Тафгай [Владислав Викторович Порошин] (fb2) читать онлайн

Тафгай

Глава 1

Завод. Как много в этом слове для сердца пролетарского слилось, как много в нём отозвалось. Это же махина, где по рельсам поезда ходят, где всё гудит, свистит, громко стучит в штамповочных цехах по башке и ухает в ушах сквозь наушники весёлым громом, а в литейке жара, пекло и дым коромыслом!

Вот он наш Горьковский Автозавод! Большой город в большом городе Горьком на Волге матушке реке. А сколько народищу топает к шести часам утра на родную заводскую проходную, что в люди вывела меня? Минимум тысяч тридцать. Это примерно как на футбол в «Лужники», и то когда там играет «Спартак»!

Но мы, передовой советский класс, которому все дороги в СССР настежь, на футбол ходим, разве только пиво попить и семечки лузгать. Потому что настоящая страсть и гордость – это хоккейное «Торпедо», гроза чемпионов! Ведь пролетарские хоккеисты никогда не сдаются! Примерно так думал Ванька Тафгаев, гордо шагая в плотном людском потоке в знаковый день - понедельник 30 августа 1971 года.

«Эх, хорошо в стране Советской жить! Так и хочется сейчас крикнуть во всю свою богатырскую грудь – зае…ись!» – подумал Иван, кивая знакомым мужикам и подмигивая многим интересным заводским женщинам, с которыми Тафгаева связывали самые крепкие дружеские отношения.

- Ванюха, здоров! – Вылез с боку и просипел тщедушный Данилыч, коллега из ремонтно-инструментального цеха. – Чё так одеколоном намарафетился? С трёх метров в нос сшибает!

- У Маринки вчера посидели, отметил, вот чуть-чуть не рассчитал, а теперь попробуй, унюхай через «Тройной»! – Хохотнул Тафгаев.

- Это с какой ты Маринкой загулял? – Заинтересовался менее удачливый на женском фронте работяга. – Из копировального? Или со сборки колёс?

- Ты же знаешь, я не трепло, - хмыкнул довольный проведённым накануне уик-эндом Иван. – Так что не скажу, а то у неё свадьба через неделю, зачем же такую бабу хорошую компрометировать.

- Ну, ты паря и ходок, - с завистью посмотрел на богатырски сложенного двадцати пятилетнего парня Данилыч, у которого всё самое яркое из жизни осталось в далекой молодости.

Мужики вдвоём миновали проходные, где взяли пластиковые пропуска и по широкой внутризаводской улице потопали к мощнейшему сооружению, к своему зданию Кузовного корпуса. Кого только не было понапихано в этом эпическом промышленном строении из железа, стекла и бетона. И цеха штамповки, и цеха сборки, и ремонтные помещения, и это только первый этаж! А на втором: инженеры с карандашиками, профком, партком, библиотека, красный уголок, столовая и конечно, душевые с раздевалками. А ещё в корпусе был третий этаж, четвёртый, где тоже кипела заводская жизнь, где ковалась советское счастливое автомобильное будущее.

- Поверь мне Ваня, - сипел Данилыч, - скоро в каждой семье будет по машине. И даже по две.

- Да, - почесал мощный затылок Тафгаев. – Опохмелиться бы, а? А то башка трещит, спасу нет. Зря пиво с водкой вчера смешали.

- Сейчас Казимир Петрович придёт, - стрельнул глазами по сторонам товарищ по труду, у которого тоже трубы горели. – Может, осталась ещё заначка? Хотя, вряд ли. В пятницу не помню даже как домой вернулся.

- Как вернулся? – Хохотнул Тафгаев. – Я тебя дотащил. Передал твоей супруге с рук на руки под расписку. Ладно, пойду, поработаю что ли. А то набросали всякого железа. Там проточить, там шлифануть. Там фаску срезать. В обед заскочу в медпункт к Ольге Борисовне. Может сжалиться над рабочим классом? Придётся конечно чуть-чуть попотеть… Только никому не слова!

- Могила, Ванюха. Ты же меня знаешь! – Прыснул от смеха Данилыч, представляя, Ольгу Борисовну в самом срамном виде.

Вот чего Иван Тафгаев не любил, так это понедельник, реже вторник, ещё реже среду. К четвергу уже наступало безразличное привыкание к монотонному процессу работы на фрезерном станке. А вот пятница – была маленьким праздником, которую он часто заканчивал в приятном женском обществе. Ну, нравился Иван бабам. Высокий, метр восемьдесят семь или того выше, физически развитый, руки сильные, как у атлета. Лицо, говорили, что мужественное. Что характерно без прыщей и оспин.

Тафгаев тяжело вздохнув, взял в руки чертёж и сравнил его с лежащей на металлической тумбочке деталью, в которой не хватало нескольких глухих отверстий.

- Опять в приспособе брак сделали, а мне теперь мучайся, - пробухтел он себе под нос, после чего в шпиндель вставил сверло нужного диаметра, и аккуратно по разметке пошёл растачивать не достающие глухие отверстия.

Процесса ввода сверла в отверстие, сразу же перенёс фантазию Ивана к вчерашнему романтическому вечеру под магнитофон и водочку. А белая смазочно-охлаждающая жидкость, которая сейчас лилась на сверло, выстроила в сознании фрезеровщика чёткий кульминационный момент последней ночи прощальной с Маринкой.

«И что она нашла в этом хлюпкие из института? - зло подумал Тафгаев, выполняя свою основную работу чисто автоматически. – Эх, какую девку можно сказать с фрезы сняли! Страстная, заводная, а какая фигура - песочные часы! Грудь – троечка, минимум. Говорит, что со студентиком своим ей интересно, есть о чём поговорить. Сучка! Ничего, заявление в школу рабочей молодёжи уже написал, закончу восьмой класс, может, тоже куда поступлю!»

Иван даже взмок от такого количества лишних размышлений в своей голове. И даже не заметил, как первое инструментальное приспособление довёл до нужной по чертежу кондиции.

- Быстрее бы обед! – Пробурчал он себе под нос.

И когда на больших белых часах, которые были прикручены высоко на стене прямо в цехе, наконец-то, маленькая стрелка показал цифру десять. Тафгаев быстро смахнув непослушную металлическую стружку со стола, сразу же, не забегая в столовую, рванул в медпункт.

- Чего тебе? – Недовольно бросила Ольга Борисовна, когда Иван уселся на белую кушетку.

И хотя сорокалетняя медсестра, которая ещё не утратила своей женской привлекательности, итак знала, что Тафгаеву надо, всё равно решила от заранее заведённого сценария не отступать.

- Ольгочка, милая, температуру бы померить, - хитро улыбнулся фрезеровщик. – Кажись, простудился. Вчера из реки спас утопающего, а сам на сквозняке простыл.

- Некогда сейчас, - пробурчала женщина и прошла мимо, чтобы закрыть дверь, и как только защёлка щёлкнула, сильные руки фрезеровщика тут же сжали её шикарную немного полную фигуру.

- Что ты делаешь? – Разволновалась как в первый раз Ольга Борисовна.

- У нас в инструментальном, шлифовка глухих отверстий самое ответственное дело, - горячо прошептал медицинскому работнику в ухо Иван.

- Дурной, баб тебе молодых мало что ли? - выдохнула со стоном медсестра.

- А я в паспорт не заглядываю, главное чтобы человек был хороший, - закончил короткую теоретическую вводную часть Тафгаев и приступил к практике, в которой он, возможно, был одним из лучших в городе, где родился великий писатель Максим Горький.

Чем хорош большой завод? Тем, что в нём всегда найдутся укромные места, где работягу не достанет никакой народный контроль, ни профком, ни партком, и даже мастер и тот поймает не сразу. Вот такой закуточек и был у мужиков из ремонтно-инструментального цеха. И в понедельник после обеда посидеть здесь можно было даже лучше, чем в санатории.

Вот и сейчас на столике, под который приспособили ящик из-под заготовок, поверх нежно расстеленной свежей газеты «Труд» водрузили заветный пузырёк с белой жидкостью. И пока Данилыч бегал с чайником за питьевой водой, Тафгаев расслабленно растянулся на старом в темных пятнах кресле. Напротив него на рабоче-журнальном столике Казимир Петрович, худой мужчина лет сорока, с философским спокойствием нарезал принесённые из дома солёные огурцы.

- И как только тебе врачиха даёт спиртик этот? – Недоумевал Казимир. – Я всего один раз просил у неё немного для компресса. Так меня послали неудобно куда сказать. А ты ну прямо волшебник.

- Да, к любой женщине нужен подход, - лениво протянул Иван. – Ласка. А ты Петрович, когда в последний раз с женщиной ласково обходился?

- Так? - Задумался заводчанин. – Три года назад в профилактории был грех. Даже цветок подарил, один, о!

Наконец прибежал с чайником Данилыч и в граненые стаканы сначала разлили по чуть-чуть из заветного бутылька прозрачную жидкость, а затем в пропорции три к одному долили питьевой воды. И первая партия разбавленного спирта пошла хорошо. А кружок солёного огурчика, попав на язык, своей остротой полностью замаскировал неприятный привкус самопальной заводской водки.

- Иван, - обратился Данилыч к фрезеровщику широкого профиля. – Всё стесняюсь спросить, вроде не первый день вместе трудимся, а чё у тебя фамилия такая странная, Тафгаев?

- Давай ещё по одной, - предложил Ваня, чтобы спокойно пуститься в невесёлые воспоминания детства. – Я ведь детдомовский. Подкинула меня мамка моя непутёвая к воротам детского дома, а в двери постучаться испугалась. Сбежала. Зато Брошка, собака местная, меня унюхала и давай тявкать. Тяв! Тяв! Поэтому, когда фамилию давали, сторож наш и предложил: «Давай назовём Тявкин или Тявкаев». А заведующая сказала, что не звучат такие фамилии, силы в них нет. Вот так и стал я – Тафгаев. Кстати, Иван Ивановичем в честь сторожа окрестили, который меня подобрал.

- Да силы тебе не занимать! – Поднял стакан с новой порцией разбавленного спирта Казимир Петрович. - Ну, за...

Однако чокнуться, замахнуть стопарик и закусить его огурчиком, было не суждено. На лестнице в этот тайный закуток кто-то громко заблажил по матери, опрокинув пустое ведро, которое мужики специально поставили под ноги какому-нибудь непрошенному гостю. И за несколько секунд, в укромном помещении трое выпивающих в рабочее время работяг превратились в троих политически подкованных товарищей, которые чинно и благородно читали свежую прессу.

Мастер цеха инструментальщиков Сергей Ефимович, въедливый мелкого роста мужичок сорока пяти лет, которого за глаза называли Ефимка, накрыть с поличным нарушителей само собой не успел. Он подозрительно поводил носом туда и сюда, но «Тройной одеколон» Тафгаева бил по обонянию сильнее химической атаки.

- Смотри, Ефимыч, что Америка творит, - хмыкнул Казимир Петрович, листая газету «Труд». – Никсон, собака такая, ввёл плавающий курс доллара.

- Нужно срочно собрать мужиков, - предложил Иван Тафгаев. – И заявить категорический протест от нашего ремонтно-инструментального цеха.

- Ноту в ООН напишем! – Возбудился Демидыч. – Печать поставим! Пусть потом американцы эти, как хотят, так и выкручиваются!

- Вы мне тут дурочку прекращайте валять! – Взвизгнул Ефимка. – Живо на работу поднимайтесь!

- Не имеем права, нарушать нормы социалистического трудового законодательства, - спокойно возразил Казимир, у которого было незаконченное высшее образование. – А если я, не использовав отведённое мне время на обеденный перерыв, палец себе оттяпаю? Тебя же самого по судам затаскают. Выпрут с завода с волчьим билетом.

Сергей Ефимович громко и выразительно закашлялся. И вообще слишком грамотного Казимира он давно побаивался, поэтому быстро пошёл на попятную.

- Иван, пойдем, поговорим, тут жалоба на тебя от одной работницы поступила, дело «пахнет керосином», - уже более миролюбиво заявил мастер цеха.

- Так, дальше без меня не читайте, - с серьезным видом потребовал у товарищей Тафгаев. – Сейчас вернусь, всё это дело обмозгуем. И если надо привлечём общественность и дойдём до высших инстанций!

Поднявшись в общий коридор, через который можно было попасть из одного подразделения в другое, Ефимка вытащил какую-то бумаженцию.

- Марухина со сборки колёс требует, чтобы ты на ней женился, - мастер потряс порядком замусоленной и помятой бумажкой. – Пишет, что залетела именно от тебя.

Кого-кого, а вот эту Марухину, склочную и скандальную бабу, Тафгаев на дух не переносил и никогда к ней даже в очень пьяном виде не подкатывал. И уж тем более жениться на ней ни при каких карах небесных не собирался!

- Сергей Ефимович, суньте ей бумажку эту в одно место! Я с сотню свидетелей найду, что у меня с этой оторвой, которая в общаге недавно на всех мужиков вешалась, никогда ничего не было! – Отмахнулся Иван и пошёл обратно в каморку к мужикам.

Внутри парня всё просто клокотало от возмущения. Он сам конечно был далеко не ангел, но пределы какие-то должны всё-таки существовать, человеческой наглости и бессовестности! В комнатушке Тафгаев угрюмо взял бутылёк с прозрачной жидкостью, плеснул его содержимое в гранёный стакан и, чуть-чуть капнув туда воды, залпом опрокинул полученный коктейль в горло. Он краем глаза заметил испуганные глаза мужиков и мгновенно потерял сознание.

Глава 2

Всё мое тело жутко горело и ломало. Особенно сильно полыхал пожар в больной голове. Иногда наступало небольшое облегчение, и я слышал чьи-то голоса. Но сознание уже смирилось с тем, что скоро мой земной путь прервётся.

«Жаль, очень жаль, ведь мне всего пятьдесят, - думал я, лёжа неизвестно где. – Глупо жизнь прошла. Сколько планов было в молодости. А так ничего и не достиг».

Перед моим взором вдруг полетели разные цветные картинки, как кадры из немого кинофильма. Вот меня дед пятилетнего учит кататься на коньках. У нас в дерене маленький прудик быстро перемерзал, там я и взял первый раз в руки хоккейную клюшку. А вот пошёл другой эпизод, я на сборах с молодёжной командой на всесоюзных соревнованиях. Красиво закатываю победную шайбу. И тут же воображаемая киноплёнка перенесла меня в маленький американский городок Уилинг в Западной Виргинии. Когда СССР распался, много нас, молодых ребят, рвануло на заработки - кто куда. А меня занесло в «Уилинг Нэйлерз», в команду низшей хоккейной лиги. Правда, там не хоккей был, а мясорубка. Сломали мне колено. А дальше в непонятно откуда взявшемся кинотеатре пошли помехи. А ведь больше и вспомнить нечего! В коммерции системы купи-продай, где я потом, вернувшись в Россию, трудился - ничего неординарного не происходило.

Вдруг моё сознание приобрело необычайную легкость и я взлетел. А потом увидел, как над моим бедным телом колдуют в операционной врачи. И красочный новогодний календарь на стене был раскрыт на ноябре 2021 года. «Зачем мне сейчас эта ненужная информация?» – подумал я и полетел по туннелю, который неизвестно как прямо здесь и открылся. Яркая точка среди тёмного непонятного царства стала медленно ко мне приближаться.

***

- Данилыч, ты какого х...я на стол техническую жидкость выставил? – Хрипел Казимир Петрович, вытаскивая из коморки вместе с коллегой бессознательное тело Ивана.

- Так чё, - волновался, тужась перепуганный Данилыч, - она в кармане мне сидеть мешала. И там же по запаху понятно было, что не спирт. Чё ж Ванька-то совсем не принюхался? Ох и тяжёлый чёрт!

Мужики с большим трудом вытащили тело отравленного фрезеровщика в коридор первого этажа и сделали небольшую передышку. Всё-таки переть почти сто килограммов пока ещё живого веса - занятие было не из легких. Однако страх потерять товарища придал инструментальщикам дополнительные силы. И по лестнице на второй этаж, а потом дальше по коридору в медпункт, тщедушные работяги донесли здоровенного Тафгаева быстро и незаметно для других работников завода. И лишь когда Ивана уложили на белую медицинскую кушетку Данилыч и Казимир Петрович рухнули обессиленно на пол.

- Ванечка! – Взвизгнула всегда спокойная и меланхоличная Ольга Борисовна.

- Глотнул чуть-чуть технической жидкости. И вот результат. Может ему клизму сделать? – Предложил «большой знаток медицины» Данилыч.

***

Маленькая белая точка за считанные секунды выросла до размеров огромного белого солнца, куда меня неумолимо несло. «Ещё, немного, ещё чуть-чуть, и эта ослепляющая белизна меня поглотит всего с головой», - мелькнула последняя здравая мысль в голове. А дальше начался какой-то нереальный сюр.

Я открыл глаза и увидел, что лежу не в современной поликлинике с хорошим ремонтом, напичканной оборудованием под завязку, а в каком-то врачебном кабинете, скорее всего Богом забытого сельского поселения. И смотрят на меня большими коровьими глазами заплаканная врачиха и два мужика в перемазанной машинным маслом, или чем-то подобным, робе.

- Хэе хуа хва, - просипел я, потому что в пищеводе был жуткий нескончаемый пожар.

- Ты скажи по-человечески чего тебе надо! – Вскрикнул мужичок невысокого роста.

- Чего у тебя Иван болит? Ты хоть намекни, мы сообразим! – Добавил другой мужик, высокий и худой.

«Механизаторы какие-то что ли?» - подумал я и, вытянув руку, кистью показал, что в неё нужно срочно вставить стакан.

- Воды ему надо, - правильно поняла меня врачиха. – Дуйте, давайте на работу! – Прикрикнула она на механизаторов, и, схватив вафельное полотенце, долбанула по голове сначала одного, а потом и другого.

- Сейчас Ванечка, дорогой, сейчас мой хороший, - засуетилась женщина в белом медицинском, но заметно укороченном халате, которые выставляли на обзор полные аппетитные ляжки в капроновых чулках.

«Какие мысли в голову сами лезут! – подумал я. – Я ведь уже умер, и должен был попасть либо в рай, либо в ад. А это что такое? Точно не ад! Но и не рай, судя по крайне скромному ремонту, который делали здесь, наверное, лет десять назад, а может больше».

Врачиха, наконец-то, присела рядом и, приподняв мою голову одной рукой, поднесла стакан воды к моим пересохшим губам. Живительная влага полилась по пищеводу прямо в желудок. Я и даже вспотел от удовольствия.

- Эхё, - попросил я - ещё.

Женщина немного приподняла и зафиксировала спинку медицинской кушетки под сорок пять градусов, чтобы мне было удобней пить самому. И взяв целый графин со стола, и вновь присев рядом, стала по чуть-чуть подливая в стеклянную ёмкость, тут же отправлять живую воду мне в рот. И уже через пару минут я чувствовал себя намного лучше.

Вдруг моя рука сама собой легла аппетитной барышне лет сорока на талию и поползла вверх, где добравшись до мягкой полной женской груди, продолжила хулиганить.

- Подожди дурак, я дверь закрою, - сказала, глубоко задышав, врачиха.

«Даже представить, не мог, что после смерти будет такая внезапная реакция на незнакомую обстановку!» – подумал я. А женщина на самом деле щёлкнула защёлкой и, усевшись рядом, стала расстёгивать мою клетчатую рабочую в тёмных пятнах рубашку.

«Занятно, - пронеслось в голове. – Я значит тоже здесь механизатор. Не успел появиться, а уже имею полезную профессию! А может здесь ещё и деньги за работу платят? То есть я здесь после смерти ещё и работать должен? И сюда пенсионная реформа добралась? Обалдеть!»

А пока я размышлял над нелогичностью загробной жизни милая барышня в белом халате уже покрывала мою шею и грудь своим жаркими и мягкими поцелуями. А затем живот.

«Может быть, здесь такая традиционная медицина? А почему нет? - подумал я, когда рука врачихи проскользнула под мои рабочие широкие штаны. - Ого! Как у меня там всё быстро встало! Хорошо, пусть – это не рай, но как приятно, чёрт возьми!»

- Я тебе выпишу бюллетень на день, - сказала через пятнадцать минут богиня загробного мира в медицинском халате, вытирая свои натруженные губы салфеткой. – Сейчас иди домой, завтра ещё отлежишься, главное пей больше жидкости. А первого сентября заглянешь ко мне, я тебе давление измерю, - хитро улыбнулась милая сорокалетняя женщина с кольцом на безымянном пальце, на которое я обратил внимание только сейчас.

- Хорошая у вас здесь медицина, - сиплым голосом пробормотал я. – И главное действенная. А я ещё там умирать не хотел, переживал.

- Типун тебе на язык! – Наигранно возмутилась врачиха. – С ума сошёл - умирать! Ты у нас на заводе один из самых полезных мужиков.

- Так это завод? – Пробормотал я, вставая с кушетки. – А я думал, что попал в колхоз, комбайнёр механизатор. Первого сентября буду здесь, на кушетке, в полной боевой готовности, а то как-то неудобно сегодня получилось.

Я медленно проследовал за дверь врачебного кабинета, и лишь в коридоре посмотрев на табличку, узнал, что меня сегодня «поставила на ноги» медицинская сестра – Ладина Ольга Борисовна. Затем повинуясь рефлексам своего тела, которое лучше меня знало, куда надо идти, и что делать, пошаркал по старому линолеуму на приглушённые звуки работающих заводских цехов.

Сейчас, для себя, мне срочно требовалось придумать хоть какие-то правила игры. Первое: если это не рай и не ад, то, скорее всего чистилище, или что-то наподобие промежуточного потустороннего мира. Плохо я знаком с учением о реинкарнации. Но всегда верил, что после смерти жизнь души не прекращается. И вот я в этом убедился. Но самое интересное – как тут всё натурально! Какие губы, язык и рот у этой чудесной медсестры. Никакой разницы с земными женщинами абсолютно! Через день обязательно зайду ещё раз и проверю - подтвердятся мои ощущения или нет.

«Второе: что за тело мне досталось после смерти? Вроде сейчас как я и покрепче, да и помоложе», - с такими мыслями я прошаркал на ватных ногах в туалет. Внимательные внешний осмотр выявил ряд значительных перетурбаций. Лицо – сходство есть, примерно таким я и был лет двадцать пять назад. Тело – сходство тоже имеется, но подкачаться чуть-чуть не мешает. Я когда в Америке играл, то был более физически мощным.

«А может быть, я попал в какой-то мир, где ходят одни аватары! В игру! – осенило меня. – Вывод, значит, будет такой: делаю вид, что я ничему не удивлён, всё мне здесь знакомо. А дальше разберёмся!»

Третье: нужно срочно разобраться, где я живу, и как происходит энергетическая подпитка организма-аватара? Через еду или нужно найти какую-нибудь бракозябру и её поймать?

От всех этих почему и как - у меня закружилась голова и я, открыв кран с холодной водой, так как другой тут не было, засунул голову под струю.

- Тафгаев! Вот ты где бездельник! Почему не на рабочем месте? – Закричал какой-то мелкий, но крепенький аватарчик.

«А можно здесь тех, кто неприятен – мутузить битой, ножом или кулаком, если ничего нет под рукой?» - подумалось сразу, как только я увидел этого въедливого и вредного мужичка.

- У меня справка, освобождение от работы, - я достал из широких штанин медицинский заверенный печатью документ. – И на будущее, если мы ещё раз пересечёмся, случайно, и ты позволишь на меня гавкать, я тебе нос сломаю.

- В милицию захотел? – Пискнул мужичок, отступив от меня на пару шагов.

- То есть ты хочешь сказать, здесь и милиция есть? А может быть, и суд тоже с правительством? – Удивился я. – И кто тогда здесь самый главный?

- Кто самый главный?! – Взвыл перепуганный бедолага. – Леонид Ильич Брежнев - Председатель Президиума Верховного Совета СССР!

- Эпическая сила, - причесал я пятерней свои мокрые волосы. – Вот это попадосий! И капиталисты тоже имеются?

- Теперь верю, что у тебя с головой что-то повредилось. А может ты пьяный?! – Опять взвизгнул вредный коротышка. – Ладно, иди домой, пока. Но разговор ещё не окончен. Ты ещё по делу гражданки Марухиной перед товарищеским судом предстанешь!

- Уймись уже мужик, чего привязался, я здесь первый день, - я посмотрел на него, как удав на кролика. – У вас здесь всех в первый день по судам товарищеским таскают с Марухиной вашей?

- Иди на хер, - протараторил аватар и быстро выбежал из туалетной комнаты.

Примерно минут сорок я потратил на то, чтобы разобраться, как правильно руководить данным мне телом то есть аватаром. Нужно было просто расслабиться и дать телу команду - хочу в душ. И оно само вело меня мыться. Потом – хочу переодеться. И из нескольких десятков железных шкафчиков мое тело отыскало мой собственный. Наконец я потребовал – хочу выйти с завода. И мой аватар повёл меня на проходную. Там я немного начудил, не мог долго разобраться, куда вставлять пластмассовый с фотокарточкой пропуск. Кстати, на нём я и прочитал, что лет мне – двадцать пять, и зовут меня – Тафгаев Иван Иванович. И если имя с отчеством поменять местами, а фамилию не трогать – то моё ФИО будет один в один, как там на земле. Чудеса!

С мыслями о том, что нужно как можно больше узнать об этом потустороннем мире, я купил несколько газет в киоске «Союзпечати». И удобно разместившись около фонтана напротив памятника Ленину на проспекте его же имени, я углубился в чтение последних новостей.

В общем, прав был коротышка. Весь этот потусторонний мир – это копия 1971 года, где в телевизоре по всем каналам сидит Брежнев, а «Международная панорама» клеймит позором загнивающий капитализм. И живу я сейчас в городе Горьком. При этом зачем-то работаю на одноимённом предприятии, где клепают отечественные авто.

Что это значит? Врали всё там, на земле, мистики и хироманты всякие, буддисты со своим колесом сансары. Вот она потусторонняя жизнь – кипит, шумит, пылит, воняет, стучит, бибикает, вот только женщины одеваются лучше. Все в мини платьях, в туфельках на каблуке, и с причёсками с химической завивкой. И самое главное вся эта красота идёт на вторую смену и мне улыбается. Ну и я тоже всем подмигиваю, и машу рукой, как своим хорошим подружкам. Плохо, конечно, что умер, но с такими красавицами можно пожить и пожить хорошо, хоть и не в раю!

- Ванюша привет! – Крикнули мне красотули разного роста и телосложения.

- Привет мои хорошие! – Выкрикнуло вместо меня моё вдруг взбодрившееся в разных местах тело.

Глава 3

После прочтения советских газет, в пику совета широко известного Филипп Филиппыча, мне очень сильно захотелось поесть. Поэтому я дал немедленный приказ своему почти разумному телу искать ближайшую точку общепита.

- Стоп, - скомандовал я ему, когда ноги сами понесли меня куда-то. – Уточняю, сегмент посетителей - попроще, в виду крайней ограниченности в средствах!

И о чудо, мой сообразительный аватар повернул в другую сторону. Ведь как почувствовал, что сейчас привёл бы в какой-нибудь ресторан с одним чуть порванным рублём в кармане! «Да, с деньгами, точнее с тем способом, как их нужно добывать в этой забавной игре после земной жизни, ещё нужно разбираться и разбираться, - подумал я. – Ведь по всем ощущениям запустили меня сюда на самом сложном уровне – «ху». То есть – х… в кармане! Потому что брючки на мне самые простенькие, с потёртыми на попе местами. Рубашка старенькая и застиранная. Ботинки – в порядочное общество могут и не пустить. Хорошо хоть с телом повезло! А остальное Бог даст - добудем!»

«Пельменная», – прочитал я греющую душу надпись на скромном заведении на первом этаже в самом углу обычного жилого дома, и смело вошёл в просторный тамбур, где стояло нагромождение каких-то ящиков. Кроме пустой тары в помещении между внешними и внутренними дверями оказались ещё и люди. Один мужчина зло «шипел», а бедная женщина угрюмо его выслушивала:

- Почему тебя, сука, дома не было в прошлую пятницу? – Полушёпотом высказывал своё неудовольствие среднего роста черноволосый мужик лет тридцати.

- Отвали, гад, мы с тобой уже на развод подали, вот и не суйся в мою личную жизнь, - таким же тихим голосом отвечала ему невысокая барышня с кроткими крашеными перекисью водорода волосами.

- Не наглей мужик, - вмешался я, не люблю, когда женщину называют сукой, если это конечно не такая условная игра в плохую девочку перед хорошим сексом.

- Ты шёл куда-то вот и иди! – Грозно рыкнул на меня муж в отставке.

- А я сюда и шёл, поэтому давай не нарывайся на больничную койку, до которой можно и не добраться, - я посмотрел прямо в глаза мужичку.

- Сильный что ли очень! – Гавкнул он и попёр на меня.

А дальше люди, которые проходили мимо благословенной «Пельменной» могли увидеть такую картину, один парень ростом под метр восемьдесят семь вывел на воздух, покурить, мужчину под метр семьдесят семь, приподнял его со спины за воротник и ремень брюк. Один раз качнул и выбросил в кусты. Чтобы значит второй товарищ, который ещё к тому же громко матерился, никого не стесняясь, сильно не пострадал.

- Ты как? – Спросил я лётчика испытателя. – Живой?

- Ещё встретимся, сука, разговор не кончен, - пробурчал обиженно мужчина, пытаясь развернуться и встать на ноги.

- Я тоже твою харю запомнил, - хмыкнул я.

В «Пельменной» сегодня было фирменное блюдо – пельмени. А эта женщина с крашеными волосами, у которой муж ревнивец в отставке, оказалась не то подавальщицей, не то поварихой, поэтому ласково спросила:

- Тебе Ванюша чего положить?

- Как обычно, - ответил я, чтобы никто не догадался, что сегодня в игре мой дебют.

Стандартным набором моего персонажа были следующие блюда: двойная порция пельменей, стакан сметаны, стакан компота, три куска черного хлеба и маленькая рюмка водки.

- Я сегодня в восемь заканчиваю, - улыбнулась барышня, сверкнув золотым зубом во рту. – Проводишь меня?

- Если здесь такой квест, то конечно провожу, - кашлянул я. – Только я сегодня на работе траванулся немного препаратом от Коронавируса «Спутник V» называется. Слышала, наверное. Память немного отшибло на имена.

- Зиночка меня зовут, дурачок, - хохотнула озорно повариха.

Кстати, на кассе я тоже был известной личностью, толстая тётушка в белом фартуке за кассовым аппаратом мне хитро подмигнула. Как бы намекая, что все мои мысли насчет Зинки ей давно и полностью известны. А вот денег хватило, можно сказать, копейка в копейку, сдача – двушка из латуни, не в счёт. Внутри сие заведение выглядело оригинально. Шесть столиков на высокой ножке без стульев были расставлены в хаотичном порядке. Я устроился ближе к окну, вылил незаметно водку в горшок с пожухлым фикусом и умял пельмени, сметану и компот с хлебом за десять минут.

«Значит первый квест такой, - подумал я. – Встретить в восемь вечера Зинку. Проводить до дома, а дальше действовать по ситуации. Вдруг она превратится в монстра с несколькими руками? Как замочу его, так сразу статус повыситься. А новый статус – это и деньги, и оружие и шмотьё! То, что загробная игра похожа на СССР – это ещё ничего не значит. Наружная обёртка часто бывает обманчива. За это я как коммерсант со стажем - ручаюсь».

Кончено, мысль: «А может быть, тут всё по-другому работает?» Я полностью не отбрасывал. Но когда я довольный собой вышел из «Пельменной» и двинулся подышать свежим городским воздухом, последние сомнения мои – улетучились. Потому что ненормальный бывший муж Зинки с какой-то железкой в руке, как только я повернул во двор, кинулся дробить мою черепушку. Но не на того напал! Железка отлетела в одну сторону, а мужик, получив один удар по печени, а другой по почкам, присел не без моей помощи к стене кирпичной пятиэтажки.

- Ты как? – Спросил я бедолагу, за которого мне просто обязаны были начислить очки к карме!

- Нормально, - просипел он.

- Слушай, а тут ещё какие-нибудь «боты» есть? Или ты один такой? – Спросил я доверительно мужичка.

- Боты? – Удивился муж в отставке, посмотрев на мои ботинки. – Кеды в «Спорттоварах» продают.

«Продавщиц мочить что ли в магазине надо, которые кеды продают? – впал я в ступор. – Ладно, проверю на днях».

- Давай не хворай, спасибо за наводку, - бросил я и пошел, куда глаза моего тела глядят, дав ему команду - на место, то есть домой.

- Я тебя ещё поймаю! – Крикнул мне в спину, скорее всего самый тупой «бот» в этой игре.

Дворами пришлось немного попетлять, так как новую асфальтированную пешеходную дорожку перекопал экскаватор, чтобы проложить очень полезные, в бытовом плане, водопроводные трубы. Зато, скорее всего, я заработал ещё немного плюсиков в карму, когда перетаскивал детскую коляску одной молодой мамочки, через раскоп. Потом ещё нашёл парочку крепких досок и проложил короткий перекидной мостик. Если конечно пойдёшь впотьмах после пьянки, то не поможет. А с другой стороны, зачем выпивши слоняться по этим буеракам?

На родной для моего аватара проспект Ильича, я вышел из какой-то подворотни. И сразу прифигел! Никаких сомнений быть не могло – после смерти я попал в загробную компьютерную реальность. Ведь на всём протяжении докуда долетал мой взгляд стояли однотипные четырёхэтажные общаги. Больше десятка домов-близнецов вряд! Только тупой компьютерный мозг мог такое спроектировать.

Даже игровой аватар не сразу разобрался, в каком доме находится моё законное койко-место. Привёл сначала в женское общежитие, где я много интересного про себя узнал от вахтёрши. И что кобелина я, и что всех баб нормальных перепортил, и что про таких как я в газете нужно срочно фельетон нацарапать в рубрику «Не проходите мимо». И ещё одно обидное слово добавила бойкая бабуля на слог «бля» с окончанием на «ун».

- Так бы сразу и сказали, что я в другой общаге прописан, зачем ругаться-то? – Пробубнил виновато я.

В общем, лишь со второго раза попал туда куда надо. Кстати, наша вахтёрша была куда приятнее бабушки, из женского общежития. Во-первых: моложе, во-вторых: ласковее.

- Здравствуй Ванюша, зайдешь сегодня ко мне? – Спросила она с мольбой во взгляде.

- А надо? – Замер я, задумавшись, а вдруг – это тоже квест!

- У меня розетка у кипятильника сломалась, - скромно добавила женщина.

- Хорошо, - коротко пообещал я, рассматривая ключ от своей комнаты, к которому вместо брелока приделали большую деревянную грушу с цифрой 404.

- Я буду ждать, - добавила вахтёрша, когда я уже топал по лестнице.

«Заманивает, - догадался я. – Как же? Розетка сломалась. Никому верить нельзя!»

В комнате на четвёртом этаже, кроме встроенного шкафа, стола и трёх стульев, были в наличии две заправленные кровати и две тумбочки. Мешочки с крупой, сахаром, солью и макаронами были навалены на подоконник. А на столе, на прожжённой утюгом скатерти валялось пара книжек, одна общая тетрадка, упаковка с игральными картами. В центре завершал натюрморт заварочный чайничек с пересохшей заваркой внутри. На стену было пришпандорено пара плакатов с киноактрисами. Один с Кустинской, к сожалению, только крупно лицо. Второй с Фатеевой, тоже почему-то без фигуры. Ещё на одном саморезе болталась проводная пожелтевшая от времени радиоточка.

Кроме всего под моей кроватью находился чемодан и тридцати двух килограммовая гиря. А на койко-месте моего соседа валялся эспандер с четырьмя параллельными пружинами. Прочий осмотр вещей подтвердил неутешительную финансовую картину моего игрового аватара.

- Пятьдесят семь рублей и двадцать три копейки, - пересчитал я небогатую наличность. – Может быть, сейчас начну выполнять игровые квесты и финансы попрут? Итак, первое игровое задание – Зиночка из «Пельменной»! Ну а потом с вахтёршей разберёмся по-мужски по-жёсткому!

Зинаиду я встретил у «Пельмешки», ровно в восемь, даже пришёл чуть раньше. Забрал, как галантный кавалер тяжёлую тряпичную сумку из рук женщины и мы прогулочным шагом двинулись в неизвестном для меня направлении. В разговоре я старался побольше поддакивать и сочувствовать нелёгкой женской доле. Потому что понимал, сейчас она мне зубы заговорит, расслабит, и всё бери меня ешь тёпленьким!

- А ты жениться-то не надумал? – Горько усмехнулась Зина, когда мы, по всей видимости, подходили к её дому. Об этом мне подсказало мое тело, мой почти разумный аватар.

- Посмотрим, - пробормотал я. – Политическая обстановка в мире пока нестабильная…

На этих словах из подъезда с большим дрыном на перевес выскочил бывший муж Зинаиды. «Началось», - мелькнуло в голове. От первого рубящего удара, который мужчина нанёс сверху вниз я легко ушёл. А вот второго шанса ревнивец уже не получил, так как я успел его схватить за воротник пиджака и несколько раз одной рукой помотал из стороны в сторону. Так бы конечно с правой ему добавить, но в ней ценная сумка с "лишними" продуктами из "Пельменной". Поэтому кроме как послать тело глупого «бота» в очередные кусты вариантов для меня не оставалось. Мужик привычно охнул, потеряв по дороге в городские насаждения дрын и воткнувшись головой в клумбу затих.

- Совсем что ли очумел! – Крикнул я. – Тут дети на велосипеде катаются. Девочки из песка пирожки стряпают в песочнице. Ты какой им пример? подаешь, неандерталец?

Зина во время экзекуции своего бывшего лишь один раз тяжело вздохнула. «Может быть, надеялась, что он меня сейчас отключит, и тогда со мной можно будет легко разделаться? – подумал я. – А возможно и надоел ей просто этот тупой ревнивец?»

Проживала же героиня моего первого квеста в коммуналке из четырёх квартир.

- Сейчас я всё приготовлю, а ты пока располагайся, - засуетилась женщина, когда мы вошли к ней в комнату.

Я сразу же сел на диван так, чтобы одной рукой успеть дотянуться до стула. Я конечно не Джеки Чан, который этим предметом мебели мог человек десять покалечить, но лучше стул в руке, чем дыра в голове. Однако дальше всё пошло совсем не так, как я ожидал.

Сначала затрещала пластинка и голосом Эдуарда Хиля бодренько затянула про лес, опушку и ледяной потолок. Зиночка под этот хит попыталась меня хитро вытащит потанцевать, но я, не поддавшись на уловку, уложил фигуристую и очень страстную женщину рядом. Затем руки моего аватара без всякого приказа сами исследовали за несколько секунд каждый уголок соблазнительного тела и ничего не произошло. В том смысле, что никаких внезапных боевых действий не последовало. Одежда, которая полетела в угол не в счёт!

А так всё стандартно, поцелуи, объятья, и головка шлифовального круга ритмично погружаясь в глухое отверстие, доставлял и мне и Зине большое удовольствие.

«Как же так?! – Воскликнул я про себя. – Всё как там на земле! Ну не может такого быть! Я умер – 100%, потом появился в загробном мире – 200%. Что пошло не так?»

- Да-а-а! – Вскрикнула Зиночка и несколько раз содрогнулась всем телом, потом посмотрела на меня ошалелыми глазами и кинулась целовать меня всего и везде.

Я посмотрел на часы, время уже перевалило за двадцать три ноль-ноль. Мысли путались. Вопросы множились.

- Извини, мне пора, - пробурчал я.

- Куда? – Вцепилась в меня женщина.

- Я пару книг взял из библиотеки, срочно нужно их прочитать и законспектировать, буду теперь на заводе вести литературный кружок, - соврал я и нежно высвободившись, прошёлся по комнате в поисках своей одежды.

- Каких книг? – Не доверчиво заинтересовалась Зина. – У тебя образование всего семь классов!

- Поэтому меня и назначили, чтобы я рос над собой. А книги? «Братья Карамазовы» и «Война и Мир». Ты слышала, что коровам, чтобы молоко было вкуснее ставят классическую музыку? – Спросил я, но Зинаида растерянно помотала головой. – Вот. А мы, пролетарии, чтобы повысить производительность труда, будем классику читать. Мне сам мастер сказал: «Не подкачай!»

«Тут и без классики, и без современной прозы непонятное что-то происходит, - думал я, шагая по пустынным плохо освещённым улицам города. – Попробую ещё один квест с вахтёршей, и тогда буду делать выводы. Ведь всё действительное - разумно и всё разумное - действительно!»

Глава 4

Вырулив на проспект Ильича, не то мёртвого Владимира, не то пока живого Леонида, практически в полночь под одиноким фонарным столбом на моём пути вновь возник бывший муж Зинаиды. Но на этот раз не один, а с подмогой в сопровождении двух верных кунаков.

- Я тебе говорил, что ещё встретимся? – Пыхнул на меня перегаром ревнивец.

- Да я сегодня с тобой и не расставался ещё, - хмыкнул я, прикидывая кого «гасить» первым.

- Тогда получи! – Заревел мужчина и по большой дуге запустил в меня свой плотно сжатый кулак.

«Кто же в здравом уме на разборки приходит, почти на рогах?» - подумал я, уходя с линии атаки. Небольшой толчок и закрутившийся на месте бывший муж Зины полетел в объятья одного из своих подручных, который такого поворота от «честной драки» трое на одного не ожидал. Встреча двух подогретых алкоголем тел закончилась лёжа в пыли на пешеходном тротуаре.

- Зашибу! – Заорал второй верный товарищ, который пока стоял на ногах.

Он, согнувшись в поясе и разбежавшись, решил удивить меня ударом головой в живот. Если бы попал, то ушиб мягких тканей был бы гарантирован. А так бедолага пролетел мимо цели, ведь она, то есть я – не боксёрская груша в спортзале, и на месте висеть не стал.

- Куда побежал, там же лужа?! – Крикнул я, пытаясь образумить драчуна.

Но куда там, мужик мало того что не успел затормозить, он до кучи ещё запнулся и нырнул в нерукотворный водоём, который образовался из-за прошедшего дождя и отсутствия спланированных на проспекте водостоков. Полетели брызги, и полились ругательства. Но ни радоваться, ни скучать, мне не пришлось. Муж Зинаиды уже был в стойке и снова метил мне в нос. Замах на рубль закончился тем, что я взял руку мужичка на излом.

- Куда же мне тебя сейчас деть? – Спросил я бузотёра.

- Убью! – Сипел упрямый ревнивец.

- Тогда иди, охладись, - пробурчал я посылая того тоже в лужу. – Так, а где третий? – Спросил я скорее сам себя и повернулся вокруг своей оси. – Брось кирпич дурак!

Да, третий чуть-чуть не приговорил меня к сотрясению мозга, бросив в лицо кирпич. Но чуть-чуть в драке не считается, поэтому отделавшись небольшой царапиной на лбу, третьего кунака я тоже решил окунуть. Правда, предварительно вырубил правым боковым.

- Как водичка? – Спросил я на прощанье у трех побитых и физически и морально ихтиандров.

- Разговор не окончен, – пробормотал бывший Зинкин муж, помогая подняться своим мокрым и грязным корешам.

- Ещё что ли надо? – Я сделал шаг навстречу пожеланиям трудящихся.

Трудящиеся хоть и были в хорошем подпитии, но сообразить, что сейчас пора делать ноги, смогли. И ещё долго я слышал звук удаляющихся шагов, проклятия и угрозы.

«Один в один игровые «боты», - думал я. – Но, видать, всё-таки это не компьютерная загробная симуляция. Остался последний квест с вахтёршей и всё само собой должно расставиться по своим полочкам!»

Когда я добрался до своей общаги, «избушка» уже давно была закрыта на клюшку. Я постучал костяшками пальцев в окно, и отошёл на пару шагов, чтобы меня можно было разглядеть в падающий тусклый свет от соседнего зажжённого окна. За дверью зашумели, это значит, возвращение «блудного сына» было кем-то замечено. И на пороге, открыв ворота в царство общего быта и бытия, оказалась как раз та самая вахтёрша, о которой рассуждал пару секунд назад.

- А я только что о тебе думала, - улыбнулась она.

- А я о тебе, - пробурчал я, протискиваясь в дверь.

Женщина закрыла на засов общагу вновь и поспешила следом за мной.

- Ванюша, а как же розетка? - Спросила она, когда я уже был на общей лестнице.

«Ну, значит, чему быть тому не миновать», - мелькнуло в голове.

- Отвёртка, изолента есть? – Вернулся я обратно к вахте.

- Да, пойдем, покажу, - расцвела женщина.

«Как же её зовут?» - спросил я сам себя.

«Катя», - пришёл неизвестно откуда ответ в мою ненормальную голову.

«Значит, мое тело может действовать не только в автоматическом режиме, но испособно на некоторые вопросы, давать вполне конкретные ответы!» - удивился я.

- Катя, а мы куда идём? – Спросил я, чтобы убедится в правильности необычного вывода.

Женщина открыла какую-то дверь в правом боковом коридоре первого этажа, улыбнулась и качнув головой, предложила следовать за ней. Оказалась, что розетку у кипятильника нужно было починить в маленькой комнатушке со стеллажами и ящиками, проще говоря, в складском помещении. Катерина закрылась на защёлку и прижалась ко мне своим невысоким телом, которое скрывало от боле тесного контакта, простенькое платье в цветочек примерно по колено длинной.

«И что я должен сейчас делать?» – обратился я к своему аватару.

Невинный вопрос сработал как команда - фас! Сначала случился короткий поцелуй, затем моя сильная рука развернула Катю на сто восемьдесят градусов, и коротким шлепком по филейной части заставила её принять одну из простейших поз из «Камасутры». Подол платья пошёл вверх, трусики соответственно вниз. Вместо нежных прелюдий случились всё те же грубые пять или шесть шлепков по пятой точке невинной женщины. Однако никаких возражений со стороны вахтёрши не последовало, скорее наоборот, сладкий стон известил мою физическую оболочку, что пора переходить к следующему этапу «починки кипятильника». Я помимо своей воли вновь развернул Катюшу к себе передом, и она сама уже сообразила, чем нужно теперь заняться, когда оказалась сидящей на корточках перед моим «фрезерным инструментом».

«Что это за сленг? – возмутился внутренний я. – Какой ещё фрезерный инструмент? Короче, делай что ты там обычно привык, а я подумаю о более важных вещах! Итак, никакая это не компьютерная загробная симуляция. И вообще это обычная земная жизнь, но в прошлом, а именно в 1971 году. На вопрос, как я перелетел сюда из 2021? Ответ был только один – хрен его знает. Я помню кинофильм «Назад в будущее», но там паренёк летал на машине времени. А я? Я же ехал по проспекту Калинина в Твери на своей «Тойоте Каролле» и тут меня протаранила какая-то сволочь на лексусе. Дальше сквозь пелену уходящего сознания, мелькнули врачи скорой помощи, операционный стол и смерть».

-Да! Да, мой хороший! – Застонала в позе буквой «г» Катерина. Я, значит, пока в своих мыслях ковырялся тут уже во всю - третья стадия пошла! Лихо!

«Потом меня нёс куда-то тоннель, который видят иногда люди, побывавшие в клинической смерти. И вот я вместо кого-то появился здесь. На вопрос, куда делся тот, кто жил в теле до меня? Я тоже ответил просто – хрен его знает».

- Да, мой хороший! – Взвизгнула вахтёрша. – Шлёпни меня как следует! Да, вот так! Да!

«Можете немного потише? – я снова возмутился творившимся безобразием в маленьком подсобном помещении. – Не даёте сосредоточиться! Совесть поимейте! Мне почему-то пришла в голову карточная игра «Пятикарточный покер», где одну карту ненужную можно скинуть, а вместо неё взять другую. Вот так вот, скорее всего нас с прошлым хозяином тела и поменяли. Его - скинули, а меня - выдали».

- Да! Ещё! Вот так, да! – Подтвердила мою догадку Катерина и, содрогнувшись всем телом, обмякла.

Решив, что процесс «починки кипятильника» завершён, я вынул из «глухого отверстия» свою ещё в рабочем положении «фрезу». И хотел было уже покинуть помещение для всяких хозяйственных нужд, как Катя меня резко остановила.

- А как же ты? – Посмотрела растеряно она на меня снизу вверх.

- Всё, с этого дня берусь за ум, - честно признался я. – Нужны перемены…

- Вам мужикам только красивых подавай, так? - Захныкала Катюша.

- Некрасивых не бывает, - пробурчал я. – Хочешь быть красивой – будь ей. Я тебе упражнения для раскачки попки и всего остального завтра нарисую. Через три месяца себя не узнаешь. Но нужно будет попотеть. Питание сбалансировать.

- Я всё сделаю, я послушная, - мурлыкунла Катя и быстро прильнула к моему инструменту, который я вовремя не зачехлил.

«Нужно будет ненасытную вахтёршу замуж выдать, - подумал я. – А то домой придётся через окно ходить. Ведь терпеть не могу женских слёз и истерик!»

До своей комнаты я всё-таки ближе к часу ночи добрался. Ещё попил чай с Катериной после «починки кипятильника». Показал несколько упражнения для прокачки ног и попки на себе. Оказалось, у нас в общаге на первом этаже в левом крыле была комната с боксерской грушей, штангой, гантелями и гимнастической стенкой. Кто бы что не говорил, а забота о рабочем классе в СССР была не только на словах!

«С завтрашнего дня, точнее уже с сегодняшнего, займусь своими мышцами основательно. Что-то они немного одрябли», - подумал я, стуча в 404-ую. Дверь открыл заспанный сосед в одних семейных трусах. Невысокого роста, среднего телосложения парень. Волосы светло-русые, глаза – не разглядел.

- Завтра же на работу, чего так поздно? - Промычал он.

- В библиотеке был, - соврал я. – Несколько томов Большой Советской Энциклопедии махом проглотил. Только на одном закопался.

- На каком? – Опешил сосед.

- Там, где написано про руководящую и направляющую роль партии, - я вошёл в комнату и заглянул в заварочный чайник – пусто.

«Кстати, а кто это такой и как его зовут?» – спросил я свой сексуально-ненасытный организм.

«Василий, Василёк, молодой специалист, инженер, поселили с тобой, чтобы он помог тебе в школе вечерней молодёжи учиться», - выдал мне информацию мозговой компьютер.

- Руководящая и направляющая роль? - Пробубнил про себя Василий, усевшись на свою кровать и накинув на плечи одеяло. – Наша партия она и руководит, она и направляет… Слушай, давай я тебе завтра всё объясню. Сейчас поспать бы.

Василёк улегся обратно, но тут же подскочил и вернулся в прежнее вертикальное положение.

- А с тобой всё в порядке? – Спросил растеряно он. – Я тут уже месяц. И ты каждый день, то пьешь, то баб водишь, а чаще эти два дела совмещаешь. Иногда пропадаешь где-то на несколько дней. Что сегодня-то случилось?

- Хватит, пора браться за ум, - я порыскал глазами в поисках банного полотенца. – Так жить больше нельзя. Во что нормальная комната превратилась! Обои кое-где разодраны, скатерть прожгли. Даже радио и то весит по диагонали. Дверь пока не закрывай, я в душ.

По ночному коридору с полотенцем в одной руке, с зубной пастой и щёткой в другой я прошёлся сначала в один конец коридора, и обнаружил там туалет и комнату с умывальниками. Затем прошлёпал в другое крыло, и там находчивые архитекторы воткнули туалет и умывальники.

«А где же у нас здесь душ?» – спросил я сам себя.

«В подвале, один на четыре этажа», - ответил мозг моего нового тела.

Глава 5

«Легко сказать - начинаю новую жизнь. А как это воплотить в реальность? С чего начать? Куда податься?» – думал я, шагая по проспекту Ильича. Затем повернув на улицу Автомобильную, ноги сами меня привели на площадь перед хоккейным стадионом «Торпедо». На входе в эту под открытым небом спортивную арену красовалась большая афиша: «Внимание всем! 1 октября состоится открытие XXVI-го чемпионата СССР по хоккею. Играют «Торпедо» Горький – «Спартак» Москва».

Конечно, в удовольствии посмотреть на то, как готовится город к стартовой встрече с москвичами, я оказать себе не смог. Я беспрепятственно прошёл через бесхозную вертушку, и поднялся на главную трибуну. В хоккейной коробке прямо по бетонному покрытию пацаны гоняли футбольный мяч. За баталией наблюдал дедушка интеллигентной внешности, в шляпе и с газеткой в руках. Есть такой странный тип болельщиков, которые коллекционируют вырезки об отчётах памятных матчей и собирают на безвозмездной основе бесценную спортивную статистику. Дедушка, возможно, был из таких любителей спорта.

- Добрый день, - поздоровался я. – Как же тут отец, будут играть первого октября в хоккей, когда погода во всю ещё шепчет?

В подтверждении моих слов парни забили очередной футбольный гол в маленькие хоккейные ворота.

- Сразу видно, что вы молодой человек не здешний, - ухмыльнулся дедушка в шляпе.

- Я хоть и тамошний, но теперь уже точно тутошний, - сказал я туманно.

- На следующей неделе, ближе к выходным включат холодильное оборудование, которое здесь с 1967 года, так что не волнуйтесь лёд к «Спартаку» будет, - интеллигентный старичок отложил «Советский спорт» в сторону. – А знаете, почему здесь сделали искусственный лёд? Это целая история. 19 марта 1960 года к нам приехал играть ЦСКА в одной четвёртой финала чемпионата СССР. Первый матч мы выиграли 6 – 5. А ко второй игре, которая по регламенту должна была состояться здесь же, лёд подтаял. Матч перенесли на вечер, но тут уж Тарасов забегал, включил все свои подковёрные рычаги и игру перенесли в Москву. Народищу собралось видимо-невидимо, чуть автобус с ЦСКА не перевернули. Вот в Москве уже наши не вытянули, проиграли, - дедушка в шляпе задумался. – 3 – 1 и 8 – 0. Всё помню - во память какая!

- То есть проиграли в 1960 году, а искусственный лёд седлали в 1967? – Удивился я логической нестыковке рассказа.

- Жизни не знаешь, - махнул рукой старичок. – У нас же экономика плановая! Пока план примут, пока утвердят, пока закрепят, ни один год пройдёт. Да и к тому же уже крытый хоккейный дворец спорта на том берегу Оки построили в 1965 году. Там, наверное, «Торпедо» к сезону готовится.

- А как туда доехать? – Я вспомнил, что когда-то играл по юношам в том дворце.

- Как? – Заулыбался дедушка. – На автобусе, конечно, метро ведь ещё не скоро прокопают. У нас же экономика плановая, понимать надо!

До остановки «Дворец спорта» я добирался минут тридцать. Посмотрел на город из окна автобуса. Каким мне показался Горький? Если был бы выпивший, то подумал, что еду по родной Твери. Та же самая архитектура. Да и к слову сказать, река Волга там тоже имеется.

У дворца спорта «Торпедо», на простеньком без больших архитектурных изысков здании громоздилась красными буквами гордая надпись: «СЛАВА КПСС». У бетонного крыльца стояло с десяток машин, главным образом с нашего завода, то есть волги разных модификаций. У одной был забавный номер три ноля, тройка, ГОЛ. «Блатная», - хмыкнул я.

«И чего я сюда приехал? Вспомнить далёкую юность? А почему нет? Если не знаешь с чего начать, или запутался в настоящем, то нужно всегда возвращаться к истокам», - с такими мыслями я поднялся по ступенькам к застеклённым панорамным окнам и дверям. Первую преграду, наружные двери прошёл свободно и легко, а дальше около железной вертушки, меня тормознул зоркий дедушка в служебной фуражке:

- Куда?

- Я тут по юношам шайбу гонял в своё время, хочется немного окунуться в ту атмосферу, пропусти отец на пятнадцать минут просто на трибунах посидеть, - взмолился я.

- Здесь весь Автозаводской район с клюшками по юношам бегал, а всех пропускать вертушка отвалится, - заворчал недовольный страж порядка.

Я вынул из кармана рыжую рублёвую бумажку и приложил её к стеклу с наружной стороны, накрыв сверху ладонью. Как бы давая понять, что рыжик случайно здесь приклеенный, готов сменить один кошелёк на другой, если согласие, которое есть продукт полного непротивления сторон, будет непременно достигнуто.

- Ты это чего? – Уже не так категорично спросил дед.

- Мне кажет это ваше, - я скосил глаза на рубль.

После чего вахтёр целых десять секунд красиво выразительно и даже художественно прокашлял.

- Пройдёшь, вон там сбоку, - показал страж спортивного дворца рукой. – Сядешь тихо с краю, и чтоб ни одна душа тебя не унюхала. Там сейчас «Торпедо» к сезону готовится. Понимать надо!

- Да я понимаю, - пробурчал я и пошёл туда по краю.

«Торпедовский» ледовый стадион был, прямо скажем, скромненьким. Вместимость всего четыре с лишним тысячи человек. «Молот», к примеру, в Перми вмещал целых шесть. «Лужники» - двенадцать тысяч зрителей. Правда были арены и хуже, например дворец спорта ЦСКА запускал внутрь всего две тысячи счастливчиков.

Я тихо, как очень большая мышка, протиснулся в толстую дверь и уселся на зрительское кресло с краю. Как всё-таки я соскучился по хоккею, ведь после травмы колена два года не мог в себя прийти, поверить что всё, закончил в двадцать с лишним. Потом коммерция закрутила, и хоккей остался в сознании, как далёкий яркий сон.

А на арене сейчас тренер с микрофоном гонял свою ледовую дружину и в хвост, и в гриву.

- Астафьев! Почему не добегаешь? – Гремел голос наставника команды, усиленный местной аудиосистемой. – Гордей! Пиво много пил что ли накануне?! Что спортивный режим – хер моржовый?! Так?! Молодец Федот! Всем брать пример с Федота! Терпим! Терпим! Терпим!

«Вроде с первого октября начало сезона, - вспомнил я афишу при входе на стадион. - Ничего, мужики, недельки две попотеете, базу физическую заложите, дальше тренировки пойдут поинтересней. Эх, мне бы сейчас туда, на лёд! Всё бы за это отдал».

Ещё пару минут посидев и погрустив, я поплёлся на выход, где уже дедуля в фуражке меня тревожно высматривал.

- Скажи, отец, а любители здесь тренируются? – спросил я.

Уж очень мне захотелось побегать хотя бы для себя. А что? Колени у моего нового тела в порядке. Да и физика на уровне, тренированная постоянными сексуальными нагрузками. На льду не сдохну – 100%.

- После восьми Игорь Петрович Троицкий с молодёжью работает. А что? На них посмотреть могу пустить и за двадцать копеек, - хитро улыбнулся вахтёр.

- Мне бы покататься с пацанами, хотя бы с боку. Как считаешь, пустят меня, нет? – Я уже начал было в уме прикидывать, что надо бы купить коньки, клюшку, спортивный костюм.

- Тебе, дылда, лет-то уже ближе к тридцатнику? Всё, баста! В твоём возрасте некоторые уже заканчивают. А ты начинать удумал, - обломал меня жестко дедуля. – И вообще двигай, давай. Не мешай мне здесь за порядком наблюдать!

«Да уж, хорошо первый день новой жизни начинается – с облома, - грустно усмехнулся я, топая в «Пельмешку». – Что в первой жизни с хоккеем не повезло, что во второй. А я ведь со своими габаритами на пятаке «молотил» всех подряд. «Центрфорвард оборонительного плана первого класса!» – говорил мне тренер. Спорт жестокая штука. Пока здоровый, пашешь - нужен всем. Как сломался – никому».

В «Пельменной» по традиции взял двойную порцию фирменного одноименного блюда, стакан сметаны, стакан компота, а вот от беленькой сразу отказался. Во-первых: денег жалко, которых итак не много. Во-вторых: а смысл? Вот о нём я и размышлял, автоматически поедая купленную мной пищу.

- Встретишь сегодня в восемь? – У столика возникла весёлая и подвижная Зинка.

- Нет, - я хмуро опрокинул внутрь желудка стакан густой сметаны.

- М-м-м, прошла любовь, завяли помидоры? – Женщина резко переменилась в лице.

- Понимаешь, Зиночка, - я салфеткой стёр белые усики от натурального молочного продукта. – Тяжело идёт пока «Война и Мир». Лев Толстой в ней только про один дуб целую главу изобразил. А кроме него - есть ещё ручеек, травка и небо Аустерлица. Не могу я мастера цеха подвести. Иначе план не вытянем в этом квартале, - я тяжело вздохнул.

- Знаю я твой план! – Вспыхнула Зинка. – Баб еб…шь в своей женской общаге! Всех без разбору!

Я чуть пельменем не подавился, от такой откровенности. И хорошо, что народ пока на смене впахивает и в «Пельмешке» кроме меня и работников общепита нет никого.

- Так его крой Зинаида, кобеля проклятого! – Добавила от кассы толстая тетенька в белом фартуке. - По бля..ям своим бегает, а нами порядочными пренебрегает! Сволочь!

- Вы соображаете, нет! – Я тоже завёлся от ничем не обоснованных нападок. – Я вам про Льва Толстого толкую. А вы всё к одному сводите. Если, значит, мужик литературой заинтересовался, то это дело нечистое, так? А если он домой на бровях приходит каждый день, то тут можно быть спокойной? Правильно?

Вдруг Зина разревелась и бросилась мне на шею просить прощение.

- Погоди, - я отстранил странную женщину. – Давай я тебя с мужем помирю. У меня рука легкая, - я показал свой кулак размером с кувалду. – Как дам ему в одно ухо, так из другого у него вся дурь вылетит.

- Сама помирюсь, - внезапно успокоилась женщина и вернулась к своей непосредственной работе. Да и в «Пельменной» появились новые голодные клиенты.

***

Первого сентября, с тяжелыми мыслями о том, что как жить дальше по новому – пока не знаю, к шести часам утра я грустно передвигал ноги в сторону заводской проходной. Единый людской поток, в котором я, как капля в полноводной реке безучастно плыл, монотонно гудел и тихо переговаривался.

«Как же мне сегодня смену отработать-то? – ломал я голову. – Я ведь завод видел только на картинке. И с какой стороны к фрезерному станку подойти даже представления не имею».

- Ванюха, здоров! – Вылез откуда-то маленький тщедушный мужичок.

«Данилыч, коллега», - вовремя пришла подсказка от шибко умного организма.

- Привет Данила, - я пожал сухонькую руку. – То есть Данилыч. Ты там это, в цехе, чуть что подскажешь какую кнопку нажать надо. Хорошо?

- Чё, память-то совсем от рук отбилась? – Хмыкнул мужичок. – А ты знашь чё, сразу иди к Ольге Борисовне в медпункт. Пусть она тебе бюллетень продлит.

- Разберёмся, - пробубнил я.

Но как оказалось, страх неизвестного ремесла - был напрасен. Тело моего предшественника, после команды – работать, само с деловым видом взяло в руки чертёж какой-то хреновины, повертело его и так и сяк и сразу направилось к станку. Чего там оно дальше само делало, я решил не вникать. Вроде что-то крутится, что-то фрезеруется, что-то сверлится, и нормально.

Два раза мимо пробегал мастер, и, померив штангенциркулем готовые загогулины, даже похвалил меня один раз.

- Иван, ты давай это прекращай так впахивать, - сказал мне какой-то высокий и худой мужчина, лет сорока семи. – А то нам нормы потом все повысят. Из-за твоего рвения. И будем мы за те же деньги долбить в два раза больше.

«Казимир Петрович, хороший мужик, тоже коллега», - прилетела новая вводная.

«Стоп работа», - скомандовал я своему организму. И рука сама собой нажала на красную кнопку, которая обесточила бездушную фрезерную железяку.

- Пойдём на политинформацию, - улыбнулся Петрович.

И наша троица в составе, я, Данилыч и Казимир Петрович, спустилась в маленькую укромную комнатушку. На стол, сделанный из ящика, легли две консервы - кильки в томатном соусе. Половина буханки черного хлеба и нарисовался маленький мерзавчик водки, такая миниатюрная бутылочка вместимостью в одну восьмую часть литра. Данилыч выставил три гранёных стакана, но я отрицательно покачал головой.

- Понимаю, после отравления - нельзя, - согласился сухенький мужичок. – Тогда поешь.

- Я, мужики, завтра тоже с собой хавчик принесу, - виновато пробубнил я, делая себе бутерброд с килькой. – Ещё плохо ориентируюсь в рабочем процессе.

Работяги за один присест быстро осушили содержимое фуфырика. У Петровича вмиг «загорелся глаз», и его тут же потянуло на философские темы.

- Мы, пролетарии, рабочий класс, в Советском союзе как в броне! – Вытолкнул наружу первую мысль Казимир. – Вот ты, Иван – детдомовский. Работу имеешь – раз. Койку в общаге – два. В очереди на жильё стоишь - три.

- Баб ещё до кучи имеет, - подсказал соратнику по труду дельную мысль Данилыч.

- Точно, - согласился Казимир Петрович. – Но…

Чем хотел было возмутиться Казимир, осталось загадкой, так как на огонёк заглянул мастер Ефимка, и потребовал немедленно приступить к выполнению служебных обязанностей. А я подумал, что нужно книжку какую-нибудь взять в библиотеке, чтобы было чем заняться, пока руки сами работают, выполняя норму на сто два процента.

После обеда прибежала взволнованная врачиха и долго уговаривала, чтобы я срочно зашёл на медицинский осмотр. Я же ответил, что не имею права в день знаний, когда все школьники как один сели за парты, увиливать от созидательного труда, прячась в медицинском кабинете. Ольга Борисовна предложила ещё раз подумать, а я сказал, что обязательно.

