Ты меня бесишь [Полли Еленова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ты меня бесишь Полли Еленова

#1. Па?


Элизар молотит зёрна и сыпет их в шипастую турку вместе с горошком перца и сушёной чёрной травой. Подогревает, давая раскрыться аромату и заливает вином. По утрам он может добавить свежевыжатый апельсиновый сок, но сейчас вечер. На холодный пол падают капли малиновой крови. Кейт это не понравится.

— Я не забуду вытереть, — Эл глядит под ноги, криво усмехается, переливает недоведённый до кипения ринфлауэр в термокружку с голубым единорогом, испражняющимся радугой, и идёт в ванную.

Окровавленная одежда летит в открытую корзину для белья. Эл отпивает из кружки, разглядывая ухмыляющиеся раны. Из их углов сочится тьма. Он чихает и недоумевает по этому поводу — ещё простуды не хватало. Будет ходить и чихать… На жену.

Подавив кашель, он отпивает ещё и идёт в душ.

В водосток стекает клубнично-помадный коктейль. Ну и кровь тоже.

Элизар достаёт из мыльницы закруглённую иглу и рассасывающиеся нитки. Зашивает ухмылки под потоком ржавоватой в последнее время воды. Когда это началось? Он не обращал внимание. Надо сегодня разобраться. Не будет же Кейт пользоваться такой водой…

Он выходит, заклеивает швы, накидывает халат, допивает ринфлауэр и возвращаемся к малиновым каплям на полу.

***

— Сиди здесь, — бросает Лейл кому-то на заднем сидении и выходит из машины.

Ветер тут же портит укладку, и она медлит, поправляя завитые медные волосы, поглядывая на окна дома.

Лейл ехала сюда с надеждой, которая сменялась опасением и даже страхом.

Теперь же она испытывает укол ревности и злости.

Он построил дом. И так долго прожил со своей женой.

Не то, чтобы расстались они с Элом только из-за Лейл, но мысль: «Чем Кейт лучше неё?», возникает теперь всё чаще.

Ничем, подозревает она, зная о слухах, которые ходят о его благоверной.

Выдохнув, Лейл направляется к дому, цокая каблуками по асфальтированной дорожке.

Как можно более уверенно постучав в дверь, она поправляет короткое чёрное платье и натягивает улыбку.

***

Элизар не удосуживается дополнить халат ещё каким-нибудь элементом одежды, да и завязан он весьма условно. Дочь вернётся из пансионата только на каникулах, но мелькает мысль, что лучше не распускать себя, пока она не найдёт себе парня и не переедет к нему. Или девушку. Или она захочет жить где-нибудь одна. Или путешествовать.

Размышляя об этом, пока полоскает половую тряпку, Эл не спешит открывать дверь. Потому что не звал никого.

Он прикрывает алый глаз, пытаясь вспомнить, что ещё собирался сделать. Когда на ум ничего не приходит, остаётся только закурить и пойти впустить, кого там нелёгкая принесла.

— Эл, сколько зим, — тут же бросается ему на шею Лейл, надеясь, что если её и оттолкнут, то хотя бы не покалечат… — Как же давно мы не виделись!

Приятного в этом мало, но Элизар расслабленно улыбается, не замечая этого за собой и похлопывает девушку по спине.

— Как давно? — уточняет он, не собираясь напрягать память и вспоминать, кто перед ним. — Хочешь выпить? Но я женат.

— Хочу, — отстраняется она, собираясь проскользнуть мимо него в дом. — Что-нибудь не очень крепкое, а то мне за руль потом. Да и у меня к тебе серьёзный разговор. И я нервничаю…

— Ага, да, — Эл проходит на кухню, плещет ей в бокал остатки вина и вспоминает, что делать-то собирался. — Так как давно?

Он достаёт из нижнего шкафчика ящик с картошкой и выбирает клубни посимпатичнее.

Скептически наблюдая за ним, изогнув брови, она садится на край стола, игнорируя стулья, и элегантно отпивает из бокала.

— С тех пор, как родился наш сын.

Эл, со свежими ранами и застарелыми шрамами, которыми исполосовано лицо, с влажными грязно-серыми, местами седыми, прядями и рассеянным взглядом чёрного и красного глаз, курит косяк и моет картошку, любовно её потирая под тёплыми струями воды.

Кстати, вода…

— А когда это было-то?

Она задумывается, но точный возраст сына вспомнить не получается. Да и…

— Какая разница? Давно. Если жене ты не изменял, беспокоиться тебе не о чем, — усмехается она криво, и отставляет бокал. — Но суть в том, что мне нужна твоя помощь. Иначе я бы не обратилась к тебе… Что скажешь?

Эл садится напротив и принимается чистить картофель.

— А кто ты?

— Лейл, — произносит она так, словно говорит с умалишённым: терпеливо и осторожно. — Красное платье, которое ты порвал. Погоня, во время которой мы, в машине, ну… ты понял. Признания в любви, бессонные ночи. Вспомнил?

Элизар поднимает на неё глаза и пускает сладковатый тёмный дым в сторону.

— Это с которой мы в Новом Орлеане познакомились? Или по работе в Детройте?

Что-то он начинает припоминать.

— В Новом Орлеане, правильно. Ты отбил тогда меня у моего босса… Ну, так как, поможешь мне? Я скажу, наконец, в чём дело?

— В чём дело?

Его голос тёплый и обволакивающий, без тени угрозы. И без интереса.

— Дело в твоём, — выделяет она с нажимом, — сыне. Я не справляюсь с ним. Признаю, я никогда не была хорошей матерью, но мне не плевать на него. Мне больше не к кому обратиться, а он, если ничего не изменить, просто загонит себя в могилу.

— Дети — это непросто, — Элизар улыбается ей.

Поднимается, чтобы выкинуть очистки в отдельный контейнер (они пойдут на удобрение сада) и снова берётся за нож.

— Говоришь, ты вырастила моего ребёнка без меня?

Она кривит напомаженные губы и опускает мрачный взгляд.

— Мы поссорились и расстались. Я застала тебя с тремя шлюхами, если ты забыл. О том, что я жду ребёнка, мне стало известно спустя месяца три. Приходить к тебе с этой новостью желания было мало, уж прости. Да и… я побоялась. А когда он родился, у меня было достаточно и других проблем. Я не знала, как ты отреагируешь на всё, и что будет ждать меня. Поэтому решила оставить, как есть. И не жалею. Но теперь мне нужна твоя помощь.

— Помогу, только перестань называть его моим сыном.

Он нарезает картофель крупными кубиками, посыпает специями и достаёт противень.

— Если бы это было правдой, я бы не спустил этого. Жить рядом с родным сыном и понятия не иметь… Ты… — он затягивается и зевает, — странно меня воспринимаешь.

— Мы были далеко… — роняет она ещё более мрачно, и передумывает убеждать его в родстве с сыном. — Спасибо, — соскальзывает со стола и направляется к выходу, пожалуй, чересчур поспешно. — Пока! Дальше сами разберётесь.

— Подожди, — роняет Эл, включая духовку.

— А? — оборачивается она, едва коснувшись ручки входной двери. — Я тороплюсь…

— Ерунда, посиди со мной. И подойди, — он достаёт что-то из верхнего ящика.

Лейл нерешительно, но стараясь скрыть опасения, подходит ближе. И нервно оборачивается на звук открывшейся двери.

Кейт, снимая с себя лёгкий серебристый плащик, будто и не обращает на неё внимания. Зато Лейл успевает хорошо рассмотреть её: стройная, как на её вкус, ничего выдающегося. Кейт, как решает Лейл, обладает модельной (вполне себе заурядной) внешностью. Красит длинные, прямые волосы в пастельно розовый цвет и имеет светлые (сучьи) глаза.

— О, дорогая, — улыбается Элизар, бросив беглый взгляд на пол, — я тут только собирался ей показать твоё ожерелье, хотел спросить, что она думает.

Он кладёт бархатный футляр с тем, что собирался подарить за ужином, на стол.

— Что-то с водой, не ходи в душ, пока я не посмотрю. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет… Ожерелье? — всё ещё будто не замечая гостью, переспрашивает Кейт. — А зачем тебе было спрашивать её мнение, если подарок мне от тебя? — шутливо сужает она глаза, и целует Элизара в щёку. — Не надо вмешивать в это посторонних. К слову, кто она?

— Я… — собирается ответить Лейл, но Кейт останавливает её небрежным жестом руки.

— Просто у меня есть ещё одно, и я хотел спросить, какое лучше, — с улыбкой отвечает Элизар и достаёт второй футляр, — как женщину. Но я не собирался прислушиваться.

Он садится и чуть тянет Кейт на себя, чтобы она оказалась на его коленях.

— Моя бывшая, — хмурится и переводит взгляд на гостью, — как..? Она пришла просить помощи с сыном. Что-то вроде этого. Рыба или мясо?

Кейт вздыхает, но раздражение насчёт гостьи оставляет на потом. Улыбается, с заинтересованностью взглянув на футляры, и едва слышно шепчет Элу на ухо:

— Куда же ты, в таком случае, собирался второй деть? — и переводит взгляд на… — Кто ты?

— Лейл.

— Угу…

— Я приехала, чтобы… Впрочем, Эл сам потом лучше объяснит. На обед не останусь, я уже ухожу, — вымучено улыбается она.

Кейт смиряет её взглядом, который холодеет с каждой секундой, и угол губ её презрительно дёргается.

Она доверяет мужу. Но не тем дамочкам, которые при любом случае готовы вешаться к нему на шею. Эл, конечно, этого не позволяет, и это всё компенсирует для Кейт, но всё же…

— Рыбу, — вспомнив про обед и вопрос Элизара, отвечает она, и добавляет: — Лейл, можешь…

Но ей не дают договорить:

— Боюсь, меня стошнит.

— Только не здесь! — откровенно любуется Кейт полом. — Мы только закончили ремонт, — и кивает. — Да, ей не стоит задерживаться.

Элизар крепче прижимает Кейт к себе и улыбается, не вслушиваясь в разговор.

— Складываю туда же, куда и остальное… — рассеянно отвечает он и целует жену в висок. — Она сказала, что это мой ребёнок. Чудно.

Он поднимает её на руки и садит на стол. Выкидывает окурок в мусорку, достаёт из холодильника размороженную рыбу и тянется за разделочной доской.

Кейт капризно морщит носик, чего обычно себе не позволяет, но улыбается:

— Хочешь, чтобы я рыбой пропахла? — но со стола не спускается.

Всё остальное она будто оставляет без внимания.

Лейл спешит покинуть дом. Без прощаний и лишних разговоров. Чувствуя себя уязвлённой до оскорбления. Понять бы ещё, почему…

— Вышел вон, — бросает она, садясь за руль, и трогается с места как только сын захлопывает за собой дверцу.

Мак остаётся стоять, покачиваясь, у дома, докуривая сигарету. Взлохмаченный, в мешковатых джинсах и выпачканной в грязи ветровке, мрачно взирающий на окна пустым воспалённым взглядом. Пепельно-серой радужки глаз почти не видно из-за широких чёрных зрачков. Тени под глазами выделяются на фоне болезненной бледности. Худоба не красит его, но и не делает нескладным. Скулы разве что выделяются сильнее обычного, да запястья — отчего-то в синяках — выглядят костлявыми.

Он мёрзнет пару минут, дрожа и оттягивая рукава пониже, пытаясь согреть ладони и, наконец, идёт к дому, где медлит у двери.

— Я правда так и не понял, с чем помогать и кому, — делится Эл и, оставив в покое рыбу, бросается на Кейт, увлекая её в долгий поцелуй, нетерпеливо касаясь талии чистой рукой.

— Мм, — стонет она, цепляясь за его плечи. — У тебя разве могли быть дети? Помнишь, — прерывает поцелуй, — друг твой не верил, что Хед у меня от тебя? Наш сын был исключением, разве нет? — и снова впивается в его губы, конечно, не ожидая, что он остановится лишь на этом…

Но стук в дверь раздражает её и отвлекает.

Элизар отвечает ей с жаром, спускается к шее, стараясь не оставлять синяки. И ниже, забираясь рукой под одежду, пряча тёплую усмешку в нежных изгибах и родном запахе.

— Всё так, ты права.

Но мысль о том, что от него много лет прятали ребёнка ничего хорошего в нём не вызывает.

Эл подхватывает Кейт на руки, целуя по пути, и открывает дверь.

Но Мак смотрит перед собой так, словно всё ещё видит её закрытой. Затем взгляд фокусируется на Элизаре с женой.

Мать успела кое что рассказать про них. Правда Маку по большей мере плевать. Как и на то, правда ли это его отец. Главное, чтобы не выгнал сразу.

— Я это… Тут такое… Денег нет. Вещей. Она просто… это. Уехала, — он выбрасывает окурок, будучи уверенным в том, что сказал что-то связное и всё объясняющее.

Кейт, глядя на это, цокает языком.

— Мда…

Несколько мгновений Элизар рассматривает его, не зная, что думать.

— Заходи тогда, что стоишь.

Он тепло улыбается и пропускает парнишку в дом.

— В духовке картошка, она на таймере. Рыбу нужно порезать и пожарить. Всё найдёшь в шкафчиках. Я вернусь к ужину, поговорим после.

Эл хлопает его по плечу и тащит Кейт наверх.

Мак потирает плечо, болезненно морщась, и идёт на поиски кухни. Еда его особо не интересует, чего нельзя сказать о найденном в холодильнике пиве. И каких-то странных фиолетовых таблетках в белой баночке, две из которых, для пробы, он тут же отправляет в рот. Затем садится на пол, спиной прислоняясь к шкафчику, и проваливается в тяжёлый, но очень яркий, непонятный ему самому, сон.

Прежде чем отвлечься окончательно, Элизар начинает заказывать рыбу в ресторане, но, усмехнувшись, закрывает приложение и пишет Хедрику, чтобы его парень всё приготовил и привёз.

Соро ему вполне себе может сослужить хорошую службу.

Он же не откажет отцу любви всей его жизни, да?

***

Спустя минут сорок, насвистывая что-то весёлое, Соро подъезжает к дому Эла и выносит из машины два контейнера с мастерски приготовленной рыбой.

Он лёгкой походкой взлетает по ступеням, открывает дверь и проходит на кухню, сразу замечая незнакомого мальчишку.

Но на всякий случай проверяет духовку, оставляет рыбу на столе, моет руки и только тогда склоняется над… бездыханном телом.

Поднимает мальчишке веки, хмыкает, переворачивает его на бок и хлопает по спине, после чего он заходится кашлем и оставляет на полу зеленоватую лужицу.

— Эл! — Соро отходит в коридор. — У тебя там кто-то на тот свет собирался. Я убирать за ним не буду! Меня вообще, — мечтательная улыбка, — Хед ждёт.

Эл отвечает с запозданием и всё ещё не появляется:

— Возьми кровь у него, надо узнать, мой ли это сын.

— Лады, — тянет Соро, всё ещё улыбаясь. Затем представляет, как отреагирует на всё это Хедрик, и убирает улыбку с лица. — Кейт, чего я о тебе не знаю? Как вы могли скрыть от меня такое? — всё же шутит он. Но то, как именно и куда его послали, не слушает.

В машине у него всегда лежит аптечка. Он забирает всё необходимое и вновь склоняется над мальчишкой, заодно пытаясь привести его в чувства. Однако нашатырный спирт и кое что из лекарств, оказавшихся под рукой, не помогает. А чего-то более серьёзного Соро предпринять пока не может.

— Всё, я пошёл, — кричит он, выходя в коридор. — Предупреждаю. Слышишь?

— Позвони мне, — отвечает Эл и, прежде чем спуститься на кухню, переводит рассеянный взгляд на Кейт. — Видела его, вот так наркоманы выглядят, — он целует её в лоб и с нежностью касается волос. — Есть разница между моим образом жизни и его. И тем, как я воспитывал сына, и…

Он не заканчивает, вместо этого щёлкает зажигалкой и затягивается.

— Пойдём ужинать?

— Не хочу спускаться теперь. Попозже. А ты иди… И давай не будешь сравнивать себя и Хеда с… этим? — несмотря на тон и сказанные слова, она обнимает его на удивление нежно. — Так и становятся наркоманами, не выдерживают, считают, будто всё под контролем, а затем… Короче, лучше не стоит. А Хед, может, ещё и умнее бы был, — невольно усмехается она.

Он подхватывает её на руки и расхаживает по комнате.

— Ты уверена? Тебе нужно поесть, Соро сегодня угощает, — целует её. — И я так и не подарил тебе ожерелье.

— Всё нормально, — прячет она лицо в его шее. — Иди. Ещё всё успеешь. Разберись с ним сначала.

— Не ходи в душ.

Эл спускает к…

— Эй, зовут-то тебя как? — подходит он к парню и бьёт его по голове, когда не получает ответа.

— Мак, — хрипло отвечает он, и буквально зеленеет, готовый испачкать пол ещё больше.

— Молодец, что не стесняешься, — говорит Эл и тянет его вверх, чтобы поставить на ноги. — Что принимал?

Мак с трудом разлепляет глаза, но никак не может сфокусироваться. Взгляд бездумно блуждает по кухне, никак не выделяя Элизара из общей обстановки.

— Триг… Ма… И это. Ну… Ты понимаешь, — пытается что-то ответить он, и зачем-то протягивает руку к лицу Эла. — Ничего.

— Ага…

Эл тащит его в летний домик, где в основном работает, и оставляет в чулане, где нет ничего, кроме матраса. Без лишних слов, он уходит.

Чтобы сначала убрать за ним и позвать Кейт есть.

А затем вернуться, смешать нужный коктейль и подать ему вместе с глубоким тазиком.

В себя Мак приходит постепенно, то проваливаясь в удушающую темноту, то выныривая из неё (и жалея об этом…). Однако более менее осознаёт он всё в один момент, целуясь с тазиком в последний (он надеется) раз.

Перед глазами всё плывёт и двоится, дико хочется пить и гудит голова. В остальном же, бывало и хуже.

Он лежит, не шевелясь, и ждёт, что будет дальше.

По щекам его, будто сами собой, бегут слёзы. Мак не знает, по какой именно причине.

Вытирать их лень.

С книгой в руках и дымящейся сигаретой, сбоку вырисовывается фигура Элизара.

— Хорошая вещь, большая часть должна была выйти, по крайней мере, ходить прямо сможешь.

— Что? Где… — он пытается осмотреться. — Где я? Мать уехала?

— Ага, пока поживёшь у меня. Не против? — Эл улыбается.

— Ага, — отзывается он так же, и крепко зажмуривается.

Двигаться больно, лежать неудобно, во рту… лучше не думать, что.

— Пить… Хочу.

Эл подаёт ему бутылку с меловой по цвету водой, что никак не отражается на вкусе.

— Вылей всё из тазика на улицу в яму, заодно свежим воздухом подыши.

Он возвращается на стул, где почти все это время сидел, и переводит внимание на книгу в кислотно-желтой обложке.

Мак жадно выпивает воду, затем пробует подняться. Почему-то трёт затылок, словно недавно крепко им ударился. И решается вынести на улицу тазик. Правда на обратном пути спотыкается и падает на пороге. Встать, почему-то, больше не получается.

— Твоей матери стоило сделать что-нибудь значительно раньше. Не думай, что я в упрёк, — Эл поднимает его, не особо обращая внимания на аккуратность, — просто самому будет теперь муторнее выбираться. И это, — он возвращает Мака назад, к матрасу, — это не оздоровительный центр, хорошо? Считай, что ты в гостях. Будь повежливее с Кейт и Хедриком, если не хочешь огрести. И я сейчас даже не про себя говорю.

Ему хочется обложить Мака вопросами, но время сейчас едва ли подходящее. Да и Соро не звонил.

— Тебе нужно восстановить силы.

— Спасибо, — шепчет он, уже забыв половину из того, что сказал Эл. — Ты… не прогонишь меня? Мне идти некуда. Я… не всегда так.

— Хорошо, — Эл толкает его на матрас, — спи.

Он ставит ему ещё одну бутылку с водой и уходит.

***

Кейт сидит на подоконнике в гостиной. Лучи полуденного солнца тонут в волосах, скользят по плечам, но не греют. Она зябко ёжится и оглядывается в поисках джемпера.

— Эл, подай, пожалуйста, — тянет руку в сторону кресла, на подлокотнике которого будто свернулся белый мягкий кот.

Этот джемпер Кейт надевает лишь дома, сразу становясь уютной и домашней, что не очень характерно для неё.

В этот момент у Эла звонит телефон.

— Кто моя девочка? — он подаёт ей кофту, целует в волосы и только потом отвечает на звонок. — Милый друг, — улыбается, — рыба была отменная.

«Рад слышать, рад, — отзывается Соро с улыбкой в голосе. — Я тут результаты получил. Правда не хотелось бы портить тебе настроение…».

Кейт, натягивает на себя джемпер, вопросительно смотрит на Элизара, но взгляд её не выдаёт тревоги.

— Говори.

Он подходит к окну, из которого видно летний домик, окружённый молодыми деревьями.

«Сначала было нечто странное, и я почти уверился, что он тебе не родной. Но затем… Я перепроверил дважды. Девяносто девять процентов на то, что ты его отец. А ещё у него анализы ни к чёрту».

— Хорошо, — Эл сбрасывает звонок и спешит на улицу, на пол пути поняв, что ничего не сказал Кейт.

Он заходит к Маку, проверить, жив ли он.

Мак пришёл в себя пару часов назад, но особо не осматривался и не предпринимал попыток встать.

Он поднимает на Эла воспалённый затравленный взгляд, и будто пытается улыбнуться.

— Привет…

— Привет.

Эл с улыбкой, должно быть, жуткой, бросается обнимать его.

Мак замирает, затаив дыхание, совершенно теряется и не понимает, как себя вести.

— Эм… Па?

— В том-то и дело, результаты положительные, — просто говорит Эл и гладит его по спине, возможно, не сильно рассчитывая силу. — Ты должен будешь всё мне рассказать. Идём в дом. Как ты себя чувствуешь?

— Идём… Всё болит. Но сойдёт, — Мак глубоко вздыхает. — Значит, ты правда мой… ну, отец? Непривычно называть так кого-то родного, — говорит он тише, скорее сам себе, чем Элизару.

Эл на это ничего не отвечает, только заводит Мака в дом и объявляет Кейт:

— Это наш сын. Вам нужно нормально познакомиться. Мак, это Кейт, моя жена, ты должен относиться к ней с уважением, — он улыбается.

— Да как угодно, — отзывается Мак, разглядывая Кейт. — Привет.

Она отвечает не сразу, напряжённо обдумывая происходящее. Но спустя недолгую паузу вздыхает и легко улыбается, кивая ему.

— Он будет жить здесь? — переводит взгляд на Элизара.

— Ты хочешь? Или найти для тебя квартиру неподалёку? Но первое время всё равно придётся остаться. Пока из тебя дурь не выйдет.

На этом Мак снова напрягается и глядит на Элизара исподлобья.

— Я не собираюсь бросать, если ты об этом. Но было бы удобно, наверное, остаться здесь, — и добавляет поспешно: — Если можно.

— Ага, — Эл запускает пальцы в его волосы. — Завтракать будешь?

От его реакции и поведения Мак совсем теряется и как-то поникает, сделавшись болезненным и робким. Будто мальчишка, вернувшийся домой из-под дождя, побитым и виноватым…

Это чувство ему не нравится и кажется непривычным. Но сделать с ним Мак ничего не может.

— Чай…

— Хорошо, — Эл кивает. — За лестницей налево гостевой душ и чистая одежда, тебе будет чуть великовата, но это ничего. Вряд ли твой брат будет против. И с водой я разобрался. Поставлю чайник пока.

Кейт всё ещё ничего не говорит. Помня, как Элизар относится к ней, как поддержал и не оставил, когда выяснилось, что после той… ситуации с одним ублюдком, у неё появится дочь. Которую Эл сразу же назвал своей…

Кейт не думает, что Элизар ждёт от нее того же в ответ. Это не плата за тот поступок. Просто он такой.

Несмотря на многие его черты, которые отпугнули бы большинство людей, в Эле заложено нечто ценное и редкое. Какая то особая теплота и… Чувство долга перед семьёй? Принципы, ради соблюдения которых ему не приходится переступать через себя?

Кейт не может выразить это, не знает, как правильно назвать. Но чувствует в нём и ценит.

Обычно колкий и холодный взгляд её теплеет, глядя на мужа. И по сердцу разливается нежность.

Она поднимается, чтобы заварить чай.

Мак тем временем, пытаясь не забыть, что сказал Эл, идёт на поиски душа.

«Налево» — мысленно напоминает он себе, но всё-таки ошибается дверью, каким-то образом открыв кладовую и сбросив на себя швабру.

Вторая попытка оказывается удачной, и вот он уже стоит под горячими струями воды, и всё-таки замечает у себя на затылке шишку. Странно…

Закончив, и не очень хорошо, поспешно вытерев волосы, он примеряет чистую футболку и штаны, коротко чихает и выходит к Элизару.

— У меня есть брат… Где он? И… — невольно трогает пульсирующий ушиб на голове, кривясь от боли, — у вас тут есть лёд?

— Сильно приложил тебя вчера? — в его голосе тёплое веселье, без тени сожаления или сочувствия.

Он достаёт из морозилки пакет с замороженными ягодами и отдаёт ему.

— Садись. Брат есть, младший, получается, скоро познакомишься с ним.

Он обнимает Кейт за талию, целует в щёку и садится напротив сына.

— Так, я всё понимаю, — на всякий случай произносит она, проходя мимо Эла, чтобы выйти и дать им побыть вдвоём, — но… Его мать я тут видеть больше не хочу.

— И я не хочу, — отзывается Мак. Он кладёт голову на стол и оставляет на ней пакет, прикрывая веки. — Разве, — бросает взгляд в сторону Эла, — ты меня ударил?

— Конечно, зачем ему две матери… — резонно замечает Эл и отпивает чая. — Хотел тебя в чувство привести.

Он тянется, чтобы пощупать мокрые волосы сына.

— Подожди.

Поднимается, достаёт баночку с обезболивающим. Растирает таблетки в пыль, добавляет туда жёлтый порошок и красные сушёные ягодки. Сыпет всё на хлеб, а сверху мажет арахисовой пастой.

— Держи, станет полегче.

Мак скептически, с опаской пробует и остаётся вполне довольным. Из-за перспективы избавиться от боли он забывает, что не собирался есть, и съедает всё, не воспринимая это за еду.

Осматривается с любопытством. С не меньшим интересом разглядывает Эла, и приходит к выводу, что отец у него обаятельно-устрашающий.

— Мы не особо похожи, — замечает Мак без сожаления или довольства в голосе, просто делится наблюдением. — Глаза, разве что, немного.

У Эла они разноцветные, и Мак добавляет задумчиво:

— Меньше даже, чем на один. У тебя цвет более чистый. Разрезом похожи.

— Да, ну я не красавиц, так что оно и к лучшему, — он подмешивает в свой чай пурпурный порошок, отчего тот бурлит и взрывается фиолетовыми языками дыма. — Мне жаль, что у тебя не было выбора, с кем жить. И у меня тоже. Так что, — улыбается, — пусть твоя мать лучше не попадается мне на глаза. Как давно ты употребляешь и что именно?

Мак передёргивает плечом.

— С лет одиннадцати или около того… Что придётся, если честно. А что? К слову, я не знал о тебе.

— Я понял. Почему бросать не хочешь?

Эл отпивает свою бурду и в его глазах мелькает серебряный блеск.

— Мм… — наблюдает за ним с любопытством, почти завороженно. — А зачем?

— Чтобы не блевать в гостях у отца на кухонном полу и не получать по затылку?

— Это уже прошло. А хорошо ещё будет.

— Будет процентов на двадцать хорошо, причём хорошесть твоя не лучшего качества, а в остальное время — херово. И долго ты так не протянешь.

— Я пробовал завязать. Раза два мне просто не позволили это сделать. А потом я понял, что это бессмысленно и задался вопросом: а ради чего? Ради чего мучиться и прилагать столько усилий? Мне норм и так. Давай лучше, не знаю, познакомимся нормально?

Эл поднимается и чуть сжимает его плечо.

— Понимаю, но это было раньше. Сейчас ты живёшь у меня, и я собираюсь заботиться о тебе. И перевести на кое что получше того дерьма, к которому ты привык. Я оплачу твою учёбу, если захочешь. Помогу с жильём и работой. Постарайся это осознать, я вернусь через пол часа. Осваивайся.

Он ещё раз треплет сына по волосам и идёт к жене.

Мак провожает его задумчивым, всё ещё слегка замутнённым, взглядом.

У него нет причин не верить Элу. Потому что у Эла нет причин лгать ему. Но Мак не воспринимает это за что-то реальное. Оно просто не вяжется с его миром. И оттого вызывает недоверие. И даже, слегка, враждебность.

Кейт в своей комнате.

Лёжа на кровати, она смотрит что-то в телефоне и усмехается. Заметив мужа, слегка отодвигается в сторону, давая ему место рядом с собой, и тянет к нему руку.

— Ну, что вы там?

Эл ложится рядом и обнимает её, зарываясь обветренным лицом в волосы.

— Почему постоянно уходишь?

— Мой извечный способ справляться с трудностями… Даю всем время и простор, — целует его в шею. — Беспокоишься?

— И да, и нет, хотя я только решил, что мы можем отдохнуть от детей… Но ты посмотри на него, он похож на мокрого котёнка.

Эл фыркает.

— Ты станешь ему хорошей матерью.

Кейт смеётся.

— Мой любимый… Он ведь уже не ребёнок, ему не нужна мать. По крайней мере, новая.

— По общению ему лет пятнадцать, так что… — Эл целует её. — Ты такая красивая. Как, думаешь, Хедрик отреагирует?

— Или нормально, или начнёт психовать из-за ревности. Под «нормально» я подразумеваю, что он будет беспокоиться о нашем с тобой удобстве и слегка злиться из-за всей этой ситуации.

— Но в этом никто не виноват. Вообще, пусть будет рад, что я узнал только сейчас, и ему не пришлось делить сигареты с ещё одним братом. Ну, рубашки, я хотел сказать. И внимание.

Кейт хмыкает и легонько щёлкает Эла по носу.

— Ты только… Ты всё же… Я понимаю, что Мак тоже твой сын. Но не ставь его наравне с Хедриком, пожалуйста. Они уже не дети, это… не должно повредить им. Мы просто поможем парню, хорошо? И, возможно, — выделила она, — он действительно станет частью нашей семьи. Имею ввиду, для этого нужно приложить усилия. Сейчас это не так. Понимаешь, о чём я?

— Нет, — Эл улыбается и целует её в нос.

Кейт мрачнеет, но смотрит на него с теплотой.

— Если так легко принимать всех, какая ценность нашей семьи? В семье все связаны узами. Это надо ценить и оберегать. С Маком у нас уз нет. Понимаешь теперь? Если мне покажется, что для тебя совсем нет разницы… Это тревожит. Лишь это, — добавляет она, надеясь, что Эл правильно всё рассудит.

— Он наш сын, — Эл поднимает её на руки и собирается утащить на кухню. — Хочешь блинчиков? Это быстро.

— Просто скажи, что согласен со мной!

— Да, — он улыбается.

— Блинчиков хочу. И чёрный кофе. Можем даже поговорить с Маком, придумать, как провести время втроём, — сдаётся она.

Но Мака уже нет ни на кухне, ни в доме.

На столе оставлен пакет с раскисшими ягодами.

— Наверное, осваивается, — предполагает Эл и выкладывает ингредиенты на стол, — это хорошо.

— Да… — тянет Кейт, представляя помойного котёнка или щенка, которого отпустили обнюхать все углы дома. — Да… — почему-то ей становится спокойнее.

Она решает не тревожить Эла, указывая на его своеобразное восприятие происходящего.

***

Ночь. В лужах радужные и сизые разводы. Кеды промокли.

Мак бесцельно бродит по улицам. Мышцы ноют. Живот сводит от голода.

Он затягивается и выдыхает едкий дым. В глазах отражаются огни.

Вокруг удивительно безлюдно. Может, плохой район, и здесь опасаются гулять ночью?

Он бредёт по дороге вверх, сонливо трёт глаза и роняет окурок. Чертыхается.

Шарит в карманах, но вспоминает, что одежда не его, и он ничего там не найдёт. Тем более то, что ему нужно.

Бледная рука с чёрными когтями опускается на его плечо.

— Это ты тот щенок, что стянул мои вещи?

#2. Братец и его "подружка"


Мак, не разобравшись, дёргается, собираясь, кто бы это ни был, сбежать от него.

Может это тот, у кого он недавно украл косяк?

Его притягивают к себе, когти впиваются в рёбра.

— Невежливо вести себя так с братом…

Над ухом раздаётся цоканье.

Мак словно обмякает, хотя и не отбрасывает мысль в любой момент предпринять попытку уйти.

— Я не понял, что это ты. Пусти меня!

— Ладно.

Но его не отпускают, а разворачивают к себе с кривой ухмылкой.

— Я Хедрик.

У него короткий ёжик розовых волос, серебристые раскосые глаза, острые черты лица и убийственный взгляд.

— Что ты здесь шляешься, тебя отец ждёт.

Мак едва ли не скалится ему в лицо.

— Пусти, урод! — отталкивает его и отряхивается, будто мог выпачкаться от него. — У вас семейное это, оставлять на мне увечья?

Рёбра саднит то ли от выступающих синяков, то ли от того, что его смогли… поцарапать?

— Да я тебя и пальцем не тронул, мелочь, — Хед демонстративно машет ладонью с исчезнувшими когтями. — Нам в ту сторону, — тащит он Мака за собой. — Рассказывай пока, кто ты вообще.

— Во-первых, я тебя старше. Во-вторых, прекрати трогать меня! — и добавляет вдруг безразличным, спокойным тоном: — Я Мак. Буду жить с вами.

— Ну, положим, не со мной. Такой большой мальчик, и всё ещё под родительским крылом? Почему?

Лет в пятнадцать у Хедрика уже была отдельная квартира, а спустя несколько месяцев он встретил Соро, и с тех пор дома появлялся ещё реже.

— Удобно, — бросает Мак. — Ты как меня нашёл? Я немного… запутался здесь.

— От тебя же за версту пахнет наркоманом, и мной, — Хед тянет его за ткань штанов.

— Тобой? — не сразу понимает он, и мотает головой. — Много наркоманов обнюхал?

— Ага, и вы все пахнете как один. Не знаю, как мне на тебя реагировать, если честно. Но если мне что-то не понравится, ты начнёшь лишаться частей тела, ладненько?

— На органы меня вряд ли продашь, — шутит он. — А угрозы я не люблю. Можешь просто меня не касаться, и всем будет хорошо.

— Хотелось бы. Но вообще, тебе ещё повезло, что сестра уехала, — он ухмыляется, думая вечером позвонить ей. — Не доставляй родителям проблем, и всё будет ок.

— У меня ещё и сестра есть?

— Да, младшая — пятая по счёту.

Мак замирает на месте.

— Я не готов.

Хедрик меняется в лице.

— Я так рад, что теперь у меня есть старший брат. И у них тоже. Ты будешь за нами присматривать, м? Я наконец-то смогу уехать в отпуск. У Присциллы несносный характер. А Мэдисон может тебе косяк в жопу запихать, реально, не преувеличиваю даже… Идём, и будь готов к тому, что у нас много врагов. Всё-таки отец контрабандой занимается и наркотиками.

Хед похлопывает Мака по плечу и достаёт из портсигара сигарету.

И у Мака, который бледнел с каждым его словом, вдруг загораются глаза.

— Занимается, чем?

Всё остальное будто перестаёт для него существовать.

— Ну-ну, не теми наркотиками, о которых ты подумал. Не для людей. Почти всегда. Так что закатай губу.

— А какая разница? В смысле, эффект такой же, только и на силу влияет, или только на неё, или что-то типа того? Блин, выгодно такого батю иметь…

Хедрик, не раздумывая, отвешивает Маку крепкий подзатыльник.

— За языком следи, братец. Так что насчёт сестёр? Каждое воскресение все собираются в доме, постарайся никого не заблевать.

Он через ноздри выдыхает сизый дым. Его табак пахнет иначе, чем всё, что когда-либо курил Мак.

Он хватается за затылок, который начинает болеть с новой силой, и с враждебностью смотрит на Хеда.

— Дай мне, — требует, протягивая руку, и вдруг вспоминает: — Ты, я, две сестры, а кто пятый?

— Нет, их всего пять, девочек, я имею ввиду. Это хорошо, девочкам сила отца не передаётся. Меньше проблем.

Он отдаёт ему свою сигарету и подкуривает для себя новую.

Мак затягивается и заходится кашлем, однако сигарету не выбрасывает.

— Бля, одни девки? А что с силой не так? Нефиг тогда вообще детей заводить, если риск есть.

Хедрик снова пытается выбить из Мака остатки мозга, впрочем, как и отец, делая это беззлобно и как бы между прочим.

— Мы тут не обсуждаем решения тех, кто дал нам кров, тебе ясно? А сила, скажем так, способствует массовым убийствам.

Он ухмыляется, и можно только гадать, говорит он о себе или в общем.

Мак шипит и отходит подальше.

— Хватит трогать меня! — разворачивается он, и быстрым шагом уходит в противоположную сторону.

Хед со смехом ловит его и уводит в сторону дома.

— Ну, и куда же ты? Под забором подыхать? Я жареную курицу привёз, тебя все ждут, придурок.

Мак слегка расслабляется и бредёт за ним, прекратив сопротивляться.

— Аппетита нет, но спасибо. Я такое люблю… А сёстры? — он докуривает ту странную сигарету и выбрасывает в лужу окурок.

— Нарядят тебя в платье, будут искать тебе парня весь вечер, в общем, ничего особенного…

Хед, говоря это, просматривает сообщения в телефоне, уже не оглядываясь на Мака.

— Думаешь я не понимаю, что ты издеваешься надо мной?

— Да я серьёзно, это же женщины.

Он что-то пишет и убирает телефон в карман.

— Не пятилетние ведь, я надеюсь?

— Неа, младшей пятнадцать. Но она в пансионате сейчас. Мэдисон зовут.

— А, это не страшно, значит. Я бы повесился у вас, будь все они дома. И будь они пятилетними. А Кейт? Она, как, не будет психовать из-за меня?

На это Мак получает уже по лицу.

— Будь поосторожней со словами.

Завидев машину Соро, Хед едва ли не выкидывает сигарету. Потом вспоминает, что это просто табак. Практически.

Мак шипит и будто всхлипывает, держась за лицо. Дать бы сдачи, но пока не решается… Ещё не понимает, что ждёт его в будущем, и как часто придётся видеться с Хедом. И что у них вообще за семья.

Лучше уйти… Вот только некуда. И нет денег.

— Больной… — выплёвывает он и, спотыкаясь, идёт к дому, окна которого ярко горят оранжевым.

— Я думал, ты привык к такому обращению, — просто говорит Хед и хватает его за руку. — Дай хоть рассмотрю тебя.

«А ведь и правда привык», проносится у Мака в голове, и он почему-то успокаивается.

Сглатывая ком в горле, он разворачивается к Хедрику лицом, замирает на месте, поднимает на него пепельно-серые глаза. И улыбается.

— Не расстраивай Кейт, — говорит Хед, наглядевшись на него, — а так, не думай, что я имею что-то против.

Хедрик все же хочет добавить, что не собирается всерьёз считать его братом. Но вместо этого только усмехается:

— Ты не похож на отца.

Мак кивает, окончательно успокоившись, и улыбаясь уже едва заметно.

— Я ему тоже так сказал. Хед, ты… Я просто… Я… Не с того мы начали, видимо.

Его прерывает гудок навороченной дорогой тачки, которая притормаживает рядом.

Мак инстинктивно напрягается, а из машины выходит высокий стройный человек в строгой одежде нежно голубого цвета и с длинными волосами цвета льна, которые свободно спадают с его плеч.

Он улыбается светло и остро. И манит рукой Хедрика.

— Поди сюда, помоги пакеты достать.

— Что там у тебя? — в голосе Хеда появляется псевдо-строгость, он подходит к Соро и обнимает его за шею.

Соро слегка отстраняется, но лишь затем, чтобы заключить лицо Хеда в свои прохладные, узкие ладони, и крепко поцеловать.

— Там рыба, — воркует он, глядя на Хедрика с таким обожанием, что даже стоявший неподалёку Мак замечает это.

И ему становится как то странно, не по себе. Он наблюдает за ними, склонив голову набок. И не верит…

— Живая? — усмехается Хед, стягивая его волосы.

— Ага… — он судорожно выдыхает и запускает руку Хеду под одежду.

Мак громко прочищает горло, напоминая о себе.

Хед выдыхает едва слышный, будоражащий стон и отстраняется.

— Давай, где она там.

И оборачивается на Мака:

— Ну, а ты чего не здороваешься?

Мак в ответ растерянно кивает. Зато Соро улыбается ему будто бы радостно.

— Приветик, парень! Ожил, как я посмотрю. Это хорошо, так держать! Представляешь, — обращается уже к Хеду, открывая багажник, забитый чёрными пакетами с трепыхающейся рыбой, — я ведь его от удушения спас.

— Почему не спросил у меня перед тем, как спасать? — Хед кусает его за ухо и тащит рыбу в дом.

Соро смеётся, подхватывает последний пакет и легко взбегает по ступенькам вслед за Хедом.

— Я ещё не знал, кто он.

Мак словно стряхивает с себя оцепенение и заходит в дом последним.

— Вы, что, педики?

Соро оборачивается.

— Не совсем. Но ты явно узко мыслишь, всё равно не поймёшь, — и зачем то подмигивает ему.

Добравшись до кухни, Хед спрашивает у Соро:

— А рыба-то им зачем?

А Элизар встречает Мака.

— Как прогулялся? Это неплохой район. Здесь есть хорошая школа поблизости. Я подумал, что ты мог бы сойти за старшеклассника, что думаешь?

Мак несколько раз моргает, пытается что-то ответить, но в итоге лишь заикается и замолкает.

Соро шепчет Хеду:

— Сейчас… — и идёт к Элизару, чтобы протянуть ему один из тяжёлых пакетов, довольно при этом усмехаясь. — Подумал, друг мой, тебе очень нравится рыба.

Может в следующий раз он подумает получше, прежде чем отвлекать его от работы или Хедрика просьбами побыть поваром.

— Ого, — Элизар улыбается, забирает пакет и хлопает Соро по плечу, — на удобрение пойдёт, фосфор — это хорошо.

Он остаётся довольным, а Хедрик принимается ржать.

— И, пока ты здесь, может приготовишь парочку? Сам поймал, как для Хеда делаешь? Или попросил кого?

— Так я же иногда рыбаков нанимаю, так что, отчасти, сам, — Соро снимает верхнюю одежду, надевает розовый фартук и закатывает рукава. — Хедрик, хочешь рыбу? Как приготовить? Возьмём потом с собой.

Мак не понимает, в чём шутка, или, что там у них? Ведь рыбы много, и это хорошо, и незачем её выбрасывать. Он переводит взгляд на Элизара и робко замечает:

— Если твои дочери приезжают на выходные, можно заморозить. Девять человек съедят это быстро.

Эл кивает сам себе и странно смотрит на Мака:

— Ты мне одного моего друга сейчас напомнил. Какие дочери?

Хед, заслышав это, ухмыляется, достаёт их холодильника банку пива и идёт искать мать, чтобы пожелать ей удачи. Ну и сказать, что ей просто не с чем было сравнивать, когда она ругала его.

— У тебя же их пять, правильно?

Соро на этих словах отрубает голову рыбе, и Мак вздрагивает, на всякий случай отходя поближе к Элу.

— Одна… Или у твоей матери есть ещё дети от меня?

Мак отрицательно мотает головой.

— Просто Хед сказал… Не важно, забей, — опускает глаза и зевает. — Я хочу спать.

Соро тем временем посмеивается и бросает на Эла весёлый взгляд.

— А представь, был бы у тебя полный дом девчонок. И подружкой их стал бы Скирт. Удобно. А то тревожно… Хотя тебя он не испортил. Но ты и не ребёнок. Дети больше подвержены влиянию.

— Он нормальный, в отличие от тебя!

И словно в ответ на его слова раздаётся звук входной двери, и вскоре на кухне появляется прекрасное, златоволосое существо, отцом которого является Скирт, друг Элизара.

Маку кажется, будто всё это сон или галлюцинация. Слишком бесшумны шаги, нежность существа, одетого во что-то наподобие белого кимоно, заставляет сердце пропускать удары. Глаза чистые и голубые, печальные, ангельские. И волосы, заканчивающиеся лёгким завитком, струятся, словно шёлк.

Он не встречал раньше таких девушек…

— Люци, ты как здесь? — улыбается Элизар, невольно задумываясь, не будет ли вся эта толпа нервировать Кейт.

— Я на такси.

Люци?

Мак нервничает. Странное имя для девушки. Вообще, странно видеть здесь такую девушку.

— Кейт, когда я забрал у вас куртку Хедрика, проезжая мимо, сказала: «заходи ещё». И я зашёл сегодня. Думаю, я мог бы позвать сюда Хедрика и остаться с ночевкой.

— Ну, он уже здесь, проходи, — отвечает Эл без энтузиазма, — поужинаешь с нами? И да, Люцифер, это мой сын, Мак. Мак, это лучший друг Хедрика.

— Эм… Он не девушка?

Должно быть, Мак произносит это слишком громко и эмоционально, потому что Люци реагирует сразу же, испуганно попятившись назад.

— Да ну тебя, ма, — с улыбкой на скуластом лице выходит к ним Хед и, завидев Люцифера, оглядывает остальных. — Что вы тут ему пройти не даёте?

Люци, метнувшись к нему, жмётся к его боку и утыкается лицом в плечо Хеда, пряча испуганные глаза.

— Что с тобой, солнце? Уже познакомился с Маком? Правда, он странный?

Хед гладит Люци по волосам и целует в макушку.

— Говорят, он сын Эла. И он стал кричать, что я не девушка…

— Я не… — тушуется Мак. — Всё не так было!

— Он просто головой ударился… слишком мало, — отвечает Хед.

Эл уводит Мака во двор со словами: «лучше тебе быть осторожнее».

— Но я не… — Мак выглядит расстроенным и снова теряется, что сказать. И в этот момент внезапно для самого себя, ищет помощи в Эле. — Я не понимаю…

У него нервно подрагивают пальцы на руках. Он снова мёрзнет. И чувствует себя очень уставшим.

— Ну да, столько людей… Не волнуйся, ты не обязан вникать сразу и во все.

Эл садится на крылечко и закуривает, глядя на тёмно-сиреневое небо с россыпью звёзд.

— Хедрик, хм, очень трепетно относится к Люциферу. Они росли вместе. Люци… свеобразный, Хед привык его защищать, так что… Лучше просто не подходи к нему, хорошо?

Эл улыбается.

— И да, это не девочка, так что…

Мак поспешно кивает.

— Ясно… — и присаживается рядом. — Хедрик… кажется опасным.

— Это так, но… — Эл пожимает плечом. — Он может быть хорошим другом. Преданным и добрым. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем ожидалось… — он оборачивается, смотрит в окно и жалеет об этом.

Там Соро режет овощи, рядом Хедрик, которому наухо что-то шепчет Люцифер, а в следующую секунду целует его в губы.

Мак переводит ошарашенный взгляд на Элизара и кивком указывает в сторону окна.

— Я… не знаю, что и думать. Ты уверен, что мне надо бросать? По моему, я здесь самый нормальный. Не в обиду тебе сказано, па.

— Хедрик любвеобильный… Причём, неожиданно с другой стороны, но мы с Кейт привыкли. Просто… не обращай внимания. Так что… ты подумал, насчёт моего предложения?

Мак трёт глаза краем рукава и передёргивает плечом.

— Звучит… чудно. Я хочу спать.

— Что вы тут? — появляется на пороге Кейт.

На ней мягкая бежевая пижама, волосы собраны в небрежный пучок на затылке, на лице лёгкая улыбка. Глаза только какие то колкие и холодные. Впрочем, лишь тогда, когда она смотрит на Мака.

— Там ужин готов. И Хед зачем-то разогрел курицу, а Люци отказался есть.

— Спасибо, сейчас придём, — улыбается Эл. — Намекни Хеду, чтобы увёз Люцифера с собой.

— Хорошо. Но почему?

Эл приподнимает брови.

— А ты хочешь, чтобы он остался?

Кейт смеётся.

— Соро сам его увезёт. Вряд ли тогда Люци захочет ночевать у нас.

И тут она начинает беспокоиться:

— Соро ведь не планировал остаться?

— Что? — Эл фыркает. — Надеюсь, что нет. Скажи Маку, что ему нужно чем-то заниматься. Это пойдёт на пользу.

Кейт вздыхает.

— Конечно. Но сейчас нам всем пошёл бы на пользу сон и спокойствие, — меняет она решение, уже не чувствуя важности в ужине. Большого урона не случится, если еда пропадёт.

Соро выходит из дома с дымящийся тарелкой.

— Рыба готова, Эл!

— Хорошо, — Элизар поднимается и выкидывает окурок с обаятельной улыбкой. — Оставь все в холодильнике. Ну, кроме того, что возьмёшь с собой вместе с Хедриком и Люцифером.

— Я думал, мы все вместе поужинаем. А потом… зачем уезжать, уже так поздно. И мы редко собираемся все вместе. А тут ещё такой повод! — переводит он взгляд на Мака.

И у Кейт окончательно пропадает аппетит.

— Я хочу спать, — повторяет Мак, чувствуя, как голова начинает болеть сильнее, и дело уже не в ушибе.

Эл делает небрежный жест рукой, мол, заткнись и делай. И кладёт руку Маку на плечо.

— Пойдём, покажу тебе чердак.

— Я буду жить на чердаке? — нехотя поднимается он.

Эл смеётся.

— Ага. Мой друг со временем из него себе студию сделал, там как две Хедриковых комнаты, так что тебе будет удобно. А он перестанет думать, что это его второй дом. Правда, он может забраться через окно и начать истерить, но ты просто не обращай внимания.

Он заводит Мака в куполообразное помещение со светлыми, поблескивающими стенами, круглой кроватью с разворошённым бежевым одеялом, мягким ковром на полу и кучей цветастый шмоток, склянок и бумаг повсюду.

— Ты можешь переделать всё под свой вкус. Там за розовой стенкой душевая. Кейт не нравились рыжие волосы в нашей ванне. Сойдёт?

Мак обводит помещение сонным взглядом и забирается на кровать, не снимая одежды и обуви.

— Классно… — шепчет сонно, и больше ничего не говорит и не шевелится.

— Ну нет, — Эл поднимает его на руки и тащит назад, — я тебе показал просто, чтобы ты не сбегал. А пока поспишь в гостиной на диване.

Он тащит его на первый этаж.

— Я не понимаю, — язык его заплетается, и сил, чтобы вырваться, нет. — Зачем тогда? Какой в этом смысл?

— А такой, что там после Скирта ещё убирать надо, а ты все подряд тянешь в рот.

Эл скидывает его на диван.

— Позже мы с матерью наведём там порядок и делай, что хочешь. Просто чтобы ты знал.

Он подаёт Маку плед.

И тот тут же натягивает его на себя, будто скрываясь от всех в плотном коконе.

— Ага… Только дай поспать.

Слышится хлопок от пробки шампанского и голос Соро.

Видимо, уходить он и правда не думает.

— Эл, ну ты где там? — звучит из кухни.

Эл включает усыпляющий фонарь, светящийся персиковым цветом, приглушающий звуки и потуги на пробуждение. И идёт к остальным.

Там Люци сидит на подоконнике, лбом прислонившись к прохладному стеклу. Время от времени он смотрит на Хеда и просит его что-нибудь подать со стола.

Соро, запрокинув ногу на ногу, восседает на стуле, и обсасывает рыбью кость, длинную, белую и острую.

И Кейт напротив него, с бокалом розового вина и мрачным взглядом, который она переводит на Элизара, как только тот появляется в дверях.

— Реально это праздновать будем?

Соро встревает прежде, чем Эл успевает ответить:

— Нет, если виновника торжества с нами не будет. Эл, куда ты его дел, ну?

— Он заснул, ничего не поделаешь, — отвечает Эл.

Он подхватывает Кейт на руки и садится на её место.

— Вы когда домой?

Соро делает удивлённые глаза и произносит обиженным тоном:

— Гонишь нас из дома? В ночь? После того, как мы думали вас поддержать?

Кейт зло и тихо на это хмыкает и обнимает Эла за шею.

Люци, казалось, не вслушивался в их разговор. Вместо этого он тянет руку к Хедрику и шепчет:

— Замёрзли пальцы…

Хед дышит на них, а затем и вовсе с ухмылкой начинает облизывать.

Эл, глядя на это, усмехается:

— Смотри, этим лучше заниматься в другом месте, увези их домой.

— Чем заниматься? — тянет Соро невинным голосом, и подливает себе вина.

— Да ты оглянись.

Соро бросает взгляд на Хедрика с Люци и тихо вздыхает. На мгновение он досадливо, с ревностью закусывает губу и отводит взгляд.

— Хедрик, при живом то муже, — шутливо укоряет его, возвращаясь к бокалу с вином, и спиной чувствует взволнованный взгляд Люцифера.

Хедрик садит Люци себе на колени и обнимает, будто отзеркаливая отца, не замечая этого.

— И что вы планируете с этим подарочком делать? — спрашивает, глядя больше на мать.

Кейт в свою очередь бросает взгляд на Эла.

— Посмотрим. Я согласилась помочь. Пока это не переходит границ… А там видно будет. Надеюсь только, та дамочка не думает, что может пользоваться добротой Эла и дальше…

— Ты знаешь, как я к ней теперь отношусь, — возражает Эл. — Не переживай ни о чём. Хед, твои друзья не очень нравятся матери, — «намекает» он.

— Надо же.

— Хед, ты водишь сюда друзей? — продолжает Соро, конечно же, понимая всё с самого начала.

— Только тех, с кем сплю…

Но Хедрик всё же поднимается, оставляя Люцифера, подходит, чтобы поцеловать мать в волосы и собирается уходить.

— Вообще-то, мы правда поддержать пришли. Звоните, если что.

— Спасибо, — улыбается ему Кейт.

Соро собирается идти за ним, когда как Люцифер в растерянности остаётся на месте.

Хед окликает его:

— Переночуешь у меня? Здесь теперь шумно.

— Да, — радостно срывается Люцифер с места и виснет у Хедрика на руке. — Пойдём.

Эл наблюдает за ними, гладя Кейт по спине.

— Что это было?

— Соро мстил за недавний вызов. А Люци не знал, вежливо ли бросать нас, когда сказал, что хочет ночевать здесь с Хедриком. И испугался, что тот не позовёт его с собой. Всё как обычно… — зевает она, и целует Элизара в щёку. — Считаешь, у нас странная семья?

— Ты считаешь его мужиков семьей? — Элизар целует её в шею.

У Кейт выступают мурашки на коже и она жмётся к нему плотнее.

— По крайней мере, они свои. Хед ведь всегда будет частью нашей семьи.

— Ну, он не странный.

Элизар тащит её в спальню, на мгновение задерживаясь рядом со спящим Маком.

#3. Истеричное оно


Ему снится ангел одетый в белое сияние. И Мак понимает, откуда берётся нимб над головой святых — сияние от золотых волос.

Ангел смотрит на него прекрасными печальными глазами и протягивает к нему нежную руку.

Мак касается её и притягивает его к себе.

Губы у ангела такие мягкие…

И всё вокруг залито разноцветными светлыми бликами, в которых тонут они оба.

***

Они так и не привели чердак в порядок, и Мак всё ещё ночевал на диване.

Пару раз, правда, он возвращался на утро, но ему насчёт этого ничего не говорили. Видимо разговоры про старшую школу не заставляли отца забывать о том, сколько Маку на самом деле лет.

Сила, унаследованная от Элизара, и которую Мак всё ещё плохо понимал, не давала ему стареть. Она и раскрылась не до конца, наверное, к счастью. Может поэтому Мак и не особо от неё страдал. Наследственность у него не очень хорошая…

Быть может он ещё и изменится внешне, но это будет постепенно и не скоро. Пока же Маку можно дать от семнадцати до двадцати трёх, смотря как он будет себя чувствовать и во что одет.

Насчёт школы отец не шутил, поэтому сейчас Мак, стоя у зеркала, примеряет форму…

— На тебе это выглядит дико, — комментирует Кейт, остановившись в дверях гостиной.

— Сам вижу.

Он собирается снять её, синий цвет раздражает, делает его ещё болезненнее, а синяки под глазами, почему-то, заметнее.

Но Кейт подходит ближе и поправляет на нём пиджак, а затем пальцами зачёсывает его непослушные волосы назад.

Мак замирает, напрягается и опускает глаза.

— А впрочем, — тянет она, оценивающе его разглядывая, — вполне ничего. Ты симпатичный парень, тебе бы только выспаться и нормально поесть… Увидишь, будет лучше.

— Плевать, — бросает он, не поднимая глаз.

Кейт оставляет его, он переодевается и спешит уйти из дома.

Ему пока неуютно здесь, Мак чувствует, да и знает, что он чужой.

Хотя к отцу он всё чаще и внимательнее присматривается. Ему любопытно. И возникает, пока ещё призрачная, но потребность в одобрении и признании.

Что касается брата, то он заезжает довольно часто в родительский дом, и Мак старается поменьше попадаться ему на глаза.

Иногда Хед заявляется к ним с Соро, и Мак в это время вообще старается к ним не выходить. Никак не привыкнет.

Но сегодня он приехал внезапно и без своего… мужа. С ним был ангел. И Мак сделал вид, будто бы и не собирался уходить из дома.

Люцифер остался на крыльце, ждать, когда Хедрик заберёт что-то у Кейт, поднявшись к ней на второй этаж.

И Мак, звучно выдохнув, выходит к Люци, медленно закуривая, присаживаясь рядом на ступеньку.

Он смотрит на Люцифера снизу вверх, и ему кажется, будто это не явь, а один из тех странных снов, которые мучили его в последние дни.

Люци переводит на него задумчивый взгляд, но ничего не говорит и не шевелится. Поэтому Маку кажется, будто он не настоящий. Разве бывают такие удивительные люди?

— Привет, — вспоминает он, что даже не поздоровался.

Люцифер улыбается в ответ, и на щеках его появляются едва заметные ямочки.

— Добрый день.

— Да… — выдыхает Мак, завороженный его внешностью и голосом. Но спохватывается и отводит глаза. — Ты часто одеваешься в это… Кимоно?

— Вроде того.

— Похоже на платье, — замечает Мак, надеясь, что сквозь бледность не проступает румянец.

Он чувствует, как начинают гореть кончики слегка заострённых ушей.

— Знаю.

— Любишь белый цвет?

Люцифер пожимает плечами и отвечает как-то невпопад:

— Я люблю музыку. Я играю на скрипке. Хотя умею ещё и на фортепиано.

— Сыграешь для меня? — Мак дарит ему обворожительную улыбку (не будь она острой, была бы похожа на отцовскую).

Но Люцифер мрачнеет и едва заметно мотает головой, присаживаясь рядом.

Мак, не выдержав, касается его руки.

Кожа такая же гладкая, как и во сне…

Люци отдёргивает руку и трёт её об белую ткань, поднимается, тихо выдыхает: «прости», и собирается скрыться в доме.

Мак чувствует, как колотится в груди сердце и отчего-то паникует. Понимает, что может не решиться спросить в следующий раз, и не хочет долго ждать, когда снова увидит Люци. Хватает его за край одежды, и выпаливает:

— Ты ведь девушка? На самом деле ты девушка, правда?

Люци вырывается и за ним с громким хлопком закрывается дверь.

Он врезается в Хедрика, который тут же прижимает его к себе:

— Что такое?

Люцифер судорожно выдыхает и цепляется за него, прижимаясь крепче.

— Он приставал ко мне.

— Ясно.

Хедрик в чёрной мантии со сбитыми в очередной раз костяшками пальцев поглаживает его по спине.

— Кейт делает смузи с ягодами, угостишься? А я поговорю с ним.

Люци кивает, успокаивается и отходит от него.

А Мак тем временем разочарованно поднимается с крыльца, в очередной раз закуривает и собирается прогуляться.

— Что это сейчас было? — Хедрик выходит на улицу, вокруг него будто темнеет горячий и густой воздух.

Мак не оборачивается и не спеша, словно специально пытаясь взбесить его, идёт прочь от дома.

— Не понимаю о чём ты. Он дёрганный какой-то, фиг разберёшь.

— Я вроде тебя предупреждал… В этот раз Хедрик даже не поднимает на него руку. Он стоит на крыльце и наблюдает, закуривая, как по земле стелется дегтярная тьма, добирается до Мака, забирается в рот, нос, углы глаз, лишая возможности дышать.

Мак, как подкошенный, валится на асфальт и хватается за горло, словно пытаясь освободиться от удавки.

Безрезультатно извиваясь на холодной и влажной земле, успев оцарапаться и до смерти испугаться, Мак почти верит, что таким и будет его конец.

Хед мучает его, пока не выкуривает сигарету, затем с усилием ослабляет хватку, заставляя тьму растворяться, впитываясь в землю. Со стороны кажется, будто Мак лежит в луже тёмной крови. Он подходит к нему и бьёт под рёбра мыском ботинка.

— Далеко собрался?

Сдавленно вскрикнув, Мак корчится, обхватив себя руками. И никак не может отдышаться, теперь ещё и из-за удара.

— Пошёл ты, — хрипит он, стискивая зубы, — пидор.

— Да кто бы говорил? — Хед поднимает Мака за шкирку, как котёнка и швыряет на газон. — Ты пристаёшь к моему другу. И радуйся, что я применил свою силу, а не он. Ты бы сейчас был куда менее… энергичным.

Мак отплёвывается, словно Хед врезал ему в челюсть, и зло шипит, пытаясь подняться:

— Да что он вообще может? Он похож на девчонку, вот и всё. Я, — ухмыляется, — только хотел проверить… Сейчас вот убедился, что он девка. Поэтому, видно, и бегает за тобой.

Хедрик приподнимает бровь.

— Как можно быть таким… — бьёт по лицу, — тупицей.

Он сплёвывает на Мака, не желая больше тратить на него время и уходит в дом.

Тяжело дыша, пытаясь справиться с крупной дрожью, Мак с трудом поднимается и бредёт прочь, держась за рёбра.

Он знает хорошее средство и от боли, и от переживаний…

Машина Элизара вскоре притормаживает рядом с ним.

— Куда собрался, сынок?

— Погулять решил, — в который раз он трёт лицо краем грязного рукава, и не останавливается.

— Я тебя предупреждал насчёт Люцифера.

— Но я ничего не сделал!

— Кроме того, что не послушал меня, — Элизар открывает дверцу, чтобы Мак сел рядом с ним.

— Откуда я знал, что они настолько двинутые? — он и правда садится, только старательно не смотрит Элу в глаза. — Не хочу обратно.

— Он уже уехал, он ведь там не живёт. А ты — да.

— Ладно, — звучит нехотя.

Он надеется, что в случае чего найдёт и в доме… средство, чтобы всё забыть. Поэтому пока можно никуда не идти.

Элизар разворачивается.

— Куда бы ты пошёл? Ты же не местный у меня.

Мак передёргивает плечом.

— Обычно всегда нахожу… место, что надо. Как то само собой. Так что… не знаю. Просто пошёл бы.

— Наркотики должны раскрашивать жизнь, которая и без них была бы не плоха, а не закрашивать проблемы.

— Прикольная философия, — усмехается Мак. — А кто-то бы ответил тебе, что тогда был бы риск эту самую неплохую жизнь угробить. Что касается меня, не надо читать мне нотаций. Мне просто нравится. Хорошо?

— Чтобы ничего не угробить, нужна голова на плечах, а без неё в любом случае хорошей жизни не будет. И нет, тебе не просто нравится, у тебя куча проблем. Мне можешь не врать.

Что-то болезненно и остро сжимается в груди и резко отпускает, Мак бросает быстрый взгляд на отца, хочет что-то сказать, но не решается и снова отворачивается к окну.

— Всё нормально. Я дам тебе кое что лёгкое, если пообещаешь ограничиться этим на сегодня. И я забыл сказать, что убрал всё лишнее с чердака, кроме безделушек вроде куриных лап — может тебе нужно будет. И купил кое-какую одежду ещё. И ноутбук.

Мак улыбается против воли. Больше от слов о куриных лапках. И улыбка ползёт всё шире, пока Мак не кивает коротко и согласно.

— Спасибо.

— Вот и молодец.

Элизар треплет его по голове и останавливается у дома.

— Только Кейт не говори…

Он достаёт стеклянную баночку размером с мизинец и подаёт её Маку. В ней что-то напоминающее хлопья розовых блёсток.

Мак сначала берёт, а потом уже вопросительно смотрит на Эла.

— Подогрей и вдыхай дым, — просто говорит Элизар и выходит из машины. — Но поешь сначала!

Мак, окончательно успокоившись, усмехается и выходит тоже. Потягивается, кривится то того, как саднит рёбра, и прячет баночку в кармане.

— Я только… Хочу подняться… к себе, — договаривает неуверенно и тихо. — Поем там.

— Ладно, — Эл достаёт из багажника ящик и подаёт Маку, — только забери с собой это.

Внутри на газете спит чёрный щенок с белым ухом.

— У него ещё нет имени, если что.

Мак аккуратно перехватывает ящик и несёт к себе, где бережно вынимает щенка и садит на кровать.

Осматривается, почёсывая его за ухом, и остаётся вполне удовлетворённым. Особенно тогда, когда и правда замечает в углу коробку с засушенными куриными лапками. А ещё хрустальный шар под кроватью.

Друг Эла, видимо, такой же чудной, как и все вокруг.

Мак уходит в душ, проводит там неоправданно много времени, пытаясь согреться и перестать дрожать, хотя кожа уже покраснела от жара.

И выходит только когда щенок, скуля, скребётся в дверь.

В полотенце, с мокрой копной волос, он забирается на кровать и открывает свой новый ноутбук, чтобы… провести время. Приятно.

— Не суйся, — отталкивает он щенка мыском ноги, — это не для маленьких, — и с любопытством открывает ту баночку, которую даёт ему Эл.

Мак высыпает пыль в металлическую чащу и ударяет пальцами по клавиатуре.

Спустя пару минут с хлопком открывается окно, пластиковая ручка несколько раз ударяется о стену, глухо постукивая, и за прожжённый подоконник цепляется бледная рука с изящными длинными пальцами и фиолетовым маникюром.

Что-то с завитыми светлыми в рыжину волосами, чёрном топике на завязочках, джинсами клёш и жёлтыми каблуками, окончательно вбирается в комнату и замирает над тем, чем так заинтересован Мак.

— Отвратительно, — звучит неожиданно низкий голос. — Ты. Оскверняешь. Моё. Пространство.

Мак ошарашенно смотрит на гостя, поспешно захлопывает ноутбук, из-под крышки которого ещё пару секунд слышатся стоны, и зачем то отодвигает подальше чашу с розовым дымом.

— Какого чёрта?! — выдаёт он вместо приветствий и смотрит, как щенок весело тявкая обнюхивает и пытается покусать каблуки.

— Отвратительно, говорю, хотя ты и подросток, — уже полностью сменив тон, произносит незнакомец и подходит к Маку ближе. — О, где асферу достал, тебе Эл дал или сам взял? — он щурится.

— Кого достал? — хлопает он глазами, пытаясь понять, с кем вообще говорит.

Догадка появляется довольно быстро, он уже слышал о нём.

Мак слегка хмурится и напрягается. Но пока не уверен в своих опасениях.

Своеобразное оно отталкивает щенка, бросает замечание по поводу «плохой окраски» и тянет к волосам Мака пальцы.

— А ну, голову дай.

— Что? — Мак отшатывается, едва не роняя полотенце, и выпаливает, уверившись, что это нечто Скирт и пришло оно мстить: — Я не трогал твоего сына! Отстаньте от меня!

Мак очень надеется, что это не хочет взять его волос для каких-нибудь гадких обрядов.

Но Скирт как раз-таки хватает его за космы и тянет, пытаясь выдрать волоски.

— Не можешь ты быть его сыном, гадкий мальчишка, — шипит он. — Я с ним уже двести лет, и никто от него не нёс. Только Кейт… И то Хедрика, возможно, подкинули. Феи.

Мак вцепляется в его руки, чтобы ослабить хватку, и бьёт его коленом в пах, надеясь, что Скирт только внешне «оно»…

Щенок скулит и забивается в угол.

Скирт хватает его за горло и стискивает пальцы от боли.

— Выметайся, это мой чердак и мой Эл, ищи себе другого отца!

Мак скулит не хуже щенка.

Жёсткие холодные пальцы хватают его за горло. Затем затылок разгорается от боли и тёплое льётся по шее, щекоча между лопатками.

Пальцы не размыкаются, тянут вперёд, затем снова толкают назад, ударяя Мака об стену.

Ему тринадцать…

Мать смотрит на это, молча. И ждёт.

Он привык к плохому обращению. Но за короткое время для него всё равно произошло слишком многое. То ли Мак сам по себе является слабаком, то ли наркотики выжгли ему большую часть нервов, но выдерживал он немного.

В глазах темнеет, в висках колотится сердце, он на мгновение обмякает, а затем дотягивается до чаши и ударяет ей Скирта по плечу.

Скирт издаёт странный звук и отстраняется, почувствовав больше то, что происходит в голове Мака, чем боль от удара. Он, будто сбросив с себя змеиную кожу, выпрямляется и всё же выдирает у парня пару волос. Они загораются синем пламенем на его ладони, и на мгновение синеют его карие глаза.

— Ты хоть знаешь, как трудно достать асферу? — цокает, глядя на рассыпанную по кровати розовую пыльцу. — И какое наслаждение тебя бы ждало…

Мак, тяжело и часто дыша, чувствуя, как горит теперь его горло, отступает на пару шагов и трогает волосы.

Полотенце всё-таки спадает с него, и Мак будто бы лениво поднимает его и снова повязывает на бёдрах.

— Если ты меня проклял, я… Тогда я… — что сказать, Мак не находит, и на глаза его наворачиваются злые слёзы.

— Неа, просто проверял, не ошиблась ли наука, — говорит с каким-то особенным театральным пафосом и ухмыляется, — хотя мне проще было снять с тебя полотенце. Родинка в форме Титании... Отцовская. Хотя и проклясть я могу, — добавляет, снова резко сменив тон.

— В форме кого? — щурится Мак, и запястьем трёт глаза. — Делай, что хочешь! Мне уже всё равно. Достали все! — он хватает одежду, принимается одеваться и думает, как прямо сейчас уйдёт из этого ненормального дома.

— Ты уходишь? — тянет Скирт с надеждой и поглаживает розовую стену.

— Да, — отходит он к двери, медлит и возвращается за ноутбуком. — Рад был знакомству.

— Собаку забери, она мне тут беду накликает.

Скирт щурится и будто бы принюхивается.

— И тебе, вижу, в будущем тяжело с ней придётся.

— Если заберу, — соглашается Мак, и выходит, конечно, без щенка.

Элизар как раз поднимается по лестнице, помешивая в картонном пакетике с яблочным соком палочку и по его улыбке можно сделать вывод, что в напитке несколько лишних ингредиентов.

— Сын, — ловит он Мака и притягивает к себе, — Скирт тебе помешал? Я не впустил его в дом, но судя по звукам, его, придурка, это не остановило.

Мак выглядит и дышит так, словно у него вот-вот случится нервный срыв.

— Я пойду. Пусти, — в голосе его сквозит какой-то сдавленный свист. — Ничего не выйдет. Чего вы все от меня хотите?!

— Ничего, — Эл не отпускает его. — Чего ты? Скирт… безобиден. Послал бы его, да и всё.

— Он чуть не свернул мне шею! А до этого меня едва ли не убил твой сын. Мне… — он пытается высвободиться. — Мне лучше… Лучше уйти.

— Да он укуренный, наверно, — Эл говорит так, будто это всё меняет. — Давай пойдём поговорим с ним. И ты назвал щенка?

Мак молчит и не смотрит на него, хотя уже и не вырывается. Только крепче прижимает к себе ноутбук.

Эл треплет его по волосам.

— Извини. Я думал, ты справишься. Пойдём?

Укор? Разочарование? Он, что, обвиняет в чём-то его?

Мак смотрит враждебно и не двигается с места.

— Если мне надо воевать за чердак, шли бы вы куда подальше…

— Но это хороший чердак, — Эл улыбается, но вскоре замечает синяки на его шее и мрачнеет. — Надо тебе шокер подарить.

Почему то это заставляет Мака слегка расслабиться и усмехнуться.

Он болезненно сглатывает, невольно касаясь синяков кончиками подрагивающих пальцев, и с сомнением глядит в сторону чердака.

— У него, наверное, что-то случилось. Не повезло тебе. Идём.

Эл поднимается наверх, решая не тащить парня насильно.

И Мак, помедлив, всё же идёт за ним, покрепче стискивая в руках ноутбук.

С пугающе мрачным видом он снова заходит на чердак, и тут же к его ногам с радостным визгом бросается щенок.

— Мм… — Скирт валяется на кровати, поглаживая простыни и подрывается, услышав, как они вошли. — Стучаться надо.

— Что на тебя нашло? — Элизар садится рядом.

Скирт не отвечает, только показывает Маку раздвоенный язык.

И Мак пятится назад, откладывая на пол ноутбук, и на этот раз поднимает щенка. Мало ли, что с ним могут сотворить в этом доме…

Элизар неожиданно протягивает руку к Скирту не для того, чтобы приложить его о стену. Он запускает пальцы в его локоны и поглаживает кожу головы.

— Ничего не изменилось, когда появилась Кейт. И Хедрик. Мак вряд ли нас рассорит, но… Ты знаешь, как я отношусь к тем, кто не уважает мою семью. Мы с тобой ещё поговорим об этом когда ты… проветришься.

Скирт валится назад.

— Тихо, — шипит он, — сейчас мне хорошо…

Рядом с ним горстка подпалённой розовой пыли. Красная усмешка расплывается на лице.

Мак подходит ближе, найдя взглядом рюкзак на полу под окном. Надо бы забросить в него пару вещей и ноутбук…

— Понимаю теперь, почему, — он осекается и договаривает про себя: «Люцифер такой».

Провоцировать никого уже не хочется. Лучше уйти как можно тише.

Элизар поднимает Скирта на руки и оборачивается к нему:

— Это ладно, ты еще своего дядю не видел, хотя тот бы точно бросаться не стал. Он не творческая личность. Ты ел хоть?

Мак задумывается и мотает головой.

— Забыл, — отвечает честно, и начинает собирать вещи.

Эл будто не обращает на это внимание.

— Хорошо, я и это принесу. Подожди немного.

— Ты… — он застывает с хрустальным шаром в руках, прикидывая, можно ли это продать и брать ли с собой. — Ты его унесёшь? — кивком указывает на Скирта.

— Да, отправлю к жене. Я позову Кейт, она синяки уберёт, ты не против?

Мак начинает сомневаться, всё ли так плохо…

То есть, плохо, он уверен, но стоит ли вот так спешить? К лучшему он всё равно вряд ли бы пришёл…

— Хорошо. Спасибо, — и продолжает сидеть на полу под окном. — Я… — переводит взгляд на Скирта. — Я заберу это? — указывает на шар.

С магами лучше не рисковать…

Но Скирт в ответ только прячет лицо в шее Элизара.

***

— … Просто у них с Элом отношения больные.

Кейт едва касается пальцами его шеи, и выводит на коже Мака невидимые символы.

— В смысле… То есть, — пытается он подобрать слова, — это не Люцифер в Скирта пошёл, а Хед в Элизара? Хотя, наверное, без разницы…

— Что? — изгибает она брови, и вдруг начинает смеяться. — Я не о том, дурень! В смысле, Скирт очень дорожит их дружбой и ревнует. Нервничает, когда ему кажется, будто его вытесняют. Он ко мне то еле привык. Но ты не бери в голову. То, что произошло… Это недоразумение. Я уверена, такого больше не повторится.

Они молчат какое-то время, Кейт заканчивает работать с его синяками и бросает взгляд на рюкзак, доверху набитый вещами.

— Понимаю, почему ты хочешь уйти. И не скажу, что я против. Я не очень хороший человек… И всё же, пусть и я бы подумывала об этом на твоём месте, всё же в итоге я бы предпочла задержаться.

— Почему это?

В комнате темнеет, закат отбрасывает на стены красные лучи.

— Потому что выгодно. Ты вряд ли в скором времени найдёшь место лучше. И если ты не идиот, останешься. Если же нет… скажу Элу, что идиотов жалеть себе дороже.

#4. Тухлые яйца


Скирт не помнит, как оказался дома, зато в голове всё ещё раздаются упрёки жены. Которые звучали вперемешку с сообщениями Алекс, его падчерицы.

Алекс звала его проветриться и была готова выслушать, так что Скирт предпочёл её общество и свалил в «Триногую ящерицу» — бар в западной части города, в которой странности на каждом шагу, если знать, куда смотреть.

Они с Алекс сидят в дальней и затемнённой части бара, стол заставлен кислотного цвета коктейлями и редкими закусками, половина из которых шевелится. Раздаётся музыка и голоса, пахнет сладковатым дымом и чем-то кислым от оббитых бархатной тканью сидений.

— Я к нему с ящиком пива пришёл, он забрал ящик и… — Скирт чихает и тянет руку за очередным коктейлем. — И закрыл дверь. Пришлось лезть через окно, едва не порвал топик… И это при том, что там были мои вещи, и я делал там ремонт. Почему ему отдали мою комнату, а не Хедрика?!

Так и не скажешь сейчас, что Скирту больше тысячи лет, он куда старше Элизара и большинства нелюдей в этом чёртовом городе.

Он устраивает голову у Алекс на коленях и упирает ноги в розовых носках с кружевом в кирпичную стену.

Она запускает пальцы в его волосы и гладит Скирта по голове, сочувственно и возмущенно цокая языком.

На пальцах её блестят кольца, а короткие ногти выкрашены в лимонно-жёлтый цвет.

На светлых, почти блондинистых коротких волосах, заколка с маленькими крылышками бабочки, которую Алекс снимает и прикалывает Скирту.

— Возмутительно, — говорит, продолжая перебирать его волосы. — Я так за тебя зла! Как он мог? И вообще, ему, что, родственников мало? К тому же Мак уже взрослый, как я поняла. Эл мог бы с тобой посоветоваться насчёт комнаты. Или хотя бы предупредить.

— Ему плевать на меня, — кивает Скирт, — теперь я убедился в этом.

— Ну, что ты? Как тебя вообще можно не ценить?! — она пытается приобнять его и заглянуть ему в лицо. — Но вообще, это нельзя спускать ему с рук! Пусть знает! Может он не понял даже, как паршиво поступил с тобой.

— Он сказал, что для него нет ничего важнее его семьи, а я кто?

Он всасывает в себя что-то цвета концентрированных смурфиков и закашливается, вернувшись мыслями к ответу Алекс.

— Отомстить Элизару?! Потому что мальчишку я трогать не буду, он пришибленный какой-то…

— Пришибленный? Расскажешь по дороге? И да… надо купить яйца. Просроченные. Думаешь, найдём такие?

— Зачем покупать? Я могу просрочить. По какой дороге?

— К его дому. Забросаем его тухлыми яйцами, — улыбается она, и в этот момент становится похожа на маленькую лисичку. — Надо же как то эмоции выплеснуть.

— Ты совсем ещё ребёнок, — вздыхает Скирт, приподнявшись и глядя на неё блестящими глазами. — Идём.

Он поднимается, опьянение лишь слегка прослеживается в речи, движениях и улыбке.

— И вовсе не ребёнок! — гордо задирает она свой аккуратный носик и плотно смыкает губы.

Но вскоре Алекс совсем забывает о его словах. Раздобыв яйца и шагая по освещаемой фонарями дороге, она держит Скирта за руку и улыбается, предвкушая их набег на элизаровский дом.

— Только маме не рассказывай, — просит она на всякий случай, и осторожно напоминает: — Так, что там с тем Маком, по твоему? Любопытно же.

— Такие бывают, причём, чаще у простых людей, чем у нас… — Скирт колдует над яйцами. — Знаешь, посмотришь им в глаза, а они почти мёртвые, словно живут в закрытой коробке, и это не похоже на депрессию. Тогда умереть хочется. А эти даже этого не хотят. Что-то в нём есть, но вообще, вряд ли он протянет долго.

Алекс какое то время молчит, и вздыхает.

— Страшно… У меня была депрессия, — вспоминает она, — но мне говорили, что в моих глазах боль и страх. Мерзко теперь думать об этом… Ну, что там с яйцами, будут вонять? — спрашивает деловито, хватает одно и трясёт над ухом.

Они уже почти доходят до дома Элизара, как Скирт садится на асфальт и щёлкает над яйцами длинными ногтями с кривой усмешкой.

— Стой там, — говорит он Алекс, — стой… Чуешь?!

На всякий случай она задерживает дыхание и возвращает яйцо в бумажный пакет в руках Скирта.

— Что?

— Запах смерти! — торжествующе подсказывает Скирт и нагоняет на неё воздух от яиц. — Удушающий, не правда ли? — выговаривает уже с трудом и прячет нос в плече.

Алекс отбегает от него, закашлявшись, случайно вдохнув это, и смеётся.

— Круто! Ты гений магии, моя любимая феечка! — подбегает к нему снова, пряча нос в натянутом повыше шарфике, хватает яйцо и несётся к дому, чтобы со всей дури запустить тухлятиной в стену.

— Да! — отвечает Скирт и закашливается.

На этот раз он одет в неоново-зелёный комбинезон с цепями и шипами и в розовые ботинки на платформе. Он закуривает, как-то странно смотрит на дом и Алекс, а затем швыряет яйцо прямо в окно хозяйской спальни.

Кейт, которая до этого мирно спала рядом с мужем, рывком садится и вздрагивает, когда слышит второй удар.

— Эл? — голос её звучит встревоженно. — Элизар… — легонько трясёт его за плечо.

Эл открывает глаза и дотрагивается до неё.

— Я слышал… Ты такая горячая, — сонно замечает он.

Она невольно усмехается, почти смущённо, и ложится рядом, пряча лицо в его шее.

— Проверишь, что там?

— Да, — в его голосе слышится улыбка, — не похоже на наших врагов.

Элизар целует Кейт в розовые волосы и поднимается, покидая тёплую, уютную постель.

Скирт чувствует его приближение и швыряет остаток яиц куда попало, закрывая нос.

— Он идёт! — гундит он.

— Бежим! — хватает его Алекс за руку, и срывается на бег.

Скирт не успевает использовать все яйца и роняет остаток, убегая прочь. И теперь ему видно, что некоторые из них не стухли, а… стали сгустками крови. Правильно ли Эл поймёт посыл теперь?

Элизар выходит на крыльцо, когда вредители уже скрываются за заборами. И, усмехнувшись, достаёт скрученный косяк с чёрной травой. Бежать за ними или нет?

Алекс выдыхается и останавливается, ладонями упираясь себе в колени, звучно дыша.

— Ты как? — оборачивается к Скирту. — Мы оторвались? Он не гонится?

— Не знаю… Смотри, — Скирт показывает ей тёплое, даже горячее яйцо.

— Ага, и что? — выпрямляется она, отдышавшись.

От яйца исходит треск и Скирт протягивает его ей, округлив глаза:

— Возьми его!

Алекс берёт, не разобравшись в чём дело, и тут же протягивает ему обратно, вскрикнув, когда часть скорлупы отваливается и из дыры высовывается…

— Лапа! Это чья-то лапа или голова?!

— Я не знаю! — в глазах Скирта на удивление не обычное маниакальное любопытство, а будто бы страх, от кладёт яйцо на асфальт и отходит на шаг.

На улице горят фонари, звезды скрывают бледные тучи, дорожка разбитых тухлых яиц может привести к ним Элизара в любую минуту, тяжёлый запах вокруг становится всё гуще.

— Боже… — выдыхает Алекс, с опаской приближаясь к яйцу. — Скирт, подойди, я боюсь!

Теперь угроза ощущается не только от возможной погони, но и от странных яиц.

Что-то похожее на двуглавую чёрную ящерку-птицу раскурочивает четырьмя лапами оставшуюся скорлупу и с тихим хлопком брюхом плюхается на асфальт.

— Фух, — выдыхает Скирт с улыбкой и садится на корточки рядом с разворошённой скорлупой. — Я думал что похуже будет.

— Что будем делать? — Алекс двумя пальцами зажимает нос, кажется запах исходит не только от разбившихся яиц, но и от вылупившегося существа. — Не оставлять же его здесь. Может… — усмехается, — в канализацию бросим? Там он найдёт себе подобных.

— Станет мутантом, канализационным драконом? Начнутся крестовые походы? — Скирт начинает все больше воодушевляться этой историей.

— Да-да, вполне возможно. Но я его в руки не возьму! Давай сам.

Скирт поднимает чудо-чудное и кладёт в оттопыренный карман комбинезона.

Элизар тем временем неспешно идёт по следам яиц и застывает в десяти метрах от них, облитый светом фонаря

Алекс замечает его, громко вскрикивает и снова хватает Скирта за руку, чтобы сойти вместе с ним с освещённой дороги и броситься в темноту.

— Па? — выходит к Элизару Мак, который наблюдал и недавний побег, и странное собрание вокруг чего-то посреди дороги, и то, как Скирт с девчонкой вдруг ринулись куда-то сквозь живую изгородь, должно быть, оцарапавшись о ветки.

— Вы чего тут? — трёт Мак глаза рукавом, гадая, словил он приход, или просто вокруг него собрались психи.

Эл протягивает ему косяк, уже почти выкуренный и хлопает по плечу.

— Кажется, Скирт на нас обиделся.

Мак затягивается и хмыкает.

— Проклял тебя? Наш… — запинается. — Твой… Наш дом?

— Наш…

Эл тянет его за собой.

— Не, тухлыми яйцами закидал, — отвечает буднично. — Волнуешься перед первым днём в школе?

Мак закатывает глаза.

— Ты серьёзно? — интересуется мрачно, и переводит тему: — Вся улица теперь воняет. Ветра нет… Он точно не проклял дом? Или меня. Даже не знаю, ночевать ли там.

— Попросим кого-нибудь его нагнать, — Эл зевает. — Не стал бы он проклинать нас. Ты хоть успеешь поспать? Утром я тебя разбужу.

— Успею, — он докуривает и зевает. — Это так тупо… Ну, идея твоя со школой. Будто ты специально меня унизить хочешь. Хотя бы не говори об этом со мной так часто, хорошо?

— Ты же сам говоришь, что у нас дурдом, — останавливается Элизар. — Смена обстановки пойдет на пользу. Да и школа проще колледжа, я ж о тебе забочусь.

— Да нафига мне это вообще? — всё это время Мак рассматривал его идею, как условие его у них проживания. — Бесит. Но за заботу, конечно, спасибо.

Он вляпывается в тухлое яйцо и медленно поднимает ногу. С асфальта до подошвы кед тянется чёрная зловонная слизь.

— Теперь я проклят, — то ли спрашивает, то ли обречённо констатирует Мак, и старается не дышать.

— Ай, — тянет Эл с усмешкой, — ну идём тогда.

И тянет его в сторону сбежавшего Скирта.

— Побежали, догоним их!

Приходится согласиться, потому что в проклятии Мак был почти уверен.

Алекс со Скиртом тем временем пытаются вызвать такси и придумывают, как объяснить водителю, что им нужно найти подходящее место в канализации.

— Думаю, там не должно быть воды, — говорит она Скирту, — и глубоко быть не должно. Ни ты, ни я не полезем в люк ради этого монстра. Надо так, чтобы бросить его можно было или просто руку протянуть, чтобы выпустить. Или зайти туда и отпустить. Короче, чтобы никуда не пролазить или прыгать.

— Да… А что если он придёт за мной, захочет увидеться с отцом?

Скирт глядит в одну точку на асфальте, обдумывая эту мысль.

Такси должно приехать через семь минут. Два пятна вдалеке стремительно приближаются. Ящерка скребётся в кармане.

— Не думаю, — тянет Алекс с сомнением, — всё-таки это курица. Только птенчики бегают за родителями, потом они перестают так делать. Не волнуйся.

В роду Скирта создатель демонов, так что он вполне себе рад, что у него выходят только двухголовые ящерицы-птенцы.

Он поднимает голову и, натыкаясь на Элизара, собирается бежать, как вдруг останавливается и идёт к нему навстречу.

Алекс напрягается, но бросать Скирта она не намерена. Поэтому идёт рядом, вцепившись в его локоть.

— Всё хорошо, — шепчет ей Скирт, — он не бьёт женщин вроде как…

Элизар улыбается:

— Ну, видишь, идёт сюда получать.

Мак наблюдает за ними с мрачным любопытством и чем-то требовательным во взгляде.

А Алекс после слов Скирта смелеет и осуждающе глядит на Эла.

— Вы очень ранили его, дядя Элизар! Даже не представляете, как. Вам должно быть стыдно! — выпаливает она, старательно отгоняя мысль о том, чем они со Скиртом недавно занимались, и как позорно бежали прочь.

— Да ладно, — усмехается Эл. — Попрошу прощения, как только вы мне дом отмоете. И ветер вызовите.

Скирт, не обращая на эти разговоры внимания, протягивает своего зверя Элу:

— Ты посмотри, что я сделал.

— Продадим?

— Выпустим! — хватает Алекс несчастное создание. — Выпустим, как и собирались! — как вдруг пугается и суёт ящеро-птица Маку.

Он держит неестественно горячее существо в открытых ладонях и смотрит на удивление спокойно и задумчиво.

Одна из голов, разинув пасть-клюв, извергает язычок синего пламени, и Мак поднимает взгляд на отца.

— Что ты мне дал выкурить?

— А, — приподнимает брови Эл, не ожидая такого. И треплет Мака по волосам.

Скирт забирает ящерицу назад и вешается Элизару на шею.

— Круто же вышло.

Алекс наблюдает за ними с улыбкой, успокоившись, и облегчённо выдыхает. Правда в следующую секунду резко отходит от Мака.

— Ты принёс за собой вонь!

— Ты вообще кто? — щурится он, чтобы получше её рассмотреть. — Ещё какая-нибудь сестра или чья то девушка, или ты парень? Говори сразу, если парень, ладно?

Алекс, задохнувшись от возмущения, замахивается и даёт ему звонкую пощёчину, из-за которой Мак отшатывается и хватается за своё вмиг покрасневшее лицо.

Скирт не обращает на них никакого внимания, а Элизар отводит взгляд, удерживая улыбку.

— Что ж тебе не везёт так, Мак…

— Да что я сделал то?!

— Назвал меня парнем! — наступает Алекс, и Мак пятится от неё. — Совсем обалдел, не видишь, кто перед тобой? На мне юбка между прочим!

— А на нём, — машет в сторону Скирта, — были каблуки и платье, и что с того?!

