Раз [Рина Оре] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Эта часть – самостоятельное произведение, но, чтобы лучше понять поведение второстепенных героев, нюансы или смысл, стоит еще прочитать первые две книги из трилогии «Три. Два. Раз». «Три» – это три мистических рассказа. «Два» – два грустных, прозаических рассказа. «Раз» – это веселая сказка под названием «Как-то раз в Камышовке».
Присказка
Жила-была Вика, очень умная девочка: в свои шесть лет она умела читать по слогам, писать диктанты и складывать цифры. Но почему-то мама называла ее «глупышка ты моя». Наверно, потому что Вика не любила задавать вопросы, а любила сама докопаться до истины. Еще она очень любила смотреть телевизор, правда, мама ей не разрешала долго его смотреть – напрасно: в телевизоре было столько всего интересного! Во-первых, это мультики. Вика любила все-все мультики, особенно про Золушку. Во-вторых, когда мама смотрела телевизор, там всегда показывали что-нибудь, что стоило запомнить. Вика любила запоминать громкие фразы. Например: «Докопаться до истины», «Дай мне еще один шанс, последний шанс», «Эх, судьба-злодейка». Затем Вика любила изречь среди взрослых эти броские обороты, причем вворачивала она их к месту и с выражением, а взрослые отчего-то смеялись, мама же говорила: «Глупышка ты моя»… Взрослых Вика плохо понимала, хотя они ей очень нравились. Дети, конечно, нравились больше, ведь Вика любила бегать, прыгать, кидать мяч, а взрослых бегать не заставишь и из-под палки! Взрослые любят спать и сидеть на диване. Понять это было выше всякого разумения! – Вика бы с удовольствием поменялась местами с мамой в противный сон-час. Мама говорила, что тоже с удовольствием бы это сделала, да вот никогда этого не делала до сегодняшнего дня! Зато взрослые всегда чего-то покупают. Вика всё-всё бы на свете разом купила, начиная с конфет, но взрослые всё-всё не покупали – загадка под названием «Нет денег». Поразмыслив с помощью телевизора, Вика поняла, что была бы у взрослых волшебная палочка, они бы ей взмахнули и сказали такое заклинание: «Миллион долларов». Эх, судьба-злодейка, не было у взрослых волшебных палочек – волшебные палочки бывают только у магов и фей. Больше всех взрослых Вика любила маму. Ее мама-Настя очень красивая – дети отлично разбираются в красоте. У мамы длинные ноги и длинные волосы, лаковые туфли и лаковые штучки на кончиках пальцев, голубые глаза и голубая кофточка. Еще мама имела множеством всяческих пахучек, еще красила губы и еще умела менять цвет волос. Вика хорошо помнила, как мама вдруг стала рыжей, а через неделю пошла в ванную и вышла опять светловолосой. Рыжей мама была, когда папа перестал с ними жить – взял да перестал. Теперь папа приходит в гости к Вике, вместо папы же с ними живет дядя Игорь. Мама сказала, что дядя Игорь скоро будет новым папой Вики. Дядя Игорь, в целом, был неплох. Папа, пока с ними жил, домой возвращался с работы поздно и не играл с Викой по вечерам, а дядя Игорь чаще папы играет с ней. Просто… дядя Игорь – это не папа! И самое непонятное – дядя Игорь и папа оба высокие, веселые, водят машину и пьют пиво, – зачем мама поменяла их местами? В чем разница?! Когда Вика спрашивала маму об этом, то слышала: «Ты еще маленькая и тебе не понять». Разумеется, не понять! А вдруг мама и ее, Вику, так же сменяет на другую дочь?! На это мама отвечала: «Глупышка ты моя»… Лето Вика и любила, и нет. Не любила, потому что все ее друзья разъезжались из Москвы. Любила из-за арбузов, шашлыков и моря. Но вот в этом году мама сказала, что они поедут не на море, а на свежий воздух, в деревню, и будут отдыхать с дядей Игорем, вместо папы. Вика никогда до этого не была в деревне. Дядя Игорь объяснил ей, что там круто: есть дом из бревен и печь, как в сказке, есть и озеро, и речушка, где она сможет плавать, а он – рыбачить, есть и лес, где полным-полно ягод, шишек, белых грибов… Грибы – это как есть и как стать круто! Прошлым летом Вика еще часто гостила на даче дедушки, там они ходили за грибами. Вика нашла столько грибов! – очень много грибов! Она с месяц хвасталась об этом всем, кого встречала. Все ее хвалили. Когда тебя хвалят – это круто, еще мама улыбается… Путь до деревни занял целый день на машине: Вике понравилось, маме нет. Затем Вике понравился дом, ведь дядя Игорь привез телевизор с мультиками. Маме – нет. Затем: скоро дядю Игоря вызвали на работу, и он уехал, оставив их отдыхать в деревне. Вике – понравилось, маме снова нет. Нет, Вика взрослых никогда не поймет! – хотя очень этого хочет. Единственное, что Вике не нравилось в деревне – там не было детей – совсем. Дядя Игорь объяснил это занятным выражением «вымирающая деревня», мама назвала деревню… Вике нельзя говорить это слово. Кроме того, Вика хотела в лес за грибами – ей уже наскучило плескаться в лужах, какие назывались «обмелевшая протока», мама же «потомкала» – потом, потом, потом… И тогда у Вики созрел хитрый план: она тихонько сходит в лес одна и вернется с грибами – мама ее похвалит и улыбнется. Вика была послушной девочкой – если мама говорила ей не выходить за калитку, Вика не выходила: так она и усыпила ее бдительность. По-всамделишному усыпила. Мама выпила бутылку с пивом и пошла на сон-час в гамаке, Вика же взяла большое лукошко и пошла в лес – круто, что лес был рядышком. Само собой, Вика знала, что в лесу легко заблудиться, поэтому она шла по заметной тропинке и, если сходила с нее, то недалеко. Наверно, оттого-то грибы ей не попадались – эх, судьба-злодейка! Но вот наконец она увидела гриб – на толстой белой ножке и с темной шляпкой. Вика как следует его осмотрела, прежде чем выкорчевать. – Как стать не мухомор и не поганка! – заключила она. За первым грибочком нашелся второй, затем третий, четвертый… Вика оглянулась на тропинку и заметила, что сгущается туман. Что-то ей не понравилось в этом тумане, но она решила еще немного отойти от тропинки – ровно на десять шагов, не больше (она умела считать до десяти, загибая пальцы). Так она шла и шла, туман сгущался… Зато грибов вокруг! – мама так ее похвалит! И вдруг Вика открыла рот – на огромном мухоморе сидела фея – самая всамделишная! – маленькая, как кукла, девочка с приятным взрослым лицом, с крылышками, со светлыми, завитыми на концах волосами, в пышном голубом платье. На голове фея носила венок, в ручках держала волшебную палочку со звездой. – Здравствуй, – сказала фея. – Меня зовут Маша, а тебя? – Меня – Вика. А ты кто? – Фея, разве не похоже? – Похоже… Просто я люблю до истины докопаться. А чего ты тут сидишь? – Тебя жду, чтобы исполнить три твоих заветных желания. На бал к принцу, как Золушка, хочешь? Я всегда очень хотела на бал, а моя мама хотела шубу… Вика задумалась. Бал – это, конечно, круто, но мама-Настя будет ее искать… – Вообще-то, я хочу, чтобы мама снова полюбила папу, – ответила Вика.– Сделай так, а? – Нет, так нельзя. Золушка, например, получила от феи только платье, карету и слуг. Ей самой пришлось ехать на бал и там очаровывать принца. Так что, шуба не нужна? Точно? Норковая. – А-чу-ро-ва-вать… – по слогам повторила Вика, думая, что такое словцо надобно запомнить. – Или, хочешь, твоих маму и папу на бал отправлю? – Неее… Мама еще влюбится там в принца… Мама может. Мама говорит, что папа – не принц на белом коне… А давай ты дядю Игоря превратишь в котенка? Я котенка так хочу, а мама их не любит. Но дядю Игоря она любит и как стать возьмет его с нами в Москву, если она его, конечно, котрирует… Котов надо котрировать. – Так тоже нельзя. Можно превратить зверей в людей – как в «Золушке», но только до полуночи. Людей в зверей – нельзя. Пересмотри сказку, Вика! – Эх… судьба-зло… О! – воскликнула девочка. – Сделай меня красивой, как моя мама-Настя, и большой. Я очень хочу понимать взрослых, но пока я маленькая – мне их не понять. – Это можно. Но на какие деньги ты будешь жить, Вика? И где? – Жить я буду всегда с мамой! О! – вновь осенило ее. – Миллион долларов! – Зыыка! Это тоже можно. А третье желание? Вика задумалась – думала, думала – и ничего не могла придумать. Девочка мялась, заламывала руки, тяжело вздыхала, – как все дети ее возраста, Вика недолго умела стоять спокойно на месте. – Быстрее! – торопила ее фея. – Щас уйду! На свете много других маленьких девочек – у них-то точно найдутся не два, а три заветных желания! – Дай мне еще один шанс, последний шанс! – складывая руки у груди, драматично молвила Вика, думая, что просит фею не уходить. – Я тащуусь… – теперь тяжело вздохнула фея. – Ладно. Три, – взмахнула она волшебной палочкой. – Два, – коснулась она ею Вики. – Раз, – исчезла фея, а с ней и гигантский мухомор. В следующий миг Вику закрутило волчком и бросило на землю, а когда она поднялась на ноги, то надрывно заревела во всю глотку: ее футболка порвалась, кеды порвались, трусики порвались! Мама будет ругать ее!Сказка
Деревня оказалась – полный мрак, если не выражаться, хотя так хотелось! Игорь, чертова лесная душа! Анастасия сказки не ждала, разве что страшной сказки со счастливым концом, но подобного ужаса и вообразить ее «воображаловки» не хватило. В деревне – девятнадцать жилых домов, в каких одни старики, остальные пять десятков логовищ заколочены, – безлюдная деревня призраков. В их же доме не было водопровода – давай, Настенька, с ведрами до родника топай! Настенька и потопала сегодня в полдень, да с самым настоящим коромыслом на плечах! А еще эта жуткая газовая колонка, какой она боялась! Электричество работало с перебоями! Душ – мечта вуайериста! – на заднем дворе! И, вообще, за что Анастасия ни бралась, всё ее в здешнем хозяйстве ужасало. Ну не создана она, москвичка, для деревни! Пока в Камышовке находился Игорь, житие было более-менее сносным. Анастасия, внучка армейского полковника, многое могла вынести, если «многое» – это всего на две недели. Самое смешное то, что ее пугала перспектива туалета «на улице», однако именно туалет оказался самым цивилизованным местом в столетнем срубе (Игорь позаботился заранее). Купил он и немного современных предметов мебели, нарочно выполненных под сельскую старину. Прочее в доме – изба избой: огромная русская печь, оконца со ставнями, сени – проходной тамбур между дворами, жилая комната – это сразу кухня, прихожая и гостиная (студия, ёпт!), две спальни – крошечные, погреб – наверняка заселен упырями. Пауками уж точно. Анастасия, внучка армейского полковника, мало чего боялась, но пауки… Когда ей было столько же лет, сколько Вике, они отдыхали, кажется, в Сочи, в арендованном доме – там была веранда, в углу белой веранды, под потолком, жительствовал здоровенный черный паук. Шестилетняя Настя его боялась сперва отдаленно: паук едва шевелился, облюбованного места под потолком не покидал, родители убедили ее, что сей мохнатый зверь не ядовит. И она вроде даже к нему привыкла, а затем… Однажды, когда мама, уложив ее спать, встала с кровати и направилась к настенному выключателю, Настя увидела, как по потолку, прямо над ее глазами, ползет этот огромный черный паук – она подумала, что он сейчас на нее упадет, – и он упал на нее! – и в тот же миг мама выключила свет! Сказать, что Настя заорала – не сказать ничего – без сомнения, Настю услышали в самых отдаленных уголках космоса. Мама сразу включила свет, прибежал папа – и они долго искали паука: перетряхивали простыни, снимали наволочку и пододеяльник, лазили под кровать. Нигде проклятого паука не было! И на веранде его тоже не было! А как иначе?! – мохноногий монстр ведь забрался в маленькую Настю! Ее еле-еле убедили в том, что никакого паука в ней нет. Помог рентген – маленькая девочка поверила родителям, что у пауков есть кости. Однако еще долго после рентгена она с визгом бегала прочь от самого махонького паучка – оттого на дачу к дедушке не ездила и, вообще, Москву покидать не любила. Да здравствуют бетон, асфальт и кирпич! Бетонируйте, люди, эту гадскую природу, да побольше! Бетон – это безопасность, в дикой природе же все-всё пытается тебя укусить, если не съесть! Больше всех помог Насте ее дедушка – он показал, что если у паука-сенокосца оторвать лапку, то одинокая лапка начнет забавно дергаться. Настя пару раз так сделала – затем ей стало жалко искалеченных пауков и она заплакала – так ее арахнофобия прошла, впрочем, видимо, не до конца. Ну не любила она быть там, где нет пары дверей из железа и консьержки при входе (а лучше охраны), зато водятся сети паутины, змеи, жабы летучие мыши, крысы, совы… ведьмы, в конце концов, с упырями-людоедами! И надо же – Игорь оказался страстным обожателем русской глубинки: чем безлюднее, тем лучше. До того она считала, что у него недостатков нет. Но чего не сделаешь ради любви? Анастасия, внучка армейского полковника, решилась на подвиг – она «отдохнет» с женихом в заповедной глуши, если будет холодильник. Игорь сказал, что там есть полноценная кухня. Еще он привез небольшой плоский телевизор со встроенным DVD-плеером, да вот из дисков взял лишь мультфильмы для Вики. Само собой, ни один канал в деревне не ловился, качество мобильной связи здесь – будто устанавливаешь контакт с марсианами. Тем не менее вчера до Игоря дозвонились с работы – и ему пришлось уехать в Москву. Он пообещал, что вернется через три дня. Прошлой ночью Настя спала вместе с шестилетней дочкой – Вика сладко сопела, ей же было страшно: в пустом доме что-то порой шевелилось, потрескивало и поскрипывало. Закралась мысль, что если к ним приползет из заколоченных хибар нежить – то надо бросить мертвякам Вику, а самой, пока они будут трапезничать, убежать – всё равно Вика мелкая, всё равно ей не спастись. Конечно, в реальности Анастасия подобного не сделала бы и самоотверженно защищала бы дочь, хоть от медведицы, хоть от орды голодных зомби. Вышесказанное – просто пример того, какие мысли может даровать панический страх. Воду Анастасия тоже не умела экономить и умудрилась израсходовать куб воды, пока промывала свои длинные волосы, – пришлось брать коромысло. Вика, умница, мамина ты помощница, тоже взяла ведерко. Родник бил у озера; к обеду там собиралась вся деревня: семнадцать старушек и два старика. Сегодня они обсуждали не политику, не пенсии и не поселковую поликлинику, а лес. – Ты не ходь-то, Настенька, сёдня до лесу, – сказала ей баба Нюра. – А то чего б не вышло-то… – Что, например? – улыбнулась Анастасия. – Да кто ж эту примеру знает? А мы тута люди бывалые. Раз лампы в дому мигают – не ходи до лесу. – Ц, это напряжение здесь фиговенькое, – цокнув, снисходительно пояснила Анастасия. – Физика, понимаете? – Понимаем, понимаем. Физика – так физика. А до лесу сёдня – не ходь. А то, чего б не вышло-то из лесу к тебе… фиговенького. Анастасия кликнула Вику, и они направились домой. Дорогой Вика, как назло, просилась в лес по грибы. Может, если бы не коромысло, то Анастасия согласилась бы прогуляться среди комарья – но она так умахалась, что не было ни желания, ни сил, и ответила дочке, что потом, как-нибудь потом. Дома она взяла бутылку пива, какое в основном пил Игорь, и с наслаждением глотнула из горлышка (люблю тебя, о холодильник, а вот Игоря – уже не