Вовк. О том, как Вовк запутался в Кривомирье [Роман Павлович Искаев] (fb2) читать онлайн

Роман Искаев Вовк. О том, как Вовк запутался в Кривомирье

События не уникальные, могущие произойти с каждым, но произошли именно с Вовкой и именно таким удивительным образом, как описывается на страницах этой книги.

Глава 1. В которой знакомимся с Вовкой

Вовка не был плохим ребёнком. Нельзя ведь заявить, что мальчик плох только потому, что каждый день приходит домой с улицы в разодранных штанах? Ну, нет же! К тому же они и так были заштопаны-перештопаны где только можно, очередная дырка не могла существенно им навредить. Хотя, конечно, Вовчик не считал правильным то, что гвозди, штыри, торчащие арматурины и просто зазубрины на углах, буквально преследовали его повсюду, где бы он ни гулял! Это было несправедливо, ведь из-за них ему постоянно приходилось слушать мамины упрёки.

Даже из-за новых ссадин, шишек, царапин, ранок, синяков, ушибов и всего того, чем так щедра детская жизнь проходящая во дворе, нельзя было сказать, что Вовчик был каким-то непослушным или хулиганистым ребёнком. Опять же, нет! Он был самым обычным ребёнком идеально созданным для шишек. Вовчик считал именно так, искренне удивляясь маминой реакции.

– Ах ты, боже мой! – причитала она буквально каждый вечер, встречая сына дома.

Чумазый, как чёртик, выскочивший из той самой табакерки, откуда все черти обычно и выскакивают; с улыбкой от уха до уха, оголяющей дырку вместо выпавшего молочного клыка; с ошалелыми от бега глазами и красными, как грейпфрут щеками, он только что ввалился домой – в квартиру на пятом этаже. Где сразу же, едва только сделал шаг за порог, наткнулся на маму.

Ни разу ещё за всю свою жизнь Вовчику не удавалось улизнуть от её пристального догляда и прокрасться домой незамеченным; а ведь ему уже, без малого, шёл одиннадцатый год!

Мама, тем временем, возмущалась:

– Ну, где же это видано, чтобы хоть кто-нибудь приходил домой в таком виде? Вова, ты посмотри на себя! Живого места же нет! А грязи, грязи! Боже ты мой, это же где столько мыла взять, чтоб оттереть тебя? В магазины столько не привозят! А если и привозят, то и за целый день тебя не отстираешь, разве только в стиральной машинке! – громко сокрушалась она.

Вова вертелся перед зеркалом в прихожей и совершенно не понимал, что хочет от него мама. Он видел своё лицо, конечно же, оно было тщательно замаскировано специальной камуфлирующей грязью, собранной им с друзьями в секретном месте – там никогда не пересыхала огромная лужа, что было крайне удобно. Помимо этого выделялись растрёпанные волосы. Вообще-то они были светлыми, как у папы, но не сегодня. К тому же на затылке застыло непонятное нечто чёрно-зелённого цвета, очень липкое. Самым же ярким пятном, отражающимся в зеркале, были полыхающие, как раскалённая конфорка, красные уши. Конечно, куда же без этого, была ещё и шея в чёрных, растёкшихся грязевых полосах, одежда в таком виде, точно она никогда ни была стирана…

В целом свой внешний вид Вовка одобрил. Подумал только: «Странно, с грязью на лице понятно – защитная, а вот откуда в волосах ерундовина какая-то?». Ну, и ладно, всё равно выскрести её не удастся. Сама отпадёт.

Мама стояла сбоку, разглядывая своего непутёвого сына, который, вместо того, чтобы спокойно играться, как девочки в песочнице, собирал всю грязь мира на себя.

– Что молчишь? Горе ты моё, – обессилено вздохнула она, как будто это она сейчас носилась по окрестностям, а не сидела дома.

Вова пожал плечами. Ведь и действительно – а что говорить то? Он пришёл вовремя, опоздал всего лишь на пятнадцать минут, но этому было вполне конкретное объяснение: он закрывал штаб и проверял прочность засовов. К тому же пришлось вернуться – он забыл поставить сигнализацию (хитрая система, чтобы объяснить принцип действия которой, пришлось бы потратить целую страницу), а настраивать её та ещё задачка! Ведь нельзя допустить, чтобы ночью в секретный военный штаб прокрались враги и попортили всё внутри. Какой же он тогда будет секретным и военным?!

– Витя, ну, а ты что молчишь то?! – по новой начала мама, завидев мужа, как раз проходившего из кухни в зал, – Только посмотри в каком виде опять пришёл твой сын! Чудо-юдо какое-то, а не ребёнок, ей богу!

Папа был высокого роста, по крайней мере, так казалось Вове, потому что сам он не мог достать руками потолка. Папа же проделывал такой трюк без проблем, стоило ему только вытянуть вверх руки. Даже на цыпочки вставать не приходилось. В противоположность маме, которая всего лишь на две головы была выше Вовы и даже когда прыгала, едва могла кончиками пальцев царапнуть люстру.

Папа на ходу читал широкую газету с серыми листами, а потому ему пришлось немного её отодвинуть в сторону, чтобы поверх прямоугольных очков глянуть на сына. Осмотрев его с ног до головы, он перевёл взор на маму и, как полагается учёному научно-исследовательского института, спокойно переспросил:

– А в каком он должен являться? Он же мальчик.

– Ты вечно так говоришь!

Папа пожал плечами, считая свой аргумент очевидным. Вовчик повторил за отцом, ведь он действительно был мальчиком! Тут ничегошеньки пописать нельзя. Родился таким и всё тут. Хоть разорвись на тысячу конфетюшек!

Мама, тем временем, стреляла негодующим взглядом то на папу, то на сына.

– Еся, ну, перестань, – ласково обратился Витя к жене, он любил её, а потому часто так называл, нежно сокращая Есения до Еси, – я наоборот рад, что наш Вовчик носится как угорелый по двору, а не сидит дома за планшетом, приставкой или телевизором. Ведь, да?

Вовчик с готовностью закивал:

– Так точно!

Мама фыркнула. В разных ситуациях это могло значить всё что угодно, но в данном случае, Вова прочитал ясно, это значило несогласное согласие. Да! Именно так! Такое бывает только у женщин, Вовка даже в свои десять лет знал это наверняка. Точно так же делали девчонки во дворе, когда они признавали его правоту, но соглашались с ним таким образом, чтобы он остался виноватым. Мама хоть и не была одной из тех девчонок, что кучками забираются в песочницу и возятся там со своими глупыми куклами, мешая играть в нормальные игры, но всё же она была мамой, то есть женщиной.

«Фх», – фыркнула она.

Папа улыбнулся и потрепал Вовку за волосы. Пыльцы застряли в «нечто».

– Сегодня ты действительно грязноват, – пробубнил он в нос, проверяя на свет липкую субстанцию оставшуюся на пальцах. Затем, не найдя в ней ничего интересного, оставил всё как есть и погрузился в газету, удаляясь в зал.

Папа много читал: то газеты, то какие-то журналы, выписываемые им в больших количествах, электронным версиям предпочитая бумажные. «В них можно чёркать, сколько твоей душе заблагорассудится!» – пояснял он. Вовчик же любил рассматривать в них картинки. Читать он уже давным-давно умел, – как-никак перешёл в четвёртый класс! – но тут же слова все были незнакомые – научные! Зато среди скучных таблиц, хватало и красочных картинок. Часто Вовка брал какой-нибудь журнал из стопки, забирался с ногами на диван и подолгу разглядывал схемы и графики, придумывая целые истории к ним.

– Ну, снимай сандалии, горе ты моё луковое, – практически успокоилась мама, выплеснув всё своё негодование и, по крайней мере на сегодняшний вечер, смирившись с неизбежным, – пойдём ужинать. Только умыться не забудь.

Вовчик хотел возразить, что он может быть и горе, но не луковое, а какое-нибудь повкуснее: арбузное там или шоколадное, на самый крайний случай – сгущённое, но не стал. Всё-таки лук в панировке тоже бывает вкусным.

С мыслями о еде Вовчик рванул в ванную, разбросав сандалии по коридору. Мама со вздохом принялась их убирать.

Ужин был таким вкусным, каким он не был с прошлого дня, когда мама приготовила жареную картошку с грибами и малосольными огурцами. Сегодня же еда была просто царской! Рожки, сосиски и огромная миска зелёного салата с редиской, какую Вовчик – он был в этом абсолютно твёрдо уверен – мог наяривать сотнями, главное, чтобы соль была.

Пробегав весь день по неотложным делам во дворе и по ближайшим окрестностям, Вовка съел целую порцию, добавку и ухватил половину сосиски с папиной тарелки. Однако, совершенно неожиданно, она оказалась щедро сдобрена горчицей, что Вовка заметил, но отреагировать не успел, торопясь проглотить добытую пищу.

У-ух! Горчица оказалась хороша – вырви глаз! Глаза то и раскрылись у Вовчика так, точно он хотел переглядеть сову, а из ушей, носа и рта, как он был уверен, вырвались тугие струи жгучего пара. Наверняка с кровью. Папа заботливо дал ему сделать глоток воды из своего стакана, правда это не сильно помогло, если не сказать подействовало наоборот. Получив подпитку, горчица распространилась вглубь и вширь. Скопившиеся слёзы брызнули кипящей струёй.

– А-а-о-ох, – ещё пуще выкатил глаза Вовка, хватая ртом воздух, стараясь затушить пожар внутри. Трубы горели нещадно.

– Витя, ну что ты я не знаю! – цокнула мама, с беспокойством глядя на своего сына, поглаживая его по голове.

– Да что я? Это же всего лишь горчица. К тому же его никто не заставлял съедать мою сосиску, сам взял, да? – оправдывался папа.

Оправдания звучали не слишком убедительно ещё и потому, что он с трудом сдерживал смех, глядя, как Вовчик стучит кулаками по столу и сам пытается смеяться. Будет что завтра рассказать друзьям!

Затем был чай с конфетами, вареньем и сгущёнкой, цвета слоновой кости. У Вовчика была самая большая кружка! Хотя он никогда не допивал и до половины. Винил он в этом не себя, ведь точно знал, что сможет, пусть и станет похожим на барабан, а маму, потому что она никогда не давала съесть столько сладостей, чтобы потребовалось запить их полной кружкой.

– Так, хватит! – остановила его мама и на этот раз, когда Вовка полез столовой ложкой (чайная был слишком мала) за ещё одной порцией сгущёнки.

– Ну, мам! Я же уже взял, что мне обратно положить?

– Нет, но это последняя. Забыл уже, как месяц назад мы тебе десять зубов лечили, а ты кричал на всю поликлинику?

– Не кричал я, – буркнул Вовка и уставился на последнюю за сегодня ложку со сгущёнкой. На завтрак можно будет наготовить себе ещё вкусных бутербродов с ней, но до завтра же ещё целая ночь! а перед ночью целый вечер! Бесконечность! И почему часы такие длинные? Понять такое решение взрослых сделать час из шестидесяти, а не из тридцати минут или, лучше, из двадцати, было тяжело.

Вовчик облизал ложку так тщательно, как могут только дети и коты, а затем уставился в своё отражение в ней. С одной стороны голова его была вытянута, словно свеча, а с другой…

– Вова, ну зачем ты показываешь язык за столом? Господи, что за наказание то такое? Неужели ты не можешь спокойно покушать. Так, давай, допивай чай и иди в зал.

– А можно ещё одну? Мам? Самую при самую что ни наесть при самую последнюю ложку? У меня ещё чая пол кружки, а без сладкого он не пьётся!

– Нет.

– Ну, ма-ам!

– Нет, я сказала! А начнёшь выступать – заберу эту кружку и будешь пить с нормальной, человеческой.

– Па-ап! – обратился к последнему, самому ненадёжному средству Вовчик.

– Слушайся маму.

Вовка обречённо выдохнул, а затем точно самый настоящий колобок, выкатился из-за стола.

– Спасибо, – у выхода сказал он, – ужин оч-очень вкусный, мам!

– Не за что, – заливаясь румянцем, доброжелательно отозвалась она.

Всё-таки классная у него мама! Пусть и строгая, но она не то что девчонки во дворе. И кукол у неё этих нет, которые закатывают глаза и трещат непонятно что.

Дальнейший вечер прошёл самым обычным образом, каким он может проходить в кругу любящей семьи.

Родители сидели на диване, каждый читал свою книгу. Вовчик ещё не умел читать так же быстро, как и мама с папой, но он старался. Книги казались ему чем-то интересным и загадочным. Он дал сам себе обещание, что когда научится быстро читать, то будет прочитывать по три, а то и четыре книжки за вечер!

Пока же он, устроившись удобно на ковре, включил фоном мультик, в котором пели пёс, кот, петух, осёл и загорелый, как солнце, белокурый мужчина. Сам же он разложил на весь пол самодельную карту двора и окрестностей, где намечал план завтрашнего окончательного разгрома врагов – леших, – пробравшихся из леса в город. Что было не так и просто, учитывая нехватку разведданных.

Незаметно пролетел час, за ним второй и вот уже мама положила книгу на столик.

– Вова, – позёвывая, ласково обратилась она к своему сыну, – ещё десять минуток и закругляйся. Надо ложиться спать.

– Ха-А-орошо, ой!

На этот раз Вовка не стал упрашивать посидеть ещё немного, ещё чуть-чуть и последние пять минуток и даже секундочку. Он и сам уже засыпал над картой, как никогда уморившись сегодня.

Медленно, будто двигался в какой-то густом желе, Вова собрал весь свой стратегический инвентарь: карту, картинки вражин, фломастеры, линейку, компас и калькулятор. Пользоваться как взрослые – он им не пользовался, но высчитывал с помощью него гораздо более важные данные, понятные только ему.

Вскоре крепкий, детский сон укрыл Вовчика, огородив его от серьёзных размышлений. Всё то будет завтра, а сегодня, когда дверь в его комнату заботливо прикрыла мама, не забыв поцеловать своего любимого сына в лобик, и нахмуриться при виде не до конца отмытого «нечто» в волосах, подходил к концу ещё один замечательный летний день.

Вот уже перестал пробиваться через щель внизу двери жёлтый огонёк включённого в коридоре света, значит легли родители. Вот и часы в зале отсчитывали последние минуты и секунды, вот уже и сам день торопился ровно в двенадцать передать пост следующему дню.

Первый месяц летних каникул был в самом разгаре.

Глава 2. В которой Вовк с друзьями расколдовывает лесовиков

С кличем: «За мно-о-о-ой! Ни шагу назад!», – едва не выбив тяжёлую железную дверь плечом, из подъезда выскочил десятилетний мальчуган. Это был Вовчик.

Позади были: сытный завтрак, нелюбимая ванная, отстирывание волос, наставления мамы, чтобы к обеду был дома, а впереди – пять часов свободы! Пять часов! Это же целая жизнь!

Расставив руки, закладывая лихие виражи, он понёсся по двору на бреющем полёте. Издавая гудящие, иногда захлёбывающиеся от переизбытка мощности, звуки.

«Вж-ж-жииии», – работал мотор.

«Ви-и-иу», – свистел воздух.

Самолёт разгонялся, Вовк нагнулся вперёд, чтобы ещё прибавить скорости.

«Левее, правее, на пять градусов выше нос!» – раздавал он указания и тут же их исполнял.

Самолёт летел сквозь свежесть июньского утра, сквозь запахи цветов и свежескошенной дворником травы, сквозь тишину пустого двора. Вовчик дышал полной грудью.

Лето радостно приветствовало десятилетнего мальчугана белым солнцем и голубым небом.

«Е-х-у-у!» – мчался он куда-то далеко в свои фантазии.

Не прошло и четверти часа, как около песочницы, куда он приземлился, собралась вся банда. Сам Вова и его друзья – Егор и Серёжа.

– Итак, – Вова натянул на голову кепку.

Игры кончились, настало время принять командование. Сегодня была его очередь. Вчера командовал Егор. Всё честно.

– Итак, – повторил Вовчик, перед тем, как принялся излагать план действий. Подражая героям любимых военных фильмов, он с крепким вздохом склонился над песком, воображая, что это стол, на котором развёрнута стратегическая карта. В руке у него была тут же подобранная палка. Ей он чертил план обороны.

Горка и Серый, как они называли друг друга между собой, слушали невнимательно. Всё это было, конечно, здорово, важно и нужно, но скучно. Не раз и не два они зевнули, но Вовчик не замечал. Он увлёкся чертежом стратегических задач на песке.

Наконец закончил.

– Всё понятно, мужики?! – как можно более грозно крикнул он, сведя брови для пущего эффекта.

– Ну…, – протянул Горка.

– Нет, нифига не понятно, – отрезал Серый.

Вовчик опешил. Ведь всё было яснее ясного! Проще простого и легче лёгкого! Элементарно, в конце концов!

– Как эт? – только и спросил он.

– Вовк, ты там что-то махал. Руками. Говорил, чертил. Палкой. Скучно! Лесовики бы точно все померли от скуки.

– Точняк, – подтвердил Серый.

– Да сами вы! – махнул с досады Вовчик и сел на край песочницы, – как не понятно то? Я же объяснил!

– Не понятно и всё! – отрезал Горка.

По всему выходило, что настроение у него было не ахти какое. Возможно, это как-то было связанно с тем, что утром он проснулся последним, и всё самое вкусное уже было съедено старшими братьями. В большой семье клювом не щёлкают!

– Вовк, ты же говорил, что весь вечер на карту потратил, что не взял с собой? На ней бы и показал, – примиряюще спросил Серый.

Вовчик опустил голову, запустил в волосы пальцы. Карта! И как он не подумал? Это же!… Он расстроился. Конечно, расстроился! Как же иначе, когда целая битва может быть проиграна, так и не начавшись. Друзья замолчали.

Из оцепенения их вывела девчонка с одного из домов. Ребята её знали. Сразу с тремя куклами она пришла в песочницу и тут же затоптала все, что рисовал Вовка.

– Да куда же ты! – кинулся он.

– Отстань! Это не ваша песочница, а общая! – сразу же нашлась она, что ответить.

Терпеть такое было не под силу никому из мальчишек.

– Так, пошли в штаб за оружием, по ходу пьесы разберёмся, – решил действовать Вовка оперативно. Они ни за что не проиграют! Нетушки!

– По ходу чего?

– Не знаю, но так мой папа говорит и у него всегда всё получается.

– Может это какое заклинание?

– Наверняка. Пошлите, а то мы расселись тут, а ведь реально лешие скоро всё захватят! Кроме нас остановить то их некому больше!

Девчонка закатила глаза и фыркнула. Друзья с раздражением покосились на неё. Что ещё?!

– Дурёха! Мы тебя спасаем! – выдал Серый.

– От таких слышу! – бросила она в их сторону, – меня спасать не надо, тем более вам!

Вот так всегда! Вечно залезут со своими куклами, спасу на них нет!

– А мы тебя и не спрашиваем! Сама потом спасибо скажешь!

– Да уж, ой-ой.

Оставив глупую девчонку, отряд выступил на защиту рубежей. Из штаба было взято оружие и провизия. Поле боя должно было развернуться за домом. Там росло много тополей, они отделяли проезжую часть от пешеходной дорожки, тянущейся вдоль длинной, пару раз изгибающейся, пятиэтажки из белого кирпича.

– Наверняка пойдут отсюда.

– Сто пудово, – согласился Горка.

– Больше неоткуда, вчера видел, как они тут что-то готовили, – поделился Серый.

– Будьте на чеку! – предупредил Вовка, пристально всматриваясь в просветы деревьев.

Долго ждать не пришлось. Как командир, Вовк увидел врагов первыми:

– Вон они! – сообщил он, глядя в картонный бинокль, – на шести часах!

Никто из друзей не знал, где это – шесть часов, иначе им пришлось бы развернуться на сто восемьдесят градусов, но так было принято говорить. И действительно, прямо перед ними тут же показались целые толпы лесовиков. Каждый видел их по-своему, насколько позволяла выдумка, но все они были страшными, скрюченными, как мадагаскарский броненосец, волосатыми и ловкими, как обезьяны. Так что глаз нужен был острый – они могла напасть прямо с верхушки тополя. Разбиться, благодаря толстой коже, они не могли.

Ребята рассредоточились по позициям. У каждого в руках была палка, мальчишеской фантазией превращённая во всамделишное оружие. У Вовчика то была снайперская винтовка, у Горки – автомат, за поясом висел пистолет, а Серый любил пулемёты и гранаты, роль которых исполняли тщательно отобранные (по форме) накануне камни.

– Ждать, – приказал Вовка.

Лешие наступали.

– Жда-ать! – повторил он, стараясь подпустить передовые отряды поближе, чтобы бить наверняка.

И вот, наконец, момент настал.

– Ну, мужики, – сказал Вовчик, – отступать нам нельзя. Кто кроме нас защитит наш двор? Держитесь!!!

Мужики сдвинули брови, насупились. Бой был принят.

Сухо забахала снайперка, звонко затрещал автомат, грозно загромыхал пулемёт. Началось сражение возможное только во дворах домов, где летними днями шумно от детского крика и тесно от фантазий. Здесь могли одновременно сталкиваться индейцы и ковбойцы, звёздные путешественники и лётчики-истребители, негры с юга Африки и мамонты из Заполярья, а совсем рядом могли мирно соседствовать девчонки с куклами, кормя их песком из бутылочки и лепестками одуванчика с листочка подорожника.

Это был самый настоящий, шумный двор среднего города, полного юной жизни.

Вся троица сражалась храбро, каждый помогал друг другу, подбадривал и совершал героические поступки. Горка лихо сшиб лешего пистолетом прямо с плеч Вовки, когда тот выцеливал особо изворотливого среди стволов деревьев, а Серый строчил из пулемёта, как швейная машинка.

«Тр-р-р-р-р-р-р» – не уставал он, прерываясь на секунды, чтобы вставить новую ленту на сотню патронов.

– Перезаряжаю! – кричал Серый и Горка переносил огонь на его квадрат.

– Прикрой! – и Вовка начинал стрелять в два раза быстрее, лишь бы не дать лесовикам подобраться к линии обороны.

Лешие усилили натиск, в ход пошли гранаты.

– Перехожу на автоматический режим! – крикнул вспотевший Вовка, – Буду бить без прицела!

Горка дал очередь и Вовка перебежал к толстому пеньку, куда приспособил винтовку. Он тут же попал по двум лешим, подкравшимся с боков.

– Вот, гады!

Сражение было нешуточным. Самым же удивительным было то, что ни один леший не пострадал. Ни Вовчик, ни Горка, ни даже Серый строчивший из пулемёта, как сверчки вечером, не старались убить их. Ведь, как достоверно знали из книг друзья, лесовики когда-то были хорошими и только злой Морок обманул их, обвёл вокруг пальца и заколдовал, сделав их злобными, заставил перепутать город с лесом. И самое плохое заключалось в том, что эти бедные лесные создания, даже не подозревали об этом, ведь вместо города им мерещился родной лес, в который вторглись люди.

Друзья освобождали их, они стреляли специальными патронами, которые попадая в леших, развеивали наваждение и те приходили в себя.

– У меня двадцать есть! – со снайперской точностью подсчитывал Вовчик.

– Тридцать два!

– Не ври! У тебя очередь скосила по деревьям, я видел!

– Ничего она не скосила! Двадцать девятый у тебя на плечах сидел. Вон с тополя прыгнул, а ещё двоих я лимонкой подцепил.

– Сорок семь! – продолжал строчить Серый, не жалея патронов, – Т-р-р-р-р! Сорок восемь! Сорок девять!

Он даже специально выучился быстрому счёту до тысячи, чтобы без запинок перечислять цифры и всегда иметь самый большой счёт.

– Так не честно!

– У меня пулемёт, всё честно!

«Трата-та-та», «Бу-БУХ!».

Друзья были заняты. Мимо них проносились взрослые, даже в выходные не находя покоя, редко глядя куда-то, кроме пяти метров перед собой. По дороге слева с пшиканьем проезжали автобусы, их обгоняли легковушки, тащились грузовики. Пробегали и другие дети, играющие в свои игры, но никто из них не попадал в поле зрения работавшей на полную мощность фантазии отважной тройки. Лишь мальчик с чёрными волосами, как будто видел всё, чем так увлеклись друзья. Да и он лишь скосил взгляд, ухмыльнулся и пропал, завернув за угол дома.

Наконец, когда даже у Серого устал язык, и его пулемёт начал давать сбои, последние лешие были освобождены. Шатаясь, цепляясь друг за друга, не понимая, каким таким образом вдруг оказались в городе – они покидали его. Всё здесь было им невыносимо, они скорее хотели уйти в родную тайгу и найти того, кто так их облапошил, чтоб серьёзно поговорить с ним.

– Есть!

– Ура!

– Победа!

Закричали ребята. Бой оказался нешуточным. У каждого в обойме оставалось не больше трёх патронов, а Горка последние минуты стрелял из пистолета, отбросив опустошённый автомат в сторону.

– Фух! – выдохнул Серый и утёр пот со лба, – пулемёт добела раскалился. Ещё бы немного и всё.

Друзья присели на пенёк и облокотились на своё оружие. Оно вновь, как только исчезла опасность, превратилось в обычные палки. С гордостью смотрели они на поле боя. Последние лесовики перебегали дорогу, лавируя между движущимся потоком машин.

– Вот играют девчонки в куклы свои дурацкие и даже не знают, что мы их сейчас спасли от леших.

– Не говори, – тяжело вздохнул Вовчик.

Тополя зашелестели листвой. Вовк поднял голову кверху, чтобы посмотреть на богатую крону, светящуюся под прямыми лучами солнца. Пронёсся лёгкий ветерок, приятно охолодив лицо.

Отдыхать долго не пришлось. Оказалось, что совершенно никем не замеченное, пронеслось всё бесконечное время до обеда. Бойцам, чтобы не получить нагоняя от мам, пришлось срочно расставаться, договорившись собраться у штаба через час.

Вовчик со всех ног побежал домой.

Перепрыгивая через две ступеньки, взмыл на пятый этаж. Открыв дверь ключами, висевшие на красной верёвочке на шее, он ввалился в коридор и сразу понял, что что-то не так.

Его никто не встретил, а из зала доносились стоны, как будто маме было очень больно.

– Вова, это ты там? – послышался голос отца.

– Да, – скидывая сандалии, он робко заглянул в зал.

– Закрывай дверь, мы в зале.

На диване, где обычно вечером собиралась вся семья, лежала мама, а возле неё суетился взволнованный папа, поминутно поправляя очки, спускавшиеся по носу вниз.

– Ну, где же они? Где же! – возмущался он, каждую секунду бросая взгляд на часы.

– Витя, Витя, сядь, пожалуйста, а-ах! – выдохнула мама.

Вовка испуганно стоял на пороге, не решаясь сделать шаг внутрь комнаты. Что такое с мамой? Почему она стонет?

– Опять, опять схватки? – кинулся к ней отец.

Мама попыталась отмахнуться от папы рукой, как от назойливой мухи, но он поймал её на лету и прижал к груди. Это подействовало. Еся стала дышать глубоко и ровно. Она была беременна. И, как и всегда, совершенно неожиданно для всех, вышло так, что как раз сегодня настал тот самый день, когда у Вовки должен был появиться братик. Правда, он ещё не понимал этого, во все глаза глядя на маму.

– Даже не знаю, схватки это или от твоего мельтешения живот крутит, – спустя несколько секунд тихо сказала она, слабо улыбнувшись.

Папа только лишь виновато улыбнулся в ответ и положил вторую руку на большой круглый мамин живот.

– Кажется, я слышала, что Вова пришёл. Вова, – позвала она, – ты где?

– Я… Я тут мам, – ответил испуганный Вова, он по-прежнему стоял на пороге, – мам, с тобой всё хорошо?

– Да, да, сыночек мой. Подойди сюда, пожалуйста.

Вовчик боком подошёл к маме, поглядывая на её большой живот. Он никогда не видел маму такой тихой и папу столь взволнованного. Конечно, похожая сцена в этой квартире уже когда-то была, но Вовка не мог её видеть, ведь тогда он сам был причиной такого переполоха, находясь в мамином животике.

– Не бойся, всё хорошо. Просто твой братик уже очень хочет познакомиться с тобой, ему стало тесно у меня.

– Мам, а тебе больно? – с тревогой в голосе спросил Вовка.

– Немного совсем, но это не такая боль, как от шишки или царапины.

– Не такая? А какая?

– Волнующая, ведь…, – мама не договорила и вновь застонала. Одновременно позвонили в дверь.

– Наконец-то! – папа как ужаленный подскочил и рванул в коридор.

– Вовчик, – только и сказал он, оббегая его по кругу.

В квартиру зашли врачи. Один был большим и высоким, другой поменьше, но зато широкий, как бочка и с кривыми ногами, точно он впервые за всю жизнь слез с лошади. Однако это не мешало ему делать всё быстро.

– Так, так. Понятно. Ясно всё. Вы у нас рожаете, ага; а вы, значитса, будете родственниками. Гм. Маму к нам, а родственников в сторону, мы сами справимся, – принялся командовать высокий врач, видимо он был главным.

– Лежите спокойно и постарайтесь не смеяться походке моего коллеги, иначе не успеем довезти вас до больницы, придётся принимать роды на ухабах.

– Буду держать себя в руках, – серьёзно пообещала мама.

– Не только в руках, но и в животе, желательно, ещё минут пять. Романыч, да-авай! – браво крикнул высокий.

Романыч дал. Маму положили на носилки и аккуратно понесли к выходу.

– Вы с нами то? – пробасил Романыч, смешно переваливаясь с одной кривой ноги на другую.

– Ах да, конечно! – спохватился папа, – Вовк, собирайся, едем!

Понятно, что встреча с друзьями отменялась.

Глава 3. Которая является продолжением предыдущей, а ещё в ней опять появляется черноволосый мальчик

Если бы ещё вчера кто вздумал спросить Вовку, что было самым запоминающимся в его жизни, он бы надолго задумался. Столько всего происходило, – хотя бы каждое лето! не беря в расчёт остальное время года, – что практически невозможно было выделить хоть что-то одно.

Вот как, скажите на милость, выбирать между гонкой на космических кораблях, в роли которых выступали две, стоящие рядом, качели и грандиозным походом в парк, когда они с папой зависли на вершине горки, а потом со всего маху ухнули вниз! Кажется, именно тогда у Вовки сердце впервые прилипло к позвоночнику. Второй раз был в аквапарке.

Если же сюда ещё приплюсовать прошлогоднюю драку с хулиганами из соседнего двора, решившими установить свои порядки; последующую погоню за ними на велосипедах, когда те удирали что есть мочи, получив отличную взбучку в ответ. Или поход на аттракцион с динозаврами, когда Кархородонтозавр дрался с Гиганотозавром. Вовка готов был поклясться, что они были настоящими! Хотя и знал, что динозавры давным-давно вымерли.

Если прибавить всё это и многое-многое другое, что происходило с Вовкой каждый день и что не вместится ни в одну из книг (благо у детей всегда что-то происходит, в отличие от многих взрослых), то становится ясным, сколь же на самом деле трудным был этот вопрос.

Однако так было бы вчера. Сейчас же ответ был однозначным – ничто не могло сравниться по впечатлениям с поездкой по дорогам города, прибывающего в мирном оцепенении выходного дня, на карете скорой помощи. Вот что мизинцем левой руки побороло все остальные воспоминания.

Мигалки завывали, как по волшебству отгоняя впередиидущие автомобили. Водитель, к которому врачи обращались Борисыч, вёл аккуратно, но быстро. Точнее даже – невозможно быстро! Когда какая-нибудь машина дёргалась то вправо, то влево, не зная куда прижаться, Борисыч, даже не задумывался над тем, что помимо педали газа, есть ещё и педаль тормоза. Каким-то сверхчеловеческим чутьём он отыскивал момент, включал передачу и на полных парах проносился мимо! Борисыч так лихо и плавно лавировал между потоками машин, что Вовчик успел решить: когда вырастет – обязательно станет шофёром. Хотя на прошлой неделе он так же твёрдо был уверен, что станет лесничим, а до этого – археологом.

За каких-то пять минут карета скорой помощи домчалась до больницы, где их уже встречали санитары. Аккуратно, точно мама была хрустальной, они подхватили её на носилках и на раз-два, словно пушинку, понесли внутрь. Врачи махнули Вовчику на прощание из машины и та, взвизгнув покрышками по асфальту, умчалась на следующий вызов.

Дальше события развивались прямо таки с планковской скоростью. То есть так быстро, что уследить за ними было столь же сложно, как и за четверняшками в битком набитом людьми магазине.

Ведь как иначе объяснить, что буквально только что они были на первом этаже, но уже оказались в лифте и выходили на четвёртом? А Вовка даже и не помнил как они заходили в лифт!

– Ого! – почему-то удивлённо воскликнул врач в белом халате. Он буквально вырос перед ними. Материализовался из воздуха. Впрочем, никто бы не удивился, если так всё и было, ведь в больнице, как показалось Вовке, воздух был какой-то особенный. Чересчур даже светлый и прозрачный, словно его хорошенько отстирала в стиральной машинке мама.

– Так, вам уже рожать пора! Быстро её в палату! – скомандовал он. Санитары подчинились. Из-за стойки к ним присоединилась медсестра.

– Я сейчас буду! – крикнул врач вдогонку.

– Так, а кто у нас тут отец? Вы? Так, идите сюда, – врач говорил сухо, по деловому и быстро, он привык, что в больнице его беспрекословно слушались, – Так, смотрите, вам надо заполнить всё здесь и здесь. Понятно? Держите, – пихнул он в руки отцу какие-то бумаги, не дожидаясь ответа.

Глянув быстро вниз на Вовку, врач удивлённо моргнул, хлопнул себя по лбу и скрылся за двустворчатыми дверьми столь же внезапно, сколь и появился.

С исчезновением врача, суета вокруг них спала. Точнее ещё какое-то время она металась внутри них: хотелось куда-то бежать, что-то делать, может быть даже кричать или скакать на одной ноге, – но затем оказалось, что они остались стоять одни около лифта.

– Пап, пап, – дёрнул Вовчик за руку папу. Тот не отзывался, рассеяно переворачивая всунутые ему бумаги. Весь его вид говорил о том, что он – учёный НИИ – вдруг разом разучился читать. Что и не удивительно, после всего пережитого! А что ещё предстояло впереди!

– Папа! Папа! – громче позвал он.

– А, что?

– Пап, куда увезли маму?

– Маму? Ах, Вовка, её увезли в палату. Там врачи помогут твоему братику выбраться из маминого животика. Это ой как не просто!

– О-о! Ого! – протянул Вовка. Он попытался представить, как всё это будет выглядеть, но ничего лучше репки с целым поездом из врачей, тянущих её, у него не получилось. Выглядело это странно, страшно и, наверняка, больно.

– А нам туда нельзя?

– Нет, нам нельзя.

– Почему?

– Мы же в уличной одежде, она грязная. Наверняка целую тьму микробов подцепили. У нас даже руки не вымыты. Ты же не хочешь, чтобы твой братик, едва появившись на свет, тут же заболел каким-нибудь гриппом?

– Нет, не хочу, – Вовка даже и не подумал об этом. С виду руки его были чистыми.

– Пап.

Папа не откликнулся, успев погрузиться в свои мысли. Как учёному со стажем, ему это удавалось без труда: бац! – и вот он уже внутри себя.

– Пап!

– А, что? – опять глянул он на сына.

– А маме больно будет?

– Ну, немного совсем, – неуверенно ответил папа и закусил губу.

«Значит больно», – решил про себя Вовка. Не зря же папа так переживает.

Только вот вопрос – как сильно будет больно? Если так же, как было ему, когда он расшиб себе лоб об асфальт, споткнувшись о металлический прут, то это, конечно, больно. Больнее с ним ничего не случалось. Но ведь он тогда вытерпел и даже храбро сам дошёл до дома, хотя его лоб, да и вообще всё лицо было в крови. Вовчик решил, что мама у него такая же сильная, как и он, поэтому вытерпит и немного от этого успокоился.

– Пап! – сразу громко крикнул Вовк.

Папа вздрогнул.

– Ну, что ты кричишь, мы же в больнице!

Вовка насупился. Когда он говорил тихо, то его никто не слышал, всё равно приходилось потом кричать, а тут сразу отругали!

– Ничего! – сказал он и отвернулся.

Папа тяжело вздохнул, снял очки, потёр глаза, надел очки. Положил руку на плечо сыну.

– Ну, Вовк, ну, не дуйся, прости, просто…. Такое дело! Не каждый же день у нас дети рождаются, вот я и волнуюсь. Не дуйся, пожалуйста. Давай сядем. Пошли?

Вовчик согласился. Уже устроившись на диване, ему пришла ещё одна мысль. В последние полчаса они к нему вообще приходили постоянно. Будто голова выплёскивала их как из кипящей кастрюли.

Вова вспомнил, как просто-напросто кошмарно обрадовался, когда узнал, что у него будет братик. Наконец-то у него будет с кем играть дома! Это было круто! Но только сейчас он подумал о своём братике, как о ком-то, кто не сидит у мамы в животике и распирает его своими ножками и ручками, а как о таком же мальчике, как и он сам.

Всё это странно. Чудно! И здорово!

Шли минуты. Папа грыз карандаш и пытался сосредоточиться на бумагах, но то и дело поглядывал на дверь, куда увезли Есю. Вовка тоже смотрел туда. Что было за теми дверьми? Ему жуть как хотелось узнать. Потому он ловил каждый момент, когда кто-нибудь из врачей входил или выходил, но ничего толком разглядеть не удавалось.

Стало немного скучно. И тут Вовка услышал недовольное бурчание живота. Оказывается то, он с утра ничего не кушал, а уже и обед давно прошёл!

– Кушать хочу, – сложил перед собой руки Вовка и с силой облокотился об спинку дивана.

– Ага, кушать, кушать, кушать, – несколько раз повторил папа, прежде чем до него всё же дошёл смысл этого слова. Такое с ним часто бывало, особенно когда он погружался в свою научную работу.

– Точно! Мы же не обедали. Во-овка-а! Совсем из головы вылетело, – всплеснул он руками.

Но, если у папы из головы что и вылетало, то в Вовин живот ничего с самого утра не прилетало. Поэтому он, поняв, что речь, наконец, пошла о нём, с утроенной силой заурчал.

– Так, м-м, вот возьми, купи себе в автомате что-нибудь, он там, за углом. Разрешаю даже сладости! И мне водички не забудь.

От неожиданности Вовка растерялся, забыл сказать спасибо и со всех ног помчался за угол. Сладости на обед! Такое не бывало даже в дни его рождений! Ведь и тогда приходилось есть салаты, прежде чем на столе появлялся торт.

Автомат с шоколадками оказался большим. Чего в нём только не было! У Вовки разбежались глаза во все стороны. Затем он решил идти от нижних полок к верхним, чтобы определиться, что же он хочет. Проблема была одна и состояла всего лишь в том, что ему отчаянно хотелось всё и сразу.

Как раз в этот момент непростых раздумий, прямо перед Вовкой появился черноволосый мальчишка.

– Братика ждёшь? Шоколадки выбираешь? Ну-ну.

От неожиданности, а вовсе не от испуга, Вовк вздрогнул. Он сдвинул брови и уставился на появившегося невесть откуда незнакомца – чернявого мальчугана с землистого цвета кожей.

Тот облокотился об стену, перекрестил ноги и с какой-то неприятной ухмылкой смотрел на Вовчика. Причём делал это так, точно знал его уже не один год.

– Ты мне? – буркнул Вова, зажимая в кулак деньги.

– Конечно, разве ты видишь здесь кого-нибудь другого?

Незнакомый мальчик развёл руками, осмотрелся. В закутке, где стоял автомат, они были одни.

– Я тебя не знаю и не хочу знать, – заявил Вовка и отвернулся от него. Он ему не понравился сразу же. Объяснить рационально это никак нельзя, только детским чутьём. А оно у Вовы было развито будь здоров!

Чернявый, как уже успел окрестить его про себя Вова, был из тех кто, приходя новенькими в класс, сразу пытаются обратить на себя внимание. Они совершают всякие хвастливые, глупые поступки, рассказывают небылицы, в какие не поверит даже детсадовец, стараясь произвести впечатление, подлизываются и гадят исподтишка.

– Значит, папаня твой уже начал от тебя откупаться, да? – продолжил тот наглым тоном, – ну-ну.

– Чего тебе надо? – вспылил Вова. Ему не понравилось, что этот… так невежливо назвал его папу, – иди отсюда, пока я не накостылял тебе.

– А что это ты меня гонишь? Здесь твоя собственность разве?

Вовка сжал кулаки.

– Чего надо? – повторил он.

– Мне? Ничего, – как будто удивлённо ответил чернявый, – а вот тебе я не завидую.

Вовчик был совсем не робкого десятка, потому сразу нашёлся, что ответить:

– Я за тебя рад, можешь не завидовать и дальше, а теперь отстань. Привязался как банный лист.

– Ну-ну, я то может быть и банный лист, а с тобой, значит, с шоколадки на обед начали.

Чернявый уходить не собирался. Наоборот – подошёл ближе, облокотился об угол автомата. Вовка рассердился, закатил глаза и ещё крепче сжал кулаки.

– Что ты всё заладил, ну-ну, да ну-ну. Что значит твоё «ну-ну»? – он уже готов был подраться, если потребуется. Чернявый был долговязым, руки ноги, точно верёвки, болтались по бокам. Вовчик, пусть и ниже ростом, но повалил бы его в два счёта.

– А то и значит, считай, что всё!

– Да, что всё?!

– Всё! Забыли про тебя родители! Деньгами откупаются, шоколадками! – злорадно сказал чернявый и нехорошо улыбнулся.

Вовка сделал два шага в сторону. Папа сидел на диване, зарывшись в бумаги, что-то чёркал.

– Никто про меня не забыл, а теперь отойди, – он пихнул чернявого, поднялся на цыпочки и засунул деньги в купюроприёмник. Автомат зажужжал, затрещал, задрожал и попытался выплюнуть шоколадку в лоток, но та, падая, зацепилась за полку ниже и повисла.

– Ах-ха-ха, – закатился чернявый, – вот так невезуха! Да?

Вовка растерялся. Он совсем не ожидал, что автомат его так подставит. Предательски дрогнула губа. Совсем чуть-чуть, но чернявый, что было в его противной натуре, это сразу же увидел. Он вообще, как потом станет ясно, подмечал всегда только плохое. Хорошее для него было прозрачнее стекла.

– О! Уже нюни развесил, платочек дать?

– Отстань говорю! – чаша терпения была переполнена и Вовк яростно набросился на него, но тот ловко отскочил в сторону. Теперь они поменялись местами: чернявый стоял около автомата, а Вовка оказался на его месте.

– Что сразу с кулаками то! – притворно обиженно возмутился он. Мерзкая улыбочка при этом не сходила с его лица.

– А я ещё и наподдам тебе, не заржавеет! Что пристал ко мне, иди к своим родителям их и доставай! – Вовка действительно никак не мог взять в толк, с какой такой радости чернявый пристаёт к нему.

– Я то пойду, куда мне надо, только вот мне тоже шоколадка нужна. Конечно, не та беспонтовая, что ты выбрал, а нормальная.

Оглядевшись по сторонам, чернявый убедился, что никто на них не смотрит. Взрослые проходили мимо, словно около автомата и вовсе никто не стоял. Он присел, засунул руку в лоток и так ловко что-то сделал, Вовка даже не понял что, отчего свалились и его шоколадка, и ещё пачка с конфетами.

– Ну, что же, не плохой улов. Правда, я не хотел конфеты. Хотя-я-я…

Чернявый повертел шоколадку в руках, перевёл взгляд на Вовку. Ухмыльнувшись, какой-то гаденькой мыслишке, он сделал движение, будто собираясь убрать её к себе в карман.

– Отдай, она моя! – крикнул Вова, сделав шаг вперёд.

Легко догадаться, что противный незнакомец только этого и добивался.

– Твоя, ну-ну? – прищурился он, несколько раз подкинув шоколадку в воздухе.

Вовчик подошёл ещё ближе.

– Ладно, так и быть. Держи. А то «на-под-дашь» ещё мне.

Вовк выхватил из протянутой руки свой шоколад.

– Уходить не собираешься, рассказать всё папе? – решил поддеть чернявый. Всё-таки он был примерзким типом.

Вова не собирался. И не потому, что ему ещё надо было купить воды, и потому, что сдача была в автомате. Он не был ябедой. Никогда не жаловался и с такими как этот долговязый, всегда поступал по справедливости – разбирался сам, если доходило до этого. Никогда он не делал так, как хотели спровоцировать такие хитрюги. Вовка не был глупым, чтобы плясать под их дудку. Себе дороже! Чернявый это рассмотрел в его взгляде.

– Не ябеда значит, ну-ну. Честный малый, ну-ну, за справедливость, – сказал он и одним движение руки разорвал пачку с конфетами.