— Не было платья, это джинсы такие, ты совсем уже? — оборачивается на него Скирт. — Платье с той обувью не носится!

Запах только усиливается, Скирт закрывает нос рукавом и щурит глаза в своей обычной манере.

— Вы и правда принесли за собой вонь!

Мак пытается очистить подошву, шаркая ногой об асфальт, но раздаётся лишь чавкающий звук, будто он вляпался в огромный ком дегтярной жвачки.

— Ну, не знаю, значит, сын твой был в платье, — бормочет он, чувствуя, как от запаха его начинает мутить.

— Люци не носит платья, — замечает Алекс, отходя от него ещё дальше.

— Скирт, — говорит Эл, — не мог бы ты…

Тот прикрывает глаза, потирает руки, и вскоре по улице проходится поток холодного ветра, а затем начинается дождь. Сначала он едва покрапывает, затем набирает обороты и обрушивается ливнем.

И Мак, который и без того мёрз, начинает дрожать до клацанья зубами.

В этот момент подъезжает такси, и Эл решает проехать на нём до дома, к чему подталкивает и Мака.

— Нашёл где-то место? — спрашивает он его, когда они забираются на заднее сидение.

Мак не отвечает, делая вид, что не понимает, о чём он.

Алекс не садится с ними, дождь не доставляет ей никаких неудобств.

— Прогуляюсь пока, — говорит Скирту, — надо… выветрить вонь из памяти, всем пока! — и машет рукой.

А Скирт садится рядом с Элизаром, хотя переднее сидение пустует.

— Я буду спать у себя, — заявляет он.

— Перестань, — Эл снова зевает, дождь нисколько не взбодрил его. — У нас ещё есть место на диване.

— Я могу, — произносит Мак тихо, почти примирительно, — поспать на диване…

От его ноги всё ещё попахивает, он снимает кед и выбрасывает его из машины.

Эл не выдерживает и начинает хохотать. Даже когда водитель выкидывает их из машины в трёх метрах от дома.

— Ладно, кто из вас быстрее добежит до двери, будет спать на чердаке, — говорит он и удерживает Скирта за комбинезон.

Мак глубоко вздыхает, саркастически наблюдая за ними, и спокойно направляется к дому, стараясь больше ни во что не вляпаться.

Элизар держит Скирта, пока Мак не скрывается за дверью.

В доме он приказывает всем быть тише воды, но предлагает чай.

— Давай, я всё равно не засну, — передёргивает Мак плечом. — Потом поднимусь к себе, — на этом он выразительно смотрит на Скирта, — и отдохну немного. А где… — оглядывается, будто беспокоясь, — щенок?

— Не знаю, — Эл ставит чайник. — Ты не назвал его? Иди хоть переоденься сначала.

Он со странным выражением, почти сочувствующим, оглядывает мокрого сына.

В то время как от Скирта начинает исходить пар и лёгкий намёк на вонь.

Мак, заметив это, спешит наверх, а, переодевшись, довольно долго медлит, прежде чем выйти к ним снова.

— Щенок спит, назову… Щенком, — заходит он на кухню, всё ещё слегка дрожа от холода.

В руках у него, на всякий случай, освежитель воздуха.

Скирт щурится и переглядывается с Элизаром:

— Да ты похож на моего отца.

Тот тоже имеет обыкновение называть собак собаками, и этот моментСкирту нравится. Поэтому он меняет гнев на милость и, подливая Маку в кружку рдяного горячего напитка, усмехается:

— Хочешь, погадаю тебе?

Довольный, он сидит в Элизаровском халате, видимо, помирившись с другом и успокоившись. И чувствует себя ведьмой из старых сказок или взбалмошной феей, что от случая к случаю решает, загубить попавшего к ней в лапы юношу или направить его.

Мак с недоверием принимает напиток и пробует. Садится напротив и согласно кивает, не ожидая от самого себя, что ему станет настолько любопытно.

— Я не очень верю в такое, но давай. Только сразу скажи, это будет… не знаю, шуткой, игрой, или ты сам веришь в это и серьёзно?

Элизар делает себе ринфлауэр — смешивает с вином перец, чёрную траву и, на этот раз, крепкий чай. Маку же даёт пить то, что предложил Скирт. Потому что оно, скорее всего, всё же слабее по эффекту. Он наблюдает за ними с довольством, всё ещё мокрый и — на удивление — сонный.

Скирт потирает кончики пальцев и высовывает раздвоённый язык.

— Решай сам, что это будет.

Он ставит перед собой металлическую тарелку и просит Мака вылить в неё часть напитка.

— О, ну я же говорил, собака твоя не к добру, — фыркает он, затем присматривается, — хотя это как посмотреть. И вот ещё что: под градом стрел и гнётом туч ты увидишь золото. И будет это… — Скирт цокает. — В разделе с химией, о да! Ну, — переводит взгляд на Мака, — как ощущения?

— Странные, — передёргивает он плечом. — Докажи, что это правда и действительно что-то значит! — а в глазах при этом не вызов или недоверие, а ожидание и интерес. — Скажи что-нибудь такое, чтобы я понял и поверил. Можешь?

— Хорошо, — Скирт усмехается и отпивает из кружки. — Завтра особенный день. Сегодня, в смысле.

Эл кивает:

— О да, ему через два часа в школу вставать.

— Да что б вас, — бросает Мак мрачно, и посмеивается. — Издеваетесь надо мной.

#5. Новолуние


Школа была не шуткой. Но осознаёт это Мак только тогда, когда оказывается в классе.

В первый же день он убеждается, что игнорировать всех, включая учителей, не лучшая идея.

Он выглядит дико: бледный, с кругами под глазами, невыспавшийся, в форме, которую каким-то образом успел измять и в чём-то выпачкать. К нему никто не тянется, но познакомиться и пообщаться пробуют. На что Мак коротко шлёт их и стремится как можно скорее отстраниться.

Он будто заражает всех своим раздражением и неприязнью, и думает, что будет не против такого отношения к себе. Но оно не дарит ему ожидаемого спокойствия.

К концу дня Мак сидит в школьном дворе, спиной прислонившись к яблоне и, подрагивающими прохладными пальцами осторожно трогает разбитую скулу.

Он сплёвывает, достаёт сигарету, которую утром успел стянуть у отца, и закуривает.

Почти сразу его замечает один из тех, кого он успел послать, куда-то уходит, а спустя пару минут появляется учитель, который требует не курить на территории.

Мак смотрит на него снизу вверх воспалённым взглядом: высокая очкастая шпала, что-то ему запрещающая, осуждающе качая головой.

И Мак тушит сигарету прямо об его блестящую, чистенькую обувь, после чего тот отправляет его к директору.

Надо же…

И все вокруг смотрят на него. Будто бы у них никогда не происходило ничего подобного. Будто Мак какой то урод, прибывший к ним для их развлекательного раздражения.

День тянется долго. Кажется серым и гнетущим. Злость подступает к горлу и сдавливает его так, что становится тяжело дышать. Мак снова обдумывает идею уйти из того странного дома и всех этих условий. И гадает, правда ли его не разыгрывают. И снова приходит к решению прекратить это.

Мак больше не вернётся в это место. И не позволит себя так унижать. Никогда.

Не дожидаясь окончания урока, он выходит из класса и бродит по коридорам, пытаясь успокоиться. Выходит из школы и слышит звонок, а затем гул голосов и грохот.

Мак спешит убраться подальше. Находит первый попавшийся магазин и заваливается в него, надеясь найти там выпивку. Но обнаруживает лишь выставленные вряд бутылки с какой то химией, судя по вырвиглазным цветам, под названием «лимонад».

Мак вздыхает, выбирает ту, что голубого цвета, и случайно толкает плечом девчонку, которая прорезает его душно-серый день золотым лучом света.

Мак застывает на месте, пытаясь извиниться, но не может произнести ни слова. А в голове бьётся одна единственная мысль: «Бля, я испугаю её своим видом…».

Она одета школьную форму, которая идеально на ней сидит. Юбка-карандаш чуть выше колен и облегающая жилетка поверх кружевной молочного цвета блузки. Аккуратные серёжки в ушах и цепочка на шее. Волосы слегка подвязанные синей лентой, нисходят золотыми волнами до пояса. Она поднимает на Мака внимательных взгляд голубых глаз и будто чего-то ждёт, не двигаясь с места.

— Про-прости, — запинаясь, наконец произносит он, отступая от неё и случайно сталкивая локтем пару бутылок. Как назло из стекла. — Блин…

— Прощаю, — она улыбается ему и легко переступает через осколки стекла и цветастую лужу. У неё туфли на небольшом остром каблучке с милыми бантиками сзади и школьный рюкзак на плече. — Сегодня тебе не везёт? — спрашивает, уже не глядя на него, подойдя к стеллажу с батончиками мюсли и всякой прочей псевдо здоровой едой.

— Уже не уверен… Я первый день тут, — говорит он зачем то, и пытается хоть как то исправить свой внешний вид, зачёсывая волосы назад (когда это делала Кейт, выглядело неплохо). — Как тебя зовут?

Она берёт яблочный батончик и идёт на кассу, оборачиваясь на Мака, чтобы ответить:

— Соня. Переехал из другого города?

И тут же усмехается и дотрагивается до своих волос сбоку:

— У тебя петух вот тут.

Она расплачивается, а к Маку подходит сонный и забитый менеджер или кто-он-там и спрашивает:

— Вы разбили?

— Нет, — тут же врёт он, понимая, что с собой у него не очень много денег. — Да, я к отцу переехал, — приглаживает свои волосы и пытается обойти человека и подойти к Соне.

Она усмехается краешком губ и заправляет шелковую прядь волос за ухо.

Менеджер вынужденно хватает Мака за рукав:

— У нас есть камеры, пожалуйста, пройдёмте за мной.

Соню кто-то окликает и она идёт к выходу, закидывая свои покупки в рюкзак.

Мак теряет её из виду быстро, пару раз дёргается, подумывая догнать, но решает всё же не усугублять. И без того она увидела его не с самой лучшей стороны.

— У меня не хватит денег, — признаётся он честно. — Давайте я потом заплачу? И вообще вы специально вот так бутылки расставляете, чтобы заработать больше в случае чего.

— Да нет, — отвечают ему вяло, — если это произошло случайно не на большую сумму — мы не штрафуем.

— Кстати, пока! — снова появляется Соня в дверях со звоном колокольчика. — И я не спросила как тебя зовут.

Менеджер стоит между ними, собираясь сказать Маку что-то ещё.

— Случайно, конечно, — бросает ему он, и сторонится так, чтобы лучше видеть Соню. — Меня зовут Мак. Очень рад знакомству! Я найду тебя ещё, если ты не против.

Она только улыбается в ответ и исчезает за дверью.

Менеджер, наконец, говорит то, что хотел:

— Будьте осторожнее в следующий раз, и мы рады будем видеть вас ещё! Вот флаер, — отдаёт он бумажку с их скидками и уходит.

— Эм, спасибо, зайду… — стоит он, совершенно сбитый с толку от такого разрешения ситуации.

***

— Соня, — шепчет он по пути домой, глядя себе под ноги. — Соня… Ну, что ты, придурок, не забудешь же её имя! — одёргивает себя. — Соня…

Мак меняет своё решение, он ещё вернётся туда. Жаль, что ждать нужно все выходные.

— Соня… — заходит в дом, и тут же замирает у входа.

Слышатся голоса. И чем-то странным пахнет.

Любопытно.

Мак идёт на звук, чтобы посмотреть, что происходит.

В доме оказывается вся шайка-лейка: Элизар, Хедрик и Скирт, все как один курящие и с ухмылками на нахальных мордах.

Они таскают в подвал ящики с пивом, складные стол и стулья, мангал… Эл даже тащит книжку, на этот раз, в обложки цвета фуксии.

— О, малой пришёл, — Скирт сходу подаёт ему деревянную кружку с чем-то пенящемся. — Как школа? Сбылось предсказание?

Мак берёт кружку и с опаской пробует.

— Кажется… Вы чего тут? — против воли он настораживается и мрачнеет.

— Новолуние сегодня, — Скирт ухмыляется, — время опасное и дивное, так что пьём, играем в карты и не высовываемся. Ну, когда не приходит в голову высунуться.

Едва ли хоть одному из них стоит прям опасаться подобных ночей. С другой стороны, с тем, что они все из себя представляют, им стоит опасаться каждой ночи.

— Я предлагал ещё на полнолуния собираться, но Хед не оценил. А кто ему виноват, что он собака? Вот и я говорю, что никто.

Мак давится напитком и недоверчиво глядит в сторону Хеда.

— Собака?

Тот никак не реагирует на их разговор, видимо, не собираясь общаться с Маком.

— Ну, оборотень, ты не знал что ли? — Скирт стучит ему ногтём по макушке.

Мак трясёт головой и на всякий случай отступает от него на пару шагов.

— Не помню. Нет… Кажется, не знал… Сегодня он превращается в пса? — спрашивает серьёзно.

Скирт отводит взгляд и выдыхает дым через ноздри.

— Да не в пса, а в огромного волка, — появляется Эл и треплет Мака по волосам, — и не сегодня. Как школа?

— Классно, — улыбается он странно, и шёпотом повторяет: — классно… Я с вами, мм?

Он умудряется забыть, что не спал прошлой ночью.

Элизар, видимо, тоже об этом не вспоминает, но выдаёт ряд других указаний:

— Да, но сначала переоденься и поешь, ужин в духовке. Сегодня во дворе жарили мясо.

Мак кивает и поднимается к себе, спешно переодевается, возвращается на кухню и заставляет себя проглотить пару кусочков мяса, после чего спешит к остальным.

— А выпить есть, что-нибудь необычное? И Кейт где? Она… — отчего-то сбавляет тон, — не помешает?

— Она иногда сидит с нами, но не в этот раз. Она уехала на все выходные, — говорит Эл. — И ещё, — добавляет он, — сначала сделай уроки, потом заходи. А то неизвестно, будешь ли ты в состоянии завтра.

Он говорит это так, будто просто даёт доброжелательный совет и спускается вниз.

— Брось, у меня ведь ещё день останется, — Мак идёт за ним, раздражённый и любопытный. — Не говори со мной о школе, пожалуйста.

Эл вздыхает, но не спорит с ним, видимо считая, что как родитель уже сделал всё, что мог. И Маку всё ещё несколько десятков лет и нет причин ему отказывать.

Они собираются в подвале, там обнаруживается хлам, глубокие кресла и лежаки, камин, бильярд и стол, за который все садятся для игры в карты и перегонки по кругу бредовых — на вкус Мака — историй. В центре стола стоят склянки с выпивкой, которую либо доработали, либо создали с нуля. Внизу ящики с пивом, водкой и виски. Рядом с Элизаром огромный кальян.

— Это ещё что, — зевает Хедрик, тоже какой-то не выспанный, и судя по алым пятнам на его шее — не из-за тухлых яиц и канализационных монстров, — у меня новенький парень, Себастьян. Так он боится крови. И когда обращается — тоже. В последний раз разодрал зайца и вышвырнулся в человека от страха. Ему потом херово неделю было.

Мак отсаживается от Хедрика подальше, выпивает что-то взятое со стола и всё-таки решается спросить:

— Твои два парня не против того, что ты нашёл ещё одного?

Хедрик отпивает что-то чёрное, как его сила, и переводит на Мака взгляд на удивление трезвых, серебристых глаз.

— Парня из моей стаи.

Скирт кивает Хедрику:

— Он совсем озабоченный.

— Я то? — усмехается Мак на удивление миролюбиво, и уже с простым интересом спрашивает у Хеда: — Из твоей стаи? В смысле, прям твоей, ты там главный?

— Ага, — Хед достаёт контейнер с ещё шевелящимися кальмарами и закусывает. — А что?

Мак тянет руку, как бы спрашивая, можно ли ему попробовать, и отвечает:

— Странно просто… Почему ты главный? И разве Охотников, например, не коробит, что в городе целая стая есть? Или у вас мир заключён?

Хедрик пододвигает контейнер ближе к Маку.

— Главный как минимум потому, что я их нашёл и собрал вместе. А насчёт Охотников… Лучше, если есть стая, которая контролируется одним человеком, на котором лежит ответственность, чем десяток неконтролируемых оборотней, которые могут навредить и себе, и окружающим.

— Оу, ну да, — соглашается Мак, пытаясь прожевать угощение. — А тебе в таком случае это зачем?

— Есть причины, — Хед ограничивается этим объяснением, а Скирт уже начинает затирать всем про фей и их танцы.

Мак наблюдает за ними, пьяными и весёлыми, какими-то дурными и удивительно добродушно-опасными в эту ночь. Когда опасность их кажется притягательной до одурения. Или виной тому вся та дрянь, которую Мак уже успел напробоваться?

Он слушает их болтовню, захватывающую для него, и наверняка обыденную для них, и чувствует с каждой минутой, каким чужим является для этой компании и дома.

И сердце от этого сжимается от тоски…

Они смеются, кто-то хлопает кого-то по плечу (или этот кто-то таки подавился шевелящимся щупальцем, Мак уже не может разобрать), пьют и собираются что-то делать. А у Мака слипаются глаза и комната ходит ходуном.

— Овцы, — говорит он невнятно, невпопад, сам не зная к чему, почти не чувствуя своего тела, как и сонливости или бодрости. Странно. — Вот это тема… Розовые и золотые.

— Да, — отвечает кто-то, скорее всего Хед. — Кстати, ты не прав, это мой цвет волос. Как у матери, как и у… Тебя совсем развезло, пойдём, проведу… наверх.

Мак махает в его сторону рукой, слепо, мимо. Не чтобы отмахнуться, он пытается зацепиться за его плечо, чтобы подняться.

В глазах двоится, но ему хорошо и спокойно.

Он улыбается.

— Куда мы идём? Сегодня нельзя есть пиццу.

Мак понимает, что несёт что-то несвязное, но ему чудится, будто они только что говорили об этом.

А может и правда кто-то говорил о пицце…

— Ну ты и придурок, — это всё-таки Хедрик, и он тянет его наверх. — Я не люблю собак… Ты выгуливал его?..

— Кого? — не понимает Мак, и пытается его обнять, когда они добираются до чердака. — Я всегда хотел брата, — выпаливает он, поддавшись желанию поделиться чем-то сокровенным. — Но боялся. Моя мать шлюха. Повесила бы малого на меня. Я хотел брата, но не от неё. Тупо звучит. Но вот, оказывается, не тупо, а реально. Ну, ты понял, — он валится на кровать, принимая щенка за подушку. И не видит лужи на полу, как и не замечает погрызенных и разбросанных повсюду куриных лапок.

Хедрик сбрасывает Щенка и наваливается на Мака, отчего-то тихо смеясь.

— Спи, — говорит он и кладёт голову ему на грудь.

Мак хрипит и пытается вылезти из-под него, но вяло, будто нехотя.

— Тяжело…

— Я рос рядом с Люцифером, у нас квартиры были так расположены, знаешь, как у Кая с этой, как её… С Гердой. Я считал его братом, младшим. И заботился.

Он слезает с Мака и валится рядом.

— Повезло вам, — поворачивается Мак лицом к нему. — А потом?

Хедрик молчит некоторое время — или оно проходит только для Мака? — и всё же отвечает:

— Потом он стал казаться мне… привлекательным. И мы до сих пор близки. Так что не смей трогать его.

Мак фыркает, и случайно (правда случайно!) плюёт в Хеда.

— Я не гей, я бы и не тронул. Просто… разве бывают такие парни? Это сбивает с толку. А он… Он считает себя парнем?

— Да, хотя вряд ли ему это важно.

Хедрик плюёт в ответ, не понятно, почему.

Мак вытирает лицо и тихо, невнятно ругается.

— Ты облизал меня, — то ли жалуется, то ли обвиняет он, и это совпадает с тем, как Щенок вылизывает его ноги и пытается стянуть с них носки. — Хедрик, хватит, — ворчит Мак, в восприятии которого всё это проделывает именно он. — Я не буду трогать Люци. Правда. Щекотно.

Хедрик валяется рядом, запрокинув руки за голову и мямлит что-то нечленораздельное. Потом вдруг хватает Мака за волосы и шепчет ему на ухо:

— Знаешь, что я сейчас хочу?..

И тянет его голову ниже живота, поглаживая волосы.

Мак сначала не понимает, слабо трепыхается, пытаясь вырваться. Затем до него доходит, и он просто замирает, пытаясь всё обдумать. Если там было, конечно, что обдумывать.

Но мысли, вялые и сбивчивые, лёгкие до этой минуты, становятся тяжёлыми и причиняющими дискомфорт.

Что если он пошлёт Хеда, а тот, к тому же будучи пьяным, изобьёт его или превратиться в зверюгу и перегрызёт ему горло?

А если Мак сделает (если сумеет, он не знает, как…), может, его не будут трогать? Может, так он хоть как-то станет… ближе?

Конечно, не в этом смысле. А в смысле, заслужит одобрение?

Нет, всё равно звучит ужасно и неправильно.

Ужасно… Бьётся эта мысль у него в голове, когда он расстёгивает Хеду ширинку.

А дальше Мак почти ничего не думает и не чувствует. Разве что его подташнивает. И наступает темнота.

***

Хедрик возвращается домой вечером следующего дня и пересказывает скомканные отрывки времяпрепровождения с отцом Соро.

— И это, — добавляет он, хмурясь, — кажется, Мак мне реально отсосал.

Соро цокает и кривится, нарезая мягкий, невесомый хлеб на деревянной доске.

— Отвратительно… — он не ревнует, понимает, что совсем нет причины, хотя ему и не приятно, но повторяет, правда уже спокойнее: — Отвратительно. — И обижается на другое: — А если бы вы пригласили меня к себе, ничего подобного бы не произошло! Эл обиделся на меня, что ли?

— Не думаю, что он умеет обижаться.

Но да, Элизар сказал Соро не брать с собой, об этом Хед решает не говорить. И снова морщится.

— Он же мой родной брат… Неужели нельзя было мне врезать? Я, наверное, о тебе думал в тот момент…

Соро странно улыбается, и сочувственно смотрит на Хеда, решая всё-таки его хоть как-то успокоить.

— Он был пьян, — но, сказав это, пугается, что наградил теперь Хеда чувством вины.

— Да, — Хедрик стонет. — Я всё равно такого не ожидал.

#6. Деловая встреча


Мак разлепляет глаза лишь к вечеру, и на следующий день ходит варёным. Избегает общения со всеми и не смотрит никому в глаза. Умудряется снова не выспаться, и на другой день идёт в школу уже не такой уверенный в том, что стоит обязательно отыскать то юное чудо, с которым он познакомился в магазине.

К своему ужасу Мак понимает, что всё-таки забыл её имя, и первые два урока только и делает, что пытается вспомнить, игнорируя косые взгляды и замечания о его внешнем виде и поведении.

Он мрачной тонкой тенью обходит всю школу, пытаясь найти её взглядом, но безрезультатно. И только к концу обеда приходит мысль поискать её в столовой.

Она сидит за одним из столиков с какой-то девчонкой с двумя косичками тёмных волос. Они смеются и бурно что-то обсуждают с учебниками в руках. Литература, кажется.

Мак коротко выдыхает, собираясь с мыслями, нагоняя на себя решимость, и направляется к ним.

— Привет Сонь, — сам не замечает, как вспоминает имя. — Я нашёл тебя, — улыбается, и улыбка выходит какой то глупой. Он чувствует это и убирает её с лица. — Идём, — звучит уже угрюмо и даже угрожающе. Поэтому Мак мрачнеет, и это усугубляет его положение.

Соня приподнимает бровь, ожидая пояснения. Её подружка фыркает, разглядывая его и хватается за коленку Сони, будто чтобы её удержать. Хотя та никуда не собирается.

— Привет, — говорит она.

— Я не знал, как тебя найти, — лихорадочно обдумывает он, как исправить её впечатление от его слов, да и внешнего вида, — а ведь я… Я обещал, помнишь? Ну, мы познакомились возле луж лимонада.

Нет, как-то тупо…

Он достаёт из кармана жвачку, упаковка почти целая, но край её уродливо изорван.

— Хочешь? Ты ведь, наверное, пообедала. А их жуют…

Да, отлично: «их жуют после еды, чтобы зубы были чище и изо рта не воняло». Именно это нужно говорить девушке…

Мак вздыхает и смущённо улыбается, признаваясь:

— Веду себя, как дурак. Мне просто никто так раньше не нравился, чтобы я… Чтобы происходило… вот это, — жестом руки указывает на себя, имея виду своё поведение. — Прогуляемся?

На этом звенит звонок и Соня всё-таки поднимается.

— Увидимся после урока, — говорит она со странной улыбкой и уходит, держа подружку за руку.

— Что, правда хочешь общаться с ним? — доносится до Мака её голос.

Но ответ Сони, если он и был, до него не доходит.

Мак ещё стоит какое то время, глядя им вслед, затем оживает и прячет, наконец, жвачку обратно в карман.

Весь урок он сидит задумчивый и на удивление спокойный. Даже что-то отвечает по теме, пусть и не всегда правильно.

Лишь к концу Мак нервничает, поняв, что они не условились о месте встречи. Да и Соня может передумать.

Как только звенит звонок, он вылетает из класса, чтобы закрыться в туалете и проторчать там пару минут у зеркала, пытаясь намочить и зачесать волосы так, чтобы они держались в одном положении, и при этом не выглядели мокрыми и прилизанными.

Затем он выходит и обводит коридоры лихорадочным взглядом, пока не догадывается снова зайти в столовую.

Прямо на входе его выцепляет тонкая белая ручка и тянет к стене.

— Жвачка всё ещё осталась? — спрашивает Соня, разглядывая его снизу вверх.

— Д-да, — Мак достаёт упаковку и протягивает ей, готовый отдать прямо так, всё. — Привет, — говорит он, и мысленно себя проклинает.

Нет, так не пойдёт, надо быть увереннее! Если на то пошло, то тогда у него прибавится шансов. Он старше её, девочки ведь заглядываются на старшеклассников? И он… типа плохой парень. Иногда ведь это плюс? Если, конечно, он её не пугает. Но не похоже на то. По крайней мере, пока не похоже (ведёт ведь себя, как заика, блин).

Он незаметно выдыхает, успокаиваясь и любуясь ею.

— Я давно не учился в школе, прости, если выгляжу дико и не то говорю. Многое… в новинку. Нер… — нет, нельзя говорить, что он нервничает! Мак исправляется: — Нервы шалят немного, — так лучше, это можно по разному понять, это не делает его обязательно жалким. Так ведь? — Тем более… ты такая красивая…

— Да расслабься, — Соня отдаёт ему упаковку жвачки, забрав себе две подушечки и убрав их за щёку, — давай я сделаю вид, что всё нормально.

Она касается его плеча, будто в поддержке и задерживает руку на несколько мгновений дольше, чем это необходимо.

— У нас уже всё закончилось, а у вас? Проводишь меня до остановки?

У них ещё должен быть урок, но Мак кивает и берёт её за руку.

— Я уже свободен, конечно. Остановка, правда, так близко, — тянет он разочарованно, и хитро улыбается, бросая на Соню блестящий взгляд.

Но она выпрастывает руку и выпрямляется.

— Нет, ты всё-таки слишком странный.

— Я… — наверное, лучше всего действует правда, решает Мак, — просто растерянный и никак не могу исправить впечатление о себе. Прости, я идиот, — обезоруживающе улыбается он, и голос его звучит обволакивающе спокойно, можно даже сказать, красиво. — Но я безопасный идиот, даю слово. Ты местная? — переводит тему, чтобы ей не пришлось его успокаивать или напротив заканчивать на этом разговор.

— Да, — она, не смотря на то, что не позволила взять себя за руку, спокойно тянет Мака за запястье к выходу. — Хочешь, чтобы я показала тебе достопримечательности?

Она усмехается и переводит на него взгляд. Сегодня на ней нет жилетки, блузка розовая, а глаза кажутся серыми. И вместо забавного рюкзака чёрная сумка через плечо.

— Хочу, — соглашается он. — А я угощу тебя кофе?

— Я предположила, а не предложила.

— Тогда ты ошиблась, я об этом не думал. Но раз ты уже сказала… — тянет с намёком, и спохватывается: — Если, конечно, у тебя есть время!

— Ну, во всяком случае, у меня есть к тебе просьба.

Она останавливается, приподнимается с пятки на носок и разглядывает его, будто решая, говорить дальше или нет.

— Поехали в шоколадницу в центре. Расскажешь мне о себе.

У Мака от радости и волнения колотится сердце. Он не успевает подумать о том, что совсем намели…

— Да, конечно! — и зачем то признаётся: — Никогда не был в таких местах.

— Хорошо, — Соня кивает на подъехавший автобус.

— Только я не очень хороший рассказчик, ты спрашивай, что интересно, я буду отвечать, — идёт он рядом, пытаясь, не касаясь, приобнять её за талию.

Соня садится к окну на освободившееся место. Пару человек стоят, держась за поручни, игнорируя пустые сидения.

Она отвлекается на сообщение, нервно оглядывается и набирает что-то в телефоне.

И пока она занята, Мак, сев рядом, разглядывает мужчину, что стоит рядом. А точнее выпирающий карман его пиджака.

Мак ждёт удобного момента, когда автобус резко качнёт, приподнимается, якобы случайно толкает мужчину и вынимает у него из кармана бумажник и несколько бумаг, которые тоже прячет у себя в рюкзаке.

Сердце колотится в ушах, во рту вмиг пересыхает. Он не вор… как бы. Но страшнее всего, если его раскроют при Соне.

Он бросает на неё беглый взгляд, проверяя, ничего ли она не заметила, и начинает разговор, пытаясь успокоиться:

— Кто-то тебя потерял? — улыбается. — Мило, если так. Эм… парень? — ляпает он, не выдерживая, и сразу же жалеет, опасаясь реакции. Или ответа…

— Вроде того, — вздыхает Соня и убирает телефон в карман. — Спрашивает, с кем это я и куда поехала. Думаешь, это мило? — она приподнимает бровь.

А мужчина рядом с ними будто по привычке убирает руку в карман и хмурится, оглядывая автобус. Он проверяет другой карман и начинает капаться в сумке.

Мак, замечая это, пододвигается поближе к Соне и делает вид, что ни на что, кроме неё, не обращал и не обращает внимания.

— Мило… могло бы быть, — вздыхает он, вымучено улыбаясь. — А как так «вроде того»? Кто-то тебе докучает, возомнив всякое? Прости, если не в своё дело лезу.

Она усмехается.

— Нет, об этом я и хотела поговорить. Ты выглядишь опасным.

На этом мужчина хватается за его плечо.

— Ты меня толкнул! Лучше просто верни, или я выволоку тебя на улицу.

Мак, воодушевлённый словами Сони, приподнимает брови и интересуется:

— На полном ходу, что ли? — и отталкивает его. — Я вас не специально толкнул! Что вам вернуть, ваше достоинство? Простите, что так легко ранил ваши чувства, задев вас плечом из-за тряски автобуса!

— Ты украл мои деньги! Я заходила с ними! Малолетний… — у него краснеют глаза и трясутся руки.

Соня, глядя на это, неожиданно начинает хихикать и прикрывает рот ладошкой.

— Простите, вы такой смешной.

На этом усмехается и Мак. И демонстративно отворачивается от мужчины, как бы возвращаясь к своим делам.

Но тот тащит его за шкирку к выходу. Никто не вмешивается, некоторые и вовсе стараются не глядеть в сторону разборок.

— Да что происходит! — Соня хватает Мака за рукав. — Кто мы по вашему?

Её голос звучит уверенно, и она не выглядит как та, кто может быть вмешена во что-то подобное, но вот Мак…

Он дёргается, пытаясь высвободиться и на всякий случай получше заслонить Соню от незнакомца. При этом лямка срывается с его плеча, заставляя рюкзак повиснуть у Мака на локте. Чужой бумажник выпадает из него прямо под ноги мужчины. Сверху, медленно кружа, опускаются его же бумаги.

Долю секунды Мак смотрит на это, затем, опережая его, поднимает бумажник, крепко хватает Соню за руку и прорывается в конец автобуса, надеясь, что двери откроются вовремя.

— Эй, держите его! — кричит мужчина и хватает Соню за волосы, та вскрикивает.

Открывшиеся было двери спешно захлопываются, чтобы не дать им уйти. Но кого-то зажимает между ними, водителю приходится открывать их снова.

Мак вспыхивает от злости, и с размаху бьёт мужчину кулаком в нос, чтобы тот разжал хватку.

— Она здесь не при чём! — вырывается у Мака, и он оттягивает от него Соню, пропуская её вперёд себя, практически выталкивая из автобуса.

Сам он успевает в последний момент, пока не закрылись дверцы.

— Бежим, — кричит ей, снова хватая её за руку, опасаясь, что автобус опять откроется.

Соня вскоре запыхивается и останавливает Мака за торговым центром.

— Бить его было уже слишком, — тяжело дыша, произносит она.

Не смотря на слова, голос её чуть подрагивает и от Мака она отходит на шаг, как только он её отпускает.

— Прости, — запыхавшись не меньше, выдыхает Мак. — Но он сделал тебе больно. Мне очень жаль… Отсюда, — нервно усмехается, — идёт ещё какой-нибудь автобус, на котором можно доехать… ну, до того места?

— Зачем ты это сделал? — Соня поправляет волосы и оглядывается.

— Я… — Мак достаёт бумажник и пересчитывает деньги. — Хотел угостить тебя. Хотел, чтобы хотя бы в этот раз было всё, как надо… Он не выглядел, как человек, для которого это будет большой проблемой. Пойдём? — поднимает на неё взгляд.

— Не нужно было предлагать, если у тебя нет денег, — Соня вздыхает. — Я бы могла угостить тебя. Часто так делаешь?

— Я предложил кофе, — он опускает глаза, жалея, что сказал это, и подрагивающей рукой поправляет свои волосы. — Именно так, первый раз, — признаётся честно. — Ну, в любом случае, теперь мы можем… Можем пойти, куда хотели? — улыбается он виновато.

— Да, — соглашается она, — сколько там у него? Мы явно теперь можем вызвать такси. Ну и лицо у него было, — она снова смеётся и открывает нужное приложение в телефоне. Стук сердца ещё отдаётся пульсацией в висках.

Мак начинает смеяться тоже, протягивая ей все деньги.

— Что ещё за шоколадница? — спрашивает он, наконец, уже, почему-то, не боясь выглядеть из-за этого глупо.

— В каком смысле?

— Ну, это просто название такое, или что?

— Это типа кафе, только там ещё горячий шоколад продают. И кофе тоже.

Мак кивает, решив, что это и правда название кафе.

— Круто.

И замолкает, не зная, как продолжить разговор.

— И, — Соня идёт к лавочке, — что с тобой не так?

— Ты о чём? — и усмехается: — О чём именно?

— О том, что ты будто с другой планеты свалился. Такси будет через десять минут, — добавляет она как бы намекая, что это время им придётся говорить.

— Ну… я жил с матерью в не очень хороших условиях, к тому же долго… болел, — в этом почти нет лжи. Мак садится рядом и продолжает: — Поэтому я долгое время вообще не ходил в школу. Учился кое как, на дому, — в этом он врёт, но пусть уж лучше так. — Я редко куда то выбирался. В приличные места, имею ввиду. В основном отчим отправлял куда-нибудь по своим делам, скажем так. И я привык. Другое меня обошло стороной. Прости, наверное, слишком сбивчиво говорю и нудно…

— Нет, — Соня слушает его внимательно и подбирает слова, прежде чем ответить. — Но что-то… поменялось? Раз ты поступил к нам. Это хорошая школа.

Мак неуверенно кивает.

— Мать со своим рассталась, и осталась с кучей долгов и проблем. Со мной возиться ей уже не хотелось и было в тягость. Но по своему она меня любила, если верить её словам. И она призналась мне, кто мой отец, привезла к нему и оставила. Так я с ним и познакомился. А он настоял, чтобы я пошёл к вам учиться.

— Ну вот, — она улыбается, — рада за тебя.

И расслабляется на скамейке, запрокинув голову и прикрыв глаза, наслаждаясь едва греющими лучами солнца, скользящими по бледной коже.

— Ты милый.

Мак счастливо улыбается, наблюдая за ней, и собирается поцеловать её в щёку. Но в последний момент передумывает и слегка отстраняется, опасаясь её напугать.

— А о чём ты поговорить хотела?

— Как я и сказала, ты милый. Но остальные считают тебя отмороженным, — она чуть приподнимается и приближается к нему, прикрывая один глаз. — И от тебя пахнет дымом, — в голосе прорезаются капризные нотки.

Он, стушевавшись, вжимается в спинку лавочки.

— Да… прости. Если у тебя есть духи, можешь… можешь пшикнуть на меня.

— Ну нет, — она произносит это едва ли не возмущенно и слегка бьёт его по плечу. — За мной следит один придурок с параллели, постоянно пишет с разных страниц и стоит у моего дома вечерами. Это начинает напрягать. Вот я и хотела попросить, чтобы ты ему пригрозил, а то это просто смешно. И жутковато.

Мак начинает смеяться, и не может вовремя остановиться.

Соня, не зная, как реагировать, снова бьёт его, на этот раз сильнее.

— Прости, просто представил, как иду разбираться с ним, и пахну при этом ромашками.

— У меня не…

И она достаёт свой красный флакончик духов, которыми сегодня не пользовалась и яростно опшикивает его.

— Маками.

Мак чихает и снова начинает счастливо улыбаться.

— Это запах маков? Послушай, да это ведь судьба! Это знак.

Она убирает флакончик в сумку и замирает, а затем переводит взгляд в сторону, чтобы собраться с мыслями.

— Я могу тебе заплатить, если он отстанет. Сколько возьмёшь?

— Два свидания, — без раздумий отвечает Мак.

— Это будет странно, понимаешь? — Соня запускает пальцы в волосы и проводит по всей длине. — Я не могу избавляться от одного парня другим. Ещё более стремным причём, — она говорит это с мягкой улыбкой, никак не желая задеть его.

— А по моему как раз нормально, он будет думать, что ты встречаешься со мной и просто не посмеет лезть. Не обвинит тебя ни в чём, и мои действия будут оправданы. Не мог же я в стороне стоять, когда к моей девушке лезут.

— Притворяться будет утомительно, он того не стоит.

— Так не надо, на то и прошу два свидания, — улыбается он, и берёт Соню за руку.

У неё подрагивает улыбка, но рука остаётся у него.

— Это не так делается, вообще-то.

— Будем оригинальными.

Подъезжает такси Соня садится на заднее сидение. У неё снова пищит телефон, и на этот раз увиденное заставляет её почувствовать холод между лопатками и мурашки на коже.

Мак замечает её состояние и пытается подсмотреть, что ей пришло.

Но она сама показывает фото, где они вместе сидят на скамейке и Мак держит её за руку.

Над фото приписка: «Видел тебя. Хотел подойти, но не хотел отвлекать».

— Чёрт… — шипит Мак. — Я здесь на осла похож.

— Тебя это задевает?

— Просто посмотри на эту морду, — щурится он, всматриваясь в фото.

Соня снова бьёт его и убирает телефон.

— Как он успел за нами? Его не было в автобусе…

Мак потирает место ушиба, и улыбается, передёргивая плечом.

— Покажи мне, кто это, я с ним поговорю потом. Объясню, что так делают только психи, а психам место в больнице. И в голову не бери.

— Да. Ты же придёшь завтра?

— Конечно, с чего вдруг такой вопрос?

— Тебе там не просто.

Мак опускает глаза и какое-то время молчит.

— Очень заметно? Плохо, что заметно?

— Если бы я не знала о тебе того, что ты сказал, подумала бы просто, что ты наркоман, — она усмехается. — Так что нет, не заметно. Два свидания вместе с тем, что будет сейчас?

Он отрицательно мотает головой.

— Нет, сейчас у нас деловая встреча.

И хочет якобы пошутить, что он и есть наркоман, но не решается и остаётся сидеть с тяжестью на сердце.

— Но я курю травку, — признаётся тихо, решив, почему то, что так ему станет легче, и будущая ложь перестанет быть настолько серьёзной.

— А мне нельзя, — отвечает Соня. — По сути, по делу я уже всё сказала, еду с тобой, чтобы показать шоколадницу.

Мак кивает.

— Я никогда, кстати, не пробовал горячий шоколад.

— Ну вот, — она расплачивается с таксистом и даёт ему чаевых из украденных денег.

Ведёт Мака в огромный торговый центр за большой палец. На входе охранник одаривает его долгим взглядом, но, видимо из-за Сони, ничего не говорит.

По эскалатору на третий этаж, мимо бутиков на запах горячего шоколада…

Они добираются до уютного местечка с креслами-яйцами в кофейном цвете и круглыми плетёными из прутьев столами. Соня садится рядом с панорамным окном с видом на парк и высотки за ним.

Мак осматривается довольным взглядом и устраивается удобнее, сбрасывая рюкзак себе под ноги.

— Здесь красиво. Закажешь для нас что-нибудь? Я плохо разбираюсь.

— Да.

Так как деньги Соня не считает ни его, ни своими, она не боится их тратить и заказывает всего понемногу, включая большой горячий шоколад с маршмеллоу и перцем, макароны (пирожные), моти и чизкейт.

За ними на большом экране показывают старый уютный мультфильм.

Соня усмехается:

— Я не настолько люблю сладкое, просто будет неплохо, если ты попробуешь всё это.

Мак улыбается и с любопытством рассматривает её заказы, в этот момент как никогда похожий на обычного мальчишку.

— Спасибо, — поднимает на неё искрящийся взгляд. — Соня, а ты почему… Ты ведь очень красивая, знаешь? И умная, я сразу понял. Почему тогда ты… одна? Тот псих всех распугал, что ли?

— Мой отец против.

Соня выдавливает из мармеладки красную помадку и слизывает.

— Да и… особо никто не нравится.

Мак кивает.

— Естественно, в школе у вас большинство придурков или страшных ослов. Я не про себя сейчас, прошу заметить. Конечно твой отец против. Я бы тоже не хотел рядом со своей дочерью какого-то хмыря видеть.

Он пробует горячий шоколад и смотрит на Соню ошарашенным взглядом.

— Всё нормально?

— Да… это какао похоже на шоколад, странный и очень вкусный!

— Потому что это шоколад!

Она дотрагивается кончиком пальца до кромки своего шоколада и пачкает Маку щеку и нос.

— Вот так.

Мак усмехается и не стирает его.

— Да, так лучше, — роняет он, и пробует остальное. — У тебя строгий отец? Выходит, мне не спешить знакомиться с ним, заходить за тобой или провожать тебя из школы прямо до дома?

— Да.

Она фыркает из-за глупой фразы в мультфильме и отворачивается к окну.

— Мы договорились только о двух встречах.

— Но это не значит, что ты не можешь передумать и согласиться на ещё парочку. Или… — ухмыляется, — вдруг я передумаю и больше не увижусь с тобой. Ты плохо на меня влияешь, вон, подтолкнула к воровству даже.

Она кивает:

— Только выполни мою просьбу.

Мак вздыхает.

— Ну, что же ты? Я ведь шучу. Выполню, конечно. Меня бесит, что тебя преследуют. А что, кстати, любишь ты? Из еды имею ввиду.

Соня ухмыляется и поддаётся чуть ближе к нему:

— Фуа-гра, фриттата с лобстером и икрой, пирог с мраморной говядиной…

Мак будто пугается. Особенно двух первых названий, значение которых не знает.

— Здорово, у тебя такой… эм, хороший вкус! Можем сходить как-нибудь, заказать на обед…

И Соня в ответ звонко хохочет и поднимается из-за стола.

— Мне пора домой, — дотрагивается она до его волос, — до завтра…

— До завтра, — улыбается и проводит её взглядом.

Только потом Мак вспоминает, что остался без денег в незнакомой части города, явно очень далеко от дома.

Зарядка на телефоне, как на зло, села, а номера отца Мак не помнит.

Домой он возвращается к ночи, уставший и бледный.

Элизар встречает его на кухне.

— Вас так сильно задерживают.

— Ага, — устало опускается он на стул, и не выдерживает, хотя на этот раз ему, отчего то, неловко: — Пап… дай что-нибудь.

— Что-то принимал, кроме моего?

Мак мотает головой.

— Курил только. Утром.

— Молодец, — Элизар улыбается и мелко перетирает травы. — Расскажи пока, как день провёл.

— Я не хочу сейчас говорить, па. Сначала дай мне хоть что-нибудь, а? — он еле подавляет нарастающее раздражение.

Элизар скручивает ему косяк и следом ставит тарелку со спагетти.

Мак выхватывает его и закуривает, прикидывая про себя, где и за что достанет себе ещё чего-нибудь. Желательно, привычного…

— Сам готовишь? — только сейчас задумывается он об этом. — Это ты сделал?

— Нет, это Кейт, — Элизар поглаживает его по волосам. — Завтра можешь опоздать в школу.

— Спасибо, — говорит он зачем-то, хотя сам мог бы прогулять и весь день.

Как ни странно, от прикосновений отца ему становится приятно, и в такие минуты не хочется его расстраивать.

Мак вздыхает, пробует спагетти, и съедает всю порцию.

— Я хочу на днях привести сюда девушку. Скажешь, когда здесь никого не должно быть?

— Значит, — выдыхает Эл, — тебе нравятся девушки?

Мак давится, поэтому отвечает не сразу.

— Естественно. С чего вдруг такой вопрос?

— Видел, как ты был с Хедом ночью. Хотел поговорить об этом…

Мак застывает на месте, с трудом дожёвывает и снова едва ли не давится едой.

— Я был пьян. Я просто был пьян… Я просто, — дрожит его голос, и он замолкает.

Эл отвечает не сразу:

— Это не оправдание. Ты же понимаешь.

— Так говори с ним! — взрывается Мак, и сбивает тарелку на пол, после чего срывается с места, чтобы уйти к себе.

— Он был пьян и для него это нормально. Он же не заставил тебя?

Мак останавливается на пол пути.

— А для него это, значит, оправдание?

— Я просто хотел узнать, как это с твоей стороны. Я бы ни слова не сказал, если тебе такое нравится. Кроме того, что вы братья.

— Нравится?! — разворачивается он к отцу, и сбивает что-то с полки на стене. — С моей стороны? А как это с его стороны, подталкивать меня к такому, когда я к тому же и пьян?! И ты подумал, что мне нравится? Правда думаешь, что мне и говорить об этом нормально? Да я… — он задыхается от захлестнувших его эмоций. — Я жалею, что приехал сюда! Хватит… С меня в детстве хватило издевательств.

Мак направился к входной двери, собираясь уйти из дома. Хотя бы на эту ночь или пару дней. Впрочем, как пойдёт.

— Тогда почему ты его не ударил?! Не позвал меня? — Эл останавливает его. — Меня это волнует. Почему ты позволяешь кому-то вот так обращаться с тобой?

Мак едва ли не скалится, тяжело дышит, не в силах взять себя в руки, чувствует, как отчего-то темнеет в глазах и сдавливает сердце.

— Чтобы не было хуже, я полагаю, — сдерживаясь, произносит он почти спокойно, чётко, и судорожно втягивает в себя воздух. — Я не думал, что будет хуже. Думал, может, наоборот тогда... — он коротко трясёт головой, прогоняя тяжёлые мысли, передумывая говорить, и прорывается к выходу.

Элизар обнимает его.

— Останься. Не будем больше говорить об этом.

Он надеется, что Мак сам поймёт, что именно в той ситуации не так.

— Лучше расскажи, что за девушка?

— Я не хочу сейчас вообще говорить, пусти! — как вдруг прекращает вырываться и произносит тихо: — Пожалуйста...

Элизар отступает.

— Тебе нужно врезать ему, — говорит он, возвращаясь на кухню.

#7. В шкафу


Мак под утро пробирается в дом, надеясь ни с кем не встретиться. Кейт в это время сидит на кухне и, конечно, замечает его, но ничего не говорит, дав ему возможность спокойно переодеться в форму и забрать рюкзак.

Он обещал Сони, что придёт.

И вот уже Мак сидит на втором уроке, сонный и болезненный, всклоченный, бледный, с воспалённым безумным взглядом, и не может собраться с мыслями.

Её нигде нет. Он не может её найти. И когда раздаётся звонок, у Мака, наконец, созревает план.

Он ищет ту девчонку с косичками, с которой в прошлый раз говорила Соня, и сталкивается с ней на лестничном пролёте.

Удобно… Вокруг никого, и никто не мешает Маку преградить ей путь. А точнее, потеснить её в угол, так, чтобы не убежала.

— Где?

— Что? — она жмётся к стене.

— Не что, а кто. Соня, где? — зло вопрошает он. — Я ради неё сюда припёрся, или что?

— В каком смысле? Отойди, придурок.

Она старается прорваться через него.

Но он ради надёжности хватает её за локоть.

— Я ей обещал, что приду сегодня и поговорю с тем типом, который её достаёт, поняла? Где Соня?

— Я за ней не слежу! Её не было сегодня в школе… Она иногда пропадает. Болеет, наверное. Если не отпустишь, я закричу!

— Да плевать мне, кричи. Скажи только сначала, кто?

— Да кто? — она теперь едва ли не плачет, Мак кажется неуправляемым психом.

Ещё хорошо, если у него нет оружия. Он похож на того, кто мог бы принести в школу ружьё.

Мак, видя это, сбавляет тон и ослабевает хватку.

— Тот тип, который следил за ней, кто? Он то хоть в школе сегодня? — нехорошее предчувствие заставляет сердце биться тяжело и часто.

— Не буду я тебе говорить… Меня ещё обвинят в случае чего, тыже ненормальный.

— А если не скажешь, — бьёт кулаком в стену прямо у её головы, с раздражением сегодня справиться очень трудно, — то тебя обвинят в том, что он твою подругу где-нибудь в переулке… — Мак замолкает, оставляя многозначительную паузу. — Что выберешь?

— Да не такой он! Соня… преувеличивает.

— Да? Он при мне ей фотки слал. Знаешь, какие? — сужает глаза.

Она опускает глаза. У неё сиреневые линзы и брекеты.

— Том Хилари.

— Ага… — отпускает её и отступает на шаг. — Он в школе сегодня?

— Да. На химии.

— Ясно… Спасибо. Прости, что напугал, — и Мак спешит к нужному ему кабинету, где надеется вычислить гада.

Том сидит в дальнем ряду за последней партой, уткнувшись в толстую книгу. У него бледно-рыжие волосы, круглые очки и — наверное, у единственного в классе — синий галстук.

Мак, найдя его как раз во время короткого перерыва, не скрываясь подходит к нему прямо там и будто бы по дружески кладёт ладонь ему на плечо.

— Ну привет.

Тот не поднимает взгляда.

— Руку убери.

— А то, что? — крепче стискивает он пальцы. — Ты чего девчонку пугаешь, тварь? И, к слову, где она, не знаешь?

— Нет.

Мак рывком оттягивает его назад и отступает, так, чтобы стул перевернулся и Том упал на спину.

Том не успевает отреагировать и падает, стиснув зубы. Он ударяется головой, слетают и разбиваются очки. Вокруг них начинает подниматься шум, заходит учитель и повышает голос:

— Что здесь происходит?

Мак успевает склониться над Томом и прошипеть:

— Продолжишь хотя бы смотреть в её сторону, преследовать начнут уже тебя, — и спешно покидает класс, по пути задевая плечом учителя.

Том всё так же молча собирает вещи и уходит следом.

И очень кстати, Мак как раз думал выследить его ещё разок и вытрясти у него Сонин адрес и номер телефона. Но сейчас он медлит, собираясь на всякий случай немного за ним проследить.

Том не задерживается рядом с остановкой, а идёт дальше. Он в наушниках, не замечает ничего вокруг, никуда не заворачивает, будто просто гуляет. Но вот заканчиваются торговые центры и многоэтажки, впереди показываются высокие особняки, по которым видно, что это старый район города, бывший когда-то самым зажиточным.

Напротив белого почти что замка Том останавливается, подойдя к ограде из связки прутьев и плетущегося растения с белыми бутонами нежных цветов.

Мак, крадущийся за ним, каким то образом понимает, что это дом Сони.

Он просто знает, как чувствует иногда, куда идти, если надо… достать что-нибудь.

Быть может, это не везение, а некое чутьё, распространяющееся не только на дурь? Какой-нибудь дар?

Мак не очень хорошо разбирается в этом, поэтому сказать наверняка не может. Да и, быть может, он уверился в правильности своей догадки лишь потому, что думал о Сони и уже имел представления о поведении этого типа.

Мак выходит на дорогу и в открытую направляется к Тому.

— Эй, ты, что именно тебе было непонятно?

— Я живу рядом, — отвечает тот, не глядя на Мака, но со спокойствием в голосе.

— Ты в курсе, что преследовать девочек нехорошо? Ты похож на извращенца. И это ещё под беды. Я её парень. Ясно? Так что отвечай — какого чёрта? — и он толкает Тома в плечо.

Тот отходит от него на два шага.

— Это неправда.

— Что неправда, что ты шпионил за ней?

— Ты не её парень.

Мак хмыкает, изгибает бровь и с уверенностью отвечает:

— Её. Она согласилась встречаться со мной. Мне она понравилась с первого взгляда. Мы гуляли вчера очень долго и прекрасно провели время. И вот, сейчас я у её дома… И не понимаю, что делаешь здесь ты. Понял?

— Это после встречи с тобой она не выходит на связь, так что к тебе у меня вопросов больше. А, впрочем…

Он не выдаёт никаких эмоций, разве что бледнеет лицо.

— Не моё дело.

И идёт дальше, видимо, действительно домой.

— Вот именно, это не твоё дело! — выкрикивает ему в спину Мак и смотрит на Сонин дом.

Так, номер телефона он вытрясти у Тома уже не может. Иначе, как тогда докажет, что является парнем Сони? Да и сказано ведь, что она не выходит на связь.

У неё строгий отец. Мак не знает, насколько, и что могло бы случится, разозлись он на неё. Или, что если её похитил тот извращенец, и Сони вообще нет дома?

Надо проверить.

И он заходит на её участок.

Соня, едва чувствуя пол, выходит из душа в белом махровом халатике и тапочках с красноглазыми кроликами. Она закатывает рукав, чтобы лишний раз взглянуть на синяк на сгибе локтя и провести пальцем по пластырю. Голова всё ещё кружится… Ей нужно поесть.

Она спускается на первый этаж, как вдруг слышит шум со стороны улицы и будто голос. Совсем рядом.

Недолго думая, Соня достаёт пистолет из комода в коридоре, проверяет, заряжен ли он, и идёт на шум.

Мак влазит в окно как раз в тот момент, когда она появляется на пороге комнаты.

Взлохмаченный, с безумным взглядом и оцарапанными руками, он застывает, перебросив одну ногу через подоконник, и замечает оружие в руках Сони.

— Привет. Это я, всё хорошо… — улыбается он.

Она держит его на прицеле.

— Что ты здесь делаешь?

Мак медленно слазит с окна, но не подходит к ней и поднимает руки в успокаивающем жесте.

— Пришёл проверить, как ты. Мы не встретились в школе. Я нашёл Тома. Он шёл сюда. Так я нашёл тебя. Дверь дома закрыта. Вспомнил, что у тебя строгий отец, а я ведь больше ничего не знаю. Поэтому стучать и шуметь не рискнул. Подумал, вдруг ты вообще не дома. Может, тебя тот псих похитил. Или ещё что. И вот… Привет, — снова расплывается он в улыбке.

— Как видишь, я в порядке.

У неё кружится голова, и она цепляется за стену, но старается не выдавать своё состояние ничем больше.

— Спасибо за беспокойство, увидимся на… занятиях.

— Но почему ты не пришла? — он делает к ней осторожный шаг. — Хорошо выглядишь, кстати. Тебе идёт… — мнётся, смущаясь, и закусывает губу. — Тебе идут эти тапки.

— Мой отец скоро вернётся, я провожу тебя к выходу.

Соня опускает оружие.

— Он не поймёт… Вообще-то, я тоже не понимаю.

И она делает движение, будто снова хочет поднять пистолет, что, может быть, и разумно.

— Стой-стой, я ведь всё объяснил! — Мак вдруг садится на пол, бледнея, будто ему стало нехорошо, и вздыхает. — Прости меня, я просто беспокоился о тебе. Как я ещё должен был поступить?

— Меня ведь не было всего один день, куда вероятнее, что я заболела или неожиданно уехала куда-нибудь с отцом. В конце концов, если у тебя были худшие варианты, мог бы пойти к директору. Попросить позвонить моему отцу. Не знаю, это первое, что пришло мне в голову. Ты в порядке?

Мак качает головой, то ли соглашаясь с её словами, то ли отвечая на вопрос, и прикрывает веки.

Соня подходит к немку и касается руки:

— Эй…

Мак вздрагивает и поднимает на неё замутнённый взгляд.

— Что?

— Вставай, говорю.

— Подожди, — отмахивается он, будто с раздражением. — Так чего ты здесь?

— Где? У себя дома?

Мак кивает.

Она опускает рукав халата и поднимается.

— Месячные.

— Разве девчонки пропускают занятия из-за них?

— Это вообще-то больно.

Мак делает страшные глаза.

— Бедная, очень? — шепчет он сочувственно, и бледнеет заметнее. — Может тебе тогда лежать надо?

— Мне уже лучше.

Вообще, она назвала ему самую близкую причину к правде. Ту, где она тоже теряет кровь.

— С тобой что?

— Я не спал. И нервничал. И почти не ел, — признаётся он. — И дрался за тебя, но чуть-чуть, — добавляет для весомости.

— Я…

Соня думает взять свои слова насчёт свиданий назад, но опасается его спровоцировать.

— Понимаю. Вызвать тебе такси? Или, может быть, тебя отец заберёт?

Мак качает головой и медленно поднимается. Осматривается сонным, будто бы не понимающим, взглядом. Словно вот-вот спросит, где он вообще и почему. И хриплым голосом говорит:

— Это твоя комната?

— Нет, это первый этаж, моя на втором и третьем, — говорит Соня и сразу же хмурится: зачем?

Она встаёт в дверном проёме, чтобы побудить Мака подняться за ней.

И он с трудом выпрямляется подступает ближе. А оказавшись в коридоре, находит лестницу и бредёт к ней, чтобы подняться на второй или третий этаж.

— Куда ты собрался?

Но Мак не отвечает, сосредотачиваясь на ступеньках.

Она приподнимает брови, но не успев ничего ему сказать, вздрагивает от скрежета открывшейся входной двери.

Отец уже вернулся.

Не успев как следует обдумать ситуацию, решив, что в любом случае не хочет, чтобы Мака заметили, она стаскивает его с лестницы за шкирку и подталкивает к громоздкому шкафу в коридоре. Там лежат принадлежности для игры в гольф и запертый сундук, который при Сони ни разу не открывали. В любом случае, вряд ли именно сегодня отцу что-то понадобиться оттуда.

— Сиди тихо, пожалуйста. Нельзя, чтобы он тебя заметил.

— Ты так вкусно пахнешь, — шепчет он вдруг, непонимающе кивает, глядя на неё с тревогой, и устаивается на дне шкафа, сбросив что-то себе на голову.

Она закрывает ему рот прохладной ладонью. Затем берёт его руку и заменяет ей свою.

— Вот так и сиди. Я приду за тобой позже.

Она закрывает шкаф на торчащий из замка ключик, чтобы Мак случайно не вывалился и отходит на пару шагов.

— Ты здесь, — Маркус оглядывает её и оставляет бежевое пальто на вешалке рядом со шкафом. У него тихий со ржавыми нотками голос, светлые, но не золотистые волосы, тонкие, обычно плотно сомкнутые губы и холодный взгляд тёмно-синих глаз. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально… Шла на кухню. Поужинаешь со мной?

Маркус не отвечает, он проходит мимо неё в свой кабинет, больше не взглянув на дочь.

Мак ёрзает, стараясь при этом не шуметь, и прислоняется к дверце, пытаясь посмотреть сквозь щель, сквозь которую едва просачивается свет.

У него звонит телефон, и он едва успевает (надеется, что успевает) сбросить звонок.

Соня вздрагивает, и оборачивается на голос отца.

— Я договорился с директором, что ты пропустишь ещё день. Тебе на почту пришлют домашнее задание.

— Но я думаю, что буду чувствовать себя гораздо лучше к утру…

— Да, я знаю.

Она понимает, что скорее всего ему ещё раз понадобится её «помощь» и, опустив взгляд, идёт на кухню, чтобы заставить себя что-нибудь съесть.

А Мак со вздохом устраивается как можно удобнее и собирается немного подремать. Если, конечно, они там не станут шуметь.

Маркус любит порядок — даже в такие дни, как эти. До пол седьмого он будет сидеть в своём кабинете, затем уйдёт либо работать во дворе, либо на прогулку. Ему нужен свежий воздух, чтобы упорядочивать мысли.

Если ей повезёт, он не захочет копаться в саду, тем более, что в этом нет большой надобности, и уйдёт подальше от дома. Тогда она сможет выпустить Мака.

Соня елозит по жидкой овсянке с кусочками крольчатины ложкой, пьёт сладкий чай и думает, насколько глупо с её стороны было связываться с таким, как Мак.

Ему очень много чего не хватает, и это при условии, что он честен с ней и говорит то, что думает. Если нет, то его легко можно посчитать опасным.

И Соня понимает, что боится его гораздо больше, чем жуткого Тома.

Зато не так сильно, как отца.

Она приподнимает брови, когда за спиной слышатся шаги.

— Ты должна поесть и отдохнуть.

— Да, отец.

Он идёт к шкафу, заставляя Соню зажмурится и не глядеть в ту сторону. Но звука открывшейся дверцы не следует.

Она застывает в дверном проёме, глядя на то, как отец повязывает на шее серый шарф. Уходит уже?

— Всё в порядке?

— Твари разгулялись, тебе лучше не ступать за порог дома.

— Хорошо.

Мак, разлепляя сонные глаза, просыпается от их голосов и припадает к щели.

От звука шагов и голоса Сониного отца по спине пробегают мурашки. Чем-то холодным и недобрым веет от этого типа… Но рассмотреть его любопытно, и Мак осторожно поднимается на ноги, пытаясь найти нужный ракурс. Вот только ничего не выходит, а одна из вещей, задетая его головой, тихо звякает. И что-то попадает в нос, из-за чего Мак едва сдерживается, чтобы не чихнуть.

Соня закашливается, чтобы замаскировать возможные звуки.

— Тебе нельзя болеть.

Маркус погружён в свои мысли, поэтому ничего не замечает и уходит.

А Мак возится ещё решительнее, пытаясь найти щель получше, но в итоге просто утыкается в темноте в противоположную стену, окончательно переворотив все рядом стоявшие вещи.

Хорошо зная отца, Соня не открывает дверцу сразу же, вместо этого она, всё ещё пошатываясь, поднимается к себе в комнату и переодевается в джинсы и свитер. И спускается только когда окончательно убеждается, что Маркус ушёл.

— Ты в порядке? — дверцы распахиваются.

Мак вываливается из шкафа на пол, но поднимается быстро и отряхивается, хотя пыли на нём нет.

— Да. Ну и жуткий тип! Прости…

— Уходи.

Ещё чуть влажные её волосы убраны в высокий хвост, оставлены только две длинные пряди впереди, и они вьются сильнее, чем обычно.

Из-за изумрудного свитера глаза кажутся зелёными.

Мак опускает взгляд.

— Прости, я не хотел обидеть и доставить неудобств. Ты точно, — смотрит на неё виновато, чувствуя себя в этот момент побитым псом, — точно в порядке?

— О чём ты?

— Ну, месячные? — тянет неуверенно, и зачем то отступает от неё на пару шагов.

Появляется резкое, жгучее и горячее желание.

Она подходит к Маку, чтобы ударить его по лицу, но едва не падает, когда снова скрепит тяжёлая входная дверь. И слышатся голоса.

Соня хватается за него слабой рукой.

— Бежим наверх, быстро…

И он бежит, без лишних вопросов. Сам практически тянет её за собой. Но мешкает на втором этаже, не зная, где дверь её комнаты.

Соня открывает свою дверь и они попадают в светлую будто гостиную с камином, белой медвежьей шкурой на полу, диваном и креслами, огромными книжными полками и рабочим столом с ноутбуком.

— Нам лучше подняться выше.

Ей принадлежит вся башня — на втором этаже место для учёбы и отдыха, сюда иногда заходит отец. На третьем — спальня и ванная, это строго её пространство.

— Хорошо, идём, — разворачивается он, уверенный, что лестница наверх есть только там и они ещё успевают.

Она закатывает глаза и тянет его к книжным полкам, за которыми винтовая лестница выше.

— Только не упади.

И сама боится свалиться. Сейчас больше от волнения.

Мак, словно прочитав её мысли, пропускает Соню вперёд.

— Не волнуйся… Ничего не случится, даже если меня заметят. Ну не убьёт же он нас, — усмехается нервно.

— Меня — нет.

Хотя Мак просто мальчишка… Пусть в свои пятнадцать она видела слишком много жестокого и странного, не станет же отец вредить обычному человеку, даже если этот человек и…

— Придурок, — вырывается у неё, когда они добираются до спальни.

Мак вздрагивает и опять становится до невозможности виноватым. Он опускает голову и делает шаг назад.

— Прости, я идиот…

Глядя на него она чувствует укол вины, что обычно её не тревожит.

— Ничего. Я просто… не ожидала.

Он улыбается ей с благодарностью и робостью во взгляде, снимает обувь, и… забирается на кровать.

— Спасибо, Соня. Ты просто… Просто розовая зефирка, — шепчет он сонно, и закрывает глаза.

И тут же чувство вины как рукой снимает.

Она нависает над ним:

— Собрался спать в моей постели?

Мак громко сопит и с трудом приоткрывает глаза.

— На ковре? — спрашивает жалостливо, но не двигается с места.

Она садится рядом и касается его волос.

— Жёсткие…

— Просто, наверное, гряз… — Мак осекается, да и вспоминает, что был в душе не так давно. — Да, жёсткие… Сонь, а ляг рядом, мм?

Она снова не успевает ответить, как внизу слышатся голоса — и они приближаются.

— София, ты здесь? Мой друг хочет увидеть тебя.

— Здесь, — отзывается она автоматически и вцепляется в Мака.

В её шкаф здесь он вряд ли поместится.

— Лезь под кровать!

Мак сползает на пол и пролезает под кровать, где оказывается тесно и холодно, из-за чего его начинает бить озноб.

— Прости, — шепчет Соня, — но ты сам виноват.

Тем не менее, ей становится спокойнее. И она не вздрагивает, когда чужой человек открывает дверь её спальни, в которой никогда не был отец.

— Лариэн, — представляется молодой стройный мужчина со светлыми волосами, собранными в короткий низкий хвост.

У него тонкие черты лица и острый, цепкий взгляд. В длинных пальцах он сжимает трость, которая является лишь вычурным аксессуаром.

И когда он подходит ближе, взглядом впиваясь в Соню, он наконечником трости касается её подбородка, заставляя чуть приподнять голову.

— Здравствуй, милая.

Она сглатывает, хмурясь.

— Добрый вечер.

Сердце колотится в груди, она просто не хочет думать о том, что это может значить.

— Вы — друг отца?

— Можно и так сказать, — отступает он, и оглядывает комнату. — Здесь уютно… Но у меня тоже будет комфортно, даю слово. Я пришёл, чтобы лучше понять, к чему ты привыкла и в каких условиях жила.

— Для чего?

Она поднимается и на всякий случай ступает ближе к двери.

Лариэн изгибает тонкую, тёмную бровь.

— Твой отец не говорил тебе, что ты должна переехать ко мне?

— Как… Нет. И я не хочу.

— Ничего, это не важно. У нас уже давно всё решено. Что ж, — улыбается он, — до встречи. Рад был познакомиться с тобой лично.

— Нет, — внезапно для себя говорит Соня, — я хочу знать, что происходит.

Он оборачивается к ней, стоя у двери.

— Твой отец обещал тебя мне в обмен на небольшую услугу, которую я ему оказал. Думаю, тебе лучше поговорить с ним, — и он выходит из комнаты.

И она застывает на пороге.

— И зачем? Что от меня нужно?

— Пока точно не решил, — отвечает он, не оборачиваясь, и спускается вниз.

Мак вылезает из-под кровати. Коротко чихает и трёт глаза.

— Забей, Сонь.

Она ничего не отвечает. Теперь, когда ничего ужасного не может произойти прямо сейчас, ей неприятно оттого, что у этого разговора был свидетель. И что Мак подобрался к ней так близко.

— Можешь спать, пока отец не уйдёт.

— Спасибо… Сонь, ты ведь не знаешь, что это за тип. Может твой отец тебя устроил учиться в какой-нибудь пансионат или что там ещё бывает. Может это просто, эм, прозвучало так мерзко. Забей. Тем более, у тебя есть я, — ложится он на кровать и потягивается, а затем окидывает её странным, протяжным взглядом. — Ты… — произносит тихо и спокойно, — можешь на меня положиться.

Она заправляет за ухо прядь волос и переводит взгляд в окно.

А затем разворачивается и уходит к себе на второй этаж.

Делать уроки.

#8. Ливень слёз и странностей


Соня появляется в спальне через несколько часов с подносом, полным еды.

И Мак подрывается на удивление быстро, словно и не умирал от усталости и сонливости.

Он осматривается диким взглядом, первую минуту даже не понимая, где находится, а затем снова ложится на диван.

— Привет.

— Ты пугаешь всем этим, знаешь?

У Сони тихий и слабый голос, она садится на край кровати и ставит поднос рядом с собой.

— Тебе нужно поесть. Я заказала всякого попроще, чтобы плохо не стало. Вот куриный бульон.

— Спасибо, это то, что нужно, — тянется он к еде с благодарностью. — А чем я пугаю?

Она ведёт плечом, берёт кружку чая с подноса, включает ночник и садится на широкий подоконник.

Он наблюдает за ней странным, но спокойным взглядом.

Такая красивая, нежная, светлая… И очень добрая, раз терпит его вот так.

— Сонь…

— М? — Соня не смотрит на него.

— Ты очень красивая, — говорит он тихо, расслабляясь, просто любуясь ею. — Очень… Как лёгкий, сладкий зефир.

— Звучит пошло и дёшево, — говорит Соня просто, чтобы он знал и не говорил так другим девушкам. — Хотя, может, кому-то такое и понравится. Приятного аппетита.

Мак, не ожидая такого ответа на искренние слова, с грустью отводит от неё взгляд.

— Прости, — роняет расстроено, и пробует бульон. — И тебе приятного. Ты… очень хорошая.

— Перестань делать это.

Соня подтягивает к подбородку колени.

— Я не понимаю, — становится он ещё более несчастным. — Что я сделал?

— Ты говоришь глупости, а потом выглядишь таким несчастным, что я чувствую себя плохим человеком.

Мак, отставив еду, потягивается и поднимается, чтобы подойти к ней ближе, но так, чтобы в случае чего его не было видно из окна.

— Я не специально… Соня, ты нравишься мне. Правда нравишься. Может, ты простишь мне всё это, и завтра мы встретимся?

— Завтра я буду здесь. Доедай, всё остынет. Скоро отец заснёт и я провожу тебя до калитки.

Мак снова берёт бульон и ест с хмурым видом. А затем решает рискнуть:

— Брат издевается надо мной, я очень поссорился с отцом. Разреши остаться?

— Разве тебе не лучше там, чем где ты жил раньше?

Мак яростно мотает головой.

— Лучше умереть, чем вернуться…

Она кивает.

— Ты не обманываешь меня? Насчёт всего. И поведения. Я знаю, что парни часто привирают, чтобы…

Она отпивает уже остывший чай.

— Я могу не договорить тебе что-нибудь, но без злого умысла, — отвечает он честно. И спрашивает с тревогой в голосе, тихо и осторожно: — Чтобы, что?

Она усмехается:

— Чтобы перепало что-нибудь.

Подруги рассказывали ей о всяком, так что какое-то время её тошнило от вида парней. Но Мак какой-то не такой. Впрочем, вначале всех историй они «не такие».

Мак хмыкает, обдумывая её слова, и вдруг улыбается ей открыто и нежно.

— Я не стану тебя обманывать. Просто знай это. Ты можешь… Можешь доверять мне. Другом я тебе останусь или… ну, ты поняла, — смущается он и отворачивается от неё.

— Спать будешь на полу.

— Оставишь меня у себя? — оживляется он. — Мне здесь больше нравится!

— Только сегодня!

— Да, — расплывается в улыбке. — Пока мы не встречаемся, только сегодня!

Соня отворачивается, чтобы спрятать странную улыбку.

— В шкафу на верхней полки ещё два одеяла.

Она и сама достаёт какие-то вещи и уходит в ванную.

Счастливый, Мак находит одеяла и устраивается на ковре возле самой кровати.

Укутывается, превращаясь в огромный уютный кокон, и не замечает, как засыпает, не дождавшись Соню.

Соня выходит из душа в шелковой пастельно розовой пижаме, с сухими волосами и босиком.

Она хмыкает, разглядывая кокон из одеял на полу, садится на угол кровати и тыкает в Мака большим пальцем ноги, поддавшись странному желанию.

Кажется, он и правда спит.

Она выключает ночник и надеется, что валерьянка ей поможет.

Но, проворочавшись несколько минут, поднимается и замыкает дверь, в чём никогда не было надобности.

И засыпает только, когда убирает кинжал под подушку.

Мак спит крепко до той минуты, пока не начинает трястись. Быть может, на самом деле и не холодно, но он дико мёрзнет. Чудится, будто Мак лежит не на полу, а на жёсткой льдине.

Он выбирается из-под одеяла, долго смотрит в лицо спящей Сони, сдерживает желание поцеловать её, и медленно, осторожно залазит на кровать. Чтобы перелезть через Соню и устроиться у стены. Только вот кровать скрипит, а нога задевает край Сониного одеяла.

Спит она беспокойно, а потому сразу же открывает глаза и несколько мгновений оценивается ситуацию, собираясь кричать.

Но вместо этого, стискивает зубы и достаёт из-под подушки клинок.

Лезвие оказывается прижато к горлу Мака.

— Пошёл. Прочь.

Мак инстинктивно отбивает его и прижимает руку Сони к подушке. А ей самой зажимает ладонью рот. На всякий случай.

— Прости, я запаниковал, — шепчет он, не зная, что делать дальше, и чувствует, что на шее его всё-таки остался порез. Из-за чего он начинает паниковать сильнее.

Она пытается его укусить и вырывается со страхом в глазах.

Мак отшатывается и едва ли не забивается в угол с другой стороны кровати.

— Я замёрз. Хотел лечь у стены. Я не хотел будить тебя, — говорит он виноватым, подрагивающим голосом, будто проблема была лишь в этом, и протягивает к ней руку. — Вот, ледяная… Хотя, ты же знаешь…

То ли у неё сдают нервы, то ли…

Нет, это точно нервы.

Она кидается к Маку, чтобы обнять и плачет ему в плечо, почти беззвучно, только подрагивая всем телом.

Мак замирает на пару секунд, а затем невесомо касается её волос и гладит Соню по голове и спине, тепло обнимая другой рукой.

— Всё хорошо, — шепчет ей на ухо, и прикрывает веки. — Всё хорошо. Не плачь… Ты в безопасности. Ты в порядке. Всё в порядке…

Ей сложно ответить на это что-то связное и, будто чтобы выразить эмоции ещё лучше, она кусает Мака за плечо.

Он кривится, но продолжает её успокаивающе гладить.

— Да, я идиот. Я знаю… Но я безобидный идиот. Я всё исправлю!

Время будто исчезает, поэтому непонятно, сколько она вот так плачет на его плече безмолвно и бездумно.

— Я же сказала тебе уходить.

Она отстраняется и берёт его руки в свои ладони.

— Я думал, это потому, что ты подумала плохое. Но я уйду, если всё ещё гонишь… — он боится шелохнуться, почему-то, несмотря ни на что, сейчас ему хорошо.

Она греет его ладони и всхлипывает.

— Иди на диван. На втором этаже. Одеяло с собой возьми. Можешь разжечь камин.

Он согласно кивает, но не спешит отстраняться.

— А если… твой отец зайдёт?

— Пойдёшь на улицу. И, — она слабо улыбается, поднимая на него взгляд покрасневших глаз, — я тоже.

— Тогда, — решает он, либо я остаюсь спать здесь, либо ухожу. Не хочу рисковать тобой и создавать ещё больше проблем.

— А я хочу, и ты не будешь спать здесь, — она отпускает его и отодвигается. — Делай, что говорю. Не зли меня.

И Мак подчиняется, забирает одеяла и крадётся на второй этаж, стараясь не шуметь и вслушиваться в тишину, чтобы, в случае чего, среагировать вовремя.

Он ложится на диван, испытывая отчего то смесь радости, тоски и тревоги, и далеко не сразу проваливается в тяжёлый сон.

***

На утро Соня приходит и садится рядом с ним. Решив, что ничего ужасного не будет, если она поиграет в… В кого? Она запускает пальцы в его волосы и гладит его по голове, нежно выводя из сна.

— Просыпайся…

Мак размыкает веки и вопросительно хмыкает, ещё не до конца проснувшись. Но затем вдруг машет рукой и натягивает на голову одеяло, ворча:

— Ну па, к чёрту… К чёрту…

— К чёрту что? — она шепчет ему на ухо, чувствуя как от дыхания пахнет жгучей мятной пастой.

— Школу и этого пса…

— У тебя есть собака?

Мак рывком поднимается и трёт запястьем глаза.

— Соня… Да, есть, щенок.

Она цокает.

— Почему всегда так резко вскакиваешь?

— Испугался, — смеётся он. — А что?

— Ты всегда пугаешься?

Она сидит в хлопковой длинной рубашке до середины бедра, и кроме неё на ней будто ничего нет.

— У меня, кстати, аллергия на шерсть.

Мак отвечает не сразу, задумавшись, блуждая по ней взглядом, пока не понимает, что Соня наверняка это замечает.

— Я буду принимать душ и чистить одежду. А почему, — насторожено тянет он, — ты разбудила меня?

— Потому что пора вставать, у тебя, в отличии от меня, школа, и ты ещё можешь успеть.

Она поднимается и отходит к креслу напротив. Распущенные её волосы спускаются до пояса крупными золотыми волнами.

Мак кивает, не желая её расстраивать, и поднимается. Потягивается, пытаясь размяться, и растягивает губы в несколько жутковатой ухмылке.

— Ты очень хорошо выглядишь. Тебе ведь уже лучше? Пойдём со мной.

— Я терплю дичайшую боль.

Она закатывает глаза.

— Если хочешь в душ и позавтракать, можешь опоздать на первый урок.

— Бедная, — мрачнеет он, — а по тебе и не скажешь… Нет, я пойду, не беспокойся. Но завтра же мы встретимся?

— Может быть.

Она проводит его до двери, по пути с кухни захватив ланч-бокс с бутербродами.

— Пообедаешь.

— Спасибо, — берёт он и уходит, поминутно оборачиваясь, пока дом её не скрывается из виду.

На улице Мак снова начинает мёрзнуть. Есть расхотелось окончательно, но… это дала ему Соня, и выбросить бутерброды не поднимается рука.

Конечно, в школу он идти не собирается. Сначала Мак хочет заглянуть в то место, которое недавно нашёл… Но вовремя вспоминает, что у него нет денег, чтобы приобрести дурь.

Поэтому приходится идти домой, по пути давясь бутербродами, прикидывая, что и как скажет отцу.

Но Элизара, как и Кейт, не оказывается дома, только Щенок с весёлым лаем встречает его и ластится к ногам.

Он треплет его за белым ухом и обходит дом. Убедившись, что никого нет, переворачивает вещи на полках, проверяет сумки в коридоре и шкафчики на кухне и ванне, раз уж не удалось найти деньги. Но, видимо, Элизару пришлось убрать из дома всё похожее на таблетки…

Маку становится всё хуже, а раздражение затуманивает разум, поэтому он разбивает что-то на столе, возвращается в спальню Эла и Кейт, и находит там украшения.

Пойдёт…

Мак спешит убраться из дома.

Но на пороге, какой-то закутанный в плед и с термосом в руках появляется Элизар.

— Привет, сынок. Как ты? Почему ещё не в школе?

Он, видимо, тоже не ночевал дома.

Мак отступает, удобнее перехватывая рюкзак, в который сбросил украденные вещи, и оглядывается, словно раздумывая, куда бежать.

— Слегка опоздал, уже ухожу.

— А украл что? — Эл всё так же, как обычно, улыбается.

— Ничего…

— Да я ж сколько раз тебе говорил, мне нет смысла врать, пойдём, поговорим…

Эл идёт на кухню.

Мак медлит, уверенный, что Элизар не злится лишь сейчас, пока не знает, что он устроил беспорядок и забрал кое какие драгоценности. Но всё же, молча, следует за ним.

— Намешать тебе чего-нибудь? Что принимал?

Он ставит чайник.

— Ничего пока… Давай.

— Ничего? А где ты был?

— У девушки, — зло шипит он, помня, что в прошлый раз разговор зашёл совсем не туда.

Эл улыбается, засыпая в капсулу красный и серый порошок и протягивая ему вместе со стаканом воды.

— Это экспериментальная формула, пока ещё больше наркотик, но позже будет скорее как лекарство от зависимости. Нужно будет пить два раза в день, и не будет лихорадить. А дальше всё будет зависеть от того, что у тебя в голове.

Мак берёт это с недоверием, но забрасывает в рот и запивает водой.

Его бьёт крупная дрожь и мысли плохо ему подчиняются, а раздражение и непонятная злость подталкивает на то, чтобы сорваться с места и унести, наконец, украденные вещи туда, куда хотел.

Но если ему станет легче…

— Где ты был, где Кейт? — спрашивает он, сам не зная, зачем, слегка покачиваясь и не замечая этого.

— В парке, тут недалеко, хочешь к нам? Мы развели там костёр и притащили палатку. Кемпинг.

— Не… не знаю.

Поведение Элизара сбивает с толку. Он правда не зол на него? А что, если…

Мак бросает взгляд на свой рюкзак.

— Я просто не хотел далеко уезжать, вдруг что-то случится. Расскажешь всё же про девушку? Ты быстро ориентируешься.

Он с тёплой усмешкой смешивает что-то в термосе.

И вот теперь Маку становится страшно, что Эл узнает о драгоценностях, и вся эта атмосфера исчезнет. А возможно больше и не появится…

— Она ещё маленькая. Похожа на солнце или розовую зефирку. Такая же лёгкая, мягкая и сладкая, — отвечает Мак неохотно. — Я ночевал у неё. А пришёл к ней, потому что беспокоился.

— Беспокоился?

— Да, её преследовал один тип, и она не появилась в школе.

— Почему я не подумал о том, что там есть школьницы… — рассеянно бросает Элизар.

— Эм… — не зная, как отвечать на такое, мнётся Мак, и в этот момент рюкзак соскальзывает на бок, и из него выпадает чёрная коробочка с бриллиантовыми серьгами.

— Ты бы вряд ли продал за реальную цену, а я бы вряд ли быстро нашёл это или такие же, и тогда Кейт решила бы, что ты безнадёжен. Я буду давать тебе карманные деньги. Будет мало — можешь помогать мне кое с чем. Так что там, сколько ей лет?

— Пятнадцать, вроде, — признаётся он скорее из-за паники и шока.

Мак ожидал совсем другой реакции, но теперь, почему то, расстраивается (или пугается?) ещё сильнее.

У него дрожат руки, он резко встаёт из-за стола, и рюкзак летит на пол. А Мак пятится, собираясь сбежать

— Пригласишь её на ужин? Мы с Кейт произвели бы хорошее впечатление.

— Да… — Мак останавливается на пороге и судорожно вздыхает. — Прости меня. Прости меня, я не хотел…

— Я знаю, — Эл подходит к нему и тепло обнимает, — всё в порядке.

Мак чувствует, как у него щиплет глаза, и с трудом сдерживается.

Он обнимает Элизара в ответ, глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться, и признаётся, не помня, говорил уже это или нет:

— Я не выбирал такую жизнь. Я не… не специально. Я… прости меня. Мне просто плохо.

Эл гладит его по голове.

— Мы всё исправим. Надеюсь, капсулы тебе подойдут, скоро совсем как человек будешь выглядеть. И забудешь то, что было раньше. У меня, может быть, здесь тоже не всё в порядке, но обычно лучше. Так что, пойдёшь к нам?

Мак кивает, но отпускать Элизара не торопится.

— А если нет? — шепчет он, зажмуриваясь. — В смысле, что ты сделаешь, если ничего не выйдет?

— У тебя доброе сердце и ты тянешься к хорошему, всё получится.

Мак постепенно успокаивается и поднимает на отца покрасневшие глаза.

— Но откуда ты знаешь?

— Вижу, — Эл прислушивается. — Сейчас ливанёт дождь.

И правда, звук такой, будто толща воды приближается к земле.

— Пойдём к Кейт.

— Пойдём… Только… Там бардак. Прости… Она ведь заметит, когда вернётся.

— Это убрать не сложно, — Элизар ещё раз треплет его по волосам, хотя этот его сын ничего общего с собаками не имеет и идёт к машине в тот самый момент, когда на землю обрушивается ливень.

А Скирт тем временем комментирует сериал, который они с Кейт смотрят с телефона, сидя в большой, уютной палатке.

— О, ты смотри, нас скоро затопит!

— Кошмар, — она поджимает под себя ноги и подсаживается поближе к Скирту. — Не хочу промокнуть. Я завила волосы, — оттягивает Кейт одну волнистую прядь своих, обычно идеально прямых, волос.

— Зачем? У вас какие-то игры с Элом? — Скирт морщит нос.

— Нет, — удивляется она, — какие игры могут быть, чтобы завивать волосы?

Скирт хмыкает и отводит глаза.

— Хорошо, что ты не знаешь…

И вдруг хватает Кейт за руку:

— Пошли танцевать, будем в почёте у дождевых червей… Я хотел сказать фей. Идём!

Смеясь, она всё-таки поддаётся ему и выходит из палатки.

Волосы вмиг тяжелеют от воды и розовыми прямыми прядями спускаются ей до пояса.

— Холодно, — перекрикивая шум ливня, делится она со Скиртом.

— Сейчас согреемся, — Скирт говорит ей на ухо и начинает кружить в странном, весёлом танце, в котором Кейт не сбивается, не смотря на то, что не понимает, что происходит.

Впрочем, они пила то же, что и они…

Эту картину застают подъехавшие Элизар с Маком.

Он смотрит на танцующую Кейт, что казалась ему единственной адекватной в этой семье, и на то странное нечто под именем Скирт, который уже начал нравиться ему, и… Становится грустно.

Маку ещё больше хочется быть частью их семьи. Слишком скорое желание для такого короткого времени и нехороших событий, но сейчас Мак понимает это всё отчётливее.

И на лице у него, несмотря ни на что, появляется улыбка, и он переводит на Элизара вопросительный блестящий взгляд.

— Кейт тоже… ну, с вами… Она ведь пьяна, да?

— Ага… Держи, — под таким ливнем, что трудно смотреть вокруг, Эл подаёт сыну термос и идёт к Кейт. Она не замечает, как танцует уже рядом с мужем, сквозь шум дождя раздаётся чей-то пьяный, звонкий смех. — Что ты тут делаешь?

— Так танцую ведь с тобой, — смеясь, отвечает Кейт.

Мак отпивает из термоса, кривится скептически, и пробует ещё. И стоит под дождём, чувствуя себя идиотом. Отчего-то, весёлым идиотом.

Скирт внезапно запрыгивает ему на спину и кричит:

— Гони вперёд мой резвый пони!

Мак пошатывается и делает два шага вперёд, чтобы не потерять равновесие, и надеется, что Скирт не воспринял это, как подчинение его «приказу».

— Слезай с меня, придурок! — начинает крутиться он, пытаясь его сбросить.

— Какой упрямец! Вон к тому дубу, — показывает на осину и шлёпает Мака по заднице.

— Эй! — и Мак, немного подумав, валится в мокрую траву.

— Мы в море! Я уволоку тебя на дно! — Скирт, чьи губы теперь кажутся ярко-оранжевыми, а глаза двумя чёрными угольками, начинает щекотать его. — Я русалка, русалка!

Мак, хохоча, извивается под ним и не может отбиться.

— Пап, на помощь! Па! — орёт он сквозь шум дождя и смех.

— Никто тебе не поможет, — зловещий смех. — Ты станешь камнем, камнем, камнем…

Неизвестно сколько проходит времени, но Скирт в итоге баюкает скрючившегося Мака на руках и плачет над ним:

— Он стал камнем, камнем, камнем…

Эл хватается за Кейт и наблюдает за этим со странной улыбкой.

Мак, передумав сопротивляться и решив, что звать на помощь и правда бессмысленно, замирает и притворяется каменным, бесцветным голосом повторяя:

— Сам меня погубил, а теперь плачешь… Сам меня погубил, а теперь…

— Нет, я знаю, тебя вернёт к жизни поцелуй истинной любви!

Скирт пытается поцеловать его и только слюнявит глаз.

Но Мак, сдерживая брезгливость, притворяется мёртвым.

— Нет, я так больше не могу, — бросает Кейт тихо, и подходит к ним, обнимая Скирта за плечи. — Дождь смоет проклятие, мой хороший, отпусти его…

— Он погрязнет в грязи… — Скирт всхлипывает и случайно задевает Мака локтём по лицу, кидаясь обнимать Кейт.

— Ай, — вскрикивает Мак и хватается за лицо.

А Кейт обнимает Скирта и гладит его по спине.

— Вот видишь, он очнулся, — успокаивает она его, вытирая с лица Скирта то ли слёзы, то ли потоки воды.

К ним садится Эл и принимается всех обнимать и утешать.

— Мы должны… — говорит он. — Добраться до. Машины.

Кейт согласно кивает и поднимается на ноги.

А Мак увлечённо и сосредоточенно трогает припухлость у себя под глазом.

— Будет синяк, — жалуется он.

— Пройдёт, — Эл помогает ему подняться и они все с горем пополам и под байки Скирта добираются до дома.

Ставится чайник, разжигается камин, раздаются одеяла и пледы, залечиваются с синяки.

Скирт пытается пробраться на чердак, но Эл отвлекает его.

И Мак внезапно осознаёт, что чувствует себя… хорошо.

Кутаясь в плед, он скептически, с подозрением крутит в руках всё тот же термос и переводит взгляд на отца, списывая своё состояние именно на напиток.

— Па, есть ещё?

— Чего? Тебе разве как-то не так?

— Нет, — улыбается, — мне даже слишком так.

— Ну и хватит тогда! Лучше попробуй вон то варенье. И облепиховый чай.

К ним, мокрый и невесёлый, заходит Хедрик. Щенок облаивает его.

— Всем привет, — он не смотрит на Мака, — я к себе.

Зато Мак сверлит его взглядом, поднимается, берёт щенка и отсаживает его на диван, после чего хватает Хеда за плечо.

— Чего тебе?! — Хедрик оборачивается на него.

