Обреченные [Вольф Александрович Белов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Вольф Белов Обреченные


глава первая


Ей снился сын. Маленький беспомощный человечек, едва появившийся на свет. Сморщенное личико, писклявый голосок, но такое бесконечно родное существо.

Сон оборвался внезапно. Анна открыла глаза, уставившись в темноту. Рядом размеренно посапывал муж Михаил. Женщина лежала не шевелясь. Мысли вернули ее к только что привидевшемуся сновидению. Размытые нечеткие образы, но такое отчетливое чувство нежности к новорожденному малышу, желание позаботиться о нем, быть рядом.

Почему сын привиделся ей именно в образе младенца? Игорь уже подросток, почти взрослый, сейчас он спит в соседней комнате. С одной стороны, прошло уже столько времени, а с другой, кажется, что все случилось только вчера. Долгое время они с мужем ждали возможности обзавестись собственным малышом. Михаил человек спокойный, он уверен в себе, в будущем, во всем, что делает, ибо считает абсолютно правильным все, что происходит в жизни его личной и общества в целом. А вот Анна уже начинала отчаиваться, казалось, ей так никогда и не доведется испытать чувство материнства.

И вот наступил тот долгожданный день, когда пришло разрешение от департамента демографии и статистики на появление нового жителя мегаполиса. Во избежание перенаселения и связанных с этим дальнейших социальных проблем, все в городе подчинено строгой статистике – кто и когда должен родиться, а кто уйти навсегда. Такая система позволяет соблюдать постоянный баланс и поддерживать стабильное процветание общества.

Почему же именно этот сон? Откуда это смутное чувство тревоги? Разве может случиться что-либо плохое в их стабильной размеренной жизни? Они с Михаилом на хорошем счету в своем отделе, сын прилежно учится, осваивая профессию, и совсем скоро, когда закончится школьный курс, займет свое рабочее место в том же отделе, где сейчас трудятся его родители. Нет никаких причин списывать с их личных счетов социальные баллы, их еще хватит на много лет, а продолжая усердно трудиться, каждый из них еще успеет значительно приумножить собственный капитал. Социальные баллы, по-простому их еще называют баллами жизни, дают гражданам право на существование в мегаполисе, право на саму жизнь. Ведь такое право предоставляется не просто так, это награда за труд на благо общества. Только собственным трудом каждый житель отрабатывает тот небольшой кредит баллов, что дается ему при рождении, ибо каждый обязан приносить пользу всему обществу, приумножать всеобщее благосостояние и только через это может достичь собственного благополучия.

Баллы жизни – единственное средство расчетов в городе. На них можно приобрести одежду, продукты, необходимую бытовую технику и многое другое. Но при этом необходимо самоотверженно работать, восполняя потраченный ресурс. Ленные и безответственные люди становятся обузой обществу, их личные счета, в конце концов, опустошаются, и тогда сами они подлежат утилизации. Анна никогда не слышала про таких людей, все, кого она знает, преданы идее труда и живут безбедно, своевременно получая поощрения баллами.

Яркий свет ударил по глазам неожиданно, Анна зажмурилась. Так срабатывал будильник, включая освещение сразу во всей квартире. Одновременно зазвучала мелодия корпоративного гимна. Звуковое сопровождение в системе пробуждения было предусмотрено на случай, если кто-либо вдруг закутался в одеяло с головой и не заметил, что уже пора вставать. Ведь если проспать, можно опоздать на работу или на учебу, что неизбежно грозит списанием баллов. Корпорация слишком дорожит своими сотрудниками, чтобы позволить им такое расточительство, а потому заботится о них.

Михаил потянулся, только потом открыл глаза, проморгался, затем повернул голову и произнес:

– Доброе утро, дорогая.

– Доброе утро, дорогой, – ответила Анна.

Обе фразы прозвучали почти механически, настолько уже привычным стал утренний ритуал пробуждения. С этими словами они проснулись вчера, с ними же просыпались позавчера, десять дней назад, каждое утро всей своей совместной жизни.

В небольшой спальне едва помещалась двуспальная кровать, как раз ровно настолько, чтобы иметь возможность войти в комнату и протиснуться вдоль стен с обеих сторон к своему спальному месту. Все же, по меркам мегаполиса, здесь было вполне уютно. Ограниченность территории самого города диктовала свои условия – граждане использовали для жизни столько пространства, сколько было необходимо, и не более того.

Анна вышла из спальни, заглянула в комнату сына. Это помещение было еще меньше, как и должно быть по социальным нормативам для одного человека. Если бы в их семье появился еще один ребенок, власти предоставили бы жилье немножко попросторнее, но пока что мегаполису не требовались новые жители, соответственно, Анне и Михаилу не выдавали разрешение на зачатие. Секс, как таковой, не возбранялся никому по достижении совершеннолетия, а вот незапланированная беременность могла повлечь за собой внушительный штраф в виде списания баллов с личных счетов обоих провинившихся, а сам незапланированный плод уничтожался через принудительный аборт. Общество не может себе позволить лишние рты и нетрудоспособность работников в связи с нежелательной беременностью, а пренебрежение интересами общества считалось серьезным правонарушением. Каждый гражданин имеет личные права, но они не могут быть выше прав всех остальных граждан. Есть ведь еще и обязанности перед обществом, а они превыше любого права.

Игорь уже оделся и заправлял постель. Оглянувшись на мать, он поздоровался:

– Доброе утро, мама.

– Доброе утро, сынок, – улыбнулась Анна.

Почему-то именно сегодня ей особенно остро почувствовалось отсутствие какого-то душевного тепла в словах сына, отсутствие родственного притяжения между ними, какое-то неестественное отчуждение. Наверняка, это просто кажется. Наверное, сон всколыхнул какие-то скрытые эмоции, задел какие-то особые чувства, задумываться над которыми в течение рабочего дня нет необходимости, поскольку они никак не относятся к трудовой деятельности и лишь отвлекают от выполнения своих обязанностей. С течением дня все забудется.

Наскоро приведя себя в порядок в душевой кабинке, Анна прошла на кухню и собрала завтрак на стол. Собственно, делать что-либо руками особо не пришлось, достаточно было лишь нажать пару кнопок сенсорного пульта, расположенного на стене. Кухонная автоматическая система самостоятельно извлекла из морозильного отделения три готовых порции и через скрытый конвейер переправила их в микроволновую печь. Когда блюда подогрелись до требуемой температуры, дверца микроволновки открылась с мелодичным сигналом.

Вспыхнул небольшой телемонитор – он включался одновременно с кухонной системой. Как обычно, с утра передавали текущие новости.

Вскоре вся семья собралась за столом. Завтрак прошел в молчании. Как правило, все семейные разговоры происходили за ужином, за ночь все равно не могло произойти ничего нового. Поглотив желеобразные кубики со вкусом бекона и запив их чаем, все трое начали собираться.

Как раз в тему по телевизору запустили ролик, в котором разъяснялось, как это важно – быть ответственным работником, прилежно исполнять свои рабочие обязанности. Достойная работа и оплачивается достойно: на счет поступают баллы, которые можно потратить на повышение благосостояния своей семьи.

Ролик всегда запускали в одно и то же время, заканчивался он гимном и служил своеобразным сигналом, что пора собираться, так что даже не было нужды смотреть на часы.

Перед выходом из квартиры все трое заблаговременно натянули на лица медицинские маски, согласно предписанию департамента здравоохранения. Необходимая мера, призванная предотвратить распространение вирусной инфекции, если такая угроза вдруг возникнет. Анна не помнила, чтобы в мегаполисе хоть когда-нибудь случалось нечто подобное, вероятно, именно потому, что все сознательные граждане неукоснительно соблюдали предписание. В этом и состоит ответственность каждого гражданина перед обществом. Как говорят в теленовостях, в мегаполисах конкурирующих корпораций, где пренебрегают такими мерами предосторожности, то и дело вспыхивают эпидемии. Но здесь жителям ничто не угрожает, поскольку каждому хватает ответственности использовать средства защиты и необходимые лекарственные препараты. Конечно, и на маски, и на лекарства расходуются баллы, но не следует экономить на здоровье, ведь обществу необходим каждый работоспособный гражданин. Пренебрегая собственным здоровьем, проявляешь пренебрежение интересами общества, а это недопустимо.

В кабине лифта все трое спустились прямо в метро. На эскалаторах семья разделилась: Игорь отправился на специальную школьную станцию, откуда каждый день ездил на учебу, родители спустились на станцию для взрослых, откуда электропоезд доставлял работников к местам их работы.

За безопасность ребенка можно было не опасаться, как, впрочем, и за безопасность любого жителя города: повсюду дежурили наряды гвардейцев, зорко следивших за соблюдением порядка и законности. Кроме того, буквально каждый сантиметр города просматривался камерами видеонаблюдения. Впрочем, в городе никогда не совершалось каких-либо преступлений против личности, чему способствовало развитие общества в целом при мудрой политике руководства корпорации.

На платформе было не особо людно, как и всегда. Анна и Михаил прошли в свой сектор, где ожидали прибытия поезда еще несколько человек в таких же синих комбинезонах, что свидетельствовало об их принадлежности к персоналу, связанному с работой в области программируемой техники.

В других секторах, отделенных друг от друга невысокими перилами также ожидали прибытия электропоезда группы людей в комбинезонах разных цветов. Чем занимались эти люди, не знали ни Анна, ни Михаил. Анна никогда не слышала, что есть закон, точно запрещающий людям разных профессий общаться между собой, но точно знала, что такое поведение не одобряется, и на то имеются веские причины. Ведь любая лишняя информация отвлекает от выполнения своих непосредственных трудовых обязанностей, что, в свою очередь, негативно сказывается на благосостоянии всего общества в целом. Пренебрежение интересами общества – это уже настоящее преступление, так что выводы очевидны. Об этом говорят и эксперты на телевизионных ток-шоу каждый вечер.

Как и всюду, за соблюдением порядка следили не только видеокамеры, но и гвардейцы. Если бы у кого-то вдруг возникла крамольная мысль о необязательности соблюдения существующих правил, достаточно было взглянуть на стражей порядка, чтобы отказаться от правонарушений. Ведь за каждый проступок следовал неизбежный штраф, в виде лишения баллов. Гражданин, лишавшийся баллов полностью, неизбежно терял и право на жизнь, ибо тем самым подтверждал свою полную бесполезность для общества, следовательно, подлежал немедленной утилизации.

Поздоровавшись с коллегами по работе, Михаил включился в обсуждение последних новостей, недавно озвученных в утреннем выпуске по телевидению. Анна стояла молча, даже не прислушиваясь к разговорам. В услышанных по новостному выпуску сведениях она не видела повода что-либо обсуждать, обычные факты, больше похожие на статистику: в городе все хорошо, экономика стабильна, крепнут экономические связи с другими мегаполисами под управлением корпорации, заключены выгодные контракты с мегаполисами других корпораций, у которых как раз дела идут не столь хорошо, как здесь, а все благодаря мудрой политике руководства, которое ведет все общество к процветанию… Для Анны достаточно, чтобы чувствовать уверенность в завтрашнем дне и понимать, как ей повезло, что она родилась и живет именно здесь. Впрочем, это понимают все, тем не менее, почему-то считают нужным поговорить об этом.

Анна подняла взгляд. Далеко в вышине, над крышами высоток, простиралась ровная синева. Небо над городом всегда было одинаковым, точно таким оно было и вчера, и позавчера, и при ее рождении, в любое время суток. Анна не знала, почему оно выглядит именно так, никто из знакомых не знал. Все, что не касалось профессиональной деятельности граждан, считалось лишней информацией, только отвлекающей от исполнения трудовых обязанностей. Ничто не должно мешать человеку исполнять свой гражданский долг и плодотворно трудиться на благо общества. От вклада каждого гражданина в общее дело зависит не просто благополучие мегаполиса – сама жизнь его населения.

И все же иногда Анна задумывалась: что может быть там, за пределами города? Что начинается там, где заканчивается мегаполис? Никто и никогда не говорил об этом, ни преподаватели в школьные годы, ни ведущие телепередач, ни знакомые, ни начальство, никто. Да, она знала, как, впрочем, и все, что мир не ограничивается пределами одного лишь мегаполиса, существуют и другие, их регулярно показывают в выпусках новостей по телевидению. Вернее, показывают не сами города, просто озвучивают новости. Не раз Анну посещала мысль, что она не знает как выглядит даже ее собственный город. Квартал, где живет ее семья и семьи коллег, учебное предприятие, где дети обучаются профессиям, рабочая зона, где ежедневно трудятся их родители, и все. Наверное, повсюду то же самое, что она видит вокруг себя с рождения. Наверняка точно так же выглядят и все прочие мегаполисы, ведь везде общество опирается на те же порядки и законы.

Анна вернулась взглядом к людям, ожидающим на платформе. Из соседнего сектора прямо на нее смотрел молодой парень. Полностью его лица не видно из-под маски, но все же показалось, что он молод. Взгляд такой пристальный, прямо, можно почувствовать физически. Наверное, Анна и почувствовала, потому и обратила на него внимание. Наткнувшись на встречный взгляд, парень подмигнул. Маска на его лице шевельнулась, возможно, он еще и улыбнулся.

Анна непроизвольно вздрогнула и скосилась глазами на гвардейца, стоявшего на возвышении между секторами. Она не знала наверняка, может ли такое проявление внимания со стороны представителя другой профессии являться грубым нарушением порядка, но стало как-то не по себе. Лицо гвардейца закрывало зеркальное забрало защитного черного шлема, сам он стоял неподвижно, невозможно было понять, заметил он что-то или нет, но его невозмутимость почему-то нисколько не успокаивала, тревога в душе только усиливалась.

Анна опустила взгляд, не решаясь посмотреть ни на парня, ни на гвардейца. К счастью, наконец-то подошел электропоезд. Появился он точно вовремя, строго по графику, но Анне последние секунды ожидания показались часами. Войдя в свой вагон, она отважилась оглянуться. Гвардеец все так же стоял неподвижно на своем месте.

Анна с мужем заняли место у окна, ухватились за поручни. Сидячих мест конструкция вагона не предусматривала, все ехали стоя. Путь до места работы не занимал много времени, а стоячих пассажиров вмещалось гораздо больше, что позволяло перевезти всех за один раз. Следующий рейс электропоезд совершал только вечером, когда требовалось доставить всех работников по домам, все остальное время проводил в бездействии, за счет чего экономились энергоресурсы, столь необходимые для стабильного функционирования всех служб города.

Двусторонний монитор под потолком в центре вагона всю дорогу вещал о новых экономических достижениях, росте благосостояния граждан, что, безусловно, должно вселять гордость в сердца всех, без исключения, членов общества. Ведь в мегаполисах конкурентов граждане живут намного хуже, уровень жизни там гораздо ниже и свобод намного меньше.

Украдкой Анна оглянулась на стеклянную дверь, разделяющую вагоны. Как и на станции, внутри поезда граждане разных профессий не смешивались, каждый ехал в отведенном ему вагоне. Перемещаться по составу могли только гвардейцы в целях поддержания правопорядка.

Анна и сама себе не смогла бы объяснить, какое именно чувство заставило ее оглянуться. Хотела она вновь увидеть того парня из соседнего сектора или, напротив, опасалась, что он снова смотрит на нее через стекло?

За стеклянной дверью просматривался точно такой же вагон, заполненный людьми. На каждой станции входили новые пассажиры, народу прибывало, скоро толпа полностью перекрыла обзор.

Отработав свои положенные шестнадцать часов, Анна и Михаил встретили сына в том же месте, где расстались утром, и все втроем вернулись в свою маленькую уютную квартирку.

За ужином разговаривали мало, вся беседа свелась к отчету Игоря о его успехах в учебе. Больше смотрели телевизор, где в рамках обычного вечернего ток-шоу обсуждали непростую экономическую ситуацию, сложившуюся в отдаленном мегаполисе: приглашенные эксперты-чиновники, представляющие различные департаменты, давали свою оценку, сравнивали показатели, а по итогам обсуждения единодушно сходились во мнении, что гражданам родного мегаполиса не грозят никакие потрясения, ибо руководство, пользуясь безоговорочной поддержкой всего населения, проводит мудрую политику и ведет общество к еще большему благополучию и процветанию.

Уже ложась спать, Анна вспомнила того парня с перрона. Выходя из вагона после рабочей смены, она не оглядывалась, как-то просто не пришла такая мысль в голову. Возможно, он и выходил из соседнего вагона, кто знает?


глава вторая


Просматривая файлы на мониторе своего рабочего компьютера, Анна то и дело возвращалась мыслями к событиям утра. Сегодня она снова видела того парня, и вновь он подмигнул. В этот раз Анна не сразу отвела взгляд, несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Как и вчера, гвардеец на своем посту стоял неподвижно, сегодня его бездействие несколько приободрило: возможно, в обмене взглядами и даже перемигивании не было никакого состава преступления. Анна решилась вновь взглянуть на парня. В отличие от нее, тот демонстрировал полную уверенность в себе, казалось, его нисколько не заботили возможные последствия столь открытого проявления интереса к представительнице другой профессии.

Может, в этом и на самом деле нет ничего предосудительного с точки зрения закона. Они ведь не разговаривали, просто смотрели друг на друга.

С трудом Анна заставила себя вернуться к работе. Все-таки, свои обязанности нужно исполнять, для отвлеченных мыслей существует личное время. А то так недолго и баллов лишиться, никто не будет платить за невыполненную работу, общество не обязано содержать бездельников за свой счет.

Почти всю работу в городе выполняли роботы: механические помощники с искусственным интеллектом были задействованы во всех сферах жизни, даже новых роботов собирали в автоматизированных цехах другие роботы. И тот самый электропоезд, что каждое утро доставлял Анну, Михаила и всех прочих работников к трудовым комплексам, а вечером увозил обратно, тоже управлялся запрограммированной автоматикой. Однако заменить человека во всем роботы пока не могли. Как уверяли новостные телевизионные программы, разработки в этом направлении ведутся и приближаются к успеху, что в будущем послужит еще большему росту благосостояния всего общества, пока же находилась работа и для человеческих рук.

Отдел, в котором трудились Анна и Михаил, занимался дистанционной наладкой программного обеспечения систем бытового обслуживания. Такие системы, как, впрочем, и любые другие, обеспечивающие нормальную жизнь населения города, отличались надежностью, по крайней мере, именно так утверждалось в новостных телепрограммах, упоминались лишь единичные редкие сбои, связанные с объективными причинами. Тем не менее, в отделе работы хватало всегда. Иногда такая ситуация казалась Анне странной: в их отделе трудились десятки сотрудников, каждый обрабатывал множество заявок за смену, но все равно новостные выпуски утверждали лишь о редких случаях неполадок. Возможно, она просто чего-то недопонимает, ведь те, кто готовит выпуски и ведет статистический учет, знают гораздо больше, чем обычный рядовой сотрудник.

Вся информация о сбоях незамедлительно поступала в отдел, начальник отдела лично распределял работу между подчиненными, те же дистанционно устраняли обнаруженные неполадки.

И Анна, и Михаил занимались этим делом всю свою жизнь, именно этому их учили в школе еще в детстве, ту же самую специальность сейчас изучал их сын Игорь. Получить какую-либо другую профессию практически не было возможности, да в этом и не было необходимости. С самого момента рождения каждого гражданина направление его деятельности предопределял департамент демографии и статистики: возглавляющие это ведомство чиновники точно знают, сколько людей и в какой сфере требуется городу. Исключения редки: еще в начальных классах специальное тестирование определяет, принесет ли ребенок в будущем больше пользы обществу, занимаясь чем-либо другим, не тем, чему посвятили свою жизнь его родители. В случае положительного результата ребенка изымают из семьи, дальнейшее его воспитание проходит в стенах интерната. В общем-то, это правильно, наслоение знаний в различных сферах, совершенно не способствует сосредоточенности на своей конкретной работе. А если ты рассеян, не собран, то и работаешь хуже, что влечет за собой уменьшение поступления баллов на твой личный счет. Корпорация заботится о благополучии каждого гражданина и своевременно принимает меры, чтобы любой имел возможность пополнять свой счет в достаточной мере.

В свое время Анна очень опасалась, что тестирование Игоря выявит какие-либо особые дарования. Да, она бы гордилась сыном и даже на правах матери получила бы ощутимое поощрение в виде баллов на личный счет, но это означало, что женщина больше уже никогда не увидела бы своего мальчика. Столько времени ожидать разрешения на воспроизводство, чтобы в один миг потерять единственного сына, такое Анна даже представить себе боялась. Возможно, департамент статистики и демографии разрешил бы им с Михаилом родить еще одного ребенка, но помогло бы это забыть своего первенца, такого долгожданного и желанного?

Иногда, размышляя о подобном, Анна поневоле задумывалась, так ли уж справедливо устроено общество? Женщина сама пугалась своих мыслей, ведь это откровенная крамола, направленная на подрыв устоев. Как патриот, она не имеет права сомневаться в правильности политики корпорации, там, в верхах, умнейшие и достойнейшие люди, они точно знают, как лучше развивать общество, знают потребности граждан, разбираются в экономике и отметают все ненужное и вредоносное, прилагают титанические усилия, направленные на повышение благосостояния населения города. Успокаивая смятение в душе, Анна говорила сама себе, что вся идет так, как и должно, все правильно, устройство общества именно такое, какое необходимо любому здравомыслящему человеку, это и есть справедливость, как о том говорят дикторы новостных программ и участники вечерних ток-шоу. Чтобы добиться успеха, необходимо работать, это единственно верный путь, она должна отдавать всю себя на благо общества. Дай обществу все, что можешь, тогда и общество даст тебе все, что необходимо для жизни, это и есть справедливое распределение благ, к этому призывают руководители департаментов и сам президент корпорации. Работать, работать и работать, чтобы не оставалось времени на длительные размышления. Мысль вредна, она не всегда контролируема и может привести к неверным умозаключениям. Избыток свободного времени также вреден, он способствует излишним размышлениям. Делай то, что тебе говорят, это правильно, это необходимо обществу для нормальной спокойной и сытной жизни.

В какой-то момент Анна даже поймала себя на том, что мысленно напевает строчки корпоративного гимна, настолько воодушевила сама себя. Да, ей не в чем сомневаться: гражданам только и следует, что выполнять распоряжения руководства, выполнять инструкции и соблюдать существующий порядок, тогда все в их жизни будет хорошо. Система продумана и отлажена до мелочей, она исправно функционировала еще до рождения Анны, такой останется и после ее естественного ухода из жизни.

Придя к такому выводу, женщина с головой окунулась в работу. Покончив с одним заказом, она переключилась на другой. На пару секунд, пока загружались данные, Анна отвлеклась от монитора и бросила взгляд на мужа, работавшего за соседним компьютером. Вот образец для подражания: Михаил никогда ни в чем не сомневается, абсолютно искренне убежден, что все, что он делает, правильно, ведь так сказало руководство. Наверное, не будет сомневаться, даже если вдруг придет распоряжение отдать собственную жизнь во имя блага общества и корпорации. Во время ожидания разрешения на воспроизводства, когда Анна была на грани отчаяния, муж проявлял стойкость и хладнокровие, к этому же призывал и жену, твердо убежденный, что в департаменте статистики и демографии лучше знают, кому, когда и сколько рожать. Нисколько не волновался он и во время тестирования их малыша на профориентацию. Анна точно знала, это не напускное спокойствие, Михаил на самом деле убежден в непогрешимости руководства корпорации, его никогда не терзают сомнения, он живет ровно той жизнью, которая единственно возможна и правильна. Как, наверное, и все жители. По крайней мере, среди своих коллег по работе Анна не знала ни одного сомневающегося. Хотя, если у кого и зарождаются подобные мысли, вряд ли он станет делить их с окружающими. Ведь и сама Анна ни за что никому не расскажет о том, что время от времени приходит в голову по поводу справедливости устройства общества, такое лучше переваривать глубоко внутри, никак не проявляя свои сомнения внешне.

Интересно, что бы сказал тот парень с перрона? Кто он вообще такой? Даже и не узнать, кем он работает. По сути, представители различных профессий ничего не знают друг о друге. Существующий порядок объясняет такую изоляцию необходимостью концентрации на собственных трудовых задачах, чтобы отдаваться своему делу без остатка и не быть обузой обществу. Кроме того, не следует забывать и о возможности возникновения инфекционных заболеваний. Да, общество в целом состоит из ответственных граждан, но если вдруг сложится неблагоприятное стечение обстоятельств, кто-то проявит халатность, жизнь всего населения мегаполиса окажется под угрозой. И все же… Так ли уж необходимы подобные меры безопасности, так ли оправданы?

Вот опять она позволяет себе усомниться в решениях руководства корпорации. Откуда берутся такие мысли, почему не дают покоя? Может, это с ней самой что-то не так? Разве есть хоть малейший повод усомниться в справедливости существующих устоев, правил, порядка? Любому гражданину с самого рождения предоставлены все блага: необходимая жилплощадь, необходимое образование, право на труд, оплаченное социальными баллами, что дают право на существование. Взамен же требуется только одно – трудись на благо общества, зарабатывая и своевременно пополняя потраченные баллы. Если делаешь все правильно, как предписано, ничего плохого с тобой не произойдет, баллы со счета просто так не списываются, только штрафами за проступки.

Как сложится судьба каждого гражданина, насколько благополучна будет его жизнь, зависит не только от общества и руководства, но, в первую очередь, и от него самого. Только плодотворный и усердный труд дает все права, в том числе и право на жизнь. Это благо, которое нужно заработать. Даже если в силу возраста уже не сможешь работать, накопленные баллы позволят жить еще хоть до ста лет. Другое дело, если трудился без должного энтузиазма и не смог обеспечить себе старость. Родители Анны в этом отношении не достигли должного успеха, как и родители Михаила. И те, и другие не дотянули до шестидесяти, но приняли утилизацию достойно, как подобает настоящим гражданам, сознающим свою ответственность перед обществом.

Успех возможен, в этом не может быть сомнений, любая сфера деятельности открывает работникам все пути для карьерного роста. Повышение в должности, это, соответственно, и увеличение баллов, расширение жилплощади, прочие приятные бонусы. В конце концов, это и гордость за свое дело, это значит, что ты не просто статистическая единица населения, а действительно важный член общества, ты гражданин.

Правда, за все время работы в отделе Анна не могла припомнить ни одного случая, чтобы хоть кто-то из коллег поднялся по карьерной лестнице хотя бы на ступеньку. Люди старели, признавались непригодными для надлежащего исполнения своих обязанностей, уходили, больше их никто не видел, возможно, тихо проживали накопленные баллы, а может быть, утилизировались за полной ненадобностью, а все их имущество было справедливо распределено между работоспособными гражданами. На место выбывших приходили молодые. И все так же, день за днем, сидели за мониторами рабочих компьютеров и щелкали по клавиатуре, устраняя неполадки в программах бытовых роботов. Даже начальник отдела поменялся уже два раза, но на освободившееся место попадали люди не из числа рядовых сотрудников, их назначало вышестоящее руководство, а откуда они брались, никто не знал. Видимо, коллеги Анны, как и она сама, трудились недостаточно эффективно, чтобы их могли признать достойными повышения. Значит, необходимо трудиться еще усерднее, думать поменьше, работать побольше.

Такие мысли придали Анне энтузиазма. С новым воодушевлением она продолжила работу.

И вновь почему-то перед мысленным взором встал облик того парня с перрона из соседнего сектора. Интересно, кем он работает? И где? Может быть, где-то тут, совсем рядом. Хотя, даже если в соседнем здании, это все равно ничего не меняет. Сотрудники отделов никогда не покидают пределов территории, по которой разрешено передвигаться в течение смены. Посещение объектов, не связанных непосредственно с выполнением обязанностей означало грубое нарушение техники безопасности. За неукоснительным соблюдением правил и здесь следили камеры видеонаблюдения и наряды гвардейцев.

Что же такое все время заставляет ее вспоминать того парня? Она ведь даже лица его толком не видела, только глаза. Взгляд? Да, есть в его глазах что-то такое, искорка какая-то, что ли. В глазах Михаила Анна никогда ничего подобного не замечала. В их отношениях с мужем все было просто: департамент статистики и демографии издал распоряжение для обоих, что именно они должны создать семью и в качестве пары они идеально подходят друг другу. Решение подобных вопросов никогда не пускалось на самотек, каждый гражданин с самого рождения состоял на учете во всех департаментах, ответственных за различные сферы жизни общества, только там могли точно и безошибочно определить, что, кому и когда надлежит делать. Наверное, от брака можно было и отказаться. Но Анна не слышала, даже по телевидению, чтобы кто-то когда-нибудь поступал подобным образом. В самом деле, зачем? Нет смысла нарушать устоявшиеся правила общества, если они не мешают жить, а лишь способствуют повышению благосостояния. Да и жених не вызывал никаких негативных эмоций, молодые люди знали друг друга давно, еще со школьной скамьи. Людей, занятых в сфере программирования бытовых систем, не так уж много, в их замкнутом ограниченном мирке все знают друг друга по работе. В качестве поощрения к зафиксированному через терминал браку Анна и Михаил получили небольшую уютную квартирку на двоих, за которую со временем расплатились баллами. После рождения сына корпорация предоставила им жилплощадь чуть побольше, расплачиваться за которую пришлось немного дольше, но на двоих вполне по силам и возможностям.

Никогда за все время совместной жизни Анна не видела в глазах мужа того блеска, что увидела сегодня утром, на перроне, в глазах незнакомого человека. Скорее всего, она нравится тому парню. Определенно нравится. Хотя, он ведь тоже не видел ее лица. Зато фигура какая. Мужчины из числа коллег никогда не оказывали Анне особого внимания – обычные вежливо-деловые отношения. Да такое и не принято, ведь все работают семьями, так же, как и она сама. Михаил не особо склонен к проявлениям каких-либо особенных эмоций, для него и семейные отношения такая же рутинная работа, даже секс с ним однообразный и механический, просто зарядка для здоровья. Муж всегда жил строго по правилам, ни шагу в сторону, даже если такие шаги никем не возбраняются.

А вот в глазах того парня Анна увидела интерес, настоящий, искренний. Снова вспомнив его взгляд, Анна непроизвольно расправила плечи, чуть выпятила грудь и облизнула губы под маской. Она, конечно, уже не юная девушка, но выглядит очень даже ничего, тут есть чем заинтересоваться. На вид парень кажется чуть моложе Анны, но ручаться за это сложно, не так уж долго и недостаточно внимательно она его разглядывала, да и то больше смотрела в глаза.

Удивительно, сколько эмоций может вызвать лишь один взгляд, простая мимолетная встреча глазами. Анна абсолютно ничего не знает о том парне, но из глубины сознания уже выплывают видения, фантазии на тему, как бы сложилась ее собственная жизнь, будь ее мужем он, а не Михаил. Было бы все так же обыденно, ровно, рутинно или?..

Анна тряхнула головой, отгоняя фантазии, уже начавшие окрашиваться в откровенно интимные тона. Такие мысли только отвлекают от работы.

Образ парня с перрона еще не раз возвращался в мысли Анны, навевая очередные размышления, связанные не столько с ним, сколько с образом жизни всего населения мегаполиса. К счастью, это не сказалось на работе, ей удалось выполнить установленный план. Конечно, было бы лучше перевыполнить – можно было бы рассчитывать на небольшую премию, ведь баллы лишними не бывают.

Вечером, покидая вагон на своей станции, Анна скользнула взглядом по перрону. Из другого вагона выходили люди, того парня среди них не было.


глава третья


Анна и боялась, и одновременно желала увидеть уже знакомый взгляд. Секторы перрона заполнялись людьми, гвардеец равнодушно взирал на ожидающих с высоты своего поста. По крайней мере, казался он равнодушным, просто неподвижно стоял, сложив руки за спиной. Вот уже показался электропоезд, но того парня не было.

Держась за поручень в вагоне, Анна всю дорогу строила догадки, почему тот парень сегодня отсутствовал. Как давно он вообще заходит в электричку именно на ее станции? Ведь раньше Анна его не видела. Хотя, вполне возможно, просто не обращала внимания. Не так уж часто она обращает взор на соседние сектора, в тот раз они встретились глазами чисто случайно.

Может быть, он заболел? В таком случае можно только посочувствовать. Каждый гражданин несет полную ответственность перед обществом за свое здоровье. Ведь в случае неожиданного наступления нетрудоспособности рабочие обязанности больного ложатся на плечи его коллег. Никто не вправе быть обузой обществу, так как общество не обязано содержать бездельников.

В семье Анны к вопросам здоровья всегда относились очень ответственно. Каждый день заканчивался неизменным ритуалом: приемом специальных лекарственных препаратов, предписанных департаментом здравоохранения в целях профилактики. Точно так же поступали все знакомые, а если верить новостным передачам, и все население города. Конечно, лекарства обходились недешево, но сама процедура ежедневного приема того стоила. Безответственное отношение к собственному здоровью и, как следствие, ограниченная трудоспособность влекли за собой уменьшение зарплаты на срок болезни, а так же внушительный штраф.

Насколько ответственен тот парень, Анна не знала. Она вообще ничего о нем не знала, и вряд ли когда-нибудь сможет узнать. Уже сама не понимает, почему он занимает все ее мысли уже второй день. И ночью во сне она видела его взгляд, искрящиеся глаза, даже улыбку, хотя совершенно не знала, как выглядит его лицо наяву. Наваждение какое-то.

Может быть, не случилось ничего ужасного, парень просто закончил работу в одном месте, теперь его направили в другое. Это Анна и ее коллеги постоянно трудятся в одном и том же помещении, покидая его лишь на обеденный перерыв и домашний сон, а у кого-то, вполне возможно, работа связана с разъездами. Автоматизация достигла почти полного совершенства, и все же пока роботы не могут заменить человека абсолютно во всем, в любой момент в любом месте могут понадобиться человеческие руки или хотя бы мозг.

А что, если?.. Сожаление сменилось тревогой, по спине пробежал холодок. Вдруг их обмен взглядами все же был расценен, как общение представителей разных профессий, а значит, как преступление против существующих норм поведения, и даже закона. Ведь повсюду висят видеокамеры, да и гвардеец на посту, скрывающий свое лицо за непроницаемым для взгляда извне забралом, мог проявить гораздо больше внимания, чем казалось со стороны. Если пришли за тем парнем, значит, скоро могут прийти и за Анной.

Нет, она сама себя запугивает, причем, почти без оснований. Закон справедлив, его вводили умные честные люди, ведь только такие руководят обществом. Может быть, они и совершили проступок, но уж точно не настолько серьезный, чтобы подвергнуться немедленной утилизации. Штраф за такое получить вполне возможно, но тогда просто придет уведомление на электронную почту, арестовывать никто никого не станет.

Есть, конечно, вероятность, что парень накопил слишком много штрафов, которые просто-напросто полностью опустошили его личный счет. По телевидению говорили о таких безответственных людях, что наплевательски относятся не только к правилам, но и к собственной жизни. В таких случаях результат только один – утилизация с возвращением всего имущества в муниципальный бюджет.

Несмотря на то, что Анна совсем не знала того парня, думать о худшем не хотелось. Достоин он наказания или нет, для нее не так уж важно. Им же все равно не жить вместе, даже беседы не вести. Все, что может быть между ними, это только обмен взглядами в утренние часы на перроне.

Анна взглянула на мужа. Приятная внешность, неплохое телосложение, спокойный тембр. Стоит рядом, как всегда обсуждает с коллегами политические новости, переданные в утреннем выпуске новостей, воплощение уверенности и надежности. Словом, видный мужчина, опора во всем. Но нет в его глазах того огонька. Если бы на месте мужа был тот парень…

Стоило появиться на работе, по внутренней связи тут же поступил вызов в офис начальника отдела. Анна с трудом подавила вспыхнувшее с новой силой чувство тревоги, постаралась внешне остаться спокойной, но внутри вся напряглась. Не связан ли вызов с тем парнем? Ни Анна, ни Михаил никогда не получали штрафов, тем не менее, знали, что такие уведомления носят личный характер, приходят на электронную почту домашнего идентификатора каждого гражданина индивидуально. Хотя, наверняка и непосредственное руководство также ставят в известность, должно же начальство знать, что за люди трудятся во вверенном ему коллективе.

С замиранием сердца Анна открыла стеклянную дверь офиса. Николай Брунович, начальник отдела, сидел за огромным столом в одиночестве. Взглянув на вошедшую поверх компьютерного монитора, стоявшего перед ним, он произнес:

– Можешь не садиться, надолго не задержу.

Тревога еще более усилилась. Чтобы сообщить о штрафе много времени и в самом деле не требовалось.

– Поступил ответственный заказ, – продолжал Николай Брунович. – Ты у нас сотрудник опытный, думаю, справишься.

Анна облегченно выдохнула. Все-таки, начальник вызвал по работе. Все так же стоя у двери, она молча слушала. Вопросы были излишни, начальник сам все скажет, а выражать собственное мнение в этом кабинете неуместно.

– В доме одного из наших клиентов полетела система, требуется отладка, – инструктировал подчиненную Николай Брунович. – Этот человек работает в департаменте статистики и демографии, он крупный чиновник, поэтому к системам, контролирующим жизнеобеспечение его дома, нет удаленного доступа, тебе придется отправиться на адрес. Машина тебя уже ждет, отправляйся немедленно. Лишнего там не спрашивай и сама не болтай, все только по работе. Впрочем, я в тебе уверен, иначе не поручал бы такое задание тебе. От того, насколько качественно и быстро справишься с задачей, зависит поощрение, а возможно, и карьерный рост. Можешь идти.

Лифт спустил Анну в служебный гараж. По пути ей подумалось: какой именно карьерный рост имел в виду Николай Брунович? В отставку ему рановато, а свое кресло он вряд ли собирается уступать. Но не дело подчиненного сомневаться в словах начальства. Вот Михаила точно не смутило бы ничего из услышанного. Пожалуй, стоило его предупредить, что сегодня она работает на выезде. Хотя, вряд ли отсутствие жены заставит Михаила волноваться. Вовсе не потому, что Анна ему совсем уж безразлична, просто уверен – все всегда идет так, как надо, потому, что таковы распоряжения руководства корпорации, а там четко знают, что лучше для всего общества в целом и каждого гражданина в отдельности.

Подобные заказы с выездом на дом поступали крайне редко, на памяти Анны такое случилось второй раз. Человек, выполнявший предыдущий заказ ушел в отставку спустя несколько дней, опытом ни с кем не делился, впрочем, правила все равно предписывали держать язык за зубами. Анне тоже придется помалкивать, если вдруг увидит или услышит что-то необычное для себя. Каждый гражданин имеет право на личное пространство и личные секреты, нарушать это право – серьезное преступление. Тем более, когда дело касается чиновников, ответственных за жизнь всего населения. Так что своими впечатлениями Анна не сможет поделиться даже с мужем, неизвестно ведь, что можно говорить о заказчике другим лицам, а что он считает личным, и спрашивать напрямую неприлично, так не принято, считается плохим тоном. Впрочем, Михаил и не спросит, он настолько неукоснительно соблюдает все правила и предписания, что даже простой интерес не появится, если на то нет соответствующих указаний свыше. Как же просто и легко ему живется. До недавнего времени Анна и сама так жила, все казалось простым, понятным и правильным. Она жила так же как и все, чувствовала единство с обществом. Иногда, правда, появлялись разные мысли, но с ними быстро удавалось справиться. А вот сейчас… Неужели взгляд того парня так подействовал на нее?

Анна забралась в салон электромобиля, приложила ладонь к считывающему устройству на приборной панели. Так происходило распознавание граждан разнообразными системами. Все биометрические данные граждан вносятся в единый реестр еще при рождении, по необходимости корректируются с возрастом, каждому присваивается индивидуальный гражданский номер. С помощью таких устройств системы распознавания устанавливается личность, совершаются покупки, отправляются заказы и обращения к чиновникам департаментов.

При входе на станцию метро стояли такие же устройства, где каждый обязан был отметиться, так же, как и в рабочих комплексах. Такая система была введенадля удобства граждан, если вдруг понадобится быстро отыскать человека, его местоположение в городе определится за считанные секунды. От своей мамы Анна слышала, что еще в бытность молодыми родителей ее собственных родителей в ходу были специальные устройства – мобильные телефоны, но научные исследования показали, что такие аппараты вредны для здоровья, поэтому от них пришлось отказаться в целях поддержания здоровья граждан и сохранения их трудоспособности. Любой закон, принятый кабинетом высшего совета корпорации, служил только на благо общества.

Механический голос сообщил, что с личного счета Анны списан один балл: использование служебного транспорта даже при выполнении своих прямых обязанностей не было бесплатным. Машина, управляемая автопилотом, мягко тронулась с места. Нужный адрес уже был введен в навигационную систему, Анне оставалось только расслабиться в кресле.

Улицы были пустынны, лишь изредка встречались патрульные электромобили гвардии. Анна впервые оказалась в городе в такое время, сейчас казалось, будто вокруг нет ни души. Хотя, скорее всего, город выглядит так всегда. Жителям нет нужды покидать свои жилища: все необходимые товары, заказанные дистанционно под влиянием рекламы, привозили специальные роботы-доставщики, а для прогулок в каждом жилом корпусе существует специальный этаж с парком. Впрочем, людям некогда гулять, все в этом городе постоянно заняты трудом, каждый вносит свой вклад в развитие благосостояния общества.

Кварталы жилых многоэтажек остались позади, машина остановилась перед шлагбаумом. Высунув руку в окно, Анна приложилась ладонью к контроллеру. Кроме всего прочего, такие предосторожности были необходимы и в целях предотвращения диверсионных действий со стороны конкурирующих корпораций. То и дело в теленовостях сообщали об успешно проведенных гвардейцами операциях по выявлению террористов, и спасающих таким образом все общество от различных бедствий и потрясений. Только такими мерами обеспечивались стабильность и спокойствие.

После установления программой личности пассажира и цели его поездки машина двинулась дальше. Здешние улицы разительно отличались от тех, какие привыкла видеть Анна: широкие проспекты, фонтаны, красивые здания самой разной архитектуры. В отдалении можно было разглядеть даже парки, где среди деревьев с зеленой листвой гуляли люди. Здесь уже не было того нагромождения высоток, теснившихся в жилых кварталах рабочих. Это и понятно, в этом районе проживали люди, добившиеся значительных успехов собственным трудом, подобная обстановка способствовала дальнейшему развитию их способностей на благо общества.

Электромобиль свернул с проспекта и, нырнув в открытую шторку ворот, въехал в гараж. Дверца машины автоматически распахнулась. Анна вышла наружу и огляделась. Лампы с высокого потолка ярко освещали все пространство, играли бликами на капотах десятка автомобилей. Таких транспортных средств Анне видеть еще не доводилось: большие и, наверняка, удобные салоны, изящные линии, вообще внешне очень красивые. Сколько же людей тут живет и как среди них отыскать своего клиента? На такой случай был предусмотрен робот-дворецкий, но он входил в единую систему всей бытовой техники, обслуживающей дом, а как раз сама система и вышла из строя, так что рассчитывать на автоматическую подсказку не приходилось.

– Идите сюда! – послышался мужской голос.

Анна вздрогнула от неожиданности и обернулась. В дверях в конце помещения стоял мужчина средних лет в черном костюме. Сама Анна, как и все, кого она знала, носила неизменный комбинезон – одежду удобную и практичную. Для людей их профессии одеваться как-то иначе не имело смысла, а потому противоречило установленному порядку. Даже Николай Брунович носил комбинезон, отличавшийся от одежды подчиненных только нашивками. Ну куда бы мог отправиться Михаил вот в таком костюме? Для работы он неудобен, в домашней обстановке еще более неуместен. Людей в такой одежде Анна видела только по телевизору: ведущих новостей или экспертов по различным вопросам, приглашенных на ток-шоу.

Еще более непривычным для Анны было то, что на лице мужчины отсутствовала маска. Впрочем, это она здесь по работе, а он ведь дома. В своей квартирке Анна тоже дышит свободно, правила предписывают носить защитные маски, лишь находясь в общественных местах. А вот что говорят правила, когда ты находишься не у себя дома, такого Анна не слышала, и Николай Брунович на этот счет не предупреждал. Наверное, стоит остаться в маске.

Анна направилась к незнакомцу, думая при этом, стоит ли поздороваться или, следуя совету своего начальника и устоявшимся правилам поведения, не раскрывать рот, пока человек, имеющий более высокий социальный статус, не проявит инициативу.

– Добрый день, – произнес мужчина, когда Анна приблизилась.

– Здравствуйте, – ответила женщина.

– Как вас зовут, – полюбопытствовал мужчина.

Анна принялась было перечислять цифры своего гражданского номера, присвоенного ей при регистрации в едином реестре, но хозяин дома прервал ее.

– Ваш номер мне известен, – с усмешкой кивнул мужчина. – Он значится в ответе на мою заявку. Как вас зовут? Ведь у вас есть имя?

– Анна.

– Я Генрих. Можно по-простому, без отчества. Пойдемте. К сожалению, лифт тоже не работает. Надеюсь, вы все исправите.

Генрих повел Анну за собой по лестничным пролетам, рассказывая по пути:

– Мои сын Мик катался по дому на своем электроджипе, врезался в стену и повредил кабель. Произошло короткое замыкание, видимо, это и повредило систему. Проводку уже починили, стену тоже, осталось только отладить систему.

Анна не поняла, что такое электроджип, но переспрашивать не стала. Видимо, какое-то транспортное средство, не слишком большое, раз на нем можно кататься по дому. Хотя, дом-то не чета их с Михаилом квартирке, тут и на нормальной машине есть, где развернуться.

Подтверждая мысли Анны, Генрих вывел ее в просторный холл. Пожалуй, на такой площади мог бы разместиться их искусственный парк с десятого этажа, еще бы и место осталось.

– В вашем планшете наверняка есть план дома, – предположил Генрих, кивком указав на подсумок Анны.

– Есть, – подтвердила Анна.

– В таком случае, работайте, – распорядился хозяин дома. – Не буду вам мешать. Если понадобится пройти в какое-либо помещение, идите смело, считайте, что мое разрешение получено.

