Мелисса, растущая под дождем [Отис Честер] (fb2) читать онлайн

Отис Честер Мелисса, растущая под дождем

Этот городок был настолько мал, что даже «городом» его назвать язык не поворачивался. Здесь каждый знал каждого, и ни дня не обходилось без того, чтобы кто-нибудь бы да не окликнул тебя на улице и не подошел ради одного лишь вопроса: «Как живешь?». Это, впрочем, спрашивают лишь из вежливости и хорошего тона, потому что заинтересованности в ответе никогда не было, а те люди после тут же убегали по своим делам, в тот же миг, наверно, забывая, то, что им ответили.

Все друг друга знали, но даже так – если уж все же говорить так, как оно есть – им было плевать: хватало своих близких друзей, да и дел насущных было настолько много, что все лишнее забывалось мгновенно. А что остается поглощенному работой и семьей человеческому рассудку, который и так донельзя заполнен всякой ненужной ерундой, от которой ежечасно хочется освободиться? Жаль, что полностью и навсегда от всего избавится не получится: наша жизнь устроена так, что за одним дерьмом следует второе, а затем третье и так далее, циклично повторяя «круги ада», через которые придется пройти вновь, даже если поджидающие тебя страдания будут отличаться от предыдущих. Бесспорно, это все закаляет нас, делает сильнее, а время, проведенное в суматохе, точит разум настолько, что с каждым циклом становится все менее больнее. Бесспорно. Так и есть, ведь так устроенна наша жизнь. Но, увы, иногда все происходит немного не так, как хотели бы высшие силы, если они вообще существуют.

Иногда эти страдание словно лавина: накатывают на тебя с огромной силой, сшибают с ног, а ты оказываешься погребен заживо под их весом. Время лишь усугубляет это: воздуха становится все меньше, отчего дышать труднее с каждым днем. А есть ли смысл дышать вовсе, ведь выбраться из-под завалин так трудно… Невыносимо. Невыносимо потому, что погребен ты не один, а со своими проблемами. Невыносимо настолько, что хочется лишь умиротворяющей тишины, а не белого нескончаемого шума и стука собственного сердца в своих ушах. Хочется лишь уединения со своими мыслями, которые бы нужно разложить по полочкам, распутать, привести, черт возьми, их в порядок.

В том самом городке было такое местечко, где люди могли хотя бы на ненадолго скрыться от своих проблем, от, даже, всего мира. Жаль, что об этом месте знали лишь немногие. Хотя было бы что-нибудь в этом Рае на земле, если бы туда ходил каждый, у кого есть возможность? Конечно же нет, оттого-то оно и является частичкой этого серого мира, в которой хотя бы иногда мелькали другие яркие краски. Тем оазисом, о котором знали лишь избранные и более никто.

В тот вечер с неба капала теплая морось – частое явление в конце весны. Такое же частое, как и пение птиц за окном утром в такое время. Как и в последние дни, в этот раз с утра до самого заката на небосводе висело яркое солнце, но после его захода на его смену пришли не луна со звездами, а тучи, вновь опечаленные, тут же начинающие плакать, проливая свои слезы на землю. На улице было свежо: пахло вчерашней грозой, травой и чем-то еще, а еще и дул прохладный ветерок, заставляя кроны деревьев шелестеть.

На белые волосы невесть откуда взявшегося на крыше многоэтажки парня оседает морось, отчего они тут же намокают и липнут к лицу. Тот будто бы не замечает этого, лишь изредка проводит костлявой рукой по прядям, зачесывает их назад. Юноша медленным шагом шагает к краю крыши и опускается рядом с девушкой, которая даже не смотрит на него. Она, прикрываясь зонтом от назойливого дождя, сидит на краю крыши, глядит куда-то вдаль, изредка болтая одной ногой в воздухе. Там, внизу, мало что можно разглядеть, и что будет, если туда упасть? Жаль, что подростков мало волнует эта мысль.

