Индиана, только ты! [Ирина Нуждина] (fb2) читать онлайн

Индиана, только ты!

Глава 1

Я очень тихо пробиралась между разбросанным спортивным инвентарём, мягко ступая, подсознательно копируя поступить рыси. Где-то здесь моё сокровище, мой планшет. Я не волнуюсь, вещь — дорогая, её не посмеют украсть, распоролить тоже не смогут, три степени защиты от личного хакера, разве что долбануть о штангу или вот об эту гантель…внезапно чувствую чьё-то приближение, но слишком поздно! Мой капюшон слетает с головы, а наглые руки успевают стянуть и очки. Стою сейчас с полностью открытой головой, все мои чудо-кудри тёплого каштанового цвета расхлестались по плечам, шее, спине. По-моему, даже копчиком чувствую их лёгкое касание. Чёоооорт! Чтоб тебя одолела чесотка яиц, неугомонный преследователь, чтоб твои бесконечные поклонницы так же раздербанили твой фэйс, как ты — мою идеальную, мать твою, маскировку!

Это ещё не конец, мы здесь одни, значит, есть маленький шанс договориться! Хотя, как говорит мой отец и много кто ещё: "С террористами переговоров не ведут!".

А это чучело стоит и смотрит на меня странным взглядом, онемел, что ли? Быстро, пользуясь его локдауном, вновь накидываю капюшон, резко выхватываю из рук "чучела" уродливые очки с толстыми линзами, возвращаю любимые предметы на свои места.

— Планшет? — протягиваю руку и тут же получаю желаемое.

— Ань… — голос у парня хриплый, нездоровый, тяжёлый.

— Ещё раз приблизишься — пожалеешь, — шиплю в спокойной ненависти. Пусть знает, что рысь — опасное животное, хоть с виду и милашка.

Я собираюсь уйти, совершенно успокоившись, "чучело" всё ещё в ступоре, но его туша мешает пройти, поэтому пытаюсь поднырнуть под груду мускулов.

— Ань, — повторяет как заведенный.

С неудовольствием замечаю руку, преграждающую путь на свободу. Концентрация достигает апогея, или я ломаю эту лапу, или… Он хватает меня, легко уворачиваясь от удара, заламывает руку, нет, не больно, просто я теперь немного прижата к нему.

— Ну-ка отпусти меня немедленно! — со мной впервые так! Доселе никто не смел даже коснуться! Тестикулы ему, что ли, жмут?!

— Не отпущу, нам надо поговорить, — "чучело" резким движением разворачивает к себе и вновь сдёргивает капюшон!

Кудряшки разлетаются в диком восторге от свободы, несколько прядей давно окрашены в ядрёный цвет охры. Я знаю, на что это зрелище похоже, только оно для моих глаз, моё сокровище! Чучело! Ты доигрался! Я с удовольствием даю волю своему тотему: вперёд, рысь!

Глаза сужаются, я чувствую прилив адреналина, ну что ж… давай играть! Расслабляю ладонь, мой враг на подсознанке делает тоже самое, рука выскальзывает из цепких пальцев, взлетает вверх и бьёт по кадыку. О! Захрипел, родимый, тогда на вот тебе по обещанному, по тестикулам (testiculus), коленом (geniculum) — автоматически отмечаю названия, латынь — моё всё!

— Забудь о разговорах, сифака! — разумеется, я убегаю под бурные хрипы "чучела". Пусть думает, что с головой у меня всё очень плохо, пусть думает что угодно, лишь бы моя маскировка вновь была восстановлена!

Вылетела из спортивной подсобки, куда завернула после "физ-ры" за обещанным потеряшкой-планшетом. Итак, что мы имеем? Лучше разложить всё это по полочкам.

Сорок пять минут назад я сидела в школьной столовой, по привычке отложила планшет, и вместе с обедом поедала занятную книжицу "Шаманские ритуалы и боевые практики". Авторы не раскрученные, но описание заставляет проникнуться, вот и любимый папкин раздел про "духовные практики"! Мне вкусно! Рука начинает воспроизводить лёгкий полёт крыла, я делаю это незаметно для окружающих, выглядит так, будто разминаю затёкшую руку. Так углубляюсь в древнюю философию, раскрытую молодыми авторами, что поздно замечаю — мой планшет неспешно уходит вместе с Вершининым. Догоняю его и пытаюсь любезно получить обратно мою вещь.

— Вань, отдай, пожалуйста, у меня там уроки записаны, — по возможности глубже ныряю в капюшон и беспомощно щурю глаза за толстыми линзами.

— Отдам, после физ-ры в подсобке ждать тебя будет, — ухмыляется мне переросток.

— Почему не сейчас? — цепляюсь за его рукав, мне нужен планшет.

Вершинин широко улыбается и складывает дулю прямо перед моим носом.

— Заметь, Москалёва, я не показываю тебе знак английского лучника, — мстительный гад! Всё ещё вспоминает мою краткую лекцию о приличности демонстрации среднего пальца.

— Тебе — планшет, мне — разговор, — отрезает Ванёк.

И вот что это за разговор такой?! Содрать с меня капюшон, оЧоЧи мои любимые, вынудить применить хохорэй-мин в конце концов! Невольно оглядываюсь назад, Вершинин стоит, облокотившись на дверь, руки скрещены на груди. Я останавливаюсь, снимаю очки, прищуриваюсь и выпрямляю спину. Хочу, чтобы видел — не боюсь его и презираю. Ванечка делает шаг вперёд, но вдруг останавливается и вытягивает руку со средним пальцем. Ржу в голос! К какому животному его закрепить?!

Локоны падают на пол, мокрые и уже потускневшие. Жалко-то как! Но, на уровне каких-то инстинктов понимаю, что так нужно, мою тайну не должны узнать! Весь путь тотема будет впустую, я никогда не смогу соединиться со своей рысью! Значит были напрасными изнурительные тренировки и все эти ритуальные бдения Саи…

Я её помню… свою мамочку… свою самую любимую и несравненную, тёплую, вкусно пахнущую и понимающую… Три года назад она умерла. Так бывает, я знаю, только легче от этого не становится. Мои родители — парочка археологов, идеалистов-альтруистов, папа-палеонтолог, когда выбрал стезю, знать не знал, что перегнившие остатки диплодоков, которые он мастерскинаходил, могут заинтересовать нефтяных промышленников. Ахахах, а вот так! Ибо что есть нефть? Кастобиолиты с примесями. А что есть кастобиолиты? Ага, содержащие углероды полезные ископаемые, чаще, конечно, растительного происхождения, но диплодоки — большие коровы, где они паслись, там и надо искать основные запасы вожделённой горючки. В общем, родители часто путешествовали. Специалисты их уровня были интересны, многие норовили заполучить Михаила Ивановича Москалёва в свой штат. И как папа ни старался объяснить, что ископаемые останки не помогают в поисках "горючки", что он не геолог, а археолог-палеонтолог, всё равно за его передвижениями тщательно следили на всех уровнях.

Меня всегда брали с собой. Во все путешествия с родителями, наверное, с младенческого возраста. Что поделать? Оставить меня было не с кем, единственная бабушка (отец был сиротой) очень боялась остаться наедине с младенцем. Ха! Она до сих пор меня побаивается! Уж слишком свободолюбивой воспитали меня мои предки. Помню, как впервые оказалась на настоящем джайлоо.

— Э, слышь, кыз, пошла вон, — это мне сказал Эркинка, впервые увидев. Мальчишки играли в альчики, самым зачётным было выиграть большой, залитый свинцом. Как он меня взбесил тогда!

— Сам пошёл вон! — я осталась следить за игрой.

Мы были гостями, на джайлоо гостям дают всё, что они пожелают, а мне нужен был королевский "асык", чтобы уделать Эркинку. В тот же вечер прошу родителей посодействовать, хозяин нашей юрты щедр, дядя Шарип понимает: мне надо влиться в компанию детей, чтобы не скучать и не мешать родителям. К вечеру у меня шикарный асык! Не иначе от архара, или кто там был у Шарипа в загашнике? Не будь дурой, я нахожу плюшки свинца — этот металл легко плавится, быстро становится жидким — с удовольствием заливаю в отверстия, утяжеляю свой асык. Вечером предстоит битва с Эркинкой.

— Чо припёрлась? — грубит мне парень.

— Жопу твою надрать, — улыбаюсь ему в узкоглазое лицо. Он тут главный, если смогу заставить его уважать себя, значит, вольюсь в эту тусовку и летние каникулы будут весёлыми.

У меня есть дар. Я умею метко стрелять, могу попасть в самую нужную точку, наверное, поэтому мне так легко даются все упражнения с возможностью удержать центробежную силу. Просто понимаю, как надо, будто сама являюсь этой силой.

Мальчишки в ожидании развлечения ставят полукругом альчики (кинеи), замечаю, что, не смотря ни на что, меня щадят. Приятно! Но жопу надрать надо. Беру свой асык, его вес заставляет невольно оттопырить мизинец и чуть-чуть сдвинуть краешек на середину большого пальца. Не знаю, почему отставляю левую ногу, горный воздух обдувает меня, чувствую расслабляющее одобрение стихии. Выбрасываю руку по стоящим фигуркам и выбиваю семь из десяти.

— Катары?!(как?!) — орут подростки, офигевшие от моих возможностей.

Это было четыре года назад. Помню, Эркинка перед отъездом подарил мне букет из мальвы и сказал, что он меня любит. А на следующий год в горах Танзании умерла моя мама… на неё упал камень. Тот самый пресловутый кирпич, только, сука, экзотический.

— Анна!

— Что, бабуль? — отвечаю нежно, надо беречь бабулю от того, что она сейчас тут увидит.

— К тебе мальчик пришёл. Будь добра, выйди в приличном виде.

Какой, нафиг, мальчик?! Точно никого не ожидала, да и нет тут входа для "мальчика", блин!

— Бабуль, я никого не жду, поэтому предлагаю всем незваным гостям уябы…уходить, одним словом, — проговариваю, быстро поправляя остатки кудряшек. Эхххх, грива моя, гривушка… не прыгать тебе со мной больше по стенушкам, не лезть на балконы каменные, да и крыши гостеприимные не увидят тебя больше никогда…

— Ань, я не могу Ванечку выгнать, он тортик принёс, родители у него сама знаешь кто. Выходи и будь любезной! — а бабуля-то моя шипеть умеет, вот знать не знала!

Со звуком открываю дверь и лучезарно улыбаюсь настоящему. Бабуленькино лицо вмиг становится сереньким, морщинки весело сходятся у глаз, старческие губёшки вытягиваются в трубочку. Ты ж моя "уточка"! Хоть сейчас в инстаграмм, дедулек немереное количество подпишется, это тебе не Алла Борисовна, это — натур продукт!

— Оххх… — выдаёт моя утица. — Ты чего наделала?! — это уже она в голос орёт, пытаясь осмыслить увиденное.

— Чёлку подравняла, не кричи. Принеси мне очки лучше, не вижу ничего, — нахожусь я.

— Совсем ополоумела! Всё отцу расскажу! Что хочет, то и делает! — бабуля, тем не менее, не выходя из шокового состояния, бредёт за очками, тихо причитая о моём пубертатном периоде.

***

У нас огромная квартира, ну а что? Академиков не так много, можно и разориться на квартирку для светила. Помню, когда въезжали пять лет тому назад. Строгие и уже порядком престарелые соседи с глазами полными культурного шока, посматривали на наш экзотический скарб. Ещё бы! Одна кровать, инкрустированная бивнями мамонтов, чего стоила. Папа вовсю пользовался служебным положением и любимых ископаемых животных предпочитал не забывать даже в коротких набегах домой. А я на глазах изумлённой публики гордо вносила африканский светильник из настоящей капской кобры (naja nivea, ыыыыы, латынька мояяя).

— Дай, помогу, — долговязый подросток рванул на себя мою высушенную трофейную змеюку.

— Хочешь помочь? — я легко увернулась от загребущей лапы, вернув себе похожий на посох предмет. — Вон стоят предметы быта, более подходящие для такого увальня, — я дёрнула головой в сторону кровати с бивнями, около которой мялись два грузчика и папуля.

Подросток был старше, тогда я ещё не знала, что всего-то на пару годков. Уставился на меня синими глазищами, будто не веря, что ему указывают. Ну, сорян, парень, я с пелёнок в походах и раскопках, тут всё сурово и практично, нужно правильно распределять все доступные ресурсы. Парень, не отрывая глаз от моей физиономии, попятился в сторону реликтового ложа. Не знаю, кой чёрт его принёс на мою голову, только уже в следующее мгновение этот примат со всей дури влетел в дверь подъезда.

— Ой, — горестно всхлипнул человек-замыка, инстинктивно прикладывая руку к голове и отведя от меня свой странный взгляд.

— Береги мозг с молодости, ибо это единственный способ осмыслить сущее — ну не знаю я, почему это из меня вырвалось!

Синий глаз стрельнул в меня искрой злости, ха! Тоже мне новость, я — задира, трудный подросток, воспитанный на вольных хлебах учёной братии, давай, поугрожай мне. Только личико пострадавшего озарилось, вдруг, улыбочкой и расположением.

— Меня Иваном зовут. Хочешь, я тебе тут всё покажу? Да хоть после всех перетаскиваний, давай вечером увидимся?

Я — зависла. Мне одиннадцать лет, я только что вернулась из славного Египта, во мне росту метр с кепкой и заурядно тщедушное телосложение… меня что, на свидание зовут?!

— Слушай, не обязательно помогать! — чересчуррезко ответила ему, наверное. А нечего меня в краску вгонять! — Вечером у нас собираются гости, так что мне не отлучиться.

Парень опять смотрит на меня немигающим взглядом, осмысливает что-то. Кивает головой, вроде соглашаясь с отказом. И бежит в сторону разгрузочных работ.

— Значит, вечером я тоже загляну к вам в гости, соседи всё-таки. Как тебя зовут? — он опять движется с чуть повёрнутой в мою сторону головой, мало было впилиться в косяк?

— Индиана, — механически отвечаю на вопрос, отмечая, что в этот раз слабоумный ловко увернулся от бивней кровати нёсшихся в его сторону…

***

Так вот, в огромной "академической" квартире было две ванные комнаты, пара сортиров и просторнейший коридор, он-то и спасал от ненужных вторжений в личное пространство и от чутких ушей незваных визитёров.

— Ой, Ванечка, извини, не сможем сегодня тебя принять, Анька какие-то мудрёные процедуры со своей физиономией делает, неудобно с красным личиком встречать гостя, — Вот бабуляка! Вот боец! Честно взращённый за жалкие, можно сказать, месяцы проживания со мной!

Совершенно успокоившись, я побрела в сторону кладовой, где причаились русский народный веник и совок неустановленного места рождения. Время собирать остриженные кудряшки. Звуки спешащих твёрдых шагов заставили усомниться в умении бабушки в вежливых отказах, это подтвердилось её верещанием:

— Ванечка! Не ходи к ней, ведь кошка дикая! — ну спасибо блин! Срочно мне портал в лес или в любую другую нычку!

Вершинин влетел в коридор, озирая пространство злым взглядом, победно ухмыльнулся, заметив неприкрытую дверь кладовой, диким орангутангом помчался к ней. Сдуру влетел туда, да и был изолирован закрытой дверью и щёлкнувшим замочком. Боже! Такая простая ловушка!

— Совсем крыша поехала, Ванечка? — негромко спросила я, делая знак бабуленьке отвалить к вязанию. Кстати! Она покорно развернулась и ушла. Правильно, война — дело молодых! — Если ты являешься сынулькой знаменитого химика, иногда промышляющего нехорошей фармакологией, это не означает, что тебе всё разрешается.

За дверью раздавалось сбитое дыхание, вот и чего молчать теперь? Дверь ему не выбить, она у нас основательная, как любила мама. Да он и не пытался, обречённо облокотившись на неё.

Через минуту сопения он заговорил, заставив меня собрать пожитки и вернуться в бурятский посёлок. Связь с тотемом была слишком неустойчивой, а произнесённые слова и вовсе чуть не порвали эту непрочную нить:

— Я люблю тебя, Ань. Хочешь, убей меня за это.

До Москвы добираюсь автостопом. Ничего страшного, что мне шестнадцать — внутренняя чуйка не оставляет шанса неприятностям. Первыми подвозильщиками стали приятные семейные люди, доехала с ними до Питера, а там мне попался дядя Саша. Дальнобойщик, ненавидящий одиночество, особенно в дороге. Моей основной функцией стала роль благодарного слушателя. Но ухом верти, а глаз не отводи! Я должна была включить смартфон, без него вопрос с билетами до Улан-Удэ не решится.

Ожидаемое огромное количество пропущенных вызовов с неизвестного номера, неужели, бабулька сдала?! А затем масса сообщений, одно другого краше, человек мне изливал душу все эти часы моего побега.

— "Ань, почему? За что?! Я что, псих? Точно, псих…"

— "Давно люблю! Как увидел! И плевать мне на твоё мнение! Не могу держать в себе больше!"

— "Где ты?"

— " А я всё равно напишу! Нельзя так… со мной!"

— "Серафима Андреевна пыталась меня чаем напоить", — вот тут я поржала, мне бы ей успокоительных каких оставить, до сих пор же не знает о состоянии моего отца, думает, всё у нас хорошо, а внучку ей отправили просто для поддержки после смерти дочери. Кстати, надо отмазаться, а то начнёт номер зятька искать, которого у неё нет.

Отвлекаюсь от сообщений, набираю мою "уточку" престарелую.

— Ба, я уже долетела, всё нормуль.

— Куда ты долетела? Где искать-то тебя? Ванечка извёл расспросами, а я даже город не знаю, в котором вы с отцом-непутёхой остановились!

— Меньше знаешь — лучше спишь, ба. Ванечка идёт лесом! — я немного подумала и решила пошутить. — Но если позовёт тебя замуж — иди. У них семья богатая и надёжная.

— Дура!

— Это ж хорошо! Дуракам жить легче, бабуль.

— Когда вернёшься?

Вот тут я зависла. Мне нечего было ответить ей, тем более, наш разговор пытается прервать входящий с всё того же неизвестного номера.

— Я дам знать. Ба?

— Ну что ещё? — усталым, перенервничавшим голосом спросила моя любимая старушка.

— Ты знаешь основные правила?

— Да помню я. Не болеть, держаться ближе к Петру Алексеевичу. Индиана! — вдруг у нас проснулся старый солдат.

— Чего верещишь? На лекарства денег оставила, за квартиру оплачено, в кухонной конфетнице — наличные, на карточку пришлю ещё…

— Что происходит? Почему отец ни разу не набрал мой номер телефона? Почему ты, как хиппи, разъезжаешь неизвестно по каким городам? Что за… — я слышу, как во входную дверь звонят и тарабанят, ОФИГЕЛИ МНЕ БАБУЛЮ ПУГАТЬ?!

— Не открывай! — ору во все лёгкие. — Вызывай полицию!

— Прекрати истерить, придурошная, не открываю я, — вот прямо слышу, как "утица" моя пахитоску мастырит в мундщтук.

— А полицию вызвать?

— Да зачем? Ванька твой долбится, надоел до жути. Вроде приличный молодой человек был, — ай, молодца! То есть неадеквата она не пускает и даже пахитоску свою закурила, давно бы так!

— Ба, все мужики, — делаю деликатную паузу, — кроме Петра Алексеевича, конечно, сифаки и недоумки, меньше рассказывай ему про меня.

— Знаешь, всё-таки ты — дура! — опча! Это что сейчас за подростковый высер у великовозрастной бабули?!

— Прошу обоснований.

— Да парень с ума по тебе сходит! Чего тебе надо? Пригожий, умный, жопка красивая…

— Что, блин, красивое?!

— Жопка. А ещё глаза, — с готовностью сообщает бабуля. До меня доходит, что с пахитоской она цедит коньяк.

— Угу, и что? Если он со своей царской внешностью мне не нравится, я — дура?

— Дура и есть, О! Ванюша чего-то мне теперь названивает, ладно. Коли долетела, целую, обнимаю. Пойду, успокою женишка твоего, а то и впрямь уже одиннадцать вечера, а он шумит!

— Пока, ба, — и вот я возвращаюсь к сообщениям…

— " Мне было тринадцать, а тебе одиннадцать. Помнишь тот вечер? Я припёрся к тебе в комнату, хотя ты меня не звала. Я сразу охренел, ведь у тебя был настоящий турник! Зачем девчонке турник?"

За тем, что мне нужны были мышцы, придурок, не быть скалолазом тому, чьи мышцы, как у кисейной барышни. Меня приучали к походам и экстриму, мало ли…

— "А потом мне сказала, что-то на своём тарабарском и заставила читать вслух трактат Цицерона"

Ой, всё! Ваня иди в жопу! Я сказала тебе: " Scientia sit potentia" (знание есть сила), а Цицерон… Кстати, он мне больше не нравится! Потому что не важно, кто как стартовал, важно, кто как финишировал! Мой, некогда любимый философ тупо пал жертвой второго триумвирата, став чуть взрослее, я поняла — быть великим философом совсем не практично. И не чего за жизнь массам втирать, коли на котлеты пустили саратнички. Вот Демосфееен… Но смартфон вновь беспрестанно мигает входящими сообщениями:

— " Всё это ерунда! Есть чувство, которое я не могу победить. Я пытался! Честно! Только впустую!"

— "Глаза твои… запах…движения…"

— "По ходу, я пьяный"

— " Знаешь, а пошла ты на хер!"

— " Прости!!!!! НЕ смогу без тебя! Плохо. К тебе хочу. Долбаный я идиот! Убей лучше!"

Во мне шевельнулась рысь! Ого! Давно так не ощущала её! Чего она хочет от Вершинина?! Дрожащими пальцами нажимаю на ещё один пропущенный. Трубку снимают немедленно.

— Инди… Ты позвонила, — я слышу на заднем фоне гремящую музыку.

— Френдзона?! Серьёзно?!

— Ну а где я у тебя?

— Ты слушаешь "френдзону", придурок?

— А, это, — на том конце трубки смущаются, прямо слышу. — Немного помогает.

— Ты слова слышал? "Прям в моё ко-ко-ко-кокоро, ко-ко-ко-ко кокоро, заряжай и целься". Ивааан! У меня мозг плавится! И курочку хочется схавать!

— Анька, харе болтать! — Оживляется дядя Саша. — Подъезжаем.

— Кто там у тебя?! — взревел Ваня.

— Короче, Вершинин, пока! Не разводи соплей, учи латынь и историю, глядишь, свидимся, — выключаю идиота, ужас какой! "Френдзооона" блин! Высшая степень примитивизма. Через минуту получаю последнее сообщение на этот номер телефона:

— "Знаешь, а я решил. Найду тебя и заставлю принять меня и мою любовь…Ха! Придумал свой девиз: раз… два… три, четыре пять, я иду тебя искать. Потому что жить хочу, я без Анечки — умру."

Горестно улыбаюсь сверкающему экрану смартфона. На тебя реагирует рысь, это я могу убить тебя, идиот, только поэтому и сбежала…

Глава 2

Я сижу у дверей квартиры в которой пять лет назад поселилось моё проклятье. Со мной честно спёртая у отца бутылка коньяка ну и несравненный плейлист младшей сестры. Пьяным ухом слышу, как Серафима Андреевна шуршит замком, резко вскакиваю и автоматически завожу руку с пойлом за спину.

— Ну, чего расселся, заходи уже, — бабушка Индианы тянет шею и замечает таки блеск полупустой тары. — За столом выпьем, от чая ты несколько часов назад отказался, но пироги остались, на закуску подойдут.

Чтоб меня! Бабуля держала в руке настоящий мундштук с дымящейся папироской. Мне нужен кто-нибудь, для беседы, для выверта души, для поддержки. Похоже, пожилая леди сегодня поможет мне в этом.

— Совсем не правильно, что я с тобой выпиваю, — спокойно говорит Серафима Андреевна, деликатно отпивая из бокала янтарный напиток. — Нынче это даже может повлечь за собой неприятности, что скажут соседи?

— На вашей лестничной площадке только один сосед — Пётр Алексеевич, он сейчас в пансионате отдыхает, куда вы не пожелали с ним поехать, — невольно принимаю чинную позу, выпрямляю спину и расправляю плечи. — Простите, тем не менее, за шум. И может быть вам станет спокойнее, сегодня мне исполнилось восемнадцать.

— Индиане шестнадцать тоже сегодня исполнилось, — всплеснула руками пожилая леди. Да ты итак знаешь?

Ничего я не знаю! Она же постоянно где-то ошивалась, ни разу нормально не поговорила со мной, всегда норовила заткнуть, унизить, лишь бы я отстал. Постоянно разъезжала с родителями по долгим экспедициям, изредка появляясь и разнося в щепки моё сердце. Её визиты в школу были настолько редкими, что порой мне казалось, будто она вовсе не получает образование. Выслеживал её, караулил, в эти редкие недели возвращения из очередных экспедиций. Не девушка, а болотный огонёк!

От маленького кусочка информации (у нас совпадает день рождения), сердцу становится теплее. Хоть так стать ближе к ней.

Если вам говорят, что невозможно влюбиться в тринадцать лет, что это лишь бурлящие гормоны и раннее половое созревание — не верьте! Я заболел ею пять лет назад, увидел девчонку и пропал. Торжественно так несла этот свой светильник, тоненькая тростиночка в коротких штанишках и белой блузочке. Смелая, наглая, красивая до чертей перед глазами. Помню, всерьёз собирался не ездить в спортивный лагерь, к чёрту бокс, хочу тусоваться рядышком с ней! Мелкий же был, не знал как подступить, чем заинтересовать навязался с родителями на новоселье к Москалёвым.

Чуднее людей не встречал, в квартире ещё полно не распакованных коробок, но того, что я замечаю, хватит на оформление маленького музея! Отец моей тростинки восседает на огромном тамтаме, да не просто сидит, но и барабанит по нему, что-то рассказывая статному Петру Алексеевичу, рядом теснятся другие соседи. Мама весело разливает какой-то странный напиток с кусочками то ли фруктов, то ли стеблей, шокирует скабрёзными историями чинных дам, те сидят, хихикают, поглядывая на собравшихся у тамтама своих мужей. Атмосфера — изумительная, полное единение достаточно разных людей, мне здесь очень нравится. Вижу макушку тростиночки, бегает от одной группы людей к другой, по дороге хватает бутерброд с котлетой, замечает меня и берёт и на мою долю, улыбаюсь, сейчас она подумала обо мне.

— Привет, вот тебе котлетка с хлебом и маминым соусом вместо мазика, — как будто рада меня видеть?

— Прикольно, в первый раз вижу такие бутерброды на вечеринке, — с удовольствием угощаюсь, вкуснотища!

— Мяса хотелось перемолотого, вот мама и извратилась, ну а что? Нормальные бутики, и не надо заморачиваться с горячим.

Хватает меня за руку и тащит в свою комнату, по дороге пытаюсь прожевать откушенный кусок и давлюсь, начинаю кашлять.

— Да что с тобой не так?! То об косяки затылком прикладываешься, то куском давишься. С такими способностями на инвалидном кресле окажешься, и будут тебя кормить через трубочку.

— Водички дай, — прошу через кашель.

Но вместо водички мне достается сильный удар по спине, правда помогло. А когда поднял глаза на сероглазую тростинку, меня окатили таким презрительным взглядом, что захотелось на фиг бросить недоеденный бутик и немного потрясти хозяйку, чтобы подобрела.

Болтали с ней о всякой ерунде, в основном она конечно. Книжками потрёпанными хвасталась, фразами на латыне мой слабый, по её мнению, интеллект обогащала. Я помалкивал, пока дело до турника не дошло.

— А сколько раз ты подтягиваешься?

— Ну, раз десять легко.

— А с поворотом сможешь?

В нашем доме высокие потолки, турник для Индианы повесили по её росту, мне легче показать поворот, делаю легко и не принуждённо, красуюсь.

Она молодцевато совершает то же, легко подтягивается, переворачивается, просторная футболка падает ей на голову, а я замечаю беззащитно белеющую, чуть оформившуюся грудь… немедленно отворачиваюсь, знаю, что она смутилась.

На следующий день припёрся в двенадцать дня. Начало лета, приглашу её прогуляться, как хочется общаться с ней дальше.

— Ой, Ванечка, привет! — открыла её мама.

— Здравствуйте, а Аню можно?

— Это какую Аню? У нас только Индианка живёт, — веселится, будто не замечает моего замешательства.

— Простите, Индиану можно?

— С утра умотала к бабушке, давно они с ней не виделись, соскучились.

— А когда она вернётся?

— Ой, ну не знаю, мы через пару недель заезжаем за ней и в экспедицию. Представляешь в Киргизию поедем, там такие горы!

— К сентябрю вернётесь? — что-то случилось с моим настроением и чуткая женщина это заметила. Улыбка медленно исчезла с её лица, правая бровь чуть приподнялась.

— Вань, думаю, приедем не раньше февраля, после экспедиции, нам придётся сопровождать нашего папу по научным конференциям. Индианка нам не простит, если отправим её домой, — она как будто оправдывается передо мной.

Вот так она появлялась и исчезала, вроде успокаивался, чуть забывал, но наступал новый виток её появления и чувства вспыхивали вновь, усиливаясь с каждым разом.

***

— Помню, когда впервые на руки взяла Аньку, та заорала, будто её чудищу отдали, — Серафима Андреевна вновь пригубила коньячок, душевно пыхнула пахитоской. Не люблю запах табака, но сейчас как-то успокаивает. — А у этого араба или перса — не знаю, кто он, Ариф его звали — гугукать начала, за бороду таскать. Я так ревновала тогда! Оказалось потом, что он роды принимал у Женечки моей, повезло идиотам! Из экспедиций не вылезали, дочь с маленьким животиком уезжала, а приехала с Индианкой. Надо же было так дитё назвать, говорили в честь доктора Индианы Джонса!

— Серьёзно?! — я поперхнулся пирогом, не ожидал такой сТрАни от научников.

— Да нееее, шучу, — бабушка-тролль вновь отхлебнула винного дистиллята. — На самом деле они её в Анапе зачали, а родилась Аня в Северной части Индии, там Ариф и принял её на этот свет. АнаИнди — звучало не очень, вот они и извратились, но версию с киношным персонажем тоже активно продвигали. Семьяархеологов, помешанных на науке, приключениях и друг на друге.

Воспоминания накатывают на пожилую леди, она украдкой смахивает набежавшую слезу. Я тоже невольно окунаюсь в воспоминания трёхлетней давности.

***

— Иван, ты видел? Анька приехала, — влетела в комнату младшая сестрёнка. Не вовремя влетела, надо сказать. — А ты… занят?

Да! Блин! Занят! В моих объятьях девушка, мы целуемся. И пусть она явилась инициатором наших отношений, но именно сегодня меня угораздило принять решение двигаться дальше. В очередной раз накатывает тупое чувство. Просто откидываю от себя Лину, и даже не оглядываясь, бегу на пару этажей ниже, к заветной двери. Долго не отпускаю звонок, пока мне не открывают.

Михаил Иванович одет во всё чёрное, тёмные круги под глазами, выглядит осунувшимся и постаревшим. Молча отходит от дверей, разрешая пройти, безучастно идёт по длинному коридору и захлопывает за собой дверь в гостиную.

Что-то произошло, что-то непоправимое… осторожно стучу в дверь её комнаты, почти сразу мне открывают.

Моя тростиночка тоже в чёрном, кудряшки собраны в огромный хвост. Смотрю на неё жадно, сердце заходится от волнения. Как же я скучал, не видел почти полгода! Она повзрослела, похорошела, даже заплаканные глазки её не портят.

— Мама умерла, — произносит почти шёпотом. — Камень на голову упал.

Врываюсь в комнату, обнимаю за худенькие плечики, прижимаю к себе, хочу растворить её горе, спрятать ото всех. Впервые она не сопротивляется нашему сближению, не умничает, не показывает своё и так признанное мною превосходство. Тихонечко плачет, позволяя прижимать к своей груди. Носом втягиваю запах волос тростиночки, навсегда запоминая его.

Не знаю, сколько мы так простояли. Мою персональную гармонию нарушает голос Лины.

— Круто, Вершинин! Только что целовался со мной и вот ты уже обнимаешь малолетку.

— Убирайся, — шиплю я своей так и не состоявшейся девушке.

— Окей! Только двери входные закрой, мало ли кого ещё принесёт, — раздражённо бросает Лина, громко хлопая створкой.

Инди моментально отталкивает меня, в глазах сначала растерянность, а потом уж появляется злость, плавно превращающаяся в холод.

— Ну, пожалел сиротку, пора и честь знать, — равнодушно бросает она.

— Нееет, Ань, послушай…

— Пааа, можно к тебе войти? — она легко обходит меня, уворачиваясь от рук, не слушает, что отвечает ей отец, и открывает дверь в гостиную.

— Вань, спасибо, что зашёл. Возьми, пожалуйста, пакет у дверей, там для Светика приветики, — вновь холодное равнодушие. Не интересно ей больше моё сочувствие, не нужна защита.

— Ань, ты неправильно всё поняла, — мямлю, паникую, опять теряю её!

Просто кивает в ответ, словно соглашаясь с моими доводами, и отрезает:

— Мне нужно помочь папе. Документы собираем, немного побудем здесь, а потом опять уедем. Вань, там, в пакете, ещё для тебя есть сувенир, не перепутаешь со Светкиными. Сегодня, правда, не получится больше поболтать, уходя, захлопни дверь, пожалуйста, пока! — поднимает руку в прощальном жесте и запирается в гостиной с отцом.

Полное опустошение! Вот моё состояние после встречи с Аней тем днём. Не помню, как добрёл до своей квартиры, но пакет с подарками от Москалёвых я не забыл прихватить.

— Вань, что случилось? — спрашивает мама, едва увидев меня на пороге.

— Тётя Женя Москалёва умерла, — автоматически отмечаю, как мать всплескивает руками, прижимает их ко рту, шок. — Камень на голову упал, — сипло добавляю, пытаясь уйти от дополнительных вопросов.

Ухожу в свою комнату под ошеломлённое молчание своих домашних, вспоминаю про сувениры для младшей сестры. Протягиваю ей пакет.

— Тут Аня тебе передала, — всё! Хочу остаться в одиночестве.

Я не выхожу к ужину, за закрытой дверью мама просит пусть её, но я убеждаю оставить меня сейчас в покое.

Наверное, только сейчас понял — я ничего не знаю о своей любимой девушке. Она просто появлялась раз в полгода, как яркая вспышка. Каким-то волшебным способом Аня знала, чем может порадовать Светку, да они почти одногодки! Подружки?! Вскакиваю с дивана, отбрасывая тоску, у меня под боком живёт человек, который знает что-то о моей тростиночке!

— Свет, надо поговорить, — бесцеремонно хватаю сестрёнку и тяну за собой в комнату.

— Что ты знаешь об Ане? — от волнения задаю слишком прямой вопрос.

Сестрёнка широко распахивает глазища, недоумённо таращится на меня.

— Ты больной?!

— Светик, нет, нет, я не больной, — удерживаю её за руку, пытаясь найти в голове нужные слова. — Влюблён в неё до чёртиков! Помоги понять её, что она хочет, что любит, номер её телефона, аккаунты в соцсетях…

Мордочка сестрёнки из изумлённой превращается в ехидную.

— Это поэтому ты с Линкой сосался?

— Нет! Не поэтому! А потому что… — зависаю, как объяснить мелкой, что ни разу не успел как-то проявить себя, всегда отвлекала! К любому слову цеплялась, никогда не позволяла приближаться к себе.

— Расслабься, есть две новости. Первая — я давно заметила, как ты с ума сходишь по Ане, вторая — я ничего о ней не знаю.

Теперь в глазах сестрёнки я вижу сочувствие. Она берёт мою руку, встряхивает её, пытается сделать совместную "волну", наш с ней любимый жест единения.

Бесполезно, чувствую себя овощем. Как можно не знать людей, чьё появление сносило башню всем соседям?! Когда Москалёвы возвращались из своих поездок, закатывался общий сбор, дружной компанией они устраивали всем нам праздник. Каждый из Москалёвых образовал свою группу по интересам. Мужики тёрлись исключительно около Михаила Ивановича, женщины дружно хихикали с тётей Женей, а мы (подростки всех возрастов) были под опекой Индианы. И только почти в конце вечеринок три компании схлёстывались за одним столом. Каждому казалось, что это его близкие, самая лучшая и крепкая семья. Все расходились по своим домам довольные друг другом. Офигенная терапия! Археологи рассказывали о своих приключениях, успевая внимательно слушать всех собеседников, поддерживали интерес к каждому гостю. Наверное, я смог это определить, потому что был единственным, кого не делали интересным. Каждую встречу Индиана задвигала моё эго в самую жопу.

— Но ты бы спросил у её одноклассников! Хотя… — сестрёнка пытается сделать какие-то выводы. — Наверное, не узнаешь ничего. Аня общалась со всеми и ни с кем. Очень многие мальчишки запали на неё, ты замечал? Да и девочки многие хотели с ней дружить, я, например. А она вроде и не против была, но каждый раз предпочитала общаться с тобой. Мы думали, что вы дружите.

Отрицательно качаю головой. Не замечал. Никого не замечал, когда видел её. На переменах бежал к кабинетам, из которых она должна была выйти. Всегда с чем-нибудь вкусненьким, чаще всего с бутербродами. Просил телефон, обещая не звонить по пустякам, но каждый раз Индиана меня объегоривала, забалтывала, и я провожал её до квартиры, так и не получив заветного номера, а потом она уезжала…

Перед роковой поездкой в Танзанию я ещё раз попытал счастья:

— Ань, ну дай ты уже мне свой номер, вдруг вопрос жизни и смерти встанет!

Осень ранняя, вокруг нас летают красивые листья, воздух уже насыщается сыростью, грустью, но рядом тростиночка, и мне хорошо. Индиана до моей просьбы задвигала мне о реформах Отто фон Бисмарка, об объединении Германии в единый организм, а после моих слов замолкает, долго смотрит вдаль, что-то рассчитывая, но обречённо опускает плечи и произносит:

— Нет смысла, у меня нет постоянного номера, мы слишком часто передвигаемся, — хмыкает и делится воспоминанием: — мой крёстный говорит, что Москалёвы прыгают по странам, словно блохи.

***

Медальон на кожаной верёвке. Это был тот самый "сувенир" для меня. Светка сразу поняла, кому он предназначен.

— Смотри, какую круууууть тебе Индианка дарит! — восторга полные штанишки, сестрёнка пыталась примерить на себя, но вещь реально смотрится слишком громоздко. На медальоне изображён настоящий бурый медведь. Морда у него, конечно… словно всматривается в самую душу. Никогда не видел чего-то подобного! Так по нраву пришёлся этот подарок, так теплом повеяло, взял и надел сразу.

— Сколько времени? — спрашиваю сестру. Наверное, Аня уже проснулась, я смогу покараулить у дверей или попытаться вновь войти в квартиру археологов.

— Два часа дня! Ты реально медведь! Так спать, — с недоверием посматриваю на часы. Ёёёё, правда два часа дня!.

Вскакивая пытаясь попасть в свои джинсы, надо успеть, ведь наверное… похороны, надо помочь участием, деньгами?

— Мааам.

— Что? — мама зашла в чёрном одеянии.

— Ты к ним?

— Уже ходила, завтра погребение, в крематории, — у мамы чуть заплаканные глаза.

Я мгновенно бросаюсь прочь, не забывая застегнуть медальон и не обращая внимания на какие-то слова, произносимые мамой. Сбегаю вниз… и сталкиваюсь в дверях с персонажем арабских сказок. Здоровый мужик стоит в проёме, обнимая плачущую Анютку.

— Могу подменить! — не знаю, что движет языком, но мне неприятно, что её держит на руках незнакомый мужик.

— Ты кто? — недобро оглядывает меня, а та, чьи глаза мне так хочется увидеть, прячет взгляд на его груди, продолжая всхлипывать.

— Я? Иван, сосед и… — теряюсь в определении своего статуса, — молодой человек Ани.

А вот и реакция! Тростиночка отделяется от дядьки, высовывает возмущённую моську, вмиг забывает обо всём! Даже о грустном.

— Ошизел, Вершинин?! А ну-ка, пошёл отсюда! Вон, хоть к Бельской! Надо же такое ляпнуть, Ариф, ты не обращай внимание на него, он — сифака с недоразвитым мозгом.

Но дядька будто не слышит её, он аккуратно отстраняется и протягивает мне руку. Лицо остаётся суровым, но чуть дрогнувшие в грустной улыбке губы дают надежду, что он одобряет мои действия.

— Ариф, — коротко представляется здоровяк, рука крепкая, мозолистая, основательная. Человек- скала, человек слова, я прям почувствовал это!

Не остаюсь в долгу, мне важно, чтобы она хоть когда-нибудь услышала меня, подпустила ближе.

— Иван Вершинин.

— Мутишь с моей крестницей?

— Пытаюсь.

— И как, получается? — лёгкий акцент выдаёт в нём иностранца. Наверное, учился в России.

— Хреново, то латынью гасит, то историческими опусами.

Снова тихо хмыкает, ноздри раздувает: смерть тёти Жени, висящая на нём Анька, обязывают быть чуть сильнее, чем обычно.

Дикий взгляд рассекает меня пополам.

— Совсем, что ли?! Ариф, он не мой парень. Ты же знаешь моё отношение ко всему этому. Мелет языком своим. Видишь, сиротку успокаивает, идиота кусок, — она заталкивает огромного мужика в квартиру. — Хватит разговаривать, нужно к отцу идти.

Дальше как в тумане. Крематорий, Анька, пытающаяся влезть в закрытый гроб, я хватающий её, истерика, боль, трапезная… тётя Женя реально умерла.

Через месяц остатки семьи Москалёвых исчезли, на их место приехала прекрасная Серафима Андреевна. Почти на полтора года я забыл, что такое солнечный свет, весенние паводки, жизнь. Но Индиана вернулась. Одна. Нахлобучив на себя капюшон и очки с толстыми линзами, она старалась не пересекаться со мной, игнорила мои визиты, не выходила на переменах, молчала, когда я случайно вылавливал её в школьном коридоре. Достала! Но не мог я остановиться, как конченный сталкер торчал под её окнами.

Этот разговор я услышал лишь потому, что возвращался поздним вечером со своих тренировок. Тренер задержал, заставляя отрабатывать перед чемпионатом.

Темень, хоть глаз выколи, начало марта, до белых ночей в это время суток ещё ждать пару месяцев. Иду весь в своих мыслях, у нас во дворе тихо, охраняемая территория. Любой звук сейчас слышен, невольно начинаю почти красться, а взгляд привычно тянется к заветному этажу.

Только потом я догадался, что Инди сидела на высокой сосне, стоящей напротив её окон. Вот как она избегала меня! Я ждал у дверей, а она окнами уходила! Дерево огромное, того и гляди свалится с него, постою, подожду.

— Нет, Сая, я не могу это сделать, — остановился как вкопанный, голос Ани услышал, мягкий, приглушённый. — Я могу убить его!.. Ни о каком тотемном воссоединении не может быть и речи, рысь реагирует на него, я и так маскируюсь! Ванька Вершинин — хороший! Знаешь какой он?.. Да… я поняла, что тебе всё равно, просто надо убить его если рысь захочет, да?! Нет, я же сказала, что нет! Да, он мне дорог, нет не как отец… Сая, иди в жопу! Я не приближусь к нему, если могу навредить!

Я в шоке… разговор обо мне?! Я ей дорог?! Именно тогда я решился на отчаянный шаг с планшетом и прочим…

А сейчас мы дружно бухаем с её очаровательной бабушкой, которая так же мало понимает, что же такое — Индиана Москалёва.

Глава 3

Давно это было. Ещё Великий Байкал не ведал, что любимая дочь Ангара сбежит от него к Енисею. Ещё богатырь Орхон не превратился в каменный столб. Ещё не знали лесные звери, кто такие люди.

Бабушка Манзан Гурмэ — мать-богиня всего сущего — предложила зверям разобрать подарки. Первыми были медведь, ирбис (снежный барс) и рысь.

— Я возьму силу, — и медведь забрал острые когти и бурую шкуру.

— Я возьму ловкость, — ирбис забрал тёплую шкуру да длинный хвост.

— Я заберу хитрость, — рысь забрала себе чуткие уши с кисточками и неприметную шкуру, способную слиться с любым деревом.

Когда появились люди-охотники, звери были уверены, что победят. Только медведя легко загоняли в ловушки и силой отбирали когти. Ирбиса выслеживали из-за красивой шкуры, а ловкость ему не помогала. Долго не могли люди поймать лишь рысь. Стала она самым желанным трофеем для охотников. Где она прячется? Где её дом? Что она взяла в подарок от Великой богини-матери? Ведь остальные дары люди отбирали легко.

А рысь сидела на ветвях высоких деревьев и думала, как бы отучить людей искать её? Как бы напугать, заставить себя бояться больше, чем сильного медведя, за которым по одному не ходят, и ловкого ирбиса, чья шкура на зависть соседям висела в богатых юртах?

Однажды рысь увидела одинокого охотника, что искал её уже не первый месяц. Шёл он, потирая шею от укусов комаров, расслабленный, ничего не чующий. С ветки на ветку тихо ступала она, следила за человеком, пока тот не подошёл к бегущему ручейку и, вовсе никого не опасаясь, наклонился попить студёной воды. Тут-то и прыгнула хитрая рысь, вгрызаясь в самое основание шеи, мгновенно убив врага.

Много вековпрошло, но охотники помнили: в горах и лесах нет опаснее зверя, чем следящая за тобой рысь…

***

Величественные горы Морского хребта Центральной Бурятии в это время года были особенно прекрасны. Насыщенная зелёная трава щедро покрывала одеждой каменных исполинов, а нежные лилии всех цветов и оттенков украшали это богатое убранство.

Хрясь! Сухая ветка сломалась под ногой убегавшей от преследователей девчонки, эхо предательски передало ватаге мальчишек, в каком направлении движется беглянка. Неслась что было сил! Ещё бы, ведь Шоно^[1] остался недовольным её выигрышем, нечего было выпендриваться приезжей! Кто только за язык тянул, что сумеет обогнать самого быстрого. Да и как обогнала-то? Срезала через дворы и перемахнула через пару заборов, а потом с наглой улыбкой говорила, что не было оговорено, каким путём придёт к финишу первой.

— Взяяяять куницу и мордой в конский навоз! — прорычал Шоно. — К нам во двор как раз новую партию привезли!

И началась погоня. Ноги сами несли в предгорья, легко преодолевали каменные препятствия, пока не вынесли на равнину с реками и вековыми деревьями. Дыхание ровное, сердце стучит учащённо, но в крови такой адреналин! И ни капли страха.

— Окружай её! Не выпускать! За хлюзду платить надо, куница! — орал Шоно, раздавая указание своей своре.

— Выкуси, тупой волчок, — ободряюще шептала себе Индиана, продолжая работать лопатками. — Всё равно не достанешь!

Впереди кучно росли кедры, запах хвои подействовал одуряюще, девчонка вмиг забралась на самый ветвистый кедр. Как ей это удалось? Сама не поняла. Обхватила ствол руками и ногами, каждая ветка сама под пятки поддавалась. Растянувшись на ветке, затаилась, поджидая преследователей.

— Где она? — озирался главарь, не додумываясь поднять лицо вверх.

— Она сюда побежала! Наверное, за стволом спряталась.

— Осмотрите здесь всё, — Шоно был старшим сыном сельского старосты, его авторитет непререкаем.

Судьба распорядилась, чтобы макушка мальчишки оказалась под самой веткой, на которой устроилась Индиана. Искушение было слишком велико, башка Шоно, словно чёткая мишень, располагала очень…

— Банзааай! — кедровая, ещё толком не созревшая шишка полетела прямо в самую маковку.

— Ёккарганай! — злющие узкие глаза поднялись ввысь, рука в угрожающем жесте замахнулась кулаком, — Лучше сейчас сама слезай! Не то хуже будет, караулить останемся, мы хоть всю ночь здесь сидеть можем, не то, что ты, глупая куница.

— Вот и сидите хоть всю ночь, а мне пора! — невероятно ловко девчонка перепрыгнула на соседний кедр. И на следующий, и ещё на следующий, быстро увеличивая расстояние между собой и изумлёнными преследователями.

— Ох, Шоно, не правильно тотем определил, — к ватажке обалдевших мальчишек подошла красивая молодая женщина. — Она не куница, она — рысь.

— Бештекты? Что вы здесь делаете?! — удивился Шоно неожиданному появлению Саи, слывшей необщительной затворницей, сторонившейся жителей посёлка и особенно приезжих.

— Искала лекарства для её отца, — шаманка кивнула головой в сторону спрыгнувшей с кедра тоненькой фигурки. — Теперь нашла. Эжины^[2] будут довольны.

***

Почти месяц в пути. Половина из месяца в непроходимой тайге. Запасы истощались, пополнять приходилось как настоящим выживальщикам. С помощью нехитрых силков, ловили мелкого зверя (зайцев, прожорливых куниц), а ещё Уктэке был отличным лучником, у небольших водоемов пристраивался бурят со своим лёгким оружием, и всегда возвращался с подбитой птицей. Индиана взяла на себя роль собирателя, быстро разобравшись с окружающей флорой, девчонка орудовала на полевой нехитрой кухне не хуже любого саратника-выживальщика.

— Оооо, дочка, да ты наготовила на целую компанию, — отец Михаил Москалёв потянул носом, принюхиваясь к вареву на костре. — Запах-то какой! Как тебе удаётся сделать всё таким домашним, ароматным?

Индиана с обожанием взглянула на отца, если бы он знал, какие усилия она прилагает, чтобы её заметили, хоть немного убрали снисходительности, подарили немного, почти позабытой, родительской нежности…

После смерти любимой супруги, Михаил подумывал, что жизнь его, в общем-то, окончена. Разрешил залить в свою душу чёрную субстанцию тоски, приведшей к отстраненности и равнодушию, даже по отношению к единственной дочери.

А с подростками, особенно девочками, так нельзя! Индиана потеряла больше, отец ведь, что? Постоянно в тусовках с учёными мужьями, в "окопах" своих, или на фуршетах светских блистал интеллектом. А мама… Она — была всем миром для дочки. Первые уроки, первые советы, первые ошибки, всё проживалось с мамочкой.

Евгения, в девичестве Честная, была аспиранткой кафедры Древний Восток, когда закрутилась любовь с гениальным Москалёвым. Всё отставила в сторону, сделала выбор, помчалась на раскопки, увлеклась палеонтологией. Не оставляла мужа ни на минуту, таская за собой и дочь, не из-за глупой ревности, нет! Просто жить без него не могла. А когда в Пенджабе на седьмом месяце существования Индиана захотела поближе рассмотреть создателей и мир, Евгения поняла, что и без этой сероглазки жить она не сможет.

— "Инди, Ваня приходил, такой симпатичный парень, — и мама стреляет хитрый взгляд на вмиг вспыхнувшую дочку. — мне кажется ты ему очень нравишься."

— " Ну нееет, мам, он слишком взрослый, спортивный, знаешь как за ним девчонки бегают?!"

— " И что? Приходил то он к тебе. Так расстроился, что мы уезжаем надолго, подумай, может быть, останешься дома? Я бабушку попрошу с тобой пожить."

— " И я не увижу Киргизию? А потом пропущу поездки в Амстердам, Вену, Белград не увижусь с Арифом?!" — Индиана ещё немного подумала, но всё же решила объяснить часть своего плана. — За эти полгода я ещё больше вырасту, стану более интересной, вот тогда и посмотрим!"

— "Что ты собралась смотреть, душа моя? — Женя с любовью обняла дочку. — Мммм?

— "На всё, что ты напридумывала!"

Арифа проводили ещё ранним утро, прощались долго, обещая свидится через пару месяцев. Отец безынициативно пожал руку, бормоча что-то вроде:

— "Прощай, потомок Омара Хайяма, чиркни мне потом парочку рубаи", — в этот раз шутка не зашла, и Ариф так же вяло на неё отреагировал:

— "…Он истёрся до дыр, я за новым пришёл".

— Крёстный, пожалуйста, пиши мне каждый день, хотя бы строчку, хотя бы словечко, а то нового не будет никогда, только дырки останутся, — всхлипывала Индиана.

— Обещаю, — сильные руки крепко обняли девчонку, поддерживая и успокаивая.

Они ещё долго смотрели на улетающий в Москву самолёт, прежде чем вызвать такси и отправиться домой.