– Хочешь? – совершенно безобидно спросил он. Будто они были старыми друзьями.

– Нет, ты их…, – Вовка не стал говорить. Это было плохое слово и даже произносить его вслух по отношению к другому человеку ему не хотелось.

– Украл?! – незнакомый мальчик рассмеялся, – Ха-ха! Вообще то не украл. Они случайно вместе с шоколадкой упали. Я другое хотел достать. Поэтому, не правильно считать, что они краденные. Так будешь?

По правде сказать, Вовчик хотел, это были вкусные конфеты. Но он знал, что чернявый, что бы ни говорил, просто напросто украл их.

– Нет.

– Точно? Ну, смотри, не настаиваю. Хотя бы попробуй! А?

Вовк сжал губы.

– Нет? Ха! Вот так сила воли! Ну-ну, с этимразберёмся.

Чернявый бросил в рот сразу две конфеты и тут же их разгрыз. Какое-то кислое удовольствие появилось на его лице. Было видно, что переходить черту дозволенного он привык, не раз преступал её.

– В общем-то мне всё равно, так что как хочешь, уговаривать деток я не подписывался.

Чернявый достал ещё одну конфету, повертел её в руках.

– Ладно, я пошёл.

Вовка выдохнул. Сейчас он уйдёт.

– Ах, кстати! – прищурился чернявый, – забыл тебе сказать. Не думай, Вовчик, что ты такой белый, пушистый и невинный, а я плохой и чёрный, как злодеус какой-нибудь. Ты же всё видел. Видел как я «украл», как ты выразился, но никому не сказал. Да? Ай-яй.

Вовка не сразу понял, к чему тот клонит. Чернявый развеселился.

– Поражаюсь твоей наивности! Ах-ха! Ты соучастник, такой же преступник, как и я!

– Никакой я…, – наступил на чернявого Вовка, сжимая кулаки. Теперь он его реально достал. Сейчас он получит, это уж точно!

– Самый что ни на есть, так что не надо тут… Выпендриваться, – отступал он задом, – Пора мне. До встречи!

И чернявый, посвистывая, пошёл по коридору мимо Вовиного папы. Тот даже не обратил на него внимание. Кажется, никто не обращал на него внимание. Вова провожал его взглядом. Когда навстречу тому прошла медсестра, Вова увидел это отчётливо, чернявый ловко вытащил из её кармана перчатки, которые тут же и бросил на пол. Затем, что было и вовсе невероятным, ещё не дойдя до двери выводящей на лестницу – исчез. Растворился, как дым от костра. Хотя, это могло и показаться.

Вовка вернулся к папе, ничего ему не сказал. Хотел, но в последний момент передумал. Только после этой встречи весь день чувствовал внутри себя какой-то чёрный осадок, точно зерно чего-то горького зацепилось и не желало уходить.

Глава 4. В которой появляется Сёма, а зерно даёт ростки

Совершенно точно можно было сказать, что спокойные деньки закончились. Растворились, исчезли, остались в прошлом. В общем, канули в лету. Суета в квартире на пятом этаже дома из белого кирпича началась с самого утра.

Едва только за край горизонта расплескался розовато-нежный свет, как Вовка подскочил с постели. Торпедой промчавшись по квартире в родительскую спальню, он взлохмаченным снарядом шмякнулся на холм под одеялом. Холм застонал:

– О-у-у. О-ох! – выдохнул папа.

И это было только лишь самым что ни на есть при самым началом, потому что дальше началось форменное сумасшествие. Оба – что сын, что отец – бегали из комнаты в комнату, врезались друг в друга, задевали углы, поскальзывались на только что вымытых полах и даже один раз стукнулись макушками. Как такое могло произойти и сами не поняли. Но и после этого они не переставали сходить с ума: по несколько раз, друг за другом, с одного места вытирали пыль и даже протерли зеркала. В общем, занимались тем, что вовсе не привыкли делать без маминых указаний. Точно дух Золушки вселился в двух не терпящих уборки мужчин.

И все эти приготовления, как можно было подумать, не велись к приезду президента или первого космонавта высадившегося на Марсе. Просто сегодня из больницы выписывали маму с малышом.

В последний момент, когда казалось, что уже ничего не может произойти, потому что все непредвиденности, подлости, каверзности и всё, что случается «как назло» были распуганы носившимися по квартире взмыленными мужчинами, порвался приветственный плакат.

Кто был виновником и был ли таковой вообще, – ведь Вовка мог сколько угодно привести примеров, когда он был, ну, совершенно ни при чём, а что-нибудь ломалось и все улики указывали на него, – выяснять было некогда. Пришлось быстро рисовать новый. Вовчик расположился на полу, обложил себя со всех сторон разной акварелью, засучил рукава, высунул язык и принялся рисовать. Спустя полчаса появился новый плакат. Большими красными буквами на нём было написано:

«МАМОЧКА, С ВОЗВРАЩЕНИЕМ! БРАТИК, ПРИВЕТ!»

На взгляд папы выглядел он гораздо лучше, чем прежний, пусть и подтёк в некоторых местах:

– Худа без добра не бывает! – многозначительно заключил он.

Плакат был торжественно повешен на стене в коридоре, напротив входной двери.

К десяти утра, когда обоим казалось, что прошло никак ни меньше двух дней, столько дел они переделали, всё было готово. Труженики выдохнули. Успели!

– Ну, что, – присел папа на диван рядом с лежащим Вовкой, – надо ехать.

Вовка согласно кивнул, но не двинулся с места. Он так вымотался, что веки казались ему тяжелее мешка с песком.

– Та-ак, – понял папа, – Давай ка дружок, я поеду, а ты оставайся здесь.

– Хорошо, – это было последним, что он запомнил перед тем, как провалился в богатырский сон.

Затем, как показалось Вовке, буквально через секундочку, приехала мама. Следом зашли все-все: папа, сияющий как витрина магазина, дедушки и бабушки.

– Вова, – услышал он, – просыпайся, сыночек.

Вовк разлепил глаза. Возле него сидела мама, а на руках у неё крепко спал братик. Вова резко сел и уставился на него. Он был завёрнут в белый конверт и казался крошечным, как будто не настоящий. Все его черты были такими махонькими, хоть рассматривай под микроскопом. Лишь когда братик зашевелил губками, наморщился, зажмурился, кашлянул, повертел головой, дёрнул ручками, открыл глазки, вновь их закрыл, пустил слюнявый пузырь и опять засопел – Вовчик понял, что родители ничего не перепутали и действительно, как и обещали, привезли ему брата. Самого настоящего, живого, маленького человечка.

– Вова, знакомься со своим братиком. Его зовут Семён.

– Привет, – сказал Вовка, замахал рукой и улыбнулся. Нельзя было не улыбаться, глядя на это чудо.

Даже если сильно постараться, то не получится рассказать, что же началось, когда в зал пришли задержавшиеся в коридоре бабушки и дедушки! Охи, ахи и восклицания заполнили весь дом. Вовка же готов был треснуть от распираемой радости.

День был самым, самым-самым необычайным!

К концу его, когда все разошлись, Вова поцеловал и крепко обнял маму. Он очень-очень сильно по ней соскучился пока она лежала в больнице. Целых пять дней – дело отнюдь не шуточное! В эти дни Вовчик, даже специально приходил с улицы грязнее обычного, надеясь что такое то мама пропустить не сможет и обязательно отчитает его. Увы! Как и сказал папа, мама смогла приехать только к следующим выходным.

И вот она была здесь.

– Я тоже тебя люблю, – с усталой, но счастливой улыбкой глядела она на своего старшего сына, укладывающегося в постель спать.

– Спокойно ночи, мам!

– Доброй ночи, – чмокнула она его в лобик.

Вова закрыл глаза.

Он так и не мог понять, что же за чувства он сегодня испытал, ведь их было так много и не было сил угнаться и посмотреть в лицо каждому. К тому же многие оказались ему незнакомы. Вова ясно чувствовал, что кто-то громко бахнул внутри него петардой – БА-БАХ! – и во все стороны разлетелись разноцветные конфетти, а собрать их, разобраться в них, не было никакой возможности.

Переживаний за день хватило, чтобы уснуть без задних ног и ни разу за ночь не проснуться, даже тогда, когда Семён своим криком будил весь дом.

Утром, на цыпочках, проснувшись раньше всех, Вова прокрался к кроватке братика. Тот спал. Вова принялся внимательно его рассматривать. Он показался ему и страшненько-сморщенным, но и в то же самое время – красивым! Ручки его, пальчики, ноготочки, носик – всё было таким игрушечным, но настоящим! Удивительное дело!

Неизвестно сколько бы он так его рассматривал, но тут Сёма решил проснуться. А всем известно, что как только такие маленькие дети просыпаются, они, скорее всего, сразу же начинают плакать. Возможно, они плачут от того, что ещё не умеют говорить и это им не нравится, а может и по какой другой причине. К великому огорчению, вряд ли когда-нибудь кто-нибудь узнает эту самую причину. Ведь все без исключения люди, когда вырастают – напрочь забывают те дни, когда они были такими маленькими конвертиками.

Вот и сейчас. Сёмка не просто заплакал, а заголосил! Так громко, что испугал Вовку. Он даже и предположить не мог, что такой маленький мальчик, может так кричать. Прямо как сирена воздушной тревоги! И прямо как под сирену воздушной тревоги подскочил с постели папа:

– Встаю, встаю, я встаю. Встаю.

Мама поднялась следом.

Так прошло первое знакомство Вовчика со своим младшим братиком.

Прошла целая неделя. Нельзя сказать, что она была такой же спокойной, как раньше. Точнее она и не могла быть такой спокойной. Сёма кричал очень громко и очень часто. Родители суетились вокруг него, стараясь понять, что же он хочет.

– Какой же ты у нас беспокойный! – причитал отец, обращаясь к разошедшемуся у него на руках Семёну, – и плачешь, и плачешь. И плачешь, и плачешь. И плачешь и плачешь! Вовка у нас был не в пример тебе спокойнее.

Вова тем временем привык к своему брату, даже перестал бояться брать его на руки. Когда тот не кричал. Без всяких обиняков, Сёмка ему нравился. Потешно дёргаясь, стреляя глазами, всё время строя мордашки, точно калибруя систему лицевых мышц – он был смешным карапузом.

На какое-то время Вовку даже перестали интересовать прежние игры. Очень быстро почувствовав себя старшим братом, он принялся планировать, как будет учить его читать, писать, правильно играть и вообще всему, что знает сам. Даже специально ради этого завёл тетрадку, чтобы не забыть.

В ней было всё: от фильмов и мультиков, какие обязательно надо будет показать Семёну, до книг, какие прочитать и секретов, как правильно закрывать штаб, чтобы в него не проникли посторонние.

– Мам, пап! – размечтавшись, приставал он с расспросами, – а когда Сёма уже будет говорить?

– Не скоро ещё, – отвечали ему родители, не отрываясь от младшего, – вначале ему надо научиться ходить, но не раньше, чем ползать, а случится это тогда, когда он сможет переворачиваться, а это не раньше, чем он будет самостоятельно держать свою головку, ведь она у него смотри какая большая, а шейка маленькая!

Вовчик вздыхал. Опять ждать!

Быстро и внезапно Сёмка стал центром притяжения в квартире.

Наконец-то наступили выходные! Тридцатое июня! Вовка проснулся с радостным предвкушением. Он помнил папино обещание, данное им ещё в конце учебного года, что они обязательно сходят на открытие нового городского парка. Ещё с мая месяца по всему городу, по всем интернет-порталам, по всем школам разнеслась весть о скором открытии. Шёпотом передавали дети друг другу самые невероятные подробности того, что должно было там быть. По всему выходило так, что ничего подобного ни один городской мальчишка ранее не видел.

И вот сегодня должно было состояться открытие в одиннадцать утра, где должен был присутствовать и Вовка, и Горка, и Серый.

Но всё случилось совершенно иначе.

– Как не получится? – всё весёлое настроение куда-то мигом пропало. Испарилось, исчезло, как горячий пар на холодном воздухе.

– Почему?! Почему, пап?

– Вовчик. Вовк, ты же видишь, какой братик у тебя беспокойный. Глаз да глаз за ним нужен! Мама устаёт сильно. Как же мы оставим её одну? Надо чтобы кто-то из нас был всегда рядом, помогал.

Вова повесил голову. Рука с бутербродом как-то сама собой опустилась. Они с папой завтракали, пока мама возилась с Сёмкой. Нежданные слёзы мигом навернулись на глаза, а в носу защипало. Вовка шмыгнул, моргнул. Неужели…. Неужели не пойдут? Ведь он ждал! Ждал!

– А, а пойдём, когда он спит? Ведь он почти всегда спит! Мы быстро! Покатаемся на машинках и обратно! Обещаю! Туда Серый собирался сегодня и Горка! Все там будут!

– Вовчик, не получится быстро, я бы рад, вот чесслово! Но в том то и дело, что весь город там будет! Раньше вечера не вернёмся, уж никак!

– Ну, мы постараемся!

– Вовк, прости, не получится на этих выходных. Пойми же. Но, мы обязательно с тобой сходим, обещаю! Только подгадаем время. Идёт?

Вовка что-то буркнул. Он крепился со всех сил, чтобы не расплакаться, но предательские слёзы уже текли по носу. Обида комком подступила к горлу.

– Ну, Вовк!

Папа попытался взлохматить волосы на голове сына. Вова увернулся и ушёл к себе в комнату. Там он глянул на календарь, где красным фломастером был выделен сегодняшний день. Вовчик бросил в него первое что попалось в руку – это оказался космолёт собранный из конструктора, а потому он разлетелся на кучу мелких частей. Вовка без сил свалился на кровать, обняв подушку. Жгучие слёзы брызнули из его глаз.

За дверью было слышно, что и Сёмка не успокаивался.

В тот же день, когда последняя надежда на то, что что-нибудь переменится, ушла с последней минутой до одиннадцатого часа, Вовка вышел из комнаты. Отпросившись погулять, он пошёл на улицу. Во дворе было полно детей, не весь город был на открытии, как сказал папа. Вова их всех знал, иногда играл с ними, но сейчас ему не хотелось. С надеждой, что Серый и Горка никуда не уехали, он звонил им в домофон, но никто не ответил.

Пиная камни, Вовк дошёл до самого края двора, где спрятался за газгольдером. Тополя отбрасывали густые тени, пряча мальчика от яркого солнца. Он сел на прохладный бетон, повесил голову. По чёрной от недавнего дождя земле, с редкими стебельками трав, туда-сюда сновали муравьи. Они то появлялись из своих ходов, то исчезали в них. Раньше Вовка не раз пытался проковырять их туннели, чтобы понять, куда же они ведут, но сейчас ему ничего не хотелось. Обида внутри него разрасталась и разрасталась.

Никогда раньше папа не нарушал обещания!

– Ну, привет, Фома не верующий, – нескрываемым злорадством послышался ему знакомый, мерзкий голос.

Вова не слышал, чтобы кто-то подходил, а потому порядочно испугался. Он подскочил на месте и встал с бетонного основания. Перед ним стоял тот самый чернявый мальчик. За всеми событиями, Вовчик и думать забыл о встрече в поликлинике с мерзким мальчишкой.

Вот ещё кого здесь не хватало!

При свете летнего дня его кожа казалась ещё более серой, даже солнечные лучи не разгоняли тень лежащую на нём. В общем, вид у него был болезней некуда, чего нельзя было сказать об улыбке – пышущей каким-то лихорадочным, злым довольством.

– Ты что тут делаешь? – неприветливо осведомился Вовка, – чего надо?

– Да так, гулял тут, неподалёку, можно сказать, тебя увидел. Смотрю – один. Сидишь в сторонке, голову понурил, – с притворной жалостью говорил чернявый, – народ веселится, вон в догонялки, – тут он сплюнул, – играют, в баскетбол, а ты один одинёхонек сидишь.

– Хочу и сижу, тебе что? Иди отсюда подобру-поздорову.

Но чернявого не пугали угрозы. Он стоял вальяжно, точно был хозяином всех этих мест. Руки засунул глубоко в карманы брюк, отчего острые плечи поднялись вверх на уровень ушей.

– Ну, ладно, ладно огрызаться. Ругаться с тобой я не хочу.

Вова не поверил. Слова его не соответствовали внешнему виду. Было совершенно отчётливо видно, что он хочет задеть, подколоть. Что и подтвердилось буквально сразу же:

– Как там твой брат поживает? Родители только около него и прыгают, да? Про тебя забыли? Про обещания? Конечно, забыли. Ха!

Вовка вскипел. Чтобы не ввязываться в драку, до которой сейчас у него не было настроения, он быстро зашагал прочь, сжимая и разжимая кулаки. Чернявый остался стоять на месте. Нехорошая ухмылка коверкала его мальчишеское лицо.

– Ну-ну, я же тебя предупреждал! – крикнул он вдогонку.

Вовка не обернулся, а чернявый, постояв ещё немного, развернулся, но никуда не ушёл, а просто пропал.

Возможно ли такое представить, но настроение у Вовки упало ещё ниже. Теперь оно было просто-напросто паршивым. Вове даже стало казаться, что теперь солнце избегает и его, как и того чернявого. Куда бы он ни направился – всюду за ним следовала тень.

Так оно и было в действительность. Густая, непроницаемая, как сотня метров отсыревшего бетона, тень накрыла его, появившись из тяжёлых мыслей. Теперь они вертелись вокруг незванца.

Кем тот был? Никогда раньше Вова его не видел во дворе, а тут нате пожалуйста – вот и я! Он вообще его никогда и нигде не видел до больницы! Теперь же он его точно преследует!

За такими совершенно безрадостными мыслями – Вовчик весь день бродил один. Он пинал всё, что пиналось, бросал бутылки в помойку, стучал палкой об деревья, даже шугал кошек, хотя раньше никогда так не делал и всегда смело гонял хулиганов, мучающих животных. Только всё это казалось глупым, неинтересным.

Наступил вечер, когда даже неутомимое летнее солнце свалилось за крыши домов и освещало только верхние этажи трёх двадцатиэтажек, стоявших неподалёку. Вове уже давно пора было быть дома, но он одиноко сидел в песочнице, ждал друзей.

Подъехали они одновременно. Серёга сидел сзади вместе с младшей сестрой, ходившей в садик, а Егор теснился среди двух старших братьев-двойняшек, оканчивающих в этом году школу.

– Привет! Во-о-овчи-ик! Там такенный парк! Просто обалдеть! Плохо, что тебя не было! – набросились они сразу на него.

– Угу, – буркнул Вова в ответ.

– Машины!

– Ракеты!

– А велосипеды!

– И мороженное!

– А народища было! Мама не горюй!

– И олени! Представляешь! Самые настоящие!

– А ещё интерактивные экраны! Здоровые!

– Ага, вот такенные!

– Целый зал!

– И лазеры!

Друзья наперебой кричали, стараясь сразу выложить все свои впечатления за день, а Вовка молчал и даже не мог улыбнуться.

– Короче, завтра встречаемся, мы тебе всё расскажем. Бежать надо, кушать хочется, жуть просто! Пока! – довольные друзья, махнув на прощание, побежали за родителями. Они жили в одном подъезде. Вовка в следующем.

– Пока! – сказал Вова закрывающейся подъездной двери.

Как бы ни казалось это странным, но дома Вовку никто не отчитал, что он задержался на целых двадцать пять минут. Все были заняты плачущим Сёмкой. Опять.

– Вова, на кухне ужин, ещё не остыл, – выглянул из зала папа, – пошли, покушаем. Вот только…

– Не, я что-то не хочу.

– Чой-то? – теперь вся высокая фигура отца с Сёмкой на руках показалась в коридоре.

Вовка пожал плечами. Опять комок подкатывал к горлу. И откуда они только берутся комки эти? У него что внутри фабрика по их производству?!

Вовчик слабо ударил кулаком стену.

– Пошли-пошли, а то с голоду прозрачным станешь. Весь день не ел, сидел, бродил один по двору, ни с кем не играл.

Вовка поднял глаза на папу.

– Да, – посмотрел он в сторону, – видел я всё. Пошли, в общем. Сейчас только сдам пост.

Папа умчался в зал, а через секунду был в коридоре.

– Вначале руки мыть.

Вовк подчинился.

Когда Вова ковырялся в тарелке, странно, но он действительно не чувствовал голода, к ним пришла мама.

– Спит, – сообщила она, но это и так было понятно. Ведь никто больше не шумел.

За ужином родители были ласковыми со своим сыном, папа пытался его увлечь новыми историями со своей работы, которые Вова раньше очень любил, но не получались.

Потом Вова ушёл к себе в комнату и не появлялся больше. Даже пить не выходил.

День, который должен был подарить совершенно незабываемые эмоции, подарил их, но с совершенно иной окраской, чем того ожидал и хотел Вовка.

Сегодня он впервые лёг в постель с неприятной мыслью, что теперь всё внимание будет уделено его брату. Да, он был маленький и даже покушать сам не мог, но всё же, как ни старался Вовка, но он злился на него. Обижался. И… ревновал. Он сам ещё не осознал, но именно это чувство вновь выдавило из него слёзы, скатившиеся на мягкую подушку.

Со злости, вдруг захлестнувшей его, Вовка вскочил с кровати, разорвал тетрадку с планом обучения Сёмы и зашвырнул её под кровать.

Глава 5. Из которой станет понятно, что детская обида горяча и огромна, как лесной пожар

В следующие дни Вова был мрачнее самой чёрной тучи. К Сёмке он не подходил, сдвигая брови всякий раз, когда видел своего брата. Большая обида поселилась внутри мальчика. С каждым ударом сердца она отзывалась глухими отголосками в груди.

Впервые такое произошло в их семье. Родители не могли не заметить, как переживает их старший сын и от этого, сами переживали ещё больше. И ещё больше из-за того, что у них не получалось уделять ему столько времени, как раньше. Беспокойный Сёмка, сам того не осознавая, перетягивал родительское внимание на себя.

Хотя и пускать на самотёк, оставляя наедине со своими мыслями старшего, мудрые мама с папой не пускали. Терпеливее и нежнее обычного, они всё свободное время старались быть рядом с ним. Только вот сам Вовка не замечал этого. Надувал щёки. И даже ни с перового раза отвечал, когда родители его о чём-то спрашивали.

Он страшно ревновал.

Друзья его лишь подливали масла в огонь. Все это время они только и говорили, что о парке. Не умолкая ни на секундочку. Постепенно их рассказы обросли огромным количеством придумок и самых фантастических чудес, какие с ними произошли всего-навсего за один день.

Из-за этого игры их прекратились. Больше они не спасали лесовиков, не отбивали грозные армии немецких захватчиков, не улетали в дальний космос, не летали, как какие-то супергерои, по небу, не разматывали старые плёночные кассеты через весь двор, найденные на антресоли у родителей, представляя плёнку паутиной. Фантазия мальчиков была пленена увиденными чудесами в парке.

– На следующих выходных обязательно ещё поедем! Я уже упросил родителей.

– Блинда! Надо своих тоже попросить!

– Конечно! Вместе пойдём на тот корабль!

– На тот, что под куполом?

– Ага!

– А ты с нами? – поняв, что Вовка не поддерживает разговор, обратились к нему.

Наконец-то они заметили его!

– Нет! Не хочу! – резко ответил он, ударил кулаком по выстроенной им из мокрого песка башне, пока Серёгка с Егором придавались фантазиям, и отвернулся от своих друзей.

Те переглянулись и пожали плечами. Они догадывались, почему Вовка такой злой. Он не ездил в парк, хотя много о нём говорил до этого. Только вот причины, почему не поехал – не знали, сам Вова молчал, а как всё это осторожно выяснить они попросту не знали. Мальчишки!

– Вовк, – в какой-то из дней уже жаркого июля к нему подошёл Серый. Теперь они и вовсе гуляли по отдельности.

– Чего тебе, – буркнул он.

– Ну, ты чего, хватит! Пойдём играть, мы придумали новую игру!

– Вот и играйте в новую игру свою. Я там лишний буду.

– Ну, Вовк…

– Отстань, – Вовка поднялся с бетонного основания газгольдера. В руках он держал пакет с солдатиками.

Теперь это было его постоянным местом игр. Или уходил за угол дома. Там он залазил под высокие балконы первого этажа и вылавливал бабочек, мух, жуков, гигантских муравьёв. Потом запирал в пластиковой баночке и смотрел, как те дерутся. Когда кто-то начинал одерживать верх, Вова выпускал проигрывающего, а победившему подсовывал ещё кого-нибудь. Ему было жалко проигравшего, так же как и себя. Никогда прежде Вова так не грустил и не злился.

– Не понимаю, чего ты на нас дуешься! – воскликнул Серый.

Вовк ничего не ответил.

– Ну и знаешь что!

– Что?! – Вова с вызовом посмотрел на друга.

– Да… Да, блин, ничего! – психанул Серый, – Сидишь тут как… как мухомор какой-то! Один! Даже здороваться перестал! Гриб заплесневелый! А я к тебе вообще пришёл не просто так, – звонким голосом кричал Серый. – У меня послезавтра день рождения, я тебя пригласить хотел! Так что… приходи, если захочешь, – как камень бросил он своё приглашение в Вовку и тут же развернулся на каблуках, быстро пошагал к Горке. Тот вытягивал шею, услышав крики.

Теперь пришёл их черёд обижаться на Вову. Хватит терпеть, сколько можно!

Вовчик хотел броситься следом и ударить Серого. Ему срочно нужно было что-нибудь сломать, пнуть, раздавить. Зарычав он разогнался и пнул ногой по бетону.

Резкая боль пронзила его до самой макушки и кончиков волос. Разум помутился. Он ударился одновременно и пальцами, и ногой чуть ниже колена. Можно было с полной уверенностью сказать, что синяк разольётся отличный, будет самого насыщенного фиолетового цвета. Слёзы, сами собой, выступили из глаз, покатились по лицу.

Вова зажмурился. Пока он пережидал окончание боли, почувствовал, как огонь внутри него постепенно затухает. Точно целая цистерна воды со льдом вылилась на него.

«День рождения!», – наконец первая связная мысль остановилась в голове. И как же он мог забыть! Это же у друга его! А ведь он даже подарок присмотрел, ещё месяц назад.

Серый всегда хотел себе настоящий баскетбольный мяч. Оранжевый, в мелкую пупырышку, с чёрными полосками и вытянутым человечком ведущим мяч. Точно такой, каким играют настоящие баскетболисты! И обязательно с человеком! А не тот, что купили ему родители на хорошее окончание школы – разноцветный и с машинками. Как маленькому.

Вова оббегал все магазины, даже те, что были в нескольких улицах от дома. Этим он сильно рисковал получить взбучку за то, что без спроса ушёл так далеко. Ну и пусть! Главное, что нашёл мяч. Именно такой, какой хотел Серый.

Только вот тот оказался дорогим. Вовка боялся, что родители не купят его. Поэтому, вот уже целый месяц, откладывал все деньги на мороженное и другие сладости. У него скопилась уже половина свинюшки – его копилки.

«Ладно, подарю ему на день рождения мяч, и помиримся», – решил Вова. Эта мысль немного улучшила его настроение.

Теперь перед ним стояла непростая задача. Надо было об этом рассказать родителям и сходить с ними за подарком.

Дома была только мама. Папа ещё не пришёл с работы.

– Мам, – опустив глаза, впервые Вова сам обратился к маме за эти дни.

Мама выжидающе посмотрела на своего сына. На руках у неё был Сёма. Он спал.

«И зачем его держать на руках, если он спит? Меня, наверняка, так не держали!». Внутри Вовки что-то шевельнулось, кольнуло. Конечно, он не мог знать – держали его так на руках родители или нет, но ему было сейчас легче представить что нет. Что его сразу клали в кроватку и уходили заниматься своими делами, а он лежал там одинокий и никому не нужный. Это было совсем не так, но иначе Вовка просто думать сейчас не мог. Детская фантазия огромна, как океан. Может с одинаковой лёгкостью нарисовать нереальные обиды, и совершенно немыслимые приключения.

– У Серого день рождения… Послезавтра… Он меня пригласил.

Мама округлила глаза:

– Ах, у Серёжи день рождение же, точно! Совсем из головы вылетело.

Вовка кивнул.

– Как быстро время то летит, – скорее сама себе сказала мама, качая Сёму. – Подарок же надо купить!

– Я уже знаю какой.

– Знаешь? Молодец, хорошо. Надо будет тогда обязательно сходить за ним, я поговорю вечером с папой.

– Спа… спасибо, – почему-то заикнувшись сказала Вовка.

Мама улыбнулась, хотела сказать что-то ещё, но тут Сёмка закашлился и она переключила своё внимание на него.

Вечером папа зашёл к Вовке в комнату. Вова повернул голову в его сторону, но потом опять спрятался за книжкой. Он не читал, рассматривал картинки. «С русским воином через века» – так называлась та книга с потрёпанной обложкой красного цвета. Мощные лошади и бронированные танки – всё это интересовало его каждый раз так, будто он смотрел впервые, хотя выучил уже каждый ремешочек, каждую заклёпку на изображениях.

– О, хорошая книжка, – сказал папа. Это была его старая, он сам, ещё ребёнком, засматривал её до дыр.

Вовка придвинул книгу поближе к глазам.

– Мама мне сказала, что у Серёги день рождения, надо с тобой сходить за подарком.

– Да, я уже знаю какой – мяч баскетбольный, настоящий, оранжевый…, – Вовк замолчал, как будто рассердившись на себя за то, что так много наговорил.

Хоть виду он и не подал, и даже от самого себя прятал надежду, отгонял её подальше, но он очень хотел прогуляться с папой. Пусть и в магазин за подарком.

– Вова, – папа сел на край кровати, – я знаю, что ты обижаешься на нас с мамой, но на меня в особенности, ведь я не сдержал обещание. И времени тебе совсем мало стали уделять из-за Сёмки. Но мы же не перестали тебя любить.

Папа говорил не громко, а так как обычно рассказывал сказки перед сном, когда Вова был совсем маленьким. Он живо сейчас это вспомнил. И, хоть, сейчас он слушал внимательно, всё равно придвинул книгу ещё ближе. Теперь она касалась носа. Какие-то жгучие букашки завозили ножками у него в глазах и носу, как будто специально выщипывали слёзы.

– Это правда, ты наш родной сын, мы с мамой души в тебе не чаем, – папа положил ладонь на Вовкину коленку, – я знаю, тебе сейчас не легко. Тяжело понять, но Сёмка совсем маленький, за ним нужен глаз да глаз. Поэтому мы вокруг него и суетимся. Ведь он даже головку свою поднять ещё не может, не говоря о том, чтобы самому перевернуться на животик!

Вова знал, видел. Папа устало улыбнулся. Вовк осторожно глянул из-за книги: под папиными глазами залегла тень. Он теперь мало спал.

– У нас появился ещё один член семьи – твой брат. Мы любим вас обоих совершенно одинаково. Прям тютелька в тютельку. Даже микрона в микрону.

– Это значит, что вы поделили свою любовь между нами? – вдруг высказал сокровенное Вова.

– Нет! Конечно же нет! Любовь не делится, он едина. Но она может стать в два раза больше. Что и произошло.

Вовчик судорожно вздохнул.

– Значит, мы сходим завтра… вечером? – спросил он.

Надежда, как он не прогонял её с того самого дня, когда отсчитывал минуты до одиннадцати и ждал, что вот сейчас зайдёт папа и они поедут, всё-таки подкралась к нему со спины.

Отец тяжело вздохнул.

– Прости меня, я… Вовк, понимаешь, на работе… никак не получается у меня сходить! – папа опустил голову, – Вот именно завтра мне придётся задержаться на работе, комиссия эта, совершенно не вовремя! – тут он махнул рукой по воздуху, – а когда приеду – магазин уже будет закрыт.

Вовке показалось, что кто-то сейчас накрыл его глаза чёрной пеленой. Из-за этого он не увидел, с каким привеличайшим трудом говорил папа, а он бы всё что угодно отдал, чтобы сходить завтра со своим сыном за подарком. Ведь это так важно!

Почему всё случилось именно так? Что именно завтра, именно в тот день, который так требовался Вовке, папа должен был защищать свою работу перед большими учёными, академиками? Он бы и рад перенести, но – увы! – это было совершенно не в его силах. А так как защита обыкновенно всегда затягивалась до позднего времени – ни оставалось никаких шансов.

– Вовк, давай я возьму отгул послезавтра и сходим утром? Или можем попросить бабушку или дедушку….

– Не н-надо, – изо всех сил стараясь сохранить голос выдавил Вова. Ему казалось, что он задыхается, так сильно слёзы душили его. Лучше бы надежда не подкрадывалась! Зачем, кто её просил?! Как же Вовка сейчас злился на себя!

Папа постарался ободряюще улыбнуться, но ему стало ясно, что ничего это не исправит.

– Тогда, может… – папе показалось, что он нашёл выход, – помнишь, ты упрашивал нас с мамой самому что-нибудь купить! Ведь ты у нас взрослый. Давай подарок ты купишь сам, а вечером мы с тобой вместе его запакуем. Идёт?

Вова замотал головой. Больше не было сил сдерживаться. Он отбросил книгу в сторону, перевернулся и заплакал в подушку.

– Уйди! Отстань! – сдавленно закричал он.

Папа не уходил. Он сидел рядом, кусал губы, но уже ничего не мог поделать.

Вова провалился в беспокойный сон. Он не чувствовал, как отец раздел его и аккуратно укрыл одеялом, но всю ночь перед ним стояло серое лицо чернявого пацана, жутко довольное, ухмыляющееся и говорящее: «ну-ну, палки гну, я же говорил!».

Глава 6. В которой Вовка переступает черту и пропадает

На следующее утро Вовка совершенно никуда не хотел идти. Ни на день рождения, ни в магазин, ни даже на кухню завтракать. Зато, вдруг, захотелось вовсе пропасть куда-нибудь, ни важно куда, сделаться невидимым. Просто, чтоб родители потеряли его, может, хоть тогда они обратят внимание! Может не сразу, но через денёк-другой увидят, что комната его пуста.

Вова лежал в постели и смотрел в потолок. Одна мысль на разные лады вертелась у него в голове. Он больше не нужен маме с папой! Не-ну-жен! У них есть Сёма. Они занимаются только им! Он их новый любимый сын.

Всё пошло наперекосяк с его появлением! Раньше папа всегда выполнял свои обещания, никогда не нарушал данное слово. А теперь…

«Ну и пусть!» – ударил Вова кулачком по одеялу и сжал от обиды губы.

Тут он ясно представил себе, как пойдёт бродяжничать. Может, прибьётся к каким-нибудь бродячим артистам, таким, как Бременские музыканты, а сам он станет среди них грустным мальчиком. Шутом. Будет крутить шарманку, горько плакать и собирать ржавые копейки, пока остальные будут веселить собравшуюся во дворе публику.

Потом и они от него избавятся. Когда найдут нового. Тогда он будет прятаться в подвале, чтоб его никто не нашёл, а осенью про него уже все забудут, даже в школе не вспомнят. За его место подсадят другого мальчика и он подружится с Горкой и Серым, наверняка они и не заметят подмены, а он будет стариться в одиночестве.

Такими мрачными мыслями был занят Вова, пока умывался, одевался, завтракал. Как и полагается десятилетнему мальчику, воспринимал он их очень серьёзно. Ведь всякая фантазия у детей – реальнее самого твёрдого научного факта у взрослых.

В конце концов, Вовчик решил, что так и надо сделать.

Отпросившись у мамы погулять, – она хоть и с беспокойством, но отпустила своего сына, совершенно не думая, что тот планирует сбежать из дома, – Вовка захватил с собой рюкзак. В него он спрятал несколько булочек с маком и изюмом, горсть конфет, солдатиков, книгу «С русским воином через века», носки, копилку и бумагу с карандашами. Хотел ещё взять одеяло, но оно не влезло.

«Обойдусь!» – пыхтел Вова, запихивая его обратно в комод.

В зале вновь заревел Семён. Он только что покушал и теперь мучился от колик в животе.

– Тише, тише, тише, ш-ш-ш-ш, – доносился ласковый, но уставший голос матери.

Вовк взвалил рюкзак на плечи. Его они так не успокаивают! Наоборот даже, запрещают всё и ругают. С мыслью, что больше сюда не вернётся, он захлопнул входную дверь.

«А мама даже не догадывается! Спокойно меня отпустила», – подумалось ему.

И тут такая пустота накатила, что хоть волком вой и по стенам бегай. Никогда больше он не увидит свой дом! Ни-ког-да! Это же так много! На какое-то мгновение эти мысли даже заставили Вовку развернуться назад, но крики младшего брата, ясно доносившиеся даже через закрытую дверь, остановили его.

Первые шаги были сделаны.

Не оглядываясь (а жуть как хотелось!), смотря только вперёд, Вовка дошёл до угла дома. Замедлил шаг, передёрнул плечами, чтобы поправить рюкзак, мотнул головой и направился дальше. Пару раз он сглотнул большой комок, вставший в горле, но не сбавил ход.

Вот и школа осталась позади.

Вовчик направился дальше и остановился только лишь у продуктового магазина. Всё. Тут была граница. Дальше один он никогда не уходил. Всегда возвращался назад, когда выходил из магазина с какими-нибудь сладостями, купленными на сэкономленные карманные деньги.

Любой другой ничего бы не увидел, кроме заасфальтированной дорожки, но не Вовк. Он ясно чувствовал ту черту, материализовавшуюся в виде трещинки на асфальте, перешагнув какую, совершит нечто, что никогда ещё не делал. Да и не думал делать до сегодняшнего утра!

Он уйдёт.

Вновь всё закипело внутри него. Стиснув зубы, даже зажмурившись, он поднял ногу и сделал шаг.

– Н-н-ну-ну. Далеко собрался?

От неожиданности, Вовка отшатнулся. Открыл глаза и увидел, что возле него опять стоял тот чернявый. Мерзкая улыбочка, так похожая на ухмылку, была вместе с ним.

– Ну-ну. Ну-ну, – со смаком говорил он, глядя пристально на Вовку, – Что я вижу! Рюкзак набитый до отказа, слёзы в глазах ещё не высохли, да и… так сказать, до дома отсюда далековато будет.

Вова молчал. Не было у него сил что-то отвечать. Как будто махом вся вода из чайника выкипела. Чернявый тоже молчал, но по иной причине. В углу рта он держал длинную спичку. Ловко подцепив её языком, он перевёл её в другой угол. Подмигнул насупившемуся Вовке.

– Так ты уходишь? – спросил.

– Ухожу, – еле слышно ответил Вовка. Вообще-то отвечать он не собирался, слова как-то сами собой выскочили наружу. Против воли.

– Вижу. Ну-ну, значит всё-таки и ты не избежал общей участи всех старших, разлюбимых детей.

Вова хотел спросить какой участи, но на этот раз сдержался. Чернявый это увидел, а потому помолчал ещё немного, чтобы дать Вовке помучится. Он вдруг заинтересовался ногтями. Они у него были неровно обгрызены, с забившейся грязью.

– Зачем уходишь? – наконец спросил он, придав голосу заинтересованность.

– Тебе то что? – вздохнул Вовка. Ну, почему он не может от него отстать? Как он вообще оказывается рядом? И почему всегда застаёт врасплох? Что ему надо?

– Да есть что! – парировал чернявый, – Раз спрашиваю, значит, есть дело. Только ты мне скажи, зачем уходить, когда можно воспользоваться сложившейся ситуацией в свою пользу?

– Воспользоваться? – не понял Вова, – Чем воспользоваться?

– Всех вас бестолковых учить надо! – кажется, по-настоящему развеселился чернявый, – ну, лады, смотри. Родители тебя разлюбили – это факт. У них теперь, так сказать, есть Семён. Он станет их любимым сыном, а ты всегда будешь сбоку кушать растаявшее мороженное, когда у него всегда будет холодное. Да и в парки будете только по его желанию ходить, а не когда тебе захочется. Бла-бла-бла. Это всё понятно и неизбежно.

Вова был так подавлен, что даже не спрашивал, откуда чернявый всё знает, а тот, оседлав коня, лихо продолжал:

– … а раз так, то ты имеешь полное право на те деньги, что оставили, типа, на подарок, а на самом деле откупившись от тебя.

– А…

– Не важно откуда знаю! – самодовольно бросил чернявый, – но это так.

Вовка опустил голову.

– Ну-ну, чего грустишь? Не всё так плохо, как кажется! Если подумать – у тебя же целая гора денег! Подарок то своему дружку, которому, кстати, тоже на тебя плевать, иначе бы он был сейчас с тобой, ты хотел подарить ого-го! Дорогой! А раз так всё складывается, то ты можешь, с абсолютно чистой совестью, потратить деньги на что-нибудь другое!

– На другое?

– Да! Разве ты не заслужил?

Чернявый пристально вгляделся в Вовчика. Видимо он увидел что-то, что ему не понравилось, потому что он сразу же круто поменял тональность:

– Ну-ну, может я и хватанул лишнего! Занесло, с кем не бывает? Если ты так переживаешь из-за этого, что, конечно, похвально, я не спорю, то купи подарок! Купи! Только не тот, какой хотел, а подешевле. Всё равно никто не узнает, твой папа даже не удосужился спросить, что ты хотел подарить. Ему уже плевать. Сдачу оставишь себе. Как тебе, а? Здорово я придумал! – чернявый захохотал.

– Не, не могу я, – неуверенно промычал Вовка, – ведь мне…

– Как не можешь? – перебил чернявый, теперь он стоял прямо напротив, – Не смеши мои трусы. Не может он! Хорошо, раз не можешь, скажи мне тогда: как ты жить собрался то? Кушать что будешь?

– У меня есть…

– Что у тебя есть? Пара булочек? А воду взял?

Вовка воду не взял.

– Вот так вот! Ха! Ну-ну, а как же ты без воды жить собрался? Вот сейчас пить захочешь? Что, домой побежишь? Или ты знаешь секрет как обойтись?

Чернявый ухмыльнулся. Вовка замотал головой.

– То-то же! Я тебе дело советую! Значит тут без вариантов, деньги нужны, – со знанием дела говорил чернявый, – если ты, конечно, не сдрейфил и не побежишь домой сейчас?

– Никуда я не побегу!

– Я так и думал. Пошли в магазин, купишь себе бутербродов всяких, мороженого, чипсов. Ну, и воды, конечно. Родителям на тебя уже всё равно, а тебе кушать надо!

Можно сколько угодно удивляться, что Вовк не прогнал чернявого, как прежде, но на самом деле ничего удивительного в этом не было вовсе. Раньше он чувствовал за собой семью: папу, маму, а теперь.… Теперь же обида размером с целую планету и жалость к самому себе подмяли его. Ведь он был ребёнком, а дети всегда чувствуют всё как через увеличительное стекло. Даже блошка становится слоном. Неудивительно, что появление младшего брата и переключение внимания родителей на него, так подействовало на Вовку. Ум ему подсказывал, что это всё только потому, что братик маленький, но эмоции в его возрасте гораздо сильнее, они с лёгкостью заглушили «глупые измышления» мозга.

Чернявый же, по натуре своей, знал, когда надо появляться. У него был природный нюх на подобные ситуации. Поэтому сейчас и лил беспрепятственно сладкие речи, обращаясь к эмоциям, а Вова слушал.

Вовка подумал, что ему и вправду нужны деньги. Нет, на день рождения он сходит. Он не будет тратить всё на себя. Купит какой-нибудь подарок – набор индейцев, например, быстро подарит и убежит. А дальше то как-то жить надо!

Его мысли уловил чернявый, нехорошо улыбнулся.

– Давай, воды купим, – открыл он дверь в магазин, придвинувшись для этого к Вовчику, задел шорты.

И тут Вова сообразил, что деньги то на подарок он не брал! Только копилку. Он полез в рюкзак за ней.

– Эй, ты куда лезешь? – удивился чернявый.

– Так я не взял деньги. Сейчас достану свои.

– Как не взял? – дверь с грохотом от слишком тугого доводчика, захлопнулась, – Папа их тебе в карман шорт разве не положил?

– В карман шорт? – Вовка удивился, но хлопнул себя по карманам. Действительно, что-то в них было. Он достал две бумажки.

– Вот! А говорил нету, пошли! – чернявый выплюнув спичку прямо на асфальт мимо урны и опять распахнул дверь в магазин.

Вдруг Вовк почувствовал, что всё стало происходить будто в тумане. Однако не смог ухватиться за эту догадку, зашёл внутрь.

– Мороженное. И попить, – сказал он, протягивая одну из бумажек продавцу.

И тут произошло что-то совсем странное. В тот самый момент, когда женщина-продавец приняла деньги, всё вокруг изменилось.

Прилавки, стены, окна, холодильники, еда, бутылки с водой – в общем всё, что было в магазине и даже сама продавец, – вытянулось, потом скрутилось, перекрутилось, растянулось в ширь и опять сжалось. Вовка чувствовал, как и его крутит точно так же. Как будто затягивает в воронку.

