Однажды приключилось [Ирина Ломакина] (fb2) читать онлайн

Жанна Ди, Рия Трип, Мария Линева, Алеся Турбан, Инна Фохт, Лариса Пржевальская, Юлия Заморская, Ирина Трушина, Ольга Гузова, Татьяна Нырко, Юлия Михоношина, Ирина Ломакина Однажды приключилось

Чертёнок

Старый чёрт, надев очки,

Пролистал отчёт,

После вынес свой вердикт,

Произнёс: «Не чёрт».

*

Чертёнок прыгал у стола:

– Я чёрт! Вот видишь, рожки!

Гляди, я вовсе не крылат,

Копыта есть на ножках!

*

– Да, внешне чёрт ты, но в душе

Ты белый и крылатый.

Ну всё, иди давай уже,

Не зли народ рогатый!

*

Чертёнок шмыгнул, вытер нос.

– Я докажу вам всем!..

И чёрным вихрем между звёзд

На Землю полетел.

*

Влетел в весенний городок,

Искал чертёнок жертву.

Парень один его привлёк –

Стоял у парапета.

*

В костюм был праздничный одет,

Парню лет двадцать только,

В руках держал из роз букет,

Стоял и плакал горько.

*

Внизу весенняя река,

Стекая с гор, шумела,

Чиста вода и глубока

И силе нет предела.

*

Присел чертёнок на плечо,

Ладонями потёр.

«Ну всё, ты точно обречён!

Всем докажу: я – чёрт!»

*

А парень на водУ глядел:

– Как ты могла предать? –

Твердил. Чертёнок захотел,

Причина в чём, узнать.

*

Он руки протянул к реке –

Утихла гладь воды –

Чертёнок видит вдалеке:

ЗАГС, гости и сваты.

*

Стоит взволнованный жених

И ждёт свою невесту.

Всё будет хорошо у них,

Теперь по жизни вместе –

Мечтал жених… Но вдруг звонок:

«Не жди, я не приеду…».

*

И вот уже, «не помня ног»,

Идёт он к парапету.

В ушах звучат её слова:

«Я не люблю, прости».

*

Ах, как кружится голова,

А пульс стучит: «Не жди».

Чертёнок руки опустил –

Река вновь зашумела.

*

Тут с парнем он заговорил:

– Чего ревёшь без дела?

Она унизила тебя.

Ты ничего не значишь.

*

Мечтал о свадьбе ты, любя.

В итоге горько плачешь.

Разбито сердце, и оно

Уже не заживёт.

*

Ты вытри слёзы и на дно.

Смелей, река зовёт!

Покончи разом ты со всем,

Прерви свои страдания.

*

Там боли нет и нет измен,

Пустого ожидания.

Есть лишь покой и тишина,

И вечная свобода.

*

А плачет пусть потом она.

Давай же, прыгай в воду!

Парнишка выбросил букет,

Тревожно озираясь.

*

Он перелез за парапет,

В уме со всем прощаясь.

Остался шаг, последний вдох,

И прекратятся муки.

*

Ну что ж, чертёнок, ты неплох!

Гляди, слабеют руки…

Но тут чертёнок осознал,

Что натворить сумел он.

*

Он парню громко закричал:

– Остановись! Не делай!

Смотри, сады цветут вокруг,

И ярко солнце светит.

*

Слышишь? Звонит твой лучший друг.

Ты не один на свете!

А мама? Ждёт тебя она,

Волнуется и ищет.

*

Ведь жизнь не просто так дана!

Ты ещё молод, слышишь?!..

Парнишка вдруг в себя пришёл,

С глаз спала пелена.

*

Вздохнул чертёнок: «Хорошо,

Жизнь парня спасена».

А тот обратно перелез

И сел на пыльный мост.

*

– Но как я оказался здесь?

Не помню ничего.

Вдруг видит девочка идёт

(Как жар, копна волос),

В руках коробочку несёт

И вытирает нос.

*

Девчонка к парню подошла,

Стесняясь, вдруг спросила:

– Может, вам кошечка нужна?

Мне мама запретила.

*

Велела выбросить её,

Сейчас нам не до кошки.

Вы посмотрите на неё,

Она такая крошка.

*

Глаза у девочки блестят

И голос очень звонкий,

Веснушки на носу горят –

Забавная девчонка.

*

Парень на кошечку взглянул

Пятнистую, смешную.

– Конечно, я её возьму.

Ну как не взять такую?!

*

Девчонка кошку отдала:

– Спасибо вам большое!

А парень сам себе сказал:

– Я не один, нас двое…

*

Чертёнок за кустом сидел

Цветущей облепихи.

На парня с кошкою глядел

И радовался тихо.

*

Вдруг зачесалась у него

Спина между лопаток.

Чёрт сам не понял, отчего

Стал белым и крылатым…

Автор Инна Фохт

Пробуждение начала. Inter Mundes.

Линева Мария @sleepwelltoys

В бескрайнем космосе вероятностей парят, вращаясь, обитаемые миры. Такие разные: техногенные и магические, сферические и эллипсоидные, населённые гуманоидами и иными разумными расами. Сотни и тысячи миров, живущих своей жизнью.

Каждым мир родился из мысли своего демиурга и был населён Богами, которые принесли в него жизни и разум. Он рос и развивался. Полудикие племена кочевников превращались в высоко организованные цивилизации, жители которых более не нуждались в Богах.

Цивилизации уничтожали одна другую, вырождались, обращаясь прахом и забвением. Потому что не было уже в мире Создателей, способных спасти своих детей. Ибо ненужные Боги покидали свои миры, уходя за грань.

Никто из созданий не знал, куда они уходили, где приклоняли уставшие головы, давали отдых натруженным рукам.

***

Это место не существовало ни на физическом, ни на астральном, ни на энергетическом плане бытия. Не было ни миром, ни его изнанкой. Нечто «между». Граница. Пунктирная линия, ставшая пространством. Inter mundos.

Плотный белый туман клубился, лишая возможности воспринять реальные очертания и формы предметов. Густая хмарь то обрисовывала контуры реки, то стены крепости, то бескрайнее поле опаловых колосьев. Однако, в безмолвной мути не было ничего вещественного и сущего. Мир «между» спал.

Тонкий ломаный луч ярко-синей молнии волной пробежал по белым тучам над холмом. В неясном неверном свете электрического разряда хмарь отступала, стягивая пушистое туманное одеяло. На холме проявилась и оформилась, будто соткалась, собралась из мглы фигура. Женская.

Линии стройного, почти хрупкого тела закутаны в бледную дымку, как в погребальный саван. Серовато-белое, будто выточенное из камня, лицо с высокими скулами и острым подбородком, обрамляли пряди таких же неживых серовато-белых волос.

Женщина казалась живой, дышащей, но спящей. И в то же время выглядела каменной статуей, вышедшей из-под резца величайшего из зодчих. Или будто древнее чудовище взглядом обратило в камень уснувшую у её логова красавицу?

Туман медленно отступал от женщины, освобождая тело и одежду. В бурлящем небе снова сверкнула и покатилась синяя молния, а за ней пришёл рокочущий низкий утробный рык грома, в нём слышался призыв, заклинание, имя спящей.

«М-м-м-г-г-л-л-А-А-А-А», – протяжный зов раскатом разнёсся по всему пространству «нигде».

Ткани савана каменной женщины стремительно трансформировались, меняли цвет и фактуру, обретали объём и наливались самой жизнью. Длинные хрупкие пальцы с аккуратными острыми хищными чёрными коготочками дрогнули, разгоняя густую после забвения кровь. К алебастровой коже стремительно возвращался живой вид, черты лица смягчались, и не стало сомнений, что на холме не статуя, а живая женщина. Длинные волосы цвета первого снега шевелил робкий, будто неуверенный в себе, ветер. Он ласкал, гладил по волосам, по щекам, по губам ту, что спала, приветствуя её пробуждение.

В третий раз по небу, ставшему тревожно свинцовым, пробежала молния, и вновь грянул нетерпеливый призыв: «МГЛА!..» Эхо разнесло его во все уголки странного, туманного места и вернуло к вершине холма, где лежала она.

Густые серые ресницы дрогнули, веки зашевелились, и Мгла распахнула блестящие глаза. Эти абсолютно чёрные без зрачков и радужки очи отражали свет первых звёзд, видевших рождение Вселенной.

Женщина медленно села, вытянув вперёд длинные ноги. Мгла повела плечами, отчего каскад белых волос шквальной волной упал на спину, и вытянула вперёд руки. Провела взглядом по длинным хрупким пальцам, унизанным перстнями с потускневшими камнями. Свет больше не играл на их мёртвых гранях.

– Печальное зрелище, – лёгкий шёпот женщины ветерком пробежал по вершине холма и полетел вниз к подножью.

* * *

МГЛА:

Тело ломит, каждый вздох причиняет боль. Мне кажется, что мои вены высохли за время долгого сна и теперь по ним течёт не кровь первых, а песок, так царапает всё внутри. Я чувствую невообразимую тоску и одиночество. Мир вокруг тусклый, серый, туманный. Опустошённый.

Я сижу на вершине холма и медленно после тысячелетнего сна осознаю себя частью мироздания. Живой. О, как прекрасно быть живой! Даже в «нигде» есть воздух и ветер. И я вновь чувствую искры жизни, которыми буквально наполнена Вселенная.

Медленно провожу рукой по голой почве возле правой ноги и слышу отклик семян, спящих внутри. Направляю своё тепло в землю, наполняю энергией жизни. Лёгкая дрожь пробегает по поверхности холма, дёрн шевелится, выпуская наружу тонкие былинки травы. Серой полупрозрачной почти бесцветной, но живой травы!

Внезапно меня накрывает щемящее чувство неполноценности, оторванности, будто часть меня вырвана с мясом. И я вою, а по щекам текут горячие злые слёзы. Жизнь без красок невыносима и неполноценна. Жизнь без него есть боль. Острая потребность найти и соединиться с тем, кто давно стал частью меня, подбрасывает моё тело вверх. Миг, и я уже лечу туда, куда стремится моё сердце.

Чёрные неприветливые скалы острыми зубами вспарывают клубящиеся недоброе небо. Я опускаюсь на крохотный уступ перед неприметным входом в пещеру и, не медля ни секунды, бегу внутрь. Мои шаги гулко отдаются в тишине чёрного провала. Вперёд. Ещё немного. Уже скоро. Наконец-то!

Крохотная пещерка могла быть даже уютной, если бы не могильный холод, леденящий моё древнее сердце. В кромешной тьме я различаю очертания каменного ложа. Меня пронзает горькая мысль:

«Жёстким и холодным было твоё базальтовое ложе, единственный мой».

В Inter mundos время идёт размеренно и неощутимо, но даже оно споткнулось и замерло вместе со мной. Ужас и отчаяние парализовали меня в ту же секунду, когда я увидела, что осталось от любимого лица.

«Нет, не может быть! Он должен был уснуть, как и я. Уснуть, но сохраниться целым!» – панические мысли бьются в голове, как злые оводы, а сердце стонет: «Зачем? Зачем мне пробуждение и новая надежда без него?»

На каменном ложе, в окружении чёрного окаменевшего савана, я вижу белый череп в короне из чёрных волос. О, как я любила заплетать ему косы! Его руки обратились костями, но всё так же сложены на груди, как в тот последний день.

В бессильной злобе и ярости потери я колочу руками о чёрный гранит его савана. Я разбиваю их в кровь, срывая три ногтя до мяса, но разве можно назвать это болью? Моя кровь смешивается со слезами и падает, падает на мёртвую грудь любимого.

Обессилев, я опускаюсь на каменное ложе возле останков того, кто был для меня всем. Сознание затапливает спасительный морок: «Пусть эта пещера станет нашей общей могилой».

Внезапно в моё сознание иглой врывается зов, которого я не слышала тысячи тысяч лет. Я слышу зов своего ребёнка, зов крови. Но как это возможно? Я пережила всех своих детей и их потомков! Во всех мирах не осталось ни капли моей, НАШЕЙ С НИМ крови.

Меня накрывает волной радости и надежды! НАШ ребёнок! Где-то на просторах Вселенной там есть наша с ним частичка. Но что это? Почему тело больше не чувствует холода камня? Я страшусь вновь открыть глаза, боюсь снова увидеть кости, пустые бездушные останки моего супруга.

Моей щеки касаются тонкие холодные пальцы. Натруженные и шероховатые, но в то же время удивительно нежные. Его руки. Я распахиваю глаза и вижу такое родное лицо. Его удивительные белые глаза с вертикальной линией зрачка смотрят нежно и выжидающе.

– Я думала, что потеряла тебя навсегда, – говорю я, сплетая наши пальцы.

– Я думал, что кошмарное одиночество никогда не закончится, – произносит мой возлюбленный и тянется к моим губам.

Волны тепла и силы лепестками гигантского радужного цветка расходятся от нас, наполняя светом и цветом мир «между». Созидая, рождая, наполняя силой жизни.

Рука об руку мы выходим из пещеры, чтобы начать жизнь заново. Чёрное и Белое, Мужчина и Женщина. Мрак и Мгла. Породившие всё.

За стеклом

Лариса Пржевальская @writer_pani_larissa

Крадучись, гелО приблизился к стеклу и осторожно заглянул в комнату. Там горел только тусклый ночник. Но его света хватило, чтобы разглядеть кровать и спящую на ней девушку.

гелО не мог точно сказать, как давно он наблюдал за жизнью обитателей комнаты по ту сторону стекла. А их на его памяти сменилось с десяток. Поначалу гелО не понимал, почему жильцы, заметив его, так странно реагируют. Те, чья психика оказалась покрепче, спешно съезжали с арендуемой квартиры. А вот особо впечатлительные натуры отправлялись прямиком в дурку. Ведь их рассказы про увиденного жуткого монстра бригада скорой психиатрической помощи, вызванная родственниками, принимала за галлюцинации помутившегося рассудка.

По правде говоря, гелО не мог вспомнить, как оказался в этом замкнутом пространстве. Он вообще не помнил никаких событий из своей прежней жизни. Просто однажды гелО пришёл в себя здесь, где единственным развлечением стало подглядывать за жизнью тех, кто находился по ту сторону. Иногда гелО намеренно попадался на глаза квартирантам, если их присутствие наскучивало ему или утомляло однообразием жизни. Душераздирающие вопли и перекошенные от увиденного кошмара лица жильцов развлекали и вносили хоть какое-то разнообразие в монотонное существование без особых событий. А ещё гелО понятия не имел, как выбраться из заточения, где вместо двери была только прочная гладь стекла, а за спиной – чернильная пустота без конца и края. Поначалу он хотел было уйти, но выхода из этой пустоты не оказалось. К тому же у гелО ещё оставалась крохотная надежда, что стеклянную перегородку можно как-то разбить или открыть, вот только как? А наблюдение за жильцами хоть как-то развлекало и скрашивало его пребывание в этом странном месте.

Но когда в комнату за стеклом въехала эта спящая на кровати девушка, гелО переменился. Он не спешил показываться ей на глаза. Ему хотелось, чтобы она как можно дольше не съезжала. Теперь гелО осторожничал и с жадным нетерпением ждал возвращения девушки, когда она уходила из квартиры куда-то. А ведь раньше такого с ним не случалось.

***

Алина проснулась среди ночи в холодном поту. Снова это ощущение пристального взгляда, от которого пробирала дрожь. Её очень нервировало большое, немного помутневшее от времени зеркало в старинной раме под бронзу, что находилось напротив кровати. По вечерам ей иногда казалось, что в отражении комнаты мелькали неясные тени. И поэтому она подолгу не могла заснуть, беспокойно ворочаясь в кровати.

Зато днём Алине даже нравилось позировать перед старинным стеклом и представлять, что на стене висит её портрет в полный рост, нарисованный известным художником. Но как только угасал дневной свет, зеркало неуловимо менялось. Словно открывало портал в потусторонний мир, откуда может неожиданно выглянуть нечто зловещее. Эта странная перемена пробудила в Алине давно забытый детский страх темноты, и поэтому она спала при свете ночника.

Вот и сейчас ей показалось, что в глубине сумрачного стекла что-то мелькнуло так быстро, за чем человеческому глазу уследить не под силу.

– Мне всё это чудится спросонья, – прошептала Алина. Она стала делать глубокие вдохи и медленные выдохи, пытаясь успокоиться и не поддаться желанию укрыться одеялом с головой. Именно так она пряталась от пугающих монстров в детстве и искренне верила, что никакие чудовища, обитающие в ночном сумраке, не смогут найти её, надёжно скрытую от их глаз.

***

«Уф, чуть не попался!» – промелькнуло в голове у гелО, потерявшего бдительность. Видимо, слишком пристальный его взгляд разбудил Алину. Он еле-еле успел пригнуться, когда девушка вдруг резко села в постели и посмотрела в его сторону.

Выходит, гелО ошибся, когда подумал, что ночью можно без опаски подойти вплотную к разделяющему их стеклу и без привычной осторожности рассматривать тонкие черты лица Алины. Он был рад, что она спит при свете – так лучше видно.

А вот по утрам гелО приходилось прятаться в самом дальнем углу, чтобы наблюдать, как Алина расчёсывала и собирала в хвост свои длинные светлые волосы. Делала лёгкий макияж и улыбалась своему отражению. В такие моменты гелО воображал, что улыбка Алины предназначалась ему – пленнику этой чёртовой западни.

Когда Алина уходила из квартиры, гелО впадал в забытьё и оживлялся только при звуке вставляемого в замок ключа. Через открытую настежь дверь комнаты ему было видно, как девушка снимала в прихожей обувь и верхнюю одежду, а потом проходила в ванную и на кухню.

Он терпеливо ждал, пока Алина готовила ужин, ела, мыла посуду. Зато потом она приходила в комнату и подолгу сидела за письменным столом. В это время гелО осмеливался подойти к стеклу чуть ближе и смотрел, как девушка что-то писала в толстой тетради. Иногда она задумывалась, грызла кончик ручки и снова принималась строчить. К счастью, в это время Алина не глядела в сторону зеркала. Хотя по напряжённой позе было заметно, что девушка чувствовала себя неуютно.

Тонкие пальцы, хрупкие кисти рук, длинные стройные ноги, изящная фигурка… гелО отходил от стекла и, закрыв глаза, мысленно представлял образ Алины. Это помогало продержаться до того момента, пока девушка не сменит яркое сияние настольной лампы на приглушённый свет ночника.

Ещё немного, и можно будет подойти вплотную к стеклу и смотреть на занимающую все его мысли красавицу до самого утра, пока громкая трель будильника не сообщит о начале нового дня.

Но, как оказалось, у Алины слишком чуткий сон. Что было бы, если бы девушка заметила пристально смотрящего на неё гелО?!

***

Но сегодня Алина выглядела грустной: уголки губ опущены, в глазах блестели непролитые слёзы. Утром она не улыбнулась своему отражению. гелО не понимал, в чём причина такой перемены в её настроении. Не выспалась? Приснился плохой сон? Он не находил себе места и метался из угла в угол. Что-то определённо случилось, гелО чувствовал это. Но как помочь Алине? Что он может сделать, запертый в этой западне?! Он ждал вечера и надеялся, что настроение Алины изменится к лучшему.

Когда за окном стемнело, в замке повернулся ключ, и девушка зашла в квартиру. Но на этот раз она была не одна – с ней пришёл рыжеволосый кудрявый парень. Рослый и нескладный, он казался неуклюжим великаном рядом с миниатюрной девушкой. «Ну просто клоун из цирка! Какого чёрта он припёрся сюда?!» – с раздражением подумал гелО.

Минуя комнату, Алина с парнем прошли на кухню. Вскоре оттуда послышались звуки откупориваемой бутылки и льющегося в бокалы вина.

гелО ощутил болезненный укол ревности. Алина не смеет никого сюда приводить! Время по утрам и вечерам принадлежит только ему одному! Он не допустит, чтобы кто-то третий встал между ним и его малышкой Алиной!

Гнев сработал, как спусковой крючок. Забыв об осторожности, гелО бросился к прозрачной преграде и изо всех сил надавил руками на толстое стекло. Затем в бессильной ярости забарабанил по нему кулаками.

***

Гостем Алины был Павел – друг её пропавшего жениха Олега. Полгода назад Олег уехал в другой город, где ему предложили хорошую работу. Нашёл там квартиру и ждал, когда Алина закончит институт и переедет к нему.

А потом Олег куда-то пропал. Хозяева квартиры, которую он снимал, не стали ждать окончания расследования и потребовали забрать все вещи. Полиция, руководствуясь принципом "Нет тела – нет дела", не особо рьяно занималась поисками.

Тогда Алина решила самостоятельно выяснить, что же могло случиться с Олегом. Сняла ту же самую квартиру, в которой он жил до своего исчезновения. И очень надеялась, что это поможет ей напасть хоть на какой-то след. Но за три месяца поисков далеко не продвинулась. Все, кто был знаком с Олегом, отмечали, что он сильно изменился незадолго до того, как пропасть. Завёл дружбу с подозрительными личностями. Поговаривали, что мог увлечься сатанизмом.

Алина отказывалась верить в эти россказни. Неужели она так плохо знала своего жениха?! Разве мог Олежка так резко измениться за то короткое время, пока они были в разлуке?

В поисках Олега ей помогал Пашка. По его поведению Алина уже давно догадывалась, что Павел безответно влюблён в неё, хотя он никогда не позволял себе ничего лишнего в отношении девушки своего лучшего друга.

Вдруг повторяющийся глухой стук в комнате привлёк их внимание. Первой туда заглянула Алина и завопила от страха. Из зеркала на неё смотрел Олег!

Мертвенно-бледный, с чёрными провалами вместо глаз и нарисованной на лбу пентаграммой, он выглядел словно оживший мертвец. А перерезанное от уха до уха горло и большая дыра в том месте, где когда-то билось сердце, внушали ужас и отвращение.

– Олег?! – дрожащими губами прошептала Алина. – Как ты там оказался?!

Прибежавший на крик Павел поначалу остолбенел от увиденного. Потом схватил со стола тяжёлую металлическую пепельницу и запустил ею в зеркало, целясь в голову скалящегося разъярённого монстра.

Раздался звон разбившегося стекла.  В лежащих на полу осколках Алина видела медленно тающий образ монстра, в которого превратился Олег. Павел взял за руку перепуганную девушку. Мысленно Олег-гелО благодарил их за спасение из заточения. Наконец-то его неприкаянная душа покинула свою темницу навсегда.

Тик-так

Юлия Заморская @zamorskaya_ya

Дверной звонок прозвучал в тишине резко, словно выстрел. Я подскочила от неожиданности и побежала открывать. И как я могла забыть о госте?

– У тебя ещё не включили отопление? – удивился Гена, заходя в квартиру. – Даже на лестнице, по-моему, теплее. А здесь прям могильный холод.

– Ой, а ты прям знаешь, какой он – могильный холод? – съязвила я. – Проходи, сейчас чаю горячего заварю, согреешься.

Гена разулся, расстегнул куртку, но снимать её передумал.

– А можно я так? – он посмотрел на меня своими большими влажными, как у оленя, глазами и широко улыбнулся.

– Проходи, – кивнула я.

Пока грелся чайник, Гена разглядывал мою съёмную квартиру.

– Так странно, – задумчиво сказал он, вернувшись в кухню. – Почему у тебя так холодно? Батареи-то шпарят на полную.

И в подтверждение своих слов поёжился.

– Отопление включили недавно, квартира большая, прогреться как следует, ещё не успела, – предположила я.

– А, ну может, – ответил Гена неуверенно.

Я разлила по чашкам вишнёвый пуэр. Бодрящий чай помогал сохранять работоспособность до поздней ночи. После переезда это было весьма актуально – работы прибавилось. А тут ещё и внезапный ученик свалился как снег на голову.

Гена – муж подруги и отец моей крестницы. Из-за кризиса он потерял работу и сейчас проходил переобучение на бухгалтера. Но он скорее «лирик», чем «физик». К тому же редкостный тугодум. Я не могла спокойно смотреть, с каким скрипом даётся ему новая профессия и вызвалась помочь. На свою голову.