– Спасибо.

Генрих ушел, оставив Анну в одиночестве. Женщина обвела взглядом холл. Тут было на что засмотреться: такого великолепия она никогда раньше не видела, даже по телевизору. Даже названия всему этому не знала, не могла представить и предназначения большей части незнакомых предметов. Должно быть, все это необходимо Генриху для успешной работы, он ведь чиновник, а не какой-то рядовой работник. Разглядывать обстановку дома можно было бы бесконечно, но, в конце концов, Анну сюда вызвали не для того, чтобы глазеть, пора и делом заняться.

Сверившись с данными, закачанными Николаем Бруновичем в планшет, Анна отыскала центр управления системой всех бытовых устройств дома. Все оказалось несколько сложнее, чем она надеялась. Пожалуй, придется задержаться в гостях, исправить все по-быстрому точно не получится. Несмотря на гостеприимство хозяина, Анне не хотелось оставаться здесь надолго: во-первых, чем быстрее она справится с работой, тем больше баллов получит, а во-вторых, в этом доме она чувствовала себя очень неуютно, абсолютно чужой, словно попала в другой мир.

Сбой в системе в результате короткого замыкания, вызванного шалостями сына хозяина дома, вызвал массу неполадок в различных узлах. Исправить все из одного места не представлялось возможным. Протестировав главный компьютер, Анна приняла решение заняться устранением неполадок каждой в отдельности, чтобы затем полностью перезагрузить всю систему.

В течение нескольких часов Анна переходила от одного распределительного передатчика к другому, расположенным в разных помещениях, подключала к ним свой рабочий планшет, исправляя сбившиеся подпрограммы. Между делом Анна нет-нет, да и оглядывала обстановку. Она ни за что не смогла бы определить назначение большинства комнат, в которых побывала. В их семейной квартирке помещения подразделялись на спальню, кухню и уборную, здесь же таких комнат было множество и каждая по площади превышала всю целиком квартирку Анны и Михаила.

В одной из комнат Анна столкнулась с молодой женщиной в красном платье. Такие наряды она тоже видела только по телевизору, как и украшения на шее, запястьях, пальцах и в ушах незнакомки. Но более всего Анну поразила ее прическа: светлая, легкая, воздушная, аккуратно уложенная. Сама Анна свои волосы просто закручивала в пучок и прятала под форменное кепи. Делать с волосами что-то еще не было ни времени, ни надобности. Анна никогда не задумывалась о таких вещах, но сейчас, глядя на незнакомку, испытала чувство, близкое к зависти. Анна всегда считала себя симпатичной, но представив себя рядом с этой блондинкой, начала сильно сомневаться в собственной привлекательности.

Видимо, это была жена Генриха. Спрашивать Анна не решилась, сама же хозяйка дома, скользнув по наладчице холодным равнодушным взглядом, вышла в другую комнату. Ну, раз промолчала, значит, пока Анна не делает ничего предосудительного с точки зрения заказчиков.

Время, отведенное на рабочую смену, уже близилось к концу, но все же Анна решила проверить распределитель электронных команд еще в одной комнате, точно уже последней на сегодня.

Здесь царил настоящий хаос, поначалу Анна даже засомневалась, стоит ли входить сюда сегодня. Похоже, она оказалась в одной из спален, и обитавший здесь член семьи не особо поддерживал порядок. Подушки валялись по всей постели на скомканных простынях, одеяло по большей части спадало на пол, сам пол усеивали элементы одежды и прочие вещи.

Все же решившись, Анна осторожно протиснулась к распределителю в углу и подключила к нему планшет. В этот момент в комнату вбежал вихрастый мальчишка в синих брюках и яркой футболке, на вид немногим младше ее сына.

– Телевизор работает? – спросил он.

– Если только в ручном режиме, – ответила Анна.

– Сойдет.

Мальчишка плюхнулся животом на постель, свесился чуть не целиком с другой ее стороны, но вскоре снова полностью залез обратно, держа в руке пульт.

– Ты ремонтник? – спросил мальчишка.

– Да, наладчик, – кивнула Анна, продолжая исправлять подпрограмму, контролирующую бытовые устройства комнаты.

– А как тебя зовут? – продолжал спрашивать мальчишка.

Анна назвалась.

– А вы, должно быть, Мик? – предположила она.

Говорить ему «ты» Анна не решилась, все-таки, член семьи крупного чиновника, хоть и малолетний и, кажется, довольно прост в общении.

– Ага, – подтвердил мальчишка.

Анна подумала, как будут звать мальчишку, когда он вырастет. Мик Генрихович. Звучит, конечно, странновато, но люди такого круга имеют право на свои причуды. Интересно, как зовут ту блондинку, его маму? Среди окружения Анны и ее семьи имена у людей попроще. Собственно и сами они живут соответствующе своему невысокому статусу. Что ж, надо больше работать, чтобы добиться больших результатов, только упорный и усердный труд способен поднять человека на вершину успеха, такая возможность доступна каждому.

Между тем мальчишка направил пульт на огромный экран, висевший на стене. Экран вспыхнул, одна картинка сменилась другой, затем третьей. Не сразу Анна поняла, что изображения меняются по воле мальчишки, переключающего каналы. Это казалось, по меньшей мере, необычным. Телевизор в их квартирке принимал только один канал, до сего момента казалось, что так и должно быть.

– Ты так смотришь, будто в первый раз телевизор увидела, – сказал Мик, заметив ее взгляд.

Анна смутилась и вновь уткнулась в планшет. Поглядывая украдкой на экран телевизора, она отметила, что и передача идет необычная: какие-то люди в таких же одеждах, что и обитатели дома, что-то выясняют, общаются, словно идет обычная жизнь, вернее, обычная для людей на экране, но не для Анны и ее привычного окружения. Дома она привыкла к ежедневным выпускам новостей или ток-шоу, постоянно прерываемых рекламными роликами, информирующими жителей города о новых товарах, так необходимых в быту: продуктах питания, богатых витаминами, лекарственных препаратах, современной бытовой технике, программном обеспечении. Здесь же ничего подобного. Интересно, как семья Генриха узнает о том, что им нужно? Ведь без своевременной рекламы понять это невозможно.

Любопытство было так велико, что Анна решилась спросить:

– Что смотрите?

– Киношку, – ответил Мик. – Сегодня четвертая серия.

Ясности такой ответ не добавил, но уточнять Анна не стала. Мальчишка достал из тумбочки что-то продолговатое, разорвал обертку и надкусил. Взглянув на Анну, он достал еще один такой же предмет и предложил:

– Хочешь?

– Что это? – спросила женщина.

– Шоколадный батончик. Возьми.

Анна совсем растерялась. Мик был младше ее сына, но она, взрослая женщина, робела перед ним. В этом доме ее основная задача – качественно исполнить заказанную работу в полном объеме и заслужить поощрение от начальства. Если примет подарок, не будет ли это считаться нарушением? А если откажется, не будет ли такой поступок расценен как неуважение и не отразится ли негативом на отзыве заказчика о ней?

– Бери же, – повторил Мик, видя колебания Анны и явно не понимая причины такого поведения.

Его непосредственность и добродушный взгляд подкупили, Анна решилась. Внутри обертки оказался небольшой продолговатый предмет темно-коричневого цвета, запах исходил приятный. Только сейчас Анна почувствовала, насколько проголодалась: шутка ли, всю смену без обеда.

– Попробуй, – подбодрил ее Мик.

Анна машинально подняла руку, чтобы приспустить маску, но остановилась. А дозволен ли правилами такой поступок? Принять решение снова помог Мик.

– Да сними ты эту тряпку, – махнул мальчишка рукой. – Все равно тут никто не видит.

Аргумент был так себе, но все же Анна решилась и осторожно надкусила батончик.

– Спасибо, очень вкусно, – сдержанно поблагодарила она мальчишку.

На самом деле это было не просто вкусно, а изумительно, ничего подобного Анна в жизни не пробовала, даже не подозревала, что на свете может существовать такое лакомство. Или это голод так усиливает эмоции? Пожалуй, стоит оставить остальное, угостит дома сына. Вряд ли еще когда-нибудь представится подобный случай.

– Где ваш отец, Мик? – спросила Анна. – Я должна отчитаться о проделанной работе.

– Идем! – отозвался Мик, сползая с кровати вместе с остатками одеяла. – Я покажу.

Анна последовала за ним, на ходу натянув маску на нос, завернув надкушенный батончик обратно в обертку и опустив его в карман комбинезона.

Мальчишка проводил женщину в одну из комнат. Генрих сидел в кресле возле большого белого ящика, внутри которого трепетали языки пламени. Он держал в руках странный предмет – пачку бумажных листов, скрепленных вместе с одной стороны – и перелистывал страницы. Еще пара таких же предметов лежали рядом на столике, тут же стояли стеклянная кружка непривычной формы без ручки, наполненная темной жидкостью и стеклянная бутылка. Все в этой комнате казалось Анне необычным, даже источник света, спрятанный под темным абажуром на длинной ножке, что стоял у самого кресла. Должно быть, такое сиденье намного удобнее привычного ей пластикового стула, но в их семейной квартирке такая роскошь просто не поместилась бы.

Генрих оторвал взгляд от страниц.

– Вы уже закончили? – спросил он.

– К сожалению, сегодня закончить не получится, объем работы слишком велик, – ответила Анна.

При этом все внутри трепетало: вдруг заказчик сочтет, что она слишком долго возится и вообще недобросовестно относится к своим обязанностям? Тогда вместо премии грозит неминуемый штраф.

– Но завтра все будет закончено, – тут же пообещала Анна. —Осталось перепрограммировать пару узлов и полностью перезагрузить систему.

– Я думал, придется потратить времени намного больше, – произнес Генрих, не столько успокоив Анну, сколько удивив. Насколько же необоснованны ее страхи. – Что ж, сегодня я вас не задерживаю, приходите завтра. Возможно, с утра я буду отсутствовать, но можете смело входить и делать то, что считаете нужным.

Всю обратную дорогу Анна размышляла о необычном доме и его обитателях. Насколько же разную жизнь они проживают. Есть ли шанс у них с Михаилом или хотя бы у Игоря когда-нибудь достичь подобного успеха? Сколько требуется работать, чтобы подняться настолько? Наверное, очень много и очень продуктивно.

А люди в этом доме приятные, доброжелательные. Хотя, каждый чиновник и должен быть таким, не зря же столько положительных отзывов оставляют о них и их работе ведущие теленовостей. Вот только жена Генриха была откровенно холодна. Что ж, наверняка у нее есть на то серьезные причины. Непонятно, правда, какие именно.

При въезде на улицы родного квартала Анне подумалось, что многоэтажки занимают значительно меньшую часть города, чем тот, где она сегодня побывала. Впрочем, это объяснимо: работники, проживающие здесь, выполняют не столь ответственные функции, как люди, подобные Генриху, они еще не заработали себе на более комфортные условия. Но шанс есть у каждого. Новости и телешоу не могут обманывать, ведь они доводят до населения слова руководителей корпорации. Или она пытается убедить в этом сама себя? Жуткие мысли. Нужно рассказать все Михаилу. Он умный, он всегда поступает правильно, он все сможет объяснить. Но как рассказать? Ведь это может считаться нарушением, вроде как обсуждение чужой личной жизни.

Домой Анна попала как раз к ужину. До сей поры ей всегда казалось, что их семейное гнездо наполнено уютом. Но сегодня стены словно давили со всех сторон, все казалось серым и унылым, сама обстановка навевала тоску.

Игорь воспринял гостинец спокойно, просто поблагодарил и съел, похоже, даже не удивился необычному вкусу. Анна хотела было разделить батончик между сыном и мужем, однако Михаил отказался. Самой Анне страстно хотелось еще хотя бы разок попробовать лакомство, на фоне которого их обычная еда из размороженных кусочков желе казалась абсолютно безвкусной, но очень уж хотелось порадовать сына. Его сдержанность даже показалась слегка обидной. Ну, в конце концов, он же еще слишком юн, ему простительно.

Сообщение Анны, откуда у нее взялось необычное лакомство, муж тоже воспринял спокойно, заметил только, что нет такого закона, который запрещает принимать подарки от лиц, занимающих высокое положение. Дескать, эти люди своим упорным трудом заслужили свое высокое положение, так что имеют право поступать так, как хотят. Такой довод Анну слегка успокоил. Пожалуй, можно рассказать и об остальном. Лучше, конечно не стоит, но так хочется обсудить свою необычную смену хоть с кем-нибудь. Если Анна не права, пусть ей об этом скажет Михаил.

Уже лежа в постели, Анна поделилась с мужем впечатлениями от посещения дома Генриха и его семьи. В темноте она не видело выражение лица Михаила, но голос его звучал ровно.

– Они заслужили такой дом, – произнес Михаил.

– Как ты думаешь, мы сможем заслужить такой же? – спросила Анна.

– Конечно, – без тени сомнений в голосе отозвался муж. – Корпорация дает равные возможности всем гражданам. По твоим словам, Генрих доволен твоей работой, а Николай Брунович пообещал повышение, у тебя уже есть реальный шанс. Наши усилия не могут быть напрасными, руководство знает о наших успехах. Не волнуйся ни о чем, все идет, как надо.

Анне вновь подумалось, как ее могут повысить, если единственная следующая ступень на карьерной лестнице, это место начальника отдела, которое занимает Николай Брунович? Почему Михаил не замечает этого противоречия? Почему у нее самой нет такой непоколебимой уверенности?

Захотелось, чтобы муж обнял ее. Он давно не обнимал жену, казалось, что вообще никогда. Вдруг вспомнился тот парень с перрона. Если бы он сейчас лежал рядом, обнял бы? Почему же сегодня утром его не было?

Мысли начали путаться, усталость взяла свое, сон пришел незаметно.


глава четвертая


Отсоединив штекер, Анна захлопнула крышку распределителя. По большому счету, работа была закончена, осталось только перезагрузить систему с центрального пульта. Возможно, даже успеет вернуться в свой отдел до обеда.

Как и вчера, она приехала в дом Генриха на служебном транспорте. Николай Брунович уже был в курсе, так что напутствие от него прозвучало еще короче, чем накануне. Кроме того, начальник отдела упомянул, что заказчик доволен работой Анны, так что на премию вполне можно было рассчитывать.

Дом Генриха встретил ее тишиной. Похоже, сегодня здесь не было никого. Тем не менее, Анна чувствовала себя еще более неуютно, чем вчера. Все-таки, доверие такого высокопоставленного человека накладывало определенные обязательства, требовалось его оправдать в полной мере.

Особенно не по себе Анне было во время работы в кабинете Генриха. Она даже оставила распределитель в этой комнате напоследок, надеясь, что к этому времени появится хоть кто-нибудь из обитателей дома, хотя бы Мик. Хотя, вчера ее немножко удивило, что в дневное время мальчишка находится дома. Дети всех знакомых проводили в школе те же обязательные шестнадцать часов в день, что и их родители на смене. Возможно, в кругу таких людей, как Генрих, используется другой график, удобный для их работы. Ведь многие службы города функционируют круглосуточно, руководителям разных отделов приходится работать на благо общества в любое время суток, и днем, и ночью.

Вопреки надеждам Анны никто так и не появился, пришлось отправиться в последнюю комнату самостоятельно. Закончив работу, она уже собиралась было покинуть кабинет, как вдруг услышала мелодичный звук. Анна оглянулась на большой рабочий стол, где светился монитор компьютера Генриха. Все сотрудники корпорации пользовались единственной разрешенной операционной системой, Генрих тоже не был исключением, Анна сразу поняла, что означает услышанный ею звук. На компьютер по внутренней сети поступило какое-то уведомление. Файл даже раскрылся на экране, видимо, важный документ, требующий немедленного внимания.

Анна отступила за дверь, но снова остановилась. Монитор притягивал внимание, он словно манил к себе. Давно уже понятно, что Генрих и его семья живут совсем не так, как люди привычного Анне круга. Может, не будет большим уж проступком взглянуть на экран монитора хоть одним глазком, всего на чуть-чуть, и узнать что-нибудь еще о неведомой доселе другой жизни?

Нет, пожалуй, не стоит. Даже если это не считается преступлением, все равно она в чужом доме, а такое действие никак не относится к заказанной хозяином дома услуге.

Но ведь никто и не узнает. Во всем доме она одна, а камеры внутреннего наблюдения, что являются частью роботизированного домашнего дворецкого, бездействуют, пока она сама не перезагрузит всю систему. Она ничего трогать не будет, просто посмотрит и все.

Анна несмело шагнула к столу и замерла. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было биение ее собственного сердца. Анна решилась еще на один шаг, затем еще.

Файл, раскрывшийся на мониторе компьютера, был списком на утилизацию лиц, лишившихся гражданства по решению департамента статистики и демографии. От Генриха, как от ответственного чиновника департамента, требовалась подпись на документе. При существующих технологиях это осуществлялось довольно просто, требовалось лишь приложить большой палец к экрану в соответствующем разделе файла.

В списке не значилось никаких имен, только ряды цифр, идентификационные номера граждан. Кто эти люди? Чем заслужили окончание срока жизни? Недобросовестным исполнением трудовых обязанностей, халатным отношением к собственным счетам или еще чем-то? Интересно, есть ли среди этих безымянных цифр тот парень с перрона? Сегодня утром Анна снова не увидела его среди ожидающих. Может, он уже подвергся утилизации и ей больше никогда не суждено встретиться с ним взглядом.

Пробежав глазами по строкам, Анна замерла. Один из номеров показался ей знакомым. Но возможно ли это? Сейчас она не смогла бы поручиться, что помнит этот номер наизусть, но цифры, их порядок, кажутся такими знакомыми. Не может быть. Она что-то перепутала.

Анна зажмурилась, пытаясь вспомнить, когда видела этот набор цифр в последний раз. Пребывая в почти полностью автоматизированной среде, не имеешь нужды вводить персональный идентификационный код вручную, даже запоминать свой собственный гражданский номер нет необходимости, достаточно просто приложить ладонь к считывающему устройству, и система сама узнает всю информацию о носителе. И все же на некоторых устройствах при считывании номер отображается. Определенно, Анна знает этот порядок цифр. Или ей только так кажется? Человек не компьютер, он не может помнить все, может что-нибудь перепутать. Но если нет?..

Анна снова вгляделась в строку документа. В глазах зарябило, цифры прыгали, менялись местами, расплывались кляксами. Нет, она что-то путает. Это эмоции. Наверное, стоит увеличить дозу успокоительного перед сном, чтобы не мерещилось всякое. В этом списке не может быть номер ее сына. Игорь слишком молод, он еще физически не мог исчерпать кредит баллов, зачисленный на его счет при рождении, Анна сама периодически проверяет состояние его счета. Не мог и совершить проступок, влекущий за собой столь внушительный штраф, что способен полностью опустошить счет, в подобном случае родителей немедленно поставили бы в известность.

Но почему же этот номер кажется таким знакомым? Снова и снова Анна выстраивала в уме известный ей порядок цифр, и раз за разом все они совпадали с номером в строке документа. Наверное, произошла какая-то ошибка. Конечно, чиновники из департамента статистики и демографии не могут ошибаться, но…

Мысли путались, в голове появилась такая тяжесть, что даже глазам стало больно. Не стоит ли попросить совета у Генриха? Он кажется добрым и отзывчивым человеком, каким и должен быть чиновник. Может быть, он разберется в этой ошибке. Да, стоит подождать Генриха.

А если он сейчас где-то в другом месте, где тоже есть такой компьютер в сети департамента, и он сможет поставить свою подпись там? Если сегодня Генрих не вернется или вернется слишком поздно? Закончив сегодня работу, Анна покинет этот дом и больше у нее не будет никакой возможности встретиться с чиновником и попросить о помощи.

Мысли совсем переплелись в жуткий клубок. Ошибается ли она? Могли ли ошибиться чиновники из департамента? Что она может предпринять сейчас?

А если бы этого файла вообще никогда не было? Просто не было и все? Пара нажатий клавиш, и документ отправится в корзину, еще пара движений, и исчезнет с этого компьютера навсегда. О чем она только думает, это же самое настоящее преступление! Даже уничтожение рядового отчета о проделанной работе сотрудниками низшего звена повлекло бы серьезные последствия, а тут такой документ. Люди, что стоят за безликими номерами, наверняка заслужили свою участь, она не вправе вмешиваться в решение высоких чиновников. Но сын… Он точно попал в список по ошибке. Возможно, какой-то сбой в системе. Когда ошибка вскроется, ее поймут и не станут наказывать слишком строго. Но даже если наказание будет настолько суровым, что полностью опустошит ее личный счет, она должна выиграть хоть немного времени для Игоря.

На смену бушующему потоку мыслей внезапно пришла полная пустота. Что она делает, зачем, каковы будут последствия?.. В голове в этот момент не было ничего. Анна просто протянула руку к клавиатуре. Через пару секунд документ исчез с экрана.

Анна отступила от стола. По спине пробежал неприятный холодок. Теперь она стала преступницей. Что ждет ее? Впрочем, это совсем неважно. Гораздо более тревожила судьба Игоря. Что ожидает его? Все произошедшее, несомненно, результат ошибки, ее обязательно исправят, но не повторится ли такое снова? Раньше почему-то никогда не задумывалась о том, насколько хрупкой может быть человеческая жизнь, судьбу которой вершит компьютерная программа. Или не только программа? Но ведь чиновники не могут ошибаться, сама должность обязывает их заботиться о каждом гражданине, проживающем в городе, наказания достойны только виновные.

Все так же пятясь, Анна покинула кабинет. Послышался шум, все пространство дома огласилось веселым криком: через холл пробежал Мик, крикнув на бегу:

– Привет, Анна!

Анна едва успела поздороваться в ответ. Вслед за мальчишкой появилась его мать. Сегодня на женщине было совсем другое платье, да и прическа была уложена иначе. В любой другой момент Анну удивило бы такое разнообразие, но сейчас отяжелевший мозг был неспособен думать ни о чем.

Смерив Анну холодным взглядом, женщина произнесла:

– Вы еще не закончили?

– Уже заканчиваю, – поспешила заверить ее Анна.

Женщина направилась было к одной из многочисленных комнат, но Анна решилась задержать ее:

– Позвольте задать вопрос.

Лицу тут же стало жарко. Не ведет ли себя Анна слишком дерзко? Но отступать уже поздно, она и сама не поняла, как осмелилась обратиться к хозяйке дома.

Оглянувшись вполоборота, жена Генриха все так же холодно сказала:

– Попробуйте.

Анна нервно сглотнула и выдавила:

– Когда вернется ваш муж?

Тонкие брови женщины удивленно изогнулись:

– Зачем он вам?

К встречному вопросу Анна не была готова, лицу стало еще жарче. С трудом совладав с собой, она ответила:

– Я должна сдать работу заказчику.

Пожалуй, такой повод звучал вполне естественно, не зря именно он первым пришел в голову.

Женщина пожала плечами:

– Сегодня он вернется поздно, ближе к ночи, так что можете не ждать. Просто заканчивайте и возвращайтесь к себе. Если будет нужно, мы подадим новую заявку.

Посчитав разговор законченным, женщина покинула холл. Анна выдохнула. Кровь отлила от лица, в висках снова запульсировала боль. Опасения оправдались, обсудить свою проблему с Генрихом ей не удастся. Может, стоит посоветоваться с его женой? Она женщина, она мать, она должна понять ее чувства.

Но вспомнив холодный взгляд, почти на грани презрения, Анна тут же усомнилась в целесообразности такой идеи. Как такое может быть? Чиновники и все их окружение всегда проявляют заботу о народе, чем выше должность, тем больше чуткости к нуждам населения. Именно так утверждают ведущие программ и теленовостей, это же не может быть ложью. Но почему так сложно увязать в мыслях непреложную истину с обликом жены Генриха? Анна явно чего-то не понимает. Конечно, она простой человек и не должна разбираться в подобных вещах. Все, что нужно для нее, ее семьи других таких же семей, давно определено руководством корпорации. Только там способны разобраться, что и кому необходимо, кто и чем должен заниматься, что кому стоит знать.

Как же ей, все-таки, встретиться с Генрихом? Может быть, внести такое изменение в основную программу, чтобы система снова полетела прямо сегодня же вечером? Такое Анне по силам. Но, скорее всего, Анну признают неквалифицированным специалистом, оштрафуют, а сюда отправят другого наладчика. А когда вскроется, что неполадка является следствием откровенного саботажа, это еще более усугубит ее положение, которое и без того уже хуже некуда.

Нет, что бы ни было, Анна должна выполнить свою работу качественно. Ее усердие наверняка зачтется. Если бы только не этот список. Много ли времени выиграла она своим поступком? Как скоро в департаменте заметят пропажу одного из документов? Собственно, он никуда и не пропал, все так же болтается в системе, просто пока остается не заверен Генрихом, Анна стерла его только из компьютера чиновника. Может, стоило влезть в систему и вообще отменить документ или хотя бы исправить список, вычеркнуть из него номер Игоря? Сделать такое с компьютера Генриха наверняка возможно. Анне, конечно, никогда не приходилось заниматься ничем подобным, но как-нибудь разобралась бы. Плохо, что такая мысль не пришла в голову чуть раньше. Но еще гораздо хуже, что такая мысль вообще пришла в голову. Она думает о самом настоящем преступлении против общества, как о поступке, возможном для себя.

Нет, нужно заканчивать работу и возвращаться в свой отдел. А вечером, дома, Анна посоветуется с Михаилом, он наверняка сможет сказать, что им стоит предпринять. Сейчас необходимо проявить себя с наилучшей стороны.

Перезагрузка системы не заняла много времени, после завершения процесса все бытовые устройства, контролируемые ею и обслуживающие весь дом, вернулись в обычный рабочий режим.

Время, потребовавшееся на то, чтобы вернуться на служебном транспорте в свой отдел, также пролетело почти незаметно – все мысли вновь заняло случившееся в кабинете Генриха.

Николай Брунович воспринял информацию без лишних эмоций, просто кивнул и отдал распоряжение вернуться к своим обычным обязанностям. Сегодня он ни словом не обмолвился ни о возможной премии, ни о повышении. Под строгим и одновременно холодным взглядом начальника Анну вдруг прожгла мысль: а вдруг ему уже все известно о том, как она влезла в компьютер заказчика? Хотя нет, тогда разговор наверняка был бы другим. У Николая Бруновича всегда такой взгляд, он же начальник, просто ей после всего произошедшего начинает казаться то, чего нет. Надо попытаться успокоиться. Сложно, конечно, взять себя в руки, когда не знаешь, как долго проживет твой собственный сын, но самой ей все равно сейчас ничего не придумать, необходимо дождаться вечера, когда появится возможность посоветоваться с мужем.

До самого конца смены Анна работала практически машинально, мысли все время возвращали ее к тому злополучному списку из департамента статистики и демографии. В какой-то момент подумалось, а вдруг чиновники, ответственные за список, когда обнаружат, что документ не дошел на подпись, пересмотрят его и увидят свою ошибку. Ведь не безответственные же разгильдяи там работают. Тогда и беспокоиться не о чем, все разрешится само собой. Да, именно так и должно случиться, ведь именно так правильно, справедливо.

От этой мысли стало немного полегче. Сразу вспомнились телерепортажи о работе высших чиновников корпорации, с какой ответственностью и кропотливостью такие люди относятся к своим должностным обязанностям, какую заботу проявляют к нуждам всего населения.

Облегчение продолжалось недолго. А что, если ошибка не обнаружится? Вдруг какая-нибудь случайность не позволит чиновникам понять, что по ошибке в список внесен не тот человек? Конечно, такая вероятность почти полностью исключена, но ведь остается это самое «почти». Ведь одна оплошность уже произошла, попал же ее Игорь в этот проклятый список. Не стоит ли ей самой из дома послать запрос в департамент? Сделать это как-нибудь нейтрально, чтобы никто не подумал, что Анна видела документ, совсем не предназначенный для ее глаз. Как мать, она имеет право задать любой вопрос, касающийся будущей карьеры ее сына. И когда чиновники проверят все данные, ошибка тут же обнаружится.

Да, наверное, следует поступить именно так. Но сначала все равно лучше посоветоваться с Михаилом. Скорей бы уже закончилась смена.

В конце рабочего дня, выходя из вагона на своей станции, Анна оглянулась на соседний сектор. Трудно сказать, было ли это осознанным желанием или машинальным движением головы. Но если бы сейчас на глаза попался тот парень, возможно, это принесло бы некоторое облегчение. Это означало бы, что многие страхи Анны надуманы, человек не может просто исчезнуть. Однако она так и не увидела знакомых глаз. Кто знает, за что мог подвергнуться утилизации безымянный парень с насмешливым взглядом? Может быть, и он попал в список по ошибке?

Впрочем, Анна опять сама отдается во власть самых мрачных мыслей. Она же совсем не знает того парня, ничего не знает о нем. Вполне вероятно, что он утилизирован вполне заслуженно, а может быть, вообще жив-здоров, просто работает в другом месте. Анна сама только что побывала по работе в той части города, куда многим не суждено попасть за всю жизнь ни разу, может и ему пришлось поездить пару дней на заказ. Ведь до того утра, когда он впервые подмигнул Анне, она никогда его не видела. Может, конечно, просто не замечала, но хочется думать, что все обстоит именно так, как рисует воображение в лихорадочных попытках отыскать любое мало-мальски приемлемое опровержение страхам и подозрениям разума.

Оставался еще один крохотный шанс, что Анна просто перепутала цифры, приняв номер в списке за гражданский номер сына. В последнее время ее обуревает столько противоречивых мыслей, что голова кругом, нетрудно и ошибиться. Оказавшись дома, первым делом она включила экран идентификатора, закрепленный на стене у входной двери. Здесь отображались номера всех членов семьи, проживающих в квартире. Каждый раз, покидая свое жилище и вновь возвращаясь, все его обитатели отмечались на этом устройстве. Но, в отличие от идентификаторов, фиксирующих перемещения граждан в городе, этот обладал более совершенным интерфейсом, с него можно было отправить сообщение в любые службы, обеспечивающие горожан: покупка и доставка продовольствия и прочих товаров, запросы в учреждения и тому подобное. На него же приходили и важные уведомления.

В глазах потемнело. Сомнениям больше не осталось места, номер тот самый.

– Что ты делаешь, дорогая? – спросил Михаил.

– Ничего, – выдавила Анна. – Просто проверила, все ли в порядке.

С мужем посоветоваться, конечно, надо, но как именно начать непростой для нее разговор, да еще в присутствии сына, Анна еще не придумала.

– Идемте ужинать, – позвал всех Михаил. – Нужно еще выспаться.

Все трое заняли привычные места за кухонным столом под звук включившегося телевизора. Под речь чиновника департамента информации, отчитывавшегося с экрана о небывалых экономических успехах корпорации, достигнутых благодаря усилиям всех, без исключения, граждан мегаполиса, что вселяет гордость в сердца его жителей и отражается небывалым всплеском патриотизма, семья приступила к ужину. Как всегда, застольная беседа свелась к обмену дежурными фразами. В другое время Анну наверняка покоробило бы то обстоятельство, что ни мужа, ни сына, абсолютно не интересуют подробности того, как прошел ее день. Ведь оба знали, где она провела немалую часть своей рабочей смены. Что происходит в головах обоих, в чем причины такого равнодушия, даже какой-то апатии? Только ли дело в усталости от непрерывных шестнадцатичасовых трудовых будней или в чем-то еще?

Но сегодня, все мысли Анны и без того были слишком заняты. Когда нехитрый ужин уже подходил к концу, она, наконец, решилась.

– Что говорят о твоих успехах преподаватели? – спросила Анна сына.

– Все хорошо, – сдержанно ответил Игорь.

В этот момент Анна вдруг остро, как никогда, почувствовала, насколько же не хватает в их жизни простого человеческого общения. Даже с собственным ребенком ей, в общем-то, не о чем поговорить. Вспомнился сын Генриха – насколько живой и бойкий Мик отличается от Игоря, спокойного и уравновешенного, словно бездушный механизм.

– К твоему поведению у них претензий нет? – продолжала спрашивать Анна.

– Нет, – все так же немногословно отозвался Игорь.

Наряду с обязательными успехами в обучении профессии каждый ребенок обязан был проявлять и политическую грамотность, впрочем, как и любой взрослый. Считается недопустимой безосновательная критика руководства корпорации и недостаточное проявление лояльности по отношению к власти. Проявляя заботу о народе, весь чиновничий аппарат заслуживает безоговорочного уважения, оскорблением в адрес действующих руководителей может послужить любая мелочь, не подкрепленная фактами. А факты могут обнародовать только соответствующие органы, в чьи обязанности входит расследование любых нарушений закона. Все остальное – беспочвенные слухи и домыслы, бездумное распространение которых влечет за собой неотвратимое и заслуженное наказание.

– Ты сегодня сама не своя, – заметил Михаил.

– Просто не хочу, чтобы у нашего сына были неприятности, – ответила Анна.

– Если что-то случится, нам придет уведомление, – напомнил муж. – Не стоит беспокоиться напрасно, у нашего сына все хорошо.

Про себя Анна признала правоту Михаила, это немного успокаивало. В самом деле, если Игорю выписан штраф, да еще такой огромный, что враз опустошил весь его счет, обязательно должно прийти уведомление. А раз его не было, значит, Игорь действительно попал в список на утилизацию по ошибке. Лишь бы эта ошибка была своевременно обнаружена теми, кто ответственен за составление таких списков. Только вот можно ли надеяться, что такое случится?

– Наверное, ты прав, – кивнула Анна, соглашаясь с мужем. – Но все равно не хотелось бы, чтобы уведомление о штрафе пришло неожиданно.

– Если такое произойдет, это будет заслуженно, – хладнокровно произнес Михаил. – Никого не наказывают просто так.

– А если вдруг произойдет ошибка? – спросила Анна, почувствовав удачный момент, чтобы повернуть разговор в нужное русло. – Может ведь такое случиться?

– Совершенно исключено, – возразил Михаил. – Система совершенна, в ней не бывает ошибок.

– Ты в этом уверен? – не успокаивалась Анна.

– Конечно. Ты сама это знаешь. Послушай, что говорят по телевизору.

Михаил кивнул в сторону телеэкрана, где начиналось очередное обсуждение важных проблем в жизни города, вернее, почти полного их отсутствия, на ежевечернем ток-шоу.

– Если вдруг тебе придет уведомление о крупном штрафе, ты даже не усомнишься, что наказан справедливо? – спросила мужа Анна. – Даже если не совершил никаких проступков.

– Если есть наказание, значит, есть и вина, – все с тем же непробиваемым спокойствием ответил Михаил. – Руководство точно знает, кого наказывать, а кого поощрять. Наша обязанность – выполнять в точности все распоряжения и с благодарностью принимать возможность служить на благо обществу.

Анне вдруг подумалось, что с тем же успехом можно было разговаривать и с телевизором, от него она услышала бы то же самое. Настолько ли разумен муж, как ей казалось? Почему сейчас вдруг создалось впечатление, что собственных мыслей в его голове совсем нет? А может, это с ней что-то не так? Вон и сын абсолютно спокоен, все воспринимает как должное. Да и все, кого она знает, воспринимают окружающую действительность точно так же. Не могут же все вокруг сойти с ума и только она одна сохранила ясность рассудка.

– Даже если придет уведомление об утилизации кого-либо из нас? – спросила Анна.

Казалось бы, уж такой вопрос должен был хоть как-то растормошить Михаила. Однако он даже не повел бровью:

– Ты сама знаешь, что это невозможно.

– И тем не менее, – настаивала Анна. – Тысогласишься с таким решением руководства?

Вместо мужа неожиданно ответил Игорь.

– Если утилизация одного члена послужит на благо всего общества, он должен с гордостью принять такую участь, – выдал сын фразу, явно услышанную на занятиях в школе.

– Именно так, – подтвердил Михаил. – Сплоченность народа и готовность каждого жертвовать собой на благо всех ведет к стабильности и процветанию общества в целом.

– Легко так говорить, пока это не коснулось тебя лично, – заметила Анна. – Вы готовы к такой жертве? Не на словах, а на деле?

– Я готов, – снова первым ответил Игорь.

Он встал из-за стола, загрузил тарелку и чайную чашку в отсек посудомоечной машины и объявил:

– Я иду спать. Спокойной ночи.

– Действительно, засиделись мы, – согласился с ним Михаил. – Пойдем дорогая.

В спальне, достав из настенного шкафчика стандартный набор лекарственных препаратов, он предложил жене:

– Наверное, тебе стоит увеличить дозу. Ты сегодня какая-то нервная.

– Просто устала, – отозвалась Анна.

Запив таблетки, прописанные корпоративной инструкцией для поддержания здоровья, оба улеглись в постель.

Некоторое время Анна лежала с открытыми глазами, глядя в темноту перед собой.

Что происходит вокруг? Куда так стремительно подевалась та стабильная уверенность, в которой она пребывала всю жизнь? Что с ней не так? Почему больше не получается принимать действительность так спокойно, как это делают все? Может, действительно стоит принимать больше успокоительных препаратов на ночь? Да и днем не помешает.

Но ведь никакие таблетки не решат создавшейся проблемы.

– Они заберут нашего сына, – обреченно произнесла Анна.

Ответом послужило сонное сопение мужа. Анна закусила губу. Похоже, она ошиблась в Михаиле, ждать от него совета бесполезно. И как это она раньше не замечала, что вся его разумность и уверенность в себе построены лишь на слепой вере в непогрешимость руководства корпорации? И сын стал точно таким же. Да что там, до недавнего времени она и сама была такой. До того момента, когда поймала на себе взгляд того парня из соседнего сектора пассажирской платформы. Именно с него началось ее смятение, сомнения в справедливости устройства общество. Он словно подтолкнул, единственный искренний и живой среди безликой и равнодушной серой массы. Кто знает, если бы не тот взгляд, внезапно породивший бурю чувств, быть может, и сейчас на вероятную утилизацию собственного ребенка Анна реагировала бы не столь эмоционально.

Что же ей делать, что предпринять? Ночь может стать бессонной и долгой…


глава пятая


Утро началось, как обычно: дежурные и бездушные приветственные фразы после подъема, безвкусный завтрак… Может, напрасно Анна изматывала себя всю ночь, лишь на краткие мгновения проваливаясь в сон, где на смену ее фантазиям на грани бреда относительно дальнейшего развития событий наплывали не менее бредовые видения: маленький сын в окружении безликих гвардейцев, взгляд на перроне, уверенные крепкие объятия мужчины, внушающие чувство защищенности, но это не руки Михаила, улыбчивая физиономия Мика…

Сигнал идентификатора у входной двери заставил Анну вздрогнуть. Сейчас она не ожидала ничего хорошего от поступающих на него сообщений. Каждую секунду молодая женщина ожидала этого сигнала, леденея от ужаса, и все же он прозвучал неожиданно. Прежде, чем Анна успела сообразить, как ей поступить, у двери оказался Игорь.

– Кому сообщение? – поинтересовался Михаил, поднимаясь из-за кухонного стола.

– Мне, – спокойно ответил Игорь. – Я должен явиться на пункт правопорядка.

У Анны потемнело в глазах. Вот оно, то самое, что сводит ее с ума уже почти целые сутки. Ничего не разрешилось само собой, чиновники не заметили свою ошибку, они хотят забрать ее сына. Зачем она пыталась обмануть сама себя, фантазируя о справедливости? Вспомнился холодный, почти презрительный взгляд жены Генриха. Никому из этих людей нет дела до них, обитателей рабочих высоток. Система заберет ее мальчика и уничтожит, равнодушно, без всякой жестокости, просто потому, что она такая, потому, что так считается правильным.

– Зачем тебе туда? – с трудом выдавила Анна. – Ты ничего не совершил.

– Не знаю, – Игорь пожал плечами. – Там скажут.

– Надо, значит, надо, – спокойно вынес свой вердикт глава семьи. – Зря не вызовут.

Анна закусила губу. Два бездушных идиота, такие же бесчувственные, как и все вокруг, даже не пытаются понять, что происходит. Ну нет, она так просто не сдастся.

Анна поднялась из-за стола, отодвинула мужа в сторону и схватила Игоря за руку.

– Иди-ка сюда, – распорядилась она, набирая на сенсорной клавиатуре идентификатора команду.

– Ты что делаешь, дорогая? – недоуменно спросил Михаил.

– Хочу проверить. Давай руку.

Анна сама приложила ладонь сына к считывающему устройству идентификатора. Текст, появившийся на экране, извещал, что личный счет обладателя номера абсолютно пуст.

– Что это значит? – еще более недоуменно пробормотал Михаил, прочитав извещение.

Вся уверенность мужа улетучилась, но выглядел он не встревоженным, а полностью растерянным, даже жалким. Анне подумалось, что тот, в ком она всегда заставляла себя видеть надежную опору, не способен ни понять, ни осознать, ни предпринять что-либо. Остро почувствовалось собственное одиночество, а осознание того, что чувство это она испытывает в кругу родных, сводило с ума.

Анна вцепилась в плечи Игоря и прижала его к себе.

– Не отдам, – отрезала она.

– Не глупи, – возразил Михаил. – Распоряжения руководства нужно выполнять.

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась Анна. – Ты хоть понимаешь, что ждет нашего сына?!

– Мы этого не знаем. Возможно, с ним просто побеседуют.

– Я знаю, я видела список, – вырвалось у Анны.

– Что? – переспросил Михаил.

На краткое время ему удалось собраться и вернуть себе какое-то подобие уверенности. Анна видела в глазах мужа попытки хоть как-то зацепиться за ускользающий привычный уклад жизни, отыскать для себя объяснение происходящему, хоть немного похожее на рациональное. Наверное, то же самое отражалось в глазах самой Анны совсем недавно, когда она пыталась убедить себя, что все как-нибудь обойдется само собой. Она уже поняла, что не обойдется, если ничего не предпринять. Только что? На мужа не осталось никакой надежды, похоже, он еще очень далек от понимания действительности, просто не хочет осознать, что окружающий мир совсем не такой, как он привык думать, каким хочет его видеть. Вон, в глазах снова появилась растерянность.

– Я видела список на утилизацию, – повторила Анна. – В доме Генриха.

Михаил заметно побледнел. Теперь наряду с растерянностью в его глазах появился страх.

– Что ты сделала? – спросил он.

Он явно пытался сохранить спокойствие, но Анна уловила дрожь в голосе мужа.

– Я удалила список.

– Ты не должна была… – произнес Михаил, окончательно потускнев.

– Извини. Я не знала, что мне делать.

Игорь подал голос. Пока мать прижимала его спиной к себе, он стоял неподвижно. Если бы Анна могла видеть лицо сына, ее, наверное, испугало бы его спокойствие, равнодушный взгляд. Сейчас он еще менее был похож на живого человека, чем обычно.

– Нужно идти, – сказал мальчик. – Нельзя опаздывать.

Теперь растерялась Анна. Крушение всех надежд на благополучное разрешение проблемы и полная неспособность мужа хоть как-то ее поддержать ошеломили, однако не сломили решимости сопротивляться, но такое неподдельное безразличие сына к собственной судьбе стало настоящим ударом. Неужели не понимает, что его ждет? Или, что гораздо страшнее, все понимает, но не желает бороться, просто неспособен? Хуже того, даже не считает нужным сопротивляться?

– Правильно, опаздывать нельзя, – поддержал сына Михаил. – Дорогая, нам пора на работу, иначе получим штраф.

– Штраф?! – зло выкрикнула Анна. – Твой сын больше никогда не вернется домой, а тебя беспокоит штраф?!

– От того, что мы опоздаем на работу, все равно ничего не изменится, – неожиданно спокойно заявил Михаил. – Департамент вынес такое решение неспроста, значит, на то есть веские основания.

Вся былая уверенность вновь вернулась к нему, похоже, муж смог, наконец, определить свою позицию в сложившейся ситуации, самую понятную и удобную, наверняка, и самую правильную, по собственному убеждению. Он не собирается ничего решать, считает, что и не должен, те, кому положено, решили все за него, за нее, за их сына, они же должны только принять это решение, потому, что только так и должно быть, никак иначе.

– Я пойду с ним, – твердо сказала Анна. – Пусть мне скажут, в чем виноват мой сын.

– Дорогая, ты же знаешь, что тебя не пропустят, – попытался образумить ее Михаил. – Нельзя явиться на пункт правопорядка без вызова.

– Я хотя бы попробую.

– Ну, хватит, возьми себя в руки!

Михаил встряхнул жену за плечи.

– Мы ничего не сможем изменить, нужно подумать о себе.

Анна оттолкнула мужа, отпустив при этом Игоря. Михаил попытался было обнять жену, чтобы заставить успокоиться, но Анна вцепилась в рукава его куртки и еще дальше оттолкнула от себя. Михаил хоть и имел более крупное телосложение, однако злость и отчаяние придавали Анне сил.

– Да приди же ты в себя! – пытался призвать жену Михаил. – Ты всем нам делаешь только хуже!

Во время потасовки в тесной прихожей никто из них не обратил внимания, как Игорь набирает сообщение на сенсорной клавиатуре идентификатора. Когда Михаилу удалось, наконец, силой немного успокоить жену, дверь квартиры открылась и в прихожую вошел гвардеец в шлеме с зеркальным забралом. За его плечами маячил еще один.

Последнее, что запомнила Анна – взгляд сына, направленный на нее. Пустой, абсолютно ничего не выражающий. Не говоря ни слова, первый гвардеец ткнул своей дубинкой ей в грудь. Электрический разряд встряхнул Анну и опрокинул сознание в темноту.

Откуда-то издалека послышался крик. Кажется, это был Михаил и кричал он от боли. Несколько хлестких ударов, затем треск электрошокера. Темнота сменилась белесым туманом. Постепенно рассеялся и он, явив взгляду ровные квадраты металлической плитки.

Анна подняла голову. Она лежала на полу, покрытом этой самой металлической плиткой. Тесное помещение метра два на два, с серыми стенами и высоким потолком, откуда бил яркий свет.