- В следующий раз на бюллетень не рассчитывай, - обиженно пробурчала знойная женщина, «мечта поэта».

Однако посетители на сегодня для меня не закончились. Появился около станка странный мужик в пиджаке с хитрыми и бегающими глазками. Он постоял, покряхтел справа, разминая в руках толстую тетрадь, затем обошёл слева.

- Если срочно надо что-то фрезернуть, то иди к мастеру, - пробурчал я недовольно. – Я не шабашу. Если только завтра и то не точно.

- Иван, не признал что ли? – Удивился мужик в пиджаке. – Это же я Самсонов Олег Палыч, физорг наших ремонтных цехов, механического и инструментального.

- Ну-ка отойди, - попросил я физорга. – Голову немного набок, улыбнись, боком повернись. Едрит мадрит, Самсонов, сукин сын, сколько лет, сколько зим?! – Картинно обрадовался я. – Чё пришёл-то?

- Кроме тебя некому постоять за честь подразделения, - затараторил Олег Палыч. – С сегодняшнего дня «Спартакиада» предприятия стартует. Нужно метнуть гирю.

- Куда метнуть? – Я выключил станок и присел на табурет, так как ноги за смену уже порядком устали.

- Да никуда, а на численность, то есть на сколькость. В общем, чем больше раз метнёшь, тем лучше. Значит, записываю тебя, - Самсонов открыл тетрадь и стал там что-то строчить. – Сегодня в восемь часов в спортзале ДК ГАЗ, форму иметь свою при себе.

Вдруг в проходе между стеллажами с заготовками появилась молодая девчуля лет примерно девятнадцати, плюс минус пару лет, в платье выше колен по теперешней смелой моде, и в туфлях на толстом каблуке. Ну, я естественно отвлёкся, посмотрел на новую персону женского пола. «Немного худовата», - автоматически отметил мой трудовой мозг. Я ей - приветливо улыбнулся, она мне - приветливо улыбнулась. А физорг Палыч почему-то враз посерел в лице.

- Я тебе чего сказал! – Цыкнул он на девушку. – Иди быстро в профком! А ты, куда пялишься кобель?! – Это уже предназначалось моей персоне. – Мало тебе местных баб? Кобелина такая! Со «Спартакиады» снимаю. Вычёркиваю!

Самсонов вскочил и побежал прятать своё «сокровище» от моих загребущих рук и прочих членов организма.

Но разговор имел продолжение быть, когда я после смены намыливал себе спину в душе.

- Ваня! – Окрикнул меня Самсонов из раздевалки. – Ты там?

- Нет меня! Чё надо? – Я перевёл мочалку в другую область тела, которая была чуть пониже спины.

- Выручай честь подразделение, - промямлил физорг. – Токарь Смирнов из ремонтно-механического спину дёрнул. На тебя одна надежда.

- Кто там сегодня с тобой приходил? – Я уже откровенно начинал посмеиваться над Самсоновым. – Дочь что ли?

- Ну? – Буркнул физорг.

- Познакомь, тогда метну я эту твою железяку, - хохотнул тихо я.

Дальше я услышал, как мужчина, что-то зло прошептал, и хлопнула дверь раздевалки.

Третий раунд переговоров состоялся уже около проходных завода. Самсонов очень долго жаловался на то, что уже третий год подряд наши цеха занимают последние места, что денег хронически не хватает, что мужики спиваются и последняя надежда только на мою молодецкую удаль.

- Ладно – махнул рукой я. – Не хочешь с дочерью знакомить, так и быть выписывай премию в сто рублей и по рукам!

- Она только-только в институт поступила, - жалобно проблеял физорг.

- Да успокойся, - я хлопнул Самсонова по плечу. – Всё равно она не в моём вкусе. Я люблю, чтобы было за что подержаться. Чтоб задница, как орех. Сегодня в восемь приду. А ты деньги ищи на премию. Если физорг, значит должен уметь организовать финансовую заинтересованность!

Глава 6

После заводской проходной первым делом заскочил в магазин. Так как нужны были белки, жиры и углеводы, без которых в спорте можно протянуть ноги раньше, чем придёт время принимать первые награды и поздравления. Поэтому я сходу купил два десятка яиц, рыбий жир, капусту, морковь, горох и макароны. И взял несколько консервов, чтобы было чем завтра с мужиками во время политинформации посидеть.

Оставалось решить одну пустяковую проблему - что это за вид спорта, в котором метают гирю? Возможно, физорг Самсонов перепутал, гирю должны будут не метать, а рвать, то есть делать ей рывки, когда она снизу вверх летит по большой траектории и фиксируется на вытянутой руке. Я на соревнованиях видел, как это делается, но сам в жизни никогда такой ерундой не занимался. Слишком нездоровый вид спорта, во-первых: спина полетит, во-вторых: живот вывалится.

В общаге, на моём четвёртом этаже царило какой-то оживлённое движение. Дверь в одной комнате моего левого крыла была раскрыта настежь и из неё разлеталась громкая музыка в стиле шейк с голосом Иосифа Кобзона:

Смешная челка, половина неба в глазах,

Идет девчонка с песней на устах.

Каблучки по асфальту стучат, на девчонку ребята глядят,

А девчонка идет, напевая песенку свою…

Рядом пританцовывал черноволосый парень, делая характерные движения руками и ногами, которыми он «тушил две сигаретки одновременно».

- Первый день сегодня в школе рабочей молодёжи! Отметить надо бы, - улыбнулся он мне.

- Если надо, то кто ж запретит? - Хмыкнул я. – Но в одиннадцать часов лично пройду проверю, чтоб магнитофон из розетки вытащили! А то тут через четыре комнаты слышно кто как под одеялом пердит. И вот ещё хотел спросить. Ты не в курсе, я раньше гиревым спортом занимался?

- Когда с армейки вернулся, было дело, а потом перешёл исключительно на спортивное двоеборье, - хохотнул парень.

- Может лыжное двоеборье? – Попытался уточнить я.

- Лыжное? – Захохотал он. – Ну, суди сам: литробол и женский пол, - парень опять весело заржал. - Кстати, пригласи девчонок из женской общаги к нам на чаепитие.

- Завязал, - пробурчал я.

Потом я поздоровался и с другими бегающими по коридору мужиками, которые готовились к первому сентября, поэтому приводили себя в порядок, чтоб произвести впечатление на своих новых великовозрастных одноклассниц. В комнате продукты легли на подоконник, а из-под кровати была вытащена и водружена на центр пыльная тридцатидвух килограммовая гиря.

- Занимался я, значит, гиревым спортом. Это хорошо, - пробормотал я и скомандовал организму, - гирю рывком поднимай…

Дворец культуры ГАЗ вмещал в себя почти все творческие коллективы Автозаводского района. Это и театр, и ансамбль пляски, и хор песни, и даже циркачи. «Строителям коммунизма все достижения культуры!» - гласила надпись на самой верхотуре трёхэтажного здания с шестью цилиндрическими колоннами.

А в маленьком спортзальчике, где для зрителей отвели лишь один вытянутый вдоль двух стен балкон, народу набилось видимо-невидимо, которые само собой балконом этим пренебрегли. Но лично у меня было такое чувство, что я здесь как голый король на площади. Спортивная форма, которая досталась мне от предшественника, была, мягко говоря, не первой и даже не второй свежести. Кеды – шнурки сгнили, и мне пришлось их продеть лишь через две дырочки, а так же один кед отчаянно просил каши. Трико – колени отвисли так, что можно было подумать, в них спрятаны два уродливых надувных шарика. А единственная чистая футболка оказалась с дырой. Дома я её кое-как заштопал, а здесь во время разминки она обратна отштопалась, зараза! А ещё кто-то пустил слух, что я отравился палёной водкой и склеил ласты. В общем, разглядывали меня все кому не лень и тихо посмеивались за моей спиной.

- Привет, - протянул руку мне один крепкий и коренастый парень. – Думал ты уже всё - спился окончательно. Я вот, кстати, на КМС недавно сдал. А ведь вместе начинали четыре года назад - помнишь?

- Кто старое помянет тому глаз вон, - пробубнил я, пожав крепкую руку. – А чё за четыре года мастера-то не дали? Засудили, происки завистников или сам не потянул?

- Кхе, - кашлянул мой будущий соперник. – Не надорвись с непривычки.

- А для меня главное не попрать основной Олимпийский принцип, что не в победе - счастье, а в участии, - хмыкнул я вслед.

Тут кто-то на магнитофоне врубил фанфары и участники «Спартакиады» дружбы трудящихся завода, по старой идиотской привычке выстроились вряд. Все двадцать человек, потому что по регламенту от каждого подразделения требовался лишь один участник, и неважно какого он был веса, роста, возраста и комплекции. Главное чтобы гиря в его руках трепетала, как игрушечная и как можно больше раз взлетела над головой за десять минут игрового времени.

Перед атлетами выступил глава заводского профкома, затем заместитель комсомольской организации предприятия. Точнее заместительница, которой я невольно залюбовался. Ладные ножки хорошо просматривались, так как мини-юбка ничего не скрывал. А через белую, обтягивающую тело водолазку, проступали красивые грудки и чётко-оформленная талия. Всё это довершало ангельское личико, обрамлённое тёмно-русыми волосами немного ниже плеч.

«Сейчас бы эту кобылку поставить в колено-локтевую позу, намотать волосы на кулак и вздрючить как следует!» - отозвался мой озабоченный мозг, доставшийся мне от предшественника.

«Мало тебе, моей подмоченной репутации, животное!» - ответил я ему.

Вдруг гиревики разразились дружными аплодисментами. Ну, и я пару раз хлопнул в ладоши за компанию. Затем вынесли четыре деревянных невысоких помоста, чтобы мы не расколотили паркетное покрытие спортзала. Напротив них поставили четыре стула для судейской бригады. А для ведения общего протокола соревнований выделили отдельный стол. Вот за ним и устроилась комсомолка с ангельской внешностью. А кроме неё глава профкома и ещё один крепкий мужчина в синей олимпийке. Сказали, что главный тренер сборной города по гиревому спорту.

Я спрятался подальше за спины болельщиков, чтобы лишний раз не отсвечивать рваными кедами, старыми трениками и драной футболкой.

«Дурила, сядь так, чтобы эту кобылку можно было лицезреть!» - не унимался организм моего предшественника.

«Сам дурила! – вспыхнул я. – Мало того что я для всех на районе кобелина озабоченная, так ещё сейчас одет как попрошайка, да и предчувствия у меня не хорошие от этой гиревой забавы».

Но тут появилась моя группа поддержки, физорг Самсонов с дочерью.

- Познакомься, - буркнул Олег Палыч. – Моя дочь – Светлана.

- Очень приятно, Тафгаев, - я сурово протянул лопатообразную ладонь девушке.

- Очень приятно, Света, - улыбнулась она и пожала мою пятерню тонкими пальчиками.

- Ты главное не волнуйся, - зашептал физорг, отодвинув корпусом дочь как можно дальше. – Жеребьёвка для нас хорошая, выступаешь с последней группой. Если дометнёшь гирю до пятого места, да ладно, хоть даже до шестого, премия с меня, как договорились. Договорились?

- Договорились, - уныло протянул я, так как что-то совсем расхотелось позориться перед ангелочком из комсомольской организации.

«Не могли, кого пострашнее пригласить в судейскую коллегию для ведения протокола? - бросил я в сердцах. – Не конкурс ведь красоты! Главное же, чтоб человек писал без ошибок».

«Сядь, говорю в другое место!» - вновь откликнулся мозг.

«Не дождешься!» - шикнул я на него.

За три минуты до выхода на помост, я выбросил порванную футболку в угол, и стал, как перед хоккейным матчем разминаться и разогреваться. Чтобы кровь по организму забегала, и чтобы первый пот выступил на лбу. Не хватало ещё травму получить!

- Тафгаев! – Заблажил перепуганный физорг Самсонов. – Ты где? Давай на арену! И запомни: в здоровом теле что?

- В здоровом теле, здоровый уйх! – Я, наконец, улыбнулся.

«Что за глупые комплексы? Хватит писюганить, не Олимпийское золото уплывает!» - подумал я и спросил физорга:

- Палыч, а какой у нас заводской рекорд?

- 192, - подсказали болельщик со стороны.

- Дохера, - поддакнул Самсонов. – Ванюша, до пятёрочки, прошу, дометни!

Я трусцой с голым красивым торсом выбежал перед всей частной публикой. Сжал две свои ладони и поднял их над головой, затем ещё показал знак «No pasaran!».

- Засекай! – Обратился я к своему персональному судье на стуле, который сжимал в кулаке секундомер и смотрел на меня со снисходительной усмешкой.

- Поехали, - вяло махнул он своей левой конечностью.

«Ну, сексуальное животное, гирю сейчас взял, поднял и рванул и так 191 раз! Нам нечестных рекордов не надо!» - скомандовал я своему организму.

И тот молча, взял, поднял и рванул, со спокойствием нефтяной автоматической качалки.

«Ну, дело пошло, - подумал я. – Где там у нас комсомолка за судейским столиком? Невидно. Ну и хрен с ней. Зато дочка физорга стоит рядом и повизгивает, когда судья отчитывает очередную десятку».

- Сто двенадцать, сто тринадцать, - долетел, монотонный голос судьи до моего сознания, когда рука почему-то стала необычно онемевать и отниматься.

- Товарищ судья, а руку сменить можно? – Спросил я, стоя с поднятой вверх гирей. – А то она что-то не того стала. Не такая резвая.

- Каким хером правила слушал? Один раз можно, - сурово глянул на меня блюститель спортивного закона.

- Так бы сразу и сказал, - выдохнул я и, опустив гирю, поменял руку.

«Что замер?! – прикрикнул я своему «тупому» организму. – Поехали дальше, время же идёт!»

И тело послушно заработало с механическим упрямством на все сто процентов. Я опять немного подумал о превратность человеческой судьбы. Прав ли был Раскольников, когда спрашивал: «Тварь я дрожащая или право имею?» Но вдруг народ вокруг что-то заволновался, засуетился, и я вернулся в действительность.

- Сто восемьдесят семь, - испугано пробормотал мой судья. – Сто восемьдесят восемь.

- Давай, Ванюша! – Взвизгнула высоким голоском дочка физорга Света. – Давай!

- Давай Тафгаев, давай ещё за ремонтный цех! – Ревел рядом сам вспотевший Самсонов. – Метни ещё чуть-чуть!

- Сто девяносто, - совсем погрустнел судья, который, по всей видимости, был из действующих спортсменов, из сборной города. – Сто девяносто один.

«Нам чужого не надо, ещё заставят на область гирю толкать, что я им - толкач какой-то? - подумал я и бросил тяжеленную железяку на деревянный помост. – Второго места мне за глаза!»

Весь народ разочарованно ахнул. Даже эта кобылка, то есть комсомолка, прибежала на меня посмотреть своими большими серыми глазами.

- Ты чего парень? – Подскочил со стула судья. – У тебя же ещё пять секунд в запасе оставались!

- Секунды остались, а желание кончилось, - пробормотал я, и только сейчас почувствовал как я реально затрахался от этого гиревого мазохизма.

Из-за чего еле-еле доплёлся до скамейки в самый дальний угол спортзала и рухнул на неё без сил. Рядом пританцовывал, как человек, которому срочно нужно по маленькому Олег Палыч, а так же меня поедала влюблённым взглядом его дочка Светлана.

«Не за что подержаться, - высказался категорично мой мозг. – Нам бы вот ту комсомольскую кобылку необъезженную оседлать. И поставить в колено-локтевую позу!»

«Отдохни! - Не выдержал я. – Между прочим, на лицо она вполне ничего. Большеглазенькая, носик немного вздёрнутый. Худая, правда, как щепка, зато на какую-то фигуристку похожа из будущего. Хотя они все там такие худосочные в будущем».

- Ну, ты и дал, Ваня, ну ты и дал! Ты им всем показал, что мастерство за два года не пропьёшь! – Тараторил физорг, поглядывая в сторону судейского столика, где заполняли почётные грамоты.

Кстати, награждение победителей состоялось тут же буквально через десять минут. Всех спортсменов опять выстроили вряд, включили фанфары на магнитофоне и зачитали статистическую информацию, что в этом году гирю рванули больше раз, чем в прошлом и в позапрошлом годах. Потом стали по одному приглашать призёров в центр зала.

- Третье место завоевал участник от команды заводоуправления! – Весело и торжественно продекламировала кобылка-комсомолка с ангельским лицом.

- Второе место досталось команде главного конструктора! – Ещё веселее добавила красавица.

«А я не понял? – сразу мелькнула возмущённая мысль. – Я что, даже до тройки не дотянул?»

- И первое место достаётся атлету из ремонтных цехов, инструментального и механического, - на этих словах комсомольский задор у ведущей вдруг исчерпался. – Давайте похлопаем спортсменам.

Меня в спину подтолкнул счастливый физорг Самсонов и громче всех, взвизгнув, зааплодировала Света. Я медленно поплёлся за почётной грамотой на центр зала и ради приличия помахал зрителям рукой, которую мне потом и пожал глава профкома. Грамоту сунула с лицом полным отвращения местная комсомольская королева красоты.

- Не ожидал, - шепнул мне, занявший второе место КМСник, с которым мы когда-то начинали заниматься гирей. – Ты же по рывку выполнил норматив на мастера спорта. Обалдеть просто.

- Я тоже не ожидал, - тихо признался я. – Сказали, что рекорд 192. Ну, я примерно на него и нацелился.

- Всё верно, - грустно усмехнулся парень, которому прочили заочно первое место. – Рекорд этот пять лет назад установили.

«Японский бог! – обругал я себя. – Ну, народ – не могли нормально объяснить сегодняшний расклад сил. Ввели в заблуждение!»

После награждения участники и зрители стали быстро сматывать манатки. Я тоже накинул рубаху на голое тело. И хотел уже отчалить, но практически тут же из-под тяжёлой руки выскочил худой и прыщавый корреспондент заводской многотиражки.

- Вот ты где, - выдохнул «мелкий шпингалет».

- Не ты, а вы, - рыкнул я.

- Простите, буквально пару вопросов, - затараторил газетчик. – Чем вы в жизни увлекаетесь, какая у вас мечта и пожелания заводчанам?

- Увлекаюсь? - Я впал в небольшой ступор, вспомнив про литробол и женский пол. – Пиши. Утром в пять часов я включаю пластинку Дмитрия Шостаковича и под эту музыку делаю зарядку. А в шесть уже стою за станком и выполняю план на 102 процента. В обед у нас с мужиками политинформация. После смены иду в заводскую библиотеку и читаю Льва Толстого «Войну и Мир». И перед сном снова занимаюсь саморазвитием - вдумчиво листаю двадцать первый том Большой Советской Энциклопедии. Это конечно пока.

- Оригинально, - обрадовался корреспондент, конспектируя мой бред в записную книжку.

- Пиши дальше, - я махнул пальцем. – Мечтаю пройти на лыжах до Северного полюса и обратно.

- А почему именно такой маршрут? – удивился борзописец.

- Потому что туда через полюс нельзя, там Канада и Америка. Наш идеологический враг, - я махнул рукой вперёд. – И наконец, хочу пожелать всем заводчанам, чтобы Горьковское «Торпедо» в этом году стало чемпионом СССР по хоккею!

- Скажите тоже, - промямлил «шпингалет». – Не вылететь бы из Высшей лиги.

- Я тебе вылечу, - я показал пареньку кулак размером с его же, возможно не глупую, голову.

Глава 7

Уже на подходе к любимой общаге, я понял, что веселье по поводу первого сентября вылилось на улицу. Потому что метров за пятьдесят я услышал гитару и нестройный рев нетрезвых глоток:

Для меня нет тебя прекрасней,

Но ловлю я твой взгляд напрасно,

Как виденье неуловима

Каждый день ты проходишь мимо...

- Мимо не проходи! – Окрикнули меня пацаны.

– У нас тут это, - один парень очень радостный от первого учебного дня, проведённого в вечерней школе, показал на три трёхлитровые банки, которые стояли под скамейкой.

По цвету содержимое ёмкостей чем-то напоминала мёд. Но то, что это был не мёд, я мог ручаться на сто процентов. Это было настоящее советское баночное пиво – производство, разливка и разбавка исключительно отечественная, без всякой иностранной интеграции.

А я повторяю вновь и вновь:

Не умирай любовь!

Не умирай любовь…

– Иван тобой тут интересовались, - доверительно сообщил мне черноволосый парнишка с моего этажа, когда я подошёл поздороваться.

- Из академии наук? – Решил уточнить я.

Мужики тут же поймали ха-ха и перестали терзать плохо настроенную гитару, у которой под гриф был просунут простой карандаш, а переднюю деку украшали две ГДРовские наклейки с красивыми тётками.

- Новый классный руководитель спрашивал, грозился прийти на производство с разборками, - ответил мне черноволосый.

- Рисковый мужик, наверное, - хмыкнул я. – Лады! Передайте, что загляну на днях. И это, чтоб в одиннадцать ноль-ноль были у меня по койкам. Иначе спущусь сюда и сам разнесу всех по палатам.

- А может с нами? – Робко предложил гитарист.

- В зявазке, - буркнул я.

Когда я поднялся на крыльцо и скрылся за дверью, мне стало интересно, что про меня народ местный думает, я остановился и прислушался к разговору под пивасик.

- Говорят, Иван целый стакан бензина на спор выпил, - поведал один голос. – И после этого у него с головой не порядок.

- Да не пиз…и! – Ответил другой. – Не бензина, а одеколона. И не на спор, а просто, чтобы догнаться. Но головой-то он точно двинулся.

- Мужики у нас полчаса осталось, - заволновался третий голос. – Давай уже разливай!

На вахте, неожиданно для меня, не в свою смену дежурила не злая бабушка, а добрая и послушная Катюха.

- А я твои упражнения делала, - заискивающе заулыбалась женщина.

«Чё смотришь, веди её кипятильник чинить - срочно! – Заголосил во мне чужой мозг. – С кобылкой-комсомолкой облом вышел по твоей вине! Теперь как ночью спокойно спать?»

Я кисло улыбнулся и, пытаясь унять сексуального маньяка во мне, медленно пошёл на лестницу.

- А ты, правда, мужа мне найдешь? – Остановила меня внезапным вопросом Катя.

- Есть один хороший мужик на примете, но он в разводе, и женщин побаивается, - ответил я, стараясь как можно быстрее покинуть неспокойное место.

- После одиннадцати-то зайдешь? – Этот вопрос вахтёрши долетел, когда я уже ускорившись, добежал до второго этажа.

«Зайдем после отбоя, куда мы денемся, - не успокаивался мой чужой мозг. – Не в женскую же общагу через окно карабкаться!»

«Это мы ещё поглядим!» – шикнул я на него.

В комнате молодой специалист Василёк, разложив на столе какие-то схемы и чертежи, яростно теребил себя за волосы. Я зашел, переоделся, выпил пять сырых яиц, отварил макароны с тушёнкой. Сдвинул бумаги будущего изобретателя автомобильного колеса в сторону, и поел. А сосед всё так же смотрел в одну точку на чертеже.

- Чё там, тараканы случайно линию какую-то важную отъели? – Попытался я развеселить парня.

- Что? – Он, наконец, поднял голову. – А? Здорова. Ошибся в расчётах, - всхлипнул «без году неделя» инженер.

- Да, к нам в цех ваших ошибок каждый день с десяток приходит, ничего, где надо просверлим, шлифанём, фрезернём, чего сейчас убиваться-то? – Я подмигнул Васильку. – Тебе нужно просто отвлечься. Ты мне вот что расскажи, у вас в конструкторском бюро работает такая комсомольская активистка: глаза – во! Грудь – такая хорошая и аккуратненькая, попка – сочная. Волосы тёмно-русые где-то чуть ниже плеч. И ещё, по совместительству - заместитель секретаря комсомольского комитета нашего завода.

- Яна Снегирёва, - расплылся в мечтательной улыбке совсем молодой специалист. – Звезда нашего КБ.

- В том смысле, что много интересных технических решений предлагает? – Задал я вопрос на уточнение.

- В том смысле, что красивая, принцесса, - Василёк расслабленно развалился на кровати. - Одевается всегда так, что глаз оторвать нельзя. А духами от неёпахнет, м-м-м, исключительно французскими.

- И кто же такую красоту еб, - я запнулся на полуслове. – То есть с кем она встречается?

- Ну, уж не с такими как ты и я - голодранцами, - вмиг загрустил мой сосед. – У неё родители – шишки, а встречает её у проходной на своей машине сын самого главного человека в городе. И цветы почти всегда охапками шлёт на работу. А она ходит рядом с нами, простыми инженерами и посмеивается. Я ведь из-за неё и напортачил сегодня, отвлёкся.

Василёк выговорившись снова углубился в чертежи.

А я хоть и устал, как чёрт после гиревого спорта, долго уснуть не мог. Снилась мне сначала врачиха, затем Зинка, потом Катька, ну и конечно кобылка-комсомолка. Что характерно все в неглиже! И все лезли ко мне целоваться, ну и я тоже не терялся. Мне семь раз объяснять не надо, с какой стороны женщину брать. А потом выскочила Светка, дочка физорга, с деревянным веслом в руках и давай им размахивать. Всех разогнала, и мне тоже прилетело за компанию в лоб. На этом сон с эротическими вставками оборвался, я тихо выругался, встал с кровати, натянув трикошки, взял банное полотенце.

- Ты куда? – Вдруг пробудился Василёк.

- В душ схожу, охлажусь, - пробурчал я.

«Заодно и кипятильник починим», - загундел под ухо мозг моего нового тела.

***

На заводе до обеда рабочая обстановка была тихой мирной и спокойной. И пока мой организм сам что-то там сверлил и фрезеровал, периодически посматривая в чертежи, я обдумывал несколько вопросов. И самый глобальный – нужно было с работой что-то решать. Ведь вот так стоять изо дня в день за станком, наблюдая со стороны как мои рабочие руки сами собой трудятся, я долго не смогу. Вникать же в технические тонкости профессии фрезеровщика вообще не хотелось. Мне бы в руки клюшку, на ноги коньки, а на голову каску, вот тогда бы я показал чего стою на самом деле. Ну, нельзя быть счастливым по жизни проживая её, скользя по течению, в роли кого-то другого.

Вопрос более мелкий – вахтёрша Катя. Опять не удержался этой ночью, как следствие целый час подсобное помещение использовалось не по назначению. Потом в душевой кабинке руки очень горячей и ненасытной женщины тоже мне не спинку тёрли. Если срочно не найду ей мужика, то в дальнейшем за себя ручаться не смогу. Это конечно пока сам холостой, то есть без постоянной подруги.

- Иван, - ко мне подошёл Казимир Петрович. – Ты давай закругляйся, во-первых: пошли на обед, во-вторых: притормози ты чуть-чуть с производственным рвением. Второй день стоишь за станком и как робот - долбишь без передышки. Другие мужики уже обижаются.

- Извини, задумался, - виновато пробубнил я. – Завтра принесу будильник, чтобы точно отсекать полезное рабочее время от бесполезного.

Заводская столовая, я вам скажу – это особое место любого предприятия. Так как во время смены особенно по цехам не погуляешь, каждый стоит по семь часов в своем рабочем уголке, и только здесь происходит настоящее единение пролетариев. Можно и с барышнями парой слов перекинуться, да и с мужиками разные деловые вопросы порешать, чтобы заработать лишнюю копеечку.

А какие страсти здесь порой разыгрываются, в театр ходить не надо. Кто в долг просит, кто дефицитные конфеты предлагает, кто хвастается обновкой, а уж слухи - кто с кем, где и когда, разносятся быстрее, чем в сети интернет. И если голодная толпа бурлит возбуждённо у раздачи, доказывая, что за мной занимали, то сытая расслабленно сидит за столиками и спичками в зубах ковыряет.

- Да, бл…ь, хорошо! – Заулыбался раскрасневшийся Данилыч, проглотив тарелку борща и пюре с котлетами. – Иван, может, ты навестишь Ольгу Борисовну. А то волнуется женщина, второй день, как голодная кошка мимо нас бегает.

- Да, - тяжело вздохнул Казимир, - политинформацию проводить на сухо – это не то.

- Не тот эффект! – Поддакнул ему политически подкованный коллега. – Как боль за весь мировой пролетариат прочувствовать, когда закусывать-то и нечего? И с врачихой опять-таки неудобно получается. Она же ждёт.

- Спелись? – Хмыкнул я. – А у меня может быть настроение на полшестого, что тогда? Конец дружбе? В общем так, я взял пачку чая, если хотите - можете чифирнуть. А с Ольгой Борисовной я поговорю, чтоб она не расстраивалась, но потом.

- Уже поели?! – Вклинился с подносом в разговор физорг Самсонов. – Тогда освобождай сиденье. Ванюша, а ты погодь. Пошептаться бы.

Данилыч с Петровичем грустно поплелись с грязной посудой к окошку в перегородке, которое заглядывало напрямик в моечную комнату.

- Мужики, у меня в тумбочке, чай и тушёнка, - сказал я им вслед.

Физорг же разложил на столе целую портянку из бумаги, что была расчерчена по линейке снизу доверху и справа налево. И в каждом прямоугольнике как курица лапой было что-то мелко нацарапано. Олег Палыч за два укуса умял пирожок с яйцом, что-то помычал, кивая на свои иероглифы. И лишь когда чай помог отправить остатки непрожёванной пищи в пищевод я разобрал, чего он от меня хочет.

- Сегодня волейбол, - прокашлялся Палыч. – Нужен ещё один игрок для команды. Ты как?

- Силовую подачу могу выполнить, - пожал я плечами. – Над сеткой играю в принципе сносно.

- Вот это нам больше всего и надо – сильная подача и игра с сеткой! – Заулыбался он. – Молодец, записываю. В воскресенье турнир по теннису. Тоже играть не кому, - пожаловался физорг.

- Я не знаю, играл пару раз на грунте. Тут ведь, наверное, придётся в зале ракеткой махать. А какой от паркета отскок, Бог его ведает, - я развёл руки в стороны.

- Причём здесь паркет и грунт? – Возмутился Самсонов. – На столе играть будем, тут главное знать какой отскок от стола. Теннис-то отстольный, темнота!

- А? – У внутренне улыбнулся. – Если отстольный, то записывай, я после силовых тренировок всегда за стол вставал, полезно для реакции. Но против КМСа, как в гирях, не потяну.

- Н-да-а, - задумался на несколько секунд физорг. – За заводоуправление играет мастер спорта, а за конструкторское бюро – КМС. Эх, всё равно играть некому, записываю. А в баскетбол играешь?

- Если только под кольцом потолкаться, врезать кому-нибудь. Рукам меткости не хватает, - признался я.

- Записываю. Тоже играть некому. Народ спивается, почти у всех - руки трясутся! Жаль, что ты на коньках не стоишь, за хоккей-то в зачёт «Спартакиады» больше всего очков дают. А так молодец выручил, - Самсонов протянул мне ладонь для рукопожатия.

- Кто сказал, что не стою? – Я чуть не подпрыгнул на стуле. – Вот в хоккей я как раз и играю по-настоящему, а в остальном так - полулюбитель.

***

На «политинформацию» в наш заводской кружок по интересам я пришёл с большим опозданием. Мужики уже чифирнули и вновь общались на разные философские темы. О смысле жизни, о загадках египетских пирамид, о Бермудском треугольнике и светлом будущем, которое, возможно, не за горами.

- Что там Самсонов тебе наплёл? – Развалился, как барин на поломанном кресле Казимир Петрович.

- Да много разного, - ответил я с грустинкой в глазах. – В профкоме хотят борьбу устроить против разведённых мужиков. Налог обещают ввести новый - за разведённость.

- Враньё, - махнул рукой Данилыч, которому как человеку женатому - было пофиг.

- Ага, как тридцать процентов вычтут из зарплаты, потом не делай вид, что не слышал, - я обречённо махнул рукой и потянулся к заварнику. – Осталось что глотнуть?

- Как тридцать! Не имеют такого морального права! – Заголосил Казимир. – Я законодательство от корки и до корки! Наизусть!

- Бесполезно, - я подмолодил заварку водой из тёплого чайника и налил себе в стакан напиток чайного цвета. – Если успеешь до конца месяца расписаться с кем-нибудь, то наоборот десять процентов доплатят. Тут уже весь завод гудит. Спешить надо Петрович, иначе даже страшненьких разберут. Останется одна бл..ь Марухина, что тогда делать будешь?

- Я так это дело не оставлю! – Взвыл Казимир и рванулся, надо полагать, в профком.

Не знаю, что ответили Казимиру в профкоме, но остаток первой смены мужик бегал весь зелёный. Несколько раз останавливался около меня, но поговорить о чем-то важном не решался. И где-то за час до конца, когда я, смахнув стружку и прибрав рабочее место, уже листал книжку, учебник «Новой истории», из нашей заводской библиотеки, Казимир Петрович пошёл на серьёзный разговор.

- В профкоме сказали - так нам разведённым и надо, - тяжело выдохнул он. – Может, ты подсобишь? Ну, это, сам знаешь, что. У тебя опыт большой в таких делах.

- Есть одна женщина порядочная, серьёзная, - с ленцой кивнул я. – Но в таком виде я тебя представить ей не могу.

- В каком таком? – Казимир растерянно посмотрел на свою, замызганную масляными пятнами, робу.

- Нужно побриться, подстричься, - я стал загибать пальцы. – И не мелочись, сделай стрижку модельную, а не полубокс какой-нибудь. Костюм купи новенький. Ботинки почисти. Возьми два билета на вечерний субботний сеанс. Но есть одно главное условие. Говорить? – Спросил я, посмотрев по сторонам.

- Какое условие? – Тоже зашептал Петрович.

- Нужна будет психическая атака, - я чуть-чуть помолчал, чтобы мои слова были восприняты максимально серьезно. – Когда после киношки в комнату её к себе приведёшь, прямо с порога, жёстко нагибаешь буквой «г», и тут уж так отодрать постарайся, чтоб в глазах потемнело. И после этого проживёте долго и счастливо. Будешь у неё, как сыр в масле кататься.

- Боязно что-то, - промямлил Казимир.

- А кому в этой жизни легко, Казимир Петрович, - вздохнул облегчённо я.

Глава 8

Если собрать волейбольную команду из шести случайных людей с пляжа, то вышло бы не хуже, чем наша ремонтных цехов дружина. Два бывших ПТУшника, один отец большого семейства, два высоких и худых хипаря, которые когда-то чем-то таким занимались. И я - бегаю по всей площадке красный как наш государственный флаг, с которым брали Берлин, и на всех ору.

Кстати сегодня прибарахлился. На часть последних денег купил прямо у нас на районе в магазине: новые кеды, китайские «Два мяча», трусы спортивные черные тканевые и футболку серую. А говорили в будущем, что в СССР был один сплошной дефицит. Враньё! Всё это валялось на полках без очереди. И продавщицы тоже попались обходительные, одна даже на кино намекала после рабочей смены.

«Ничего жить можно, сейчас ещё с волейболом разберусь, а там и до хоккея рукой подать. Ну, Самсонов, ну сукин сын! Втравил в гиблое дело!» - лихорадочно ругался я, принимая очередную подачу. И хоть с той стороны натянутой сетки тоже не боги волейбола, но они хотя бы все сегодня трезвые!

- Валерий Петрович! – Крикнул я на нашего разыгрывающего, за которого сегодня пришло поболеть целых пять детей и одна жена. – Вы же видите, я защитника играю, так что ж вы мне мяч над сеткой накидываете? Пасуйте чуть назад, на линию нападения!

- Виноват, - пробубнил полненький и абсолютно лысый мужчина.

- Толя! Коля! У вас же вроде есть разряд юношеский, должны представлять с какой стороны по мячику бить! Что ж вы его через сетку перекинуть не можете? – Шикнул я на двух патлатых хипарей примерно моего возраста.

- «Make love, not war!» - Улыбнулся Колян, что в его интерпретации звучало примерно так: я занимаюсь дрочкой, а не игрой.

- Всё, встали! Работаем на приём! – Рыкнул я, чуть не вписав обоих неформалов на фак.

Судья, который сидел на стремянке строго по центру площадки, над сеткой, посмотрел укоризненно на меня и свистнул новую подачу команды сборочного цеха №2. Крепенький мужичок с той стороны, невысоко подкинул мяч и его рука, описав половину воображаемой окружности за спиной, звонко залепила волейбольный снаряд на нашу половину.

Я такие подачи даже в школьные годы щёлкал как орешки. Но сейчас, когда один бравый ТПУшник кинулся на мяч как под танк, и при этом лёг мне под ноги, принять нормально не получилось. Зато повалялись на паркете и повеселили зрителей, которые от всей души гоготали стоя на балконе. Лишь одна дочка физорга, Светка, отчаянно сжимала за нас маленькие кулачки.

- Тринадцать - три в пользу цеха номер два, - безучастно прокомментировал счёт рефери.

- Товарищ судья, давай тайм-аут, а то все нервы закончились, - прорычал я, поглядывая на свою случайную команду.

- Соберитесь там! - Крикнул с балкона Олег Палыч, чтоб ему пусто было.

И по совету физорга мы собрались в кружок. ПТУшники виновато чесали затылки, Валера был спокоен, как удав, у него семья большая, ему волноваться нельзя. Хипари, Толя и Коля смотрели на меня почему-то с обидой, с безразличием и жалостью.

- По сколько перед игрой накатили? – Спросил я неформалов, от которых немного веяло характерным запашком.

- По две бутылочки «Жигулёвского», - честно признался пацифист, а точнее пофигист Колян.

- Имеем право после работы, - робко добавил Толик, который одним местом правильно чувствовал, исходящую от меня угрозу.

- А вы, студенты ПТУ первый раз сегодня в волейбол играете? – Глянул я на юных пролетариев.

- Почему? - Обиделся один. – Через сетку – первый. А так в «картошку» - мы часто играли.

- Ладно, - я махнул рукой. – Зрители смеются, и нам весело. Я тоже не прав, не работает здесь силовая подача. По новым правилам, то есть по старым, где за касание сетки наказывают, она не годится. Буду подавать планер. А расстановку сделаем следующую: Коля, Толя и ПТУ встаёте, как можно ближе к краям. Валера – при подаче соперника сразу бежишь к сетке и накидываешь мне на линию нападения и повыше. Буду бить пайп.

- Пайп? – Переспросил один студент технического учреждения.

- Это атака из шестой зоны, или по-русски – «эшелон», - пояснил я. – Конечно для нормального пайпа нужна обманка с первым темпом, но после «Жигулёвского» нам не до волейбольных изысков. Так ведь, Коля и Толя?

- А кто за всех принимать будет? – Поинтересовался пофигист Колян.

- Вы уже сегодня своё на грудь приняли, я буду и принимать, я буду и атаковать, - подмигнул я приунывшим ПТУшникам.

Судья с вышки свистнул командам - приготовится к подаче. Вообще в волейболе вся расстановка на площадке делается по номерам, не тем, которые на майках, а тем, на которые условно разделены игроки и игровые зоны на поле. Например: шестой номер – это центральный защитник, и его зона ответственности от лицевой лини до линии нападения по центру. Или, например, второй номер – это правый нападающий. И он играет справа примерно от линии нападения до сетки. А после потери подачи все игроки переходят с номера на номер по часовой стрелке. И судья за этим всем строго бдит! Чуть что может наказать за ошибку в этой несчастной расстановке.

Зачем такую никчёмную ерундистику придумали создатели игры – сказать сложно. Ведь кто-то лучше атакует, взлетая «орлом» над сеткой, а кто-то наоборот лучше принимает мяч, ныряя на паркет «рыбкой». Кто-то лучше пасует, кто-то лучше подаёт. Но все вынуждены придерживаться глупых формальных правил, которые после подачи испаряются.

Поэтому сейчас я, играя первого номера, то есть правого защитника встал чуть ближе к центру и сдвинул немного в левый край шестого и пятого номеров, чтоб под ноги не бросались.

- Виталич! Забей ремонтникам ещё парочку! – Крикнул сверху раскрасневшийся болельщик второго сборочного цеха. – Пора кончать эту волокиту! Трубы уже горят!

- Иди газировки пока попей! – Ответили нетерпеливому любителю спорта с другого края балкона.

- Подача цех №2, счёт 13 – 3, - сказал судья и дунул в свою противную свистульку.

И волейбольный снаряд с громким ударом по низкой траектории юркнул прямо на меня. Я сделал небольшой шажок вперёд, и на чётко вытянутые руки, на нижнюю часть предплечий, принял чуть обжигающий кожу мяч. Примерный отец большого семейства Валера, хладнокровно сместившись под сетку, тоже ударом снизу подбил его метра на четыре вверх и на два метра назад. Я легко взмыл ввысь и от души расстрелял противоположную половину волейбольного поля.

Мужики из второго цеха к единичной удаче своих соперников, то есть нас, ремонтников, отнеслись с философским безразличием. Подумаешь, переход подачи, когда разница в целых десять очков. Самсонов крикнул, что мы молодцы, а Светка громко похлопала в ладоши.

- Счёт 3 – 13, подача ремонтников, - устало пробормотал главный судья, который сегодня уже обслуживал четвёртую игру подряд.

Я взял в руки оранжевую кожаную сферу со шнуровкой наружу, которой можно было поцарапаться. И дважды сильно шлепнув по ней, по сфере, ладонью, с громким стуком ударил об паркет. Отошёл от края площадки на два метра, выдохнул, подкинул волейбольный снаряд, выпрыгнул и подрезал его ударом снизу. Мяч по пологой траектории долетел до сетки, камнем нырнул вниз и ударился об пол. Такая загогулина стала полной неожиданностью для мужиков со сборочного производства. Они немного поворчали друг на друга и тут же успокоились. Мало ли что с перепугу не бывает.

- Счёт 4 -13, подача ремонтников, - опять флегматично высказался рефери, сидя на стремянке.

«Не дошло, - ухмыльнулся я про себя. – Значит повторим». И я опять выполнил всё точно так же. Прыжок, удар, и подкрученный волейбольный снаряд как притянутый магнитом упал на свободный участок противоположной площадки.

- Мужики ближе к сетке вставать надо! – Первым подсказал, что делать болельщик, у которого трубы горели.

- Встали, собрались! – Прикрикнул капитан цеха №2.

- 5 -13, подача ремонтников, - сказал человек со свистком.

Я чуть-чуть подправил траекторию, и запустил ещё один планер с таким расчетом, чтобы мяч нырнул вниз не сразу, а пролетев ещё пару метров после разделительной сетки.

- Серёжа, твой! – Крикнул играющий тренер работяг с той стороны, но видя, что партнёр не успевает, сам рванулся на приём.

Однако Серёже об этом сказать уже не успел. В следующее мгновения два лба встретились так, что минуту стоял громкий и изобретательный мат на свободно выбранную тему. Судья тут же счёл своим долгом предъявить желтую карточку команде матерщинников.

- 6 – 13, - сказал рефери, уже улыбаясь.

После счёта 10 – 13, цех номер два, чтобы как следует поорать друг на друга взял спасительный тайм-аут.

- Мужики! – Крикнул нам физорг, свесившись с балкона. – Запомните наша сила в подаче, а не в приёме. Нужно больше подавать и меньше принимать!

Я хотел было послать Палыча подальше, за такую «умелую» командочку, но при его родной дочери, которая возможно ещё с мужчиной не испытала интимной близости, передумал.

- Хорошо полетело, - хмыкнул пацифист Николай, проковырявший в носу последние десять минут игрового времени.

- Если сегодня победим, - я выразительно глянул на неформалов. - То завтра тех, кто придёт, приняв на грудь «Жигулёвского», собственноручно перестригу из Джорджа Харрисона в Михаила Суслова.

Судья вновь дунул в свисток, призвав команды на игровое поле, разделённое натянутой на высоте два метра сорок три сантиметра сеткой. Я взял в руки мяч, как следует пару раз ударил его об пол, и подумал: «Какая замечательная подача – этот планер. Легкая и хитрая в отличие от энергозатратной силовой. Прямо как в жизни, бьёшься что есть мочи в закрытую дверь, а рядом сбоку - свободный проход».

Я запустил ещё пять самонаводящихся планирующих подач, и первая партия закончилась со счётом 15 - 13. И если вначале публику веселили мы, падая, сталкиваясь, матерясь и ругаясь между собой, то в конце «отжигали» исключительно коллеги из второго цеха.

- Разговор ещё не кончен, - угрожающе рыкнул капитан и играющий тренер проигравшей команды, когда мы менялись сторонами площадки.

- Чё такой грозный? – Улыбнулся я. – Опять империалисты что-то натворили? Тогда к нам какие претензии?

- Мы за мир, - пробурчал пацифист Николай.

- Хватит слов, - вмешался судья со стремянки. – Приготовились, подача ремонтников, вторая партия счёт 0 – 0.

Вторая партия явилась продолжением первой, особенно второй её части. Подача у меня полетела замечательно, а морально сломленный соперник всё больше ругался и расстраивался. Правда, семь раз им всё же удалось перекинуть мяч на нашу сторону. Но, во-первых: ПТУшники сыграли самоотверженно, а во-вторых: Толя и Коля постепенно протрезвели и вспомнили, что когда-то кое-что умели. А Валера – так вообще золотой человек, молчаливый, исполнительный, и как старый конь борозды нашей игры не испортил.

- Виталич, кончай эту волынку! Трубы горят! – Кричал болельщик второго цеха капитану своей команды, когда счёт второй партии остановился на обидных цифрах 15 – 0.

К сожалению, третью, заключительную партию так лихо отыграть не вышло, так как рука после вчерашней гири стала побаливать и давать сбои. Мяч всё меньше слушался меня и улетал, то в сетку, то в аут. Но мужики вовремя включились, да и моральное состояния соперника было не на высоте.

- Поздравляю! – Святился счастьем физорг. – Благодарю за игру! Ты тоже молодец. Держи пять. А ты чей? – Обратился он к мужику, который рядом с нами устало держался за стенку. - Ну, так иди к своей команде, там они в раздевалке всё еще разливают! Поздравляю, молодец! – Пожал он мою горячую, от шлепков по мячу, ладонь.

- Палыч, - остудил я маленько триумфатора. - Завтра перед игрой нужно хоть полчаса над тактикой поработать. Боюсь, во время матча нервы - сорвутся, рука - не выдержит, а мужики потом зря обижаться станут.

- Пойдём, по дороге обсудим, - почесал он свой затылок.

Я хотел сказать, что нам не по пути, но увидев нашу отчаянную болельщицу, Светку, передумал. На улице уже давно потемнело, но городское начальство, не поскупившись на освещение центральных улиц, сделало всё, чтобы люди могли спокойно добраться со второй заводской смены до своих квартир и комнат. Ещё меня удивило несколько встреченных нами с красными повязками дружинников, которые держались по трое. Вообще множество гуляющей весёлой молодежи, и огни города создавали ощущение всеобщего праздника, который моментально растворялся, когда пешеходный тротуар заворачивал в проулок.

- Ты просто не понимаешь, как нам повезло с жеребьёвкой! – Громко говорил командным голосом Олег Палыч. – Двадцать команд разбили на две группы. И в ту попали и заводоуправление и команда конструкторского бюро.

- А в чём удача? – Удивился я.

- В том, что за них перворазрядники и кандидаты в мастера играют, - физорг поднял указательный палец вверх.

- То есть и гирю тягают мастера, и в теннис – мастера, и в волейбол? – Спросил я. – Это же подстава!

- И в баскетбол, и в хоккей - тоже мастера! Наивный ты человек, как будто только вчера родился, - весело вышагивал физорг, ведя под ручку с противоположной стороны от меня свою дочь. – У нас же спорт – любительский! Это значит, мастера спорта должны же где-то числиться, чтобы работа тренировкам не мешала. Зато весь мир потом рукоплещет нашим победам. Поверь мне, спорт – это большая политика!

Тут мы миновали «Пельменную» и мой дремавший организм вдруг заблажи нечеловеческим голосом: «Скажи быстро до свидания и поворачивай к Зинке! Сколько можно издеваться? В женскую общагу не ходишь, врачиху не посещаешь, Катьку замуж выдал, комсомолку упустил! Протестую! Волюнтаризм! Зина-а-а!»

«Уймись! Схожу я завтра к Ольге Борисовне! - психанул я. – Голову с тобой покажу».

- А мы пришли, - улыбнулась Светка.

- Может, чаю поднимешься выпить? – Предложил на радостях физрук.

- В следующий раз, - откланялся я, пожав руку мужчине и кивнув девушке. – Дома сегодня студент, выпускник, сюрприз обещал приготовить, как бы чего не случилось. Он у меня ещё домашний, не перевоспитанный.

Глава 9

Почему-то именно в этот вечер стало отчётливо ясно, что жить с чужим голосом внутри своей головы – мне не комфортно. Кое-какие «плюшки», конечно, перепадали из-за того, что тело могло действовать в «автоматическом режиме». Например: гиря. Я бы никогда столько раз её не рванул. Ведь как только бы заболели мышцы, сразу бы включилась внутренняя сигнализация моего сознания: «Брось железяку! Спина – болит, рука – трещит, в ноге – стреляет! Десять раз поднял и нормально! Куда нам ещё? Сейчас помру-у-у!»

Именно так открывается второе дыхание, через преодоление внутреннего страха и запрета на бессмысленный подвиг. Или вот работа у станка. Достаточно мне просто задуматься над тем, что я сейчас делаю, и всё: прощай фреза, прощай деталь, прощай станок! А так тело без подключения сознания работает и быстрее и лучше. Но голос в голове уже реально задолбал!

«Сейчас идём к Зинке! Раскладываем её на столе, и так чтобы всё ходуном ходило! - бухтел он всю дорогу, но когда я приблизился к женской общаге, то голос просто взвыл. – Поворачивай оглобли! Поворачивай, говорю! Сейчас в окно влезем, и как сразу четверых по очереди возьмём! А потом отдохнём и ещё…»

«Да, помолчи! - я потряс отчаянно головой. – Сказано, завтра зайду к Ольге Борисовне! И хватит! Мне может быть Света, дочка физорга, нравится, - брякнул я голосу назло».

«А где там – грудь? Я спрашиваю – где там сиськи!? Нет, ты ответь – где наши законные сиськи?» - заверещал он.

Вот так «весело» с разговорами я и добрался до родного порога, где опять четвёрка парней на лавочке терзала гитару с модными ГДРовскими наклейками, оглашая окрестности новой дворовой песней:

Вечер опустился на город небольшой,

С девушкой любимой на танцы я пришёл.

Музыка играла, и кто-то танцевал,

Только лишь я один у стены стоял.

Стоп, стоп, люди, остановите этот ритм…

- Здоров, - я подошёл к музыкантам. – Останови-ка этот ритм, потом станцует девушка с другим. Чего сегодня отмечаем? Да не прячь пиво, уже заметил.

- Погода хорошая, - робко оправдался гитарист. – Последние тёплые дни на природе бы посидеть…

- В школе рабочей молодёжи сегодня были? – Я продолжал наседать.

- Были, - грустно проблеяли парни хором.

- Уроки выучили? – Я сделал грозное лицо.

- А нам не задавали, - ответил вновь за всех гитарист, рыжий и длинноволосый парень.

- Ничего, я как в школу приду сразу с этим наплевательским отношением разберусь, - я поднял здоровенный кулак. – Во что образование превратили? Либералы проклятые!

«Чё спрашивается, на парней накинулся? – подумал я, поднимаясь на крыльцо общаги. – Довёл меня всё-таки голосок!» Но пока шагал на четвёртый этаж, успел успокоиться и даже настроиться на сюрприз, который мне пообещал сосед. В комнате я обнаружил его, соседа Василька, в подавленном состоянии. Парень лежал на кровати, повернувшись лицом к стене и тихо подрагивал. Не то плакал, не то нервно смеялся. Без слов было понятно, что при приготовлении сюрприза что-то пошло не так.

- Что стряслось, интеллигенция? – Спросил я, бросив форму на кровать. – Главный конструктор назначил тебя главной женой? Теперь за все промахи всего коллектива будет сразу вызывать на ковёр?

- Курицу украли, - наконец покрасневшее лицо соседа оторвалось от стенки.

- Теперь рассказывай поподробней, - я внимательно присел напротив.

- Я хотел сюрприз – курицу запечь, - шмыгнул носом Василёк.

- То есть ты её в духовку сунул, а рядом постоять с книжкой забыл? – Догадался я в причине нервного расстройства. – Ладно, попытаюсь спасти хоть часть!

Я схватил сумку, с которой пришёл с волейбола, вынул из нее майку, трусы, полотенце и оставил одни китайские кеды. Затем выскочил в коридор и по ходу движения стал стучать в каждую дверь.

- Мужики, кому нужна целая бутылка водки?! – Кричал я.

- Чего? – Высунулся кто-то заспанный.

- Пузырь водки нужен, бесплатно? – Подмигнул я.

- Спрашиваешь! – Улыбнулся он.

- Чего стучишь? – Выглянули из другой комнаты.

- Бутылку водки подарили на волейболе, как лучшему игроку, а пить пока нельзя. Надо? – Хмыкнул я.

- Давай, - обрадовались и там.

В общем, через пять минут всё крыло моими стараниями высыпало в коридор. Я поднял высоко над головой холщовую сумку с кедами.

- Это бутылка водки, и получит её сейчас самый сообразительный! – Крикнул я и подождал, пока народ немного заволнуется.

- Что делать-то надо!

- На работу скоро, давай не томи!

- Сейчас засекаю три минуты, - я поднял одну руку вверх, как вождь индейского племени. – Ухожу в свою комнату и жду. Затем возвращаюсь обратно, открываю духовку, и чтобы курица была там, в тёплом домике! Иначе, вам лучше не знать, что будет дальше!

- А водка как же? – Спросил один парень, который хуже всех соображал.

- Водка? – Удивился я. – Когда прекратится воровство на кухне, с которым я сейчас буду бороться самым нещадным образом, тогда разопьём этот пузырь вместе. Время пошло!

Через три минуты куриный сюрприз, правда уже без ног, лежал в тарелке на столе нашей комнаты. Я могучими руками разломил несчастную путешественницу пополам. И не дожидаясь торжественных слов от Василька, свою половину умял в три счёта.

- Ваня, скажи, а зачем они чужое взяли? – Василий, хоть и курица вернулась в родные пенаты, был всё ещё подавлен. – Мы тут живём все на равных. Зачем воровать?

- Сложно сказать, - честно признался я. – У кого-то детская дурь из головы не выветрилась. А кто-то сам по натуре такой. Ему захапать чужое в удовольствие, в кайф. В каждом народе есть десять процентов коричневой субстанции, которая плохо пахнет и в воде не тонет. Если она здесь, то это мелочи: отловим, по мордасам надаём, перевоспитаем. А вот если она вдруг окажется там, всплывёт на самый верх, тогда всем плохо будет.

***

В пятницу вечером, волейбольная игра с цехами сборки кабин и кузовов длилась уже целый час. Счёт по партиям был один – один, первую взяли мы 15 – 10, вторую они 15 – 12. Не летел у меня сегодня планер, планирующая подача. Зато команда в целом заметно прибавила во всех компонентах, это и приём, и подстраховка, и взаимовыручка. Толя и Коля сегодня были трезвы, как стёклышки. Либо одумались, либо дорожили своей хиповской шевелюрой. Отец большого семейства Валера в игре был привычно надёжен и хладнокровен. Студенты ПТУ, Миша и Кирилл, которых с моей подачи прозвали Кирилл и Мефодий, нехватку мастерства компенсировали самоотверженностью. Кирилл уже по разу успел, спасая мяч, удариться в стену спортзала, и в скамейку у бровки. А Мефодий ушиб руку о железную стойку, к которой крепилась волейбольная сетка. Кстати, болельщиков во второй игровой день заметно прибавилось. Кроме заполненного балкона они сидели и на скамейках по краям игрового поля. На одной из таких скамеек ближе к сетке болел за нас физорг Самсонов с дочерью, которая безотрывно поедала меня своими большими глазами.

- Счёт 10 – 10, подача команды цехов сборки, - меланхолично произнёс судья на лестнице стремянке.

«Хорошая у соперника подача», - подумал я, когда мяч по пологой дуге просвистел над сеткой и немного вильнул в сторону. Я прыгнул влево и с большим трудом волейбольный снаряд отбил вверх, примерно на центр нашей половины. Валера метнувшись на мяч, своими толстыми пальцами отпасовал на край ближе к сетке, где неформалу Толику оставалось лишь в прыжке перекинуть кожаный шар на чужую половину. Никакой речи о вдумчивой атаке уже не шло. Но и у сборщиков кабин и кузовов, тоже не хватало в команде квалифицированных спортсменов. Поэтому довести мяч до чёткого акцентированного удара у них не получилось, они просто перекинули его на нашу половину. Мефодий посеменил назад и одной рукой долбанул по кожаной сфере наудачу. А удача в этом розыгрыше была на нашей стороне. Мяч прилетел под сетку на распаковщика Валеру, который навесил на пару метров назад, точно под мою атаку из шестой зоны. Прыжок и со звонким ударом волейбольный снаряд воткнулся на половине наших соперников. Зрители вяло похлопали в ладоши, все кроме Светки, которая эмоционально подпрыгнула со скамейки, взвизгнула и крикнула:

- Молодцы мальчики!

«Ну и влип я», - подумалось сразу.

- Дожимай «сборку» мужики, я в вас верю! – Чисто для проформы брякнул физорг и снова уткнулся в какие-то подсчёты в записной книжке.

- Счёт 10 – 10, переход подачи к команде ремонтников, - широко зевнул судья встречи.

***

Ещё до вечерней игры, во время рабочей смены, устав слушать голос в голове, который собирался жаловаться в ООН, если я срочно не посещу медицинский кабинет Ольги Борисовны, я сдался. До обеда оставалось примерно минут сорок. План на первую половину дня я уже перевыполнил. И Данилыч с Казимиром Петровичем пару раз подходили и намекали, что сегодня «питница», и надо бы того этого... Поэтому тянуть не было смысла. Я посмотрел по сторонам – нет ли по близости мастера, глубоко и виновато выдохнул и пошёл.

Сказать, что врачиха обрадовалась моему появлению в кабинете, всё равно, что ничего не сказать. Ольга Борисовна тут же закрыла дверь на шпингалет и, прижав меня к стене, обрушила на меня всю свою нерастраченную сексуальную энергию.

- Ложись на кушетку, - прошептала она, вдавливаясь своей шикарной грудью.

- Мне бы градусник поставить, - пробормотал я в ответ. – Температуру бы померить…

- Ложись быстро! – Чуть не вскрикнула врачиха. – Сейчас я тебе не только градусник поставлю!

И надо сказать угрозу она свою сдержала. А когда градусник вырос до размеров большого уличного термометра, Ольга Борисовна, оседлав меня, вставила его себе туда куда надо.

«Вот это я понимаю, вот это медицина! Хорошо, - выдохнул голос в голове. – Сейчас бери спирт, и к мужикам на политинформацию».

«Обойдёшься, - зло выпалил я. – По твоей милости замужнюю бабу трахаю. А я к этому не привык!»

«Теперь привыкай, - расслаблено ответил голос. – У неё муж ответственный партийные работник, у которого нервы, командировки и конференции, что ей теперь прикажешь до срока увядать?»

- Да, Ванечка, - обмякла и легла на меня Ольга Борисовна. – Хорошо, - тихо призналась она.

***

При счёте тринадцать – тринадцать я снова встал на подачу. И от досады на себя, на свою беспринципность, я зло ударил по мячу пару раз ладонью, вгоняя его в пол. Отошёл как можно дальше от лицевой линии, подбросил кожаную сферу вверх, разбежался, подпрыгнул и вмазал. Мяч, рассекая воздух с большой скоростью, просвистел на половину площадки сборщиков и воткнулся в голову одного из зазевавшихся мужиков, который вовремя не присел. Так возможно был бы аут, а теперь мяч улетел от ошарашенного работяги на балкон.

- О-о-о! – Ухнули все болельщики и зааплодировали.

- 14 - 13, подача ремонтников, - захлопал и сам судья на вышке. – Контрольный мяч!

- Ванюша давай! – Взвизгнула с бровки Света.

- Не посрами! – Грянул Самсонов.

«Слышь, ты там, в голове! – выругался я. – С Ольгой Борисовной всё! Баста!»

«Зарекался козёл в огороде капусту не есть», - хохотнул в ответ голос.

Я прижался спиной к стене спортзала, подбросил мяч, разбежался, подпрыгнул и ударил так, чтобы вопросов больше про медпункт не возникало. На этот раз команда двух сборочных цехов, не сговариваясь от пушечного выстрела, разбежалась в надежде на аут. Но волейбольная удача была со мной, и мяч попал в линию.

- Партия! – Заулыбался рефери. – 2 – 1 в пользу ремонтников. Смена площадки.

***

После врачихи я зашёл в буфет и купил там трёхлитровую банку томатного сока, а потом спустился к мужикам в нашу маленькую секретную комнатку. В кармане у меня была справка, по которой я в понедельник от смены на заводе отстранялся, чтобы пройти подробное обследование в поликлинике по поводу капризного шума в ушах. Именно так я сформулировал свой недуг для Ольги Борисовны. Правда я хотел три дня, но медсестра категорически воспротивилась, пустив скупую женскую слезинку. Пришлось согласиться на то, что дали.

- Вот и молодец, - потёр азартно ладони Данилыч. – И врачихе - хорошо и нам - неплохо. Волшебный пузырёк на раз, два - вынимай!

- Всё, - хмыкнул я. – Муж из командировки вернулся, эрекцию ему в санатории для партийной номенклатуры починили, вот справка. И с сегодняшнего дня у нас здесь трезвость - это норма жизни.

Данилыча от слов трезвость и норма жизни перекосило, как от инсульта.

- Кстати, - продолжил я. – Казимиру Петровичу пить нельзя, он у нас завтра женится. Будем употреблять сок, - я водрузил банку с напитком кроваво-красного цвета из томатов на стол рядом с закуской.

- Данилыч крепись, - поддержал идею с временным сухим законом Казимир. – У меня на свадьбе наверстаешь. Смотри, что в газетах пишут…

- Да идите вы с газетами! – Вскрикнул обломавшийся с выпивкой бедолага. – Это что ж такое дома будет, если я сегодня в пятницу трезвый приду? Нельзя же своих близких так сразу нервировать!

- Согласен, - улыбнулся я. – Гуманистические ценности нашего общества нужно блюсти. Поэтому предложение такое, приходишь трезвый. Рассказываешь жене о мировом кризисе капитализма и ставишь её в коленно-локтевую позу, чтобы компенсировать потерю нервных клеток.

- Чего? – Данилыча передёрнуло, как паралитика.

- Иван прав, - улыбнулся одними уголками рта Казимир. – Не дорабатываем мы с политической грамотностью на женском фронте. Когда жена просит новые сапоги её же не интересует, что в кап странах рабочих угнетают. А должно!

- Чего? – Данилыча снова нервно передёрнулся.

- Даже Ленин через это дело приобщал женщин к Мировой революции, - припомнил я кое-что из истории. – Надежда Константиновна – раз, Инесса Арманд – два.

- Надю не трожь! – Взвыл Данилыч и вприпрыжку покинул заседания нашего стихийного пролетарского кружка.

***

В четвёртой партии за счёт вернувшейся ко мне подачи оторвались на семь очков.

- 13 – 6, подача ремонтных цехов, - показал рукой судья.

На подачу вышел пацифист и пофигист Колян. Длинные волосы как звезда сцены отбросил назад, и лишь на чуть-чуть подбросив мяч, влепил по нему нижним основанием ладони. Подача вышла так себе, но на ту сторону перелетела. Сборщики, легко приняв такой простенький волейбольный выстрел, красиво разыграли, выведя на решающий бросок своего диагонального, который сбоку щёлкнул что есть силы. И только я подумал, что всё потеря подачи без вариантов, как вдруг Мефодий нырнув рыбкой, проехал на животе и успел сунуть ладонь между паркетом и мячом. Кожаный шар взвился на три метра ввысь. И я, недолго думая, выпрыгнул и бабахнул по нему, метя куда-то в угол вражеской половины площадки. Мужики со сборочных цехов растерялись и получили четырнадцатое очко.

- Мяч в поле, счёт: 14 – 6, подача ремонтников, матчбол! - Дунул в свисток судья.

- Ванюша давай! Мальчики забейте ещё один! – Прыгала на месте и требовала Светка, которая оказалась человеком очень настойчивым и устремлённым.

***

Перед самым концом смены, когда я уже рабочее место привёл в порядок, и листал учебник по «Истории», все же семилетнее образование нужно было исправлять хотя бы на десятилетку, явилась - не запылилась дочка физорга Светочка. Причёска, туфли на каблуке, платье чуть выше острых коленок. Прямо модный подиум для девочек-подростков среди серых железных стеллажей с заготовками. Ну, не тянула Света на свои девятнадцать лет!

- Привет! – Защебетала она. – Закончил уже работу?

- Нет, читаю учебник по истории мехобработки, - соврал я.

- А ты не хочешь меня куда-нибудь пригласить? – Девушка мило похлопала большими глазками.

- Нет, - я опять опустил голову в книгу.

- А в кино в субботу на последний сеанс? – Услышал я над ухом.

- И в субботу в кино не хочу, - я нервно перелистнул на новую страницу, хотя ещё на старой часть текста осталась недочитанной.

- А в воскресенье в наш кинотеатр «Мир»? – Уже заметно подрагивающим голосом спросила девушка.

- И в понедельник и так далее по дням недели, - пробурчал я.

Внезапно, как в кино у опытной актрисы сериалов, из глаз Светки сначала потекли большими каплями слёзы, потом раздался глухой тихий плач, затем звук постепенно усилия и перешёл на неприятные высокие частоты.