– Ну что, по чаю и за работу? – предложила я.

– А кто здесь жил до тебя ты, случайно, не знаешь? – проигнорировал мой вопрос Гена.

– Когда я разбирала стол, нашла завалившуюся за ящики фотографию девушки. И она явно была сделана недавно. Так что, думаю, до меня здесь жила она. Но это не имеет отношения к нашему общему делу, друг Гена. Ты мне лучше скажи, какие вопросы у тебя возникли по бухучёту.

– Ты знаешь, Маш, я лучше пойду, – засобирался внезапно Гена. – В другой раз объяснишь.

Он проворно надел ботинки, застегнул куртку, которую так и не снял, выскочил за дверь, обернулся и спросил:

– Маш, может, лучше у нас поработаем? Например, в субботу. Танька обещала испечь шарлотку. Приходи, а?

– Если с работой разгребусь, обязательно, – кивнула я.

– И звони, если что, ладно?

– Если что, Ген?

– Ну, мало ли, что-то странное будет, – загадочно ответил Гена.

– Хорошо, обещаю.

– И вообще, – он остановился на нижней ступеньке пролёта и посмотрел на меня, – сменила бы ты лучше жильё, Маша. Что-то в этой квартире не так.

– Иди уже! – устало отмахнулась я и захлопнула дверь.

Квартира как квартира. Живу здесь уже неделю, и всё отлично. Прохладно немного – ну и пусть, в прохладе работается лучше. Зато соседи не шумят, и техника работает как часы. Хотя нет. Часы в квартире как раз не работают.

Старинные напольные часы стояли в зале, рядом с таким же старинным деревянным шкафом. Хозяин квартиры, улыбчивый кругленький мужчина предпенсионного возраста, разрешил мне пользоваться всей мебелью и техникой. Даже этим шкафом, больше похожим на антикварный лот, чем на предмет гардероба. Всем, кроме часов.

Он несколько раз акцентировал моё внимание, что эти часы не надо трогать. Не надо их открывать, пытаться запустить, и тем более даже думать не надо, чтобы вызвать мастера для починки. Но я и так об этом не думала.

Все мои мысли сейчас занимала работа. К утру надо было сделать промежуточный вариант отчёта и хоть немного поспать. Но как только я села за компьютер, в прихожей раздалась нежная трель звонка. Я не сразу пошла открывать, потому что больше никого не ждала и надеялась, что непрошенные гости уйдут. Но кто-то очень настойчивый не желал мириться с моим игнором.

Яростно сверкая глазами, я распахнула дверь, надеясь недобрым видом отбить у звонящего желание отвлекать меня от работы. И вполне своей цели добилась – две рыжие близняшки, лет десяти на вид, отпрыгнули подальше от злой мегеры, появившейся на пороге. Заметив испуганные лица девочек, я поняла, что перестаралась.

– Здравствуйте, – затараторила одна из них, видимо самая смелая, уставившись на меня зелёными глазищами. – Наша мама – старшая по подъезду. Она приглашает вас на чай в это воскресенье, чтобы познакомиться.

Так вот оно что! Я напугала дочек местной старшины. С одной стороны, мне не особо хотелось водить дружбу с соседями, с другой – я намеревалась остаться здесь надолго, и мне бы не помешало одобрение мамы этих девчушек. Чтобы исправить ситуацию, я сменила маску мегеры на приветливую улыбку, жестом пригласила девочек и ласково добавила:

– Заходите.

Близняшки неуверенно топтались на пороге.

– Да заходите же, я не кусаюсь! – открыла дверь пошире.

Наконец, разговорчивая рыжуля взяла свою молчаливую сестру за руку и потянула за собой в квартиру. А мне показалось, что в моей тёмной прихожей сразу стало светлей и уютней от мелькающих рыжих хвостиков и любопытных взглядов сестричек.

– Конфеты любите? – поманила я их за собой в кухню.

Разговорчивая девочка энергично закивала и пошла за мной. А её сестрёнка, казалось, вообще меня не слышала. Она направилась в зал и спустя несколько секунд оглушительно завизжала. Я бросила пакет с конфетами и понеслась туда.

– Там кто-то есть, – прокричала близняшка. Она стояла напротив сломанных часов, застывшая, словно большая кукла, с вытянутой вперёд рукой и указательным пальцем показывала на витринное стекло древнего механизма.

– Конечно, твоё отражение, – ответила я, как можно спокойней, подходя к девочке.

– Нет! – взвизгнула та. – Нет! Я не хочу быть там!

– Не слушайте её, – подскочила к сестре разговорчивая девчушка, – она у нас странная. Уля, пойдём домой.

И схватив сестру за руку, потянула её к входной двери.

– Она уже там! И ты тоже будешь! Уходи! – кричала странная рыжая девочка, пока сестра тащила её к двери.

Да что ж такое сегодня с людьми творится?! Может, магнитная буря? Хорошо ещё, никто из соседей не вышел на эти душераздирающие крики.

Внезапная мысль проскочила в моём разуме тревожной искрой, но погасла прежде, чем я успела её разглядеть. Надо было идти работать.

***

Готовый отчёт я отправила только под утро. Поставила будильник. И едва моя голова коснулась подушки, провалилась в липкий беспокойный сон.

Мне снился хозяин квартиры, такой же кругленький, но уже не такой добродушный. Он почему-то явился без предупреждения и, ступая грязными ботинками по ковролину, прошёл в зал. Михаил Ильич, если я правильно запомнила его имя-отчество, не улыбался, а скорее, лыбился, зло и жутко. От этой его улыбки по моему позвоночнику пробежал холодок, и я покрылась гусиной кожей.

Хозяин квартиры взял с полки шкатулку, вытащил оттуда блестящий чёрный ключ с витиеватой головкой и шагнул к часам.

«Нет!» – попыталась закричать я. Но из моего рта не вырвалось ни звука.

Михаил Ильич открыл стеклянную дверцу и вставил ключ в отверстие на циферблате. Несколько оборотов, и внутри что-то щёлкнуло, звякнуло. Часовой механизм пришёл в движение, пробуждая все остальные свои части. Зашагали по кругу стрелки, закачался маятник. Тик-так. Тик-так.

Я почувствовала, что куда-то падаю. «Тик-так» – бьётся моё сердце. Тик-так – туда-сюда внутри ходит маятник. Тело словно деревянное. Перед глазами – заляпанное стекло, а за ним – жуткая ухмылка хозяина.

Я пытаюсь кричать, но единственный звук, который могу воспроизводить – «тик-так».

Будильник вернул меня в реальность. Я открыла глаза, пошевелила пальцами, усилием воли успокоила бешено снующие в голове мысли.

Надо вставать и собираться на работу. Если бы ещё не гудела голова, и не дрожали руки… Но сегодня пятница, а значит просто надо пережить один день. А завтра можно спать хоть до обеда!

Почему же до сих пор в квартире так холодно? Окна вроде новые, батареи горячие. Неожиданно на меня накатила волна страха. Вспомнился жуткий сон. Но я убедила себя, что это просто кошмар, а в реальности всё как обычно: старинные часы не работают, шкатулка стоит запертой на своём месте. Проверить бы, что внутри. Но я не знала, где ключ от неё, и рыться в вещах хозяина квартиры не собиралась.

Наскоро собравшись, я выбежала из подъезда.

– Привет! – в один голос закричали рыжие близняшки. Они сидели на качелях и махали мне руками – одна правой, другая левой.

Их рыжие хвостики торчали из-под одинаковых вязаных шапочек. Я помахала им в ответ. Сейчас я не могла понять, кто из них «странная», а кто – «разговорчивая», девчонки вели себя абсолютно одинаково. Они соскочили с качелей и подбежали ко мне.

– А мы сегодня с мамой стих-загадку выучили, – сказала одна, наверное, «разговорчивая». – Хочешь послушать?

Я не хотела обижать девочек, хоть и спешила на работу.

– Валяйте! – кивнула я улыбаясь.

– Он на нотном стане. Он рекою станет, – начинала одна.

– Гайку, болт он отвернёт и замочек отомкнёт, – подхватила другая.

– Если знаешь, то озвучь слово – это будет…

Девочки замолчали и одновременно мне подмигнули. Улыбка сползла с моего лица, а по спине, как в сегодняшнем сне, поползли противные липкие мурашки. Я молча развернулась и быстрым шагом поспешила прочь.

Весь рабочий день я ходила сонная и рассеянная. На каждом углу мне мерещились рыжие девочки и ключи. Но самым мерзким казалось тиканье часов. Если раньше я его просто не замечала, то сейчас слышала со всех сторон. «Тик-так», – звучало в голове. «Тик-так», – отзывалось сердце. Ближе к вечеру я начала думать, что схожу с ума. Надо было хоть что-то выяснить.

Я зашла в свой подъезд и позвонила в первую же попавшуюся квартиру. Дверь мне открыла девочка лет пятнадцати в футболке с логотипом популярной социальной сети и радужных легинсах. Ритмично двигая челюстями, девочка жевала жвачку.

– Привет, – сказала я. – Ты не знаешь, в какой квартире живёт старшая по подъезду? У неё ещё две рыжие дочки, близняшки.

– Чего? – округлила глаза девочка со жвачкой. – Нет у нас в подъезде никаких рыжих близняшек. И старших тоже нет.

– Может твоя мама их знает? – не унималась я. – Позови её, пожалуйста.

– Родоков нет дома, – ответила девочка тоном гопника из подворотни и захлопнула передо мной дверь.

И что теперь? Получается, либо девочка не знает всех жильцов в подъезде, либо я схожу с ума!

Сзади скрипнула дверь. Я обернулась. Хрупкая седовласая женщина в трикотажном платье винного цвета помахала мне рукой, приглашая войти.

– Ты из сто двадцать восьмой? – спросила она, закрывая за мной дверь.

Я кивнула.

– Пойдём, чаю сделаю, поболтаем, – предложила гостеприимная соседка.

И, не дожидаясь моего ответа, направилась на кухню.

– Спасибо, не откажусь, – я поплелась за ней.

– Меня зовут Серафима Петровна, – представилась старушка.

– Приятно познакомиться. А я – Маша.

– Я слышала, Машенька, о чём ты с Ленкой разговаривала, – призналась Серафима Петровна. – Ты ведь не первая про этих рыжих девчонок спрашиваешь.

Я аж похолодела.

– А кто ещё?

– Месяца три назад в мою дверь позвонила девушка. Сказала, что квартирантка из сто двадцать восьмой. Такая же бледная, как ты, один в один, – соседка покачала головой. – Я ей отвечаю: «Нет у нас в доме девочек-близняшек, ни рыжих, ни каких других. И старшей по подъезду давно уже нет. Теперь всё решает ТСЖ». Я-то думала у неё с головой того, – Серафима Петровна покрутила пальцем у виска. – А потом я близняшек этих вспомнила. И мать их тоже, она была как раз старшей по подъезду. Чёрный или зелёный?

– Что? – непонимающе уставилась на неё я.

– Чай, спрашиваю, какой заварить: чёрный или зелёный?

– Всё равно, – махнула я рукой. – Так в какой квартире они живут?

– В сто двадцать восьмой и жили. Лет двадцать назад. А потом пропали. Я уж и не помню, что там была за история, время немилосердно стирает нашу память, – она вздохнула. – А потом объявился наследник, нынешний хозяин квартиры. Кем он им приходится, я так и не поняла.

– Я уже вообще ничего не понимаю, – жалобным голосом сообщила я. – Я что, призраков видела?

– Не знаю, – развела руками Серафима Петровна. – Всё возможно. Я хоть в привидений верю, но самой видеть ни разу не доводилось.

– А та девушка, которая к вам приходила, что с ней?

– Да откуда же я знаю, милочка. Не видела я её больше.

– Фото! – озарило меня. – Вы узнаете её на фото?

Старушка пожала плечами:

– Возможно.

Я достала из сумочки ту самую найденную за ящиками в тумбочке фотографию, которую непонятно зачем таскала с собой всё это время.

Серафима Петровна достала из футляра очки и водрузила на нос. Повертела в руках фото, кивнула и сказала:

– Да, вроде похожа.

– А другие квартиранты? Вы о них что-нибудь знаете?

– Видела периодически девчонок разных. Но не особо внимание обращала. Не моё это дело, милая. Он уже давно эту квартиру сдаёт. Но я ж не налоговая, ни за кем не слежу. Не шумят, чистоту в подъезде соблюдают, и Бог с ними.

***

Как только я вышла от Серафимы Петровны, сразу набрала подругу:

– Тань, а можно я у вас пару дней перекантуюсь? У меня тут с квартирой проблемы, надо съехать.

– Не вопрос, – с готовностью ответила Таня. – Прислать к тебе Генку на помощь?

– Да нет, я на такси. Пусть лучше меня потом у вашего подъезда встретит. Как подъеду, позвоню.

Все мои вещи уместились в чемодан и большую дорожную сумку. Если что-то и забыла в суете, не беда. Жаль было оставлять такую большую благоустроенную квартиру, да ещё и проплаченную на месяц вперёд. Но вся эта история с привидениями, ключами и часами мне больше не нравилась.

В голове мерзко пульсировал навязчивый «тик-так», смешанный с ноющей болью. Слабость сковывала тело. Из последних сил я подхватила сумку и ручку чемодана и пошла к входной двери.

Я шла, шла и никак не могла дойти. А в голове всё громче звучало: «Тик-так. Тик-так». Тело потяжелело и не хотело слушаться.

Телефонный звонок, словно спасательный круг, вырвал меня из этого мучительного состояния.

– Ну, ты где? – раздался встревоженный голос Гены. – Уже почти полночь, а ты звонила в девять. Неужели у тебя так много вещей?

– Полночь? – спросила я, не узнавая свой голос – тусклый и еле слышный.

Одеревеневшие губы не хотели двигаться. Телефон выпал из немеющих пальцев. Я слышала, что Гена что-то продолжает говорить, но смысла уже не понимала. Осознавала, что никуда не иду, а неподвижно стою в центре зала, прямо напротив сломанных старинных часов, но что-то изменить сил уже не было. Тик-так.

Послышался скрип входной двери и чьи-то тяжёлые шаги по ковролину. Я не могла сдвинуться с места. Моё тело стало словно деревянным.

В зал вошёл Михаил Ильич, и, увидев собранный чемодан, криво усмехнулся:

– Ну и куда ты собралась? Твоё время закончилось, дорогуша. Теперь твоё место там, – он кивком показал на часы. – Тик-так. Слышишь? Некуда больше спешить.

Хозяин квартиры подошёл к полке, где стояла запертая шкатулка, достал из кармана маленький ключик. Открыл шкатулку и вытащил из её недр блестящий чёрный ключ с витиеватой головкой. Всё происходило, как в моём сне.

– Ну вот скажи, зачем тебе время? – словно оправдываясь, спросил меня Михаил Ильич. – На что ты его тратишь? Ведь вся твоя жизнь – бесконечная работа, которая, по большому счёту, никому не нужна. Я уже давно заметил, что такие пустышки, как ты, тратят драгоценное время впустую. В то время как у гениев, вроде меня, его ничтожно мало! Мне понадобилось почти два века, вдумайся только – двести лет! – чтобы довести до ума моё изобретение, – он кивком головы показал на часы. – Я научился забирать лишнее время у бесполезных людишек. Более того, я могу запасать его и продавать тем, кому оно действительно необходимо. Но всего этого не случилось бы, если бы я прожил только одну жизнь! Что можно успеть за какие-то несчастные пятьдесят-семьдесят лет, а? Да у меня на одни опыты ушло больше! Несмотря на все мои усилия, некоторым душам удалось вырваться. Они теперь так и гуляют по свету, неупокоенные. Но это лишь малый процент…

Хозяин квартиры ласково, как любимого пса, погладил деревянный бок старинных часов.

– Та девчонка, что жила здесь до тебя и многие другие квартирантки – они все здесь. Скоро и ты к ним присоединишься, дорогая. У меня уже есть покупатели на ваше «лишнее» время. Осталось только завершить преобразование. А для этого не хватает совсем чуть-чуть, – он приблизил свои короткие толстые пальцы к моему лицу, чтобы показать, как мало ему не хватает. – Во-от такой мелочи, как ты.

Михаил Ильич захохотал, растягивая губы, похожие на мясистых гусениц, открыл витринную дверцу часов и вставил ключ в отверстие на циферблате.

«Нет!» – пыталась закричать я. Но из моего рта не вырвалось ни звука.

Несколько оборотов, и внутри что-то щёлкнуло, звякнуло. Часовой механизм пришёл в движение, пробуждая все остальные свои части. Зашагали по кругу стрелки, закачался маятник. Тик-так. Тик-так.

Я почувствовала, что куда-то падаю. «Тик-так» – билось моё сердце. Туда-сюда внутри заходил маятник. Тело стало словно деревянное. Перед глазами – заляпанное стекло, а за ним – жуткая ухмылка хозяина. Я пыталась кричать, но единственный звук, который у меня получался – «тик-так». Сон превратился в явь. Это конец.

Послышался дружный топот бегущих ног, мелькнули за стеклом рыжие хвостики. Я видела, как девочки-близняшки встали напротив часов и, взявшись за руки, начали что-то говорить. Видела, как упал, держась за сердце, хозяин квартиры. Как застонало и взорвалось осколками витринное стекло. Как выпал чёрный блестящий ключ с витиеватой головкой. Я почувствовала, что лежу на жёстком ковролине посреди зала. А девочки все повторяли и повторяли слова той загадки. И смотрели на меня.

Борясь со слабостью, я поползла по жёсткому ковролину к часам и подобрала ключ.

– Против часовой! – закричали хором обе сестры.

С трудом поднявшись, я дотянулась до отверстия и уже почти вставила в него ключ, когда Михаил Ильич с отчаянным криком схватил меня за лодыжку. Я еле устояла на ногах, пнула хозяина что было силы, зажала ключ крепче, в последнем отчаянном рывке вставила его в этот адский механизм. И резко прокрутила против часовой стрелки.

Хозяин часов закричал, забился в судорогах на полу. А потом просто исчез. Часы пошли в обратную сторону.

Уже отключаясь, я увидела, как из недр старинного механизма выплывали прозрачные силуэты людей. В основном девушек и женщин. Они превращались в золотистый свет и, рассыпаясь искорками в воздухе, исчезали без следа. Я слышала, как с глухим стуком на ковёр упал ключ, как скрипнула в прихожей дверь, и кто-то ещё прошагал по ковролину. Но сил больше не было, и моё сознание утонуло в надвигающейся тьме.

***

– Маш, Маш, очнись, – надо мной нависла подруга Танька.

Гена стоял рядом и брызгал мне в лицо водой из пульверизатора.

Я села на полу, прислушалась к своему состоянию. Голова не кружилась и не болела, тело слушалось. И противного тиканья больше не было!

– Всё хорошо, – ответила я на их расспросы, – просто голова закружилась. Наверное, я слишком много работаю.

– А здесь стало гораздо теплее, – заметил Гена. – И спокойнее. Пойду-ка я сделаю нам всем кофе.

***

Той же ночью я уехала из сто двадцать восьмой. И хоть опасности в ней больше не было, я не могла заставить себя остаться там даже на день. К тому же, я боялась, что рано или поздно кто-нибудь заинтересуется этой бесхозной квартиркой и её исчезнувшим хозяином. И не хотела, чтобы это связали со мной. Я всё закрыла и бросила ключи в почтовый ящик.

 А через месяц мне позвонили из нотариальной конторы и пригласили к ним в офис. Высокий усатый нотариус сообщил, что некий человек, пожелавший остаться неизвестным, завещал мне ту квартиру. Также завещатель оставил сумму, покрывающую все расходы на оформление документов и огромный пухлый конверт лично для меня.

Я вскрыла его уже дома. Внутри была фотография, на которой две улыбающиеся рыжие близняшки со смешными хвостиками, торчащими из-под одинаковых вязаных шапочек, махали руками. Одна левой, другая правой. И чёрный блестящий ключ с витиеватой головкой.

Знак бесконечность

 Рия Трип @riya_trip

– Работаем, девочки, не отвлекаемся! – прозвенел мелодичный, но приглушённый голос инструктора.

Белинда вздрогнула. С самого утра у неё в ушах стоял непонятный звон, но подумать о природе его появления она не могла: работа отнимала все силы. Белинда состояла в женской энерго-группе и целыми днями выращивала золотистые колоски. Чем выше вырастал колосок, тем он становился мощнее, распределяя силу по всему стебельку.

 Энергия являлась основой всего: из неё строили здания, мастерили одежду и даже готовили пищу. Однако для достижения результата энерго-работницы трудились с раннего утра и до позднего вечера с редкими непродолжительными перерывами. Чтобы колоски выросли и не начали увядать, девушки проводили над ними различные ритуалы: тёрли ладошками тонкие стебельки, пели молитвы, склоняясь к зёрнышкам, и танцевали. Танцы представляли собой парные хороводы вокруг растения каждой из участниц. Ритуалы чередовались один за другим в строгой хронологической последовательности.

 Минуту назад стихли звуки молитвы, и инструктор напомнила, что наступило время танца. Белинда и её лучшая подруга Кларисса – невысокая рыжеволосая девушка с детским личиком, трудившаяся на соседнем колоске, взялись за руки и закружились. Энерго-работницы обходили каждое из растений и вырисовывали своими движениями знак бесконечность. Золотистые гиганты мгновенно начали выпрямляться, а воздух забелел. Это значило, что энергия готова осесть на землю в виде пыльцы, почти прозрачной, тонкой и едва ощутимой, но с потрясающим сладким запахом, словно свежие ягоды из домашнего огорода. Ещё немного усилий энерго-работниц, и отряды сборщиков получат сигнал для сегодняшнегообхода.

– Твой колосик такой высокий и мощный! – с восхищением прошептала Белинда, пока энерго-работницы продолжали кружиться. – Моему никогда его не догнать!

– Да брось ты! – фыркнула Кларисса и окинула растение встревоженным взглядом, – высокий до той поры, пока ночное племя не придёт и не сломает его…

Подруги помрачнели и замолчали. Буквально вчера жители ночи срубили самый высокий колос в их группе, и девушке пришлось начать всю работу с нуля. А это значит, что её ждёт самая низкая награда и вынужденный голод, поскольку зарплата работниц зависела от размера их личных растений. Колос Клариссы являлся вторым по величине, и теперь ему грозила опасность. Даже сам вождь дневных жителей не мог помешать злым умыслам их главных врагов – злобного ночного племени.

Оба народа проживали в одном поселении, но никогда не пересекались. Дома дневных и ночных людей располагались с разных сторон от огромных полей. Пока дети солнца трудились от рассвета и до заката, тёмное племя сладко спало. Но стоило измождённым участникам энерго-групп сомкнуть веки и уйти в сонное царство, как их соседи просыпались и отправлялись на грабежи. В энергии нуждались все, однако ночной народ предпочитал не сажать свои колоски, а рубить выращенные дневными жителями, получая из них силу неведомым грязным способом. Как же Белинда с Клариссой мечтали поймать их с поличным и отдать на суд верховного вождя! Но, к сожалению, людям света запрещалось выходить из дому по ночам. Так заведено уже свыше сотни лет, и никто не решался нарушать это правило. В детстве Белинда частенько просыпалась задолго до рассвета и вглядывалась в темноту комнаты, однако боялась дойти даже до уборной – слишком уж много страшилок она наслушалась. О том, что покидать постель по ночам опасно – сквозь стекло грабитель увидит движение, ворвётся в дом и похитит ни в чём не повинного ребёнка. О том, что дети тьмы владеют чёрной магией, и способны обратить дневного малыша в мерзкого чертёнка. Или вовсе испепелить человека солнца одним лишь взглядом. Девочка, конечно же, верила в эти рассказы и никогда не покидала кровать, а лишь лежала, пытаясь уснуть обратно, и тряслась от страха. Однако за всю её недолгую жизнь ни один ночной злодей так и не ворвался в дом их семьи. Как и в любой другой.