И Мак со всего размаха бьёт ему в челюсть.

Хедрик будто специально не отстраняется и сплёвывает кровь.

— Что, это за то, что я замуж не позвал?

Мак бледнеет, стискивает руку в кулак, но больше не бьёт.

— Ага… Но я всё равно не подхожу для гарема.

Кейт, наблюдая за этим, собирается вмешаться, но бросает взгляд на Элизара, как бы ища в нём ответ, стоит ли.

А тот улыбается, мол, смотри, как всё хорошо складывается.

Хедрик усмехается:

— Идём со мной, проверим.

И поднимается к себе наверх.

— Урод, — шипит Мак, но возвращается на своё прежнее место, берёт варенье и на ложечке предлагает его щенку.

Успокоенная на этом Кейт притягивает поближе к себе Скирта, и принимается поправлять его влажные волосы. И вид у неё такой, будто она его прибьёт, если Скирт не позволит ей этим заниматься.

— Что не пошёл? — интересуется Элизар.

— Да зачем? — пожимает Мак плечом.

— Не знаю, — Эл улыбается. — Ты в школу-то пойдёшь?

— Да, пойду, — соглашается он охотнее и быстрее обычного. — Так что я сегодня пораньше спать лягу. В своём, — бросает взгляд в сторону Скирта, — чердаке.

Кейт на этих словах спешит закрыть Скирту уши.

— Хорошо.

Элизар гладит щенка и закрывает глаза на то, что спрашивал у него про сегодня.

#9. Кровь и другие жидкости


— Живёшь в таком районе… — тянет Хедрик, — оглядывая широкую улицу, усаженную карликовыми деревцами рядом с тротуаром. — Кто твои родители? Ты же в курсе, что это наследственное.

Том молчит, концентрируясь на камешках на асфальте, чтобы не глядеть на Хедрика.

— Впрочем, иногда о себе может дать знать и проклятье дальнего родственника, у меня, по крайней мере, так.

Они идут молча ещё несколько минут, проходят мимо белого особняка, и Том останавливается, чтобы поднять взгляд. Хедрик закуривает, запах табака кажется Тому приятным.

— Что за сигареты?

— Они специально для таких, как мы, потому что другая дрянь может плохо сказываться на силе, — Хед ухмыляется. — Разработка моего парня. Он талантливый учёный. И благодаря ему в том числе, со мной безопаснее, чем быть одному. Сколько ещё ты сможешь себя сдерживать? Полнолуние через две недели.

Том идёт дальше.

— Я прекрасно это знаю. Спасибо, но помощь мне не нужна.

— Глупо отказываться от предложения, не рассмотрев его получше.

— Банда оборотней-пидоров, неизвестно для чего зовущая пятнадцатилетнего парня к себе, звучит… соблазнительно.

Хед со смешком хлопает его по спине:

— Поосторожней со словами. Если ты ещё не в курсе: оборотней никто не любит. Думал, открыл новый мир, но и в новом мире ты — изгой. Проклятый. Но у меня есть договор, моих волков не трогают, а взамен мы уезжаем из города в полнолуние, где больше… простора. И другим нечего опасаться.

— Почему не любят? А, впрочем, — Том останавливается напротив остановки, где сидит Соня, — мне пора.

— Разве не хочешь знать больше?

— Я хочу избавиться от этого.

— Ты снова не знаешь, отчего именно отказываешься, дубина! — Хедрик едва ли не рычит. — Может и умно, что ты не идёшь за первым встречным, я согласен. Но в твоём положении выбора у тебя не много. Подумай получше, я не собираюсь бегать за тобой всё время.

Подъезжает школьный автобус, и Том спешит к остановке.

***

За пару дней Мак весь извёлся. Сони не оказалось в школе и он проторчал там, как дебил (причём с этим согласился и один из учителей…) целый день в мрачном молчании и задумчивости.

И вот он снова плетётся туда, не зная, увидит ли её…

На всякий случай Мак выспался, поел и причесал свои волосы так, как показывала Кейт. И даже не сорвался на… что-то привычное, ограничевшись тем, что взял у отца.

Он корил себя всё это время за то, что не взял у Сони номер телефона. Ведь если она не появится в школе и в этот раз… Что ж, придётся снова идти к её дому, видимо.

Первые уроки Мак словно проспал, нервничая и ничего не слушая, а после поспешил в столовую, где больше шансов найти Соню быстрее.

И как только он умудрился за всё это время не разузнать о ней побольше? Мог бы тогда легко найти кого-нибудь из её одноклассников и спросить…

Он тенью заходит в столовую, от него тут же кто-то отшатывается, но Мак даже не смотрит в его сторону.

Он с радостью находит взглядом знакомую ему девчонку, подружку Сони, и целенаправленно направляется к ней, со стороны, наверное, выглядя при этом очень угрожающе.

Она, завидев его, быстрым шагом обходит столы, чтобы сбежать к выходу.

Но Мак не теряется, перескакивает через один стол, чуть не сметая собой чью-то тарелку, сокращая путь, и хватает девчонку за руку.

— Где?

Она, поняв, что ему плевать на людей вокруг, и может произойти всё, что угодно, вскрикивает.

— Я не знаю, мы больше не общаемся! Она ненормальная, если общается с таким как ты! Почему тебя до сих пор не исключили?

— Да особо не за что, вроде, — отвечает он, и правда задумавшись. — Из-за меня не общаетесь?

— Не твоё дело!

Маку по лопаткам кто-то стучит.

И он зло и резко оборачивается, всё так же держа девчонку.

За ним стоитСоня.

— Скоро сюда все учителя сбегутся.

У неё бровки домиком и внимательный взгляд блестящих, голубых глаз.

Мак медленно разжимает хватку и улыбается Сони.

— Ты здесь, — выдыхает он. — Вы из-за меня поссорились? Как себя чувствуешь? Всё хорошо? Ты голодна? Давай я тебя угощу после школы чем то более вкусным?

Она опускает взгляд, чтобы не рассмеяться, а к Маку уже подходят двое учителей.

— К директору, быстро, — говорит один из них. — Вы все трое.

Он переводит на них растерянный взгляд.

— Соня не при чём, — произносит будто на автомате, — она только что подошла. И… что я сделал-то? Никуда не пойду. Я ничего не сделал!

— Да, я просто не очень хорошо себя чувствую… — тянет брюнетка. — Вот и закричала, голова болит.

— Да, я отведу её в мед. пункт. Идём, Лейла, — Соня берёт подругу за руку и выводит из столовой.

— Чтобы ни ты, ни твой ушлый дружок ко мне больше не подходили, — шипит она. — Иначе я устрою разбирательство и директор позвонит твоему отцу!

— Спасибо.

Мак проводит их взглядом, затем пожимает плечами, коротко обернувшись к учителям, и бросается за Соней.

— Эй… Спасибо, — говорит он её подружке, и виновато останавливается. — Я не хотел, чтобы у кого-то были неприятности… И чтобы вы из-за меня ссорились…

— Не. Подходи. Ко мне, — и Лейла уходит.

— Что ты устроил? — Соня переводит на него взгляд.

— Что я сделал? — совсем теряется он.

— Ты всё крушишь и привлекаешь к себе много внимания. И ко мне.

— Прости… Больше не буду, — и улыбается. — Ну, что, пойдём?

— Куда?

Привычным жестом она убирает прядь волос за ухо, замечая, что все оглядываются на них.

— Ну… гулять.

— Урок скоро.

— Да, — задумывается он, и поднимает на Соню блестящие от радости глаза. — Тогда я тебя буду ждать здесь, когда освободишься. Прямо на этом месте.

— Ты, может, всё-таки… — она приподнимается на носочки и приобнимает его в ответ на чужие взгляды, а затем шепчет: — возьмешь уже мой номер телефона, бестолочь?

— Да, — почему-то шепчет он. — Я хотел. Спасибо, — и слегка прикрывает веки, вдыхая запах её волос. — Это мак?

— Да, но цветы так не пахнут, они воняют, — она усмехается, отстранившись. — Записывай.

Он сохраняет её номер, подписывая Соню, как «Зефирка», и прячет телефон.

— Значит, договорились, я жду тебя здесь? — спрашивает счастливо и даже как-то светлеет. Будто и не казался недавно жуткой мрачной тучей, готовой прибить всех, кто окажется рядом.

— Хорошо, но… — Соня говорит первое, что приходит в голову, чтобы озадачить его, — ты должен будешь удивить меня.

Мак кивает, и следующий урок, точнее, только его начало, сидит в задумчивости, а затем срывается с места и покидает школу.

Он должен успеть за пару часов. И вскоре, вылетая из такси, он, запыхавшись, появляется у дома.

Едва не врезается в Элизара, и останавливается, чтобы отдышаться.

— Привет, па.

— Что-то случилось? — Элизар глядит на него с тревогой.

Мак мотает головой и выравнивает, наконец, дыхание.

— Я за Щенком.

— Зачем?

— У меня вот, — вынимает баллончик ингалятора, который купил по дороге в аптеке. — Думаешь, если попшикаю им его всего, это поможет от аллергии? Или его во что-то одеть ещё, чтобы меньше шерсти оставалось? Или есть какое нибудь зелье там, я не знаю! Мне нужен гипоаллергенный щенок. Сейчас же.

— Его можно обрить, — Эл ухмыляется.

— Не уверен, что не навредим ему так, и что Сони понравится, — тянет он с сомнением, и всё же обдумывает этот вариант.

— Не знаю, подожди минутку.

Элизар отходит и набирает Соро:

— Эй, дружище, у меня как раз рыба закончилась, вот и звоню. Сын просит собаку гипоаллергенить. Сможешь?

«Забудь ты уже про рыбу, это была шутка! Не стоит обижаться на меня из-за ерунды… — он задумывается, тихо напевая какую-то мелодию, и тянет: — Это возможно. Там нужно менять кое какой ген. И со временем можно вывести гипоаллергенных щенков, думаю, из любой пароды».

— Ага, но ему прямо сейчас надо, там девчонка ждёт. Я предлагал тогда просто обрить Щенка, но он красивый должен быть.

Соро смеётся красивым, мелодичным, холодным смехом.

«Ну пусть девчонке тогда даст выпить что-нибудь от аллергии. У меня вот есть хороший препарат, его пьют в случае контактов с аллергенами. Навредить не должен, а поможет точно. Подмешает ей в сок, например и скажет, что, мол, фокус, ты можешь погладить щенка!».

— Подожди.

Эл пересказывает всё Маку.

— Как тебе идея?

— Идёт! Только мне быстро надо. Можешь меня подбросить к нему? И он пусть едет навстречу, чтобы успеть. Мне надо… — Мак смущается и делается виноватым. — Надо к последнему уроку.

— Бери своё средство и едь сюда обычной дорогой, мы с Маком поедим навстречу, — и Эл отключается, не дав Соро ответить. — Пошли.

— Спасибо! — Мак, опережая его, выходит из дома. — Она появилась в школе, — делится он, улыбаясь. — Кажется, она была рада мне.

— Это хорошо.

Когда они уезжают, на дорогу выбегает Скирт в юбке-шотландке и машет руками. Видимо, у них с Элизаром было какое-то незаконченное дело.

***

Мак едва успевает вовремя вернуться в школу.

Он стоит недалеко от столовой, только сейчас понимая, что про телефон Соня напомнила, наверное, как раз для того, чтобы не бояться потерять друг друга и не торчать минута в минуту на условленном месте.

В отяжелевшем рюкзаке его спит и громко посапывает щенок, а в руках бутылочка холодного зелёного чая со вкусом фруктов, в которой он растворил пузырёк лекарства.

— Ну что? — Соня подходит к нему.

— Выпей, и будет сюрприз, — протягивает он ей бутылочку.

— Ты же понимаешь, что я не стану! — Соня всё так же за запястье тянет его за собой, чтобы привести на лавочку рядом со стадионом.

— Ну пожалуйста! — Мак пробует чай первым. — Видишь, всё нормально. Это… часть того, что тебя удивит. Я очень спешил и старался. Прошу… — он снова подаёт ей чай.

Она вздыхает.

— Выпей ещё.

И вдруг достаёт телефон и записывает кому-то голосовую:

— Я сижу за школой с новеньким старшеклассником Маком, он предлагает мне что-то выпить, если со мной что-нибудь случится, то…

Мак тем временем делает ещё пару больших глотков, и ставит бутылку рядом с Соней, ожидая, когда она закончит записывать сообщение.

— Видишь, я тебе доверяю.

Она делает несколько глотков.

— И пью после тебя, — добавляет скептически.

Мак, уже не обращая на это внимания, достаёт из рюкзака сонного щенка.

Тот смотрит на Соню чёрными блестящими глазами и начинает радостно вилять хвостом.

— Я же говорила, — отшатывается она, — у меня дикая аллергия на…

Она осознаёт, что ничего не плохого не чувствует — глаза не слезятся, насморка нет.

— Что это с ним? Ты… — Соня переводит на него ошарашенный взгляд. — Подмешал мне таблетки? Это сюрприз такой?

— Да… Но не таблетки. Не волнуйся, ничего плохого не случится, тем более я сам выпил. Погладь, — опускает он Щенка ей на колени, и тот сразу же пытается лизнуть Соню в губы. — Я помыл его специальным шампунем, пока ехал к тебе. И сушил возле обогревателя, мешая водителю.

Представив это, она смеётся.

— Ладно, удивил, — говорит. — Но то, что ты тоже это пил — не успокаивает! И ты пропускал занятия.

Она запускает пальцы в шерсть щенка.

— Кто такой чистый мальчик? Кто чистый маленький мальчик?

Щенок звонко тяфкает и яростнее виляет хвостом. Он, казалось, не знает, куда себя деть и как выразить радость.

— Ты ему нравишься, — улыбается Мак. — Сходим в тот парк, где обычно гуляют с собаками? Погладим чужих, выгуляем своего. Что скажешь?

— Зачем было его мыть, если всё равно будем трогать чужих?

Соня чувствует, что к ослабленному состоянию, плохому настроению и лёгкой тошноте примешивается и кое-что ещё…

— Чёрт, — шепчет она и прикрывает глаза. — Мак… Дай мне свою куртку.

— Ты замёрзла? — он без промедления стягивает с себя ветровку и набрасывает ей на плечи. — Ты права, я просто только сейчас подумал про парк.

Она поднимается, чтобы посмотреть, до куда достаёт ветровка и, решив что все в порядке, застегивается. И переводит взгляд на Мака, гадая, догадался ли он…

Накликала, блин.

Мак смотрит на неё с беспокойством.

Щенок мокрым носом тычется ей в ладонь, требуя ласки.

— Тебе нехорошо?

— Мне нужно назад в школу. Подожди меня здесь.

Но Мак судя по всему намеревается идти за ней. Бросает взгляд на скамейку, проверяя, ничего ли не забыл, и замечает…

— Сонь, ты поранилась?

— Ты дурак? — у неё рдеют щеки.

И Мак непонимающе хлопает глазами.

— Эм, Щенок укусил? Но он маленький, вряд ли мог до крови…

Она, вздохнув, идёт в школу.

— Но зачем нам возвращаться, — Мак идёт за ней, по пути пытаясь запихнуть щенка обратно в рюкзак.

— Догадайся. У меня в шкафчике спортивная форма. Переоденусь.

— Хм, — Мак молчит, пока они снова не входят в здание. — У тебя… Оу. Снова? Или до сих пор? Тебе больно? Хочешь, я понесу твою сумку?

— Просто заткнись.

Она достаёт из шкафчика спортивную сумку и прокладки и идёт в туалет.

— Ладно, — непонимающе тянет он и ждёт.

Мака эта тема, почему-то, совсем не смущает. Поэтому он не сразу понимает, что Соне неловко.

Она выходит вскоре с нарастающей головной болью, а потому мрачным видом и протягивает Маку куртку:

— Ничего не говори.

На ней короткие шорты, топик и кроссовки, волосы убраны в высокий хвост.

— Ты такая красивая! Тебе очень идёт… — он задерживает взгляд на её стройных ногах. — Только прохладно, оставь куртку, — снова набрасывает он её на плечи Сони.

— Ужас, какой-то эффект… Меня теперь всё бесит ещё больше.

Они выходят из школы. Мак замечает Тома у обочины и в тот же момент он оборачивается на них.

Поэтому Мак, не растерявшись, тянет Соню к себе за талию и, не давая ей опомниться, целует.

Правда от волнения и спешки умудряется промазать и впиться поцелуем лишь в уголок её губ.

Он думает исправить это, но видит, как к Тому подъезжает знакомая машина, и Хедрик затягивает его за руку в салон, после чего даёт по газам.

А Соня отстраняется и шипит на него:

— Ты совсем охренел? Как это понимать?

— Там был Том. Я сказал ему, что мы встречаемся.

Он указывает рукой в сторону остановки, но Тома, конечно же, заметить Соня уже не может.

— Может мы тут ещё и потрахаемся на ступеньках, если он смотрит!

Она быстрым шагом уходит от него.

И Мак спешит за ней.

— Сонь, прости, я не хотел ничего плохого! Я ведь… ради тебя, — с отчаяньем добавляет он, и чувствует, как по спине разливается тепло. — Сонь, подожди! — Мак сбрасывает рюкзак и непонимающе смотрит, как с него срываются на землю крупные, желтоватые капли. — Кажется, разлился чай… — озвучивает он свою первую мысль.

Она останавливается, складывает руки на груди и наблюдает за ним:

— Может быть, стоило спросить? Вдруг у меня есть планы на свой первый поцелуй?

— Я не… Не подумал. А какие, что я должен сделать? — спрашивает, ставя рюкзак себе под ноги и всерьёз пытается отыскать там чай.

Щенок выскакивает оттуда и начинает тяфкать, с его живота стекают желтые капли.

— Бля… — понимает Мак свою ошибку, но продолжает разговор тем же тоном, поднимая на Соню виноватый взгляд. — Поцеловать ведь тебя всё равно не вышло.

Соня улыбается Щенку:

— Кто такой хороший мальчик? Кто маленький ссыкушка?

И Щенок снова виляет хвостом и весело подпрыгивает у её ног.

— Отойди от Сони, ты грязный! — бросается к нему Мак, но щенок пугается и убегает под одну из стоявших неподалёку машин.

— А каким был твой первый поцелуй? — продолжает тему Соня.

Мак передёргивает плечом.

— Я не помню, — и идёт к машине. — Поможешь поймать?

— А я бы послушала…

Она свистит и хлопает себя по бедру.

Щенок выбегает к ней радостно, игнорируя Мака, и заливается звонким лаем.

— Но я не помню! Я… был пьян, — признаётся Мак. — Идём… Угостить тебя чем-нибудь? Понимаю что теперь мы оба не слишком подходим для свидания, но, может…

Спина, влажная из-за щенка, вмиг холодеет от ветра, и Мак обхватывает себя руками, начиная дрожать.

— Вам с собакой нужно в душ.

— А потом свидание? — улыбается Мак с надеждой.

— Нет, но я хочу… Поехали к тебе.

#10. Съешь меня


Разобравшись с делом Мака и угомонив Скирта, Элизар забирается на постель к Кейт и устраивает голову на её животе.

— Милая… — его рука зарывается в её розовые волосы. — У меня есть новость.

— Мм? — слегка настораживается она. — Плохая или хорошая? Она касается меня? — но несмотря на тон, Кейт гладит его по голове.

— Да. Не знаю, ты мне скажи. В общем… У Мака появилась девушка вроде как.

Кейт облегчённо выдыхает и легко улыбается.

— Почему ты вообще говоришь об этом?

— Не уверен, что это хорошо. Это не такая девушка, как у Хедрика.

— Что? — Кейт приподнимается, чтобы взглянуть ему в лицо. — Ну так это нормально… Не пугай меня, Эл.

— Ей пятнадцать.

— Оу, — Кейт едва заметно сводит брови. — Ну, это уже не совсем нормально. Он то старше, чем выглядит… Да и сила… Таким, как мы, вообще не очень правильно встречаться с нормальными людьми. Поговоришь с ним?

— Я думал попросить тебя.

Кейт изгибает бровь и готовится возразить, но вместо этого вздыхает и соглашается.

— Хорошо… Но я ему даже не мать, вряд ли он послушает.

— Думаю все же, что запрещать нет смысла, он просто уйдёт из дома. А она мотивирует его ходить в школу. Надо только дать ему понять, чтобы он был… осторожнее.

— Да, быть может дико смущающий разговор с чужой женщиной о контрацепции сделает своё дело, — улыбается Кейт, но затем добавляет уже серьезно: — Я поговорю.

— Ты не чужая женщина…

Элизар начинает целовать ей руку.

— Спасибо.

***

Мак болтает всю дорогу о какой-то ерунде, время от времени замолкая, беспокоясь не утомил ли её.

— … И потом я захожу в комнату, уверенный, что в шкафу и правда живёт монстр. Шваброй толкаю дверцу, а мать стоит за мной и победоностно так, с раздражением: «вот видишь?! Я тебе говорила, не мешай нам спать, там никого…». А из шкафа вываливается тяжёлая, лохматая, бурая шуба. Я кидаю в неё шваброй, мы с матерью орём в два голоса и бежим вон из дома… Хочу напомнить, — глядит на Соню, — мне было пять, — и снова замолкает.

— Забавно, — Соня улыбается и вспоминает, как в раннем детстве видела женщину, которую никак не мог добить её отец.

Она только надеется, что то была не мать, потому что воспоминания путаются.

— Да, — тянет Мак, и рукой указывает на дом впереди, мол: «вот, мы пришли». — Только потом было не смешно, ведь нас в таком состоянии застал мой отчим, — он ведёт её по ступеням и открывает перед ней дверь. — Проходи, чувствуй себя, как дома.

— Ладно, — она разувается и оглядывает дом.

С неплохим ремонтом, уютный, с какой-то странностью… Совсем не похоже на её белый полузамок, где больше пустоты, чем убранства.

— Вон там, — махает он в сторону, — ванная, можешь помыть руки. А справа, дальше по коридору, кухня. Я пока пойду поставлю чайник.

— Ты может сам пойдёшь в ванную? — она морщит носик. — Я пошла домой к обоссанному парню, — и смеётся.

Смехом она заражает и Мака, который и вправду спешит в ванную.

— Проходи тогда, я очень быстро! Очень, пять минут!

— Ладно.

Она проходит на кухню и наливает себе воды, решая ничего больше не трогать, пока Мак не вернётся.

И думая о том, что, кажется, она ему и вправду нравится.

Кейт застаёт её там и останавливается в дверях, сложив руки у себя на груди.

— Девочка Мака? — улыбается она ей. — Я Кейт, — тянет руку, и усмехается, — типа мачеха.

Соня, растерявшись, не сразу пожимает руку.

— Д-да… Мы учимся вместе.

— Знаю, о тебе тут уже легенды ходят, — и подмигивает ей. — Только Маку не говори, что я так сказала.

— Это странно. А… А что говорит?

Кейт окидывает её одобрительным взглядом.

— Нет, не странно, — и ставит чайник. — Говорит, познакомился с девушкой. Беспокоился за неё. И только из-за неё рад ходить в школу.

Она опускает глаза и усмехается:

— Да, но мы просто общаемся. Он… славный.

Кейт кивает и наливает чай.

— Наверное… По сути, я знакома с ним не намного дольше, чем ты. Но он… безобидный парень, — подаёт она ей кружку. — А ты выглядишь, как серьёзная и умная девочка. Это хорошо.

— Сложно принимать в семью ещё кого-то вот так?

Кейт пожимает плечом и садится за стол, кивком приглашая Соню присоединиться.

— Слегка тревожно, но не тяжело. А у тебя есть братья или сёстры? Что спрашивают в таких случаях? Эм… Кем работают родители? — по тону её не ясно, шутит Кейт или действительно ожидает ответа на все вопросы.

— Вам лучше не знать, — Соня странно улыбается. — Я живу с отцом, у нас… тихо.

Соня пытается придумать, что бы такого узнать у Кейт и вдруг вспоминает о самочувствии Мака.

— Недавно ему было плохо, когда он был у меня… Он болен чем-то?

— Нет, это у него нервное.

В этот момент возвращается Мак, с волос которого капает вода, из-за чего болотно-зелёная, чистая футболка теперь в крапинку.

— И правда быстро… Чай будешь?

— Буду, — Мак останавливается за спиной Сони и кладёт ей на плечи руки. — О чём говорили?

Кейт смотрит на него неодобрительно.

— Она из-за тебя намокнет, — произносит, а через мгновение едва сдерживает смех и поднимается. — Я скоро вернусь.

— Отойди, — шипит Соня тут же.

Мак отдёргивает от неё руки и садится за противоположную сторону стола.

— Останешься на ужин? Будет что-нибудь вкусное и горячее. А потом я провожу тебя домой. Если ты не захочешь остаться, конечно.

— Думаю, что не смогу объяснить это отцу. Но на ужин останусь. У тебя классная мачеха.

— Да, наверное, — улыбается он счастливо, и на кухню забегает такой же мокрый, как и он сам, щенок. — Я только пойду узнаю, что у нас на ужин… — выходит Мак из-за стола, а Щенок начинает скулить и жалобно смотреть на Соню.

— А собаку ты кормил?

— Нет, — отзывается он уже с коридора, и спешит на поиски отца.

Соня ищет корм и натыкается на банку с оранжевым вареньем с надписью «съешь меня».

А Элизар сидит во дворе, над своими травами.

— Па! — Мак выглядит взволнованным, почти испуганным. — Она здесь.

— Да, уже? Пойти посмотреть на неё?

— Да. То есть… Хотя, да. Она останется на ужин. Пожалуйста, пусть всё будет прилично и мило!

— Ладно, ладно. Отведи её к себе, мы с Кейт приготовим что-нибудь приличное и позовём вас. И скажу Скирту, чтобы не приезжал.

Что-то с этой банкой определенно не так…

Соня оставляет её на столе, насыпает корм щенку, садится назад и пытается оторвать от варенья взгляд.

Решив, что не стоило вот так что-то трогать, она убирает банку назад, но перед тем, как поставить на полку, не выдержав, зачёрпывает себе чайную ложку и облизывает её.

Похоже на странную апельсиновую хурму с таким…

— Чёрным вкусом…

Она садится на место, сдерживая смех.

Мак возвращается к ней успокоенный и довольный.

— Идём на чердак.

— Что? — она глядит в свою кружку с большим интересом.

— Я там живу. Покажу тебе, как живу.

— На чердаке? — она поднимает на него затуманенный взгляд и ловит его за руку.

— Да… Но там прям настоящая комната, — заверяет её Мак, и тянет за собой.

— Подожди… — она останавливает его и обнимает. — Ты должен понести меня на руках.

— Эм… Хорошо, — он подхватывает её на руки с обеспокоенным видом. — У тебя что-то болит?

— Нет, — она обнимает его за шею и целует в щёку. — Нет, нет, нет…

Мак несёт её наверх, раздумывая над её поведением и приходя к выводу, что девочки… странные. В эти дни они, должно быть, всегда странные.

— Вот, — плечом открывает он дверь, — только не пугайся, если найдёшь лапки. Это для Щенка.

— Какая странная кровать… Пойдём?

— На… на кровать? — спрашивает он настороженно, ожидая, что после этого вопроса получит пощёчину.

— Она ведь круглая…

Соня тычет ему в лицо пальцем и попадает в глаз с лёгким смехом.

— Ай, — зажмуривает его Мак, и опускает Соню на кровать.

А после недолгих раздумий ложится рядом, рассматривая Соню завороженным, мечтательным взглядом.

— Я никогда… — Она зарывается пальцами в его волосы: — Да?

— Что? — тает он от её прикосновений, и расслабляется, пододвигаясь ближе.

— Да.

И она закрывает глаза.

Она ему говорит «да»? Это… намёк?

Мак нависает над ней, заглядывает в её лицо, осторожно убирает прядь волос…

— Соня? — и наклоняется, чтобы поцеловать её в опасной близости от губ.

— Может… — Она обнимает его за шею. — Может будешь моим братиком?

Мак замирает.

— Парнем?

— Старшим братиком… Я буду любить тебя.

— Нет, только твоим парнем. Да?

— Но ты мне не подходишь!

Она широко распахивает глаза, рассматривая его.

— Подхожу! — он всё так же нависает над ней. — Разве не чувствуешь?

— Щеночек…

Она принимается гладить его по лбу.

И Мак успокаивается, принимая это если не за её согласие, то хотя бы за мысль о том, чтобы согласиться.

— У тебя… приятные руки.

— Почему… Почему у тебя крыши нет?

Мак задумывается.

— Ну… Просто пока мне здесь удобнее, если честно. Но это только пока!

— А если дождь пойдёт?

— Он не попадёт сюда, я думаю… — заканчивает Мак, с сомнением глядя на потолок.

— Но звёзды попадают.

Мак молчит, не совсем её понимая, и притягивает Соню к себе.

— Ты такая мягкая и приятная… Полежи со мной.

— Да.

Она утыкается ему в шею, прячась от валящихся на них звёзд и взглядов фей.

Они лежат долго, Маку даже кажется, что Соня заснула. Он боится дышать, двигаться, спугнуть её… Но всё равно, спустя какое-то время, запускает руку ей под топик, пальцами поглаживая её спину.

Она вздрагивает и поднимается, переступая с ноги на ногу на кровати.

— Мак… Меня кто-то трогал…

— Это я, — признаётся он, и тянет к ней руку.

Соня вскрикивает и срывается с места, забегает в ванную и закрывает за собой дверь.

— Я не хотел! — бросается за ней Мак и лбом прислоняется к закрытой двери. — Я не думал… То есть, я думал. Но не собирался приставать к тебе! Прости… Или ты… Ты в порядке? — стучит он в дверь.

Раздаётся стук в ответ.

— Да? — воспрянул Мак духом.

— Кто-то разлил здесь море…

Соня шепчет, глядя на кафель, сидя на полу, притянув ноги к себе.

— Плещутся рыбы, пахнет…

— Открой дверь, а?

— Мак, мне страшно, я не знаю, что делать дальше. Мне кажется, он меня убьёт.

Она всхлипывает и чувствует, как по щекам текут горячие слёзы.

И в горле застревает ощущение дежавю.

Мак припадает к двери.

— Соня, кто? О ком ты говоришь?

— Ты же сам всё видел, как бабочки пели песни на сизом лугу…

— А? — Мак с недоумением отступает. — Не видел… Когда? Слушай, выходи, там, наверное, уже ужин готов.

Она не отвечает.

Замирает, глядя в одну точку пустым взглядом и не дышит.

Поэтому Мак не выдерживает и сам открывает, чуть ли не выламывает, дверь.

— Что с тобой?

Она не реагирует.

Он подходит ближе, медленно протягивает к ней руку и трясёт Соню за плечо.

— Эй, — зовёт, почему-то, шёпотом. — Пойдём?

Она не дышит.

— Соня! — паникует Мак и подхватывает её на руки. — Что с тобой? Ты слышишь меня? Ответь мне!

И тут она шумно выдыхает и набирает в грудь воздуха, а затем смеётся, цепляясь за него.

— Мак…

И начинает целовать его в щеку, нос, лоб, подбородок, с выступившими слезами на глазах от напряжения.

— Мы соревновались с троллем.

— Оу, — улыбается он от облегчения, и несёт её вниз, — ты выиграла. Я чуть не умер тут… Ну и шутки у тебя!

— Ага…

Она гладит его по щеке, спускается ниже, проводит ногтями по груди под футболкой.

— Мм, — Мак жалеет, что поспешил спуститься, его обдаёт жаром, и… Впрочем, может и к лучшему, что они не остались наедине, потому что он вряд ли бы сдержался и не стал приставать к ней.

Он садит её на стул, сам присаживается рядом, хватает со стола стакан воды, пытаясь успокоиться. Выпивает. Но легче не становится. А выйти он уже не может, так как на кухне появляется Кейт.

— Вы как раз вовремя, — подходит она к духовке, и вынимает лазанию. — Соня, ты ведь ешь мясо? А сладкое? Могу достать конфеты.

— Да, я ем всё! — и она переводит на Мака странный взгляд, а затем вниз. Так, будто до того подобное видела только в фильмах.

Мак смущается и отодвигается от неё подальше, и пытается отвлечься.

— Эл! — зовёт Кейт, нарезая лазанию на порции. — Ужин готов.

Соня переводит взгляд на Кейт.

— Ты похожа на Ариэль.

— Ой… Спасибо, милая, — говорит она, не зная, как на это реагировать, и разливает всем чай. — Что делали наверху? Прошу прощения за вопрос.

— Ничего, — Мак слышит в этом намёк, а потому отвлечься ему совсем не удаётся.

— Смотрели, как падают звёзды и танцевали.

На это Кейт не отвечает, смотрит на неё внимательно, затем переводит на Макса обвиняющий взгляд. Но не спрашивает и ничего не говорит, решив на всякий случай дождаться Эла.

А Соня, заметив, что Мак какой-то странный и вокруг него распространяется красная аура, принимается гладить его по бедру. Успокаивающе.

Элизар заходит и окидывает всех весёлым взглядом.

— София, — подходит он к ней, — очень рад познакомиться с тобой.

Эл протягивает ей руку, она кладёт на его пятерню ладошку и получает джентльменский поцелуй, не прекращая гладить ногу Мака.

И он, краснея, закусывает щёку, пытаясь хотя бы этим перебить возбуждение.

— Правда, — улыбается Кейт, и говорит с каким-то полувопросительным намёком, — у неё красивые глаза?

Соня смеётся.

— Глаза, — повторяет это, как смешную шутку.

Эл переводит взгляд на сына.

— Что? — мрачнеет он, будто готовясь от чего-то защищаться.

Соня же, уперев локти в стол и придерживая голову пальцем, смотрит в окно, снова переставая реагировать на происходящее.

— С твоей подругой всё хорошо?

— Не знаю, кажется, нет…

— Ты давал ей что-то?

— Что? Нет! — возмущается он. — И она всё время была при мне, я бы заметил…

— Соня, — Элизар касается её плеча, — ты что-то ела здесь, не помнишь?

Соня облизывает губы и приподнимает брови.

— Можно ещё чёрненького?

Мак поднимается и зачем то обходит стол.

— Здесь есть что-то, эм… о чём я не знаю?

— Не должно.

Но Соня поднимается, улыбаясь всем и подходит к шкафчику, достаёт оттуда варенье и ставит в центр стола.

— Хотите тоже?

Эл кивает, успокоившись:

— Это видимо Скирт здесь оставил.

— Скирт? — Мака это совсем не успокаивает. — Боже… Что с ней теперь будет?! Что делать? Что там, что это? — хватает он банку.

— Он всегда приносит что-то «для фей». Если она до сих пор жива, значит ничего страшного не случиться. Галлюцинации скоро пройдут. Давайте ужинать.

Мак не спорит. Он садится на своё место и принимается зло жевать лазанью. Но вдруг открывает банку и суёт в неё палец, собираясь попробовать.

— Я тоже хочу, — пищит Соня. У неё такой растерянный, уязвимый вид, что трудно ей не сочувствовать.

Хлопает входная дверь, заходит Хед и оглядывает их, присвистывая:

— Чего вы тут?

Он оборачивается и зовёт кого-то:

— Том, не стой там, заходи, тут как раз ужинают. Садись. Мне нужно забрать кое-что, это мой человек. Новенький, — поясняет матери и поднимается наверх.

А Кейт, кивнув ему, идёт встречать парнишку.

Мак напрягается, уже обо всём догадавшись.

— Никакого здесь Тома! — выходит он из-за стола.

Кейт закатывает глаза и, конечно же, его не слушает.

— Привет, — манит она рукой новенького, покинув кухню. — Я Кейт. Как дела?

— Здравствуйте.

Он не глядит на неё.

— Я просто подожду его здесь, не… не беспокойтесь.

Соня же хватает Мака за руку.

— Так что насчёт брата?

— Что? — непонимающе моргает он.

А Кейт цепляет мальчишку за плечо и тянет за собой.

— Тебе Хедрик, что сказал? Идём, угощу тебя лазаньей. Ты голоден?

— Ладно, — не решается спорить Том.

А Соня, прижавшись к Маку, копается в еде.

В то время как Элизар успокаивает его:

— Она вряд ли что-то вспомнит потом, пусть поест и выспится. В следующий раз переиграем.

— Да? — тянет он с сомнением. — А точно ничего не вспомнит? А как, что мне ей сказать насчёт этого дня? Притвориться, что она просто заснула?

На этом Кейт заводит на кухню Тома и кивком указывает ему на свободное место.

Мак сверлит его недобрым взглядом и замолкает, беря Соню за руку.

Том ошарашенно переводит взгляд с Сони на Мака и садится за стол.

— Привет, — улыбается он однокласснице.

И она улыбается в ответ.

— Томми, как дела?

#11. Отец?


— Видимо не очень, — отвечает за него Мак, — раз хвост в полнолуние вырастает.

Соня заливается смехом и касается щеки Мака:

— У тебя изо рта выходят розовые пузыри!

— Да-да, — мягко отмахивается он от неё, и говорит Тому: — Теперь уже точно, чтобы я тебя рядом с ней не видел, понял?

— Что с ней не так? — взгляд Тома становится жесче.

— Ничего, она в порядке!

— Хватит, — прерывает их Кейт, и ставит перед Томом дымящуюся тарелку. — С девочкой всё нормально, — говорит ему спокойно. — А с вами, не знаю, но разбираться с этим в моём доме я вам не позволю, — на этом она бросает на Мака жёсткий взгляд.

Соня ест молча, наблюдая за всеми. За тем, как поднимаются вверх розовые волосы Кейт, будто она находится под водой, и как за спиной у Тома растут золотистые крылья. А у Элизара — рога.

— Том, — тянет она, — тебе же тут тесно… Пойдём, погуляем.

— Никуда вы не пойдёте! — Мак хватает Соню за руку и тянет за собой, собираясь уложить её спать.

Кейт, глядя на это, согласно кивает и как бы между прочим кладёт ладонь на плечо Тома.

— Ты ешь давай. Вкусно?

Том собирается возразить, но тут вырывается Соня:

— Не указывай мне, что делать!

Том поднимается из-за стола и берёт её за руку:

— Уходим отсюда.

Кейт переводит взгляд на Элизара.

Не то, чтобы ей не всё равно, но ей видятся в этом возможные неприятности. А интуиция у Кейт неплохая.

— Ну-ну, — говорит Эл, — у вас с Хедриком какие-то дела, будет плохо, если он придёт, а тебя не будет рядом.

— Напротив вас сидит моя обдолбанная одноклассница и все делают вид, что всё в порядке, это что, какая-то секта?

Соня трогает воздух рядом с ним.

— Она съела кое что, — говорит Мак уже спокойнее, поняв, что он волнуется за неё, и указывает на банку с «вареньем». — Но всё нормально… А вот твоё поведение до сих пор остаётся без оправдания. Поэтому… не стоит, ладно?

— Да, — Соня берёт банку со стола и подаёт Тому, — попробуешь? Мне никто не разрешает съесть больше…

Хедрик спускается к ним со спортивной сумкой наперевес.

— Ну что вы тут?

Том переводит на него мрачный взгляд:

— Мы должны отвезти Соню домой.

— Кого?!

— Её отец убьет, если увидит в таком состоянии! — Мак пытается перетянуть Соню на свою сторону. Буквально. За руку.

Она пищит.

— Да бля.

Хед тащит сопротивляющегося Тома на выход, чтобы поговорить, помахав родителям рукой.

И успокоенная Кейт убирает тарелку Тома со стола.

— Весело, — комментирует она, раздражённо цокая языком.

Мак обнимает Соню.

— Идём ко мне…

Но она протягивает банку Кейт:

— Ты попробуешь?

— Нет, я не люблю такое.

— Давай мне! — вызывается Мак.

— Но я хочу посидеть с Кейт…

И Соня всё ещё протягивает баночку, требовательно смотря на мать своего… как его?

Мак суёт в банку палец и, наконец, пробует.

— Вкус странный, — кривится он, собирается попробовать ещё, но вдруг передумывает. — Па, присмотришь за Соней?

На этом Кейт забирает у них банку.

Соня вцепляется в него:

— Ты куда, братик?

Он целует её в щёку.

— Я твой парень, и должен разобраться.

И оставляет её с отцом и Кейт, которая трогает Соню за руку, показывает ей чайную ложечку, и зачёрпывает варенье…

Мак успевает догнать Хедрика с Томом, которые по какой-то причине задержались возле машины.

— Я с вами, — говорит, глядя на Хеда. — Этот тип преследует мою девушку, я хочу знать, что происходит. И услышать от него, что он больше не подойдёт к ней.

— В каком смысле, преследует?

Хедрик переводит взгляд на Тома.

Плевал бы он на то, что они там с Маком не поделили, но ведь нужно пристроить парнишку у себя, познакомить его с остальными, а для этого не мешало бы знать о нём больше.

— Я бы не навредил ей, — говорит Том, — просто хотел дать понять, что она всегда может обратиться ко мне, не смотря на то, что она не хочет общаться. Чтобы, когда нужно будет, она не подумала, что совсем одна.

— Ага, — хмыкает Мак, — и поэтому ты ездил за нами по всему городу и пугал её фотками? — он переводит на Хедрика взгляд, и проникновенно говорит (слегка заплетающимся языком, видимо, виной тому варенье): — Он псих. Мы с Соней гуляем, ей сообщение приходит, и девчонка бедная бледнеет вся, видя, что он снял нас там, где мы недавно были. Она просила его отстать, но он и вокруг дома её круги наматывает! А теперь я узнаю, что он чёртов оборотень?! И что мне делать, мать твою?!

— Осторожнее со словами.

— Я просто находился в том месте тогда, мне показалось это совпадение… забавным, — он вдруг странно усмехается углом губ. — И насчёт её дома. Это моя улица, разумеется, я часто прохожу мимо. И останавливаюсь. Она мне нравится. И я не должен перед тобой отчитываться.

Но Том задумывается над его словами. Он не ожидал, что может пугать Соню, просто не подумал, что всё так серьёзно. Слишком… ушёл в себя.

— Она нравится и мне. И я за неё теперь в ответе. Можно, — спрашивает он Хедрика, — я с вами? Зачем тебе Том? Он, что ли, теперь и здесь мелькать будет?

— А ты уже решаешь, кто будет мелькать, а кто нет? Садись.

Хедрик садится за руль, Том рядом с ним, он ни на кого не смотрит и молчит.

Мак спешно забирается на заднее сидение.

— Я теперь тут живу. А ты, к слову, живёшь… Где? Наверное у мужика своего. Короче, не здесь. Так что, да, — и он скрещивает на груди руки, чувствуя, будто сказал нечто очень весомое. И, видимо, весёлое, потому что вдруг начинает смеяться.

— Ты тоже обдолбался, — Том не спрашивает, это констатация факта.

— Не у мужика своего, а вместе с ним, и мы едим к нему. А ты зачем здесь, я всё ещё не догоняю.

Впрочем, тон у Хедрика вполне себе миролюбивый.

— Слежу за ним, — тычет он пальцем в Тома. — Хочу узнать больше. А зачем мы к… Соро? Или к другому?

— Балда.

Хедрик не отвечает, только переводит внимательный взгляд на Тома.

Что-то с ним не так, ему стало плохо прямо в школе, и он позвонил. Вспомнил про некого учёного, спросил, может ли он помочь избавиться от того, что даже сами оборотни называют проклятьем.

И Хед решил дать Тому поговорить с Соро, а затем под шумок и отвезти в дом, где живёт его стая.

А Мак, пропустив ещё один смешок, ложится и собирается подремать, пока они не доедут до нужного места.

— Разбудите меня, когда всё…

И будто бы уже через несколько секунд — действие ли то варенья или нет — Хедрик резко тормозит и Мак валится под сидения.

— Приехали. Ты проснулся? — Хед тянет нараспев и открывает дверцу.

Мак, всхлипывая, поднимается и трёт краем рукава заспанные глаза.

— Что я сделал тебе такого, а?!

Ответить ему не дает Соро, который выходит встречать их.

Его длинные волосы отливают серым, собраны в пучок, который держит китайская палочка. На нём свободный свитер кремового цвета, с закатанными широкими рукавами, что каким то образом смотрится весьма удачно и даже элегантно, и простые чёрные джинсы.

Но что-то есть в его движениях, во взгляде, выражении лица, что выдаёт в нём не простого человека. И заставляет чувствовать себя рядом с ним так, словно тебя видят насквозь, ты гибнешь от этого, но испытываешь странное удовольствие пополам со страхом.

Из-за этого ощущения Мак нарекает про себя Соро истинным злодеем. Ведь наверняка это чувство должно возникать именно рядом с ними…

— Так-так-так, — улыбается Соро, кивком здоровается с Маком, и окидывает Тома внимательным взглядом. — Кто у нас тут и почему?

— У него есть к тебе вопрос, — Хед, разумеется, даёт Тому самому решать свои проблемы.

И тот подходит ближе:

— Раз это передаётся генетически, я хочу узнать, можно ли что-то сделать, чтобы я не обращался? Я заплачу.

— Заплачешь, — кивает Соро и улыбается, видимо считая это удачной шуткой. — А в чём, собственно, проблема?

— В каком смысле?

— Ты оборотень, который готов обратиться ко мне, чтобы не быть больше оборотнем? К чему такие риски, что не так? Хочу послушать о проблеме.

— То, что я буду каждое полнолуние обращаться в огромного неуправляемого волка, этого недостаточно?!

Впервые за всё время Том поднимает на Соро глаза.

И Соро вдруг, с пренебрежением, но треплет его по волосам.

— Ну-ну.

Том отступает, его трясёт от злости, глаза наливаются красным, он бледнеет.

— Так это возможно или нет?

— Формулировка «генетически» здесь не совсем верна, — вспоминает Соро. — Ведь если изучить твоё днк, то можно обнаружить лишь одну странную особенность, которая, впрочем, может встречаться и у простых людей, в чьих родословных не было оборотней, и которые оборотнями не являются. Поэтому говорить лучше: «по наследству». Ведь по наследству передаться может всё, что угодно, — поправляет он его с лёгкой улыбкой, и заправляет за ухо выбившуюся прядь волос.

И при этом даже Мак оторопело замирает на месте, не понимая, к чему это было сказано и зачем.

— Хочешь разозлить меня своей болтовнёй, потому что этот придурок рассказал тебе, что у меня проблемы с самоконтролем? — Том теперь едва ли не рычит, но всё ещё стоит на месте, ни на кого не глядя. — Так вот, я считаю что это дерьмо с псинами, бегающими по лесу — сама по себе большая проблема. И не надо, — теперь его голос звучит совсем иначе, а глаза желтеют, — не надо, блять, убеждать меня, что всё хорошо.

Соро кивает, разглядывая его, и обходит Тома.

— Он ничего мне не рассказывал. Я хотел проверить, потому что так надо.

— У тебя проблемы такого рода, — встревает Мак, — а ты ещё смеешь докучать Соне?!

— Отвали от меня, ёбаный наркоман!

Несколько мгновений Том стоит на месте, затем оборачивается и с рыком набрасывается на Мака, долбанув его о капот машины и ударив по лицу.

Хедрик подходит к Сору с хмурым видом:

— Он же тебе не понравился?

— Да с чего бы? — пожимает он плечом, наблюдая, как Мак валится на землю тряпичной куклой. — Мм, а я думал, мы уютненько на веранде посидим…

— Ну, ему пятнадцать, он симпатичный и дерзкий типа, — не отстаёт Хед, с таким видом, будто ещё немного, и они поссорятся.

— А, ты об этом? — только сейчас понимает Соро, и тепло смеётся. — Нет, не понравился.

— Ты… — Хедрик всё равно остаётся недоволен и отходит от него с мрачным видом, чтобы оттащить Тома за шкирку подальше от Мака. — Ты если ещё не понял, это мой брат, так что думай дважды.

Соро подходит к ним и бросает беглый взгляд на лежащего без сознания Мака, из носа которого льётся струйка крови, уже образовав на асфальте небольшую лужицу.

— Нужно сделать пару тестов, чтобы убедиться, что у тебя, Том, действительно нет проблем. Имею ввиду таких, какие могли бы быть с твоей силой. А после уже поговорим иначе, лады?

Он дрожит в стороне и разглядывает свои руки, окровавленные костяшки… Это вводит в ступор.

Хедрик приводит Мака в чувство:

— Ты посмотри на себя, какая тебе девушка, даже себя защитить не можешь…

И подаёт ему руку.

Мак не отказывается от помощи и поднимается, болезненно касаясь своего лица.

— Спасибо… Нос… Очень больно, — кровь тут же заливает ему руку.

Соро же подходит к Тому и легонько похлопывает его по плечу.

— Не переживай. Такое бывает. Особенно если сила только-только дала о себе знать. Бывает и плохо становится ни с того ни с сего, хотя до полнолуния ещё много времени. Или кажется, будто перекинешься, хотя на дворе день и совсем не время… У тебя так, я угадал?

Том кивает и поднимает на него уже чистый взгляд.

— Не ной…

Хедрик подходит к Маку и одним движением, не предупреждая, вправляет нос.

— О том, что я сказал… — Том оборачивается к нему. — У меня есть фотографии, где ты тусуешься со своими дружками-торчками и я обязательно отправлю их ей.

— Я ведь говорю, что он псих! — Мак стоит согнувшись пополам от боли, и тихо поскуливает.

Соро, усмехаясь, манит к себе Хеда и бросает остальным:

— Идём, раз вы здесь!

И ведёт их к высокому особняку из шоколадного кирпича с застеклённой угловой верандой, где пылает камин и растут огромные кактусы в горшках на полу.

Только со стороны веранды ветер гоняет по стриженному газону опавшие кленовые листья, и дорожка к ней выложена белым камнем.

Хед в своём доме чувствует себя ещё более вольготно, чем обычно, он прижимает Соро к стене и жестко целует.

Том опускает взгляд, он не гомофоб, но предпочёл бы не видеть подобного, ибо начинает мутить.

Он достаёт телефон и набирает сообщение для Сони с вопросом о том, как она и нужна ли помощь.

Мак чувствует, как вибрирует у него в кармане и понимает, что это Сонин телефон.

Он читает сообщение и незаметно набирает ответ:

«Я в порядке. Хватит попадаться мне на глаза. Раньше ты хотя бы скрывался и щадил мои нервы, теперь приходишь в открытую даже в родительский дом моего парня!».

Том переводит взгляд на Мака.

— Ты придурок.

— Что?

— Она бы не написала вот так, мог бы хоть… Я не знаю.

У него на лице появляется скучающее выражение.

Вообще-то, Соня бы вообще не ответила. Тем более, не ответила бы вот так в том состоянии, что Том её видел.

Соро, который уже обзавёлся красным пятном на шее, подходит к нему с папкой в руках.

— Вот, полистай, заполни на каждой странице. Я разработал специальный тест. Это займёт не меньше сорока минут. Мне останется только взять твою кровь для анализа. А пока присаживайтесь все, — улыбается он, указывая на кожаные коричневые кресла, — я сейчас принесу чего-нибудь выпить. А тебе, — усмехается, глядя на Тома, — чай или сок?

— Я не буду здесь пить.

Хед усмехается на это и разваливается в кресле.

— Ну что, как дела? — переводит взгляд на Мака.

— Ну такое себе, — всё ещё трогает он свой нос и распухшее лицо. — Такое себе… — садится в кресло с мрачным, убитым видом.

Соро смеётся, бросая на него взгляд, и уходит за льдом, лекарством и вином.

Хедрик, кивнув, залипает в телефоне.

Том принимается просматривать страницы с видом таким, будто его лучше сейчас не отвлекать.

И вот вино уже разлито всем, кто пьёт, а время для теста близится к концу. Соро подходит к Тому со спины и заглядывает через его плечо.

— Ну, как успехи?

А Мак тем временем пытается что-то объяснить Хеду:

— … И она такая, мол, братик! А я думаю, шутка это или нет. Сейчас понимаю, что то варенье виной. А, значит, всё наоборот. Понимаешь?

— Не факт! — тянет Хедрик. — Если бы ты ей нравился, она бы об этом проболталась, но ей тебя просто жалко… И это неплохо, что с тобой хоть кто-то общается. Если честно… Не знаю, как тебе её в дом разрешили привести. Тебе бы сначала со своими проблемами справиться, да и после этого… Она же девчонка, обычная девчонка. Таких трахать ещё можно, если осторожно, но не больше.

Том поднимает на Соро взгляд:

— Вопросы странные, ты точно разбираешься?

Соро кивает, с весельем во взгляде наблюдая, каким убитым сделался Мак, и возвращает своё внимание Тому.

— Давай, если закончил, и пройдём со мной, я возьму кровь на анализ.

— Отлично.

Том поднимается с таким видом, словно его ведут на казнь, и он уже смирился.

Соро ведёт его по узким, но светлым коридорам с белыми стенами в подвальное помещение. Даже в их с Хедриком особняке онобустроил себе под лабораторию, небольшую комнатку на нулевом этаже.

Он открывает перед Томом тяжёлую дверь, и в глаза им бьёт слишком яркий, белый электрический свет.

— Проходи, садись на стул возле вон того пластмассового столика.

— Я могу от этого избавиться или нет? В любом случае?

Том садится.

— Нет. Точнее, попробовать то можно, но намучаешься ты, скорее всего, больше, — Соро берёт с полки странный шприц с трубочками и двумя присоединёнными к нему колбами, и подходит к Тому. — Клади руку на стол.

— Тогда зачем всё это, если ты не собираешься помогать?

Том кладет подрагивающую руку, всё ещё на что-то надеясь.

— Я собираюсь помочь, — отвечает Соро всё таким же спокойным, терпеливым голосом, и находит на его руке вену. — Ты всегда так пессимистично настроен?

— Ты просто, — Том вдруг улыбается, — не вызываешь доверия.

Колбы наполняются его кровью, и Соро отстраняется, прилепляя к руке Тома пластырь.

— Не вставай, голова закружится, — отходит он к какому-то оборудованию, больше похожему на странную микроволновую печь, и в специальный отдел ставит колбы.

Раздаётся щелчок, за затемнёнными толстыми стёклами загорается свет, и начинают красным мигать две лампочки.

— Лучше расскажи, пока мы ждём результатов, — садится Соро напротив Тома с его тестом, и берёт ручку с тетрадной страницей, — откуда такая паника? Что-то произошло? Как ты вообще узнал, что являешься оборотнем?

— Сон приснился, а потом Хедрик показал свои когти… И я не паникую. Просто перспектива каждый месяц терять контроль не воодушевляет.

— Ну… это громко сказано «терять контроль», — сверяясь с тестом, что-то записывает себе Соро. — Некоторым людям вот, к примеру, приходится учиться справляться с гневом. Знаешь такое? Когда ходят на специальные сеансы и даже лекарства пьют. Но эти люди что-то не стремятся выжечь себе часть мозга, отвечающую за гнев. Понимаешь, о чём я? Хедрик вот научился перекидываться по желанию, хотя это и может быть опасным. У пары его состайников хороший контроль над силой и не теряется осознанность в полнолуние. Другой его волчонок может до последнего сдерживать обращение, хотя обычно, если началось, вряд ли ты это намного замедлишь… У всех всё индивидуально, пусть и есть общие правила. Но это «общее» как раз и можно сдвинуть в ту или иную сторону, как тебе надо. И с этим как раз я могу помочь. И Хедрик.

— Вы просто два извращенца. Многим так помогли?

— Извращенца? — приподнимает он бровь и с недоумением смотрит на Тома.

— Да. Вам же нужно что-то взамен.

— Я… — теряется Соро. — Признаться, даже потерял нить разговора. Что?

— Не зря же тут по углам сосетесь. И эти вопросы Хедрика. Ну, можешь прямо сказать, что тебе нужно.

— И что же? — Хед застывает в дверях.

Соро откладывает ручку в сторону и пару секунд сосредоточенно вглядывается в Тома, а затем начинает смеяться.

***

Кейт смотрит на стол, и видит, как посуда пляшет друг с другом, будто она попала в мультфильм «Красавица и Чудовище».

Она поднимает взгляд на мужа и странно улыбается, когда заторможенно и расслабленно произносит:

— И часто сам Скирт употребляет такое? Я теперь… не удивлена, что он… видит фей. Милая? — оборачивается к Сони. — Идём?

Но Сони не оказывается рядом, а в следующее мгновение чьи-то прохладные узкие ладошки закрывают Кейт глаза и об пол разбиваются стеклянные шары звонкого смеха.

— Кто же это? — тянет Кейт, трогая чужие пальчики на своём лице. — Хм…

Пальцы пропадают, и Соня всё тем же странным разноцветным смехом тянет Кейт наверх:

— Где твоя комната?

Кейт поддаётся, пару раз едва не врезаясь в стены, которые ходят волнами перед глазами, и тянет Соню в одну из дверей.

— Вот тут. Моя и, — заканчивает шёпотом: — Элизара. Только, тсс, пусть он не слышит… что мы здесь.

Они оказываются в большой и светлой спальне с тяжёлой кроватью и пушистым бордовым ковром на полу.

— Хорошо! — шепчет Соня, или ей так только кажется.

Она с разбегу прыгает на кровать и глядит на Кейт снизу вверх:

— Ты такая красивая!

Кейт распускает волосы и игриво накручивает на палец одну прядь — не свойственный ей жест.

— Ага. И ты ничего.

— Нет, я не люблю физкультуру…

Она начинает стягивать с себя топик.

— Оу, бедняжка, ты ведь замёрзнешь! — Кейт мягко и неловко врезается в шкаф и принимается выбрасывать из него вещи.

— Мне нужно платье, есть платье? Розовое или голубое. Или голубое. Или розовое.

Соня стягивает с волос резинку и они прикрывают её узкую спину. Она сидит на кровате в лифчике и наблюдает за Кейт прищуренным взглядом сероватых сейчас глаз.

— Белое с голубыми кружевами, — находит Кейт тонкое шёлковое платье с пышной юбкой из кружев. — Кажется, Скирт притащил когда-то. Примерь, ты будешь похожа на феечку! И будем танцевать на кровати, она похожа на облако. На розовое облако.

— Какое-то оно… — Соня не может подобрать слово. — Мне точно… можно?

— Точно, — кивает Кейт и сама набрасывает его Сони на голову. — Я помогу. Тебе оно к лицу, ты прекрасна!

После шума внизу, звона разбитого стекла и даже будто бы выстрела в комнате показывается Скирт.

— Моё платье, — говорит он, — откуда оно здесь?

Кейт заканчивает завязывать пояс платья в красивый бант и пожимает плечом.

— Ты ведь оставил его мне. Мы идём гулять и танцевать по дорогам нашего любимого города. Правда она похожа на фею? — целует Соню в лоб, и гладит по шелковистым волосам.

— Что это за тролль? — Соня вцепляется в Кейт.

Скирт цокает.

— Я не… Эй, девочка, хочешь покажу тебе настоящих троллей? Идите за мной…

И он ведёт их прочь из дома, обходя осколки и следы борьбы в гостиной.

— А что это здесь… — Кейт цокает, наступая на разбитую кружку. — Где Элизар?

Скирт закашливается:

— Вперёд, мои девочки, только вперёд, нас ждут опасности на каждом шагу…

Соня дёргает Кейт за волосы.

— Покрасишь меня в розовый?

— Если захочешь, когда вернёмся, — почему-то смеётся она, и спешит догнать Скирта.

Соня не знает, сколько проходит времени, асфальтированная дорожка у проезжей части кажется ей заросшей мхом и мухоморами тропой. Кейт, ставшая прекрасной розовой пони-единорогом скачет вперёд, и Соня держится за её гриву, чувствуя ветер в волосах и смеётся. Скирт идёт впереди, направляя их.

— Мы идём к мосту, охотится на троллей, охотится на… Пить с ними чай… Розовый чай…

— София, — слышит она знакомый голос, слишком грубый и холодный для этого чудесного мира, — что здесь происходит?

— Отец… — выдыхает Соня, зажмурившись.

#12. Белый волк


Кейт останавливается, хватает Скирта за руку, обращая его внимание на происходящее, и оборачивается к Соне с… кем-то там. Его образ расплывается перед глазами. Кейт повторяет, отчего то, с удивлением:

— Отец?

Соня чувствует страх, как промозглый, пробирающий до костей синий ветер, и на несколько мгновений забывает о его источнике, широко распахнув глаза:

— У тебя есть отец, но ты так молода!

Маркус останавливается рядом, рассматривая компанию непроницательным взглядом тёмно-синих глаз.

Кейт задумывается. Понимает, что сейчас она вряд ли способна здраво оценивать обстановку, да и происходящее в целом, поэтому… интересуется у Скирта:

— В её словах разве не страдает логика? Мне кажется, что-то не так. И что она знает о моём отце?

— Погоди, — отстраняется Скирт, — я нашёл тролля.

И он тыкает Маркусу в глаз.

Тот выдыхает и вцепляется в плечо Сони.

— Идём домой.

— Эй, сейчас же отпусти девочку! — подоходит к нему Кейт. — Ты чего её трогаешь?

— Добрый день, мис, — говорит Маркус. — Я её отец. А вы?

— Миссис, — поправляет его Кейт, и показывает обручальное кольцо на пальце, — я замужем. Точно отец? — окидывает его цепким, оценивающим взглядом. — Я её подруга и присматриваю за ней сегодня. Не хочу отпускать её непонятно с кем…

Скирт хихикает, как гиена и утыкается Сони в плечо:

— Твой отец — тролль?

— Нет, — отвечает ему Соня тихо, — он очень серьёзный человек.

— Я её отец, и если вы и дальше будете удерживать мою дочь, я расценю это как попытку кражи.

— А ты покажи документы, — не унимается Кейт. — Покажи.

Маркус кивает.

— Я вызываю полицию. Пусть нас рассудят.

— Вызывай! — соглашается Кейт с вызовом. — А пока мы ждём… Сонечка, иди ко мне, — протягивает ей руку.

— Но…

Соня оборачивается на Кейт.

— Ариэль, — хныкает она и вдруг подрывается к ней, пока Маркус делает звонок.

— Бежим! — командует Кейт, хватая её за руку и заодно цепляя за плечо Скирта. — Быстрее!

Мало что понимая, Соня пытается поспевать за ней.

— Ты снова украла деньги? Зачем?

Маркус, будто сомневаясь, всё же срывается с места за дочерью.

— Какие деньги? — спрашивает Кейт, как вдруг выбегает на дорогу, едва ли не бросаясь под колёса автомобиля.

Машина тормозит, водитель открывает дверцу, собираясь что-то сказать. Но Кейт каким-то чудом вышвыривает его вон и занимает водительское место. Она открывает дверцу рядом, втягивает в машину Соню и в последний момент надавливает на газ, оставляя и её отца, и водителя, и несчастного Скирта стоять на дороге и смотреть им вслед.

Соня ощупывает машину, будто все эти метания выбили из неё зрение.

— Ты просто халк, Ариэль… — говорит она. — Я хочу мороженого. Всегда хочу его в эти дни.

— Ой, милая, ну конечно, — воркует Кейт, и поворачивает к ближайшему кафе.

Она тормозит на удивление плавно и выходит.

— Тебе какое?

— Лава.

— Идём, посмотрим, есть ли оно, — улыбается Кейт.

Соня вцепляется в её руку и идёт следом.

— Оно синенькое.

— Хо-ро-шо.

Кейт просит синенькое мороженое у милой улыбчивой продавщицы, и та находит такое. Только вот у Кейт не оказывается при себе денег. И они стоят на улице под навесом открытого кафе, грустные, с растерянной девушкой, которой Кейт так и не позволила убрать мороженое обратно.

— Но это не лавовое, оно не такое, — Соня опять всхлипывает.

***

— Что вы тут? — Хедрик оглядывает Соро и Тома тяжёлым взглядом.

— Он, похоже, — отсмеявшись, отвечает Соро, — решил, будто мы извращенцы и пытаемся затянуть его в сексуальное рабство.

— Смекалистый парень, — Хед ухмыляется. — Ну, раз он так хочет, это можно и устроить.

Том стискивает ладонь в кулак:

— Я тебе член отгрызу.

Соро становится серьёзнее.

— Ну, тише ты, Том… Зачем же так сразу?

Хедрик садится за стол и треплет Тома по волосам:

— Ты не в моём вкусе. Просто поверь. Но можешь попробовать с Маком, — он ухмыляется.

Но от дальнейших слов отвлекает звонок отца.

— Да?

«Скирт меня немного… телепортнул или типа того. Так что меня не было пол часа, а когда вернулся, в общем, Кейт пропала, и девчонка с ней. Я уже еду на поиски, можешь подтягиваться, если не занят».

— В каком смысле пропала?

«Уверен, что всё в порядке…»

Элизар отключается, а Хедрик пересказывает всё Соро.

— Что-то Скирт с ума в последнее время сходит, — сочувственно качает он головой. — Ладно, иди ищи их, а мы тут пока закончим. — И уже другим тоном, как бы между делом, объясняет Тому: — Мы с Хедом любим друг друга, поэтому иногда я и помогаю ему с такими проблемами. Расслабься.

— И если ты подойдешь к нему слишком близко, — бросает Хед Тому, — то я это учую и…

Но Том вскакивает и не даёт ему договорить:

— И Соня тоже пропала?!

— Откуда я знаю?

Хед уходит, и Том срывается следом за ним.

***

Кейт меряет шагами землю у кафе, и мысленно сокрушается, что мороженое забрать оказалось куда сложнее, чем угнать машину у какого-то лысеющего типа.

— Прости, милая, я сейчас что-нибудь придумаю.

Соня обнимает её и утыкается ей в шею.

— От тебя так вкусно пахнет. От моей мамы могло бы так пахнуть?

Чёрная машина Хедрика останавливается рядом с ними.

— Мам, залезай! — выдыхает он. — Сирены что ли не слышите?

— Ой… — она гладит Соню по волосам, отстраняется, берёт за ладошку и ведёт к машине. — Запрыгивай, малышка. Только… — переводит на сына взгляд. — Нам нужно мороженое. Если ты понимаешь, о чём я.

— Да-да.

Хедрик закрывает за ними дверцу и давит по газам.

— Не понимаешь! — прикрикивает на него Кейт. — Нам надо синее мороженое!

— Лава, — тянет Соня и вдруг улыбается, вспомнив, — лавандовое…

— Будет вам мороженое! Скоро!

Том с переднего сидения тянет к ней руку:

— Как ты?

Но вмешивается Мак, которого сразу можно было и не заметить. Он сидит, забившись в угол, накрывшись ветровкой и прижимает к лицу пакет с колотым льдом.

Он бьёт Тома по руке и шипит:

— Не су-у-уйс-с-ся!

Кейт от неожиданности вскрикивает и смеётся.

И в одно мгновение трезвеет.

— Ой блин, — тянет она, прикрывая лицо ладонью. — Скирта прибить мало. Хед, не знаешь, что там Эл?

— Каким-то образом Скирт его нейтрализовал ненадолго… Не знаешь всё же, что он такое? Самому уже интересно.

Соня дёргает Кейт за волосы:

— А где отец?

— Ой блин, — повторяет она, и косится на Мака.

— Что?

— Её отец нас застукал, а мы… сбежали, — и Кейт начинает смеяться, вспоминая тот эпизод. — Чёрт, там Скирт остался. Интересно, его успели задержать или нет.

Соня кладёт голову ей на плечо и засыпает.

Том ругается:

— Дурдом.

А Хед поддерживает мать и смеётся.

Но его прерывает сообщение от Соро:

«Проверил всё, что-то непонятное. Надо понаблюдать за парнем».

И следом:

«Будь с ним… по ласковей. Нехорошо, он такой нервный».

Хед отвечает ему смайликом и переводит взгляд на Тома.

— Поедем к моим волкам, посмотрим, что к чему, у тебя будет правильное представление хоть. А потом — как хочешь.

— Может, как я хочу, будет сейчас?!

— Неа.

На резком повороте Соня ударяется о дверцу машины с глухим стуком, но молчит, оглядывая всех растерянным взглядом.

Кейт, спохватившись, заключает её в объятия и легонько поглаживает по голове.

— Веди осторожнее, ту же ребёнок!

Мак, тревожась, начинает ёрзать на месте.

— Сонь, всё хорошо?

— Нет, тошнит…

— Хед, останови машину, — тут же требует Мак.

Он нехотя заворачивает в проулок и останавливается.

Соня выскакивает из машины и уходит подальше.

— Это неправильно, — говорит Том, — нужно вернуть её отцу.

— Чтобы он убил её? — мрачно бросает Мак, и выходит за ней. — Соня!

Том оборачивается к Кейт:

— Вы должны связаться с ним и всё объяснить, а не оставлять её с этим, она не виновата, что у вас по дому наркота разбросана.

Сони нигде не видно.

Кейт кивает ему.

— Не беспокойся, я… нет, лучше Эл, её отец его не видел, позвонит ему и что-нибудь придумает. Нет, я придумаю, а он скажет. Короче, разберёмся.

Мак начинает паниковать.

— Соня! Пожалуйста… Где ты? — и заглядывает за мусорный бак.

Она прячется там, закрывая себе рот ладошкой.

Мак опускается на корточки напротив неё.

— Ты в порядке?

И, как будто он уже вызывает у неё рефлекс, она начинает плакать.

— Ну, что ты? Тише… — пугается Мак, и притягивает её к себе. — Всё хорошо… — поглаживает он Соню по спине. — Или ты меня испугалась? Так я просто… лицом ударился.

— Не знаю, я ничего не понимаю… — она прижимается к нему. — Уйдём отсюда.

— Хорошо, — он подхватывает её на руки и спешит скрыться за поворотом. — Хочешь, попробуй подремать. Мне не тяжело. Буду гулять с тобой…

— И ты не уйдёшь снова?

— Нет, конечно, нет, — шепчет он. — Прости…

Соня кусает его в шею.

— А как тебе мое платье?

— Замечательное, тебе очень идёт, — выпаливает Мак будто на автомате и вздрагивает, когда перед ними будто из неоткуда появляется Кейт.

— Вернулись в машину. Живо.

— Ну ма…

Они оба замирают и оторопело смотрят друг на друга.

— Только этого мне не хватало… — комментирует Кейт, и рукой указывает в сторону машины.

Приходится подчиниться.

***

Они проезжают знак выезда из города, лесополосу, которая кажется Сони тёмно-синей, как глаза отца, и несколько раз сворачивают так, что может закружиться голова и подъезжают к высокому забору из старого кирпича.

— Не спрашивайте, что здесь раньше было.

Хед паркуется рядом с другими машинами.

— Добро пожаловать. Девочки, — обращается он к Кейт, Сони и Маку, — за вами скоро приедет отец, до того времени, главное, не бесите моих людей.

За массивными воротами оказываются несколько новых домов в минималистичном стиле, отделанных странными чёрными камнями.

Хед ведёт в тот, что больше остальных.

— А ведь даже я здесь не была, — замечает Кейт. И в голосе её, почему-то, звучит одобрение.

— Что за дыра? — Мак притягивает Соню к себе ближе и держит крепко.

— А здесь есть мороженое?

— Я забыл, — говорит Хед.

— Так едь назад, — предлагает Том.

Но Хедрик уже открывает перед ними двери. Весь первый этаж представляет собой четыре стены без каких-либо перегородок. Дом квадратный, ровно по центру стоит кухня с барными стульями у тумб. К шкафчикам с другой стороны примонтированы широкие телевизоры, везде в хаотичном порядке диваны, кресла, ковры, подушки и мелочи вроде ноутбуков, книг и нескольких парней, разбросанных кто где.

Хедрик представляет им родных и не очень людей, начиная от Кейт и заканчивая Маком.

— Кто-нибудь тут умеет делать лавандовое мороженое?

И тут же подаёт голос один из его волчат. С виду совсем ещё мальчишка, ненамного старше Сони, взлохмаченный, улыбчивый, темноволосый, спешит к ним и поскальзывается, наступая на подушку.

— Ай… — и с пола отвечает, поднимая руку: — Я умею. Но это долго. В морозилке лежит покупное.

— Отлично, доставай. Все, это Луи, мой преданный… кто ты? — он ухмыляется.

— Глашатай? — с надеждой спрашивает, поднимаясь и отряхиваясь. — А это… — замечает Тома, — новенький? Да? Он? Круто, почти ровесники! Наконец-то!

Хедрик похлопывает его по голове, когда он добирается до них.

— Познакомься, это моя мать, Кейт, — на этом подходят и трое остальных, чтобы поздороваться, они всё примерно возраста Хедрика, все разные, но степенные в сравнении с Луи, — это Соня, Мак и Том. Будет хорошо, если вы расскажите ему, как тут и что у нас заведено.

Рыжий высокий парень со шрамами на шее предлагает всем чай.

Луи переминается с ноги на ногу, мчится к холодильнику, возвращается с мороженым и суёт его Соне.

Пока Кейт знакомится с остальными, он едва ли не лезет на Тома, желая поговорить с ним. Но от переизбытка чувств возвращает своё внимание Хедрику и виснет у него на шее.

— Спасибо-спасибо-спасибо, мой любимый предводитель, — радуется он и чмокает его в губы.

Мак, наблюдая за этим, мрачно пробует чай.

Том каменеет, его передёргивает.

— Где те сигареты, что ты курил?

Хедрик, усмехнувшись, отдаёт ему.

— Но я с тобой.

— Один.

И они выходят.

А Соня расправляет платье на диване и пробует мороженое.

— Холодное.

— Да, — отвечает Луи с гордостью, и всё-таки спешит за Хедриком.

— Я ни в чём никого не ограничиваю, как видишь, это не казарма, — Хедрик подкуривает сигарету для Тома.

— Главное, чтобы не принуждал.

Усмешка.

— Кроме Луи никто так не делает, он просто…

— Я тут! — будто они могли его не заметить, кричит Луи. — Ты теперь будешь жить здесь, да, Том? Ты останешься? У тебя тоже, как и у меня, нет дома? Я так рад!

— Есть у меня дом, и я не останусь.

Луи переводит на Хеда непонимающий взгляд.

— Он не будет с нами? — тянет разочарованно. — Но вы все старше меня… Я думал, что теперь, — улыбается Тому, — будет с кем поболтать. Ты любишь видеоигры? Я вот обожаю.

— Это ведь не побочный эффект силы, да? — Том переводит едва ли не испуганный взгляд на Хедрика.

И тот смеётся тёплым отцовским смехом.

— Ты не станешь глупее после полнолуния. И даже дружелюбнее не станешь. Луи, — переводит на мальчику взгляд серебристых глаз, — дай нам поговорить, развлеки гостей, будь умничкой…

— Но я… Но он же новенький. Их там и без меня развлекают. Хочешь, — улыбается Тому, — покажу тебе, где здесь что? Расскажу об остальных. Один придурок тут на территории тайник сделал и деньги там хранит. Угадай, каким образом?

— Ты потом всем и про меня рассказывать будешь?

Он выдыхает дым с видимым удовольствием.

— Это был приказ, — говорит Хедрик.

Луи стыдливо опускает глаза.

— Я не такой, — пятится он, — о его тайнике и так все знают. Он зарывает их… Я бы не стал… Да ну вас! — и он обиженно плетётся обратно в дом.

Хедрик вздыхает, зная, что потом придётся его успокаивать.

— Мне ничего от тебя не надо, я не стану лезть в твою личную жизнь и просить делать то, чего ты не захочешь. Единственное, чего я прошу — соблюдать правила, никому не вредить, не подставлять других. Один бешеный оборотень значит, что все оборотни бешеные. Это в моих интересах. Считай, я помогаю тебе, чтобы защитить своих. Здесь не плохо, ты можешь жить, где захочешь, как и остальные, но всегда сможешь приходить. Для многих это место стало домом.

— Я всё ещё надеюсь, что меня это не коснется.

— Извини, но тебя уже касается.

Луи снова высовывается из-за двери.

— Кстати, скорее бы полнолуние! Посмотришь. Я единственный из них становлюсь белым. Почему-то, — оттягивает он тёмную прядь своих волос и всё-таки уходит, поймав взгляд Хедрика.

И тут же врезается в Мака.

— Смотри, куда идёшь! — толкает его Луи, и он валится на пол, больно ударяясь об угол тумбочки.

— Бля… — потирает Мак ушибленную голову. — Вы все тут ненормальные, или ты один такой?!

Кейт, которая о чём-то спрашивала в это время Соню, настораживается. Не хватало ещё наблюдать здесь драку и пугать и без того натерпевшуюся девчонку.

— Сделаешь нам мятный чай? — не обращая ни на что внимания, спрашивает Соня.

К ней подсаживается ослепительный блондин с тёмными глазами, которые отчего-то пугают и заставляют Соню схватится за сердце.

— Привет.

— Привет. Кто ты?

— Освальд, а ты Соня, я запомнил.

Он улыбается ей белоснежной улыбкой.

— Эй ты, — бросает Мак, — отвали от моей девушки!

Сони в следующее мгновение Освальд кажется бронзовым памятником, сияющим и холодным. С короной из птичьего гнезда на голове.

— Ты красивый.

— Приятно слышать. Она не против, — говорит он Маку.

— Против я, — поднимается он и подходит, чтобы сесть между ним и Соней.

Луи, разочарованный тем, что его снова оставили без внимания, уходит смотреть телевизор.

А Кейт вздыхает.

— Мальчики, в любом случае, она ещё совсем ребёнок. Имейте совесть. Соня, ты съела мороженое? Я не заметила, когда оно исчезло.

— Я не знаю…

Она переводит требовательный взгляд на Мака.

— Принести тебе ещё? — спрашивает он.

— Нет… Останься…

Соня вцепляется в его руку и прикрывает глаза.

Вскоре заходит Том, какой-то взъерошенный и хмурый. Он сгоняет Освальда с дивана, садится рядом с Соней и смотрит на неё, прикрывшую веки и ничего не замечающую.

— Соня?

Мак встает и осторожно поднимает Соню на руки, чтобы отсесть подальше от Тома.

— Не буди её.

Соня обнимает его за шею, открывает глаза и поворачивает голову в сторону Тома.

— Что?

Том глядит в пол.

— Прости, мне было очень спокойно находиться рядом. Это помогало мне. Помогает. Не сойти с ума.

Мак, услышав это, ничего не отвечает, только гладит Соню по плечу, как бы успокаивая и убаюкивая.

— Но теперь же, — всё-таки шепчет он, когда Соня снова прикрывает глаза, — всё будет в порядке? Ты… Тебе не надо искать поддержку в ней. У тебя… мм, появилось что-то… ну, более настоящее.

— Когда она придёт в себя, я хочу поговорить с ней. Объяснить, — Том поднимает на Мака твёрдый взгляд и вздыхает едва заметно. — Она мне нравится. Будет честно, если ты не будешь вмешиваться.

Мак кивает, пусть и нехотя.

— Только не вмешивай её во всё это. И, надеюсь, ты понимаешь, что тебе, по крайней мере, пока, и правда лучше не находиться с ней рядом. А ещё, слушай… прости. Я до сих пор не хочу, чтобы ты приближался к ней. Но сначала я подумал, что ты псих… Она казалась испуганной и я хотел помочь. Я ведь не знал, что там у тебя. Со стороны казалось, будто ты… Ну, ты понял.

— Да… — Том опускает взгляд, становится тихим и бледным.

К ним заходит Хедрик вместе с кем-то ещё.

— Поговорим на улице, — едва ли не рычит он.

Мак тревожится, не понимая, что происходит, а Кейт поднимается с дивана, будто готовясь… защищаться?

Молодой мужчина, что пришёл с Хедом — каштановые волосы, кожанка, плотно сомкнутые блеклые губы — обводит всех присутствующих цепким взглядом и будто бы неосознанно кладёт руку себе на пояс. Из-за чего становится понятно, что у него есть оружие.

— Говорю сразу, — вдруг произносит он, обращаясь ко всем, — для особо одарённых, что не нарушаю правил. И пока я пришёл один, как представитель Охотников. Как и прописано в договоре. К слову, если я не вернусь к ночи или пострадаю, вы уже не сможете ничем оправдаться… Вчера ночью у закрытого казино «Красное» был замечен белый волк. Не в полнолуние, что встревожило многих. И не просто замечен, он пробрался в квартиру одного из Охотников, что находилась там же, перевернул всё вверх дном, и ранил его четырнадцатилетнюю племянницу. И мне плевать, намеренно или нет. Я требую, чтобы мне выдали этого оборотня. Чтобы Охотники решили его дальнейшую судьбу. И тогда всё будет, как и прежде.

Мак переводит взгляд на Луи, который лежит на полу возле телека. Теперь он тушуется и прячется за спину кого-то из состайников, и легко можно было бы представить, как парнишка прижимает к голове уши.

— Я жду, — заканчивает охотник, обращаясь уже к Хедрику.

И Маку кажется, что Охотника лично как-то задело происходящее, потому что он выглядел побледневшим от злости, слишком сосредоточенным и напряжённым. И что-то подсказывает Маку, дело было не в страхе перед стаей. И наверняка его бесило сейчас, что нужно соблюдать формальности.

По крайней мере, Мака бы бесило…

Хед усмехается:

— Боже, Джек, — Хед будто убирает пылинки с его плеча с острой усмешкой, — ты может не в курсе, но я не контролирую всех оборотней города. На каком основании ты припёрся сюда?!

— А разве не ты следишь за порядком? Хочешь сказать, это не кто-то из твоих парней?

— Хочу сказать, что ты не предоставил мне никаких доказательства.

Хедрик злится больше от того, что он не в курсе. Он бы не выгораживал своего, если бы точно знал, кто это, но придумал бы что-нибудь, чтобы избежать жестокого наказания.

Но ему никто не сообщил. Пусть белый волк у него всего и один, он не спешит говорить об этом и спускать на Луи всех собак.

Хотя, если это он…

— Ты знаешь, очень многие… необычные люди, — Хед не употребляет слово «твари», что применяется к тем, кто имеет странную силу, не имеющую отношения к магии, такие, как его отец, или он сам, — стали уж слишком часто пропадать. Но я же не иду к вам, сломя голову, не разобравшись.

— Иди, если думаешь, что один из наших подстрелил кого-то твоего без веских на то причин. Кто тебе мешает? — огрызается он. — Если у тебя есть белые волки, скажи, кто. Мы проверим, был ли это он. Никто никого не собирается трогать без доказательств и выяснения причин.

— Проверите каким образом? Он там оставил клочки шерсти?

— Оставил, — коротко бросает Джек.

— И где вы её храните?

— У нас, в специальной колбе. Вряд ли там, где вы можете её выкрасть или она может потерять свою энергетику, не волнуйся.

Луи тем временем пытается незаметно покинуть дом через чёрный ход, а потому пятится куда-то в сторону, надеясь, что не привлекает к себе внимание.

Только вот, например, Мак его прекрасно видит. И хорошо помнит, как он сказал, будто является здесь единственным белым волком. Тому сказал.

Мак косится в его сторону, не выдаст же он вдруг этого парнишку?

Впрочем, тот сам себя выдаст, если сейчас попробует бежать. Это понимает даже Мак.

— И что будет с этим оборотнем? — интересуется Том.

Джек смотрит на него задумчиво.

— Я тебя раньше не встречал… — и отвечает: — Оборотня ждёт суд и наказание. В худшем случае — изгнание. Пока мы не думаем никого убивать. Только мстящих за друга псов нам не хватало…

— Я Том. И я сам по себе. Не знаю даже, может, и я это был. Не могу контролировать себя и не помню ничего.

— Кто-нибудь может сказать, что ты делал в ту ночь? Может, кто-то был рядом или общался с тобой в то время? Или твои слова, это признание?

— Не знаю…

Том глядит на него ошарашенным взглядом, Хедрику становится слишком смешно это наблюдать, а потому он тянет Джека на улицу.

— Как видишь, это недоразумение. И если касается меня и кто-то действительно пострадал, я со всем разберусь. До полнолуния.

Хедрик не просто оборотень — он, как уже успел прочувствовать на себе Мак, обладает силой отца, что делает его в несколько раз опаснее. И что стало поводом для знакомства с Соро. Его состояние энергетически влияет на атмосферу вокруг, и любому сейчас трудно было бы находиться рядом из-за будто вакуума вместо воздуха, облегающего его плащем.

Джек смотрит на него с неприязнью, но ему ничего не остаётся, кроме как согласиться.

— До полнолуния, — и он уходит к своей машине.

— И да, милый, — Хедрик останавливает его, — запиши мою номер. Для удобства.

— Пошёл ты, — но Джек возвращается.

А в доме тем временем Кейт за ухо оттаскивает Луи от двери.

— Бестолочь, — шипит она на него, — Хедрику, что, потом гоняться за тобой по лесам? Или куда ты собрался?

— Это был ты? — Том смотрит на него серьёзно, будто его подставили.

Другие… не удивляются.

— Ну, если Хед после этого не выпрет тебя отсюда, к нему будет много вопросов… — тянет Освальд.

Из соседнего домика, в окнах которого горит красный свет, выбегает хорошенькая девчонка с кучеряшками карамельного цвета и явно в костюме какого-то персонажа.

— А ты ещё кто? — спрашивает у Джека, повиснув на руке Хедрика. У неё красные линзы и смотрится это дико.

— Охотник, я тут по делам, — отвечает тот, отчего то становясь ещё более мрачным.

И она касается накрашенными острыми коготочками его руки:

— Очень-очень симпатичный мальчик.

— Эм, — отдёргивает он руку и вопросительно смотрит на Хедрика.

— Что, мне защищать тебя от женщины?

Хедрик возвращается назад, помахав Джеку на прощание, а девчонка улыбается:

— Подвезёшь меня до города? Мне надо купить молоко…

— Нет, — отзывается Джек мрачно, и спешит уйти.

Луи, загнанный в угол, смотрит на всех исподлобья и чуть не плачет. А когда видит Хедрика, в глазах его мелькает надежда… которая тут же сменяется страхом.

— Рассказывай, — Хедрик валится на двиан, закидывает ноги на пуфик и прикрывает веки.

А Соня просыпается и пытается вырваться с рук Мака.

На неё, как на самую неподготовленную к штукам Скирта из всех, до сих пор действует феячный эффект.

— Я сейчас, — говорит всем Мак, словно кого-то заботит, что он делает, и несёт Соню к выходу. — Я на свежий воздух.

Луи роняет слёзы, у него дрожат руки и коленки. Он не смеет поднять на Хедрика виноватых глаз.

— Я учился перекидываться без полнолуния. У меня стало получаться. И я хотел… — всхлипывает. — Помочь. Хотел… — вытирает ладонью нос, — быть полезным. Слышал ведь, что кто-то из Охотников разрабатывает против оборотней какой-то газ. Узнал, кто именно, подгадал время, когда его не будет дома, перекинулся, чтобы сильнее быть и лицо скрыть человеческое. Ну, решил, что так меня сложнее будет найти. И полез к нему. А там та девчонка… Я не ожидал! Я не хотел вредить ей. Просто не ожидал. Испугался, и… Всё вышло случайно! Хедрик, я не хотел. Я думал, как лучше… А не смог. Не выгоняй меня, пожалуйста! Это мой дом.

Хедрик не открывает глаз, чтобы не смотреть на остальных.

— Такие дела обсуждаются здесь, со всеми или со мной лично. И ты об этом знаешь.

— Знаю… Я просто хотел… удивить.

Хедрик только усмехается в ответ.

Соня же на улице обнимает Мака.

— Поцелуешь меня?

На их фоне кто-то ругается у машины, она не замечает, или это смешивается с другим — вареньевым — фоном.

#13. Рандеву в машине


У Мака бешено колотится сердце и звенит в ушах. Желание воспользоваться шансом растёт так стремительно, что пугает его.

— Да… когда ты будешь в порядке, — произносит он с трудом. — Хорошо?

А ведь, может быть, это их последняя встреча и второго шанса не будет…

Что скажет Соня потом, что сделает её отец после всего?

И Мак целует её в уголок губ.

— И это всё? — Соня приподнимает бровь.

Хлопает дверца только что подъехавшей машины, из неё выходит Элизар. Будто не замечая Джека с девочкой, что в него вцепилась, он подходит к Маку:

— Всё в порядке, все живы?

— Живы, но не уверен, что всё в порядке. Па… я же просил тебя, — Мак делается вдруг каким-то несчастным и плетётся к машине, уверенный, что Элизар отвезёт всех домой.

Джек пытается отвязаться от девчонки и уже теряет терпение.

— Послушай, я не из тех, у кого железные нервы. Ты кто такая вообще, и чего пристала?

— Я Лидия, но для тебя буду кем захочешь, — она усмехается. — Чего ты такой злой?

Тянет узкую ладошку, чтобы дотронуться до его щеки.

— Что стоит подвезти девушку? Не видишь, сюда такси не вызовешь. Совсем.

Она хлопает накладными ресницами.

Эл не отвечает Маку, думая объяснить всё позже и заходит за Кейт.

— Милая, поедим домой? Скирт не здесь разве?

— Нет, остался на дороге, когда я… угнала машину, — вздыхает она и подходит к нему ближе. — Я устала, — признаётся и не скрывает, что у неё плохое настроение.

Джек тем временем сдаётся и открывает для Лидии дверцу.

— Давай, я спешу. И ехать будем молча, договорились? А вообще, просила бы отвезти тебя в город тех, кто сюда привёз.

— Никто меня не привозил, дурашка! Я сама пришла, — она улыбается, встаёт на носочки и чмокает Джека в губы. — Спасибо.

И садится в машину, принимаясь разглядывать себя в зеркало заднего вида, накренив его.

— Не трогай здесь ничего, — садится он за руль и сразу же поправляет зеркало. — Ты не оборотень, — вздыхает Джек обречённо. — Что ж мне везёт так сегодня…

— А тебе бы больше понравилось, будь я оборотнем? — переводит она на него взгляд и продолжает только когда он выезжает на дорогу, чтобы было меньше шансов, что её выкинут. — Любишь по собачьи? Чтобы девушка стояла на четвереньках и виляла хвостом?

— Нет, просто в случае чего, было бы меньше проблем и ты не позволяла бы себе лишнего, — Джек не смотрит на неё и сдерживается, чтобы не закатить глаза на её высказывания.

— Ты видел того мужчину, кстати? Который мимо проходил. Не знаешь, кто он? Очень красивый.

— Знаю. И он всем говорит, что женат. Хотя если ты к нему подкатишь, возможно в городе станет, как минимум на одну тварь меньше. Но, — он окидывает её взглядом, — на сколько лет ты выглядишь? Никак не пойму.

Она накручивает прядь волос на палец и закатывает красные глаза.

— Так о чём это я… Оборотни классные. Это круто мне кажется — превращаться в собаку, инстинкты запахи, какашки… Завораживает воображение!

Закатывает глаза и Джек, наконец-то выезжая на трассу и вдавливая до предела педаль газа.

— Скорее бы город… — шепчет он. — У меня был тяжёлый день, просто сиди и молчи, если не хочешь, чтобы я высадил тебя прямо здесь.

Она приподнимает брови:

— Почему ты такой грубый? Ещё и с девушкой… А тебе в голову вставляют свечку к октябрю? — тут же меняется тон её голоса с досадливого до возбуждённого.