– Ты сегодня задержался, Юн, – говорит та и вдыхает влажного, но такого свежего воздуха.

Тот, кого назвали Юном, лишь хмыкает тихо и протягивает девушке банку с холодным зеленым чаем. Последняя тут же открывает ее с щелчком и отпивает первый глоток. Юноша же вытаскивает из кармана джинсов пачку сигарет и поджигает одну из никотиновых палочек какой-то дешевой зажигалкой. Украшенная какими-то старыми наклейками, она выглядит убого, но от нее требуется лишь огонь, а с этим она справляется хорошо. Первая затяжка – белый дым покидает легкие.

– А ты, я смотрю, сегодня рано притопала, Мелисса, – усмехается Юн и смотрит на небо, вновь затягиваясь. Он потягивается, и позвоночник неприятно хрустит.

Мелисса наконец поворачивает свою голову к юноше, который искоса глядит в ответ. В серых глазах сверкает огонек тлеющей сигареты. Протянутый зонт защищает только наполовину – плечо девушки стремительно намокает, но она все равно предлагает помощь.

Юн отмахивается, делая очередную затяжку и стряхивая накопившийся пепел с никотиновой палочки

– Мне не нужен зонт, – проговаривает тихо тот, покачивая отрицательно головой.

– Хочешь простыть? – вскидывая бровь, спрашивает хмуро Мелисса. Юн лишь ведёт плечом, а потом мотает головой головой, стряхивая капли с намокших прядей.

– Не переживай. Все будет нормально. Лучше сама не заболей, – отвечает заботливо тот и улыбается слегка. Выдыхает дым и тушит тлеющую сигарету о мокрую площадку крыши. Окурок летит куда-то вниз, такой ненужный сейчас.

Воцаряется тишина, посреди которой так хорошо слышно, как по зонту настойчиво забарабанят капли дождя, стекая на потрескавшийся кирпич. Белоснежные волосы мокнут все сильней. Снизу, где-то у земли, горят редкие старые фонари, пытающиеся осветить такую же старую дорогу. Они стоят слишком далеко друг от друга, да и этот грязно-желтый свет их пустых огней вряд ли может развеять этот мрак. Тот словно уже как родной тут, и ничто не сможет его уже погубить. Такая обстановка всегда была в этом городке: даже воздух будто бы пропитан стариной, смешанной с выхлопными газами от машин. Слишком русреалистично, что будто не реальность и вовсе.

Белый дым клубится, выпускаемый из легких юноши – новая сигарета тлеет стремительно, зажатая меж пальцев. Где-то внизу противно лает какая-то шавка, носясь за редко проезжающими машинами.

Мелисса вздыхает, когда Юн в очередной раз выпускает сигаретный дым. Она выглядит немного взволнованно: рука, постоянно сжимающая до молока на костяшках ручку зонта, а после медленно ослабляющая хватку, выдает ее напряжённость.

– Как день? – спрашивает юноша, пытаясь разрядить обстановку.

– Как обычно, – отвечает ему девушка, отпивая глоток сладкого напитка. – На учебе только завал. Чертовски устаю… У тебя как?

– Никак, – юноша жмет плечами, не зная, что и ответить еще. Откидывается назад, рукой опираясь на мокрую каменную крышу. Курить желание пропадает, так что и второй окурок летит с высоты, скорее всего плавая теперь в какой-нибудь грязной луже, рядом с первым бычком.

– Не удивлена, – хмыкает Мелисса. Она расслабляется немного, но ее вид не перестает быть напряженным.

С каждым мгновением дождь лишь усиливается, а теплая морось постепенно перерастает в настоящий ливень. На улице заметно холодает, заставляя руки подрагивать, а зубы стучать. Юн вновь отказывается от попытки девушки предложить ему зонт: он лишь лениво качает головой и вскидывает лицо к небу, блаженно прикрывая глаза и всем видом показывая, что ему сейчас очень даже прекрасно.

