Грызун [Дмитрий Спиридонов] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Спиридонов Грызун

Пикнув домофоном, женщина входит в подъезд 16-этажной свечки. Её цель – квартира на втором этаже, поэтому лифт ей не нужен. На локте входящей висит вместительная дизайнерская сумка «Мишель Карс».

Тонкий каблук, вольный размах бровей, чёрный плащ, бразильские глаза. При первом взгляде на Милославу Сергеевну Стах у любого мужчины возникает мысль: «Я бы ей вдул!» При следующем взгляде возникает более пессимистичная мысль: «…но не даст».

Второй этаж, исписанные баллончиком стены. Чёрной бабочкой Милослава скрывается за дверью съёмной квартиры-студии. Стягивая сапоги, подбрасывает на ладони телефон. В Телеграм улетает контрольное сообщение абоненту «Грызун»:

«Грызунчик, сучка готова к случке. Ключи не забудь, открыть не смогу».

Ответ не заставляет себя долго ждать.

«ОК. Всё в силе. Если без пробок, буду минут через сорок».

Отлично. Сорока минут на подготовку хватит. Милослава снимает верхнюю одежду. Несмотря на сорокадвухлетний возраст и тяжеловатую фигуру, выглядит она свежо и аппетитно. На ней серо-стальной официальный костюм, юбка-миди до колен ловко обтягивает полные бёдра, делая их привлекательно-упругими. На ягодицах сквозь ткань еле заметно выделяются трусики: словно тугая береговая линия врезалась в свинцовую гладь.

Окна квартиры-студии выходят в унылый двор с аляповатой детской площадкой и вытоптанным газоном, но при выборе гнёздышка вид из окна Милославу абсолютно не интересовал. На пожилые кухонные обои и дешёвую сантехнику ей тоже было плевать. Их с Грызуном устроило главное – отдалённость микрорайона, наличие в студии шикарной двуспальной кровати, кресел и десертного столика в углу. Старомодные чугунные батареи отопления – тоже существенный плюс.

Избавившись от костюма и блузки, женщина стаскивает с ляжек лёгкие телесные колготки. Напарник Милы Стах не зря прозвал себя Грызуном. Внутренняя поверхность её бёдер пестрит застарелыми рубцами, укусами и засосами недельной давности – из-за этих следов Мила не носит слишком коротких юбок.

Синяки почти рассосались, приобрели желтовато-сизый оттенок, сегодня к ним добавятся новые. На животе Милы дрожит рубчатый отпечаток резинки колготок. Пусть держится подольше. Грызуна страшно возбуждают отпечатки белья, плетей, зубов и наручников на пышном женском теле.

В ванной есть горячая вода, однако душ Милослава игнорирует, только мочится в унитаз и немного подмывается. Во время сессии она должна пахнуть естественно – зрелой и сочной женщиной, весь день томившейся в капроне и тесноватом белоснежном белье. Перед зеркалом Стах быстро наносит на лицо макияж – намеренно густой, жирный, крикливый.

Мила румянит скулы, размалёвывает губы в хищный алый цвет, кладёт на ресницы чуть не полтюбика туши, обводит веки полуночно-синими стрелками. В похожей раскраске на загородной трассе дежурят самые дешёвые проститутки.

Присев на край постели, Милослава Сергеевна сдёргивает с себя влажные белые трусики. Ажурных трусов она не любит, предпочитая цельные гладкие модели с высоким процентом лайкры. Сдвинув локти, Милослава вынимает грудь из лифчика. Её грудь – почётный четвёртый номер – тоже хранит следы синяков, полновесные соски раздуты от предвкушения и кажутся пластмассовыми.

Полностью обнажённая, «сучка на случке» роется в недрах своей «Мишель Карс». На свет появляется компактный садомазохистский такелаж: комплект цепей с наручниками. Кляп – шарообразная красная блямба на кожаном наморднике. Гибкий пластиковый стек в форме ладони. Глухая повязка на глаза. Щипцы. Собачий ошейник с висящими крючьями. Страшноватые зажимы, похожие на хирургические клещи. Ещё какие-то приспособления и, наконец, интимная одежда.

Сапоги в обтяжку на шпильке. Латексные чёрные перчатки. Трусики «пояс целомудрия» в виде трёхглавого кожаного ремня с жёсткими металлическими креплениями. Милослава разворачивает тончайший тюлевый комбинезон – кэтсьют. Чёрный прозрачный нейлон почти не содержит швов, кроме строчек подмышками и малозаметного шва между ног. Кэтсьют призван идеально и гладко, без единой морщинки, облегать тело от шеи до пят.

С нескрываемым наслаждением Мила Стах нюхает промежность нейлонового костюма. В прошлый раз Грызун запретил его стирать до сегодняшней сессии – он всегда строг к запаху своей рабыни. Промежность кэтсьюта до сих пор испускает слабый аромат возбуждённой Милославы – палитру её женских выделений, косметики, пота и соли.

Расправив рукава костюма-чулка, женщина с бразильскими глазами с натугой и скрежетом облачается в скрипучий пахучий нейлон – будто фура втискивается в бутылочное горло. Синтетика плотно облегает каждую клеточку, впивается в эрогенные зоны, обостряет тактильные и болевые ощущения рабыни во время пыточной сессии.

Сексуальный костюм из полимерной плёнки делает фигуру Стах более подтянутой и стройной, ужимает бёдра, бюст и складки на боках. В кэтсьюте стиснутые ягодицы Милославы начинают звенеть как полированные хрустальные шары.

Дважды вжикают молнии – Милослава запаяла икры в тугие сапоги до колен. Дизайн сапожек эротичен и дерзок, высокая шпилька придаёт ногам изящный изгиб, но ходить в них неудобно и непрактично, этот тип обуви предназначен исключительно для койки. Притопнув каблучками, одалиска дефилирует перед зеркалом – сорок два года, семьдесят девять килограммов… да, чуть располневшая, но всё-таки пантера.

В уличном свете окна отблески чёрного капрона каскадом струятся по гладким ляжкам и плечам. Знойное тело Милославы будто отлито единым округлым куском из вулканического обсидиана.

Поиграв грудями, женщина берёт с постели две стальных прищепки в форме сердечек. Приложив пластинку к левому соску, вращает невидимый винтик – внутри прищепок по резьбе ходят микроскопические болты с головками. Постепенно никелированные губы прищепки намертво сжимают сосок, сделав его почти плоским.

Фиксация сосков довольно болезненна… но Милослава пришла в это гнёздышко именно за болью. Она любит боль и страдания. Вторая прищепка таким же образом прикрепляется к правому соску. «Сердечки» соединены тонкой цепочкой, свисающей до женского пупка. Милослава слегка дёргает за середину цепи – хочет убедиться, что зажимы не соскользнут.

