителей?

Сын. Это моя профессия.

Профессор. Профессия – защищать негодяев?

Сын. И не пытайся, я не поддамся, моя броня крепка.

Профессор. Броня цинизма?

Сын. Пусть так. Иначе не выжить.

Уходит в другую комнату, начинает собирать вещи. Профессор прислушивается, стоя у окна. Сын возвращается.

Отец, береги себя. Я скоро приеду.

Они обнимаются.

Профессор. Счастливого пути.

Сын. Пока! (Уходит.)

Профессор печально глядит ему вслед. Квартира «закрывается».

Явление второе

«Открывается» вторая квартира. Мать вытирает пыль с подоконников, поливает цветы, Дочь сидит за компьютером.

Мать. Хороший день.

Дочь. Почему?

Мать. Солнечный. Сразу на душе веселей.

Дочь. Мне так всё равно.

Мать. Ну не скажи. Когда пасмурно, сразу весь мир каким-то унылым кажется, безрадостным.

Дочь. Это у тебя воображение разыгралось.

Мать. Смотри, сын профессора.

Дочь. Где?

Вскакивает, подходит к окну, внимательно смотрит, как тот идёт по двору.

Мать. Какой красивый молодой человек. Сразу видна порода. Стáтью в отца, лицом в мать.

Дочь. Ты знала его мать?

Мать. Да, чисто по-соседски. Они же тут живут с самого начала, как дом сдали. Уже лет тридцать прошло. Моим родителям тогда тоже здесь квартиру дали. Потом мама умерла, она тяжело болела. Папа уехал в деревню, к родне, там и погиб во время пожара. А я вышла замуж, мы тут с твоим отцом жили.

Дочь. Ну, опять пошли воспоминания. Я же тебя спросила про жену профессора.

Мать. Какая ты неприветливая стала, с тобой трудно разговаривать. (Помолчав.) Ну что? Они оба работали в университете, только она филолог, а он физик. Часто уезжали в командировки куда-то. Очень дружные были, не разлей вода.

Дочь. А какая она внешне была?

Мать. Сейчас говорят «стройная», а раньше – «худенькая». Вот она такая была, как подросток. Живая, быстрая, приветливая (укоризненный взгляд на дочь), всегда первая поздоровается, рассмеётся, как колокольчик. С таким человеком легко жить.

Дочь. Так она красивая была?

Мать. Ну, у всех свои представления о красоте, и мы, женщины, других-то женщин обычно не хвалим, но я бы назвала её красивой: черты лица тонкие, глаза ясные, в душу тебе глядят. Светлая такая женщина была.

Дочь. А когда она умерла?

Мать. Да уже лет двадцать прошло.

Дочь. Так он без матери вырос, получается.

Мать. Ну, где-то в третьем классе, наверное, учился, когда мать умерла. Она в одночасье слегла. Раз – и нету человека. А от какой болезни, не знаю.

Дочь. И что профессор? Больше не женился?

Мать. Ты что? Там такая любовь была… Нет, он на женщин даже не смотрел. (Откашливается.) Неловко вспоминать…

Дочь. Что такое?

Мать. Мы с твоим отцом как раз развелись, тебе четыре года было, ты ничего не помнишь, наверное.

Дочь. Нет.

Мать. Я тогда подумала: вот мы два одиноких человека, почему бы нам не связать свою жизнь?

Дочь. Что?! Ты клеила профессора? (Смеётся.)

Мать. Мне всего двадцать девять было. Посмотри старые фото, я на них хорошо выгляжу. Профессор тоже ещё молодой мужчина был, в расцвете сил. Он и теперь хорош, а раньше… Что ты! На него все женщины заглядывались.

Дочь. Верю, верю. Ты про себя расскажи. Что ты там предприняла?

Мать. Ну что… Я по-соседски… Пирожков настряпала, им принесла, угостила. Профессор и не отказался, машинально взял, поблагодарил. Почти такой же, как всегда, только взгляд потухший, всё в сторону глядел да куда-то вдаль, как будто он не здесь был. А сына я в гости к нам звала, он приходил даже пару раз, чай у нас пил, с тобой играл.

Дочь. Не может быть. Я ничего не помню.

Мать. Да, вы тут на ковре с ним сидели, из кубиков дом строили. Я это хорошо запомнила, потому что мечтала тогда о новой семье: вот дом, это наш дом, наш уголок, наш очаг… Вот наши дети…

Дочь. А почему не вышло-то?

Мать. Так сердцу не прикажешь. Профессор никого не видел, ничего не замечал, как будто от него только оболочка осталась. И мальчишка перестал приходить. Видно, неинтересно ему у нас было, а может, отец запретил.

Дочь. Жаль.

Мать (вздыхает). А уж как мне было жаль…

Дочь. А что сейчас, ты совсем не общаешься с профессором?

Мать. Ну, как… По-соседски… Здороваемся, иногда так, пару фраз скажешь, он что-то ответит. Ну, случайные люди тоже могут поговорить, например, когда в лифте едешь или в очереди стоишь. Это ведь ненастоящее общение.

Дочь. Ну… Да, в общем. А почему ты ещё раз замуж не вышла? За другого?

Мать. Да что ты всё меня выспрашиваешь?

Дочь. А когда ещё с тобой по душам поговоришь? Ты только охаешь, да ругаешься, да жалуешься.

Мать (обиженно). Ну спасибо, доченька.

Дочь. Мама, не обижайся. Давай хоть иногда по-человечески разговаривать.

Мать. Хороший призыв. (Помолчав.) Что, о чём ты тут спрашивала? Почему я замуж не вышла? Ты думаешь, это так просто? А ты почему ещё не замужем?

Дочь. Ничего ты стрелки переводишь…

Мать. Ничего не перевожу, это всё одно и то же, явления одного порядка.

Дочь демонстративно отворачивается.

Доча, ну сама посуди: мы обе женщины, мы хотим счастья с близким человеком, а вовсе не одиночества. Но по заказу-то это не приходит. И нельзя приказать полюбить, даже себе не прикажешь. Вот я мечтала стать женой профессора, но для этого нужен был интерес и с его стороны, так что ничего не вышло. А другие мужчины в сравнении с ним казались совсем тусклыми.

Дочь поворачивается к матери.

Тебе вот, вижу, нравится его сын. Да, очень видный молодой человек, очень. Правда, он всё равно недотягивает до своего отца, как-то мельче, что ли.

Дочь. Как мельче? Он ростом с отца.

Мать. Да я же не про внешность. То есть… Как бы тебе объяснить… Может быть, профессор не был так красив, как его сын, но он был интереснее, крупнее как личность. Вот он учёный. Другие учёные посвятят себя науке, а людей не видят. А профессор всегда был внимателен к людям, думал о городе. Ты знаешь, что наш парк хотели вырубить?

Дочь мотает головой.

Профессор тогда очень возмущался, организовал жильцов, все подписались под заявлением, он и по местному телевидению выступал, хорошо так говорил – заслушаешься. И парк сохранили.

Дочь. Надо же.

Мать. Я не помню, конечно, его речь, помню только, что слушать его голос было очень, очень приятно. Он говорил простыми словами, но так славно, естественно, так убедительно, что чуть не загипнотизировал. В какой-то момент мне показалось, что я плыву в потоке света… Это такое счастье… (Помолчав.) Ещё была жива его жена, и я тогда ей так позавидовала…

Дочь (машинально). Может быть, её и убила чёрная зависть…

Мать. Что? Что ты сказала?!

Дочь. Что?

Мать. Что ты сказала?!

Дочь. А что?

Мать тяжело дышит, хватается за грудь, за сердце.

Что с тобой, мама?

Мать (отдышавшись). Не знаю. Схватило что-то… Я ослышалась или ты вправду обвинила меня в убийстве?

Дочь. Ты что? В своём уме?

Мать. Вот это в твоём репертуаре… Значит, послышалось.

Дочь. Вечно придумаешь что-нибудь, а потом из-за этого начинаешь страдать. Тебе что, так нравится страдать?

Мать подходит к окну.

Мать. Никакой радости в жизни не осталось. Вот только солнце и радует.

Дочь. Ну, началось…

Мать. Здоровья нет, денег нет, любимого человека нет, дочь хамит каждый день. Какие уж тут радости…

Дочь. Ну да, конечно, это я одна во всём виновата.

Мать. Да ты меня не слышишь.

Дочь. Это ты меня не слышишь, а я каждый день одно только слышу – как ты ноешь да ноешь, плачешь да плачешь, скулишь да скулишь. Этот скулёж мне всю жизнь отравил! У меня тоже нет никаких радостей! Да, мне нравится сын профессора, я даже моменты подлавливаю, чтобы его на лестнице встретить. Я бы на всё что угодно согласилась, лишь бы он на меня внимание обратил, да только я для него пустое место. И ты можешь что угодно говорить, мне всё равно!

Убегает в другую комнату.

Мать. Господи… За что же такое проклятие на нашу семью… И что она сказала про зависть? Неужели мне послышалось?

Квартира «закрывается».

Явление третье

«Открывается» третья квартира. Мужчина лежит на диване, женщина стоит у окна, поправляет шторы.

Муж. Штору задёрни: свет прямо в глаза.

Жена. Да ты никак весь день спать собрался?

Муж. Дай спокойно полежать.

Жена. Лежи, кто тебе не даёт.

Муж. Раз в неделю только и выспишься…

Жена. Каждую ночь храпишь, как не знаю кто. Это я не высыпаюсь.

Муж. Дёрнул же меня чёрт жениться на этой бабе…

Жена. Угораздило же меня выйти замуж за этого…

Муж. Ну договаривай…

Жена. Да вот слова не подберу.

Муж. Чтоб у тебя да слова кончились? Ха!

Жена. Слов-то у меня много, да ругаться с утра не хочу.

Муж. А что, интересно, ты сейчас делаешь? Не ругаешься?

Жена. Нет, это я пока по-доброму с тобой разговариваю.