Помять все еще цеплялась за угасающие крики. Слышала она их в своем воображении или это было в действительности? Неужели от гвардейцев досталось не только ей? Михаилу, конечно, поделом, но, все-таки, ему-то за что? Откуда вообще взялись гвардейцы в их доме?

Вопросы друг за другом рождались в голове, не дожидаясь ответов. Осмыслить полностью все произошедшее Анна не успела. По ушам ударил короткий резкий звук, затем прозвучал ровный голос с металлическими нотками:

– Заслушайте информацию!

Анна непроизвольно втянула голову в плечи: ощущение от металлического голоса было такое, будто прямо в мозг забивают гвозди. Может быть, так сказывались последствия удара электрошокером. Раньше Анна про подобное только слышала, когда в познавательной передаче по телевизору рассказывали, как доблестная гвардия охраняет закон и порядок, а так же благополучие мирных граждан. На вооружении у гвардейцев состояли дубинки с шипами и мощным аккумулятором, способные вызвать кратковременную потерю сознания при воздействии на преступников. Анна и помыслить никогда не могла, что когда-нибудь придется испытать действие такого спецсредства на себе.

– Независимый и беспристрастный суд рассмотрел все улики по делу гражданина номер… – продолжил металлический голос, озвучив по порядку все цифры гражданского номера Анны. – Учитывая все обстоятельства рассмотренного дела, суд постановил признать подозреваемого виновным во вмешательстве в рабочий процесс корпоративной системы, что нанесло ущерб эффективности данного процесса и пагубно отразилось на благосостоянии общества…

Далее последовал перечень статей закона, предусматривавший наказания за совершенные Анной деяния. Кровь ударила в виски так, что Анна уже не была способна в точности расслышать все слова. Собственно, она уже и не особо вслушивалась, тем не менее, из озвученного приговора стало ясно, что за все вменяемые ей преступления, женщину приговорили к совокупному штрафу, который значительно превысил весь имеющийся на ее личном счете лимит. Отсюда следовал естественный вывод: ее приговор – утилизация. Насколько Анна расслышала, Михаила закон тоже не обошел стороной, хоть и вынес более мягкий приговор: только значительный штраф.

Но все это было неважно. В мозгу засела только одна мысль – она не смогла спасти сына.


глава шестая


Металлический голос давно уже умолк, но пока что ничего не происходило. Анна просто сидела на полу, поскольку ничего для удобства в тесном помещении предусмотрено не было. Течения времени Анна не ощущала, она вообще ничего не чувствовала.

Перед мысленным взором протекала череда образов из прошлого, в основном все, связанное с сыном: его рождение, первые шаги, зачисление на обучение, домашние завтраки и ужины, когда он сидел рядом, справа от нее. И последний взгляд, устремленный на мать из-за спины гвардейца.

Ломая голову над тем, как помочь своему ребенку избежать уготованной ему участи, Анна могла предположить все, что угодно, но только не то, что произошло в итоге. Чем руководствовался ее мальчик, когда добровольно и безропотно отправил сам себя на утилизацию, даже вызвал для этого гвардейцев? Снова и снова Анна видела его пустой безжизненный взгляд, в нем нет ни страха, ни вообще какой-либо осмысленности. В детстве Анна сама прошла через систему корпоративного обучения, осваивая профессию – она еще помнила созданную для подрастающих поколений атмосферу корпоративного патриотизма, в которой ежедневно с утра до вечера каждому мальчику и каждой девочке, малышне и подросткам, от начала курса обучения до самого выпуска внушали понятия долга перед обществом и верности экономическому курсу, необходимость соблюдения установленных правил и просто физическую потребность испытывать удовлетворение от осознания, в каком идеальном социуме они живут. Утренние и вечерние телепередачи также постоянно убеждали граждан города в том, что живут они в самом совершенном обществе, по всем опросам выражают стопроцентную поддержку руководству корпорации и чувствуют себя счастливыми. Михаил накрепко застрял в этом убеждении, до недавнего времени и сама Анна мало чем отличалась от мужа. Но она и подумать не могла, что верность идеалам общества и корпорации может быть настолько сильна, сильнее даже страха собственной смерти. Для Игоря исполнение распоряжения департамента стало высшим долгом, героическим поступком во имя блага общества, а она, мать, пытавшаяся защитить его жизнь, стала врагом.

Да, в том последнем взгляде сына не было ненависти. Но от безразличия и пустоты в его глазах ничуть не легче. Что бы ни написал он в сообщении, отправленном через идентификатор, для Анны в том послании не заключалось ничего положительного. Насколько она поняла из обвинительного приговора, показания сына сыграли в нем не последнюю роль. Не стал молчать и Михаил, рассказал, как Анна уничтожила компьютерный файл в кабинете Генриха.

Снова вспомнился тот парень с перрона. Если бы ее мужем был он, а не Михаил, как бы он себя повел? Принял бы все так же покорно или стал бы бороться? Вспоминая взгляд незнакомца с платформы, осанку, движения, Анна склонялась к мысли, что вряд ли покорность в его характере. Может быть, именно за такой характер его и лишили права на жизнь. В том, что парня подвергли утилизации, Анна уже не сомневалась, хоть и ничего не знала ни о нем, ни о его судьбе.

А что теперь делать ей самой? Участь Анны уже решена, остается либо просто сидеть и ждать, когда за ней придут, либо… Хуже ведь все равно уже не будет, рассчитывать на снисхождение органов правосудия не приходится.

Как могла она все эти годы быть такой смиренной и послушной? Думая обо всем, что произошло за последние два дня, о своих попытках спасти сына, которые сейчас кажутся безумными, Анна начала осознавать, что такие перемены в ее характере не могут быть случайным стечением обстоятельств. Нет никаких перемен, это и есть ее настоящий характер, который пришлось подавлять на протяжении всей жизни, чтоб быть, как все, ничем не выделяться. Тот парень с перрона проявил индивидуальность, возможно, уже не в первый раз, и поплатился за это. Поплатится и она. Так устроено общество. Всю жизнь Анна убеждала саму себя, что именно такое устройство и есть вершина совершенства, хотя смутные сомнения давали себя знать всегда. Родной сын покорно отправился на смерть с тем же убеждением, с одобрения своего отца, столь же убежденного в справедливости любого решения руководства корпорации.

Есть ли в обществе еще хоть кто-то сомневающийся, такие же, как Анна или тот парень? Не может же быть, что все в этом городе напрочь лишены воли и собственного мнения? Или все тщательно маскируются, чтобы не выделиться из общей массы и не привлечь к себе ненароком лишнее внимание? Кстати, а сколько вообще людей в этом городе?

В этот момент Анна вдруг осознала, что не знает вообще ничего о мегаполисе, в котором живет. Ведь это всегда считалось лишней информацией, отвлекающей от выполнения своих рабочих обязанностей. Тот день, когда Анну направили для обслуживания дома Генриха, стал единственным, когда ей довелось покинуть очень ограниченный район, отведенный под жилье и работу для таких, как она и ее семья. По телевизору же единственной постоянной темой был корпоративный дух патриотизма, если и доходило до описания чего-либо, то только в том ключе, какой упадок в обществах конкурирующих корпораций.

Анна поднялась на ноги. Терять уже нечего, вся ее жизнь разрушена, разрушена семья. Не осталось ничего. Стало быть, нечего и бояться. Она не уступит свою жизнь корпорации просто так.

Короткое замыкание в доме Генриха привело к выводу из строя всего бытового оборудования. Может быть, если замкнуть провода и здесь, это тоже приведет к серьезному сбою охранной системы. Может, даже получится открыть дверь.

Хорошо, что не уродилась коротышкой, рост позволил, привстав на цыпочки, дотянуться кончиками пальцев до матовой поверхности квадратной панели, закрывавшей светильник в потолке. Пластик слегка прогнулся, но с места не сдвинулся. Анна подпрыгнула и ударила ладонью в угол панели. Пришлось проделать это несколько раз, чтобы сорвать скрытое крепление. Освободив от крепления еще один угол, Анна подцепила пальцами край панели и выдрала ее наполовину. Яркий свет лампы ударил по глазам.

Запоздало пришла мысль: есть ли тут камера слежения? Они бывают такие крохотные, что сразу и не определишь взглядом. Вполне может быть, что все ее действия видны где-нибудь на мониторе. Ну и пусть видят.

Пришлось снова подпрыгнуть, чтобы ухватиться за патрон лампы. Пальцы пронзила обжигающая боль, но все же Анне удалось выдернуть патрон из гнезда и сорвать его с оголившихся проводов до того, как боль стала невыносимой. Прежде, чем лампа погасла, Анна успела заметить что провода вытянулись из ниши.

Отбросив патрон с лампой в сторону, Анна потрясла рукой и подула на обожженные пальцы. Кромешная тьма, пришедшая на смену ослепляющему свету, значительно осложнила задачу. Теперь нужно было как-то нащупать в темноте над головой провода и при этом не подвергнуться удару током. В свете последних событий ощущения от поражения электричеством уже не будут в новинку, но испытывать их вновь совсем не хотелось.

Неожиданно дверь камеры распахнулась, в освещенном проеме возник силуэт в шлеме. Гвардеец. Анна совсем не слышала шагов снаружи. То ли так увлеклась своим занятием, то ли гвардеец передвигался бесшумно, то ли дверь надежно защищала от всех звуков извне.

– Выходи, – произнес гвардеец, еще до того, как Анна успела хоть о чем-то подумать.

И больше ни слова, будто вовсе и не заметил, что обстановка в камере совсем не та, что предписывают правила содержания заключенных под стражу.

Анна вышла из камеры в длинный узкий коридор. Сюда ее приволокли в беспамятстве, так что она впервые увидела, что находится за дверью камеры.

Гвардеец толкнул Анну в плечо, сам пошел рядом.

– Это конец? – тихо спросила Анна, совсем не надеясь на ответ.

Однако гвардеец неожиданно ответил:

– Да.

Несколько шагов они сделали молча, затем Анна тихо произнесла:

– Я ни в чем не виновата.

Гвардеец не отозвался. Впрочем, Анне и не требовался ответ. Всю жизнь ей прививали чувство, что она не одна, она часть общества, вокруг люди, и все они составляют единое целое. Порой это даже утомляло. Теперь же ужасало чувство полного одиночества. Никому нет дела до нее, до справедливости. Сплоченное идеей совершенства общество теперь само по себе – Анна стала ему чужой. А может, никогда и не была своей, только пыталась убедить себя самообманом.

Неожиданно из-под шлема снова прозвучал голос гвардейца:

– Замки камер запитаны от другой линии. Замкнув светильник, отсюда не выбраться.

Анна похолодела. Не от страха, а от полной неожиданности. Она не ожидала от безликого сопровождающего ни сочувствия, ни вообще чего бы то ни было. Услышав его слова, Анна совершенно растерялась и, даже не задумываясь, пробормотала:

– Как тогда?

Как ни странно, гвардеец вновь поддержал разговор:

– Лучший способ: вырубить гвардейца, спуститься вот на том лифте в гараж, взять патрульную машину и покинуть пункт. Патрульные машины не запрограммированы на определенную личность, ими может управлять любой. Конечно, если знаешь, куда тебе ехать и умеешь водить, ну или хотя бы пользоваться автопилотом.

Куда отправиться и что делать, Анна хорошо себе представляла, поставила цель прежде, чем начать ломать светильник. Достигнет ли именно этой цели – весьма сомнительно, но хотя бы попытается получить ответ на главный вопрос: почему? Из всех, кого она знала, ответ мог дать только один человек.

– Гвардейцев трудно одолеть, – заметила Анна, стараясь выровнять дыхание, сбившееся от волнения, и со смешанным чувством страха и надежды.

– Трудно, если не попробовать, – согласился провожатый. – Но если попытаться выхватить дубинку, нажать гашетку и ткнуть электродами под шлем, в шею, можно вырубить его минут на пять. Вполне хватит времени, чтобы сбежать.

Мысли закружились вихрем, лицу стало жарко. Что это: пустые рассуждения или совет к действию? Кто этот человек, чье лицо скрывает забрало шлема? Можно ли ему верить? В очередной раз вспомнился взгляд парня с перрона. Может, и под этой непроницаемой защитой также скрываются неравнодушные глаза?

– Скоро мы войдем в дверь в конце коридора, – произнес гвардеец. – Там я передам тебя инспекторам департамента статистики и демографии, тогда для тебя все будет кончено.

Анна решилась. Ей все равно уже нечего терять. Вряд ли она сможет избежать исполнения приговора, но ответ на свой главный вопрос получит.

– Спасибо, – прошептала она.

Сорванная с пояса гвардейца дубинка оказалась в ее руке, палец вдавил кнопку на рукояти, в следующее мгновение конец дубинки, снабженный заостренными электродами, ткнулся в щель между шлемом и бронежилетом. Гвардеец встряхнулся всем корпусом и рухнул на пол.

Стало еще жарче, сердце бешено колотилось в груди, во рту пересохло. Мелькнула мысль, вот бы заглянуть под шлем, вдруг увидит лицо того самого парня? Но нет, комплекция не та, да и не мог простой рабочий стать гвардейцем, специализация трудовой деятельности каждого жителя города предопределена с рождения и до самой смерти, исключений не бывает.

Лифт, указанный гвардейцем, и в самом деле доставил Анну прямо в гараж патрульных автомобилей. Ни для активации дверей, ни для лифтовой панели не потребовалось идентификации через сенсоры. Анна вообще не увидела ни одного устройства идентификации. Видимо, гвардейцы пользовались намного большей свободой перемещения, чем горожане привычного Анне круга.

Электромобиль также завелся простым нажатием кнопки. Если бы пришлось управлять им самостоятельно, поездка для Анны закончилась бы прямо здесь, в гараже. Во-первых, она просто не умела этого делать – для граждан ее профессии такой навык не имел необходимости, если и приходилось в редких случаях пользоваться машиной, это был служебный транспорт и управлялся он системой автоматического пилотирования. Во-вторых, Анна даже не представляла, в какой части города сейчас находится. По большому счету, она вообще не знала города.

На ее счастье, патрульный электромобиль был оснащен автопилотом. Нужный ей адрес Анна запомнила, видела его дважды на панели. Ввод координат занял две секунды, электромобиль тронулся с места. Дверь гаража поднялась автоматически, выпустив машину наружу.

Поездка также не заняла много времени, по пути не возникло никаких препятствий. Каждый раз при приближении к шлагбауму Анна с замиранием сердца ожидала, что вот сейчас проезд заблокируется, двигатель заглохнет, со всех сторон налетят гвардейцы и ее схватят. Но вопреки всем опасениям, электромобиль беспрепятственно вкатился в знакомый гараж.

Заглушив двигатель, Анна выбралась из салона и прислушалась. Не доносилось ни единого звука. Ей подумалось, что, возможно, в доме никого и нет, как это уже было не так давно. В этом случае весь ее план, и без того очень несовершенный, просто рушился.

Дверь на лестницу оказалась незапертой, что немного озадачило. В прошлый раз она тоже была открытой, но только из-за сбоя системы, которую Анна сама же и налаживала. Быть может, причиной послужил тот тип транспорта, на котором прибыла Анна. Пешие гвардейцы имеют универсальные электронные ключи, открывающие им любые замки, как защитникам правопорядка, вполне возможно, что и патрульный электромобиль оснащен каким-либо устройством, автоматически снимающим любые блокировки, ведь дверь гаража тоже открылась сама собой.

В холле наверху также царила тишина. Но заглянув в распахнутую дверь кабинета, Анна увидела хозяина дома. Генрих сидел за своим рабочим столом перед монитором компьютера и просматривал какой-то текст на экране, отпивая темную жидкость из стакана. Рядом стояла уже знакомая бутылка.

Анна вошла в кабинет, пряча дубинку за спиной. Даже после нападения на гвардейца, которое, впрочем, назвать нападением можно было весьма условно, она не была уверена, что снова сможет ударить человека, тем не менее, держала оружие наготове.

Генрих оторвался от монитора и устремил на гостью удивленный взгляд:

– Анна? Как ты здесь оказалась?

– Где ваша семья? – вопросом отозвалась Анна.

– Тебя не должно здесь быть, – строго произнес Генрих. – Я вызову патруль.

Он отставил стакан и потянулся к клавиатуре. Очевидно, возможности его рабочего компьютера имели и функцию вызова гвардейцев. Анна даже сама не поняла, как решилась на такой поступок, ударила дубинкой совершенно бездумно. Удар пришелся на запястье. Генрих вскрикнул от боли и схватился за поврежденную руку.

– Где твоя семья? – повторила Анна жестко. – Они в доме?

– Сука психованная, – процедил Генрих сквозь зубы.

Анна сунула конец дубинки ему под нос, между электродами с треском проскочила искра, Генрих отшатнулся, вжавшись в спинку кресла.

– Здесь только я, – выдохнул он.

Ноздрей Анны коснулся странный запах. Не то, чтобы совсем уж неприятный, но для женщины необычный, и исходил он от Генриха. Ну да, вряд ли этот человек может пить что-то обычное для Анны, она и посуды-то такой никогда в жизни не видела.

Вжавшись в спинку кресла и держась за поврежденное запястье, хозяин дома в упор смотрел на непрошенную гостью. При первом посещении этого дома Анна увидела в глазах Генриха хоть какой-то намек на дружелюбие, сейчас в его взгляде читалась откровенная ненависть. Впрочем, сложно было рассчитывать на проявление теплых чувств со стороны человека, которому только что чуть не сломала руку.

– Тебя арестуют, – произнес Генрих, с опаской поглядывая на дубинку в руке Анны. – Ты должна это понимать.

– И что со мной сделают? – поинтересовалась Анна. – Еще раз приговорят к утилизации?

– То есть, терять тебе нечего, – понял Генрих.

– Благодаря тебе и таким, как ты, – ответила Анна. – Почему вы забрали моего сына?

Генрих не торопился с ответом, он все так же пристально смотрел в глаза женщине, теперь его взгляд выражал не столько ненависть, сколько презрение.

– Отвечай! – потребовала Анна, пригрозив дубинкой.

– Я не знаю твоего сына, – процедил Генрих.

– Он был в списке на твоем компьютере. Том, который ты должен был подписать.

– Вот ты о чем, – Генрих понимающе кивнул. – Поэтому ты удалила список. Что ж, думаю, ты уже поняла, что тебе это не помогло, только усугубило твое собственное положение. Список продублировали, и он уже подписан.

– Как в нем оказался мой сын?

Анна нервно взмахнула дубинкой, Генрих вздрогнул и съежился, в его глазах промелькнул страх.

– Если департамент вынес такое решение, значит, на то были основания, – произнес Генрих. – Ты прекрасно знаешь, подобные решения принимаются взвешенно и обдуманно ради блага всего общества.

– Как раз в этом я уже не уверена, – возразила Анна. – Скажи мне, почему моего сына лишили права на жизнь? В чем его вина?

Генрих пожал плечами, опасливо покосившись на дубинку в руке Анны:

– Мне неизвестны такие подробности. Я только утверждаю списки.

Заметив гнев в глазах Анны, он поспешно добавил:

– Но могу узнать.

Он указал взглядом на свой компьютер:

– Ты позволишь?

– Давай, – разрешила Анна. – Только не забывай…

Она красноречиво взмахнула дубинкой, и встала за спиной Генриха, чтобы видеть монитор.

– Такое не забудешь, – процедил Генрих, слегка коснувшись пострадавшего от удара запястья пальцами другой руки. – Номер твоего сына помнишь?

Он ввел названные Анной цифры в поисковую строку и хмыкнул:

– Тебе это не понравится.

Информация, появившаяся на экране и разбитая на несколько столбцов, была набрана настолько мелким шрифтом, что пришлось бы приблизиться к монитору вплотную, чтобы прочитать текст самостоятельно, и выпустить из поля зрения самого Генриха. Анна толкнула Генриха в спину и потребовала:

– Говори!

– Боюсь, ты не поймешь, – ответил Генрих.

– Не пойму, – согласилась Анна. – Но хочу знать, почему у меня отобрали сына?

Генрих потер поврежденное запястье, попробовал покрутить ладонью и поморщился. Скосив взгляд на дубинку в руке Анны, он осторожно потянулся к своему стакану, отхлебнул глоток, поставил стакан на место.

– Ты даже не представляешь, как устроена жизнь, – произнес Генрих. – Никто из вас не представляет. Потому и не поймете.

– Мне нужен только ответ на мой вопрос, – угрожающе повторила Анна.

Она развернула Генриха в кресле лицом к себе.

– И потом ты просто уйдешь? – со злобной иронией в голосе поинтересовался Генрих.

Вопрос застал врасплох. На самом деле Анна не задумывалась, что будет после того, как получит ответ. В общем-то, для нее это уже не имеет значения.

– Может быть, уйду.

Генрих немного поерзал, устраиваясь поудобнее, откинулся на спинку и, не сводя глаз с дубинки, сказал:

– Всегда хотелось узнать, какова будет реакция таких, как ты, если они узнают хотя бы часть правды о себе. Сможет ли такая информация уложиться в вашем ограниченном сознании? Знаешь, мне даже приятно, что именно от меня ты все узнаешь.

– Говори, – вновь потребовала Анна с угрозой.

– Ребенку одного из достойных членов общества потребовалась пересадка органов. Твой сын подошел в качестве идеального донора. По большому счету, именно для этого мы и позволяем вам существовать и размножаться в нашем городе.

– Пересадка? – недоуменно переспросила Анна.

Генрих пренебрежительно усмехнулся и кивнул:

– Ну да, ты даже не знаешь, что это такое. Вам ни к чему такое знание. Все вы всего лишь мясо. Вас используют для незначительных работ и вбивают вам в головы понятия о долге перед обществом, чтобы придать хоть какой-то смысл вашему существованию в собственном сознании.

– И поэтому тебе понадобился ремонтник в дом? – не поверила Анна.

Реплика несколько уязвила Генриха. Недовольно поморщившись, он кивнул:

– Ты умнее, чем можно было бы подумать. Странно, что раннее тестирование не выявило таких способностей. Что ж, вынужден признать, роботизация еще не достигла полного совершенства, в некоторых ситуациях не обойтись ни без рук, ни без мозгов, пусть и довольно ущербных, так что определенная польза от вашего существования пока остается. Впрочем, это не меняет сути, вы существуете лишь для того, чтобы могли жить мы.

Анна слышала голос Генриха будто со стороны, откуда-то издалека. Вроде бы, он говорил что-то очень важное, что-то такое, что до сих пор никак не могло оформиться в сознании, чтобы осознать, наконец, почему все происходит именно так, почему рушится весь привычный мир и нет никакой возможности остановить этот процесс. Но все это перекрывала лишь одна мысль, только это было сейчас важно.

– Где мой сын? – спросила Анна, сжав рукоять дубинки так, что побелели пальцы, а из-под ногтей едва не проступила кровь.

Покосившись на дубинку, Генрих нервно сглотнул.

– Твой сын сейчас в клинике, – сообщил он, не спуская глаз с оружия в руке Анны. – Ты не сможешь туда попасть, тебя остановят по дороге.

Такой довод не заставил Анну усомниться ни на мгновение. Ломая светильник в камере, она не планировала, что придется зайти настолько далеко, но сейчас решение пришло само собой.

– Ты отвезешь меня! – объявила она. – Вставай!

При этом легкий замах дубинкой убедил Генриха, что лучше воздержаться от возражений. Скрежетнув зубами, он вылез из-за стола. Обладая довольно крепким телосложением, Генрих вполне мог бы попытаться вырвать дубинку из рук Анны, не помешало бы и зашибленное запястье. Но, видимо, на такой вполне очевидный поступок решимости ему недоставало. Напротив, взвинченность Анны придавала ей сил и уверенности, трудно было усомниться, что в таком состоянии женщина без колебаний сломает кости любому, кто посмеет ей помешать.

Через минуту электромобиль Генриха выкатился из гаража. Анна не доверила управление машиной ее владельцу, предпочла воспользоваться автопилотом, а то мало ли, куда ее завезут. Генрих лишь ввел адрес и просто сидел на месте водителя, при необходимости отмечаясь на идентификаторах автоматических пропускных пунктов со шлагбаумами.

Даже после двух своих служебных поездок, Анна толком не представляла, насколько велик город, и что может быть столько свободного пространства. Она привыкла к тому, что нужно экономить буквально каждый квадратный сантиметр ради удобства всего общества в целом, к этому, среди многого прочего, каждодневно призывал единственный телеканал, доступный для ее семьи, соседей по кварталу, и коллег по работе. Анна никогда не общалась с соседями по дому с других этажей, большинство из них даже не видела – прогулки в парке на десятом этаже регламентировались автоматически, для каждого свое время, чтобы жители не имели возможность излишне контактировать в нарушение существующих правил. Тем более, она не знала жителей других высоток их квартала. Но при взгляде на серые унылые громады Анна вполне могла себе представить, сколько тысяч человек размещаются на ограниченном пространстве. Здесь же вдоль проспекта стояли просторные дома с широкими газонами, фонтанами, парками и аллеями. Огромные кварталы сменяли друг друга и никак не заканчивались.

Клиника представляла собой пятиэтажное здание, также окруженное парками. Машина вкатилась на парковку в цокольном этаже, двигатель заглох.

– Ну и что дальше? – с усмешкой поинтересовался Генрих.

– Выходи, – приказала Анна.

– Думаешь, у тебя получится остаться незаметной в этой своей… одежде? – спросил Генрих. – Да еще и с палкой в руках.

Анна закусила губу. Об этом она совсем не подумала. В своем рабочем комбинезоне она точно не смогла бы затеряться среди персонала и посетителей клиники, это заведение совсем не предназначено для людей ее круга. Кроме того, ее наверняка уже объявили в розыск, и любой, кому попадется на глаза странная парочка, тут же сообщит гвардейцам.

Из кабины лифта вышел человек в белом халате и направился к одной из машин, стоявших на парковке. Должно быть, кто-то из персонала – Анна видела однажды по телевизору человека в таком же халате, призывающего приобретать новейшие лекарственные препараты, разработанные для укрепления здоровья населения. Решение родилось мгновенно.

– Позови его! – приказала Анна.

Между электродами дубинки проскочила искра, напомнив Генриху, кто тут хозяин положения. Усмешка тут же сползла с его губ. Высунув голову в окошко своего автомобиля, он окликнул мужчину в халате:

– Здравствуйте! Подойдите, пожалуйста!

Мужчина приблизился:

– Здравствуйте. Чем могу помочь?

– Посмотрите, пожалуйста, – позвала его Анна.

Мужчина склонился к окошку со стороны Генриха. Тут же электроды встроенного в дубинку шокера ткнулись ему в шею. Сотрудник клиники свалился на бетонный пол.

Генрих замер, вжавшись в спинку сиденья и совсем растерявшись от неожиданности. Пожалуй, он вполне мог бы улучить момент, когда Анна тянулась через него к окошку, чтобы обезоружить ее, но, видимо, именно такой поступок со стороны женщины застал его врасплох.

– Выходи, – приказала Анна.

– Ты совсем чокнутая, – процедил Генрих, подчиняясь.

Выбравшись из салона вслед за ним, Анна стянула халат с оглушенного мужчины, затем указала на него своему пленнику:

– Затаскивай его в машину.

Нехотя Генрих подчинился и в этот раз.

– Теперь веди, – продолжала распоряжаться Анна, натянув халат и большей частью скрыв под ним свой комбинезон.

– Думаешь, я знаю, куда идти? – отозвался Генрих.

Анна в очередной раз пригрозила дубинкой:

– Ты чиновник департамента, ты должен знать. И пиджак сними.

– Это еще зачем? – удивился Генрих.

– Снимай! – прикрикнула Анна.

Генрих стянул с плеч пиджак и бросил его в салон своей машины.

– Рубашка тебя от этой штуки не спасет, – сказала Анна, махнув перед его носом концом дубинки с электродами. – Так что без глупостей. Веди.

Генрих стиснул зубы и направился к дверям лифта. Анна последовала за ним, держа дубинку под рукой так, чтобы та не бросалась в глаза. Она видела, как под тонкой тканью рубашки сводятся лопатки Генриха, будто от озноба. Видимо, уже представил, как может получить удар током от электрошокера. Повезло Анне, что ее пленник характером оказался намного слабее, чем телосложением, она отчетливо видела страх в каждом его взгляде. Даже немного странно, откуда такая трусость? В ударе электротоком приятного, конечно, ничего нет, но и смертельного тоже, гораздо опаснее получить удар дубинкой, запросто можно сломать любую кость. Может быть, именно тот первый удар по запястью и вселил в Генриха такой страх. Возможно, ему еще никогда не доводилось испытывать боль от побоев, тем более, со стороны человека настолько низкого социального статуса, что только усиливало страх унижением.

Из кабины лифта оба вышли в длинный широкий коридор на пятом этаже. Коридор оказался почти пуст. Вздумай Генрих позвать на помощь, Анна вполне успела бы огреть его дубинкой.

– Ты уже не сможешь сбежать отсюда, – заметил Генрих, оглянувшись на ходу.

– Иди, – зло процедила Анна.

Ее и в самом деле охватила злость. Шагая по просторному светлому коридору, Анна вспоминала свою тесную квартирку. Злило как раз то, что тесной она стала казаться совсем недавно. С самого рождения Анна, как и все, кого она знала, воспитывалась в условиях жесткой экономии пространства потому, что это было необходимо для блага общества, всех людей, населяющих мегаполис. Тесная квартирка родителей, тесный учебный класс, тесный рабочий офис… За неимением другого примера она считала, что именно так живут абсолютно все, даже те чиновники, которых показывают по телевизору. И даже если доходила информация, что кто-то из людей, близких к руководству корпорации, пользуется гораздо большими благами, чем население рабочих высоток, это всегда объяснялось необходимостью для эффективного исполнения ими своих обязанностей. До недавнего времени все это выглядело и звучало вполне убедительно, Анна, хоть и не безоговорочно, но верила во все, что ей внушали с раннего детства.

Оказалось, что за пределами квартала рабочих высоток раскинулись такие просторы, представить которые Анна не могла и в самых смелых фантазиях. И люди здесь не стремились ограничивать себя ни в чем. Они жили в просторных домах, употребляли вкусную еду, носили красивые вещи, их перемещению и общению не мешало ничто, за ними не следили наряды гвардейцев, они не носили маски. И эти люди забрали ее сына для своих целей. У них есть все, но этого им кажется мало.

Анна подозревала, что и живут они не в долг, как она сама и жители ее квартала, наверняка этим людям нет нужды подсчитывать, хватит ли им баллов до следующего пополнения за проделанную работу. Генрих мог бы просветить ее в этом вопросе, но единственное, что сейчас хотелось сделать в отношении него, это дать по зубам дубинкой.

В конце коридора Анна увидела первый идентификатор в клинике и вообще в этой части города, принципом действия он нисколько не отличался от привычных ей моделей: Генрих приложил к сканирующему устройству ладонь, створки дверей разъехались в стороны, пропустив их обоих в залитое белым светом огромное помещение, где ровными рядами стояли матовые цилиндры двухметровой высоты, наполовину из нержавеющей стали, наполовину из белого пластика. Здесь было намного прохладнее, чем в коридоре, Генрих поежился и передернул плечами.

– Что ты собираешься делать после того, как найдешь сына? – полюбопытствовал он.

– Тебя не касается, – огрызнулась Анна.

На самом деле она даже не задумывалась об этом. Ей просто хотелось увидеть своего мальчика, хотя бы в последний раз.

– Считай, что ты его нашла, – ухмыльнулся Генрих.

То ли от холода, то ли от того, что давно не получал дубинкой, он заметно осмелел. А может, было еще что-то. Анну вновь обдало странным запахом. Впервые закралась мысль, что Генрих пил не простую жидкость и под ее воздействием стал не совсем адекватен. Что-то не то в его глазах, вообще в нем самом.

Генрих прошелся среди цилиндров, развел руками и продолжил:

– Он здесь. В некоторых из этих рефрижераторов. Правда, частично.

– Что это значит, – насторожилась Анна, уже предвидя ответ.

– Операция уже проведена, – объявил ей Генрих. – Все, что осталось полезного от твоего сына, законсервировано здесь. А ты думала, как происходит утилизация? – ухмыльнулся он, словно наслаждаясь выражением ужаса на лице Анны. – Ваши органы – единственное, ради чего мы позволяем вамжить. Для этого прививаем вам привычку заботиться о своем здоровье. Было бы расточительством просто уничтожать все это добро. Знаешь, когда-то давно наука была на более высоком уровне, чем сейчас. Звучит, конечно, странно, но это так. В ваших школах такого, естественно, не преподают, никому не нужно, чтобы вы могли размышлять на таком уровне, достаточно, чтобы умели читать и выполнять свою работу. Так вот, в свое время ученые научились создавать искусственные органы. К сожалению, с течением времени многие технологии были утрачены, возможно, потому, что современный человек, живя в достатке, разленился, перестал думать, мыслить творчески. Поэтому вернулись к старой доброй трансплантологии. Департамент следит не только за демографией, но и за генетикой. Твоему сыну было позволено родиться только потому, что в будущем он мог пригодиться в качестве донора более достойному члену общества, таков основной долг всех вас. В его случае пришло время исполнить долг.

– Ты ведь сразу все знал, – прошептала Анна, впервые в жизни почувствовав прилив самой настоящей ненависти.

– Конечно, вся информация была на мониторе моего компьютера, – не стал отрицать Генрих, на всякий случай, отступая назад. – В конечном итоге ты все равно оказалась бы здесь, тебя ведь тоже должны разобрать на запчасти, чтоб ты и дальше продолжала приносить пользу тем, кто владеет этим городом. Ты еще достаточно молода, чтобы быть просто утилизированной, как ненужные отходы.

Удар пришелся прямо в переносицу, Генрих не успел даже среагировать, чтобы уклониться. Анной овладело странное чувство, будто ее вообще здесь нет, все происходящее она наблюдает откуда-то со стороны и сама ни в чем не участвует. Но пальцы крепко сжимали рукоять, дубинка поднималась и опускалась снова и снова. Генрих попробовал было защититься рукой, но получив чувствительный удар в предплечье, уронил руку, и тут же снова получил по голове. Завывая от боли, он отступал, а Анна все била и била.

В образе Генриха для Анны сейчас воплотился весь город, весь мир, что долгими годами держал ее в сетях обмана, заставлял верить, что у нее идеальная жизнь. Она мстила. Мстила за обман, за отнятую жизнь, свою и своего сына.

В зал вбежали двое гвардейцев. Видимо, Генрих, все-таки, улучил момент, чтобы незаметно вызвать помощь, а может, и что-то еще послужило причиной их вмешательства.

Анна не слышала, что прокричали ей гвардейцы. Увидев незнакомый предмет в руке одного из них, направленный ей в лицо, Анна интуитивно спряталась за Генриха. Предмет в руке гвардейца щелкнул, выстрелив двумя электродами, тело Генриха содрогнулось, он обмяк и навалился на Анну.

Гвардейцы могли бы в три прыжка оказаться рядом с Анной, однако оба слегка замешкались, возможно, на краткий миг оторопели от случившегося – вряд ли под удар их шокеров часто попадал крупный чиновник из департамента статистики и демографии.

Анна бросила взгляд в сторону и увидела дверь. Поскольку идентификатора, контролирующего автоматический замок, на стене рядом не было, можно было надеяться, что изнутри зала выход доступен любому.

Анна оттолкнула Генриха и крикнула:

– Помогите ему, он сейчас умрет!

Находившийся в бессознательном состоянии после удара током и весь в синяках и кровоподтеках от побоев Анны Генрих и в самом деле выглядел ужасающе.

Пока окончательно растерявшиеся гвардейцы соображали, что им предпринять, Анна метнулась к спасительной двери.

– Стой! – прозвучал окрик за спиной.

С разбегу Анна ударила в дверь всем корпусом, при этом не очень-то надеясь на успех. Но первоначальная догадка оправдалась, дверь распахнулась, выпустив женщину в длинный пустой коридор с множеством поворотов. Анна успела завернуть за угол до того, как в эту же дверь выбежали гвардейцы. Впрочем, такое преимущество казалось слишком сомнительным: долго в этих коридорах не побегаешь, все равно рано или поздно упрешься в какой-нибудь тупик, а справиться с двумя крупными мужчинами сил точно не хватит.

Совсем рядом бесшумно открылась дверь, из помещения в коридор вышла девушка в белом халате, оказавшись спиной к Анне и даже не заметив ее, и пошла прочь. Дверь за ней начала медленно закрываться. Стараясь двигаться бесшумно, Анна устремилась вперед, проскользнула в уменьшающуюся щель дверного проема, и дернула ручку на себя, ускоряя закрытие двери. Автоматический замок беззвучно мигнул красным огоньком, сигнализируя, что дверь заперта.

Анна отступила в сторону, прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Снаружи не доносилось ни звука, хотя даже если бы сейчас мимо промчался электропоезд, Анна все равно бы ничего не услышала, все заглушал стук собственного сердца, в ушах звучали только его бешенные удары.

Все случившееся только что, и вообще за последние часы, казалось каким-то нереальным сном, разум отказывался поверить, что все происходит наяву и именно с ней, цеплялся за призрачную надежду, что вот-вот она проснется и все будет так, как прежде: обычная размеренная жизнь, ежедневная скучная работа, семейные завтраки и ужины в молчании под звук телевизора, сопение мужа рядом по ночам… Не может, не может мир так внезапно перевернуться, не может все быть устроено именно так, как описал Генрих, не может быть такого, что ее сына больше нет.

Анна закусила губу и коротко простонала. Лучше открыть глаза. Зажмурившись, она слишком отчетливо видит перед собой своего ребенка. Сына, которого больше нет. И он смотрит, смотрит на мать, а в его глазах равнодушная пустота. Уже никогда не представится возможность вернуть его взгляду осмысленность, дать почувствовать сыну ее любовь, увидеть в его глазах ответное родное тепло. Наверное, для Игоря даже лучше, что ушел из жизни вот так, равнодушно, ничего не чувствуя, без страха и переживаний. Но каково Анне знать, что никогда уже не исправить того, что было упущено. Всегда казалось, впереди еще есть время, чтобы сделать то, что еще не успела. И вот этого времени уже не осталось. Не осталось в прямом смысле: сына уже нет, и участь самой Анны решена.

Анна наконец открыла глаза и осмотрелась. В центре комнаты стояла кровать из металлических пластин, вокруг которой и даже над ней, свисая с потолка, мигали световыми индикаторами два десятка различных аппаратов. На кровати лежал человек, облепленный всевозможными датчиками и утыканный катетерами так, что казалось, будто многочисленные провода и трубки растут прямо из него, как волосы.

Анна подошла ближе. Это оказался мальчишка, ровесник ее сына. Веки его были плотно сомкнуты, на присутствие женщины он никак не реагировал. Во время родов Анне пришлось пару дней провести в медицинском пункте, конечно, не таком, как эта клиника, так что она догадалась, что мальчишка находится под действием общего наркоза.

На груди малолетнего пациента алел свежий разрез, стянутый аккуратным швом. Возможно, сейчас в груди этого мальчишки бьется сердце именно ее сына. Кто этот мальчик? Сын или внук какого-нибудь крупного чиновника? Из тех, что, по словам Генриха, не только руководят мегаполисом, но и распоряжаются жизнями населяющих ее людей, решают, кто достоин жизни, а кому пришло время умереть?

Анна стояла рядом и смотрела на мальчишку. Почему этот ребенок должен жить, а ей уже никогда не увидеть сына? В чем тут справедливость? Чем он лучше? Убили совершенно здорового ребенка, чтобы мог жить другой, обреченный на смерть.

Анна занесла руку и замерла. Если выдернуть все трубки, этот мальчишка, вероятно, также умрет. Наверное, так будет справедливо. Но вернет ли это к жизни ее сына или другого ребенка, убитого ради того, чтобы жил этот, избранный руководством корпорации? Нет, не изменится ничего. Да, его родители почувствуют то же самое, что сейчас чувствует Анна, но для нее самой ничего не изменится. Кроме того, что и она станет убийцей.

Механизм замка коротко пискнул, отпирая дверь. Анна бросила взгляд по сторонам, в поисках выхода. Логика здравого смысла говорила, что лично для нее все уже кончено, но первобытный инстинкт самосохранения не желал смиряться с такой участью и отчаянно цеплялся за любую возможность сохранить или, хотя бы, продлить собственную жизнь.

Из помещения не было никакого другого выхода, даже окна. Лишь маленькая дверца люка в дальней стене. За мгновение до того, как в палату вошел гвардеец, Анна распахнула люк и проскользнула в скрытую за ними шахту.


глава седьмая


От нестерпимой вони почти нечем было дышать. Этот запах частично привел в чувство, но он же и притуплял сознание, забивая легкие, глотку, проникая в организм до самого желудка. Анне еще никогда не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, она даже и не представляла, что такое запах гниения и разложения.

Последние события запомнились плохо. Шахта, в которой она оказалась, служила мусоропроводом и привела прямиком в бак для отходов. Автоматизированная линия сбора мусора, установленная в подвале, посчитав вес свалившейся в бак Анны достаточным для замены емкости, отправила его по установленному программой маршруту. Возможно, это и спасло женщину от новой встречи с разыскивавшими ее гвардейцами. Сама же Анна почти ничего не чувствовала после падения с внушительной высоты. Мусор, скопившийся в баке, хоть и смягчил удар, но все же не настолько, чтобы оказаться безболезненным. К счастью для нее, обошлось без серьезных травм, тем не менее, самочувствие было хуже некуда.

Выбраться из контейнера самостоятельно сил уже не хватило, Анна безропотно следовала по конвейеру туда, куда отправила ее автоматическая линия. В кромешной тьме, лишь изредка чуть разбавляемой дежурными красными фонарями, невозможно было хоть что-то разглядеть. Освещение в подвальном помещении если и было предусмотрено, то не использовалось в работе роботов, так что оставалось лишь догадываться о том, что происходит вокруг.

Вместе с кучей мусора Анну перевалило в другую емкость, снова путь по конвейеру в темноте, затем еще одно падение в пустоту. К моменту, когда она оказалась здесь, сознание уже почти полностью отключилось.

Послышался металлический лязг, все вокруг пришло в движение. Анна раскинула руки, судорожно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но все, что попадалось под руку, проваливалось вместе с ней куда-то в бездну.

Снизу появился тусклый свет. В следующее мгновение Анна выпала в этот свет, а еще через секунду ударилась левым боком обо что-то твердое. На лицо шмякнулась мокрая вонючая тряпка, посыпался еще какой-то мелкий хлам.

Анна отшвырнула тряпку с лица. Она скорее почувствовала, чем увидела, что прямо над ней нависает нечто огромное. На почти черном фоне сложно было разглядеть такой же темный корпус воздушного мусоровоза. Металлические створки с лязгом сдвинулись, закрыв опустевшее нутро, затем машина улетела прочь. Понемногу рокот ее двигателей затих вдали.

Некоторое время Анна лежала неподвижно, прислушиваясь к собственным ощущениям и пытаясь осознать, что же, собственно, с ней произошло.

Все тело болело так, словно ее основательно поколотили гвардейцы в десяток дубинок, но сильнее всего чувствовалась боль в боку. Невозможно было даже вдохнуть полной грудью, настолько сразу усиливалась боль и кололо где-то внутри, под легким. В общем-то, дышать как следует мешала не столько боль, сколько все та же вонь. Сейчас она ощущалась уже слабее, чем внутри мусоровоза, но все же достаточно сильно. От этой вони першило в горле, мутило и выворачивало наизнанку, но пустой желудок мог лишь изрыгать воздух.

Анна приподняла голову. Кругом, сколько видел глаз, высились бесформенные кучи. Над головой нависла тяжелая темно-серая пелена, не имеющая ничего общего с тем синим небом, которое Анна привыкла видеть в городе. Явно она и сама уже совсем не в мегаполисе.

Похоже, падение Анны в шахту мусоропровода и дальнейшая транспортировка ее по конвейерным линиям совпали по времени с вывозом мусора. Анна не знала, как город избавляется от отходов, даже не представляла, что они могут скапливаться в таком объеме. Видимо, все, что уже не могло послужить мегаполису, загружалось в летающие мусоровозы и сбрасывалось за его пределами.

Анна села, держась за ушибленный бок. Такой боли она еще никогда не испытывала. Казалось, стоит отнять ладонь, и изнутри что-нибудь обязательно вывалится. Но крови, вроде, нет, хотя бы это чуть-чуть успокаивало. Вообще же во всей ситуации виделся лишь один плюс – здесь ее гвардейцы точно уже не достанут. А вот что касается минусов…

Неожиданно для самой себя вырвался крик. Бешенный, истеричный, яростный. Он исходил даже не из глотки, а из самого нутра, оттуда, где жгла боль. Боль не от ушибленного бока и избитого тела, а боль от сломанной жизни. Крик перешел на вой.

Несмотря на все усилия, ей так и не удалось защитить свою семью, она не смогла спасти сына. У нее больше ничего нет. Абсолютно. И все попытки хоть как-то продлить собственную жизнь совершенно лишены смысла. Ей просто незачем жить дальше.

Слез не было. Анна вообще не умела плакать, с самого детства ей внушили, что это одна из вредных, разрушающих эмоций. Слезы могут быть вызваны печалью, а печаль есть следствие несовершенных условий существования. Но когда твоя жизнь идеальна, у тебя есть все, что необходимо, нет оснований для печали.

У Анны было все. Так ей всегда казалось. Поэтому она не умела плакать, как не умела выражать прочие эмоции, испытывать которые никогда не было причин. Она просто выла, всаживая пальцы в рыхлую массу мелкого мусора под собой, ломая ногти и загребая грязь. Выла от осознания того, что больше у нее ничего нет. Нет даже ее самой.

Анна упала лицом в грязь. Постепенно вой перешел в скулеж, со временем затих и он. Она просто лежала неподвижно. Настолько неподвижно, что самой казалось, будто даже дыхание остановилось. Хорошо бы и дальше лежать так, не дыша, и тихо умереть.