Подошла очередь ременных виниловых трусиков. Переступив через лямку сапогом, Стах запихивает себя в садомазохистские стринги, до отказа застёгивает ремешки на боках. Кожаный «пояс целомудрия» потрескивает, перемычка впивается в нежное женское лоно, прочно стискивает полушария ягодиц. Милослава уже тяжело дышит – процесс подготовки к интимным пыткам заводит не меньше, чем сама сессия.

Надев чёрные перчатки, ролевичка сверяет время: до приезда Грызуна минут двадцать. Пора готовить праздничный десерт.

Неуклюже оступаясь на каблуках, Милослава Сергеевна выкатывает десертный столик на середину студии. Он уже проверен и неоднократно обкатан. Взяв с постели кляп и связку цепей, женщина усаживается на столик, широко раздвинув нейлоновые ноги. Невольно стонет: от приседания жёсткий «пояс целомудрия» врезается в пах, словно диск пилы в сырое дерево. Изнанка кожаных трусиков выложена замшей, плотно стискивает разбухшее женское лоно и уже подозрительно хлюпает.

Милослава великий специалист в искусстве самораспятия. Её движения выверены и точны. Набросить на лодыжки кандалы, обмотать цепи вокруг ножек, скрепить замками в нужном месте… готово! Разведённые ноги женщины прочно прикованы к основанию столика. Пропускаем под столешницей длинный ремень… застёгиваем концы на левом и правом бёдрах, рёбрами к самой промежности. Есть. Эта упряжь не позволит добровольной пленнице стиснуть ляжки, спасая от мучений половые органы.

Запрокинув руки и путаясь в волосах, Милослава заправляет в рот кляп, ловит застёжки ремней на затылке. Щёлк! Щёлк. Лицевая сбруя плотно села на подбородок и скулы, врезалась под глазницы, оттянув нижние веки. На пробу женщина шевелит губами, строит разнообразные гримасы… хотя ей прекрасно известно, что выплюнуть маску-кляп невозможно.

– Ы-ыгых! – говорит она, словно проверяя новый звук. – Ыфыфы угххллр!

Когда явится Грызун, он наверняка засунет в рот пленнице свои трусы, свои мужские боксёры, густо пропахшие кобелиной секрецией, а сверху затянет ей рот галстуком или колготками, но до поры до времени сойдёт и стандартная затычка из набора.

С кляпом во рту Милослава ложится на спину, кладёт кисти рук слева и справа от лица. Ищет запястьями распахнутые скобы. Цепи ручных кандалов тоже пропущены под столешницей, осталось лишь вставить руки в хомуты и захлопнуть.

Напоследок женщина с бразильскими глазами прислушивается к себе. Всё ли в порядке? Не надо ли поправить тугие кожаные плавки, не чешется ли тело под обливающим нейлоном? По опыту она знает, что едва окажется беспомощной, как ей захочется всего и сразу!

Глухо сопя в кляп, Милослава фиксирует руки в кандалах. Сначала заковывает левую кисть правой рукой. Замок звонко клацает, будто лопнувшая сосулька. Оставшуюся правую руку заковать уже чуть сложнее, но добровольная пленница справляется и с этой задачей – помогает застегнуть кандальное устройство подбородком и плечом. На слух отсчитывает щелчки скобы: если застегнуть запястье слишком туго, оно быстро опухнет.

Скоба должна сделать не больше пяти щелчков. Три, четыре, пять… Отлично! Раскинутая навзничь женщина в рабской амуниции возвышается на десертном столике грудой липкого чёрного мяса. Цепи удерживают конечности раскинутыми, ремни кляпа перечёркивают лицо и подбородок, волосы хаотично рассыпаны в стороны. Стальные зажимы терзают оттопыренные соски Милославы, кэтсьют и ремни жадно стягивают полные ляжки, выдавливая из кожи первый пот.

Милослава не настолько глупа, чтобы приковать себя без возможности освободиться самостоятельно. Без ключа наручников ей не отпереть, да и с ключом это проблематично – скважины на браслетах расположены слишком неудобно для пленника. Но в случае форс-мажора Стах легко дотянется пальцами до карабина, удерживающего правое запястье. Элементарная предосторожность. Если у Грызуна вдруг что-то сорвётся и он не приедет, Милослава отстегнёт правый наручник от цепи, удовлетворит себя сама, переоденется и отправится домой.

А пока можно пофантазировать и помечтать, что именно сделает Грызун, застав свою нейлоновую любовницу туго распятой на десертном столике? Они никогда заранее не оговаривают деталей сессии, оставляя простор для импровизации.

Сумка от Мишель Карс – её мешочек удовольствий, который хранит много забавных девайсов для причинения боли. Возможно, для начала господин Грызун выдерет Милославу стеком по ляжкам и грудям? Или проедется по её паху колесом Вартенберга, награждая возбуждённую плоть десятками мелких уколов? Или возьмёт средние щипцы и примется выдёргивать волоски из самых неожиданных мест на теле связанной рабыни? Это неизвестно, а неизвестность разжигает похоть сильнее, чем сам сеанс насилия.

Женщина на столе слабо ворочается: ремни на бёдрах глубоко впились в мякоть, возбуждают и давят. Кожаные трусики готовы лопнуть от зуда и прилива крови в паху. Теперь она не Милослава Сергеевна Стах, не руководитель среднего звена с двумя высшими образованиями. Она – безымянная восхитительная «сучка на случке», готовая к сексуальному употреблению. Её задача – в х о д и т ь  в  о б р а з, безвольно потеть, пропитывать кэтсьют влагой, мучиться от кожаной лямки в гениталиях, от безжалостных прищепок на сосках… и ждать, ждать, ждать…

***

В прошлый четверг они с Грызуном играли в «школьного учителя» – одна из любимых фантазий Милославы. Лёжа прикованной к десертному столику, Милослава вспоминает себя в шестом классе…

Четвёртый урок, а вот и она – близорукая блондинистая девочка за второй партой в левом ряду. Раскрытая тетрадь, учебник, голубая кофточка, серая расклешённая юбка. Глаза отсутствующие, рука автоматически переписывает с доски условие задачи. Под столом мерцают тесно сдвинутые коленки в тонких глянцевых колготках. Учителя Милу Стах не любят – слишком независима, хотя учится неплохо.

Алгебру в 6 «в» ведёт учитель Стуженцева. Хороший математик, но довольно истеричная баба. Коронный трюк Стуженцевой – бить провинившихся детей указкой по рукам. В детстве Милославы Сергеевны побои были обычным делом. Никто из школьников не ныл, не грозил педагогам судами и не стучал в родительский комитет.