— Что? — не понимает он, и от этого напрягается и словно каменеет. — А-а, — внезапно улыбается светло и обаятельно, — понял. Забавно. А теперь помолчи, будь умницей.

— Я молчу только если слушаю, можешь рассказать мне о своём дне или… позволить снять напряжение.

— Я парень приличный, — отзывается тоном таким, будто уже успел привыкнуть к ней… и перестал воспринимать всерьёз. — А предложение тебе делать не хочу. Так что, слушай… Готова?

— И зря, я была бы прекрасной женой, у меня выходит очень даже приличный омлет. И смузи умею делать.

Она устраивается поудобнее и прикрывает глаза.

— Начинай.

— Сегодня утром я отмывал пол от крови в нашей штаб квартире. Потому что пришёл раненый друг. После ездил навещать его в больнице. И попал в аварию, которую подстроили, но не для меня. Везение у меня прекрасное, не так ли? — подмигивает он ей. — Затем узнал новость о нападении волка, ехал сюда часа четыре, так как находился до этого в центре. За мной пытались гнаться, так как я превысил скорость, чтобы доехать сюда. Но, естественно, не догнали. А теперь привязалась ты… Когда мне совсем не до того. Даже, будь ты обычным человеком, мне не до того. Меня раздражают те, у кого такой характер, без обид.

— Никаких обид, сладенький, — она колко улыбается, всё ещё с прикрытыми веками с серебристыми тенями. — А теперь ты куда-то спешишь?

— Да… Избавиться от тебя, это в первую очередь. А потом надо заехать к своим. А что?

— В общем, ничего серьезного, да?

Лидия подбирается к нему ближе и целует в щеку.

— Уйди, нечисть.

— Ты похож на экзорциста из какого-то фильма… Такой чистенький и милый мальчик. Не груби мне, разве ты не самых честных правил? Я не заслужила такого обращения. Совсем.

Джек ударяет по тормозам и открывает дверцу с её стороны.

— Так, выходи.

— Я не хочу на улице… — она приподнимает брови и делается совсем хрупкой, встревоженной и расстроенной.

— У нас ничего не будет, — произносит он едва ли не слогам.

— Хочу знать, почему.

— Хотя бы потому, что я тебя не знаю. И единственное чувство, которое ты вызываешь во мне, это раздражение.

— Так и не узнаешь, пока не перестанешь раздражаться.

Она тянет к нему бледные руки и касается плеч, слегка надавливая.

— Могу сделать массаж, это недолго.

— Ну нет, — выскальзывает он из её цепких пальчиков и едва ли не передёргивается. — Ещё чего не хватало.

Охотников всегда учили не терять бдительность.

— Ладно, я довезу тебя до города, но сиди спокойно. Договорились?

— Перестань, дурашечка, я знаю, что если с тобой что-то случится, мой милый предводитель отхватит люлей. Мои намерения чисты. Если бы я могла доказать тебе это, тотчас бы сделала.

Она вздыхает тонко.

— А твоё отношение даже немного задевает.

— Прости, если так, — отзывается он миролюбиво. — А что у вас с Хедриком? В смысле, ты ведь не оборотень. Я не могу вот так ошибиться… — несмотря на сказанное, в голосе его сомнение.

И она, усмехнувшись и вцепившись ему в руку для эффекта, запрокидывает голову и принимается выть. Протяжно так, долго.

Джек против воли передёргивается.

— Жуть какая, — тянет он, и вдруг начинает смеяться мягким красивым смехом. — Ладно, дурная, поехали. Расскажи мне о себе теперь, а?

— Я из хорошей семьи, — начинает она. — Мудрая, состоятельная женщина… Что ещё… Сейчас у меня период затишья в жизни, не ищу приключений и проблем, просто живу себе тихонько за городом, выезжаю только за покупками… Люблю гулять по лесу. Люблю… собак.

Джек усмехается.

— Это я уже понял.

Невольно окидывает её другим, оценивающим взглядом, и приходит к заключению, что она и правда ничего…

Да и вообще, будь она какой нибудь слишком опасной и серьёзной тварью, не вела бы себя так глупо. Ну, или вела бы так себя уже давно, и о ней прошёл бы слух. И уж точно она не отсиживалась бы у Хедриковой стаи.

Джек позволяет себе слегка расслабиться.

— У Хеда ведь есть белый волк, верно?

Она облизывает губы.

— Белые волки водятся там, где холодно. А здесь снега днем с огнем не сыщешь. Но я знаю целую стаю неподалёку, иммигрировали из Канады. Они редко, но бывают в городе. И они сектанты. Наверное.

— Серьёзно? Почему тогда Охотники про них не слышали?

— Потому что они сектанты, я же сказала. Живут уединенно, со своими дремучими обычаями. Возможно, извращенскими.

Она тянет к нему руку, чтобы дотронуться до волос.

И Джек, сам себе удивляясь, позволяет ей.

И она, пользуясь небольшим просветом в их общении, приникает ближе и целует его в щеку. Осторожно так. Скромно.

Но Джек лишь искоса наблюдает за ней, скрывая улыбку.

— От тебя пахнет духами с древесными нотками и корицей. Люблю такое сочетание.

И она на этом спускается к его шеи, а затем и ниже. И ниже. С острой усмешкой.

Судорожно выдохнув, Джек, хоть и понимает, что теряет разум, не может сопротивляться.

Он вплетает пальцы в её волосы и на всякий случай сбавляет скорость.

Когда раздаётся телефонный звонок, он спешит сбросить вызов и ловит себя на мысли, что боится, как бы Лидию это не отвлекло.

И всё же…

— И чем я заслужил? — не выдерживает он, усмехаясь. А пальцы свободной руки до бела стискивают руль…

Она расстёгивает ширинку на его джинсах.

— Ты мне понравился, — и на этом больше ничего не говорит ещё долго.

С губ его срывается стон, а затем и тихое, осторожное:

— Хорошая… девочка.

При этом у Джека на душе паршиво, и чувство неправильности хочется чем-то перекрыть.

— Ну, что ж… выходи за меня, — неловко шутит он, прикрывая веки.

Она смеётся.

— Притормозишь?

И он останавливается на обочине, под ветвями какого-то дерева.

— Лидия? — пока ещё не понимает, зачем.

Она нажимает на кнопку, опуская сидение и забирается к нему на колени.

Он звучно вдыхает и запускает горячие ладони ей под одежду, поглаживая мягкую кожу.

— Учти, — улыбается, — если сожрёшь меня тут, то…

— Я знаю-знаю, — она с усмешкой задерживает на нём взгляд красных глаз и целует его. — Давай ты просто… расслабишься. Я хочу сделать твой день лучше, дурашка.

Но ближе к окончанию миссии по улучшению дня и расслаблению Лидия, будто не выдерживает и впивается клыками в его шею, как оказалось, в очень удачный момент.

Джек то ли вскрикивает, то ли стонет, и наматывает её волосы себе на кулак. Однако оттягивать от себя Лидию не спешит… И нет сил что-то сказать или сделать. Или даже в полной мере понять, ведь боль сливается с наслаждением и это затуманивает разум.

Его кровь — кровь Охотника — горчит, но это не умоляет её вкус. Она не желает ослабить его, а потому быстро отстраняется, облизнув следы от клыков. И опьянённая, садится на своё сидение.

Тяжело дыша, Джек не сразу двигается. Но это отнюдь не от того, что ему плохо, напротив.

— Ладно, я всё же рад подвести тебя… — усмехается он, трогая укус на шее, и на удивление не злится на неё. — Зачем тебе в город, говоришь?

— Купить молочка для хлопьев, — она сладко потягивается и зевает.

Вся такая миниатюрная, похожая на фарфоровую куколку, в платье, как у какого-то персонажа из аниме, с каплей крови на губах.

— А потом, — внезапно спрашивает он, — отвезти тебя обратно?

Она приподнимает бровь:

— А ты бы так сделал?

— Ну… раз спросил, если надо, сделаю, — отвечает он, и собирается ехать дальше, как вдруг раздаётся взрыв, от которого машину пробивает ощутимой вибрацией.

Джек оборачивается и видит, как за деревьями поднимается высокий чёрный столб дыма.

— Проклятье, — выплёвывает он. — Это у Хеда, что ли?

#14. Охотники убивают


Хед не провожает своих, сверлит Луи ничего не выражающим взглядом и закуривает. На этот раз то, что ему обычно даёт Элизар, а не Соро. Затем оглядывает собравшихся рядом оборотней и поднимается.

— Ты должен поплатиться за доставленные всем неудобства, думаю, с этим никто спорить не будет. Как и с тем, что выдавать своих нельзя.

Тут он переводит взгляд на двоих оборотней, особенно не жаловавших Луи.

— Никто ведь не хочет оказаться на его месте, если вдруг что-то подобное случится и с вами. Если не по глупости,то по случайности.

Луи, что еле сдерживался, чтобы не убежать или не зарыдать в голос, с облегчением выдыхает.

— Спасибо, Хедрик. Я… никогда больше… Никогда не подведу тебя!

Хедрик собирается, наконец, наорать на него, но вдруг замирает.

— Кто-то на нашей территории…

И в следующее мгновение он понимает, что учуял (совсем не из-за способностей оборотня) слишком поздно.

Гремит оглушительный взрыв, вспышка света бьёт по глазам, во все стороны разлетаются осколки.

Ещё мгновение — дребезжащий звук, разрывающий перепонки, и волна огня заполоняют дом.

Хедрик вытаскивает Луи, который был к нему ближе всего, на улицу, швыряет на траву и осколки и рвётся назад, к разрушенному зданию.

Луи поднимается не без труда, дышит звучно и часто, чувствует, как с головы течёт кровь.

Дом разрушен, соседнее здание, тоже, всё искорежено. В машинах разбиты стёкла, некоторые лежат перевёрнутыми и не там, где стояли раньше.

Дом горит, пламя перекидывается и на деревья. Почему-то, красные, пляшущие, жаркие языки огня ползут и по земле.

От дыма больно дышать, но пока он почти весь поднимается ввысь.

У Луи, отчего-то, громко звенит в одном ухе, и кроме этого звона оно ничего не слышит.

На краю его зрения мелькает серый плащ, кто-то валится в овраг и трепыхается там.

Луи спешит туда, чтобы проверить, не нужна ли кому-то помощь.

Едва дыша, парнишка поднимается на ноги, по нему заметно бьёт крупная дрожь, из уха течёт кровь, плечо разорвано, рана на шее. Он замечает Луи и то ли от неожиданности, то ли от слабости, валится назад.

Луи лезет к нему, сам едва не падая, и тянется дрожащими руками.

— Эй, ты кто? Ты как?

— Отвали от меня, — парень достаёт нож, но вместо того, чтобы нападать, бежит прочь. С него слетает капюшон, открывая капну светлых, окровавленных волос.

— Эй, стой! Подожди! — почему-то и мысли нет, что виновником произошедшего может быть он. — Ты же ранен…

Быть может, у парнишки шок? Сейчас побежит в лес, потеряется там и всё, нет его…

Луи бежит за ним. И, как выяснилось, даже будучи оглушённым, бегает он быстро.

Мальчишку удаётся нагнать и схватить за плечо.

— Я помочь хочу!

На парень оставляет ему глубокий порез на руки, выбирается из оврага и спешит к воротам.

Луи, вскрикнув, зажимает рану и догоняет его снова, на этот раз сбивая с ног и наваливаясь сверху.

— Совсем обалдел?! — рычит он, и понимает, что парнишка даже не пахнет никем из знакомых. — Ты кто такой?

Но парень упорно молчит, стиснув зубы до желваков и трепыхаясь под Луи. На его груди странно поблёскивает магический амулет.

Луи понимает, что, раз бежит, скорее всего и правда виноват. И хочет ударить, даже замахивается, но… парнишка и без того ранен. И свиду будет даже младше Луи…

Он рывком поднимает его и скручивает ему руки за спину, чтобы перестал вырываться.

— Не дёргайся, а то переломаешь себе всё! Ясно?

— Отпусти, — парень издаёт какой-то странный, жалобный звук.

— Тебя всё равно или догонят, или ты где-нибудь в лесу сгинешь, — и, сказав это, Луи тянет его за собой к разрушенному дому, у которого, вроде, собираются остальные. — И ты ранен.

Парень не сопротивляется, ровно до того момента, пока не начинает казаться, что уже и не станет рыпаться.

Он толкает Луи, освободившейся рукой с размаху бьёт по лицу и убегает снова.

И в этот момент к ним на участок заезжает машина.

Джек выходит из неё и в первое мгновение просто застывает на месте, не зная, как реагировать. Да и куда смотреть, тоже…

Мимо Луи проносится Хед, догоняет парня, и вцепляется в его раненое плечо длинными чёрными когтями.

— Не знаешь его? — вопрос к Джеку.

— Отпусти его сейчас же! — гремит голос Джека. — Рем… Что тут произошло?

— Ты не видишь? — Хедрик вцепляется сильнее, Рем, не выдержав, вскрикивает. — Это тебе, блять, не клочки шерсти, у меня человеку ногу оторвало!

Луи, услышав это, громко сглатывает ком в горле и обходит их, чтобы видеть лицо мальчишки.

— Кому? — поднимает на Хедрика взволнованный взгляд.

— Отпусти, мы во всём разберёмся, — уже спокойнее произносит Джек. — И давай не сравнивать, хорошо? У нас девчонка в больнице из-за твоего, а я уверен, что твоего, волка.

— Освальду… — отвечает Хедрик спокойно. И переводит взгляд на Джека, — я буду говорить с Ральселем, пусть приезжает, только поживее.

— Да… Только вот он на Аляске сейчас, вроде как. Я доложу ему сегодня же. Он обязательно поговорит с тобой. А пока… Пока давайте не рубить с плеча? Ни мы, ни ты не будем спешить. И люди наши останутся при нас, — и Джек тянет руку за Ремом.

Но Хедрик уже всё сказал, и он тащит Рема в единственное уцелевшее полностью помещение — домик Лидии. Что не подозрительно, потому что она с самого начала поставила на стенах защиту, к которой Хед не стал прибегать. Не успел вызнать о способностях вампирши больше, чтобы связываться.

Сама Лидия выходит из машины с недовольным видом:

— Мне там всё испачкают…

— Не испачкают, — заверяет Джек, и спешит за Хедом. — Если ты не отдашь его мне, у тебя будет ещё больше проблем! Да и, в конце концов, он ещё ребёнок… — и тут же исправляется: — За это будут отвечать Охотники. В любом случае. А учитывая, что теперь мы… квиты… Ты не в том положении, чтобы так поступать.

— Парни, — всё, что говорит Хедрик в ответ.

И Джека окружают потрепанные и злые оборотни, кое кто из них может обратиться на месте и разорвать Охотника пополам.

Джек стискивает зубы и плюёт кому-то под ноги.

— Твари…

Луи спешит за Хедриком, все ещё няньча свою раненую руку.

— Спроси… можешь спросить его, чем он меня порезал?

— Пойду отпаивать собачек своей кровью, — вздыхает Лидия и на прощание посылает Джеку воздушный поцелуй.

Хедрик швыряет Рема о стену в доме вампирши и кивает на него Луи:

— Сам спроси. Следи за ним. Мне нужно проверить остальных.

Конечно, только на непутевого Луи он его не оставляет, поэтому у выходов встают ещё по двое волков.

— Чем ты меня ранил, гадёныш? — оставшись с ним наедине, тут же наступает Луи. — И как вообще додумался напасть, сам ведь чуть не подох! — и вдруг пугается: — Это ты из-за меня, что ли? За ту девчонку мстишь?

Рем поднимает на него глаза.

— Это был ты?!

Луи отступает.

— Ну… Не тебе меня судить! Там у одного из наших ногу оторвало!

— Да вас поубивать мало, тебя в особенности! — и Рем бросается на него с ножом.

Луи, не ожидая, что у него всё ещё осталось оружие, пропускает удар и падает на пол…

Рем вытаскивает нож из пробитого лёгкого и кричит, надеясь, что Джек услышит.

— Он признался! Это был он!

И Джек, который задержался там, действительно слышит его крик… но не слышит, что именно он говорит.

— Дайте пройти! — он тянется к оружию, но останавливает себя. Не стоит их лишний раз провоцировать. — Я просто хочу поговорить с ним.

Луи со свистом выдыхает и пытается оттолкнуть мальчишку и отползти, чтобы не допустить второго удара. Но ему становится всё хуже и он стремительно слабеет.

— Я… не хотел, — сипит Луи, и из глаз его бегут слёзы. — Ты… как же можно… вот так?

Хедрик, уже отзвонившийся Соро, после того как убедился, что никто больше не пострадал, подходит к Джеку.

— Ты давно должен был уехать. Так вперёд.

— Я хочу хотя бы поговорить с ним.

— Нет. Чем быстрее мне позвонит Ральсель, тем лучше. С тобой мне нечего обсуждать.

И Джек, понимая, что ничего больше не может сделать, выругавшись про себя, возвращается к машине.

Хедрик, не обращая внимания на мелкого недоохотника, поднимает Луи на руки, и выносит.

Луи цепляется за него и пытается что-то сказать, но вместо слов из уголка губ его вытекает струйка крови.

Лидия кусает запястье и подносит к губам Луи.

— Жалко мальчика, — хлопает ресницами. И вдруг усмехается, протягивая Хедрику…

— Зато я нашла часть ноги Освальда.

Хед закатывает глаза.

— В холодильник убери.

Луи не может проглотить кровь, а то, что попадает ему в горло, выходит обратно вместе с кашлем, выбивающим последний кислород из лёгких.

Но вампирская кровь всё равно успевает немного облегчить его состояние, и хоть рана не затянулась, как было бы с человеком, Луи смог дышать.

— Прости… меня, — выдыхает он, глядя на Хедрика.

— Ничего… — Хедрик гладит его по голове, — мы всё уладим.

***

Скирт как обычно плывёт по течению, не стремится вырваться, ждёт, пока судьба сама прибьёт его к нужному берегу, словно приливная волна.

Есть те, кто идут своим путём, те, кто стремятся действовать наперекор обстоятельствам, но Скирта завораживает возможность оказаться там, где он бы никогда не оказался, стоя на ногах твёрдо и желая придти в какое-то определённое место.

Находиться там, где и хотел находиться — нет ничего, что звучало бы скучнее.

Скирт думает так даже сейчас, сидя в клетке в сыром подвале, закованный в цепи. Металл, из которого они сделаны, подсвечивается тёмно-зелёным светом от выгравированных на них рунах и жжёт запястья и шею.

Скирт обдолбан разными магическими примочками собственного изготовления, чёрной травой из сада Элизара и половиной оранжевого варенья. И ему прекрасно.

Он наблюдает плавающим взглядом, как высокий мужчина расхаживает по комнате и говорит по телефону.

Странное дело, Скирт слышит каждое слово, но смысл отдаляется от него тем дальше, чем больше он пытается вдумываться.

— Как это вообще произошло и что она у вас делала?!

«Ну-ну, не переживайте так, я же сказал, что всё в порядке. Она учится с моим сыном и зашла к нам ненадолго. Не знаю точно, как всё было, но… У неё болел живот, мы предложили обезболивающее, и она случайно, да, случайно превысила дозу…»

Голос Элизара. Скирт, вцепившись в собственные волосы, беззвучно хихикает.

— То есть, — человек скидывает что-то со стола, Скирту кажется, что жидкое золото разливается по полу, — вы хотите сказать, что дали моей дочери что-то, вызывающее галлюцинации? При том, что в принципе лучше ничего не давать чужим детям? Хотите теперь это замять? Что это вообще был за препарат? И кто этот ваш сын?

Скирт не понимает, спокойный у человека голос или нет, но на всякий случай шипит в своём мрачном углу.

«Не знаю, — голос Элизара — беспечность во плоти, — что-то женское, я не вдавался в подробности. Но она не могла назвать адрес, и номера вашего у нас не было, телефон у неё куда-то делся и…»

— И вы, вместо того, чтобы позвонить в ту же школу, чтобы узнать мои контакты… что?

«Мы с женой подождали, пока она проснётся, потому что она заснула, вот. Теперь всё в порядке, и я везу её домой».

— Вы понимаете, на что это похоже? Я хочу разобраться в каждой детали произошедшего.

Скирт думает, что этот человек очень дотошный и гладит танцующих у ног фей. Человек поднимается наверх по узкой лестнице, его голос удаляется. Но Скирт всё ещё слышит Элизара:

«Не истерите так, я не собираюсь копаться в этом. Мы помогли, чем могли, у нас много своих дел, вы понимаете? С девочкой всё в порядке, никто не в чём не виноват, так что…»

Захлопывается дверь, слышится скрежет ключа, Скирт передёргивает плечом от холода.

***

Элизар переговорил с Маркусом (насколько это было возможно) по просьбе жены и довёз Соню до дома, пообещав ей, что они с радостью её примут назад, если отец выгонит её на улицу.

Он отвёз домой и Тома. Хедрик хотел бы провести с ним больше времени, но из-за вечерних событий ему было не до того. Хотя он всё же позвонил ближе к ночи:

«Не высовывайся пока, лучше даже из дома не выходи, пока не решится ситуация с Охотниками, ладно? Я приеду на днях, мы всё обсудим…»

— Это из-за Луи?

Он ходит кругами вокруг своего дома, чтобы хоть как-то успокоиться.

«Из-за того, что у кого-то ветер в голове».

— Получается, из-за тебя, из-за твоих волков на меня ложится тень. И какой смысл мне присоединяться к вашей шайке-лейки?

«Такой, что в случае чего, тебе будет, кого обвинить, как сейчас, например».

У Хедрика уставший, едва ли не сорванный голос, и Том решает не спорить. Он отключается, смотрит на свои горящие жёлтым окна на втором этаже, и вместо того, чтобы вернуться, выходит за ворота.

Дом Сони всегда действовал на него успокаивающе, и было бы замечательно, если бы он увидел её, промелькнувшую в окне, такую лёгкую и уютную.

Том вспоминает, что об этом говорил Мак и закуривает, остановившись у железных прутьев с острыми наконечниками наверху, которые уже едва видно, из-за заполонившего всё вьюнка.

Их дом и вправду напоминает белый волшебный замок.

— Чем-то могу помочь? — Том вздрагивает и переводит взгляд на подошедшего к нему Маркуса.

Тем временем Мак, который прятался от всех за углом в зарослях, едва не вскрикивает от неожиданности, испугавшись, что сейчас заметят и его.

Он не доверяет Тому. Уже не винит его в этом, ведь теперь опасается чего-то из-за его силы и природы. Тому плохо, он может не сдержаться, может натворить дел… И пусть бы творил, Маку по большей мере плевать, лишь бы подальше от Сони!

К отцу её у него тоже имеются вопросы, а тут ещё такая неприятная ситуация была…

Мак знает, что в случае чего мало что мог бы сделать, но решил проверить, в порядке ли Соня и не накажут ли её слишком жестоко.

А теперь они оба, Том и её отец, встретились и говорят. И от этого у Мака по спине пробегает табун ледяных мурашек.

— Красивый дом, — спокойно говорит Том.

Он ведь не зашёл на чужую территорию.

— Да. Правда привлекает всяких тварей. Наверное, из-за энергетики.

Том настораживается.

— Не понимаю.

Настораживается и Мак, из-за нервозности своей думая, что его всё-таки заметили.

И пугается сильнее от мысли, что отец Сони ещё более опасен, чем он себе представлял.

— Ты учишься с моей дочерью, да? И живешь неподалёку. Славные люди. Помню, как ты появился у них, тебе было года три, да? Тебе очень повезло, — Маркус говорит это монотонным голосом, без усмешки, вообще без эмоций.

Том опускает взгляд себе под ноги.

— Некрасиво замечать такие вещи вслух, мистер Маккалин… Я мог не знать, а такие вещи лучше слышать не от посторонних.

— Что-то мне подсказывает, что ты давно бы догадался в любом случае. Сегодня ты был с моей дочерью? Я видел тебя в машине, правда, не твоего отца.

Мак закусывает губу. Плохо. Очень плохо…

Он силится понять, свяжет ли Сонин отец всё это с ним.

Наверняка свяжет. И почему то представляется, что это лишь усугубляет его, Мака, положение.

— Да.

— Тогда позволь пригласить тебя в дом. Хочу разобраться в том, что произошло.

Том отступает назад, он не знает, что говорить. В мыслях всплывают слова Хедрика.

— Мне уже пора домой.

Маркус дотрагивается до его плеча. К его ладони прикреплен кожаный ремешок с алым плоским камнем посередине.

Том скручивается пополам от боли, глаза желтеют и поблёскивают в полутьме.

— Оборотень, значит.

У Мака бешено колотится сердце, он готовится выйти из укрытия, чтобы…

А, собственно, что?

Он медлит. К тому же не совсем понимает, что происходит и нужно ли вмешиваться.

Страх и досада оборачивается жгучим, горячим гневом, Том отступает и чувствует, как тело наливается болью, словно раскалённым свинцом. С жутким, пробирающим до костей воем, он трансформируется в огромного чёрного волка и со всё более нарастающей паникой понимает, что теряет контроль и сознание человека.

Он набрасывается на Маркуса.

Звучит выстрел.

#15. Кошмар


Её цветок покачивается на ветру. Алый закрытый бутон, в котором совсем мало воздуха. Соня знает, что должна сладко спать на мягком бархатистом лепестке, как все феи, она должна видеть медовые сны, и белые пушистые облака на голубом небе, должна восполнять запас энергии, генерировать волшебную пыльцу и…

Идти на бал с мистером Пауком.

Её бросает в дрожь, по тельцу пробегаются мурашки, они набухают и из них вырываются маленькие жёлтые цветочки, мягкие и приятные. От них она чихает, потому что у неё аллергия на шерсть.

Порыв ветра заставляет цветок накрениться, и Соня вскрикивает, цветы-мурашки забираются под кожу, оставляя ранки, что сочатся апельсиновым вареньем…

Она понимает, что у неё клаустрофобия, и из-за этого она не может быть нормальной феей, и что ей не нравится мистер Паук.

Теперь Соня изгой и должна бежать из Долины Фей.

Она делает страшное — вредит своему родному дому, цветку мака, за которым всегда ухаживала, и теперь она навсегда будет проклята.

На её руках его кровь и пыльца.

Через проделанную дыру Соня пытается выбраться раньше, чем наступит рассвет и другие феи поднимут её.

Там холодно и темно.

Соня понимает, что никогда до этого момента не видела ночь, у неё начинает кружиться голова, она сворачивается в комочек у лепестка напротив чёрной дыры в маке.

И понимает, что ещё немного, и её отдадут замуж за мистера Паука.

Она всхлипывает, чувствует тошноту и резко нахлынувший страх.

У неё огромный живот, и он клонит её к земле, она не сможет уйти далеко, не сможет пролезть через проделанную дыру, а цветок утром не выпустит её.

Она останется здесь.

Навсегда. Навсегда. Навсегда.

Живот раскрывается, как бутон красного цвета, из него вырываются сотни мохнатых паучат…

Соня вскрикивает, и её крик перерастает в волчий вой, а затем в выстрел.

Она поднимается на кровати резко, её мутит и кружится голова.

Всё это было лишь сном.

Кроме выстрела. Она уверена, что слышала его уже в реальности.

Соня, всхлипнув, с трудом спускается на пол. Голова начинает гудеть от попытки вспомнить, почему она в дурацком платье, что словно снято с ребёнка на утреннике…

Она подходит к окну и замирает, в одно мгновение побледнев.

Её отец тащит с улицы огромную волчью тушу, и за ней тянется кровавый след.

Во дворе горят фонари, ей не может казаться.

И она не может заставить себя отойти, пока наконец, её отец не останавливается и не поднимает на неё взгляд.

Ничего не выражающий, холодный взгляд.

Она отходит от окна, прикрывает рот ладонью и спешит к двери в ванную.

Мак замирает на месте и, кажется, забывает даже дышать. Что, может, и к лучшему — меньше шума.

Он всё ждёт, когда Том вновь приобретёт человеческий вид. Ведь так должно случиться, верно? Хотя перекинулся он не в полнолуние и был так быстро убит, мало ли…

Да и дождаться, и увидеть убитого, истекающего кровью мальчишку совсем не хочется.

Но Мак не может отвести от него взгляд, как и от кровавой дорожки.

И, медленно отходя от шока, начинает ещё сильнее бояться за Соню.

Она выходит из ванной, бежит запирать дверь, зная, что в этом нет смысла и замирает у другого окна, чтобы взглянуть на улицу.

Становится жутко и мелькает мысль, что всё происходящее — продолжение сна, ведь она замечает Мака, который просто не может быть здесь.

Она приникает к окну, не зная, что делать и думать.

Но, спустя несколько мгновений, всё-таки решается включить свет, осознав, что отец в охотничьем домике позади особняка.

Мак оборачивается к окну медленно, бледный и всклоченный. Замечает Соню и нерешительно поднимает руку, как бы в приветственном жесте. И вздрагивает, когда кажется, будто услышал какой-то шум в стороне (вдруг это так волк приобрёл облик мёртвого парня?).

Соня отходит от окна, чтобы найти свой телефон, мечется по комнате, едва не падая на дрожащих ногах, мучаясь от дикой жажды и головокружения. Но его нигде нет и она снова приникает к окну.

Мак, словно прочитав её мысли, достаёт телефон из кармана и показывает ей, всё так же стоя на месте.

Он почти уверен, что она… /видела/ и понимает, что Мак видел тоже. Он почти уверен, и не знает, хорошо это или плохо.

Соня бьёт кулаком по стене рядом и и тут же жалеет об этом, потому что боль проходится по всему телу и свинцом оседает в ногах.

Она машет Маку рукой, мол, уходи отсюда.

А он и рад бы, но словно окаменел и не может сдвинуться с места. Поэтому только мотает головой ей в ответ, мол, не уйду…

Она протягивает ладонь и пробегается по ней двумя пальцем, а затем снова махает и показывает кулак.

Мак в недоумении склоняет голову на бок, пытаясь сообразить, что именно она хочет ему этим сказать. И вдруг теряет сознание.

Соня застывает у окна.

Зато теперь его не так видно. Если только отец не выйдёт прогуляться…

Она всхлипывает и сползает на пол.

Что этот придурок вообще здесь делает? И что произошло?

Она всхлипывает ещё раз и поднимается.

Ведь её вины в происходящем нет, ей не нужно бояться, она… не увидела ничего нового.

Она спускается на второй этаж и подходит к окнам, что выходят на домик отца, где он разделывает шкуры животных.

Там всё ещё горит свет. Нужно либо успеть что-то сделать до того, как он закончит, либо…

Свет гаснет, сердце нехорошо ворочается в груди, Соня стискивает пальцы в дрожащий кулак.

Маркус не выходит. Либо она не заметила, как он это сделал, либо он решил воспользоваться погребом.

Что технически лучше называть проходом в подвал дома.

Тогда…

Она срывается с места и выбегает на улицу, не слыша ничего, кроме стука в висках.

Ей кажется, что отец за спиной, и она приведёт его прямо к Маку.

Но выбора нет.

До рассвета он ведь захочет смыть дорожку крови.

Чёртову багровую тропу к Белому Замку.

Соню снова начинает мутить. Она оборачивает лишь тогда, когда выходит за ограду.

Никого нет.

Тогда она бросается к Маку и пытается растормошить его.

Мак вздрагивает, широко распахивает глаза и сразу же поворачивает голову в сторону кровавой дорожки, где всё ещё отчётливо различает обрывок одежды…

— Соня, он застрелил его, — шепчет прежде, чем начинает беспокоиться, правильно ли делает, но остановить себя уже не может: — Он стоял, потом прыгнул зверем, а твой отец…

— Да, я знаю…

Соня обнимает его, чтобы успокоить.

— Тише… Не знаю, как он сюда пробрался, может быть, из цирка сбежал. Не думай об этом.

Она отстраняется.

— Пожалуйста, верни мне телефон и уходи.

И оглядывается на дом.

Мак мотает головой.

— Нет, это был не волк. То есть, сначала, а потом… Соня, ты… Слушай, — мрачнеет ещё больше и протягивает ей телефон. — Ты у меня дома… короче, — решает сказать правду. — Там варенье было, не наше, сваренное из грибов, наверное, я не знаю. Прости… Твоему отцу сказали, что у тебя живот болел и ты случайно больше, чем надо, таблеток выпила. Хорошо? — и вздрагивает, бледнея, когда что-то слышит в стороне. — Я пришёл проверить, как ты. Я очень боялся… что тебя будут ругать.

— Что ты несёшь? — едва ли не шипит она на него.

В гостиной загорается свет. Соня забирает телефон.

— Ты просто в шоке, да? — шепчет она. — Иди домой сейчас же. Прости. Я напишу тебе скоро. Мы всё обсудим. Только уходи, как я объясню отцу, что ты здесь делаешь?

Мак кивает и поднимается, каким-то образом царапая ладони об камни.

— Я буду ждать. Береги себя, — коротко целует её в щёку и, поминутно оглядываясь, спешит уйти.

Во двор выходит Маркус.

— Что ты здесь делаешь?

— Не смогла заснуть, — она подходит к нему.

— Нас с тобой ждёт серьёзный разговор.

— Да, отец.

#16. Волчица


Она сверяется с картой, свет от дисплея телефона освещает её узкое, светлое личико и отражается в раскосых, тёмно-медовых глазах. Такого же цвета волосы, прямые и длинные, рассыпаются по спине и она вздрагивает, когда ветер раздувает их внезапным ледяным порывом.

Тяжёлый дорожный рюкзак оттягивает плечо. Красный шнурок на потёртых кедах развязался и стучит по асфальту. Пахнет, почему-то, гарью…

Айрин вздыхает и продолжает путь. Кажется, она должна была прийти уже давно, но…

Она убирает разрядившейся телефон в карман джинсовой, тёплой куртки, и выставляет перед собой узкую ладошку.

Казалось бы, хуже преследователей, заглохнувшей машины и выключившегося телефона, быть уже не может. Но начинается гроза.

От громового раската Айрин приседает, бросая рюкзак, и зажимает уши. Волосы намокают и тут же темнеют. В глазах мелькает серебро, но вовсе не из-за расколовшей небо молнии.

Зато в секундной вспышке белого света она замечает впереди что-то похожее на ограду и спешит в ту сторону.

***

Соро занимается Освальдом, что пострадал больше всего, в домике Лидии. Сама она стоит позади и заплетает длинные волосы бойфренда своего «любимого предводителя» в косички и болтает о своём «новом парне».

— Он такой мужественный, и сильный, и мужественный, и…

— Охотник, — подсказывает ей кто-то, и она цокает языком.

— И сильный…

Рем сидит связанный в углу комнаты, без амулета и оружия. Ему помощь полагается в самую последнюю очередь.

Хедрик обсуждает положение дел со своими самыми доверенными людьми (оборотнями) и курит, обходя то, во что превратилось часть их зданий, пока не начинается дождь.

Он собирается зайти под крышу, но останавливается.

— Чуете?

— Девушка.

Хед закатывает глаза и идёт навстречу очередному незваному гостю.

Её мешковатые джинсы с прорезями на коленях отяжелели от воды и теперь едва держатся на узкой талии благодаря широкому ремню. Зато куртка не успела промокнуть насквозь и всё ещё дарит какое никакое, но тепло.

Айрин останавливается, заметив чьё-то приближение, и настораживается. Но выхватывать оружие, коим напичкана с ног до головы, не спешит, а, напротив, скидывает с плеча рюкзак и поднимает руки.

У них, похоже, совсем недавно что-то произошло, хорошо бы дать понять, что пришла она с миром.

— Привет! Я ищу Хедрика, не знаете, кто это и здесь ли он?

— Но я уже занят, — Хед подходит к ней. — Чем могу помочь?

— Ой… — она улыбается ему, радуясь, что так удачно встретила того, кого нужно, и вскрикивает от очередного громового раската.

Руки начинают предательски дрожать, а коленки подкашиваться, когда гром гремит в третий раз. И Айрин не выдерживает, снова закрывает ладонями уши и крепко зажмуривается.

— Ты что, грозы боишься? — спрашивает один из оборотней.

Хедрик же не обращает ни на её поведение, ни на прозвучавшие слова внимания.

— Зачем ты здесь?

— Простите, — выдыхает она, расстроенная тем, что кто-то видел её реакцию. — Я слышала, что здесь есть стая, — Айрин знает, что оборотня в ней различить сложно даже своим и Охотникам, а потому будто смаргивает со своих глаз тёплый цвет, и в них сверкает, такое редкое среди волков, серебро. — И подумала, что могу попросить о помощи. Я одиночка, но… пришла ведь, вроде как, к своим… Я заплачу или буду должна какую-нибудь услугу! Я не бесполезна и не беспомощна. Но меня ищут наёмники, с которыми я сама не могу справиться. Мне бы просто переждать где-нибудь в безопасности. Пожалуйста…

— Не местные?

Айрин отрицательно качает головой.

— Нет. Поэтому и думаю просто отсидеться, пока они не уедут. Вряд ли они задержатся тут надолго только из-за меня. К тому же здесь в основном территория, вроде, уже поделена между Охотниками и прочими. Кто захочет наживать себе проблем? — пытается она улыбнуться, но выходит у неё жалко, и Айрин бросает эту затею. — Конечно, — вздыхает она, — если они не договорятся с кем-то, чтобы меня убить… Но в этом мало смысла. Мне не мстят, и им никто не заплатит за мою шкуру. Они просто… считают своей миссией избавиться от одиночек вроде меня. Я, кстати, Айри, — протягивает Хедрику руку. — Рада знакомству.

Он пожимает её руку с неслышным ни для кого вздохом.

— Ты не очень везучая, да? У нас сейчас как раз разгорается конфликт с Охотниками. Так что решай сама оставаться здесь или нет. Можешь подумать и переждать дождь у нас.

На лицо Айри словно наползает тень.

— Вот как… — роняет она огорчённо, но с благодарностью смотрит на Хедрика вновь потеплевшими, тёмно-медовыми глазами, и кивает. — Спасибо большое. Я совсем промокла…

— Так идём, — он ведёт её к домику Лидии. — Айри… Мы на некоторое время покинем это место, ему нужен ремонт как минимум. Можешь уехать с нами, если позже расскажешь о себе больше. Но я, — он усмехается нехорошо, — ничего тебе обещать не могу, ты же понимаешь?

Его люди представляются ей и задают дурацкие вопросы, так что Хедрик решает не вслушиваться.

Она теряется. Айри всегда терялась, сталкиваясь с повышенным вниманием, поэтому лишь кивает Хедрику и, когда заходит в дом… снова чуть не оседает на пол из-за раската грома.

— А где я могу переодеться? — она присаживается у своего рюкзака, брошенного на пол. Открывает его и достаёт такие же мокрые, как и на ней, джинсы и толстовку, замирая в растерянности.

— В другом здании, или в кабинке туалета, вон там.

Лидия заканчивает с косичками, Хедрик цокает и тянет Соро за одну.

— Позволяешь кому попало трогать волосы?

— Прости, сейчас расплету их. Просто был сосредоточен…

Айри, обведя всех беглым взглядом, забрасывает вещи обратно в рюкзак и делает вид, будто ни о чём и не спрашивала. Всё равно сухих вещей у неё, как оказалось, нет.

Она замечает связанного мальчишку и напрягается, не понимая, как на это реагировать. После чего подходит к нему ближе.

— Эй… — окликает его мягким, робким голосом. — Привет.

Он поднимает на неё на удивление острый, для его состояния, взгляд.

— Этот молодый человек тот, кто устроил погром, — предостерегает её Хедрик. — Если все вещи вымокли или стесняешься, Луи проводит тебя в соседнее здание и даст одежду. Заодно и еды захватит.

— Спасибо… — отзывается Айрин. — Буду признательна.

Луи при этом, бледный, но уже на ногах и в состоянии функционировать, выходит к ней и приветственно поднимает руку, после чего кривится от боли.

Соро дёргает Хедрика за рукав и тихо возражает:

— И всё же не гоняй лучше парня, пусть отлёживается.

Пока они переговариваются, Айрин снова обращается к связанному мальчишке.

— Как ты мог создать им столько проблем? Это… они тебя так? — коротким кивком и красноречивым взглядом указывает она на кровь.

Он молчит в ответ и смотрит на неё более чем выразительно.

— Ничего, пусть проводит, — настаивает Хедрик и садится рядом с Освальдом, что уже несколько часов без сознания.

— И да, лучше не говори с ним, будь так ласкова.

— А? — оборачивается к нему Айри, решив, что это он ей. — С кем?

— С мелким Охотником.

— Но… он ведь ещё ребёнок. И наверное, напуган… — Айри тянется, чтобы проверить откуда кровь на его светлых волосах, но медлит и спрашивает мальчишку: — Можно?

— Я думаю, — вдруг говорит Хедрик абсолютно спокойно и просто, — тебе стоит уйти.

Айри выпрямляется и разворачивается к нему с искренним… негодованием во взгляде.

— Я ведь не развязываю его. И ни во что не вмешиваюсь. Это маленький мальчик. Не думаю, что я создала бы проблем.

— Не думаешь?

Он больше ничего ей не говорит, будто она перестала для него существовать. Хотя ещё пару минут назад он собирался защищать её, как свою.

Айри, злая и разочарованная, всё-таки слушается его и собирается уйти. Хотя на улице ночь, до смерти пугающая её гроза, холод и неизвестно сколько километров пешком до города.

— Прости, — всё же едва касается она волос мальчишки, сожалея, что даже не смогла проверить его состояние, и отходит в сторону.

Она подхватывает свой рюкзак, в последний раз окидывает всех взглядом, и толкает плечом входную дверь.

— В любом случае, рада была знакомству, много слышала о тебе, — говорит Хедрику, и выходит под дождь.

Хедрик закатывает глаза и просит одного из волков довезти её до города.

А там уж пусть сама, как хочет.

***

Айрин высаживают в городе под утро, возле какого-то отеля. Она, сонная и уставшая, благодарит волка Хедрика и выходит из машины.

Какое-то время она ещё стоит с рюкзаком на плече, а затем совершает ошибку — действительно снимает себе комнату. Быть может, её никто не вычислит так быстро и легко? Город большой, она в нём недавно, заселилась под чужим именем…

Но, закрыв глаза и провалившись в сон, ей почти сразу же становится тревожно.

Надо было отыскать место для отдыха не среди людей, нужно что-то такое, чтобы чья то энергетика хоть немного скрывала её от преследователей.

Айрин не была уверена, каким именно способом они ищут её, но знала, что у них есть клочок её одежды, и они умеют использовать маятники на картах. И если она одна /такая/ среди людей… Слишком открытое место для неё.

Айрин рывком поднимается, слыша снаружи знакомые голоса. Смотрит на часы — проспала всего около часа. Даже не успела сходить в душ.

Она спешит уйти, вылезает через окно в коридоре, чтобы не идти через главный вход. И ловит такси.

Разбираться, где и кто находится в городе нет времени. Она корит себя за то, что совсем не подготовилась… И выходит в каком-то спокойном на вид районе, полагаясь лишь на своё чутьё.

Но как только остаётся одна, к ней подъезжает чья-то чёрная машина и выходит… Оборотень?

Его глаза мерцают оранжевым в темноте. Пахнет оружием. Сверкает хищный оскал…

— Лицемер! — выкрикивает Айрин и пятится. — Ты и твои люди!

— Вовсе нет. Я разобрался со своей матерью, от которой подцепил проклятие, и теперь спасаю мир от подобных себе.

Айрин стреляет первой, попадает ему в плечо и ныряет в густые сумерки подворотни.

Она бежит, оглушённая эхом собственных шагов, но слышит погоню. И вновь начинающуюся грозу, с отдалёнными раскатами грома, от которых сердце пропускает удар и дыхание застывает.

Айри выбегает на небольшую уютную улочку и, спотыкаясь, разбрызгивая воду в лужах, бежит дальше. И видит, как молния прорезает рыхлое, тёмное, клубящееся небо над головой, а впереди, по горизонту расползается кроваво-красный рассвет…

Она выдыхается. Дождь набирает обороты. Айрин видит белый красивый особняк, напоминающий ей дворец, и спешит к его дверям.

***

Маркус после разговора с дочерью наливает ей стакан тёплой воды и кидает в него пару розовых таблеток.

— Выпей всё до дна, чтобы крепче спалось, — говорит он, разглядывая её. — И сними это платье.

Маркус дотрагивается до её оголённого плеча прохладной ладонью.

Взгляд Сони упирается в пол.

— Да, отец.

Она уходит, Маркус смывает кровь с дорожки, что ведёт к дому, и уходит в охотничий домик.

Мальчишка мёртв. Жаль, потому что его неплохо было бы допросить.

Маркус устраивает костёр на заднем дворе. И сжигает тело одноклассника дочери, пока она спит в своей постели.

Дождь этому не мешает, лишь прибивает к земле запах подгоревшего мяса.

Айрин стучит в дверь. Никто не открывает. Она, не слышит даже — чувствует, как приближается к ней враг. Возможно даже, прицеливается… Поэтому Айри толкает дверь и, падая на пол прихожей, с радостью осознаёт, что дверь была не заперта… И потому запирает её сама.

Шум у дома выводит Маркуса из задумчивости. Он застаёт на пороге какую-то тварь с оружием и достаёт пистолет.

— Чем-то могу помочь? — тот же вопрос, что сегодня был задан Тому. И сотням других тварей, что время от времени притягивает Белый Замок.

Он отступает, глаза мерцают оранжевым. Видно, что сомневается, раздумывая, что делать.

— Нет… Хотя… Я не один если что, предупреждаю. И у вас будут проблемы, если не отдадите мне девчонку, — указывает он на дверь так, будто видит Айри с той стороны.

— Девчонку? Что она сделала? И где остальные?

— Не твоего ума дело! — из горла его вырывается самый что ни на есть настоящий рык. — Она забежала сюда, и либо она, — повышает он голос, — выйдет сама и не будет навлекать ни на кого беду, либо, — одаривает Маркуса недобрым взглядом, — ты сам отдашь её. И я уйду. Это хорошие варианты.

Айри, прекрасно слыша его, поднимается с пола и кладёт дрожащие руки на дверную ручку. Надо выйти… Она не простит себе, если из-за неё пострадает ни в чём не повинный человек. Но страх сковывает движения и она медлит, пытаясь собраться с духом.

Маркус глядит на небо, скоро станет совсем светло, люди начнут проезжать мимо, соседка выйдет на утреннюю пробежку. В руках пистолет тот, которым нельзя ранить — лишь убить.

— Ясно, — говорит он и стреляет.

Пуля попадает в плечо навылет, тварь падает замертво.

— Откроешь дверь? — Маркус ступает на крыльцо.

Айри, услышав выстрел (или раскат грома?), сомневается. Вдруг… Мало ли, что… Убить могли и хозяина дома (или кем являлся тот человек?). А она может перепутать голос, будучи перепуганной и до смерти уставшей.

— Ты не один из них? Я не знаю никого из них… — и добавляет твёрдо, отвечая на вопрос: — Нет.

— Лучше отойди от двери.

И Маркус стреляет в замок.

Вскрикнув, Айрин успевает метнуться в сторону, и бежит наугад, едва ли не врезаясь в стены. Она почти сразу находит кухню, (пули закончились) и выхватывает самый большой нож, который попадается ей на глаза.

Маркус затаскивает тело оборотня в дом, пока оно не начинает тонуть в луже крови, что почему-то бывает с волчьими тушами только так. Прикрывает дверь и идёт на кухню.

— Я жду объяснения, — говорит он.

И Айри нервно выставляет нож перед собой и стискивает его рукоять до бела пальцев.

— Что?

— Что ты делаешь в моём доме, для начала.

Он ставит стул так, чтобы видеть и происходящее на кухне и входную дверь. Садится, перекидывает ногу на ногу и никуда не убирает пистолет.

#17. Рассвет


— Я… — она нерешительно опускает нож. — Простите… — и выставляет его снова. — А что вы делали на улице с оружием, если это ваш дом?! Хотя… — нож опускается. В глазах Айрин недоумение.

Будь он одним из тех тварей, не стрелял бы в своего. Он ведь ранил (убил?) того типа? Да и не разыгрывал бы перед ней комедию, какой в этом смысл?

— Я Айри… Простите… Мне очень жаль… Я возмещу убытки. Я растерялась. Я… Спасибо, — выдыхает с облегчением и смотрит на него своим тёплым, и до слёз благодарным взглядом.

— Зачем им вредить тебе? — ничего в Маркусе не меняется, он просто ждёт, пока она ответит на все, интересующие его вопросы. И дружков мертвеца — заодно.

С Айри всё ещё капает вода, она бледная, стройная и растрёпанная. В лезвии отражается испуганный взгляд, из-за чего она спешит отложить нож в сторону.

— Сказал, что просто убьёт. Мы были с ним в одном автобусе. Я прилетела в эту страну недавно. И после той встречи, на следующий день, когда ехала забирать свою машину, — это было не в этом городе, — заметила слежку. Узнала его, но он и его приятели ничего не делали. Я села за руль, направилась сюда, но они стали стрелять. Тогда я попыталась оторваться от них, и у меня даже получилось. Остановилась в одном небольшом городке, стала думать, что делать дальше. Но они нашли меня и там, — на этих словах её стала бить крупная дрожь. — Я чуть отбилась в тот раз. А теперь он сказал, что убивать таких, как я, это его миссия. Мне кажется, он псих… Я впервые их видела, я ничего больше не знаю. Мне очень, очень жаль, что втянула вас в это!

— Таких, как ты?

Айрин кивает.

— Я не собираюсь вытягивать из тебя по слову, — предупреждает он, как вдруг распахивается дверь и ещё двое получают по пуле в лоб.

Маркус поднимается со своего места так, будто затаскивать трупы в дом для него рутинная работа.

Айри прикрывает ладошками рот, чтобы не вскрикнуть снова, и идёт за ним.

— Боже… — выдыхает она, и в растерянности спрашивает: — Что мне делать?

Маркус перезаряжает пистолет. Но машина, стоявшая у ворот, срывается с места. Видно, водитель решил не связываться. По крайней мере, в одиночку.

— Сказать, с чего к тебе такое внимание.

Он оглядывает трупы, садится на корточки и начинает их раздевать.

— С того, что это какие-нибудь психи?

— Которые из города в город преследует именно тебя?

Он осматривает их кожу на предмет татуировок или какого-нибудь клейма.

— Странным был только первый.

Похоже, двое других просто люди.

— Я знаю, что это очень странно, но меня преследовал монстр, — кивает Айри, и вдруг признаётся: — Мне нехорошо…

— Монстр, значит? — Маркус накрывает тела куртками из шкафа, заслышав шум наверху. — Ванная в той стороне, и не выходи из неё, пока я не подойду. Я живу не один.

— Конечно, — Айрин поспешила уйти, оставив в коридоре свой рюкзак. Но, правда, надеясь обойтись и без каких либо вещей из него.

Соня спускается, крепко держась за перила лестницы.

— Отец? — выходит едва слышный шёпот. — Мне очень хочется пить.

Проходя на кухню, она замечает тела, накрытые куртками и лужи тёмной крови. Её лишь слегка передёргивает.

— Как я говорил, настали непростые дни, — говорит Маркус. — Возьми ещё тех таблеток, я не рассчитывал, что придется стрелять.

— Хорошо, — она пьёт, замечает кровь и на кухне, но никак это не комментирует и уходит, дрожа будто от холода.

Ей снился мёртвый взгляд Мака и долгая, холодная ночь.

Маркус идёт к своей гостье, убедившись, что дочь не побеспокоит его в ближайшее время.

Айрин, закрывшись в ванной, не выдержала и уже успела принять горячий душ, с удовольствием стянув с себя мокрую и выпачканную одежду.

Услышав шаги, она приоткрывает дверь (усталость приглушила застенчивость) и выглядывает так, чтобы видно было только часть лица, мокрые волосы и обнажённое плечо.

— Могу я попросить вас дать мне переодеться во что-нибудь сухое и чистое?

Маркус замирает на месте, хмыкает и распахивает дверь, чтобы взглянуть на неё.

Айрин вздрагивает, отступает на шаг и хватает полотенце, которое едва может прикрыть её стройное тело.

— Это… Это неприлично, — плечи её едва заметно подрагивают. В глазах строгость. На скулах лёгкий румянец.

Взгляд же Маркуса ничего не выражает, кроме лёгкого интереса, который не относится к её наготе.

— Мне нужно осмотреть тебя на предмет… меток.

Татуировка, клеймо, шрам, родимое пятно, всё это может многое сказать о человеке. Например, не оборотень ли он или что похуже.

— На мне даже веснушек нет…

— Я взгляну и принесу одежду.

Он касается её плеча.

Но Айрин отступает, вздрагивая. Правда уже потому, что у него холодные руки. И коротко чихает, при этом смешно щурясь.

— Замёрзла, — улыбается смущённо и отводит взгляд, добавляя тихо: — Правда ничего нет…

Но Маркус припирает её к стене и выдёргивает полотенце.

— Ай, — она зажмуривается и ждёт. И терпит… боль в спине. Кажется, там остался синяк после какой-то из встреч с теми типами.

Айрин была не просто редким оборотнем, порой её особенность выходила ей боком. Например, раны её не затягивались так быстро, как могли бы, и физическая сила была сравнима с силой обыкновенной девушки. Даже, увы, в полнолуние.

Маркус ничего не находит, ещё некоторое время молча водит холодными пальцами по её коже и уходит.

А Айрин остаётся ждать, снова прикрывшись полотенцем, и чихает во второй раз.

Маркус подаёт ей ветхую на вид, но чистую сорочку голубую в крупный красный цветок, бельё, тапочки и нежно-розовый джемпер.

И уходит разбираться с трупами и сломанным дверным замком.

Айрин надевает это, чувствуя себя глупо. Очень странный, эм, комплект получился. Но зато всё сухое и чистое.

Однако ходить в этом долго она не собирается, поэтому решает рискнуть терпением своего спасителя и находит стиральную машинку, в которую загружает свои вещи.

— Я оплачу вам ущерб, — кричит из прачечной, а потом и подходит к нему ближе. — Вы, наверное, часто помогаете людям, да? Вы… добрый.

— Ты мне особо выбора не оставила…

Трупы отправляются в подвал, поскольку избавляться от них средь бела дня дело муторное. Ему остаётся только убрать беспорядок и заняться запланированными делами.

— Да, и мне жаль… Но я рада. Представитьстрашно, что было бы, не окажись вас дома, или постучи я в другую дверь… Не помню, я уже представлялась? Айрин, — протягивает ему руку. — Я могу чем-нибудь отплатить за помощь?

— А сколько обычно за такое платят?

Он не пожимает руку в ответ и не представляется.

— Ну… — Айри опускает руку, чувствуя себя ещё более неловко. — Не знаю.

И случайно выбалтывает:

— Я обычно брала столько, сколько договаривались вначале. Никогда не меняла сумму в конце. Что глупо, наверное, ведь всякое могло произойти. А тут…

— Брала за что?

Но Айри растерянно молчит.

— Будь вежлива, или хотя бы, достаточно разумна.

— Хорошо…

— Итак?

— Что?

Маркус бросает половую тряпку в ведро, и на тапочки Айри попадают водянисто-красные капли.

Она отступает и смотрит на него блестящими от слёз глазами. И старается не позволить слезам сорваться с ресниц.

— Мне правда очень, очень жаль…

Маркус уже готов застрелить её просто, чтобы она перестала его раздражать.

— Что мне с тобой делать, по-твоему?

— Ну… Напоить чаем? — пытается она улыбнуться. — А потом я уйду. Наверное…

— Наверное, — Маркус домывает пол, выглядывает на улицу — светлое небо всё ещё поддёрнуто лёгким румянцем, соседка в коротких шортиках выбегает из дома и машет ему рукой, — и идёт на кухню.

— Я чувствую себя виноватой, — говорит Айрин так, словно чего-то просит у него. — И разбитой… «Наверное», это если попросите меня уйти, — признаётся она. — А так бы я немного пришла в себя, заплатила бы вам и, не знаю… Что-нибудь сделала бы, чтобы… хоть как-то… — она не находит слов и садится за стол. — Хотите, поцелую вас?

***

Ральсель получил сообщения о произошедшем, на звонки он, пусть и являлся лидером Охотников, не отвечал.

И сейчас, сидя за рулём своего красного авто, он нехотя набирает номер Хедрика, и вместо приветствий переходит сразу к делу:

— Мне плевать на мальчишку и ваши разборки. Но война сейчас будет лишней головной болью. Только не обольщайся, я просто знаю, что вмешаются и друзья твои, и родные, а с некоторыми из них у нас тоже дела и мирный договор… Но мальчишку тебе отдать не могу — мои люди взбунтуются. Давай замнём? Твой волк, а мы уверенны, что твой. Тоже отправил кое кого в больницу. Как Рем навредил твоему человеку. Никто не погиб. Мы квиты. А убытки я возмещу. Идёт?

«У меня нет белых волков, — тянет Хедрик, будто лениво. — Можешь составить нам компанию в полнолуние, чтобы проверить, так что…»

— А у меня нет времени возиться с такой ерундой, — кривит он губы и закрывает окно, чтобы ветер прекратил вытягивать из пучка на затылке его тёмно-ореховые пряди волос. — Но, допустим. Что предлагаешь, чтобы я разрешил вам убить мальчишку, и ты навсегда заклеймил себя званием несговорчивого детоубийцы? Такая репутация тебе нужна?

«Я не собираюсь его убивать. Но и отдавать после того, что произошло было бы странно. А ремонт ты мне оплатишь, насчёт этого договорились...»

— Так что хочешь от меня тогда? Бери его на содержание, мне то что? — смеётся Раль.

«Скорее станет подопытным, — ухмыляется Хедрик, — и пускай это не станет проблемой для твоих людей…»

— Мм, значит, убивать не собираешься, а издеваться над ребёнком… — многозначительно замолкает Ральсель.

«Ну, — звук такой, словно эта розоволосая тварь лопает жвачный пузырь, — всё ж не детоубийца. Так что, ладушки?»

Ральсель качает головой, будто Хед мог его увидеть.

— Зачем провоцировать лишние возмущения? Я готов выкупить его. Можешь придумать для него наказание, лишь бы парень жив и цел остался. Ну, без чего-то необратимого, в смысле. Я скоро буду в городе. И, надеюсь, мне не придётся возиться со всем этим, — сказав это, Ральсель сбрасывает вызов.

***

А Хедрик в своём доме валяется на дегтярно-чёрных простынях, глядит в потолок и пьёт что-то неоново-зелёного цвета.

— Их всех нужно прибить, твари, — жалуется он Соро.

— Ну-ну, — поглаживает тот его по нежно-розовым волосам. — Он наверняка думает так же. Просто нужно извлечь из ситуации что-то выгодное… Возьмёшь плату с него деньгами, или как то свою позицию укрепить думаешь? Они, вроде, готовы уступить. Меня это тревожит, к слову.

— Почему?

Хедрик, уставший, ещё не успевший поспать после всего произошедшего, тянет Соро на себя и крепко обнимает.

— Потому что, — прикрывает он веки, наслаждаясь его теплом, — они обычно очень несговорчивые. Я бы ждал беды, решись всё так легко и быстро. Но, возможно, я просто нагнетаю.

— Можно устроить разборки, — Хедрик зевает, — не знаю даже…

Раздаётся звонок. И Соро сонно шарит рукой по кровати в поисках телефона.

— Это мой или твой?

— Не знаю, но сам ответь…

Он находит телефон и тянет:

— Да-да?

«Где Хед?» — голос Мака дрожит.

Соро хмурится.

— А по какому вопросу? Он отдыхает.

«Дай его мне!».

Со вздохом, Соро тянет ему телефон.

— Там у братца твоего, судя по голосу, нервный срыв назревает.

— Да, сестрёнка, — тянет Хедрик, бухнувшись лицом в подушку.

«Чего? — ответ его явно сбивает Мака с толку. — Это я!».

Хедрик хихикает.

— Я знаю, дубина!

«Тут такое произошло… Я ещё не дома даже. Я не ожидал. Я… Он умер».

#18. Сисси


Хедрик напрягается и подрывается на кровати.

— Кто?

Соро недовольно щурится, оставаясь лежать, и касается плеча Хедрика.

— Что там у вас?

«Том… Он вдруг превратился в громадного такого и чёрного. А потом выстрел… И вся улица в крови!».

— Откуда выстрел, где вы были? — голос Хедрика леденеет, он поднимается и начинает мерить шагами комнату.

«Он шёл домой. По дороге к его дому».

Хедрик садится на подоконник.

— Ты уверен, что он мёртв? Оборотня не так просто убить.

«Он рухнул на землю, из него полилась кровь, а его потащили куда-то. Уверен».

— Кто бы его куда-то тащил, если только это не Охотники?! И что, он просто шёл и ни с того ни с сего обернулся не в полнолуние?! Ты то как умудрился это увидеть?

«Я… следил за ним. Он говорил с кем-то, потом стал нервничать и обернулся. Да, возможно, Охотники».

Мак не мог выдать всего, что видел, не мог вмешивать в это Соню…

Хедрик сдерживается, чтобы не швырнуть телефон о стену.

— С кем говорил?

«Да откуда я знаю?! — голос его срывается, дыхание становится громче. — Я пойду. Давай, Хед, всё. Не спрашивай меня больше».

— Я сейчас приеду на то место, ты можешь подойти туда тоже?

«Нет! Пожалуйста, я не хочу, чтобы меня вмешивали! — и уже тише, устало добавляет: — Я домой, ладно? Я уже почти дома. Мне… Мне нехорошо».

Хедрик сбрасывает звонок и собирается уходить.

***

Кружится голова, мир плавится перед глазами. Соня упрямо надевает синюю форму, стоя перед зеркалом. В нём у неё красные глаза и чёрная помада. Она не идёт к форме, учителя придерутся к ней. Попытка стереть дегтярный цвет. Пачкается рукав белой блузки.

Соня цокает, покачиваясь, и принимается расстёгивать пуговицы.

Заходит отец. У него вычурная трость. Рукоятка с черепом из слоновой кости. Он что-то говорит, Соня плохо понимает, ей кажется, из его рта поднимаются к потолку мыльные пузыри.

Она переодевает блузку и идёт в школу.

Неровные шаги, белые стены дома поют, как тибетские чаши, пахнет мокрой собачьей шерстью.

Под языком шипят горькие, белые таблетки.

Соня переступает через трупы, которыми уложен пол в гостинной, на каблучках остаётся вязкая, густая кровь.

Над головой рассвет, будто она вышла слишком рано.

Кто-то подходит к ней. От него пахнет дымом и собаками. Соня где-то его уже видела. И он знает её.

Стискивает плечо.

— Где он? Он был с тобой?

Перед глазами всё плывёт, она отвечает, но не слышит своего голоса: «Кто? Мак? Я сказала ему уйти, он в порядке»…

Кто-то отстаёт от неё, поднимается по ступеням, открывает дверь в дом.

Соня идёт в школу.

За спиной розоволосое утро разрывают шипастые выстрелы.

Пули звенят.

На остановке сидит Том и улыбается ей:

— Твой отец умер, да?

Соня приподнимает бровь и

открывает

глаза.

***

Их с Соро дом специально построен на окраине города — тихое место поблизости к выезду в той стороне, где Хедрик устроил базу для своих волков.

Сейчас это неудобно, потому что до дома Тома ехать едва ли не три часа.

Хедрик едет на всей скорости, вцепившись в руль, отбросив телефон на сидение рядом. Сердце колотится в горле. Ему не стоило отпускать мальчишку в такое время, пусть он и ещё не стал частью стаи.

Мак ничего не знает, он мог не разобраться, просто уйти, тогда как Том всё ещё может быть жив.

Он едва не врезается в машину, что пытался подрезать, но всё обходится. Как вдруг красной молнией другая разворачивается и перекрывает путь.

Хедрик, успев сориентироваться, выворачивает руль и едва не въезжает в кювет.

Из машины выходит невысокая девушка лет тридцати. Светлые волосы, постриженные под каре, завиты на концах и растрёпаны. Глаза фиалковые, взволнованные и блестящие. Красный кожаный плащик сливается с машиной, пока она не отходит чуть в сторону.

— Хедрик? Я искала тебя.

Он, каким-то чудом лишь с разбитой бровью, выходит из машины и хлопает дверцей.

— Да, блять, ладно?! Кто ты такая?

Она улыбается.

— Сисси, — и протягивает ему руку.

Хедрик бросает на её ладонь взгляд и закуривает.

— Надо чего?

— Мне нужен сын, — выпаливает она с вызовом в голосе и решительностью во взгляде. — Я готова на всё.

— Отлично, — тянет Хедрик, — тачку убери и садись в машину, надо — сделаем!

Сисси кивает и залезает к нему в машину, решая, что её собственную можно и объехать.

— Сегодня же. Только сегодня. Ладно?

— Ага…

Хедрик перегибается через неё и с раздражением захлопывает дверцу лучше, он давит на газ, что есть силы, сносит зеркало на машине Сисси и едет вперёд.

Она нервничает и заламывает свои руки, ёрзает, не зная, куда себя деть… И машина Хедрика глохнет.

— Прости.

— Да что за чёрт! Что ты сказала?

— Прости, — повторяет она. — Сильная энергетика разрушительного характера, но не влияющая на живые существа. Я просто волнуюсь. Вряд ли серьёзную поломку создала. Я сейчас успокоюсь, и… Тем более, раз ты согласился. Я думала, будет сложнее.

— Думаю, если я тебя убью, дело пойдёт быстрее… — и он когтями вцепляется в её шею.

Сисси вырывается, пытается отбиться, но как то слабо, пусть и отчаянно.

— Пожалуйста! Я просто хочу вернуть сына.

— Какого, мать твою, сына? Угомони свою силу, если такое случиться ещё раз, я оторву тебе голову, — Хед говорит будто на автомате и выходит из машины, чтобы поднять капот.

Она, отдышавшись, выходит за ним.

— Энергетика и сила, чаще всего, это разные вещи. Ну, когда сила равняется способностям. А я про энергетику, я не специально и не могу управлять ею. Понимаешь? Я нервничаю, объясняю плохо, знаю… Просто так срабатывает… Моего сына, — не меняя тона, отвечает она. — Рема. Верни. Я всё сделаю!

— А, этого поганца… — он поднимает на Сисси мерцающий взгляд. — Плевал я на него. Не до этого сейчас.

— Значит, отдашь? — подступает она ближе, а в глазах загорается надежда сравнимая с безумием, судя по их блеску. — Отдашь?

— Это к вашему главному все вопросы, от меня, — он будто сдерживает мат, — прошу отвалить.

Но она вцепляется в его руку.

— Прошу тебя! Он просто был влюблён… Что бы ты сделал, если бы кто-то навредил человеку, в которого ты влюблён? А он ещё и ребёнок! — и добавляет: — Ральсель не станет его спасать…

— Тогда почему я должен?!

Хед едва ли не скалится.

— Я занят! Едь, куда собиралась, там моя секретарша, она тебя запишет куда-нибудь.

— Так ведь ты его держишь в заложниках!

Он захлопывает капот и садится за руль, с трудом заводя двигатель и отъезжая от Сисси.

— Чокнутая…

— Стой! — кричит она в панике. И машина его снова глохнет.

Сисси подбегает к ней и залезает в салон.

— Как можно быть таким бессердечным?!

— Я, блять, не бессердечный, я спешу, ты понимаешь, женщина? У меня волк не старше твоего сына может погибнуть, или уже…

Она замолкает и кивает ему. Но машина всё ещё не заводится.

— Просто скажи, что вернёшь мне его. Живым.

— Убивать и не собирался, — Хедрик прикрывает глаза и давит на веки до жёлтых вспышек, — видится сможете. Лады? Ты успокоилась?

— Он… в порядке? Ты дашь нам поговорить? Отпустишь его, да? Если надо что-то от Ральселя, я просто подожду. Только, пусть Рем будет в порядке!

— Он в порядке. А теперь выйди.

— Нет, — мотает она головой, и пытается успокоиться. — Нет…

Дыхание её становится ровнее, и машина кое как заводится.

— Что он, — всхлипывает Сисси, — сделал? В смысле, он сделал… что-то ужасное?

— Взорвал мой штаб, ещё не было времени выяснить, как именно.

Он, наконец, выезжает. Руки на руле подрагивают.

— Все живы? — осторожно спрашивает Сисси, и отводит взгляд. — Я была против, чтобы он становился Охотником. Не хочу, чтобы на руках Рема была кровь.

— Ногу одному парню оторвало, — говорит Хед, снова превышая скорость.

— Мне жаль… Правда, жаль. Но он… Ему всего четырнадцать, понимаешь? Он влился во всё это, девчонка ещё та… Отец погиб недавно. Он просто… Отпусти его, пожалуйста.

— Я не готов это обсуждать сейчас, ты понимаешь?! — он сдерживается, чтобы не выкинуть её из машины.

Сисси кивает, смотрит в окно, тихо, стараясь не нервировать его, всхлипывает.

И на дорогу выбегает олень.

Хедрик матерится, выворачивает руль. Машину начинает крутить. Визг шин сменяет звон лобового стекла. В салоне оказывается толстая ветка дерева, между ним и Сисси.

Она вскрикивает, чувствуя, как её хлестнуло по лицу и задело рёбра, явно оставив на них ссадины. Но быстро понимает, что жизнь её не в опасности, и выдыхает с облегчением.

— Можно вернуться к моей машине… — предлагает она, надеясь задобрить Хеда. — Идти не так и далеко.

Правда Сисси не учитывает, с какой скоростью Хедрик ехал…

— Отлично.

Хедрик с разбитой головой и рукой, которую насквозь прорезал осколок, начинает раздеваться.

— Что ты делаешь? Ты как? — Сисси пытается открыть дверцу, чтобы выйти.

Покончив с одеждой, Хедрик оборачивается волком и бежит к машине.

Издали замечает дым и скалится.

У машины он оборачивается назад, не обращая внимания на только усугубившиеся раны, пытается её завести — ничего не выходит.

Психуя, тратит время на то, чтобы найти проблему.

Находит, но ни здесь, ни у него в машине нет нужных деталей.

— Да твою мать!

Сисси тем временем нервно ходит вокруг его разбитой машины и во второй раз пытается остановить проезжающий мимо грузовик.

Ни один водитель не останавливается.

— Сволочь! — кричит она вслед удаляющегося транспорта, и топает ногой, едва не ломая каблук.

Результаты Хедрика — голого, окровавленного парня — и того хуже, если это возможно.

Никто не хочет связываться, и дорога ещё старая, и неудобная, ей почти никто не пользуется.

Хеду не остаётся ничего, кроме как снова обернуться волком, чтобы добраться до телефона.

Сисси, отчаявшись, не зная уже даже, не убьют ли её саму, сидит на обочине дороги и наблюдает за этим безучастным взглядом.

Хедрик зло набрасывает на себя одежду и звонит Соро, но тот не берёт трубку.

Тогда он договаривается о том, что его заберут с отцом и одним из своих волков. На обоих он полагается куда меньше, чем на Соро, а потому решает подстраховаться. Но это не скоро, пока можно попробовать остановить машину…

В Хедрике клокочет сила, он переводит на Сисси тяжелый взгляд.

— Что? — всхлипывает она. — Я не виновата.

И в этот момент Хеду звонит Люци.

Он отвечает сразу же, просто не может иначе.

— Да, милый, что-то срочное?

«Хедрик, приезжай ко мне, пожалуйста! Я тебя очень жду», — у него странный голос, будто Люци сдерживается, чтобы не заплакать.

— Хорошо, — у Хедрика просто нет сил выяснять в чём дело, он понимает, что в первую очередь поедет к нему. И разжимает пальцы, давая телефону упасть в траву.

Сисси поднимает на него взгляд и растерянно улыбается.

— Всё в порядке?

Если он не отвлечётся, просто убьёт её.

Поэтому Хедрик хватает её на руки и забирается на заднее сидение.

— Что ты там готова была сделать?

— Если, — от волнения и страха у неё сбивается дыхание, — отпустишь нас потом… Всё. Готова всё сделать… — она обхватывает его за шею и целует Хедрика в губы, крепко зажмуриваясь.

И он будто перестаёт обращать на неё внимание, но и не отстраняется ещё долго, пока не приезжает Элизар.

Он застаёт их и отводит взгляд, пока Хедрик приводит себя в порядок.

— Ты как?

— Отвези меня к Люциферу.

— А я? — тревожится замученная и растрёпанная Сисси. — Я как доеду?

На её шее синяки, глаза блестят, губы припухли, и она постоянно касается их пальцами… смущённо и нервно улыбаясь.

Хедрик садится в машину отца, Элизар открывает девушке дверцу:

— Куда тебе?

Она называет адрес и, успокоенная тем, что всё будет в порядке, едет с ними.

Хедрик лбом утыкается в прохладное стекло, мелко подрагивая. Он пытается позвонить Тому, но трубку, конечно, никто не поднимает. Тогда он звонит Соро, но сбрасывает. Вместо этого связывается с одним из своих волков, и просит его пробить, где сейчас телефон мальчишки.

Соро перезванивает ему спустя несколько минут. И для верности сразу же пишет:

«Что-то случилось?».

Хедрик несколько мгновений глядит на экран телефона и всё же отвечает:

— Ничего.

И добавляет, ухмыльнувшись:

— Переспал кое с кем.

Элизар за рулём закашливается.

«Эм… Прости, что?».

— Так получилось.

«Интересно, что ты бы мне сказал, получись такое случайно у меня, — замечает Соро».

Хедрик вздыхает и сбрасывает звонок.

— Он не понимает меня, — говорит отцу.

— Козел, — поддерживает его Элизар и подаёт подкуренную сигарету.

Соро пишет: «Ты правда изменил мне? Почему? И зачем?».

Сисси смотрит на них и согласно кивает.

— Это даже не было изменой, ты мог бы и не говорить ему.

— Заткнись, — Хедрик смотрит на неё жутким взглядом раскосых светлых глаз.

И пишет Соро:

«Что мне делать?»

Сисси обижено поджимает губы и отворачивается к окну.

«Для начала, объяснить мне. Пожалуйста…».

Но Хед думает о другом: «Что мне делать?»

«Ты про ситуацию с Томом?»

«Про всё».

«Я расстроен. Но это пройдёт, если мы нормально поговорим. Мне ведь… не о чем волноваться, правда? Я смогу принять, если у тебя была причина. Я хорошо знаю тебя… И понимаю, какая сейчас обстановка. Только не думай, что я всегда буду реагировать так. Не заставляй меня вести себя иначе.

Попробуй съездить к дому Тома. И на место предполагаемого убийства.

Жив он или нет, можно проверить магией, если у тебя есть его кровь, волосы или личная вещь.

Ой… У меня же есть его кровь! Я проверю.

Охотники замешаны или нет, я помогу тебе разобраться. Попробую узнать. Своими методами.

А там посмотрим.

Лады?»

«Да».

Хедрик всхлипывает и отправляет последнее сообщение, прежде чем выпустить телефон из рук:

«Я люблю тебя».

#19. Отпуск


Мак передумывает идти домой в тот момент, как останавливается у ворот.

А дальше словно провал в памяти.

И вот он, потеряв ощущения времени, бредёт по дороге, уверенный, что Соня всё равно не появится в школе после вчерашнего. А значит, и ему не надо.

Он останавливается, спотыкаясь и теряя на дороге кед, смотрит вверх, видит прояснившееся небо и солнце высоко над головой.

Полдень?

Мак поворачивает в знакомую уже подворотню. В который раз он проходит её, в четвёртый?

Он не понимает, зачем ходит по кругу.

Голова тоже кружится…

Ему становится дурно, пульс учащается, дыхание горячеет, кожа пылает.

Страшно… Но Мак не знает, чего именно боится.

Он, наконец, направляется к дому.

Воспалённые, исколотые вены на руках саднят и пылают.

В глазах темнеет…

Элизар останавливается напротив него и кивает, слушая чей-то монолог по телефону.

— Да-да, — тянет и выдыхает розоватый дым, — так ты найдёшь его? Моя знакомая ведьма только руками разводит.

«Как отрезвеет, объявится, не надо мне названивать…»

— Ты его отец.

Но звонок сбрасывают, и Элизар садится рядом с валяющимся на земле Маком и запускает тёплые пальцы в его волосы.

— Как тебя угораздило?

Мак с трудом разлепляет веки и что-то неразборчиво говорит. А затем закатывает глаза и снова проваливается в забытьё.

У Элизара у младшего сына нервный срыв, у старшего, возможно, передоз, дочь скоро приедет на выходные, неизвестно куда пропал лучший друг, да и время тревожное…

Он подумывает, не взять ли ему с Кейт отпуск, да не уехать ли из города на неделю другую.

Взяв с собой Мака, разумеется, его ещё рановато оставлять одного.

Умудрившись поднять себе настроение этими мыслями, иначе говоря, на всё забив, Элизар заносит Мака в дом, отпаивает белой меловой водой и оставляет на диване в гостиной отсыпаться.

Но Мак приходит в себя довольно быстро. Ну, как приходит в себя — подрывается и пачкает пол, после чего едва ли сам не сползает с дивана в белую лужу. И начинает невнятно звать отца.

Элизар подходит к нему.

— Хуже себя чувствуешь? Тебе бы выспаться теперь.

И переводит взгляд на испачканный пол.

Мака выворачивает во второй раз и он обессиленно падает на диван.

— Я видел. Кто убил. Я видел, но не могу сказать. Не заставляй меня… — шепчет он, и смотрит на Эла воспалёнными, слезящимися глазами. — Плохо. Мне.

Эл вздыхает.

— Подожди, намешаю тебе ещё кое чего.

Он отходит на кухню, где пьёт кофе Кейт.

— Я убирать за ним не буду, — говорит она сразу, но затем добавляет сочувственно: — Всё наладится, Эл…

Он озвучивает ей свои мысли:

— Отпуск?

— Собираю вещи, — поднимается она из-за стола.

Элизар варит для Мака кашу, отдалённо напоминающую овсянку, только серого цвета, а себе делает ринфлауэр, на этот раз с вишнёвым ликёром.

Он кормит сына через силу, моет пол, когда тот отключается и помогает Кейт собрать и уложить в багажник вещи.

У него есть отличное место в Мексике, а дочь пускай остаётся в пансионате под ответственностью Верховного Жреца.

Мака закидывают на задние сидение, очнётся он лишь через несколько часов, когда они будут уже далеко.

— Нам всем нужно отдохнуть, — улыбается Элизар, оставляя позади город.

Мак видит во сне что-то смазанное и странное, слышит выстрелы, и единственный ясный и светлый образ во всей этой вакханалии принадлежит Сони…

— Я здесь! — восклицает он почему-то, распахивая глаза, и валится под сидение. — Соня, я зде…

Кейт, потягивая колу через трубочку, цокает языком и интересуется у мужа:

— Ты его не пристегнул?

— Чтобы ничего себе не перетянул, — добродушно отзывается Элизар. — Как дела, парень? Если нужно остановиться, придётся потерпеть несколько минут.

— Ла-ладно, — взбирается Мак на своё прежнее место и сонно озирается. — А что происходит? Есть вода?

Кейт, молча, протягивает ему минералку.

— Я решил, что нам нужно провести неделю другую на море, как на это смотришь?

Спрашивает он, конечно, когда они уже подъезжают к границе.

Мак кивает и трёт запястьем глаза.

— Не видел моря никогда. Па…

— М?

— Прости меня. Я… случайно. Как бы… Я не хотел, чтобы так…

— Я понял, всё нормально.

Мак всхлипывает и прижимается лбом к прохладному стеклу.

— Спасибо…

Элизар действительно не злится на него, у него есть расчёт, какой примерно путь Маку нужно пройти, чтобы справиться с зависимостью. И в этом плане предусмотрены и такие вот откаты назад.

Они подъезжают к посту, здесь есть туалет, и Эл советует Маку выйти сейчас, если нужно.

Мак соглашается, покачиваясь, он бредёт к зданию.

Стены внутри оказываются выложенными белой плиткой, и освещает всё жуткая лампа над дверью с тёмно-оранжевым, тусклым светом.

Мак задерживается у раковины, умывая лицо прохладной, пахнущей хлоркой, водой. Влажными пальцами проходится по волосам, пытаясь хоть как-то освежиться, и в отражении зеркала замечает чей то силуэт, промелькнувший от кабинки до двери.

Мак оборачивается и хмурится, сомневаясь, не была ли эта галлюцинация, ведь шагов он не слышал. Но почти сразу выбрасывает это из головы и выходит на улицу.

Но не находит машины отца…

Мак проходится по округе, думая, что просто запутался, а когда его поиски не дают результата, обнаруживает, что из кармана ветровки ко всему прочему исчез и его телефон…

#20. (Почти) никого рядом


Соро идёт к дому Эла, заправляет за ухо прядь длинных волос, по привычке стучит в дверь. Затем спохватывается и отмыкает замок.

— Пёсик, — зовёт он, прохаживаясь по комнатам, — щеночек! Иди ко мне, хороший мальчик! Где же ты?

Мысли тяжёлыми камнями оседают где-то на дне сознания. Ему вовсе не до щенка. Хочется вернуться к Хедрику, окончательно простить его и больше не думать о произошедшем. И помочь ему с делами, если Хеду потребуется ещё какая-то помощь.

А Элизар попросил заехать за щенком и присмотреть за ним.

Хедрик не любит животных…

Соро вздыхает и выходит из дома, отчасти радуясь тому, что щенка там не оказалось.

Он отвечает Элизару сообщением:

«Прости, друг, животины твоей не нашёл. Но я загляну на днях, может он прибежит».

Ответ ему не приходит.

***

Не смотря на все странности, Соня не планировала пропускать школу. Но после беспокойной ночи, пронизанной выстрелами, ярких, будоражащих снов и снотворного, очнулась она лишь после полудня.

А ведь обещала связаться с Маком…

Мучимая жаждой, с туманом в голове, она первым делом берёт в руки телефон и пытается дозвониться до своего… знакомого.

В трубке короткие гудки.

Она оставляет ему голосовое сообщение и спускается вниз.

Дом пуст, машины отца нет, атмосфера вокруг странная.

После недавнего разговора остался осадок и будто до сих пор звучит эхо слов отца о том, что Соня — его разочарование.

Она жадными глотками пьёт воду, немного проливая на футболку.

И прислушивается: какой-то всё же странный гул…

Она передёргивает плечиком, обходит дом, но не может найти источник звука.

Быть на первом этаже жутковато после нападения тварей, ещё и дверь приоткрыта…

Отец ни за что бы не оставил всё вот так, без записки, без инструкции, что ей делать.

Везде пахнет чистотой, нет ни следа от кровавых луж, но белые стены давят, становится неуютно.

Соня замыкается и вздрагивает от внезапного крика, а затем и смеха.

Она отходит от двери и бежит к лестнице.

Добирается до телефона, звонит отцу, но тот не отвечает, от Мака тоже по прежнему нет вестей.

Стиснув зубы, она достаёт пистолет и спускается вниз.

Но дом пуст, и никаких звуков больше не слышно.

Показалось? Нервы? Или она ещё не отошла от «варенья из грибов»?

Ей стоит всего на мгновение расслабиться, как тревожит лай и скрежет когтей снаружи.

Собака?

Соня открывает дверь и, виляющий чёрным хвостом и повизгивающий, на неё набрасывается Щенок.

— Мальчик, ты что тут делаешь? Твой хозяин с…

Нос чешется, и она чихает.

— С тобой?

***

Мак спал на скамейке, пока его не разбудили.

Он так и не смог никому объяснить, что с ним произошло и понимал, какое создаёт впечатление. Поэтому привлекать к себе внимание он и не особо старался.

Единственное, что у него получилось, это выпросить у полного, лысеющего работника заправки сделать один звонок.

Мак не помнил ни одного контакта, кроме номера Сони. И то, набирая его, два раза с ужасом обнаружил, что ошибся.

На третий, под пристальным и недовольным взглядом неприятного ему мужчины, который поминутно почёсывал свою щетину, смог добиться желаемого.

Точнее, в трубке раздались гудки, и Мак очень надеялся, что он не ошибся и ответит именно Соня.

«Да, — отвечает она тихо, — кто это?»

— Это я! — кричит Мак, совсем разволновавшись. — Я здесь! Соня, я зде… — он замолкает и садится на лавочку под пристальным взглядом хозяина телефона. — Я не знаю, где я… — признаётся Мак тихо. — Что-то странное происходит. Сонь, только не бросай трубку, я не могу больше никому позвонить. И телефон сейчас отберут.

«Ладно, — отвечает она после секундной заминки, — что мне сделать?».

— Не знаю… Понимаешь, я очнулся в машине. Вышел отл… В туалет. Возвращаюсь, а я здесь один! Где-то на границе с Мексикой, насколько я понял. Ну, или уже там…

«Ты сможешь найти что-то опознавательное, чтобы дать мне координаты? Или… Я могу, наверное, могу пойти к твоим родителям и рассказать, если ты не помнишь их номер…»

— Не можешь, — стонет Мак, и жестом показывает мужчине, чей язык и национальность даже не может распознать, что скоро закончит говорить. — Они ведь уехали. И бросили меня здесь! И это было вчера. Понимаешь? Они уже не вернутся за мной. Сонь… Тут заправка. Странный тип, — понижает тон: — на извращенца похож. Вдали какая-то вышка. И знаки у дороги, не знаю, что они значат. Сейчас сфоткаю и пришлю. Сфоткать?

«Сомневаюсь… Попробуй… Слушай, не отходи от этого типа, или найди другого… Пристань к чувакам с заправки, там же работает кто-то? Держи со мной связь, я что-нибудь придумаю. Или… Убегай с телефоном, там есть куда? Хотя это, скорее всего, плохая идея. Тебя кто-нибудь должен подбросить до места, где будет полицейский участок…»

— Ой, это плохая идея, не хочу, я без документов, и видок у меня… — и снова понижает голос: — Здесь он один работает.

«Работает кто-то, кто не говорит на английском?» — по голосу слышно, будто она морщит носик.

— Да! Сонь… Соня, слушай, — частит Мак, — если со мной что-то случиться… Прости, что именно так говорю это! Но если со мной что-то произойдёт, знай — ты мне очень нравишься. И прости, что так по дурацки выходит всё.

«Это мило. Но что с тобой может случится? Тебе просто нужно понять, где ты находишься, подождать помощи или найти деньги на обратную дорогу… Ты можешь держаться рядом с этим мужиком? Я позвоню тебе, попробую… Попробую как-нибудь отследить где ты по фото или звонку… Ой…», — на фоне слышится какой-то шум и собачий лай.

— Да, хорошо, спасибо. Ты там в порядке?

«Это видимо, не так важно, но я одна дома, периодически кто-то кричит, и ещё у меня твоя собака… Стой, ты сказал… Как тебя бросили там вчера, если вчера ты был у моего дома… Или… Наверное, просто сон, не бери в голову…»

— Какой сон? Я был, да, но не уверен, что это было вчера. В голове всё перемешалось после той жуткой ночи… с волком.

Мужик надвигается и тянется к телефону. Мак уворачивается, из-за чего его хватают за плечо и хорошенько встряхивают, будто он совсем ничего не весит.

— Ай!

Мужик говорит ему что-то и пытается вырвать из рук телефон.

— Соня, всё, не могу говорить! Будь в порядке!

«Но…»

Звонок сбрасывается, Соня вжимается в кресло и несколько мгновений обдумывает разговор, затем идёт к ноутбуку.

Она зависает, думая, не позвонить ли в полицию, но для начала решает всё-таки попробовать пробить геоданные по номеру телефона.

Она не спец в этом, хотя из-за Мака и пришлось недавно взломать компьютер отца, чтобы вырезать те моменты, когда парень попадал в поле зрения камер на улице и растянуть тайминги, чтобы заполнить дыры. Ещё опыт со сталкингом Тома её кое-чему научил, но всё же…

Номер телефона точно не иностранный, местонахождение по нему не пробивается теми способами, которые Соня знает…

Но если он не дошел далеко от поста, и если не ошибся в том, куда его везли, найти его будет не сложно…

Она пробует перезвонить, может быть, ответит тот мужчина и получится поговорить с ним.

Если он знает испанский или эсперанто.

Но звонок сбрасывают.

— Чёрт.

***

Тем временем Мак отбивается от мужчины, который тащит его за собой, что-то тихо ворча.

— Я ведь ничего не сделал! — цепляется за него Мак, чтобы не упасть.

Локоть саднит от железной хватки незнакомца.

— Пусти, придурок! — Мак пытается ударить его, но получает в ответ такую оплеуху, что звенит в ушах и кругом идёт голова.

Его заталкивают в туалет и вдруг прижимают к раковине, нависая сверху.

Мака посещает жуткая догадка, и он начинает яростно вырываться, но мужик хватает его за волосы и внезапно по слогам, коряво произносит:

— Ты звонить, заплатить теперь. Надо ещё звонить?

— Пусти меня, псих, пошёл ты на… — ему не дают договорить, стянув волосы в кулак так, что несколько прядей наверняка вырываются с корнем.

Мак вскрикивает, но когда слышит, что мужчина расстёгивает свой ремень, резко замолкает.

Уходит несколько мучительных секунд, перед тем, как Мак возвращает самообладание и прежде чем ему закрывают рот толстой, покрасневшей от ветра ладонью, с отчаяньем заверяет:

— Я заразен! Я болею! Ты пожалеешь, меня нельзя трогать. Болезнь, понимаешь? — он начинает кашлять, иллюстрируя этим свои слова, и чудом высвобождает одну руку.

Мак зубами цепляется за рукав футболки и стягивает его до локтя, открывая синяки.

— Вот!

Мужчина медлит.

— Пусти! — вырывается Мак, и от него отступают.

Мужчина плюёт ему под ноги, с силой толкает Мака, сбивая его с ног и, ругаясь, уходит, оставляя его одного.

***

Всё то, что обычно употребляется Скиртом, выветривается из него быстро в силу привычки, хотя сам он полагает, что по его венам вместо крови течёт огонь, так что…

— Я был, как бы это сказать? Необычным ребёнком, — делится он с феей, что мерно покачивается на носке ботинка, пачкая его зеленоватой пыльцой. — Не таким, каким получился Люци. Но, как и он, я не должен был рождаться.

«Все истории так и начинаются…», — фея ухмыляется, Скирт замечает ряд острых зубов и улыбается ей.

Он знает, что она не реальна.

Хотя многие и думают, что он не может отличить галлюцинации от… иного.

Он давно уже не пытается объяснить.

— Я застал смерть Клеопатры, кстати, я говорил? Мы обсуждали с ней… демонов, — Скирт отводит взгляд. — А, впрочем, неважно. Что я там говорил? Люцифер замкнутый, конечно, и гипотетически обладает большой силой. Мне же проще говорить, что я владею магией. И… ничего не вижу.

«А разве ты не рассказываешь всем на каждом шагу про русалок и единорогов, разве не милая кельтская мифология закладывается во всё, что ты делаешь?»