В ожидание тихой смерти вмешался раскат грома. Он ударил по ушам, прокатился по спине, вдавливая в грязь. Анна вскинула голову. За все годы жизни в мегаполисе ей еще не доводилось ни слышать, ни чувствовать что-либо подобное. Еще один раскат вновь затронул ее ударной волной. Где-то над самым горизонтом темная пелена на мгновение окрасилась в багровый цвет. Анна догадалась, что электрические разряды возникают прямо в атмосфере. В другое время ей показалось бы это удивительным, сейчас же просто подумалось, что, может быть, один из таких разрядов ударит прямо в голову и прервет всю бессмысленность ее дальнейшего существования.

Вместо молнии, на макушку упала капля, затем еще одна, затем еще и еще. Это тоже могло бы показаться удивительным, если бы Анну хоть немного заботило, что происходит вокруг. В мегаполисе вода сверху могла политься только в душе, но никак не под открытым небом. Однако в настоящий момент Анне было абсолютно безразлично, что станет с миром через секунду, и с ней самой.

Дождевая вода, попадая на лицо, шею и открытые руки, вызывала неприятное ощущение, не настолько сильное, как боль в боку, но все-таки довольно болезненное. При всей апатии и нежелании жить, добавлять себе мучений в виде кожного зуда и жжения Анна не была готова.

Анна поднялась на ноги, одной рукой все так же держась за ушибленный бок, другой натягивая ворот медицинского халата на голову. Стараясь по возможности, полностью укрыться от дождя под полами халата, она побрела к одной из мусорных пирамид, в надежде, что там найдет хоть какое-то укрытие.

Укрытие и в самом деле нашлось. То ли что-то плоское попало в кучу отходов, то ли мусор сам по себе так спрессовался, но у самого основания пирамиды образовалась неглубокая ниша с нависающим над ней козырьком. Забравшись в эту норку на корточках, Анна сжалась в комок. Убежище, конечно, так себе, но все же не под открытым небом, с которого льется странная вредоносная жидкость.

Под ногами промелькнула серая тень. Крупный зверек с длинным хвостом примостился у башмака Анны, видимо, тоже нашел убежище от дождя. Анна не пошевелилась. Хоть что-то знакомое в неведомом для нее мире. Мегаполис боролся с крысами постоянно и различными способами, но живучие и сообразительные зверьки регулярно напоминали о себе, перегрызая проводку, нанося повреждения роботизированной технике и время от времени появляясь на жилых этажах в поисках пропитания. В прежней жизни Анна испытывала скорее отвращение, чем восторг при виде серых грызунов, но сейчас не возражала против такого соседства. Всем хочется жить. Вот, даже она сама, решив, что дальнейшая жизнь пуста и бессмысленна, все равно не готова умереть. Что так сильно держит ее на этом свете? Ведь нет же у нее ничего. Абсолютно ничего, ради чего стоило бы цепляться за жизнь.

Анна перевела взгляд на крысу. А что есть в жизни у нее? Городские крысы ведут свое существование в относительно комфортных условиях, хоть и под угрозой физического уничтожения. Им наверняка есть, что терять. А ради чего продолжает свое существование этот зверек, живущий в холоде и голоде? Скорее всего, эта крыса вообще не осознает, не чувствует окружающий мир так, как воспринимают его люди. В ее жизни тем более нет никакого смысла. Тем не менее, даже она продолжает бороться. Что за чувство роднит их двоих, укрывшихся в вонючей влажной норе, что удерживает их здесь, не позволяет расстаться с жизнью? Тот самый инстинкт, наличие которого отрицает наука? Или что-то еще?

В животе заурчало. Будь у Анны побольше знаний и опыта, она наверняка расценивала бы крысу, как потенциальную еду. На счастье зверька Анна воспитывалась в обществе, где люди ее круга потребляли в пищу лишь полуфабрикаты, что производили автоматы, а потому не имела ни малейшего представления, как можно поймать добычу и приготовить обед из свежего мяса.

Кислотный раствор, пролившийся с неба, еще более усилил вонь разложения. Запах тухлятины с едкой примесью химикатов резал глаза, от него першило в горле и жгло легкие. Поднявшийся ветер не смог разогнать этот запах, лишь пронес стороной грозу. Вот где не помешала бы защитная маска.

Анна выглянула из-под навеса. Издалека доносился шум падающей воды, возможно, где-то там шел основной ливень, это же место задело лишь самым краем.

Стоило только пошевелиться, крыса тут же встрепенулась, выскочила из укрытия и скрылась из вида. Анна вылезла наружу следом. Кажется, в этом мире невозможно выжить человеку. Наверняка, она умрет очень скоро. Но пока что этого не случилось, можно еще побороться. В конце концов, она ничем не хуже крысы.

Боль в боку не утихала. То, что Анна не отнимала ладонь, вряд ли имело хоть какой-то лечебный эффект, но, по крайней мере, казалось, что так передвигаться легче.

Покинув свое временное прибежище, Анна побрела вперед. Куда именно она идет, женщина не представляла, не ставила себе никакой конкретной цели, просто шла и все. Ведь когда-нибудь эта помойка закончится и в конце концов она куда-нибудь придет.

Между тем мусорным курганам и россыпям не было видно ни конца, ни края. Сумрачное небо сливалось вдали с серым ландшафтом.

Голодный желудок напоминал о себе все острее. Анна даже и не помнила, когда ела в последний раз. Кажется, это был последний семейный завтрак, когда еще была жива надежда, что чиновники из департамента во всем разберутся и не отнимут у нее сына. Вроде бы, все это было совсем недавно, день или два тому назад, но уже такое чувство, что прошло гораздо больше, настолько кардинально все изменилось за столь краткий отрезок времени. Вся предыдущая жизнь похожа теперь на давний сон. Или, наоборот, это сейчас она спит, и все вокруг один кошмарный бред? Вдруг, через секунду Анна очнется, и все будет как прежде?

Анна споткнулась, едва не упав, поврежденный бок тут же прожгла боль. Нет, все это происходит с ней наяву.

Время от времени на глаза попадались крысы. Серые зверьки деловито ворошили кучи мусора, видимо, в поисках пропитания. Интересно, что такого съестного можно отыскать на этой помойке, где все гниет наверняка уже не первый год? Представив, какова должна быть на вкус добыча крыс, Анна испытала такой спазм в желудке, что едва не отрыгнула собственные внутренности. Поскорей бы убраться подальше от этих смердящих куч.

Понемногу становилось темнее. Такое для Анны тоже было в диковинку: мегаполис никогда не погружался в темноту, на время сна комфорт обеспечивали плотные жалюзи на окнах спальни.

Каждый новый шаг давался труднее предыдущего, появилась дрожь в ногах, а во всем теле слабость от голода и усталости. К тому же нестерпимо хотелось пить.

Через некоторое время стемнело окончательно, уже ничего не было видно под ногами. В очередной раз споткнувшись, Анна уткнулась лицом в грязь. Все, идти дальше сил уже не было. Недолго же ей удалось побороться за свою жизнь. Может быть, она окончательно задохнется на этой помойке, может, ее добьет жажда, а может, и просто не проснется. Что ж, пусть так и будет. Ни к чему подвергать себя лишним мучениям, примет смерть здесь.

Очнулась Анна от боли в левом ухе. Вместо крика из горла вырвался лишь хрип. Открыв глаза, она увидела перед собой усатую мордочку с желтыми зубами. Приподнявшись, Анна коснулась рукой уха, на пальцах осталась кровь. Крыса немного отступила, но не убежала, словно выжидала, что будет дальше.

– Уйди, – процедила Анна.

Превозмогая слабость и боль в боку, она поднялась на ноги. Во взгляде крысы Анне почудилось явное сожаление. Вот зараза, сожрать ее решила. А она еще позволила этой твари переждать дождь в своем укрытии. Хотя, может то была совсем другая крыса, все они тут на одно лицо. В любом случае, пока рано подавать себя на обед помойным грызунам, она еще жива.

Кажется, Анна только секунду назад сомкнула веки, безропотно покорившись своей участи, но мгла, настигшая в пути, уже рассеялась, уступив место светло-серой дымке. Самочувствие хуже некуда, но раз уж все еще жива, лучше идти дальше.

Взгляд уперся в желтое полушарие с черными провалами. Анна не сразу поняла, что это. По спине пробежал холодок, заставив поежиться. Из мусорной кучи высовывался человеческий череп. Откуда он здесь? Кто это был? Может, такой же беглец, как Анна, сумел выбраться из мегаполиса, но лишился сил здесь и был съеден крысами. А может, уже мертвым сброшен из отсека мусоровоза. Куда-то ведь должны девать то, что остается от приговоренных к утилизации жителей, но не может быть пригодным для дальнейшего использования. Вполне возможно, что и останки ее сына окажутся здесь, служа пищей местным крысам.

Анна отвела взгляд в сторону и продолжила путь.

Накануне в темноте она совсем не заметила, как позади мусорных курганов появились высокие сооружения. Это напоминало высотки родного квартала Анны, однако с тем отличием, что от этих зданий остались лишь стены, серые и мрачные, как все вокруг. Вершины стен обрушены неровными зубцами, пустые окна, кое-где здания просвечивают насквозь. Если когда-то здесь и жили люди, то с тех пор прошло немало времени.

Когда Анна достигла ближайших руин, уже совсем рассвело. Перед ней лежал целый город. Мертвый город. Здесь не было ни дорог, ни улиц, полуразрушенные коробки зданий словно поднимались прямо из мусорных завалов. Но вряд ли все эти дома были построены на помойке. Скорее всего, город был засыпан отходами уже после того, как его покинули люди, а рассыпающиеся от времени стены добавили завалов, окончательно похоронив дороги, тротуары, газоны.

Осторожно ступая, Анна пробиралась все дальше. По мере продвижения, бытовых отходов становилось все меньше, они уже не так обильно перемешивались со строительным мусором. Через какое-то время под ногами остались осколки бетона и стекла, кирпичная крошка, покореженная арматура, ржавые фрагменты металлических креплений. Дышать стало немного легче. Вонь разложения чувствовалась еще довольно отчетливо, но, по крайней мере, уже не забивала легкие и не заставляла глаза слезиться. А может, к этому времени Анна уже попросту привыкла к местной атмосфере.

Здания, превратившиеся теперь в руины, когда-то были очень разными. Одни высокие и узкие тянулись к небу, как свечки, другие приземистые и широкие, в несколько соединяющихся корпусов. Явно не все из них были жилыми, наверняка многие использовались для других нужд, слишком уж их отличала планировка и архитектура. В одном месте Анна увидела даже фасад с колоннами – единственное, что сохранилось от всего здания.

Чем дальше, тем выше громоздились останки стен. Возможно, на окраине, откуда пришла Анна, когда-то были расположены кварталы гораздо менее внушительных строений, но время и мусоровозы корпорации похоронили их под толщей отходов.

Под стеной одного из зданий Анна заметила торчавший из кучи мусора большой щит. Выцветшая и полустертая надпись наполовину скрывалась под обломками, но из того, что Анна сумела разглядеть, она поняла: раньше здесь было что-то, связанное с продуктами. В мегаполисе не было нужды ходить по магазинам, любой продуктовый заказ после оплаты доставлялся роботами по специальным автоматическим линиям прямо в холодильник на кухне. Все прочие заказы также доставляли на дом. Видимо, в этом городе, магазины были устроены иначе. Конечно, надежда призрачная, но вдруг внутри осталось хоть что-то, чем можно утолить голод, прогрызающий желудок.

Подобравшись к одному из пустых оконных проемов, Анна перевалилась через подоконник. Внутри порядка было ничуть не больше, чем снаружи, те же кучи бетонных осколков и битого кирпича, кое-где в перекрытиях зияли бреши с ощетинившейся арматурой, сквозь которые виднелись верхние этажи. Останки мебели по большей части представляли собой покореженные металлические короба, изъеденные ржавчиной.

Достаточно было беглого взгляда, чтобы расстаться с надеждой, добыть здесь хоть что-нибудь полезное. Если тут что-то и оставалось, наверняка оно сгнило от времени. Да и вряд ли люди, покидая этот город, могли оставить провизию. Насколько Анна успела понять, для жизни за стенами мегаполиса, съестные припасы должны представлять особую ценность. Хотя, кто тут может жить? Кто тут может выжить, кроме крыс? Скорее всего, она единственный разумный обитатель этого мертвого мира, и вряд ли надолго.

Она присела рядом с одним из искореженных шкафов. Боль в боку чувствовалась все так же сильно, хотя Анна уже несколько привыкла к такому состоянию. Надо бы снять комбинезон и посмотреть, что там, но жаль было тратить силы на бесполезные, в общем-то, действия. Крови нет, значит, нет и открытой раны, а оценить, насколько серьезное получено внутреннее повреждение, она все равно не сможет.

Анна привалилась спиной к стенке шкафа. Металлический каркас чуть накренился, полуоткрытая дверца со скрежетом сдвинулась еще чуть дальше. Откинувшись головой назад, Анна бросила взгляд наверх, внутрь шкафа. Взгляд уперся в какой-то предмет, застрявший между складок смятого тонкого металла. Анна потянулась к нему рукой, боль в боку тут же напомнила о себе. Пришлось снова встать на ноги. Предмет был явно не металлический, пальцы нащупали нечто упругое. Выдрать его из металлических тисков получилось не сразу, но, в конце концов, в ладони оказалась маленькая пластиковая бутылочка, внутри которой бултыхалась прозрачная жидкость.

С замиранием сердца Анна попробовала открутить пластмассовую крышку, та частично рассыпалась в пальцах. Она сначала понюхала, затем осторожно попробовала несколько капель на язык. Вода!

Никогда еще Анна не пила с таким наслаждением. На вкус жидкость отдавала пластмассой, но все же это была самая настоящая вода. Неплохо было бы оставить немножко про запас, но Анна не могла остановиться. Да и что там оставлять? В бутылочке всего грамм двести, не больше.

Маленький сосуд опустел почти мгновенно. Скользнув взглядом, полным сожаления по бутылочке, Анна разжала пальцы.

Снаружи долетели голоса. Анна замерла и прислушалась. Неужели не показалось? Неужели среди этих кошмарных руин еще остались живые люди?

Определенно это не галлюцинация, она действительно слышала человеческую речь. Голоса звучали неразборчиво, но это точно люди.

Спотыкаясь на каждом шагу, Анна поспешила к окну. Среди нагромождений обломков пробирались три человека, переговариваясь меж собой. Анна поспешно выбралась наружу, опасаясь, что сейчас эти трое пройдут мимо, и она опять останется в полном одиночестве.

– Эй! – окликнула она незнакомцев.

Все трое замерли на месте. Похоже, для них встреча оказалась не менее неожиданной, чем для Анны. Оцепенение длилось недолго, незнакомцы с пугающим проворством устремились к женщине. Когда же Анна разглядела в руках всех троих длинные ножи, ее объял ужас. Как-то уж совсем не было похоже, что незнакомцы спешили оказать ей помощь.

– Что вам надо?! – испуганно воскликнула Анна, отступая назад, к окну.

Насколько минутой раньше она была рада встрече с людьми, настолько сейчас эта встреча казалась ей жуткой. В долгополых одеждах, больше напоминающих лохмотья, со смуглыми лицами, с ножами в руках, незнакомцы не вызывали ничего, кроме ужаса.

Один из них что-то прокричал. Что именно, Анна не поняла, но тон его голоса не сулил ничего хорошего.

Анна не стала пытаться залезть обратно в оконный проем, просто опустилась на землю у стены. У нее все равно нет сил бежать, от этих людей ей не спастись. Пусть уж убьют прямо здесь, на том и закончатся все ее несчастья.

Самый первый из смуглолицых головорезов упал на бок, нож выскользнул из его руки и звякнул о кирпич у самых ног Анны. Из его шеи торчал тонкий штырь с оперением.

Оставшиеся двое побежали прочь, перескакивая с кучи на кучу и ежесекундно оглядываясь. Проследив их взгляды, Анна увидела еще несколько человек.


глава восьмая


Высокий мужчина перешагнул через труп убитого. Анна инстинктивно потянулась к рукояти ножа, лежавшего перед ней. Вроде бы этот долговязый избавил ее от близкого контакта со смуглолицым, но кто знает, что ждать от него самого? Понятное дело, в схватке с этим мужиком и его товарищами ей ничего не светит, но раз уж волей случая под руку попалось хоть какое-то оружие, попробует хотя бы припугнуть.

Подошва сапога вдавила ладонь в кирпичи. Не успев вскрикнуть, Анна почувствовала новую боль в макушке, когда незнакомец стянул в кулак ее волосы, и запрокинул женщине голову. Это оказался парень, на вид немногим моложе Анны, с неряшливыми усами и бородкой, лицом совсем не похожий на убитого, но от этого он ничуть не казался более доброжелательным, тем более, что с переносицы через всю правую скулу тянулся багровый шрам, придавая всему облику свирепое выражение.

– Знакомый комбинезон, – произнес парень, окинув Анну внимательным взглядом. – Ты из мегаполиса?

– Отпусти, – простонала Анна.

От жгучей боли она на время даже забыла про свой ушибленный бок.

Парень криво усмехнулся и разжал пальцы. Одновременно он убрал подошву с ладони Анны и поднял нож.

– Эту штуку я себе возьму, – сказал он, сунув нож за голенище сапога. – Не возражаешь?

Анна обмякла, но тут же вновь ухватилась за бок, напомнивший о себе.

– Кто ты? – спросила она.

Судя по всему, убивать сразу ее не собираются, может, имеет смысл поговорить.

– Я-то здешний, – с ухмылкой отозвался незнакомец. – А вот тебя как сюда занесло?

– Случайно.

– Бывает, – Парень кивнул и объявил: – Пойдешь со мной.

– А если нет? – поинтересовалась Анна.

При этом она вся напряглась. Нравы тут, как видно, суровые, в любой момент можно ожидать удара или пинка. Но парень просто пожал плечами.

– Решай сама. Между прочим, вот эти, – он ткнул носком сапога труп смуглолицего, – собирались тебя сожрать. Оставшись здесь, рискуешь встретиться с другими такими же.

– Я пойду, – поспешно сказала Анна.

Решение было принято без раздумий. Неизвестно, кто этот человек, но то, что не бросается на нее с ножом, уже хорошо, да и говорит хотя бы разборчиво, не как эти.

Попытавшись встать, Анна поморщилась от боли в боку и снова осела. Парень протянул ей руку. Чуть помедлив, Анна все же приняла помощь.

– Сама дойдешь? – спросил парень с сомнением.

– Постараюсь, – кивнула Анна. – Далеко идти?

– Не особо, дольше ехать.

Парень свистнул, призывая товарищей. Те поспешили на его зов. Вместе с ним Анна насчитала пять человек. Двое из них держали в руках какое-то тряпье. Внешним видом остальные практически не отличались от своего предводителя – почему-то парня со шрамом Анна посчитала именно предводителем – с такими же неряшливыми бородками, одетые в серые бесформенные балахоны.

– Ух ты! – восхитился один из них, разглядывая Анну, и даже прищелкнул языком. – Баба!

– С нами пойдет, – объявил парень со шрамом. – Собирайте барахло.

Еще один принялся стаскивать одежду с убитого.

– Зачем? – недоуменно спросила Анна, глядя на его действия.

– Ему уже не пригодится, – пояснил парень со шрамом. – Это наши трофеи. Давайте быстрей, парни, – поторопил он товарищей. – Пора домой.

Раздев труп догола, все пятеро отправились в ту сторону, откуда появились. Едва поспевая за предводителем группы, Анна только сейчас обратила внимание, что все незнакомцы, помимо ножей, увешаны еще какими-то предметами. Уточнять Анна не решилась, но подумала, что это, наверное, оружие. У гвардейцев в полисе она ничего подобного не видела, те выходили на дежурство исключительно с дубинками, но здесь все совсем по-другому.

Неожиданно до Анны дошел смысл слов, сказанных парнем чуть ранее. Для нее это была настолько необычная информация, что осознать ее сразу женщина не смогла.

– Они в самом деле собирались меня съесть? – с ужасом выдохнула она.

– Точно, – подтвердил предводитель.

– Свежатинку они любят, – со смехом добавил один из его товарищей. – А ты вон какая!

Он шлепнул женщину по заду. Лишь боль в боку не позволила Анне садануть ему локтем в зубы, но ее злобный взгляд заставил потускнеть ухмылку наглеца.

– Ты поосторожней, – с усмешкой предостерег товарища парень со шрамом. – Эта дикая сучка меня чуть ножиком не пырнула.

Ответный гогот прозвучал для Анны если не оскорбительно, то довольно обидно. И вообще, слишком уж неясно собственное будущее. Что собираются с ней делать эти типы?

– А вы меня не съедите? – осторожно поинтересовалась Анна.

В ответ вновь раздалось дружное ржание.

– Такую фигурку надо по назначению использовать, а не в кастрюлю пихать, – со смехом сказал предводитель. – Хотя, сейчас ты выглядишь хреново.

– И чувствую себя так же, – пробормотала Анна, сморщившись от боли в боку.

– Не вздумай помереть, – предупредил парень со шрамом. – Ты мне живая полезней. Кстати, ты имя-то свое скажешь, или мне самому придумать?

Анна назвалась и, в свою очередь, спросила:

– А ты?

– Леха, – представился предводитель.

Он назвал имена всех своих товарищей, но Анна, стараясь изо всех сил не упасть в обморок от истощения, усталости и боли, не особо запомнила, кто есть кто.

Вскоре пришлось взбираться в гору: засыпавшие улицу обломки высоченных зданий, образовали внушительный холм.

– Девка точно подохнет, – заметил один из товарищей Лехи, когда Анна, хрипя и задыхаясь, упала на колени.

Леха ухватил женщину за руку, поднял рывком, и неожиданно взвалил ее на плечо. Поднявшись вместе с ней на вершину, он поставил Анну на ноги и скомандовал:

– Дальше сама. Вниз можешь хоть кубарем скатиться.

– Попробую ногами, – устало отозвалась Анна.

Внизу насыпи группу ожидали два автомобиля под присмотром трех человек.

– А бабу где взяли? – поинтересовался один из них, окинув Анну взглядом.

Леха только махнул рукой. Открыв багажный отсек одной из машин, он скомандовал Анне.

– Загружайся. Здесь поедешь.

С первого взгляда Анна подумала, что лишенные стекол автомобили с проржавевшими кузовами являются такими же древними останками, как и та мебель из магазина. То, что они еще способны передвигаться, казалось удивительным. И как вообще ездят эти машины, неужели где-то есть электричество, чтобы их зарядить? Но сил уже не осталось даже на расспросы. Анна молча забралась в багажник и свернулась калачиком. Стоило только улечься, как весь окружающий мир уплыл далеко в туман, забрав с собой все звуки.

Возвращение в реальность далось с трудом. В голове словно сконцентрировалась вся тяжесть, какая только существует, даже не повернуться.

– Выспалась? – послышался знакомый насмешливый голос.

– Я уснула? – удивилась Анна.

– Отрубилась напрочь, – с ухмылкой подтвердил Леха.

Собравшись с силами, Анна приподнялась на локтях. Она лежала на жесткой кушетке в какой-то комнате с грязными стенами. Хотя, грязными они могли казаться от недостатка освещения, настолько тускло горел электрический фонарь под потолком.

– Пока поменьше дергайся, – посоветовал Леха, сидевший рядом на железном табурете. – Отлежись пару дней. Крепко ты саданулась.

Анна оглядела себя. Ее комбинезон был приспущен до бедер, рубашка задрана до груди, а на обнаженном левом боку расплылось огромное темное пятно.

– Я умру? – спросила Анна, глядя на это пятно.

Несмотря на жуткую картину, в голосе ее не прозвучало ни страха, ни тревоги. За последнее время она столько раз была готова расстаться с жизнью, что вероятность смерти уже перестала пугать.

– Помрешь, конечно, – беспечно отозвался Леха. – Только не от этого. Синяк здоровенный, месяц сходить будет, не меньше, но ребра целы. Крепкая ты, однако.

Анна одернула одной рукой рубашку и подтянула комбинезон.

– Ты меня раздел? – спросила она, покосившись на Леху, который и не думал отводить взгляд.

Тот ухмыльнулся:

– Парни помогли. Давно мы женские титьки не щупали.

– Вы чего со мной делали?! – ужаснулась Анна.

Леха расхохотался и махнул рукой:

– Да шучу я! Запричитала, как девственница. Ну-ка, привстань.

Он помог Анне приподняться полусидя, подложил ей под спину мешок с чем-то мягким вместо подушки, затем сунул в руки алюминиевую миску с кашей и воткнутой в нее ложкой.

– Подкрепись. Правда, уже остыло малость, пока ты в отрубе была.

В этот момент Анна снова почувствовала, насколько же она голодна. Даже если бы ей сейчас дали черствый сухарь, и его сгрызла бы с наслаждением. Она даже не стала спрашивать, что это за варево – съедобно и ладно. Тарелка опустела в один миг. Леха с усмешкой протянул ей алюминиевую кружку с водой.

На вкус вода была ничуть не лучше, чем та застаревшая, из бутылки, только отдавала не пластиком, а каким-то химикатом, но и ее Анна выпила с наслаждением.

Убрав от нее посуду, Леха сказал:

– Можешь дальше дрыхнуть, толку от тебя сейчас все равно никакого.

Он направился было к двери, но Анна остановила его:

– Погоди.

Леха обернулся:

– Чего тебе?

– Где я? – спросила Анна. – Что это за место?

– Мой бункер. Здесь можешь ничего не бояться.

– Тебя тоже не бояться?

Вопрос вырвался неожиданно. Хоть этот человек и удивительно груб, все же он спас ее. Тем не менее, до сих пор не ясно, что у него на уме.

Леха пожал плечами:

– Со временем сама поймешь, кого бояться, а кого нет. Но вообще здесь лучше всего опасаться, дольше протянешь.

– Расскажи мне, – попросила Анна.

– Сказку на ночь? – ухмыльнулся Леха.

– Расскажи, почему все здесь такое… Не так, как там.

Несколько секунд Леха стоял неподвижно, внимательно глядя на Анну, затем вновь уселся на табурет, рядом с ней.

– Странные у тебя глаза, – произнес он, все так же пристально глядя на женщину. – Люди в мегаполисе смотрят по-другому.

– Ты был там? – удивилась Анна.

Леха кивнул:

– Я там родился. В одном из них.

– Как же ты оказался здесь? – продолжала спрашивать Анна.

Леха пожал плечами:

– Наверное, так же, как и ты. Потом нашел себе убежище, приспособился, собрал команду, теперь живу здесь. И знаешь, здесь мне нравится гораздо больше, чем там.

– Нравится? – удивилась Анна.

– Точно, – подтвердил Леха. – Выжить здесь, конечно, трудно, но здесь ты не принадлежишь никому. Со временем сама почувствуешь, поймешь и оценишь. А пока дрыхни.

Последние слова прозвучали как приказ. Поднявшись с табурета, Леха вышел прочь.


глава девятая


Опершись ладонью о неровную кромку бетона, Анна осторожно выглянула из широкого проема, служившего въездом для машин в убежище Лехи и его банды. Лица коснулось едва ощутимое тепло, ударивший по глазам свет заставил прищуриться. Над самой головой небо было точно такое же, как и в первый день знакомства с неведомым миром за стенами мегаполиса: от края до края его затягивала сплошная темная пелена. Но над самым горизонтом в просвет меж скелетов двух разрушенных зданий бил в глаза огромный красный фонарь.

Несколько дней, пока измученный организм восстанавливал силы, ей пришлось провести взаперти. Пребывая в глухой бетонной коробке, Анна совсем утратила ощущение времени, только приносивший еду Леха сообщал, что настали новые сутки. Женщина начала чувствовать себя настоящей узницей, как в той камере, куда ее заперли гвардейцы, когда Леха наконец объявил, что она уже достаточно окрепла и может отправиться с ним в поездку.

– Такое ты вряд ли когда-нибудь видела, – произнес Леха, глядя как жмурится Анна от бьющего в глаза света.

– Никогда, – подтвердила женщина. – Что это там?

– Солнце. Оно всегда светит днем, но мы видим его нечасто, да и то только над самым горизонтом утром и вечером, все остальное время его закрывает эта хрень.

Леха указал взглядом на затягивавшую небо почти черную пелену. Затем слегка ткнул Анну кулаком в плечо и поинтересовался:

– Ну как ты? Не помрешь?

– Нормально, – отозвалась Анна.

Бок, конечно, еще болел, и синяк не сошел, но, по крайней мере, изменил цвет на менее страшный желто-зеленый оттенок, и на ногах теперь можно было держаться достаточно крепко.

Леха взглянул на солнечный диск и заметил:

– Скоро зима. И небо будет немного почище, и дышать станет чуть полегче.

– Зима? – недоуменно переспросила Анна.

– Ну, да, – Леха кивнул. – В мегаполисах всегда одно время года, там сезоны не меняются, и вместо неба люди видят искусственный купол, подсвеченный прожекторами. А на самом деле мир вот такой.

Даже солнечный свет не мог убавить мрачности серым руинам, вздымавшимся вокруг. Мертвый город навевал уныние и тоску.

– Здесь остался хоть один целый дом? – осторожно спросила Анна.

Леха покачал головой:

– Ни одного. Все старые города мертвы.

– Почему?

Леха пожал плечами:

– Никто не знает. Это случилось очень давно. Иногда мы находим останки людей в развалинах, они уже истлели, остались лишь кости. Никто здесь не живет, только такие, как мы, или стервятники.

– Кто такие стервятники? – спросила Анна.

– Вроде тех, что напали на тебя, – пояснил Леха. – Ищут одиночек, выживших после стычек банд, или таких же падальщиков, убивают, забирают все барахло, а самих поедают. В основном это азиаты, но, в общем-то, может быть кто угодно.

Анна повернула голову, взглянула на Леху, но промолчала.

– Хочешь спросить, кто такие азиаты? – догадалсяЛеха.

Анна кивнула и сказала:

– Наверное, я слишком много спрашиваю.

– Ну, настоящая жизнь тебе в новинку, так что ничего удивительного. Я и сам был таким когда-то.

Сзади послышался окрик:

– Все готово!

Пока Леха и Анна разговаривали у выезда из здания, в недрах которого его банда оборудовала свое убежище, остальные загружали какие-то свертки и ящики в автомобили.

– Едем! – скомандовал Леха.

Он кивнул Анне:

– Залазь, поговорим по дороге.

Оба сели в автомобиль, в другой забрались еще двое членов банды. Обе машины выкатились наружу.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Анна.

– Увидишь.

Автомобили медленно поползли по засыпанной обломками улице, переваливаясь с ухаба на ухаб. Глядя на то, как Леха управляется с машиной, вдавливая педали и двигая рычаг, Анна заметила:

– В городе машины другие.

– Да, там такими не пользуются, – согласился Леха. – Это старинная модель, на таких, наверное, ездили, когда еще этот город был жив.

– Так кто такие азиаты? – напомнила Анна.

– Физиономии их ты уже видела, от нас они видом отличаются. Я как-то слышал от одного старика, который тоже когда-то от кого-то слышал, что сюда их завезли специально, чтобы вытеснить местное население. Это давно было.

– Когда города были живы? – уточнила Анна.

– Ага, – кивнул Леха. – Вот с тех пор и живут здесь, в основном кочуют. Мы называем их мусорщиками – они обычно промышляют тем, что добывают из отходов мегаполисов все, что еще можно использовать, приводят в порядок и сбывают другим. Но когда предоставляется возможность, убийством тоже не гнушаются. Особенно, если наткнутся на последних: их тут же вырезают – корпорации за это неплохо платят, можно получить воду, провизию, боеприпасы, медикаменты, топливо.

– Топливо? – переспросила Анна.

– В городе машины ездят на электричестве, а вот у этих колымаг двигатели бензиновые, – пояснил Леха.

– Что значит, последние? – продолжала спрашивать Анна. – Последние из кого?

– Просто последние. Коренные жители. В общем-то, такие же, как и мы с тобой. Только мы родились в мегаполисе, а эти выживали снаружи. Впрочем, их осталось немного, потому их так и называют. В основном они скрываются небольшими группами на севере. Там, говорят, земля отравлена не настолько, как здесь. Иногда их лазутчиков ловят в развалинах, видимо, приходят в поисках чего-нибудь полезного для своих поселений.

– Ловят азиаты? – снова уточнила Анна.

– Да кто угодно. Здесь все враги друг другу. В основном резней промышляют торговцы головами, это их единственный способ выживания. Они и друг друга частенько истребляют, за это корпорации тоже платят.

– Но зачем это корпорациям? – удивилась Анна.

Леха пожал плечами:

– Видимо, там хотят, чтобы здесь совсем никого не осталось. Иногда они даже присылают боевые дроны, которые с воздуха расстреливают все, что движется. Но это затратно, поэтому там предпочитают, чтобы местные истребляли себя своими же руками. Здесь это называется чисткой. А головорезов, которые берут от корпораций специальные заказы на зачистку территорий, называют чистильщиками. Такой заказ может взять кто угодно, хоть ты. Но не факт, что не грохнут самих чистильщиков, это могут сделать даже дроны корпораций, когда в них отпадет надобность.

Анна посмотрела на Леху долгим пристальным взглядом. Тот продолжал вести автомобиль, как ни в чем не бывало, словно не замечал, как она смотрит. Наконец Анна спросила:

– А чем занимаешься ты? Как выживаешь?

– Граблю, – просто и откровенно ответил Леха. – Мы с парнями выискиваем стервятников-каннибалов. Такие остаются после уничтожения одной банды торговцев головами другой, ну или когда какой-нибудь поселок вырезают. Пытаются выжить по-своему. Обычно они шастают по двое или по трое по развалинам, нападают на таких же одиночек-изгоев, грабят, и поедают свои жертвы. А мы убиваем и грабим их. Таких, как мы, тут называют бродягами. Мы постоянно в движении, на одном месте долго не задерживаемся. В общем-то, тут все кочуют и все выслеживают друг друга. На банды торговцев тоже нападаем, если силы позволяют и удается застать их врасплох. А потом продаем трофеи. Только не корпорациям.

– А кому?

– Есть тут у нас свои менялы. Иногда банды находят заброшенные нефтяные скважины, восстанавливают оборудование, налаживают перегонку и торгуют топливом. Бывает, что находят древние склады с оружием и боеприпасами. Нам вот с парнями пока еще так не везло. Хотя, с другой стороны, такие места не существуют долго, дроны корпораций их уничтожают. Да и между здешними бандами за такие лакомые куски идут бои. Стоит только кому-то узнать, что кто-то другой отыскал что-то стоящее, тут же со всех сторон головорезы слетаются. К тому же еще и китайцы следят, чтоб у них конкуренты не появлялись.

– Китайцы? – удивленно переспросила Анна. – Это еще кто такие?

– Они тут тоже с незапамятных времен промышляют. Крупные корпорации в основном работают далеко на востоке, выкачивают ресурсы, строят свои фермы, а здесь орудуют нелегалы-браконьеры. У них тоже свои разборки идут и между собой, и со своими корпорациями, и с нашими, и с торговцами… В общем, здесь все против всех.

– Как же можно тут выжить? – пробормотала Анна.

В прежнее время все услышанное повергло бы ее в ужас, но сейчас ее слова прозвучали простым вопросом, лишенным каких-либо эмоций.

Леха усмехнулся:

– Я пока еще живой.

– Почему же ты спас меня? – поинтересовалась Анна. – Почему не убил?

– Ты мне еще пригодишься.

– Для чего? Для секса?

Анна закусила губу и отвела взгляд. Последние слова вырвались машинально. Во время вынужденного заточения она уже не раз размышляла о том, чего ради этот человек не оставил ее умирать среди развалин. Никакой иной пользы от себя ни для Лехи, ни для его товарищей она не видела. Как ни странно, эта мысль совсем не пугала. Нет, стать утехой для нескольких немытых мужиков она совсем не жаждала, но почему-то не верилось, что Леха поступит с ней именно так. А что касается его самого… Некоторое время не давали покоя его глаза, словно Анна уже видела этот взгляд когда-то и не могла вспомнить, где именно. Сейчас она поняла, точно так же смотрел на нее тот парень на перроне. Как давно все это было. Хотя нет, совсем недавно. Но сколько событий, не просто изменивших, а напрочь сломавших всю прошлую жизнь. Как странно, что нет ни сожаления по ушедшим безвозвратно светлым дням, оставшимся лишь в воспоминаниях, ни жалости к самой себе. Даже мысли о ребенке, которого она потеряла навсегда, не вызывают никаких эмоций. Словно вместе с криком и воем на той мусорной свалке, Анна выплеснула из себя что-то такое, от чего в душе образовалась черная равнодушная пустота. Или это постоянное ожидание смерти в тот ее первый день в новом мрачном и угрюмом мире настолько сломило дух, что теперь уже безразлично, что будет дальше?

– Ты все узнаешь, – произнес Леха. – Узнаешь скоро.

Городские руины остались позади, дорога стала ровнее. Куда бы ни смотрела Анна, всюду виднелись мусорные холмы.

– Здесь совсем ничего не растет, – отметила она. – Ни травинки.

– Земля отравлена, – отозвался Леха. – Слишком много всякой ядовитой дряни здесь скопилось: и на поверхности, и в глубине. Нет ни солнца, ни воды, ни чистого воздуха. Природа давно умерла, как и города. В живых остались только мы и крысы.

– А там что?

Анна указала на столбы дыма, поднимавшиеся ввысь и растекавшиеся пеленой по небу над горизонтом.

– Завод какой-то корпорации, – пояснил Леха. – Один из многих.

– Завод? – переспросила Анна. – Что там делают?

– Что-то добывают или перерабатывают. Или и то, и другое. Точно никто не знает. Такие места охраняют боевые дроны, туда и близко не сунешься, сразу изрешетят. По слухам, живых людей там нет, все производство роботизировано, добытые ресурсы поставляют в мегаполисы. Может, так и есть, спросить не у кого, о таких подробностях знают только чиновники корпораций. Одно могу сказать точно, именно эти заводы и отравляют воздух. Да и воду тоже. Помнишь, ты говорила, что попала под дождь? Это из-за таких выбросов вода в атмосфере превращается в кислоту. Концентрация не смертельна, но ощущения неприятные, мы стараемся в дождливую погоду не оказываться под открытым небом. Но и без дождей лучше держаться подальше от этих заводов – можно задохнуться.

– Здесь везде лучше пореже дышать, – сказала Анна.

– Да, – согласился Леха. – В мегаполисах воздух очищают специальные установки, а здесь дышим тем, что есть.

– Ты очень много знаешь о том, как устроена жизнь в мегаполисах, – заметила Анна. – Откуда? Кем ты был?

– Гвардейцем, – просто ответил Леха.

Заметив, как переменилась в лице спутница, он расхохотался.

– Не ожидала?

– Нет, – честно призналась Анна. – Почему ты сбежал?

– Не хотел стать кормом для таких работяг, как ты, – с ухмылкой ответил Леха.

– Что это значит? – не поняла Анна.

– Наверное, тебе будет неприятно это узнать, но корпорации из всего извлекают пользу. Для настоящих жителей мегаполисов, таких, как тот Генрих и его семейка, и прочих хозяев жизни, пищу выращивают на специальных экофермах там же, под куполом. Гвардейцы питаются чуть похуже, но тоже вполне сносно. А вот таким, как ты, скармливают всякие отходы, в том числе и останки утилизированных. Помнишь ту желеобразную хрень? При помощи химикатов придают этой дряни различный вкус, но в основе то, что остается от приговоренных к утилизации после того, как из них выпотрошат все пригодные здоровые органы, да еще добавки из объедков со столов хозяев. Все это перемалывается на комбинатах, формируется в брикеты и скармливается вам. Ну, вернее, уже им, ты-то теперь с другой стороны. Если бы не взбунтовалась и не сбежала, вполне могла бы слопать на ужин то, что осталось от твоего сына.

Взглянув на посеревшее лицо Анны, Леха добавил:

– Я говорил, информация неприятная.

– Но молчать ты все равно не стал, – с оттенком осуждения произнесла Анна.

– Ты сильная, выдержишь и не такое, – заверил ее Леха. – А если не выдержишь, незачем и барахтаться дальше, тут либо выживешь, либо нет.

Казалось, уже не осталось ничего, что могло бы поразить Анну, столько всего узнала она за последнее время о том иллюзорном мире, в котором пребывала всю жизнь, который был придуман специально для нее и ей подобных. Жизнь реальная приподнимала завесу над все более зловещими и жуткими тайнами. Если бы сейчас Анна не была настолько эмоционально вымотана и опустошена, наверное, впала бы в истерику. Хотя, может, и прав Леха, она гораздо сильнее, чем всегда сама о себе думала. Иначе как можно, узнав всю правду о собственном существовании, не сойти с ума?

– За что они так с нами? – тихо спросила Анна.

Вопрос был адресован скорее в пустоту, но Леха ответил:

– Просто потому, что могут. Так устроена жизнь.

– И так было всегда? – снова спросила Анна.

– А сама-то как думаешь? – вопросом отозвался Леха.

– Не знаю. Этот город… – Анна кивком указала назад, на покинутые руины. – Он был другой. Может быть, и люди там жили по-другому.

– Все может быть. Точного ответа у меня нет. И ни у кого нет.

Некоторое время они ехали молча. Можно было бы подумать, что Анна обдумывает все услышанное только что, на самом же деле в ее голове была абсолютная пустота, словно разум уже отказывался воспринимать новую информацию.

– Так почему же ты не мог остаться в мегаполисе? – наконец вернулась Анна к своему вопросу. – Чем ты провинился?

– Посмел иметь свое мнение, – усмехнулся Леха. – В отличие от вас, работяг, гвардейцы знают много о том, как на самом деле все устроено в городах корпораций. И не всем нравится правда. А хозяевам не нравится, когда кто-то не согласен с их порядком. В общем, пришлось дать деру, пока не загремел на утилизацию. Как раз отправляли пару дронов на расправу с крупной азиатской бандой, я и забрался в один из них.

– Разве они управляются не роботами? – удивилась Анна.

– Так и есть, – подтвердил Леха. – Но там есть и кабина для пилота. Уж не знаю, почему. Может, просто на всякий случай. А может, их когда-то пилотировали живые люди, а потом эти машины модернизировали под автоматическое управление.

– Если бы ты оставил тот дрон себе, наверное, стал бы самым сильным в округе, – предположила Анна.

Леха рассмеялся.

– Скорее, самым мертвым, – поправил он спутницу. – Ни одна корпорация не допустит, чтобы у кого-то из местных банд появилась военная техника. Да и не предусмотрено в дронах ручное управление, осталась только кабина. Кстати, удобств в этой кабине тоже никаких, даже кресла нет, все занято аппаратурой, мне пришлось свернуться в три погибели, чтоб туда втиснуться.

Вновь на некоторое время воцарилось молчание. Леха просто следил за дорогой, ни о чем не спрашивая, Анна обдумывала все услышанное. Вернее, только пыталась обдумать. Хаос в голове по-прежнему не желал упорядочиваться, одну мысль, даже не успевшую толком оформиться, тут же лихорадочно сменяла другая, за ней мгновенно появлялась третья, и так до бесконечности, порождая вереницу образов из жизни прошлой и настоящей, того, что было на самом деле, и того, что только казалось, чего хотелось, о чем мечталось, что пыталась себе представить. Нет, думать сейчас абсолютно невозможно. Может быть, когда-нибудь позже, даже завтра, но не сейчас. В настоящем ее мозг не способен осознать все и сразу.

Тем не менее, Анна продолжила расширять кругозор, задав очередной вопрос:

– Сколько людей в мегаполисах?

– Таких, как ты, относительно немного, – ответил Леха, усмехнувшись.

– А таких, как ты? Гвардейцев?

– Еще меньше. Мегаполисы для них, для членов корпораций, их семей. Работяги, это всего лишь мелкая обслуга для хозяев, а гвардейцы – охрана для обслуги. При необходимости тоже могут послужить хозяевам запчастями. Собственно, только для того, таким, как мы с тобой, и позволено жить в мегаполисах. Ну, ты сама уже это знаешь. Жизнь хозяев почти полностью обслуживают роботы, им нет нужды в большом количестве обслуги. Ну, разве что просто для собственного удовольствия, знать, что от их воли зависит чья-то жизнь. Над машиной не поглумишься, она ни хрена не чувствует, ее можно только сломать физически.

– Какое может быть в этом удовольствие? – не поняла Анна.

Леха хитро прищурился.

– Особое, – многозначительно ответил он. – Вспомни, когда ты избила дубинкой того типа, разве ты не чувствовала удовлетворения?

Анна на секунду задумалась, вспоминая, как наносила удары Генриху, затем покачала головой.

– Только злость, – сказала она. – Ты знаешь, что он сделал.

– Ну, если быть точным, убил твоего сына не конкретно он, – с усмешкой поправил Леха. – Его убила система. Система, построенная такими, как он. И била ты не его, а саму эту систему.

– Тебе-то откуда знать? – недовольно пробормотала Анна, уязвленная его излишней самоуверенностью. – Тебя там не было.

– Вижу по тебе, – ответил Леха. – Я служил в своем мегаполисе достаточно долго, видел много работяг, ты не такая, как все они. Я даже удивлен, что ты дожила до своих лет. По правилам, твои особенности должны были выявить при тестированиях еще в детстве, и сразу отправить тебя на утилизацию. Корпорации не терпят тех, кто способен думать своими мозгами и смеют иметь собственное мнение.

– Какие еще особенности? – переспросила Анна.

Утверждение, что она чем-то выделяется среди всех прочих, конечно польстило, но, зная тактичность спутника, вернее, полное ее отсутствие, лучше было уточнить, что конкретно он имеет в виду.

– Ты слишком сообразительная, чтобы просто поверить тому, что слышишь и видишь, – произнес Леха. – Ты сомневаешься. Сомневаешься всегда. Вот даже сейчас пытаешься определить, можно ли мне доверять, или я обманываю тебя, как все.