Крикнуть он не успел, всё пропало.

Первая и единственная подглава шестой главы. В которой Вовка оказывается в плену у чернявого

Когда тело перестало завязываться в узел и развязываться из него, а под ногами оказалась твёрдая земля, Вовка понял, что стоит на четвереньках. И хоть окружающий мир вновь стал незыблемым, как скала, внутри него всё бурлило, булькало, ходило ходуном и, что хуже всего, готово было выплеснуться наружу при малейшем движении. Сверх того, перед глазами пульсировали тёмные пятна, а в ушах стоял гул, будто в них задувал ветер вырвавшийся из узкого тоннеля.

Если говорить честно-откровенно, то Вовка чувствовал себя так, как если бы он отравился грибами и вдобавок к этому, попал в шторм в открытом океане.

– Эка тебя раскочевряжело, – развеселился от вида страдающего Вовки чернявый, чувствовавший себя вполне здоровым. Он, как ни в чём не бывало, крепко стоял на ногах.

– Ну-ну, не боись, пройдёт. У всех так в первый раз, с непривычки, так сказать.

Он подошёл к стоящему на четвереньках Вовке и со смехом пихнул его.

– Э.. буль.., – Вова с трудом устоял, но от толчка, успокоившиеся немного внутренности вновь заколыхались.

– Ой, извиняюсь, извинтеляюсь, прямо таки и подшутить нельзя. Я же не знал, что тебе так плохо, –гаденькая улыбочка вновь заиграла на его лице.

Гримасничество чернявого Вовка не видел. Ему вообще сейчас было не до него. Он попробовал закрыть глаза, но стало только хуже. Тогда он с трудом приподнял кружащуюся, как юла голову и глянул вдаль. Перед ним предстала картина аккуратно подстриженного газона, уходящего к горизонту. Там он поймал взглядом кудрявое облачко и остановился на нём. Облако весело неподвижно, что и нужно было сошедшему с ума вестибулярному аппарату Вовки.

Спустя несколько минут, почувствовав себя лучше, Вовка попытался подняться. Это оказалось нелегко, всё-таки слабость в ногах ещё не прошла.

– О! – кисло протянул изрядно истомившийся чернявый, хотя прошло не более пяти минут, – явление Вовчика народу. Благодарим, покорно! – тут он сделал реверанс и склонился в глубоком поклоне, – Я уж думал, что застряну тут с тобой до вечера. А у меня дела, между прочим!

Всё ещё с шумящей головой, но уже понимая, что происходит, Вовчик огляделся по сторонам.

Это точно была не дорога перед магазином. Да и вообще дороги здесь никакой не было. Насколько хватало глаз, во все стороны тянулся зелёный газон. Странно, что не было ветра, не жужжали и не стрекотали насекомые, да даже запаха травы не было, зато откуда-то доносились приглушённые звуки города.

– Мы где?

– Как где? – чернявый сделал удивлённое выражение лица, осмотрелся по сторонам, – фу-ух, испугал меня. Мы здесь! – торжественно заключил он.

Вова непонимающе уставился на кривляющегося чернявого. Тому это явно доставляло огромное удовольствие.

– Ах, ох! Я же тебя не поприветствовал! Добро пожаловать сюда!

– Куда, сюда?

– Сюда! Сюда, где собрались все такие же как и ты: брошенные, обиженные, испорченные, непонятые и недопонятые, оставленные, забытые, кинутые и прочая, прочая, прочая. Бла-бла-бла. Короче, такие же как и ты!

Из вывалившегося на него потока слов, Вовка мало что понял, кроме того, что место это странное и находится непонятно где и как.

– А имя этому «здесь» есть? – спросил он.

Чернявый скривился.

– Всё то ты хочешь знать сразу. Нет, чтоб сказать мне спасибо, я же привёл тебя сюда.

– Я не просил, – заметил Вовка.

– Как не просил?! – оскорблёно воскликнул чернявый. У него это получилось так натурально, что Вовка невольно почувствовал свою вину, хотя её и быть не могло!

– Как не просил то, а?! Люди добрые, – начал кричать чернявый, призывая к вниманию непонятно кого, ведь они здесь были одни, – посмотрите, что делается то! Стараешься, стараешься, а тебе – оп-па! – получи добряк гранату, – говорят, что не просили!

Чернявый принялся рвать на себе волосы. От такого концерта Вовка не на шутку испугался, стараясь понять, где же он виноват. Все его чувства после внезапного перемещения перемешались, он ещё не пришёл в себя окончательно.

– Ну, я правда…

Тут чернявый скукожился, как маслина на солнце.

– Кривда! – вдруг зло воскликнул он. – Не просил говоришь? Ну-ну. А кто у родителей деньги спёр и мороженое на них купить захотел, вместо подарка? А? Я что ли?!

Сказать, что после такого Вовка опешил, значит практически соврать. Слишком много всего непонятного произошло за последние минут пятнадцать, как он повстречал чернявого. И тут ещё такая ложь!

Всё это обескураживало похлеще снега летом.

– Ты же сам…, – попробовал было оправдаться Вовка.

Я? – чернявый сделал большие круглые глаза, – Я?! Ну-ну, вот так вот! Я тут совсем не причём, то есть вообще, абсолютно, ни коим, самым малейшим образом! И не надо даже пытаться меня замешивать в свои дела.

Вовка не верил своим ушам. Такая наглая и откровенная ложь, выдаваемая за оскорблённую правду, окончательно сбивала с толку.

– Всё делал ты сам, и ни-ни, – завертел головой чернявый, – ни-ни! Меня сюда не вмешивай! Вот уж баста! Я всего лишь исполнил твоё желание. Кстати, деньги верни.

Не успел Вова отойти от второго шока – или десятого? не мудрено сбиться с толку, – как тут же подкатил следующий.

– Как… какие деньги? – даже заикнулся он. Негодование подступило к самому горлу.

– Какие-какие, не придуривайся! Те, что я тебе в карман положил.

– Подложил?

– Не подложил, а положил! Огромная разница, между прочим.

– Так это же папа, – уже понимая глупость таких слов, всё же произнёс их Вовка.

Чернявый выпучил глаза, как если бы ему вдруг сообщили, что Земля плоская.

– Ты что сдурел что ль? Ха-ха! Стал бы папа тебе в карман шорт их класть. Ты думай то! Они у мамы твоей, а эти я тебе положил в карман около магазина. Так что давай сюда.

Чернявый протянул руку. Всё это походило на какую-то совершенно не смешную шутку. Это уже совсем чересчур! Вовка сжал зубы, нахмурился:

– Зачем ты их мне подложил? – требовательно спросил он.

– По-ло-жил! – взбесился чернявый, – Да и какая разница? Я или кто-то ещё.

– Зачем? – упорствовал Вова.

– Зачем, зачем. Заладил. А если бы не положил, тогда что? Пришлось бы возвращаться домой, просить деньги, а так я тебе время сэкономил! – отмахнулся чернявый, – услугу, можно сказать, бесплатную сделал.

– Ты меня обманул! – крикнул Вовка и сжал кулаки. Больше он терпеть не мог.

– Да сколько же можно?! – вдруг взорвался чернявый, закричав в ответ, – я тебя не обманывал! Я сказал кривду…

Чернявый, занятый своим театральным представлением, потерял бдительность, а потому отскочить ему, как в больнице, от набросившегося на него Вовки, не получилось.

«Ух!» – только и выдохнул он весь воздух из груди, когда они покатились по траве.

Вовка мутузил чернявого нещадно, тот не оставался в долгу и в свою очередь давал очень ощутимые тычки в бока своими худыми пальцами. Оба мальчика рычали, как какие-нибудь сцепившиеся росомахи.

Чернявый всё же начал сдавать, под натиском крепкого Вовки, и попытался улизнуть.

– Я те дам! – крикнул Вова и дал кулаком в ухо.

– А вот и я тебе! – взвизгнул чернявый, но не смог. Рука его пролетела мимо увернувшегося Вовки.

В честном бою у чернявого не было шансов. Он это прекрасно понимал, но честно драться и не собирался. Крепко вцепившись в Вовку – укусил его за ухо.

– А-а-а-а! – заревел от неожиданности и расслабил хватку. Чернявый тем временем, поймав момент, покатился с Вовкой по траве и со всей силы приложил его об какую-то невидимую стену. Вова больно ударился головой и окончательно выпустил чернявого из рук.

В глазах у него помутнело, а когда он очнулся никого уже рядом не было.

Сколько времени ходил он туда-сюда, сказать было сложно. Только понял одно – это было не поле, не луг и не газон. Трава оказалась пластиковой, расцарапавшей ему всё лицо, когда они катались по ней. Небо и горизонт – рисунки на стенах и, скорее всего потолке – достать до него, проверить, не получилось. В общем и целом выходило всё так, что Вовка остался один запертый в каком-то помещении без дверей, наверняка, где-то в городе. Потому что шум, пусть и приглушённо, но доносился до ушей взволнованного мальчика.

Видимых дверей нет, но как-то же чернявый выбрался!

– А-а-а-а! – от бессилия закричал Вовка.

Ходить просто так, как загнанный зверь, смысла то же не было, поэтому он решил сесть и дождаться чего-нибудь. Однако он так вымотался, что сам не заметил, как уснул.

Проспал долго, а когда встал, то увидел на порядочном от себя расстоянии чернявого. Тот стоял, заложив ногу за ногу и облокотившись об замаскированную стену, рассматривая свои ногти.

Первой мыслью и движением Вовки было броситься на него.

– Стой-стой! – предупредил чернявый, подняв голову, – давай успокоимся! Я сюда не драться пришёл.

Вова встал на ноги.

– Ты обманщик!

Чернявый скривился:

– Обманщик я или нет, разберёмся потом, сейчас вопрос в другом: ты выйти отсюда хочешь?

Вовка тяжело дышал, всё внутри него кипело, но выйти он хотел.

– Ну, хочу.

– Вот и ладненько. Давай заключим на время мир, идёт? Ты не будешь при каждом удобном и не удобном случае на меня бросаться, а я взамен выведу тебя отсюда, ну и покажу что и как. Идёт?

– Хорошо.

– Отлично! Так, – глянул на часы чернявый. Только тут Вовка заметил, что у того на запястье обоих рук было по трое часов и все они показывали разное время.

– Кажись, успеваем, – каким-то способом определил он, – но прежде чем уйти, надо избавиться от всего, что ты принёс с собой. Выкидывай всё.

– Зачем это? – сощурился Вовка.

Чернявый закатил глаза, что-то сказал невнятно. Всем своим видом он показывал крайнюю степень раздражения.

– Ты много ещё вопросов задавать будешь? Так надо! Правила здесь такие! Доволен?

Вовка не двинулся с места. Пусть чернявый ориентировался «здесь» лучше, но он хотел знать почему и вообще, где это «здесь»?

– И за что мне такое ангельское терпение! – воскликнул чернявый, рассмотрев в Вовчике горой вставшую настырность, – отсюда запрещается выходить с любыми вещами связывающими тебя с домом. У нас тут всё есть для жизни. Это противозаконно! И меня, как человека поручившегося за тебя, могут посадить в тюрьму, если ты хоть что-нибудь пронесёшь с собой.

– Я не просил тебя поручаться, – просто сказал Вова.

– Да? Ну, и как знаешь! – зло бросил чернявый, что-то сделал и перед ним открылась дверь.

Одновременно с раскрывшейся дверью донёсся шум автомобилей, гудки, крики. Не мешкая, Вова бросился к чернявому, но он находился далеко. Поэтому, когда подбежал – на том месте опять была глухая стена с нарисованными на ней небом и травой.

Вовчик принялся бить, колошматить и стучать по ней, но ничего путёвого не вышло. По всему выходило, что он оказался в какой-то тюрьме.

Выбившись из сил и разбив кулаки, Вовка бросился на пластиковый газон. Он уже сто раз пожалел, что ушёл из дому и в отсутствии чернявого, специально напоминавшему ему, уже не считал это такой правильной идеей.

К тому же сильно хотелось есть. Вова достал свои припасы, но вот беда! Все они были сладкими, а пить у него не было.

Ведь он так и не купил воды.

– Так что? – послышался противный голос чернявого, – выходим или как?

Вовка подскочил. Он сам не заметил, как опять задремал. Ему снилось, что он был дома и пил горячий, вкусный чай, какой умеет заваривать папа.

На этот раз он ничего не ответил, но не сводил глаз с мерзкого мальчишки. По его взгляду, чернявый понял, что лучше убраться по добру по здорову. Дверь захлопнулась раньше, чем Вова сумел добежать. Даже щели не осталось. Причём, на этот раз, чернявый появился с противоположной стороны, ведь Вовка не сходил с места около прошлой двери.

Так продолжалось несколько раз. Чернявый появлялся и исчезал, а Вова всё пытался разгадать механизм. Но вечно так быть не могло, ведь Вова был человеком, ребёнком, а пить хотелось уже нестерпимо.

Легко представлять себе, читая книги о потерпевших кораблекрушение матросов, как они страдали от жажды, запивая прочитанные строчки чаем. Когда же сам понимаешь, что такое жажда без возможности утолить её – это совсем другое. Но чернявый, каким бы мерзким он не был, не желал Вовкиной смерти. Но и никогда не делал ничего просто так. В следующее своё появление в руках у него была бутылка с водой.

– На вот, – кинул он её, – попей.

Вова поймал. Однако не стал пить, а внимательно её рассмотрел. Бутылка была новая и запечатанная.

– Да не бойся ты! – скривился чернявый, – никто тебя травить не будет. Сдался ты!

Вода оказалась прохладной и необычайно вкусной. Вовка выпил весь бутыль.

– Ну, и долго ты ещё будешь тут сидеть? Давай так, вещи твои будут лежать здесь, никто их не утащит! Даю слово.

Слово чернявого в общем-то ничего не стоило, об этом Вова уже догадывался, но и оставаться здесь дольше ему не хотелось. Сколько прошло: день, два? В месте, где нет смены дня и нет часов, время совершает удивительные кульбиты и один час может показаться целой вечностью, а череда дней – слиться в несколько секунд.

– Поверь мне, тебе ничего из того, что у тебя есть здесь – не пригодится. Это мир чудес и возможностей! Здесь есть всё!

Всё же Вовка колебался. Это были его вещи, с ними он чувствовал себя собой, кроме того, через них чувствовал свой дом.

– Или…, – прищурился черняввый, – ты хочешь каждый раз глядя на, – что там у тебя в рюкзаке? не знаю, – вспоминать дом, где все увиваются за твоим голосящим братиком? Разве ты не хотел уйти, показать, что ты и так проживёшь? Так сделай это!

Отступившая на второй план обида на родителей, опять вышла вперёд. Чернявый ловко выманил её наружу в нужное ему время.

Вовка, позабывший с чего всё началось, вспомнил, почему оказался здесь. Он ведь действительно хотел уйти и, кажется, уже ушёл так далеко, что без помощи чернявого ему теперь не справиться. Как бы он не не нравился Вовчику, только он и мог вызволить его из всей это дурацкой истории. В какую сам же его и заманил. Но, в конце концов – зачем он действительно думает про родителей, когда они про него и думать забыли?!

Вовка согласился, но с условием:

– Рюкзак я оставлю.

Чернявый приценился.

– Рюкзак? А, валяй! Вдруг пригодится спрятать туда что-нибудь.

Вовка принялся вытряхивать, а чернявый внимательно осматривал всё, что падало из него. Вскоре рюкзак был опустошён.

– Это всё? – недоверчиво спросил чернявый.

– Да.

– Хм, а в карманах?

Вова выложил фантик, камень, крышку от бутылки и деньги.

– А, это моё, – забрал их чернявый. – Точно всё?

Вова вывернул карманы наружу. Посыпался песок и крошки от хлеба. Чернявый подошёл к кучке вещей, разбросал их ногами, носком пнул книгу.

– Ну-ну-у, – протянул он, подозрительно посмотрел на Вовчика, опять на вещи, – кажись действительно всё. Ладно, пошли. Только не вздумай на меня кидаться! Предупреждаю.

Вовка и не думал. Сейчас, по крайней мере. Он хотел уже выбраться, наконец, отсюда и поесть.

Чернявый сделал несколько шагов в сторону, потом повернул на право, пошёл вперёд вдоль какой-то невидимой линии. Спустя несколько шагов его руки во что-то упёрлись.

– Ага, – сказал он и схватился руками, как показалось Вовчику, за облачко на небе. Провёл как-то по его контурам и потянул на себя. Облако оказалось ловко замаскированной ручкой. Распахнулась дверь. И тут же Вовку накрыл грохот города.

Они перешагнули порог и попали в Кривомирье.

Глава 7. В которой правила оказываются взаимоисключающими, еда – условно-бесплатной, а правда оборачивается кривдой

Нельзя сказать, что место, в котором очутился Вовка было каким-то необычным. Оно просто-напросто было совершенно невозможным, поэтому обычные понятия обычности и необычности здесь не работали.

Оказались они посреди улицы с высокими домами, имеющими самую разную, абсолютно не сочетаемую между собой архитектуру. Как будто их выдернули не просто из разных эпох и поставили рядом, но даже из разных уголков Галактики. Поэтому какой-нибудь небоскрёб мог запросто соседствовать с каменной башней прямиком из XVII века, а та стояла рядом с каким-то уж совершенно невиданным строением, напоминающим то ли ёжика, то ли слизняка, то ли просто соплю. Причём создавалось ощущение, что оно двигается.

Заасфальтированные улицы были настолько кривы, что, казалось, проектировали их поломанными или не откалиброванными инструментами, смотря через отражение в разбитых зеркалах. Мало того – они ещё и пересекались под совершенно неудобными углами.

Весь этот разброд и шатание дополняли снующие туда-сюда машины, выглядящие так, точно их вытянули прямиком из какого-нибудь неважного мультика. Однако, что в такой ситуации было действительно странным, водители были вполне человеческого вида, а не какие-нибудь муравьи или там динозавры, какие обычно водят такие авто в мультиках. Да и пешеходы были самыми настоящими людьми. То есть ходили на двух ногах, имели столько же рук, ровно вдвое меньше голов… ну, в общем, обычные люди.

Как бы странно не звучало после всего сказанного, но именно это и было единственным нормальным здесь. Дальше были сплошные ненормальности.

Начать хотя бы с того, что везде, то есть буквально везде, даже под ногами, была реклама. Её было так много, что порой за ней не видны были дома, окна, светофоры, асфальт. Какие-то плакаты обещали белоснежные зубы, как сахар-рафинад, стоило только съесть пять килограммов того самого сахара; другие рекламировали таблетки от памяти, точнее для памяти с пятью разными вкусами и в новой упаковке; третьи, лозунгами, нарисованными на асфальте, гарантировали мгновенный результат (чего захочешь!), стоило только приправлять еду специальной добавкой, опять таки, имеющей целых восемь вкусов. Новые лекарства, новые напитки, старые лекарства и старые напитки в новой упаковке, усиленные формулы воды для смекалки, утроенные формулы усиленных формул конфет для крепости костей, особые условия подписчикам и уникальные условия – постоянным подписчикам – перед Вовкиными глазами всё это кружилось в какой-то ярко-кислотной карусели.

Реклама сияла, сверкала, переливалась, сменялась, вертелась и опять вертелась, эффектно взрывалась и… в общем всё делала для того, чтобы привлечь к себе внимание.

И не было рекламы ни одного вредного товара! Даже газировка, от которой потом скрипели зубы, была не просто газировкой, а средством от колик в животе, а новая компьютерная игра гарантировала все полученные в ней скилы персонажа перенести в реальную жизнь (уникальная методика с революционным программным кодом!).

В общем, все товары что-то предлагали – обязательно уникальное, улучшали – «результат 1000%!», совершенствовали и были созданы ведущими менеджерами специально и только «для Тебя».

При этом мелким шрифтом, внизу всегда была приписка-оговорка, что настоящие характеристики товаров могут отличаться от рекламируемых.

От такого обилия скачущей информации, уже через две минуты у Вовки зарябило в глазах, а потому он решил не обращать внимания на рекламу. Легче от этого не стало, потому что, когда он переключился на прохожих, то с удивлением обнаружил, что найти даже одного взрослого у него не получалось. Кругом были сплошь дети. И это в городе, а не где-нибудь в детском саду. Правда, дети были странными. Они всеми силами старались походить на взрослых.

Кто-то шёл в строгом костюме тройке с фетровой шляпой на голове и с кожаным чемоданчиком в руках, кто-то был и вовсе во фраке, впрочем, плохо сидящем, а кто-то, выделываясь, посвистывал и вертел начищенной до блеска тростью. Вовка даже увидел нескольких с моноклями в глазах и нарисованным глянцем чёрных усов. В общем, взрослых не было ни единого человека, а переодетых во взрослых детей – каждый первый прохожий.

И сплошь мальчишки.

Сам же Вовка в своих потрёпанных шортах, с зелёными коленками и в бордовой футболке выглядел очень странно, поэтому на него тут же стали обращать пристальное внимание прохожие. И во взглядах их не было ничего одобрительного, точно он нарушил какие-то правила, явившись сюда в неподобающем для ребёнка виде.

– Разве так можно! – воскликнул один мальчик, проходя мимо.

– Чёрт знает что! – поддакнул ему другой, на вид – семиклассник.

– Этот откуда тут взялся? – лениво протянул третий, с моноклем.

Каждый из них очень старались придать себе образы солидных мужчин. Вовке показалось это смешным, он прыснул в кулак.

– Не отставай, – бросил через плечо чернявый, ушедший уже на несколько шагов вперёд.

– Куда мы идём?

– Кушать! – ответил чернявый, – Умираю, жрать хочу!

Так как это соответствовало желаниям Вовки, больше он ничего спрашивать не стал, решив, что после еды разберётся. К тому же ему, даже против своего желания, приходилось постоянно отвлекаться – вертеть головой по сторонам, столько ещё всего странного, необычного, невозможного, удивительного, поразительного происходило вокруг.

Взять хотя бы, как на перекрёстке без светофоров столкнулись сразу семь одноместных мультяшных автомобильчиков. Вовка даже моргнул несколько раз, подумал, что ему это привиделось. Не могла же настолько курьёзная авария случиться взаправду.

Всё началось с того, что один горе-автомобилист никак не мог проехать перекрёсток. Не мог он проехать потому, что стоял на второстепенной дороге, а пропускать его никто и не думал. Едущие в потоке, завидев его, даже специально подгазовывали, чтобы не оставлять самого маленького просвета. Устав ждать (а ждал он добрых полминуты), водитель вышел из машины, достал из багажника здоровенные кусачки – ведь само-собой – каждый возит в багажнике такие кусачки! – и направился к знаку «Главная дорога». Пристроившись с инструментом около него, он, с нескольких попыток, перекусил таки железный столб со знаком, а затем переставил так, чтобы теперь его дорога стала главной. Правда, знак стоять не хотел и норовил упасть то в одну, то в другую сторону. Пришлось облокотить его об дерево.

Уже на этом Вовка никак не мог поверить своим глазам.

Дальше же произошло то, что и должно было произойти. Довольный собой мальчишка, одетый в какой-то концертный костюм с атласными отворотами поверх рубашки в клетку, запрыгнул обратно в машину и тут же надавил на газ. Сигналя и крича в окно, что он теперь главный, выскочил на перекрёсток. Только вот никто видимо его главенство не заметил, потому что в него тут же поврезались другие машины. В одну секунду образовался гигантский затор, кипящий от криков его участников, гудков и двигателей машин, как добрая сотня чайников на плите. Атмосфера в месте аварии накалилась добела.

Что случилось дальше – Вовка так и не узнал. Они завернули за угол. Но и за углом события только набирали оборот.

– Нам туда, – чернявый указал на противоположную сторону улицы.

Как раз в этот момент для пешеходов загорелся зелёный сигнал светофора. Вовка уверенно вступил на дорогу. И его тут же чуть не сбила чёрная машина с высокой крышей и маленькими колёсами. Лишь только то спасло Вовку от наезда, что чернявый вовремя ухватил его за рюкзак и со всех сил дёрнул назад.

Вовка плюхнулся прям на пятую точку, до того всё произошло неожиданно.

– Смотри куда прёшь, остолоп! – прокричало возмущённое лицо какого-то малыша, высунувшееся из окна.

– Это ты куда едешь, осёл! – закричал вслед умчавшейся машине Вовка. Он подскочил на ноги. Сердце его бешено колотилось, перед глазами пульсировали какие-то пятна.

– Эй-эй, что раскричался то? – встрял чернявый, – Вообще-то, ты пошёл на разрешающий сигнал светофора, а это, так сказать, запрещено, – заметил, как бы между прочим, он.

До Вовы даже не сразу дошёл смысл сказанного, таким он был взаимоисключающим.

– Как? То есть… в смысле запрещено? – наконец вымолвил он. Грудь его глубоко поднималась и опускалась, а сердце всё ещё гулко било в набат. Его только что чуть не сбила машина! Всякое, даже самое спокойное сердце, стало бы работать как сумасшедшее.

– А ты посмотри внимательно, глаза тебе на что?

И только тут Вова заметил, что все машины двигались на красный.

– А, э. Почему? – нехило удивился он нежданному открытию.

– Не задавай глупых вопросов, ей-ей, как маленький, – закатил глаза чернявый, – и вообще, я тебе жизнь спас, если что! И где спасибо?

– Спасибо, – автоматически сказал Вова.

Когда на светофоре загорелся красный человечек стоящий на месте, а для автомобилей вспыхнул зелёный сигнал – пешеходы преспокойно пошли через дорогу. Пошёл и Вовка.

Спустя пару минут, уже по другому поводу, Вова подумал, что это всё ему снится, потому что не может быть взаправду. Поводом стала отворачивающая направо дорога. Всё бы ничего, да только она врезалась прямо в дом. Судя по тому, что он, как нарочно, стоял прямо посреди улицы, а за ним дорога, как ни в чём не бывало, шла дальше – раньше его здесь точно не было. Ну, или это было новое архитектурное слово или какой-то протест, чтобы стать заметным. Или ещё что-то столь же глупое, но естественное здесь.

Оказалось вовсе не так. Вовка только открыл рот, чтобы задать вопрос, как его тут же опередил чернявый. Он раздражённо сказал:

– Только не спрашивай! Владелец дома имел право нарушить все правила и построить дом, и нарушил. Это не запрещается. Каждый, кто хочет, тот может нарушить любое правило. Даже нарушить нарушение. Главное вовремя переписать все законы, чтобы запрещённое стало, так сказать, разрешённым или наоборот, и, – тут голос чернявого стал приглушённым, как будто он поверял некую тайну, – соблюсти кой-какие ещё формальности.

Какие это были формальности, Вова спрашивать не стал. Вряд ли они могли быть честными.

Но и это было лишь самым-самым началом того, что было дальше. А дальше было всё «чудесатее и чудесатее».

Там где стоял знак стоп – все шли, а где была зебра – никто даже и не думал на неё ступить, обходя её стороной, как прокажённую. Если на двери весела вывеска «закрыто», то никто не обращал на неё внимание, напротив же – где было написано «открыто» – все разочарованно вздыхали, пробовали открыть закрытую дверь, разворачивались и шли дальше. Машина, мигая правым поворотником, могла так спокойно проехать несколько поворотов и, в конце концов, повернуть налево или вовсе никуда не сворачивать. Аварии при этом были столь же обычным делом, как и заполонившая всё реклама.

Вдоль дорог стояла целая куча знаков имеющих самое противоположное значение, а некоторые прямо указывали на то, что сделать было просто нельзя. Например – свернуть там, где поворота не было, а был, например, забор; или – в таком случае знаки были один под другим – указывалось ехать со скоростью не ниже девяносто километров в час, при ограничении в шестьдесят, а дальше стоял, посвистывая хулиганистого вида сотрудник дорожной службы с высоченной фуражкой на голове и серебряным значком. Размахивая самой настоящей дубинкой из какого-то дерева, он выборочно тормозил машины и выписывал квитанции за нарушение или того правила или другого. В зависимости от того, какое сейчас можно было применить.

– Имеет право! – только лишь пожал плечами чернявый.

– Но…

– Пошли уже, ну! – раздражённо бросил чернявый и ускорил шаг.

После этого, фонарный столб, стоящий вверх тормашкой и единственный пешеходный мост через шестиполосную дорогу, обрывающийся аккурат на третьей полосе – не казались чем-то уж совсем невозможным. Всё это вполне вписывалось в окружающую действительность.

Правда, один раз, засмотревшись на лежащий на боку дом, – «видимо так захотел построить архитектор, нарушив какие-нибудь ещё правила или указания, потому что имел на это полное право», – так подумал Вовка, – он неожиданно врезался в стену, хотя ясно видел боковым зрением, что впереди продолжение улицы и никакой стены там нет. Может, так оно и должно было быть, но, как всё-таки оказалось, это была кирпичная стена. Просто на ней так реалистично нарисовали продолжение улицы, что не мудрено было принять за чистую монету. За какой надобностью ею перегородили улицу – было совершенно непонятно. Она просто стояла.

– Ай! – схватился Вовка за нос и расшибленный лоб.

– Я же сказал идти за мной! – ещё более раздражённо бросил чернявый, выглянув из-за этой стены. Он то, зная, легко её обошёл.

О таких мелочах, как повсюду встречающиеся мусорные бачки без отверстия для выбрасываемого мусора, с висящими рядом с ними табличками с сообщениями о крупных санкциях за грязь и мусор – упоминать и не стоит. Как и о том, что, само собой, таблички погрязли в целых горах мусора из стаканчиков, фантиков, кожуры, жвачек, пакетов, бумаги, банок и всего остального, что можно было выбросить. Были ещё автобусные остановки, поставленные на крыше домов, куда, само собой, ни один автобус не мог бы заехать. Был даже киоск по продаже газированной воды без крана, зато с действующим приёмником монет.

В общем и целом создавалось такое ощущение, что всё здесь было сделано специально не так, как должно быть. На зло. И люки от колодцев всех геометрических форм, кроме круглой, только утверждали в этой догадке Вову.

Наконец, они пришли. Чернявый остановился перед большой стеклянной витриной. Справа от неё находилась красивая дверь красного цвета и табличка с режимом работы. На ней Вовка прочитал: «Кафе, Бистро, Закусочная, Ресторан, Пиццерия, Общепит, Столовая, Траттория. Режим работы: как захочу». Ниже была другая: «Закрыто»; а ещё ниже третья: «Совсем закрыто».

Чернявый тоже глянул на таблички, сверился со всеми часами, показывающими разное время.

– Успели, – радостно оповестил он.

Удивляться уже не было сил. Успели, так успели.

Вовка был уверен, что они войдут именно в дверь. Точнее он даже и не думал о другом, когда потянулся к ручке. Но не смог не то что открыть дверь, но у него не получилось даже ухватиться за ручку – махнув по воздуху рукой, едва не потерял равновесие. Ничего не поняв, Вовка решил попробовать ещё раз. Чернявый с усмешкой глядя на него произнёс: «Ну-ну, пытайся хоть до посинения», – после чего уверенным шагом направился прямо на стеклянную витрину три на пять метров.

Озадаченный Вовка хотел уже крикнуть, чтобы тот остановился, а то врежется и стекло всё осыплется прямо на него, но тут в витрине распахнулся прямоугольный проём. Он и оказался «настоящей» дверью, а дверь – нарисованной бутафорией.

Как долго можно (и нужно ли!) ещё было удивляться, Вовка не знал. Да, если честно, уже и не хотел знать. Желудок его, почувствовав близость еды, заурчал настойчивее.

– Ну, чего встал, пошли кушать! – раздался из глубины кафе, ресторана или столовой или чего-то другого, голос чернявого.

Вова зашёл внутрь.

Первая подглава седьмой главы. В которой Вовка, неожиданно для себя, становится опасным преступником

Чтобы это ни было – кафе, ресторан, бистро, столовая или чёрт ногу сломит какое ещё заведение, – но здесь было самообслуживание.

– Не стесняйся, наваливай сколько хочешь! – чернявый взял самый большой поднос, размером с целый стол, водрузил на него батарею тарелок и принялся накладывать себе огромнейшие порции. То есть они были действительно огромные. Вовка, глядел как целыми поварёшками чернявый накладывает себе толчённую картошку. Съест ли он хотя бы половину – был большой вопрос.

Сам же он не решался наложить себе даже порцию рожек. Кушать он хотел так, что желудок его, в этом Вовка совершенно не сомневался, начал переваривать сам себя. К тому же запахи вокруг были жуть какими аппетитными. Дело всё было в том, что он не знал, даже примерно, сколько здесь всё стоит.

Хоть Вовчик и ходил только в начальную школу, но сто тысяч раз видел, как его родители расплачивались в различных столовых и кафешках. Да и сам он, когда покупал хлеб, молоко или ещё что-нибудь в магазине, уверенно ориентировался в наклеенных на продукты ценниках. Он точно знал – бесплатно ничего нельзя брать. Если, конечно, нет какого-нибудь праздника с полевой кухней и вкуснющими кашами с тушёнкой.

Здесь же не было ни наклеенных, ни поставленных, ни прибитых, ни хоть каких-нибудь ценников: ни распечатанных, ни от руки написанных! Как будто всё было бесплатным.

– Чего стоишь то? – чернявый глянул на Вовку.

– Эм, а сколько всё это стоит? – робко поинтересовался он.

– Стоит? В смысле, сколько стоит? – как будто искренне не понял вопроса чернявый, а через секунду рассмеялся:

– Ха-ха! Умора! Ха! – кажется, запахи витающие здесь, как и предвкушение скорого обеда вернули ему прежнее мерзко-весёлое настроение, – Сколько стоит! Ах-ха-ха! Во даёт! Аж до слёз!

Чернявый принялся вытирать несуществующие слёзы. Вовка в свою очередь не мог понять, почему тот так смеётся и это ему не нравилось. Ведь смеялись над ним, а из-за чего – неизвестно. Кому это понравится? К тому же он начал привлекает к себе внимание остальных, кто находился здесь. Все посетители как один повернули к ним головы. Чернявый гоготал неприлично громко.

– О-ой, – схватился он за живот, – Рассмешил так рассмешил. Сколько стоит! Надо же. Да всё бесплатно! Ешь – не хочу! Так что бери, не стесняйся.

– Бесплатно? – не веря, переспросил Вова. Ему папа не раз говорил, что бесплатным бывает только сыр в мышеловке. Да и за тот, частенько, приходится платить очень высокую цену.

– Да, точно-точно бесплатно, то есть совсем, – подтвердил чернявый и плюхнул в толчонку куриную ножку. Затем подумал и подхватил ещё одну. Как будто у него еды было мало. И без этого на подносе уже была целая гора из вермишели, сверху её венчало несколько жирных шпикачек, на другой тарелке лежали свиные рёбрышки, тут же примостились шампуры с шашлыками, несколько видов супов (грибной, куриный и свекольник), в двух глубоких мисках два разных салата, три стакана газировки. Дополняло всё это несколько пышных пирожков и две сосиски в тесте. И чернявый набирал ещё.

Всё же Вовка не поверил ему. Он наложил себе совсем немного, даже пирожное не взял. Примерно считая, что денег из копилки должно хватить.

Увидев это, чернявый, только, ухмыльнулся:

– Ну-ну. Боишься, не расплатишься? Не веришь, значит, да? Считаешь, что я тебя обманывать стану? Да спроси у кого угодно здесь, тебе все подтвердят. Эй, – не стал дожидаться, когда это сделает Вовка, обратился он к первому же, кого увидел, – скажи же что здесь всё бесплатно? Да?

Мальчишка, одетый как лондонский денди, удивленно вскинул прилизанные гелием брови, точно его просили подтвердить какой-то сущий пустяк, давно всем известный:

– Кэйнешо, – с каким-то непонятным, но явно искусственным, акцентом лениво протянул он.

– Ну? – с видом «я же тебе говорил, Фома неверующий» чернявый закатил глаза.

И всё же Вова добавил себе только ещё одно пирожное. Хотя абсолютно у всех были порции не меньше, а то и больше, чем у чернявого. И никто не съедал и четверти из того, что брал, старательно пробуя из каждой тарелки и надкусывая каждый кусочек.

Закончив набирать еду, они сели за первый же свободный столик. Само собой, что и здесь не обошлось без рекламы. По всей поверхности стола рекламировали совершенно замечательную газировку, позволяющую утолять жажду лучше любой другой стандартной газировки. Особенно если выпить два стакана, а не один. А ещё лучше, конечно же, три. Вообще, всё это кафе пестрело рекламой именно этой газировки. Повсюду был красный цвет. И ничего попить кроме этой газировки и газированного чая со вкусом этой же газировки здесь не было.

Вовка положил поднос и начал осматриваться.

– Фто ишеш? – с полным ртом толчёной картошки и вермишели, поинтересовался чернявый. Он начал кушать ещё на ходу, держа поднос одной рукой. Несколько раз, пока они шли, он его чуть не перевернул, каким-то невероятным чудом удержав, всё же, на руках.

– Туалет.

– Там, – махнул вилкой, и сглотнул комок еды, – стой, а зачем?

– Руки помыть.

– Чего сделать? – разинул рот чернявый, показав не проглоченные части еды, – Руки? Ну-ну. Мамсик чтоль?

– Что значит мамсик? – насупился Вовка. Ему уже стало надоедать, что чернявый вечно его подкалывает, смеётся, точно он был каким-то дураком. Если бы не данное им слово и незнакомое место, Вова бы давно вмазал кулаком и ушёл.

– А то и значит. То же мне самостоятельный нашёлся! Руки моют только по прихоти мамы, а все взрослые ничего подобного не делают, если только они не мамсики.

Вовка глянул на ладони. С виду они показались чистыми, как будто и не надо было мыть, хотя точно такими же они были и тогда в больнице, но папа сказал, что на них целая тьма микробов. Чернявый небрежно бросил:

– Да чушь всё это с микробами. Точно те говорю. Давай жрать.

Секунду спустя добавил, пожав плечами:

– Хотя, можешь сходить помыть.

Вова мыть не стал, но протёр салфеткой. Что, конечно же, не могло сделать руки чистыми. Управился он с рожками и одной сосиской быстро. Затем выпил чай с пирожным. Чай был отвратительный, по вкусу, как горячая газировка. Хотя, реклама, утверждала, что этот чай обязательно понравится, ведь он имеет всеми любимый, классический вкус.

Наестся, Вова, не наелся, но стеснялся взять ещё. Пришлось облизать пальчики. Чернявый же уплетал за обе щёки. И хоть горы еды не сказать, чтобы становились сильно меньше, но ел он как не в себя.

Докончив очередной пирожок и запив его газировкой, чернявый довольно рыгнул.

– Ох, я и объелся! – довольно констатировал он, хотя к тем же рёбрышкам он даже не притрагивался, так, облизнул их только, – Посидим немного, утрамбуется всё в животе и чайку попьём. Тут пирожные объедение.

На этих словах он облокотился на спинку стула и умасленными глазами принялся благодушно наблюдать за всем, что происходило вокруг. Вовка посчитал, что как раз сейчас можно задать назревшие вопросы. Первым из них должен был стать: «Где они, всё-таки находятся?», – но тут к столу подошёл какой-то пацан. Он был большим, как пончик, с круглым лицом, наливными щеками, маленькими глазёнками, в поварском колпаке красного цвета, рекламирующим газировку и таком же фартуке – с изображением довольных мальчишек и девчонок, пьющих тот самый чай. Кулаки его были крупными, а живот – большим, как надувной шар.

– Ты, – тыкнул он пальцем в Вовку, – новенький?

– Ну, эм.

Неужели по нему сразу видно, что он только очутился здесь?

– Да, да, новенький, он со мной, – вяло бросил чернявый. В глазах его, при этом, загорелись нехорошие огоньки.

– Ага, новенький значит. Правду ещё не сдал?

– Что? – переспросил Вовка. Кого, куда он должен был сдать и зачем?

– Не, не сдал, – так же безразлично бросил чернявый, начав ковыряться зубочисткой в зубах. Глаза его прямо таки светились. Он явно что-то ожидал.

– А за еду тогда кто платить будет? – грозно осведомился повар и угрожающе надвинулся на Вову.

– Да успокойся, на мой счёт запиши, – не давая разобраться в ситуации, вдруг предложил чернявый.

– Не сильно ли ты щедрый? – осведомился повар. Видимо он был ещё и владельцем этого заведения.

– Да-а-а, – потянулся чернявый, – тебе то что?

– А то, что так нельзя, по закону.

– Фьюи! Так давай решим этот вопрос, проблемы то! – бросил чернявый.

– Так, стой, – вставил слово Вовка, он совсем не хотел быть обязанным чернявому, тем более таким способом. Да, они были сейчас вместе, но неприязнь к нему у Вовки никуда не прошла. – Не надо ни на чей счёт записывать и что-то нарушать. Я расплачусь.

Он полез в рюкзак. Копилку ему пришлось оставить, но деньги из неё он все высыпал. Сколько там было, Вова не знал, но был уверен, что ему хватит. Взял то немного!

– Не сможешь, – с какой-то наглой уверенностью сказал чернявый. Голос его был довольным.

– Смогу!

Чернявый прищурился:

– Ну-ну, как знаешь. Валяй, если хочешь, – и вновь облокотился на спинку стула, увлёкшись ковырянием в зубах, кажется, окончательно потеряв интерес к тому, что происходит.

Повар протянул счёт. Бутылка с газировкой украшала уголок бумаги. Вовк принялся читать. Витиеватым почерком было написано: «Голубцы, вареники, пельмени, две булки хлеба, десяток сваренных в крутую яиц, холодные щи, грибная похлёбка, печёночный торт, жульен, толчённая картоха, винегрет, окрошка, зразы, рис с маслом, дыня, груша, виноград, три манго и т. д., и т. д., и т. п. В общей сумме…»

– Сколько?! – воскликнул Вовка.

Общий счёт составлял сто миллионов. У Вовки постепенно отваливалась челюсть.

– Я… я же не кушал ничего из этого. Даже не накладывал себе. У меня были только рожки, сосиски, чай и пирожное!

– Ну и что? Заказ то был, а кушал ты или нет – меня не волнует. Надо оплатить.

– Да не было такого заказа! – не на шутку разозлился Вова. От такой наглости растерянность его как рукой смыло, – Это враньё! Слушай, докажи! – обратился он к чернявому, но тот лишь глянул на счёт, но ничего не ответил. Всем видом, однако, показывая, что он предупреждал.

– Ты же мне сказал, что здесь вообще всё бесплатно!

– Эй, эй! слушай, меня не вмешивай! – поспешил откреститься чернявый, выставив вперёд руки, – Ты отказался от моей помощи, вот и расхлёбывай теперь!

– Так, – повысил голос повар, – мне всё равно, что там кто у вас и почему, мне нужна оплата счёта. Будешь платить или мне вызвать полиционера?

– Да, я правда….

Тут все затихли. Даже на соседних столиках прекратился шум, и посетители вжали голову в плечи. Наступила гробовая тишина.

– Что ты? – переспросил грозно повар.

– Я ничего из этого не заказывал! Правда! – чётко, по словам, уверенный в своей правоте, сказал Вовчик.

– Ну-ну, – только и послышался голос чернявого. Улыбка его прорисовалась от уха до уха. Казалось, что именно этого он и добивался, разыгрывая сценку. Он всё знал наперёд. Мысль эта промелькнула в Вовчике, как скоростной поезд. Прежде чем…:

– Преступник! Преступник! – заголосил повар.

Короткая часть подглавы, в которой судят опасного преступника

Вовка и сам не понял, как оказался на скамейке подсудимых. Едва повар закричал, что он преступник, как из ниоткуда выскочили двое полиционеров, – пацанов одетых в синие мундиры с высокими фуражками на головах и золотыми значками, – схватили его крепко за руки, что и пошевелиться нельзя было.

И вот он уже оказался на длинной скамейке в зале суда, а прямо перед ним, на возвышении, в чёрной мантии, с париком из белых накрученных волос на голове, сидел другой мальчишка. Вид его был крайне недовольный, как будто его оторвали от более важного занятия.

Чернявого же нигде не было. Он преспокойно остался допивать чай.

Процесс начался.

– Виновен! – провозгласил белый парик, стукнул молотком и поспешил подняться.

Такое решение могло выбить из колеи любого, даже взрослого человека, не говоря о ребёнке, к тому же впервые оказавшемся в зале суда. Только вот Вовка, не смотря на возраст, умел постоять за себя. Он успел отойти от всех неожиданностей последних десяти минут, а потому ему потребовалось меньше секунды, чтобы возмутиться:

– Эй! – бойко крикнул он на весь зал, – что значит виновен? Что тут происходит? Ты кто?

Только вот его уже никто не слушал. Вновь подскочили полиционеры, скрутили руки и через минуту Вову бросили в камеру.

– Эй! Эй! Выпустите меня! – бросился он к решётке.