- Всё! В субботу! – Подскочил я со своей железной рабочей табуретки.

Моментально, в руках провокаторши появился платочек, слёзы испарились, и нарисовалась миленькая улыбка.

- Хорошо я согласна, - шмыгнула она носом. – Ну, пока.

- Теперь уж до свидания, - пробормотал я.

И когда это "чудное видение" исчезло я от переполнившей меня отрицательной энергии несколько раз пробежал по всему ремонтно-инструментальному участку. Остановился около Данилыча, который всё ещё что-то растачивал, дождался, когда он поднимет голову на меня и сказал:

- Данилыч! Срочно нужно подать ноту в ООН! Чтобы Женевской конвенцией женский плач приравняли к оружию массового психического поражения! И запретили его использовать в мирных целях!

- Хорошее предложение, - согласился мой коллега. – Привлечём общественность! Хватит! Натерпелись!

***

- Давай Коля мочи на матчбол! – Заревел Самсонов. – Ещё чуть-чуть и мы в полуфинале!

- Да не кричите ему под руку! – Остудил я физорга. – Николай просто перекинь мяч.

- Легко, - улыбнулся Колян.

Но вдруг неформал подкинул волейбольный снаряд гораздо выше, чем обычно, и с перепугу махнул так, что лишь верхними пальцами зацепил по мячу. Кожаная сфера сильно закрутилась и по высокой дуге полетела на сторону сборщиков. Все на мгновение замерли в ожидании того, куда брякнется волейбольная сфера. И… Она рухнула точно под сетку команды соперников. Кто-то из мужиков той команды бросился этот мяч поднимать, но лишь успел пальцами зацепить пролетевший по невероятной траектории волейбольный снаряд.

- Го-о-ол! – Заорал и запрыгал на месте Колян.

- Мы сделали это! Мы в полуфинале! – Бросился его поздравлять друг Толик, а так же ПТУшники Кирилл и Мефодий.

Я скромно пожал руку Валере, которого уже заждалась дома большая семья.

И тут Света на высоких ультразвуковых частотах взвизгнула, выскочила в поле и повисла на моей толстой шее. Физорг Самсонов беспомощно всплеснул руками.

«Ну, где там грудь? – презрительно хмыкнул голос в голове. – Пусто!»

«Да помолчи, сам вижу, что влип!» - рыкнул я

Глава 10

Вечер пятницы в общаге – это самое непредсказуемое время. Многие чудеса можно увидеть в коридоре. Например: человека, который забыл, в какую комнату пришёл в гости. И поэтому на его вопрос: «А ты меня узнаешь?» Можно смело отвечать: «Спросите в другом крыле, дедушка Мороз». Иногда встречаются и очень странные товарищи, которым именно сейчас отчаянно не хватает денег на комсомольские взносы. И вот ведь что удумали, заразы, сразу заходят с провокационным вопросом: «А ты Ленина уважаешь?» Бывает и экзотика. Например: парни, бегущие по коридору в одних трусах с криками: «Ку-ка-ре-ку!» Но это не от большого ума.

И самое обычное дело - это услышать в туалете страшный рёв, который через коммуникейшен труб предназначается всем братьям по разуму, что в данный момент «подключились» к канализационной системе. Однако разобрать, что хотел передать страшным звуком «ы-ы-э-э» товарищ не представляется возможным.

Когда я вернулся с волейбола, у нас на четвёртом этаже в холле между правым и левым крылом устроили танцы под магнитофон, который надрывался ритмами зарубежной эстрады:

Ob-la-di ob-la-da, life goes on bra.

La-la how the life goes on.

Ob-la-di ob-la-da, life goes on bra.

La-la how the life goeson…

Заводские парни весело отплясывали с нашими же заводскими девчонками, не смотря на сильный шип пиратской аудиозаписи. Некоторые, а точнее сказать почти все, меня узнали. Я кивнул для приличия, чтобы не подумали, дескать – зазнался. И шикнув на голос в голове, который требовал праздника и танцев с девочками, устало потопал в свою комнату.

Сосед сегодня просто сиял, как будто выиграл в лотерею мотоцикл с коляской и путёвку в санаторий на берег Чёрного моря.

- Рассказывай, - брякнул я с порога.

- На меня Яна Снегирёва обратила внимание, - затараторил счастливый молодой специалист. – Макароны разогреть?

- Да, и забубонь в них парочку сырых яиц, а я пока руки продезинфицирую специальным раствором воды из-под крана, - сказал я, бросив форму в ящик и взяв взамен ванные принадлежности.

- Сижу я за кульманом сегодня и черчу, - продолжил рассказ Василёк после небольшой вынужденной паузы. – И тут подходит она, принцесса. Платье – закачаешься. Даже свет из окна стал ярче. Во как!

- Вполне объяснимый медицинский факт, - хмыкнул я, уминая макароны с яйцом, – Из-за выброса в кровь гормона удовольствия дофамина, всегда наступает временное просветление в голове. Давай ври дальше.

- Подходит и говорит: «Василий сходи в буфет за сдобными булочками к чаю. Я сегодня из дома чай английский принесла». Представляешь? – Радостно развалился на кровати сосед. – Я сбегал, купил, принёс. А она говорит: «Спасибо, какой ты молодец. Но у нас тут компания большая собирается, всем не хватит, купи ещё пирожков с яйцом».

- Ясно, и сколько раз она тебя ещё в буфет гоняла? – Я положил вилку с ножом в уже пустую сковородку.

- А как ты догадался, что она ещё раз меня туда? – Удивился наивный юноша со взглядом горящим.

- Надо же чем-то принцессе занять прислугу, и ей приятно, и окружающим её высочество придворным весело. И самое главное слуга с идиотской улыбкой на лице всегда рад исполнить каприз, - я тоже блаженно откинулся на свою кровать. – В следующий раз пошли её в магазин, чтобы она купила тебе новые носки. А то ходишь в каком-то дранье.

- Она не такая! – Вскочил Василёк как ужаленный в одно место.

И ещё немного я бы ему отвесил дружескую и отрезвляющую оплеуху, но в дверь кто-то осторожно постучал. Готов был биться об заклад, что в коридоре сейчас стояла женщина, или девушка, что не принципиально. Поэтому открывать врата в своё захолустье направился лично.

«Что я говорил, - улыбнулся мысленно я, впуская в комнату красивую черноволосую с немного восточными чертами лица барышню. – Эй, там в голове! Кто такая, почему не знаю?»

«Марина, - вздохнул голос. – Моя последняя любовь. Завтра замуж выходит за студента Универа».

- Привет, - улыбнулась Марина немного шальной улыбкой.

- Василий сходи на дискотеку, пожалуйста, - прокашлялся я. – Если кто полезет выяснять – что ты за фрукт? Ответишь, что мой кореш. Кстати если надумаешь пригласить девушку на медленный танец, тоже можешь сказать, что мой лучший друг.

- Я брюки надену, отвернитесь, - пробубнил обиженный на меня Василёк.

«Значит замуж завтра за одного, а на приключения сегодня к другому. Высокие отношения», - высказался я скорее для своего голоса в голове. При этом самым наглым образом рассмотрел фигурку вечерней гостьи. Полненькие ножки, упругая попка, осиная талия и сисечки третьего размера, и все это спрятано под прелестной, мини-юбкой до середины бедра в горошек.

«Нагибай её прямо здесь в прихожей у стены!» – взвыл сексуальный агрессор в голове.

«Умолкни, охрипнешь, - зло бросил я. – Дай послушать чего она бормочет!»

- Я плохая, я знаю, я очень плохая, - бубнила виновато барышня, глядя на меня хитрыми глазками.

- Да нет, ты не плохая, - я положил широченную ладонь на талию девушки, опустил её ниже и сжал упругий бугорок.

- Ой. Ты так думаешь? – Вздрогнула Марина всем телом.

- Уверен, - я провёл рукой обратно вверх и намотал распущенные чёрные волосы на кулак. – Ты просто – бл…ь!

- Да! Делай со мной что хочешь! Называй, как хочешь, - гостью затрясло от возбуждения. – Я в последний раз хочу сойти с тобой сума!

- Я вот сейчас с тебя платье сниму и прогоню в том, в чём ты останешься по общаге, сразу с катушек слетишь! - Я со всей силы залепил свободной рукой по филейной части.

- Сдурел? – Вдруг опомнившись, дёрнулась девушка, но вырваться не смогла.

- Я понимаю баб одиноких, которые без мужика на стенку лезут, - я ещё раз шлёпнул по заднице. – Я понимаю тех жён, у кого мужья в борьбе за карьеру импотентами стали, - прошипел я, влепив ещё раз. – Но таких как ты – бл…ей никогда не понимал, - четвёртый шлепок вышел такими, что все зарождающиеся целюлитенки разлетелись на молекулы и атомы.

- Пусти дурак! – Взвизгнула изменница.

- Свободна! – Я распахнул дверь, в которую вся красная как рак вылетела неверная невеста. – Пусть жених узнает адрес ближайшей комиссионки, чтоб рога сдавать для пополнения семейного бюджета! – Крикнул я вслед.

«Ну, ты и придурок, - прогундосил голос в голове. – Больше ничего тебе не скажу!»

«Вот и замечательно!» – выдохнул радостно я.

***

Заключительный день волейбольного турнира в рамках «Спартакиады» заводских коллективов был устроен в формате финала четырёх. Это означало, что сначала будут сыграны полуфиналы, а затем матч за третье место и в конце - за перовое. Перед битвой «титанов» за призовые места организаторы, заводской профком и комитет комсомола, попросили команды построиться, чтобы поднять флаг и толкнуть пару мотивирующих слов.

- Это заводоуправление, а это команда конструкторского бюро, - на ухо мне шепнул физорг Самсонов.

- Здоровые лоси, - мысленно присвистнул я, рассматривая нескольких парней ростом под два метра. – А кроме перворазрядников у них в командах хоть кто-то ещё есть?

- Да, - кивнул головой Олег Палыч. – Вон тот высокий ещё недавно за «Радиотехнику» из Риги играл, мастер спорта. А вон тот за «Автомобилист» из Ленинграда всю сознательную жизнь по мячику стучал. Сейчас здесь в заводоуправлении числится кем-то, чтоб наша заводская команда на первенство области всем «прикурить давала».

«Не туда смотришь! – проснулся голос в голове. – Вон чем надо любоваться! Яна Снегирёва. Какие ножки!»

«Сам вижу не слепой», - буркнул я.

Коротенькая белая юбочка с какими-то складками внизу, широкий кожаный ремень, яркая рубашка и белые босоножки на высоком толстом каблуке, всё это говорило о многом. Во-первых: девушка вряд ли передвигается по городу пешком. Не для нашей грязной осенней погоды наряд. Во-вторых: родители для дитяти явно ничего не жалеют. Захотела работать в КБ, пожалуйста. А в-третьих: самолюбование, возведённое в абсолют, намекало о неких скрытых комплексах, в которых мне ковыряться не было ни желания, ни времени, так как судья на вышке дал свиток к началу первой полуфинальной игры.

И первыми на паркет вышли мы, ремонтники против конструкторов, пролетарии против технической интеллигенции, которых почему-то возглавлял двухметровый рижанин из «Радиотехники». Кстати, и весь основной костяк наших соперников, конечно по чистой случайности, составили студенты-практиканты и по совместительству перворазрядники из волейбольной команды ГГУ имени Лобачевского.

- Товарищ судья, - возмутился я чистой подставой. – Почему практиканты сегодня не на практике, а на волейболе?

- Потому что сегодня суббота, - усмехнулся беспристрастный рефери.

- Тем более, пусть техническую документацию изучают, - пробурчал я.

- Счёт 0 – 0, подача конструкторов! – Дунул в свисток и тут же забыл про меня судья на вышке.

Первым вышел на эту подачу двухметровый рижанин. Он несколько раз постучал мячом в пол, чтобы проверить прыгучесть кожаной сферы. Затем подкинул её и смачно влепил натренированной ладонью.

- Аут! – Успел крикнуть я, обратив внимание на траекторию подачи.

И вся наша задняя лини разом присела, чтобы мяч случайно никого не зацепил. Благо я оказался прав. Однако наша подача так же улетела за пределы площадки. И вообще начало партии вышло ничейным и нервным. Из-за большого желания мячи летели, что у нас, что и у них либо в сетку, либо в «молоко».

Зато сразу стало понятно, что большинство зрителей на балконе вверху, и на скамейках внизу - болеет за нас. Точнее против конструкторов. А за нас были – моя персональная болельщица Света, жена и пятеро ребятишек связующего игрока Валеры и физорг Самсонов. Куда ему деваться? Он по нашим результатам потом отчёт будет писать. На скамейке я также заметил своего соседа по комнате Василька, который «поедал» глазами принцессу Снегирёву и немного переживал за своих коллег. Кстати о принцессе, она почему-то несколько раз гневно посмотрела на меня.

«Смотри, опять смотрит, - забубнил голос в голове. – Подай, как следует! Не будь тряпкой!»

«Не трещи под руку!» - разозлился я на себя, подбросил мяч и, разбежавшись, залепил мощнейшую силовую подачу по диагонали. Практикант перворазрядник на той стороне площадки успел лишь чуть-чуть дернуться, прежде чем волейбольный снаряд попал ему в грудь.

- О-о-о! – Захлопали зрители в зале.

- Счёт 5 – 4, подача ремонтников, - сказал судья на вышке.

- Ванечка давай ещё! – Взвизгнула эмоциональная дочка физорга Светка.

«Специально для персональной болельщицы», - подумал я, поднимая мяч с пола.

«Смотри, как у нашей кобылки бровки удивлённо поднялись! - обрадовался голос не моего разума на реакцию принцессы. – Долбани ещё раз. И клинья можно подбивать!»

- Клинья, клинья, воткнуть бы одно в тебя, - пробубнил я под нос, и снова, разбежавшись, подпрыгнул и как из пушки выстрелил в ту же первую зону.

Под вторую подряд силовую подачу практикант уже успел подставить руки, но и это ничего не решило. Потому что мяч отрикошетив улетел на балкон, где им немножко поигрались и зрители.

- Счёт 6 – 4, подача команды ремонтников, - улыбнулся судья.

- Ванюша молодец! – Не скрывала восторга Света.

- Дави конструкторов! – Кто-то гаркнул с балкона.

- Я тебе подавлю! – Ответили ему с другого края чей-то басок. – Соберитесь мужики! Давай за наш КБ!

Конструктора быстро перекинулись парой слов и чтобы взять третью мою силовую подачу отступили на пару метров назад. Я, обстучав об пол кожаную сферу, задумался на пару секунд, затем подкинул мяч на ход, разбежался и выполнил аккуратную подрезку. Планер сначала пролетел по пологой траектории и камнем юркну вниз, только-только миновав сетку. Само собой этого никто из команды КБ не ожидал.

- Да-а-а! – Вскрикнули все мои партнёры по команде.

- Дави! – Перекрикивая аплодисменты, добавил перцу всё тот же неуёмный болельщик.

- Семь – четыре, - сказал судья. – Тайм-аут взяла команда конструкторов.

Мы встали в кружок, где просто подбодрив друг друга, сделали по нескольку глотков воды. Лично я принёс на игру фляжку с кипячёной водой. Семьянин Валера предусмотрительно захватил термос с теплым без сахара чаем.

- Ну, красавцы! – Вклинился в кружок физорг Самсонов. – Мужики, нужно обязательно дожимать интеллигенцию, дожимать!

- Так это, Олег Палыч премию бы нам подкинуть, - заулыбался неформал Коля.

- И премия будет, и закуска в раздевалке, - горячо зашептал физорг. – И победа за нами тоже!

- Пошли на площадку, победители, - хмыкнул я. – Ещё играть и играть.

Хоть я и сомневался, однако первую партию мы дожали. Знатно я «помучил» конструкторов на своей подаче. Правда и рижанин нас «помучил» на своей. Но последний в партии мяч, который самоотверженно вытащил из аута ПТУшник Кирилл, я засандалил практикантам-перворазрядникам в высоком прыжке с разворота.

- 15 – 12, смена площадки, - подвёл черту первой партии беспристрастный рефери.

В перерыве к нам подошёл двухметровый мужик из команды заводоуправления, мастер спорта из Ленинграда, пожелал удачи и пожал мне руку.

- Чё это он? – Удивился ПТУшник Мефодий, который в миру был просто Миша.

- Ясное дело, - ответил за меня Колян. – Хотят, чтобы мы в финал попали, где легко разделают нас под орех.

- А нам и второе место будет нормально, - выскочил неожиданно сбоку Самсонов, и что-то записал себе в маленькую книжку. – Всё так и задумано.

Я стёр пот полотенцем с лица и увидел перед собой Свету.

- А я причёску новую сделала, - улыбнулась она, хвастаясь завитыми волосами.

- Зря, - пробурчал я. – Тебе, когда волосы прямые, больше идёт. Мужики, пошли на паркет!

Я бросил полотенце в сумку, и чтобы не видеть капризное личико персональной болельщицы посеменил на площадку.

«Не слушал меня, - забубнил голос в голове. – Вот теперь познакомься, Попадосий Попадосович Попадосов, собственной персоной. Груди – нет, задницы - тоже. Отменяй кино на сегодня!»

«Не визжи под руку, - шикнул я. – А то я, назло тебе, с ней после кина целоваться ещё буду».

«Прощай авторитет», - загрустил голос.

Первой подачей во второй партии я сразу решил исполнить планер, чтобы сыграть максимально надёжно. Я не стал делать большого разбега, отошёл на три шага, подбросил мяч и подрезал аккуратно во вторую зону. Это та часть площадки соперника, которая находится у сетки слева от меня. И вдруг на мяч бросился двухметровый бывший игрок рижской «Радиотехники». Он, вытянувшись как удав растянулся на паркете, просунул под мяч внешней стороной ладонь и чётко принял мою коварную подачу. Мячик подлетел вверх ближе к центру, где его подбросил метров на пять связующий игрок. И пока кожаная сфера описывала высокую дугу в воздухе, рижанин успел встать, и, выпрыгнув так, что верхний край сетки стал ему по грудь, хлёстко влепил по бедному мячу. Волейбольный снаряд почти вертикально воткнулся в нашу половину поля.

- Чё это они так разозлись? – Поинтересовался Колян у меня.

- Тоже премию пообещали, - пробормотал я.

- Сколько? – Оживился ещё один неформал Толя.

- Сейчас мало не покажется, - ответил я. – Встали, держим приём - внимательно! – Я громко несколько раз хлопнул в ладоши.

Не знаю о чём говорили в перерыве ребята, играющие за конструкторов, но долбить они принялись нас с первых подач второй партии основательно. Лишь чудом на моей подаче мы держались, проигрывая всего три четыре очка. И ближе к концу второй партии, при счёте 13 – 9, я взял тайм-аут.

- Если сейчас подачу не поднимем, то всё – писец, - тяжело выдохнул я, так как напрыгался уже вдоволь. – Нельзя дать им выиграть вторую партию.

- Да ладно, эту отдадим, следующую возьмём, - махнул рукой пацифист Николай.

- Если они эту партию возьмут, то игру "поймают" и дожмут нас на классе, - высказался молчун Валера.

- Всё правильно! – Сказал своё слово ещё один волосатик Толя. – Сейчас встали, взяли, забили и добили. А если тебе, Колян, премия не нужна, то так и скажи. Лично я себе уже новые «пласты» Роллингов присмотрел.

- Где? – Сразу заволновался Коля.

- Места знать надо, а не хлебалом щёлкать, - хмыкнул Толя.

- Ну, давайте мужики за Роллинг Стоунз! – Я протянул руку, чтобы на неё сложили свои пятерни все игроки нашей команды. - Ай кэнт гет ноу сэтисфакшен! Ай кэнт гет ноу сэтисфакшен!

- Коз ау трай энд ай трай энд ай трай энд ай трай! – Заголосили хором неформалы с ПТУшниками, лишь Валера озадаченно почесал свой затылок.

- Всё, пошли! – Крикнул я.

Подача от какого-то практиканта вышла на редкость сложной. Однако Мефодий прыгнул в угол как вратарь Лев Яшин и одной рукой выбил мяч в сторону сетки, где ещё один прыжок совершил доигровщик Толя и отбросил кожаную сферу в район шестой зоны под мой убойный пайп. Хлёсткий удар и мяч со звонким шлепком воткнулся в незащищённое место противоположной половины площадки.

- Да-а-а! – Заорали мы.

- Мальчики молодцы! – Крикнула Светка, которая уже где-то успела свои волосы немного распрямить.

- 9 – 13, подача ремонтников, - дунул в свисток судья.

Я встал за лицевой линией, а в моей голове вместо глупого и назойливого голоса вдруг зазвучала мелодия «Satisfaction», с которой Мик Джаггер жаловался, что не может получить удовлетворения. Я высоко подбросил мяч, разбежался, двинул, и засветил в спину, неудачно уходящего от силовой подачи, соперника. Так-то был бы скорее всего аут, но нечего было ворон считать.

«10 – 13, поехали дальше!» - зло улыбнулся я, впервые почувствовав настоящий спортивный азарт, которого мне так долго не хватало. Следующую подачу я опять сделал силовой, а две следующие уже запустил планер. При счёте 14 – 13, команда конструкторов взяла тайм-аут.

«Сбивают с ритма, суки», - подумал я, когда мы тоже собрались в кружок.

- Молодцы, молодцы, - подбежал к нам физорг. – Ещё очко и в раздевалку, там уже закуска стынет!

- Палыч! – Шикнул я на него. – В волейболе нужно выиграть три партии, а не две. Какая закуска, б…ть? А вы чё расслабились, б…ть? – Рыкнул я уже на весёлую команду. – Хрен вам будет, а не Роллинги! Собрались, б…ть! Пошли, б…ть! Судья, хватит спать! – Крикнул я, схватив в руки мяч. – Держи интеллигенция!

Я разбежался и так двинул по волейбольному снаряду, что даже шнуровкой, чуть-чуть поцарапал ладонь. Бывший игрок рижского «Радиотехника» героически бросился под пушечный выстрел, и ему удалось отбить мяч прямо в сетку. Натянутая как струна волейбольная сеть отпружинила кожаный кругляш в поле. И его тут же перебил на нашу половину будущий конструктор из университетской сборной.

- Валера дай в шестую зону! – Гаркнул я, разбежался и засадил ещё раз мяч обратно КБшникам, которые тоже упёрлись и невероятно как отбили его на нашу половину.

Чего мои ротозеи никак не ожидали, поэтому сначала свои кривые пальцы сунул под мяч Толя, затем приложился пацифист и пофигист Коля. И когда волейбольный снаряд улетал мне за спину, а соперник уже праздновал переход подачи. Я сам, не зная как извернулся, прыгнул в сторону лицевой линии и одной рукой бабахнул по уходящему мячу. Кожаная сфера как колобок, дёрнулась и полетела, сильно закрутившись к товарищам конструкторам, затем капризно зацепилась за трос сетки и рухнула на половину поля того кого надо.

- 15 – 13, партия! – Громко подвёл итог судья на вышке.

- А-а-а! – Взвыли любители Мика Джаггера и Кита Ричардса.

«Смотри, как наша комсомольская кобылка разволновалась», - забубнил голос в голове, когда партнёры по команде поздравляли меня.

Глава 11

Как и ожидалось практиканты перворазрядники под предводительством рижанина из «Радиотехники» посыпались, а мы наоборот разыгрались. Где не хватало мастерства - брали самоотдачей. Где не хватало точности – помогала переменчивая удача, которая всегда сопутствует смелым духом. Заводная мелодия Роллингов, засевшая в моей башке мотивировала на рискованные, но в тоже время чётко рассчитанные действия. Светка, дочка физорга, смотрел на меня влюблёнными глазами, Яна Снегирёва – с недоумением и растерянностью, а сосед по комнате Василёк – с грустью.

- Ай кэнт гет ноу сэтисфакшен! Ай кэнт гет ноу сэтисфакшен! – Горланили мы, когда рефери объявил, что победу по партиям со счётом три ноль одержала команда ремонтных цехов, инструментального и механического.

Отпрыгав на своей половине волейбольной площадки победный танец, я подошёл к сумке и потянулся за полотенцем, чтобы стереть пот с лица. Наклонился и вдруг увидел, стройные женские ножки, которые остановились в двух метрах от меня. И медленно поднимая лицо, я сначала рассмотрел, красивые коленки, бедра, юбочку, талию, аккуратненькую сочную грудь и наконец, добрался до ангельского личика заместителя секретаря комсомольского комитета нашего завода Яны Снегирёвой с пухлыми губками и большими серыми, как лёд, глазами.

«И-и-иго-го-о! - заржал конский голос в голове. – Чего тебе ещё надо, сволочь?! Что встал?!»

- Странно, - сказала девушка. – А я и не знала, что ты такой спортсмен.

- Действительно странно, - я сделал растерянное лицо. – Я тоже не знал, что мы с вами уже пили на брудершафт и целовались в губы. Или было разок?

- Да ты, то есть вы больны! – Капризно надула губки принцесса из КБ.

- Медицина разберётся, - улыбнулся я. – Она же у нас, в СССР, самая лучшая в Мире. Ей и карты в руки.

Снегирёва сжала кулачки, и хотела было ляпнуть что-то обидное, но мне на подмогу, откуда не возьмись, выскочила Света. И с видом пограничника, который задержал нарушителя границы, грозно глянула на комсомольскую активистку.

- Поздравляю с победой, - сказала принцесса, эротично прикусив нижнюю губу.

После чего по-королевски развернувшись, пошла свободной походкой от бедра. На площадку в это время высыпали разминаться следующие два полуфиналиста, команды заводоуправления и штамповочных цехов. Волейболисты разбились на пары, и если один игрок бил по мячу ладонью сверху, то другой принимал этот выстрел на предплечья рук снизу.

- Вот сучка, - прошипела Светка вслед комсомольской активистки, которая запросто могла бы украсить многие эротические журналы из будущего.

- Пошли в буфет, угощу тебя томатным соком с мороженным, - подмигнул я своей ревнивой подружке. – Только ты иди вперёд, я ещё брюки надену.

«Ну, ты и дуб, - обиделся на меня голос в голове. – Тебе же лечиться надо! Психический».

В раздевалке парни из команды подкреплялись бутерами и пили чай из термоса, а Палыч ходил туда и сюда, как Наполеон перед вступлением в Москву. Я тоже умял один бутерброд с сыром и поспешил в буфет. Перепрыгивая через одну толстые бетонные ступеньки, я случайно столкнулся с соседом, который медленно брёл на выход.

- Всё, надоел волейбол? – Хохотнул я. – Или ты тут ради своей принцессы?

- Я всё понял, - шмыгнул носом он.

- Неужели обнаружил, что для неё социальный статус человека выше, чем его, то есть твой личный статус? – Я хлопнул Василька по плечу. – Слушай, а давай я тебя с девушкой познакомлю. Студентка первого курса ГГУ.

- С этого дня, ты меня ещё узнаешь! – Пустил петуха голос соседа Василия. – Я докажу! Вы все меня узнаете!

- Вот теперь я тебя узнал, - я пожал руку смешному пареньку, у которого все самые большие неудачи и разочарования были ещё впереди. – Запомни главное - не катится по наклонной, и не ходить по кривой, - Я ещё раз весело хохотнул.

В буфете я заказал два мороженых по двести грамм, посыпанных шоколадной крошкой и два молочных коктейля, себе и Светлане. Вот что в СССР было на выдающейся вкусовой высоте, так это мороженое, сделанное из натурального продукта, без примеси гадкого пальмового масла. Кстати, что за мода, везде вместо нормальных столиков с удобными стульчиками, устанавливать столы на высоких железных стойках, за которыми естественно можно только стоять? Или это сделано специально, чтоб люди не задерживались в точках общепита?

- А ты билеты в кино уже купил? - Спросила Света, пододвинув себе вазочку с мороженым десертом.

Креманка из детства – вызвала улыбку. Ножка из пластмассы, а сама чаша металлическая. И мороженое в ней не шариками, а выдавленное из специального автомата. И сверху шоколадная крошка, скорее для вида. Можно было знаменитый советский десерт залить и сиропом, но для зубов такая смесь убийственна. А если ещё всё это запить лимонадом, то здравствуй кариес и бормашинка со сверлом.

- А что, в кино сейчас бывают аншлаги? – Удивился я, ковыряя ложкой в кремоподобной белой массе.

- Ты как будто с Луны свалился, - вскинула бровки вверх девушка. – Если, например индийское кино с Радж Капуром, то бывает и полный зал.

- Я представляю, - пробормотал я, так как в помещение вошла Яна Снегирёва в сопровождении франтоватого парня в дорогом в чёрно-белую клетку костюме.

- Костя возьми мне мороженое, - распорядилась Снегирева, демонстративно встав за соседний столик.

Лощеный паренёк лет двадцати семи с намечающимся уже животиком и залысинами на лбу, подошёл к буфетной застеклённой стойке и презрительно осмотрел весь предлагаемый ассортимент.

- Да, это не шоколадница в Праге, - прогундосил задумчиво он.

- Естественно, - не выдержал я. – Это буфет в Горьком, на двери же вывеска есть.

Света прыснула от смеха.

- Мы разве знакомы? – Посмотрел на меня, как на вошь, «почётный пражак».

- А как ваша фамилия? – Я сделал очень серьёзное лицо.

- Ну, допустим, Масленников, - попытался держаться с надменным достоинством ухажёр нашей принцессы из КБ.

- Не припоминаю такого, а вы ком мне по какому вопросу? Диарея, метеоризм, алкогольная зависимость? А может вы тайный эротоман? – Я от души потешался над «надутым индюком». – Вам обнаженными мужики в бане не сняться в последнее время, со словами: «Извините, у вас мыло упало»?

Услышав мою тираду даже буфетчица, женщина лет пятидесяти, заулыбалась. Света тихо похихикивала, а Яна Снегирёва краснела и скрипела зубами. Её кавалер силился ответить мне что-то хлёсткое и обидное, но слова нужные всё никак не шли, поэтому франт в модном костюме беззвучно шевелил губами.

- Заторможённое восприятие действительности, - кивнул понимающе я. – Часто в детстве ударялись головой? Вижу по глазам, паническую атаку. Вам батенька нужно практиковать оздоровительную клизму и массаж двенадцатиперстной кишки, но сначала проконсультируйтесь с личным психиатром. Вдруг у вас очередной кризис на фоне вялотекущей шизофрении?

- Да я тебя! – Решительно шагнул навстречу опасным приключениям Янкин ухажёр.

- Костя пойдём! – Взвизгнула Снегирёва.

- Да, пообедаем в более приличном месте, - криво усмехнулся «индюк». И парочка направилась на выход.

- Только прихвати справку, чтобы туда пустили без намордника! – Добавил я вслед.

- Что ты наделал? - Вдруг погрустнев, пролепетала Света. – Ты разве не знаешь, чей это сын?

- Он не барин, я не холоп, - зло прошептал я. – Взять с меня нечего, а неприятностей я могу принести кому угодно и очень много.

После буфета, так как время до финального матча оставалось предостаточно мы со Светой прогулялись от дворца культуры ГАЗ до кинотеатра «Мир». Тем более путь занял не больше пяти минут. Сегодня там давали американский вестерн «Перестрелка», поэтому на афише грозный небритый ковбой наставлял на зрителей свой бутафорский пистолет. И кстати девушка оказалась права, билетов в кассе оставалось всего мизер, и те - на самые дальние места.

Между тем Светлана оказалась очень интересной собеседницей, которая живо интересовалась дальними странами. Я рассказал о том, как едят каштаны прямо на улицах Нью-Йорка, причём горожане самых разных слоёв населения. О тёплом Эгейском море. Об улочках Амстердама, где по берегам каналов, катается множество велосипедистов.

- А как же капиталисты эксплуататоры, которые загнивают? – Смотрела на меня большими глазами она.

- Они, наверное, в глубине, где-то очень глубоко, загнивают. А снаружи всё хорошо, - улыбался я. – Живут теми же заботами, дети, семья, работа.

«Не морочь девке голову! – очнулся голос внутри меня. – На сегодня у нас посещение женского общежития. Запиши, если не запомнишь».

«Слушай, ты, завсегдатай вендиспансера усохни, - укоротил я жеребца. – Соскучился по уколам в одно место? Хотя, тебе-то теперь всё равно».

По возвращению в ДК меня ждал небольшой «сюрприз». Сначала я встретил на первом этаже просторного холла Валеру, который провожал жену и детей домой, напоминая им про распорядок дня и домашние уроки. А потом, увидев меня, он предложил отойти с ним в сторону.

- Света, ты иди, устраивайся на балконе, - сказал я девушке.

- Пошли скорей в раздевалку, - горячо прошептал отец большого семейства. – Песец. Полный песец.

- Откуда он успел взяться за сорок минут моего отсутствия? - Пробормотал я на ходу, потому что мы с нашим связующим игроком побежали легкой трусцой.

Как это было не прискорбно, раздевалку действительно посетил не запланированный и плохо предсказуемый пушной зверёк. Олег Палыч сидел на скамье с блаженным лицом, глядя в одну только ему известную точку. Толя, Коля, Кирилл и Мефодий тоже были абсолютно собой довольны и пытались даже что-то такое рок-н-рольное хором напеть.

- Может враги что-то в чай подлили? – Спросил я без всякой надежды на положительный ответ.

- После чая дёрнули по глоточку домашней наливки, - пояснил странное поведение одноклубников Валера.

- А потом? – Я потормошил физорга.

- Потом ещё по глоточку, а затем после первой и второй перерывчик не большой, - отец семейства развёл руками. – А наливка фамильной разработки оказалась с секретом. Видишь, какие сидят.

- Ладно, - хлопнул я в ладоши. – Нам главное не победа, главное сейчас на паркет выйти. Снимут ведь теперь к едреней фене с соревнований!

Я быстро прошелся по раздевалке, открыл дверь в душевую и включил холодную воду.

- Валера давай по одному телу подталкивай! – Скомандовал я.

Первым пошёл под ледяную воду Толя, который мне сообщил, что Роллинг Стоунз – форева. Затем Колян высказался после холодного душа, что гив пис - это чанс.

- Говорит, чтоб дали миру шанс, - пояснил я Валере бред неформала. – Получи, зараза! – Я тут же влепил волосатику смачный подзатыльник.

Кирилл и Мефодий под струями воды тоже начали припоминать, как изобрели славянскую азбуку. Пытались произносить буквы в произвольном порядке. Иногда даже выходило что-то на подобие: «Я больше не буду».

Последним пошёл под холодный каплепад из душевой лейки сам виновника торжества.

- В моей настойке, - бормотал физорг, - главный секретный ингредиент, это гриб! Но какой я не скажу.

- Не скажу, не скажу, - бубнил я, поливая голову Палыча из душа. – Совсем сдурел, настойку делать на мухоморах? Подумаешь бином Ньютона – секретный гриб.

- Валера, в зале должен быть врач возьми у него нашатырь, - я немного выдохнул, так как у одноклубников вроде проявилась некоторая осмысленность в глазах.

На финальную игру против команды заводоуправления мы вышли нельзя сказать, что бодрячком, но на ногах в целом держались уверенно. И даже сумели побороться, забили целых пять очков за три партии. Две проиграли со счётом 15 – 2, и одну 15 - 1. Если бы ещё Коля, Толя, Кирилл и Мефодий не так активно радовались, когда мяч вбивали в нашу половину площадки, то вообще было бы замечательно. А так кое-какие вопросы у зрителей возникали, насчёт адекватности поведения.

- А нам и второе место - хорошо! – Выкрикивал несколько раз с места Олег Палыч. – Много вы в волейболе понимаете? Ни хрена не понимаете! Вот и не свистите!

***

В кинотеатре с мест для поцелуев лично мне американский вестерн за счёт богатырского роста виден был хорошо. А вот Света, намучилась. То одна голова часть экрана закрывала, то вторая. В общем, пришлось мне вернуться в вестибюль и выпросит, а точнее вытребовать деревянный ящик, чтобы сев на него человек скромного роста мог нормально посмотреть, что наснимали в Голливуде.

А наснимали там ерундистику полную. Ни драк нормальных, ни стрельбы, ни трюков постановочных в фильме не предусмотрели. Скромненько, уныло и бюджетно. Про постельные сцены, причём про групповушку, был лишь один намёк. И надпись на афише, что дети до 16 лет не допускаются, лично я счёл рекламным трюком, чтобы баблишка срубить с честных советских граждан.

И где-то минут за двадцать до конца «киношедевра», глаза мои слиплись и я забылся крепким богатырским сном. Поэтому когда провожал Свету домой, всю дорогу она на меня дулась. Ну как же, места для поцелуев – были, а поцелуев этих самых – не было.

Но в подъезде набравшись смелости, которой девушке было не занимать, она спросила в лоб:

- А мы целоваться будем?

- Могу чмокнуть в щеку, ведь друзья в губы не целуются, иначе дружба может перерасти в фиг знает во что, - хохотнул я.

- Ладно, - выдохнула Света, повернув ко мне свою румяную щечку.

Я поднес к ней губы, и вдруг чертовка резко повернула голову и подставила мне губы. Но и я оказался казачком тёртым, вовремя процесс чмоканья затормозил на середине. Быстро отпрянул и нажал пальцем на маленький вздёрнутый аккуратный носик девушки.

- Ну-у-у? – Обиделась она.

- Шалость не удалась, - улыбнулся я.

И тут открылась дверь, в которую высунулся физорг в трико, в майке и с красной пластмассовой пылевыбивалкой в руке.

- Света, иди домой! – Гракнул Палыч.

Последствия дневного происшествия кроме покрасневших глаз больше ничего необычного ни на лице мужчины, ни в поведении не выдавали.

- Олег Палыч, появилась такая идея, - сказал я, пока Светка усиленно делала вид, что уже взрослая и в опеке родного отца не нуждается. – Нужно будет с понедельника начать хоккейные тренировки. Сами же говорили, что за хоккей в зачёт «Спартакиады» дадут больше всего очков.

- А как же теннис и баскетбол? – Самсонов немного остыл, переключив сознание на свои рабочие обязанности.

- В теннис завтра, в воскресенье, как-нибудь отсучимся, - я безразлично махнул рукой. – В баскетбол как-нибудь на неделе отбросаемся. А вот на лёд должны встать уже в понедельник. И первым делом посмотреть, кто на коньках вообще кататься из цеха может. Чувствую, выставят против нас, простых работяг, заводоуправление и конструктора хоккеистов из горьковского «Торпедо».

- Не исключено, - согласился физорг.

Глава 12

Странные ощущения. Я уже думал, что мои сны, где гоняю шайбу по льду, рассекая на невероятной скорости, так и останутся снами. Ведь после той злосчастной травмы колена, даже игра в ночной хоккейной лиге могла сделать меня хромым инвалидом. Но нет. Невероятный кульбит, весёлая шутка высших сил, если они конечно есть, неведомым образом перекинула меня из 2021 года в 1971, и вот я на льду дворца спорта горьковского «Торпедо».

Грязно-серый лёд, обшарпанные деревянные борта без всякого намёка на рекламу, всё это мелочи. Главное я сейчас скольжу широким раскатистым шагом вдоль пустых трибун, а в руках у меня бюджетная клюшка марки «ЭФСИ», то есть продукт экспериментальной спортивной фабрики. Кстати, выложил я за эту склеенную из разных слоёв древесины «хоккейную кочергу» четыре рубля, и пока не пожалел. Так как по шайбе ещё ни разу не засветил от всей души.

Я сделал ещё пару кругов и резко затормозил у скамейки запасных, где всё ещё ковырялись, зашнуровывая коньки под тихий матерок, заводские коллеги. Ну, правильно, куда спешить, когда нам за бутылку коньяка выделили всего сорок пять минут драгоценного времени на льду, само собой, после официального закрытия спортивной арены.

- Мужики! Вы прямо как девочки перед первым свиданием, которые во сколько не начнут краситься, всё равно на полчаса опоздают, - я хлопнул ладонью в хоккейной краге по борту. – Уже пять минут прощёлкали.

- Ты чего?! – Вспылил Данилыч, который из-за сухого закона весь сегодняшний вторник ходил дерганный. – Если загнул крюк клюшки, как Фирсов, значит, можешь уже и командовать? Палыч! Скажи ему, чтоб не оскорблял ветеранов хоккейного мяча!

- Ты Иван, конечно, не прав, - высказался физорг Самсонов, выкатываясь на площадку. – Хотя если подумать - прав. Пузырь коньяка уже ушёл, в вы всё копошитесь. Давай на лёд!

Не знаю, что поспособствовало выползанию «инвалидной команды» на каток, то ли упущенный задарма коньяк, то ли командный голос Палыча, но все двенадцать растерянных работяг наконец-то оказались внутри хоккейной коробки. Данилыч, как и Казимир Петрович, почему-то решили, что гнутая по оси и короткая по длине клюшка для хоккея с мячом при игре на первенство завода в хоккей с шайбой будет более чем уместна. Остальные же мужики были вооружены стандартным инвентарём. Я разглядел у них на черенках следующие фирмы: «Ленинград» и «Мукачево Карпаты».

- Против часовой стрелки, по кругу за мной поехали, - я вяло махнул рукой и поскользил в предельно медленном темпе.

Не прошло и секунды, как за спиной кто-то грохнулся и высказался в том смысле, что в гробу он видел этот хоккей и этот лёд. Я сразу развернулся и увидел, что рядом неуклюже брякнулось ещё одно дополнительное тело, но уже без первоначального негатива.

- Не отстаём, не отстаём, - улыбнулся я, покатив спиной вперёд вдоль борта. – До пенсии ещё далеко. Булками шевелим, копытами передвигаем, ластами отмахиваемся. Попробуйте согнуть ноги в коленях, может так удобней будет.

- Не учи отцов, сопляк! – Огрызнулся Данилыч. – Мы сами кого хошь поучим!

Кстати сказать, и разменявший полтинник Данилыч и немногим моложе его Казимир Петрович катили вполне сносно. А физорг Олег Палыч так вообще ехал мастерски. Далее ползли Кирилл и Мефодий, затем отец большого семейства Валера. Ещё один коренастый и невысокий мужичок из механического цеха Дмитрий Игоревич тоже двигался со знанием дела. И всё. Неформалы Толя и Коля, как и двое других наших товарищей по труду, коньками совсем не владели. А на каток видать сегодня пришли, чтобы бухнуть на халяву. Кто ж знал, что бутылка коньяка – это взятка?

Весь первый круг, совершая ногами зигзагообразные движения, я проехал спиной, чтобы видеть своими глазами - кто на что способен. И лучше бы мои глаза этого не видели. С одной стороны минимум игроков для команды есть, а с другой Данилычу – 50 лет, Казимиру Петровичу – 47, Олегу Палычу, Валере и Дмитрию Игоревичу – около сорока, ПТУшникам нет и двадцати. То есть выходил сплав неопытной молодости и сомнительной перезрелости.

- Второй круг работаем с ускорением по моей команде, - я развернулся на сто восемьдесят градусов и покатил лицом вперёд.

И как только я проехал перед воротами и вышел на прямой участок, тут же выкрикнул:

- Ускорились!

При этом сам включился на максимуме своих скоростных возможностей, и с большим удовлетворением отметил, что есть ещё порох в пороховницах и сила в упругих мужских ягодицах. А добежав до противоположной половины площадки, я резко затормозил, обдав ледяными брызгами хоккейный борт за воротами. Следующими за мной были, если по порядку: физорг Палыч, ТПУшники Кирилл и Мефодий, который вообще-то Миша, Казимир Петрович, Дмитрий Игоревич, Валера и последним приполз ветеран хоккейного мяча Данилыч.

- Мне всё ясно, - сообщил я с прискорбием.

- Чего тебе может быть ясно, когда нам ещё ничего не ясно? – Заворчал, хватая ртом воздух, аутсайдер Данилыч.

- Либо снимаемся с хоккейного турнира, либо снимаемся в эротическом кино «Семеро несмелых», - ухмыльнулся я.

- Чего он предлагает? – Заволновался физорг Самсонов, обращаясь к остальным «хоккеистам».

- Сливай воду, говорит, - перевёл мои слова в целом правильно Казимир.

- Не, не, не! Какая вода? Когда бутылка «Баку» десятилетней выдержки ушла, - тяжело выдохнул физорг. – Значит так: Валера, как обычно, вратарь. А с остальными по ходу игры разберёмся.

- Окей, коуч, - я кивнул головой. – Тогда сыграем простую двусторонку. Я с двумя «пенсами» и Коляна без коньков на ворота поставлю. А вы играйте так, впятером, четверо в поле один в рамке.

- Это кто «пенсы»? – Взвился скандалист Данилыч. – Это мы с Казимиров – «пенсы»?

- Не шуми, денег не будет, - ответил я. – Толя, снимай коньки, выходи, судить будешь! – Крикнул я на скамейку запасных.

Вбрасывание у физорга Самсонова выиграл без вариантов, легко и красиво. Шайба отлетела к Казимиру, который гнутой короткой клюшкой её остановил и отпасовал на Данилыча.

- Играем комбинацию номер один! – Крикнул я отъезжая к синей линии зоны защиты.

- Эта что за комбинация такая? – Заинтересовался Казимир Петрович, пока с шайбой возился наш нервный коллега, перебирая на месте диск из прессованной резины гнутой клюшкой для хоккея с мячом.

- Называется, отдай шайбу мне, - я постучал своим «ЭФСИном» по льду. – Данилыч, да не тяни, сейчас ведь накроют.

Олег Палыч, как будто подслушав меня, вместе с двумя ПТУшниками кинулся нас прессинговать, оставив в защите лишь Дмитрия Игоревича. Я опустился еще ближе к своим воротам и наконец, Данилыч, глядя с обидой и тоской на меня, всё же исполнил комбинацию номер один. Я резко с шайбой ушёл влево, накрутил физорга, который неудачно затормозив, грохнулся на карачки. И полетел в атаку. Кирилл и Мефодий расположились слишком широко в поле и не смогли мне помешать. А от Игоревича я уже ускользнул, набрав хорошую скорость. После, выкатился на ворота, показал, что сейчас брошу в ближний угол, дождался выпада от Валеры и закатил без всякого сопротивления шайбу в пустой дальний угол. Затем легким прогулочным шагом вернулся в центральный круг на красную линию.

- Вопросы ещё имеются? – Поинтересовался я у физорга Самсонова.

- Давай ещё раз! – Палыч азартно встал на точку вбрасывания. – Толя, бросай шайбу. Студенты играем ближе к своим воротам, не выдёргиваемся, - успел он дать свежую вводную ПТУшникам.

- Готовы? – Спросил новоявленный судья Толик.

- Готов забить сто голов, - пробурчал я, и резким движением крюка похитил ничейный черный диск, который шмякнулся на лёд.

Шайба чуть зацепив клюшку Самсонова отлетела к Данилычу.

- Играем комбинацию номер два! – Крикнул я, откатываясь назад.

- Это чего такое? – Данилыч тоже отъехал ближе к нашей синей линии, так как на него выдвинулся неутомимый физорг.

- Не знаешь, что делать с шайбой, отдай снова мне, - я нетерпеливо постучал клюшкой по льду.

- Опять отдай? А я когда забивать побегу?! – Завозмущался Данилыч, и Самсонов резким движением выбил шайбу в сторону наших ворот.

Хорошо, что я был на скорости, успел её перехватить и отпасовать на свободного Казимира. Затем ушёл от столкновения с физоргом, мне ещё с его дочерью в кино идти в пятницу, а ещё раньше в четверг в гости на блины, так что постарался сыграть с настырным хоккеистом поаккуратней. Затем разогнался и получил от Петровича обратную передачу на ход. На высокой скорости влетел в зону атаки, даже не заметив сопротивления от ПТУшников и Дмитрия Игоревича. Правда, с последним столкнулся, чуть-чуть зацепив его плечом. И этого оказалось достаточно, чтобы сорокалетний коренастый мужик рухнул как подкошенный. Второе «свидание» с вратарём Валерой вышло для меня тоже результативным. Я бросил точно в угол, чтобы не нанести травму игроку, который был без вратарской амуниции.

- Ну что, товарищи хоккеисты, разговор окончен? – Я резко затормозил.

- Да, хватит, поговорили, - к воротам, из которых меланхолично выгребал шайбу отец большого семейства, подъехал разочарованный Данилыч. – Играть сегодня будем или как?

- Намекаешь, Иван, что не стоит и заявляться? – Подтянулся в зону атаки более проницательный Казимир Петрович. – Думаешь, что про нас только эротическое кино снимать можно?

- Палыч, а ты сам как считаешь? – Обратился я к физоргу.

- В срамном кино сниматься - не согласен, поэтому нужно будет всех победить, - смахнул пот со лба Самсонов. – Перерыв - пять минут. Кстати, Вань, ты хоть расскажи, как тебе удалось турнир по теннису выиграть?

- Как? – Я почесал затылок, всю правду открыть, всё равно не поверят. – Пришёл, взял ракетку, увидел шарик и победил. Повезло если коротко.

- Да, - согласился со мной Данилыч. – Кого удача озарит, у того и конь родит.

- А ещё говорят, - к нам подъехал Дмитрий Игоревич, потирая ушибленное плечо, - что нашего многократного заводскогочемпиона нашатыркой в сознание приводили. А ведь товарищ Никонов мастер спорта по этому делу, секцию теннисную ведёт в двадцать пятом училище.

- А что вы на меня так смотрите? – Сказал я, оглядев недоумевающих коллег. – День хороший выдался по гороскопу. Сатурн в Козероге и Юпитер случайно встретились с Венерой в одном звёздном доме.

***

Воскресный теннисный турнир в рамках «Спартакиады» заводских коллективов ГАЗ начался традиционно с пламенной речи представителя профкома и заместителя комсомольской организации Яны Снегирёвой. Платье на ней было новое, туфли - новые, причёска - новая, в общем, вся красота была при ней по-старому.

«А ты представь, - бухтел голос в голове. – Приводишь её такую в кино на последний сеанс, усаживаешься на последний ряд. И пока все в экран пялятся, ты руками её всю мацаешь и губами засасываешь!»

«Слушай ты, знаток сосательного дела, в теннис играл когда-нибудь?» - я попытался отвлечься от ладненькой спортивной фигуры девушки в коротком платье и сосредоточиться на турнире.

«Делать мне больше нечего», - умолк на время обиженный голос.

Дальше прошла короткая жеребьёвка. Двадцать представителей разных заводских подразделений разбили на четыре группы, каждая по пять человек. В спортзале ПТУ №25, где проходили соревнования, установили четыре теннисных стола. Я примерно прикинул, что только игры в своих подгруппах растянутся минимум на пять часов, потом победители ещё должны будут сойтись в полуфинале и финале. В общем, «канитель» с теннисом вытанцовывалась на целый выходной день!

Поэтому первая мысль была такая: быстро свои игры проиграть и слинять. Ведь за меня сегодня даже никто не пришёл поболеть. Света ещё накануне сказал, что у неё в универе комсомольское собрание, и освободится она только к вечеру. Палыч божился, что придёт, но видать что-то в его планах изменилось. Либо вмешалась в расклад фамильная настойка. Однако когда рядом с моим игровым столом уселась улыбающаяся принцесса конструкторского бюро, Яна Снегирёва, пришла вторая мысль: не проигрывать свои партии быстро, а попробовать в каждой помучиться. А голос в черепной коробке заржав, как жеребец перед случкой и вовсе потребовал - незамедлительной победы над всеми в этом зале!

«Слушай меня сюда, озабоченное животное, - обратился я к голосу без разума. – Хочешь, чтобы мы победили? Тогда запоминай главное правило: шарик от нашей ракетки всегда должен перелетать на ту сторону теннисного стола».

«И всё? - обрадовался голос. – Только попробуй после нашего триумфа эту кобылку не завалить!»

- Подавайте на подачу, - вернул меня к действительности высокий и худой парень.

- Напоминаю регламент: в группах играем матчи до двух побед по партиям, - сказал судья встречи, который присел на стул ровно посередине.

«Эй, там, в голове, первую партию играю я сам, а вторую и последующие – ты. Запоминай внимательно, как кисть с ракеткой должна работать», - подумал я, подкинул теннисный шарик и закрутил свою излюбленную подачу с подрезкой.

Я решил сразу выбрать простую и понятную для тупого тела тактику – игра вторым номером. Пусть мой оппонент сильно и точно бьёт, обманывает, атакует, что-то изобретает, а я буду эти шары поднимать и возвращать в игру. С первым парнем так и получилось. Он очень здорово и хлестко атаковал топ-спином и слева и справа, раскидывая шарик по разным углам, а я, отойдя на два метра от стола, просто подставлял под нужным углом свою ракетку.

И хоть первую партию проиграл 17 – 21, мне было нисколечко не обидно. Наоборот стало интересно, а сможет ли тело само, без моего осознанного вмешательства играть, действуя на автопилоте? И о чудо, игра от обороны, вторым номером заработала. Вторая партия осталась за мной 21 – 14. А в третьей партии мой соперник так устал, что победа пришла уже со счётом 21 – 9.

Второй матч с теннисистом из сборочного цеха №2 вышел ещё более простым. Победа в двух партиях: 21 – 7 и 21 – 3. Я стал осознавать, что тело постепенно привыкает к простым оборонительным теннисным движениям. И ещё пару матчей и меня вряд ли здесь кто нибудь сможет остановить!

В третьей отборочной игре, я даже не запомнил, с кем встречался, победа оказалась самой разгромной: 21 – 4 и 21 - 2. Поэтому на четвёртый, последний матч на меня пришли посмотреть многие теннисисты в зале.

- Кто такой этот парень? – Шептались у меня одни за спиной.

- Да вы чего? – Удивлялись другие. – Это же Ванька Тафгаев, бабник и пьяница. Траванулся недавно самогонкой, теперь не пьёт, головой тронулся и в спорт ударился.

- Да не самогонкой, а одеколоном. И не траванулся, а, наоборот, для здоровья выпил. Пришёл к одной бабульке, чтобы завязать, а она ему говорит: «Пей «Тройной одеколон» залпом, целый стакан и всё как рукой снимет!» Вот теперь сняло.

- Ещё писали в многотиражке, что он Шуберта слушает и стихи пишет, - добавил в чужое враньё свою порцию сочинений какой-то собиратель сплетен.

- Что ещё придумаете? – Я повернулся к теннисистам любителям, особенно поговорить. – Может ещё скажете, что я восстал из мёртвых, прямо из могилы вылез и давай на кладбище старушек пугать? Если человек бросил пить, всё что горит, то это уже чудо чудесное?

- Матчбол, счёт 20 – 14, подавайте, пожалуйста! – Обратился ко мне судья последней отборочной игры.

- Извините, отвлекают, - пробурчал я, и, подкинув шарик, послал его с отскоком от своей половины на чужую половину стола.

Последний соперник действительно кое-что из себя представлял. Особенно опасным был удар, когда шарик, быстро вращаясь, вылетал из-под плоскости стола, то в правую, то в левую сторону. Что такое с ним, с этим мячиком для пинг-понга, делал противник под столом, во-первых было не видно, во-вторых не понятно. Но мое тело упрямо приспосабливалось к любой манере игры. И доламывала сейчас четвёртого оппонента. И этот очередной длинный розыгрыш закончился ошибкой соперника.

- 21 – 14, победа по партиям Тафгаева два ноль, - устало выдохнул судья на линии.

Я краем глаза заметил, что Яна Снегирёва, которая просидела все игры нашей группы на скамейке рядом, расстроенно всплеснула руками. Из чего сделал вывод, что мной был повержен кто-то из команды конструкторского бюро. Проигравший подошёл, пожал мне руку и спросил:

- Какой у тебя разряд?

- Самоучка. Я так, после силовых тренировок со штангой, для улучшения реакции в пинг-понг играл, - откровенно признался я.

- А у меня КМС, - расстроился он.

Перед финальными играми организаторы сделали часовой перерыв, в который можно было чуть-чуть полежать, расслабиться или сходить поесть. Я выбрал - поесть. Ради этого столовую училища №25, открыли для участников «Спартакиады» специально на один час. В просторном помещении, которое когда-то выложили кафельной плиткой, пахло хлоркой и борщом. А весь зал для посетителей с толстыми квадратными колоннами был уставлен длинными столами и стульями с жёсткими деревянными сиденьями. На раздаче я заказал макароны с отварной курицей, стакан густой сметаны и стакан компота.

- Макароны из твёрдых сортов? – Спросил я подавальщицу.

- Почему твёрдые? – Удивилась женщина. – Отварились, как следует, мягкие. Если хочешь что-то твёрдое погрызть, возьми сухари для супа.

- Хорошо, возьму один, на память, - улыбнулся я.

Кстати, кроме меня, и ещё нескольких теннисистов в столовую заглянули и болельщики. И судя по их раскрасневшимся лицам, сделали они это исключительно ради закуски. Я со своим подносом прошёл в самый край зала, где удобно устроился рядом с большим и высоким окном.

- Здесь не занято? – Спросил меня грудной, но в тоже время мелодичный голос Яны Снегирёвой.

От неожиданности я чуть со стула не слетел. Но, она хоть и редкая красавица, я себе тоже цену знаю. Конечно денег и положения в советском обществе у меня пока нет, зато всё остальное - есть!

- В свободной стране, такой вопрос – чистая формальность, чтоб завязать приятную беседу, - улыбнулся я, рассматривая, что на подносе принесла девушка.

Ведь выше смотреть «опасно», там грудь. Снегирёва тоже улыбнулась, и выложила на стол стакан с жидкостью, похожей на чай, и на отдельной тарелочке с голубой каёмочкой – коржик с творогом.

«Эй, там, в голове, чего затих?» – удивился я отсутствию сторонней бурной реакции на естественную женскую красоту.

«Отвянь, - пробурчал голос. – Ты-то сейчас отдыхал, а я за тебя играл. Теперь твоя очередь».

- Зря ты с Костей поссорился, - произнесла, тяжело вздохнув, красавица Яна. – С ним вчера чуть истерика не случилась. Не знаю как, но он может тебе сильно навредить.

- Да уж, - усмехнулся я. – Задействовав все областные связи, и даже самого министра тяжёлой промышленности, он меня с позором выселит из общаги и переведёт из фрезеровщиков в стропальщики, с удержанием премии и понижением оклада. Ерунда. Я сам с завода уволюсь, у нас страна широкая! Много в ней лесов, полей и гор.

- Рек, - засмеялась Снегирёва. – Как уволишься? – Вдруг встревожилась девушка.

- Как? – Я пожал плечами. – Заявление написал, мастеру руку пожал, мужикам пузырь поставил. Вышел из проходной, а тут по всему городу объявления, что на каждом углу люди требуются. Одним словом – СССР!

- Да, у нас безработицы - нет, - согласилась комсомольская принцесса. – А ты оказывается весёлый парень.

- Ты тоже красивая, то есть я хотел сказать, что в каждой девушке должна быть какая-то загадка. И в тебе она есть.

- И какая? – Щечки Яны порозовели, и она с вызовом темно-русые волосы откинула назад.

- А я откуда знаю, это же загадка, - ответил я и углубился в увлекательный процесс поедания макарон с курицей.

***

Окончание первой хоккейной тренировки, которую физоргу Самсонову удалось организовать во дворце спорта «Торпедо», 7 сентября во вторник после десяти часов вечера, я посвятил броскам по воротам. Валера сначала хотел было встать в рамку, но я сказал, что спешить в травмпункт не стоит, когда дома ждут жена и пятеро ребятишек. Затем выкатил несколько шайб на синюю линию и погнал их метать одну за другой в сетку ворот.

- Ну, и здоров ты парень! – Присвистнул Олег Палыч, когда увидел, с какой скоростью вылетают из-под моей клюшки резиновые черные диски.

- Если так будут бросать на турнире, то я стоять в воротах не буду, - почесал затылок отец большого семейства Валера.

- Так Иван же не по тебе будет стрелять, - подъехал поближе Данилыч. – А по ним, по другим вратарям.

- Валера прав, - я завалил последнюю шайбу точно в девятину. – Завтра на заводе займёмся изготовлением двух вратарских шлемов, из алюминия отольём основу. Потом где надо отшлифуем, просверлим, профрезеруем, проточим, покрасим и внутри проклеем поролоном.

- Чертёжик бы для шлема, - заинтересовался новинкой отец-герой.

- Есть у меня свободный персональный инженер для такого дела, - я вспомнил про Василька. – Всего несколько месяцев назад из института «откинулся». Он сделает.

- Подожди, подожди, а зачем нам два шлема? – Задумался Физорг, посмотрев на Валеру.

- Один для нас, другой для соперников, - я похлопал Палыча по плечу. – А после турнира мы их скопом продадим, чтобы компенсировать потерю четырёх бутылок конька за наши тренировки здесь.

- Правильно, - согласился хозяйственный Дмитрий Игоревич. – Скажи, как ты всё-таки Никонова победил в финале теннисного турнира?

- Да, всё просто мужики, - я развёл руками. – Он атакует мощными топ-спинами, а я от стола чуть отскочил и обратно возвращаю шарик. Он укороченный даёт мяч, я к сетке и обратно туда, он мне лепит накатом, а я раз ему подставочку, стою, отдыхаю. Замучился он бедный со мной, пробить не может, психует, матерится. В конце от сверхусилий даже сознание потерял.

- Вот! Был ты, Иван, как любой нормальный человек, - вдруг высказался Данилыч, – смену отпахал, выпил. Выходные наступили, пришёл в гости, опять с поллитрой посидел. А сейчас, как только это дело забросил, так людей изводить взялся. Никонова довёл. Казимира – женил. Нас на галеры эти ледяные вывез. Но меня тебе не взять!

Мужики от тирады «страдальца» Данилыча хором покатились со смеху.

Глава 13

Вернувшись с первой хоккейной тренировки за долгие годы там, в будущем, и стремительные дни тут, в прошлом, я в своей комнате застал Александра Сергеевича Пушкина за написанием очередного литературного шедевра. На полу валялось множество скомканных тетрадных листов разного размера и разной по конфигурации помятости. Сам же автор скрипел пером, сидя на своей кровати и дёргая себя за волосы.

- Александр Сергеевич, то есть Василёк Васильевич, решил на сон грядущий поиграть в сеятеля? – Спросил я, при этом отправив пинками половину бумажных шариков под койко-место своего неспокойного соседа. – Ты учти, мысль, которая записана на бумаге, а затем скомкана и брошена на пол – не прорастает. Ну, что случилось? Опять на работе дали понять, что ты лучший инженер завода с конца? – Я уселся на свою кровать.

Однако сосед, все мои «колкости» пропустив мимо ушей, вновь что-то начеркал на листочке, взлохматил свои, торчащие в разные стороны, волосы и порвал в клочья ещё одну свою «гениальную идею». Надо оговориться, что после памятного разговора в субботу, на волейболе, сосед Василий уже четвёртый вечер занимался маранием ни в чём не повинной бумаги. Он тогда пообещал, что мы все его ещё узнаем. А раз мужик сказал, значит нужно как-то самовыражаться, пока дурь из головы не выветрится.

- Хорошо, давай завтра, перед хоккейной тренировкой зайдем в женскую общагу, познакомлю тебя с кем-нибудь, - я подмигнул несчастному пареньку. – Только предварительно заглянем в аптеку.

- Зачем? – У Василька, наконец, прорезалась хоть какая-то осмысленность в потухшем взоре.

- Купим к чаю изделие номер два, чтобы латентные представительницы профессии номер один тебя по залёту на себе не женили, - я поднял указательный палец вверх. – А теперь вон веник, вон совок, и чайник ещё поставь. Есть у меня отличная идея, которая тебя 100% прославит в веках.

После небольшой уборки, и кружки чая я, потребовав ещё бумаги и канцелярского клея, соорудил в общих чертах макет хоккейного вратарского шлема. Минут пять сосед крутил в руках получившуюся бракозябру.

- Похоже на сварочную маску, - пробормотал разочарованно сосед.

- Да, - согласился я. – В бумаге не очень похоже получилось. Завтра купишь десять пачек пластилина, я вылеплю макет в натуральную величину, сделаем по нему из гипса матрицу для отливки. И в литейном цеху из алюминия получим готовый рабочий образец. Дальше просверлим, фрезернём, отшлифуем, покрасим, - я широко зевнул.

- Ты уверен, что эта штука хоть кому-то будет нужна? – Василий недоверчиво посмотрел мне в рот.

- Все вратари Союза в очередь встанут, а за ними финны, шведы, чехословаки и весь остальной мир потянется, - я допил чай и дожевал бутерброд с сыром. - Есть такая известная хоккейная канадская фирма «Бауэр». А мы создадим свой бренд «Василиур». Хотя нет.

- Почему нет? – Василёк уже запустил в ход полёт своей буйной фантазии, в которой он был сотрясателем основ Вселенной.

- Потому что проще надо быть, и народ тогда к нам потянется, - я развалился, прикрыв слипающиеся глаза. - Пусть название будет такое - «Союз». И слоган – «Объединяем лучшее». И без глупых возражений, я – спать.

***

В среду на заводе я себя почувствовал, как герой пьесы Бомарше Фигаро, который то тут, то сям, то там, то трям. Сутра прицепился мастер, дескать, хочет делегировать меня на конкурс – лучший по профессии. Послал я его сразу в одно место. Вернулся. Послал повторно в другое. Опять не понял.

- Ефимыч, ты вообще соображаешь, что будет, если я заявлюсь на конкурс профмастерства в дугу пьяным? – Я пошёл с последнего козыря.

- Ты же завязал? – Неуверенно пробормотал мастер цеха.

- А ради тебя развяжу! – Я взял в руки увесистую заготовку. – Не мешай план выполнять! В стране очередь на личный автотранспорт на пять лет вперёд расписана! Отойди, зашибу!