Мелисса более ему ничего не предлагает, забирая черный «купол» себе и прислушиваясь к стуку капель по нему. Где-то снизу рычит мотор автомобиля. Шумный всплеск воды – машина мчится мимо заброшки, даже не остановившись. Кто в такой поздний час ездит по городу?

Девушка достает мобильник, и яркий экран освещает ее напряженное и усталое лицо. Она пару раз тыкает пальцем, и тут же знакомая музыка звучит из динамика. Она успокаивает их души, заставляя выдохнуть почти синхронно и прерывисто. Кажется, что все тревоги, мучившие днем, постепенно начинают отступать. Здесь совершенно иная атмосфера, несмотря на то что она часть того монохромного мира, в котором живут эти подростки. Здесь хочется слушать старый русреалистичный рок, предаваясь своим далеким воспоминаниям о лучших днях. Желание окунуться с головой в настоящий момент и забыться в этой странной реальности с каждым мгновением все сильнее, но мысли о своей настоящей жизни сжирают изнутри. Серость старой пятиэтажки и пустующего двора рядом с ней навевает на размышления, может, столь непривычные.

– Знаешь, иногда все проблемы, эти дурацкие мысли… Они меня бесят, – говорит Мелисса, взглядом окидывая окрестности. Юн тут же принимается слушать, не смея перебить. – Не хочется… Не хочется всего этого. Даже сбежать-то не получится.

– Почему ты так говоришь? – спрашивает юноша, выпрямляясь и заглядывая в чужое лицо, но тут же в неловкости отводя взгляд. – Сбежать можно всегда.

– Нет, я не об этом. Не совсем. Хотя это неправильно, но я будто бы привыкла, а это в какой-то степени пугает, знаешь. Была бы возможность начать жизнь заново, я бы…наверно, все же воспользовалась ею. А может, и нет. Эта жизнь моя, но будто здесь лишняя. Я не знаю, как объяснить тебе…

Мысли путаются, и Мелисса замолкает так же внезапно, как и начала говорить. Говорить вещи, которые часто хранишь лишь в своем сознании – сложно и слишком страшно. Юну кажется, что он ее понимает, и он отвечает:

– Ты о том, что все херово, но будто привычно? Я так считал когда-то, но это совсем не то, что нужно. Не думаю, что смирение поможет. Знаешь ли, не совсем стоит мириться в своей жизни. Хотя сбежать от каких-то проблем и вправду трудно…

Он не знает девушку так хорошо, чтобы говорить о таких вещах, ведь он даже имени ее не спрашивал никогда. У них лишь прозвища, которыми они кличут друг друга еще с самого начала. Надо ли оно? Они общаются лишь во время ночи, на этой заброшке и без всяких обязательств. Без дальнейшего развития этого странного общения, потому что это им не нужно сейчас. Будто отдушина людям, которые не могут высказаться кому-то и рассказать о проблемах, ведь незнакомцу сказать гораздо проще.

Юн сочувствующе смотрит на Мелиссу и думает о чём-то своем с минуту.

– Со всем полная лажа, – продолжает та, вздыхая. – Иногда… Наверно, я невезучий человек, все же, ха-ха.

Девушка достает одноразку и затягивается. Прикрывает глаза, выдыхает белый дым. Он пахнет манго, и это гораздо слаще обычного, от сигарет, даже если они со вкусом вишни.

Дождь, музыка, сигареты – лишь это может успокоить таких, как они. Темное небо приковывает к себе внимание, и Юн поднимает голову к нему, молчит, не зная, что сказать ей в ответ. Точнее, знает, но не думает, что сейчас важны его слова.

– Привыкла, – шепчет она и с горечью выдыхает еще один клуб дыма, прикусывая нижнюю губу. – Ничего не получится в этой жизни, наверно. Лишь иногда везет в этой проклятой жизни. Почему так?

– Я не знаю, честно, – отвечает грустно Юн. – Сам такой же. Тоже не смогу теперь сбежать: прикован к этому городу. Он будто клетка для птиц – свободу отнимает. И тоже никогда не везет. Невезение будто часть меня. Может, нас просто Судьба не любит?

