Кирибан [Эна Трамп] (fb2) читать постранично

Кирибан^[1]

Накуртка вернулся в места, где родился: много южней больших пространств и лесов.

Он приближался, старясь с каждым метром. Если бы он не был такого маленького роста, он бы согнулся. Зрение его испортилось на близкие расстояния. Например, он не мог читать книг. На кой ему эти книги?

— Или наоборот, становясь Павлыком. Он прищурился, чтобы увидеть под ногами здешних крупных муравьев. В детстве часами смотрел на муравьев. Маленький — как раз им впору.

Муравьев нет, муравьи перестают лазить при температуре 8 градусов. Сейчас зима. Здешняя зима: плюс 2.

У него была сестра, умерла. У сестры были дети — племянники.  У племянников были дети. Они давно жили в городе. Летом приедут есть арбузы и абрикосы.

Племянники смотрели на него с ужасом, когда он вошел в дом.

Дяде Павлу отвели дальнюю комнату. Комната почти не отапливалась. Накуртка мерз. У себя в лесу он совсем не мерз.

Утром он пошел знакомиться.

Он познакомился с продавщицей магазина. Накуртка ее рассмешил. Он помнил магазин деревенской лавкой, в которой сапоги стоят рядом с трехлитровыми банками с солеными арбузами и виноградным соком. Теперь ассортимент побогаче. Удивительно, что расположение магазина не изменилось; и сам магазин не изменился, кроме дешевых пожелтевших панелей, которыми обиты внутренности.

— Я могу расписать стены, — предложил Накуртка.

Продавщица задумалась. — Спытайте хозяина.

Хозяин магазина, ровня племянниковых детей. Это хороший признак. То, что она посчитала его знающим этого хозяина.

Накуртка вышел из магазина. О работе он не беспокоился. Работа его найдет.

Деревня была большой. Теперь разложилась на отдельные хутора; оставшимся крупным куском владел Дима же есть. Торговал своих кур и яйца в своем магазине. Все тропинки в деревне сходились к Диме. Кроме Димы, и некуда больше пойти.

Через день Накуртка красил его дом. Дима долго думал. Ему, конечно, уже передали о чудесном возвращении то ли с Французского Легиона; а то ли просидел всю жизнь. Сам не знал Дима, почему согласился: дом освежали позапрошлым летом. Наверно, из любопытства. Или потому что сам был приезжий.

Племянники немного пришли в себя от Накурткиного явления. Племянники — это так: один племянник, здоровый мужик, и его бородатая жена, улыбчивая, как журавль у колодца. Накуртка им на вид тянул во внуки; даже — в правнуки.

— Дядя, — сказал племяш, хукнув для храбрости. А — дядя? Ну, был, давно умер, мать говорила. Хотя мать назвал; и всё тут, видно, знал. Кто он им?! К себе в комнату скрёбся по стенке; и там, как муравей. Муравьи в доме — это как?  — Ты нам тут… — наливаясь гневом: — Мы тебе тут… — сливаясь: — …мешаем. Приедут, та… — он неопределенно махнул рукой.

Накуртка беспрекословно ушел в сад. В саду на цепи сидел собака. Желтый алабай; старый. Накуртка подразнил его. Волкодав долго думал, нехотя щелкнул зубами.

Дом был беленький; беленый, недавно; оплетен он был, сейчас сухим, виноградом. Деревья торчали сиротливо, чуть выше Накуртки, насквозь просвечивая кривыми ветками. Летом будут как сплюснутые сверху шары, и в шарах мерцают нежные яркие шарики. Пять лет; потом спилят, засадят новыми.

Бань тут не строили: кто зимой моется? — холодно мыться. А летом — вон душ в саду, с баком, мойся.

Накуртка переселился в сарай. В сарае было немногим холоднее, чем в дальней комнате. Ему надо было закончить работу.

Дима внезапно решил всё закрыть сайдингом. Ладно — пусть докрасит. Можно ж не платить.

Но ему понравилось. Накуртка крыл ровным коричневым цветом, как утюг. Дом был, как все, не деревянный — откуда здесь дерево — из плитняка, ракушечника. Вместо того чтоб побелить. Не как все. Краску он взял у продавщицы, в Димином магазине: лет десять стояла.

Они вошли в дом. Дима зачерпнул из бидона. За самогоном тут тоже ходили к Диме.

Накуртка качнул головой. Улыбнулся: — Язва, — показывая на живот.

Разговаривал один Дима — но этого не замечал. У него сложилось впечатление, что беседует он с очень умным, понимающим человеком. Дима переселился с полуострова на материк (обычно — наоборот). Два часа он, горячась, затирал про политику. Приходила Димина жена; подносила фаршированные кабачки и арбузы.

В два часа ночи Накуртка вошел в сад и отвязал собаку.

Синий в темноте алабай смотрел печально и мудро. Накуртке пришлось его распинать, чтобы он встал и потащился к калитке. Цепь, бренча, вилась по тропе.

На проселочной дороге Накуртка нашел камень и разбил цепь. Она была старая, ржавая, волкодав мог бы ее раскусить, если бы так не ленился. Осталось пару звеньев у ошейника.

Светало, когда их обогнал Димин форд: с похмелья хозяин всех мест спешил делать бизнес.

Через час он обогнал их еще раз.

На этот раз дал по тормозам: маленький человек с огромным собакой шли по обочине; шли и шли — и все-таки они оказались впереди Димы.

Дима вспомнил, что вчера не докончил за политпку.