Однако через десять минут прискакал прямо к моему фрезерному станку новый персонаж моей странной жизни. Такой же мелкий и коренастый, как и мастер Ефимка, но не в рабочей спецодежде, а в пиджаке. Минуту он присматривался ко мне со стороны и сверялся с фотографией в своей папке.

- Это вы – Иван Иванович Тафгаев? – Начал он осторожно разговор.

- Покажи, - я кивнул в сторону бумажной папки.

Оказалось - это было моё заявление на зачисление меня в школу рабочей молодёжи. И фотография действительно в деле была моя.

- Похоже, Тафгаев – это я, - решил я не отпираться. – К понедельнику Олимпиада заводская закончится, ну там: бег с препятствиями, плавание в противогазе, прыжки с разбега, метание гранаты в танк. И сразу с золотой олимпийской медалью на шее в класс. Хочу поразить воображение всех одноклассниц. Кстати, хорошенькие есть? А учительницы молоденькие имеются?

- В школе всё есть, - улыбнулся мужик в пиджаке. – Но вы сильно отстали по темам. Учтите, если экзамены завалите, останетесь на второй год!

- Вот, - я открыл железную тумбочку около своего станка. – Учебник по истории, учебник по математике и физика начальных классов. Освежаю знания, не отходя от фрезерного процесса.

Мужик из школы с большим удивлением вынул книги наружу. И даже полистал их в произвольном порядке.

- Забыл представиться, я ваш классный руководитель, Нестеров Роман Петрович, - учитель вернул учебники на место. – На следующей неделе буду ждать в классе.

- Ясно, - я включил станок. – Роман Петрович, сейчас смазочно-охлаждающая жидкость разбрызгиваться начнёт, костюмчик потом не отстираете. Вы отойдите. Дальше! Ещё дальше! Идите туда в дверь!

Через некоторое время вновь прилетел мастер посмотреть, не проснулась ли у меня совесть. Минуты три над душой стоял, ждал её. И тут же, как по заказу, вынырнул с коробками пластилина сосед Василий.

- Познакомьтесь, - пробурчал я мастеру. – Это новый заместитель генерального конструктора завода, Плотников Василий Васильевич. Вчера только из Канады вернулся, где был на симпозиуме по автоматическим системам регулирования механических процессов. Так что сократят скоро наш цех вместе с вашей должностью. Всё в автоматический режим переведут.

На последних словах Ефимка «позеленел» и быстро зашевелив короткими ножками, побежал проверять слитую мной дезу. Хорошо, что Василёк всё это время растерянно хлопал глазами и молчал. Иначе пришлось бы наврать мастеру про грядущее повышение зарплаты и отмену премий. В общем, фиг знает, что бы я ещё наговорил.

- Пошли, - я кивнул соседу Василию, и снова выключил станок. А проходя мимо колдующего над сложным инструментальным приспособлением Данилыча, обратился к нему:

- Скажи мастеру, что меня срочно вызвали в военкомат.

- Зачем? – Данилыч поднял на лоб защитные очки.

- Я же в стройбате отслужил два года. Теперь на недельные сборы поеду военкому дачу строить, - я махнул рукой вперёд.

В маленькой комнатушке, где мы обычно пили разбавленный спирт, и устраивали послеобеденные посиделки под чтение свежих газет, пришлось вспомнить урок лепки из детского сада. Сначала все куски пластилина смял в один большой комок, потом, как тесто его размесил, что оказалось не легко даже для моих пальцев. И лишь после этого отлепил от него всё лишнее, чтобы получился вратарский шлем. Ну и к нему ещё небольшая задняя пластина.

- Эти две части, соединим ремнём, - объяснил я полученные детали. – Затылок тоже должен быть защищён.

- А почему на лице такая большая открытая полость, шайба ведь залетит? – Инженер указал на мой явный конструкторский промах.

- Здесь, чтобы у вратаря был обзор, установим защитную решётку из толстой металлической проволоки. Теперь эти две части отольёшь из алюминия в литейке, и принесёшь сюда, - я облегчённо выдохнул, передав пластилиновый шлем Васильку.

- У меня два вопроса? – Он как ученик в школе поднял одну руку вверх. – Где взять алюминий? И кто меня пустит в литейный цех?

- Алюминий купишь в магазине, в виде армейских кружек и тарелок, которые делают для туристов. В Литейку тебя проводит наш физорг. Ты его на волейболе видел, он обычно в профкоме газеты читает, - я встал, пожал руку будущему конструктору ценной хоккейной амуниции. – А у меня план горит.

Но с планом, по всей видимости, сегодня был завал. Так как после обеда и традиционной политинформации под чай с булочками, у моего фрезерного станка вновь началась свистопляска. Первой прибежала проведать потенциального больного врачиха Ольга Борисовна. Она в своём белом халате, не побоявшись маслянистых пятен, встала в метре за моим трудовым горбом:

- Товарищ Тафгаев, вам срочно нужно подняться в медпункт! Вы должны были в понедельник в городской поликлинике пройти полное медицинское обследование. Где справки?!

- Голову мне посмотрели, - я тяжело вздохнул, отключив станок. – Флюорографию легких сделали. Ухо, горло и нос – прочистили. Сказали, что записывают в отряд космонавтов для полёта на Луну. Там американцы флаг криво установили, нужно будет слетать поправить. Возможно, заменить на другой, но этот вопрос ещё в ООН не обсудили. Поэтому пока поработаю здесь ещё пофрезерую что-нибудь.

- Опять врёшь! То есть врёте, ну вам не привыкать, - не отступала «мечта поэта» с огромным желанием закатить скандал.

- Ничего не вру, сегодня ночью было сообщение по радио один раз. Теперь отступать некуда, - я придал голосу трагичности. – Всё цивилизованное человечество смотрит на простых тружеников из Горького с надеждой и вдохновением. Прости, Оля, может, в последний раз видимся.

- Дурак! – Крикнула врачиха и улетела, мелькая коротким белым халатиком и красивыми полными ножками среди тёмно-серых стеллажей с заготовками.

«Кстати, надо бы мастеру сказать, чё они здесь стоят в проходе, нарушают технику безопасности», - почему-то подумалось вдруг. И только я настроился открутить из зажимов старую деталь и прикрепить новую меня позвали на перекур неформалы Толя и Коля.

- Ладно, - махнул я рукой. – Всё равно работать не охота, пошли, подышу с вами одним отравленным никотином воздухом.

На улице, где осенняя погода, вспомнив про бабье лето, баловала тёплым солнышком, мы расположились на одинокой деревянной скамейке на выходе из заводского корпуса.

- Сегодня в шесть баскетбол, - расковыряв новую пачку «Беломора» и закурив папиросину, обрисовал вкратце тему разговора Колян.

- Палыч сказал, что тебя не будет, как же так? – Возмутился волосатик Толя. – Вон как в волейбол всем показали, а баскетбол это почти то же самое. Только бросать нужно в корзину.

- Мужики, ну ей Богу, я же там кого-нибудь в запале ненароком поломаю, - я печально посмотрел на проходящий по внутренней заводской железнодорожной ветке состав. – Дадут пятнадцать суток за хулиганку, а в выходные хоккей.

- Так и скажи, что зассал, - сплюнул на раскрошившийся асфальт Коля.

Я только чуть-чуть повёл рукой в сторону, а тело пофигиста-неформала Николая улетело метра на два в облезлые осенние кусты, и сигаретка тоже где-то потерялась.

- Я же говорю, у меня нервы баскетбол не выдерживают, - я встал со скамейки, в которую оставшийся Толя испуганно вжался. – Если кому-нибудь руку сегодня оторву, сами решайте, кто из вас за меня сядет.

- Вот это другой разговор, - вылез из кустов и отряхнулся Колян. – Найдем, кого вместо тебя посадить.

- За несколько пузырей договоримся, - улыбнулся Толя.

- Вот вы где, а я вас везде ищу, - из дверей цеха вышел корреспондент заводской многотиражки «Автогигант».

- Знакомьтесь, - я кивнул на худого прыщавого паренька. – Внештатный сотрудник газеты «Нью-Йорк Таймс». Чё тебе ещё надо?! – Рыкнул я на прессу.

- Вы же победили в турнире по теннису нужно осветить, - замялся корреспондент.

- Только два вопроса, у меня план горит, – я устало бухнулся обратно на скамейку.

- Где вы научились так хорошо играть в теннис и ваши детские увлечения? – Паренёк вытащил записную книжку.

- В детстве я увлекался теннисом, и в нём же научился бить ракеткой по шарику. Всё! – Я рванул галопом обратно в цех.

Отсиделся пятнадцать минут в комнате для политинформаций вместе с Данилычем и Казимиром Петровичем. Выпил чаю, успокоился, и снова вернулся к работе. Закрепил в зажимах вторую на сегодня деталь, покрутил в руках чертёж. И тут вдруг зацокали женские каблучки. Я само собой от чертежа отвлёкся, всё равно ничего в нём интересного не было. И увидел в новом зелёном платье дочку физорга Светлану.

«А она ничего, похорошела», - высказался голос в голове.

- Как? – Светка кокетливо отставила ножку в сторону.

- Да, - кинул я. – Похорошела.

- Здравствуй Иван, - из-за стеллажа с другой стороны прохода между станками вышла принцесса из КБ Яна Снегирёва и, увидев Свету, встала как вкопанная.

«Нежданчик, - хмыкнул голос. – Что сейчас будет? Веселуха!»

Я отодвинул штангенциркуль и ещё пару металлических деталей, которые удобно могли лечь в горячую руку, подальше от прохода.

- Что у тебя с ней? – Хором спросили меня барышни.

«Что? – подумал я. – Ничего такого и не было. Подумаешь, со Светой в воскресенье вечером после теннисного турнира встретились, погуляли. Да немного потерял концентрацию, расслабился. Целовались минут пять в подъезде, можно сказать случайно. Ну а с Яной тоже случайно встретился уже в понедельник днём, когда все нормальные люди на работе. Я как раз шёл из поликлиники, а она в администрацию ездила. Прогулялись потом по берегу великой русской реки Волги. Ну, поцеловались один раз, хорошо, не один, три. Какая теперь разница! И вообще целоваться даже наша советская конституция не запрещает. У нас сам первый секретарь партии Леонид Брежнев целует всех мужиков без разбору, которые с дружественными визитами приезжают. Так что я ни в чём не виноват!»

Все эти мысли пролетели в голове за пару секунд, и я просто сказал:

- Барышни давайте не будем волноваться.

- А я и не волнуюсь! – Гаркнули Яна и Света разом.

- Вы так и будете теперь говорить хором? – Я несмело улыбнулся.

- Нет! – Соврали девушки в такт.

- А-а-а, значит так, я ещё ничего не решил, - я сделал маленький шаг назад, мало ли.

- Подумаешь, какой важный! – На этот раз, девчонки сказали невпопад, зато дружно развернулись, и каждая поспешила в свою отдельную сторону.

«Пронесло», - подумал я синхронно с голосом в моей голове. Но тут вновь раздался стук женских каблучков, Света и Яна встретились около моего фрезерного станка, бросили друг на дружку взгляд полный мнимого превосходства и презрения и опять хором заявили:

- Мы ещё посмотрим, кто кого!

И на этот раз разбежались в разные стороны окончательно. Зато высунулись сбоку коллеги Данилыч и Казимир Петрович.

- Вот, Иван, ты, когда пил – всё просто было, - высказался Данилыч. – А теперь живи трезвый и мучайся!

Глава 14

Вот и прилетела мне ответочка от бывшего Янкиного ухажёра Костика, когда я около половины двенадцатого во тьме возвращался со второй хоккейной тренировки. Недолго он выбирал способ мести. И фантазия его оказалась ниже среднестатистического уровня. Подрулили семеро крепких ребят задали два дежурных вопроса, про закурить и про который час. Я им ответил, что курильщики часов не наблюдают и, вообще, идите лесом, дышите носом, пока ноги целы. Не вняли.

Ну а дальше, удар по печени, по почкам, в солнечное сплетение, хук и нос набок, с локтя в челюсть. Такой калейдоскоп закрутился, мама дорогая! Сопли в одну сторону, зуб в другую, бросок через бедро головой в асфальт. А потом стандартное контрольное добивание с обеих ног.

И вот стою я такой красивый, как Илья Муромец, рубашка вся в клочья, вокруг кровища, а они все лежат и стонут. Клюшка и сумка с коньками и прочей спортивной формой, где-то в кустах валяются. Вовремя я их скинул. В жилах адреналин бурлит, кулаки чешутся, а бить больше некого. Жалко!

- Слышь, бойцы, - я медленно обошёл поле Мамаево побоища. - А вы случайно ничего не перепутали, может, вам ни мне привет передать надо было? Ошибка вышла. Вы же даже имени не спросили?

- Фефе, - приподнялся один из нападавших.

- Зуб что ли вылетел? Извини, не знал, что он у тебя плохо держится, - я сделал в направлении этого паренька лишь один шаг, как тот драпанул, словно смерть свою увидел, и его примеру последовали ещё двое отлежавшихся бойцов без правил.

- Куда?! – Гаркнул я в темноту. – Как нападать, так все разом, а как разбегаться так по одному! Бармалеи хреновы! Вот что мне сейчас с этими оставшимися делать? – Спросил я сам себя. – Скорую вызывать или сразу труповозку?

И перед тем как идти звонить службе хоть кого-нибудь спасения я перетащил беспамятных мужичков с асфальта на газон. Во-первых, там мягче, а во-вторых, эстетика. Все четверо лежат вряд, и издалека может показать, что новые клумбы перед зимой прокопали - художественно легли. Затем я огляделся, куда мне ближе обратиться в свою общагу или в женскую. Вдруг эти нехорошие люди зашевелились и начали некрасиво выражаться по матери.

«Жить будут», - облегчённо выдохнул я и присел рядом, чтобы на морды бандитские посмотреть.

- Что сказать то хотели, после того как облом с куревом вышел? – Я одному для развязывания русской речи влепил смачный щелбан в лоб. – Не слышу?

- Привет от Константин Николаевича, сам знаешь за что, - протараторил какой-то трясущийся перепуганный гопник с краю.

- Так бы сразу и сказали, зачем драться-то полезли? Учишь вас, баранов, учишь. Просили же просто привет передать, - я влепил ещё один щелбан следующему хмурному товарищу. – Сколько денег он вам заплатил?

- По сотке каждому, - по-военному коротко и четко отчеканил хмурной.

- Давай сюда, - я щёлкнул пальцем по лбу ещё одному нападавшему на меня хулигану.

Трясущимися руками четверо бандитов вытащили по пятьдесят рублей каждый, на мой немой вопрос, где остальные, сказали, что это был задаток. Оказалось, что эти двести рублей очень удобно ложатся в карман моих брюк, поэтому я решил их оставить себе.

- И последнее, - я встал и посмотрел на запуганных пареньков сверху. – Передайте Константину Николаевичу, что деятельностью его папашки заинтересовалось столичное ОБХСС. Откуда знаю? Кореш у меня там, в пыточной работает, выжигает калёным железом расхитителей социалистической собственности. Давно к себе зовёт. Только у меня на запах палёной кожи – стойкая непереносимость. Кстати, деньги ещё есть?

И тут эти смешные мордовороты так резко стартанули, что хоть сейчас их за завод на легкоатлетическую эстафету заявляй. «Ладно, пусть пока побегают на воле», - подумал я и, подобрав клюшку с формой, побрёл в свою общагу.

На вахте первой увидела мой плачевный наряд Катя.

- Мужу привет! – Подмигнул я, пытаясь поскорее юркнуть на лестницу.

- Что с рубашкой? – Растерялась она. - И почему ты в крови?

- Котёнок на дерево забрался. Пока лез, пока снимал. И вот результат, - я развёл руки. – Всё равно рубашка была старая. Зато спас несчастного котофейку.

На этаже, как назло, высунулись посмотреть на мой геройский вид все кому не лень.

- Что, рубашку порванную не видели? – Немного психанул я. – Не выдержал китайский ширпотреб сурового советского реализма! Есть ещё вопросы?

Сложно сказать, понял ли народ мою аллегорию, но по комнатам разошёлся как по команде отбой. А вот сосед Василёк даже глазом не повёл. Притащил откуда-то доску от кульмана, прикрепил канцелярскими кнопками на неё ватман формата А1 и увлечённо что-то чертил, при этом напевая себе под нос, что не кочегары мы и не плотники.

Поэтому чайник и сковородку пришлось нести на кухню самому. Плохо – это, конечно, лопать в полночь перед сном, но при моём ритме жизни без жиров, белков и углеводов - ещё хуже.

- Рассказывай, - пробухтел сосед Василий. – Что ты там сегодня на первенстве по баскетболу учудил? Вся общага гудит.

«Ёшкин-матрёшкин, я после разборок на улице про сегодняшний баскетбол-то и забыл совсем. Ведь сразу предупреждал, что нельзя мне играть в него, нервы не выдерживают!» - усмехнулся я про себя.

- Что рассказывать-то? – Улыбнулся я уже Васильку, который оторвался от кульмана.

***

Первый матч по лучшей в мире игре с мячом в зачёт «Спартакиады» разных народов Горьковского Автозавода волей жребия выпал нам на команду цеха №2. Обидели мы их давеча в волейбол, и теперь за баскетбол они решили с нами поквитаться. И ведомые мощным и широкоплечим мужиком, которого все звали Виталич, просто горели праведным гневом. Кстати, он оказался моим тёзкой – Иваном.

Учитывая, что основной контингент работающих в наших ремонтных цехах – это пьющие товарищи в возрастной категории сорок плюс, на паркет вновь вышли всё те же. Два худых и высоких неформала, два невысоких молодых ПТУшника и я, не из тех и не из этих. Шестым запасным игроком в команде стал сам физорг Самсонов, который сегодня пообещал организовать персональный автобус на поздне-вечернюю тренировку по хоккею прямо от нашего ДК до дворца спорта «Торпедо» и обратно.

- Чё так улыбаешься? - Спросил меня капитан второго цеха, Иван Витальевич, когда мы встали в центр зала на стартовый спорный мяч. – Зубы лишние?

- Есть один – тридцать третий – Кивнул, продолжая широко улыбаться, я. – Но даже его я тебе трогать не советую.

Судья устав слушать наши пререкания, что-то про себя нехорошее пробубнил и подкинул баскетбольный мяч вверх. Во время прыжка, который я совершил и раньше своего оппонента и выше, внезапно получил чувствительный удар локтем в живот. «А, нормально с первых секунд понеслось!» - сразу мелькнуло в голове.

Между тем мячом завладел наш разыгрывающий защитник Кирилл. Вообще, ПТУшники оказались в баскетболе более-менее шарящими и поэтому перед игрой командовали они. Мне отводилась почётная роль центрового, который будет воевать под кольцами. Толе и Коле делегировались функции лёгких форвардов, я бы даже сказал, очень лёгких. И наконец, Миша-Мефодий должен был играть атакующего защитника. А физоргу Самсонову оставалось быть там, куда пошлёт Родина, если пошлёт.

- Расставились в нападении! – Скомандовал Кирилл, тарабаня мячом в пол.

Я протиснулся в трёхсекундную зону, нашёл там Виталича и закрыл его спиной. И тут же мой бок принял на себя два неприятных удара. Я обратил внимание, что судья куда-то оглянулся и вмазал наугад локтем себе за спину.

- Эхе! – Глухо выдохнул капитан второго цеха.

- Мяч! – Гаркнул я, удовлетворённо улыбнувшись, что мой локоть не промахнулся.

Кирилл же пошёл в проход, стянул на себя защитников сборочного цеха и с отскоком от пола выложил баскетбольный снаряд мне в руки. Прыжок, бросок от щита, и первые два очка в нашей глубокой копилочке! А приземлившись на паркет, я от всей души наступил на ногу дорогому Ивану Витальевичу.

- Убью сука, - грозно рыкнул он мне в самое ухо.

- Сначала живой останься, - пробурчал я.

- Отошли в защиту! – Выкрикнул наш разыгрывающий Кирилл.

С балкона раздались первые аплодисменты, и громче всех хлопала Света. А вот принцесса Снегирёва поболеть не пришла. Вроде мелочь, а неприятно.

В защите бой с Виталичем получил новое продолжение. Для начал он тоже решил оттоптать мои ноги. Но я вовремя сориентировался, ступню убрал, кулак незаметно по рёбрам сунул. Правда и мне прилетело по рёбрам, но уже от другого товарища из второго цеха. Зато, когда игрок команды сборщиков пошёл в проход и кинул по нашему кольцу крюком. Я два локоточка перед прыжком, так, нехотя резко отвёл назад, и лишь за тем взмыл в воздух за мячом, который брякнулся о наше кольцо и вывалился в поле. Как итог: и мяч в моих руках и радость на сердце от перекошенных физиономий моих дорогих оппонентов.

- Мефодий лови! – Я заметил, что наш защитник вовремя ломанулся в контратаку и наградил его точным длинным пасом.

- В раздевалке урою, сука, - выдохнул, разогнувшись, Виталич и побежал в защиту.

- Попал ты пацан, - поддакнул своему предводителю Команчей второй игрок.

- Когда я действительно попаду, первые узнаете, - громко шепнул я, чтоб судья не расслышал и не вызвал в раздевалку дружинников.

Мефодий тем временем забил в быстром отрыве, и наша команда вновь села оборонять своё кольцо. Так весь первый тайм и играли, молотя друг друга исподтишка. Я почти всех баскетболистов-любителей из цеха №2, и они меня все по очереди.

А ближе к концу первой половины игры, при нашей атаке, я выскочил в поле и потребовал мяч у разыгрывающего Кирилла. Он, конечно, удивился, но перечить не рискнул и пас отдал. Я ударил мяч в пол, затем провёл его ещё метра три, и специально дождавшись, когда сборщики сгрудятся под кольцом, как шар для боулинга вломился в строй разновозрастных «кеглей». Мяч улетел в сторону, мужики из второго цеха тоже попадали кто куда. А я довольный, что навалял всем сразу, получил третий фол от судьи.

На перерыв мы ушли при счёте 23 – 12 в нашу пользу. Рефери дал пять минут, чтобы попить водички и сбегать кой-куда, если в столовой пища была не надлежащего качества. «Хороший момент, - подумал я, - чтобы провести воспитательную работу среди несознательных любителей баскетбола». И поэтому отделившись от нашей пятёрки, я направился в раздевалку, легонько при этом зацепив плечом многоуважаемого Ивана Витальевича.

В помещении для переодевания в спортивную форму из гражданского костюмчика и обратно, долго ждать не пришлось. Когда я повернулся лицом к двери, на меня с торжествующей улыбкой смотрели сам вождь Команчей, которые вышли на тропу войны, и его заместители по идеологической работе.

- Чё сука, думал, я шучу? – Рыкнул Виталич и кинулся меня по-дружески обнимать.

По крайней мере, я так успел подумать, когда разрядил правый хук в челюсть. Вторым хуком, левой, я махнул на всякий пожарный случай, и попал в ещё одного «индейца». После чего сам залюбовался проделанной работой, один красиво упал влево, влетев головой в открытый и пустой шкафчик, другой юркнул вправо и ушёл по инерции в душевую комнату, где и затих в ожидании тёпленькой воды из душа.

- Ты чё творишь! – Взвизгнул самый умный, третий, который не полез. – Виталич же КМС по боксу, он сейчас встанет и порвёт тебя, как Тузик грелку.

Я наклонился к телу Ивана Витальевича и нащупал пульс.

- Раньше нужно было предупреждать. Всё кирдык, помер твой КМСник, - трагически произнёс я, дождался, когда третьего начнёт бить кондрашка, и лишь затем улыбнулся. – Да пошутил я, жить будет. А вот кулаками махать понапрасну направо и налево уже вряд ли.

***

- Сколько человек я в больницу отправил? - Удивился я, услышав от соседа Василия цифру семь. – Ну и народ в общаге, хуже баб сплетни раздувает. Всё нормально, все живы и здоровы, после игры, которую мы выиграли 45 - 20, даже спасибо сказали.

- За что? – Опешил Василёк.

- Ясно за что, - хмыкнул я. – Чтобы в будущем я зла на них не держал. Мало ли, что там ещё судьбой запланировано.

- А это что такое? – Сосед загадочно заулыбался, вскочил с кровати и вытащил маленькую железячку из картонной, обрезанной посередине, молочной коробки, которую он использовал для карандашей, ручек и прочего мелкого хлама. – Пахнет духами. Между прочим, нашёл на твоей кровати.

«Заколка Светкина, ёшкин кот!» - обругал я сам себя.

- Да вот решил рацпредложение сделать, заколку хочу приспособить для крепежа очень мелких деталей, - стал сочинять я на ходу. – Попросил у девчонок знакомых, а она потерялась. А ты молодец - углядел. Давай сюда.

***

После баскетбола до автобуса, который нас сегодня должен был отвезти во дворец спорта «Торпедо» оставалось ещё два часа времени. Как раз добежать до общаги, сбросить одну форму и взять другую, с клюшкой и коньками. Плюс была возможность немного перекусить и часик покемарить. Примерно так думал я, когда на крыльце дворца культуры взяла меня под руку Света.

Ой, хитрая девка, ведь не хотел с ней в воскресенье целоваться. Лишь на минуту потерял концентрацию, а она как вопьётся в губы. А я человек большой, у меня высокая инерционность, я не могу сразу остановиться, вот и ответил ей на поцелуй, руками потрогал везде, автоматически. Не знаю, что она теперь себе нафантазировала, но чуйка мне нашептала – ничего хорошего.

- Молодцы! Здорово сегодня сыграли! А за что тебя с поля удалили в середине второго тайма? – Выпалила скороговоркой Света.

- Удалили за пятый фол. По баскетбольным правилам, игрок с пятью персональными должен покинуть площадку до конца матча, - тяжело вздохнул я. - Почему с отцом домой не пошла?

- У тебя же сейчас до хоккея два часа свободного времени. Погуляем, - хитро улыбнулась девушка.

- Ладно, пошли в гости, с соседом тебя познакомлю, - мы вышли на проспект Жданова и перешли дорогу на перекрёстке на улицу Автомобильную.

Кстати, идея познакомить Свету с Васильком мне всё больше нравилась, тогда можно будет смело сосредоточиться на принцессе из КБ, на Яне Снегирёвой. И хоть она на меня и обижена, и сегодня не пришла поболеть, ничего ещё простит, может быть. Однако в комнате соседа Василия не оказалось. «Наверное, засиделся с вратарским шлемом на работе», - догадался я.

- Вот так я и живу, - кисло пробормотал я, проведя рукой слева на право.

- А где твоя кровать? – Озорно хихикнула Света.

- Вон та, под которой гиря, - я мотнул головой. - Чувствуй себя как дома, но не забывай, что ты в гостях. Я пока чайник поставлю.

«Да ты сдурел! – проснулся голос в голове. – Тебе не чайник надо сейчас ставить! А Светку в позу и срочно вводить в неё специального бойца!»

«Заткнись, спецназовец!» - шикнул я.

И пока я ставил чайник, резал бутерброды, заваривал чай, этот неуёмный половой агрессор в голове ни на секунду не закрывался. А Светка, как будто специально почувствовала, что меня можно брать тёпленьким, кинулась в атаку. Резко бросилась на грудь и повалила меня на подушку. Дальше понеслись беспорядочные поцелуи и объятья.

- Всё! – Внезапно крикнул я.

- Что? – Испугалась Света и отринула.

- Нужно будет завтра в медпункт сходить, давление померить, что-то у меня барахлит в одном месте, - я вскочил, разбил три сырых яйца, размешал их в стакане и выпил залпом, образовавшуюся смесь.

«Танки срочно вводи в Берлин, как маршал Жуков в сорок пятом!» - продолжал горланить голос, но уже тише. Компромисс с Ольгой Борисовной возымел нужное действие.

«Если сейчас ввести танки, дурень, то завтра этот Берлин нужно будет вести в ЗАГС. Соображать же надо!» - успокоил я на время агрессора внутри.

- Пошли, погуляем пока погода ещё хорошая, - пробормотал я.

- Погуляем?! – Взвизгнула Света обидевшись. – Да я больше с тобой даже разговаривать не буду! Я тут для тебя всё! А ты - трус! – Девушка вскочила с моей развороченной кровати и бросилась в маленькую прихожую, где у неё остались туфли и плащ.

- Я не трус, но жениться пока не тороплюсь, - это я уже сказал в одиночестве сам себе, потому что хилая дверь к тому моменту с силой захлопнулась.

***

Перед сном Василёк с гордостью показывалчертёж хоккейного вратарского шлема. Но я в чертежах не очень силён, поэтому меня больше заинтересовал эскиз в объёме.

- Очень похоже, - улыбнулся я. – Как настоящий «Бауер».

- А я уже и отливки сделал, - похвастался сосед Василий. – Ждал сегодня до последнего, когда мужики в литейном цеху за мою шабашку возьмутся.

- Отлично. Завтра тащи отливки на участок, отдадим их Валере, он - мастер золотые руки. А после хоккейного турнира в выходные мы их…, - я задумался, а что дальше?

- Славу будем пожинать! – Подсказал дальнейшее развитие событий Василёк. – И ещё надо бы в женское общежитие сходить, отметить после всего.

Василий с надеждой, ища поддержки своим шальным мыслям, посмотрел на меня.

- А! Гори всё синим пламенем! – Махнул я рукой. – Вспомним молодость в общаге женской.

Глава 15

Вот и наступил день «ха» или «икс», кому как угодно, воскресенье 11 сентября 1971 года. Для меня знаменательная дата – первый хоккейный официальный турнир за долгие годы. Только уровень у него – первенство водокачки, и состав участников заводские трудовые коллективы ГАЗа. А я и этому рад. Тем более на автозаводском стадионе «Торпедо» под открытым небом включили холодильные установки, наморозили искусственный лёд, играй - не хочу.

- Что-то не хочется играть, - заворчал вечно недовольный Данилыч, натягивая старые с заплатами хоккейные щитки, которые выделил для всех команд профком.

На шестой день алкогольного воздержания пятидесятилетний работяга стал просто невыносим. Весь мозг во время рабочих перекуров мне и Казимиру вынес. А вот Казимир Петрович, после того как с Катей подал заявление в Загс, наоборот ходил в приподнятом состоянии. Особенно в последние дни на его губах часто играла ничем не обоснованная улыбка. Вот что значит, человек зажил полноценной половой жизнью. Сразу уверенность появилась, расслабленность, задумался о карьере.

- Палыч, - обратился Казимир к физоргу, завязывая коньки. – Почему играем сегодня в восемь утра? Я можно сказать последний сон в свой выходной не успел досмотреть.

- Ты в заблуждение не вгоняй? – Психанул Данилыч. – Так и скажи, что утренний поход на лыжах обломался, физкультурник блин.

Данилыч показал, как правильно отталкиваться лыжными палками во время финишного ускорения. Вся команда вяло захихикала.

- Объясняю специально для ветеранов хоккейного мяча, - встал с лавки физорг Самсонов и вытащил из наваленной кучи синий с дырками хоккейный свитер. – В «Спартакиаде» участвует двадцать команд, а для олимпийской системы нужно шестнадцать. Поэтому сейчас с восьми до десяти утра играем предварительный раунд, где из восьми худших команд четыре через два часа отсеются. И лишь потом будет открытие, поднятие флага и торжественные слова.

- А мы разве худшие? – Отец большого семейства Валера в десятый раз надел на себя вратарский шлем, сделанный по моим воспоминаниям из будущего, покрутил головой и снял его обратно.

- По результатам этой «Спартакиады» если выиграем хоккейный турнир, то займём первое общекомандное место, - гордо окинул взглядом двух бывших ТПУшников физорг. – Просто в прошлые годы мы были лидеры с конца. Поэтому сейчас со строителями играем за выход в шестнадцать лучших.

- Так и скажи, взятку зажал, - проворчал Данилыч, выходя из раздевалки и надевая хоккейную каску.

- Я всем клюшки «ЭФСИновские» купил! Четыре тренировки во дворце спорта устроил! – Разнервничался Самсонов. – Если вратарские шлемы не продадим - в трубу вылечу!

- Спокойно, - похлопал физорга по плечу степенный Дмитрий Игоревич. – У нас своя машина по забиванию голов есть, - он кивнул в мою сторону, - В полуфинале будем точно. Зря, что ли Ваня больше сотни накидал на тренировках. А это значит, и шлемы продадим и будет потом на что посидеть.

- Не подведи, Иван, - бросил на меня свой страдальческий взгляд Олег Палыч.

- Хоккей, это не баскетбол, - я встал и проверил, как на мне сидит хоккейная защита.

Всё было как надо, кроме раковины, или ракушки, как её называли в простонародье. Это щиток, который защищает причинное место между ног. И сейчас он чуть-чуть давил и натирал. Кстати о баскетболе, вторую игру влетели, не пробились мы в полуфинал. Кирилл и Мефодий до сих пор простить не могут, что в самом начале первого тайма пару раз двинул одному наглецу, не сдержался от воспитательных мероприятий. А я сразу предупреждал, что на лучшую игру с мячом нервов моих не хватает. Мы раньше, перед хоккейными тренировками в баскетбол играли для разминки, то есть без правил, можно было и потолкаться, и врезать в корпус как следует. Вот у меня и сработал инстинкт.

Из раздевалки на улицу, где сегодня обещали до пятнадцати градусов тепла, я вышел последним. Перемахнул через борт, застегнул каску, в которых по регламенту должны были играть все, и стал нарезать круги по своей правой половине поля. Всегда любил перед игрой немного пропотеть. Мужики же весело принялись обстреливать вратаря Валеру в новенькой хоккейной экипировке. Кроме шлема, мы ему наклеили дополнительный поролон под прохудившиеся уже нагрудники, на ту часть, которая защищает тело от пояса до плеч. Да и нашей «инвалидной команде» клюшки с загнутым крюком понравились. Броски ведь получались совсем другой силы и точности.

На первую игру к восьми часам утра на бетонных трибунах с деревянными скамейками разместилось человек двадцать. Пришли самые преданные автозаводские болельщики, среди которых оказались и незнакомые девушки. Мой сосед Василёк тоже пожаловал, тем более ему не терпелось посмотреть вратарские шлемы в деле. И конечно, обязательный атрибут всех соревнований – это наша дорогая медицина. Сегодня в бригаду врачей напросилась и Ольга Борисовна, которая сейчас смотрела на меня как заядлая сладкоежка на свеженькое пирожное.

Ведь в четверг я зашёл к ней в медпункт измерить температуру два раза, а в пятницу за витаминками и глюкозой забежал аж трижды. Что делать, когда подруги постоянной нет? Видать перед хоккейным турниром нервы совсем расшалились. Можно было конечно и в женское общежитие заглянуть на часок, узнать, что новенького преподают в школе рабочей молодёжи, полистать школьные учебники, посмотреть конспекты. Но поход к девчонкам в общагу, дело не безопасное, это всё равно, что гулять по минному полю, неизвестно где и как рванёт. Поэтому Оля во всех отношениях, особенно в этом самом, выглядела настоящим проверенным и надёжным товарищем.

Тем временем на левой половине хоккейной коробки разминалась команда из строительного цеха. Я отметил про себя, что наши заводские работники штапеля и мастерка в большинстве своём оказались ребятами молодыми и физически крепкими. Наверное, накачались на работах связанных с размешиванием бетонного раствора. И тут на лёд выехал, судя по полосатому свитеру, главный и единственный судья матча, и дунул в свисток.

- Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы. Кто хочет сегодня поиграть в хоккей? – Усмехнулся он.

- Огласите весь список, пожалуйста, - улыбнулся и я.

- Владимир Данилович, здравствуйте, - к судье подъехал физорг Самсонов и пожал руку. – Это Володя Кудряшов, из серебряного состава 61 года, - шепнул мне на ухо Палыч.

На центр ледяного поля выкатилась команда и строительного цеха. Мужики тоже уважительно пожали крепкую ладонь бывшему игроку главной команды города.

- Товарищ судья, внесите в протокол, - стал настаивать я. – Строители отказываются от нашего запасного вратарского шлема. Если зашибу паренька на воротах, то просьба милицию, суд и работников прокуратуры не беспокоить!

- Зашибалка ещё не отросла, - сплюнул на искусственный лёд центральный нападающий отчаянных ребят с левой половины площадки.

- Через десять секунд начинаем, - равнодушно сказал судья. – Лишних игроков уберите на скамейку запасных. Напоминаю регламент, играем два тайма по десять минут чистого игрового времени.

Я собрал ледовую дружину наших ремонтных цехов на синей линии. Если на баскетболе руководили игрой ПТУшники, то в хоккее верховодил командой я:

- В защите начнут игру: Казимир и Палыч. В нападении: Кир – слева, Меф – справа, я – центр. Игорич – заменишь Казимира, как только он по физике подсядет, а потом и Палычу дашь минуту отдышаться. Ну, всё, погнали наши городских…

- А я? – Хлопнул от обиды по льду клюшкой Данилыч.

- А? Ты ещё, - я почесал затылок через каску. - Как ветеран футбольного хоккея сменишь наших молодых крайков, сначала Кирилла, потом Мефодия.

- Вот так всегда, - заворчал Данилыч, покатив на скамейку запасных. – Больше всех стараешься, тренируешься, а как играть, так хрен тебе.

Перед стартовым вбрасыванием я ещё подъехал к бортику, около которого отчаянно жестикулировал сосед Василий.

- Как же второй шлем? Неужели не нужен? – Чуть не расплакавшись, спросил он.

- Не дрейф, сейчас засвечу их вратарю шайбой в лобешник, - подмигнул я. – Сдашь им наше изобретение на прокат за рубль. Запомни, дураков всегда учить надо.

- Кончай базар! – Психанул судья Владимир Кудряшов.

И когда я въехал в центральный круг вбрасывания, он специально шайбу кинул на клюшку нападающего строительного цеха. Черный резиновый диск тут же отлетел к защитникам их команды.

- К синей линии отошли! – Крикнул я ПТУшникам. – Защита далеко к воротам не садимся, встречаем здесь!

Работники кирпича и бетона пару раз перекинули шайбу друг другу. Затем последовала передача на правый край нашей обороны и их игрок, резко ускорившись, влетел в зону нашей защиты.

- Меф, быстро на своего! Палыч, куда! Держи пятак! – Грозно прорычав на своих недотёп, я сам занял место в двух метрах от своего пятачка, чтобы прервать любую передачу, которая пойдёт через меня.

Лихо войдя в нашу зону, строители «закопались», сначала долго ковырялись у закругления, затем с трудом запустили шайбу за воротами, и скинули вдоль борта на открытого защитника. Я резко выкатился, чтобы заблокировать либо бросок по воротам, либо пас на другой край. И напугав строителя, вынудил его сыграть обратно через борт. И тут вовремя сунул свою клюшку левый нападающий Кирилл. Шайба стукнулась об нее, затем в борт и отлетела ко мне.

Резкий разворот. Удар в плечо бросившемуся на меня игроку, который тут же плюхнулся на лёд. И я понёсся в атаку. Конечно, уже оба защитника наших соперников откатились. Но для меня это было слабой преградой. Во-первых, моя скорость была выше, во-вторых мощь заметно мощнее. Я прокинул шайбу между игроками обороны работников строительной сферы, и, столкнувшись с ними, разом опрокинул мужиков на их пятые точки.

Следующие пять метров я размышлял, либо бабахнуть на силу, либо обмануть перепуганного стража ворот. И ничего не придумав, я замахнулся так, что крюк оказался у меня за головой. Затем я резко опустил клюшку вниз и, заметив, что вратарь зажмурился, аккуратно закинул шайбу в правый угол.

Все двадцать человек на трибунах, незнакомые девушки, сосед Василий и бригада врачей с медсестрой Ольгой Борисовной дружно похлопали. Судья Кудряшов выдул визгливую трель из своего свистка. И моя «инвалидная» хоккейная команда тоже вяленько присоединилась к поздравлениям.

- Дай поиграть, узурпатор! – Крикнул недовольно со скамейки запасных Данилыч.

- Пока злость не накопишь, не выпущу! – Махнул я рукой и встал на центр ледяного поля. – Когда уже финальный свисток? – Спросил я тихо рефери в полосатом свитере. – А то, как бы наш мощный ветеран мужиков бы тут не поломал.

- Смотрю, весёлый ты парень, - улыбнулся Кудряшов и бросил шайбу на лёд.

Второе вбрасывание я выиграл легко. Резиновый диск отлетел к Самсонову, тот его отпасовал на Казимира.

- Играем первую комбинацию! – Скомандовал я, откатившись в зону защиты.

Строители же решили в этот раз не лезть на рожон и остались нас караулить на своей половине поля. Я пару раз стукнул клюшкой по льду, требуя шайбу. И Казимир дисциплинированно отдал её мне.

- Студенты шире ушли по краям! – Гаркнул я и полетел в атаку.

Одним обманным движением я ушёл от первого оппонента. Пересёк красную линию и запустил шайбу, подкинув её высоко по воздуху в правый угол зоны атаки. Туда к правому закруглению тут же бросился Мефодий.

- Защита в атаку не лезем! – Бросил я физоргу и Казимиру, обернувшись назад.

Ещё на тренировках наигрывали такой вариант атакующих действий в три нападающих, без подключения тихоходных защитников. Так как любой обрез приводил бы к очень опасному моменту уже у наших ворот. В это время Мефодий добрался до шайбы первым, я открылся по его же правому флангу вдоль борта. И он успел, пока его не впечатали в этот жесткий деревянный борт, отпасовать на меня.

Обманное движение, выход на ударную позицию, и я, как и обещал соседу Василию, звезданул, что есть мочи в бедного вратаря строительного цеха. Хорошая у парня оказалась реакция, вовремя он нырнул вниз, иначе минимум отделался бы сотрясением мозга. А про максимум даже думать не хотелось. И шайба с громким стуком зацепила перекладину и вонзилась в сетку. Судья издал ещё одну тревожную трель. «По ком свистит свиток?» - пролетела смешная мысль.

- Ладно! Хорош! – Махнул рукой в хоккейной краге капитан команды строителей. – Давайте ваш шлем вратарский.

- А что случилось? – Включил я дурака.

- Жить хочется - вот, что случилось! – Выкатился из рамки парень в широченных вратарских щитках. – У меня жена на пятом месяце, а вы шайбами швыряетесь!

- Спокойно, мальчика – усыновим, девочку – удочерим. А хоккейный шлем вон - у главного конструктора, – я кивнул в сторону Василька за бортом.

Две минуты длилась пауза на то, чтобы подогнать ремешки, скрепляющие переднюю и заднюю часть шлема на будущем отце, который был против смертоубийства на искусственном льду. И за эти минуты Данилыч «выпил из меня» килограмм человеческой крови.

- Завидуешь, - бухтел он. – Не даёшь моему голевому таланту разыграться! Боишься, что затмю Ваньку Тафгаева. Я как клюшку нормальную взял, вы все мне завидовать стали.

- Выпусти его под мою ответственность, - не выдержал первым физорг Самсонов.

- Кирилл! – Я окликнул паренька, который о чём-то ворковал с девушкой на трибуне. - Отдохни, дай профессиональному радикулитчику пару раз по шайбе промахнуться. Всё мужики, пошли на вбрасывание.

Судья Кудряшов предупредил вскользь, что перерыва между таймами теперь уже не будет, кинул шайбу на лёд. Резиновый диск после нескольких касаний: моего, физорга Палыча и Казимира Петровича прилетела на загнутый крюк Данилыча. И ворчливый мужичок, разменявший полтинник, рванул без моего ведома в атаку. Как стоял по левому борту, так вдоль его и посвистел, быстро перебирая коньками.

Я тоже разогнался параллельным курсом, непонятно зачем, так на всякий случай. Ведь сейчас несносного ветерана снесут и шайбу отберут. И придётся в холостую мотать обратно, в защиту. Но нет, Данилыча я недооценил. Он протиснулся, как мышка мимо крупногабаритного защитника строителей. Выкатился на ударную позицию, замахнулся и, получив небольшой тычок от второго игрока обороны, грохнулся на лёд. Однако падая шайбу чуть-чуть зацепить успел. Она неровно прыгая по льду, выкатилась точнёхонько мне на крюк, и я шмальнул в касание под перекладину.

- Гол! – Обрадовались полупустые трибуны, тому, что не зря встали в такую рань.

Мужики из команды подъехали, чтобы похлопать меня по плечам. А Данилыч всё это время лежал без единого движения. Мы конечно испугано кинулись ветерана поднимать. И тут он глаза открыл, заулыбался и сказал:

- Учитесь, пока я жив, как играть надо, - последние три слова прозвучали с ноткой трагического страдания.

- Ещё побегаешь или всё? – Спросил я, ставя Данилыча на коньки.

- Хватит пока, - пробурчал он, покатившись на скамейку запасных.

К сожалению дальше, такой веселухи на льду уже не было. После стартовых 3 – 0, мы безрезультатно отбегали первую половину игры. Во второй я забил один раз, а вольные каменщики с нашего завода под самый конец матча закатили сразу две ответные шайбы.

- Я вас предупреждал, ни на минуту расслабляться нельзя, - бухтел в раздевалке Данилыч, стягивая коньки. – Только и знаете - меня на замене передерживать.

- Бережём, Данилыч, бережём. Для решающей битвы света и тьмы, - успокоил я как мог не стареющего душой ветерана.

Глава 16

В раздевалке, когда я узнал, что до открытия настоящего хоккейного турнира среди шестнадцати лучших осталось ещё почти полтора часа, сказал своим, что сбегаю на часок домой – досплю. Тем более до общаги всего ничего, минута ходу.

- Номер комнаты какой? – Прицепился встревоженный Данилыч. – А то я вас молодых знаю, ляжешь на час, проснёшься к утру.

- Четыреста четвёртый, а номер общаги Казимир теперь лучше меня помнит, - усмехнулся я.

- Будильник есть? – На выходе со стадиона остановил уже Палыч.

- Я с этим будильником, даже на работу хожу, чтобы план оставался в рамках разумного, - отмахнулся я.

А дома - лепота. Только в последние дни всё фрезерный станок снился и секс, причём сразу с четырьмя обнажёнными женскими фигурами. Лишь накануне видел сон, в котором играю снова за «Уилинг Тандербёрдс» из маленького городка в Западной Виргинии, а после матча иду с командой в ресторанчик, пиво пить и девчонок наших щупать. Такая там традиция, тем более в этом американском захолустье и делать-то больше нечего.

И вот, будильник завёл, под одеяло залез, подушку под голову взбил, глаза закрыл, жду, что на сей раз покажет капризный Морфей. И именно в этот сладкий момент в дверь постучали. Я без задней мысли прямо так, в костюме Адама, вылез из-под одеяла и со словами: «Василий, едрёный батон, ключи нужно с собой брать!» впустил его в комнату. Затем оглянулся, почувствовав запах женских духов, а это не сосед Василий. Это Ольга Борисовна, плащик на ней короткий, платье ещё короче, игривые чёрные гольфы до колена, прическа с кренделями из волос на голове. А у меня «Краковская колбаса» висит мимо витрины. Я даже ни возмутиться, ни удивиться не успел, как «колбаса» оказалась на влажном и шершавом языке Ольги.

- Оля, там же хоккеисты могут травму получить, кто им первую помощь окажет? – Попытался я как-то вразумить страстную, но в то же время серьёзную и взрослую женщину.

- А я там не одна работаю, у меня сейчас перекур на полчаса, - выдохнула на секунду врачиха. – Имею право, - добавила она ещё через какое-то время.

- Если трудовое законодательство не нарушено, то уже не грех, - тяжело выдохнул и я.

«Вот теперь ты меня понимаешь! – обрадовался голос в голове. – Видишь, как все удачно складывается, и ты доволен и я молчу».

«Вот и молчи, и без тебя мысли плохие лезут, - я ещё пару раз под чавкающие звуки своей ненасытной подруги тяжело вздохнул. – Если так дело дальше углубиться и ускориться, то Ольга Борисовна замуж за меня захочет. Это же аксиома!»

На этих тревожных мыслях мы с врачихой как по команде сменили диспозицию. Лишняя одежда слетела с женщины в сторону, и мы переместились поближе к знаниям, которые какое-то время кропотливо собирало все разумное человечество. Проще говоря, Оля, прогнувшись как лань, упёрлась руками в стол, где валялись учебники по «Физике», «Литературе» и «Истории».

«Нужно будет на «Физику» приналечь», - мелькнуло в голове, когда я в хорошем ритме приналёг на совсем другое. А то, если с силой Ньютоновского притяжения я ещё как-то кумекал, то с законом Ома мой спортивный мозг не справлялся.

- Бум, бум, бум, - вдруг постучали в дверь, когда уже оставалась совсем чуть-чуть покорпеть над учебниками.

Ольга Борисовна испуганно ойкнула и разогнулась. Я схватил трусики и плащ, которые валялись на моей кровати, и мысленно поблагодарив чудесную женскую моду начала семидесятых, при которой достаточно было просто поправить короткую юбочку, пошёл в прихожую.

- Дома нет никого, чё надо! – Гаркнул я, сунув трусики в карман плаща, и повесив его аккуратно на вешалку.

- Это я Василий! – Раздалось с той стороны хлипкого дверного полотна. – Открой!

- Сейчас дохулиганите, выйду в табло дам! – Громко сказал я и шёпотом добавил в сторону Ольги. – Быстрее возьми учебник и надень очки.

- Да это я, открывай! – Сосед ещё раз для убедительности подолбил в дверь.

За это время я успел натянуть футболку с трико и, улыбнувшись, открыл ворота в наше холостяцкое гнёздышко.

- А! Это ты, - впустил я соседа в комнату. - А я думал, это опять из четыреста десятой хохмят, готовиться к экзаменам мешают. Кстати познакомься, мой репетитор по литературе, Ольга Борисовна Ладина. Совершенно случайно узнал, что она большой знаток русской классики.

- Я вас знаю, вы медсестрой работаете у нас в корпусе, - кивнул головой Василёк.

Ольга растерянно улыбнулась и тоже кивнула в ответ.

- Чайник поставь, - я взял со своей тумбочки немного обгоревший металлический с деревянной ручкой сосуд для кипячения воды и вытолкнул любопытного Василька в коридор.

Затем уселся на кровать, чтобы врачиха, которая сидела на стуле смогла продолжить для меня предполагаемый частный урок.

- Трусики верни, - зашептала Оля.

- Книжку не ту взяла, - я вырвал у неё из рук учебник «Физики» и ставил вместо него «Литературу». – Не успеем трусики надеть, придётся чай пить пока без них…

- Я тоже люблю литературу, - очень быстро вернулся в комнату Василёк. – А что вы сейчас проходите?

- Ты мне лучше ответь, почему не на хоккее? – Я скосил глаза в учебник, который подрагивал в руках женщины. – Как же испытание вратарского шлема в естественных условиях?

- Да? – Отмахнулся Вася, усевшись уже на свою кровать. – Твой Данилыч все соки выпил своим зудением, сказал, что как человек, который приделывал решётку из проволоки к маске сам должен за всем проследить.

- Ясно, так на чём мы остановились Ольга Борисовна? – Я посмотрел на врачиху.

- Роман Гончарова «Обломов» - это очень актуальное на сегодня произведение, - томным учительским голосом произнесла Оля.

- Точно, - я вскочил с кровати и прошёлся. – Вся наша жизнь – это игра в «обломовщину». Например: вставляю я шлифовальную головку в глухое отверстие. Довожу диаметр под нужные допуски и посадки. Можно сказать, выхожу на пик механического процесса, а тут бац - мастер с новым заказом. Как это Василий называется?

- Да ладно, у нас, что думаешь в КБ легче? – Василёк от досады отвернулся, посмотрев в окно. – Сяду, сосредоточусь, и тут же приказ, Василий сходи туда, Василий сходи сюда. Когда при таком подходе удовольствие от работы получать? А?

- Да, нам медицинским работникам тоже не просто, - Ольга Борисовна отложила учебник в сторону. – Один больной лежит как бревно. И так его лечишь и сяк – никакой положительной реакции. А другой наоборот. К нему только прикоснись умелыми врачебными руками и сразу все жизненные функции поднимаются. Жаль только, что хорошие больные быстро выписываются. И забывают нас, медицинских сестёр.

***

Вторая игра сегодняшнего дня по жеребьёвке выпала нам с литейно-кузнечным цехом. Чисто внешне ребята производили неплохое впечатление. Главным образом мужички лет тридцати, было так же парочку парней помоложе и парочку ветеранов.

- Что скажешь, Палыч? – Поинтересовался я на разминке авторитетным мнением физорга.

- Мастеров спорта среди них нет, - пожал плечами Самсонов. – Но команда неплохая, почти все с опытом, кто по юношам бегал, кто на первенство города ещё недавно играл.

- Ясно, - сказал я и грустно подумал, что как со строителями покуражиться не получится. – Валера, надень шлем, брошу пару раз на точность! – Крикнул я нашему вратарю.

Я краем глаза оглядел автозаводской хоккейный стадион "Торпедо", который, если верить специалистам, мог вместить восемь с лишним тысяч человек. Поговаривали, что против ЦСКА могло втиснуться вообще тысяч десять. А сейчас примерно тысячи две набралось. Уже к открытию, к десяти часам утра стали подходить любители хоккея, которые соскучились за лето по этой динамичной и жесткой игре. И пока полчаса профком и комсомольская организация наговорились, тысяча уже точно была. Затем прошло две игры за попадание в сильнейшую восьмёрку. И вот наш матч - третий.

Я выложил на лёд перед собой четыре шайбы, поднял руку дав понять Валере, дескать - будь готов. Он тоже отсалютовал мне. И метров с двенадцати первый диск из спрессованной резины я залепил, красивым кистевым броском точно под перекладину. Валера махнул блином пытаясь отбить шайбу в сторону, но зацепил её лишь по касательной, поэтому черная как смоль шайба стукнулась в железную перекладину и шлёпнулась за линией ворот.

Второй бросок я выполнил в правый от себя угол, стараясь попасть в мёртвую зону под вратарской ловушкой. Отец большого семейства упал на колени, сдвинув весь свой корпус так, чтобы отбить шайбу хоть какой-нибудь частью тела. Но скорость полёта черного диска была слишком высокой, и он тоже влетел в сетку.

- Развлекаетесь? – Услышал я низкий с хрипотцой голос из-за спины.

- Виктор Сергеевич, моё вам почтение, - к невысокому коренастому мужику в хоккейной вратарской форме подрулил физорг Самсонов.

- Сам Коноваленко, - шепнул мне в ухо Казимир Петрович.

- Похож, - ответил так же тихо я. – Виктор Сергеевич, может, попробуете на себе новую вратарскую маску? – Обратился я к легенде горьковского, да и советского хоккея.

- Чё за хреновина? - Улыбнулся он и подъехал к нашим воротам, где Валера уже отстегнул новенький, сделанный по последнему слову хоккейной науки, шлем. – Любопытно, - взял он его в руки и повертел.

- Товарищ Коноваленко, - продолжал я наседать на легенду. – Надевайте смелее, сейчас я вам щёлкну пару раз, и сами все узнаете. Новинка в игре уже побывала, отзывы – превосходные.

- Что-то я тебя парень не припомню, ты за кого раньше играл-то? – Ухмыльнулся вратарь сборной СССР.

Я посмотрел с надеждой на физорга Самсонова и на других мужиков из команды.

- Да не за кого он не играл! – Сдал меня с потрохами Данилыч. – Молодой ещё - мозгов нет, лезет поперёк отцов. Вы ему Виктор Сергеевич покажите наше настоящее мастерство.

- Давай Сергеич! Покажи класс! – Крикнул кто-то с трибуны.

На нашу половину поля тут же съехались игроки команды кузнечного цеха и судья предстоящего матча. Валера помог вратарю сборной правильно затянуть ремни на новом по конструкции вратарском шлеме. Я прокатился до ворот и выгреб из них свои чёрные резиновый шайбы. Затем вернулся на дистанцию примерно метров десять - одиннадцать. И приготовился к конкурсу по забиванию голов. Коноваленко тоже встал в стойку и замер.

- Мужики, время уже, - сказал судья Владимир Кудряшов, показав на наручные часы.

- Я быстро, - пробурчал я и бабахнул мощным щелчком по первой шайбе.

Виктор Коноваленко от неожиданности первую шайбу прозевал. Не знал, что у меня кроме хорошего кистевого броска ещё и пушечный щелчок. Я тут же зарядил по второй шайбе, которую вратарь клюшкой отбил в левый угол. Зато третий чёрный диск вонзился точно под правую крестовину. И наконец, четвёртым щелчком я разбил вдребезги новенький крюк своей личной клюшки «ЭФСИ». Шайба же медленно поскользила по льду прямо во вратаря сборной СССР.

- Египетская сила! – Хлопнул себя по ноге разочарованный физорг Самсонов. – Ты чем Иван сейчас играть собрался?!

- У нас же есть ещё одна, - растерянно пробормотал я, так как - дурак! Кто же нашими отечественными клюшками в здравом уме щёлкает по шайбе?

- Последняя! – Погрозил мне кулаком физорг.

«Хорошо, что всё клюшки заранее загнул, и у всех кроме Казимира левый хват», - подумал я. А Коноваленко за это время стянул шлем и вернул его Валере.

- Сила - есть, класса – нет, - хмыкнул вратарь «Торпедо» мне. – Ну а масочка так - ничего. Нужно будет Александру Тихоновичу показать.

- Команды на вбрасывание! Лишние с поля! – Гаркнул судья Кудряшов, которому этот концерт надоел. – У меня кроме вас ещё пять игр впереди.

Само собой не пойти навстречу пожеланиям главного человека на ледовом поле мы не могли. Поэтому Данилыч и Дмитрий Игоревич заняли место на скамейке запасных, а я выехал в центральный круг вбрасывания. Слева в нападении Кирилл, справа – Мефодий, в защите пара тихоходов Казимир Петрович и физорг Самсонов. На трибунах я увидел: принцессу Снегирёву, которая меня игнорировала, Ольгу Борисовну, которая наоборот смотрела во все свои коровьи глаза, а вот Светки не было, или она пряталась где-то среди разношёрстных зрителей. Зато у бортика в первом ряду появились новые болельщицы из соседнего женского общежития.

«Это Нюрка, это Лариска, это Таня, это Нелька, - тяжело вздохнул голос в голове. – И остальные тоже девушки хорошие».

- Команды готовы? Вратари шлемы закрепили? – Спросил на всякий случай судья и бросил шайбу на лёд.

Вторая игра пошла совсем по другому сценарию. Первые минуты не удавалось организовать ни одной нормальной атаки, ни нам, ни им. Наверное, большое стечение народа, наложило дополнительную ответственность на моих неискушённых тихоходных хоккеистов. Лишь ближе к третьей минуте мне удался слаломный проход в зону литейщиков и кузнецов, после чего я выкатил шайбу левому нападающему Кириллу. Парню лишь оставалось точно бросить с четырёх метров мимо растерявшегося вратаря. Но бывший ТПУшник смазал. Шайба по касательной зацепила перекладину и улетела в заградительную сетку. Судья показал вбрасывание в левом кругу зоны атаки.

- Эй, студенчество давай на лавку! – Крикнул и перелез через борт, набравшийся «спортивной злости» Данилыч.

- Кирилл, отдохни минуту, - махнул рукой я. – Остынь.

Студент, за которого болела какая-то подружка на трибуне, печально покатил на замену.

- Мужики, - сказал я тихо команде, прикрыв рукой рот. – Сейчас после вбрасывания полезу на пятак, просто накиньте шайбу на меня. Сюрприз будет.

- О чём речь, исполню в лучшем виде, - рапортнул за всех Данилыч.

Я встал на точку, дождался, когда черный резиновый диск брякнется об лёд и резко выгреб его на своего защитника Казимира.

- Пас! Пас! Пас! – Заблажил Данилыч.

Казимир пульнул на него, а я в это время ворвался на самый пятачок перед воротами мастеров литейно-кузнечного дела. Двинул одному, дал в корпус другому. Третьего просто оттеснил плечом. Но несносный ветеран завозился с шайбой и вместо хоть какого-нибудь навеса на меня, махнул мимо. Нападающий из литейки как ястреб рванулся к бесхозному диску и завладел им. Я тут же покатил что есть силы к своим воротам, на которые уже нёсся расторопный противник.

- Шайбу! Шайбу! Шайбу! – Заорали весело трибуны.

И выход один на один закончился для нас печально. Потому что Валера, хоть и хороший семьянин, но как вратарь он уровнем намного ниже среднего. Простой бросок низом в угол для него оказался неберущимся.

- Гол! – Заорали громогласные глотки кузнецов и сталеваров.

- Данилыч! – Крикнул на коллегу Казимир. – Как стопарик подносить ко рту, так ты – снайпер. А как в хоккей играть – мазила.

- Хорош лаяться мужики, отыграемся, - я легонько подтолкнул Данилыча в сторону скамейки запасных, чтоб ему на поле не наваляли свои же. – Игорич смени Мефодия, Кирилл давай обратно!

Дальше мы взвинтили темп и игра пошла с нашим перевесом. Ну и команда досталась нам в соперники. Минут шесть их мурыжили из зоны атаки за синюю линию не выпускали. Только я один по воротам литейщиков бросил пять раз. Одна шайба угодила прямо в маску вратарю. Вторая в штангу, а ещё три заблокировали полевые игроки. Вот что значит непруха!

- Вы чё?! – Крикнул я команде мастеров литейно-кузнечного дела. – Вам жить насрать? Вы зачем под мои шайбы бросаетесь? Телевизора насмотрелись? Убью ведь ненароком!

- Ты десять лет у печи постой, тогда поймёшь, что на твои шайбочки нам начхать, - пробубнил защитник сталеваров, выплёвывая сгусток крови изо рта за хоккейный борт.

- До конца первого тайма тридцать секунд! – Громко сказал судья. – Вбрасывание в зоне литейщиков.

- Шайбу! Шайбу! – Потребовали заскучавшие трибуны.

- Данилыч, давай на лёд! Казимир заменись! – Скомандовал я, видя, как тяжело дышит один ветеран, и как виновато смотрит на поле другой.

Я въехал в круг вбрасывания и первым поставил клюшку на лёд. Судья Кудряшов, бывший защитник серебряного состава горьковского «Торпедо», посмотрел, все ли готовы и бросил шайбу. Я немного зазевался, обдумывая, чтобы такое сочинить в атаке, чем удивить? И вбрасывание проиграл. Резиновый диск отлетел в сторону правого закругления и на него бросился защитник сталеваров и ветеран Данилыч, который как маленький и тощий бульдог вцепился в последний шанс доказать, что ещё рано его хоронить, что у него ещё есть дела!

Бац и шайба удачно отлетела от клюшки ворчливого ветерана обратно в круг вбрасывания. Я двинул плечом своего опекуна и выкатил чёрный диск на прямую наводку. Замах, вратарь упал на колени, а я вместо мощного щелчка, вспомнив, что одна клюшка уже тю-тю, аккуратно бросил под перекладину. И шайба красивой чёрной бабочкой запуталась в сетке ворот.

- Го-о-ол! – Заорала вся наша ветеранская хоккейная банда.

- Перерыв две минуты, - тут же дунул в свисток судья.

Двухминутная пауза между таймами прошла уже с другим настроением. Я попил немного крепкого чая без сахара из термоса, которым нас побаловал физорг. При этом пару раз уточнил: «Это точно чай?» Ну и подъехал к девчонкам из женской общаги, которые весь первый тайм кричали: «Ваня давай!» Нужно же было узнать, чего они хотят.

- Совсем забыл нас Ванюша? - Защебетала невысокая и пышненькая Нюра, заиграв на круглом приятном личике хитрыми глазками.

- Вторую неделю бегаю то с гирей, то с клюшкой, - я виновато посмотрел на остальных бывших подруг моего предшественника.

- А может, сегодня сходим в парк на танцы? – Заулыбалась самая высокая из всех девчонок Таня.

- Если кузнецов сейчас победим, то обещаю, - я краем глаза глянул на соседа Василия, которого разговор с незнакомками явно заинтересовал, и на принцессу из комсомольского актива.

«О как губки искривились! – подумалось вдруг. – Не то ревнует, не то презирает».

«Забудь! – проснулся другой голос. – Бери Нюрку, не пожалеешь, огонь девка! Или Таньку, тоже может жару дать! А лучше сразу обоих разом. Кстати, и про Ларису с Нелей забывать не стоит».

«Ладно, уговорил, - согласился с голосом я. – На танцах разберёмся, кто с кем и кого».

- Команды на лёд! – Дунул в свиток судья Кудряшов. – Если матч закончится в ничью, по регламенту, пробиваем по три буллита. Готовы?!

Я оглядел своих мужичков и пацанов. Вроде смотрят бодрячком, а кузнецы со сталеварами уже "наелись". Значит дожмём! Шайба полетела на лед, и я первым выбил её на своих защитников Казимира и физорга Самсонова. Однако второй тайм опять пошёл сикось-накось. С первых минут мы зажали соперника за его синей линией. А толку? Под шайбу как ненормальные бросаются. В углах и у бортов долбят моих молодых ПТУшников. Опасно контратакуют. Хорошо, что Валера осознал важность момента и дважды нас просто спас. Первый раз, прыгнув на лёд, тяжелой вратарской клюшкой прервал опасную передачу. А второй раз, неудачно растянувшись на льду, случайно отбил могучим корпусом верный гол.

- Мужики, - я собрал на пару сек команду в поле. – Сейчас поменяем тактику. Студенты у вас скорость повыше, а масса тела пожиже. В силовой борьбе от вас толку ноль. Встанете в защиту, что-то часто кузнецы стали убегать. Ты, Палыч, пойдешь на левое крыло атаки. А ты Казимир ехай на замену, пусть Игоревич выйдет на право.