Муж. Ну если по-доброму, то давай, жёнушка, накорми меня, напои да спать уложи.

Жена (смеётся). Ой, сказочник… Ладно, так и быть, будет тебе сейчас завтрак. (Уходит на кухню, гремит там посудой.)

Муж. Вот так-то лучше. Баба должна знать своё место.

Жена (выглядывает). Чего-чего?

Муж. Чего-чего… Ничего!

Жена скрывается.

Даже страшно представить, как там было у древних, когда бабы командовали. Как это называется? Ма-три-ар-хат… Так что, там баба была вождём племени? Главнокомандующим? Гы-гы. Гы-гы-гы.

Жена (выглядывает). Чего?

Муж. Ничего!

Жена скрывается.

Ну, вообще-то моя ещё ничего, особенно когда добрая. А без ругани-то как? Не обойдёшься. Милые бранятся – только тешатся. Эх… Было ж времечко…

Жена (заходит). Что, заждался?

Муж. Да ничего.

Жена. Несколько минуток ещё, пусть потомится.

Муж. Что там у тебя?

Жена. Гречневая каша, что ещё.

Муж. Опять каша. Щи да каша – пища наша…

Жена. Что тебе опять не так?

Муж. Да всё так.

Жена. Нет, ты сегодня точно не с той ноги встал.

Муж. Да я ещё не встал.

Жена (подходит к окну). Смотри, день какой! Солнечный!

Муж (подходит к окну). Ну да, эт хорошо. Может, на озеро поедем? А? Пока погода-то хорошая.

Жена. М-м-м.

Муж. Покупаемся, позагораем?

Жена. М-м-м.

Муж. Я порыбачу чуток.

Жена. Я всё ждала, когда ты это скажешь. (Смеётся.)

Муж. Ну лады?

Жена. Смотри, сын профессора.

Муж. Точно. Как на параде идёт.

Оба внимательно смотрят, как тот идёт по двору.

Жена. Да уж, не военный, а прямо выправка. Папаша тоже статный мужчина.

Муж. Да, старик ещё в форме.

Жена. Да ладно, какой он старик?

Муж. А что, ему точно шестьдесят есть или больше.

Жена. А ты-т почём знаешь?

Муж. Так слышал, говорили, что, мол, профессор уже на пенсию вышел.

Жена. С кем это ты его пенсию обсуждал? С этой невротичкой, что ли?

Муж. Ну, она рядом с ним живёт, побольше нашего знает. Внимательная такая женщина, вежливая. Всегда здоровается.

Жена. Я ей волосья-то повыдергаю…

Муж. С ума сошла…

Жена. Я ей глазёнки-то повыцарапаю…

Муж. Окстись!

Жена. Я ей…

Муж. Цыц говорю! Хватит ерунду-то молоть. Просто по-соседски поговорили немного, и всё. Она ж меня старше лет на десять, если не больше. Я её как бабу не воспринимаю, успокойся.

Жена. Да я-то успокоюсь…

Муж. На ровном месте вот заводишься.

Жена. И что, что профессору шестьдесят? Какой он старик? Да он быстрее тебя ходит!

Муж. Ха, сравнила! Быстрее – это что, моложе, что ли?

Жена. И морщин почти нет, и глаза такие, ясные. Нет, он не старик.

Муж. Ну прямо… Что ты так хвалишь? Замуж за него собралась?

Жена. Да уж лучше такой муж, как он. Поди не ругался с женой-то.

Муж. Говорят, красивая была женщина, спокойная, ласковая…

Жена. Ты на что это намекаешь?

Муж. Ни на что. Просто говорю, что люди говорят.

Жена. А мне показалось…

Муж. Доброго слова нельзя ни о ком сказать – сразу на дыбы становишься.

Жена. Так если б ты просто говорил, от души, а то ведь всё с подковыркой.

Муж. Да тебе мерещится. Не придумывай.

Жена. Вот-вот. А мне обидно.

Муж. Я уж не знаю, как с тобой разговаривать-то. Чувствительная ты больно. Прынцесса нашлась.

Жена. Да, а ты, конечно, прынц. На белом коне.

Муж. А что? (Смеётся.)

Жена. Да ничего. Конь-то поди получше тебя будет.

Муж. Да ты…

Жена. Конь-то хоть молчит, не ругается. Добрый, хороший такой, ласковый.

Муж. Рехнулась совсем.

Жена. Да что с тя взять? Вот так зять, неча взять.

Муж. Это ты маманю свою вспомнила?

Жена. Да, вспомнила. А тебе что, плохо сразу стало?

Муж. Да нет, я просто.

Жена. Ну и я просто.

Муж. Я ж просто говорю: на озеро хорошо бы, раз день солнечный.

Жена. М-м-м.

Муж. Солнце-то не каждый день бывает.

Жена. М-м-м.

Муж. Вот вчера пасмурно было. Лето, а ни тепла, ни солнца.

Жена. М-м-м.

Муж. Костерок разожжём, шашлычков пожарим… Бутылочку с собой взять можно… У нас же водка осталась. Можно соки купить, эти, коктейли сделать. А? Смешать да попробовать, что вкуснее: водка с яблочным соком или с апельсиновым? А то так помрёшь и не узнаешь.

Жена. Ладно уж, поедем, уговорил.

Муж. Вот. Каша-то истомилась поди.

Жена. Да, истомилась красна девица по добру молодцу!

Оба смеются. Муж хлопает жену ниже спины. Та шутливо замахивается на него. Весёлые, они уходят на кухню. Квартира «закрывается».

Явление четвёртое

«Открывается» четвёртая квартира. Девушка и парень сидят на диване, каждый уткнулся в свой мобильник. Разговаривают, не глядя друг на друга.

Парень. Я есть хочу.

Девушка. Иди ешь.

Парень. Так ты ничего не приготовила.

Девушка. Холодильник на кухне.

Парень. Я хочу горячего.

Девушка. Разогрей.

Парень. А ты?

Девушка. Что я?

Парень. Ты могла бы.

Девушка. А мне не надо.

Парень. Тогда пойду в кафе.

Девушка. Иди.

Парень встаёт, подходит к окну.

Парень. Солнце. (Пауза.) Хороший день. (Пауза.) Вон сын профессора.

Девушка (подходит к окну). Где?

Парень показывает рукой. Оба внимательно смотрят, как тот идёт по двору.

Да. Есть на что посмотреть.

Парень. Не понял.

Девушка. Да всё ты понял.

Парень. Ну и?

Девушка. Проехали.

Парень. Ладно, я ушёл. (Уходит.)

Девушка. Мог бы и молча уйти. (Садится на диван с телефоном в руке, зевает.) Скучно.

Утыкается в телефон. Квартира «закрывается».

Явление пятое

Улица. Сын профессора идёт с высоко поднятой головой, думая о чём-то своём. Впереди сбоку выходят четыре парня. Он их не замечает.

Первый. Кого я вижу…

Второй. Профессорский сынок…

Третий. Врежем ему?

Четвёртый. Да на фиг связываться?

Первый. Эй!

Сын профессора продолжает идти.

Тебе говорю!

Сын профессора подходит к парням почти вплотную, смотрит на них высокомерным жёстким взглядом. Они не выдерживают, расступаются. Сын профессора уходит.

Третий. Надо было ему врезать!

Второй. На словах-то ты шустрый.

Четвёртый. Ишь, гордый какой…

Первый. Взгляд как у волка.

Третий. Я что-то не заметил.

Второй (смеётся). То-то ты первый отскочил.

Третий. Да пошёл ты.

Первый (задумчиво). Правда, волк.

Второй. Какой он волк? Вылизанный весь, в костюмчике, с портфельчиком.

Первый. Костюмчик и портфельчик – это как овечья шкура.

Третий. Чего?

Четвёртый. Ну, так говорят: волк в овечьей шкуре.

Второй. То есть он что, притворяется?

Первый. Да, за этой овечьей шкуркой скрывается настоящий волчара.

Третий. Да мы сами волки.

Второй. Ха! Ты себя небось самым главным хищником считаешь?

Третий. Ну не главным, но всё-таки…

Четвёртый. Да он-то поволчее нас будет.

Первый. Это точно. Вот бы его вожаком в нашу стаю!

Третий. Да ты что? Этого… (Плюёт на землю.)

Первый. Помяни моё слово.

Уходят.

Действие второе

Явление первое

«Открывается» первая квартира. Профессор подходит к окну. Сцена освещена неярко.

Профессор. Опять тучи. Когда же будет солнце?

Слышен звук открывающейся двери, шум шагов. Входит сын.

Приехал! Наконец-то! Здравствуй!

Сын. Здравствуй, отец.

Профессор. Устал? Чаю хочешь или, может быть, кофе?

Сын. Спасибо, не надо.

Профессор. Дай хоть обнять тебя.

Сын. Телячьи нежности…

Обнимаются.

Профессор. Как твоя поездка? Удачно?

Сын. У меня всегда всё удачно. Ты же знаешь.

Профессор. Но я вижу: ты чем-то недоволен.

Сын. Ну…

Профессор. Сядь, расскажи.

Сын. Да я в самолёте и в такси насиделся. Лучше постою. (Помолчав.) Я вижу, ты не отстанешь, пока не узнаешь. (Ухмыляется.) Ну слушай. Настоящей удачей я считаю оправдательный приговор, а в этот раз приговор обвинительный, хотя клиент остался доволен. Вместо тюрьмы психушка. Предваряю твой вопрос насчёт клиента: он убийца, я настаивал на его невменяемости, экспертиза подтвердила.

Профессор. А на самом деле?

Сын. У меня сложилось впечатление, что он вполне вменяем, просто слишком жесток. (Помолчав.) Бывает оправданная жестокость, а бывает неоправданная. Вот его случай относится ко второму разряду.

Профессор. Ты так спокойно об этом говоришь.

Сын. А ты чего бы хотел? Чтобы я рыдал и заламывал руки? Моя профессия требует ясного ума, чувства только мешают.

Профессор. Ты как-то изменился. Стал жёстче.