уверена). Сразу потянуло прилечь. Анастасия запустила диск с мультиками и наказала Вике не выходить из дома за калитку, когда же закончатся мультики, приходить на задний двор, в сад. Час спокойствия у Анастасии теперь точно появился – оторвать Вику от телевизора не сумело бы торнадо. Плодовый сад – самый замечательный уголок в этой убогой деревушке, хотя в нем росли одни яблони. Зато здесь висел гамак – как же здорово было лежать в тени, читать или просто смотреть в небо. Когда смотришь в небо, невольно размышляешь о вечном: о Боге, о рае, о времени, о любви… вспоминаешь свои мечты. В голубом небе дымкой проступала полная луна… Сегодня Анастасия думала о своей жизни. Ей – уже двадцать семь. Еще вчера было двадцать – и бац! – двадцать семь! В детстве время так медленно тянулось, почему же сейчас оно спешит? Почему нам всегда не хватает его, этого времени? Валере, бывшему мужу, всегда не хватало времени на семью. На работу – сколько угодно – на семью же… Сначала она думала, что он бежит из дома в выходные и праздники из-за маленького ребенка – из-за Вики. Мужчинам сложно слушать плач, ор или визг сутками напролет. Женщинам, вообще-то, тоже сложно, да деваться некуда. Потом она и Валера стали отдаляться друг от друга… Это она ему изменила, не он – он пытался всё вернуть. А что вернуть? Она уж и не помнит ту, прошлую, любовь к нему. Она помнит, что его никогда нет рядом, когда он нужен ей или Вике. Откровенно говоря, мечтать она разучилась из-за него, бывшего мужа, и почему-то не научилась вновь, встретив Игоря. О чем ей мечтать? Всё у нее хорошо, она уже счастлива… Друзья говорили, что Игорь – копия Валеры. Может, и так, кроме одного – для Игоря она и Вика на первом месте, работа – на втором. «По крайней мере, я надеюсь на это…» – думала Анастасия, закрывая глаза. Вскоре она заснула, а хитрющая Вика тихонько вышла из дома с лукошком и направилась в лес. * – Мама, мама! – разбудил Анастасию отчаянный плач. Встрепенувшись в гамаке, продирая от сна глаза, она с удивлением узрела практически голую деваху. Коротюсенькая желтая юбочка едва прикрывала ее порнографию, к голой груди незнакомка прижимала какие-то тряпки. – Ты кто такая? – спросила ее Анастасия. – Вика! Мама, это я, Вика! Мама, я нечаянно! Я не хотела, клянусь, дай мне шанс! Последний шанс! Девица протягивал к ней тряпки, и Анастасия с ужасом поняла, что это порванная футболка Вики, ее трусики и ее тряпичные кеды, – крови нет, но все разодрано, будто вещи истерзал зверь. – Где моя дочь?! – не своим голосом заорала Анастасия, соскакивая с гамака и грубо встряхивая деваху – та в ответ залилась слезами, выворачивая рот. – Я щас убью тебя! – трясла ее Анастасия. – Убью, если не скажешь! Где моя Вика? – Я – твоя Вика! Маа-ма, не убиваааай меня, дай мне шанс! И тогда Анастасия поняла, что деваха ненормальная. «Ах, ну да, Игорь говорил, что в поселке есть психушка…» Она отпустила незнакомку и пригляделась к ней: на вид лет двадцать, высокая (прям баскетбольная дылда), длинноногая, стройная, с длинными русыми волосами по лопатки, челки нет. Вроде даже миленькая, но так корчит рожу, что непонятно… – Ух, спокойно, – вдохнула и выдохнула Анастасия. – Пойдем в дом, и ты мне всё спокойно расскажешь, да? Не плачь, успокойся же – я тебя не убью. Девушка крепко ее обняла. – Мама, мамочка… – всхлипывала она. – Пойдем, пойдем… Когда Анастасия завела гостью в дом, та уже практически успокоилась. Зато Анастасию трясло – она судорожно соображала, что же ей делать. Оставить ненормальную одну – еще сбежит, а она единственная может знать, где Вика. Но вдруг медлить нельзя? Порванные трусики… О Боже! Боже! Да – надо бежать. Но куда бежать? К кому бежать? Ни полиции рядом, ни мужчин, ни женщин – никого, кроме старух и двух стариков! – Хочешь посмотреть телевизор? – спросила гостью Анастасия. – Даа, – улыбнулась та. – Вот и чудненько. Накинь это, – подала она ей плед. – И садись к телевизору на скамью! Мууультики! Удостоверившись, что гостья уставилась в телевизор, Анастасия со смартфоном в руках тихо вышла в сени, оттуда – на крыльцо. – Вика! – нервно закричала она. – Вика?! Ви… – оборвался ее голос – перед крыльцом стояло лукошко, а в нем – пачки новехоньких долларов – целая куча. Это что еще за чертовщина?! Или глупая шутка? Резаная бумага? Анастасия взяла одну пачку и вскоре убедилась, что стодолларовые купюры настоящие – голубого цвета, последнего дизайна, с защитной синей нитью… – Что это такое? – занося лукошко, вошла Анастасия в дом и указала на свою ношу. – Миллион долларов! – радостно ответила «ненормальная». – Мне их фея в лесу дала! Она еще норковую шубу предлагала! Анастасия выронила корзинку и в ярости бросилась к ней. – Где моя дочь?! – прорычала она. – Говори, скотина! – Я здесь, мама, – тихо и обиженно ответила «скотина» – Я просто хотела стать большой, чтобы понимать взрослых, но я до сих пор тебя не понимаю. Это потому что я глупышка твоя, да? Или ты уже хочешь поменять меня местами на другую дочь, как поменяла папу на дядю Игоря? Мама… мамочка… дай мне шанс, последний шанс… Анастасия поняла, что убьет ее – здесь и сейчас. Но секундой позже, вглядываясь, она осознала, что на нее и впрямь смотрят серые глаза Вики, какие вот-вот изольются слезами. Она тысячу раз видела это миг – мгновение до рева Вики… Не вполне отдавая себе отчета в том, что делает, Анастасия стала шарить руками по телу гостьи – искать знакомые родинки. – О Боже мой… – прошептала она, после чего прижала к себе ревущую Вику и заплакала сама. * Вика смотрела мультфильмы, устроившись на широченной скамье, какая называлась «лавка» – на таких скамьях во времена царя Гороха спали. Матрас, покрывало и подушки из дешевого скандинавского магазина превратили лавку в подобие дивана. Анастасия, сидя за размашистым обеденным столом из того же магазина, допивала бутылку пива. Перед ней лежали пачки долларов. «А может, я просто-напросто рехнулась? – думала Анастасия, наблюдая за своей двадцатилетней дочуркой – та сидела на лавке в хорошо знакомой позе, в какой одна Вика сидела перед телевизором: сложив ноги по-турецки, соединив руки за спиной и подавшись плечами вперед. – Если это бред, то этот бред надо кому-то предъявить, чем-то его подкрепить, а то меня отвезут в «дурик» – и всё – благо тут есть один неподалеку…» Она вернула пачки денег в лукошко, убрала лукошко под стол. – Вика, а давай писать диктант, – сказала Анастасия. – Неси тетрадку и карандаши. Вика, уже одетая в мамины джинсовые шортики и футболку, подскочила со скамьи, убежала в свою спаленку, топая босыми ногами по доскам, после чего вприпрыжку принеслась назад с большим блокнотом и пеналом. – Так… – пока Вика садилась за стол, наблюдала за ней мама – это точно Вика. – Так… Пиши… Пиши, радость моя, письмо папе. Па-па. Я по те-бе о-че-нь… – диктовала по слогам Анастасия. – Ску-чаю. При-ез-жай к нам по-ча-ще. Вика старательно выводила карандашом корявые буквы, а затем со счастливейшей улыбкой показала блокнот маме. Мама же нервно улыбнулась, вырвала листок, спрятала его в одинокую книгу на полке полупустого стеллажа, после чего подошла к Вике со спины и крепко-крепко ее обняла. – Я круто на этот раз написала? – спросила Вика. – Круто, – тихо плакала Анастасия. – Круто, глупышка ты моя… – Опять глупышка?! – Вика, ты очень умная. Очень! Умнее своих мамы и папы! – Круто! А можно мне тогда посмотреть мультик про Золушку и конфету? – Да, возьми даже две конфеты… Вика понимала сказку о Золушке своеобразно. По ее мнению, Золушка была вполне счастлива, начищая горшки, иначе Фея-крестная помогла бы ей раньше, да и в полночь волшебство не кончилось – Золушка осталась принцессой даже в лохмотьях, и принц это знал. Закон волшебной палочки гласил: «Ты что-то получаешь, что-то теряешь», – вот Вика и пыталась разгадать, что Золушка потеряла – неужели счастье в немытых горшках? Пока Вика смотрела любимую сказку, Анастасия набрала номер Игоря. Не сразу, но он ответил. Их разговор сопровождали знакомые «марсианские» помехи. – Игорь, ты где? –… Москве… Стою в пробке на… – Игорь, давай назад, к нам в деревню. – Что? Не слышу? Пропадаешь! – Игорь, я надеюсь, ты и впрямь пропадаешь, а не притворяешься сейчас! – вскричала Анастасия – и тут же связь прервалась. Она набрала его номер еще два раза – «абонент не абонент»! Подумав, Анастасия позвонила отцу. Была бы возможность, она, не раздумывая, первому, кому позвонила бы, – так это деду, армейскому полковнику, да вот незадача – дедушка умер тринадцать лет назад. – Папа? Папа? Слышишь меня? – Да, дочка, что случилось? – на удивление чисто, без помех, звучал голос ее отца, Бориса Федоровича. – Папа… папочка… не знаю, как и сказать. Эта деревня… Тут колдовство какое-то, магия, что ли… Вику какая-то фея заколдовала! Папа, я понимаю, что говорю бред, но я не сумасшедшая. Папа, я тут одна и не знаю, что делать. Если в полицию позвоню – они мне не поверят и сунут меня в «дурик». Папа, я… это всё деревня. Токи, какие-то, электрические, напряжение и лес. Папа, я не сумасшедшая. Вику правда какая-то ведьма заколдовала – Вика же ребенок – она ее феей называет. Папа? Скажи, что-нибудь… – Ээээ… Знаешь, Насть, даже, что сказать, не знаю… Хотя, знаешь, если магия… Есть тут один христианский маг, правда, в Питере… Экстрасенс. – Папа! Какой экстрасенс?! Жуликов мне еще не хватало?! – Насть, мне про него серьезный человек сказал. Такой, как он, пурги, так сказать, не гонит. Номер, интересно, у меня остался ли Алексея Петровича… А, найду! Завтра будет у тебя экстрасенс! – Да не экстрасенс мне нужен! – А кто нужен? – Знать бы… Ладно, подгоняй экстрасенса… – А Игорь где? – В Москве… К тебе, небось, спешит. Пап, ты только его не разворачивай – я ему уже звонила – если сам не приедет, то такой мне муж не нужен. Мне Валеры хватило. – Понимаю, дочка… И связь резко оборвалась. – Мам, – подала голос Вика. – А кто такой «страх-сенкс»? Это слово можно говорить? – Да, дочка, это слово можно говорить… тем более, что ты права… «Сенкс» – это «спасибо» по-английски. Он, страх-сенкс, тебя пугает, а ты его благодаришь… Завтра его увидишь – и всё поймешь сама – ты же уже большая. – Да, я большая! – обрадованная Вика опять повернулась лицом к телевизору, а Анастасия встала из-за стола и достала из холодильника уж третью за сегодня бутылку пива. Пила она ее для храбрости. Допив, позвонила бывшему мужу. Связь опять была «марсианской». – Валерий, слушай меня и не перебивай, – говорила Анастасия, – ты мне нужен здесь и сейчас, иначе меня завтра упекут в «дурик», а твоя дочь… не знаю, что с ней будет… Связь вновь оборвалась. Перезванивать Анастасия не стала – вместо этого она достала четвертую бутылку пива. Эта четвертая доза оказалась сладкой – наконец-то пришло спокойствие – «дурик», так «дурик», но свою дочь она отстоит любой ценой. Вику в «дурик» не закроют! Пусть ее, но не Вику. Вдруг зазвонил смартфон – Валера. – …Настя, где? – спрашивал через помехи он. – Как ваша деревня хоть называется? – Аа, какая-то Камышовка, – беспечно ответила Анастасия. – Где-то в Нижнем Новгороде и Владимирировской области, у Пензы… – Ты что, пьяная сейчас?! – Пошел ты! Да! Пьяная! – «бросила» она трубку. Всё – Валера не приедет, а и ладно – так даже лучше. Ночью Анастасия вновь спала с Викой, крепко прижимая ее, двадцатилетнюю, к себе. Ворвись к ним сейчас нежить, Анастасия махала бы мачете не хуже полубезумной сестренки из «Миссии "Серенити"». Поспала Анастасия от силы часа два, ближе к рассвету. Вика безмятежно сопела – так и надо, мама тебя никому не отдаст. * На рассвете ее разбудил далекий ор – кричали «Вика». Продрав глаза, Анастасия слезла с кровати, прошла в «гостиную» и, завернувшись в плед, побрела в сени. Оказалось, это голосил Валера – высокий, русоволосый мужчина тридцати трех лет, одетый «с иголочки» – темно-синие брюки с четкими стрелками, белая рубашка с неброскими платиновыми запонками на манжетах, красный галстук в мелкую крапинку как у президента России (узел галстука не ослаблен у ворота) – всё-то на нем новенькое, как будто он, благодаря телепорту, шагнул из итальянского дома моды прямо в… в то слово, какое Вике нельзя говорить. – Чего орешь? – приоткрыв дверь, негромко окликнула его сонная Анастасия. Валера, он же Валерий Валерьевич, президент «Ла-ла-ла financial and banking groups», смерил бывшую жену подозрительным взглядом и открыл калитку, после чего приблизился к крыльцу. – Где Вика? – скупо спросил он. Анастасия понимала, что выглядит не то что не ахти, – не ахти сейчас самой на себя в зеркало глянуть: волосы – растрепаны, лицо – отекло из-за пива и двуночного недосыпания, поверх хлопковой итальянской ночнушки в стиле «бабушкино наследство» сереет плед из дешевого скандинавского магазина, ноги – босы. – Вика спит. Тихо ты! – хмуро ответила Анастасия, а Валерий скривил лицо. – От тебя перегаром несет! – Валера, я не бухаю тут! Я же редко пью… – Я про тебя, как оказалось, мало, что знаю, и знать уж не хочу. Вика где? – Пошли… Анастасия завела его в дом, осторожно открыла дверь в спальню и отошла. Валерий с минуту стоял на пороге спальни, глядя внутрь, затем закрыл дверь и с озадаченным лицом повернулся к бывшей жене. – У меня три вопроса. Где Вика, что за баба и почему рядом с кроватью лежат топор и пила? – Значит, ты тоже ее видишь… Это хорошо… А это, видишь? – достала Анастасия из-под стола лукошко с долларами. – Вижу… – Что ты видишь? – Пока не понимаю… Настя, ты что, расчленила и продала нашу дочь? Анастасия нервно хохотнула. – Прости, – зажимая рот рукой, продолжала хихикать она, – просто в фильмах всегда с богатых требуют выкуп за детей, а тут – миллион похитители сами занесли! – Настя… – Прежде, чем ты что-то скажешь, на это взгляни, – прошла она к стеллажу и достала из книги блокнотный лист. – Видишь? Написано «по чаще», а не «почаще». «Папа приезжай к нам по чаще». Помнишь, ее поздравление с открытки на Новый Год? Это оно! Ты еще острил, что приедешь к Вике и по лесу, и по чаще, и по чаще леса. – Помню, конечно, но это… – тупо глядя на лист, взял его Валерий. – Настя, скажи честно, это ты написала? Анастасия бессильно опустилась на лавку и потерла лицо. – Как же я ненавижу все эти деревни, леса… природа и свежий воздух, будь они не ладны! И почему вам не нравится дышать бензиновыми газами Москвы, как мне, а? Почему? Чего вас всё тянет и тянет на эту гадскую природу? – Настя, в последний раз спрашиваю, где Вика? – Неужели ты думаешь, что я что-то бы сделала с Викой? Валерий, Валера… – умоляюще подняла она на него свои уставшие, в красных прожилках у голубой радужки, глаза. – Если ты мне не поверишь, ты! – ее отец, отец Вики! – никто другой точно не поверит. Ну прошу, хоть выслушай меня – выслушай, наконец, хоть раз по-настоящему и не перебивай! Я сперва приняла ее за ненормальную, сбежавшую из психушки. Я днем прикорнула – просыпаюсь – и голая коза мне под нос тычет порванные трусики Вики, говорит, что она и есть Вика! Ты что думаешь, я ей сразу поверила? Понимаешь, Валера, она двигается, как Вика, говорит эти свои фразочки про последний шанс, как Вика, смотрит