Сказки Белого Ворона [1–10] [Эна Трамп] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Сказки Белого Ворона


ОДИН ЧЕЛОВЕК И МОРЕ 

Партизанские отряды занимали города.
Приходили командиры, расходились кто куда.
Туалетная бумага, маринованный редис.
Выплыл месяц из тумана, сказка будет впереди.
Город стоял на берегу моря. Он был поэтому не похож на все другие города.

В этом городе была всего одна улица — но уж зато какая широкая, прямая и красивая, каких поискать. По краям этой улицы росли стройные кипарисы, и еще китайская мимоза и магнолии, розы и акации, а то, например, настоящие пальмы и ровные подстриженные кусты лавра, засушенные листья которого только в магазинах и продаются в других городах, чтобы класть их в суп, — здесь же можно было нарвать этих листьев прямо на улице и положить в суп, но никто так не делал. То есть, может и делали, — жители этого города, ведь все они работали в ресторанах или специальных суповых ларьках, что стояли по краям этой улицы. Но те, кто приезжал в этот город — им бы и в голову не пришло сорвать листик-другой вкусно пахнущего лавра, чтоб положить в суп. Разве они затем приезжали в этот город, чтобы варить суп? Нет, они приезжали посмотреть на море.

Улица начиналась прямо от аэропорта, с другой стороны которого был железнодорожный вокзал, так что приехавшим стоило только дождаться в длинной очереди, пока им выдадут назад их чемоданы, сделать с десяток шагов — и они оказывались на этой широкой и прямой дороге, по которой к тому же было так удобно шагать — все вниз и вниз, до ­самого моря! И еще цветы и деревья, которые росли по обе ее ­стороны, расцветали все по очереди, так что круглый год над улицей плыл какой-нибудь запах, один другого чудесней и невероятней.

Но запах запахом, а разве стоит из-за какого бы то ни было, пусть самого замечательного запаха, ехать так далеко? А вот: по краям этой волшебной улицы, я же говорю, стояли не одни лишь кусты и деревья, а еще всякие суповые ларьки и рестораны и ресторанчики, маленькие и побольше, — и совсем большие, в три этажа, — эти рестораны были ближе всего к аэропорту, и самые новые, так что, зайдя в такой ресторан со всеми своими чемоданами, можно было больше вообще никуда не идти: ведь с третьего этажа, под самым небом, уже было видно море, находящееся на самом деле еще довольно далеко — в самом конце этой прямой и длинной улицы, а тут подавали такие прекрасные и вкусные блюда: улиток мидий, например, свеженьких, только что из воды! а крабовый салат с лимоном? А совсем недорого можно было купить и самого краба — страшного, клешнястого, отлакированного для еще большего ужаса — чтобы поставить дома на комоде, и чтоб друзья и соседи, увидев такое чудо, надолго застывали с раскрытым ртом — конечно, они-то не видели моря. А ресторан не закрывался ни днем, ни ночью, а если кто начинал позевывать, то к нему тут же подходила красивая официантка в тельняшке и спрашивала — не хочет ли он прямо сейчас улечься в мягкую кровать на чистую белую простыню в отдельном номере с вентиляцией — а пройти-то всего надо было с третьего этажа на первый! Так что многие приехавшие в этот город на десять дней, например, все десять дней так и просиживали в таком ресторане и уезжали премного довольные. Но тех, кто не попался на эту удочку, а продолжал идти к морю — вниз и вниз по прямой и гладкой улице — тех ждали еще в триста миллионов раз большие чудеса.

Суповые ларьки? Никто на них и не смотрел, я вам говорю, — суповые ларьки содержали самые бедные жители города, почти нищие, — взять ящик на задворках ресторана, втиснуться с ним в какую-нибудь щель, да еще кастрюля нужна — вот тебе и суповой ларек! Ну, правда, суп в них варился превкусный — да отчего бы ему таким и не быть, если все для него росло прямо по краям этой улицы, стоило только зайти за магнолии: от картошки, шкурка с которой сама сдирается, стоит взять ее в руки, до перца-стручка и укропа — а укроп рос в три метра и с ногу толщиной, и никому из приезжих и в голову бы не пришло, что это укроп, даже увидь они его! Но они его не видели, да и супа не пробовали, до супа ли тут!.. Ведь вся эта улица была просто вплотную уставлена стеклянными и пластмассовыми киосками, раскрашенными в такие цвета, чтобы и ночью было видно, красивыми, как игрушки, и каждый киоск на разные голоса расхваливал и расписывал то, что внутри него, а внутри... Тут были конфеты в таких красивых бумажках, что любой ребенок, получив первую такую конфету, просто не знал, что с ней делать, и все норовил припрятать ее подальше в задний кармашек трусиков, чтобы потом, где-нибудь в укромном уголке, всласть наглядеться на эдакую красоту, не боясь, что ее отнимут или она сама собой растворится в руках. Тут было самое главное — вовремя развернуть такую конфету и впихнуть ребенку в рот, пусть бы он даже ревел ревмя и отплевывался, в отчаянии от того, что попортили бумажку, — но уж тогда бумажка мигом забывалась и