Танец вошёл в активную фазу, и подружки закружились ещё сильнее. Белинда покорно следовала за Клариссой, но ощутила, что её начало подташнивать, а перед глазами всё поплыло. В последнее время работница мучилась от странных приступов слабости, однако никому на это не жаловалась. В отряде нытиков не любили, к тому же её семье требовалось много энергии, поскольку мать вынашивала под сердцем ещё одного малыша. Поэтому Белинда трудилась в полную силу, а на слабость старалась не обращать внимания. Порой ей хотелось с кем-то поделиться своим состоянием, но она держала рот на замке, не видя в этом особого смысла. Если Белинда не будет работать, то зарплаты отца не хватит, чтобы всех содержать. Так что перекладывать печаль на родителей точно не стоило. Кларисса же вряд ли чем-то могла помочь. Разве что донести инструктору, поскольку, несмотря на добрый нрав, отличалась излишней правильностью. И тогда Белинду могли отстранить от колоска, что обернулось бы катастрофой.

Дневная энерго-работница продолжала кружить, веря, что справится с этим приступом, как и со всеми предыдущими. Однако сейчас её скрутило куда сильнее, и она всерьёз начала задыхаться и кашлять. Не в силах больше стоять на ногах, Белинда разжала руки Клариссы и упала в мягкую пахучую пыльцу. А затем потеряла сознание.

***

Белинда очнулась и поняла, что лежит в своей постели. В комнате царил полумрак, и скудное убранство, состоящее из старого тёмно-коричневого шкафа, зелёной тумбы у изголовья кровати, да круглого зеркала на стене, почти не проглядывалось. Энерго-работница бросила взгляд в окно и разглядела лишь жёлтые точки-звёзды на тёмном небе. Значит, мир находится во власти ночного племени, а ей нужно спать. Вот только сон окончательно покинул её сознание, явив даже некую тревожную бодрость. Белинда вытянула руку в сторону тумбочки и на ощупь зажгла настольную лампу. Мебель тут же стала отчётливой, а из зеркала на неё воззрилось смуглое перепуганное лицо, обрамлённое спутанными русыми волосами, маленьким острым носом, усеянным веснушками, и большими светло-голубыми глазами.

 Что происходит? Почему с каждым днём ей всё хуже? Лежать без движения становилось всё тяжелее, и Белинда мечтала преодолеть несносный страх детства, чтобы пройтись по тёмному дому. Но тело не слушалось и лишь презренно липло к кровати. Неизвестно, сколько бы времени она провела в одной позе, если б из коридора не раздался звук тихих шагов. От удивления Белинда едва не подпрыгнула и, не ведая, что творит, осторожно выглянула за дверь. В прихожей копошился отец, аккуратно перебирая верхнюю одежду. Наконец, он остановился на тёмном плаще с капюшоном, накинул его на себя и спешно вышел из дома.

Сердце Белинды заколотилось быстрее ритма рабочих танцев. Конечно, она давно перестала верить в истории про превращения в чертей, но всё же ночное племя оставалось опасным. Неужели, у отца есть настолько безотлагательная причина, чтобы так безрассудно рисковать жизнью и нарушать главный закон? Белинда прислонилась к стене и тяжело задышала, ощущая вздымающуюся, словно ураган, тревогу за дорогого родителя и одного из главных кормильцев семьи. Тревога достигла своего апогея, и она, надев лёгкую серебристую куртку прямо поверх пижамы, выскочила на крыльцо. Сквозь кромешную тьму энерго-работница едва разглядела знакомую фигуру, направляющуюся в сторону полей. Больше никого не видно, словно и не выходили в поле к колоскам ночные жители после захода солнца. И всё же Белинду охватил дикий ужас. Отец удалялся, ещё десяток шагов и его силуэт исчезнет в поле с увесистыми колосками. Ждать нельзя, Белинда бросилась вслед за ним.

С каждым шагом ослушнице становилось всё страшнее. Стоило ей свернуть с дороги и приблизиться к колоскам, как сердце в груди гулко заколотилось, будто мечтало покинуть тело-клетку. Привычные растения во тьме казались огромными чудищами, готовыми проглотить нарушительницу. Под лёгким ветерком они угрожающе шатались, но Белинда, постукивая зубами, упрямо двигалась дальше, пытаясь не обращать на них внимания. Спустя некоторое время тишину ночи нарушили звуки, и энерго-работница застонала: а вот и ночное племя пожаловало. Настал конец её безрассудной немыслимой слежке. А, может, и всей жизни.

Шорохи усилились и превратились в отчётливые шаги. Вскоре из-за одного из колосьев вынырнул тёмный силуэт и загородил собой фигуру отца. Ещё мгновение – и таинственный ночной житель подойдёт прямо к ней. Наверное, ей следовало бежать без оглядки, однако ноги перестали служить хозяйке, и Белинда застыла на месте, не в силах вымолвить ни слова. Лишь беспокойные мысли молили Святую Энергию о быстрой и безболезненной смерти. Наконец, перед ней возник высокий парень в тёмном плаще. Его неестественно бледное лицо украшали чуть раскосые серые глаза, а рот скривился в лёгкой усмешке. Удивительно, но ночной житель показался ей симпатичным и даже не вызвал презрения, хоть Белинда и испытывала к ним лютую ненависть.

– Так, и кто это у нас тут? – вкрадчиво спросил незнакомец, остановившись напротив энерго-работницы. – Колосья пришла воровать? Для этого дела компания хороша, а то затопчут другие налётчики.

Будучи не в состоянии ответить, Белинда лишь кивнула. Несмотря на страх, не отпускавший её, ослушница отметила, что у собеседника приятный голос, показавшийся даже добрым. Парень внимательно осмотрел её с головы до пят, а затем изумлённо присвистнул.

– Эй, да ты не из наших, слишком уж кожа темна! – покачал он головой. – Зачем же дневная девчушка вышла в тёмную ночь, да ещё и одна? – парень смотрел ей прямо в глаза.

Белинда молчала и отбивала всем телом крупную дрожь. Даже сейчас в голосе ночного жителя не было ни капли агрессии, но это ничуть не успокаивало. А когда он двинулся с места и подошёл к ней вплотную, воздух в лёгких и вовсе закончился, словно энерго-работница окунулась с головой в реку, что пролегала в конце поля. Ноги по-прежнему не обрели способности двигаться, будто превратились в растения, и Белинда безучастно наблюдала за тем, как парень мягко взял её за руку и слегка провёл пальцем по вспотевшей от страха ладошке. Она готова была завопить от ужаса, но всё же продолжала молчать. А по телу вместо неприязни растекались необычные, но чрезвычайно приятные ощущения.

– Боишься меня? – тихо спросил ночной житель, – не стоит. Я девушек не обижаю, особенно таких миленьких! Скажи, куда ты идёшь? Быть может, тебе нужна помощь?

Услышав внезапный комплимент, Белинда вспыхнула от смущения. Слова всё ещё не хотели ложиться на язык, и она буквально заставила себя говорить.

– Отец, мне нужно догнать отца… но… он уже далеко, – ослушница безнадёжно махнула рукой.

Парень задумчиво почесал переносицу. В серых глазах сверкали отражения его мыслей, но вскоре они сменились озорным огоньком, а лицо осветила игривая улыбка.

– О, догонять я мастер, смотри, что у меня есть! – он присел на корточки, стукнул по тёмным ботинкам на блестящих шнурках, и из них вылезли крупные синие крылья. – На рынке со скидкой отхватил, отменная вещь просто! Садись на меня, и полетели, с высоты мигом найдём!

Ночной житель опустился на землю, и Белинда, дрожа всем телом, но ощущая неведомый доселе восторг, залезла ему на шею. Парень схватил руками её лодыжки и крепко прижал их к себе. Убедившись, что спутница сидит крепко, он выпрямился во весь рост, и крылатые ботинки взмыли в небо. Стоило им взлететь повыше, как Белинду мигом остудил ледяной ветер, а тело беспомощно зашаталось в разные стороны. Однако страх испарился, словно вместе с землёй все негативные чувства остались внизу. Впервые она так близка с мужчиной. Раньше энерго-работница с ними даже не разговаривала. Только с отцом.

С детства Белинда числилась в женской энерго-группе. До двенадцати лет она трудилась лишь половину дня, а потом стала работать с утра до вечера, как и все. Группы сборщиков, приходившие на её поле, тоже состояли из женщин, а встречи с противоположным полом запрещались, как и выходы по ночам. Первым мужчиной энерго-работницы стал бы её муж, выбранный верховным вождём. Белинда не знала другой жизни, поэтому особо не переживала, лишь изредка обсуждая с Клариссой, кого же им подберут. Но сейчас… Ощущения в теле только усиливались, сводя ослушницу с ума, и в глубине души ей хотелось, чтобы полёт продолжался вечно.

– Ну что, видишь отца своего? – резкий голос вернул её к реальности.

Энерго-работница залилась краской, словно парень мог прочесть её мысли, но всё же взяла себя в руки и взглянула на ночную землю. И ахнула. Со всех сторон горели огни, и раздавался шум голосов ночных жителей. За полем простирался целый город. Дома большие и маленькие, но неизменно старые и полуразрушенные, широкие и узкие улицы, освещаемые высокими фонарями, однако наводнённые грязью, пылью и отходами, что, впрочем, не мешало по ним сновать толпам людей. Множество таких улиц, словно лучики солнца, соединялись в круглую площадь, наполненную всевозможными лавочками из рваных палаток неопределённых цветов. Белинда напряжённо вглядывалась в снующие фигуры, но отца среди них найти не могла.

– Держи! – парень отпустил одну из лодыжек, порылся в кармане плаща и протянул ей маленький стеклянный предмет, – усилитель зрения.

Энерго-работница поднесла стекляшку к глазам и стала крутить головой в разные стороны. Ночные жители вмиг увеличились в размерах: все, как на подбор бледные, но с такими же весёлыми, как у её спутника, лицами. Они смеялись, толкали друг друга, и, казалось, вполне наслаждались жизнью. Как же ей отыскать отца среди этой толпы?

– Вот! – неожиданно для себя вскричала Белинда, – нашла, нашла! – указала она на маленькую узкую улицу и пробирающуюся по ней знакомую тень в плаще.

Ночной житель послушно полетел за её отцом, и вскоре путники приземлились неподалёку от высокого чёрного дома, такого же облупившегося и разваливающегося, как и все остальные здания, с дырявым фундаментом. Отец резко отворил массивную светло-жёлтую дверь и исчез за ней.

– Ты уверена, что хочешь туда пойти? – спросил парень, нахмурив густые тёмные брови, но Белинда упрямо кивнула.

– Я должна узнать правду.

– Что же… тогда прощай! И… береги себя, дневная! – он прижал её к себе и крепко обнял, поднимая в девичьем теле новый вихрь ощущений, а после стремительно ушёл прочь.

С минуту энерго-работница глядела в его широкую спину и чёрные кудрявые волосы, цвета самой ночи, но всё же поднялась на крыльцо таинственного дома и юркнула внутрь. В старой грязной прихожей валялся всякий хлам: полуразрушенный буфет болотного цвета, сваленная в кучу одежда и даже битая посуда по углам. Из-за двери, висящей на одной петельке, доносились громкие голоса. Белинда вздрогнула, поняв, что один из говорящих – отец.

– Прошу, оставьте нас в покое! Я больше не могу выкачивать из неё энергию, она же умрёт! Сегодня моя дочь потеряла сознание, поэтому я пришёл к вам в последний раз! Я честно выполнил все условия сделки и больше не собираюсь рисковать здоровьем Белинды!

Отец замолчал и шумно выдохнул, однако в ответ раздалось мерзкое хихиканье.

– Ну, уж нет, дневной! Нам нужно больше энергии! И нечего ныть, сам виноват! Кто заставлял тебя ночью работать, в наше законное время? Потому мы и знаем твой колос, и в любой момент можем срезать его до корня!

– Ну и что с того? – взревел отец. – Ну, срежете, и стану я худшим работником. Но ведь делаю я это только ради семьи! И ради семьи решил допоздна трудиться, чтобы мой колос был самым высоким! А какой в этом смысл, если я потеряю единственную дочь?

– Смысл в том, чтобы не стало хуже, и ты не потерял ещё и жену, которая сможет подарить тебе новых детей! – прогнусавил голос и вновь хихикнул.

Дыхание Белинды оборвалось, а перед глазами зарябило, и виной тому явно стала не слабость. Вот она и узнала правду. И как ей дальше с ней жить? Ослушница попыталась схватить ртом спёртый воздух, разбавленный какими-то отвратными специями, вызывающими тошноту, и медленно двинулась к буфету. Но едва Белинда сделала шаг, как сразу же поскользнулась на грязном дощатом полу, испачканном мутно-зелёной жидкостью. Сохранить равновесие не удалось, и энерго-работница рухнула вниз, вызывая падением оглушительный грохот.

– Что здесь происходит? – взвизгнул гнусавый голос.

Дверь распахнулась, и перед Белиндой нарисовалась сморщенная старуха с глазами-щёлками и огромным носом, облачённая в грязный халат с жёлтыми цветочками на красном фоне.

– Так-так, ну и зачем ты пробралась в мой дом? Ну-ка, вставай и пошли в гостиную!

Еле управляя ногами, Белинда поднялась, и хозяйка толкнула её в сторону комнаты. Гостиная мало чем отличалась от прихожей, обнажив такую же скособоченную мебель и горы хлама. Посередине стоял диван, на котором сидел взъерошенный отец с бегающими в разные стороны глазами. Он обернулся, и зрачки его начали превращаться в круглые блюдца.

– Белинда?! Детка, что ты здесь делаешь? – завопил перепуганный родитель, мгновенно вскочив со своего места.

Старуха, зашедшая следом, презрительно скривилась и, бросив взгляд на каждого из гостей, громко расхохоталась, повизгивая и похрюкивая.

– Ничего себе, умирающая дочурка за папочкой проследила! Всем бы так умирать… – она ещё немного посмеялась, но через пару минут посерьёзнела. – Слушай, Варгес, у меня к тебе предложение! Оставь девку мне, и мы в расчёте! Обещаю, что не трону твой колос и других отгонять буду! Что скажешь?

Отец застыл на месте. Глаза его покраснели, будто налились кровью, а руки сжались в кулаки. Казалось, он готов придушить старуху собственными руками. Белинда молча глядела на происходящее. События этой ночи напоминали дурной сон. Но сон подарил ей и нечто хорошее. То, что она хотела бы сохранить навсегда, несмотря ни на что. И вдруг с этим осознанием в её голову пришло единственно верное решение. Ослушница смело взглянула на отца со старухой и заговорила.

– Пап, я согласна, – услышала Белинда свой голос, словно со стороны. – Мама беременна, так что у вас будет новый ребёнок. А я не такая уж и удачная. Мой колос не самый высокий в рабочей энерго-группе. Я – обычная, ничем не выдающаяся, и единственное, что могу для вас сделать, это принести себя в жертву. Чтобы вы были счастливы. Если твой колос не будут трогать, ты сможешь прокормить всю семью. А без меня всем будет только легче.

Пыль, витавшая в воздухе, словно застыла вместе с изумлёнными свидетелями этой сцены. Руки отца безвольно задрожали, а лицо застыло в безумном оскале, бывавшем у него при высокой температуре.

– Бе… Белинда! – голос родителя дрогнул и сорвался на плач. – Доченька моя… – он подбежал к ней и крепко обнял. – Нет, нет!!!

– Прощай, пап, это моё окончательное решение, – глухо сказала энерго-работница, из последних сил пытаясь не выдавать своё истинное состояние.

Отец отшатнулся от дочери, словно она залепила ему пощёчину, а затем медленно пошёл к выходу, завывающий, дрожащий и сгорбленный.

– Я люблю тебя, дочь моя! Люблю и никогда не забуду! – отец выскочил прочь и громко хлопнул за собой дверью, даже не обернувшись на прощание.

Старуха лишь хмыкнула и велела пленнице опуститься на пол. Энерго-работница послушно присела, глядя перед собой невидящим взором. Удивительно, но она больше не боялась. Лишь хотела, чтобы всё поскорее закончилось. Хозяйка дома устроилась рядом с ней и, обдав Белинду тошнотворным ароматом изо рта, схватила её ладонь своей сморщенной рукой и крепко сжала.

– Ну что, умирающая, посмотрим, сколько у тебя осталось энергии!

Пара сильных зажимов, и энерго-работница ощутила резкий приступ слабости, головокружение и звон в ушах. Перед глазами поплыли пятна, однако она продолжала неподвижно сидеть.

– Ничего себе! – прошептала старуха. – Да в тебе её целые залежи!

Наконец, тело потеряло опору, и Белинда свалилась на пол. В миг перед угасанием она вспомнила серые глаза и улыбку парня на крылатых ботинках. А затем её поглотила тьма, что гораздо темнее самой чёрной ночи.

Краски души

Линева Мария @sleepwelltoys

Дождливые вечера больших городов кажутся особенно одинокими. Столичная суета вязнет в потоках воды. Яркие краски дел, эмоций и переживаний гаснут, придавленные мрачной периной влажного смога. Город на всём ходу влетает в чёрно-белый мир кино. Что сегодня в кинотеатре жизни? «Психо» или «Бешеный бык».

* * *

Дождь идёт много часов, бурные потоки воды бегут по улицам, унося мусор и палую листву. Фонарные столбы мокрыми стражами застыли вдоль тёмной улицы. Их усилий нестерпимо мало, чтобы принести достаточно света в этот тёмный, промозглый и грустный вечер.

Длинная фигура возникает в пятне света, делает положенную пару шагов по освещённому участку и растворяется в сумраке вечера. Высокий мужчина напоминает легендарного Ван Хельсинга. Силуэтом, походкой и плащом-макинтошем.

Человек попадает в новое пятно света. Всего несколько секунд и несколько шагов, чтобы преодолеть освещённый участок пути. Всего секунда, чтобы рассмотреть бледное усталое лицо, впалые щёки и сильную небритость. Широкополая ковбойская шляпа надвинута на глаза, поля намокли и повисли вниз.

Снова участок темноты прячет человека. Дождь скрывает его шаги своей журчащей шумной песней, как скрывает все звуки большого города. Город уснул раньше времени. Уснул с надеждой на новый, сухой и погожий день, отдавая ночь проливному дождю.

Свет последнего в ряду фонаря провожает человека к арке, за которой начинается двор его дома. Когда-то это слово наполняло человека радостным предвкушением и он улыбался, входя в арку. Теперь это просто место. Пустое. Потому что только его.

Гулкий подъезд приветствует мужчину скрипами и лязгом старого лифта, но он всегда ходит пешком на третий этаж. Вот и сейчас он сразу идёт к лестнице, не подходя к почтовым ящикам. На полу остаются мокрые следы его остроносых ботинок и капли с макинтоша.

Третий этаж. Его дверь справа в углу. Десять лет назад, когда они только въехали в долгожданную собственную квартиру, она была очень довольна таким положением и планировкой их дома, а он был просто счастлив. Он купался в искорках её незамутнённой подлинной радости. Теперь это просто квартира. Его.

Два поворота ключа, потом ещё три. Шаг. Щелчок выключателя. Тусклая лампа освещает маленькую прихожую с полупустой вешалкой вдоль стены. На ней вперемешку висят летняя ветровка и зимний пуховик, а внизу на обувнице соседствуют кроссовки и зимние ботинки. Мужчина стягивает мокрый плащ, осматривает без всякого интереса. Мелькает мысль: «Нужно высушить». Держа плащ в руках, скидывает промокшую обувь и идёт в ванную.

Бесстрастное застывшее лицо несколько раз мелькает в зеркале над раковиной, пока он механически, почти через силу, чистит и вешает макинтош на плечики. Зачем так же, скупыми отработанными движениями, не проявляя эмоций, мужчина чистит ботинки и ставит их сушиться. Привычка – вторая натура.

Крохотная кухня, всего пять квадратов, встречает хозяина. Тёплый абажур согревает малюсенький столик у широкого подоконника. Одинокий табурет испуганно жмётся к батарее. Холодильник слишком велик для такого маленького помещения, а для этого человека и подавно. В стылом свете его пустующие недра напоминают пасть сказочной рыбы, где махом пропадали целые флотилии.

Ужин из полуфабрикатов. Горячий, питательный, но совершенно безвкусный. Чай, несладкий и чёрный. По привычке.

Его комната, маленькая и тёмная встречает холодом и запустением. В люстре осталась всего одна лампочка из пяти, но он не вкручивает новые. Здесь мало мебели: лишь небольшой диван, старый стул да узкий шкаф с покосившимися дверцами.

Мужчина садится на диван и будто каменеет, словно скованный чарами горгоны. Он долго смотрит стену перед собой пустым и тусклым взглядом манекена. Секунды текут за секундами. Тик-тик, тик-тик. Стрелка старого будильника бежит и бежит по кругу. Неужели он просидит так до самого утра? Нет. Он проводит крупными руками по лицу и голове, сбрасывая оцепенение. Значит, время пришло.

В шкафу на полке аккуратно сложен удобный домашний костюм, особый, которой он надевает только по выходным для путешествий в мир памяти, которым стала его мастерская.

Третья дверь из прихожей заперта на ключ. Этот ключик мужчина носит на шее на тонком кожаном шнурке. Бабушка называла такие шнурки «гайтанчиком» и носила на нём маленький алюминиевый крестик. А он носит ключ.

Замок открывается плавно с мелодичным щелчком, дверь неспешно скользит внутрь комнаты, приоткрывая другой мир. Там темно, будто туда не проникает свет из прихожей. Мужчина захлопывает дверь, отрезая себя от остальной части квартиры, и пару секунд стоит в темноте, пытаясь унять учащённое сердцебиение. Всего шаг, а он будто кросс с препятствиями пробежал.

Щёлкает выключатель и мир взрывается красками.

***

КОНСТАНТИН.

На секунду мне кажется, что я ослеп от яркого света и многоцветия. За рабочую неделю, разбавляющую визиты сюда, мои глаза затягивает серая пелена. Реальный мир для меня бесцветный, зато здесь всё иначе.

Большая комната когда-то была сердцем этой квартиры. Здесь любимая собирала близких и угощала вкуснейшей выпечкой. Потом гости уходили, а мы сидели в обнимку и мечтали, что эта гостиная станет комнатой наших детей.

Своих детей не случилось. И её нет уже пять лет, но в комнате всегда есть игрушки. Теперь это моё застывшее королевство. Я вдыхаю его запах, провожу рукой по рабочему столу, рассматривая то, что на нём лежит. Заготовка будто подмигивает мне. Я улыбаюсь будущей кукле и лицо пронзает боль, за пять дней эти мышцы совсем одеревенели. Сажусь и погружаюсь в работу с головой, одевая, украшая, оживляя куклу. Я не чувствую усталости, боли в мышцах или рези в глазах, я работаю, как одержимый, пока не наступает раннее утро.

Кукла готова и отправляется в свою простую удобную коробку. Тонким маркером вывожу на коробке имя – Света, и забываю сделать вдох. Воздух становится вязким и напрочь лишённым кислорода от букв такого любимого имени, имени покойной жены. Миг, и меня отпускает.

В недетской меня ждёт три огромные сумки и в каждой из них коробки, коробки, коробки. Ровно сорок шесть коробок и в каждой игрушка для ребёнка.

Душ, бритьё, крепкий кофе. Костюм, который мы с ней купили в шутку, она говорила, что в нём я похож на Вилли Вонка. Три часа в пути на машине, и я снова здесь. Хорошо, что закончился дождь и осень заиграла красками. Да, мир сегодня цветной для меня. Потому что сегодня я – волшебник.

Меня встречает женщина с добрым лицом и тёплыми руками. Я снимаю верхнюю одежду и переобуваюсь, надеваю маску, перчатки. Это нужно, чтобы пройти дальше.

В игровой меня накрывает хор детских голосов. Такие разные и похожие одновременно. Бледные лица, синяки, катетеры, но они улыбаются всегда искренне и счастливо, несмотря ни на что. Я рассказываю им сказку о каждой игрушке, которую отдаю и верю, что новый друг поможет и поддержит своего маленького хозяина.

Слишком скоро я ухожу, а дети провожают меня радостными возгласами. Я иду по коридору, и мир выцветает, на глазах теряет краски. Я оборачиваюсь на здание, которое только что покинул. Последней теряет краски надпись на табличке у двери. Хоспис.

