Топорик [Николай Аркадьевич Липкин] (fb2) читать онлайн

Николай Липкин Топорик

Утро вторглось прохладной свежестью и трудолюбивым гулом улицы из приоткрытой форточки. Солнце жарко билось в зашторенные окна. На удивление, голова совершенно не болела. Вообще, Петр чувствовал себя исключительно легко и приятно, как будто и не было вчера выпитых в офисе на троих двух бутылок водки, потом пива в баре «Старая мельница», девушек с текилой, которую пили за знакомство стоя, по всем правилам: предварительно слизывая языком щепотку соли с тыльной стороны ладони, закусывая стопку долькой лимона.

Сбросив с себя одеяло, он раскинул на кровати руки и потянулся, что есть силы, так хорошо, хорошо… Левая рука коснулась чего-то холодного, металлического. Приподнявшись на локте, Петр повернул голову. «Хм…» Небольшой топорик. Как он не напрягал память, никаких даже смутных воспоминаний о происхождении сего предмета не отложилось. Ухватился за топорище. Оно на удивление удобно легло в руку, как будто его специально подгоняли под его ладонь. Топорик оказался чрезвычайно легким, несмотря на то, что сделан, похоже, из цельного куска металла. Лезвие отливало тусклой синевой хорошо прокаленной стали.

Маршрутка выскочила из-за поворота, с противным скрежетом затормозила возле остановки. Петр сел впереди на свободное место возле водителя. Не успел толком захлопнуть за собой дверь, как водитель резко стартанул с места, втискиваясь в транспортный поток. Маршрутное такси лавировало между машин с опасной скоростью, водитель подчас демонстрировал чудеса «драйва», делавшие честь профессиональному гонщику. Лицо водителя оставалось при этом совершенно невозмутимым. Он подрезал – ему неистово гудели, его подрезали – он жал на сигнал, рвал на желтый со светофора, заметив на остановке потенциального пассажира, бесцеремонно перестраивался с третьего ряда на первый, нисколько не обращая внимания на заходившихся в сигнальном перезвоне других участников движения. Впрочем, в действиях водителя не проглядывалось лихачества, напускной бравады, чувствовалось, что он просто выполняет ежедневную работу, давно наскучившую ему своими однообразием и обыкновением. Петр осмотрел кабину. Старая, местами потрескавшаяся приборная панель с неработающим спидометром – стрелка навсегда застыла на отметке сорок километров, сверху возле окна навалена кучка мелких денег на сдачу, крупные водитель откладывал в бардачок, дефлекторы заклеены прозрачным скотчем. От старой с металлической ручкой магнитолы вверх уходил синий провод, по-видимому, служивший в качестве антенны. Радио вещало с сильными помехами, иногда напрочь заглушавшими передачу. Радиоведущие: парень с девушкой о чем-то пересмеивались друг с другом приторно-радостными голосами, не забыв указать, что: «спонсором радиовыпуска является мебельный магазин «Королевский», находящийся по адресу: улица Сторожевская, шесть, строение три, работающий с девяти утра до шести вечера без обеда и выходных», и вдруг как-то разом смолкли, зазвучал знакомый проигрыш. От такой резкой смены Петр не сразу сообразил, что звучит книвовская «Show must go on». Быстрая езда, тугой ветер в лицо из окна с наполовину опущенным стеклом, мелодия песни отзывалась в душе всем светлыми и значимым, что там, казалось, давно уже затерялось, порождая неясные образы и грезы, ради которых, собственно, все это… И жить так сразу хочется…. Чтобы, расправив плечи, взодрав голову… И вперед, напролом… А там со всего маху… И чтобы она видела… Или не видела, потому что будет бояться, а чтобы потом ей рассказали…

– …И снова с вами я – Иннокентий Прохорцов и всеми нами любимая – Света Малахова! – порвал пополам натянутую струну мелодии голос «ди-джея». – Только что мы прослушали песню Фредди Меркюри под названием «Show must go on». «Шоу должно продолжаться!» – вещает нам с небес, или где он там теперь, Великий Фредди. Хай, Фредди, мы тебя слышим!.. Продолжаем нашу передачу и напоминаем, что спонсором нашего выпуска является мебельный магазин «Королевский». Лучшая мебель Италии и Франции по самым низким ценам в магазине «Королевский»!