мультики в точности, как Вика… Она обнимает меня и зовет меня мамочкой… Она плачет – плачет, как одна Вика умеет плакать. Она смотрит, как Вика. Ее глаза – это Викины глаза. Еще у нее ее родинки. Не все, но такое бывает. Иногда родинки появляются, иногда исчезают. У меня вот была родинка на щеке – довольно крупная – на всех моих снимках из детского сада она есть. А потом – попал в меня паук – и стала бледнеть родинка – так и исчезла… Валера… Она – моя Вика! Я буду ее защищать, но если у меня не выйдет – придется тебе. Этот миллион – ты его ей отдай на безбедную жизнь. Она не сумеет пока им распорядиться верно – она шестилетняя девчонка по разуму, но однажды она повзрослеет и станет нормальной – главное, чтобы ее не положили в «дурик, понимаешь? Ее там напичкают лекарствами и сделают из нее овощной салат «Цезарь», как Наполеона… Я не могу этого допустить – и, кажется, ты моя единственная надежда этого не допустить… – резко заплакала Анастасия. Валерий молчал. Долго молчал – Анастасия же тихо плакала, закрыв лицо руками, давясь слезами и глотая рыдания. «Нет, – решил он, – так нарочно плакать невозможно…» – Ну… – огляделся он. – Так поступим: доллары сейчас в печь спрячем, ты – идешь умываться и одеваться, я – собак найду. Раз ее белье осталось – след могут взять… И, конечно, я к ней присмотрюсь. Как иначе? Но собак-ищеек всё равно найду – вдруг та Вика в спальне – всё же не наша Вика, понимаешь, Настя? Вдруг наша Вика убитая в лесу, вдруг у извращенцев, а ты с ума сходишь. Иначе я не могу, уж извини. – Да, – вытирая нос, кивнула Анастасия. – Ты верно всё говоришь: надо убедиться. Просто… Валера, я вчера была одна… Мне было не на кого вчера опереться… Ты к озеру иди – там родник, там деревенские собираются – новости обсуждают. А по домам не ходи – не откроют… – Ты мне будешь про деревню рассказывать? – усмехнувшись, покачал головой Валерий. – Ты? Мне? – Ну да… Ты же всё всегда обо всем и так знаешь лучше других, – устало махнула рукой Анастасия. * Валерий Валерьевич, президент трех финансовых компаний, был, что называется, от сохи – родился практически в деревне – в селе Ярославской области. Его родители до сих пор там обретались и не желали переезжать ни в столицу, ни в любой другой нормальный город. А ведь их село ныне – убожество, во времена его юности – тоже всё там было убого. Как так? – все хотят хоть понюхать этот райский плод под названием «красивая жизнь», – так появляется мечта. Одни измеряют «красивую жизнь» понятием «качество», вторые – «количество», третьи – и тем и тем. Валерий Валерьевич хотел быть из «первых», зная, что «третьи», скорее всего, и «вторыми»-то никогда не станут. Выбраться из его родного села в «красивую жизнь» «третьи» пытались, нарушая закон, – и финал очевиден – в конце такого «легкого» пути маячит зона, если не безвестная могила. Он же пошел сложным путем – математические олимпиады, МГУ, аспирантура… Капиталов оный путь не приносил до тех пор, пока он не встретил Анастасию – богатую доченьку богатого папочки. Да, есть еще один, самый верный, путь из грязи в князи – выгодный брак. Вот только Анастасию он полюбил по-настоящему. Как можно было ее не любить? Сногсшибательная внешность, ироничный ум, когда надо женственная, когда надо – внучка армейского полковника. Ему казалось, что она-то не способна предать. Ха! А когда он пытался, дурак, простить ее ради Вики – (мысль о том, что его ребенка будет воспитывать другой мужчина, и ныне была невыносима) – услышал: «Не хочешь терять деньги моего отца?» После этого Валерий Валерьевич сам захотел официального развода. И самое нелепое в том, что Анастасия загубила его жизнь одним своим в ней появлением. До встречи с ней он и не помышлял о карьере финансиста. Он мог бы стать, как многие его друзья по МГУ, успешным программистом – мог жить и работать в Америке, в Британии, на райских островах… Лоск Валерия Валерьевича – мраморный фасад на глиняном доме. Ему надо носить на работу сшитые на заказ костюмы, подбирать к ним достойные рубашки, что нигде не жмут и не торчат из-за пояса, ремни, ботинки, галстуки, пальто из кашемира… Он арендует для деловых поездок шикарные тачки, в обычной жизни водит серебристый «паркетник». Он купил московскую квартиру (даже не в центре, даже не в элитном доме!) за семь долгих лет, тогда как его якобы друзей смешит само слово «ипотека». Для него потратить тысячу евро на туфли – это очень дорого. А Анастасия купит такие туфли и скажет – «Ой, повезло, по дешевке взяли!». Самое скверное – когда она покупала такие туфли ему, на деньги ее папочки, что б ему провалиться! Это Борис Федорович, отец Анастасии, сперва устроил зятя-нищеброда в свою компанию, затем через год одолжил нищеброду на стартовый капитал, затем капал дочке на мозги пять лет кряду, затем познакомил дочку с Игорем – еще одним нищебродом. Борис Федорович знал, что Анастасии нравятся нищеброды. Просто Игорь – это свой нищеброд, Валерий Валерьевич – перестал быть таковым шесть лет назад. Анастасия искренне считала, что он, Валерий Валерьевич, ставит ее и Вику на второе место, после работы. Он же хотел, чтобы его семья жила в квартире, купленной им, а не отцом его жены, хотел, чтобы Анастасия не брала деньги у своего отца, хотел перестать быть приложением «зять Бориса Федоровича». Ну разве это непонятное желание – чтобы тобой гордилась любимая женщина, а не притворялась из жалости? Да что уж теперь – всё в прошлом. Теперь важна только Вика. Разумеется, Настя рехнулась – то ли арахнофобия у нее в деревне разыгралась, то ли всё же пьет она… В селе он перевидал разные проявления белой горячки: черти, ангелы и ведьмы с феями, – это обычное дело при «белке». Камышовка, деревня, по какой он шел, действительно удивляла – размашистая и вся будто нежилая – ни людей, ни скотины. Собаки – сплошь старые-престарые – едва на ногах стоят, трясутся, да угрожающе рычат – рьяно стерегут «грозные Церберы» врата Аида в виде покосившихся калиток. На окрики никто не выглядывал из окон, никто не отворял дверей. Пришлось идти к озеру. А у родника шептались пять особ в пестреньких платочках – тоже старых-престарых бабушек – таким лет по восемьдесят, если не больше. – Барышни, – поприветствовал их Валерий Валерьевич, – у меня дочка шести лет пропала – русые волосы по плечи, челка, серые глаза. Не видели такую? – Видали, – кивнули старушки. – Вчера с ведерком и с мамой своейной сюды ходила. С сих пор – не видали. – Так, а не подскажете, где мне собаку-ищейку найти? Такую, чтоб не померла от лишнего шага. – К Ананчу тебе надобно, – ответила баба Нюра. – Ананч у нас в Камышовке самой малой пострел – семьсят пять всяго ему. Ананч на охоты всё еще ходит. – Онаныч?.. Ладно, где этот ваш пострел живет-то? – А по соседству с вами, у лесу, где над воротами – подкова. Ты тока с пустыми руками к Ананчу не ходи – не то он пса из сеней выпустит – и загрызет тя, наш ты кавалер, егойное животное. – Благодарю, барышни… А… как тут с полицией? Куда вы обращаетесь? – Никуды мы не обращаемся, – переглянулись старушки. – Чаго нам туды обращаться? «Ну, разумеется, – раздраженно подумал Валерий. – Чаго обращаться – всего-то маленькая девочка пропала и остались от нее лишь клочки одежды!» Однако вслух он этого не высказал, а вежливо распрощался с «барышнями в пестрых платочках». Отходя, он слышал: – Чёт он не нравиться мне, Нюр. Скользкий типок. – Он сам себе не нравится, – ответила баба Нюра. * До Ананча Валерий зашел в дом к Анастасии – взять пиво (и «малой пострел» холодненькое заценит, и Насте без бухла под боком – сплошное благо). А она, Настя, похоже, вновь нализалась! Подскочив к Валерию, тихо прошептала: – Валер, это не она! Не Вика! «Не Вика», полулежа на лавке и согнув одну ногу в колене, смотрела мультик про Золушку, из ее рта торчала палочка от леденца. На «отца» она внимания не обратила, он же невольно подметил ее сексапильность: из джинсовых шортиков росли такие ноги, какие бывают у танцовщиц кабаре, длинные волосы падали к дразняще-острым соскам… – Теперь, значит, не Вика… Насть, ты это, не знаю, дай ей лифчик, что ли. Вдруг всё же Вика, а я почти уж завелся… – Я тебе заведусь! – раздраженно шептала Анастасия. – Немедля думай о гнили и трупах в червях, извращенец! Как я на шестилетнюю девочку бюстгальтер надевать стану? Она же запомнит! Вдруг проститутка вырастет у нас! Ух, – выдохнула она. – Мне кажется, проститутки вырастают из тех, кто как раз лифчики не носит… – Знаток, да?! Крейсер свои пушки уж в шесть лет зачехляла? – Настя! Так!.. Почему это теперь не Вика? – Во-первых, Вика тебя бы узнала. Во-вторых, она «Золушку» теперь понимает так, как все люди… В-третьих, она не так, как Вика, леденец сосет – она его языком двигает, а Вика двигает руками, за палочку, как я ее научила. В-четвертых, она неряха. Вика, конечно, тоже далеко не Мери Поппинс, но эта! В-пятых, телевизор она иначе смотрит – сам видишь. В-шестых – ее глаза изменились. В-седьмых – у нее пропадают родинки и появляются новые… Валера… Нашу Вику кто-то ест изнутри – она теряется – час от часа всё сильнее теряется. Ее совсем чуть-чуть осталось! – Понял. Я пива возьму… – Какое еще пиво с утра, алкаш?! – На себя посмотри! Пиво – несу владельцу собаки, нашему соседу. Ты, это… дай мне порванную одежду Вики. Знаешь, давай пока только кеды и футболку. А то сосед ваш с говорящим именем – Онаныч… – Говорящим! Ананий – имя, как имя, Ананием Ананычем лучшего друга моего дедушки звали, пошляк… – уходя, ворчала Анастасия, Валерий же изучал девицу на скамье – Вики он в ней не видел, но внешне она кого-то ему напоминала – кого же? Сексапильная девица наконец оторвалась от телевизора, повернулась к нему и улыбнулась – улыбка была не Викина. «Что и требовалось доказать! Зато Настю, к счастью, белка, похоже, отпускает. Сейчас собака приведет к… лишь бы не… Даже не знаешь, что хуже – найти мертвую дочку или изнасилованную… Убью, выродка!» Ананч оказался низеньким дедом с неровной бородой, одетым в потертые джинсы (!), мятую клетчатую рубашку и закатанную к макушке шапку, – прям престарелый метросексуал а-ля дровосек. Он так обрадовался четырем бутылкам пива в руках Валерия, что резво похромал из своей избы навстречу гостю и открыл перед ним калитку. Его собакой был натуральный серый волк (Ох, ну и Камышовка! – не перестаешь поражать!). Волк привел Валерия и Ананча к «Вике-не-Вике» и больше никуда не желал идти. Хвостом, как собака, волк не вилял, порой смотрел так, что бегали мурашки по спине – волк явно размышлял, не позавтракать ли ему чужаками. «Вику-не-Вику» же волк не ужаснул, скорее заставил понервничать. Настоящая Вика прыгнула бы с визгом Валерию на руки – так она боялась больших собак. «Не знаю, сумасшедшая ли эта особа или Настя сумасшедшая, или они обе сумасшедшие, – думал Валерий. – Знаю, что я не сумасшедший, и я ясно вижу, что девица под шестилетнего ребенка косить не старается и Викой не прикидывается тоже. Девица себе и девица. Надеюсь, она не в розыске и Настю не обвинят в похищении человека…» – Вещи же Викины она… эта Вика… тебе, Насть, принесла, – неуверенно проговорил вслух Валерий. – Вот след сюда и ведет. Так! Мне это надоело – я звоню в полицию и МЧС – через час тут будут собаки, вертолеты, волонтеры, – надо прочесывать лес, овраги… – Йё, не нада! – испуганно икнул Ананч. – Что так? – Когда ляктречиство шалить кончит – тады давай своих вяртолетов, а покедова – не нада. Валерий помотал головой и достал смартфон – сигнал отсутствовал. – Ляктричество! – подмигнул Ананч. – Я волку-то в лес комляться пускаю. Да и он сёдню туды не ходит, хоть голоднай ой жуть! – И не страшно вам с голодным волком рядом жить? – риторически спросил Валерий, поднимая к потолку избы смартфон. – Эх, а чё волки-то?! – усмехнулся Ананч. – Волков-то по окружью – рой. Волки – голодные завсегды. А этот… так погнанный он со стаи. Деватися ему некуды – без меня сумрет зимой! Мы с им спим в холода вместе – греемся. Волки тех, кто их спас, не убивают. Волки, коль тебя раз учуют, навсегды тебя запомнют! Собаки – не завсегды. Собаки – добрые. Собаки только добрых к им людёв запоминают. Волки – всех людёв. Валерий едва его слушал – он ходил по избе, поднимая смартфон и пытаясь выловить сигнал сотовой связи. Анастасия делала то же самое. – Насть, у тебя есть палочки? – Ни одной… Марс, похоже, атакует… – Чего? – Аа, будет время,объясню… Тебе бы фильмы хоть иногда смотреть, а не только засыпать под них… – Опять? – опустил Валерий свой смартфон. – Снова! – парировала Анастасия и тоже опустила свой гаджет, после чего посмотрела на «Вику-не-Вику» – та преспокойно смотрела мультики и сосала новый леденец – настоящая Вика не брала конфеты без спроса – Вика была послушной девочкой. – Пошли в сад, – негромко сказала Анастасия Валерию. – Там сигнал половим. Только тогда они заметили, что Ананч и его серый волк уж ушли. * Валерий и Анастасия вдвоем походили со смартфонами по саду на заднем дворе – связи нет. – А может, к лучшему? – устало села на крыльцо Анастасия. – Полиция приедет – и что? – Что значит «что»? – возмутился Валерий. – Ну будет тут суета – это да, а толку… – Так поступим: я еду в поселок! – решительно заявил Валерий. – Машина-то у меня есть, а в поселке есть полиция и стационарный телефон. – Валера, не уезжай, – жалобно попросила его Анастасия. – Путь в поселок идет по грунтовке через лес – нельзя сейчас в лес! Если и ты пропадешь… Я одна не справлюсь! Не справлюсь! Вика… Она теперь меня пугает! Она – взрослая! Она точно старше шести лет. Ей будто, не знаю… вредный подросток… И это – не Вика! Это самое страшное! Может, в нее вообще вселилась не другая девочка, – понизила Анастасия голос, – а ведьма… – прошептала она. – Настя! Кончай эту бесовщину, очень тебя прошу! – Да будто бы я рада! Валера, сядь рядом, – потребовала Анастасия, и Валерий сам не зная почему, так сделал. – Валера… – говорила она, а он отводил свои серые глаза от ее голубых, прекрасных, как небеса, глаз. – Я тут думала… Нам надо сжечь этот проклятый миллион долларов. Там ровно миллион – я еще вчера посчитала. Давай сожжем! Вдруг Вика вернется? Ведь нельзя просто так, с бухты, долбанной, барахты, получить лимон бабла – и ничего не потерять. Дедушка мне говорил, что надо двигаться по жизни шагами, а не бежать – что бегут только трусы, дураки и за троллейбусом. Что всё, что мы получаем, оно неизменчиво. Типа, качество-количество, Гегель этот… Как там… Количество переходит в качество… Вот и перешло! Вика с миллионом долларов – плохая Вика! Давай, а, сожжем, к чертям этот миллион – всё равно он уже в печке, а? – Настя… – взъерошил волосы Валерий. – Боже, за что мне это всё?! Как же непросто объяснить это тебе, именно тебе. Мне этот миллион – не сдался! Хотя я ни разу не держал в руках реальный «лимон бачей» – только цифирками… Цифирки, причем, были не мои… Честно говоря, это, вообще, мечта всей моей жизни – сжечь миллион баксов, да в огне печи, подкидывая пачки в огонь, как тот наркобарон, Пабло Эскобар, – сжигать баксы, будто дрова, чтобы твоя семья не замерзла! Смысл-то какой великий! Но сейчас