Сын. Я воспринимаю это как комплимент. (Смягчаясь.) Извини, отец, я всё-таки устал. Что ты там говорил насчёт чая? (Улыбается.)

Профессор (спохватываясь). Конечно. Сейчас заварю. (Уходит на кухню.)

Сын (задумчиво). Я сам чувствую, что во мне что-то изменилось, только не пойму что. (Уходит на кухню.)

Отец и сын сидят за столом, пьют чай.

Хороший чай. Вообще самая вкусная еда – дома.

Профессор. Это точно.

Сын. Я постоянно в разъездах, иной раз просыпаюсь, смотрю в потолок, на стены и сразу даже не понимаю, где я, куда меня занесло. Как будто затерялся в пространстве и во времени.

Профессор. Меня это тревожит.

Сын. Мне самому не нравится. (Улыбается.) Хорошо, что пока ещё не забыл, кто я такой и как меня зовут. (Смеётся.)

Профессор (улыбается). Я давно не слышал твоего смеха.

Сын. Теперь серьёзно. Последняя поездка меня доконала. Я почувствовал, что больше так не хочу, что это не моё.

Профессор. Я как-то не совсем понимаю тебя.

Сын. Как будто жизнь проходит мимо. Нет удовлетворения от того, что я делаю.

Профессор. Последний процесс ты воспринимаешь как свою неудачу? Поэтому?

Сын. М-м-м. Не знаю, есть ли тут связь. Раньше для меня это очень многое значило – выиграть дело, победить, несмотря ни на что.

Профессор. И ни на кого…

Сын. Да, это так.

Профессор. А теперь?

Сын. Теперь… Я по-прежнему равнодушен к людям, которых защищаю, но раньше мне не было противно это делать…

Профессор. И как ты намерен поступить?

Сын. Пока не знаю. Может, в политику пойти? Стать во главе какой-нибудь общественной организации? Бизнес мне неинтересен. Меня привлекает управление массами. А, как тебе это?

Профессор. Хм. А какая у тебя программа?

Сын. Да никакой. Мне пока всё равно, просто чувствую в себе силы организовать толпу и повести за собой.

Профессор. Но это же гигантская ответственность… Да, у тебя есть харизма, воля, сила, даже, возможно, талант, но всё должно быть нравственным, иначе беда.

Сын. Ну почему сразу беда?

Профессор. Да потому, что толпа слепа, она гораздо более восприимчива к злому, чем к доброму. Ею управляют инстинкты и низменные потребности, а человек должен стремиться к возвышенному. Иначе какой же он человек?

Сын. Опять философия. Давай лучше пить чай.

Профессор (вздыхает). Давай.

Сын (отхлёбывая из чашки). Вкусный чай, отец. Самый вкусный чай – твой.

Профессор. Я рад. Может, помня о чае, будешь больше бывать дома.

Сын смеётся.

А вообще, хорошо, что к твоему приходу я успел помыть посуду…

Сын. То есть?

Профессор. Да почти целый день не было воды.

Сын. Пора свернуть шею этой управляющей компании…

Профессор. Ты заметил, что погода испортилась?

Сын. М-м, мне как-то не до погоды. Ну, наверное.

Профессор. Солнца нет уже несколько дней. (Барабанит пальцами по столу.) Днём шёл дождь, и я думал: вот с неба падает вода, а в доме её нет…

Сын. Вода…

Профессор. Что?

Сын. Да вспомнил…

Профессор. Что?

Сын. Есть такое высказывание: можно бесконечно долго смотреть на три вещи: на то, как течёт вода, как горит огонь и как работают другие люди. (Хохочет.)

Профессор. Ну…

Сын. Есть ещё один вариант концовки: как считают деньги. (Хохочет.)

Профессор. Это пошло.

Сын. Согласен. Мне больше нравится первый вариант.

Профессор. Мне тоже.

Сын. А как бы ты объяснил этот феномен?

Профессор. Ты про воду, огонь и работу?

Сын кивает.

(С иронией.) Про воду, огонь и медные трубы…

Сын смеётся.

Что ж… Вода – это как бы подвижная неподвижность. И стоячая вода, и текучая. Вот смотри. Озеро. Вода стоит, она неподвижна, но это только миг, а потом рябь от ветерка, лист упал и стал кружиться, водомерка пробежала и оставила еле заметный след на воде, ветер подул – и волны… А если река, если вода течёт, то это особенно чувствуется: всё время движение, волны, плавные перекаты, но общее впечатление постоянства, неизменности. Так было всегда, и так будет всегда. И это завораживает.

Сын. А огонь?

Профессор. Огонь для древнего человека был загадкой, даром богов или духов. Ему приносили жертвы, его задабривали, считали живым. Он может сжечь и согреть, он несёт уничтожение и созидание. И тот, кто управляет огнём, возвышается над всеми.

Сын (для себя). Значит, огонь…

Профессор. Раньше у костров собиралось племя, древние люди пели песни, устраивали пляски, имитировали движения животных, кто-то был оленем, кто-то охотником. Они совершали свои обряды и верили, что это поможет, что охота будет удачной, что племя не будет голодать. Потом открытый огонь горел в очаге жилищ, в домах, в замках, которые освещались факелами. В темноте ночи, в холоде зимы только огонь спасал человека. Огонь и согревал, и освещал, он помогал избавиться от страха – страха перед неизведанным, перед злыми силами, духами тьмы. Современный человек редко сталкивается с открытым огнём, но, сидя у костра, он глядит и глядит на пламя, на языки огня, на пляшущую стихию… Даже тот, кто не привык думать, чувствует, что огонь – это могучая сила, это жизнь и смерть, это пульс природы.

Сын. Отец, да ты настоящий поэт.

Профессор. Ну что ты. Просто мысли вслух.

Сын. А работа?

Профессор. Работающие люди – это тоже движение. Движение – это жизнь, изменение, развитие, порыв вперёд, в будущее, попытка овладеть временем, подчинить себе обстоятельства. Когда человек работает, пространство и время упорядочиваются и как будто подчиняются человеку. И человек чувствует себя творцом своей судьбы, он сильнее, чем в покое, хотя и в покое может созидать силой мысли.

Сын. А когда мы глядим на работу других?

Профессор. Мы мысленно приобщаемся к ней, видим, как другие преобразуют мир, упорядочивают его. Даже если работа не приносит блага, например разрушает природу, человек об этом может не подозревать, он верит в свои силы, свой разум, свои руки, он чувствует свою силу, и это передаётся другим, заражает тех, кто рядом, энтузиазмом, желанием тоже что-то сделать, оставить свой след на Земле.

Сын скептически смотрит на отца.

Строители могут казаться муравьями на высотном доме, но каждый из них в какой-то момент чувствует себя гигантом, потому что сделал это – построил огромное здание. Это профессиональная гордость.

Сын закидывает голову, задумчиво смотрит вверх.

Учитель сильно устаёт от каждодневной текучки, суеты, ответственности, но, глядя на подросших учеников, может гордиться тем, что его труд, старания, нервы, заботы реализовались в детях, оставили след в их сознании, в их душе.

У сына остановившийся взгляд.

Парикмахер умелыми движениями приводит в порядок наши волосы, творит красоту. Повар готовит обед в столовой и чувствует удовлетворение от того, что голодные люди могут насытиться вкусной едой. Это тоже гармония. Можно не думать об этих вещах, но даже глупый человек что-то такое чувствует, вот почему любит смотреть на чужую работу, на процесс созидания чего-то нового.

Сын. Да, это всё хорошо. Я вроде бы не глупый, но вряд ли смог бы так объяснить, как ты.

Профессор. Ты просто не пытался.

Сын. Как хорошо, что есть с кем поговорить по душам.

Профессор улыбается.

Спасибо, отец. Дай обниму тебя.

Профессор. Мой мальчик…

Они обнимаются. Квартира «закрывается».

Явление второе

«Открывается» вторая квартира. Мать стоит у окна, дочь сидит за компьютером.

Мать. Опять пасмурно. Солнца нет уже несколько дней. Когда же это кончится?

Дочь. Опять скулёж. Ты мне мешаешь.

Мать. Такси подъехало… О, сын профессора!

Дочь (вскакивает, подходит к окну). Вернулся…

Мать. Как он хорош! Красавец мужчина!

Дочь пристально смотрит.

Дочь. А ты не могла бы… по-соседски…

Мать. Что?

Дочь. Ну, как-нибудь… Может, к нам их пригласишь?

Мать (изумлённо). А повод?

Дочь. Ну будто у меня день рождения.

Мать. Они не придут.

Дочь. А ты попробуй.

Мать. Это невозможно, неловко.

Дочь. Ну ради меня! Когда я тебя о чём-то просила?! Тебе трудно хоть что-то сделать для меня?! Да?!

Мать. Не кричи. Я попытаюсь. Но не вини меня, если они не придут.

Дочь. Тогда завтра!

Мать. Господи…

Дочь. Нет, сегодня пойди и скажи, что у меня день рождения в субботу. Пригласи их, да понастойчивей!

Мать. Хорошо, сделаю, как ты просишь, но не вини меня…

Дочь (не слушая). У меня есть деньги, я отложила на чёрный день. Но это будет светлый день, лучший день! Надо будет купить самое лучшее. Сейчас посмотрю цены. (Ищет в Интернете.)

Мать. Господи… Ты веришь, что они придут?

Дочь. Конечно!

Мать. Мне бы твою уверенность…

Дочь. Да, хорошо бы, тогда бы ты, возможно, давно уже была женой профессора.

Мать. Как ты можешь?

Дочь (не слушая). Шампанское… Так… Лучшее… Коньяк… Икра…

Мать. Чего же ты ждёшь от этого дня? Если они придут?

Дочь. Никаких «если». Они придут! Чего жду? Что моя жизнь наконец изменится! Господи… Хоть посмотреть на него вблизи… Может, я ему понравлюсь. Может… Ах, если бы…

Мать. Боже мой… Боже…

Дочь. Хватит причитать! Я верю, что они придут. А если нет, я просто отравлюсь, потому что не могу больше так жить – прозябать тут вместе с тобой! Отравлюсь, и дело с концом!