Кричал он долго, пока не почувствовал, что хрипнет. Но никто даже не подошёл к нему. Решётчатая дверь выходила в длинный, тонувший в полумраке коридор. Только несколько крыс пробежало по нему и всё. Больше никого не было.

Вова уселся на край кровати, схватился за волосы и зарычал. Не сколько от всего произошедшего, сколько от непонимания что вообще происходит. Как он за каких-то… а сколько прошло времени с тех пор, как он оказался в этом «здесь»? Ведь, он даже не знал, что находится в Кривомирье. Да и не мог знать, ведь о существовании такого мира не трубят на каждом углу.

Глава 8. Повторное слушание

Не прошло и десяти минут, как Вовка почувствовал, что у него начало сильно крутить живот. Микробы, попавшие в него прямиком с рук, развели бурную деятельность, активно приживаясь и творя шут знает что.

Вовка застонал. Всё-таки руки надо было вымыть, а не слушать этого отпетого вруна. У него же что не слово – всё враки! Только вот задним умом все мудры, а исправить уже ничего было нельзя. Приходилось терпеть да кусать губы.

Мучился несчастный Вова до самойночи. Скрутившись калачиком, он лежал на твёрдой конке и думал лишь о том, что если бы он был дома, то мама наверняка сделала бы что-нибудь, чтоб ему не было так больно. Выскользнула слеза. И впервые, за всё время, что был здесь, он почувствовал прикосновение чего-то тёплого к груди. Испугавшись, он подумал, что это какое-то насекомое, а потому схватился рукой. Оказалось, что это был ключ.

Оттянув футболку, Вовка глянул на него. Как ни в чём не бывало, будто и не было всех этих событий, ключ от дома висел на красной верёвочке. Сжав его в кулак, Вовка, наконец, уснул.

Проснулся от того, что дверь в его камеру открыл охранник.

– Вставай! – прикрикнул он, обращаясь к Вовке как к самому настоящему преступнику.

Вытерев пот со лба, он поднялся с кровати. Охранник бросил ему завтрак, огрызок мыла и рваное полотенце. Затем закрыл решётку на замок и, посвистывая, ушёл.

Живот болеть перестал, но больше рисковать Вовка не хотел. Он взял мыло и тщательно умылся, прежде чем преступить к скудной еде, состоявшей из двух гречневых оладий и стакана тёплой воды.

Отложив пустой поднос, Вовка попытался просунуть голову через толстые прутья и осмотреться в коридоре, но у него ничего не вышло.

– Эй! Тут есть кто? – крикнул он.

Эхо разлетелось по коридору, но ответа никакого не последовало. Ничего не оставалось другого, как вновь улечься на кровать и думать о том, что делать дальше.

Сдаваться Вовка не собирался. Пускай он оказался непонятно где, непонятно как, без всех вещей – даже рюкзак отобрали, – но оставаться тут он не собирался. Он прочитал много приключенческих книг и принялся прикидывать различные планы побега.

Для начала надо было осмотреть стены. Внешне они казались сложенными из прочного камня. Как и пол. Так что подкапывать Вовка даже не стал пытаться. Окошко, находившееся прямо под потолком, было не только слишком высоко, но ещё и мало. Туда не пролез бы и Сёмка. Только небольшой лучик света и мог через него светить.

Вовка несколько раз обошёл свою клеть, внимательно всё осмотрев. Нет, отсюда сбежать было невозможно. Прутья были хоть и ржавыми, но прочными. Нечего было и думать выломать их.

Вот только если попытаться вырваться, когда охранник откроет дверь… Вовка не имел чёткого плана, но решил действовать по обстоятельствам. Разобраться по ходу пьесы.

Наступило время обеда. Тот же охранник принёс ему еду, на этот раз сунув под щель. С досады Вовка пнул поднос и остался голодным.

Так прошло два бесплотных дня. На третий, с самого утра сквозь сон Вова услышал какой-то шум. Когда тот достиг его камеры, он уже стоял на ногах.

– На выход, – грозно сказал охранник. Рядом с ним было ещё три таких же.

Надев на Вовку наручники и мешок, они вывели его из камеры, а дальше пошли куда-то по коридору. Вова пробовал запомнить сколько сделали они шагов и куда повернули, как это делали герои книг, но у него не получилось. Дело это оказалось не таким-то и простым, как описывается в книжках.

Путь оказался не долгим. Наконец, мешок с него был снят. После полумрака камеры, солнечный свет показался невыносимо ярким. Вова прищурился.

Когда глаза привыкли, он понял, что вновь оказался в зале суда. Перед ним сидел тот же самый мальчишка в парике.

– Оч-чень хорошо, – произнёс он напыщенно, – итак, второе заседание по делу справедливика объявляю открытым.

"Судья" стукнул молотком по круглой подставке красного цвета. Вовке даже показалось, что на ней была реклама того самого газированного напитка.

– Вы отсидели первичный срок, за нарушение законов Кривомирья. Теперь мы готовы рассмотреть ваше условно-досрочное освобождение. Вы признаёте свою вину?

Вова не знал о чём речь, поэтому покачал головой.

– Отвечайте суду словами!

– В чём моя вина? – спросил Вова.

"Судья" поморщился.

– Так-с, запущенный случай. Хорошо. Вы обвиняетесь в том, и отсидели положенный срок в тюрьме справедливиков из-за того, что оскорбили честь, достоинство и моральный дух всех граждан и гостей Кривомирья недостойным поведением, обратившись к…, – тут "судья" набрал воздуха в грудь, – обратившись к ПРАВДЕ!

Со всех сторон раздался ропот. Репортёры, представленные детьми всех возрастов, дружно застучали по экранам планшетов. Все они были в очках, разношёрстных джемперах или твидовых пиджаках, белых рубашках, джинсах или брюках в клеточку. Лица их были серьёзны, а все движения – деловыми. В общем, всё выглядело, как в каком-то фильме.

Вовка уже давно подметил, что дети тут всеми силами старались быть не похожими на детей и подражали всему, что где-то когда-то видели и им это понравилось.

"Судья" продолжал:

– Что, категорически запрещено, как антикривомирская деятельность. Вы согласны с обвинением?

– Вы меня судите за то, что я сказал правду? – Вовка подскочил со скамейки.

– Тише! Тише! Просим соблюдать уважение к Суду! – заколотил молотком "судья", встав на ноги, – Тишина я сказал!

Решив всё выяснить до конца, потому что возвращаться в тюрьму ему не хотелось, Вовка набрался сил, чтобы подчиниться и сел на свои руки.

"Судья" покраснел. С шумом и грохотом он уселся на кресло с высоченной спинкой и высокими башенками, и с ещё большим шумом принялся перекладывать бумаги (Вовке показалось, что они были пустыми) с места на место.

Закончив стучать бумагами, белый парик важно произнёс:

– Мы – суд!

Чтобы это звучало ещё более убедительно – поддался вперёд, едва, при этом, не перекувырнувшись через трибуну, но вовремя ухватился за неё.

– Суд! – повторил он, – И мы обладаем властью назначать виновных, а затем судить их! Понятно?

– Так и судите виновных, я тут при чём? – возразил Вова, призывая все свои внутренние силы, чтобы не закричать.

Хоть уши его горели, а руки дрожали, но так просто сдаваться, играть по их дурацким правилам он не собирался. Нет! Нетушки! Нет, нет и нет! Надоело ему! Сколько можно?! На зелёный – стой, на красный – иди! Еда бесплатная, но изволь за неё платить! В тюрьму за правду! Это же чушь какая-то!

– Как при чём? Как это при чём?! – затрясся "судья" от возмущения, – Вы обвиняетесь в особо тяжком преступлении, совершённом не далее как три дня назад! А преступление было, раз вы отсидели положенный срок за него. Вы осознаёте это? – мальчик-"судья" сурово посмотрел на подсудимого. Его брови были сдвинуты, да и вообще весь он походил на индюка.

Неожиданно, от всей этой картины, Вову пробрал смех, он прыснул.

– Что такое?! Тишина, тишина! Хватит смеяться! – завопил "судья", выпучив глаза, – это неуважение к суду! Я, то есть мы! Мы требуем тишины! Тишины!

Охранники, стоявшие столбами, сделали по два шага по направлению к Вовке. Он это заметил, но ничуть не испугался. Пусть их и было ровно в десять раз больше, чем его одного. Теперь он был готов дать бой.

Вова перестал смеяться, но не улыбаться.

– Вот так и надо себя вести! – победно крикнул "судья", – так вы осознаёте себя виновным в совершённом вами преступлении? – опять склонился он над своей трибуной, чтобы глянуть прямо на подсудимого. На этот раз заранее крепко ухватившись за неё, чтобы не полететь вниз головой.

– В каком? – не удержался, чтобы не подразнить "судью", переспросил Вова.

– В особо тяжком разумеется! Я, тьфу, то есть мы уже объяснили! – "судья" так усердно принялся размахивать руками, что сам себе сбил напудренный парик. Покраснев, он сконфузился и полез под трибуну, поправить его. Когда вынырнул обратно, набрал в грудь побольше воздуха:

– Итак! – стукнул он молотком, – Правда! Вами был употреблён запрещённый в приличном обществе термин, когда злопорядочный гражданин попытался, на полных для того основаниях, потребовать уплату за сделанный заказ в его заведении.

– Он врал! – выкрикнул Вова, – Он мне приписал… кучу всего, чего я не брал на самом деле! Где-то должна быть та бумажка. А я говорил правду! И сейчас говорю! Вы его судите за враньё, а не меня!

Репортёры дружно ахнули и принялись ещё скорее бить экранам планшетов.

– Он-не-врал! – чётко выговаривая каждую букву парировал "судья", – мы имели возможность ознакомиться с его показаниями, – здесь он потряс пустыми бумажками, – он говорил самую настоящую кривду! А вот вы, – показал пальцем на Вову, – совершили преступление и только что признались в нём! Самым наглым образом говорили правду! По моим законам – это тяжкое преступление! Виновен! – прокричал "судья" и ударил молотком.

Вовка опять вскочил со скамьи.

– Виновен! Виновен! Виновен в злонамеренном искажении правдой кривды! Увести! – не унимался мальчик. Он кричал так исступлённо, что казалось, будто разум его помутился. Парик вновь съехал на лоб, а он всё стучал молотком.

Тут к разошедшемуся судье подбежал его помощник и что-то зашептал ему на ухо. Тот прекратил кричать.

– Ах, да. Увлёкся. Вы же уже отсидели первый положенный срок. У нас второе слушание о досрочном… гм-гм. А как там. А, да-да, да-да. Вы имеете право не признавать свою вину, мы вас выпустим, но только под залог обмена правды на кривду!

Опять эта кривда. Совершенно не давала она покоя Вовке.

– Какая ещё кривда?! Что это такое??? – взорвался он.

В зале суда зазвинела тишина. Ни репортёры, переставшие стучать по клавишам ноутбуков, ни охранники – целых десять человек, ведь дело рассматривалось особо опасного преступника, – ни сам "судья", никто, казалось, не был готов к такому повороту событий.

Или всё это было фальшью? Какое-то мерзкое чувство обмана никак не могло отпустить Вовку, только прислушаться к нему не было времени.

– Так-так, – наконец прорезался тонкий голос судьи, он качал головой, – так-так. Что такое кривда, значит, да? Слышьте, уважаемые присутствующие – подсудимый не знает, что такое кривда!

Со всех сторон донеслось цоканье, аханье, возмущения: «Да, как такое возможно?!», «Немыслимо!».

– Значит, вы ещё и не знаете наших основополагающих правил? Каждый, кто находится в Кривомирье, не важно – час, пять минут или несколько дней, обязан знать наши правила, законы, постановления, указы, хотелки, измышления и выдумки! Потому что Кривомирье – наш добрый дом, свободен от всяких взрослых указок! Мы здесь делаем, что хотим! – поучал "судья" добрых пять минут.

– Это Кривомирье! – закончил он таким тоном, как будто Вовке от этого сразу всё должно было стать понятно.

Однако ничего понятно не стало.

И всё-таки Вова был не из робкого десятка и расплакаться в незнакомой обстановке, вдалеке от родителей, как это бы наверняка сделал кто-нибудь другой, оказавшись в такой ситуации, было для него стыдно. Вместо этого, опустив голову, исподлобья, Вова смотрел на охранников, раздумывая кому бы треснуть первому и куда бежать дальше. Честным путём тут не победить. Конечно, в идеале хотелось дать хорошего поджопника тому, кто вырядился судьёй, но тот пока сидел слишком высоко.

И в этот самый момент – ни минутой раньше, ни минутой позже, – появился чернявый. Он вошёл в зал суда как к себе домой.

Подглава восьмой главы. Простая формальность

– Уважаемый суд! Уважаемый суд! – фамильярным тоном обратился чернявый. Он остановился в проходе, между двумя рядами длинных скамеек.

– Это мой подопечный, – едва заметно кивнул в сторону Вовчика, – я не успел его ещё ознакомить с некоторыми премудростями нашей свободной страны. Но, не смотря на это, прошу его великодушно отпустить.

"Судья" подобрался.

– Это приятно, что вы зашли к нам и жульнически продолжаете исполнять свою праведную работу, увеличивая численность наших подданных, однако! – "судья" выдержал паузу, – Однако, это не окривдывает подсудимого и вас, между прочим!

Чернявый виновно опустил голову, но Вовка ясно увидел, что он лишь кривляется, исполняет роль. Озорные огоньки не покидали его хитрых глаз. Вовка опять почувствовал, какой же всё-таки чернявый был склизким, мерзким. И как его угораздило связаться с ним!

– Да, да! Я понимаю. Понимаю. Просто уж очень хотелось кушать, поэтому, без всякой подготовки.… Да-да, понимаю, ваша честь! Но готов вам поклясться, что больше такого не повторится!

– Хм, хм. Вы готовы дать ложную клятву?

– Готов! – с излишней горячностью подтвердил чернявый.

– Хм. Хм и готовы склонить этого бесстыдного гостя Кривомирья, отпетого справедливика, по всем трём пунктам обязательного гражданина?

– Готов!

Вовка не вмешивался в странный диалог между судьёй и чернявым. Прилепившись к нему, как универсальный клей, его не оставляло ощущение, что всё здесь: и суд, и охрана, и "судья", и появление чернявого именно в момент, когда Вовка готов был начать отстаивать себя кулаками, и его странная уступчивость – всё от и до было ненастоящим, плохой инсценировкой. Вовка даже мотнул головой, стараясь сбросить с себя наваждение. Оно не пропало. Даже усилилось, когда чернявый подошёл к "судье" и так ловко ему передал что-то, что никто не увидел что.

"Судья" спрятался за трибуной. Послышался шорох раскрываемой бумаги, а затем довольный возглас. После чего вылез с улыбкой на лице.

– Хорошо, суд принимает ваш совершенно бескорыстный подарок и благоволит вам. Вы делаете доброе дело. Только вам надо подписать бумагу и я тут же отпущу подсудимого.

– Бумагу? – с преувеличенным удивлением воскликнул чернявый.

– Конечно, новые правила.

– С каких пор?

– С этой минуты! Разве вы не знали?

– О, нет, конечно же знал! С этой минуты новые правила.

– Так то! – самодовольно ухмыльнулся "судья", – Итак, в бумаге говорится, что вы обязуетесь, берётесь, гарантируете и прочая прочая, – "судья" зевнул, – склонить подсудимого на правильный путь скользкой дорожки.

– Берусь!

– Отлично! Подсудимый, – теперь мальчишка обратился к Вовке, – вы совершили тяжкое преступление, это видели все. И отсидели за это первичный срок. По-хорошему впаять бы вам ещё, но суд верит, что вы ещё можете исправиться и встать на путь ложный и достойный, как то и полагается всякому сознательному кривомирцу. Мы отпускаем вас под опеку многоуважаемого мистера, гм-гм, вот его, – указал пальцем на чернявого, – на испытательный срок в течение которого, вы обязаны будете следовать всем пунктам на бумаге, что подписывает сейчас ваш заступник.

– Я не прошу никого….! – спохватился Вовка, но было поздно.

– Решение оглашено! Суд окончен! – и мальчишка со всей силы стукнул молотком, сбросил с себя парик и буквально вылетел из зала суда, прижимая свёрток к груди.

Вовку отпустили тут же. Точнее все просто разошлись. В помещении суда остался только он и чернявый.

– Н-ну-ну, теперь доволен? А ведь всё могло быть совсем иначе!

– Как иначе?! Да плевал я на этот суд и вообще на всё здесь, без тебя бы справился, отведи меня обратно, к магазину!

Чернявый опять прищурился. Он всегда так делал, когда вычислял дальнейшие ходы.

– Ты хочешь, чтобы я тебя отвёл? Хочешь, да? – наконец спросил он.

– Хочу!

– Не смотря на всё, что я уже сделал для тебя?

– Сделал? Что ты сделал? Подставил меня, я в тюрьме три дня сидел!

– Ах, так! Ну-ну. Да хоть сейчас тебя отведу обратно! Зачем мне такие друзья! – взорвался чернявый, – А сам сяду в тюрьму до самой пенсии! Хочешь?

– Твои проблемы! – в запале бросил Вовка. Он не чувствовал себя ничем обязанным чернявому. Театральная игра его только бесила. Не желая больше смотреть на неё, плюнув, Вовка направился к выходу. Он не знал куда идти, но ему просто хотелось скорее уйти отсюда. Всё здесь ему не нравилось, давило на него. Как будто даже воздух был другим – лживым, каким-то, тяжёлым.

Глядя на удаляющуюся спину Вовчика, чернявого перекосило от злости, но когда начал говорить, только горе было в его голосе:

– Вот так значит, да? Вот так ты поступаешь с теми, кто тебя спасает! О горе мне, горе! Да если бы тогда ты не начал строить из себя всего такого справедливика – тьфу!…

– Я не справедливик!

Чернявый не слушал:

–… а позволил мне помочь тебе! А теперь видишь! – он догнал Вовку и потряс перед его носом бумагой с таким мелким шрифтом, что чтобы хоть что-то разобрать, нужно было взять микроскоп и надеть увеличительные очки.

– Видишь, что мне пришлось ради тебя сделать! И зачем я только вожусь с тобой!

– Я не просил! – покосился Вова на длиннющую, как пергамент, бумагу.

– Да тебя бы кинули в тюрьму для справедливиков и тогда всё! – ещё громче гнул своё чернявый, видя, что Вовка его не совсем игнорирует.

– Я уже там был! – махнул он рукой.

– Да? А теперь кинут меня! И даже никто не навестит, ведь это такой позор, такой позор! Всё!

– Что всё?

– Всё! Пиши пропало, вся моя жизнь псу под хвост!

– Да какому псу под хвост? Вообще всё это ерунда полная!

– Ерунда?! – округлил глаза чернявый.

– Да! Полная! Суды какие-то, на ходу придуманные правила, хотелки! Песочница детсадовская. Да этот, в парике, по возрасту был как я! С чего вдруг он судьёй стал? Где тут взрослые все?

– Какие взрослые? В Кривомирье, как ты должен был заметить, нет взрослых. Это свободный мир детей!

Вовка остановился, сжал кулаки, глубоко вздохнул, закрыл глаза, досчитал до десяти, выдохнул.

– Что. Такое. Кривомирье? – с расстановкой спросил он изо всех сил держа себя в руках.

– Как что? Это то место, где мы сейчас с тобой находимся. Страна целая! Здесь мы все лишены докучливой опеки взрослых и можем делать что хотим!

– Что хотим? – склонил голову на бок, – Тогда почему меня в тюрьму бросили? Сам же сказал! Свобода!

– Да, брось! Что тут переживать! Такое со всеми новичками может случиться. Ничего страшного.

– Вот раз ничего страшного, значит сам там и посидишь!

Вовка опять зашагал к выходу.

– До пенсии! – добавил он, – Мне легче будет, тебя больше не увижу.

Чернявый скрипнул зубами, закусил себе губу.

«Ну-ну, мы ещё посмотрим» – в бешенстве прошептал он, глядя, как его трофей, а именно таковым он считал Вову, подошёл к выходу.

Там поджидал очередной сюрприз.

– Подпишите, пожалуйста, тут, – перегородил ему дорогу ещё один охранник. Верзила, на две головы выше Вовчика.

– Что подписать?

– Обычная… эм…, – верзила почесал голову, – формальность! – вспомнил он, – я должен взять у тебя подпись, что ты оставляешь под залог правду здесь.

Охранник дал Вовке бумагу, на которой карандашом было написано только: «Клятвенно клянусь забыть про правду и говорить кривду и только кривду».

Вовка простонал. Опять, снова эта кривда!

– Вы мне объясните, наконец, что это такое? – ткнул он пальцем в слово.

Охранник выпучил глаза:

– Как что… а! Стоп, я же не имею права! Я только лишь впускаю, выпускаю, собираю подписи и отдаю вещи.

Вовка беспомощно осмотрелся по сторонам. Странно, как будто все куда-то запропастились. Кроме них здесь был только чернявый. Он стоял в стороне, с преувеличенным интересом рассматривая ногти на руках. Они не изменились, были всё такими же обгрызенными и чёрными от забившейся под них грязи.

– Что такое кривда? – крикнул Вовка.

– А что? Ты мне? – фальшиво вздрогнул чернявый.

– Да, – выдавил Вова, – скажи, пожалуйста.

Чернявый и охранник оба скривились.

– «Пожалуйста» будешь своим родителям говорить, когда бросишься им на шею просить прощения. Здесь не принято говорить «пожалуйста».

Чернявый вальяжно подошёл, небрежно взял бумагу, прочитал.

– Ну, ничего особенного, все такое подписывают. И я подписывал, видишь, – покрутился он, – живой, ничего со мной не случилось. Подпиши, выйдем и я отведу тебя обратно, так и быть, а по пути объясню, что такое кривда.

– Отведёшь обратно? – не поверил Вовка. С чего вдруг такая благосклонность?

– Да.

– Прям вот так и отведёшь?

– Да, прям вот так и отведу! – передразнил чернявый, – я же вижу, что ты не хочешь здесь оставаться, поэтому отведу.

Вовка хотел спросить «правда?», но осёксся. Внутренне отругав себя, он решил в самый последний раз довериться чернявому.

«На этот раз точно!» – убедил сам себя.

Он опять глянул на бумагу. Вроде ничего плохого в ней не было. К тому же всего лишь бумага. Так как подпись свою он ещё не придумал, просто вывел фамилию ручкой.

Действительно, ничего не произошло. По крайней мере, Вова ничего не почувствовал. Охранник забрал бумагу, вернул рюкзак и освободил проход. Письменно отказавшись от правды, Вовка получил свободу. Формальность была соблюдена.

Чернявый довольно подмигнул сам себе.

Глава 9. Которая раскрывает нюансы кривды, делающие Землю плоской и не позволяющие вернуться Вовке домой

– Так, и что же такое кривда? – первым делом спросил Вова, когда они вышли на улицу.

На удивление, чернявый охотно отозвался. Он не стал юлить, увиливать, менять тему, отшучиваться, откладывать на потом или вообще молчать. В общем, повёл себя совершенно не так, как обычно себя вёл. И это было странным.

Тут бы и насторожиться, но Вовка принял всё за чистую монету. Никогда он не сталкивался ещё с таким склизкими людьми, которым никогда и ни за что нельзя верить. Чернявый же был именно таким.

– Всё просто, – начал он, – Это то же самое, что и правда. Ну, почти, – тут он улыбнулся.

– Что значит почти? Почти правды не бывает, – заявил Вовчик.

Сказал он так не абы почему, а потому что вспомнил чему его учили родители, воспитательница, ещё в садике, и учитель в школе на уроках риторики:

«Если уж вы решили в своей речи перед народом что-нибудь сказать, то говорите полностью, до конца, без утайки – иначе фальшь будет видна столь же отчётливо ясно, как и то, как я вижу вас в классе при солнечном свете. Никогда не думайте, что вокруг вас дураки! Отнюдь нет!».

Воспоминания прервал голос чернявого. Он как будто окислил их, таким противным всё же был, даже когда решил пооткровенничать. Ведь, как бы это странно не звучало, искренность его была отнюдь не искренней. С его стороны она выглядела, как прежде никогда не носимая одёжка. И Вовка, как и говорил учитель, чувствовал это. Только ему, ещё ребёнку, не хватало опыта, чтобы раскусить полностью всю хитрую игру, а потому он слушал.

– Ну, это с какой стороны посмотреть. Не всё так просто. Дело в том, что кривда – это, так сказать, широкая трактовка правды.

Вовка наморщился:

– Это как?

– Ну, вот, например, ты когда-нибудь говорил родителям, что занимался днём уроками, когда на самом деле играл или… читал приключенческую книжку?

Вовка невольно покраснел. Действительно он иногда так говорил, но потом же уроки всё равно делал! Чернявый это заметил и воскликнул:

– Вот видишь! А ведь это ложь, если считать, что почти правды не бывает, разве нет?

– Но я же потом уроки все делал! Никогда не оставлял и не приходил в школу без домашки!

– Так и я тебе про что! – поддакнул чернявый, – Это не грубая правда, за которую и получить можно. А вот… не кривда ли? – льстиво, как змея, спросил он и на полминуты замолчал, чтобы дать словам прокрасться как можно глубже в Вовку, прежде чем продолжить:

– Ты же не виноват, если тебе попалась такая интересная книга, – доверительным тоном начал он, – что оторваться было нельзя?! Кто же знал! Может быть, ты даже хотел дочитать до конца главы, но тут ка-а-ак затянуло! И вот время уже вечер, а ранец ещё в коридоре валяется. В конце концов, что плохого? Ты же не в компьютерные игры играл, ни в планшете лазил, даже не мультики смотрел! Полезным делом занимался – книжку читал. Да и уроки потом всё равно сделал! Отметки хорошие принёс…

– Отличные…

– Тем более! Отличные отметки домой принёс. И как всё тонко получилось, как красиво: и не обманул, и не сказал всю правду. Поступил умно, тем самым избежав наказания, просто сдвинув правду на будущее время. Зацени! Вот это и называется кривдой.

Слова, точно сладкая патока, вливались в уши Вовки. Тот хмурился, сдвигал брови, что-то обдумывал и… вспоминал папу. Вот бы он сейчас ему всё разъяснил толково! И даже про обиду свою Вова забыл. Как и многие дети, он был отходчив, лишь постоянное напоминание о ней, могло искусственно продлевать ей жизнь. Чем чернявый умело пользовался.

И всё же, чернявый всё так складно и убедительно объяснял! Интуитивно Вовчик чувствовал, что что-то не так, но вот что именно? Как же разобраться?

Они шли по Кривомирью дальше. Вова, как это ни странно, уже вполне освоился и останавливался на зелёный сигнал светофора, а на красный шёл. Зебры обходил так, точно делал это всю жизнь. Однако, погрузившись в размышления, не обращал внимания куда ведёт его чернявый, считая, что они идут к тому месту, которое приведёт его обратно домой. И не замечал, что раньше они здесь не ходили и вообще приближаются к выходу из города.

Хотя, это была не вина Вовки. Даже матёрому разведчику трудно было бы ориентироваться в этих изломах улиц, нагромождениях домов и повсеместной рекламы. Если посмотреть на город сверху, то похож он был на стол неопрятного ученика, по которому разбросаны стопки тетрадей, учебников, атласы, какие-то карточки с картинками, ручки, точилки, краски, пеналы, рюкзаки, карандаши, пластилин, болты, шурупы, проволока, флешки, вырванные из тетради, скомканные листы и бог весть что ещё.

Не было никакого порядка.

Отвлекая Вовчика, чернявый опять вёл свою, только ему ведомую, игру.

– Вот скажи мне, что плохого в том, если правду сделать изящной, гибкой?

Вовка пожал плечами, казалось, что ничего плохого в такой правде нет.

– Вот! – горячо подхватил чернявый, – Кривду всегда можно слепить, подстроить под конкретную ситуацию, что очень удобно. Кривда – это правда, которая, не меняя своей правдивой сути, всегда разная!

Кажется, именно в этот момент у Вовки закружилась голова от переизбытка информации, но чернявый именно этого и добивался. Поэтому начал приводить другой пример, чтобы окончательно запутать и тем обелить кривду.

– Если тебя попросят убраться в комнате, а ты скажешь: «а, завтра!», – а на самом деле не собираешься этого делать и завтра, то это не будет враньём до того самого «завтра». Ведь так? Так? – подначивал чернявый сказать «так».

– Так же?!

– Ну, так…

– Именно! А вот завтра уже надо будет придумывать что-то ещё, чтобы кривда не превратилась в наглую ложь, иначе тебе больше никто не будет верить, а это недопустимо! Можно убраться, конечно, а можно, более тонко – сказаться больным и оставить всё как есть!

Чернявый и Вовка вновь свернули за угол, причём такой острый, что они пошли обратно, только с другой стороны дома.

Голова у Вовки была тяжёлая, как будто её набили опилками и она вот-вот треснет. Вдруг он вспомнил что-то и решил подловить чернявого:

– А! Ты мне сказал тогда, что еда бесплатная, а оказалось – нет! Это тоже кривда? А я скажу, что враки! Не кривда это, а враньё!

Чернявый даже остановился, Вова встал рядом.

– Ну-ну, – закачал тот головой, – ну-ну, уж прям таки и враньё? Я вот не заплатил ни копейки и ты тоже, поди, не отдал ни копейки?

Вовка опешил. Ведь точно. Рюкзак ему вернули, деньги не тронули. Он ни рубля за обед не заплатил. Только бумагу о кривде подписал, но это же не считается…

– Но…

– Что но? – довольно переспросил чернявый, – хочешь сказать не так?

– Так…, – мотнул головой Вова, опилки внутри начали тлеть и пустили густой дым.

– Ну!

– Но с меня же хотели взять и ещё приписать лишнего. В тюрьму бросили!

– Да, – отмахнулся от слабеющего сопротивления ребёнка, как от комара, – не обращай внимание. Вот если ты выполнишь все три пункта: отказ от правды ты уже подписал и… – тут чернявый что-то неразборчиво пробурчал в сторону, сделав вид, что отвлёкся на очередную аварию, – то и у тебя всё будет бесплатно.

– Пункты? Какие пункты? Я думал мы домой идём!

Только сейчас он начал осматриваться по сторонам, стараясь сообразить где он.

– Так, стой! – крикнул он, – Мы где?

– А? – переспросил чернявый, как бы делая вид, что не расслышал вопроса.

– Где мы? – настойчивее переспросил Вова.

– А, ой! Слуша-а-ай! – сокрушённо протянул чернявый и для полноты картины хлопнул себя ладонью по лбу, – Блин, а мы же совсем не туда пошли, вот я дурак! Заговорился и ноги, так сказать, сами по себе понесли!

Вовка почувствовал, как опять начал закипать. Он бы прямо сейчас набросился с кулаками на чернявого и не посмотрел бы на прохожих.

– Извини, заговорился, что поделать! – добавил чернявый, воровато глянув на Вову.

– Пошли обратно! – потребовал Вовка, скрипя зубами.

– Э-х, я же обещал! Что поделать, сам виноват! – чернявый сокрушённо вздохнул. – Пошли, только долго придётся идти. А тут уже близко до места, куда бы очень здорово было попасть, – чернявый сменил тон на заискивающий, – иначе точно опоздаю!

Вовка молчал, решив не поддаваться.

– Может, всё-таки, а? Что скажешь? Буквально на полчасика заскочить, тут вот ещё парочка улиц осталась всего-то.

– Нет, – отрезал Вова.

– Нет, так нет. Потом к своему другу зайду, правда он расстроится. Знаешь, он учёный, в планетарии работает, а они все любят точность. Ну, да ладно, объяснюсь как-нибудь. Пошли, что делать!

Чернявый развернулся и быстро зашагал прочь. Вовка же остался стоять на месте.

– Планетарий? – крикнул он, потому что чернявый уже успел прилично отойти от него.

– Ага, – через плечо бросил он, – новый построили. Огромный! Через неделю открытие, а сегодня тестовый запуск. Ну, знаешь, планеты, звёзды, всё такое.

Никогда в жизни Вова не был в настоящем большом планетарии. Как раз в таком, что был в открывшемся парке, куда он не попал. А тут – ещё и перед открытием, самым первым! Опять обида проснулась в нём. Та самая горькая обида приведшая его сюда. Чернявый знал своё дело.

– Что встал, пошли, отведу тебя обратно! – крикнул он не сдвинувшемуся с места Вовчику.

Часть главы, в которой проявляются те самые нюансы кривды

Чернявый не соврал, когда сказал, что осталось пройти всего две улицы. Так оно и было. Только за ними оказалась ещё прямая дорога уводящая далеко за город. Поэтому спустя лишь только полчаса и целой кучи заверений, что скоро, что вот-вот, что ещё немного, уже за поворотом, за теми деревьями и следующим мостом через речушку, Вовка, наконец, увидел здание планетария. Расположилось оно, не где-нибудь на высоте, ближе к звёздам, что было бы вполне естественно, а внизу какого-то карьера с отвесными стенами.

Солнце, прошедшее зенит, но ещё стоявшее высоко в небе, очень хорошо освещало по всем статьям странный планетарий. Даже формы он был не сферической, как можно было подумать или предположить. Отнюдь! Никаких признаков купола, где можно было бы расположить звёздное небо, не было. В общем, он напоминал, скорее.… Да просто плоский прямоугольник чёрного цвета!

– Это планетарий? – удивлённо спросил Вовка.

– Он самый! Нам туда, – чернявый бодро зашагал по вымощенной камнем крутой тропинке вниз.

На этот раз никакой бутафории – дверь оказалась дверью. Отворилась она сама по себе. Внутри стояла тишина. Приглушённый свет, исходящий из тянущихся по потолку светодиодов, скорее даже сгущал фиолетовый полумрак, чем разгонял темноту.

Чернявый уверенно пошёл по коридору прямо, Вова не отставал. Вдоль стен тянулись бесконечные автоматы со сладостями, газировкой. Какие-то рабочие спорили между собой. Пройдя мимо них, Вова услышал, как говорил тот, что был в жёлтой форме:

– Ваших автоматов, – возмущался он, обращаясь к рабочему в красной и зелёных формах, – в целых два раза больше, чем наших! Убирайте!

– Не будем! – хором ответили оба, – не хотим!

«Да тут, вообще, можно девяносто процентов автоматов убрать» – подумал про себя Вовка, проходя мимо.

То и дело им попадались сотрудники. Тоже дети. Все они были в белых халатах, постоянно взлохмачивали волосы, ходили с озабоченным видом и о чём-то приглушённо перешёптывались, спорили, доказывали и часто цокали, качая головами.

С умным видом обсуждая нечто, мимо прошли два сотрудника. На табличках, приколотых к халатам, было написано: «учоный» и «научённый сотрудник».

– Думаешь так? – спросил один.

– Да-да, думаю, что так, – закивал другой.

– Но ведь не соответствуют тогда значения? – вновь спросил первый.

– Тогда придётся где-нибудь, что-нибудь подкрутить, чтобы засоответствовало.

– А это мысль – подкрутить коэффициентиком, чтобы законтачило, а технари пускай потом выкручиваются, нам то что!

– Верно!

– А на что сошлёмся?

Вовка не расслышал, на что они сошлются, но почему-то был более чем уверен, что на кривду.

Следом за ними шёл ещё один. Он что-то шептал себе под нос, то и дело порывался вырвать себе волосы и разбрасывался исписанными, скомканными бумагами. По всей видимости, он был очень занят какими-то важными вычислениями.

Вовке стало любопытно, но он не стал отвлекать мальчика. Вместо этого поднял с пола одну такую бумагу, развернул её. На ней были какие-то каракули, вроде подковок, треугольников, галочек, в беспорядке начерченные цифры и просто волнистые линии, выписанные особенно тщательно. Что-то было подчёркнуто, что-то зачёркнуто, а что-то обведено, а что-то всё сразу, да ещё и по нескольку раз. В углу был нарисован пёс карабкающейся как кошка на дерево, на вершине которого сияла звезда. Что всё это могло значит – догадаться было совершенно невозможно не только Вовке, но и взрослому учёному. Не найдя урны, выбросил бумагу на пол.

К Вове закралось подозрение, что все они здесь такие же "учёные", как и тот "судья". И всё же любопытство взяло вверх. Ему хотелось посмотреть, хоть раз в жизни, на то, как устроен планетарий. Иначе не задумываясь ушёл бы отсюда.

Наконец, они подошли к концу длинного коридора. Впереди были двустворчатые двери. За ними оказался огромный, квадратный зал. Как, вначале, показалось Вовке – он был совершенно пуст. Только посередине работала гигантская проекция.

– О! Успели к самому началу тестового запуска! – обрадовался чернявый.

Тут же откуда-то загромыхал голос:

«Многие, многие миллионы лет наша планета развивалась, прежде чем обрести современный вид. Разрушались и вновь возвышались горы, исчезали и появлялись целые континенты, пересыхали и образовывались океаны, извергались гигантские вулканы. И вот теперь мы, благодаря современным технологиям, можем увидеть её, не уезжая далеко от дома. Наша Земля!».

На этих словах появилась проекция планеты, да такая, что Вовка, просто-напросто, уронил челюсть. Поверить своим глазам, тому, что они увидели, было крайне сложно. Даже почти невозможно. И, тем не менее, это было по-настоящему.

Планета оказалась кубической.

Кубической в самом буквальном, а не в каком-нибудь фигуральном, смысле. Как кусок сахара-рафинада. А на одной её стороне ярко светилась неоном реклама жевательных фрутоконфет.

Для лучшей резкости – вдруг тогда планета округлится! – Вовчик, с силой, протёр глаза. Но нет. Оквадраченная Земля по-прежнему неподвижно висела в центре, а вокруг неё крутились все остальные планеты. Такие же квадратные и рекламирующие те же самые фрутконфеты. Солнце (излишне будет говорить, какой формы оно было) обращалось вокруг всех планет по совершенно иной плоскости, перпендикулярной плоскости орбит планет.

Луны же не было вовсе, а вместо неё… не было ничего. Зато повсюду, с шипящим звуком, летали метеоры, метеориты, кометы и астероиды. Звук в космосе уже не казался таким уж сильным недоразумением, на фоне всего остального.

– О, наши первые зрители, – раздался дрожащий голос.

Вова обернулся. Рядом с ним стоял старик. Точнее не старик, а мальчишка лет тринадцати, старающейся казаться умудрённым стариком.

– Я очень много знаю, почти всё! – сразу заявил он, – И я рад, очень рад, что наука находит приют в таких юных головах!

На носу у него висели очки с толстенными стёклами нулевых диоптрий. Мальчишка щурился, глядя сквозь них. Вовка огляделся, но чернявого и след простыл. Когда ушёл? Как ему так удавалось незаметно пропадать и появляться – было загадкой.

– Ищешь своего друга? Не бойся, мальчик, он сейчас придёт. У тебя хороший друг, он очень много сделал для открытия нашего планетария. Самого крупного во всём Кривомирье, хочу заметить!

– И абсолютно бесполезного! – бросил, разозлившись, Вова. Его уже, если честно, тошнило от всей этой фальши. Всё выглядело как какая-то непрекращающаяся идиотская игра, в которой было главным похитрее обдурить другого.

– Как? – схватился старик-мальчик за сердце, – что заставило тебя так говоришь?

– Да потому что Земля, такая же квадратная, как и то, что ты старик! Она круглая! – взорвался Вова, – Кру-гла-я! Круглая! И она обращается вокруг Солнца, а не наоборот, да и орбит таких нет! А где Луна? А остальные планеты – они же все перепутаны и… ДА НЕ БЫВАЕТ КУБИЧЕСКИХ ПЛАНЕТ!

Учёный-мальчишка, отшатнувшийся в сторону, всё это время неодобрительно цокал. Точно так, как цокают настоящие старики, когда видят нахальство молодых.

– Ай-яй, молодой человек, ай-яй, – закачал он головой, когда Вова выдохся, – Ваш мозг очень засорён, так называемыми, фактами, поэтому вы подвержены всяким домыслам. Всё это мешает вам видеть настоящую кривду. А кривда такова, что на первый взгляд Земля кажется какой?

– Круглой? – язвительно переспросил Вовка.

– Нет, плоской! Но это ложь! Вы согласны?

Конечно, Вова был согласен! Он ударил себя ладонью по лбу.

– Вот! При большем масштабе она уже кажется круглой, но и это не кривда! Если бы она была круглой, то это было бы слишком просто! А, как известно, ничего просто в мире не бывает.

– Просто!? – не слабо удивился Вовка точно знающий, что к открытию сферической Земли люди шли целые века. Учёных на кострах жгли за такие идеи в тёмной, средневековой Европе.

– Вот именно, дорогой мой! Вот именно! Просто – это всегда ошибочно. Легко предположить, что она круглая и подогнать все теории под это. А попробуй-ка сделать то же самое с квадратной геоцентрической Землёй! Фиг вам, называется! Поэтому сложные, полные исключений, фантастики, тысяч и тысяч подправок, нюансов, противоречий, порой даже выдумок и ложных выводов – вот вершина науки!

Вова стоял, что столб на улице. Он ничего не понимал.

– Вы меня, конечно, простите, но вы видели Землю сами, своими глазами?

Вопрос показался Вовке глупым.

– Да! Тысячу раз! – ответил он.

"Учёный" закачал головой:

– Как не стыдно врать! Вы видели лишь видео, фильмы, картинки, некие фотографии, но всё это, как мы выяснили здесь в Кривомирье, посовещавшись с коллегами – фальшивка. Да-да! Одна большая подделка, чтобы скрыть от нас кривду!

Нет, это было слишком! Вова даже ухватился за поручень. Определённо за этот день мозг в его голове готов был расплавиться в любую минуту. Да какую минуту! – кажется не пройдёт и пары секунд, как он со струйкой пара весь выкипит и не станет больше Вовки, а будет не пойми кто с пустой головой. Может вот такой же старикашка, как сейчас стоял перед ним с искусственной бородой.

Вовка настолько устал, что стало тяжело отличать правду ото лжи и кривды. Или кривду от наглой правды? Или ложь от… от чего?

«Всё, я схожу с ума», – пронеслась паническая мысль: «Надо успокоиться». Вова крепко зажмурился. «Всего этого нет. Просто нет. Чушь, глупость, выдумка!» – твердил он себе до тех пор, пока:

– Поэтому я со своими коллегами предположил, – продолжил дребезжать мальчик, – что Земля не может быть сферической. Но форма куба – вполне может быть.

И он принялся объяснять:

– Вначале, не буду скрывать, мы склонялись к выводу о плоскости, но тогда бы океаны разлились за края. Поэтому пришла гениальная идея: Земля состоит из шесть плоских частей соединённых между собой на уровне горизонта. А так как горизонт очень далеко, проверить это не представляется возможным, мы создали теорию и рассчитали её. Так мы пришли к выводу, что никоим образом кроме кубической фигуры, Земля не может иметь других форм.

Вова застонал, открыл глаза.

– У вас факты есть? Факты! Вот фактов о том что Земля круглая – завались! И никакие это не подделки! Мне папа говорил, а он сотрудник!….

Вовка хотел было сказать какого именно института сотрудник его папа и ещё добавить, что он настоящий учёный, у него даже диплом подтверждающий это есть и в книжке какой-то взрослой так про него написано, – у него интервью брали! – но местный "учоный" воскликнул и отшатнулся от него, как от чумного.

Вова испугано замолчал и даже огляделся по сторонам, вдруг что-то произошло, что он не заметил.

– Попрошу оставить все упоминания взрослых за пределами этого храма науки! – взвизгнул детским голоском липовый старик. – Да и вообще не место им здесь! В свободной стране! Это… это…

Мальчишка схватился за сердце. Начал причитать о том, что нынешняя необразованная шпана доведёт его рано или поздно до инфаркта.

Вовка обалдело молчал. Он не знал как себя вести: то ли вывести на чистую воду мошенника с накладной бородой и такими же искусственными седыми волосами, раскрашенными гуашью, то ли развернуться и уйти или вообще рассмеяться.

– Ай, ай, ой, кольнуло что-то мне здесь, прямо под рёбрами.

– Может хитрожопость? – буркнул Вовка.

Хорошо, что "учоный", занятый актёрской игрой, не услышал этого, иначе бы Вовке, точно грозил ещё какой-нибудь суд, за очередные особо опасные, антикривомирские высказывания. Спустя час после выхода из зала суда.

Наконец мальчик вроде бы пришёл в себя. Слабым, ещё более дрожащим голосом он заговорил:

– Ох уж эти факты, одно горе от них, одно горе, – тут он замахал, точно отмахиваясь от них, как от тучи гнуса, – да и вообще мне на миг показалось, страшно сказать, что такой юный и внешне благородно испорченный мальчик, пытался втюхать мне правду?

Вова только открыл рот, но в последний момент сдержался.