Прозвучала трель свистка, и я покатился в левый круг вбрасывания в зоне соперника. Крепкий и коренастый Дмитрий Игоревич перемахнул через борт и присоединился к команде.

- Мужики пожёстче у бортов! – Сказал я, хлопая клюшкой по шайбе быстрее своего визави после произведённого вбрасывания.

- Ванечка забей! – Закричали визгливыми голосами девчонки из общаги, которые перебрались поближе к воротам сталеваров.

Кирилл первым успел к чёрному диску, когда он отскочила от моей клюшки, и быстро отпасовал направо своему другу из ПТУ Мефодию. Тот запустил шайбу по борту на Игоревича, который сразу дал понять - кто у борта хозяин, двинув опекавшего его игрока. И бросил шайбу, так как я просил всю игру, навесиком на пятачок литейщиков. Я подбил крюком чёрный резиновый диск и он, запрыгав по льду как жаба, заскочил в пустой угол.

- Да-а-а! – Наконец я дал волю своим чувствам.

- Го-о-ол! – Захлопали трибуны и взвизгнули девчонки из женского общежития.

После второй пропущенной шайбы «железные» кузнецы и литейщики сломались и под конец игры пропустили ещё дважды. Сначала Палыч замкнул мою передачу с фланга, а потом и сменивший Игоревича Казимир Петрович откликнулся на мой пас из-за ворот.

- Ванечка, так мы в семь часов тебя ждём, - проворковала пышечка Нюра.

- Чё она тебе сказала? – Подбежал уже за пределами хоккейной коробки сосед Василий.

- Намекнула, что нужно в аптеку заглянуть перед танцами, - улыбнулся я.

- Кому? – Не понял Василёк.

- Всем, - хлопнул я его по плечу. – Готовься Василий, ждут интересные дела.

Глава 17

Танцплощадка в Автозаводском парке - это как билет в далёкое детство. Деревянный помост, огороженный по кругу деревянной же оградой. Сцена с навесом из того же материала. А вдоль забора лавочки для тех, кто не танцует, или для тех, кого не приглашают. И через всю площадку на высоте в метра четыре на вытянутых толстых проводах висят электрические лампочки. Вокруг - темень, а там где отплясывает молодёжь и люди немного постарше - светло. Мимо хорошенькой девушки не промахнёшься, если она, конечно, сама не против. И если посмотреть на это с высоты птичьего полёта, то танцплощадка выглядит как лампа вокруг которой сотни легкомысленных мотыльков.

- Уважаемые товарищи горьковчане и гости нашего города, сегодня в парке играет для вас вокально-инструментальный ансамбль «Орфей», давайте поприветствуем музыкантов! – Сказала в микрофон со сцены женщина в белом платье по колено.

- Давай Битлов! – Тут же кто-то выкрикнул из толпы желающих культурно-танцевального отдыха.

- У нас вся творческая программа утверждена в Горкоме, - сразу обломала женщина битломанов. – Сначала прозвучат песни советских композиторов. – Пожалуйста, ребята, - обратилась она к молоденьким патлатым музыкантам с гитарами.

- Хорошо, - высказался Василёк по поводу предстающего веселья и довольный посмотрел на наших сегодняшних подруг.

А посмотреть было на что. Причёски с кренделями, платья мини, каблуки на туфлях здоровенные. У Нюры грудь стоит колесом. Нелька и Лариска подол укоротили по самое не балуй. Танька статная, высокая, хоть сейчас её в сельский клуб на подиум с показом коллекции мини-бикини 1971.

Я тоже немного приоделся, взял немного из тех денег, которые Костик дал на битьё моего мужественного лица. Купил брюки кремового цвета. Чёрный пуловер с широким разрезом на груди, и новую светлую полосатую рубашку, взамен порванной в клочья. А на ноги пришлось взять в магазине какие-то ботинки из натуральной чёрной кожи, которые сейчас немного тёрли пятки. Все мужики из общаги, кто меня встретил, высказались однозначно: «Пошёл на блядки!» На что всем подряд отвечал одно и то же: «Завидуй молча».

- Деньги остались? – Спросила нашу компанию Лариска, вынырнув откуда-то из толпы.

Я выразительно посмотрел на соседа Василия, который сегодня был спонсором. Заработал целых двенадцать рублей, сдавая вратарский шлем внаём. И именно из этих денег мы отдали трояк за вход, то есть по пятьдесят копеек за человека.

- Девять рублей ещё есть, - Василий протянул девушке девять рыжих и помятых бумажек.

Лариса эти бумажки как лиса зазевавшуюся курицу схапала в одно стремительное мгновение, сунула себе в сумочку, и вновь куда-то улетела сквозь танцующую толпу под песню композитора Бабаджана «Королева красоты»:

По переулкам бродит лето,

Солнце льется прямо с крыш.

В потоке солнечного света

У киоска ты стоишь…

- Потанцуем? – Спросила меня Нюра.

- Куда подруга улетела? – Растерялся я растаявшим за один присест деньгам.

- Лариска сейчас «Агдама» возьмёт для настроения, - хохотнула низким голосом Танька.

- Тогда пойдём, - тяжело вздохнул я, так как танцы не любил, - тряхнём что ль стариной.

Мы протолкались ближе к центру танцпола, я оттёр корпусом в сторонку какую-то компанию молоденьких ребятишек, и мы принялись под заводной куплет, который я раньше слышал лишь в исполнении Муслима Магомаева смешно дёргаться.

С тобою связан

Навеки я,

Ты жизнь и счастье,

Любовь моя…

Кстати, ВИА звучал очень даже прилично. Им бы ещё инструменты посерьёзней, может быть, даже прорвались бы на большую эстраду. Ближе к концу заводной композиции вновь материализовалась Лариса. И показала, что в холщовой сумке кое-что имеется. А именно - две бутылки «Агдама Бухаряна» в девятнадцать заводных оборотов, за которых я так понял, мы немного переплатили.

- Пошли в сторонку, - ухмыльнулся я, забирая сумку себе.

И я как ледокол среди маленьких льдинок повёл через танцпол отряд из четырех дам и одного юноши ближе к забору, где были свободные лавочки. Там я своими мощными пальцами вырвал пластиковую пробку из бутылки объёмом ноль семь литра, и, прикрыв от посторонних глаз своей широкой спиной нашу компанию, сунул бутылку соседу Василию. Так как он сейчас был какой-то особенно напряжённый.

- Много не пей, - пробурчал я.

Вася, глотнув из пузыря, смешно сморщился, а девчонки от чего-то захихикали. Дальше бутылочка пошла по кругу, лишь я отказался, во-первых, завтра важнейшие игры, а во-вторых, уже практически весь завод знал, что после отравления «Тройным одеколоном» я не пью. Да и честно сказать - не тянуло. Музыканты тем временем со сцены грянули другую вещицу:

А ты моя милая, кто ты,

Сейчас скажу, погоди!

Ты просто моя суббота,

мой плен и моя свобода

И всё у нас впереди…

После ещё двух бодреньких песен «Орфей» по просьбе трудящихся заиграл инструментальную медленную композицию. Раскрасневшаяся от «Агдама» Нюрка вцепившись в мою руку, потащила сразу же в центр толпы. Таня кстати тоже не растерялась, повела вытанцовывать для себя Василия, которого была немного выше ростом. И не удивительно, чего я только про перспективы своего соседа не напел доверчивым девчонкам.

Я плотненько приобнял немного полноватую фигуру девушки, профессионально пробежавшись руками по всему трепетному телу, и услышал, что песня всё-таки была со словами. Это же «Сумерки» из «Поющих гитар»! Триста лет не слышал:

Словно сумеpек наплыла тень,

То ли ночь, то ли день.

Так сегодня и для нас с тобой

Гаснет свет дневной…

Чем всё-таки хороши семидесятые, музыка – отвязная, мини-юбки – короткие, небо голубее, трава зеленее, сейчас стою за попочку Нюру щупаю, а онауткнулась носиком в мою грудь, и лишь возбужденно посапывает, млеет. Вон волосатики из цеха Толя и Коля тоже пришли подыграться с подружками. А вон Василий… Кстати, а где Вася? Танька с большими испуганными глазами подбежала к нам, но и без слов стало ясно, что увели Василька поговорить по-пацански.

- Девчонки ждите здесь! – Бросил я и полетел, распихивая недовольный народ, на выход.

«Знаю я эти разговоры по-пацански, деньги выбивать будут, покуражатся, поунижают. Есть такая людская порода – сволочь конченная обыкновенная, особенное удовольствие получает, когда топчет человека умнее, честнее и порядочнее себя», - с такими мыслями я вывалился в укромную аллейку парка. Василий держался за ухо, и что-то мямлил, низко опустив голову.

Я налетел на компанию из шести мерзавцев, как лев на соломенные чучела. Первый и второй даже ойкнуть не успели, как оказались по разные стороны аллеи. Один головой в одних кустах, другой тоже тем, что у него вместо соображалки в других. Третий ловко по-боксерски ушёл от моего хука. Зато четвёртый и пятый пали как подкошенные. Шестой поступил мудро, дал стрикача куда-то в темноту с криком: «Наши бьют!» С третьим пришлось повозиться ещё две минуты. Хороший парень, в том смысле, что пригодный для профессионального бокса. Башка каменная, страха нет. Трижды его достал куда-то в пятак. И каждый раз он поднимался и тоже пытался боксировать. Пока не встретил милый моему сердцу апперкот. Вообще таким ударом успокаивать тех, кто ниже ростом для меня, дылды, сподручней.

- Ты кто такой?! – Вылез из кустов один из первых гопников. – Да мы с Монастырки! Ты на кого сука тянешь?!

Ещё один боковой добивающий удар и всё, вопросы от крутого паренька с Монастырки закончились. Сразу видно - не годится бедняга для журналистской работы. Да и сам он куда-то снова упал.

- С других районов может есть кто? – Я как тигр обошёл поле боя. – Выходи сейчас сортировать буду. Брюнеты налево, блондины направо.

Поднялся всё тот же боксер и даже руки поднёс к подбородку. Я сделал ложный выпад вперёд. Пропустил мимо себя размашистый оверхенд, это когда рука летит в челюсть чуть-чуть сверху. И под приглушённые звуки музыки с танцплощадки я «потушил свет» самому твердолобому хулигану, пробив ещё один апперкот.

- Живой? – Обратился я к соседу.

- По уху дали, - Василий убрал руку и показал свой посиневший пельмень, возможно из-за сумерек орган слуха был и другого цвета.

- Кто тут на Монастырку тянет?! – Успел очухаться кто-то ещё.

- Не выступай, - на последнем слоге я залепил хлёсткий боковой. – Пусть отдохнёт, - я подмигнул Васильку.

Конечно, драка получилась смешной, но настроение немного испортилось, да и девчонки с соседом Васей от «Агдама» заметно окосели, который дёрнули вместо успокоительного. Поэтому когда «Орфей» заиграл что-то из зарубежных хитов, я потащил всю компанию в парк, на скамеечку продышаться, подальше от весёлой праздничной толпы. Таня и Лариса, обнимая и гладя по голове, успокаивали Васю, который пьяненько грозился всем что-то показать. Я же одной рукой обнимал Нюру, а другой Нелю, потому что нехорошо, когда человека никто не обнимает.

***

На следующий день, в воскресенье, первые игры назначили на одиннадцать часов утра. Для меня как для работяги, который уже привык вставать в пять, чтобы в шесть пахать у станка – это был просто праздник вдоволь поваляться в кровати. «Хотя кого я обманываю, - думал я, раскатисто наматывая неспешные круги по хоккейному полю, - поспал то всего ничего».

Вчера после танцев, полезли с Васей к девчонкам в общагу по верёвке, которую они скинули со второго этажа. Потом допили у них в комнате «Агдам», без моего участия. А дальше, я с Нюрой один раз испробовал на прочность отечественное изделие номер два, под хихоньки её соседок Тани, Ларисы и Нели, которые делали вид, что как бы спят. Василий, кстати, к тому времени под тёплым бочком у Таньки вырубился полностью, из-за организма, который не привык к «Агдаму Бухаряну».

Затем ещё одну резинку протестировали, Нюра активно на этом настояла. А потом Неля стала жаловаться, что так не честно, со всеми, значит, это делают, а с ней никто. Пришлось её успокаивать. Потом Лариска заявила, что теперь точно всё не по правилам: «Гуляли вместе, пили вместе, а как трахаться так все порознь!» Я немного попил водички, и согласился, что на самом деле в этом есть некая вселенская несправедливость. А я несправедливости разные вообще не уважаю, я всегда за правду! Поэтому нагнул и Ларису.

- Вот теперь точно всё не по правилам! – Вскочила со своей кровати Танька, сверкая голыми титьками, когда соседка громко вскрикнула, достигнув финальной точки. – Вы девки совсем совесть потеряли. Где ваша комсомольская солидарность? Нюрка два раза сходила сегодня на дежурство, Нелька – один, Лариска – тоже один раз. А я ни разу!

- Может Васю разбудить? – Вмешался я в стихийное комсомольское собрание.

- Вас мужиков, когда надо - не добудишься, - согласилась Неля.

- Предлагаю проголосовать, - встала с кровати Нюра, причём тоже в неглиже. – Кто за, чтобы Ваня сводил на дежурство и Таню. Единогласно, - обвела она победным взглядом всех подруг по комнате.

- А моё мнение здесь хоть кого-то интересует? – Возмутился я.

- А не надо было лезть в окно, - привела железный аргумент Татьяна.

Лишь в восемь утра спустившись из окна женского общежития, я вернулся домой. А Вася там так и остался, в пьяном забытьи. Девчонки пообещали, что подлечат его и вернут в целости и сохранности. Поэтому вратарские шлемы, для продолжения испытаний, на автозаводской стадион я сегодня принёс сам.

- Привет, Иван! – Помахал мне, появившись около бортика, физорг Самсонов. – Пошли в подтрибунку на жеребьёвку.

- Не Палыч, без меня, я ещё по воротам побросаю, - я высыпал на синюю линию с десяток шайб, которые позаимствовал в раздевалке.

«С кем сыграем, с тем сыграем, - подумал я. – Ведь чему быть, того не миновать».

- Клюшку береги, - жалостливо попросил физорг.

К одиннадцати часам утра на хоккейный стадион под открытым небом собралось тысячи три зрителей. Со жребием нам можно сказать отчасти повезло. Мы попали в верхнюю часть турнирной сетки, а команда заводоуправления в нижнюю. И раньше финала, если туда доберёмся, с ними уже точно не встретимся. А за них сегодня решила ради развлечения поиграть сильнейшая пятёрка из горьковского «Торпедо», пара защитников Астафьев – Фёдоров, и нападающие Мишин – Федотов – Фролов.

- Сейчас играем с арматурно-радиаторным цехом, - заявил на разминке физорг. – Зря радуешься, - сказал он Данилычу. – На воротах у них сам Коноваленко, в защите Слава Жидков, а в нападении Боря Немчинов. Все мужики из славного «торпедовского» состава 1961 года. Славке двадцать восемь лет, а Боре – тридцать пять. В прошлом сезоне только играть закончили.

- Наверное, Прилепский специально решил Виктора Сергеевича нагрузить, - задумчиво пробормотал Казимир, разглядывая, как на той половине поля бросают по воротам легендарного Коноваленко. – Я читал, что через четыре дня команда летит в Череповец на турнир имени Беляева. Готовятся мужики к чемпионату.

- Что ж они на нас, на работягах, готовятся? – Грустно махнул рукой ветеран хоккейного мяча Данилыч.

- Ремонтники и радиаторный цех попрошу на центр поля, а все лишние давайте на скамейку запасных, - дунул в противный пронзительный свисток судья Владимир Кудряшов, кстати, тоже защитник из состава 1961 года.

- Мужики, вы вратарский шлем нормальной конструкции брать будете? – Обратился я к радиаторщикам. – Или в этой масочке из каменного века хотите играть?

В центральный круг вбрасывания въехал Борис Немчинов, улыбнулся, сверкнув золотыми коронками на передних зубах. Посмотрел издалека на маску, в которой был Валера, и сказал:

- Давайте вашу штуковину, вроде вчера про неё много хорошего говорили.

В первые две минуты четвертьфинального матча я попросил своих поменьше вытягивать в атаку. Вообще при нашем сильно возрастном и не очень мастеровитом составе надежда была только на самоотверженную игру в защите и быстрые контратаки.

- Мефодий, будь сзади, мы с Кириллом вдвоём вперёд сбегаем, - сказал я, когда очередное вбрасывание свистнули в нашей зоне.

Судья подозвал меня и Немчинова в левый круг вбрасывания. Всё-таки что ни говори, а хоккей семидесятых и девяностых – это две большие разницы. Я там, в Америке, чуть ли не каждую тренировку отрабатывал борьбу за ничейную шайбу на точке. А в СССР к этому элементу относились по остаточному принципу. Вот и сейчас я из семи вбрасываний у бывшего мастера спорта Бориса Немчинова выиграл шесть.

Рефери удостоверился, что все готовы и швырнул черный диск на лёд. Резкий мах и в седьмой раз шайба отлетела к Казимиру. Он тут же перевёл её на другой край физоргу Самсонову, который вдоль борта переправил дальше в среднюю зону на Мефодия.

- Миф придержи! – Гаркнул я, и полетел в атаку. – Дай на ход!

- Шайбу! Шайбу! – Засвистели трибуны, которых счёт ноль – ноль не устраивал.

Мефодий четко выполнил моё требование - вовремя отпасовал, и я на хорошей скорости сместился вправо, где меня вновь поджидал очень жесткий и неуступчивый защитник Жидков.

- Василич встречай! – Заблажил от ворот Коноваленко на Славу Жидкова. – Дай, как следует!

«Дай, - хмыкнул я. – Ты меня поймай, чтоб дать». Я резко показал, что пойду в зону атаку вдоль борта, но ушел в центр и второго игрока обороны радиаторного цеха просто снёс. Жидков махнув клюшкой, врезал мне по рукам. Однако чистейшие две минуты штрафа никто и не подумал свистеть. От чего планка у меня упала, злость вскипела, и я со всей дури зарядил по воротам с семи метров. Непонятно как, но Коноваленко среагировал и отбил шайбу в правое закругление.

Я ломанулся за ней и опять жестко столкнулся с Жидковым. Мы обменялись парой ударов по корпусу, и я, заложив резкий обманный крюк влево, ушёл вправо. Защитник же вместо меня воткнулся с размаху в борт. И оставшись на доли секунды без опекуна, подкидкой по воздуху я прострелил на единственного нападающего Кирилла, который поддерживал мою атаку. И вдруг второй игрок обороны радиаторщиков, прерывая мой пас, неловко влетел в собственного вратаря Коноваленко. Шайба юркнула между игроками, и ПТУшкник Кирилл просто поставив клюшку на лёд, замкнул опаснейшую передачу. Чёрный резиновый диск затрепетал в сетке!

- Гол! – Заорали болельщики.

- Гол! – Завыла из последних хилых сил моя команда.

Всю остальную часть десятиминутного первого тайма мы терпели в защите. Даже я перестал бегать в атаку, потому что силы нужно было жестко экономить. Обычно пересекая центральную красную линию, я вбрасывал шайбу в зону радиаторщиков и требовал, чтобы оба ПТУшника Кирилл и Мефодий бежали туда бороться. «Ничего, пусть перед своими девчонками повыделываются, попотеют», - думал я.

- Как дальше играть будем? – Спросил в перерыве запыхавшийся физорг Самсонов. – Чую жопой не дотерпим.

- А ты Палыч другим местом попробую почуять, - подколол Данилыч, которого в первом тайме я не выпустил ни разу.

- Кстати, идея, - вдруг появилась шальная мысль. – Сейчас сразу вначале второго тайма, пока есть силы, я пролезу в атаку и легонько брошу в Коноваленко.

- А смысл? – Спросили разом почти все.

- Он шайбу поймает, а это значит, вбрасывание будет в их зоне, - я кивнул в сторону правой половины поля, где до этого играли мы. – Студенты займут место защитников, а в края выпустим свежих Данилыча и Игоревича и погоняем шайбу в позиционном нападении, как мы это делали на тренировке.

- Вдоль борта? – Спросил на уточнение Кирилл.

- Да. На две минуты их запрём за синей линией, если забьём - здорово, если нет - собьём наступательный порыв, - я глянул на судью, который уже встал на центр хоккейной коробки. – Пошли на лёд.

- Эх, - закряхтел, перелезая через борт Данилыч, - забивать так с музыкой.

На исходе второй минуты второго тайма, пока мы гоняли резиновый диск в зоне атаки, Коноваленко так орал на своих игроков, что даже немного охрип. Трибуны свистели и улюлюкали. Защитник силового плана Слава Жидков испсиховался.

- Кир, набрось я на пятак пошёл! – Наконец скомандовал я что-то более конструктивное, чем простой контроль шайбы.

Я ворвался в непосредственную близость ворот легенды советского вратарского ремесла. Получили снова по рукам клюшкой от Жидкова. Двинул в ответ его плечом. И красиво летящую шайбу, которую запустил бывший ПТУшник Кирилл, ударил резким махом клюшки вниз. Коноваленко ожидавший броска верхом не успел сесть на колени и пропустил вторю обиднейшую шайбу, которая скользнула между щитков.

- Да-а-а! – заорал я, так как задолбался отгребать по рукам от Славы Жидкова.

- Вы чё б…ь, еб…ом щёлкаете, б…ть, шайбу б…ть из зоны вывести сука не можете! – Заорал на своих оборонцев Виктор Сергеевич. – Пошли б…ть вперёд, чтоб смели нах… этих ремонтников, сука! Пи…ц, б…ть!

- Данилыч, Игоревич на смену, студенты возвращаетесь в края нападения, - выдохнул я. – Сейчас наш план – это защита бетон. Кир и Меф в атаку теперь будет бегать одни, вдвоем.

- Ванечка, привет! – Заорали девчонки из общаги около нашей скамейки запасных, поддерживая под руки хмурого и молчаливого соседа Василия.

Я махнул рукой, дескать вижу, что Вася вроде живой и скомандовал своей инвалидно-валидольной команде:

- Встали мужики, мы, рабочий класс, и другого выхода как терпеть - у нас на сегодня нет!

И хоть под конец игры Боря Немчинов одну шайбу нам затолкал, победу со счётом 2 - 1, и выход в полуфинал мы добыли честно, кровь и потом. Поэтому трибуны после финального свитка очень тепло приветствовали наши ремонтные цеха, инструментальный и механический.

Глава 18

Существует расклешированная и популистская псевдонаучная теория, что именно труд сделал из обычной бытовой мартышки обычного бытового человека. Почему псевдонаучная? Потому что ещё ни один конь, что пашет всю жизнь, не перевоплотился в разумное существо, которое бегает по магазинам, смотрит телевизор и выпивает по выходным в компании таких же коней и кобыл, как он сам. Потому что ещё ни один ездовой олень, не встал на две ноги и не задумался о том, что олениха ему что-то не договаривает. И наконец, ещё ни один бобер, стахановский строитель плотин и запруд, не получил высшего технического образования, чтобы построить настоящую гигантскую плотину, опоясывающую весь земной шар.

Отсюда вывод, что человека таким, какой он есть сейчас, сделал хоккей. Сначала один орангутанг спустился с дерева, взял загнутую на конце палку, чтобы почесать себе спину, и случайно шлепнул ей по гладкому небольшому камушку. Камень отлетел к кустам, где в это время мирно отыскивали паразитов в шерсти друг друга члены семьи гориллы.

Конечно, глава гориллисполкома такой наглости от орангутанга стерпеть не смог, поэтому он тоже взял палку с загнутым концом, и шмякнул ей по камню в обратном направлении.

- У у у! – Сказал он орангутангу. Что в переводе на человеческий язык звучало примерно так: «Слышь ты, волосатое чудовище, ещё раз такое повторится, я тебе пасть порву, и шерсть всю выдергаю себе на свитер!»

- Ху ху ху! – Ответил орангутанг. Что означало: «Сунь себе банан в одно место тупая гора мышц, куда хочу, туда верчу!» И в доказательство член отряда приматов засандалил камень снова по воротам гориллы.

- У! То есть, чтоб тебе самки давать перестали! – Рыкнул в ответ родственник из того же семейства гоминидов, и долбанул клюшкой камень на противоположную половину поля.

- Ху! То бишь, чтоб тебе и самки давать перестали, и чтобы руки твои горилльи отсохли! – Высказался игрок из команды «Орангутанг Сенаторз» и ловким кистевым броском забил первый гол в истории хоккея, угодив при этом камнем в любимую самку капитана команды «Горилл Рейнджерс».

- И и и?! То есть, куда ты смотришь, ленивая задница? Твоей бабе, другой мужик грязные намёки средь бела дня делает, а ты ушами хлопаешь! – Взвизгнула любимая жена центра нападения. – И вообще, где обещанный пятизвездочный отель на берегу Ледовитого океана? А то у меня от постоянной жары кожа на мордочке вся в морщинах!

Кстати и лучшему бомбардиру из «Орангутанг Сенаторз» тоже от подруги дней суровых перепало:

- О о о?! То бишь, что ты хорошего в этой сучке нашёл? Волос нет, морда просит кирпича! И вообще, где обещанная новая трёхкомнатная квартира с евроремонтом, взамен старого бунгало, которое смыл тропический ливень три месяца назад?

Такого удара по самолюбию от своих кармических половинок капитаны хоккейных команд не стерпели, поэтому первая игра закончилась первой же потасовкой, Примат Орангутанов дал в ухо Гомину Гориллову. А Гориллов организовал фонарь под глазом товарищу Орангутанову. После чего мужики раскурили одну маленькую сигару из листьев коки и глотнули напиток из перебродившего винограда, договорившись при этом о матче реванше на завтра, на этом же месте, в этот же час.

***

- Иван, ты чего задумался? – Спросил меня Данилыч в перерыве полуфинального матча. – Пять - три в нашу пользу. Ещё пару банок загнать? Ты только скажи.

- Ерунда всякая в голову лезет, - пробубнил я, посмотрев на трибуны, откуда мне помахали ручками Нюрка, Нелька и Лариска.

А вот соседа Василия и почти тургеневской Татьяны уже не наблюдалось. К чему бы это? Поживем, увидим. Кстати, рядом с организаторами «Спартакиады» сидела грустная принцесса Яна Снегирёва. Ещё бы ей не грустить, в полуфинале команду КБ ждёт явный фаворит заводоуправление, где шансов на победу почти нет. А это значит впервые за три года конструктора лишатся общекомандного первого места, а скорее всего и второго, если мы сейчас дожмём наш любимый цех №2. Хотя возможно и не это огорчало красавицу Яну. Иногда девушки и сами не знают, что ими движет, и отчего налетает невыносимая тоска.

Трибуны между тем вновь засвистели, так как судья в поле, бывший «торпедовский» защитник Владимир Кудряшов пригласил наши команды на лёд. Да, первый тайм народу очень понравился, ведь за десять минут залетело целых восемь шайб. Пять забил я, и три штуки запутались в стеке ворота примерного отца большого семейства Валеры.

- Тафгай! Тафгай! – Впервые я услышал своё старое прозвище из той другой жизни здесь, в этом чудесном пролетарском городе на Волге.

- Данилыч, пока сиди, - начал я определять состав на второй отрезок игры. – Игорич, тоже отдыхай. Казимир, Палыч и канадцы за мной.

- Это почему мы канадцы? – Спросил Кирилл, недоумённо посмотрев на ПТУшника Мефодия.

- Вы же бывшие студенты профессионального технического училища, - подмигнул я ребятам. – Если коротко - профессионалы. А профессионалы у нас играют где? Правильно в Канаде. Поэтому вы – канадцы. Всё, пошли, пошли, не спим.

- Меня не передерживай! – Гаркнул в спину ветеран хоккея с мячом Данилыч. – Мышцы же остынут!

- После турнира отогреем, - хохотнул Дмитрий Игоревич, держась за бедро, по которому ему в первом тайме прилетела твёрдая как камень шайба.

Стартовое вбрасывание наша команда в моём лице легко выиграла, и мы стали перепасовывать резиновый диск на своей половине поля.

- Не спешим! Пусть сами выкатываются! - Скомандовал я защитникам Казимиру и Олегу Палычу, забирая шайбу себе.

Сборщики из второго цеха, наученные первым таймом, тоже осторожничали и сгруппировались на своей половине. Лишь бывший боксёр Иван Витальевич, которого я уже поучил хорошим манерам на баскетболе, попытался отнять у меня шайбу. Для этого он подкрался со спины и махнул клюшкой так, что своим крюком попал по моему крюку. Я сделал резкий разворот. И оставил капитана цеха №2 за спиной.

- Пошёл вдоль борта! – Крикнул я сквозь гул толпы Мефодию, и навесиком отправил шайбу в зону атаки на правый фланг.

«Канадец» Мефодий понял меня с полувзгляда и вовремя ускорился. Я пересёк синюю линию уже следом и постучал клюшкой по льду, требуя обратный пас. Меф резко затормозил, и лишь в последний момент переправил резиновый диск на меня. Ведь через мгновение ПТУшника толкнув плечом, уронил на лёд игрок обороны. Я бортанул своего опекуна, немного подработал шайбу, вышел на убойную позицию, замахнулся, и отпасовал на открывшегося, на дальней штанге «канадца» Кирилла. И паренёк исполнил то, что мы уже неоднократно делали и на тренировках и в играх. Просто и чётко подставил крюк своей клюшки под мою шайбу, которая тут же затрепетала в сетке.

- Гол! – Заголосили возбуждённые трибуны, которые уже хорошенько подогрелись перед следующим полуфиналом и финалом.

- Виталич! Кончай волынку, коньяк стынет! – Проревел, какой-то болельщик сборщиков со второго цеха, обращаясь к капитану своей команды.

На табло автозаводского стадиона изменился счёт, по которому мы выигрывали уже 6 – 3. А я снова покатил на центр, ведь ещё почти девять минут нужно было развлекать народ одной из самых древнейших игр человечества.

***

- Доволен? - Ворчал мне на ухо Данилыч, когда я за минуту до конца игры при счёте 9 – 5 в нашу пользу сам уселся на скамейку запасных. – Шесть банок заклепал, а мне ни одной не дал! Вот так в старости и вспомнить будет нечего. Все – играют в хоккей, и лишь я в хоккей – сижу. Мышцы остыли!

- Казимир! – Не выдержал я несносного ветерана. – Заменись! Пока наши в атаке шайбу гоняют!

Казимир Петрович бросил взгляд на атакующие действия нашей дружины, и резко ускорившись, в три больших шага оказался у скамейки запасных, и затем лихо по-молодецки перемахнул через борт. Взамен на лёд, с тихим матерком себе под нос, перелез Данилыч.

- Дома сиди страхуй атаку! – Крикнул я вслед.

Но куда там, ветеран тут же рванул к чужим воротам «закрывать синюю линию». Ему что-то ещё успел сказать второй защитник команды Дмитрий Игоревич. Однако Данилыч показал рукой, дескать, всё под контролем, не суетись - всё будет хоккей, и полез толкаться на пятачок. А там его кто-то случайно зацепил локотком, и ветеран отлетел метра на три. И тут же понеслась контратака на наши ворота. Возглавил её какой-то молодой парень, который уже из пять шайб, положил нам три. Он красиво пересёк среднюю зону, выкатился на Валеру и одним простым движением закатил шестой гол.

- Данилыч, старый хрен! Ты за кого сегодня играешь?! – Окликнул какой-то болельщик нашего ветерана.

- Сам попробуй! - Огрызнулся Данилыч, и покатил обратно на скамейку запасных.

- Играй, играй! – Улыбнулся я, отталкивая ворчуна в поле. – Сам же хотел, чтоб было что вспомнить!

- А я не хочу потом вспоминать, как дураки всякие обзываются, - грустно сказал он и вернулся на место левого защитника.

Судья въехал в центральный круг вбрасывания и за тридцать секунд до конца, при счёте 9 – 6, подозвал к себе играющие команды. На точку от нас поехал физорг Палыч.

- В последний раз выходил в финал в 46 году, - сказал вдруг задумчиво Казимир Петрович. – Мы тогда чтобы порадовать после Великой победы горожан играли в хоккей с мячом. Голодуха, жрать хочется невмоготу. А как по стадиону туда-сюда разок пробежишь, вроде и отпускает. Может быть, через этот самый хоккей и выжили, не оскотинились.

- А финал-то выиграли? – Заинтересовался я.

- При ничейном счёте в самом конце, Данилыч в пустые ворота не попал, и тут же атака на нас и всё, вынимай. Обидно проиграли, ничего не скажешь. А после игры Данилычу в раздевалке знатно наваляли, попинали его тогда немного. Вот такой был жестокий послевоенный хоккей.

Наконец судья дунул в свиток и тревожная трель, в купе с удачной жеребьёвкой подарила мне возможность сыграть против действующих игроков горьковского «Торпедо». Но для начала мы зашли в подтрибунную раздевалку, перекусили бутербродами с чаем, которые нам принесла супруга физорга Самсонова, невысокая миниатюрная женщина, чем-то похожая на Светку. Затем я снял коньки, чтоб ноги не затекали и, напомнив мужикам про поучительную историю с волейболом, пошёл смотреть игру будущих соперников.

Устроился я на одном из верхних рядов, подальше от возбужденных болельщиков, чтобы спокойно оценить рисунок игры. И прежде всего, принялся наблюдать за тем, как действует команда заводоуправления, где в защите разгоняли атаки Астафьев и Фёдоров, а в нападении импровизировали Мишин, Федотов и Фролов. Кстати, против них играли тоже не любители. В нападении команды конструкторского бюро действовала тройка Шевелёв, Свистухин и Пахомов, а в защите Ушмаков и Мошкаров. По крайней мере, так мне сказал Олег Палыч. Кстати, я не сразу разобрался, кто где играет. Ведь всех этих ребят я впервые в жизни видел. И лишь когда, одна команда провела результативную атаку и трибуны закричали:

- Гол! Свистуха – давай ещё!

Тогда я и догадался, что Свистуха – это Николай Свистухин, и он сейчас размочил счёт, отыграв первую шайбу: 1 – 3. «Теперь понятно, что лидеры горьковского «Торпедо» стараются играть красиво, и много комбинируют, - подумал я. - А вторая пятёрка автозаводской команды наоборот, действую прагматично. Вошли в зону, бросили по воротам, постарались добить. А если шайбу потеряли, то быстро всей пятёркой летят в оборону».

- Привет, - неожиданно рядом со мной присела Яна Снегирёва, с причёской как у Марины Влади из фильма «Колдунья», без всяких «вавилонов» на голове.

- Привет, - удивился я, мгновенно позабыв о хоккее, ведь чего я там не видел? – А как же «Мисс Мира»? Награду пришлют по почте или претит королевской чести участие в балагане с на корню купленным жюри?

- Что? – Брови принцессы изогнулись высокой дугой.

- Я говорю, есть такое предложение организовать на заводе конкурс самых красивых девушек предприятия, - улыбнулся я. – Первый этап на сообразительность: кто лучше знает технику производственной безопасности. Второй, практический: кто быстрее на токарном станке обработает вал до нужных размеров. И наконец, главный конкурс: дефиле в купальных костюмах.

- Это как «А ну-ка, девушки»? – Неожиданно заинтересовалась идеей красавица и комсомолка Снегирёва.

- Точно, снимем всё это на киноплёнку и будем крутить в нашем кинотеатре «Мир». Всё лучше, чем смотреть третьесортное американское кино, - улыбка тут же слетела с моего лица, так как с другой стороны подбежала Нюрка, уселась рядом и взяла меня под руку.

- Чё к нашим парням лезешь? – С пролетарской прямотой ляпнула она, грозно зыркнув глазами на «соперницу».

- Во-первых, не лезу, а разговариваю, - твёрдо произнесла принцесса. – А во-вторых, мы обсуждаем очень перспективное комсомольское мероприятие.

- Знаем мы твои мероприятия, ходишь жопой вертишь перед всем заводом! – Насела на Снегирёву Нюрка.

Принцесса попыталась что-то возразить, но растерявшись от грубого и хамского наезда, просто онемела.

- А если я сейчас кому-то заклею изолентой рот?! – Рыкнул я. – Ты, Нюрка, совсем не вкуриваешь? Не можешь отличить деловой разговор от всякой шуры-муры? Извини Яна, - я встал с деревянной скамейки. – Пойду готовиться к игре.

Я пошагал по бетонному проходу между зрительских ступенчатых рядов в сторону лестницы, которая вела в подтрибунные помещения. Нюра с большими круглыми глазами кинулась следом, не обращая внимания на смешки, что раздались от болельщиков поблизости. Потому что с полуфиналом всё было ясно, а тут такой бесплатный спектакль развернулся.

- Ванечка, Ванечка, прости, прости, - затараторила девушка, пустив несколько крупных слезинок.

- Комсомольская организация простит, - буркнул я остановившись. – Отодрать бы тебя как следует, да уже поздно.

- Почему поздно? – Вмиг заулыбалась Нюрка.

- Взрослая уже, не поймёшь, - махнул рукой я.

В раздевалке я подставил под ноги табурет и, откинувшись в неудобном жестком кресле, попытался хотя бы на пятнадцать минут заснуть. А мужики: Палыч, Данилыч, Петрович и Дмитрий Игоревич, которых вообще не волновало с кем и как играть в финале, весело «забивали козла» в домино.

- Где студенты? – Спросил я игроков в азартную настольную игру.

- К подружкам убежали, - ответил Игоревич, после чего со всей силы звезданул костяшкой из домино по табуретке, и выкрикнул. - Рыба! Давай Данилыч, кукарекай!

- Чео? – Подскочил неугомонный ветеран. – Уговор был, кто пять раз проиграет, тот и кукарекает!

- Три, - почти хором заявили Олег Палыч и Казимир Петрович.

- Пять и не докажете, - гордо отвернулся Данилыч в сторону.

Казимир тут же хитро подмигнул растерявшимся от наглости мужичкам:

- Данилыч, скажи, я тебе на днях в долг три рубля дал или пять?

- Три! – Резко повернулся к мужикам ветеран хоккейного мяча.

- А может пять, и не докажешь? – Заулыбался физорг.

- Давай кукарекай, здесь все свои. Ну, не стесняйся, ку-ка-ре-ку, - подсказал нужные слова Дмитрий Игоревич.

- Паса в игре от меня - не дождётесь! - Обиженно помахал указательным пальцем Данилыч и закукарекал высоким немного хрипловатым голосом.

***

На финальный матч вышли в прекрасном настроении и расположении духа. Физорг Самсонов радовался уже гарантированному второму общекомандному месту в «Спартакиаде». Мужики предстоящему банкету и добавке к зарплате. А студенты ПТУ предвкушали перспективу гульнуть на премию со своими подружками. Лишь Данилыч недовольно кряхтел, что вокруг одни жулики, и даже в домино честности не осталось.

- Играть будем так, - сказал я, посмотрев на свою разношёрстную банду перед стартовым вбрасыванием. – Мы им забьем, сколько захотим, а они нам столько, сколько смогут.

- А если они смогут больше, чем мы захотим? – Резонно заметил Казимир Петрович.

- Тогда давайте играть наоборот, - я пожал плечами. – Мы им забьем, сколько сможем, а они пусть сколько захотят. Главное играем с настроением, красиво атакуем, комбинируем, бросаем по воротам, добиваем, в защите гасим всех кто рыпнется. «Канадцы» включайте свой фирменный дриблинг, Палыч впечатывай в борт любого, кто полезет в нашу зону. Валера, а ты стоишь как стена. Ну и…

- Хана, любителям! – Закончил мою пламенную речь ветеран Данилыч. – Не игра нас ждёт сейчас, а просто пир духа!

- Правильно, - сказал я, чуть не заржав. – Игорич и Данилыч пока на замене.

Судья в поле Владимир Кудряшов, удостоверившись, что все готовы, новейшие вратарские шлемы надеты, бросил шайбу и дал стартовый свисток финального матча. И на игровом табло автозаводского стадиона «Торпедо» почти тридцать секунд провисели одни одинокие ноли. Затем Саша Федотов с прострела Алексея Мишина сделал счёт один ноль. Через тридцать секунд Толя Фролов с подачи того же Федотова забил второй гол. И на исходе второй минуты Мишин затолкал шайбу с пятачка после броска защитника Владимира Астафьева.

- Товарищ судья! – Не выдержали мои нервы. – Тайм-аут!

- Чё сдулся Тафгай?! – Гаркнула красная морда с трибуны.

- Завали хлебало! – Ответил я, собрав своих растерянных ребят вместе. – Три шайбы за две минуты – это конечно лучше чем четыре, но хуже чем две. Студенты на лавку, пока от такой игры все ваши подружки не разбежались. В бой идут одни старики! Схема такая: нужно организовать вбрасывание в зоне «Торпедо». А потом вы должны будете просто набросить шайбу на пятак. Кстати, что за парень стоит за управленцев?

- Вовка Минеев, третий вратарь главной команды города, - ответил физорг.

«Значит, против канадцев ещё не играл», - сделал я небольшой для себя вывод, пока катился на вбрасывание в центральный круг. Судья с сочувствием посмотрел на меня, и бросил шайбу на лёд. Саша Федотов чуть зазевался, и резиновый диск отскочил к защитнику Данилычу.

- Спокойно! Верни мне! – Потребовал я, откатившись назад.

Федотов, действуя по игроку, бросился меня опекать, но я перед получением шайбы резко бортанул его плечом. И воспользовавшись свободным пространством, быстро перебирая коньками, полетел в атаку. А перейдя центральную красную линию, я, не мудрствуя лукаво, навесом кинул шайбу прямо во вратаря команды заводоуправления. После чего снова ускорившись, поскользил на добивание. Голкипер Минеев само собой шайбу прижал ко льду. Рефери свистнул вбрасывание в правом круге.

- Мужики сейчас делаем, как договорились, - сказал я своим джигитам, прикрыв по старой хоккейной привычке рот рукой.

- Шайбу! Шайбу! – Дружно закричали девчонки из общаги, к которым присоединился довольный сосед Василий и такая же довольная Танька.

Из чего я сделал вывод, что стыковка кораблей Таня-Союз и Вася-Аполлон произошла успешно. Я первым поставил клюшку на лёд и приготовился. И вдруг внутри меня исчезли все тревоги и сомнения, по всем членам пролетел какой-то неясный холодок. Я почувствовал, что вот она цель чёткая и осязаемая, достаточно протянуть руку, и успех гарантирован. А вот к чему приведёт этот успех - оставалась тайной за семью печатями.

Наконец, судья бросил шайбу, всё перед глазами завертелось, я откинул её куда-то за спину и ломанулся на пятак. Защитники Астафьев и Фёдоров просто разлетелись в стороны, когда я развернулся спиной к воротам. И лишь в последний момент заметил, как Казимир накидывает резиновый диск на высоте бедра прямо в меня. Резкий поворот, мах клюшкой, крюк чётко подправляет шайбу вниз и она по кривой траектории юркает в сетку ворот.

- Да-а-а! – Заголосил я, услышав краем уха, как радуется весь стадион вместе со мной.

- Гол! – Заорали мои партнёры по команде, бросившись меня обнимать.

- Первая пошла, - сказал я мужикам, покатив на центр. – Сейчас ещё организуем парочку. Не расслабляемся!

- Я вам расслаблюсь! – Погрозил кулачком Данилыч остальным партнёрам.

Вторая шайба вышла копией первой, я так же продрался в среднюю зону и запулил чёрный диск на вратаря навесом. Дальше вбрасывание уже в правом круге, небольшая война на пятачке, где я встал как асфальтовый каток на детской площадке, наброс от Палыча, подставление, и «Торпедо» - вынимай вторую.

- Тафгай! Тафгай! – Стали вновь скандировать трибуны.

- Ещё шайбу запихай! – Добавили от себя девчонки из общаги около самого хоккейного борта.

- Не надорвись, - хмыкнул перед очередным вбрасыванием центрфорвард «Торпедо» и заводоуправления Александр Федотов.

- Ты смотри, что Коноваленко творит! – Я глянул за спину форварду, и тут же выиграл вбрасывание, пока тот хлопал глазами.

Затем я откатился назад, чтобы разыграть комбинацию номер один, и полетел, что есть злости на «торпедовские» ворота. «Советы даёт, млять, - бубнил я про себя, уходя от силового приёма защитника Фёдорова. – Ты бы сначала смену за станком отстоял, потом на тренировку съездил, после чего с девчонками ночь покувыркался, - на этих мыслях я толкнул плечом защитника Астафьева. - С одними дедами в команде весь турнир отыграл, и с вами ещё повоюю!» В конце фразы я выкатился один на один, убрал шайбу под неудобную руку и бросил резко вверх прямо под перекладину.

- Да-а-а-а! – Гаркнул что есть мочи я. – Е-е-е! Так!

Молодой горьковский вратарь Володя Минеев от досады хлопнул клюшкой по льду, и стянул с себя навороченный вратарский шлем.

- Го-о-ол! – Обрадовались трибуны тому, что в финале ещё ничего не ясно.

- Ну, Ванюха! Две поллитры выставлю, если одолеем «Торпедо»! – Заорал Данилыч.

- А я - три! – Приобнял меня физорг Самсонов. – И закусь! Сразу после игры.

- Да я из принципа, мужики, ради победы здесь костьми лягу, - я зло посмотрел на немного растерявшуюся пятёрку лучших игроков главной команды города Горького, которые сейчас предъявляли претензии друг к другу.

Глава 19

Под конец второго тайма, когда мои «деды» подсели, я снова выпустил ПТУшников, но засушить игру на последней минуте не удалось. И форварды «Торпедо» Мишин, Федотов, Фролов нам залепили пару безответных банок. Табло хоккейного стадиона под открытым небом во время перерыва показывало неутешительные цифры: 5 – 3. Кто-то крикнул с трибун нам, что сливай воду ремонтники. А кто-то наоборот подбодрил: «Мужики давай, все работяги за вас!»

- Может, поставим сейчас пацанов в защиту, а нас ветеранов в нападение? – Предложил «новую» тактическую уловку Данилыч.

- Хоть так вас переставляй, хоть сяк, всё равно вместо двух больших разниц, получается две большие задницы, - я нервно постучал кулаком по краю деревянного борта. – Погоди, мужики, сейчас узнаю регламент турнира, есть одна хитрая идейка.

Я перемахнул через борт, пересёк хоккейную коробку и обратился к организатору заводских соревнований, который сидел за столом:

- Товарищ главный судья, а если встреча закончится вничью? Что дальше?

- Ну, ты и наглец, - захохотал товарищ из профкома, что вёл протокол игры. – Хотите сыграть вничью с «Торпедо»! В одном месте не треснет?

- Будете пробивать по три штрафных броска, - к нам подъехал судья в поле Володя Кудряшов.

- А может все три буллита исполнить один и тот же игрок от команды? – Я пропустил мимо ушей колкость про то, что в одном месте может и треснуть. Хотя кулаки сжались сами собой, и на какой-то миг товарища из профкома я увидел в гробу в окружении заплаканных родственников.

- Если вы сыграете вничью, то можете пробивать штрафные как угодно, чем угодно и кем захотите, - продолжал потешаться профкомовский деятель.

- Ха-ха, - хмыкнул я. – Занесите ваши слова в протокол, чтобы потом не возникло необоснованный претензий.

Я развернулся и покатил к своей скамейке запасных. План второго тайма перед моим внутренним взором выстроился с невероятной четкостью. Девять минут тянем время, валяем дурака. За это время «Торпедо» не будет рвать жилы, чтобы нас добить и дожать. А в последнюю минуту заталкиваем им две шайбы, как в первом тайме. Они даже не успеют разозлиться и включиться на полные обороты, как придёт время пробивать штрафные броски, в которых я - дока! Я посмотрел вверх на холодное осеннее солнце, и оно внезапно подмигнуло мне, выглянув из-за маленькой заблудившейся тучки.

- Давай, Тафгай! – Зычно крикнул мужик из нашего цеха перед стартовым вбрасыванием, которое я тут же выиграл.

Я постучал клюшкой по льду, потребовав шайбу назад. И физорг Палыч отпасовал на меня. Я сделал небольшой круг в средней зоне и покатил в сторону своих ворот.

- Казимир! – Крикнул я, закатываясь за ворота. – Что там мастер сказал по поводу оснастки? Что за фигня? Почему на складе вечно какие-то проблемы?

Я встал за воротами, тасуя шайбу из стороны в сторону.

- Говорит, что лимиты исчерпали, - Казимир Петрович тоже откатился в зону защиты и прижался к левому борту.

- Может, вы потом поговорите? – Спросил Саша Федотов, после того как тройка нападающих из горьковского «Торпедо» вкатилась за нами, но пока лишь обозначила позиционный прессинг.

Я сделал пас на Казимира, который тут же вернул шайбу назад, затем в касание я переправил её направо на Палыча, и тот тоже не стал рисковать и откатил резиновый диск в самое безопасное место, ко мне, за ворота.

- Нужно с мастером что-то решать! – Опять я вернулся к производственной теме. – А вам если не интересно чем живёт родной завод, можете пока перекурить! – Бросил я на недоумевающих нападающих соперника.

Федотов как центрфорвард, который должен был опекать меня, резко бросился за наши ворота, чтобы, во-первых отобрать шайбу, а во-вторых, его так тренер учил, что соперника нужно задавить в первые же минуты. Однако, если Александр кинулся объезжать ворота слева, то я ушёл вправо и длинным навесным выстрелом отправил шайбу к воротам команды управленцев. Судья в поле свистнул проброс в нашей зоне.

«Жаль, что в хоккей играют чистое время, то есть останавливают часы, пока идёт пауза. Сейчас бы пару тройку минут потянуть резину не помешало бы», - подумал я. Владимир Кудряшов в полосатом судейском свитере и черных брюках подозвал команды в правый круг вбрасывания в нашей же зоне.

- Палыч, а если мастера вызвать на товарищеский суд, по профсоюзной линии? – Спросил я физорга, выезжая на точку, чтобы побороться за ничейную пока шайбу.

- Вот если бы он пьяный напился или подрался, тогда другой разговор, - пожал плечами Самсонов. – А так вам нужно главному инженеру докладную писать.

Мужики потихоньку стали понимать, что я имел в виду, когда сказал, что сейчас косим под дурачка и тянем время. Шайба из ладони рефери полетела на лёд, и я в очередной раз выиграл битву за неё. Чёрная резиновая попрыгушка отлетела к физоргу, который не раздумывая по борту махнул дальше за наши ворота, куда я сразу же устремился после вбрасывания. Но на этот раз мне не дали там просто так постоять и поболтать на производственные темы. С одной стороны налетел Алексей Мишин, а с другой Саша Федотов. Мишина я встретил мощным ударом плеча в плечо, и он грохнулся на лёд, потеряв равновесие. А от Федотова я просто улетел в поле. Сначала пересёк нашу зону, затем среднюю, а потом развернулся и пробросил шайбу обратно к своим воротам, когда на меня выкатился защитник Вова Астафьев. Трибуны недовольно засвистели.

- Сдулся Тафгай! Теперь иди, бухай! – Кто-то зычно гаркнул с места и народ весело заржал.

- Бахнул сотку, закрой глотку! – Ответил я невидимому в толпе собеседнику, под новый гогот болельщиков, и вернулся к своим воротам, для продолжения хоккейной комедии.

***

- Полторы минуты осталось, - зашептал возбужденно физорг Самсонов, у которого клюшка в руках чесалась, чтобы броситься в атаку.

- Ладно, - махнул рукой я, - пока в зону зайдём пока расставимся. Скажи мужикам, что понеслась.

Я подъехал уже в тридцатый раз на точку вбрасывания. Где для меня «торпедовский» центрфорвард Александр Федотов стал почти родным человеком, поэтому перед тем как шайба упала на лёд, я успел сказать:

- Поздравляю с призовым местом.

- Наверное, с первым? – Переспросил Александр.

«Наверное, но это не точно», - подумал я, выковыривая шайбу себе за спину. Тут же сделал разворот и откатился для получения обратной передачи.

- «Канадцы» в края! – Отправил я ПТУшников под чужую синюю линию, и быстро перебирая коньками, полетел немного влево, оставляя опекуна Федотова позади.

На меня мигом сместился крайний игрок нападения «Торпедо» Лёша Мишин, и я тут же поменял направления движения уже в правую сторону. Затем быстро пересёк центральную красную линию и закинул шайбу в правое закругление хоккейной коробки. За ней как за любимой девушкой кинулся Мефодий и опередил защитника Юру Фёдорова.

- Сыграй вдоль борта, дальше за ворота! – Дал я ещё одну команду своему молодому партнёру, а сам полетел на пятачок перед воротами.

«Только бы довели до меня!» – пульсировало единственное желание в голове в данный конкретный миг. Кирилл дотянулся до шайбы и переправил её на Казимира, которого тут же стал прессинговать «торпедовец» Мишин.

- На другой фланг переведи! – Крикнул я и стал раздавать увесистые тумаки сразу двум игрокам обороны Астафьеву и Фёдорову, которые пытались меня выпихнуть с самого опасного участка поля перед воротами.

- Шайбу! Шайбу! – Вдруг заволновались трибуны, заметив перемену в настроении хоккеистов.

Казимир лишь чудомоткинул резиновый диск на физорга Самсонова, которого почему-то «забыл» Толя Фролов. Хотя Фролов это время прикрыл Мефодия, ведь оба игрока обороны толкались со мной, и поэтому Палыч сделал пару шагов, нацелился и спокойно набросил шайбу на ворота. Черная непослушная и твердая как камень попрыгушка оторвалась ото льда на высоту колена. Я махнул и пером клюшки подцепил её немного вверх. Шайба улетела за спину, и тут я услышал сначала звон удара спрессованного диска об штангу ворот, а затем крик трёх тысяч заводчан:

- Го-о-ол! Молодцы, мужики! Дави "Торпедо"!

- Да-а-а! – Взвыл я, высоко задрав клюшку вверх и замахал ей как лопастью вертолёта.

Механическое табло на стадионе показало, что до конца второго тайма осталось сорок секунд и счёт 5 – 4 в пользу команды заводоуправления. Нападающий главной команды города Алексей Мишин, почувствовав неладное, сразу же попросил тридцатисекундный тайм-аут. Я тоже собрал свою инвалидную команду около своей скамейки запасных.

- Сейчас на лёд выйдут те, кому больше всех в этой жизни надо, - сказал я, оглядев мужиков и парней. – Данилыч и Казимир, вы в 46 году свой финал просрали, теперь пришло время вернуть должок.

- Почитай двадцать пять лет прошло, - удивился Данилыч.

- Тем более пора рассчитаться с судьбой, пока ноги держат, - выдохнул я. - Давай в поле. Палыч, а ты хотя бы раз выигрывал первое общекомандное место?

- Да я и в призах ни разу не был, - выдавил кислую улыбку физорг.

- Тоже на поле, - махнул я рукой. – Игорич, ты как?

- Нога болит, - честно признался крепкий коренастый мужик.

- Ясно, - я посмотрел на «канадцев». – Мефодий?

- Могу выйти, - пожал он плечами.

- Кирилл? – Такой ответ меня не устроил и я зыркнул на другого ПТУшника.

- Я хотел дальше учиться пойти в десятый класс, а потом в институт, но дома сказали, иди деньги зарабатывай. Это считается? – Паренёк с надеждой глянул на меня.

- Всё считается! – Я кивнул ему головой и покатил на точку вбрасывания. – Ах, да! Валера, а ты давай иди на ворота! Всё равно стоять некому.

Примерный отец большого семейства обреченно покатил в рамку, ему наше геройство было побоку. Судья Кудряшов дунул в свисток и потребовал прекратить тайм-аутные разговоры.

- Всё равно вам ничего не светит, - пробурчал Федотов, поставив клюшку на лёд.

- А солнце? – Спросил я, резко пером зацепив упавшую шайбу.

И снова та же комбинация номер один, она же и номер два, не знаешь, что делать - отдай хоккейный снаряд мне.

- Тафгай! Тафгай! – Вновь выкрикнули трибуны моё давнее прозвище, которым меня обзывали и на улице, и когда я по юношам играл.

Я влетел в среднюю зону, немного сместился влево и накинул шайбу точно на ворота. «Давай Минеев поймай мою бабочку», - мелькнула в голове небольшая мысль. И третий вратарь горьковского «Торпедо» меня не подвёл, шайбу в ловушке зафиксировал намертво, и дисциплинированно дождался свистка судьи. Двадцать пять секунд показало табло.

- Шайбу! Шайбу! – Крикнул я, призывая трибуны поддержать нашу последнюю атаку, при этом встав в правый круг вбрасывания.

- Шайбу! Шайбу! – Ответили громко благодарные трибуны.

- Данилыч уйди на левое крыло атаки, - пробурчал я, видя, как ветеран мечется, не зная куда примкнуться. – Мужики, собрались! – Я поставил клюшку на точку.

Судья усмехнулся чему-то своему и бросил шайбу вниз. К сожалению одним точным ударом выгрести резиновый диск не удалось. Федотов тоже сунул клюшку вовремя. И поэтому я приналёг на соперника всей своей нехилой массой, оттёр его в сторону и уже коньком откинул шайбу за спину на открытого физорга Самсонова.

Двадцать секунд до конца, мелькнули стрелки на табло. Палыч откатил шайбу вправо на Казимира, а сам отъехал к левому борту. Казимир сначала хотел вернуть черный диск из спрессованной резины обратно, но успел заметить, что направление паса перекрыл Толя Фролов. И запустил шайбу по своему левому борту на открытого Кирилла. Я пробился на пятак, при этом получил несколько тычков от Астафьева с одного боку, и дважды клюшкой отгрёб по рукам от Фёдорова с другой стороны.

- Кир бросай, б…ть! – Не выдержал я.

Паренек, немного растерявшись, быстро посмотрел по сторонам, и, не дожидаясь, когда в него воткнётся Алексей Мишин, наудачу прострелил вдоль ворот. Время как будто притормозило свой неотвратимый безудержный стремительный полёт. За доли секунды я увидел стрелки на табло, вмазал Вове Астафьеву и махнул клюшкой точно по шайбе. Однако вратарь Минеев был на чеку, черный резиновый диск он отбил, я же, как бык ломанулся его заталкивать в сетку, но потерял равновесие и упал прямо на «торпедовского» защитника Юру Фёдорова. А сверху меня до кучи придавил своим телом Астафьев.

- Пять, четыре, - увидел я краем глаза секундную стрелку на табло, беспомощно копошась, как борец вольного стиля с двумя «торпедовцами». - Три, два...

- Го-о-ол! – Словно ненормальные заорали трибуны автозаводского стадиона.

- Да отцепитесь вы, - буркнул я, оттолкнув Астафьева и Фёдорова, и наконец встав на коньки.

- Я забил! Я забил! – Голосил, прыгающий на месте Данилыч, у которого из глаз тихо ползли маленькие слезинки. – Я забил, мужики! Как в сорок шестой год на целую секунду слетал! Забил ведь!

- Данилыч! Дорогой дай я тебя обниму! – Ревел как медведь физорг Самсонов.

- Качай Данилыча! – Горланил Казимир.

- Молодцы, молодцы, - я попытался немного успокоить команду. – Нам ещё буллиты пробивать. Ничья ведь пока.

- Ванюша, это я сейчас на машине времени покатался, - продолжал рыдать несносный ветеран хоккейного мяча. Там, в сорок шестом, махнул мимо, а тут уголок-то был совсем маленький, а я забил!

- По регламенту в случае ничьи, команды должны исполнит по три штрафных броска! – Объявил хоккеистам и зрителям судья Кудряшов.

- Отдай первое место работягам! – Гаркнул какой-то поборник справедливости. – Они с мастерами спорта вничью зарубились! Отдай первое место!

- У команд есть десять секунд на подготовку, - сказал равнодушно судья в поле и отъехал к судейскому столику, у которого я заметил Яну Снегирёву. И девушка улыбнулась персонально мне.

- Валера, ты главное расслабься, - я подъехал к нашему голкиперу. – Сначала, как только игрок на тебя с шайбой наезжает, ты немного из ворот выкатись, сократи угол обстрела, и тихонько сдавай задом назад.

- Да понял я, - равнодушно махнул вратарской клюшкой отец семейства. – Главное напугать? Так?

- Валера, - к нам подкатил счастливый Данилыч. – Запоминай, не наеб…ь, не проживешь. Головой соображай. Всё, поехали, судья уже команду дал, - ветеран показал рукой на центр поля, где встал в полосатом свитере Владимир Кудряшов.

Я подкатил, на правах капитана, вместе с капитаном от команды заводоуправления Алексеем Мишиным к судье. Тот подбросил двадцатикопеечную монету, поймал её и быстро накрыл ладонью.

- Что? – Спросил он Мишина.

- Орёл, - сделал предположение тот.

Судья Кудряшов открыл ладонь, и действительно монета легла орлом, точнее гербом Советского союза кверху. Это означало, что первыми пробивать штрафные придётся «торпедовским» игрокам. Я откатился к своей скамейке запасных, подпрыгнул и уселся попой прямо на край деревянного хоккейного борта.

К шайбе вышел Анатолий Фролов. В прошедшем чемпионате СССР он стал одним из лучших нападающих главной команды города. Кстати, мой ровесник, тоже уже исполнилось двадцать пять героических лет. Толя чуть замер, затем толкнул шайбу вперед и покатил на средней скорости прямо на вратаря. Валера, как я ему и подсказал, немного выдвинулся из ворот, и тут же стал сдавать назад. Но таким простеньким маневром Фролова было не удивить, он усмехнулся и пульнул точно под ловушку.

- Гол! – Закричала вся скамейка команды заводоуправления, и зрители на трибунах, сидевшие как на иголках вполне доброжелательно похлопали.

Я прокатился мимо нашего вратаря, подмигнул ему, дескать - забудь и забей, и широкими раскатистыми шагами выехал на центр. Кудряшов дунул в свиток. И я сначала обратной стороной крюка подтолкнул резиновый диск, а затем повёл его, перекидывая из стороны в сторону. Третий «торпедовский» вратарь совсем молодой двадцатилетний Володя Минеев тоже чуть выехал из рамки. Я резко убрал шайбу под неудобную руку, показал, что сейчас брошу, дождался доли секунды, когда голкипер рухнет на лёд, чтобы перекрыть пустой угол, и тут же ушёл с шайбой влево. Бросок в пустые ворота отразить уже оказалось некому.

- Гол! Да! – Грянула моя инвалидная команда и её поддержали простые работяги с завода.

Следующим испытать нашего Валеру на непробиваемость вызвался Александр Федотов. Тоже неплохо провёл прошлый чемпионат СССР, но по возрасту был старше меня на год. Странно, но центрфорвард решил повторить бросок своего партнёра по тройке нападения. Почему странно? Потому что снаряд иногда два раза в одну воронку не попадает. Так и тут, простенький бесхитростный кистевой выстрел, шайба чуть-чуть чиркнула щиток Валеры и брякнулась в штангу, от которой отскочила в поле.

- Б…ть! – Хором высказалась скамейка заводоуправления.

И тут пришла пора первых возмущений наших мастеровитых соперников, потому что на пробитие штрафного, снова выехал такой красивый я.

- Спокойно! Спокойно! – дунул в свиток судья. – Всё по регламенту.

- Тафгай! Тафгай! – Принялись скандировать трибуны.

И под такой бодрящий аккомпанемент, я резко стартанул, и на высокой скорости побежал к воротам, заломив небольшую дугу слева на право. Минеев, тоже пытаясь поймать ритм моего движения, быстро заработал здоровенными вратарскими щитками. Я же чуть-чуть ушёл вправо и тут же нырнул влево. Володя сделал небольшой шаг в сторону и открыл между щитков «домик» для моей хитрой шайбы, которая туда и нырнула, как мышка в норку.

- Гол! – От нетерпения заколошматил в борт клюшками работяги из наших ремонтных цехов.

Я проехал вдоль бортика, где сгруппировались «торпедовцы» и весело подмигнул советским профессиональным хоккеистам, дав понять, чтоб учились, пока я жив.

- Молодцы мужики! – Продержали нас заводчане разрозненными, но громкими выкриками.

Последним выехал к шайбе в центральный круг Алексей Мишин. По лицу ещё одного моего ровесника, я успел прочитать растерянность и сомнение. «Как же так обложались не пойми с кем?» – говорили его сосредоточенные глаза. Алексей, в отличие от партнёров, решил взять хитростью нашего Валеру. Мишин медленно покатил, заложив небольшую дугу. А отличный семьянин и примерный работник вдруг почувствовал себя как вратарь сборной команды Чехословакии, резко выдвинулся на встречу и, перебирая здоровенными вратарскими щитками в ожидании броска, покатил назад. Алексей же от неожиданности бросил с расстояния в четыре метра. Шайба взвилась вверх и бабахнула с громким резким звуком в перекладину, после чего улетела за ворота.

- Да-а-а-а! – Из последних моральных сил выкрикнул я.

На лёд тут же полезла и вся команда, кто-то меня хлопал по спине, кто-то по плечам, кто-то жал руку. Затем выбежали девчонки из общаги и сосед Василий и разом, или по очереди, я не разобрал, повисли, облепив мою богатырскую фигуру.

- Слабаки, - категорично высказался Данилыч, наградив снисходительным взглядом лучшую пятёрку горьковского «Торпедо». – Палыч, гони три поллитры! Мы свое обещание выполнили, сейчас твоя очередь!

- Разве только чтоб нервы успокоить, то можно, - улыбаясь, пробубнил физорг Самсонов.