Мать. Боже… Доченька… Не говори так. (Плачет.)

Дочь. Мама! Ты желаешь мне добра?

Мать (сквозь слёзы). Ну конечно.

Дочь. Тогда ты пойдёшь к профессору и пригласишь его с сыном. Так пригласишь, чтобы они пришли!

Мать. Господи… Я постараюсь!

Дочь. Вот и хорошо. Не плачь. Вот увидишь, всё будет хорошо.

Квартира «закрывается».

Явление третье

«Открывается» первая квартира. Профессор с сыном сидят на кухне, пьют чай. Звонок в дверь.

Профессор (удивлённо). Кто-то звонит.

Сын. Ты кого-то ждёшь?

Профессор. Нет, конечно. К нам же давно никто не ходит. (Идёт к двери, открывает.)

Это вы?.. Здравствуйте…

Мать (робко). Здравствуйте, профессор. Извините, если побеспокоила.

Профессор. Да нет, ничего… Что вам угодно?

Мать. Если вы позволите, я бы зашла и рассказала о цели своего визита.

Профессор. Да, конечно, проходите, пожалуйста.

Мать. Спасибо.

Сын. Отец! Кто там?

Профессор. Это наша соседка.

Сын. Ну идите сюда.

Профессор. Да, пойдёмте на кухню. Может быть, выпьете с нами чаю?

Мать. О… Вы так любезны. С удовольствием!

Заходят на кухню.

(Кланяясь.) Здравствуйте.

Сын. Здравствуйте. (Пододвигает ей стул.) Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Мать садится, потом профессор.

Мы вас внимательно слушаем.

Мать. Дело вот в чём.

Сын. Отец, предложи гостье свой фирменный чай.

Профессор. Да, конечно, у нас есть вкусный крепкий чай с травами. Я сам делаю сбор и завариваю, как меня научили на Алтае. Как вы относитесь к чаю с травами?

Мать. О, это чудесно. Я с удовольствием выпью вашего чаю, профессор.

Профессор наливает ей чай. Мать отпивает глоток.

Чудесно! Это… Это просто бесподобно… Такой вкус… Вы настоящий гурман!

Профессор довольно улыбается. Сын прищуривается.

Сын. Мы вас слушаем, дорогая соседка.

Мать. Да, конечно. Я бы никогда вас не побеспокоила, как можно… Но тут, понимаете… Такая ситуация…

Сын. Что, денег, что ли, хотите занять?

Мать. Нет-нет, как можно! Дело вот в чём. (От волнения сжимает ладони.) У моей дочери будет день рождения в субботу, двадцать пять лет. Мы вас хотели пригласить. У нас никого нет, родственники очень далеко. Самые приятные люди в нашем окружении – это вы. Я помню вашу маму, она была такой красивой…

Сын. Вот это ни к чему…

Мать. Ради бога, простите. У меня что на сердце, то и на языке… Простите. Я ради дочери прошу. У неё нет кавалера, никого нет. Она совсем одна. И, знаете, когда видит вас из окна, то её лицо словно освещается изнутри…

Сын беззвучно смеётся. Профессор поднимает брови.

Простите. Я скажу всю правду. Дочь отправила меня. Она верит, что вы придёте. А если нет, то обещала отравиться. (Начинает плакать.)

Профессор. Как же это? Вот нелепость. Ну подождите, не плачьте.

Сын. Ха-ха-ха! Извините, но это смешно.

Мать начинает плакать в голос.

Профессор. Не плачьте. Ну не плачьте. Мы что-нибудь придумаем.

Мать постепенно успокаивается.

Мать (вытирая слёзы). Простите меня, ради бога. Мне так стыдно. Но я очень боюсь за дочь. Она влюблена, она дурочка, конечно, но может сделать что-нибудь непоправимое. Я переступила через стыд, через приличия, всё ради неё. Я же мать.

Профессор. Допустим, мы придём.

Сын. Отец!

Профессор. На что же надеется ваша дочь?

Мать. Она… Я не знаю. Но пусть хоть посмотрит на вашего сына вблизи. (Сыну.) Она надеется, что понравится вам.

Сын. Ха-ха-ха!

Профессор. Перестань. Тут дело серьёзное.

Сын. Да я понимаю, но ничего не могу с собой поделать. (Смеётся.)

Мать робко улыбается.

Мать. Вы такой красивый… Любая голову потеряет…

Сын. Ха-ха! Только вы не теряйте, пожалуйста! Ха-ха-ха!

Мать. Я… Постараюсь…

Сынсмеётся.

Профессор. Допустим, мы придём. Но если ваша дочь и дальше будет нас так шантажировать… Ведь это шантаж…

Мать. О! Я не думала об этом… Господи, что же делать?

Сын (снисходительно). Ладно, придём. Я сам поговорю с вашей дочерью. Всё образуется. Успокойтесь. Это хорошо, что вы откровенны. Да, у меня такой вопрос: у неё действительно день рождения в субботу?

Мать. Ах! Если откровенно… О боже… Нет, ей уже исполнилось двадцать пять. Это просто повод, чтобы вас увидеть. Простите! Хотите, я на колени встану? Только простите!

Сын. Ну, это лишнее. Мы же уже пообещали, что придём. И легенду вашу разрушать не будем. Что же ей подарить?

Мать. О! Да что хотите! Она будет рада любому подарку от вас! Любому!

Сын. Хм.

Профессор. Ситуация неожиданная для нас, но мы вас понимаем, поэтому идём вам навстречу. Будьте и впредь с нами откровенны.

Мать. О! Конечно! Просто камень с души свалился! Господи! Я даже не верю! Как мне вас благодарить?

Сын. Я вас прошу о матери моей больше не говорить.

Мать. Да-да, конечно, простите, пожалуйста.

Сын. Всё, вопрос решён. Во сколько вы нас ждёте в субботу?

Мать. О! Как вам угодно!

Сын. Хм. Часов в двенадцать нормально будет?

Мать. Да, конечно! Очень хорошо! Очень!

Сын. Допивайте чай, он полезный.

Мать торопливо пьёт чай, давится, кивает головой.

Мать. Спасибо, огромное спасибо. Очень вкусно. Прекрасный чай! (Прижимает руку к сердцу.) Вы… Вы меня просто спасли. Вы мою дочь спасли. Господь всё видит… (Профессору.) У вас доброе сердце! (Сыну.) Я вам так благодарна!

Профессор. Мы тронуты. Я провожу вас.

Мать. Огромное спасибо! До свидания!

Сын. До свидания.

Профессор встаёт, Мать тоже, уходят. Хлопает дверь. Профессор возвращается.

Явление четвёртое

Та же кухня.

Сын. Ну как тебе такой пассаж? (Смеётся.)

Профессор. Мда. Девчонка в тебя влюбилась.

Сын. Вот дура.

Профессор. А мать в ответе.

Сын. Вот дура.

Профессор. Ну, девчонка не такая уж и дура.

Сын. Это почему?

Профессор. Посмотри на себя в зеркало. Ты же звезда района. О тебе все судачат. Ты тут самый красивый мужчина.

Сын. Хм. В этом что-то есть.

Профессор. Ты о чём?

Сын. Не прошло и нескольких минут, как я решил, что нужно что-то изменить в своей жизни, как она, эта жизнь, преподносит мне первый сюрприз. Не знаю, как ты, но я внимателен к таким совпадениям. В мистику не верю, но это точно знак.

Профессор. Знак чего?

Сын. Новой жизни. Смотри. Сколько лет мы здесь живём?

Профессор. Как дом построили.

Сын. А они сколько здесь живут?

Профессор. Соседка была совсем молодой, она сюда с родителями заехала. Тоже как дом сдали. Потом замуж вышла, потом дочь родилась.

Сын. Это сколько лет прошло?.. И за это время она ни разу к нам не приходила. А теперь вдруг пришла.

Профессор. Нет, приходила.

Сын. Когда?

Профессор. После смерти мамы.

Сын. Зачем?

Профессор. Соболезнования выразила, какую-то стряпню, кажется, принесла.

Сын. Вот оно что…

Профессор. А ты не помнишь?

Сын. Что я должен помнить?

Профессор. Ты же к ним в гости ходил.

Сын. Что? В гости? Не может быть.

Профессор. Тебе было девять лет, почти десять, девчонка эта совсем маленькая была. Мне тогда было тяжело, очень тяжело. И я чувствовал вину перед тобой: я совсем мало уделял тебе внимания. А тут соседка пригласила тебя в гости, и я сказал: сходи поиграй. И ты пошёл. Потом я тебя забрал где-то через час или два. Ты там даже смеялся.

Сын. Не может быть. Я у них был? Ничего не помню.

Профессор. Тем не менее это так. Ну, забыл и забыл. Девчонка, наверное, тоже не помнит. Зато мать – уверен – всё помнит.

Сын. Ну… Тогда тем более…

Профессор. О чём ты?

Сын. Если у нас такие давние связи… (Смеётся.) Это знак! Ха-ха-ха! Это судьба! Ха-ха!

Профессор. У тебя что, есть виды на эту девчонку?

Сын. Ха! Она может пригодиться. Преданные люди всегда нужны.

Профессор. Набираешь себе команду?

Сын. Да, пора. Заодно обдумаю свою программу: что я могу предложить людям?

Профессор. Вот это дело. Считай, я тоже в твоей команде.

Сын. Спасибо, отец. (Зевает.) Я устал. Пойду вздремну.

Профессор. Конечно.

Сын (благодарно). Отец…

Квартира «закрывается».

Действие третье

Явление первое

Пасмурный день. «Открывается» третья квартира. Муж с женой стоят у окна.

Жена. Смотри – сын профессора.

Муж. Да его уж некоторые вожаком называют.

Жена. Да? Я не слышала.