– Молодой человек, – тон стал серьёзным, даже поучительным, – повторяю ещё раз: Земля круглая только в одной парадигме правды, а кривда позволяет толковать гораздо шире любое понятие! А потому сфера, может стать кубом и для нас это будет правильно! Да взять ту же луну! Её не существует! – торжественно заключил он.

– То есть как не существует? – задал Вова абсолютно бессмысленный вопрос. Что и сам знал.

– Очень просто – то, что мы видим каждую ночь – это не луна вовсе!

– А что же тогда?

– О! Это величайшая загадка, но будьте покойны, мы её решим. Кривде подвластно всё!

Вова не находил себе места. Ну, как так! Ну, не может же быть вот… вот, вот это всё правдой! Странно, как он не разорвался от возмущения, негодования, удивления и вообще всего, что разрывало его сейчас.

Вдруг одна мысль посетила его:

– А другие планетарии, точно такие же, как ваш? – с надеждой спросил он. Может это только тут такой неправильный, а остальные нормальные?

– Какие другие? – удивился "учоный", – планетарий всего один.

– Но вы же говорили в самом начале, что это крупнейший из всех, значит должны быть ещё!

Учёный рассмеялся:

– Как же ты ещё юн, как юн! Конечно он крупнейший, ведь он один!

– Да что за дурацкая кривда, – на этот раз Вовка всё же сказал это достаточно громко. Да и слух у сентипонового старика был вовсе не старческий.

– Кхе, кхе! – развеселился тот ещё пуще, и уже совсем не старческим голосом заговорил, – ничего-ничего, со временем всё образуется, ты поймёшь, что кривда –это вещь! Зато смотри какой планетарий! И самое главное, в полном соответствии с кривдой, если кто-то сможет убедить, что Земля имеет какую-то иную форму – мы сможем быстро подправить её! Главное согласовать форму со спонсорами…, – понизив голос, задумчиво проговорил псевдостарикашка, – ведь фрутоконфеты квадратные…

– Да чушь это всё! – крикнул Вовка.

Больше ничего такого слушать он не желал. Даже не попрощавшись пошёл прочь, не обращая внимания на крики "учоного". Вскоре он уже был за порогом этого псевдопланетария.

«Сам найду дорогу домой, – думал он, сжимая в кулаке ключ, – не нужен мне этот чернявый, он то знал, что здесь на самом деле! Ну, пусть только встретится мне!»

Вовка буквально впечатывал каждый шаг, пока шёл к городу. Он не оборачивался, потому не видел, что с противоположной стороны карьера, стояли две фигуры. Одна долговязая мальчишеская, а другая… взрослого человека. Они смотрели на Вовку. Взрослый, склонившись к чернявому, что-то сказал ему.

Глава 10. Гонки, гонки, гонки!

Тени вытягивались, всё больше становясь похожими на острые пики. Солнце клонилось к горизонту. Когда Вова подошёл к городу, оно уже зацепилось за высокие деревья стоявшего в стороне леса. Казалось, что те ухватили его краюшку ветвями и ещё сильнее потянули вниз.

Пока Вова шёл по дороге за городом, он не сомневался, что сможет найти путь обратно. Только вот оказавшись на первой же улице, понял как ошибался. Теперь ему самому приходилось идти по кривым и запутанным улочкам незнакомого города. Несколько раз случилось даже так, что после пары десятков поворотов он оказывался на прежнем месте.

– С ума сойти! – в раздражении крикнул Вовка. Прохожие дети обернулись на него, закачали головами и пошли дальше по своим делам.

Вова остановился. Со всех сторон на него смотрела реклама и ни одного намёка на то, куда ему надо идти, где находится правильное направление. Хотя, даже если бы он и знал название улицы – это ему не помогло бы, ведь ни одного указателя, кроме как рекламных до ближайших точек продажи фирменных сладостей «Настли» или шоколадок «Шок» или взрывоопасных карамелей с яркими вкусами «Бинг!» или сети магазинов с новыми видеоиграми – не было; а надеяться, что специально, ради него, разместят указатели «Домой туда» – было бы в высшей степени глупо.

Синяя дымка сумерек коснулась улиц. Однозначно, надо было собраться с мыслями. Вова схватил ключи, по-прежнему висевшие на верёвочке, сжал в кулак. Даже сквозь футболку, он почувствовал их теплоту, что подействовало успокаивающе. Вовка несколько раз глубоко вздохнул, прояснив мысли.

– Надо покушать, – сказал сам себе. За сегодня, он так ни разу нормально не кушал. Завтрака не было, а вместо обеда съел одно лишь пян-се, взятое в уличной точке, пока они шли к планетарию.

Робко пройдя несколько не то столовых, не то каких-то мест общественного питания, боясь зайти внутрь, Вова юркнул в раздвинувшуюся стену, вслед за мальчишкой в белом летнем костюме в какое-то кафе.

Оно оказалось вовсе не таким, как предыдущее, где он кушал. Во-первых, в интерьере внутри преобладал зелёный цвет, вместо красного, а во-вторых, тут возле каждого столика стоял автомат с едой.

Вова сделал несколько шагов от выхода. Никто не обратил на него внимания, чего он, сказать по правде, как раз и побаивался. Никто не крикнул, ни показал пальцем, не спросил новенький ли он. Все были поглощены едой и только едой.

Памятуя о подхваченной им инфекции, Вовка отыскал туалет, вымыл руки (раковины были, на удивление сухими, видимо, совершенно не пользовались в Кривомирье спросом). Затем уселся за свободный столик в углу. Как оказалось, автомат выдавал одни бутерброды и газировку. На этот раз в бутылке зелёного цвета. Теперь стало понятно, почему всё кафе окрашено именно в этот цвет. В отличие от красной газировки, реклама этой обещала не просто утолить жажду, но и сделать это как ни одна другая сладкая водица.

Что под этим подразумевалось – нигде не уточнялось, и как это отличалось от слогана красной газировки – тоже было совсем не ясно. Но лица с рекламы выглядели довольными.

Выбрав себе два бутерброда – один с ветчиной, кунжутом, солёными огурчиками и чесночным соусом, а второй горячий с колбасой и тремя сортами плавленого сыра – и одну газировку, Вова принялся за еду.

Пока он ел, его не покидала тревога, что к нему опять подойдут требовать оплаты. Поэтому принялся заготавливать в уме всевозможные варианты ответов. Даже думал хитрить и говорить, что он заплатит, обязательно, по всем счетам, но завтра. Строго говоря, это не могло считаться ложью, ведь назавтра он планировал вообще уйти отсюда и больше никогда не возвращаться, а раз не вернётся – значит и спроса не будет.

Но ничего такого не произошло.

Вовка доел последний бутерброд и откинулся на стул. В животе была приятная тяжесть. Теперь можно было хорошенько подумать, что делать дальше. Скоро совсем стемнеет. Если при свете уходящего дня не удалось найти даже приблизительно знакомых улиц, то нечего было и думать отыскать выход из этого Кривомирья ночью, а значит надо где-то переночевать. Вот только где и как? Наверняка тут должны быть гостиницы, но бесплатны ли они? Про это Вовка ничего не знал. Для начала надо найти хотя бы одну.

Размышления его прервал разговор за соседним столиком, скрытым от него автоматом с бутербродами. Должно быть посетители сели недавно. Они довольно бурно выясняли отношения.

– Дай сказать! – пытался взять слово один.

– Нет, ты мне дай! – перебивал другой.

– Да никто тебя слушать не будет. Всё! Кончено. Финиш! Мы своё дело сделали, а теперь ночь на дворе, пора по домам.

– Но тогда я завтра не смогу выйти на старт, а я поставил…., – тут он перешёл на сдавленный шёпот, поэтому разобрать слова было совершенно невозможно.

Вовка, стараясь не выглядеть так, будто он подслушивает, выглянул из-за автомата. Спиной к нему, в комбинезонах, сидели трое мальчишек. Лицом же только один. Рядом с ним был шлем.

«Гонщик?» – спросил сам себя Вовка.

Его догадка подтвердилась дальнейшим разговором. Оказалось, в Кривомирье проводились гонки. Что, кстати, само по себе не было удивительным, ведь кроме мальчиков, здесь никого больше Вова не видел, а найти хоть одного мальчишку не увлекающегося гонками и машинами – задача, действительно, непосильная.

– Мы всё равно не успеем починить, – заверял механик.

– Ты разбил свою машину, а гонка завтра с самого утра. Это всю ночь надо работать. Нам, работать, механикам, а не тебе! Ты то сел и поехал!

– Работать, и то не факт, что получится!

– Точно.

– Надо сниматься.

– Я её разбил, потому что вы ротозеи не прикрутили как следует целых два колеса! Они же просто соскочили с болтов!

– Ну, это спорт. Всякое бывает.

– Гайковёрт сломался.

– Такое сплошь и рядом!

– Ага.

– Так надо же всё исправить!

– Слушай, мы устали от твоего «надо», «команда» и прочего! Хочешь – ремонтируй сам, а мы пас. Да, пацаны?

– Да.

– Точно.

– Ну, бывай!

– Стойте! – в отчаянии крикнул тот, что был пилотом. Только вот механики даже и не думали слушать его, а встали из-за стола и, широко ухмыляясь друг другу, ушли.

Хотя Вовка и не имел привычку подслушивать, но они находились слишком близко от него, так что волей не волей, он всё слышал. И то, что он услышал, показалось ему просто напросто возмутительным! Разве так могли поступать в команде? Как минимум это было бессовестно.

За соседним столиком наступила тишина. Вовка, претворяясь, что смотрит куда-то в сторону, опять выглянул из-за автомата. Пилот облокотился локтями об стол, схватился за голову и не шевелился. По всему было видно, что он попал в совершенно безвыходную ситуацию. Вова не мог оставить всё так. Конечно, он не знал этого мальчишку, но то-то и оно, что таков был характер Вовки. Он всегда стремился к справедливости, именно поэтому гонял хулиганов, не убивал, а расколдовывал одурманенных лесовиков.

Так и сейчас. Поколебавшись с минуту, Вова решил помочь. Толком не зная ещё как, но хоть что-нибудь сделать.

– Эм, привет! – поздоровался он, подойдя к столику.

Пилот не пошевелился. Вовка переступил с ноги на ногу, не решаясь садиться.

– Слушай, – попытался опять заговорить, – я тут случайно услышал о чём шла речь.

– Да? – глухо сказал пилот, глядя на стол, где рекламировалась «самое необходимое, что только может потребоваться этим летом – потрясающая газировка!», – и что? У тебя есть пара механиков, способных за ночь отремонтировать болид?

– Ну…

– Понятно. А ты знал, – продолжил пилот, – что они работают на моего конкурента и специально не докрутили гайки на колёсах, чтобы я вылетел из поворота и разбил машину?

Вовка раскрыл рот от изумления.

– Как и ты знал?

– Знал ли я?! – горько воскликнул пилот, – конечно, знал! Но, что делать? Хороших механиков днём с огнём не сыщешь. Да и имеют право, как я им запрещу! Это же спортивная федерация, там всё чётко расплывчато прописано в правилах. Они этим и воспользовались.

Вова, конечно, не знал, что там за правила в спортивной федерации, да и не был он механиком, ремонтировал разве что только велосипеды, но всё внутри него негодовало. Он мигом забыл о том, что вообще-то ему, по хорошему, надо найти ночлег и назавтра отправиться на поиски выхода из этого мира. Однако… И тут совершенно странная мысль родилась у него в голове. Он хотел подумать о справедливости, о честности, о том, что так нельзя, но подумал совершенно об ином. А вдруг этот мальчишка окажет ему услугу, поможет выбраться отсюда – ведь, наверняка, знает как! – если он окажет услугу ему? Вовка сам удивился таким мыслям, раньше он так никогда не думал, но сейчас они показались ему вполне дельными. Почему нет? Хорошее дело за хорошее дело.

В слух же сказал:

– Это не справедливо!

– Не спра… как ты сказал? – переспросил пилот. На этот раз он поднял голову и внимательно посмотрел на Вовку.

– Не справедливо! – с готовностью повторил Вовчик.

– Не спра-а-вед-л-ли-во, – по слогам повторил за ним пилот так, как будто никогда не слышал это слово, – не спра-вед-ли-во.

– Конечно! Так нельзя поступать, это несправедливо и подло! – с жаром поддержал он.

Пилот забарабанил пальцами по шлему, точно обдумывая что-то. Молчание затянулось.

– Как тебя зовут? – спросил наконец.

– Вова, – обрадовано ответил. Ему уже показалось, что влез не в своё дело, так долго длилось молчание и его сейчас прогонят.

– Вовка значит, а меня зови Игорёхой. Ну, что стоишь то! Садись!

– Идёт! – Вовчик уселся за столик. – Я готов тебе помочь!

– Ты же недавно у нас, да?

Вова смутился.

– Ну…

Но Игорёха заулыбался:

– Ничего-ничего, я же не какой-нибудь полиционер. Так, что?

– По пр… кхм, кх… кривде, несколько дней.

Игорь удовлетворённо кивнул и о чём-то задумался на пару секунд.

– А ты, случаем, не механик, не? – спросил вдруг он.

Вовке так хотелось помочь, что он не задумываясь воскликнул:

– Да! – конечно, это было враньё. Но внутри промелькнуло оправдание, что это скорее кривда. В конце концов, ремонтировать велосипеды он же умел!

– Хорошо, хорошо. Что раньше ремонтировал? Двигатели, ходовую?

Вова замялся.

– Электронику?

– Ну, в обще-то только велосипеды… и мопеды! – добавил он для веса, – А ещё катался на картах, несколько раз! – вспомнил Вовка свой прошлый день рождения, когда они с папой целых два часа катались по картодрому. Мопеды, естественно, он никакие не ремонтировал. Но это же Кривомирье!

На удивление Вовки Игорёха даже бровью не повёл.

– Велосипеды. Мопеды. Хм, ну, думаю, под моим руководством мы сможем кое-что провернуть. Да. Точно.

Игорёха довольно прищурился.

– Лады, пошли за мной, – встал он из-за столика. Настроение его явно улучшилось.

Когда они подошли к автодрому, было уже темно. Лишь только уличные фонари, да вездесущая реклама – «наше моторное масло прибавит вашему двигателю сотню породистых скакунов!»; «только и только наша охлаждающая жидкость нужна вашему двигателю!» – освещали его высокие стены.

«Вот это да! Я на самом настоящем автодроме! Не нужен никакой новый парк и ждать папу, чтобы туда съездить! Вот Горка с Серым обзавидуются!» – со злорадным восхищением думал Вова.

– Нам туда, – поманил Игорёха.

Они подошли к невысокому забору. Игорь полез через него. Вовка удивился такому повороту.

– А это законно?

– Что? – переспросил с верхушки забора Игорь.

– То, что мы пролезаем через забор!

– А, ну… в общем-то да, если никто не узнает. Не пойман, значит, чист, что ангел. Да, нормально всё! Лезь, не бойся.

Вовка не хотел показать себя трусом, тем более сам предложил помощь, поэтому, посмотрев по сторонам, ловко перелез через забор. Оказавшись на той стороне, спросил:

– Почему нельзя через дверь?

– Потому что на ночь боксы закрываются, если не продлишь заявку на ремонтные работы. А я, из-за этих своих… механиков, в общем, не успел продлить. Но это же не моя вина, ты сам слышал, что произошло! Поэтому будем действовать скрытно.

Вова осмотрелся. Они оказались между трибунами.

– Так, смотри, – показал рукой Игорь, – пит-лейн, а значит и боксы находятся на той стороне. Видишь освещено?

Вова кивнул, он видел.

– Нам надо пробежать через всю трассу. Я её знаю, как свои пять пальцев, так что следуй за мной и всё будет чики-бомбони.

Игорь пригнулся и припустился бежать. Вовка за ним. Без особого труда они добрались до начала пит-лейна. Дальше побежали по нему вдоль закрытых боксов. Только редкие фонари выхватывали из ночи небольшие островки света. Их старались пробегать как можно скорее.

– Стой! – приглушённо крикнул Игорь.

Вовка остановился, как раз на границе освещённого островка. Только нога попала под свет. Он её быстро убрал назад. Впереди показался охранник с фонариком.

– Аккуратно отходим, – скомандовал Игорь.

Ребята отступали медленно, пока не оказались около ворот в чьи-то боксы. Там они замерли, даже дышать стали через раз. Охранник, дошёл до очередного пятна света, встал в него. Вова видел, как тот зевнул, глянул на часы, посветил фонариком в округе, зачем-то глянул наверх и махнул рукой. Ему явно не хотелось проходить весь длиннющий – в нём было никак не меньше трёх сотен метров – пит-лейн. Потянувшись, он развернулся и побрёл прочь.

Опасность миновала.

Через минуту они подошли к закрытым боксам. Над воротами Вова смог различить надпись: «Свистящая пуля». Игорёха достал ключ и приоткрыл ворота так, чтобы не повредить печать, но при этом можно было, прогнувшись, пройти.

– Давай!

Вовка юркнул внутрь, за ним Игорь и тут же закрыл ворота. Они оказались в полной темноте.

– Так, стой на месте. Никуда не иди, пока не включу свет, а то порушишь всё.

– Хорошо, – отозвался Вова. Он почувствовал, как справа от него прошёл Игорь.

– Где-то… где-то здесь, – слышал он его бормотание.

Что-то звонко упало на бетонный пол бокса и начало оглушительно звенеть. Вова вжал голову в плечи. Он бы не удивился, если бы такой грохот был слышен далеко за пределами.

– Ай, чтоб тебя! Т-щ-щ-щ, – зашипел Игорёха и наступил ногой на дребезжащее нечто. Воцарилась тишина. Затем послышались осторожные шаги, шуршание.

– Так, ну, ага!

Раздался щелчок. Яркий свет ослепил Вову. Он зажмурился, а когда открыл глаза, широкая улыбка проявилась у него на лице.

Теперь, при ярком свете, можно было хорошенько всё осмотреть. Вова действительно оказался внутри самых настоящих боксов автоспортивной команды. Конюшни, если точнее, ведь всем известно, что не автомобили и водители соревнуются, а пилоты и болиды от своих конюшен.

Здесь всё было взаправду: и колеса на болиде были круглыми, а не квадратными или восьмиугольными или какими-нибудь ещё, и двигатель настоящий, а не нарисованный, и пахло вокруг резиной, маслами, бензином.

– Круто! – выдохнул Вовка.

– А то! – с гордостью подтвердил Игорёха.

Прямо посреди боксов стоял полуразобранный формульный болид. Он был бронзового цвета, весь обклеенный спонсорскими наклейками. Вокруг него лежали запчасти: антикрылья, части подвески, два передних колеса, разобранные до последнего болтика, аккуратно разложенные на серой тряпке тормоза, тяги. Весь перед болида был разобран. Авария, казалось, была серьёзной.

– На полном ходу вошёл в стену, – подтвердил Игорёха, – даже ничего сделать не мог. Колёса просто разом оторвались и полетели куда-то вверх, а меня понесло прямо! У-ух! Как вспомню!

Вовка с уважением и восторгом посмотрел на него. Он на огромной скорости врезался в стену, а даже не испугался и рвался на следующий же день выйти на трассу.

– Работёнки тут, конечно, не мало, но мы справимся! Чу-ует мо-ё-ё сердце! – пропел он.

Игорёха направился к высоким ящикам, стоявшим вдоль стен. В них были многочисленные инструменты, помимо тех, что работали на сжатом воздухе и на скрученных проводах свисали с потолка. На самих же стенах висели колёса, отдельно – кованные диски, задние антикрылья разных форм, рули, автомобильные ключи и бог весть что ещё. А на дальней стене большими бронзовыми буквами сияла надпись: «Свистящая пуля». Да, это был не гараж Вовкиного папы, а самый настоящий бокс.

– Это так моя команда называется: «Свистящая пуля»! – с гордостью сообщил Игорь, – И теперь ты её часть.

Вовка зарделся.

– Ну, что, приступим? – протянул Игорь ящик с инструментами Вовке.

Закатав рукава, новоиспечённые напарники принялись за ремонт.

Вскоре Вова весь измазался в разных смазках, но его это ничуть не смущало. Наоборот, с огромным усердием он делал всё, что требовал от него Игорь. Под его командованием работа продвигалась быстро. Вовка даже удивился, отчего те механики говорили, что и за всю ночь не успеть, когда через три часа, казалось, что половина сделана. Но потом он вспомнил, что они были предателями и только лишь улыбнулся про себя, когда представил их выражение лиц утром. Однако некоторые усилия требовали слаженную работу минимум двух человек, поэтому один бы Игорёха точно не справился, видимо на то и был расчёт.

Под утро, когда тоненькая полоска рассвета разграничила сплошную темноту земли и неба, болид был полностью готов. Сиял, как в выставочном зале под светом сотен софитов.

– Отлично! Отлично! Отлично! – ликовал довольный Игорёха, – Вован, мы красавцы, ядрёный кандибобер!

Ребята стукнули друг друга по ладоням. Вовка и сам был рад. Ему казалось, что он впервые занимается таким важным делом. И теперь Кривомирье ему не представлялось таким уж плохим местом. Он даже подумал, что неплохо было бы пожить здесь. Хотя бы какое-то время.

– Подожди минуту, я мигом, – сияя улыбкой до ушей Игорёха подошёл к воротам.

– Ты куда? – спросил Вова.

– Да, мне… это… надо кое-чего уточнить! – отозвался Игорёха, – сейчас буду! Я мигом!

Вова остался ждать. И только тут он понял, как на самом деле устал. Устроившись где-то в углу около покрышек, он сам не заметил, как задремал, подложив под голову рюкзак.

Вовка спал так крепко, что даже не услышал, как Игорь вернулся спустя целых три часа, не слышал, как шумели ворота, ведь трасса уже была открыта для команд.

– Вовка, Вовка! Вставай, – сквозь сон пробились горестные крики Игоря, – Вставай!

– Что, что случилось? – спросонья Вова не сразу сообразил, где находится.

– Всё зря! Какой же я невезучий!

Вова протёр глаза и уставился на Игоря, стоявшего прямо перед ним.

– Что случилось то?

Игорь в молчании вытянул правую ногу вперёд. Только тут Вова увидел, что она у него перебинтована и Игорь опирается на палку.

– Что случилось?! – вскочил Вовка на ноги, проснувшись окончательно.

Пока Игорь рассказывал, что же с ним приключилась, на нём не было лица. Он даже не мог глянуть в глаза Вовчику и то и дело судорожно вздыхал. Хотя, ни одна слеза не скатилась с его детских глаз. Крепился.

– В общем, когда перелазил через забор, зацепился за что-то и как ухнул вниз! Попытался сгруппироваться, но лишь подвернул себе ногу. Было так больно, что я пошевелиться не мог и пролежал целый час! Меня нашёл охранник, узнал и помог дойти до медпункта. И как мне теперь быть? Я должен выиграть, ведь поставил сам на себя!

– Стой, – не понял Вовка, – что ты поставил?

– Как что? Всю свою команду поставил! И деньги разумеется!

– Зачем деньги, – не понял Вовка, – разве тут они нужны?

– Ясень пень! – зло воскликнул Игорёха, – Здесь не всё бесплатно! За спорт надо платить, и платит много, а мне не хватает. Спонсоры уходят к стрелам, а запчасти, шины, бензин в конце концов! За всё это надо платить! Вот я и поставил на радостях на свою победу, ведь был уверен, а когда возвращался… А-ай! – Игорь сжал зубы и стукнул кулаком по ящику с инструментами.

– Это же надо! Всё, конец моей карьере! Пора паковать вещи! – сокрушался Игорь, – пуличку мою разберут на запчасти и…

Игорёха не договорил, задохнулся.

– Слушай, – задумчиво спросил Вовка, – а обязательно тебе ехать за рулём?

– Нет, можно другого пилота, я же владелец, главное успеть заявить за час до старта и чтобы у него лицензия была. Но… всё это бесполезно, куда сейчас искать?! Кого?

Игорь хромал от одной стенки к другой и рвал на себе волосы.

– Но если попробовать! Нельзя же сдаваться вот так просто? Когда всю ночь тут… – Вовка кинул тряпку, об которую вытирал руки, – а теперь просто вот взять и повесить голову?

– Да никто не согласится, пойми ты! – Игорь остановился посреди бокса, – Я уже слышал, как ставят на выигрыш этих – у-у-у! – серебряных стрел. Все уже знают про мою ногу! Весь пит-лейн видел, как я хромаю! Так что никому сейчас не выгодно, чтобы моя пулька вышла на старт! Я же их единственный конкурент, чья машина столь же быстра! Она же у меня… она же, как пуля у меня! А я… Подвёл, подвёл!

Вовка упал на стульчик, опустил голову. Ведь не может всё так кончится, думал он. Игорёха тем временем искоса глянул на своего приятеля, подождал немного, Вова не шевелился. На секунду нахмурившись, он вдруг, не смотря на повреждённую ногу, подпрыгнул, а когда приземлился, даже забыл поморщиться от боли и кажется не испытал никакого дискомфорта.

– Вовка! – крикнул он, – А! Точно!

– Ты чего? – округлил Вовка глаза, подняв голову.

– Говоришь, на картах гонял?

Это та подглава, в которой Вовка нечестно получает лицензию для участия в нечестных гонок

– Да не, точнее, да, но это было давно и не так чтобы у меня прям получалось, – начал сразу же оправдываться Вовка, – несколько раз прокатился, да и только.

– Несколько раз это уже результат! – Игорь, приноровившись вновь хромать, обошёл Вовку кругом, внимательно его осматривая.

– По телосложению, почти такой же, как я, рост точно такой же, – бурчал он, – а сколько ты весишь?

– Эм… – на сразу нашёлся, что ответить Вова.

– Ну, во всяком случае, не больше моего. Так, так, так. А это выход. Прям ваще!

– Да я просто разобью болид! – отскочил в сторону Вовка, поняв, что хочет провернуть Игорь. Он уже пожалел, что совр… точнее, что сказал слишком приукрашенную кривду. Надо знать меру.

– Фигня, не разобьёшь! – отмахнулся Игорёха, – Я тебе всё покажу и расскажу. Потренироваться правда не получится, времени нет, но… На разогревочном круге освоишься!

Вовка испугался. Всё это попахивало самой настоящей авантюрой.

– А для чего же нужно Кривомирье, как не для таких вот проделок! – радостно воскликнул Игорёха, как будто прочитав мысли Вовчика.

Вова в страхе прижался к стене. Звонко упал разводной ключ, мальчик вздрогнул.

– Да, ты только подумай! Вовка! Ведь можешь принять участие в самых настоящих гонках! Каково? Бьюсь об заклад, что ты ни разу нигде не участвовал!

– Не…

– Так что ты думаешь! – Игорёха наступал на Вовку.

Вовка покосился на бронзового цвета, чистенький болид. А что если…?

– Да не! Не буду я! – тряхнул он головой, отвёл взгляд, но тут же опять глянул на Пулю.

– Да почему нет? – всплеснул руками Игорь.

Вовка несколько раз открыл, закрыл рот, но почему-то ничего кроме «не умею и не смогу» у него на ум не приходило.

– Да потому что! – в итоге крикнул он и вообще отошёл к другой стене боксов. Его вдруг заинтересовал запасной боковой понтон. Он начал трогать его, пытаться перевернуть, глянуть, что с другой стороны.

Игорь молчал, но Вовка чувствовал, как тот смотрит на него.

– То есть, всё это зря, да? – наконец услышал он, – Всю ночь работали, и всё зря? Так получается?

– Да, не…

– Да, как нет, когда – да!

Вова не знал что сказать. Игорёха тяжело сел на колёса, вытянул ногу, застонал.

– Сам же, десять минут назад, говорил, что нельзя так сдаваться, – уже тихим, смирившимся голосом говорил Игорёха, – сам же говорил. А теперь что? Мне просто вот взять…

– Нужен же опытный пилот, с лицензией!

– Ай! Да, лицензия вообще не проблема! – отмахнулся Игорь, – Главное, чтобы ты смог проехать тестовый круг и никуда не врезаться. Там первоклассник справиться. Кстати! А ведь, точно! Скажем, что тебе надо проехать пару кругов дополнительно, я договорюсь, заодно и с трассой ознакомишься!

Вовка ещё сопротивлялся, но в итоге эта мысль всё больше и больше овладевала им, проникала внутрь и уже не казалась такой уж безрассудной. Действительно! Что, он не сможет разве проехать на болиде целую гонку? Катался же на картах, в конце концов! К тому же, это же просто мечта! А он шарахается от неё, как… как самый настоящий дурак!

– Хорошо! Хорошо! Уговорил! – крикнул Вовка и сам же расплылся в довольной улыбке, – только если не смогу проехать тестовый круг, всё отменяется!

Игорёха вскочил на ноги:

– Есть-есть! – обрадовался он, потирая руки, – тебя и не допустят до участия, если не проедешь, но ты проедешь! Чуйка у меня, ах-ха, доедешь! Верняк!

Вова и сам почувствовал ту самую чуйку.

– Так, поторопимся, время на исходе. До гонки осталось, – глянул на часы, – чуть больше трёх часов!

Больше не размышляя, ребята рванули к администратору трассы. Точнее Игорёха что есть мочи ковылял с помощью костылей, показывая, как ему тяжело и больно, а Вовка то и дело убегал вперёд, а затем возвращался назад.

Наконец, Игорь обо всём договорился.

– Не боись, – напутствовал он, помогая ему под смешки окружающих, влезть в кабину пилота, пристегнуться ремнями – они здесь были четырёхточечные, как и полагается на настоящем формульном болиде, – нормально всё будет.

– Вы точно хотите получить лицензию? – осведомился работник автодрома, глядя, как неуклюже Вова усаживается в кресло пилота, явно в первый раз.

– Да-да, точно! – бросил Игорёха.

Работник пожал плечами.

– Как скажите, мне то всё равно. Только не вздумайте в мою смену разбиться. Правила знаем?

– Да!

– Но я всё равно скажу, а то, кажется, сам пилот не знает, – тут он хихикнул, – эй там, за шлемом, слышишь меня? Короче, проедешь круг за три минуты – лицензия твоя. Главное не срезать, не разбивать и не сбивать других. Усёк?

Вовка кивнул. Игорь нажал на кнопку, мотор взревел, как тигр, а потом завыл, точно турбина самолёта. Вовка на минуту оглох.

– Так смотри, – закричал Игорь, стуча по шлему, стараясь привлечь внимание ошарашенного Вовки, – эти лепестки переключают передачи, эта кнопка проверить температуру мотора, но она тебе сейчас не нужна. Так, этот дисплей показывает передачи, там обороты, переключай, когда дойдёшь до…, – но договорить он не успел.

– Готов? Поехал! – дал отмашку ехидный работник и тут же нажал на секундомер.

– А? Зараза! Ну, давай! Давай! Жми! – закричал Игорёха и отскочил в сторону.

Вовка с испугу нажал что есть силы на газ и тут же его понесло куда-то вбок к стене, он инстинктивно вывернул руль, отчего его понесло в обратную сторону, а зад болида стремился обогнать перед.

Взбесившийся болид распугал всех, кто был рядом.

– Отпусти газ, не так резко! – кричал Игорь, но из-за дико ревущего двигателя, Вова его не слышал. Да и сам двигатель он перестал слышать, его заглушило биение собственного сердца. В итоге болид сделал такого козла, что всё вокруг погрузилось в сизый дым.

– Ух! – выдохнул Вова.

– Туда! – кричал Игорь, – развернись и туда, туда езжай! – махал он руками.

Вовка кивнул. Нащупав газ, он устремился к первому повороту.

В первые секунды всё внутри Вовки сжалось, а зрение сузилось до туннеля прямо перед носом болида. Но потом. Потом Вовка почувствовал скорость. Ему захотелось кричать, но тут же перед ним вырос поворот. Он надавил что есть мочи на педаль тормоза, колёса заблокировались и болид начал выставлять свой правый бок.

Игорь схватился за волосы, ехидный работник с удовольствием отмечал про себя каждую секунду. Прошла уже минута.

Вова мчался. Соблюдать траекторию, оптимальные точки торможения и входа в повороты, преодолевать по всем правилам шпильки – он даже не старался. А нёсся так, как подсказывало ему бешено бьющееся сердце. Вовка давил на газ и старался наверстать упущенное на старте время. Потому и описать, как прошёл круг, не смог бы ни за что в жизни! Он запомнил только безудержное ускорение болида, как пересёк финишную черту и Игоря, смотрящего не на него, а на секундомер.

Проехав ещё один круг, чтобы вернуться в боксы, Вова с трудом затормозил там, куда ему указывал механик. И то, если бы тот не отскочил, обязательно сбил бы его.

– Смотри куда прёшь! – крикнул тот, вставая с асфальта и потирая ушибленный копчик.

– Ну, как! Ну, как? – выскочил Вова из болида, подбегая в Игорёхе.

Тот серьёзно смотрел на него. Всё внутри Вовки ушло в пятки. Неужели не проехал за три минуты? От отчаяния он хотел было бросить руль, оставшийся у него в руках на асфальт, но к нему вовремя подбежал ушибленный механик и недовольно выхватил его.

– Да, блин! – сокрушённо воскликнул Вовка. Он был уверен, что уложился.

– Вот это блин! С такой ездой, да уложиться точняк в три минуты – это просто… а-а-а-а-а! Ты справился!!! – заревел Игорёха.

– Что-о-о? – не поверил своим ушам Вовка.

– Две минуты пятьдесят восемь секунд и пятьсот тысячных! Каков!!! Ты посмотри! Каков!

– Да?

– Кривда! Вован, конечно кривда!

– Ур-ра! – закричал Вовка.

– Нам надо торопиться, чтобы получить лицензию и заявить тебя на гонку! Побежали!

Это было самое настоящее сумасшествие. С результатом они мчались куда-то по трассе, против толпы механиков. Те смотрели на них, как на сбежавших обезьян из зоопарка, расступаясь, подобру-поздорову, в стороны.

Через минуту они оказались перед входом в стеклянное здание в паддоке трассы. Как это ни странно, но Игорь влетел в него даже раньше Вовчика.

– Бегом! – растворил он широкие двери.

Вовка пролетел внутрь, а Игорь посмотрел на часы. Пот проступил на его лбу и не от бега.

– Кто не рискует, тот не пьёт! Эх, блин! – тихо сказал он, а громко крикнул:

– Нам туда! Туда!

Ребята помчались по коридору с указательными табличками. На одной было написано: «Лицензии пилотов».

Вскоре они остановились около автомата. Вова всунул в него бумагу с результатом. Тот сжевал её. На экране высветился зелёная галка.

– Отлично! Так у нас ещё полтора часа. Нажимая дальше.

Вовка нажал дальше. «Дальше». «Дальше». «Согласен» и опять «Дальше», «Согласен». Не читая, он соглашался со всеми пунктами. Времени было в обрез. Ведь ещё с лицензией надо успеть к шефу гонки и заявить Вовку как пилота.

И вот, наконец, последний пункт.

– Ага, так, теперь для того, чтобы получить лицензию пилота, тебе надо подтвердить своё участие в федерации автоспорта.

– А как? – не понял Вовчик.

– Да всё просто, тебе надо сдать справедливость! И тогда тебе выдают лицензию.

Вовка застыл с поднесённым пальцем к экрану.

– То есть как сдать справедливость? – переспросил он.

– Ну, соглашаешься, ставишь отпечаток своего большого пальца и всё.

Вова почувствовал внутри себя какое-то странное чувство. Не страх, но как будто он оказался у какой-то черты и задрожал предохранитель. Ему живо представилась трещина на асфальте возле магазина.

– Эй, ты чего замер? – испуганно спросил Игорь.

– Я не хочу свою справедливость…

– Стой, подожди, – Игорёха вылупил глаза, – ты что же… Ах-ха-ха, действительно подумал, что разменяешь свою справедливость на эти членство и лицензию?

– Да…

– Ну, ты даёшь, вот умора! Да как ты это себе представляешь? Совесть у тебя внутри. А это просто называется так, этим же крючкотворам из федерации заняться нечем. Вот они вставляют постоянно палки в колёса нам – обычным гонщикам! Понимаешь, у нас нечестные гонки, они так называются, чтобы привлечь больше зрителей. А в нечестных гонках как могут участвовать справедливые пилоты с совестью? Там должны быть ушлые, оборотистые, хитрые! Всё это ради шоу и только!

Вовка ещё сомневался.

– Посмотри на меня, я разве стал каким-то другим? А ведь тоже бумагу такую подписывал!

Вовка глянул на него. Да вроде он был таким же, как и всегда. Точнее, он не мог знать, каким Игорёха был раньше, но ничто не говорило в нём, что он каким-то образом избавился от совести и приобрёл вместо неё ушлость. Вот его механики… К тому же он же не мог ему так наглым образом врать? Зачем?

– Потому что незачем и избавиться от совести не-воз-мож-но! – точно угадав его мысли, не мучаясь от совести, сказал ему самую настоящую кривду Игорь.

И всё же Вовка колебался. Ему вдруг вспомнился чернявый и все его уловки.

– Слушай, ты мне нужен, – Игорь положил на Вовкино плечо руку, – я не хотел тебе говорить, но…, – тут он глубоко вздохнул, и сказал трагическим тоном, – я вряд ли смогу выйти на следующую гонку. Травма моя серьёзней, чем я тебе сказал. Поэтому надеюсь на тебя.

– На следующую? – не веря тому, что услышал, переспросил Вовка.

– Да! Ты моя надежда.

– Но, я… мне надо…

– Тебе нужно будет тренироваться, это точно! Но… Что может быть круче гонок?! Ты разве не почувствовал, как у тебя кровь бурлила? Ну, вспомни!

Азарт и невероятно раздувшееся воодушевление, как будто подслащенное усилителем вкуса, затмили всё остальное. Вовка нажал кнопку, лицензия была получена. Как и в случае с подписанием об отказе… об отказе… Вовка напрягся со всех сил, чтобы вспомнить, от чего он отказывался в предыдущий раз.

«А, не важно! Главное, что ничего страшного со мной не произошло, и как говорил кривду, так и говорю!».

Ещё одна подглава, решающая. Выгодное дельце

Весть о том, что Свистящая пуля всё-таки выйдет на старт, да ещё и с новым пилотом, взбудоражила весь стадион. Начался самый обыкновенный хаос, сопровождаемый криками, ором, руганью, тумаками и давкой.

– Не честно! Это меняет весь расклад! – кричали одни.

На что другие резонно замечали:

– Гонки нечестные, так что всё в порядке!

– Раз так, тогда надо изменить ставки! – крикнул кто-то.

– Да!

– Да! – подхватила толпа. Ведь каждый из увлекающихся гонками детей, пользуясь полной свободой Кривомирья, делал ставки. Отремонтированная же пуля смешивала все расчёты.

Вовка был прав, когда злорадно представлял себе отвисшие челюсти механиков-предателей. Те, бросив технический осмотр болида Серебряных стрел, самыми первыми ломанулись менять ставки. За ними побежали все остальные.

Однако и держатель магазина ставок не лыком был шит. Он сказал, что перестаёт менять и принимать новые ставки до окончания гонки, а после – можно будет сделать абсолютно любую ставку, кроме выигрышной.

– Наглый обман! – кричали рядившиеся взрослыми детьми.

– Это ни в какие рамки кривды не укладывается! – недовольно рявкнул солидного вида ребёнок с отклеившейся частью усов и накладным животом. Он тростью расчищал себе дорогу.

Однако Кривомирье не было бы Кривомирьем, если бы и на такого ловкого дельца, как букмекер, не нашлась своя управа. Были найдены адвокаты, судьи, которые так же сделали ставки, а потому были заинтересованы в их корректировке. Они, нахлобучив на себя парики, тут же, перед входом в контору ставок, изменили измышленные правила на новые придуманные только что, стукнули молотками об асфальт и подписали сфабрикованный по всем законам документ.

– Ура! Да здравствует высшая несправедливость! – возликовала толпа. Новые ставки полились водопадом.

Весь возникший из-за него ажиотаж до самого Вовки доходил лишь отдалённым грохотом трибун. Игорёха тщательно оберегал свою надежду на благополучный исход всего дельца. Фортуна вдруг круто развернулась к нему лицом, а потому он не мог упустить шанс!

Да и без Игоря Вовка не замечал ничего вокруг. Даже если бы метеорит сейчас рухнул прямо перед ним, совершенно не факт, что он бы понял, что произошло. Вообще всё, что происходило после того, как они в последнюю минуту успели заявить Пулю на гонку, будто оказалось в тумане.

Вот он в боксах, одевает комбинезон, зашнуровывается. Вот они уже выехали с пит-лейна, чтобы занять свои места на старте. Прежде чем разбить вчера болид, Игорь успел показать второй результат, который не был побит. Сразу после Серебряных стрел.

Вова переживал так, что даже и не замечал этого. И как ему, в первый раз севшего за руль болида час назад, с первого же раза удалось аккуратно остановиться на стартовой решётке – удивительно! Но когда он встал точно перед линией, заглушил двигатель, весь мандраж куда-то исчез. Точно он всю жизнь только что и делал – участвовал в формульных гонках.

– Вылазь, вылазь! – звал Игорь, – до старта ещё полчаса, что так и будешь там сидеть? Давай походим, проветримся.

Вовка вылез, снял шлем, в точности так, как делали это пилоты Формулы 1 в прямых трансляциях. Огляделся по сторонам и только тогда, заметил, как все: механики, пилоты, шефы команд, какие-то менеджеры и ещё суетящиеся люди, – излишне говорить, что все они были детьми, – косились на него, перешёптывались, а кто-то даже откровенно тыкал пальцем.

– Не обращай внимания, они злятся!

– За что?

– За то, что мы с тобой нарушили все их планы. Зуб даю, – тут Игорёха перешёл на шёпот, – что все они, даже другие пилоты, поставили на выигрыш Стрел. А тут мы: оп-паньки! Ха-ха! – Игорь весело рассмеялся.

– Представляешь, как они злятся? О-хо-хо! Кто-то побежал менять ставки, причём ставят на тебя! Представляешь! Тут нам слухи помогли, кто-то распустил по всему стадиону, что ты приехал из другого города и гоняешь, как ветер по прериям! А эти, – Игорь махнул в сторону явно обозлённых пилотов, – они не могут. Готовиться к гонкам надо!

Ребята шли вдоль пит-лейна. Тут Игорь взял под локоть Вовку и приглушённо сказал:

– Слушай, я тебе сейчас скажу кой-чего, только ты никому. Ночью, когда делал ставку, коэффициент был самым высоким, сейчас, конечно, всё с точностью, да наоборот, так что…

Игорь недосказал, но Вовка всё понял.

– Выигрыш пополам.

– Игорь! – воскликнул Вовка и вдруг сердце его дало пробой, – а никто не сделает сейчас ничего с машиной?

– Не, тут везде камеры, репортёры, не переживай. На стартовой решётке мы в безопасности. Поверь мне, опыт имеется.

Навстречу им повстречался пилот, одетый во всё чёрное. Он прошёл мимо и даже взглядом не удостоил Вовку.

– Стрела, – фыркнул Игорь, – мы их сегодня в клочья разорвём!

Так вот кто это был! Вовка посмотрел ему вслед. Тот шёл в шлеме, но на секунду обернулся назад, посмотрел на Вову и зашагал дальше.

– Постой, ага. Так подожди, я сейчас, – Игорь поковылял в сторону какого-то франтовски одетого мальчика. На нём был костюм кричащего жёлтого цвета, белоснежная сорочка, туфли из крокодильей кожи, а вместо галстука – большой синий камень в оправе. Глаза его были закрыты тёмными очками.

Игорь подошёл к нему, тот слегка кивнул головой, о чём-то спросил, Игорь, подтверждая, кивнул.

– Кто это был? – спросил Вова, когда Игорь вернулся.

– А? Да, организатор гонки. Он спросил, есть ли у тебя лицензия, не просрочена ли, я сказал, что всё норм. Да, ерунда. Пошли, не отвлекайся.

Так они прошли всю стартовую решётку и вернулись обратно. Не сказать, что это помогло Вовке сосредоточиться, как обещал Игорь, наоборот тот его постоянно отвлекал какими-то посторонними разговорами.

Подойдя к Пуле, Вову ожидал неприятный сюрприз. Возле болида Стрелы стоял чернявый. Тот тоже заметил Вовку. Мерзко улыбнулся, ему даже хватило наглости помахать ему рукой.

– А, так вы знакомы? – отведя глаза, спросил Игорь.

– Да, – сквозь зубы ответил Вова.

– Вот так встреча, – воскликнул чернявый, – ну-ну, пилот значит? Шуму ты наделал, так сказать, нехилого!

Вова ничего не хотел отвечать. Он завертел шлем в руках, чтобы поскорее одеть его.

– А я, смотрю, ты осваиваешься, – продолжал чернявый, – лицензию, значит, получил. А зачем убежал то из планетария? Я тебя потом искал, искал! – врал напропалую чернявый.