– Может, – Мелисса жмет плечами неопределённо, а потом совсем неожиданно ломаная улыбка озаряет ее лицо. – Похеру. Как-то жили столько лет, так что еще столько же проживем, наверно. Слишком привычно, чтобы сбежать навсегда.

Такая быстрая смена настроения заставляет Юна удивиться, но он не говорит об этом. Он хочет приободрить и еле слышно проговаривает:

– Знаешь, я думаю, что у тебя все же что-то получится. Ты удивительный человек. Я таких почти не встречал в жизни, признаюсь. По крайней мере, буду верить, что у тебя все наладится.

– Ага, как же… – отвечает беззлобно Мелисса.

Наступает молчание. На часах уже скоро должны будут показаться четыре заветных нуля. Дождь пока прекращаться не собирается. Где-то вдалеке, в соседнем спальном районе раздаются пьяные песни каких-то мужиков, а женщины смеются с ними, так пискляво и просто ужасно. Их голоса противны, что Юн не выдерживает спустя какое-то время, потому что они заглушают классные песни, играющие из динамика сидящей рядом с ним девушки:

– Да завалите вы ебало! Задрали орать!

– Ты чего кричишь? – Мелисса шикает на него и прикладывает палец к губам. – Они же все равно не услышат.

– Меня раздражают пьяные люди, – ворчит Юн раздраженно. – Алкоголь – худшее, что придумало человечество. У меня постоянно пили, ничего хорошего не вышло.

– Это да, но будто эти твои вопли что-то изменят, – отвечает девушка и повышает громкость на телефоне. Музыка заглушает чужие крики, и это успокаивает юношу, хотя он продолжает дергаться телом еле заметно. Ладони подрагивают в тревоге, но он успокаивает себя спустя какое-то время.

Сломанные Судьбой и людьми, они сидят там, на крыше какой-то заброшки, слушая песни и вновь затягиваясь. У нее в руках черная одноразка, а у него – вишневая сигарета, а дым один и тот же, удушающий и несущий смерть со спокойствием, хоть и пахнет по-разному.

Как пел Цой, они ждут перемен, но теперь уже и страшно что-то менять, потому что все вокруг – слишком привычно. Вся эта серость и безысходность – они родные для сердца, и, похоже, их вид никогда не покинет мрачные воспоминания. Будут еще долго появляться во снах, напоминая о том, что никуда они не денутся отсюда.

Они молчат, выдыхая с дымом все то, что гложет изнутри и съедает, словно черви. Кажется, бесконечной и совершенно чёрной ночи никогда не будет конца.

Несчастны, слишком грустны или агрессивны для других – слишком не такие. Для них будто нет места здесь. Некоторые поймут, но лишь те, что похожи на них самих, но их так мало.

Может, все же иногда плохая полоса не имеет конца.

Юн смотрит на Мелиссу и надеется, что у нее будет все гораздо лучше, чем сейчас. Ему не хочется, чтобы еле живой огонек в груди потушили ужасные люди. Не хочется, чтобы все закончилось так же, как и с ним. Он верит, что все наладится, хотя сам не сможет ей никак помочь.

Все то время, пока идет дождь, они говорят лишь о чём-то обыденном, совершенно неважном, но таком нужном сейчас. Ливень прекращается лишь ближе к утру, и яркие звезды показываются из-за туч, озаряя темное небо. Ночь подходит к концу так стремительно, что подростки за разговором и не замечают вовсе, как все светлеет. Воздух чист, свеж, а где-то у кромки горизонта нежно-розовый оттенок появляется – совсем скоро взойдет рассветное солнце.

– Я же сюда пришла в последний раз, – говорит Мелисса внезапно с грустью в голосе, и Юн подскакивает на месте, удивленно глядит на нее. – Скоро экзамены, и я не смогу больше приходить. А после уеду насовсем, учиться.