я боюсь, что ты поймешь меня неправильно. Подумаешь, что мне жалко не своего миллиона… Настя, мы не можем его сжечь. Миллион долларов – это хоть какое-то веское доказательство того, что ты не сошла с ума. Без этого «лимона» твоя история о «Вике-не-Вике» – полный бред и «дурка»… На купюрах есть номера – номера проверить хоть можно, и по ним тоже Вику найти… Пару минут Анастасия и Валерий молчали. – Валера… – первая заговорила Анастасия. – Я бы не подумала о тебе, как о жадном подлеце… Иначе я в тебя когда-то не влюбилась бы. Я знаю, что деньги для тебя не самое важное… Правда, что для тебя «важное» уже не знаю… Валера, а у тебя была какая-нибудь яркая мечта, что так и осталась мечтой? Тайная? О какой ты даже мне не говорил? – Была, – усмехнулся он. – Я когда-то, на заре юности, мечтал стать знаменитейшим певцом, петь рок или гранж. Мне Курт Кобейн нравился… Играть на гитаре и петь от души – и меня одаривали бы и деньгами, и любовью… Анастасия заулыбалась, и Валерий поспешил сказать: – Реально мог бы. У меня приятный тембр голоса, и на гитаре я тоже неплохо играл. – Да ладно! Спой, птичка… – Поэтому я тебе и не пел… И не только тебе – никому не пел, после МГУ. Они еще немного помолчали. – А сейчас мог бы бросить всё и пойти в певцы? – Да нет, конечно, – заулыбался и Валерий. – Эта мечта была… про другого меня. Хотя… – задумался он. – Что, и правда пойдешь петь? Попсу? Иначе – ни славы, ни денег, ни любви. – Я мог бы петь как хобби… В Америке так делают – успешные стоматологи, юристы и ученые создают группы и поют по барам бесплатно. – Жалкое, должно быть, зрелище. – Это точно. Лысые, пузатые, фальшивят… Но в этом весь кайф – просто делаешь то, что хочешь, – и плевать на всех. Ты можешь себе это позволить. Впрочем, кому я это объясняю? Уборщице парикмахерской? – Салона красоты! – уже широко улыбалась Анастасия. – А знаешь, Валера, я так тобой в наши первые года гордилась! На твоем фоне я чувствовала себя полнейшим ничтожеством. Вот и пошла поработать, хоть раз в жизни… Они пару мгновений смотрели друг другу в глаза – давно они этого не делали – и оба переставали улыбаться. Валерий потянулся к Анастасии – она тоже слегка подалась к нему. Их губы находились так рядом! – и Валерий резко приник к лицу Анастасии, хотел ее поцеловать, но она столь же резко отшатнулась. – Валер, я не могу, – сказала она. – Игорь… – Ну конечно, – встал на ноги Валерий. – С ним ты, значит, могла мне изменять, а ему со мной – нет! – А вот в этом весь ты! – тоже поднялась Анастасия. – Ты всегда на первом месте! Ты! Ты! И снова ты! Я для тебя – опять средство роста на бирже тщеславия! Тебе не я нужна, а реванш над Игорем?! Без этого твое мужицкое альфа-эго зудит? Сперва ты знал, кого берешь в жены, потом – ой ужас-то какой! – квартира тебе не в радость, ведь ее мне подарил мой отец и ты в ней не хозяин! Поэтому ты бросишь меня в ней одну! Да и ладно! Но ты и Вику бросил! И что? Много миллиардов-то заработал?! – Нет! – повысил голос и Валерий. – Знаешь же, что нет! Я же не твой папочка, какой отмывает бабло самой мерзкой мафии, самой грандиозной язвы нашей страны, самой бездонной черной дырищи – коррупции в армии! Твой дед, Федор Федорович, ярый коммунист, ворочается небось, как танковая гусеница, в гробу! Знал – шашкой зарубил бы зятя! – Так! Предпоследняя стадия! – мой отец! Давай, сразу переходи к последней! Какая же я – с, б и ш! И что мне с неба всегда всё падало! И что встреча со мной уничтожила тебя, великого Бил Гейтца! В Америке он работать и жить собрался! Так что же нет?! Что мешает?! Железный занавес давно рухнул – если ты не знал! Где твои гуглы в гараже? Где фейсбуки в кампусе? В тридцать три года Христос уж Богом стал! А ты, что? Всё мой папа тебе жить не дает?! – Мама! – вдруг раздался отчаянный крик – в сенях стояла «Вика-не-Вика». – Хватит, мама! Хватит кричать на папу! Я же миллион долларов тебе дала! Купи ты, наконец, себе шубу! Купи себе тысячу шуб! Тысячу шуб! Тысячу! И, плача навскрик, девушка убежала назад в избу. – Ввалера… – тихо проговорила Анастасия. – Ты тоже это слышал? – Дааа, – ошалевшим голосом ответил тот. – Валер, я час сойду с ума, – прижала руки к голове Анастасия. – Вот прям щас – возьму и сойду… Какая еще шуба, а? – Так! Ты, тряпка, внучка армейского полковника, с ума мне тут не сходи! – строго сказал Валерий и добавил: – А то и я тоже – следом за тобой, похоже, тоже… сойду… – Эй, есть кто? – донесся незнакомый мужской голос. – В этой деревне, вообще, кто-то есть живой? – Пока еще есть! – пошел через сени Валерий к переднему двору, и Анастасия последовала за ним. Они увидели перед калиткой дома желтое такси и невысокого, худого мужчину лет так сорока пяти, лысоватого, приятного на лицо, одетого весьма изыскано: белые брюки, яркая тенниска, белые летние ботинки со вставками цвета молочного шоколада, – казалось, этот мужчина собрался на гольф, да перепутал Майами с Камышовкой. Гость держал в руке черный саквояж, как у викторианских докторов. – Анастасия Борисовна? – спросил он и, когда она кивнула, представился: – Аристарх Назарий – не потомственный колдун, не целитель и не знахарь. Ведающий человек, экстрасенс, если желаете, но мне больше нравится – «христианский маг». * Валерий, Анастасия и Аристарх Назарий прошли в дом. В спаленке надрывно ревела «Вика-не-Вика». – Ну, что у вас случилось? – спросил экстрасенс. – Ребенок постоянно плачет? – Нет… – озадаченно проговорила Анастасия. – Валера, может, ты ее успокоишь? А то голова раскалывается. Я тут пока разберусь с… Простите, пожалуйста, я, вообще, не уверена, что мне нужен экстрасенс… Я просто не верю… А может, зря… Что вы можете? – Мои силы – Божий дар, взращенный на ночных молитвах и тайных знаниях одного из самых закрытых орденов британских алхимиков, Ордена Золотой Зари. Ныне я достиг шестой ступени, и умею брать шесть имен архангелов из семи, перечисленных в Книге Еноха. Гавриил – ангел смерти, – это имя служит для общения с мертвыми. Сариил – страж ада, – это имя служит для снятия проклятий, Рагуил – подвергающий наказаниям мир, – это имя для торжества справедливости. Рафаил – целитель людских недугов, – это имя для лечения болезней. Уриил – просветитель, – это имя есть ключ к любым знаниям. Люцифер – пояснять не надо, – это архангел, пошедший против Бога. Его именем я пользуюсь в исключительных случаях, и деньги здесь отнюдь не главное! – Люцифееер? – испуганно повторила за экстрасенсом Анастасия. – Настя, без меня денег ему не давай и Сатану не зови! – приказал Валерий. – Пойду приведу, хм, нашу дочь… Постучавшись, он несмело заглянул в спальню – девица была одета. Она лежала ничком на узкой кровати, обняв подушку и рыдая в нее. Пол пестрел от разбросанных игрушек, детских картинок, карандашных рисунков Вики, – будто прошелся тайфун – без сомнения, минуту назад «Вика-не-Вика» сорвала вещи со стен и швырнула их вниз. Валерий чувствовал себя неловко – всё казалось нелепым: и драматический акт, что он наблюдал, и декорации из бревенчатых стен, но современного реквизита, и актриса, которая плакала по-настоящему. – Я… – закрыл он за собой дверь и приблизился к кровати. – Я не знаю, как к вам обращаться… Вы не плачьте, барышня, так… горько. Мы всё выясним, всё будет хорошо… Вы откуда здесь? Из поселка пришли или местная? – Почему ты меня не узнаешь, папа? – услышал он на это. Барышня приподнялась, посмотрела на него заплаканными серыми глазами. – Я ждала, что ты меня узнаешь, обнимешь… заберешь меня от мамы! – А… зачем тебя от мамы забирать? Ты же больше всех взрослых маму любишь. – Люблю, но она меня уже не любит – и мне больно, мне так больно! Она разрывает мне сердце! Она разлюбила меня, она сошла с ума! Она убьет меня, если ты меня не заберешь от нее! – Ааа… Вика, да? Ты моя Вика? – Да! – Но я не узнаю тебя, Вика… уж прости… Моя Вика – шестилетняя девочка, понимаешь? Даже еще не школьница – а тебе в институт пора. На последний курс… – Меня фея превратила в большую – я ее сама попросила. Фея – хорошая, мама – плохая! Вчера она кричала и кричала на меня! Зато вчера она меня узнавала, а сегодня – нет, ни в какую! А я просто расту! Не по дням, а по часам, как в сказке! Мне уже не шесть – мне десять! Я умею писать сочинения, решать дроби и прочитала «Робинзона Крузо». И от географии я тащусь! Спроси меня что-нибудь по географии! Парамарибо, знаешь, столица какой страны? – Знаю… Суринама. «Вика-не-Вика» немного улыбнулась. – Ты тоже любишь карты разглядывать? – Да, почему нет, люблю. Всегда что-то новое найдешь, что раньше пропускал. Внезапно Валерий вспомнил, кого она ему напоминала, – «Вика-не-Вика» внешне походила на сестру его матери. Тетя Наташа давно погибла – трагическая история, безумный муж убил… Кажется, в ее тридцать пять. Мать Валерия не любила об этом говорить и вспоминать, спрятала почти все снимки сестры – чтобы не расстраиваться, но одну фотографию, когда им было лет по двадцать, мать Валерия хранила в семейном альбоме. «А что если бред – не бред, – мелькнула у него мысль. – И эта девушка на самом деле – моя маленькая Вика? И ее впрямь могут закрыть в психушке, как дядю Сашу…» Валерий сел рядом с девушкой на кровать, взял ее правую руку и стал ее разглядывать – так, родинки на тыльной стороне нет, зато на подушечке большого пальца папиллярный рисунок расходится кольцами – это Викин пальчик – Валерий шутил, что у нее на пальчике есть пенёк… Затем он взял ее левую руку и раздвинул ее пальцы – у Вики на безымянном пальчике, со стороны мизинца, имелась «их секретная родинка» – даже Настя не знала об этой родинке, только он и его дочь… Родинка была! – Вика! – крепко обнял девушку Валерий. – Да как же это так?! – Фея меня вчера заколдовала… – Так… – разомкнул он объятия и погладил девушку по голове. – Так поступим: там экстрасенс пришел. Пойдем к нему, вдруг… Раз фея заколдовала – то без магических сил нам не обойтись. Как бы Люцифера звать не пришлось… – Не надо его звать! – неподдельно испугалась девушка. – Люцифер очень плохой! Нам в школе терминала С рассказывали и показывали его. Ой какой он страшный! – Какая школа, Вика? Какой Терминал С? – Ну… не знаю. Само пришло в голову. – Так, пойдем всё же к магу… никаких Люциферов – обещаю. Я тебя в обиду никому не дам! – Даешь пацанское слово? – Вика, ты откуда этой фени нахваталась? – Не знаю… Так что, слово пацана? – Слово пацана… * Как стать и как есть мама-Настя отругала Вику за порванную одежду, но дала ей последний шанс, единственный шанс. Миллиону долларов мама тоже обрадовалась – раскладывала пачки по столу и перебирала их, пока Вика смотрела мультики. Дала Вике две конфеты! Миллион долларов – это так же круто, как грибы. Эх, судьба-злодейка, надо было брать у феи норковую шубу! Вика получила бы три конфеты как стать! А завтра к ним придет в гости страх-сенкс! Это тоже очень круто. Во-первых, страх-сенксов Вика еще не видела – вот и посмотрим завтра, что за зверь! Во-вторых, вдруг страх-сенксы мяч кидают и бегают! Вике уже устала одна-одинешенька по саду бегать с мячом. Спать Вика спала снова с мамой – это самое крутое. Вика с пяти лет спала одна в своей комнате – и ей сперва было страшно, но потом страх взял да забрал Федор Федорович – прадедушка Вики. Негоже, знаете ли, правнучке армейского полковника бояться темноты! Но с мамой спать – всё равно круто. Засыпала Вика очень гордая собой: и миллион-то долларов в лесу насобирала, и такая большая стала – больше мамы! Мама ее много целовала, гладила и хвалила, правда, почему-то при этом плакала. Нет, Вика взрослых никогда не поймет! Чего они всё кричат в свои телефоны, ссорятся и плачут даже с миллионом долларов, а!? Хорошо хоть, что у них есть пиво. Пиво – горький лимонад. Когда ты маленький – тебе хочется сладкого, когда большой – горького, – так мама Вике про пиво объяснила. Ну ладненько, проверим и это завтра как стать! Завтра будет круто: пиво и страх-сенкс! Вот так, мечтая о завтра, Вика заснула в маминых объятиях. Проснулась – а мамы нет! Вместо мамы на ее груди сидел чертик – прям как из мультиков – темно-серенький, пушистый, с розовыми ушками, розовым пятачком и розовыми ладошками, с кошачьими желтыми глазами – страшненький как стать! Ух ты, круто! Может, мама позволит взять его в Москву? Чертик – это даже лучше, чем котенок! Ни у кого из Викиных друзей еще нет чертиков! Чертик жил бы в Викиной комнате (она бы ему домик сделала), пил бы молочко из блюдечка, как ежик, и играл бы с ней в прятки, куклы и магическую школу. – Ну здравствуй, Вика, – сказал чертик. – Какая ты интересная! А меня Егор зовут, Егорушка – мне больше всего «Егорушка» нравится. – А ты правда чертик, Егорушка? – чуть подтянулась девочка на руках в изголовье широкой кровати. – Нет. Я мелкий бес. Я с Аристаршей живу, а к вам мы в гости заехали. – Круто! Но… Жалко, что тебе уже есть, где жить. Эх, – горестно вздохнула Вика, – судьба-злодейка! – Можешь взять меня к себе. – Нет! Да как можно-то такое мне предлагать?! – ввернула Вика фразу, какую ей редко куда удавалось ввернуть: Вике обычно делали предложения, от которых нельзя было отказаться (тоже взятый на заметку из телевизора перл). – Аристарша же будет тебя искать и плакать! Я даже куклу так искала и так по ней плакала, когда ее потеряла! Круто, что кукла нашлась, – улыбнулась Вика. Что-то ей мешало с левой стороны, и она стала поправлять волосы – длиной до плеч волосы – Вика поняла, что она вновь стала шестилетней. – Эй, не вырви мой волосок из своего левого уха! – потребовал Егор. – Иначе ты перестанешь меня видеть – и останешься здесь совсем одна. Извиняй, что разбудил. Такая уж у меня работа – я Аристарше помогаю, ну и себе, конечно. Вика огляделась – она была в спальне мамы и дяди Игоря, в деревенском доме, одна, такая маленькая, лежала на такой большой кровати, под одеялом и на подушке, – и всё-то в спальне было так, как в ней и было, кроме одного: исчезли дверь и окошко. Зато на прикроватной тумбочке появилась свеча. – А где дверь и окно, Егорушка? – Нету тут ни дверей, ни окон… Ты только думаешь, что в спальне, но ты в клетке. Я знаю, что это такое, – сидеть в клетке. Сочувствую. – А кто посадил меня в клетку, Егорушка? – Маша. Ну или фея, если угодно. – Фея Мааша? А зачем ей это? Она же хорошая! – Нуу… Боюсь мне тебе этого не объяснить, Вика. Хочешь, сама Машу спроси? – Хочу! Очень хочу! Фея-Маша мгновенно появилась справа от нее на постели – маленькая, как кукла, девочка с взрослым лицом, в пышном платье, в белокуром парике, с венком на голове, ангельскими крылышками за спиной и с волшебной палочкой в руках. – Маша? – возмущенно спросила Вика. – Ты зачем меня в клетку посадила? Я думала, что ты хорошая девочка! – А я и была хорошей девочкой – очень хорошей. Лучше меня девочки не было! Твоя мама назвала меня неряхой – это не так! Я пылесосила, помогала маме мыть посуду и накрывать на стол. Я всегда заправляла с утра свою постель! Я приносила одни пятерки и четверки из школы! А еще я была в школе крутой! И я всегда хотела порадовать маму, но маму радовала только норковая шуба! – Ну а я-то тут при каких таких