Муж. Да у него целая команда. Я на улице слышал, как парни говорили: «Наш вожак».

Жена. А ты знаешь, что дочь этой невротички теперь помощником у него?

Муж. А, вот оно что. А то смотрю: они вместе идут, говорят о чём-то. Я ещё так удивился: думаю: что это он в ней нашёл? Она же рядом с ним как курица ощипанная.

Жена. Ну, конечно, она ему не пара, но ты смотри, как одеваться стала. Вон она… Смотри, уверенная такая. А раньше действительно лахудра была.

Муж. Ну да, теперь она хоть на человека похожа. А её мать ты давно видела?

Жена (подозрительно). А тебе зачем?

Муж. Да просто интересно: она тоже изменилась, как дочь, или такая же всё?

Жена. Такая же, такая же.

Муж. Ну, тебе виднее.

Жена. Такая же больная на голову, как раньше. Ходит, в небо смотрит.

Муж. Чего это она?

Жена. Солнце высматривает.

Муж. Хм. Зачем ей солнце? У неё ж вроде дачи нет.

Жена. Ничего у неё нет, а главное – мозгов.

Муж. Ну, тебе виднее. Бабу только баба и поймёт.

Жена. Ой-ой-ой, умник нашёлся.

Муж. Да ладно тебе. Послушай, я тоже собираюсь вступить в это… что сын профессора организовал.

Жена. Даже не знаешь, как называется.

Муж. Знаю: «Наше будущее». Сокращённо – энбэ.

Жена. Ну, я тоже знаю. Это… общественное движение, что ли.

Муж. Да, листовки везде развешаны. Только не совсем понятно…

Жена. Чего тебе непонятно?

Муж. Да в чём суть-то?

Жена. Ну, самоуправление, экология, ещё что-то.

Муж. Ишь ты… А ты разбираешься.

Жена. Так там написано. Социальная ответственность… Всякая всячина. Но упор на самоуправление. Дескать, все объединяйтесь, и всё будет хорошо.

Муж. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Жена. Да вы, пролетарии, и так после работы соединяетесь – пό трое… (Делает характерный щелчок по шее.)

Муж. Да ладно, уж и выпить нельзя.

Жена. Ха-ха! Вот и я о том же.

Муж. Вы, бабы, все одинакие: только и знаете, что мужиков пилить.

Жена. А ты хочешь, чтобы я с тобой вместе пила? А что, я могу!

Муж. Не-не, не надо.

Жена. Пилить… Да тебя пили не пили – всё без толку.

Муж. Вот и не пили.

Жена. Да? Ты, значит, будешь пить, а я должна молчать? Ты, значит, будешь зарплату пропивать, а я, значит, молчи?

Муж. Да что ты в самом деле? Всю зарплату тебе отдаю. Расслабиться прямо нельзя.

Жена. Можно и дома расслабляться.

Муж. Не, дома не то. От вас, баб, и так житья нет, хоть с мужиками посидеть, потолковать.

Жена. Госспади… На работе не натолковался…

Муж. На работе не то. На работе – о работе. А о жизни – после работы.

Жена. Ну и чё сёдни натолковали?

Муж. Да вот хотим в это движение вступить, в энбэ.

Жена. А что это вас так туда потянуло?

Муж. Да надоело всё: одно и то же да одно и то же. А тут вроде что-то можно изменить.

Жена. Да что тут можно изменить?

Муж. А это мы сами будем решать.

Жена. Ух ты, решальщик нашёлся. Энбэшник.

Муж. Да, нашёлся. Вот увидишь.

Жена. Ладно. Поживём – увидим.

Муж. А увидим – опять поживём.

Смеются. Квартира «закрывается».

Явление второе

«Открывается» четвёртая квартира. Девушка сидит на диване с мобильником в руках.

Девушка. Где его черти носят? (Пытается позвонить.) Недоступен. Вот чёрт! (Встаёт, ходит по комнате, подходит к окну.) Ах вот ты где! Смотри-ка… (С интересом глядит во двор.) Кра-савчик… Вот стерва… (Мечтательно.) Кра-савчик… И мой урод здесь. Я ему звоню, а он даже телефон не берёт. Ну я тебе… Вот придурок! (Садится на диван, пытается позвонить, психует.)

Слышен шум открывающейся двери. Парень заходит.

Парень. Привет!

Девушка. Я тебе звонила!

Парень. Да я мобильник отключил, чтоб не мешал.

Девушка. Значит, я тебе мешаю?

Парень. Да не ты, а телефон. Нас просили отключить.

Девушка. Кто просил?

Парень. Кто-то из организаторов.

Девушка. И что ты там забыл?

Парень. Интересно.

Девушка. Не понимаю.

Парень. Правда интересно. Пошли завтра вместе.

Девушка. Куда ещё?

Парень. Ну на это… на собрание… на митинг.

Девушка. Ха!

Парень. Не хочешь – не надо.

Девушка. А что там сын профессора делает?

Парень. Так он самый главный.

Девушка. Да? Ну ваще-то… Да, он красавчик…

Парень. Да при чём здесь это?

Девушка (дразня). Кра-савчик…

Парень. Он во главе этого движения стоит.

Девушка. Какого ещё движения?

Парень. Называется «Наше будущее», сокращённо – энбэ.

Девушка. Ух ты. А вас как зовут? Энбисты?

Парень. Да никак. Хотя…

Девушка. Что?

Парень. Я слышал, что парни говорили что-то о волках.

Девушка. Что-о?!

Парень. Ну, волки – санитары леса. Слышала?

Девушка. Отстой.

Парень. Нет, в этом что-то есть. Смотри, волки загрызают самых слабых… Оленей там всяких… Ну, чтобы остались самые сильные. Так и люди.

Девушка. Что? Как это?

Парень. Новое будущее могут построить только сильные!

Девушка. Ой, это ты про себя, что ли?

Парень. Ты не понимаешь. Сила силе рознь.

Девушка. Чего?

Парень. Ну, кроме физической силы, есть сила воли.

Девушка. Это у тебя-то?

Парень (не слушая её). Есть сила духа. Так говорили на митинге. Сила разума. Мы дети Солнца! Мы люди будущего мира!

Девушка теряет дар речи.

Наш вожак поведёт нас верным путём! Все, кто с ним с самого начала, займут достойное место в новом мире! Я решил вступить в движение. Давай с нами – не пожалеешь!

Девушка. Ну… Как бы… Ну ладно.

Парень. Круто! Завтра вместе пойдём!

Девушка, открыв рот, смотрит на него. Квартира «закрывается».

Явление третье

Вечер. «Открывается» вторая квартира. Мать одна, нервно ходит по комнате.

Мать. Господи… Где же она? Уже ведь поздно…

Слышно, как открывается входная дверь. Дочь шумно заходит в комнату, стуча каблуками туфель, кидает сумку на диван.

Дочь. Фу! Есть хочу! Мам, покорми меня!

Мать. Где же ты была так долго? Я уже места себе не находила.

Дочь (скидывает туфли и падает на диван). У-ужин!

Мать, покачав головой, идёт на кухню, гремит посудой. Дочь блаженно тянется, лежит, раскинув руки.

Вот это жизнь… Все мечты сбылись… Как я счастлива! Вижу его весь день, моего любимого… Самый красивый мужчина на свете… Самый лучший… И как он сегодня на меня смотрел… Благодарил… «Вы, – говорит, – настоящий товарищ. Я очень ценю преданных людей». Он меня ценит… Я ему нужна… Золотой мой, любимый мой… Ах, слов не хватает! Как хорошо! Я так счастлива!

Мать (выглядывает из кухни). Ты хоть разденься!

Дочь. Да, что-то я разлеглась, а потом юбку гладить придётся. (Встаёт, за дверцей шкафа переодевается в короткий халат, смотрит на себя в зеркало.) А что? (Проводит рукой по волосам.) Мне эта стрижка идёт…

Уходит на кухню. Обе сидят за столом, Дочь ужинает.

Мать. Каждый день, что ли, будешь так поздно приходить?

Дочь (с набитым ртом). Угум.

Мать. Я ж переживаю, беспокоюсь за тебя. Никогда так поздно не возвращалась, а тут – на тебе, почти ночь-полнόчь, а тебя всё нет.

Дочь. Соль!

Мать (подаёт ей соль). Ты так изменилась… Похорошела!

Дочь улыбается.

Вещей-то сколько накупила… И откуда деньги взялись? А?

Дочь. Я ж говорила тебе: спонсоры.

Мать. Да кто ж так просто денег даст?

Дочь. Просто никто не даст, а как поняли, что мы сила, сразу дали.

Мать. Ничего не понимаю.

Дочь. Дай спокойно поесть.

Мать. Доченька, ну поговори со мной. Я же хочу знать, чем ты занимаешься. Не опасно ли это.

Дочь. Да что тут опасного? У нас общественная организация, всё юридически грамотно оформлено – сáм оформлял! Он и глава.

Мать. Сын профессора?

Дочь. Да, он же юрист! Высококлассный! Наш вожак!

Мать. Как? Вожак?

Дочь. Ну да, парни его так называют.

Мать. Что за парни?

Дочь. Да они мне сначала не нравились, думала: гопота, а он сказал: мне такие люди нужны, они тоже полезны, они преданные, как собаки. Ну, а потом я и сама увидела, что да, преданные, и польза от них есть. Сейчас вот меня двое проводили. Ты думаешь, я с ними хоть чего-то боюсь?

Мать. Ну, хорошо, если так. А что за организация? Зачем он её создал?

Дочь. Я тебе сейчас листовку дам, там всё написано.

Мать. Сама-то не хочешь рассказать?

Дочь. Я так устала, мне ещё душ принять надо да поспать, завтра рано вставать, дел по горло, а ты у меня время отнимаешь.

Мать (обиженно). Ну спасибо, доченька…

Дочь уходит. Квартира «закрывается».

Явление четвёртое

Ночь. Улица слабо освещена далеко отстоящими друг от друга фонарями.