Анна уставилась на спутника долгим пытливым взглядом. Тот повернул голову, посмотрел ей в глаза и усмехнулся:

– Я уже говорил, не доверяй никому. Дольше протянешь.

– А как насчет того, что ты рассказываешь о мегаполисе? – поинтересовалась Анна. – Может, и это все ложь?

– Что касается городов и корпораций, ты сама знаешь правильный ответ, – уверенно заявил Леха.

Анна откинулась на спинку сиденья. Да, тут Леха прав, усомниться в его словах невозможно. И насчет ее сомнений он абсолютно прав. Она сомневалась всегда, такое чувство, что с самого момента появления на свет. Может быть, это что-то врожденное, генетическая аномалия? Вот опять она сомневается – кто более ненормален, она или весь этот мир. Да, Анна не готова принять действительность такой, какова она есть. И не сможет, пока не будет уверена в абсолютной справедливости мироустройства.

– Как живут люди в мегаполисе? – в очередной раз спросила Анна. – Те, кого ты называешь хозяевами.

– Они сами себя так называют, – процедил Леха. – Какое тебе дело до мегаполисов и людей в них? Ты уже никогда не вернешься обратно.

– Потому и хочу знать, – настаивала Анна. – Самой мне этого уже не узнать, расскажи ты.

Покосившись на спутницу, Леха ухмыльнулся:

– Упрямая ты. Наверняка только поэтому еще жива. Ладно, расскажу, что знаю. Таким, как мы с тобой, по телевизору втирают, что руководство корпорации только и делает, что печется о благе всех граждан. На самом деле все члены корпораций просто живут в свое удовольствие. Им нет нужды вкалывать по шестнадцать часов или выслушивать всю чушь о долге перед обществом, которую впаривают нам. Кстати, такие, как ты, их даже никогда не видят. Те, кого работягам показывают по телевизору, на самом деле актеры. Это такие люди, которые изображают других людей. Для хозяев они тоже обслуга, только повыше рангом, чем все остальные, и живут в основной части города, кстати, очень неплохо живут. А крупные чиновники корпораций не утруждают себя тем, чтобы объяснять что-то работягам, если и светят мордой в экране, то только для своих. До таких, как я или ты, им дела нет. Мы для них никто. Мы рождаемся по особому разрешению и живем в долг, не принадлежим сами себе. Всегда обязаны работать, молчать, брать то, что навязывают, выполнять правила и чувствовать удовлетворение.

В сердцах Леха сплюнул в окно, видимо, воспоминания о жизни в мегаполисе вызвали раздражение. Вроде бы, последней своей репликой он не сказал ничего нового для Анны, но подумалось: почему она сама не обратила внимание на это давным-давно, почему до недавнего времени все казалось само собой разумеющимся, почему так легко верилось во все, что внушают с телеэкрана? Хотя, вернее сказать, хотелось верить. Да, прав Леха, она всегда сомневалась, только опасалась дать волю своим сомнениям. Опасалась разрушить выстроенный корпорацией специально для нее мирок, где все просто и понятно. В итоге все равно все рухнуло. Кто виноват в этом? Сама Анна все разрушила или ее мир, основанный на лжи, изначально был обречен? Неужто во всей ее прежней жизни и в самом деле не было ни капли правды? Хотя бы в какой-нибудь малости.

Взглянув на спутника Анна снова спросила:

– Зачем корпорация заботится о здоровье рабочих, если хозяевам на нас наплевать?

В ответ Леха разразился хохотом.

–Ты реально думаешь, что все те пилюльки, маски и прочую хрень работягам навязывают, чтобы сохранить им здоровье?

– Мы служим им запчастями, ты сам сказал, – напомнила Анна.

– Это так, – подтвердил Леха. – Но любой мегаполис изолирован от внешнего мира, они и без того защищены от любой заразы. Маски – это лишь один из элементов, прививающих повиновение. Очевидной надобности в них нет, только неудобство, зато приучает к выполнению распоряжений, пусть даже бессмысленных. А вот все эти таблетки – просто пустышки со вкусовыми добавками: безвредные, но и бесполезные, только лишь для того чтобы работяги тратили на них свои баллы, а не скапливали их слишком много на своих счетах. Обслуга в мегаполисах живет в долг, работяги не должны терять чувство, что все у них хорошо, только когда они вкалывают на корпорацию. Когда надобность в них, как в донорах, отпадает, просто в силу возраста, их утилизируют, объясняя тем, что они слишком плохо трудились и накопили недостаточно баллов на старость. А если вдруг рабочие калечатся или серьезно заболевают, на них навешивают штраф за безответственность, опустошают счет и тоже утилизируют. Ну и рождаемость контролируют, чтобы обслуга не плодилась больше, чем требуется. Да ты сама все знаешь, просто раньше смотрела на ситуацию с другой стороны.

Да, Анна все это знала. Знала всегда. Не желала признавать очевидное, заставляла себя верить, но всегда знала.

– Чем занимаются хозяева? – продолжала спрашивать Анна.

Леха пожал плечами:

– Всем, чем пожелают. Хотя, знаешь, там тоже своя иерархия: те, кто рангом повыше, соответственно, имеют больше прав и возможностей. Тот Генрих, к примеру, вряд ли занимал очень уж высокое положение. Но, в общем-то, все они ни в чем себя не ограничивают, просто живут. Всех их полностью обслуживают роботы. Ну, почти полностью. Слышал от одного умного парня из лаборатории, что искусственный интеллект – это телевизионный миф: роботы, которых собирают на заводах такие же роботы, неспособны действовать самостоятельно, только по заложенной в их память программе. А программы создают люди.

– Кто именно?

– Умники из лабораторий. Их отбирают на раннем тестировании, изымают из семей и дают им соответствующее воспитание. Живут они гораздо лучше, чем простые работяги, но, в общем-то, тоже никаких особых прав не имеют.

– Так ты разговаривал с одним из них? – удивилась Анна. – Ведь запрещено общаться гражданам разных профессий.

– Именно поэтому я сейчас и здесь, – ответил Леха с ухмылкой. – Как думаешь, почему обслуге запрещено общение?

– Думала, ты мне расскажешь.

– А мне интересно, что ты сама об этом думаешь. Ты не могла не задумываться о смысле запретов.

Анна ответила не сразу. Конечно, ей часто приходили в голову мысли, насколько соответствуют истине пояснения к существующим правилам, которые без устали раздавали ведущие телепрограмм, и свои соображения по этому поводу у нее имелись. Молчание было вызвано тем, что Леха проявлял излишнюю проницательность, чем не могла похвастаться сама Анна, и это немного раздражало. Можно было подумать, что этот парень со шрамом знает про нее все, это вызывало чувство незащищенности и, в какой-то степени, беспомощности.

– Наверное, для того, чтобы не распространялась лишняя информация, – предположила, наконец, Анна.

– Я не ошибся, ум у тебя есть, – удовлетворенно кивнул Леха. – Пользуйся им почаще, дольше протянешь.

– Ты часто это повторяешь, – заметила Анна. – Сколько здесь вообще протягивают, как ты говоришь?

– Кому как повезет. Наверное, предел – лет сорок. Ах, да, ты ведь даже не знаешь, что это такое – в мегаполисах для работяг время исчисляется декадами. Такое придумали специально, чтобы обслуга поменьше задумывалась, поменьше планировала, не особо на что-то рассчитывала. Когда от рождения до смерти проходят тысячи дней, не особо задумываешься, как долго уже прожил, что и когда тебе пообещали. Чтобы тебе было понятно – в году триста шестьдесят пять дней, дальше считай сама. В общем, срок жизни здесь недолог. Дети рождаются редко, в основном у азиатов, большинство умирает сразу. Те, кто выживает, погибают в разборках банд или уничтожаются дронами корпораций.

– У тебя была жена? – спросила Анна. – Там или здесь?

Пора уже узнать ей что-нибудь и о самом Лехе.

– В мегаполисе нет, – ответил спутник. – Гвардейцам редко выдают разрешение заводить семью, ведь их жены должны работать в том же ведомстве, что и мужья, а службу несут в основном мужики. Здесь завел себе одну азиаточку, выкрал в их поселке, но ее быстро грохнули.

– Ты так просто об этом говоришь, – заметила Анна. – Ты что-нибудь чувствовал к ней?

– Здесь ни знакомство, ни семью надолго не заводят, – ухмыльнулся Леха. – Кого угодно могут убить в любой момент. Или сам помрет от инфекции или отравы. Так что никто ни к кому не привязывается. Все просто выживают.

Дорога вновь запетляла меж мусорных курганов из которых поднимались руины стен, будто гигантские сломанные зубы. Анне почудилось какое-то движение среди развалин недалеко от дороги.

– Кто-то прячется, – пояснил Леха, когда спутница обратила на это его внимание. – Нет сейчас времени на охоту.

– На охоту? – переспросила Анна.

– Каждый встречный ценен только тем, что можно у него отобрать. Ну, для стервятников это еще и ходячий кусок мяса. Я ведь уже говорил, не всем так везет, как тебе.

Анна оглянулась на развалины, в которых заметила движение, затем осторожно спросила:

– Ты убил много людей?

– Очень много, – без всякой бравады и с жутким спокойствием ответил Леха. – И убью еще больше. По-другому здесь не выжить. Ты тоже научишься. Если, конечно, не захочешь, чтобы тебя грохнули и сожрали.

Анна вновь откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. Привычный с рождения мир мегаполиса, утратив обманчивую маску идеальности, представлялся теперь средоточием лицемерия, несправедливости и человеческой мерзости. Но внешний мир, который она узнавала все больше и больше, казался еще более отвратительным в своей откровенной жестокости, мрачности, безнадежности. Почему человек не может просто жить? Жить так, как хочется ему, а не как того требуют правила, установленные непонятно кем.

Проникший в разбитое окно ветерок обдал гарью предприятий и удушливой вонью помоек. Этот запах ни на секунду не позволял забыть, в какой реальности Анна находится сейчас. Леха и его товарищи защищали свои легкие от постоянного зловония, прикрывая рот и нос платками. Так, по словам Лехи, поступали все обитатели внешнего мира. Последовав их примеру, Анна пришла к выводу, что польза от такой предосторожности небольшая, к этому запаху можно лишь привыкнуть. Похоже, она уже и начинала привыкать. В горле першило, глаза слезились, но сейчас это уже не казалось столь невыносимым, как в первый день, когда выпала из чрева мусоровоза.

Анна открыла глаза. Взгляд уперся в непроницаемую завесу, затянувшее небо. Что там за ней? Глядя наверх в мегаполисе, она и не подозревала, что искусственная синева скрывает за собой такое. Да что там, она и подумать не могла, что само небо мегаполиса искусственное. И вот она снаружи, но все равно не видит неба, не может даже представить, как оно выглядит. Где там прячется солнце, свет от которого разливается по земле лишь зловещим сумраком, являя взгляду сплошную разруху и смерть?

Анна посмотрела на Леху и спросила:

– Города разрушили люди?

Тот покачал головой:

– Они рушатся сами. Наверное, как раз потому, что нет людей. Однажды я видел, как развалился огромный дом. Никто его не взрывал, не рушил, просто сам по себе взял и рассыпался.

Дорога пошла вниз, оба автомобиля спустились по склону в широкий извилистый желоб и поехали по дну.

– Что это за место? – поинтересовалась Анна.

– Русло, – ответил Леха. – Когда-то здесь была река. Наверное, ты не знаешь, что это такое.

Действительно, единственными водоемами, которые видела Анна в жизни, были: маленький бассейн в искусственном парке на десятом этаже и небольшое озеро в той части города, куда пришлось выезжать на заказ в дом Генриха. Как мог, Леха объяснил Анне, что такое река, лес, другие творения природы, все, чего не пришлось увидеть собственными глазами ни ему, ни ей, и о чем он сам только слышал от других людей, также владевших такими знаниями лишь со слухов.

Путь преградили груды искореженного металла и обломков бетонных конструкций, лежавших между полуразрушенных колонн. На обоих берегах виднелись остатки таких же конструкций.

– Здесь был мост, – пояснил Леха. – По нему перебирались через реку.

Он вывернул руль, второй автомобиль повторил маневр, обе машины выбрались на другой берег. Дорога снова потянулась среди руин и мусорных курганов.

– Сколько же нужно времени, чтобы образовались такие кучи мусора? – вслух подумала Анна.

– Думаю, немало, – отозвался Леха. – Всю территорию вне мегаполисов и заводов корпорации используют под одну сплошную свалку. Даже не знаю, как еще сохранилось то русло, через которое мы проехали, так-то тут все кругом завалено. Но здесь еще не самое худшее место, есть такие, где запросто начнешь светиться.

– От чего? – не поняла Анна.

– От радиации. Не спрашивай, сам толком не знаю, что за штука, но слышал, что смертельная, и смерть не самая приятная.

В поле зрения Анны попали руины, отличавшиеся от останков жилых зданий. В ответ на ее вопрос Леха пожал плечами:

– Не знаю, что тут было. Сама подумай, здесь жили люди, где-то работали, где-то отдыхали, и наверняка еще занимались многими вещами, которых мы теперь и представить не можем. Меня в свое время тоже интересовало все это, но когда приходится ежедневно выживать, интересы быстро меняются. Пройдет и у тебя. Хотя, знаешь, есть такие чудики, которые собирают информацию о прошлом, о настоящем, некоторые даже торгуют ею. Их называют искателями. Однажды довелось пересечься с одним. Может, когда-нибудь и тебе повезет встретить кого-нибудь из них. А вот и наша цель. Считай, приехали.

Руины города, еще не погребенные под мусорными завалами, остались позади, впереди появился еще один холм, похожий на очередную свалку. Присмотревшись внимательней по мере приближения, Анна поняла, что это вовсе не холм, а что-то вроде огромного купола из сетки с нашитыми на нее серыми тряпицами.

– Что это? – спросила она.

– Китайская шахта, – ответил Леха. – Нелегальная. Сеть служит маскировкой от дронов корпораций. Мы торгуем время от времени, когда есть, что предложить.

– А тебе есть, что предложить? – поинтересовалась Анна.

– Есть, – кивнул Леха. – Надеюсь, сегодня останусь в хорошем наваре.

Автомобили остановились в паре метров от стены из маскировочной сети. Из-под полога вынырнул низкорослый человек с черной повязкой на лице и раскосыми глазами над ней. После короткого диалога на незнакомом Анне языке, полог откинулся, образовав широкий проем, в который въехали оба автомобиля.

– Ты знаешь их язык? – удивилась Анна.

– Пришлось немного освоить, – ухмыльнулся Леха. – Надо ж как-то торговаться.

Под сетью оказалось еще темнее, но все же Анна разглядела несколько сооружений. Автомобили остановились рядом с домиком на колесах.

– Идем, – позвал Леха и первым вышел из салона.

Анна последовала за ним. Товарищи Лехи из второго автомобиля также выбрались наружу и принялись разгружаться.

Вслед за Лехой Анна поднялась по металлической лестнице в автофургон. Большую часть пространства внутри занимали металлические шкафы. За облезлым столом под тусклой электролампой, свисавшей с потолка на проводе, сидел мужчина с широким скуластым лицом и раскосыми глазами. Чуть приподнявшись и расплывшись в улыбке, он что-то произнес. Леха ответил на том же языке. Далее завязался оживленный диалог, видимо, оба торговались. При этом оба то и дело обращали взгляды на Анну. Похоже, речь шла о ней. Именно это обстоятельство слегка насторожило, почему-то вдруг вспомнились слова Лехи, что здесь доверять не следует никому.

Пока шли переговоры, товарищи Лехи внесли несколько ящиков и свертков. Судя по реакции китайца, предложенные товары не вызвали у него особого энтузиазма. А вот на Анну он поглядывал очень заинтересованно.

Наконец, оба ударили по рукам, видимо, договорившись. Китаец, распахнул дверцы одного из шкафов, вытащил оттуда зеленый ящик и поставил на стол. Затем сверху поставил еще один такой же ящик. Высунувшись в оконце, он что-то крикнул по-китайски.

Между торговцами вновь завязался недолгий диалог, после чего Леха кивнул женщине и сказал:

– Пойдешь с ним.

– Зачем? – еще более насторожилась Анна.

Внутри все сжалось в недобром предчувствии, вновь напомнила о себе боль в боку.

– Он покажет, – беспечно заверил ее Леха.

Китаец приблизился к Анне, обнажив в улыбке редкие желтые зубы, и протянул руку. В этот момент снаружи послышались крики и какой-то незнакомый Анне звук. Улыбка на лице китайца мгновенно сменилась тревогой. В следующий миг фургон встряхнуло так, что все едва устояли на ногах.

Леха что-то спросил по-китайски, китаец ответил. Оттолкнув Анну в сторону, китаец метнулся к двери. Леха в два прыжка догнал хозяина фургона, схватил за шиворот и со всей силы приложил головой пару раз об угол ближайшего шкафа.

– Ты что делаешь?! – ошеломленно воскликнула Анна.

– Так надо, – отозвался Леха, отшвырнув китайца с разбитой головой в сторону. – Хватай ящики! – скомандовал он. – Быстрее!

Он ухватился за ручку нижнего из двух ящиков, недавно извлеченных хозяином фургона из шкафа. Все происходящее было для Анны более, чем непонятно, тем не менее, она ухватилась с другой стороны. Ящики оказались довольно увесистыми. Вытащив их из фургона, Леха и Анна потащили свою ношу к автомобилю, на котором приехали.

– Хватайте все, что можете! – скомандовал Леха своим товарищам.

Те устремились к фургону.

С неба то и дело приближалось странное завывание, земля содрогалась от ударов, маскировочная сеть расползалась прорехами, пожираемая пламенем, постройки и мобильные домики разлетались кусками металла и горящего пластика, повсюду в панике метались люди.

Наперерез Лехе и Анне устремились двое китайцев с тесаками в руках. Не выпуская свой груз, свободной рукой Леха выхватил из-за пояса пистолет и двумя выстрелами уложил обоих.

Земля ушла из-под ног, фургон, в котором недавно проходили переговоры с главным китайцем, поглотило пламя, расплеснувшееся веером во все стороны. Леха выпустил ручку ящика, схватил Анну за шею и повалил ее на землю. На спины обоих осыпались горящие обломки.

– Живей! – крикнул Леха Анне в ухо. – Залазь в машину! Шевелись!

Он сам закинул в свой автомобиль оба ящика, туда же затолкнул две большие канистры, лежавшие у заднего колеса. Видимо, эти канистры принесли сюда чуть раньше по распоряжению китайца из фургона.

Садясь в машину, Анна оглянулась. Автомобиль, в котором приехали товарищи Лехи, лежал на боку, объятый пламенем.

Леха прыгнул за руль, машина рванулась с места, взметнув колесами комья грязи. Анна вновь оглянулась на покинутый лагерь китайских шахтеров. С жутким воем небо прочерчивали огненные снаряды, снова и снова взметая столбы земли и пламени, превращая лагерь в сплошное море огня.

– Что это такое?! – крикнула Анна.

– Ракетный обстрел, – отозвался Леха. – Какая-то из китайских корпораций обнаружила нелегалов на своей территории. Все ресурсы здесь поделены между корпорациями, даже если сами они их не добывают. Повезло нам, что уцелели. Китайцы – ребята серьезные, так все утюжат, вообще ни черта не остается. Не бойся, мы им не интересны, просто уничтожают мелких браконьеров. Жаль только, барахла мало прихватили.

Из всего сказанного спутником Анна поняла лишь то, что конкретно им прямо сейчас ничего не грозит. Правда, никакого успокоения услышанная информация не принесла. Только сейчас Анна поняла, что все ее тело пробивает крупная дрожь. Запоздалый испуг сжал все внутренности.

– А твои товарищи? – спросила Анна, снова бросив взгляд назад.

– Поджарились, – беспечно отозвался Леха. – Я же говорил, долго здесь не живут. Когда-то это должно было случиться.

Достигнув городских развалин, он свернул в темный провал под одним из зданий и заглушил мотор.

– Надо заправиться, – объявил Леха. – В пути всякое может случиться, лучше иметь полный бак.

Анна открыла дверцу, развернулась, свесила ноги наружу и обхватила голову руками. Каждая жилка дрожала, кровь била в виски, а нутро сжималось до тошноты. Казалось, уже ничто не в состоянии ее напугать даже немного, но вот напугало. К смерти Анна явно еще не готова.

Между тем Леха вытащил канистру, заправил бак, забросил опустевшую канистру обратно. Подойдя к Анне, он тронул ее за плечо.

– Ну, ты как? Можешь пройтись немного, некоторым помогает.

Анна отняла ладони от лица. Взгляд уперся в рукоять пистолета, торчавшего из-за ремня на поясе Лехи. Из памяти выплыло все, что произошло в лагере китайцев: земля в огне, двое людей, застреленных именно из этого оружия, переговоры с главой нелегальных шахтеров… Анна почти выпрыгнула из салона, рванула пистолет и направила ствол в лицо парню.

– Ты хотел обменять меня? – спросила она.

– Конечно, – честно ответил Леха.

Его откровенность и то, что в глазах не было даже намека на страх, разозлили еще больше. Анна нажала на спусковой крючок, как это делал Леха. Ничего не произошло.

– Можешь попробовать еще раз, – спокойно предложил парень.

Анна последовала совету, однако успех был тот же. Она замахнулась, намереваясь рукоятью разбить эту гнусную физиономию со шрамом, Леха перехватил ее руку, крепкие пальцы больно сдавили запястье. Пальцы другой руки сжались под подбородком так, что в висках и глазах запульсировала боль. Всем корпусом Леха придавил Анну к кузову автомобиля.

В голове слабо шевельнулась мысль, что, должно быть, это и есть конец.


глава десятая


Сон. Все это был кошмарный, нереальный сон, жизнь продолжается так, как и должна, ее мир не разрушен… Анна чувствовала тепло, рядом за спиной лежал человек, она слышала его дыхание. Как всегда при пробуждении, когда рядом лежал муж Михаил. Но сегодня в постели с Анной был не он. Тяжелая мужская рука крепко прижимала ее спиной к себе, как свою собственность, которую не хотелось потерять. Муж никогда не проявлял подобной склонности, всегда занимал исключительно свою половину постели, будто между ним и женой пролегала невидимая граница, нарушить которую было бы подобно смерти.

Анна открыла глаза и сдвинула с лица полу плаща, служившую одеялом. Нет, все последние события не были сном, все случилось наяву. Можно было бы догадаться, даже не открывая глаз, по одному лишь запаху, что она находится не в своей квартирке. Тяжелый воздух, пропитанный разложением и гниением, проникал сквозь бетон, смешиваясь с запахами затхлости, плесени, пыли, грязного тряпья и немытого тела.

Анна повернула голову и скосила взгляд за спину. Сзади лежал Леха. Странный человек, которого накануне она желала убить, сейчас одним своим присутствием внушал чувство надежности и защищенности. Но верить ему все равно нельзя. Такая двойственность сводила с ума. Что происходит с ней, с ним, со всем миром? Осталось ли ей место в этой жизни и где оно? Вряд ли рядом с этим парнем. Даже после всего, что было.

Кровь прилила к лицу так, что стало жарко. Легкая боль в запястье напомнила о крепкой хватке Лехи. Почему дальше все произошло именно так, Анна ни за что не смогла бы объяснить даже самой себе. Они смотрели в упор в глаза друг другу: она, пытаясь вырваться, он, ломая ее сопротивление. Неожиданно исчезло все вокруг, остался только его взгляд, полный желания и необъяснимого для Анны восторга. И Анна сама вдруг почувствовала, как отступили все чувства: ненависть к мегаполису, что отобрал семью и сына, страх перед чуждым миром, злость на человека, пытавшегося обменять ее на припасы, все отхлынуло куда-то прочь. Осталось только страстное желание. Если до того момента Анна опасалась сексуального насилия над собой, то теперь сама была готова к близости. Руки мужчины, сжимающие ее тело, взгляд, видевший в ней женщину и жаждущий ее, разбудили желание, разожгли страсть. Кажется, именно Анна первой впилась в его губы.

Даже в самых смелых фантазиях в пору девственной юности Анна не могла представить, что секс может быть таким. Можно ли теперь назвать таким словом те механические унылые телодвижения, что совершал муж во время интимной близости? То, что вытворял Леха с ее телом, вызывало стыд, но одновременно с этим дикий восторг и сладкое томление. Его грубость и властность еще более разжигали страсть и животную похоть, а в каждом его прикосновении чувствовалась… нет, не нежность, в них просто не было жестокости, была такая же страсть, был восторг обладания, восхищение каждым изгибом ее тела, было наслаждение. Хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно, даже когда бурное удовлетворение, казалось, вытянуло уже все силы.

До убежища они вчера так и не доехали, заночевали тут же, в развалинах здания, куда свернул Леха, чтобы заправить машину. В другое время показалось бы невозможным уснуть в тесном салоне, на откинутых сиденьях, укрывшись грязным тряпьем, но Анна уснула так крепко, как не засыпала никогда.

Стоило пошевелиться, рука Лехи тут же еще крепче прижала ее к себе.

– Почему ты хотел продать меня? – тихо спросила Анна.

Леха отозвался сразу, похоже, проснулся уже давно и просто лежал с закрытыми глазами, обнимая ее.

– Ты одна ценнее всего барахла, что мы с парнями добыли для обмена за месяц.

Хотя его слова прозвучали как очень сомнительный комплимент, вряд ли стоило их воспринимать именно так.

– Почему? – снова спросила Анна.

– Потому, что ты недавно из мегаполиса, – ответил Леха. – Слегка помятая, конечно, зато здоровая. Все, кто родился здесь, больны насквозь, от любой бабы можно подцепить такую заразу, что не только член отвалится, но и вообще сгниешь заживо.

Анна повернулась к Лехе, посмотрела ему в лицо.

– Почему не оставил себе?

В этот раз Леха не ответил. Откинув тряпье, которым укрывался, он вылез из салона и потянулся, разминаясь. Анна последовала за ним наружу и настойчиво повторила:

– Почему?

– Мне нужны патроны и топливо, – ответил Леха. – Без секса здесь прожить можно, а без припасов нет.

– Значит, снова меня продашь, – сделала вывод Анна.

Леха пожал плечами:

– Посмотрим.

Он привел сиденья в исходное положение, затолкнул в багажное отделение весь груз, затем протянул Анне флягу с водой и предложил:

– Хлебни.

Женщина сделала пару глотков, вернула флягу и заметила:

– Сейчас бы и поесть не отказалась.

– Привыкай, – усмехнулся Леха. – Голод ты будешь чувствовать постоянно. Ничего, я научу тебя охотиться на крыс, сможешь сама себе добывать мясо.

Анна сглотнула, вспомнив бульон с ломтиками вареного мяса, что пробовала в убежище. Насколько аппетитный аромат имело это варево, определить было сложно, поскольку весь воздух пропитывали запахи гари и гниения, но на вкус казалось очень даже ничего. Хотя, вполне возможно, что именно казалось: в полуголодном состоянии, да в сравнении с ежедневным рационом в мегаполисе, состоявшим из желеобразной массы, пропитанной искусственными ароматизаторами. Особенно, если учесть, что именно добавляли в то желе на комбинате. Уж лучше крыс есть.

Вчера Анна столько всего узнала о мегаполисе, в котором прожила много лет. Наверное, хорошо, что не смогла осознать всю информацию в тот же день, иначе сошла бы с ума.

Она взглянула на Леху. А можно ли верить всему, что рассказывает этот человек? Ведь сам он, даже по его собственным словам, не заслуживает вообще никакого доверия. Но какой ему смысл обманывать?

Леха шагнул к Анне, вынимая при этом пистолет. Его действия хоть ине испугали, но насторожили. Анна уже не знала, чего можно ждать от спутника.

– Смотри, – произнес Леха, демонстрируя ей оружие. – Вот так вставляется обойма. Чтобы начать стрелять, нужно сперва передернуть затвор. Вот так. А это предохранитель, ставишь его вот в такое положение. Теперь будет работать. Практически любое огнестрельное оружие устроено так же, различия только внешние. Попробуй сама.

Он протянул пистолет Анне. Женщина повторила все манипуляции, затем направила дуло пистолета в лицо Лехе.

– Это уже было, – заметил Леха, отводя ствол ладонью. – Не будем повторяться.

Анна разжала пальцы, отдавая оружие.

– Ты совсем не боишься? – спросила она.

– А ты? – вопросом отозвался Леха.

Немного помедлив, Анна покачала головой:

– Не знаю. Пожалуй, уже не очень.

– А ты здесь всего лишь несколько дней. Когда страх постоянен, к нему привыкаешь, перестаешь замечать, он не исчезает, но уже и не особо беспокоит.

Глядя в лицо Лехи, в его глаза, Анна вдруг снова вспомнила совсем другого человека. Того парня с перрона. Его образ уже начал размываться в памяти, но не взгляд. Когда Леха смотрит на нее, в его взгляде появляется что-то похожее, но в остальном он другой. Наверное, другой. По сути, Анна ведь ничего не знает ни о Лехе, ни о том человеке, внезапно появившемся в пределах ее ограниченного мирка и так же внезапно исчезнувшем. Подумалось, что, быть может, и Леха смотрел когда-то на мир и людей точно так же, как тот парень, а может, еще как-то иначе, не так, как сейчас. Но жизнь вне города наверняка изменила его. Скорее всего, изменит и саму Анну. А может, не только суровая реальность так влияет на людей, но и вся та правда, что была скрыта долгие годы, и обнаруживается только здесь.

Между тем Леха, спрятав пистолет, произнес:

– Теперь, если в твои руки попадет подобная штука, будешь знать, что с ней делать. Только не забывай, что патроны быстро заканчиваются, а добыть новые не так-то просто. Поэтому в здешних краях предпочтительней ножи, тесаки, арбалеты. А теперь иди сюда!

Он поманил Анну к окну, та подошла.

– Смотри, там встает солнце, – Леха указал на светлую дымку между кромкой затянутого черно-серой пеленой неба и горизонтом. – Это восток. Садится солнце вот там, это запад. Соответственно, в той стороне юг, а там север. Если вдруг останешься одна и не погибнешь, иди на север.

– Почему туда? – спросила Анна.

Леха пристально посмотрел ей в глаза.

– Ты ведь не успокоишься, – произнес он. – Я это вижу. Ты будешь искать ответы. Возможно, именно там ты найдешь то, что тебе нужно. Там можно встретить последних, встретить искателей.

– Почему бы не отправиться туда прямо сейчас?

Леха покачал головой.

– Я с тобой не пойду, а одна ты далеко не уйдешь. Не сейчас.

– Значит, продавать меня не собираешься, – предположила Анна.

Леха ухмыльнулся:

– Могу не успеть. Поехали отсюда.

Он уселся за руль, Анна забралась на пассажирское сиденье. Автомобиль выкатился из укрытия.

Взгляд Анны скользил по руинам городских зданий. Если к постоянному смраду, скапливавшемуся тяжестью в груди, она уже начала привыкать, то мрачный пейзаж все так же навевал уныние и тоску. Неужели всю оставшуюся жизнь придется провести среди гор разлагающихся отходов, разрушенных зданий, под закопченным небом, с постоянным чувством голода, опасаясь смерти от ножа грабителя или какой-нибудь инфекции, без всякой надежды на лучшее? Есть ли хоть где-нибудь уголок, где можно жить по-другому?

Анна повернулась к Лехе и спросила:

– Весь мир такой?

– Скорее всего, – отозвался тот. – По крайней мере, ничего другого я не видел.

– Ты искал? – снова спросила Анна.

Леха кивнул:

– Искал. Потом бросил это дело. Искать неизвестно чего можно до самой смерти, но так и не найти. Приходится приспосабливаться к тому, что есть.

Анна вновь перевела взгляд в окно. Некоторое время они ехали молча, затем Леха произнес:

– Я знаю, о чем ты думаешь.

– Вот как? – Анна снова повернулась к спутнику. – И о чем же?

– Ты не можешь поверить, что везде все выглядит вот так. Ты еще не утратила надежду. Не буду тебя разубеждать. Может быть, и есть хоть где-нибудь другая жизнь. У меня надежд не осталось.

Анна пристально вгляделась в лицо спутника. Вчера, отдаваясь охватившему обоих безумию страсти, она заметила что-то знакомое в глазах Лехи. Что-то такое, что уже видела раньше, или желала увидеть. Не зря при взгляде на Леху вспоминается парень с перрона. Все-таки, есть что-то общее во взглядах того и другого, когда оба смотрели на нее. Или Анна опять сама себе придумывает то, чего ей так хотелось бы? Вспомнились и те фантазии – если бы пришлось связать жизнь не с Михаилом по разрешению руководства корпорации, а совсем с другим человеком. И вот рядом сидит другой человек. Абсолютно другой. Грубый, лживый, подлый, но при этом внушающий надежность и, вроде бы, уже не совсем чужой.

– То, что было у нас с тобой там… – Анна кивком указала назад. – Ну, ты понимаешь…

– Ты про секс? – уточнил Леха.

– Ну да.

Все произошедшее на стоянке не вызывало у Анны смущения, но почему-то такое четкое и конкретное определение не давалось так легко, как Лехе.

– Это что-то значит для тебя? – спросила она.

– Ничего, – спокойно ответил Леха. – Мы просто потрахались. Я этого хотел, ты этого хотела. Если будут возможность и желание, можем еще перепихнуться, но это все равно не будет ничего означать.

Он повернул голову, посмотрел Анне в глаза и добавил:

– Здесь нет будущего, поэтому нет планов. Любой из нас может подохнуть в любой момент. Живи только сегодняшним днем, одним моментом, будет меньше поводов для разочарований, когда придет время помирать.

Анна отвернулась к окну. Как можно оставаться такой наивной мечтательницей после всего, что пришлось пережить за столь короткий срок? Совсем недавно в душе была черная пустота, и вот она снова пытается заполнить это пространство чем-то придуманным, нереальным. Своими надеждами. Но так не хочется верить, что это и есть предел всего, что дальше уже ничего быть не может. Ведь вот, небо затянуто сплошной чернотой, состоящей из удушающих выбросов роботизированных перерабатывающих заводов, но там, у самого горизонта, светлеет кромка. В этой узкой полоске два раза в сутки показывается солнце. Кто знает, может быть там, где-то очень далеко, небо светлое, воздух чистый, земля не отравлена и люди не убивают друг друга за жалкие крохи в попытках продлить собственное существование. Может быть, там возможна совсем иная жизнь. Сложно в такое поверить, когда взгляд то и дело упирается в нагромождения мусора, бетонные скелеты зданий и закопченные стены развалин, насквозь просвечивающих оконными проемами. Но и расстаться с надеждой Анна пока не готова.

Окажись Анна одна, она наверняка заблудилась бы среди похожих друг на друга мусорных холмов и руин, настолько все казалось однообразным. Леха же, похоже, прекрасно ориентировался на местности, автомобиль он вел уверенно. Так же уверенно он отыскал среди развалин и то разрушенное здание, где оборудовал свой бункер.

Как только автомобиль оказался на стоянке внутри здания, Леха принялся выгружать багаж. Выйдя из салона, Анна бросила взгляд в темную глубину помещения и спросила:

– У тебя бывает чувство опасности?

– Постоянно, – ответил Леха, вытаскивая ящик с патронами. – Но и к нему привыкаешь, как к страху или голоду, в конце концов все это перестает беспокоить. Это, конечно, рискованно, но что есть, то есть.

Анна снова посмотрела в темноту. К страху у нее уже выработалось точно такое ощущение, как и говорил Леха, но вот чувство опасности, настороженности… Обосновано оно или нет, но именно сейчас темнота вызывала тревогу. Может, ей снова кажется то, чего совсем нет? Вон, Леху, кажется, и в самом деле совершенно ничего не беспокоит, беспечен, как всегда.

Анна сделала пару шагов, все так же вглядываясь в темноту. Что ее так потянуло туда? Казалось бы, чувство тревоги должно было наоборот насторожить и заставить держаться поближе в выходу.

В темной глубине что-то щелкнуло, Леха вскрикнул и отшатнулся. В то же мгновение в его правой руке появился пистолет, хлопнули две короткие вспышки.

Что-то выпрыгнуло из темноты, сбило Анну с ног и придавило ее лицом к полу. Мелкие осколки бетона и кирпичная крошка больно врезались в щеку, а легкие забило зловоние, перебившее даже смрад бескрайних помоек.

Под навалившимся на спину крупным телом в грязных лохмотьях не было сил даже пошевелиться. Анна услышала рев мотора, затем прозвучали несколько голосов. Кажется, именно на таком языке разговаривали те людоеды, от которых спас ее Леха несколько дней назад.


глава одиннадцатая


Правая сторона лица отзывалась болью даже при легком прикосновении. Впрочем, даже если и не трогать, боль все равно ощущалась постоянно. Халиф ударил Анну всего лишь раз левой рукой, но этого вполне хватило, чтобы на некоторое время потерять сознание, а очнувшись, почувствовать боль. Даже моргать было больно, а опухоль со скулы наплыла на глаз, закрыв его наполовину. Наверное, еще один синяк.

Люди, напавшие на Анну и Леху, оказались не стервятниками-людоедами, только было сомнительно, являлось ли это обстоятельство удачным. Халиф, предводитель крупной банды торговцев головами, состоявшей из азиатов, сходу дал понять, что какого-либо радушия от него ждать не придется. Одна из пуль, выпущенных Лехой наугад, пробила правую ключицу Халифа и, поскольку самому Лехе удалось сбежать, наказание за него получила Анна, собственным лицом прочувствовав, насколько тяжела рука главаря банды.

Впрочем, о том, что это было именно наказание, Анне пришлось догадываться самостоятельно. Все, что сказал ей Халиф – назвал пленницу шлюхой последних. Почему именно последних, Анна не поняла, сочла это каким-то еще более ругательным выражением, чем просто шлюха.

Леха бросил спутницу, даже не задумываясь. А чего она, собственно, еще могла ожидать? Он ведь не раз предупреждал, что здесь каждый сам за себя, каждый выживает, как может. В общем-то, Анна и не испытывала разочарования. Не было и страха перед будущим. В душе снова стало пусто. Может быть, ее убьют, может быть, перед этим изнасилуют. Все это не имеет никакого значения. Ей все равно не выжить в этом чудовищном мире. Просто потому, что это не ее мир. И тот мир, что остался за стенами мегаполиса, тоже не ее. Жить вот так Анна не хочет. Как именно хочет, она и сама не знает, но точно не так, как жила прежде, и не так, как живут эти люди, уничтожающие друг друга в удушливом смраде черного неба среди бескрайней мусорной свалки.

Насколько поняла Анна, банда Халифа напала на бункер Лехи, пока тот вместе с ней ездил на торг к китайцам, и убила всех, кто там был. Со всеми трофеями и пленницей, азиаты вернулись в свой поселок, расположенный в нескольких километрах от мертвого города на клочке земли, еще свободном от мусорных завалов. Впервые за все время пребывания за стенами мегаполиса Анна увидела столько людей: здесь их обитало не меньше сотни, в том числе женщины и даже дети. Вряд ли все они являлись членами банды Халифа, скорее всего это и были те самые мусорщики, о которых упоминал Леха. Жилища азиатов представляли собой странные сооружения, собранные из чего попало и больше похожие на кучи разнообразного хлама, видимо, стройматериалы добывались на свалках и в развалинах городов. С первого взгляда бросалось в глаза, что многие явно нездоровы, что, впрочем, не удивляло, поскольку этим людям с рождения приходилось жить на отравленной земле, голодать и дышать ядовитым воздухом. Может быть, и сама Анна через пару лет такой жизни также зачахнет, покроется язвами, а то и вовсе умрет, поскольку ее организм к подобным испытаниям точно не приспособлен и не готов.

Жилище самого Халифа отличалось от всех прочих только размерами – такое же невообразимое нагромождение ржавых металлических листов, кусков пластика и даже бетона, затянутое изнутри пестрым тряпьем и разделенное на отдельные комнаты. Анну затолкнули в одну из комнат, где надели на шею железную цепь, замкнув ее массивным замком, ключ от которого Халиф засунул в карман. Другой конец цепи еще более громоздким замком замыкался на металлической скобе, торчавшей из большого куска бетона. После этого Анну предоставили самой себе.

Откуда-то из другой части дома слышались голоса и стоны, через час все затихло, внутрь проникали лишь звуки снаружи.

Сколько прошло времени, можно было только догадываться, так как в комнате напрочь отсутствовали окна, а единственным источником света служила тусклая электролампа, болтавшаяся на проводе у самого входа. Вероятно, наступил уже вечер, когда на пороге появился человек в бесформенном лоскутном балахоне, превращавшем его фигуру в движущийся ворох тряпья. Лицо и голову человека также закрывала тряпка, оставляя лишь небольшую щель для глаз.

Анна приподнялась с влажного матраса, единственного предмета в комнате, на котором можно было сидеть или лежать. Собственно, кроме этого матраса, источающего запах плесени и грязного человеческого тела, здесь вообще больше ничего не было. Если не считать ржавого ведра в углу, видимо, служившего для того, чтоб справить нужду.

Человек откинул тряпку с лица. Это оказалась смуглая женщина с черными бровями. На вид ровесница, может, чуть старше, хотя Анна не поручилась бы за свою догадку. Кожа на нижней челюсти женщины шелушилась, от чего казалась поросшей светлой щетиной, а на щеках выступали целые россыпи мелких язвочек. В правой руке азиатка держала железную чашку, содержимое которой распространяло кисловатый запах. Протянув чашку пленнице, женщина сказала:

– Последняя, на.

– Что это? – спросила Анна. – Еда?

– На, – повторила азиатка.

Анна приняла чашку обеими руками. Азиатка снова закрыла лицо тряпкой и вышла.

Ни запах, ни само содержимое чашки не вызывали никакого аппетита, однако чувство голода, появившееся еще с утра, обострилось еще больше. В конце концов, вряд ли Анну привезли сюда и посадили на цепь для того, чтобы отравить.

Странная еда на вкус оказалась не более привлекательна, чем выглядела внешне, но все же это было лучше, чем совсем ничего.

Всю ночь Анна проворочалась на матрасе. Цепь давила на горло, замок на шее не позволял устроиться поудобнее, чувствовался холод, периодически что-то покалывало. Вспоминалась ночь с Лехой в салоне его автомобиля, его тяжелая крепкая рука на ее теле. Сейчас казалось, что именно там, на раскинутых сиденьях, она первый и единственный раз в жизни спала в условиях абсолютного комфорта, настолько уютно она себя чувствовала. Странно, что вспоминается не квартирка в мегаполисе и удобная кровать, а именно тот автомобильный салон с кучей грязного тряпья вместо одеяла.

Лишь под утро удалось задремать, свернувшись калачиком и пытаясь укрыть драной курткой, подаренной Лехой, всю себя.

Разбудил Анну бесцеремонный толчок в плечо. Над ней стоял азиат с клочковатой бородкой. Он что-то произнес, затем опустился на одно колено. Анна чуть отстранилась и попыталась подняться, но мужчина удержал ее, припечатав к матрасу тяжелой ладонью.

– Чего ты хочешь? – настороженно спросила Анна.

Впрочем, о причине визита азиата и так было нетрудно догадаться. Если верить Лехе, женщина из мегаполиса, не страдающая набором заболеваний, привычных местным обитателям, являлась очень желанным трофеем для любого мужчины. Где-то в глубине души Анна осознавала, что такое вполне может случиться. Но почему именно этот, даже не сам Халиф?

Азиат ухмыльнулся, приложил палец к губам, затем красноречивым жестом предупредил Анну, что перережет ей горло, если та посмеет сопротивляться.

Как это странно, вроде бы жизнь совсем не мила, кажется, смерть стала бы естественным решением всех проблем, временами Анна просто желала умереть. Но вот сейчас, когда есть реальная угроза распрощаться с жизнью под ножом головореза, умирать не просто не хочется, а по-настоящему страшно. Значит, страх не ушел, как казалось, его лишь притупили усталость и отчаяние. Хуже такой жизни, вроде бы, ничего не может быть, но почему-то именно сейчас не хочется, чтобы она оборвалась. Не здесь и не так. Но и отдаваться насильнику безропотно тоже нет никакого желания.

Бить кого-либо кулаками Анне еще никогда не приходилось, не было ни сноровки, ни опыта, ни решимости. Но вступать в рукопашную схватку не пришлось. Неожиданно азиат подался назад и растянулся у выхода.

Посреди комнаты стоял Халиф, обнаженный по пояс. Через шею и подмышку правую сторону груди предводителя группировки охватывали бинты, побуревшие над ключицей, а правая рука висела на подвязке. Видимо, минувшим вечером из раны извлекли пулю, именно его стоны Анна слышала.

Упавший на спину азиат приподнялся было, но Халиф ударом ноги вытолкнул его еще дальше за порог, при этом что-то рявкнув на своем языке. Азиат чуть не на четвереньках убрался прочь. Халиф перевел тяжелый взгляд на пленницу.

Анна сидела неподвижно, не зная, то ли поблагодарить за помощь, то ли ожидать еще чего-то похуже. Халиф все так же смотрел на нее, не говоря ни слова. Под его взглядом становилось все более неуютно. Наконец, Анна решилась заговорить первой. Тряхнув цепью, она спросила:

– Можно это снять? Спать неудобно.

На бородатом лице Халифа не проявилось никаких эмоций. На всякий случай Анна поинтересовалась:

– Ты понимаешь?

Неожиданно Халиф шагнул к ней, размахнулся и влепил пощечину. Все произошло так внезапно и, казалось бы, без всякого повода, что Анна даже не успела среагировать. В голове загудело. Хорошо хоть, не кулаком ударил, как в прошлый раз, хотя и от этого вполне может еще один синяк появиться. Если так дальше пойдет, через пару дней все лицо фиолетовым станет.

Халиф отступил на шаг, оглянулся на выход, что-то крикнул. На его зов в комнату вошла та самая женщина, что приходила вчера. В руках она снова держала чашку и, судя по запаху, пищу принесла ту же самую.