Глава 20

Принявший хорошо на грудь, вдоволь заливший за воротник и при этом, нализавшийся в стельку, физорг Самсонов в пятый раз, перекрутив плёнку магнитофона «Комета» на свою любимую песню, шлёпнул по кнопке «пуск». И музыкальный чемоданчик, который в плохом освещении хоккейной раздевалки выглядел тёмно-серым прямоугольником, сначала затрещал звуковыми помехами, а затем выдал нестройное гитарное соло и запел высоким мужским голосом:

Синий — синий иней лёг на провода.

В небе тёмно-синем синяя звезда, о-о-о

Только в небе, в небе тёмно-синем…

- ВИА «Пьющие гритары», танцут эк се! – Объявил всеобщий танец, уже пошатываясь, организатор сегодняшней пьянки и по совместительству заводской физкультуры Олег Палыч.

И на небольшом пятачке, среди жестких кресел и шкафчиков для одежды завиляли своими соблазнительными попками и затрясли сиськами Нюрка, Лариска, Нелька и Танька. Чуть погодя к девчонкам присоединились Кирилл с Мефодием и ещё две девчонки из того же ПТУ. Сам же Палыч, блаженно прикрыв глаза, так и остался покачиваться около катушечного магнитофона. Возможно, где-то в своих весёлых мыслях он сейчас просто божил на этом импровизированном танцполе.

Ищу я лишь её - мечту мою,

И лишь она одна мне нужна…

А вот я сидел, развалившись в кресле и вытянув вперёд уставшие за день ноги, испытывая смешенные чувства. Во-первых, проснулся голос в моей и без того больной голове, который требовал немедленного необузданного секса. Как будто прошлой ночи ему с четырьмя «валькириями» не хватило? Во-вторых, я твёрдо решил с завода уволиться и серьёзно заняться хоккеем. Если не нужен здесь, в Горьком, то сяду в синий поезд ночью голубой и поеду в Челябинск, в «Трактор». Там же никто не знает, что я просто алкаш, который временно завязал с алкоголем и случайно обыграл сильнейшую пятерку главной команды города. Именно такое мнение о себе я услышал сегодня от «благодарных» заводских болельщиков после эпического финала.

И ещё нарисовалась третья, малозначимая проблема, оказалось, что бухать-то мне и нельзя. Только беленькую ко рту подношу, сразу костлявая баба в белом балахоне с косой встаёт перед глазами. Я попробовал опрокинуть рюмочку красненького, черти стали мерещиться. Тогда я пива себе налил, поднёс, и тут же ударил запах какой-то гнилой тухлятины, чуть вся закуска, а именно тушёнка с солёными огурцами и томатным соком, не полилась обратно. Поэтому пришлось срочно сослаться на посттравматический синдром, чтоб никто не обиделся.

Но всё это такие мелочи, когда есть большая настоящая цель – это хоккей. Да я тут в чемпионате СССР со своим североамериканским хоккейным образованием буду, как бык в посудной лавке крушить всех направо и налево. Вбрасывание – моё, игра на пятаке – опять моя коронка, а силовая борьба у бортов – да я в ней просто мега профи!

Тут ко мне подскочила Нюрка, с хмельной и бесстыжей улыбкой, которая всегда играла на лице, когда я её «на качелях качал», схватила меня за руку и потянула танцевать. «Ладно, завтра всё разрулю! – подумал я, лапая подругу за мягонькую попку. – А сегодня всё-таки праздник. Победа! Ведь если не будешь радоваться малым удачам, то большие могут вовсе и не прийти».

Я немного потоптался на месте, приподнимая руки так, как будто переставляю очень короткие лыжные палки, и «Пьющие гитары», как их представил физорг, закончились. Зато заиграла британская группа «The Animals», солист которой своим животным голосом позвал всех самых стойких гуляк в «Дом восходящего солнца»:

Зер из э хaус ин ну орлиэнз

Зей кол зэ райзин сан…

Нюрка тут же, даже быстрее иного хоккейного защитника, прижалась ко мне всем своим фигуристым телом. ПТУшники тоже разбились по парам. Лариска обнялась с Нелькой. А Татьяна сначала попробовала пригласить на танец Палыча, но у того вдруг резко подкосились ноги, и физорг медленно и профессионально, чтобы не повредить лицо, сполз по стенке на пол. Пришлось отнести его в «ленинский» уголок, где уже прилегли: звезда финальной игры Данилыч и сосед Василий. «Нужно будет с Васильком провести воспитательную беседу, по поводу здорового образа жизни, перед тем как ехать играть за «Трактор» из Челябинска, - решил я, прислоняя мужиков друг к другу. - Кстати, а остальные триумфаторы финала, наверняка уже дома чай пьют, и спать собираются. Да и нам, пожалуй, пора».

Май мазэр уаз э тейлэр

Ши сoуд май ну блу джинз…

Надрывался солист «The Animals», когда я оглянулся на пространство перед магнитофоном, где почему-то осталось всего лишь трое танцующих пар. К бывшим учащимся ПТУ добавились Татьяна с Нелей. А Нюрка с Лариской, куда-то усвистали. «Не люблю я такие исчезновения, когда все в порядочном подпитьи! Потому что хорошие похождения на подвиги в таком состоянии, часто заканчиваются плохо», - подумал я и выбежал из хоккейной раздевалки автозаводского стадиона. Сначала прошёлся в один конец коридора, который вёл на улицу – пусто. Затем вернулся обратно и услышал, какую-то возню за дверью в соседнем помещении, где ещё днём переодевались другие команды. Я осторожно заглянул внутрь, чтобы убедиться, что там всё в пределах Женевской конвенции международного гуманитарного права и услышал.

- Чё подруга, повисла на Ванюше, как эта простихосподи и всё что ли? – Выпустив густую струю сигаретного дыма, криво усмехнулась Лариска.

- А тебе завидно, да? Что Ванюша сейчас мой? – Нюрка, тоже сильно затянувшись сигареткой, дунула в соседку по комнате.

- А хоть бы и так, ты видишь, какой он стал, да завтра его та же Снегирёва себе захапает. И забудет он про нас всех, - Лариска приготовилась к жестокому бою за шкуру пока не убитого медведя, то есть меня. – А это значит, спим с ним все вместе, или никто не спит. Поняла? Подруга?

- Да я тебе сейчас все лохмы крашенные выдергаю! – Угрожающе зыркнула Нюрка.

- Таньке и Нельке тоже дёргать будешь? – Усмехнулась Лариса.

Я резко открыл дверь, чтобы девчонки догадались, что всё слышал.

- Значит так, - Я грозно глянул на этих глупых малышек. – Пока у меня ни с кем серьёзных отношений нет, с которыми обычно люди бегут, теряя голову в ЗАГС, а значит мы с вами – друзья. Поэтому будем основываться на пролетарском нравственном образце, суть которого есть коллективизм. Либо я вас всех ставлю в коленно-локтевую позу со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо никого. Кроме конечно Татьяны, пусть теперь с Василием делают это самое. И давайте по домам, мне ещё Палыча и Данилыча до квартиры нести. Хватит, погуляли.

Однако сначала пришлось донести до комнаты в общежитие соседа Василька, и хорошо, что оно было рядом. И лишь потом, пообещав девчонкам, что залезу, сегодня ночью к ним в окно максимум спустя полчаса, попёр мужиков по месту их прописки. Пятидесятилетнего ветерана взвалил на плечо, а физорга повёл, приобняв как бойца раненого в неравном бою с проклятыми захватчиками. Самсонов, кстати, ногами перебирал уверенно, и даже кое-что пытался петь:

- Синий, синий иней, синий, синий иней, очень, очень синий. У-у-у, голубой качается, бежит…

- У-у-у, - подвывал ему на моём плече Данилыч, пренебрегая остальными словами популярной песни, тем самым давая понять окружающим прохожим, что чужой хлеб советской эстрады ему и даром не нужен. – У-у-у.

Кстати его первым и сдал, под роспись, как ценную бандероль, жене. А вот Самсонов перед своим собственным подъездом решил сбацать гопака, пока я разминал затёкшую правую руку.

- Опа! – гаркнул он, как донской казак в шароварах. Развёл руки в стороны, раза три стукнул в потрескавшийся асфальт каблуками и проорал, - синий инеи лег на првовода-а-а!

После чего был пойман мной за рукав в последний момент перед соприкосновением со штукатуреной стеной кирпичного жилого дома. Я резко выдохнул, как делал это раньше перед употреблением горькой водки, взвалил физорга на второе пока не больное плечо и понёс в подъезд и дальше, вверх по лестнице.

- Хосподи, - всплеснула руками жена героического организатора заводской физкультуры. – Это чего же он так надрался?

- В кои-то веки выиграл кубок за первое общекомандное место в «Спартакиаде», - я прислонил уже в прихожей Самсонова к вешалке.

- А где же кубок? – Подозрительно посмотрела на меня Светкина мама.

Кстати, сама Света тут же выбежала в стареньком цветастом халатике с книжкой в руках и украдкой показала мне язык. «Красное и белое» - прочитал я название этого литературного произведения, в котором, наверное, писали про московский «Спартак».

- Кубок? – Задумался я на мгновение, и вспомнил, что именно в него Самсонов сначала налил пиво, которое все отказались пить, а затем кто-то ещё настряхивал пепел от сигарет и набросал окурков. Поэтому жестяное изделие осталось там, в раздевалке, в одном из одёжных ящиков. – Кубок завтра я сам на завод принесу. Поставим его в профкоме на почётное место, чтобы все видели и гордились.

- Ку-бок не по-те-ря-й, - чётко по слогам проговорил физорг Олег Палыч, глядя на меня одним немного протрезвевшим глазом.

***

Вторую ночь подряд снова не спалось. Я мучился в поисках смысла жизни, и пытался разглядеть будущее, которое меня ожидало за первым же углом. При этом сначала изделие номер два я протестировал на Нюрке, именно за неё проголосовала первичная комсомольская организация женской комнаты в общаге. Затем насадил Лариску, и не забыл после успокоить перед сном и Нельку. А вот с тем - куда деть последний резиновый колпачок, вышла заминка.

- Делайте, что хотите, - недовольно засопела Нюра, отвернувшись лицом к стене, на которой был наклеен плакат актёра Родиона Нахапетова.

«Суй в карман, пошли домой, я тебе не семижильный», - высказался голос в голове, с которым я уже постепенно начал находить общий язык.

- Оставлю на память, - я сунул презерватив из толстенной советской резины в карман брюк висевших на стуле и первым делом натянул трусы.

- Стоять! – Вскочила с кровати Танька. – Давай в последний раз меня.

- Как же Вася? – Хором спросили Лариска и Нелька.

- А он пусть сначала предложение сделает, - выкрутилась Татьяна, снимая с себя последнее, что на ней было, а именно трусики.

- Засади ей как следует, чтоб не зазнавалась, - пробурчала Нюрка.

«Домой, домой, домой», - забубнил голос в голове.

«Теперь уже поздно, обидятся», - ответил я.

Не знаю, как они с Василием накануне днём стыковались, но на мне Танька прыгала как ненормальная, как будто месяц ей никто не шлифовал глухое отверстие. Что было совсем не так, ведь прошлой ночью это делал я. А за качество своей работы я привык отвечать. И вдруг пока Татьяна тихо рычала, как голодная самка, с кровати напротив захныкала Нюра.

- Да что опять не так? – Не выдержал я.

- Он нас девчонки скоро бросит, - всхлипнула девушка. – Я прямо чувствую, что Ваню мы больше не увидим.

Тут повскакивали со своих кроватей Лариса и Неля и принялись утешать подругу. Тот факт, что в метре от них мы с Танькой пытаемся достичь некого вдохновенного состояния, их не волновало. Всё потому что привыкли, да и девки, чего греха таить – бесстыжие.

- Признавайся, - потребовала Лариска, - что удумал? У нас Нюрка, как Вольф Мессинг, всё что не скажет, всё сбывается.

- Да-а, да-а, да-а, - подтвердила слова соседки по комнате, прыгая на мне Танька, колыхая голой грудью перед лицом.

- Завтра, сначала одно дело сделаю, а потом заявление напишу, - признался я, ведь глупо было отпираться от Мессинга. – Поеду в Челябинск за «Трактор» играть.

- Трактористом что ли работать хочешь? – Смахнула слёзы Нюрка-предсказательница. – Зачем же уезжать так далеко? У нас здесь свои колхозы есть.

- Да-а-а, о-о-о, - наконец допрыгалась на моём рабочем инструменте Татьяна и сползла на бок.

- Посмотрим, - я встал с кровати. – Мне ещё две недели отрабатывать придётся по закону – это раз. В школе нужно бы за восьмой класс экзамены сдать – это два. Так что ещё встретимся – это три.

Глава 21

В десять часов утра, на заводе, предварительно послав подальше надоедливого мастера Ефимку, мы вместе с соседом Василием направились в приёмную директора этого крупнейшего предприятия Ивана Ивановича Киселёва. При этом два обстрелянных в хоккейных баталиях вратарских шлема, предварительно обернув прошлым номером «Советского спорта» мы захватили с собой.

- Сейчас в заводоуправление зайдём, - широко вышагивая, скорее себе проговаривал я. – В директорскую дверь пробьёмся и расскажем наше, точнее твое коммерческое предложение. Такие вопросы надо ставить ребром и решать быстро. А то я эту бюрократию знаю, с ними нужно как в хоккее, сначала впечатываешь в борт, а затем уже бьёшь в челюсть. До них так всегда лучше доходит.

- А если не пустят? – Семенил рядом Василек, неся под мышками оба ценных вратарских шлема, которые издалека напоминали два больших обёрнутых газетой яйца.

- Ясное дело не пустят, - я резко остановился, потому что в голове родилась смелая и рискованная идея. – Ты сейчас главное молчи и ничему не удивляйся. Чуть что скажешь, что видишь мою дебильную физиономию в первый раз в жизни! Ну, как говорится: «К чёрту пух и перо!» Пошли!

В чистеньком коридоре заводоуправления, где работяга в моей тёмно-серой робе выглядел, как раб, случайно заглянувший в жилище плантатора, я почувствовал себя словно голый. А раз так, то я счёл возможным позволить себе любую, даже самую дикую выходку. «На крайний случай, пусть думают, что немного ненормальный», - решил я, входя в приёмную директора горьковского автозавода.

- Здоров! – Гаркнул я опешившей секретарше, женщине в очках лет сорока пяти, одетой в серый деловой костюм. – У себя? – Я кивнул на директорскую дверь с таким видом, что пришёл почти к себе домой.

- Стойте! – Взвизгнула деловая тётушка. – У Иван Иваныча совещание.

- Жаль, хы, хы, хы, придётся прервать, - я скорчил тупое непробиваемое лицо, немного выпучив глаза. – Я ждать не могу, у меня, точнее у него, - я кивнул на Василька, – бомба с часовым механизмом. Хы, хы, хы. Не урони! – Шикнул я на соседа, руки которого принялись вибрировать как старая стиральная машина.

- Туда нельзя, - уже не так уверенно пролепетала секретарша.

«Для плотских утех на директорском столе не годится», - высказался вдруг проснувшийся голос в голове.

- Ну, ты, мать, даёшь, тебе же человеческим языком говорят, бомба с часовым механизмом, открывай, - я решительно попёр на дверь.

Однако деловая помощница директора меня всё же опередила и дверь к ответственному работнику товарищу Киселёву открыла первой.

- Давай за мной, - скомандовал я соседу, который готов был уже всё бросить и бежать, куда глаза глядят. – Здоров, мужики! Хы, хы, хы, - в кабинете действительно совещались трое мужчин.

Кто из них директор я догадался лишь по месту расположения. Ведь лауреат Ленинской и государственной премии, как писала неоднократно многотиражка, сидел там, где и полагается в основании длинного тэобразного стола.

- В чём дело, товарищи?! – Грозно глянул на меня Киселёв.

Монументальная обстановка всего помещения, а именно: красная ковровая дорожка, книжный шкаф во всю стену, портреты Брежнева и Ленина, бархатные шторы, мощный стол и целый ряд тяжелых с кожаной обивкой стульев, буквально всё говорило, что никаких новых идей здесь терпеть не станут. «Тяжёлый случай», - пронеслось в голове.

- Бомба с часовым механизмом, - пройдя на середину кабинета, сказал я, показав рукой на полуживого соседа. – Хы, хы, хы. Да держи крепче! Едрён батон.

- А вы, - директор, нервно ослабил петлю на галстуке и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, - откуда будете, товарищи?

- Да, мы тутошнии, здешние, отсюдошние мы, хы, хы, хы, - я почесал богатырскую грудь своей пятернёй через робу. – Жарко, что ли стало? – Я, улыбнулся во все свои тридцать два пока целых зуба, оглядев встревоженные и мигом покрывшиеся потом лица, всех троих деловых мужчин за столом. – Айн момент, щас окно открою, глотнёте нашего фирменного заводского кислорода! В раз все хвори снимутся, у нас на производстве кислород целебный, вся полезная таблица Менделеева до последнего стронция в него всосана.

Я откинул одну тяжеленную шторину и что есть силы, предварительно сдвинув шпингалет, отварил створку пыльного окна. Судя по треску застывшей краски, его очень давно здесь не открывали, а возможно и вовсе - никогда.

- Лепота, хы, хы, хы, - я вобрал полной грудью вонючий запах, который распространяли заводские трубы. – Пиши директор приказ, а то мне бумажки перебирать здесь с вами некогда, там, в цеху план горит, квартальный!

- Какой ещё приказ? - Немного приободрился директор Киселёв, видя, что я не совсем ещё «поехавший».

Я подошёл к одному товарищу, который сидел ближе всех ко мне и похлопал того по плечу:

- Ты бы друг подвинулся, а то замараю ненароком. Хы, хы, хы.

Незнакомый мне начальник какого-то подразделения, громко икнул, и без возражений мгновенно переместился на пару стульев ближе к выходу. Я же уселся по-хозяйски на нагретый его задницей кожаный стул и скомандовал:

- Пиши, диктую, - затем директору крупнейшего завода страны ткнул я пальцем в фирменный бланк. – Я бы и сам накарябал, но у меня образование всего семь классов, запятые ещё не там поставлю: «Казнить, нельзя помиловать!» Хы, хы, хы. Значит, так. Приказываю создать экспериментальную группу по мелкосерийному производству хоккейных шлемов. Руководителем группы с окладом в триста тридцать рублей, назначить инженера Плотникова Василия Васильевича. Коему в подчинение придать мастера широкого профиля. Желательно не пьющего.

- А кто такой этот Плотников? – Оторвался от написания важной бумажки директор завода и посмотрел на меня. – Он вам родственник?

- Мы все на этой земле братья и сёстры, - я выпучил глаза, как идиот. – По крайней мере, так утверждал Чарльз Дарвин. Вот он, Плотников Василий, - я показал на соседа пальцем. – Разворачивай бомбу!

- Зачем сразу же разворачивать? – Пролепетал вновь сильно вспотевший товарищ Киселёв. – Если хотите, я оклад до четырёхсот рублей увеличу.

- Нам чужого не надо, - я двинул рукой так, как будто мне поднесли стопарь палёной водки, затем встал и подошёл к белому, как мел Васильку, вырвал у него из рук завёрнутый в газету шлем и резко разорвал обёртку. – Это хоккейный шлем, бомба с часовым механизмом. Через год так рванёт! И шведы сюда приедут и финны, и канадцы с американцами потянутся. Это престиж! – Я поднял элемент вратарской защитной амуниции высоко вверх. – Кстати, один экземпляр нужно срочно подарить товарищу Коноваленко, а то у него на лице живого места нет. А без вратаря нам в этом году первенство не взять, снова ЦСКА тарасовский обойдёт. Поэтому чтоб с этим делом, - я постучал по шлему, - без бюрократической волокиты обошлись! Ясно?

- Ху-у-у. Зачем же вы нас тут так напугали? - Встал с кресла директор Иван Иванович Киселев, и, подойдя к графину, прямо из горлышка большими глотками стал пить. – Так бы сразу и сказал, что у вас деловое предложение.

- А я так сразу и сказал, - я тоже сделал пару шагов навстречу к директору и взял из его рук ценный графин, после чего влил в себя минимум грамм двести, а то и двести пятьдесят.

«Прямо как на стрелке в девяностых, когда рэкетиры хотели отжать партию товара, - подумал я, глотая живительную влагу. – Довели суки до нервного истощения! Крючкотворы-бюрократы хреновы!»

- Ну, - я поставил полупустой хрустальный сосуд на стол, - я бы ещё с вами чаю попил, но не могу. У меня в цеху план догорает! И мастер уже весь изошёл на это самое. Ах, да, если чё надо профрезеровать, то вы обращайтесь, свои люди, договоримся! Хы, хы, хы.

Напоследок я похлопал соседа Василия по плечу и помахал здоровенной ладонью руководителям крупнейшего предприятия города. Из заводоуправления на улицу, где располагались цеха и дул свежий заводской кислород, я вышел мокрый как из литейного цеха. Если бы курил, то точно бы закурил. Я медленно прогулялся по алле вдоль здания Кузовного корпуса и присел на скамеечку, где ещё недавно с волосатиками Толей и Колей обсуждал безобидные волейбол. Вдруг дверь со скрипом отворилась, и на меня вылетел с испуганными дикими глазами физорг Самсонов:

- Где, бл…ть, кубок?!

- А поздороваться, а поинтересоваться как у меня дела, а спросить о моём самочувствии, это дядя посторонний должен? – Я вальяжно откинулся на скамеечке, вытянув вперёд длинные и мощные ноги.

- Здаров, как дела, как сам? Где, бл…ть кубок!? – Взвыл Палыч, угрожающе нависнув надо мной.

- Всё под контролем. Ты его вчера пивом залил, окурков внутрь набросал, и спрятал в какой-то из шкафчиков для переодевания, - я подмигнул психованному физоргу. – Поэтому если его в раздевалке не нашли, то он там до сих пор и стоит. Ждёт.

- А если нашли? – У Самсонова нервно дёрнулся глаз.

- Тогда могут выбросить, - я почесал затылок. – В мусорке около стадиона нужно будет порыться. Но вот если и мусор уже увезли, то теперь только на городскую свалку ехать искать нужно будет.

- Так, стадион открывается в одиннадцать, а сейчас уже почти одиннадцать, - застыл на месте Олег Палыч, как шахматист, просчитывая варианты. И вдруг как почесал по внутризаводской аллее.

- Палыч! – Крикнул я ему в спину. – Ты если в мусорном баке его не найдешь, то без меня на городскую помойку не езди. У меня там парень знакомый работает, он подскажет, какую кучу лучше всего раскапывать.

- Иди ты Тафгаев на хер! – Выкрикнул, тряся кулаком физорг. – Не мог проследить! И правильно, что моя Светка тебя бросила! Потому что ты мудак!

После последнего обидного и очень спорного вердикта, Самсонов рванул с удвоенной скоростью. «Ничего, пусть побегает, полезно, - ухмыльнулся я про себя. – Всё равно ко мне вернётся, когда остынет. Ведь этот кубок у меня в общаге на столе. Самолично его от окурков и пива отмывал, ради чего и встал ни свет ни заря. А сторожу катка сразу дал рубль и наказал, чтоб тот послал Палыча с расспросами куда подальше».

***

После обеда и небольшой политинформации, на которой мы с Казимиром отпаивали чаем ветерана хоккейного мяча Данилыча, я снова забил на производственный процесс. А когда мастер пригрозил увольнением, если сейчас же не включу станок, то я сразу его и обрадовал:

- Вот, Ефимыч, принимай технику, - я показал на механизм, который был изготовлен ещё при товарище Сталине. – Зверь, а не машина. Гудит как трактор, фрезерует все, что сунешь под фрезу. Сверлит, шлифует. И никакой у этой железяки нервной системы нет! Одни провода. А у меня нервы есть, и они не железные, и уже разболтанные. Увольняюсь. Радуйся.

Я приподнял мастера за подмышки и переставил на деревянную подставку, на которой по технике безопасности обязан вкалывать каждый станочник. Хлопнул его по плечу и пошагал в отдел кадров.

- Иван, да ты постой! – Бросился за мной Ефимка. – Хорошо же работал, что случилось? Может тебе путёвку в санаторий выбить? Минералочки там попьешь, походишь на массаж, электрический сон опять-таки нервы лечит.

- Сам, сам себе купи путёвочку в санаторий, а то пенсией из-за нас раздолбаев на свободе и не попользуешься, - я подмигнул мастеру.

- Ты учти, две недели ещё должен отработать! – Обречённо крикнул Сергей Ефимович.

«Сегодня у нас понедельник 13 сентября, - начал я прикидывать по дороге в отдел кадров как распределить оставшиеся дни. – Значит 24, в питницу, устрою мужикам небольшой сабантуй. А чемпионат СССР начинается уже 1 октября. Времени - в обрез. Поэтому в тот же день должен ехать в Челябинск. Если «Трактору» не подойду, то двину в Екат, то есть в Свердловск или в Пермь. Там команды из первой лиги: «Автомобилист» и «Молот», тоже сгодятся для старта карьеры. Ничего, пробьёмся! То, что родному «Торпедо» не понравился ещё не конец Света».

В отделе кадров, как всегда кипела неторопливая бумажная жизнь. Кто-то увольнялся по разным причинам, кто-то наоборот нанимался, чтобы внести свой вклад в отечественное автомобилестроение и продвинуть его вперёд, дальше, выше, в бок и назад. В общем, каждый день здесь решалась чья-то человеческая судьба.

- Ты это, увольняться или устраиваться? – Спросил меня немного косоглазый мужичок, склонившийся над чистым листком белой бумаги.

- Директор сказал, что хреновый из меня фрезеровщик, - тяжело вздохнул я. – Поэтому пойду на руководящую работу. Людей толковых не хватает, а с организаторскими задатками, как у меня, вообще единицы. Дают квартиру, машину и оклад в два раза выше, о!

- Хе-хе, - хохотнул косоглазый. – Заливаешь. Да людей везде полно, только свистни! А за квартиру очередь вырастит в километр.

- Не веришь? – Хмыкнул я, заполняя заявление на увольнение, сверяя его с образцом, который специально для самых умных положили на столе и спрятали под стекло. – Ну как знаешь, а то мне ещё зам по новой должности полагается. Оклад - триста тридцать пять рубликов с премией ежемесячной.

- Да? – У мужика от сильной задумчивости глаза сами собой сошлись практически на переносице. – Ладно, уговорил, - махнул он рукой, как бывший боец из Первой Конной армии. – Диктуй на чьё имя заявление сочинять.

- Пиши на имя директора ГАЗ Киселёва И.И. Прошу приять меня на должность заместителя директора в отдел продажи прикладных резинок, - я задумался на пару сек, что бы ещё такого придумать? – С должностным окладом не ниже трёхсот тридцати трёх рублей.

- Пяти! – Вскрикнул мужичок.

- Ты мне тут ещё поторгуйся! – Я аккуратно стукнул кулаком по столу. – Пиши дальше. А так же с предоставлением отдельной однокомнатной квартиры и машины премиум класса в шестимесячный срок.

- Хе-хе, - мотнул азартно головой косоглазый, вписывая специальные требования к работодателю.

- Поставь дату и подпись, - я ткнул пальцем в бумагу. – Ну, всё, - я встал и протянул руку ценному производственному кадру. Мужичок тоже, с громким скрежетом сдвинув стул, приподнялся и пожал мою ладонь. – Завтра, захвати ещё диплом из ИНЯЗа, нужно чтобы было знание японского языка. И поедешь в Токио наводить «мосты дружбы». Мы эти резинки специальные для страны восходящего солнца клепаем, чтобы они там помедленней размножались. Что? Японского не знаешь?

- Не успел пока выучить, - промямлил косоглазый.

- Плохо, - я почесал затылок. – Тогда давай поступим так. Ты, пока пиши заявление на приём в ремонтно-инструментальный цех, на почётную должность фрезеровщика четвёртого разряда. А как только японской мовой овладеешь, сразу к себе возьму, в замы. Коннитива до дэс ка.

- Чё? – Спросил погрустневший мужичок.

- Это японская мудрость, - соврал я. – И далёкий путь начинается с близкого. А если сказать по-нашему по-простому: «Не угробь станок, парень!»

Глава 22

На первое занятие в школу рабочей молодёжи после сегодняшней смены я готовился как на свидание. Хотелось произвести хорошее впечатление на одноклассниц, ведь могу оказаться за одной партой и очень даже приятные во всех отношениях барышни. Потом учительницам особенно молоденьким всегда приятно, когда двоечник и прогульщик, аккуратно одет, выбрит, поглажен, отутюжен, и не распространяет вокруг себя пары отравленные алкоголем.

И вообще у человека всё должно быть на уровне. Брюки со стрелочками такими, чтоб порезаться можно было. Рубашка с чистым воротничком. И самое главное обувь, чтоб выглядела не как из глиняного карьера, а наоборот, как с витрины Универмага. Кстати, именно ботинки небольшим отрезом от вафельного полотенца я сейчас и надраивал.

«Вот и отрубил я все пути к отступлению, - думал я, ритмично двигая руками, чтоб кожа ботинок блестела как мои озорные глаза. – В отделе кадров долго отговаривать не стали. Кто я для них такой? Человек, который два года совсем не просыхал, ни передовик, ни стахановец, ни подлец-доносчик и ни комсомольский активист. Как сказала толстая тётка с бумажками: «Одним алкоголиком и бляд…ом меньше». Оказывается к двадцати пяти годам тот я, который был до меня, ничем хорошим и не отметился».

- Бум, бум, бум! – Вдруг кто-то нагло и нахраписто постучал в дверь.

- Щас руки-то вырву! Доколошматите у меня там! – Рявкнул я, после чего в дверь постучали более культурно.

- Это я, Самсонов, открывай! – Донёсся голос физорга из-за тонкого дверного полотна.

- Ну, - я отодвинул шпингалет и высунулся в узкую щелочку. – Ты что в помойке рылся? – Почувствовал я нездоровый запах гнили.

- Нет кубка, - зашептал Олег Палыч, - нужно на городскую свалку ехать.

- Сначала нужно научиться с людьми разговаривать по-человечески, - я загнул один палец, не впуская физорга внутрь комнаты. - Затем если пьёшь, то пить, зная свою норму и вообще кубок можно было заранее, перед пьянкой, куда-нибудь отдать в надёжные руки. Тогда не нужно было бы по помойкам лазить.

Я, наконец, открыл дверь, и кивнул головой на стол, на котором стоял главный приз за первое общекомандное место в заводской «Спартакиаде» рабочих, спортсменов и студентов. Самсонов, на секунду онемев, принялся грозить мне указательным пальцем, закатывая глаза вверх. Возможно, Олег Палыч намекал, что там, на высшем небесном суде, с меня за такой юмор серьезно спросят. Потом физорг, помассировав себя в области сердца, тяжело выдохнул, и устало улыбнулся.

- Ну, Тафгаев, ну сукин сын, воспитатель хренов, я ведь все картофельные очистки не первой свежести перекопал, сука! – Самсонов обессиленно махнул на меня рукой.

***

От моей общаги до вечерней школы №30 было примерно пятнадцать минут в прогулочном темпе. Но я вышел немного заранее, так как по пути находилось одно из самых посещаемых мест Автозаводского района, Автозаводской универсальный магазин. Лично для меня, чисто внешне, он напоминал гигантскую ванну из стекла и железобетона. На коньке этого здания была гордая, изогнутая по огромному закруглению, надпись «УНИВЕРМАГ», из-за которой выглядывал маленький серп и молот. Был бы я архитектором, то на серпе с молотом, которые есть символ союза колхозницы и рабочего, экономить не стал бы!

В магазине я приобрёл пять плавленых сырков и кефир в треугольном картонном пакете. Кстати, все покупки были тут же уничтожены прямо на улице. Я даже немного опоздал, ведь тяга к знаниям пока, в моём сознании, проигрывала тяге, как следует пожрать. Итак, с одной общей тетрадкой на все случаи учебной жизни я влетел в коридор тогда, когда уже затихла трель школьного звонка.

«Куда бежать, куда податься?» – подумал я в поисках хоть, какой-нибудь живой души. И о чудо, она нашлась. Из учительской вышел прямо на меня Роман Петрович Нестеров, мужчина маленького роста, зато с большой скрученной в трубочку картой под мышкой.

- Давайте помогу, - улыбнулся я, забирая ценный учебный реквизит и шагая рядом. – Вы меня помните? В цех ещё ко мне приходили, агитировали за учёный образ жизни. На аспирантуру намекали, на разные профессорские степени. Говорили, что не хватает доцентов на душу населения. Вот я и пришёл.

- Вот мы и пришли, - учитель истории остановился около какой-то деревянной двери. – Ничего я тебе такого говорить не мог – это раз. Иди в класс…

- Это двас, - закончил я фразу за товарищем преподавателем. – Но хотелось бы закончить среднее образование минимум на трис.

Я широко улыбнулся и вплыл внутрь учебного помещения, как белый теплоход в неизвестную пока гавань. Мельком скользнул по лицам своих одноклассников и остановил внимание на очень хорошенькой барышне, которая на мою удачу сидела одна. Решение присесть ипознакомиться с великовозрастной девятиклассницей созрело молниеносно, поэтому я уселся на первый ряд от дверей за четвёртую парту. Странно, но по классу поползли смешки вперемешку с усмешками, и либо мне сейчас позавидовали, либо посочувствовали.

- Привет, - шепнул я, - меня зовут Иван.

- Тоня, - представилась красавица со светло-каштановыми волосами и небесно-голубыми большими глазами.

Затем весь класс встал, так как следом появился Роман Петрович, и громко задвигав стульями, жаждущая знаний молодежь, рухнула обратно. Я выложил на плоский стол единственную свою общую тетрадь, которую вынул из-под ремня.

- Лайфхак, - улыбнулся я Тоне. – С одной стороны можно писать лекции по одному предмету, с другой по-другому и с середины по третьему, и четвёртому.

- А по пятому? – Серьёзно спросила девушка.

- А с пятым буду тренировать память, - я, наконец, посмотрел на историка.

«Хороша, кобылка, - забубнил голос в голове. – И грудь имеется».

«И без тебя, неуч, вижу», - ответил я ему.

А между тем Роман Петрович, наверное, чтобы не портить сегодня себе настроение, проигнорировал опрос вечерних школьников по прошлой теме, сразу же перешёл к объяснению нового материала: «Политический строй России к началу 20 века». И понеслось, смерть Александра третьего, воцарение Николая второго... И мне сразу же захотелось уложить Тоню под одеялко и заняться с ней более интересными вещами.

- Вам что-то не понятно? – Почувствовав подсознательно, что я сейчас уткнусь лбом в парту, спросил меня историк.

- Цифра одна не ясна, - я потряс головой, прогоняя предательский сон. – У вас на плакате написано, что рабочий день сократили в 1897 году до 11,5 часов. А ещё раньше работали по 14 часов в день.

- А что в этом не понятного? – Удивился историк.

- Ну, вот смотрите, - я встал из-за парты. – Допустим я хозяин завода. Если у меня рабочий будет пахать по 14 часов в день, я как коммерсант вылечу в трубу. Разорюсь. Давайте считать: первые семь часов человек отработает, как положено, а вторые семь часов, измотавшись физически, он мне столько брака наляпает, столько инструмента перепортит, что лучше бы вообще не приступал. И на следующий день трудиться нормально не сможет. И это если рабочая операция относительно простая. А если ремесло сложное, допустить литьё. Представим, что работник в литейке пашет ежедневно 14 часов, то он помрёт через полгода. А чтоб нового специалиста обучить на эту должность потребуется несколько лет. Кто в здравом уме забивает гвозди микроскопом? Почему мы априори считаем, что люди прошлого были глупее нас? Я не вижу ни логики, ни правды в этих цифрах. Спасибо за внимание, - я сел обратно к красавице Тоне.

- Кто хочет ответить, товарищу новенькому ученику? – Ловко перевёл стрелки Роман Петрович, затем посмотрел на несколько поднятых рук и сказал, - отвечает Сидоров.

С третьего ряда подскочил высокий и прыщавый парень лет двадцати с хвостиком:

- Поэтому и свершилась Великая Октябрьская революция, чтобы облегчить жизнь нам, рабочему классу!

Ответ прыщавого был встречен дружными аплодисментами. И даже Тоня посмотрела на меня как триумфатор на поверженного врага.

- Теперь вам всё понятно? – Хитро улыбнулся историк.

- Гениально, - хмыкнул я. – Если меня вдруг спросят, как пройти в библиотеку, я так и отвечу, что именно для этого и свершилась революция, чтобы люди могли ходить в читальный зал. И вообще – это же универсальный ответ на любой исторический вопрос. Спасибо, Сидоров!

В классе раздались редкие смешки, поэтому Роман Петрович постучал указкой по своему учительскому столу.

Всё же до конца первого урока я не досидел, уснул минут за пять, и чуть-чуть не рухнул на колени своей хорошенькой соседке по парте. И когда прозвенел звонок на перемену, я облегчённо выдохнул. «Надо же, устал от этой бессмысленной информации, как будто смену за станком отстоял, - мелькнуло в голове. – Какое-то накопление капитала, обострение эксплуатации. Весь мир его накапливал, и во всем мире обострялась эксплуатация. Но только в России к власти пришла группа человек без единого русского в её составе. Валить нужно из школы, пока мозги целы!»

- Зря ты со мной сел, - призналась Тоня, когда вокруг серьезные двадцати и даже тридцатилетние женщины и мужчины вмиг превратились в нашкодивших школьников из начальных классов. Кто-то просил списать, кто-то прыгал, как на танцплощадке, кто-то кого-то тыкал в спину шариковой ручкой.

- Не знаю, по-моему, ты тут самая красивая, - улыбнулся я, разглядывая симпатичное лицо девушки.

- Дурак, сейчас Субботин заявиться, что будешь делать? Кстати, вон он, - кивнула красотка на какого-то «Бармалея», что протиснулся в узкий для него проём дверей.

И вдруг в классе наступила тишина, весь народ напрягся, чтобы посмотреть, как это «чудовище» будет ставить меня на место.

- Не приставай к нему, - заступилась смелая соседка по парте, когда эта «образина» уставилась на меня, остановившись всего в паре метров.

- Это моё место, - прохрипел прогульщик Субботин тоном, не терпящим возражений.

- Твоё место, хрюндель, там, куда я тебе укажу, - я встал со стула, и кивнул головой на заднюю пустую парту. – Сегодня можешь посидеть вон там, у мусорного ведра. Только харю в него свою не суй. Как-никак находимся в храме науки, поэтому держи морду в чистоте.

Я заметил, как у этого бабуина сжались кулаки и быстро забегали маленькие злые зрачки. Не знаю чем, но этот невысокий коренастый и широкоплечий с большим брюхом мужик напомнил мне одного «долбня» из телевизора, из будущего.

- Пошли, - Субботин кивнул башкой и, издав неприятный цыкающий звук ртом, развернулся и, переваливаясь как медведь, пошёл на выход.

- Не ходи с ним! – Зашептала Тоня, и даже успела схватить меня за руку.

- Да парень, не связывайся с Субботиным, по нему давно тюрьма плачет, - сказала ещё одна девушка с передней парты. – Он в нашем Канавинском районе уже много дел натворил.

- Девушки милые, спокойно,- улыбнулся я, так как у самого кулаки зазудели, а тут такой до боли знакомый образ. – Сейчас я его в одно место макну головой, освежу ему причёску, глядишь и мозги на место поставлю.

- Куда это ты его макать собрался? – Заинтересовался «естествоиспытатель» Сидоров.

- Там, где будет в туалете свободная кабинка, туда и макну, - бросил я и поспешил за грозой Канавинского района.

«Не зря в школу пришёл», - радовался каждый кусочек моего тела. Поэтому в туалете долго махаться не пришлось. Сначала пробил Субботину в солнечное сплетение, затем добавил по печени и почкам. Он конечно кабан здоровый, но руки его коротки против Вани Тафгаева.

- Куда, сволочь толстая, макаться предпочитаешь? – Спросил я, держа хулигана за воротник и поставив его на четвереньки, чтобы даже и не думал отмахиваться. – Есть одно отделение почище, и есть немного неаккуратно-обработанное.

- Отцепись сука, - прохрипел хрюндель.

- Учитывая, что это твой первый залёт, окуну тебя там, где почище, я ведь не зверь, - я залепил Субботину ещё один хлёсткий удар в бочину, и пока он хватал ртом воздух, резко подтащил его макнул и смыл. Туалетный чугунный сливной бочок, который хитроумные сантехники прикрепили под потолком, сработал как точнейшие швейцарские часы. Вот что значит советская техника!

- Красавец, - ухмыльнулся я, посмотрев на высунувшуюся обратно красную и грустную харю. – В следующий раз зубы выбью, нос сломаю, и ухо одно откушу. Запомнил? Онемел что ли? Тогда хоть кивни, я чужие мысли на расстоянии не читаю.

Субботин, гроза Канавинского района, обречённо мотнул здоровенной, но, наверное, туповатой башкой.

Пока вымыл руки, пока вытер их влажным полотенцем, на второй урок тоже опоздал. Поэтому как примерный двоечник я очень вежливо три раза постучал, а когда вошел, сделал виноватое лицо и сказал:

- Здравствуйте, разрешите войти в класс?

- Садись, - мельком взглянула на меня очень красивая женщина с черными короткими волосами примерно лет тридцати, которая затем снова углубилась в журнал. – Итак, девятый «Б», кто сегодня у нас отсутствует?

«Зря раньше в школу не ходил, - высказался голос в голове. – Какие тут кобылки, хорошенькие! И светленькие и тёмненькие».

Я вернулся на своё законное и отвоёванное место, подмигнул, не ожидавшей меня уже увидеть в целости и сохранности, Тоне, и внимательно посмотрел на доску. Судя по теме урока, написанной белым мелом, сейчас у нас литература, или как раньше говорили – литра. Девушка, которая сегодня была дежурной, произнесла несколько неизвестных мне фамилий и закончила перечислять отсутствующих парой фраз обо мне:

- И ещё Виктория Тихоновна у нас сегодня в классе новенький, и Субботин, где-то задерживается.

Я поднял руку, чтобы сделает кое-какое уточнение. Дождался, когда на меня посмотрит литераторша с персидскими карими глазами и добавил:

- У Субботина что-то с пищеварением, он там, в одном месте застрял, поэтому на уроке может и не появиться.

Народ в учебном помещении захихикал, а некоторые барышни посмотрели на мою, немного раскрасневшуюся от удовольствия соседку Тоню уже с завистью. Ведь сегодня именно из-за неё один парень набил фейс другому.

- А у новенького есть имя и фамилия? – Улыбнулась Виктория Тихоновна.

- И отчество, и год рождения и паспортные данные, - сказал я, вставая. – Имя моё – Иван, фамилия – Тафгаев.

Учительница посмотрела в журнал, перелистнула несколько страниц и вновь подняла голову на меня.

«Грудь, хороша!» – брякнул не мой голос.

«И попка тоже - что надо, и кольцо обручальное на нужном пальце, так что забудь!» – ответил я.

- А вы уверены, что из моего класса? – Виктория Тихоновна приподняла удивлённо одну бровь.

- Подождите, - я немного растерялся. – Ну, вот сейчас была история, которую нам рассказывал Роман Петрович, мой классный руководитель. В этом я точно уверен.

Великовозрастные школьники дружно и весело заржали.

- Товарищ Нестеров классный руководитель девятого «А», - показала свою белоснежную улыбку литераторша. – А я классный руководитель этого девятого «Б». У вас сейчас урок истории, кабинет на третьем этаже прямо над нами.

- Значит, я удачно зашёл, - пробубнил я, и под гогот всего класса забрал свою тетрадь, подмигнул Тоне и вышел из кабинета.

«Ну историк, ну шутник, - думал я, засыпая на втором подряд рассказе о накоплении капитала и обострении эксплуатации. – Я можно сказать, одного хулигана чуть в больницу не оправил, а ему всё – хихоньки. Ну, погоди у меня! И как я мог перепутать классы? Ведь видел же, что лица все не знакомые, все из другого района. А здесь, наоборот физиономии самые родные. Вон – парни с моего этажа. Вон – девчонки из женского общежития, соседки моих близких подружек. А вон и бездельник из соседнего цеха, обиженно на меня косится, из-за того что выгнал его с последней парты. Теперь это моя территория. Ведь именно на последней парте мозг не перегружается всякой ненужной в нормальной человеческой жизни информацией».

- Есть вопросы? – Спросил после звонка на всякий разный расслабон затюканный жизнью историк.

- Мне бы товарища директора посетить, - сказал я, подняв руку. – Хотелось бы сразу обозначить угрозу дисциплине, которое может нести мое появление в учебном заведении. Чтоб значит, наряд милиции всегда ездил где-нибудь неподалёку.

- И скорую помощь нужно тоже держать наготове, - добавил черноволосый паренёк из соседней комнаты.

- Я считаю, что школа не место для бульварного и пошлого мордобоя, - скорчил недовольное лицо Нестеров. – А директора школы можно будет встретить после третьего урока в актовом зале.

На перемене, где оголтело носились по коридору недоученные в нормальной школе «мамонты и мастодонты», которым самое место в кузнечном цеху, я спустился обратно к девятому «Б». Нужно было срочно пригласить Тоню в кино и на прочую культурную, или как пойдёт, программу, иначе голос в моей черепной коробке обещал устроить ревущую забастовку, сволочь! Кстати в рекреации я её и нашёл в окружении подруг по вечернему обучению.

- Ну, ты и дал! - Выскочил с боку прыщавый Сидоров. – Субботу в унитаз макнул! Он же сейчас не знаю, что с тобой сделает!

- Если после этого не поумнеет, не возьмётся за ум, окажется в инвалидном кресле, и я ему это популярно объяснил, - я взял нужную мне девушку за руку и отвел подальше от любопытной толпы.

- Сходим завтра после уроков в ресторан? – Не стал тянуть я резину, ведь школьная перемена всего пятнадцать минут, поэтому сразу Тонечку и приобнял.

Однако из кабинета вышла классная руководительница, возможно, моей будущей подружки и смерила нас немного презрительным и строгим взглядом.

- Вы случайно не забыли, где находитесь? – Сурово произнесла Виктория Тихоновна.

- Это мы помним, - я задрал глаза на потолок и проговорил как на экзамене. – Улица Юлиуса Фучика дом 2, школа рабочей молодёжи № 30. Юлиус Фучек – это чехословацкий журналист, который написал «Репортаж с петлёй на шее». Казнён на гильотине, его последние слова: «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!» Правильно? – При этом моя рука сама собой опустилась на упругую попку Тони и легонько сжала её.

- Вижу, что с вами разговаривать бесполезно, - литераторша, плотно сомкнув губы, пошла в учительскую, красиво цокая стройными ножками.

- Поняла, что учительница сказала? Меньше разговоров, - я наклонился и чмокнул растерявшуюся красавицу прямо в пухленькие губы. – Завтра будь готова.

Тут вновь прозвенел звонок на следующий научный семинар и я, помахав, наверное, не очень сообразительной, хоть и красивой девушке, полетел на свой третий этаж. И третьим уроком была обожаемая мной география, которую я предпочитал там, в будущем, изучать, реально путешествуя по миру. А вот эти рассказы по книжке, где постоянно кто-то в капстранах загнивал и кого-то угнетал, меня сильно угнетали. Поэтому я прекрасно поспал ещё сорок пять минут.

- Хорошо сегодня на учёбу сходил, - потягиваясь, сказал я своим посмеивающимся надо мной одноклассникам. – Ещё бы подушки выдавали, и маски для сна, цены бы нашей ночной школе не было.

Затем я, прощаясь до завтра, пожал руки всем знакомым парням из класса, переобнимав всех девчонок и симпатичных и не очень, чтобы никому не было обидно, и пошёл на встречу с директором. Задача передо мной стояла предельно простая – получить свидетельство о восьмилетнем образовании, желательно без экзаменов и в течение недели, в крайнем случае, двух. Ну, ей богу стыдно в двадцать пять лет иметь лишь справку об окончании семилетки.

В актовом зале вечерней школы, который соорудили, объединив два обычных учебных класса, на сцене творилось что-то сюрреалистичное. Смесь КВНа, самодеятельной песни под гитару и такой же любительской декламации стихов. В роли артистов «эстрады» школьные учителя, а в роли «режиссёра» директриса Агнесса Каримовна, полная женщина лет пятидесяти в очках. Я чтоб не отсвечивать своим богатырским телосложением скромно присел на задний ряд, который скрывался в полутьме, и принялся ждать.

- Если книг читать не будешь, скоро грамоту забудешь! – Задорно выкрикнула географичка, крупная женщина лет сорока.

- К учебе, к станку, к общественной жизни, будь готов строитель коммунизма! – Подхватила молодцеватый настрой другая пока не знакомая мне учительница. И тут же сидящая на стуле с гитарой Виктория Тихоновна заиграла на простых блатных аккордах мелодию, под которую можно было сбацать всё что угодно. Однако остальные пять преподавательниц разног роста, возраста и веса хором затянули высоко-выверенный с идеологической точки зрения текст:

Под солнцем Родины мы крепнем год от года,

Мы беззаветно делу Ленина верны!

Зовет на подвиги советские народы

Коммунистическая партия страны!

- Молодёжь! В поход за знаниями! Добейся признания! – Выкрикнула всё та же звонкоголосая учительница географии.

- А хорошо, чёрт возьми! – Чертыхнулась директриса Агнесса Каримовна из зрительного зала. – Но нам не хватает мощной финальной песни.

- А чем вам школьные годы не нравятся? – Чуть ли не хором спросили сотрудницы и по совместительству актрисы этого учебного заведения, которым судя по лицам, очень сильно уже хотелось домой.

- Вы поймите, девочки, - подскочила со зрительского кресла директриса. – Последнее слово всегда запоминается лучше. В конце нужен напор! Эмоциональный удар! А школьные годы – это детский вальсок. Мы же должны выступить с агитацией перед производственниками, перед рабочими и служащими.

- Мы так до утра здесь просидим, а у меня дома муж не кормленный, - заявила какая-то учительница, всплеснув руками.

- Что ж вы милочка заранее его не покормили? – Улыбнулась Агнесса Каримовна. – При нашей работе и детей, и мужей и прочую живность кормить нужно заранее, с самого утра!

- А вы эту песню спойте! - Не выдержал я, так как тоже хотел уже переговорить с директором и пойти поспать. – «Не повторяется такое никогда». Хорошая песня для взрослых людей, играет на очень сильном человеческом чувстве - ностальгии. Самое то!

Все шесть учительниц на сцене и седьмая директриса разом вздрогнули, так как никто не ожидал, что в зале сидит какой-то здоровенный мужик. Поэтому я чтобы успокоить женский преподавательский контингент вечерней школы встал и вышел на свет.

- Что это за песня такая? – Спросила Агнесса своих коллег, которые в сою очередь просто пожали плечами.

«А это я сейчас очень хорошо зашёл, - тут же сообразил я. – Нет пока такой песни! Пластинка, которая у дедушки валялась и ежедневно била своими звуками мне по мозгам до восьмилетнего возраста, была толи 74, толи 75 года. Опаньки, опаньпушеньки по-па! Вот он мой аттестатик без экзаменов и прочей лабуды!»

- Я хотел сказать, что у меня есть нужная песня для вашего коллектива, - я поводил руками, силясь как-то охарактеризовать данный вид самодеятельности. – Скажу сразу, играю плохо, пою ещё хуже. Слуха нет от рождения. Но в общих чертах показать смогу.

- Тогда давайте поступим так, молодой человек, вы покажете сейчас песню Виктории Тихоновне, - о чём-то задумалась директриса. – А мы пойдём по домам. Завтра продолжим в тоже время! У нас на носу очень ответственное агитационное выступление!

- Прекрасное предложение! – Взвизгнула учительница, у которой муж был ещё не жрамши.

После чего актовый зал вечерней школы опустел буквально за минуту. Лишь на стуле осталась красавица литераторша со старенькой гитарой, которая смотрела на меня с нескрываемой ненавистью.

- Я быстро, сейчас только слова вспомню, - я вынул общую тетрадь, где было испачкано ровно два листка, почесал затылок и начал карябать рифмованные строчки:

В школьное окно смотрят облака,

Бесконечным кажется урок…

«Спасибо дедуля, что гонял этих «Самоцветов» по десть раз на дню! Сейчас с закрытыми глазами каждое слово помню. Потому что девство не забывается такое никогда! Коньки для фигурного катания переточенные под хоккейные, клюшки ломанные и переломанные, а затем по нескольку раз отремонтированные. Каток на замёрзшем пруду. Ворота из деревянных ящиков. Если бы не дед, то я бы даже и до пятидесяти не дожил. Сильный был мужик!»

- Вот готово, давайте гитару, - сказал я Виктории Тихоновне. – Я пальцами быстро перебирать не могу, поэтому вот вам слова, вот ручка. Аккорды записывайте сами.

***

Литераторшу, хоть она и отказывалась, буквально напросился провожать. Во-первых, в одиннадцать часов по нашему Автозаводскому району лучше без охраны не ходить. А во-вторых, с красивой и умной женщиной, не только спать интересно, но и просто прогуливаться. Редкие автомобили, ночные жёлтые фонари, пока ещё на удивление тепло и поэтому на небе ни одной звездочки, так как они все скрыты за плотными и чёрными облаками.

- Не ожидала, что ты способен писать такие песни, - задумчиво произнесла Виктория Тихоновна, назвав меня на ты, что произошло само собой, когда мы мучительно дописывали музыку. – «Первая любовь звонкие года, в лужах голубых - стекляшки льда». Красиво.

- Я ещё на машинке вышивать могу, - улыбнулся я. – Ерунда, детское баловство. А сейчас что-то сочинять нервов не хватает и усидчивости. Ещё от стула попа натирается и болит.

- Для чего тебе хочется казаться глупее, чем ты есть? – Спросила, остановившись около какого-то дома литераторша, и её глаза сверкнули от упавшего на них света автомобильных фар.

- А ты как считаешь, лучше казаться глупее или умнее? – Я встал напротив женщины на расстоянии вытянутой руки. – Только не говори, что лучше быть самим собой. Это тупиковый путь.

«Ну! Ну! Ну! – заверещало сексуальное животное в моей голове. – Ну же!»

- Я пришла, до завтра, - Виктория Тихоновна протянула мне руку с красивыми и тонкими пальцами.

Я и руку пожал, и приобнял и поцеловал.

- Спасибо за прекрасный вечер! – Улыбнулся я, топая в темноту.

Глава 23

Во вторник 14 сентября вместо двухнедельной отработки на заводе, я гонял шайбу на Автозаводском хоккейном стадионе. Конечно, где-то в глубине души осознавал, что поступаю нехорошо, но ничего с собой поделать не мог, и не хотел. Мастер в цехе, правда, очень долго возмущался, когда я ему показал справку, что у меня воспаление среднего пальца на правой руке.

- Как же так Иван, - чуть не плача твердил он, когда я здоровой левой рукой приводил фрезерный станок в порядок, - может хоть, чуть-чуть поработаешь сегодня? Смена ведь только началась.

- Смотри во! – Я гордо показал ему оттопыренный средний палец, который был забинтован и основательно помазан зеленкой. – Между прочим, заразная штуковина и даже в английской медицинской литературе имеет своё отдельное наименование – «факьювирус».

- Это где же ты так? – Спросил Ефимка, отскочив от меня метра на три.

- Всунул туда, куда не надо, - соврал я.

На самом деле всунул я как раз туда куда надо, иначе кто бы мне справку эту липовую выписал, как не медсестра Ольга Борисовна. Но сделала она это с условием, что придёт сегодня на дополнительный медицинский осмотр к четырём часам. А пока я резал коньками лёд вместе с пацанами из «торпедовского» ДЮСШа. Руководил занятием бывший защитник «золотого», точнее «серебряного» состава горьковской команды Владимир Данилович Кудряшов. Он каждый раз делал свисток, когда требовал у нас ускорения.

- Давай мужики! – Покрикивал он на своих мальчишек тринадцати и четырнадцати лет. – Догоняй верзилу!

Верзила – это был я, который уделал уже всех юных «торпедовцев» на целый круг, поэтому резко затормозил около тренера.

- Тебе, Володь, не влетит, если я недели полторы с пацанами у тебя побегаю, поиграю? – Спросил я тренера и по совместительству бывшего судью заводского хоккейного турнира.

- Да, пое…ть, - смачно плюнул он за борт хоккейной коробки. – Ты вообще с Прилепским разговаривал? Всё же лучшую пятёрку почти в одиночку обыграл.

- Нет, но очень много «хорошего» выслушал о себе от Мишина, Федотова и Фролова, - я с завистью посмотрел на парней, которые весело носились по льду. – Сказали, чтоб даже не думал к ним в команду соваться.

- Понятно, - пробормотал Кудряшов. – Много базаришь, давай на лёд, работать надо, пахать, мать твою!

После скоростной подготовки с пареньками я перешёл на наигрывание простейших комбинаций и бросков с ходу. Затем начались двусторонние игры. Меня ради эксперимента Кудряшов определил в команду к двум защитникам, чтобы значит, я в одиночку боролся против троих хлипких нападающих.

- Отрабатываем вариант игры пять на три! – Посмеиваясь, объявил Владимир Данилович, когда моя тройка выехала на свой микроматч.

- Мужики, не стой на путях, - предупредил я детишек.

И начались весёлые покатушки. Только я завладевал шайбой, как на меня словно горох набрасывалась стайка юных хоккеистов. Само собой, никто на ногах устоять не мог. Лишь иногда кто-то мелькал где-то у подмышки, а потом бряк, и даже коньков не видно. Я же нарезал круги по полю, периодически пугая вратаря и загоняя шайбы на разный вкус. И примерно за две минуты в сетке ворот застряло целых пять штук.

- Тафгай! – Крикнул Владимир Кудряшов, не выдержав бессмысленной игры «Гулливера с лилипутами». – Ты знаешь чё? Завтра приходи к 16.00, там занятие у команды 55 и 56 года рождения, парни покрепче, да и побыстрее. А с Борей Чистовским я поговорю, он в прошлом году «повесил коньки на гвоздь» и сейчас с этим возрастом работает.

- Тоже годится, - согласился я. – Для меня на данный момент эти тренировки – самое важное в жизни. Спасибо, Володь. Мужики все целы?! – Спросил я обиженных мною пацанят, пожимая руку наставнику.

- Владим Данилыч, вы больше с нами этого верзилу не выпускайте, - высказалось несколько юных «торпедовцев». – Ему нельзя с детьми играть.

- Запомните! – Кудряшов клюшкой постучал по деревянному борту. – Вы не дети, вы хоккеисты!

***

Перед вечерней школой, я приготовил себе омлет из пяти яиц, и пока моя врачиха разомлев лежала на кровати, я ел так, что у меня за ушами пищало. Осмотр пальца прошёл на самом высоком профессиональном уровне. Я даже задумался о том, что на самом деле, буду очень скучать по Ольге Борисовне. И что она только с моим пальцем не вытворяла, а ведь сейчас в СССР - порнухи нет, литературы соответствующей - нет, даже секса и того по официальной версии - нет. Из разрешённых цензурой внезапных эротических явлений в наличии только капуста и аисты. Поэтому до всего приходится доходить своим умом и не только им!

Вдруг Ольга, как будто услышав ход моих мыслей, подкралась мне за спину и стала осыпать её мягкими и влажными поцелуями.

«Такие губы оставляешь, неблагодарный», - обижено засопел голос в голове, который был категорически против переезда.

- Не уезжай, прошу тебя, я тут без тебя завяну, - шептала медсестра в такт голосу. – С кем хочешь гуляй, встречайся, только про меня не забывай…

Дальше её руки потянулись туда, куда уже было по времени совсем не к месту.

- Стой! – Вздрогнул я. – Сосед скоро с работы вернётся. Быстро собирайся чай пить. Не забудь очки и учебник по литературе.

Ольга Борисовна встала, как танцовщица из стриптиз-клуба и медленно покачивая бедрами, стала надевать на себя разные элементы своей одежды. Чулки на застёжках наделись очень эротично. Из чего я сделал смелый вывод, что наша медицина не только самая лучшая и передовая в мире, но и самая сексуальная.

- А трусики надеть? – Хохотнула медсестра.

- Не будем ломать традицию, - махнул я рукой, чувствуя как у меня всё начинает дымиться. – Давай без них.

И тут действительно в дверь кто-то постучал. Врачиха ойкнула и в платье влетела быстрее, чем я успел открыть дверь.

А за чаем с плюшками, которые принёс Василёк, опять начался обстрел уговорами - не покидать этот славный город, теперь уже к Ольге присоединился и сосед.

- Вы не представляете, что устроил Иван в кабинете директора, - тараторил Василий. – Это же самый настоящий Большой театр. То, что согласовывалось бы полгода, он пробил за полчаса. Иван ты должен остаться с нами!

- Правильно, Васечка, - поёрзала на стуле врачиха. – Ну что он там в этом Челябинске найдёт такого, чего нет у нас?

- Да, у нас есть всё! – Разошёлся сосед. – Мне в отдел продаж, такие как ты люди, позарез скоро будут нужны. Во-первых, шлем этот ты придумал, а значит, и ещё что-нибудь сочинишь! А во-вторых, разве там будут такие врачи, как Ольга Борисовна. Ведь всё бросила, прибежала с работы осмотреть этот…

- Уже лучше, - хмыкнул я, потерев здоровый безымянный палец правой руки. – Народная медицина, можно сказать, вернула человеку важный член организма, - я украдкой бросил взгляд на врачиху, которая немного вздрогнула при слове «член». - Ну, оставляю вас наедине, пошёл в школу. Ведь петушок пропел ещё сутра!

***

На уроке литературы спалось просто замечательно. Виктория Тихоновна стараясь не будить, тихо рассказывала классу о новом революционном литературной герое прошлого века Евгении Базарове из романа «Отцы и дети». Как нигилист, студент и разночинец смело протестовал против либеральных идей «отцов», то есть братьев Кирсановых.

Очень увлекательно, но сон нахрапом быстро взял своё. И только голова коснулась раскрытой тетради, как я сразу очутился в другом автобиографическом произведении - в собственном детстве из будущего. Было мне лет десять или одиннадцать, и жил я тогда с родным дедом на окраине Твери в частном секторе. Учились мы во вторую смену и перед школой часто играли деревенские против городских в футбол, а когда наступала зима, то в хоккей. Городские – это те, кто проживал в однотипных пятиэтажных хрущёвках, а мы же деревня из частных домиков.

- Ванька, пошли с городскими резаться! – Кричал мой друг детства Леха Беспалов, бросая снежки в окно.

А что ему оставалось ещё делать, когда во дворе дежурил здоровенный и злющий Рыжик - пёс неопределённой породы, с рыжей и густой шерстью. Затем мы забегали за другими пацанами. С грехом пополам собирали человек шесть и шли к пятиэтажкам.

Нашу самодельную хоккейную коробку нужно было видеть. Вместо льда утоптанный и укатанный валенками снег, а вместо бортов доски и фанера, которые были просто вдавлены в окружающие сугробы. Плюс после Нового года вокруг вырастал лес из выброшенных новогодних ёлок с остатками праздничной мишуры. Отдельная песня – хоккейные ворота. Штанги из деревянных пеньков, а задняя панель из железной кровати с панцирной сеткой. Играли маленьким резиновым мячиком, который, если как следует засветить, «прижигал» очень прилично. И само собой обходились без коньков, протирали подошву на утоптанном снегу у старых штопанных и перештопанных валенок.

И снился мне как всегда тот самый день, который круто повернул мою жизнь и судьбу моего друга детства. Всё в той игре пошло не так, во-первых городские, устав проигрывать, «укрепили» состав двумя старшеками, двоечниками и хулиганами лет по тринадцать. Во-вторых, на хоккей пришли посмотреть девчонки из нашего и старшего на год класса. А это очень плохо, так как проигрывать теперь никто не захочет, и драка почти наверняка была обеспеченна. То есть опять нам с Лёхой отмахиваться от всей кодлы вдвоём, на остальных наших надежды нет, потому что ребята и хлипкие и мелкие.

До счёта восемь – три городские злились, но держались в пределах разумного. Ну, бортанут кого-нибудь, ну подножку сделают, мне пару раз по рукам прилетело, в спину один раз ударили, а мы всё равно закатываем им и закатываем. Вратарь наш, Вадик, по кличке «Третьяк» с самодельной, из толстой фанеры, вратарской клюшкой перед девчонками так играл, что любо дорого было посмотреть. И после восьмого голешника, а играли как всегда – до десяти, городские стали подозрительно совещаться.

- Чё-то драться не охота, - шепнул я Лёхе, - может быть зафигачить мяч подальше в сугроб и свалить разом?

- Да ты долбанулся, чтобы я при Ленке зассал? – Кивнул он на нашу самую красивую одноклассницу. – Хрен тебе. Если хочешь, беги с остальными, я один останусь.

- Это тебе хрен, чтобы я тебя бросил, - пробурчал я.

Ну и после вбрасывания, понеслось. Я даже не заметил, как прилетело в ухо. Шапка ушанка налезла на глаза, я махнул в ответ наудачу и вдруг попал. Мой тринадцатилетний противник, падая, умудрился шлёпнуться лицом, и у него из носа пошла кровь. После чего он заплакал, как девчонка и был уже не боец. Тех же городских кто моего возраста, я разогнал за минуту. А вот корешу моему прилетело от второго старшека знатно, и губы были разбиты и нос. Что не мешало Лёхе стоять и отмахиваться. Я сразу же вмешался, и дело было почти кончено. Почему почти? Потому что прибежал один мужик и быстро нас растащил по разным концам хоккейной площадки. Оказалось, что этот дядька - тренер детской хоккейной команды. Сказал, что мы с Лёхой молодцы, и такие бойцы ему в команду нужны.