Скирт начинает дрожать от холода и создаёт огненную сферу между ладонями. Она освещает подвал и три окровавленных трупа.

Он, разумеется, успел дать им имена — Бран, Форгалл и Лоэгайр.

Тома же он оставил просто Томом, хотя никогда его не видел, но уловил безвинную смерть.

Как бы то ни было, мир жесток, Скирт видел слишком много ужасов, чтобы придавать им значение.

Можно ли оставаться на земле тысячелетиями и сохранять сердце?

— Я научился не задумываться, — отвечает сам себе, вводя фею в недоумение. — Если бы дело было только в русалках…

Тени медленно ползут к его клетке, заставляя вжаться в стену.

— Я не мог нормально жить, потому что видел…

Он пытается сделать огненную сферу больше, но тьма обступает его, становится гуще, тишину разрывает писк.

Фея скалится, не обращая ни на что внимание.

«Что ты видел?»

— Отец долго искал лекарство, способное помочь, говорил, что уже думал прибить меня, чтобы не мучился. Но, он всегда так говорит, ты же знаешь…

«Что ты видел?»

— Он стал давать мне всякое, что воздействовало на разум, вызывало галлюцинации, и это приглушало…

«Что ты…»

Фея исчезает вместе с потухнувшей в одно мгновение сферой.

Скирта начинает трясти.

— Видел… Чувствовал… Тяжелый взгляд Бога.

Но он уже не слышит собственного голоса.

#21. Чужой


Джек стоит у зеркала в уборной штаба Охотников. Суммарно за эти дни он проторчал так часа четыре.

Метка на месте вампирского укуса пульсирует и чёрной вязью проступает сквозь кожу.

Свои ему ответили, если опустить маты, что-то вроде: «Ральсель мастер печатей, но он тебя за это убьёт, а не поможет. Сам переспал с ней, сам и разбирайся, пока Раль не вернулся».

И Джек пытался. Он пробовал смыть метку специальным раствором. Пробовал вытравить её, выпив «лекарство». Не спал ночь, проводя какой-то мини обряд для подобных случаев. Но тех мер, которые он предпринял, оказалось недостаточно…

***

Лидия, как обычно, зависает с ноутбуком на мягком багровом ковре, наблюдая за перипетиями вампиров и оборотней в сериале для подростков. На ней розовый пеньюар и того же цвета мягкие носки с подвязками и помпончиками на них. Рядом тарелка с разноцветными шариками из сухого завтрака. На часах семь утра.

— Ладно, — зевает она, — завтра досмотрю.

В её домике чёрные стены и красный свет, перегородка есть только у туалета, впрочем, чёрная ванная преспокойно себе обходится и без неё.

Лидия подходит к центру комнаты, где на будто каменном возвышении стоит тяжёлый розовый гроб со сдвинутой крышкой.

Половина оборотней Хедрика помогали ей затаскивать эту хреновину, которая выглядит как отреставрированная мебель из чьей-то древней гробницы. Другая половина носилась за ней с осиновыми — ну или что там они нашли — колами, что не очень приятно. Никому не хочется вытаскивать из себя занозы.

Везде потухает свет, Лидия прикрывает крышку гроба и сладко засыпает.

Спать она собирается аккурат до сумерек.

Джек приходит к ней впервые. Раздосадованный, мягко говоря, с оружием, которое скрывал под курткой на тот случай, если Лидия откажется снять с его шеи свою метку.

Он практически бесшумно — только не для вампирских ушей, разумеется — обходит помещение и, закатывая глаза, подходит к её «кровати».

— Гроб. Ещё и розовый. Серьёзно? — он стучит по крышке. — Есть кто дома? Не душно там?

— Я же не дышу, дурашка, — звучит её сонный голос и вскоре отодвигается крышка. — Привет.

У неё спутанные карамельные кудряшки и на удивление блестящий взгляд желтых глаз.

— Привет, — невольно улыбается он. — Не дышишь, эм, когда спишь? Слышал, что вообще не дышать, чисто теоретически, могут только чистокровные.

— Правда? — больше она ничего не отвечает, зевая и потягиваясь. — Ты принёс… молоко?

— Нет… — отвечает растерянно, и вдруг начинает улыбаться. — Кровяная колбаса есть. В машине только. Будешь?

— Да…

Она тянет его за ворот на себя и вовлекает в горячий поцелуй.

Джек ловит себя на том, что снова теряет рассудок, и мягко отстраняется, едва касаясь её плеч, словно для того, чтобы не дать ей приблизиться снова.

— Стой-стой-стой, вообще-то, я к тебе по делу. И должен быть зол на тебя.

— Должен? Заинька, ты ничего никому не должен…

Она выбирается из «постели» и включает воду в ванной, добавляя туда шарик с пеной.

Джек закатывает глаза.

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Сними это, — оттягивает ворот одежды, открывая шею, — сейчас же!

— Не волнуйся, с моей меткой ты сможешь прожить от двух недель до трех месяцев…

Она садится на край ванны и снимает носки. У неё совсем небольшие изящные ступни и выкрашенные в красный ногти.

— О да, это очень много, обнадёжила, — Джек подходит ближе и стискивает её плечо, наклоняясь к ней. — Я сказал, сними это сейчас же…

— Не надо злиться на меня! — вскидывает она обиженный взгляд и начинает снимать пеньюар.

— А что я должен делать? — рычит он… и отходит от неё, отворачиваясь. — Если не хочешь проблем… — бросает в её сторону взгляд, цокает и поворачивается к ней спиной. — Короче, ты поняла.

— Но ты расстроил Хедрика, — забирается она в ванную. — И потом, — добавляет с лёгкой, тёплой усмешкой, — я хотела, чтобы ты вернулся.

— Для чего? Знаешь, это звучало бы даже лестно, — тянет он, и резко повышает тон: — Если бы не одно «но»! А с Хедриком мы уж как нибудь сами разобрались бы. Я вообще просто выполнял приказ.

— Не нужно кричать на меня!

И Лидия уходит с головой под воду, оставляя Джека одного.

Хоть и чувствуя, что это провокация, он подходит к ванне и опускает руку в воду, чтобы поднять Лидию.

Но она лежит на дне глубокой ванны тяжёлым камнем.

— Да что б тебя! Я выстрелю, если не поговоришь со мной.

Едва разборчивый из-под воды доносится ответ:

— Проще забраться ко мне… Раздевайся.

— Нет.

— Ну пожалуйста.

— Я уже расплачиваюсь за то, что было, — замечает он.

И она выныривает из воды.

— Или так, или веди меня к своим людям, если сможешь.

— Смогу. Или их сюда. Но я хочу… решить всё миром. Ты… просто дура.

Она ластится к нему горячей, мокрой, гладкой кожей.

— Обещаю, больше никаких глупостей.

— Сначала докажи, — почти сдаётся он, и по ней невольно скользит его блестящий взгляд.

Она качает головой и целует его в нос.

— Проведи со мной время, на утро я тебя отпущу целым, без метки. Уберу сейчас и ты исчезнешь.

Джек прикидывает, что такой расклад его устраивает, если она, конечно, не врёт, и убивать её не хочется. А предположение её верно, Джек скорее всего просто бы ушёл…

— Ладно, я останусь до утра. Но… не наглей.

Она кивает.

— Раздевайся.

Джек вздыхает, но… с удовольствием стягивает с себя одежду и залазит в горячую воду.

— У тебя интересный дом, — будто только сейчас замечает он.

— Да, я же говорю, решила пожить скромным отшельником.

Она обнимает его со спины и целует в шею.

— У тебя очень приятная кожа.

Джек напрягается, хотя и не сказал бы, что ему не было приятно.

— Учти, я выпил кое что, моя кровь сейчас будет мерзкой…

— Это очень расстраивает, ты не принёс мне ни крови, ни молока… Ну что за человек?

Она прижимается к нему теснее и тянет пальчики ниже, горячо выдыхая в его шею.

И по коже Джека пробегают мурашки.

— Мм… Мне не по себе наслаждаться твоим обществом, когда у меня на шее…

— Ты просто нытик. Смотри, не разонравься мне.

— А то что? — разворачивается он к ней, приподнимая брови. — Да и вообще, в каком смысле? Если я стану отбивать у тебя аппетит, то это только плюс.

— Если ты не будешь мне нравится, то я как раз и буду смотреть на тебя, как еду, дурашка.

— Оу, лестно, — улыбается Джек, и подмигивает ей, — но не пугающе!

Она тихо, просяще стонет и приникает к его губам.

Джек целует её глубоко и страстно, прижимает к себе так, словно успел соскучиться, и выдыхает одно короткое, но многозначительное:

— В ванне тесно.

В это мгновение открывается входная двери и заходит Хед с сигаретой в зубах, всё ещё мрачный и взъерошенный.

—Развлекаетесь? — бросает он Джеку.

Тот вздыхает и разбрызгивает воду, делая небрежный, раздражённый жест рукой.

— Правда ты слегка не вовремя, Хед.

Лидия кладёт ноги поверх бортика ванной, расслабляясь в руках Джека и зарываясь пальчиками в его волосы.

— Трахать тварей прописано в твоём охотничьем договоре, а?

Хед садится на гроб, потому что больше некуда.

— Ты ведь пришёл к ней, — замечает Джек, — говори, что хотел и иди.

Хедрик зевает, и наблюдает за парочкой ещё какое-то время, дымя рядом. Затем хмыкает, забирает стоящие в углу ящике и ухмыляется:

— Как понимаю, не предлагать угощать тебя пивом?

— Не мешай.

Хед ведёт плечом и уходит. Загружает ящики в машину, осматривает местность и достаёт телефон. Надо бы позвонить Кейт, от них в последнее время совсем нет вестей. Но ни мать, ни отец, ни Мак не отвечают на звонки.

— С чем он должен не мешать? — спрашивает Лидия, когда Хед уходит.

— Ну… с тем, отчего я уже вряд ли смогу удержаться.

Джек всё-таки подхватывает её на руки и вылазит из ванной.

Она смеётся и указывает ему на багровый ковёр.

— А потом пересмотрим Гарри Поттера?

— Ага… Без кровати будет жёстко, — на лице его отражается досада. — А какую часть? — опускает он Лидию на ковёр, и нависает сверху схищной улыбкой.

Лидия хмурится:

— Туда же куда и в прошлый раз, дурень!

Он смотрит на неё с искренним недоумением, решает не переспрашивать и осторожно, будто на пробу, чтобы проверить её реакцию, целует Лидию в шею. А затем проводит по ней тонкую линию языком, щекоча кожу своим дыханием.

Она смеётся и проводит коготочками по его спине:

— Кажется, я влюбляюсь, это хорошо…

— Нет, — выдыхает ей в висок и целует, — это плохо. Не надо.

Лидия зарывается пальцами в волосы.

— Ковёр очень мягкий, правда? Не стесняйся…

— Да…

Он целует её, руки будто сами собой гладят её грудь, нежно, едва касаясь, но опаляя жаром. Джек обнимает её, прижимая к себе, и оставляет на шее и ключицах уже иные поцелуи, расцветающие красными и такими же пылающими цветами.

— До утра, значит? — шепчет он, на мгновение прерываясь.

— Если сможешь, — она усмехается, но в следующее мгновение усмешку стирает стон.

А он сможет. Ударить в грязь лицом теперь не хотелось. Но, признаться, сам Джек так не рассуждал в процессе, мыслей не было вообще.

Они освободились к утру. Но несмотря на расслабленность, растекающуюся по телу, спать не хотелось.

— Что ты там предлагала? — вспоминает он, всё ещё тяжело дыша.

Лидия сама себе представляется теперь распластанным желе. Она жмётся к Джеку, обнимает его за шею и льнёт к ней без намёка на то, чтобы укусить.

— Можно просто полежать…

Она тянется за розовым пледом и накрывает его.

— Полежать, — хмыкает он. — Будто я смогу расслабиться. С твоей меткой я, будто смертельно больной.

Лидия приподнимается, упирает в его грудь ладошки, нависая сверху и морщит носик.

— Ну какой же ты невнимательный, дурашка.

Она целует его в лоб, как покойника.

— Я давно уже всё убрала.

И тут же приподнимает брови:

— Теперь ты уйдешь?

Джек замирает, хмурясь, и вдруг улыбается ей.

— Нет. Теперь, — выделяет он, — нет, — и расслабляется. — Ложись со мной…

— Я буду звать тебя моей Тыковкой, хорошо?

Она всё же, преодолевая лень, дотягивается до ноутбука и ставит первую часть Гарри Поттера на фон.

— Мы будем вместе теперь.

Лидия прижимается к нему.

Джек невесомо поглаживает её по плечу и, будто удивляясь самому себе, шепчет Лидии в волосы:

— Будем.

***

А на пляже загорают Мак с Элизаром, обмазанные кремом и в солнцезащитных очках. Кейт подносит им коктейли со льдом. И одаривает пасынка внимательным взглядом.

#22. Умница


В розовой пижаме и тапочках-кроликах, Соня с трудом открывает железную дверь в подвал и спускается по лестнице, подсвечивая себе фонариком и держа наготове заряженный пистолет.

Отец учил её стрелять, а ещё рассказывал про тварей, что лишь притворяются людьми.

Щенок, потявкивая, спускается за ней, и это раздражает, заставляет чувствовать себя ещё более уязвимо.

Потому что она одна в Белом Замке, где за гранью тишины всё ещё раздаются звуки выстрелов, потому что в любой момент могут сильнее заслезиться глаза, потому что она может быть слишком занята чиханием и не заметит того, кто издавал все эти чертовы звуки из-под пола, потому что собачий лай и вой напоминает о той ночи, когда у её окон стоял бледный и перепуганный Мак, который теперь неизвестно где…

Руки дрожат, холод режет кожу тонкими лезвиями.

— Заткнись, заткнись, заткнись…

Ей не приходилось бывать здесь, вообще, это полностью территория её отца, точно так же, как её комната — только её.

Но эти правила больше не входу, Соня не знает, что делать дальше, не может больше терпеть приглушённые крики и ждать, что кто-то вырвется из подвала и загонит её в угол.

А бежать некуда.

Какая ирония, она пыталась позвонить Тому, в мыслях всё ещё бились его слова, о том, что она может на него положиться. Парни же всегда говорят что-то подобное, верно?

Но и он не берет трубку, в тот момент, когда она действительно готова пойти на контакт едва ли не впервые за всё время.

Бред.

Соня вскрикивает, наткнувшись фонариком на окровавленные трупы. Прикрывает рот ладонью и вжимается в стену.

Было проще, когда она не видела их лиц, разве они должны оставаться людьми? Разве не должны были превратиться в ужасных монстров, каких описывал её отец?

Дёргается угол губ, Соня переступает через трупы и вскрикивает снова, когда фонарь высвечивает ещё одно лицо.

Бледное, с мёртвыми синими глазами, за железными штырями. Оттуда исходит бурчание. Соня передёргивается и направляет фонарик ещё раз. Лицо человека кажется знакомым и… живым. Она ошиблась, у него тёмные, блестящие глаза и взгляд устремлён прямо на неё. Бледная кожа, светлые, рыжеватые всклоченные волосы. Он кого-то ей напоминает.

Соня выдыхает, оглядывает подвал в поисках выключателя и находит его.

Зажигается свет, она обнаруживает, что Щенок обнюхивает трупы, столы по бокам заполнены чем-то, напоминающим орудия пыток, среди которых стоят пробирки и бутылки с чем-то странного цвета, книги, похожие на дневники в кожаных переплётах, знаки на стенах…

Соня пытается унять тошноту и настораживается, когда замечает мельтешение крыльев позади человека в клетке. Спустя несколько секунд она понимает, что на его плече махаон.

И это напоминает ей о…

— Я где-то видела вас.

У Скирта шумит в ушах, но он больше не прижат силами тьмы, почти не ощущает давление, а черноту разгоняет свет от златовласой девушки.

— Ты была с новым сыном Эла, ты можешь сказать ему, что я здесь?

Соня отходит, бросает взгляд на стол и замечает связку ключей.

Она чихает и хмурится.

— Вы были с нами на дороге. Вы… знаете семью Мака? Тот странный друг, наркоман, о котором он мне говорил?

От воспоминаний о (не) незнакомце кружится голова и усиливается тошнота. Лучше не вспоминать, как она тогда чувствовала себя, и каким видела мир…

Он знакомый Мака, его мачехи, Кейт, значит, он не может быть тварью, они не могут вести близкий к человеческому образ жизни, правда же?

— Они просто очень сильная, тёмная энергия. И такие как я — Охотники, умеют различать её и… уничтожать.

— Чтобы спасать людей, папочка?

— Да. Чтобы спасать людей.

Скирт плохо выглядит, будто его держат здесь несколько дней без воды и еды, наверняка, у отца есть на то причина.

Как видно, он не может выбраться из клетки, а значит, ей не о чем беспокоиться, нужно просто подняться наверх.

Но Соня стоит на месте.

— Я не могу, — говорит она. — Кажется, они уехали.

Человек отлипает от прутьев и ложится на холодный пол.

— Куда?

— Я… не могу этого сказать. В смысле… Что вы сделали?

Человек усмехается.

— Не уходи. Пожалуйста. Ты разгоняешь тьму. Мне нельзя оставаться одному, везде… глаза.

Он крупно дрожит всем телом, даже Соня замечает это, хотя она не рискует подходить близко.

Она сглатывает слюну и спешно поднимается наверх. Щенок остаётся внизу. Пленник кричит ей в след.

***

— Мы со Скиртом как-то оказались на другом конце Земли, и сами не поняли как, — травит очередную чистую правду Элизар, развлекая жену и сына в соломенном домике на пляже. — Может быть, дело и в наркотиках, но в то время мы бы физически не смогли проделать такое расстояние за пару дней. Он иногда выкидывает что-то, как недавно. Но, когда нужно сбежать от кого-нибудь, его не заставишь применить способности. Косит под дурачка или нет — не думаю, что хочу знать наверняка.

Мак усмехается.

— Хотел бы я с ним познакомиться, — говорит он.

Кейт приподнимает бровь.

— Что? С вами я сама уже начинаю терять связь с реальностью, — замечает она.

Мак сужает глаза и давится смешком.

— Ну, я имею ввиду, по-настоящему познакомиться. Мы же с ним не лучшие друзья и всё в этом роде.

Он запускает пятерню в волосы.

Элизар потягивает странный — ну, разумеется, — напиток из невообразимо закрученной трубочки и достаёт всем по самокрутке.

— Как ты, связывался с Соней? Девчонку не прибил отец?

Мак качает головой.

— Да нет, вроде.

— Вроде, — хмыкает Кейт, и качает головой на предложение закурить.

Она рада отпуску, рада побыть с Элизаром в спокойной обстановке, пусть и с его сыном, но…

Что-то скребётся в груди, раздражающее и настойчиво. Это чувство хорошо знакомо ей. Кейт всегда была подозрительной и осторожной, поэтому порой просто чувствовала неладное, и начинала тревожиться. Даже если причина была ей не ясна. Как сейчас, например.

И поговорить бы с мужем, да Мак не оставляет их ни на минуту, а при нём не хочется. Ей вообще не нравится открывать при ком то свои слабости.

Она вздыхает и бросает взгляд на Элизара. Похоже, тот вполне доволен отдыхом. Ладно…

Может, дело в их сыне? Оставлять Хеда в такое время, пусть и под присмотром Соро, непросто.

— Думаешь, — говорит она, забирая у Эла напиток, рискуя попробовать, — Хед там в порядке? Ты не звонил ему?

— Неа, но и он мне не звонил, как и Соро, с которым у нас есть договор насчёт этого. Там ничего серьёзного, я уверен, — он пускает кольца дыма.

— Да, — тянет Мак, пытается сделать так же и закашливается, — да, я тоже так думаю. Вообще, почему бы нам не переселиться сюда, здесь хорошо… Отец, расскажешь ещё парочку историй?

— Да, — успокаивается Кейт, и улыбается Элу, — расскажи!

Она бросает взгляд на Мака.

— Откуда, — хватает двумя пальцами его за футболку, — у тебя эта вещь? Тебе идёт.

Он, похоже, оправился. Выглядит гораздо лучше. И открывается с новой стороны. Интересно.

Чтобы не сморозить глупость, Мак только пожимает плечами.

— Спасибо, от тебя очень приятно слышать.

Ему очень повезло, что они сами, как он понял, не слишком-то хорошо знали своего сына.

Но всё же лучше меньше говорить и больше слушать.

Эл рассказывает историю, как переправлял на лодке одного чернокожего мертвого парня через пролив. Тот был сыном вождя, и они со Скиртом надеялись получить золото за его тело. Вот только парень, конечно же, оказался жив.

— Какая жуть, — восхищается Мак.

— Самое главное в том, что его отец узнал, что сынок был как бы мёртв и ему помогли магией. И попытался его убить снова, и нас заодно, чтобы богов не гневали. Едва ноги унесли. Не убивать же их было. Но золото забрали с собой, конечно.

Кейт заинтересованно подсаживается ближе и спрашивает:

— Два вопроса: куда ты дел золото? И убили того парня или нет?

— Ну да, — зевает Эл, — Скирт и убил, кажется, сказал: извини, что опозорил твой род. Или что-то такое. А золото продал или обменял, такое всегда не запоминается.

Эл, уже даже чересчур расслабленный, притягивает Кейт к себе, чтобы поцеловать.

Она целует его в ответ, улыбается, но снова бросает настороженный взгляд на пасынка.

Мак сидит, положив ладонь на колено, с сигаретой, которая только тлеет в пальцах и глядит на них с полуулыбкой на лице.

По спине у Кейт проходит холодок. Она вдруг обнимает Эла за шею и с игривым намёком говорит ему:

— Не хочешь пойти помочь мне… переодеться?

— Конечно.

Он берёт её на руки и поднимается.

Мак поднимается тоже.

— Эй, — усмехается Кейт, замечая это, но больше Маку ничего не говорит. Вместо этого шепчет Элизару на ухо: — Я не буду при нём…

Элизар хохочет.

— Посиди у моря, сынок, или, не знаю, только не утони.

— А, — кивает Мак, — понял, без проблем.

Пока Эл несёт её на руках, Кейт впивается губами в его шею и шепчет:

— На самом деле, я собиралась поговорить с тобой…

— Поговорим… О чём захочешь… Позже.

Он затаскивает её в светлый маленький, хлипкий домик, от которого у Кейт впечатление, будто он сделан из соломы и просвечивается со всех сторон.

Зато большая, на пол комнаты, кровать выглядит вполне себе крепкой… И Кейт начинает таять и млеть от предвкушения касаний Эла прежде, чем оказывается на ней.

А после, всё ещё учащённо дыша, разнеженно ложиться Элизару на плечо.

— Можно было бы здесь остаться, — шепчет она мечтательно, совершенно успокоившись.

— Можно, могу это устроить.

Эл крепко обнимает её.

— Построим здесь домик или в любом другом месте, м?

— Да… — выдыхает она и хмурится, вспоминая о том, что хотела сказать. — Мак странный. Ты давал ему что-то? Но выглядит трезвым…

— Ничего необычного… Почему странный?

— Ну… Какой-то другой. Не знаю. Думаешь, солнце и соленый воздух влияет?

— Или это не Мак, — вдруг серьезно говорит Элизар. — Забыл… как они называются?

— А? — приподнимается она на локте. — В смысле? Я бы почувствовала магию, будь это морок.

— Да, ну эти… Как?

— Эм, Перевёртыши? Как из сказок? Они ведь выродились веков так семь назад.

— Да, — Элизар целует её в висок, — просто вспомнилось.

***

Соня набирает на кухне воду в бутылку, вываливает на тарелку остатки вчерашнего (позавчерашнего ужина) и запихивает в микроволновку.

Со всем этим на подносе она идёт к подвалу и замирает у двери.

Там пахнет мертвецами и чем-то ещё, но не настолько, чтобы подумать…

— У него там что, есть унитаз? — она криво усмехается, думая, что если бы снова была под наркотиками, подумала бы, что чувак переправляет мочу в другую реальность, чтобы не пачкать здесь. — Что со мной не так…

Соня со вздохом спускается вниз и человек, всё это время завывающий на пару с Щенком, замолкает.

— Я вспомнила… Тебя, кажется, зовут Скирт?

Она снимает со стены ружьё и с его помощью подталкивает поднос к клетке. Ни бутылку, ни тарелку через прутья просунуть не вышло бы, но наловчиться поесть и попить и так всё же можно.

Ружьё слишком тяжёлое для неё, поэтому она вешает его назад и в её руке снова оказывается пистолет.

Скирт смотрит на поднос без большой охоты, хотя Соня на его месте набросилась бы на воду.

— Расскажешь мне, что тут происходит? Что ты сделал?

Она снова чихает, пытаясь удержать Щенка ногой, чтобы он не полез мордой в тарелку.

И думает о том, не сумасшедший ли Маркус.

Или того хуже…

Может её отец всё это время был просто маньяком?

Что мог натворить Скрит, чем заслужить такое?

— Свеча скоро может погаснуть…

— Что?

Скирт ухмыляется, заставляя Соню вздрогнуть. И затаить дыхание уже от другого. Сверху раздаются шаги и стук, словно от трости.

Лариэн обходит первый этаж дома неспешно, на это уходит пара минут. И он понимает, что наверх подниматься нет смысла. Поэтому подходит ко входу в подвал.

— Соня, ты там? — тянет он с ленцой в голосе, и перекидывает трость из одной руки в другую.

Она вздыхает и замирает, будто окаменев, напрягшись всем телом.

Щенок заливается лаем.

Голоса отца не слышно.

— Это ещё кто? — будто оживает Скирт.

Соня бежит к двери, чтобы запереться.

Но Лариэн успевает подставить свою трость.

— Ты собралась запереться в этом жутком месте? Милая, оно страшнее, чем я, поверь, — улыбается он ей, и тянет руку, чтобы схватить Соню за плечо.

Но она отшатывается и едва не падает с лестницы, благо, вовремя цепляется за перилла. Щенок с лаем набрасывается на незваного гостя.

Лариэн смеётся, отталкивая его носком туфли так, что Щенок отскакивает и громко, жалостливо скулит.

— Твой отец уехал по делам и попросил меня присмотреть за тобой. Он вернётся к ночи. Идём, не вежливо вот так встречать гостей… девочка.

Его глаза странно блестят, а губы растягиваются в будто бы предвкушающей улыбке. Но на этот раз Лариэн не предпринимает попытку дотянуться до неё, вместо этого он сторонится, уступая Соне дорогу.

И она отступает на ступеньку ниже.

— Мой отец знает, что мне не нужна нянька, я не ребёнок. Спасибо, но это лишнее.

— Это уже не тебе решать. И лучше выйди… добровольно. Я и правда не люблю с кем-то нянчиться.

Хоть это и глупо, ведь в прошлый раз Маркус позволил этому человеку зайти в её комнату, Соня не делает ни шага вперёд.

— Я не могу ему дозвониться. Может быть, вы мне поможете поговорить с ним?

Лариэн кивает.

— Попозже позвоним ему, пока же он занят и будет недоступен. Идём. У меня есть подарок для тебя.

Соня, крепче стискивая пистолет и бросив взгляд на трупы, поднимается к нему.

Лари отходит, давая ей простор, будто чтобы не напугать.

— Улыбнись же мне, прошу. Не стоит быть такой мрачной. Всё будет хорошо, — он направляется на кухню, ожидая, что она пойдёт за ним. — Ты думала обо мне? Говорила с отцом?

Она опускает взгляд вниз.

— Да, — шепчет. — Сказал, что правила таковы, что я должна служить вам. Но не прямо сейчас.

Лариэн кивает.

— А он сказал, чтобы ты об этом не распространялась?

Соня поднимает взгляд серых глаз:

— А кому я могу рассказать?

Он пожимает плечом и ставит на стол пузырёк с розовой жидкостью.

— Это тебе. Открой. Нравится аромат? Его можно пить. Полезно.

Она усмехается, вспомнив варенье. Нервно.

— Полезно для чего?

— Для красоты.

— Благодарю.

Соня, конечно, не подходит к пузырьку.

— Попробуй же, — он сам открывает его и протягивает ей. — Хочу, чтобы глаза твои блестели. Мне… Мне нравится так больше.

— Я не буду, мне… мне нехорошо. Правда. Боюсь, мне нужно отдыхать. Я… Я не смогу вас развлечь.

Она крепче стискивает пистолет.

— Хм, — он разочарованно отставляет пузырёк, — хорошо, обойдёмся без этого… Я могу расслабить тебя, — он заходит ей за спину и прохладными цепкими пальцами касается её плеч.

Неосознанно Соня задерживает дыхание и напрягается всем телом.

А затем вздрагивает, когда его рука спускается от плеча ниже.

Она отскакивает и направляет на него оружие.

— Если я должна служить вам, пусть так, но я не… не собираюсь, — голос начинает дрожать. — Этого не будет.

— Будет. И я хочу сейчас, — невозмутимо отвечает он, совершенно, казалось бы, не обращая внимание на оружие в её руках. — Может и для тебя так будет лучше. К тому же… Я не хочу, чтобы кто-то касался тебя до меня.

Она отступает.

— Мне пятнадцать.

— Лучший возраст, — улыбается он. — Не… не бойся меня.

У Сони темнеет в глазах. Отец учил её, что ему нельзя перечить, если он даёт чёткий приказ. Но тут… он просто оставил её одну с этим человеком? Не говоря прямо, что от неё требуется. Даже не ответил на звонок. Просто… сбежал.

Она стискивает зубы, целится Лариэну в плечо и стреляет.

Но выстрела не звучит, раздается лишь жалкий щелчок.

— Милая, не думаешь же ты, что так просто оружием победишь магию? Успокойся, хорошо? Я дам тебе время успокоиться. Буду ждать тебя в гостиной. Поэтому, не пытайся сбежать, я услышу, — но у двери он медлит. — Будь послушной, и я скажу твоему отцу, что ты была умницей.

Соня всхлипывает.

#23. Что скажет твой отец?


Если бы Маркус сказал ей терпеть, у неё бы не осталось выбора, но в том случае, когда она не уверена в намерениях отца…

Соня стоит несколько секунд, сдерживая накатившие рыдания, чувствуя, как пунцовеет лицо.

Нужно бежать, к чьему-нибудь дому, куда-нибудь к соседям, не ворвётся же он туда, хотя… Соня не уверена, что тогда невинные не пострадают. Что не усугубит своё положение.

— Я заберу щенка, — говорит она, — в подвале тела, нехорошо, если он будет их грызть.

Лариэн согласно кивает ей и уходит в гостиную.

— Будь осторожнее там.

— Хорошо, — отвечает сразу.

И замыкается в подвале, стараясь сделать это как можно более бесшумно.

— Скирт, — шепчет, — если ты нападёшь на меня, я тебя пристрелю.

Она не знает, сломан ли теперь пистолет, и просто надеется, что ей не придётся проверять.

Она со стола достаёт ключи и дрожащими руками пытается отпереть замок, Щенок, слопавший еду пленника, путается в ногах.

Дрожа всем телом, Соня отпирает Скирта, и тот бросается к её свету и заключает в объятия.

На руках и ногах всё ещё цепи, сдерживающие силу с поблескивающими зеленым символами. Но расстояние цепи такое, что ходить это почти не мешает, другое дело, что отнимает силы.

— Хорошо, хорошо, — голос Сони дрожит, — здесь где-то должен быть вход в туннель, там нужно не шуметь, тихо сбежать, — она говорит словно с умалишённым, но Скирт отвечает ей даже бодро, хоть его взгляд всё ещё блуждает по подвалу так, будто он что-то видит.

— Да, свечка, я видел где-то… — он тыкает в стену, — здесь.

И правда, дверь никак не обозначается, не сразу можно заметить лишь замочную скважину.

Соня дрожащими пальцами снова подбирает ключ.

— У тебя там всё хорошо? — доносится до них голос Лариэна.

Судя по всему, он ещё не подошёл близко ко входу и спросил издали.

— Да, секунду! — отзывается она, пытаясь перекричать удары собственного сердца.

— Чую, какой-то урод.

— Да уж…

Соня всё-таки находит верный ключ и отпирает дверь. Им вдвоём приходится навалиться, чтобы открыть её полностью.

В туннеле сыро и темно, с другой стороны тоже нет ручки.

— Чёрт, я забыла телефон… Посвятить бы…

Но она вставляет ключ на свету, затем с трудом тянет на себя и замыкается.

— Хорошо, нам очень-очень повезёт, если он не знает про выход. Он ведёт в охотничий домик за особняком.

Скирт пытается выдохнуть огненную сферу для обзора, но у него не выходит, темнота давит ощущением, но не мешает видеть.

— Я разгадала это, когда была ребёнком, — шепчет она, стараясь звучать непринуждённо, чтобы унять страх. — Думаю, мне бы сильно досталось, если бы это произошло позже… Но отец, наверное, думает, что я уже забыла об этом. Или забыл сам. Хотя это на него и не похоже…

Соня спотыкается и хватается за Скирта в темноте. Только сейчас она замечает какой он высокий и сильный по ощущением — он легко не дал ей упасть, при том что сам слаб.

По щекам текут слёзы, она даже рада, что в туннеле нет света.

Она вспоминает крики, что издавал Скирт, его безумный взгляд и с каждым шагом всё больше уверяется в том, что совершает ошибку.

Здесь, в замкнутом пространстве, в кромешной тьме с ней могут сделать всё, что угодно.

Но она продолжает, продолжает и продолжает говорить:

— Позади дома высокий забор, с острыми шпилями наверху, вряд ли получится перелезть… Нужно будет незаметно пройти мимо окон гостиной, этот человек сейчас там… Или уже идёт в подвал, или подбирается к двери… — Соня всхлипывает. — В общем, гостиная большая, окна выходят с обеих сторон, но мы в любом случае успеем, если побежим достаточно быстро и доберемся до машины. Ты сможешь… Сможешь как-нибудь её завести, если там нет ключа?

— Ага, — Скирт будто усмехается и по её коже бегут холодные мурашки.

Отец держал его в клетке, как животное.

Может быть, не зря?

— Хорошо. Но, может, нам повезёт. Это не тот район, где легко угнать машину, да ещё средь бела дня. Он мог оставить там ключи и не запирать. Так делают.

Позади слышится шум и Соня хватается за руку Скирта, чувствуя его взгляд на себе, но не разжимая пальцы.

Лариэн тем временем возвращается в гостиную, не желая лишний раз пугать свою девочку.

Он стоит у окна, рассматривая что-то во дворе и нетерпеливо постукивает пальцами по набалдашнику трости.

Но вот он слышит отчаянный скулёж Щенка и какой-то грохот, и идёт проверить, что происходит.

— Собака, — как вкопанная останавливается Соня и стискивает Скирту пальцы до боли, — чёртова собака.

Она рывком тащит Скирта назад, хотя тому и без того сложно передвигаться.

— Что мы делаем?

Она нервно хихикает, что с ней иногда случается в таких ситуациях.

Скирт за вуалью тьмы приподнимает бровь.

— Ну, я знаю, что это тупо, я бы никогда так не сделала. Даже если бы это была моя собака, в смысле, наверное, что с ней может случится, не убьёт же он ее. В смысле, мы же не в Игре Престолов, да?

— Ты про тот момент в волком Сансы?

Почему-то Соню будто ударяет его словами, такими глупыми и никчемными они ей кажутся в полном холодного напряжения воздухе. Хотя сама же и начала тему с сериалом. Но иногда её раздражает почти всё, что угодно, обостряя происходящее и доводя едва ли не до мигрени.

— Заткнись, — шипит она и спешно продолжает:

— Так вот, я вообще не люблю собак, но он не мой… Это пёс Мака, понимаешь? Не хочу оставлять его здесь, не хочу даже если он просто какое-то время проторчит в подвале с трупами…

Время здесь будто растягивается, собака лает, а дверь всё не становится ближе.

— Я просто не хочу возвращать ему пса людоеда! — Соня хихикает.

— А, — тянет Скирт, запыхавшись. — Щенок. Белое пятно, чёрное ухо. Я же говорил, что он принесёт несчастье.

— Заткнись…

Соня ударяется о дверь, свет почему-то не проходит сквозь небольшую замочную скважину, будто заколдованный.

И она с ещё большим трудом, чем до того, вставляет ключ.

Благо, пока она шла, нащупала его в объемной связке.

— Плохая идея, — говорит Скирт.

Соня чихает.

— Я знаю!

Она открывает дверь и забирает Щенка.

Лариэн спускается по ступеням, и он готов поклясться, что слышал голоса.

Скулёж стих.

В подвале пусто.

Он тревожится, но быстро берёт себя в руки и проходится у стен подвала, постукивая по ним тростью.

И от каждого её удара по ним расходятся будто водяные, серые круги.

Раз.

Два.

Три.

Четыре…

И круги мерцают жёлтым.

Лариэн находит тайный ход и, злясь, что нужно тратить столько сил, не без труда отмыкает дверь магией.

Задерживается у входа, включая фонарик, и переступает порог…

Соня в это время бежит со всех ног, боясь запаниковать слишком сильно и впасть в ступор и прочие вещи, связанные со страхом, о которых она читала.

Ледяной, острый взгляд, будто просверливает дыру между лопаток.

— Ничего, зато нам не нужно… Волноваться, что… Он увидит… Нас из окон… Гостиной… Чёртов… Пёс…

— А когда Щенок вырастет, он станет Псом?

— Заткнись!

Наконец-то, Соня добегает до лестницы наверх. Точнее, до стремянки.

Она, вся облитая слезами теперь ещё и из-за аллергии, сует щенка Скирту и забирается наверх.

— Чёрт.

Крышка люка слишком тяжёлая, у неё не получается его открыть.

Соня спускается.

— Дай. Собаку. Лезь. Открой. Быстро.

Зуб на зуб не попадает, она стискивает пистолет и целится во тьму.

Лариэну бежать не приходится, из-за всей этой возни он спокойно прошёл уже половину пути.

Он светит перед собой, и Соне виден огонёк его фонаря, но свет выхватывает её из тьмы пока ещё слабо, совсем лениво.

— Мне интересно, — произносит он холодно, — что скажет твой отец?

В ответ слышится её стекольный, нервный смех.

Скирт с трудом открывает люк, звеня цепями и на них проливается слабый свет от зашторенных окон в домике.

Он поднимается и исчезает наверху.

— Ты куда?

Соня с трудом взбирается на стремянку с пистолетом и собакой, и к концу Скирт всё же подаёт ей руку.

— Задумался, — говорит он, и Соня не бьёт его просто потому что нет возможности.

Она рушится на пол охотничьего домика и, наконец, выпускает треклятого Щенка.

На этом Лариэн всё же ускоряет шаг, и пускает вперёд себя силу, которая словно ртутными холодными щупальцами оплетает лодыжку Сони и тащит её обратно.

Не понимая, кто её хватает, она кричит и вцепляется ногтями в ковёр. Слышится треск внизу, её резко отпускают, и она тут же пытается подняться и отойти подальше.

Скирт закрывает люк, и в последний момент через щель между ним и полом видна яркая фиолетовая вспышка.

Она отшатывается и зажимает рот ладонью.

— Что это было?!

— Наверное, — тянет Скирт, усмехнувшись, глядя в пол, — шаровая молния.

Лариэн валится на пол и на какое то время просто выпадает из реальности, не в силах сразу сориентироваться и понять, что за магией и каким образом в него ударили. Раньше он не сталкивался с подобной силой.

— Боже…

Соня не вдумывается и под удары колотящегося сердца выбегает из охотничьего домика.

— Я умею водить, но, вообще-то, не слишком… У тебя же есть права, да?

— Где-то дома валяются, я уже не помню, откуда они у меня, — отвечает Скирт, ковыляя за ней, всё ещё в цепях и с путающимся под ногами Щенком.

— Тогда мы должны забрать их… Ты… Ты мне объяснишь, как попал в клетку, и свяжешься с родителями Мака, и… Хотя, они ведь уехали, значит, должны были уже заметить, что его нет с ними и вернуться? Как вообще можно было его потерять? Я понятия не имею! — она останавливается, чтобы обернуться.

Ветер колышет встрёпанные светлые волосы.

— Но тогда разве он бы уже не позвонил мне? Скирт, — она всхлипывает, — я забыла телефон, мы должны вернуться в дом. Хотя… Я планировала сказать, что ты меня похитил если что… Но едва ли этот… заметил, что он у меня не с собой был. Чёрт…

Они могли бы выйти на улицу, но Соня не хочет потерять единственную связь с Маком на случай, если ему ещё не помогли, ведь он помнит только её номер.

— Какого чёрта, — голос дрожит, — я вообще беспокоюсь?! Почему он просто не пойдёт в полицию? С каким пор потеряться, это проблема в двадцать первом веке?!

— Да, — отвечает Скирт, не понимая, как она умудряется за короткий промежуток вытаскивать из себя столько кусков потока сознания.

Соня осматривает ящики на кухне и тумбочки в прихожей.

— Он в подвале, наверное. Думаешь, до нас не успеют добраться? Думаешь, он мёртв? Почему мы не проверили?!

А Лариэн тем временем пытается подняться и стряхнуть с себя ту странную энергию, которая всё ещё давит на плечи.

И у него выходит с трудом.

Он поворачивает назад, вместо того, чтобы идти за Соней, и бредёт к подвалу. По пути набирая номер Маркуса, надеясь, что тот всё же ответит.

И он отвечает с первого гудка.

«Слушаю...»

— Кто был в подвале? Он сбежал.

«От него было сложно чего-либо добиться. Оставил, чтобы протрезвел. У меня остались его волосы, найти будет не сложно. Это всё?»

— Он не маг? Сила странная… А ты знаешь, я разбираюсь в магии, это моя… профессия.

Он останавливается, чтобы передохнуть, и плечом прислоняется к стене.

— Нет, не всё. Твоя дочь, кажется, выпустила его. Она… не такая, какой ты мне её описывал. Я… разочарован.

«Значит, она тебе не подходит? Мне жаль.»

— Подходит. Просто усмирять её я не хочу, это твоя ответственность… Как и то, что она сбежала с твоим пленником. Ты не предупреждал меня, что Соня может так просто заходить туда, куда не следует… На этом, в общем то, всё.

«Я предлагал тебе воспитать её самому, это не моя стезя.»

Лариэн качает головой и сбрасывает вызов, решая не спорить. И продолжает идти.

Соня находит телефон на столе с инструментами, по нервам бьют шаги за стеной. Она подрывается к лестнице и убегает, когда слышит, как открывается дверь внизу.

Лариэн выходит как раз в тот момент, когда она скрывается из виду, и спешит подняться наверх, пуская вперёд свою силу, чтобы Соня не смогла захлопнуть дверь.

— Стой, ненормальная!

Но она, едва дыша, всё же успевает выбраться из подвала.

Скирта рядом не оказывается. Может, он забыл о ней и свалил?

Слышится гудок машины, Соня бежит на улицу.

Скирт открывает ей дверцу, по салону разливаются звуки ночного леса.

— Странная у него тут музыка. Где ты была?

— Где Щенок?

— Здесь где-то.

На этом моменте из дома выбегает Лариэн, и бросает в сторону машины странный амулет, похожий на светящийся красным шар. Он начинает крутиться на земле, и разбрасывать искры, которые летят к машине, чтобы не дать ей двинуться с места.

— Боже, — тянет Скирт, — какой этот чувак нудный… Кто это, говоришь?

Соня вжимается в сидение и оглядывается. На улице, конечно, никого нет. И у экономки, как назло, отпуск. Интересно, а её отец тоже так умеет?

За сумбурными мыслями она не замечает, как всё вокруг снова озаряет вспышка будто наэлектризованного сиреневого цвета.

— Снова молния?!

— Ага, — Скирт давит на газ.

А Лариэна, вместе с его ловушкой, отбрасывает назад, и на этот раз поднимается он не так быстро.

Соня отрывается от окна, чтобы ответить на звонок, но вместо этого сбрасывает.

#23. Волчицы пахнут Парижем


Хедрик набрасывает что-то в альбоме углём. Он одет в дорогой костюм, но выглядит, будто второстепенный персонаж в каком-нибудь сумасшедшем музыкальном клипе. Из-за короткого ёжика пастельно-розовых волос, как некоторые говорят, вовсе не крашенных, из-за раскосых глаз цвета серебра, из-за блеска для губ и выкрашенных в чёрный ногтей.

Он ещё и выпускает длинные когти, Рем видел, но настораживает то, что оборотни так не умеют, а значит Хедрик — нечто большее.

— Мир сошёл с ума, если таким, как ты, разрешают жить! Ещё и разводить в городе псов! — Рем пинает столешницу и наворачивает круги по комнате. — Оставь меня здесь, и я просто убью вас всех!

Рему лучше, хотя его не исцелили, как остальных. Но раны заживают, кроме плевков он ничего не получает сверху, что раздражает.

Красноватые ссадины и бинты не мешают ему казаться ангелом — белоснежная мантия, всё ещё детское лицо, открытый взгляд и копна растрёпанных волос нежного цвета белого шоколада.

— Тебе повезло с лунным календарем и с амулетом, который, кстати, пополнил мою коллекцию, спасибо. Ты даже не смог никого убить, тебя никто не воспринимает всерьёз, ни у кого нет желания тебя трогать, ты просто трата времени, — Хедрик чеканит слова, усыпая лист небрежными линиями, задумчивый и уставший. — Из всего произошедшего я могу сделать только один вывод — ты мелкий тупица. И если защищал девчонку, ей не повезло, ты сопляк и ни на что не способен. Если бы моя девушка пострадала, я бы выяснил, кто это сделал точно, и уничтожил бы его. Конечно, — он усмехается и поднимает на Рема взгляд, — об этом никто бы не узнал, и я бы не подставил своих.

Рем сбивает с полки розовую вазу. Хедрик цокает:

— А она так нравилась Лидии. Ты знаешь, эта вампирша просто снимает у меня домик, за неё я ответственности не несу.

— Во-первых, я только начал. Во-вторых, ты угрожаешь мне девчонкой?!

Хед смеётся. «Девчонок» таких он в гробу видел.

— Хочу сказать, что это не наказание. Ты никчёмный и уже не нужен своим. После такого-то проступка. На месте Ральселя, я бы тоже не стал беспокоиться о тебе. Ты должен быть благодарен, что я решил оставить тебя здесь, дать тебе крышу над головой и кормить за свой счёт! А тебе всего-то пришлось оттяпать ногу моему человеку.

— Твоему не человеку!

— Расист! — Хед находит это забавным, а потому смеётся.

Рем стискивает зубы до желваков и вжимается в стену.

— Ты потерял волка, ты хотел его в свою стаю, но я не буду его грёбаной заменой!

Хедрик откладывает альбом.

— Откуда ты знаешь?

Но раздаётся стук в дверь и, не дожидаясь разрешения, в комнату вваливается Луи.

Он звучно шмыгает носом, смахивает со лба прядь тёмных волос и вопросительно смотрит на Хеда.

— Спасибо, что пришёл, — кивает ему Хедрик вместо того, чтобы сказать: «Какого хрена ты врываешься без разрешения и какого хрена выбалтываешь всё этому недоумку?!». — Я хотел поговорить с тобой. Например, о том, где ты был в ту ночь, когда напали на чью-то там племянницу?

Луи, который пришёл совсем не для этого разговора, стопорится.

Помня, что приказал говорить ему Хедрик, он проглатывает ком в горле и тараторит давно заученную фразу:

— В своём домике, здесь. Спал, наверное, раз это было ночью.

— А какого цвета твоя шерсть?

Луи оттягивает прядь своих волос и врёт, опуская глаза:

— Почти чёрная. Вот же. Почти…

— Как и у остальных, — Хедрик закрывает альбом и переводит взгляд с Луи на Рема. — В полнолуние ты убедишься в этом. Обидно, да? Ту девчонку ты больше не увидишь, и Охотником тебе не стать, а тот, кто напал в ту ночь, расхаживает безнаказанным. Ладно, Луи, можешь идти, или же… — Хедрик усмехается, — останься. Вы же всем делитесь с Ремом, думаю, ты не помешаешь.

— Это смешно, — Рема трясёт.

— Да-да… Скажи мне, какие у тебя отношения с матерью? Вы… близки?

Рем срывается.

— Не смей трогать, — он подрывается к Хедрику и хватает его за пиджак, — мою мать!

— Не смей трогать Хеда! — тут же сбивает его Луи на пол и едва ли не рычит на него. — Бешеный!

Не обращая на грызню внимание, Хедрик поднимается.

— Она хочет тебя увидеть, я не стану запрещать, если ты не против, и если будешь хорошим мальчиком, Рем, только и всего. А теперь идём, тебе нужно ухаживать за Освальдом, он тебя ждёт.

Хед хватает сопротивляющегося парня за плечо и тащит в соседний, свежеотремонтированный домик, а затем возвращается к Луи и закуривает.

— После той дряни, что даёт мне Соро, у меня носом кровь идёт, — тут же жалуется Луи, и снова с шумом тянет воздух, вытирая нос краем рукава.

— У меня в стае больше не может быть белых волков. Не нравится, волчонок? Тогда проваливай.

— А разве… Моя шерсть после этого не побелеет снова? Ну хотя бы через пару лет?

— А через пару лет никто тебе ничего не припомнит? А мне? Луи… — Хед выдыхает дым через ноздри. — Что с тобой не так?

— Но мне нравилось, — глаза его слезятся, — что я беленький! Кому захочется снова ссориться? Всё ведь утряслось. А я, что, выходит, пострадал, — он вспоминает об Освальде, но не успевает замолчать: — больше всех?!

Хед качает головой.

— Ты не будешь здесь жить.

Луи меняется в лице и бледнеет.

— Нет, не выгоняй меня. Я сморозил на нервах чушь. Мне очень жаль! Правда жаль. Я больше никогда тебя не подведу.

Хедрик разваливается в кресле удобнее и мнёт ноющую шею, не обращая на Луи внимания.

— Хед… — подступает он к нему, и вдруг садится у его ног, кладя голову ему на колени. — Я просто нервничаю… Прости меня. Я ведь не идиот, ты знаешь… Я буду стараться, и больше не подведу тебя. Слово даю.

Хедрик запускает пальцы в его волосы.

— Я знаю. Ты идиот.

— Значит… не прогонишь меня? — он поднимает на него полные раскаянья глаза.

Хедрик тушит сигарету в пепельнице в форме вампирских клыков.

— Я забираю тебя домой, — тихо говорит он. — Ты сможешь проводить здесь время, но жить будешь у меня.

У Луи дрожат губы, будто он вот-вот готов разрыдаться.

— Спасибо, — шепчет он, снова кладя голову на его колени. — А почему? Я думал, ты злишься на меня…

Хедрик бросает взгляд на альбом и прикрывает веки.

— Том был не в порядке, и я оставил его одного, если бы запер у себя, он был бы жив. Ты тоже не в порядке. Тебя надо… воспитывать. И не обсуждай Тома ни с кем, хотя бы сейчас.

Луи коротко кивает и остаётся сидеть у его ног.

— А, и ещё, — Хедрик оттягивает несколько прядок его волос. — Дай свой телефон, быстро.

И Луи спешит исполнить просьбу.

— Что, зачем? Там зарядки мало.

Хед закатывает глаза и набирает номер матери.

Ни она, ни Элизар не отвечают на звонки ни его, ни Соро, хотя известно, где они и что с ними всё в порядке.

Не игнорируют же его из-за недавней выходки с Сисси, вряд ли отец мог взять в голову подобное.

Кейт отвечает спустя пару гудков.

«Ну и кому что надо?».

Хедрик выдыхает с облегчением и поднимается, чтобы пройти по комнате, где всё разгромлено малолетним придурком.

— Скажи, у тебя появился новый сын, и ты решила сделать вид, что меня никогда не было? Два — это слишком для тебя?

«Хедрик, — по голосу слышно, что она улыбается, но затем… — Ты что себе позволяешь, щенок? Будешь мне выговаривать, когда сам не звонишь и не отвечаешь? А вдруг нас уже прикончил чёртов перевертыш или твой брат оказался полным психом с силой подобной вашей с отцом?!».

Луи, который невольно слышал её слова, пытался отвлечься, чтобы не вслушиваться.

Он заметил альбом Хедрика и, от неловкости прикусив губу, бросил взгляд на рисунок.

И пожалел, увидев портрет Тома…

Хедрик глядит в окно на свинцовые тучи и Лидию, которая вешается на одного из волков, уговаривая его в очередной раз куда-то себя подвести.

Она не умеет водить.

— Подожди, перевёртыш, ты о чём вообще? А Мак… Я ему звоню едва ли не через каждый час, он нужен мне, чтобы выяснить кое что важное. Вы просто свалили вместе с ним, и не вовремя, могли бы предупредить.

Он отходит от окна.

— И что значит, не звонил? Вы с отцом трубки не берёте всё это время. Я уже узнал, живы ли вы вообще. Своими методами. Думал, злитесь на меня…

Вообще-то не то чтобы он так думал, честно говоря, времени и на это не было.

Кейт молчит, затем неуверенно произносит:

«Мы уехали, потому что у Мака едва ли не передоз случился. На нервной почве, блин. Твой отец сказал, что всё в порядке. Я думала вы с ним… Минутку…»

/Элизар, тут твой сын обвинил меня в том, что я плохая мать! Иди поговори с ним./

И ещё тише, тоже мимо трубки:

/Проверю пока, что не так, говорит, звонил нам это время…/

— Отлично, — тянет Хедрик, — пап?

«Что такое? Тебе нужна помощь?»

— У вас там что-то странное творится, так что вопрос тот же.

«Ну… Вроде всё нормально.»

— И Мак тебе ничего не говорил, о том… происшествии?

«Не стоит его сейчас тревожить.»

Хедрик сдерживается, чтобы не сорваться на Эла, а потому валится в кресло и говорит просто:

— Скирта всё ещё нет.

«Мы приедем через пару дней и со всем разбёрёмся».

— Ага, главное, чтобы до вас дозвониться можно было.

Хед сбрасывает, злясь на отца, но тут же меняется в лице, когда несколько его волчиц с пакетами входят в дом и кидаются к нему.

— Мы слышали, без нас тут заварушка была, а? — Микки обнимает его.

— Да-да, пусть вам всё расскажут, у меня и без этого полно дел… Ну, как Европа? Франция? Где вы там были?

— Отослал и забыл, куда?

— Ой, а давайте и мы как-нибудь? — оживляется Луи, и норовит заглянуть в один из пакетов, надеясь на подарки.

— Особенно ты! — кивает Хедрик. — Иди, еду подогрей. И не мешайся по ногами.

#24. Твари Часто Сходят С Ума


Мак сидит у столба и даже не отплёвывается от дорожной пыли, когда мимо проносится грузовик.

Солнце слепит глаза, но особо не греет. И Мак зябко ведёт плечами.

Во рту пересохло, но не просить же воды у того извращенца? Да и если пройти в туалет, пришлось бы идти мимо окон, за которыми тот тип работает.

Мак глубоко вздыхает и чешет руку чуть ниже локтя.

Не занёс же инфекцию? Та игла была новой…

Ему мерзко от себя, когда он вспоминает об этом, но рукав всё же закатывает, чтобы проверить. От вида синяков начинает мутить.

Но под ними…

— Что за чёрт? — шепчет он, и спешно прячет свою руку.

***

Соня чихает и шмыгает носом, её серо-зелёные глаза покраснели, сознание мутится, весь адреналин сворачивается в тяжёлые камни, что теперь мешают дышать.

— Я… Я, наверное, до сих пор не отошла от грибов, мне показалось что-то странное, — она приподнимает уголки губ в подобии улыбки, которая, к тому же, дрожит. — Неважно. Я очень боюсь… сойти с ума.

Скирт сосредоточен на дороге, он бледный и будто напуганный, хотя всё уже позади. Соня наблюдает за ним, неровно выдыхает и пристёгивает ремень безопасности.

Она смеётся, наблюдая за тем, как вибрирует телефон, на дисплее которого высвечивается имя отца. Хочет выключить его, но тогда всё будет зря.

— Это собака меня в могилу сведёт, а ведь Мак мыл её в чужой машине и притащил в школу, скажи… — без паузы, — ты что-то знаешь о тварях, как-то связан с ними? Поэтому отец запер тебя в подвале?

Но Скирт не отвечает, до бела пальцев стиснув руль.

— Куда мы едим? Нужно связаться с родителями Мака, ты же можешь? А если не получится, пойти в полицию, пусть они свяжутся с ближайшим отделением, где Мак сейчас находится, они же могут отследить звонки и…

— Помолчи, — шипит Скирт, — Свечка.

У него стучит в висках, он видит, как колеблется тёмная, сверкающая энергия, поглотившая весь город, как много вокруг зла, и какие они все мелкие и ничтожные, по сравнению с Теми, Кто Смотрит на него.

— Я рассказывал тебе слишком много историй, вот ты и впечатлился, ясно?

У отца всклоченные каштановые волосы, странные черты лица, словно вырубленные топором, золотистая кожа и глаза, будто двасверкающих янтаря с застывшими в них жуками, что древнее, чем всё вокруг вместе взятое.

Он расписывает лицо странной кукле с бельмами на глазах и отвлекается, чтобы бросить в Скирта мешочек с жемчужной пыльцой.

— Мир не такой, нет никаких демонов и богов, поверь мне, я слишком давно на этой земле. Всегда было так, как сейчас. Это побочный эффект…

— Моей силы?

Отец усмехается:

— Того, что ты мой сын. Всего лишь изъян. Больное воображение. Помни об этом, когда почувствуешь, что на тебя смотрят. И принимай… лекарства.

— Куда мы едим?

— Уже приехали.

Скирт останавливается у дома Элизара, выходит из машины и спешит к складу на заднем дворе.

Соня кладёт в карман переставший звонить телефон. Засовывает пистолет под лямку штанов и прикрывает тканью сверху. Вспоминаются все те случаи, когда огнестрельное оружие срабатывало само по себе, от этого не легче.

Она закусывает щёку изнутри и выпускает Щенка.

— Кажется, ты дома.

Только сейчас она подумала, как он вообще добежал до неё? Нашёл по запаху? Их с Маком дома находятся в противоположных сторонах от школы.

— Слишком много странностей…

Щенок звонко лает и забегает в дом. Соня смутно узнаёт крыльцо и дверь, она замирает в коридоре. Может быть, Мак был просто пьян или что-нибудь похуже. Может, он выдумал всё это. Господи, она его совсем не знает. Сейчас его родители окажутся дома и скажут, что нашли его под каким-нибудь забором, и сейчас он благополучно спит. Хорошо, если так. Но она всё равно сегодня не вернётся домой.

— Миссис? Мистер? — она понимает, что даже не знает их фамилию.

Впрочем, в этом нет нужды, в доме никого нет, и будто действительно уже пару дней.

Скирт уже давно не оказывался в ситуации, когда у него не было возможности принять «лекарство», и это ударило по нему больше, чем можно было ожидать.

Трясущимися руками он нагревает сиреневую кашицу в кастрюле, добавляет измельчённые листья и таблетки из запасов Элизара, выливает немного воды и выпаривает её на крышку, а с неё собирает в шприц.

Готовой смеси, способной заглушить его видения, нет, так что приходится импровизировать.

К Соне он приходит уже без цепей, с расплывающейся по бледному лицу ухмылкой, пахнущий дымом.

Она сидит на диване в гостиной, поджав колени к подбородку, обнимая себя и тихо всхлипывая. Локоны золотистых волос полностью закрывают её, Скирт смаргивает со взгляда свечение, исходящее от неё. И вдруг срывается с места.

— За нами приехали, нужно уезжать! Быстрее…

Он хватает Соню за плечо и ведёт на выход, она поддаётся, не понимая, что происходит и спохватывается уж в машине, с Щенком у ног.

— Кто? Что, Скирт, ты… — переводит взгляд на поднявшийся столп дыма позади дома. — Пожар?

— Ага, — он выжимает педаль газа, раздаётся рёв шин, и машина криво выезжает на дорогу.

— Что всё это значит?

Скирт выцепляет тёмную фигуру позади и крылья-щупальцы, расползающиеся от неё и резко сворачивает, едва не устроив аварию.

Соня вскрикивает.

— Нас преследуют!

— Я так не думаю. Останови машину, я… мне нужно выйти.

— Я не могу.

— Высади меня!

— А как же новый сын Эла?

— Ты просто чокнутый! — Соня слабыми пальцами вцепляется в кресло. — Никто ведь не гонится, я бы заметила, ты поджёг сарай, огонь может перекинуться на дом Мака, — она всхлипывает. — Я ничего не понимаю.

— Я видел чудовищ, — Скирт останавливает машину и говорит это, глядя ей в глаза, его руки дрожат.

«Я тоже…»

Соня чихает, Щенок утыкается в её лодыжку влажным носом.

— Что мы будем делать? У Мака же есть брат, правильно? Надо позвонить ему.

— Телефона нет с собой. Но, — Скирт снова выезжает на дорогу, и так резко, что Соня вскрикивает опять, — у меня дома есть запасной.

— Ехать к тебе домой?! — Соня зажмуривается. — Но у тебя там права, да? Я не позволю тебе выехать из города без них.

— Из города?

— Если не будет другого пути, мы, — она улыбается, глядя на своё замученное отражение в окне, — мы поедим к нему.

***

Квартира Скирта создаёт впечатление, что здесь всем заправляет его жена — слишком неожиданный порядок в доме того, кто иной раз похож на сбежавшего циркача.

Соня за всё дорогу несколько раз пригрозила Скирту пистолетом, на всякий случай записала в телефон его адрес и, после очередной угрозы, ушла в душ.

Скирт оставил ей бежевое вязаное платье, белые колготки, голубой пиджак и такие же туфли, и даже подобрал подходящие под всё это украшения. Что заставляет чувствовать себя… странно.

Он сидит в гостиной, курит что-то, одетый в красный костюм с влажными светло-рыжими волосами, когда Соня, крепко сжимая пистолет, застывает в дверном проёме.

Скирт говорит по телефону, закинув ногу на ногу и глядя в одну точку.

— Я вернулся Хед, я был в очень странном месте, наверное, это Ад, — голос его дрожит.

«Ты Не Боишься Говорить Об Этом?», — голос в трубке складывается из помех, выедает последние нервы, ухмыляется.

— Хедрик…

«Весь Этот Город Сгорит В Огне… — стрекот бьёт по Скирту, его карие глаза темнеют, тьма обступает со всех сторон. — И Твой Единственный Свет Покинет Тебя. Всё Кончено. Все Сгорели. Прости Прощай, Скирт…»

Скирт отбрасывает телефон и поднимает на Соню горящий взгляд, не глядя больше на сплетение сил вокруг, на тёмную, пугающую энергию, на то, что его отец называл «воображением».

Такие, как Скирт часто сходят с ума.

Большинство — сошло уже давно, но притворяется, что всё в порядке.

Он облизывает губы и поднимается.

— Нам никто не поможет. Идём, найдём мальчишку. Нужно убираться отсюда.

***

Ральсель смотрит вниз на город, замечает на крышах тень от вертолета, усмехается своим мыслям.

— Приземляться на штабе? — спрашивает его человек за штурвалом.

Раль качает головой и садится к открытой двери так, будто готов сброситься вниз. Но рука в чёрной перчатке держится крепко за поручен, а голова уже давно не идёт кругом от высоты и Раль слишком хорошо знает себя, чтобы не доверять себе же.

А вот пилот посматривает на него с опаской. Он новенький у них, и об Ральселе слышал весьма сомнительные и недобрые слухи…

Ветер развивает Ралю каштановые волосы, которые он обычно собирает в пучок на затылке. Блестящие под солнечным светом локоны хлещут его по лицу. На нём нет защитной маски, только маленький наушник в ухе и микрофон, чтобы можно было общаться с пилотом. Он улыбается, будто рад вернуться в этот город…

— Надо бы с волками встретиться!

У него хорошее настроение, иначе бы Раль просто забил. Его не назовёшь трудолюбивым.

— Они переехали, — получает он в ответ, и раздражённо дёргает углом губ.

— И вы не узнали, куда? — достаёт из кармана кожанки телефон и набирает Хеду сообщение, надеясь, что хотя бы номер он не поменял:

«Я вернулся пораньше. Скучно. Встретимся, пообщаемся хоть нормально? Заезжай ко мне, я до шести в главном штабе».

— Летим… домой, — машет он пилоту и устраивается в салоне удобнее, пристёгивая ремень.

***

Хедрик получает сообщение, когда собирается уезжать на поиски Скирта. Кривится и звонит Ральселю, забираясь в машину.

«Я вряд ли услышу тебя, — отвечает тот, и голос его едва различим в гуле вертолёта. — Лучше напиши, если срочно. А нет, поговорим, когда явишься. Иначе не знаю, когда смогу уделить тебе время».

— Ты знаешь Маркуса? Слышал что-то о нём? — Хедрик повышает голос. — Он Охотник?

«Маклауса? Маркуса? Слушай, я знаю нескольких с такими именами, но один Маркус вышел из Чистильщиков. Они посерьёзнее нас будут. Поговорим при встрече» — и он сбрасывает вызов.

#25. Записки-заметки


Щенок остаётся в квартире Скирта, ему оставили еду и воду на кухне. Соня даже написала записку и прикрепила на столе:

«Здравствуйте, меня зовут Соня Дан. Позаботьтесь о Щенке (это его имя). Кажется, ваш муж сходит с ума, я беру с собой его телефон. Так же оставляю вам свой номер. Мы едим в Мексику.»

— У тебя есть оружие?

— Что? — Скирт курит в коридоре, держась за своё пульсирующее горло.

— Пистолет, скажем, или ружьё? Я не уверена, что мой исправен, — признаётся она с опаской. — Не хочу проверять здесь, и не хочу узнать об этом, когда мы будем за чертой города.

— А…

Скирт плохо понимает, зачем ей оружие, но кивает и вскоре отдаёт розовый кольт с поблёскивающим фиолетовыми блестками дулом. Она проверяет, заряжен ли он и кивает. Затем хмурится:

— У тебя ведь есть лицензия?

— Конечно.

Перед тем как уйти, Скирт достаёт банку с вареньем, почти тем же, что оставил у Элизара, правда, это более настоявшиеся. И, пока Соня напоследок решила сходить в туалет, опустошает её полностью.

Соня же находит в контактах Хеда и звонит ему. Но трубку никто не берёт. Тогда она находит номер, подписанный как «Эл» и набирает его. Короткие гудки.

— Чёрт.

Остальные подписаны какими-то незнакомыми ей именами и прозвищами.

Ещё есть некая «Сестренка», может быть, она знает семью Мака или поможет с самим Скиртом, который ведёт себя странно?

И снова короткие гудки. А затем телефон, разряженный, отключается.

— Свечка, ты идёшь?!

— Да, — она выходит, — поехали. Ты нашёл права?

— На крыльях фей полетим, — отвечает Скирт и скрывает за дверью.

***

Опасаясь, что снова что-то случится, из-за чего в её голове всё перемешается, Соня открывает заметки на подъезде к Мексике и записывает:

«1. Почему я съела эту дрянь? Я помню, это был импульс, на меня не похоже. Совсем.

2. Все знали, что это такое, Кейт ела тоже, я помню, мы говорили о чём-то. А что если я сказала то, о чём нельзя говорить? Или выглядела глупо?

3. Когда появился Скирт? Не помню. До того был Том. Почему? Нужно переговорить с ним.

4. Отец хотел выяснить, что тогда произошло, поэтому держал Скирта в клетке? Но зачем тогда те цепи? Стоит ли спрашивать об этом? Если я скажу, что он меня похитил, узнает ли он про Мака, и что сделает?»

Соня шипит, голова начинает гудеть. То ли от резких поворотов, то ли от эльфийской музыки Скирта.

— Скоро уже? Я попробую ещё позвонить тому типу…

И она набирает номер, с которого звонил Мак.

Ей отвечают на испанском, говорят быстро, сбивчиво, и явно находясь в не лучшем расположении духа.

Соня теряется, пытаясь понять его, но почти сразу повышает голос и говорит на прилизанном, даже слишком прилизанном, испанском:

— Подождите, говорите медленнее, пожалуйста. Я ищу парня, который звонил с вашего номера сутки назад. Он рядом с вами?

— Ты говоришь с Феей Крестной? — оборачивается Скирт.

«Парень? — отвечают ей и закашливаются. — Да убить его мало! Я думал, он такой хорошенький и потерянный, думал… успокоить его. А он! Теперь вон, у дороги валяется. А ты? Кто такая? Зачем меня трогаете?».

Соня стискивает телефон и кольт и сдерживается, чтобы не наорать на него, опасаясь, что он отключит телефон.

— Просто хотим его забрать, он ведь жив? Подскажите ваш адрес, координаты, пожалуйста.

«Координаты?».

— Да. Где находится ваша, эм, заправка.

«Я не знаю зачем вам моя заправка, где вы? Может вам не нужна моя».

И Соня срывается:

— Мне нужен тот парень, вы меня слышите? Вы хотите, чтобы я вас нашла, или полиция?! Вы его похитили? У вас там есть смертная казнь?!

«Какая казнь? Зачем полиция?! Я за ним не слежу, утром он у дороги сидел, ждал кого-то, наверное», — и он называет ей адрес, после чего матерится и сбрасывает вызов.

— Скирт, Скирт, вбей в навигатор, — тут же диктует ему адрес, — там извращенец какой-то…

— Это минут через сорок, Свечка.

— Хорошо. Едь быстрее.

Она продолжает вести записи, чтобы не обращать внимания на странности своего водителя и не паниковать.

«5. Как объяснить те вспышки фиолетового света, что я видела? Нужно больше узнать про шаровую молнию.

6. Поджег ли Скирт сарай специально, у него пиромания, или это последствия нескольких дней заключения? Могла ли от этого пошатнутся крыша? Мог ли отец давать ему что-то… проясняющее сознание?

7. Кто преследовал нас, и удалось ли им выжить после аварии? На мгновение мне показалось, что я уже видела, того парня. В тот странный вечер. Брат Мака?

8. Не обделался ли человек в багажнике, не нужно ли выбросить его здесь, подальше от дома, видел ли он меня?»

Подумав, Соня вытаскивает красную ленту из волос Скирта, рвёт её и туго перевязывает запястья.

А затем засыпает и просыпается лишь тогда, когда Скирт тормозит рядом с Маком, едва не переезжая его.

А Мак будто лениво, без особого энтузиазма отсаживается в сторону и тяжело вздыхает, готовясь к очередному удару судьбы.

Скирт высовывается из машины и улыбается:

— Что сидишь, новый сын Элизара?

У Мака проясняется взгляд, он вскакивает на ноги и расплывается в пока ещё неуверенной улыбке. А затем… видит Соню.

— Соня! Ты нашла меня! — у него начинают блестеть глаза и Мак надеется, что все решат, будто это от пыли и солнца.

#26. Маленькая месть за...


Соня подлетает к нему и крепко обнимает.

— Как ты?

Он обнимает её в ответ, отрывает от земли и кружит.

— Я люблю тебя! — восклицает Мак радостно, испытывая невероятное чувство благодарности и облегчения. И тут же отпускает её, смущаясь и одновременно пугаясь того, в каком он сейчас виде. — Голова болит и очень хочу пить, — признаётся тихо, пытаясь отряхнуть от пыли штаны. — И до сих пор не знаю, почему меня бросили. А ты? Всё в порядке?

— Да, идём в машину…

Соня усаживает его на заднее сидение и подаёт бутылку с минералкой.

— Тот мужик с заправки что-то с тобой сделал?

Она касается его щеки.

Мак жадно пьёт и невольно вздрагивает, услышав вопрос.

— Нет. Но намерения у него были… — он с опаской смотрит в сторону здания, где тот тип, должно быть, находится и сейчас. А может и следит за ними в окно.

Соня гладит его по волосам.

— Почему ты не попросил ни у кого помощи? Почему не пошел в полицию? Сколько ты собирался сидеть на одном месте?

— Пока ты не приедешь или не пришлёшь никого за мной, — признаётся он тихо, опуская глаза. — Я побоялся идти в полицию. Да и как бы вызвал их? Он телефон мне дал и такой: «только звонить родным, я услышу, если звонить не туда». Тьфу ты, — Мак отворачивается к окну и продолжает: — Я пытался остановить пару машин, но… — он вздыхает и, несмотря ни на что, наконец расслабляется.

— Сиди здесь, со Скиртом, хорошо?

Она улыбается ему ободряюще, берет с собой сумку и идет к заправке.

Мак сразу не понимает, куда она и зачем, а потому действительно остается на месте. Всё таки дорога была долгой, а она девушка… Рассудил он.

Соня заходит в магазинчик при заправке, и ждёт, пока единственный посетитель расплатиться и уйдёт.

— Я вам звонила, — говорит она на испанском.

Мужчина смотрит на неё неприязненно и оценивающе.

— Угу. Иди, иди отсюда! — машет на неё полными руками, и собирается уйти сам.

Она приподнимает бровь и наблюдает за тем, куда он может пойти.

А он скрывается в подсобном помещении и запирается там на ключ.

Соня усмехается. Хорошо. Вряд ли там есть камеры.

— Вы не боитесь, что я украду деньги из кассы? — спрашивает тихо, стоя у двери.

— Ты не откроешь. И там мало. А ты хорошо выглядишь, зачем тебе?

— Хорошо выгляжу. А меня вы не хотите утешить?

— Нет, — раздаётся нервно с той стороны двери. — Иди отсюда!

— Потому что вам нравятся только мальчики?

— Не нравится мне никто, иди! Иначе я выйду и ты пожалеешь!

— Я хочу к вам. Откройте, или позвоню в полицию.

— Позвонишь, если зайдёшь! Скажешь, я несовершеннолетнюю затащил к себе.

Мак тем временем начинает беспокоиться, где Соня, и собирается выходить.

— Скирт, ты со мной? Там извращенец.

— Зачем идти к извращенцу, он красивый?

Скирт оборачивается на него и одаривает плавающим взглядом.

Соня же прижимается к двери.

— Хлипкая. Там мало места, да? У меня есть, — еще больше понижает голос, — пистолет.

Как будет кольт на испанском, она не знает.

Но он мало того, что всё понимает, ещё и верит. И не отвечает, замирая в подсобке, отойдя в сторону от двери.

Мак же спешит к Соне, оставляя Скирта в машине. Но передумывает, оборачивается на ходу и кричит ему:

— Красивый, нет, странный. Джин! Хочешь посмотреть на джина? Идём!

— Джинов не бывает! Таких, которых ты себе представляешь! — ворчит Скирт и идёт за ним.

Соня же не унимается:

— Я выстрелю в замок, если вы не откроете. И тогда выстрелю ещё раз, потому что не открыли сразу, вам ясно?

— Я сам вызову сейчас службу спасения!

На этом к ним врывается Мак.

— Соня, где он? Ты что здесь делаешь одна? Это опасно!

Соня смеется.

— И Мак даст показания против вас, а я подкреплю их. Сеньор, не устраивайте цирк, откройте дверь. Мы просто поговорим.

Мужчина приоткрывает дверь и выглядывает через щель.

— Я не знаю, чего вы хотите. Я ничего не сделал.

— Что он говорит? — подступает Мак ближе.

— Не паникуйте, — усмехается Соня и просовывает ногу в щель, а затем оборачивается на Мака: — Не вмешивайся, выбери себе что-нибудь перекусить в дорогу.

— Да, но… — тем не менее Мак воровато осматривается. — Не трогай ты его, осторожнее… Он и ударить может, Сонь.

— Я тоже.

И она переходит на уже беглый, хлесткий испанский, пусть и не всегда произнося каждое слово правильно.

— Давайте поговорим, — она протискивается в подсобку и закрывает за собой дверь.

Мужчина пятится, а затем вдруг запирает дверь и выключает свет.

— Эй! — Мак не успевает помешать им и только стучит в подсобку. — Эй! Соня, что там у вас?!

— Все хорошо!

Соня достает из сумки кольт и наставляет на мужчину, включая фонарик, чтобы он видел угрозу.

— Что вы делали с Маком?

— Я… Там снаружи камеры, если со мной что-то случиться… Ничего я с ним не делал! У него спроси!

— Соня? — Мак прикладывает ухо к двери, чтобы слышать их лучше. — Тебе пятнадцать. Это опасно… и даже не совсем прилично. Я боюсь за тебя, впусти!

Скирт набирает чипсы и колу:

— Что там?

— Если вы меня спровоцируете, я скажу, что защищалась, может, вы уже кого-то насиловали, а? Сидели за это? Кому поверят?

— Я не сидеть, — почему-то перешёл он на язык понятный Маку. — И не насиловать! Я честный человека. И его не обижать.

— Не обижать?! — возмущается Мак. — Бля… Не обижал?! Ты врезал мне так, что у меня в глазах потемнело. А врезал, почему? Сонь, давай, открой и спроси его, почему.

— Либо вы все рассказываете мне, все, либо полиции!

Соня со вздохом отмыкает дверь.

Мужчина окидывает всех затравленным взглядом, замечает Скирта с чипсами и паникует ещё сильнее.

— Платить! Не красть!

Мак невольно вздрагивает, но, всё ещё беспокоясь о Сони, берёт её за руку.

Извращенец, будто заметив его реакцию, краснеет, поправляет на себе не свежую, запачканную чем-то зелёную футболку, и кричит:

— Ты просто нравиться мне! — он решается на отчаянный шаг. — Нравится, и всё. Ты разбить сердце, — хватается за свою за грудь, — а я…

— Разбить мне лицо? — фыркает Мак.

Тот мотает головой.

— Я не трогать его! Он упал. Сам упал, — заверяет Соню. — Он болеть. Сильно. Покажи!

Мак чувствует, как бешено забилось сердце, и отпускает руку Сони, пытаясь скрыть, насколько разволновался. Надеясь, что ладони не успели вспотеть и она не заметила.

Соня хлестко ударяет тяжелой рукой по лицу мужчины, а затем, пока он не успел все осознать, бьет еще раз и рычит на него:

— Я тебя пристрелю, если еще раз соврешь! Ты бил его?

— Биль! — признаётся он, видимо, не устояв под таким напором.

Мак наблюдает за этим ошарашенным взглядом, чувствуя себя… весьма странно. Но восхищение Соней перекрывает неловкость и даже удивление.

Она прекрасна.

Мак испытывает гордость за неё.

«Моя девочка…», улыбается он.

— Биль, — повторяет мужчина тише. — Прости… — почему-то просит он у Сони. — Прости.

— И что ты собирался с ним сделать, грязный, отвратительный извращенец?!

— Кто-нибудь обслужит меня? — c ленцой тянет Скирт, стоя на кассе.

— Да, — радуется мужчина возможности уйти от разговора, и бросает Соне: — Я работать! Занято.

Но Соня наставляет револьвер на его лицо.

— Раздевайся, — говорит она с блестящими глазами.

Мужчина бледнеет.

Бледнеет и Мак, но дело не только во впечатлительности. Рука ноет, и будто что-то… ползает под кожей.

— Я не понимать, — пятится мужчина, пока не упирается спиной в стену. — Тут камеры. Я кричать!

Соня стискивает зубы и чувствует, что начинает дрожать. Она переводит взгляд на Мака.

— Я разберусь с ним. Не хочу, чтобы ты это видел. Скоро вернусь.

Мака будто бьёт током, он хватает Соню за руку и тащит к выходу.

— С ума сошла?! Всё хорошо, идём…

Но она упирается и не даёт ему вытащить себя из подсобки.

— Он трогал тебя, что ещё было?

— Ничего больше не было! Я обманул его и отпугнул. Идём, Соня, ты и так уже… из-за меня… — у него начинают блестеть глаза, и садится голос. — Прости меня… Спасибо.

Соня обнимает его.

— Я кажусь тебе сумасшедшей, да? Но он обидел тебя. Ему нужно отомстить.

Мак целует её в висок и утыкается ей в шею, обнимая Соню за талию.

— Ты ему уже отомстила. Честно. Поедем обратно? Не хочу, чтобы ты ещё сильнее касалась этой… грязи. Идём.

Она всхлипывает.

— Но я не чувствую удовлетворения, и ты ведь тоже? Мне не легче. Он не раскаивается…

Она оборачивается на мужчину.

— Я же сказала, раздевайся!

Но Мак подхватывает её на руки и направляется к выходу.

— Если будешь вырываться, сделаешь мне больно, — говорит он ей чистую правду, и едва не роняет Соню, спотыкаясь. — Нам просто надо… поесть! И ограбить его. Скирт, неси еду!

— Это потому что он плохо выглядит? А я говорил, что стилю нужно учить ещё в школе…

Соня видит, как к заправке подъезжает машина и вцепляется в Мака.

— А как же другие, с которыми он может что-то сделать? Тебе повезло, но им может не повезти. Я хочу пригрозить ему, только и всего! Пожалуйста.

Мак медлит, затем опускает её на пол, а сам спешит к двери, чтобы перевернуть вывеску на ней на «закрыто», и опустить жалюзи на окне.

— Ты слышал её, тварь, раздевайся!

Мужчина смотрит на Мака с ненавистью, переводит взгляд на Соню, затем на Скирта, понимает, что от последнего помощи дождётся вряд ли, и начинает снимать с себя носки.

Соня включает камеру на телефоне и встаёт в дверном проёме, направляя на мужчину пистолет.

— Раздевайся быстрее, покажи всем, какой ты красавчик. Я буду снимать, и я буду говорить с тобой. Ты должен отвечать, когда я приказываю, а в остальное время заткнуться и слушать. Сейчас назови своё полное имя.

— Микаэль Кар… — он стягивает с себя футболку, которая падает у его ног тяжёлым комом, и расстёгивает ширинку на джинсах.

И Мака начинает подташнивать. Он подступает к Сони и пытается ладонью прикрыть ей глаза. Но так, чтобы она могла контролировать происходящее. От сосредоточенности и старания, Мак даже прикусил губу.

Она усмехается, но не противится ему, в какой-то момент чувствуя благодарность.

Ей совсем не хочется смотреть на это обрюзгшее, потное тело, а хочется… чего?

Она вспоминает, как Лариэн касался её прохладными пальцами на кухне.

Может защитить Мака, по крайней мере, попытаться. Себя — нет. Если так хочет её отец.

— Продолжай раздеваться, не стесняйся. Ты жалкий, и никому не нужный человек, Микаэль. Обществу было бы гораздо лучше, если бы ты застрелился, так чего бояться такому ничтожеству?! Ты ещё приставал к парням, которые попали в беду? Отвечай честно.

— Наверное… — нехотя произносит он, и крепко стискивает зубы. — Но я им платить!

— Они всегда были согласны? Всегда молоды? Всегда хотели твоё жирное, вонючие тело?!

— Нет! Не ваше дело! Отстать от меня! Я работать… — уже чуть не плачет он. — Можно мне я работать?

— Когда я прострелю тебе член. Сможешь работать?

В дверь стучат.

— Эй, почему закрыто?!

Мак дёргается, чтобы подойти и что-нибудь соврать, но спохватывается и продолжает держать у глаз Сони ладонь.

— Скирт, — шипит он, — иди разберись…

Мужчина же приседает на пол и дрожит всем телом.

— Не надо! — подвывает он. — Пожалуйста, не надо.

Соня выдыхает.

— Мерзость. Слушай меня внимательно, — она прижимается к Маку спиной, пытаясь сосредоточиться только на нём. — Мне нужно признание на камеру. К кому ты ещё приставал, сколько их было. Если ты признаешься, скажешь правду, я уйду и твой вонючий член останется при тебе.

Скирт выходит на улицу и шикает на двух парней.

— Что там такое, заправка должна работать! — начинает один, но Скирт машет на него рукой.

— Продавцу отрезали член, он не сможет принять оплату. Но я могу станцевать с вами.

Мужчина всхлипывает.

— Отдашь полиции, я сказать, что ты заставила.

— Ну, тогда остаётся только член, сам сказал!

— Нет, нет, я всё сказать! — он дрожит сильнее, обливаясь потом. — Майкл. Альк. Джонни. Я больше не звонить Джонни! Я удалить сейчас его номер! — тянется он к своим джинсам, в кармане которых, видимо, лежит телефон.

— Ни трогай ничего! — Соня повышает дрожащий голос. — Ты отвратительный. И я… хочу, чтобы ты обмочился. Давай.

— Да он уже, смотри, — давится Мак от сдерживаемого смеха. — То есть, нет, не смотри!

Соня смеётся тоже, от этого чувствует себя ещё хуже, но не прекращает.

— Отлично. Вот как мы поступим. Я уйду, буду следить за тобой. И если узнаю о том, что ты принуждал кого-то, я вернусь. Ты понял?

— Да, — кивает он, и хватает свою одежду, чтобы прикрыться. — Да, спасибо!

— Отдай телефон.

Соня протягивает ладонь.

Мужчина медлит, но всё-таки подчиняется.

Телефон у него тяжёлый, в царапинах и будто бы в чём то липком.

— Хорошо, — Соня кивает и убирает кольт в сумку прежде чем попасть в поле зрение камер. — Мой отец полицейский, я пока просто попрошу его вести наблюдение.

Ей не понравилось, как мужик упомянул какого-то там Джонни, так что она находит его в контактах и делает звонок, выходя из магазинчика.

Двое парней вместе со Скиртом танцуют странные, медленные танцы, размахивая руками и глядя вокруг будто бы сквозь.

Мак хмурится, замечая это и шепчет сам себе: «что с ними Скирт сделал?», после чего спешит к машине.

Джонни отвечает не сразу, и голос, совсем ещё мальчишечий, звучит до предела напряжённым:

«Я ведь уже ничего не должен тебе. Ты обещал. Ты каждый раз обещаешь, хватит! Пожалуйста…»

— Привет, я только что заставила его раздеться и обделаться в подсобке. Тебе нужна помощь?

«Э-э… Это какая-то шутка или вы из полиции? Я… Я больше не вернусь в интернат!» — паникует он.

— Я не из полиции, просто заметила, что этот мужик плохо себя ведет. Он приставал к моему другу. Что у вас с ним?

«Он… Ну… Я разбил бутылку виски и он поймал меня. А потом узнал, где я живу. И угрожал по всякому. Как… Как дела у твоего друга?».

— Из-за разбитой бутылки? — замирает Соня. — Тебе надо было отрезать ему яйца, почему… Почему ты хотя бы не позвонил в полицию? Ты что, терпел?!

«Я звонил. Они отправили меня в больницу, а потом в интернат. Я сбежал, а тот урод опять меня нашёл…».

— Что ты с ними сделал? — шепчет Соня мимо трубки, глядя на Скирта.

Тот пожимает плечами.

— Сколько тебе лет? У тебя никого нет?

«Три-тринадцать… Ты всё-таки из опеки? Если да, лучше добейтесь ареста для него, хоть раз поверив, что он виновен. А меня оставьте в покое!».

— Тебе нужно было собрать хотя бы доказательства, раз ничего больше для себя не делаешь…

Она думает несколько секунд и добавляет.

— Я могу приехать, поговорим. Где ты?

«А ты…»

Он решается, видимо не зная, какой из вариантов для него действительно является худшим, и всё-таки называет адрес. После чего всхлипывает и предупреждает:

«Я буду на чердаке и увижу, кто приехал. Если ты из полиции или ещё откуда, я убегу. Я на чердаке, — повторяет он нехотя, — не в квартире какой-то, а на чердаке того дома. Вход… вход за шоколадку, если ты правда…»

— За шоколадку? — не понимает Соня.

«Буду говорить, если принесёшь мне шоколадку».

— Боже, ладно.

Она забирается в машину.

— Кто-нибудь, захватите шоколадку, я убью этого гада, если еще раз увижу…

Мак высовывается со своего места и кричит Скирту:

— Бросай убогих, иди за шоколадкой!

И в этот момент из багажника вырывается растрёпанный, выпачканный в саже и пыли, Ральсель…

Соня, завидев это, не спешит выйти из машины, но держит кольт на готове.

А Скирт вытягивает ладонь и вращает тонкими пальцами, унизанными кольцами.

— Ложис-с-сь, ложис-с-сь.

Раль помнит, как Хедрик преследовал эту компанию, помнит аварию, и странную пыльцу, которую случайно вдохнул. Как лежал в багажнике, гадая, куда, кто и зачем его везёт. Как разочаровался, когда понял, что это, похоже, наитупейшая случайность, какая с ним только бывала. И вот, перед глазами всё плывёт и его просят лечь обратно…

— Такого со мной давненько не было… — шепчет он и пытается подняться на ноги. — Чем ты меня накачал? Где мы? Зачем я вам? Где… Где Хед, — осматривается он, будто надеясь увидеть Хедрика рядом.

#27. Ты осознаёшь?


— Просто дал тебе варенья, ты очень приятный, и… — «не даешь мне сойти с ума».

Видения почти утихли, когда Ральсель встал на их пути, так что Скирт решил взять его с собой. Чтобы потом пустить на «лекарство» или что-то еще.

Он берет из багажника еще одну баночку, кирпично-красную, и засовывает ложку «варенья» Ральселю в рот.

И последнее, о чём Раль успевает подумать, прежде чем лечь обратно, это то, как он удивлён своей замедленной реакции. И как ему… хорошо.

Мак в нетерпении ёрзает и снова прикрикивает на Скирта:

— Шоколадка! И поедем уже отсюда!

Скирт гладит Ральселя по голове, словно послушного огромного пса и закрывает багажник.

— Или купим где-нибудь ещё! — выходит Соня, оглядывая их, и останавливая взгляд на двух парнях с движениями лунатиков и безумными, широкими улыбками. Что им сейчас видится? — Что это за наркотики?

— Ничего особенного, — Скирт садится за руль.

Соня выдыхает, уперев ладонь в бок и хмурится.

— Я даже не знала, что бывает что-то, имеющее такой эффект! Ничего особенного, кроме, как минимум, испорченной характеристики, если узнают, что я вообще находилась рядом с вами.

— Ну поедем уже! — будто всхлипывает Мак. — Мне… нехорошо. И я устал.

— Устал сидеть на месте?!

Соня возвращается в машину и диктует Скирту адрес.

— Но перед этим в магазин заедем…

По крайней мере, думает она, то, что он возит за собой обдолбанного человека, докажет, что Скирт не в себе.

Мак сопит, горячим лбом прижимается к стеклу, и пытается не дрожать.

— Прости… И спасибо тебе, — шепчет он, не глядя на Соню. — Ты только успокойся. Ведь уже всё хорошо…

Ей снова звонит отец. Она выключает телефон, теперь в нём нет надобности. И ничего не отвечает.

Скирт включает музыку погромче.

— А ты… — спустя какое-то время произносит Мак, и подсаживается к ней ближе. — Ты смелая. Я не ожидал, что настолько… Тебя, эм, тебя эта тема очень задела, да?

Она колит его острым взглядом хрустально-голубых глаз.

— В каком смысле?

Он будто и не замечает её реакции. Передёргивает плечом.

— Ты стала разбираться в этом. Вместо того, чтобы просто забрать меня и уехать. Я вот просто не подумал, что он мог кому-то ещё навредить…

Она качает головой.