Бах! Бах! Бах!.. Топорик сам собой лег в руку, и Петр со всей силы ударил им по магнитоле. Передняя стеклянная панелька лопнула, разлетевшись по кабине на мелкие прозрачные осколки. Один раз он промазал, и в крышке бардачка образовалась глубокая щель.

– Ты думаешь одном, братец, тебе плохо? – повернул в сторону Петра свое усталое, бесстрастное лицо водитель. – А как мне, ты представляешь? Вот так изо дня в день, изо дня в день… Пассажиры – подонки! Каждый так и норовит на халяву прокатиться, заберется себе тихонько в салон и денег не передает, а ты попробуй уследи за каждым: заплатил он или нет. Нагадят, нагадят после себя, жвачек к сиденьям поприклеивают – неотдерешь, одних пустых бутылок к вечеру на два ящика собирается. А мне убирай! А ты думаешь, мне за уборку хозяин доплачивает? Нет. А я все равно убираю, потому что человек я такой. Аккуратный я, – заключил он меланхолическим голосом. – Сдачу возьмите, пожалуйста, – обратился он к подсевшему на остановке пассажиру.

– Здесь тормозните, возле входа в метро, – попросил Петр.

Длинное жерло эскалатора выплеснуло Петра на перрон метрополитена.

– Трам-пам-пам, трам-пам-пам…, – заиграла веселая музыка. – Граждане пассажиры, отойдите от края платформы. Не препятствуйте выходу пассажиров из вагонов. Будьте взаимно внимательны, уступайте места инвалидам, пассажирам с детьми и лицам преклонного возраста.

Говорившая безуспешно пыталась придать своему голову чувственность и проникновенность, а получалось пошло и гадливо, как по телефону, указанному в объявлении: «Гибкая, как лань блондинка скрасит вечер одинокому мужчине старше тридцати».

Поезд приехал переполненный, людской поток понес Петра к дверям. Сообразив, что мест в вагоне не осталось, он попытался остановиться. В результате чего был отпихнут разгневанной женщиной, того самого преклонного возраста, которая, ничуть не стушевавшись от такого столпотворения, с разгона вдарила плечом в выпирающее сквозь раздвинувшиеся двери людское месиво, втискивая в вагон свое тело. Двери машинист смог закрыть с шестой попытки. Следующий поезд пришел полупустой. Обрадованные пассажиры дружно сгрудились вдоль края платформы.

– Трам-пам-пам, трам-пам-пам…, – снова раздалась музыка. – Граждане пассажиры, посадка на поезд, следующий по направлению станции институт Культуры, осуществляться не будет. Поезд следует в депо. Пожалуйста, отойдите от края платформы.

Голос приобрел оттенок деланного оптимизма и радости, каким обычно говорят у постели тяжело больного человека. «Плохо тебе? Нехорошо? Тошнит? В груди колет и дышать трудно? Но ничего, ничего, ты главное не раскисай! Мы с тобой еще того! Еще повоюем! Еще ого-го! Потом… Когда-нибудь…»

На эскалаторе Петр поднялся к стеклянной будке диспетчера. Неимоверно толстая женщина с ярким кокетливым макияжем, в синей форменной одежде обернулась. Увидав Петра с топориком в руке (похоже, на его лице и так все было написано), она нервно сглотнула слюну:

– Молодой человек, что вы здесь делаете, сюда нельзя, тут служебное помещение! – визгливо закричала она.

Примерившись, Петр размахнулся, пытаясь попасть ей повыше шеи в мощный бугор загривка, переходящий в спину такой ширины, совладать с которой, казалось, можно, что разве с помощью бензопилы. Локтем он задел стенку тесной будки, направление удара изменилось, и топорик соскочил на ее обширный, расплывшийся по столу бюст. Женщина пронзительно заверещала. Лезвие без всякого сопротивления, как в тесто глубоко вошло в тело по самое топорище. Пальцами Петр ощутил мягкую теплоту подкожных жировых складок. Чтобы вытащить лезвие потребовалось некоторое усилие, пришлось даже упереться ногой в стенку будки. Наконец, с протяжным чпоком топорик выскочил наружу. И еще раз, еще раз! После каждого удара пронзительный визг толстухи становился на тон ниже, превратившись в конце концов в тянущийся бас, как на зажеванной магнитофонной пленке. Крови не было совершенно, от ударов в теле оставались неровные рытвины: мелкие затягивались сами собой, стоило только вытянуть лезвие, глубокие, наоборот, расплывались, соединяясь друг с другом в одно большое красноватое образование.