Милослава помнит только фамилию училки – Стуженцева. Кажется, полностью её звали Нина Георгиевна?… или Геннадьевна? У Стуженцевой морщинистые щёки, толстое вязаное платье мешком, локти испачканы мелом, носы бордовых стоптанных туфель потрескались. Математичка идёт по рядам, держа указку как мажоретка – парадный жезл – и вещает грозным командирским басом:

– Если выражение является произведением числа и одной или нескольких букв… Буйков, сядь прямо и пиши!… то это число называют… Алёхина, смотреть в тетрадь и на меня! в окне ничего нет!… это число называют числовым коэффициентом или просто коэффициентом…

Только что отшумела большая перемена. Шестой «в» откровенно скучает, шушукается и сыто позёвывает. Под партами работает ребячья почта: циркулируют какие-то записки, жвачки, надкусанные пирожки. Сотовых телефонов ещё нет и в помине. Чернявый Сашка Буйков на задах тайком мастерит под партой хлопушку из тетрадного листа.

Продолжая писать правой рукой, Мила осторожно запускает левую под парту. У неё начался месячный цикл, выделения довольно сильные, в паху постоянно чешется. Соседка Ленка делает вид, будто ничего не замечает – она в курсе её девичьей аварии, даже поделилась на переменке тампоном.

Описав круг по классу, Стуженцева шествует обратно к доске.

– Чтобы сложить, или как говорят математики, «привести» подобные слагаемые, надо сложить их коэффициенты и результат умножить на общую буквенную часть… Буйков! Сидеть смирно!

В классе раздаётся громкий шлепок указкой по чему-то мягкому. Застигнутый врасплох Буйков ойкает, трясёт ушибленной рукой, хватает ручку и притворяется, что старательно записывает за Стужей.

– Теперь рассмотрим приведение слагаемых на конкретном примере… Легостаев! В столовой надо было жрать!

Есть вторая жертва! Математичка хлёстко отоваривает по рукам Димку Легостаева, доедавшего за учебником яблочный пирожок. От неожиданности Димка роняет пирожок куда-то под стол. Класс молча сочувствует бедолаге. А не зевай!

Полагая, что внимание Стуженцевой отвлечено, Мила незаметно задирает под партой подол, скользит левой рукой по бедру. Глянцевые колготки издают тонкий электрический треск. Между ног у Милы жарко и тесно, возможно, тампон перекосился, а резинки трусиков больно защемили ягодицу. Как бы мимо не пробежало, только пятна на юбке ей не хватает!

Рука уже совсем близко к трусикам, Мила чуть-чуть раздвигает ноги…

…и тут удар указкой обжигает ей пальцы! От стыда и неожиданности у Милы едва не опорожняется мочевой пузырь, а под юбкой вспыхивает жгучий, липкий, болезненно-сладкий спазм, словно Стуженцева огрела её указкой прямо промеж ляжек.

Оказывается, математичка подкралась сзади, оставив Димку горевать над упавшим пирожком. Её плохо покрашенные неряшливые брови дрожат от злобы.

– Стах, и ты туда же? Хватит вошкаться! Повтори, что я сейчас говорила?

Класс хихикает. Залившись румянцем до ушей, Милослава дует на отбитое запястье. Математичка возвышается над ней, готовая треснуть ослушницу по второй руке. Стуженцева покачивается на каблуках своих стоптанных бордовых туфель, на девчонку падает её тень – какая-то нелепая, совиная. Мила чувствует, что теперь её трусики точно промокли. Внизу живота корчится огненная саламандра, плюющая иголками куда-то под диафрагму – шестиклассница испытала первый в своей жизни оргазм.

– Сидите тут… кто в лес, кто по дрова, – наконец бурчит математичка. – А в конце четверти «двойки» исправлять ползёте!

Не дождавшись ответа, Стуженцева ещё несколько минут нависает над хорошисткой Стах с пылающими ушами, продолжая бубнить о коэффициентах и слагаемых. Несколько минут Милослава не решается почесать себя между ног и эти минуты превращаются в неожиданно приятную пытку. Шестиклассница слабо ёрзает на  стуле, это не приносит облегчения, между ног всё звенит, а влажные трусики натянулись как перчатка.

В тот же вечер дома, сидя за уроками в домашнем платьице, Мила вслух прилежно зубрит математику, но в правой руке сжимает деревянную линейку. Время от времени Мила лезет левой рукой под подол застиранного платья, перешитого из маминого сарафана. Не отводя глаз от страницы, скользит пальцами по колготкам, вожделенно нащупывает в паху набрякшие от сырости плавки. Вот сейчас… сейчас…

Однако в последнюю секунду Мила резко, яростно бьёт себя линейкой по руке! Раздаётся громкий сухой треск, словно кто-то щепает лучину. Вскрикнув сквозь зубы, школьница выдёргивает руку из-под подола, будто её укусила змея. На левом предплечье вздувается красный рубец, щёки Милы вспыхивают от боли, но бразильские глаза горят непонятным восторженным светом.

***

В прошлый четверг Грызун подошёл к делу основательно, даже раздобыл учебник алгебры для шестого класса и настоящую учительскую указку.

Урок начался. Накрашенная и напудренная школьница-Милослава в кожаной тужурке, теснейших колготках и белом латексном переднике усажена за стол. Перед нею пенал и ученическая тетрадь. Раздвинутые ноги и талия «школьницы» прикованы к стулу цепью, но руки свободно лежат на столе. Милославе разрешено писать, рисовать, корчить рожи, разглядывать свои ногти или вообще ничего не делать… ей запрещено лишь одно: прикасаться руками к себе!

Строгий учитель возвышается перед нею, небрежно опершись на край парты. В Грызуне умер великий мастер перевоплощения. Он вжился в роль, он действительно ведёт себя так, будто преподаёт давно надоевший предмет целому классу бездельников. Это при том, что вообще-то его профессия далека от учительской – Грызун оканчивал строительный политех. В белой рубашке и костюме, приспустив очки на кончик носа, партнёр Милославы монотонно читает текст:

– Чтобы умножить смешанное число на натуральное число, можно умножить целую часть на натуральное число, умножить дробную часть на это натуральное число и … Стах, не вертись!

Деревянная указка угрожающе вздымается. Затянутая в кожу и колготки, Милослава чувствует, что возбуждена. Дико возбуждена. Её просто распирает от желания и полового зуда! Пытаясь унять похоть, женщина бесцельно ёрзает ягодицами по стулу – лаковый капрон отзывается снежным хрустом и свистом, напряжённые гениталии ноют, намертво стиснутые трусами под фартуком, обнажённая спина дрожит от вожделения. Когда ученица-пленница возит прикованными бёдрами, коварные трусики всё туже погружаются в её лоно.

