Повесть о государевом слонопасе [Игорь Владимирович Марков] (fb2) читать постранично

Летом 1988 года в один из тёплых солнечных дней, когда только мягкий перестук колёс пригородных электричек нарушает послеобеденную дремоту дачных посёлков, кандидат технических наук Курочкин Борис Васильевич сделал самую удивительную в своей жизни находку, которая тянула, по его мнению, если не на Нобелевскую премию, то хотя бы на присвоение открытию имени автора.

Но не будем строго судить нашего героя и простим ему скороспелую научную ошибку. Всё-таки основной специальностью Бориса Васильевича была космическая баллистика – прикладная наука о движении космических тел, которая не имеет ничего общего с палеонтологией, изучающей древние окаменевшие организмы. А обнаруженные им на глубине двух метров под землёй гигантские кости были очень похожи на скелет динозавра, который недавно показали по телевизору в передаче «Очевидное и невероятное».

Корреспонденты Останкинского телецентра, приехавшие снимать репортаж об уникальной находке, привезли с собой настоящего учёного палеонтолога из Академии наук. Он внимательно изучил ископаемые останки и с сожалением засвидетельствовал, что это не скелет динозавра, а кости обычного слона, умершего примерно 300-400 лет тому назад, только почему-то без бивней.

Сенсация о подмосковном динозавре – «трицератопсе Курочкина», как его успел окрестить первооткрыватель, – не состоялась. Но загадка – откуда в подмосковной деревне XVII века мог взяться слон – осталась. Ведущий телевизионного репортажа попытался обратить несостоявшуюся новость в забавную шутку и даже вспомнил старый анекдот о том, что «Россия – родина слонов».

Однако, необычная находка вызвала интерес в среде научных и околонаучных журналистов, у которых по причине летнего отпускного периода отмечался недостаток интересных новостей.

Сразу вспомнили про мамонтов. Если условно предположить, что мамонт – это древний слон, то анекдот не кажется таким уж бессмысленным. Несколько тысяч лет назад большие стада волосатых животных действительно паслись на бескрайних просторах нашей будущей державы. Скелеты и даже целые замороженные туши мамонтов охотники постоянно находят в вечной мерзлоте северных районов и в Сибири. Костей иногда встречается так много, что Россию можно смело считать не только родиной, но и кладбищем травоядных гигантов. К сожалению, примерно 3500 лет тому назад последний мамонт умер на острове Врангеля, и подобные животные у нас больше не встречались, тем более в Московской области.

Первое историческое свидетельство о живом слоне в России относится к эпохе Ивана Грозного. О нём в своём письменном отчёте упоминает немецкий агент-наёмник Генрих фон Штаден, служивший несколько лет опричником при дворе московского царя.

Второй, по порядку упоминания, слон был замечен в Москве спустя примерно сто лет – во времена царствования Алексея Михайловича.

С восшествием на престол Петра Первого слоны в России стали появляться гораздо чаще. Ну а сегодня трудно встретить жителя большого города, который бы ни разу не видел живого слона в цирке или зоопарке.

Когда информационная шумиха вокруг древних костей утихла, и плёнку с телевизионным репортажем положили пылиться на останкинскую полку, собственное независимое исследование провёл краевед-любитель и коренной болшевский житель – Николай Кузьмич Тихонов. К сожалению оригинал статьи с результатами исследований был написан в единственном экземпляре шариковой ручкой в школьной тетради и пропал во время переезда его наследников на новую квартиру. Сохранилась только плохо читаемая и неполная ксерокопия. Изучив старинные архивные документы, краевед Тихонов высказал смелое предположение, что кости, найденные в конце 1980-х годов неподалёку от станции Болшево Ярославской железной дороги, являются скелетом слона под номером два – того самого, который в XVII веке был подарен персидским шахом русскому царю и содержался в Москве на Красной площади в Алевизовом рву.

Древнее подмосковное село Болшево уже несколько сот лет стоит на высоком берегу некогда судоходной, но со временем обмелевшей реки. Его жители с давних времён зарабатывали на жизнь в основном отхожим промыслом и обслуживанием волока на водном пути из Клязьмы в Яузу и обратно. Густые сосновые леса, бедные подзолистые почвы и плохая погода традиционно мешали сельским труженикам получать хорошие урожаи со своих полей и огородов, и, возможно поэтому, болшевское население долгое время оставалось малочисленным.

Ситуация резко изменилась, когда стараниями местных предпринимателей выстроилась железнодорожная ветка от Мытищ до Щёлкова. Появились фабричные посёлки, а окрестные леса захватили московские дачники – особый тип людей, поведение которых подробно исследовано в рассказах А.П. Чехова.

Лет через тридцать-сорок подросли их дети и внуки, сформировалась новая устойчивая социальная группа –