В одиннадцать часов у генерального директора совещание, на котором непосредственный начальник Петра будет отчитываться о проделанной отделом работе за последний квартал. Подготовить же доклад – обязанность Петра. Большую часть он сделал еще вчера, осталось свести еще кое-какие цифры в таблицу, добавить пару абзацев «воды»: генеральный – доктор технических наук, бывший ведущий научный сотрудник «почтового ящика» – совещания проводил по регламенту Ученого совета: каждому выступающему отводилось по десять минут на доклад, потом пять минут на вопросы. Просто описать результаты работы, даже если делать это очень медленно – это от силы на три минуты. Сделав себе большую кружку кофе со сливками, Петр уселся напротив монитора компьютера.

– Петенька, можно тебя на минутку отвлечь? Нет, если ты, конечно, занят, ты можешь потом посмотреть, когда освободишься… Мне тут просто Зоя Иосифовна велела контракт с «Эделвейсом» сделать, Любочка образец дала на флешке, а я не помню, как с флешки на компьютере посмотреть. Ты меня учил, а я – дурочка и забыла! – Засуетилась вокруг него Леночка – сослуживица и соседка по офису.

«Придется помочь, все равно ж, дура, не отстанет! – чертыхнулся про себя Петр. – Тем более мысль уже потеряна».

Поднялся, подошел к ее столу.

– Ой, ты так быстро! Я, наверное, тебя отвлекла отчего-то важного? – В притворном ужасе Леночка обняла щеки ладонями, выпучив на Петра свои идеально круглые глаза с длинными ресницами.

Пока Петр показывал ей, как обращаться с дискетой, кофе остыл, большим глотком он выпил остатки, прищурив глаз, внимательно осмотрел дно кружки, усыпанное белым осадком накипи. «Боже, что ж мы пьем!» – в который раз подумал он.

Все цифры Петр, наконец-то, свел друг с другом, осталось самое сложное и муторное – налить в отчет «воды». Голова как назло была совершенно пустой, в мозгу ни к селу, ни к городу крутилось: «необходимые условия сохранения тенденции устойчивого развития». С одной стороны, Петр совершенно не воображал к чему это присобачить, с другой – фраза казалась ему достаточно умной и значимой, и терять ее не хотелось.

– А ты представляешь, что со мной вчера приключилось? – раздался голос Леночки, – Ой, извини, извини… – виновато затрепетала она. – Я опять тебя отвлекаю?

– Ничего, – буркнул он. «Конечно, пять минут молчала – это же для нас целая вечность!» – подумал Петр.

– Еду я вчера вечером на машине забирать после курсов свою подругу. Мы договорились, что она меня будет ждать на углу возле гастронома. Подъезжаю, вижу: ее нет, думаю: развернусь и обратно проеду, там возле института свободные места на стоянке есть. Разворачиваюсь такая… Еду себе, еду… Гляжу по сторонам: может, подруга уже освободилась и идет мне на встречу, так я ей из машины и помашу… Слышу кто-то свистит. Смотрю: гаишник… Я сначала думала, что он это не мне, осмотрелась – вроде, кроме меня и некому больше… Остановилась. Он подходит, улыбается:

– Девушка, вы куда-то торопитесь?

– Нет, вообще-то, – говорю. А про себя думаю: «И чего он ко мне пристал, я же километров сорок от силы ехала?»

– А на знаки смотрели? – говорит.

– Конечно, – киваю я.

– А там, на перекрестке видели знак, что здесь одностороннее движение?