Первый. Ну всё, парни, теперь за дело!

Второй. С чего начнём?

Первый. Дай-ка список. (Подсвечивает себе телефоном.) Вот с той улицы. (Показывает жестом.)

Третий. Почему с той?

Первый. Там нет никого из нашего движения.

Третий. Ну и что?

Первый. А вот увидишь.

Третий. Чё-то непонятно.

Четвёртый. Надо, чтобы люди испугались: тогда больше шансов, что они захотят примкнуть к нашей организации.

Третий. Так у нас вроде движение.

Четвёртый. Ну, можно и так называть, только юридически правильно – организация.

Третий. А разница-то в чём?

Четвёртый. В организацию вступать надо, там членство, а в движение вступать не надо.

Второй. А ты откуда знаешь?

Четвёртый. А гугл на что? Наш вожак-то юрист, надо как-то и нам того…

Первый. Правильно. А сейчас надеваем маски и идём.

Они уходят, натягивая чёрные маски. Вскоре раздаются звуки битого стекла, угрожающие крики парней, автомобильная сигнализация.

Действие четвёртое

Явление первое

Пасмурный день. «Открывается» четвёртая квартира. Парень и девушка одеваются.

Парень. Ну вот, вместе пойдём.

Девушка. Да я как-то…

Парень. Чё, не ссы.

Девушка. Я не ссу, просто…

Парень. Мне сначала тоже было как-то не по себе. Первый раз на митинге.

Девушка. А куртку какую надеть?

Парень. Лучше чёрную.

Девушка. Почему?

Парень. Ну, так как-то… Она лучше смотрится.

Девушка. А в красной что? Я тебе не нравлюсь?

Парень. Нет, мне как раз красная больше нравится.

Девушка. А тогда чё?

Парень. Наш вожак не любит ярких цветов.

Девушка. Он что, тебе лично сказал?

Парень. Нет, он вообще со мной не разговаривал.

Девушка. А тогда с чего ты взял?

Парень. Я просто заметил.

Девушка. Вот если бы ты так меня замечал…

Парень. Не заводись, не время.

Девушка. Я-то норм.

Парень. У него в команде все парни в чёрном.

Девушка. Люди в чёрном? (Смеётся.)

Парень (ухмыляется). Типа.

Девушка. Ну ладно, чёрный тоже клёво. (Рассматривает себя в зеркале.)

Парень. Лучше б косуху.

Девушка. А деньги где?

Парень. Будут деньги.

Девушка. Ты чё, серьёзно?

Парень. Мы вступаем в движение, и всё, сразу платят.

Девушка (недоверчиво). За что?

Парень. Ну, мы ж там типа клятву даём, что обещаемся выполнять приказы и всё такое.

Девушка. Ну, блин, это как-то…

Парень. Мы просто группа поддержки, ничего такого, будем ездить с вожаком на митинги, кричать что надо, массовость создавать.

Девушка. А… Ну ладно.

Парень. Чё? Пошли.

Уходят. Квартира «закрывается».

Явление второе

«Открывается» третья квартира. Муж и жена сидят за столом, пьют чай.

Жена. Наконец подъезд мыть стали, а то мне уже надоело самой в подъезде убирать. Жильцов много, а убирать никто не хочет. На пол всё кидают. Срач такой развели. Я неделю назад подметала лестницу – окурков… И дети всё бросают: и фантики всякие, и бумажки там, и обёртки от сникерсов – столько всякой дряни…

Муж. Ну не убирала бы. Кто тебя заставлял?

Жена (передразнивая). Кто тебя заставлял… Никто! Конь в пальто! Никто! Дед Пихто!

Муж открывает было рот, но предпочитает промолчать. Жена успокаивается.

Я не могу на этот срач смотреть. Меня мама к чистоте приучила, царство ей небесное.

Муж. А я вот как-то не заметил, что подъёзд мыть стали. Твоими стараниями у нас и так чисто вроде было.

Жена. Ну… Ты-то, конечно, не заметил. Ты самое большее, что мыл, так это свои руки. Нет, уж подметённый пол и вымытый пол – это две большие разницы. У меня-то глаз намётан. Хорошо вымыл кто-то. Видно, техничка появилась. Хорошо бы её встретить да посмотреть, какая она, да расспросить.

Муж. А чё у неё спрашивать-то? (Смеётся.) Рецепт мытья пола?

Жена. Дурак. Дураком родился, дураком и помрёшь. Я, положим, пол-то, может, лучше всех мою. Ты вот не замечаешь ни хера, а смотри – по полу у нас можно в белых носках ходить: так чисто. Потому что я с порошком на первый раз мою, горячей водой, потом тёплой водой, да сразу насухо вытираю, чтоб ни соринки, ни пылинки. Заодно видно всё: где трещинки, где мошка упала, где (возвышая голос) носки кто-то свои вонючие бросил, а не в стирку. А?!

Муж. Ну, забыл. Не сердись из-за ерунды-то. А я знаю, почему у нас убираться стали.

Жена. Да? И почему же?

Муж. Позавчера у нас во дворе митинг был, помнишь?

Жена. Ну был.

Муж. Вожак выступал, говорил, что в единстве наша сила. Помнишь?

Жена. Ну.

Муж. А потом спрашивал у людей, какие проблемы, что им нужно.

Жена. Да, помню.

Муж. Так ты же сама и сказала, что, мол, грязь в подъезде. Помнишь, крикнула: «В подъездах не убираются!»

Жена (потрясённо). Госспади…

Муж. Вожак тогда головой кивнул, а помощница его всё записала.

Жена (поражаясь). Я сказала – и он услышал.

Муж. Да он всё слышит. И все наказы выполняет.

Жена. Меня ж даже ты, сволочь, не слышишь, а он услышал. (Вытирает слёзы.)

Муж. Да ты не сволочись, ты послушай лучше…

Жена. А ты уже вступил в движение?

Муж. Нет пока. Там ведь бумаги подписывать надо, я как-то…

Жена. Вместе вступим. Сейчас же!

Муж. Да тут подумать надо.

Жена. Что думать? Наконец о народе думать стали. Может, парень-то в большую политику пойдёт, у нас хоть что-то к лучшему изменится. Вот помаленьку меняться стало. Где там у них записываются?

Муж. Так штаб есть, там и записываются.

Жена. Одевайся, что сидишь?

Муж. Ну пойдём, раз так хочешь, я и сам хотел.

Они начинают собираться. Квартира «закрывается».

Явление третье

«Открывается» вторая квартира. Мать на кухне собирает на стол. Слышен шум открывающейся входной двери. Появляется дочь, стуча каблуками.

Мать. Ой, я ещё не приготовила. Ты раньше на пять минут пришла. Сейчас, доча.

Дочь. Не торопись, у меня целый час.

Мать. Ну и хорошо, есть нужно медленно, чтобы лучше усваивалось. А тебе так идут эти туфли, и костюм замечательный.

Дочь. Спасибо, я вообще чувствую себя замечательно!

Дочь переодевается в комнате, набрасывает на себя лёгкий халат.

Мать. Ой, дай-то бог, дай-то бог… Пока всё к лучшему, тьфу-тьфу-тьфу.

Дочь (смеясь). Ты права. Всё к лучшему!

Мать. Хорошо, что я тогда сходила к профессору.

Дочь смеётся счастливым смехом.

Мне, правда, было ужасно неудобно, стыдно, но профессор такой вежливый, такой деликатный, и сын у него тоже вежливый, с пониманием.

Дочь. А ты ещё идти не хотела!

Мать. Хорошо, что тебя послушала.

Дочь. Ну так!

Мать. Садись, доченька, всё готово.

Дочь (жуя). Вкусно.

Мать (любуясь ею). Какая ты стала энергичная, весёлая… Я так рада!

Дочь с аппетитом ест и улыбается.

Как у тебя дела-то? Всё хорошо?

Дочь кивает головой.

Ну и хорошо. Я за тебя так рада. Если бы ещё погода была хорошая…

Дочь. Опять?

Мать (извиняющимся тоном). Ну, доченька, я ж не виновата, что пасмурная погода на меня уныние наводит.

Дочь. Я вот вообще не замечаю никакой погоды: у меня так много дел, что не до этого. И не ной больше, не люблю.

Мать. Хорошо-хорошо, не буду.

Дочь. То-то.

Мать. Кофе?

Дочь. Да, а то в сон клонит после еды.

Мать. Расскажи, чем занимаешься.

Дочь. Тебе всё расскажи да покажи. Приходи сама к нам – дело найдётся.

Мать (подаёт кофе). Да я как-то…

Дочь. Правда, я не понимаю, и шеф спрашивал про тебя: «Почему ваша матушка к нам ещё не присоединилась?»

Мать (поражённая). Правда?

Дочь. Да, я что, врать буду? Это слишком важно для меня, чтобы врать. Вчера спросил, я забыла тебе сказать.

Мать. И что же мне делать?

Дочь. Я говорю: присоединяйся к нам. Правда, я не знаю, к чему тебя там можно приспособить. Разве что массовку создавать… С документами, может, работать? Даже не знаю. Спрошу у шефа, на что ты годишься.

Мать вздыхает.

А вообще-то… Ты же хорошо готовишь, ты его соседка, он тебя знает, в общем-то доверяет. Может, будешь нам перекусы организовывать? Иногда времени нет, чтобы до дому дойти. Это идея! Как тебе?

Мать. Кормить? Ну, конечно, могу. Я боялась, что ты мне предложишь в митингах участвовать. Я не люблю толпу… А кормить-то я могу, согласна.

Дочь. Ну вот и славно, я передам. (Допивает кофе.) Всё, спасибо, накормила. Сейчас полежу несколько минут и обратно.

Мать. Устаёшь, бедная…

Дочь. Ерунда. Я так счастлива! (Уходит в комнату.)

Мать в порыве чувств прижимает руки у шеи и смотрит её вслед. Квартира «закрывается».

Явление четвёртое

«Открывается» первая квартира. Профессор стоит у окна, всматривается.