Глаза юноши тут же наполняются соленными слезами, но он держится и прячет их, пока девушка рассказывает ему еще о своих планах на будущее. Он знал о том, что скоро все кончится, но не думал, что все случится так скоро. Они не знакомы так близко, чтобы быть хотя бы друзьями, но в груди щемит неприятное чувство.

Солнце поднимается над горизонтом, озаряя серые спальные районы и пустые окна заброшенного дома. Они сидят еще недолго, общаются, но с каждой минутой горькое осознание того, что скоро настанет прощание, становится все невыносимей.

– Знаешь… Я правда не хочу прощаться, и… – Мелисса пытается подобрать слова, но Юн ее перебивает:

– Не говори ничего. Я все понимаю. Но… У тебя есть ручка и листок?

Из портфеля, который девушка постоянно таскает с собой, он вытаскивает нужные ему вещи. Юноша быстро что-то пишет, а потом складывает листок, бросая его обратно. Юн снимает черное кольцо со своей руки и передает Мелиссе, кивнув слегка, наверно, себе. Она вскидывает бровь и удивленно глядит на него, но юноша поясняет:

– Потом посмотришь. Не сейчас, – он качает головой и опускает взгляд.

Секунды кажутся вечностью: они не знают, что и делать, но девушка внезапно приобнимает его за плечи слегка и тут же отстраняется, отходя на пару шагов назад. Робко и слегка несмело.

– Спасибо тебе за все. Ты не ненужный человека, как ты любишь говорить. Ты хороший, правда. Прощай, – говорит она.

– Прощай, – шепчет Юн в ответ, и после этого Мелисса покидает его, оставляя наедине со своими мыслями. Ему кажется, что те пару месяцев, когда они, не сговариваясь, приходили сюда раз в неделю, пролетели слишком стремительно. Он даже опомниться не успел.

Он делает шаг, пытаясь последовать за девушкой, но не может, зная, что вот и настал его час. Пепел рассеивает прохладный ветерок, и юноша больше никогда не появится на этой заброшке, растворяясь в пустоте, уносясь вместе с воспоминаниями и чувствами в небо. Душа успокоена на века, и лишь спокойствие правит здесь теперь.

В портфеле же у бегущей домой Мелиссы лежит записка, которую она совсем скоро прочтет:

«Песня «I Wanted to Leave» от Syml. Послушай ее как-нибудь, думаю, тебе зайдет. Может, напомнит даже обо мне, но не столь важно сейчас, поверь. Я уйду, навсегда, как и ты, но немного в иное место, и хочу, что ты знала: я благодарен за те вечера и рассветы, встреченные вместе. Солнце взойдет и в твоем мире, в твоей душе, главное, не сдавайся, не потеряй себя. У тебя получится, я буду верить в тебя, даже если знаю тебя не так хорошо, чтобы говорить о таком. Я все равно буду верить, поверь.»

И маленькая подпись снизу с настоящим именем Юна, которого больше никто и никогда не увидит.

<center>***</center>

Этот городок был мал и сер, и с годами лучше не становилось. Он умирал, так что все старики, живущие здесь всю свою жизнь, пророчили скорую гибель его и полное запустение. Здесь не осталось даже того, что все друг друга знали, ведь души черствели и покрывались ледяной коркой. Никому теперь не было дела до другого. Поглощенные проблемами, они даже и не думали, что когда-нибудь солнце взойдет и озарит черно-белые окрестности, окрасит красками мрачность.

А та заброшка – яркая частичка монохромного мира – помогла еще некоторым уставшим подросткам понять, что когда-нибудь обязательно станет легче, чем сейчас. Лишь юношу с белыми волосами никто и никогда не видел, но, как он и сказал, даже так, он верит в Мелиссу. В ту Мелиссу, которая слушает старые пластинки и любит холодный зеленый чай. В ту, которая слишком удивительна для этого мира. В ту, у которой все обязательно получится. Он верит и будет верить в нее. Всегда.