«Ой, – думаю, – ну все: попала! Еще помню, еду и удивляюсь, чего это мне все машины только навстречу и попадаются, и гудят». Но, слава Богу, гаишник душка попался – поулыбался, поулыбался мне и отпустил, только говорит: «Впредь будьте внимательны»! Хорошо еще, что документы не спросил, я их еще утром дома забыла… Хо-хо-хо, хо-хо-хо, хо-хо-хо…, – засмеялась Леночка. У нее получался не смех, а такое подхохатывание, как бы затихающее вдали:

– Хо-хо-хо… хо-хо-хо… хо-хо-хо…

«Как, все-таки, наверное, хорошо быть блондинкой, – подумал Петр, – с тобой даже гаишники связываться не хотят!»

Наконец, он умудрился выдавить из себя: «Необходимым условием сохранения тенденции устойчивого развития является поддержание благоприятной рыночной конъюнктуры на выпускаемую нашей компанией продукции, для чего необходимы постоянный качественный мониторинг потребностей рынка и гибкость в варьировании показателей: «себестоимость – качество – продажная цена».

Набрал абзац на компьютере и теперь сидел, с ужасом глядя в монитор, мучительно пытаясь осмыслить написанное.

– А ты представляешь? – выдохнула из себя Леночка. – Мне сегодня уже с утра Софья Григорьевна позвонила, злая такая. Даже не здороваясь, спрашивает: «Почему это вас, интересно, вчера в полшестого на рабочем месте не было?»

А я и не знаю, что ответить, я же у нее, вроде, отпросилась пораньше уйти. А она, может, забыла? Я ей так и сказала… «А…, – говорит, – ну, ладно…»

Я вот и не знаю теперь, у меня у Сереженьки сегодня день рождения, я хотела вообще с обеда отпроситься, чтобы успеть ему подарок купить… Ты, вот, кстати, как мужчина, скажи, что парню в двадцать восемь лет лучше всего подарить? Я тут вчера присмотрела набор из трех подушек: одна самая большая красная-красная в мелкую желтую полоску, вторая поменьше, такая зеленоватая, как киви, немного, правда, темнее, и на ней какой-то индийский иероглиф сложный нарисован, а третья – ярко-ярко оранжевая, тоже с иероглифом, но уже с другим. Такие славные, прямо к его дивану!.. Или купить, как он просит, книгу «Энциклопедия оружия»? Ну, ты знаешь, как-то книги теперь никто нормальный не дарит…

– Обязательно подушки, – мстительно согласился Петр. – Особенно если там индийский иероглиф есть.

– Ты так считаешь? – обрадовалась Леночка, – Ой, а я, прям, вся так сомневалась, сомневалась!

– Хо-хо-хо… хо-хо-хо… хо-хо-хо…

Только вот не знаю, как теперь с Софьей Григорьевной быть? У нее такой с утра голос недовольный был…

– Хо-хо-хо… хо-хо-хо… хо-хо-хо…

Рука Петра опустилась в карман. Провел пальцем по лезвию, оно оказалось сильно затупленным. Прищурившись, он некоторое время пристально смотрел на свою сослуживицу.

– Если будут звонить, я на производстве, – сообщил он, поднимаясь со своего места. Спустился вниз в цех.

– Дядя Коля, заточи, пожалуйста, – обратился он к шлифовщику.

– О, какая штукенция! – уважительно покачал головой дядя Коля, внимательно осматривая топорик. – Где взял?

– Нашел, дядя Коля.

– Не хочешь, не говори, – неожиданно обиделся шлифовщик. Отвернулся спиной к Петру, запуская на станке заточной круг.

Впрочем, свое дело дядя Коля знал, Петр подушечкой большого пальца потрогал лезвие – едва не порезался. Поблагодарив шлифовщика, вернулся в офис. Леночка, вытянувшись на носочках, спиной к двери, поливала цветы, стоящие на шкафу. Услышав шаги, она обернулась.

– Ой, ты представляешь! Зоя Иосифовна только что звонила. Говорила, что ей позвонил Сан Саныч, которому до этого позвонил Игнат Рафимович… Генеральный срочно требует контракт с «Эделвейсом». А я же не знала… Я тут цветы надумала полить, а она звонит, ругается на меня ни с того ни с сего!