— Чему тебя учили родители? В таких ситуациях надо заявлять в полицию, нельзя замалчивать любые преступления, если тебе не жалко себя, нужно подумать о других! Человек-паук, — находит она нужный, как ей кажется, пример, чтобы до Мака дошло, — дал преступнику уйти, и тот в итоге убил человека, который был ему как отец. Я не довела дело до полиции лишь потому, что пожалела тебя. Но нужно было сделать хоть что-то. И если этого будет недостаточно и кто-то ещё пострадает, мы все будем в этом виноваты!

«И я не чёртова психопатка!»

— Меня… ничему не учили. Разве что, — признаётся он вдруг, и от волнения перехватывает дыхание и темнеет в глазах, — прислуживать отчиму. Ему нравилось чувство контроля. Или, как это назвать? Поэтому я получал… всякие приказы. И…

«Стал зависим от него, ведь долгое время не знал, где и как ещё достать дозу».

— Мой отец учил меня беспрекословно выполнять его приказы, но едва ли из-за чувства превосходства и контроля, — отзывается Соня, отводя взгляд, — он просто хотел защитить меня, потому что лучше знает мир и что правильно, а что — нет. Он хороший родитель. Но я верю, что твой отчим не такой. И мне жаль. Прости. Я просто хотела сказать, что дело не в чём-то личном, я просто не люблю безответственность перед обществом, в котором мы живем. И я за… справедливость.

Мак кивает.

— Понятно… Но с Томом, — в горле появляется ком, — ты справиться сама не могла. Эм… потому что там, в отличии от этой ситуации, было личное? Или потому что ты не была уверена, желает ли он зла?

— Система правосудия всё ещё не совершенна, особенно, это касается таких вещей, как сталкинг. Я обращалась в полицию дважды.

Она ведёт плечом.

— И не стоит сравнивать Тома, и насильника. Он… может, я и ошибалась в нём.

— Может, — роняет Мак тихо, — да… Тебя, кстати, не очень ругали за… всё, что было? Я переживал об этом.

— Я же не ребёнок, чтобы меня ругать. У нас с отцом был обстоятельный разговор, он объяснил мне, где я была не права. И я, — она слабо улыбается, — благодарна ему за это. Вот и всё.

— Звучит… странно, — вздыхает Мак, и трясёт пустой бутылкой. — Мне… Мне теперь надо выйти, — признаётся он, отводя взгляд.

Соня усмехается, а Скирт не с первой же просьбы, но останавливается у дороги. Вокруг нет ни лесополосы, ни ещё какого-либо укрытия, только пустошь и трасса, трасса и пустошь.

— Блин, — Мак выходит и топчется на месте. — Сонь, отвернись, ладно?

Соня приподнимает брови.

— Нет, буду смотреть!

— Отвер… А, ты шутишь, понял, — ещё сильнее смущается он, и отходит подальше.

На машины вдалеке Маку всё равно.

А пока он не вернулся, Ральсель в багажнике снова приходит в себя и пытается выбраться. Из-за чего раздаются звуки ударов и машину начинает раскачивать из стороны в сторону.

Соня подумывает о том, чтобы улизнуть от них в ближайшем городке, она убедила Скирта взять с собой наличность — хватит на мотель и дорогу домой.

Но это может только усложнить её положение…

Скирт же, с озабоченным лицом, выходит из машины и начинает поглаживать багажник.

— Баю-баюшки-баю, не вставай с постельки тёплой ночью тёмной, не давай тебя поймать желтоглазому зверю…

— Выпусти меня, пока я сам не… — но в глазах вновь плывёт.

Собственная сила, пусть и окутывает тело Ральселя защитным щитом, подстраховывая от физического воздействия, всё ещё не может отразить энергию Скирта, как и справиться с «вареньем».

— Твою ж мать… — затихает он.

А Мак возвращается.

— Что вы тут? Едем?

— Можешь посидеть на багажнике? — интересуется Скирт, вцепляясь в Мака.

— Эм, а когда поедем обратно? — Мак взбирается на багажник, чувствуя, как с той стороны его всё ещё будто царапают. Но всё слабее и слабее.

Соня высовывается из машины:

— Я тебя придушу прямо здесь!

— Меня? — не понимает Мак.

— А кого? Садись в машину. Что ты этого наркомана слушаешь?

— Ой, ну да, — спешит он к ней. — Прости.

Соня сдерживается, чтобы не ударить его.

— Ну что с твоей головой, нужно думать, о чём тебя просят, прежде чем соглашаться!

— Да мало ли, вдруг это было нужно? Я ведь не знаю, кто там и почему. И меня учили, если на то пошло, выполнять просьбы сразу, или сначала выполнять, а потом уже рисковать спрашивать!

— Я слышала об этом! Но ты больше не со своим отчимом, ты понимаешь?

Соня отодвигается к окну, Скирт трогается с места.

Мак нерешительно касается её плеча.

— Успокойся, пожалуйста… Лучше подумай, — улыбается, — чем мне тебе отплатить теперь?

Соня качает головой.

— Я спросила, ты понимаешь?

— Н-нет… Что?

— Ты осознаёшь, что здесь нет твоего отчима, и что он пагубно повлиял на тебя и портит тебе светлое будущее?

Мак молчит. Смотрит себе под ноги. Бледнеет.

— Не знаю. Не важно, Сонь. Обычно я просто стараюсь не думать про него, если честно.

Она вздыхает и тянет к нему бледную руку, чтобы запустить в жёсткие волосы.

— Теперь тебе и вправду нужно сходить в душ. А веду я к тому, что… Мак, я никто тебе, и не имею права давать советы, но ты должен думать о том, что с тобой было. И много. А не уходить от этого. Иначе ничего никогда не изменится.

Он смотрит на неё как-то затравленно и в конце концов согласно кивает. И прикрывает веки, наслаждаясь её прикосновениями.

— Приятно так…

— Ты бы сел туда, и упал, и Скирт, возможно, не остановился бы, а потом ещё и дал заднюю и переехал тебя, ты понимаешь? Ты полез туда, и едва не испортил всё. Я что, зря рисковала?

Мак выглядит ошарашенным.

— Я не думал даже, что он собирается ехать вот так!

— Может и нет, но он не нормальный!

Скирт только сейчас возражает:

— Может я просто лучше понимаю мир, в котором мы находимся?

— Ты просто… — игнорирует его Соня. — Просто останавливай себя, когда хочешь согласиться на что-нибудь и думай, надо ли оно тебе, есть ли ещё варианты, какие могут быть последствия. Будет сложно, но если ты возьмешь это в привычку, твоя жизнь станет лучше. И мне не придётся ехать за тобой в другую страну.

— Хорошо… — и тут же возражает: — Ты ехала со мной не из-за этого! Отец бросил меня! Даже не предупредил.

Соня целует Мака в щеку.

— Ты не щенок и не котенок, чтобы от тебя можно было избавиться таким способом. Я уверена, что дело не в этом, слышишь? Отец принял тебя, оплатил учебу в хорошем месте, позволил привести в дом подружку. И после этого выкинул? Не смеши меня. Тем более, что это уголовное преступление.

Хорошо, всё же решает она, что он не подумал о худшем.

— Преступление? Но мне не пять лет, чтобы это было преступлением, — тянет Мак с сомнением, и с благодарностью смотрит на Соню. — Да и, если не бросил, что тогда?

— Но ты же несовершеннолетний! Да?

Мак вздыхает.

— А, ну, если так… Но не забыл же он обо мне, — улыбается неуверенно, и только теперь замечает: — Куда мы едем? Мы правильно едем, Скирт?

— Спроси у навигатора.

Но в нём вместо карты красный фон, на котором порхают розовые блестящие бабочки.

— Ты это тоже видишь? — вцепляется в Мака Соня.

— Да… Вобьём адрес сами? Телефон ведь есть нормальный?

— Ладно.

Соня включает свой телефон, игнорирует пропущенные звонки и вбивает адрес.

Ну и поездочка выходит.

#28.Приёмный фей


Джонни ставит у окна деревянный ящик и взбирается на него, чтобы лучше видеть дорогу внизу.

Дом старый, как и район, в котором находится. Деревья у тротуара голые и полузасохшие. Отсюда заметна подворотня и пара мусорных баков.

На Джонни серая футболка с закатанными рукавами. Она велика ему и вечно сползает на плечо. Руки его тонкие и светлые, будто прозрачные и подсвеченные розовой кровью, в ссадинах. Ему не нравится ни цвет, ни ранки…

Ему нравится загар, но солнце обычно лишь жалит и оставляет на пару недель несколько рыжих и ярких веснушек на вздёрнутом аккуратном носу и щеках.

Глаза миндалевидные, с длинными чёрными ресницами, смотрят на улицу с подозрением и ожиданием. Но, почему то, в них всё отражается вверх тормашками и тонет в цвете и блеске растресканного янтаря.

Джонни слезает с ящика и садится на него, упирает локти в острые коленки, а подбородок в ладони, и нетерпеливо вздыхает.

А с потолка, на копну его карамельных волос, опускается пыль.

В деревья врезается машина, ветер доносит из неё ругань и смех.

Соня медлит, прежде чем выйти и оглядывает Мака.

— Хочешь, мы сначала заедем в мотель, к примеру? Сходишь в душ, закажешь еды и может даже успеешь подремать, пока мы не вернёмся. Может даже заедим в торговый центр и купим тебе новую футболку. Что скажешь?

Мак сначала кивает, а затем отрицательно мотает головой.

— Нет, всё в порядке, я только… Я подожду в машине, хорошо? Ты справишься, это же безопасно?

— Если это не его сообщник говорил мальчишечьим голоском, даже немного жеманным, тогда я в безопасности.

Она касается щеки Мака.

— Может всё-таки согласишься? Ты очень устал, и впереди путь в несколько часов.

— Не хочу тебя задерживать ещё больше, и оставлять одну, тоже… Всё хорошо, иди, — пытается улыбнуться он. — Я подожду, не торопись.

Она поднимает строгий взгляд на Скирта.

— Следи за ним.

И отдаёт Маку телефон извращенца на всякий случай.

А сама кладёт шоколадки в сумку вместе с кольтом и выходит из машины.

Что чердак, понятно, а подъезд какой?

Она щурится, всматриваясь в окна на самом верху.

Джонни в это время снова становится на ящик, подтягивается так, чтобы повиснуть на руках и ему открылся больший обзор дороги, и встречается взглядом с Соней. После чего кубарем летит на пол, и тут же прячется за свёрнутый в углу тяжёлый полосатый матрас.

Соня вздыхает, оборачивается на Скирта, постукивающего кольцами по рулю и идет к зданию.

Она поднимается наверх и стучит в закрытую дверь, у которой заканчивается прогнившая местами лестница.

— Эй, Джонни? Это я тебе звонила. Меня зовут Соня.

По звукам, он отодвигает от двери что-то тяжёлое, а затем отбегает в сторону и прячется.

Соня заходит и оглядывает пыльное помещение.

— Какой смысл прятаться? Чего ты ожидаешь, какой реакции на свои действия?

Джонни выглядывает из-за матраса.

— Привет… — роняет он. Но не выходит.

— Нет, я серьёзно…

Соня всплёскивает руками, думает, куда бы присесть и в итоге остаётся на месте.

— Я принесла тебе шоколад, как договаривались. Поговорим?

Он кивает и нерешительно выбирается из своего укрытия.

— Дай, — протягивает ладошку, глядя на Соню снизу вверх прищуренным, враждебным взглядом.

Соня протягивает ему белый шоколад с миндалем и зефиром. И достаёт ещё несколько с другими вкусами.

— Одна за то, что впустил, другие за разговор. Ладно?

Джонни берёт шоколадку, раскрывает её и ест, откусывая по кусочку, а не ломая, пока жадно смотрит на остальные.

Он кивком указывает Соне на ящик у окна, а сам присаживается на матрас.

— А зачем говорить, о чём? — судя по взгляду, он уже смирился с присутствием здесь Сони, и был вполне расположен к общению с ней.

Она остаётся на месте. Бодрая и встревоженная после разговора с Маком, в красивом платье, с вьющимися локонами золотых волос и острым взглядом, она смотрится инородно здесь. Но, что интересно, Джонни тоже.

— Ты живешь здесь один? Как так получилось? Что у тебя с тем извращенцем?

При его упоминании Джонни напрягается.

— Один. Я сбежал из интерната. Там мне хуже, чем здесь. А он… Я бутылку разбил, и он угрожал мне. Потом я его сдал, но мне не поверили. Только чуть обратно не отправили. Я спрятался… Но он нашёл меня, обещал помочь. А потом… снова угрожал. А что?

— Давай я помогу тебе? — Соня складывает руки на груди. — Пойдём в полицию вместе, засадим его. Ты ребёнок. Ему несладко придётся в тюрьме за такое.

Джонни кивает.

— А я прямиком в интернат! Ну нет. Да тем более, мне не поверят. Доказательства, где? И вообще, — хмурится он, и пытается сдержать слёзы, — хватит говорить об этом!

— Ты хочешь, чтобы он продолжить мучить тебя? Или кого-нибудь еще?

Джонни поднимается и топает ногой.

— Довольно!

— Но, — Соня хмурится, — он приставал к моему другу. И ты не будешь же в интернате всегда. Ты хорошенький. Скоро тебякто-нибудь заберёт.

— Не заберёт! Не заберёт! Чаще маленьких забирают и спокойных. А я не спокойный. Не пойду туда. Не заставишь! К другу приставали, на друга его и лови!

— Ясно, — Соня решает не спорить. — И где ты деньги берешь, чем питаешься?

— Ворую! — выкрикивает он с вызовом, то ли правду, то ли просто чтобы разозлить. И уже спокойнее добавляет: — Тётушка иногда даёт. Но она живёт не здесь. А ем, что придётся… — опускает он глаза.

— У тебя есть тетушка, и она допускает все это?

Джонни молча кивает. И тянет ладонь, требуя ещё шоколадку.

— Мне не понравился разговор.

— Сплясать для тебя? — обиженно интересуется он, и всхлипывает, глотая злые слёзы.

Соня качает головой и вдруг хватает Джонни за ухо и тянет за собой на выход.

— Если так и дальше пойдёт, не представляю, что из тебя вырастет…

Джонни на удивление не кричит и не вырывается, зная, что так сделает себе только хуже. И лишь бросает на Соню злые, ненавидящие взгляды, будто готовясь, как только она отпустит его, вцепиться ей в лицо.

— Я не знаю, что с тобой делать, — ворчит Соня, спускаясь по лестнице, — будто у меня и без тебя проблем нет!

— Видимо, нет, — всё-таки цедит Джонни сквозь зубы.

— Есть! — прикрикивает на него Соня и вскоре дотаскивает до машины, обрадовавшись, что Скирт никуда не увёз Мака, он просто… заснул на багажнике.

Мак высовывается в окно.

— Что там у вас?

— Похищение! — орёт Джонни, радуясь, что оказался на улице и теперь его может услышать больше народа. — Помогите!

Соня закрывает ему рол ладонью, открывает дверцу машины и подталкивает Джонни к Маку:

— Держи его!

А Скирт подрывается и хмурится:

— Пахнет жареными васильками…

Джонни брыкается и пытается цапнуть её за руку своими тонкими, острыми клыками, но Мак оттягивает его от Сони и прижимает к сидению.

Джонни бьёт по кожаной обивке ладошкой и, роняя слёзы, снова начинает звать на помощь.

Соня достаёт из сумки шоколадки.

— Ты заберешь?

— Вы меня похищаете! Это незаконно. И… очень неприятно. Мои почки не подойдут вам!

— Я хочу помочь тебе, как мне было оставить тебя на гребаном чердаке ждать, когда к тебе наведается потный извращенец? Оказался в такой ситуации, а теперь я плохая?

Мак крепче хватает его, а Джонни переводит мерцающий из-за слёз взгляд на Скирта.

— Куда вы… меня… теперь?

— Кто ты?

Он всхлипывает. И злится.

— А ты?

— Я дракон.

И Скирт показывает ему язык.

Джонни перестаёт плакать и вырываться, поэтому Мак ослабевает хватку.

— Дракон? Ладно, — тянет он, и начинает дрожать.

Мак, замечая это, переводит обеспокоенный взгляд на Соню.

— С ним всё в порядке?

Соня отдает шоколадки мальчишке и отходит от машины подальше, ничего не объясняя.

А Скирт садится за руль.

— Тебя куда-то подвезти или что?

— Я не знаю, — говорит он, отвлекаясь на шоколадки. — Но ей меня не отдавай, пожалуйста. Я… беспокоюсь за органы.

Мак не выдерживает и нервно смеётся. После чего выходит из машины.

— Сонь, всё в порядке? Как ты?

Соня сидит на лавочке и наблюдает за двумя дерущимися голубями.

— Не знаю. Просто думаю, что с ним делать дальше. Нужно позвонить людям из опеки и всё такое. Он совсем один живет.

Мак стоит рядом и не знает, что сказать.

— Это…

«Не твои проблемы»? Нет, не вариант. Прозвучит плохо.

— Просто…

«Оставим его? Ведь он и раньше так жил, без нас»? Ещё хуже. Да, он так жил, и стал жертвой извращенца.

— Мы отвезём его в участок и оставим людям, которые точно будут знать, что делать. Скирта с ним пошлём, чтобы нас не трогали.

Ага, Скирта, блин. Чтобы и его задержали, приняв за наркомана или безумца!

Мак от досады закусывает губу и присаживается рядом с Соней, внимательно глядя на голубей.

Она вздыхает.

— Может, ты и прав на мой счет.

— О чём ты?

Она кладет подбородок ему на плечо.

— Неважно.

От него пахнет солью, солнцем и песком, и Соня усмехается себе же.

От того, какая она смелая сейчас.

Или трусиха, потому что пытается так отвлечься от своих мыслей.

О Маркусе. О Лариэне.

О том, не сходит ли с ума.

— Ты такой… уютный.

Мак боится пошевелиться, будто может её спугнуть, и от волнения еле дышит.

— Спасибо… Соня, ты удивительна, — шепчет он. — Всё будет хорошо. Чтобы тебя ни волновало, просто знай, что всё наладится.

И она вдруг, хмыкнув, кусает его в шею и отстраняется с лёгким смехом.

— Прости! У тебя так жилка бьётся…

— Ой, какой кошмар, — вздрагивает Мак и хватается за укушенное место. — Разрядила обстановку, ничего не скажешь, — смеётся он и смотрит испуганно.

А тем временем Джонни, пересчитав и перепробовав шоколадки, собирается уходить.

— Пока? — тянет он, с любопытством и настороженностью поглядывая на Скирта.

Он и вправду чем-то напоминает дракона, правда, китайского, такого, какие бывают на фестивалях — без крыльев. От него несёт дымом и чем-то сладковато-странным, у него красный костюм, рыжеватые волосы, карие глаза, глядящие сквозь.

— Живёшь в гнезде или цветке? — спрашивает, встрепенувшись и схватив Джонни за плечи.

Он не вскрикивает, как мог бы, хотя вид был такой, будто Скирт сделал ему больно и испугал.

Смотрит на него зло блестящими глазами, облизывает губы, не достаёт острым кончиком языка до щеки, выпачканной в шоколаде. И отвечает тихо и коротко:

— В норе.

Скирт щурится.

— Нор не бывает на чердаках. Она должна быть в подвале!

Джонни склоняет голову набок.

— А я вас к себе в дом и не приглашал!

Скирт замечает собственное отражение в его глазах, и оно перевернуто. Он высовывает раздвоенный язык и отпускает мальчишку.

— Кто, — закуривает, — ты такой?

— Джонни, — трёт он своё острое плечико и морщится. — Джонни. Я пойду, пока те ненормальные не вернулись, — открывает он дверцу и собирается выскочить из машины.

— Они классные! — возражает Скирт и тянет парнишку за шиворот к лавочке.

— Я нашёл фею!

Мак, щурясь и улыбаясь от того, что Соня стоит за его спиной и обнимает его за шею (неосознанно… или осознанно слегка придушивая его), громко фыркает в ответ.

— Протрезвей!

Но Скирт смотрит на него едва ли не с отеческой строгостью:

— Я серьёзно, надо Элизару показать, поехали!

Джонни виснет на его руке, подтягивается и вгрызается в неё до крови, пытаясь освободиться.

Но Скирт не дёргается, только цокает и поднимает мальчишку так, чтобы видеть его лицо.

— Ты стал чудовищем, темным эльфом!

Соня фыркает:

— Ты только что говорил, что он — фея. А те не могут быть темными или светлыми, я читала, что им безразлично добро и зло. И не пугай его, хотя…

Соня подходит ближе к Скирту:

— Я знаю, что так не делается, но, может, усыновишь его? У тебя же нормальная жена? Судя по квартире, да. Так что?

Скирт задумывается и кивает.

— Круто.

Джонни замирает, почему-то поднимает недоуменный взгляд на Мака. Но тот тоже сидит и смотрит на него, хлопая осоловелыми глазами.

Тогда Джонни начинает буравить взглядом Скирта.

— А у меня, у меня никто не хочет спросить?!

Скирт хлопает его по плечу и треплет по волосам, жесты, которые он видел у Элизара, не иначе.

— Поехали. Хочешь мороженое или колу?

Соня шепчет Маку на ухо:

— Это временный план, но пока нет варианта получше.

Мак кивает и ободряюще ей улыбается. Он только «за», чтобы сбросить эту проблему на Скирта.

Джонни цокает. Нет, словно издаёт настоящий, короткий стрекот, и не сопротивляется.

— Хочу мороженое. Клубничное, с шоколадной крошкой. В рожке, — неуверенно добавляет он, и вопросительно смотрит на Скирта.

— Ладно, заедим в кафе, — Скирт оглядывается, на мгновение чувствуя, как всех обступает тьма, выдыхает и садится за руль. А затем открывает для Джонни переднюю дверцу.

Сони не хочется оттягивать, но она всё же заставляет себя спросить:

— А ты ничего не хочешь забрать? Вряд ли ещё вернёшься в эту дыру.

— Не, — Джонни садится рядом со Скиртом. И принимается есть очередную шоколадку.

— Эм… Поехали, правильно, — у Мака идёт голова кругом, и больше его уже ничто не беспокоит. — Сонь, теперь это ответственность Скирта.

Соня не спорит и устраивается в машине.

— Можете позвонить Элизару? — вдруг спрашивает Скирт, его взгляд и движения будто бы проясняются.

— Мак не помнит его номер, у тебя в телефоне есть, но он разрядился, да и никто не брал трубку в последний раз, когда я…

Скирт перебивает её:

— Набирай, я продиктую.

Соня протягивает свой телефон.

— Н-нет, я не стану. Пусть говорит кто-то из вас.

— Он меня бросил, — тут же объявляет Мак, по всей видимости, отказываясь говорить с ним.

Соня подаёт ему телефон с уже вовсю идущими гудками.

— Ты этого не знаешь.

Мак вздыхает, но спорить с ней, после всего, что она для него сделала, не хочет и прижимает телефон к уху.

«Да», — даже будто лениво отвечает Элизар, где-то на фоне слышится плач.

— Ты меня бросил на той чёртовой заправке, и меня чуть не убили!

Ему отвечают не сразу, а когда это происходит, тон голоса меняется, в нём слышится улыбка.

«Сынок! Ты в порядке? Я тут как раз пытаю твоего двойника. Только собирался ехать за тобой, честное слово.»

Мака это слегка… смущает? Даже больше, чем слова отца про двойника. И он неожиданно, тихо переспрашивает:

— Честно?

«Конечно… Что это за номер? Ты же смог вернуться домой? Там Скирт взбесился, кажется, ты его не видел?»

— За мной Соня приехала. Я только ей мог дозвониться. И… её привёз Скирт. Почему то…

Элизар молчит несколько секунд.

«И… как он?»

— Уже лучше. А так странным был. Очень. Даже не так, как обычно. Ребёнка только себе нашёл, хочет тебе показать. Говорит, это фея…

«Где вы все? Я приеду.»

Но Соня вмешивается:

— Но я спешу, мой отец будет меня искать!

Мак медлит, кивает Соне и отвечает отцу:

— Я домой, па, всё в порядке. Ничего, что так случилось. Я просто, — он чувствует, как к горлу подступает ком, и старается, чтобы голос не дрожал: — просто думал, что ты меня бросил.

«Зря, ты же знаешь, что я так бы не поступил, да и с чего бы? Соня рядом? Ты… у тебя должна была появится метка, — понижает голос, — и её нужно поскорее убрать, понимаешь? Не говоря уже о Скирте, который временами… опасен. Дашь мне с ним поговорить?»

— Д-да… — Мак тянет телефон Скирту, но спохватывается и снова прижимает его плечом к уху. — Па… а она… — он незаметно для Сони чешет свою руку. — Это выглядит, как что-то, — понижает голос, — под кожей?

«Не уверен, давай ты поговоришь с Кейт, она разбирается в этом», — он зовёт жену и передаёт ей телефон.

— Ма? — выдаёт Мак, и досадливо прикрывает глаза.

Кейт реагирует сразу же:

«Прекрати так меня звать… Короче. Как понимаю, там рядом с тобой… Меня слышно ей?».

— Нет, — будто между прочим отсаживается Мак подальше от Сони.

«Хорошо. Если метка проявилась, ты точно должен был это почувствовать. Она бывает нескольких видов: вроде татуировки, похожая на странное родимое пятно, или на непонятную хрень под кожей, поедающую плоть…».

Мак громко сглатывает.

«Ага, ясно… — понимает его Кейт. — Плохо».

— А откуда ты…

«Я мастер печатей, — перебивает она его. — Моя сила лучше всего под это заточена. Почти то же, что у Ральселя, знаешь?».

— Нет.

«Ну и ладно. Мои способности в этом всё равно, хм, обширнее. Короче, пока эта дрянь не пустила корни, тебя надо от неё очистить. А пока… Где она выступила?».

— На руке.

«Перевяжи повыше. Будто тебе нужно наложить жгут, — и говорит в сторону, отдавая телефон Элизару: — Он попал, Эл…».

«Ага, — отвечает он уже в трубку. — Ладно, если ты там же, где я тебя оставил, направляйтесь в город, я догоню, так будет даже быстрее. А теперь дай трубку Скирту…»

— Хорошо, — Мак тянет Скирту телефон.

И замечает, что Джонни всё это время следил за ним и грыз шоколадку.

Мака почему-то передёргивает.

А Скирт едва ли не врезается в машину, пытающуюся их подрезать и прижимается к рулю, открещиваясь от телефона:

— Я не буду говорить, они меня услышат!

— Кто? — хватается Мак за спинку сидения. — Это Элизар.

Джонни каким то чудом даже не швырнуло в сторону. Он лишь напрягся и потянулся к ремню безопасности.

Мак вновь одаривает его подозрительным взглядом, и снова протягивает Скирту телефон.

Скирт останавливается и одаривает Мака гневным взглядом:

— Гаденыш!

А затем забирает телефон и швыряет в окно.

— Но… — Соня не успевает сказать ничего больше: мимо проезжает грузовик. — Это был мой телефон.

— Ты что делаешь, псих?! — вступается за её телефон Мак. — Он же… Я же… Блин!

Он заставляет себя замолчать, опасаясь испугать и взволновать Соню ещё больше, и глубоко вздыхает.

Джонни же тянет Скирта за рукав и шепчет:

— Мне нужно по маленькому…

Скирт улыбается ему и кивает:

— Иди на травку.

Соня касается плеча Мака:

— Ничего. Я сама виновата, не нужно было, — и тут она повышает голос и переводит взгляд на Скирта, и при этом её глаза странно мерцают, — связываться с сумасшедшими!

— Ну, Свечка!

— Заткнись! — и Соня снова возвращает внимание Маку: — Что-то не так? Что сказал твой отец? Какой план? Мы можем попросить телефон у Джонни и перезвонить.

— Сказал ехать в город, он нас догонит. Но я… не знаю. Сонь, мне нехорошо, а так всё в порядке. Не волнуйся. Я тебе… Я куплю тебе новый телефон, хорошо?

Джонни выходит и топчется на одном месте.

— Иди прикрой меня, Скирт.

— Никто не будет смотреть, иди! Хотя я посмотрю… покурю то есть, — Скирт выходит, а Соня едва не скулит, прикрыв лицо ладонями:

— Он же просто оговорился, да? Я не отдала мальчика очередному извращенцу?

— Я асексуал! — доносится до них.

— Но у тебя есть жена! — Соня выглядывает в окно и тут же отворачивается из-за Джонни.

— Да, ей это не нравится…

Мак давится от смеха и не может остановиться. Рука болит. Всё происходящее выматывает. Нервы сдают.

Джонни справляет нужду и с опаской косится на Скирта.

— Глаза закрой.

— Ты делаешь это так же, как человек?

— Закрой глаза! — и шепчет жутким голосом, ухмыляясь: — Пусть это останется тайной…

Скирт кивает.

— Нам нужно стать ближе, я понимаю. Хорошо.

И он прикрывает веки, выдыхая колечки дыма.

#29. Пять мужиков и одна Соня


Джонни успокаивается, заканчивает и спешит в машину, где со строгостью интересуется у остальных:

— Вы смотрели?

— Да, — с готовностью отвечает Соня. — Почему ты плохо себя чувствуешь? Может, тебе нужно поесть? — переводит взгляд на Мака.

Скирт возвращается на водительское и выезжает на дорогу.

Джонни утыкается в окно, обиженно и громко шморгая носом.

Мак пожимает плечом.

— Я голоден, — надеется он, что этим избежит дальнейших расспросов. — И устал. Вообще, очень хочется уже домой… и увидеть отца.

У неё всё совсем наоборот, но… куда деваться?

Они доезжают до придорожного кафе, но там не оказывается такого мороженого, какое заказал Джонни, поэтому Скирт разворачивается и вскоре находит место получше.

Соня выходит из машины и потягивается с наслаждением. Даже лучше, что разбился телефон, без него ей спокойнее.

Она первая заходит в кафе и находит свободный столик.

Джонни идёт за ней, поминутно оглядываясь на Скирта. С ним как-то… безмятежно.

Мак обгоняет их и занимает место рядом с Соней.

— Только у меня нет денег, — говорит он, внимательно вглядываясь в лежащие на столе салфетки, чтобы справиться с неловкостью.

Джонни же вынимает из кармана скомканную стодолларовую купюру и кладёт на стол.

— А у меня есть.

— Я помню, что нет, — закатывает Соня глаза и не удерживается, добавляя: — я уже привыкла к этому.

Скирт садится рядом со своим приемным феёнком и обращается к подошедшему официанту в горчичного цвета фартуке и клетчатой рубашке, с убранными в хвостик светлыми волосами:

— Мне тоже, что и этому юноши.

— А мне мороженое клубничное, с шоколадной крошкой и в рожке, — говорит Джонни, и забирает деньги, решив, что всё-таки поспешил выкладывать их на стол.

— А что вам? — он улыбается Сони, уже успев окинуть её оценивающим взглядом.

Она заправляет за ухо прядь волос.

— Большой стакан кофе со льдом и молоком, пожалуйста.

Он усмехается:

— Я вас угощу, можно?

— Нельзя, — встревает Мак, — вам угощать мою девушку!

Договорив, он внутренне замирает в ужасе. Но с другой стороны, он уже давно предлагал Соне притвориться её парнем, верно? Вряд ли же её разозлят теперь его слова? Пусть они и правдивы. С его стороны.

Соня облизывает губы и стреляет глазами в официанта, она ещё не успела отточить этот прием, но выходит не плохо. А затем…

— А что, если бы я заказала вот этот салат с лососем и авокадо, бифштекс, и что там у вас ещё есть…

— Ну… — парень приподнимает брови от неожиданности. Затем находится: — Я бы всё устроил. Хочешь?

И Соня повышает голос:

— Часто так снимаешь девчонок? А твой начальник знает? Рассказать ему? Мак, что ты будешь? — добавляет, будто потеряв к официанту интерес, но тот не унимается:

— Я просто помогаю своему отцу, это его кафе, не нужно быть такой грубой. Так что?

— Не нужно приставать к посетителям! — буравит Мак его взглядом. — Тебе, кстати, сколько лет, а? Восемнадцать есть? А то мы уже засадили одного педофила час назад.

— Просто принесите мне мороженое, — стонет Джонни, и локтем пинает Скирта, чтобы тот вмешался.

— Правда твой парень? — официант приподнимает кустистую бровь.

Соня качает головой, то ли в ответ на его вопрос, то ли это реакция на его поведение.

— Это правда переходит границы, либо позови управляющего, либо принеси заказ.

И переводит взгляд на Мака.

Скирт запоздало вмешивается:

— Ага.

— Жалобную книжку мне! — ударяет Джонни кулачком по столу, и остро ухмыляется. — Вы не имеете права отказать, к слову.

Мак сдерживает улыбку.

И к ним подходит Ральсель. Высокий, всклоченный и мрачный. От него пахнет дымом и бензином.

Он садиться рядом с Маком, локтем упирается в стол и ладонью подпирает голову.

— Мне бутылку виски. Здесь ведь есть что выпить?

— Эээ, у нас есть пиво, и, — задумывается официант на несколько секунд, — ладно, я могу подать вам ликёр из своих запасов, — он дежурно улыбается и переводит взгляд на Соню:

— Ты в интересной компании!

Соня замирает, не зная, как реагировать на появление человека из багажника и касается руки Мака.

— Тебе нужно поесть.

А Скирт, видно, не считает, что произошло что-то странное, он хлопает Ральселя по руке:

— Не советую сейчас пить.

Официант ждёт ответа насчёт ликёра, надеясь, что мальчишка не повторит свою просьбу.

Но Джонни оживляется ещё больше, с любопытством и восхищением поглядывая на Ральселя.

— Значит, — подытоживает он, будучи очень гордым тем, что взял на себя роль старшего, — мне мороженое и жалобную книгу, моему… папе, — бросает взгляд на Скирта, прикидывая, сойдёт ли он внешне за его отца, — тоже. Тёте Сони и её парню овощной салат и кофе со льдом. А этому господину ликёр.

Соня, конечно, не остаётся в стороне и возражает:

— Надо что-то посущественнее салата.

Официант, глядя на Мака, отчего-то, начинает ухмыляться.

А Скирт треплет Джонни по волосам:

— Кто хорошая фея?

Ральсель на этом странно смотрит на них, но продолжает мрачно молчать.

— Салат и горячий, сладкий чай, — говорит Мак, и добавляет, отчего то чувствуя себя глупо: — И булочку с маком.

— И поживее, — произносит Раль, вроде спокойно и негромко, а у Мака пробегает по спине холодок.

— Всё будет сделано, — официант подмигивает Соне и отходит, а Скирт ворчит:

— Стоит только выехать из города и вот — вампиры на каждом шагу!

Соня не понимает:

— Что?

Мак настораживается. А вот Джонни согласно кивает.

— Здесь ещё ничего, — роняет Ральсель, и отвлекается на вид за окном. — Я, к слову, убивать вас не стану. Психи. У меня только один вопрос. Нет, два. Сколько нам ехать обратно, и что с Хедриком?

Скирт высовывает кончик раздвоенного языка:

— Несколько часов и, что, он тебе понравился?

Соня решает вступить в разговор:

— Пропущу мимо ушей намек на угрозу, хотя вам не стоит бросаться такими словами. Но… Почему вы нас преследовали?

Всё это время она думала, что этот человек может быть связан с ее отцом, но упоминание Хедрика заставляет её в этом усомниться.

Раль вдруг улыбается ей, мягко, но с неким снисхождением.

— Это была не угроза, я хотел успокоить. И видимо произошла путаница, так как это Хед преследовал вас. Я без понятия, почему. Поэтому и спрашиваю о нём.

— Твой брат? — Соня переводит взгляд на Мака, затем снова на человека-из-багажника. — Если вы были с ним, должны были знать, в чём дело.

— У нас с ним свои дела. Он увидел вас и рванул следом.

— Может обо мне, — Мак исправляется: — точнее, об отце узнать хотел?

— Мм? — Раль устало трёт переносицу и щурится, чтобы перестало двоиться в глазах.

Соня оглядев каждого, решает не вмешиваться и просто подождать, пока принесут еду.

Ей хочется записать некоторые мысли в заметки на телефоне, но она тут же вспоминает, что дорогостоящий подарок отца переехало грузовиком.

Класс.

Так что, в ближайшее время она развлекает себя тем, что пытается упорядочить в в своей голове нахождение каждого представителя мужского пола в метре от себя чёрт знает где.

Этот мужик-из-багажника преследовал их, и Скирта нельзя было убедить в нерациональности решения запихивать его в багажник, что ж…

Мак. Её Мак. Просто потерялся. Даже Щенок бы лучше справился в его ситуации. Она вздыхает, решая не развивать эту мысль. Она не была на его месте, верно? Он думал, что его бросил отец.

А, нет была.

Ладно, следующий.

Джонни, мальчик-с-пальчик. Тут она уже прикрывает смешок ладонью, потому что нет, она не подглядывала, конечно. Просто к слову пришлось. Но это смешно. Он вел какую-то безумную жизнь, и теперь не против оказаться рядом со Скиртом…

Кстати, Скирт…

Он просто болван.

Соня щурится. Выходит, что она попала в переплет семейства Мака, только и всего.

Но почему все эти люди такие странные?

Впрочем, и в этом есть плюс.

На их фоне она даже чувствует себя нормальной.

Совсем чуть-чуть.

Мак молчит, судя по всему, уйдя в свои мысли, и не собирается продолжать разговор.

Вокруг Ральселя словно сгущается тьма. Джонни замечает это и крутит головой, вглядываясь в лица остальных. Замечают ли они?

И тянет Скирта за рукав, чтобы тот сказал хоть что-то. О чём то же Ральсель говорить хотел? Или, пусть отвлечёт всех. Ведь…

— Скучно, — говорит он, — как долго мы ждём!

За неимением Элизара Скирту вдруг приходит в голову, что и Раль подойдёт, так что он хватает его за рукав, совсем не впечатленный мрачностью, хотя…

— Тебе идет это настроение, и я нашел фея! Глянь только на него!

Раль закатывает глаза, отцепляется от него и отсаживается чуть дальше.

— Странный малый, — соглашается он. — Но разговор не к месту. Причём в прямом смысле.

— Думаешь, они захотят его крови? — Скирт оглядывается.

На этом Раль давится смешком и не отвечает. Зато Джонни испуганно вцепляется в Скирта.

— Моей?

— Тише, тише… — Скирт тыкает Джонни в щеку.

А Соня чуть сжимает плечо Мака.

— Как ты?

Мак успокаивающе кивает ей и собирается сказать: «нормально». Но его охватывает слабость и он кладёт голову на сложенные на столе руки.

Раль наблюдает за ним странным взглядом, и потягивается, сцепив пальцы в замок. Зевает, и обращается к Скирту:

— Так что насчёт Хеда, вы его не убили хоть?

Скирт в ответ только отводит взгляд. Ему самому не хочется об этом думать.

Соня дует на висок Мака и гладит его по волосам.

— Скоро вернусь, — шепчет ему и выходит из-за стола.

Мак провожает её затравленным взглядом.

Соня находит дверь в туалет возле скульптуры русалки и пропадает за ней, на мгновение почувствовав на себе чей-то пронзительный взгляд.

Официант приносит всем заказы, вместо жалобной книги поставив перед Джонни шоколадное фондю.

— Приятного аппетита!

Джонни с гордостью и довольством показывает Скирту своё угощение, пробует и уже совсем спокойно, расслабившись, как бы между делом напоминает:

— И жалобную книжку, пожалуйста. И воды, если можно. И солёного арахиса ещё.

Раль выпивает. Вспоминает, что он в завязке… Но наливает себе снова и тьма, которой он был словно окутан, слегка расступается.

Мак же вяло тычет вилкой в салат.

Скирт вздыхает, наблюдая за Джонни.

— Ты такой же требовательный, как мой сын.

Соня моет руки и умывается, рассматривает серебристую мозаику на стенах. Странно, тем более, для этой дыры. Она вглядывается в своё отражение и вздрагивает, когда скрипит дверь и входит официант, высокий, симпатичный… в женском туалете.

Она наблюдает за ним через зеркало и решает ничего не говорить — мало ли, может, пришёл прибраться, кое-где не помешало бы…

— Давно не видел таких красивых девушек…

Соня оборачивается.

— Ты что, чокнутый? Лучше не подходи ко мне.

Конечно, сумка при ней, а в ней лежит…

Соня проверяет, на месте ли кольт и по позвоночнику пробегается холод. Его нет.

— Да, брось, я же вижу, что нравлюсь тебе.

Официант — у него нет бейджика, так что… — прижимает Соню к раковине каменной стеной, через которую невозможно продраться.

— От тебя так вкусно пахнет…

Он приникает к шее, и Соня обнаруживает, что не может кричать.

Тем временем Джонни радуется, что у Скирта есть сын. Это, по его мнению, уменьшает шанс на то, что Скирт тоже является извращенцем.

— Главное, — делится он своими мыслями, — чтобы сын был живым. Потому что если ты хочешь забрать меня взамен умершему, это тоже тревожно и не всегда здорово.

Раль, слушая их, поднимается и со словами: «разумный мальчик», пытается потрепать его по волосам, но Джонни уворачивается и провожает его злым взглядом.

Ральселю не понравился официант и то, как ушла Соня…

Он заходит к ним практически бесшумно и кладёт тяжёлую руку на плечо официанта, не решаясь отбрасывать его в сторону. Не хотелось этим навредить Соне, если тот успел вонзить в неё клыки или отлетит вместе с ней, не разжав пальцы.

— Что тут у вас?

Соня пытается что-то сказать, но голос появляется только на середине фразы:

— …кому-нибудь, потому что он опасен для общества!

Он закашливается, вцепляясь пальцами в раковину, а парень, не успевший ничего сделать, отстраняется.

— Она сама хотела, — заявляет он.

— Хотела? — интересуется Ральсель у Сони, беря её за плечи, чтобы мягко подтолкнуть к двери, а самому оказаться между ней и официантом.

Соня стискивает зубы, не желая отвечать на подобное, но не сдерживается, переводит на мужчину жесткий взгляд и заверяет:

— Я бы справилась.

Раль кивает ей.

— Хорошо, — и взглядом указывает ей на дверь.

Соня садится за стол и оглядывает всех требовательным взглядом.

— Кто. Уграл. Мой. Кольт.

Джонни начинает есть быстрее.

Мак поднимает на Соню встревоженный взгляд.

— А что, он был нужен?

Она только улыбается ему уголками губ.

— Джонни, — переводит взгляд, — я знаю, что это ты.

Джонни мотает головой и обнимает Скирта за руку.

— Докажи! Нет доказательств.

— И строго говоря, это мой кольт, — вмешивается Скирт. — Так что, верните его мне.

— Ты чокнутый, а он ребенок! У меня должно быть что-то, чтобы защитить нас всех!

— Неа, как будто ты в своем уме.

— Не смей её оскорблять! — вступается Мак. — Она одна среди кучи непонятных мужиков.

Джонни начинает странно хихикать. И под этот стеклянный, колкий смех к ним возвращается Ральсель, со всё ещё влажными после мытья руками и пятнышками чужой крови на рубашке.

Это замечает потягивающая свой кофе через трубочку Соня.

— Не нужно было, он просто придурок.

Ральсель отмахивается от неё и ободряюще улыбается.

— Жалеть придурков порой себе дороже.

Он не уточняет о том, что тот парень являлся вампиром, и тушка его теперь лежит в одной из кабинок под унитазом… Ни к чему сейчас поднимать шум. И уйти они скорее всего успеют прежде, чем заклинившую дверцу успеют открыть и его обнаружат.

Зато у Мака и без этого портится настроение. Соню снова защитил кто-то, а не он…

Соня тянет его за прядки волос.

— Ты должен всё съесть.

— Д-да, — и Мак с усилием жуёт и проглатывает салат. — Вкусно. И мне становится лучше, — отчасти, конечно, он врёт. Но за этот обман вину не испытывает.

— Я не понимаю, — негодует Джонни, — мне книгу жалоб принесут или нет? Меня обычно прогоняли из подобных мест, а тут такой случай!

— Почему прогоняли? — Соня с удовольствием пьёт свой кофе и ждёт, пока остальные закончат с едой, не переставая гладить бедного Мака.

И он млеет от её прикосновений, и доедает уже с бОльшим аппетитом.

— Ну, — отвечает Джонни, окончательно обляпавшись в шоколаде, — выгляжу плохо. Никто не ожидает, что у такого малого, как я, будет чем заплатить.

— Но деньги у тебя есть, — замечает Скирт. — И ты вполне мило выглядишь.

Джонни улыбается неожиданно робко. И тихо, совсем тихо, признаётся:

— Кажется, это твои деньги…

Ральсель усмехается.

— Я доел, — отодвигает тарелку Мак.

— И я всё, — говорит Джонни.

— Я допил, — зачем-то объявляет и Раль.

«Что подумает мой отец?»

Соня поднимается, а Скирт гладит Джонни по волосам.

— Ты фей-воришка, а?

— Я просто в машине на коврике нашёл, честно, — поднимает он на него большие, честные… наглые глаза.

— Уходим значит, да? — Мак поднимается и смущается Сони. — Минутку подождите. Только… правда, подождите!

Он спешит в туалет. Забегает туда и врезается в запертую кабинку. Спешит к другой, но и та оказывается закрытой.

— Чёрт… — он осматривается.

Что-то кажется ему странным. Отсутствие писсуаров?

— Плевать, — Мак пытается устроиться у раковины.

В туалет заходит женщина с выкрашенными в цвет свеклы волосами, убранными в высокую прическу, в платье расцветки «леопард» и с гремящей из-за блесток сумочкой. Она на ходу достает пудру, поднимает взгляд и открывает рот, не в силах сразу же найтись, чтобы выразить свой гнев.

Поэтому бьёт Мака сумочкой.

— Как тебе не стыдно!

— Простите! — он не успевает ничего сделать, а потому спешно застёгивает ширинку и отступает, спиной вжимаясь в дверь кабинки. — Я, наверное, по ошибке зашёл. Мне… мне очень надо! — он стучит во вторую дверь.

Женщина бьёт его ещё раз, с глубоко оскорбленным видом.

— Это женский туалет! Вон!

— Да-да, простите, — спешит он выйти, и замечает, как из-под первой двери расползается кровавая лужица…

Поэтому на выходе он медлит, затем подлетает к раковине и… оставляет в ней недавний обед.

— Простите…

— Отвратительно, — она прикрывает рот ладонью и выходит с криками: — Позовите мне администратора!

За ней выходит и Мак.

Он возвращается к остальным. Судя по всему, всё ещё очень смущённый и растерянный, потому что первое, что объявляет всем, это:

— Я расхотел.

— Ладно, — кивает Соня, на мгновение задумавшаяся, насколько это странно.

И они с горем пополам отправляются в путь.

#30. Перевертыш


Хедрик сидит вдалеке от горящей, перевернутой машины, еще совсем новой, и глядит на пламя, ожидая, когда оно отразится в его серебристых глазах взрывом.

Переломанные ребра заживают, раны затягиваются, как с помощью его проклятья оборотня, так и с помощью Соро, который теперь замазывает ссадины на его лице.

Хедрик почти не отвлекается на боль, к которой невосприимчив.

— Никогда его таким не видел, он просто… взбеленился! Всякое было, но поджигать машину? Еще и, — усмехается, — Ральселя с собой утащил. Не исключено, что кто-нибудь из них уже мёртв.

Несмотря на это, Соро смеётся своим красивым, чистым смехом, и заправляет за ухо тонкую прядку волос, что выбилась из его высокого хвоста.

— Ну-ну, — он дует Хедрику на висок, по которому стекает струйка крови, пусть и знает, что Хеду не очень больно. — Мы со всем разберёмся. Но пока не поздно, надо сделать ставки. Ральсель опасен. И Скирт, хотя с первого взгляда так и не скажешь. Думаешь, кто кого?

Хедрик фыркает. Машина всё же взрывается, и до них доносится волна жара и гари. Но не более того.

— Мне нравилась эта тачка. Вообще-то.

Он вдруг тянет Соро на себя и крепко целует, затем отстраняется и вливается в обсуждение:

— Я невольно задумываюсь, какого исхода хотел бы сам. Думаю, если Ральсель подохнет сейчас, либо, ничего не изменится, либо станет все только хуже. Можно было бы попробовать словить момент, но у них едва ни чертова секта по всему миру. А я не готов к таким масштабам. У меня тогда не останется времени на тебя.

Соро кивает, и поднимает его на руки так, словно Хед ничего не весит.

— Да, и у меня бы осталось меньше времени на работу, ведь я влез бы в эту войну, чтобы сражаться за тебя. С другой стороны, помри Скирт, расстроится Люци. А тебе важен он. И Элизар. А он мой друг. Эх, нехорошо…

Он несёт его к своей машине.

Хедрик не сопротивляется, и передёргивается.

— Да, из-за них Скирта жалко. Да и… Не верю я, что с ним может что-то случится. Он наш талисман. Хочу покурить чего-нибудь.

— Талисман? — Соро пропускает мимо ушей слова о его желании, и открывает дверцу, устраивая Хеда на переднем сидении.

— Вызовешь себе такси? — Хедрик ухмыляется.

Соро вздыхает.

— Что, поедешь догонять? — он вынимает из кармана маленький фонарик и светит Хеду в глаза. — Голова не кружится? Ты помнишь, что это моя любимая машина? Ты понимаешь, что я тебе подарю новую?

— Не кружится. Но я не понимаю, как это связано. И я люблю тебя. Мне нужно ехать. Вылезай.

Соро не спорит, напоследок поглаживает капот машины и отходит в сторону.

— Звони, если что! Вроде, ты в порядке…

Но Хедрик высовывает из машины, чтобы рыкнуть на него:

— Ты вообще-то не ответил.

— Эм… Я тоже люблю тебя? — улыбается он.

— Теперь свободен.

И Хедрик выезжает на трассу.

***

До их своеобразного бунгало доносятся всплески воды и шум ветра. Элизар дымит рядом со связанным перевёртышем.

Тот сидит на стуле, что припаян, каким-то образом, к кровати, связанный и увешенный засушенными вениками травы, которую они с Кейт чудом нашли у одной местной ведьмы.

Тварь сейчас уязвима, под бледной кожей ходят будто сгустки чёрной крови, но навредить больше будет слишком опасно для Мака. Сначала следует уничтожить их связь.

— Может быть, всё-таки попробуем сделать это через меня? В нём наполовину моя кровь, — улыбается он, не смотря ни на что, заходящей в домик жене.

Кейт качает головой и откладывает в сторону тетрадь, в которой чертила магические символы, вспоминая, как правильно снимать различные метки.

— Нет, не выйдет.

— Ладно, — Элизар не спорит, полностью доверяя ей в этом вопросе. — Я разберусь с машиной и поедим?

Он и не думает извиняться за испорченный отдых, за проблемного, невесть откуда взявшегося сына, за их жизнь, вечно катящуюся кубарем в динамичные, но предсказуемые тартарары. Не думает, потому что не задумался бы о проблемах, будь они от Кейт или от Хедрика или ещё от кого. Все они его семья, так чего ж теперь?

Он обнимает Кейт и выходит из дома чинить так не вовремя сломавшуюся машину.

— Проверь, не перерезал ли он там чего, — кричит ему вслед Кейт. — Что-то… не слишком заметное? — в этом она разбирается плохо, но людей обычно читать умеет безошибочно. Поэтому сейчас уверена, что проблемы с машиной у них оттуда же, откуда проблемы со связью.

Тем временем лже Мак, всхлипывая и глотая слёзы, пытается высвободиться.

— Пап! Ну, пап! Послушай, я ведь не сделал вам ничего плохого. Отпусти! — взвывает он.

— Я тебе не отец! — доносится голос Элизара, хоть кого-то он не принимается радостно тащить в дом.

— Мне больно! — не унимается лже Мак. — Что ты со мной сделал?! Помогите!

Но Элизар уже не отзывается.

Перевёртыш вслушивается, затихает. И решается на отчаянный шаг. Поэтому для вида начинает шуметь, чтобы Элизар или Кейт не решили, будто бы что-то изменилось.

Он выпускает наружу свою силу, почти убивая этим Мака и рискуя собой же. Но на пару секунд руки и ноги его вытягиваются и истончаются, благодаря чему ему удаётся выбраться.

Травы сгорают и громко трещат, и обжигают его, нанося своими искрами кровоточащие раны. Но лже Мак, катастрофически теряя силы, всё же стремительно… прыгает к двери.

И Кейт оглушает его, активируя вычерченную с той стороны печать. И наставляет на него пистолет.

— Даже не думай, тварь!

У него глаза горят красным, кожа мертвенно белая, волосы будто отрасли. Но внешность всё ещё Мака.

Перевёртыш рычит… Хватается за стул, отрывает его от кровати (из-за чего у самого его надрываются мышцы) и швыряет его в Кейт. Она уворачивается, а он бросается в окно…

***

Мак всю дорогу молчит, и сил уже нет сидеть, уткнувшись в лбом в стекло. Поэтому он ложится, устраивая голову на коленях Сони.

Недавно ему внезапно стало хуже. И под кожей на руке будто бы разгорелся длинный и толстый металлический стержень, извивающийся, как червь.

— Тебе не тяжело? — спрашивает он Соню еле слышно, и мелко дрожит.

Она рада сделать хоть что-то для него, а потому отзывается очень живо и запускает прохладные пальцы в его волосы, гладя по голове и лбу:

— Нет-нет, что ты, всё хорошо!

Наконец-то, добравшись до Скирта, и, судя по запаху, Ральселя, Хед перенимает манеру езды у чокнутой матери Рема, подрезает их и резко поворачивает, чтобы остановиться, перегородив дорогу.

Скирт едва успевает вывернуть руль так, чтобы не врезаться.

Соня, конечно, с ремнем безопасности наперевес, вцепляется в Мака, не давая ему удариться больше, чем он бы мог.

Мак всё равно срывается с места и валится между сидений, но благодаря Сони остаётся цел. И поднимает на неё замученный, но благодарный взгляд.

Ральсель выходит из машины первым.

— Кого я вижу!

#31. Стрельба и споры


— Не ожидал, что тебя смогут увезти так далеко. Живым, — Хед ухмыляется, выходя из машины.

— А я уже решил, что тебя убили. Я так и не понял, что произошло.

Из машины выходит Джонни и окидывает Хедрика подозрительным взглядом.

— Я так и знал! — сокрушается он, делая выводы: — Торговец органами.

Хедрик прижимает когтистую отчего-то руку к груди.

— Спасибо.

И возвращается к разговору с Ральселем:

— Правда похож?

И Раль, словно отыгрываясь за то, что ему никто ничего не объяснил и, похоже, уже не объяснит, говорит, указывая на мальчишку:

— Он просто боится, что его новый отец, Скирт, на самом деле педофил или торговец людьми. Поэтому, да, похож… Вполне похож.

— Понятно, — Хедрик улыбается ему. — Надеюсь, он не будет таким же мудаком с тобой, как со своим настоящим сыном.

И в общем-то, вся эта история Хеда вообще не волнует.

Скирт выходит, будто между прочим, будто чтобы закурить, и глядит себе под ноги. А там вообще-то есть на что глядеть — на нём алые остроносые туфли из крокодиловой коже с посеребренными пряжками.

Хедрик подходит и хлопает его по плечу.

— Что нормально всё уже? Где ты был?

— В логове врагов.

Хед кивает, довольный тем, что Скирта можно расспросить.

— Потом расскажешь… Кто там с тобой?

Он натыкается взглядом на Мака и приподнимает украшенную шрамами бровь.

Мак, замечая его, слабо машет рукой, после чего утыкается бледным лицом в Сонины колени.

— Там парнишке нехорошо, — бросает Ральсель. — Похоже, из-за метки.

— Метки?

Ральсель кивает и возвращается на своё прежнее место.

От него шлейфом тянется сладкий запах алкоголя и бензина.

Хедрик протягивает руку Скирту, и тот вытаскивает самокрутку. Собственные запасы сгорели вместе с машиной, и это раздражает. Он садится на капот, затягивается и звонит матери:

— Привет. Почему Мак подыхает в машине со Скиртом, Ральселем и каким-то фриковатым пацаном?

«Привет… Из-за метки перевёртыша. Который сбежал, к слову, — голос её мрачен. — Сбежал, швырнув в меня стул…».

— Но ты увернулась? — Хедрик едва ли не нежится на капоте, и Соня наблюдает за ним с начинающийся от всего этого головной болью.

Кейт отвечает не сразу, словно… прислушивается.

«Снова куришь свою дрянь?!»

— Нет, это Скирт дал. Мою он сжёг, вместе с, — повышает голос, — машиной. Зачем вы уехали? Ты могла бы позвонить.

«Я уже тебе отвечала на это, Хед! Где вы сейчас? Мы выезжаем… Скорее всего. Стоп… Что сделал Скирт?»

В это время из машины выбирается Мак.

— Мне… проветриться, — говорит он Соне, и подходит к брату. — Привет.

Не отключаясь, вместо приветствия Хед отвечает ему:

— Почему от тебя так много проблем?

Мак смотрит на него покрасневшими глазами, не в силах злиться, обижаться или испытывать чувство вины. И вдруг опирается на капот дрожащей рукой, а другой зажимает себе рот.

«Что там у вас?»

— Ему хуже, — Хед наблюдает за ним, но ничего не делает. — Какой у вас план?

«Доехать до вас и снять с него метку. Это сложно. Я не сталкивалась с таким раньше».

— А Раль сможет? А то он делает вид, будто не причем. Баран.

«Мм… да, пожалуй, он способен на это не хуже меня, в данном случае».

— Тогда… Будете ему должны?

«Ну нет, с ним связываться себе дороже! А, Хед… надавить на него никак не можешь?»

— Сфоткать его без штанов?

Кейт вздыхает. И кладёт трубку.

— Раль, со мной поедешь или продолжить мешать подросткам обниматься?

— С тобой, — спешит он вернуться. — Если, конечно, они снова не захотят подорвать твою тачку.

— Эй! — отчего то возмущается Джонни. — Уезжаете? Заберите и его, — указывает он на Мака.

— Не вмешивайся, пока взрослые говорят, — Хед переводит взгляд на Ральселя, — ты что, успел надраться? Вроде же не пьешь.

Соня подходит к Маку.

— Нужно отвезти его в больницу.

— А ты вообще как тут оказалась? Да ещё и в платье Аты?

— Это долгая история. Так что?

— Скоро поедим, пусть отдышится. Иди к Скирту, вон, он ромашки собирает.

— Да, иди пройдись, — кивнул Ральсель, — мы за ним присмотрим, — и переводит взгляд на Хеда. — Выпил немного, я в норме. Напомнишь, о чём мы с тобой говорили, пока машина твоя не взлетела?

— О том, что мне не нравится, что в последнее время происходит в городе.

Хед дожидается, пока Соня отвлекается на Джонни, размахивающего кольтом, и хлопает Мака по волосам.

— Сможешь разобраться с его меткой?

— Да. Но что получу взамен?

Хедрик касается его плеча.

— Мою похвалу.

— Плевать мне на тебя… Лучше, Рема отдашь матери, как ей и обещал.

Мак судорожно втягивает в себя воздух и тоскливо смотрит на брата.

— Она с тобой говорила? Пришла, чтобы сесть мне на лицо, уверен, что стоит отдавать его ей? Мать-шлюха — горе в семье.

Раль смеётся.

— Говорила. С кем только она не говорила!

Мак сползает на землю и сплёвывает кровь…

— Как бы то ни было, я собираюсь позволить ей видится с ним. А Рем пока будет ухаживать за волком, которому пытаются восстановить ногу. Но это не просто, из-за того, что ему нужно будет сдерживать обращение несколько месяцев. Потом — не знаю. Не благодари. Помоги парню.

— Мне нужен твёрдый ответ, что потом?

Маку становится тяжелее дышать. Он ногтями впивается в асфальт, наблюдая, как об него разбиваются капли крови, стекающие с губ.

— Поговорим, когда уберешь эту хрень, меня раздражает, что он стонет под ногами.

— Эм, мне убрать Мака в машину? Я правильно понял?

— Да, и метку, пожалуйста, — Хед делает невинные глаза.

— Ага. После того, как ты скажешь, что потом отпустишь Рема домой. Целым и невредимым. Идоговорились!

— Да забей на Рема, это не касается нашего дела.Тут перевертыши развелись, ты за кого вообще? Считай, что я тебя нанял. Сколько возьмешь?

— Рема, и пару тысяч долларов. Дорого не возьму, потом сочтёмся.

У Мака темнеет в глазах. А чёрное под кожей разрастается и выплывает из-под рукава, овивая Маку пальцы.

Он хрипит от боли, не в силах закричать. И пытается сдержаться и подняться на ноги, не желая напугать Соню.

А там вокруг неё бегает Джонни, который всё никак не отдаёт ей кольт.

Хедрик уже не выказывает никакого веселья от этого спора, хотя все еще пытается быть… дружелюбным.

— Я тут как представитель Элизара, все вопросы к нему. Вряд ли он может отдать тебе Рема. Но найти кого-нибудь, или хорошо заплатить, или подкинуть какое-нибудь зелье… Это сам знаешь.

— Но я отказал бы ему, что мне напрягаться за это? Когда… — сужает он глаза, — вариант получше есть.

— Пожалуйста… — выдыхает Мак. — Мне… плох…

— Знаешь, что я всегда думал, когда смотрел на твое красивое, мужественное лицо? — Хед выкидывает окурок и с размаху бьёт Раля кулаком под челюсть.

Но в следующее мгновение Ральсель оказывается в стороне, со скучающим видом, а его иллюзия растворяется в воздухе и опадает под ноги Хеда чёрным дымом.

— Что хотел бы прикоснуться к прекрасному?

Хед… довольно вспыльчивый.

Так что Ральселя уже спустя несколько мгновений приминает к земле огромный волк, от которого расходится густая тьма.

Раль в противовес его силе даёт волю своей, и тьма сливается с тьмой, ожидая лишь приказа рвать и мучить противника.

Раздавшийся выстрел заставляет Ральселя отвлечься. Кто стрелял и почему, из-за машины не видно. Зато Мак, испуганный выстрелом, заметен хорошо. Теряющий сознание, Мак…

Хедрик рычит и вгрызается Ральселю в шею.

— Пусти, сволочь, — сквозь зубы цедит Раль, готовясь ударить его уже всерьёз.

— Хедрик, — зовёт Мак из последних сил. — Пожалуйста…

Сила Хедрика может убить Мака, поэтому он старается убрать её, но в теле волка контроль куда хуже. И, прежде чем вернуть себе человеческий вид, он напоследок вгрызается в Ральселя сильнее.

Он вскрикивает, но всё же не бьёт в ответ.

А вдали слышится голос Джонни:

— Я не хотел, я случайно! Кто же знал, что он заряжен!

Уже будучи человеком Хед прижимает Ральселя к машине, а затем отходит, не обращая внимания на крики.

— Теперь мне легче, давно надо было это сделать. Так что, уберешь метку?

И он идёт набросить на себя что-нибудь.

— Теперь, точно нет, — зато Раль стягивает с себя куртку и протягивает ему.

Хедрик благодушно принимает это.

— А за поцелуй?

Раль закатывает глаза и собирается отойти к его машине.

— Поехали, что ли…

Мак, услышав это, тянет руку и цепляет Хеда за ногу.

— Я тебя не повезу, если не перестанешь ломаться, как девственница.

Ральсель смеётся и пытается стереть с шее кровь.

— Плевать.

К ним подходит Соня, на её платье и щеке кровь, глаза красные от начинающих идти слёз.

— Что здесь происходит? — переводит взгляд с Ральселя, у которого из раны на шее хлещет красное, на полуголого, всколоченного Хедрика.

#32. Не вместе


— Ничего, обсуждаем дела, — отвечает Раль, не глядя на неё.

Из-за капота поднимается едва живой Мак и улыбается Соне.

— Они всегда так, — тянет он каким-то пьяным голосом и старается выглядеть… хотя бы не умирающим.

Не стоит тревожить её ещё больше.

Кровь на ней он не замечает из-за темноты в глазах, но о выстреле спрашивает:

— У вас там всё в порядке?

— Нет, я говорила, что нельзя оставлять оружие в руках ребенка! Где тут аптечка? И объясните мне, что здесь происходит, наконец!

— В багажнике, — отзывается Ральсель, и коротко отвечает: — Кругом психи.

Соня забирает аптечку, и прежде чем поспешить на помощь к Скирту дотрагивается до Мака:

— Ты как? Выглядишь… хуже.

— Терпимо. Иди, всё хорошо… Скирту, наверное, нужна помощь.

Соню тоже задело пулей, но она решает об этом умолчать, и уходит к Скирту.

Хедрик возвращается в джинсах и черной футболке.

— Так о чем мы?

— О том, что ты обещаешь отпустить Рема… Через какой срок примерно? И заплатить мне пару тысяч, — напоминает Раль. — И я снимаю метку с парня. А после мы с тобой возвращаемся в город и забегаем в бар.

— Через пол года, и ты мне еще не заплатил за ущерб, — сдается Хедрик, решив, что заставит Мака отплатить, хотя… переводит взгляд на брата… что с него взять?

Ральсель кивает.

— Хорошо, значит, плачу тебе я…

Он подходит к оседающему на землю Маку, особо не церемонясь закатывает повыше его рукав и осматривает искорёженную руку.

Она чёрная и выглядит так, словно её пытались пропустить через мясорубку, а затем дали слегка зажить.

— Мда, — Ральсель тянет его подальше от машины, чтобы та не загораживала свет.

Но освещения всё равно недостаточно.

— Хед, посветить можешь? Надо понять какой рисунок у него под кожей. Не могу рассмотреть.

Он нажимает Маку на руку, словно пытается отодрать от неё кусок кожи. И Мак до крови закусывает щеку, пытаясь сдержать крик.

Раль не замечает вслух, что удивлён его выдержке, тогда как Мак выглядит невероятно жалким на протяжении всего их пути.

Наверное, дело в девчонке… Ральсель бросает в её сторону быстрый, понимающий взгляд.

Хедрик старается не показывать, что всё происходящее его волнует, но не скрывает любопытства, глядя на то, что проделывает Раль под светом фонарика на телефоне.

А он смотрит внимательно, будто читает что-то, что остальным кажется чёрными венами и сгустками тёмной крови под тонкой, будто пергаментной кожей.

Вот он находит нечто, зажимает это большим пальцем, и Мак едва не теряет сознание, сдавленно взвыв от боли.

Руку Ральселя и его собственную окутывает чёрная дымка, сквозь которую не проходит свет.

И словно щупальца кого-то слизкого и тёмного, выползающего из Мака, цепляются за запястье Ральселя и ползут выше.

Раль сосредоточен, выписывает невидимые узоры на израненной руке Мака и что-то беззвучно шепчет. Сила его чёрной дымкой овивает их плотнее, и резко, с треском, исчезает.

Мак валится на асфальт, а Раль поднимается и, морщась, трёт своё запястье, на котором остались лишь красные полосы от щупалец.

— Всё… — наконец расслабляется Охотник, и усмехается. — Чёрт, это было… интересно, — проглатывает он слово «тяжело».

— Да, — тянет Хед, чуть отходя, — Кейт конечно справилась бы лучше, но ладно. Иди в машину.

Ральсель направляется к его машине, предвкушая уже, как доберётся до штаба Охотников, закроется у себя и будет отсыпаться.

А Мак слабо шевелится, пытаясь если не подняться, то хотя бы открыть глаза.

— Как ты? — спрашивает Хедрик, закуривая.

— Живой, — чудом приподнимается Мак, — вроде…

Он смотрит на свою руку и замечает на ней лишь свои, можно сказать, родные, синяки.

— Ты меня подставил своей чёртовой невезучестью, понял?

— Нет, — отвечает тихо и дрожит. — Что это было?

— Я продал душу дьяволу, а ты — мне. Так что наслаждайся жизнью, пока можешь, — говорит Хед скорее из вредности, чем действительно имея на Мака какие-то планы, ведь что с него вообще взять? — Ты не умрешь, короче.

— Какому ещё дьяволу? — округляет глаза Мак.

— Тому симпатичному, — Хед ухмыляется и, оглядев Мака напоследок, идёт к машине. — Я поехал, разбирайся дальше сам.

— Подожди! Пожалуйста, не бросай нас… с ним…

— С кем?

— Со Скиртом. Я хочу домой…

— Он тебя отвезет, или отцу позвони.

— Позвони ты, — просит Мак, наконец подходит к нему и цепляется за руку. Отчасти для того, чтобы удержаться на ногах. — Тем более там его ранили. Забери нас с Соней, а?

Хед сдерживается, чтобы не сказать какую-нибудь гадость.

— Кстати, насчет этой девчонки, она же не простой человек?

Мак смотрит на него непонимающе.

— Простой.

«Но что-то должна знать, учитывая, что её отец пристрелил оборотня…»

Он чуть не говорит это вслух, и благодарит свою усталость за то, что произносить всё было просто лень.

— Мне не нравится её дом.

Хедрик, наконец, обращает внимание на Скирта, отчасти из-за слов Соро о том, что он дорог тем, кто дорог ему. Они все затерялись в поле с высокой пшеницей, у Скирта прострелено плечо, Соня умело обрабатывает рану, держа рядом розовый кольт.

— Не запачкай платье.

— Тебе совсем не больно? — она достаёт ветхий бинт и с трудом перевязывает рану.

— Терпимо.

Соня не ожидала, что Скирт будет так держаться, впрочем, ему идёт.

А Джонни убить мало.

Он сидит рядом в позе лотоса, с низко опущенной головой и полными слёз глазами.

— Я не хотел, — шепчет Джонни, шморгая носом. — Я правда не хотел. Я не стрелял, оно случайно выстрелило.

И явно для того, чтобы задобрить хоть кого-то из них, поднимает на Скирта взгляд, и тянет:

— Ты веришь, папочка?

— А тебе правда жаль? — Скирт приподнимает красивые брови и смотрит так пронзительно, что даже Соне, которую не задевает этот взгляд, становится не по себе.

Но Джонни делается серьёзным и с твёрдостью кивает ему.

— Да.

— Разве может фея жалеть?

Джонни смотрит на него упрямо.

— Я не знаю, — наконец отвечает он. — Но я точно не хотел тебя ранить. И не ранил бы. И мне не нравится, что тебе больно.

— Прекрасно, — Скирт улыбается, становясь каким-то маниакально-жутковатым и поднимается так резко, что Соня едва не падает на спину.

— Скирт, друг, я забираю Ральселя и брата, ты сможешь домой добраться, или как?

— Оставь мне его.

— Кого, Мака?

— Нет.

— Зачем тебе?

В ответ, как это часто бывает, Скирт высовывает раздвоенный язык и уходит к Ральселю, чтобы выманить его в свой багажник. Или хотя бы на заднее сидение.

Ральсель, заметив его приближение, блокирует двери и выставляет энергетический щит. Сила его уже разобралась, как именно нужно отгораживаться от влияния Скирта.

— Соня, — зовёт Мак слабым голосом, — поехали с нами!

— Я не знаю, кто из них адекватнее, — замечает она, — твой брат расхаживал голым, и, кажется, ранил того человека, если это был не ты.

Скирт щурится и цокает.

— Поедим со мной! Поспишь на заднем сидении!

Раль не отвечает ему и старается не смотреть в его сторону.

Зато Джонни подбегает к Скирту и берёт его за руку.

— Я ведь с тобой. Я лучше, чем он…

Мак обдумывает её слова и возражает:

— Но Хед в своём уме. И он мой брат. И ты будешь со мной.

Это не может утешить здравомыслящего человека, каким Соня себя считает, но она соглашается, и они с Маком устраиваются на заднем сидении. Скирт же, старается не отставать от Ральселя и так подходящей ему сейчас энергетики из-за его силы, а потому едет за машиной Хедрика, попутно болтая с Джонни.

— Тебе уже лучше? — Соня дотрагивается до волос Мака.

Он кивает и вдруг обнимает её.

— Спасибо.

— Я хотела тебе сказать, насчёт некоторых твоих слов в последнее время… Ты только не обижайся, но мы не встречаемся. И не будем. И общаться, наверное, тоже.

В ответ Мак молчит, притворяясь, что не услышал или не понял её.

— Мак? — она выразительно приподнимает брови.

— Я понимаю. Но не люблю слово «никогда». Не… не убивай меня сейчас. Этим…

— Пообещай мне, что будешь уважать мое мнение. Я… ты мне не подходишь. Совсем.

— Я обещаю. Я уважаю тебя. Но… давай не сейчас, хорошо? — в его глазах паника, и с каждым словом Мак становится всё более раздавленным и убитым.

Соня лишь качает головой и садится ближе к окну, надеясь, что сможет подремать.

Хедрик, просто физически ни может не слышать их разговор и ухмыляется, переводя взгляд на Ральселя.

#33. Мудак


Лже Мак ещё неделю назад был Седриком. Ходил в колледж, общался с друзьями.

Седрика не любили, пока он однажды ночью не сгинул в тёмной подворотне и место его не занял перевёртыш.

Но сладкая и беззаботная жизнь длилась недолго. Оказалось, что такому, как лже Мак, нужно извести своего двойника самому, иначе тело его будет разрушаться.

Однажды утром он не смог подняться, и стал обдумывать, чьё место занять.

Поиск жертвы шёл долго и мучительно. Он не хотел убивать. И тогда возник план — брать облик на время. Тяжело, опасно, легко попасться и много сил будет уходить на то, чтобы не быть раскрытым из-за своего оригинала. Но зато все остались бы живы.

Своё обличье, свою личность он открыть и оставить не мог. Перевёртышей заметно с первого взгляда из-за некой… специфики их внешности.

И он выбрал молодую преподавательницу.

Она одинока, замкнута, живёт одна, родных нет.

И кто мог знать, что является невестой Чистильщика?

Они опаснее Охотников и специализация у них… более узкая.

Неопытного и расслабившегося перевертыша они раскусили с первого взгляда.

Пришлось бежать. Бежать в Мексику, пряча от всех и вся своё, уже родное, лицо. Пока он не встретил того жалкого, полудохлого парня.

Не лучший ли выбор?

Оказалось, что нет…

***

В то утро, когда Маркус застрелил несколько тварей, от разговора с Айрин его отвлёк звонок одного из тех, с кем заключено соглашение о сотрудничестве.

Маркус ни считает себя в полной мере ни Охотником, ни Чистильщиком, но вращается больше в кругах вторых.

Отказать нельзя, на горизонте появилась редкая тварь, и он поймает перевёртыша и изучит, а затем уничтожит.

Хотя время для того, чтобы покидать дом не самое подходящие, и из-за вторжения непонятной девицы, и из-за Сони, с которой в последнее время творится невесть что.

Он оставляет записку на столе, меняет энергетику дома, чтобы он казался непримечательным, обычным, но слишком жилым, чтобы кому-нибудь из людей захотелось проверить, не пуст ли Белый Замок.

Девчонку следовало бы убить, слишком подозрительная, и нет времени разбираться.

Если бы не одно «но»…

— На каком ты месяце, и от кого ребёнок?

Он вместе с ней выходит из дома и закрывает дверь.

Записка сваливается под стол из-за сквозняка.

Она не понимает о чём он, но совсем не волнуется и спокойно идёт к его машине.

Айрин не смущает, что Маркус берёт её с собой. Понимает уже, что он не рискнёт оставлять её одну дома. А она пока не рискнёт уйти и остаться одна…

— Какой ребёнок? Видимо ты понял что-то не так. Я не говорила, что жду ребёнка.

— Я знаю, — Маркус смотрит на неё пронзительным взглядом, и по нему видно, что он считает её дурой. По крайней мере, в этот конкретный момент.

Айри столбенеет и прикладывает ладонь к своему животу, округляя глаза.

— О нет… Нет-нет-нет, быть не может!

— Садись, — Маркус заводит двигатель, — я спешу. И ответь на мои вопросы. Всегда отвечай на мои вопросы сразу же.

Она садится на переднее сидение, собирает в хвост свои длинные, медовые волосы, и становится сосредоточенной и хмурой. Поэтому отвечает не сразу.

— Я не знаю, — наконец признаётся Айри. — В смысле, я долгое время была одна, я не ветрена, не подумай. И тут… Он был таким милым и вежливым! Таким… трогательным. И волосы белые, — сказав это, она на пару секунд замолкает, бросая взгляд на Маркуса. Как бы он не решил, что это намёк… — В общем, я не знаю его имени. Мы не успели даже проститься нормально, мне нужно было уйти. А потом я поняла, что оставила ему неправильный номер. Это ужасно, что он теперь обо мне подумает? — вздыхает она и отводит взгляд.

— Ясно, — едва ли не с отвращением произносит Маркус и выезжает на дорогу, к выезду из города.

— А ты?

Маркус приподнимает бровь в ответ.

— Где твоя жена?

Она сказала это, стараясь чтобы вопрос не прозвучал нагло. Но всё же и Маркус задавал ей весьма личные вопросы, поэтому Айри считала себя вправе спросить в ответ.

— Я говорил, что женат?

Он выглядит будто вырезанным из льда, острый и холодный, следящий за дорогой, не отвлекаясь на то, чтобы взглянуть на Айрин.

— Нет, но у тебя ведь есть дочь?

— Её мать умерла много лет назад.

— Мне очень жаль… — она смотрит на него с сожалением. Но не выдерживает: — Наверное, она была невероятной женщиной.

Маркус все же переводит на неё взгляд.

— В каком смысле?

«В таком, что кто-то тебя терпел, напыщенного, прилизанного мужлана. Мудак», — говорит она одним лишь взглядом, а вслух произносит:

— Не представляю, чтобы рядом с тобой была обычная, непримечательная женщина. Разве, — приподнимает бровь, — это не так?

Маркус ухмыляется.

— Ты не удивилась, что я узнал о ребенке, в связи с этим мои вопросы к тебе очевидны.

— Не очевидны. С какой стати ты вообще допрашиваешь меня? За помощь я безмерно благодарна, это правда. Но ты заставляешь меня продолжать чувствовать себя в опасности. Это очень сильно проходится по нервам.

«Мудак. Какой же ты мудак» — вертится у неё на языке, но Айри заставляет себя молчать.

— Просто уточняю, относишься ли ты к тем, кого я имею обыкновение истреблять. Согласись, не хочется, чтобы поездка вышла бессмысленной.

— А куда и зачем мы едем?

— Не могу ответить правду чисто логически, пока это не сделаешь ты. Ведь я не буду знать, какой эффект на тебя окажут мои слова. Да и кроме всего прочего, тебе стоило бы быть хоть немного благодарной.

Айри смеётся, но быстро успокаивается, опасаясь, что он может воспринять это за вызов или нервы. Что тоже не очень хорошо.

— Я тебе не враг. Возможно мы даже коллеги. Только я одиночка. А ты? О, и ещё вопрос, если можно: ты истребляешь всех, кто не является обычным человеком, или выборочно? И это по убеждениям у тебя, или просто за деньги? Или, — она становится серьёзнее и замолкает, решив, что вопрос есть ли у него травма, прозвучал бы совсем бестактно.

— Я не берусь за заказы, истребляю по своему усмотрению, — говорит просто. — Ты не человек. Я почти уверен.

— Все мы люди, — возражает Айри. — Я не привыкла рассказывать о себе… К слову, пусть я наёмница, но тоже не убиваю всех подряд. И уж точно не трогаю обычных людей. В этом мы схожи, — улыбается она, и устраивается удобнее, подтянув к себе коленки. — Я подремаю, можно?

— Да.

И всю дорогу Маркус не бросает на неё ни единого взгляда.

Айри спит крепко, без сновидений, ей не мешает время от времени покачивающаяся машина, шум дорог и присутствие муда… человека рядом.

Она просыпается спустя несколько часов, замечает, что на улице уже темно, и вытирает рукавом со щеки тонкую ниточку слюны.

— Я храпела? Обычно я сплю тихо, но вдруг… — Айри выглядит смущённой.

— Я не вслушивался, — Маркус останавливается у какого-то домика с горящими желтым светом окнами. — Ты с перевертышами когда-нибудь сталкивалась?

Айри качает головой. А затем вдруг кивает.

— Да. Давно. Так и не смогла поймать его. Лет пятнадцать уже прошло, — выбалтывает она, чем, конечно, подтверждает подозрение Маркуса о том, что она не простой человек.

Выглядит Айри хорошо, если на двадцать. Вряд ли она гонялась за перевёртышем в пятилетнем возрасте.

С другой стороны, в случае чего, она соврёт ему, что просто хорошо сохранилась…

— Интересно. Никому больше из тех, у кого я интересовался, не довелось.

— Меня наняли в тот раз отыскать вампира, дали его фото и информацию о нём. А я нашла лишь иссохший труп, который пожирала изнутри какая-то чёрная, извивающаяся тварь. Мне сказали, что это метка, а не живое существо, и попросили поймать того, кто её оставил. Но, увы… Я ранила его, но по слухам, убить перевёртыша не так просто. Может как бы умереть его обличие, а он спастись. Прости, плохо объясняю… У тебя нет воды? Так хочется пить, — оглядывается она.

— На заднем сидении в мини-холодильнике. Я напал на его след, он держался, пока мы не доехали до границы. Затем всё оборвалось. Он хаотично передвигается, возможно, меняет обличья. Сейчас проверим.

Маркус выходит из машины.

#34. Тварь и поцелуй


Он стоит у зеркала в ванной и разглядывает своё бледное лицо. А точнее чёрное странное пятно, возникшее сбоку на лбу под копной пшеничных волос.

Оно болело и будто бы… шевелилось. Это создавало дискомфорт, в том числе не только физический, но и моральный.

Голубые глаза Карина покраснели от напряжения и непрошенных слёз.

Завтра ему проводить первое в своей жизни занятие в университете искусств. Он учитель. Он мечтал об этом.

А ему вместо этого, по всей видимости, придётся идти к врачу.

Едва ли не с пинка Маркус распахивает дверь и заходит в дом с револьвером на перевес.

— Хозяева?

Карин выглядывает из ванной и тут же запирается в ней. Благо телефон всегда находится с ним.

911.

— В мой дом ворвался вооруженный человек! Мужчина. Светлый. Незнакомый. Скорее!

Но в трубке звенит колотым льдом голос Маркуса:

— Мы насчёт того, что наверняка вас беспокоит. Хотим помочь.

Он вскрикивает и роняет телефон.

— Кто вы? Я ничего не сделал! Деньги в бумажнике, в кармане серого пиджака, больше нет, клянусь. Берите и уходите! Я не рассмотрел вашего лица, я никому не скажу.

Маркус закатывает глаза.

— Я вам только что сказал, что хочу помочь. Хотите расплатиться заранее? Неплохо.

Он взламывает замок и отворяет дверь со скрипом.

— Сядьте.

Указывает на стул под светильником.

Карин подчиняется, глядя на оружие в его руках.

— Вы… из правительства? — спрашивает он со страхом.

В голове мелькают образы из фильмов и комиксов про мутантов, инопланетян, биологическое оружие, радиоактивных пауков или что там ещё бывает.

— Без разговоров.

Маркус нависает над ним, разглядывая метку перевертыша, а затем достает телефон.

— Не дышать.

Карин замирает, наблюдая за ним широко распахнутыми глазами.

И пугается, почему то, ещё сильнее, когда в комнату заходит девушка.

— Что тут у вас? — спрашивает Айри.

Маркус не отвечает, только фотографирует парня и отправляет кому-то фотографию.

— Его здесь уже давно нет.

— Человека или… — спрашивает она, и у Карина по спине пробегают мурашки.

— Что происходит? — срывается его голос на крик.

— Перевертыша.

Маркус сверлит парня взглядом, обдумывая, как с ним лучше поступить.

— Я болен? — спрашивает он. — Вы поэтому пришли? Это… заразно?

— Нет. Айрин, принеси скотч из багажника.

Она кивает и скрывается за дверью.

— Зачем вам скотч? — сипит парень от испуга, но голос прорезается почти сразу: — Что со мной будет?!

— Пока не знаю, — отзывается Маркус. — Твоя «болезнь» и без нас может скоро убить тебя, а я ищу того, кто тебя заразил. Если найду — это поможет тебе. И мне. Не паникуй, иначе прострелю обе ноги.

Карин вмиг замолкает, мелко и быстро кивая в ответ.

Вскоре возвращается Айри и протягивает Маркусу скотч.

— Он ничего не понимает, да?

— Да.

Маркус заклеивает ему рот скотчем, затем тоже проделывает с запястьями и приказывает подняться.

Карин, протестующе мыча, подчиняется. И из глаз его всё-таки срываются слёзы.

— Забираем его с собой?

— Поможет в поисках.

Маркус пристёгивает парня на заднем сидении, приматывая его скотчем так, чтобы не вырвался даже со свободными руками, и садится за руль.

— Есть хочешь? Могу отвезти куда-нибудь, что-то здесь должно работать ночью.

Айри кивает и улыбается ему.

— Слушай, — заправляет прядь волос за ухо, — ты прости, если я… В общем, я просто устала и была на нервах.

— Мне всё равно.

Маркус почти доезжает до круглосуточной забегаловки у дороги, как вдруг чувствует, что что-то меняется. Он останавливается на обочине, достает телефон и светит парню в лицо.

— Черт.

— Что такое? — тревожится Айрин, оборачиваясь. — Ой… — и переводит на Маркуса вопросительный взгляд.

Метка исчезла, как и энергия от неё, это была обманка, перевертыш вовсе не принимал облик парня, и уже наверняка уехал слишком далеко, чтобы его можно было почувствовать.

— Освободи парня, мне нужно сделать звонок.

Маркус выходит из машины и набирает номер одного из Чистильщиков.

— Угу, — Айри принимается осторожно и медленно его отвязывать, шёпотом успокаивая, заверяя, что всё уже закончилось.

«Я слушаю», — раздаётся в трубке спокойный, звучный голос.

— Нашёл парня с меткой, пару минут назад она у него исчезла, никаких следов больше нет.

«Чёрт… Значит, скорее всего, такие люди ещё будут встречаться. Судя по всему, перевёртыш носит чьё-то обличие. Иначе принял бы другое и убил оригинал. Надо выяснить, в кого он перевоплотился. Возможно, он был раскрыт и бежал. Другой версии у меня пока нет. Не понимаю только, зачем в таком случае он не меняет облик на новый… Попробуй узнать, были ли странные убийства, пропажи людей, необычные записи их на камеры после этого. Должно быть хоть что-то».

— Разумеется, — Маркус делает паузу. — Нашёл что-нибудь на ту девушку, о которой я спрашивал?

«Да. Зовут и правда Айрин. О родных ничего не известно. Точный возраст не ясен, но ей больше, чем кажется, как минимум на лет двадцать. Охотница, одиночка. Два года работала среди Охотников, затем ушла. Вроде, сама, без скандалов и каких то проблем. Семьи нет. По слухам, ведьма. Но подтверждений не нашёл. Одно время водила дружбу с вампирами. Выяснилось, что они не пьют её кровь. Из этого пошло предположение, что она оборотень. Но регенерация у неё почти такая же, как у человека, и не было замечено превращений в полнолуние, что заставляет усомниться в этом».

— Занятно, — по голосу не слышно, но Маркус вполне себе удовлетворён. — Благодарю. Поиски продолжу. Будем на связи.

Он возвращается к машине.

— У него истерика, — объявляет ему Айри, с растерянностью глядя на трясущегося, бледного парня, который даже не предпринял попытки уйти.

— Забирайся в машину, выброшу там, где тебя сможет найти таксист.

— Давай отвезём его обратно?

— Нет.

Маркус садится за руль, доезжает до ближайшего здания и ждёт, пока парень выйдет.

— Может, сотрешь ему память? — обращается он к Айрин.

— Хорошо бы, — вздыхает она, улыбаясь. А затем слегка хмурится и смотрит на него непонимающе. — Странная шутка.

Парень, уже выйдя из машины, вздрагивает, услышав его слова. И будто бы ждёт, что с ним и правда что-то сделают.

Но Маркус уезжает, и по дороге к забегаловке вызывает ему такси.

— Наверное, он из тех, кто потом будет писать на форумах, что его похитили люди из правительства.

Доехав, он паркуется.

Айри звонко смеётся.

— Я плохая, да? Но это смешно. А ведь таким бедолагам никто потом не верит!

— Да, — непонятно на что отвечает Маркус, да и поразмыслить над этим не выходит, потому что он касается горячей ладонью колена Айрин, приближается и целует в губы так, словно пока ещё спрашивает.

Она замирает, перестаёт дышать, а затем неуверенно отвечает ему, подаваясь ближе.

Маркус вплетает пальцы в её волосы и целует уже по настоящему, так, будто собирается съесть, соблюдая манеры, но не слишком.

Он гладит её по бедру, ведёт руку выше и опускает сидение.

Айрин не успевает понять, что происходит и падает, отказываясь под ним.

Он кусает её за губу до крови и отстраняется, облизываясь.

— Так просто.

И тут Айрин приходит в себя и даёт ему хлёсткую, звонкую пощёчину.

А затем до неё доходит смысл сказанного…

— Хам, — она выходит из машины и спешит от него уйти.

И он не спешит идти за ней, но и никуда не уезжает.

Купив себе кофе и картофель, Айрин выходит из забегаловки и мрачно ест, стоя у дверей, буравя взглядом машину Маркуса.

Он заводит двигатель, вспыхивают желтым прямоугольники фар.

Айрин, подумав, всё-таки идёт к нему, ненавидя себя за это.

— Ты оскорбил меня.

— Чем? — на этот раз Маркус одаривает её внимательным взглядом.

— Застал меня врасплох и обвинил в том, в чём я не виновата. Что это был за вывод, что ты имел ввиду?!

— Сказал, как есть, тебя просто добиться. Болит? — он обращает внимание на её губу.

— Да… — нехотя признаётся она и опускает взгляд. — Но это… Твои выводы неверны. Всегда так поспешно судишь? Что ещё обо мне думаешь?

— Гадаю ведьма ты или оборотень, вот и всё.

Он улыбается ей.

— И снова готов ошибиться?

— И кто тогда?

Айри вздыхает и садится рядом.

— Поехали, — протягивает ему порцию картофеля и остатки своей колы. — А что, если скажу? Меня тревожит твой настрой и поведение. Скажу, что я нечто редкое, захочешь проколоть иглой и засушить, как бабочку, или просто прихлопнешь? Я… всегда считала, — отводит она взгляд, — что такие, как мы, должны быть… за добро.

— Я не собираюсь тебе вредить, но у меня есть ребенок, и я не хочу ей рисковать, только и всего.

Он принимается за еду, степенно, будто бы сейчас сидит в ресторане.

— Я и то, и другое, — произносит она с опаской, решив, что он всё-таки имеет право знать, кому спас жизнь.

Маркус ест в тишине, выкидывает мусор и выезжает на дорогу.

Ему не приходится скрывать эмоции, они тихие, едва заметные, отдаленно напоминающие ликование.