Профессор. Опять нет солнца. (Молчит.) Хоть бы домой пораньше пришёл, совсем не вижу его. (Молчит.) Я и не думал… Как быстро и ловко у него всё получилось… Даже удивительно. Хотя… Это ведь наш сын!

Шум открывающейся двери.

Пришёл! Мальчик мой!

Входит сын.

Сын. Отец…

Профессор идёт к нему, чтобы обнять.

Профессор. Я так соскучился по тебе.

Сын. Ну-ну, глупости. Я же уезжал всего на два дня.

Профессор. Да я тебя почти не вижу, ты всё занят.

Сын. Дел много.

Профессор. Удачно съездил?

Сын. Как всегда.

Профессор. Значит, удачно.

Сын кивает.

Устал? Хочешь чаю?

Сын. Конечно. Твоего фирменного.

Профессор. Сейчас.

Уходит на кухню, начинает готовить чай. Сын ставит на стул кожаную сумку с документами, снимает пиджак, вешает на спинку стула, подходит к окну, упирается руками в подоконник и с видом хозяина оглядывает двор.

Сын. Так… Здесь у нас почти все охвачены… Ладно.

Идёт на кухню, моет руки, садится за стол.

Ну что, отец, чем занимаешься?

Профессор. Я бы лучше тебя послушал.

Сын. Успеется.

Профессор. Мы мало видимся и ещё меньше говорим. (Молчит.) Что я? Пишу книгу. Мемуары.

Сын. О нашей семье?

Профессор. М-м. Больше о работе, о коллегах, о прошлом.

Сын. А-а.

Профессор. Сейчас ведь совсем другая эпоха. Я не хочу, чтобы мои представления о мире канули в Лету. (Пододвигает вазу.) Попробуй, вкусное печенье.

Сын (пьёт чай.) Угум. (Со смешком.) А как твой солнцеуловитель?

Профессор. Всё так же.

Сын. Работает?

Профессор. Работает.

Сын. И что показывает?

Профессор (хмурится). Например, то, что в тебе эта солнечность уменьшается.

Сын (резко выпрямляется). Вот как? Когда ты это проверил?

Профессор. Разве это так важно?

Сын оглядывается по сторонам.

Сын. Где твой прибор?

Профессор молчит.

Здесь, на кухне?

Профессор молчит.

Как же я раньше не догадался… Как он выглядит?

Профессор молчит.

Отец…

Профессор. Возможно, я тебе отвечу, но сначала скажи мне, что тебя так беспокоит.

Сын. Да я просто возмущён, если ты ещё не понял. Ты этого не замечаешь? Ты на мне свои опыты ставишь, оказывается. И давно? Всю мою жизнь? Я для тебя подопытный кролик?

Профессор. Нет, конечно. Не говори ерунды. Пока ты был маленький, мне и в голову не приходило… Первый раз я проверил твои показатели, когда ты окончил школу. Помнишь, ты пришёл и положил передо мной аттестат с отличием? Ты так сиял, что я невольно подумал о Солнце.

Сын молчит и напряжённо смотрит на отца.

У тебя был довольно высокий показатель солнечности, я тогда с гордостью подумал, что ты достойный сын своих родителей.

Сын опускает глаза, наклоняет голову, подпирая её левой рукой.

Я вообще не так часто использовал свой прибор. У меня ведь было много дел по работе, я был очень занят. Только иногда вспоминал о приборе, несколько раз пытался его усовершенствовать, сделать портативным.

Сын о чём-то напряжённо думает.

Потом ты учился, я несколько раз проверял солнечность взрослых людей. Ты их не знаешь. Иногда целый год к прибору не прикасался: не до того было. Второй раз я проверил твои показатели знаешь когда?

Сын коротко смотрит на отца.

Когда ты выиграл свой первый процесс. Ты тоже пришёл сияющий. Но прибор показал, что твоя солнечность уменьшилась. Помнишь, ты тогда подробно рассказывал, как тебе удалось защитить клиента-мошенника, как ты манипулировал присяжными? Тогда я в сердцах сказал, что разочарован в тебе, в том, какую профессию ты себе выбрал…

Сын. Да, помню. А я был разочарован, потому что хотел поделиться с тобой своей победой, но встретил непонимание. А тут, оказывается, ещё вот что было… И с тех пор…

Профессор. Я даже боялся ещё раз использовать прибор, чтобы не увидеть, как ты становишься всё менее солнечным человеком.

Сын. Неужели? Значит, сейчас был третий раз?

Профессор. Четвёртый. Третий раз в тот день, когда ты приехал из Энска. Четвёртый – сегодня.

Сын. Тенденция к уменьшению?

Профессор. Да. Увы.

Сын. Какие выводы?

Профессор. Неутешительные.

Сын. И это тогда, когда я чувствую себя на коне… Мне всё удаётся, у меня широкая народная поддержка, люди мне верят… А твой замечательный прибор показывает, что всё плохо. Не понимаю.

Профессор. Ты путаешь успех с духовным ростом. Да, ты успешен – сейчас больше, чем когда-либо. Но ты теряешь свою духовность, свою нравственность. Ты воспринимаешь людей как средство. Каждый член твоей организации – маленький винтик в придуманной тобой системе. Разве не так?

Сын. Что в этом плохого? В этой системе я тоже винтик, только покрупнее, вот и всё.

Профессор. Нет, ты не винтик, ты мастер, который закручивает винтики.

Сын. Допустим. Не всё ли равно, какую метафору использовать? Я ведь тоже часть этой системы.

Профессор. Всё равно не винтик. Маховик, мотор, мозг.

Сын. Что тебе не нравится?

Профессор. Что ты всё больше отдаляешься от меня, что я всё меньше узнаю в тебе мальчика, который интересовался тем, как устроен мир, хотел лететь на космическом корабле к далёким звёздам, ещё хотел стать ветеринаром и лечить животных, читал много книг и задавал очень много вопросов… А сейчас тебе всё ясно, ты доволен собой, ты перестал развиваться, ты стал менее человечным, ты перестал любить людей. И ты ещё меня спрашиваешь?

Сын (сухо). Я тебя понял. Спасибо за чай. Мне пора. (Неожиданно.) Пойдём со мной, отец. Ты никогда не был ни в моём офисе, ни на моих выступлениях.

Профессор (в замешательстве). Я не уверен, что это нужно тебе и мне.

Сын. В самом деле, я тебя приглашаю. Посмотри, послушай, потом сделаешь выводы. Мне нужен взгляд со стороны. Твой критический взгляд.

Профессор. Тебе это действительно нужно?

Сын. Да!

Профессор. Прямо сейчас?

Сын. Конечно. После такого разговора особенно…

Профессор (колеблясь). Ну хорошо.

Быстро собираются и уходят. Квартира «закрывается».

Явление пятое

Вечер. Улица. Четверо идут вразвалку.

Второй. Чё-то вожак не в духе.

Четвёртый. Задумчивый сильно.

Третий. А что его тревожит-то? У нас всё в порядке.

Первый. Значит, есть проблемы.

Третий. Ну так надо решать.

Первый. Подожди. Скажут – решим.

Четвёртый. Ну, не всё силой решается.

Второй. Ты уверен?

Первый. Всё не всё, но многое.

Третий. По домам, что ли?

Первый. Поручений пока не было.

Звонит мобильный телефон. Первый вытаскивает его из кармана.

Да, шеф. Ещё нет, шеф. (Слушает. Удивлённо поднимает брови.) По-онял… Понял. Раз надо, сделаем. (Молчит.)

Третий. Ну что?

Первый. Тут такое дело… Нужно ограбить квартиру шефа…

Четвёртый. Как?!

Первый. Так!

Второй. Не понял.

Первый. Инсценировать ограбление и это… вандализм.

Третий. Зачем?

Первый. Если бы я знал.

Четвёртый. Я, кажется, знаю.

Второй. Ух ты, ясновидящий.

Четвёртый. Это в политических целях.

Первый. Ты думаешь?

Четвёртый. Как будто его враги хотят ему зла. Понимаешь? Так у него больше сторонников будет!

Второй. А чё? Похоже на правду.

Первый. Ладно, это нас не касается. Значит, так. В соседнем квартале митинг, дом шефа пустой, ну, или почти пустой. Квартира, он сказал, пустая, там никого нет. Тихо заходим, берём чё-нить ценное, ломаем всё, что можно, зеркала бьём, на стенах чё-нить пишем, угрожающее, и сматываемся.

Третий смеётся, Четвёртый хмурится, Второй хочет что-то сказать, потом передумывает. Все быстро уходят.

Действие пятое

Явление первое

Пасмурное утро. «Открывается» вторая квартира. Мать сидит на стуле и плачет. Дочь мечется по квартире, что-то ищет.

Дочь. Да где же?

Мать (сквозь слёзы). Ох. Что ты ищешь?

Дочь. Папку!

Мать. Ох, господи!

Дочь. Вот чёрт!

Мать. Господи боже мой!

Дочь. Ты не видела папку?

Мать. Какую папку?

Дочь. Прозрачную, с документами!

Мать. Не знаю, не помню.

Дочь (подбегает к окну). Ещё нет.

Мать. Что ты смотришь?

Дочь. Такси.

Мать. Зачем тебе такси?

Дочь. Да не мне! Профессору!

Мать. Профессору?

Дочь. Ну да, что непонятного? Да где же она?

Мать. А куда он поедет?

Дочь. Куда-куда. У них за городом дача есть. Старая. Кажется, так.

Мать. Они вроде никогда дачниками не были.

Дочь. Знаешь, можно иметь дачу и не пользоваться ею.

Мать. Тогда зачем дача?

Дочь. Может, она им по наследству досталась! Помоги мне папку искать! Что сидишь?

Мать (встаёт). Ой, я на чём-то сидела…

Дочь. Вот она! (Хватает папку, открывает, рассматривает бумаги.)

Мать. Извини, я не заметила.

Дочь. Ну, если помяла…

Мать. Я не заметила.

