Колесо о дюжине спиц. Сказка [Павел Сергеевич Почикаев] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Павел Почикаев Колесо о дюжине спиц. Сказка

Печаль поселилась в доме Дровосека в последних днях уходящего года. Кай – единственный сын Дровосека, только летом успевший достичь десятилетнего возраста – лежал возле маленькой печки и медленно угасал. День ото дня ему становилось всё хуже и хуже, он едва шевелился под тяжёлым одеялом, которым его укрывал Дровосек, отказывался от еды и всё больше молчал. Хворь набросилась на мальчика совершенно внезапно и сразу подчинила себе его худосочное тельце, Кай чахнул на глазах, и всё труднее становилось Дровосеку разглядывать в мутнеющих глазах сына искру узнавания. Его сын уходил, медленно таял под гнётом неизвестной болезни, а Дровосек был бессилен ему помочь.

Приглашённый из города лекарь долгое время разглядывал лежащего без движения и исхудавшего Кая, но в итоге лишь сумел пробормотать, что никогда прежде не сталкивался с подобным. После своего ухода он оставил Дровосеку склянку с целительной микстурой, которую Кай с большой неохотой проглатывал, но при этом в его состоянии не наблюдалось никаких изменений.

Отчаявшийся Дровосек совсем забросил свой топор и уже не ходил каждый день в лес на промысел. Он не отходил от лежащего возле маленькой печки сына, отлучаясь разве что в сарай, где ещё с осени имелся заготовленный запас дров. Дровосек сжигал древесину в больших количествах, внутренности его домика были хорошо натоплены и там совершенно не оставалось места для холода, но всё равно Кай дрожал под тяжёлым одеялом, лишь сильнее впадая в страшное подобие бездвижной спячки.

Как бы не крепился Дровосек, как бы не старался приготовиться к грядущему, всё же в последний день декабря, когда природа за окном готовилась оставить за спиной старый год и перейти в новый, Кай испустил слабый вздох и умер. Безутешный Дровосек подхватил тело мальчика и крепко прижал его к своей груди, дав волю слезам. У него более никого не было, только сын, только в Кае заключался смысл существования Дровосека, только в заботах о нём происходили его счастливые дни, которые теперь навсегда должны были остаться за спиной.

Тёмные сумерки – предвестники завтрашнего нового дня – подкрадывались к его затерянному в лесу домику и слышали ужасные, идущие из глубины раненой души рыдания. Дровосек возводил глаза к низкому потолку, но мысли свои посылал много выше туда, где, как надеялись люди, обитали духи и сущности, коим небезразличны людские судьбы.

Дровосеку не были известны имена тех богов, что населяли суровое небо, спрятанное за тучами, а потому его молитвы были немы. Безмолвно он просил у них спасения для своего сына, держа его практически невесомое тельце возле груди.

– Верните мне Кая! – Выкрикнул он в обступающую его дом темноту. – Он жил всего десять лет и не заслужил такой ранней смерти! О ком мне теперь заботиться? Кого я стану учить премудростям своего ремесла? Если вы там, если вы всемогущи, как мы в то верим, то помогите мне! О духи лесов и высокой мудрости, духи ветров и бессчётных лет, духи огня и желаний, заклинаю вас, молю, стоя на коленях, прошу лишь о жизни своего сына! Не оставьте меня в беде!

Не успели его слова смолкнуть, как в окна его домика ударила снежная крупа, бревенчатые стены задрожали, а по ту сторону массивной двери послышалась поступь. Дверь распахнулась, скрипнув металлическими петлями, и на фоне чернеющей ночи вырисовались очертания фигуры. Дровосек с удивлением и испугом взирал на переступающего через его порог незнакомца.

Тот был согбен и при ходьбе опирался на длинный посох, который сжимал сразу двумя руками. Облачение его было – длинный балахон, отороченный обвислым мехом и повязанный разноцветный поясом. С головы сбегали волосы, длиннее и белее которых Дровосеку видать не приходилось. Нижнюю часть лица закрывала борода, конец которой прятался под поясом.

Грозен был вид явившегося в дом Дровосека старика, нахмурены были его брови, тяжёл взгляд глубоко посаженных глаз, расположенных в окружении вековых морщин. Завывающие в распахнутую дверь ночные ветра рвали свисающие полы его балахона. Если бы старец распрямил свою спину, то его голова коснулась бы потолочных балок, но и без этого он словно нависал над широкоплечим Дровосеком, до сих пор стоящим на коленях и прижимающим к груди тело сына.

Огонь в печке, потревоженный вторжением холодных струй, заметался и стал отбрасывать по стенам причудливые тени, из-за которых Дровосеку не удалось заметить, как старик прикрыл за собой дверь.

Пришлец высился перед Дровосеком, его крепкие руки стискивали посох, фигурный набалдашник которого имел очертания колеса.

– Мне ведомо твоё горе, Дровосек. – Голос старика звучал непривычно сильно, а вытянувшийся длинный палец указал на бездыханного Кая. – Я слышал твой крик и те мольбы, что ты возносил безмолвно. Последняя ночь уходящего года издревле считалась исполненной волшебства и чудес, и пока этот день не истёк мне ещё ведомы силы, способные отвратить беду, пришедшую в