Халиф что-то сказал женщине, кивком указал на пленницу, затем достал из кармана ключ и бросил азиатке. Перехватив чашку одной рукой, женщина кое-как подхватила ключ. Поставив чашку на пол, она освободила Анну от цепи, затем вернула ключ Халифу. Главарь банды вышел, оставив женщин одних.

– Что это значит? – спросила Анна.

Азиатка откинула тряпку с лица, успокаивающе похлопала Анну по руке и сказала:

– Ты не бежать. Бежать, тебя убить.

Из дальнейших корявых объяснений азиатки Анна уловила, что она является собственностью Халифа, но пока он не оправился от ранения, ее обязанность – работать. Азиатку Халиф обязал опекать пленницу и следить за ней, если же Анна посмеет сбежать, казнь гарантирована им обеим.

Объяснив Анне, как могла, ее нынешнее положение, азиатка протянула чашку. На вопрос Анны из чего изготовлено это варево, азиатка ответила что-то абсолютно непонятное. Зато удалось узнать ее имя – Дильназ.

Еда показалась Анне не такой мерзкой на вкус, как вчера, похоже, начинает быстро привыкать к местному рациону. В общем-то, аппетита не было совсем никакого, хотя голод, который тоже уже становился привычным, чувствовался достаточно остро, но все же Анна предпочла подкрепиться, неизвестно ведь, когда представится следующий случай наполнить желудок хоть чем-нибудь съедобным. Гораздо больше постоянного недоедания беспокоила горящая щека после нового удара Халифа. Не страх перед следующим возможным наказанием, даже не чувство унижения, все это уже притупилось, только неприятные физические ощущения от пульсирующей боли.

Пока Анна поглощала кисловатую на вкус еду, черпая из чашки грязными пальцами, Дильназ ожидала, сидя на корточках у выхода. Было как-то неуютно есть под чужим взглядом, но лучше уж так, чем сидеть голодом. Силы Анне еще могут понадобиться. Главное теперь, не загнуться от такой сомнительной пищи. Даже и непонятно от чего больше урчит живот, то ли от недоедания, то ли протестуя, что в него запихивают всякую дрянь. Вспомнился шоколадный батончик, которым ее угостил Мик, сын Генриха. Наверное, больше никогда в жизни не придется попробовать такой вкусноты.

Вслед за тем случаем в памяти вяло шевельнулись воспоминания о доме Генриха, своей тесной, но казавшейся тогда такой уютной, квартирке, о собственной семье. Ни горечи, ни сожаления о прошлой жизни, даже о сыне, будто все это произошло вовсе не с ней. Сейчас даже казалось странным, что всего лишь пару недель назад, или чуть больше, Анна так отчаянно боролась за жизнь своего ребенка. Что-то надломилось внутри и теперь заставляет смотреть на все совсем по-другому, не так, как раньше. То, что когда-то казалось очень важным, стало несущественным, то, что было дорого сердцу, теперь воспринималось как ошибка, самообман, в плену которого пришлось провести долгие годы. Так ли это на самом деле, или суровая реальность, принуждающая бороться за собственное выживание в неведомом жестоком мире, притупляет все человеческие чувства?

Чашка опустела быстрее, чем можно было ожидать. Утонув в своих размышлениях, Анна и не заметила, как запихала в себя кисло-сладкую мерзость. Может, и к лучшему, что мысли увели от реальности, а то можно было и проблеваться от такого запаха и вкуса.

Дильназ вывела подопечную на улицу. Сегодня дышалось легче, видимо, ветер уносил смрад помоек прочь.

– Прохладно, – заметила Анна.

Ветер и в самом деле обдавал холодом. Не настолько, чтобы замерзнуть, но все-таки достаточно чувствительно. Может, поэтому ее ночью знобило.

– Зима скоро, – отозвалась Дильназ.

Об этом упоминал и Леха. Что такое зима? Вряд ли азиатка сумеет толком объяснить, но, похоже, станет холоднее. Сейчас-то непонятно, как жить дальше, сумеет ли Анна пережить еще более суровые условия?

Послышался свист и улюлюканье. Анна оглянулась. У большого строения, расположенного рядом с резиденцией Халифа, стояли трое вооруженных азиатов, и громко переговаривались, указывая друг другу на пленницу. Анна не понимала ни слова, но по интонации и мимике несложно было догадаться, чем вызвано их оживление. В другое время такое внимание могло бы покоробить, сейчас же Анне было абсолютно все равно.

Из корявых пояснений Дильназ Анна кое-как поняла, что местные мужчины впервые увидели женщину из мегаполиса. Подумалось, что, если бы не авторитет Халифа, ее изнасиловали бы прямо здесь, на голой земле, всем скопом.

Строение, возле которого отирались охранники, оказалось складом. По словам Дильназ, здесь Халиф хранил все запасы, собранные для его банды мусорщиками и присланные из мегаполиса. На последнее Анна обратила внимание. Словоохотливая Дильназ не очень понятно, но все же достаточно доступно пояснила, что банда Халифа контролирует три больших общины мусорщиков, жители которых обслуживают его головорезов, а время от времени из мегаполиса прилетают грузовые дроны, сбрасывают провизию, боеприпасы, медикаменты, топливо. Видимо, прав был Леха, деятельность торговцев головами и в самом деле щедро оплачивается корпорациями. С какой именно корпорацией сотрудничает Халиф, Дильназ не знала.

Впрочем, даже сама Анна не знала, какие, собственно, существуют корпорации. Почему-то раньше это казалось вполне естественным и не требующим каких-либо пояснений, а вот сейчас вдруг подумалось, что никто и никогда не говорил, как называется корпорация, которой принадлежит мегаполис, какое название носит сам город и есть ли оно вообще. В теленовостях все звучало обтекаемо – вот наш мегаполис, где всегда все хорошо, вот один из мегаполисов нашей корпорации, где тоже все хорошо потому, что все это города именно нашей корпорации, а вот есть мегаполисы других корпораций, и так далее… И никогда никаких названий, номеров, вообще ничего. Почему? Хотя, это совсем не тот вопрос, на который стоит искать ответ прямо сейчас.

Азиатка повела Анну дальше вдоль неказистых хибар, собранных из разного хлама. Попутно Анна продолжала расспрашивать спутницу. Леха много рассказал ей о жизни во внешнем мире, но, как оказалось, недостаточно для того, чтобы выжить самостоятельно. Анна не знала слишком многого: где эти люди добывают одежду, пищу, воду… Кстати, о воде, кажется, пересохло не только в горле, но вообще во всем организме. Так и до полного обезвоживания недалеко.

Услышав, что Анне хочется пить, Дильназ повела ее за собой к одному из строений, возле которого сидел на куске бетона охранник с дробовиком. Выражение лица азиата, закрытого по самый нос серым платком, невозможно было понять, но, судя по сердитому взгляду и окрику, первым его желанием было – двинуть обеим прикладом. Дильназ затараторила в ответ, указывая на Анну, охранник что-то проворчал уже менее недовольным тоном. Из всего их диалога Анна смогла только понять прозвучавшее имя Халифа, видимо, Дильназ сослалась не распоряжение главаря банды или его авторитет. Как бы то ни было, объяснения не затянулись надолго, охранник позволил Дильназ пройти.

Жестом попросив спутницу подождать, Дильназ юркнула внутрь строения. В отличие от всех прочих мужчин поселения, Анна не вызвала особого интереса у охранника, он сидел, держа на коленях дробовик и не обращая на нее никакого внимания.

Взгляд Анны скользнул по дробовику, вспомнилось, как Леха учил ее пользоваться оружием. На слух тогда казалось все очень простым. Но вот если взять конкретно эту штуку, даже не понятно, куда тут засовывать патроны.

Размышление прервало возвращение Дильназ. Азиатка протянула Анне маленькую пластиковую фляжку. Анна тут же сорвала крышку, но Дильназ схватила ее за руку.

– День, – сказала азиатка. – Один день.

– День? – недоуменно переспросила Анна.

Не сразу до нее дошло, что имеет в виду Дильназ. Похоже, содержимое фляжки следовало растянуть на день, новую порцию Анна получит только завтра.

Крохотный сосуд можно было бы опустошить в один присест, с большим трудом Анна смогла ограничить себя лишь двумя маленькими глотками.

Дильназ повела Анну дальше. Из объяснений азиатки Анне удалось понять, что воду здесь собирают дождевую, затем очищают реагентами, процеживают, отстаивают – словом: подвергают слишком сложному и долгому процессу, чтобы сделать пригодной для употребления. Пить без ограничений могут лишь члены банды, жителям поселения выдается порция на день.

Дильназ привела Анну на окраину поселения, где сидели на корточках не менее трех десятков женщин, громко переговариваясь. Тут же лежали кучи тряпья. Одни женщины разрезали тряпки ножницами, другие растеребливали их на нитки, которые сматывали в клубки, третьи сшивали лоскуты.

При появлении Анны и Дильназ, все разговоры разом смолкли. Дильназ что-то громко сказала, указав на спутницу. Анна смогла лишь догадаться, что азиатка представила ее женщинам последней и собственностью Халифа. Кто-то что-то спросил, Дильназ ответила, после чего разговоры возобновились, видимо, оживившись новой темой.

Дильназ выхватила из общей кучи ворох тряпок, уселась на землю и пригласила Анну сесть рядом с собой. Как могла, азиатка объяснила новой работнице, что ей следует делать.

Откуда взялась вся эта ветошь Анна так и не поняла, здесь были предметы одежды, протертые покрывала и простыни, просто большие лоскуты, даже шерстяные вещи. Женщины сортировали их, откладывали то, что еще могло послужить, вырезали особо поврежденные и прогнившие участки, куда потом накладывали заплаты, подходящие лоскуты распускали на нитки для шитья, достаточно большие тряпки откладывали, чтобы потом сшить из них что-то новое. Анне Дильназ доверила вырезать из одежды сгнившие участки, куда следовало наложить заплаты, и вручила ей маленькие ножницы, ржавые и абсолютно тупые.

Первая же рваная куртка, попавшая в руки Анны, оказалась заляпана бурыми пятнами. Похоже, ее сняли с убитого. Это и не удивляло, наверняка большинство прежних владельцев всего сваленного здесь барахла, погибло в междоусобных поножовщинах. Теперь все это грязное тряпье с кровавыми разводами будут носить другие люди, пока и их не убьют.

Услышав возбужденные крики, Анна обернулась. Шум привлек внимание и остальных женщин, все прервали работу, уставившись на двоих мужчин, затеявших жаркий спор в полусотне метров от них. Что именно послужило причиной конфликта, Анна не поняла, но оба были настроены очень решительно. Тут же вокруг них собралось человек двадцать таких же оборванцев. Похоже, все они были обычными жителями поселения.

Под улюлюканье толпы спорщики орали друг на друга, видимо, ругались, подкрепляя свои крики недвусмысленной жестикуляцией. Вот один толкнул другого, тот толкнул в ответ, в следующую секунду оба сцепились и принялись избивать друг друга. Никто из собравшихся вокруг и не подумал разнять дерущихся, напротив, происходящее еще более возбудило толпу. Даже женщины привстали со своих мест, пытаясь разглядеть подробности и комментируя вспыхнувшую драку.

В какой-то момент вся толпа взорвалась торжествующим воем, затем слегка притихла. Один из дерущихся поднялся на ноги, утирая рукавом кровь с разбитого лица. Его противник так и остался лежать на земле, даже не пошевелился. Из того, что смогла разглядеть Анна, можно было догадаться, что один разбил другому голову куском бетона.

Появились два бойца Халифа. Бесцеремонно расталкивая поселян, оба подошли к трупу, тщательно обыскали, затем отступили в сторону. Победитель поединка стянул с трупа куртку, после чего толпа набросилась на бездыханное тело и в мгновение ока содрала с него всю оставшуюся одежду. По приказу бойцов Халифа двое поселян схватили труп за ноги и потащили прочь. Толпа разошлась, женщины снова принялись за работу.

Бандиты направились обратно к резиденции своего главаря. Один из них, проходя мимо, толкнул Анну сапогом в плечо так, что та едва не растянулась на земле. Анна сжала ножницы в ладони, с трудом подавив первый порыв всадить их в спину бандита. Дильназ, словно угадав ее желание, схватила Анну за плечи.

– Они злятся, – пояснила азиатка.

Из дальнейших пояснений Анне удалось понять, что бандиты Халифа жаждут секса с чистой пленницей, но вынуждены сдерживать свою похоть, поскольку первым должен быть их главарь, именно это и бесит членов банды. Похоже, как только Халиф оклемается от ранения, Анне предстоит удовлетворить и его, и всех его головорезов. Потом, возможно, поучаствуют и мужчины поселения. Для всех здесь женщина из мегаполиса, не страдающая обычными для внешнего мира заразными заболеваниями, представляет собой желанный трофей, и одновременно не является человеком, с которым можно считаться. Впрочем, здесь никто не считается ни с кем, в основе всего право сильного.

При мысли о том, что ждет ее в недалеком будущем, Анну передернуло. Перспектива жуткая. Может, стоит всадить эти ножницы в собственное горло прямо сейчас, а не ждать, когда станет добычей толпы похотливых грязных мужиков? Какая жизнь ей уготована в этом жутком чудовищном мире? До конца дней своих перебирать грязные тряпки, служить утехой любому головорезу, покрытому язвами и источающему зловонное дыхание, по первому его требованию, голодать и страдать от жажды, мерзнуть по ночам? От такого существования конец дней себя ждать не заставит. Лучше уж сразу покончить со всем.

Анна перевела взгляд на женщин, работавших рядом. Они живут именно такой жизнью, вообще никогда не знали ничего другого, они родились здесь, под этим черным угрюмым небом, среди свалок и руин старого мира. И совсем непохоже, что их это угнетает. Несколькими минутами раньше женщины очень даже оживленно следили за дракой двух своих односельчан, закончившейся смертью одного из них. Они привыкли к своей жизни, для них она такая же обычная, какой до недавнего времени считала сама Анна собственную жизнь в мегаполисе. Сможет ли Анна привыкнуть к новым для себя условиям? Должна ли она привыкать к тому, что считает неприемлемым для себя? Ответ напрашивался сам собой. Она никому и ничего не должна. Своей жизнью Анна будет распоряжаться самостоятельно. Скорее всего, сил не хватит, чтобы изменить все так, как ей самой кажется правильным для себя, но это совсем не значит, что она обязана покориться судьбе, определенной для нее кем-то другим.

Анна вновь всадила ножницы в ткань с бурыми засохшими пятнами. Если что, найдутся желающие помочь ей расстаться с жизнью, она же так просто не сдастся. Выживет наперекор всему и всем.


глава двенадцатая


Анне не спалось. Лежа на мерзко пахнущем матрасе, она прислушивалась к звукам, доносившимся из соседних помещений. За последние пару дней, не без помощи Дильназ, ей удалось обзавестись плотным покрывалом, теперь по ночам хотя бы не так знобило. Гораздо больше беспокоили укусы мелких кровососущих насекомых. Если поначалу это были лишь редкие уколы, то сейчас уже зудело почти все тело. Сразу и не понять, зуд это от укусов или уже от банальной грязи. Душ – единственное достоинство мегаполиса, о котором Анна вспоминала с ностальгией. Здесь, в условиях дефицита воды, когда каждый глоток на счету, возможность просто отмыться была недостижимой мечтой.

Особенно не помешал бы душ сегодня. День выдался непростым. Если с утра ничто не предвещало беды, за исключением побоев от Халифа, то в середине дня все изменилось.

Никогда прежде Анне не доводилось видеть ничего подобного. В условиях мегаполиса, полностью изолированного от внешнего мира такого в принципе не могло бы случиться.

Поначалу Анна даже не поняла, что именно вызвало тревогу женщин, среди которых она проводила свой очередной день, вырезая прогнившие лоскуты из грязного тряпья. Дильназ схватила ее за плечо, принялась трясти, что-то крича прямо в ухо и указывая куда-то ей за спину. Обернувшись, Анна увидела бурые клубы, катившиеся на поселок и поглощавшие все вокруг. В лицо ударил ветер, обдав зловонием бескрайних помоек.

– Быстро, быстро! – поторопила Анну Дильназ.

Весь поселок пришел в движение: мужчины, женщины, дети, все суетливо хватали все подряд и куда-то тащили. То и дело вспыхивали короткие стычки, когда кто-то сталкивался друг с другом или сразу двое хватались за одно и то же.

Анна не понимала, что, собственно, ей следует делать. Понятно, что от бурлящей у самой земли тучи ничего хорошего ждать не приходится и лучше спасаться, но как именно, где искать спасения и что для этого сделать? Складывалось впечатление, что и все остальные знают не намного больше, просто пытаются уберечь все мало-мальски ценное. Точно, приближение тучи, стелющейся по земле, не сулило ничего хорошего. Да и туча ли это? Не сразу Анна догадалась, что ветер взметает пыль и мелкий сор с земли. А вскоре она разглядела нечто темное, закрученное в спираль, спускающееся с неба – именно оно взбивало клубы пыли и подхватывало небольшие предметы, поднимая их ввысь, словно засасывая в воронку.

Дильназ бросила тряпье, схватила Анну за руку и потащила за собой.

Тьма накрыла сразу. Анна уже начала свыкаться с тяжелым воздухом внешнего мира, дышать которым по большей части можно было лишь через платок, но сейчас она почувствовала, что просто задыхается. Воздух превратился в густую смесь песка, пыли, мелкого сора, ураганный ветер бил всем этим в лицо так, что приходилось жмуриться. Следуя за азиаткой почти вслепую, Анна даже не поняла, куда ее ведут.

Дильназ затащила свою подопечную в какую-то нору под нагромождением крупных бетонных обломков. Здесь уже можно было хоть чуть-чуть приоткрыть глаза, но кислорода по-прежнему не хватало.

Фрагменты бетонных конструкций заскрежетали, сдвигаясь под натиском урагана. Может быть, таков и будет для Анны конец всех ее мучений? Обеих женщин погребет под бетоном и попросту расплющит. Хорошо, если это случится быстро, не хотелось бы испытывать лишние мучения, умирая медленно, с переломанными конечностями под давлением всей этой бетонной массы. Странно, что Леха никогда не упоминал о таком природном явлении. Может, просто не успел.

Вопреки опасениям Анны, бетонные обломки не осели вниз, а, напротив, подались вверх. В темноте было непонятно, что именно происходит, но Анне показалось, будто отдельные фрагменты пытаются оторваться от общей кучи и взлететь, тут же оседают обратно, затем снова и снова повторяют попытку. Возможно, переплетение арматуры не позволяет кускам отделиться, а мощности урагана не хватает, чтобы оторвать от земли всю кучу целиком.

Дильназ практически силой заставила Анну вжаться в землю. Места в бетонной норе было мало даже для одного человека, но, несмотря на это снаружи попытался влезть еще кто-то. Дильназ пнула человека в лицо, тот схватил ее за ногу и потянул из укрытия. Анна обхватила азиатку за плечи. Хватка снаружи ослабла так же внезапно, Дильназ втиснулась обратно под расшатывающиеся бетонные блоки.

Все закончилось довольно быстро, хотя Анне показалось, что они с Дильназ провели в укрытии несколько часов. Она бы и дальше сидела под бетонными блоками, если бы не Дильназ. Азиатка тряхнула Анну за плечи и заставила покинуть укрытие.

Ветра уже не было, но поднятая ураганом пыль клубилась густым туманом, медленно оседая. Так же медленно сверху падал мелкий сор, в основном ошметки пластика.

Большинство убогих жилищ обитателей поселка исчезло, будто их никогда и не было, не осталось даже намека, остальные превратились в кучи хлама, ничем не отличавшиеся от остальной бескрайней свалки мусора. Боле-мене уцелела лишь резиденция Халифа: вряд ли потому, что была построена более надежно, скорее, ураган просто обошел ее стороной.

Понемногу к поселению стягивались жители, видимо, пережидали ураган в укрытиях, подобных тому, где спрятались Анна и Дильназ. Пережить стихию удалось не всем: на глаза попались несколько мертвых тел, изуродованных так, словно людей забили насмерть железными прутами. Может быть, среди погибших был и тот человек, которого вытолкнула Дильназ. При мысли о нем Анна не почувствовала ни жалости, ни угрызений совести. Жестокость и равнодушие окружающего мира, похоже, делали ее все более черствой и невосприимчивой к чужим страданиям. Если уж своя собственная жизнь утрачивает ценность даже для себя и цепляешься за нее исключительно из животного инстинкта, то что говорить обо всех остальных. Сегодня вокруг тебя одни люди, завтра другие, и никому нет дела до чужих страданий, каждый озабочен лишь собственным существованием, в лучшем случае тебя просто проигнорируют, но скорее убьют, чтобы поживиться хоть чем-нибудь, что покойнику уже не понадобится.

Гибель собственных соседей по поселку не вызвала никакого сожаления и у остальных обитателей. Наверное, погибшие так бы и остались лежать там, где их настигла смерть, если бы Халиф не приказал их убрать. Сам Халиф вместе со всей своей бандой, видимо, переждали ураган совсем в другом месте, далеко отсюда, поскольку появились на своих автомобилях, как только все успокоилось. Наверняка убрались подальше заблаговременно, предоставив жителям поселка спасаться самостоятельно. Жаль, Анна не заметила сразу их отсутствия, можно было бы попытаться бежать самой. После такой бури ее, возможно, даже не стали бы искать, посчитав, что унесло ветром. Впрочем, вполне вероятно, что именно так бы и случилось.

До самой темноты Анна и другие обитатели поселка пытались собрать все уцелевшее имущество, те, кто остался без жилища, восстанавливали свои лачуги. От Лехи Анна уже знала, что люди внешнего мира никогда не живут долго на одном месте, постоянно перемещаются, но удивляло, что Халиф не выбрал для своей временной стоянки более надежное укрытие, подобное бункеру Лехи. Наверное, у главаря торговцев головами есть на то причина, но самого его об этом не спросить, даже издали видно, насколько зол Халиф и готов выместить свою злость на любом, кто попадет под руку. Расспрашивать Дильназ Анна тоже не стала: женщины хоть и научились мало-мальски понимать друг друга, но разговаривать с ней все равно было сложно.

Уже в конце дня, заходя в каморку, отведенную ей в резиденции Халифа, Анна бросила взгляд в сторону апартаментов главаря банды. Сшитый из лоскутов полог, закрывавший вход, был сдвинут, и то, что Анна увидела в щель, заставило ее задуматься. Еще пару дней назад она обратила внимание, что на крыше резиденции Халифа установлена антенна, сегодня же Анна заметила светящийся монитор компьютера. Вряд ли это был трофей со свалки, по виду компьютер выглядел ничуть не хуже того, что видела Анна в кабинете Генриха. Меньше всего можно было бы ожидать, что жители внешнего мира в состоянии пользоваться подобной техникой. Для чего такой компьютер Халифу? Для чего антенна на крыше? Если компьютер подключен к какой-либо сети, как рабочие компьютеры корпорации в мегаполисе, то с кем общается главарь азиатской банды? Ни о чем подобном Леха не упоминал.

Сунув руку за пазуху, Анна почесала в подмышке. Проклятые насекомые. Зуд такой, что хочется содрать кожу ногтями.

Леха. Почему-то по ночам вспоминался именно он, его сильные руки, уверенные движения, его губы на своих губах и на всем теле…

С Лехой им уже не встретиться, совсем скоро предстоит узнать, на что способен в сексе Халиф. Только вот узнавать такое совсем не хочется. Даже если бы пришлось познакомиться при других обстоятельствах, как мужчина Халиф не вызвал бы никакой симпатии. Дело даже не в том, что это совсем не ее типаж. Облик Халифа вызывал только желание быть от него подальше, одно его присутствие угнетало, Анна чувствовала перед ним полную беззащитность. Наверное, когда Халиф захочет взять ее, Анна даже не посмеет сопротивляться, несмотря на все свое отвращение, просто не найдет в себе ни сил, ни решительности.

Надо бежать, и чем скорее, тем лучше. Только вот куда? Впрочем, неважно. Поблизости целый город из мертвых развалин, там наверняка можно спрятаться. Правда, добыть пищу и воду будет непросто: насколько Анна успела узнать, местные обитатели добывают себе пропитание, охотясь на крыс, перегоняя и отстаивая дождевую воду, или просто отнимая все это у тех, кто слабее. В этом отношении Анне скорее уготована участь жертвы, чем охотника. А уж если попадется людоедам, то и сама станет обедом. И все же действие предпочтительней, чем смиренное ожидание, когда кто-нибудь пожелает тебя изнасиловать.

Вспомнились слова Дильназ, что грозит Анне и самой азиатке в случае побега. Человеческая жизнь здесь не имеет абсолютно никакой ценности, так что нет никаких сомнений, что обеих убьют не задумываясь. Анна готова рискнуть, для нее смерть не намного страшнее жалкого существования. А вот Дильназ… За пару дней появилась какая-то привязанность к постоянной спутнице. Они не стали подругами, вовсе нет. Но среди озлобленных людей, готовых убить друг друга за глоток воды и даже совсем без всякого повода, только в этой женщине Анна почувствовала хоть какое-то участие. Хотя, кто знает, может, такое отношение Дильназ к пленнице объясняется лишь приказом Халифа следить за ней. Прав был Леха, здесь доверять нельзя никому. Ивсе-таки будет жалко, если из-за Анны Дильназ проломят голову. Вот если уговорить азиатку бежать вместе с ней… Вдвоем выжить легче, чем в одиночку. Есть ли в этом поселении что-то, способное удержать Дильназ? Кажется, нет ничего проще, чем просто уйти, никто никого не сторожит, даже Анна не чувствует за собой никакого присмотра, если не считать своей постоянной спутницы. И тем не менее, никто не покидает общину. Люди ненавидят друг друга, живут в страхе и унижении перед бандитами Халифа, но все равно держатся вместе. Наверное, страх оказаться в одиночестве гораздо сильнее. Вряд ли Дильназ вдохновится идеей побега. Пожалуй, даже не стоит делиться с ней своими планами.

Из-за стенки послышался звук, он показался Анне знакомым. Не сразу до нее дошло, что это. Ну конечно, как она могла забыть? Совсем недавно это было частью ее привычной жизни, а вот сейчас пришлось напрячь память. Точно такой же сигнал подавал рабочий компьютер Анны, когда приходило сообщение с номером очередного заказа, и точно такой же сигнал она слышала в кабинете Генриха, когда чиновнику прислали тот злополучный список.

Даже сейчас, при воспоминании о том, с чего начались все беды, не шевельнулась ни одна мысль об утраченной семье. Просто не было желания вспоминать ни мужа, ни даже сына. Словно рассталась с совершенно чужими людьми много лет назад. Может, они и в самом деле никогда не были своими. Собственно, и вспоминать-то их незачем, этих людей больше нет в ее жизни. Одного уже нет физически.

Насколько правильно такое отношение к собственному прошлому, которым еще совсем недавно так дорожила? Анне казалось, что она слишком уж огрубела в своих чувствах, становится такой же, как окружающие ее теперь люди, живущие лишь удовлетворением собственных физических потребностей. Наблюдая за членами общины, Анна заметила, что немногочисленные дети, обитающие в поселении, существуют как бы сами по себе. Насколько можно было догадаться из пояснений Дильназ, понятие семьи, как таковой, во внешнем мире отсутствовало напрочь, зачатие в основном являлось результатом сексуального насилия. При таких условиях сложно было бы ожидать от матерей проявления каких-то теплых чувств к собственным детям.

Послышался голос Халифа. Что именно говорил предводитель банды, Анна, конечно, не поняла, судя по интонации, просто ругался в пустоту. Забухали его тяжелые шаги, Анна всем своим существом почувствовала присутствие Халифа рядом с собой.

Анна села на матрасе, подтянув колени к груди и уткнувшись подбородком в одеяло. Неужели это должно произойти именно сейчас?

От удара на мгновение все вспыхнуло перед глазами, Анна повалилась в темноту. Халиф схватил ее за шею, приподнял, и с силой бросил обратно, впечатав в матрас. Если бы под Анной оказался голый бетон, наверное, от такого удар мог бы и череп треснуть.

Никакого продолжения не последовало. Бросив свою пленницу, Халиф вышел. Очевидно, просто вымещал злобу. Вот только на кого? Или на что?

Остаток ночи Анна провела в недоумении и с головной болью, лежа неподвижно и прислушиваясь к каждому шороху. Визит Халифа напомнил ей о чувстве страха, которое, как иногда казалось, уже совсем забылось. Оказывается, она еще способна бояться. Наверное, так же его боятся и члены общины. Анна уже видела, как бандиты Халифа избивают поселенцев: и мужчин, и женщин, и даже детей. Бьют, просто так, проходя мимо. Ей и самой уже не раз перепадало. Похоже, для того и предназначены все эти беспричинные побои, чтобы никто не забывал бояться. Можно потерять страх перед смертью, ведь она послужит лишь избавлением от унижений и полуголодного существования, а вот страх перед болью гораздо сильнее.

Анна коснулась ладонью горящего лица. Видимо, пока она здесь, никогда не сойдут ни синяки, ни опухоли, бить ее будут регулярно.

Вздремнуть так и не удалось, сон не шел. Судя по звукам, доносившимся с улицы, поселение уже проснулось, но лампочка в комнатке Анны не загоралась. Кто ее включал и выключал, Анна не знала, но именно по ней утром можно было определить, что время, отведенное для отдыха, закончилось. Анна поднялась и села на матрасе. При каждом повороте головы в шее чувствовалась боль, да и в голове все еще шумело.

Снаружи послышался тяжелый рокот. Этот звук Анна уже слышала когда-то, так шумел тот самый мусоровоз, что вывез ее из мегаполиса. Выглянув на улицу, она замерла прямо у входа. Взметая клубы пыли с неба на площадку перед резиденцией опустилось нечто. В прошлый раз Анна не разглядела толком тот мусоровоз, но это точно был не он. Таких машин Анна никогда прежде не видела, и вряд ли что-то подобное могло принадлежать Халифу и его банде. Сам главарь стоял тут же, у входа, с десятком своих головорезов.

Крышка люка медленно откинулась на землю, образовав пандус, бандиты тут же устремились к машине и принялись вытаскивать из отсека ящики, выкатывать бочки. Похоже, это и был грузовой дрон, который упоминала Дильназ. Если ночью именно о нем получил сообщение Халиф, тогда вообще непонятно, с чего он так взбеленился. Разве могло быть плохой новостью то, что ему присылают припасы? Или причиной послужило то, что главарь банды должен сделать в обмен на щедрость корпорации? Вряд ли все это передается ему безвозмездно.

Бандиты довольно быстро разгрузили дрон, сложив все неподалеку. Люк закрылся и машина поднялась в воздух. Если в кабине и был пилот, общаться с получателями груза он не пожелал, но, скорее всего, дрон управлялся автоматически.

Халиф что-то крикнул своим головорезам. К полученному грузу тут же подъехали несколько автомобилей, два из них были с прицепами. Бандиты принялись закатывать бочки в прицепы, распихивать ящики по багажным отсекам.

Халиф оглянулся на вход в свое жилище. Попав под его взгляд, Анна непроизвольно съежилась. Все-таки этот человек не вызывал у нее ничего, кроме страха. Даже если бы вдруг он начал улыбаться, находиться рядом с ним все равно было бы жутко.

Халиф вскинул здоровую руку и поманил Анну к себе. Приближаться к нему было боязно, но не подчиниться казалось еще страшнее. Анна приблизилась, внутренне приготовившись к очередному удару. Видимо, злость Халифа уже улеглась, поскольку никакого наказания не последовало. Он просто указал на ближайший автомобиль и что-то сказал приказным тоном. Анна нерешительно подошла к машине, оглянулась на Халифа. Тот повторил свой приказ, подкрепив его жестом. Догадавшись, что от нее требуется, Анна открыла дверцу и забралась на заднее сиденье. Вот только для чего все это, она все равно не понимала.

Площадка перед резиденцией Халифа быстро опустела, бандиты разместили весь прибывший груз в автомобилях и прицепах, после чего сами расселись по машинам. Разобрали даже саму резиденцию главаря банды, оказалось, что основу постройки тоже составлял большой прицеп, словно дом на колесах. Похоже, Халиф решил покинуть это место и обосноваться на новом.

Только сейчас Анна обратила внимание, что, помимо обычных ножей и арбалетов, каждый вооружен и огнестрельным оружием. И также теперь только до нее дошло, что бандиты все делают сами, не привлекая обитателей поселка, что казалось странным и необычным. Анна вообще не видела ни Дильназ, ни кого-то еще.

На переднее сиденье перед Анной сел сам Халиф, за руль уселся один из его подручных. Автомобили заурчали моторами и потянулись колонной по дороге сквозь поселение. Ветрогенераторов тоже не оказалось на привычном месте, кажется, догадка Анны оказалась права, Халиф и вправду решил переехать со всей своей бандой в другое место.

Глядя в лишенное стекла окошко, Анна увидела не менее полусотни мертвых тел. Это было так неожиданно, что она даже не сразу осознала, что именно увидела. Трупы лежали там, где еще вчера они вместе с Дильназ и другими женщинами общины перебирали старое тряпье. Под присмотром двух вооруженных мужчин две женщины подволакивали новых мертвецов, видимо, вытаскивали их из жилищ. Мертвые тела укладывали ровными рядами, будто собирались пересчитывать.

Анна бросила взгляд на затылки сидевших перед ней Халифа и его шофера. Ни тот, ни другой не обратили на происходящее никакого внимания. Анна снова оглянулась на оставшийся позади пустырь. Среди женщин она не узнала Дильназ. Вероятно, ей уцелеть не посчастливилось. Но для чего бандиты Халифа вырезали почти всех, кто их обслуживал? И куда теперь везут саму Анну? Если спросить об этом самого Халифа, вряд ли он ответит. Даже не потому, что не захочет, просто не поймет вопрос. Впрочем, и Анна не сможет понять, что говорит ей главарь азиатов на своем языке. Дильназ была единственной, кто хоть как-то помогал Анне объясняться с этими людьми.

Ответ, куда они едут, был получен сам собой очень скоро. Какая роль отведена именно ей, осталось для Анны загадкой, но вот что именно заставило Халифа отправиться в дорогу, она поняла. Бандиты кочевали не просто так.

Через полчаса езды колонна автомобилей достигла еще одного поселка мусорщиков, почти не отличавшегося от того, где Анне пришлось провести предыдущие дни. Это поселение также располагалось вдали от городских руин среди мусорных курганов. Как только колонна остановилась, со всех сторон к машинам потянулись местные жители. Видимо, здесь Халифа хорошо знали, возможно, даже работали на него. Без всяких предисловий бандиты открыли огонь на поражение.

Анна вжалась в спинку сиденья. За последние дни она уже не раз видела, как погибают люди, но чтобы их истребляли вот так, без всякой видимой причины и в таком количестве… Даже после всего, что уже пришлось пережить, для нее это было жутко. Хотелось зажмуриться, но Анна продолжала смотреть, будто кто-то заставлял силой. Она видела, как падали люди, сраженные пулями, кто-то пытался подняться, их добивали ножами. Бандиты действовали равнодушно и безжалостно. Тех, кто пытался бежать прочь, также настигали пули.

Покончив со всеми, кто был на улице, бандиты рассыпались по поселку, расстреливая тех, кто прятался в своих жилищах. Когда в живых не осталось ни одного жителя, колонна снова двинулась в путь. Перед отправкой трупы всех жертв нападения сложили на открытом пространстве ровными рядами, как и убитых в поселке Халифа.

Анна вцепилась пальцами в сиденье. Поселок уже остался далеко позади, а перед глазами все так же стояла картина расправы. Ужасало не столько кровавое побоище, сколько отношение самих людей к тому, что их попросту истребляют. Анна видела их лица, видела их глаза. Те люди пытались спастись будто машинально, движимые лишь одним инстинктом, еще не подавленным до конца условиями выживания. А в глазах… В них не было никакого недоумения или панического страха смерти, словно они всегда знали, что рано или поздно все случится именно так – однажды появится кто-то, кто перебьет их всех.

Ехали довольно долго. Анне подумалось, что день уже подходит к концу.

Еще издали она увидела стены, возвышающиеся среди мусорных курганов. Это не было похоже на руины жилых домов. Возможно, когда-то это сооружение служило для каких-то технических целей. Время превратило огромную постройку в такие же развалины, как и все во внешнем мире. Если вокруг когда-то были менее внушительные здания, вероятнее всего, они полностью разрушились, а их останки были погребены под мусорными завалами, остался лишь основной корпус.

Свернув с основной дороги, колонна спустилась по склону к развалинам. Кто-то не поленился разгрести завалы перед фасадом, может быть, в поисках всего мало-мальски полезного, а может, была и какая-то иная цель, но теперь все выглядело так, будто останки основного корпуса провалились на несколько метров в яму. Анна уже давно поняла, что вся поверхность плотно завалена отходами из мегаполисов, но не предполагала, что они лежат настолько толстым слоем, чтобы похоронить под собой несколько этажей.

Как только перед зданием появились люди, вышедшие изнутри, Анна догадалась, что должно произойти. Предчувствие не обмануло – вновь загрохотали выстрелы. Анна отвернулась и закрыла уши ладонями. И все равно перед глазами стояла картина расправы, как люди валятся с ног под пулями головорезов, пытаются спрятаться в закоулках, где их настигает смерть от ножей и тесаков.

Дверца автомобиля открылась, сильная рука схватила Анну за плечо. От неожиданности сердце чуть не выскочило из груди. Обернувшись, Анна увидела перед собой Халифа. Чуть ли не силой, он вытащил пленницу наружу, затем жестом позвал за собой. Хорошо хоть, обошелся без побоев. Хотя, еще неизвестно, зачем ее вытащили из машины. Может, перережет горло и оставит валяться здесь, среди убитых мусорщиков, на съедение крысам.

Халиф повел Анну внутрь развалин. По пути Анна старалась не смотреть на трупы, валявшиеся в нелепых позах, в которых их застала смерть. Сами по себе мертвые тела ее не страшили, навевала жуть беспричинность их смерти. Как бы ни были жестоки нравы внешнего мира, у всякого действия должно быть хоть какое-то логическое объяснение. И от того, что никакого объяснения Анна не находила, все случившееся казалось еще более зловещим. Ограбить местных обитателей Халиф мог и не прибегая к убийству. Обслуживая его банду, эти люди приносили больше пользы, чем став кормом для крыс. Но их даже не грабили, просто убивали и складывали трупы на всеобщее обозрение.

Вслед за Халифом Анна спустилась вниз по каменным ступеням. Путь освещали тусклые электрические лампы. Должно быть, как и в поселении Халифа, здесь освещение работало от ветрогенератора. Еще от Лехи Анна слышала, что местные умельцы собирают такие штуки из разного хлама, а лампочки выменивают у китайских браконьеров.

Внизу Халиф втолкнул Анну в одну из комнат. Лампочка светила так тускло, что едва можно было различить в полутьме тюфяк в углу и кучи хлама сваленные у стен. При этом было невозможно не разглядеть труп, валявшийся у самого выхода. Халиф что-то рявкнул и указал на тюфяк. Похоже, ночевать Анне предстоит здесь. А судя по тому, что мертвое тело не беспокоило ни самого Халифа, ни его головорезов, ночевка пройдет в присутствии мертвеца. Даже неизвестно, что хуже: остаться наедине с Халифом или с одной из его жертв.

Еще долгое время до комнаты долетали звуки, слышались голоса бандитов, вроде бы, Анна даже услышала женские голоса. Быть может, перебили не всех поселенцев. Интересно, уцелела ли Дильназ?

Забившись в угол на тюфяке и съежившись в комок, Анна прислушивалась. Кажется, ей не почудилось, она действительно слышала женщин, как минимум, двух. Судя по звукам, в живых их оставили с вполне определенной целью.

Понемногу стихли все звуки. Анна нащупала фляжку в кармане, отвинтила крышку и приложилась к горлышку. Хорошо, что вчера не все выпила, осталось еще чуть-чуть. Хотя бы глотку немножко промочить, раз уж кормить ее сегодня не собираются. Впрочем, несмотря на спазмы голода, сейчас в горло все равно ничего не полезло бы. Всего за один день столько смертей, свидетельницей которых пришлось стать, еще и ночевать с трупом, а воздух пропитан смрадом, в котором смешались запахи разлагающихся отбросов, грязных человеческих тел, влажного тряпья, отсыревшего бетона… и крови.

Пряча фляжку обратно в карман комбинезона, Анна вновь вспомнила Дильназ. Если все прочие убийства казались жуткими по большей части лишь от бессмысленности, то думы о возможной смерти этой женщины навевали тоску и даже отчаяние, почти такое же, как когда-то бессильные попытки спасти собственного сына. Странное чувство. Она не могла настолько сильно привязаться к азиатке, Дильназ была не подругой, а, скорее, надзирательницей, если бы она узнала, что Анна замышляет побег, наверняка первая доложила бы обо всем Халифу. И все равно не хватает сейчас ее рядом. Даже жаль, что ее, скорее всего, вообще уже нет. С Дильназ можно было хотя бы поговорить на почти понятном языке, от нее можно было бы узнать, что происходит и куда везут саму Анну. Для чего она вообще нужна Халифу? Если для секса, он уже мог бы попытаться овладеть Анной, вряд ли ранение мучает главаря банды настолько сильно, чтобы отказать себе в удовольствии, хотя бы попытаться. Если хочет обменять на что-нибудь ценное у китайцев, то, с его отношением к пленнице, товарный вид она потеряет очень скоро. Может быть, исключительно для битья, для вымещения злобы? Вот в это верится больше, тяжесть его кулака Анна испытала уже не раз. Неизвестность гнетет нисколько не меньше, чем беспричинная жестокость.

Анна перевела взгляд на труп, лежавший у выхода. С каждой минутой такое ненормальное соседство напрягало все меньше. Столько жестокости и мерзости вокруг, что даже она понемногу начинает привыкать. Наверное, даже сможет и заснуть. Спать-то ведь хочется не меньше, чем есть.

Вспомнилось, что чуть ли не каждый местный житель имеет при себе нож. Может быть, и этот бедолага был вооружен? Кто это вообще, мужчина или женщина? Впрочем, нет разницы, наверняка бандиты Халифа уже обыскали его в поисках чего-нибудь полезного. Но проверить, все-таки, не мешает.

Анна содрогнулась при мысли о том, что придется обшаривать одежду мертвого человека. Можно привыкнуть к присутствию мертвеца в комнате, но вот то, что нужно ощупать мертвое тело, вызывает отвращение.

Сделав над собой усилие, Анна сползла с тюфяка и осторожно приблизилась к трупу. Если получится завладеть хоть каким-нибудь оружием, это придаст немного спокойствия за собственную жизнь. Хватит ли у нее духу ткнуть лезвием в живого человека – очень большой вопрос, но если такая ситуация возникнет, хотя бы будет, чем себя защитить.

Больше минуты Анна сидела рядом с мертвым телом, прежде чем, наконец, решилась и протянула руку. Тряпье на ощупь было самое обычное, и все же ее вновь передернуло, будто коснулась чего-то жутко омерзительного. Сдерживая дыхание, Анна похлопала ладонью по одежде мертвеца. Пальцы попали во что-то липкое. Когда Анна поняла, что это кровь, ее чуть не вывернуло. Отвернувшись и уткнувшись лицом в собственное плечо, она поспешно вытерла ладонь об одежду мертвеца.

Стоит ли какой-то ржавый нож таких усилий над собой? Может, у убитого и нет ничего, и она напрасно насилует собственное естество. А если есть, и из-за своей слабости она сама лишает себя единственно возможности защититься?

Освободив лицо и переведя дыхание, Анна продолжила начатое, при этом старательно избегая той части одежды, где вляпалась в кровь убитого.

Ничего. Вообще ничего. Прекратив бесполезное занятие, Анна отползла обратно в угол и вновь сжалась в комок. Придется просто ждать. Рано или поздно, так или иначе, но все ее мучения все равно закончатся. Может быть, получится еще завладеть хоть каким-нибудь оружием или сбежать. А может, получит пулю в лоб или просто умрет от голода и жажды.

Анна уткнулась лицом в колени.

Казалось не прошло и минуты, когда сильный толчок в плечо привел ее в чувство. Она так и уснула, сидя в углу и уткнувшись лицом в колени. Никаких сновидений, просто черная пустота, разом накрывшая и так же мгновенно отступившая прочь.

Несмотря на полутьму, Анна узнала разбудившего ее человека. Тот самый бандит, что пытался изнасиловать ее в резиденции Халифа. Судя по выражению физиономии, он все еще тешит себя надеждой.

Стоило только подняться, бандит продемонстрировал, что догадка Анны верна, от своих намерений он не отказался. Рука азиата тут же грубо залезла в ширинку комбинезона, другая ладонь больно сдавила грудь. От такого жесткого напора Анна даже растерялась. Как ни странно, страха она не испытывала, лишь растерянность и отвращение, просто стояла, окаменев, чувствуя жесткие пальцы у себя между ног.

Из коридора послышался окрик. С явным сожалением бандит вытащил руку и подзатыльником погнал Анну на выход.

Бандиты Халифа, грузились в машины, собираясь в путь. Анна едва улучила момент, чтобы в темном закоулке у самого выхода по-скорому справить нужду, благо, никто не обращал на нее особого внимания. Пожалуй, в такой суете можно было бы и улизнуть незаметно, но вряд ли Халиф мог не заметить ее отсутствия, так что далеко все равно не сбежать.

Пока одни загружали автомобили, другие стаскивали трупы на площадку перед зданием и выкладывали их ровными рядами. Сможет ли Анна хоть когда-нибудь понять, в чем заключается смысл таких действий? Зачем головорезам этот ритуал?

На удивление, Халиф проявил хоть какое-то подобие заботы о своей пленнице. Он сам наполнил ее фляжку водой, а в руки сунул пару сухарей. Утолять голод, видимо, предполагалось на ходу, поскольку сразу после этого Анну запихнули на заднее сиденье все того же автомобиля и вся колонна тронулась в путь.