— У меня есть свободная комната, — улыбается ей, — можешь пожить.

Она смотрит недоверчиво, но вскоре окончательно успокаивается. Наверное, он и правда просто хотел знать правду, неизвестное часто заставляет людей быть… враждебными. А теперь, узнав, он готов помогать ей и дальше.

— Спасибо тебе…

Не собирается же он это как-то использовать. Да и как?

— Но больше не веди себя со мной, как последний мудак, — отворачивается она к окну.

— То есть больше не целовать тебя?

— Смотря как, — улыбается Айрин, краснеет, и спешит прикрыть лицо волосами, как бы отгородившись этим от Маркуса.

#35. Фей за рулем, или Возвращение домой


Небо светлеет, Соня чувствует это, еще не размыкая век. Ей снились тревожные сны о Лариэне. Но в машине, очнувшись, она чувствует себя в безопасности. Только Раль пьяно храпит и радует всех перегаром…

Наконец, она размыкает веки и с непонятным чувством понимает, что они подъезжают к городу.

И что она каким-то образом оказалась в объятьях Мака.

Он просыпается вслед за ней и затаивает дыхание, боясь спугнуть.

— Привет, — шепчет он, и снова прикрывает веки. — А мне снилось поле и гроза, и цветы красные. Как их там? Твои духи ими пахнут.

Соня хочет вырваться, но ей слишком хорошо в его объятиях, к тому же, она решила, что это в последний раз.

— Как можно забыть? — шепчет она.

— Не знаю, — теряется он, и больше об этом не говорит.

Мак осторожно, чтобы не потревожить её, тянется к окну и приоткрывает его, впуская в салон свежий, прохладный воздух.

И обнимает Соню крепче, чтобы она не замёрзла.

Ему хорошо, несмотря ни на что, хорошо и спокойно. Теперь в этой поездке есть что-то романтичное. Нечто, заставляющее чувствовать Мака будто приятную щекотку в животе.

— Воняет чем-то, — шепчет он, объясняя, зачем открыл окно, и не может вовремя себя заткнуть: — Чем-то ужасным и тяжёлым.

Соня соглашается:

— Этого мужика нужно было оставить в багажнике.

И добавляет:

— Правда не помнишь, как называются маки?

— Нет, как? — вновь не останавливает он себя вовремя, и едва не краснеет. — Блин…

Ральселя будит гудок проезжающего мимо транспорта.

— Где мы? — спрашивает он у Хеда, пряча зевок в изгибе локтя, и оборачивается к «детишкам». — Закройте окно, холодно же.

Хедрик, переводя взгляд с Мака на Ральселя, усмехается:

— Пусть будет открыта, принцесса ты наша.

А Соня, уловив, что настроения в машине меняются, отстраняет от Мака и оглядывается назад.

Машина Скирта все еще плетется за ними. Правда, за рулем Джонни.

— Ему же всего тринадцать!

— Кому? Что такое? — вертится Мак, и вглядывается в окно.

Джонни, довольно и радостно улыбаясь, машет им рукой и едва не теряет управление.

— Это плохо, — констатирует Ральсель. — Надо бы сделать что-нибудь…

— Да, — тут же тянется за своим телефоном Соня, но быстро вспоминает, что по тому впору справлять панихиду. — У меня нет его номера, а телефон Скирта здесь.

— Просигналишь им как нибудь? — подаётся Мак ближе к Хеду. — Они же разобьются так.

Хед сигналит и тормозит у обочины, надеясь, что Джонни успеет сориентироваться.

Но Джонни не умеет тормозить и проезжает мимо, едва не задевая его машину.

Он смотрит на спящего Скирта и с минуту медлит, прежде чем решается разбудить его.

— Куда ехать? Эй… Они остановились, почему-то.

Скирт приподнимается и разлепляет один глаз, что словно в пачке чёрного лебедя из потекшей туши.

— Тормози, спроси, чего.

— Да, но как?

— Другая педаль же.

— Просто нажать? — он давит на неё, колёса скрипят и машину заносит на обочину, а Джонни едва не ударяется об руль. И с ужасом понимает, что машина начинает ехать и дальше, прямиком в кювет.

Скирт подрывается, но только орёт на Джонни:

— Будь феей наконец!

Джонни пугается ещё сильнее и машина… будто вязнет в густом киселе.

Словно время замедлило свой ход и окутало их невесомостью, без встрясок и давящей энергии, как могло бы быть, сделай кто это с помощью магии.

Джонни смотрит на Скирта будто бы удивлённо, но ведёт рукой и машина мягко выкатывается на асфальт, после чего останавливается и волшебство спадает.

Скирт начинает ухмыляться, его глаза сияет, а накрывшую недавно с головой вялость и сонливость словно рукой снимает.

Он кидается обнимать Джонни, вытаскивает его из машины и кружит у дороге.

Джонни сначала ойкает, затем смеётся колким и звонким смехом, который быстро обрывается.

— Пусти меня! Не надо! На помощь!

Скирт целует его в лоб, отпускает на багажник и от избытка чувств начинает щекотать.

— Что там происходит? — щурится Соня, а Хедрик подъезжает ближе медленно, будто с опаской.

Мак вздыхает и приобретает ещё более измученный вид.

— Скорее бы домой…

Джонни хохочет и одновременно с этим начинает плакать.

Ему не совсем понятна реакция Скирта, но, если быть совсем уж честным с самим собой, всё происходящее ему льстит. Столько внимания он давно уже не получал.

— Кто моё сокровище? Кто тут моё сокровище…

Хедрик выходит из машины и закуривает.

— Скирт, это даже меня пугает. Мак, не хочешь ехать с ним? Там явно нужен кто-то адекватный.

— Мне тоже нужен, — отвечает Мак, высовываясь из машины, — если я с ним буду. Он опасен для общества. Он в первую нашу встречу мне чуть шею не свернул!

Соня ему возражает.

— Но тебе всё равно надо ехать с ним. Родители ведь ещё не вернулись? Тебе нужно забрать Щенка.

— Откуда забрать? Я думал, Хед отвезёт тебя домой, а потом меня, и… Да и не оставлю я тебя одну! — на этих словах он почему-то косится в сторону Ральселя.

— А Щенок? — она говорит так, будто уж точно собака должна была ему быть важнее, чем малознакомая девчонка.

— Да что Щенок то? — не понимает Мак. — Где он?

— У Скирта в квартире. Я его оставила там.

Мак слегка теряется, но затем с решительностью смотрит на Соню.

— Сначала отвезём тебя домой.

Джонни тем временем смог улизнуть от Скирта и теперь бегает вокруг него, держась на расстоянии.

— Так чего вам надо было? — отвлекается он, чтобы задать вопрос Хедрику.

— В смысле? — Хедрик следит больше за лентами табачного дыма и разминает затёкшие мышцы. Ему довольно тяжело долго находиться в одном положении.

— Вынудили меня остановиться, — поясняет Джонни. — Зачем?

— А, точно. Скирт, какого хрена малой за рулем? Ты хочешь ещё одну машину попортить?

— Дело только в машине?! — Соня не верит своим ушам.

— Я устал, — признается Скирт, а затем ухмыляется. — Пусть Ральсель идёт за руль.

Хедрик переводит на Раля вопросительный взгляд, и сам же решает, не давая ему ответить:

— Иди.

— Ну нет, благодарю, — усмехается он, закуривая. — Пусть этот псих держится на расстоянии! — и на этом он возвращается на своё место.

Но Хед не остаёт:

— Знаешь, чья это любимая машина? Ещё несколько минут, и твой перегар навсегда пропитает кожу. Вали.

***

Мак чувствует себя не живым не мёртвым, когда они, наконец, добираются до дома Сони.

Ральсель, Скирт и Джонни давно отстали от них, да и, признаться, судьба их особо Мака не беспокоила.

Сам же он почти всю оставшуюся дорогу молчал, только время от времени смотрел на Соню задумчивым, обожающим взглядом и уточнял, всё ли в порядке.

— Надеюсь, твой отец не будет зол на тебя… — произносит он, чувствуя невероятную вину перед ней. И словно боясь услышать ответ, обращается к Хеду: — Спасибо, что подвёз её.

— Я и сама могу поблагодарить, спасибо, — бросает смазанный взгляд на Хедрика и опускает глаза, будто стесняясь такого, как он.

— Всё будет хорошо. И у тебя и у меня. Тебе не нужно об этом беспокоиться. И будь счастлив, — все это адресует Маку.

Она выходит из машины и замирает, увидев автомобиль Лариэна, который Скирт бросил в одном из переулков рядом со своим домом.

Мак же понимает это по своему — она медлит или из-за него, или из-за страха перед отцом.

— Увидимся… — роняет он. — Это период такой. Потом будут хорошие дни! Так ведь обычно происходит, да?

— Увидимся в школе, конечно. Но, не подходи ко мне, — она заглядывает ему в глаза. — Ты понял?

— Да.

Не хочет, чтобы другие видели её с таким, как он? Можно понять.

— Никогда, слышишь? — она едва ли не шипит.

И он вжимается в спинку сидения с видом таким, будто Соня пустила пулю в его сердце.

— Да…

Хедрик закатывает глаза и уезжает.

— Неудачник, — ухмыляется он.

#36. Твоя девушка


Лари сидит в гостиной, забросив ногу на ногу, с белой чашкой в руках и недовольным изгибом губ.

Он уже не смотрит на Маркуса, с которым вёл обсуждение всего произошедшего, и продолжает, глядя в окно, замечая приближение Сони:

— Я забрал бы её сейчас. Но девочка вся на нервах. А это лишние трудности. Не наказывай её, пусть успокоится. Поговори с ней. И объясни ещё раз, что пообещал мне её уже давно. Пусть свыкнется с мыслью, что ты растил её для меня. И я заеду за ней через месяц. Идёт?

— А это можно взять? — прерывает их Айри, забежав в гостиную с белым пледом в руках. — А то там прохладно.

Маркус одаривает её тёплым, как может показаться, взглядом.

— Конечно, бери, что посчитаешь нужным, я отберу, если нельзя.

Она тихо, смущённо смеётся и оставляет их.

Лариэн с интересом переводит на Маркуса взгляд.

— Странная девушка…

На это он не отвечает.

— Как тебе будет угодно.

Соня, вся будто вылитая из стали, заходит в дом и появляется на пороге гостиной.

— Добрый день.

Лариэн одаривает её внимательным взглядом и холодно улыбается.

— Рад видеть, что ты в порядке. Но, к сожалению, мне пора идти, — поднимается он.

— Жаль, вы столь желанный гость в нашем доме, — она вдруг остро ухмыляется и идёт в свою комнату.

Но Лариэн ловит её за запястье и заглядывает Соне в глаза, будто собираясь поцеловать её или сказать нечто важное. Однако почти сразу же отпускает. И скрывается за дверью, кивнув Маркусу на прощание.

Она застывает, на мгновение почувствовав к этому человеку холодный и колкий, будоражащий интерес. Затем переводит взгляд на своё запястье со следами от верёвки — на случай, если придётся доказывать, что она ни в чём не виновата. Бессмысленно, отцу всё равно, будто то, где она была, его не касается.

Это лучше, чем она ожидала, но…

Из размышлений вырывает его голос, спокойный и ровный:

— Я жду объяснений, они не должны быть пространными, не трать наше с тобой время.

Соня поднимает на него влажные от готовящихся сорваться слёз глаза. У неё дрожит уставший голос:

— Ты не говорил, что всё будет так. Это не правильно.

Маркус жестом подзывает её к себе.

— Ты дочь Охотника, у таких как мы, знающих больше, есть ответственность за наш дар.

— У меня нет твоей силы, — она замирает, когда рука отца оказывается на её талии.

— Но у тебя есть воспитание. И ты обещала мне быть послушной и /благодарной/ дочерью. Ты будешь рядом с человеком, который занимается тем же, чем и твой отец. Будешь помогать ему так же, как и мне. Верно?

— Да.

— А теперь ответь, что произошло, и куда делся мой… пленник?

— Не знаю, — она отвечает чистую правду. — Я просто хотела уйти от человека, который…

Айри заходит снова, но перестаёт улыбаться, замечая Соню, и застывает, на этот раз, с вазой в руках.

— Привет…

Она шарахается от отца.

— Здравствуйте.

Маркус улыбается Айрин:

— Что, и это хочешь?

— Да, то есть, не совсем… — она опускает вазу на столик. — Хотела, пока не увидела трещину. Зачем тебе ваза, в которую нельзя поставить живые цветы?

— Здесь никто не любит растения. Познакомься с Соней.

Айри улыбается ей смущённо.

— Приятно познакомиться! Слышала о тебе… — она запинается, — много хорошего.

И смотрит на Маркуса, надеясь, что он представит её дочери.

— Айрин будет снимать у нас комнату, я решил, что дому не помешает женская рука.

— Хорошо, — отзывается Соня, которая не думает, что у неё здесь может быть своё мнение. — Я всё равно здесь надолго не задержусь.

И она поднимается к себе.

***

Мак расслабляется, предвкушая, как заберётся на свой чердак, проспится, а завтра всё наладится. Каким то чудесным, волшебным образом, но наладится. И Соня забудет о своём запрете подходить к ней…

Он бросает взгляд в окно. И слегка тревожится.

— Разве мы туда свернули?

И Хедрик и вовсе останавливает машину.

— Кто убил Тома?

Он ошпаривает Мака взглядом глаз, что сейчас похожи на две, сияющие луны.

И тот словно давится воздухом, бледнея и замирая на месте. У Мака темнеет в глазах, а сердце с болью переворачивается в груди.

— Дай закурить, — просит он вместо ответа.

Хедрик протягивает ему то, что забрал у Скирта.

— Так что? Это важно.

Мак затягивается и отводит взгляд.

— Прости, Хед…

— В каком, блять, смысле?

— Я ничего не скажу, даже если видел. Не… не втягивай меня.

Он защитит Соню. Если ей, конечно, безопасно жить с Маркусом… Но Мак не позволит всему стать ещё хуже. Он не будет так рисковать.

— Прости, Хед.

— То есть ты знаешь, и молчишь. Хотя у тебя нет на это никаких причин. Так сильно хочет мне насолить? Нет? Так в чём дело? Я вообще-то тебе жизнь спас, мелочь пузатая.

— Это не так, дело не в этом, — отвечает Мак удивительно спокойным голосом, и резко переходит на крик: — Я не знаю, почему это случилось! Скажу, и буду втянут в это. У меня есть причины молчать! Просто не трогай меня с этим, пожалуйста! Я не могу! И думать об этом не хочу. Я сам там чуть не умер в тот раз!

— Он же учится с тобой, — не отстает Хедрик и вдруг обрывает себя, помрачнев. — Учился.

— В одной школе, — выдыхается Мак и затягивается в последний раз. — И мне тоже не всё равно. Но… давай без меня. Прости.

— Он живёт рядом с Соней, и общался с ней в тот вечер, они друзья? Это произошло на его улице, где и она живет. И ты упорно молчишь. Интересно, с чего бы это?

— Она здесь не причём! И ты мог бы уже догадаться, что они не были друзьями. Он преследовал её!

— И она убила его? — Хедрик кричит на него.

Мак выходит из машины.

— Ты конченный псих! Только попробуй сказать о ней хоть слово!

— Значит я прав? Тогда я поеду к ней!

— Не прав! Не смей её трогать! — Мак поднимает с дороги камень и собирается ударить им Хедрика.

Но Хедрик хватает его за руку и притягивает к себе, то ли обнимая, то ли просто удерживая.

— Господи, я же твой брат.

Мак задыхается, то ли от его хватки, то ли от нервов.

— Ведёшь себя, как враг.

Хедрик больно стискивает его челюсть, заставляя поднять голову и глядеть в глаза.

— Я тебя спас. Не твоя девушка. А твой брат.

У Мака из глаз срываются слёзы.

А внутри странная радость, будто это Соня призналась, что она и правда его девушка.

Только радость быстро сменяется на страх — он сходит с ума?

Сердце начинает колотиться сновой силой, дыхание становится частым и поверхностным, будто не насыщающим лёгкие кислородом, а лишь заставляющее темнеть в глазах.

Хедрик отбрасывает его на землю, и вдруг произносит:

— Как же ты меня бесишь… Но… Извини. Правда. Я просто не знаю как с тобой, придурком, ещё говорить.

Но Мак словно не слышит его, задыхаясь, глотая воздух.

Хедрик приподнимает бровь, не понимая, что происходит, и не успевает помочь, потому что в следующую секунду приезжает Элизар.

— Привет, — он выходит из машины.

Мак замечает его, приподнимается на четвереньки, словно захлёбывается и замирает, держась за грудь, крепко зажмуривая глаза.

— Привет, па, — ухмыляется Хедрик и обнимает Элизара, загораживая собой Мака.

Но тот почти сразу валится на землю, и смотрит перед собой стеклянными глазами, словно переставая дышать.

Элизар отстраняет от себя Хедрика и подходит к Маку, положив руку на его плечо.

— Что с тобой такое, сынок?

Хедрик закатывает глаза.

Мак судорожно втягивает в себя воздух и вцепляется в Элизара, дрожа всем телом, и прячет лицо на его груди.

— Не знаю, — всхлипывая на каждом слоге, шепчет он.

Элизар знает, что на нём уже нет метки, и реакция не похоже на то, что может быть из-за передоза или ломки. Он прижимает Мака к себе и гладит по спине и волосам.

— Всё в порядке, с тобой, сейчас я отвезу тебя домой, маленький мой…

Мак всё так же дрожит, но дышать начинает ровнее. А напряжённость уступает болезненной слабости, и он обмякает в руках Элизара.

Элизар поднимает Мака на руки, чтобы унести в машину. Вот чем заканчиваются обычно идеи с отпуском, ладно. Он оглядывает Хедрика ещё раз.

— Рад тебя видеть, — улыбается. — Зайди к нам на днях, поговори с матерью, ты был с ней груб в последнее время, — голос Элизара слишком вкрадчивый, чтобы ослушаться. — И больше не приставай к Маку, он и так натерпелся. В последний раз тебе говорю.

— Он не хрустальный.

— Да-да, — Элизар устраивает Мака на сидении, касается его лба, машет Хедрику на прощание и уезжает.

#37. Мужчины влюбляются в своих отцов


Хедрику остаётся найти Скирта и допросить его, он мог бы сделать это сразу же и действительно не трогать Мака, но молчание этого придурка просто выбешивает. И какие могут быть причины для того, чтобы так себя вести, тем более, с братом?

Да и Эл не лучше.

Не то чтобы Хедрик ревнует, он любит родителей, но никогда не стремился любой ценой заполучить их одобрение или уважение, он всегда шёл своим путём, сколько себя помнит.

Но тем не менее, они семья. По крайней мере, были ей, пока не появился этот…

Хед закуривает и уезжает. В квартире Скирта находится Джонни, Ата, Щенок, Ральсель, по какой-то причине выходит из душа, и, в общем-то, всё.

— А где твоя ящерица? — Хедрик кивает Ате вместо приветствия. — Он мне нужен.

И переводит взгляд на Джонни:

— Вы реально его усыновите?

Ата сдувает со лба светлую прядь волос, искристо улыбается Хеду и накидывает на себя джинсовую куртку.

— Я не знаю, — она смотрит на Джонни так, словно никогда до этого не видела детей. — Хедрик, будь другом, посиди с ним часик-два? Нам с Ральселем нужно отъехать по делам, босс, — хмыкает она, думая о своей начальнице, которая является Ралю названной сестрой, — попросил. Скирта его отец забрал, видимо проверить… насколько серьёзно у него… поехала крыша! — не выдерживает, наконец, и пропускает в голосе злость и волнение.

Она с раздражением срывает со спинки стула сумочку и несколько раз неудачно пытается застегнуть замок на полусапожках.

Ральсель наблюдает за ней скептически и поднимает с пола щенка.

— Не спеши. У меня волосы не высохли. На улице холодно, — отходит он к дивану и вальяжно, спокойно на нём разваливается.

Ата переводит на Хедрика возмущённый взгляд, будто говоря ему: «Нет, ну ты видел?!».

Джонни тем временем горестно вздыхает.

— Папа Скирт бросил меня…

— У него были проблемы с силой похоже, или с наркотиками, хотя это странно, — просвещает его Хедрик, — и возможно, когда он придёт в норму, он вернет тебя туда, откуда ты вылез. Ата, — продолжает заниматься просветительством уже в сторону Карательницы, — я сомневаюсь, что это ребенок.

Хед садится рядом с Ральселем, морщась из-за щенка.

— Что за дела? — ведёт он бровью.

— В смысле? — спрашивает Раль, поглаживая Щенка.

— В смысле? — почти одновременно с ним спрашивает Ата и отходит от Джонни.

— У нас с тобой были дела, если ты помнишь, и это важно. И ты не сказал ей насчёт Джонни? Какое, — снова морщится, — имя-то тупое.

— Вовсе не тупое! — кричит Джонни и убегает наверх. — Сам ты тупой! Тупой-тупой-тупой!

Щенок заливается звонким лаем. Ральсель смеётся и чешет его за белым ухом

— Я решил, что мы уже со всем разобрались, когда я помог тебе с братом. А остального мне особо нет смысла касаться. Если говорить про убийство Тома.

Хедрик смотрит на него, как на придурка.

— Я не про это говорю. И отпусти собаку, от неё воняет.

— А о чём? — он жалеет его волчье обоняние и отпускает Щенка.

— Нам нужно скрепить нашу сделку, иначе это считаться не будет, дурак.

И дотрагивается до его влажных волос.

— Но симпатичный.

— Как скрепим? — улыбается он, и отсаживается чуть дальше.

Ата прочищает горло, напоминая о себе.

— Сейчас, — поднимает он на Ату взгляд и подсаживается к Ральселю, почти приникая к нему всем телом и склоняясь к его уху, чтобы сладко прошептать: — Я знаю, где подают действительно хороший виски.

— Он же в завя… — впрочем, Ата обрывает себя, вешает на место сумочку и уходит на кухню.

— Идёт, — соглашается Раль, — только давай через часик.

И он, довольно грубо, отталкивает от себя Хеда.

И тот смеётся, уходя за Атой совсем без сожаления.

— Как дела у самой прекрасной девушке на Земле?

— О, спроси у неё, я не знаю, — улыбается она, ставя на плиту чайник, явно напрашиваясь на очередной комплимент. — Кто такая, я её видела?

— Ну, у неё прекрасные светлые глаза, в которых всё искрится, шикарные волосы, наверное, очень приятные, и всё остальное тоже… ничего, — он ухмыляется.

— Мм, знакомое описание, — тянет Ата и наливает для него чай, после чего треплет Хедрика по коротким волосам и в них же целует. — Как ты? Что у вас всех происходит?

Атанасия видела, как Хедрик растёт. Когда-то Элизар с Кейт жили в квартире напротив, да так, что между балконами можно было построить мостик, чтобы перебираться друг к другу. Похожее в детстве увидел Хед в мультфильме про Герду и Кая, и решил, что ему это нужно, так что проход действительно был возведён. Пусть теперь от него не осталось и следа.

Несколько лет он воспринимал Ату и Скирта как часть семьи, тетю и дядю по меньшей мере, а Люцифера считал родным братом, как бы его не пытались переубедить в обратном.

Он заботился об этом странном, златовласом существе с самого начала.

Привязавшись к нему даже больше за одно лишь детство, чем Элизар к Скирту, с которым жил не одну сотню лет. Они все большая семья, и Ата Хедрику как вторая мать, пусть видятся они всё реже.

— Всё из-за моего нового братца, слышала? — Хед садится за стол и жалуется, уперев подбородок в неизменно сбитые костяшки пальцев.

Казалось, он родился с ссадинами от бесконечных драк и склок.

Ата едва заметно кивает и садится напротив.

— Слышала, но с Кейт ещё не обсуждала. Мак, выходит, старше тебя и куда проблемнее, верно? Скирт часа два ныл о том, что он его из дома Эла выжил. Здорово достал меня этим, если честно, — признаётся она с улыбкой.

— Значит, ты считаешь меня проблемным? — Хедрик в шутку приподнимает бровь.

Ата смеётся, но затем отвечает серьёзно:

— Ты со своими проблемами справляешься. А с ним, судя по всему, все носятся, как неизвестно с чем… И что говорит Кейт?

— Ничего. Не уверен даже, что её спросили. Ты же знаешь отца. Но она его поддерживает. В первую очередь. А от этого придурка только и требуется, что излечится от дури, что принимал, да в школу ходить, и то это было нужно скорее чтобы его развлечь. Он старше меня! — Хедрика даже передёргивает. — И в его распоряжении отец, который специализируется на его проблеме, можно сказать. И дом. И мать, которая ему улыбается, хотя не обязана. А он что? — Хедрик понимает, что его прорывает, что обо всём нужно говорить с Кейт, а не засирать Ате мозги, но он не может остановиться. — Какую-то девчонку странную подцепил, пятнадцатилетнюю, но она наверняка как-то замешана в убийстве своего одноклассника. Вечно у него то передоз, то отходняк, то ломка, и вечно срывается. Мне нужно было от него совсем немного, он был там, где убили моего волка в тот момент, и что? У него видите ли случился очередной нервный срыв, и отец увез его в Мексику. Нахрена? И всё равно в итоге он даже не попал туда, а встретился с охренеть какой редкой тварью и испортил матери отдых. Я и сейчас не смог от него ничего добиться. После того как напряг Ральселя, в обмен на мои же ресурсы, ему помочь. У него снова что-то там с психикой произошло от одного разговора. Я… не смог приехать к Тому, меня задержала одна… В общем, неважно. Скирт может что-то знать, но он просто пропал, никогда не знаешь, куда его папаша запихнёт и насколько. В общем, не знаю. Мне… это не нравится.

Он выдыхает и смущенно, вымученно улыбается:

— Прости, выношу тебе мозг, а тебе и мужа хватает. За чай тоже спасибо.

— Ничего, я же сплетни люблю, — подмигивает она, стараясь сделать так, чтобы Хедрик не переживал хотя бы из-за этого разговора. И уже без шуток добавляет: — Тебе надо с Кейт поговорить, иначе изведёшься окончательно. Её саму наверняка вся эта ситуация тревожит. Она всегда относилась к тебе очень трепетно. Я уверена, за тебя она и сейчас переживает, а не только Эла поддерживает и слепо идёт у него на поводу, как ты думаешь. Короче, поговори с матерью обязательно, ладно? Может и она станет тогда больше во всём этом участвовать и проблем поубавится… Я почти уверена, что она оставила всё на Эла и просто пытается не усугублять. Я ведь права?

Хедрик ведёт плечом и опускает взгляд.

— Я уведу у тебя того красавчика, ладно? — подмигивает ей. — Только будь осторожнее с Джонни, Скирт говорит, что он фея. И Люци передавал привет, — это он врёт, поскольку Люцифер мало интересуется матерью, но Ату это задевает, так что пусть порадуется хоть так.

***

Раль опрокидывает девятую по счёту стопку и ухмыляется, поворачиваясь к Хедрику.

— Вообще, — делится он, — я очень медленно пьянел раньше. А ещё раньше, вообще не пил! А потом едва бросил. Потому что, когда пил, практически бросил работу. Сложно, — машет он рукой, словно это Хед приставал к нему с разговорами.

— Да, — кивает Хед, который странно было бы если бы пьянел, даже от такого хорошего пойла. Всё таки жизнь с Элизаром сказывается. — Бывает. Но после этого завтра у тебя не будет желания выпить ещё, так что не сдерживайся.

Он наблюдает за мужчиной и вдруг начинает ухмыляться, сдерживая дурацкий смех, который понял бы Соро, а уж никак не Ральсель, с которым они видятся дай бог, если раз в год и то из-за всякого дерьма.

Раль вообще лидер такой, необязательный, и Хедрик, опять же, воспитанный Кейт и Элизаром, вполне себе одобряет это, но не перекладывает на себя, как на вожака стаи.

Всё же цели у них отличаются. Хед, считай, занимается благотворительностью, было бы странно, если бы он относился к своим людям на отвали.

Да и просто по человечески не получается.

Он всё ещё не может придти в себя из-за Тома.

И тем не менее…

— Подумал сейчас, что ты напоминаешь мне отца.

— В каком смысле? — спрашивает Раль, слегка растягивая слова.

— Ну в таком, ты знаешь, говорят, женщины выбирают мужчин, похожих на отца…

— А? — думая, что уже пьян и потому не совсем его понимает, Раль подсаживается к Хеду поближе, будто бы это могло помочь.

И Хедрик тянет его на себя, поглаживает скулы большими пальцами, сдерживаясь, чтобы не выпустить когти, потому что это было бы прекрасно.

А затем, заметив приближение знакомой фигуры, крепко целует.

Раль не отвечает на поцелуй, словно губы его деревенеют, и отстраняется сразу же, отталкивая Хедрика.

— Я не из этих… ваших… Ты чего?

— Ты же сам полез.

И Хедрик снова липнет к нему.

Ральсель оттягивает его от себя за волосы. И замечает Соро, остановившегося у Хеда за спиной.

— Эм…

Хед поднимает на него глаза и расплывается в улыбке:

— Привет.

— Привет, мой хороший, — не может не улыбнуться Соро в ответ. — Но, что это тут у вас происходит? — изгибает он бровь и одаривает Ральселя скептическим взглядом.

Хедрик хватает Раля за лицо, чтобы Соро лучше его рассмотрел.

— Смотри, какой он красивый и мужественный, и какие у него черты лица, словно он чувак из вестернов… А щетина какая!

— Трёхдневная, — оценивает Соро, всё ещё будучи настороженным из-за происходящего.

— Я не знаю, чего он липнет, — будто для того, чтобы успокоить, говорит Ральсель, уже не вырываясь.

И тут Соро начинает улыбаться хищно и остро.

— О, я согласен, Хед, он хорош! Планируешь забрать его с собой?

Раль хмурится.

Хедрик смеётся:

— А знаешь почему? Он напоминает мне об отце.

— Не понял? — всё-таки отстраняется от него Ральсель, воспринимая этот разговор уже как нечто серьёзное.

— Ну, понимаешь? — Хед поднимает глаза на Соро.

— А, это, как девушки выбирают мужей похожих на своих отцов! — с радостью делится своими соображениями Соро. — Но я же могу не волноваться?

У Раля в глазах отражается беспокойство. Он переводит взгляд на Хедрика.

— Нет, но он такая плюшка! — он тыкает Ральселю в щеку. — Возьмём его с собой сегодня? Отмоем, свяжем…

— Ага, — тянет Соро, явно с нездоровым энтузиазмом.

И до Раля, наконец, доходит… Разбираться, издеваются они или говорят серьёзно, он не собирался. Поэтому резко поднимается, махает рукой на прощание и спешит к выходу.

— Придурки, — ухмыляется он. И заставляет себя не оборачиваться.

А Хедрик тянет на себя мужа и закатывает глаза.

— Все такие скуууучные. У меня болит голова от всего. Я соскучился.

Соро без лишних слов подхватывает его на руки и, плечом открыв дверь бара, несёт его к машине.

— Сейчас приедем домой, я сниму тебе головную боль, накормлю нормально и будем отдыхать.

— Без Раля?

Соро целует его.

— Я отвезу тебя куда-нибудь развлечься на недельку, мм? Хотя, это не вопрос. Тебе нужно.

— Да.

Хед прячет лицо в его шее.

— Ты горячий. Очень.

И начинает раздевать.

Соро останавливается, передумывая устраивать его на заднем сидении. И садит Хеда на капот машины, не обращая внимания на прохожих…

Но может Хеда это волнует?

На всякий случай Соро роняет:

— Как-то оживлённо тут.

— Это хорошо, давай… быстрее.

#38. Волчица в школе


Дверь едва не слетает с петель, и Раль перешагивает порог своей квартиры, хватаясь за стену.

Линси выходит из кухни и закусывает полную губу, наблюдая за ним внимательными, карими глазами.

Её волосы распущены и под электрическим светом отдают медным блеском, хотя сами рыжими не являются. Скорее светло-русыми.

Она невысокая, Ральселю и вовсе не доходит до плеча. Но он, заметив её, едва ли не опасливо замирает.

— Ты держался пять лет!

— Да, — тянет он, — но тут меня накачали колдовским вареньем, и понеслось…

— Оправдания? — она подходит к нему и помогает стянуть с него кожанку.

— Ага.

— Зачем?

— Чтобы успокоить тебя, зануду. Я просто хотел развлечься. К слову, впервые за эти пять лет. И дело не в алкоголе.

Она тащит его за руку в гостиную, и на вопросительный взгляд Раля поясняет:

— Ты не будешь спать в таком виде в нашей спальне. Так в чём было дело? Пить то зачем?

Он вздыхает и становится серьёзнее. Сила, что чернилами течёт по венам, разгоняет алкоголь, когда Раль концентрируется на этом. И вот он поднимает на жену прояснившийся тёмный взгляд.

— Люди… Дело в людях. Я хотел развлечься. И не обязан, к слову, отчитываться.

— Я возилась с тобой, когда ты из-за всего этого едва не угробил себе жизнь. Я выгребала кучу бутылок и хлама из твоего дома. Я…

— Да, но в том я не был… Ладно, я был виноват. Но я был мёртв! — прерывает он её.

Она появилась в его жизни, когда Раль потерял свою жизнь… Свою любовь. Скажи ему кто до этого, что он будет так любить и смерть любимой уведёт за собой в тёмное и душное забытьё и его, Ральсель рассмеялся бы ему в лицо. Но случилось именно так…

— Ближе к сути, — просит Раль, устало потирая переносицу.

— Ты не можешь говорить мне, что не обязан хотя бы дать объяснение. Я ждала тебя, ты должен был вернуться ещё два дня назад.

— Прости… — тянет он её к себе на колени, обнимая за талию.

В комнате полумрак, хотя и без того в ней преобладают тёмные и древесно красные тона. Сквозь задёрнутые шторы просачивается блеклый свет фонарей.

— Спокойно здесь, — шепчет Раль ей в волосы. — Я соскучился.

— И я, — прячет Линси лицо в его шее.

***

Соня появляется в школе на красных каблучках под цвет новой сумочке, всё в той же форме и кружевной блузе, с волосами, убранными в высокий хвост. Она вылавливает в коридоре свою подругу и припирает её к стене:

— Привет, Рамона! — и тут же быстрым шёпотом. — Давай помиримся, а? Я не понимаю, за что ты на меня дуешься!

— Да, потому что ты ведёшь себя, как шалава в последнее время, и закидонов понабралась от урода своего.

Рамона поправляет очки, глядя на Соню со старательной строгостью.

Соня отступает.

— Он не урод. И мы больше не общаемся. Если уж тебя он так задевает…

— Правда? — Рамона приподнимает бровь. — Потому что он уже разобрался с Томом и больше тебе не нужен?

— О чём ты?

— Он в школу не пришёл, и все выходные не выходил в сеть.

— А ты следишь за ним, что ли? — Соня толкает её в плечо, слегка. — Я могла бы на это обидеться, у меня больше причин, чем у тебя!

Рамона тушуется, и к ним подлетает Микаэла, притягивает обеих девушек к себе, будучи на голову выше их и обнимает.

Соня улыбается, её глаза начинают радостно блестеть:

— Микки! Ты уже вернулась из Парижа?

— Да, и сейчас вам такое расскажу!

Они перешептываются, смеются, Соня даже не замечает наблюдающего за ней Мака.

Он пришёл в школу только ради неё. Впрочем, как и обычно.

Подходить Мак не решается, показываться Соне на глаза, тоже. А вот наблюдать… Это она ему не запрещала.

И это не странно и не тревожно, так ведь? Он ведь не крутится вокруг её дома и всякое такое…

Мак вздыхает и прячется за угол, угрожающе цыкает на какого-то парня, что с подозрением смотрел на него. Тот шарахается в сторону, и Мак удовлетворённо ухмыляется.

Только вот…

Та девчонка, незнакомая ему, высокая. Она кажется странной…

Или Мак просто начал всех в чём то подозревать? Или это мозги клинит от недостатка дури?

Он ещё раз выглядывает из-за угла и решает, что говорить ему Соня запретила только с ней…

— У меня химия! — Рамона тянет Микки на себя и что-то ей шепчет, а затем уходит в другую сторону, помахав подругам рукой. — Встретимся на обеде!

И Мак спешит за ней, выждав, когда Соня скроется из виду.

— Эй, стой! Как тебя там?..

Она останавливается, и вдруг кидается к нему.

— Наконец-то спросил, да?! Я Рамона!

У неё узкие тёмные глаза, чёрные волосы и почти незаметный нос.

— А теперь ответь… Ты что-то сделал с Томом? Ты с ним дрался, все видели! И Соня давно хотела его проучить.

Мак теряется и бледнеет.

«Он умер…»

Отступает на шаг, едва не врезаясь в кого-то.

«Я ничего не знаю. Не втягивайте меня!»

— Я… — до него только сейчас доходит смысл сказанного. — С ума сошла? Конечно нет! Мы поговорили с ним и разошлись по домам. Он… — Мак проглатывает ком в горле и опускает глаза. — Он даже неплохим парнем оказался.

— Конечно, не плохим, только он пропал, и никого это не волнует! Чего ты хочешь от меня?

— Если он пропал… кто-то наверняка будет разбираться с этим… — мямлит Мак. — Хотел узнать, что за девчонка с вами была.

— Ты что, теперь будешь выслеживать всех нас, или как? Мало было Соне одного сталкера!

— Я не такой! Просто… не нравится она мне, — выпаливает он, о чём сразу же жалеет.

— Скажи это Соне! Что ты пристал ко мне?

— Соня запретила к ней подходить! — переходит Мак на крик. — Тебе, что, сложно поговорить нормально?

— У меня урок! — Рамона спешит уйти подальше от этого психа.

Но он хватает её за руку.

— Просто скажи, кто это, и почему я её раньше не видел?

— Господи, да что с тобой не так? Микаэла — лучшая подруга Сони, и она была во Франции. Поэтому у Сони было время на тебя. Но теперь всё снова будет нормально, как раньше. Отпусти, придурок!

Мак отпускает её и спешит уйти. Выглядя при этом так, словно сделал что-то плохое.

На самом деле, он только собирается. И не считает это плохим.

Чудом успев до звонка, он находит Микаэлу и фотографирует её, после чего отправляет фото Хедрику.

Хедрик перезванивает ему и тянет ленивым, подхриповатым, будто со сна, голосом:

«Зачем фотографируешь мою девочку, давно по роже не получал?»

— Так я прав?! — то ли радуется, то ли возмущается Мак. — Что она здесь делает? Вам, что, мёдом рядом с Соней намазано? Может хватит?!

«Как ты меня достал со своей девицей, ты бы знал! Микки учится в той же школе, и ещё пару моих ребят, что и ты. Это одна из причин, почему Элизар определил тебя именно туда. Но я не сбираюсь просить своих волчат приглядывать за тобой, это цирк какой-то!»

— А кто тебя просит, чтобы они приглядывали?! Я ведь не за этим тебе написал.

«А зачем, потому что она с Соней общается? Так я знаю, правда, никогда не думал, что это девчонка доберется до моего штаба, и даже не из-за Микаэллы.»

— Скажи ей, и остальным своим, что не надо трогать Соню! Тома ей будто бы мало было! — и Мак замирает, даже задерживает дыхание. — Хедрик, прости, я не хотел…

Но Хед бросает трубку.

И, чувствуя себя невероятно виноватым, Мак плетётся на урок, уже ни на кого не обращая внимания.

***

В обеденный перерыв Соня, Микки и Рамона занимают лавочку и распаковывают свой ланч.

Микки всегда носит джинсы, сегодня это ещё и клёш, но подбирает она их в цвет формы и прикрывается пиджаком, чтобы не слишком уж провоцировать преподавателей. Соня рассматривает её новую блузу без рукавов, и усмехается на длинный синий галстук, повязанный как попало.

Микки высокая, выше большинства парней, что здесь учатся, с волнистыми шоколадными волосами и широким, немного грубоватым лицом.

Есть в ней что-то от индейцев, хотя Соня никогда об этом не спрашивала.

— Он опять, наверное, забыл выпить таблетки, — Рамона продолжает рассказ о преподавателе химии, — вместо урока рассказывал о том, как у него уже четвертый день картошка-фри перевариться не может, бедолага… И кстати не только он. Соня-то себе парня завела, и он мне уже высказал, что Микаэла ему не нравится.

— Что? — в один голос переспрашивают Соня и Микки.

— Да-да, выспрашивал про тебя. Псих…

Соня хмурится, не ожидая такого от Мака. Её мнение о нём вечно швыряет из стороны в сторону.

Но она не успевает подобрать подходящий ответ, потому что к ним подходят двое мужчин в полицейской форме.

— Кто из вас Соня Дан?

— Я, — у неё замирает сердце. За последние дни она много натворила. Вот и расплата.

— Пойдёмте с нами, нам нужно задать вам несколько вопросов…

— Да, конечно, но зачем?

— Это касается Тома Хилари.

В этот момент Мак как раз, типа случайно, проходит мимо. И застывает на месте, услышав последние слова.

Соня проходит с ними в здание школы, возможно, туда уже вызвали Маркуса. Её открытая коробка с ланчем остаётся на скамейке.

Рамона устраивается на траве и обнимает себя за колени.

— Что-то тревожно…

Микка хмурится:

— Да что вы тут натворили, меня всего неделю не было!

А Мак собирается уйти, пока его не заметили.

Рамона случайно натыкается на него взглядом и шипит:

— А вот тот парень, о котором я говорила!

Микаэла тут же реагирует:

— Что тебе не нравится, а?

Мак останавливается, а затем и нерешительно подходит.

— Привет…

— Ну, объясняйся! — Микки устраивает лодыжку на бедре и напряженно тыкает пластиковой вилкой в салат.

— А ты, — он бросает быстрый взгляд на Рамону, и договаривает: — А ты у Хеда спроси!

Микаэла тут же оставляет свой обед и поднимается с таким видом, будто собирается избить его прямо тут.

— Пойдём, поговорим.

— Пойдём…

#39. Это ты?..


Микаэла отходит к дубу, чья кора местами напоминает переплетенные между собой ДНК. Она бросает взгляд на лавочку, где от них с Маком не отводит взгляда Рамона. Ну, едва ли оттуда она что-нибудь услышит.

— Какого хрена тебе надо?! — едва ли не рычит Микки, сверкая на мгновение пожелтевшими глазами.

Над величественным зданием школы с шипастым ограждением на крыше, что минуту назад сверкало на солнце, собираются серые тучи. И в тени дуба становится ещё мрачнее.

— Мне ничего не надо, просто хватит таким, как ты, крутиться вокруг Сони!

— Почему это? — она ударяет Мака в грудь и отворачивается от него, чтобы снова бросить опасливый взгляд на Рамону. На её шее натягивается шрам, тянущийся до самого стыка с головой.

Мак хватается за ушибленное место и отступает.

— Потому что хватит с неё волков. С Томом вот ничем хорошим не закончилось.

— Что ты несёшь? Он что-то сделал ей?

Микки никогда особо не присматривалась к странному пареньку, она на год старше и то, что он в итоге оказался оборотнем вовсе не значит, что это её проблемы.

— Ну… Напугал, следил за ней… — теперь, зная больше, помня разговор с Томом, Маку становится не по себе выставлять его в дурном свете. — И вот, Соню теперь допрашивают, потому что Тома… Ну, ты знаешь, да?

— Знаю что?

— Хедрик ведь рассказывал вам, что с ним случилось? Я слышал, что вы отдыхали где-то, но наверняка же, вернувшись… — он неуверенно замолкает, опасаясь сболтнуть лишнего.

— Да откуда ты вообще его знаешь?! И с чего бы ему что-то нам рассказывать о Томе? Он не имеет к нам отношения. И если у тебя с ним какие-то проблемы, то не переноси это на всех!

— Но Хедрик ведь разбирается с тем, что случилось! И меня с этим мучает. А Тома я знаю из-за Сони. Если ты про Тома…

— Да что случилось? — она наступает, будто чтобы хорошенько так приложить ненормального, по её мнению, парня.

— Но я не знаю, можно ли говорить, если Хедрик не говорил! — из-за нервов он переходит на крик.

И получает хлёсткую, молниеносную пощечину, и злой высверк глаз в придачу.

— Говори.

Мак вскрикивает, оступается и падает на землю. И отвечает, сидя, держась за полыхающую щёку.

— Тома убили… Я Хедрику это сразу сказал. Возле Сониного дома. Ну, недалеко. Поэтому… Отстаньте… От неё.

Микки некоторое время молчит, и, наконец сбросив с себя покрывало из холодной дрожи, накрывшее тело едва ощутимым слоем, спрашивает спокойно и тихо:

— Откуда ты знаешь Хедрика?

— Он мой брат, — отвечает Мак просто, с лёгким удивлением.

Микаэла тут же набирает Хедрика и без лишних разговоров спрашивает:

— Он твой брат?

«Да…»

— Чего он хочет от меня?

«Он что, говорить не может?»

— Я не понимаю.

«Разберись…»

Он отключается. Она не любит, когда он такой, но что поделать, их лидер человек-настроение. Только ему не приведи господь так сказать.

— Так… Что ты хотел? — она сдерживается, чтобы не начать спрашивать, как это так брат, откуда брат, почему брат, ограничившись просто приподнятой бровью.

— Я переживаю, — признаётся Мак тихо, вряд ли внося этим ясность.

— И что, мне тебе сопли подтереть?

Мак смотрит на неё исподлобья, зло, отчаянно.

— За Соню переживаю. Теперь мне кажется, что всё это связано и… Держитесь от неё подальше!

— А мне кажется, что ты хочешь принести разлад в стаю, не нужно ходить и говорить всем, что волка убили и нагонят жути, ты меня понял?

Мак кивает.

— Прости, — и хочет добавить, что видел это сам, но не решается и только продолжает смотреть на неё потеряно и затравлено.

— Я знаю Соню несколько лет, как и Хедрика, представь. Ты-то откуда вылез?

— Ну… меня мать привезла, — отвечает он правду. — Я и сам не знал, что у меня младший брат есть.

Тучи сгущаются и над школой раздаётся раскат грома, из здания раздаётся звонок, но Рамона продолжает ждать подругу на лавочке.

— Ты хотел сказать старшего? Хедрик старше чем выглядит. Намного.

Мак кивает, но лишь соглашаясь с последним.

— А я выгляжу ещё младше, знаю. Это потому что сила нормально не открылась ну, и организм затравлен всяким. Это может измениться… Хед младше меня. Намного…

Микка морщится.

— Извращенец!

Мак даже не может заставить себя спросить, почему, даже короткое: «что?» не срывается у него с губ от неожиданности.

И только когда он поднимается и отряхивается от песка, с недоумением смотрит на Микки и медленно тянет:

— Нет ничего извращённого в том, чтобы быть старшим братом, пусть на деле и выходит, что младшим. Ну, всякое ведь случается…

Она возводит к прорезанному дубовому ветвями небу глаза и стонет.

— Да ты… Тупой. Я поняла. В семье не без урода. Не подходи к Соне, понял? И вообще, ни к кому не подходи!

И она уходит, решив больше не тратить на него время.

Понятно, почему Хед о нем ничего не рассказывал, она бы тоже молчала!

***

Из-за того, что у Сони уже были некоторые разногласия с Томом и она так и не смогла доказать, что с его стороны есть элемент преследования, её допрашивают первой среди одноклассников в присутствии Маркуса.

Он молчит, наблюдая за ней холодным, безучастным взглядом.

— …хорошо? А можно подробнее?

— Да, кажется, я видела его возле своего дома, как обычно, в последний раз. Но не могу вспомнить, в какой из дней это было, простите.

Она смутно помнит, что они сидели вместе в машине, куда-то ехали, даже помнит какой-то странный дом… Но скорее всего, это был всего лишь бредовой сон из-за варенья, слишком нереалистичный и яркий. Последнее позволило ему так сильно отпечататься в памяти.

Она не смогла бы сказать ничего конкретного, даже если бы решила упомянуть это на допросе для полноты картины. Да и тогда пришлось бы затрагивать семью Мака, а это последнее, что ей нужно.

Но если это поможет в поисках Тома, она постарается упорядочить всё в голове, и если всплывёт что-то важное — расскажет.

Том пугал её, но… по своему, он дорог ей, и она не рада тому, что он пропал.

— Но… он будет в порядке? — она поднимает на одного из полицейских встревоженный взгляд и краем глаза замечает одобрительную, довольную улыбку отца.

***

Мак не находит себе места и пропускает урок. Правда из школы он не уходит, а бродит по её территории.

Руки дрожат. Хочется курить… По меньшей мере, курить.

Кажется, у Сони теперь неприятности, а он испортил отношения со всеми, с кем только мог. Хорошо, если хотя бы не сделал хуже ей…

Соня выходит из школы вместе с Маркусом.

— Это могла быть какая-нибудь тварь? — спрашивает она.

Его ответ отчего-то не успокаивает.

— Я так не думаю.

— Ты же разберешься? — она ещё помнит то время, когда и сам он был полицейским.

— Не могу тебе ничего обещать.

Он садится в машину и улыбается ей:

— Знаешь что? Мне кажется, мы с тобой давно не охотились…

Соня кивает и наблюдает, как его серебристая машина удаляется от двора школы.

А у неё ещё один урок.

Мак, наблюдающий за ними со стороны, отступает назад, надеясь зайти за угол здания, пока Соня его не заметила.

Соня не глядит на Мака, но идёт прямо к нему и в конце концов поднимает взгляд серых сейчас глаз, будто подстроившихся под цвет неба.

— Я не это имела ввиду, когда просила не подходить. Зачем ты так?

Он молчит, виновато опустив голову. А сердце стучит так громко и тяжело, что разрывает пульсирующие виски. От волнения начинает болеть голова.

Она сама всхлипывает, и на асфальтированную дорожку между ним падает капля дождя.

— Ты собираешься вечно ходить за мной?!

Мак поднимает голову и тут же отводит глаза.

— Соня, я… Прости меня. Я… пугаю тебя?

Капли продолжают срываться вниз, а она глядит на него в упор, с видом таким будто то ли сейчас заплачет, то ли даст Маку пощёчину.

И выглядит сейчас даже более хрупкой чем обычно, при всей её попытки создать воинственный, легкий образ.

На всякий случай, Мак отступает.

— Ты же не трогал его, правда? — выдыхает она, боясь услышать ответ.

И Мак снова подходит ближе. Он собирается успокаивающе коснуться её плеча, но не решается, и рука, подрагивая, зависает в воздухе.

— Соня… Конечно, нет. Он… — Мак проглатывает ком в горле и опускает, наконец, руку. — Он был даже… неплохим парнем. Наверное.

Она легко может представить, как Мак перестарался, пытаясь что-то объяснить Тому, как слишком сильно ударил или придушил, а затем спрятал тело, просто испугавшись.

Но, нет…

Он сидел чёрт знает где, ждал помощи, не собирался особо мстить своему обидчику. Он оставался у неё, жалуясь на брата, скрючившись на полу. Он… просто не похож на убийцу.

Мак не такой, как она сама.

Но всё же…

— Правда? Может, это произошло случайно?

— Тогда я бы рассказал, — отвечает он честно, а, подумав, добавляет: — Или добрался бы таки до Мексики… — Мак нервно усмехается, но чувствует себя ещё более виноватым из-за этой дурацкой шутки.

— Ладно, — коротко кивает Соня, — я тебе верю. Но, — добавляет она, — я тоже его не убивала. А на нас могут подумать, если мы уже не в числе первых подозреваемых. На днях допросят и тебя. Ничего не говори про мою просьбу.

— Про какую? — почему-то пугается он.

Это будто сбивает Соню с толку.

— Избавить меня от него.

Мак хлопает глазами, будто в них что-то попало, а сморгнуть не удаётся.

— Может, мне уйти из школы? Я не хочу больше ни с кем об этом говорить… Я, Сонь, я после той просьбы пошёл в его класс и швырнул его на пол, все видели. И твоя подруга меня терпеть не может. Налетела на меня недавно и стала едва ли не обвинять, что это я что-то с ним сделал. Она ведь… Она ведь знает. Смысл тогда мне молчать? В смысле, я то буду. Но… Как тогда?

— Знает? Я ей не говорила.

— Значит, она поняла или вы что-то обсуждали такое и она сделала выводы…

Соня понимает, что не помнит, что точно говорила Рамоне и когда. Голова начинает гудеть.

— Делай, что хочешь.

Дождь срывается вниз ливнем, Соне приходится повысить голос, чтобы её было слышно:

— Только не подходи больше к моим друзьям, псих!

Мак вздрагивает словно от удара, делает два шага назад, разворачивается и медленно идёт прочь. Словно его и правда побили и вывалили заодно в грязи…

Хороший момент, чтобы распрощаться навсегда, но Соня понимает, что не сможет позволить ему уйти.

Он боится, ей тоже страшно, но они ни в чём не виноваты.

В школе придется столкнуться с непониманием подруг, дома — с отцом.

Воздуха для неё становится всё меньше.

— Мак, — кричит ему в след. — У тебя разве закончились уроки?

Он останавливается, рукавом вытирает то ли слёзы, то ли капли дождя с лица, и только тогда оборачивается.

— Нет, но я не смогу… Понимаешь, не будет смысла сидеть там, если я всё равно не смогу.

Она подходит к нему. С потекшей тушью и уже полностью сошедшим блеском для губ.

— Во-первых, мы не знаем, что с ним. Во-вторых, если ты ничего не делал, они не найдут доказательств. Он дрался не только с тобой.

Но Мак, не вслушиваясь в её слова, вдруг притягивает Соню к себе и обнимает, зажмуриваясь, боясь её реакции. И сердце колотится так, что он почти уверен, будто Соня это чувствует или слышит.

Она всхлипывает и прижимается к нему, а затем шепчем ему на ухо, взяв себя в руки:

— Это все подозрительно. Очень. Идем в школу.

— Не подозрительно, — упрямо шепчет он в ответ. — С чего вдруг? Я…

«Люблю тебя».

Но произносит он другое:

— Идём, — и медленно отстраняется.

Соня касается его щеки:

— Всё будет хорошо, слышишь?

Он накрывает её ладонь своей и прижимается к ней лицом сильнее. Правда, отпускает совсем быстро.

— Да… Конечно, будет. Идём?

— Да.

#40. Знать своё место


Соня идёт к своему шкафчику и достаёт оттуда пакет с вещами. После того случая она решила, что сменка не помешает.

— У тебя есть что-нибудь под рубашкой? — принимается растягивать пуговицы Мака с сосредоточенным видом.

Уже отзвенел звонок, в коридоре ошиваются лишь несколько придурков.

— Н-нет, — внезапно краснеет он и отводит взгляд. — А что?

— Ну, она же мокрая… Тебе будет холодно.

Соня смазано касается его бледной кожи и задумывается.

— Батареи уже тёплые, повесь где-нибудь пока… Или нет, рядом с туалетом на третьем этаже есть каморка для уборщицы. Там раньше какая-то знакомая моей одноклассницы работала, в общем, там есть утюг, идём. У тебя же два урока ещё, будет подозрительно, если пропадешь.

Мак, слушая её, успевает снять с себя рубашку. И согласно кивает ей, собираясь идти к каморке в полуголом виде.

— Идём.

Она качает головой и всё же окидывает его оценивающим взглядом:

— Ты специально?! И почему такой худой?!

— Специально? — не понимает он, а в следующую секунду пугается, вспоминая о своих синяках.

Но сила, которая дремлет в нём, видимо постепенно просыпается, потому что руки у Мака внезапно оказываются чистыми. И он переводит дыхание.

— Худой, — зачем-то повторяет он глупым голосом.

Соня вздыхает и подводит его к каморке.

— Вот. Если кто-то зайдёт, скажи, что учитель послал прогладить, что с тебя вода на парту капает! А я пойду переодеться.

Мак кивает, но вдруг хватает её за руку.

— Сонь, а можешь здесь? Не уходи…

— Что здесь, переодеваться?

— Да. Я отвернусь или зажмурюсь, обещаю!

— Ты что боишься? Чего?

— Не знаю, просто не уходи, пожалуйста!

Она вздыхает, чувствуя, что попала в какую-то параллельную реальность с мальчиками-зайчиками.

— Ладно. Но ты отвернись.

Она распускается волосы и протряхивает их от воды, затем начинает расстёгивать пуговицы на блузке.

— Представь, если нас кто-нибудь здесь застанет.

Мак, спешно отворачиваясь, ещё и зажмуривается, правда, слегка помедлив, потому что обнаруживает, что Соня отражается на подошве утюга.

— Я бы врезал тому, кто нас застал, и он побоялся бы распускать слухи, — заверяет он довольным голосом.

— Как ты можешь производить впечатление отморозка и мокрого щенка одновременно?

Соня замыкает дверь, натягивает на себя белую водолазку и уютную жилетку из розовых ниток с вязанными же ромашками, подумав, она переодевает и юбку с колготками, теперь чувствуя себя гораздо лучше.

За ручку несколько раз дергают, Соня уже напрягается и готовиться сочинять историю, но страждущие в каморку отступают быстро. Видимо, знают ещё место, где можно совокупиться. Если бы это была техничка, она бы уж не молчала.

Или она немая?

Соня округляет глаза, но решает не сосредотачиваться на этой мысли и не пугать Мака.

— Мне всё ещё нужно умыться.

— Ты красивая, — невпопад отвечает Мак, и оборачивается.

И, сам от себя не ожидая, начинает смеяться.

— Боевой окрас тебе тоже идёт!

Соня, сейчас похожая на панду, закатывает глаза. И на мгновение чувствует неловкость, не хотелось бы, чтобы Мак видел её такой в будущем...

Хотя о чём это она, скоро она исчезнет, а он забудет про неё.

— Получилось? — Соня трогает рубашку. — К раковине со мной тоже пойдёшь? Мы сейчас должны будем разойтись, ты в курсе?

— Почему? — рубашка его и правда уже почти сухая, но выглядит просто ужасно из-за того, что гладить Мак не умеет и просто придавливал скомканную ткань утюгом.

Она смеётся как-то то ли нервно, то ли фальшиво.

— Чёрт, ты же беспомощный совсем! Её нельзя надевать такой!

Мак теряется и не совсем понимает, о чём она.

— Я дырку сделал?

Соня берётся за утюг и начинает разглаживать ужасные складки.

— Нет, просто натужная помятость давно вышла из моды.

И через пять минут протягивает ему более ли менее отглаженную рубашку.

— Иди на урок, не нервничай, просто занимайся, ты же сюда за знаниями приходишь. Ни на кого не обращай внимания.

— Спасибо, — улыбается он, и правда успокоенный, то ли её словами, то ли просто голосом. — Увидимся, — не выдерживает, и спешит выйти, боясь, что Соня ему возразит и разозлится.

Но через час он застаёт её у стены напротив двери из класса. Она стоит в синей юбке в гармошку, с белыми колготками и распущенными волнистыми волосами, будто с примесью золота. У лба с двух сторон розовые заколки, вместе со всем делающее её окончательно милым… ребёнком.

Но взгляд, прямой и требовательный, её выдаёт.

Мак подходит опасливо, но внешне уверенно и даже как-то нагло. Взъерошенный и мрачный, с блестящими, дикими глазами.

Он останавливается, вопросительно глядя на неё, и в глазах его начинает плескаться обожание.

Кто-то замечает их вместе и шарахается от Мака в сторону.

— Я придумала, — говорит Соня совсем тихо. — Нам нужно выяснить, что произошло. Я заберусь к нему в дом. Ты со мной?

— А если нет, всё равно пойдёшь?

— Да, — отвечает и отходит от него. — Забудь о том, что я сказала.

Он хватает её за локоть.

— Я не отказался, просто не хочу способствовать! В смысле, если бы ты не пошла без меня, я отказался бы. Чтобы у тебя не было ещё больше неприятностей. А так идём вместе!

— Отпусти, — она шипит на него, как британская кошка.

— Сначала скажи, когда и где?

— Я же сказала, забудь! Не хочу тебя втягивать в неприятности!

— А я сказал, — кричит он, но резко обрывает себя и понижает голос до шёпота, — сказал, что пойду.

Но она вырывается и теряется в толпе школьников.

— Значит я сам! — упрямо кричит он, надеясь, что Соня услышит и вернётся.

Но её нигде нет. А у него скоро будет ещё один урок.

***

Маркус встречает её вопросом, где лучше обустроить детскую комнату, что заставляет Соню застыть на месте и опустить глаза в пол. Не смотря на всё, что происходит вокруг, горячее довольство сочится сквозь его холодность, и её передёргивает.

— Я не знаю, — отвечает она, а затем до неё доходит, на глазах выступают слёзы, дрожат губы и приходится приложить усилие, чтобы не заплакать в голос.

Она может. Пусть и переучивала себя годами, ведь это не подходит таким, как они.

Никаких слёз.

— Подумай. Малышу нужно будет большое, светлое пространство.

Соня поднимает глаза и сглатывает рыдания, плохо притворяясь, что всё в порядке, но тем не менее, притворяясь.

— Моя башня подойдёт.

Маркус кивает.

— Думаешь?

И подходит ближе, берёт Соню за прядь волос и рассматривает её, золотистую, шёлковую, влажную от всё ещё моросящего на улице дождя.

— Ты сегодня какая-то растрепанная, разве вам позволяют носить такую свободную одежду?

Она сдерживается, чтобы не отступить на шаг, потому что прекрасно знает, что тогда случится.

— Нет. Но я промокла под дождём, а при себе было только это.

Маркус едва заметно качает головой.

— Когда я уходил, ты должна была пойти в школу, ведь уже опаздывала на урок. Дождь был лишь спустя десять минут, что ты делала на улице? Ты пропускаешь учебу? И почему ты носишь с собой в школу такого рода одежду, когда у тебя несколько комплектов школьной формы?

Соня молчит, стиснув зубы.

Маркус едва заметно, как и всё, что он делает, сужает глаза.

— Не знаешь, что сказать? Тогда не говори глупости.

Она может предугадать каждое движение отца, каждое его слово и каждую интонацию. Она выучила это наизусть. И сотню раззамечала в собственном отражении.

— Полагаю, — наконец, подаёт она голос, и в нём слышится звон разбившегося стекла, — всё произошедшее на меня повлияло не лучшим образом.

От нервов дёргается угол губ, и это принимают за усмешку.

Или не принимают. Главное, что есть повод.

Соня получает хлёсткую, тяжёлую пощечину, и если бы это было в первый раз, она бы отлетела на пол. Но теперь стоит, лишь пошатываясь, не держась за щеку, с покрасневшими глазами, влажными, но не более.

Только всё же отступает, и её тут же тянут за волосы на себя.

— Что ты должна знать? — голос отца срабатывает как палец, жмущий на кнопку дверного звонка, Соня тут же открывает рот:

— Знать своё место.

Он выдыхает и, наконец, отстраняется. Поправляет ворот её водолазки, проходится сильной, горячей рукой по талии и ведёт ниже, по бедру.

— Тебе пора, в восемь я жду тебя в своём кабинете с выполненным домашним заданием.

Айрин заходит, и он улыбается ей, а затем щипает щёку Сони с той стороны, где ударил.

— И не забудь поужинать, Айри отлично готовит.

Соня уходит к себе, ни проронив не слова.

#41. Задержать мгновение


Айри лежит в тёмной комнате, которая несмотря на задёрнутые шторы время от времени озаряется ослепительно белыми вспышками молний.

Ещё не слишком поздно, но из-за надвигающейся грозы, очень темно. А открыть окно Айрин не решается, сейчас ей спокойнее было бы находиться и в полном мраке, лишь бы не видеть и не слышать…

Раскат грома сотрясает воздух, и у Айри перехватывает дыхание.

Она терпит ещё какое то время и, наконец, не выдерживает. Босиком, в одной широкой и длинной футболке, кутаясь в плед, Айри бесшумно выбегает из комнаты, вздрагивает по пути от очередного рокота неба, и врывается к Маркусу, едва ли осознавая свои действия в этот момент.

Она ныряет с головой под его одеяло и замирает рядом с ним испуганным зверьком.

Маркус приподнимается на локте и усмехается.

— Мышка боится грозы?

Голос его такой ровный и громкий, словно он даже и не думал о том, чтобы спать.

Айри в очередной раз вздрагивает от грома и прижимается к Маркусу.

— Прости, — зажимает она ладонями уши.

Он запускает горячие пальцы в её волосы и выправляет их.

— Что, — усмехается и предполагает первое, что находит самым очевидным и логичным, из того что лезет в голову, — у тебя кто-то погиб в грозу?

Айрин замирает, затаив дыхание.

«Ночь, и вой ветра. Тёплый дом на отшибе. Грохот в дверь, и выстрелы созвучные громовым раскатам.

Дверь слетает с петель, пламя слишком быстро распространяется по деревянным стенам. Белая до этого постель кажется красной под его жаркими отблесками.

Женский крик, обрывающийся выстрелом. И безмолвный застывший взгляд младшего брата, тело которого падает на пороге комнаты Айри…»

Она отнимает ладони от ушей и шепчет совсем тихо:

— Не думала раньше, что это связано… Это были оборотни. Мстили моей матери за, как они считали, предательство. Отец не смог ничего предпринять, и не спас моего брата. Он его спрятал, но тот выбежал, когда нашу мать… Зато меня отец чудом вывел из дома. Я думала, мы уйдём вместе, но он оказался ранен.

Она не видит, но Маркус слушает её с удовольствием, эта история прекрасна вписывается в его картину мира и воспринимается более чем благосклонно.

Помолчав, будто обдумывая всё, что услышал, он касается губами её волос.

— Мне очень жаль.

И прижимает её к себе теснее.

Айри выдыхает, чувствуя, как страх уступает место спокойствию и благодарности.

— Это мой самый большой минус, — признаётся она смущённо, — как и боязнь темноты. Но там, так, просто фобия, а когда гроза… С грозой другое, я не могу себя контролировать.

Маркус гладит её по спине и мягко меняет тему:

— Ты можешь расслабиться рядом со мной, здесь ты в безопасности. Хочешь, съездим завтра в торговый центр, купим вещи для ребёнка?

— Мм? — она поднимает на него блестящий в темноте взгляд. — Не думаю, что стоит, благодарю за заботу. И… спасибо, мне и правда с тобой как-то… надёжно.

— Почему не стоит? Это настроит тебя на позитивный лад. Это твой первый ребенок?

Айри смущается под его взглядом и медленно прячется под одеялом, вздрагивая под очередной раскат грома.

— Я думала… сходить к врачу. Если ты понимаешь, о чём я.

— Но почему? — он будто действительно не понимает, поглаживая её по спине, перебирая волосы, целуя куда попало.

Айрин, сама от себя не ожидая, обнимает его и жмётся к нему сильней.

— Разумно ли? И ведь… это была случайность.

— Я, наверное, старых правил, — он усмехается, это слышно по голосу, — но это твой ребенок. Его нельзя убивать. Как бы там ни было, это неправильно.

Айрин тяжело обсуждать это и как то не по себе. Но она снова поднимает на него взгляд.

— Но… Мне даже некуда идти. Совсем… И я не знаю, в безопасности ли уже, закончились ли проблемы, не возникнут ли новые. Как я буду, если появится ребёнок?

Она смущается и отводит глаза.

— Прости, я не должна грузить всем этим тебя.

— Но разве ты не останешься здесь?

Маркус убирает прядь её волос с лица, стискивает пальцы на подбородке, чтобы приподнять голову и целует её в щёку.

И у Айри замирает сердце.

— Разве… не странно? Разве… тебе не… не надоест, что здесь долго… кто-то чужой?

— Ну, ты можешь попробовать стать ближе.

И он с ухмылкой подминает её под себя и целует с нежностью и страстью, сжав её руку, переплетя пальцы.

— Или я хотя бы могу отвлечь тебя от грозы. Что ты на это скажешь?

— Ближе, — выдыхает она, глядя на него то ли завороженно, то ли испуганно, — мне нравится «ближе»…

***

Соня слышит стоны, спускаясь на первый этаж и стискивает зубы, не зная, что чувствовать и думать.

Больше с Маркусом они не говорили, он проследил, чтобы она выполнила домашнее задание, проверил каждую тетрадь молча, заставив её стоять рядом и ждать.

Уже поздно, только что закончился дождь, и она собирается исполнить задуманное с рюкзаком наперевес, в удобных джинсах и камуфляжной куртке. Для маскировки цепляет из прихожей кепку и накрывает ей волосы.

Может быть, она узнает что-нибудь новое. Или хотя бы отвлечется.

От мыслей об отце.

Или от мыслей о клочке ткани, обугленном по краям, что она нашла недалеко от дома. Сейчас он свёрнутый лежит в её кармане.

Ей кажется, она видела что-то подобной расцветки в гардеробе Тома.

***

Конечно, Мак пропускает урок. Вместо этого он идёт домой, выкуривает там, что находит, пытаясь успокоиться, но помогает это плохо.

Однако он дожидается вечера и караулит Соню недалеко от дома Тома, то и дело оглядываясь по сторонам и пытаясь скрыться за кустарниками у фонарного столба.

Но её нет слишком долго, Мак уже решает, что Соня передумала или исполнит свой план в другой день. Но позволить себе уйти он не может. Вдруг всё же они разминутся?

И вот он сидит, сжавшись в комок, у кустарника в тени, обхватив свои плечи руками, и трясётся от холода. На нём футболка и тоненькая ветровка, в которой не было настолько холодно, когда Мак выходил. И тем более он не подумал, что может попасть под дождь!

Хочется есть. И спать. И курить. И мышцы ломит…

Он шмыгает носом, чешет его об рукав и громко чихает.

А по тёмным примятым волосам его ручейками стекает вода.

Соня идёт в наушниках без музыки, незаметно наблюдая за улицей по обе стороны от себя. Не хотелось бы, чтобы её кто-то заметил. Она обходит лужи и замирает в нескольких метрах от дома Тома. На первом этаже горит свет, а она так надеялась, что его родители ещё не вернулись командировки.

— Сонь, — сонно звучит со стороны. — Соня!

Она вздрагивает и оборачивается. Почему-то не сомневаясь, что это Мак. Помедлив, она всё же спешит к нему.

— Ты что здесь делаешь?

Он поднимает на неё покрасневшие отчего-то глаза.

— Тебя жду, — отвечает просто, с ноткой недоумения.

Она вздыхает от бессилия.

— Я же тебе говорила не ходить за мной! Мак, сколько можно? Что ты хочешь от меня? Убить? Или изнасиловать?!

Соня толкает его в грудь.

И Мак, не удержавшись, падает в мокрую траву.

— Что? Что ты такое говоришь? — шепчет он и вскакивает на ноги. — Такого ты обо мне мнения?! — выкрикивает Мак, но с места не двигается, пусть и кажется, будто вот-вот уйдёт.

Она всхлипывает, но не плачет.

— Тогда зачем ты ходишь за мной? Мне и без этого хватает проблем! Прости, что я рассказала тебе о своём плане! Но я же попросила забыть…

— Да как я мог?

Может, рассказать ей?

— Думаешь, мне плевать на тебя?

Но вдруг она не знает… Не знает ни о чём, и знание навредит ей?

— Думаешь, — Мак стирает с лица то ли дождевые капли, то ли слёзы, — я врал тебе?! Сложно поверить, что ты просто стала мне дорога? Я могу вообще тебя не касаться, Соня, лишь бы… — он замолкает и опускает глаза. — Лишь бы можно было… быть с тобой.

Она качает головой но подходит к нему, холодному, мокрому и всё ещё опасному для неё, и обнимает.

— Ты просто помешался на мне, как Том, — шепчет она без упрека. — Просто нашел во мне… что-то.

Мак лбом утыкается в её плечо.

— Нет, Соня. Правда, это не так. Но для тебя… благодаря тебе, я хочу многое изменить. А ведь проще плюнуть на всё. Правда, проще. И очень хочется. Но ты мне дороже… Возможно, потом ты узнаешь, насколько, и поверишь мне.

«Если твой отец охотник или какой-нибудь псих, мне бы держаться подальше… А я просто дурак».

Она запускает руку в его волосы и гладит их, а затем отстраняется, чтобы заглянуть в его глаза.

— Давно ты здесь? Тебя ведь могли заметить…

Он качает головой.

— Я прятался. Как со школы пришёл.

— Что? — она замирает. — Ты серьезно?

И касается его щеки теплой ладошкой.

— Ты же замерз совсем!

— Ничего, — шепчет он, тихо клацая зубами, надеясь, что Соня не заметит этого. — Что мне станется? — и улыбается ей, правда выходит у него жалко.

Соня, в попытке сделать для него хоть что-то, снова отослав все опасения насчёт него подальше, приникает поцелуем к его губам.

Губам психа, который ждал её тут весь день и вечер. Под дождем.

Мак застывает на месте и перестаёт дрожать.

У него коротко и резко дёргаются руки, будто он собирается обнять её, но он сдерживает себя, опасаясь напугать её.

И аккуратно, совсем легонько, отвечает на поцелуй, на мгновение забывая обо всём и вся…

Соня обнимает его за шею теснее, не спеша отстраняться, она продолжает неловко касаться его губ, пытаясь изо всех сил продлить момент.

И Мак не выдерживает, обнимает её за талию и ведёт второй рукой… неожиданно, выше. Так удобнее — обхватить её за спину, мягко прижать к себе, и углубить поцелуй. Чувствуя, как становится теплее, а дождь надвигается ледяной стеной, ударяя с новой силой.

Соня позволяет ему всё это и улыбается сквозь поцелуй. Волнительное, щекочущее чувство начинает учащаться вместе с биением сердца.

Она не будет думать о том, что творит. Еще хотя бы несколько секунд…

Мак теснит её в тень, не отстраняясь, обнимая Соню теплее, и спиной прижимает к ограде за кустарником.

Ограда оказывается сухой, над ней небольшой навес, а с другой стороны ветви кустарника.

Он целует Соню смелее, ладонью касаясь её щеки, запуская пальцы в её волосы, сбивая с неё кепку. А собственное сердце норовит вырваться из груди. И земля уходит из-под ног…

Он улыбается, чувствуя себя последним дураком, но улыбается счастливо. И улыбка мешает целоваться.

— Я люблю тебя…

Соня тонко стонет и сама же пугается этого звука. Она широко распахивает глаза, отворачивается и тяжело дышит, пытаясь успокоиться.

Мак медленно отступает, не зная, как реагировать, и пугаясь, что сделал что-то не так. Но не спрашивать же? Не хочется смутить…

Он поднимает кепку, отряхивает её и протягивает Соне.

— Окна дома погасли, вроде.

Она бросает её в рюкзак и сжимает его руку.

— У тебя есть деньги?

#42. Свитер покойника


— В смысле?

— Ну, нам же теперь надо на что-то жить! — Соня усмехается.

— А, — выдыхает Мак, успокаиваясь, и как-то по глупому шепчет: — Хорошо…

— Что? — она совсем перестает его понимать.

— Я бы с радостью, — поясняет он с довольной улыбкой.

— С тобой даже не пошутить нормально…

И Соня вдруг чмокает его в щеку, будто чтобы проверить, сможет ли еще раз оказаться к нему так близко.

— Я имела ввиду с собой. Сейчас.

— Немного, — шарит он по карманам. — А зачем?

— Такси тебе вызывать, дурень.

— А, — снова тянет он, — да, на это хватит. Ну, что, идём?

— Сейчас. Тебе нужно отогреться и поесть. И сделать уроки!

— Ты невозможна! Идём, — с уверенностью берёт он её за руку и подводит ближе к дому, вглядываясь в окна.

— Я не хочу, чтобы ты заболел. И что с твоей успеваемостью?

— Если я уйду, то только с тобой.

Она тычет пальцем Маку в грудь.

— Я вопрос задала. Со всей этой Мексикой ты пропустил занятия, и вообще, у тебя в семье чёрти что творится, и вот сегодня… Ты сосредотачиваешься не на том. Тебе нужно думать об учебе.

Он чихает, и снова начинает дрожать.

— Соня, я не знаю, — признаётся он убитым голосом. — Я не знаю ответ ни на один из твоих вопросов. Пожалуйста, давай уже решим что нибудь. Дождь!

— Уезжай, хорошо? Поговорим потом. Я… вернусь домой.

— Тогда я провожу тебя.

Она закатывает глаза и идёт к дому Тома. Кусок ткани будто жжётся через карман. Ей нужны ответы. Что-нибудь о том, куда одноклассник мог уехать, если с ним всё в порядке. Глупо, вряд ли полиция могла что-то упустить, но всё же…

А, может, Соня просто хочет попрощаться.

— Ты знаешь, где окно его комнаты? Я умею открывать.

— Да, идём.

Хорошо, что у них нет собаки…

Соня прокручивает в голове всю эту затею, включая все возможные последствия и в который раз винит себя за то, что свалила это на Мака.

Они пробираются во двор. Соня находит нужную сторону дома, построенного будто бы из разного размера камней, что им очень кстати. А вот дождь — нет.

Но она в хорошей форме, с отличными реакциями тела, а потому без тени сомнений собирается лезть вверх, опираясь на мелкие выступы, чтобы добраться до навеса над крыльцом, а по нему дойти до окна Тома.

А вот Мак медлит, прикидывая свои возможности. И для надёжности решает снять кеды, после чего дрожит ещё сильнее.

Соня взбирается наверх и замирает, уловив какие-то звуки в доме. Внизу снова включается свет, она подаёт Маку руку, надеясь, что их не заметили.

Он чудом успевает взобраться и застывает на месте, боясь шелохнуться. И в этот момент радуется дождю, ведь если они чем-то привлекли внимание хозяев, те могут списать всё на шум грозы.

— Мы с ним дружили когда-то, — вдруг говорит Соня, подойдя к окну Томаса. — В детстве.

— А потом перестали общаться?

— У отца иногда бывают дела в других местах, и если он уезжает надолго, то берёт с собой меня. Я была в Шотландии, наверное, года два. Это большой срок для детей. Мы выросли оба и изменились. Он стал странно себя вести, так что да… Может быть, если бы мы общались это время… Но у меня лишь недавно появился телефон. Отец против того, чтобы давать интернет в руки неокрепших умов, думаю, это правильно…

Она понимает, что снова начинает много говорить из-за охватившего её волнения, и замолкает.

Мак тем временем приникает к стеклу и, убедившись, что в комнате точно никого нет, начинает возиться с окном.

— Понятно… У тебя очень строгий отец. Мой не такой, мне кажется… Меня то отчим воспитывал, но чисто, так, под себя, понимаешь? Заставлял делать… всякое. И смотрел на меня… странно. Долбанный извращенец. Но ничего такого не было. Наверное, он просто хотел, чтобы мне было ещё хуже и я ни о ком больше не думал, и никого так не боялся.

— Он до сих пор живёт с твоей матерью?

— Нет, — усмехается Мак, а в окне что-то щёлкает, — иначе она бы от меня не избавилась. Я только ему нужен был. Матери со мной… тяжело.

— Надеюсь, он скоро загнётся, если уже этого не сделал, — отвечает Соня с удивительно простой, даже очаровательной жестокостью, не задумываясь.

— Помоги мне, — Мак пытается поднять раму. — Сомневаюсь, что мой отчим мёртв… Скорее всего просто нашёл себе новое развлечение и уехал.

— И ты не скучаешь?

Она прикладывает усилие, и рама поддаётся.

— Нисколько, — шипит Мак. — Разве что по матери, и то чуть-чуть.

Он начинает лезть в окно, молясь про себя, чтобы в комнату никто не вошёл.

Надо было спешить, так как из-за ветра и дождя при открытом окне в помещении становилось шумно.

Соня следует за ним.

Она наконец попадает в комнату бывшего друга, где не была уже много лет. Ей требуется секунда, чтобы сбросить оцепенение и закрыть окно.

— Просто, так бывает, — шепчет она, объясняя свой предыдущий вопрос. — Стокгольмский синдром. Рада, что у тебя его нет.

— Ну, я не сбежал от него из-за матери. Но если быть более честным, я не уверен, что только из-за неё. Не могу объяснить.

«А ещё наркотики. Он давал мне их. Специально. Где бы я, сам, без денег. Без всего…»

— Всё уже позади, — напоминает ему Соня, бесшумно подходит к двери и замыкает дверь.

Будет ужасно, если кто-то из его родителей попытаются её открыть, но у них хотя бы будет фора.

И тогда они точно поймут, что в доме кто-то был, свяжут это с исчезновением Тома, сообщать в полицию, те найдут частички ДНК, и привет колония для несовершеннолетних…

Своими мрачными мыслями она не делится с Маком, чтобы тот снова не начал дрожать и едва ли не заикаться, а достаёт фонарик и оглядывает комнату.

Тут мало что изменилось — в углу кровать рядом с тумбочкой, компьютерный стол, кресло ещё со времён его бабушки, громоздкий шкаф, на дверце которого… её распечатанные фото.

Мак замечает их и мрачнеет.

— Как-то… не по себе становится, — делится он.

— Да, — шепчет Соня, — чужая маниакальность — одно из немного, что меня пугает.

Она открывает шкаф, одежда там сложена как попало, хотя Том всегда ей представлялся педантичным.

— Хм… — Она вытягивает его старый свитер. — Слишком будет плохо и странно? Если ты наденешь его? Тебе холодно, и никто не заметит.

Она протягивает вещь ему.

Мака колотит от холода, но он чувствует, как по спине пробегает холодок иного плана.

В воспоминаниях слишком живо всплывает картина волка, которого тащат куда-то, оставляя позади дорожку из крови и грязи…

Но свитер Мак берёт.

— Странно, — натягивает он его на себя и тихо чихает в локоть. — Сама то не очень замёрзла?

— Я же не стояла целый день на улице… Я… нашла кое что, — она достаёт из кармана кусок ткани и подаёт Маку, — хочу взглянуть на его фотографии, может, найду доказательства, что у него была такая рубашка? Нашла это недалеко от дома, — признаётся и садится за стол, чтобы включить массивный компьютер и сразу же отключить колонки. — Наверное, из-за того, что он у него размером с коня, его решили не изымать, а просто скопировали все файлы… Как думаешь?

Мак тихо смеётся.

— Размером с коня, — повторяет он, и забирает у Сони фонарик, чтобы осмотреться получше.

И вскоре находит рисунки в ящике на полу.

Мак замирает, разглядывая портрет Сони в обнажённом виде, и спешно прячет его, чтобы не заметила она.

— Что у тебя там?

Соня оборачивается. За её плечем на экране высвечивается просьба ввести пароль.

Мак прячет рисунок за спину.

— А у тебя?

— Не представляю, какой у него может быть пароль. Я сейчас понимаю, что вообще плохо знаю, каким он стал.

— «Соня…», эм, как тебя там, — выдаёт Мак. — Или просто: «Соня». «Сонечка». «Моя любимая Сонечка». Не знаю, что-то такое, короче.

— Как тебя там? — переспрашивает со строгостью, вздёрнув бровь и возвращает внимание монитору, вбивая предложенные Маком варианты.

— Я фамилию твою всегда забываю… — виновато роняет он, и пытается спрятать рисунок под книги.

«Соня» подходит, она оборачивается на Мака, чтобы сказать об этом, и хмурится:

— Что ты там делаешь?

Он роняет рисунок и резко оборачивается, наступая на него.

— Ничего.

Но Соня замечает это и протягивает руку.

— Отдай.

Он вздыхает, но подчиняется и протягивает рисунок ей.

Она отводит взгляд очень скоро и возвращает листок Маку.

— Не знала, что он умеет рисовать… Но я не так выгляжу. И это видели полицейские… Положи, где взял.

Она со вздохом возвращается к компьютеру и начинает исследовать файлы.

Мак отчего то смущается и кладёт рисунок на место.

— Я понял, что не такая. Тебе не идёт такое тело.

Он замолкает, соображая, что сморозил чушь, и чихает. Уже громче.

— Прости, — шепчет он, вжимая голову в плечи. — Прости…

Она застывает, потому что на первом этаже слышится шум.

— Это какой-то бред, Колин! Не надо меня успокаивать, они говорят, что он светит кредиткой направо и налево, что он в чёртовых южных штатах, а ты предлагаешь мне успокоиться?!

Соня вдруг садится на пол и приникает ухом к паркету.

— Но это же хорошо, — возражает отец Томаса, — лучше знать, что он сбежал, но… жив…

— Он бы не поступил так с нами!

У Мака в ушах оглушительно колотится сердце.

Ему никогда не было настолько жаль незнакомых ему людей…

Он садится на кровать Тома, которая издаёт протяжный, но тихий скрип, и закрывает лицо руками.

Страх быть замеченным добавляется к иным переживаниям, и Мака начинает трясти.

Соня же выдыхает от облегчения и возвращается к компьютеру.

— Ты слышал? — шепчет, не оборачиваясь на Мака, — он мог просто уехать. Он был очень мрачный в последнее время. Может, дело не во мне.

— Я думаю… Думаю, нам стоит уйти.

— Почему? Я нашла папку с фотографиями. Мне нужно ещё немного времени. Ты… в порядке?

Мак отнимает от лица ладони и смотрит на неё покрасневшими глазами.

— Нет смысла. Прости.

Голос у него совершенно убитый.

Среди фотографий на мониторе есть одна, где Том задувает пятнадцать свечей на торте в той самой рубашке, кусок которой так взволновал Соню. Видно, что у него недовольный вид, скорее всего, его фотографируют родители, которые хотят, чтобы их чадо радовалось и было… нормальным.

Но Соня отвлекается и отходит от стола, чтобы подойти к Маку, как вдруг замирает, услышав шаги на втором этаже.

Мак бледнеет и это, кажется, заметно даже в темноте.

— Ну перестань, — доносится голос Колина, — иди ко мне. Всё будет в порядке, слышишь? Он найдётся. Его найдут. Скоро. Не ходи туда, не трави душу.

— Я останусь спать у него, — голос матери Тома совсем убитый.

Слышатся шаги и тихий вздох.

— Идём, — Соня едва разбирает слова Колина, — дорогая, пожалуйста.

Маку становится дурно, кажется, вот-вот и вывернет наизнанку.

Он в комнате убитого парня, в его свитере, с дочерью его убийцы, слушает, как за дверью родители Тома всё ещё ждут его и надеются на лучшее.

#43. Круговорот жизни


— Ладно, ты прав, конечно… Меня так раздражает фото той девчонки, когда я там. Что если он сделал что-то с собой из-за неё? — мать Тома всхлипывает.

Мак ещё больше жалеет о том, что позволил Соне прийти сюда, и берёт её за руку.

Ладони его оказываются неожиданно горячими.

— Ну думаю, Майя, пойдём… — успокаивает жену Колин.

— Он бы не бросил наблюдать за ней!

— Или решил сменить обстановку и забыть о ней. Он подросток. Ты сама в этом возрасте совершала глупости… — голоса затихают, скрипят ступеньки лестницы, они уходят к себе.

Соня садится рядом с Маком и молчит.

Прерывает молчание он, хотя и сразу об этом жалеет. Не хочется усугублять и без того непростое положение.

— Они заметят, что здесь кто-то был…

Соня качает головой.

— Мы все оставим так же, как было, хорошо?

А сама думает, что приемные родители Тома любят его больше, чем их с Маком родные родители любят их.

Она слабо улыбается и обнимает его.

— Может, они правы, и он уехал, чтобы перестать думать обо мне?

Мак прижимает Соню к себе крепче и целует её в волосы.

— Как бы там ни было, ты не виновата.

— Я хотела бы знать, что случилось. У меня такое чувство, что мне нужно знать…

Соня собирается подняться, чтобы досмотреть фотографии на компьютере.

Но Мак ловит её за руку, тянет на себя, чтобы она оказалась у него на коленях, и крепко обнимает.

— Я не сказал тебе всей правды, когда ты спрашивала про Тома.

— Что? — её сердце начинает бухать в груди. — Говори.

— Он убит, — почти беззвучно шепчет в ответ.

Соня чувствует себя так, будто её с вертолета сбросили в центр Тихого Океана.

Он убил его. Убил его и пошел сюда с ней в его комнату.

— Как это произошло?

Мак шумно сглатывает ком в горле.

— Я боюсь…

Она сдерживается, чтобы не начать упрекать его или даже кричать… Нужно понять, какая была ситуация.

И все же…

— Ты же говорил, что не будешь мне лгать.

— Я и не лгал… Просто не сказал всего. Я боюсь за тебя. Не знаю, можно ли тебе знать. Поэтому я и не сказал никому. Вообще никому. И тебе.

— Потому что ты хочешь и меня убить?

Он размыкает руки, которыми до этого крепко обнимал её, и едва не задыхается.

— О чём ты? Как ты можешь так говорить? — из глаз его бегут слёзы, Мака колотит крупная дрожь. — Причём тут я? Я боюсь, что твой отец убьёт и тебя тоже.

— Причём тут мой отец?!

— Ты видела меня в тот вечер. До этого там был Том. Твой отец вышел и стал говорить ему что-то. Тому это не нравилось. Я не слышал всего, но твой отец, кажется, специально говорил что-то нехорошее. И вдруг Тому стало плохо, а после он превратился в огромного волка и бросился на него. А он… убил его. Соня, прости меня. Я понимаю, как это звучит. Я не знал, поверишь ты мне или нет. Но Том мёртв. Твой отец просто… взял… и…

Соня слушает внимательно и вдруг закрывает ему рот ладошкой, а другой рукой принимается гладить Мака по волосам.

— Ничего не говори пока. Я с тобой. Всё хорошо.

Мак вздрагивает ещё пару раз и зажмуривается, пытаясь унять слёзы.

— Ты всё ещё… думаешь… что это я?

— Нет, конечно нет.

Она гладит его и сердце рвется и от услышанного и от его вида. Маку очень легко выбить её из колеи. Она просто не может выдержать его страдающего вида.

И она верит ему.

— Ты не знаешь, что видел. Может, ты выпил? Отец застрелил волка, да, а у тебя всё просто смешалось в голове. Бедный. Я люблю тебя, — это вырывается непроизвольно, она не сразу замечает, что сказала и поспешно исправляется, отводя взгляд. — Это какое-то недоразумение с волком и с Томом. Не думай об этом. Все хорошо.

— Он просто оборотень, — шепчет Мак, прислоняясь к ней, но боясь обнять. — Я знаю, что видел… Не понимаю только, почему твой отец… так легко…

Она хмурится:

— Оборотней не бывает.

— Бывает.

— Глупости.

Но Мак молчит, и в молчании этом слышится ответ яснее, чем если бы он выразил его словами.

Соня вздыхает.

— Скажи мне, что ты не один из них. Тварей.

— Нет… Но я знаю о них.

Соня кивает.

— Так странно. Откуда?

— Отчим отправил меня… по делам. Ночью. Это был переулок, и я не понял сразу. Думал, тот парень просто целует девчонку… А там было столько крови. Но я не мог опоздать и повернуть назад. Меня бы убили дома. Я прошёл мимо, а он следил за мной горящими, полностью красными глазами. Я видел вампира.

От этих воспоминаний Маку становится ещё хуже и он замолкает, хватаясь за голову.