История Бабы Яги

Ирина Трушина @irinatru.writer

На лес опустился поздний вечер. Шёл проливной дождь. В избушке Бабы Яги пахло лесными травами и яблоками. Чувствовались нотки розмарина, мяты и чабреца, дурман-травы и лаванды. На столе горела свеча.

На половике у покосившейся печи свернулся калачиком чёрный кот.

– Идём, Черныш, сметанки положу, – позвала бабушка. – Одни мы с тобой в этой глуши, может, оно и к лучшему?

Кот поднялся, потянулся, стряхивая ленивость, опустился на задние лапы и принялся умываться, зазывая гостей.

В дверь избы постучали.

– Кого это на ночь глядя несёт? Свои все уже по печкам спят, – заворчала Баба Яга, схватилась за старую клюку и, прихрамывая, поплелась узнать, кто пришёл.

На пороге стоял промокший до нитки Иван-Царевич.

– Привет, Ягуся, разреши у тебя переночевать?

– Да ты садись, садись скорее, Ванюша. Вот тебе одежда сухая, – старуха взмахнула клюкой и откуда ни возьмись, появились штаны и рубаха, и чай горячий с мёдом. Рассказывай скорее, что случилось.

– А откуда одежда-то, Яга?

– Да так, секонд-хэнд от трёх медведей, рассказывай скорее, не томи!

Поведал Яге Царевич свою грустную историю. Бросила его, оказывается, Василиса, не успели и года вместе прожить.

– Вот и верь после этого в сказку: жили они долго и счастливо, – заплакал Ваня. – Чего же ты молчишь, старая?

– А что тут скажешь, дура твоя Василиса. Упустила счастье и не поняла даже. Да и ты тоже хорош, Ванюша, не обижайся на древнюю старуху. Думаешь, я всегда такой морщинистой была? Не-е-ет! Давным-давно, слыла Марфа Яговна первой раскрасавицей на деревне. Сватались к отцу моему и деревенские мужики, и царевичи знатные. Я – дура, всем отказывала, идеального мужа искала. Но тут появился Кощей, прикинулся добрым молодцем. Пообещал отцу золотые горы и увёз в дремучий лес, пока маменька с папенькой не опомнились.

Яга налила чай, посмотрела на гостя и ответила на вопрос, что плясал в его карих глазах:

– Уж и не помню, сколько одна живу. Как пелена с глаз сошла, увидела, за кого меня сосватали, и ужаснулась.

– Докочевряжилась, красавица, будешь теперь в моём дворце жить. Гости сюда не ходят, а если придут – обратно не возвращаются! – грозил Кощей.

– Пришлось смириться и остаться жить во дворце. Из развлечений только вышивание было да зеркальце волшебное, в котором можно места разные на земле увидеть. И не заметила, как превратилась в Бабу Ягу с морщинами и спиной радикулитной. Кому такая нужна?

Как-то раз, когда муженёк задержался в гостях у Змея Горыныча, собрала я скромные пожитки и пустилась наутёк. Пока путешествовала по миру с зеркалом, успела научиться разным приговорам да сбору трав лечебных, научилась птиц да зверей понимать, могу любую болезнь с помощью собранных трав излечить.

Глубоко в лесу нашла старую избу на курьих ножках и поселилась в ней. И задумалась, как же быть дальше. К людям не вернуться, страшной стала, наложили годы замужества за чудовищем свой отпечаток. Наслала чары на следы свои, чтобы не нашёл Кощей.

Зато со зверями и птицами в ладу зажила. Уходила с утра в лес, собирала травы полезные, помогала зайцам да медведям из капканов людских выбираться. Животные полюбили меня, чуть что, бежали в избу за помощью. Так и котик больной прибился. Не нужен хозяевам стал, выкинули в лес за ненадобностью. Вылечила я его и жить в избе оставила.

Вздохнула Баба Яга и продолжила:

– Вот моя история, Ванюша, а теперь отгадай загадку. Кто летает без крыльев и плачет без слёз?

Иван-Царевич призадумался.

– К чему об этом спрашиваешь, бабуся? Пусть будет облако на небе.

– Это на первый взгляд, но так можно сказать и обо мне. Слёзы выплакала давно, да летаю в ступе.

Яга оглядела избу, подмигнула коту и посоветовала гостю:

– Не бери пример с меня, Иванушка, не горюй о прошлом ушедшем. Любишь Василису – борись за неё, ну а ежели не люба стала – забудь и дальше иди. Жизнь людская коротка, успей счастье своё отыскать, не жди, что само собой всё решится!

Понял Иван-царевич, что Баба Яга сказать хотела. Ночь переночевал, а наутро оседлал коня и помчался у Василисы прощенья просить. Не всегда ждать нужно, когда человек любимый навстречу пойдёт. Если любишь, прощать ошибки следует и к голосу внутреннему прислушиваться. А гонор иногда и за пояс заткни, чтобы к Бабе Яге опять бежать не пришлось!

Миль

Ольга Гузова @MarDashkova

Глава 1

Миль посмотрела на гору, окружённую тысячелетними чёрными соснами. Барабаны заглушали тревожные мысли. На веку знахарки сменилось четыре шамана.

Первый сказал, что она будет Великой.

– Великой… – усмехнулась она и, не взглянув на племя, которое ещё вчера поклонялось её дару, улыбнулась солнцу.

Миль не помнила того шамана. Когда она была совсем маленькой, с него сняли скальп воины соседнего племени за то, что наслал мор на их скот. Она знала только то, что он благословил её, трёхдневную, на великое служение народу. Родители посчитали это честью, и, когда Миль исполнилось семь, её отдали на обучение к местной лекарке. Та показывала ей, как врачевать раны отважных воинов, помогать женщинам рожать и исцелять души матерей, у которых появлялись на свет проклятые дети. Старая знахарка учила распознавать на детях знаки сатаны.

Проклятое дитя относили на гору Предков как жертвоприношение. Матери плакали, умоляли сохранить жизнь своих малюток, но веками закон оставался нерушимым. Повитуха заворачивала новорождённого и уносила в Запретный лес, окружающий гору Предков. За те годы, что Миль училась знахарству, её назидательница отнесла туда не менее двадцати детей.

Миль едва исполнилось семнадцать, когда наставница умерла. Десять лет она была бесправной ученицей, которой родственники больного и воды не предлагали, а теперь в одно мгновение стала желанным гостем в любом доме.

Врачевательство вытягивало из неё физические и душевные силы, ведь, если была надежда на выздоровление, она радела над каждым болящим сутками.

Второй шаман восхвалял её перед деревней и предками, преклоняясь перед чудесным даром принимать здоровых детей. Миль знала, как помочь и новорождённому, и его матери, и всегда ставила на ноги любого покалеченного защитника. Но и её наделили ученицей, как только люди стали замечать, что руки повитухи дрожат после бессонной ночи, а травы она определяет больше по запаху. Помощница уже больше пятнадцати лет перенимала опыт старой Миль и с нетерпением ждала, когда получит уважение и почтение своего народа. Но Миль, на зависть даже молодым, прекрасно себя чувствовала, и присоединиться к духам предков пока не собиралась.

Третий шаман служил своему народу недолго. На его бремя выпала самая страшная засуха и тяжёлые болезни. Каждый день он молился прародителям, гремел костями врагов, жёг ритуальные костры и плясал на красных углях. Всё было тщетно. Поскольку проклятые дети больше не рождались – некого было приносить в жертву предкам. Когда последнее пшеничное зерно было съедено, а земля превратилась в пыль, чтобы жители своими руками не растерзали его, шаман сам ушёл на гору.

 Старейшины племени сразу же избрали нового предводителя – резкого на язык и смелого не по годам молодого Юхту. Неделю он молился в заточении. И снизошло на него откровение, которое должно было спасти народ от голода и болезней.

Старая Миль подхватила котомку из старого платка и пошла в сторону горы. Всегда хотела посмотреть на того, кто уносит солнце за гору. Кто бы мог подумать, что теперь проклятием посчитают дар исцелять всех людей, особенно новорождённых.

Глава 2

На месте бывшего леса простиралось пепелище. Ноги Миль тонули в мягкой золе как в перине. Изредка кожу царапали сухие ветки, тут же рассыпающиеся в пыль. Из-за сильного зноя кровь даже не выступала. Шум ритуальных танцев стих за спиной, а на его смену пришла тишина и ожидание встречи с предками.

В котомке знахарки, помимо бутыли с водой, лежали лекарские инструменты, пара травяных мешочков и лампа, которая пахла топлёным жиром. Бывшая помощница прилюдно плюнула ей в лицо и отказалась даже прикасаться к вещам Миль, ведь именно из-за них предки не получали жертвоприношений. Ученица тут же поклялась служить своему народу «без этих бесовских железок и корней».

Миль выдохнула:

– Воля предкам, ты справишься и так.

Миль никогда прежде не ходила на гору – не было надобности, умерших от старости или болезней соплеменников шаманы уносили сюда без её помощи. Она шла не спеша. Куда ж тут спешить? Но очень боялась остановиться, упасть и умереть здесь, у подножия горы. Не хотелось, чтобы Юхта, принося соплеменников на гору, спотыкался об её обглоданные дикими животными кости. Чем выше она поднималась, тем тяжелее становилось дыхание, и тем легче на душе. Видимо, предки ждали её на строгий разговор о работе.

Миль перешла Запретный ров и вступила в Земли мёртвых, когда гора уже поглотила солнце. Потную одежду остудила лёгкая прохлада. Пепел сменился невысокой травой, а на тёмных деревьях виднелись редкие зелёные листочки.

Не в силах подниматься выше, Миль устроилась рядом с большим валуном. Она смочила водой губы, помолилась и улеглась под бездонным небом, устроив котомку у головы.

Едва она сомкнула глаза, как совсем рядом послышался слабый стон. С трудом перебираясь на четвереньках, она доползла до валежника и увидела, что в нём лежит и жалостливо ворчит худая, облезлая волчица. Она даже не смогла зарычать или навострить уши, только едва заметно дёрнулась.

– Милая… – ахнула знахарка и провела рукой по тугому брюху зверя, – откуда ты здесь взялась? Да и кто ж в такое время щенится?

Старуха погладила обессиленное животное:

– Тебе же всё равно, прокляты ли мои орудия лекарские? Сейчас помогу.

Знахарка управилась за час. Боялась, что в лунном свете при полупустой лампе сделает ошибку и навредит животному.

Когда дело было сделано, Миль налила в ладонь приготовленную для себя воду и напоила зверя. Волчица жадно лакала воду, то и дело проверяя своих детей, которые мирно спали у неё под боком.

– «Земли мёртвых»… Тут жизни побольше, чем в Землях живых. Ну спи, спи, отдыхай.

Молодая волчица оказалась сильной. В неё словно вдохнули жизнь: не обращая внимания на повитуху, она заботливо вылизывала двух щенков. Остальных Миль завернула в платок, закопала на своей стороне валуна и снова помолилась предкам. Уже о просьбе принять дар. Прародители видели, что она сделала всё, что могла. Могла спасти всех, если бы пришла к логову раньше, но идти быстрее не было сил.

Глаза закрывались, а мысли не давали уснуть. Но поспать надо обязательно. И найти воду. Для волчицы.

Глава 3

– Лишь бы звери живьём не начали драть… Чтобы не по капле терять жизнь, а в одно мгновение, словно выпили тебя залпом, – часто говорила Миль своей преемнице. – Или чтобы заснуть и не проснуться.

Та, кивая, вздыхала, соглашалась, и тоже просила у предков себе лёгкой смерти.

Пусть ночь под открытым небом и не была холодной, зарю Миль встретила с лёгким ознобом.

Миль часто представляла, как, умирая, будет лежать на горе. В суете врачевания, служения своему народу, она не задумывалась, что люди, которых отнесли сюда, могли умереть не сразу. К своей страшной хвори или ранению они могли добавить чахоточную слабость, простое обезвоживание или какой другой недуг, и мучиться здесь не один день.

Как только гора снова вернула солнце на небо, старушка тяжело поднялась, обошла валун и отыскала бутыль. В сухом валежнике новоиспечённая мать мирно спала со своими щенками.

Миль выбрала понадёжнее палку для посоха и пошла вдоль Запретного рва – идти выше на гору сил не было. Она брела по кустарникам и размышляла, что прародители выбрали себе место куда лучше, чем оставили потомкам. Во время летнего солнцестояния в этой части горы не было такого зноя, а скудные деревья защищали от жестоких ветров. А выше, наверняка, было ещё лучше.

Споткнувшись в который раз на корнях, причудливо торчащих в самых неожиданных местах, Миль расплакалась. Когда-то на празднике урожая шаман предсказал, что Великая лекарка умрёт за две луны до её сотого солнца. Сказал бы кто сколько солнц ей сейчас!

Она вытерла слёзы, осмотрелась и услышала звук, от которого пожилое сердце затрепетало словно в юности.

Миль пролезла под поваленным трухлявым деревом, и в низине, прикрытой густым папоротником, увидела журчащую серебряную нить. Словно зверь, потерявший свои повадки, Миль прильнула к воде с рыком, непохожим на человеческий. Казалась, если солнце поднимется ещё хоть на палец, источник испарится.

Знахарка отпрянула от ручья, чтобы перевести дыхание, и увидела поодаль кузовок из синей болотной лозы.

Всё ещё черпая ладонями воду, она подобралась к находке. От увиденного Миль охнула и заткнула себе рот. В корзине, едва завёрнутые в тряпицы, лежали два младенца. Пока один из них безмятежно спал, второй, в поисках материнской груди, присосался к его щеке. Миль осмотрела малышей и поняла, что братья родились несколько часов назад.

– Неужто у кузнеца двойня родилась? Это ж вас мне вслед несли, – ловя слёзы в глубоких морщинах, Миль обхватила лицо ладонями и завыла.

Двойня – метка Дьявола. А эти ещё и рыжие. Не было у них шансов. Не было без Миль. Каждый раз, принимая младенцев, она благодарила предков, что те ни разу за её долгое врачевание не послали двойню. Миль наполнила бутыль, с трудом взвалила на себя кузов и поплелась к валуну, у которого провела ночь.

Глава 4

Живот болел от тяжёлой ноши. Каждый раз, когда она неловко ступала, сердце грозило выскочить.

– Ты не представляешь сколько великих поступков совершишь и как прославишь свой народ, – Миль в сотый раз вспоминала слова старого шамана.

Уже через много лет она узнала, что он так говорил каждому. И ведь не врал. Каждый прославлял свою семью и защищал свой народ, и, воистину, гордились каждым.

Преодолев очередной камень, Миль посмотрела на вершину горы и попросила сил. В ответ чёрные сосны только качнули куцыми кронами.

– Ну и обойдусь, – знахарка пошла, цепляясь волосами за острые ветки и собирая колючки.

Укачиваемые трудной дорогой, малыши мирно сопели. Начало темнеть, когда Миль дошла до камня. Старуха поставила корзину и первым делом заглянула под ветки.

Волчица заволновалась и еле слышно зарычала. Всё ещё слабая, она так и не вставала. Стоило ей шевельнуться, как щенки снова начали тыкаться в вымя. Самка почуяла чужой запах, но лекарка сунула ей ладонь, наполненную водой, и погладила по голове:

– Милая, я твоих спасла, а ты моих спаси… – Миль вытащила из корзины одного ребёнка и осторожно положила в тёплое гнездо рядом со щенками.

Младенец услышал запах долгожданной еды и словно волчонок присосался к груди матери. Волчица фыркнула, желая встать, но задние лапы не слушались, и она повалилась обратно. Миль протянула волчице горсть ягод, которые сорвала по пути к логову, снова налила воды и подложила второго ребёнка.

Миль улыбалась, видя драгоценные живительные капли. Так кропотливо можно не только терять жизнь, но и сохранять. Молодая мать, ухаживая за своим выводком, вылизала и чужих детей.

Знахарка проснулась рано утром. Волчица уже смотрела на бутыль, но воды не было, вчера Миль отдала всё, что принесла.

– Я только верну их и принесу тебе попить, – знахарка сложила свои инструменты и бутыль, уложила детей в кузовок и пошла в родную деревню.

Пока шла, посчитала, что синяя лоза, из которой сплели корзину, даёт побеги раз в двадцать солнц.

Глава 5

– Что ты делаешь? – у молодого шамана тряслись руки и голос. – Тебе позволили достойно завершить жизнь, а ты предала свой народ и мало того, что сама вернулась с горы Предков, ты принесла это!

Юхта указал на корзину с детьми. Из-за гула и резких выкриков малыши заплакали. Вначале тихонько, но с каждым возгласом громче и громче. Чтобы жители слышали каждое его слово, Юхта говорил громче и громче, пока не перешёл на крик.

– Ведьма! – вырвалось из толпы, – забить её камнями, чтобы другим неповадно было!

Мужчины и женщины закивали головами, строго посматривая на новую знахарку, которая старалась кричать громче других.

Когда один из близнецов заплакал во всю силу, Миль вытащила его из корзины и подняла над головой.

– Смотрите! У него нет копыт или хвоста! У него человеческие руки, ноги и голова! – от волнения она поперхнулась, но продолжила. – Разве мы все одинаковы? Разве цвет глаз нашего шамана лучше, чем у кузнеца?

Кузнеца трясло словно в лихорадке. Он смотрел под ноги не в силах поднять глаза на своих долгожданных сыновей.

– Хватит, – отрезал Юхта. – Тебе не стоило возвращаться и, тем более, приносить проклятых в деревню. Я накажу тебя.

– Юхта, – голос Миль звучал тихо, – неужели мои заслуги больше ничего не значат?

Молодой шаман гордо выпрямился и покачал головой:

– Значат! Мы не убьём тебя. Сегодня же ты уйдёшь на гору. Но на твоих глазах мы расправимся с бесовьим отродьем.

Воины окружили Миль и, ожидая одобрения, подняли свои мечи. Из груди кузнеца вырвался хрип, и он упал на землю словно мешок с песком. Миль вернула ребёнка в корзину, подхватила её на руки и, утопая в слезах, закричала:

– Что ж вы молчите? Что может быть страшнее?

Соплеменники исподлобья наблюдали за истерикойстарухи. Казалось, что предки почтили площадь своим присутствием: солнце спряталось в сизой дымке, воздух зазвенел, обжигая лёгкие и не позволяя лишний раз пошевелиться или хотя бы вздохнуть.

– Мора! – знахарка повернулась к тихой седовласой женщине, которая ютилась у главного колодца. – Твой сын погиб героем! Тебя всю жизнь почитают! А ведь он родился рыжим!

Толпа ахнула.

– Мора, не молчи! Расскажи, как мы побрили его сразу, как приняли. Слава Предкам, помощниц у меня тогда не было – удалось сохранить тайну.

Миль потрясла пальцем в сторону ученицы и продолжила:

– Получается, вы почитаете дьявольское племя? Ведь дьявольское племя долгие годы защищало наш народ! А ты, милая, – Миль указала на женщину в яркой кофте, – у тебя шестипалая дочка родилась. Помнишь, как я ей пальцы отсекла и приходила каждую ночь повязки менять?

В то время как голос Миль охрип, близнецы в корзине замолчали.

– Что вы молчите? Скольких ваших детей я спасла? А до этих, – тряся растрёпанными волосами, она кивнула на малышей в корзине, – вам дела нет?

Руки Юхты дрожали, во рту пересохло. В надежде получить совет он смотрел на свой народ, но лишь видел, как рыдали женщины, как его доблестные воины склонили головы и опустили мечи.

– Я всё равно это сделаю, – шаман стоял на своём.

Его последние слова заглушил ропот и причитания жителей.

– Юхта, не надо, – из толпы к нему подошёл отец. – Покажи шрам, который тебе оставил дикий пёс, пробравшийся в наш дом.

Шаман задрал рукав и с гордостью предъявил его людям.

– Это не дикий пёс. У тебя было родимое пятно, Миль его вывела, но на его месте остался шрам.

Гул стал угрожающим. Юхта побледнел и спрятал уродливую подпалину.

Миль поставила кузовок с детьми на землю и выдохнула:

– Как же твоя мать плакала, когда я тебе больно делала… но, иначе играли бы твоими костями шакалы на горе Предков. А теперь смотри какой хороший парень вырос… Да приведите ж кузнеца в чувства! Детей накормить надо, у его жены молоко ещё даже не пришло…

Озираясь на шамана и воинов, в любую минуту ожидая удара, здоровенный мужик согнулся в три погибели, схватил синюю корзину и, вытирая слёзы, понёс домой.

– Передам Отцам, что вы приняли их жертву. Живите теперь с этим. А меня ещё ждут в землях Мёртвых.

Миль вытащила бутыль из котомки и положила на землю свои инструменты.

В деревенском колодце она набрала воды и направилась в сторону горы. Всё-таки вспомнила, на её веку синяя лоза цвела уже пятый раз.

Краник

Татьяна Нырко @nyrkot

«Сегодня Феликса возили к доктору. Утром забрали, а вечером вернули.

Мама объяснила, что домашним котам подрезают краники, чтобы они не писали, где попало.

Я долго рассматривал Феликса, но так и не увидел никаких изменений. Может, меня тоже надо отвезти к врачу, чтобы я перестал писаться?

 Ради мамы я готов на всё, лишь бы она снова любила меня».

С нетерпением слушаю запись на чужом телефоне. Мне нужна хоть какая-то информация об этом мальчике. Пока я знаю, что ему примерно пять-шесть и у него есть кот. Но этого слишком мало, чтобы делать выводы.

Надеюсь, следующие записи будут более информативными. Снова нажимаю на плей и получаю новый поток детских откровений.

«Феликсу плохо. Он не бегает, не ходит, просто лежит.

На моих руках почти зажили царапины от его острых когтей, а новых нет. Даже кот больше не играет со мной.

У мамы своя жизнь, свои игры. Я до них не дорос.

Каждый вечер к нам приходят гости. Чаще всего мужчины.

Раньше они приносили цветы и торты, а сейчас только бутылки. Сначала я радовался за маму, что ей весело, а теперь не радуюсь. Ей грустно. Она смеётся только по ночам за закрытой дверью, а по утрам ругается и плачет. Наверно, я во всём виноват. С гостями смешно, а со мной много проблем. Ещё и мокрые простыни по утрам прибавились. Мама говорит, что я – плохой мальчик. Я знаю это, но ничего не могу с собой сделать».

Я больше не могу слушать: внутри всё сжимается и переворачивается от боли и обиды за незнакомого ребёнка. Его тихий спокойный голос врезается в сердце сильнее громкого крика и слёз.

Дежурство выдалось тяжёлым, я буквально валюсь с ног. Уютная раскладушка так и манит прилечь, но нельзя: нужно слушать дальше. А вдруг я смогу чем-то помочь?

Присаживаюсь на старый деревянный стул и включаю очередную запись.

«Теперь я знаю, как больно шлёпают мокрые трусы. По попе звонко и щиплет долго, а по голове глухо и обидно. Мама впервые ударила меня. Наверно, берёт пример с гостей. Они бьют её, а она учится давать сдачу на мне. Или просто не надо писать в кровать?

Феликс уже ходит, как обычно. Наверно, краник зажил. Только со мной кот больше не играет. Ест и спит. Мама не ругает его: не за что. А я теперь писаюсь за двоих. Уже и днём. Когда обе пары шорт мокрые, я переодеваюсь в осенние штаны. В них жарко, но другой одежды нет. Шорты сохнут долго».

Тридцать секунд, пропитанных стыдом и болью.

Всего тридцать секунд длится запись, а мне от неё физически тяжело дышать. В горле застрял колючий ком, который не получается проглотить.

Пью воду и слушаю дальше.

«Я – взрослый! Сам стираю.

Мама сказала, что за свои поступки нужно отвечать. И исправлять их.

Не знал, что постельное бельё такое длинное и широкое. Мне мало рук, чтобы с ним справиться. Но я стараюсь! Я же мужик! Сам сделал, сам исправлю. Лишь бы маме было хорошо!»

Лучше бы я осталась ещё на одну смену, чем слушать эти откровения.

