Нам с тобой нельзя [Юлианна Орлова] (fb2)

Нам с тобой нельзя Юлианна Орлова

—Ты никуда не пойдешь, девочка. В комнату бегом, — цежу, наблюдая, как она испепеляет меня злобным взглядом. Он проходится по мне бритвой. Остро, но я заслужил.

—Пойду, пойду и буду делать там все, что захочу, — стискивает тонкую ткань платья в руке и старается не смотреть в глаза. Разукрашенная, красивая, зараза.

Не платье, а издевательство. Я скорее прикую тебя к батарее, чем позволю мужикам пялиться на тебя полуголую.

Сука, выедает мозги просто эта ситуация.

—Хочешь, чтобы тебя отымели в туалете? Так видишь себе приятное времяпровождение? Как заправская проститутка? — Света дергается как от пощечины. Слезы наворачиваются на глаза цвета чистого неба. Опять довел.

Она мне не племянница. Не племянница. Она мне никто. Если повторять часто, смогу наконец-то осознать.

—Как ты…мог? — голос срывается, девочка упорно пытается сдерживаться. Слушай и злись, но поднимись в свою комнату, не беси больного на голову придурка.

 Взгляд утекает в обтянутую тонкой тканью сочную грудь.

Не смотри туда, не смотри. Нельзя. Рашидов сотрет тебя в порошок. Да и сам ты не посмеешь ее коснуться. Больше нет.

Фигурка начинает мелко дрожать, от обиды или от боли, не ясно. Она обхватывает себя руками и смотрит на меня своими невозможно чистыми глазами в то время, как я впитываю ее страх и возбуждаюсь.  Содрать одежду и разложить на столе. Хватая за пышную блондинистую копну волос. Срывая с губ крик наслаждения. Ублюдок.

Все тело словно в огне.

 —А хотя да, я именно такой и буду. Ты ведь теперь ожидаешь от меня только этого.

Контрольный выстрел в голову, сейчас. Я переломаю ноги любому, кто подойдет к тебе. А потом закатаю в асфальт.

 Света хватает сумочку на бегу, ноги на высоченных каблучищах заплетаются. Пытаюсь поймать, но она злобно вырывается, скребется как кошка. Со спины вдалбливаю в тело, распластываю по груди. Маленькая нежная и не моя. Никогда не будет моей.

Нам нельзя.

— Отвали от меня, придурок, иди к своим проституткам и им указывай, что делать. Я все папе расскажу! ВСЕ!

В этом все звучит конец для нас обоих. Да я сам готов сказать уже, сам!

—Зачем ты доводишь меня, Света? Зачем? — голос хрипит, скольжу кубами по волосам на загривке. Это взрыв сверхновой. Это мое безумие.

—Отпусти меня, — слезы текут по щекам девушки и оседают на моих ладонях.

Плач кислотой выедает внутренности.

—Не могу.

—Отпусти меня, отпусти, — вырывается, но делает хуже только себе. —Я хочу свободы! Ты мне вообще никто!

Я, черт возьми, счастлив, что мы чужие люди.

—Перетопчишься, — блокирую ноги своими. Нежный запах ванили сводит с ума. Ну что за наказание?

Я никогда не дам тебе свободы.

—Я все равно сбегу!

Отрывисто разворачиваю ее к себе и, цепляясь за подбородок, шиплю в полу распахнутые губы:

—Только попробуй, мать твою!

—Ненавижу тебя, ненавижу, — кричит и бьет маленькими кулачками по груди.

—Тем более, мне терять нечего, — сдавливаю фигурку, втискивая в пространство между двумя колоннами. Глаза Светы расширяются от ужаса.

Бойся меня, правильно.

2

НИКИТА

Парилка в помещении подпольного казино кажется логичной, а баба рядом со мной уже нет. Раздражает. Но зато все как на подбор. Блондинка и голубые глаза.

Сука, опять одно и то же, методичные попытки стереть из памяти образ той, которая и не должна была там поселиться. Надо переходить на брюнеток, не вставляет. Суррогат.

—Котик хочет мур? — противный голос режет ухо. Она не похожа на нее, Макар, не похожа. Только внешность и то с трудом и раком. Тянется ко мне всем телом, пытается показать во всей красе. Что я там нахер не видел.