делах? – Я исполнила три твоих желания, Вика, как в сказке! Сделала тебя большой, дала миллион долларов и последний шанс! – И где мой шанс? – До полуночи ты была собой – и твоя мама тебя узнала. После полуночи – ты – это я! – Но так нечестно! Ты мне не сказала, что будет потом! – Я же не виновата, что ты тупая! Когда что-то теряешь, что-то находишь. Когда находишь – теряешь! – Я не тупая, – насупилась Вика. – Мама вчера сказала, что я очень умная – умнее и ее и папы! А мой папа – очень умный – он МГУ кончил! Вот ты, МГУ, Маша, кончила? Нет? А я – да! – раз я умнее папы! – Что же ты мозги себе как у папы не попросила?! Была бы умная сейчас, как он, а не красивая, как мама! – Девочки, не ссорьтесь, – примирительно заговорил Егор, который до этого с интересом наблюдал за ними. – Маша, во-первых, я Вику уже разбудил. Извиняй, работа такая. И ты будешь теперь всегда ее слышать – ты не будешь счастлива, тебя совесть будет мучить. Во-вторых… Вам можно жить дружно в одном теле. Но тогда тебе, Маша, придется стать не первой, а второй. Тело-то Викино! Ты – воровка, а можешь быть гостьей. Выпусти Вику из клетки – и она будет с тобой дружить. – Нет, не проканает, – ответила Маша. – Не хочу быть второй – хочу только первой и единственной! Хочу, чтобы меня – меня! – замечали и любили! – Моя мама-Настя никогда не будет тебя любить, Маша! – зло ответила Вика. – Моя мама-Настя любит меня больше всего на свете! Даже больше шоколада, мармелада, мороженного, игрушечных магазинов, телевизора, кино и аквапарка! Я спрашивала ее! – Твоя мама мне не нужна, – перебила ее Маша. – Она мне больше не нравится. Она – такая же, как моя мама! Она – кричит на папу! Я люблю папу больше мамы! Я заберу твоего папу себе! Мы будем с ним жить и с миллионом долларов! А твоя мама отправится к моей маме в психушку! Я об этом позабочусь! – Не трогай мою маму! – забыв про Егора, вскочила на постели Вика – и, похоже, случайно вырвала его волосок из своего левого уха – чертик и Маша-фея мгновенно исчезли. – Маша?! – кричала Вика. – Маша! Только не маму! Не обижай мою маму-Настю! Ну пожалуйста! Пожалуйста! Ну дай мне шанс, один шанс, последний шанс! – Вика, твоей маме там будет хорошо, – говорила невидимая Маша. – Психушка очень похожа на Терминал С – это Рай – там люди смиряются – из психушки люди сразу попадают в Терминал В, а некоторые – даже в Терминал А. Разве ты не хочешь, чтобы твоя мама оказалась в раю? – Конечно хочу… Но я больше не верю тебе, Маша. Ты – обманщица. Ты – нехорошая. Ты, ты… Ты – это не круто! – Ах так! Раз я не крутая, то сиди без света! И огонек свечи погас – комната без дверей и окон погрузилась в страшную темноту, а Вика отчаянно заревела во всю глотку. «Мама, мамочка, достань меня из клетки!» * Тем временем в «гостиной» избы происходил магический сеанс. Анастасия и Валерий от Люцифера категорически отказались, Аристарх Назарий не настаивал. Узнав, какая задача его ждет – вернуть двадцатилетней Вике облик шестилетки, мошенник «прифигел», так сказать. Много он перевидал чудиков, но эта семейка била все рекорды. Ладно мать – женщины, вообще, склонны к мистицизму по своей загадочной природе. Но вот такой, как Валерий Валерьевич, отец Вики, – такие всегда скептики до мозга костей: да хоть разверзнись на их глазах Небеса и Ад, выпустив войска ангелов и демонов, такие скажут – «Не бывает ангелов и демонов. Вы мне просто кажетесь. Наверно, я переработал, а вчера еще и перепил». Однако Валерий Валерьевич больше Анастасии настаивал на том, что двадцатилетняя деваха – это его маленькая дочка, заколдованная грибной феей в лесу. Дочка же по большей части молчала, хмурилась и огрызалась, отказываясь от магического сеанса. Причем нормальной она тоже не казалась: то вела себя как взрослая, то ковырялась в носу, то несла чушь, вставляя якобы крутые фразочки времен молодости Аристарха Назария, из лихих девяностых, например: «зыка!» (прикольно), «я тащусь» (я балдею), «чё ты гонишь?» (что ты врешь?), «ты чё, крутой?» (наезд) и – вершина школьной «блататы» – «тебе смешно, а мне обидно, тебе г…вно, а мне повидло». Мать сего больного семейства, длинноногая, светловолосая красавица, одетая в китайскую голубую майку, итальянские дизайнерские балетки и французские узкие джины, не вынеся «повидла», достала из холодильника бутылку пива и выдула ее содержимое из горла. «Ну с ней-то теперь всё понятно, – заключил Аристарх Назарий. – Перепил вчера не отец-крутец, перепила – она, мамашка-алкашка!» С сумасшедшими Аристарх Назарий обычно не связывался, но так как совести у него не осталось (вместо совести у него теперь был мелкий бес Егор), то из самых меркантильных побуждений он «сблагородничал», то есть рискнул (риск – дело благородное, кто не знает): попросил перевести ему на карточку «о-го-го» гонорар – и тогда он проведет первый сеанс, призовет архангела Уриила – просветителя, а тот ему расскажет, что дальше делать. Валерий незамедлительно (что тоже было весьма и весьма странно) перечислил бабло (сигнал теперь ловился). После чего закрыли ставни на окнах, зажгли благовонные палочки «Для медитации» и свечи на столе. Аристарх Назарий разложил несколько загадочных даже для него самого предметов, достал магическую книгу имен «Ономикон» – и зачитал «заклинания» на енохианском языке. Анастасия, Валерий и их шестилетний переросток, тоже сидя за столом, взявшись за руки и закрыв глаза, слушали «мантры» экстрасенса. Аристарх Назарий порой на них поглядывал – погруженные в себя, они словно спали, – прилежно старались умалишенные богачи. «Нет, ну а что, – думал в это время мошенник, – кукушка у всех кукует. Правда, странно, что разом у всех троих кукукнуло. Может, в воде здешней что-то… радиационное, например? Валить досюда побыстрее надо… из этой кукуевой Кукамышовки!» Словом, всё шло неплохо, даже аутентично, но внезапно, в середине магического сеанса дочка выскочила из-за стола и убежала в свою спальню, громко хлопнув дверью. – Вика! – вскричал Валерий и бросился за дочуркою, будто молодой олень. «А может, любовница? – провожая их глазами, подумал Аристарх Назарий. – Черт… Да они какие-то кровосмесительные чернокнижники! Сатанисты! Нет, понятно, что сатанисты – чушь. Нет ни ангелов, ни демонов, ни Дьявола, ни Бога. И уж точно нет ведьм, обряженных как феи из мультиков. Всё магическое – развод для лохов. Но есть сатанисты "с приветом", что принесут тебя Бафометам в жертву, выпьют твою кровь, вырежут и сожрут твое сердце "с бутылочкой Кьянти". Ей-богу, валить надо! Как раз успею на поезд до Москвы, а там – на "Сапсане" в Питер». – Извините, – сказала Анастасия, обеспокоенно глядя на закрытую дверь спальни, за какой уединились Валерий и Вика. – Сейчас он ее назад приведет… – Нет, не надо, – стал складывать Аристарх Назарий свои вещи со стола в саквояж. – Я уже всё понял… И с прискорбием сообщаю, что помочь бессилен. Я предупреждал, что, возможно, придется брать имя архангела Михаила, но я еще не достиг седьмой ступени – и этих знаний магистр ордена «Золотая Заря» мне не открыл… Всё так, как я думал: требуется архангел Михаил. Извините… И потом, я уже без сил… – утер несуществующий пот Аристарх Назарий. – Ой, давайте я вам воды дам…Она местная, из живительного родника! – Нет!! Только не воды! Нельзя нам… после магического сеанса пить воду еще час. Глоток воды – и всё – инсульт… Знаете, приятно было познакомиться – люди вы замечательные, каких редко встретишь, но я спешу откланяться. Дело в том, что неотложная помощь нужна еще одной маленькой девочке – там совсем всё плохо – умирает, кроха. А ваш случай, непростой, конечно, но никто не умирает… Счастливо оставаться, – встал мошенник со стула. – Но подождите, – встала и Анастасия. – Но как же так? Кто тогда может моей дочке помочь? Скажите, к кому мне обращаться? Вы же моя единственная надежда! – Извините, придется вам самим искать мага – мои коллеги не делятся со мной своими секретами. – Послушшайте, – шипя, вцепилась острыми ногтями в его хилое плечо Анастасия, – я вас так просто не отпущу! Скажите, что делать надо?! Я и на Люцифера уже согласна! Если надо людские сердца для жертвы – сама, собственноручно, вырежу их наживо! Гадов-то полно вокруг! Пара педофилов вам для жертвы сойдет? «Ой-ё! – воскликнул про себя Аристарх Назарий. – Точно сатанисты! Валим, срочно валим, Егор, пока у нас есть шанс, единственный, возможно, шанс! И чего этим богачам надо-то еще? Когда ж они с жиру-то перебесятся?!» – Спасите! – заголосил экстрасенс, призывая шофера такси. – Помогите! Пожар! – Вы чего? – отпустила его от испуга Анастасия – и Аристарх Назарий стремглав бросился из избы, запинаясь впотьмах ногами обо что-то, падая, налетая на косяки дверей. – Да стойте же! – спешила за ним «сатанистка». – Молю, не бросайте нас! Валера!! Аристарх Назарий почти спасся, но «молодой олень» настиг его у самого такси, не позволив сесть внутрь. – Всё в порядке, – спокойным голосом сказал Валерий озадаченному таксисту. – Что тут произошло? – повернулся он уже к Анастасии. – Он бежит, не видишь, что ли?! Погундел четверть часа свое ля-ля-ля при свечах, и всё?! За это мы деньги платили?! – Вы ненормальная! – вскричал в ответ экстрасенс. – Вы вырезать сердца у живых людей хотели! – Настя? – открыл рот Валерий. – Ну… это я так… У педофилов, – развела она руками, а Валерий отпустил экстрасенса – тот немедля юркнул в такси, достал из саквояжа таблетки, заглотнул их и запил минералкой из бутылочки. – Жульё! – орала вслед уезжающему такси Анастасия. – Тебе пить еще час нельзя, забыл?! Инсульт, как же! Я с тобой еще разберусь! Сиди дома в день ВДВ! Пущу ракету – скажу – десантники поколобродили! – Грибов поменьше жрите, наркоманы! – прокричал ей из окна машины Аристарх Назарий. – Может, феи тогда-то от вас сами и отстанут! * Немного ранее… – Вика! – забежал за дочерью в спаленку Валерий. – Что случилось? – Папочка, – крепко обняла она его, – папочка, я так тебя люблю! – Викуся… Я тоже, – машинально поцеловал он ее в щеку. – Вика, что случилось? Скажи, не пугай меня. – Папочка, мне страшно. И больше всего я боюсь, что ты мне не поверишь. Мама хочет меня убить – мне так только что ангел сказал. – Вика… – отстранился Валерий и резко разомкнул руки (всё же обнимать сексапильную дочь он не привык). – Твоя мама любит тебя больше всех на свете! – Нет. Она любит маленькую Вику. А большую Вику она не любит – она сойдет с ума и убьет меня. Мне же ангел так сказал, папа. Ангелы не гонят, разве ангелы могут гнать? Валерий не успел ответить – экстрасенс заголосил «спасите», Анастасия заорала и позвала его – пришлось бежать к ней. Маша-Вика, оставшись одна, прошептала: – Егор? Ты еще здесь? «Маша, я уж уезжаю, – ответил голосок в ее голове. – И славно: в Камышовке, конечно, хорошо, но в столицах лучше. Чё надо?» – Я Вику слышу – как она плачет. Давай ты съешь мою совесть – и я не буду слышать Вику. – Нет, Маша, это тело не твое. Вот попроси меня Вика об этом – я бы мог. И потом, ты же ее Ангела-хранителя в тумане заплутала. Смотри, Маша, он может дорогу-то назад найти! Бойся тогда – Небеса о твоей проделке узнают, и ты уж не в Рай вернешься, а пойдешь в Ад, к Люциферу. Мой тебе совет – выпусти Вику из клетки. Сидеть в клетке – это не зыко – я знаю, о чем говорю… О! – всё, мы тронулись. Давай, бывай! Передавай от меня в Аду приветы…» Маша села на кровать, зажимая уши. Рев Вики она слышала слабо, но это оказывалось еще противнее: будто жужжало неутомимое сверло. Вику ей было очень жалко, да разве она, Маша, виновата? Она сделала так, что Вика безмятежно дремала в сладком неведении, – и спала бы так вечность. Вот ведь непруха! – принесло Егора, мелкого беса. Был бы ангел-хранитель у Вики, он бы не позволил Егору забраться своим волоском так глубоко и разбудить Вику. Ангел-хранитель – это и защитник, и совесть. Но Маше пришлось оставить Викиного Ангела-хранителя в лесу… Маша не была злой, просто озлобленной. После смерти она отправилась в филиал Рая под названием «Терминал С» – там ей надлежало ходить в школу, а свободное время разрешалось проводить в парке развлечений, где всё было бесплатно. Впрочем, и воздушная вата там была невкусной, и карусели быстро наскучили, и даже игровые автоматы поднадоели. Маша никогда не прогуливала школу, пока была жива, однако в Раю постоянно ее прогуливала. Она всё никак не могла взять в толк, за что же с ней так? Это очень обидно, когда тебя убивает твоя мама. Очень. Школьные психологи, Джейн Доу и Джон Доу, ей объясняли, что мама убила ее ненароком – несчастный случай, да легче не становилось. Маша и за двести пятьдесят лет в Раю, где время текло иначе, не смогла смириться и позабыть обиду на маму. Ну ладно: убила – полбеды, – но она и до этого ее едва замечала, хотя Маша так старалась, чтобы ее заметили, даже пряталась в шкафу! За четверть тысячи лет обиды лицо Маши повзрослело, а тело стало маленьким, как у куклы, ведь она не ходила в школу, а жила в парке развлечений, уже для дошколят. Зато она смогла пролезть в «дверцу Алисы» и попала в кроличью нору, нежданно-негаданно покинув Рай. На ней был костюм феи и имелась волшебная палочка с зарядом в три заветно-обратных желания: три ее желания в обмен на три чужих. Эта палочка и ныне была при ней, да, одновременно, не при ней – палочка образовала черную дыру, куда затягивала то, что палочке приказывали стереть. Маленькая «Фея Маша» до сих пор сидела в черной дыре с еще не полностью разряженной волшебной палочкой, однако… после полуночи там окажется Вика и портал закроется навечно, стерев и волшебную палочку, и… – Нет, Вику я не выпущу из клетки, – прошептала Маша вслух. – И делиться с ней телом не хочу. Поплачет и исчезнет. Второй я не буду – это как снова быть нелюбимой дочерью: вечно видеть, что тебя, Вика, любят, меня же, Машу, не замечают. Прости, Вика, но теперь тебе г…вно, а мне повидло. * Такси с «христианским магом» завернуло за угол, скрылось за безлюдными избами. – Что ж делать-то теперь? – хватилась Анастасия за голову. Валерий посмотрел на часы и поразился: уже полдень! Ему казалось, что он всего час в Камышовке, не больше, а уже полдень! Эксклюзивные швейцарские часы врать не будут… – Настя, ты только с ума не сходи… И вот что: тронешь Вику пальцем – я тебе все пальцы и не только пальцы оторву! – Ты чего? – повысила она голос. – Когда я ее била?! Может, когда она слово на «Г» сказала?! – Нет, ты сразу схватилась за бухло! – Валера! Я не пью! Вообще! – Заметно! Да, кстати, я не понял до конца, как Вика в лесу одна оказалась? Ты что делала в это время? – Я спала! Я ночь до этого не спала! На часок всего прикорнула в гамаке. Вика телек смотрела. Мультики! Ее не оторвешь от мультиков! Я не знаю, почему она в лес этот, долбанный, вместо телевизора, пошла! Вся в тебя видать! Шашлычник чертов! – Настя, – спокойным голосом говорил Валерий. – Спрошу раз. Поклянись здоровьем нашей Вики, что не пила, прежде чем уснуть. Анастасии очень хотелось солгать, но она не смогла. – Ааа, – опять схватилась она за голову. – Одна бутылка! Клянусь! Одна бутылка пива! Я упарилась, пока коромыслами воду от родника