— Инди, — отцовский голос звучал глухо и пусто, словно его не было рядом, а пустое тело принадлежало бездушной кукле. — Поезжай сегодня к Серафиме Андреевне, мне нужно кое-что собрать в дорогу, — он немного помолчал, а потом убил. — В этот раз, я уезжаю один. Тебе незачем быть сейчас рядом…

Индиана не поехала к бабушке за город. Зашла в общепит, заказала любимую шаверму, запивая сладкой газировкой уставилась в окно. Тогда-то она и увидела "весёлую" троицу. Вершинин с двумя девицами шёл хоть с постной рожей, но руки свои подставил, чем повизгивающие девчонки моментально воспользовались, стараясь прижаться к сильному стану спутника, заискивающе заглядывали ему в лицо, хихикали…

— Всё обман, — равнодушно произнесла в слух Индиана. — Я здесь не останусь.

Тихонечко подкрадывалась девчонка к своей квартире, в этот раз она опасалась, что отец будет очень категоричным и действительно оставит её. Нужны решительные действия, нужно забрать его документы и вернуть только в случае покупки ещё одного билета, для дочери, например!

Она тихонечко отомкнула дверной замок. Темнота моментально окутала девчонку, но Индиана прекрасно видела в темноте, необъяснимый феномен достался её с рождения и приносил массу плюсов, вот, например, можно стащить паспорт у спящего отца…

— Твоя сдохшая сука жена, кое-что задолжала нам, — чуть свистящий, надломленный злобой голос, раздавался из столовой. Из столовой, где когда-то хозяйничала мамочка! От услышанного Индиана едва не задохнулась от подступившей к самому горлу ярости.

— Как ты думаешь, академик, камень ей на бошку упал случайно?

— Твааари, — голос отца сдавленный, хриплый, его душат?!

— Мы — жрецы, а ты — пыль под ногами! Отдашь печать, и мы забудем о тебе и твоей маленькой дочурке. Или ты желаешь посмотреть, как её затрахают во все щели на твоих глазах, а потом уже отдать нужное?

— Я… не знаю… где печать жизни, — выплюнул с ненавистью Михаил. — за дочь зубами грызть буду.

— Так я тебе сейчас выбью их…

В этот момент, Индиана со всей силы ударила тёмный затылок незнакомца тяжёлой амфорой, по дому их штук пять стояло, одной больше, другой меньше.

Грузное тело вмиг осело на пол лицом вниз, осколки разрезали хрупкие ткани на голове ублюдка. Кровавые ручейки потекли во все стороны, но взгляд Индианы привлёк предмет, с помощью которого нападавший удерживал отца. Огромная сверкающая петля на длинной палке, очень напоминала урга^[3].

— Я думаю в этот раз нам всё-таки нужно убираться обоим, — произнесла Индиана освобождая отца от урга***.

В тот вечер, спустя десять дней после кремации, отец запустил в квартиру кого-то очень страшного…

Индиана неспешно отпила ароматного чая, свежесваренного в котелке. Отец с Уктэке вовсю лопали её стряпню.

— Из чего ты приготовила такое вкусняцкое рагу? Что-то напоминает картошку, но больно мелкое, — поинтересовался Москалёв.

— Это лесные орещки, их и варить-то особо не пришлось. А если честно — клубни хвоща, — Индиана сделала многозначительную паузу, поглядывая на Уктэке. — Изучила матчасть, перед экспедицией.

***

Тогда, тринадцатилетней девочке пришлось выслушать откровение: самые близкие люди оказались не совсем теми потрясающими "археологами — энтузиастами". Любимая, нежная мама, как выяснилось, была не безобидной спутницей гениального академика. Евгения Москалёва, в девичестве Честная, являлась одним из действующих участников таинственной организации. А её супруг — лишь яркой ширмой…

— Дай мне этот продолговатый предмет, — хрипит отец, после петли ему трудно управлять голосом и сил не осталось.

Индиана с изумлением заметила — амфора, которой она шибанула суку, не была пуста. Случайно ли, но она выбрала для удара непустой сосуд.

Москалёв судорожно схватил предмет и подполз к лежащему телу. Направив одну из верхних плоскостей артефакта на рану незваного гостя, он начал говорить…

— Однажды ты узнаешь всю правду, Инди. А пока просто запомни этот ритуал.

На глазах у девочки странный предмет начал вбирать в себя всю растёкшуюся кровь. С хлюпающими звуками лужицы исчезали в разверзшемся небольшом пространстве. Казалось, не артефакт, а рука отца поглощает багряные ручейки.

— Пей его кровь, пей его память, пей его судьбу!

Неприятная лужа испарялась на глазах, вскоре не осталось ни единой капельки. Тёмная туша тихо шевельнулась и дёрнула рукой, Индиана инстинктивно дёрнулась за остатками амфоры, готовая добить незваного гостя. Однако взгляд отца приказал оставаться на месте. С исчезновением в артефакте последней капли сияние потухло, и Москалёв просто спрятал его в карман. Затем с усилием поднялся, присаживаясь на широкий диван, похлопал на место подле себя, приглашая дочь усесться рядом.

Индиана инстинктивно обошла чуть дёргающегося незваного гостя. Прижалась к отцу, обнимая его с ужасом представляя себе, что могло произойти, если бы она поехала к бабушке.

— Surge tolle grabattum tuum! (вставай! лат.)

Незнакомец тяжело поднялся, уставившись на Москалёвых.

— Вы кто такие?!

— Кто вы такой? — холодно спросил Михаил. И хоть бы один мускул дёрнулся на лице!

Индиана как завороженная уставилась на чужака. Красивые, аристократические черты лица, волевой подбородок с ямочкой, иссиня-черные волосы, чуть тронутые сединой, и аквамариновые глаза.

— "На вид благородный рыцарь, по факту — потенциальный убийца", — подумала девочка, отчаянно стараясь не впасть в подкатывающую истерику.

Мужик покрутил головой, пытаясь разглядеть, где он находится, но, похоже, память слала его куда подальше. Он пошарил по карманам, вытащил портмоне, проверяя наличие документов и денег, кивнул своим мыслям, видимо, что-то решая, наконец произнёс:

— Произошло недоразумение, вызовите мне такси и вот вам за беспокойство, — холёной рукой пришелец кинул пару стодолларовых купюр, затем, величественным шагом прошествовал к входной двери, легко открыл её, исчезая в сумрачном свете парадной.

Москалёв дёрнулся закрыть дверь, но был остановлен прижавшейся дочерью, чьи объятия не собирались размыкаться. Вот и подкатик от hysterics…

— Наша мама — хранитель, — отец запнулся, продолжая успокаивающе качать Индиану. — Вернее, была хранителем. Это не она со мной ездила по странам, это я был на подхвате. Предмет, который сейчас лежит у меня в кармане, способен на многое. И попади он в злые руки, страшно представить, что может сотворить с этим миром.

Он немного помолчал, давая дочке переварить первую порцию правды.

— Всегда есть хранитель, и есть его стражи, они должны сопровождать хранителя, упреждая от встречи с нунганами, но… она полюбила меня, заставив Владельца Ключа принять её выбор. Её истинный хранитель вынужден был отступиться, а его место занял я…

— Пап, а инопланетяне существуют? — Индиану трясло от нереальности происходящего, слишком много фантастики, слишком много сюрреализма в и так не совсем нормальной жизни семьи Москалёвых.

— Не знаю, всё происходящее — не совсем космическое, девочка моя, — отец, продолжая укачивать дочь, бережно погладил её по кудрявым волосам. — А сейчас нам с тобой нужно убираться. Срок беспамятства этого нунгана истекает через сорок четыре дня, если мы не приложим печать к её оттиску, он вспомнит о нас. Тогда придётся навечно оставаться беглецами.

— А может быть, мы просто передадим печать другому хранителю? Что-то же было предусмотрено для… — Индиана судорожно всхлипнула, вспоминая, что смерть матери, по словам нунгана, была не случайной. — Для форс-мажора существует же какая-то преемственность?!

Отец глубоко выдохнул, крепче обнимая дочку. Как же ему хотелось с ней согласиться и просто жить дальше, хотя… какая теперь жизнь… без Жени.

— Существует, — хрипло ответил он. — Только у нас проблемы, милая.

Заплаканная мордашка Индианы выжидательно уставилась на Москалёва.

— Следующий хранитель — ты.

***

Уктэке, довольный вкусным ужином, захрапел первым. Москалёвы, наученные опытным ходоком-таёжником, споро растянули звуковую сигнализацию.

— Паап, — Индиана не могла улечься. Сегодня у неё случился первый день критического женского цикла в жизни. Низ живота жутко скрутило, а используемые предметы гигиены казались ненадёжными. Экстремальности добавляло отсутствие рядом женского пола. Сейчас отец — единственный человек для интимных вопросов. — У меня "эти" дни начались, нас медведь не учует?

Москалёв подпрыгнул, как ужаленный. Уставился на копошащуюся рядом дочь.

— Остаёмся на месте до окончания твоего цикла! Никаких походов, пока всё не пройдёт! — бурно отреагировал на новость отец.

— Но нам же надо торопиться! Ты же помнишь — сорок четыре дня, сегодня уже тридцать первый, — попыталась возразить Индиана.

— Уктэке говорил, что осталось максимум пять дней, успеем, — отрезал отец.

— У меня всё есть, может, ничего страшного?

— Индиана! Это тайга, здесь во сто крат нужно быть осторожнее. Нет, переждём! Да и вода рядом.

В нужном месте путешественники оказались на закате сорок четвёртого дня. Когда Михаил Москалёв приложил печать к багряному оттиску на Кровавом идоле, вспышка синего света окутала его, отбросив в каменные россыпи. Печать осталась на оттиске словно приклеенная.

— Папа! — Индиана подбежала к пытающемуся подняться отцу.

— Забери печать, только ты сможешь снять её, нельзя…оставлять… — прохрипел раненный.

Впопыхах Индиана дёрнула камень сильнее, чем нужно, думая, что придётся прикладывать усилия. Однако лёгкость, с которой он поддался, заставила девчонку упасть на Уктэке, крутящегося рядом, а он, в свою очередь, поскользнулся и рухнул сверху на Москалёва, не оставляя тому шанса не приложиться разбитой спиной повторно.

Гениальный палеонтолог, учёный, чьи статьи могли взбесить нефтяные рынки, сломал позвоночник посреди тайги. Почти тридцать дней его тринадцатилетняя дочь в сопровождении плохо говорящего на русском бурятского охотника пробирались к посёлку, где им могли бы помочь. Уктэке свято верил, что Михаила точно поднимут на ноги, и сделать это сможет таинственная бэшекты — Сая. 

Глава 4

Иван Вершинин, почти два года спустя.

Моей первой женщиной была Светка, солдатка-кухарка с двумя детьми, её драли все! И я драл. Даже денег платил, чтобы очередь сократить.

Уже два года я не живу. Просто существую, ем, пью, исполняю приказы. Ну и ищу возможность потрахаться. Светка не любит, когда прихожу я, сводит свои выщипанные брови, плотно сжимает губы, ласки от меня ей не ждать. Просто сразу раскладываю, без предвариловки натягиваю, пара толчков, и всё. Кому скажи — не поверят, первая женщина — в девятнадцать!

От Светки воняет кухней: то ли чесноком, то ли куриным бульоном, гадость… не хочется даже близко подходить, а вот трахать хочется! Да так, что яйца звенят только при одном взгляде на прыщавые сиськи. Брезгую, но хочу.

— Какой ты не нежный, — злобно выговаривает мне, будто я виноват в её ситуации.

— Зачем нежности? Я тебе деньги плачу, или ты рассчитываешь на радушие?

— Я с тобой ни разу не кончила, — мстительно шипит, одеваясь.

— А мне-то что? Я кончил, и харэ.

Светка мнётся перед ответом, что-то накипело в ней, жизнь, что ли, неустроенная, вечные переезды. А может, кто-то из детей двойку получил.

— Да ничего! Все вы — твари! — орёт, в истерике бьётся, только мне плевать.

Я так понял, что женщин надо не любить, а трахать. Что мне тогда пришло в ответ на моё сопливое: "вот я и нашёл тебя, моя Анька!"?! Да в принципе, нормальная реакция нормальной девчонки, которой я со своими соплями и верностью на хер не упёрся.

— " Привет, Вань, я уже не первый год встречаюсь с Шоно. Не хотела говорить, чтобы не сглазить…" — чтооо?! Не сглазить?! В полном обалдении смотрю на предоставленные фото. Она… с черноволосым сосётся на фоне яркого солнца, потом идут по песчаному пляжу, потом он её кружит в улётном танце, потом… Потом у меня срывает крышу, я быстро надеваю на себя тёплые вещи и выскакиваю в ночь. Агрессия просто выплёскивалась из меня. Натыкаюсь на парочку, на скамейке романтично целуются Соня и Артур.

— Здоров, уроды, обязательно сосаться на людях? — поддеваю знакомых, желая растоптать их счастье.

— Вань, ты с ума сошёл так вести себя? — Соня первая отреагировала, Артур — мой друг и спарринг-партнёр в боксе, но сейчас он просто молчит, недобро оглядывая меня.

— Как, Соня? Как, сука, надо с вами себя вести, чтобы вы ответили взаимностью? — нарываюсь, хочу получить по роже, желательно, от Артура, пусть от души вдарит!

И тут меня несёт по-полной. Стихи Высоцкого, которые я запомнил, не напрягаясь, во время очередных посиделок у Москалёвых, уж очень проникновенные, задушу берущие, сука!

Артур хватает меня, расхлёстанного, за грудки, встряхивает, не чувствуя сопротивления. Хочу получить в морду! Хочу физической боли! Она же говорила!.. Я слышал, что не может быть со мной, потому что боится убить! Она же говорила!!!

— Иван, а ну-ка, пошли ко мне, — Артур тянет меня, чуть прикрывая собой Соню. Хм, я не знаю, смог бы вот так запросто попытаться помочь человеку, отодвинув интересы Аньки…

Артур не хватает звёзд ни в спортивной карьере, ни в учёбе. Его семья — обычные работяги. Отец — слесарь-электрик, мама — учитель. В его квартире мне дышится легко, всегда так было. Минуя просторный коридор, мы попадаем в его комнату.

— Чо тебя кроет?! Соньку мою напугал, выскочил полуголым, — только сейчас оглядывая себя, замечаю, что утеплился лишь свитером.

— Арт, я пойду. Сам не знаю, чего за тобой попёрся, завтра новый день, значит, новый пень, гыыы. Как тебе удалось Соньку получить? — вот тупее вопроса я не смог придумать, но мне правда плевать, такая "ржа" на сердце, что хоть вой.

— Я тебя не выпущу! Давай, рассказывай!

Не было у меня никогда друзей… всегда один. А вот он, Артур, думает иначе. Деловито бутики мажет маслом, толстыми кусками нарезает докторскую колбасу, бодро наливает водку. Соньку, кстати, домой отправил, справно её по жопе ударяя. От него его зазноба не уйдёт к непонятному раскосому буряту, а от меня моя убежала….

Смотрю на Арта, а в голове снова всплывают строки злосчастного стихотворения Владимира Семёновича:

Рассказываю всё с момента первой встречи, пьяно истерю, добиваю правдой о своей девственности, душу выворачиваю, освобождаюсь…

— Твою мать… — говорит мне обретённый друг. — А идём в армию?

— А чо нет? Я Аньке нафиг не упёрся, сынок химозника непонятного. Там у неё приключения, драйв, любимый. Кто я ей? Хрен с горы, — пьяно хмыкаю, и проясняется в голове. Сосед ебучий, неинтересный, обычный…

Светка смачно сосёт, причмокивает и даже стонет. Так плевать, так хочется обычной разрядки, быстро представляю себе, закрыв глаза, Аню… мгновенно изливаюсь в хлюпающую пасть. Мгновение… вот и оно, отвращение.

— А ты классный, когда хочешь, — страстно шепелявит Светка, глотая мою сперму, фу, блин! Сам себе противен.

Завтра у нас марш-бросок, нужно максимально быть в физической форме. Мы на границе с Афганистаном, разведчики, мать его. Местные нас любят, но "братскою любовью"…

— Докладывай, — полковник доволен, пять дней назад мы совершили для него небольшой подвиг.

— Посредством нашей группы были задержаны граждане Афганистана, пытавшиеся провезти на территорию дружественного Таджикистана партию опиатов, в результате краткой перестрелки…

— Ну, тля! Говори, не стесняйся! Вы ж Хабиба взяли, причём, случайно, причём, втроём против десятка вооружённых моджахедов! Слышал, Чёрный? — полковник Грибов обернулся к своему собеседнику. — Не хуже твоих орлов сработали!

Человек, к которому обратился наш Сергеич, вроде и не участвовал в диалоге. Стоял себе, уставившись в окно, лично я видел только сумрачную спину, пока к нему не обратился Грибов.

Медленно повернулся к нам, охрененно серьёзный чувак, судя по роже. Что тому Чёрному, наши с полковником похвастушки, у него, видимо, таких в загашнике немереное количество. Оглядывает нашу троицу и коротко спрашивает:

— Вершинин кто?

— Я, — делаю шаг вперёд, не зная, то ли мне люли прилетят за положенных пятерых маджиков, то ли к награде представят.

Уставился на меня чернющим взглядом, реально — Чёрный!

— Семён Сергеевич, прошу оставить меня с этим бойцом наедине. Или выделите нам отдельное помещение, пожалуйста.

Грибов как-то быстро подхватывается с места, увлекая за собой и моих напарников. Напоследок бросил:

— Парня просто так не отдам! Самому такой нужен!

Мужик молчит, изучает меня, жестом предлагает сесть на утлый стул, сам же остаётся стоять у подоконника, лишь облокотившись на него.

— Страшно было убивать?

Он меня спрашивает, а на меня вдруг накатывает волна жути, которая пришла от первого выстрела, выбившего жизнь изпростреленного маджика.

Я их сразу увидел. Три гружёных баулами ишака, а погонщиков и сопровождающих, как у индийских слонов. Начали приближаться к ним, хорошо, что я парням приказал не расходиться, держаться кучнее, не наш огород всё-таки. Наглые афганцы даже не прятали стволы, как только рука самого нервного потянулась к АК, я выстрелил. Вот не задача! Хотел в ногу, а попал в брюхо.

— Ты чо творишь, Вано? — в шоке спрашивает Серёга. Но вопросы исчезают, как только "погонщики" пытаются выхватывать оружие. К счастью, успеваю уложить ещё одного, спасая возмущённого Серёгу.

— Оружие на землю, груз к осмотру! — ору заливисто, и меня понимают, прекращают дёргаться, водят злобно зенками, переговариваются на пушту или дари, хер проссышь.

Неспешно подходим, мои парни автоматы теперь очень даже держат, не выпускают с мушки "погонщиков". Ворошим баулы, видим, характерный груз. Бинго!

Двое маджиков оказываются за спиной, эххх, ребятки мои не уследили! Лёгкий ветерок при жаркой погоде — это символ опасности внезапного приближения. Одного обезоружил, во второго бросил нож первого… прямо в глаз.

Скидываю с себя тело, а краем глаза вижу, как парочка неугомонных шакалов приближается к Серёге и Олеже. Не задумываясь, хватаю валяющийся автомат и прицельно выбиваю свинцом дурь из обоих.

Пакуем оставшихся, связываем чёрные руки крепкими узлами верёвки. На драйве возвращаемся с добычей в нашу часть. А ночью, когда голова касается подушки, я впервые не думаю об Ане, вспоминая первого подстреленного маджика. Сегодня я убивал людей…

— Страшно было убивать? — повторяется Чёрный.

— Да.

Мужик согласно кивает головой, мол, так и должно быть. Внезапно тишину кабинета разрезает телефонный звонок, лицо человека меняется, превращаясь из сосредоточенно-серьёзного в восторженно-радостное. Он, не стесняясь моего присутствия, нажимает на гаджет и отворачивается к окну. Больше я не вижу его эмоции, слышу…

— Ави… уже сегодня? У меня есть пять часов… люблю тебя…

Видимо, на том конце беседа прерывается. Ко мне поворачивается счастливый человек. По-моему, ему уже не интересно, что там у меня с маджиками произошло.

— Прости, я этого звонка три месяца ждал, просто не смог не ответить, — глупо лыбится Чёрный.

— Девушка ваша? — кой чёрт меня дёрнул спрашивать?! Зависть, думаю, уж очень рожа у него довольная.

— Жена, — лёгкая улыбка больше не сходит с лица человека. Он протягивает мне ручищу:

— Артём Чёрный, инструктор спец-отряда "Гюрза", — чуть прищуривает уже не тяжёлый взгляд. — Такое дело, Вань, ты себя проявил и тебя заметили. Не поверишь, но я тебя знаю. Вернее, знаю о тебе ровно столько, сколько можно знать о своём будущем ученике.

Я невольно хмыкаю, ага, знаете вы меня, как же! Ну давай, инструктор, предлагай на выбор, что там у вас за "вкусняшки"?

— Год назад ты вернулся в ряды российской армии, вернулся в ту же военную часть, в которой проходил срочную службу. Идейный, но не фанат. С семьёй почти не поддерживаешь отношения. Самозабвенно истязаешь себя тренировками. Ловко распознаёшь противника, легко ориентируешься на местности. Понимаешь толк в огнестрельном оружии, моментально фиксируешь недостатки и достоинства в опытных образцах. Лучший из специалистов вашей части по рукопашному бою, — Чёрный вдруг отходит от подоконника, приближает ко мне лицо, внимательно фиксирует мою мимику. — И о твоей зависимости мне тоже известно.

— Какой, к херам, зависимости, — вскакиваю со стула, мне сейчас реально кажется, что он…

— Индиана Михайловна Москалёва, — певуче протягивает Чёрный её полное, сука, имя!

— Не думаю, что у тебя есть право так глубоко… так глубоко лезть в мою душу! — накрывает… плевать на последствия, этот хлыщ сейчас отхватит! — Убывай к "Гюрзе", жене, а меня просто оставь… — получаю ощутимый удар по рёбрам, даже не заметил, как ему это удалось?!

— Рот закрой, придурок, а если хоть кому-нибудь про жену мою скажешь, вообще урою щенка, — вот и вернулся сумрачный человек, уже не расположенный на улыбки.

— Вопрос — ответ, больше никаких прелюдий, — он говорит, а его рука всё ещё заламывает мою за спиной и делает он это без усилий. Даже дыхание не сбилось.

— Интересует процветание Родины?

— Да.

— Есть цель в жизни?

— Нет.

— Врёшь!

— Моя цель недостижима в условиях обстоятельств.

Он выпускает меня, обходит и со скучающим видом сообщает:

— Через пять дней Индиана Москалёва собирается посетить Санкт-Петербург. Цель визита — получение аттестата о среднем образовании, она уже поступила на исторический факультет питерского Универа, дело за малым — отдать необходимые документы. Обучение предполагается на заочном отделении, с вероятностью сдачи многих предметов экстерном, — Чёрный беспристрастно бухает на меня информацию, пригвождая к месту. — Билет куплен на одного человека.

— А зачем вы спрашивали кто из нас Вершинин? Наверняка к моему досье прикреплена фотография, — выдаю я вопрос, самый логичный из всех, что приходит сейчас в голову, вновь технично переходя на "вы".

Чёрный останавливается, вперившись в меня задумчивым взглядом.

— Считай, что первый тест ты сдал. У разведчика должен быть холодный разум. Как ни крути, но вы первые на передовой.

Артём вновь улыбается, и сейчас я улыбаюсь ему в ответ. Раздрай в мозгах складывается в досягаемую величину. Прости, Ань, я честно пытался избавиться от своей одержимости. Но, похоже, я всё-таки не отстану от тебя, с кем бы ты, не встречалась! Я снова твой сталкер, правда, теперь с вероятным получением возможностей стать для тебя кем-то интересным.

Родной город встречает сумраком. При подлёте вижу, как отливает золотом Исаакиевский, чёткие линии каналов, иллюминацию имперского города. Почему-то вспоминаются пушкинские места, так мечтал потусить там с ней! Не забыть мне последнюю встречу, хоть режь.

Падает отвратительный чёрный капюшон, слетают, не без моей помощи, нелепые очки, в нос ударяет нереальный запах хвои, весны, чего-то невероятно-родного…

Пара прядок окрашена в цвет охры, кажется. Один взгляд в её глаза, и я теряю связь с реальностью, хмелею от её совершенства… не помню, что ей говорил, наверное, что-то бессвязное… Аня шарахается от меня, но я удерживаю, и как-то так получается, что ощутимо получаю по кадыку и в рёбра. Ну почему я тогда ей не сказал, что люблю её?! Почему не удержал крепко? Почему предпочёл потом припереться к ним в квартиру, глупо оказаться в кладовке? Четырежды, нет, стократный придурок! А потом я неплохо "ографинился" с великолепной Серафимой Андреевной…

— Они держатся от меня особняком, Вань, лет с пятнадцати я свою дочку не узнавала. А уж про внучку и говорить нечего, говорю ж, Ариф ей милее бабки собственной. У них с Москалёвым какая-то связь была… непонятная мне, что ли, — Серафима Андреевна вновь выпускает облачко сизого дымка из пахитоски. Ей-богу, выглядит — круто! Отпивает коньячку, причмокивает вкусно. — Индианка, она ж как из другого мира. Ты её глаза видел? Ууууу, можешь не отвечать…

Не понимаю! Аня так бабушку оберегала, что сейчас просто бросает одну? А что она имела в виду, когда говорила, что не хочет моей смерти?

Ухожу уже далеко за полночь, почти светает. Мне выдают пирожки с мясом и клюквой, морс и судок со студнем (ну как же без него на наш день рождения?).

— Заходи почаще. Если Индианка будет звонить, я тебе сообщу, — Серафима Андреевна прекрасна! Всё же, почему она не в курсе, что происходит?

— Иван, скажу-ка я тебе на ход ноги новость, — пожилая леди вдруг облокачивается на дверь, чуть пьяный глаз смотрит на меня с грустной бесшабашностью. — Женя мне не родная дочь, удочерили мы её много лет тому назад.

Тогда я не был готов слушать откровения Серафимы Андреевны, а зря. Вечером следующего дня в квартиру Москалёвых заносили вещи пожилой четы физиков.

— А где Серафима Андреевна? — спросил я входивших в квартиру новых хозяев.

— Не имеем понятия, молодой человек. Свой переезд мы планировали на сегодняшний день и о бывших хозяевах имеем очень смутное представление, — старичок-профессор неспешно отвернулся к дверям, пропуская степенную супругу в квартиру, где не так давно жила моя Анька.

Куда за считанные часы исчезла пожилая леди, а вместе с ней и весь скарб археологов, ещё вчера аккуратно расставленный по своим местам — неизвестно.

До получения от Ани злополучных фотографий я разыскал её. Хвост моей девочки был очень извилистым, виртуальные следы заметались незаметно и быстро. У неё было по три, а иногда по четыре профиля в различных соцсетях, фотографии природы, гор, различных городов, раскопок с интересными комментариями под каждой. Ловкий ход! Попробуй определи действующий аккаунт, когда со всех сорока идут действия, выдаётся информация о якобы "передвижениях". Но я нашёл. Одна фотография выдала мне её. Изображение морды рыси, усы которой тянут в разные стороны Анины руки, как всегда без маникюра и с кольцом чёрного цвета на большом пальце. Быстро пробил локацию. Понятно, Бурятия значит. Помню от счастья сразу же написал о том, что она обнаружена…

В голове вновь прозвучали добившие меня в ту пору слова: "Он — мой медведь. А ты — жалкий сифака, умеющий только прыгать на своём хвосте. Забудь обо мне, не смей искать встречи". Она чётко расставил приоритеты тогда, а сейчас… Сейчас что-то изменилось. Всё моё бессмысленное существование без неё за эту пару лет вдруг получило хороший стимулирующий заряд. Она приезжает завтра. Мне известен номер рейса, я буду ожидать её.

— …ваши ремни безопасности. Мы начинаем снижение в аэропорт Пулково. Погода в городе Санкт-Петербурге — плюс пять градусов Цельсия… — самолёт касается поверхности посадочной полосы, трясётся и дребезжит. Каким-то непостижимым образом открывается полка для ручной клади, оттуда вываливается мой рюкзак, падает прямо к ногам. Непроизвольно наклоняюсь к упавшей вещи, чтобы подобрать и… Не могу поверить собственным глазам, из верхнего кармана торчит потерянный два с лишним года назад подарок Ани. Медальон на кожаном шнурке с изображением медведя.

Глава 5

— Всё равно догоню, стервь! — уже дыхание сбилось и пот в семь ручьёв струится, а мальчишка упорно не останавливается. Ещё немного, и уже точно не догнать эту противную девчонку.

Она опять смухлевала! Сойдясь в кулачном бою, не стала биться честно. Он бы уступил, поддался! Что с девчонки взять, да ещё такой худой и маленькой? Но ей нужна была победа любой ценой. Юрко отбежала за спину, Шоно тогда подумал, что Анька испугалась, даже неспешно начал разворачиваться, чуть улыбаясь, уверенный в своём превосходстве. А она! Запрыгнула ему на спину и начала душить, сваливая в пыль. Глазища злые, из серо-зелёных в жёлтые превратились, от усердия оскалилась… Хлюздунья! Шоно всегда был лидером, таким и намеревался оставаться! Настоящим вожаком своей стаи, без всяких поблажек, даже для пришлой малявки. И сейчас стоял вопрос престижа, рысь нужно наказать!

— Вот кошка драная, совсем абасырбыт^[4]!

Он опять не успел, скорость девчонка развила запредельную или окольными путями опять, но Шоно остановился перевести дыхание. Дальше бежать бесполезно, вон её кудряшки среди веток кедра виднеются.

— Прааавильно, куоска^[5], тренируйся убегать, ведь честно в бою тебе никогда не выиграть.

— А мне и не надо честно! На меня можешь положиться. Жизнь — сложная штука^[6]! Qui non habet, est amare se aemulis suis!^[7] Это Цицерон, если чо!

— Умная, да? — Шоно невольно улыбается, это ведь первые коготки рыси! Он их вызвал и в первый раз, вызывает и сейчас. Тотем так принял свою хозяйку, что вовсю ластится к ней, выплёскивая на окружающих яд существования без рыси. Вон на непонятном языке орёт, ох и трудно будет с настоящей носительницей рыси!

Сая говорила, что троединства уже, почитай, два века не было. И медведи были, и барсы, хоть лопатой греби, а носитель тотема рыси носа не казал в мир, вроде как последний носитель очень обидел рысь… предал. Хорошо, что Шоно просто волк, вот не нужны ему эти непростые отношения тройки. Испокон веков волки — стражи и не более, но свою причастность к становлению рысьего тотема он очень ценил.

— Не то слово, Шонка! Гиперумная! Не знаю, куда нынче свои прущие из ушей мозги выпустить. Помоги, а?

— Спускайся, помогу, — узкие глаза Шоно превращаются совсем в щёлочки, неужели удастся обдурить молоденькую, ещё глупенькую рысь волку? Эххх, наподдать бы ей по тощему заду, за хвост заарканить и к себе привязать!

— Держи карман шире! Могу байки травить сверху, твои мозги мягонькие, глядишь, чего-нибудь слепим, — Индиана нашла шишку с орешками, начала лузгать, вкуснотищааа блин! А этот якут стоит, щерится под деревом, надо ему тоже выдать, пусть грызёт, если не гранит науки, то хоть орешков для мозгов.

— Привет. Тебя пасут, — никогда он не появлялся просто так. Стал её личным виртуальным телохранителем. Ни один нунган не оставался незамеченным.

Шоно — разработчик кучи приложений, большой человек в мире программирования. Хакер, ломающий, порой, чужие жизни, как лёд, безжалостный, сильный, беспринципный, если на кону стоят большие деньги. Только не с ней. С ней он оставался верным стражем, последователем.

Прошло больше пяти лет со дня их первого знакомства, и в день своего возвращения в большой мир Индиана так рада была видеть его!

— Пошли-ка в дом, дружище, — нахмурилась, ушки-кисточки, наверное, недовольно прядают.

В доме тепло, уютно, давно уже отец всё сделал по указке Саи. Повсюду висят веточки разных трав, образы богов перемежаются с образами различных духов. Сая — шаман, кто её знает, что она ещё умеет.

Шоно заходит с оглядкой, ведь "чёрная женщина" всегда рядом… она подавляет, и то, что кажется нормальным (например, обнять старую знакомую), может показаться ей неверным. Тогда только сохранить бы кости!

— Как отец? — трепетно приобнимает тонкий стан, но мысли уже в вычислениях…

— Нормалды! Ходит, бегает, иногда вдруг вспоминает, что у него есть дочь, — хмыкает Индиана, помогая пройти давнему другу.

— Пасут дня три, — лучше перейти сразу к делу, волки держатся подальше от тройки.

— Кто?

— Я не знаю, куда забрёл твой медведь, но это с его подачи. Уже погладь его! Зачем я согласился фотки эти дурацкие смонтировать для тебя? Боги, пусть так, лишь бы мир был целым! — шипит расстроенный волк.

— Давай по делу. Кто?

— Очень серьёзная организация. Не получить тебе в этот раз аттестат…

— Чо порешь, Волча?!

— Не шипи!

— Я двааа с лишшшним года не вылезала изззз….

— Держииись!

— Пошёл ты лесом!

— Не психуй!

— Сифака?

— Он — медведь ты знаешь это лучше всех, — парень улыбается щуро, выглядывая брешь в её обороне.

Индиана медленно опускает вздыбленные руки, машет ими в измождении, не верит своим чувствам.

— Не хочу, чтобы он пострадал, — глаза, не желтые, серые… смотрят на Шоно умоляюще.

— Значит, будем думать. Отправим подделку, — отрезает как ножом её страж.

— Печать исчезла, представляешь?! Два дня её не могу найти…

— Привет, маленькая странница, — морщинистое лицо женщины вплотную наклонилось к девочке. — Что бы ты хотела получить на свой тринадцатый день рождения?

Одна выбеленная сединой прядь волос легко шевелилась, чуть обдуваемая свежим ветерком, придавая собеседнице вид магический и даже волшебный. Индиане вдруг показалось, что она должна пожелать чего-то очень важного и веского, будто вся её жизнь будет держаться на подарке от этой женщины.

— Простите, а вы кто? — прагматизм, обычно несвойственный девочкам в двенадцать лет, моментально взыграл подозрительностью Индианы. Потому что не бывает странствующих фей, волшебниц, ведьм!

— Я? Шустая, — морщинки ещё больше прорезались сквозь тонкую, почти пергаментную кожу, просто Шустая шире улыбнулась.

— Интересное имя. То ли Шустрая, то ли составляющее из "Шучу-я-Тая"… — на этих словах, размышления девочки прервал молодой, задорный смех странной женщины.

— Ты ведь сейчас размышляешь не над моим именем?

— Думаю, что бы я хотела получить на свой день рождения, — искренне ответила именинница.

— Давай, ты мне скажешь об этом после торжественного ужина?

А потом был весёлый, интересный вечер, много песен, много увлекательных историй, много новых людей, много впечатлений! Вечерняя Танзания умела удивить. Вот только что были сумерки, солнце ещё пробивается через налетевшие облака, как вдруг… падает непроглядная темень, и мягкое пламя факелов становится пронзительным и чётко очерченным. Кажется, что звёзды вот-вот посыплются прямо в руки, такое яркое у них сияние.

Шустаю усаживают в удобное ротанговое кресло, с мягкой подушкой, пламя от центрального костра отражается от лица женщины, превращая её и без того сказочный образ в кого-то очень таинственного и значимого.

— Когда Земля была совсем молоденькой, не было на ней лесов, гор и рек. И беззащитно торчал пупочек, только тронь — он развяжется, не останется тогда Земли, исчезнет. Только злому братцу Земли Нибиру^[8], желалось всё-таки развязать его, такой забавный и беззащитный. Пусть бы сестрица исчезла, тогда всё сущее достанется ему, станет Нибиру большиииим! Нет, огрооомным!

— Это апокалипсическое придание древних шумеров? — Индиана не выдерживает, так хочется ей знать, угадала ли?

Внимательным взглядом осматривает юную "хочувсёзнайку" таинственная Шустая, знаком останавливает раздражённого отца, уже шикающего на дочку.

— Дослушай до конца, не прядай ушками, ты же умеешь выжидать, — размеренным голосом отвечает Индиане, словно песок пересыпается в склянках часов.

Индиана укладывает голову на плечо мамы, та обнимает её в ответ, прижимает к себе. Становится уютно и спокойно, ну и что там дальше-то?

— Старший брат Тубан^[9] понял, что нужно спасать сестрёнку. Бросил он на неё кольчужку, всю из деревьев да гор, чтобы тепло в космосе Земле было, ипупочек был спрятан. А ещё поставил он на сестрице свою печать, не развязать теперь узелочек! Нибиру уж точно не дотянуться. Пусть сестрица красавицей живёт вечно и радуется своим созданиям.

— Нибиру пуще прежнего разозлился. Не было ему покоя, и послал он своей сестрице в подарок свои творения — нунганов. Строго-настрого запретив быть счастливыми до тех пор, пока не найдут печать и не развяжут Землю.

Беспечный старший брат бросил печать рядом с оттиском, а зачем хранить? Ёлки же всё спрячут. Если бы первый нунган, нашедший печать, сломал её, мы бы с вами сейчас не разговаривали, — узкие глаза Шустаи чуть прикрылись, будто она что-то вспоминала.

— Но он, по своей глупости и незнанию, лишь приложил печать к оттиску. Нунгана отбросила прочь сильная вспышка, ведь Земле сделали больно в который раз! Он разбил спину и погиб, так и не спасённый никем. А Земля задумалась, ей нужны были хранители. Первыми стали люди, однако не всегда они могли уйти от востроглазых нунганов, вмиг вычисляющих хранителей. Много первых хранителей погибло, но печать так и не уничтожили, в очередной раз доставляя к каменному оттиску и прикладывая её к нему. Тогда-то и сплела наша Мать эти нитки, соединила животных и людей, превращая их в единый символ для своего узелка. Самыми крепкими стали снежный барс, медведь и рысь, — при упоминании последнего животного, Шустая улыбнулась, взглянув в огромные от любопытства глаза Индианы.

— Люди, чьими тотемами были эти животные, соединялись в тройку очень редко. Только в те времена, когда появлялся на свете жестокий нунган, объединявший вокруг себя крепкую армию последователей. Каждый из них мог стать хранителем, и если это была рысь — нунганы изгонялись на долгие времена. Находила кошка способы и хитрость для врагов, заманивала мрачных нунганов в расставленные ловушки.

— А что случится, если пупок сам собой развяжется? Ну, оттиск там сойдёт или самой Земле захочется? — неугомонно спрашивала Индиана.

— Случалось уже, и не раз, — ласково оглядев девочку, ответила Шустая. — Для этого существует ключ, он вечен. Если открываешь узел по доброй воле Земли — рождаются новые леса, горы, на возделываемые поля приходит благодать, а в год открытия не происходит войн, рождается больше девочек. Любой из тройки хранителей может попросить что-то очень сокровенное для себя, и если Мать будет довольна, она выполнит просьбы.

— А что же, кроме хранителей никто не сможет попросить сокровенного?!

— Конечно, нет! У людей пустые просьбы, а хранитель объединяет в одну многие молитвы.

Индиана массу вопросов ещё хотела задать, но Шустая вдруг замолчала, тихонько похлопав по плечу дядю Лёшу, вечного спутника отца, таскающего за собой гитару, и поднялась, удаляясь. Евгения Москалёва, отодвинув дочь, тихонько последовала следом.

Алексей Петрович берёт гитару и поёт пронзительную песню Высоцкого прямо под черно-звёздным небом Танзании:

— Женя, делай что-нибудь! Они рядом, я чувствую! Девочку свою береги. В вашей семье большая концентрация хранителей! Ещё и печать с собой таскаешь, — эти слова Шустаи, обращённые к маме, Индиана услышала, пытаясь найти обеих беглянок.

— Вот вы где! А я вас ищу, — бесцеремонно прервала беседу Индиана. — Я придумала, что хочу получить!

— Да ты что?! — и вновь Шустая с улыбкой смотрела на девочку, невольно умиляясь. — Ну так что ты хочешь, маленькая рыська?

Как откровенно её приплели к легенде, можно сказать, сделали почётным членом тройки! Это польстило.

— Хочу встретить медведя, — отвечая на доброжелательность, ответила Индиана.

— Вот как? А почему не барса?

— Барс слишком холёный и вряд ли будет защищать с таким же остервенением, как это умеет делать медведь, — включилась в игру девочка.

— Тогда возьми это, — и в руке у Шустаи оказался потрясающий медальон с рельефным медведем. — Будет тебе такой защитник. Отдать можешь хоть кому, но в определённое время, в определённый час ты увидишь этот медальон только на своём настоящем защитнике.

— Ухххх тыыы, а можно я его сама надену и буду носить? Сам себе медведь — Urso!

— Не вздумай! — Щустая вдруг становится серьёзной. — Рыська обидится.

Индиана сразу верит ей и прячет медальон, точно зная, кому его подарить.

Глава 6

Иван Вершинин

Стою, выжидаю, боюсь покинуть свой пост. Рейс номер триста двадцать три, Москва — Санкт-Петербург. Внутри всё огнём горит! Неужели увижу её?

Плавно начинают выходить первые пассажиры, испуганно обходят меня, чуть взглянув. Не удивляет, наверное, я похож на безумца или на маньяка… не знаю, плевать! Рядом со мной пристраивается крепкий парень, невольно оглядываю его, взгляд натыкается на табличку: "Индиана Москалёва". Нужно уточнить… или сразу по фэйсу треснуть?

Пока воспалённый мозг фильтрует полученную информацию, набрасываются варианты: она заказал трансфер, она желанный гость и ей предоставляют автомобиль с личным водителем, она плохо себя чувствует и ей необходима помощь в передвижении… Сука! Как же бесит этот статный красавчик в дорогом костюме и чисто бритым лицом! Провожу по своей щетинистой роже, ну какого я не побрился?! Один хрен не спал ночью.

— Здравствуйте, — белобрысая девчонка подходит прямиком к красавчику. — Я — Индиана, спасибо, что встретили.

Если бы взгляд имел вес, девчонка уже валялась бы раздавленная. Серьёзно? Существует ещё одна Индиана Москалёва?! Срываюсь с места и вылетаю из здания аэропорта, курить хочу. Судорожно нахожу пачку, вытаскиваю сигарету, жадно подкуриваю… блядь! Я так не могу! Это херня какая-то, выбрасываю сигарету и влетаю обратно, вернее, пытаюсь, ведь ещё нужно вторично пройти все эти металлоискатели и рамки, застреваю сразу же, медальон просят снять. И когда я судорожно бросаю его в контейнер вместе с включённым мобильным, поднимаю глаза на того типа с табличкой и белобрысую. Теперь их трое. Третья снимает вечный капюшон, откидывает копну кудряшек, пытаясь завязать их в большой узел. Она… совершенство… легко улыбается белобрысой, толкает дружественно локтём статного красавчика… наконец её взгляд падает на меня.

— Из карманов мелочь вытащите, пожалуйста, или что там у вас продолжает звенеть? — мужик с уставшей рожей вообще не вовремя обращается ко мне! Я дёргаюсь в сторону трио. Не выпущу! Анька! Кажется, я это реву в голос. Чуть вздрогнув, уставший мужик нажимает на тревожную кнопку. Я успеваю почти добежать до них, когда меня скручивают и пытаются вывести.

Стала ещё красивее, черты лица тонкие, изящные… ножки длинные, их красоту даже свободного кроя джинсы не могут скрыть. Под мешковатым худи выделяется оформившаяся грудь. Смотрит на меня своими глазищами, прожигая ещё одну дыру в истрепленном сердце. А я молчу… просто поглощаю её образ, хули теперь орать? Руки-ноги повязаны, я в руках полиции, меня удерживают пятеро полицейских.

— Мой телефон не менялся, Ань, живу я там же, найди меня! Это вопрос жизни и смерти! — решаюсь брякнуть напоследок. Надежды мало, но вдруг?! Всё-таки выскальзываю из рук полицейских, тут же получаю удар дубинкой и разряд от электорошокера. Теряю сознание.

*** 

Уставшая маска — падает. Нельзя удержаться, когда видишь символ одного из хранителей.

— Станиславович! Там буяна твоего приложили электрошокером, вещички его тащи в досмотровую. Очнётся права начнёт качать, надо отдать.

— Верррнём, значит, — старший по смене инспекторов по контролю, поворачивается держа медальон на вытянутой руке. Улыбка "Станиславовича" вызывает в собеседнике неприятное ощущение ужаса.

— Ну… ждём тебя тогда, — глотая последние слова, отзывается человек, непроизвольно пытаясь удалиться от старшего подальше.

— Угу… выкуп! — шепчет себе под нос случайно сбросивший маску нунган.

Глава 7

Индиана Москалёва

Что такое любовь? Я не знаю. Химия? Физиология? А может быть, это дурацкое сердцебиение и сбивающееся дыхание? Гы, то есть всё-таки физиология? Или химия?

Я же уже говорила, что мои родители — трёхнутые на всю голову археологи-энтузиасты? Говорила, и не раз, удивительные, мудрые, любящие…

В моей голове всегда происходят диалоги, их много, отвлекаюсь от заданной темы на раз! Пожалуй, сегодня мне необходимо выделить линию для "него".

Лабиринты моего разума, непозволительно ловко обходят тему Ивана Вершинина. С удовольствием избегая острых углов признаний самой себе. Ууупс! Попался разумный искрящийся источник? Давай-ка, Индиана, поговорим с тобой по-взрослому, как ты любишь: сначала факты, а потом выводы и в оконцовочке они… эмоции.

Факты: он меня зацепил с первого взгляда, загадка глубоких синих глаз. Я больше не видела таких. Думала, что, может быть, линзы носит, часто смотрела в глубину, пытаясь определить правду, могла бы просто спросить, но так неинтересно! Каждое возвращение в самое любимое жилище сопровождалось радостным ожиданием снова попытаться разгадать причину притяжения глубокого синего цвета. Кто бы знал, как меня там тяпнет что-то в глубине?!

Он всегда приходил первым из всех. Будто притормаживал каждый раз, сдерживал себя, вижу, хочет обнять, даже руки за спину прячет, не решается. Так, латынь — моё лучшее оружие! Вместе с Бисмарком, Цицероном, Аристотелем кааакие спасательные операции совершались!

Ванька молча слушал меня, просто улыбищу свою разливал на всю мордаху и внимал, не отводя глаз. А я несла очередную ересь, лишь бы не дошло дело до откровенностей от него. У меня насыщенная жизнь, в ней пока не было места синим глазам Вершинина. Так я думала тогда, в счастливое время, когда мамочка ещё была жива.

Слабая, уязвимая, безвольная… не надо было встречаться с ним в тот день. Но отец открыл дверь. Он ворвался и в этот раз, не спрашивая, обнял крепко, нежно, так, как мне нужно было. Разрыдалась на его груди, оставляя на тёплой футболке слёзы и частичку боли.

Вскоре мне помогли стать сильнее. Лина отлично определила его порыв пожалеть малолетнею соседку. Помню, я тогда впервые подумала, что в глубине красивой синевы могут водиться настоящие монстры, выпивающие душу.

И опять: ГЫыыы. Начала за здравие, закончила за упокой. Мы же договорились! Сначала — факты.

Мне было тринадцать, о чём тогда мечталось? Чтобы мама рядом была, и папа перестал себя вести как зомби.

Факт — я отвергала утверждение Арифа, что могу потерять своего человека, даже после того, как тот удерживал меня в крематории, даже после этого его: " Я — парень Индианы".

Факт — дальнейшие события полностью вытеснили мысли, кружившие вокруг Вершинина.

Факт — моё краткое возвращение домой всколыхнуло любопытство вновь исследовать глубину, но я впервые почувствовала рысь, а Сая… СТОП! О ней в моей голове сейчас разговоров не будет, отвлекусь.

Факт — я резала волосы, предполагая, что ему не понравится, поздно поняла — ему всё равно, мои кудряшки зря пострадали.

Факт — его глупое стихотворение разбередило что-то, даже рысь муркнула.

Факт — я здесь, чтобы хоть краем глазом увидеть его.

Теперь следствия, а лучше сказать, последствия. Я готова сделать очень много для того, чтобы Ивана Вершинина освободили. Я готова выпустить рысь в городе, где слишком много видеокамер. Я готова бежать за его обмякшим от удара электрошокером телом. Я готова признаться себе…

Я люблю его. И сегодня всенепременно приду в гости. Думаю, что на ветке перед его окном мне будет удобнее сдержать рысь. Пока же, очень не нравится ощущение дикого дискомфорта от уставившейся на меня рожи одного из тех, кто задерживал Ваньку. Это — Враг, без сомнений! Рысь таааак шипит, и тянет меня к выходу. Беспринципный, обозлённый, вражина, обнаруживший что-то недоступное пониманию, но так нужное ему и связано это как-то со мной, а под раздачу попалВершинин. Чувствую, что надо бежать побыстрее уводить своих друзей, мне ещё понадобиться их помощь сегодня, а Ванька точно справится сейчас, появилось в нём что-то несгибаемое, что ли… уверена в нём! Вечером увидимся, и… может быть, удастся поговорить, как о жизни, так и, если понадобится, о смерти.

Заставляю друзей резче двигать к выходу, слава богу, что они вообще молчали во время всего представления устроенного медведем. Я же могу теперь так называть его? Хотя нет… пока не пойму что происходит с рысью в его присутствии. Мы успеваем влезть в машину Санчоса, прежде, чем за нами вылетает один единственный человек… враг, страшный, злой. В голове всплывает название племени врагов из сказки Шустаи — нунганы! Внедорожник Санчоса легко выезжает за пределы аэропорта. Санчос шустрит среди транспортного потока. Сейчас с облегчением чувствую — нунган потерял меня, рысь скинула поднявшийся загривок и больше не орёт дурниной в голове. Однако, в руках врага, остался Иван Вершинин, человек, убедивший меня сегодня, что любовь не меряется временными рамками и расстояниями… Тягучее чувство беспокойства медленно расползается по венам.

— "Вань, пожалуйста держись! Ты мне очень нужен! Столько не успела сказать тебе!" — мысленно обращаюсь к нему.

Клянусь! В ответ я явственно слышу:

— "Я люблю тебя, очень, Ань, если это ты, а не херь в голове очередная. Знай, — я обязательно выберусь."

Глава 8

По вестибюлю аэропорта в сторону досмотровой шагал темноволосый мужчина. Одет он был в обычные чёрные джинсы, белую футболку с изображением одноглазого ворона, сверху, скорее для дополнения безбашенного образа, было наброшено лёгкое чёрное полупальто. Вроде ничего необычного, но встречающиеся люди предпочитали уступить ему дорогу, непростой какой-то человек, глаза чёрные и шрам необычный, ну его нафиг.

— Добрый день, коллеги, — тёмный взгляд падает на двоих блюстителей порядка, которые уныло смотрят на прикованного к хлипкому столу здоровенного парня.

Служащие вмиг вскакивают со своих мест, сразу признавая старшего по званию. Мужчины коротко здороваются, в этот раз официальные корочки не понадобились, Артура Викторовича Чёрного здесь знают недавно, но основательно. Руководитель службы безопасности был назначен по указке очень высокого чина. За какие заслуги перспективного ещё вчера кандидата на эту должность задвинули, а Чёрного представили — никто не знал. Артур Чёрный оказался жёстким, но справедливым руководителем, вмиг соорудившим из безопасников монолитную команду, а из Пулково — неприступную крепость.

— "Девочки, подтянитесь, нам ещё три километра бежать, затем стрельбище и полоса препятствия. Кто не сдаст нормативы — заявление на стол!" — Чёрный не пугал, предупреждал о последствиях. В его "монолите" должны были быть самые лучшие и пригодные, никаких списанных лётчиков или уставших юристов! Профессионалы, умеющие чувствовать опасность за версту, определить, где ловушка, где отвлекающий манёвр, где неадекватный хам, а где опасный невротик. Ох, сколько голов тогда полетело! Беспощадно рубил! С корешком выдирал, вытряхивал накопившуюся пыль, иногда даже перегибал палку, но! Он стал самым эффективным руководителем службы безопасности, по слухам, его пытались переманить в Москву, однако Чёрный отказался. Осторожные сплетни доносили, что у него дохренища детей и жена ленинградка- красавица, поэтому и отказался. Слухами при командире особо не баловались, так что до конца интригу так и не раскрутили.