Тонкая наманикюренная рука касается плеча и ведет к шее. Как по маслу. Отшатываюсь так резко, как будто не рука, а змея ползет. Не раздумывая, скидываю. Отвращение моментально вызывает тошнотворный привкус во рту. Иметь сзади — одно, позволять трогать — другое.

—Пошла отсюда быстро, чтобы час не видел, — кидаю стопку баксов на стол. Накаченная во всех местах девица тучно поднимается с диванчика и под сальные взгляды мужиков шагает к покерному столу, демонстрируя свою едва ли скрытую пробоину между ног каждому в зале.

—Слушай, поделишься? Сочная, — гнусаво проговаривает компаньон напротив.

Пьяный взгляд блуждающе следит за моей давалкой. Коллективной давалкой. Удачно устроившейся на мне временно.

—Как звать?

Не помню имя. Ася, Слава, Катя? Все стирается в одно беспросветное полотно бесконечной вереницы баб. Трахаешь — забываешься. Новая. И так по кругу.

Оттягиваю рубашку и противно морщусь.

Все никак не могу стереть с себя ощущения, что покрылся жиром от ее прикосновений.

—А мне почем знать? — прикладываюсь к стакану с вискарем. Самый лучший друг. Не предаст никогда.

—Тоже верно, еще тратить свою память на бесполезняк. Так что? Дашь попользовать?

Она уже уходит в утиль. Увы и ах, даже механическая долбежка не может вытравить из мозгов ядовитые мысли о той, которую мне нельзя.

—Забирай, — прикуриваю уже вторую сигарету за полчаса. —Давай к делу, Рашидов согласен на условия, в общем и целом, нас волнует, как скоро поставка будет в области, — выдыхаю дым колечками, вспоминая, как она ругала меня за то, что курил.

А теперь я курю много. Даже знаю, что она бы сказала на это, если бы только увидела. И пью больше положенного. А как уж я езжу по дороге ей лучше не знать в принципе.

Хватит, блядь, мне мозги варить, хватит! Даже в уме нет покоя. Опрокидываю в себя очередной бокал виски со слабой надеждой о том, что поможет. Не помогает же, уже сколько времени не помогает, лишь хуже делает.

—Да хоть завтра, все на мази. Приправлен каждый, пройдет без сучка без задоринки.

Киваю одобрительно, мечтая поскорее убраться.

—С тобой приятно иметь дело.

—И с тобой, — мужик тянет лыбу, допивая залпом очередную порцию пойла.

Затяжка. Еще одна.

—А теперь развлечения, —с веселой улыбкой переманивает мою спутницу на сегодняшний вечер к себе. Та рада и такому. Любому. Лишь бабло отстегивал.

Прикрываю опухшие от бессонницы глаза. Столько выпил, что уже бы домой, но я упорно впитываю в себя приглушенные басы, раздающиеся со второго этажа. Де-юре мы якобы в клубе. Де-факто в аду, где люди разменивают жизнь на возможность сыграть. Запах похоти и разврата смешивается с жаждой игры, наживы. Она противным комом оседает в глотках алчущих бабла.

Бабки, сука, бабки. Везде бабки.

 Едкий дым заполняет легкие, ни черта не помогая внутренней агонии. Девицы вьются вокруг меня бесконечным потоком, но всех отправляю.

—Слиняла отсюда быстро, — очередная фифа пытается привлечь внимание радикальным методом, усаживаясь на ноги. Один взгляд в глаза, и все мутнеет, вспарывает кожу, добираясь до нервов, чтобы выдрать с корнями.

Голубые. Сука, голубые глаза и такие волосы…как у нее. Светлый оттенок, неподдельный цвет, некрашеный. Мягкими волнами опускается до плеч, касаясь белоснежной кожи. Одно касание к ним и меня прошибает насквозь. В желании облапать каждый сантиметр практически теряю разум.

Она близко. Солнечная девочка.

—Я Света и мне скучно, — облизывает пухлые губы, оставляя влажный след на подрагивающей плоти. — Поиграй со мной.

Стоп-кран срывает с концами. Света. В голове пульсирует кровь так, что я скоро взорвусь изнутри. Весь жар плавно перетекает в штаны.

 Света. Света. Света.

 По венам пускается адреналин, я почти чувствую, как начну вкушать ее. Зрение на секунду сдает, яйца ломят, я все вижу перед собой ее. Мою не мою Свету.

Мне хватает секунды, чтобы среагировать. И столько же, чтобы потерять себя в бесконечном желании попробовать на вкус.