Голова горит в металлических тисках, солёные капли разъедают щёки, но я уже включаю следующую запись.

 «Мама купила памперсы. Целую упаковку. Сказала, что дорого. Но новый матрас дороже. Старый пришлось выкинуть: он не успевает сохнуть.

Вечером удалось насмешить маму. Она сказала надеть памперс и танцевать перед гостями. Все смеялись, а мне было стыдно. Но если маме хорошо, то я потерплю».

Впереди всего три сообщения. Слушаю через силу и реву.

«Я ударил дядю Мишу в живот. Он первый ударил маму, а я его. Нечего руки распускать. Я мужик в этом доме. Я защищу свою маму!

Но потом дядя Миша врезал мне. Выбил второй молочный зуб. Одно хорошо: теперь не надо вырывать. У меня припух глаз и разбилась губа. А ещё я описался.

Дядя Миша сразу подобрел и рассмеялся. Назвал меня сыкуном и ушёл от нас.

Мама плакала и смеялась. Сказала, чтобы я так больше не делал, иначе мой краник сломается и будет всё время поливать».

Несчастный ребёнок. Невольно я представила на его месте своего пятилетнего сына. От слёз уже болела голова. Я не могла поверить, что всё услышанное – правда. Хоть каждый день через наше отделение проходит много горя, но детские истории всегда самые трогательные.

Предпоследнее сообщение было самым коротким.

«Я долго думал и решил, что все проблемы из-за моего краника.

Мама сказала, что мы с Феликсом похожи: метим свою территорию.

Может, мне тоже надо подрезать краник? Тогда все проблемы закончатся.

Мама будет любить меня, как тогда, когда отец ещё не ушёл от нас. А я писал в унитаз, а не под себя».

Общая картина вырисовывалась всё чётче и понятней.

«Я тренируюсь на овощах. Резать легко и не страшно.

 Ножи острые. Единственное, что делают мамины гости – это точат их.

Я попробовал на пальце. Неприятно. Кровь красная, течёт быстро. Остановить тяжело. Но я же мужик! Если Феликс остался жив, то что случится со мной?

Сегодня я отрежу краник. Мама вновь полюбит меня.

Дома резать нельзя. Мама очень расстроится, если я что-то испачкаю. Лучше на улице».

Это было последнее сообщение, записанное на диктофон мобильного телефона.

Сегодня по скорой к нам привезли мальчика с режущей раной паховой зоны. Для жизни неопасно, но крови потерял много.

При мальчике был только мобильный телефон без номеров. Я изучила его, но нашла лишь несколько фото в галерее и эти записи на диктофоне.

Я вытерла слёзы, обдумывая услышанное. Как быть?  Есть ли смысл искать мать или сразу вызывать органы опеки?

Малют

Жанна Ди @zhanna.pisatel

Глава 1

Длинная вереница из сотен людей разных возрастов, внешности, настроения, выстроилась от кромки леса до с трудом различимых ворот, скрытых дымкой тумана.

«Чего все они хотели? Зачем пытались попасть в этот спрятанный за высокими стенами город?» – размышляла Малют, прислушиваясь к голосам ожидающих.

Выбрав путь странницы ещё подростком, она за последние пять лет повидала много уникальных построек. Небольшие семейные кордоны с домиками почти природного происхождения, временные форты, селитьбы с избушками, расположенными так, словно воссоздавали собой детский рисунок. Но такую крепость встречала впервые.

Любопытство удерживало её здесь уже третий день. Очередь продвигалась медленно и это удивительным образом не раздражало. Ведь обычно Малют нигде не оставалась надолго. Пара тройка часов, максимум одна ночь и у неё начинало зудеть тело, по ступням пробегал ток, требуя движения и смены образов.

В этом месте же всё иначе. Она готова находиться здесь бесконечно, столько всего интересного вокруг. Одни стены, окружающие город, чего стоят.

Первое что бросалось в глаза – это их высота. Как ни старалась, Малют не могла уловить, где же заканчивается верхушка. Казалось, что они упираются в самое небо, прикрываясь словно нижней юбкой низко парящими облаками.

В утреннем свете стены казались тёмно-зелёными, но как только солнце поднималось в зенит, переливались бирюзовым. Эти изменения отражались на людях. Энергия пробуждалась после полудня, разговоры становились более живыми и громкими. Малют поправляла свои короткие тёмные волосы, открывалась и впитывала о чём говорили соседи. Темы вспыхивали то о погоде, то о семье, что ждала их возвращения, то о смешных случаях в пути или даже в очереди. Но никогда, ни полусловом, ни намёком они не упоминали, зачем стоят в этой очереди.

Кроме высоты и цвета окружающей крепость стены, Малют удивляли ещё и ворота. Может быть из-за расстояния, постоянного мельтешения людей перед ними или разыгравшегося воображения, вход в закрытый город она видела как…

Рот. Зубастый такой.

Своими сверкающими клыками он перемалывал тех, кто получал разрешение пройди сквозь них, а по округе разлетались чавкающие и клацающие звуки. Вот только этого никто не замечал. Увидев эту картину первый раз на рассвете, Малют передёрнулась, подняла ворот свободной рубахи и вжала шею, словно улитка, желающая спрятаться от опасности. Но тут же услышала смех, весёлый задорный. Обернулась и попыталась понять не она ли вызвала это веселье. Нет. Мальчишка вихрастый кривлялся, изображая кружившую над ними птицу. Внимание всех отвлеклось от ворот, только Малют краем глаза заметила движение. Появились люди в чёрных костюмах. Они растянулись вдоль ворот ровной линией и приготовились выбирать тех, кто достоин попасть в город, а кому отказать в просьбе.

Эти люди у ворот, вернее материал их одежды – ещё один элемент, пробуждающий любопытство. Издали он казался просто чёрным. Но таким плотным, живым, будто это не ткань, а их собственная кожа. Не видны складки, швы, потёртости от ношения. Ничего из того, что можно было заметить на любом облачении, которое она за время странствий встречала.

Малют даже провела руками по своим бриджам, желая ощутить их грубую ткань, реальность одежды. Но будто в ответ на её мысли чёрные костюмы зашевелились. Теперь они уже выглядели не как кожа, а как рой мелких мошек, круживших вокруг тел, чтобы скрыть их внешность и движения от любопытного взора странницы.

– Бррр, вы это видели? – обратилась Малют к стоящей впереди высокой блондинке и отшатнулась, уколовшись об её взгляд.

Дама брезгливо повела плечом, поправила шаль и смахнула следы чужого прикосновения, пусть и лишь визуального. Малют захотелось тут же извиниться, что побеспокоила, она даже набрала воздуха, чтобы сказать это, но блондинка опередила.

– Первый раз что ли? – хамовато спросила она, покачивая головой.

– Да, – ответила Малют, краснея будто ребёнок, признавшийся взрослой тёте в проступке.

Эта детская реакция смягчила блондинку, она убрала светлую прядь за ухо, посмотрела по сторонам и таинственно произнесла:

– Всё не так, как кажется. Они тебя проверяют. Хотят понять насколько истинно твоё желание попасть в эту обитель....

Фраза оборвалась. Блондинка схватилась за горло и повалилась на землю, лицом вниз. Её тело раздирали конвульсии. Малют заморгала, надеясь, что видение исчезнет. Но оно становилось лишь ярче. Руки блондинки впивались в землю, слышно было, как трещат кости на пальцах. Шаль будто живая обвилась вокруг шеи, перекрывая доступ кислорода к лёгким. Блондинка начала растворяться, как пропаренный на костре овощ в бульоне.

По коже Малют змейками ползли мурашки, поднимая каждый волосок, словно создавали колючий щит. Она мотала головой и пятилась, не глядя назад, пока не упёрлась в соседа здоровяка, чьи мягкие телеса, отпружинив, толкнули её обратно. Пришлось приложить усилия, чтобы поймать равновесие и не упасть на булькающий остов блондинки.

– Эй! – закричала Малют, оборачиваясь к молчаливому здоровяку.

Но вспыхнувший гнев, словно пугливый щенок, ретировался и сознание вновь сковал страх. Сосед смотрел в никуда пустым безжизненным взглядом. Веки и зрачки замерли, а на коже вспыхивали красные пятна, будто мелкий проказник бежал, оставляя кровавые следы.

– Какой-то бред! Что я здесь делаю? Кто эти люди? Что происходит! – прокричала Малют и проснулась.

Глава 2

– Ты чего же так кричишь-то? – прошепелявила, лежавшая у соседнего дерева старушка.

– Сон дурацкий, – буркнула Малют, растирая щёки, чтобы разогнать застывшую от ужаса кровь.

Но это не помогало и захотелось погреться у потрескивающего на полянке костра, расплавить в его языках остатки сна и понять о чём же видение предупреждало. Она поднялась, стараясь не шуметь, но всё же наступила на ветку. Та хрустнула, и старушка открыла блёклые глаза, в которых отражалась луна и закипающий гнев.

– Извините, – шепнула Малют и поспешила убраться подальше.

Костёр встретил теплом и танцующими искрами.

– Тоже не спится? – обратился к ней человек, сидевший с подветренной стороны.

 В темноте ночной его невозможно сразу заметить. Языки пламени сливались с его балахоном, скрывающим полностью облик. Малют даже показалось, что слова ей лишь послышались и это отголоски из сна или треск догорающего костра. Но в руках человека появилась длинная палка, он пошевелил ею угли, подкинул пару сухих веток и жестом пригласил Малют устроиться рядом. – Место здесь странное, но…

– Скажите, зачем вы хотите попасть в город? – перебила Малют, устраиваясь у костра поодаль от незнакомца.

Человек вздохнул, видимо, подбирая слова. А она не торопила. Прижала к себе колени, вытянула руки, чтобы впитать тепло потрескивающего огня. Краем же глаза разглядывала соседа. Вот только балахон с капюшоном, отблески пламени и танцующие тени сбивали. Невозможно было понять мужчина это или женщина, какого возраста, настроения. Да и голос, приглушённый не помогал. Так говорили знахарки, успокаивая больного, убаюкивали матушки новорождённых детей, учили отцы сыновей и указывали на ошибки старики, передавая опыт молодым. Спокойно, без надлома, заставляя вслушиваться в каждое слово.

– Вопрос твой интересный. Но ответить на него не так просто, – человек поправил капюшон, встал и пошёл вокруг костра, будто движение помогали ему рассуждать. – И правда, зачем мне туда? Я и не помню уже. Видимо, слишком долго жду своей очереди. Знаешь, даже мысли появляются: может и не нужно мне вовсе туда. Лучше просто останусь здесь. А что? Тепло, пропитание приносят. Люди в ожидании очень щедры. Замечала?

Малют кивнула. Если бы не сон, она бы решила, что сюда стекаются самые добрые, милые, всепрощающие и понимающие люди. Когда она свернула на тропинку три дня назад и увидела очередь, с ней поздоровались, пожелали удачи, угостили краюшкой хлеба, сушёным мясом. Разговаривали так, будто давно знали Малют и ждали, когда же она появится, а спустя два часа отправили на эту стоянку, пообещав, что место придержат. Здесь тоже проявили радушие, показали, где можно устроиться, и никто не осудил, когда выяснилось, что она по незнанию заняла место старушки-завсегдатая. Та пришла затемно, потопталась возле новенькой.

– Здесь очень удобно костям моим хрупким, приминала я землю ночами, теперь твоя очередь, – подмигнула она Малют, расстелила платок у соседнего дерева и провалилась в царство Морфея.

Костёр недовольно затрещал, это человек его вновь потревожил палкой. Будто специально, желая вернуть внимание ночной гостьи.

– Ты ведь не любишь надолго задерживаться на одном месте? – не спросил, а скорее отметил хранитель огня, подкинул ещё ветку и подул на взметнувшиеся искры. – Я вижу, как нетерпеливо дёргаются твои мышцы. В руках, шее, ногах.

Малют почувствовала, как ток пробегает по венам, отзываясь в частях тела, которые упоминал собеседник.

– Тебе бы уже отправиться дальше. К новым открытиям. Но вереница ожидающих так медленно движется. Сколько там перед тобой? Сотня, больше? – палка забегала по земле, рисуя змейкой бесконечную очередь. – Думаю не меньше недели простоишь. Ох, как будет тебе сложно. Зов, что ты слышишь в воздухе постоянно, будет манить к новым открытиям, уговаривать покинуть это место. Любопытство же, присущее странникам, не отпустит, не позволит бросить на полпути начатое погружение в незнакомую атмосферу и собирать знания. Что же ты выберешь? Остаться или уйти?

Малют покрутила шеей. Вправо, влево, полукруг в одну сторону, в другую. Движения вычерчивали появившиеся сомнения, а надо ли ей действительно ждать непонятно чего?

– Я могу уступить своё место, – проскрежетал человек, не получив ответа. – Как ты понимаешь, мне спешить некуда, неделя или две для меня мелочи, за старушкой, соседкой твоей пригляжу заодно.

– Но…, – опешила от предложения Малют.

Хранитель огня подкинул ещё одну ветку и, не обращая внимание на покачивания головы собеседницы, продолжил:

– На рассвете иди прямо к воротам. Увидишь девочку с рыжими косичками, лентой атласной ярко-красного цвета они собраны на макушке в букву «О».

– Букву? – Малют начертила пальцем круг и приподняла бровь.

Человек вздохнул.

– Это символ. Недуг у неё. Не перебивай, я прошу, – выставил он руку, останавливая новый вопрос собеседницы. – Поймёшь позднее. Будешь идти вдоль вереницы, обрати внимание на детей, по сравнению с ними огонёчек рыжий послушная, молчаливая. Она боится всего и никогда не отпускает руки матери, будто подпитывается от этой связи.

Малют заёрзала, миллион новых вопросов рождались. Вот только она понимала, что их бессмысленно задавать. Лучше привычно слушать. Хранитель огня впервые за время беседы посмотрел на неё. Из-под капюшона сверкнули глаза. В зрачках отражались искорки, языки пламени и они завораживали сильнее чем голос.

– Не думай, иди. Не зря мы здесь встретились. Я чувствую, что ты должна попасть в город. Но не спрашивай почему, – он откинул свою длинную палку, которой ворошил огонь и заговорил на другую тему. – Вы странники собираете у людей их особенности, так вот я расскажу о своей. Вижу и слышу я нить. Она вибрирует от движения и мыслей каждого человека в веренице желающих попасть в город. А на тебя реагирует, как живая. Когда ты смотришь в сторону входа, она танцует. Когда мысленно приближаешься к воротам – сверкает будто молния и вызывает улыбки. Но стоит тебе поймать взором тропинку, что может увести тебя отсюда подальше, нить раскаляется и жалит людей, других, к тебе, видимо, опасается прикоснуться. Я вижу такое впервые. Поверь, тебе нужно попасть в этот город больше чем мне. Поэтому на рассвете найди рыжую девочку, твоё место прямо за нею.

Малют покачала головой. «Сумасшедший ведун или ведунья, морочит мозги только. К чёрту! Вернусь на прерванный путь. Найду ближайшую весь, да отдохну там месяц-другой. Мне просто необходим глоток свободы. Здесь я чувствую себя мухой, попавшей в сеть к пауку».

Продолжая перебирать причины покинуть вереницу, Малют вернулась к посапывающей старушке. Села у дерева, скрестив ноги. Мысленно раскрыла карту местности и пробежалась внутренним взором по тропинке, которая привела её к этому городу. Малют хотела вспомнить зов, сигнал, заставивший свернуть, и стать частью большой очереди. Но чем дальше уходила, тем сильнее взвинчивались нервы, будто та самая нить, о которой говорил человек у костра, натянулась и превратилась в звенящую леску. А невидимая рука принялась наматывать её на веретено, заставляя Малют корчиться от боли.

Она застонала и открыла глаза. Посмотрела на старушку, та не услышала ничего и продолжала мирно посапывать. Малют провела вдоль тела руками, ей показалось, что она нащупала нить. Та от прикосновения ослабла, сделалась мягкой, ворсистой и нежно щекотала напряжённые нервы, будто хотела отвлечь, заставить забыть устроенное только что испытание.

Малют поднялась и вернулась к костру.

– Я согласна, – обратилась она к недавнему собеседнику. – Расскажите ещё раз, как мне найти рыжую девочку.

Глава 3

Малют смотрела на вереницу людей, а возле уха жужжали не отпускавшие вопросы: «Зачем же люди стоят здесь? Чего ждут? Может, и их та же нить не отпускает?» Утро освещало поле, пробуждало живой организм очереди и разжигало в страннице неуёмное любопытство. Она пыталась понять, как сама на крючок попалась? Ведь обычно зов подсказывал направление и позволял делать выбор. А в последний раз Малют словно глупая рыба, ухватила крючок и теперь барахтается в ведёрке, среди другого улова. Но могла ли она поступить иначе? Не отпускало ощущение, что зерно притяжения зародилось раньше. Но вот когда?

Может, когда пила чай на прощание с семьёй Викентайлов, милейших людей. Они рассказали легенду о людях, которые могут заглядывать внутрь себя.

– Как это внутрь? – спросила тогда Малют, сузив глаза и посматривая на хозяина дома.

– О! Мы точно не ведаем. Наша знахарка общалась с духом жившего лет десять назад умельца. Он ей образы открывал, позволял гулять по…

– Брось, милый, не пугай гостью. Что девушка перемолвит о нас в других поселениях? Что мы слушаем россказни выжившей из ума старухи? – прервала мужа хранительница семейного очага, мягко прикасаясь к его щеке. – Даже не думай, слышишь? В город я тебя не пущу!

Малют не придала значения сдержанной перепалке супругов. Но образ в памяти отложился: то, как было сказано слово «город». Так осторожно, будто одно упоминание может навлечь на семью неприятности.

Странница перевела взгляд на возвышающиеся до небес стены, на ворота, напоминающие зубастую пасть. Ток просквозил по нервам. Ей было страшно находиться с городом рядом, а уж, чтобы попасть внутрь… Решимость прекратить ожидание таяла. Хранитель огня не торопил. Он сидел у костра и посматривал на странницу из-под капюшона, делая вид, что ему всё равно, как поступит Малют.

– Луна скоро спрячется, ветер тучи несёт с запада. Сегодня обещали раздавать ключи пораньше, – долетел до костра мужской голос.

Это пришёл отдохнуть один из ожидающих. Человек поднял на странницу глаза, в них отблеском танцевали искры огня.

– Идёшь?

– Иду, – кивнула Малют и отправилась по тропинке, ведущей к воротам.

Странное чувство не покидало. Образы из сна вспышками меняли облик и взгляды встречавшихся ей на пути людей. То они приветливо улыбались и махали ей вслед, то покрывались красными пятнами и сверкали глазами. Но ни один не остановил, не спросил, почему Малют идёт вперёд, игнорируя очерёдность. Это удивляло, пугало и заставляло отводить взгляд. Она ускорила шаг. Ей стало страшно, что её упрекнут или отговорят, расскажут, что того человека у костра не существует, что это она хочет всех обмануть и пробраться в город раньше других.

Ноги погружались в пыль, сбивались с тропинки, тело неосознанно уклонялось от сотен рук, что могли протянуться, сердце бешено стучало, отбивая темп шагов. Но Малют шла, как молния во время грозы. Ничего не замечая. И вот уже девочка с рыжими косичками, сплетёнными на голове в виде буквы О, смотрела в глаза страннице и протягивала руку, приветливо раскрывая ладошку. Признак, что она доверяет и не прочь познакомиться. Во всяком случае именно о такой традиции рассказывали в некоторых поселениях.

– Привет! Как зовут тебя, огонёчек? – спросила Малют, в ответ протягивая свою ладошку.

Руки взрослого и ребёнка соприкоснулись, тепло пробежалось по их пальцам.

– П..р..в..т.., – с трудом выдавила девчушка.

Сердце Малют сжалось. Недугом речи пугают детей непослушных. «Не ври! Забудешь, как говорить!» «В угол или к знахарю? Ох, заберёт он у тебя язычок острый!»

«За что же это милое создание наказали?” – промелькнул вопрос, но из размышлений выбросил укол пульса в подреберье.

Мать девочки обернулась и, встретившись взглядом со странницей, быстро заморгала, смахивая наворачивающиеся слёзы. Подозвала дочь и прижала крепко, будто желая защитить от любых бед, в том числе и от осуждения незнакомки.

– Да вы не обращайте внимание. Чем ближе к воротам, тем матушка больше волнуется, – пояснил мужчина, стоящий следующим в очереди и тут же указал новенькой перед собой. – Мы долго вас ждали, уже думали, не успеете, но место держим. Как это можно, обещали же.

Малют настолько погрузилась в мысли о девочке, что не придала значения странности этой фразы. Молча кивнула и встала в очередь, вглядываясь в спину женщины, прижимающей к себе рыжую дочурку.

Неловкость всё ещё присутствовала в теле странницы, но любопытство скоро её потеснило. Малют хотелось рассмотреть, что делают и расслышать, о чём говорят хранители врат, но никак не удавалось. До неё долетали лишь обрывки фраз. Бессмысленные, на первый взгляд: «Номер 3457», «Правило У», «Девять и», «Кто?». И ничто не приоткрывало секрет: как же принимают решения пустить просителя внутрь или нет?

«Что же, нужно набраться терпения», – подумала Малют, наблюдая за тем, как поднимается в зенит солнце. Она уловила слова от соседей, дающие надежду, что эту ночь она уже сможет провести по ту сторону ворот.

Глава 4

Очередь хоть и медленно, но продвигалась. Малют продолжала вглядываться вперёд, но так и не смогла понять, по какому принципу пускают людей внутрь скрытого за высокими стенами города. На одних просителей тратили буквально минуты, других задерживали у ворот на часы. Но, что интересно, время проверки никак не отражалось на результате.

Сознание от усталости растекалось, солнце слепило глаза, ноги и спина ныли, требуя отдыха. Хорошо, что рядом с пыльной тропинкой росла мягкая, словно пух трава. Многие из тех, кто не хотел уходить на место отдыха в лес, устраивались на ней без подстилок, как есть.

Малют тоже решилась и чуть не застонала от удовольствия. Маленькие ворсинки не прижимались к земле, а пружинили, создавая массирующие движения. Она дала отдохнуть ноющей спине, перевернулась на живот и продолжила разглядывать стену. Чем ближе они к ней подходили, тем больше проявлялось деталей. Кладка не из обычного кирпича, на расстоянии казалось, что стена дышит. Или это обман зрения от перегрева на солнце? Малют приложила ладошки козырьком ко лбу, убирая мешающую чёлку и всмотрелась в щели, витиевато опоясывающие ограду во всей её длине и высоте.

– Будто послание какое, – прошептал незнакомец, устроившись рядом.

Малют краем глаза отметила его неудобную позу. Ноги скрестил, спину выпрямил и так же посмотрел на привлекающую внимание стену.

– Но что это за язык? – спросила странница, вернув взгляд к нитям рисунка.

– Да кто же его знает? – пожал плечами мужчина. – Если только человек у костра.

Боковым зрением Малют посмотрела на собеседника. Кто он? Почему заговорил с ней? И почему упомянул того человека? Незнакомец же, как ни в чём не бывало, продолжил делиться информацией.

– Я слышал, он подходил несколько раз очень близко, водил своим тонким пальцем по стене. То справа налево, то наоборот. И всё бормотал, бормотал, как заклинание какое читал.

Малют прищурилась, ей захотелось тоже прикоснуться к рисунку. Прочитать. Но как? В одном селении знахарь показывал, как буквы сплетаются узелками во фразы, словно тропинка, идущая вверх. В другом, древний старик читал при ней послание рода, водя палкой по сухой земле, наоборот, сверху вниз.

– Некоторые говорят, что это защита, нанесённая хранителем города. Она отвлекает наши глаза, чтобы просители не могли ни разглядеть, что скрывается за стеной, ни увидеть, что происходит у самых ворот.

Малют дёрнулась, голова съехала с упирающихся в лоб ладоней, а в горле зашуршал комок. «Он, что, мысли мои читает?». И будто в ответ мужчина хлопнул себя по коленке, посмотрел на собеседницу и подмигнул.