— Что конкретно сделал этот человек? — как всегда хлёстко, по делу спросил Чёрный у своих подчинённых. Хм, удивительное дело! Он никогда не приходил в досмотровую, если происходил рядовой случай, например, как сегодня.

— Да почти ничего, до конца не пожелал пройти процедуру досмотра перед входом в аэропорт.

— Причина, по которой он до сих пор здесь, ещё и в наручниках?

— Агрессия, сопротивление.

— Коллеги, оставьте нас с… Как тебя по паспорту?

— Вершинин Иван, — парень поднял лицо, впервые оглядывая собеседника.

Подчинённые Чёрного бочком вышли из досмотровой, не сомневаясь, что на премию в этом месяце они-таки наработали.

— Чего ж ты, Вань, орать чаечкой начал на контрольно-пропускном пункте? — по-доброму ухмыльнулся Артур, глядя на взъерошенного увальня.

— Не хотелось бы объяснять причины своей несдержанности, — ответил парень, чуть прищурив синие глаза, злится, сучонок! — Я же на итоге ничего противозаконного не сделал.

— Плохо знаешь законы, Иван! — оборвал его Чёрный. — Из-за тебя под шумок могли прорваться террористы или неадекватные граждане, желающие чем-нибудь выделиться, например массовым убийством. Ты отвлёк целую группу дежуривших! Нарушил, по крайней мере, три статьи уголовного кодекса. Заметь, уголовного, а не административного!

Всё больше распалялся Чёрный. Если бы не звонок Артёма, пустил бы щенка по всем тяжким! Да ситуация больно знакомая. К девчонке своей хотел со всей молодецкой дури, а та сбежала от него при первой возможности. Тьфу ты, блин, всё на женщинах держится, всё вокруг них крутится! Да если бы его Ольга была по ту сторону и не замечала Артура — сам снёс бы к херам эту рамку и помчался навстречу дубинкам и электрошокерам.

— В этот раз иди уже домой, ищи зазнобу свою вне аэропорта, раз так глупо упустил, — смягчил свой тон Чёрный, бросая на стол ключи от наручников.

— Спасибо. Мне бы ещё свой медальон назад получить, — парень не воспользовался ключами, наручники уже давно были открыты, булавкой.

— Валерий Семёнович, медальон его доставьте, ну и остальные личные вещи, — распорядился Артур в уже распахнутую дверь досмотровой.

— Медальона нет, — просматривая вещи, глухо сказал Вершинин.

— Как это нет? — Артур спешил попасть домой, сегодня очень веская причина приехать вовремя, всё-таки день начала отношений с Ольгой. Но что-то его останавливало, что-то заставляло помочь этому парню.

— Чья смена?

— Сизова Сергея Вячеславовича.

— Сюда его!

Двери пропустили старшего смены. Сизов шагнул в помещение с нервной улыбкой. Морда доблестного служителя закона ходила ходуном, казалось, кожа то сползала, придавая вид старика, то, напротив, разглаживалась.

— Где медальон?

— Он — вещественное доказательство, — прогундел Сизов.

— Доказательство чего? Твоей некомпетентности? Как можно было сорвать целую группу на поимку добропорядочного гражданина? Немедленно верни!

В помещении вдруг потемнело, воздух стал тягучим, затхлым, морда Сизова вовсе поплыла волнами.

— Что за?.. — наконец Чёрный заметил метаморфозы подчинённого, его чуть подрагивающие руки и нездоровый блеск глаз.

— Выыыыыкуп, медвееедь, — прошипел хрензнаеткто.

Иван действовал по наитию, будто им управляла чья-то призрачная рука. Моментально приблизился к существу в форме и двинул по роже кулаком, а пока нечто, бывшее Сизовым, захлёбывалось в своей крови, отобрал из скрюченных пальцев медальон.

Чёрный в ступоре наблюдал за происходящим, пока существо не выпрямилось, принимая свой нормальный вид.

— Выкуп, медведь, иначе сегодня о тебе будут знать все нунганы, — повторил Сизов уже в человеческом образе. Но, почуяв, что порядком охреневшему от увиденного Чёрному надоело быть просто наблюдателем, лёгкой тенью скользнул в двери, прошелестев напоследок:

— Я вернусь за выкупом.

Оба и Артур и Иван ринулись следом за Сизовым.

— Где Сизов?

— Не видел.

— Камеры просмотреть, отследить его передвижения, быстро разузнать, к какому выходу он сейчас движется. При обнаружении задержать!

— Парень, — чуть прищуривая чёрный глаз, вдруг резкопотянул ринувшегося за всеми Ивана на себя. — Это что за херня?! Что такое — Сизов? Кто такие нунганы? Какой, на хуй, ты медведь? Что за сюр происходит в моём аэропорту?

Вершинин ошарашено смотрел на Чёрного, в голове не двигалось ни одной нормальной мысли.

— Я — не знаю! Может быть этот ваш Сизов — шизик? Кто знает, кого тут у вас принимают на работу.

— У меня работают только профессионалы!

— Оно и видно! Вон как профессионально у него кожа гуляла по всей роже! — возмущённо ответил Вершинин. — Я девушку свою встретить хотел… надо было просто быть сдержаннее…

— Всегда себе об этом говори! Особенно когда окажешься на полигоне у Артёма. Величайшее оружие воина — терпение.

— Цитата из Сунь-Цзы. Так вы…

— Папа я его, семейный подряд. — ответил Артур, продолжая размышлять над странным исчезновений со всех радаров и камер Сизова. — Да, цитата оттуда… куда делся этот упырь?!

— А…

— В курсе твоей кандидатуры. Где же… где… — пространно искал в лабиринтах выходов фигуру Сизова.

Через пару часов перед Чёрным лежало полное досье о Сизове Сергее Вячеславовиче. К слову, его так и не удалось обнаружить, даже после подключение специальных ведомств, даже после звонка кое-кому…

— Кажется, вы зря волнуетесь. Похоже, у него с головой непорядок, — Иван порядком устал, ответов на вопрос о странном поведении сотрудника службы досмотра — не было, а домой хотелось до жути. Может быть, она уже пришла?!

— Понимаешь… не мог ко мне проникнуть человек с таким диагнозом. Просто не мог! Если бы пару лет назад … а сейчас не мог! — Чёрный не стал объяснять, что подборкой кадров для него занимались лучшие. Ни один "съехавший" не прошёл бы проверку. — Будем искать…

*** 

— …Нибиру поднёс великие дары нунганам. Любая тень, хоть ночная, хоть солнечная, могла укрыть их, а камни выполняли приказания. Пользуясь тенями, становились нунганы невидимыми, как их Великий Создатель. Подслушивали и подглядывали за интересными им людьми, разыскивая хранителей, сами же оставались невидимыми. Когда находили — убивали, но в иных случаях требовали выкуп, — седовласая женщина тихонько укачивала на своих руках маленькую белокурую девочку лет пяти, тихо рассказывая сказку.

— Выкуп? Разве можно выкупить что-то у хранителей?

— Иногда можно, — улыбнулась Шустая, в очередной раз убеждаясь, что в тройку попадают очень умные дети.

— Хранители сызмальства были отмечены своими тотемами, с годами проявляющимися на коже в середине груди яркой татуировкой присущего животного. Если один из тройки рысь-барс-медведь дарил медальон с изображением тотема нехранителю, нунганы могли потребовать выкуп, и оставить жизнь держателю медальона. Нужно было всего лишь указать на дарителя. Так многие века нунганы находили кого-то из тройки. После убийства хоть одного из высших становилось племя нунганов всё ближе к тайне обращения с печатью, — продолжилакачать на руках не желающую засыпать белокурку.

— Ты не укачаешь меня, даже не мечтай! Рассказывай, что дальше, а то не засну!

— А что больше всего интересно?

— Был ли кто-то из нехранителей, так и не рассказавший нунганам о дарителе, не предавший?

— Запомни, маленькая, ни один избранник тройки не предавал своего дарителя! Они просто не умели чувствовать нунганов, — Шустая задумалась, в глубине голубых глаз мелькнула грусть. — Я расскажу тебе совсем новую сказку. И самое необычное знаешь в чём?

— В чём? — глазёнки малышки заискрились неподдельным интересом.

— Она ещё не закончилась.

— Разве может сказка быть незаконченной?

— Может. Так мне рассказывать?

— Да! Рассказывай скорее, а я сама её закончу, в уме! — заверещала девочка.

— Смешная ты, — улыбнулась Шустая, крепко прижимая к себе ребёнка. — Знаешь, что мысли могут быть материальны?

— Знаю! Часто замечала, если я о чём-то долго мечтаю, то обязательно получаю своё желание.

— Ну тогда тем более слушай, вдруг тот конец сказки, который придумаешь ты, и будет правильным? — посмеялась Шустая, заправляя белокурую прядку за ушко девочки.

— Мать рыси была барсом, и подарила тотемный медальон волка своему будущему мужу. Однажды её подарок заметил самый сильный и злой нунган. Он не стал пытать "волка", просто вошёл в тень и подслушивал. Тем плохим днём нунгану повезло, он услышал, как женщина-барс просит мужа снять медальон, потому что у неё плохое предчувствие.

— Подожди! А нунганы не умеют определять хранителей без медальонов?

— Нет, — немного подумав, Шустая добавила. — Вообще хранитель если себя открывает, он столько всего может делать!

— А как он может себя раскрыть?

— Нужно найти Ключ.

— А как?

— Только Хранителю понятно, как.

— Ну ладно, продолжай сказку, — разрешила маленькая любопыха.

— Вечером на голову женщины-барса упал камень и убил её. Нунган велел ему. Потом он нашёл медведя, тот был совсем маленьким и не смог защитить себя. Мама медведя была вне себя от горя и в сердцах раскричалась, что печать всегда хранилась у барса, зачем нунганы пришли к ним? Несчастная женщина не подозревала, что в тени всё ещё прячется убийца её сына. Маленького медведя он нашёл, потому что услышал, как тот дарит медальон лисицы своей школьной подружке.

Тогда Мстислав, так звали самого старшего нунгана, вновь вернулся к семье барса да застал дома лишь одинокого, сходящего с ума от тоски по своей любимой волка. Он только начал свой страшный допрос, а маленькая рысь подхватила амфору, в которой хранилась печать, и ударила злодея по голове. Печать — это очень необычный артифакт. Если им коснуться головы нунгана, можно заставить его забыть обо всём.

— Надо было волку его убить! — Шустая печально покачала головой, как много жестокости в мире — пятилетний ребёнок так яростно хочет крови врагов. А может быть, это просто зов тотема?

— Не надо! Мать-Земля против насилия. Её любовь ко всему живому отразилась на свойствах печати. Нельзя убивать любое существо, которого коснулся артефакт, или печать немедленно будет разрушена, а как ты помнишь…

— Это будет концом для всего живого.

— Верно!

— Почему нунганы никого не убили печатью? Они же мечтают об этом.

— Им не дано такое право. Это может сделать только хранитель из тройки.

— Ого, как всё продумано! В тройке же не бывает придурков?

— Нет, не бывает, к счастью.

— Вот и хорошо. Дальше.

— Нунган потерял память, А рысь вместе с отцом сбежала и появилась только недавно. Знаешь, а ведь она подарила своему избраннику медальон медведя. Ключ тогда думал, что двух медведей в одно время ещё ни разу не было, но отказать рыси в её тринадцатый день рождения нельзя.

— А её нашли?

— Нет… нашли её медведя.

— А его убили?

— Сказка обрывается, я же предупреждала, что эта история без конца…

— Так не честно! Хочу, чтобы сказка закончилась хорошо! Чтобы медведь был вместе с рысью! И почему Ключ никому не помогает?!

— Ты обещала начать засыпать, дорисуй в своём воображении окончание, какое представляется тебе, возможно, поможешь им…

— Ты не ответила о помощи Ключа.

— Ключ не может вмешиваться, не может помогать. Ключ может немного направить хранителей, и всё…

Девочка впрямь решила досмотреть сказку до конца. Сладко зевнув, она под мерное покачивание в руках Шустаи почти мгновенно задремала.

Аккуратно переместив кроху в кроватку, Шустая с тихим обожанием вновь всмотрелась спящее личико.

— Спи, маленький барс, — сказала на прощание странница, выходя из уютной комнаты.

— Серафима Андреевна, дорогая, спасибо, что взяли заботу о Дарье!

— С ума сошла, Шурочка? — пожилая леди заломила бровь в негодовании. — Это тебе спасибо за моё новое счастье.

*** 

Ощущение вплавляемого в тело металла вышибает из меня дикий неконтролируемый рёв. Боль затмевает все остальные чувства, я не вижу, не слышу, не осязаю… Огонь, охвативший тело, не ощущается, наоборот, кажется, что пламя охлаждает немыслимую пытку проникающего внутрь чужеродного, нечеловеческого…

Я открываю глаза лишь для того, чтобы увидеть ломающую меня картину ужаса… Объятая пламенем женская фигурка корчится в предсмертных судорогах. Обуглившиеся останки бесформенно опадают к ногам твари… Не могу смотреть, зажмуриваюсь. А потом невероятная по своей концентрации вспышка ярости рвётся наружу, стремится найти источник всей моей боли. Фокусирую взгляд на мудаке, продолжающем лить пламя на мою…когда-то мою девочку. Я хватаю этого сраного огненосца, сжимаю его, как удав — кролика, как пресс — деталь, как… медведь — свою жертву.

Тот, кого называли Сизов, хрипит от крепких объятий. Я давлю его, чувствую треск его костей или что там у этой твари реальное. Вопит, оглушает меня, но выскользнуть у псевдо-Сизова не получается. Кровь тонкими струйками вытекает из его глаз, попутно замечаю — кровавые ручейки заструились изо рта, ушей, носа. Брезгливо морщусь, нет, меня не остановишь, только не теперь. Умри, умри, сдохни, мудло! Бесформенную мерзкую массу сваливаю в сторону подальше от моей сгоревшей Ани.

Я больше не чувствую физическую боль. Она ушла, как только я раздавил тварь. В безмолвном шоке осматриваю своё тело, ни одного ожога, кроме небольшого оттиска медальона в середине груди.

Падаю на колени перед… тлеющим телом. Запах горелой плоти сводит с ума, боюсь дотронуться до неё, боюсь поверить в реальность произошедшего…

Мир переворачивается, чувствую как падаю рядом с обуглившимся телом любимой. Последний кадр — ясный взгляд серо-голубых глаз на чёрном обгоревшем лице… наверное, я умираю? Давно пора… этот день невозможно пережить.

***

— Парень! Слышишь, парень… блядь, аккуратней несите его! Это вам не мешок с песком!

— Начальник, он тяжёлый, как кабан!

— Медведь… — парень вдруг резко вскакивает на носилках, несчастных санитаров ведёт в сторону и они роняют свою ношу. Но Иван не падает. Легко, пружинисто он покидает носилки до их падения. — Тяжёлый не как кабан, а как медведь, — объясняет он ошарашенным медработникам.

Артур Чёрный видел жизнь в её многообразии, иногда она подкидывала изуродованные трупы, иногда — интересные задания, иногда удивительное, невозможное, приведшее к счастью. Тот фрагмент, что он видел сейчас, можно было назвать одним ёмким, уходящим корнями в совсем древнюю историю словом "пиздец".

Всё началось с определения Сизова как ошибки в системе отбора людей. Кадровик, принявший его на работу, исчез, как и человек якобы подписавшийся под благонадёжностью майора запаса ВДВ РФ СизоваСергея Вячеславовича.

Рядом топтался так и не отпущенный Иван Вершинин, тот самый, выделенный лично Артёмом Фёдоровичем Чёрным, можно сказать, рекомендованный племяшом-сыном для прохождения службы в рядах спецподразделения, названия которого не зналимногие, даже очень высокопоставленные, чиновники.

— Ты куда-то торопишься? — одарил хмурым взглядом Артур. Но тут же опустил глаза на монитор. — Тьфу, показалось, наверное…

— Домой, — парень мялся, не объяснять же этому шрамированному, что он всё ещё надеется встретиться с Аней.

Между тем, запись продолжала показывать невероятные вещи: вот есть Сизов, но, проходя мимо тени, он исчезает, вот опять выскользнул на свет, а нифига! Исчез перед выходом!

— Да как так-то?! — Чёрный опять ругнулся, пытаясь осмыслить, каким образом долбанутый Сизов смог свалить беспрепятственно. Непонятное всегда раздражало, как в случае с Мартой, в девичестве Шнайдер. — Куда исчезает этот упырь? Неисправность аппаратуры, что ли?

— Может, я всё-таки пойду? — Ивану было интересно, что происходит с Сизовым, но упускать шанс увидеть Индиану он совсем не хотел.

— Сейчас все пойдём к тебе, — просипел раздражённо Артур, семейное торжество надо было переносить. — Поверь, я бы тоже с удовольствием забил на шизика и помчался домой. Но возможные последствия… — ему вспомнилось, как когда-то он уговорил сына не сопровождать машину Ольги и Марты, и что за этим последовало. — Я уже влез в твои дела, парень, не могу теперь бросить. Собирайся, будем твою девчонку поджидать вместе.

— А откуда…

— Я досье на тебя собирал лично, ни одной бумажки не пропустил, всё вычитал, — яростно бил по клавишам Артур. — Индиана Москалёва — причина твоих показательных выступлений, которые, ах, какая удача, неплохо сыграли на благо Родины. Всё, готово! Пошли.

В какой момент Вершинин выскользнул из квартиры, где Чёрный с удовольствием поглощал домашние пироги, приготовленные заботливой мамой Ивана, осталось неизвестно. Только спустя время раздались вопли, а служебный телефон Артура начал разрываться от срочного вызова наружного наблюдения.

— Что? — уже натягивая обувь и пальто, орал Чёрный.

— Ворон! Девушка г…горит! Тут… что-то…

Не дослушав сбивчивый рапорт, Артур выбежал во двор. Что он увидел? Да охренеть что!

Некто, называвшийся Сизовым, направлял пламя огнемёта на тоненький силуэт девушки, тело Вершинина тоже был объято огнём, но… он не горел, огонь его тупо облизывал, если так можно сказать. Будто в фантастическом фильме, пламя не достигало тела, просто окутывая его. Парень орал от боли, выгибаясь, как натянутый лук, а вот девчонка уже не издавала ни звука, тихо опадая на землю.

— Окружай! Сизова на поражение! — вопил Чёрный, взбесившись из-за нерасторопности сотрудников наружки. Он уже сам выдёргивает табельное оружие, прицеливается, стреляет по Сизову-пламеносцу, но пули не достигают его. А потом, человек-факел, Ваня, блядь, Вершинин нападает на раздающего огонь, обнимает его, видимо, нежжжно, потому что орёт Сизов, словно летучая мышь, у которой крылья рвут заживо. Ультразвучно так фонит, на весь Питер, похоже. Вдоволь наобнимавшись с огнемётчиком, Вершинин отбрасывает тело, как мешок с говном, и падает возле догорающей девчонки. Пламя с Ивана исчезло ещё во время обнимашек с мудаком-шизоидом, снабжённым огнемётом.

— Твою мать… ну как же так?! — Артур с глубочайшим сожалением оглядывал скрюченную пару молодых людей. — Сука! Да кто ж ты такой? — пнул раздавленное Иваном тело Чёрный и, более не задерживаясь, подошёл ближе к паре.

Девушку проверять на наличие дыхания бесполезно, она ещё дымится, чёрные корки потрескались, чуть приоткрывая розовую плоть под ожогами. А вот Вершинин, как ни странно, не имеет ни одного повреждения! Только одежда сгорела, парень валяется голый. Не задумываясь, Артур накидывает на него своё пальто, бережно укрывая от весенней прохлады Санкт-Петербурга. Проверяет пульс, бьётся! Живой! Но как?! Всё потом, срочно неотложку, труповозку, пригодятся все! В клинику, ведомственную, на Академика Лебедева! Только туда!

Парень внезапно срывается с носилок, не заботясь о том, что абсолютно голый, стоит, пошатываясь, смотрит безумным взглядом на Артура, у него что, вопросы сейчас?

— Аня где?

— Там, — показывает в сторону труповозки Чёрный. Блядь, ведь и каяться не за что, сам сбежал из квартиры, не посоветовавшись, а Артура грызёт вина! Не досмотрел, не уберёг, допустил суку Сизова в свою команду…

— Парень! На вот, накинь, — один из санитаров подаёт ему упавшую простыню.

Иван берёт её, не глядя, кутается. Видно, что его пробивает крупная дрожь. Всё так же пошатываясь, бредёт к носилкам, на которых небрежно лежит чёрный мешок.

— Ань… Аня! Индии! — сначала тихо, а затем всё громче начинает звать девчонку Вершинин. — Откройте! Она же задохнётся!

Сам пытается влезть в машину, открыть мешок. Его останавливает юркий санитар, всадивший успокоительное прямо в голый зад, не всё успел прикрыть Ванюша. Через пару мгновений тяжёлое тело парня вновь укладывают на носилки. На этот раз его увозят без происшествий.

Глава 9

— Шурочка, — пожилая леди чуть придерживает за руку странницу. — Скажи, я когда-нибудь смогу увидеть Индиану?

— Непременно, Серафима Андреевна…

— Шустая! Шустая! — белокурая девочка выбегает из детской, в руках у неё игрушечное нечто, похожее на собаку. Ярко-голубые глазища сверкают, в них вопрос к страннице.

— Милая, я думала, мы с тобой договорились, — чуть хмурится Шустая. — Ты давно должна спать.

— Один вопрос и я засну! — несмотря на нетерпение, Дарья собирается получить разрешение от седовласой.

— Хорошо, но только один.

— Что особенного в рыси? Почему она редко появляется в тройке?

Серафима Андреевна прикрывает лицо рукой, уххх как ей не нравились все эти легенды и сказки! Кажется, поэтому она потеряла Женю и Индиану…

Шустая понимает, что она сейчас не ко двору у строгой дамы. Коротко и виновато взглянув на Серафиму Андреевну, странница всё же решается ответить:

— У неё девять жизней. Она может подарить каждую из них любому живому существу.

— Здорово! Теперь я знаю, как закончить сказку! — довольный ребёнок убегает в свою комнату.

Шустая не уходит, немного топчется на месте, не решаясь ответить строгому взгляду, смотрит в пол.

— Знаете, спасибо ещё раз. И вы обязательно увидитесь с внучкой, — выпаливает она, надолго покидая Дарью и Серафиму Андреевну.

***

Господи! Как он кричал! Я думала, что видела уже всё самое дикое и ужасное, даже прочувствовала! Думала, что второй раз умирать будет невыносимо. Нет. Мой страх был выражен криком боли, а затем отчаянья, тоски невыносимой…

Долго не решалась приблизиться к дому Вершинина, кружила, будто пытаясь запутать следы. Чувствовалось присутствие врага, где-то рядом притаился, только где? Наконец я решилась и набрала короткий текст смс:

" Сифака, выходи. Только очень осторожно,

чтобы тебя не заметили".

Через пару мгновений я заметила спускающегося по сосне (!!!СОСНЕ!) Ваньку. Чёткими профессиональными движениями он тихо лез вниз. Я даже засмотрелась, надо же, у него действительно отлично получается!

Вниз спрыгнул, головой не крутил, сразу меня заметил. Смотрит, улыбается диковато и тихонько так, крадучись, приближается.

Улыбаюсь ему в ответ, сердце стучит, как молоток, рысь воет, когтится. А я как последняя дура заглушаю её, прошу успокоиться, подпустить его ближе…

Тут-то и появился враг. Вынырнул из темени под сосной, где не было его ещё мгновение назад.

— Выыыыыкуууууп, медвеееедь, — шипит дурниной. У него в руках нечто огромное, тяжёлое. ОГНЕМЁТ?!

Пока Ванька отвечает что-то вроде "отъебись", успеваю прикоснуться к своей татуировке. Рысь рвёт и мечет, хочет удрать отсюда подальше или на ветку запрыгнуть да вцепиться в прыжке в холку хозяина огнемёта. Касаюсь и тихо шепчу, что сегодня буду умирать. Так и будет, потому что Ванька должен жить! Не позволю этому миру остаться без него. Шоно меня услышал, значит, всё сделает, как в прошлый раз, ритуал уже знаком ему.

— Рысь подойдёт? — спрашиваю, даже не вглядываясь в лицо врага.

— Вполне, — взволнованно говорит враг, разворачиваясь.

Он стреляет в меня огненным зарядом. Пламя охватывает волосы, одежду, жарит, жжёт, чувствую палёный запах собственной шкуры. Рысь безвольно сворачивается в клубок, прячется, ни звука не издаёт. Поняла, бедная, кому мы дарим её вторую жизнь.

Даже сквозь боль и огонь я вижу, как враг тут же направляет огнемёт на Ваньку, мчащегося ко мне.

— "Дарю жизнь", — произношу через боль. Слышу последние удары своего сердца и… вопль Ваньки.

***

Когда Уктэке, устало махнув рукой, указал на первые поселения, Индиана тяжело опустилась рядом с импровизированными волокушами и чуть дёрнула за отросшую бороду Москалёва.

— Папка, мы пришли. Quae est ad finem (лат. всему приходит конец), — она закинула голову навстречу солнышку, только пробивающемуся сквозь утренние облака, и глубоко выдохнула.

Москалёв нерадостно хмыкнул, весь долгий путь он хотел умереть. Стать обузой для той, кому должен был быть опорой… стать калекой…

Сколько пришлось им пережить, известно только лесным духам. Уктэке мог бы ещё многое рассказать палеонтологу, львиную часть времени валяющемуся в отключке. Охотник думал, что ему придётся приглядывать за обоими, так и было до вспышки на святом камне. Нет, как делать волокуши, чем их вязать, как перенести сломанное тело, из каких трав сварить обезболивающий бальзам, как устроить жилище для ночёвки — всё это узнавалось девчонкой из его, Уктэке, чётких указаний. Но как охотиться, как почувствовать хищника, в какую сторону идти, чтобы сократить путь… Откуда она всё это взяла?!

Индиана забраковала первую же ночную стоянку, выбранную Уктэке.

— Не годится! Скоро здесь пройдёт кабан, и не останется от нас ни рожек, ни ножек, — пыталась знаками объяснить маленькая городская выскочка.

— Здесь не будет бодон гахай (бур. кабан)! — орал Уктэке. — Он дома спать, дети у него! — пытался ей объяснить охотник. Ведь сезон гона давно прошёл, теперь кабаны более степенны и разборчивы в своих путешествиях. Им нечего делать около быстротечных рек.

— Так и придёт мамка кабан со своими ухибуудутами (бур. дети), — настаивала Индиана. — Нас в котлеты превращать.

— Почему?! — психует охотник.

— Так ты вниз глянь! Глину видишь? Водица-то мууутная, и заросли камышовые рядом. И пожрать, и поваляться место есть.

Вот старый дурак! В сердцах хлопнул себя Уктэке по лбу (заодно и комара пришлёпнул). Гордость не позволила похвалить девчонку, пусть думает, что он не стал с ней спорить.

Через некоторое время, охотник не выдержал, уж очень уверено шагает по тайге городская девчонка.

— Эй, откуда ты всё знаешь? Где научилась? — спросил Уктэке.

— Scientia potential est.

— Чо?

— Знание — сила.

Уктэке неодобрительно промолчал. С каждым днём сложного путешествия к охотнику приходили мысли, что с девчонкой что-то не так. Нет, безусловно, она и в начале пути стойко держалась. Но после происшествия с отцом, в Индиану будто лесной дух вселился: ни усталости, ни глупой бравады… А вот об её умениях охотиться, хых… Кому расскажи — не поверят! Чтобы мелкая городская девчонка кормила Уктэке, да в лесу, да боровой дичью, да без единого выстрела! Опытный проводник согласился бы, пожалуй, даже на зимовку сходить с ней, не беспокоясь об удаче.

— О, проснулся дядька! Идём питаться, нынче, вон, бульон варю, папке моему надо горячего, лихорадит его, — деловито устраивает для охотника местечко рядом, достаёт немудреные приборы, миски, ложки. Варево чудо как пахнет! Чем она его заполняет?

— Нынче бульон из рябчиков, с маслятами. Ещё яичек сварила, думаю, покрошить их или так поедим? — вот и ответила, чем. Вкусно до одури. У Уктэке так не получалось.

Как поели, пошёл осматривать охотник Мишу Ивановича. Эххх и скрутилочеловека, как приложился о камни-то! За ним дочка сама ходила, разве что мыть приходилось Ивановича Уктэке, девчонка стеснительно жалась к деревьям, каждый раз готовая что-нибудь выстирать или прибрать.

— Где Анюта? — спросил измождённый академик, порядком уставший от своей беспомощности. В этот раз он решительно настроился на серьёзное решение.

— Папа, нет! Ты не оставишь меня! Не надо тут свои душеспасительные беседы проводить! НЕ оставлю, НЕ брошу! Уктэке, давай в путь собираться. Видишь, Миша Иванович бодрячком, — не желая даже слушать, что там придумал отец, Индиана начала в сердцах собирать вещи.

— Да плохо мне, Ань, — просипел Москалёв, видать, вчерашний дождь сказывается.

Молча подошла к новым уже волокушам и вытащила из набедренной сумки барсучий жир. Дядька Уктэке ей рассказал, что топить можно было только на водяной бане, всю ночь сидела…

Первые жилища казались чем-то чужеродным, неправильным… После жизни в тайге в течении почти двух месяцев казалось, не бываетудобных кроватей, душистого мыла, чистого белья. Каким же счастьем казалась послетаёжная жизнь!

Простая изба Уктеке засияла чистотой и порядком, так её отдраила Индиана.

— Отдохни, дочка, — почти бодрым голосом просил отец.

— На том свете отдохну, пап, — Индиана наготовила пирожков, сварила ароматных грибных щей и сейчас помогала отцу брить обросшее бородищей лицо. — Всё, готово! Я на разведку местности.

Уктэке жил бобылем. Нет, он любил! Но та женщина стала женой его старшего брата, так и не разглядев в охотнике своего человека. Да и боги с прошлым, теперь Катя стала толстой, дородной женщиной с целым выводком детей, не напоминала больше тростиночку Каятэ. Зато любимый племянник Шоно станет настоящим мужчиной и охотником. В свои года он даст фору любому в посёлке по силе и выносливости и с лёгкостью ходит с дядькой на охоту. Гм, интересно, подружится ли с Анькой? Так думал Уктэке, прикуривая трубку на крыльце совсем нового для него дома. Всюду чистота, порядок, занавески из сетей старых сделала, егоза! Размышления прервала незабываемая сцена.

С огромными, на поллица, глазами, во двор влетела Индиана. За ней, словно коршун, нёсся Шоно с перекошенным от злобы лицом. Парень, влетая во двор, случайно зацепился за шест, который придерживал пластмассовое ведро с рыбной требухой спокойно собиравшее дождевую воду. Хорошее удобрение, если именно с такой водой использовать. Но в момент, когда требуха, пованивающая второй день, оказалась на голове младого волка…

— ААААА ёкыргыыыын! Палец сломаю! — заорал, отряхиваясь, Шоно.

— Привет, Уктэке, — следом за ним забежала хохочущая Сая. — Где твои гости?

Вот так. Бывало, людей в своём доме охотник понескольку недель не видел. Но стоило вернуться из тайги два дня назад с семьёй Москалёвых, как и племянник примчался, и бэшекты пожаловала, словно скорая помощь.

*** 

— Глафира, всё готово?

— Да.

— Санчес?

— Да.

— Всех нашли?

— Да.

Последнее "да", молодые люди сказали одновременно. Общая ответственность, общий отчёт перед Шоно. Прошло три дня, как навсегда исчезла Индиана Москалёва. Три дня, за которые приемник Саи почти потерял веру в возможность возвращения рыси.

О чём она думала?! Принадлежащий тотему волка едва сдерживал волнение и раздражение. Да, он видел, как проводят ритуал, да, он знал теорию обряда. Но!.. Нельзя же такую ответственность возлагать на неопытного бэшекты! Мало ли, что сказала Сая, разве простит он себя, если пойдёт что-то не так?

Все непрошенные мысли уходят, когда в небольшой домик, очень спешно снятый Санчесом, заносят чёрный пакет с замороженным, обугленным телом.

Злость… пронизывающая боль от потери… жалость к названной сестре… первые эмоции Шоно при виде скрюченных останков.

— Когда всё будет готово, положите её в круг, — хриплым от волнения голосом произносит парень. В руке у него появляется амулет. По приданию, изготовлен амулет был из "небесного" металла, что остался от яркой звезды, упавшей много веков назад. Кто его изготовил, почему использовал тринадцать тотемных животных, оставалось загадкой для молодого волка. Только Сая наказала никогда не расставаться с амулетом. Вернее, не расставаться до появления следующего приемника…

Посреди избы уже был начерчен древесным углем круг, по порядку располагались символы тотемов.

Сверху, как полдень на часах, располагалась рысь. Далее шли медведь, волк, лисица, лось, горностай, ондатра, белка, ласка, росомаха, куница, кабан и снежный барс. Люди тихонько проходили в избу, рассаживаясь по своим местам. Каждому из них, Глафира раздавала повязку на глаза, нельзя видеть тайное, гости просто должны были поделиться своей силой.

— Кто заменил медведя? — коротко спросил Шоно Санчеса.

— Никто. Видишь женщину в повязке?

— Та, у которой на руках младенец?

— Младенец — рождённый медведь, ему почти год. Кстати, ему тоже повязку надеть?

— Нет, до трёх лет в этом ритуале дети могут быть без повязки, они и так видят духов, нечего скрывать, — Шоно удивлён, боги благоволят к воскрешению рыси, права была Сая! Значит, так предначертано.

Завершая последние приготовления, Глафира и Санчес следят за тем, чтобы повязки были у всех на глазах, и, наконец, заносят останки в круг. После сами надевают повязки, присаживаются у своих символов. Она — у лисы, он у — горностая. Шоно рассматривает "гостей", взгляд падает на весёлое личико ребёнка-медведя, младенец гугукает, улыбается, пытается кого-то схватит за… может быть, усы?

Шоно физически почувствовал, как кто-то огладился об ноги и лёгким ветерком вернулся к малышу. Рысь здесь, хочет вновь получить своё тело. Ходит рядом с медвежонком, вот неравнодушна она к этому тотему!

Бэшекты надевает на себя ритуальную парку, наголовник, амулет. Берёт в руки чире*, и только он собирается поджечь пучок душистых трав и окурить участников и избу, как сангку** издаёт звук. Рука твёрдо держит чире, а сангку всё равно переливается, звенит, словно своя песня у него.

— "Эх ты ж, пронырливая рысь-куница. Отдала жизнь, теперь неймётся тебе вновь прыгнуть в жизнь!" — мысленно обратился к тотему Шоно. — "Начнём!"

— Камлаю к матери Земле, любящей и дарующей. Камлаю к духам леса, неба, огня. Камлаю ко всему живому и ко всему мёртвому…

Он не замечал временных рамок, вокруг сверкали, вспыхивали и тут же угасали, символы и руны. Фейерверки всех цветов и оттенков проникали даже через прикрытые глаза. Наконец появился млечный путь, его он видел в ритуале Саи. Надо идти вперёд, не оглядываясь, не сбиваясь с пути и не смотря вниз.

— Ну чего так долго-то? Я уже замёрзла, как швед в Чудском озере! — Индиана, живая и вполне себе здоровая, встречала его, сидя прямо на звёздном пути. — Подставляй спину, lupus (лат. волк), поехали домой, серый доставщик рысей!

Шоно покорно подставил спину, сетуя, что пока нельзя разговаривать с девчонкой. Вот вернутся, тогда он ей покажет доставщика!

— Спасибо, маленький мишка! — что-то схватила в пространстве Индиана. — Это будет моей любимой игрушкой!

— Спасибо, волчара, за проезд, — прямо в ухо гаркнула, блин!

— Глаш, спасибо… очень круто! — видимо, лисий подарок уже взяла.

И дальше понеслось, получала подарки от всех тотемов, с ней делились, любили, радовались возвращению. Идеааальный ритуал получился! Канон!

— … Благодарю, Ваше кабанье величество, ей-богу, неоценимо!

— Барс… Даша, да? Спасибо, увидимся с тобой…

Никто из участников не заметил, сколько времени они провели в окуренном помещении. Шоно и сам, наверное, удивился бы, сумей он увидеть как носился по кругу, как неистово изгибался, сжимая чире, как чире парил над кругом и создавал запредельную музыку из звуков перезвона сангку.

Наконец носитель тотема волка открыл глаза. Первое, что он увидел — яркий свет. Разрушающий чёрную корку извне, осыпающий её, словно старую штукатурку, свет лился сплошными живыми ручьями. Бэшекты — счастливчик, он может видеть чудо рождения рыси!

— Дддд…дай водички и чего-нибудь тёплого накинуть.

Вот и всё. Вот и закончился первый ритуал в жизни Шоно. Названная сестра, живая и невредимая, сидела в кругу. Она ошарашенно оглядывается, беднягу трясёт от холода, поэтому волк заботливо накрывает её худенькие плечики приготовленным тёплым одеялом. Не удержавшись, Шоно прижал к себе Индиану, зацеловывая её.

— Дура! Глупая рысь! — орал волк. — А если бы не получилось?!

Люди, сидящие вокруг, начали робко снимать с себя повязки. Большинство из них мало удивились девушке, сидящей посреди символов. Разве что Глаша и Санчес подхватились со своих мест и обняли Индиану в едином порыве с Шоно.

— Не деееелай тааак боооольше, — откровенно рыдала лисица. — Я до последнего не верииилаааа…

— Спасибо, родные, всем вам спасибо, — бормотала Индиана обращаясь ко всем находящимся в избе. — Мои силы всегда для вас. Только пригласите, — и она потрогала свой тотемный знак сверкающий посередине груди, ладонью. — Вот так пригласите, через ваш тотем.

Расходились уже в глубокой ночи. Малыш-медведь и его мама уходили последними из непосвящённых.

— Мишшшка, ну какой же ты славный вырастешь. Пообещай мне, что будешь самым счастливым. Спасибо вам, — Индиана поцеловала ребёнка и отдала матери, сожалея о расставании.

— Пока, Аня, — белокурая девочка пришла одна, без сопровождения.

— Увидимся, Дашка. И, бабушке пока привет не передавай.

— Приедем через пару месяцев, можно будет?

— Какую почту я могу использовать? — обратилась Индиана к Шоно

— Стелланова, далее по шаблону. Пока так, позже новые документы, телефоны, и… прочее, — пристально разглядывая Дарью, ответил держатель тотема волка.

Вот и разошлись все "гости". Ритуальные предметы были разобраны, бережно разложены по разным дорожным сумкам. Санчес и Глафира тихо разошлись по своим комнатам. Из небольшой кирпичной печи раздавались звуки потрескивающего дерева, ещё немного, и можно закрывать вьюшку. Тепло, уютно, можно и поговорить.

— Инди, кто эта девочка? — из всех вопросов Шоно выбрал именно этот. Белокурка появилась почти в последний момент, Шоно даже думал, что держателя тотема барса придётся заменить медальоном. Замена неравнозначная, но, в случае сбора всех остальных, сработала бы, наверное…

— Это… Дарья, теперь живёт с моей бабулей. Её привела Шустая и она — вторая причина, почему я решила вернуться в Питер.

Шоно молчал, перебирая в руках чётки, он думал о невозможности такой удачной слаженности в ритуале. Кто-то наверху решил отдать вторую жизнь рыси, заранее зная, что всё получится? Слишком гладко, как и в первый раз…

— Ну, смелее! Не бойся! Подходи к ней, — Сая буквально втолкнула в круг, где валялась переломанная Индиана.

— Почему она мертва? — парень был в ужасе. На его глазах бэшекты сначала сломала спину девушке, а затем, заставив произнести "дарую жизнь", проломила ей голову.

— Это ритуал! Я объясняла вам обоим, как это происходит, — лицо Саи искажалось от злобы и раздражения, пугало потусторонней яростью. — Иди в круг, иначе всё зря!

По кругу были разложены символы тотемов, поблёскивая металлом. Сая спешно надела на него парку и наголовник, сунула в руки чире и сангку. Как в кошмарном сне, Шоно слышит, что в соседней комнате орёт от боли Москалёв, спешно произносит ритуальные слова и оказывается в вакуумной тишине космоса…

— Ты… ты пришёл? Мне так холодно, Шоно, забери меня отсюда… — тогда он впервые вынес её с млечного пути, ведущего в царство мёртвых, и очень надеялся, что больше такого никогда не повторится…

— Шоно, слышишь меня? — Индиана обращалась к нему уже не в первый раз. Пришлось даже потрясти за плечо, чтобы очнулся.

— Да? — осоловело глянул волк на названную сестру.

— Сотри обо мне любую информацию. В этот раз я действительно должна исчезнуть.

— Уже. И запомни, теперь у тебя действительно новая жизнь. Индианы Москалёвой больше нет. Тем, кто нашёл тебя для твоего медведя. достаточно лишь тоненькой ниточки, чтобы вновь обнаружить, — чуть помолчав, соединяя в голове нужные слова, Шоно продолжил. — А вот с нунганами они вряд ли смогут разобраться.

— Кто я теперь? — печально спросила Инди.

— Стела Новикова. И да, я решил освоеобразить твоё возрождение. Будешь новой звездой.

— Хорошо, что не пи…

— Заткнись! — резко перебил девушку волк, уж слишком легко она относилась к своим смертям, память о боли стирается, что ли? — Всё очень серьёзно, в этот раз мне пришлось дольше идти по млечному пути.

Индиана крепко обняла раздосадованного Шоно, опуская голову ему на грудь. Свет от угольков почти исчезал в темноте избы, напоминая жуткую темноту, из которой названный брат выносил её дважды.

— Прости, я действительно не помню боли, только темноту и холод. Прости.

Утром четверо молодых людей покинули избу, на Московский вокзал прибыло уже двое из них. В Москве остался только Шоно. Стелла Новикова приобрела билет до Улан- Удэ и растворилась в таёжно-горной Бурятии.

Глава 10

— Дался тебе этот архар, Цветков! До других достижений, что ли, не додумался? — Артур откровенно ржал над уже порядком набравшимся инструктором.

— Я думал, никто повторить такого не сможет! Не, дружище, сам смотри, я ему говорю, мол, принеси архара, тогда будет тебе рекомендация, а этот паскудник, сынулька твой, херак, — волосатая ручища Цветкова шлёпает по ляжке хозяина загулявшего тела. — Суууука, ик… Приносит! Знаешь, как я тогда впал в ступор?!

— Знаю, знаю, теперь вон на пару над молодняком издеваетесь. Поди, всех архаров уже перетаскали, кого в Красной книге теперь рисовать будут? — продолжает глумиться Чёрный.

Уже второй день на полулегальной базе в Киргизии гостит Артур. Приехал навестить новичка, почти год назад доставленного по личной протекции обоих Чёрных. Ну и за одним прикрыть жопку сына, удумавшего уехать с женой на Гаити на пару недель. Тоже, тля, нашли место для отдыха! Прям медовый месяц года, среди зомболюбов и антисанитарии…

В ущелье дикая красота! Бурлящий водопад окаймлён живописными каменными узорами, падает прямо в стремительную реку. Воздух гор сносит весь налёт субтильных, проморённых большим городом лёгких. Вкусный воздух! Душевно вокруг, спокойно, Цветков только раньше времени набухался, да может и к лучшему. Может, скажет, наконец, что там с Ванькой творится, а то обходит, гад, тему Вершинина второй день уже.

— Толь, ну а что, из молодняка толковый есть кто-нибудь? Если отбросить твоё наихреновейшее испытание с архаром и тупо пройтись по фактам, — спросил Артур, аккуратно выводя ножом круг на деревянном столе. Хрен его знает, почему в кругу он рисовал медвежью морду.

— А ну не порть мне мебель казённую! — неожиданно взвился инструктор.

— Толя, не выделывайся, стол не казённый, ты его в прошлом году сам из арчи смастерил.

— И что?!

— Значит, не казённый.

— Чёрный, сука, я его не для твоих художеств срубил! — вскочил, вдруг багровея, Цветков.

— Паааанеслась, — с удовольствием хрустнув шеей, Артур поднялся, краем глаза оглядывая возможное оружие для боя с придурошным инструктором.

Между тем, Цветков уже победно демонстрировал камчу.

— Давай, Ворон, я тебе перья посчитаю, распустил ты их тут что-то.

Взмах руки, и камча легко коснулась лишь краешка камуфляжных штанов Чёрного.

— Ах ты, чёрт старый! Еле успел отпрыгнуть, — в предвкушении нормального мужского поединка без поддавков, Артур хищно усмехнулся другу. — Давай, поддай жарку, может, в этот раз, сумеешь достать.

Цветков радостно растянул губы в подобии улыбки, в другой руке появилась вторая камча, где он её взял?!

— Достану, Артурка, ты ж помнишь наш уговор? Если я хоть раз выиграю, заступишь на моё место. Инструкторить будешь, а я начну приезжать и указочкой махать!

Две камчи засверкали в синхронном танце, пытаясь достигнуть нужного объекта. Артур только успевал уворачиваться от почти настигающих ременных плетей. Ненадолго он оказался позади Цветкова, думал успеть совершить удушающий приём, но куда там! Толя, как заправский человек-мельница, хлестанул по рукам одной камчой и приложился по лицу второй.

— Уффф, сурово ты со мной, — сосредоточился Чёрный.

— С вороном жить — по-вороньи крыть, — гаркнул Цветков, отбрасывая своё оружие. — Всё! Хватит, пошли пить дальше.

— Что ж остановился? Мы до победного захвата бьёмся обычно, — удивился Артём.

— Размялись, и будет. Я б тебя в этот раз уложил, а своё место вот не готов отдавать.

Артур молча уселся на место, бухать так бухать. Друг его всегда мог уложить и всегда поддавался. Анатолий никогда не уедет из этого места, слишком глубоко врос.

— А этот твой, как бишь его… Медведев. Он — терминатор етитский, вот. Говорю тебе, парень душу потерял. Машину ты мне привёз, а не человека, — инструктор в один глоток уговаривает гранёный стакан с араком^[10] и хлопает им по основательному столу. — Но как машина он безупречен. Будет полезен чистильщикам.

— Не нравится он тебе?

— Да при чём тут… он не девка красная нравиться мне, — Цветков опять наливает по полному стаканчику. — Сломанный он, понимаешь? Как… Макс. Только Макс уже в конце сломался, а этот с самого начала.

— Он… употребляет? — спрашивает ерунду Чёрный, но с Вершининым может быть всё!

— С головой непорядок? Какое, нахер, употребление?! — возмущается Цветков. — Говорю же тебе, человека отдали без души. Парень — автомат, чистая машина. Понимаешь? Давай выпьем, у меня сейчас сорок семь душ в обучении, и твой сорок восьмым считается. Так вот, если его сейчас пустить по спецзачисткам, чтобы бабахнуло в школе, например, или на гуляниях парковых, он, не раздумывая, выполнит пожелания заказчика и это, твою мать, очень напрягает. Я не хочу быть к этому причастен.

Артур смотрит на задумавшегося Цветкова, тот просто крутит наполненный стакан в руке, собирается с мыслями.

— Ему похеру на всё, цели нет, интереса к жизни нет. Хех, как в той песне к херовому фильму: "ни любви, ни тоски, ни жалости". Неживой он, ему всё похер.

— Я попытаюсь разобраться, — Чёрный поднимает свой стакан, решая взять инициативу по пьянке на себя. — Давай за будущее, так, чтобы никогда не было похер.

В голове у Артура всплывает разговор с Иваном Вершининым сразу после огненного происшествия…

— Как к вам можно обращаться? — голос Ивана хриплый, карябающий. Как будто вместо голосовых связок перевязанные воздушные шланги.

— Артур, парень, — с чего начать беседу, он не знает. Потому что трудно пережившему смерть объяснить, либо его на опыты забирают, либо, путём титанических усилий Чёрного, он должен навсегда исчезнуть.

— Сотрите мою жизнь, Артур, — сипит безжизненным голосом Иван, не понимая, что только что определил свой дальнейший жизненный путь.

— Уже, Вань… — Чёрный, каким-то десятым чувством понимает, что лишние слова сейчас не нужны. Только по делу, только суть. — Теперь ты Михаил Дмитриевич Медведев.

Реакция Ивана потрясает. Он не выказывает ни одной видимой эмоции, просто сухо кивает головой, соглашаясь с последствиями.

— Для твоей семьи, друзей, знакомых, для всего мира Иван Вершинин погиб при тушении пожара, — на последних словах Артур запинается, не желая невольно напоминать парню о пережитом.

— Так и есть, — хрипло соглашается Вершинин. — Так и есть…

Утро следующего дня, застало Артура Чёрного у бурной реки. Иван-Виктор стоял в бурлящем потоке с длинным гарпуном. На берегу небрежной кучкой трепыхается свежепойманная форель.

— Вань…

— Здравствуйте, Артур. Если помните, я — Михаил, — парень стоит в подкатанных штанах, в полоборота посматривает на Чёрного, взгляд равнодушно-холодный. То, о чём беспокоится Цветков, то, что собирается прямо сейчас исправить Артур.

— Выйди из реки, пожалуйста, поговорить надо.

Парень резким движением насаживает на гарпун очередную рыбёху, аккуратно выбрасывает её к остальным и выбирается на берег. Взгляд Чёрного непроизвольно падает на середину груди Ивана. Отчётливый отпечаток, тот самый медальон?! Зацепило парня и сильно.

— Прежде чем я начну говорить, прошу помнить, что Индиана Москалёва сгорела на твоих глазах. Ты… видел, что, кхм, осталось от неё.

Артур ловит какой-то недобрый огонёк, чуть мелькнувший в синих глазах парня. Всё-таки есть то, что может пробраться в душу Вершинину, направление разговора верное.

— Две недели назад высокое начальство проявило интерес к событию почти годичной давности. Вернее, к определённому человеку, — Артур замолкает, давая время осмыслить сказанное парню. — Было принято решение эксгумировать могилу Индианы и подробнее изучить её останки.

Теперь на лице Ивана можно было увидеть целую гамму чувств. Злость, возмущение, яростное отрицание такой возможности, а также неподдельный интерес, чем закончилось осквернение могилы…

— Могилу раскопали, гроб извлекли, а тело, Вань, не нашли…

Анатолий Цветков проснулся с головной болью, ух и погуляли вчера они с Вороном. Душевно посидели, столько всего обсудили, столько арака выпили…

— Бээээ, — раздалось какое-то истеричное и невозможное здесь и сейчас блеянье.

— Что за …

Пошатывающейся походкой Цветков проковылял к выходу, а когда с размаху распахнул дверь, запуская дневную горную прохладу, увидел привычный пейзаж, усердно занимающихся подопечных, группами выполняющих различные задания, снующего тут и там Чёрного. А ещё он увидел одиноко стоящего привязанного архара, прилично навалившего удобрений прямо у крыльца… 

Глава 11

Я смотрю на неё, очередную шлюху. Мне нравится. Она податлива, умеет разгоняться, то, что мне нужно. Я зависим от секса с такими, как она, себе-то я могу в этом признаться? Платиновые волосы уже намотаны на кулак, только потянуть и она раскроется… даааа… так, как я себе это представляю… со стоном и изгибом, который я вижу… только таааак, только сейчас и с ней… в голове стучит… вожделение! Не сдерживаюсь нагибаю её и всаживаю по самоё "не хочу"… да… да… так и надо.

Шлюшка, еле передвигая ногами, убывает в ночь. А мне не надо, чтобы она оставалась. Мне надо сперму слить и восстановить баланс желаний. Пять сраных лет научили меня не реагировать на моменты расставания с "бабочками". Плевать на их чувства и желания, я ж денег дал, лети, мать твою, твори "добро" за деньги дальше. Лениво подкуриваю сигарету, умг, кайф! Мне хо-ро-шо, ещё вискарика со льдом и жизнь не будет казаться такой серой и однообразной, заиграет ещё более радужными красками.

Вообще-то я на задании. Надо угандошить одного зарвавшегося земляка. Что-то он перебрал с любовью к бюджетным деньгам. Мне известно, что наша организейшн ни разу не благотворительная. Надо уметь убивать. Возможно, в конце пути тебе положат медаль "Герой России", прямо в гроб и положат. Ну, так хоть туда, чо нет-то? За спиной брошенные мать, сестра, батя. Я умер для них пять лет назад. Так что в этот раз никто не заплачет над могилкой моей. А пока… каждый раз как впервые… я люблю вас … мои "бабочки"…

— Медведев, ты там совсем уже затрахался, кажется? — мне звонят, а кто, ответа не требуется. Он просто знает, что я — ненормальный, зацикленный неформал, пригодный для особых заданий.