—Мне тоже, — хватаю девицу и тащу в випку, на ходу переворачивая столы и стулья.

Без прелюдий толкаю ее к стенке, как только дверь запирается. Я сжимаю мягко-податливое тело. Алкоголь мутит рассудок.

Прикрываю глаза и ухожу в нирвану, воронкой засасывающей в свои объятия в события годичной давности.


—Никита, о Господи! — напуганная и взлохмаченная Света кидается ко мне в объятия, сдавливает шею с такой силой, что дышать нечем. Вдыхаю аромат и получаю успокоение. Отпускает меня по всем фронтам. Губы саднят, голова пробита, но я спокоен, потому что рядом она.

Авария, больница, все сливается. Но я чертов придурок, взрываюсь от восторга, как только вижу ее. На фоне замечаю Рашидова. Он кивает мне недовольно и вскидывает руки, мол эту фурию не удержать.

Знаю. Нашу Свету ничего не остановит. Вся в отца.

—Светик-семицветик, — глажу по щеке свою девочку, на что она морщится. Недовольна. Но напугана до чертиков. Взмах длинных ресниц опять заставляет меня застынуть.

 Трепет скользит по коже там, где она касается. Тонкие пальчики скользят по разбитым костяшкам, и мы на контрастах опять. Светлое. Темное.

—Я испугалась, Никита, так испугалась, — касается лба, где уже пару швов успели наложить. Прикусывает нижнюю губу и морщится, словно это ее только что латали. Глаза увлажняются, мне меньше всего хочется видеть слезы.

—Царапина, — отмахиваюсь, не прекращая зрительный контакт. 

—А если бы с тобой что-то случилось, — она, прижимаясь к груди так тесно, что слышу стук ее сердца, шепчет сдавленно. Касаюсь спутавшихся пшеничных волос. Руки исполосованы глубокими бороздами от разбитого стекла в машине. Они контрастируют с чистотой и невинностью. Порок на белом фоне.

—Подслушивала нас с отцом, да?

Я позвонил ведь сразу, как приехал сюда. На покушение похоже не было, чисто случайность. Но, говоря словами Темного, в нашем мире их не бывает.

—Не смей меня за это ругать, — злобно выдает и осторожно садится рядом. Не прерывая тактильного контакта. Сжимает мою ладонь двумя руками. Еще бы, мою лапищу попробуй обхвати. —Я волновалась. Я так волновалась, места себе не находила.

Она волновалась за меня…У нас особые отношения, не похожие ни на что другое. Вот только нельзя так любить дочь своей сводной сестры. Не ту, которую водил в садик, не ту, которую учил обороняться от идиотов, не ту, которой заплетал кривые косички.

 Уж точно не ту, которая смотрит на тебя вот так. Открыто и невинно. Не эту восемнадцатилетнюю девочку. Не мою «племянницу». Пусть я ей и не кровный родственник.

—Пустое, — прижимаю к себе девчушку и облегченно выдыхаю. Так не болит. С ней не болит.—Зря волновалась.

—Ничего не зря, если бы с тобой что-то случилось, я бы этого не перенесла, — опять обнимает меня за шею, и свозь тихие всхлипывания я различаю слова, —я же так люблю тебя.


Тяну клок блондинистых волос, чтобы откинуть голову максимально назад. Член в штанах впивается в шов, тянет.

 Девка оборачивается ко мне и облизывает губы, на которых уже смазалась помада. Ощущение грязи не заставляет себя долго ждать. Мы почти готовы продолжить, я почти готов.

Зрение медленно возвращается, я вижу размалеванное лицо, абсолютно ничем более не похожее на мою девочку. Срываюсь и отталкиваю ее от себя. Сука!

Дыхание сбивается, я в помутневшем рассудке рассматриваю окружающую обстановку и ни черта не понимаю. Как я докатился до этой жизни?

—Ох, а мне говорили, что секс с тобой лучшее, что может быть, покажи мне, как бывает… — урчит довольно и пытается подойти ближе, но я рывком отталкиваю ее от себя.

—Вон пошла, — я морщусь от неприятных ощущений. Сука. Сука.