Вовка отвернулся. Ему необходимо было сосредоточиться на предстоящей гонке. Возясь с замками, он не заметил, как чернявый замолчав, выразительно посмотрел на Игоря, а тот, безболезненно ступил на перебинтованную ногу.

– Смотри, справедливости нет, но как бы совесть на замучила! Ха-ха! – хохотнул чернявый и пошёл в сторону боксов.

Вова постарался выкинуть его из мыслей. Не место было сейчас чернявому в его голове.

– Ну, парень, удачи! – похлопал по шлему Игорёха. Вовка показал большой палец. Механики спешили расчистить пит-лейн, – Всё будет чики-бомбони!

Игорь с жадностью потёр руки и хитро улыбнулся. В точь-точь, как чернявый.

Для Вовки же весь мир сузился до видимого куска трассы через визор шлема. Звуки приглушились, но ненадолго. Вова нажал на кнопку на руле, Пуля взревела всеми восемью цилиндрами своего спринтерского двигателя. Заработали и другие болиды.

Начался прогревочный круг. Замешкавшись с передачей, Вовка рывком стартанул с места, резко затормозил, болид клюнул носом. «Тихо, тихо» – приказал себе Вова и сумел-таки совладать с собой. Впереди маячила Стрела, использующая всю ширину полотна, чтобы прогреть шины. Вовка начал повторять за ней.

«Вот только проеду гонку и сразу домой. Проеду и домой. Проеду и домой. Выиграю и домой» – шептал Вова, сам не осознавая, что оставил внутри себя лазейку, не уточнив, что проедет и выиграет только эту гонку. Надеясь и на следующую, как говорил Игорь. Всё-таки кривда была очень удобна. Гибкая правда. Вова даже перестал чувствовать ключи, плотно прижатые к телу комбинезоном и ремнями безопасности. Прежнее тепло от них, сменилось прохладой, хотя, казалось бы, они должны были просто полыхать от разгорячённого тела мальчика.

Затем последовал старт. Трибуны взорвались криками, но их с лёгкостью заглушил рёв спортивных двигателей двадцати пяти болидов, выходящих на пиковые обороты. Вовка не помнил, как он стартанул, но видел, как его со всех сторон начали обгонять болиды других конюшен. Трибуны улюлюкали, но он ничего не слышал и не видел, кроме трассы и поющего мотора.

Впереди было тридцать кругов. После первого, Вовка провалился в середину пелетона, но больше не пропустил вперёд ни одного болида. Казалось, что гонка стабилизировалась, кое-где вспыхивала борьба, происходил обмен позициями, но первая десятка начала отъезжать от группы, где находилсяВова.

Перед ним был красный болид. Всё внутри Вовки занудило, он видел, что его сдерживают, он мог ехать быстрее. Поэтому всё время старался обогнать. То совался внутрь поворота, то сходил с траектории на прямой, то по внешнему радиусу поворота вставал на газ, но у него не получалось. Красный болид закрывал калитку, выпихивал Пулю с трассы и всячески защищался, вынуждая Вовку совершать ошибки, вследствие которых он откатывался назад, терял скорость и время, и ему вновь приходилось догонять. Так прошло два круга. Ему во чтобы то ни стало, надо было опередить, иначе Стрела уедет так далеко вперёд, что догнать будет уже не под силу.

Однако вскоре Вовка заметил, что на обочине останавливается то один болид, то другой. Иногда сразу по два, три болида за круг стали сходить с дистанции. Какие-то механический проблемы, ведь с виду они были целы.

Наконец, Вова ловко обманул пилота. Показав, что будет опережать внутри поворота, он заставил того сместиться, а сам резко вывернул на внешний радиус и промчался мимо. Путь был свободен и Вова тут же начал отрываться вперёд. Он сам удивлялся, как умудрялся ехать быстро. Но не стал думать об этом, чтобы не отвлекаться.

Прошло три четверти гонки, когда произошла авария. Она случилась прямо на глазах у Вовки, догоняющего лидирующую группу, уменьшившуюся уже до пяти машин. Сразу три болида, на радость полным трибунам, столкнулись прямо на стартовой прямой. Их разметало в стороны, один бросило на стену, а от неё прямо под колеса Пули. Рефлекторно Вовка хотел зажмуриться, но не сделал этого, иначе бы въехал прямо в подставленный бок. Нажав на тормоз, а затем вывернув руль вправо, сбросив две передачи и резко встав на газ, он в считанных сантиметрах разминулся с потерявшим управление болидом. Двигатель взревел на красных оборотах. Передача вверх и вот опасность уже позади, а впереди осталась только Стрела. Куда-то подевался ещё один болид.

Однако завал на стартовой прямой, куда попали ещё два пилота, был слишком большим. На трассу выехала машина безопасности. Позади себя она собрала все оставшиеся болиды. Тут то и выяснилось, что Пуля и Стрела – единственные, кто ещё не сошёл.

Круг уходил за кругом, пока убирали обломки, растаскивали искорёженные болиды. К счастью никто не пострадал. Корпуса их были сверхкрепкими. Только один пилот сломал себе ногу, а у второго случилось сотрясение.

Лишь на последнем круге гонки, машина безопасности покинула трассу. Был дан рестарт. Вовка нажал на газ. Один за другим, ревя моторами, два болида промчались по стартовой прямой и скрылись за первым поворотом.

Вовка сидел на хвосте, но Стрела была быстрее. Она начала отрываться. Сам по себе болиды были равны, но у Вовки было гораздо меньше опыта. Он не знал тонкостей управления, да и в повороты не всегда входил правильно, теряя на этом время и скорость.

«Неужели проиграю?» – промелькнула подлая мысль в разгорячённой голове мальчика. Он не чувствовал, как затекло всё тело, как болели мышцы шеи, он даже забывал пить. Всё что видел – корму впереди идущей Стрелы.

И тут случилось что-то совсем невероятное. Когда половина круга осталась позади, прямо из двигателя Стрелы вырвался сначала белый дым, потом он быстро стал серым, а через мгновение – чёрным. Вове даже пришлось уйти в сторону, чтобы хоть что-то увидеть. Стрела резко замедлилась. Пуля начала стремительно её догонять.

«Такой шанс упустить нельзя, надо хвататься за него! Выбью! Если будет сопротивляться!» – непонятно откуда, кровожадные мысли полностью захватили Вовку.

Только вот гонки не зря назывались нечестными. До стрелы было двести метров по задней прямой. Может быть, это и кажется много, но только не для мчавшихся на сумасшедшей скорости болидов.

«Ещё пара секунд!» – думал Вова, но тут Стрела резко затормозила, свернула в конце прямой в сторону, пробила, как оказалось, хлипкое ограждение из пенопласта и помчалась вперёд, срезая круг.

– Ну, уже нет! – крикнул Вова. Недолго думая, жаждая справедливости, свернул за ней. Вот только не жажда справедливости двигала им, а эгоистичное желание победить. Он даже и думать забыл об Игоре. Он хотел только стать первым. Любыми правдами и не правдами. Кривда потом всё сгладит.

Вова уже был рядом со Стрелой, когда на её задние колёса из треснувшего шланга прыснуло масло. Мгновенно потеряв сцепление, болид занесло и он вылетел с узкой дороги. Вова промчался мимо, пробил ограждение в середине последнего поворота и выскочил на финишную прямую. Клетчатый флаг махал ему.

И только лишь спустя целую минуту, стрела пересекла финишную черту, но выехала она не там, где Вовка, а так, будто проехала полный круг.

Смотревший из боксов трансляцию Игорь стукнул кулаком от злости. Чернявый и франтовый мальчишка, с застывшими лицами смотрели, как ликовал Вовка.

Глава 11. В которой кривда служит только тем, кто её придумал

Нельзя даже и сравнить тот шум, что был до гонки и тот, который последовал после. Казалось, что ещё чуть-чуть и автодром разлетится на сотни миллионов маленьких кусочков, в такой резонанс от волн негодования вошёл каждый его кирпичик.

Вовка даже не смог доехать до своих боксов. Толпа остановила его болид прямо посреди пит-лейна.

– Из-за тебя я потерял все свои деньги! – кричал один достойнейший мерзопакостник в сюртуке. Видимо он ставил на победу Стрелы.

– Мошенник! Мошенник! – вторил ему ещё один, не менее достойный и увжаемый.

– Ты сломал двигатель у Стрел, мы видели, как крутился около их болида!

– Он сломал?

– Да-да! Я видел!

– И я!

– И я!

– Негодяй! Подлец!

Со всех сторон неслись возмущённые крики. И тут уже полетели в Вовку кроссовки, камни. Дело обретало нешуточный оборот. Если бы не комиссары, окружившие его болид со всех сторон, то его тут же и растерзали бы!

Но не все были недовольны. Было много и таких, кто поставил победные ставки и теперь ликовал. Правда, они не сильно заботились о сохранности Вовки, ведь их деньги были не у него, а у букмекера.

Вова не знал что делать. Вылезать из болида он не хотел. Из-за стены комиссаров то и дело вылетали помидоры, картошка или камень. Какие-то попадали прямо по машине, но в Вовку ещё никто не попал.

Тут комиссары расступились и пропустили отряд полиционеров.

– Прошу следовать за нами, – прокричал прямо в шлем один из них.

Вовка вылез из болида и под конвоем вышел из окружения.

– Ф-У-У-Э! – неслось со всего сторон.

Его отвели на верх здания в боксах, где заперли в пустой комнате с панорамные стёклами, выходящими прямо на пит-лейн.

– Жди здесь, – приказал полиционер и закрыл за собой дверь.

Только сейчас Вова снял шлем. Он ничего не понял. Что произошло? Почему его заперли здесь? Хорошо хоть вода была. Вовка жадно напился. Гонка была жаркой.

Но, неужели все так не хотели его победы, что, как он видел сверху, стягивались целые отряды полиционеров. Толпа внизу бесновалась.

– Минутку! Минутку! – послышался усиленный микрофоном голос.

Вова начал искать глазами, кто же это говорил и увидел на подиуме того самого мальчишку, с каким здоровался на стартовой решётке Игорёха.

«А где же сам Игорь? – подумал Вовка, – наверняка сейчас меня пробует спасти! Ведь я принёс нам победу!»

– Тишина! Тишина! – требовательней запросил мальчишка. Толпа, отыскав, кто говорит, стала успокаиваться.

– Все вы меня знаете! Я владелец и создатель нечестных гонок! С тех самых пор, как федерация честных гонок показала всю свою мерзкую праведность, я основал новое шоу и не покладая рук трудился над его зрелищностью! Аварии, интриги, предательства, промышленный шпионаж и резкие смены лидеров – всё это моих рук дело и ваше удовольствие.

– Но сейчас ты оплошал! Всё должно было быть иначе!

– Такого никто не желал!

– Да! – заревела толпа.

– ТИХО! – теперь уже приказал тот мальчишка, рявкнув в микрофон. Толпа подчинилась.

– Сейчас в руках вы у меня видите постановление совета директоров Автоспортивной федерации нечестных гонок. Мы не успели его огласить вначале, но делаем это теперь. Без каких-либо оглядок на результат, прошу заметить.

Воцарилась полная тишина.

– Итак, начиная со старта этой гонки сами гонки становятся честными.

Толпа детей заволновалась. Что это могло значить? Вовка и сам не понимал.

– Поэтому то, что было возможно в прошлые разы, теперь будет караться. И караться очень жёстко, чтобы повадно не было! Поэтому результат машины Свистящих Пуль аннулирован! А сама команда дисквалифицирована на следующую честную гонку! Но, так как мера по честным гонкам временная и распространялась только на этот заезд, они смогут участвовать в следующих нечестных гонках!

Теперь пришёл очередь ликовать тех, кто раньше возмущался и негодовать тем, кто ликовал. Хоть таких и было большинство, но меньшинству, выигравших от этого решения, принятого задним числом, кривда и отсутствие совести, такое позволяли, выдали мегафоны, чтобы их крик был громче и разносился далеко за стадион. Чтобы всем была слышна правильность принятого решения.

Вовка потерял дар речи. Как?! Как так, но почему? Ведь… И тут он увидел ухмыляющуюся фигуру чернявого. Он стоял рядом с владельцем гонок, задрав голову вверх, смотрел прямо на Вовку.

Вова ударил кулаком по стеклу, но делу этим помочь было нельзя. Он уселся прямо на пол и закрыл лицо руками.

Какое-то время спустя к нему в комнату вошла целая делегация. Там был владелец гонок, чернявый, полиционер, комиссары и сам Игорь. Вовка, когда увидел его, хотел было подойти, но тот даже не поймал его взгляд, смотря куда-то в сторону. Вова остановился.

На вид Игорь был вполне спокоен и не переживал за то, что случилось.

– Мы пришли, чтобы по всей форме вас арестовать, – заявил полиционер, – вы обвиняетесь в несоблюдение правил гонок.

– Прошу конкретно озвучить, что я нарушил, – перешёл в нападение Вовка.

– Вы срезали, а это недопустимо для честных гонок, – безмятежно ответил владелец гонок.

– Но ведь никто не знал про решение, да и сам он… как его, пилот Стрелы – он ведь тоже срезал! Игорь скажи им!

Игорь молчал. За него ответил комиссар гонки:

– Мы внимательно пересмотрели запись гонки. Его занесло в связи с вышедшим из строя двигателем и закапавшим на колёса маслом. Это подтверждает и сам пилот. Он потом вернулся на трассу!

– Но он проехал сотню метров там и даже не думал сворачивать!

– Это несущественно.

– Как несущественно? Это ещё как существенно! Он обманул вас, всех обманул! – кричал взбесившийся Вовка.

– Успокойтесь, у вас будет время доказать свою невиновность и восстановить своё мерзопакостное имя. Если конечно оно у вас вообще есть.

– Игорёха! – закричал Вовка, – докажи же им, что…

– Вы не можете обращаться к нему, – пресёк его полиционер.

– Это почему?

– Чтобы избежать дальнейшего вашего давления на пострадавшего. Помимо опасного вождения, отъявленной лжи, вы ещё обвиняетесь в противоправных действиях по отношению к этому гражданину, – тут он указал на Игоря, – вы его ввели в лживое, а не кривдивое, заблуждение и принудили принять неверные решения.

Только тогда тот впервые глянул в глаза Вовчику и… скромно улыбнулся и пожал плечами. Вовка почувствовал, как ноги его слабеют.

– Итак, более подробно вас ознакомят в зале суда. Через десять минут вас туда доставят. Всего доброго.

Все вышли, остался только чернявый.

– Ну-ну, ну-ну, – закачал он головой, – не по дням, а по часам осваиваешься. Но, на этот раз ты дал лиху. Ай-яй, даже в Кривомирье так поступать нельзя.

– Я ничего не ДЕЛАЛ! – крикнул Вовка, но его хватило только на это. Он был вымотан физически и морально.

– Ну-ну, это ты уже не мне будешь доказывать. Тут я тебе ничем помочь не могу. Слишком много мерзкопородячных игроков поставили на то, что выиграют Стрелы, а ты спутал всем карты.

Чернявый помолчал, довольно улыбаясь.

– Ну, я пошёл.

Сделал два шага в сторону двери.

– Ах, да! Думаю, тебе будет интересно знать, что даже Игорь поставил на твой проигрыш.

Вовку как будто обухом по голове хорошо приложили.

– Как? – вскинул он голову, – ты врёшь!

– Ах-ха! Если не веришь, спроси его, лопух! – засмеялся чернявый, – Он ночью нашёл меня, а у меня есть связи с владельцем гонок, мы поставили на твой проигрыш, но ты выиграл! Поэтому пришлось менять правила, проводить всё задним числом. Вот так-то!

Вовка без сил упал.

– Ну-ну, не огорчайся! Это же всего лишь обычное дельце, кто-то выигрывает, кто-то проигрывает! Небольшие хитрости, так сказать. Ха! Если на свадьбу приглашают ослов, значит, воды хотят натаскать или дров, – пропел чернявый.

Как самого настоящего преступника, точно Вовка был каким-то мошенником или убийцей, его под конвоем увезли в суд.

Рассмотрение дела было назначено сразу же.

– Опять ты! – воскликнул тот же "судья", на нём была новая мантия с рекламой команды Серебряных Стрел, – Рецидивист, виновен! Виновен! Виновен! – как оглашённый, застучал он молотком.

Подошёл помощник, что-то шепнул. "Судья" испуганно начал озираться, увидел кого-то. Вовка проследил его взгляд. Позади всех сидел солидно молчавший владелец гонок. "Судья" приподнял бровь, владелец важно кивнул.

– Ах, ну, да, свидетелей надо опросить, – промямлил "судья" и хлопнул себя по лбу, – конечно. Свидетелей сюда!

Первым и главным свидетелем обвинения оказался Игорёха. Он рассказал, как Вовка оклеветал его механиков в кафе, что подтвердили другие свидетели и сами механики, уже обратно переодевшиеся в бронзовую форму пуль. После чего навязал свои услуги.

– Вы уверены, что оклеветал, а не сказал кривду? – переспросил "судья", сохраняя видимость кривосудия.

– О, да я уверен! Он утверждал, что они переметнулись к Стрелам, хотя ничего подобного не было, а я…, – горестно вздохнул, – а я послушал и выгнал их! И им пришлось уйти к моим конкурентам, чтобы обеспечивать себя. Выгнал! Ай-яй! – сокрушался Игорь, – Ведь этот так убедителен. Не смотрите, что он кажется наивным, – с обидой в голосе закричал Игорёха, – это не так!

– Не кривда, не кривда! – закричал Вовка, – он откровенно лжёт! Всё было совсем не так!

Вызвали ещё одного свидетеля. На радость Вовы тот показал, что видел, как механики разругались с Игорем раньше, чем подсел к нему Вовка.

– Вот видите!

– Заключённый, вам слова не давали, спокойствие! – стучал молотком "судья", – к тому же, это ещё ничего не доказывает.

Мальчик-"судья" вновь повернулся к проблемному свидетелю:

– Вы это видели точно? Мог ли заключённый как-то воздействовать на них?

– Я этого не знаю.

– Чисто гипотетически?

– Не могу сказать.

– Свидетель, – с нажимом проговорил "судья", косясь на владельца гонок, – вы кажется недавно в Кривомирье, сдаётся мне, что вы справедливик? Вам знакомо понятие кривды?

Тот испуганно закивал головой.

– Так вот с точки зрения кривды – мог бы?

– Да, наверное… безусловно мог!

– Отлично!

Свидетеля отпустили. Суд шёл своим чередом. Затем вызвали охранника трассы, который подтвердил, что Игорь пытался сбежать, но повредил себе ногу. Были другие пилоты, утверждающие, что слышали, как другие механики видели, что Вова что-то постарался сделать с двигателем Стрел.

– Не было такого, я всё время был с Игорем! Докажи же! – безуспешно кричал Вовка, сидя в цепях.

– Ну, – сказал с места Игорь, – я отлучался, это может подтвердить владелец гонок, в это время заключённый вполне мог что-то такое сделать.

Владелец подтвердил.

– Его знаний хватило бы?

– Да, я по наивности научил ему многому в гараже.

Вовка, оглушённый всем на него свалившимся, предпринял последнюю попытку, когда ему дали слово.

– Хотя я не представляю зачем вообще этому… вот ему, – показал пальцем "судья" на Вовку, – давать слово, и так всё ясно, но на то есть процедуры. Поэтому, покороче, пожалуйста, – неприязненно закончил он, разрешая Вове говорить.

Вовка, опираясь на скамью руками, потому что ноги его не держали, дрожа от всего навалившегося, сказал последнее, что могло его окривдать. Он сказал, что Игорь сделал ставку против своей собственной команды, против себя самого, а не на свою победу, как сказал ему, а значит, все обвинения тоже ложны!

– Откуда у вас такие сведения?

Вова ткнул пальцев в чернявого.

– Эм, – "судья" заколебался. Такой лихой оборот спутывал карты ему и другим влиятельным дельцам.

Помощника "судьи" подозвал к себе владелец гонок. Что-то шепнул ему и отправил к «судье, тот с облегчением выслушал помощника. Глаза его умаслись.

– По особым обстоятельствам данное свидетельство не принимается судом к сведению и мы не будем опрашивать всеми уважаемого, присутствуюещго здесь… в общем… так как он находится под покровительством и так далее так далее, но опросим повторно владельца Свистящей Пули. Вызвать!

Вновь появился Игорь.

– Это так, вы делали ставку на проигрыш? – спросил с нажимом "судья".

– Я хотел возместить убытки! – Игорь разрыдался – Он соврал! Соврал! Это я понял слишком поздно. Я поставил, что он не проедет и круга, так как сообщил мне, ещё в кафе, что не умеет водить, а оказывается он даже первым пришёл!

– Так вы поставили на свой проигрыш?

– Да! Да! Но меня надули! Поэтому мы подписали с чернявым бумагу о честном сговоре, он помог мне выйти на…

– Кхе, кхем…, – прокашлялся "судья", – благодарю покорно. Достаточно. Этого достаточно, чтобы увидеть, что всё в рамках закона. Что там, ещё свидетели есть?

– Нет, ваша честь.

– Отлично! Решение оглашается немедленно. Суду видится всё ясным, как ночь: честный сговор, что допускается и поощрается. Суд постановил. Всё крайне нечестно, а значит в рамках законов Кривомирья! Все оправданы, за исключением Вовы, известного так же как злостный справедливик! Он нарушил все возможные законы, выдумки и придумки, попытался оклеветать Игоря правдивым наговором, а потому отправляется пожизненно в самую тёмную темницу для справедливиков, где ему и место!

"Судья" стукнул три раза молотком, оповещая о закрытии дела.

Совершенно потерянного Вовку увели из зала суда. Он даже не сопротивлялся. Сначала чернявый, затем Игорь, не… не… Вова не сразу вспомнил нужное слово. Несправедливый суд! Всё это совершенно оглушило его.

И только вновь оказавшись за решёткой, но только на этот раз в каком-то подземелье, глубоко внизу, Вова заплакал. Он крепко сжал ключ и захлёбываясь в слезах, ревел о том, как несправедливо с ним поступили! Ведь он играл по их правилам, кривдиво решил срезать! А они так с ним!!!

Но даже в горячих от возмущения руках Вовки, ключ оставался холодным.

Глава 12. В которой не видно свободного Кривомирья из-за толстых тюремных стен

На этот раз, даже самый настырный лучик солнца не смог бы пробиться в камеру к Вовке, так глубоко под поверхностью Кривомирья она находилась. Ни одного окошка, ни даже самой маленькой щелки, через которую можно было бы увидеть небо – не было здесь. Единственным источником света служила грязная лампочка, свисавшая на одном проводе с низкого, осыпающегося потолка. Света от неё было достаточно только для того, чтобы освещать саму себя.

Вовку бросили в самую глубокую темницу.

Лишь спустя несколько дней, если, конечно, здесь время не играла злую шутку, растягивая минуты в часы, а часы в дни, измученный Вовка смог уснуть.

Устал он так сильно и уснул так крепко, что ни сырая прохлада, ни жёсткая кровать без матраса, ни отсутствие подушки и одеяла, не помешали ему. Проспал он не меньше суток, когда же проснулся, постанывая от боли в затёкшем теле, ему так захотелось есть, как будто он никогда с самого рождения и крошки в рот не брал.

Хоть лампочка по-прежнему едва светилась, глаза у Вовки привыкли к темноте. Он начал различать очертания предметов вокруг себя.

У решётчатой двери, в точности такой, какие показывают во всех фильмах про пиратов, он нашёл остывшую и покрывшуюся корочкой кашу, зачерствевший хлеб и мутный стакан с водой. Разбираться и привередничать было не время. Вовка съел всё. Даже соскрёб алюминиевой ложкой застывший кусочки овсянки, а затем жадно осушил стакан.

Голод не исчез, но притупился, заваленный хоть чем-то съедобным.

Вова встал посреди камеры.

Впервые в жизни ему захотелось, чтобы сейчас тут где-нибудь оказалось зеркало. Однако вокруг были только каменные, сырые стены, склизкие от плесени.

Вовка принялся ощупывать себя, чтобы разобраться во что был одет. Понятное дело – рюкзак его забрали, как и комбинезон, в котором он выступал в гонках. На ногах были какие-то изодранные башмаки без шнурков, вроде тех, какие он видел в иллюстрациях к средневековым сказкам; вместо его шорт на нём оказались порванные штаны из мешковины и такая же футболка. А может и не футболка, а обычный мешок с дырками для головы и рук. Когда его успели переодеть – Вова даже и предположить не мог.

Выглядел он самым настоящим средневековым узником. Вова даже подумал, что вряд ли бы его сейчас узнали родители. Наверняка, прошли бы мимо, скривив лица. От этой мысли стало ещё гаже и обиднее.

В камере, едва достигавшей пяти шагов от стены до стены, заняться было нечем. Кричать Вовке не хотелось. Спасибо, накричался в прошлый раз. Поэтому просто начал ходить туда-сюда, стараясь что-нибудь придумать.

Пока он ходил, рука его сама собой коснулась груди и…

Никогда! Никогда он не думал, что сердце его способно остановиться на целую вечность. Именно столько, показалось Вовке, прошло перед следующим его гулким ударом, а затем оно застучало, как сотня гонгов перед битвой.

Причиной стало то, что под футболкой он почувствовал холодок метала. То были ключи от дома. Как, почему, откуда – эти вопросы появились и исчезли без следа. Осталась только тоненькая, едва уловимая связь с домом.

Протянутая из самого сердца, эта ниточка тоненько завибрировала, когда её коснулись. И, как будто закапали капли с неё, слёзы покатились из глаз мальчика.

Что есть силы, Вова сжал ключи…

Кап, кап, кап. Кап-кап. То капала вода. Она просачивалась сквозь толщу земли, камня и бетона. Кап, кап, кап. Кап-кап. Кроп. Вместе с каплями воды откалывались крошки бетона. Кроп. Кроп.

Вовка не шевелился уже очень долго. Ему казалось, что не было ничего до этой тюрьмы, что он всегда тут прожил, а все воспоминания – лишь далёкий сон. От этого он словно оцепенел. Не только мышцы застыли, но даже его мысли застопорились – мерцали, как изображение на экране телевизора, если кассетный видеомагнитофон поставить на паузу.

И эти капли, этот звук! Кап-кроп-кап. Кап. Э-эй. Кап-кап.

Локоть слетел с колена, голова упала следом. Вовка очнулся. Послышалось ли ему? Он поднял голову. Показалось или…?

– Эй, эй! Есть кто?

Вова подскочил с кровати. Кто-то ещё был здесь. Ещё один узник тюрьмы свободного Кривомирья?

– Нет? Неужели мне послышалось? – опять спросил голос.

Вова огляделся, как будто голос мог принадлежать кому-то в его камере.

– Кто… кто это? – выкрикнул он.

– А это кто? – был ему ответ.

– Это я! То есть, Вова, меня Вова зовут! – Вовка обрадовался тому, что он здесь не один.

– Ты давно тут, Вова?

– Кажется, что да.

– Значит недавно. Если бы был давно, то потерял бы счёт времени и не знал…

Голос замолчал. Замолчал и Вовка тщательно прислушиваясь. Послышался далёкий точно из колодца кашель.

– Ты болеешь?

– Я? Нет. Ерунда. Воздух сырой, стены сырые, кровать сырая. Но всё пройдёт на солнце. Вова, а ты далеко от меня?

Вовка подбежал к решётке и попытался просунуть голову между прутьев, чтобы хоть что-то увидеть. Но безуспешно, как и в прошлый раз – слишком узко, даже руку нельзя было высунуть. Прутья были толстыми, как удав.

– Я, я не знаю. Сижу где-то в камере. Тут темно, ничего не видать.

– Один?

– Да.

– Один. И я остался один.

Голос замолчал. На это раз надолго. Вова почему-то боялся заговорить первым. Он не боялся, что их услышит охрана, которую он ещё не видел, но наверняка она здесь есть. Он боялся, что если скажет что-нибудь или спросит о чём-то, то в ответ не услышит ничего.

Ведь только сейчас, только сейчас он понял, насколько же ему было тяжело находиться здесь одному! По-настоящему одному!

Когда, разозлившись за что-то на родителей, запираешься в своей комнате и кричишь, чтобы оставили в покое – это одно. Потому что родители – они рядом: слышно, как ходят, разговаривают, переворачивают листы в книге, шуршат чем-то или скрипят. Да сотни звуков вокруг! За окном ветер, за стеной плач ребёнка, где-то хлопнула дверь, в самой комнате тихо шелестит пакет под лёгким сквозняком, летает муха (Вовка бы сейчас не отказался услышать её назойливое жужжание!). Тут же ничего и никого. Только стучащие капли и собственные мысли. И ладно бы что-то дельное в голову приходило, план побега, например, так нет же! Всё больше какие-то дурацкие страшилки, что он здесь умрёт и кости его зарастут мхом.

– А за что тебя сюда посадили?

Голос как будто стал ближе. По крайней мере, Вовка теперь не напрягал свой слух, чтобы расслышать слова.

– Я не знаю…

– Не знаешь?

– Точнее знаю, но это всё… это всё… – Вовка хотел подобрать слово, но оно вертелось где-то вокруг да около, а на язык не падало, – не… не-с… это всё наговор! Вот!

– Наговор? На тебя?

– Да! Я же ничего не сделал! Играл точно так, как было разрешено, а они взяли и поменяли… это всё тот чернявый виноват!

И сам не заметив того, Вова принялся рассказывать всё, что с ним приключилось. И как его обдурил чернявый в кафе, а до этого обманул с деньгами на подарок, и как пытались схитрить и обмануть его в первый раз в суде, и как он стал невинной жертвой в гонках.

– …В следующий раз буду умнее! Только бы выбраться отсюда! – закончил Вовка, уже почти крича.

– Выбраться? А ты ещё не понял?

Вовка замер.

– Не понял что?

– Действительно не понял. Так странно. Видимо ты тут и дня не просидел.

– Так, а что я понять то должен! – начал вскипать Вовка. Ему не нравились все эти недоговоры.

– Да то, что ты сюда попал не просто так. На тебе сделали много выигрышей, а потом, как… отработанный винтик, выбросили. Это же спорт, шоу, – говорил голос, – обычный бизнес в их понимании. Тут, так удачно для них, подвернулся ты, а завтра какой-нибудь другой простак. Всё просто.

Вовка сжал кулаки. Вот бы они сейчас ему встретились, он бы их всех так отмутузил, особенно этого Игоря. Теперь он даже не знал, кто ему не нравился больше: Игорь или чернявый.

– Эм, а откуда, – скрипя зубами, спросил Вовка, – откуда ты всё знаешь?

– Откуда?.. Ха! Да мне ли не знать! – горько рассмеялся голос, – Я тут уже достаточно давно, чтобы всё увидеть, понять. Я попытался найти справедливость, но не получилось. Видимо ты это слово забыл.

«Точно, справедливость!» – подумал Вовка, но тут же она куда-то вылетела.

И слово и его смысл. Потому вылетело, что Вовка его обменял на лицензию, и зацепиться теперь справедливости было негде в душе мальчика. Все, или почти все клетки заняты вирусом. Всё-таки бумаги и подписи имели в Кривомирье не формальное значение, как честно кривя душой, утверждали кривомирцы.

– Давно ты здесь? – спросил Вова.

После паузы голос ответил:

– Не знаю. Но только я всё понял. И знаю, что надо делать.

Вова не стал спрашивать, что тот понял, но неужели и ему надо было признать всю эту нечестность и вести себя как все! Если так, то можно притвориться, а потом… Тогда он обдурит этого Игоря, чернявого и того мерзкого владельца гонок. Для этого надо всего лишь притвориться, сговориться с кем-нибудь… То-то они удивятся! Каким же он всё-таки был наивным дураком!

– А! – крикнул он с досады и злости.

Теперь он таким не будет.

– А как тебя зовут? – немного спустя спросил Вова, когда хорошенько всё обдумал и решил обязательно поквитаться.

– Белый.

Теперь голос обрёл обладателя. Вовка попытался представить, как выглядит Белый. Если он сидит тут долго, то наверняка очень плохо: бледный, худой в оборванных одёжках.

– Белый, знаешь. Нам надо отсюда бежать, – высказал вслух окрепшие в голове мысли Вовка.

Белый не ответил, но зашикал.

– Слышишь? Т-с-с.

Вовка замолчал. Вдали послышалась тяжёлая поступь. Кто-то шёл по тюремному коридору. Это был охранник – мальчишка лет десяти, а то и девяти, обутый в окованные металлом тяжёлые ботинки. Так он пугал заключённых. Он разносил еду. Шаги приблизились к камере Вовы. В тусклом свете вырисовался тёмный силуэт. Без лица, только фигура.

Он налил в чашку суп, бросил туда же хлеб. Протиснул через низ решётки, где, по-видимому, было специальное отверстие, расплескав половину.

– На! – крикнул он, развернулся и пошёл прочь.

Вовка набросился на решётку и стал трясти её, но это было настолько бесполезно, что охранник даже не обратил внимания.

Голод – не тётка. Вовка, морщась от отвращения, выхлебал похлёбку с размякшим хлебом.

– Нам точно надо отсюда выбираться! – закончив кушать, опять повторил Вова. Он горел от желания отомстить своим обидчикам. Причём как-нибудь так, чтобы они сами оказались за решёткой, а Вова бы смеялся над ними. Такие мысли не казались подлыми или гадкими, ведь с ним как поступили!

– Вова, когда ты попал сюда… все вещи тебя заставили выбросить?

Вовка вспомнил про ключ, тут же проверил на месте ли он. Он всё ещё висел на красной верёвке.

– Да, – сказал он, решив не говорить про него. Вовка был уже наученным. Он решил не доверять Белому.

– Это плохо. Точно все?

– Даже рюкзак забрали, – как и полагается, кривя душой, ответил Вовка. Теперь то его за просто так не обведёшь. Но в то же время, надо получить доверие Белого. Главное выбраться отсюда, а Белый провёл здесь долго времени и наверняка у него есть какой-то план.

– Угму… И я, боюсь, теперь без всего остался…

– Он сказал что противозаконно! Поэтому…

– Противозаконно! – устало фыркнул Белый, где-то совсем рядом, как будто находился в соседней камере, – Да здесь нет вообще никаких законов. Всё придумывается на ходу по мере надобности, как хотелки. Это и есть кривда. Опасная и разрушительная обманка.

Вова решил не обращать на последнее внимание.

– Значит, я мог не оставлять свои вещи?

– Конечно! Их отобрали специально.

– Для чего? – Вовка не понимал, но в то же время, чувствовал, как злость растёт внутри, – Там не было ничего прям такого!

– Было. Как раз самое главное, – печально ответил Белый, – в них была связь с домом. Оставил вещи – оборвал связь. Ничто больше не напоминает тебе о семье, кроме воспоминаний, но они не такие уж и надёжные. Без дорогих сердцу вещей, без памяти, заложенной в них, проще тебя оставить здесь навсегда и превратить в одного из них.

Вова вспыхнул моментально, как легко это делают все дети. Очередной фокус чернявого! Ну, он ему покажет. Только выберется отсюда! Потому что он… Вовка испугался, опять он забыл… Потому что он… Прав! Правда! Да, потому что он прав! В конце концов, внутри него правда всегда будет, пусть он не сможет говорить её, будет маскировать под кривду, но будет прав! Прав всегда!

Однако не просто так он стал забывать что такое справедливость, что такое правда. Вовка не подозревал, что Кривомирье уже просочилось внутрь него. Что уже не правда была в его мыслях, а полуправда, даже ложь – кривда. Тот момент, когда он принял её в себе – остался незамеченным.

– Ты говоришь про побег. Я знаю, как сбежать. Нашёл выход.

– Выход? – Вовка встрепенулся.

– Да… но, я ждал. Потому что одному мне не удастся.

– Ну, раз мы теперь с тобой подружились, – сказал кривду Вовка, – нас стало двое.

Всё-таки это было Кривомирье и прямых душ здесь не осталось. Наверняка и Белый его использует. Так что никакая совесть даже не встрепенулась внутри Вовы.

– И что как я… как мы сбежим?

– Теперь легко!

Вовка обернулся. В его камере стоял Белый.

Глава 13. В которой совершаются: побег, потеря и предательство

Те, кто строил кривомирскую тюрьму для отпетых справедливиков, а именно в ней сидели Вовка и Белый, умели, как самые добропорядочные кривомирцы, заботиться только о собственной персоне. Потому они много отдыхали, веселились, играли в карты, смотрели мультики и фильмы по интернету и мало работали. К тому же, совершенно не понимали в строительстве, хотя у каждого было по диплому, и не одному. Они их совершенно законно купили на распродаже. Потому, тюрьма, задуманная, как наинадёжнешая, наипрочнейшая, наисовременнейшая, чтоб ни один заключённый даже и думать не посмел о побеге, оказалась вовсе не такой надёжной, прочной и современной.

То есть, ну, абсолютно не такой.

Это и понял Белый, когда в его камере от стены отвалился камень. Вот так просто. Надо ещё сказать, что камень, падая, чуть не раздавил ему ногу. Белого спасла реакция. Он буквально в последний момент отпрыгнул в сторону.

Так-то и выяснилось, что монолитные с виду каменные стены, оказались всего лишь бутафорией. Реалистичной обманкой, призванной внушить страх и скрыть халтуру.

На самом же деле, под настоящим камнем, приклеенным на какой-то клей, скрывался деревянный каркас, забитый всем чем угодно: землёй, глиной, крошкой, кусками бетона, даже одеждой. Понятно, что за такую основу камень держаться если и будет, то неохотно. Поэтому он и отвалился.

Разобравшись в чём дело, Белый проковырял ходы во все камеры слева и справа от себя. Так он оказался перед опешившим Вовкой.

– Как ты оказался здесь? – воскликнул он.

– Т-с-с! – зашипел тот и быстро всё рассказал:

– …потом добрался до самой крайней камеры, – Белый махнул в сторону, откуда появился, – Она не достроена, видимо никого туда не планировали сажать. Зато…, – тут он понизил голос до еле слышимого шёпота, – в ней есть отверстие, в потолке. Оно уходит прямо на поверхность. Видать, вентиляция. Я так думаю. Вот по ней то, мы и выберемся.

Вовка задумался. Он прочитал слишком много приключенческих книг, чтобы обрадоваться. Не могло быть всё так легко. В конце концов, почему же Белый не сбежал сам, как только обнаружил?

– Где подвох? – спросил он.

Хоть это было и не видно в темноте, но, отчего-то, Белый улыбнулся. Как будто трудности только предавали ему сил.

– О-хо! Их два. Первый – отверстие слишком высоко. Я бы один ни за что в него не забрался. Нужны двое, чтобы один подсадил другого, тот укрепился в отверстии, а затем подхватил оставшегося внизу. Второй – туннель практически вертикальный, поэтому взбираться по нему ой как не просто будет. К тому же, как я смог рассмотреть – оканчивается решёткой.

Вова хотел было улыбнуться, но сдержался. Это его не испугало, а про решётку он даже пропустил мимо ушей, посчитав, что добравшись до неё, они что-нибудь да решат.

– А охранник?

– Не скоро появится. Они спускаются сюда, только принести еды. Обходы не делают. Кривомирцы, – пожал плечами Белый.

Раздумья были короткими, как и варианты дальнейших действий: остаться здесь, дожидаясь неизвестно чего или всё же попытаться выбраться.

Через две минуты ребята оказались в крайней камере. На потолке зияло отверстие. Вовка задрал голову. Где-то там, наверху, виднелась крошечная точечка голубого неба. Значит, сейчас был день.

– Кто полезет первым? – шёпотом спросил Вовка.

– Без разницы, – пожал плечами Белый, – хочешь, ты?

Вовка замолчал. Он почувствовал неловкость. Всё-таки, он уже довольно долго находился в Кривомирье, что отразилось на его мыслях, поступках. Повстречай, он Белого раньше, то не задумываясь распознал бы в нём надёжного товарища, а может и друга, как Горка или Серый. Или, даже, что-то большее, что-то родное. Однако, сейчас, когда вирус недоверия просочился внутрь, обездвижил совесть, подпитал чёрные грани характера – склонность врать, ждать враньё от других, легко обманывать и не испытывать никаких угрызений – он заколебался.

Две сущности впервые, явно, вступили в противоборство. Прежняя – ослабевшая и вновь обретённая кривомирца. Что если Белый будет первым, но оказавшись внутри – бросит Вову здесь?

Понимал ли это Белый? Только он осмотрел более низкого Вовку и сказал:

– Я выше, да и вешу больше. Мне будет проще тебя затащить внутрь. Поэтому ты подсади меня, а потом я подам тебе руку, как укреплюсь там. Идёт?

Вова сжал зубы, но не решился спорить. Сердце его заколотилось, а кривомирец завопил, что его обманывают.

– Хорошо, – едва выговаривая буквы сквозь стиснутые зубы, согласился он. Успокаивая себя только тем, что благодаря Белому он здесь, а потому, пока, лучше не спорить. Вот окажутся они снаружи… там и посмотрим.

– Так, давай, не теряем время. Раньше выберемся – дальше уйдём, пока спохватятся, – Белый явно воодушевился, голос его стал бодрым, – становись сюда.

Вова встал на четвереньки прямо под отверстием. Белый вскарабкался ему на спину.

– Так, кажись стою, – сказал он упершись острыми локтями и коленками в спину Вовки.

Вова почувствовал, как его вес удвоился. Он напрягся, чтобы не проломилась спина.

– Аккуратно поднимайся.

Вовка подумал, что ему легко говорить, он же сидит на нём. Вставать, ни на что ни опираясь руками, сохраняя равновесие, было тяжело. Но не зря он целыми днями носился на улице, прыгал, лазил, скакал и чего только не делал. Теперь все навыки сконцентрировались в одном: дотянуться до отверстия в потолке.

Кряхтя, с натугой, несколько раз пошатнувшись, но у него получилось выпрямиться.

– Чуть-чуть выше, не достаю немного! – прохрипел от напряжения Белый. Он уже стоял на плечах, а за ступни его держал Вовка.

– Куда выше то! – крикнул он, а сам подумал, что они прям как циркачи. Удивительно, что ещё не грохнулись.

– Немного совсем! Не хватает буква-а-ально-о-о…!

Белый начал терять равновесие, Вова вместе с ним, но в самый-самый последний момент, когда сохранить устойчивое положение уже было никак нельзя, успел приподняться на цыпочках, от чего у него свело икры. И тут же почувствовал лёгкость и повалился на пол. Белый, должно быть, приземлился где-то совсем близко.

– Эй! А-ха! Получилось! – откуда-то сверху гулко доносился голос Белого.

Он не упал. Вовка увидел его ноги. Они висели прямо в воздухе, без туловища, которое было скрыто в дыре.

– Да! – крикнул Вова и вжал голову в плечи, озираясь по сторонам. Эхо разнеслось по всей темнице. Ему уже стало казаться, что где-то наверху отворилась дверь и послышались шаги.

Белый тем временем сумел втянуться внутрь, расположиться там. Проход оказался довольно тесным, но стены его были щедро снабжены выемками, выступами, расщелинами, так что держаться внутри не представляло труда.

– Ты где? – крикнул он.

Вовка подбежал к отверстию на потолке. Теперь не было видно неба, его заслонял Белый.

– Тут.

– Места для двоих будет мало…

На этих словах сердце Вовки оборвалось. Он почувствовал, как ноги его начинают слабеть. Вот и оно. Настал момент.

– Но, я думаю, если взбираться друг за дружкой, то норм. Пролезем. Так давай…, – Белый замолчал, раздумывая, как сделать лучше.

– Что?

– Короче, я сейчас уцеплюсь руками за корни, кажись, они крепкие и повисну. А ты хватайся за мои ноги и по мне ползи вверх! Только, э! Смотри штаны с меня не стащи!

– Хорошо! – обрадовался Вовка.

– Ну-с, поехали.

Белый обмотал руки корнями и вылез наружу так, что из дыры торчали его ноги и половина туловища. Вовка подпрыгнул, но то ли слабость в ногах, не пришедших в себя после последнего рывка, то ли было слишком высоко, но ухватиться он не смог.

– Погодь, погодь, – сказал Белый после нескольких попыток, – я ща ниже попробую спуститься.

Послышался шорох, а затем на голову Вовки посыпалась земля.

– Ах ты! – невольно воскликнул Белый. Один из корней выдернулся из земли. Но не полностью и мальчик не свалился обратно в камеру. Только, ниже спуститься не получалось.

Ребята задумались. Время уходило. Вовка попробовал прыгнуть ещё раз, но не хватало каких-то сантиметров.

– Надо отдохнуть, – сказал Белый, чувствовалось, что он устал. Кряхтя, он залез внутрь и укрепился ногами за выступы.

– Что делать?

Белый не ответил. Так прошла минута, но казалось, что целый час.

– Придумал! Притащи сюда ведро с соседней камеры и встань на него!

Надо сказать, что вместо туалетов, здесь были обычные, жестяные вёдра. Кривомирцы не особо задумывались о гигиене справедливиков.

