Сельские дорожки [Лев Иванович Кузьмин] (fb2) читать постранично

Лев Кузьмин Сельские дорожки

Рисунки

Г. Карасёвой

СЕЛЬСКИЕ ДОРОЖКИ

Наша деревня стоит на высоком месте.

Вьются от деревни в разные стороны дорожки.

Та ныряет под яр к синей речке, другая уходит к берёзовой роще, третья широко и гладко накатана в поле… Дорожек так много, что про каждую и не расскажешь. А расскажу я лучше про тех, кто в деревне живёт, рано встаёт, спешит по утрам на сельскую свою работу, отчего и дорожки здешние не зарастают никогда.

ВАНЯ

Ваня — колхозный пастух.

У Вани есть хороший конь под кавалерийским седлом. Деревенские лужайки от росы ещё сизые, а Ваня уже в седле и едет за околицу к ферме.

На ферме громкие голоса доярок, звон и стук цинковых фляг. По всему подворью тёплый запах парного молока: заканчивается утренняя дойка.

И вот ворота настежь. Ваня привстаёт в стременах, и мимо него с басовитым мычанием, с торопливым щёлканьем копыт выкатывается со двора под солнце пёстрое стадо. Ваня гонит его меж овсяных, дымящихся белым паром полей и заворачивает в лог к тенистым перелескам.

Там Ваня за коровами не просто глядит, он коров угощает.

Найдёт за тёмными елями светлую поляну и теснит своим конём всё стадо туда. А на поляне полно не только ромашек, а и клевер-дятельник бодро топорщит под ветерком лиловые шапки, качаются вперемежку с кисленьким щавелём колосистый мятлик да сочная тимофеевка.

Коровы вкусную траву так и хватают, так и хватают! Оглядываются на Ваню благодарно: «У-ух! Не поляна, а скатерть-самобранка!»

Ваня смеётся:

— Ешьте, не отвлекайтесь! Работайте!

Не одну такую полянку-самобранку найдёт он за долгий день. Возвращаясь домой, накормленные до отвала коровы уже не бегут и даже не шагают; они словно плывут по узкой дорожке к ферме, степенно покачивают боками, довольно отпыхиваются: «Пых-х… Пых-х… Пых-х…»

Доярки встречают стадо, говорят Ване:

— Ну, Ваня! Постарался опять. Сегодня, наверное, и фляг под молоко не хватит. Ты прямо какой-то чудесник, хотя и совсем ещё молодой.

А Ваня с коня глядит устало, отвечает серьёзно:

— Нет, чудеса тут ни при чём. Просто я пасу коров как полагается, с толком. Знаю: сыта коровка — полон и подойничек.

ТАНИНЫ УШАСТИКИ

Поутру Ваня отъезжает вслед за стадом к перелескам, а жена его Таня тоже торопится на работу. Она закроет в доме истопленную печь, замкнёт на крыльце дверную цепочку вместо замка на тонкую палочку и, подхватив туфли в руки, мчится босиком по холодку вдоль берега речки.

Если кто крикнет вслед: «Ты куда это летишь?» — Таня, не убавляя ходу, тут же и ответит:

— К своим ушастикам!

А близ соснового бора у речки — летний лагерь для колхозных телят. Их там полно. Завидев Таню, они жмутся к изгороди, тянутся влажными мордами Тане навстречу. Что, мол, так долго-то? Взрослые коровы давно мимо прошли, давно на полянах пасутся, значит, и нам завтракать пора!

И Таня ждать, терпеть их больше не заставляет. Она разгораживает загон, выпускает телят на поскотину, на зелёную траву. А чтобы наедались лучше да росли скорей, рассыпает по траве ещё и сочную клеверную подкормку.

Рассыпает длинной дорожкой, одинаково для всех. Но телята малы, глупы. Им кажется, что самое-то вкусное всё ещё у Тани в охапке. И они так, вереницей, за ней и шествуют.

А ещё телята очень надеются, что Таня дело своё закончит и обязательно кого-нибудь из них приголубит.

Так оно и выходит вскоре. Таня кладёт свою ладонь на шёлковый загривок одной из лобастеньких, в белых чулках, тёлочке — гладит разок, другой, спрашивает:

— Хорошо?

Тёлочка, конечно, молчит, но от удовольствия жмурится. Она растопыривает уши то так, то этак, словно два солнечных, широких лопушка…

Настоящий ушастик! Рыжий, смешной, ласковый.

ПОЛЕВОЙ ХОЗЯИН

Бабка Дуня Рогожникова, её восьмилетний внук Пашка да я шли по ржаному полю домой из соседнего села, из магазина.

Пашке там купили обнову — ситцевый картуз. Пашка был довольнёхонек и от радости всё принимался изображать самолёт. Раскинет руки, зафырчит, взобьёт пятками пыль и помчится обочь дороги, по краю высокой ржи так, что с шумом и треском расшибаются колосья.

Бабка Дуня сначала глядела молча, потом не вытерпела:

— Забава неладная, хлеб мнёшь.

А когда внук не послушался, припугнула:

— Вот тебя