Читает Грызун размеренно, плавно, без ошибок, не отрываясь от учебника, однако Милослава знает, что учитель внимательно следит за её красивыми гладкими руками.

– … и сложить полученные результаты, – Грызун постукивает указкой по парте. – Записали? Стах? Ты уснула? Не слышу!

Милослава пищит «да!» Трясущейся рукой она выводит в тетрадке какие-то каракули, но все её мысли и желания сосредоточены вокруг собственного лобка. Она снова в шестом классе на уроке у выдры Стуженцевой. Ей срочно, смертельно срочно хочется почесать себя между потных ног, поправить грудь, отлепить от промежности кипящие колготки…

Капрон на ляжках поёт неслышную, влажную, липкую симфонию, от паха женщины исходит адский жар. Упряжь трусиков врезается в плоть Милославы, жалобно потрескивает, до звона переполненная набухшими интимными губами.

– Владимир Олегович! – шепчет Милослава. В её голосе почти настоящие, неподдельные слёзы. – Можно выйти?

– Никаких выйти! – поправив очки, Грызун перелистывает страницу. – Пишем дальше! Рассмотрим основы распределительного свойства умножения на конкретном примере. Представим произведение суммы пять и три восьмых, один и пять восьмых, и числа две седьмых…

Закусив накрашенные губы, Милослава медленно подтаскивает левую руку к груди. Мечтает, чтобы строгий учитель хоть на секунду отвёл глаза от её парты, от её ляжек. Очень трудно и мучительно второй час подряд сидеть со свободными руками и не почесать себя под столом, когда ниже пояса у тебя гудит колокольный набат, когда там всё тает и течёт, и пот разъедает слизистые в самых трепетных уголках женского тела…

– Для сложения числа пять и три восьмых с единицей пять восьмых… Стах! Сидеть смирно!

Опять не успела! Едва левая рука Милославы сползает с парты, как зоркий учитель бьёт её указкой по тыльной стороне кисти – больно, зло и хлёстко. И тут же наносит удар по правой руке, метнувшейся за левой.

– Ай! – по щекам Милославы бегут солёные капли, а под столом…

Под столом в её миниатюрные трусики обрушивается целый поток жидкого расплавленного олова. Вульва захлёбывается от жара, кнопка клитора распускает лепестки, она готова насквозь пропороть нижнее бельё вместе с колготками. Под ягодицами хлюпает и мокнет. Мила пытается вскочить, сдвинуть ноги, но цепи удерживают её в прежней позе.

– Сидеть смирно, – невозмутимо говорит учитель. – Иначе оставлю после уроков – в наручниках! Пишем дальше!

Заплаканная взрослая школьница с обожанием глядит на преподавателя. Из-под белого фартука пахнет амстердамской путаной, доменной печью и взорванным пороховым складом. На уроке сексуальной математики Милослава испытывает до десяти оргазмов подряд.

***

С Грызуном ей сказочно повезло. Они схлестнулись на сайте «Звёздный сад», где тусуются тематические БДСМ-щики. Повелители ищут рабынь, госпожи выбирают рабов. Мужчин в «саду» вчетверо больше чем женщин, выбор у Милославы был богатый. В анкете она указала свой город, перечислила условия встреч и интимные предпочтения: ролевая «нижняя», бондаж, тиклинг, белтинг, бастинадо, пытки гениталий. Территория – любая, расходы – пополам, настоящий секс – возможно, более близкие отношения – никогда!

Милослава получила кучу глупых предложений от альфонсов-содержанцев, два десятка писем от явных психопатов и несколько ответов от мужчин, заслуживающих внимания. Прочитала – и возликовала. Мир тесен. Некий Грызун (он же по паспорту Владимир Горный) оказался её земляком, буквально из соседнего микрорайона. В преамбуле написал сжато:

«Вы мне подходите. Строг, но не капризен. Прочно женат. Практикую шибари, порку, умеренные пытки нижних. На любовь и секс не претендую. Встречных условий не выдвигаю. Если надумаете – созвонимся».

Грызун в меру импозантен – седеющий мужчина пятидесяти лет с наметившимся брюшком, улыбка в тридцать два импланта, вставленных в немецкой клинике, лысина на темени аккуратно прикрыта прядью со лба. Этакий примерный деловой семьянин, день которого расписан по минутам: офис-дом-барбекю-теннис-офис. В общении – корректен, в людях – культурен, а в сексе… В сексе Володя обаятельный изверг и жуткий фантазёр. Милослава Сергеевна дважды была замужем и сменила около дюжины любовников, но такие удачные партнёры встречались ей крайне редко.

Ложного стеснения при знакомстве не было. Почти сразу Грызун с Милославой ощутили друг в друге родственные души. Так двое бойцов из одной воинской части по наитию находят друг друга в разношёрстной толпе гуляющих солдат. Сучка пришла искать хозяина. Хозяин нашёл свою сучку.

Жену Грызуна Милослава видела в фейсбуке. Кира Владленовна Горная старше неё на четыре года, работает в смежной с мужем фирме, увлекается йогой. Состоит с Володей в браке двадцать пять лет, их старший сын живёт в Москве, младший работает по контракту где-то в Финляндии. Внешнее впечатление от Киры: ухоженный, серый, скучный хомячок. Невыразительна, по-монгольски плосколица, абсолютно не сексуальна… и ей пора срочно что-то делать со щитовидкой и морщинами на шее.

– Встречи раз или два в неделю, – кратко предложил Грызун. – Чаще вряд ли получится. Вы мне нравитесь, Милослава Сергеевна. Для меня предпочтительнее вторники и четверги.

Милослава пожала аппетитными плечами: ей абсолютно всё равно. Она настолько часто задерживается на работе до позднего вечера, что может позволить себе взять выходной в любой день недели. В данное время Милослава Сергеевна не замужем, живёт одна, детей у неё нет и не будет – гипоплазия матки.

Студия в 16-этажной «свечке» – не первая их территория для экзотических свиданий. Из соображений конспирации Владимир и Мила меняют точки каждые пару месяцев. В этих стенах они перепробовали практически всё! Здесь Милослава пролила ведро слёз и не меньше стакана настоящей крови. Здесь вдрызг разорваны несколько десятков её лучших фирменных колготок и трусов, здесь Грызун каждую «случку» спускает с неё семь шкур и принуждает испытать тысячу жёстких мазохистских оргазмов.