таскала! Я не бухаю! – Настя, – вздохнул Валерий и неожиданно улыбнулся, – уже не оправдаешься, деревенский ты синяк. Она с удивлением на него посмотрела – он шутил, значит, ни в чем ее не подозревал. – Валера, я тебя не понимаю! Чем ты доволен-то? – Тем, что здоровье Вики для тебя важнее самолюбия… Насть, она боится, что ты ее убьешь. Возьми себя в руки – ты дочь пугаешь. – Валера, это не наша дочь, – спокойно ответила и Анастасия. – После «Г» я убедилась окончательно. – А я окончательно убедился в обратном. У нее «пальчик-пенек» Вики и «секретная родинка». Вика говорит, что ей десять. Она растет. Похоже, нам надо смириться с этим. Думаю, завтра нашей дочери будет уж двадцать – как и надо. Поступим так: покушаем все вместе для начала – полдень уж – обедать пора. После отправим ее на сон-час и всё хорошенько обсудим. – Что обсудим? – Много чего. С кем она будет жить. В какой вуз ее определить. Надо как-то аттестат ей сделать и паспорт. Надеюсь, она умная была к окончанию школы и сдаст ЕГЭ с высоким баллом по математике. Тогда в МГУ можно… Хотя… она у нас ботает по фене, как зечка со стажем. Тогда ей лучше в МГИМО… – Валера, ты о чем говоришь? Если ей двадцать, значит, ты ее зачал в двенадцать, а я родила ее в семь лет?! Ой, знаете, у меня ребенок с детства появился! Кто мне поверит? – Вот это и будем обсуждать. Деваться нам некуда. Конечно, можно еще, как в фильмах, фею искать в лесу, но, честно говоря, Насть, мне проще принять то, что Вике двадцать и ей надо оформлять документы, чем то, что я фей по Камышовкам всерьез разыскиваю – тогда я умом тронусь. Просто возьму – и тронусь. Принять существование фей в природе – это в меня уже не влезет! – процессор мозга крякнет. – А я верю в ведьм… Еще в упырей… Валер, может, на кладбище сходим? Разрытые могилы поищем, пока светло? – Нет. Все упыри, если тут и были, давно печально повесились. Кого им жрать? Оглянись – ни души! Пошли лучше сами покушаем. * Анастасия нарезала овощи для салата, хлеб, мясо; Маша-Вика ей помогала, а Валерий, уже без галстука, сидел на лавке и пил пиво. Пиво он любил. Когда сложности решены, так приятно расслабиться. Пить пиво Игоря тем более приятно (ну что поделать? – мстил, как мог). Сигнал связи опять пропал. Подумав, Валерий вообще перешел в режим «в самолете»: не дай Бог с работы или партнеры прорвутся, – не до них сейчас. Ныне его коллег заботит синхронное падение на фондовых рынках Европы и Азии: кто-то спекулирует, кто-то радуется, кто-то рвет остатки волос… К мысли, что Вике двадцать, надо было еще привыкнуть. Вот Валерий и пил пиво да привыкал. С одной стороны, он хотел, чтобы Вика с ним жила. С другой стороны… Все подумают, что это его любовница, а если он начнет объяснять, то прославится как извращенец – типа секс-игры в папочки-дочки. Этого еще не хватало. Ради этого он вылез из села в люди? – чтобы воздвигнуть себе нерукотворный памятник в виде грязной молвы? И потом, есть Аврора. На самом деле ее зовут Алла – редкое вроде имя, но ей нравится «Аврора» – «утренняя заря». Настя зовет ее не иначе, как «Крейсер». Аврора – красавица, не хуже Насти, с внушительной грудью, какая на вид – разрази мои глаза, а на ощупь – будто мнешь пакет с дешевым молоком. Аврора всем хороша – женщины, вообще, само масло, пока на них не женишься – женишься – и масло превращается в цемент. Женщины – это сфинксы – «живой образ», если переводить дословно, – зооморфные существа с человеческой головой, телом львицы, орлиными крыльями и хвостом быка. Сфинксы любят загадывать трехсмысленные загадки и, если ты их не разгадаешь, сожрут тебя. Разгадаешь – кинутся с вершин гор в пропасть – «О Боже, как мне жить? – меня разгадали! – жизнь отстой». Ну, может, не совсем так, но примерно так, – сомнений нет. Настя казалась «разгаданным сфинксом» – и Валерию нравилось это, как и то, что она не сигала в пропасть… до поры до времени… пока не покрасила волосы в рыжий цвет и не заявила ему, что у нее есть любовник. Вот черт, опять он думает об Анастасии, хотя запрещал себе. Так, вернемся к красавице-Авроре… Аврора всем хороша, а главное ее достоинство в том, что с ней легко порвать – скажи «я банкрот, нам придется переехать в Мытищи», так Аврора сама тебя бросит – не сразу – когда найдет тебе замену – такой «товар» долго не заваляется. Валерий не осуждал таких, как Аврора, – желания понятны – надо устроить себе жизнь, пока молода, тем более что она вложила состояние в свою красоту – затраты должны приносить соответствующую прибыль. Да вот ведь незадача – не всегда вложенное состояние приносит прибыль и состояние можно, вообще, потерять при самой устроенной жизни, – как финансист Валерий это прекрасно знал. Вдруг именно в этот самый момент, пока сидит в Камышовке, он теряет парочку не своих миллионов, – и это еще чудесно, если только парочку. Сие, как говорит Вика, «судьба-злодейка». Едва расслабишься – и тебя сожрут волки – волки всегда голодные, прав Ананч, волков вокруг – рой. Волки и кита сожрут, если кит расслабится. * После обеда Вику отправили на сон-час; укладывала ее Анастасия. Когда она вышла из спаленки дочери, то заявила Валерию: – Всё, дрыхнуть будет до вечера. – Уверена? – Уверена. Я ей свое самое сильное снотворное в лимонад подмешала. – …Настя? – А что? Телом-то она взрослая баба. Ничего с ней не будет. Я жива – и она сдюжит. – И всё равно… Мать из тебя, Настя… прям внучка армейского полковника. Так! Садись за стол, давай обсуждать. Я уже всё придумал – ты поправишь меня, если что. Во-первых, Вика хочет жить со мной. Ее желание надо уважать. Будет непросто, но… – Валер, – хмурясь, перебила его Анастасия, – погоди с этим. Ничего еще не закончилось. Я не знаю, как объяснить, но я чувствую, что Вика зовет меня… и плачет. Чувствую, что ей очень страшно… она умоляет меня спасти ее. У меня под ложечкой сосет… – Ты не заболела ли часом? Где у тебя эта ложечка? – Ложечка – между грудиной и животом. Сосет под ней при тревоге! Ну еще при болезнях ЖКТ, паразитах и при… токсикозе… – Ты чтоо?.. – Да не дай Бог! Только не еще один залет! Я и так из-за Вики… – Что не договариваешь? – Валера… Ты же знаешь, Вика – мое счастье. Но уж больно рано я ее родила. Подруги карьеру делали, хоть чего-то добивались и всё чего-то в сеть выкладывали, романы бесконечно крутили, вены резали, в Бангладеше, в конце концов, травились… А я три года подряд одни подгузники видела. Вот скажи, почему ты меня на крыльце не спросил: «А какая у тебя, Настенька, была яркая, несбывшаяся мечта?» – Спросил бы, но ты же на меня орала – перекричать не мог. И, кстати, не «в Бангладеше», а «в Бангладеш»…Так какая мечта? – Не скажу. – Вот в этом ты вся! Молчишь, молчишь и молчишь – а потом – рыжие волосы и любовник-Игорь. Но виноват я! – Да виноват! В том, что меня не чувствуешь. Но, Валера, сейчас не о нас. О Вике надо думать. Она в беде – и я это знаю. Еще знаю, что ты опять меня ненормальной считаешь. Думай, что хочешь, но я уже всё придумала – ты поправишь меня, если что. Во-первых, ты сиди здесь, следи на этой Викой. Во-вторых, я в лес – фею искать и еще одну Вику. Она где-то в лесу плутает – и ей страшно, очень-очень страшно! Короче, мама спешит на помощь, ее не остановить! И Анастасия резко вышла в сени. * Никто не знает, сколько на самом деле денег у соседа, друга, врага. Иногда жена не знает, сколько денег у мужа, или муж у жены. Тем более дети не знают, сколько денег у их родителей. И правильно – узнай дети, что могут стать богачами, грохнув предков, процентов восемьдесят мажоров встали бы на путь отцеубийства. Не верите – читайте историю, «Историю Древнего Рима» например… Анастасии тоже не раз хотелось покончить с папой, а маму она хотела придушить еще чаще. Ее мама, дочь армейского полковника, – натура поэтическая. Этой натуре нравится декламировать Блока, слушать ноктюрны Шопена и рисовать акварельные этюды. Не нравится – готовить, стирать, сидеть с детьми. Маленькая Настя ходила в «художку», «музыкалку», бассейн, на гимнастику, бальные танцы, на каток, на лыжах… Возили ее туда няни и шофер. Даже на лето мама стремилась избавиться от Насти – тот отдых в Сочи с пауком был редким исключением, когда они отдыхали всей семьей. Обычно Настю отправляли в летнюю школу – на Мальту, в Венгрию, Лондон… Мама, Юлия Федоровна, считала, что отдыхать с детьми нельзя – что это не отдых, что мужу и жене надо хоть пару недель провести вместе, как влюбленные, а не как заключенные на каторге под названием «родительство» – мама именно так говорила. Став старше, Анастасия поняла, что мама пыталась спасти свой брак, – ничего не вышло. Когда Насте было девять, родители развелись. Пережить развод родителей в девять лет – ужасно: ты еще ребенок, но многое понимаешь, и ты их обоих так любишь, что не дашь им совершить ошибку. Настя закатывала истерики, угрожала убежать из дома и пару раз театрально чуть не выбросилась из окна. Мама назвала ее эгоисткой – Настя смертельно обиделась. Что до отца, то это Бориса Федоровича из-за отчества иногда считали сыном Федорова Федоровича, армейского полковника. На Настиного деда Борис Федорович ничуть не походил. Борис Федорович – интеллигентный банкир в очках, либерал, критик власти. Дед Насти был неинтеллигентным коммунистом с поломанными ушами, гроздьями медалей на мундире и незабываемыми афоризмами. Еще у Насти наличествовали два отчима, какие ей не нравились и, слава Богу, они в итоге разонравились ее маме. Юлия Федоровна всегда была упоительно несчастна – за это Анастасия и хотела ее придушить – чтоб не мучилась. Насколько богат ее отец, Анастасия не имела ни малейшего понятия. Жил он просто: не в хрущевке, конечно,но и не в загородном дворце, – просто московская квартира в ЦАО с пятью спальнями. У центра жила и Юлия Федоровна – на Фрунзенской набережной. Анастасия хотела держаться от них подальше и к своему восемнадцатилетию попросила квартиру у парка ВДНХ. Почему-то никому из ее друзей не нравились павильоны ВДНХ, но они нравились деду Федору и его внучке Насте. Папа хотел, чтобы дочка училась в Британии экономике, мама жужжала ей про театральное училище. Она, назло им, пошла «в медики» и сразу поняла, что медицина – это не ее, но упорствовала. Да, медицина точно не ее – будущий акушер-гинеколог залетела в двадцать лет, как старлетка, после чего учебу не продолжила. Сколько зарабатывал Валера, она тоже толком не знала. Она, вообще, едва понимала его род занятий: когда что-то там у них падает – плохо, когда резко растет – снова плохо, – они нервничают, названивают кому-то, срочно совещаются. Но она знала, что, зачиная свои предприятия, Валера, президент трех компаний, выплачивал огромные бонусы успешным работникам, оставляя себе малое. Ей было стыдно брать из семейного бюджета деньги на незапланированные покупки – и она приобретала дорогие вещи на средства со своего счета, оформленного отцом, – Валера бесился. Она делала мужу подарки – он опять бесился. Она отказалась переезжать с ВДНХ в Нагатино – он опять-опять бесился. И Анастасия с одной стороны его понимала, с другой стороны – нет. Почему-то это женщины всегда должны жертвовать всем ради мужа – Валера ей ответил, что ей и жертвовать-то нечем, кроме денег ее отца, – Анастасия смертельно обиделась. Ну да, она полный ноль, к тому же взбалмошная, капризная – избалованная и одновременно недолюбленная – она вроде бы и хочет стать независимой от родителей, и боится пойти до конца. Она знает, что требует от других повышенного внимания к себе, раз не получила вдоволь тепла от мамы и папы, но измениться не может. Не раз она слышала и о том, что ее, грубиянку, плохо воспитали, – разумеется, ведь нечто настоящее, светлое и доброе ей сумел привить только ее дедушка и перед ним одним ей было стыдно. Сейчас стыдно перед самой собой: к двадцати семи годам нет образования, нет карьеры, нет яркой мечты. Она лишь мама, как миллионы других женщин, какие еще учатся, работаю, мечтают, двигаются вверх, – она стоит на месте. Зато ее Вика растет. Вика – ее счастье, Вика избавила ее от мерзкой «анатомички» и гинекологических кресел, Вика – та, кто вселяет в нее гордость за то, что она, Анастасия, всего лишь мама. Почти всё прошлое лето Вика провела на даче Бориса Федоровича и его новой жены, в поселке за высоким забором, где были бассейны, игровые площадки, много других деток и аниматоры. Настя природу не любила, в Москве заскучала и неожиданно для всех пошла работать – в скромный салон красоты, на должность уборщицы. Ей, кстати, понравилось. Разумеется, мама, папа, Валера, все они снисходительно усмехались – Насте скоро надоест. Когда настала осень, Анастасия уволилась. А потом случился Игорь. Анастасия с ним познакомилась на той отцовской даче, еще летом. Они общались, когда она забирала по вечерам Вику или привозила ее туда утром. Игорь подарил ей надежду. * – Вика?! – шла по лесной тропинке Анастасия и кричала. – Ау? Фея?! Ау? Вика? – Чаго орешь? – вдруг спросили ее – она оглянулась и вскрикнула от испуга – дед Ананч стоял с кровавым кульком в руке. Присмотревшись, она поняла, что он держит какое-то небольшое освежеванное животное. – Здравствуйте… А я думала, вы в лес не ходите. Пока электричество мигает. – Не ходим, но волку-то мне кормлять надобно. А мы тута люди бывалые. – Не видели мою маленькую Вику? Шесть лет, русые волосы, серые глаза… – Ээх, – тяжело вздохнул Ананч, – людя вы вроде хорошие, да вот… Слухай, наприезжали тута, ляктричество нам попортили, туды-сюды шныряете на машинах ваших, орете без продыху, сягналы сотиками ищите, вяртолетов зовете. Так не пойдет! У нас тута времечко ой как долго тянулося-то до вас, а нынча – бяжит. А я жениться вздумал – на Нюрке. Но с вами, кажись, сумрем через год! – Извините… – ошалела от такого наезда Анастасия. – Я просто дочь ищу… Как найду – через миг ноги моей не будет в вашей Камышовке, клянусь! Навсегда! – А жаних твой? Тот, другай, вчарашний? – Игорь? А он с радостью жил бы без электричества и любых удобств! Зачем тогда в таком месте, как Камышовка, дом покупать? Дед Ананч смерил ее подозрительным взглядом, после почесал затылок и молвил: – Пшли за мной. Вскоре они свернули с тропинки в заросли коварного борщевика, а за высоченными кустами, обнаружилась торчащая из земли, черная и рваная, похожая на зловещую ведьму, коряга, некогда бывшая толстым деревом – Ананч привел Анастасию к старому дубу, разбитому и сожженному молнией. Меж его оголившихся, покрытых мхом корней жизнерадостно краснели мухоморы. – Вишь дупло? – показал дед на ствол дуба. – Туды говори, можь, кто ответит. Порой, кады ляктричество мигает, как в теляфону, отвечают… И Ананч, раздвигая кусты, потопал назад, к лесной тропинке. Анастасия же несмело приблизилась к дуплу величиной с яблоко и заглянула внутрь то одним глазом, то другим, – ничего не видно. Пару минут она постояла в нерешительности, после сказала в дупло: – Вика? В ответ ни звука. – Фея? – тогда спросила Анастасия, думая, что через секунду уйдет: всерьез говорить с дуплом в Камышовках – это чересчур даже для нее. – Ты там, фея? Алло? – Чё те надо? – ответило из дупла. – …Дочку