Дочь. Да где уж тебе? Всю квартиру слезами залила.

Мать. Я же переживаю.

Дочь. Я тоже переживаю, только не реву.

Мать. У меня нервы слабые. Доченька, не ругайся.

Дочь (подбегает к окну). Скоро такси придёт, мне надо выходить.

Мать. Провожать будешь?

Дочь. Конечно. Я личный помощник, я должна быть рядом с шефом.

Мать. Господи… Как же они это пережили?

Дочь. Ещё не пережили, переживают.

Мать. Бедные…

Дочь. Шеф вообще очень сильный человек, переживёт. А вот старик – не знаю.

Мать. Что ж ты его так грубо называешь?

Дочь. Ничего грубого. Старик и есть старик.

Мать. А я, значит, старуха?

Дочь. Слушай, надоело. Ты всё на себя переводишь. Хоть один раз о других подумай.

Мать. Разве ж я не думаю? Даже спать не могла.

Дочь. И мне не дала. Ревела всю ночь.

Мать. Как это грубо.

Дочь. Я ухожу. Ты должна быть в штабе через два часа. Не забывай.

Мать. Да я помню, помню.

Дочь. Деньги в конверте, с курьером вместе в магазин пойдёшь, купишь продукты по списку.

Мать. Да я знаю, знаю.

Дочь. Ну смотри. (Уходит.)

Мать (подходит к окну и смотрит на профессора с сыном). Ах, профессор! Боже мой! Боже мой! Как он изменился… Боже мой! У него даже нет сил, чтобы обнять сына… Ох… (Плачет.) Я не могу… Это просто ужасно… Я не могу… Сердце сейчас разорвётся… Боже… Помоги, Господи! (Вытирает слёзы.) Надо бы выйти, попрощаться, а я… (Пытается привести себя в порядок.) Сейчас… Сейчас…

Уходит. Квартира «закрывается».

Явление второе

«Открывается» третья квартира.

Жена. Я не могу… (Вытирает слёзы.)

Муж. Ну не переживай так.

Жена. Да что же это? Такой хороший человек.

Муж. Да, парень что надо.

Жена. Такой хороший, за народ, за справедливость.

Муж. Да, настоящий лидер.

Жена. Кто ж посмел-то?

Муж. Так врагов у него хватает.

Жена. Квартиру разорили.

Муж. Всё разграбили.

Жена. Стёкла в шкафу разбили, зеркала.

Муж. Угрозы оставили.

Жена. Какие угрозы?

Муж. Так на стенах написали.

Жена. Что? Что написали?

Муж. Ты не знаешь, что ли?

Жена. Так меня там не было.

Муж. Меня тоже не было – люди говорят.

Жена. Ты опять?

Муж. Что?

Жена. Опять с этой невротичкой базарил?

Муж. Нет, я от парней слышал. Говорят, что на стенах угрозы написаны.

Жена. Да какие? Ты скажешь, чёрт, или нет?

Муж. Да не чертыхайся. Точно не знаю, но говорят, что в прихожей написано: «Смерть жидам!»

Жена. Какой он, к чёрту, жид?

Муж. А в большой комнате – «Очередь за тобой».

Жена. Вот гады.

Муж. А на кухне – «Скоро сдохнешь».

Жена. Убила бы гадов!

Муж. Я б тоже. Парни говорили что-то о штурмовиках.

Жена. Так это что-то…

Муж. Да, я удивился. Вроде так у фашистов отряды какие-то назывались.

Жена. Вроде, я плохо помню.

Муж. А парни говорят: нет, мол, это вообще так называют бойцов, тех, кто на штурм идёт, в атаку, воюет, активист в общем.

Жена. Активист?

Муж. Ну да, активист с оружием.

Жена. С оружием? Зачем?

Муж. Как зачем? Да чтобы, например, защищать людей от бандитов всяких!

Жена. А полиция на что?

Муж. Полиция… Что ты полицию вспомнила? Много она тебе помогла?

Жена. Да нет, но как-то…

Муж. Полиция останется, не боись.

Жена. А штурмовики зачем?

Муж. Они будут по району вечером ходить, чтоб порядок был.

Жена. Только вечером?

Муж. Не знаю. Может, и ночью.

Жена. Ну, если для порядка…

Муж. В такой район никто и не сунется: себе дороже. Сразу порядок, никаких преступлений.

Жена. А ведь точно.

Муж. Ты ж за порядок?

Жена. Я-то? Я-то всю жизнь за порядок! Я только этим и занимаюсь, что, значит, порядок навожу. В квартире да в подъезде.

Муж. Ну вот. Кому-то надо и на районе.

Жена. Да, надо. (Всхлипывает).

Муж. Ты что?

Жена. Профессора жалко. И сына.

Муж. Да уж, испоганили всю квартиру. Даже одежду из шкафа выбросили на пол и затоптали.

Жена. Бедный наш командир…

Муж. Да он-то ничего, держится.

Жена. Он молодец.

Муж. Даже посмеялся: вот неграмотные, даже угрозы-то правильно написать не могут.

Жена. Быдло!

Муж. Точно.

Жена. Профессора жалко. (Подходит к окну.) Смотри!

Муж (подходит к окну). Профессор!

Жена. Бледный какой, просто ужас.

Муж. Уезжает.

Жена. Куда уезжает?

Муж. Не знаю. Может, за город. Может, у них дача.

Жена. Такси подъехало.

Муж. Да, вещей-то немного.

Жена. Поди ничего целого не осталось.

Муж. А парни молодцы, помогают.

Жена. Сам! (Всматривается.) По нему и не скажешь, что у него несчастье. Вот молодец!

Муж. Настоящий боец!

Жена. А где он жить-то будет? Когда ещё квартиру в порядок-то приведут…

Муж. Может, в гостинице. А может, в офисе своём. Там же места много.

Жена. Ну, там же неудобно.

Муж. Так там же диваны есть.

Жена. А-а. Точно, я в приёмной видела.

Муж. Там и другие помещения есть.

Жена. Ну хорошо, а то я за него переживаю.

Муж. Да он парень бравый, переживёт.

Жена. Ой, какой человек хороший. Как ему не повезло. И профессора так жалко.

Муж. Да, старик сдал.

Жена. Ты тоже заметил?

Муж. Как не заметить? На нём прямо лица нет.

Жена. Бедный профессор. Он там полжизни прожил, и тут такое.

Муж. Прощаются.

Жена. Да…

Муж. Люди выходят.

Жена. А мы?

Муж. Пойдём тоже, поддержим.

Жена. Хоть слова какие добрые скажем.

Муж. Пошли быстрей, пока старик не уехал.

Жена. Пошли.

Быстро уходят. Квартира «закрывается».

Явление третье

«Открывается» четвёртая квартира.

Девушка. Мы отомстим!

Парень. Вот уроды!

Девушка. Твари!

Парень. Руки-ноги вырвать!

Девушка. Суки!

Парень. Пойду в штурмовики!

Девушка. Когда хоть их найдут?

Парень. Может, оружие дадут.

Девушка. Я с тобой.

Парень. Девчонкам нельзя.

Девушка. Ну вот! А говорил: вместе, вместе…

Парень. Мы и так вместе.

Девушка. Я тоже хочу в эти… Как ты сказал?

Парень. Штурмовики.

Девушка. Ну да. А кто это?

Парень. Ну, такая команда с оружием.

Девушка. А ты что, умеешь стрелять?

Парень. Так научат!

Девушка. Я тоже хочу!

Парень. А мы спросим. Может, и тебя возьмут.

Девушка. Круто! (Прыгает, визжит.)

Парень (подходит к окну). Смотри!

Девушка (подбегает). Ух ты! Сам!

Парень. Отца провожает.

Девушка. Старик совсем сдал.

Парень. Я б на тебя посмотрел…

Девушка. А чё? Я б не сильно расстроилась.

Парень. Да мы здесь живём всего ничего и барахла у нас почти нет.

Девушка. А-а, ну да. Там чё, всё вынесли?

Парень. Да больше нагадили.

Девушка. Как? Прямо насрали?

Парень. Да нет вроде, но всё перевернули, разбили да затоптали.

Девушка. Ты видел?

Парень. Нет, туда не пускают, там следствие. Мне парни рассказали.

Девушка. Смотри, прощаются.

Парень. Да, старик совсем никакой.

Девушка. Жалко.

Парень. Хорошо хоть его дома не было, а то попался бы под руку.

Девушка. Точно.

Парень. Он так-то вечерами всегда дома сидел, свет горел, а тут ушёл с сыном на митинг.

Девушка. Ух ты, и старик с нами!

Парень. А как же, он же отец!

Девушка. Здорово!

Парень. Всё, уехал.

Девушка. Пока, дедуля!

Парень. Это хорошо, что старик с нами.

Девушка. Ну да.

Парень. У него авторитет.

Девушка. Ну да.

Парень. Его старшие все уважают.

Девушка. А-а. Ну да.

Парень. И шефу приятно.

Девушка. Командиру!

Парень. Вожаку!

Девушка. Хочу в штурмовики!

Парень. Я тоже.

Девушка. Вместе!

Парень. Вместе!

Девушка визжит и прыгает, парень смеётся. Квартира «закрывается».

Явление четвёртое

Поздний вечер. Тёмная улица. В домах нет света, фонари не горят. Шествие с факелами. Мерный топот ног в тишине.

Сын (идёт впереди). Мыы – вместе!

Все хором. Мыы – вместе!

Сын. Вместе мы сила!

Все хором. Вместе мы сила!

Сын. Мыы – вместе!

Все хором. Мыы – вместе!

Сын. Вместе мы сила!

Все хором. Вместе мы сила!

Сын. Мыы – вместе!

Все хором. Мыы – вместе!

Сын. Вместе мы сила!

Все хором. Вместе мы сила!

Шествие удаляется. В наступившей тишине и полной темноте раздаётся вой волка, к нему присоединяются голоса других волков и сливаются в общий хор. Занавес опускается.