Множество раз Милослава билась, прикованная наручниками к чугунной батарее у окна. Прыгала связанной на шпильках из угла в угол, уворачиваясь от электрошокера. Болталась на гардине, словно на дыбе – с руками заломленными выше лопаток и кляпом во рту. Исходила визгом под ударами кнута, распятая верхом на кресле. Покорно лизала ноги Грызуну, растянутая на полу ванной, пока он пытал её всем подряд: спичками, расчёской, пинцетом и расплавленным воском. Отчаянно страдала среди постели, загнутая немыслимым калачом и жёстко стянутая верёвками для шибари.

Тематики БДСМ далеко не всегда спят со своими партнёрами по играм. Иногда им достаточно драйва от подчинения, обладания и обмена болью, а для удовлетворения базовых физических нужд есть постылые ванильные супруги.

Секс между Милой и Грызуном произошёл во время третьей по счёту сессии. На съёмной квартире после бурного разогрева Грызун перегнул полуголую Милославу через кресло, прикрутил за руки и за ноги, выдрал ремнём и безобразно надругался – по её собственной настойчивой просьбе.

***

В замочной скважине поворачивается ключ. Прикованная к столу Милослава слышит бряцанье замка. Грызун пришёл – он педантичен и аккуратен, как в жизни, так и в постели. Сучка дождалась своего господина! Сейчас начнётся.

Человек входит в комнату, из своей позы Милослава его не видит, она видит лишь потолок и часть окна. Низ её живота судорожно стонет от приближающейся сладкой развязки. Что Вова с нею сделает в первую очередь? Мысленно Милослава поставила на порку ляжек и промежности – они так соблазнительно-беспомощно раскинуты, что устоять невозможно.

Однако вошедший не торопится наброситься на растянутую жертву в скользком и соблазнительном кэтсьюте.

– И кто это у нас тут лежит? – слышит Милослава издевательский женский голос. – И кого это мы ждём?

Уже понимая, что случилось непредвиденное, Милослава мучительно, с хрустом выворачивает голову набок. И встречается глазами с законной супругой Грызуна – Кирой Владленовной Горной.

***

Первое рефлекторное движение Милославы – сдвинуть распластанные ляжки, чисто женская реакция на присутствие чужого. Но её ноги прочно обвиты ремнями и прикованы кандалами, которые она собственноручно застегнула на все замки. О спасительном карабине возле правой кисти Мила Стах забывает напрочь. Явление хомякоподобной бабы застало её как гром среди ясного неба.

«Вот это номер! – бьётся в мозгу тупая мысль. – Вот это попадалово, голубушка!»

Грузная Кира встаёт над распятой пленницей, мрачно оглядывая съёмное жильё любовников. Рассматривает садомазохистские принадлежности на кровати: стек, крючки, хромированные инструменты. Жена Грызуна затянута в эластичный спортивный костюм – малиновый, с белыми вставками на бёдрах и плечах.

Широкий таз, мясистые губы, колючие глаза. Кира массивнее своей тайной соперницы килограммов на пятнадцать. Серебристые волосы забраны сзади в небрежный хвост, на ногах кроссовки. Похоже, летела сюда со всех ног, опережая неверного мужа.

– Так я и думала, – Горная свысока смотрит в лицо Милославе. – Уютное сладкое гнёздышко с готовой к употреблению шлюхой. Ай да Вовчик! Он думал, я совсем слепая идиотка? На днях я нашла у него три неизвестных ключа и сделала дубликаты со всех. Второй из них оказался от вашей квартиры.

Опутанная цепями Милослава старается не подавать вида, но она испугана до полусмерти. В последний раз она так струхнула будучи ещё молодой студенткой, когда на дискотеке в ДК «Энергосинтез» двое парней пытались затащить её, подвыпившую, в мужской туалет.

С одним из приставал – учащимся ПТУ по прозвищу Нюха – Мила Стах была шапочно знакома, второго видела впервые. Подкараулив под лестницей, парни зажали ей рот, скрутили руки и поволокли в мужскую уборную, воняющую хлоркой, мочой и табаком. Завязалась борьба. Нюха держал её под локти, его напарник пытался поймать жертву за ноги.

Мила пришла на танцы в чёрных лосинах в обтяжку и высоких сапогах. Именно каблуки её и спасли. В дверях туалета студентка умудрилась рассечь неприятелю бровь шпилькой – чуть не в глаз! Парень схватился за повреждённое место и страшно взвыл, между пальцев на пол брызнули красные кляксы.

Потеряв поддержку в лице напарника, Нюха на минуту растерялся. Тут под лестницу заглянули другие люди… в общем, насилия не произошло. Но за эти несколько минут страха, боли и отвращения Мила сразу протрезвела и кончила себе в трусики – обильно, сыро, зубодробительно!

Девчонки в гардеробе отпаивали её водкой, думая, будто Милка дрожит от пережитого стресса. Сидя на чьих-то куртках, спасённая грызла пластиковый стакан и содрогалась от мучительно-сладких излияний ниже пояса. Её ягодицы свело судорогой, сфинктерная мышца заднего прохода сжалась в крохотный напёрсток, матка корчилась от электрических разрядов, а взгляд стал пуст и похотлив, как у обкуренной куртизанки.

– Не зря я попросила знакомого компьютерщика ломануть Вовкин аккаунт, – сумрачно продолжает Кира Владленовна. – Ох, не зря… Ты гадаешь, куда подевался твой возлюбленный кобелёк?

Жена Грызуна наклоняется над распростёртой Милой. Шея у неё и правда морщинистая, щитовидка заметно увеличена. Монгольское лицо выражает усталость и презрение – презрение честной некрасивой жены к более молодой и сексуальной потаскухе.

– Не бойся, я не убила этого придурка, – наконец произносит Горная. – По моей просьбе в пути его тормознули гаишники. Вова не знает, что я взломала вашу переписку. Он уверен, что это случайное недоразумение и спешит к тебе изо всех сил.

Кира Владленовна разглядывает выпученные под кэтсьютом соски Милы Стах. Закушенные пластинами-зажимами, они укрупнились, стали твёрдыми, налитыми как две вишнёвых карамельки. Разглядывает кожаные стринги «пояс целомудрия», сапоги, перчатки, заткнутый кляпом рот. Опять переводит взор на пыточный арсенал и начинает медленно засучивать рукава облегающего спортивного костюма.

– Не пора ли нам с тобой познакомиться поближе, девочка? Ты привязана к столу – и это тоже замечательно… Лучше не придумать!

Только сейчас распятая, оцепеневшая от ужаса Милослава Сергеевна вспоминает о страховочном карабине возле правого запястья. Нащупав пальцами цепь, осторожно перебирает звенья. До застёжки нужно тянуться, однако сделать это незаметно нельзя – хомячиха Кира глядит на неё в упор.