– Да, очередь в этот город и не такому научит. Вы не подумайте, мне неведомо, что происходит у вас в голове. Просто и сам люблю понаблюдать. За людьми, за природой, строениями необычными. За годы странствия научился улавливать знания из воздуха, из обрывков фраз. Мне показалось, что мы родственные души. То, как вы вглядываетесь в детали.

– Так вы тоже странник? – выпалила Малют и оторвала спину от травы, села, выпрямившись и с удовольствием, наполнила лёгкие воздухом.

Ей захотелось рассмотреть собеседника, узнать о том, где он успел побывать. А главное, расспросить об этом городе, странностях в очереди и необычной стене с её нитями, похожими на заклинание. Слово за слово, вопрос за вопросом выстроилась, будто необычный воздушны замок беседа. Малют спрашивала, мужчина отвечал: где уже побывал, что слышал, чему научился за время скитаний. Но, что его привело в эту очередь так и не рассказал.

Странница увлеклась беседой, но подсознание на пару с проснувшимся любопытством без её ведома пыталось понять, где у собеседника место в очереди? Может быть он стоял далеко впереди или наоборот позади. А ещё появились сомнения: видел ли кто другой этого человека? Или он только образ, созданный Малют в голове от скуки и одиночества. Ведь несмотря на то, что люди в длинной очереди выглядели приветливыми, вот так открыто поговорить с ними не удавалось. Короткие фразы: «Как дела? Не устала? Солнце в закате. Ещё одному отказали.» – уже раздражали, она скучала по долгим беседам, которые проходили с привечающими её жителями необычных селений.

В плавно текущий разговор вклинился звук участившегося дыхания. Он становился всё громче и громче, будто рой пчёл приближался. Страх протянул свои острые когти и пробежался вдоль позвоночника Малют. Она медленно повернулась и увидела, как мужчина, стоявший в очереди прямо перед матерью рыжей девочки, затряс нервно руками, словно пытался избавиться от налипшей грязи, скинул свой балахон серый и запрыгал, будто в него вселился бес.

– Идите вы к чёртовой бабушке! Я не хочу! Не хочу, слышите! – плюнул в сторону ворот и, обведя взглядом притихшую очередь, побежал наискосок в лес.

– Нда, нервы-то не у всех выдерживают, – прокомментировал собеседник Малют. – Я же говорю, заклинание внутри этих щелей. И чем ближе ты подходишь к воротам, тем лучше слышишь голоса. Они шепчут и шепчут. Впиваются в мозг и вскрывают то, чего ты боишься больше всего, – он вздохнул, проводил взглядом убегающего мужчину, подмигнул новой знакомой, не спеша встал, отряхнул травинки и пошёл, насвистывая, вдоль очереди в противоположную сторону от ворот.

Малют моргала, не понимая, что происходит. Переводила взгляд от удаляющихся фигур двух мужчин к вернувшимся в свои мысли людям в очереди. Её поразило спокойствие и безразличие, как в первый день, когда она увидела в воротах зубастую пасть.

– Им что? Всё равно? Или они счастливы, что ждать теперь меньше? – высказала она мысли вслух.

Всхлипнула мать рыжей девочки. Её напряжение волной коснулось сердца Малют, пробуждая нехорошее предчувствие.

– Ну же, потерпи, это же подарок. Помаши рукой дяде, скажи, спасибо и будь смелой, – шептала женщина, поправляя съехавший платок и хватая ладошку дочери.

Девочка-огонёк вырывалась, в глазах цвета солнца читались страх и боль оттого, что мать слишком сильно сжала ей руку. Поймав взгляд Малют, она закричала:

– П..м..иииии!

Крик птицей пролетел по округе, задевая жёсткими крыльями сознание странницы. Малют зажала уши руками, но невидимая сила заставила их убрать и еле заметным касанием повернуть лицо, чтобы встретиться взглядом с рыжей девчонкой.

– Но как? Как я могу помочь тебе? – Малют покачала головой и протянула руку, чтобы пригладить взъерошившиеся от попыток вырваться косички уже не похожие на букву «О».

Кончиками пальцев она почувствовала, что несмотря на расстояние дотянулась до малышки. И тут же пожалела. Боль и страх огненными нитями впились в вены и заставили скрутиться в калачик. Крики девочки иголками царапали перепонки, но Малют ничего не могла поделать. Ей очень хотелось, чтобы всё это оказалось сном. Вот только пробуждение никак не приходило.

– Тише, пожалуйста! Я не могу. Я ничего не понимаю, – шептала странница, зажимая сильнее уши, сопротивляясь той силе, что пыталась заставить её вновь встретиться взглядом с возомнившей себя банши девчонкой.

Мольбы наконец услышали. Тишина окутала непроницаемым одеялом. Вот только желания открыть глаза и увидеть происходящее у Малют не возникало.

Глава 5

Малют набрала в лёгкие воздуха, зажмурила глаза и резко их открыла. Калейдоскоп завертелся, картинка реальности, как пазл, постепенно сложилась.

Очередь вела себя так, будто ничего не произошло. Одни тихо переговаривались с соседями, другие молча смотрели вперёд, погруженные в свои мысли. Мать рыжеволосой малышки поправила съехавший платок и убрала такие же, как у дочери, огненные пряди. Девочка продолжала вырываться, а в её глазах угадывались искорки вопросов, направленные, казалось, в сторону Малют и цепляющие её за душу.

Странница захотела обнять девчушку, но мать ещё раз дёрнула дочь и прижала её к себе, стараясь привлечь внимание мужчин у стены. Они нехотя повернулись и, двигаясь медленно, как дождевые червяки, подошли ближе. Малют заметила, что их тела мерцали, переливаясь: один оттенками серого, а другой зелёного.

– Кто? – скрипучий голос Серого царапнул слух Малют.

– Дочь моя, нам нужна помощь. Она не заслужила этот недуг, – торопливо пробормотала женщина и чуть подтолкнула дочь вперёд, будто хотела, чтобы её рассмотрели получше.

– Кто? – повторил вопрос Серый, вглядываясь в измученное лицо матери.

Его голос комариным писком залез в ухо Малют, заставляя мотать головой и терять связь с тем, что происходит сейчас у ворот.

– Я вязальщица, у меня пятеро детей, у каждого непростая судьба, помогите малютке – как же я устрою ей жизнь? Как мужа найду? – тараторила женщина, её начинала бить дрожь.

– Кто? – Зелёный подошёл вплотную к девочке и заглянул ей в глаза.

Она зарычала, и мужчина ударил её наотмашь по щеке.

– Что вы делаете? – возмутилась Малют, но в плечо ей вцепился как из воздуха появившийся незнакомец.

– Не вмешивайся, это опасно, – прошептал он на ухо страннице и сильнее сжал пальцы, впиваясь в кожу.

Будто в ответ на предупреждение Зелёный отвлёкся от девочки и задал тот же вопрос, который словно гром прогремел над всей очередью.

– Кто?

Тишина, голодным псом, пробежалась вдоль вереницы людей. Все непросто замолчали, они замерли и даже перестали дышать.

– А-а-а-а-а! – девочка закричала, и её голос, вслед за невидимым псом, пронёсся испуганной стаей птиц.

– Прочь! – Зелёный указал пальцем на дорогу, ведущую от города.

– Как? Почему? Мы так долго вас ждали. Вы не можете нам отказать! – женщина вцепилась в руку Зелёного и тут же съёжилась, будто от пронзившей её сильной боли.

– Прочь! – повторил слова напарника Серый, схватил девочку так, что у неё покатились слёзы из глаз.

Малют показалось, что она услышала треск нежной детской кости. Она снова хотела вступиться, но не успела. От стены к ним придвинулся ещё один мужчина в мерцающем чёрном костюме и схватил уже её за запястье.

– Ты следующая! – прошептал он, глядя страннице в глаза.

Серый и Зелёный безразлично пожали плечами и вернулись в линию, ожидая, когда им потребуется вновь выйти к очереди.

Чёрный тянул добычу молча, перемещаясь будто живой рой маленьких мошек. Дошёл до линии и развернулся на пятках и ткнул сканером, появившемся словно из воздуха, в руку Малют.

– Ваш номер Р5678. Все правила будут загружены при переходе, – повернулся к воротам и выкрикнул: – Новичок. Подготовить всё, что ей нужно узнать.

Малют отдёрнула руку, потёрла запястье, снимая ощущение от прикосновения сканера. И спросила:

– А что с девочкой?

Но вместо ответа почувствовала, как взгляд Чёрного прожигает насквозь, боль расплывалась по телу, вызывая сожаление о вопросе.

Её подтолкнули к воротам:

– Не задерживай очередь!

Малют сделала несколько шагов и обернулась. Ей очень хотелось ещё раз увидеть рыжий огонёчек, но поймав взгляд девочки, она пожалела. Эти глаза и тот ужас, что сверкал в солнечных зрачках – взрослое осознание, что жизнь жестока и никто не поможет, будут преследовать теперь странницу по ночам.

Её снова толкнули, и она, наконец-то, шагнула в ворота и прошла будто сквозь них или не заметила, как створки раскрылись. Чавкающий звук сопровождал каждый шаг, будто она шла по хлюпающей жиже. Вот только Малют чувствовала, как её касаются и толкают вперёд. Так мы языком выталкиваем неприятное блюдо. Не удержавшись, она оглянулась и увидела, что прожорливая пасть не её только что перемолола, а рыжую девочку. Ведь это она лишилась надежды избавиться от недуга речи и узнать прелести обычной жизни.

***

Что ждёт Малют внутри города, уже другая история. Об этом пишется полноценный роман. Но это ожидание в очереди, знакомства, видения и мысли-вспышки стираются из сознания, как ненужные и отвлекающие, пока странница идёт по коридору. Ей загружают новые знания: как быть успешным жителем города с громким названием ПлАнета, что делать можно, а чего не стоит.

Очередь стала для неё испытанием, проверкой, достойна ли она попасть за ворота. Но её ли это была цель? Так и с нами бывает порою, мы чувствуем зов, следуем за ним, преодолеваем препятствия, а дойдя до финиша, не знаем, радоваться ему или нет.

Тайна пятой комнаты

 Юлия Михоношина @j.a.m_one

Мобильник Стива издал коротенький звук, пришла смс.

– Парни, нам предлагают работу.

Ральф одним щелчком отправил окурок в полёт и перевернувшись подставил весеннему солнцу другой бок.

– Что за предложение? – спросил прагматичный Хью.

– Нужно ремонт в коттедже сделать, материалы на месте, работы много, оплата хорошая. Придётся нам лишь подыскать жильё рядом.

– Стив, я согласен, мне нужны деньги. Эта чёртова пандемия, наверное, никогда не закончится, и пока есть возможность свалить заграницу, я готов!

– Ладно, парни я с вами! Мария будет верещать, как обычно, но ты прав Хью, заработки совсем упали.

– Итак, неделя на сборы!

Глава 1. Шкаф

Хозяин коттеджа отдал ключи бригаде филиппинских рабочих. Объяснив все свои пожелания и требования, обговорив сроки, он выдал аванс и сказал, что можно жить в гостевом доме с пятью спальнями. Парни обрадовались и дружно закивали головами.

– Вот повезло! Даже искать жильё не надо.

Побросав вещи в комнатах, мужчины решили осмотреть своё новое пристанище. Хью первым делом нашёл кухню и поставил чайник на плиту. Порывшись в шкафах, обнаружил несколько банок консервов и немного риса.

«Хозяева не обидятся, если мы сделаем себе небольшой ужин», –  подумал он и деловито обвёл взглядом кухню. Дверца старого буфета шелохнулась, но Хью не заметив занялся приготовлением ужина.

– Стив! Иди сюда!

– Ты где?

– В самой дальней спальне.

– Что ты там забыл?

– Иди, сам увидишь!

Ральф стоял посреди комнаты, убранство которой, наверное, не менялось с середины прошлого века. Большая кровать занимала большую площадь комнаты и возвышалась взбитой периной, сверху лежало ажурное покрывало, пожелтевшее от времени. Подушки так же были взбиты и показалось, что это делали недавно. В углу комнаты стоял шкаф на львиных лапах с резными дверьми, который был крест-накрест заколочен неокрашенными досками с огромными гвоздями.

– Ты это видишь? – шёпотом спросил Ральф.

– Чё ты шепчешь-то? Ну заколотили шкаф и что?

– Странно это, красивый шкаф и так изуродовать?

– Ну давай исправим, дела на 5 минут, – буркнул Стив и дёрнул за верхнюю доску. Та как будто ждала этого, поддалась и отлетела в сторону Ральфа.

– Ох, ничего себе, думал прибита намертво. Не задел?

– Да ладно, Стиви оставь, – побледневший Ральф посмотрел на ржавые гвозди, торчащие из доски, и пошатнулся, представив, как они пробивают его голову, – Бррр, пошли отсюда.

– Извини брат, я не хотел.

Вторую доску оторвать оказалось сложнее, Стив упёрся ногой в дверцу и резко дёрнул. Доска не шелохнулась, но старинная дверка треснула и дыра зияющей чёрной пастью поглотила до колена ногу мужчины, выпустив клуб пыли в лицо.

– Твою ж мать!

Осторожно вытащив из обломков двери ногу, он заметил, что шкаф пуст.

– Смотри Стив, у тебя кровь, ты ободрал ногу, надо промыть царапины.

– Мда, ты прав, пошли отсюда…

Хью увлечённо готовил ужин, когда сзади скрипнула дверь.

– А это вы негодники, чего расшумелись? – спросил он.

Тишина заставила обернуться…

Глава 2. Рыжая

В проёме стояла девчушка в длинной синей плиссированной юбке и белой блузке. Её рыжие пушистые волосы, усердно заплетённые в косички, не слушались свою очаровательную хозяйку и создавали ореол вокруг головы. Ног не было видно и, казалось, что девица парит в воздухе, слегка покачивая юбкой.

Хью оторопел от увиденного, сморгнул, сглотнул, но видение не пропало.

"Откуда она взялась?"

Девочка удивлённо рассматривала мужчину.

– А вы, что тут делаете? Бабушка будет сердиться, если узнает, что на её кухне кто-то хозяйничает.

– Хозяин коттеджа разрешил нам здесь пожить, он сказал, что одна комната закрыта, но не предупредил, что она жилая. Сейчас быстро перекусим и спать, а вы извинитесь перед бабушкой, мы не будем тревожить её сон ночью.

– Твой сон ночью не будут тревожить! Бабуля? Ты меня слышишь? Ахахаа, они не будут нас тревожить! – заливисто рассмеялась малышка, запрокинув голову. Внезапно

Оборвав смех, замолчала, прищурилась пристально буравя взглядом беднягу Хью. Парень попробовал сделать движение к ней, но его ноги оказались прикованными к полу. Холодный пот скатился по спине, а рыжая резко развернулась, подняв клубы пыли подолом юбки и умчалась по узкому коридору.

Несколько секунд Хью смотрел в одну точку без возможности пошевелиться, затем медленно оттёр выступивший пот со лба и вздрогнул, когда в кухню ввалилисьСтив и Ральф.

– Хью, чего такой бледный? Будто приведение увидел? – прогудел Стив.

– Вы видели рыжую девочку?

– Ну ты совсем одичал, уже тебе девочки мерещатся? – Ральф начал подтрунивать над одиноким другом, но заметив неподдельный ужас в его глазах, замолчал.

– Она только что вышла отсюда! Вы должны были столкнуться нос к носу с ней в коридоре!

– Одни сквозняки в этом коридоре носятся, а девочек, да ещё рыженьких не было, –ответил Стив. – Давайте поужинаем и ляжем пораньше спать, завтра первый рабочий день.

Ночь была душной, Стив встал, чтобы открыть окно и залюбовался видом. Луна освещала местность и серебрила молодую зелень. Тени от раскидистого дерева удлинились, тихо поскрипывали качели, казалось кто-то невидимый раскачивает их всё сильнее и сильнее.

– Самое время для нечисти, – мысль мелькнула и со звоном разбившегося стекла рассыпалась на осколки. Он резко отшатнулся от окна. Осколки разлетевшегося стекла ранили лицо мужчины, от боли и неожиданности он громко завыл.

– Чёрт, чёрт, что случилось Стив? – Ральф вбежал в комнату друга и оторвал его руки от окровавленного лица. – Что произошло?

– Там, там, там качели раскачались и вдруг появилась она. И прыгнула на окно…

– Кто она?

– Рыжая девочка…

Глава 3. Гостья

Мария жутко ревновала своего красавца мужа, зная его репутацию гуляки в юности, она не верила, что его рабочие командировки проходят без присутствия женского пола. Телефон завибрировал и мужчина увидел жену.

– Привет, дорогая.

Он не хотел говорить ей о событиях сегодняшнего вечера. Может всё не так страшно, как нарисовало их воображение. Скорее всего это розыгрыш соседской девчонки. Кто знает, возможно в этом городке принято так встречать вновь прибывших.

– Ральф, как устроились?

– Всё хорошо, у каждого своя комната, утром начнём осматривать коттедж. Тут одни стены и отделочной работы много, заработаю тебе на новую машину!

– Ральф! – рявкнула Мария, внезапно прервав мужа и изменившись в лице.

– Что? – мужчина, знал это выражение ярости на лице.

– Ты засранец, мне зубы заговариваешь, а сам с бабой развлекаешься! – Мария перешла на истошный крик, – что за красотка маячит за твоей спиной, подонок?

Ральф резко обернулся и никого не увидел, комната была пуста. Однако холодок, появившийся в комнате, напугал его.

– Никого тут нет, Мария, ты что решила меня разыграть? Ну, что ж мастерски получилось.

Однако испуг на лице мужа не ускользнул от внимательного взгляда жены. Она отчётливо видела женщину, стоящую за спиной мужа.

– Ральф! Ты, что её не видишь? – охрипшим голосом проговорила женщина, – Ральф! Она тянет руки к твоей шее! Беги!

Мужчина резко отбросил стул и выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь, судорожно нащупывая ключ в кармане брюк. Вязкий страх, как липкая паутина, начал опутывать Ральфа, захотелось кричать, но крик застрял в горле, лишь сдавленный хрип вырвался наружу. Его челюсть плясала, стуча зубами от дикого ужаса. Крепко держа ручку, он пытался всунуть в скважину ключ.

Вдруг из комнаты донёсся нежный женский голос, зовущий Ральфа.

– Открой Ральф, – незваная гостья в попытках открыть дверь подёргала ручку.

– Изыди, нечистая сила, – неистово молясь и перекрестившись трижды, парень ухватился за ручку второй рукой.

Внезапно в коридоре потух свет, ручка двери стала ледяной, Ральф обжёг руки и отскочил в сторону от с силой распахнувшейся двери. На пороге комнаты в развевающемся белом платье стояла женщина. Рыжие волосы ниспадали на её голые плечи, покрытые инеем, а из глазниц лились кровавые слёзы и падая застывали на лету. Звук льдинок, ударившихся о пол, был единственным в давящей тишине.

Дзынь, дзынь, дзынь…

Холодные пальцы коснулись лица, стоявшего в оцепенение мужчины. Её губы приблизились к его губам и прошептали: «Найди меня…» Лицо женщины начало таять и стекать и вдруг она обрушилась кусками льда к ногам Ральфа.

Очнувшись, он заметил, что в руке сжимает резной ключик. «Найди меня…Найди меня…» как метроном слова стучали в висках. От какой двери этот ключ? Не слишком много загадок у этого дома?

Глава 4. Паутина судьбы

Солнечный луч пробился сквозь жалюзи, надеясь разбудить жильцов старого дома. Но они уже давно не спали, сидя на кухне мужчины молились. Истинные католики, они надеялись на защиту Девы Марии.

– Святая мать, спасибо тебе, что ты услышала наши молитвы!

Разбудив товарищей, Ральф рассказал им о визите «Ледяной леди», так он её прозвал и её просьбе. Его возбуждение и перекошенное от ужаса лицо, ожоги на ладонях и куски не растаявшего льда в коридоре не оставило сомнений, он говорит правду. Тем более, что свидетелем появления Леди стала и его супруга.

– Сдаётся мне, что тут произошло нечто страшное, даже не исключено убийство!

– Хью, надо звонить в полицию и хозяину!

– Ага, и нас сочтут за умалишённых и посадят в психушку. Давайте сначала попробуем сами разобраться.

Стив открыл ноутбук и нашёл местную добрую ведьму и попросил помощи.

– А теперь давайте осмотрим коттедж, ведь мы не можем отказаться от работы.

Быстро позавтракав молодые люди ушли из гостевого дома

Ответ от ведьмы получили к обеду, она приедет завтра. Предстояло пережить ещё одну ночь в доме с привидениями.

Хью поёжился, Ральф чуть не подавился окурком и закашлявшись предложил:

– Может мы сами поищем дверь, от которой этот ключик? Прямо сейчас, пока не стемнело?

– А чего её искать, и так понятно, что он от шкафа, это же мебельный ключ.

– Ну, вот и пойдёмте откроем этот чёртов шкаф!

Тем временем в пятой спальне происходили странные события. Разбитая щель в дверке шкафа скрылась от глаз, плетя узор и паутиной зарастая, шкаф превращался в огромный кокон. Далее паутина оплела всю комнату, повиснув на партерах огромными лохмотьями и раскачиваясь от лёгкого дуновения ветерка. Она оплела стальные прутья кровати и укрыла серебристым покрывалом ложе из перины. Словно кто-то желал остаться недосягаемым в недрах этой комнаты. Только тихий плач и сдавленный стон доносился из шкафа, да и то услышать можно было только в ночной тишине.

– Вы теперь видите? Они не ждут ночи! Святая Мария, что это?! Откуда тут эта плотная паутина?

– О, неет, я туда не полезу. Жуть как боюсь пауков, а тут паучиха постаралась огромная!

– Стив! Прекрати! Хью тащи мачете, будем прорубать ход. Вы слышите?

Тихая печальная песня вперемешку со всхлипами доносились из глубины комнаты. Свистящие удары мачете опускались на серебряные нити и рассекали их, открывая проход, но никто из мужчин не делал первый шаг в комнату. Переступить порог оказалось труднее, чем прорубить вход, что их ждёт впереди? Свисающие с потолка серебристые нити скручивались между собой в толстые верёвки с удивительной скоростью, они опутали непрошеных гостей и притянули к спинке кровати. Хью и Стив, оказавшись в ловушке, яростно пытались избавить лицо от липкой сети.

– Ральф! Не суйся сюда!

– Подождите ребята! Я сейчас освобожу вас!

Ральф размахивал мачете, как яростный воин мечом, срубленные паутинные канаты, извиваясь, ползли в сторону кокона. Освободив друзей, Ральф кинулся к кокону и разрубил спрессованную клейкую массу, засунув мачете за доску, с силой оторвал её от дверей.

Вставив ключ в скважину замка осторожно повернул и услышал, как защёлка щёлкнула, отъехав в сторону. Он с силой потянул дверь на себя и застыл в растерянности, шкаф был лишь прикрытием для входа в подземелье.

Каменные ступени вели вниз, конца лестницы даже посветив фонарём, не было видно. Из загадочного подземелья тянуло могильным холодом и гнилостным запахом разлагающейся органики.

– О нет, я туда спускаться не буду! – Стив отпрянул и, закрыв нос, замотал головой. – Ну и вонь!

Ральф, не имеющий столь чуткого носа, пожал плечами и шагнул на ступени, обернувшись, спросил: «Ты со мной Хью?»

Хью кивнул, переминаясь с ноги на ногу, постоял и шагнул следом за Ральфом.

– Вы если что, звоните или кричите! – Стиви вдруг почувствовал себя предателем, бормоча, – надо же кому-то остаться наверху на всякий случай.

Света фонарика было достаточно, чтобы видеть несколько ступеней впереди, внезапно спуск, занявший 30 минут, прекратился и они упёрлись в дверь, обитую железом, над ней виднелся выпуклый герб.

– Что это, Ральф?

– Похоже это склеп, Хью.

– Вот это да! Дом построен над старинным кладбищем!

– Хозяин значит не хотел, чтобы сюда проникли посторонние, поэтому закрыл комнату.