Она кивает и крепко обнимает его.

— Мы уйдем отсюда, и ты больше не будешь думать о Томе, или обо мне, или о моем отце. Все будет хорошо. Все закончилось.

Он судорожно выдыхает.

— Я тоже люблю тебя.

Она замирает, не в силах ему возразить, потому что вид у него такой, будто любое неправильное слово может убить.

— Хорошо, идём отсюда.

Он кивает, поднимается, весь дрожа, и в себя приходит только тогда, когда они оказываются на улице внизу.

Он не помнит, как вылез в окно и спустился, не помнит, как подобрал свою мокрую обувь и натянул её на ноги. Но то, как в комнате Тома загорелся свет, Мак уже, похоже, не забудет никогда…

— Они зашли. Думаешь, услышали нас?

— Не думай об этом, хорошо? — Соня крепко сжимает его руку. — Просто не думай, и не беспокойся о себе. Я обещаю, что у тебя не будет проблем.

Она догадывается, что засветившаяся кредитка, которую Том якобы украл у родителей перед тем, как сбежать — это дело рук Маркуса. Он замнёт это дело, и все забудут о том, что Томас существовал. Все, кроме людей, что воспитывали и любили его, как родного сына.

***

Всё ещё тяжело дышащая после очередного раза, Лидия забирается на спину Джеку и обвивает его торс ногами, схватившись за шею. Он идёт в ту зону её временного дома, которую с натяжкой можно назвать кухней, чтобы попить воды.

— Ты такой горячий, Тыковка, — мурчит она ему на ухо, и её мягкие, карамельные кудри щекочут его щёку.

Джек ухмыляется и наливает в стакан воды.

— А ну, — командует он с напускной строгостью, — слезай с меня! Мне на работу скоро, надо проверить пару объектов. Совсем меня… от Охотников отвадила.

— Ну-ну, я не против твоей работы, — она шутливо кусает его в шею и садится на стол, чтобы тут же потянуть Джека на себя и втянуть в долгий, горячий поцелуй.

Он обнимает её, улыбается. И тут же хмурится.

— Вот ведьма, — и подхватывает Лидию на руки. — Снова опоздаю!

В этот момент в дверь стучат и в квартиру беззвучно заходит высокая фигура человека в сером, будто блестящим от воды, плаще с капюшоном.

В первое мгновение создаётся иллюзия нереальности, будто в явь прорвалось дыхание сна.

Он отбрасывает капюшон, открывая белое, нежное, какое-то слишком правильное лицо, с острым разрезом тёмных, больших, непонятного цвета, выразительных глаз. Аккуратным носом и приятным изгибом губ, в которых лишь улавливается алый цвет, в котором тонет едва заметная синева, такая же, какая раскрашивает белки глаз, заметная лишь в том случае, если вглядываешься в неё внимательно. А в угольно чёрных, густых волосах словно гуляет ветер, хотя они и недвижимы.

Он улыбается открыто, светло, и это будто прикрывает собой остроту и… хищность оскала?

Даже на Джека образ его действует завораживающе. Не только из-за красоты, виной тому нечто, что не уловимо глазу, а влияет больше на инстинкты.

Но вот гость спохватывается, прикрывает себе ладонью глаза и отворачивается.

— Тётя, я не знал, что вы заняты!

— Ой, ты разве сегодня должен был приехать! — спохватывается Лидия и спускается, чтобы подойти и обнять его. — Кай! Нужно молоко купить, — оборачивается на Джека. — Кстати, Каин, познакомься — это Тыковка, отец твоего будущего кузена. Или кузины.

Каин приветственно махает рукой, по прежнему не решаясь обернуться.

— Я могу зайти позже, — произносит он смущённо, как вдруг резко оборачивается и ошарашенно взирает на тётю. — Правда?

— Что? — подступает к ним Джек. — Что?..

Он знает, что у вампиров редко появляются дети. У обращённых и вовсе этого не может быть. У полукровок — редкость. У тех же, которые стали вампирами одними из первых, из-за древнего проклятия, которое тысячелетия назад пало на один род, дети быть могут. И рождаются они чистокровными, как Лидия и её брат. У таких, как они, и появляются дети на подобии Каина, для которого вампиризм не проклятие и не дар, а просто часть него.

И если на детей прочих ещё можно было закрыть глаза, возникновение чистокровных лучше… предотвращать.

Каину повезло, что его отец стал другом Карателей, мать его была Охотницей, перешедший к ним. А сами Каратели, точнее, их лидер, с Ральселем едва ли не в родстве.

И то, по слухам, все они натерпелись. А то, что Каин сейчас не в розыске и не на первых местах в списках по уничтожению, исключение из правил.

Он мог стать монстром.

А может и является им, но слишком хорошо это скрывает…

На лицо Джека наползает тень.

Что будет теперь с Лидией?

— Это точно? — уточняет он, не зная, как реагировать.

— Да! Уже несколько часов! Ты рад? — она улыбается и смотрит на него большими, блестящими глазами.

— Я рад! — отвечает вместо него Кай, обнимает её и зажмуривается, расплываясь в улыбке.

— Мне… Надо подумать, — собирается куда-то Джек. — Скоро вернусь…

Похоже, ребёнку быть, раз Лидия так говорит об этом.

Но она хватает его за рукав и едва ли не шипит.

— Ты что удумал, бросить меня? Я думала, ты другой! Как ты можешь!

Каин, наблюдая за этим, приобретает слишком опасный вид, чтобы Джек не отступил на шаг.

— Я этого не сказал. Пусти, — вырывает он свою руку. — Я сейчас вернусь. Вы пока… поговорите. Наверное, Кай нечасто бывает здесь, да?

— Ты уедешь и больше не вернешься, — Лидия кивает и отпускает Джека. — Что ж, иди.

И он выходит за дверь.

Кай смотрит на неё с растерянностью.

— Ваш новый муж? Кто он вообще?

Лидия всхлипывает и садится на стол, не стесняясь своего полупрозрачного халата. Она перекидывает ногу на ногу и зябко ведёт плечами.

— Парень. И я успела поверить, что у нас всё будет хорошо. Мы знакомы несколько дней.

Кай вздыхает, находит плед и набрасывает его на плечи тёти, стараясь при этом особо на неё не смотреть.

— Простите, что спрашиваю, но… несколько дней, это не мало для того, чтобы заводить ребёнка? Ну, или говорить ему об этом.

— Но я уже люблю его. И я итак ждала много веков, ты же знаешь! Ладно, — добавляет, — я постараюсь забыть его. Но у тебя будет маленький родственничек, — её глаза снова ненадолго загораются, будто азартом.

Кай печально улыбается.

— Это здорово! Пойдёте жить с нами? Чтобы безопаснее было. А он… — оборачивается в сторону двери, — никому не расскажет?

— Он хороший, — Лидия всхлипывает.

Каин обнимает её и гладит по голове.

— Он сейчас идёт обратно. И от него сильно пахнет…

— Пахнет?

Каин кивает. Лицо у него серьёзное и сосредоточенное.

Он знает, что тётя ещё не слышит и не чувствует Джека, понимает, что другие, даже такие вампиры, как она, воспринимают мир и людей иначе, чем он. Знает это и Лидия.

И Кай наблюдает внутренним взором, как Джек выходит из такси в облаке… запаха.

Каин тихо и коротко, как то по кошачьи, чихает.

— Он бежал. Потом такси поймал, чтобы быстрее было. И скоро будет здесь. Снимает куртку, ему жарко из-за спешки. В руках большое. И в кармане холодное, будто льдинка… с кровью.

— О, — тянет Лидия, и её красные глаза начинают опасно мерцать, — всё время забываю, какой ты жуткий тип, Кай.

Он смеётся, неуверенно смеётся. Его в шутку называли монстром, но когда-то, из страха, некоторые всерьёз считали таковым.

Хотя из уст Лидии слышать это сейчас приятно.

Джек возвращается спустя минут пять.

С букетом ромашек — в цветочной лавке поблизости не оказалось ничего лучше. И с чёрной коробочкой, в которой, когда открывает её перед Лидией, оказывается дешёвое, стеклянное кольцо. Одна грань его камушка острая, и Джек до крови поранил об него свой палец.

— Пока так, я не подготовлен, — голос его слегка дрожит от напряжения. — Лидия, выходи за меня! Ты станешь моей женой?

Лидия от эмоций едва не падает со стола и бросается на Джека, целуя его куда придётся, норовя то ли придушить, то ли сожрать.

— Да, да, да! Дурашка! А насчёт ребёнка не беспокойся, у нас не будет проблем, я всё решу.

***

И на следующий день Лидия с прекрасным настроением, которое даже самые злые боги не смогли бы испортить, шагает по штабу Охотников, направляясь прямо к их лидеру, чтобы… поговорить.

Её останавливает один из Охотников, целясь ей в голову из пистолета, явно не простого, так как с боку разгораются какие-то символы.

— Совсем страх потеряла, кровососущая тварь?

Лидия шипит на него и повышает голос, хотя недавно вид у неё был такой, будто она прогуливается по поляне с васильками.

— Меня ждёт Ральсель! Посторонись, невежда!

— Откуда ты вообще знаешь, что он здесь? — оружие он не опускает.

— Потому что он ждёт меня, тупая ты, тварь! Тупая, тупая, тупая! — Лидия подходит и тычет ему пальчиком в грудь.

Он отводит оружие в сторону, но замахивается, чтобы ударить её. Однако голос Ральселя заставляет его руку застыть в воздухе.

— Что тут у вас? Я же спал, — лениво тянет он.

— О, Раль! — Она улыбается. — Моя пампушечка, давно не виделись… Надо посплетничать.

Он вздыхает и жестом отсылает своего человека.

— Идём в мой кабинет.

Он не особо жалует Лидию, но знает её давно. Он родился в то время, когда она была ещё совсем девчонкой. Раль наблюдал зарождение первых вампиров. В то время не было даже этого названия. Они просто были прокляты…

Лидия то появлялась, то исчезала с радаров Охотников, и Раль предпочитал не иметь с ней дел.

Впрочем, она особо не лезла на рожон, так что сделать это было несложно.

— Чего пришла? — спрашивает Раль, придерживая для неё дверь, а после разваливается на кожаном диване.

— Теперь мы с тобой семья, Джек сделал мне предложение, здорово, да?

— Меня не касается. Для вас будет лучше, если меня оно не коснется, не думаешь?

— Я думаю, вот что… — Лидия садится и на его стол, по хозяйски всё оглядывая. — Чтобы не было никаких разногласий, из-за этого, что я иногда сосу, у меня есть предложение. Готов к нему?

Раль вздыхает. И становится ясно, что он готов выслушать.

Лидия улыбается, будто её слова порадуют всех вокруг:

— Я стану одной из вас. Охотницей. Буду ходить на задания. Буду очень ценным кадром. И украшением этого места.

— Я не уверен, что тебе можно доверять. И в любовь вашу с Джеком не особо верю, если ты выставишь это, как гарантию. Дай мне что-то весомее. И ответ, зачем оно тебе надо вообще? — изгибает он бровь.

Лидия хмурится.

— В каком смысле? У меня есть навыки, а ты мне будешь платить. И я буду видеть свою Тыковку чаще. Мы проживем с ним всю жизнь, и у нас будет куча славных деток… — она осекается.

Раль хмыкает.

— Только деток нам не хватало.

Лидия приподнимает бровь и усмехается.

— Не завидуй нашему счастью! Так что, я принята?

— А чем чёрт не шутит, — ухмыляется он. — Будете оба под присмотром, если что, я и прихлопнуть вас смогу гораздо быстрее…

Лидия срывается со стола и бросается к Ралю, чтобы обнять его за шею и расцеловать в щеку.

— Спасибо, босс!

Он кривится и пытается отстраниться.

— Боже, так всегда будет?

Лидия устраивается у него на коленях.

— Ага. А теперь скажи всем, что мы коллеги, чтобы они не тыкали в меня продолговатыми предметами!

Ральсель хохочет, как вдруг хватает её за подбородок, чтобы повернуть её лицо к себе, сдавливает ей челюсть и пронзает взглядом.

— Никаких детей. Совсем с ума сошла на старости лет?

И она приподнимает брови.

— У самого-то есть ребенок! Я тоже хочу. И ты его защитишь, если что.

— Так я не какая-то там тварь. А твоя семейка наделает шума. С какой стати мне с этим разбираться, когда, по идее, я не должен вообще такого допускать? Я лояльнее к тебе относиться стал только потому, что ты родственница Кая, а он и его отец в дружбе с Карателями. И то это большое исключение. Один их неверный шаг, и у всех могут быть проблемы. Ты то куда лезешь?

— Так, не кричи на меня! Я на тебя работаю, рискую жизнью, а ты так со мной обращаешься! И не забывай, — она щурится, — что я — женщина.

Ральсель сдерживает улыбку. И решает рискнуть.

— Только, — предупреждает он, — если и правда совершите промах, от Чистильщиков или ещё кого, я отбивать вас не стану. И если ребёнок расти будет монстром, тоже…

Он помнит, как все с опаской и недоверием смотрели на Кая в детстве, а тот маленькой ручонкой дёргал отца за рукав и смотрел на кассиршу, прохожего или кого-то из Охотников, со словами: «папа, хочу есть…»

До сих пор не ясно, воспитание сыграло роль, или в Кае изначально было заложено нечто… хорошее, поэтому он не стал чудовищем. Но без родительской любви и правильного их отношения к нему, пожалуй, было бы гораздо больше рисков…

— Вот и славно, — Лидия целует Ральселя в нос.

#44. За черные глаза


Могло ли так быть, что Том всё время был тварью, мог ли он так притворяться, скрываясь за личиной человека?

Соня знает, если отец совершил подобное, на то у него была причина. Но до этого момента она думала, что твари не могут жить среди обычных людей, жить с ними на одной улице, ходить в школу, рисовать дурацкий хентай, будь он не ладен! Это не вписывается в её картину мира, порождения тьмы должны скрываться в тени, у них не может быть человеческого разума и чувств… Иначе это действительно убийство.

Она ходит из стороны в сторону между книжных полок и от камина к двери.

Может быть, Мак ошибся. Может, он всё-таки убил его, и это смешалось с убийством волка, и теперь он уверен, что виноват Маркус. Это вполне возможно. Но Соня всё-таки не верит.

Может, до Тома добрались тёмные силы, и уже ничего нельзя было исправить, так бывает, иногда твари заразны, и поэтому Маркус убил мальчика — чтобы не навлечь на остальных беды.

В любом случае, она чувствует, как вся жизнь трещит по швам, словно отец долгое время зашивал её смертельные раны, а Мак разорвал все нити, заставив кровь литься нескончаемым потоком…

Соня вздрагивает из-за открывшейся двери. Заходит отец. Он садится на диван, не сводя с неё взгляда.

— Чем ты занята?

Она не выдерживает:

— Что было не так с Томом, почему ты убил его?!

Маркус улыбается:

— С чего ты взяла, что я поступил подобным образом?

Соня смеётся, нервно, закрывает себе рот ладонью и судорожно дышит через нос.

— Я нашла клочок ткани от его рубашки возле нашего дома.

— Это не доказательство.

— Пожалуйста, скажи мне правду, он был моим одноклассником!

Маркус поднимается:

— Ты права, я это сделал и скрыл от тебя. Видишь ли, я предпочитаю комфорт во всём, и мне хотелось, чтобы у нас с тобой не было разногласий. Я считаю, что знания должны доставаться постепенно. В нужное время. Ты ещё не была готова к тому, что он — оборотень, и что таких как он — сотни. Мир сложнее, чем я давал тебе понять. Ты уже выросла и должна понимать, почему я так поступил. Мне хотелось уберечь свою любимую дочь.

Он улыбается и кладёт ладони на её плечи. Соня глядит на него широко распахнутыми глазами, едва дыша.

— Но как же всё, что ты мне говорил… На протяжении десяти лет! Я не… Понимаю.

Соня помнит отчётливо первого человека, что умер на её глазах. И это была её мать. Отец говорил, что тьма съела её изнутри, уже ничем нельзя было помочь. Она помнит, как та свалилась перед ней, пятилетней девочкой, помнит кровь на своей щеке и платье. Волнистые бежевые волосы матери утопали в рдяном на полу, её застывший взгляд смотрел прямо на Соню, будто… прося прощение.

А потом она сидела на колене отца, и они оба глядели на потрескивающий в камине огонь. Он рассказывал, что есть зло, а что есть добро.

Зло бывает разное, иногда это тёмная сила, которая распространяется как вирус с единственной целью — уничтожать. И эта сила порождает тварей, на которых и охотится её отец. Твари эти иногда принимают человеческих облик, но ничего общего с людьми не имеют.

С ними можно делать лишь одно — убивать.

Маркус мстил за её мать, так Соня думала, хотя они не говорят о ней уже несколько лет.

Чтобы уничтожать зло, нужно быть добром, и подчиняться определенным правилам.

Всю жизнь Соня делала всё, что от неё требовал отец, она выучилась исполнять приказы, не задумываясь. Не спрашивать о крови на полу, ходить на охоту, убивать вместе, отдавать свою кровь для ритуалов, стать женой того, у кого схожая цель, чтобы помогать уже ему.

У неё не было причин для сомнений, ведь…

— Я давал тебе некоторые средства, чтобы ты видела истинную суть тех, кого убивала. Лишь для того, чтобы ты не начала сомневаться ипереживать. Это не было обманом... Лишь упрощением.

Значит, каждый раз, когда она стреляля в монстров, что источали тьму, на самом деле, они выглядели, как люди?

Как Том?

Всё это время они были людьми.

Маркус с улыбкой подводит её к дивану.

— Тебе лучше присесть, дорогая. Я не хотел, чтобы ты запуталась. Чтобы твой неокрепший, детский мозг спутал чёрное с белым. Да, они похожи на людей, но всё, что они делают — это вредят хорошим, обычным людям. Оборотни, вампиры, ведьмы, и многие другие, они живут среди нас. Ты свыкнешься с этой мыслью. Один из них преследовал тебя. И все они подобны друг другу. Подумай об этом. И помоги мне отправить в Ад каждого.

***

Лариэн сидит за письменным столом у окна. Рядом дымится в бокале нечто красное. Бумаги под локтем исписаны от руки. Работы выдалось много…

К нему обращаются и по сей день с просьбами помочь с силой, а то и помочь избавиться от неё. Не важно, от какой именно, у Лари дар, видеть и влиять на энергетику. Но чаще всего «избавиться», означает «задвинуть в дальний ящик». Что сделать, конечно, проще, менее мучительнее и безопаснее. И более реально.

Но он не благодетель, плату берёт большую, да и собственная сила питается чужой, с которой он помогает…

Ему скоро уходить, он никого не ждёт. Но напротив стоит второе кожаное кресло и такой же бокал, как у него.

На случай, если предчувствие насчёт гостя на этот раз не подведёт.

И Маркус появляется в дверях, как всегда аккуратный и холодный, его образ портит лишь упавший на плечо желтый лист. Который он снимает и оставляет на столе Лариэна, садясь в кресло.

— Здравствуй, занят?

— Здравствуй. Ты тоже моя работа, — он слегка растягивает слова, неторопливый, но при этом какой-то резкий в этот момент. — Угощайся, — кивает на бокал.

— Благодарю.

Но Маркус ни к чему здесь не притрагивается.

Ему нужна консультация со специалистом, да и помощь впоследствии, хотя, будь возможность, он бы не стал никому открывать свой план раньше времени.

— У меня появилась девушка, — делится.

Лариэн смотрит на него с недоумением.

— Я знаю твою историю, но это не значит, что со мной теперь нужно делиться своим несчастьем или радостью.

Маркус улыбается:

— Она ведьма и оборотень одновременно.

Лари вскидывает брови, становясь более заинтересованным.

— Любопытно… Неожиданно. Магия очень, очень плохо совместима с оборотничеством. Хуже, чем с вампиризмом. Странный выбор для тебя.

— Разве не очевидный? Я собираюсь уничтожить оборотней с помощью её ребёнка.

— А… Просто не совсем тебя понял, — усмехается Лари, и отпивает из своего бокала. — Не факт, что получится. Но попытаться можно. В крайнем случае, уничтожишь всех оборотней в округе, а не больше, как, должно быть, рассчитывал… Есть всего несколько вариантов для подобного обряда. Правда, чаще всего, для проведения их требуется участие кого-нибудь из сильнейших мира сего. А не Охотника. Ну, сильного мага, например, Жреца, и кто там ещё в этом плане на ранг выше находится? Я… мог бы помочь, — тянет он вдруг. — Это было бы неплохой встряской для моей силы. Если ты, конечно, не против, чтобы я привлёк к делу ещё кого-нибудь подходящего.

Маркус кивает.

— Было бы лучше, если бы её ребёнок был от оборотня, но едва ли нам может так повезти. Я согласен принять твою помощь.

Лариэн медленно, с улыбкой, кивает.

— Всё устроим. В любом случае, попытка стоит того. И ты знаешь, на меня можно положиться…

***

Маркус был человеком, с силой, позволяющей чувствовать больше, чем обычные люди, и больше замечать. У него был дар, особая энергетика, подходящая для работы Охотника, о который он и не помышлял, пока не встретил Аквинию, мать Сони.

Они жили вместе много лет, и всё было не плохо, пока Маркус не узнал, что его жена — ведьма.

И что она использовала на нем проклятье, которые можно использовать лишь один раз — приворот.

Он полюбил её по-настоящему, и оно спало. Но простить ей этого Маркус не смог, не смотря на пятилетнюю дочь и заверения Аквинии, что она не будет использовать магию ради него. Хотя для ведьме нет ничего ужаснее.

Маркус решил, что обещания не достаточно, ведь она уже лгала ему. А потому он обратился за помощью к Лариэну, который специализируется на том, чтобы отсекать магию. Что для ведьмы подобно смерти. Но она ведь любит свою семью и пойдёт на это ради неё?

Но Аквиния отказалась, и всё пришлось провернуть против её воли. Лариэн был единственной надеждой Маркуса, он хотел, чтобы жена всё пережила и стала «нормальной» и даже пообещал в плату свою дочь.

И всё получилось. Вот только Аквиния не смогла жить дальше после того, что с ней сделали.

И наложила на себя руки при дочери.

Всё вышло скверно, Маркус остался должен, и в конце концов был этому даже рад.

Соня слишком сильно напоминала ему о том, что произошло.

***

Дома Мак был тихим и незаметным. Он думал, что сорвётся и из-за наркотиков снова выпадет из жизни хорошо, если на несколько дней. Но Мак держался. Ради того, чтобы встретиться с Соней…

Однако в школе её на следующий день не было. И на следующий. И на…

Наконец, он решается прийти к ней.

Он долго следит за её белым домом, дожидается, пока уедет Маркус, выходит из укрытия и стучит в дверь.

Не сразу, но Соня открывает.

— Мак? Что ты здесь делаешь?

— Пришёл узнать, как ты.

— Хорошо, — отвечает быстро, — а теперь уходи.

Мак качает головой и смотрит за её плечо, собираясь пройти в дом.

— Нам надо поговорить.

— Ладно. Где и когда?

— Здесь и сейчас, — теснит он её.

Он взъерошенный, болезненно бледный, в спортивном тёмном костюме, буквально вламывается к ней в дом.

Несколько дней назад она бы ещё пригрозила ему полицией, но сейчас это просто глупо.

— Хорошо. Один разговор и ты уходишь.

Она, в домашнем вязаном платье, с распущенными волосами и тихим, всё ещё убитым из-за разговора с отцом голосом, поднимается в библиотеку.

— А когда ты придёшь в школу?

— Я не знаю.

Соня идёт сильно впереди, садится на диван и поднимает на Мака взгляд.

— Что-то случилось?

Он игнорирует вопрос.

— Откуда ты знаешь о тварях, кто твой отец и в безопасности ли ты? Соня, ты… — в его глазах волнение, — можешь уйти со мной. Правда. Я… буду защищать тебя.

В ответ он получает лишь её стеклянный смех.

— Я не хочу это обсуждать. Ради своей безопасности, забудь обо всём и живи дальше. Пожалуйста.

— Значит, мы будем общаться, делая вид, что ничего не было? — уточняет он, как ни странно, слегка успокаиваясь

— Мы не будем общаться.

Сердце Мака пропускает удар.

— Но… Что я сделал? Соня, я никому ничего не скажу!

Соня подзывает его к себе жестом. Её Мак, он казался таким серьезным внизу, что на мгновение у неё снова возникло опасение на его счёт. А сейчас…

— Тебе будет плохо со мной.

Он подходит быстро, взволнованный и убитый этим разговором. Садится рядом и вдруг прислоняется лбом к её плечу.

— Мне будет плохо без тебя. Прошу…

— У тебя уже неприятности из-за меня. Я ничего больше не испорчу. Ты должен проводить время с отцом, готовиться к экзаменам, а не стоять часами на улице… Да и к тому же, — Соня быстро понимает, что так его не оттолкнуть, и решается на крайние меры: — мне не нужно общение с тобой.

— Не верю, — сужает он глаза. — После всего, что было, не верю! Прекрати пугать меня и злиться! Ты убиваешь меня!

Она вздыхает и прокручивает в голове всё, что обычно говорят в таких ситуациях.

— Но ты — плохой вариант для меня. Я знаю, что тебе пришлось тяжело, и все такое, но у меня своих проблем хватает, а ты будешь тянуть на дно. Ты плохо учишься, плохо ведешь себя с другими, и… — она не знает, что ещё придумать. — Выглядишь как псих!

— Так у меня будут и есть неприятности из-за тебя, или наоборот? — улыбается он виновато, жалко, обезоруживающе.

И тянется к ней, чтобы поцеловать…

Соня вжимается в диван и теряется на мгновение.

— И то, и то, мы плохо влияем друг на друга!

— Я стану лучше для тебя, — шепчет он, и приникает к её губам.

И в этот момент к ним заходит Айрин. Она застывает на пороге, кутаясь в большой белый плед, и не знает, как реагировать, на несколько секунд абсолютно теряясь.

Соня хватается за плечо Мака и остраняется, пронзая взглядом Айрин.

— Ни слова отцу, — едва ли не шипит она.

Айри, вместо того, чтобы отступить, подходит ближе.

— Твой отец не знает? Он вообще с ним знаком?

Мак смотрит на Айри с небольшим беспокойством, отчего то не чувствуя в ней угрозы.

— Это мой друг, у нас ничего нет, на него просто нашло что-то! Тут не о чем говорить!

Соня сдерживается, чтобы не сказать, что это не дело Айрин. Кто она вообще такая?

Вместо этого она отсаживается от Мака.

— Я её парень, — невозмутимо объявляет он. — Уже давно.

Соня не выдерживает и бьёт его по затылку.

— Это не правда!

Мак вскрикивает и хватается за ушибленное место. На глазах выступают слёзы. Кажется Соня попала по недавно набитой шишке.

Она замечает это и мрачнеет.

— Извини. Но не надо придумывать! Мы с тобой расстаемся, а ты даже этого нормально сделать не можешь!

— Но это не правда! — вскакивает он на ноги. И, обернувшись к Айри, повторяет, будто доказывая уже ей: — Это не правда!

— Он обидел тебя? — переводит она взволнованный взгляд на Соню.

А та кричит уже на Айрин:

— Да вам-то что надо?!

— Должна же я понимать, как мне поступить правильно.

— Оставить меня и моего отца в покое?

Айри отступает и опускает глаза.

— Он… нравится мне. Я… не желаю вам ничего дурного, — роняет она, после чего уходит.

Соня обнимает себя за колени.

— Вот. Теперь она всё ему расскажет. Ты совсем дурак? — она хмыкает. — Хотя да, о чём это я.

— Ничего я не скажу! — отзывается Айри, будучи уже далеко.

— Как она услышала? — удивляется Мак. — А вообще… ну и что, если бы она рассказала? Плевать!

— Потому что! — у неё даже слов не находится на него. — Да что с тобой не так?

Но вместо ответа Мак притягивает её к себе и крепко целует, запуская пальцы в её волосы и обнимая за талию.

Она сама не понимает, как так выходит, но отвечает на его поцелуй, вцепившись в плечи.

— Это что было? — она зажмуривается на мгновение. — Кто-то приехал?

Комната проветривается, дальнее окно приоткрыто.

— Что было? — выдыхает он, счастливый в это мгновение.

Соня подскакивает с дивана и заглядывает в окно.

— Чёрт, — говорит она, — отец вернулся.

Мак поднимается, не зная, что делать.

— Могу переждать в твоей комнате, а после уйти… Не бойся, Сонь, всё будет хорошо.

***

Соня несколько раз выходила на первый этаж, пока не убедилась, что во-первых, Айрин ничего не сказала Маркусу и во-вторых, он не выходит из кабинета, и не собирается. И лучше не рисковать, выходя на первый этаж или пытаясь вылезти через окно.

В итоге она запирает дверь, завешивает шторы и предлагает посмотреть фильм, чтобы избежать его вопросов насчёт того, откуда она что знает и всё прочие…

У неё у самой ещё ничего не улеглось в голове.

Маркус говорил об охоте, значит, придётся убивать, и уже без воздействия наркотиков. Она уверена, что это было что-то психотропное. И от одной мысли об этом становится мерзко.

Так что свет выключается, а фильм она доверяет выбрать Маку.

Он делает это быстро и уверено, включая какую-то то ли сказку, то ли комедию, решив, что это поможет отвлечься.

Он ложится на кровать и тянет Соню к себе, собираясь обнять её и так смотреть фильм.

— Забудь обо всём, — шепчет он, хотя сам всё ещё довольно сильно напряжён. — Всё наладится. И я никуда не денусь.

И он готовится закрыть ей ладонью рот, если Соня вновь попытается его оттолкнуть от себя.

— Это не успокаивает, это-то и напрягает! — ворчит она, но не вырывается, наслаждаясь его теплом и уютом, странным, промозглым, который так часто повисает в воздухе, когда они вместе. — Что если я уже занята?

— Отобью.

— Помолвлена.

— Это ничего. Твоё желание важнее. Всё, смотри фильм, — упрямо произносит он и, чувствуя себя побитым псом, устраивает подбородок на её плече.

***

Когда в комнату через чуть приоткрытую штору пробивается луч света, Соня приподнимается и тормошит Мака за плечо:

— Вставай, он уехал…

Её волосы закрывают его лицо.

Мак ворчит во сне, и с трудом разлепляет веки.

— Ещё пять минуточек, — отворачивается он.

— Тебе пора в школу, давай…

Она запускает пальцы в его волосы и чуть оттягивает.

— Не беси меня!

Мак вяло отбивается и накрывается с головой.

— Впервые за всё время спал нормально! Не пойду, если тебя там не будет.

— В каком смысле? Зачем ты мне таким неучем нужен, дубина?!

Мак раздумывает над её словами и всё-таки поднимается.

— Ладно… Но ты ведь придёшь потом?

Он сонно трёт глаза и безрезультатно пытается загладить назад свои волосы.

— Отец думает перевести меня на домашнее обучение. Так будет больше времени на… другие дела.

— Понятно… — голос его звучит огорчённо. — Понятно, — ещё более убито. — Но ты хотя бы не переедешь, правда?

— Буду в городе, наверное.

Она зевает в ладонь, поправляет длинные волосы, и поднимается сама, чтобы проводить его до двери. На ней та же одежда, что и вчера, она даже не помнит, как заснула.

— Может, Айри приготовила какие-нибудь блинчики…

— Приглашаешь меня позавтракать? — во взгляде его загорается надежда и воодушевление.

— Хочу тебе отдать что-нибудь с собой, дурень. Еще не хватало тебе тут рассиживаться. И не приходи сюда больше.

Мак кивает и расплывается в дурацкой улыбке.

— Хорошо.

Значит, они будут встречаться тайно…

Ему везёт, что Соня и без того встревоженная, не слышит его мыслей.

Она проходит на кухню, наливает ему чай в термос и пакует завтрак в контейнер.

Всё-таки, вчера они оба так и не поели, а у него еще несколько уроков впереди…

В тот момент, когда она уже собирается попрощаться с Маком, домой возвращается мрачный Маркус.

И Мак, не успев сориентироваться, сталкивается с ним в коридоре.

Внутри у него словно всё замирает, а снаружи исчезают все звуки.

В памяти вспыхивает то, как Маркус тащит куда то мёртвого волка, оставляя за собой кровавый след.

— Здравствуйте…

— Интересное знакомство посреди моего дома. Необычно. Как думаешь?

Соня выбегает к ним с лопаточкой для переворачивания котлет.

— Этой мой школьный друг, зашел за мной, а я тут как раз объясняю, что собираюсь переходить на домашнее обучение.

Она улыбается, Маркус от этого становится лишь мрачнее.

— Д-да, — вторит ей Мак, — так и есть. Жаль, что Соня не придёт, без неё в школе не так. Рад был знакомству. Но мне уже пора, — собирается он обойти Маркуса, чувствуя себя в этот момент так же, как когда-то давно, когда в переулке встретил вампира и пришлось идти мимо него под пристальным, внимательным, но, к счастью, безразличным взглядом.

— Но ты ведь не в школьной форме, — тянет Маркус, — и, уж прости мне мою прямоту, какой-то помятый.

Он переводит взгляд на Соню.

— Не ожидал от тебя такого.

— Она ни в чём не виновата! — тут же вспыхивает Мак. — А форма… У меня физкультура. Что б вы знали.

— Ты это так называешь, — он неожиданно остро усмехается. — Физкультура? Соня… Лариэн будет очень не доволен.

Мак переводит с него на Соню и обратно недоумённый взгляд.

— Простите?

Маркус повышает голос:

— Пошел вон!

Мак вздрагивает, но не сдвигается с места.

— Что за Лариэн?

Маркус смеётся.

— Ну что за прелесть? — переводит он взгляд на дочь.

— Ты все неправильно понял. У нас ничего не было. Я клянусь тебе.

Мак теряется.

— Вы не можете так думать о своей дочери! Я просто зашёл за ней, чтобы вместе пойти в школу.

— Не делай из меня идиота, я вижу, что ты ночевал здесь. Просто уходи, и чтобы я больше не видел тебя рядом с ней!

Мак хочет ответить. Его пугает мысль, что теперь Соню куда-нибудь увезут. Что есть Лариэн, и непонятно, чего от этого ждать. Что Маркус… убийца. А ещё дико обидно за Соню, которая и правда ни в чём не виновата.

Мак делает шаг, собирается высказать, что думает о нём, но вместо слов… у него перехватывает дыхание. И то, что было принято за жгучую злобу, затягивает чернотой глаза. И вытекает наружу вязкой, едкой тьмой…

Маркус будто бы и не удивляется, хотя это не так. Парень оказался с опасной, редкой силой, несущей лишь смерть… Он переводит красноречивый взгляд на дочь.

— Это то, о чём я говорил. Твари среди нас. Иногда даже слишком близко. Это неприятно. Я прекрасно это знаю.

Он что-то шепчет, и там, где стоит Мак, начинает светиться один из кругов, наполненный символами, которые обычно нельзя увидеть. Пока круг сдерживает тьму, Маркус хватает Мака за шею и поднимает над полом.

— Принеси мне мой пистолет из подвала, дочка.

Мак не успевает вдохнуть, а потому задыхаться начинает быстро.

Он хватает Маркуса за руки, пытаясь разжать его пальцы на своём горле, но сил не хватает. Тогда Мак пытается ударить его, достать до лица, оцарапать руки. Но безрезультатно.

В глазах темнеет, лёгкие словно сдавливает и разрывает на части. Сила прожигает вены. И движения Мака, попытки освободиться, становятся всё слабее и быстрее, пока не превращаются в судорожные.

— Нет…

Соня бросает на руку Маркуса, сама от себя этого не ожидая.

— Нет, пожалуйста, папа, отпусти его!

Из ее глаз текут слёзы, чего она никогда не позволяла себе при отце.

— Я сделаю всё, что скажешь, только не убивай его.

Маркус разжимает пальцы и Мак рушится на пол.

— Разве не видишь, что он такое? Я хочу, чтобы ты сама убила его. Это станет хорошим уроком. Нельзя общаться с теми, кого не одобрили твой отец и твой мужчина.

Мак с шумом втягивает в себя воздух.

Он слышал, что его сила подобна силе Элизара. А значит очень опасна.

Он не знает, не ранит ли сейчас Соню. И пытается отползти, но, всё ещё не отдышавшись, не может. И поднимает на неё полный ужаса и тьмы, взгляд.

Она не сводит с него взгляда и судорожно качает головой.

— Нет, я знаю его, он хороший человек. Он никому не навредил. Это правда. Мы не можем убить его только из-за чёрных глаз.

Маркус усмехается.

— Но и проигнорировать потенциальную угрозу не можем. Если отпустим его, кровь его жертв останется только на твоих руках. И её будет много, дорогая моя дочь, выбор за тобой.

Он говорит так, будто рассуждает о сортах колбасы. Соня чувствует, как кто-то подходит сзади, но не обращает на это внимание.

— Пусть так. Отпусти его.

Айри застывает недалеко от них, мгновение смотрит с опасением, а затем берёт Соню за руку и тянет чуть дальше, на себя. Чтобы обнять и перевести взгляд на Маркуса.

— Они просто общались…

Маркус смеется в ответ.

— Значит, ты знала.

— Он пришёл недавно забрать её в школу, — не ведёт она и бровью, говоря это, глядя ему в глаза. — Мне то с чего лгать? — и будто начинает злиться, подкрепляя этим свои слова.

Нельзя ставить пятнадцатилетнюю девочку перед таким выбором.

Мудак.

Холодный, жестокий тип.

Айри стискивает зубы, злясь на него уже всерьёз.

— Ладно, — Маркус улыбается обеим девушкам, — что на завтрак?

А Соня вырывается и падает на колени рядом с Маком.

— Всё хорошо, тебе нужно придти в себя.

Он глотает воздух, пытается унять бешено колотящиеся сердце, что вот-вот грозит разорваться. И цепляется за Соню, пытаясь хотя бы приподняться, не замечая, как лицо заливают блестящие крупные слёзы.

— Сонь… — говорить больно, на шее вмиг расползаются горящие синяки оставшиеся от пальцев Маркуса. — Я… не хотел…

Она всхлипывает, не замечая, что отец с Айрин уже ушли, запускает пальцы в волосы Мака уже привычным жестом, и качает головой.

— Прости… Тебе нужно уходить.

У Мака получается подняться. Он вытирает рукавом лицо, хотя хочется разрыдаться.

— Я люблю тебя, — выдавливает из себя с трудом, но уже не только из-за горла. Говорить мешают слёзы. — Ты можешь… позвонить… моему…

Он хватается за стену, чтобы удержаться на ногах. И протягивает Соне телефон, едва не роняя его на пол.

#45. До предела


Пока Соня набирает Элизара, Мак по стеночке добирается до двери и выходит на улицу, надеясь, что Соня не пойдёт за ним. Хотя ему и не хочется, и страшно оставаться сейчас совсем одному…

В глазах двоится, Мак чудом держится на ногах, чувствуя, как сила бурлит внутри и от неё словно закипает кровь.

Он боится выплеснуть её. Боится последствий для окружающих и себя самого. Мак совсем ничего не знает о том, что именно унаследовал. Слышал только, что энергия эта плохо поддаётся контролю, смертельно опасна и очень редка. Как же управлять ею, лучше копить, или использовать, или просто поддаться ей, поплыть по течению, Мак не имел понятия. Ему казалось, что если она ещё раз выплеснется наружу, то поглотит и его самого…

Хедрику вот повезло, он вряд ли испытывал из-за неё неудобства.

А Элизар?

Как так вышло, что Мак до сих пор не знает и этого?

Он выходит на дорогу, рискуя потерять сознание, и собирается идти навстречу отцу.

— Он сейчас приедет и заберет тебя, — Соня догоняет Мака и вдруг крепко его обнимает, не веря, что он причин ей вред. — Всё будет хорошо. Дыши. Стой на месте.

Он и правда слушает её и пытается выровнять дыхание.

Отстраняться не хочется и нет сил. Но он шепчет, и в голосе слышится страх:

— Отойди… Пожалуйста. Я не знаю… что делать… с /этим/. Не хочу навредить.

— Ты мне не навредишь, — слезы её блестят на глазах словно острые льдинки, она готова рискнуть, но доказать ему, что права, что он не причинит никому вреда. — Мой хороший, ты справишься с этим… Что-то придумаем.

«Сделаем тебя нормальным…»

Соня надеется, хотя почти уверена, что всё безнадёжно, что от этого есть лекарство.

Элизар останавливается рядом, прошло даже меньше времени, чем она ожидала, он выходит из машины, и Соня остраняется от Мака, уступая его.

Прежде чем шагнуть к отцу, Мак всё же решается и целует Соню в щёку. Мягко, тепло, но коротко.

— Спасибо, — после чего отстраняется и цепляется за отца, чтобы не упасть. — Па… — выдыхает он, и давится слезами, которые пытается сдержать. — Я сейчас… умру.

— Да не, ещё хуже скоро будет, но ты не волнуйся, дом близко.

Элизар устраивает сына в машине и машет Соне, решая не тратить драгоценное время на разговоры.

Он по дороге вливает в Мака розовую жидкость из пузырька, что не сдерживает силу, ведь это сейчас опасно для него, но ослабляет тьму.

— Сила открывается, нам сейчас нужно, чтобы это произошло до конца, и тогда уже буду тебя обучать, что с ней делать. Или не делать. Не нервничай только.

Мак тяжело дышит, слышит отца словно из глубокого колодца, в ушах набатом бьётся сердце.

— Не могу… не нервничать. Мне… больно.

— Ты радуйся, что ты не девочка, её бы эта сила уже давно разорвала… Так было с моей старшей сестрой. А с тобой всё будет в порядке.

Мак задумывается, насколько это возможно в его ситуации, когда концентрировать на чём-то внимание выходит с большим трудом.

Он не знал, что у Эла была сестра.

— А… долго… так будет? И я точно… не умру?

Мак вскрикивает от внезапной боли в рёбрах. Кажется, он даже слышит треск. И тьма пробивается сквозь плоть снова.

Ему кажется, что прорывается она, оставляя раны, хотя на самом деле этого не происходит.

— Па…

— Всё хорошо, — продолжает попытки успокоить Эл, криво улыбаясь. — Хочешь расскажу тебе легенду? Значит, были когда-то некие сущности, особые твари, и поговаривали, что они тесно связаны с богами. Ну, этого я не знаю. Их звали Жнецами, они ходили в тёмных балахонах, и за ними тянулась тьма. Их нельзя было уничтожить, они бродили по земле будто бы бесцельно, оставляя за собой мёртвые деревни и даже города. Их тьма никого не щадила…

Эл обрывает себя, резко вывернув руль на повороте и едва не врезавшись в чей-то красный жучок.

Мак бы свалился под сидение, если бы не выставил перед собой руку. Но, оперевшись на неё, он слышит уже реальный хруст в запястье, и снова вскрикивает.

Элизар морщится. Ну как можно было умудриться? Благо, у Кейт есть способности. Им бы только до дома доехать. И он продолжает заговаривать Маку зубы, потому что это всё, что можно сделать в ближайшие пару минут:

— Ну, в общем, некоторые болтаю про любовь между этим Жнецом и обычной девушкой, некоторые выдумывают вещи и похуже, но со временем Жнецы исчезли, как и боги, как и демоны, но остались люди с подобной тьмой. Крупицей того, что было раньше, но этого хватает на многое. Пусть применение у нашей силы только одно — убивать, зато мало что можно поставить ей в противовес, мало какая магия способна на это. Сможешь защитить себя, свою девушку, свою собаку…

И он, наконец, подъезжает к дому.

— У меня… — хочет он сказать, что у него нет собаки, но вспоминает обратное. — Есть Щенок.

И Мак начинает беспокоиться, что такими темпами совсем отупеет на нервной почве.

Элизар берёт его на руки для удобства и заносит в дом.

— Да, он Ате всю мебель сгрыз, пока я его не забрал…

— Ой, — роняет Мак, в этот момент не в силах вспомнить сразу, кто такая Ата.

Кейт ждала их у входа в подвал.

— Простите, но придётся делать всё там. Другого места в доме для печати я не нашла.

На ней джинсы и заправленная в них рубашка Эла, которая велика ей, но каким-то образом смотрится на Кейт стильно и хорошо. И волосы, собранные в пучок высоко на затылке. Похоже, влажные. Наверное она совсем недавно вышла из душа.

— Спасибо, родная.

Элизар умудряется поцеловать её в щеку с мучающимся Маком на руках.

— Он ещё сломал себе что-то, пока ехал.

Элизар оставляет Мака на полу в подвале и закуривает.

С Хедриком такого не было, у него всё произошло само собой, но, может, Мак сильнее.

Пока их ждала, Кейт сдвинула к стенам вещи так, чтобы центр помещения оказался свободным. А на бетонном полу начертила круг и символы в нём. Посередине же лежал плед и подушечка, предназначенная для какого никакого удобства Мака.

Кейт опускается перед ним и осторожно ощупывает его распухшее запястье.

— Не сломал, это вывих, — улыбается она Элу. — Сейчас…

Она без предупреждения нажимает Маку на руку и резко дёргает её на себя. Раздаётся щелчок, Мак стискивает зубы, а Кейт спешит отстраниться…

Руку её обжигает темнота, что с каждой секундой вгрызается в неё всё сильнее.

— Эл! — вскрикивает она и тянет руку к нему, надеясь, что он смахнёт с неё тьму.

Но он не может, а потому приказывает Маку:

— Успокойся, отзови силу. Постарайся это сделать.

Но Мак только сильнее пугается. И потому начинает задыхаться.

Вот оно, теперь от него откажутся и они. Вот так… Теперь уже всё кончено.

Кейт сдерживается, чтобы не начать буквально смахивать его силу со своей руки, калеча этим вторую. И терпит боль, что ползёт всё выше.

— Всё хорошо, просто отзови.

Элизар дотрагивается до его волос.

— Всё получится, сын, давай.

Мак поднимает на него чёрный в этот момент, но блестящий от слёз взгляд, и пытается.

Он закрывает глаза и не знает, получается ли хоть что-то, но вместе с небольшим успокоением приходит странная вера в то, что он сделал, как надо.

Кейт расслабляется, проверяет свою руку, убеждается, что необратимо она не пострадала и кивает Элу.

— Теперь отойди от него. Черту круга никто не должен переступать, пока не угаснет свет. Это поможет ему найти в силе баланс и немного обвыкнуться с ней.

Она отходит сама, касается кончиками пальцев круга, и он вместе с символами в нём загорается слабым, прозрачным белым пламенем.

Мак падает на плед, зажмуриваясь. Чувствуя, как сила разрывает его на части и расползается по кругу, не имея возможности выйти за края.

От боли он не может кричать, дыхание перехватывает… Но страдания постепенно спадают, когда сила, что дегтярной лужей растеклась по печати, не начала будто… дышать.

Дышать вместе с Маком, в такт пламени, которое то возрастало, то почти гасло.

Кейт, удовлетворённо наблюдающая за этим, переводит на Эла взгляд.

— Будешь тут?

— Да, — он улыбается ей, — наш сын совсем вырос, посмотри…

Она закатывает глаза и цокает языком.

— Вот-вот и вылетит из гнезда, да? — спрашивает она якобы с надеждой, хотя на самом деле, конечно, шутит, и надеется, что Эл понимает это.

Элизар фыркает и устраивается поудобнее.

— Люблю тебя.

— И я тебя, — целует она его в волосы. — Пойду приложу лёд, — ей больно шевелить рукой. — Зови, если что.

***

Айри ставит перед Маркусом яблочный пирог и наливает кофе.

— Приятного аппетита… — и впервые за всё это время, добавляет вслух: — Мудак.

Она уже готовится к тому, что он разозлится на это или в чём-нибудь обвинит её, а значит, ей сегодня же придётся уйти. Горько… Но пережить можно.

— Ей пятнадцать, это не рановато ли для мальчиков? Точнее, тварей-убийц? Даже не знаю, почему ты злишься, дорогая.

И он как ни в чём не бывало с аппетитом принимается за еду.

— Потому что, — немного успокоившись насчёт его реакции, садится Айри напротив, — как ты и сказал, ей пятнадцать. А он её хороший знакомый. Даже, будь он вам врагом, нельзя взваливать на плечи маленькой девочке такой груз. Ты хотел, чтобы она убила его!

— У неё хорошо получается убивать, это бы не составило для неё особой сложности, поверь мне.

Маркус берёт её за руку и целует пальцы.

— Когда мы узнаем, мальчик это или девочка?

Айри смотрит на него так, словно сомневается в его адекватности.

— Ты пугаешь меня, — признаётся она тихим и расстроенным голосом.

Он приподнимает брови и смотрит на неё открытым, честным взглядом, представляя, как будет выглядеть выражение её лица, когда она узнает о готовящемся ритуале.

— Почему?

И она, и её ребёнок умрут от руки Маркуса, а за ними и другие оборотни. И мир станет гораздо чище.

— Не почему, а чем… — и сразу же отвечает: — Отсутствием сострадания.

Но он так смотрит… Айри не по себе, она уже не знает, слушать своё чутьё, верить глазам и ушам, или вот этому его взгляду.

С другой стороны, он ведь помог ей и оставил у себя…

Но она сдерживается, чтобы не извиниться.

Маркус устраивает её на своих коленях и крепко целует.

— У нас тут уже сложившийся семейный уклад, ты скоро привыкнешь. Поешь со мной.

В этом момент бледная, едва стоящая на ногах, на кухню заходит Соня, и Маркус обращается к ней с улыбкой:

— Надеюсь, ты теперь будешь хорошей девочкой и сделаешь всё, что требуется.

Соня кивает.

— Как мне найти Лариэна?

***

Сегодня она Мэй. Мэй Эллаи. Хотя, фамилию выдумывать и не обязательно. Но это интересно.

И она немного опаздывает, а потому спешит, перепрыгивая через лужи, наслаждаясь пульсацией музыки из наушников. У неё чёрное каре с челкой, глаза скрывают красные очки-сердечки, стройные ноги упакованы в грубые ботинки и колготки в крупную сетку, через которые видно пластыри на сбитых коленках.

За спиной чехол для гитары, руки в браслетах, на шеи татуировка с драконом. Переводная, само собой.

Она доходит до нужного здания и поднимается на его на крышу, над которой уже через… — она переводит взгляд на часы — три минуты появится нужный человек.

— Успела, — ухмыляется и достаёт из чехла винтовку.

Раль, с удивлением и долей возмущения наблюдающий за тем, как она устраивалась, занимая свою позицию, прочищает горло, чтобы привлечь её внимание.

Но на него не обращают не малейшего внимания, Мэй даже начинает подпевать песне, звучащей из наушников.

— Все будут мертвы! Будут мертвы!

Ральсель начинает смеяться, и бросает в неё сухариком, который всё ещё оставался в оранжевой шуршащей упаковке.

Мэй приподнимает бровь и находит его взглядом, вытаскивая один наушник из уха.

— Чего ты кидаешься?

— Ну разве можно быть такой не внимательной? Ты хочешь убить моего клиента?

— Клиента?

Она направляет винтовку на него, бросая взгляд на часы.

— Да, пристрелить его думал за невыполнение условий одной сделки. Не важно, — отмахивается от неё Раль. — Ты кто такая?

— А, хорошо, потому что меня не предупреждали, что придётся убивать ещё одного. Я Мэй, — она улыбается ему, и в этом обнаруживается нечто лисье. А затем поднимает очки на макушку и занимает удобную для выстрела позицию.

— Мм, уверена, что хочешь сделать это сама?

Но Мэй не отвлекается на него. Она считает себя довольно ответственной. А потому ответом незнакомцу (ведь он так и не удосужился представится), звучит выстрел. Кстати, почти не слышно.

Человек, только что вышедший из бизнес-центра, валится на колени, а затем и лицом в асфальт. А Мэй неспеша пакует винтовку назад и возвращает очки на место.

Всё это уже всерьёз вызывает в Ральселе интерес.

— Ты испытываешь страх вообще, девочка?

Она поднимается и потягивается, будто у неё за это время затекли мышцы.

— Что? У нас ведь нет конфликта интересов, или я что-то не так поняла?

Слишком медлить не хорошо, хоть у неё ещё и есть фора, поэтому Мэй спешит на выход.

И Ральсель… оказывается перед ней, словно выйдя из пустоты.

Ему не составляло труда использовать на людях иллюзии, замедлять или ускорять в их сознании время и проделывать другие манипуляции так, что они в большинстве случаев могли этого и не заметить.

— Просто хочу познакомиться, — улыбается он и протягивает ей руку. — Ральсель. Быть может, ты слышала обо мне.

— Нет, с чего бы? — Мэй дёргает углом губ. — Ну ладно, идём отсюда. У меня свободный вечер, - она берёт его за руку.

И бросает взгляд на часы.

— Ну, пару часов. Где-то здесь должен быть бар.

Мэй улыбается ему, пока не чувствуя ничего тревожного.

«С чего бы»?

У Ральселя слегка приподнимаются брови, правда, на одно лишь мгновение.

Видимо, она не в курсе дел, связанных… со скрытым миром. Что ж.

— Вообще, мне лучше не пить, — признаётся Раль, сам себе усмехаясь. — Но я ужасно голоден. Угостить тебя обедом?

— Это не обязательно, если ты не хочешь развлекаться, ничего страшного. Я найду себе компанию.

И она снова затыкает уши наушниками и собирается скрыться из вида.

Но Ральсель вынимает один из наушников и шепчет ей на ухо:

— Ты не представилась, малышка.

— Вообще-то, это не так, — и она смотрит на него, как на идиота.

Он задумывается, прокручивая в голове их встречу.

— Мэй… Я был слишком впечатлён, чтобы запомнить сразу, видимо. Такая юная, красивая куколка с оружием, убивает мою жертву… Может, плевать на бар и обед, и просто прокатимся? — кивком указывает он на свою новую сияющую, чёрную машину.

«Значит, первый секс с мужиком с крыши… Подружка обзавидуется!»

Мэй ведёт плечом:

— Хорошо.

Он приобнимает её за талию, намереваясь узнать получше и, возможно, больше не терять из виду.

Хорошо бы выяснить, кто такая и на кого работает. Мало ли, пригодиться…

Раль открывает для неё дверцу.

— Запрыгивай, малышка.

Она смеётся и снимает очки, чтобы на всякий случай разглядеть Ральселя получше. Её серые глаза поблёскивают в огнях вечернего города.

А неподалеку, выходящая из торгового центра Микки сжимает за руку Рамону.

— Эй, это что там, Соня?

Вообще, пахнет иначе, но одно лицо…

Рамона приглядывается.

— Вот вырядилась-то! И с кем она? В машину собирается сесть… Это всё плохо выглядит…

Микаэла хмурится.

— Может, мы обознались.

— Да ну… Это точно она.

Рамона уже собирается подойти, но Микки её удерживает, и машины вскоре отъезжает.

— Мда. Странно. Это всё из-за её дружка. Я уверена.

***

— Ну вот, видишь, — спустя время Элизар подходит к сыну с подносом еды, — ты не умер. Совсем. Как себя чувствуешь?

Мак трёт глаза и присаживается, кутаясь в плед.

— Холодно… — пламя вокруг уже местами погасло, поэтому Кейт дала добро на то, чтобы подходить к нему, но самому Маку выходить ещё нельзя. — Прости, пап… — вдруг шепчет он и отворачивается.

Наверное, Эл был добр с ним, чтобы не навредить Кейт, чтобы Мак не занервничал сильнее и не позволил своей силе ранить её.

Эта мысль не даёт ему покоя вот уже несколько часов.

— Скоро тебе станет лучше, ты молодец, со всем справляешься, это хорошо. Если повезёт, тебе достанутся некоторые бонусы, которых даже у меня нет.

И Элизар с улыбкой треплет сына по волосам.

Мак замирает, и вдруг начинает… рыдать. В голос, как не плакал даже в детстве. Будто… совсем всерьёз. Словно почти осознанно решив дать себе волю. Но при этом будучи неспособным остановиться.

Эл приподнимает бровь и притягивает его к себе, крепко, тепло обнимая.

— Ну что ты? — не понимает он. — Что не так?

Мак вцепляется в него, обнимая, зажмуриваясь.

— Я ждал, что ты захочешь меня прогнать. Что тебе надоест возиться со мной и моими проблемами. Что разозлишься за Кейт. Или терпение закончится у неё, — говорит он между всхлипами. — Я… Пап, я так люблю тебя… Как жаль, что тебя не было раньше, — договаривает он совсем тихо и переходит уже на беззвучный плач, сотрясаясь от него всем телом.

— А, так значит, всё нормально, — успокаивается Эл, потому что для него никакой проблемы нет. — Я тоже люблю тебя, о чём речь? И всё, что с тобой происходит — ерунда, мы со всем разберемся. С чего вообще такие мысли, почему я должен злиться? Так вот, помнишь, я тебе легенду рассказывал? Жнецы эти были неубиваемые, у тебя может быть часть и этой способности, а потому проще будет излечиться от зависимости. Физически.

Мак постепенно успокаивается и улыбается, теперь смущаясь своих слез. А потому не спешит отстраняться, чтобы Эл не видел его лица, не смотрел в глаза…

— Жнецы… — повторяет Мак. — Звучит круто, па.

— Ага, но на мне раны не заживают, увы. Зато жена — умница и красавица. А то, что у тебя сила открылась хорошо бы отметить. Я позвоню Хедрику, вам нужно примириться.

Мак кивает.

— Да… у меня день рождения как раз.

— Что? Сегодня? И ты молчал? Кейт! — Эл остраняется от него и зовёт жену.

Она появляется почти сразу, слегка взволнованная, но быстро успокаивается, замечая, что они в порядке.

— Что? Я крашу ногти, — показывает Элизару свою аккуратную, ухоженную руку с белым маникюром.

— Я никогда не отмечал, — тем временем шепчет Мак.

— Это плохо! — заявляет Эл, осматривая её маникюр. — Ведь тебе нужно ещё испечь торт! У Мака день рождение, представляешь?

Кейт хмурится и переводит взгляд на свои ногти.

— А по моему, хорошо… Торт можно и заказать!

— Да, но нет! Правда? — он оборачивается на Мака.

Мак усмехается, и вдруг кивает.

— Хочу настоящий торт.

Кейт обречённо вздыхает.

***

Ральсель натягивает на себя футболку и пытается собрать волосы в низкий пучок.

Растрёпанный, помятый и расслабленный, он переводит заинтересованный и довольный взгляд на Мэй.

— Я думал, что мы правда просто прокатимся. Тебе хоть семнадцать есть? Тебе ведь, — оглядывает её в очередной раз, — семнадцать-восемнадцать, так?

Она смеётся, тяжело дыша и поправляет выкрашенные в дегтярно-черный волосы:

— Мне пятнадцать. Остановишь у метро?

Она снимает порвавшиеся колготки и бросает куда-то в дальний угол салона.

Бля, — тянет Ральсель, — хоть бы соврала, теперь чувствую себя скотиной… Сейчас, — заводит он двигатель, и машина мягко, но быстро трогается с места. — Когда увидимся ещё раз? Я свободен в четверг после пяти вечера.

— Не волнуйся, — она подмигивает ему, прежде чем закрыть глаза-хамелеоны очками, — я никому не расскажу. И я скоро исчезну, так что это не в счёт.

Она окончательно приводит себя в порядок, ужасно довольная произошедшим.

— Мм, за это я как раз не переживаю, — отзывается Раль, и повторяет: — В четверг после пяти, на прежнем месте. Идёт? Угощу кофе. Хотя бы.

Он не знает, нужно ли и правда заглаживать вину перед ней. Да и угрызениями совести, на самом деле, страдает очень редко. Но всё же…

***

Лариэн ждёт её с нетерпением и долей волнения, не совсем понимая, что сподвигло Соню отправиться к нему в этот день. Но у Маркуса он ничего не уточняет, оставляя интригу, наслаждаясь загадкой и предвкушением сюрприза.

В назначенном месте, строго ко времени Соня приходит к нему с убранными в причёску волосами, в нежном платье и розовых туфельках, и с каким-то упрямым и строгим взглядом серых глаз.

— Здравствуй, я хотела поговорить.

— Здравствуй, — пропускает он её в дом, — о чём, милая?

На нём красная рубашка и свободные чёрные брюки. На пальцах сверкают серебряные простые кольца.

— О том, какие у тебя на меня планы. Я хочу понять. И я думаю, я заслуживаю внятного и развернутого ответа, не оставляющего во всей этой истории темных пятен.

Соня любит Мака, странной, хрупкой и надрывной любовью. Но, если она и будет с ним, ей нужно решить свои проблемы. И Лариэн — одна из них.

Она окидывает его внимательным, ожидающим взглядом.

— Ты знаешь, что твоя мать была ведьмой?

Соня отступает на шаг.

«Этого не может быть…»

— Ты говоришь правду?

— С чего бы мне врать? Мы были знакомы с ней лично.

Соня кивает, не зная, что делать ещё и с этим.

— Полагаю, хочешь узнать, к чему я упомянул именно это? — подсказывает ей Лариэн, и жестом руки приглашает присесть на белый диванчик в светлой небольшой гостиной.

— Да.

Она садится, не сводя с него взгляда.

Он устраивается рядом с ней, и прежде чем ответить, смотрит на её странно, оценивающе.

— По всей видимости, ты из тех, кому могла, или должна была передаться сила по наследству. В прямом смысле от матери. Но она своей силы лишилась, и ты осталась чиста от магии. Не бойся, это уже навсегда. И у тебя всё равно был бы выбор, кем быть. Поэтому ты, можно сказать, такая, какой и должна была стать. Но твоя энергетика, твоё тело и психика, очень… гибкая, для всякого рода манипуляций. Ты кое с чем помогала своему отцу. Будешь помогать и мне. Я обучу тебя… всему, — как-то странно закончил он, и коснулся её руки. — И ты будешь моей. Чему я тоже несказанно рад.

— И-з-за чего она умерла? — взгляд её меняется, теперь она чувствует себя совсем разбитой и будто просит помощи.

Лариэн медленно, будто сочувствующе гладит её по голове.

— Твой отец не мог смириться с тем, что его любимая оказалась ведьмой. Он попросил меня лишить её магии. Принудил её к этому. И всё вышло. Но она не смогла так жить, не захотела. Дальше ты знаешь, кажется, — вопросительно приподнимает он бровь.

Соня кивает.

— Буду твоей в каком смысле?

— Ты сама всё уже поняла, — тянет Лариэн, и задумывается, вдруг отстраняясь от неё. — К слову о твоей матери и отце. Помня их историю, я сначала удивился его новому выбору, — делится он с ней доверительно. — Не ожидал, что он подпустит к себе полуволчицу… Подумал, Маркусу нравится танцевать на граблях. Но он всё же совершенствуется…

— В каком смысле?

От всего этого у Сони начинает гудеть голова, она сцепляет холодные пальцы в замок на коленке и опускает взгляд, пытаясь унять мелкую дрожь.

— В смысле, что на этот раз её смерть ему нужна для дела. Ты в порядке? — кладёт он ладонь на её плечо.

— Я не смогу тебя помогать, как и ему, — Соня вскакивает, — ничего не получится.

Но Лариэн хватает её за руку и притягивает к себе. А после и вовсе придавливает к дивану, нависая сверху.

— Тебе придётся, — прожигает он её взглядом. — Мы уже всё решили… — его рука оказывается у неё под платьем. — И ты сама пришла.

Соня вскрикивает и пытается вырваться.

— Я хотела договориться, думала, что смогу быть полезна тебе иначе! Но… Как так можно?..

В мыслях всё ещё бьются его слова о матери, и об Айрин…

Её отец психопат, и всё это время она помогала ему.

Она не может удержатьслёзы. Снова.

— Тише, — шепчет Лари ей на ухо, — успокойся… Ты будешь моей, и всё будет так, как надо…

#46. Охота


Элизар из близких не смог позвать на праздник только Скирта, потому что он всё ещё не объявился. Никто не беспокоится, ведь на этот раз все знают, что это дело рук его загадочного отца.

В остальном же, он даже согласился на пару дней приютить Джонни, а заодно и познакомиться с ним поближе, пока Ата на задании, и выяснить, что же он всё-таки за тварь.

На столе стоит банановый торт, утыканный свечами, Соро заканчивает с запеканием мяса и кексиками, дожидается своего часа древнее варево, уже слишком отдаленно напоминающее вино, которое Эл решил открыть по такому случаю.

Люцифер виснет на Хедрике и не обращает ни на кого внимания, Хедрик вместе с ним с довольным видом цепляет Мака за плечо:

— У меня для тебя подарок в машине. Даже два. Иди, посмотри.

Мимо проходит Эг, родный брат Элизара, которого Мак видит впервые в жизни, и который не настроен на общение, но на выпить и закусить — да.

Эг весь будто состоит из выбоин и сколов, он коротко обрит, но всё равно видно, что волосы платиновые. Он худой, но жилистый, с красными, чуть раскосыми глазами. И огромной белой змеёй на шее.

— Рассссступитесь, — шипит на кого-то, и Хед усмехается на это, торопя Мака идти к выходу.

— У него змея, — шепчет Мак по пути, поминутно оглядываясь на Эга. — Клянусь тебе, я видел, как он разговаривал с ней! — он переводит взгляд на Люцифера, который находится будто в собственной вселенной, и замолкает.

— Да-да, — отмахивается Хед, — такой у нас дядя, не обращай внимания.

Он подводит Мака к машине, из который выходят две фигуристые девицы — рыженькая и брюнетка.

— Вот. Они твои до утра. Могут подождать здесь или в твоей комнате. Сколько тебе там исполняется, шестьдесят?

Мак недовольно цокает на него и отрицательно качает головой.

— Не важно. И… вообще-то, у меня есть девушка. И я… не совсем в порядке ещё. Они… — он проглатывает ком в горле, и вопрос вырывается сам собой: — Могут всё делать, что захочу?

— Да-да, можешь побыть тем стремным принцем из «Игры Престолов», отведи душу! Твоя тебе ещё долго не даст, я таких знаю.

И при этом Хедрик гладит Люцифера по волосам, а тот обводит всех непонимающим, удивлённым взглядом:

— Кто эти девушки? Что должны дать? — он невинно смотрит в глаза Хеда. — Я отвлекся на запись концерта, вот…

И подаёт ему наушник, из которого звучит классическая музыка.

Мак стискивает зубы и сдерживает себя, чтобы не врезать брату. Всё таки отец хотел, чтобы они примирились. Да и… Мак знает, что в итоге, скорее всего, Хедрик ответит, и хуже будет ему.

— Соня просто приличная. Хватит её обвинять!

— Ладно, я ж о том же! Таких сума сойдёшь, пока добьёшься. Подарок-то примешь?

Брюнетка усмехается, оглядывая Мака:

— Мы тебя приласкаем.

Мак улыбается ей, но спохватывается и отводит взгляд.

— Ага… Но пусть просто что-нибудь сделают. Я не буду изменять Соне! Они… танцуют? И мне нравится массаж головы. И… кормят меня с рук пусть! О, — радуется он, — и называют господином. Можно? — смотрит на Хеда уже будучи вполне себе в хорошем настроении.

— Давай без подробностей!

Хедрик закатывает глаза и оставляет его с девушками, подхватывая Люци на руки.

***

После всего Соня стоит на пороге дома Мака — не жива, не мертва, подрагивая от холода, с трудом переступая с ноги на ногу. Она не хочет, чтобы кто-то видел её в таком виде, но и домой возвращаться — выше её сил. В доме какой-то шум, доносятся голоса и музыка, кажется, она совсем не вовремя. Но тянет за дверную ручку и переступает через порог. В коридоре сталкивается с красивым, хрупким существом с золотыми кудрями, от которого будто льётся свет.

— Мальчик, — тянет она, — прости, ты не знаешь, где Мак? Я его… друг.

Люци останавливается, смотрит на неё печальными, ангельскими глазами и неуверенно улыбается.

— Привет… Я тут с его братом, Мака только поздравил, и с тех пор не видел его. У него день рождения.

Она приподнимает бровь.

— Он мне не говорил, спасибо! И ты очень красивый, — она улыбается через силу и идёт наверх.

Люци провожает её взглядом, и спешит на поиски Хеда, чтобы узнать у него точно, правда ли он всем кажется красивым.

Мак тем временем сидит на чердаке и жалуется девушкам на жизнь, попросив одну сделать себе массаж головы, а другую… прибраться.

— Здесь, — продолжает он, — просто тип один жил до меня, и оставил всякое. Я до сих пор не копался во всём. Щенок только куриные лапки нашёл. Можешь, — обращается к чёрненькой, — вон ту коробку разобрать?

Она закатывает глаза:

— Знала бы всё это, запросила бы больше!

А рыженькая усмехается:

— Да перестань, хоть отдохнём, с ребёнком сидеть — тоже работа.

Соня появляется в комнате бледным призраком.

— Не помешаю?

Мак вскакивает на ноги и расплывается в радостной улыбке.

— Соня! Сонечка! А мне уже лучше. А они узнали, что у меня день рождение. Я никогда не отмечал раньше.

Он подходит к ней и только в этот момент понимает, как выглядит в окружении девушек её глазами. И что сама Соня выглядит неважно…

— Они… Сонь, они меня ребёнком назвали. Это Хед их привёл. Честно.

Она молчит несколько секунд, будто бы обдумывает происходящее, но на самом деле просто собираясь с мыслями.

— Мне всё равно, только… Я воспользуюсь твоим душем, ладно?

Мак кивает и сторонится, пропуская её.

— Конечно… Соня, я… Ты не думай ничего плохого, хорошо?

— Да-да, — вторит ему рыженькая девушка с хорошими формами, — это ты значит та самая Соня? Он много хорошего про тебя рассказывал!

И брюнетка усмехается:

— Поверь, он тебя не стоит!

Ещё немного и Соня чувствует, что разрыдается, просто от нервов, а потому замыкается душе и включает воду.

Мак теряется и едва не кричит на них:

— Всё, спасибо! Вы… — решает всё же, что девушки ни в чём не виноваты. — Идите, эм… Отдыхайте! — и едва не выталкивает их из комнаты.

Слыша это, Соня усмехается одним углом губ, забившись в угол душа в одежде, но её мысли тут же ускользают от Мака, и она теряет счёт времени.

Мак ждёт её у дверей, сбитый с толку её поведением и таким внезапным появлением. Слегка встревоженный, в том числе из-за себя — отец сказал, что пока сила окончательно в нём не уляжется, лучше не рисковать и не подходить к обычным людям. Он сказал — к Соне, но Мак решил, что ему лучше и на улице не появляться.

И вот она здесь. В его душе…

— Что тут у вас? — на чердак заходит Кейт. — Слышала, у тебя Соня.

— Она… — он переводит с неё взгляд на дверь в ванную.

Кейт становится серьёзнее и мрачнее.

— Ладно, иди погуляй, Мак.

— Но…

— Иди!

И когда он нехотя выходит, Кейт стучит в дверь.

— Детка? Ты там как?

Она отзывается не сразу и сквозь шум горячей воды:

— Хорошо.

— Я зайду?

— Но… я в душе.

— Ты там уже давно, я волнуюсь.

— Я… заплачу за воду. Простите.

Кейт вздыхает.

— Дело не в этом. Я захожу, — предупреждает она, без труда поворачивая ручку.

Соня тянет руку с расплывшемся на ней синяком вверх, выключает воду и поднимает на Кейт взгляд.

Она смотрит на Соню пару долгих секунд, замыкает за собой дверь и вынимает из шкафчика большое чистое полотенце.

— Давай, я помогу. Надо снять мокрую одежду, а то совсем скоро замёрзнешь. Вставай.

Соня качает головой:

— Я справлюсь. Я скоро выйду. Простите.

— Хватит извиняться, — Кейт подходит ближе, набрасывает ей на голову полотенце и принимается расстегивать её одежду. — Я помогу, всё в порядке. Всё… хорошо, — добавляет она шёпотом.

Соня подчиняется, стараясь не глядеть ни на Кейт, ни на собственное тело.

Кейт не без труда, но довольно быстро стягивает с неё мокрую одежду и укутывает Соню в полотенце, после чего помогает ей выйти на сухой тёплый коврик.

— Минутку… — возвращается она к шкафчику и достаёт серую пижаму. — Держи пока. Эта я Маку покупала, но она не ношена. Попозже подберём тебе что-то более подходящее.

Соня переодевается. И снова не выдерживает:

— Простите…

Кейт принимается вытирать волосы и целует её в лоб горячими, мягкими губами.

— Кто это сделал? — спрашивает тихо. — Ты цела, тебе не нужен врач?

— Все нормально, — у неё дрожит голос. — Я просто расстроена. Мне… мне нужно идти.

Кейт качает головой и обнимает её.

— Задержись… Когда подобное случилось со мной, мне хотелось умереть. И чтобы Эл не смотрел на меня… — она легонько гладит Соню по волосам. — Но, видишь, всё наладилось. Со временем.

— Да, я знаю, спасибо, — Соня пожимает плечом. — И мне жаль. И я не хотела портить праздник.

— Ты ничего не испортила. Мак… идиот, вряд ли он поймёт что-то. А я давно уже полюбила тишину и спокойствие, поэтому мало что теряю.

Кейт слегка отстраняется и берёт в ладони её руку, дует Соне на запястье, и синяк на нём начинает исчезать.

Соня вскрикивает и вырывает руку, хмурясь.

— Что? — тревожится Кейт. — Не должно быть больно…

— Не больно, просто… Ты ведьма?!

— Нет, — усмехается она, и закатывает рукава своего синего свитера. — Хотя некоторые в этом были уверены. О, — возводит к потолку глаза, — все такие нежные, не выдерживали мой характер! Я из Жрецов, — меняет она тон. — Ну, была с ними. Из-за родства с одним из них. А так, я мастер печатей, смотри, — на коже её разгораются едва заметным белым светом многочисленные символы. — Моя сила работает так, что ей обязательно нужно давать форму, чтобы использовать. Зато я могу придавать форму почти каждой силе, чужой, и влиять на неё. Есть свои минусы, конечно, но дар есть дар… Дай руку, — протягивает она ладонь, собираясь продолжить.

Но Соня прячет руку за спину.

— Кто такие Жрецы?

— Ну… Сложно объяснить. Они вроде тех, кто следит за порядком в энергетическом плане. Похожи на крутых магов, но не маги. Считают, что за свет, добро и мир. А, как по мне, уроды полные. Я сбежала от них. Уже давно. Не бойся, что ты… — не опускает она ладонь. — Я просто хочу помочь.

— Я думала, — добавляет она, — раз ты узнала про Мака и всё равно пришла, не испугаешься.

Соня вздыхает.

— Я привыкла к другому, — она не объясняет, что имеет ввиду и всё же протягивает руку.

— Я тоже недоверчивая, — кивает Кейт и продолжает работу с её синяками. — Сейчас уже лучше, я… — на губах её невольно расцветает лёгкая, нежная улыбка, — нашла семью. У нас даже врагов толком не осталось… Хедрик только лезет вечно куда не надо со своими волками, но пока особых проблем это не принесло. И с Охотниками он умудряется поддерживать какой никакой союз. Мы ведь… Как бы тебе объяснить? — Кейт заходит ей за спину, чтобы проверить, нет ли синяков и там. — Такие, как мы, имею ввиду, все, кто отличается от простых людей, мы ведь просто живём по иным законам. Не только по законам общепринятым. И редко когда это людей затрагивает. А в тех планах, в которых и затрагивает их, участвуют Охотники и прочие, кто должен следить за порядком. Есть, конечно, гениальные, — хмыкает она, — кто не прочь устроить геноцид, но я говорю в общем. О чём то более… правильном? Так вот, наша семья людей практически не касается. Просто незачем. А с другими нам незачем ссориться. Но раньше, у меня, было не так. А Хедрик… Он оборотень. Это по моей линии ему передалось, у меня в роду они были. В общем, у него больше шансов нарваться на неприятности. Они ведь все среди людей обычно находятся, сами толком от них не отличаются, как по мне… А Мак, у него сила, как у Элизара. Только и всего. Сила и долголетие. Я утомила тебя? — заглядывает Кейт ей в глаза. — Просто пытаюсь успокоить. Но не очень, похоже, умею…

Соня фыркает, а затем произносит едва слышно, глядя Кейт в глаза:

— Я не знаю, что мне делать.

— Первым делом, пойдём на кухню, налью тебе особого чая. Тебе станет лучше, — она окидывает её взглядом. — Выглядишь неплохо, будто в домашнем костюме, — и открывает дверь.

После всего того, чем её пичкали всю жизнь, выражение «особый чай» заставляет Соню передёрнуться, но она не спорит и идёт за Кейт.

На кухне Кейт заваривает для неё какие-то травы, добавляет щепотку розового порошка и протягивает Соне прозрачную дымящуюся кружку.

— Не волнуйся, на сознание это не влияет, — вспоминает Кейт «варенье», и потому решает заверить в этом. — Разве что немного успокаивает. Это для того, чтобы ты лучше себя почувствовала и не была разбитой. И чтобы не было... неожиданностей.

— Ладно.

Соня выпивает и усмехается:

— А что это были за девушки?

Хедрик, обсуждая что-то с Элизаром, заходит на кухню и шепчет отцу, глядя на Соню:

— Неловко вышло, однако.

Кейт пожимает плечом и кивает на сына.

— У дурня этого спроси, это он их Маку зачем-то притащил.

— Ну, вы же ещё не встречаетесь! А он взрослый мужчина, по сути, ему нужно…

Хед получает подзатыльник от отца и затыкается.

— Мы вино заберём и уйдём, — улыбается Элизар.

— Да, давай, и Мака займи чем-нибудь, чтобы не мешал нам. К слову, — смотрит Кейт на сына, — Мак говорит всем, что она его девушка. Так что… — и понижает тон, обращаясь уже к Соне: — Прости. Не обращай внимания.

— Ладно, мам, — Хедрик приобнимает Кейт за талию и целует в щёку, а Элизар оттаскивает его, забрав несколько бутылок вина.

— У вас тут… уютно, — замечает Соня.

Кейт, всё ещё посмеиваясь, садится рядом с ней.

— Мы ведь семья… Самой до сих пор бывает странно. Ну, знаешь… быть счастливой. Ты… — она касается её руки. — Ты приходи к нам почаще. Только Мак, знаешь, — улыбается странно, — он не очень хорошая партия для тебя. Ты достойна лучшего. Хотя мне и жаль парнишку. Он неплохой на самом деле.

— Да, — Соня вздыхает, — я знаю. Но боюсь, что уже слишком поздно… Не одолжите мне телефон? Я вызову себе такси.

— Поедешь домой? — протягивает ей Кейт телефон. — Почему поздно?

Она ведёт плечом.

— Он мне нравится, хотя ему бы кого-нибудь… попроще.

— А, как по мне, как раз для него было бы просто прекрасно иметь рядом такую, как ты.

Соня усмехается:

— Так вы за или против?

Кейт ведёт плечом и хмыкает.

— Ему с тобой повезло больше, чем тебе с ним, только и всего. А что до меня… Я всегда хотела себе такую дочку, как ты. Так что я уж точно не против тебя, если говорить об этом. Может… — с опаской смотрит на телефон, — останешься здесь? Я постелю тебе в гостиной, тебя никто не потревожит.

— Но здесь праздник. А у меня даже нет подарка для него. И вообще…

Кейт качает головой.

— Скажу ему, что тебе нездоровится и ты осталась ночевать у нас, и утром он тебя увидит. И Мак будет ходить, как счастливый дурак. Уж поверь. Этого хватит.

Соня смотрит на Кейт с явным скепсисом:

— Правда?

— Да, — поднимается она, — идём. Я могу и ключи от двери дать, чтобы тебе спокойнее было. Закроешься и отдохнёшь. Двери здесь, кроме меня, силой открывать никто не умеет.

Соня выдыхает, успокоенная тем, что ей не придётся видеть отца хотя бы сегодня.

— Хорошо… Кейт, спасибо.

***

Сегодня она Вероника, и время у неё ограничено лишь днём, можно не торопиться, но что-то тянет её к этому странному особняку, что похож на белый замок.

Сейчас у неё при себе лишь пистолет в кармане широких в бёдрах штанов камуфляжной расцветки. Она проберется в дом и застрелит белобрысого типа, тут уж винтовка ни к чему.

Под глазами, сейчас зеленоватыми, блестят белые капельки страз, словно слёзы. Что странновато смотрится с кудрями рыжего парика. Она походит на грустного клоуна.

Вероника вздрагивает, услышав, как отворяются ворота и замирает, прижавшись к стене. Но это не требуется, девушка, что идёт к крыльцу, не смотрит по сторонам. Увидев её, Вероника замирает и вцепляется в стену.

Она никогда не чувствовала ничего подобного. Удар сердца будто пробивает рёбра. Ей настолько не по себе. Ведь в дом человека, которого она собирается убить, заходит её собственная копия.

И она — его дочь.

Вероника судорожно сглатывает, пальцы начинают подрагивать. У неё есть родственники.

Разве не прекрасно?

Если бы за невыполненное задание не ждала моментальная смерть.

***

Айрин отправилась за покупками на фермерский рыночек, хочет приготовить что-то особенное на ужин. Маркус находит это милым, и решает пользоваться без стеснений всеми благами совместного проживания с женщиной. Почему бы и нет?

Правда, цветы, теперь понатыканные по углам дома, раздражают.

Но несколько месяцев это можно и потерпеть.

Он встречает Соню с довольной улыбкой.

— Вижу, ты нашла место, чтобы собраться с мыслями и придти в себя. Это хорошо, потому что я тебя успокаивать не собираюсь. Немного разочарован, что это в принципе нужно, но да ладно, пройдём за мной.

Соня садится на диван в его кабинете и ждёт, потому что разрешения говорить ей не давали.

— Я навёл справки насчёт той семьи, которую ты нашла. Спасибо за наводку, кстати. Они довольно скрытные, так что от тебя тут есть польза. Отец твоего ухажера, от которого он и унаследовал силу, живёт уже не одну сотню лет, если не тысячелетия, и его преступления будет слишком утомительно перечислять.

Маркус тянется за распечатанным файлом для наглядности и всё же даёт дочери общее представление:

— Он занимался контрабандой, грабежами, брался за любую грязную работу, создавал и распостранял наркотики для себе подобных. Не нередко из-за него гибли и простые смертные, что недопустимо.

Соня вспоминает этого устрашающего и обаятельного мужчину, который заботится о Маке и о жене, а затем в мыслях всплывают слова Лариэна о матери и о том, что они с ней сделали…

Она уже не может отдавать себе отчёт в том, что допустимо, а что нет.

И почему у Маркуса есть право судить?

— Его жена тоже личность примечательная. Многие были бы рады её скоропостижной кончине. Её характеризуют как ту, которой нельзя доверять. Она всегда действовала лишь на свою выгоду и многим причинила непоправимый вред. Она опасна для общества, и с ней можно сделать лишь одно — уничтожить.

Он усмехается и переворачивает страницу:

— И, о, это моё любимое. В этом мире, зная, что у тебя есть способности, отличающие тебя от людей, придётся забыть о потомстве. И тот, кто всё-таки нарушает это правило — действует из достойных порицания эгоистических побуждений. Ты сама понимаешь почему, Соня. Твари не должны размножаться. Это абсурд. И вот итог…

Говорит ли он сейчас о её матери и о ней?..

— Их отпрыск, Хедрик, умудрился построить криминальную империю, затрагивающую непосредственно людей. Оружие, которое поставлял большими партиями целым странам, наркотики, можешь себе представить оборот, проституция… Полагаю, — он усмехается, — это хобби. Вот какого выродка они порадили на свет. Конечно, его лавочку уже прикрыли, но паршивец нашёл себе другое развлечение. На территории города он разводит оборотней. И живёт с учёным, который смешивает науку и магию, одним из тех, что воруют детей и ставят на них эксперименты, наделяя их способностями, превращая в тварей. Такова семья того парня, которого ты пустила в наш дом.

Он садится рядом с Соней, запускает горячие пальцы ей в волосы, сдавливает подбородок и впивается в губы.

— Так похожа на свою мать, — говорит в который раз и отстраняется, будто с отвращением.

Тоже в который раз.

— Не волнуйся, мы всё исправим. Мы пойдём на охоту и очистим наш город. Верно, крошка? Принесёшь мне пистолет? Я хочу, чтобы ты разобрала и собрала его. И не волнуйся, Мака мы трогать не будем, он ничего плохого не сделал. Пока что. Честно говоря, полагаю, за всю жизнь он вообще ничего не сделал. Но… если он тебе дорог, будь хорошей девочкой.

Соня поднимается, на удивление, не чувствуя ничего, кроме дрожи в теле, словно отец лишил её всякого смысла, любой эмоции, и даже в голове пусто.

Он довлел над ней каждый день на протяжении десяти лет. Она делала всё, что он говорил. И сейчас, разве же она может ослушаться?

Разве может он быть не прав?

Она достаёт из сейфа серебристый пистолет, из которого стреляля в тех, у кого лица сочились тьмой, что было всего лишь иллюзией, воздействием наркотиков или магии.

Маркус полагал, что она была не готова убивать тех, кто так напоминает обычных людей — её соседей, учителей, одноклассников.

Но сейчас пришло время смотреть

своим жертвам

в глаза.

Маркус в своём кабинете выбирает перчатки с довольной улыбкой.

— Есть несколько вещей и приёмов, которые я собирал и изучал на протяжение нескольких лет, это поможет нам сделать всё чисто. Что выберешь?..

Он оборачивается и приподнимает бровь.

Соня стоит напротив, в вытянутой руке заряженный пистолет, его дуло направлено на него.

Маркус усмехается.

— Не берись за то, что не сможешь…

Звучит выстрел.

В последний момент её рука дрогнула, Соня прострелила лёгкое.

Маркус дёргается, но не падает.

— Не хочешь для начала обсудить это?

Он хватается за рану, из которой хлещет кровь. Ей нужно попасть в сердце. Чтобы сработало, нужно… Нужно.

— Я твой отец, — напоминает со свистом и злостью в голубых глазах, в которых всё ещё не отражается ничего, кроме превосходства.

— Да, — отвечает Соня и отступает назад, — и это самое дерьмовое.

Нужно

смотреть

в глаза.

Она не обращает внимания на слёзы. Не обращает внимания на смех. Не обращает внимание на открывшуюся входную дверь позади.

Не сводит с Маркуса взгляд.

И жмёт на спусковой крючок.

Снова.

Снова.

И снова.

Всаживая в отца всю обойму заговорённых пуль.

— Сука, — Маркус валится на пол, и это последнее, что он говорит.

Послесловие от автора


Вот и закончилась первая часть романа, вторую вы легко найдёте по ссылке в описании. А мне хотелось бы немного рассказать, почему эта история могла показаться вам странноватой, ведь у неё и вправду есть существенные отличия от всего остального, что я пишу на Литнете.

Чтобы написать «Ты меня бесишь», пришлось всего навсего взять персонажей из одной дорогой мне работы, и написать о них отдельную историю. И удержаться, чтобы не начать рассказывать о многих событиях, героев и неоднозначных злодеев, оставшихся за кадром. А ведь о каждом из них могло бы выйти по отдельной книги.

Мир этих персонажей обширен и хорошо продуман. На каждое событие, каждую тварь и необычное явление найдется объяснение, легенда, а то и целая история, которая произошла в жизни того или иного героя.

Так, например, и существование вампиров с оборотнями объяснено событиями, случившимися много тысячелетий назад. И было это проклятием Оракула, что легло на два могущественных, уважаемых клана, от которых молодая правительница хотела отвернуть народ, чтобы удержаться у власти. Кланы должны были исчезнуть, но одна ошибка положила начало великих перемен, тянущихся и по сей день в виде того, что теперь называется оборотничеством и вампиризмом. Проклятием, которое уже никогда не снять…

В паре строк, как я попыталась сейчас, об этом невозможно рассказать. Как и о многом, что лежит в фундаменте этого мира. Но о части чего уже написано и пишется.

К сожалению, я сомневаюсь, публиковать ли это, да и вообще книги наподобие «Ты меня бесишь», именно на этом сайте, так как для Литнет это нестандарт. Но если бы решилась, думаю, в первую очередь я повторила бы историю «Ты меня…», и взяла бы для отдельной книги прошлое Хедрика. Только вот вышел бы слеш. Без особых описаний этого и каких-то подробностей, только про взаимоотношения его с Люци и Соро, но всё же…

Правда пришлось бы рассказать про Культ — людей, которые в прошлом являлись Жрецами, но которых после ряда событий выбросило на изнанку мира. Про то, почему Люци должен был умереть, и зачем он понадобился Культу. Как Хедрик пытался его спасти, и что от него хотел ученый, который грезил оживить свою давно погибшую невесту и брата с помощью науки и магии. И реально ли мальчишка, которым в то время и являлся Хедрик, мог стать настолько дорог ему, что перекрыл собой всё, или Соро и вправду сошёл с ума, как решил Хед однажды.

Я могла бы продолжать долго. Вся эта история любима мной и очень мне дорога. Я живу с ней и в ней уже многие годы. И очень хочу, чтобы она увидела свет…

Поэтому мне дорог каждый читатель, ваш интерес и любая поддержка. Ведь благодаря этому история приобретает жизнь более полную и настоящую. Приобретает форму, когда суть, душа её, уже не умещается лишь в моих мыслях и на отдельных клочках бумаги.

Спасибо вам!


Оглавление

  • #1. Па?
  • #2. Братец и его "подружка"
  • #3. Истеричное оно
  • #4. Тухлые яйца
  • #5. Новолуние
  • #6. Деловая встреча
  • #7. В шкафу
  • #8. Ливень слёз и странностей
  • #9. Кровь и другие жидкости
  • #10. Съешь меня
  • #11. Отец?
  • #12. Белый волк
  • #13. Рандеву в машине
  • #14. Охотники убивают
  • #15. Кошмар
  • #16. Волчица
  • #17. Рассвет
  • #18. Сисси
  • #19. Отпуск
  • #20. (Почти) никого рядом
  • #21. Чужой
  • #22. Умница
  • #23. Что скажет твой отец?
  • #23. Волчицы пахнут Парижем
  • #24. Твари Часто Сходят С Ума
  • #25. Записки-заметки
  • #26. Маленькая месть за...
  • #27. Ты осознаёшь?
  • #28.Приёмный фей
  • #29. Пять мужиков и одна Соня
  • #30. Перевертыш
  • #31. Стрельба и споры
  • #32. Не вместе
  • #33. Мудак
  • #34. Тварь и поцелуй
  • #35. Фей за рулем, или Возвращение домой
  • #36. Твоя девушка
  • #37. Мужчины влюбляются в своих отцов
  • #38. Волчица в школе
  • #39. Это ты?..
  • #40. Знать своё место
  • #41. Задержать мгновение
  • #42. Свитер покойника
  • #43. Круговорот жизни
  • #44. За черные глаза
  • #45. До предела
  • #46. Охота
  • Послесловие от автора