Примерившись, Петр размахнулся. Топорик с удивительной легкостью проскочил под подбородком Леночки, как будто и не было там никакой шеи; еще секунда и тело грузно, как мешок опало на пол. Голова от удара отскочила в сторону на несколько метров, плюхнулась на пол и покатилась под шкаф. Откуда еще некоторое время слышалось:

– Хо-хо-хо… хо-хо-хо… хо-хо-хо…

заглушаемое бульканьем вытекающей из перерезанных артерий крови.

Дописав в спокойной обстановке доклад, Петр отправил его по внутренней сети своему начальнику. Осмотрелся. Офис срочно следовало убрать: кровь пропитала линолеум, отчего к нему неприятно липли ботинки. Петр подхватил подмышки ленино тело и усадил за компьютер. Руки с наманикюренными пальчиками тут же начали что-то быстро-быстро набирать. Петр кинул взгляд на монитор: похоже, как раз тот самый контракт с «Эделвейсом». Ручкой от швабры Петр выкатил из-под шкафа голову. Нахмурив изящные брови, голова злобно ругалась, к счастью, из-за отсутствия в гортани кислорода, происходило это беззвучно. С трудом прочитав по губам Петр разобрал, что недовольство было вызвано испорченной прической. Бросил взгляд на обезглавленную Леночку. Со своими обязанностями она справлялась на удивление споро. Закончив с набором текста контракта, она достала из нижнего ящика стола стопку бумаги и заправила ее в принтер. Поразмыслив, Петр кинул голову в корзину для мусора.

– Извините, можно? – попросился Петр, открывая дверь кабинета генерального директора.

Директор осуждающе нахмурил брови, выдвинув вперед нижнюю челюсть. Петр глазами отыскал своего начальника, но место возле него было занято, свободным оставался только стул на противоположном от директорского кресла конце длинного стола для совещаний. Петр с виноватым видом опоздавшего уселся, взглянув исподтишка на часы: 11.07. Семь минут – это много. После совещания, похоже, предстоит неприятный разговор с начальником. Хорошо еще, что первым докладывался начальник производственного отдела Лев Григорьевич Каштальянский. На работе у него была кличка «Без тормозов». Когда Лев Григорьевич начинал говорить, остановить его не представлялось никакой возможности. Ораторствовал он всегда долго и обо всем, кроме непосредственно сути вопроса.

Раскрыв перед собой записную книжку, Петр для пущей важности сразу же сделал там пометку. Осмотрелся. По правую руку от него сидели начальник отдела рекламы Иммануил Рахмоновович – толстый, с обвисшими, как у бульдога, щеками мужчина в очень дорогом черном костюме с золотой брошью на галстуке и его помощник Илья – слащавый юноша – брюнет с напомаженными волосами. По слухам, они были любовниками, что являлось постоянным предметом обсуждения сотрудников предприятия. Напротив Петра восседала Елизавета Петровна – руководитель планового отдела, до этого сорок лет проработавшая председателем профкома местного завода-гиганта. Монолитная старуха с высокой копной фиолетовых волос, которые она, несмотря на очень высокую зарплату, до сих пор подкрашивала чернилами. Рядом с ней с наслаждением ковырялся в своем носу замначальника материально-технического отдела Иннокентий Адамович Шпак. Засунув в ноздрю палец, достал оттуда «козу», внимательно осмотрел ее со всех сторон, понюхал, поднес ко рту, как будто решая: попробовать ее на вкус или нет? Щелчком попытался скинуть соплю на пол, но она жидкая, клейкая, липнет к пальцу. Тогда Иннокентий Адамович вытер ее о край стола, остатки скатал ладонью в длинный твердый катышек и в таком уже виде бросил на пол. Очистив руку об штанину, он снова полез в нос.

Одним резким движением Петр рубанул топориком по указательному пальцу Иннокентия Адамовича. Пульсирующим фонтаном брызнула кровь, Шпак обескуражено захлопал глазами, глядя на кровоточащий обрубок.

Лев Григорьевич тем временем продолжал:

– И последнее, что я особо хотел бы отметить. Это, безусловно – трудовая дисциплина. Я все, конечно, понимаю, и мне не понравилось, если бы передо мной сидели и в носу ковырялись… Но это же не повод сотрудникам пальцы рубить!.. Так и пальцόв не наберешься!