– Похоже на правду. Ну что ж пошли наверх.

В этот момент стена склепа развернулась и отъехала в сторону.

Длинная паучья лапа шириной с мужскую руку подхватила Хью за свитер и подняла вверх.

– Ааааа, пусти тварь!

Ральф недолго думая рубанул по лапе, Хью рухнул вниз, а из раны жуткой твари полилась липкая серая масса. Вонь и визг донеслись до Стива, и он, отбросив страх и брезгливость, вооружился топором и бросился вниз на помощь друзьям. Засунув мачете в проёме вертящейся двери склепа, Ральф не дал ей захлопнуться вновь. Луч света выхватил в глубине зала странное существо с шарообразным телом на длинных паучьих лапках, оно копошилось в углу, издавая тонкий свист. Яркий луч заставил его обернуться и мужчины в ужасе отпрянули. Перед ними стояла огромная паучиха с человеческой головой и лицом сморщенной старухи.

– Пожаловали непрошеные гости? Сейчас от вас оставлю только кости! – захохотав, она запрокинула свою голову вверх и сморщенная худая шея оказалась беззащитной.

Голова отделилась от мерзкого тела и, вращая глазными яблоками, подкатилась к ногам мужчин. Тело паучихи обмякло и рухнуло в углу, в предсмертных конвульсиях суча всеми лапами.

– Как ты ловко её срубил, Ральф!

– Сам не ожидал, Хью…

Ральф отшвырнул ногой как футбольный мяч, голову и присев на корточки закурил.

Всё произошло так стремительно, когда Стив спустился в склеп всё уже было кончено.

– Вот так монстр жил под домом, это она что ли песни пела жалобные?

– Нет, это пела та, кто просил её найти…

– Думаешь Ледяная леди, где-то рядом?

– Думаю, что нас ещё ждут сюрпризы…

 Эпилог

Ранним утром в дверь позвонили, на пороге стояла женщина средних лет в тёмных очках на пол-лица. Глаз было не видно и этот факт нервировал.

– Вам кого?

– Я та, которую вы ждёте, – ведьма сделала шаг навстречу и только в доме сняла очки. – Меня зовут Абигейл. Рассказывайте, что у вас случилось?

– Пойдёмте вниз, там всё увидите сами.

Зрелище, открывшееся перед женщиной, было не из приятных, труп старой паучихи источал ужасную вонь, однако ведьма не обратила на это внимание. Она осмотрела место обитания монстра, зажгла длинную свечу и очертила огнём большой невидимый круг, то бормоча заклинания, то говоря низким утробным голосом, звала тех, кто обитает в этом доме. Её веки были закрыты, но глазные яблоки бегали из стороны в сторону с невероятной скоростью, женщина будто наблюдала за какими-то событиями. Выражение лица искажалось гримасами, тело корёжило в конвульсиях, казалось, что она испытывает сильную боль и страх. На мгновение ведьма замерла и открыла глаза. Мужчины отпрянули, глазницы были черны, а из глаз потекли кровавые слёзы. Секунду ведьма молчала, и вдруг, издав нечеловеческий вопль, рухнула без чувств в середине склепа.

Оцепенев от неожиданной развязки и рухнувших надежд на раскрытие тайны, мужчины смотрели как заворожённые на тело женщины.

– Что с ней?

– Что она видела?

– Давайте подождём, может она придёт в себя?

Тело ведьмы изогнулось, дёрнулось и от него вдруг отделилась Ледяная Леди! Её тонкая оболочка, едва различимая, поднялась, отряхивая своё белое платье, Абигейл же продолжала лежать без чувств.

В тот же момент сквозь тело бедной женщины вышла и рыжая девочка с косичками.

– Бабушка! – вскрикнула она, увидев поверженное тело паучихи, и свирепый оскал исказил лицо милой девочки.

Она кинулась на стоящих в растерянности мужчин, но невидимая стена оттолкнула её. Очерченный свечой и заклинаньями круг спас их от нападения злобного духа.

– Прекрати! – Ледяная Леди поймала разъярённую девчонку за косы.

– Ты что не понимаешь, что всё закончилось! Паучихи больше нет, мы свободны!

– Что ты несёшь? Бабушка нас любила, кормила, а ты, ты предала её!

– Она нас убила! Глупая девчонка, она использовала и удерживала нас в этом склепе!

– Отпусти! Я хочу отомстить! Я выпью их глаза и съем их сердца!

– Да вспомни, же вспомни кто мы, ведь мы же не были такими. Это всё она, эта тварь виновата. Я хочу покоя, и нас скоро найдут.

– Отпусти меня, отпусти!

Вырвавшись, дух девочки начал метаться, то ища внизу у пола лазейку, то, взмывая к потолку, кидался в сторону парней с диким воплем.

– Вот же неугомонная, остынь! – девушка протянула руку в сторону рыжей и заморозила её. С глухим стуком упал на каменный пол кусок льда и разбился на кусочки.

– Теперь можно и поговорить, вы поможете нам? – она подошла вплотную к границе и умоляюще посмотрела в глаза каждого.

– Расскажи, что с вами произошло? Кто эта паучиха? Как попали в её лапы ваши души?

Эта история началась в середине двадцатого века. Когда в Европе закончилась война, многие нацисты успели скрыться от правосудия в странах за океаном. В то время в Новую Зеландию прибыл страшный человек. Его никто не узнал, так как он поменял имя на вымышленное. Он был Доктор. Доктор Смерть… Тот, кто в концлагере проводил на людях опыты. Устроившись работать в больницу хирургом, он спасал жизни. А под своим домом соорудил страшную лабораторию, где скрещивал животных, насекомых и вводил им человеческий ген. Он мечтал о непобедимой армии, обладающей чутьём зверя и способностью к регенерации. Его химеры жили недолго, они умирали спустя неделю и это очень злило доктора. Тогда он решил попробовать вырастить огромного паука, он долго работал над скрещиванием разных видов. И вот ему повезло, в один из образцов он ввёл гормон роста и паук рос необычно быстро, и за год достиг размера годовалого малыша.

Время шло, его жена заболела неизлечимой болезнью, он решительно не хотел с ней расставаться, понимая, что скоро может погибнуть и её мозг. Без её согласия, он провёл сложнейшую пересадку головы жены на тело подросшей молодой паучихи. Он считал, что регенерация пауков повлияет на быстрое заживание после пересадки.

Когда очнувшись от наркоза его супруга, обнаружила вместо своего тела паучье, она рассвирепела, и, набросившись на Доктора, убила его и сожрала. Этой еды ей хватило надолго и она впала в спячку на три зимних месяца.

Выходить на улицу днём в поисках еды, когда всё съестное закончилось было опасно. А так как дом находился недалеко от кладбища, паучиха начала отслеживать похороны и добывать себе корм из свежезахороненных людей. По местности поползли слухи о пропаже покойников и вскрытие могил. Но никто не мог догадаться, что это дело монстра.

Когда две сестры похоронили умершую мать, они часто навещали её могилу, особенно младшая семилетняя девочка.

Паучиха выследила момент и похитила её. Это была моя младшая сестра, а когда я разыскала Эльзу, паучиха смогла подчинить и мою волю, угрозами убить сестру. Когда Эльзе исполнилось пятнадцать лет, она уже привыкла к жизни в этом доме, под руководством бабушки, так она называла паучиху. Привыкла есть мертвечину и нападать ночью на заплутавших путников. Практически она превратилась в живого вампира. Я же не хотела подчиняться и часто меня запирали в этом склепе, воля моя была сломлена, жить так больше не хотелось. И я решила покончить собой, чтобы освободиться из этой тюрьмы. Однако душа моя не обрела покой ибо тело моё не похоронили как положено в землю, кости мои замурованы в стене этого дома, младшей сестрой. Возмездие же настигло и её саму, укладывая кирпичную кладку один из кирпичей упал и проломил ей голову. Так наши души остались рабынями паучихи и после нашей смерти. Она замуровала нас в стене, залепив кирпичи своей паутиной.

Проходили годы. Сменялись хозяева дома. Старая Паучиха временами впадала в длительный анабиоз и не тревожила жильцов, но когда она просыпалась голодная, она гнала нас с Эльзой пугать их и приносить в жертву животных. Люди даже не подозревали какой монстр живёт под их домом, они задабривали духов.

Но вот однажды все исчезли надолго, а когда паучиха проснувшись отправила нас на прогулку, мы обнаружили что в доме поселились три мужчины. Это был шанс и я решилась попросить о помощи… Найди меня…

Девушка замолчала.

– Как зовут тебя? – спросила очнувшаяся Абигейл. – Катрин.

– Покажи Катрин, где вы замурованы.

Привидение заметалось по кругу и ведьма взмахом руки сняла препятствие. Повеяло холодом и разбившиеся куски льда стукнули в самый дальний угол противоположной стены. Мужчины отшвырнув паучьи ноги, перебрались через толстое тело и начали разбивать стену.

Растёт на холме за посёлком раскидистая акация и зацветает она весной белыми цветами и засыпает ароматными лепестками холмик, здесь уснули Рыжая Эльза и Ледяная Леди Катрин…

Булочка

Татьяна Нырко @nyrkot

«Привет, моя Булочка!

Булочка

«Привет, моя Булочка!

Как ты? Думаешь обо мне? Вспоминаешь? Или сейчас другие заботы?

Я каждый день мысленно с тобой.

Ты всё худеешь или уже довольна весом? Я, наконец, поняла, как здорово быть стройной! По твоему примеру отказалась от сладкого, мучного. По сути, от всего вкусного, но вредного. Уже скинула пять килограмм, но не собираюсь останавливаться.

Недавно вспоминала, как мы летом торговали мороженым. Помнишь? Наша ярко-жёлтая палатка, раскалённое солнце, тепло от работающих холодильников. Мы были словно в парнике. Сами умирали от жары, а другим продавали прохладу.

Я знала вкус каждого мороженого и могла описать его в деталях. Ещё бы: ни один вид не прошёл мимо меня. Приторно-сладкое шоколадное со сгущёнкой, крем-брюле с карамелью, фруктовый лёд, пломбир… Ты тоже мастерски предлагала товар. И никому не приходило в голову, что ты рассказываешь о том, чего сама не испытала.

Тогда ты уже почти ничего не ела, кроме овощей и фруктов. Овощи без ограничений, а фрукты дозировано, потому что они калорийные. Я так не могла. Не видела смысла в отказе от еды. А у тебя сила воли! Ты мечтала о стройном теле и делала всё, чтобы оно было таким.

Помнишь, как мы потратили первую заработную плату, полученную от продажи мороженого? Я – на вкусняшки; ты – на весы и хула-хуп. Тогда ещё хватило денег на парочку новых вещей. Моя безразмерная футболка и чудовищные бегемотские шорты до сих пор висят в шкафу, напоминая о последствиях переедания. А что с твоим секси-топом и мини-юбкой? Носишь? Или сменила гардероб на более скромный?

На какой диете сейчас? Или уже довольна собой и нет необходимости худеть больше?

В какой-то момент и я поняла, что пора привести фигуру в порядок. Сейчас присматриваюсь к диетам, пробую, подбираю подходящую. Пару дней сидела на бессолевой. Помню по тебе, какая она эффективная.  Но как её выдержать? Невкусно.

Я выбирала между гречкой и овсянкой. Овсянку не смогла есть без соли, а гречка очень даже ничего, съедобная.

 Я знаю, что скоро станет легче. Организм привыкнет к новой пище. Ты рассказывала, что на третий день голод утихает. На четвёртый не тянет на вкусняшки, а на пятый не хочется вообще ничего. Только лежать.

Сколько кило ты тогда сбросила? Три, пять? На твоём весе каждый килограмм бросался в глаза. Кожа приобретала особый иссиня-белый оттенок; рёбра так и норовили прорезать тонкий пергамент кожи, лопатки торчали из-под одежды, как палочки. Но тебе нравилось. Чем худее, тем лучше. Теперь и мне нравится. Шаг за шагом я иду твоей дорогой, Булочка. Я чувствую, как тело меняется с каждым днём, диктует мне свои желания.

Я полюбила лежать в ванной: набираю её до краёв и кайфую. Такое чувство, будто кожа пытается впитать в себя всю влагу. Так жадно и ненасытно, словно вода заменяет еду. Мне хочется повторять процедуру как можно чаще: три, пять раз за день.

Мама уже косо смотрит, но пока молчит.

Ещё появилась непонятная сыпь на спине и животе. В интернете пишут, что такое происходит от нехватки витаминов. Хочу пропить какой-нибудь комплекс. Но я погуглила – дороговато.

 А тут ещё подвернулся марафон для худеющих. Что лучше выбрать: витамины или занятия? На то и другое денег не хватит, а у родителей просить не хочу. Они говорят, что кушать надо нормально и спортом заниматься, а не ерундой страдать. Да что они понимают?

Мне нравится худеть, нравится наблюдать за изменениями фигуры; за тем, как меняется отношение одноклассников. Юра вчера провожал меня домой, вечером ещё попереписывались часа два. Он меня в кино пригласил, представляешь? А я всего-то немного похудела.

Если честно, Юра мне не нужен. Не цепляет. А вот Артём… Эх. Сбросить бы ещё килограмм пять. Может, тогда он обратит на меня внимание и бросит свою худосочную Полину.

Скоро выпускной. Помнишь, как мы мечтали пойти на него вместе? Но ты далеко. Юрка зовёт, но я не спешу соглашаться. А вдруг с Артёмом всё же получится?

Я уже выбрала платье: оно идеальное, а я ещё нет. Но всё поправимо. Скоро я тоже буду, как топовая модель, вышагивать по школьному подиуму.

У меня новая фишечка, чтобы скорее сбросить лишнее: таблетки. Забыла название. Нашла информацию о них на форумах для худеющих. Действуют быстро за счёт того, что выводят лишнюю жидкость. Выпиваешь на ночь, а наутро минус кило на весах. Ты бы точно оценила. Побочек, конечно, много, но у меня всё в порядке. Просто не принимаю больше нормы. Родители что-то подозревают, но я тщательно прячу таблетки. Они их не найдут.

А ещё я научилась не глотать еду. Просто жую, чтобы почувствовать вкус, а потом выплёвываю. Это так здорово: ешь, что хочешь, но не глотаешь. Это сейчас очень модно у нас. Твои два пальца в рот уже в прошлом. Но если не поможет трюк с выплёвыванием, попробую твой метод.

Представляешь: на днях закружилась голова. Я чуть не упала. Никто не заметил, но мне стало страшно. Ты ведь часто падала, когда худела? А вдруг я болею чем-то серьёзным? Не хочу никому рассказывать. Вдруг положат в больницу и заставят кушать, как когда-то тебя. Но ты всё равно ничего не ела, только придумывала новые способы как обмануть медсестёр. Даже капельницы не помогли.

Пару недель назад у меня начались проблемы с волосами: выпадают сильно. Провожу рукой, а они сыплются. С ногтями тоже беда: слоятся.

Помню, у тебя были те же проблемы.

Мне страшно, Булочка. Очень страшно. Но остановиться я уже не могу. Желание быть худой сильнее меня. Ты ведь знаешь, да? Лучше меня знаешь.

Сейчас я думаю: так ли красива худоба? В моде спорт и здоровое питание. Может, правы они, а не мы? Я уже не знаю ничего.

Скучаю по тебе, Булочка!

Приснись мне!

Хоть во сне выпьем по чашке ароматного кофе и съедим по круассану. Я шоколадный, а ты клубничный. Как когда-то давно, когда мы были вместе.

Мне так не хватает тебя…

Твоя Плюшка.

***

P.S.Ангелы тоже худые? Или там это неважно?»

Девушка аккуратно сложила письмо в конверт и подожгла. Ей нравилось наблюдать, как бумага, охваченная сине-жёлтым огнём, кукожится и морщится, превращаясь в чёрную плёнку. По привычке она развеяла пепел по ветру, веря, что весточка дойдёт до подруги, где бы она ни была.

Айрис. 1890

Ирина Ломакина @etoirina62

Предлагаемый ниже рассказ в 2021 году займёт своё место как одна из глав в романе «Наказание Айрис  Горн».

Автор – Ирина Ломакина. В 2020 году изданы её сборник рассказов «Перекрёсток» и роман «Вдова, счастливая в первом браке». Ирина живёт в Санкт-Петербурге, пишет стихи, рассказы, сказки, является соавтором множества коллективных сборников. Познакомиться с её творчеством можно в инстаграме – @etoirina62.

Чаще всего Ирина пишет в стиле реализм. Но в её новом романе наряду с людьми действуют ангелы и путешественник во времени. Черновики романа публикуются в инстаграме по хэштегу #люди_не_ангелы_etoirina62. Вы можете высказать своё мнение автору в директ или в комментариях под постами, помочь тем самым улучшить роман.

***

На улице было очень холодно, резкий, колючий ветер конца октября пронизывал до костей, забирался под плюшевую кацавейку, взятую у Лили. Шёл дождь, длинная юбка намокла и облепила ноги.

У Айрис зуб на зуб не попадал. Кажется, у неё поднялась температура. Мокрые деревья сбрасывали последние листья, наверное, совсем скоро пойдёт снег.

«Господи, как холодно! Как мне согреться?»

Айрис жалась к серым домам, стоящим вплотную друг к другу. Она подёргала входную дверь одного из них – та оказалась заперта.

В соседнем здании дверь подалась, изнутри дохнуло приятным теплом. Айрис вошла в дом, увидела большой, красивый холл с люстрой и лестницу из белого мрамора.

Поднявшийся ей навстречу швейцар начал выталкивать её на улицу.

– Куда ты, куда? Здесь нищенкам не место, – говорил он.

– Пустите ненадолго, погреться.

– Не могу, уволят меня за тебя. А у меня детей пятеро, мне их кормить надобно. Ступай себе с богом.

Швейцар тяжело вздохнул.

 «Девку, конечно, жалко, а место потерять никак нельзя», – подумал он.

Оказавшись на улице, Айрис рассмотрела табличку у входа. Это была дорогая гостиница.

Айрис вновь оказалась на ледяном ветру. Силы совсем оставляли её. Обеими руками цеплялась она за стену дома и продвигалась вперёд крошечными шажочками.

Айрис прошла ещё несколько метров, увидела проём в стене, шагнула в него. Это оказалась арка между домами. Здесь немного пахло кошачьей мочой, но ветер дул тише. Ноги подкашивались от усталости. Падая, она успела подумать: «Как жаль, что я больше никогда не увижу Стивена».

***

– Ну, что ты здесь разлеглась? Вроде не пьяная, – услышала Айрис звонкий голосок.

Приоткрыв глаза, она увидела девочку лет десяти, которая тормошила её. Личико у неё было всё в веснушках, из-под сбившегося платка торчали пряди рыжих волос.

– Не трогай меня, зачем ты меня тормошишь? – сказала Айрис.

– Как зачем? Замёрзнешь насмерть, – ответила девочка.

– Насмерть? Ну и пусть. А тебе какое дело?

– Ну как? Пса бродячего жалко бывает, а ты ж человек. Ой, да ты вся горишь! Лихорадка у тебя. Вставай!

Айрис вновь потеряла сознание.

Когда она очнулась, то увидела, что девочка так и не ушла. Айрис смотрела на её бледное личико, заштопанное на рукавах пальтишко, великоватые, явно не по размеру ботинки со сбитыми носами. Её охватывало чувство жалости и нежности.

«Вот, нашлось всё-таки живое существо, которому не безразлично, что со мною будет», – подумала она.

– Ну, вставай-вставай, миленькая. Обопрись на меня, ну, – уговаривала её девочка.

– Оставь меня, тебе тяжело, – сказала ей Айрис.

– Не, не брошу я тебя. Ну, давай же, помоги мне, хоть чуток!

⠀Айрис опёрлась на девочку, обняла её худенькую спинку… Ей было стыдно всем весом наваливаться на кроху. Она собрала все силы и сделала несколько шагов.

⠀– Вот, молодец, давай ещё, здесь недалеко.

Вскоре Айрис почувствовала, что они с девочкой спускаются вниз по крутым ступенькам. Её спутница открыла скрипучий замок. Айрис вошла и вновь упала, почти у порога.

⠀Очнувшись, она почувствовала, что девочка надевает на неё рубаху из грубого полотна.

⠀Айрис села на деревянных полатях, укрытых лоскутным одеялом, и осмотрелась.

⠀Они находились в полуподвальном помещении. Земляной пол, в окошках, расположенных на высоте глаз, видна булыжная мостовая и ноги проходящих мимо людей. Небольшая печка, стол, полка с глиняной посудой, ещё полати, лавка, рукомойник, икона в углу.

⠀Айрис, наконец, согрелась.

– Кто ты? Почему мне помогаешь? – спросила она.

– Я – Анютка. Люди должны помогать друг другу, – сказала девочка, не по годам серьёзно.

⠀Она принесла Айрис воды в ковшике.

– А тебя как кличут? – спросила.

– Айрис.

– Иноземка?

– Да, вроде того.

⠀Утолив жажду, Айрис поняла, что проголодалась. На краю печки с горелками из тяжёлых металлических кругов стоял чугунок, прикрытый крышкой, похожей на перевёрнутую сковороду. Анютка приоткрыла его, удовлетворённо хмыкнула: «Хороша каша! Упрела». Маленькая хозяйка подала своей гостье ломоть хлеба и миску с пшённой кашей.

⠀– С кем ты живёшь? Тебя не заругают за то, что ты меня привела? – спросила Айрис, набрасываясь на еду.

– С мамкой и с дедом. Деда Власом кличут. Он у меня – дворник. А мамка – она добрая, хоть и суровая на первый погляд.

– А чем твоя мама на жизнь зарабатывает?

– Прачка она. В прачешную ходит, да по людям стирает.

Анюткины мама и дед пришли домой одновременно. Заметно было, что они не очень рады незваной гостье.

– Мамка, деда, это Айрис. Она заболела, её полечить нужно.

– А у нас здеся гошпиталь али богадельня? – спросил дед.

Мама Анютки заварила молча травяной настой и дала Айрис выпить.

– Я – Агафья, – сказала она просто.

После принятого зелья глаза Айрис стали слипаться. Засыпая, она слышала, как Анютка обещала матери, что ляжет спать на лавке и что все они хорошо разместятся.

⠀Ещё она слышала, как дед, думающий, что гостья ничего не слышит, говорил дочери: «Ты на одёжу её погляди. В кохте вырез до пупа и с блёстит она. Как есть из непотребного дома девица».

«Завтра я со всем этим разберусь. А сейчас спать, спать, спать…» – подумала Айрис и провалилась в сон.

***

Айрис проснулась рано, потянулась и не сразу поняла, где находится. Агафья и дед Влас ни свет ни заря ушли на работу. Анютка ещё спала, сладко сопела. В доме было тихо и тепло.

Айрис вспоминала события последних дней. Ей казалось, что всё это происходит не с ней. Как будто фильм смотрела, крутой, голливудский.

Когда она узнала, что Высшим советом принято решение сослать их со Стивеном на грешную землю, в XIX век, то чувства её раздвоились.

С одной стороны, она печалилась из-за предстоящей разлуки с отцом, а с другой – радовалась, что Стивен возвращается к себе домой. Айрис готова была следовать за ним на край света. Она мечтала, как вместе с любимым предстанет перед его матушкой, та обрадуется возвращению сына, благословит их брак. И они будут жить в любви и достатке долгие-долгие годы.

То, что произошло на самом деле, её ошеломило. В буквальном смысле свалившись с неба, она оказалась в копне сена на окраине большого города. Копна стояла возле небольшого бревенчатого домика. Рядом находились такие же бедные домишки. Вдали виднелись двух- и трёхэтажные здания, и купола церквей.

Айрис почувствовала сильный холод. На ней было лёгкое белое платье, которое она носила в Небесных чертогах. Отверстий для крыльев не было, как и самих крыльев. Кто и когда зашил платье – Айрис не помнила.

Над городом нависли свинцовые тучи, казалось, что скоро пойдёт сильный дождь. Дул пронизывающий ветер.

