Осторожно! Двери закрываются [AnnAndLis] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

AnnAndLis Осторожно! Двери закрываются

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция “Сокольники”. Уважаемые пассажиры, при выходе из поезда не забывайте свои вещи.

“В который по счету раз слышу эту фразу?” – лениво и вяло вдруг потревожил внутренний голос уже устаканившийся белый шум в голове. Лена сидела на лавочке по центру платформы между путями метрополитена, держа ногами и руками виолончель в чехле; рюкзак со спины перекочевал под левую руку на ногу. Девушка наблюдала за потоком людей, приезжающими и уезжающими поездами, слушала внешний шум, вдыхала любимый аромат шпал, выключив мыслительный процесс.

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция “Сокольники”, – из ближайшего вагона раздался уже знакомый голос диктора. -… не забывайте свои вещи.

“А если забудешь, то что?” – странная мысль. Сама Лена определяла ее как странную, потому что раньше она не задумывалась даже об этом. – “Больше никогда не увидишь эту вещь? Значит, не сильно она тебе нужна была. Если твоя, значит, добрые люди сдадут ее дежурному по станции, и у тебя будет шанс вернуть потерянное, если ты обратишься за ним. Это как возвращаться к бывшему: можно обнаружить, что ты чуть не потерял самое ценное, что могло быть у тебя сейчас в жизни, или, наоборот, понять, как легко ты все это время обходился без потерянного. А если украдут, значит, точно не твое, нечего и держаться за него. Да ты и не держался, если забыл вещь в метро. В метро! – В месте, где каждый день проходят десятки тысяч самых разных людей. Кстати о людях”, – Лена достала телефон из внутреннего кармана куртки и посмотрела на светящийся экран: ни звонков, ни сообщений. Прошло пятнадцать минут.

“Возможно, он попал в пробку в наземном транспорте. Торопиться некуда – без него все равно я не могу отсюда уйти”.

Лена приехала в Москву на конкурс. Сегодня была единственная возможность сыграться с пианистом перед завтрашним прослушиванием, поэтому все, что оставалось музыканту сейчас, это отключить по возможности тревожные мысли и эмоции и просто ждать. Ждать накануне выступления (не важно, насколько ответственный конкурс) как дополнительно накручивать и без того нервное состояние. Конкурс есть конкурс, завтра предстоит соревноваться в полную силу, а для этого ее надо иметь. Пианист, с которым Лена играла в родном городе, не смог приехать по причине концерта с другим студентом: “Конечно, нас же у педагога много, а Леониду пианист, конечно, нужнее на концерте в Казани, чем мне на конкурсе в Москве!” Да, жестокие времена требовали категоричных решений. И добрый друг из Москвы нашел того, кто согласился завтра вместе с девушкой выступить на конкурсе. “Жаль, Марина не может со мной завтра сыграть: мы были отличной концертной парой”.

Марина, друг и партнер Лены по сцене, как раз год назад переехала в Москву, но сама не могла с ней пойти играть, так как была в этот день в другом городе на конкурсе с новыми студентами из нового места работы.

“Это нормально. У каждого своя жизнь”.

Достала еще раз телефон. Прошло уже полчаса. Романа Георгиевича нет.

Станция метро “Красносельская” была маленькой станцией с нешироким перроном, но изумительно красиво оформленным залом. Мрамор желто-коричневых тонов успокаивал, дарил чувство безопасности и защищенности. Холодная колонна, на которую иногда Лена, вздыхая, прикладывала голову, будто мама или папа послушно стояла и оказывала поддержку голове девушки столько, сколько ей было необходимо. Если бы эта колонна была мамой, она бы положила руку на плечо музыканта, погладила бы по голове и сказала: “Все будет хорошо. Я с тобой”. А большего сейчас и не надо.

Мама Лены, естественно, осталась дома, в Казани: у нее своя работа, да и девушка уже не маленький ребенок, чтобы сопровождать ее на одно турный конкурс, пусть и в Москве.