Потом у меня потянулись ежедневные тренировки и турниры, а Лёшка Беспалов, связался с этими тринадцатилетними балбесами, которые его зауважали и пригласили в свою банду, где тоже нужны были смелые и резкие парни. Когда я поехал играть по юношам, Лёха загремел в места не столь отдалённые. Когда я вернулся из США, у моего друга детства было уже три ходки. А в конце нулевых его убили, свои же не поделили что-то. Поэтому блатную шушеру я терпеть не могу! Теперь иногда может раз в год, может два, мне снится, как мы играем тот злополучный хоккейный матч. Я ему пас, он мне ответный, и гол в пустые ворота.

- Ты это, Ванька, прежде чем в Челябу двигать подумай сто раз, - улыбнулся вечно молодой друг моего детства.

На этих словах я вздрогнул и проснулся.

- Что вы, Иван, хотите добавить про Евгения Базарова? – Повторила свой вопрос литераторша, глядя на меня. – Вы же сейчас что-то сказали.

- Я сказал, что мне нравится, как вы преподаёте новый материал. Особенно про «Отцов и дедов» сильно впечатлило, - ответил я, встав с места. – То есть про детей и отцов и прочих родственников.

- Ну, вы же с чем-то не согласны, - раззадорилась красавица Виктория Тихоновна.

«Что ж там было-то в этих отцах и праотцах? - задумался я на несколько секунд. – Баба была какая-то красивая, богатая и одинокая. Одинцова! Вот это я вспомнил, так вспомнил!»

- Если угодно я готов высказать свое пусть малограмотное, но критическое мнение об этом рассказе, который возможно и повесть, и роман в одном флаконе, - я решительно вышел к доске. – Итак, Лев Толстой…

- Тургенев, - шепнули мне с первой парты девчонки.

- Спасибо мои хорошие, я знаю, - я подмигнул подружкам. - Итак, Лев Толстой высоко оценил эту литературную работу Тургенева. Но он как человек увлекающийся загнул сюжетную линию не туда, куда следовало по правде жизни, а туда куда захотел.

- Ты Иван кругами не ходи, ничего он не загибал, - брякнул с третьей парты наш местный отличник и любимец всех учителей.

- Спокойно, я сейчас говорю с революционной прямотой, - я показал рукой на портрет Маркса. – Базаров – это нигилист, революционер, чернокнижец, то есть разночинец. Он имеет четкие суждения, режет лягушек и собирает гербарий. Природа, по его мнению, это мастерская, а он в ней сборщик, то есть кузнец.

- Работник, - подсказала мне нужное слово литераторша.

- Да, работяга! – Я показал большой кулак мировому империализму. – Так чего же он шашни с Одинцовой разводит, когда они остаются наедине? Я вас люблю, хоть я бешусь, хоть это труд и перекур напрасный.

- А что ты предлагаешь? – Пристал как банный лист отличник с третьей парты.

- Взять её, и с пролетарской страстью вовлечь в революционную борьбу и близость женской и мужской противоположностей, - я пару раз махнул кулаком стараясь выбрать выражения попристойнее. - Отсюда моё предложение такое – роман Тургенева «Отцовское детство» переписать, так чтоб в нём Базаров ежедневно в вечерние и утренние часы перевоспитывал Одинцову, наставляя на путь истинный, и издать его на всех языкам миллионным тиражом.

На этих словах раздался спасительный для русской классической литературы звонок, а то я себя знаю, мог бы и до Достоевского дойти и прочих Островских докопаться. Виктория Тихоновна устало улыбнулась и сказала, что на следующем уроке будем писать сочинения по «Отцам и детям».

- Зачем ты устроил этот цирк? – Спросила меня преподавательница, когда я ей помогал нести в учительскую парочку «тяжёлых» книжек.

- От скуки помираю, - признался я. – Мне бы сейчас железо в зале потягать, штангу от груди пожать, ноги прокачать, плечевой пояс. Готовиться нужно к чемпионату по хоккею.

- Так это про тебя была сегодня статья? – Улыбнулась Виктория Тихоновна. – Подожди здесь, - сказала она, забрав книги и войдя в кабинет для учителей.

Через десять секунд литераторша действительно появилась с газетой «Автозаводец», на которой был мой портрет с перекошенным лицом, как будто я разрывал пасть крокодила, и большой заголовок «Чемпион».

- У меня муж редактор этой многотиражки, - пояснила женщина появление странной газеты. – В конце статьи написано, что ты увольняешься. Это правда?

- Каждый должен заниматься своим делом и, не смотря ни на что, двигаться к своей мечте, - ответил я, грустно улыбнувшись.

Глава 24

Вот чего я точно не ожидал, что вечером в среду 15 сентября окажусь на самолёте фирмы «Кукурузник», который может взлететь с любого колхозного поля. Есть у машины и официальное название АН-2. Приходилось мне как-то в будущем летать на таком легендарном биплане, с юношеской командой на соревнования ни то в Березники, ни то в Соликамск. Ощущения замечательные, особенно после посадки, когда урыгалась вся хоккейная команда. Вот и сейчас несколько раз трясонуло, и что-то заскрежетало за бортом, а у меня на лбу выступила нервная испарина.

- Потерпи Иван, - перегнулся из переднего кресла начальник «торпедовского» коллектива Михаил Дмитриевич Бузуев, невысокий, уже плешивый мужчина лет пятидесяти. – В последний момент тебя вписали, так что лучшие места уже заняты.

Я с небольшой завистью посмотрел на горьковское «Торпедо», которое дремало, читало и играло в карты на лучших местах в самолёте. А тренера Александра Прилепского так вообще пригласили в кабину пилота.

- Да я в высшую лигу готов хоть у туалета лететь, - пробурчал я, зажимая нос. – Кстати, вы как раз сюда меня и посадили.

- Не выдумывай, нет тут туалетов. И потом это пока не высшая лига, - улыбнулся Бузуев. – Через день, 17-го, стартуем на первом турнире имени космонавта Павла Беляева в Череповце. Осознаешь высокую ответственность? Ты вообще представляешь, как тебе повезло?

- Только время Дмитрич может показать, кому на самом деле повезло, - ответил я и отвернулся, чтобы немного поспать и успокоиться.

Некоторые люди зря недооценивают роль прессы в жизни общества. Вот написали про меня в «Автозаводце» статью. Конечно, всё в ней переврали, но про главное сказали, что команда ведомая фрезеровщиком четвёртого разряда обыграла лучшую пятёрку горьковского «Торпедо». Потом ещё было много всякого спорного, про уровень любительского спорта, про значимость физкультурной работы на местах, интервью с физоргом Самсоновым, который меня, оказывается, с детских лет на руках качал. И в тот же день в общагу прибежал взмыленный начальник команды мастеров Михаил Дмитриевич. Даже не дал, как следует Ольге Борисовне осмотреть палец.

- Быстрей, быстрей, - твердил он, помогая мне закидывать в сумку все, что попадалось под руку.

- А как же вечерняя школа? У меня же сегодня сочинение по Базарову! – Усмехался я мысленно про себя. – Пятёрка можно сказать первая в жизни сорвалась!

- И ещё у Ивана на три дня бюллетень, - добавила, покраснев растерянная врачиха.

- Что? – Замер на месте Бузуев. – Со школой мы вопрос решим положительно, - пробормотал он, затем подошёл ко мне, похлопал по плечам, груди, пощупал бицепс, трицепс и мышцы бедра. - Здоров, как бычара, - выдал начальник «Торпедо» свой профессиональный вердикт. – И потом у нас свой врач в команде, Тамара Михайловна Иоффе, единственная женщина среди всех спортивных медицинских работников. Всё, присели на дорожку. Ничего не забыли?

- Коньки и клюшку надо бы прихватить, вдруг в хоккей играть придётся, - пожал плечами я.

В самолёте, когда я уже настроился на эротическое сновидение, меня кто-то потряс за плечо.

- Эй, новенький, в карты играешь? Давай в преферанс пульку распишем, - обратился какой-то молодой парень.

- С детства карты не люблю, - потянулся я в кресле, – после того как во дворе всех обыграл по нескольку раз за месяц. Во-первых, денег никто не отдал, во-вторых, со всеми переругался.

- Шулер? - Удивился он. - Или секрет какой имеешь?

- Для самого загадка, почему когда в картах пруха, то не везёт в любви, - улыбнулся я и снова улёгся поудобней на другой бок.

На самом деле именно сейчас мне и везло в любви, а в карты я мог пролететь по-крупному. Девчонки из общаги – раз, Ольга Борисовна – два, Тоня из вечерней школы – три, и весь этот цветник за короткий срок. А как сказочно с Тонечкой посидели накануне в ресторане «Волна», который располагался на первом этаже одноимённой гостиницы. И потанцевали и кофе отличный попили, а ещё вдруг в гостинице номер свободный образовался, когда я дал метрдотелю двадцатку сверху. Всем была Тоня хороша, и лицо, и фигура, только глупенькая немного. Кругозор узкий, юмора не понимает. Сказал ей, что я – космонавт засекреченный, так поверила. Пошутил, что нам перед полётом на Луну сексом нужно заниматься минимум два часа в сутки. Тоже шутку проглотила. А когда я узнал, что девушка работает на кондитерской фабрике «1 Мая», и назвал её сладкой женщиной, так обиделась. Всё-таки барышня без чувства юмора – это наказание. Нужно будет Тоне телеграмму отбить из Череповца прямо на фабрику: «Привет с Марса! Твой И. При прочтении обмазать сиропом и облизать».

Внезапно что-то подпрыгнуло и «Кукурузник» резкими рывками пошёл на снижение. «Хорошо, что не успел ничего поесть», - подумал я, видя, как некоторые ребята потянулись за бумажными конвертиками.

- Мужики! – Крикнул я из хвоста салона, показывая чью-то сумку в руках. – Тут парашюта одного не хватает!

- Ну и чё? – Кто-то махнул рукой из центра миниатюрного салона.

- А то! Сейчас как кувыркнёмся, знаю, уже падал! И хрен потом кости, клюшки и коньками соберёшь, - я выскочил в проход и выпучил глаза. – Чтобы самолёт сохранил равновесие, нужно срочно всем лечь в проходе! На счёт раз – пошли мои родимые! Раз!

И я сам же упал вниз на живот, но игроки «Торпедо» не спешили двигаться с места. И тут опять АН-2 нырнул резко вниз.

- Да быстрее, мать вашу! – Заблажил я, как ненормальный. – Физику учить надо было в школе!

И мужики с такой скоростью стали складываться в штабеля падая друг на друга, что я прикрыл лицо руками, чтобы вдоволь поржать. А когда последний хоккеист хряпнулся в проход, я встал и отряхнулся:

- Всё, теперь сядем нормально.

Из кабины пилота вдруг вышел главный тренер Александр Прилепский, почесал затылок и спросил:

- Вы чё уже накатили?

- Воздушная тренировка Александр Тихонович, - ответил я, усаживаясь обратно в кресло. - Как правильно под шайбу ложиться.

Какой потом начался мат и прочая ругань, которую я пропустил мимо ушей, тем более меня этим не удивить, перечислять не буду. Многие после посадки отдельно «благодарили», дескать, давно так не смеялись, обещали при случае набить морду.

- У кого здоровья много и дополнительное бессмертие, всегда, пожалуйста, - отвечал я на автомате.

- Ну, ты Иван это зря сделал, - подошёл вратарь Виктор Коноваленко, у которого чуть заметно выделялось пятно на тёмно-сером клубном пиджаке.

От пятна несло коньяком непонятно какой звёздности. Кстати, мне ни пиджак, ни даже брюки от костюма не достались. Приехал в своих бежевых брючках, рубашке и стареньком светлом плаще.

- Так это,- я посмотрел сверху вниз на невысокого, но коренастого голкипера. - Виктор Сергеич, вы раньше, когдаусугубляли, занюхивали рукавом, а сейчас можно делать наоборот, сначала нюхнуть, а потом уже и закусить.

- Шутник, б…ть, - обиженно пробубнил Коноваленко.

- Отдай в химчистку, оплачу, - сказал я ему в спину.

В Матуринском маленьком, крохотном аэропорту нас вместе с багажом загрузили в автобус. По дороге я пытался зацепиться глазом за всякие необычные достопримечательности, но кроме множественных труб, которые дымили вряд, я ничего не смог выделить. Дома сталинской постройки чередовались с обычными стандартными пятиэтажками. Было заметно, что город активно застраивается, поэтому зелёных насаждений было крайне мало. Мы миновали Дворец металлургов, повернули около какого-то учебного заведения, затем ещё один поворот и автобус, в котором неприятно попахивало бензином, остановился около ещё одной пятиэтажки с красивой надписью на крыше - гостиница «Ленинград».

- Парни, сначала заселяемся, или есть желание пожрать? – Выскочил первым из автобуса начальник команды товарищ Бузуев.

- А можно ланч с большим куском мяса заказать прямо в номер? – Спросил я вперёд всех, но заметив непонимание на лицах одноклубников, тут же внёс другое предложение. – Тогда сначала давайте сходим в музей и в библиотеку.

- Тьфу, на тебя Тафгаев, - плюнул на грязный асфальт наш администратор. – Два часа с тобой знаком, а уже устал как от соседа, который каждый день что-то за стенкой сверлит.

- Брательник мой двоюродный, наверное, дрель тренирует, - хохотнул я.

- Сначала все вместе пойдёмте в ресторан, - решила за всех врач команды Тамара Михайловна, невысокая женщина с короткими волосами, лет тридцати или чуть больше.

С врачом я, конечно, спорить не рискнул, тем более и сам хотел затравить голодного червячка. Команда, побросав баулы с хоккейной формой и клюшки в холле гостиницы, в количестве примерно тридцати голодных мужиков и одной женщины, переместилась туда, где летали вкусные запахи, и играла музыка. А уже в ресторане я представил, какая конкуренция меня ожидает. Столики в «Ленинграде» были по шесть человек. Два стола заняли девять защитников и три вратаря. За следующими тремя разместились семнадцать нападающих! Значит, я должен был попасть в десятку лучших игроков атаки по итогам турнира, чтобы железно закрепиться в составе.

«Эх, жаль, что не отбирают лучших по скорости уничтожения пищи, а то я точно был бы первым», - усмехнулся я, сметая со спринтерской скоростью первое, второе, третье и компот.

И если в ресторане я узнал, какая мне предстоит конкуренция, то после ресепшена я увидел, в какую тройку нападения меня затолкали. Потому что тренер Прилепский решил селить всех исключительно по игровым сочетаниям, по три человека.

«Эпический замес, это же два мелкососа!» - подумал я, разглядывая двух школьников лет по семнадцать, которые с опаской в тесном номере гостиницы глядели на меня. Один где-то под метр восемьдесят, другой где-то под метр семьдесят, комплекция тела – велосипедная, то есть буквально одна рама. Понятно, что года через два оба заматереют, но играть-то нужно сейчас!

- Я лягу у окна, а вы как хотите, - пробубнил я, занимая лучшую койку и раскладывая личные вещи в тумбочку. – Как хоть вас зовут?

- Я – Вова Ковин, а он – Сашка Скворцов, - сказал более бойкий высокий парень. – Нас тренер юношеской команды Валерий Иванович Кормаков направил на просмотр.

- Ковин и Скворцов? – Повторил я, пытаясь вспомнить, были ли такие хоккеисты в будущем. – Где-то слышал про вас. Хотя может быть вы просто однофамильцы. Ладно, хрен ли сейчас впадать в панику. Я – Иван Тафгаев, будем знакомы.

Мы пожали друг другу руки, я их юношеские ладошки, они мою мясистую и загребущую «лопату».

- Нам мужики по итогу это Череповца нужно будет стать лучшей тройкой нападения, - я ещё раз посмотрел на парней, когда они переодевались в трико, ничё так жилистые. – Для этого нужно выучить две главные секретные комбинации.

- Какие? – Заинтересовался мелкий Скворцов.

- Первая – я, когда вот так клюшкой стучу по льду, - я потарабанил ребром ладони по спинке кровати. – Нужно срочно отдать шайбу мне.

- А вторая комбинация? – Спросил с вызовом более борзый Ковин.

- Если не знаешь, что делать с шайбой, тоже отдай мне. И ещё несколько наработок сделаем, завтра на тренировке, - я подмигнул пацанам.

- А может быть сейчас? – Решил подколоть Скворец.

- А сейчас на горшок и спать, - хмыкнул я. – «Спокойной ночи малыши» разрешаю сегодня не смотреть.

***

На первый турнир памяти космонавта Беляева заявились кроме хозяев, череповецкого «Металлурга», ещё пять коллективов. Наше горьковское «Торпедо», ленинградский СКА, «Локомотив» и «Крылья советов» из Москвы, и последняя команда воскресенский «Химик». В просторном холле дворца спорта «Алмаз» вывесили соответствующую таблицу и расписание игр, по которой открывать соревнование предстояло в пятницу 17 сентября нашему «Торпедо» и хозяевам, команде «Металлург».

Я представил, как к девятнадцати часам сюда набьётся полный стадион работников металлургического комбината, три тысячи суровых череповецких мужиков, и как они будут гнать своих хоккеистов в атаку, то немного разволновался. Хитрость турнира заключалась ещё и в том, что каждую игру команда хозяев имела фору в две шайбы. То есть к примеру, если мы завтра выиграем в первой встрече со счётом 2 : 1, то в протокол запишут 2 : 3, уже в пользу череповчан.

«Так можно и под фанфары загреметь», - подумал я, ведь вех возможностей своей первой команды в этом прошлом даже не представлял.

- Тафгаев, давай быстрее в раздевалку! – Окрикнул меня помощник главного тренера, которого я до сих пор не запомнил, как зовут. - Через десять минут нужно быть уже на льду.

- Разберёмся, - пробубнил я себе под нос.

Хоккейная тренировка, которую предложил «папа», как за глаза называли тренера Прилепского игроки, ничем не удивила. Всё тот же челночный бег от синей линии до красной и обратно. Круги по полю с ускорением. Броски в касание и после дриблинга, между расставленных на льду специальных разноцветных фишек.

А вот затем началась главная часть спортивного занятия. Главный тренер разбил семнадцать нападающих на шесть троек нападения. Первая: Мишин – Федотов – Фролов, вторая: Соколовский – Орлов – Шигонцев, третья: Щевелёв – Свистухин – Пахомов, четвёртая: Смагин – Савин – Доброхотов, пятая: Скворцов – Тафгаев – Ковин и шестая: Щепаков и Кокурин, плюс центральный нападающий Федотов из первой тройки.

- Задание такое, - выехал перед нами, стоящими в полукруг в центре площадки, Александр Прилепский. – Играете на одной половине поля против трёх игроков обороны и вратаря, на атаку дается пятнадцать секунд и владение шайбой. Посмотрим, чья тройка более эффективная. Первая и вторая на лёд! – Дунул в свисток главный тренер.

Я со своими крайними нападающими перелез через борт и уселся на скамейку запасных. Нам нужно было ещё посмотреть, как отыграют третье и четвёртое атакующие сочетания, и лишь потом наша очередь.

- Давайте с вами разыграем треугольник, - предложил я своим верным юным кунакам.

- Какой треугольник? - Шмыгнул носом Скворцов.

- Я из средней зоны заброшу шайбу навесиком аккуратно в левое закругление, - я показал рукой на лёд. – Ты, Скворец, ускоришься, подхватишь её и увезёшь за ворота. Кова отроется справа, а я слева, и получится такой треугольник. Потом ты, мелкий, сыграешь похитрее и уже сам смотри, кому лучше отдать пас. Дальше всё делаем в касание, без дрочки, ясно? Не слышу?

- Ясно, - ответили без энтузиазма хором юниоры.

- Вы поймите, мозгоклюи, если сейчас наколотим больше всех, то завтра будем в старте! – Закончил я свои наставления как раз вовремя, так как «папа» попросил нас выкатиться на ледяное поле.

К сожалению, первый поединок нашей супер молодёжной тройки выдался против лучших защитников команды Астафьева, Гордеева и Фёдорова, а в воротах место занял сам Виктор Коноваленко. Я нервно поелозил на коньках, и кивнул головой Скворцову. Прилепский удостоверился, что все готовы и кинул шайбу мне, затем дунул в свисток, одновременно нажав кнопку секундомера. Гордеев тут же выкатился на меня, а его партнёры по обороне разъехались чуть пошире, чтобы контролировать движения и рывки моих юниоров. Я перевёл шайбу несколько раз справа налево и показал, что сейчас сам побегу в проход через правый борт. Гордеев сместился тоже вправо и открыл мне нужную траекторию для паса в зону атаки, в левое закругление хоккейной коробки. Чем я и воспользовался.

Шайба красиво пролетела через синюю линию и плавно как «Кукурузник» шмякнулась у самого бортика и застыла. Скворец так резко стартанул, что Астафьеву осталось лишь откатиться ближе к пятачку, чтобы не дать сделать опасный прострел. Скворцов же сыграл, как и договаривались, без раздумий улетел за ворота Коноваленко. Ковин и я тоже успели занять удобные позиции на вершинах нашего атакующего треугольника. Таких слаженных действий никто из оборонцев не ожидал. Гордеев воткнулся в мою спину, Федоров встал перед вратарём, а Астафьев полез за ворота выковыривать оттуда Скворцова. И тут же пошла передача на открытого Ковина, который ляпнул слета, Коноваленко отбил, а я добил уже в пустые ворота.

- Да! – Вскрикнул я, подняв клюшку вверх.

Главный тренер сначала открыл рот, затем закрыл, и лишь после этого дунул в свисток:

- Атака - отлично, защита – неуд, - сказал растерянно «папа». – Поехали второй тайм, те же пятнадцать секунд на атаку.

И мы снова закрутили наш атакующий треугольник, если бы защитники имели бы несколько секунд обговорить взаимодействия, то возможно нам было бы не так легко и в этот второй раз. Скворцов опять без проблем спрятался за воротами. Защитники Астафьев и Фёдоров прижались к разным штангам, охраняя пятачок и карауля передачу под бросок. Я бортанул третьего игрока обороны, Гордеева, на мгновение освободился, получил пас, замахнулся, выманил на себя и защитников и вратаря, и выкатил на пустой угол Ковину. Вова был убийственно точен.

- Гол! – Вскрикнули мои хоккейные комсомольцы.

- Красиво сделали, мелкососы, - пошлёпал я их нежно крагой по каскам.

- Смена, - скомандовал растерянно тренер Александр Прилепский. – Атака – отлично, защита – неуд.

Затем мы немного отдохнули, и свой треугольник испробовали на других защитниках и вратаре. Результат был аналогичным поединку Тузика и грелки, ещё два очка упали в наши бездонную копилку.

В конце тренировки, в раздевалке, главный тренер подвёл некоторый промежуточный итог.

- К сожалению, эффективность нападения сегодня была не на высоте, - задумчиво сказал «папа». – Больше всех, шесть шайб из восьми попыток забила пятая тройка Тафгаева. Три шайбы смогла забросить первая тройка Федотова, остальные отметились лишь по одному разу. Что случилось?! – Повысил Прилепский голос. – В «Кукурузнике» укачало что ли? Или кому-то захотелось вернуться в кузнечный цех, или на штамповку?!

- Огласите весь список, пожалуйста! – Брякнул я с «камчатки». – На ликёроводочный, случайно, дегустаторы не требуются?

Хоккеисты в раздевалке разом закашлялись, чтобы не прыснуть от смеха в такой серьёзный и ответственный момент.

- Не смешно! – Махнул рукой главный тренер. – Завтра к игре открытия турнира готовятся тройки: Федотова, Орлова, Свистухина и…, - задумался «папа», - Тафгаева. С защитниками определимся позже. С такой игрой вам скоро одна дорога - на ликероводочный, бутылки мыть.

- А у нас в Советском союзе любой труд в почёте, - добавил я, когда Прилепский уже собирался покинуть нашу раздевалку.

– Дошутишься ты у меня, Тафгай! – Погрозил он мне пальцем.

Глава 25

В ночь перед первой игрой, «тупой» голос в башке как с цепи сорвался. Обиделся, понимаешь, на половое воздержание, которое образовалось само собой. Пока прилетели, заселились, первая ночь прошла, на следующий день тренировки с командой мастеров и все силы ушли на то, чтобы со своими мелкососами в состав пробиться. Где я ему должен был искать приключения на своё причинное место? Вся гостиница хоккеистами пяти команд забита. Вот если бы здесь был слёт работниц лёгкой промышленности тогда - да. А сейчас - нет!

«На речке, на речке, на том бережочке, мыла Марусенька белые ноги!» – блажила эта животная сволочь третий час.

«Если битлов не можешь, давай хотя бы Кобзона! – умолял я. – Да прекрати ты эту речку поласкать!»

«Мыла Марусенька белые ноги, белые ноги, лазоревы очи!» - продолжал горланить невоспитанный мозг моего нового тела.

Я во второй раз вскочил с кровати и трусцой засеменил в душ, где включил холодную воду, матюгнулся и сунул под струю всё свое измученное тренировками тело. Голос в голове, тут же заткнулся. Но меня вмиг стала колотить сильная дрожь, верхний ряд зубов застучал о нижние резцы, клыки и прочие жевательные костные образования. И через двадцать секунд я дрожащей рукой перекрыл кран.

«На речке, на речке, на том бережочке», - вновь включил концерт без заявок мерзотный голос.

«Заткнись же быстрее, сказал же, что завтра», - продолжил я мотив русской народной и простой хороводной песни.

«А если, а если, опять обламаешь?» - недоверчиво без всякого музыкального слуха завыл он.

«Тогда будешь петь, ты ведь первый узнаешь!» - выдохнул я, так как вроде «моё проклятие» затихло, по крайней мере, до завтрашнего вечера.

***

Пятница – это святой день недели для каждого пролетария, как труда физического, так и умственного. По себе помню. Там в будущем контракты закроем, пиццу закажем, бутылочку вина откупорим, сидим, разговоры разговариваем. Я ещё развёлся к тому времени, мог себе позволить маленькую интрижку, не на работе конечно, а так, на стороне. Душевое было время.

Да и здесь, с Казимиром и Данилычем веселились. Как ни крути, а трудовому человеку обязательно нужна разрядка, приключения с неожиданным поворотом сюжета. Принял сто пятьдесят на грудь, чтоб крылья за спиной отросли, море опустилось по колено и все встречные барышни враз стали Анджелины Джоли, на крайний случай Ноны Мордюковы, которым тоже требуется встряска после пяти монотонных рабочих дней.

В раздевалке дворца спорта «Алмаз», до которого от гостиницы «Ленинград» оказалось всего три минуты прогулочным шагом, слышимость была замечательная. Мы ещё зашнуровывали коньки, а на трибунах, подогретая пятницей публика, уже требовала: «Шайбу, шайбу!»

- Иван соври что-нибудь, у тебя это хорошо получается, - попросил меня Коля Свистухин, центрфорвард второй тройки нападения, чтобы унять предстартовую дрожь, которую ощущали все.

- Соврать? – Удивился я. – Я тут, перед тем как мы через служебный вход попали в подтрибунное помещение, обошёл вокруг дворца и сам своими ушами слышал, что если металлургов обыграем, то всю команду нашу отмутузят, когда мы в гостиницу пойдём.

Вдруг в комнате все замерли, переваривая сказанной мной, и по лицам было заметно, что хоккеисты не допоняли, шучу я или нет.

- Да вы чё? Это же шутка была, - усмехнулся я. - Поверили! Отфигачат только Федотова, Фролова и Мишина, а остальных не тронут.

Лешка Мишин даже клюшку уронил на пол от растерянности.

- Надо бы милицию предупредить, - пробормотал Толя Фролов.

- Ага, танк один неплохо было бы подогнать, - еле сдерживая смех, добавил я. – Да мужики, не ходил я никуда перед раздевалкой, успокойтесь! Но зато я точно знаю, что в сентябре следующего 72 года будет серия игр с канадскими профессионалами. СССР против сборной НХЛ.

И тут весь народ от смеха просто пополам сломался.

- Ну, ты Тафгай и заливало! – Первым загоготал Свистухин. – Скажи ещё, Фил Эспозито играть будет, Бобби Кларк этот!

- Скажу больше, - я растерялся от такой реакции партнёров, - нашу команду тренировать будет Всеволод Боров.

- Ну, ты и трещотка! – Захохотал Мишин. – Кто же в здравом уме отстранит от сборной Тарасова и Чернышёва? Это же мэтры! Глыбы!

- Херовый из тебя шутник, - пробубнил сосредоточенный на своей персональной разминке вратарь Коноваленко.

- Что за смех! – Крикнул, зайдя в раздевалку, тренер Прилепский. – Собрались, собрались! – Хлопнул он пару раз в ладоши. – Не к тёще на блины приехали! Играем с первых минут жестко, но в пределах правил, покажите сразу кто тут настоящий хозяин! Всё! Пошли на лёд!

И команда, как стадо разъярённых быков потопала, стуча коньками по резиновому ковру. Как и ожидалось, стадион был забит под завязку, и когда появились на раскатке мы, народ недовольно засвистел и заулюлюкал.

Я, прокатываясь на своей половине поля, краем глаза посмотрел на сегодняшних соперников. Что мне было известно про «Металлург» из Череповца? Команда даже не из первой лиги, а из второй, из западной зоны. В будущем получится неплохая хоккейная дружина - череповецкая «Северсталь». Вроде Паша Бучневич, один из моих любимых хоккеистов в НХЛ, родом отсюда, но могу и ошибаться. А больше ничего и неизвестно. Загадка.

После небольшой торжественной части, символического вбрасывания, которое произвели капитаны команд: Алексей Мишин от нас и Александр Муравьев от «металлургов», начался сам хоккей. Что лично мне не понравилось - много сумбура и толкотни. И ещё одна неприятная штука – наша четвёртая тройка я и два мелкососа усиленно тёрла хоккейными трусами лавку, а не резала коньками искусственный череповецкий лёд. Я поглядывал вопросительно уже десять минут чистого игрового времени на Прилепского, а он смотрел сквозь меня, как будто я стеклянный. А табло дворца тем временем показывало неутешительный для нас счёт - 2 : 0 в пользу хозяев, за счёт изначальной форы в забитых шайбах.

- Дядя Иван, - легонько толкнул меня в бок Скворцов. – Что же это «папа» нас не выпускает, мы же на тренировке были лучшими?

«Зашугал я своих пареньков, раз они меня дядей Иваном стали называть», - усмехнулся я про себя.

- Потому что мы для него коты в мешке, - подмигнул я и Скворцову, и Ковину. – Ничего, несколько «мусорных смен» мы всё равно получим. Разыграем наш треугольник, и обязательно нужно забить.

- Смена! – Вдруг скомандовал Прилепский и, наконец, увидел меня. – Ковин, Скворцов и Тафгаев пошли!

Я перемахнул через борт, с удовлетворением отметил, что с нами вышла лучшая пара защитников Астафьев и Федотов, особенно хорош с первым пасом был Вова Астафьев, и покатил на точку вбрасывания в среднюю зону около нашей синей линии.

- Шайбу! Шайбу! – Ухали в моих ушах разгорячённые трибуны и ладони в толстых хоккейных крагах вмиг вспотели.

Я поставил клюшку на лёд и замер в ожидании шайбы. Мне что-то успел сказать игрок «Металлурга», наверное, что-то обидное, но я так сосредоточился, что даже гул трибун стал раздаваться как будто сквозь вату.

И вот резиновый диск полетел вниз. Резкий мах клюшкой, толчок плечом своего оппонента, чтоб много не наглел, разворот, чтобы посмотреть кто где.

- Стафа! Пасуй! – Крикнул я своему защитнику. – Скворец иди на край!

Я требовательно постучал крюком клюшки по льду. Астафьев ухмыльнулся и отдал шайбу мне. Обманное движение, сделанное на автомате, и вот я уже в средней зоне около центральной красной линии. Надо бы закинуть шайбу в левой закругление, но защитник череповчан глубоко опустившись к своим воротам, разрушал смысл такой комбинации. Поэтому я отдал на открытого Скворцова на левый край.

- Дай обратно на ход! – Крикнул я, разгоняясь, чтобы вклинится в зону атаки и сходу бросить по воротам.

Но мой юниор, тоже решил блеснуть техникой, которая у парня была, и сам полез обыгрывать своего оппонента. И может быть он бы и проскочил по левому краю, но его так впечатали в деревянный борт, что шайба отлетела в одну сторону, а Сашка Скворцов в другую.

Резиновый диск заметался около чужой синей линии, и я только за счёт своей физической мощи смог его отвоевать, растолкав двух здоровенных «металлургов». И тут же послал в прорыв справа второго юниора, Вовку Ковина.

- Сместись в край, дождись меня! – Крикнул я ему в спину.

Но и этот пострел «попёр» в обыгрыш, сам решил всех обвести и забить. Получилось, так же как и у Скворца. Отлетел сразу, лишь зацепив краем крепкого череповецкого мужика. Однако я снова подобрал ничейную шайбу и кинул её в левое закругление, на ход Скворцову, который после падения уже пришёл в себя. Паренёк ускорился и как на мотоцикле залетел за ворота «Металлурга». Я выкатился в левый круг вбрасывания на свою точку и тут же получил обратный пас. Бросок в касание и шайба, зацепив кого-то из защитников, и резко изменив направление, юркнула в угол ворот.

- Гол! – В одиночестве закричала наша скамейка запасных под тягостное молчание всех забитых под завязку хоккейных трибун.

- Да! – Заорал я. – Ну мелкососные мозгоклюи я сейчас с вами поговорю, - тихо пробубнил я юниорам, которые подъехали меня поздравить.

- Шайбу с подачи Александра Скворцова номер 17, забил Иван Тафгаев номер 71, - сказал мало эмоциональным голосом диктор на стадионе, когда мы уже уселись на скамейке запасных.

- Вы куда тащите шайбу? – Шикнул я на юниоров. – Не забывайте у вас вес бараний, а тут мужики по девяносто кг бегают. Есть свободный лёд - иди, но играем по системе - отдал, открылся! Не лезьте в силовую борьбу!

Я опять с надеждой посмотрел на тренера Прилепского, с немым вопросом: «Когда он нас снова выпустит в поле?» Но тот вновь забыл про наше супермолодёжное звено.

- Дядя Иван, а почему сразу не разыграли треугольник? – Спросил Скворцов глядя пока на безрезультатную игру одноклубников.

- Смотри, у них один защитник близко к своим воротам отходит, а на его место оттягивается крайний нападающий, - я показал парням на то, как сейчас действовал «Металлург» в обороне. - По сути, мужики играют в три защитника, поэтому и сумбура у нас столько. В следующий раз будете пасовать мне с краю на ход. Ясно? Или нужно пару хрестюлин для закрепления материала?

- Ясно, - пробормотали оба талантливых юниора.

«Будет из парней толк», - подумал я, поглядывая на «папу».

- Шайбу! Шайбу! – Скандировали трибуны, когда мы топали в раздевалку, а на табло были цифры 2 : 1 в пользу хозяев.

Не выпустил нас больше в первом периоде Прилепский. Хотя мог, и даже должен был, но некоторые люди иногда становятся уверенными в собственной непогрешимости так, что им хоть кол на голове чеши – бессмысленно. И очень плохо, когда от таких твердолобых товарищей зависит будущее большого коллектива!

- Не выполняете мою установку! – Зло зыркнул «папа» на притихших хоккеистов. – Не можете обыграть команду из второй лиги! Мастера спорта, мать вашу. Чего тебе Тафгаев? – Заметил Прилепскуй поднятую мной руку.

- Так не все у нас мастера, - сказал я, вставая. – Я, например – безразрядник, эти два моих юных ухо-горло-носа перворазрядники. Может в установке что-нибудь «подкрутить», а то «Металлург» очень хитро и грамотно построил оборону, с наскоку её не взять.

- Я тебе, б…ть, подкручу! Я вам, б…ть, всем подкручу! – Заревел покраснев главный тренер. – Вышли, б…ть, и порвали как Тузик грелку! Б…ть! – После последнего матюка Прилепский, обидевшись на неблагодарную команду, вышел, хлопнув дверью.

И надо сказать эмоциональная накачка возымела действие. Второй период начался весело. Сначала ведущая тройка Федотова сравняла счёт, а затем «Металлург» в редкой контратаке вновь повёл – 3 : 2. И под ураганный крик трибун, которые требовали дожать Горький, Прилепский бросил в бой меня с мелкососами. «Второй раз за игру, спасибо благодетель», - пробормотал я про себя.

- Скворец, сначала я сам с шайбой заеду в левое закругление, а потом ты мчишься за ворота и ждёшь пас от меня, - сказал я, прикрыв рукой рот, по той ещё заокеанской привычке.

Сашка кивнул и встал на окружности центрального круга вбрасывания. По правую сторону разместился Ковин, упрямый и неуступчивый парень. И мне вдруг показалось, что он чем-то смутно напоминает моего друга детства, Лёху Беспалова, трагически убитого там давным-давно в будущем.

Шайба нырнула вниз, и на льду разом всё завертелось и закачалось. Пас защитнику, обратный мне же. Силовая борьба, удар слева и тычок справа. Пас на Ковина, который сделал одно обманное движение, и спокойно освободившись от опеки, выкатил мне на ход в среднюю зону. Я как бронепоезд ворвался к воротам «металлургов», обозначил, что сейчас брошу по ним, и один защитник тут же грохнулся на лед, чтобы заблокировать мой выстрел. Но вместо броска я укатил в край, в левое закругление, стянул на себя ещё одного оборонца и почти не глядя переправил шайбу за ворота и снова побежал на свою точку в левый круг вбрасывания.

Мы этими своими непонятными и резкими перемещениями так запутали хозяев катка, что когда Скворцов отдал пас из-за ворот на Ковина, а тот на меня, то мне осталось лишь поставить клюшку на лёд, чтобы шайба затрепетала в сетке ворот голкипера череповчан Эдуарда Ганичева. Стадион, который еще несколько секунд назад кипел и свистел, как вулкан - опять замолк. Мы же так, без особого восторга, поздравили друг друга и поехали на смену. В самом деле, не армейцам Москвы забили, а работягам из небольшого промышленного городка. На табло изменили счет на 3 : 3, и диктор на стадионе снова сделал небольшое объявление:

- Шайбу с подачи Владимира Ковина номер 22, забил Иван Тафгаев номер 71.

И после этого, «пар» от эмоциональной накачки Прилепского враз испарился. Либо наши партнёры по команде расслабились, либо «металлурги» полетели отчаянно отыгрываться, но пять минут прошло в беспрерывных атаках череповчан. На всё это я со своими юнцами смотрел с лавки, мысленно посылая товарища главного тренера в пешее эротическое путешествие, за всё! За то, что мы сидим, за то, что ничего толкового, кроме давай-давай он ещё не предложил. И как назло за полторы минуты до конца второго тайма «Металлург» вышел вперёд, 4 : 3.

- Шайбу с подачи Николая Логинова номер 12, забил Александр Муравьёв номер 14, - с нотками некой радости произнёс диктор по стадиону.

- Дави Горький! – Орали разгорячённые водочкой болельщики. – Давай ещё шайбу! Шайбу! Шайбу!

И Прилепский впервые за игру посмотрел на нашу юную тройку как на спасительную соломинку.

- Скворцов, Ковин, Тафгаев на лёд, - пробормотал он.

- Давай Скворец схитрим, - предложил я, когда мы выкатились на площадку. – Они сейчас добивать нас побегут, да и болельщики их гонят вперёд. Я откачусь к своей синей линии, потолкаюсь, и дам тебе пас по центру, ты главное с краю вовремя стартани.

- А я? – Спросил Ковин.

- А ты с боку страхуй меня, - я встал в центральный круг вбрасывания.

И опять завертелась обычная для хоккея рубка. «Ещё не скоро начнут бороться с зацепами», - печально подумал я, вытягивая на себя двух нападающих «Металлурга», которые меня цепляли и по рукам и по ногам. Затем резкой подкидкой по воздуху пас, и Скворцов за секунду вывалился один на один на вратаря хозяев Эдуарда Ганичева. Стадион разом ухнул и притих, и в этой камерной тишине Александр сделал одно ложное движение, качнул в один угол, а бросил в другой. Шайба, звякнув о штангу, затрепетала в сетке и счет вновь сравнялся, 4 : 4. Мы заорали: «Гол!» А зрители недовольно засвистели.

Во втором перерыве главный тренер Прилепский, вместо анализа тяжелейшей игры, решил заняться воспитательной работой нашего известнейшего всё стране вратаря.

- Виктор Сергеевич, - раздражённо выговаривал он. – Установка была на то, чтобы пропускать всякие бабочки? Ну, так что ж ты не смог взять такую х…ню? Или может уже староват стал для современного хоккея?

- Тихоныч, от…ись, - рыкнул Коноваленко, посмотрев исподлобья.

- Если узнаю, что вчера нарушил спортивный, б…ть, режим, то приму, б…ть, ё…ные меры! – Крикнул «папа» на непослушных «детишек», прожигая взглядом Сергееча.

- Александр Тихонович, - я встал прокашлявшись. – У меня тут два пионера, которые ещё бабу голую ни разу в жизни не щупали, а вы такие завороты словесные выворачиваете. Это как его, не педагогично, ёшкин кот.

- Сколько у четвёртой тройки было смен в игре? – Прилепский глянул на своего малозаметного помощника.

- Три, - ответил тот.

- Хватит с них на сегодня, а то ещё перетрудятся пионеры, и сил у них не хватит, чтоб бабу голую пощупать, - махнул рукой главный тренер и вышел из раздевалки.

Однако ближе к середине третьего периода «папа» сменил гнев на милость. Ну ещё бы, счёт 4 : 4 сохранился и после первых десяти минут, когда мы с «Металлургом» поменялись воротами. Кстати, не помню когда отменят это спорное правило. Прилепский встал у меня за спиной и, заметно нервничая, произнёс:

- Давай Тафгай, выручай, у вас игра сегодня идёт, нужно «металлургов» дожать. Главное как в зону войдёте, бросайте побольше. Вратарь у них уже поплыл, устал. Давай на лёд. Смена!

«Это, с каких пирогов вратарь у «Металлурга» поплыл? - выругался я про себя. – Когда вся игра прошла в средней зоне. Два раза что-то путёвое организовало звено Федотова и всёс».

- Не лезьте в силовую борьбу, дернул, мотнул, отдал, ясно? – Быстро бросил я своим юнцам и встал на точку вбрасывания в правый круг в нашей зоне защиты.

Брошенную на лёд шайбу, которую в начале хоккейной эры арбитры просто клали на точку, я быстро отвоевал для своей команды. Защитники Астафьев и Фёдоров, что в последние минуты на площадке буквально жили, через пару секунд вернули резиновый диск обратно.

- Кова держи! – Крикнул я, пасуя на правый борт, и ускоряясь в ожидании ответного паса.

И Вовка Ковин не подкачал, хорошо укрыл шайбу корпусом, ушёл от силового приёма и выложил её мне как на блюдечке. А я словно нож сквозь масло, пересек чужую синюю линию. Однако игрок обороны хозяев меня затолкал к правому борту и связал силовым единоборством. Единственное что оставалось - это коньком пнуть по шайбе в направлении катящегося следом Ковина. Володя и тут отыграл выше всяких похвал, сначала заложил крутой разворот и отпасовал на другой край атаки Скворцову. Сашка по привычке уже заехал за чужие ворота и стал высматривать того, кто откликнется на передачу.

- Дай дальше по борту! – Выкрикнул я, еле оторвавшись от игрока обороны, получив при этом тычок в спину.

И Скворец, так как всё равно пасовать было некому, пульнул на меня в правое закругление. Небольшой финт, чтобы настырный череповчанин воткнулся вместо моего тела в борт и вот он я, выкатился под острым углом на ворота. Замах, пас на дальнюю штангу, куда приехал незакрытый никем Ковин, но шайба подпрыгнула зацепив клюшку защитника «Металлурга». И когда я уже решил рвануть обратно в защиту, Кова с лёту загнал непослушную шайбу под перекладину.

- Го-о-ол! – Заорали, как дикари на пустынном пляже, наши «торпедовцы».

- Красавцы! – Крикнул я, хлопая крагой по каскам Ковина и Скворцова. – Будет толк, если не забухаете по-чёрному, - добавил я уже тише, когда катились на замену.

А на лавке, вместо: «Молодцы и так держать!» Тренер Прилепский опять забыл про наше существование. Хорошо, что в самом конце, когда «металлурги» просто «сели» на наши ворота, где Коноваленко крутился как белка в колесе, Мишину удалось убежать в контратаку и сделать счёт 4 : 6 в нашу пользу. Иначе под самую финальную сирену череповчане могли бы и сравнять. Уж больно хорошо за них рвали глотки работники металлургического комбината.

«Не ожидал, что в команде столько проблем, - подумал я, когда мы выехали на площадку, чтобы поздравить с победой вратаря и друг друга. – «Папа» недолюбливает Виктора Сергеевича Коноваленко, не доверят нам молодым, да и не вижу я никой гибкой тренерской тактики, кроме опостылевших - давай-давай».

Глава 26

После очень позднего ужина, когда я в комнате ломал голову, как бы свалить из гостиницы, заглянул второй вратарь команды Саша Котомкин:

- Давай к нам, скидываемся по пятёрке с носа. Отмети победу.

- А вы как собираетесь за «ингредиентами посылать гонца», когда на ресепшене Прилепский газету на одной странице уже битый час читает? – Заинтересовался я.

- Как? – Удивился Котомкин. – В ресторане всё возьмём. А так «папа» до одиннадцати часов с газетой просидит, чтобы народ в самоволку не разбежался. Ну ты чё с нами?

- Нет, после отравления не пью, извини Александр, - пробормотал я, ведь голос в голове вновь затянул про Марусю, которая ноги мыла.

Поэтому план созрел за пару минут. Я надел на себя спортивные трусы, кеды и футболку, а плащ, рубашку и брюки, я аккуратно свернул, обернул газетой и один раз обмотал изолентой. Наконец из ресторана вернулись юниоры Ковин и Скворцов, без которых побег из «Ленинграда» выглядел проблематичным.

- О! Мужики, - я хлопнул в ладоши, - сейчас разыграем с вами такую хоккейную комбинацию. Я обманным финтом внизу в фойе проскакиваю мимо «папы», выхожу на улицу. А вы из левого бокового окна пасуете вот этим свертком мне в руки. Вопросы имеются?

- Имеются, - хитро улыбнулся Саша Скворцов. – Для чего и против кого играем?

- Для чего? – Я сам задумался на секунду. – Для научной работы. Называется «Сравнительный анализ гербария обыкновенного Череповецкого и Горьковского». Время не ждёт, - я посмотрел на наручные часы марки «ЗиМ», производства Самарского завода, которые приобрёл на днях. И кивнул головой, якобы пошли, но Вова Ковин вдруг заупрямился.

- Зачем нужна такая сложная комбинация? – Прокашлялся он. – Когда тут в ресторане этот «гербарий» сам в руки просится.

- Такие нехорошие продажные «гербарии» лично я собирать брезгую, - я поморщился. – Кстати, пока не забыл. Завтра перед дневной тренировкой разучим ещё пару комбинаций. Раз сыгрываться некогда, будем играть по схемам. И это… если мужики из команды предложат скинуться по пятёре и бахнуть, соврите что-нибудь и отмажтесь. Если конечно вы хотите в этом сезоне в основной состав пробиться.

- Мы уже отмазались, - хмыкнул Сашка Скворцов. – Нам хоккей важнее.

- Вот и ладушки, - сказал я и двинул на «подвиги».

В низу в фойе гостиницы Прилепский очень удивился, когда я в спортивных трусах «пошёл на пробежку», но ничего не сказал. Затем я переоделся в свой единственный выходной прикид и направился знакомиться с местным женским населением, на танцы. До череповецкого «Парка культуры и отдыха» дошёл за минут пятнадцать, сначала от «Алмаза» прошагал по Московскому проспекту, затем повернул на улицу Горького. И вот я уже около ограды парка. До деревянной танцплощадки добрался, уже ориентируясь на звуки музыки. Пятьдесят копеек отдал на входе и стал высматривать, из стоящих по краям девушек и женщин, ту, которая пришла сюда с теми же намерениями, что и я. То есть ради биологии, науке о живых существах.

«Красивых всех разобрали», - загундел голос в голове, как будто я слепой и сам не вижу.

«Вот и замечательно, завтра суббота, придём сюда пораньше», - ответил я, но голос сразу же запел про речку и Марусю.

- Вы танцуете? – Неизвестно откуда ко мне подошла приятная женщина лет тридцати с хвостиком. Хотя в таком освещении, возрастные прогнозы дело не благодарное и опасное.

- Танцую? Это громко сказано, - улыбнулся я, взял женщину за руку, вывел её ближе к центру танцевальной площадки и обнял за талию, которая имелась в наличии. – Скорее я дёргаюсь всем телом, и иногда случайно попадаю в ритм. Хорошо, что музыкальная композиция медленная.

- Да, настраивает на романтический лад, - незнакомка улыбнулась, и я обратил внимание на большие и немного раскосые глаза. В плохом освещении танцплощадки они казались карими, а волосы – тёмно-русыми.

«Надо брать!» - обрадовался неугомонный голос.

«Что-то тут не чисто, - возразил я, рассматривая и аккуратно ощупывая женщину. – Фигура отличная, на лицо симпатичная и скорее всего, занимается каким-то интеллектуальным трудом. Кстати, и пришла тоже только-только. Вопрос – зачем?»

«Затем же, что и ты – дубина хоккейная! Берём не глядя!» - проорал голосок, а медленная инструментальная композиция тем временем закончилась.

- Забыл представиться, Иван, - кивнул я головой, пока музыканты на сцене совещались, чем дальше продолжить или уже закончить культурную музыкальную программу.

- Как Ивана Тургенева? А вы читали Тургенева? – Барышня вывалила на мою хоккейную голову сразу два тяжелейших вопроса. И слава труду, что парни с гитарами заиграли что-то из «Битлз»:

Я хочу вам рассказать,

Как я любил когда-то,

Правда, это было так давно…

- Тургенев? – Вспомнил я вечернюю школу. – Ну как же, «Отцы и деды» и эти, «Записки стрелка».

- Охотника, - поправила меня незнакомка и прижалась ко мне всем телом. – А что вам ещё нравиться из литературы?

- В литературе я больше всего ценю – женские образы, - на этих словах моя рука опустилась ниже спины и сжала упругую ягодицу. – Предпочитаю тургеневских девушек, роковых красавиц Достоевского и толстовскую Анну Каренину.

- А вам нравится княжна Мэри? – Решила продолжить литературный допрос странная незнакомка.

- Спрошу при случае у Печорина, - пробубнил я и продолжил своими лапищами изучать тело женщины.

Странно, но любительница литературы на то, что я её самым бессовестным образом лапаю, не обратила никакого внимания. Я лишь почувствовал, что по её телу пробежала еле заметная дрожь.

«Я же говорил, надо брать!» - опять вмешался голос.

«Что-то здесь не то, слишком всё гладко, - засомневался я. – И вообще давай завтра?»

«Я мечтал ей улыбнутся, и руки её коснутся, о-о», - заблажил под «Битлз» голос, передразнивая музыкантов на сцене.

- А может, прогуляемся в парке? – Шепнул я незнакомке. – А то мне как-то «Битлз» в современной обработке не очень.

- А почему бы и нет, - пролепетала женщина, которая так и не представилась.

И вообще барышня вела себя как шпионка, действующая на чужой территории. Постоянно оглядывалась и иногда вздрагивала. Лишь когда мы скрылись от посторонних глаз в очень тенистой аллее, она немного расслабилась. Но для более полной маскировки, женщина сама взяла меня за руку и утащила прямо по газону за какое-то раскидистое дерево. И здесь мы накинулись друг на друга как два оголодавших от длительного воздержания человека.

- Знаешь, почему это место называется Соляной сад? – Возбужденно зашептала женщина, при этом умудряясь ещё и целоваться, больно прикусывая мои губы.

- Почему? – Переспросил я, шаря руками уже под одеждой заговорщицы.

- Здесь были бывшие, а-ах, склады, какой ты быстрый, - выдохнула она.

- Нам хоккеистам медлить некогда, - объяснил я свою стремительность, разворачивая барышню к себе тыльной частью. – На льду крутиться нужно так, чтобы шайбу отнять, соперника обвести, и забить, а за всё про все в ответ тебе ничего не было.

- Ой! – Ойкнула незнакомка, когда можно сказать все было на мази. – Меня ведь муж сейчас встречает у главного входа. – Ты ведь в гостинице «Ленинград» живешь? – Спросила она, резко натягивая трусики обратно и доставая из сумочки обручальное кольцо. – Какой номер?

- Триста двадцатый, - пробормотал я, пытаясь как-то сложить одно с другим, и явную сексуальную озабоченность и верность мужу.

- Я сразу поняла, что ты приезжий, - женщина снова впилась в меня больным для губ и страстным поцелуем. – Я тебя сама найду, мой Иван Тургенев, - хохотнула она и побежала по газону, скрывшись в темноте.

«Ну, любовный хренов теоретик! – отчитывал я голос в своей голове. – Надо брать, надо брать. Сказано же было, что дело не чисто! Теперь заткнись хотя бы на неделю, пока я в состав пробиваюсь. Одни неприятности от тебя. Лучше бы во время матча подсказывал, кому пас отдать надо, кто открылся, кого наоборот защитники прикрыли».

Я зло мерил шагами Московский проспект, направляясь в гостиницу. Танцы, пока мы целовались с ненормальной любительницей литературы закончились, разобрали не только самых красивых, средних и не очень, разошлись вообще все. И вдруг проходя мимо очередной панельной пятиэтажки, я услышал крик. Либо животное какое-то мучают, либо к человеку пристают с высоким женским голосом, мне всё равно, планка мигом упала, и я тут же ринулся разбираться – что за хня?

- Отцепитесь! – Крикнула девушка где-то в глубине плохо освещённого двора. – Спасите!

Девчоночьи крики перемежались мужским гоготом.

- Да не рыпайтесь дуры! – Услышал я, уже подбегая.

И когда я вылетел на нехорошую компанию, расклад сил оказался такой, четверо мудаков, и две девушки, которые отмахивались сумочками. Двоих первых балбесов, что оказались на пути я без разговоров столкнул лбами. А о чём с ними вести беседу, не о Тургеневе же? Они и «Муму» в жизни никогда не читали. Поэтому следующего я долбанул правым боковым в челюсть. Чтоб значит, когда придёт в себя, записался в библиотеку. А то отстает пока культурный уровень уличной шпаны от европейских стандартов. Четвёртый же с криком: «Наших бьют!», уверенно и смело побежал за подмогой. Кстати, которая вполне могла и подойти. А вдруг их там человек двадцать? Да и эти, враги русской классической литературы, скоро очухаются.

- Делаем ноги, девчонки, - подмигнул я двум зарёванным подружкам.

И мы, не сговариваясь, понеслись в противоположную сторону, потом куда-то свернули и тут полил неприятный сентябрьский дождь.

- Давай в подъезд, - пискнула одна девушка.

С этим предложением я согласился, и мы забежали наугад за деревянную скрипучую, без всяких кодовых замков дверь.

- Поднимемся на площадку между вторым и третьим этажом, - шепнул я. – Так на всякий пожарный. Мало ли им ещё захочется звездюлей.

Девушки нервно хихикнули и мы, стараясь ступать как можно тише, поднялись вверх по лестнице. И тут я, наконец, рассмотрел кого спас от необразованных неандертальцев. Два светло-серых коротких плаща, черные туфли, прическа «Бабета» из пшеничных волос на голове, и хитрые красивые глаза. Передо мной стояли две копии и улыбались. Близнецы! Кстати, у меня в юношеской команде играли двое братьев близнецов. Что характерно тренеры их путали, а мы легко различали. Но этих девчонок я пока отличить не мог, ведь мы даже ещё не познакомились.

- Меня Иван зовут, - представился я первым.

- Аня и Таня, - сказала за себя и сестру более бойкая девушка.

- Вроде взрослые девчонки, а не знаете, что гулять в такое время опасно для здоровья, - я серьезно посмотрел на них.

- Да были у нас провожающие, на танцах познакомились, - тяжело вздохнула разговорчивая Аня. – Но как этих увидели, разбежались.

- Ясно, спасайся, кто может. Есть такое предложение, пока дождь льёт, - я кивнул в окно, по подоконнику которого громко барабанили тяжёлые капли, - я вас до дома провожу. Не думаю, что шантрапа в такую непогоду будет долго бегать. Пошли?

- У нас зонта нет, - тихо пролепетала Таня.

- Ничего у меня есть плащ, - я снял с себя элемент своего выходного костюма и поднял над собой. – Я сам буду зонт.

Мы, осторожно оглядевшись, вынырнули из подъезда и посеменили дальше по неизвестным мне проулкам. Я, как древний Атлант, который по греческой мифологии держал небосвод на своих плечах,распростёр могучие руки и придерживал плащ, а девчонки, обнимая меня за талию, иногда взвизгивали, когда мы случайно наступали на невидимые в темноте лужи. И хоть идти было всего ничего, сёстры жили в общежитие областного училища искусств, в сталинской пятиэтажке, вымокли мы, по крайней мере я, до нитки.

- Зайдешь к нам в гости? – Спросила озорная Аня, при этом сестра недовольно её ткнула локотком в бок. – Мы тебе верёвку скинем из кухни второго этажа.

- Нет, лучше вы завтра приходите в «Алмаз» на хоккей, я вам билеты достану, - я накинул на себя плащ и поёжился. – В пять часов СКА и «Химик» из Воскресенска играют, а там что-нибудь придумаем. Ресторан, кино или мороженное.

- Вдвоём что ли приходить? – Удивилась Татьяна.

«Обеих надо брать», - ожил идиотский голосок, который никаких угрызений совести за собой не чувствовал.

- Вот чего я точно не люблю, так это дискредитации ни в каком виде, поэтому приходите вдвоем, - я улыбнулся и чмокнул сестёр в мокрые от дождя щёчки.

***

В субботу 18 сентября наше горьковское «Торпедо» получило всего один час льда во дворце спорта «Алмаз», причём сразу после завтрака. Ведь кроме нас должны были потренироваться ещё пять спортивных коллективов, участвующих в кубке имени космонавта Белова. Поэтому в десять часов утра недовольная и изрядно помятая команда выстроилась перед главным тренером Прилепским. В глазах своих партнёров, лично я читал один единственный немой вопрос: «Где бы поправить здоровье?»

- Вижу, хорошо отметили начало турнира, - ухмыльнулся «папа». – А кое-кто вообще всю ночь, где-то в одних трусах бегал, - Александр Тихонович выразительно посмотрел на меня. – Завтра по бабам побежишь уже в чём мать родила, так?

- Тренируюсь по древнегреческой системе, - отрапортовал я. – Но из-за неподходящего климата согласен эксперимент свернуть. Хочу отметить, что цвета нашего прославленного клуба не посрамил, тридцать км накрутил перед сном честь по чести.

- Накрутил он себе на одно место, - пробормотал Прилепский. – Виталич, позанимайся с вратаря индивидуально, - сказал тренер своему помощнику. – Ну, а вы болезные поехали по круг против часовой стрелки. Ускорение по свистку!

И народ угрюмо покатил наматывать круги. Затем «папа» заставил нас кувыркаться, падать, вставать с разбегу на колени и ещё бы маленько, то мы бы все поползли по-пластунски, но спустя полчаса Прилепский сжалился и объявил товарищеский мини турнир. На одни ворота встал Виктор Коноваленко – основной наш голкипер, на другие первый запасной Саша Котомкин.

- Первая пятёрка, - сказал главный тренер, делая пометку в журнале. – Защитники: Астафьев, Фёдоров. Нападающие: Мишин, Федотов, Фролов. Вторая пятёрка: Защитники: Гордеев, Мошкаров. Нападающие: Скворцов, Тафгаев и Ковин. Играем до первой пропущенной шайбы, проигравший садится на лавку.

«Ничего себе, - подумал я. – Мы с мелкососами уже вторая пятёрка. Лихо!»

- Мужики, - подозвал я перед двусторонкой своих партнёров по второй пятёрке. – Кова, Скворец на входе в зону атаки сыграем скрест. Вижу по лицам, что не понятно. Всё очень просто. Я пасую в край, допустим на тебя Кова. Ты начинаешь движение с шайбой вдоль синей линии, уводишь защитника за собой и оставляешь шайбу мне. Я на встречном, скрещенном движении влетаю в образовавшийся коридор. Ты, Скворец, входишь в зону параллельно со мной, чтобы замкнуть передачу на дальней штанге. А ты, Кова, заходишь по центру чуть позади нас.

- Тоже получается треугольник, только наоборот, - догадался более сообразительный Сашка Скворцов.

- Точно, - кивнул я.

- А мы? – Спросил наш защитник Вова Гордеев.

- Ты, Гордей, страхуешь в глубине площадки, а ты, Мошкар, закрываешь линию по центру, - дал я самые последние указания.

- Набазлались? – Рыкнул Прилепский. – Давай на точку.

В центральном круге, как и на заводской «Спартакиаде» я встал напротив центрального нападающего Саши Федотова. Ассистент главного тренера бросил шайбу вниз, а «папа» дунул в свисток и нажал секундомер. «Зачем в игре на счёт секундомер?» – подумал я, выбивая шайбу на своего защитника, и откатываясь для обратного паса.

К сожалению, первая комбинация сркест не получилась, Кову очень плотно встретил защитник Юра Федоров и в очень опасную атаку побежал по тому же правому флангу Толя Фролов.

- Пас, Фрол! – Потребовал от него передачи с другого фланга Мишин.

И тут я впервые решил выпендриться. Дело в том, что Фролов пожадничал, пошёл в обыгрыш и я так хорошо к нему пристроился, откатываясь спиной назад, что силовой приём сам просился в данной игровой ситуации. Резкий удар плечом в плечо и от неожиданности Толя так грохнулся, что клюшка улетела куда-то за спину, а сам он шлепнулся на пятую точку и воткнулся по инерции в борт. Прилепский тут же остановил игру.

- Это чё за х…ня? – Накинулся на меня главный тренер и игроки первой тройки нападения.

- Спокойно, - я толкнул, полезшего в драку Федотова, и дал подзатыльник Мишину. – Чистый хит Тихоныч! Спокойно мужики! Локти не поднимал, ноги при силовом приёме не отрывал, в голову не бил. Не в шахматы играем, не в домино, не в карты на раздевание! – Я ещё раз оттолкнул от себя игроков первой пятёрки.

Прилепский дунул в свисток и бессмысленная толкотня прекратилась. Тем более Толя Фролов поднялся на ноги.

- Всё нормально, - потрогал он рукой свою голову. – Живой.

- Где так научился Тафгай? – Подозрительно, как на засланного казачка, посмотрел на меня «папа».

- Я раньше фигурным катанием занимался, когда партнёршу поднимаешь вверх, то так же примерно пристраиваешься, - соврал беззастенчиво я. – Раз, два и хлоп.

- Команду мне не перехлопай фигурист, - пробормотал Прилепский и объявил:

– Вбрасывание в средней зоне.

А вот после второго розыгрыша шайбы на точке, который вновь осталось за мной, я уже попытался сыграть скрест со Скворцовым. И Сашка не подкачал. Он хитро сфинтил, дождался, когда я разгонюсь и выложил шайбу мне на ход. Я влетел по левому флангу, замахнулся и отпасовал на открытого Ковина, который под очень острым углом поразил уже пустые ворота.

- Да! – Вскрикнул я. – Молодчики!

Мы похлопали с юниорами друг друга по каскам. И главный тренер вызвал на лёд следующую тройку нападения: Щевелёв, Свистухин, Пахомов. Пару защитников «папа» менять не стал. С этими ребятами мы разобрались ещё быстрее, разыграв наш проверенный треугольник. Скворцов с шайбой заехал за ворота Коноваленко, отдал пас на Ковина, а Вова на меня. Попасть в касание в пустой угол мне не составило большого труда. Виктор Сергеевич от досады шмякнул клюшкой по перекладине. Следующую тройку мы тоже легко обыграли, и вдруг не выдержал тренер Прилепский:

- Вы, б…ть, играть сегодня, сука, будете или, б…ть, нет?! Вас пионеры, б…ть, возят, сука! Пошла на лёд первая пятёрка.

С этим первым сочетанием вновь получилось жаркое хоккейное рубилово. Во-первых, вбрасывание выиграл Саша Федотов, и более опытные и уже обозлённые первой неудачей игроки полезли на наши ворота с удвоенными силами. Во-вторых, когда отлично проявил себя второй вратарь «Торпедо» Александр Котомкин, защитники «зачистили пятачок» и шайба отскочила ко мне, поочередно в мой корпус въехали Мишин, Федотов и на закуску Фролов. Больше всех опять прилетело Толе Фролову, который кувыркнулся как акробат, перелетев через голову. В хоккее такой силовой приём называют мельница. Со стороны выглядит красиво, а изнутри больно и травмоопасно. Главный тренер мигом остановил игру и послал меня в раздевалку, при этом мою скромную персону смачно полил изобретательной нецензурной бранью. Мне досталось и за фигурное катание, и за незаконченное среднее образование и за тлетворное влияние запада на умы советской молодёжи.

- Тихоныч, ты же видел, что они сами, - сказал я, печально перелезая через борт.

И ещё секунд тридцать выслушивал немного охрипший крик «папы», опять про плохое воспитание, неуважение к сединам и заслугам перед отечественным спортом.

- А пусть не лезут, - махнул рукой я и направился в раздевалку, куда тоже, пусть очень тихо, но долетали отдельные матерные слова.

Глава 27

Как поётся в одной частушке: «Три деревни, два села, восемь девок - один я». Именно так можно было описать мой второй подряд вечер в общежитие областного училища культуры. И накануне в субботу и в этот воскресный уик-энд в маленькую комнатушку близняшек Ани и Тани, набилось ещё шесть девчонок.