— Кажется, да. Но сейчас нормально. Нимфа ушла, я получил заряд бодрого, говори, — вслушиваюсь в тишину.

Наш канал связи необычен, я разговариваю по аналоговому телефону из номера в отеле, что может быть допотопнее? Мой собеседник замолкает, тишинааа… Зачем он задумывается? Со мной всё просто — дал задание, оно будет выполнено.

— Ваня, давай-ка увидимся. Поговорить надо, отчётливо.

— Михаил! Не Иван, не Ваня, пора бы запомнить, Артём Артурович! — злобно произношу Артёму в ухо. Как-то он зарывается. Не надо приказывать мне, как проводить свободное время, и называть "просроченным" именем тоже не надо! Мы не в тех отношениях.

— Вот сука. Артём Фёдорович! — злится, но сдерживается. — В три часа у входа в известный тебе клуб.

— Не получится. С трёх до пяти я занят, выполняю индивидуальное задание, от вас, между прочим.

— Успеешь выполнить. Жду, — так всегда, он распоряжается, я дую губы, но делаю по его хотению. Цирк, блядь! А я в нём тот самый дрессированный медведь. На задних лапах бегаю, летаю и подпрыгиваю, всего-то надо манок небольшой. В этот раз это было упоминание о некой Шустае, что за зверь такой — непонятно, но имя царапнуло. Чёрный хочет, чтобы я с ней встретился, ловлю себя на мысли — я не против встретиться и поговорить. Но только с тётей со странным именем, не хочу видеть Чёрного, хоть убей.

Надеваю камуфляжку. Есть библейская легенда о вечном жиде, а я, похоже, вечный исполнитель "хотелок" организации. Со мной на выход идут рюкзак и спиннинг, типа, я заядлый рыбачоооок. Ну и что, что стреляю иногда из спиннинга по сучарам, совсем, что ли нет толерантной жалости?

Спокойно передвигаюсь на метро Мюнхена, полицейские с готовностью помогают найти нужное направление. Выхожу на окраине, хотя так и не скажешь, дома здесь однотипные, серые, неприметные. Почти на каждой крыше располагаются солнечные батареи. Люблю вас, фрицы! Создаёте мне дополнительные блики в солнечный день. Хрен меня найдут теперь ваши законники, стопроцентная гарантия.

Мне нужен герр (он же хер) Самсонов. Наворовавший на таможенных сделках пару миллиардов деревянной валюты, а теперь переведём на нужный курс и… уууууу, попал ты, человек, перед убийством придётся тебя немножечко пытать.

— Герр Самсонов? — выдаю почти без акцента, рассматривая бывшего соотечественника.

— Да, — будущая жертва расслабленно смотрит на меня, отрываясь от прополки грядок с цветочками (кажется, это была настурция). — Чем могу быть полезен?

Он отвечает мне на немецком, доброжелательно перекидывая руку через низенькую изгородь. Что не говори, но русский всегда останется русским. Эта привычка открыто приветствовать, доверять…

— Могу зайти к вам? — даже если он откажется, я войду. Нехуй было уводить миллиарды, сука.

— Пожалуйста, проходите, будете лимонад? — какая, учтивость! Ни один истинный хер не предложит лимонад незнакомцу, не разрешит войти при первой же просьбе.

Когда оказываюсь в его доме, нагло бросаю рюкзак на пол, снимаю высокие ботинки. Я ж русский, разуваться надо! И поворачиваюсь к Самсонову. А он уже подсуетился… в руках нихрена не лимон ад. Беретта девяноста два в руках соотечественника даёт возможность переосмыслить, стоит ли показывать, что мне по хую, чем он собирается меня отпугивать.

— Кто тебя прислал, шавка? — смотрю на когда-то доброжелательную рожу земляка и не удивляюсь. Он — упырь. Умыкнул бабло, убрал пару хороших сотрудников и сейчас мечтает завалить меня, а затем вновь смыться.

— Не шавка — медведь, — улыбаюсь, с сожалением оглядев почти трупа Самсонова.

Дальше по накатанной. Он стреляет, мажет, я грубо забираю беретту (давно такую хотел, заныкаю).

— Давай номера счетов, а то гортань потихоньку резать буду, — предупреждаю честно, как именно инфу стану добывать.

— Хуй тебе, а не инфа, тварь! — орёт Самсонов, глаза его бегают по предметам, дурачок думает, что я могу что-то профукать, хм, ну пусть.

Пока идиот соображает, чем бы меня обезвредить, я деловито располагаю ноут на его столешнике. Набираю нужные коды, вуаля, я в нашей системе, а система ожидает номер счёта Самсонова и заветные пины.

— Ааааа, — вот и реакция. Бюджетное бабло охраняет, словно оно его кровное. Несётся на меня с ножом. Клоун.

Лезвие ломается об моё плечо, даже не интересно, дамасская сталь хоть как-то царапала меня, а нож для колки льда от Самсонова вот совсем неэффективен.

— Надо было попытаться в глаз попасть, — я отбираю остатки ножа и вопросительно смотрю на бывшего гражданина РФ. — Давай счета и пины, не хочу лить кровь сегодня.

Но он нифига не успокаивается, яростно начинает мне по плечу долбить. Смешной. Одним рывком снимаю рубаху, ну давай, тыкай тем, что там у тебя. Только взгляд ублюдка становится тёмным, нехорошим… он смотрит на мой "ожог".

— Выкуп, — шипит этот дурень. А слова его заставляют вспомнить события пятилетней давности.

— Что сказал?

— Выкуууп, медвееедь, — дежавю…

— Щаз тебе и выкуп будет, и прочие вкусняхи, — я его бросаю на стол, привязываю к ножкам, он, сука, на дыбе! — Рассказывай, старый хрен, какой выкуп? Что ты хочешь?

Сюрреализм происходящего заставляет меня влиться в общий поток странных событий. Интересно…

Взгляд Самсонова становится чёрным, даже белков не видно. Как… у того… тогда…

— Её зовут Индиана Москалёва. И… её больше нет. Один из ваших убил мою Аньку. Поэтому, тварь, никакого выкупа! А вот кто ты и что защищаешь, расскажешь мне сейчас, да с удовольствием, — хера себе… прилетело желаемое! Неужели опять… этот странный сюр…

— Нибиру — мой господин…

— Круто! А ты то кто?

— Как кто! Нунган пятого уровня! Бабло для Первого.

Я смотрю на него в полном ахуе. Видимо сегодня нужно будет подключать не только Тёмыча, но и более тяжёлую артиллерию. Артура?

В течение минуты он отдаёт мне все счета и пины, не приходится долго уговаривать. Нунган пятого уровня не готов терпеть боль.

— Тюк, — одним движением я свернул голову неблюстителю финансового благополучия РФ. — Бывай, пятый, бля, уровень.

*** 

— Нунганы? Что это такое? Ну-ка, давай обратимся к виртуальным нашим помощникам, — Артём Чёрный цепляется за наименование, ему интересно, а мне, просто надо знать. Кто они?

Смотрю на начальника-друга-недруга того, кому обязан всем, что сейчас у меня есть, вернее, осталось.

— Обращайся. Только держи меня в курсе. И ещё, та женщина, о которой я тебе рассказывал. Она исчезла.

Да и хрен с ней, сейчас меня волнуют эти "нунганы". Самсонов давно рассказал мне всё про пины и коды, бабло я перевёл на счёт нашей организейшн, пусть разбираются "верховные" с миллиардами. Убил ворюгу после того, как он произнёс последнюю цифру. Не сдержался, очень шея у него манкая была, так и просила: "сверни меня, один хрен, не расскажет он тебе ничего про нунганов".

Самсонов удовлетворённо выдохнул, как только я назвал имя подарившей амулет. Даже смерть Аньки не удивила его… ПОЧЕМУ? Пять лет! Пять лет я искал ответы! Не нашёл и сейчас.

Иду по вестибюлю аэропорта "Манас"^[11]. Стюардессы, что сопровождали наш рейс из Москвы стреляют глазками. Симпатичные, стервы, чуть оборачиваюсь к ним, не удерживаясь от лёгкого флирта. Обожаю несерьёзные отношения!

— Телефончики дадите? — эххх, и не позвоню ведь, но надо!

Диктуют, намеренно наклоняясь к моему гаджету ниже, чтобы видел и позвонил. И я вижу…

Меня ожидает чёрный внедорожник Цветкова. "Мой герой" ожидает своего курсанта, так задержавшегося в его святилище, так долго не выходившего в большой мир.

— Привет, Миха! Ну что, в горы? — спрашивает меня, словно у меня есть выбор. После заданий в моём исполнении меня надо прятать, нечего проявлять себя при большом руководстве. Выполнено, и хорошо, живём и ожидаем заданий дальше.

— Здорово, конечно в горы! — Усаживаюсь устало прикрываю глаза, я готов отключиться, впасть в обычный анабиоз.

— Стойте! — что за нафиг? Перед нашим джипом стоит седовласая тётка. На ней нечто из балахонов, никакой лишней косметики, в целом — приятная.

— Женщина, отойдите с дороги, — устало просит Цветков. А вот мне не хочется, чтобы она уходила. Взгляд у неё необычный, и вообще…

— Не уйду! — ого! Да она из задир, Цветкову не перечат обычно.

А затем она ставит точку в любом обсуждении, потому что произносит слишком царапающие меня слова.

— Пока не поговорю с Иваном Вершининым, я никуда не уйду.

Думал, послышалось. Смотрю на неё уже совсем по-другому, сон как рукой сняло.

— Кто, вы, такая? — спрашиваю, не дожидаясь разрешения Цветкова.

— Шустая.

… Нет слов.

— Много тысячелетий длится противостояние Нибиру и Земли, — Шустая отпивает зелёный чай из украшенной восточными рисунками пиалы. Украдкой наблюдает за мной, я чувствую. — Хранители противостоят нунганам жалкие столетия, что те, что другие появились не так давно. Не с сотворения мира.

Тогда, у аэропорта, после произнесённого незнакомкой моего похороненного имени я захотел на месте вытрясти из незнакомки все ответы. Но… она смело двинулась навстречу открывающейся двери, легко толкнула меня назад в салон и нагло уселась рядом.

— Анатолий, прошу, отвезите нас в ближайшее укромное место. Вы почти местный, думаю, вам это будет не трудно, — обратилась женщина к Цветкову.

В полном молчании наша компания добралась до открытого летнего шалмана. Лёгкий ветерок развевал национальные ткани, защищающие скорее от назойливых насекомых, нежели от жары. Окружающий пейзаж располагал к отдыху.

— Прошу прощения, Анатолий, я прошу вас оставить нас с вашим курсантом наедине, — обратилась незнакомка к моему бывшему инструктору.

Понятливо хмыкнув, Цветков расположился за три столика от нас, заказал себе плов, шакараб^[12], чай, уселся так, чтобы видеть лицо Шустаи. Правильно! Нафига ему моя морда, он её вдоль и поперёк знает…

— У вас очень странное имя, — теперь я не спешу получить сразу все ответы. Надо, чтобы мне выложили этот набор постепенно. Голос у Шустаи тихий, мягкий, мне так давно спокойно не было, будто бабушка сказку рассказывает.

— Имя как имя. Ничего не означающее, когда-то данное мне при рождении, — легко разъясняет незнакомка.

Я молчу, уже жалею, что прервал своим замечанием интересную историю.

— Кто-то рождается хранителем, кто-то становится им, получая в дар медальон, — продолжает она неспешно. — Индиана выбрала тебя не по наитию, ты был очень дорог ей.

— Зачем? — на самом деле мне хотелось проорать "заткнись"! В душе начало подниматься очень нехорошее для Шустаи, очень опасное. Не надо говорить лишнее, не надо вызывать к жизни ту отраву, что кое-как осела пять лет тому назад.

— Чтобы ты стал её спутником. Чтобы помогал и защищал, — продолжает она, а у меня уже пелена кровавая на глаза лезет. Ох, незнакомая пожилая женщина, лучше остановись.

— Индиана умерла, может быть, не стоит обсуждать, что она имела в виду? — я в ярости, всё ещё держу себя в руках, но надолго ли, с таким проникновением в душу?

— Нет, не умерла, она подарила свою вторую жизнь тебе. И сейчас пришло время вернуть долг, дорогой Иван, — я в шоке смотрю, как Шустая чинно допивает чай, аккуратно ставит пиалу, подмигивает голубым глазом, видимо, Цветкову, и, наконец, возвращает свой взгляд мне. — Ты нетерпелив, поэтому про особенности нунганов придётся рассказывать позже, времени почти не осталось, кстати.

Глава 12

— Сая! Ну, где же ты? — я ищу её, ту женщину, что недавно способствовала моей смерти, а затем — новому рождению.

Комната тёмная, весёлые шторы, которые я повесила ещё в позапрошлом году, прячут последние предночные лучики света.

Увиденное шокирует. Не знаю, куда спрятать глаза, блин! Этот злобный и, вместе с тем, жутко чувственный взгляд Саи…

Убегаю. Хочу думать, что это всё понарошку… Сколько проходит времени? Пять минут? Час? Вечность? Она появляется, в запахнутом халате. Волосы чёрные, словно даркхол, по крайней мере, именно так я представляю себе изнанку.

— Ты должна была прийти завтра, — как будто ничего не случилось. Как будто не было этих чувственных ласк на моём отце! Сука! — Сама говорила, что недельку перекантуешься у Уктэке.

— Извини, что захотела увидеть отца немного раньше, — бесит! После всего что было там, за этой дверью, после моей смерти от её рук!.. Тварь. И папа мой не лучше.

Что за дурацкая привычка у меня влетать без предупреждений и стука?! Говорила мне мама (господи! Только не надо её сейчас вспоминать!): "Не хочешь неприятных неожиданностей, пережди перед закрытыми дверьми", но я ж неадекватная, неразумная, взбалмошная…

Застала Саю, извивающуюся на отце, да и его руки не бездействовали… тьфуууу! Гадость, мерзость, блевотня!

— Прости, что нарушила, гм, твои планы, — меня всё ещё потряхивает от увиденного. Смотреть на неё не могу! А на отца? Похоже, тоже — не могу!

— Наши планы, — она бесцеремонно разваливается на кресле, смотрит на меня с вызовом, что ли? Ау! Тётя, мне шестнадцать! — Мы теперь вместе с твоим отцом.

— Совет да любовь, — глухо выдаю и ухожу в ночную тьму. Хочу на деревья, хочу охотиться, хочу… к Ваньке хочу! Почему им всё а мне… НЕЛЬЗЯ?!

Набираю нешуточную скорость, легко добираюсь до небольшой чащи своих любимых кедров. Бездумно прыгаю, втягиваю запах хвои, ахххххх, красота! Свобода! Всё… ТЛЕНИЩЕ!!!! Запах тайги манит, влечёт, я поддаюсь наваждению, лечу глубже в темноту зарослей. Мне так легко, так привольно…

— Мяу.

Это… блин что за…

— РРРРРРРР, мяу!

Звуки раздаются снизу, и влечёт меня к ним с неимоверной силой. Спрыгиваю в разухабистый валежник, бррррр, колется, зараза! И упираюсь в лобастую мягкую голову, маленькую такую, почти как у нашего котейки. Упс… я на четвереньках обнюхиваю морду котёнка рыси.

— Привет, — вот что я жду? Ответик от рысюни? Совсем уже…

— Мяу.

Совершенно неагрессивно животное трётся об мои ноги, слава богам, я таки успела приподняться.

— Тшшшш, ну что тут у тебя? — я осматриваю шкурку новой подружки или друга, не рассматриваю. Конечно, есть повреждение. Мою знакомицу зацепили пулей, рана лёгкая, но рыська вовсю хромает и изображает жертву обстоятельств. Беру её на руки, ох и тяжёлая ноша, хоть и мелкая, но вес наесть успела. Дело, не требующее отлагательств! Я возвращаюсь домой, ведь есть у меня теперь зверь-забота.

В этот раз меня встречают прямо у крыльца. Отец, видимо, решил объясниться, не знаю. У меня теперь зверь-забота, мне лапу усатому пациенту надо обработать.

— Инди, давай поговорим, — смотрит на меня глазами побитой собаки, даже жалко стало.

— Давай, только принеси мне бинт, левомиколь, перекись и пинцет, спиртик ещё захвати, — я раскладываю котёнка рыськи на лужайке перед крыльцом. Не убегает, не рычит, покорно ждёт лечения.

Папка резво скрывается в доме. А я глажу Пятнашку и моя дочерняя ревность, обида на Саю и отца куда-то исчезают. В голову приходит мысль, что надо жить дальше и постараться забыть о прошлых гадостях.

— Мурррр, муррр, — Пятнашка чуть прикусывает палец, когда я интенсивно чешу её шею.

— Вот, вроде всё принёс, — папка передаёт медикаменты. — Помочь?

— Нет, не подпустит она тебя, мне доверяет, — отвечаю в полной уверенности своей правоты. Просто знаю, что это так.

— Дочь… я… чёрт, как сказать-то? — хых, вот и зацепила пулю, вытягиваю её осторожно, бегающий отец не помогает, блин.

— Не мельтеши. Позови Саю, пусть она помогает.

— Главное резко не тяни, — вот ведьма! Она уже здесь! Стоит за спиной у меня, как тень.

— Рррррррр.

— Молчи, Пятнашка! А то дырку не зашью, и будет у тебя шкура на решето похожа, — рыська всё же взрыкнула и чуть лапнула меня по руке.

— Дай, я заштопаю её, — Сая уже по-свойски усаживается рядом, забирает из рук отца иглу и нейлоновую нить. Да и пусть шьёт, я башку буду держать, чтобы не кусила.

Всё проходит гладко, Пятнашка никого не ранит и принимает нашу заботу как должное. Зверь-забота сегодня будет почивать в моей комнате да жрать свежую курятину.

Я уложила её на стоящее в углу кресло, там обычно спал серый кот Баюн, но, похоже, сегодня ему придётся уступить место.

Пациент спит, подёргивая раненой лапой во сне. Наступило время для разговоров со своим отцом и, кхе, похоже, новой родственницей.

— Чай выпей, я чебреца туда добавила, — молодец Сая! Никакого подобострастия, притворства или мнимой, вдруг вспыхнувшей материнской любви. Всё согласно мировому порядку, а кто не в теме — пусть идёт лесом, вон его сколько вокруг.

— Давно мутите? — спросила их, а самой уже и не интересно. К Ваньке хочу. Как он мне говорил? "… я без Анечки умру."

— Около года, — отвечает Сая, папка молчит, жуёт отросший ус, нервничает, видимо. — Михаил ещё парализованным был, а я уже с ума по нему сходила.

Дитя лесов, блин, Сая эта. Так откровенно мне, по сути ребёнку, об этом говорит. Смотрю на неё и понимаю — predator communis. (хищник обыкновенный лат.) Похоже планы у неё были давно сложены.

— Кто ты, Сая?

— Я — шаман, влюблённая женщина, лечить вот, иногда, могу.

— Неееет, это мне всё известно. Тотем у тебя какой? — я всеми ушами, лапами и шкурами чувствую, что задала самый верный вопрос, почему раньше не узнала?!

Сая останавливается, оглядывает меня пронзительно и удивлённо. В глубине чёрных глаз мне мерещатся жёлтые всполохи вертикальных зрачков, неужели?..

— Верно, Инди, — уголки губ приподнимаются, показывая лёгкий оскал. — Я — редчайшая. И было большой удачей вам оказаться в моих владениях.

— Но тогда ты…

— Твоя первая смерть сняла с меня эту обязанность. Кобра, проведшая ритуал убийства и воскрешения рыси, никогда не станет Ключом. Теперь моя основная забота — это он, — кивает небрежно головой в сторону отца. — А тебе придётся труднее. Твоя рысь имеет полное право взять жизнь твоего мужчины. Ей не понравилось умирать за него.

— Тогда… в Питере, я ещё не умирала, я могла остаться там с ним! — лепечу я от осознания своей проблемы.

— Тогда твой отец остался бы инвалидом навсегда, он на ладан дышал, забыла?

— Но ты всё равно обманула меня, зачем?

— Кто знает, на что способна девушка, впервые влюбившись? Ты должна была оставаться девой до ритуала.

— Я не была влюблена, — почему хочется оправдаться перед Саей и отцом?

Понятно всё. Я отдала не только свою жизнь, я отдала… да и пофиг! Буду вечной девицей, зато не убью никого.

— Да? Ну, тогда и обижаться не придётся, — коварно улыбнулась шаманка. — Дальше жить продолжим.

Глава 13

Теперь его зовут Мстислав. Рождённый в период враждования Юга и Севера современного Американского континента, он вынужденно искал лучшее место для исполнения своего предназначения. Сколько дорог исхожено? Да миллионы километров! За долгий жизненный путь набежало и того больше.

Нибиру не часто разговаривает с ним, но в этой жизни, в которой Мстислав стал одним из высших чинов военной разведки Российской Федерации, он просто не затыкается. Его бог, создатель, его проклятье! Голос, что разрушает любые потуги и попытки мыслить самостоятельно.

— " Тыне должен забывать, зачем ты здессссь".

— " Я не забываю. Просто… так много времени уже прошло".

— " Жалкие человеческие триста лет".

— " Я же человек, для меня это ощутимо".

— "Ты — не человек! Ты моё создание, не вздумай считать иначе, знаешь последствия".

— " Если честно — нет, не знаю. Сколько себя помню я всегда в рамках. Всегда на связи с тобой".

— " Не знаешь? Что ж… я повторю. Когда я отправил первых живых на Землю, я обещал только одно: развяжете узел — познаете счастье. Живым, так понравилось быть живыми, что им больше ничего и не надо было. Однажды один нунган попытался обойти мои правила. Знаешь, что пришло в голову этому безумцу?".

Мстислав молча вертит головой в отрицательном жесте. В место для общения с Нибиру никто не входит. В грустной тишине можно делать что угодно.

— "Конееешно не знаешь, поэтому в тебе столько дерзости!", — Нибиру являлся редко своим последователям, но почему-то в этот раз он не стесняется появиться. Высокая фигура возникла перед мысленным взглядом Мстислава. Всполохи серебра покрывают чёрное тело. Глазницы полны ослепляющего света. Бог пришёл напугать своего последователя? — Он решил перестать общаться со мной. Когда я разобрался в предательстве, стёр его душу в порошок. Следующим стал ты. Не разочаровывай меня".

— "Я не давал тебе повода усомниться во мне. Просто прошу не давить тааак сильно", — верховный нунган упал на колени, обхватив руками голову, пытаясь усмирить резко вспыхнувшую головную боль. — "Аааааа, вспышки… я что-то забыл! Что-то очень важное…"

Нибиру легонько приложил огромную ладонь к затылку последователя. Почти по-доброму оглядывая создание.

— "Тебя касались мерзким камнем. Сейчас я помогу вспомнить…"

Боль ярко разлилась от черепа по всему позвоночнику, достигая всех нервных окончаний Мстислава. Перед глазами замелькали кадры. Убийство мальчишки, обнаружение барса, затем муж, чей муж? Муж убитой… Москалёв! Квартира… ощущения опасности… он только собирался повернуться и… темнота.

— "Невероятно!", — Нибиру отошёл от Мстислава. — Стерва выпустила в свет рысь".

Создатель гулко заходил в пространстве, то ли собираясь низвергнуть своего последователя, то ли раздавить ему голову.

— "Ты должен выстоять! Не верь мерзавке! Этот мутант, созданный Землёй — самое хитрое пространственное существо, готовое подпалить собственную шкуру, но вывернуться и обманом смешать все мои планы!"

— "Я… всё проверю", — Мстиславу стало тяжело дышать, руки Нибиру, извиваясь чёрными змеями, обхватили голову, шею, грудь. — "Вы…помогли мне вспомнить её имя…"

— "Сейчас уходи! Сам решу, когда тебе вновь вернуться ко мне", — Чёрная фигура внезапно отпрянула от человека, выбрасывая его назад в мир.

— … Индиана Москалёва, — на верховного с фотографии смотрела невероятно яркая девчонка. Глубокие серо-зелёные глаза, неуловимо печальные, грустные, покоряли его волю. — И куда спряталась наша обладательница множества жизней?

Знал бы нунган, что его приказ о срочной эксгумации тела девушки всколыхнёт интерес к её исчезновению у нерядовых членов "организации", разорил бы могилу с помощью своих подчинённых по-тихому, в ночи…

***

— С ума сошла?! — в этот раз не кричала, тупо шипела, как и положено кобрам. — Зачем припёрлась сюда? Сдохла второй раз так и ступай с миром вдаль!

Смотрю на неё ничего не выражающим взглядом, что взять с беременной змеюки? Того и гляди яйцами в меня замечет или покусает, ещё не известно, что хуже.

— Куда идти-то? — мне холодно до сих пор, всё же умирать явно не полезно. Я сворачиваюсь в толстом свитере под тёплое покрывало, рядом урчит Пятнашка. Хрен тебе, Сая, сегодня никуда не уйду! Буду в твоей норе от нунганов прятаться.

— В лес иди! В Монголию поезжай, вы со своей мамочкой покойной собирались посетить и даже найти могилу Чингизхана, так вали и ищи! — вот разверещалась! Маму вспомнила. Знает, змеища, что если бы та жива была, папка в сторону Саи даже не взглянул. Стерва! Но она беременная, поэтому агрессивная… пошла она… никуда не уйду. Спать хочу.

— Слышишь меня? Или мне тебя выкинуть?

Вот не хотела я её на место ставить. Слишком уязвимая аура, чувствую, как мой брат (да, да, да! Я знаю, что у меня будет братишка), просит прощение за мать и по-свойски пытается её утихомирить. Её навязчивое чувство опасности достаёт хуже комаров в тайге!

— Сая, заткнись. Мать мою не вспоминай, хуже будет! Папка её больше жизни любил, не так, как тебя, по обязанности. Никуда не уйду, пока не приду в себя, потом решим. А если с тобой или братюней что-нибудь случится, рассчитывай на мои жизни. Поверь, мне терять особо нечего.

Затихает, видимо, тут и брат, и я постарались. С ней только так. Прямо, но без угроз. Беременное дитя лесов, блин.

Уходит. Через какое-то время, тормошит меня за плечо, опять?!

— Ну чего тебе? — Пятнашка недовольно взрыкивает, Сая её бесцеремонно сгоняет и усаживается на место рыськи рядом со мной.

— Вот, пей, давай, принесла чаю целебного, — протягивает мне любимую глубокую зёлёную кружку со сколотым краешком. — Там чабрец, зверобой, душица…

— Мёд положила? — озноб до зубов уже добрался

— Наглая, ты, баба, Аня, — ахххх… как необычно! Меня по имени назвали!

— Ну плохо мне, видишь же, ego infimum (я больной лат.)

— Ой, не матерись! Короче, в чае есть ещё снотворное и травка под названием "утерянный след", хрен они тебя найдут, если сама не захочешь.

— Угу, Пятнашку верни, и спасибо, капитан Кобретти! — салютую её кружкой. Вот ведает же, что придётся меня терпеть, покуда все свои девять жизней не спущу. Чего шипела? Сама не знает.

Блестит своими глазами на меня, заботливо поправляет покрывало, трогает лоб. Но главное — заткнулась о том, что мне нужно прямо сейчас в лес уходить. Всё-таки кошара я, как ни крути, не мытьём, так катаньем. Котиков любят все. Цель достигнута, я напиваюсь целебным чаем от капитана Кобры, Пятнашка опять лежит под боком, ура! Я дома.

***

— Ну что, Пятнаха, пора нам в тайгу, — треплю холку. — А то засиделись с тобой дома, пора размять когти, крошшшшка моя, — эххх! Люблю морду рыське растягивать, чтобы все зубы её были видны.

В моей семье пополнение. Мелкому Москалёву уже семь месяцев, братюня не по своим "дням" сУрьёзен и не плаксив, такой ребёнок суровый, настоящий Москалёв-Кенджиев! А вот у меня теперь другая фамилия, и даже имя. Стела Новикова… стрём какой-то. Правда, в нашем посёлке ко мне по-прежнему обращаются как к Индиане, я не против. В Новосиб поселковые носа не кажут, так что удивляться им ничему не придётся, тем более, никто не знает, куда я исчезаю. Пока легенда для поселковых старая, я езжу в Питер. Так я могу оставаться собой только в этом месте планеты Земля.

Между прочим, всё равно получаю не фиговое образование. Нынче я студентка Новосибирского Государственного Университета, в который входит и наш Гуманитарный Институт. Буду въедливой журналюгой! Разумеется, меня всюду направляет ручища волчары, личного поводыря не только в мире мёртвых, но и в мире живых, старше меня на какие-то жалкие четыре года! Он крутейший программист, сам экстерном закончил НГУ. Подробностей не знаю, но, вроде, у него в кармане должность в крупной государственной корпорации кибербезопасников. В общем, мозг волчары настолько продвинут, что его заметили ещё на третьем курсе, когда он на спор взломал систему безопасности одного очень солидного ведомства. Тут же аккуратно всё восстановил, даже следа не осталось. Шоно стопроцентно не нашли бы, но один из спорщиков засветил видео работы в дрочильно-программистском чате. Вот странь! А шесть лет назад гонял меня по деревьям, словно глупый пёс.

Мне нравится быть студенткой. Я научилась мимикровать среди пёстрой толпы, сменила цвет волос, надела любимые очки с фальшивыми толстыми линзами, носила исключительно мешковатую одежду, чуть увеличила передние зубы костяной накладкой, красотка! Сделала себе офигенный образ страшилки! Но, видимо, москалёвское нутро всё же заставляло меня выпендриваться. Очень скоро я вошла в состав "почётных заучек". Как там в киноклассике? "Он слишком много знал…". В общем, первый курс я закончила на ура.

Стерва-Пятнашка как специально выгадывала, когда я приезжаю. Караулит меня для очередного похода в тайгу. Наши прогулки регулярны с момента её появления в моей жизни. Тотемная хрень, наверное, вот и трётся подле.

Со мной только нужное: запас зажигалок, спички, дегтярное мыло (здорово от комаров помогает), фонарик, соль (не люблю пресное), острый нож, ружьё Уктэке. Нафиг оно мне? Куропаток и зайцев легче руками ловить, но охотник заставил взять с собой огнестрел. Пятнашка муркает, будто знает — мы идём в её владения. Ха! Они уже давно не только твои, детка, я всё же "венец творения", так что посмотрим кто кого "переохотит". В тайге для ночлега я всегда выбираю самую разлапистую сосну, ель или кедр. Обожаю запах хвои! Там раскладываю свой матрац. Обязательно прихватываю любимое одеяло, стёганное, сшила пару лет назад из всего, что нашла: памятные лоскутки от рубашки папки, моей юбки из тафты, маминой кофты…

Аааааа, я догоняю Пятнашку! Вижу на её шкурке пятнышки, она злится, пытается перегнать. Взбираюсь на ветки, еле успевает за мной. А потому что жопу отрастила! На сколько я оставляла её одну? На полгода? Могла бы быть шустрее.

Ветки, стволы… Без напряжения преодолеваю все эти препятствия. Лёгкость, целеустремлённость, расслабление, счастье? Мне хорошо! После перегонков с рыськой я засыпаю прямо на ветке, нифига не разложив ни матрац, ни одеялко. К середине ночи валюсь на ветку, обхватываю её руками-ногами, в сознании скользит мысль: "Я — Шемпанидзе?!"

Не помню, сколько времени мы проводим с Пятнашкой в лесу, но зайчатиной я больше не питаюсь! И куропатками тоже.

— Пшли домой, Пятнах, чёт я нагулялась, — обращаюсь к рыське, устремлёно смотрящей на зайца сверху. Мне скучно, хочу домой, соскучилась я по своим. По папке, по братюне, даже по Сае!

Ох и далеко ушли мы с рысью в этот раз, не меньше недели на обратную дорогу, попрыгушки, блин.

Как всегда, не знаю, сколько прошло времени. Месяц? Два? Три? Не представляю… но домой надо! Тянет туда очень, даже тащит.

В эту ночь я долго не могла уснуть, крутилась, устраиваясь, пару раз отхватила от рыськи лапой за то, что едва не скинула её с нашего лежбища. Когда звёзды на небосводе почти погасли я наконец заснула, очутившись в самом кошмарном сне…

Сон Инидианы…

— Где. Твоя. Дочь? — тот самый холёный красавчик, которого я огрела печатью после смерти мамы…

На полу валяется скрюченный отец, рядом стоит стул, к которому привязана Сая… её лицо — сплошное месиво, тонкие струйки крови стекают из глаз… У неё пустые глазницы!

Чей-то чёрный ботинок со всей силы ударяет отца по рёбрам, вызывая у того судорожный стон.

— Кончай с ним. Он рассказал всё, что знает. Давай-ка вернёмся к нашей змейке, — холёный распоряжается единственным жестом руки, и голова отца дёргается в чьих-то огромных руках…из глаз уходит жизнь…

— Ну что, кобра, думала, нашла своё счастье? Надо было становиться следующим ключом, а не искать женской доли.

Человек встаёт в полный рост, приближается к безглазой Сае. Кажется, он рассматривает её.

— Так где девчонка с твоим сынком? — почти ласково проговаривает страшный мужчина.

— Ддд…ети ушли в тайгу, тт. ам черпают силы.

— Не пизди мне, тварь! — Он грубо оттягивает её волосы, кусает за ухо, Сая обречённо стонет, у неё больше не осталось сил даже на крик боли…

— Они не вернутся, нунган, я чувстввв. вала тв. ой при. ход.

Нунган теряет выдержку, обхватывает руками тонкую шею моей мачехи, яростно впивается пальцами… он душит её…

— Неееееееет! — вскакиваю с лежбища, меня трясёт от кошмара и понимания! Только что я увидела реальное! Через сон шаманка рассказала… она и отец убиты… И ещё кое-что очень важное. Мой брат жив!

Я больше не видела снов. Просто потому, что не спала, а неслась домой, шестым чувством угадывая более короткий путь. На обратную дорогу вместо трёх остававшихся дней ушло полтора. И вот я иду к высокому дому, что стоит на сваях, открываю знакомую калитку, прохожу внутрь, осторожными шагами приближаюсь к страшной теперь для меня комнате…

Они там. В тех же жутких позах, что в моём сне! Не могу отвести взгляд от страшной, кровавой картины… Меня выводит из ступора неожиданно близко раздающийся детский плач. Мчусь к маленькой аптечке Саи, обычно там она прятала свои книги, мази, травы. Моя мачеха устроила в подполе нечто вроде тайника, мы называли это аптечкой, если не знать какие доски двигать, в жизни не найти. Пухленькая мордочка раскраснелась от плача, сколько же он терпел, не давая врагам найти себя?

— Как же я рада тебя видеть! — брат вовсю ревёт, слава богам, он не выдал своего присутствия нунганам. — Шшшш, сейчас я тебя покормлю, и мы уйдём в лес. А добрый волк нас опять спасёт, — я успокаиваю его, баюкаю, судорожно пытаясь добраться до холодильника, запасливая Сая держала там грудное молоко.

— Боже, Кирюша, потерпи немного, только погрею бутылочку.

— Дочка! Давай, помогу! — от неожиданности, наверное, я очень сильно подпрыгнула. Неосознанно взбираясь вверх, я с ребёнком на руках оказываюсь на шкафу. И смотрю оттуда на… Уктэке. Мысли начинают набирать обороты. Теперь я знаю, как быть, и кто мне поможет…

— Дядь Уктэке. Мы должны умереть вместе с ними… скажешь приезжим, что нас утащили в тайгу?

***

Тёмные тени тайги скользят по спящему братишке. Я пристроила его в лёгкую переноску из платка его матери, импровизированная сумка для младенца, блин… Все наши документы, сбережения, талисман матери Кира, отцовский медальон сложила в набедренную сумку. В рюкзаке только братюнины прибамбасы — смесь, сухое молоко, немного памперсов. Эххх, мелкий! Ради тебя, если понадобится, я Пятнашку подою!

К слову, рысь не отстаёт, а придётся! Не до подружки скоро мне будет, ох, совсем не до неё. В день, когда Шоно вывел меня из мира мёртвых в первый раз, был придуман план внезапной эвакуации. Да, тогда это казалось не совсем значимым, ведь я вообще побывала за гранью, но мой названный брат настоял на необходимости. Умный! Он всегда знает, что может пригодиться.

Мелкий спит. Как взяла его на руки, забрав из под пола, так умиротворённо и посапывает. Мудрый, блин, младенец! Он точно преемник своей матери, а мне его нужно спасти.

С нехитрой ношей взбираюсь в крону высоченной сосны, кое-что добавилось ещё. Из раскидистого дуба, что рос неподалёку от нашего посёлка, я извлекла эвакуационный короб. В нём спутниковый допотопный телефон, нехитрый аккумулятор, спички, сигнальный пистолет и… золотой слиток в форме козьей головы.

— Смотри, что нашла! — я показываю Шоно необычную еловую шишку.

— Дай-ка. Ого! — волк крутит находку в руках, соскабливая грязные потёки, которые я приняла за чешуйки шишки. — Это золото!

— Aurum(лат. золото) — автоматически перевожу на любимый язык.

— Это твоя находка, — Шоно быстро осматривается, потом покровительственно кивает, принимая решение. — Положим в короб, пригодится тебе, если… короче, пригодится.

Да, Шоно! Теперь мне точно пригодится! Надо очень сильно стереть свою личность с пространственно-временного континуума.

Я могу сколько угодно сидеть на дереве, мне в кайф. Сейчас пытаюсь зарядить телефон и сделать дозвон волчаре. Надеюсь, он простит за поздний звонок.

— Инди?! — голос нихрена не заспанный. Он бодрствует. Почему?

— Теперь мне нужна смерть, моя и брата, Шоно. Нунганы нашли нас, как бы ты не прятал меня и моих близких. Отец и Сая мертвы, — я перевожу дух, а брат молчит, видимо, пребывая в лютом раздрае.

— Ты — Стелла Новикова. Тебя никто не знает, просто невозможно отследить твою легенду, — раздаётся наконец его набирающий обороты уверенности голос. — Кирилл станет твоим сыном. Прости, но как брата я его не смогу оформить.

— Хочешь сказать, я, типа, безмозглая дурочка, способная зачать ребёнка на зимних каникулах?

— На осенних.

— Папка у нас — голубь?

— Именно.

— Устроишь его в ясли?

— С ума сошла?! Академотпуск возьмёшь.

— Ну а там карточка моя, хрю — му? Шоно! Я, блядь, девственница! Как я смогу ребёнка иметь на законных основаниях?!

— Нарисуем тебе легенду.

— Непорочное зачатье?

— Не проканает.

— Почему?

— Было уже, и не доказано.

— Чёрт!

— Вот точно с непорочным уже не получится. Будешь дурой, доверившейся более опытному любовнику.

— Что с внешностью?

— Надо… стать совсем незаметной.

— Поясни.

— Я не знаю! Слишком ярко от тебя! — занервничал Шоно, теперь я понимаю, что он в глубоком шоке от ситуации.

— Цвет волос? — мне пофиг, надо сделать дело. Мой проводник из мира мёртвых — мой второй отец, пусть ведёт и подсказывает.

— Фиолетовый, бля.

— Ок.

— Серый! Самый не яркий!

— Так какой?

— Серый!

— Хорошо, не нервничай. Что с остальным?

— Убери свои ресницы, длину волос, — Шоно судорожно вспоминает всё моё из яркого. — Перестань выпячивать свои познания, стань никем.

Ох, а вот это сложно. Я привыкла сыпать фактами, спорить с лекторами, до умопомрачения люблю доказывать свою точку зрения.

— Я ж на журналиста учусь! Кааак?

— А так! Стань полёвкой. Незаметной, шныряющей туда-сюда, стань москитом. Хоть кем стань, только очень незаметным. Чтобы не нашли.

Я чувствую, что-то пошло не так. Раздражение так и сквозит в каждом ответе. Слух мой, и без того отменный, а сейчас, и вовсе, как Пятнашка, прядаю ушами, пытаюсь сквозь пространство уловить нечто неподалёку от него. Сквозь возникшую секундную паузы слышу чужое еле слышное дыхание рядом с волком.

— Что происходит? — до меня доходит, Шоно не свободен, он с кем-то очень важным для него. И этот кто-то — совсем близко. Чёрт.

— Что?

— Волк нашёл свою волчицу? — иду ва-банк. У него любовь, луна, цветы. Короче, я не вписываюсь.

Молчит какое-то время… Охххх, Шоно, ужель не знаю я тебя?!

— Инди, я помогу тебе в последний раз, — наконец-то говорит мне названный брат. И я его понимаю! Потому что хочется просто жить. Жить — не тужить. Проблемы должны быть понятными. А у нас с ним они дурацкие, неправильные, не от мира сего. Нунганы, обязанность по отношению к братьям и тотему. В его случае, не только. Шоно должен следить за моими жизнями и смертями… Какого…?!!!! — Не в этом дело, ну и в этом тоже, но в основном причины другие.

— При встрече расскажешь?

— Встречи не будет.

Я чуть с ветки не свалилась с Киром на руках! Охренел, волчара?! Как не встретимся?! Почему?

— Почему? — голос неконтролируемо предаёт меня. Я… я понимаю, у него появился некто родней чем все мы вместе взятые. Но… это же в последний раз! Мы, возможно, больше не увидимся!

— Инди! Эта, выделенная в лохматом году, линия спутниковой связи после окончания нашего разговора будет уничтожена. Я и сейчас не уверен в её безопасности, — Шоно переводит дух. — Похоже, мне придётся много что стирать сегодня, закрывать все блэкдоры, перепроверять по несколько раз то, что сможет на тебя указать не как на Стеллу Новикову. Я даже денег тебе перевести не смогу.

— У меня есть слиток, — глупо напоминаю я.

— Да, блядь, есть! Но его ещё надо пристроить задорого! Чтобы не было нужды ни для тебя, ни для Кира.

— Семёнычу сбагрю.

— Какому Семёнычу? — оторопело переспрашивает названный брат.

— Ты его не знаешь. Это папин знакомый из нашей прошлой жизни.

— Зато он знает тебя!

— Поверь, он не вспомнит меня. Тем более, я приму меры.

— Рысь! — когда Шоно хочет, чтобы до меня основательно дошло, он обращается ко мне через название тотема. — Если ты совершишь хоть один опрометчивый шаг, хоть одну маленькую ошибку в этот раз — я не смогу помочь тебе. Слышишь? Не из-за моей девушки, не из-за того, что я устал.

Пауза длится долго, но я слышу его сбившееся дыхание, даже стук сердца слышу, он всё ещё со мной на связи. Решается сказать нечто неприятное, пугающее.

— Похоже… похоже, нунганы нашли меня.

Весь имеющийся адреналин устремляется в голову. Сердце начинает колотиться неправдоподобно быстро. Я не могу справиться с эмоциями, не могу представить, что потеряю ещё и Шоно! Молча ожидаю продолжения разговора, придерживая огромную трубку обеими дрожащими руками.

— В Питере прокатилась волна смертей. Я обратил внимание, что взрыв бытового газа и внезапная асфиксия после операции не случайны, — волк переводит дух, рядом с ним кто-то нервно вздыхает. — Почти все из круга умерли.

— Какого круга? — сипло спрашиваю, зная ответ. Мне просто тоже нужны эти мгновения, чтобы выкинуть панику, чтобы начать трезво мыслить.

— Круга людей, присутствовавших на твоём ритуале.

— Лиса?

— Со мной.

— Санчес?

— Убило молнией.

— Мишка? — спрашиваю, а сама дрожу, неужели и его убрали, он ведь маленький совсем…

— Жив, с мамой в Сербию уехали. Навсегда.

— Барс?

— Не знаю, исчезла вместе с Серафимой Андреевной.

Боги! Какой кошмар! Я навлекла проклятье на всех близких! Кто-то остался жить, кто-то ушёл в сумерки навечно. Расплачусь ли я за свою прихоть оставить жизнь Ваньке?!

— Инди, чего ты молчишь?

— Уже не молчу. Значит, пока мы с тобой теряемся?

— Да.

— Согласен, что пока?

— Да.

— Я буду хорошей кошкой. Всё сделаю правильно, — немного молчу, прежде чем выдать следующую инфу. — А потом я найду всех, до единого, нунган и персонально сварганю из каждого блюдо таёжной кухни!

— Что?! Прерываешься…Рысь!.. Твою мать, Лиська, принеси мне срочно аккумулятор!

— Ни-че-го.

В ярости обрубаю телефон, такая волна злости охватывает! Перевешиваю очень аккуратно платок с младенцем на ближайший сук, затем быстро ретируюсь вниз. Чуть отряхиваю испачкавшуюся штанину, а злобный взгляд ловит тёмный силуэт большого охотника. Чеканя шаг, ко мне приближается настоящий Шерхан. Уссурийский тигр лениво передвигается, будто ему скучно. Да ладно?! Сейчас будет весело… шкура полосатая! Двигаюсь навстречу, лишая хищника возможности понять, почему я так действую. Пока обалдевший потомок саблезубых в ступоре размышляет, я водружаюсь на него и ласково шепчу ему:

— А ну-ка пошёл бегать, мутант китаёзный. Припёрся с Саян, пляши, давай, с рысью Байкальской, — ударяю его ногами по бокам, и этот в конец охреневший Тигратполасар мчится, будто я ему шкуру подпалила!

— ЕЕЕЕЕЕХХХХХХХХХУУУУУУУУУУУУУУУУУ, — ору на полные лёгкие. — Вперёёёёёёёёёёёёёёд! Всех спааааасёёёёём!

Неожиданно хватаю такие ощущения, такую свободу, такой драйв! Краем глаза вижу лёгкое движение, хватаю тигра за холку, пригибаясь к шкуре, и поворачиваю лицо к привидившемуся движению. Так и есть! Пятнаха парит рядом, зырит на меня жёлтым глазом и… улыбается?!

Вернулись с рысью к дереву с Киром. Уже светает?! Тигра я "распрягла" минут через пять нашего буйного путешествия. Просто вскочила со спины хищника на ближайшее дерево… Дальше просто неслась, не разбирая дороги… по-моему, по дороге пара сов были брошены, как снежки, в ближайшие стволы, но уверенности нет. Мне стыдно и страшно! А вдруг, пока я выпускала пар первобытных инстинктов, моего брата… Оххх, нет! Жив-здоров, спит. Ну что ж, новая веха в моём летоисчислении. Без мамы жить научилась, без Ваньки — тоже. Без отца… экспресс-метод — пришлось! Теперь без всех. Думаю, я смогу. НЕ так! Мы с Киром сможем.

Глава 14

Медведь — самый крупный хищник на земле. Это животное относится к классу млекопитающие, отряду хищные, семейству медвежьи, роду медведи (Ursus). Медведь появился на планете около 6 млн. лет назад и всегда был символом мощи и силы.

Медведи не отличаются острым зрением и хорошо развитым слухом. Это компенсируется великолепным обонянием. Иногда животные встают на задние лапы, чтобы при помощи нюха получить информацию об окружающей обстановке.

  

— Хер знает, что за суку подослали ко мне. Но я прошу, очень настойчиво, не дай ей бог приблизиться больше ко мне! — Цветков смотрит на меня уже не меньше двадцати минут. Держит за руки, левой ногой придерживая ноги. Знает меня, наверное, лучше всех.

— Спокойно, Вань, спокойно, — увешивает меня, словно я кисейная барышня. — Она ушла, её рядом нет. Ну решила женщина по лёгкому бабла слупить, ну бывает…

— Бывает?! — всё! Самоконтроль утерян. Я крушу утлые столики, в щепки превращаю столбики держащие шатёр. — Ебитесь колом! Она у-м-е-р-л-а! Сказки о её воскрешении подобны библейским недосказанкам!!!

— Стой! Мать твою! Вконец охуевший бурый! — друг пытается обезвредить меня. В приёме удушающем свалить… Ага! Сейчас! Переворачиваюсь в воздухе, деловито вышвыриваю его из зоны своего разрушительного негодования. Хрясь! Стол в щепки. Хо-ро-шоооо! Тыдыщьььь, очередной стол в труху. Повезло тебе седовласая сука, что ушла, очень хочется так же по черепу твоему приложить. Чтобы кровища из ушей лилась…

— Остановись! Упырь лохматый! — Цветков вновь приближается ко мне, показывая, что идёт с миром. Хватает меня, безвольного, руку заламывает, грубо ведёт меня из злополучного кафе. Краем глаза отмечаю, что испуганный персонал пытается вызвать кого-то, оххх, ребята, не надо! Очень убивать хочется!

— Толь, слышь, Толь, — реву ему на ухо, вырвавшись, уже и не понятно кто кого ведёт. — Я ж каждую ночь вижу взгляд её сероглазый… на чёрной сгоревшей коже эти глаза её. Толь, я ж… сука… я ж не могу жить с этим… а она пришла и говорит, живая Аня… каааак блядь? Толь? Откуда взялась стерва эта, а?

— Тихо, тихо, Ванька, давай на базу, а там разберёмся. Что она последнее-то сказала? Про Анюту?

Напрягаю иссушенный злобой мозг, а действительно, что стерва успела мне ещё в мозг закинуть?

— Говорит в Новосибирск ехать, мол, там найду её.

— Ну и лады, как раз туда и надо тебе, через месяц. Чёрным говорить будешь?

— Пошли они на хуй!

— Понял. Значит, не будешь, — Цветков чуть помолчал и вновь пристал с вопросами. — Почему Чёрных отправляешь так далеко?

— А то ты не знаешь! — сам стопорюсь и потихоньку начинаю вспоминать, ассоциировать.

А почему я не люблю Чёрных? Артур — проебал Анькину безопасность. Артём — вытащил меня из жопы чтобы я встретился с ней, а она погибла… Воспоминания берут за кадык. Жену Артёма я увидел спустя два года, в одном из кафе Вены. Божество! Красивая до умопомрачения, не встречал таких в своей жизни. Аня не в счёт, она вне определений. Помню, Арт на моих глазах превратился в нечто амёбное, растекающееся глупой улыбкой.

— Ави…

— Привет, Любимый, — девушка легко привстаёт на носочки чтобы обвитьруками шею громилы Арта. Необыкновенные глаза не смотрят по сторонам, она любит его, она любима им. Полная гармония.

— Я так скучал, — Чёрный обнимает свою Ави и, бросив ненормальный взгляд на меня, кивает, видимо, прощаясь.

Бесит, бесят! Вспоминаю затухающий взгляд Аньки… Ненавижу! Нахер мне эта жизнь без неё?!

Позже Марта в обнимку с Артёмом встречают меня. Я не просил. Дело всё равно успел сделать. Зачем Чёрный-младший решил вновь встретиться — непонятно.

— Иван, да? — спрашивает Марта, её рука в это время оглаживает плечо мужа, Арт не сводит глаз с её профиля, не обращая на меня внимания. Опять вопрос: зачем вы меня позвали?! Миловались бы себе, сколько там вам надо.

— Да.

— А я Марта, — белокурое божество протягивает мне свободную руку для приветствия, жму её равнодушно. Красотка, но не для меня, а раз не для меня, нахера мне её внимание?

— Очень приятно, мэм.

— Мэм? Ужас какой, ты что обо мне ему рассказывал, Тимка? — она разворачивается к мужу, трётся носом об его шнобель, ласково целует в губы. Я вскакиваю и стремлюсь свалить нахер. Слишком для меня! Слишком для моих воспоминаний!

Никто не побежал за мной. Они — счастливы, я — медведь-шатун. Но вечером, совсем ненадолго, Арт находит меня и разговаривает. Что-то сбивчиво описывает, мол, тоже думал, что потерял Ави, а потом она нашлась… Вот херня! Я видел свою любовь сгоревшей дотла! НЕ будет больше в моей жизни ничего светлого! Что за… вообще…

— Брось! Я сейчас тебе скажу один раз. Твоё дело — запомнить или нет, — Цветков немного молчит, попутно стараясь направить меня к машине. — Если бы не Артурка, твою шкуру отдали бы учёным умам. Уж больно ты всех удивил своей живучестью. Краем уха слышал, как Арт крыл всех светил и пояснял, что ты со скалы сбросился, и где искать твоё бренное тело — теперь неизвестно.

— Да и надо было мне так сделать, Толь. Все пять лет, как в аду! — впервые я развязываю этот узел, рассказываю, что на самом деле у меня на душе.