– Осторожно, двери закрываются…

“В какой по счету раз уже слышу это объявление?” – Лена вздохнула, пустым взглядом уставившись в вагон, закрывающий двери и трогающийся с места. Решив не заострять внимание на ожидании, виолончелистка снова стала наблюдать за жизнью вокруг. Люди спешили, шли, торопясь, обгоняя друг друга или следуя потоком в одном быстром темпе. Рядом с Леной никто не садился на лавочку: поезда приезжали так часто, что народ не успевал скопиться до такой степени, чтобы кому-то захотелось сесть. На девушку никто не смотрел. А она смотрела, вглядывалась, впитывала в себя каждый момент настоящей жизни. И вдруг почувствовала огромную Любовь, ту самую, безусловную ничего не требующую, а только желающую давать Любовь.

Любовь к Москве.

И, как часто бывало в таких случаях, пришли стихи:


“Люблю Москву душою страстной
За то, что нет такой другой!
Я нахожу ее прекрасной.
Москва, люблю я облик твой!
Здесь шум метро как стук сердечный
(По венам быстро кровь бежит).
О, этот город долговечный, -
Его ничто не устрашит!
Цветет сиренью пышно, скромно
(И люди кажутся добрей).
Как будто бы бежишь проворно, -
Вслед дивный аромат лилей.
Москва, люблю тебя бессильно!
Не любят так живых людей.
Величественна и массивна.
Я преклоняюсь перед ней.”

Хоть Лена и звалась музыкантом, с момента, как научилась писать, сказала, что хочет быть Писателем. Но так как в семье это порицалось, а дар не мог не находить выход, у Лены стали писаться стихи.

– Москва – слишком быстрый для меня город, здесь постоянно энергия бьет ключом. Я не вывожу ее темп, – призналась как-то своему московскому другу Лена. Они, кстати, завтра должны были встретиться: он обещал прийти на ее выступление на конкурс послушать и поддержать. А сейчас вдруг стала испытывать бесконечную любовь и благодарность этому чужому городу.

“Словами не передать, что я чувствую”, – и у Лены действительно не хватало слов передать восторг от весенней Москвы. Да, вечером еще было холодно и мерзляк Лена не могла ходить без легкой шапки, но на деревьях уже пробивалась молодая листва, местами даже кто-то цвел. И темп, который Москва держит круглосуточно, перестал наводить ужас и желание остановиться: Лена абстрагировалась от чужого темпа жизни и как будто вернулась к своему, более размеренному, но не менее живому. И чужой город сразу обрел новые краски! А сколько людей ей помогло, когда виолончелистка сомневалась в своей навигации и подходила к кому-нибудь с уточняющим вопросом.

“Вежливо спросишь, тебе вежливо ответят”, – убеждение Лены, которое еще ни разу ее не подвело.

– Здравствуйте! – обратилась она к сотруднику полиции, ставя виолончель на ленту. – Скажите, пожалуйста, мне на Красносельскую в какую сторону садиться?

– На правую. Вы увидите, там будет указатель сверху и на стене, – спокойно ответил сотрудник ппс.

– Благодарю вас! – улыбнулась Лена и пошла хватать свой инструмент, выезжающий с другой стороны просвечивающего аппарата.

Мелочь, а как приятно! Хотя кто-то говорил из знакомых, что в Москве люди злые, но Лена таких не встречала. Все на ее пути были вежливые и отзывчивые, а кто не мог помочь, улыбался и извиняясь сообщал об этом.

Очередной вздох с улыбкой на губах и полилось новое стихотворение:


“От скорости закладывает уши. -
Эй, машинист, куда ты так летишь?
Столицу, знаю, что не встретишь лучше, -
Ее лишь силой сердца покоришь.
Летит, спешит, несется поезд резво.
Людьми вагоны полнятся порой.
Разделена на разные отрезки.
Ведет своим величием за собой.
Шумит метро – в движении жизнь наша.
Что день, то праздник разный у людей.
Не знаю я столицы ярче. Краше.
Смотри по сторонам, шагай бодрей!
Куда идут и кто – какое дело?
Закладывает уши – скорость «сто».
Шагай вперед, открой столицу смело!
И выйти не забудь ты из метро.”

“Все-таки я бесконечно люблю этот мир. И не важно, какой завтра будет результат”, – улыбалась Елена. Ей повезло приехать сейчас в Москву, потому что год назад она победила на казанском фестивале, где в качестве приза фонд оплачивал поездку на конкурс. Надо было срочно ехать, а Москва, как и Россия, – щедрая душа, в том числе и на музыкальные состязания. Претендовать на победу, конечно, глупо, но и с просто дипломом Лена не готова была уезжать домой.

