Избранник [Наталья Львовна Точильникова] (fb2) читать постранично

Наталья Точильникова Избранник

— Радуйся, о Лиэн Мэй, ибо ты избран вместилищем духа!

Трое воинов низко поклонились, двое шагнули ко мне.

— Нет! Пощадите! Я только сдал экзамен!

Руки заломили назад и скрутили веревкой. Выдернули из-за пояса меч. Дверь отъехала в сторону, и перед моим носом вырос дородный человек в малиновой шапочке и малиновой мантии ученого. Глаза внимательны и хитры, подбородок украшен маленькой бородкой. Пухлые руки. Мантия расшита белыми журавлями.

Человек опустился на колени и трижды коснулся лбом пола.

— Меня зовут Сым Тай-ши, о шэньди. Божественный император Гуа-ди^[1] страны Вэ назначил меня Распорядителем Смерти. Я буду сопровождать тебя в Небесный Павильон.

«Шэньди»!^[2] Титул приговоренного. Да, что! Меня предупреждали. «Император при смерти, Мэй. Отложи экзамен». «Бросьте! Я же в списке. Разве можно пренебрегать такой милостью?»

Сходил к гадателю. Он долго смотрел на меня из-под нависших бровей. «Лучше бы отложить…» «А, если не откладывать?» «Ну, ладно, тяни». Я наугад вытянул из коробки длинную полоску бумаги с надписью: «Смерть и жизнь — это неизбежная судьба». Поднял взгляд на гадателя. Он отвел глаза. «Ты понял».

Я сдал экзамен. Маленькая каморка. Только стол, скамья, бумага, тушечница да кисточка для письма. Духота, и, извините, вонь к исходу третьих суток. Да шаги и окрики надсмотрщика, прохаживающегося между рядами каморок таких же несчастных. Экзамен сдавали человек триста одновременно. А за передачу шпаргалки можно и в тюрьму угодить.

Но я его сдал. Мое стихотворение из шестидесяти слов было признано лучшим. Как я радовался тогда, болван! Уже видел себя чиновником высокого ранга, а то и губернатором провинции, как отец. Как бы ни так!

Не прошло и суток, как меня выпустили из вонючей камеры экзаменующегося, и ко мне заявились эти. Императорская охрана!

Меня вывели из дома и усадили в паланкин. Связали ноги. Не очень туго (как можно причинять боль шэньди!), но достаточно. Руки связали спереди и наглухо задернули красные шелковые занавески.

Паланкин мягко покачивался. Полуденное солнце било сквозь занавески, все окрашивая в цвета заката и осени. И крови. «Так по рекам осенним красные листья плывут…» Шелк слегка колебался от ветра и оживали вышитые драконы, извиваясь и изрыгая пламя.

Сколько ехать до Небесного Павильона? День? Два? Уж точно не больше. Я слышал стук копыт, скабрезные шуточки рабов, несущих паланкин, да голоса охранников. Сколько их? Я попытался вспомнить картину, которую увидел, когда меня вытолкнули из дома. Много! А, чего ты хотел? Почетный эскорт шэньди никогда еще не составлял менее восемнадцати воинов.

Мы ехали уже часов восемь, солнечный свет померк, и занавески из алых стали багровыми, когда кортеж внезапно остановился.

— Приветствую сиятельного Сым Тай-ши, ученейшего из мужей, и его великолепных воинов, преданнейших слуг Императора Гуа-ди!

Голос был мне знаком.

— И тебе привет, Гань Хао, лучший из воинов и мудрейший из последователей божественного Лао-цзюня!

Гань Хао! Вассал моего отца. Воин, десять лет назад оставшийся без господина. Тогда отец нанял его в свою охрану, выдал подъемные. Теперь Хао — известный мастер меча. И не только. Не об искусстве меча говорил с ним отец, когда они вдвоем пили чай на веранде над маленьким изящным прудом с мостиками и ноздреватыми камнями. Знаю, я достоин казни за сыновнюю непочтительность, но было дело — подслушал один разговор.

«Беседа с тобой — праздник для меня, Гань Хао,» — говорил мой отец. — «Мало, кто из воинов знает не только меч, но и книгу и умеет толковать древних мудрецов. Ты славно мне послужил, но я больше не могу злоупотреблять твоей преданностью. Ты вполне способен написать стихотворение из шестидесяти слов и получить приличную должность. Я дам тебе денег — и поезжай в столицу».

«Прости меня, господин, но я не могу принять твое предложение».

«Почему же?»

«Посмотри на эти хризантемы, чьи лепестки изящны и остры, как золотые стрелы древнего царя. И капелька росы на острие. Посмотри на этот пруд. Видишь: закатное солнце горит в глубине. А потом его сменит луна. Осенняя луна. Ты слышишь: капля, скатившись по листу, упала в пруд».

«О, Гань Хао! Уже двадцать лет, как меня назначили губернатором, я ничего этого не вижу и не слышу! Дела, дела, дела!»

«Вот и ответ. Я не хочу, чтобы обязанности чиновника, заслонили от меня Путь».

И вот теперь воин и философ Гань Хао стоял в пяти шагах от моего паланкина и вежливо приветствовал моих тюремщиков.

Дать ему знать. Немедленно! Как? Шторы занавешены, руки связаны. Кричать? Нет ничего глупее!

— Не разделишь ли с нами ужин, уважаемый Гань Хао? Мы остановимся на ночь в Персиковом Павильоне.

— Благодарю, сиятельный Сым Тай-ши. Но я еду в столицу, встретить сына моего господина, который сдал государственные экзамены.

Молчи! Не продолжай, Хао, если ты верный