ищу. Вику. – А в лесу чё ее ищешь? Разве она не вернулась из леса домой? – Она другой девочкой вернулась, а мне нужна моя Вика. – Другая девочка лучше Вики. Вика – плохая, Маша – хорошая. – Чем же моя Вика была плоха? Лучше ее нет ребенка на свете! Она такая умная! Послушная! Она – мамина помощница! – Чё ты гонишь? – Так! Гонишь, значит! – узнала Анастасия интонацию и «крутецкие» обороты обновленной Вики. – Значит, это ты, дупло, в моей Вике сейчас живешь?! Верни ее немедленно назад! Верни… умоляю! Маша, да? Маша? Маша молчала. – Маша, Машенька, ты скажи мне, что тебе надо? Прошу. Ты же сказала, что ты хорошая девочка. – Я хочу, чтобы меня мама любила, – и всё. Люби меня, как свою дочь, и, может, я однажды верну Вику. – Машенька, так не пойдет. Я чувствую, что Вике плохо. Верни ее сейчас – и я буду тебя любить тоже. – Ты мне гонишь! Я не тупая! Я на одни пятерки и четверки училась! Парамарибо знаешь, столица какой страны? – Нет. – А я знаю и тебе не скажу! – Маша… – позвала ее Анастасия – Маша молчала. – Я тебя, Машенька, как никто понимаю. Я тоже была обижена на свою маму! Ей не было до меня дела… В консерваторию сходить или в ее дурацкий театральный кружок, – на это она время находила. А я стояла у окна и ждала до ночи, когда она вернется, – боялась за нее, боялась, как бы ее не обидели. Ведь всё равно она моя мама – уж какая есть. Без нее мне бы было еще хуже. Возвращаясь, она меня так обнимала и так целовала, правда… если только я выбегала к ней навстречу. Иначе она ко мне не заходила и обо мне не помнила… – У твоей мамы была норковая шуба? – задумчиво спросила Маша. – Котиковая была, шиншилловая, из рыси… Да! Норковая была! Белая и черная. – Хм, раз была … Знаешь, тогда, наверно, твоя мама – плохая мама. – Не совсем так. Моя мама старалась, но материнство упорно не доставляло ей радости. Я долго думала, что она меня, именно меня, не любит, пока мы с ней откровенно не поговорили. Маш, и с тобой будет так же. Я упорно тебя не полюблю. Ты для меня та, кто украла мою Вику. Я никогда, никогда-никогда, до скончания веков, никогда тебя не полюблю! Никогда! – Я тащусь! А и не надо! Отвали тогда от дупла! Больше не отвечу! – Нет! Маша! Не уходи! Маша! Маша?! Я буду тебя любить, только верни Вику. Маша! Маша? Анастасия еще долго звала ее – и в конце концов заплакала. Боль сменилась злостью. – Будь ты проклята, Маша! – кричала она. – Раз есть душа, то и ад, значит, есть! Гореть тебе в нем! Дрянная ты девчонка! Одна тут выискалась, самая несчастная, да?! И что? Значит, другим будешь гадить? Маленькую девочку, мою добрейшую Вику, обидела! Что она тебе сделала?! В чем она виновата, а? Отвечай, мерзавка мелкая! Г…внофея долбанная! – Мне тебя жалко, – наконец ответила Маша из дупла. – Но ты сама напросилась! Это тебе за г…внофею! Что невидимое ткнуло Анастасию меж глаз, а затем ее нутро скрутил острый спазм, закружилась голова, дурнота резко заполонила желудок – и она упала на колени. Ее начало тошнить, да так, как давно не тошнило. «Ох, – думала она, – и впрямь токсикоз, похоже…» Она закашлялась, едва не подавилась кашлем с рвотой, как вдруг – к ее ужасу, она исторгла из себя большого черного паука. Мохноногий монстр, пока Анастасия пыталась подняться с колен, проворно вскарабкался на почерневший дуб и скрылся в дупле. Анастасия же с визгом, не разбирая пути, будто снова стала шестилетней девчонкой, побежала из леса к дому. * Валерий посмотрел на часы – уже пятый час. Удивительно быстро бежало в этой Камышовке время, что странно. Обычно в маленьких селениях время едва ползет, тогда как в мегаполисах стремительно уносится. И дело тут не в расстояниях, хотя, конечно, и в них тоже. Валерию казалось, что это люди со своей суетой убыстряют время вокруг себя. Вот так носишься всю жизнь за счастьем, свесив набок язык, а счастья всё нет. Зато есть мелкие дозы счастья – приятные покупки, достижения, секс… Однажды наступит день, в какой тебя ничто не обрадует, а также наступит день, в какой всё тебя огорчит, и ты поймешь, что твои достижения – пыль – всё было зря. В такой день твоя жена перекрасит волосы… Но самое гадское – Валерий никак не мог взять в толк, что ей надо? С детства ей были открыты любые дороги – Анастасия не пошла ни по одной. Единственное, что ей вроде как понравилось: мести чужие волосы с пола в парикмахерской! Как там Вика говорит – «Понять это было выше всякого разумения!» Впрочем, он сам не идеал: права Анастасия, он тщеславен, ему нравится выглядеть на отлично, а вот живет ли он на отлично? Даже его глупая мечта о певческой карьере – сплошное тщеславие, даже олимпиады, даже то, что он женился на Анастасии – самой нетщеславной красавице, какую только встречал в жизни… Он услышал визг – и через минуту в избу влетела растрепанная Анастасия. В ее светлых волосах застряли веточки и листики, она плакала, ее трясло. – Ааа, – дрожали ее губы, и Валерий ее обнял. – Что, Настя? Кто на тебя напал? Скажи – убью! – Ааара-хн-нофобия… – Что? – Н-настоящая! Настоящий паук! Аааа! – брезгливо взвыла она. – Я… я в лесу вытошнила из себя настоящего паука! Того самого! Фаа-аа… – Ого. – Только скажи еще, что мне не веришь! После Вики! А еще я с дуплом говорила! Оно мне – отвечало! Его, дупло, Машей зовут! Маша – дрянь! С, б и ш! Вот так! Веришь мне? – Ааа… Конечно, верю! – крепче обнял ее Валера и погладил по голове. – Маша – дупло, с, б и ш! Только одно мне скажи: кто такая Маша? – Фея эта грибная! – Так она в дупле живет? – Нет. Она в Вике живет! – Причем тут тогда дупло? Наша Вика живет в дупле? – Да нет. Отдуплись, наконец! Дупло – не важно. Важно – мой паук теперь в дупле живет! – Настя! – разжал руки Валерий. – Если ты решила меня довести – ты добилась грандиозного успеха! Немного и я заору! – уже кричал он. – Где Вика?! Где дупло?! И где паук?! Настя же, не отвечая, пошла в спальню дочери – двадцатилетняя Вика мирно спала: ор Валерия ее ничуть не разбудил. Анастасия ее потрясла – Вика сладко почмокала, пробормотала «еще чуть-чуть» и вновь засопела. – Ты не переборщила с колесами? – взволновано спросил Валерий. – Не было в них ничего «колесного»… – ответила Анастасия, осматривая дочь: пульс нормальный, дыхание ровное, никаких признаков отравления, – и всё же она спала и не просыпалась, как ее ни тормоши. – Это все паук! – заключила Анастасия. – В нее теперь, паразит, забрался! Дупло – это не телефон, это какой-то портал… – в задумчивости, поднесла она руки к голове. – Как кротовая нора или как кроличья в «Алисе», между мирами, душами… Так паук через Машу в Вику и пролез! – Настенька, послушай меня, – медленно говорил Валерий. – У тебя просто приступ. Возьми себя в руки. Живые пауки в людях не живут. – Ну да! А я знаю. Я в мед из-за этого паука и пошла! Чтобы убедиться! Я – полностью убедилась: пауки в людях не живут. Но это не помешало мне недавно вытошнить паука! Валера, это не паук. Это монстр! Ну или монстрик. Ну или паразит какой-то… Я к бабе Нюре! Хоть какая-то ведьма должна же быть в округе! Или в поселке! Надо срочно доставать паука! Пока он глубже не пролез и новое гнездо не свил в нашей доченьке! – Хорошо, Настя. Ты только выпей успокоительного, хорошо? А то ты любую ведьму дуплом перепугаешь. Я про твой рот. И про то, что несешь из него. – Ладно… Через полчаса Анастасия тоже мирно спала – пока она копалась в аптечке. Валерий принес ей стакан воды, куда высыпал порошок из капсул, что порой пил сам, чтобы уснуть. Настю подрубило минут за десять – она захотела прилечь, всего ничего отдохнуть, закрыла глаза… * Настя спала, Вика спала. Валерий, подумав, вышел из избы – он решил сам найти бабу Нюру и свой поиск начал с Ананча – как оказалось, не зря. Баба Нюра была там. – Ходи, ходи, – позвал его в дом Ананч. – У меня ныне прибрано. – Простите, что интересуюсь личным, вы совсем один, да? Никого у вас нет? – Внуковы и сынова семьи в городах есть. А чё? – Что же вы не с ними живете? Не в городе? Это же, простите, скажу, как есть, – убожество тут кругом: ни телефонов, ни магазинов. Как вы до поселка, вообще, добираетесь? – Всё у нас есть – и теляфоны эти – у Нюрки сотик есть, и магазины есть – к нам автолавка ездит. До поселку летом лесопедами катаемся, зимой – на лыжах, а коль везти чего надо – «неотложка» выручает. Врачи к нам сами за картошкой то и дело шастают! – Похоже, вы счастливый человек. – Када ж жизнь в дяревне легкай была, отож в старости? Но мы плакаться не плачем – всё равное без толку, кому не плачь. Да и чё этот город? Я в Камышовке самый малой пострел, а в городе буду дед Пихто! Вот, Нюрке тока не говори, у меня тута аж девять баб! А у тебя есть засразу девять баб? – Нет, – улыбнулся Валерий. – Ну и кто ж из нас лох? – хлопнул его по плечу Ананч. – Ходи в дом. «Гостиная» в избе Ананча представляла собой что-то среднее между складом инвентаря и краеведческим музеем. Сытый волк мирно дремал в углу. На вошедшего Валерия он поднял один глаз и закрыл его. Похоже, волку всё с Валерием Валерьевичем было ясно. Баба Нюра прихорошилась – крепдешиновое платье, забранные в прическу кудельки, гребешок в седых волосах. На столе, за каким она сидела, виднелись тарелки, два хрустальных бокала с пивом, свечи, невысокая кастрюлька, накрытая крышкой, – тут явно происходило свидание. Ананч взял четыре бутылки пива из рук Валерия, радостно показал их своей невесте и полез убирать хмельное в погреб. – Извините, что помешал, – сказал Валерий бабе Нюре. – Я скоро уйду… У меня к вам вопрос. Даже не знаю, как сказать. Мне, похоже, ведьма нужна. Ну или хоть кто-то на нее похожая, не то Анастасия Борисовна не успокоится. У нее детская травма – паук ее в шесть лет напугал. Она считала, что он залез в нее. А сегодня из леса прибежала и орет, что паук забрался в нашу дочь, что она его вытошнила, а он в какое-то дупло залез… Понимаю, что бред… – Какой ж тута бред? – удивила его баба Нюра. – Эт хорошо, что паука в Настеньке боле нету – у ее всё на лад теперича пойдет. Послушай… Ты это… Наказ мой слухай, да не смей не сполнить! – мы тута люди бывалые. Ты ходи до протоки, там полыни нарви, побольшей нарви. Обкидай всё в доме полынью – и жди. – Что мне ждать? – Того. Обещать ничё не сообещаю, но… А вдруг? – А ведьма? – Кака така ведьма, милок? Ведьм нет – так по телевизору сказали. – При СССР, наверно, еще сказали, – вздохнул Валерий. – Сейчас по телевизору говорят, что ведьмы есть. Белые и черные. Зеленые уж точно… – Вот и не смотри телевизоры эти… Когда за Валерий ушел, Ананч спросил бабу Нюру: – Чё, думашь? Сурвет полыни? – Кака разница? Не в полыни же суть, а чтобы не шарился тута и нам не мешался. – Любопытствую просто… Кабы не тронулся он в Камышовке у нас своим умишкою… Парень-то ничё – волк в нем злого не увидал. – Ладно, давай к столу, – сказала баба Нюра, а когда он сел, достала из кастрюльки скрученного из соломы пупса. – Кровью хорошо сюды путь из лесу прокапал? – Крольчьей… – Самое оное… И баба Нюра что-то зашептала при свечах, иногда выдирая из пупса соломинки. * Вика очень много плакала – и не за себя она боялась в страшной темноте – за маму-Настю, которая была красивая и большая, но ее глупышка, ведь она, в отличие от Вики, не кончила МГУ. Мама опять дел наделает! Как бы спасти ее от феи Маши? Вика мало что могла сделать – эх, судьба-злодейка! – только плакать и просить Машу не обижать ее маму. Она рассказывала Маше, какая ее мама хорошая: что они вместе разглядывают картинки и читают по слогам сказки, учат буквы и пишут диктанты, загибают пальчики и учат цифры, – и что у мамы это круто получается и что мама изо всех сил старается не отставать от Вики. Вредная Маша ей не отвечала. Нет, Вика никогда не поймет взрослых и фей тоже! Чего им этим феям еще надо? У них же есть волшебная палочка и миллион долларов! Видимо норковая шуба это как стать круто! – раз норковых шуб ее нет даже у фей. Потом Вика, устав говорить и плакать, просто лежала на кровати, иногда всхлипывая. Так она провела целую вечность (ну два часа-то точно!). А потом вдруг появилась Маша – непохожая на себя – испуганная маленькая кукла, которая прижималась к большой шестилетней Вике. – Спаси меня от него! – жалобно прошептала Маша. – Пожалуйста! – От кого? Маша? – строго спросила Вика. – Ты опять меня обманываешь? – Нет. Вверх посмотри… – Тогда включи свет. Маша зажгла волшебной палочкой свечу, и Вика подняла лицо к потолку – после чего взвизгнула и в ужасе накрылась с головой одеялом – на потоке сидел страшный черный паук размером с тарелку. Маша проворно заползла к ней в укрытие. – Маша, кто это? – спросила под одеялом Вика. – Паразит. Нам про таких в школе терминала С рассказывали. Это не паук – это зло, оно просто притворяется пауком. Оно жило в твоей маме, но, когда я ужалила ее волшебной палочкой, оно из нее вылезло и заползло в нас. Оно хочет меня съесть. Ты ему пока не по зубам, а я маленькая – меня он может съесть и охотится за мной. – А зачем мне тебя спасать, Маша? Если тебя не будет, я снова стану Викой. – Это да. Но он будет жить в тебе и жрать уже тебя. Смотри – как в твоей маме раскормился! – А твоя волшебная палочка? – Она против него не канает… Спаси меня, а? Пожалуйста… – Ладно, Маша. Пусть ты и плохая девочка, но я – хорошая. Я тебя не дам пауку, – обняла ее, как куклу, Вика и накрыла своим плечом. – Что нам делать? – Сидеть под одеялом, конечно. – Долго? – Тысячу лет… Вика задумалась. Тысячу лет не видеть маму – это не круто, как стать не круто! – эх, судьба-злодейка. Она выглянула из-под одеяла – черное страшилище пускало нити паутины, сооружая гнездо, опутывая кровать, как кокон. Вика в страхе спряталась назад под одеяло и заплакала. Маша тоже плакала, горестно и тихо – чтобы паук ее не услышал. Но он услышал – Вика чувствовала, как паутинки монстра шарят по кровати в поисках лазейки. Но внезапно загрохотало, зашумело, заревели моторы, вернее, моторчики, как в детских машинках. Что-то мелкое и многочисленное забегало, заездило, запрыгало; раздались автоматные очереди и взрывы, если так это можно было назвать, – стреляли будто тоже из игрушечных орудий. Среди этого грохотания двое негромко перекрикивались тонкими голосами. Лежащая под одеялом Вика слышала: – Заходи справа, Ананыч! Все в атаку, остальные за мной! Пли! Так его, молодцы! Пли! Пли! – Фёдырыч, лови гада! Не мазни, курилка старая. – Закрой язык, пехота, а то трусы твои видно! Пли! Пли! Вика робко высунула голову из-под одеяла – вот это круто! Даже круче, чем чертик Егорушка! По потолку бегали игрушечные солдатики, преследуя паука и стреляя в него из автоматиков, а Вика наблюдала за боем через полупрозрачный полог из паутины. Еще вверху ездили два, хоть и игрушечных, но вполне солидных танка, какие таранили паука и палили в него дымом с конфетти, как из хлопушек на Новый Год. Всё вокруг уже было засыпано конфетти! Круто! Конфетти – это праздник. Конфетти – это не страшно. Увидав Вику, паук-паразит сделал хитрый маневр – он прыгнул на полог из паутины и со всех своих ног ринулся к девочке, но храбрые солдатики накидывались на него целыми дивизиями – так паук и свалился перед Викой – как ком из зеленых человечков, и какого торчали восемь мерзких мохнатых лап. – Вика! – раздался голос сверху. Из танка, стоявшего на потолке, высунулась вниз маленькая голова в шлеме. – Помогай! Рви ему ноги! Давай! Не бойся! Давай же! Вика боялась пауков, тем более таких больших, черных и страшных. Но то ли из-за конфетти, то ли потому что Вика была правнучкой армейского полковника, она не колеблясь, смело оборвала пауку лапы – и они по отдельности так забавно задергались, что Вика озорно засмеялась. Тут же исчезли завесы из паутины, паук и его дрыгающиеся лапки. – Иду к прыжку! Поо-береги сапоги на голове! – раздалось сверху. Один из двух танков оторвался от потолка, но не рухнул вниз, а виртуозно перевернувшись в воздухе, приземлился на парашюте рядом с Викой. – Ананыч?! – прокричало из него. – Доложи потери! – Гибели человеческих жертв нет! – ответило из верхнего танка. – Потери техники нет! Гибели пластмассово-десантных составов нет! – Ай да дебилы, ай да молодцы! Ананыч, уводи ребят! Победа, братцы, победа! У-раа! Танк на потолке дал прощальный салют из конфетти. Солдатики прокричали «ура» стройным хором, как на параде, после чего все они исчезли. Но остался танк на кровати, из люка какого выбрался человечек в хаки. – Круто! – сказала ему Вика. – Я тащусь! – поддержала ее вылезающая из-под одеяла Маша. – Советская Армия маленьких девочек в обиду не даст! – ответил человечек. – Разберется с кем угодно и накажет кого попало! Ты уж прости, Викусь, что задержался. Заигрался много мало в танковый биатлон с Ананием Ананьевичем! Чё нам еще в Раю делать, как не в войнушки играть? – Ты мой прадедушка! Федор Федорович! – Своей к вашим услугам персоной! – А почему ты такой маленький? – Это поправить – поправимо! Форма одежды – без танка! Через секунду на краю кровати, рядом с Викой, сидел седой полковник в парадном мундире с медалями и орденами. – Прадеда! – обняла его Вика. – Ты снова взял да и забрал мой страх! – На этот раз ты сама свой страх смехом припаучила. Я же только мало много помог… Маша, – посмотрел Федор Федорович на «фею», – пора тебе из Вики в бессрочное увольнение. Это не обсуждается! Твое место здесь не тут! Если сама не уйдешь, то я автоматическую палочку калибра 7,62 как возьму: раз, два, три, – и тебя нет! «Фея-Маша» грязно ругнулась с досады. – Ты чего материшься, как маленькая?! – возмутился прадед Вики. – Тебе же этим ртом Родину-мать потом любить!! – потряс он пальцем. – Не хочу в Ад! И в школу Терминала С тоже! – Глянь на себя! В школу не ходишь – человеком не вырастешь! Как кукла уж ростом высоты стала! До пупсика хочешь дорасти?! А будешь выражаться – всё равно умнее стать не выйдет, зато морщины пойдут, если не без зубов, как я! Маша молчала с насупленным лицом. – Почему все тащатся от Вики, а меня никто не любит! Почему так? – Как никто? А я Виталия Ивановича с собой припассажирил. Рядом с кроватью возник усатый мужчина в недорогом костюме и с плоской кепкой на голове. – Папа! – обрадовалась Маша, и он взял ее, маленькую, как куколка, на руки. – Да, Машка, я как бы умер – срок как бы пришел. И мама твоя тоже как бы представилась. Ну… она как бы в Ад пошла… Так что давай, Машка, не шали и как бы пошли-ка в Рай. Если, конечно, Вика тебя как бы простит. – Я прощаю! – радостно ответила Вика. – Пока-пока, фея Маша. – Ну как бы тогда мы пошли, – сказал Виталий Иванович. – Простите как бы нас еще раз… Всё поправим мы как бы. За то не волнуйтесь. – Стой, папочка, – остановила его Маша. – Я лучше в Ад, к маме – ей там плохо. Нам показывали Ад в Терминале С – там страшно, там Дьявол и Люцифер! А ее никто не обнимет в Аду, кроме меня. – Хорошая ты всё же девочка, Маша, – растроганно проговорил Федор Федорович и утер слезу. – Вот до чего народ демократы эти довели! – Эээ… – протянул Виталий Иванович. – Обманул я тебя как бы, Маша. Галя, мама твоя, в автобусе нас ждет – побоялась как бы к тебе так сразу явиться. Норковая шуба ей уж давно не нужна. Мы все вместе будем в Терминале С встречаться – ты в школу ходить, а в свободное время как бы с нами учиться. Никаких парков развлечений – ты наказана! Мама атлас мира как бы взяла, а я тебя на снегоходе по тайге в Терминале В покатаю… – Зыыка! Скоро Виталий Иванович и Маша ушли, а Федор Федорович стал укладывать Вику спать. – Расскажи мне сказку, прадеда, – попросила Вика, – про Золушку. – Приказ есть выполнить! – отдал он ей честь. – Ну, слушай… жила, значит, была Золушка в женском батальоне. Всем хорош боец! – хотя новобранец. Тумбочка чистая, на одеяле – ни складочки, пуговицы пришиты, как стоп кран – намертво! Особенно была она спец по уборке кухни и немного на армейском складе. Злая либералка-прапорщица… * Валерий пять раз ходил за полынью до протоки и обратно – возвращался с охапками больше памятного венка и снова шел к обмелевшей реке. И не потому, что так велела сделать баба Нюра: в колдовство он по-прежнему не верил и уж смирился с тем, что Вике двадцать. Ходил, потому что бездеятельности не любил. Когда всё в избе было завалено ароматной полынью, он взял бутылку пива из холодильника, пивную кружку и устроился на лавке, – размышлял о своей жизни, пил пиво – так и заснул… …Утром двор перед избой наполнился голосами. Валерий впустил в «гостиную» Бориса Федоровича, отца Анастасии, Юлию Федоровну, ее элегантную мать, которая носила широкополую шляпу и обмахивалась веером, а также владельца дома, Игоря. Незнакомцы подумали бы, что Валерий и Игорь братья, если не родные, так двоюродные уж точно. «Брат Валерий» по-прежнему был в классических брюках и застегнутой на все пуговицы белой рубашке, «брат Игорь» – в джинсах и расстегнутой клетчатой рубашке поверх футболки. Борис Федорович, сам того не зная, оделся как экстрасенс Аристарх Назарий: яркая тенниска, светлые штаны, туфли годные для тусовки в гольф-клубе. Поправляя на переносице почти прозрачные очки, Борис Федорович озадаченно огляделся: на полу стога полыни и батарея пустых пивных бутылок в «прихожей». – Ты что, всё мое пиво выдул? – ошалело спросил Игорь, открывая холодильник. – Как стать! – весело ответил Валерий на Викином языке. – Где моя Настенька? – спросила Юлия Федоровна. – Нам передали, что она с ума сошла и сердца режет… – И Вика где? – строго спросил Борис Федорович. – Барышни спят. Подождите, – остановил он отца Анастасии, когда тот пошел к спальне Вики. – Вы только не удивляйтесь, но Вике сейчас двадцать. Это там точно Вика спит – у нее «пальчик-пенёк» и «секретная родинка»… Борис Федорович резко высвободился и без стука открыл дверь в Викину спальню. Шестилетняя девочка лежала в разобранной постели, накрывшись одеялом по подбородок и шаловливо улыбаясь. – Бабушка, дедушка! – обрадовалась она и подскочила на кровати, ойкнув, придерживая штаны, точнее, шортики Анастасии, какие теперь ей стали неимоверно велики. Кроме того, велики стали и футболка, и бюстгальтер под ней, и трусики под шортиками. – Вы что тут делали ребенком?! – одновременно вскрикнули дедушка и бабушка Вики. – Деда Боря, – радостно вещала Вика, когда «деда Боря» взял ее на руки, – я ходила за грибами, встретила фею, и она мне дала миллион долларов! Круто, да?! А еще она меня заколдовала в себя и сделала большой! А потом посадила меня в клетку, но чертик Егорушка меня разбудил! Егорушка – даже круче, чем котенок. А потом пришел страшный паук. Паук раньше в маме жил. Паук хотел съесть фею Машу и меня! А потом пришел прадеда Федор Федорович на танках с конфетти и пластмассово-десантными войсками. Было круто как стать! А потом мне прадеда сказку про Золушку говорил, как ее обижала прапорщица, но фея-замполит дала ей путевку в жизнь: мундир, погоны и БТР с зампотехом. А еще на складе выдали кирзовые сапоги. Золушка начистила сапоги, пришила свежий подворотничок и поехала на бал-парад, на Красную площадь, – и там ее увидел сам товарищ Сталин! Происки американских шпионов мешали Золушке и товарищу Сталину вместе любить Родину-мать! Еще прапорщица-либералка помогала капиталистам-империалистам и воровала портянки с боеприпасами. Эх, судьба-злодейка! – всё казалось уж пропало! – но на внеочередных выборах победили коммунисты и красный террор взвил свое гордое знамя над мракобесием рыночной экономики, демократии и голубыми! Круто, да?! – Иных слов нет, – хмуро ответил Борис Федорович. Юлия Федоровна натурально стояла с открытым красным ртом. В это время из своей спальни вышла помятая и растрепанная Анастасия. Одной рукой она держалась за голову. – Дочь, ты неправильно воспитываешь дочь, – строго проговорила Юлия Федоровна. – У нас будет серьезный разговор! Мрачно глянув, Анастасия показала ей средний палец и, пока ее мать возмущенно охала, забрала Вику из рук отца, крепко поцеловала дочку и прижала ее к себе. – Валера, это она? – спросила Анастасия. – Не Маша? – Фея Маша, мамочка, – ответила Вика, – уехала на автобусе в Рай под названием «Терминал С». Она больше не будет. Она стала хорошей – я знаю, я ее спрашивала. Я ведь люблю до истины докопаться. – Это она. – Что тут, в конце концов, происходит?! – повысил голос Борис Федорович. – Я надпись «Дурдом» при въезде в эту Камышовку пропустил? – Валера, увези меня и Вику отсюда в аэропорт, – потребовала Анастасия. – Немедленно! Видеть больше не могу ни Камышовок, ни своих предков. – Настя… – подал голос Игорь. – А да… Игорь… Поговорим в Москве… Сейчас я без сил – что-то голова гудит… Полынь еще эта воняет… Кто ее столько сюда притащил? Сенокос случился? – По дороге расскажу про полынь, – вздохнул Валерий. – Настя, я отвезу тебя и Вику, – сказал Игорь. – Нет. Вчера надо было приехать, чтобы сегодня везти меня в аэропорт. Валера? – Я готов, – взял он галстук, смартфон и свою сумку-планшет. – Машина за углом. Анастасия же быстро взяла рюкзачок Вики, положила пару ее и своих вещей в свою дамскую сумку. – Никуда вы не поедете! – сказал Борис Федорович. – Мне нужны объяснения! – А что объяснять? Я и Вика чудесно провели время в этой деревне, всех вас разыграли, а сейчас нам пора в Москву. Ах да, Валера, достань, пожалуйста, миллион долларов из печки. Валерий, хмыкнув, полез рукой в камеру печи и достал лукошко – полное красных мухоморов! – Объяснения излишни, – заключил Борис Федорович. – Наркоманы. Как Аристарх Назарий и говорил. Настя, не отвечая, пошла к выходу, унося Вику, всё еще одетую в большие ей вещи. Игорь через миг пошел вслед за Анастасией и Валерием. – Пока-пока, – помахала Вика оставшимся в доме родителям Анастасии. – И что думаешь? – еще раз огляделся Борис Федорович. – Арахнофобия у нее опять разыгралась?! Не было же никогда никакого паука на той веранде! – Думаю, наша дочь, Боря, – вздохнула Юлия Федоровна, – просто-напросто бухает… * – Настя, – шел Игорь рядом с Анастасией по дороге между безлюдными избами и говорил, – нельзя же так! Меня всего два дня не было! – Игорь, я тебя не бросаю… Но я и Камышовка, да и любая другая лесная деревня, – это не для меня. Счастлив ты со мной не будешь. Найди женщину, которая разделит с тобой твою страсть… А я в цивилизацию хочу. Немедленно хочу! Бетон буду обнимать, а асфальт – целовать! И дышать полной грудью на загазованных пробками автострадах! Наверно, я мутант. Эволюция, знаешь ли, не дремлет… Игорь остановился. Сделав еще пару шагов, Анастасия оглянулась. – И знаешь что, Игорь, – задумчиво проговорила она, – когда электричество мигает, ты в лес не ходи. Поверь мне, не ходи… – Пока-пока, дядя Игорь, – весело помахала ему Вика – как все шестилетние дети она легко прощалась со всеми-всеми, лишь бы мама и папа были рядом. Игорь пошел назад к дому. Автомобилем Валерия оказался серебристый кроссовер – тот «паркетник», какой он купил три года назад. – Не сменил тачку? – улыбнулась Анастасия. – Зачем ее менять? Хорошая проходимость, безопасность и комфорт. Широкое заднее сиденье. Семейный автомобиль… И я привык к нему, что ли. – Валера, мне не привиделось всё вчера? – спросила Анастасия, забираясь внутрь машины. – Вика, расскажи маме сказку про Золушку. – Жила-была Золушка в женском батальоне, спец на кухне с чистой тумбочкой. Злая прапорщица… – Стой машина! – раздался окрик, когда автомобиль уж было тронулся – к нему шел дед Ананч и нес что-то в руках. Серый волк трусил рядом. – Нюрка вам это наказала дать. Как талисману! Всех пауков распужает! Дед протягивал маленькое лукошко для земляники, в каком пищал чернявенький котенок с желтыми глазами, – страшненький ух как стать! – Егорушка! – обрадовалась Вика. – Мама, давай возьмем Егорушку в Москву! – Но… как мы его на самолет возьмем? Тогда на поезде… Ой, – скривилась Анастасия, – чух-чух я сейчас не вынесу… Голова что-то раскалывается и, вообще, я ненавижу поезда. – Поехали на машине до Москвы, – предложил Валерий. – По пути позавтракать надо, одежду Вике купить и мне рубашку, я бы еще душ принял… Долгая будет поездка, зато не без пробок – подышишь цивилизацией вволю… – Поехали, с котенком вместе поехали… Я без сил, я на всё согласная… – Победа, братцы, победа! – вскричала Вика, принимая через окно лукошко. – У-раааа! – Она – правнучка армейского полковника, – пояснила Ананчу Анастасия. Распрощавшись с дедом, они наконец отправились в путь. Серебристый кроссовер ехал в поселок по грунтовой дороге через лес. Вика что-то без умолку болтала и гладила Егорушку, Анастасия, полулежа, как на лавке, на заднем сиденье, ее обнимала, перебирала ее русые волосы и иногда ее целовала. За окном машины монотонно мелькали лиственные и хвойные кроны деревьев. – Валер? – спросила Анастасия. – Что там у вас в Москве опять случилось? Коммунисты к власти, что ли, на внеочередных выборах пришли? – А без разницы, – ответил он. – Я вчера решил, что скоро продам свои компании. Например, Игорю твоему продам. Уверен, он мне пиво не простит и деньги найдет. – …Да? И чем будешь заниматься? – Найду, но точно в певцы не пойду. К родителям для начала в село съезжу, проведать хочу, глянуть, как там всё… – И ты туда же… в Камышовки эти ваши. У вас там электричество мигает? – Там не мигает. Не то я мигнулся бы умом еще в детстве, а не в тридцать три. – Так хочешь знать, какая у меня была яркая мечта? – Да. – Честно? – Да. – Честно-честно? – Настя! – Ну… Я с детства хотела очутиться в сказке – пережить что-нибудь по-настоящему невозможное, – и вот… Теперь я знаю, что не зря этого невозможного нет. – Мам, – зашептала Вика на ухо Анастасии, – когда фея Маша уходила, я попросила ее сделать так, чтобы ты опять любила папу. Она пообещала тебя заколдовать, но за миллион долларов. Ты что-то получаешь и что-то теряешь, – это закон волшебной палочки. Ну, ты что мне на это скажешь, а? Папа тебя ачуровавал или Маша меня опять обманула? – Ачуровавал, дочка… Ох, как он меня вчера водицей успокоительной ачуровавал. До сих пор в себя прийти не могу… – Круто! Это круто как есть и как стать! Валерий в это время расстегнул пуговицу воротника рубашки.P. S. Егорушка оказался кошкой.
Последние комментарии
18 часов 50 минут назад
1 день 10 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 19 часов назад
4 дней 2 часов назад
4 дней 6 часов назад