Пришедшие стихи взбодрили и вселили некоторую надежду на лучшее, но пребывать в этом состоянии долго не удалось.

– Привет, долго ждала? – Роман Георгиевич вышел откуда-то из-за спины.

– Здравствуйте, Роман Георгиевич! – вернулась из своих мыслей девушка. – Ничего страшного, здесь, конечно, сквозняк, но лучше, чем ждать на улице, – улыбнулась.

– Отлично. Идем!

Они поднялись на выход из метро (в итоге Лена прождала пианиста сорок пять минут на скамеечке) и направились в музыкальную школу, где работал новый знакомый пианист.

– Ты извини, автобус долго не шел, а потом еще и в пробку попал… – объяснялся Роман Георгиевич, пока Лена вглядывалась в Москву, на которую уже легла ночная мгла. Особенно, конечно, радовали глаз кусты, полные молодой листвы, потому что до Казани эта роскошь еще не добралась.

– Ничего страшного, я бы все равно вас дождалась.

– Может, на “ты” перейдем? Мне как-то некомфортно, мне всего тридцать пять лет, – сконфуженно замялся мужчина.

– Но вы же педагог, а я студентка. Я не могу переключиться так быстро, – извинилась Лена. Виолончель стучала по ногам, рюкзак в руках. Идти приходилось немного внаклонку вперед.

– Так что ты играешь? Я распечатал ноты, но не успел посмотреть, – они пришли к школе.

– Я привезла вам ноты моего концертмейстера со всеми пометками и загнутыми для переворотов уголками. Ничего страшного. Сейчас приедем к вам в школу и все вместе посмотрим, я сразу вам все покажу и объясню, где какие замедления как делаю.

Вернулось волнение. Завтра на сцене придется отвечать не только за свое выступление, но и контролировать сыгранность с пианистом. Проблема была в том, что они знали друг друга первые сутки лично, а как музыканты еще только ехали знакомиться. То есть они абсолютно не были сонастроены друг на друга, чтобы чувствовать и понимать что происходит с партнером во время исполнения на сцене.

В итоге для сыгрывания было всего полтора часа: смешное время для тех, кто завтра собрался вместе играть на соревновании. Однако другого пути просто не было, поэтому оставалось только одно: идти по нему до конца.

Благодаря тому, что школа имела свойства закрываться, как бы подольше в ней нельзя было находиться, Лена спокойно успела на метро. Красная ветка была самой любимой, потому что каждый приезд девушка перемещалась только по ней. Человеку свойственно любить то, что он знает, и бояться того, что неведомо. Раньше Москва была чужой неведомой, поэтому пугала, а когда Лена стала ездить сюда каждый год то на конкурс, то на фестиваль, город перестал пугать и стал привлекать.

– Осторожно, двери закрываются, следующая станция “Охотный ряд”, – сообщил все тот же уже поднадоевший за время ожидания пианиста на станции Красносельской мужской голос.

“Надо не забыть выйти”, – Лена вдруг почувствовала наконец усталость, накопившуюся за последний месяц: учеба, интенсивная подготовка к конкурсу, усиленные занятия на виолончели, почти бессонная от нервного перевозбуждения ночь в поезде, день на ногах, ночные занятия (пришлось сыграть завтрашнюю программу три раза целиком, не считая первых “ознакомительных” проигрываний) и дорога домой, в отель.

Двери открылись. Девушка вынесла перед собой инструмент, закинув рюкзак на плечо.

Родной “Охотный ряд”. Сколько с этой станции она уезжала и сколько раз приезжала в каждую свою поездку, ведь именно на этой станции живет друг, с которым завтра предстоит встреча. Но она будет завтра. А сейчас, сейчас, Лена прижимает к себе виолончель, разглядывая станцию московского метрополитена, и думает о том, как пойдет домой по одной из центральных улиц ночной Москвы и будет любоваться, запоминать каждый огонек в том или ином здании, помечтает, как сходит перед отъездом погулять в Александровский сад будучи лауреатом завтрашнего конкурса и как будет дышать – легко и свободно, подобно поездам, проносящимся мимо.