– Давай скорее, я тут подожду, никуда из дырки постараюсь не вываливаться.

Вовка рванул через отверстие в стене в соседнюю камеру и через полминуты был уже с ведром.

Встав на него, попытка повторилась. На этот раз удачно. Он смог крепко ухватиться за ноги Белого.

– О-ух! – сжал тот зубы, – давай скорее. Ну и толстяк ты.

Вовка начал карабкаться. Было сложно, но, в итоге, штаны остались на месте, а Вова оказался внутри, едва, правда, не задушив Белого, когда пролазил мимо него в туннеле. Там действительно было тесно и один раз ребятам даже показалось, что они застряли. Но в итоге, Вова оказался выше, а Белый ниже.

– Т-а-ак, – отдуваясь сказал Вовка, – ка-ажись получилось.

– Фу-ух, ага, – тяжело дышал Белый, втягивая ноги обратно, – ну, что поползли?

– Да. Фу. Давай.

Мальчишки отдышались и начался долгий путь наверх. Семь потов сошло с них. Они то и дело соскальзывали вниз, земля под ногами обрывалась, а кажущиеся надёжными выступы предательски рушились. Ребята не только измазались, но и все покрылись ссадинами, царапинами, ушибами, синяками. Особенно доставалось карабкающемуся внизу Белого, ведь на него валились все камни от Вовки.

Это был самый тяжёлый час в их жизни.

Вовка понял, что они добрались до верха только тогда, когда упёрся головой во что-то твёрдое.

– Решётка, – послышался его голос.

– Уф, Уф, – тяжело дышал Белый, – крепко сидит?

– Не знаю, сейчас попробую.

Несколько раз глубоко вдохнув, Вова ухватился за неё одной рукой и дёрнул – вверх-вниз. Как ни странно, она тут же поддалась, так как оказалась совершенно незакреплённой. Будто просто лежала над выходом, едва цепляясь краями. Вова этого совсем никак не ожидал. Силы его закончились, решётка была тяжелой; потеряв равновесие, он выпустил её из раскрывшихся пальцев и та, имея квадратную форму, провалилась в отверстие и рухнула прямо ему на плечо.

– А-а-а-а! – закричал от боли Вова.

Металлическая решётка же, обрывая стены отверстия, под силой тяжести, проваливалась дальше вниз. Стукнула Вовку ещё и по коленям, только после чего застряла между мальчишками. Отрезав, таким образом, Белого от Вовы.

Рука у Вовы была не сломана, но ушиб получился сильным, она мигом онемела. Да и колени дрожали так, что если бы Вовка не упёрся попой о стену, то сложился бы как тряпичная кукла.

– Ты как? – сквозь кровяную пелену послышался ему вопрос Белого.

– Не знаю, – всхлипнул Вова. Он не хотел, получилось само собой.

– Ничего. Терпи казак, атаманом будешь. А я вот, кажись, крепко застрял. Решётка намертво поперёк встала.

Дождавшись, когда боль утихла, Вова попробовал ещё раз встать на ноги. Получилось. Рука стала приходить в чувство, но тупая боль не оставляла.

– Выползай, там решим что-нибудь, – посоветовал Белый.

Кое-как Вова выбрался на поверхность иупал на траву. Солнце клонилось к закату, окрашивая опушку леса золотым багрянцем.

– Ну, что там?

– Не знаю, – крикнул Вова, – лес.

– Ясно.

Голова Вовки показалась у края дырки.

– Не поддаётся? – спросил он.

– Не, бесполезняк, – ответил Белый.

– Подожди, сейчас попробую.

Вовка пролез в дыру вниз головой и попытался подкопать края решётки, чтобы выдернуть её. Но она встала так криво, да ещё зацепилась за камни, что совершенно не двигалась с места.

– Не получается! – в отчаянии воскликнул Вовка.

– Давай я буду давить снизу, а ты тянуть сверху и так мы её уберём. На счёт три!

Ребята так натужились, что стали похожи на варённых раков. Решётка же едва-едва шевельнулась.

– Давай ещё!

Со второй попытки решётка расшаталась сильнее, но у Вовки так разболелось плечо, что потемнело в глазах.

– Не помогает!

– Да она уже почти сошла с места! – упорствовал Белый, давя снизу.

Вова выполз. Огляделся. Если они останутся здесь ещё, то охранник внизу заметит их пропажу, если уже не заметил, и тогда их обоих схватят.

– Ты что замолчал? – спросил Белый из туннеля.

– Слушай, – стесняясь самого себя начал Вовка, – Давай я… я … это…. Схожу найду что-нибудь? Верёвку, лопату или ещё…. Ну… где-нибудь? А? Так же видишь – не получается!

– Что-нибудь? Где? – голос Белого изменился, став стальным, – у нас же почти получилось!

– Да она мёртво сидит! И рука болит! А так я…. так нас схватят двоих и толку? Из-за моей руки пользы сейчас мало! – сам себя убеждал Вова.

Белый ничего не ответил.

– Я мигом!

– Подожди! – в отчаянии крикнул Белый, но Вовка уже побежал.

Бежал он быстро, подгоняемый то ли страхом, то ли убегая от стыда совершённого проступка.

Он не заметил ни ключа лежащего на траве – верёвка разорвалась, и он слетел с шеи, – ни стоявший против солнца силуэт взрослого, наблюдающего за ним. Когда Вовка скрылся в лесу, он подошёл к ключу, взял его в руки. Тот покрылся ржавчиной и был холоднее льда. Старик – а это был именно старик, с бородой до груди – посмотрел в сторону, где скрылся Вовка и досадливо закачал головой.

В туннеле было пусто и черно.

Глава 14. В которой чернота…

Так, пробыв всего несколько дней в Кривомирье, Вовка отказался от правды, сдал справедливость, променял совесть, забыл про доверие и дружбу, зато научился кривде и совершил предательство.

Конечно, скажи ему кто об этом, он отмахнётся и не поверит: «да я бы никогда!», – но так оно всегда и бывает, незаметно. Признать же – очень и очень сложно. Проще махнуть рукой.

Огромные сдвиги произошли внутри Вовки, а началось всё с обиды и взгромоздившейся на неё несусветщины из выдумок.

Однако, вся эта шаткая пирамида, привела, в итоге, мальчика в Кривомирье.

Бросив Белого, Вова бежал, не разбирая дороги. Ему чудилось, что за ним следует погоня, но то было воспалённое воображение. Вволю разыгралось оно внутри мальчишки, старающегося убежать от места своего предательства.

Хоть у страха глаза и велики, но мало что видят. Поэтому не сразу Вова заметил, странность леса. И ладно бы только деревья, как на подбор одинаковые, будто с игрушечного набора; или трава – зелёная, аж до рези в глазах; или чёткий круг солнца застывшего на небе. Нет! То тут, то там, повсюду были натыканы большие щиты с рекламой самых лучших газировок, булочек, шоколадных батончиков, кислотных конфет, стреляющего во рту порошка, всяких разных игр и игрушек «созданных специально для кривомирцев». Конечно, рекламы в Кривомирье не было, разве что, только в тюрьме, но всё же: таким ли мог быть настоящий лес?

Лишь когда позади осталось приличное расстояние, Вовка резко встал перед большим красно-чёрным плакатом с запотевшей стеклянной бутылкой газировки. Глубоко дыша, он вытер со лба пот и внимательно осмотрелся.

Это было очевидным. Как и всё в Кривомирье – лес оказался фальшивым: трава – пластиковая, деревья – искусственные, небо – нарисованное, а солнце было не чем иным, как мощным прожектором.

Вова принялся внимательно всё осматривать. Удивительно, что он пробежал так много и не врезался ни в какую замаскированную стену. Где-то, совсем далеко, ему почудился звук сигналящих машин. Затем пропал. Осторожно, памятуя об обманчивости Кривомирья, он направился, как ему казалось, в сторону городских звуков. Видимо, где-то поблизости была дверь, и, как раз, когда её открыли, послышалась городская улица. Он убедился в этом, когда впереди мелькнула чья-то тень. Вова мгновенно встал как вкопанный. Чья бы это тень не была, но обладатель её скрылся справа за деревьями. Применив навыки слежки, отлично развитые во дворе, Вовка принялся следить.

Вскоре он понял, кто это был.

Чернявый.

Вовка сжал кулаки, скрипнул зубами и только желание узнать, что он тут делает, помешало ему прямо тут же броситься на своего обидчика. Ясно, что просто так в такие места никто не заходит. Значит…

Чернявый, тем временем, подошёл к одному из деревьев. Он уже собирался что-то сделать, но спохватившись, отдёрнул руку и огляделся по сторонам. Вова резко отпрянул назад, за ствол. Досчитав про себя до десяти, он аккуратно выглянул.

Видно было плохо. Чернявый загородил дерево спиной. Он что-то сделал рукой, как будто нажал на кнопку или провернул что-то. Спустя несколько секунд протянулись красные лазерные лучи. Они быстро отсканировали чернявого и… он пропал. Как будто и не было никогда.

Вовка проморгался. Чернявый не появился.

– Вот гад! – процедил Вова.

Не спуская взгляд с того дерева, чтобы не потерять его среди сотен таких же, Вова направился прямиком к нему. Спустя полминуты, он уже внимательно осматривал пластиковую кору.

На первый, да и на второй, даже на третий взгляд она ничем особенным не выделялась. Насколько может не выделяться ничем примечательным пластиковое дерево в пластиковом лесу с рекламными щитами. Вовка глянул на соседние деревья. Те оказались точно такие же. Причём точь-в-точь, как с фабрики по шаблону.

«Значит, нужно найти различия», – справедливо подумал Вова, и принялся их отыскивать. Всё же он любил такие задачки в детских журналах, поэтому, спустя четверть часа, отличие было найдено.

На текстуре интересующего дерева был едва заметный нарост, отсутствующий у других. Вова, наугад, нажал на него.

Ничего не произошло.

Тогда он нажал ещё раз. Ничего. Попытался прокрутить в одну сторону, в другую, дёрнул вверх, вниз, потянул на себя. Что-то щёлкнуло, зажужжали сервоприводы. Часть коры отъехала в сторону. Появился блестящий металлический ствол, похожий на какое-то фантастическое орудие. Он раскрылся как зонтик с двенадцатью лепестками, на вершинах их загорелись точки лазера. Вовку отсканировали.

А затем он пропал. В точности, как чернявый.

Что произошло дальше, как он оказался там, где оказался – было не просто не понятным, а совершенно необъяснимым.

Ослеплённый красным светом лазера, Вовка всё же успел заметить, как окружение вокруг него: и дома, и деревья, и асфальт, и школа в стороне – поместились на свои места. То есть буквально бухнулись, как текстура, окружив мальчика реальностью.

А когда пятна перед глазами пропали, Вова раскрыл рот. А что ещё оставалось делать, ведь он, каким-то самым настораживающим образом, стоял около того самого магазина, откуда его забрал в Кривомирье чернявый.

Неужели он оказался дома?

Поверить такому было не легко тем более, если учесть события последних дней. Однако сердце гулко ухнуло и заколотилось, что есть мочи, а радость возвращения и удачного побега – буквально впрыгнула в мальчика.

И всё же, окончательно не веря случившемуся, как и полагается в такой необъяснимой ситуации, Вова часто заморгал. Вдруг пропадёт? Только, даже после пятнадцати морганий, всё оставалось на своих местах. Точнее, конечно же, не замерло, как в бутафорском лесу, а жило именно так, как помнил Вовка.

И всё же, и всё же.

Вова прищурился. Он пробыл в Кривомирье достаточно, чтобы теперь так просто, на веру, принять случившееся с ним. Он решил внимательно осмотреться.

Аккуратно заглянул в магазин – продавец ошалело оглядывалась по сторонам, точно искала кого-то или что-то; взял в руки камень, повертел – тяжёлый и шершавый, – бросил; пригляделся к траве, даже сорвал одну травинку – настоящая, сомнений быть не могло, как и прохожие – все они были взрослыми! Напоследок, чтобы удостовериться наверняка, Вова остановился около светофора, дождался, когда загорится зелёный сигнал светофора и… Машины остановились, а люди пошли переходить дорогу.

– Да! – теперь уже окончательно обрадовался Вовка, и даже позволил себе высоко, как никогда, подпрыгнуть, выкинув руки вверх.

Всё выглядело в точности так, как и должно быть. Он был дома. Всякая настороженность была отброшена.

Возвращение домой произошло лихо, как во всамделишных шпионских историях. К тому же он не чувствовал себя словно вытянутая жвачка, голова не кружилась, а вестибулярный аппарат не сходил с ума.

– Так вот, как он сюда попадает! А меня специально…, – Вова сжал кулаки.

То, что он вернулся – было здорово. Плохо, только, что он не сможет отомстить чернявому… да, не беда: пусть только тот сунется сюда, Вовка будет наготове. Уж, поверьте! Много-о-о-ому научился!

– Хе! – злорадно ухмыльнулся он.

Не чуя под собой ног, Вовчик помчался назад. Подбежав к углу своего дома, осторожно выглянул. Во дворе никого не было, кроме Горки и Серого. Они, усевшись на корточки, что-то делали около здоровенного камня. Лежал он тут, сколько себя Вовка помнил.

Широченная улыбка осветила его лицо. Друзья! Едва-едва Вовка удержался, чтобы не рвануть вперёд, забыв обо всё на свете. Точно наткнулся на какое-то препятствие. Вроде здесь не было невидимых стен, как в Кривомирье, но зато внутри Вовки выросла такая. Старая, ждущая своего часа, обида вовремя колыхнулась в нём, сделала шаг вперёд.

«Друзья» его безмятежно играли. Наверняка, даже не беспокоились о том, где он был всё это время! Ведь сколько дней прошло то! И день рождения уже давно у Серого кончился, а Вовки на нём не было!

Вова хлопнул себя по карману…

По карману! Он был в своей одежде! Не в тюремной робе, а в шортах и футболке!

– Ну и ну! – быстро удивился Вова, потому что долго удивляться было некогда. Мешали скачущие в голове мысли. Они фыркали, ревели, скакали, кувыркались и никак не хотели приходить в порядок. То есть внутри его головы происходило нечто подобное, гудящему без постоянного напора водопроводному крану. Шум и гам.

И даже не одежда была самым главным. В кармане лежали деньги. Те самые, что папа оставил на день рождения Серого.

«Видимо чернявый мне тогда соврал, что соврал и забрал всё-таки мои деньги» – быстро убедил себя Вовка. Дальше думать было некогда. Ну, уж, теперь он ни за какие коврижки не вернётся назад. В это Кривомирье! Разве только навалять там всем. По криведливости! Только вот влетит за потерю рюкзака от родителей, но ничего…

«Отмажусь, да и говорить вообще не буду, если не заметят», – твёрдо решил Вовка. Сейчас же было дело поважнее. Опять зайдя за угол, Вова задумался. План сформировался быстро. Чтобы его, так называемые, друзья почувствовали себя виноватыми, он прямо сейчас побежит и купит тот дорогущий мяч, подарит Серому, развернётся и убежит. Пусть знают! Да, так он и сделает.

Настроение у Вовки как-то резко приподнялось ещё сильнее. Никогда он не чувствовал такого воодушевления. Будто всего его чувства обострились в тысячу, а то и в миллион раз.

Мяч оказался на месте, в том самом магазине. Вова быстро купил его, побежал обратно. Он уже представлял, как они помирятся. За такой-то подарок! Пусть только попробует не помириться с ним!

Серый и Горка удивленно глядели на запыхавшегося Вовчика.

– Вот! Держи! Подарок! – не здороваясь, Вовка протянул мяч Серому. Тот уставился на Вовку, точно впервые видел.

– Держи-держи! У тебя же день рождения был!

– Мне? – с подозрением спросил Серый.

– А кому ещё?

Постепенно глаза у Серого разгорелись:

– Ух ты крутой какой! Дорогой!

– Очень! – подтвердил Вовка. Он хотел, чтобы Серый видел, какой он для него подарок сделал. Пару раз стукнул им об землю.

– Ого! – с завистью протянул Горка.

– Что не берёшь то? Держи! – важно повторил Вовка, – это тебе.

– Спа-спасибо!

Серый взял мяч. Было видно, что это именно то, что он хотел.

– Крутой!

– Ещё бы! Тебе никто такой не подарил!

Горка поёжился. Он подарил всего лишь на всего набор солдатиков. Большой, конечно, в нём было целых сто пятьдесят солдат – по семьдесят пять с разных сторон – и ещё танки, машины, пушки, но Серый им так не восхищался. Они как раз играли в них, когда пришёл Вовчик.

Тут Серый выпалил:

– Извини, что… ну, короче! Ты такой дорогой подарок сделал, а я… кричал тогда… а где ты был?

– Да, там! Расскажу потом, – принял важный вид Вовка, показывая, что ничего интересного не было и вообще он уже собирается уходить, но тут же передумал и начал хвастливо рассказывать.

Рассказ его произвёл большое впечатление на молчавшего Горку и преувеличенно восторженно вскрикивающего Серого. Всё выходило так, что Вовка всех перехитрил, обвёл вокруг пальца, ловко обманул и вышел сухим из воды, как самый настоящий киношный авантюрист.

– И на настоящей гонке ездил?

– Да! Это вам не парк! – заключил он, – на формульном болиде!

– Да, – согласился Серый, а Горка вздохнул.

Затем оба друга ещё раз вздохнули. Эх! Вот же приключения были у Вовки!

– Давай играть! – предложил Горка, – мы тут укрепления для солдатиков…

– Да, ну, солдатики, лучше в мяч! – перебил Серый. Он не мог оторвать взгляд от своего подарка.

– Ща, только домой схожу! А то родители беспокоятся наверняка. Без меня не начинайте! – уже около подъезда крикнул Вовка.

Только взлетев на второй этаж, понял, что верёвки с ключом нет.

– Блин, выронил где-то, – озабоченно посмотрел по сторонам, как будто ключ только что висел на шее и упал куда-то на лестницу.

Испугавшись по началу, Вова решил, что дома, наверняка, мама. Придётся стучаться. Будет ругать? Ну, и пусть. Ничего страшного. Придумает какую-нибудь отмазку.

Только всё оказалось совсем не так. Поднявшись на свой этаж, Вова увидел, что дверь в квартиру приоткрыта. Никогда ещё такого не было, но ведь день был забит сюрпризами, поэтому Вова не обратил на это особого внимание.

Осторожно переступил порог, уже приготовившись к тому, что мама сейчас же начнёт его ругать. Только коридор был пуст. В квартире царила тишина. Будто никого не было вовсе.

– Ма-ам? – позвал Вовка. Никто ему не ответил.

Тогда, не снимая сандалий, Вова прошёл в зал. Хоть он и был, в точности таким, каким отложился в памяти мальчика, но именно – только таким. Что-то совершенно неуловимое цепляло взгляд, говорило о ненастоящности, каком-то замаскированном обмане.

Опасливо, как будто это и не его дом был, Вова сделал несколько шагов. Он ещё не понял, что этим неуловимым было отсутствие мелочей. Точно крупными мазками была восстановлена обстановка квартиры. Там, где Вовка не помнил, что находилось – всё было смазано. Будто грязным пальцем провели. Тут же ему припомнилось, что и во дворе и на улице он замечал такие пятна.

Та же самая картина предстала перед сбитым с толку Вовкой и в спальне родителей. Мамы нигде не было.

– Мам! – позвал он, – Ма-ам!

Бахвальство и хвастовство, распушённое перед друзьями, пропало. Никогда он не видел свой дом таким… неуютным, пустым. Не родным. Не настоящим! Мурашки пробежали по телу мальчишки. Он выбежал обратно в коридор, почему-то ожидая в любой момент нападения какого-нибудь монстра.

Оставалась только его комната, дверь в которую была закрыта. Пересиливая себя, Вовка подошёл к ней. Едва только он протянул руку, как дверь сама раскрылась. И только это произошло, как его оглушил плач младшего брата.

Вовкина комната выглядела так, будто он никогда в ней не жил. Теперь она стала комнатой Сёмы. В ней всё было для него.

– Мам? – позвал Вова.

Мама сидела к двери, в которой стоял её старший сын, спиной. Она возилась с Сёмой.

– Ма-ам, что с нашим домом? А почему в комнате всё не так, – с надеждой Вовка сделал шаг вперёд. Вот же его мама, она всё разъяснит и всё это исчезнет. И его комната снова станет его. И дом будет уютным, совсем как прежде.

Мама повернулась и посмотрела на Вову недоумённым взглядом. Точно не сразу вспомнила, кто это.

– А, ты. Вернулся, значит, – наконец сказала она, да таким недовольным тоном, что Вовка поёжился, – ну, и где ты был? Хотя, не важно. Ну, оставайся, пока. Вот папа вернётся с работы, тогда и решим, что с тобой делать. Как видишь, это теперь Семёна комната. Даже не знаю где тебе место выделить.

Скривившиеся при виде Вовки лицо мамы, если то была она, разгладилось, стоило только ей вновь глянуть на кричащего и требующего к себе внимания Сёму.

Вовка почувствовал только, как мир вокруг него сделал сальто-мортале, и то же самое проделал кто-то или что-то в его животе. Сердце ударило в гонг, а по ногам растеклась вязкая слабость. Если бы не стена, о которую он облокотился, то точно свалился бы на пол.

– Мам, мам, – тихо позвал Вовка, – это же я, ты что? Мам…

Слёзы покатились из его глаз.

– Мам!

– О, господи ты, боже мой! – раздражённо отозвалась женщина, – я вижу, что ты. Грязный, как трубочист! Как и всегда! Что ты мамсишь?

Она повернулась к Вове.

– Ну, и чего тебе? Если кушать хочешь, на кухне есть еда. И ради всего, убери отсюда свои грязные ноги, не мешай нам с Сёмой. Видишь, что ему внимание моё нужно.

Мама вновь повернулась к Сёме:

– Ти жи мой сладкий, ой-ой, какие глазки на меня смотрят. Ну, что ти, успокоился? Агу-агу. А на того не обращай внимания, скоро он уйдёт. Дя-дя, хороший мой.

Краски поблекли перед глазами у Вовки. Пусть он себе хоть сто раз, – да, хоть тысячу! – говорил, что виноваты родители, что они его не любят, а он не нуждается в их любви, что с лёгкостью Робинзона Крузо проживёт без них – ни один раз из этих чёрных утверждений, ни даже полраза не были правдивыми! Всё была с горяча выпаленная не правда. Жгучая ревность и обида.

И только сейчас, только, когда он увидел маму без любви к нему внутри, только и только сейчас он почувствовал свою неправоту. Всё это – его побег, его мысли, его желания, – всё от самого начала и до конца – было неправдой, понарошку и не должно было так произойти. Ведь он никогда по-настоящему так не хотел! Нет!

Слёзы катились из его глаз, когда он смотрел на маму, отвернувшуюся от него. Он чувствовал, как что-то важное внутри отрывается. Вова не хотел, чтобы оно пропало, оторвалось, а поэтому сжал кулаки и с силой прислонил их к груди, чтобы удержать. Но это что-то было столь уставшим, так слабо! Слабо не от того, что сейчас Вовк увидел, оно ослабло раньше. Сам Вовка его ослабил. Бросил в черноту глубочайшей пропасти. Не спас. Смалодушничал. Испугался. Отвернулся. Убежал.

В груди защемило, Вовка крепко зажмурился.

Чернота закружилась вокруг него.

– Надо отвечать им тем же оружием, что и они. Клин клином вышибают, – говорил в самое ухо Вовке чернявый.

– Они меняют правила, они разлюбили тебя, так меняй их и ты, разлюби ты! Разлюби по-настоящему! Они врут, обманывают, подставляют, так делай то же самое и ты! – продолжал криводушничать он.

– Оторви её! Вырви из сердца! Не нужна тебе эта тяжесть!

– НЕТ! Вали! УХОДИ-И-И!!!! – закричал что есть мочи Вовка и разрыдался.

Крик оттолкнул чернявого, но он не ушёл. Оболочка дома сползла, как размокшая туалетная бумага. Иллюзии больше не было. Вова снова оказался в Кривомирье.

Подглава четырнадцатой главы. …получает по носу

Вова оказался не просто в Кривомирье, а ровно на том самом месте, около того самого дерева, которое, как он думал, было выходом из Кривомирья. Оказалось, что это лишь очередная ловушка, уловка, фальшивка.

Не было сомнений, что чернявый знал, о том, где Вовка, знал, что он сбежал, что наблюдает за ним. Он подстроил всё специально так, чтобы окончательно превратить его в кривомирца. Это и было задачей. Самой главной и единственной, для которой он появился на свет. Для этого и создал копию Вовкиного мира с пародиями на его друзей и дом.

Чернявый никогда не отпускал Вову от себя. Никогда.

– Нет? Вали? – озлобленно прошипел он, как змея. Чёрные волосы его, серая кожа, впалые в тень глаза, тонкие руки и шея – чернявый был похож сейчас на чернокнижника, впервые выглянувшего из-за горы тёмных фолиантов, водружённых на стол.

– Я. Я!! Я-Я-Я!!!.. – сорвался на крик, – …показал тебе всё! Тебя никто не ждёт уже! Ни-кто! Ты остался один! Разве не видел? Ха! Даже друзья и думать про тебя не думали! Только лишь из-за дорогого подарка вновь вспомнили о тебе. Наверняка, сейчас играют в баскет и ждать тебя не стали. Это друзья?! Ну-ну! Продались за лживые рассказы и за дорогой подарок, а как ушёл – забыли! Подарочек то у них остался!

Вовка лежал на пластиковой траве. Острыми краями она резала ему щёки, но он не обращал внимание. Закрыл лицо руками, вздрагивая, то и дело, от беззвучных рыданий. Неужели мама его не любит?

– А кто показал тебе дом? Кто? Я! Я показал тебе, что сейчас происходит в твоём, так называемом, доме! – чернявого чуть не стошнило, – Никто не ждёт тебя. Дома больше нет! Да и не было никогда! С самого твоего рождения тебя обманывали и никогда не любили. Поэтому и захотели себе Сёмку, чтобы от тебя отделаться! Ты им не нужен!

Чернявый перевёл дыхание и продолжил:

– Я открыл тебе на это глаза! А ты меня гонишь? Ну-ну. Хорош, хорош. Ты думаешь, я тебе вру? Так послушай меня: зачем им второй сын, если есть ты? А? Зачем им кто-то ещё? Да, потому что они не любили тебя никогда, терпели только!

– Поч… – Вовка судорожно вздохнул, лёгкие его разрывались, – поч-почему? Почему ты всё это говоришь??? Не правда, всё не правда!

Пусть чернявый и шипел, но каждое его слово пудовым молотом било по сердцу. Вовка не хотел слушать, но не мог перестать. Не мог ничего делать! Чернявый подгадал и сделал всё так, чтобы максимально сломить, наполнить его душу липкой, как дёготь, чернотой. Исчернить, чтобы превратить в кривомирца, – ушлого, хитрого, предприимчивого, жадного, злобного, эгоистичного, маскирующегося в добродетель, – выбить из него человека и восстановить на его месте себя: выглядящего как человек, живущего вместе с людьми, но ими не являющимся. И, как видно было по Кривомирью, таких было много не только среди взрослых, но и детей. Ведь любой взрослый, когда-то был ребёнком.

– «Почему?», – тоненьким голоском передразнивал чернявый, мерзко хохоча, – «Почему»??!! «Не правда»?! А за что тебя любить? Думаешь, белый и невинный? Ну-ну. Ну-ну. Каким ты теперь стал то! Эгоист, думаешь только о себе! И это всегда в тебе было, всегда-а-а. Не мотай головой, не отрицай! – взвизгнул чернявый, – Кто бросил своего подельника, а? Я что ли?

– Нет! Я…

– БРОСИЛ! – выплюнул чернявый, – Бросил! Просто взял и бросил! Кстати, его уже поймали и засунули в гораздо, гора-а-аздо более глубокую темницу, уж я то позаботился об этом. А он, наивная простота, тебя вытащить хотел! Ха! Умора! Искренне хотел! Ведь без тебя, не существует и его. Он не исправимый справедливик. Но ты… Ну-ну… Теперь мы знаем кто ты…

Чернявый склонился над вздрагивающим, свернувшимся калачиком Вовкой. Положил свою холодную руку на его горячее плечо. Из его ладоней, успокоительная прохлада пустила метастазы прямо в колотившееся сердце Вовки. Оно сжалось, как от прикосновения льда. Вовка, почувствовал резкую боль, судорожно вздохнул и затих. Дыхание его стало ровным. Прохладой повеяло от него. Боль стала уходить, замораживаться.

– Ты ещё можешь исправиться. Ты можешь стать, уже почти стал, настоящим кривомерцем! Оторви только её, – шептал с ненавистью чернявый, – Вырви из сердца!

Голос чернявого стал поистине демоническим. Он набирался сил. Пил их из Вовки. Убивал Белого.

– Вырви её из сердца, как вырвал из себя правду, как разорвал справедливость, как растоптал дружбу, как… умертвил свою душу, – плёл тонкую нить чернявый, стараясь подсечь, подцепить и выдернуть корень ненавистной ему…

– ВЫРВИ ЛЮБОВЬ!

И только сейчас, только сейчас Вовк понял, что же он натворил. Что он сделал! Кажется, он услышал голос Белого внутри себя? «Не слушай его, не слушай. Борись! Борис Вовк, ты сильный!». Или ему показалось?

«БОРИСЬ!»

Замёрзшее было сердце, дало один толчок.

ТУК!

Ещё один и ещё, и ещё!

ТУК-ТУК! ТУК! ТУК-ТУК! ТУК!

Скоростным сапсаном понеслись в Вовке мысли. Как, как такое могло произойти, ведь он никогда о таком не помышлял?! Неужели склизкий, мерзкий холод, просачивающейся в него – захватит его? Ведь не прав чернявый, он опять врёт, что убил её! Нет! Душа жива в нём! Пока ещё жива! Он чувствует. Она спряталась в последней башни его крепости: в сердце. И она не одна. Любовь, душа и… и храбрость. И они готовы дать последний, отчаянный бой!

ТУК-ТУК! ТУК! Разгоралось сердце, подтверждая, что оно живо, что душа жива. Что Вовк – жив!

Словно в одной руке его оказался меч, в другой щит, а на груди кольчуга. Вовк почувствовал в себе богатырскую храбрость.

– Никогда, – сказал он, открыв глаза.

Чернявый отпрянул, как от чего-то очень горячего.

– Что? Что ты сказал? – сощурился он.

Маски пали. Теперь не было смысла притворяться. В ненависти он был страшен: сер, с впалыми, озлобленными глазами и острыми скулами. Его тело было сухо, никогда оно не знало прикосновения любви; его дух был слаб, не ведавший дружбы, верности и храбрости; лишь его натура, сплетённая из хитрости, трусости, кривости – лишь она была его оружием. Оружием страшным, разрушительным, но бессильным под напором честности.

– Что ты сказал? Повтори! – взъярился чернявый, – повтори! Ты… ты!

– Никогда, – тихо, но твёрдо повторил Вовка. Он больше не плакал. Что это он лежит, хнычет, как самый последний плакса? Разве это дело?! Слезами делу не поможешь!

– Все твои кривды, слова просто на просто обыкновенное враньё! – Вова не задумываясь, сказал это. Сердце подсказало правильное слово, – Ложь и враньё! Никогда я не стану таким как ты. Никогда не буду гнилым.

Каждое его слово точно кнутом било по чернявому. Он отходил всё дальше и дальше.

Онемевшее, от прикосновения чернявого плечо, Вова не чувствовал, но зато другая рука была цела. Он опёрся об неё. Не будет он лежать или стоять на коленях перед врагом. Не будет! Нет!

С трудом, дрожа всем телом, тяжело дыша – Вовк встал. Он знал, что тот ему сейчас ничего не посмеет сделать. Слишком труслив наносить удар в лоб. Вова глубоко вдохнул, сжал кулаки и поднял опущенную на грудь голову. Пусть он не был богатырского сложения, но душа в нём, сердце его… Вова проснулся от дурмана. Глянул смело в глаза чернявому:

– Ты меня обдурил. Но я всё понял. Никогда!

Вовк сделал шаг вперёд. Чернявый, затравленно стреляя глазами по сторонам, не смея глядеть прямо, отступил.

Холод всё ещё был внутри Вовки, но вдруг, точно, врезался обо что-то. Остановился. Тепло стало теснить его. Откуда оно шло?

Вове показалось, как что-то, будто, засияло на его груди. Он дотронулся до источника. Им оказался ключ. Как? Вова не знал, но что-то вернулось на место в его душе. А может быть сама душа материализовавшаяся в ключе?

Чернявый тоже увидел это сияние. Закрыл лицо, спрятался от него.

Сердце мальчика горячо билось в груди. Впервые за очень долгое время. ТУК-ТУК! ТУК!

– Ну-ну, – склонил голову чернявый, глаза его недобро сверкнули, он делал встречный выпад, не так он прост, чтобы уходить, – смелый у нас, да? Храбрости набрался. Ну-ну. Винишь меня во всём? Может ты и прав. Так ударь меня! Ну, же! Я заслужил!

Вовк подскочил к чернявому и хотел уже было ударить его. Странно, но тот не тронулся с места. Лишь улыбочка, мерзкая, как вся его поганая натура, кривила ему рот.

Вот Вова сжал кулак, весь гнев хлынул в него. Как сильно он этого хотел и ждал! И это было бы справедливо. Правильно. Из-за чернявого всё произошло!…

«Так ли?» – вдруг мелькнула мысль.

«Из-за чернявого ли?»

«Нет», – сам же и ответил Вова.

«Не из-за него. Я сам. Я сам всё это допустил».

«Я сам».

Вова удивился простоте ответа на всё, что с ним произошло.

Всё ещё глядя прямо в злобные глазки чернявого, он уже разжал кулак. Опустил голову и сделал несколько шагов назад. Затем ещё несколько и остановился.

– И что, всё?! – истерично закричал чернявый, не веря тому, что происходило. – ВСЁ??!! – Так не должно было быть! Такая реакция была для него неожиданной, подлой. Он же уже считал Вовку ещё одним полученным трофеем и вдруг! Однако быстро взял себя в руки, решив, что мальчишка пытается его перехитрить.

– Ну и иди! Всё равно далеко не уйдёшь, на первом же повороте тебя схватит полиционер! Ты же сбежал из тюрьмы! Только на этот раз не жди от меня никакой помощи.

– Ничего не будет, – ответил Вова.

– Уверен? Ну-ну. И ты так просто оставишь меня? – спросил чернявый.

Вова не сдвинулся с места.

– Оставишь всё просто так, как девчонка? А как же справедливое для меня возмездие? А? Испугался что ли?

Вова не реагировал, но следил за каждым движением.

– Да? Ну, как знаешь, – чернявый провёл пальцем по воздуху и распахнулись двери в Кривомирье. За ними стоял мерзкий "судья", Игорь и полиционер, держащий за шиворот Белого. Вовка замер, вперившись в мальчика, висевшего тряпкой.

– Остаёшься тут? – вновь спросил чернявый и перешагнул порог, – Ну-ну.

– Белый! – крикнул Вова, но тот ничего ему не ответил. Он смотрел куда-то вниз.

– А двери то закрываются! И твой подельник останется у нас, – злобно улыбался чернявый, – бай-бай.

Вновь внутри Вовки всё закипело от негодования, от жажды, наконец, сделать всё по справедливости. Он уже хотел рвануть вперёд, раскидать всех. Чувствовал в себе силы сделать это. Точно такие же переполняли его во время гонок. Он сможет! Он… Вовк остановил себя.

Ловушка?

Почему они так долго не закрывают двери? Почему Белый не смотрит на него, а всё время вниз, не поднимает голову, опустил её так низко, что и не разобрать лица.

И тут Вова понял.

Это очередная уловка. Всего лишь на всего. И не Белый там. Его там быть не могло, потому что… Да, потому что не могло.

Догадка эта была проста и тут же натолкнула на правильные действия.

Быстрым шагом Вовка направился к порогу Кривомирья, где стоял и ухмылялся чернявый. Вот только перешагивать Вова не собирался. Кривомирье – не его выбор.

Ухватившись за дверь двумя руками, он с треском хлопнул ею прямо по носу чернявому. В самый последний миг он увидел, как страшно исказилось у того лицо. Теперь, когда Вова прогнал его, он не мог попасть к нему. Не мог открыть дверь.

Шум Кривомирья стих. Стало тихо и всё понятно. Тихо не только вокруг, но и внутри Вовы. Будто до этого в его голове, внося сумятицу, постоянно грохотали какие-то барабаны, гудели вувузелы, трещали трещётки, звенели тарелки и бубенцы и бог знает что ещё. Теперь же разом все они смолкли.

– Белый! Я его предал. Надо спасать, – чётко и ясно подумал Вовк. И это было последние его силы.

Тут же слабость охватила мальчика. Сияние ключа пропало, а на фальшивый лес опустился сумрак. Завыл ветер, повеяло холодом. Едва передвигая ногами, Вова наугад пошёл сквозь ряды пластиковых деревьев. Как найти то место, где он бросил Белого?

Как?

Долго он блуждал между бесконечных пластиковых стволов деревьев. Холод становился резче, острее. И вот уже пар начал вырываться изо рта. Вова околел. Его всего трясло, но он продолжал идти. Не останавливался. Тогда поднялась пурга, и она была настоящей. Снег слепил, облепил лицо. Дышать стало невозможно.

«Не умру, пока не вытащу Белого. Не умру, пока не вытащу Белого», – твердил себе Вова и шёл дальше.

И вот что-то ярко блеснуло, пробилось сквозь покрывало снега, и погасло. Почти ничего не видя, Вова направился в ту сторону, откуда ему почудился яркий свет. Вот оно! Отверстие в тюрьму! Как он нашёл его? Не важно, не важно! Главное, что он уже рядом.

«Не умру, пока не вытащу Белого. Не умру, пока не вытащу Белого. Не умру, пока не вытащу Белого!».

Вовк упал на четвереньки, порылся коченеющими пальцами в снегу. Вытащил блестящий предмет. Им оказался его настоящий ключ от дома. Странно, но, не смотря на холод, он казался тёплым. Вова попытался сжать его, но руки его уже замёрзли так, что не слушались. Где-то здесь должно быть отверстие.

«Белый, я пришёл. Я тут. Сейчас, сейчас… сейчас… сейчас…».

Холод пробрал Вову насквозь, сковал движения. Сознание его меркло. Пока не угасло совсем.

«Сейчас…»

Закутанный в тяжёлую шубу к мальчику, уже занесённому снегом, подошёл старец.

– Ах ты, боже ты мой, тяжело тебе пришлось. Тяжело. Я знаю.

Причитая и цокая, старец опустился на колени перед ним и взял на руки.

– Но там Белый…, – прошептали Вовины губы, сам он впал в беспамятство.

– Ничего, ничего… Ты только что спас его. И себя. Спас.

Глава 15. В которой приходит понимание

Первое, что услышал Вова, когда очнулся, была мелодия. С озорством она гуляла в воздухе: подпрыгивала, скакала, спотыкалась, дурачилась, замирала, не попадала в такт, но была тепла и уютна. Её напевал себе под нос старец. Он был явно чем-то доволен, а потому, даже, пританцовывал ногами, стуча ступнями по полу, и – что вовсе было неприлично для человека его возраста! – вихлял бёдрами из стороны в сторону, как какой-нибудь сошедший с ума маятник. Что, конечно, было забавным и вызывало добрую улыбку.

– М-м-м, – гудел он под нос, – ух-ху, ху-ху! М-м-м, тр-та-ту-м-м, – напевал низким голосом, не раскрывая рта. Получалось так, как будто где-то рокотал вертолёт, или кто-то забавлялся на тромбоне, не забывая бить в звонкие колокольчики.

– М-м-м, тру-ту-ту, ух-ху-ху, ху-ху! М-м-м, м-м-м, тин-ля-ля-я-Я, – взял высокую ноту старец. Получилось не очень. Он закашлялся, а затем тихо рассмеялся – спотык его ни капли не смутил, как и то, что откровенно говоря, ни слуха, ни голоса у него не было. Ведь мелодия эта была эдаким хулиганистым, но добрым мальчишкой, а ему не полагается быть опрятным.

– К-м-м, на чём бишь я? Ага. Так-так-так, – защёлкал пальцами, – м-м-м-м, – начал напевать уже совершенно иную мелодию старец. Даже зажмурился от удовольствия.

Вова открыл глаза. Вокруг него был свет. Много света. Мягкого, как перина, лёгкого и звонкого, как смех ребёнка или, как грибной дождик летом. Он, как воздух, был везде, лился со всех направлений сразу и, вместе с тем, ниоткуда; не бил в глаза, не заставлял морщиться, а как будто наоборот, излечивал. Это было настолько диковинно, что даже удивляться казалось невозможным.

Вовк пошевелился. Что-то было не так. Не сразу он понял, что не просто лежит на какой-то мягкой кровати, но весит в воздухе, ставшем под ним плотным, как какой-нибудь матрас.

– Ой, – испугался Вова и задёргал ногами и руками.

Старец, почувствовав, что позади него началось движение, прекратил напевать себе под нос, развернулся.

– Ах, вот и гость наш проснулся! – обрадовался он, – Стой, стой! Не переживай ты так, не переживай! Никуда не свалишься, подожди.

Однако Вовчик не успокаивался. Он хотел спрыгнуть, встать на ноги – ему казалось, что он вот-вот должен упасть, но, почему-то до сих пор не упал. Старец подошёл к вертящемуся ужом в воздухе Вове.

– Подожди, подожди, – ласково проговорил он.

Только тогда Вовка на мгновение остановился. Старец легонько, как пёрышком, коснулся его и тот, как-то сам по себе, оказался на ногах.

Старец широко улыбнулся, довольный своим фокусом.

– Ну, как? – склонив голову набок, с участием поинтересовался он, – крепко стоишь? Силы вернулись?

Вова переступил с ноги на ногу.

– Д-да, кажется крепко, – и тут же одна нога подкосилась. Силы вернулись, но далеко не все.

– Ай-ай, – покачала головой старец.

Вовк, не обращая на слабость внимание, украдкой повернул голову налево, направо, стараясь понять, где он находится. Если стены, потолок здесь и были, то ровный, плотный свет не давал их увидеть. Поэтому казалось, что стоит он посреди бесконечного белого пространства. Да и стоит ли? Не висит ли в воздухе? Вова пристукнул ногой. Нет, всё-таки стоит.

– Не ошибусь, если скажу, что стоит подкрепиться. Поэтому! – предупреждая вопросы, уже хотевшие выскочить из Вовчика – он видел, с каким любопытством его гость осматривается – старец поднял палец вверх и закачал головой, – сначала пьём чай, а там и познакомимся. Чай, прежде всего! Ох, как я люблю его! Он силу вливает внутрь, ну а вместе со свежей баранкой и вареньем ещё и радость. Правда же?

Ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Да и какой ребёнок не согласится пропустить ужин и сразу приступить к вкусному?

Старец лукаво подмигнул, поманил гостя за собой. И хорошо, что так сделал, иначе Вовке, наверняка, пришлось бы объяснять, почему его рот раскрыт неприлично широко. Но, как по-другому, если одет старец был в свободную рубаху, подпоясанную в талии, широкие штаны – ну, в точности, как с картинок в книжках с русскими народными сказками, – и… кеды. Вове, даже, показалось, что на них было написано «адидас».

На удивление лёгкой походкой, старец пошёл вперёд. Вова не понял куда же они должны пойти, если вокруг лишь один свет и ничего больше, но тут же увидел, не замеченные раньше: круглый стол и стулья вокруг него. Вполне может быть, что их и не было до этого. В конце концов, были же они в месте, которое, как уже понял для себя Вова, было нигде.

«Вот бы там были ватрушки!» – подумал он. Живот согласился.

Точнёхонько посреди стола стоял, искусной работы, медный самовар. Рядом приютились четыре чашки чая – невесомые, из такого тонкого фарфора они были сделаны, как листок бумаги – и целая тарелка баранок, сушек, кулечей и, как будто по заказу, ватрушек. Ещё были глубокие пиалы – с мёдом, вареньем, конфитюром и шоколадной пастой.

– Дань времени, – кивнул на две последние тарелки старец и тут же воскликнул:

– Э-эх, – молодцевато подвинулся он к столу, – Выбирай любое место и садись, не стесняйся. Тебе надо подкрепиться. Знаю, надо.

Вова неловко запрыгнул на высокий стул справа от старца.

– Наливай, наливай, – услышал он приглашение чаёвничать, – видишь, как я.

Старец поднял чашку, украшенную тонкими узорами медной краски, похожими на виноградные усики, поднёс к кранику самовара. Уже готовый чай полился сам собой. Так же сам собой и перестал литься, когда чашка заполнилась.

Вова повторил, украдкой рассматривая старца, увлечённо выбирающего сушку и, кажется, потерявшего из внимания своего гостя.