— Нихера не все! Оживать через год начал, — Цветков по-доброму обливает меня водой из бутылки. Я взрыкиваю, чуть прихожу в себя после истеричной выходки.

— Арт тогда сказал, что Аньку не нашли в той могиле…

— Угу, а если я тебе скажу, что Тёмыч так же с ума сходил, думая, что Марта мертва?

— Толь, заткнись, — я отбираю бутыль с остатками воды, нужно сделать пару глотков, чтобы суметь объяснить Цветкову кое-что, несовместимое с желанием Чёрных вернуть меня к жизни. — Понимаешь, Толь, у нас всё же разные ситуации. Я видел её сгоревшее тело.

Цветков задумчиво смотрит мимо меня. То ли вспоминает что-то, то ли решает, как меня эвакуировать.

— Заметил, как быстро исчезла эта Шустая?

— Ещё бы, — хмыкаю на его вопрос. — Я ж ей тихонечко прошептал: "беги, стерва, иначе убью"

— Серьёзно?!

— Серьёзно.

— Только немного ты её не дослушал, наверное, она мне вот такую хрень бросила в руки, когда убегала, — машинально смотрю на то, что в руках у Цветкова… М-е-д-а-л-ь-о-н!

Мой взгляд неотрывно смотрит на вещь. Один к одному с тем, что впился металлом в мои кости, даже перемычка около лапы кованого медведя немного погнута.

— Такие совпадения не встречаются просто так. Согласен, Ванька?

— Запах.

— Что?

— Запах, Толь. Запах гари так и лезет в ноздри. Неужели не чувствуешь? — безумно смотрю на друга, вещь машинально кладу в карман. Она теперь моя.

— Нет.

— Интересно, далеко ли умчалась седовласая? — интересуюсь, а сам начинаю оглядываться вокруг. Безумно мечутся мысли… а вдруг?..

— Далеко, она будто ожидала такого всплеска от тебя. Кинула медальон на стол, произнесла: "Напомни ему потом — Новосибирск", подмигнула и прыгнула в ожидающее такси.

Я не запоминаю, как мы добираемся до базы. Единственная отдушина, где я хоть как-то прихожу в себя после всего, что вытворяю в качестве "эффективного" ликвидатора Организации. Горы, водопад, озеро с очень холодной и пресной водой, бескрайние умиротворяющие пейзажи. Много раз пытался вспомнить, в какой момент пожирающая ярость от потери сделала из меня биокиборга. Или… или вместе с подаренным медальоном, вплавленным в мою грудную клетку, я получил сущность хищного шатуна? Злой, мстительный, беспринципный, слишком независимый Михаил Дмитриевич Медведев… Моя мать рыдала над останками кого-то, кто заменил меня под гранитной плитой. Артур сделал, как надо. Останки прогнали через крематорий, родным объявили, будто скончался в больнице: " Сгорел ваш парень…", одним словом, всё было оформлено нитками нужного цвета. Как оказалось, от научников, отметивших мою аномальную живучесть в симбиозе с металлом, усилившим мощь и умение убивать, меня тоже качественно отмазали.

Всегда с пристрастием рассматривал появившееся тату в виде медведя, оно меняло цвет, но с чем это было связано — так и не разобрался. Металлодетекторы не реагировали на сплав в груди, так что работе не мешало, а любимые ночные бабочки давали не хилую скидку после разрешения потрогать. Сейчас было жуткое желание посмотреть, какого цвета стал медведь после встречи с Шустаей, тату моментально дало о себе знать лёгким покалыванием, значит, меняет окраску. А ещё у меня в кармане родной брат-близнец того, что вплавлен в моё тело огнём. И видят высшие силы, как я заставляю себя не вытащить его, чтобы рассмотреть и обнюхать. Наверное, поэтому и не запоминаю ни хера, как доезжаем до базы. Девять часов в пути пролетают мимо.

— Толь, я в душ, устал, как сволочь.

— А ты и есть сволочь, — бурчит Цветков. — Мутант поехавший. Напугал женщину до усрачки и в душ. Всю дорогу молчал…

Смотрю на друга тупым взглядом, мечтая поскорее дослушать порцию нравоучений и свалить в свою берлогу. Толька! Отпусти! Не то начну тут, прям, перед тобой обнажаться и нюхать медальку свою!

— Слышишь меня? — не отстаёт друг.

— Да, дай мне двадцать минут.

Сбегаю от возмущённого инструктора, у Цветкова на базе вообще-то дисциплина строжайшая. Только я выбивался из общих правил, потому что свою берлогу шатуна решил на его территории обосновать, база — дом, где я отдыхаю после бурных исполнений заказов, а Цветков — хороший, но порой докучливый сосед.

Наконец оказываюсь в тесной комнатке. Сдираю с себя футболку одной рукой, другой вытягиваю медальон, запутываюсь, с остервенением рву одежду, попутно уже тянусь носом к вожделенной вещице, и охреневаю… Запаха гари больше нет. Есть запах хвои, дождя, смолы, свежести. Так пахла Анька, так пахла та, из-за чьей смерти я пожелал навсегда забыть, кем был.

Мутным взглядом смотрю в небольшое зеркало. Свет от тату неяркий, тем не менее, ослепляет. Золотом переливается, играет отблесками в полутёмном помещении, маленький персональный фонарик. Что-то заставляет приложить к сверкающему рисунку на груди брошенный Шустаей медальон. Ощущаю магнитное притяжение, брат-близнец тоже начинает светиться. По руке проходит волна обволакивающего тепла, и этот разряд устремляется прямо в мою голову тихим шёпотом: "Ванька, найди меня, пожалуйста…"

Цветков сам зашёл ко мне. Кажется, хлестал меня по щекам и даже двинул по роже. Очнулся уже за столом, где мне усиленно предлагали гранёный стограммовик.

— Медведь! Слышишь?! Я раскинул сети сразу после приглашения от этой женщины. Мы найдём её обязательно. Возьмём все ответы для тебя. Слышишь меня?

— Мы не найдём её, Толь, — еле разлепляю я свой рот. Водка в тему, одним глотком уговариваю стаканчик. Как ни странно, мысли начинают трезветь от "огненной воды". — Пора мне наконец поговорить с Чёрными.

Глава 15

— Законы Хаммурапи! Именно это явилось первым доказательством существования древнейшей государственности! — я, наверное, ору, слишком сильное возбуждение от спора охватило меня.

— То есть вы считаете, что образование государственности возможно только на основе материальных признаков?! — мой кумир Марта Чёрная исходит желчью. Откидывает в нервах белокуро-рыжую прядь с половины лица и недобро щурится.

— Только материальное подтверждение может конкурировать с реальными размышлениями индивидов!

— Кого, простите?

— Individuum, Марта, каждый из нас способен быть индивидом, не согласны?

— Согласна, только вы обобщили всё своё выступление этой учебничей тоской. Как, вы могли?! Я надеялась встретить в вас замечательного оппонента, но наткнулась на агрессивного подростка. Сколько вам лет, Стелла?

— Я сейчас попытаюсь объяснить свою точку зрения, еслине получится, не обессудьте!

— Прям сейчас обессудю! Вы мыслите, как чёртов археолог, а не как здравомыслящий журналист!

— По-вашему, находки археологии ничего общего не имеют с тем, что происходит?! Не видите закономерности?!

— Какая закономерность, к чертям, Стелла?! — чёт она меня бесит сегодня! Марта! Разуй очи, с помощью законов образовывается государство, и с помощью них оно способно либо выжить (если законы в тему), либо уйти к праотцам!

— Я, нахрен, не обязана объяснять высшему разуму, на что ведутся массы! Если массы не видят закономерности, я не могу заставить их размышлять иначе. Всё циклично, любое государство — не вечно!

— А если законы в нём меняют в соответствии с требованием времени, оно может просуществовать дольше?

— Да, блин! Примитивное государство Римской Империи основывалось на банальном принципе "хлеба и зрелищ"! Ребята не рассчитали, что народы, не знающие зрелищ и с трудом добывающие себе хлеб, сметут основы их постулата! Атилла…

— Стелла, остановись! — она делает жест, направленный мне в грудь, я замечаю, что это было исполнено изящно и стильно… а ещё очень агрессивно, она с удовольствием бы пихнула меня, если б могла.

— Марта, мне, правда, пора, сынульку надо забрать из детского сада, — Да, я давлю на жалость! Почему нееет? Марта сама мамка с двойней, давеча рассказывала, мол, с прадедом и прабабкойдома сидят.

— Да, конечно, — смутившись, выдаёт мой кумир. — Прости, что задержала. Завтра продолжим.

Итак. Что мы имеем? В этом году я заканчиваю учиться и выползаю в большой мир. Он меня ни разу не пугает, только сложности с Кирюхой, которому я представляюсь его родительницей. Кобрёнок мой не ведётся на предложение называть меня мамой, но при чужих людях называет! Неизведанная территория, этот мой брат… Помню, в неполные три года он подвёл меня к витрине с планшетами, проковеркал: "Третий снизу" и, ожидая покупку, хмуро смотрел на продавца вздумавшего кокетничать со мной. Брат выбрал тогда нехеровый экземплярчик, ахахахах, славься, ЗМЕЙ! Разорил меня на сто косарей! А что делать?! Он тааак редко что-то просил для себя, и, между прочим, мне не пришлось брать академ! Справились, может быть не без помощи высших сил, которые решили, наконец, перестать третировать нас.

Чем я жила-была? Оххх, и не упомнить всего, начала с продажи слитка. Семёныч был отличной кандидатурой, оплатил честно, не вникая в суть моих предложений, но живо интересуясь координатами находки. За них мне было оплачено столько долларов, что я легко смогла купить нам с Киром приличную двушку в Новосибе, ещё и осталось нехило. К слову, к четвёртому курсу, стала я (на пару с Кобрёнышем) голью перекатной. Деньги от Семёныча, — честно отработанные, он неплохо поднялся — закончились. Моя плохая привычка тратиться на всё, что понравилось, и не важно, мне или брату, привела к печальному факту — мы остались на бобах… экономика и экономия — точно не моё.

Работу нашла легко; наверное, так же как и деньги потратила, хех!

— Тебе ж деньги быстрые и лёгкие нужны? — тётка в латексном костюме прям лобзает меня взглядом.

— Так я для того и пришла к вам, — скромно туплю очи в пол.

— Так может, приваты тоже возьмёшь?

Приваты… последний кавалер, случайно подцепленный в ночном клубе, еле ноги унёс… рысь ему чуть ухо не оторвала и пипиську не порезала.

— Нет. Танцевать — да, а вот всё остальное точно нет.

— Принципы?

— Именно, — думай, что хочешь, распорядительница ночных досугов, убийцей я быть не хочу!

— Хорошо, из-за чего мы рядимся? Ну-ка, покажи, на что способна у пилона.

Под экспозицию Animal от AG MOONZz, я ловлю такой кайф, что непроизвольно начинаю двигать телом в направлении звуков… вокруг меня бескрайнее зелёное море… на мне то ли шкураПятнашки, то ли моя собственная, тактильность скольжения безупречна… отдаюсь музыке, звучащей, по-видимому, на всей поверхности моих рецепторов!

Когда музыка заканчивается, чуть прижимаюсь к пилону и оглядываюсь на даму в латексе. Смотрит на меня ошеломлённо, чтоооо не так?

— Ты принята! — Видимо, прониклась тётя моими ядрёными скачками на пилоне.

— Смогу выступать только в ночное время, строго с двадцати трёх до часа ночи, — деловито сообщаю, подбирая пятнистые тряпки, я ж подготовилась, органзу соответствующей расцветки нашла, подвязочки всякие.

Страшно ли мне? Нет! Если найдётся мужик или мужики, позарившиеся на меня и не побоявшиеся быть убитыми — чо нет?! Пластика тайги поможет заработать денег и не ударить грязью в лицо. Тариф — безлимит, сколько набросают, одна треть — моё. Нормально!

— Про приваты подумай, спрашивать точно будут, — тётя в латексе смотрит на меня, как на чудо, наверное, барыши подсчитывает в уме, в том числе — недополученные.

— Нет, — не нравится мне её взгляд, с такими глазами в рабство продают, не оплакивая. — Кстати, вздумаете сделать по-своему, найдутся люди, которые заступятся за меня, понятно?

Угроза сама стекает с языка, а что делать? У меня один защитник нынче, но ему всего четыре года.

— Понятно, мне главное — тупо танцуй и приноси денег, регулярных. Сама-то поняла? — злобно переспросила латексная королева.

— Когда смена? — я поинтересовалась об этом чтобы защититься от наглого вторжения в своё пространство. Уххх как не понравилось желание тётки пустить меня по приватам, может, другой стриптиз-бар посмотреть?

— Завтра и выходи, — чуть пожевав губищами, явно надутыми силиконом, администратор решилась-таки на то, что развеяло мои последние сомнения по работе в её заведении. — Ты… это… не волнуйся! У нас хорошая охрана, если нет желания приватить, никто не посмеет настаивать.

Примитивное выражение очевидного желания получить мои дикие танцы, понимаю! Эксклюзивчик ценнее всего. Помню, вышла из клуба" Блеск" и почти сразу наткнулась на могучего представителя завсегдатаев заведения.

— Уххх, цыпа какая! давай подвезу? — Покатые плечи, шевелюра до плеч, жопка упакована в кожаные штаны, тоже выглядела орешком, одним словом — мечта!

— Спасибо, сама дойду, — привычно отшиваю самца.

Идиот хватает меня за руку, тянет к себе, уфффф… правая рука моментально лупит его по подбородку, а согнутая коленка летит в напрягшуюся промежность. Бууум! Свалился ухажёр мой, за яйки обиженные держится и воет. Зачем кожаные штанишки надел?! Они ж обтягивают и не спасают.

— Сказала же! Сама! — ухожу, словно героиня боевика. Ещё бы спичку в зубы и зажигалку позади себя бросить, типа, всё воспламеняется, взрывается! Рядом выросла привычная тень моей подружки. Пятнаха провожает меня вечерами, волнуется, что ли? Так и притащилась за нами с Киром из тайги. Имеет наглость жить, спать, жрать в квартире днём и сваливать вечерами в не всегда известном направлении. Кстати, питается сырым мясом, которое тоже дорого стоит!

И вот почти год ходим мы с животным на работу. Вернее, хожу я, а рыська сопровождает, по-тихому крадётся рядом. Новосибирск — город большой, красивый, зелёный, ночи здесь тёмные, деревьев много, то что доктор прописал для нас с подружкой.

Сегодня, после спора с Мартой Чёрной, нашей небольшой размолвкой и быстрым примирением, я должна успеть сделать несколько дел. Закупить на всю братию продуктов, забрать Кира из детского сада, пробежаться в ближайшем бору лёгкой поступью, ну и на работу.

— Инди, а давай, ты сегодня метнёшься немного по другому маршруту, — братюня не спрашивает, не предлагает,он констатирует факт — нынче мне придётся бегать и отдаваться инстинктам по другим закоулкам бескрайнего бора.

— С чего бы это?

— Значит, надо, — как всегда, блин, безапелляционно, вот должна и всё тут. Но я доверяю инстинктам и желаниям Кира, все его советы и пожелания оказывались в тему текущих событий. Мы с Пятнашкой были для него вроде исполнителей! Неее, не так. Я — исполнитель, а Пятнашка — нечто вроде коня и собаки в одной, порой, мяукающей морде. Уууу, любимый наш змеёныш!

Мы живём в микрорайоне Стрижи, ооочень комфортно, учитывая близкое расположение Заельцовского бора и замечательного озера "Жемчужина Сибири". Аккуратненькое озерцо, активисты чистят его регулярно и строго следят за порядком, но я пару раз умудрилась искупаться там голой, эххх и хорошо ж мне было! Правда, в последний раз улепётывать пришлось с вещичками под мышкой, пьяненькие подростки освистали мою дёргающуюся от бега попу.

Наспех накормив братюню, я подмигиваю Пятнашке и прыгаю в любимые кроссовки.

— Ну, что, пора подвигаться?

— Пора, пора, я покажу, куда тебе бежать, — Кирюха натягивает свою обувь, чуть откидывая длинную чёлку. Глаза у брата раскосые по Саенской бурятской породе, но светлые, с жёлтыми ободками, окаймляющих зрачки. Красивый такой парень вырастит!

Он ведёт меня к озеру, по привычке начинаю на ходу разминаться, тяну ноги, веду плечами, предвкушаю скорость и драйв. Около озера местные активисты устроили очень приличные скамейки, их немного, и нужно ещё постараться, чтобы успеть занять одну. В вечернее время особенно много молодняка, тусующегося подальше от взглядов взрослых. Однако сегодня небольшой парчок как будто пуст, ну может быть только эти две одинокие фигурки на вон той дальней скамейке…

— Индиана!

Я столбом застыла посреди освещённой дорожки, щуря глаза, не доверяя тому, что вижу.

— К…кто там, Кир? — ответ мне уже известен, голос знаком с детства!

— Твоя бабушка и барс, — индифферентно отвечает братюня.

— Что?!

— Просто подойди к ним, ну и меня с Кисулей (бедная Пятнашка! Однако, у господина свои причуды) не забудь, когда тискать их будешь.

Смотрю на двоих дорогих мне людей, не двигаясь. У меня ступор, истерика, неверие! Первой реагирует белокурая девчонка, лёгкой молнией проносится мысль, что теперь она уже подросток. Несётся ко мне, раскинув руки и повторяя настоящее имя.

— Индииии!

Чуть в стороне стоит мой несгибаемый, непобедимый солдат — бабуля! В руках мундштук, заправленный пахитоской, как всегда собрана и чуть холодна, но и она ведётся на эмоциональный фон, кидает к собакам свой мундштук и, подобрав юбку, несётся ко мне.

Мы обнимаемся, хнычем, попискиваем от восторга встречи. Бабуля предлагает глотнуть коньячку за встречу, за что получает возмущённый взгляд от нас с барсиком. Ни о какой прогулке по веткам и деревьям сегодня не может быть и речи. Я тащу их в нашу с Киром берлогу, рядом семенит Пятнашка, которую, похоже, никто не боится и не опасается.

Морок от встречи с людьми, которых я не надеялась увидеть, развеивается. Сбивчиво рассказываем друг другу, где потерялись на долгие года. Пытаемся понять, что или кто нас свёл снова. Анализ получается, но весьма своеобразный. При этом каждая из нас пытается втянуть в разговор хмурого Кира. Но тот только молча фыркает, не отрывая взгляда от планшета.

— Нет, девушки, вы как хотите, а я выпью коньячка, — бабуля изящной рукой извлекает из стильного саквояжа фляжку, в один момент раскупоривает её и пригубляет. — Я ведь думала, что Шустая пошутила так со мной, в очередной раз, между прочим.

— Кто? — у меня язык к нёбу почти прилепляется, неужели всё-таки помощь была от Ключа? Не хотелось бы… только отвыкать начала от присказок и сказок…

— Шустая давеча нашла нас в Сербии, куда мы сбежали вместе с медведиком, да предложила в Новосибирск съездить, развеяться…

— И ты поехала?! — меня затрясло от возмущения, Лёля мелкая, а вдруг бы её кто-нибудь из врагов узнал?

— Конечно, — невозмутимо заряжает мундштук (да сколько у неё их?!), аккуратно делая глоток из фляжки. — Речь шла о встрече с тобой и с этим чудесной юношей, — бабуля подмигивает весёлым глазом Кирюхе, но тот лишь глубоко вздыхает и качает головой.

— Бааа, ты можешь точно сказать, что и когда она вам сказала? — кажется, главное я ещё только услышу.

— Она сказала: " Если вам интересно, что стало с Индианой и её братом, поезжайте сегодня же в Новосибирск, придите в парк у озера "Жемчужина Сибири" и ждите".

— И ты повелась?! А если бы…

— Грибы бы изо рта вынимала, — моя каменная леди умеет держать удар.

— Ты ж сама говоришь, что Шустая не всегда выполняет обещанное!

— Не всегда. В моём случае только один раз, — чёоорт, почему у бабушки такая классная кожа?! — Она пообещала, что я встречу тебя гораздо раньше.

Прошло часа два с момента нашей встречи, а кажется, будто они всё это время жили со мной. Так органично вписались в происходящее… Ванька… может быть и ты? Когда-нибудь…

— Девочки мои, мне пора на работу. Жизнь заставила танцевать, — пока обтекаемо сообщаю о роде своего занятия.

— Не отпроситься?

— Точно нет. Пятница, вечер, самый сбор денег.

Дамы удивляют: не расспрашивают что я и кто, молча принимая мой образ жизни.

Подъезжаю к клубу почти вовремя, до моего выступления остаётся всего-то жалких десять минут. Голому одеться — только подпоясаться. Наспех надеваю "пятнистые доспехи", натягиваю ажурную полумаску, готово! Рысь идёт срубать бабло.

Ощущаю каждый изгиб своего тела, сегодня у меня вдохновение. Извиваюсь, рассказываю публике, как мне хорошо, закидываю немного клубнички… сегодня впервые я полностью обнажаю грудь… так хочу… так чувствую…

Взгляд нунгана я ощущаю, как удар кнута, он мгновенно вышибает из моей фантазии. Денег сегодня много, но заканчиваю я раньше, чем требуют зрители. Сегодня достаточно, даже сиськи мои увидели.

Как же мало свежего воздуха. Иду по чёрному коридору улиц, рядом, скользит тень подружки, но я чувствую присутствие…

— Выходи, — я не говорю, скорее, издаю рычание…

Из тьмы на меня надвигается фигура. Массивный, шагает нагло, развязно, рожа — мечта дам бальзаковского возраста.

— Охуеть мне повезло, — проговаривает типок.

— Ммм?

— Целая рысь передо мной. Это ты удачно сиськи показала, детка. Давай умирать?

Пятнашка цепляет его загривок, видимо, давно пасла. Нунган хрипит, извивается, но пощады не просит, пока ещё не осознаёт пиздеца, внезапно накатившего ему в шею. Подхожу ближе, плотоядно оглядываю; хоть кровь и хлещет из шеи, мне нужно увидеть и услышать больше.

— Повтори, пожалуйста, кто ты и что хочешь? — взгляд нунгана уже мутный, рыська убила его.

— Хрррр, дрррам, — хрипит враг. Я опять не поняла, что они все хотят от нас!

Внезапно меня простреливает такая тоска, воспоминания гребут острыми плавниками по дну памяти. Ванька… ради которого я пошла на свою вторую смерть, подставила круг и родных… зачем всё это, если я останусь навсегда тупым оружием? Осознание накатывает с последним вздохом нунгана. Не хочу быть одинокой; наверное, поэтому непроизвольно шепчу в ночь: "Ванька, найди меня, пожалуйста"… Клянусь! Я чувствую его желание найти меня!

Глава 16

Клянусь всеми богами и вселенными! Как только нога касается раскалённого асфальта аэропорта "Толмачёво", меня прошибает глубокой волной осознания реальности невозможного! Да, это всего лишь лёгкий флёр, скорее всего, крепкой надежды, но… так захотелось жить!

— Что? — спрашиваю Артура, который, кажется, в открытую следит за каждым моим движением.

— Ты на что-то надеешься, — констатирует тот, неверяще оглядывая меня.

— А ты не дал мне шанса думать иначе, — как всегда перекладываю на него ответственность за всё случившееся. Я — говнюк, который не любит боль, эгоист, привыкший обвинять кого угодно, кроме себя. Я так выживал. И если в этот раз всё случится иначе, чем рисует моё воспалённое воображение… досвидули всему светлому во мне.

Артур хмурится, обреченно качает головой, у него нет надежды, он всего лишь сопровождает меня.

Два человека, отец и сын… когда я переговорил с ними, понял — надо было давно сделать это! Потрясающие по своей энергетике, делятся ей с тем, кто им действительно интересен. Они сейчас рядом. Поддерживают, молча готовятся к моему вселенскому разочарованию. А я ловлю такой драйв, такой кайф! Наверное, просто рецепторы засекли запах сосны, смолы и полевых цветов?

— После эксгумации я все связи поднял, нашёл деревушку, где прятался Москалёв. Вань… блядь… ты должен знать! Кто бы ни был вашими странными врагами, они всё-таки добрались до неё… Мы примчались туда на следующий же день после обнаружения нестыковок. Только, Вань, слышь… Уктэке, он, вроде, их самым близким был, он нам сказал не искать Индианку… Представляешь, как я охуел, когда услышал, что её вообще можно было искать?! — Артур несколько раз проводит пятернёй по своим смоляным волосам, волнуется, смывает с себя морок прошедших годов. — По его словам, Аню с братом забрали в лес…

— В лес? — переспрашиваю, а у самого губы расплываются в блаженной улыбке. Анька, её тайга, её лес… среда обитания! Она ж там, как я в драке, как рыба в воде, как… нунган в пекле!

— Я видел, что сделали с её близкими, — крепкая рука ложится на моё плечо. Чувствую запах адреналина от Артура, он очень волнуется. — Их… Вань, их пытали. Вряд ли девушка и её брат выжили.

Я примитивен. Мне главное, чтобы она выжила, поэтому меня не впечатляет описание поз мертвецов, лишь лёгкое сожаление касается души, когда Чёрный описывает возможные пытки. Сожалею, господин Москалёв, надо было уметь защищаться. Ваши женщины были этого достойны.

— Слышь, папа-дядя, ты бы придержал дух отчаянья. Помнишь нашу с Ави историю? — мне, собственно, плевать на слова Артёма. Я прикладывал амулет к груди и потусторонняя хрень пробрала до мозгов голосом Аньки, куда мне надо, у нас с ней всё иначе, но… что там за история?

— Не сравнивай! Там у вас Гаити и прочие наркоманские заскоки.

— Наркоманские?! Я, блядь, знал. что ты утырок, но не до такой же степени! — Артём поворачивается ко мне, оглядывает безумным взглядом и спрашивает: — Хочешь узнать, как всё было?

— Прости, Арт, но нет, — мне всё равно, что откровенно плюю на желание Артёма поделиться очень не простой историей. Она жива, я это ощутил. Мой путь в Новосибирск, туда, где я найду её, туда, куда мне сказала поезжать странная женщина Шустая.

Мы быстро проходим досмотр, минуем багажный отсек, у нас только ручная кладь. В крупных городах России по-любому есть представительство нашей организации, старшие сотрудники тоже могут быть разными. Помню, впервые посетив Челябинск с целью сломать ногу зарвавшемуся представителю элиты, сильно удивился. Инструктаж проводила окладистая деваха, с длиннющей косищей. Запомнилась её любовь к пиву, к быстрой езде, а ещё чёткий апперкот левой в челюсть увязавшегося за мной хвоста. Кто знал, что девахе почти полтинник, что она мастер спорта по самбо и работает на организацию добрых двадцать лет. Интересно, кто встретит нас в Новосибе? Черныши впервые на моей памяти едут куда-то вдвоём по негласному, вымоленному за заслуги перед Родиной договору с боссами организации — Артур отошёл от дел, а Артём типа всего лишь инструктор, сменщик Толи Цветкова. Думаю, если б не вся та лютая хрень, что случилась со мной, может, так и осталось бы…

— Добрый вечер, — перед нами вырос щуплый паренёк с бесцветным, отрешённым взглядом. И так он внезапно появился, что я почувствовал себя тем самым медведем из анекдота, ну тем самым у которого лось пробку из анала вытащил.

— Ох, ты ж бля, — тихо ругнулся Артём. Похоже, у него схожие со мной впечатления. — Сёма, что ж ты, как упырь, тихо появляешься?

— Такая работа, — индифферентно произнёс щуплый лосяш.

Краем глаза замечаю стремительное движение в нашу сторону. Белокурая девушка то ли летит, то ли парит к нам. Чёрного передёргивает, будто за поводок кто-то потянул, уж очень он резко реагирует.

— Марта… — констатирует и оборачивается, рывком подхватывает жену, думавшую сделать сюрприз. Он больше не с нами, хватает свою красотку на руки, повернувшись, растерянно кивает. — Я ушёл. Звони что как…

Завидую… очень… сильно…

— Сёма, пошли уже, нехер смотреть на Артёмкины обнимашки, — Артур кардинально подхватывает упырёнка под хлипкий локоток и ведёт к выходу. — У нас же здесь дело… знаешь?

Кстати, о деле, которое имеет место быть! Некий господин N вдруг начал тесное сотрудничество с польской компанией. И вроде всё чики-пуки, поляки типа "честные фермеры", которым не дают санкционно доставлять качественные продукты на рынки РФ. Вроде как обратились с просьбой разрешить поставлять всего лишь египетские овощи, но с помощью польских компаний, у которых (о чудо!) свои фермы в дружественном РФ Египте. В принципе, не наша проблема, если бы чинушка не решился в обратку полякам слить немного наших разработочек, энергетически незатратных…

— Миша! — медленно поворачиваюсь на голос Марты. Я не знаю, что происходит с моим подсознанием, вообще мало что начинаю понимать. Потому что замечаю в темноте коридора, ведущего в служебные помещения, фигуру. Я всматриваюсь в силуэт, начинаю видеть отдельные черты лица (или морды?!), по спине ползёт холод, а на глаза падают первые капли пота. Галлюцинации?! Между тем, морда на меня не смотрит; ощерившись в зубастой улыбке, существо с вожделением глядит на Марту. Так, словно сейчас собирается броситься. И, чёрт знает, почему я бегу не к парочке, что беспечно устроилась почти в нише темноты, а в саму темень. Похоже, я собираюсь ловить левиафанов… или нунганов?! Хватаю ублюдка и вытаскиваю его, ошарашенного, на свет. Тварь упирается, смотрит на меня неверящими глазами, Марта и Артём изумлённо оглядывают мой трофей. А там есть на что посмотреть. Ощеренная пасть с острыми, как у акулы, зубами, белки вместо глаз, бледная кожа, настоящий упырь!

— Что за…?! — шипит младший Черныш мгновенно пряча Марту за спину и выдвигаясь чёрной тучей на пришельца.

На свету упырь мгновенно преображается, у него вырастают волосы, исчезает акулий оскал, бледная кожа покрывается загаром. И вот эта тварь вдруг подаёт голос…

— Выкуп, медведь, выкуууп!

Требование пойманного нунгана выливается в критический для его здоровья захват шеи. Пелена падает на глаза, я хочу убить его. Все, кто требовал от меня "выкупа" — были умерщвлены. Ибо нехуй…

— Ванька! Вань! — Мою руку по — серьёзному так выворачивают, боли не чувствую, а вот вмешательство очень даже.

— Я сейчас его вырублю! — сука Чёрный лёгким движением нажимает на напряжённый загривок, и я падаю в темноту…

***

— Раз, два, три… слышишь меня?

— Тим, ты аккуратнее мог? Он же спасал нас!

— Не мог! Знаешь сколько в нём силы? Ни один не выстоит и не заломает. Он реально медведь!

— Всё равно!

— Ави! Ему узнать надо, да и нам тоже инфа не помешает. Что за хрень такая происходит…

— Больно сделал моему спасителю. А доверия его хочешь, помочь ему хочешь. Как тебе доверять, если ты со спины его вырубил?!

— Любимая! — Чёрный, похоже, рычать начал, но сдержанно. — Все, кто произносили слова о выкупе — мертвы. Медведь ломала хребет каждому. И успокойся! Их было всего двое, а этот должен был стать третьим.

Я уже в наглую открыл глаза. Чёрный обнимает упирающуюся Марту, просто не давая ей шанса выскользнуть из объятий. Они не смотрят на меня, тихо переругиваясь у окна. Ну как переругиваясь, Артёмка каждый раз пытается поцеловать жену, а та изящно уворачивается, причудливо блокируя его движения.

— Нарооод! — рявкаю совсем нетерпеливо. Ловлю чёрный взгляд Артёмки. — Чем всё закончилось?

Все мои вспышки гнева никогда не затрагивали дальнейшее житьё-бытьё, что-то изменилось?

— Пришлось тебя нейтрализовать, — Чёрный юлит, старается не смотреть в глаза, пытаясь спрятать за спину расшумевшуюся Марту. — Зато сохранили жизнь странному кадру. Надеюсь, узнаем, какой выкуп он с тебя требовал.

— Не узнаете, — я устало прикрываю глаза, просто знаю, что зубастая тварь не расколется, но сейчас интересен другой вопрос: зачем ему Марта?! — Спроси про его цель, про свою жену. Может быть, это он расскажет.

Чёрный меняется в лице, не нравится упоминание об обожаемой супруге, что ж, понимаю, мне бы тоже не понравилось.

— Марта, тебе на лекцию не пора? — легонько подталкивает любимую к выходу, неужели включил, наконец, профессионализм?

— Пора, можно без твоего папули? Он так пугает своим бешеным взглядом студентов, шрам этот его… 

— Нет! — виновато тупит очи Артём. Чуть помолчав, выдаёт вообще несуразицу. — С ним и разбирайся, если собрался тебя стеречь.

— Что?!

— Не получится его переубедить, — чуть ли не мстительно шипит Чёрный.

— Да ведь ты и не захочешь?

Я вижу их взгляды; Марта, по-моему, готова шибануть мужа и просто уйти. Но вот Артём действует иначе, он тоскливо ведётся на обиду, осторожно приближается к ней, чуть прихватывая талию, виновато опускает голову, пытается приблизить к себе.

— Не захочу.

— Я справлюсь. Ты же знаешь.

— Не хочу, чтобы вообще…в чём-то участвовала.

Всё! Достали они меня! Можно мне немного о своём подумать?! Бесят!

— А идите все вместе, гм, куда-нибудь, — предлагаю им злобно. Мало того, что со спины получил, ещё наблюдать семейную "ромашку" Чёрных приходится.

Мы остаёмся вдвоём, Марта сваливает от мужа, изящным жестом обрубив его попытки поцеловаться. Реально обиделась.

Артём поворачивается ко мне, взгляд тяжёлый, давящий.

— Ты бы молчал иногда, Мишка.

— Тупой наезд, Черныш, нападать собирались на твою жену.

— Откуда ты знаешь?

А мне не чего ответить, я просто знаю. Хрен объяснишь, почему и как. И сейчас понимаю, что надо подниматься, затылок, щупанный Чёрным, уже не болит.

— Далеко собрался? — спрашивает Артёмка, едва я оказываюсь на ногах.

Прикольно, однако, эти упыри меня откачивали совсем недолго, и лежу я в комнате матери и ребёнка, всё ещё в аэропорту "Толмачёво". Ну, тем лучше., жену Чёрного надо догнать. Кстати, сегодня мне с ней по пути!

*** 

Внимательно рассматривая женщин, принюхиваясь к ним, нунган продолжал перемещаться в тени. По словам верховного обладательница тотема рыси владела сильной, сносящей энергетикой и особенно вкусным для последователей Нибиру запахом. Её не возможно не определить или перепутать с другой, а ещё рысь должна быть отмечена. Должна быть какая-то татуха, шрам, возможно, и то, и другое.

Эта женщина привлекла внимание моментально. Сногсшибательно прекрасна, потоки энергии видны опытному глазу чистильщика-нунгана. А запах… то ли нектар, то ли свежесть дождя и тату, похожая на крылья, кажется… О, как желается сожрать её сердце! Привычно откинув свою человеческую ипостась, нунган бесстрашно начал приближаться к потенциальной жертве.

Если зайти в тень или тёмную комнату, легко можно выйти оттуда, но если туда утянет нунган — выбраться невозможно! Сила Нибиру помогает последователям создавать дополнительные подмиры.

Оставались считанные минуты, чтобы жертва оказалась в ловушке. Совершенно беспомощная и безвольная. НО! Медведь, весьма быстрый и сильный, настиг киллера, вытащил его из тени, заставляя орать дурниной фразу о выкупе, хотя как можно было требовать выкуп от того, кто увидел тебя в подмире?!

Теперь нунган сидел в ярко освещённом помещении с мягкими стенами. Смирительная рубашка опутала, лишая возможности призвать верховного. Заснуть, и хоть так оказаться в спасительной темноте было невозможно. Мучительная яркость убивала медленно и верно. Тьма освобождала от себя, рассыпаясь внутри, превращаясь в труху. Нунган неумолимо старел…

— Гарик! — голос ворвался в почти умирающий мозг ярким разрядом. — Что произошло?!

Нунгана трясло от слабости, пришлось напрячь последние силы, чтобы оглянуться на соратника.

— Скажи верховному, что появился "зрячий", — кое-как выдавив из себя слова, лучший исполнитель воли верховных нунганов навсегда покинул мир живых.

Звать помощь, пользоваться полномочиями случайно нашедшему киллера нунгану было не позволительно. Он прикрыл за собой дверь, оставаясь за границей яркого, и остался дожидаться полного преобразования исполнителя.

Через пару часов в комнате для особых допросов представители "организации" нашли лишь связанную смирительную рубашку. Брошенный в "светлый ад" нунган таинственно исчез.

Глава 17

Фууух, ну и денёк! Пообщалась с официально прилипшим ко мне куратором, то есть с Мартой Чёрной. Классная она всё-таки! Не даёт уйти с заданной темы, которую сама же и определяет. Битый час я пыталась объяснить, что древнейшие цивилизации — канон исторического предопределения. Но нет, блондинка с упорством носорога тащит меня в современные реалии, объясняя принципы выживания в настоящем мире.

— Не думаю, что тебе удастся убедить меня в твоей крутости как выживальщика среди акул, — чувствую, что мой рот сам по себе растягивается в кривой усмешке. — Ты слишком утончённая, слишком домашняя что ли. Как ты можешь рассуждать о современных политических хищниках?

Марта стопорится лишь на мгновение, а потом с какой-то отчаянной решимостью приближается ко мне, поворачивается спиной и, откинув волосы с шеи, демонстрирует очень странную тату. Нечто, похожее на солнце, только вот тёмные углубления напоминают закрашенные шрамы.

— Была в плену у маньяка, как не двинулась — не знаю, — говорит ровным холодным голосом, а у самой мрачная решимость в глазах. Никак решила поделиться трэшем в своей жизни?! НЕ ХОЧУ! У меня своего хватает.

— Он был "политическим" хищником? — специально выделяю определяющее слово. Она же сама не хотела уходить на другие темы.

Марта моргает, видимо, ощутив мой неприкрытый скепсис. Я не злобная тварь, я просто — тварь. Причём непонятная даже для самой себя. Порой мне кажется, что во мне больше от рыси, нежели от человека. Наверное поэтому чьи-то переживания кажутся мне ничтожными и несущественными. Боги! Я же умирала два раза! Лишилась обоих родителей, у меня крайне странное окружение, брат вынужден называть меня на людях мамой, чем она хочет удивить? Маньяком?! Нунганы кишки от смеха порвут.

Однако блондинка удивляет. Весело ухмыляется чему-то своему и произносит фразу, которая заставляет встать дыбом мой ментальный загривок.

Lynceus quispiam movere non potest fere in orbem terrarum (рысь вообще способна двигать миром — лат.)

Что?!..

— Надпись на твоём рюкзаке, — чуть ведёт рукой в сторону мелкой вышивки, которую я грубо нанесла в порыве самовыражения, а потом тупо забыла содрать. — Очень характерная. Как будто ты ассоциируешь себя с этим животным.

Я быстро успокаиваюсь, понятно всё с моим куратором. Ищет любую брешь, я ей интересна как студентка, исследует меня?!

— Знаешь латынь? — отвечать вопросом на вопрос — значит дать себе время обдумать ответ. Марта будет выжимать из меня информацию, я её зацепила.

— Нет, но перевод очень интересный, — скупо улыбнулась Чёрная.

— Просто нравится этот зверь, — надеюсь, что у меня выходит пожать плечами и равнодушно зевнуть. — Ну, мне, пожалуй, пора. Надо забрать сына и…

— Я знаю, куда тебе надо. Ты работаешь стриптизёршей и, кстати, неплохо двигаешься, — вот это ничего себе раскладочка! Ошеломила!

— Запрещено законом? — хрипло переспрашиваю, пытаясь сгруппироваться и дать дёру. Не хочу больше вопросов от Марты!

— Ни разу не запрещено, если студент успешен и не публичен. Узнала тебя только по твоему рюкзаку, между прочим. Зачем такую яркую вещь носить, если собираешься оставаться инкогнито?

Только однажды я взяла его на свою, гм, подработку. В день, когда Пятнашка грызанула шею нунгану, а я оттащила его в тенёк и наблюдала исчезновение.

— Я показала этот шрам не для того, чтобы похвастать мудростью и тем, сколько пришлось пережить, — Марта отходит к окну, выглядывает что-то в кронах деревьев. — Стелла, ты не представляешь, насколько мы с тобой одинаковые. Ты с рысью, я с Ави…

Замираю, потому что понимаю: сейчас мне скажут нечто очень важное. Возможно, этот разговор в очередной раз изменит мою жизнь.

— Красивая девушка, уродующая себя глупыми приблудами, имеющая отличную научную базу, сумевшая удивить декана исторического факультета своей дипломной работой — танцует стриптиз и по ночам гуляет в сопровождении хищника, — безжалостно констатирует мой куратор.

— Я не учусь на историческом и дипломную не писала, — произношу пресным голосом и ощутимо чувствую тряску поджилок.

— Ты написала её за одного обалдуя, да так разошлась, что пришлось проводить расследование. Он тебя сдал с потрохами, получил за это свою тройку. А Сергей Петрович приплыл ко мне с просьбой-требованием срочно отдать студентку и с её помощью организовать археологическую экспедицию.

Туше! Нужно уезжать и устраиваться на другом месте. В этот раз сбежать получится только в лес. В голове тысячи мыслей, в том числе об исчезнувшем с моих радаров Шоно; может, стоит как-то поискать его?..

— Так! Спокойно! Не дёргайся и не выдумывай себе всякого. Не представляешь, через какие чудеса приходилось пройти мне. К счастью, мои приключения я могу обсуждать с родным человеком, а не с психиатром.

Что, блин?! Спокойно? Не дёргаться? Может быть, меня препарировали уже, а я и не заметила?!

Я обожаю тебя, Марта Чёрная, но прямо сейчас — иди ты на хер! Слишком много знаешь, слишком много понимаешь, мне это не надо. Наверное, весьма натянутая улыбка выдаёт меня с головой, однако просто пусть даст мне свалить.

— Я могу идти?

— С чего это? Мы только начали нашу беседу, девушка-рысь, — ухмыляется блондинка. Ну что ж… придётся прорываться.

Я иду вперёд с намерением убрать препятствие в её лице, если оно возникнет. И да! Оно возникает! Почти лениво сложив руки на груди, она смеет преграждать мне путь. Я в последний раз бросаю на куратора предупреждающий взгляд, но она не реагирует, продолжая преграждать путь из пустой аудитории.

Рюкзак полетел прямо в её голову, однако тут же был отбит неимоверно чётким движением, уши зафиксировали звуки рассыпающихся предметов, будто это так важно — отмечать эти мелкие, чёткие ударчики об пол. Не хочу, но делаю: резким движением бросаюсь к горлу Марты, рука захватывает лишь пустоту. Резко оборачиваюсь и знаю следующий ход своей противницы: она пытается сделать захват, почти оборачивает свою руку вокруг моей шеи! Легко выскальзываю и, падая вниз, пытаюсь подсечь её. Только ничего не получается: стерва подпрыгивает, делает, мать её, сальто и встаёт ровно на то место, с которого начался наш спарринг!

— Ничего не выйдет, Стелла, слишком много о себе мнишь, — почти устало выдаёт Чёрная. — Ты неплоха, но по меркам Ави слишком малодушна и жалостлива. Ты не способна сделать больно человеку.

В моей голове сумбур! Я НЕ СПОСОБНА?! А как же… хотя там был нунган.

— Отпустите меня, пожалуйста, — унижаюсь, прошу не будить во мне агрессию, не хочу обидеть её.

— Ни в коем случае! Не отпущу, а помогу! — Марта делает ко мне шаг и подаёт руку. — Ты уникальна, прекрасна, да ты почти в красной книге! И у тебя проблемы, которые я и моя семья поможет тебе решить.

Окей, что мешает мне выслушать предложение Марты Чёрной? Что мешает получить помощь от кого-нибудь извне? И что мешает мне рассказать ей лишь небольшую часть того, что известно?

***

Тёмные переходы, слегка подсвеченные люминесцентом и неоном. Путь, дорога, тропинка? Выщербленные искусственной подсветкой, ведут к ней. Перед ним расступаются нечаянно возникающие силуэты, будто понимая: лучше уйти сейчас с его дороги…

Высокий, широкоплечий, угрожающе могучий парень неспешно шёл сквозь двигающуюся в безумном угаре толпу. Взгляд неестественно синих глаз был устремлён на пока ещё пустующую сцену.

— Могу ли предложить вам напитки или что-нибудь ещё? — маленькая официантка желала получить не только заказ от потрясающего посетителя, ей хотелось поймать хотя бы взгляд или улыбку.

— Махито, безалкогольный, — ахххх, какой глубокий голос. Интересно, к кому из сучек-стрептизёрш он сегодня пришёл?!

Девушка с лёгким вздохом приняла нехитрый заказ и поспешила к бару, стараясь не пропустить возможного взгляда в свою сторону. Но… нет! Почти фанатичный взор таинственного красавчика был направлен на сцену.

— Господа! Все любят кошечек? — импресарио лоснился от предвкушения, делая эффектные жесты в сторону сцены. — А диких? Потому что следующая наша танцовщица причисляет себя только к диким животным. Поприветствуем обворожительную жительницу тайги, умеющую снять с себя шкурку… Стеллууууууууууу Рыыыыыысь!

Софиты, направленные на середину сцены, и отблеск пилона делали композицию почти мистической, может быть поэтому парень, растолкавший всех и устроившийся в первом ряду, чуть подался вперёд?

На полу перед пилоном лежали сосновые ветви. Когда зазвучала нежно-эротическая композиция, они, чуть дрогнув, отодвинулись в сторону, выпуская из-под пола фигурку девушки. Лёгкая, полуфантастическая, яркая, изящная… как она танцевала! Грациозные прыжки, блеск глаз из-под полумаски… она — совершенство! Ветви непостижимым образом оказались в руках танцовщицы. Её движения не были пошлыми или призывными, она просто жила в танце, в музыке. Почему-то создавалось впечатление движения через лесную чащу. Кошка бежит? Хотя какая разница? Её уже ожидал охотник.

Синеглазый парень легко прыгнул на сцену и сграбастал изящную фигурку, а затем под возмущённые возгласы толпы просто исчез в тёмном проёме выхода. Маленькая официантка горестно вздохнула, навсегда прощаясь с лёгкой мечтой, охрана растерянно пожимала плечами, на сцену вышла следующая танцовщица.

Глава 18

Сегодня всё говорило мне о приближающемся пиздеце. Неоднозначный разговор с Мартой Чёрной, произошедший пару дней назад, вначале впечатлил. Даже решила ей предоставить чёртовы подробности. Однако мой куратор сама тормознула готовый поток откровений.

— Сейчас беги к сыну. А я в аэропорт, встречать самого дорогого мужчину, — Марта нежно улыбается мне, уверена — про меня сейчас она почти не думает.

На следующий день странная блондинка не появилась. Червь сомнения услужливо грызанул под шейным позвонком, поэтому я впервые и только один раз набрала её номер. В ответ услышала, что номер отключен и абонент не в сети. Разумеется, тот же час среди мельтешащих теней мне стали мерещиться статичные фигуры нунганов.

— "Они её точно достанут", — думалось мне по дороге домой. — "Или она изначально была с ними связана?.. Хотя нет! Тогда бы раскрутила на откровения сразу… Чёрт! Где ты, Марта?"

Бессонная ночь и отсутствие куратора на рабочем месте и сегодня абсолютно точно привели к единственному решению получить расчёт и свалить сегодня же к моей любимой чёртовой бабушке, то есть в тайгу. Значит, срочно бежим на работу?

— Привет.

— Здравствуй, Стелла, — глаза что-то совсем неприветливые у Глафиры Степановны, видать, латексный костюмчик жмёт? — Почему сегодня рано пришла?

Она что-то произносит, а кажется, будто я с рыбой разговариваю. Шлёпает своими надутыми губищами, брррр, противная!

— Увольняюсь! Прошу оплатить за пять последних смен. Не претендую на 2НДФЛ, хотя…

— Что?! Ты с ума сошла? А кто… — она бессильно опускает голову на задрапированные руки. — Кто за тебя?

— Что за меня?

— Танцевать кто будет за тебя? — начинает нервно ходить, покусывая ус, отросший над накачанной губой. — Скажу откровенно: танцы твои почище любого афродизиака. Мужики пёрли, хоть хребты на крючок насаживай. Не с руки мне, дорогая, отпускать тебя без отступных.

Вот это, блин номера! Я сейчас что, зависеть буду от латексной госпожи?! Но послушать аргументы обычной стрип-админши оххх как желается, гыыыыы, а… нет… ррррр.

— Что, простите? — выдавливаю из себя, забавляясь, что тётка решила меня как-то задержать.

— Будешь танцевать, пока замену себе не найдёшь, — фига себе! Круть какая, хочу ещё властного работодателя.

— Деньги выдавай и пока-пока, — улыбаюсь, наслаждаюсь, мне весело. Тааак хочу послать её с проблемами по поиску персонала, но останавливает простое желание быть обычной "девушкой в беде". Пятнашка точно бы всласть пожрала её спинной мозг…

— Ничего подобного, девочка, будешь танцевать, или я в универ твой отправлю видео…

— Глафира, гм, Степановна, — перевожу дух, она же ничего не знает, не надо глумиться над тётей в латексе. — Ради вас сегодня станцую в последний раз, затем вы отдадите мои деньги, и мы навсегда простимся.

— Ты не поняла, да? — прикуривает свою мерзко пахнущую дрянь. — Правила здесь устанавливаю я.

Ахренеть! Дама выпускает мне в лицо мерзкую смесь ментола и вишни, видимо, поэтому я действую, не задумываясь! Правой рукой хватаю за загривок, левой захватываю руки и медленно накланяюсь… Её дряблая шея так и манит вцепиться зубами, но я лишь вдыхаю её отвратительный запах, сильно оттягивая назад ничтожную головешку.

— Я сказала, стерва, что сегодня танцую в последний раз. И ты рассчитаешься со мной без всяких присказок, — вглядываюсь в эти пустые глаза, где, блин, такие делают?! Сука меня боится, смотрит совершенно по-новому. — Понятно? — кивает, находясь, видимо, в полном ахуе.

Отбрасываю её, в очередной раз не рассчитав свою природную силу. Глашка летит к стене, уффф, да и плевать, всё равно в этом городе мне больше не проживать.

— Я в гримёрку, и имей в виду, если хоть что-нибудь будет не так, я сумею с тобой разобраться, — сваливаю краситься к нарядным конкуренткам. Что не так с вами, девоньки?! Почему не можете стать афродизиаками? Хех, в тайгу бы вас окунуть, там и не такому научишься…

Меня охватывает вдохновение, желание выложиться сегодня по полной! Наверное, поэтому хватаю любимые ветки ёлок еловых, так захотелось выпендриться, заявить о себе, мелькнуть молнией в этом захолустном клубешнике для извращенцев…

Мелодия от Merdy "Speaker" колбасит и растворяет в крови весь негатив, я кружусь со своими веточками, выгибаюсь, изображая бег рыси, её охоту, и в какой-то момент ловлю нирваническую глубину происходящего! Мне кажется, я реально нахожусь в тайге, на свободе, несусь навстречу привлекательной неизвестности!

Я не заметила его… почувствовала просто, что в своей пока воображаемой тайге я уже не одна…

Как он оказался на сцене? Не знаю. Как ему без труда удалось сгробастать меня? Не знаю. Как у меня не оказалось желания вырваться и оторвать его голову от плеч? Не знаю…

Как только захлопнулась тяжёлая дверь служебного выхода, я решилась на попытку вырваться.

— Нет. Никуда ты больше не уйдёшь и не убежишь, — при рваном дыхании и дерганом сердцебиении, голос Ваньки звучал удивительно спокойно, будто работал совсем другой механизм.

Мелькнувшая тень над крышей напомнила мне, кто я и с кем! Только не это! Мне очень дорога шкура медведя, не готова убить его и не готова смотреть на нападение Пятнашки!

— Ваня, тебе надо аккуратно меня опустить на землю и очень быстро сваливать, — не смогла себе отказать и зашептала просьбу где-то в районе его шеи, пытаясь втянуть в себя побольше его запаха.

Его тряхануло. Остановился посреди тёмного переулка, не замечая приближающейся тени. Уххх, кажется меня сейчас раздавят!

— Больно! — ногти начали удлиняться, засеребрилась пробивающаяся шерсть. Твою мать! Я никогда не оборачивалась!