Дорога тянулась через помойки, между мусорных курганов. В пути колонна делала пару остановок на привал, никаких поселков больше не попадалось. Понемногу местность менялась, мусорные свалки и развалины зданий остались позади, не сразу Анна поняла, что автомобили движутся по земле, свободной от отходов. Но и здесь не было ни деревца, ни кустика, ни даже травы, все тот же унылый серый ландшафт под черным небом.

В пути Анна обратила внимание, как пару раз Халиф, сидевший впереди, включал планшет и что-то разглядывал на экране. Похоже, главарь банды и в самом деле не только владеет современной техникой, более уместной в условиях мегаполиса, но и умеет ею пользоваться. Вот только зачем? Что он там рассматривает? Приблизиться настолько, чтобы можно было взглянуть на планшет через плечо Халифа, Анна не решилась. Хотя бы сегодня Халиф пока обходился без побоев, не хотелось его злить своим излишним любопытством. С этим человеком невозможно заранее предугадать, что может вывести его из себя.

На ночевку остановились даже не съезжая с дороги. Впрочем, дорогой это можно было назвать весьма условно – ничего общего с покрытыми асфальтом и бетоном трассами мегаполисов, просто участки местности, немногим ровнее всего остального окружающего ландшафта.

На ужин Анне выделили какие-то ломтики со вкусом и запахом мяса – в сгустившихся сумерках она даже не смогла разглядеть толком, что это было. Впрочем, в условиях постоянной нехватки пищи и полуголодного состояния такие мелочи уже не особо волновали, достаточно того, что это съедобно.

Сами бандиты уселись в круг неподалеку от автомобиля Халифа. В свете фонариков по большей части виднелись лишь их силуэты. Некоторое время они что-то обсуждали на своем языке. Анне показалось, что изредка Халиф бросает косой взгляд в ее сторону. Возможно, наряду с обсуждением прочих дел, речь шла и о ней. Судя по тону, Халиф был чем-то недоволен. Хотя, в добром расположении духа его вообще вряд ли хоть кто-нибудь когда-нибудь видел.

Халиф поднялся на ноги. Все разговоры сразу смолкли. Не глядя ни на кого, предводитель банды направился к своему автомобилю. Открыв дверцу, он схватил Анну за плечо и одним рывком выдернул наружу.

Анна съежилась, ожидая удара в лицо или по ребрам. Однако случилось то, к чему она совсем не была готова. Анна понимала, рано или поздно такое должно было случиться, таков внешний мир абсолютного беззакония, живущий по праву силы. Но именно сейчас это произошло неожиданно.

Халиф бросил женщину лицом на капот своего автомобиля. Его пальцы сжали шею Анны с такой силой, что от боли и страха она даже не поняла, что ее комбинезон уже где-то ниже колен. Жесткая рука грубо влезла между ног, причиняя только боль. Через мгновение боль усилилась, будто разрывая надвое. Машина качнулась и заскрипела под мощными движениями Халифа. Его рука, по-прежнему сжимающая затылок Анны, вдавливала женщину в капот с такой силой, будто главарь бандитов пытался расплющить ее лицо в кровавое месиво. Анна не чувствовала боли, даже между ног, лишь страх и унижение. Не слышала восторженных воплей бандитов, подбадривающих своего главаря. Не чувствовала и времени, казалось, ее мучения бесконечны.

Спустя какое-то время Халиф остановился, но свою жертву не выпустил. Анна снова почувствовала боль. То, что делал сейчас с ней Халиф, было для нее не только необычно, но и противоестественно. Леха в ту единственную ночь их близости открыл в сексе много необычного для нее, чего никогда не позволял себе муж, такого, что вспоминалось не только с восторгом, но и с чувством некоторого стыда. Сейчас были только боль, страх и унижение.

Полностью удовлетворившись насилием, Халиф, наконец, выпустил свою жертву и отошел в сторону. Анна сползла на землю, сжалась в комок, будто в попытке отгородиться от всего мира, стать крохотной и незаметной, спрятаться от всех.

Никто больше не тронул Анну, вероятно, запретил сам Халиф. Впрочем, даже если бы на нее набросились всей толпой, она ничего бы не почувствовала, настолько все случившееся отгородило сознание от восприятия реальности. Страх, боль и унижение – кроме этого, сейчас не было больше ничего.

Прошедшая ночь и наступившее утро случились как бы сами собой, отдельно от нее, от всего мировосприятия. Отряд снова куда-то ехал, она опять сидела на заднем сиденье, Халиф вновь всунул ей в ладони какой-то сухарь. Анна не чувствовала и не хотела ничего. Она ни о чем не думала, в голове не шевелилась ни единая мысль, она просто тупо смотрела в окошко и не видела ничего. Будто ее жизнь окончательно прервалась там, на стоянке, и дальше не было ничего, все дальнейшее происходило уже отдельно от нее.

К действительности ее вернули звуки выстрелов. Бандиты Халифа стреляли, падали какие-то люди, сраженные пулями, раненых добивали ножами. Анна толкнула дверцу и вышла из автомобиля. Может быть, шальная пуля сразит и ее, и она, наконец, уйдет из этой жизни, не победив, но и не покорившись. То, что случилось минувшей ночью, наверняка повторится, и не раз, и в конце концов окончательно ее сломает, превратит в безвольную тряпку, чужую вещь, она уже не будет принадлежать сама себе. Уж лучше покончить прямо сейчас со всем сразу.

Кто-то остановил ее, грубо толкнув в грудь. Если бы сохранилась способность здраво мыслить и рассуждать, Анна узнала бы того самого головореза, который уже не раз предпринимал попытки изнасиловать ее. Сейчас же она увидела только грязную ладонь, сжимавшую ее грудь, похотливую ухмылку на заляпанном кровью лице и рукоять ножа, торчавшую из ножен на поясе. Абсолютно бездумно Анна потянула за рукоять и ткнула прямо перед собой.

Ухмылка на лице бандита сменилась удивлением. Наверняка, как и все обитатели внешнего мира, он знал, что рано или поздно смерть придет и к нему, но, видимо, никак не ожидал, что это произойдет именно так. Он отступил на шаг, медленно осел на землю, привалился на бок, затем опрокинулся на спину и замер, устремив неподвижный взгляд в черное небо. В другое время Анна сама бы удивилась, что ей так запросто одним ударом удалось заколоть насмерть человека, основное ремесло которого – убийство.

В уши ворвался пронзительный крик. В нем настолько явственно звучали страх, мольба о пощаде, призыв о помощи, что реальность на краткий миг обрела для Анны более четкие очертания.

Девчонка лет десяти прижалась к одиноко торчавшей из земли кирпичной стене, прямо на нее шел Халиф. Предводитель банды не спешил, бежать его жертве все равно было некуда. Поигрывая ножом с широким лезвием, он явно предвкушал удовольствие от расправы над беззащитным существом.

Анна подняла дробовик, выпавший из рук заколотого ею бандита. Она не издала ни звука, но Халиф, словно почуяв опасность, оглянулся на нее. Менее секунды они смотрели друг другу в глаза. Выпустив нож из ладони, Халиф вскинул ствол автомата. Анна нажала спусковой крючок дробовика. В тот же миг удар в плечо сбил ее с ног, еще один удар по затылку погрузил сознание во тьму.


глава тринадцатая


Кажется, это еще не смерть. Вокруг темнота, но она чувствует боль. Не может быть, чтобы мертвые что-нибудь чувствовали. Можно ли считать счастьем и удачей то, что она все еще жива? Скорее, нет. Смерть не может быть хуже жизни в чудовищном мире жестокости, насилия, голода, боли, страха.

Анна попробовала пошевелиться, левую сторону груди пронзила такая боль, что вырвался стон.

Стало немного светлее, по потолку скользнули тени. Послышался спокойный мужской голос:

– Тебе пока лучше поменьше двигаться, пусть рана затянется.

– Где я? – прошептала Анна. – Что со мной?

В поле зрения появилось бородатое лицо. Незнакомец держал в руке большой электрический фонарь, рассеивавший тусклый свет. Посмотрев в сторону, мужчина распорядился:

– Подай.

Кто-то подал ему чашку, затем приподнял Анне голову. Бородач поднес чашку к ее губам и произнес:

– Пей.

Тон его голоса не был приказным, но прозвучал так, что Анна не посмела отказаться. К тому же, в горле, действительно пересохло. Сделав пару глотков, Анна снова спросила:

– Что со мной?

– Ты ранена, – пояснил незнакомец. – Я извлек пулю и наложил швы, от тебя теперь требуется только лежать. Мы поговорим позже, когда наберешься сил. Не бойся, здесь тебе ничто не грозит.

Анна и не боялась, страх исчез вместе со всеми остальными чувствами, в очередной раз уступив место пустоте. Может быть, его уже давно и не было, а то, что она принимала за страх, на самом деле было отвращением к тому, что может произойти, что могут сделать с ней другие люди. В любом случае, сейчас Анна не чувствовала ничего. Закрыв глаза, она снова окунулась в темноту без снов, без видений, без воспоминаний.

Когда Анна снова открыла глаза, вокруг было чуть светлее. Откуда сюда попадал, свет она не поняла, да и не желала вникать.

– Есть кто-нибудь? – тихо спросила Анна.

В полутьме она скорее угадала, чем увидела движение совсем рядом. Блеснули глаза, лица почти не было видно.

– Кто ты? – спросила Анна.

В этот момент послышался скрип, затем прозвучал уже знакомый голос бородатого мужчины:

– Мы зовем ее Айка. Сама она не может тебе ответить.

– Почему? – спросила Анна, больше машинально, чем из интереса.

– Просто не говорит. Наверное, такая от рождения. К нам она попала года два назад, уже была немая.

– К вам? – переспросила Анна. – К кому, к вам? Кто вы?

Бородач подошел ближе. Теперь Анна смогла рассмотреть его чуть получше. Мужчина был уже далеко не молод, если не сказать, просто стар. Даже в полутьме было заметно, что борода его седа, а из уголков глаз расходятся сетки глубоких морщин.

Старик придвинулся еще ближе, не сводя с Анны пристального взгляда.

– Ты из большого города, – произнес он, скорее утверждая, чем спрашивая.

– Да, – подтвердила Анна.

– Редко кому удается выбраться из города во внешний мир, – заметил старик. – И мало кому из них удается выжить.

– Я пока жива.

– Пока жива, – кивнул старик.

Он присел на краешек койки и сказал:

– Таких, как я, здесь называют последними. Все, что осталось от тех, кто жил здесь когда-то.

– Много вас таких? – поинтересовалась Анна.

– В нашей группе человек тридцать. Слышал, что есть еще несколько общин. Может, правда, а может, все, кто здесь, и в самом деле последние, кто остался.

– Здесь, это где? – потребовала уточнения Анна.

Старик пожал плечами:

– У этой местности нет названия. Как, впрочем, и у любой другой. Все вокруг одинаково. Но это и к лучшему, так нас сложнее отыскать торговцам головами, как тот, которого ты застрелила.

– Застрелила? – переспросила Анна.

Перед мысленным взором всплыл образ Халифа, автомат в его руках. Черный зрачок автоматного дула – последнее, что отпечаталось в памяти.

– Не помнишь, как спасла ее?

Старик кивком указал на Айку.

Анна скосила взгляд на девочку. Точно, это же та самая девчушка, которую хотел прирезать Халиф.

– Ее помню, – пробормотала Анна. – Больше ничего.

– Халиф был известнейшим охотником, – произнес старик. – Такие, как он, охотятся на людей, истребляют поселения, уничтожают друг друга. Его банда напала на нас. Благодаря тебе, нам удалось отбиться. Правда, многие из наших погибли и поселение пришлось оставить, но с бандой Халифа покончено, некоторое время можно пожить спокойно.

Анна закрыла глаза.

– Отдыхай, – произнес старик. – Поешь позже.

Его голос звучал ровно и успокаивающе. Слушая собеседника, Анна не чувствовала утомления, хотя, и не особо улавливала смысл его слов. Есть, конечно, хочется, но это состояние уже стало привычным, а вот голова даже в лежачем положении кружится и в ушах шум стоит. Пожалуй, действительно лучше еще поспать.

Время утратило четкие границы. Утро, вечер, день или несколько дней… Время замирает, стоит только сомкнуть веки, и снова тянется до бесконечности после пробуждения. В помещении становилось то светлее, то темнее, но было ли это искусственное освещение или свет пробивался снаружи, Анна не понимала. В общем-то, и не стремилась понять. Пустота внутри, пустота вокруг… Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем, ни о чем.

Когда Анна просыпалась, рядом всегда оказывалась Айка, словно никуда и не уходила. Может, так и было на самом деле. Появлялся и старик, поил свою невольную гостью бульоном из глубокой чашки, что-то говорил, потом снова уходил. Анна все так же не особо вслушивалась в суть его высказываний. Придет время, сама все увидит, а сейчас не хочется вообще ничего. Жилище, которое старик делил с Анной и девочкой, сам он назвал землянкой. При этом тон его был таков, что можно было принять такое название за шутку. Впрочем, Анна все равно не знала, как должна выглядеть настоящая землянка. Да и не хочет знать. По крайней мере, не сейчас. Сейчас она не хочет ничего. Даже пить бульон приходится через силу.

Наконец, старик объявил своей подопечной, что она может покинуть свое ложе и выйти наружу. С удивлением Анна узнала, что прошло всего четыре дня, ей казалось, что она провалялась вечность.

От боли в груди с трудом ворочалась шея, каждое движение давалось с трудом. Ну, хотя бы ноги пока ходят, хоть и слабость во всем теле такая, что неумолимо тянет обратно в постель.

Жилище, в котором старик разместил Анну, и в самом деле оказалось подземельем. Было ли так изначально или, как и все вокруг, строение с течением времени оказалось погребено под толщей мусора, Анна не поняла, да это и не было для нее так уж важно. Снаружи ее встретило все то же черное небо, сыпавшее на землю серые хлопья. Изо рта вырвалось облачко пара, лица коснулся холодный воздух.

Анна протянула ладонь, серые хлопья расплылись по коже грязными каплями.

– Что это? – недоуменно пробормотала она.

– Снег, – пояснил сопровождавший ее старик. – Зима уже совсем близко.

Анна взглянула на него. Для этого пришлось повернуться всем корпусом.

– Как тебя зовут?

Старик улыбнулся:

– Я так и думал, что ты меня не слушаешь. Наши зовут меня Дедом. Ты тоже можешь так называть.

Анна слегка удивилась:

– Почему тебя так называют?

Старик пожал плечами и усмехнулся:

– Наверное, потому, что я самый старый здесь.

Дед, дедушка… В своей жизни Анна только раз слышала это слово, еще когда сама была девочкой. Как-то раз родители в разговоре упомянули незнакомого ей человека, на вопрос дочери они пояснили, что так звали ее деда, отца матери. В мегаполисе не было принято поддерживать родственные связи, даже с ближайшими родственниками. По достижении совершеннолетия дети покидали семью, любые отношения даже между родными братьями и сестрами считались излишними, поскольку отвлекали от работы на благо всего общества. Лишь оказавшись во внешнем мире, Анна почувствовала, насколько же одинокой была всю свою жизнь. В мегаполисе человек также одинок от рождения до смерти, как и здесь, никому нет до него дела, каждый выживает сам и равнодушен к бедам других. Только здесь это проявляется жестче – во внешнем мире на тебя не только наплевать всем остальным, тебе еще и охотно помогут расстаться с жизнью.

Анна вновь скосила взгляд на Деда. Впрочем, не все так уж и равнодушны, по крайней мере, не всегда: тот гвардеец из департамента, Леха, спасший ее от каннибалов, Дильназ, этот старик, девчушка, следующая за ней по пятам… Только сейчас Анна смогла рассмотреть ее – лицом девчонка похожа на азиатку.

– Так она немая? – вспомнила Анна слова Деда.

– Да, – подтвердил тот.

– Она кричала там…

Дед опустил руку на плечо Айки, прижал ее к себе и произнес:

– Звуки она издает, просто не говорит. Не знаю, почему.

Девчонка смотрела на Анну снизу вверх, и от ее взгляда становилось как-то не по себе. Словно ждет чего-то, чего-то хочет. Но чего? И почему от нее? Сейчас нет ни сил, ни желания вникать, думать, может быть, как-нибудь потом…

Анна повернулась лицом к убежищу, где обосновались Дед и его товарищи. Это было строение в несколько этажей. Сверху послышался лязг металла.

– Что это? – спросила Анна, не столько из любопытства, сколько из желания отвлечься от пытливого взгляда азиатской девочки.

– Наши люди устанавливают ветрогенератор, – пояснил Дед. – Скоро станет совсем холодно, без электричества не выжить.

Анна вновь вытянула руку, ловя в ладонь серые снежные хлопья.

– Ты впервые видишь снег, – произнес Дед. – Под куполами мегаполисов всегда поддерживается ровная температура.

– Ты был там? – спросила Анна.

Старик покачал головой:

– Я родился здесь. Но слышал от тех, кому удалось вырваться.

– Вырваться, – машинально повторила Анна слово, резанувшее слух.

– Не согласна? – поинтересовался Дед, внимательно глядя на женщину.

Анна не стала поворачиваться к нему снова, но щекой чувствовала этот пристальный взгляд. Дед задал вопрос не ради поддержания беседы, он ждал ответа.

– Я не стремилась ниоткуда вырваться, меня просто выбросили.

– Жалеешь? – вновь спросил Дед.

Анна вздохнула. Как объяснить свои чувства человеку из другого мира?

– Ты не поймешь, ты не жил моей жизнью.

– Может, и не пойму, – не стал возражать Дед. – Но попытаюсь, если расскажешь.

– В другой раз.

– Да, вижу, ты еще слаба, – кивнул Дед. – Отложим пока долгие разговоры. Отдыхай.

Он протянул Анне руку. Женщина покачала головой:

– Сама.

Боль из груди разливалась по всему телу пульсирующими волнами, ноги дрожали от слабости, в глазах то и дело все плыло, и все же не хотелось чувствовать себя беспомощной. Жизнь сурова и беспощадна к слабым. Даже если сейчас ей предложена помощь, в мире, где каждый выживает сам, не заботясь о других, не стоит привыкать к такому, уже завтра все может измениться и тот, кто рядом, запросто ударит в спину. Слова Лехи уже не раз проверены на себе – нельзя доверять никому, как бы того ни хотелось. Для себя Анна уяснила, что и зависеть от кого бы то ни было тоже нельзя. Раз уж смерть никак не желает дать ей покой, она будет выживать самостоятельно, пусть только подскажут, как.

– Что мне делать? – спросила Анна.

– Все, что хочешь.

– Я не о том. Что мне делать здесь? Как жить среди вас?

– Для начала наберись сил, – посоветовал Дед. – От тебя не будет проку, если умрешь от изнеможения.

В последний раз взглянув на туманную пелену серых снежных хлопьев, Анна шагнула обратно в темноту здания.

На восстановление сил потребовалась еще пара дней. Боль еще чувствовалась при каждом движении, но уже не так остро.

Повседневная жизнь людей, среди которых оказалась Анна, не была похожа на то, что она уже видела, живя среди товарищей Лехи или в поселении мусорщиков под управлением банды Халифа. Тот же голод и холод, но здесь не было насилия, не было какой-либо иерархии, люди просто выживали все вместе: мужчины, женщины, дети. Для жизни поселенцы обустроили подземный этаж полуразрушенного строения, которое Дед шутливо называл землянкой. Сам он пояснил Анне, что жить всем вместе в одном доме зимой гораздо удобнее, поскольку требуется меньше затрат на его обогрев. Мощности единственного ветрогенератора, собранного практически из мусора, едва хватало, чтобы удовлетворить потребности немногочисленных жителей, и тот работал кое-как.

Быт здесь, по сути, ничем не отличался от того, что вели жители поселения Халифа, люди приспосабливали под свои нужды вся, что могло принести пользу: шили одежду из тряпья, изготавливали орудия труда из металлического мусора, один из умельцев, которого называли Матвеичем, даже наловчился собирать электрические фонарики. Основной провизией служили крысы, благо, этих животных вокруг водилось в изобилии. Каждый день охотники проверяли силки, расставленные накануне в подвалах, и приносили добычу.

Принимая посильное участие в обустройстве убежища, Анна довольно скоро втянулась в общее течение жизни, даже начало казаться, будто так она и жила всегда, настолько все стало обыденным, в какой-то мере привычным. Не осталось ни воспоминаний, ни снов о прошлом, словно и не было никогда другой жизни.

Не сразу Анна заметила, что спасенная ею от Халифа девочка, старается быть рядом. Поначалу это проявлялось робко и ненавязчиво, но, поскольку сама Анна никак не возражала против ее общества, Айка становилась все смелее, при каждом случае предлагая женщине свою помощь. Анна и в самом деле не имела ничего против, по крайней мере, немая девчонка не приставала с расспросами, просто молча следовала за ней повсюду, стараясь быть полезной. Возможно, так она проявляла благодарность за свое спасение, может быть, почувствовала в женщине родственную душу. В принципе, Анне было все равно.

Впрочем, и остальные члены общины не особо докучали разговорами, каждый занимался своим делом, при необходимости делали что-то сообща, даже между собой общались редко. Пожалуй, единственный, кто интересовался прошлой жизнью Анны, был Дед. Вопросы он задавал как бы невзначай, ненавязчиво, но даже ему Анна отвечала неохотно.

В конце дня все обитатели убежища собрались на ужин за общим столом. Анна молча хлебала бульон, все так же не обращая внимания ни на что вокруг. Не сразу она обратила внимание, что за столом идет беседа. По большей части молчавшие весь день люди о чем-то разговаривали. Вернее, они задавали вопросы, на которые отвечал Дед, и отвечал очень долго и подробно. Судя по тому, что слушали его очень внимательно, Дед рассказывал что-то важное.

Хотя единственным желанием Анны было вернуться в свою каморку, улечься в койку и провалиться в сон, чтобы уйти от реальности в черную пустоту, все же она прислушалась. Поначалу она даже не поняла, что именно рассказывает старик. Постепенно до нее дошло, он говорит об окружающем мире: откуда появляется вода, почему дует ветер, что находится там, за черной завесой неба… Откуда Дед знает все это? Впервые за несколько дней, что находилась в убежище, Анну заинтересовало что-то вне ее личного мира, наполненного пустотой. Забыв про усталость и желание спать, она задержалась за общим столом.

Уже когда все расходились, Анна решила узнать, откуда Дед узнал все то, о чем рассказывал, и почему это известно только ему одному. В ответ на ее вопрос, старик позвал ее кивком головы с собой и произнес:

– Идем, я покажу.

Оказавшись в каморке Деда, Анна увидела полку заставленную предметами, при виде которых сжалось сердце. Подобное она видела в доме Генриха, в его кабинете. Сразу нахлынули воспоминания: город, ее рабочее место, родной квартал,семейная квартирка, муж, сын… Было все это на самом деле или только приснилось?

– Видела раньше книги? – спросил Дед из-за плеча.

– Видела, – ответила Анна. – Только не знала, что это так называется. Откуда они здесь?

– Все, что смог забрать с собой, когда мы уходили с прежней стоянки, – вздохнул Дед. – Я нахожу их в городах, читаю, собираю, что-то пытаюсь сохранить.

– Зачем? – удивилась Анна.

Насколько она уже успела узнать, обитатели внешнего мира обыскивали руины и свалки в поисках любой малости, которая поможет им выжить в суровых условиях. Чем могут быть полезны брикеты резаной бумаги в картонных обложках, она не представляла, разве что, сжечь их для тепла.

Дед шагнул к полке, провел пальцами по корешкам книг и произнес:

– Во многих из них заключены знания ушедших поколений. Все, что знали люди о мире, о себе, о тех, кто жил здесь до нас.

– Ты искатель? – спросила Анна, вспомнив слово, упомянутое как-то Лехой.

Старик кивнул:

– Да, так называют таких, как я.

– Таких, как ты? – переспросила Анна. – Вас много?

– Я знал двоих, сейчас они уже мертвы.

– Один человек советовал мне идти на север, – сказала Анна. – Говорил, что я должна найти искателя.

– Как его звали? – спросил Дед.

– Леха. Вряд ли ты его знаешь.

Анна и в самом деле не рассчитывала, что у них со стариком могут быть общие знакомые. Тем более неожиданным оказался очередной вопрос Деда:

– Парень со шрамом на щеке?

– Ты видел его? – удивилась Анна.

– Встречались однажды. Интересный человек, живущий лишь настоящим, но при этом способный видеть в других потенциал.

– Хочешь сказать, он не зря направил меня к тебе?

– Время покажет. Один раз ты уже спасла много жизней.

Дед поманил женщину:

– Подойди ближе. Ты ведь умеешь читать?

Анна кивнула. Дед указал на полку:

– Посмотри. Может быть, что-нибудь покажется тебе интересным.

Анна несмело протянула руку и вытащила из общего ряда первую попавшуюся книгу.


глава четырнадцатая


Анна на мгновение остановилась, поправила капюшон и снова продолжила идти вперед. Сквозь серую пелену едва угадывалось темное пятно, маячившее в трех метрах перед ней.

Детали ветрогенератора и водоочистной установки совсем износились и грозили прийти в полную негодность – общим собранием жителей общины было принято решение отправиться вглубь города и попытаться отыскать запчасти, инструменты, все мало-мальски полезное для выживания, а если повезет, то и провиант. Как рассказал Дед, иногда в руинах городов можно найти древние запасы консервов. В большинстве своем они уже не просто непригодны, но даже ядовиты, но попадаются и вполне сохранившиеся.

Погоду для вылазки выбрали ненастную, как раз с утра поднялся сильный ветер, затем повалил снег. Снежный буран заметал следы и делал практически невозможным для дронов или кого-то еще выследить поисковиков. Несколько добровольцев, закутавшись в плащи с капюшонами, сшитые из плотных тряпок, отправились в путь.

Анна изъявила желание присоединиться к маленькому отряду. Дел хватало и в убежище, но хотелось хоть какого-то разнообразия, поэтому Анна решила воспользоваться подвернувшейся возможностью узнать еще что-то об окружающем мире.

Узнав, что женщина покидает убежище, хоть и ненадолго, Айка скорчила унылую гримасу. Анна не понимала, что так сильно привязало девочку именно к ней, что ее так притягивает, но тот факт, что кто-то скучает по ней, вызвал странное чувство, что-то давно забытое, уже не поддающееся осознанию. Может, Анна и сама начала привязываться к этому маленькому человечку? Может ли быть такое?

В любом случае брать девочку с собой не стоило, поскольку Дед заверил, что экспедиция предстоит трудная и опасная. По словам старика искателя, по пути можно было угодить под обвал вблизи стен разрушающихся зданий, провалиться в яму, повстречаться с торговцами головами или шайкой стервятников. Можно было и просто заблудиться в непогоду.

Изредка Анна поднимала голову, бросала взгляд по сторонам, щурясь, чтобы мокрый снег не попал в глаза. Тая, снег превращался в раствор кислоты, поэтому перед вылазкой все участники экспедиции смазали лица жиром, вытопленным из крысиных тушек, это в какой-то мере защищало кожу, но глаза приходилось беречь.

Скелеты разрушенных высотных зданий проступали сквозь пелену снега темными громадами. Строения, еще сохранившие стены, частично защищали от ветра, но по большей части буран нисколько не ослабевал, заметая улицы и руины мертвого города.

При взгляде на развалины, Анне вспомнилось собрание книг из каморки Деда, которое он называл своей библиотекой. Читая печатные строки на пожелтевших шершавых страницах, Анна открывала для себя еще один мир, неведомый, ушедший в прошлое, мир людей, создавших ту цивилизацию, что сейчас превратилась в осыпающиеся горы бетона и кирпича, в бесконечную свалку мусора, где бродили полуголодные скитальцы, убивая друг друга. Первое время женщина абсолютно не понимала смысл написанного: что именно описано на страницах книг, что за люди упоминаются в печатных строках. В прежней жизни в мегаполисе ей доводилось читать большие объемы технической информации на экране монитора рабочего компьютера, здесь же было нечто совсем иное. Дед пояснил, что у Анны в руках художественное произведение, вымышленный сюжет, фантазия автора.

И все равно Анна многого не понимала из прочитанного. Необычные люди необычных профессий, необычный быт, взаимоотношения, все в этих книгах было незнакомо. Если и вправду когда-то люди жили вот так, это была совсем другая жизнь. Почему она закончилась? Почему сейчас мир выглядит по-другому? Дед многое знает, он изучил уже множество книг, может быть, ему известно, почему погиб старый мир.

Отдавшись мыслям, Анна едва не наскочила на него самого, идущего впереди. Обернувшись к женщине, Дед схватил ее за плечо и прокричал:

– Я пойду туда, остальные отправятся дальше! Ты со мной или с ними?!

– С тобой! – отозвалась Анна, не задумываясь.

– Тогда идем! – скомандовал старик. – Они зайдут за нами на обратном пути!

Весь отряд отправился дальше, а Дед и Анна свернули на боковую улицу, вернее, то, что от нее осталось. Если бы Анна владела более обширными знаниями, она могла бы сравнить центральные улицы мертвого города с горными ущельями. Сейчас уже трудно было представить, как все это выглядело раньше, когда здесь жили люди. Сейчас с двух сторон сквозь завесу снега проступали темные бесформенные громадины, а под ногами не попадалось ни малейшего участка ровной поверхности, всюду из-под снега проступали нагромождения бетона и битого кирпича, торчала изогнутая арматура.

Анне было непонятно, как их с Дедом смогут отыскать остальные участники экспедиции, она сама не понимала, куда именно ведет ее старик. Возможно, все они уже бывали в этом городе и прекрасно ориентируются среди руин. Леха ведь тоже отлично определял нужное ему направление среди, казалось бы, абсолютно одинаковых развалин и мусорных курганов. Расспрашивать Деда сейчас не было никакой возможности, узнает все потом, жить ей здесь придется еще долго.

Через некоторое время Дед остановился, схватил Анну за плечо, затем повлек за собой в оконный проем ближайшего строения. Крыша здесь отсутствовала напрочь, рухнувшие доски давно сгнили в труху, остались лишь рваные измятые листы железа, завалившие пол. Оседая на железо, мокрый снег таял, смешивался с ржавчиной и превращался в бурую грязь.

Дед включил фонарь и повел Анну за собой, обходя провалы в полу. По бетонным ступеням полуразвалившейся лестницы они спустились на этаж ниже. Как и у большинства строений мертвых городов, нижние этажи этого здания снаружи были засыпаны обломками и мусорными отходами и превратились в подземные. Здесь уже не задувал ветер, лишь в бреши верхнего перекрытия падали серые хлопья снега и бурые капли талой воды.

– Будь осторожна, – предостерег спутницу Дед, приспустив защитную повязку с лица. – Не отходи от меня, можно провалиться.

– Ты уже бывал здесь? – спросила Анна, также освободив лицо.

– Да, заходил однажды, – подтвердил ее догадку старик. – В тот раз не хватило времени, чтобы осмотреть все как следует. Может, сегодня повезет больше. Иди за мной.

Вслед за Дедом Анна спустилась еще на несколько лестничных пролетов. Здесь уже царила абсолютная темнота. Луч фонаря скользнул по массивным металлическим конструкциям, стоявших рядами. Дед зажег две восковые палочки с фитилями, которые он называл свечами, и выключил фонарь. Одну из свечей он протянул спутнице.

– Будем экономить электричество, – сказал Дед. – Если фонарь погаснет, наощупь выбраться отсюда будет сложно.

– Что ты хочешь здесь найти? – поинтересовалась Анна.

– Информацию, – ответил Дед. – Сведения о прошлом. Это здание было когда-то городской библиотекой, а мы сейчас в книгохранилище. Книги, которые оставались наверху, уже полностью сгнили, но здесь еще можно что-нибудь отыскать.

– Зачем тебе это? – снова спросила Анна. – Что проку в знаниях о прошлом?

– Знания не бывают лишними, они помогают людям выживать. Я пришел сюда не только из личного интереса, есть и практическая потребность. Здесь может встретиться техническая литература, может быть, благодаря ей, облегчим собственное существование. В мегаполисах корпорации обучают людей необходимым профессиям, а во внешнем мире мы сами добываем необходимые знания вот в таких древних библиотеках. Конечно, только те, кто умеет читать, а таких не очень много. А вот зачем ты пошла со мной? Что ты хочешь найти для себя?

Подобным вопросом задавалась и сама Анна, но звучал он очень смутно, где-то глубоко в сознании, на уровне неопределенного чувства, не требуя мгновенного ответа, оставляя время на раздумья. И вдруг неожиданно для нее, ответ потребовался прямо сейчас. А что ответить? Анна сама не знает, чего хочет, за последнее время ее желания менялись много раз, а что до каких-либо устремлений, связанных с будущим, она по-прежнему не видит для себя никаких перспектив в этом чудовищном умирающем мире. Действительно, зачем она увязалась за Дедом? Тот с самого начала сказал куда пойдет: здесь нет технических приспособлений, оружия, медикаментов, никаких припасов, ничего, что можно использовать для жизни прямо сейчас, – лишь одни заплесневелые книги.

– Я не знаю, – честно призналась Анна.

– Тогда ищи, – посоветовал Дед. – Может быть, найдешь для себя ответ.

– А если не найду? – вырвалось у Анны.

В самом деле, с чего старик взял, что именно в этом подвале, она вдруг узнает для себя что-то такое, что придаст хоть какой-то смысл ее собственному существованию?

– Либо продолжишь искать, либо поймешь, что тебе это не нужно, – ответил Дед. – Будь осторожна, смотри под ноги. Здесь, вроде бы, больших разрушений нет, но все равно, будь внимательна.

Сам он, подняв свечу повыше, вошел в ближайший проход между стеллажами.

Анна прошлась вдоль стеллажей, заглянула в один из проходов. Длинные металлические полки, уходившие в темноту, были заставлены книгами. Металл хоть и вздулся местами от ржавчины, но сами полки выглядели целыми, тем не менее, на полу между стеллажами валялись десятки книг, видимо, упавшие сверху. Анна подняла одну из книг – в пальцах осталась лишь часть переплета, влажные от плесени обрывки страниц ворохом упали под ноги с глухим шлепком.

Разгадка, почему не все содержимое полок осталось на месте, пришла неожиданно, когда чуть ли не перед самым лицом в свете свечи блеснули маленькие глазки. Анна отшатнулась прочь, сидевшая на полке между книг крыса проворно соскочила вниз и скрылась под стеллажом. Похоже, единственными обитателями книгохранилища были крысы, они тут и хозяйничали вовсю, сбрасывая все с полок.

Анна наугад взяла с полки первый попавшийся том. Заплесневелые края листов рассыпались под пальцами, лишь в центре страниц можно было различить наполовину выцветшие печатные строки. Следующая книга оказалась не в лучшем состоянии. Лишь с пятой попытки попался текст, который еще можно было прочесть.

Как и при прочтении книг из каморки Деда, Анна вновь не очень-то поняла прочитанное. Особого интереса текст не вызвал. Перебрав еще несколько книг, Анна перешла к следующему стеллажу.

Бездумно перебирая страницы мало-мальски уцелевших томов, Анна размышляла над странной, на ее взгляд, тягой Деда к этим предметам минувшей эпохи. Для него это источник знаний, в чем-то полезных, но по большей части совершенно непригодных для практического использования. Ну вот, что проку от того, что кто-то когда-то кого-то любил, к чему-то стремился, что-то строил? Просто описание чьей-то жизни, совершенно не похожей на тот мир, в котором приходится выживать его нынешним обитателям. Интерес Анны вызывало совсем другое: почему мир изменился настолько?

Одна из книг изобиловала иллюстрациями. Кажется, подобные картинки Дед назвал фотографиями. Улицы, парки, мосты, красивые здания, люди с открытыми лицами, какие-то животные, которым Анна не знает названия… Почему все это превратилось в руины под черной завесой, где вместо воды с неба льется кислота, а в мусорных кучах копошатся вечно голодные люди и крысы?

Анна все пыталась представить, как это место выглядело раньше, когда здесь были люди. Не последние выжившие, а обычные люди, те, кого она видела на фото, о ком повествуют книги, хранящиеся здесь. Воображение было способно нарисовать лишь монолитные бетонные стены, подобно тем, к которым она привыкла в жилом и рабочем кварталах родного мегаполиса, но душа подсказывала, что такое представление об архитектуре прошлого ошибочно. Анна ведь видела здания на картинках, они совсем не были похожи на высотки, где жили и работали жители мегаполисов. Анну и всех остальных с самого детства приучили к мысли, что не должно быть ничего лишнего, ничего, что может отвлечь от мыслей о работе, а любое пространство должно быть максимально заполнено с пользой не только для себя лично, но и для общества в целом, ни одного свободного квадратного метра. Поэтому помещения всех зданий мегаполиса были тесными внутри, а снаружи сами они выглядели унылыми серыми коробками.

Хотя, дома тех жителей города, кого Леха называл хозяевами, значительно отличались от жилищ рабочих, там явно не экономили ни на пространстве, ни на роскоши, в этом Анна убедилась лично. Да и развлечения для этой части населения предоставлялись совершенно иные, это Анна тоже видела лично, своими собственными глазами. Не постоянные трансляции новостных выпусков и шоу, где центральной идеей были патриотизм, безоговорочная вера в непогрешимость руководства корпорации и проводимую ею экономическую стратегию, самоотверженный труд на благо общества и прочее, что круглосуточно внушали обитателям рабочего квартала. Нет, те люди жили совсем иначе. Из того, что успела увидеть Анна, она могла заключить, что Генрих и люди его круга просто жили, не обременяя себя правилами, неукоснительное соблюдение которых требовалось от самой Анны и ей подобных.

Анна вдруг пришла к мысли, что, оказавшись за стенами мегаполиса, лишившись обязанности думать о рабочих процессах, соблюдении правил, и прочем, что в ту пору казалось очень важным, она стала слишком уж много размышлять. Конечно, попав в совершенно иную обстановку, Анна пытается приспособиться, проанализировать новую для себя информацию, она учится выживанию в непривычных условиях. Но лезло в голову много и такого, что никак не было связано с вопросами выживания. По большому счету, ей все так же без разницы, умрет ли она прямо сейчас, не сходя с этого места, или протянет еще день. Наверняка, как и в предыдущих случаях, когда оказывалась прямо перед угрозой смерти, инстинкт самосохранения снова не позволит ей просто сдаться, но вот именно сейчас Анне было абсолютно все равно.

Вновь вспомнилась книжная полка в кабинете Генриха, затем платья его жены, комната их сына с телевизором во всю стену, тот шоколадный батончик, которым угостил ее Мик. Воспоминания зацепили другую мысль: как так получилось, что в одном мегаполисе люди живут так по-разному? Кто и когда решил, что одни должны жить в свое удовольствие, а другие их обслуживать, и почему первые вольны решать судьбу вторых? И здесь, во внешнем мире та же иерархия, одни помыкают другими. Но здесь нет фальши, обычная грубая сила. Халиф никого не убеждал, что обслуживание его бандитов населением азиатских поселков служит на благо этого самого населения, просто убивал всех непокорных. Собственно, с покорными он тоже не церемонился, причины такой необоснованной жестокости Анна до сих пор не могла понять.

В мегаполисе внешне все обстояло иначе. Это сейчас Анна способна оценить, насколько бесправна она была, свято уверенная в том, что жизнь абсолютно справедлива, и все зависит только от ее личного вклада в общее дело. Но, как оказалось, и там судьбами одних жителей распоряжаются другие, ничуть не лучше Халифа, для которых отнять чужую жизнь ничего не стоит, всего лишь поставить галочку в списке на экране компьютера.

В очередной раз Анна отметила для себя, что не может думать о собственной семье, даже если пыталась заставить себя вспомнить всю свою прошлую жизнь в мегаполисе. И это вовсе не удивляло, хотя и казалось странным. Словно ничего не было. Не было мужа, не было сына, ради спасения которого она перечеркнула все былое и так кардинально изменила собственное будущее. Будто полжизни провела с абсолютно чужими людьми. Может, так и было на самом деле? Чем была для нее семья? Муж, которого подобрала корпорация, сын, которого она почти не видела… Почему Анне не дано было самой решить, какой должна быть ее собственная семья? Почему это решили за нее другие люди, а она просто приняла это как должное, как и все, кого она знала?

Почему человек не вправе решать самостоятельно, как ему прожить свою жизнь? Почему у всех, кто остался за стенами мегаполисов даже нет места, где они могли бы жить, а не влачить жалкое существование, каждый миг борясь со смертью? Почему мир устроен именно так, и почему люди принимают это как должное? Посещают ли подобные мысли еще хоть кого-нибудь, или Анна одна такая?

Чем больше Анна размышляла, тем больше накапливалось вопросов. Вопросов, ответы на которые она не могла получить.

За время блужданий среди стеллажей, свечка совсем оплыла, измазав воском варежку и превратившись в огарок. Наверное, Анна провела бы еще больше времени в раздумьях, если бы не услышала голос Деда:

– Идем! За нами уже пришли. Пора возвращаться в убежище.

Анна последовала на зов спутника. Свечка Деда также оплыла, сам он держал небольшую стопку книг, перевязанную проволокой, видимо, в отличие от Анны, нашел что-то интересное и полезное для себя. Может быть, если было больше времени, Анна тоже смогла бы отыскать полезную для себя информацию, может, даже и получила бы для себя какие-нибудь ответы, но, чтобы изучить все сохранившиеся тома в книгохранилище, не хватит и всей жизни. Быстрее будет расспросить Деда, он посвятил изучению прошлого всего себя, наверняка знает гораздо больше, чем уже рассказал.

Вслед за Дедом Анна выбралась на верхний этаж разрушенной библиотеки. Наскоро обменявшись новостями о своих находках, вся группа отправилась в обратный путь. Ветер к этому времени уже стих, но снег продолжал сыпать мелкой колючей крошкой, все так же скрывая все следы. На свои изыскания группа потратила практически весь день – отправившись в город рано утром, к убежищу экспедиция вернулась уже ночью. Фонарики почти не включали, двигались гуськом чуть ли не наощупь. Товарищи Деда, проведя в таких условиях всю жизнь, видимо были привычны к передвижениям в почти кромешной мгле, кто знает, может, даже научились видеть в темноте, Анна же вообще не представляла, как тут можно отыскать верную дорогу. Но, вопреки всем ее сомнениям, члены экспедиции наконец вернулись в свое полуподземное убежище.

Прибывших встретили все оставшиеся обитатели общежития, добытые трофеи сложили в одну из комнат, чтобы разобрать как следует на следующий день. Лишь книги Дед забрал с собой в свою каморку.

Айка встретила Анну без лишних эмоций, но по взгляду девочки было ясно видно, как она рада возвращению своей спасительницы. Анна погладила девочку по щеке. Она и сама себе не смогла бы объяснить, почему поступила именно так, просто возникло такое желание, показалось, что и Айка ждет именно этого. Девочка схватила ее ладонь и еще крепче прижала к своей щеке и от этого Анну вдруг захлестнуло странное чувство, что-то такое, чего она давно уже не испытывала, что давно забыла. Кажется, нечто подобное она чувствовала когда-то в прошлой жизни, которая уже кажется странным сном, когда держала на руках своего маленького сына.

То, что Анна никак не могла заставить себя вспомнить, вдруг накрыло с головой так, что защемило сердце. Нет, в памяти не проявился образ сына подростка, которого она навсегда потеряла, но вдруг отчетливо вспомнилось его младенчество, тот недолгий период, когда он был именно ее ребенком, а она сама чувствовала себя матерью.

Анна непроизвольно отдернула руку, на мгновение испугавшись собственных чувств. Пугали даже не сами эмоции, а невозможность логично объяснить самой себе, почему именно сейчас вдруг вспомнились забытые чувства.

Айка ухватила женщину за пальцы и потянула за собой. Анна бездумно повиновалась. Девочка привела Анну в столовую, где уже начали собираться остальные обитатели убежища, усадила ее за стол, сама поднесла ей ужин. Принимая чашку из рук Айки, Анна почувствовала тепло. Не от нагретого металла, а в самой душе. Простая забота девочки о ней вновь всколыхнула чувства, то ли давно забытые, то ли вообще до этого дня неведомые. Что-то такое, что невозможно было объяснить рационально. Все люди, нашедшие приют в убежище, были для Анны если и не чужие, то, по крайней мере, просто люди, которые живут своей жизнью, никак не соприкасаясь лично с ней. Даже Дед, выходивший ее. Но Айка почему-то воспринимается иначе. Осознала это Анна только сейчас, но девчонка уже давно ей не чужая. Необъяснимое родство душ объединило их при первой встрече, там, где бандиты Халифа напали на поселенцев, в тот миг, когда Айка бросила в ее сторону полный отчаяния взгляд и взгляд этот вывел Анну из ступора.

Видимо, Айка чувствовала то же самое. Усевшись на скамейку рядом, она прижалась к Анне, заглянула ей в лицо своими большими черными глазами.

Сегодня расставаться с девочкой уже не хотелось. Анна не сказала ни слова, Айка сама последовала за женщиной в ее каморку. Свернувшись клубком на постели, она склонила голову Анне на колени. Женщина сидела, поглаживая волосы девочки. В этот момент в голове Анны не было абсолютно никаких мыслей, лишь одно удивление, как так получилось, что именно этот человечек стал вдруг так ей дорог.

Довольно быстро Айка заснула. Осторожно, чтобы не разбудить, Анна сняла ее голову со своих коленей и укрыла девочку тяжелым одеялом, сшитым из лоскутов плотной ткани.

Несмотря на усталость, самой Анне спать не хотелось. Снова нахлынули мысли, появившиеся во время блужданий среди стеллажей книгохранилища.

Анна выглянула в коридор. Насколько она слышала, местный инженер-самоучка Матвеич, принимавший участие в сегодняшней экспедиции, обещал завтра повесить хотя бы пару лампочек, сейчас же здесь было темно.