Посасывая кляп пересохшим ртом, Мила молит судьбу, чтобы Кира Владленовна отвернулась хоть на несколько мгновений. Точно так же в шестом классе она ждала, пока математичка Стуженцева отойдёт от её парты.

 ***

– А-а-а-а! Отпустите меня! Кира Владленовна, давайте поговорим как цивилизо… а-а-а-а-а!

– С моим уродом ты тоже общалась цивилизованно? Капрон, наручники, трусики, плётки, лечь-встать? Что Вовка рассказывал тебе обо мне? Уверена, вы ржали надо мной каждый раз, когда трахались.

– Мы никогда не обсуждали вас, Кира Владленовна!… Володя очень вас уважает и любит! Он вас … А-а-а-а, боже, не делайте больше так!

Кира Владленовна не смогла разобраться с застёжками хитроумного кляпа, она просто отстригла маникюрными ножницами лишние ремни на мокром лице пленницы и выдернула красную затычку изо рта. Обслюнявленный шар болтается где-то возле уха Милославы. Между прочим, кляп стоил ей десять евро.

– Сколько времени вы знакомы? Как долго забавляетесь?

– Полгода… всего полгода!

– Врёшь, гадюка!

Пленнице не хватает воздуха. Толстуха в малиновом костюме навалилась ей коленом на грудную клетку и при каждом вопросе дёргает за цепочку прикованные соски, словно погоняет упрямую лошадь. Грызун тоже любит грубо играть с сосками Милославы, но Кира – не Грызун. Она всё делает больнее, злее и расчётливей.

– Итак, сколько вы спите?

– Мы не спим, только играем в ролевые игры! А-а-а! Всего полгода!…

Пригвождённая огромным коленом, Милослава выгибается на столике, не имея возможности защитить свои соски. Свободной рукой Кира Владленовна хлещет её по щекам, разбивая губы. Рот пленницы наполняется солёной слюной, тугое капроновое облачение пропитывается слизью и потом.

«Где этот чёртов карабин? Я сейчас с ума сойду!»

Завывая от боли, правой прикованной кистью Милослава ищет спасительную застёжку, но Кира Горная не даёт ей сосредоточиться – отхлестав любовницу мужа по измазанному гримом лицу, пытается сдёрнуть с неё кожаные трусики «пояс целомудрия». Грызуниха изо всех сил рвёт распятую Милославу за ремень, пристёгнутый поясу и пропущенный между разведённых ног. Крики пленницы переходят в хриплый вой, в нём смешаны мука, ужас и удовольствие. При каждом рывке тесная упругая лента сплющивает невольнице мокрые гениталии. Это жутко болезненное и очень сладостное ощущение.

– Чёрт… – Кира наконец-то убирает колено с груди, давая пленнице глотнуть воздуха. – Как расстегнуть эту хрень? Так и задушила бы тебя твоими же трусами!

Милослава мысленно возносит хвалу небесам и своим кожаным трусикам с секретом – это её единственная защита от мучительницы. По подбородку растянутой Милы Стах текут остатки жирной косметики, соски в сердечках-зажимах стынут от напряжения, а бёдра почти сварились внутри чёрного тугого кэтсьюта, словно сосиски, брошенные в кипяток вместе со шкуркой. Кажется, вот-вот они лопнут и стекут с десертного стола тягучей полужидкой массой.

Кира тупо таскает её за «пояс целомудрия», в натёртом, измочаленном паху Милы Стах царит ощущение, словно её промежность сунули в измельчитель бумаги и включили на полную мощность. Пленница в чёрном нейлоне визжит, пуская слюну огромными радужными пузырями.

Не сумев снять с подопытной трусики-намордник, хомячиха Кира вновь награждает Милу звонкой оплеухой:

– Говори! Говори, сука! Где ты подцепила моего мужа? Сколько он на тебя тратит? Куда возит? Рассказывай всё!

– Мы встретились на сайте «Звёздный сад»!… А-а-ай!… Денег у меня у самой достаточно, я не пользуюсь мужскими подачками! – Милослава говорит отрывисто, то и дело закатывая от боли бразильские глаза. – Отпустите меня! Если вы причините мне увечье, я подам на вас в суд!

Кира сыплет вопросами, не давая невольнице ни секунды времени на ответ.

– Что за «Звёздный сад»? Сколько у тебя кобелей, кроме моего Вовки? Ты ВИЧ-инфицированная или нет? Слава Богу, мы с ним не спим уже три года, только СПИДа мне не хватало!

Вова-Грызун не спит с женой? Интересная новость! В свои пятьдесят лет Володя как мужчина очень даже боеспособен, несколько лет назад бросил курить и регулярно наблюдается у андролога. На каждом свидании он насилует Милославу связанной по нескольку раз. Излишней ревностью Милослава никогда не страдала, однако ей почему-то приятно, что Володя игнорирует супружеские обязанности со своей законной жирной дурой.

– «Звёздный сад» – сайт для неприличных взрослых игр… – губы у Милы распухли, но она язвительно ухмыляется. – Как раз для тех, кому жена по три года дать не соизволит!

– Твари! Твари! Твари!

На глаза Кире Владленовне попадается стек в форме ладони. Не найдя слов, она лупит пленницу стеком по разведённым, прикованным ногам, облитым тёмным и блестящим нейлоновым лаком. С оттяжкой стегает Милу Стах прямо между ног – по мыску кожаных трусиков, туго обхвативших промежность жертвы. Милослава кричит и ворочается на столике. «Пояс целомудрия» немного смягчает удары, но её женское естество разбухло до невообразимых размеров. Брызги женского сока стреляют из влагалища в замшевую изнанку трусиков, словно из садового распылителя.

– Твоё место жительства? – бушует Грызуниха. – Адрес? Место работы? Год рождения? Кто тебя такую выродил на свет божий? Всё мне расскажешь, шлюха мазохистская!

Милослава сбивчиво лепечет обо всём, что в голову взбредёт – половина её рассказа правдива, половина – враньё. Громкие шлепки стека по сырой нейлоновой женской плоти похожи на размеренные аплодисменты. Стек и плётка – пустяки, к подобным истязаниям Мила давно привыкла. Будет гораздо хуже, если Грызуниха Кира вздумает вырвать ей соски или разодрать промежность кривыми щипцами из БДСМ-набора. Всего лишь на расстоянии вытянутой руки от Киры стоит сумка «Мишель Карс», сладкий мешочек с инквизиторским арсеналом.

Ополоумевшая Кира Владленовна всё больше напоминает математичку Стуженцеву из школьного детства Милы Стах – и это сходство вкупе с пытками заставляет живот и матку пленницы корчиться в дикой конвульсии от бурных сексуальных выплесков.