— Ваня, бегиррррр! — я почти прорычала последнее слово, растущие клыки убили последнюю грань между человеком и рысью.

Мне бы посмотреть на него, мне бы прислушаться к происходившим изменениям вокруг, мне бы обратить внимание на застывшую в испуге Пятнашку! Но меня так крутило, ломало, выворачивало, сильнейшая боль резала кожу, прорывая её…

Когда я смогла открыть глаза, поняла две вещи: первую — я идеально вижу любую деталь в темноте, вторую — рядом огромный монстр с сильнейшим потоком сияния откуда-то из груди держит за шкирку обвисшую Пятнашку.

Глава 19

В этот раз самолёт летел чуть медленнее. Или мне так казалось? Быстрее бы. Меня полностью отстранили от выполнения задачи, были причины… веские. Чёрные организовали этот перелёт, определили точку приземления, мне оставалось быть сторонним наблюдателем, обколотым триазолам хальционидом. Редкие судороги всё-таки были, да, наверное, и похрен? Мозг просто пытался ориентироваться во всплывшей реальности. Память не исчезла, предоставляя всё больше сведений, а так же причин для желания ускорить момент посадки.

— Очнулся? — Тёмыч взволнованно оглядел моё запакованное ремнями тело.

— Освободи меня, — потребовал я.

— Извини, не в моей компетенции, — отрезал младший.

Рука непроизвольно напряглась, я попытался выяснить, смогу ли вырваться. Потому что нехрен пеленать! Я чувствую ЕЁ близость и уж, как-нибудь, найду силы подобраться ближе к своей Аньке.

— Титановые наручи и титановый обод, — флегматично просветил Чёрный. — Как ни старайся, вырваться не получится.

— Уверен? — наивняк! Ведь теперь я знаю, на что способна та самая звезда, вплавленная в мою грудную клетку…

Блуждающий импульс ощутился сразу. Потоки крови подхватили его и понесли сначала к правому запястью, я — правша. Наручень дёрнулся, начал нагреваться… я помню… температура плавления титана — тысяча шестьсот с хером градусов, ну а чем чёрт не шутит? Или кто там постарался над моей супер силой?

Тепло исчезло так же быстро, как и появилось, наручень начал охлаждаться. Мне не с руки было чувствовать холод, пламя как-то ближе… наверное поэтому я вновь почувствовал лёгкий ожог и стремительно прибывающую температуру в правом запястье.

***

Тихий, тёмный проулок. Ни единой души, лишь чёрное небо с клубящимися облаками, несколько крючковатых деревьев, наш ли это мир?

Она резко отпрянула, ощущая желание вцепиться в горло этому огромному и, почти, непобедимому человеку. Парень тут же дёрнулся в её сторону, не желая даже на мгновенье терять то самое чувство достигнутой цели, желанных прикосновений.

Зашипела, отодвигаясь всё дальше. Чувствительные рецепторы получеловека учуяли приближение кого-то извне, сверху спускался зверь. Он прыгал, растеряв все инстинкты самосохранения, словно спасая единственное дорогое для него существо.

— Кудааа? Не обижу, — парень не замечал собственного преображения. Не замечал, как нарастают мышцы на и так нехрупком теле. Не замечал, как лицо, руки, спина стали покрываться бурым мехом. Не замечал, как вместо слов вырывается рычание. Подслеповатые глаза видели только стройную фигуру, разрываемую лучами холодного света. — Аня! Аняяя моя!

Он попытался приблизиться, тут-то незадачливая Пятнашка прыгнула на дюжую холку, да и попалась в лапы преобразившемуся человеку, а ей так хотелось спасти Инди.

Ярость! Неуправляемая, звериная, неистовая захлестнула обернувшегося медведя, обвисшая рыська обречённо ожидала расправы, даже не пытаясь вывернуться из могучих лап царя тайги. Монстр уже почти занёс когти, у него был план — разорвать вмешавшуюся не в свои дела рысь, именно в этот момент раздался утробный рык.

***

— Ты… что творишь?! — упс, Артёмка таки засёк мои попытки освободиться.

— Я же просил тебя по-человечески: отпусти, — потирая освободившееся запястье, напомнил ему, лишь бы не всполошился раньше времени и вновь не воспользовался транквилизаторами.

Взгляд Чёрного обеспокоенный, но совершенно лишён паники или страха, будто он удивлён, обескуражен, однако не в панике.

Артём хмыкает, совершенно не заботясь о возможных проблемах, просто подходит ко мне и начинает снимать оставшиеся путы.

— Прежду чем мчаться к ней, — деловито освобождая меня от титановых поножей повествует Арт, — ты должен знать некоторые подробности.

Хмыкаю и упрямо мотаю головой в отрицательном жесте. Не хочу, чтобы Чёрный даже предположил возможность моего отступления от Аньки.

— Когда мы вас обнаружили, твоя шея была разорвана и обильно выдавала, пожалуй, литры крови.

Только сейчас я ощутил повязку на шее и, чуть отодвинув рукой бинты и пластырь, потрогал вполне целую кожу. С молчаливым вопросом мои глаза вновь вернулись к говорившему чушь Арту.

— О нет, нет, нет! Не верь глазам своим, на месте пластыря была огромная рваная рана! Регенерация, произошедшая почти сразу после вашего разделения, теперь скрыла следы клыков твоей подружки. А вот за руку, — Чёрный кивнул в сторону перевязанной руки, — тебя тяпнула на прощание питомица Москалёвой.

Все части памяти вернулись в свои ячейки, предоставляя чёткую картинку.

***

Роскошная серебристая шкура была не просто уместной, она была необходима для завершения образа. Изумительные движения большой королевской рыси заворожили медведя, чем и воспользовалась забытая Пятнашка. Быстро дёрнувшись, она выскользнула из ослабевшей лапы захватчика, чуть цапнула его и ловко ускакала к своей королеве.

Медведь тяжело упал на четыре лапы, совершенно растеряв всю агрессию. Приветливо потянул носом в сторону приближающейся красотки. Он не заметил злого красного огня у таёжной хищницы, а зря! Добра она ему не желала.

Когда до ставшего вдруг очень дружелюбным медведя оставался какой-то метр, царственная рысь внезапно остановилась и чуть приосанилась, словно задумавшись о дальнейшем поведении. Но косолапый дурень, жалобно рыкнув, осмелился сделать пару неуверенных шагов навстречу, вот тогда его и настигла ярость дикой кошки. Хищница остервенело рвала бурую шерсть, помогая себе лапами, а огромный монстр, словно способствуя желанию рыси забрать свою жизнь, завалился на спину и лишь жалобно скулил. Он даже не делал попыток освободиться.

Внезапно, таёжная кошка оторвалась от противника, окровавленная морда разглядывала приближающихся людей. Звериные инстинкты, так внезапно нахлынувшие, вдруг отступили, а вместе с ними менялся и внешний мир. Темнота потеряла свою глубину, закоулок приобрёл очертания грязной и заброшенной, но всё-таки городской улицы.

— Отец! Только не переусердствуй! Мы не знаем природу их происхождения!

— Она убивает его! Одного заряда будет мало! Девка очень сильна!

— Стелла! Не смей! Вспомни о своём ребёнке! — этот вскрик принадлежал женщине и былзнаком…

Перед помутневшим взором Ивана проносились тени, кто-то кричал, что-то хлопало. Голова рыси резко дёрнулась, будто от прилетевшей оплеухи, и мягко опустилась на его грудь. Теряя сознание, Вершинин из последних сил прижимал к себе обмякшую Индиану.

*** 

— Где она? — почти спокойно спрашиваю Чёрного, а самого трясёт от желания разнести здесь всё в клочья.

— У нас спецборт, мы здесь перевозим тяжелобольных людей, и знаешь, у многих нет такой ох…й регенерации, — чуть нервным голосом ответил Чёрный. — Ты вполне здоров и готов к действиям. А теперь пошли к твоей зазнобе. Кстати, по дороге посмотри, кто летит с нами, глядишь, поумеришь свой пыл и передумаешь тут всё разрушать.

Мерный шум двигателей вдруг стал привычным. Похоже, в полёте мы уже давно и осмотреться стоит хотя бы для того, чтобы просто прийти в себя после вынужденного сна. Надеваю приготовленные шмотки, ищу взглядом хоть какое-нибудь зеркало. На кого я сейчас похож? Кем я запомнился моей Анютке? Взгляд выхватывает образ взлохмаченной, обросшей щетиной рожи, ну хотя бы не звериной морды…

— Пошли? — почти заискивающе прошу Артёма.

— Пошли, — просто соглашается младший Черныш.

Мы отодвигаем дверь, ведущую в соседний салон, и увиденное заставляет замереть на месте. Настоящий лазарет в воздухе. Люди на мобильных койках с капельницами, с проводочками, снующий около них медперсонал, пищат приборы, тихо переговариваются врачи. Мне становится стыдно, я занимал отдельный салон. Видимо, для тяжелобольных, моё место могло спасти чью-то жизнь.

— Ну, что встал? Пойдём, нам придётся спускаться вниз, в грузовой отсек, — предупреждает Артём.

Проходим мимо действительно больных людей. Приближаясь к очередной двери, Чёрный набирает цифровую комбинацию, оказываемся в совсем уж маленьком пространстве. Люк открывается, приглашая спуститься, я опять начинаю сходить с ума —Аня близко!

— Не понимаю предвзятость общества к употреблению горячительных напитков в утреннее время. Бодрость должна быть утром, а её угасание — ближе к вечеру, — да неужели?! Серафима Андреевна? Здесь?! — Но тебе, Анна, я, конечно, не предлагаю. В тебе что дури, что бодрости — хоть отбавляй.

— Бааааа, ну хватит Аню трэшить, она и так в шоке, — неожиданно влез нежный голосок.

— Что значит "трэшить"? Сколько раз я говорила тебе находить более красивые слова?

— Adiuva me deos (лат. Помогите мне, боги) — её голос… я больше ни о чём не думаю, порывисто приближаясь к… КЛЕТКЕ?!

Глава 20

Я не помню, что за идиотизм происходил после того, как я оказалась рысью. Так сказать? ситуация из серии: "очнулся — гипс". Помню, что кто-то вытирал мне лицо (или морду?), приговаривая:

— "Вампир она, что ли? Столько крови из Ваньки выдула".

Я не знаю, что сделала с Вершининым. Вроде на тот момент (который я не припомню) он и не был "Вершининым".

На итоге голова не болит, живот функционирует, внешних и внутренних повреждений нет. А душа (или что там у меня) поёт и танцует, потому что рядом со мной дорогой Ванька. Я его прям чую.

Первыми людьми, которых помню после оборота, были бабуля, Дашка-барс и любимый братюня Кирка.

— Она очнулась! Фима Андреевна, Даша! — я увидела взволнованную мордашку Кира, почему-то между нами были серебристые прутья клетки.

— Анна! — бабушкино лицо тут же проявилось за спиной брата. — Ты как?

Что за растерянный вопрос? И вообще, где мы? Почему вокруг полумрак, а прутья клетки такие яркие? И почему я сижу в клетке, а рядом со мной урчит Пятнашка?!

— Shitty (англ. дерьмово).

Сказала неправду. Нормально я себя чувствую, бодро даже. Только не нравились мне эти прутья и руки мои в шерсти тоже не нравились. А ещё я разобралась с происхождением звука мерного постукивания и неудобства! Аккуратный, коротенький, но толстенный хвостик бился об пол моей клетки. Нет, он мне не мешал, но от неожиданности я подскочила.

— Какая ты… хорошенькая! — перед прутьями появилось изумлённая мордашка Дащки.

— Можно зеркало? — нетерпеливо попросила я. — Хочу посмотреть, какая я хорошенькая.

— Ой, какой классный у тебя хвостик, — словно не замечая моей просьбы, продолжала петь барсик. — Как у степного каракала. Вот бы мне такой.

— Зеркало, дайте мне зеркало!

— А я бы всё-таки хотел более длинный, а то как у бобтейла какого-нибудь, ну или у пиксибоба, — и это мой брат!

— Ты вообще змеёныш! — рявкнула я, пытаясь рассмотреть себя в полутьме.

— Грубо и несправедливо, — угрюмо ответил Кир.

— Это же Индиана, ей вообще трудно угодить. Ей все не нравятся, все неинтересны, — тааак! Бабуля подключилась!

Надежды на получение даже маленького зеркальца у меня не осталось. Ну а собственный осмотр привёл к неутешительным выводам.

Пункт "А" — шерсть распространилась не по всей поверхности. Пункт "Б" — хвост коротенький и милый. Пункт "В" — вижу я в темноте по-прежнему великолепно. Пункт "Г" — я, блин, голая! Причём первичные половые признаки у меня вполне человеческие и хожу я на двух ногах! И… ухо…большое, с кисточкой, у меня чешется!

— Ёлочки мохнатые, на кого же я похожа?! — по-моему, я констатировала изменения во внешности с лёгким налётом истерики. Пытаясь при этом почесать ухо и не упустить из виду коротышку хвост.

— Помню у меня были куколки такие в детстве, — ха! Это с ностальгией говорит "старушка" барс! — Энчантималс назывались. Вот они такие же милашки были, только в одёжке.

— И впрямь, Индиана, как-то не уместно по клетке нагишом ходить. Да и Кирюшу приучать к женским формам раньше времени не стоит, — бабууууля, блин!

— Знаешь, ба, я вот разбираться буду, кто я, а ты метнись к людям, устроившим меня в клетку, за халатиком, а?

— Марточка, солнышко, можно халат внученьке?

Взгляд непроизвольно метнулся в сторону входящей «кураторки». Может, и репортёры сейчас придут?! Обо мне, похоже, только совсем ленивый не знает. Да и плевать, сейчас бы почесать под копчиком, будто кто-то мелкий и зубастый кусает меня в пушистое подхвостье!

— Ой… — ага, ну хоть Марта скажет, какой я мутаген. — Милая какая, мягонькая, так и хочется шёрстку пригладить!

— На энчантималс похожа, правда? — прыгает рядом Дашка.

— Хххххватит! — да ну их! Очень чешется, прям сил нет. Больше терпеть не могу и нагло чешу под хвостиком. — Марта, вы-то как здесь?

— Вот одежда, Стелла, думаю, тебе в ней будет комфортнее, — передаёт мне аккуратный свёрток, но очень быстро отдёргивает руку от клетки. Боится меня… значит.

Почему-то я не горю желанием задавать вопросы. Ну идёт всё по какому-то пути, да и ладно. Скоро должен появиться тот самый Иван, из-за которого сижу я здесь, за решёткой… вскормлённый в неволе…рысь молодой, оййй и прорва же бреда в моей голове!

В пакете нахожу мягкое платье, нагло когтём продираю в нём дыру для хвостика, нельзя быть несвободным ни в чём! Уффф, хорошо! Тепло и уютно в этом платьишке.

— Дамы, никто не желает отхлебнуть отличнейшего коньячку? — Хо три раза! Бабуля на взводе, решила приложиться и расслабиться.

— Ну давай я пригублю, — протягивает ручонки Дашка. Разумеется, её игнорируют, пронзительно посматривая на Марту.

— О, нет спасибо, — мой куратор, наконец, понимает суть многозначительности взгляда Серафимы Андреевны. — Вроде рано ещё… ну…для горячительных напитков.

— Не понимаю предвзятость общества к употреблению горячительных напитков в утреннее время. Бодрость должна быть утром, а её угасание — ближе к вечеру. Но тебе, Анна, я, конечно, не предлагаю. В тебе что дури, что бодрости — хоть отбавляй.

— Бааааа, ну хватит Аню трэшить, она и так в шоке, — влезает Даша.

— Что значит "трэшить"? Сколько раз я говорила тебе находить более красивые слова?

— Adiuva me deos (лат. Помогите мне, боги) — я устало откинулась на противоположную сторону клетки, подвинув Пятнашку обросшей мягкой шёрсткой ногой.

— Аня…

Он появился откуда-то сверху. Я чувствовала его приближение. Наверное, поэтому я не задавал вопросов своим близким, которые непостижимым образом оказались сейчас со мной… Я стала такой после соприкосновения с ним, после нашей неминуемой, по всей видимости, встречи, после его нежелания забыть меня!

Не отвечаю ему. Нам не нужны слова. Он смотрит на меня с…остервенелой одержимостью, обожанием?! Руки лежат на решётке, это единственное препятствие между нами, Ивана это очень напрягает (меня тоже).

Две вспышки из его запястий, и металл оплавляется, падая крупными кляксами на пол клетки. Путь ко мне свободен. Пятнашка давно стоит рядом со мной, заслоняет всем корпусом, охраняет, её загривок топорщится, словно ежовые иголки.

— Моя Аня, — он бесстрашно входит в клетку.

Глава 21

— Здравствуй, Ариф.

Седовласая женщина неопределённого возраста, с ярко-голубыми глазами, легко поднялась из плетёного кресла навстречу мужчине.

— Приветствую тебя, Шустая.

Он хорошо её знал. Не первый десяток лет им приходилось встречаться при тех или иных обстоятельствах. И каждый раз, инициатором встреч была женщина. Она могла появиться среди ночи, или совсем ранним утром, или как тогда, во времена третьей индо-пакистанской войны… появилась в разгар битвы с отрядом правительственных войск.

Лёгким движением руки седовласая убрала с дороги преграждавших воинов. Он никак не привыкал к тому, что сила женщины может быть такой сокрушающей. Казалось, достаточно Шустае пожелать, и вся эта джунглевая мясорубка закончится исчезновением всех участников.

— Ариф! Мне нужен твой амулет! — вот так просто. Нужен, значит отдай! Каждый раз Ариф задавал ей вопрос: зачем Шустая всегда возвращает так нужную ей вещь? И ни разу не получал вразумительного ответа.

Мукти-бахини (освободительная армия) состояла из уставших от разборок богатых муфтиев бедняков и середняков Пакистана. Ариф не принадлежал к мусульманской конфессии, его участие в партизанском движении было предопределено выбором сердца. Тогда ещё молодой представитель офицерского крыла пакистанской армии тщательно скрывал свою глубокую привязанность к зороастризму. Как и амулет, однажды отданный ему странницей.

— Одну минуту, Шустая, — обалдев от внезапного появления гостьи, попросил Ариф.

Рука судорожно нащупала цепочку, почему-то показалось, что времени очень мало, поэтому он просто рванул с шеи нужное женщине.

— Спасииибо, — певуче произнесла Шустая, весело подмигнула растерянному воину и продолжила свой путь. Будто за спиной не оставались поверженные мужчины, а впереди не ожидалось встретить таких же разъяренных вояк.

— Подожди! Давай хоть проведу тебя? — Ариф смахнул со лба набежавшие капли грязного пота. Как седовласая могла оставаться такой чистой и беленькой?!

— Ах, нет, дорогой, у тебя здесь ещё дела, попробую вернуть амулет через пару лет.

— Сумасшедшая, — пробормотал тогда себе под нос Ариф.

Он не выпускал из виду легко двигающуюся вперёд фигурку. А она не останавливаясь ни на минуту, шагала через джунглиевых стрелков. Ни одна пуля выпущенная враждующими её не задела. Впрочем Арифа тоже.

— Принесла амулет? — ему хотелось пить. Пока Шустая собиралась ответить, Ариф разливал по бокалам охлажденную воду, в свой он добавил горстку льда, а также виски. — Тебе, как всегда, " Ирландский кофе"?

— О, не возись, пусть будет просто вода.

Нехитрый рецепт знаменитого коктейля, всё же предполагал некоторую трату времени.

— А может, кофе сварить?

— Слушай, чего это я отказываюсь? Если будешь варить кофе, то делай его сразу "ирландским". Виски-то солодовый?

— Обижаааешь.

— Всё! Жду коктейль!

Через некоторое время, знакомцы уже сидели на вечерней террасе. Уютный свет, отбрасываемый декоративными фонарями, умиротворял, а почти опустошённая бутыль (надо сказать, что коктейли приятели уже прекратили изготавливать, перекинувшись на чистый напиток) располагала к откровенным беседам, так не хватавшим этим двум…

— Сегодня, я всё тебе расскажу, — Шустая сделала увесистый глоток, с удовольствием отмечая, что хозяин уже вытащил из бара вторую, полную, тару.

— Да если бы я знал, что для этого нужен всего лишь виски, ещё тогда, в семьдесят первом, нашёл бы в джунглях пойло и настроил бы тебя на разговор! — Арифа немного штормило, а язык весело заплетался. — Ты же знаешь, что с той встречи я перестал стареть? Стал неуязвимым?

— Конечно, знаю. Тебя же Мать решила отметить. Долгое время думала, на кой чёрт? Сначала предположила, что ты, рождённый барсом, должен быть с Женей Честной, хранить её ото всех, но нет! Появился Москалёв и перепутал все мои раскладки. Ты же любил её?

Ариф поперхнулся напитком, но не сильно. Вспомнилось, как с ума сходил от Женечки, как готов был убить неведомого Москалёва и как бесился от ревности, когда на свадьбе впервые увидел гениального археолога. Но… она была так счастлива. Её полный любви взгляд, каким Женя смотрела на будущего мужа, заставил перса поглубже спрятать свои чувства и просто быть с этой семьёй.

— Да, любил. Очень.

— Мне вот интересно, — Шустая сделала большой глоток, чуть поморщилась, видно, непривычно так обжигать горло. — Мне интересно, как ты смог быть рядом с этой семьёй, даже стать другом Москалёва и ни разу не обнаружить свои чувства?

Ариф хмыкнул, но с ответом не торопился. Странный вечер, странная седовласая, странные беседы. Сколько они пребывали в тишине? Шустая молча ожидала ответ, а может быть, просто переключалась на созерцание созвездий. Не отрывая взгляда от звёздного вечернего неба и не оглядываясь на гостью, он наконец заговорил.

— Это покажется неправильным, наверное, может быть странным, — Ариф откупорил следующую бутылку и щедро полил лёд напитком. — С рождением Индианы Москалёвы оба стали для меня младшими членами семьи. Знаешь, ну… как те, о ком надо заботиться.

Холодный пламень внутреннего огня, постоянно сдерживаемый и так ненужный сейчас, стал наполнять его вены. Пришлось срочно опрокинуть в себя почти не разбавленный виски.

— Я был первым, кого увидела малышка. Принимал роды, как ты знаешь. Клянусь, что когда принял её на руки и обрезал пуповину, мне показалось, будто вижу самое настоящее… чудо.

Шустая по-прежнему сохраняла молчание. Если бы Ариф взглянул на неё в эти мгновения, смог бы удивиться. Тонкими струйками с краешков неестественно аквамариновых глаз стекали хрустальными капельками слёзы. Седовласая тихо плакала, сохраняя грустную улыбку, будто сожалея о чём-то упущенном и уже невозвратном.

— Ты знаешь, что при рождении у Инди по всей спинке была мягонькая рыжеватая шёрстка? И глазки не были синими, как у всех младенцев. Девочка родилась с жёлтыми глазками и вертикальными зрачками.

Ариф сам не заметил, как память начала забрасывать новыми фактами, которые так хотелось прямо сейчас рассказать гостье.

— Мы уставились друг на друга, и присягаю Матери, она улыбнулась мне! Затем моргнула, и глаза стали синими, да и шёрстку на спинке как корова языком слизала. Вот только что была, а больше нет её. Морок какой-то.

— Она и есть чудо, — тихо прошептала Шустая. — Таких никогда не было. Видимо, и не будет.

Ариф повернулся к гостье, внимательно оглядел её, замечая неожиданное желание утешить странницу. Но вместо этого повторил вопрос, который задал сегодня при встрече:

— Принесла амулет?

Шустая с трудом отвела взор от небесных светил, впервые взглянув прямо в глаза Арифу.

— Нет, — покачала головой та, кого называли "ключом". — Амулет, он же печать, навсегда утерян. Вернее, навсегда вживлён рысью в… "зрячего" медведя.

Ариф удивлённо приподнял бровь, некоторых деталей он не знал. Хотя за жизнью и смертями Индианки всегда наблюдал.

— "Зрячего"?

— Да. Он может видеть нунганов, может извлекать их из тени Нибиру, — Шустая требовательно потрясла пустым бокалом, который тут же был наполнен янтарным напитком.

— А это означает?..

— А это означает, что согласно предсказанию нас ожидает последнее противостояние с нунганами. Матери надоело воевать с братом.

После этой фразы, оба собеседника надолго замолчали, лишь изредка пригубляя виски. Первым сформировал свой вопрос Ариф, тем самым, возобновляя беседу:

— Давно хотел спросить тебя, — как в омут с головой прыгал, риск вообще благородное дело. — Откуда ты всё это знаешь?

Шустая потянулась в удобном кресле, с тоской взглянув на собеседника. В этот раз сказочками не отделаться. Больше у неё не было вечно перемещающегося амулета, который в нужный момент помогал убегать от ненужных ответов. Тайны давившие её, не позволявшие рассказать правду ни одному живому существу, вдруг резко захотели быть рассекреченными здесь и сейчас.

— Давным-давно, я была верховным нунганом…

Но обстоятельства вновь не дали Шустае рассказать все секреты. Сумрак, окружавший собеседников неожиданно завибрировал, словно расступаясь и выпуская существо жившее в нём. Огромная чёрная тень подслеповато щерилась, втягивая запах сидевших людей. Через мгновение оно повернулось в сторону Арифа, и приближаясь жутким вывертом почти простонало:

— Выкуууууп, барс, выкуууп!

Преображение перса не заставило себя ждать, холодное пламя и так давно жрало его изнутри. Пятнистая шкура слишком быстро наросла на могучем теле, серебря белыми всполохами каждую деталь тела мужчины.

Мгновение! И перед злобной тварью великолепный зверь. Красивый, сильный, яростный и… обалдевший?!

— Превращения… я же предупреждала, что Матери надоело быть всегда в роли жертвы! — воскликнула Шустая, азартно заблестев глазами. — Ату его, Ариф, разорви червя!

То ли подчиняясь возгласу, то ли действуя на инстинктах, снежный барс, красуясь и бешено молотя хвостом по деревянному настилу приблизился к нунгану.

— Ты не можешь! — заорал нунган, вытаскивая… огнемёт. — Выкуууп иначе сожгу твою шкуру к херам!

— Рррявк! — барс долго не разговаривал, быстрый бросок и рука врага уже валялась в стороне всё ещё придерживая рукоять огнемёта.

Нунган дёрнулся в сторону расступающегося сумрака, барс грациозно двинулся за ним, врага надо было уничтожить.

Неожиданно воздух рассёк звук. Сильная шея животного попала в петлю тёмного лассо, а неведомая сила тащила его в сумеречную бездну. Сидевшая и бывшая доселе наблюдателем Шустая подскочила в кресле.

— ЯНА ДОЛГАЯЯЯЯЯЯ, — то ли прокричала, то ли выдохнула она вслух. — Его клеймила Яна Долгая!

В тот же миг, лассо исчезло, а вибрирующая преисподняя начала растворяться. Пространство вновь стало чистым. Звёзды сияли, фонари горели, а где-то неподалёку чаился алкоголь.

Первое, что почувствовал Ариф, это лёгкое дувовение тропического ветерка, шкура больше не защищала его. рядом с ним сидела Шустая, оглаживая широкие плечи перса, может быть через чур нежно…

— Что это было? — он и так всё понял, нужно было всего лишь подтверждение.

— Меня звали Яна Долгая. Четыреста лет назад, я была верховным нунганом Нибиру. За то, что я не смогла убить своего возлюбленного, Нибиру хотел уничтожить мою душу, — она замолкает, а хрустальные слёзы всё катятся и катятся по её щекам. — Мать поймала мою душу отправленную в пустынные земли. Так я стала её ключом.

Ариф смотрел на неё слегка затуманенным взглядом, казалось, сейчас на него падает то, что люди называют осознанием.

— Я встретила тебя шестьдесят девятом, наверное и не помнишь?

Но он помнил… Девушка (или женщина) в белом костюме с неестественными аквамариновыми глазами… смотрела на него долго, а потом предложила взять на удачу амулет на кожаном ремешке…

— Помню…

— Я… опять влюбилась… — беспомощно смотрит на него, глаза совсем стали прозрачными. Захотелось провести по коже пальцем, убрать слёзы и просто дотронуться…

— В меня? — откуда он это узнал? Неизвестно, но много стало понятным.

— Да, — она чуть отстраняется от него. Зачем? Теперь он её никуда не отпустит. — Ты полюбил Женю, а я… не смогла спасти её!

Шустая громко всхлипывает и пытается дистанцироваться от Арифа, но ей не позволяют.

— Всегда знал, что с тобой что-то не так.

Лёгкий бриз, прохлада откидывает волосы странницы, а горящие глаза барса всё ближе и ближе. Он целует её отчаянно и злобно, получая свою безраздельную власть над эмоциями вечной пленницы обстоятельств. Седые волосы становятся платиновыми, лёгкие морщинки исчезают, и вот он уже оглядывая её перед новым страстным натиском, видит молодую, красивую женщину страстно отвечающую ему. Века — больше не помеха для этих двоих. Барс — получил своё. Ключ — получила своё.

Глава 22

Внутренний огонь сметает препятствия, и нет, я не превращаюсь в медведя… больше нет! У меня только одна цель — добраться до той, что сейчас пытается спрятаться в самый дальний угол клетки.

— Аня, Аня… не прячься, не бойся меня, слышишь, Ань? — я совсем близко к ней подобрался, шагаю медленно, будто боюсь спугнуть свою добычу. Коснуться бы, прижать бы к себе. Пусть потом раздирает грудную клетку или шею, что там ей больше по вкусу? — Я же тебе говорил… умру без тебя… помнишь? Ань?

Вижу вспыхнувшие недобрым огнём серые глаза, медленно превращающиеся в жёлтые с вертикальными зрачками. Она начала превращаться, мне надо успеть… просто коснуться её…

— Убирррррайсссся, Ванька, — маленькая моя, боится… боится мне вред причинить. Не знает, что я готов ко всему, лишь бы быть с ней, лишь бы снова почувствовать, что она не против! — Дурррак, идиотррр! Убирррайся!

Белый халатик или платьишко летит в сторону, она превращается. Я не отступаю, а потому что некуда! Смысла своего существования без неё не вижу. И если суждено погибнуть, почему бы не от её коготков?

Ещё секунда, и в стремительном полёте я ловлю в объятия пушистую, беленькую рысь. Её мелкая прихлебательница в этот раз молча и пассивно сидит в сторонке, даже отвернув морду, уже легче! Легко скручиваю лапки в руке, честно стараюсь не пережать, потому что силы во мне ооочень много, она, по-моему, даже из ушей подтекать начинает.

— Чудо моё пушистое, красаааавица, — ловлю кайф от недоумённого выражения морды возлюбленной.

Не знаю, сколько проходит мгновений, но личина зверя медленно исчезает, оставляя в моих руках Анюту. Вот и цвет глаз меняется на мой любимый серый, с желтыми искорками. Чуть отпускаю лапищи, ведь они тоже превращаются на глазах в тонкие ручки. Мордочка теряет оскал и растительность, передо мной лицо Индианы. Она смотрит заворожено и недоверчиво, хорошо, что больше не пытается вырваться или разодрать мне шею… очень хорошо!

— Impossibile et novis (от лат. невозможно и странно), — хрипло шепчет моя мурлыка. Её голос ещё не восстановился от рычания.

— Amor mirabilia operator (от лат. Любовь — творит чудеса), — шепчу ей в ответ в уже не пушистое ушко.

— Ты… выучил латынь? — первая улыбка за наши две первые встречи.

Я легонько устраиваю её на своих руках, перехватываю рукой ножки. Теперь Аня как в колыбели, колыбели из моих рук. Она робко протягивает руки к моей шее, опасливо оглядывая себя. Нет. Шёрстка больше не появляется. Как и ноготки не превращаются в когти.

— Да. Одна моя соседка постоянно щеголяла фразами, — не могу удержаться, опускаю лицо к её макушке и вдыхаю запах волос… несравненное блаженство! — Хотелось её уесть.

Неожиданно, моя рыська дёргается, пытаясь оглядеться. Я ни на что и ни на кого не обращаю внимания, мне просто очень хорошо с ней в моих руках. Может, вообще не выпускать?

— Ванька! Немедленно поставь меня на место и отвернись! — сейчас до Аньки дошло, что я невольно прикасаюсь к её обнажённой коже. До меня тоже…

Руки непроизвольно крепче сжимают полученное, я не хочу отпускать и упускать рыську.

— Что-то не получается, — ухмыляюсь ей, чуть отодвинувшись от личика. — Давай-ка я тебя унесу в свою берлогу.

В её глазах вспыхивает лёгкий шок, начинает потихоньку ёрзать, сдрыснуть решила, пушистожопенькая моя.

— Пусти меня, лучше по-хорошему! — ну всё, заволновалась. Надо аккуратно решить проблему.

Очень бережно ставлю её на пол клетки, тихонько веду руками по телу, будто помогая выпрямиться. Буквально подыхаю от желания. Да, превращения, вспышки, бурлящие страсти, всё это побоку моему члену. Сучара просто "восставший из ада", колышется от любого Анькиного вздоха. Поэтому не выдерживаю, разворачиваю её лицом к себе и целую. Грубо, нахально, смело.

— Иван, побойся богов, тут же дети, — не сразу доходит, что голосом Серафимы Андреевны глаголет истина.

— Давайте, может быть, уйдём? — Марта Чёрная пытается урегулировать двусмысленность происходящего. И мне чертовски нравится её предложение уйти всем, кто обозревает нашу с Аней ситуацию. Да прихвостнюгу по имени Пятнашка, кажется, пусть захватит, а то посматривает на нас украдкой, думает, я не секу!

— Быстро отпусти! А то щёку откушу! — ты ж моя паникёрша! Да не трону я тебя, пока…

Прижимаю к себе её идеальное для меня тело, успеваю заметить золотистый пушок на ручках, рыська моя… Надо отстраниться, но вот уйти точно не получится, будто путами окутала своими, ведь даже не старалась, точно знаю, а уйти не могу. Слишком долго я ловил тебя, любимая. Заставляю себя отпустить свою единственную, даже глаза в сторону отвожу ровно до того момента, как она наклоняется, чтобы прихватить платьишко.

— Аняяяяяяяя, — руками своими блудливыми трогаю её стройную попку, уууууххххх, какая… И такой мне смачный удар по роже прилетает! Приходится действительно прийти в себя.

— Да ты что творишь, Вершинин?!

*** 

Это что такое?! Что вообще происходит?! Нет, нет, нет! Пора, ещё как пора! Переосмыслить все эти чудеса, творящиеся вокруг меня. Что-то, дружище, разум вовсе затуманился после смерти мамочки. Давно надо было умишко свой, по слухам, вполне себе искательный, направить на вопрос со своим становлением как мутанта.

Словно пелена с глаз слетела, когда я оказалась в Ванькиных объятиях… ааааааа, голая! Кстати, с ним тоже не всё в порядке! Еле его узнала, после скольких-то лет моей и его смертей. Боже, я же ещё и вор душ из загробного мира! А Шонго? Он-то где?! Я вообще в реальности сколько по времени нахожусь?

Но, возвращаясь к Вершинину, красив мерзавец! Могуч, как "кучка" Мусоргского или как дуб в високосном году, ыыыыыы! Нечистоты бреда хлынули в мою голову вместе с хрустальными потоками осознания.

— Вань, — в панике поворачиваюсь к нему уже надев на себя белый балахончик с прорезью на заднице (nates — ягодицы, отмечаю в очищающемся разуме) — Я стриптиз танцевала?!

Лучше бы не спрашивала, он и так поведённый стоит, того и гляди трахнет, не оглядываясь на приличия, а я его тут вопросами, шокирующими даже меня саму, забрасываю. Смотрит поплывшим взглядом и опять неуклюже как-то крадётся нарушать личное пространство. Ожидаемо хватает, легонько касается, видно, боится кости мои ненароком помять. Синие глазища зырят на меня, поглощают последние силы сопротивления…

— Это было в твоей прошлой жизни, Ань.

— Что-то мне стыдно, — не знаю, какие там рычаги дёргал Ванька, когда хватал меня в образе рыси, но пофигизм исчезает в тумане. — Что-то мне не нравятся мои воспоминания.

Только озабоченному Вершинину, похоже, до моих внутренних терзаний, как австралопитекам до теории эволюции Дарвина! Тянет рожу свою красивую к моим волосам, а сам шею губами прихватывает. Дышит, как паровоз, не иначе! Внезапно он отпрянул от меня, но объятий не ослабил.

— Что за нах?!..

Перевела взгляд вниз, как и Ванька. Вот это подруга! Вот это я понимаю! Пятнашка усиленно метила Ванькины джинсы, кстати, нефиговые, фирменные, от Tommy Hilfiger…

— Ррррр, — ободряюще ответила Пятнашка, закончив метку.

— Слышишь, Вершинин?! — пользуясь его замешательством из-за козней моей подружки, я решила вернуть беседу в мирное русло.

— Мммм? — опять поплыл, как уточка, ко мне целоваться.

— Я говорю, стыдно вспоминать своё стрип-прошлое, а ещё тебя рыська пометила, заметил?!

— Мурло твоя рысь! За хвост бы её и на волю, в тайгу! — ха! Нервный какой, стоит, осматривается, но меня не выпускает. И впрямь беспокоится, что пропаду?

— Это высшая степень доверия! — да застолбила она тебя, как свою территорию, дурень, теперь следить будет и защищать. Наверное…

— Это высшая степень наглости, — бабуленька! Не пали контору! Но следующие слова любимой родственницы, сумели избавить от Ванькиных приставаний. — Индиана, немедленно приведи себя в надлежащий вид. Ивоон, — (да именно так с оттяжечкой на "О" и назвала маньяка моего). — Прекрати эти радостные объятия, ей-богу, ведёшь себя, как подросток в пубертатном периоде.

Очень неохотно, маньячина меня отпустил, чуть отодвинулся и, вот незадача, наступил на лапу вылизывающейся Пятнашки.

— Мяррррр!

— Да откуда тебя принесло?!

— Шкура пятнистая!

— Мяррррр! Фрррр!

— Она его тяпнула за лодыжку!

— Сохраняйте спокойствие! Дикий зверь вырвался из клетки!

— Где этот дурацкий фентонил? Давали же мне заряженное "УВЫШ-1м"!

— Это и меня вы этой фигнёй спать уложили?!

— Для тебя покрепче нужна была система.

— Мярррррр.

— Пятнаша! Девочка моя, иди на ручки!

— Оййй, она мимо меня прошла!

— Сейчас и тебя пометит!

— Нееееет! Это мои любимые брючки!

— Не ори, Дашка, она тебя пометила ещё в первую ночь, помнишь? Я тебя переложила к Киру когда?

— Фууууу, как теперь жить с этим?!

— Vanitаs! (лат. суета сует)

На философском замечании моего брата и закончился этот бред. На руки с разбегу бросилась Пятнаха, разумеется, повалив меня прям на пол. Ванька дёрнулся было ко мне, но грозный окрик бабуленьки; "Оставайся на месте, Дистроище!"(от англ. destroyer- разрушитель) — жалобно посматривал на меня, находясь всего-то в метре. Пятнашка радостно заурчала, как когда-то котёнком устроилась на моих ногах, периодически вскидывая победный взор в сторону Ваньки.

— Вот…шкуууура! — раздражённо прошипел Вершинин. — В тайгу тебя, на вольные хлеба!

— ИвОн, не говори так, этот зверь всё понимает и помнит. Она же тотем Индианы, придётся терпеть, — бабушка ехидничала и веселилась.

— Серафима Андреевна, — бархатно заподлизывался Ванька. — Вы как всегда прекрасно выглядите, несмотря на весь этот переполох с дикими животными. Я точно знаю, что вы сможете меня угостить хорошим коньячком и помочь в… получении благосклонности вашей внучки.

В течение спича мерзавец смотрел на меня, хм… а меня снова утягивало в глубины синевы его глаз. Не хотелось ни спорить, ни подкалывать, даже разъяснений никаких не хотелось. Остаться бы с ним наедине, проверить, появится ли снова белая рысь?

— Что у вас происходит?! — два каких-то чернявых здоровяка внезапно появились в проёме. Вернее, один из них уже заходил, вместе с Ванькой, но что-то его отвлекло и он почти сразу ушёл…

— Тим! Ты такое пропустил! Настоящее волшебство! — восторженно начала объяснять молодому красавчику Марта.

— Да! А в конце наша Пятнашка описала Ваньку, — влезла Дарья.

— Что с клеткой? — брюнет постарше, со шрамом на всю щёку, не выглядел счастливым, увидев расплавленные прутья и сидящую в обнимку с рысью меня. Свой гневный взор он обратил на вмиг спавшего с лица Ивана.

С вопросительным лицом к Вершинину обратился и тот, кого Марта назвала Тимом, кстати он успел её очень нежно обнять, легендарный муж что ли?

— Расплавилась, не видишь что ли? — грубова-то пояснил мой маньяк.

— Ясно, — шрамированный достал из кармана шприц. — Сейчас, Иван, ты ляжешь спать. Без возражений и фокусов! Ничего не помешает мне нажать на кнопку и спустить к адовым племенам остатки клетки со всем её содержимым!

— Ну и сука, ты Чёрный.

— Слишком много уступок тебе, парень. Я так задницу своему сыну часто не спасал, как тебе. А за это надо платить. Моё руководство желает переговорить, и с тобой и с девушкой, — с каким-то сожалением, старший из брюнетов посмотрел на меня. — От зверя придётся избавиться.

Глава 23

— С ума сошёл? — Артём Чёрный с недоверием смотрел на отца. — Зачем ты так им угрожаешь? Сам знаешь, через что прошёл Ванька…

— Рот закрой! — чересчур резко метнул взгляд на сына Артур. — Эта парочка предстанет перед Мстиславом Ярославовичем Гойским! Он должен переговорить с ними.

Старший Чёрный чуть дёрнул шеей, словно поправляя несуществующий галстук. Чёрные глаза горели неестественным огнём. Он подходил к Ивану со шприцем, протягивал тому убойный транквилизатор.

— Бери и делай всё без глупостей, иначе твои гости полетят в бездну. Мне не особо нужны потусторонние существа, кроме тебя, разумеется.

Артёму всё казалось каким-то сюром. Злым, неестественным и бредовым. Недавно отец рьяно защищал девушку и её рысь от неудобств, разместил их хоть и в грузовом отсеке, но позаботился о тепле и уюте, о санитарных необходимостях. Сейчас Артур не просто ведёт себя как мудак, а словно красуется этим своим высером. И когда это отцу стало важно мнение старшего, сменившего легендарного Дзагоева?! Он пристальнее вглядывался в родные черты лица, начиная замечать несущественные различия между прежним отцом. Шрам — красный, почти багровый, таким он становился, если Артур слишком злоупотреблял физическими нагрузками. Волосы, чуть небрежно отброшенные назадобнажали ранее незаметные залысины, нос… он же перебит был, да не один раз, где эта бойцовская горбинка?! Не доверяя себе, Артём тревожно взглянул на Марту: её, похоже, одолевали те же сомнения. Она с тревогой оглядывала отчима.

Неожиданное поведение старшего Чёрного отвлекло всеобщее внимание от сидевшей в клетке Индианы, крепко прижимавшей свою рысь. Лишь Кир отстранённо и незаметно двинулся в сторону сестры, легко прошёл в дыру, проделанную Вершининым. Он уселся рядом с остатками своей семьи, положил голову сестре на плечо и тихо произнёс:

— Пора.

Её как будто включили. Широко распахнув глаза, девушка совершенно осознанным взглядом огляделась, улыбнулась и начала считалочку. Где она её слышала? А кто знает… не иначе наитие:

Иван Вершинин больше не смотрел на протянутый транквилизатор. Всё его внимание сосредоточилось на пухлых губах, что произносили простые слова.

Происходит жуткое. Кожа на лице Артура покрывается страшными трещинами, часть которых осыпается, словно несвежая штукатурка. Раздаётся протяжный вопль, напоминающий своей интонацией волка.

Индиана ни на минуты не сбилась с ритма, так раскачивая свою испуганную рыську и произнося слова, словно баюкала её. Никто не посмеет коснуться ни рыськи, ни Кира, ни самой девушки. Особенно сейчас, когда к ним подсел Иван и крепко обнял всех троих.

С псевдо-Артуром происходили совсем уж жуткие метаморфозы. Руки выворачивались, кожа крупными пластами разлеталась в стороны. Одежда бугрилась, разрывалась, высвобождая из себя пока неизвестную мужскую фигуру. Последние слова считалочки Индиана выдавала, чуть понизив голос, непрекращающиеся завывания чужака и вовсе скрывали их ото всех остальных.

Индиана освободила правую руку, чуть притягивая шею Ивана к себе.

— Они здесь, я знаю, но не вижу. Извлеки их, — прошептала девушка, выдавая команду, ту же не удержалась и куснула Вершинина за ухо.

Глаза медведя вмиг стали темнее грозового неба. Он сканировал полутёмное пространство, замечая перемещающиеся тени. Первой, к кому Иван обратился, стала Марта Чёрная.

— Ави, правый локоть резко назад, ногой вбок, — девушка повторила всё с невероятной скоростью. Рядом с ней раздалось сдавленное шипение.

— Серафима Андреевна, быстро на пол, Дарью вниз с собой, — барсик и бабуленька оказались в освещённом круге.

— Арт, два кулака назад, сейчас локтями, теперь перекинь то, что поймал!

Из теней вывалилось три мерзких существа, извиваясь, шипя и брызгая слюной, они хватали воздух зубастыми пастями. Не успели обернуться в людей, теперь придётся превратиться в серую пыль…

— Мммм, больно… где я?

Все взгляды участников этой странной то ли битвы, то ли аттракциона, невольно сосредоточились на тихо постанывающем теле псевдо-Артура.

— Привет, Шоно, сто лет не слышала тебя, бродяга, — обратилась Индиана к очнувшемуся. — Как тебя занесло к нунганам, сукин ты волк? Выл, словно песни пел после вашей волчьей пьянки. И где тот несчастный, чьё тело ты занимал?

***

Дикий кабан отличается не только грозным видом, но и тем, что он действительно способен за себя постоять. И все же, у этого грозного массивного животного имеются природные враги. Главный враг кабана — это волк. И хотя волк значительно может проигрывать кабану в массе, он охотится не в одиночку, а по несколько особей, которые знают свои обязанности и в этом его преимущество. Мало того, волки наносят существенный урон популяции дикого кабана тем, что они поедают молодняк, который еще не может постоять за себя. Естественно, что кабаны в долгу не останутся и известно о многих случаях, когда волки погибали в поединках с кабанами.

Память… куда бы её деть? Куда бы спрятать тот вечер, изменивший всю дальнейшую жизнь?

Молодой человек закурил, эта привычка появилась после полного братания с тьмой. И, пожалуй, время перекура было любимой статьёй расхода его свободного времени. Он долго выбирал это кресло, такое удобное, с пышными подлокотниками и нежнейшей подушкой. Было здорово развалиться в нём с сигаретой и бокалом чего-нибудь крепкого. Да, без выпивки ему не уснуть. Длительное курение, пустые раздумья, механическое прихлёбывание шайтан-пойла… МЕЧТА бл. дь!

— Шоно! Нет, не соглашайся! Не смей! — лисица ужом крутилась в попытках уйти от трёх нунганов. — Пусть хоть шкуру с меня спустят, не уходи во тьму!

Как она долго держалась! Даже после пыток, даже после унижений… Её грубо лапали, залезали на глазах волка прямо в трусики, жестоко сжимали грудь. Этого нельзя было вынести! Он сдался.

Их любовь. Так быстро закрутилась, ярко вспыхнула! Видимо, слишком ярко… Его лиса была красавицей, видной, желанной и сильной. Рядом с ней терялись все инстинкты, кроме единственного — основного. Наверное, нунганов тоже привлекала такая жизненная энергия.

После того самого последнего звонка Аньки и без того беспокойная жизнь Шоно наполнилась судорогами жуткого беспокойства. Руководитель даже несмежного подразделения живо интересовался всеми кибер-перемещениями волка. Вроде не по статусу лично беспокоиться о боевой единице хакеров, Гойский это делал с завидной регулярностью. Нет, сначала он давил через посредников и своих подчинённых, но однажды поздним вечером оказался подле Шоно, будто чёрт из табакерки!

— Сегодня вечером мы поговорим. Не забудь вскипятить чайник, — блеснул белыми, ровными зубами и быстро удалился. Оставляя стойкую печать опасности.

— Вот ко мне и подобрался…пиздец, — чётко осознал парень.

Шоно умел размышлять, он понимал — его знают, знают и лисицу. Кто-то готовит загранпаспорт и спешно переводит деньги за границу, кто-то меняет свои данные и уезжает в глушь, волк поступил иначе.

Две недели назад Шоно сел на велосипед и проследовал на нём до ближайшей остановки. Пересел на трамвай, затем на метро добрался до билетных пригородных касс, на электричке достиг предпоследней станции и появился в небольшой городской больнице города N.

— Могу я переговорить с Григорием?

Девушка, вскинув глаза, лишь брезгливо хмыкнула и, набрав внутренний номер, произнесла:

— Гришка, к тебе пришли, выйди.

После пяти минут ожидания, перед регистратурой выросла массивная фигура. Григорий узнал парня, мотнул головой, приглашая следовать за собой.

— Что в этот раз привело тебя ко мне, волк? — мужчина неаккуратно доедал бутерброд, покрывая крошками то тут, то там разбросанные бумаги. Большие плечи, отросшая щетина, торчащие из ноздрей волосы — всё отталкивало в этом человеке. — Опять в кружок нас собирать будешь? Рысь опять свернула свою тупую голову?

Надо держать эмоции! С кабанами иначе нельзя, им пофую, кого они раздражают, уважение должны проявлять все, а там разберёмся: насадить на клык или на руку в перчатке патологоанатома. Жёлудь, грязи и етьба — наши лучшие друзья! При всей неприглядности только этот человек смог бы стать хоть каким-то гарантом волчьего будущего.

— Нужно место в морге, возможно, надолго! — выпалил волк.

— Решил рысь упаковать на года? Одобряю!

— Это не для рыси…

— Чо?! А для кого?

— Для… близкого мне человека.

— Стесняюсь спросить…

— Правильно делаешь.

Глава 24

А мне вот всё равно, что происходит. Все эти сказки, странности, небывальщина… всё не важно! Моя Аня верит мне и даже не распускает когти! Мне так…ох…но рядом с ней. Её запах, её мягкость, а ещё… Хм, мне кажется или я только тешу своё самолюбие? Москалёва перестала активно вырываться, более того, украдкой поворачивается, бросает заинтересованные взгляды. Пользуясь краткой заминкой моего "магнитика", со спины прижимаю её к себе, сцепив руки в замок. Напряглась, но не вырывается и не пробует убить! Лучше не буду придумывать себе всякое, и так до одури счастлив!

— Кирка, сюда иди, Пятнашку держи. Сам знаешь: она только нас двоих подпускает, — моя Анютка опять становится чуть чужой, только я никуда теперь не уйду, пусть морозится сколько угодно! Я просто не смогу её больше отпустить.

— Ань…, — гундошу ей в спину, пытаясь повернуть к себе. — Пожалуйста…

Она то ли понимает, то ли просто устала, но её голова падает мне на грудь. Безвольно, словно навсегда оставляя доводы не в пользу быть не со мной. Пока молча, очень сдерживаясвои желания, ловлю неимоверный кайф от этого доверчивого движения.

— Как я её возьму? Наша "особь" весит почти двадцать пять килограммов! Я хоть и умный, но всё же ребёнок, сил держать эту тушу, симулирующую хворь, у меня нет, — парень знает, о чём говорит, но с животным, мешающим сделать лишнее движение своей хозяйке, надо что-то делать.

— Давайте её просто скинем на пол? — предлагаю, а сам сильнее прижимаю Аню к себе, вдруг дёргаться возмущённо начнёт! — А ещё можно за ус дёрнуть.

— Пятнашку за ус? — Москалёва даже не думает убирать голову с моей груди, немного трётся головой, чем вызывает у меня безудержную тахикардию. — Homo habet unum caput (лат. У человека только одна голова), не советую, одним словом.

— Ань, — то ли хриплю, то ли шепчу ей в маковку. Я всё ещё не верю, что ощущаю её. — Хочешь, я рискну? — вот вообще не собираюсь руки свои убирать, даже чтобы прогнать наглое животное, но покрасоваться-то надо!