Рука его зависла над тарелкой, а тонкие, длинные пальцы, как будто перебирали какие-то невидимые струны в воздухе. Глаза – василькового цвета – буквально лучились задорным счастьем, как у какого-нибудь маленького, только что нашкодившего, ребёнка, знавшего это, но так же знавшего и то, что за эту милую шкоду его не накажут. Почему-то Вове они напомнили Сёмку. Судорожный вздох попытался прорваться из глубины его груди. Вова, испугавшись не мальчиковой слабости, попытался его остановить. У него почти получилось. Он икнул.

– Будь здоров, будь здоров, – ответил на это старец, сделав вид, что ничего не понял.

Вова опустил глаза, но тут же опять поднял. Он хотел внимательно рассмотреть странного дедушку. Самым-самым, поистине удивительным в его внешности была грива полностью белых, как утренний январский снег, волос и густющая, как заросли шиповника, борода с редкими, не поседевшими от времени, черными островками – будто ягодами. Было видно, что старец давно забросил попытки, хоть как-то привести волосы в порядок, решив, что как природа приказала им расти – так будет лучше всего. Разве только причёсывал слегка, чтобы не спутывались окончательно.

– Возможно, мне кажется, – с хитринкой заговорил старец, – но, почему-то я уверен, что вот эта сушка, так и просится мне в рот. А раз так, не буду ей в этом отказывать!

Ловко подхватив румяную сушку, он макнул её в горячий чай и откусил. Вова невольно прыснул. Таким смешным сейчас был этот странный человек. Он же, в свою очередь, будто и не замечал этого, закрыл глаза, разжевал кусок и довольно причмокнул губами.

– Мда, мда, так и есть, изумительно вкусная, – глянул на Вову, подмигнул ему.

Вовк принялся за чай. Старец довольно кивнул и вновь сосредоточился на баранках, сушках и ватрушках, выискивая те, что просился ему в рот.

Удивительное дело, но Вова даже не подумал о том, что здесь могут быть какие-нибудь нюансы, мерзкие хитрости, тут и там встречающиеся в Кривомирье. Возможно, подумал он, так потому, что чувствовал – это место свободно от кривды, лжи, мелких и крупных пакостей, увиливаний и другой грязи. Как будто оно было обеззаражено кварцевой лампой.

Как не вкусен был чай, но после трёх кружек, любой, даже самый ненасытный детский желудок, а уж у Вовы, будьте покойны, он был чемпионом по поглощению сладостей, оказывается заполненным. Вовк откинулся на спинку, чувствуя, как к нему окончательно вернулись прежние силы. Наконец-то у него было достаточно сладкого, чтобы выпить весь чай!

Опять он удивился тому, будто каждый атом воздуха светился ровным, мягким светом. Насколько хватало глаз.

– Ты, верно, хочешь спросить меня о чём-то? – облизывая пальчики, испачканные малиновым вареньем, спросил старец. Он тоже закончил пить чай, и выпил его на целую кружку больше.

Конечно, хотел спросить о… да, обо всём! Где он? Что это за место? Как попал сюда? Кто этот старец? Как нашёл его? Что вообще происходит?

Однако, вместо этого, вдруг спросил:

– Почему на столе четыре кружки?

Старец сделал такое удивлённое и, в то же самое время, смешное лицо, что Вовка не удержался и прыснул.

– По правде сказать, я и сам не знаю, – пожал плечами, – но, вдруг, кто-то ещё заскочит к нам на чай? А? Невежливо будет отказать ему, верно?

– Наверное…

Оба – и старец и мальчик – замолчали. Вовка даже стушевался. Он не знал, как правильно задать следующий вопрос.

– Не бойся, я не кусаюсь, – подбодрил его старец.

– А, м-м-м, простите, что спрашиваю, а… а кто вы?

Старец ответил весёлым взглядом и словами:

– Вова, веришь мне или нет, но это очень сложный вопрос. Ведь, если хорошенько подумать, имени то у меня и нет. Во всяком случае, какого-то одного. Каждый называет меня по-своему.

– Это как? – не понял Вова.

Старец добродушно рассмеялся и развёл руками, будто и сам не понимал, как так произошло.

– Видишь ли, у меня есть сотни, а может, даже, тысячи имён, какими меня называют – никогда не считал, если честно. И все они – это я. Так уж вышло.

– Тысячи имён? А каких?

Вова видел, что старец отвечает ему искренне, но всё же поверить в такое довольно сложно. У него то было всего одно имя. Конечно, он им вполне был доволен, более того – совершенно не представлял, если бы его звали ещё какими-нибудь именами, Олегом или Юрой. В иной раз, в понедельник, например, Андрей, во вторник до обеда – Стёпа, а после – Денис, а то и вообще каждый раз по-новому. Вовк замотал головой. Нет, он бы, наверняка, запутался – это раз, а два – Вова – отличнейшее имя, других и не надо.

– О! – старец прищурился, – не думай, будто хвастаюсь, лишь отвечаю на твойвопрос, но давай-ка попробую… Так-так. Называют меня по-разному: Справедливость, Счастье, Добро, Улыбка, Грусть, Печаль, Любовь, Расставание, Ожидание, Тоска и Радость. Гнев, Восторг, Смех, Слёзы, Злость, Обида и Прощение. Разочарование, Ожидание, Предвкушение, Негодование и Нетерпение. Ликование и Сила. И это лишь самая маленькая часть.

– Ого! – подивился Вова, – это всё вы?

Старец легонько кивнул.

– Но, как же так? Ведь всё что вы назвали, это же не имена, а… а… а чувства! Так не бывает!

– А разве бывает это место? – вопросом ответил старец, – или то, откуда ты спасся? Однако же ты находился там и, теперь, находишься здесь. Где бы это здесь не было, верно?

Вовк замолчал, крепко-накрепко задумавшись. Старец был прав. Пусть он и был ещё ребёнком, охотно верящим во всё чудное и сказочное, более того – не просто верящим, а совершенно убеждённым, что всё – абсолютно всё! – бывает всамделе, – но, он, действительно, самым настоящим образом, а не с помощью фантазии, попал неведомо куда. Такое с ним было впервые. Да ещё и приключилось столько всего всякого разного, что не могло приключиться даже в новом парке, даже если добавить хорошую щепотку фантазии.

В конце концов, Вова это чувствовал совершенно точно, как и всякий ребёнок, что странный (а он всё же был странным!) дедушка не врал.

– Значит, это всё ваши имена, в самом деле? – уточнил он.

– Да, это всё мои имена, в самом деле, – серьёзно подтвердил старец. Лёгкая улыбка, однако, кажется, никогда не покидала его лица.

Вовк опять наморщил лоб. По всему выходило, что всё это воплощено в одном-единственном человеке? Пока это было сложно объять. Примерно, так же сложно, как прошлым летом он пытался представить себе расстояние от Земли до Венеры и, даже, до Солнца. Оно же огромно!

Старец в точности угадал все мысли своего молодого гостя.

– Ну, понять, как всё это умещается разом в одном человеке, ты обязательно поймёшь. Может быть, только, немного позже, не сейчас.

Точно так же ему отвечал и папа, когда Вова спрашивал что-нибудь такое, что не мог понять, а из объяснений ничего путного в голове не происходило.

«Подрастёшь – обязательно поймёшь», – говорил ему папа и трепал волосы. Будучи великим почемучкой, он не ограничивался лишь тем, что задавал «почему?». Вова обязательно запоминал свои вопросы и, например, ждал, когда же он уже подрастёт, чтобы понять, почему люди воюют по-настоящему, убивают друг друга? Или, почему мечтают жить уединённо, но уезжают в крупные города, где людей целый миллиард? Или, почему до сих пор не построили колонии на луне, вечно ища глупых оправданий в нехватке денег?

Теперь к ним добавился и этот вопрос. Как в ящичек.

– А, я хочу ещё спросить, можно?

– Конечно.

– Как я оказался здесь? – Вова развёл руками, – что это за место? И что случилось с Белым?

На этот раз старец даже потёр руки. Очевидно, именно этот вопрос он и ждал с большим нетерпением.

– Это место – граница. Между твоим миром и чёрным Кривомирьем. Прийти сюда пешком или прилететь на самолёте нельзя, но каждый человек на Земле, возможно и не единожды, побывал здесь. Впервые, попал и ты. А именно сюда, – старец обвёл руками бесконечное белое пространство, – ты попал потому, что тебя привёл ключ.

– Ключ от дома? – широко раскрыл глаза Вова. Сердце внутри него вдруг сильно-сильно заколотилось. Он тут же вспомнил, как ключик, как ему казалось, самым волшебным образом, материализовался на груди, придал ему сил и веры прогнать чернявого, согрел его. И, оказывается, привёл сюда.

– Да, и он, кстати, весит у тебя на шее.

Ключ действительно весел. Щемящая радость, как от встречи с потерявшимся домашним питомцем, разлилась внутри Вовки. Ключ. Вот что было его связующей ниточкой. А если бы он его… Нет! Вова и думать об этом не хотел.

– Когда я нашёл тебя, ты так крепко сжимал его в кулаке, что мне пришлось потрудиться, чтобы повесить его туда, где он и должен быть.

«Спасибо, спасибо, спасибо тебе», – мысленно шептал Вовк ключу.

– Ключ всё время был твоей связью с домом, когда от всего остального ты решил отказаться.

Вова перестал сквозь футболку сжимать ключ. Положил руки на стол.

– Отказаться?

– Да. В первую очередь отказался от своих воспоминаний, когда оставил вещи перед Кривомирьем. Избавившись от того, что было в рюкзаке – ты избавился от воспоминаний, оторвал их от себя. Сам себя сделал чужим, посторонним. Без двора и кола, а значит – одиноким корабликом ищущим пристани. И тебе она тут же была предложена. Лживая, но ловко замаскированная.

Нет-нет, я не виню тебя, ты был расстроен, зол, обижен. Не видел другого пути. Но всё же ты это сделал. Никто не мог этого сделать вместо тебя. Если бы не выбросил, то и не встретились мы сейчас, всё пошло бы иначе. Однако, раз мы здесь, то всё не так уж и плохо.

Вовк хотел возмутиться, оправдаться, ведь почему он только виноват? Он почувствовал, как негодование стало расти в нём. Но тут же, такое с ним уже было, когда хлопнул дверью перед носом чернявого, понял, что старец прав. Он понял это давно, просто уже успел подзабыть. Румянец прокрался на щёки Вовки. Старец это увидел и едва заметный блеск промелькнул в его глазах. Виду он не подал, чтобы мальчик не закрылся от этого. Старец очень хорошо знал, как дети могут действовать от противного и делать всё наперекор.

Вова опустил голову на грудь. Но ведь он не просто так захотел всего этого! Родители сами его…

– Никто тебя не выгонял, – мягко прервал горькие размышления мальчика старец, – не из дома, не из сердца.

– Но как же! Я видел! – в глазах защипало. – Видел, как они… А я….

Вдруг тяжёлая, как девятый вал, волна накатила на Вову. Ему стало тяжело дышать. Что-то забурлило в груди и целое озеро слёз мигом набралось внутри. Только это уже был не тот слепой гнев, какой привёл его в Кривомирье, а обида маленького ребёнка, хотящего, чтобы всё вернулось обратно, чтобы он вернулся домой к любящим маме и папе. Чтобы можно было повернуть время вспять.

Старец вздохнул и положил свои руки сверху на Вовины.

– П-п-п…, – пытался задать тот вопрос, – …п-оч-ч…

– Ну-ну, – сказал старец и Вова поднял на него глаза. Это «ну-ну» до отвращения знакомое, но сейчас оно прозвучало ласково, нежно и не причинило боли, – что-то ты раскис совсем. Разве это дело?

Без укоризны, ласково пожурил старец и обнял мальчишку. Он прекрасно понимал, что происходит внутри Вовки. Ведь он сам и был этим чувством. Всё что чувствовал Вова – чувствовал и он. В этом была разница между ним и… чернявым.

Спустя пару минут Вова успокоился. Какой-то, совершенно особенный запах исходил от старца. Вряд ли такое могло быть, но Вовк готов был поклясться всем чем угодно, что пахло от него его домом.

Вова поднял взгляд на белокурого старца. Тот улыбнулся: сначала глазами, а потом и уголками рта, хотя за густой бородой увидеть было не так то и просто.

– Позволь, показать тебе кое-что, прежде чем ты задашь ещё сотню вопросов, а я вижу, как ты хочешь, – тут Вовк потупил взгляд и виновато улыбнулся, старец рассмеялся.

Он вообще любил смеяться так же, если не больше, как пить чай.

– Не переживай, я не устал от них! Обязательно отвечу, для этого мы здесь. К тому же, я страсть, как люблю вопросы и совсем не люблю, когда их не задают. Когда считают, что всё понятно и без них. Это верный признак того, что человек в конец запутался. Без «почему» – нет человека! Это уж точно.

Вовк коротко рассмеялся. Значит, он был ого-го каким человеком! Слёзы прошли окончательно.

Старец полез к себе за пазуху, а спустя пару мгновений достал оттуда самый настоящий планшет.

Вова уставился на него так, будто это был не обыкновенный прямоугольный планшет, а прямо таки блюдечко с наливным яблочком.

– Надо быть современным! – невозмутимо ответил старец на немое удивление Вовки.

Ловко жонглируя пальцами, он начал лазить по планшету. Зашёл в папку с названием «Вовк П.». В ней был один единственный файл. Видео.

Когда старец включил его, Вова увидел себя.

Он спал на диване перед приездом мамы с роддома. Кажется, сто лет назад это было! Вот, она, наконец, зашла. Мама. Оказывается, прежде чем его разбудить и познакомить с братиком, она целую минуту смотрела на него, а в глазах стояли слёзы. Мама была невероятно счастлива, любовь к Вове не уменьшилась с рождением второго сына, а наоборот – переполняла её.

Затем увидел себя за завтраком, в тот день, когда папа сказал, что они не смогут пойти гулять. Тогда он не заметил, но сейчас Вова видел, как грусть, досада отразились на папином лице от того, что он не смог исполнить данное обещание.

И во все последующие дни, папа страшно переживал из-за этого, корил себя. Пытался поговорить со своим сыном, но Вовка ничего этого не замечал. Только сейчас, избавившись от жгучей, растлевающей обиды, он увидел, как родители не находили себе место.

Дальше, уже глубокой ночью, когда Вовк в одежде бросился на кровать и так и заснул, мама с папой пришли к нему, аккуратно раздели и подоткнули одеяло. Папа покачал головой, когда увидел разорванную тетрадку под кроватью, собрал её и аккуратно положил на стол.

Оба – и мама, и папа – любили его. Любовь их не уменьшилась с появлением ещё одного сына, она выросла до размеров, позволяющих охватить обоих детей.

Но видел Вова и другое.

Повсюду: в слабо освещённом углу прихожей, за деревом на улице, за своей спиной, на углу дома или в подъезде – стояла тень чернявого. Она ни на шаг не отступала от него, становясь всё более контрастной, всё более чёрной. Материализовывалась.

Уже в Кривомирье… Вова не поверил своим глазам. Неужели он не заметил этого? Только на экране планшета увидел, как сам начал меняться. Кожа его теряла здоровый цвет, серела, глаза выцветали, светлые волосы, вдруг, потемнели, а чертами лица он всё больше и больше начинал походить на чернявого. Чернота, незаметно, ползуче, завладевала им.

И вот он уже, почти как чернявый внешне, оказывается в темнице во второй раз. Его глаза блуждают по сторонам, лихорадочно блестят. Вова вспомнил свои мысли тогда. Вместо того чтобы думать о доме – планировал планы реванша исподтишка.

Именно в такой момент, когда гниль прочно заняла мысли мальчика, рядом с ним появляется ещё один узник. Белый. Тогда, в темноте, он казался ему высоким, но сейчас увидел, что он был вылитым Вовой до того, как тот попал в Кривомирье. Это не Белый был высоким, а Вовка скрючился, сгорбился под гадкими, мелочными, мыслями мести.

Яркая, как вспышка электрического разряда, догадка озарила мальчика.

– Ой! – подпрыгнул он на стуле.

Не просто так он становится похожим на чернявого. Они начали сливаться. Чернявый замещал в нём того, кто представился Белым. Чернявый выталкивал его в глубокую пропасть темницы. Откуда нет выхода.

Не только от правды, от справедливости, от совести Вовка отказался письменно. Но ещё от любви, памяти, дружбы. От человечности. От души – чьим воплощением и был Белый. Вовк, почти стал кем-то, кто ради выгоды, своего эгоизма, своих прихотей – не считается ни с чем и ни с кем.

Нет справедливости, нет правды, нет дружбы, нет совести. И нет души.

Онемевшими руками Вова начал трогать лицо. На кого, на кого он похож сейчас? Старец протянул ему зеркальце. Закусив губу Вовк глянул в него.

Последняя подглава в этой книге. В ней Вовк возвращается

Никогда! Никогда в жизни Вова ещё не смотрел на себя в зеркало так внимательно, как в этот раз. Даже представить себе не мог, что когда-нибудь, он, как какая-нибудь девчонка, будет так долго рассматривать себя. И всё же, это было бы странно при любых других обстоятельствах, но не сейчас.

Из зеркала на него смотрел… он сам. Не было и следа чернявого. Даже дырка на месте клыка была на месте. Вова специально пролез туда пальцем, словно не веря глазам. Сразу же огромный, ледяной, почерневший ком свалился с сердца. После чего пришло невероятное облегчение. Вова даже сказать ничего не мог. Лишь минуту спустя он спросил:

– А когда, когда я стал опять самим собой?

– Именно в тот момент, когда захлопнул дверь в Кривомирье перед носом чернявого.

Впервые старец упомянул его.

– Вы его знаете? – удивился Вова.

– Да, – очень тихо ответил старец и едва заметно кивнул головой, – знаю. Каждый сталкивается со своим чернявым. Давным-давно столкнулся и я.

– Я… я под конец стал почти как он. И даже не заметил этого…, – сокрушённо проговорил Вова.

Проморгать такое! Пусть, пусть он был ребёнком, но он понимал, чем это могло обернуться. Видел уже таких сверстников, которые издевались над кошками, собаками, младшими детьми, прогуливали школу, перечили учителям, пререкались с родителями, изображали из себя взрослых, курили, отвешивали сальные шуточки и искали приключений, отнюдь не безобидных.

– Это началось тогда, когда ты заговорил их языком, стал думать как они, поступать точно так, как от тебя хотели, к чему подталкивали. Поэтому, в конечном итоге, и стал очень похож на кривомирца.

– Ещё бы чуть-чуть!

– Да, ещё бы чуть-чуть и даже я не смог бы ничего поделать.

– Я больше так не буду! – порывисто крикнул Вовк, – Вот честное слово! Не хочу я быть кривомирцем, не нравятся они мне. Не буду! Обещаю! Честно-честно!

– Это похвально, похвально, – одобрительно кивнул старец, – а знаешь ли ты, что произошло внутри тебя, когда ты выгнал из себя чернявого?

Вова чувствовал, что что-то произошло с ним тогда, но не мог подобрать слов, чтобы описать. Он удручённо закачал головой.

– Тебе чернявый говорил, что ты уже лишился души. Но это не так. Он врал. Врал специально, чтобы ты так думал и, в конце концов, действительно бы её лишился. Видишь ли.…, – старец облокотился на стол, сплёл пальцы и коснулся ими губ, – Любовь и душа – не существуют друг без друга. И пока есть одно – есть и второе. Даже если кто-то из них искалечен, забит, пока есть хоть капля любви или живая душа – человек ещё не пропал. Поэтому чернявый так и настаивал, чтобы ты избавился от любви. Душа твоя, к тому моменту, уже была сильно изранена, когда ты отказывался постепенно от правды, справедливости, совести.

И как видишь, благодаря любви к родителям, любви к друзьям, выраженной в дружбе с ними, любви к своему дому, живущей в тебе не смотря ни на какие обиды – твоя душа восстановилась. Как только ты, всего на минуту, стал честным, прежде всего с самим собой, кривомирцы не выдержали. И ты победил эту схватку. Первую, но самую главную, потому что иначе не было бы больше схваток. Теперь главное и дальше не подпускать их к себе.

Старец внимательно посмотрел на Вову.

– Каждый человек внутри имеет очень сильное доброе начало. И слабое плохое. Но мы сами решаем, кто в итоге победит. К кому мы будем обращаться, кого будем слушать, тот и станет сильным. Забудем про добро, оно завянет, как цветок без воды. Зло же, даже если мы будем кормить его собой, не принадлежит нам, оно принадлежит…

– Чернявому?

– Нет, он лишь порождение зла. Его проекция. Тень.

– А кому тогда?

– Зло принадлежит только и только самому себе. И слушает только и только само себя. Оно эгоистично, бездушно, бесчеловечно, бессердечно. И ему всё равно, что станет с его носителем. С тобой, например.

Вовк задумался. Да и было над чем. Не представлял он, каким зло может быть коварным, притворяясь всем чем угодно, лишь бы замаскировать себя. Но как же распознать его? Как точно увидеть, что это зло?

– Вы говорили, что и сами с ним столкнулись? – спросил Вова.

– Да, – старец ожидал и такой вопрос, но всё равно улыбка померкла, печать чего-то очень далёкого и печального коснулась лица.

– Вы его победили?

– К сожалению, нет.

Вовк совсем не ожидал услышать такой ответ. Поэтому не нашёлся, что сказать дальше, но дальше старец говорил сам.

– Видишь ли, где-то в Кривомирье, живёт мой старший брат. Он не любит показываться на виду, поэтому, скорее всего ты его не видел. Но он там есть. Собственно, ему больше негде жить, ведь он Кривомирье создал и создал ради самого себя.

Такого поворота Вова не ожидал уж совершенно точно.

– У вас есть брат?

– Да, он… Он всегда завидовал мне, ведь я младший. На две минуты. Из-за этого, он считал, что я отнял любовь родителей. И в отместку пытался испортить меня, часто обижал. Я не держал на него зла, да и сейчас не держу, но и не поддался на его хитрости. В один из дней это его, в конце концов, взбесило. Мы поссорились. Очень сильно поссорились. И я, признаюсь тебе честно, поступил не так, как знал, что должен… Это именно тот поступок, о котором жалеешь всю жизнь, придумываешь сотни и тысячи вариантов, чтобы произошло, если бы поступил иначе, а не так, но исправить ничего, увы, нельзя.

В итоге, я остался на Земле, а он создал Кривомирье. И теперь мы, – старец грустно улыбнулся, – противостоим друг другу. Хотя, я не оставляю надежды, когда-нибудь помириться с ним.

– Это же так плохо!

– Да, но, что было, того изменить нельзя. Но можно попробовать исправить последствия и именно этим я и занимаюсь.

Кажется, Вовк кое-что понял и чтобы не гадать, решился спросить:

– Извините, но… м-м-м, получается, ваш брат – он и есть само зло, а вы – добро?

– Ну-ну, это ты громко сказал. Вообще его зовут не так.… Но теперь он и сам не помнит своего имени. Вот ты своё помнишь.

– Конечно. Меня Вова зовут!

– Это хорошо. А какая у тебя фамилия? – неожиданно задал второй вопрос старец.

Вова вдруг замолчал, но не от того, что не помнил, а потому что только сейчас понял, какое значение несёт его фамилия. Раньше он никогда не задумывался об этом. Теперь же…

– Неужели забыл? – прищурился старец.

Вовк смотрел в его светлые глаза, на белые волосы и бороду. Он напомнил ему Дедушку Мороза.

– Не забыл. Правдин. Вова Правдин.

Старец удовлетворённо закивал головой, перевёл взгляд куда-то вдаль. Затем опять посмотрел на своего юного гостя.

– И как ты с такой фамилией хотел отказаться от правды?

– Больше не буду, – буркнул Вова. Ему вдруг стало нестерпимо стыдно. Так стыдно, что он покраснел, даже не как морковка, а как свёкла.

Так как это была граница миров и время здесь замедлило свой бег настолько, что секунды растягивались на столетия, а может быть, даже, на тысячелетия, Вова не знал, сколько они просидели за столом. Он не чувствовал время и не мог бы сказать минута прошла или всего лишь десятая часть от секунды. Только чувствовал, как ему здесь нравится.

Старец вдруг хлопнул себя по широкой груди, потёр руки:

– Ну-с, как ни хорошо нам было посидеть за столом, но, пора собираться. Дела! Эх, вечные дела! У стариков они одни, у детей – совершенно другие, но у тех и у тех – всегда жутко важные.

Старец ловко встал, следом поднялся Вова.

– Куда пора собираться?

– Как куда? Домой, конечно!

На этих словах пропал стол и теперь двое – один старый как мир, другой едва появившейся в нём – остались совершенно одни в океане света.

– Ну, вперёд! – сказал старец и, не спеша, пошёл прямо.

Впереди показалась какая-то точка. Она становилась всё ближе и ближе и, наконец, Вовк смог разобрать что же это. Оказалось – большой экран. Он висел в воздухе без проводов. «Мамина мечта», – машинально подумал Вова, вспомнив, как она постоянно ругается на папу из-за целой тьмы проводов, тянущихся «с каждой щели через всю квартиру и спасения от них нет!».

Экран был включен. На нём мерцала одна-единственная менюшка: «Домой».

Пока они шли, никто не проронил ни слова. Да и Вове нужно было всё обдумать. Пусть он был ребёнком, но уже сделал первый настоящий шаг к тому, чтобы в будущем стать не плохим взрослым.

Они остановились перед экраном. Старец посмотрел на Вову и лучики разошлись от его глаз. Старец улыбался глазами, так могут только очень добрые люди, способные любить.

– Прости меня, но позволь ещё один совет на дорогу, – сказал он, – хотя, наверное, я тебя уже утомил разговорами и тебе не терпится скорее оказаться дома.

Вова с силой закачал головой из стороны в сторону. Ему, конечно, хотелось домой, но и прощаться со старцем, так скоро, было грустно.

– Ни капли! Мне интересно с вами!

– Спасибо тебе, – за скупыми словами было видно, как он обрадовался этой искренней реакции, – Но, то, что хочу сказать – очень личное, поэтому, чтобы никто не услышал нас…

Старец склонился и зашептал в самое ухо:

– Вова, Белый – это ты; чернявый – это тоже ты. Как и я со своим братом когда-то был единым целым. Только я не смог справиться и набросился на него с кулаками, и мы разошлись. А ты нашёл в себе силы и воссоединил две части себя. Мы раскололись, а ты остался единым. Я не смог победить своего чернявого, но ты смог в тот момент, когда не ударил его, а побежал искать свою брошенную душу. Всегда помни об этом. Как и о том, что чернявый всегда будет внутри тебя, а твои родители всегда будут любить вас с братом одинаково крепко.

Так же сильно, как он качал головой минуту назад (а может быть секунду? или даже одну миллисекунду?), Вова согласно закивал сейчас. Он запомнит на всю жизнь.

– Но, а теперь, давай я научу пользоваться этой штукой.

Старец нажал прямо на экран, он оказался сенсорным. Появилось меню выбора эпизода.

– Время так же бесконечно, как и чай в том самоваре. Можно попробовать выпить хоть тысячу кружек, но главное не то – сколько, а то, как мы выпьем те, что налили: с удовольствием ли или скорее, второпях, побольше, не чувствуя течения жизни, а лишь используя её для того, чтобы запивать ею наваленные в себя сладости?

– Ой, а я…

– Ты много выпил, – успокаивающе ответил старец, – но не потому, что жаден, а потому что потратил много сил, их нужно было восстановить. Однако, время, нельзя вернуть назад. И всё же.…

Старец смахнул вправо ленту, появившуюся на экране, оформленную под видеоплёнку. Вовк рассмотрел, что на каждом кадре, в миниатюре, проигрывались кусочки из его жизни.

– …не зря мы на границе меж двух миров. Только здесь выпадает редкий шанс в жизни, когда можно повернуть время вспять и вернуться к той точке, которую выберешь сам. Главное, не ошибиться.

Старец отошёл в сторону, перед Вовой стали мелькать события последних дней.

Сначала он хотел вернуться к магазину, чтобы уже там разобраться с чернявым, но тут же подумал, что лучше вообще из дому с рюкзаком не уходить, а ещё лучше будет вернуться в тот день, в больнице, когда ничего не началось. Это же проще всего! Не обижаться на родителей, ведь уже знаешь, что всё не так! Но… неожиданно он увидел тот момент, когда с силой ударил ногой по газгольдеру.

Вовк выбрал его. Отчего? Почему? Верным будет сказать, что он просто почувствовал, что так будет правильно. И это действительно было так: не прятаться, не избегать трудностей, а решить их в тот самый момент, когда это необходимо. Пусть и с некоторой хитростью по возврату времени назад, как сейчас.

Прежде чем нажать на экран – Вова глянул на старца. Тот ободряюще улыбался, а васильковые глаза, с добротой смотрели прямо… нет, не на него, а в его восстановившуюся душу.

Глава 16. Семья, Друзья, Верность, Шалости, Игры, Прощение, Терпение, Радость, Приключения, Выдумка, Любовь. Душа

Вовк растворился в свете и появился возле газгольдера. Он уже разбежался и начал замахиваться ногой, чтобы на полном ходу, что есть силы, пнуть по бетонному основанию.

Невероятной силой воли, достойной самого искусного воина, он остановил разбег и замах. Ограждение, как и нога, остались целыми.

– У-у-ух, – выдохнул Вова, – вот это я дал!

Долго радоваться фантастической реакции было некогда. Не теряя ни секунды, он огляделся, выискивая Горку и Серого, а когда нашёл – рванул к ним, что есть мочи.

– Стойте! – закричал он, – Да, стойте же! – ещё громче крикнул вдогонку друзьям, уходящим со двора за дом, где хотели продолжить играть.

Мальчишки остановились, оглянулись. Широко улыбаясь, оголяя дырку на месте выпавшего молочного зуба, к ним мчался Вовчик. Затормозил он в самый последний момент, подняв тучу пыли.

– Ну, чего тебе? – воинственно спросил Серый. Лихачества друга его не впечатлили. Он и сам так умел, а то, может, и получше ещё.

Вовк открыл рот, чтобы сказать, что он больше не злится ни на кого и надо дружить дальше, но слова, вдруг, застряли где-то в горле или, может быть, даже ещё в лёгких. Но вернее – в голове. Вместо этого, он просто вздохнул, улыбка пропала. Эти ли слова были правильными?

Наступило молчание. Трое друзей стояли и смотрели друг на друга. Горка переминался с ноги на ногу. Вова явственно ощутил, как тень чернявого появилась где-то неподалёку.

«Ну уж нетушки», – подумал он, тряхнул головой, прогоняя незваного гостя куда подальше и протянул руку. Но не во зло чернявому, а потому что чувствовал – он виноват и именно ему надо мириться первым. Он это понял, потому и протянул руку для рукопожатия.

Серый уставился на руку своего друга.

– Эм, кх, – выдал что-то похожее на слова Вовк, неловко улыбнулся раз, другой. Улыбка, как мигающая лампочка – то появлялась, то пропадала.

– Серый, м-м, п-прости. Пожалуйста. Извини.

Пауза, длившаяся, каких-то, пять секунд, показалась целым годом. Вова почувствовал, как по коленкам разлилась слабость. Неужели?… А затем, Серый крепко сжал руку и широко улыбнулся.

– Значит придёшь?

– Конечно! – теперь не мерцая, улыбка ярко зажглась на лице Вовчика.

– Ну, Вовк, ёклмн! – крикнул Горка и троица друзей по-настоящему рассмеялась. На то они и друзья, чтобы прощать друг друга не благодаря подаркам и просить прощения не с подковёрными мыслям, а потому что один друг, поняв свою вину, попросил прощения у другого и тот его простил.

Примирение состоялось. После, Вова и рад был бы остаться гулять до самого вечера, но он очень хотел домой.

– Вовк, ты как будто с похода какого-то вернулся! – подивился Горка.

– Ага, или с луны свалился, – поддакнул Серый.

Никогда ещё их друг не спешил домой раньше нужного. Теперь же каждые полминуты оборачивался на дом, выискивая окна квартиры. А ведь им ещё гулять и гулять до вечера!

– Так и есть! – ответил Вова, – сто лет не был!

Серый и Горка лишь развели руками. Договорившись, где они сегодня встретятся после ужина, Вовчик устремился домой.

«Ну и ладно, – думал он, перескакивая бордюры и перелетая через лужи, оставшиеся после недавнего дождя, – если у папы не получится завтра сходить со мной, что-нибудь придумаем!».

С колотившимся, как ротор на пиковых оборотах, сердцем, Вовка открыл дверь ключом, висевшим на красной верёвке на шее. Замок, как и всегда, будто не было этих безумных дней в Кривомирье, охотно поддался (на мгновение, Вове показалось, что тот укоризненно скрипнул) и впустил маленького хозяина домой.

Едва сбросив с себя сандалии, Вовка, целиком и полностью отдавшись внутренним чувствам – не душа ли это говорила в нём? – вошёл в зал к спящему Сёмке. Тот безмятежно спал. Ему что-то такое снилось, от чего он забавно дёргал ручками и ножками. Может быть, уже бежал куда-то или вновь переживал первые дни в новом, большом мире. Вовк, склонился над своим братом, смотрел на него и пытался разгадать калейдоскоп снов.

Тут Сёмка задёргался ещё сильнее, губки его скривились, на маленьком лобике образовались морщинки-складки и он всхлипнул. Что-то нехорошее приснилось ему. Он уже готов был проснуться, чтобы разреветься. Вова, аккуратно, стараясь не дотрагиваться не мытыми руками, склонился над своим братиком и поцеловал его в лобик.

Морщинки разгладились.

Тогда Вовка поцеловал ещё раз, на этот раз в один глазик, затем во второй. Сёмка, почувствовав, что он не один, перестал морщиться, успокоился и опять ровно засопел. Вова улыбнулся.

«Ничего, вот вырастишь, я тебя научу всему. И как давать сдачи кошмарам во сне. Я то уж умею!»

Ещё один всхлип раздался в комнате, только уже с другой стороны. Вова обернулся. В дверях стояла мама. Она наблюдала за ним. Слёзы стояли в её покрасневших, опухших глазах. Видно, что не первые за сегодняшний день.

– Ну, мам, ну ты чего, – срывающимся голосом спросил Вовка, чувствуя, как и к нему, резко и сногсшибательно, как потеря равновесия на высоком заборе, подкатывают слёзы.

– Тише, тише, Сёмку разбудишь, – таким же срывающимся голосом ответила ему мама, неловко замахала руками.

Вова подошёл к ней и, впервые в жизни, как настоящий мужчина, сам обнял её. Правда маме пришлось присесть на корточки, но это ничего, он ещё вырастет. Станет большим и никому не даст маму в обиду.

Так они простояли добрых десять минут, а может и целую вечность. Ведь не только на границе миров время способно выписывать удивительные кренделя.

– Мам, – наконец сумел сказать Вовка.

– Да, сына, – глянула она в такие любимые и родные глаза.

– Прости, вёл себя…

– Всё хорошо, хорошо, – сказала она и взъерошила волосы старшего сына. Мама всё чувствовала без слов.

И только сейчас Вова сообразил, что впервые, – сегодня у него это получилось! – пришёл домой так, что мама не заметила этого. Однако, как тут же он понял, ему больше нравилось, когда мама встречает его. Пусть так будет всегда.

Вовк остался дома дожидаться папу. Оставался ещё целый, бесконечный, тягучий, как смола, час.

Вдруг какое-то сомнение ковырнуло Вовку изнутри. А что если?.. Это было неудивительным, после всех событий.

Решив проверить, на всякий случай, что всё это по всамделишному настоящее, он побежал в свою комнату прямиком к книжному стеллажу. Достал толстенную, красочную энциклопедию с большим количеством текста (а Вова любил именно такие: меньше картинок, больше текста) «Всё обо всём». Сел на пол, положил её себе на колени, закрыл глаза, глубоко вдохнул и открыл наугад страницу.

Попал он на Солнечную систему. Жадно пробежался глазами.

«Да-а-а!» – крикнул про себя.

Земля была третьей планетой от Солнца, круглой (лишь слегка приплюснутой на полюсах), имела спутник – Луну – и по эллипсоидной орбите вращалась вокруг светила. Никаких прямоугольников, кубов и невесть ещё какого геоцентрического вздора.

Чтобы удостовериться окончательно, открыл следующую страницу, где описывалась невероятная победа сборной страны на домашних Зимних Олимпийских играх. И побеждали там не благодаря хитрости, обману, деньгам и договорённостям, а благодаря таланту, силе воле и духу спортсмена.

– Да, да, да-да-да-да, ДА! – Вовка рассмеялся.

Рассмеялся ещё и от того, что тут же понял, что сомневаться не было повода. Ведь ещё на улице, пока бежал домой, он видел, только не обратил внимания, что двери везде были как двери, изрисованных стен не было и ничего «глупого, назло взрослым» он не увидел.

Это была ул. Суворова, город Хабаровск, страна Россия, планета Земля, Солнечная система, Галактика Млечный путь. И вообще – он был дома! И тут же, увидел красную, потрёпанную обложку книги «С русским воином через века». Она лежала ровно там, где и должна была: на прикроватной тумбочке.

Час пролетел быстрее, чем Вовк думал (вот так и крендель!). Хлопнула дверь, вернулся папа. Лицо его было озабоченным – он не увидел во дворе сына, но тут же забота сменилась удивлением. Запропастившийся сын выглянул из своей комнаты. Вова виновато улыбался.

– Привет, – поздоровался он, заложив руки за спину, рискуя, из-за переживаний, сломать себе пальцы.

– Ну, привет, коли не шутишь, – прищурился папа, внимательно вглядываясь в виноватое лицо Вовчика.

Так они глядели друг на друга, а потом одновременно рассмеялись. Всё было разрешено и прощено.

Квартира семьи Правдиных глубоко, облегчённо выдохнула.

– Вовк, понимаешь, завтра… завтра у меня защита, я никак…, – сокрушался за ужином папа.

– Ниш-ео, пап! – перебил его Вовка, сглотнув курицу, – я могу и сам, если у тебя не получится.

Но у папы получилось. Он так воодушевленно защищал свою работу перед учёным советом, что успел не просто вовремя, а даже раньше вернулся домой.

– Вперёд! За подарком! – крикнул он, скидывая портфель.

И они побежали за мячом.

День рождения удался на славу. Сладостей была целая гора! И рядом ещё горка.

После дня рождения Вовчик повалился спать буквально без задних ног. Так сильно они веселились с Серым и Горкой. Баскетбольный мяч очень понравился Серому, глаза его, когда он увидел подарок, даже приобрели оранжевый оттенок. Мяч был прям в точности, каким играли настоящие баскетболисты. Но и Горка подарил отменный подарок: конструктор, который они весь вечер собирали.

Никто никому не завидовал.

Нельзя сказать, что всё дальше шло гладко. Были ссоры, иногда Вовк обижался, то на папу, то на маму, то на друзей. Впереди, во время всей жизни, Вовчика ждала ещё ни одна встреча с чернявым и с братом старца, основателем Кривомирья, но он всегда – всегда! – помнил главное. То, о чём ему сказал старец. Это помогало, служило источником сил и направляло в нужную сторону.

Конечно, Вовчику повезло. В обычной жизни время вспять повернуть нельзя. Ему же, после испытаний, как исключение, выпал шанс и он им воспользовался с полным умом.

А пока же… когда луна на небе уже прошло половину своего пути, Вовчик повернулся на другой бок, а вместе с ним перевернулся и сон. Вдруг в него пробрался мягкий свет. Появился старец. Он всё так же был одет в подпоясанную рубаху, широкие штаны и кеды. Его васильковые глаза лукаво смеялись, борода не могла скрыть широкую улыбку, а густая растительность была всё так же слегка причёсана.

– Я пришёл проведать своего маленького друга, – просто сказал он.

– Правда? – Вовк не знал как ему радоваться, так сильно он соскучился по старцу.

– Да, и, вижу, что у тебя всё хорошо. Моя помощь больше не нужна.

Вовк испугался, что он сейчас уйдёт, едва придя, а потому воскликнул:

– Не уходите!

Лучики побежали от глаз старца.

– Я, пока, не ухожу. Вижу, что ты хочешь сказать что-то.

Вовка действительно хотел. И, как верно понял старец, даже не спросить, а сказать. Сказать то, что он понял.

– Я-знаю-как-вас-зовут-по-настоящему! – скороговоркой выпалил он.

Старец ничего не ответил, только его васильковые глаза засияли ярче, а одна бровь слегка приподнялась.

– Душа! Вот как вас зовут. Душа! Всё-таки есть у вас одно-единственное имя! Поэтому и вмещаете вы столько всего в себя, а те кто лишён вас, те… те… плохие!

– Заблудшие, – поправил старец, – я постоянно чувствую их бездонную пустоту. Почувствовал разрастающуюся и в тебе. Но ты справился, Вова. И теперь, твоя душа на месте. Мы с ней на связи, как по видеозвонку через приложение в телефоне, – козырнул он знанием современного мира.

Удивительно, но Вовк даже не зарделся. Тут нечем было гордиться. Ведь это не повод к гордости. Лишь то, что делает его – Вову – обычным мальчиком. Так должно быть. Главное помнить и не выпячивать, иначе всё полетит в кавардак; а тогда, почувствовав гордыню, чернявый не преминет воспользоваться этим и попытается вернуться.

Старец сел на корточки рядом с Вовчиком и глянул на него пристально, но в то же самое время нежно, с любовью.

– Вовк, ты молодец. Как вы с друзьями расколдовывали лесовиков, а не убивали их, так и ты расколдовал сам себя. Это очень многое значит, – ласково сказал он, улыбнулся, поцеловал его в щеку и поднялся. Ему было пора. Он больше не переживал за него. Видел, какая сильная, крепкая, здоровая Душа растёт в нём. Не даст она Вове обесчеловечиться, стать кривомирцем.

Вова понимал, что старцу пора, но всё же:

– А я смогу ещё увидеть вас? – с тоской спросил он.

– Всё может быть, – загадочно ответил старец.

И тут Вовк спохватился, аж подпрыгнул на месте, потому что вспомнил волновавший его вопрос ещё с прошлой встречи:

– А почему вы в кедах?

– О! А я всё ждал, когда же ты спросишь! Они жутко удобные! Всего-навсего! – рассмеялся старец и повернулся, чтобы уйти.

– Подождите! Только скажите…

Старец приподнял брови.

– Во всех книжках пишут о молодой душе, но вы так стары!

Душа, какой без сомнения, всё же, обладает наш мир – мир старый, как само время, – лишь подмигнула и растворилась в свету. Оставив в мальчике светлую полосу, память. Может быть, она и не выглядела молодо, но сил в ней было…!

Вовка вновь перевернулся на другой бок и уснул ещё крепче.

Лето продолжалось, последние дни получались насыщенным как никогда, назавтра предстояли новые приключения; а на следующих выходных, придут бабушки и дедушки, помогать маме, и у них с отцом будет время поехать в новый парк! Папа никогда не нарушал свои обещания!

Оглавление

Глава 1. В которой знакомимся с Вовкой

Глава 2. В которой Вовк с друзьями расколдовывает лесовиков

Глава 3. Которая является продолжением предыдущей, а ещё в ней опять появляется черноволосый мальчик

Глава 4. В которой появляется Сёма, а зерно даёт ростки

Глава 5. Из которой станет понятно, что детская обида горяча и огромна, как лесной пожар

Глава 6. В которой Вовка переступает черту и пропадает

Первая и единственная подглава шестой главы. В которой Вовка оказывается в плену у чернявого

Глава 7. В которой правила оказываются взаимоисключающими, еда – условно-бесплатной, а правда оборачивается кривдой

Первая подглава седьмой главы. В которой Вовка, неожиданно для себя, становится опасным преступником

Короткая часть подглавы, в которой судят опасного преступника

Глава 8. Повторное слушание

Подглава восьмой главы. Простая формальность

Глава 9. Которая раскрывает нюансы кривды, делающие Землю плоской и не позволяющие вернуться Вовке домой

Часть главы, в которой проявляются те самые нюансы кривды

Глава 10. Гонки, гонки, гонки!

Это та подглава, в которой Вовка нечестно получает лицензию для участия в нечестных гонок

Ещё одна подглава, решающая. Выгодное дельце

Глава 11. В которой кривда служит только тем, кто её придумал

Глава 12. В которой не видно свободного Кривомирья из-за толстых тюремных стен

Глава 13. В которой совершаются: побег, потеря и предательство

Глава 14. В которой чернота…

Подглава четырнадцатой главы. …получает по носу

Глава 15. В которой приходит понимание

Последняя подглава в этой книге. В ней Вовк возвращается

Глава 16. Семья, Друзья, Верность, Шалости, Игры, Прощение, Терпение, Радость, Приключения, Выдумка, Любовь. Душа