Сорвав первую злость, Кира переламывает стек об колено и отбрасывает. Ещё минус десять евро. Угодившая в ловушку Мила Стах не уверена, выберется ли сегодня отсюда живой, но автоматически подсчитывает свои убытки.

Кира переводит дух, тяжело потрясая грудью в малиновом костюме. Её монгольская плоская физиономия тоже стала пунцовой: судя по всему, Грызуниха хроническая полнокровная гипертоничка. В этот момент Мила всё-таки нащупывает проклятый карабин и с силой жмёт на клапан застёжки.

Карабин заел!

***

Не замечая манипуляций пленницы, Кира Горная утирает пот, вертит в руках колесо Вартенберга – колючий катышек на металлической ручке.

– А эта штучка для чего, Милослава Сергеевна? Куда мой Вовка тебе её запихивает?

Дежа вю: Миле Стах опять мерещится, что она в школе, отшумела большая перемена, идёт четвёртый урок, а она – близорукая блондинистая девочка за второй партой в левом ряду. Раскрытая тетрадь, учебник, голубая кофточка, серая расклешённая юбка. И над нею угрюмой глыбой нависает астматичная Нина Георгиевна Стуженцева в стоптанных туфлях, с указкой наперевес.

«Стах, хватит вошкаться! Что я сейчас говорила? Что?»

И правда – что? Какие-то коэффициенты, слагаемые, производные… Димка Легостаев давится недоеденным пирожком, чернявый Сашка Буйков дует на ушибленную руку. Невыносимо чешется в трусиках. Сыро, тесно, бурливо, словно там бродит ком квашеного теста. Но руки Милы Стах прикованы железом к парте и карабин ни в какую не открывается.

Хомякоподобная Кира Горная в малиновом костюме проводит колёсиком Вартенберга по своей обнажённой руке. Морщится, сердито одёргивает рукав.

– Что вы в этом находите, чокнутые стервы? Плётки, щипчики, ремни… Я бы на твоём месте двух секунд не выдержала!

Милослава молча обливается слезами, сглатывает кровь с рассечённых губ. Её часто пытали в постели любимые мужчины, но чужие жёны – никогда. В данную минуту она душой и телом принадлежит этой хомякоподобной Грызунихе – вместе с заевшими наручниками, кэтсьютом, слюной, растрёпанными волосами, половыми рефлексами, потёкшим ртом, обтянутой задницей, выстрелившим в трусики клитором, распухшими сосками… со своим запахом, беспомощностью и интимными фантазиями.

«Наручник не отстёгивается… Грёбаный карабин! Почему всё в самое неподходящее время?»

Кира Владленовна теребит пластины на сосках арестантки, выкручивает их туда-сюда, будто регулирует тумблеры на пульте звукорежиссёра. Потная женщина на десертном столе ёрзает, вертит задом от возбуждения и боли.

Нейлоновый кэтсьют Милы поскрипывает, потираясь о ремни. От пленницы распространяется знойный жар, запах слипшегося эластика и половых выделений. Как часто бывает во время сессии, Милославе страшно хочется вылизать свои ноги и груди, ощутить во рту горьковато-перечный вкус капрона, вкус женской соли, пота, физического желания и тайны.

– У тебя есть дети? – неожиданно спрашивает Горная. – Вы с Вовкой предохраняетесь?

– Нет, – этого факта Мила никогда не скрывает. – Детей у меня не будет. Бесплодие.

– А у нас двое – Вадим и Глеб, как братья Самойловы в «Агате Кристи», – говорит грузная Кира Владленовна. – Уже взрослые. И три внука. А ещё у Вовки есть куча распущенных баб вроде тебя. Наверное, поэтому в койке я больше ему не нужна.

– Я не шлюха. «Звёздный сад» – клуб по интересам. Я даю твоему Вовке то, чего ты дать не хочешь… А-а-а-а! Не надо!

Подмышкой у Милы вспыхивает боль, перемещается по груди и животу. С любопытством ребёнка Кира катает колючий пластиковый шарик по разведённым бёдрам распятой женщины. Мелкие шипы раздражают Миле разгорячённую кожу, щекочут десятками лапок, словно назойливая муха. От прикосновения шарика потревоженные места чешутся, как от крапивного ожога, но почесаться пленница не может, она способна только выть и колотить по столу правым запястьем в безуспешной попытке ослабить замок наручника.

«Почему застрял карабин? Дурацкая железка! Дурацкое садо-мазо и Грызун – лох, каких мало!»

В глубине души Милослава понимает, что Вовка не виноват, и это понимание её тоже бесит. В наше цифровое время от взлома аккаунта не застрахован никто. Просто Грызуниха оказалась хитрее, чем они предполагали.

Шарик путешествует по икрам и бёдрам Милы Стах, по её подколенным сгибам, бокам и лопаткам. Лезет к шее, затылку, дразнит локти и ладошки сквозь перчатки. Распростёртая женщина в нейлоне вяло вздрагивает, мышцы её брюшного пресса ноют от бесконечных спазмов. Сильно давят кожаные трусики, болят вывернутые локти, в эротичных сапогах скопился липкий кисель из пота.

Если Кира нажмёт на колёсико сильнее, шипы начнут буравить кожные покровы пленницы всерьёз. Любой садомазохистской примочкой можно изуродовать человека так, что родная мать не узнает. Грызуниха делает несколько движений шариком между ног рабыни, поверх кожаных трусиков. Иглы колются не очень больно, но когда тело возбуждено и напряжено, любое прикосновение чувствуется в десятки раз острее, чем в состоянии покоя и расслабленности. Беспомощная пленница хрипит, пытается сдвинуть ноги, но её прикованные лодыжки и связанные ляжки неподвижны как монолит.

– Я понимаю, потаскуха, что ты получаешь свой кайф, – вдруг спокойно говорит Кира Владленовна. – Смешно. Такое чувство, что я выполняю работу гулящего мужа.

Отбросив колючий инструмент, онакладёт руку на пульсирующее бедро Милославы, обтянутое невесомым, очень упругим нейлоном. Пленнице кажется, что низ её живота – это раскалённое солнце. Пальцы Киры Владленовны начинают рисовать лучи к воображаемому солнцу – по дрожащему животу, коленям, бёдрам… бесконечное  множество лучей. Все лучи сходятся в одной точке, но не касаются её.

Мила Стах кусает разбитые губы и жмурится. Напряжённый, невыносимо тугой нейлон на её ляжках издаёт тонкий, неслышный, почти ультразвуковой писк. Наверное, на такой ноте пищат летящие маленькие ночные хищники. Подбираясь к центру «солнышка», пальцы Киры сдавливают её всё сильнее, нажим делается всё глубже, кожа и мышцы невольницы готовы лопнуть вместе с капроном от вновь нарастающего желания и прилива крови.