Рысь вскидывает хитрую морду, поглядывает на меня с немым упрёком, даже отдавленную лапу чуть приподнимает. Можно подумать, ей всё ещё больно!

— Вань, только не обижайся, но тебе придётся попробовать взять мою подружку на руки. Если успел заметить, у меня масса вопросов к тому сидящему в беспамятстве парню, — вот и разрушается моя маленькая сказка, дёрнулась, пытается разжать руки, лишь тушка зверюги мешает ей быстро убежать. — Ну? Выпусти меня уже.

Я мудаковато улыбаюсь, а затем, придерживая рукой за тонкую талию, другой нагло поворачиваю к себе любимую, чтобы добраться до её желанных губ. С осторожностью касаюсь вожделенного, боюсь не получить нужного ответа, но Анюта меня счастливит очередной раз, допуская ласку, отвечая на поцелуй…

— Хватит, — она всё-таки ведьма! Успевает одурачить, пока я плыл по течению любви и счастья. И вот на руках вальяжно лежит рысь с протянутой лапой, а моей Москалёвой уже и след простыл, побежала к лже-Артуру как угорелая. Ну а мне-то что? Я за ней! С Пятнашкой на руках, и цепляющемуся к локтю пацаном. Напоминаю себе женщину с двумя детьми, бегущую за удирающим мужиком!

*** 

Транс… чистой воды нирвана. Я не знаю, где побывала, сколько времени провела в забытьи. Пробуждение накатило грубой волной сознания и тёплой аурой от тела Ваньки. Легко отдаю себе отчёт: во-первых, я вижу старого доброго друга, которого здесь по определению быть не должно. Во-вторых, я произнесла ведомые слова, спасшие задницы здесь находящихся (возможно, даже того же Шоно). Вопрос, откуда в моей голове они появились, пока отложим, потому что есть "в-третьих"! Итак, в-третьих… от Вершинина кроет не по-детски, а вот убивать его желания нет! Скорее, помурлыкать в шею хочется, ухо кусить… ещё разок.

Дёргает меня несильно к себе, просит о чём-то, дышит часто, встревоженно. Поэтому труда не составляет откинуться к нему на широкую грудь. Ухххх, как сердце зачастило, Вершинин, побереги здоровье! Кто знает, удастся ли мне ещё раз сходить в полуночный мир за твоей душой.

Не выдерживает, повернул к себе и целует… Мозг! Стоять! Но, увы и ах: "Amor tussisque non celantur"! (лат. Любовь и кашель — не скроешь). Вихрь эмоций, ощущений, неконтролируемое блаженство, восприятие бесконечности… Мозг! Всё-таки подожди немного, бесишь! Непонятно как я останавливаю себя, отталкиваю Вершинина и ловко бросаю в руки любви всей моей жизни охамевшую Пятнашку. Прав Кирка — нифига у неё лапа не болит, уже другую приподняла, симулянтка!

— Шоно! — трясу своего потеряшку за плечо. Пытаюсь обнять, я рада встрече, несмотря ни на что.

Он поднимает на меня свои раскосые бурятские глаза, в них ожидаемая пустота. Волчара всё ещё не вышел из тьмы. Нас не оставляют наедине, Ванька с компанией уже дышат рядом.

— Кто такой и где Арт?! — рявкает он.

На этом количество любопытствующих не уменьшается, угрожающе свирепо приближается парочка супружников Чёрных, бабуленька и Дашка тоже в нашем с Шоно пространстве.

— Если хотите найти вашего Арта живым и невредимым, дайте мне поговорить с Инди, — сипло произносит Шоно, он же — идиота кусок! Он же — пустая голова кабана перед случкой! Кому он собрался угрожать?! Вот этим, гм, необычным людям?!

— Заткнись, заткнись, придурок, пока тебя на волчью шапку не пустили, — зашептала я ему на ухо. Сама же радостно повернулась к насупленной публике, глупо хихикнув, произнесла: — Его зовут Шоно, он мой названный брат, много раз помогал мне. Уверяю вас, что ни с вашим другом, ни со мной ничего не произойдёт, только дайте мне, пожалуйста, с ним поговорить.

— Нет, — смело отвечает Вершинин, медвежье отродье, только попробуй мне брата обидеть! Вмиг дырка в ухе появится, да не от иголки.

— Вань, ты многого не понимаешь. Чтобы разобраться и предоставить всем вам нормальные ответы, мне нужно поговорить с ним наедине.

— Нет. Я останусь рядом, — непоколебимый какой!

— И я останусь, — мужик кураторши, сверкнув очами, подошёл ближе, а вот свою жену властным жестом за спину свою спрятал. Правда, Марта там долго не устояла и, изящно обогнув мужа, присела рядом со мной подле скорчившегося Шоно.

— Парень, просто скажи, где наш друг, в теле которого ты оказался? — очень спокойно попросила она.

— Волчара, не беси, скажи, где их Арт, и уйдём беседовать.

— Да он даже не в курсе, что летит в самолёте! Давно уже в столице тусит, поджидая ваш рейс! — нервно бросил Шоно. — Если сомневаетесь, могу дать послушать его голос.

Впервые Волк выдавил нечто вроде улыбки.

Глава 25

— Ты же знаешь, что произошло с моим братцем, так некстати оказавшимся на вашем мероприятии с этим оживлением рыси? — маленькие злобные глазки Гриши уставились на Шоно с нескрываемой ненавистью. — Я совсем не должен тебе помогать, разве только с тем, чтобы свернуть волчью шею.

— Не зарывайся, парнокопытное! Помни, что мой тотем скорее сломает твою жирную шею, — Шоно натурально ощерился, пытаясь поставить на место патологоанатома.

— Заткнись! На месте брата мог быть я, окажись не в то время ине в том месте. Слава всем богам, Машке нужна была моя помощь при родах.

Семья Копытцевых была особенной. Мария смогла воспринять обоих братьев как своих мужчин, официальные отношения у неё были со старшим, однако и младшенький из Копытцевых имел постоянный доступ в гостеприимную супружескую спальню. Как это воспринималось окружающими, всем троим было глубоко наплевать, лишь бы "МАМЫ" не ругались. А мамы, то бишь свекровь и тёща, не только не ругались, но и воспринимали всё как должное, радуясь почти ежегодному прибавлению в семье. Пятеро детей за семь счастливейших лет, последними были двойняшки… Одним словом, тотем влиял и на образ жизни, принося в мир новых "подсвинков" и умножая семью. После трагической и непонятной смерти младшего Мария Копытцева больше не оставляла местечко на супружеском ложе для третьего участника семейной идиллии. У "кабанов" своя версия вечной верности, новых детей тоже больше не предвиделось.

— Гриша, давай я тебе более доступно объясню, что ты потеряешь, если откажешься помочь? — Шоно расхотелось сыпать угрозами, кабан должен помочь добровольно, может ещё и Машку свою подключить.

— За дурака принимаешь? У меня всё-таки высшее медицинское образование, — упрямился Копытцев.

— Нет, не за дурака! А за недальновидного семьянина, который думает, что его-то точно нунганы нипочём не достанут. Забыл как твой отец погиб?

Григорий тряхнул головой, словно избавляясь от страшного воспоминания.

Они тогда всей дружной семьёй жили в Улан-Удэ, мать — вечный секретарь своего директора, отец — тот самый директор судоремонтного завода.

Отдых был великолепен, братья впервые увидели море, другую природу, от всей души пожевали чурчхелу и варёную кукурузу, накатались на банане и даже на водном мотоцикле, хоть это было немного незаконно, но отец организовал. Старший Копытцев вынужден был улететь домой раньше на целую неделю. Вернувшись вечерним рейсом, Копытцевы долго недоумевали, почему отец не встретил их, ведь перед взлётом он обещал быть на месте, но сейчас его телефон выдавал лишь длинные гудки.

— "Может быть, телефон на работе забыл?" — успокаивала сама себя и детей мама, но тревога уже плотно накрывала семью.

Дверь в квартиру открывать не пришлось, чуть выбивающаяся полоска света, приглашала не греметь ключами. Мама была первой, кто увидел… Голова отца с высунутым языком болталась на крючке при входе в холл. Кап… кровавая капелька стекла в небольшую лужицу успевшую набежать… руки, ноги, части тела… валялись ошмётками по всей квартире… и этот звук — кап, кап, кап!

Маленький Григорий, залип на кровавой надписи сделанной на когда-то идеально-белой стене:

Выкуп! Свиноматка! Выкуп!

Мать орала, как сумасшедшая, рвала на себе волосы и ползала по всей этой кровище, будто пытаясь собрать своего мужа. Полицию и медиков вызывали ошеломлённые соседи, для живых Копытцевых тоже пригласили скорую…

— "Саю! Позовите Саю! Мне нужна бэшекты!", — взывала мать то ли к перепуганным детям, то ли к медперсоналу, сопровождающему семью…

Улан-Удэ Копытцевы покидали через пятьдесят дней после похорон отца, город навсегда прощался с этими жителями Бурятии.

— Я всё помню, волк, не хочу терять больше ни одного члена своей семьи. Неужели не понимаешь? — Григорий смотрел уже не яростно, скорее, умоляюще. Но у волка не было выхода, выбор пал на вовлечение кабана в свою историю.

— Понимаю, как никто другой! Мы просто должны быть готовы! У нашей рыси ещё семь жизней…

С минуту мужчины молча сидели: кто-то обдумывал возможности, кто-то придумывал новые доводы. Наконец патологоанатом, что-то решив, ударил кулаком по столу, канцелярские предметы и раскиданные бумаги легко подпрыгнули вверх.

— А будь оно всё неладно! Угораздило ввязаться в чудь! Говори, что нужно делать?

— Для начала, просто придержи для меня одну камеру. Думаю, в ближайшем будущем она мне пригодится, — волк задумчиво перебирал подаренные лисицей нефритовые чётки. Представляющийся единственным план спасения, казался ужасным и полумифическим. — Рысь будет нам должна, Гриша, по-любому…

*** 

Артур Чёрный сумрачно взирал на узкоглазого парня, возникшего на пороге гостиной. Вылитый Брюс Ли, мать его! Лучше сразу за ногу, а то того и гляди сейчас пятку занюхнуть придётся. Нет, Чёрный был уверен в себе как никогда, он дома, за плечами годы подготовки и жена с довесками, однако брюсливидный чувак, источал такие волны агрессии…

— Пиццу заказывали? — повторяет легенда фильмов, в первый раз Арт его тупо не услышал, невольно ассоциируя с киногероем.

— Ты кто? — спросил Чёрный, он всё ещё не вдуплял, как такой фактурный мэн мог пиццу таскать?!

— Доставщик, — именно в этот момент оба поняли, что дальше пиздеть не имеет смысла.

— Ага, тогда я- поп корн!

Вот и пресловутая пятка! Только Артур херакнул по ней локтём и, легко увернувшись от второй, попытался дёрнуть на себя первую нападающую, то есть — левую. Ага… ЩАЗззз, левая пятка неуловимо кружила вокруг ног Чёрного, весьма успешно стремясь его свалить. Прыгая через настырную ногу, Арт увидел раскрывшийся корпус, нужно срочно ударить туда. Да, сукин сын не Брюс Ли! Он — чёртова блоха! Прыгает и бьется, ну ничего, сейчас тебя раздавит удар сверху!

Однако со стороны холла раздалась неясная возня, и детский голосок остановил весь пыл драчунов:

— Пааап, что здесь происходит?!

Мелкая неуверенно ступала, хлопая глазами и приволакивая за собой плюшевого медведя.

— Ой, здравствуйте, у вас разминка с папой? — етить твою мать, за мелкой потянулись остальные девки из дома!

— Ого! Мааам, папка дерётся, как олень, его почти победил парень с пиццей, — ехидный голосок средней дочки разорвал тишину момента. Драчуны, недобро взглянув друг на друга, всё же пришли к решению уединиться. Не сговариваясь, Черный и "Брюс Ли" вышли на двор.

Агрессия сошла на нет, опасности со стороны киногероя не ощущалось, оставались только вопросы.

— Так ты кто, попрыгун? — Арт делано равнодушно махнул выбежавшей на порог Ольге, пусть успокоится, детям и ей ничего не угрожает, пришли только по его душу.

— Артур! Немедленно объясни, кто этот человек и почему он тебе чуть морду не начистил?! — А вот хрен, Оля не сдаётся! Ей-богу, самка гималайского медведя! Не хочет его терять, потому что любима и любит!

— Простите, я заявился в ваш дом и начал не с того, — неожиданной поддержкой становитсядоставщик… хера себе дела! — Нам с Вашим супругом необходимо прийти к нужному решению, это не в коей мере не заденет Вас и ваших детей.

— Мальчик, иди-ка ты леском, — Оля спускается с крыльца, выдёргивая из-за плеча дробовик, ухххх, Арт точно знает, что она умеет обращаться с этим! — Если собираешься начистить лицо моему мужу, это точно заденет меня и моих детей. Давайте-ка, господа переговорщики, в дом. И под моим чутким руководством решим, что да как кому начищать будем.

Артур, наверное, не в первый раз охуев от своей женщины, лёгким движением обезоружил её. Знал, мерзавец: ему она никогда не перечит.

— Оль, любимая иди домой, с парнем я поговорю здесь.

— Да? А может быть сразу Артёмке звонить? Позвоню.

— Артёму-то зачем?

— Ну… он вроде тоже может всех своих и моих детей защитить.

— Доставщик, мать твою! — ну вынужден был Чёрный обратиться к странному фактурному пиццестренджеру. — Говори при ней — с миром или с войной? Иначе вынужден буду прострелить тебе колено.

— С миром, — выдохнул Шоно, которого крыло от возможности говорить с Вороном.

— А зачем драться начал? — Оля нифига не угомонилась, ей лишь бы чтобы муж вообще сидел при ней в кресле, с одеялком. Капучино она сварит и пирожков напечёт.

— Хотел показать, на что способен… извините… не рассчитал, — волк уныло опустил морду, стыдно, блин! Как дикарь решил вопросы свои решать.

— Оу, он — просто мой краш! — да блин! Опять мелкая с медведем!

— Ну-ка в дом! — средняя дочка тянет мелкую к себе, но при этом оглядывает Шоно и произносит — Он — мой краш, остальные мелочи ложатся спать!

— Чего? — взбеленился Чёрный, это что, его дочери сейчас будут делить брюслаевского посланника?!

— Ворон, я готов к разговору наедине, клянусь, что не причиню твоим близким вреда, — Шоно в полнейшем ахуе пытается развести последствия своего пяткомахания. Он думал… хотя, какая разница? Влетел в чужой дом, начал показывать приёмы… придурок!

— В беседку! — Арт раздражён, реванш в связи с ситуацией только один — спасение мира!

— Ок, — ну твою же ж! Так взбесить этим тупым "ок"!

Беседка представляла собой скорее отдельно стоящий гостевой домик. Там много интересного, например, мангал, с помощью которого легко можно вызвать автоматную очередь, или скамейки, которые он запросто сможет сделать оборонительными баррикадами, или трава… лучше не знать, что под дёрном.

— Так кто ты? — повторяет свой вопрос Артур.

— Я — волк, а ты — ворон.

— Чего?!

— Того! Дробовик убери, поговорить надо.

***

Двое, мужчина и женщина… позабыв обо всём, любили друг друга. Тела переплетались, не оставляя даже маленького проблеска между собой, Потребность ощущать, чувствовать, любить… Она первой отстранилась. Уставший, но счастливый, взгляд медленно осмотрел мужчину. Её тут же притянули обратно настойчивые руки любовника.

— Это… помешательство? Не могу даже на секунду тебя отпустить…

— Можешь! Это необходимо сделать, слишком многое поставлено на кон, Ариф.

— Какое дело нам до всего остального? Есть ты… — перс ластится к Шустае, пытаясь вернуть её в свои объятья.

— Ты так же говорил тогда! — Шустая нервно, даже чересчур, вскочила с импровизированного ложа. — А потом Нибиру убил тебя и бросил к ногам голову! Знаешь, как это происходит?

— Всё прошлое…

— Коли ты помнишь, если веками испытываешь боль — это не прошлое!

Шустая больше не была готова прохлаждаться в любовных утехах. У неё был план, сама Мать ненавязчиво передала его ей. Было страшно продолжать воплощать задумку. Но ещё страшней было оставить всё как есть.

— Почти все пазлы сложились, — хмыкнула странница, грустно оглядев обиженного любовника. — Даже мы с тобой смогли побыть вместе.

— Что значит — побыть?! Ты опять убежишь от меня? Как в каждую из встреч? — Ариф непроизвольно обхватил пытающуюся ускользнуть Шустаю. — Давай сразу пригласим нунгана, пусть рубит голову…

— Нет нужды приглашать, они пачками прячутся в тени, — в подтверждение своих слов странница указала на горстку пепла, так и не прибранную после краткого боя. — Знаешь, почему мы смогли извлечь нунгана? — в ответ она получила лишь угрюмый жест отрицания, — потому что один из пазлов сложился в "Зрячего".

Шустая уже надела свой балахон, быстро заплела косу, теперь уже из платиновых, а не седых волос.

— Ты пойдёшь со мной?

— А можно? — взгляд перса изменился, хандра тут же покинула его.

— Нужно! Ты ведь прекрасный переговорщик, — Ариф всё же настиг её, обхватил тонкий стан, начиная вновь ласкать и зацеловывать. Остановить всё это было сложно, но странница смогла. Она просто вспомнила прилетевшую ей когда-то в ноги голову. — Нам предстоит сложить пазл "Ворон". И поверь мне, это сложнее, чем поджидать вплавления звезды в "Зрячего"!

— Уффф… я слышу самый бредовый бред-бредыч, — Чёрный не знал, ему сейчас вызвать бригаду из психушки или попозже, когда парень наконец свалит. — Какие рыси, волки, нунганы?! И самый важный вопрос: я — Ворон?! Что за хрень?

— Понимаю, а я с этим живу после встречи с Индианкой, прикинь?!

— Не могу я прикидывать, расскажи суть моих дальнейших действий.

— Должен будешь отдать свою шкуру: безапелляционно, с большим желанием и осознавая последствия.

— Чего?

— Мне нужно будет занять твоё место… на некоторое время.

— Какое место?

— Ну, ты не особо пошли!

— Конкретика, блядь!

— Да пожалуйста, чего материться то?! Даёшь мне свою шкуру, я делаю свои дела…

— Какие?

— Сумрачные, блядь!

— Что-то ты за лексиконом сам не следишь!

— Да с тобой уследишь!

— Так почему я ворон?

— Умеешь ждать, интеллект зашкаливает…

— У меня?!

— Птичий интеллект зашкаливает. И ещё, — Шоно с удовольствием откидывается на спинку плетённого кресла, — ты — жуткий ревнивец, того и гляди порвёшь любого…

— А что, таких мало?

— Дофигища. Но… ни у кого нет этого определённого шарма, нужного Матери.

— Моя мама умерла.

— То ж биологическая, а я про вездесущую.

— Чего?

— Боги! Я же рассказывал, как видим весь мир мы!

— Кто — вы?

— Аниматы!

— То есть есть нунганы и есть аниматы?

— Ворон, скажи «кар»! И дай добро на использование твоей шкуры. Мне очень нужно втереться в доверие к нунганам.

Чёрный, ещё раз мотнул головой, идиотизм какой-то. Ворон… бл… что за…? Хотя, как только он увидел труп той девчонки и восставшего из преисподней Вершинина, наверное, тогда и надо было удивляться! А сейчас… ну что? Парень хочет шкуру… ну хочет его шкуру… Да бляяяядь! Кааак?!

— Ну и как мне дать добро? Освежуешь меня что ли?

— Нет, здесь совсем другой ритуал. И я скажу, когда можно будет высунуться…

Глава 26

Шасси мягко коснулись взлётно-посадочной полосы, турбинный звук двигателей постепенно снижался.

— Вот и прилетели, — Артёмка Чёрный как-то обречённо произнёс эту фразу.

— Стоит волноваться? — не понравился мне его голос, и сообщение о подробностях встречи нас тоже… не понравились.

Борт с тяжело пострадавшими в очередном конфликте людьми и с нами… странными аниматами, а так же их сопровождающими. Название это диковинное! Раньше я себя вполне обоснованно считал человеком, нынче, видимо, придётся смириться с фактом своего омедвеживания.

— Стоит, Вань, — Арт глянул на меня почти виновато. — Артур встречать нас не будет, зато новое руководство в полном составе.

— Босс чистильщиков и команда? Откуда они вообще прознали про Аню?!

Мы с Чёрным сидим отдельно от наших дам, детей и ухмыляющейся рыси. Нам нужно решать насущные мужские проблемы. Шоно, одевший шкуру Артура, отнюдь не выглядел дружелюбным и с Аней говорил не как провинившийся потеряшка, а как взимающий долги родственник!

Аня… я не могу контролировать себя. Хоть уединение с Артом было нужным, то и дело отвлекаюсь на Москалёву, хочу касаться, держать её на руках, целовать, вдыхать неповторимый запах… не верю в то, что она рядом! Но чудо воскрешения, к счастью — неоспоримо! Сидит неподалёку в окружении своей семьи. Тут же и Серафима Андреевна с неизменным поведением настоящей дворянки, ну и с маааленьким фуфыриком коньяка. Вот чёрт! Кажется, шерстяная гостья из тайги надолго заняла вожделенные коленки моей Ани!

— Ань! — в тишине остановившегося лайнера мой голос раздался слишком уж громко. — Ань, не двигайся, пока мы выходим, держись за моей спиной. Пожалуйста.

— Вершинин, давай действовать по плану и слушаться Артёма, хорошо? — холодным душем выливает безэмоциональные слова. А сама за руку держит этого козловолка Шоно. Крепко так держит! Если настолько нужна рука узкоглазого говнюка, могу аккуратно отрезать, пусть болтается… Тааак… контроль! Контроль! Мне только потерять её доверие не хватало!

С торжественным скрежетом распахивается металлический трап грузового отсека. Наша странная группа оттесняется вывозимыми носилками, деловито пробегают эскулапы и их верные медсестрички. В процессе узналось: нас с Аней и компанией перевозили три раза, в Москву мы летим из Пакистана…

С последних носилок раздаётся глухой стон, чуть откидывается одеяло, я замечаю красивые платиновые волосы…

— Шустая?! — Анька нарушает правила, бросается к раненой блондинке, тормозит переноску остальных пострадавших в Пакистанском конфликте.

— Отошла, быстро! — Аню грубо отпихивает санитар, но я успеваю поймать её, всей кожей ощущая волнение моей Москалёвой. Момент неудачный, людям надо работать, спасать выживших, но грубость по отношению к Аньке — неприемлема!

— Потише, друг, — очень агрессивно шиплю на санитара. — Девушка узнала знакомую.

На санитаре маска, как и на всех остальных представителях медиков, но он успевает обернуться, продолжая свой путь, и полоснуть по мне гневным взглядом жёлто-чёрных глаз.

— Эй! Ты кто?! — очень нехорошее предчувствие заполоняет каждую пору… я знаю эти глаза… они такие же, как у того существа, которое я извлёк за спиной Марты! — Стой!

Оборачиваюсь к Артёму, хочу получить его поддержку. Непроизвольно зажимаю в объятиях поскуливающую то ли от шока, то ли от боли Аньку.

— Чёрный, что там нас ждёт?!

— Я не знаю, Вань… Я…

В освободившееся нутро самолёта забегают вооружённые люди в противогазах, пространство начинает наполнятся газом. Чёрт… я снова теряю сознание.

*** 

Ухххх, какой отвратительный смрад… что-то душит меня… что-то вонючее, склизкое, горячее…

Сколько я поднимаю руку, чтобы попытаться скинуть с себя гигантскую пиявку? По ощущениям, проходят часы. Воздуха катастрофически не хватает, кажется, глаза сейчас вывалятся из орбит от жуткой попытки освободиться. Наконец тяжёлая рука достигает склизкого тела. Я не контролирую свой странный организм, но не удивляюсь вырастающему когтю! Просто провожу им, словно ножом, по дряни, что засела на моей шее.

— Чмааак…

Свинство освободило меня от своего присутствия! Сбившееся дыхание тяжело восстановить, постоянно кашляю, до конца не приходит осознание, где я сейчас… А где все мои? Кир, Пятнашка, бабуля, Дашка… Ванька?!

Мысль о близких моментально "оживляет". Вокруг, конечно, темно и воняет сыростью. Темнота отнюдь не мой враг: зрение моментально переключается на нужный инфракрасный режим, тьфу, делов-то! Нет. Не воля. Бетонные стены, плохо окрашенные, со свисающими ошмётками масляной краски, полы — земляные (СЕРЬЁЗНО?!) Натурально валяюсь на подстилке, то есть уже не валяюсь, валяется на ней зловонная пиявка. Преодолевая брезгливость, осторожно приближаю лицо к трупику, пытаюсь рассмотреть его. Мерзость всё ещё чавкает, но тихо.

— Стерва-рысь! Оставила себе ещё три жизни! — этот шипящий голос заставляет меня подпрыгнуть и даже фыркнуть.

— Dum spiro, spero (лат. Пока живу — надеюсь).

После торжественно произнесенной, хрен знает почему выплывшей латинской фразы, я почувствовала начало оборота. Растущая шерсть разрывала остатки одежды, когти в наглую лезли и из рук, и из ног, причиняя боль и заставляя представлять себя марвеловским, мать его, Логаном! Появившиеся клыки лишили возможности спросить недружелюбного посетителя: "Какого лешего меня вообще засунули в эту землянку?".

— Ты… оборачиваешься?! — в ужасе спросил визитёр.

— Рррр.

— О, Нибиру… — с именем, видимо, своего, бога гад с очередной пиявкой исчез в темноте.

Мне, однако, было пофиг, немного тормознув, я собиралась прыгнуть следом в открывшуюся тьму. Задумалась моя животная натура только об одном: распороть мягкое подбрюшье очередному гигантскому слизню, так небрежно брошенному неумехой нунганом, или пропрыгать мимо. Неожиданно мои чувствительные ушки услышали приближающийся шум, но что-то подсказывало: ох, не спасатели сейчас спешили из этой чёрной глубины!

Я почувствовала, как шёрстка встала дыбиком, а короткий хвостик в нервном напряжении вовсю лупит по мягким ляжкам… Огромная дверь была разнесена одним-единственным сильным ударом. Я узнала бы его даже с закрытыми глазами, по запаху, по свету, по горячей волне эйфории, охватившей меня.

— Аня! Ко мне! — властно пророкотал Вершинин, расправляя руки в разные стороны. — Быстрее, кошечка моя, на ручки!

Сегодня я внезапно проснулась. Сегодня я убила пожиравшего мои жизни червя. Сегодня я готова была противостоять приближающейся армии нунганов. Сегодня я… увидела потрясающую по своей нужности сцену из жизни. Парень, от которого у меня долгое время срывало крышу, приглашает в свои объятия, не опасаясь слегка суровой хищной морды. Я ему реально нравлюсь и в этом обличии? Котиков любят все! Поэтому разбегаюсь, наплевав на совсем близкий, неприятный шум, и прыгаю на ручЕки.

Ванька легко ловит меня и, переместив на плечо, легонько оглаживает мохнатую попку.

— Si vis amari, ama (лат. Хочешь быть любимым — люби), во всех ты, душенька, нарядах хороша! — с этими словами Ванька, клянусь! целует меня в брюшко, вот идиот!

— Мррр, — пытаюсь слезть с него и рядышком бежать из этого пекла, зачем тушку-то мою нелёгкую на себе тащить?

— Ань, не дёргайся, не мешай вытягивать тебя отсюда, — чесанул меня за ушком, ещё раз попку огладил и помчался по узким коридорам, словно степной ветер. Прям юхуууу, а не парень!

Мы мчались к светлому кругу. Когда до него оставались метры, я посмела оглянуться. Огромная чёрная масса ползла за нами, то тут, то там из неё показывались подслеповатые личины с огромными зубами. Впереди этой армии тьмы выделилось одно лицо, которое было не уродливым, не страшным, скорее родным и любимым… папа!..

Ещё мгновение, и я попадаю в светлый день. Дрожь ощущаю всей своей шкурищей, только согревающие ладони Ваньки дают хоть какое-то чувство тепла.

— Анютка моя, — повернул к себе, лапы на спину закинул, обнимает крепко огромную кошку. Дурак ведь? Но умиротворяет меня, спокойствием своим заражает, лаской…

Вокруг зелёное поле, птички поют, лес неподалёку, где мы оказались? Да и не важно. Я превращаться сразу начинаю. И опять одежды не будет?!

***

Сильное жжение в груди — вот что меня "очнуло". Как водится, после "газового" эффекта состояние напоминало сильнопохмельное: голова — чугун, мышцы — холодец… В левую сторону заставляют повернуться звуки гавканья, злобных окриков, истерического смеха и… утробного рычания.

— Ату их, Гайда, куси мелкого змеёныша!

— Сэм, взять стерву, — вдруг взвизгнул ещё один голос. — Ну что ж ты, сука, ссышь?!

Что я вижу?! В утлом вольере жмутся друг к дружке мелкий пацан и белокурая девочка-подросток (брат Анюты Кир и Даша?). Чуть поодаль в некрасивой сломленной позе валяется тело Серафимы Андреевны. Детей прикрывает собой ощерившаяся таёжная подружка Пятнашка, их атакуют две собаки, третья валяется с рваной раной на холке, рысь сделала пса!

— Ганса убрать нужно, тоже мне, алабай херов, не смог справиться с мелкой хищницей.

— Давай жарку подбавим? Тащи Вики, она пару дней не жрала мяса. Кровь бабки учует — всех положит.

Ярость поднимается непрошенной, хлёсткой волной, от грудины (там, где вошла звезда) по телу растекается огненный поток. Какие там мышцы-холодец, да я чёртов терминатор! Металл так и наливается, делая из студня пафосные, пузырящиеся бугры бицепсов, трицепсов и прочего украшения мужицких торсов. Боюсь, всем участникам травли — пиздец…

На наличие опутывающих меня цепей, видимо, я не обращаю внимания, только весёлый перезвон стального крошева указывает, что меня тщательно запеленали в кокон из металла. Охрана, надзиратели, стражи? Хер их знает, кто они, в количестве пяти голов, которые ко мне и поворачивают. Рожи у них разные, но выражение одно и то же — полное охуение.

— Кир, Дашка, отвернулись, быстро! А ты, Пятно, продолжай держать удар против шавок, — хрипло (проклятье газа, наверное) обратился я к пленникам, взирающим на меня так же в шоке. — Пока я буду дядькам бошки сворачивать.

Ярость требовала выхода, нужно дать. Ублюдки посмели повытаскивать оружие, первый же «кольт питон» (неужели кто-то ещё пользуется такими?!) был засунут в глотку хозяину и удачно разнёс мозги, он же отстрелил второму яйца, да прямо из кровавой черепушки, хммм… а хорошая игрушка! Третий стал для меня прям героем: откуда он извлёк автомат Калашникова?! Впрочем, не важно! Мы с кольтом и с кровавой башкой его хозяина оставили автоматчика без левого глаза. Я упал на уже ставший скользким от кровищи пол, проехался, как на ледяной горке, до калаша, чуть не словил пулю от пятого сучары, позже гляну, что там у него за пистолетик. В считанные секунды оружие в моих руках закончило жизни двух последних смертников.

Всё это время я пытался сечь за рысью, держится ли?! Как с людьми закончил, сразу ствол в вольер направил, и вовремя! Лапу Пятнашки терзала сука добермана, это которая Гайда. Кстати, ту самую лапу, на которую я наступил! Пиу-пиу, и нет доберманши, отсобачилась тушка. Рысь драматично рухнула рядом со своими подопечными. К слову, Сэм оказался самым дальновидным из всех: кавказец жался к стенке, давно не участвуя в драке людей, собак и рыси.

Я осторожно подходил к своим… дети так и сидели, обнявшись и отвернувшись, еле заметная дрожь их тел готова была вновь возродить тлеющую ярость! Но надо успокоиться, надо как-то… стоп, а где моя Аня?

На жёстком настиле вольера лежала и подтяфкивала теперь уже точно раненая Пятнашка, пришлось нагнуться к ней, потрепать за ушко-кисточку. Только после этого я обратился к Кирюхе, осторожно тронув его за худенькое плечико.

— Кир… Аня где? — он, также не огладываясь и не раскрывая зажмуренных глаз, показывал рукой в правый угол вольера. Страшно туда смотреть… но я оборачиваюсь. Слава богам, там ничего и никого нет. — Не понял, где? Скажи, пожалуйста.

— Внутри тьмы, — ответила за него Даша, открыв глаза и повернувшись ко мне.

Внезапно в помещение врываются Артур и долбоволчара Шоно. Все на пафосе, с пушками в обеих руках. Ну блядь, просто суперкомандосы!

— Чо так рано пришли? — тихо интересуюсь, глядя помертвемшим взором на тело Серафимы Андреевны, ей горло пёсель перегрыз, успел, видно, пока Пятно его холку ела. — Я вот спал долго, бабушку не уберёг…

— Аня её спасёт! — уверено обещает хуеШоно.

Что-то я опять зверею, прям чую, как улыбочка мерзкая по лицу ползёт.

— Да ты что?! Спасёт?! А как?! — улыбаюсь и привстаю в восторге от желания въехать этому херу сначала по роже, а потом по нижней части тела. Как там по латыни-то? О, вспомнил — testiculorum!

— У нас, у аниматов, есть определённый ритуал…

— Это тот, при котором рыси сдохнуть надо? — очень вежливо перебиваю я его речь.

— Эмм… я возвращаю её каждый раз из того мира…

— Слушай, ты, придурок херов, — я уже подошёл вплотную к анимату, мать его. Хочу впечатать кулак промеж глаз. — Ты не посмеешь убить Аню. Ни одного раза! Кстати, куда ты её спрятал, cволочь? Ммм?

С этими словами я чуть приподнял парня за грудки. Он больше не произносил тупых истин, даже сопротивляться не пытался, но взгляд, полный какой-то вселенской тоски и боли, неожиданно погасил всю мою агрессию.

— Вань… ты это… полегче с ним, парень из такого переплёта вылез, да и нас вытащил, — Артур Чёрный, всё ещё стоявший поблизости, наконец, подал голос.

— Кого вас, Арти? Бабушка Анина вон валяется в крови, детей чуть собаки не сожрали. Если бы не очнулся, хер бы они выжили! — ору в голос, но ярость всё равно отпустила, истерика пришла, похоже.

— А ты, думаешь, как здесь оказался? Тебя, друг любезный, должны были в бункер отправить. Только благодаря Шоно, который сказался своим, твою тушку "случайно перепутали"! Тут даже не нунганы, так, простые держиморды, прислужники, которым приказали качественно зачистить за собой.

— Я не знаю, куда пропала Индиана, — вдруг вмешался Шоно. — Её мне не удалось отследить.

— Её забрали во тьму! — Даша уже не сидела безучастной куколкой: девочка, крепко держа за руку всё ещё зажмурившегося Кирилла, осторожно подошла к нам.

Шоно уставился на говорившую, словно впервые увидел. Голова волчары медленно склонилась на бок, взгляд продолжал прожигать Дашку.

— Кто тебе это сказал? Как ты поняла… это? — тихо спросил он Дашу.

— Кир заметил, что её умыкнул верховный нунган.

Взор волка устремился на зажмурившегося мальчика.

— Кир, ты должен рассказать.

Я что-то упустил? Почему управление ситуацией взял на себя непрошенный недородственник Ани?

— Может, ты дашь ему минутку прийти в себя? Не видишь — парень в шоке! — агрессивно вмешался я, опять хочу врезать по этой заумной роже!

— Нет, — отрезал Шоно. — У нас мало времени! Если произошло то, о чём я думаю, прямо сейчас у Инди забирают жизни. И знаешь, — злобно обращается ко мне., — убивают её с большой охотой. Забрав последнюю жизнь, они просто отрежут ей голову. Так что надо говорить, Кир! — последние слова он вновь обращает к брату Ани.

— Я не терял сознание, — сразу после слов психа Шоно, напугавшего всех вокруг, начинает шептать мальчик. — Видел, как тебя вынесли и скинули кучей у трапа. Видел, как верховный нунган сам схватил Индиану, тут же появилась чёрная воронка, в которую утянуло его и мою сестру. Видел, как к твоему телу подошёл санитар, он тоже анимат. Он барс, как Дашка, что-то сделал над тобой, ты только после его ухода сразу очнулся и начал рулить, распределять нас. Ты тоже пришёл позже, — обратился парень к Артуру. — Занимался своими родными, их нунганы не тронули, Шоно отогнал. Марту тоже хотели забрать.

Больше не было сил терпеть. Волчара что-то знает? Я сейчас вытрясу все его ответы, потерять Аню — без вариантов нет! Я просто пошлю эту жизнь в глубокое пекло и заберу с собой столько голов, что подземные котлы разорвутся от их количества. Аууууу, Вселенная, тебе оно надо?

— Давай, волчара-сучара, вспоминай обряды свои шаманские. Точно знаю, что умеешь, практикуешь! — ору на задумавшегося Шоно, он отмахивается от меня, словно от мухи, даже пренебрежительно обходит, присаживаясь около Кира.

— Откроешь вход? Твоя настоящая мама рассказывала тебе об этом? — обратился волк к ребёнку

— Да, сегодня, когда я действительно потерял сознание, она пришла ко мне и сказала что делать, — Кир полностью открыл глаза и посмотрел на меня. — В тебе ключ, открывающий оба мира. Ты — "Зрячий". Для открытия нам нужна только кровь ворона.

— Ёбушки! И много моей крови нужно? — спросил Артур, порядком меня удивив.

— Чтобы на круг хватило, — ответил парень.

— Круг большой будем делать?

— Да, и контур должен быть жирный, — констатировал Кир.

— Значит, много, — опечалился Артур.

— А ты — ворон? — глупо переспрашиваю. Я уже не могу поймать нить всей этой чуди, да она мне и нахер не упёрлась. Мне Аня нужна!

— Шоно говорит, что да.

Дашка, руку которой уже давно освободили, принесла чистую склянку, где-то нашла, где-то помыла. Протянула еёАртуру со словами:

— Ты же понимаешь, что с самого начала не просто так оказался в нашей истории?

Чёрный задумывается и, печально ухмыльнувшись, резко режет свою ладонь перочинным ножиком, он с ним всегда. Кровь интенсивно сцеживается, а новоявленный анимат-ворон подбадривает капли словами:

— Если мало накапает от руки, ногу порежем, оттуда по-любому нацедим много.

Круг чертил Шоно, Кирилл шептал ведомые одному ему молитвы, а я просто нервно вышагивал рядом.

— К Ане тебя приведёт свет от ключа. Он же вас и выведет оттуда. Главное — не выпускай её из рук ни при каких обстоятельствах, — вещал мелкий. — Шоно, мне нужен твой сангку.

Волк молча протягивает нечто, похожее на колокольчик. Началась основная часть ритуала.

Ничего больше не вижу и не слышу. От грудины опять поднимается волна жара, в этот раз я не разрываю цепи, я начинаю сиять. Чёрная воронка появляется из правого угла злосчастного вольера, она набирает обороты, становится огромной, выше моего роста. Обжигаю её светом, шипит, как змея, хочет уменьшиться и исчезнуть. Кровь ворона её не выпускает! Без чьих-либо команд и подсказок шагаю в разверзнувшуюся тьму. Вход захлопывается за мной, словно пасть чудовища, остаюсь во тьме. Темнота меня ненавидит, но вынуждена переваривать, наверное, поэтому так быстро меня приносит к нужному входу. За ним моя Аня! Я чувствую! Одним ударом вышибаю дверь темницы и вижу ту самую белую красотку, что чуть не перегрызла мне горло при первой встрече. Боги! Сколько тут ещё воронок в воронке?! Около Анюты уже разверзлась чёрная пасть, а она, дурища, надумала прыгнуть туда?!

— Аня! Ко мне! — пытаюсь дать ей команду, она же в образе. — Быстрее, кошечка моя, на ручки!

Дёргает ухом с кисточкой, ещё мгновение пялится в воронку и вдруг несётся ко мне со всех лап. Уффф, поймал! Глажу мягкую попку, умиляясь доверию Анюты.

Нежности потом, хотя…

— Si vis amari, ama (лат. Хочешь быть любимым — люби), во всех ты, душенька, нарядах хороша! — Говорю ей, знаю, что понимает, животное любимое. Чуть сдвигаю лапоньку и целую брюшко, моментально словив эндорфинчиков.

Рыкнула и пытается слезть, надо срочно прекратить попытки, утянут ведь, заберут! Из ближайшей стены воронка уже вылезает, света моего только побаивается, но надолго ли?

— Ань, не дёргайся, не мешай вытягивать тебя отсюда!

Всё! Пора уносить мои ноги и её лапы, мерзко тут и трупами пованивает! Со всей дури несусь к выходу, вплавленная звезда тащит меня на выход, да и тьма, похоже не против, чтобы я свалил. Мало ли что там нунганам надо, чёрная могильная тьма — стихия, у неё свои приоритеты.

Меня с драгоценной Анюткой выкидывает на настоящий зелёный луг: пение птиц, сногсшибательный запах хвои и свежей травы. Всё ещё держу на руках свою кошку, чувствую, как дрожит, перенервничала да и замёрзла, наверное. Не место ей быть там, такой живой, тёплой. Забрасываю правую лапу себе на плечо, пусть обнимает, буду греть.

— Анюта моя, — ласково говорю ей в дрожащее ушко.

А она шкурку сбрасывать начала, успокоилась. Проходят минуты, и в своих руках я держу уже не рысь, а любимую девушку в разорванной одежде, лохмотьями висящей на ней. Под руками ощущаю гладкую, тёплую кожу спины любимой, слышу, как сердечко её застучало, потому что грудки прижимаются ко мне тесно. Я их и не видел ни разу, а уже слюни потекли, хочу приласкаться.

Дрожащими руками попку трогаю, оххх как хочу её, сил нет себя сдерживать. Одной рукой продолжаю ласкать бедро, второй голову её к себе поворачиваю и целую без спроса, глубоко, как давно хотел. Слааадкая какая, отвечает мне почти безропотно, сердечко застучало ещё сильнее.

— Вань, я… — лепечет мне в губы, чуть оторвавшись. Да нихера! Не отпущу больше ни к кому и никуда, берлогу прям здесь построю и буду любить её днями и ночами. Пусть себе не выдумывает ничего!

— Отпустиии, — опять вывернуться хочет, значит, надо сделать так, чтобы желание осталось только одно — быть со мной.

Яростно зацеловываю её, ведь чувствую, что она на грани, сдаться готова, нельзя такой нужный момент упустить, моей навсегда будет. Опять в губы впиваюсь, руками блудливыми по грудкам уже вожу. Опускаюсь перед богиней своей на колени, пусть казнит отказом, только даст один шанс… а я им воспользуюсь по полной. С этими мыслями нежно целую грудь, языком облизываю и губами аккуратно прихватываю. Стонет, уже не отталкивает от себя, а ближе за волосы тянет. Осторожно веду рукой между ножек… не кстати вспоминаются уроки Цветкова по обезвреживанию бомбы…на хер, на хер! Мысли снова возвращаются к тёплому, чуть сгибаю её ножки и на траву луговую нежно опрокидываю. Член в бой рвётся не по-детски, горит, сука, будто перцем обмазали его. Одежду с себя скидываю в беспамятстве, в джинсах застряла ебучая нога, оторву нахрен! Освободился, и вроде не спугнул Анюту темпераментом, из ушей вытекающим. Ужиком ползу к её складочкам, оххх ты ж! Влажная, вкусная, как ласкать там начал, так дугой выгнулась, большего хочет, а уж я-то как хочу! Но сначала пусть кончит от моего первого в жизни куни. Кончи, лапка, на радость папке! Отрываюсь от "вкусного", пальцем чуть двигаю, а Аня стонет, сама насаживается, это срывает члену тормоза, мозг мой полностью вниз утекает. Приподнимаюсь и потихоньку входить начинаю. Только моя красотка не меньшим темпераментом отличается, оказывается: за бёдра меня хватает и прижимает к себе. Не получилось нежно… уж слишком хорошо мне в ней стало, обхватила стеночками всего моего немалыша почти сразу, чуть крикнула от первой боли и расслабилась подо мной вся. А я, как похотливая скотина, уже не остановился, со всей дури долбился в неё, как будто вся жизнь моя в этих быстрых толчках, в полном присвоении себе. Чудо-чудесное, Аня глухо стонет и кончает ярко и со вкусом, голову мою к себе тянет, целует сама взасос, я недолго держусь, тут жеприподнимаюсь на ней, вытаскивая член, и орошаю белый животик своей спермой. Нам родителями становится ещё рано!

— Люблю тебя, — тут же шепчу ей в ушко, нежно вытирая свежесорванной травой следы страсти. — Жить без тебя не хочу.

— Вань, заткнись, мне сейчас такие звёзды виделись! Круто было быть девственницей, но теперь, Вершинин, я тебя затрахаю.

— Я только за! — счастье моё, что может быть лучше неё?

Мы лежим на траве, уставшие и довольные, сгрёб её в охапку, целую, облизываю, а она морщит нос и прикусывает меня то за нос, то за губу.

— Мне нужна одежда. Или как мы добираться будем до наших? — спрашивает моя богиня.

— Не хочу к нашим, хочу только с тобой и здесь.

— Так, быстро отдал мне свою рубашку, она же у тебя джинсовая на кнопках? Отдавай и собирайся.

Нам не пришлось определять местность, я только успел натянуть джинсы, а Аня — напялить мою огромную рубашку, как перед нами разверзлось пространство. По другую сторону стояли Огромный перс и прекрасная платиновая блондинка, чьи черты лица мне кого-то напоминали.

— Ариф! Шустая! — Анька побежала к ним, позабыв обо всём, но я был быстр. Схватил её на руки, и только так мы вошли в новую реальность.

Глава 27

— Где голова девчонки?!

В этот раз Нибиру встретил своего адепта в гроте. Пришёл Мстислав весь из себя торжественный, ожидающий похвалу, поэтому и удивило отсутствие главного "приза", то есть головы рыси.

— Повелитель! — и адепт упал на колени, держа в руках достаточно большого, чёрного, лоснящегося слизня. — Прими в дар! В нём одна из жизней рыси.

Неизвестно, чего ожидал верховный нунган от своего бога, протянув жирного, сытого паразита, всосавшего в себя первую жизнь Москалёвой, но точно не гробового молчания. Несмело поднял глаза на Нибиру: огромный силуэт не двигался, застыл, словно поддерживая детскую игру в "замри".

— Прямо сейчас другие жизни поглощаются следующими…

— Что ТЫ наделал?! — тело нунгана резко подбросили в пространстве, с громким шлепком из рук выпал слизень. — Ты… ТЫ скормил тьмовому паразиту самое ценное!

Кости Мстислава затрещали, сжимаемые гневливой рукой божества.

— НЕ мне, ТЬМЕ достались лишние жизни!

Оправдываться, что-то говорить в ответ, было невозможно, не удавалось даже испустить вопль боли. Сухожилия удушали сами себя, ещё пара мгновений, и из глаз засочится кровь. Ведь даже верховный нунган был таким же жалким человечишкой из мягкой плоти, хрупких костей, неприятной красной плазмы!

Кое-как остановив свой гнев, Нибиру бросил тело последователя прямо в размазанного слизня: пусть сам жрёт свою рысью жизнь, она ему сейчас точно нужна!

Мстислав не шевелился, валяясь в чёрной жиже (всё, что осталось от его подарка богу). Губы сами потянулись, всасывая в себя останки паразита, нунган чувствовал проникновение жизни в почти полностью переломанное тело.

— Чтобы ты понимал, — бог брезгливо наблюдал за своим адептом и начал говорить только после того, как уверился, что теперь последователь его слышит, — тьма — тоже создание моей сестры, она долгое время была моей детской комнатой. Я ненавижу тьмовых слизней, потому что они чистильщики. Ты принёс мне жизнь рыси в половой тряпке!

А плевать, что там божеству не понравилось! Нунган, вылакав остатки кишков паразита, чувствовал себя охуенно! Свежо так стало организму, прям хоть до потолка подпрыгивай!

— Ступай за головой, да прикажи срочно остановить выкачку жизней! — Нибиру с неудовольствием наблюдал завоспрявшим адептом.

— Повелитель! — страшно, но… эххх, надо-таки сказать богу про уже сытых слизнечков, что чёрными пирожками причаились на полочках в личном подземном хранилище Мстислава. — Боюсь, что ещё три-четыре жизни уже выкачены из пленницы.

— Аааааа! — бог сжал ручищу в карательный кулак, но опускать его на последователя не стал. Сучёнышу понравилось пить жизнь из тряпок, так сожрёт всё, что Нибиру планировал забрать себе из губ оторванной головы. — Немедленно верните рыси каждую отобранную жизнь! Просто положите слизня на её горло обратной стороной. — недоумённый взгляд нунгана заставил дать пояснение.

Из грота Мстислав выходил не как обычно: он не плёлся, словно старый бурлак после тяжкого труда. Походка нунгана была пружинистой и где-то даже игривой, хотелось шлёпнуть обеими ногами в удалом прыжке. Плечевые мышцы, а так же вообще вся мускулатура, радостно перекатывались под кожей, налившись небывалой силой и желанием юхнуть кулаком по земле, чтобы разверзлась под диким восторгом!

Ох ты ж, земляные черви! Совсем позабылось верховному нунгану, что хозяин хотел вернуть всё "в зад"! Мстислав начал творить воронку, вход в нелюбимую детскую комнату бога нунгану удавалось открыть в любом месте, где бы ни находился, этим своим умением он и привлёк Нибиру. Нужно было просто крутить кистью руки против часовой стрелки да чётко представлять чёрные врата.

— Немедленно остановить поглощение жизней рыси, срочно доставить готовых жизнесосов, — Мстислав, отдавая короткие распоряжения, только начал замечать суету, происходящую вокруг него. — Что за беспорядок?!

— Рысь обернулась и норовит вступить в бой! — приглушённо отчитался первый попавшийся в кулак роженосец.

— Так встретьте её! Нужно опять усыпить мерзавку! — заорал верховный нунган.

— Как встречать-то? А вдруг она…

Грохот на верхнем этапе пространственной тьмы заставил неорганизованно бегающих нунганов замолчать и прислушаться к происходящему. Что бы там ни случилось, рысь должна вернуться в исходное положение для возвращения жизней, а затем и для экзекуции на радость богу!

— Быстро! Потоком! Единым, мать вашу! — если бы не кромешная тьма и лишь инфракрасное зрение, подчинённые смогли бы увидеть побледневшую даже в почерневшем виде рожу своего руководителя.

Мстислав вновь закрутил кистью, превращая своё войско в единое целое: нужен ещё один элемент, а почему нет? Он же забрал жизнь отца рыси?! Значит, можно оформить посмертную маску, для спецэффекта!

— Ты, — схватил за отвисшую щёку почти вплетённого в воронку подчинённого. — Надень вот личину, — и на уродливую зубастую морду падает с ладони Мстислава тёмный пласт.

Небольшая армия нунганов готова. Даже если рысь соберётся сбежать, лицо отца остановит её!

Не остановит… Впервые обречённость скорой расправы от Нибиру коснулась разума верховного разума. Чертог почти полностью разрушен, мерзавка рысь в руках у медведя. Тот её не выпустит.

Свет выхода, ярко горевший при приближении беглецов, резко оборвался. Они сбежали, и теперь определить локацию аниматов не представлялось возможным.

Глава 28

Я не обращал внимание на происходящее. Она — мой путеводитель и атлас. Пыталась убрать руку, смущалась, хрееен тебе, Москалёва, моя теперь навсегда. Я её лапаю, не смотрю, кто там и что… вообще плевать… основной инстинкт, мать его!

— Иван, может, отпустишь её? Обнять хочется нашу рысь, — обращается ко мне платиновая красотка.

— Не могу, — облапливаю её ещё больше, чую, что хотят нас разделить. — До сих пор не верю, что Анька со мной. А вы кто, кстати?

— Не узнал, ахахаххаха, — звонко смеётся девушка. — Шустая, помнишь? Киргизия, Манас…

Вспоминается. С трудом, но всё же проассоциировал красотку с седовласой провидицей. Опять нежно хватаю пытающуюся сдриснуть талию, рукой чувствую чуть лёгкую дрожь… хочет. И я хочу. Мы — животные. Вроде, только поимел, вроде, её первый раз, но суть животная ещё желает… не до человечности.

— Ну… ты чего? — спрашивает, а у самой глаз шальной, заводит дико.