- Виолончель в наличии? – Я вытянул шею, чтобы удостовериться, что пышечка Вероника принесла свою бандуру.

- Здесь! – Девушка помахала смычком.

- Флейта? – Спросил я скорее для проформы, так как самая высокая из девчонок Настя была видна отовсюду.

- Тут! – Немного пьяно хихикнула студентка училища. – На флейте играть готова!

- Я это запомню. Гитара? Вижу, - улыбнулся я, потому что с гитарой сидела Аня рядом со мной. – И, раз, два, три, четыре, - я махнул указательным пальцем как дирижёр оркестра своей палочкой.

И сводный ансамбль разнокурсниц училища культуры дружно грянул:

Ты так красива, невыносимо

Рядом с тобою быть нелюбимым.

Останови же это насилье

Прямо скажи мне, и тему закрыли…

«Хорошо сидим, - подумал я. – Ну а что, не сексом единым жив человек. Тем более с сестричками мы уже вдоволь накувыркались. Изучили биологическое строение друг друга вдоль и поперёк. И произошло это как-то само собой. В субботу сходили на хоккей, поели мороженого. И девчонки сами предложили дальше, вместо танцев и кино, идти к ним в гости готовить торт из сгущённого молока. Вот и увлеклись немного, взбивая крем, сначала были обнимашками, потом поцелуи. Как одна из сестричек оказалась на моём жилистом дружке, я даже не успел запомнить. И когда они успели потом поменяться, тоже не разобрал. Кстати, торт, в конце концов, приготовили, на который слетелось несколько девчонок из соседних комнат. Дальше начались песни, затем я сходил в магазин и купил пару бутылок водки и две трёхлитровые банки томатного сока, для «кровавой Мэри». И под это дело разучил с будущими работниками культуры «Не повторяется такое никогда» и «Мой адрес – Советский Союз», все песни с дедовской пластики «Самоцветов». Поэтому по очень большим и жарким просьбам женской части общежития я пришёл и сегодня в воскресенье, чтобы проникнуть творчеством в будущее, разучив композицию «Quest Pistols» - «Ты так красива». Почему именно её? Да не помню больше ничего другого. Цоя, конечно с Шевчуком ещё смогу воспроизвести, но незачем раньше времени народ баламутить, через пятнадцать лет сами потом всё узнают».

- Молодцы! – Я захлопал в ладоши, и ко мне разом потянулись для поцелуев все исполнительницы и слушательницы импровизированного концерта. – Всё, мне пора, а то тренер уже второй день нервный ходит.

- Это потому что ему никто не даёт, - высказалась Вероника, которая была уже на третьем курсе, опытная то есть. И девчонки захохотали, предлагая его привести сюда.

- Ничего, пусть понервничает, ему это по занимаемой должности полагается, - махнул я рукой и стал пробираться с места у окна к прихожей, чем вызвал новый смех и оживление.

- А ты завтра придёшь? – Спросила сестричка-близняшка Аня, и в комнате повисла тишина.

- Завтра играем с ленинградским СКА, - пробормотал я. – Послезавтра с «Локомотивом» из Москвы. В среду у нас день отдыха. Буду в среду.

- И ещё что-нибудь вспомни из ваших дворовых песен, - потребовала близняшка Таня.

- Вот этого я обещать не могу, - я всем помахал ручкой и пошлёпал в гостиницу.

На проходной вахтёрша проворчала мне в спину, что я тут прописался и всех девок скоро перепорчу. Я хотел было ей ответить, что не надо делать из меня монстра, у меня итак после игр и тренировок всё тело болит и ноет, да и в субботу летим уже обратно, но не стал, бесполезно.

На улице вновь заморосил неприятный дождь, и мне опять показалось, что-то кто-то за мной следит. Таращица из-за угла что ли, или смотрит из какого-то окна, поэтому неприятный озноб прополз по спине.

«Душевно провёл вечер, - улыбнулся я про себя. – А вот в команде все не так ладно. Во-первых, главный тренер Прилепский постоянно конфликтует с Коноваленко, а вратаря, это я точно знаю, нервировать нельзя. Ведь на них самая большая ответственность ложится в игре. Если нападающий промахнётся по воротам, то это все быстро забудут, а вот если вратарь пропустит «бабочку» то потом многие будут долго муссировать этот момент. Мне сразу на ум пришёл эпизод из футбольного матча Россия – Украина 1999 года, где Александр Филимонов пропустил обиднейший гол от Андрея Шевченко, и его вратарская карьера, по сути, закончилась.

В-вторых, тренер умудрился уже как следует переругаться и с ведущей тройкой нападения, с Мишиным, Федотовым и Фроловым. Поэтому капитанская повязка на завтрашнюю игру перешла от Алексея Мишина к Коле Свистухину. А на сегодняшней тренировке Прилепский ещё раз учудил, перевёл Володю Смагина из нападающих в защитники и поставил в пару к лучшему игроку обороны Вове Астафьеву. Тем самым разбил сильнейшую и сыгранную пару Астафьев – Федоров. Дурдом!

Ну и в-третьих, виноват во всём, конечно я, кто же ещё, как не человек который в команде без году неделя.

Из хорошего - мои взаимодействия с «пионерами», Ковиным и Скворцовым, заметно улучшились, причём с каждой тренировкой взаимопонимания только росли. Разучили с ними «скрест» на входе в зону атаки, и «паровозик», когда один игрок вкатывается за синюю линию первым, и пасует назад, на своего партнёра, который катит за спиной. Все эти простые взаимодействия дают очень много хороших ништяков в реальной игре».

Перед гостиницей «Ленинград» я вновь почувствовал неприятный взгляд на своей спине. Словно меня пасут по всему пути следования, разбив его на участки. Прямо как в шпионском боевике. Хотя возможно – это всё моя прогрессирующая паранойя, шизофрения, мания преследования и ещё несколько психических болезней, которые науке пока неизвестны. Тем более отрицать раздвоение личности, постоянный бред и эротоманию было глупо!

***

В понедельник 20 сентября перед самой игрой в раздевалке весь хоккейный коллектив угрюмо молчал. Лёша Мишин, бывший капитан команды, смотрел на нового капитана Колю Свистухина, а тот на малозаметного помощника главного тренера, ассистента Виталича, который в свою очередь косился на начальника «Торпедо» Михаила Бузуева. А потом они все вместе обратили свой взор на меня.

- Мужики, я сразу говорю, просто проходил мимо, - развёл руки я в стороны. – Никого не трогал, сам ничего не понимаю.

***

Как бы, кое-что я все же понимал, но виноватым себя категорически не считал. Дело в том, что короткий путь от гостиницы «Ленинград» до дворца спорта «Алмаз» пролегал по административному центру города, между оградой детского сада и футбольным стадионом «Металлург». Людей в этот момент в проулке было мало, и главный тренер Прилепский решил со мной поговорить, как бы с глазу на глаз.

- Тафгаев, - остановил он меня и махнул рукой, давая понять Скворцову и Ковину, чтобы те с баулами на спине топали дальше одни. – Ты бы номер свой клоунский, 71-первый, поменял. Нельзя играть с такими цифрами.

- Турнир-то предсезонный, товарищеский. Я видел, тут два вратаря одной команды выехали на разминку вообще с двумя первыми номерами, - хмыкнул я. – Но если вы настаиваете, могу взять и восемьдесят шестой, а вдруг забивать перестану? Магия цифр дело такое - тонкое.

- Какое, б…ть, опять дело! – С пол-оборота завёлся «папа». – Чтоб к третьей игре взял тридцатый, ясно?!

- А можно тридцать третий? – Решил я немного пошутить.

- Дурак! – Всплеснул руками Александр Тихоныч. – Если своё раздолбайство не прекратишь, вылетишь из команды пулей!

- Намёк понял, перекуюсь из пули - дуры в штык - молодец, - продолжил я троллить нервного наставника. – Чтобы штыком и гранатой орудовать на чужом пятачке. Прикрой с тыла мужики, атакую!

- Идиот! – Заорал Прилепский.

И вдруг какая-то образина выскочила из кустов и запустила с трёх метров мне в голову пустую бутылку из-под портвейна. Рефлексы сработали автоматически, я, как в игре, когда шайба летит прямо в лицо, резко нырнул корпусом влево. Тара же из-под дешёвого портового вина шибанула в лоб, опешившего главного тренера и отлетела на асфальт, где и треснула пополам. Прилепский закачался, как пьяный, засеменил куда-то в бок и немного назад, я резко его перехватил и усадил прямо на газон. Рядом бросил баул с формой и клюшку.

А дальше что есть силы, я припустил за заросшей и, по всей видимости, не трезвой харей. Фору в двадцать метров отыграл примерно за десять секунд. И окончательно уже ухватил за шиворот больного идиота на площади перед дворцом спорта. Народ заинтересованно загудел, видя, как я пару раз протащил хулигана мордой по асфальту. Кстати, исключительно в воспитательных целях. Потому что за мелкое хулиганство полагалось всего пятнадцать суток, и лично я такую меру счёл не достаточной. Милиция в инцидент вмешалась оперативно, как и скорая помощь, которая увезла главного тренера в больницу.

В пошкарябанной морде неизвестно как, я узнал одного из обидчиков близняшек Ани и Тани. Вот значит, кто за мной следил, и решил отомстить таким примитивным способом. Хотя если подумать, не так уж всё и тупо организовано. Если бы я получил сотрясение мозга, то прощай турнир, и прощай как минимум на год высшая лига. А что получил бы виновник? Пятнадцать суток подметания улиц или покраска какой-нибудь стены. Лихо, однако!

***

- Так как играть будем, мужики? – На центр раздевалки вышел самый авторитетный игрок «Торпедо» Алексей Мишин.

- Предлагаю сыграть, как в первой игре с небольшими изменениями, - высказался я, тоже выйдя в центр комнаты. – Защитники, первая пара – Астафьев, Фёдоров. Вторая – Гордеев, Мошкаров. Третья – Ушмаков и с ним заиграем Вову Смагина, раз Тихоныч решил его перевести в оборону. Нападающие, первая тройка – Мишин, Федотов и Фролов. Вторая – я с пионерским отрядом имени Вали Котика. Третья – Щевелёв, Свистухин, Пахомов. Четвёртая – Соколовский, Орлов и Щигонцев. Первый период играем все по очереди, во втором будем смотреть. Да, и ещё, на воротах предлагаю оставить Виктора Сергеевича, а капитанство вернуть Лёше Мишину.

- А запасные? – Спросил ассистент главного Виталич, который записал моё предложение в блокнот.

- В заявке по регламенту турнира может быть двадцать четыре игрока? – Скорее я задал риторический вопрос, так ответ на него знал. – Второй вратарь – Саша Котомкин, третий голкипер - Вова Минеев. Защитники – Куликов и Мартынов, и один нападающий – Витя Доброхотов.

- Нормально, - коротко подытожил «предматчевую установку» капитан Мишин. – Пошли мужики пока нам баранку не засчитали.

Игра против ленинградского СКА началась неплохо. Да, без забитых шайб, зато и без пропущенных. Что эта была за команда на тот момент, я мог представить лишь по газетам. Прошлый двадцать пятый чемпионат СССР, ленинградцы закончили на очень почётном третьем месте. По тем временам – это был выдающийся результат, учитывая, что комплектование шло по принципу: «На тебе, боже, что ЦСКА негоже». Возглавлял армейцев культурной столицы легендарный бывший вратарь сборной СССР дважды чемпион Мира и Олимпийский чемпион Николай Пучков.

Что ещё? На чемпионат Мира в Прагу в апреле 1972 года сборную СССР повезёт Бобров, а Пучков будет там вторым тренером. Почему в Суперсерии в сентябре того же года против канадских профессионалов помогать Боброву будет уже Борис Кулагин – этого я не знал, никогда не вникал в суть этой темы.

Ах, да, первую игру на турнире СКА выиграл у Химика из «Воскресенска», 4 : 2, и уже два дня по этому поводу ленинградцы очень весело с песнями, плясками и гулящими девочками гуливанили в ресторане гостиницы «Ленинград».

- Темп, темп парни держите! – Крикнул я со скамейки запасных. – Они второй день не просыхают!

- Нам как будто легче, - пробухтел, сидящий рядом Коля Свистухин.

- Смена, - скомандовал ассистент главного Виталич, после проброса, который сделала наша команда. – Пионерский отряд Котика на лёд.

- Котики за мной, - сказал я своим юниорам, перелезая через борт.

В правый круг вбрасывания в нашей зоне защиты я заехал первым. Табло показывало девятую минуту первого периода, а против нас вышла лучшая пятёрка ленинградских армейцев. Защитники Егоров и капитан СКА Козлов, который лишь чуть-чуть уступал мне в габаритах. И тройка нападения: Пётр Андреев, Сергей Солодухин и Олег Иванов. Кстати, у Солодухина в другой тройке играл ещё и брат Вячеслав, тоже центрфорвард.

«Наверное, Пучков решил своей лучшей пятёркой задавить нас, юниоров», - подумал я, ставя клюшку на лёд. За вбрасывание пришлось немного потолкаться с Солодухиным, потому что шайба непослушно запрыгала по льду и застряла между наших клюшек. Лишь коньком я отбросил её на защитника Юру Фёдорова. Он быстро перевёл влево на Астафьева. Я двинул Солодухину, чтоб отцепился и выкатился на центр своей зоны защиты.

- Дай через борт на Скворца! – Гаркнул я Астафьеву, потому что выводить шайбу через центр – это себе дороже, любой обрез и сразу же опасный момент.

Но наш лучший оборонец итак это знал, поэтому Скворцов через мгновение получил от него пас.

- На ход! На ход! – Заблажил я, делая рывок в среднюю зону.

Сашка заложил резкий вираж, ушёл от контакта с Андреевым, правым крайним ленинградских армейцев и выкатил мне шайбу как по заказу на ход.

- Играем «паровоз»! – Выкрикнул я, подхватывая резиновый диск и на хорошей скорости пересекая красную линию, а затем и чужую синюю.

Скворцов тоже бросился следом, а Вовка Ковин в тоже время ускорился параллельным курсом по правому флангу нашей атаки.

- Шайбу! Шайбу! – Грянули трибуны, которые немного заскучали на безрезультативной и скучной игре.

В зоне ленинградских армейцев я быстро отпасовал назад и объехал здоровенного Козлова, который хотел меня принять на корпус, но пролетев мимо, остался вне игры. Вторым темпом шайбу подхватил Скворцов, в касание прочертил диагональ на Ковина, а Володя выкатил черный диск справа на левый край. И мне лишь осталось подставить крюк клюшки, чтобы шайба влетела под перекладину в пустой угол ворот, голкипера СКА Владимира Шаповалова.

- Го-о-ол! – Закричали довольные трибуны тем, что сейчас хоккеисты, наконец, забегают.

А когда я покатил на скамейку запасных, защитник СКА Козлов как бы невзначай толкнул меня плечом.

- Сучонок, - тихо шикнул он.

- Приятно познакомиться, - улыбнулся я в ответ.

- Шайбу с подачи Владимира Ковина, номер двадцать второй, забил Иван Тафгаев номер семьдесят первый, - объявил диктор по стадиону.

- Молодчики! – Поздравил мою тройку на скамейке запасных ассистент Виталич.

Однако вместо голевой феерии, ещё на несколько смен опять затянулась тягучая с большим количеством брака, остановок и зацепов игра. И лишь в последние пять минут народ на трибуне дважды оживился. К сожалению оба раза забивали они нам, а не мы им, поэтому на перерыв ушли со смешенными чувствами, при счёте 1 : 2 в пользу СКА.

- Докамандовался! – Высказал мне в раздевалке игрок четвёртой тройки Орлов, растянувшись в кресле.

- Не понял? – Я угрожающе встал и навис над партнёром по команде. – Ваша тройка закончила первый период с минус два! Виталич, - обратился я к растерянному ассистенту «папы», - запиши, во втором периоде играем в три тройки нападения и в две пары защитников, как ленинградцы. Либеральные эксперименты первой двадцатиминутке обнуляем. Есть желание получить в торец? – Я посмотрел на тройку Орлова.

- Лёха? Сергеич? – Орлов ища поддержки, посмотрел на капитана и нашего прославленного вратаря. – Какого х…я?

- Бухать нужно было меньше, - махнул рукой Мишин.

- А ты наливал? – Обиделся Володя Орлов.

- Наливал, не наливал, навозили вас - будь здоров, теперь сушите вёсла, - Коноваленко тоже встал на мою сторону.

Перед выходом на вторые двадцать минут Леша Миши меня тормознул в подтрибунке:

- Помнишь на тренировке, как Фрола посадил на попу? – Улыбнулся он. – Давай так по Ленинграду вдарь. Расшевелим команду.

- Вдарю как «Аврора» в семнадцатом году, - согласился я, тем более на их капитана Козлова уже итак кулаки чесались.

И в первую же смену на лёд выкатилось наше юношеское звено. У армейцев ожидаемо оказались в старте Козлов с Егоровым, и кроме них вторая тройка нападения с центрфорвардом Вячеславом Солодухиным. После вбрасывания шайбой, к сожалению, завладели хоккеисты с города на Неве. И поэтому какое-то время мы пытались как можно строже отпахать в обороне.

А вот когда Коноваленко отбил шайбу перед собой, тут уже наступило моё время. Славу Солодухина я могучим плечом оттёр в сторону и отпасовал вправо на Ковина, получил обратную передачу и повёл тройку нападения в атаку. И перейдя центральную красную линию, я закинул шайбу по высокой траектории в левое закругление, туда, куда первым должен был добраться защитник армейцев Паша Козлов.

- Скворец, не лезь! Уйди на пятак! – Успел крикнуть я своему партнёру по звену, и сам полетел в тот угол площадки.

Козлов, как я и ожидал, пока шайбу выковыривал, пока разворачивался, пока смотрел где партнёры, встал так, что просто невозможно было промахнуться. Поэтому я, разогнавшись как электричка, со всей дури въехал в этого ленинградского здоровяка, деревянный борт жалобно затрещал, а зрители на трибунах взвыли громче, чем после забитого гола. Каска Козлова подлетела вверх, сам он грохнулся там же где и стоял, а шайба отползла прямо мне на крюк. Я в мгновение сделал пас на Скворцова, который послушно ждал передачи перед воротами Шаповалова, и Сашка в одно касание вогнал черный диск точно в угол.

- Го-о-ол! – Заорали болельщики.

- А-а-а! – Заголосила наша скамейка.

- Судья, ты куда, мать твою, смотришь?! – Крикнул, стоящий у борта тренер ленинградцев Пучков. – Нарушение, твою мать!

- Николай Георгиевич, силовая борьба, - развел руки в стороны рефери и показал на центр, а на табло цифры с 1 : 2, поменялись на 2 : 2.

Козлов же встал, потряс головой, отряхнулся от ледяной крошки, подобрал каску, и как ни в чем не бывало, покатил на смену. «Будет мстить», - без сомнения подумал я, усаживаясь на скамейку запасных.

- Мастерски вмазал, - похлопал меня по плечу ассистент главного Виталич. – Сейчас держись. Покалечит.

- Если покалечат, считайте меня комсомольцем, - пробухтел я.

И в следующей же смене, Козлов действительно чуть не выписал мне комсомольский билет и не нацепил комсомольский значок на одно место. Однако я в свое время побывал в таких хоккейных передрягах, что Паше Козлову и не снилось. Поэтому когда капитан армейцев с Невы, в средней зоне летел на меня, я мало того, что вовремя успел присесть, я ещё отдал передачу на Ковина. И пока Козлов перелетал через меня рыбкой, мои пионеры-герои забили третью шайбу, разыграв простенькую комбинацию на двоих. Табло показало 3 : 2, а Виталич опять начал причитать:

- Ну, всё теперь тебе точно конец. Козлов – он бешенный. Пока не пришибёт, не успокоится.

- Если он бешенный, чего же его среди здоровых держат? - Улыбнулся я, наблюдая, как на ледовом поле тройка Федотова забивает растерянным ленинградцам четвёртый гол. – Молодчики!

Однако после такой бурной половины второго периода, когда мы сделали счёт 4 : 2, игра резко успокоилась. Мы не лезли добивать своего соперника, хотелось сэкономить силы на третью двадцатиминутку, игроки же СКА пытались прийти в себя и нащупать наши слабые места в обороне. Даже Козлов теперь не гонялся за мной, а лишь иногда посматривал исподлобья, думая свои нехорошие думы. Но где-то минуты за три, проезжая мимо капитана ленинградцев, я тихо спросил:

- Чё, Паша, спёкся?

Козлов заревел, как раненый зверь и на глазах судьи двинул меня клюшкой в спину. Я рухнул на лёд и затих. Потом немного подвигал мышцами, вроде всё работает, но вставать решил не спешить. Рефери выписал большой штраф наивному хоккейному хулигану. «Ой, балбес, - подумал я. – Это же целых пять минут игры в меньшинстве и удаление до конца матча!» Затем моё здоровое тело партнёры подняли под мышки и повезли на скамейку запасных.

- Не растрясите, - шепнул я им, - за ноги поддерживай, куда бросил? Вот так, нежнее.

В игре образовалась небольшая пауза, Пучков пытался доказать, что Козлова просто спровоцировали. А я подвигался, попрыгал, и на немой вопрос всей команды о самочувствии, улыбнувшись, ответил:

- Могу сказать однозначно, чувствую себя хреново, но в трудный час бросить команду не имею право. Виталич, записывай. Сейчас большинство разыграем по новой прогрессивной схеме - один защитник, четыре нападающих. И называется она – «конверт».

Спустя ещё минуту, когда все успокоились, а Козлов, громко выражаясь, утопал в раздевалку, ассистент Виталич облегченно перекрестился. На лёд мы вышли в следующем сочетании: закрывать синюю линию поставили защитника Астафьева. По краям расставились Мишин и Фролов. На пятачке перед вратарём встал я. А в центре «конверта» расположился Саша Федотов. Неизвестное построение при розыгрыше лишнего игрока ввело во временный ступор всю четвёрку обороняющихся ленинградцев. И не самоотверженная игра вратаря Шаповалова, не крики тренера Пучкова, не бросающиеся под шайбу защитники армейцев с Невы, ничто не спасло СКА от ещё двух забитых шайб. Первый гол забил я, подставив клюшку под прострел, а второй Леша Мишин, добив шайбу уже в пустые ворота.

- Ну, Тихоныч, удивится, когда из больницы выпишут! – Радовался ассистент главного тренера Виталич. – Разнесли бронзового призёра прошлого чемпионата СССР 6 : 2!

- Я бы так не радовался, - хмыкнул я, рассматривая в зеркало здоровенный синячище поперёк хребта. – Во-первых, ещё впереди третий период. Во-вторых, «папа» теперь подумает, что без него команда играет лучше, чем с ним, и сделает выводы, что ты Виталич его подсиживаешь.

- А что тогда делать? – Растерялся помощник Прилепского.

- Записывай, Виталич, - засмеялся капитан Алексей Мишин. – Покупаешь в ресторане апельсины и коньяк, и едешь в больницу, где рассказываешь, что «Торпедо» сегодня билось за него.

- А если ему коньяк нельзя? – Пробормотал растерянный ассистент.

- Не волнуйся, коньяк не пропадёт, - ответил я, поглядывая на команду. – Поэтому возьми сразу два. Мужики, кроме шуток, давайте с этим делом поскромнее. Хотя бы до среды.

- Правильное предложение, - согласился вратарь Коноваленко. – Но тогда Виталич возьми сразу три, чтобы было за что терпеть. А теперь давай на лёд, пока мышцы не остыли.

Глава 28

Во вторник 21 сентября на утреннюю тренировку вышли не все. После победы над бронзовыми призерами чемпионата СССР армейцами с Невы со счётом 6 : 2, не все оказались в надлежащей форме и настроении. Точнее кроме меня, моих «пионеров», Ковина и Скворцова, на лёд выехал восемнадцатилетний Витя Доброхотов и третий вратарь Володя Минеев, двадцати лет от роду. Тем более тренера Прилепского оставили под надзором врачей ещё на один день, и дисциплина упала до полного нуля.

***

Накануне вечером в ресторане гостиницы гудели до полуночи, причём не только мы. Лично я попил сока, пригубил парочку чашечек кофе, посмотрел на это безобразие трезвым взглядом, и хотел было уйти, как ко мне подсел тренер СКА Николай Пучков.

- Не пьёшь? – Удивился он.

- Почему? Пью, - улыбнулся я. – Чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…

- Я смотрю, ты с юмором, - хмыкнул Николай Георгиевич. – А где так научился силовую борьбу вести? Я такие приёмы видел только в Канаде.

- Учился я, как и все дети по книжкам, - начал я заливать. – Помните как у Сервантеса, Дон Кихот разогнался и как дал в ветряную мельницу. Вот и я так же. Не думал, что ваш Козлов такой нервный.

- Я знаю, ты в «Торпедо» на просмотре, - Пучков наконец-то перестал ходить вокруг да около. – Я уже начальнику команды Пецюкевичу сказал, что хотел бы тебя видеть в СКА. Квартиру дадим через год, машину без очереди поможем купить. Подумай. Ленинград – это тебе не Горький. В Европу ездим часто, на Кубок Шпенглера выезжаем.

- Заманчиво, хорошо, я подумаю, - я пожал руку легендарному вратарю ЦСКА и сборной СССР.

***

- Молодежь! – Гаркнул я на юниоров, - Пошли по кругу за мной, сейчас небольшая разминка и потом поиграем двое надвое. А то вдруг Прилепского не выпишут, доигрывать придётся так, впятером.

«А ведь по сути, если убрать Коноваленко и Витю Щевелёва, которым чуть за тридцать, то я в «Торпедо» один из самых старших, - думал я, командуя своей небольшой группой. – Двадцать пять, для хоккея семидесятых – это уже хороший возраст. И кое-кого в двадцать восемь уже начинают списывать в утиль. А в нулевых – двадцать пять ещё пацан!»

- Пионеры, - я резко затормозил, - давай ещё пару кругов, а я пока поработаю с Минеевым. Вставай в раму Володя, буду из тебя делать вратаря мирового класса. Кстати, как тебе наш заводской вратарский шлем?

- Козырная масочка, - улыбнулся белобрысый деревенский паренёк. – Еле у Сергеича выпросил. Когда всем такие сделают?

- Это когда вы бухать перестанете. Держи, первая пошла! – Я легонько бросил в левый нижний угол.

Вратарь отбил шайбу своей специальной клюшкой, которую в простонародье именуют ещё «гитарой» из-за широкой нижней части. Вторую шайбу я опять запустил низом с кистей, но уже со всей силы в правый нижний угол, и она затрепетала в сетке. Третью опять шмальнул низом в левый, и снова гол. Четвертая полетела в правый, и Минеев вновь был бессилен.

- Знаешь, почему не можешь отбить? – Я сделал небольшую паузу. – Стойка у тебя высокая, старомодная. А ты сядь в «баттерфляй», колени сделай вот так, чтобы щитки перекрывали весь низ ворот. Маска-то чётко лицо закрывает, играй низко.

Володя Минеев немного помялся, растяжка у парня была хорошая, приноровился и сел, разведя колени в стороны. Затем попробовал в такой стойке поперемещаться влево и вправо. И тут подъехали пионеры из отряда Вали Котика, и начали потешаться над голкипером и над его нелепой позой.

- Поржали, мелкососы?! – Рыкнул я. – А теперь попробуйте Володю низом пробить. За каждую незабитую шайбу делаю подзатыльник.

- А в книжках пишут, что детей бить нельзя, - возразил Сашка Скворцов.

- Теперь позвольте пару слов без протокола: Чему нас учит семья и школа? – Съязвил я. – Сейчас я вам устрою «Педагогическую поэму» Макаренко, ёшкин кот. Работаем, я сказал!

***

В тот же вечер после второго периода хоккейного матча с «Локомотивом» из Москвы, мне яростно хотелось чьей-то смерти. И если ленинградскому СКА, который был бронзовым призёром высшей лиги, лететь 5 : 4, было бы не стыдно, то команде, которая лишь в прошлом сезоне выиграла первую лигу, проигрывать было зазорно.

- Мужики! - Я вошёл в раздевалку, с трудом сдерживая, кипящую внутри злость. – Я место одно в Череповце узнал, водки хоть залейся, три рубля ведро. Шашлык - почти даром. А женщины, какие туда заглядывают, сиськи – во! Как арбузы.

- Чё правда? – Заулыбались некоторые игроки команды. – Три рубля ведро?

- Нет, два девяносто, а иногда и два восемьдесят пять, - у меня непроизвольно сжались кулаки. – Ну, двинули гуливанить? На что нам эта игра сдалась? Прилепский в больнице, Виталич из номера выйти не смог, ослаб после ночной вечеринки, больше полкоманды пиваса прямо в день игры насосалось! Мы же эти, гроза авторитетов! Бронзового призёра бахнули, а команде первой лиги сливаем! Если бы у «паровозов» было бы побольше мастерства, то они бы нам не пять забили, а пятнадцать!

- Ты бы это, не выступал! – Поднялся со своего места капитан Лёша Мишин. – Ты в команде на птичьих правах, ты вообще никто!

- Пока я на этот кубок Гагарина и Белова заявлен, пока я со своими пионерами команду тяну, и все четыре шайбы сделали мы, то я тут кто! – Я вынул первую попавшуюся мне запасную клюшку и херакнул её о стену, после чего деревянные осколки разлетелись по всей раздевалке. – Эту игру я не позволю отдать! А дальше хоть прямо на льду закусывайте, но без меня. Кто не согласен, подходи по одному, въ…бу!

- Чё сейчас конкретно предлагаешь? – Спросил со своего места Коноваленко.

- У тебя, Сергеич, я вижу, рука немного болит, - я посмотрел исподлобья на нашего прославленного голкипера, от которого несло перегаром метра на два. – Отдай шлем Минееву, пусть он третий период поиграет. Далее, за порядком смен буду следить лично! Мы с пионерами играем через смену. Две пары защитников грают, как играли, всё равно других нет. Ещё две пятёрки сформируйте сами, ваша задача - тридцать секунд отстоять в защите, выбросить шайбу из зоны и катить на скамейку. Да, и кому совсем хреново, лучше сидите здесь. Всё пропью, оставлю клюшку, буду девок шевелить, - пробормотал я и потопал обратно на лёд, потому что в раздевалке от перегара нечем было дышать.

Третий период с московским «Локомотивом» начали здорово. Не знаю, то ли до мужиков дошло, что с «керогазом» они перегнули палку, то ли просто железнодорожники просели по физике. Ведь команда у москвичей была достаточно возрастная. И когда я выходил на площадку с Ковиным и Скворцовым, мы по минуте катали «Локомотив» в их зоне защиты. К сожалению, сравнять счёт удалось лишь к десятой минуте. Вова Ковин набросил на ворота, а я подставил под шайбу свою длиннющую клюшку.

- Живые ещё мужики? – Спросил я своих «пионеров», когда в третьем периоде шла смена ворот.

- Тяжело, - признался Сашка Скворцов. – Почти со льда не уходим.

- Понял, - кивнул я и поехал к скамейке запасных, где сидела угрюмая и хмельная команда. – Лёша Мишин и Толя Фролов пошли, пусть «пионеры» отдохнут.

- А я? – Спросил центральный нападающий первой тройки Саша Федотов.

- Отдыхай, набирайся сил, - махнул я рукой.

- Борзый ты стал, Тафгай, - тихо сказал мне Мишин, когда я покатил в центральный круг вбрасывания.

- Твою работу делаю, капитан, после этой игры слова больше никому не скажу, - ответил я на напрасный упрёк и встал на точку.

Судья бросил шайбу вниз, я махнул клюшкой скорее на автомате, так как уже перед глазами всё вертелось и прыгало, но вбрасывание на удивление выиграл. Затем откатился назад и получил пас от Володи Гордеева, который сейчас вместе с Серёжей Мошкаровым составляли нашу пару защитников. На меня тут же выкатился ветеран московского «Локомотива» и бывший игрок сборной Виктор Якушев. Я укрыл шайбу корпусом и на развороте отпасовал налево на Мишина. Алексей попытался было пойти сам, но в последний момент передумал и отдал передачу обратно в защиту.

«Как же сними взаимодействовать? – пролетело в голове. – Ни разу в таком сочетании не играли».

- Мошкар! Пас! – Крикнул я, снова откатываясь к своим воротам, и тут же получил шайбу себе на крюк.

Затем еле заметным финтом я накрутил «приставучего» Якушева и понёсся в атаку сам, обыгрывая всех, кто вставал на пути. А что ещё мне оставалось? Протащить шайбу и попытаться уже в зоне атаки что-то сочинить. Перед глазами снова всё закружилось. «Укатали сивку крутые горки», - подумал я, откатываясь с шайбой уже в зоне атаки в правое закругление.

- Миша! Федот! Мать вашу! – Гаркнул я на своих партнёров по тройке, которые еле переползли чужую синюю линию.

Спасало только то, что «Локомотив» тоже сильно измотался и не очень-то шустро бегал сам. Я накрутил кого-то из защитников москвичей, и отпасовал на Федотова. А сам попёр на пятак, чтобы там либо побороться за отскок, либо попытаться подправить дальний выстрел партнёров по команде.

Слава профсоюзам, идею мою Саша Федотов понял правильно, но накинуть на ворота не смог, потому что его заблокировали, зато переправил шайбу на Мишина. А Алексей вообще «не втыкая» в задумку, полез по своему левому флангу куда-то за ворота. Хорошо, что удачно проскочив мимо защитника, он выкатившись из-за ворот уже справа бросил в ближний угол. Я раздал несколько тумаков игрокам «Локомотива», затем зарычал, как раненый медведь и «с мясом» запихал шайбу в сетку ворот. Потом меня кто-то пихнул в бок, и я хряпнулся на лёд.

- Го-о-ол! – Закричали болельщики на трибунах.

- Волков! Е.. твою мать! Не мог раньше двинуть эту дылду! – Услышал я отчаянный выкрик тренера «Локомотива».

Мишин и Федотов помогли мне встать и уехать на скамейку запасных.

- Две минуты без меня, - прохрипел я, усаживаясь на лавку. – Тройка Свистухина пошла!

То, что в последние минуты творилось на площадке, можно было описать примерно так: ««Локомотив» не может, а мы уже не хотим». Очень здорово выручил несколько раз наш третий вратарь Володя Минеев, сыграв в стиле «баттерфляй», отбивая очень опасные броски с близкого расстояния.

На девятнадцатой минуте заключительного периода, при счёте 5 : 6 в нашу пользу, я бросил в бой последний козырь:

- Скворцов, Ковин и Доброхотов пошли! Подержите шайбу «пионеры» побегайте. Кова, ты играешь в центре.

- Ты чё совсем, ёб…ся! – Накинулся на меня капитан команды Мишин. – Юниоров выпустил на концовку!

- Сейчас не опыт нужен, а силы взвинтить темп, - отмахнулся я. – И пусть старшим товарищам стыдно будет, за то, что дети за них пашут!

- В раздевалке поговорим, - пробухтел капитан.

- Да пое…ть! – Я встал, вмиг забыв про Мишина, и устремил свой взгляд уже на площадку.

И пионерский отряд имени Вали Котика закрутил так в атаке, что железнодорожники просто ползали, охраняя пятачок перед воротами не в состоянии выбить шайбу у наших молодых хоккеистов. Вдруг Скворцов накрутил своего опекуна, и вывалился на вратаря. Однако бросать не стал, а отдал на Ковина в центр, тот направо на Доброхотова, а Доброхот стянув на себя всех оставшихся стоять москвичей, вернул шайбу Кове. И наконец, в пустые ворота седьмой гол воткнул Владимир Ковин номер двадцать второй.

- Да! – Гаркнул я. – Красава! Чего не радуемся, пивососы? – Обратился я к нашим запасным. - Победа 7 : 5, сука!

***

После сегодняшнего нервного матча я решил немного посидеть в ресторане и, как иногда поступал в прошлой жизни, заесть стресс. То есть накушаться доступными деликатесами до отвала. Я заказал себе кусок мяса, к нему зелени и фруктов, апельсиновый сок и пару молочных коктейлей. На эстраде выступал живой вокально-инструментальный ансамбль, народ зажигательно отплясывал, а гулящие барышни, для которых хоккейный турнир стал небольшим праздником, весело сновали от столика к столику. А чего им было не радоваться? И денег заработали, и вдоволь оторвались с симпатичными спортивными и молодыми парнями. За одним крайним столиком сверкали золотыми фиксами местные криминальные авторитеты. Но они не лезли ко мне и другим хоккеистам, а мы не лезли к ним.

Вдруг парни на сцене закончили инструментальную композицию, и вышла солистка симпатичная женщина, в которой я узнал ту самую ненормальную с танцев, княжну Мэри. Чёрное облегающее платье, чуть выше колена, голые руки, простенька короткая причёска. Может она ираньше здесь пела, я ведь в ресторане старался не засиживаться. Обещала найти, вот и нашла.

«Вылитая Лариса Мондрус», - оживился голос в голове, про который я уже стал забывать, спасибо близняшкам из культурного училища.

«Тебе виднее, я пока с эстрадой местной не знаком», - хмыкнул я мысленно.

Заиграл очень знакомый мотив, как из древней передачи «Музыкальный киоск» и «Мондрус» подражая Эдите Пьехе запела:

Ночью звезды вдаль плывут по синим рекам,

Утром звезды гаснут без следа.

Только песня остается с человеком,

Песня - верный друг твой навсегда…

Я отправил последние куски отбивной баранины себе в желудок, и хотел было уже расслабиться, растянувшись на мягком стуле, как за столик подсел тренер московского «Локомотива» Анатолий Кострюков, крепкий мужчина лет пятидесяти. Там в будущем я с ним не пересекался, но слышал, что он работал где-то в Спорткомитете.

- Не пьёшь? – Удивился Кострюков.

- Почему? Пью, - я сделал очень серьёзное лицо. – Чай, кофе, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…

- Шутник, - кивнул головой наставник железнодорожников. – Отлично сегодня сыграл, вытащил матч почти в одиночку. Я навёл справки, ты в «Торпедо» на просмотре. А давай к нам в Москву, квартиру тебе через полтора года сделаем, машину без очереди, годика через два. Ты сколько сейчас получаешь?

- За страну играю, не за деньги, - «похвастался» я. – За народ. У нас ведь спорт бесплатный, любительский. А по поводу Москвы подумаю.

- Вот и правильно, - обрадовался мужчина. – Ты хорошо подумай, это же Москва – столица! Очень хорошо подумай.

- К тому же «Локомотив» - это, наверное, бесплатный проезд в электричках и поездах, так ведь? – Покивал я, переключая свое внимание на певицу.

Через годы, через расстоянья,

На любой дороге, в стороне любой,

Песне ты не скажешь до свиданья,

Песня не прощается с тобой…

«Хороша, кобылка, - поцокал языком голос в голове. – Надо брать!»

«Как ты меня достал, конь педальный!» - психанул я про себя и перевёл взгляд в поисках молочного коктейля, а за столом напротив меня уже сидел другой хоккейный товарищ.

- Что тебе Михалыч наобещал? – Спросил меня Николай Семёнович Эпштейн, главный тренер «Химика». – Не верь, у него команда – дрянь. Да и платят в «Локомотиве» копейки. Ты давай перебирайся к нам в Воскресенск. Через полгода квартиру тебе сделаем. Машину через год возьмёшь без очереди. Мы с тобой в высшей лиге пошумим. Как ты Козлова в борт впечатал, просто песня! Да и сегодня я за тобой наблюдал, молодец. А остальные чё бухие на лёд вышли?

- Прилепский в больнице вот и упала дисциплина, - пробормотал я. – Я подумаю Семён Николаевич. А сейчас пойду, что-то я устал.

Глава 29

В среду 22 сентября на утреннюю тренировку вышла вся команда целиком. У бортика появились тренер Прилепский с перевязанной головой и его ассистент Виталич с виноватым и хитроватым лицом. Я старался держаться обособленно и не общаться с партнёрами по команде, в раздевалке молча натянул щитки и завязал коньки, даже с «пионерами» старался не говорить о хоккее.

- Молодцы, - начал тренировку с разговоров главный тренер. – Но я посмотрел протоколы, плохо играем. Результат делает пока тройка, кхе, Тафгаева и помогает ему немного тройка Федотова. А остальные что? Херов наелись?! Покатили по кругу!

Минут десять мы катались по разным траекториям, и по кругу, и восьмёркой, и с разными по скорости участками. Затем поработали над дриблингом, объезжая фишки на льду, потом побросали по воротам. А когда начались игровые упражнения, выход на ворота два в одного, и выход трое на двоих, я подъехал к Прилепскому.

- Тихоныч, нога болит, да и синяк на спине не даёт работать на полную катушку, можно пропущу тренировку? – Спросил я, так как, честно говоря, не хотел никого видеть.

- Болит, - задумался Прилепский. – Подойди к Тамаре, пусть она тебя осмотрит. Помажет где надо, уколет если что. Да и я от тебя тоже отдохну. Не халявим! Распустились, мать вашу! – Крикнул «папа» на остальных хоккеистов, которые с интересом наблюдали за нашей беседой.

От командного врача Тамары Михайловны Иоффе, получив бутылёк с разогревающей мазью, я транзитом протопал в гостиницу, в свой номер, где и завалился спать. Но где-то через пять минут, неожиданно в дверь кто-то постучал.

«И этот кто-то, 100% женщина, - подумал я, и не думая натягивать спортивное трико. – Ну, что я говорил? – спросил я сам себя, когда на пороге оказалась певица из ресторана, княжна Мэри».

Она пулей залетела в номер и быстро захлопнула дверь.

- Удивлён? – Это были её первые и последние слова, произнесённые при встрече, ведь Мэри просто накинулась на меня, впившись своими полными и жадными губами.

«Изголодалась, кобылка, - забубнил голос. – Что я тебе говорил, надо брать!»

Конечно, дальше должно было начаться страстное срывание одежды, но срывать с меня уже было нечего, поэтому певица из ресторана сразу рванула к микрофону. «Это, наверное, произошло чисто интуитивно», - подумал я, наматывая темно-русые волосы на кулак…

Женщина на мне прыгала, рычала, царапала спину! «Бедная спина, к синяку теперь добавятся кровавые борозды! А за что? Съездил, называется в Череповец поиграть в хоккей! – обругал я сам себя, опрокидывая Мэри в позу, из которой ей царапаться будет в прямом смысле не с руки…

«Ты меня слушай! – приговаривал голосок. – Я плохого не посоветую!»

«Да, помолчи!» – шикнул я.

- Мы, мы, мы, - мычала эта ненормальная, когда я упёр её лицом в подушку, чтобы соседи не вызвали милицию и скорую помощь.

- Понимаю, мы за мир во всем мире, - сказал я и ускорил процесс, так как тренировка команды обычно не длится вечно, и нежелательное появление пионеров из отряда Вали Котика могло произойти в ближайшие десять или пятнадцать минут.

И очень удачно, что через непродолжительное время, содрогнувшись, в необъяснимых мужскому уму, конвульсиях Мэри повалилась на бок. Затем певица затуманенным взором посмотрела на меня.

- «Три встречи» Тургенева по сравнению с этим, детский лепет, - пробормотала она, улыбаясь непонятной шальной улыбкой. – Ты когда уезжаешь?

- В субботу последняя игра, - ответил я и, взяв со стола графин с водой, сделал несколько крупных глотков.

- Вот я дура, просчиталась на день, - женщина встала с моей кровати, сделал пару нетвёрдых шагов и уселась мне на колени. – У меня муж дня через два тебя точно вычислит и отомстит.

Мэри это сказал с таким равнодушием, будто речь шла о погоде за окном, или о судьбе, попавшей в ловушки мухи. Потом женщина взяла графин из моих рук и тоже принялась жадно пить.

- А кто у нас муж? – Спросил я. – Волшебник?

- Муж у нас очень ревнивый и большой человек из администрации, - певица стала спешно натягивать брошенное на пол платье. - Теперь натравит либо милицию, либо обратится к бандитам. Прости, - улыбнулась она, и вышла из номера.

«Нужно ехать в Горький, - сразу же включился голос в голове. – Там такого добра навалом и без всяких неприятностей. Собирай монатки!»

«Нужно тебе заткнуться минимум на год! А лучше навсегда! – психанул я. – Теперь будет, так как я скажу! Ясно?! Приехали на турнир вот и играем. Гостиница, ресторан, каток и больше никуда».

«И к девочками сегодня в общежитие не пойдём?» – осторожно спросил голосок.

- Нет! – Гаркнул я вслух.

***

Вечером в четверг 23 сентября случилось то, к чему наше горьковское «Торпедо» постепенно шло. Я этот процесс наблюдал пока со стороны и всего несколько дней, но сегодня после первого периода игры с московскими «Крыльями советов» всё стало ясно и для меня. Прилепский активно перекраивал команду под своё видение хоккея, подходит его концепция под игровой стиль горьковчан или нет - его не волновало.

- Четыре ноль! Четыре ноль! – Главный тренер метался по нашей раздевалке как лев в клетке. – Это разгром! Худший, б…ть, период за весь турнир! Мишин, ты – капитан команды… То есть…

- Я сегодня капитан, - подсказал тренеру важную информацию нападающий Свистухин.

- Я знаю! – Крикнул Прилепский. – Мишин ты долгое время был капитаном команды, так встряхни ребят! Что вы ползаете как мухи варёные, б…ть! Тафгаев, а где игра твоей самой результативной тройки?

- Где? В звезде! – Выпалил я. – У нас было за период всего четыре смены, и мы свой микроматч сыграли по нолям. И создали, между прочим, несколько опасных моментов.

- Ты совсем еб…улся! – Слюни изо рта главного тренера полетели на мой хоккей свитер. – Так со мной разговаривать, б...ть. Вылетишь у меня из команды пулей!

- А в чём он не прав? – Встал с места наш бывший капитан Лёша Мишин. – Самая результативная тройка большую часть игры провела на лавке. Почему в важнейшей игре, с сильнейшим соперником, на ворота поставили второго нашего кипера Сашу Котомкина? А Сергеич за бортиком сидит, отдыхает.

- Идите вы все на х…й! – Прилепский схватил чью-то каску и запустил её в стену. – Играйте сейчас как хотите, в Горьком с вами со всеми поговорю, - главный тренер развернулся и громко хлопнув дверью, покинул раздевалку.

Мишин посмотрел на ребят, вытер полотенцем пот со лба и обратился ко мне:

- Давай Тафгай выручай, - потом ещё почесал затылок и добавил. – Ты, это, за прошлую игру извини, были не правы.

- Чёрт попутал, - брякнул со своей лавки центр первой тройки Федотов.

- Ладно, после игры разберёмся, - пробубнил я, так как терпеть не мог детского отношения к хоккею. – Сергеич, - я встал со своего места, – готовься на второй тайм. Дальше продолжим играть в три тройки нападения и две пары защитников. Я с «пионерами» – первая тройка. Мишин, Федотов, Фролов – вторая. Свистухин Коля и его весёлая компания – третья. «Крылышки» – команда серьёзнейшая, поэтому играть надо так, чтоб «пёрья» летели. Пошли на лёд.

Из всех хоккейных дружин, которые приехали в Череповец московские «Крылья советов» были самыми именитыми. Чемпион СССР 1957 года, серебро - 1955, 1956 и 1958 годов, плюс пять раз брали бронзу. Ну и по мелочи, два раза «Крылья» взяли кубок Ахерна в Швеции, и один раз кубок Бухареста. Правда, в прошлом чемпионате СССР москвичи стали лишь шестыми, но зато наше «Торпедо» грохнули четыре раза, проиграв при этом всего единожды.

Но самая главная сила «Крыльев» заключалась в тренере Борисе Кулагине. Личность легендарная работал вторым в ЦСКА вместе с Тарасовым, который его очень технично из команды сплавил. Очень вышла некрасивая история. Но меньше чем через год Борис Павлович повезёт с Бобровым сборную СССР играть за океан на Суперсерию с канадцами из НХЛ. А в 1974 уже сам будет руководить сборной в Суперсерии против канадцев из другой, конкурирующей лиги ВХА. Семидесятые годы – это золотое время для тренера Кулагина.

- Ну, ты как? – Спросил меня Лёша Мишин, перед самым выходом на ледяное поле.

- Сейчас устроим небольшой кипишь-мипишь, - задумчиво ответил я. – Хорошая у них молодёжная тройка нападения: Бодунов, Анисин и Лебедев. Три банки нам организовали.

- Резкие, - согласился Алексей. – Ещё в прошлом сезоне играли за ЦСКА.

- Раз резкие, придётся притормозить, - сказал я, и поехал на стартовое вбрасывание.

Напротив меня встал на точку Слава Анисин, ростик, где-то метр семьдесят, очень быстрый и взрывной игрок. Однако шайбу после вбрасывания забрал я, откинув её на защитника Вову Астафьева.

- Стафа, дай по краю! – Крикнул я, сам немного оттягиваясь к своей синей линии для страховки.

Володе повторять два раза не надо, шайбу он переправил точно по адресу на Скворцова, на которого тут же насел Бодунов. И он сначала затолкал к борту более молодого хоккеиста, а затем и отобрал шайбу.

«Сейчас скинет на Анисина, - подумал я. – Ну Слава извини, не я такой, игра такая». И как только черный диск поскользил на клюшку центральному нападающему «Крыльев», я резко разогнался и в момент получении шайбы Анисиным снёс его вместе с коньками, куда-то метра на четыре. Сказалась разница в росте и весе. Шайба досталась мне, которую я сразу же отдал на Ковина. Ведь мой партнёр по команде здорово открылся на чужой синей линии. Кова вмиг вылетел один на один с вратарём москвичей Сашей Сидельниковым, и с метров трёх по-простому, по-пролетарски шлёпнул в угол низом.

- Гол! – Заорала хриплыми глотками наша скамейка запасных.

- Судья! Ёдрен батон! Нарушение же было! – Выкрикнул от бортика Борис Кулагин.

- Какое? – Спокойно спросил судья в поле.

- Иди к херам! – Психанул Кулагин.

И от забитого гола и от проведённого чистейшего силового приёма зрители на трибунах просто взорвались. И даже кое-где раздались одинокие скандирования: «Тафгай! Тафгай!»

После молодёжного звена Бодунов, Лебедев и Анисин, которого партнёры увезли на скамейку запасных, на льду появилась тройка ветеранов Васильев, Дмитриев и Чекалин. Хотя последний, Валера Чекалин, был моего возраста. Мы же меняться не стали, а зачем, лично я даже не вспотел.

«Странные ощущения, - подумал я, ставя клюшку на лёд. – Я ведь и Владимира Васильева и Игоря Дмитриева встречал там, в будущем, правда, немного постаревших. Даже руку им жал. Простите мужики».

И, наверное, из уважения вбрасывание Дмитриеву я проиграл. «Крылышки» устроили небольшой перепас на своей половине поля, и запустили в атаку правого крайнего Вову Васильева. Васильев за счёт опыта легко проскочил «пионера» Скворцова, на что в принципе я и рассчитывал, закладывая крутую дугу. Затем нападающий москвичей поднял голову, чтобы увидеть своих партнёров, а дальше, скорее всего для него «свет потух». Потому что моя за сто килограммов туша влетела, как поровой молот в будущего тренера Олимпийской сборной России. Народ на трибунах пришёл в экстаз, разом заголосив:

- Шайбу! Шайбу!

И я её пробросил на Сашку Скворцова, который в свою очередь улетел от защитника «Крыльев» и с другим «пионером» Ковиным вышел вдвоём на одного оборонца. Пас Ковину, обратный пас на Скворцова и шайба в касание влетела в пустые ворота Саши Сидельникова.

- Тафгай! Тафгай! – Стали скандировать нейтрально настроенные череповчане, которым было по барабану кто победит, сегодня они хотели зрелищ, ведь хлеб за двадцать копеек лежал в каждом советском магазине свободно.

- Это чё за х…ня! Товарищ судья! – Закричал Борис Кулагин, и перелез через борт.

Далее наставник московской команды, осторожно ступая в ботинках по скользкому хоккейному льду, пошёл разбираться на нашу скамейку запасных. Но когда увидел, что главного тренера Прилепского здесь нет, как и его ассистента Виталича, то немного опешил. И лишь отыскав глазами бывшего капитана Лёшу Мишина стал орать:

- Вы там, в Горьком, где этих, сука, дуболомов находите?! В «Динамо» один Васильев из ваших играет, ломает всех, теперь ещё и этот!

Кулагин покрутил головой и увидев меня, всего в метре от себя, шарахнулся немного назад:

- Ты чё творишь? Это же товарищеский турнир, сука!

- То есть это как бы и не хоккей вовсе? - Удивился я. – Детский утренник у нас на льду? Тогда выдайте своим бантики с платьишками, чтобы я мимо катался.

- Я тебя через Госкомспорт достану, сука! – Погрозил мне кулаком Кулагин и посеменил на свою скамейку запасных.

- Иван, ты давай чуть поаккуратней дальше, - шепнул мне на ухо Мишин.

- Уговорили, - пробурчал я, перемахивая через борт. – Давай Лёша со своими архаровцами на лёд. Пионеры Вали Котика на замену! Не дадут человеку поиграть, как следует, - пожаловался я Коле Свистухину.

На второй перерыв мы уже шли со счетом 4 : 4. Я показал Кулагину, что могу не только людей знакомить с элементами жесткого североамериканского хоккея, но и шайбы заколачивать. Третий гол я забил после красивого сольного прохода, причём шайбу подхватил у своих ворот. А сравнял счёт под занавес второго периода с подачи Алексея Мишина Толя Фролов.

А в раздевалке нас уже ждал горячий чай и главный тренер Прилепский вместе с помощником Виталичем. Сиял «папа» как начищенный самовар на народной ярмарке. Оставалось ему только бусы из «каменных» сушек повесить на шею, а Виталичу в руки дать гармошку.

- Как вам мой педагогический эксперимент? – Спросил Александр Тихонович, хлопая по плечам всех входящих в комнату хоккеистов.

- Первый приз по хитрожопости на международном конкурсе «Мистер хитрожопа» в Гондурасе сто процентов ваш, - сказал я, уворачиваясь от дружеского похлопывания. – В самый сложный момент слинять в кусты и выдать это за военную хитрость даже Гитлер в сорок пятом не додумался.

Праздничное настроение главного тренера вмиг улетучилось. А Виталич хитро стал посматривать, быстро соображая, на чью сторону в такой ситуации переметнуться. Потому что вовремя предать – это уже не предательство, а предвидение.

- Ладно, в Горьком поговорим, - сказал Прилепский, покидая раздевалку.

- Мужики вы чего? – Замялся Виталич. – Мы же хотели всё по-хорошему решить. А здорово вы дали во втором периоде, так держать! Давайте, я за вас на трибунах поболею, - махнул рукой он, догоняя «папу».

Какое-то время в раздевалке стояла тишина, игроки пили горячий чай, и каждый думал о своём. Наверное, как и я, все решали, как жить дальше, как играть в предстоящем сезоне? Меня же ещё волновало то, а где, собственно говоря, играть?

- Я ведь совсем забыл, - оживился капитан Лёша Мишин. – У меня же в тетради все результаты записаны! – Он порылся в сумке и на самом деле выудил из неё помятую школьную тетрадку. – Вот, если сейчас «Крылья» одолеем, то мы за тур досрочно выигрываем турнир имени Белова.

Игроки почти разом повскакивали с мест и кинулись рассматривать нарисованную по линейке таблицу. По ней выходило, что в случае победы «Торпедо» Горький набирает - 8 очков. «Химик» - 5, «Крылья советов» - 4, «Металлург» – 3, СКА – 2 (одна игра в запасе) и «Локомотив» – 0 (одна игра в запасе).

- Ни х…я себе! – Обрадовался Коля Свистухин. – Мужики, так это значит, сегодня банкет будет по вполне законным основаниям! А от завода премия, рублей двести минимум! Собрались, б…ть, мужики! Давай на лёд и порвём эти «Крылья» в пух и перья!

- Не надорвись, - остудил его Мишин. – Но в целом предложение верное!

- Да! – Заорали и основные и запасные хоккеисты.

В третьем периоде Кулагин применил небольшую хитрость, «спрятал» от меня своё молодёжное звено Бодунова, Анисина и Лебедева и стал выпускать тройку проверенных ветеранов Васильева, Дмитриева и Чекалина, чтобы те на опыте строже действовали в обороне и ловили на контратаках. А вот тройке Свистухина пришлось очень тяжело, потому как раз против них Борис Павлович и бросал своих резких и талантливых ребят. Чуть ли не в каждой смене вратарь Коноваленко трудился в поте лица. И я даже стал замечать, что Сергеич садится в «баттерфляй», перекрывая щитками весь низ при игре вблизи ворот, который подсмотрел у своего молодого коллеги Минеева. Классный голкипер тем и отличается от среднего, что может многие новинки исполнить с листа.

После смены ворот в середине третьего периода, я предложил Мишину отыграть последнюю десятиминутку в две наши тройки нападения.

- А смысл? – Удивился Лёша.

- Кулагин выпускает тройку Анисина против нашего Свистухина, вот и пусть подёргается и понервничает, - подмигнул я. – А мы под шумок, может, и забьём что-нибудь.

- Хорошая мысль, - хохотнул капитан.

И когда часы на табло показывали пятьдесят седьмую минуту матча, я обратил внимание, что Борис Кулагин нервно чешет затылок. Ведь его молодые трут пятой точкой лавку, а ветераны еле-еле пыхтят в защите против мои «пионеров».

- Скворец, играем треугольник, - сказал я Скворцову, прикрыв рот рукой, когда ехал на вбрасывание в левый круг в зоне москвичей, из которой они уже минуту не могли выбраться.

«Крылышки» Васильев, Дмитриев и Чекалин просто обливались потом, потому что играли против моих быстрых ребят через смену. Я встал на точку напротив Игоря Дмитриева, шайба полетела вниз, резкий удар крюком и вот уже Астафьев перевёл её слева направо на Юру Фёдорова. Тот дал дальше на Ковина по правому борту. Я выехал в центр зоны атаки, поддал немного плечом опекающему меня Дмитриеву и тут же получил пас от Ковина. Резкий разворот, передача на разогнавшегося Скворцова, который за полсекунды залетел за ворота москвича Сидельникова, где быстро затормозив, запутал всю оборону «Крыльев». Они как сомнамбулы свалились направо и забыли про меня родимого. Пас точно в крюк, мой хлёсткий кистевой бросок, и Сидельников бессильно плюхнулся на лёд, потому что шайба весело заколыхалась в сетке его ворот.

- Да! – Заорал я, ведь и мои силы не беспредельны. – Молодчики, пионеры!

- Молодцы! Молодцы! – Загромыхал трибуны, как-никак нам удалось отыграться с четырёх ноль, а народ любит такие «чудеса на виражах».

Кулагин печально посмотрел на свою молодёжную тройку и выпустил их отыгрываться за две минуты до конца со словами: «Давайте мужики, не подкачайте!» И они бы не подкачали, но наш ветеран вратарь Коноваленко отстоял, как лучшие вратари мира уже из того моего прошлого будущего. И финальную сирену вся команда встречала уже на ногах, отсчитывая вслух последние секунды:

- Пять! Четыре! Три! Два! А-а-а!

Затем все игроки и я вместе с ними перемахнул через борт и заорал:

- Качай Сергеича!

- Молодцы! Молодцы! – Ухали трибуны, а мы подкидывали Коноваленко высоко вверх.

«В хоккее, сильный вратарь – это полкоманды», - убедился я, откровенно радуясь своему первому в жизни хоккейному кубку.

В раздевалке Свистухин откуда-то достал бутылку шампанского и с криками: «А-а-а!» принялся поливать всех этим пенным и сладким напитком. На что многие возмущались, потому что потом отстирывать форму от липких капель никому не хотелось.

- Ну, чё творишь? – Чуть ли не с кулаками полез отмахиваться капитан Мишин, за что получил больше всех шампанского прямо в лицо.

- Брейк! Брейк! – Растаскивал я потом бойцов по углам.

- Мужики, хорош, - вмешался Коноваленко. – Пойдёмте уже в ресторан, гуляем сегодня, чё сраться-то?

И с этим предложением почти все были категорически согласны. А в подтрибунном помещении меня ждала необычная встреча. Когда я с «пионерами» одним из последних покидал раздевалку, таща баул с формой и пару клюшек на себе, ко мне подошёл Борис Кулагин.

- Что жаловаться в Спорткомитет хотите? – Спросил я. – Тогда сразу пишите в комиссию по правам человека в Гаагу, чтобы разобрались со всей ответственностью с геноцидом над Советскими крыльями, который был допущен в Череповце.

Ковин и Скворцов, что остановились рядом прыснули от смеха.

- Да я по другому поводу, - Кулагин тоже улыбнулся. – Я тут справки собрал…

- Понимаю, анализы плохие, - пробурчал я. – Ничего у нас медицина творит чудеса, ведь не зря по всей стране лопухи у населения скупают.

- Пиявок ещё в аптеках принимают, - добавил красный от смеха Скворцов.

- Ты же в «Торпедо» на просмотре? – Задал скорее риторический вопрос Борис Павлович, проигнорировав тему с медициной.

- Мужики идите, я вас догоню, - я передал свой баул и клюшки Володе Ковину, который был покрепче Скворцова.

«Пионеры» немного помялись, но не решившись спорить, пошли в гостиницу, а когда они достаточно удалились, Кулагин продолжил:

- Переходи в нашу команду, коллектив у нас молодой, перспективный. С квартирой поможем с машиной тоже, - не стал юлить тренер москвичей.

«С хоккейной историей я более-менее знаком, - прикинул я. – В 74 году «Крылья советов» выиграют и чемпионат и кубок СССР, где по ходу грохнут Тарасовский ЦСКА три раза из четырёх. И отправят Анатолия Тарасова на пенсию в 55 лет, когда многие только начинают тренировать. И сейчас команда у «Крыльев» подобралась мощная».

- Я подумаю, Борис Павлович, - ответил я, пожав руку наставнику москвичей.

***

В ресторане на импровизированном банкете, несколько столов было сдвинуто вместе, как на свадьбе. Хоккеисты «Торпедо» одевшиеся в более-менее свежие рубашки и костюмы, которые за неделю никто нормально не стирал, расселись по разным сторонам. Во главе стола разместились: главный тренер Александр Прилепский и начальник команды Михаил Бузуев. В принципе против этого возражений не было, ибо платили за накрытую «поляну» именно они. И первое слово взял само собой сам «папа»:

- Поздравляю вас с заслуженной победой в первом кубке имени космонавта Беляева! Я теперь убедился, что коллектив у нас подобрался боевой, сильный, и мы сможем побороться в чемпионате за самые высокие места! Ура! – Крикнул Александр Тихонович и его поддержало минимум половина «дружного» коллектива.

Особенно выделялся голосом Свистухин, который уже пришёл в ресторан «морально» подготовленным и настроенным на праздничный лад.

- Качай «папу»! – Гаркнул он, опрокинув стопочку пятизвездочного коньяка, однако сам Николай оторваться от стула уже не мог, поэтому предложение «покачать» быстро забылось.

Музыканты на сцене, которым кто-то махнул рукой, бодренько заиграли и запели хоккейный советский гимн:

Звенит в ушах лихая музыка атаки,

Точней отдай на клюшку пас, сильней ударь.

И все в порядке, если только на площадке

Великолепная пятерка и вратарь…

Дальше банкет распался, как это обычно бывает на несколько автономных маленьких банкетиков, где уже ели и выпивали в произвольной очерёдности. Рядом со мной ближе к концу стола сидели «пионеры» Скворцов, Ковин и Доброхотов.

- Дядя Иван, - всё никак не мог успокоиться Сашка Скворцов. – Что Кулагин тебе сказал?

- Сказал, что Кова и Скворец далеко пойдут, если квасить не будут по-черному, - улыбнулся я.

- Наверное, к себе в команду звал? – Догадался Витя Доброхотов.

- Честно сказать? – Я хитро посмотрел на ребят. – Пучков звал в СКА, Эпштейн в «Химик», Кострюков в «Локомотив», а Кулагин предложил сразу в ЦСКА. Шучу, пригласил сегодня в «Крылья».

- А ты? – Заволновался Вова Ковин, который был тоже парнем не глупым и понимал, что без меня их на площадке просто размажут. Да и не даст Тихоныч им заиграть в высшей лиге в этом сезоне.

Внезапно за моей спиной остановился главный тренер «Торпедо» Прилепский, в одной руке бутерброд с копчёной рыбой, в другой рюмочка. И не стесняясь своих юниоров высказался:

- Тафгаев, завтра можешь на тренировку не выходить, и к «Химику» готовиться тоже не надо. Не подошёл ты нашей команде. Сила - есть, ума - нет. Играй за завод, там у тебя лучше получится. На большее ты не годишься. Чего скалитесь? – Растерялся Прилепский, когда увидел улыбки на лицах «пионеров».

- Ивана сегодня Кулагин в «Крылья советов» пригласил, - ответил Скворцов.

- А Пучков в СКА, Эпштейн в «Химик», Кострюков в «Локомотив», - добавил Витя Доброхотов.

- А ты что сказал? – Чуть не подавился бутербродом главный тренер.

- Сказал, что подумаю, - я встал из-за стола. – Мне сейчас о многом нужно подумать, как и всем вам.

Перед сценой начались танцы и ресторанные музыканты, когда я спешно покидал банкет по поводу победы, весело и беззаботно напевали:

Суровый бой ведет ледовая дружина,

Мы верим мужеству отчаянных парней.

В хоккей играют настоящие мужчины,

Трус не играет в хоккей.

Трус не играет в хоккей! Эге-гей!

Конец первой книги.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29