На верёвках возле соседнего домишки висела одежда после стирки. Она оказалась мужской, но уже сухой. Айрис было всё равно. Она надела рубаху, просторные штаны, очень широкие в поясе, связала их концы узлом на животе. На перилах крыльца висело поношенное пальто, которое не стирали, просто отчистили грязь щёткой и вынесли вещь проветриться. Тут было не до брезгливости, вопрос стоял ребром: умереть или выжить. Айрис мысленно попросила прощения у хозяина одежды – ведь возможно это его единственная тёплая вещь. Взяла и кепку.

Голод тоже давал о себе знать. Айрис брела по главной улице города, заглядывая в витрины. Вот и булочная. Она толкнула дверь. Её с ног до головы обдало хлебным духом. Свежий хлеб пахнет восхитительно даже для сытого человека. Она же чувствовала себя очень голодной. И Айрис вновь сделала то, что противоречило всем её прежним принципам: украла. Она схватила в булочной калач и кинулась наутёк. Парень, стоявший за прилавком, бросился её догонять. Возле входной двери Айрис врезалась в дородную даму в тёмно-синем платье.

– Держи вора, – закричал продавец.

– Держу, Никита Савельич, – ответила толстуха и раскинула руки в стороны.

Она удерживала Айрис до тех пор, пока парень выбирался из-за прилавка. Воришка испугалась, что калач отнимут, откусила большой кусок и начала жевать.

«Надкусанный не отнимут», – подумала она.

– Ты чё, малой, не знаешь, что воровать нельзя? Али батька с мамкой не учили? – спросил продавец.

Он сорвал с Айрис кепку, съехавшую на глаза.

– Да, ты никак девка? А чего в мужской одёже? – спросил купец.

Айрис молчала и только ещё быстрее работала челюстями. Толстуха внимательно посмотрела ей в лицо.

– Да, отпусти ты её, Никита Савельич, – примиряюще сказала дама. Голодная она, видишь? За калач я заплачу.

– Спасибо, – сказала Айрис, и слёзы сами покатились из её глаз.

Дородная дама сделала свои покупки, заплатила и за Айрис. Более того, она купила второй калач и вручила его девушке. На улицу они вышли вместе.

– Откуда ты? Приезжая? – сочувственно спросила дама.

– Да, – ответила Айрис.

– А родители где?

– Нет у меня никого.

– Померли? – спросила толстуха.

Айрис не смогла выговорить ни слова, начала шмыгать носом.

– Меня зовут Аглая Кузьминична. Пойдём со мной. Я отведу тебя туда, где сытно и тепло. Ты сможешь там остаться, если захочешь. И будешь жить как у Христа за пазухой, коль работать не заленишься.

– Я буду работать, – пообещала Айрис.

Аглая Кузьминична привела её в небольшой двухэтажный дом. Снаружи он ничем особенным не выделялся. Внутри – изобилие красного, Тяжёлые портьеры из красного бархата на окнах, обитые разными оттенками красных  тканей кресла, пуфики и кушетки. Несколько столиков, стены обиты серой тканью в розовый цветочек. Барная стойка с одной стороны, небольшое возвышение, типа сцены – с другой.

Наверх вела лестница с перилами из тёмного дерева. Айрис отвели в комнату на втором этаже. В ней стояла кровать, висело зеркало, слева от неё – туалетный столик.

Девочка-служанка принесла ей таз и два кувшина с водой – холодной и горячей.

Айрис вымылась, завернулась в чистую простыню. Ей принесли одежду. Вся она была ярких цветов, в основном, из атласа. С трудом удалось выбрать длинную коричневую юбку и атласную блузку жёлтого цвета.

Вечером в доме собрались гости. Играла весёлая музыка. Со второго этажа спустились девушки в яркой одежде, с бросающимся в лицо макияжем. Они вели себя развязно, пили водку и садились мужчинам на колени. Жеманились, хихикали, позволяли себя лапать. И поднимались с гостями наверх. Айрис поняла, куда она попала. Вскоре подвыпивший купец лет сорока, толстый, потный, с засаленными волосами, начал приставать к ней.

– Новенькая? Красотка!

Сначала он предлагал ей выпить, просил станцевать для него, а потом и вовсе ущипнул за грудь.

Айрис убежала к себе в комнату и заперлась. Купец поднялся за ней вместе с хозяйкой. Они барабанили в дверь, требуя открыть её. Айрис рыдала с обратной стороны. Она очень боялась, что дверь высадят. Но хозяйка, видимо, решила не вводить себя в убыток. Дверь ведь придётся утром чинить. Айрис от души наревелась и долго не могла уснуть. Наблюдая за людьми, она, конечно, знала о продажной любви. Но чтобы ей самой пришлось зарабатывать на жизнь подобным образом? Нет! Это для неё совершенно неприемлемо!

Утром хозяйка борделя подослала для разговора с Айрис одну из девушек, Лили. Та начала убеждать новенькую, что в этом доме совсем неплохо. И сытно, и тепло, и доктор лечит если что.

– Все женщины спят с мужчинами. Почему бы и не брать за это деньги? Я вот замужем была. За извозчиком. Пил да бил меня. Как вусмерть упился, так я рада была. Здесь-то не в пример лучше.

– Лили, помогите мне сбежать отсюда. Мне надо разыскать моего любимого.

– Презираешь таких, как я?

– Нет. Просто я не смогу этим зарабатывать. Я замуж хочу. И деток родить. Мне удалось встретить очень хорошего мужчину. Я верю, что он не будет меня обижать.

– Детей я б тоже хотела, да не смогу уж.

– Мне очень надо уйти отсюда. И встретиться со Стивеном.

Лили ушла в свою комнату, вернулась с плюшевой кацавейкой и тёплым платком в руках.

– На, вот. Надень.

– Спасибо, Лили.

Айрис удалось потихоньку выбраться из публичного дома через кухню. Спустя несколько часов она встретила Анютку.

***

Девочка зашевелилась на лавке и открыла глаза, а Айрис подумала о том, как ей повезло, что они встретились.

Умывшись, Анютка сказала:

– Будем варить с тобой кислые щи. Мамка наказала.

– Я не умею.

– Картоху-то хоть почистить сумеешь?

– Да, начищу.

– Горе мне с тобой, неумеха моя, – вздохнула Анютка и улыбнулась.

Айрис никогда не любила готовить. А уж из того набора продуктов, что был в распоряжении у них с Анюткой… Слёзы. Но она с удовольствием наблюдала, как девочка хозяйничала, добавляла в чугунок какие-то травки.

– Посолить и маслица подсолнешнова добавить, – бормотала себе под нос Анютка. – Попробуй, соли хватит?

– Да, нормально, – ответила Айрис.

Удивительно, но получилось вкусно.

«Какая я всё же неприспособленная к жизни. Маленькая девочка умеет больше меня», – подумала Айрис. Ей захотелось принести пользу хозяевам дома. Она схватила веник и начала наводить порядок. Посуду расставила на полке ровно и красиво.

Ещё через три дня Айрис окрепла настолько, что попросилась на работу вместе с Агафьей. Что представляла она себе при слове «прачечная»? Конечно, она понимала, что не всегда труд был настолько механизирован, как в XXI веке, когда женщины сами не осознают своего счастья, стирая, не намочив рук. Сухими руками бельё закладывают в машину-автомат, сухими и достают. В бытность свою ангелом ей приходилось наблюдать, как в некоторых семьях люди ещё и скандалили из-за того, кто машинку зарядит, да кто разберёт.

То, что она увидела, пойдя с Агафьей, напоминало ад. В тесном помещении работало десять женщин. Во влажном воздухе витали запахи несвежего белья, щёлочи, керосина, аммиака. Пятна с белья выводили мелом, спиртом, керосином и человеческой мочой, которая размягчала ткани, грязь из них тогда легче выбивалась.

Прачки тёрли в жестяных корытах бельё на специальных досках. Они наматывали его на кулак и много раз прижимали к деревянной доске с ребристыми вставками из металла. Руки их были красными и распухшими, тела потными, распаренными. Женщины отжимали бельё при помощи скалки и валька.

Потом они нагружали корзины мокрым бельём и шли полоскать на реку. Прачечная стояла на берегу, и всё же ноша была очень тяжёлой. Айрис не смогла поднять корзину самостоятельно, только помогала Агафье. На берегу были настелены деревянные мостки, переходившие в плоты, называлось это всё портомойней.

⠀Уже после, дома, Агафья рассказала Айрис о том, что за это место, расположенное на пологом берегу, шла война с конкурирующей прачечной. Хозяин одной построил часть мостков, а хозяин другой – ещё мостки. Бабы приходили полоскать бельё. Пока стояло лето – это полбеды, к тому же приходили по очереди. Дни стояли жаркие, ветерок обдувал прохладой, бабы получали удовольствие от чисто вымытого белья. Даже песни затянули.

И тут появились конкурентки. Они стали отпихивать тех, которые пришли первыми. Дело дошло до ругни, а потом бабы стали стегать друг друга мокрым бельём. Одна из них – Катька-солдатка поскользнулась на мокрых мостках и сломала руку. А у неё детишек четверо – кто их прокормит?

Но соседняя прачечная вскоре разорилась. Хозяин её помер, а жена его оказалась совсем неспособной вести дела. Работавшие там бабы разбрелись по другим местам. Каждой надо свою копеечку заработать. Бедолаги ведь здесь собрались: матери-одиночки, вдовы, а то и постаревшие проститутки. От хорошей жизни кто ж на такую работу пойдёт?

Зимой всё было совсем ужасно. Полоскать бельё приходилось в проруби. Руки сводило от ледяной воды, а ещё приходилось вставать на колени. Юбки и чулки намокали, колени распухали и болели. Агафья мечтала о другой работе, но куда ж пойдёшь, коль ничего не умеешь.

Толку от Айрис, как от прачки, совсем не было. Тогда Агафья пошла к хозяину, договорилась, чтобы Айрис гладила бельё. Она представила её своею родственницей, приехавшей из Смоленской губернии, назвала её Анной.

– Имя у тебя какое-то ненашенское, надо лучше по-простому назваться, – заранее объяснила она Айрис.

– Хорошо, – согласилась та.

Это было правильно: зачем привлекать к себе повышенное внимание,

Айрис пришлось заниматься глажкой белья. Чугунные утюги разогревали на печке. Они были очень тяжёлые, неподъёмные, быстро остывали, их опять разогревали. Поначалу Айрис обжигала руки, а потом приноровилась.

– Вот кухарки хорошо живут, которые в богатых домах работают, да горнишные. Можа тебе счастья попытать? – говорила Агафья Айрис.

– Как? В богатый дом чтобы попасть, документы нужны, а где ж мне их взять?

Помогли знакомства деда Власа. Дворники в те времена не только улицы да дворы подметали. Многие из них сотрудничали с полицией. Они знали всех людей на вверенном им участке, замечали всех приезжих, знали, кто чем дышит. Поэтому революционеры так боялись дворников.

Документы для Айрис были изготовлены по просьбе деда Власа одним из уголовников. За это дворник «не замечал», что у этого мужика уже четыре месяца проживают подозрительные личности.

Вовремя дед Влас об этом позаботился. Бдительные соседи и на него настучали. Сообщили городовому, что живёт у Савельевых какая-то девица, непонятно откуда взявшаяся. Городовой, считай прообраз участкового, вечером явился к ним с визитом. Семья как раз ужинала.

– Откушаете с нами, что бог послал, Родион Никодимыч? – спросила Агафья.

– Благодарю, уж отужинал. Зашёл вот с жиличкой вашей познакомиться. Кто такова будет, с каких краёв?

Айрис совсем растерялась, и не знала, как себя вести. Дед Влас опять пришёл на помощь.

– То племянница моя. Анна Савельева. Мово брата покойного Василия дочка.

– А документы у племянницы имеются?

Айрис достала паспорт. Городовой вынул из кармана шинели листочек бумаги и карандаш, послюнявил его, что-то записал. Анютка пыталась заглянуть в его записи, разобрала только «Гжатскага уезда». Городовой подкрутил ус и вышел.

Спустя месяц после этого визита он поймал Айрис в подворотне. Схватил за рукав, затараторил быстрым жарким шёпотом:

– Кто ты такая, птичка залётная? Я ведь запрос насчёт тебя сделал в Гжатский уезд. Есть там Савельева Анна Васильева. Пятидесяти годов от роду.

– Я – Анна Савельева, – сказала Айрис.

– Зашла б ты в гости когда, Анна, я б и забыл про запрос, да про ответ, – сказал городовой, глядя на неё сальными глазами.

Айрис отшатнулась от его смрадного дыхания. Пахло у него изо рта водкой, луком, чесноком и тухлой селёдкой. А от одежды разило потом и дешёвым табаком.

– Была бы ты со мной поласковее, а эдак ведь и в кутузку угодить можно.

– Пусти меня! – Айрис вырвалась и забежала в дом.

Назавтра слегла с лихорадкой Агафья. Застудилась, не смогла выйти на работу. Груня Петрова, бывшая у прачек за бригадира, пришла в гладильню.

– Анна, завтра на портомойню, на полоскание пойдёшь, заАгафью, – сказала она.

Айрис очень огорчилась. Идти на работу, на мороз совсем не хотелось. Тогда она ещё не знала о том, что завтрашний день неожиданно изменит её жизнь к лучшему.

***

Утро следующего дня выдалось морозным, но солнечным. В такие дни и работается легче. Айрис радовалась тому, что уже привыкла к физическому труду. Она почти не отставала от опытных прачек. Полоскание уже заканчивали, Айрис предвкушала, что скоро она попадёт в тёплое помещение, отогреется, переоденется в сухое бельё, взятое из дому.

⠀Неподалёку на реке был расчищенный от снега каток. На нём каталось много детей. Они весело смеялись. Рядом крестьянские дети катались с горки на санках и кусках фанеры. За детьми дворян на катке присматривали няньки и гувернантки.

⠀Заметнее всех на льду была одна девочка лет семи-восьми. Она наслаждалась солнцем, морозом, катанием. Одетая в коротенький полушубок-дублёнку красного цвета с белой оторочкой, такую же шапочку, из-под которой выбивались светлые волосы, она кружилась, делала ласточку и пистолетик. Все ею любовались.

⠀Девочка двигалась легко и свободно, круги её становились всё шире. Гувернантка следила за нею со стороны. Как произошло страшное, никто не мог понять. Девочка увлеклась, разогналась… и плюхнулась в прорубь, в которой прачки полоскали бельё.

⠀Все, кто наблюдал эту картину, в ужасе замерли. Растерявшаяся гувернантка застыла метрах в семи от проруби.

– Nadine! – закричала она в отчаяньи.

– Утопла! – громким голосом констатировала Груня-бригадирша.

Некоторые бабы заплакали, жалея девочку.

Айрис оттолкнула тяжёлую корзину с бельём, ни секунды не раздумывая, прыгнула в прорубь. Ей удалось схватить девочку за воротник шубки и вытащить из-под воды. На поверхности все увидели две головы. Айрис с большим трудом вытолкнула девочку на лёд.

Она попыталась выбраться сама. Лёд обламывался под тяжестью её тела. Айрис была худенькой, но набрякшая от воды одежда тянула её на дно.

⠀Проходивший мимо мужик выдернул из стоявшего рядом забора штакетину. Он повёл себя грамотно: распластавшись на льду, продвинул деревяшку к проруби. Айрис пыталась ухватиться за штакетину, но та дважды выскальзывала из её рук. На третий раз ей это удалось. Пришедшие в себя прачки вдвоём схватили за ноги мужика, потянули подальше от проруби. Так им удалось вытащить и Айрис.

⠀Очнулась Айрис в гладильной комнате. На лавке лежала спасённая ею девочка. Гувернантка и жена хозяина растирали её тело водкой, надеясь согреть. Сама Айрис лежала на дощатом полу.

⠀Вскоре за девочкой в красивых санях приехал её отец вместе с семейным доктором. Тот осмотрел Надю. Её переодели в сухую одежду, укутали в толстое пуховое одеяло. Девочку в санях укрыли медвежьими шкурами и отвезли домой. Айрис доставили в городскую больницу для бедных.

⠀На следующий день в там появились родители спасённой девочки. Они убедили Айрис в том, что их доктор тоже должен её осмотреть. Врач нашёл у неё воспаление бронхов, но сказал, что жизни Надиной спасительницы ничего не угрожает.

⠀Родители Нади благодарили Айрис. Они говорили добрые слова и оставили денежную сумму, равную чуть ли не годовой зарплате прачки. Они обсуждали между собой: не слишком ли мала эта сумма. Говорили на принятом у русской знати французском языке. И каково же было их удивление, когда спасительница их дочери ответила, что не стоит беспокоиться, денег достаточно и она им очень благодарна.  Причём говорила она по-французски.

⠀Озадаченные этим неожиданным фактом, родители Нади уехали. Медсёстры шептались, что это известный адвокат Дмитрий Петровский и его жена Юлия.

⠀Спустя ещё три дня, когда Айрис уже выписали, богатые сани подъехали к дому, где проживали Савельевы. Господа пожелали поближе познакомиться с Анной. Они были приятно удивлены её грамотной речью и манерами. В разговоре выяснилось, что кроме французского языка девушка знает и английский, умеет танцевать, рисовать и играть на фортепьяно.

– Мы хотим предложить вам место гувернантки в нашем доме. Хотим, чтобы рядом с Надей был надёжный человек, – сказал Дмитрий.

– Вы имеете какой-нибудь опыт преподавания? – спросила Юлия.

– Да, я работала в смоленском имении князей…

– Кутузовых, – подсказал дед Влас.

⠀Айрис кивнула и аж зажмурилась от стыда за своё враньё.

– Хорошо, давайте попробуем, – сказала Юлия.

На том и порешили.

Рыжая бестия

Алеся Турбан @alesiaturban

Солнечные зайчики весело прыгали по дорожке, переливаясь и кружась. Создавалось ощущение, что кто-то взял пару маленьких зеркал и играл, рисуя золотистыми блёстками затейливые узоры. Набегавшись, лучики стали собираться ближе друг к другу, пока не склеились в один яркий пучок. Если бы кто-нибудь наблюдал, то непременно увидел, как этот сгусток света уплотнился, из него материализовалась тоненькая девичья фигура. Ещё немножко волшебства, и на тротуаре стояла рыжеволосая девчушка-подросток.

Одета под стать золотой осени: бордовый берет, из-под которого выбиваются кудрявые непослушные пряди цвета меди. Лицо сплошь усеяно веснушками. Худые ноги в оранжевых колготках обрамлены короткими красными сапожками. На плечах плащ цвета охры.

Девушка поёжилась, словно от холода, и побежала по улице в сторону парка. Там как раз орудовала целая бригада дворников. Они аккуратно сгребали кленовые и каштановые листья в огромные кучи, перекладывали их на большие простыни, и поднимали в кузов грузовика. Работа кипела. Вдоль широкой парковой дорожки виднелась целая вереница горок-куч из листьев, ожидающих погрузки в машину.

Рыжеволосая бестия направилась к ним. Дворники оглянулись, залюбовавшись красавицей, но тотчас их лица вытянулись, исказившись неприглядными гримасами. Милое рыжее существо подбежало к кучам старательно собранных листьев и, набрав в руки целую охапку, рассыпало над головой.

‒ Твою ж мать, ‒ не удержался Семёныч и, схватив уже брошенную без надобности метлу, направился в сторону творившегося безобразия.

‒ Эй ты! – крикнула Степановна, пытаясь опередить грозного мужика. – Эй, я кому говорю, рыжая! – кричала она девушке, пытаясь догнать Семёныча.

Но бестия совершенно не обращала внимания на взволнованных не на шутку дворников и хохоча салютовала листьями. Вскоре аккуратные, чистые дорожки обрели первоначальный неухоженный вид.

Возле грузовика остался стоять Мишка. Разинув по обыкновению рот, он с интересом наблюдал за разворачивающейся перед глазами картинкой. Семёныч грозной скалой двигался в сторону рыжей бестии. Он угрожающе то поднимал, то опускал метлу, выкрикивая одни и те же слова:

‒ Твою ж мать! Твою ж мать!

Его немногословие с лихвой компенсировала Степановна:

‒ Эй ты, рыжая прошмандовка! У тебя что, уши заложило от восторга? Сейчас Семёныч тебе эту метлу знаешь, куда задвинет? Ты меня слышишь? Эй!

Однако девушка не реагировала и, казалось, даже не замечала угрозу, стремительно надвигающуюся на неё.

Неожиданно картина замерла. Мишка, не моргая, таращился и не понимал, что же произошло. Слова не доносились, ругань прекратилась. Дворники словно окаменели, не дойдя до рыжей всего пару шагов. А она резко остановилась, обернулась и тоже замерла, разглядывая их. Мишка мотнул головой, пытаясь снять оцепенение и запустить замерший кадр из разворачивающегося фильма.

Раз, и всё снова задвигалось. Однако вместо того, чтобы огреть рыжую метлой по кудрявой макушке… Или хотя бы просто, взяв за шиворот, как нашкодившего котёнка, отбросить прочь, Семёныч швырнул в сторону метлу и схватил ворох листьев.

‒ Сейчас закатают в кучу, ‒ с ужасом прошептал Мишка.

Но Семёныч вдруг громко захохотал и подбросил ворох вверх, задрал голову, наблюдая, как листья кружатся и падают на его лицо.

«Сошёл с ума?» – пронеслось в голове наблюдавшего Михаила.

Тут и Степановна присоединилась. Подбежала, зачерпнула охапку листвы. И они все втроём стали бегать по аллеям парка и подбрасывать листья вверх.

Мишка так и стоял около грузовика, хлопая ресницами и думая – чудится или нет, глядя на происходящую картину.

Через пару минут Семёныч подошёл к рыжей, сгрёб её в охапку, приподнял и смачно поцеловал. Затем опустил на землю. Степановна помахала ей ручкой и напела мелодию. Рыжая поправила сползший набок берет, улыбнулась, послала Мишке воздушный поцелуй, поскакала вприпрыжку по аллее парка в сторону выхода.

Дворники проводили её взглядом, взяли мётлы и принялись заново собирать листья. Семёныч вернулся к машине, подмигнул Мишке и сказал:

‒ Твою ж мать!

‒ Да, – подтвердила Степановна, – очаровательная девушка.

Дворники закончили работу и отправились каждый по своим делам. Мишка так и не понял, что произошло. Да и где ему. Он же не знает, что рыжая бестия, дитя солнечного света, умеет менять чужие мысли и желания, подбрасывая лёгкие и позитивные, вместо тяжёлых или грустных.

Старушки-хохотушки

В одной тихой деревушке,

В своей маленькой избушке

Жили-были две старушки,

С детства лучшие подружки.

*

По хозяйству хлопотали,

Избу вместе прибирали.

Летом внуков угощали

И запасы пополняли.

*

А зимой в лото играли,

Да кроссворды всё гадали.

Снег лопатой убирали,

Печь топили, шерсть валяли…

*

Вот задумали старушки

Холодец сварить из хрюшки.

Лытки есть свиные, ушки.

Только кончилась лаврушка.

*

Что ж, старушки шубки взяли,

Шарф пуховый повязали,

В магазинчик побежали,

Всю дорогу хохотали.

*

Много разного набрали

И обратно побежали.

Вот домой идут старушки –

В сумке чай, две красных кружки,

*

К чаю сладкие ватрушки,

Да ещё часы с кукушкой…

Тучи в небе набежали,

И снежинки запорхали.

*

Путь старушки сокращали:

Сумки все к груди прижали,

С визгами с горы съезжали.

А потом ключи искали…

*

Вот достали две старушки

Дома кружки, чай, ватрушки,

Да ещё часы с кукушкой.

Погоди-ка, где лаврушка?

*

Дружно на диван упали,

Над собою хохотали.

Чай по кружкам разливали

И ватрушкой заедали.

*

До рассвета чаевали,

Да с кукушкой куковали.

Автор Инна Фохт.

Оглавление

Чертёнок

Пробуждение начала. Inter Mundes.

За стеклом

Тик-так

Знак бесконечность

Краски души

История Бабы Яги

Миль

Краник

Малют

Тайна пятой комнаты

Булочка

Айрис. 1890

Рыжая бестия

Старушки-хохотушки