С негодованием он показал рукой в сторону Петра и Иннокентия Адамовича. Все присутствующие разом повернули головы. Елизавета Петровна укоризненно посмотрела на Петра поверх опущенных на кончик носа очков:

– Совершенно согласна с Львом Григорьевичем. В бытность моей работы на заводе «Красный коммунар» я тоже любила в носу ковыряться. И сейчас ковыряюсь, конечно, если никто не видит. И мне, слава Богу, за сорок два года моей трудовой деятельности ни одного пальца не отрубили!

– А мы между прочем вовсе и не любовники, а просто дружим! – поднявшись со своего места хором заявили Иммануил Рахмонович и Илья.

Петр перевел взгляд на Льва Григорьевича так и продолжающего стоять с вытянутой рукой. Почему-то раньше он никогда не замечал, что на правой руке у того не хватает двух пальцев.

Жена на неделю уехала к маме. Готовить не хотелось, и по дороге домой Петр купил пачку пельменей и две бутылки пива. Отварил пельмени, вывалил их в глубокую тарелку, щедро залив сверху сметаной. Открыл банку с маринованными грибами тещиного приготовления. Придвинул к кровати табуретку, используя ее в качестве столика для еды. Бухнулся прямо в джинсах на не застеленную постель. Жена увидела бы – убила! Пиво открыл вилкой.

Ткнул пультом в телевизор. Должны были показывать футбол, кубок Чемпионов, но вместо этого почему-то шла какая-то унылая передача. Ведущая за кадром с сочувственным придыханием, под соответствующую музыку повествовала о нелегкой судьбе и коллизиях жизненного пути известной престарелой актрисы. Та, под ручку с супругом, преисполненная достоинства с красивым сосредоточенным лицом уходила вдаль по заснеженной дорожке своей дачи. Пиво и сытные пельмени настолько притупили в Петре восприятие действительности, что он честно просмотрел передачу до очередного рекламного ролика. Та же актриса гладила себя по лицу, показывая всем, какая у нее, не смотря на возраст, гладкая и бархатистая кожа, благодаря новому крему. Петр начал щелкать пультом. По другому каналу шутили комики. Их было очень много, сменяя друг друга, они кого-то пародировали, передразнивали, пели частушки, плясали. Номера были разнообразнейшие, но главной шуткой, повторяющейся из выступления в выступление, было, когда толстый гадливый мужчина изображал женщину, переодеваясь в обтягивающее платье и колготки. По следующему каналу шло что-то патриотичное из рубрики «как у нас хорошо и как у них плохо», остальные каналы слились в единое говорящее-поющее что-то.

Выключив телевизор, Петр ногой отодвинул от кровати табуретку с едой. Некоторое время так и сидел в полной тишине, допивая пиво. Покой нарушил телефонный звонок.

– Привет! – раздался голос жены, – что делаешь?

– Ничего, как ты там?

– Нормально… По тебе и по дому только очень скучаю.

– Я тоже скучаю.

– Ну ничего, ничего, я завтра уже приеду.

– А я завтра в командировку в Москву уезжаю.

– Надолго? – Голос жены стал расстроенным.

– Да нет, на один день: завтра утром выезжаю и в ночь постараюсь обратно.

– Ой, а может не поедешь? Я так за эту неделю соскучилась…

– Надо. К сожалению, надо, – немного подумав, твердо произнес Петр.

– Ладно, что ж делать? Надо так надо, – грустно произнесла жена. – Спокойной тогда тебе ночи. Выспись перед дорогой.

– Тебе тоже. Спок-нок.

– Спок-нок, я тебя люблю.

– Я тебя тоже люблю.

Положив телефон, Петр только теперь понял, что он действительно очень скучает по жене и очень хочет поскорее ее увидеть.

Посмотрел на часы: почти одиннадцать часов, завел будильник на полшестого. Топорик положил под подушку, лезвие успокаивающе мерцало тусклой синевой. Лег с радостной улыбкой. «До поезда еще вполне можно хорошенько выспаться. А там прямо с вокзала на такси, и – в Останкино!» – уже засыпая, думал он, нежно поглаживая топорик.