—Но…

—Нахрен слиняла отсюда, — не глядя рычу на нее, продолжая свой нелегкий путь к красному кожаному диванчику для плотских утех. Сесть и перевести дух. —Бабки нужны? Вот они, бабки, — достаю из кармана плотную пачку и кидаю в лицо ошарашенной бабе. Она жадно следит за падением купюр, потом бежит поднимать. Еще бы. Я бы очень удивился, если бы она не сорвалась на эти денежные залпы.  —Компенсацию получи!

Но как только все поднимает, начинает смотреть на меня с презрением. Отворачиваюсь. Но затылком чую этот напряжённый взгляд. На что она, мать твою, рассчитывала? На что?

Дверь закрывается оглушительно громко, хлопок бьет по ушам. Был бы я в лучшей форме, догнал бы и показал, как надо, сука, двери закрывать. Невменяемые бабы нынче пошли.

Сижу и смотрю в белую стенку. Так нельзя, Макарский, нельзя. Можно бесконечно прикидываться, что все хорошо, но ведь это не так.

Бесполезно пялюсь, пока телефон в кармане не начинает разрываться.

 Один взгляд на экран, и понятно сразу, что ответить надо.

—У аппарата, — сил говорить нет, слушать и подавно.

—Как все прошло, Мак? — с годами Рашидов стал спокойнее, что на него повлияло? Надя. Конечно.

 Он перестал срываться по поводу и без, стал решать вопрос методично сдержанно. А уж когда родилась дочь…на некоторое время криминальный мир потерял Рашидова, грозу каждого бандюка. Вот тогда я встал у руля на севере.

 В тогдашнем состоянии это было ожидаемо, мне хотелось вырвать из себя любое упоминание о прошлой жизни.


Научился выживать, ломать, рвать глотки и, конечно же, калечить.

Многие проблемы решались через меня, а если уж дошло до особого радикализма, то вызывали Мора. Тогда и крупицы от человека не оставалось. А потом и нет тела — нет дела.

Что конкретно не дало мне упасть на дно, когда я специально себя втаптывал в это дно? Работа. Методичная работа, когда не спал, не жрал, не существовал толком. Загнал себя, но заслужил авторитет.

Первый приезд к чете Рашидовых после трех лет разлуки с первой любовью дался на удивление легко. Трех лет, когда я уверенно выдворял больные чувства. И выдворил, решил вернуться и проверить.

Пустота. Глядя на Надю, ничего больше не откликалось тяжестью в сердце за когда-то казавшиеся неправильными чувства. Сводная сестра и все. Больше ничего.

Возможно, я очерствел, подумали бы вы. Но все поменялось именно в тот миг, когда моей ноги коснулась маленькая ручка ангела во плоти. Она и вернула меня к жизни, вдохнув в нее игры в песочнице, плетение косичек и рисунки на стенках. Когда живот сводит от бесконечного смеха, а ты регулярно подрабатываешь в роли пони.

С тех пор поменялось все, включая меня. Я существовал для своей семьи, Рашидовых таковыми я считал без сомнения. И за свою семью я мог убивать, нужда в этом была, правда, лишь дважды.

И я надеюсь, что больше не повторится.

Был уверен в этом, как и в том, что больше никто и никогда не подберется ко мне слишком близко.

Но подобрался. Оглушительно внезапно. И я все испортил своими руками. Собственноручно прикончил.

—Положительно, — лениво отвечаю своему теперь уже другу. 

—Я не сомневался. Ты, надеюсь, помнишь, что у Светы день Рождения?

Прикрываю глаза, впитывая в себя это имя. Пропуская по телу, как электрический заряд. Меня кроет. Как я могу забыть, если оно выжжено в душе?

—Помню.

—Ну тогда ждем, как обычно…а то год у нас не был, все дела и дела. Нехорошо, мои девочки скучают. Да и я рад был бы видеть тебя, засранца. Плюс дело к тебе есть, но это не телефонный разговор.


Ехать туда похоже для меня на билет в один конец. Поднятие на гильотину. Лобовое столкновение с бетонной стеной из прошлого, за которое себя хочется подвесить за яйца.

—Буду, —желание увидеть ее перечеркивает все, в последний раз.

Потом исчезну навсегда.

 Найду чертову причину.

3

НИКИТА

Как всегда, приезжаю с запозданием, но не по своей воле в этот раз... Виноваты те, кто не знал обо мне и решил, что гопстопнуть дядю будет полезно. Вот только дядя оказался "папой". Резко торможу у знакомого особняка и пытаюсь собрать свои нервы до кучи. Мандраж. И из-за того, что уже случилось, и из-за то , что случится. Рабочее отходит на творой план, на первом нынче другое.