Из приоткрытой двери каморки Деда пробивался свет. Анна выскользнула из комнаты, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не потревожить девочку. Лампочку выключать не стала, так и оставила – Айка хоть и не боится темноты, но все же, если проснется в одиночестве, при свете будет спокойнее.

Дед тоже не спал. В ответ на легкий стук послышался его голос:

– Заходи.

То ли каким-то чутьем узнал Анну за дверью, то ли готов был впустить любого обитателя убежища.

Войдя в каморку, Анна увидела Деда сидящим за самодельным столом. На столе стоял светильник, перед стариком лежали большие листы бумаги, где он что-то царапал какой-то палочкой.

– Что ты делаешь? – спросила Анна, не в силах скрыть удивления.

Для нее занятие Деда было абсолютно непонятным. Старик усмехнулся.

– Никогда не видела, как пишут карандашом? – понял он удивление Анны. – В больших городах, как я слышал, люди давно разучились писать от руки, только печатают с клавиатуры.

Анна взглянула на написанные им строки. Совсем не то, что она видела всю жизнь на мониторе служебного компьютера, буквы необычные, хотя и понятные, слова прочитать можно.

– Не видела, – призналась Анна. – Даже не знала, что так тоже можно.

– Многое уже забыто людьми, – вздохнул Дед. – Ты выглядишь уставшей, – заметил он. – Почему не спишь?

Анна неопределенно пожала плечами:

– Не спится. Что ты пишешь?

– Летопись, – коротко ответил Дед.

– Что это значит? – не поняла Анна.

– Записываю то, что было до нас, то, что есть сейчас. Быть может, эти сведения помогут тем, кто будет жить после нас.

Его слова снова удивили.

– Ты знаешь, что было до нас? – спросила Анна. – Расскажи.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Расскажи, почему мир стал таким? – потребовала Анна. – Почему мы живем именно так? Ты должен знать. Как все это случилось? Почему в мегаполисах мы живем в долг, а здесь все города мертвы? Куда исчезло все то, что описано в твоих книгах?..

Дед потер бороду и хмыкнул.

– Слишком много вопросов. Боюсь, не на все я смогу дать ответы.

– Расскажи хотя бы то, что знаешь, – продолжала настаивать Анна.

Старик полуобернулся к своей кровати, похлопал ладонью по застеленной постели.

– Присядь, – пригласил он. – Похоже, в два слова не уложимся.

Анна опустилась на край кровати. Дед вновь потер свой заросший подбородок и произнес:

– Если коротко, люди сами уничтожили мир, в котором жили. Но кажется мне, что короткий ответ вряд ли тебя удовлетворит.

Анна кивнула:

– Я хочу знать больше. Хочу знать все.

– Всего тебе никто не скажет. Я тоже знаю не так уж много, больше могу догадываться, как все случилось.

Дед выдержал небольшую паузу, собираясь с мыслями. Анна не сводила с него пытливого взгляда. Наконец Дед снова заговорил:

– Ты видела то, что осталось от старого мира. Все это когда-то построили люди, те, кто жил на этой земле до нас. Более того, они построили и те мегаполисы, в одном из которых родилась ты. Да-да, не удивляйся, все, чем пользуются корпорации сейчас, было создано очень давно. Не знаю, сколько лет назад. Этого уже никто не знает.

Сейчас вся территория разделена между корпорациями, а раньше это были страны, с разными народами, со своими правительствами. В разные периоды истории люди жили по-разному, но неравенство было всегда. Правителей называли по-разному, и всегда они держались за власть любой ценой, подчиняли себе людей, заставляли работать на свое благо, истребляли несогласных. Незадолго до краха старой цивилизации власть над людьми захватили высшие чиновники. Изначально их избирали всем народом на определенный срок, вот только расставаться с властью они не желали и всевозможными способами пытались продлить свои полномочия. Перед тем, как мир стал вот таким, чиновники решили, что стало слишком много лишних и начали уничтожать население своих стран.

– Людей убивали? – спросила Анна.

– По сути, да, – кивнул Дед. – Только обставлено это было иначе. Чиновники становились богаче, а народ нищал, людей лишали жилья, средств к существованию, образования, медицинской помощи… Лишали всего, даже чистого воздуха, воды, земли, отравляя все вокруг. И при этом заставляли платить буквально за все. Это называлось налогами. Создавались условия, при которых люди покидали малые города и концентрировались в больших, где их легче было держать под контролем и уничтожать.

– Но что же делали люди?! – недоуменно спросила Анна. – Как могли позволить убивать себя?

– Вспомни, как живут рабочие в мегаполисах, – посоветовал Дед. – Сейчас ты уверена, что порядок, установленный там, мягко говоря, несправедлив, но разве жители рабочих кварталов недовольны? Они убеждены, что все происходит именно так, как и должно. Вот и людей прошлого убедили, что все действия чиновников предпринимаются в их интересах, все законы, все налоги, буквально все творится ради общего блага. Конечно, были и те, кто не хотел мириться и протестовал, но, как и сейчас, у чиновников была собственная гвардия, которая усмиряла недовольных, сажала их в тюрьмы, физически уничтожала. Со временем люди утратили веру в собственные силы, в то, что могут что-то изменить, наступило разочарование, равнодушие. А потом и бунтовать стало некому, население слишком быстро вымирало.

Затем настала эра роботов. Программируемые механизмы заменили живых людей практически во всех видах работ. И вот тогда люди действительно стали не нужны чиновникам. К тому времени с них уже нечего было взять, все превратились в нищих, почти каждый жил в долг. Тебе ведь знакома такая система. Только в мегаполисах средством расчета служат баллы, дающие право на жизнь, а в те времена в ходу были деньги, на которые можно было что-то приобрести: еду, одежду, заплатить за услуги. Но буквально всем уже завладели чиновники. Средством расчета для них стали ресурсы, из которых производились роботы и из которых уже роботы производили все необходимое для их жизни. Страны, как таковые, исчезли, их заменили корпорации, чиновники выстроили для себя мегаполисы и укрылись за их стенами, внешний же мир стал использоваться лишь для добычи ресурсов и свалки отходов.

Но оказалось, что искусственный интеллект не способен к полноценному развитию, не способен полностью заменить человека. К тому же, собственная политика чиновников обернулась против них самих. Лишив образования свой народ, они лишились и специалистов во всех областях науки и техники. Люди не имели возможности получать знания, а собственные дети чиновников, привыкнув к праздной жизни, не желали заниматься науками. Наступила полная деградация. Пожалуй, только медицина еще оставалась на сносном уровне, ведь сами чиновники не желали вымирать, как народ, обреченный ими на смерть. Развитие робототехники остановилось, роботы были неспособны мыслить творчески, совершенствовать собственные программы, осваивать новые умения, для этого понадобились люди. Вот так в мегаполисах и появились рабочие. Так же пришлось взять с собой и гвардейцев, на тот случай, если вдруг рабочим покажется, что хозяева к ним несправедливы.

Тем не менее, интеллектуальный упадок в мегаполисах не смогли остановить. Молодые поколения чиновников, имея все с рождения, не видели для себя смысла в получении образования, а рабочих обучают каждого исключительно одной профессии, дают им минимум знаний, необходимых для обслуживания своих хозяев. Образованный человек способен понять, что его угнетают, и этим опасен для угнетателей, поэтому и была создана специальная система обучения и внушения, когда с самого рождения в головы обслуги вкладывается идея, что они могут быть свободными личностями, только служа обществу. Ну, ты и сама знаешь, как это делается.

Анна кивнула и сказала:

– Я слышала, что некоторых детей после тестирования забирают, чтобы сделать из них ученых.

– Я тоже такое слышал, – подтвердил Дед. – Это тщетные попытки корпораций выбраться из интеллектуальной ямы. Но видишь, в чем дело, чтобы развить в человеке стремление к новым знаниям, тягу к исследованиям, открытиям, кто-то должен донести до него то, что уже узнали предыдущие поколения. Но таких людей уже просто не осталось. Многие науки забыты настолько, что редким талантам приходится начинать все с нуля, в итоге они просто топчутся на месте. Когда-то в далеком прошлом научно-технический прогресс был на таком уровне, что люди летали в космос, запускали спутники, при помощи которых можно было связаться из одной точки планеты с другой за доли секунды. Да много чего было, что теперь и представить трудно, даже в мегаполисах сейчас мало что осталось от тех достижений. Когда же здесь, во внешнем мире, остановились последние электростанции, все технические приспособления превратились просто в бесполезный хлам, еще больше ускорив общую деградацию.

– Что случилось с теми, кто остался здесь, снаружи? – спросила Анна.

– Началась резня. Лишившись управления, не имея абсолютно ничего, и предоставленные сами себе люди пытались выжить любыми способами. Они вооружались, собирались в группы, грабили и убивали друг друга. Были и такие, что ушли из больших городов в маленькие селения и попытались там наладить жизнь. Но, как я уже сказал, к тому времени людям в бывших странах уже не принадлежало абсолютно ничего. Вся территория была поделена между владельцами корпораций их родственниками и ближайшими помощниками. Люди на этих землях оказались лишними и даже опасными. Ведь организованная большая группа людей могла в любой момент прийти к новым мегаполисам и потребовать справедливости. Корпорации стали платить одним бандам за уничтожение других, сами отправляли боевые дроны на зачистку территорий от людей, началось открытое истребление всех, кто еще оставался во внешнем мире. Такой порядок сохраняется до сих пор, так корпорации решают проблему лишних людей, а лишние для них все, кто не встроен в их систему существования. Имеющие власть физически не в состоянии мириться с чьей-либо независимостью. И самое нелепое во всей ситуации то, что во власть их когда-то привели именно те люди, которых потом и уничтожили бывшие чиновники, ставшие полноправными хозяевами всего, даже человеческих жизней. По сути, люди сами себя уничтожили: сначала избрав чиновников главными над собой, затем позволив остаться у власти, а после безропотно позволив истреблять себя всеми способами.

Дед вздохнул.

– Халиф получил приказ от корпорации уничтожить местных жителей? – спросила Анна, уже догадываясь, какой услышит ответ.

– Да, – подтвердил Дед. – Это называется заказ на чистку. Время от времени головорезы вроде банды Халифа получают такие заказы, когда, по мнению корпораций, людей становится слишком много или они мешают интересам правителей мегаполисов. За это бандам предоставляют ресурсы и позволяют жить на территориях. Обычно торговцы головами стараются разбивать свои лагеря поближе к мегаполисам, в радиусе передающих антенн, чтобы вовремя получать хорошие заказы. Поскольку спутники давно уже вышли из строя, мощные антенны мегаполисов – единственный способ связи. Иногда в качестве ретрансляторов используются дроны, но торговцы не особо на них рассчитывают.

Анне подумалось: вот и ответ, почему Халиф избрал для стоянки не самое надежное место. Очевидно, просто ждал заказа.

– Халиф очень злился, – заметила Анна, вспомнив главаря банды.

– Это понятно, ведь у него здесь свои интересы – люди, которых ему приказали уничтожить, работали на него. Основная цель корпораций, это такие, как мы, но и мусорщики попадают под удар, так как они тоже вымирают гораздо медленней, чем хочется корпорациям. Торговцы головами только нас истребляют с удовольствием, в качестве рабов мы им не нужны, а корпорации щедро платят за нашу смерть.

– Почему?

– Потому, что когда-то это была наша земля, наша страна. Главы корпораций не хотят, чтобы осталось хоть какое-то напоминание о тех временах. Как и раньше, они цепко держатся за власть.

– Я видела, как бандиты Халифа укладывают убитых рядами, – вспомнила Анна непонятный для нее ритуал. – Для чего это?

– Для оплаты, – пояснил Дед. – Торговцам головами платят за каждую жертву, убитых выкладывают так, чтобы можно было их пересчитать при помощи дронов.

Анна скользнула взглядом по книжной полке. Она уже успела перелистать большинство, одна из книг содержала множество карт, из которых следовало, что мир очень велик. Особенно Анну удивило, что мир представляет собой круглую планету. Дед говорил, что такими элементарными знаниями в прошлом владел каждый ребенок, но в школе мегаполиса ничего подобного не преподавали. Только то, что понадобится в работе, все остальное считалось лишним и вредоносным. Теперь становится понятным, почему. Насколько же ущербно было представление Анны о жизни, а те, кто и сейчас обслуживает истинных жителей мегаполисов, так и остаются в плену своих представлений, навязанных пропагандой.

– Весь мир такой? – спросила Анна. – Весь мир умер?

Дед развел руками:

– Я не знаю. И не встречал никого, кто бы знал. За свою жизнь я прошел тысячи километров, встречал бродяг, которые заходили еще дальше, но все они видели в пути то же самое, что и здесь: мертвые города, черное небо, отравленную землю, безлюдье. Если где-то и сохранились остатки былой цивилизации, никто о том не знает. Если только владельцы корпораций, но нам они этого не расскажут.

– Небо, – произнесла Анна. – Там, далеко, оно светлее.

Дед кивнул:

– Понимаю, о чем ты думаешь. Поверь, небо везде черное. Я не знаю, почему над горизонтом оно светлее, наверное, какая-то оптическая иллюзия. И земля там так же отравлена. От прежнего мира не осталось ничего. Погибли леса, вымерли все животные, птицы, остались только крысы и мелкие паразиты. Ты ведь чувствуешь, как отличается воздух от того, чем дышат люди в мегаполисе. Под куполами городов кислород вырабатывают искусственным способом, а здесь мы дышим тем, что еще осталось. Больше нет растений, которые поглощали углекислый газ и насыщали атмосферу кислородом. Возможно, водоросли океанов еще участвуют в фотосинтезе, но этого недостаточно, тем более, когда заводы корпораций выжигают кислород и делают небо вот таким. Знаешь, когда-то ученые прогнозировали, что под такой завесой вся планета должна покрыться льдом. Но корпорации превратили все в одну сплошную свалку мусора, который разлагается и поддерживает температуру. Только благодаря этому мы еще не окоченели насмерть. Но при этом земля отравлена, наверное, на километры вглубь. Когда-то люди копали глубокие колодцы, где скапливалась чистая вода – земля служила естественным фильтром. Но сейчас вода с глубины – смертельный яд, поэтому мы используем только дождевую.

– Так как же нам жить дальше? – снова спросила Анна. – В смысле, всем нам, людям.

В голосе ее прозвучала надежда. Не то, чтобы она действительно надеялась, что Дед сможет дать ответ, но все же… Старик пожал плечами и произнес:

– Этого я тебе тоже не смогу сказать. Возможно, если бы людей просто оставили в покое, они смогли бы восстановить цивилизацию, но корпорации продолжают отравлять природу и не желают, чтобы мы существовали физически. Нас истребляют. Много раз общины, подобные нашей, пытались все начать сначала на новом месте, подальше от мегаполисов, но всякий раз появлялись чистильщики, получившие заказ, или прилетали дроны и всех убивали. Корпорации не хотят, чтобы во внешнем мире оставалась хоть какая-то жизнь. Противостоять им не в наших силах. Нам остается только бежать и прятаться.

Анна потерла виски ладонями. Она узнала много, очень много, но все же чего-то не хватало для полного понимания. Может быть, не хватало будущего? Непонятно, для чего вообще жить, если не знаешь, что тебя ждет даже не завтра, а буквально через минуту – в какое мгновение и от чего придет смерть, что именно тебя прикончит: голод, холод, болезнь или нож охотника. Все, кого она встречала во внешнем мире, жили и живут лишь сегодняшним днем, никто не знает, доживет ли до вечера и переживет ли ночь. У рабочих мегаполиса хоть какая-то ясность впереди: принести пользу обществу, заработать на право жить. Хоть и сомнительная, но все же какая-то цель. Здесь нет ничего. Только одна обреченность.

Анна вновь подняла взгляд на книжную полку и спросила:

– Зачем все это? Кому нужны твои знания?

– Может быть, тому, кто сможет ими воспользоваться и изменить мир, – ответил Дед. – Нас убивают уже много лет, но все же мы еще живы.

– Думаешь, мир еще можно изменить? – встрепенулась Анна.

– Надеюсь на это. Восстановить его в прежнем виде уже невозможно, но изменить… Думаю, да. Все зависит от нас. Я делаю то, что мне по силам, кто-то сможет больше. Может быть, это будешь ты.

Анна покачала головой:

– Вряд ли.

– Выглядишь усталой, – заметил Дед. – Сегодня у тебя было слишком много впечатлений, следует отдохнуть.

Анна согласно кивнула. Если поначалу одолевшие мысли не позволяли расслабиться и забыться сном, то сейчас их переизбыток просто лишал сил. Добраться бы до кровати.

Анна поднялась. Покачнувшись, она ухватилась за дверной косяк.

– Ты здорова? – поинтересовался Дед.

– Все в порядке, – отмахнулась Анна. – Раньше мутило немного, но сейчас уже получше.

– Мутило? – переспросил Дед. – По утрам?

– Ну да, – кивнула Анна, не понимая, с чего это вдруг насторожился старик.

Тот же, внимательно глядя на женщину снизу вверх, еще более осторожно спросил:

– Ты, случайно не беременна?

– С чего ты взял? – удивилась Анна.

Такое предположение и в самом деле показалось немыслимым. Да, в отличие от женщин, рожденных здесь, во внешнем мире, она вполне здорова и наверняка еще способна зачать, только одного здоровья для этого недостаточно? То, что сделал с ней Халиф накануне своей гибели, может привести к чему угодно, но точно не к беременности. А кроме него… Хотя… Анна закусила губу. Как она могла забыть про Леху? Впрочем, среди всей той грязи и жестокости, что свалились на нее в последнее время, немудрено и позабыть редкие светлые моменты. Тем более, что и сам Леха оказался не настолько светлым, как показалось сначала.

Внимательно наблюдая за сменой эмоций на ее лице, Дед спросил:

– Все-таки, такое возможно?

Анна неуверенно пожала плечами и, в свою очередь, спросила:

– Можно как-то проверить?

– На раннем сроке никак, – ответил Дед. – Точно можно узнать только со временем.

Ничего больше не сказав, Анна вышла за порог.


глава пятнадцатая


Анна проснулась поздно. Вернее, проснулась даже не сама, ее растолкала Айка.

Когда ночью добралась до койки и прилегла рядом с девочкой, глаза слипались, тело требовало отдыха, а мозг почти засыпал. Но стоило сомкнуть веки, сон тут же пропал. Предположение Деда взбудоражило, сознание вновь захлестнул поток мыслей. Верно ли его предположение? Прислушиваясь к собственным ощущениям, Анна пыталась понять свое состояние. Что она вообще должна чувствовать физически? Она совсем не помнила, что испытывала во время беременности тогда, много лет назад. Была радость от того, что ей позволили стать матерью, а вот как она чувствовала изменения в своем организме в первые недели… На этот счет в памяти не осталось совсем ничего.

Перевернувшись во сне, Айка прильнула к Анне, ее ладошка оказалась на животе женщины. Просто бездумное движение спящего человека, но вдруг ребенок каким-то непостижимым образом почувствовал новую зародившуюся жизнь? Если и в самом деле Анне вновь суждено родить? Что ждет ее ребенка, да и саму Анну в этом суровом мире,враждебном человеку? До сих пор Анне удавалось выжить чудом, но чудесные случайности не могут продолжаться постоянно, когда-нибудь везению должен прийти конец. Сколько смертей она уже видела. Здесь это происходит обыденно, как нечто, само собой разумеющееся, обитатели внешнего мира воспринимают возможность собственной гибели как неотъемлемую часть жизни, они принимают свою участь покорно и безропотно, ей же такое кажется ненормальным, несмотря на то, что сама уже не раз теряла волю и всякое желание к сопротивлению.

Как выжить в таком мире маленькому человечку? Но ведь другие как-то выживают. За исключением самой Анны и Лехи, все, кто ей встречался, родились здесь, под черным небом. Вот и Айка никогда не знала других условий, не знала семьи, однако выжила. Получается, человек не так уж слаб, как кажется.

По большей части мысли приходили уже в дремотном состоянии, на грани сна, перемешиваясь с невнятными образами, бессистемно перетекающими из одного в другой, то ли смутные воспоминания, то ли несбыточные мечты, то ли фантазии. Наверное, окончательно сознание отключилось только под утро. Казалось, состояние сна продлилось не больше секунды – только погрузилась в темноту, как тут же Айка принялась тормошить, вцепившись в плечо.

– Ну, чего тебе? – устало пробормотала Анна, с трудом разлепив веки.

Айка схватила женщину за руку и потянула за собой, выдохнув при этом что-то похожее на «Ай». Так вот почему ее так назвали. Анна уже слышала такое от девочки, но раньше не придавала этому значения.

– Иду.

Анна покорно последовала за девочкой. Если уж Айка так бесцеремонно разбудила ее, наверняка на то была серьезная причина.

Выбравшись вслед за Айкой из убежища наружу, Анна обомлела. Напротив входа стоял автомобиль с измятым ржавым кузовом, рядом несколько обитателей убежища обступили еще одного человека, очевидно, приехавшего на этом автомобиле. Он стоял спиной к выходу, но Анна узнала его. По крайней мере, так ей самой показалось.

Мужчина повернул голову, что-то отвечая Матвеичу. Вслед за первым изумлением прихлынула злость. Анна не ошиблась. Машина уже другая, одежда тоже, но все-таки это был Леха.

Словно почувствовав ее взгляд, Леха обернулся. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, затем Леха подмигнул и это вдруг окончательно взбесило. Чуть не переходя на бег, Анна стремительно подошла к нему и ударила в переносицу. Видимо, Леха никак не ожидал такой встречи, не попытался ни увернуться, ни блокировать удар, только отшатнулся, едва не опрокинувшись на спину. Костяшки пальцев отозвались болью, однако стало полегче, злость немного улеглась. Еще оставалось желание врезать негодяю пару раз, но собственная рука может уже не выдержать.

Опешившие мужчины, что-то оживленно обсуждавшие до этого, разом умолкли. Дед смерил Анну внимательным взглядом и произнес:

– Наверное, у тебя есть серьезная причина для этого.

– Есть, – вместо Анны подтвердил его предположение Леха, потирая пальцами переносицу. – Но больше не надо, – на всякий случай предупредил он, заметив гневный блеск в глазах Анны. – Побереги пальцы, еще пригодятся.

– Ну-ну, – пробормотал Дед и кивнул мужчинам: – Идемте, надо обсудить кое-что.

Обитатели убежища оставили Леху и Анну наедине. Дед даже увел с собой Айку, ухватив девчонку за плечо.

– Приятно видеть тебя живой, – произнес Леха. – Честно.

– Ты бросил меня, – напомнила Анна, едва сдерживая вновь закипающую злость.

– Ну да, – не стал отрицать Леха. – Я не обещал, что буду тебе нянькой.

Анна стиснула зубы. Мерзавец, конечно, но ведь прав. Не доверяй никому, даже мне – это его слова. Именно он говорил, что во внешнем мире рассчитывать можно только на себя. Вот ведь подонок, получается, что и не виноват ни в чем, сама идиотка, показалось ей что-то… Но как раз это бесит еще больше.

– Чего тебе здесь надо? – спросила Анна.

– Подыскиваю себе зимовку. Одному трудно, а от бригады моей никого не осталось.

Леха будто не замечал недружелюбия в голосе Анны. А может, ему и в самом деле было все равно. Вот ведь, когда считала его мертвым, испытывала даже какое-то сожаление, а теперь смотрит в его наглые глаза и хочется снова ударить так, чтоб упал и не поднялся.

– Не уживемся, – машинально произнесла Анна, прокрутив в голове мысль, что если Леха ей и не враг, то уж точно не друг.

– Не говори за всех, – отозвался Леха. – Лишние руки здесь не помешают, да и хороший боец тоже. Тем более, сейчас, пока идет чистка. С твоими я уже договорился.

– Сказал им, что в случае опасности сбежишь первым? – поинтересовалась Анна.

Может, напоминание о проявленной трусости его хоть немного уязвит. Но нет, все нипочем, даже глазом не моргнул.

– Они знают, – ответил Леха. – Мы все такие, все так живем, каждый сам за себя.

– Меня они не бросили, – заметила Анна.

Довод Леху не убедил.

– Только благодаря Деду, – ответил он. – Старик чудной, не такой, как все, ты жива только потому, что он забрал тебя с собой. К тому же, самого Халифа завалила.

Про себя Анна признала, что и в этом Леха прав, Дед и в самом деле не такой, как все. Вот и этого негодяя принял, хотя наверняка знает, чего от него ждать. Не может не знать, ведь они уже знакомы.

Снова появилась Айка, видимо, улизнула от Деда. Прильнув к Анне, она задрала голову, пытаясь заглянуть женщине в лицо. На лице Лехи отразилось удивление.

– Завела себе подружку? – спросил он.

– Не твое дело, – огрызнулась Анна.

Леха ухмыльнулся. Анна взяла девочку за руку и повела с собой внутрь здания.

На пути попался Дед.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался он.

– Как обычно, – отозвалась Анна.

Дед продолжал смотреть на нее, словно ожидая еще какого-то ответа. Поняв смысл его вопроса, Анна сказала:

– Я не знаю. Не понимаю. Только ему ни слова.

Кивком она указала на выход на улицу, где остался Леха.

– Ему? – переспросил Дед.

Анна закусила губу, запоздало осознав, что сказала лишнее. Дед ведь не в курсе абсолютно всего, что с ней случилось за последнее время. Впрочем, вряд ли он тут же побежит рассказывать ее секреты всем подряд.

Дед кивнул:

– Жизнь твоя, тебе и решать.

День прошел в обычных заботах. Анна старалась больше не встречаться с Лехой, хотя в ограниченном пространстве убежища это оказалось сложно, тем более, что во время обеда и ужина пришлось сидеть за общим столом.

Свою машину Леха отогнал подальше, забросал ее всяким хламом и снегом. В этом ему помогли дети, к которым присоединилась и Айка. Вообще, в отличие от Анны, девочка явно симпатизировала новому члену общины. Украдкой наблюдая, как она вертится вокруг Лехи, Анна почувствовала что-то такое неуютное внутри. За девочку она не переживала, Леха хоть и порядочная скотина, но не верилось, что способен причинить вред беззащитному ребенку. Но видеть их рядом все равно было как-то неприятно. Может, ревность – чувство о котором она узнала из какого-то романа, позаимствованного в библиотеке Деда. Только кого к кому ревнует? Глупый вопрос, не Леху же. Хотя и Айка ей вроде бы никто. Не случись с ней всего, жила бы себе дальше в мегаполисе и знать не знала, что есть на свете такая девчонка, что вообще есть хоть кто-то живой за стенами города. Но почему-то так тепло, когда девчонка льнет к ней. Тепло не физически, тепло в душе. Всякий раз само собой возникает ответное желание обнять ее покрепче, прижать к себе, пригладить волосы. Может, это и есть то самое материнское чувство, которое она так и не смогла проявить в полной мере по отношению к собственному сыну?

Сын… Анна так и не может вспомнить его. Даже заставляя себя напрячь память. В сознании всплывает лишь размытый образ, какое-то мутное пятно, за которым не видно лица. Отчетливо она помнит сына лишь маленьким, когда держала его на руках. А потом будто и не было ничего. Вообще ничего. Ни мужа, ни того парня с платформы, ни Генриха, ни вообще всего мегаполиса. Сколько времени прошло с той поры, как оказалась здесь, во внешнем мире? Дней двадцать? Если и больше, то вряд ли намного. Можно ли за столь незначительный срок напрочь забыть всю прошлую жизнь настолько, что невозможно вспомнить даже лица тех, кто был рядом многие годы?

Анна коснулась ладонью живота. Если подозрения верны, будет ли у нее возможность стать настоящей матерью своему будущему ребенку? Сможет ли он вырасти на ее глазах, стать по-настоящему родным человеком, с которым можно просто общаться, чему-то научить, который будет в ней нуждаться, просто будет рядом? Мир жесток и суров, но здесь они оба никому ничего не должны, должны только себе, должны выжить. Это, конечно, совсем непросто, но ведь другим удается. Далеко не всем, но все же…

Впервые за все время, как оказалась за стенами мегаполиса, Анна почувствовала страх перед будущим. Были и раньше пугающие моменты, но то был животный страх смерти, угрожающей прямо здесь и сейчас, теперь же она боялась не умереть, а жить. Потому, что абсолютно не представляла, как, собственно, ей жить дальше, на что надеяться, чего ждать от существования в мире, где невозможно предугадать, чем закончится сегодняшний день и встретишь ли следующий рассвет.

Все-таки, она слишком много думает. Можно позавидовать всем этим людям, не обременяющим себя глубокими размышлениями, для них все просто и понятно. Так же все просто и для жителей мегаполисов, что изо дня в день выполняют свою рутинную работу просто потому, что убеждены – так надо. А вот Анна не понимает ни себя, ни обитателей убежища, вообще никого, может быть, она одна такая на свете, кого терзают постоянные сомнения, которая хочет что-то понять для себя, ищет ответ, не в силах даже задать самой себе нужный вопрос.

Даже с приходом ночи мысли не отступили, не давали покоя, разгоняли сон. Долгое время Анна лежала, уставившись в потолок, слушая сонное дыхание Айки. Осторожно отстранившись от девочки, Анна поднялась с койки и на цыпочках прокралась за дверь. Матвеич выполнил обещание, но лампочки, скудно освещавшие коридор, то и дело мигали. Аккумуляторы, заряжавшиеся от самодельного ветряка, работали не особо надежно, проводка, собранная из обрывков кабелей тоже не внушала уверенности в ее надежности.

Сделав пару шагов по коридору, Анна остановилась у каморки Деда. Из-за закрытой двери слышались голоса. Слова звучали неразборчиво, но голоса она узнала, один принадлежал самому старику, а вот второй… Похоже на Леху. О чем могут разговаривать среди ночи два таких разных человека? Вряд ли бродягу-охотника гнетут такие же мысли, как и Анну.

Как ни напрягала Анна слух, все же разобрать, о чем же именно идет беседа, она не смогла. Ну вот, теперь еще и об этом размышлений добавится, будет всю ночь громоздить догадки и предположения, так вообще спать разучится.

Злясь на саму себя за невозможность освободиться от собственных дум, Анна вернулась в свою комнату. Вопреки ее опасениям, усталость все же взяла свое и женщина уснула в обнимку с Айкой.

На следующий день сразу после завтрака мужчины занялись наладкой энергоснабжения, используя добытые Матвеичем детали и материалы, а женщины и дети продолжили утеплять убежище. Для жилья использовались лишь комнатушки полуподвала, верхние этажи постарались изолировать, завалив проходы и затыкая все щели свернутыми в жгуты тряпьем и лоскутами пластика. Материалы для этого натаскали загодя, сложив в кучу у самого выхода. Свободным оставили лишь проход на верхний этаж к ветрогенератору.

Почувствовав за спиной чье-то присутствие, Анна обернулась. Позади стоял Леха и пристально смотрел на нее.

– Чего тебе? – спросила Анна.

Все женщины, с которыми она работала, переместились в другие помещения, даже Айка куда-то убежала, они с Лехой оказались наедине. Хоть и не хотелось с ним разговаривать, но и молчать тоже было как-то неуютно, да и чтоб прогнать, все равно придется сказать хоть что-то.

– Ничего, просто смотрю, – ответил Леха.

Захотелось сказать что-нибудь колкое, но ничего не шло на ум. Да и бесполезно, тут ни до совести, ни до самолюбия не достучишься.

– Уходи, – просто потребовала Анна.

Тут же появилось странное чувство, что она сама не понимает, чего желает больше, чтобы Леха убрался подальше или проигнорировал ее требование. Вновь оглянувшись, женщина увидела его на том же месте. И снова странная двойственность ощущений, то ли хорошо, что остался, то ли нет. Такая неопределенность слегка разозлила. Видимо, придется поговорить.

Отложив инструмент, Анна повернулась к Лехе всем корпусом. Но едва она открыла рот, Леха вдруг переменился в лице и жестом призвал ее к молчанию.

– Что? – спросила Анна, тут же почувствовав безотчетную тревогу.

Вместо ответа Леха сорвался с места и выбежал в коридор. Анна последовала за ним.

– Все замрите! – крикнул Леха, устремившись к выходу.

Обитателями убежища овладела общая тревога. Снаружи послышался нарастающий рокот.

– Все здесь?! – крикнул Дед, оказавшийся за спиной у Анны. – Есть кто-нибудь снаружи?

– Вроде бы никого, – неуверенно ответил кто-то.

– Что происходит? – спросила Анна.

– Похоже на дрон корпорации, – ответил Дед. – Так далеко на север они редко залетают, но бывает. Наверное, разведчик, ищет поселения для чистки.

Анна бросила взгляд по сторонам.

– Айка! – крикнула она. – Где Айка?!

– Она пошла туда, – сообщил один из мальчишек, указав на выход.

– Зачем? – спросил Дед.

Мальчишка пожал плечами. Действительно, немая девчонка хоть и умела объясняться жестами, все равно понять ее дословно было сложно.

Анна устремилась к выходу.

– Стой, дура! – попробовал остановить ее Леха.

Оттолкнув его, Анна взбежала по ступеням. Леха догнал ее у самого порога, свалил с ног и прижал к бетону.

– Пусти! – прошипела Анна.

– Не дергайся, – потребовал Леха, все так же крепко прижимая ее к ступеням. – Девчонка немая, но не глухая, она тоже это слышит, и знает, что надо делать. Высунешься сейчас, тебя грохнут, а уже завтра сюда набегут чистильщики.

Хотя всем своим естеством Анна протестовала против того, чтобы просто сидеть и ждать, когда девочка где-то там, снаружи, совсем одна, без защиты, все же слова Лехи звучали убедительно. Она ничем не поможет Айке, если выбежит сейчас наружу и попадет в поле зрения дрона, пулеметы которого, по словам бывалых обитателей убежища, в состоянии раскрошить бетон. Пришлось стиснуть зубы и запастись терпением.

Рокот усилился. Леха потянул Анну назад, вдвоем они сползли вниз по лестнице. Закрывать сейчас дверь было бы опасно – дрон мог среагировать на движение. Сквозь дверной проем Анна увидела аппарат серебристого цвета, парящий над заснеженными руинами. Выбираясь из убежища, его обитатели старались не оставлять много следов своего присутствия, к тому же в постоянном сумраке на сером снегу следы были не очень заметны, так что можно было надеяться остаться незамеченными, главное было – не попасть в поле зрения видеокамер дрона.

Кажется, надежды оправдались – аппарат пролетел мимо, рокот его винтов постепенно затихал вдали. Оттолкнув Леху, Анна почти ползком подобралась по лестнице к распахнутой двери и осторожно выглянула наружу. Дрон, все более растворяясь в сером сумраке, окончательно скрылся за скелетами высотных зданий, что темнели поодаль.

Еще дальше высунувшись за порог Анна внимательно обшарила взглядом ближайшие развалины. В одном из оконных проемов мелькнула тень. Вглядевшись внимательней, Анна различила знакомый силуэт.

– Айка! – прошипела она. – Ну-ка, быстро сюда!

Даже если бы она крикнула во весь голос, с такого расстояния девочка вряд ли смогла бы ее услышать. Видимо, Айка интуитивно поняла, чего требует от нее обеспокоенная опекунша. Девочка выпрыгнула из окна и побежала к убежищу. Не преодолев и десяти метров, она вдруг споткнулась, упала, поднялась, но тут же снова упала.

Наблюдая за ней, Анна приподнялась.

– Чего она там возится? – пробормотал Леха.

– Арматура, – догадался Дед, подошедший сзади. – Она зацепилась за арматуру.

Изогнутые металлические пруты, повсюду торчавшие из обломков и сейчас занесенные снегом, в некоторых местах создавали настоящие капканы. Видимо, не разглядев их впопыхах под снегом, Айка угодила именно в такую ловушку.

Словно угадав намерение Анны, Дед схватил ее за плечо и сказал:

– Будь здесь, я сам ей помогу.

Не успев сделать и шагу, он тут же замер на месте и насторожился. Вновь послышался рокот.

– Дрон возвращается, – понял Леха. – Может, заметил ветряк наверху.

Оттолкнув их обоих, Анна устремилась к Айке.

Девочка и в самом деле зацепилась одеждой за торчащие из-под снега металлические пруты. Пропоротая зазубренными изогнутыми штырями штанина намоталась на арматуру, накрепко поймав Айку, все ее отчаянные попытки освободиться приводили лишь к тому, что девочка застревала еще больше.

– Успокойся, милая, – выдохнула Анна, обняв девочку.

Припав рядом на одно колено, она принялась распутывать узел из тряпок и металла. Айка тронула ее за плечо и указала взглядом наверх.

– Я слышу, слышу, – кивнула Анна, продолжая лихорадочно выпутывать штанину девочки из капкана.

Пальцы моментально озябли от снега и холодного металла, но Анна была готова рвать ткань зубами, лишь бы освободить девочку. Сейчас она не могла думать ни о какой опасности, она не могла потерять Айку. Женщиной овладело то самое отчаяние, которое уже испытала не так давно в мегаполисе, в кабинете Генриха, когда узнала, что у нее отнимут ее ребенка. Этого не должно случиться снова, она не может потерять еще и Айку.

Рокот двигателей дрона все усиливался, но Анна не оглядывалась на небо. Пусть случится что угодно, Айку она не оставит.

– Убери руки, – прозвучало над ухом.

Рядом плюхнулся Дед. Отстранив руки Анны, он ножом разрезал штанину Айки.

– Живо туда!

Дед указал на проем в развалинах, откуда недавно выбралась Айка. Все трое устремились к укрытию.

Переваливаясь через стену, Анна оглянулась. Серебристая машина зависла в воздухе. Неужели дрон их обнаружил?

Сильная рука Деда утянула Анну под защиту стены. Тут же загрохотали выстрелы, в оконный проем ворвался веер пуль, выбивая осколки из еще уцелевших внутренних перегородок.

– На пол! – скомандовал Дед.

Анна опрокинула Айку и накрыла ее собой, рядом упал Дед, закрыв голову руками. Осколки бетона и кирпича градом посыпались им на спины, клубы пыли заполнили все помещение. На минуту шквал огня прекратился. Приподняв голову Анна, прохрипела:

– Нас здесь завалит.

– Да, надо выбираться, – согласился Дед, кашляя от пыли, забившей глотку.

Снова веером полоснула пулеметная очередь. Под ударами крупнокалиберных пуль одна из стен между оконными проемами не выдержала и обвалилась, следом рухнула плита перекрытия. Дед толкнул Анну в плечо и указал вглубь помещения:

– Ползите туда.

Анна подтолкнула Айку. Стараясь как можно ближе держаться к полу, все трое начали пробираться к противоположной стене.

Пулеметная очередь снова смолкла.

– Насколько ему хватит боеприпасов? – поинтересовалась Анна.

– Надолго, – ответил Дед. – Его задача – либо ликвидировать нас, либо не выпускать отсюда, пока не подоспеют чистильщики. И вот они-то все здесь обыщут и всех перебьют, если не сумеем вовремя убраться.

– Отбиться не сможем? – спросила Анна.

– Пока эта штука в небе, у нас никаких шансов.

Используя затишье, все трое выбрались через брешь в противоположной стене на улицу.

– Укроемся там, – указал Дед на развалины следующего строения.

Когда все трое оказались под защитой стен, Анна спросила:

– И что дальше?

– Дождемся темноты и постараемся скрыться, – ответил Дед.

– А как же остальные?

– Они тоже все уйдут через запасной выход. Жаль, что много припасов придется оставить.

Рокот снаружи усилился, видимо, дрон облетел здание, которое только что обстреливал. Анна осторожно выглянула из оконного проема наружу, Дед тут же отдернул ее назад.

– Не высовывайся!

– Кажется, он думает, что мы все еще там, – предположила Анна.

– Вот пусть и дальше так думает, – сказал Дед. – Похоже, он не оснащен особой аппаратурой, нет ни тепловизоров, ни чувствительных микрофонов, сможем его обмануть.

Вновь осторожно бросив взгляд наружу, Анна вдруг увидела силуэт в оконном проеме верхнего этажа их убежища. Сложно было бы узнать фигуру человека с такого расстояния, но ей показалось, что это Леха.

– Что он там делает? – недоуменно пробормотала Анна

Человек явно не собирался прятаться, напротив, выставился из укрытия чуть не по пояс, держа в руках арбалет. Неужели собрался стрелой поразить вооруженную пулеметами летающую махину? Вновь загрохотал пулемет. Но прежде, чем пули раскрошили стены, взбивая облако рыжей пыли в том месте, где находился стрелок, стрела сорвалась с тетивы. Ровный рокот винтов ослабел, к нему прибавился свистящий звук, а вскоре послышался скрежет, грохот обваливающихся стен, все вокруг задрожало, затем все смолкло.

Анна выпустила Айку, которую инстинктивно прижала к себе в попытке защитить от всего, чего угодно, оглянулась на проем и недоверчиво пробормотала:

– Не может быть…

Дед сам выглянул наружу, озадаченно хмыкнул и произнес:

– Признаюсь честно, сам впервые такое вижу.

Уже не таясь, он перевалился через стену наружу. Анна и Айка последовали за ним.

То, что еще оставалось от здания, которое обстреливал дрон, окончательно превратилось в нагромождение обломков. Сам дрон лежал рядом, на треть заваленный кирпичом и бетоном.

– Посмотри-ка, – Дед указал Анне на винты дрона.

Оси двух из них оплетали обрывки тонкого стального троса. Видимо, тросик был прикреплен к арбалетному болту и, попав под лопасти, застопорил двигатели. Возможно, это не привело к полному выходу аппарата из строя, но вполне хватило даже временной потери управления, чтобы дрон врезался в здание, из-за чего отказала вся автоматика.

Именно такую версию высказал Дед, осматривая сбитый дрон. Слушая его, Анна оглянулась на оконный проем, в котором видела стрелка. После обстрела дроном, этот проем превратился в бесформенную брешь.

Дед продолжил осматривать сбитый коптер, Анна направилась к убежищу, Айка последовала за ней.

В убежище было намного оживленнее, чем обычно: его обитатели выносили из своих комнат свертки и складывали их в коридоре. Похоже, как и говорил Дед, все жители срочно собирали вещи, чтобы покинуть здание.

– Матвеич, где Леха? – спросила Анна, ухватив механика за плечо.

– Был наверху, больше его не видел, – ответил тот.

Получается, стрелком и в самом деле был именно Леха. Но где же он сам?

Протиснувшись в узкую щель двери в конце коридора, Анна поднялась наверх.

Она и в самом деле увидела Леху. Бродяга неподвижно лежал на груде битого кирпича лицом к небу.

Анна осторожно приблизилась. За эти несколько шагов она испытала прилив противоречивых чувств: то едва не срываясь на бег, то чуть не отступая прочь, лишь бы не видеть еще одну смерть.

Леха был жив. Скосив взгляд на Анну, он едва слышно выдохнул:

– У меня получилось?

– Получилось, – кивнула Анна.

Сквозь кирпичную пыль, покрывавшую Леху с головы до ног, на груди проступали бурые пятна. Глядя на него, Анна почувствовала абсолютную беспомощность. Она не знала, просто чувствовала, что этот человек умирает и она ничем не может ему помочь. Забылись все обиды, вся злость на него, просто не хотелось, чтобы он вновь ушел из ее жизни, теперь уже навсегда. Но он уходил. По глазам Лехи Анна поняла – он сам знает, что умирает. Губы Лехи скривились, словно попытался напоследок ухмыльнуться, как обычно.

– Всегда хотел попробовать свалить такую хрень, – прошептал он.

Его взгляд застыл на лице Анны.

За спиной послышался вздох. Анна оглянулась, позади стоял Дед. Старик шагнул к умершему, накрыл ладонью его лицо и закрыл ему глаза.

– Он сделал это для тебя, – произнес Дед.

– Я знаю, – прошептала Анна.

Горло неожиданно сдавило так, что стало трудно дышать, глаза налились тяжелой влагой.

Дед тронул ее за рукав и сказал:

– Идем. Мы все уходим отсюда. Дрон наверняка послал сигнал и чистильщики получили заказ.

Анна молча кивнула, не в силах выдавить из себя хотя бы слово. Казалось, что за последнее время жизнь закалила уже дальше некуда, заставила принять решение, что больше она никогда не сдастся никаким обстоятельствам, будет бороться из последних сил, и вот снова полная апатия, стало абсолютно все равно, что будет дальше, и будет ли вообще. Дед взял Анну за руку и повел за собой, она беспрекословно повиновалась, как послушный ребенок.

Тело Лехи так и осталось лежать на груде кирпичей. Здесь не хоронили умерших и погибших, оставляя тела на съедение крысам и каннибалам.

Собрав все свои нехитрые пожитки, обитатели убежища покинули здание. Передвигаться старались по вершинам завалов из битого кирпича и бетона, образовавшихся в результате обрушения стен. Это добавляло трудностей, зато беглецы почти не оставляли следов, поскольку ветер выдувал снег со всех возвышенностей.

Уходя, Анна оглянулась на сбитый дрон. В глубине сознания слабо шевельнулась мысль, что если в этой машине есть кабина, как в той, про которую рассказывал когда-то Леха, можно было бы починить эту штуку и на ней попасть обратно в мегаполис. Только вот зачем? Что это изменит для нее, для этих людей, что бредут впереди, для Айки, для ее будущего ребенка? Анну ждет утилизация, их общий с Лехой ребенок так и не появится на свет, а все те, кто еще населяет внешний мир, так и будут вечно бежать от других таких же вечно голодных людей, будут бояться жить, будут умирать, покорно принимая свою участь. Человек не должен так жить. Но как изменить жизнь? Как изменить самих людей, здесь и там, живущих под куполами мегаполисов? Возможно ли это? Или все они обречены на вымирание?

Стараясь не оставлять следов, покинувшие свое убежище люди уходили в темноту. Уходили молча, без мыслей, без надежды.


30.12.2020. Пермь.


Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.