– Никогда не понимала лесбиянок, – тихо говорит Кира. – И не изменяла Вовке, хотя надо бы… тебе нравится, что я делаю?

– Да… – неожиданно отвечает лежащая Мила. – Я не сплю с женщинами, но очень… Очень нравится.

Растянутая цепями, она постанывает, подаётся навстречу руке Грызунихи, навстречу неожиданной ласке, но не может пошевелиться. Пальцы Киры чертят лучи вокруг вздутого сокровенного, женского, нежного, распирающего мокрый лепесток трусиков. Мила Стах чувствует под собой влажность. Она мечтает, что рука этой женщины с монгольскими скулами полностью замрёт между ног и сдавит её – жадно, требовательно, зло…

– Как классно шелестит твой капрон, – задумчиво говорит Кира Владленовна. – Я не люблю носить колготки. Знаешь, раньше Вовка тоже заставлял меня мучиться связанной, а я не хотела… По три недели не пускала его к себе в койку. В молодости он пробовал подвесить меня в наручниках, но опыт был неудачным. От страха я сопротивлялась и чуть не переломала себе руки.

– БДСМ – сложная наука для избранных, – хрипло говорит Мила. – Всё равно что ходить по лезвию ножа… а-а-ах!

Грызуниха-Кира словно позабыла, что пять минут назад готова была убить любовницу неверного мужа. Она самозабвенно наслаждается шелестом тончайшего итальянского нейлона. Рука Киры Владленовны, ставшая почти нежной, ползёт по её нейлоновой оттопыренной ноге – по колену, затем по бедру.

От дразнящих прикосновений пленница дёргается в оковах, а ладонь Грызунихи продолжает скользить по напрягшимся упругим холмикам и впадинам её истерзанного тела. Ключицы, живот, подмышки, низ живота… Словно неведомый художник вразброс рисует свои дьявольские узоры на своём покорном, сверкающем, живом, мычащем полотне. Его кисть извлекает из безропотной рабыни музыку звуков и чувств.

Пальцы Киры трогают поочерёдно все рёбра – Мила едва не задыхается от щекотки. Пальцы обводят контуры бёдер – Мила воет, как распалённая панельная девка под пьяным матросом. Пальцы касаются выпуклых, защемлённых в железе сосков – Мила воет как раненая волчица с простреленной грудью.

Поясница, локти, живот, шея, уши… рискуя вырвать себе руки из плеч, Мила плачет, смеётся и рычит от дикого желания. Она ждёт, когда же Грызуниха Кира доберётся до её стянутого нейлоном лобка. «Пояс целомудрия» давно промок насквозь. Если его снять, на женские бёдра хлынет озеро булькающей лавы с температурой три тысячи градусов.

Пальцы мучительницы бегут по животу, чертят петлю вокруг пупка… ниже… ещё ниже… вот они уже приближаются к тому месту, где у Милы обычно находится верхняя резинка трусиков. Ещё бы спуститься на пару дюймов ниже!… и сильнее!… больнее!… туда!… боже, почему так крепко прикованы руки и не расстёгивается зловредный карабин?

В мозгу у распластанной Милы Стах – ни одной мысли. Весь мир сосредоточен на летящей по её телу сладостно-мучительной кисти художника…

– Ты сделаешь кое-что для меня, – гипнотически шепчет Кира. – Ты ведь дашь мне свой рот?

Вопрос чисто риторический. Зачем спрашивать разрешения сделать что-то с сырым накрашенным ртом Милославы, если деваться из цепей ей всё равно некуда? От долгих пыточных процедур, кандалов и тесных кожаных плавок тело Милы Стах настолько мокрое и липкое, словно она купалась в кипящем курином бульоне. В глубине полураскрытого рта мотается розовый язык и полощется слюна. Иногда длинные нитки слюны перехлёстывают через край и текут с уголков губ.

Вынырнув из малинового костюма и скинув трусы, Кира садится на лицо разложенной рабыни в чёрном кэтсьюте. Её груди могут посоперничать величиной с грудью Милы Стах: два белоснежных дома, упрятанных в спортивный розовый лиф. Пушечные ягодицы Киры накрывают размазанное лицо Милославы, словно огромная подушка с пульсирующим родником посередине.

– Сделай мне, Милослава Сергеевна… – Кира Владленовна почти просит рабыню, устраиваясь на ней поудобнее. – Сделай мне то, чего давно не делает со мной Вовка, и может, я тебя прощу…

Всё это время Милослава сжимает прикованной рукой забастовавший карабин – свою последнюю надежду. И в этот миг карабин расстёгивается.

Не прекращая поступательно-сосательных движений языком, погребённая под тушей Киры женщина неловко поднимает освобождённую руку. Сначала кажется, что Милослава хочет вцепиться в горло своей мучительнице… но внезапно передумывает и крепко обнимает свою наездницу за обнажённую белую спину.

– Давно забытое ощущение… – блаженно бормочет в пространство Кира Владленовна. – Как хорошо! Боже, как хорошо…

***

Гремит замок, распахивается дверь – в квартиру-студию врывается Грызун.

Обычно неторопливый и представительный, сегодня Владимир Горный страшно торопится. Проклятые гаишники по пути вынесли ему все мозги, он опаздывает к Милославе на целых полчаса и переживал, что «сучка на случке» его не дождётся.

– Маленькая моя, я здесь! Я прилетел! Почему ты не берёшь… Кира? Ты? Откуда?

Вова-грызун замирает, словно наткнувшись на бетонную стену. Он видит разбросанные по комнате вещи, видит десертный столик с прикованной к нему Милой Стах в чёрном кэтсьюте. Её тело снизу доверху облито нейлоновым полупрозрачным комбинезоном, обтягивающим тело без единой складки и морщинки. Под синтетической плёнкой выделяются настороженные соски, капелька пупка, туго обхваченное лоно. Он слышит в воздухе тот самый запах, который у них с Милой обычно царит после горячей БДСМ-сессии: запах дублёной кожи, нержавеющей стали, сексуального сока, дамского пота и слишком тугого нижнего белья.

Но прежде всего Владимир, конечно, видит свою собственную голую супругу Киру Владленовну, уютно оседлавшую рот его любовницы. Из-под живота Киры доносится тяжёлое дыхание, сопение и чмоканье, которые ни с чем нельзя перепутать.

– А-а-ах, Милочка… да, солнышко… – Кира томно ёрзает на пленнице могучим задом. – Вовчик, это ты? Проходи, присаживайся! Видишь, мы уже познакомились…