Это моя семья. Я «дядя» Светы. Надя моя «сестра». Мы «семья». Там будет Аиша. Я справлюсь.

Самовнушение штука тонкая, главное в нее верить. Хватаю небольшой подарок для Светы, пусть основной ждает ее чуть позже, и пакеты для всех остальных, выхожу из машины. Подсознательно начинаю улавливать сомнения, а понравится ли. Рукав рубашки натягивается так, что видно тонкую полоску красной нити. Все никак не могу сорвать и забыть, она выедает кожу, вечно напоминая, кто подарил. Постоянно подкидывает картинки прошлого.

—Никита, я обижусь, вот серьезно, —Надя стоит у входа и нетерпеливо машет рукой. Обижается, конечно, еще бы. Пропал на год под благовидным предлогом, выдуманным. —Редиска ты, — обнимает меня и легонько бьет кулачком в грудь. Я был бы и рад тут быть все свое свободное время, но в тех условиях приходилось выбирать. Я выбрал. Обезопасить своих и не быть мудаком. Хотя бы с одной девушкой в своей жизни.

—Привет, Надюш, — с годами она стала другой, не менее прекрасной, но при этом другой. Роды ее поменяли, да и жизнь тоже. Проблемы с мужем, которые так или иначе маячили на горизонте из-за нашей «деятельности», наложили отпечаток в виде неглубоких морщинок. Но все равно она счастлива.

Я рад, что в свое время смог сломать себе хребет, но дать ей это счастье. А мог бы поступить иначе.

—Ну как ты, дорогой?

—Лучше всех, ты же знаешь, — захожу в дом и сразу начинаю сканировать пространство.

—Знаю, что лучше всех, но все равно переживаю.

В этом вся Надя. Обостренное чувство волнения насчет всего. Мне кажется, сначала родились эмоции, а потом Надя.

—Незачем. Вы тут как?

—Ой, каждый день качели, — хмурится и отводит взгляд.

—Кто это у нас явился, не запылился! —Рашидов тяжелой походкой ступает навстречу по лестнице. Неудачное падение на лыжах месяц назад сказывается своеобразно.

—Как дела, одноногий Джо? — подкалываю, стараюсь сбить внутренний мандраж перед встречей с ней. Я кремень, мать вашу.

—Еще месяц похромаю и нормально, — Рашидов постарел, но не сдал позиции. В нем все еще чувствуется порода и сила. Он так же внушает ужас каждому, так же берет в руки все, что хотел, и так же любит свою жену. Одержимо, ревнуя ее до сих пор, и это спустя столько лет. Да он и сам признавался мне, что даже сейчас кровь кипит, если мы с Надей общаемся. Столько же воды утекло, но нет. Что-то не меняется.

Ее нет. Я точно знаю, потому что тело иррационально реагирует на присутствие Светы.

Мы располагаемся в гостиной, Надя в своей привычной манере наносит столько еды, что любой человек выкатился бы отсюда колобком. Ароматы кружат голову.

—Свету не застал. Ох, вытрепала она мне всю душу вчера. В аварию попала, Макар, прикинь? Я охуел просто, когда увидел разбитую губу. Похер на машину. Мерин надежная железка, но сам факт.

Он говорит, а я уже ощущаю, как сжимаются кулаки. Планомерно у нее удается вывести меня из себя даже без фактического присутствия. Авария. Моя девочка попала в аварию.  Сглатываю и стараюсь выдохнуть. Губа нестрашно ведь. Еще как!

—Она цела? — переспрашиваю, кажется, от злости сейчас взорвусь самопроизвольно. Внутри все переворачивается от волнения. —Как так вышло?

—Да. С Валиком своим ехала, какой-то придурок догнал сзади, —Темный откинулся в кресле и потер переносицу. —Сил больше нет. Вьет из меня веревки, знает же, как люблю ее.

Еще бы не знала. Единственная дочь господина Рашидова. Светлана. Недостижимая мечта всех вокруг. Надя родила лишь единожды, роды были тяжелые, на новый заход Темный даже не решался, какие просьбы и уговоры она только не подключала. Нет и все. «Я чуть ее не потерял» однажды прошептал мне в пьяном угаре. Я его понимал и понимаю. ...

Скачать полную версию книги