— Мммм, — нюхаю волосы Аньки, колом член уже. Хочу. Какого хрена эти появились? Мы вообще ещё… не освоились друг с другом.

Мечтал о ней. Постоянно думал. А она… чудь… рысь… люблю… Непроизвольно начинаю сжимать Аньку в руках. Не верю, что сейчас она со мной, не отдам!

— Вершинин! — шипит моя ненаглядная прямо в ухо, пусть хоть что делает — не выпущу. Мне сказали не выпускать, вот и не выпущу. И даже не потому, что сказали, а потому что… Ммммм. — Отпусти!

— Нет.

— На ногу наступлю!

— Плевать.

— Вань, — начинает елозить по мне, дурочка, мне же только того и надо. — Отпусти, надо поговорить…

— Иван, отпусти мою крестницу, — обращается ко мне смутно знакомый тип. — Я её должен тоже как-то поприветствовать.

Она в моей рубашке и в засосах вся, ну неужели непонятно этим двоим, что не вовремя они приветствовать её собрались?!

— А давайте, вы её обнимете из моих рук? Ай! Анька, не кусайся, — тяпнула меня прям в то самое место, куда вгрызалась рысью, неплохо подрала тогда, кошка дикая.

Отвлёкся на мгновение потереть место укуса, влажно, невольно на пальцы взглянул. До крови прикусила. Пока терял мгновения на осмотр, выскользнула и сразу к блондинке, вот же… хищница моя!

— Привеееет! Я так испугалась, когда увидела тебя на тех носилках! Ты же объяснишь мне всё? Столько всего произошло! Представляешь, я Вершинина не убила!

Анюта затараторила, и правильно! Я ж верну её сейчас. Ничего не замечаю, у меня гон сексуальный! Аккуратно обнял её, спинкой прижимая к торсу, не могу сейчас без ощущения её тела, рано эти придурочные знакомые появились! Но к их чести надо сказать, не лезут и не вмешиваются в мои действия.

— Тшшшш, — та, кого называют Шустая, чуть отодвигается от Ани, тем самым давая мне возможность окончательно облапить талию любимой. Я даже в волосы мордой уткнуться смог. Её тепло и запахчувствую и медленно прихожу в себя.

— Ариф, мы совсем не вовремя решили извлечь рыську, пойдём к воооон той опушке, шалаш, что ли, построим, пока суть да дело, — обращается умница Шустая к колоритному здоровяку.

— Мдааа… пойдём, пожалуй, — перс улыбается, глядя на нас. — Чуть правее замечательный лесной водопад и запруда, кхе… тёплая.

Его слова заставляют проморгаться и оглядеться наконец. Куда нас занесло? Вековые сосны, мягкий мох под ногами с яркими ягодами брусники, хвощ в полметра. Где-то птички поют. Красота, гармония и Аня у меня в руках, её знакомцы ушли нафиг. А она как-то притихла, молча стоит, почти не дышит, испугалась?

— Анютка, — разворачиваю к себе, глаза прячет. — Напугал тебя одержимостью своей, прости! Хочешь, пошли к ним, только я на руках тебя понесу? Не могу пока совсем выпустить, может, чуть позже, а так, как канатами привязан, — говорю ей в макушку, не поднимает личико, зараза любимая. Правой рукой заправляю её безумные кудряшки за ушко, а левой продолжаю обнимать.

— Вершинин, пойдём к водопаду уже, а? — вздёргивает личико, и я офигеваю от страстного огня серых глаз. И ярко-красного язычка, которым она успела чуть лизнуть кровушки с моей шеи.

Без того худая выдержка трещит к херам заморским, как лёд на осенней луже. Впиваюсь в распухшие от моих поцелуев губы, пью её, хочу всю!

— Сожру тебя сейчас, Анька, — еле успеваю прошептать.

Не помню, как добираемся к лесному водопаду, к запруде, указанной старшими товарищами, только чувствую воду под ногами тёплую, приглашающую. Ну привет, стихия, сейчас мы в тебе жениться будем. Рубашка на кнопках, удачно-то как, сдираю её, как не оформившуюся шкурку, вроде, не в воду бросил, и то хорошо. Голенькая, зацелованная скользит по мне Аня, чуть постанывает, в придыханиях трётся, ей тоже невтерпёж. Под бёдра подхватываю да и вхожу. Охххх, как… мыслей больше нет. Только взаимное поглощение, ненасытность бурлящая. Вода нас скрывает друг от друга, но добавляет нежности касаниям, ярость моих толчков гасится мелкими волнами.

Анюта кончила почти сразу, после двух-трёх проникновений, и сейчас, чуть обвиснув давала себя моему голоду. Так не пойдёт, хочу ещё её сокращений на себе! Приподнял ножку, рукой нащупал бугорок. Сам членом бьюсь в ней, рукой ласкаю, а языком губы вылизываю. Чувствую, задрожала опять, стонать начала. Вот тут накрыло меня даже не оргазмом, а оргазмищем! Кажется, из ушей сперма полилась, еле вынуть успел, словив Анюткины сокращения напоследок.

— Как же я тебя люблю, Ань, — говорю ей, а у самого дыхание сбито и сердце колотится. — Больше жизни люблю, не жил ведь… без тебя, — в памяти проносится страшная картина обугленного тела, угасающий взгляд…

Она моё лицо обхватывает тёплыми ладошками, ласково зацеловывает подбородок, шею, ещё раз по ране, ею же оставленной, язычком проходится. Глазюки свои серые поднимает.

— Люблю! — шепчет мне в губы. И мы опять теряем счёт времени. Нам нужно это, мы перемешиваемся, мы вплетаемся друг в дружку, мы так давно должны быть вместе…

Выбрались на берег, когда солнечные лучи стелились на другой стороне леса. Укутал её в рубашку, но, видно, ей всё же холодно дрожит вся, замучил, залюбил, блядь. Надо к костру, нюх у меня отменный, знаю, куда нести греться.

— О, а вот и наши молодые! — радостно говорит Ариф, а Шустая (вот умная тётка) тут же стопку тёплой одежды передаёт мне, ласково оглядывая краснощёкую Аню.

— Ну что, теперь отпустишь? — лукаво спрашивает, понимает же ведьма, что надо девчонку мою срочно греть, хрен бы со мной, у меня шкура толстая.

— Отпущу, если ещё и поесть дадите, — вконец наглею.

— И накормим, и напоим, — отвечает мне добрая женщина. — У нас же праздник сегодня. Вас тайга поженила.

*** 

— Bibamus! (лат. Выпьем!) — непроизвольно выкрикиваю и слабо шевелю руками в восславляющих жестах.

Я всё ещё в лапахе медведя. Довольная, затраханная и очень (даже не обсуждается) любимая. Похоже, Вершинин не собирается меня выпускать вообще никогда. А ещё он жутко сильный и нежный. Придерживает мою попу, постоянно перемещает лапищу, чтобы пролежня, что ли, не было?

— Выпускай нашу кошку, вон землянка, оденьтесь, шкуры пока не нужны, думаю, — белозубо скалится Ариф.

Ванька опускает меня бережно на утлую лежанку. Водит носом от виска к ключице, начинает опять оглаживать. В землянке тепло, пахнет хвоей, травами. А мы с ним… хорошо, что безумства наши сексуальные в воде происходили: кажется, пованивали бы мы очень неприлично.

— Вань, не вздумай! Затрахал почти до смерти, надо прийти в себя, одеться, в конце концов, — кому я это говорю? Он уже язык выпустил свой ненасытный, за ухом облизывает, губами прижимается, пыхтеть как паровоз начал. Да ну нафиг! Мой фееричный первый раз должен когда-нибудь закончиться. Ноги свои я долго свести не смогу! Набираюсь с силой и волей и отталкиваю Вершинина в другой угол землянки. — Хватит. Одевайся, пора к людям выйти.

Не рассчитала я своих сил, Ванька мой и впрямь кулём свалился в противоположной от меня стороне. После жёстких командных слов понуро поднялся, отряхивая порядком истерзанные джинсы.

— Ань, ты моя наркота, мозг при тебе отказывает. Напрочь.

Говорит со мной, сам головы не поднимает. Если бы знал, как мне трудно было оттолкнуть сейчас, сама хочу постоянно чувствовать кожей его тепло. Поэтому надеваю на себя спешно тёплый свитер, мешковатые штаны, обуваюсь в удобные берцы и, пока он медитирует в уголочке, хватаю приготовленную для него толстовку.

— Вершинин, одевайся, — присаживаюсь перед ним, тыкаю тряпкой в закрывающие от меня лицо руки. Не реагирует, нужны экстренные меры, он перевозбуждён и очень опасен. Может, потому что я ему ничего не говорила вслух? Получала тепло-ласку, но не отдавала взамен? Поднимаю его лицо ладонями, долго смотрю в синие омуты.

— Люблю, Вань, до одури, — он прикрывает глаза, будто получив охренительную порцию эндорфинов, улыбается, ловит губами мои пальцы, ластится, словно пытаясь поймать побольше ласки. — Но мы не одни в этом мире, есть и другие дорогие для меня люди.

— Ань, не хочу, — я понимаю, чего он не хочет. Он не хочет, чтобы с нами вообще кто-нибудь был, не хочет вмешательств, не хочет потерь. А я? А я — ебучая рысь, у которой есть обязательства и в отличие от Вершинина я настроена довести дело до логического конца!

— Через "не хочу", Вань, мир не только для нас создавали, — пытаюсь нахлобучить на него толстовку, голова любимого легко подаётся вверх, вскальзывает в толстовку, и он вновь прижимает к себе уверенно и сильно.

— Я не дам никому тебя убить. Для дела, для возвращения кого-нибудь, для чего угодно. Слышишь? Не дам! — опять опасно прижимается, вроде и не больно, но хватка железная, собственническая. — Это ненормально, неправильно, я уверен, что твои жизни аномально присвоенные. За это потом спросят, спросят с тебя!

— Пойдём и выясним это? — я предлагаю не оставаться в неведении, хотя обладаю немного большим пластом познания. — Шустая никогда не оставляла вопросов. Правда, всегда делала это в иносказательном варианте.

— Именно! Они без тебя — никто. Ты — их ответ. Пусть сначала со мной разберутся, — мой милый медведь, кто ж тебя спрашивать будет? Ты вообще случайно оказался здесь… я затащила тебя.

Ухмыльнулась, поцеловала его прям в шрам от моих зубов. Пора выходить, сумеречный огонь разгорелся, отдаёт тепло и хочет взамен наши души. А может, я и утрирую. Кто знает законы аниматов и их богов? Точно не Индиана Москалёва.

Когда я вышла из землянки, не удержалась, вдохнула полной грудью воздух вечерней тайги. Это как вдохнуть персональную вторую жизнь. Покой, осознание, вечность. Мы такие… придурки! Не надо настолько бороться за жизнь, она без нас прекрасно развивается.

Костёр. Голубые, нет, аквамариновые глаза Шустаей, лёгкий запах табака — Ариф курит чубук. Мудрый такой, с чего? Иду к нему, я его не видела очень давно, соскучилась!

— Привет, крёстный, — обнимаю его, а сама думаю, как именно он меня крестил? — Как проходило моё крещение, — есть вопрос, надо задать, так ведь?

— Бурно, — целует меня, а у самого глаз смотрит мне за спину, оххх, топчется там мой мишка, вот и руки колечком мне на живот укладываются, собственник, как и я. — Ты поцарапала меня, а потом навалила каках, прямо в руку. На свадьбу пригласила, Инди.

— Так а где вы меня, кхе, крестили?

— Понятное дело в анимиуме, а ты где думала?

— Я думала — в церкви.

— Нет, там… другое, — веселится Ариф, а Шустая просто открыто ржёт, может, она по сути лошадь?!

Чувствую, как руки блудливого Вершинина облапливают меня и прижимают к себе. Не даст повеселиться.

— Где еда и напитки? — спрашивает буднично, будто ему что-то должны, вот несведущий дурень! С Шустаей так не говорят.

— Пожалуйста, — улыбается странница, а у меня под сердцем свербит: только бы как с мамой не получилось, только бы медведя косолапого не тронуло проклятье аниматов! — К столу, молодежь!

Было чем поживиться: зайцы, куропатки, салаты, запахи одурительные, всё свежее — слюна капает. Наконец-то мы с Вершининым садимся за импровизированный стол, желудок трели такие выдаёт, что итальянские теноры позавидуют, есть хочу!

— Итак, пока вы насыщаетесь, буду рассказывать. Слушайте и внимайте, повторять не буду. Мать один раз повествует.

Нунганы всегда жили здесь. Ими становились люди, в чьих жилах текло зло. Они тоже творение Матери, Нибиру просто получил игрушки от своей старшей сестры. Почему она придумала их для него? Наверное, потому что ему было скучно и совсем не нравился свет. Дневал и ночевал Нибиру в своей комнате, не любил солнечного сияния, зачем ему оно? Ведь в темноте можно столько придумывать! Он и придумывал. все пороки, которые только можно было взять да и воплотить, вживлял в своих "куколок". Те его слушались и делали, как прикажет господин.

Однажды ночью Нибиру случайно оказался наверху, толком и не определил, что не в своей комнате. Взглянул наверх и влюбился в сияние ночных светил, захотел уйти. Сестра позволила ему это, сама не могла поверить, что так понравится брату быть вне тьмы.

— Иди, братишка, там здорово. Возможно, ты найдёшь друзей!

Он ушёл, не оглядываясь. Сестру Нибиру не любил. Завидовал? Да! Чему? Всему! Уж очень ладно смогла она обустроить своих созданий, устроить равновесие. Умела поддерживать его, да бесила своей безупречностью. Злоба… а за ней и игра войной обернулась. Не хотела сестра делать ещё злобных кукол, только и приходилось, что терять поломанных, а она, стерва, подбирала их и себе забирала…

Глава 29

— Делать что будем? — вопросительно подняв бровь, Артур Чёрный грыз взглядом Шоно. — Наш парень канул в Лету, ваша девчонка давно уже вне нормального мира. Тут у нас странный ребёнок-шаман, симпотяга-малолетка, труп бабуленьки. Вопрос к тебе, бурятик: опять будем бубен искать да снимать с меня шкуру?

— Однозначно! — Чёрный, сам озвучил план Шоно. — Бубен нам искать не придётся, Кир поможет твою шкуру в отглаженном виде на меня нацепить.

— А ты ничего не путаешь?

— Нет, дружище ворон, я нихрена не путаю. И бабуленьку мы бережно перенесём в морг, к специально обученному хранителю.

— На кой ляд тебе моя шкура, упырь?

— Чтобы проскользнуть мимо нунганов, заполонивших всё твоё ведомство и следящих за тобой. Кстати, если медведь всё сделал верно, нам скоро придётся с ними встретиться.

— Готовить оружие?

— С ума сошёл? Невозможно победить армию нунганов.

— С чего ты взял, что прибудет армия?!

— Потому что Нибиру страшен в гневе, он может начать ломать своих приближённых, за потерю рыси уж точно. Нунганам, по сути, нечего терять. Так что давай своё перо и пошли рулить процессом. Словом, шкуру твою опять будем снимать.

— Нас уже запомнили, думаешь, в ведомстве Мстислав не поднял орлов?

— Не поднял. Нас не заметили. Но скоро заметят, пора верховному вспомнить обо мне. А мне — о своей принадлежности к касте нунганов.

Мужчины спешно засобирались. Перво-наперво, Шоно аккуратно перенёс труп Серафимы Андреевны в багажное отделение хаммера. Дети жались друг к дружке и не отходили от развалившейся рыськи. Пятнашка была не намерена передвигаться на своих лапах, она в бою участвовала, нефиг! Пусть тоже несут. Наглющее животное без возражений взял на руки Чёрный.

— Положу на заднее сидение, детям с ней спокойнее, — констатировал факт Артур.

Пятнашка доверяла этому мужику, от него несло дичью, но кусить не хотелось: кажется, он сможет и зубы пересчитать. Когда нёс хищницу к машине, она шкурой почувствовала старую рану в брюшине, нда… люди — придурки, беречь себя надо! Но лапу ей перевязал старый знакомый. Помнится, волчара пытался возиться с Пятнашкой в котёночном возрасте… Главное, мальчишка Старшей Рыси был в порядке, странная, но вкусно пахнущая зимой девочка — тоже, остальное пусть идёт мимо…

— Шоно, надо провести ритуал очищения, сам знаешь, — многозначительно произнёс Кир, крепко сжимая руку Даши.

— Мелкий, я не могу, сейчас я немного нунган, мне непозволительно.

— Так ты и не нужен, у нас Ворон есть, — усмехнулась девочка. — У него даже круче получиться должно. Его кровь вообще всё смывает. Правда ведь, Артур? Ты тогда здорово своей кровью путь Артёма и Марты соединил.

— Я, ни х… фига не понимаю, и чтобы ты знала, в их истории были совсем другие стихии, — ответил обескураженно Чёрный, подавая руку для извлечения крови. Мальчишка её аккуратно сцедил в уже использованную ёмкость. Теперь в одной руке у Кира коктейль " Кровавый Чёрный Ворон", а в другой опять ладонь девчонки.

— Стихии разные, а Мать одна. Если успевает — помогает. Вот и тебе помогла когда-то, — хмыкнула Дарья.

Странная мудрость девочки прерывается утробным пением Кира. Он начинает камлать, торопливо обходит помещение, то тут, то там разбрасывая капли крови Чёрного. Руку девочки он не выпускает. На глазах происходят необъяснимые изменения: трупы людей и собак исчезают, будто их и не было, помещение становится чистым, почти стерильным. Кир выливает последние капли в левый угол ринга.

— Гаралгал тамга! (бур. твёрдая печать) — произносит последние слова мальчишка. — У нас есть ровно час, потом морок ворона рассеется.

— Ох, парень, сколько тебе лет? — спросил охреневший от волшебства Артур.

— Шесть земных и двести змеиных, столько было в моей матери, — мальчишка так и не отцепился от руки Дарьи, совсем маленький ещё, он всё же очень утомился.

— Нам этот морок ворона ещё понадобится потом, а пока поехали, ребята, в морг бабулю отвозить. Пусть подождёт свою внучку, — произнёс Шоно.

Нужно спешить! Никто не знает, но тело Шоно разыскивает изгнанный считалочкой Индианы дух нунгана, совсем близко уже, и если не успеть провести ритуал…

Машина, взвизгнув тормозами, устремляется в наступившую ночь. Увозя прочь аниматов, рысь и труп человека.

***

— Ритуал «морок ворона»? Что за ерунда? Нет, я готов поучаствовать, тупо интересно, что за фокусы ты мне покажешь?

— Я превращусь в тебя, ты не исчезнешь, а просто будешь собой, только прошу: в определённый день окажись, где надо.

— Давай так: ты демонстрируешь, а я вникаю.

— Давай! — упс, у Чёрного вырывают клок волос.

— Бля, вуду?!

— Нет, кое-что покруче.

В памяти не осталось и одного мгновения ритуала, перед Артуром стояла точная копия, зеркальное отражение.

— Ты! Охренеть! Как?

— Слушай внимательно, я пока могу изгнать дух нунгана, поэтому и удалось это сделать. Вскоре он поселится во мне надолго, ты это почувствуешь, ведь он будет и в твоём образе. Не пугайся, будет казаться, что ты сходишь с ума, мерзкий голос станет транслировать все мои слова и действия. Мне нужно будет оказаться рядом с твоими и моими близкими. Ты сможешь слышать всё.

— Парень, снимай с себя меня! Я не готов близко допускать тебя…

— Уже допустил, позволив провести ритуал, — Шоно в образе Артура недобро ухмыльнулся. — Прости, мне позарез нужна одна жизнь рыси.

Только Кабан знал — зачем. В подмосковном относительно свободном морге, лежало тело девушки. Маленькой симпатичной блондинки. Шоно сам сломал ей шею, не хотел видеть её мучения. Этим он нарушил законы аниматов, людей и своей совести, этим он получил дух нунгана. И только надежда на возвращение из долины смерти любимой давала возможность на короткие временные отрезки освобождаться от поселившейся внутри тёмной материи…

Глава 30

Нет, нет, нет!!! В голове, в сердце, в душе — везде полное отторжение планов на мою Аньку! Дружелюбная сучка Шустая с долбоперсом Арифом начинают весело вещать про жертвенную прогулку рыси в мир мёртвых. Мол, приведёт оттуда дух стража для наказания Нибиру. В аду горите! Непроизвольно обнимаю обретённый смысл моего существования. У Анюты сбивается дыхание, я сильно сжимаю её.

— Вань, больно, воздух дай глотнуть, — поднимает на меня нереальные серые (или жёлтые?) глаза, хочет отпрянуть. Беру себя в руки, разжимая объятия.

— Ну, так что скажешь? Можем прям сейчас это сделать, — блестящий взгляд блондинки раздражает до жути. Убийцей была — убийцей и осталась. Всё же, суть нунгана из себя она не полностью изгнала!

— А почему бы и нет, чем быстрее всё это закончится, тем лучше будет для всех! — весело соглашается моя идиотка.

Ага, сосните все сочного хуйца! Сейчас ещё немного бредней послушаю, план в голове своей создам, и пойдёте вы все в горы Тянь-Шаня, к Цветкову в рабство. Тоже мне, вершители судеб!

— Иван, ну что, сам свернёшь ей шею? — Шустая на полном серьёзе обращается ко мне. То есть, моё молчание расценивают как согласие. Ну что ж…

— С удовольствием сверну, — отвечаю почти ласково, посматривая на парочку маньяков, и заканчиваю фразу долгожданным ядом. — Тебе и твоему прихвостню!

Благожелательные улыбки с их морд сползают, как прошлогодний снег с весеннего псячего дерьмовца.

— Иван… ты не понимаешь! — убедительно так начинает блондинка. — Всё сущее не выживет, если…

— Это ты не понимаешь, — грубо обрываю Шустаю, параллельно пресекая попытки Аньки вырваться из моих рук. Я теперь точно никуда её не выпущу, а меня эти двое заебутся убивать. — Пока я жив, и поверь, убить меня гиперсложно, никто не посмеет получить согласие Ани на её смерть. Ни-кто, понятно выражаюсь?

— Парень, она вернётся, — ух ты ж, бесячий крёстный вмешивается.

— Заткнись. Ты — не гарант договора с Матерью.

— Ваня, я могу возвращаться, я уже не один раз…

Она что-то ещё говорит, а я смотрю на эту дурочку, что устроил у себя под мышкой. Свитера хорошие нам маньяки выдали, толстые, тёплые, вязка такая добрая. Аня разрумянилась, от тепла, кудряшки сумасшедшим каскадом обрамляют личико, красивая до одури! Чем-то птенчика напоминает, милого и беспомощного. Легонько к своим губам подталкиваю, очень целовать хочу, заодно и заткнуть, чтобы глупости про свою смерть мне тут не говорила. Какие-то жалкие мгновения наслаждаюсь её вкусом и отзывчивостью, но рядом враги, выдавшие свитера, и они ни разу не рады моей решимости.

— Иван, это уже не игрушки. В руках Индианы жизнь всей планеты, — тихо подала голос Шустая

— По сути, твоего мнения никто и не спрашивает, она сама примет правильное решение, — высказывается Ариф. — Правда ведь, Инди?

Я не знаю, кто он ей, вспомнил с трудом, что перс присутствовал на похоронах матери Ани, вроде даже благожелательно ко мне отнёсся, над Анькой подшучивал в тот раз… Сейчас этот человек представился крёстным и поддерживает идею своей полунунганской подруги свернуть так любимую мной шею.

— Неправда! — резко перебиваю ответ любимой. — Я постараюсь пояснить вам, почему нет.

Странно, но осознание всего происходящего приходило ко мне поступательно. Началось оно с вживления металлического амулета в грудину, сразу после смерти Ани, но окончательно пазлы сложились тогда… на нашем поле. Я совершенно ясно понял всю картину происходящего. Всех действующих лиц с их историями и возможностями. Все нужные действия. Поэтому я уверенно шлю этих аниматов нахер. Они всё не так воспринимали. Много веков, мать их!

— Сначала вопрос: кто ты, Шустая? Кем ты себя считаешь? — обращаюсь к блондинке.

— Я… долгое время думала, что я — ключ, — оу… в её глазах что-то такое происходит, неужели, понимание?

— А ты кто, Ариф? — обращаюсь к персу

— Анимат, барс? — спрашивает меня неуверенно.

— Ты меня спрашиваешь? Сам никогда не задумывался?

— Ты же тут из себя самого знающего строишь, непонятно по какой причине, поэтому и переспрашиваю, — Ариф отвечает мне агрессивно, даже с нажимом на совесть, которой у меня по отношению к ним нет.

Перед тем, как вывалить на них правду, доставшуюся мне через, прямо скажем, непростые испытания, я оглядываю свою рыську. Мне не остановиться, такая манкая, уютная, такая любимая. Счастлив до разрыва сердца, что так близко сейчас, даже как сердечко её стучит слышу. Никому не дам больше обидеть! Легко целую в нос, послать бы всех этих аниматов к ебене-фене и вернуться на то офигенное поле, да Аня не позволит. Ради неё всё и объясню этим "близким людям".

— Ты, Шустая, никогда не была ключом, хотя много раз держала у себя в руках то, что сейчас у меня в груди, — сухо начинаю я излагать тайны бытия. — Когда ты была нунганом, и Нибиру сломал тебя, не Земля тебя спасла, а твоя любовь. Так же как и Ариф стал барсом только потому, что захотел этого. Вернее, он хотел встречи именно с тобой, другой образ ему бы не подошёл. Эта печать, — не отпуская левой руки от Анюты, я стучу правой по своей груди, — должна была навсегда оставаться в камне. Ты здорово накосячила, Шустая, забрав её оттуда. Нибиру свободен сейчас благодаря тебе.

Лица аниматов-маньяков в отблесках костра вызывают смех. Всё не так, господа мироздатели, вы, нахрен, всё перепутали! Случайно вживлённая в меня печать, возмущённо передавала мне информацию маленькими клочками и сбивчивыми отрывками. Вот огромная тайга, как ковёр, как изысканное убранство гористой поверхности. Вот доброглазая Мать, она всюду, её образ — сущное. Вот недобог Нибиру, Мать его перетащила из своей тени, беспокоясь, что навредит другим планетам. Злобного парня спрятали во тьме, там он жил, спал и почти никого не трогал. Разве что иногда поигрывал в солдатиков. Нунганы и были его солдатиками.

Однажды сестра попробовала дать брату светлые души, вдруг тот станет добрее? Только бог-маньячелло тот час поломал их, раскрошив в мелкие осколки с помощью своих солдатиков. Для Матери каждая душа — это личное, даже нунганы должны существовать. Ведь они живые! Тогда Прародительница взяла неброскую шкуру рыси, взяла её кошачьи жизни и создала совершенное существо, вернувшее в мир живых поломанные братом души. Однако брат случайно увидел, как из тьмы рысь выносит их на себе, уже недоступные. Тогда он и решил добраться до созданного сестрицей мира. Больше всего ему захотелось поймать такую славную рысь, ведь надо выяснить, как быстро она сломается? Но сначала надо было избавиться от матери…

— Это что ж получается? Всё это время Нибиру играет и нунганами, и аниматами?! — в тихом шоке прошептала Шустая.

— Да. После того, как он спрятал сестру под камень в сердце Сибири, он — ваш Бог, — я безжалостно рассказываю правду людям, мнившим себя мессиями, а по сути оказавшимися всего лишь пешками (или конями? Точно не ферзями) сумасшедшего бога.

— Как её выпустить? — наконец разумный вопрос.

— Нужно приложить печать и оставить её на камне, тогда дверь навсегда откроется и выпустит Мать.

— А… как нам извлечь печать? — Арифопять зрит в корень.

— Думаю, нужно вырезать её из меня, — я отвечаю, легко улыбаясь, глядя в изумлённо-негодующие серые глазища своей рыськи.

— А давай тебе сразу мозги вырежем? — тут же начинает шипеть Анюта. — С ума сошёл?!

— Не узнаем, пока не окажемся у того самого камня, любимая…

***

Может ли ощутить тоску одиночества тот, кто никогда не знал другого? Да бездна его знает. Не богу об этом рассуждать, не великому Нибиру. Давно, ох как давно, хронология сломалась на отметке, когда он покинул свои чертоги, созданные любимой сестрицей. Следом за удивительным созданием и вышел, за последней поломанной душой.

Тогда сестра не разрешила ему поиграть с рысью, зря! Он всё равно нашёл способ, добраться до созданий Земли.

— Там осталось почти две тысячи душ, мои солдатики, они надоели мне.

— Хватит разрушать Нибиру! Всё, вокруг тебя живое, особенно души! Это не игрушки!

— Сделаешь ещё, ты же умеешь.

— Не я создатель душ, милый братец, я лишь могу помочь им с выбором. Мы не можем решать, что им делать, чью сторону им принимать. Опять же повторюсь — они не игрушки!

— Дай мне поиграть с той кошкой, что вынесла твоих созданий. Я так хочу понять, как можно её сломать.

Земля горестно вздохнула. Как объяснить злобному младшему, что они оба всего лишь… пристанища для душ, он младше, но когда-нибудь придёт его время стать таким же пристанищем… нельзя ломать гостей, нельзя им диктовать и управлять ими, тоже нельзя!

— Тот, кто создаёт души любит их, думаешь ему нравится всё, что ты вытворяешь?

— Я не знаю! Я не знаком с душеприказчиком.

— А я вас познакомлю, давно пора кстати. А то возишься с тобой, объясняешь законы мироздания, а толку нет!

Поволокла тогда его неугомонная сестра в высь, в светлые туннели. Конечно не было никого, только млечный путь, только яркий свет. Из огромной воронки разлетались белыми лепестками души, только успевай подставлять вёдра!

— А… куда они все?

— Кто куда, все они обитель свою ищут.

Тогда и решил Нибиру устранить явно всё не правильно понимающую сестру. Он ведь ничем не хуже её сумеет всё наладить. Только души будут крепко привязаны к своим обителям, ну а кто не захочет… что ж, у Нибиру есть способ уничтожить их!

— Где ты обычно спишь? — спросил младший после возвращения.

— О, знаешь, я люблю свою тайгу и своих хранителей. Здорово у меня получилось сделать людей зависимыми от окружающего! Я почти в каждого вплела амулет таёжного зверя. Это делает их сильнее, — сестрица разболталась, делясь с Нибиру своим опытом. — И я отдыхаю только там, под этим зелёным покрывалом, а чтобы ничего не тревожило, ставлю камень с ударь-амулетом.

— Что это за амулет?

— Помогает мне держать связь с моими аниматами.

— Так если его убрать с камня…

— Я не проснусь.

— А вдруг я это сделаю? — такой непосредственный вопрос младшего порадовал Землю.

— Не сможешь, только анимат сумеет и то — не каждый. Отвлеклись мы с тобой, спускайся уже к себе, да и мне пора.

Не заметила сестрица, как забрал таки с собой во тьму Нибиру рысь, не уследила.

А утром следующего дня богиня так и не открыла всевидящие глаза, потому что ударь-амулет унёсся вместе с рысью в непроходимую чащу тайги. Маленькая хищница. с задуренной младшеньким башкой, знать не знала, что заперла единственную спасительницу от проникшего в мир людей и аниматов брата Земли.

Так наступило время для неосознанного, время тени и полумер. Время так и продолжавшего прятаться то ли кровожадного, то ли сумасшедшего, то ли неопределённого, как вечный сумрак Нибиру — правителя всех живых и мёртвых земных душ.

Глава 31

— Привет.

— Привет. Ты проснулась.

— Как тогда?

— Нет, как сейчас.

— Где дети?

— С твоей матерью и сёстрами.

— Артур?

— Звонил, скоро будет.

— Нам опять пора расставаться?

— Нет. В этот раз не заставит тебя покинуть даже придурочный Вершинин.

— Поцелуешь?

Артём не заставляет себя уговаривать, нужна близость с единственной женщиной на Земле, сотканной для него, нужны горячие объятия и потеря от страсти ориентации, нужна Ави!

Нежности летят к чертям: животная потребность, будто отбирают, уносят, и впрямь как тогда! Поцелуй? Она просила поцелуй? А можно много-много поцелуев? Чтобы прям… ей хотелось стать только его продолжением, чтобы никуда и никогда не исчезала…

Страхи потерять Ави вернулись с утроенной силой. Как только Артём увидел её рядом с этой безумной девчонкой, как только глаза любимой вновь заволокло потусторонним серебром, он снова начал сходить с ума. Сколько времени прошло? Семь долбаных лет! Но воспоминания, выползшие чёрными лентами из головы, не унять.

Тук, тук, тук… голова Мэни летит в преисподнюю…

Артём судорожно хватает руками талию Марты (Ави?), та не отодвигается, будто понимая — он паникует, его нужно успокоить. Лёгкими движениями прикасается к мужу, поглаживает спину в противовес его ненормальному неистовству.

— Тишеее, я рядом, тише, — повторяет слова, которые когда-то были единственной воспринимаемой им терапией. — Я никому не нужна, за мной никто не придёт.

— Отдай этот меч! Он должен принадлежать мнеееее…

То ли рык, то ли всхлип вырывается из мужчины, грубым поцелуем он накрывает губы Марты (Ави?). Пусть молчит! Она ещё не знает! Не понимает, почему её пытались утащить во тьму. Да и Артём только начинает осознавать — звонок от долбодяди-папы помог.

Сейчас просто нужно заглушить страстью все инстинкты спасительницы Ави. Пусть просто любит его как только она умеет!

От губ приходится оторваться, надо ниже… глубже… ключицы её нежные, до сих пор, прикусывая, хочется навсегда оставить свою метку.

— Ай! Больно, — шепчет, чуть вздрогнув, любимая. — Тим… успокойся. В этот раз не я нужна…

…Меч стал продолжением его руки, светлая молния всего лишь перетекла из грёз, и тихий голос прошептал: "Я рядом".

Остервенело зацеловывая, разрывая тонкую одежду, снося, к чертям все жалкие преграды, Артём наконец чувствует её жаркое тело всем своим, уже обнажённым.

Как тогда… в их первый раз.

— Ави… любимая… не смогу без тебя… куда хочешь… со мной… — он говорит обрывками, но знает — Марта всё понимает.

Ничего больше не надо отвечать, нужно просто быть с ним, понять его вспышку, показать, что никуда не исчезнет.

— Сумасшедший… куда я без тебя?

Время останавливается для обоих, спасение мира подождёт. Сумеречный воин пока просто сидит у костра, пережидая. Любовь послала на хер всё запланированное и правильно сделала! Что можно противопоставить суете? Гармонию страсти и любви…

Он всё ещё обнимал Марту, когда в московской квартире раздался дребезжащий звук вызова.

— Не хочу впускать его.

— Нужно.

— Кому?

— Нам.

— Кто сказал?

— Некто "Зрячий" — ухмыльнулась Марта Чёрная. Продолжительный сон был почти как тогда, на Гаити. Только в этот раз она разговаривала с Человеком, лицо которого скрывал разливающийся из груди свет.

— Что он тебе сказал?! — Артём опять сцепляет руки вокруг жены. Следы любви по всему её телу, она пахнет своим мужчиной. Им.

— Встречай ворона, я приведу себя в порядок, — супруга вывернулась легко и непринуждённо, словно ужиха. Скользнула в ванную и прикрыла дверь, щёлкнув замком.

И вновь неделикатно раздалась трель вызова. Ну что ж, встречаем рвущегося ворона!

***

— Проходите, ребятишки, надеюсь, нас накормят, напоят. А вас спать уложат, — Чёрный вовсю заталкивал Кира и Дарью в московскую квартиру Марты и Артёма. — Апартаменты шикарные! Я их лет семь назад сыну своему подарил, верно, Артёмка? — задаёт вопрос, хитро прищурившись, из-за чего глаз, задетый шрамом, выглядит совсем уж по-разбойничьи.

— Постоянно будешь напоминать о дважды подаренной квартирке? — Артём с удовольствием впускает замотанных приключениями детей, и с раздражением — папо-дядю.

— Да в жизнь бы не вспомнил, если бы ты на меня сычом сейчас не смотрел, — весело отвечает Артур. — Не пукни от нервов, сынулька, думаешь, мне нравится, вороной быть?

— Вороном.

— Ну вороном, — спешно скидывая обувь, проговорил папо-дядя, подталкивая нерешительных детей к дальнейшим шагам вглубь апартаментов. — Пока сам себе ворону больше напоминаю: каркаю, только нихера не соображая.

— Не выражайся, — опасливо кивает на мелких Артём.

— Ой, да после кровавой бани в которой эти детишки побывали, мой мат — елей, а громкий голос — сладкая музыка. Правильно говорю, анимашки?

— Это точно! — неожиданно поддерживает ворона Дарья. — Эй, Кирка, подтверди, а то ты совсем замыкой каким-то стал.

— Что подтвердить? Что ненормативная лексика ворона не вызывает агрессивно-ассоциативных побуждений?

— Хм… можно и так, — Дарья, похоже, в шоке, но перепалка с мелким её бодрит.

— Где бабушка и странный парень, бывший в твоём теле? Кстати, это точно ты? — запоздало, наверное, спросил Артём.

— Я. Помнишь, что твоя мать — моя близкая подруга, выскочившая замуж за твоего отца, будучи беременной от меня?

— Аааа, простите, индийские танцы начинать? — дети давно в комнате, и к мужчинам вышла успевшая привести себя в порядок супруга Артёма.

— Марти! Крошка, как давно я тебя не видел! — с искренней радостью воскликнул папо-дядя. — Как всегда — красотка, дело в тренировках?

Марта обнимается с Артуром, а потом рубит с плеча.

— Конечно, как заточил меня тогда на изящном мордобое, так и не могу остановиться.

— Не останавливайся, Мартишок, не твоё это!

Знаете, когда понимаешь, что всё конкретно? Когда две ладони хлопают друг о друга, издаётся такой прям ХЛОП. Марта с Чёрным да сАртуром, как заправские армреслеры, стукнулись конечностями.

— Вот мегера, сильная как скала.

— Хм, а ты думал. Во мне столько сумрака осталось, что хлопать и хлопать, даже аплодировать.

— Аплодируй мне, Марти, я тащусь, — смеётся Артур.

— Может, лучше крылья обрезать? Ворону или… вороне?

Переброска неспешными, ничего не значащими фразами вводит в ступор детей и Артёма. Никогда он не привыкнет, что его Ави вот так запросто общается с папо-дядей. Не нравится, бесит!

— Есть-то будем? — спрашивает, а сам к себе притягивает вконец обнаглевшей рукой.

— "ОТОРВАТЬ руку к ебене фене" — злобно влезает в голову Артёма мысль

— Ну а что нет? Детки пошли лумзать щец и бефстроганов с пюрешкой, — веселится Марта. — Придурок, люблю тебя, — это она ему на ушко, чтобы особо не напрягался.

Было тихо. Собственно, дети спали без задних ног, сытые, но уставшие. Слишком много впечатлений.

— Шоно ушёл. Не знаю, куда и зачем, — Артур хлебнул коньяка, чуть вздёрнув кадык: крепкий, сука! — Больше вопросов, чем ответов. Не понял, что он имел в виду, когда говорил, что, как только мы найдём Индиану, оживёт бабушка детей и его возлюбленная.

— А можешь с самого начала? Чтобы стало понятно, каким боком здесь оказались все мы? — злобно спросил Артём.

— Шоно сказал, что я — ворон. Типа могу отдавать свою шкуру и, расправив крылья, открывать миры. Говорил, что благодаря мне вы встретились в преисподней. И что именно моя сила смогла сделать из Марты Ави.

— Ты ему рассказал?! — выдохнул Артём.

— С ума сошёл? Это он мне рассказал, как что устроено. Ваши боги всего лишь проекция. Мэни — более действенная субстанция, желавшая силы. Только ему было отказано. Не спрашивайте, не знаю почему. И ещё… — Артур потупил глаза, видимо уже жали они ему сильно, по крайней мере так казалось его сыну. — Марта — сумеречный воин, меч в руке " Зрячего". Не ты, сын, в этот раз " Зрячий".

Артём потянулся, как хотелось, бугристые мышцы прям заиграли под весёленькой футболочкой голубого цвета. Надпись "Fart loading…" вытянулась и стала жирной.

— Так… спокойно! Не фарти, щаззз всё будет объяснено! — Артур опасливо глянул на надвигающуюся мощь.

— Да мне пофиг, что ты там собираешься объяснять. Марта — мать моих детей, твоих внуков, если ты забыл. Хер куда она вообще дёрнется, не отпущу!

Эххх, не следил Артём за взглядом своей женщины… Марта медленно обошла островок с остатками посуды. Мягко, почти лениво приближалась к своему мужу. Он не ожидал подвоха. Артём был спокоен только в определённые моменты, ощущая рядом с собой своё вечное наваждение, свою жену… Что вышло в этот раз? Что было не так?

Жёсткий, удушающий захват с подсечкой. Влажный язык на щеке, облизала и откинула… как ненужный бумажный стаканчик из-под мороженого.

— Он рвётся, Тим, мне его не остановить.

— Поговорить с ним могу?

— Конечно… только подожди немного… — Марта выгнулась дугой, являя вместо глаз белки, скукоженные руки дёргались. В ней происходили метаморфозы.

— Тиииим.

Артём смотрела на жену словно впервые. Это было слишком интимно…

Сумеречный воин вырывался из неё. Заявлял о себе. Артём думал, что только он мог быть причиной активации настоящей Ави, непобедимой и жёсткой…

— У меня обязательства, Тим, — серебристые глаза смотрели почти виновато. — Ты же понимаешь, что мою силу нельзя не использовать, если она нужна.

— Ави! У тебя есть и другие обязательства, — вопреки упреждающему жесту сумеречной Артём обнял её. — Я, наши дети…

— Очень люблю вас, но вы — обязанности Марты. К сожалению, я не смогла исчезнуть, осталась в ней, мы переплетены и радуемся каждому дню с тобой, Тим. Но сейчас я вынуждена полностью захватить власть в её теле. На нас обеих огромный долг. И тот, кому мы должны, уже не намекает, а прямообращается с просьбой помочь.

— Сын, — голос Артура неожиданно ворвался в беседу с Ави. — Поверь, никто не в восторге от ситуации. Мы с волчишкой подрались прежде, чем я дал ему до конца объяснить ситуацию. Кстати, это он отогнал нунганов от тела Марты, когда вас усыпили. Он же организовал передачу ваших тел мне. А сам промохал исчезновение самой важной составляющей всей этой истории. Но, кажется, нам удалось что-то исправить.

— Вы же понимаете, что я точно буду всё это время с вами? — обречённо опустил плечи Артём, он так и не выпустил из рук сереброглазую супругу. Тяжёлый камень плохого предчувствия давил на него.

Этим вечером семья Чёрных пыталась склеить хоть какой-нибудь удобоваримый план, и так, и эдак пытаясь понять, что и когда нужно от них высшим силам.

— Подожди, — Артём уже плохо соображал, не понимая, в каком из миров им надо оказаться. Но больше всего его интересовал вопрос: пропустят ли его вместе с Ави и вороном? — Мы пытаемся создать план, складываем осколки, но, может быть, лучше дождаться Шоно? Появится же он когда-нибудь?

— А вот это хрен его знает. У меня впечатление, что парень, как друг степей калмык — пел о том, что видел, — раздражённо пожал плечами Артур. — После ритуала очищения, организованного пацаном с помощью моей крови, на четырёх лапах, фигурально выражаясь, помчался в морг к кабану, чтобы бабуленьку в морозильник запихнуть. Мрак, блядь. До сих пор мороз по коже от того ритуала, с помощью которого он желает получить жизни для томящихся в морге тел.

— Это дааа, — Ави лёгкой рукой поймала случайно сдвинутый локтём папо-дяди бокал с коньяком. — Не верится, что стихия, создавшая меня и Индиану, возвращает жизнь существу только через убийство рыси.

— Заметь, именно убийство, рысь тоже должна чувствовать боль от потери жизни.

— Живодёрня какая!

— Так, а можно как-то связаться с Шоно? — Артёма эта тема очень раздражала, он точно не сможет позволить прикоснуться к Марте-Ави, если кому-то понадобится её жизнь. Сумасшедший, поехавший Вершинин тоже не производил впечатление мужика, радостно предоставляющего свою женщину для её убийства и, ей-богу, Артём поддержит его в этом, чтобы там ни говорили про жёсткое слово "надо". Значит, будет конфликт. Волчара Шоно просто не поймёт, что никто не будет убивать рысь.

— Вы не дождётесь Шоно, — в комнате повисло молчание. Кирилл с заспанными глазёнками являл собой самое умилительное зрелище, если бы ещё и не эта чересчур взрослая усталость! — Его вычеркнули из хранителей.

Не надо было задавать вопросы. Все ответы для Чёрных готовы, их сейчас и выдаст маленький раскосый парень.

— Завтра нам надо попасть в Улан Удэ. Дальше я подскажу, как именно мы доберёмся до камня. Нас будут ждать там все нужные действующие лица. В том числе косвенная виновница всего происходящего — моя сестра.

*** 

Отрешённо… вот как смотрел Вершинин на табло в аэропорту "Байкал". Через сорок минут приземлится аэробус с людьми, которые помогут завершить… что?! А хрен его знает что. Нечто глобальное и незыблемое, нечто задолбавшее, нечто не дающее забрать Аньку и улететь в родной Питер, отгородиться ото всех и любить её всю в оставшееся время. Лишь бы осталось… время это.

Обугленное тело и яркие серые глаза, слишком выразительные на этом черном, обгоревшем черепе… страшное видение, преследующее Ивана почти пять проклятых лет.

— "Убью! Всех убью за тебя, Ань… ненавижу их. Не надо было им во всё это тебя вовлекать…"

— " Вань, Ванька! — Индиана пытается удержать его рядом, она правда хочет убедить его в чём-то важном, ха! Наивная! — Вань, пойми, не нам было выбирать всё это и уж тем более не самим аниматам. Обвиняй меня! Я тебя выбрала с проклятым амулетом…"

— "Неееет, родная, — Вершинин до одури не хочет выпускать её из объятий, от тёплой, мягкой, любимой рыси не хочется удаляться более чем на расстояние вытянутой руки. — Это я выбрал тебя. Не вздумай даже по-другому что-то фантазировать. Я люблю тебя не из-за того, что решил Нибиру, или Земля, или Шустая. Я люблю тебя без причины и следствия, потому что ты утащила мою душу в самую первую встречу, потому что ты — моя химия"

— Произвёл посадку рейс триста двадцать семь «Москва-Улан-Удэ», — электронный голос оповестил о прибывших вместе с остальными пассажирами участниках таёжного шоу.

— "Такие же пострадавшие от игрищ высших сил, как я и Анька" — подумалось Вершинину, как только он увидел светлую макушку Дарьи и тёмную — Кира.

Дети с серьёзными лицами двигались всё же быстрее почти не отстающих от них взрослых.

— Вааааань! — Дарья самая нормальная из всех приехавших, ей удалось не растерять своей детской восторженности, бежит, раскрыв объятия, ещё и радостно улыбается. Классный анимат.

Вершинину пришлось ответить на радость от встречи, чему радоваться, кстати? Что вскоре им всем придётся решать судьбу мира? Да ну нафиг…

— Ну что, проинструктируешь, стажёр? — жёстко пожал руку старший из Чёрных.

— Попробую, — очень холодно пообещал Иван.

— Может, обсуждение продолжим в более уеденном месте? — лицо, манеры, всё в этой женщине знакомо, только голос чуть изменился. И да! Иван впервые видел Марту с такой агрессивной причёской! Выбритые виски, заплетённые косы. Только сейчас заметил, что скулы Чёрной очень чётко очерчены. Она нихрена не ромашка, как минимум прототип древней воительницы. Хм… и эта сталь во взгляде. Мир точно с ума сошёл.

— Марта? Зачем они взяли тебя? Или мало женщин участвует в этом балагане? — Иван не смог не спросить. Ну в самом деле, может, вообще всех жён и детей собрать придётся, глядишь, за Артуром его бабская стая увяжется. Опять хмыкнул про себя: Нибиру может понадобиться помощь…

— Ави. Сейчас называй меня так, ок? — боже! Странь за странью.

— Ок, пойдёмте?

Ночь наступила быстро. За окнами автомобиля мелькал своей не оригинальностью лес, а дорога становилась всё больше ухабистой.

— Сменишь меня? — обратился Вершинин к Артуру.

— Куда ехать, только подскажи, не наблюдаю навигатора.

— К той деревне, куда ты приезжал, разыскивая Аню.

— Я что, помню?!

— Ты ж вроде ворон… должен помнить, — жёстко ответил Вершинин.

Чёрный зыркнул недобро, но машина вдруг резко затормозила на обочине, не пристёгнутый ворон чуть не влетел "клювом" в ветровое стекло.

— Какого?..

Возмущение пришлось закончить. Тёмные силуэты протянулись по всему периметру и так узкой дорожки.

— Это ещё что за восстание теней? Подземелье и его тёмные гандоны, блядь! — прошипел Артур, начиная вспоминать, что есть с собой для разгона этой херни.

— Арти, не матерись, здесь дети. Все оставайтесь на своих местах, — на заднем сидении закопошилась Марта или кто она там сейчас?

— Куда собралась?! Сидеть на месте! Артёмка, двигай жопой, будем нунганов мочить, надеюсь…

— Сидеть! Я сказала! — голос был таким основательно охреневшим, что новоявленный ворон чуть не каркнул от возмущения. — Со мной выходят только Иван и Тим. А вы, — обратилась она к изумлённым детям и ворону, — сидите здесь, и чтобы ни одного пёрышка не вылетело, понятно?

В следующее мгновение великолепная незнакомка легко выпорхнула из авто, в руках мелькнуло длинное лезвие (от чего???). С другой стороны выскользнул Артём, Вершинину оставалось послушно выбраться с места водителя.

— Звезду включай, зверюга, — обратилась воительница к ошалевшему Ивану. — Побыстрее, не видно ничего, а главное — никого.

Боги знают как, но Вершинину даже не пришлось особо напрягаться — свет из амулета разлился яркими ручьями, разрезал всю тьму, окружавшую силуэты и таёжные пейзажи. Было на что посмотреть. Рыла потусторонних тварей не светились приветливостью. И оказалось их несметное количество…

— Твои с левого фланга, а Иван возьмёт правых, я мочу серединных солдатиков, — Ави знала, о чём говорить, на подхвате у неё был сверкающая памятью веков катана. В руках Артёма сверкнули два вакидзаси.

Схватка началась с нападения той, что называла себя Ави. Ровное сверкающее лезвие, ладно срезало сразу две скалящиеся рожи. Легко развернувшись, танцовщица в изящном падении порешила ещё троих. Вершинин, засмотревшись, не сразу заметил острые когти противника, за что и получил три ряда царапин на лице.

— Сучье отродье! — заорал скорее от неожиданности, чем от боли.

Сгруппировался на удивление быстро, а вот из оружия были только две весьма лохматые лапы… с когтями. Эххх! Раззудись плечо, приятно и славно, будто затем и жил, чтобы так аккуратно класть в рядочки племя нунганов! Опачки! А что тут у нас, мордоворот с зубами?! Типа груда нунганских мышц? Так тыдыщщщщщ! Голова отделяется от груды мышц и падает к ногам нестройных рядов врагов.

— Медвеееедь!

— Зрячий!

— Меч провидения!

— Вспышка потустороннего!

Паника среди нунганов начинает расти в связи с обильными потерями. Артём бьётся фактически вслепую. Его вакидзаси распарывают плоть нунганов наугад или на везенье, но откуда он знает их анатомию?! Не имеет значения! Сейчас в голове только одна рулёжка — убить противника. Вот и убиваем, прям по темечку коготком, упс… скальп снялся.

Сколько длился этот бой — неизвестно, тела, грудами возникающие после каждого охотника, тут же исчезали, будто развеиваясь.

— Как ярко светят звёзды, — вдруг произнесла Дарья, откинувшись на сидение.

— Дверь открой, стервь мелкая, — прокаркал глухо Артур. — Я могу им быть полезен!

— Не можешь. Они боевики, те, кто пускает в расход целые армии. И Ави у них старшая, — меланхолично отозвалась барсик. — А двери… их заклинил Кир, не я.

Никогда Артур Чёрный не считал себя беспомощным, и пожалуй, сегодня это произошло впервые. Он слышал про умения Ави, он понимал внутренние ресурсы своего сына, допускал нечеловеческие возможности Вершинина, но знать "об" и видеть — разные вещи! Хрупкая Марта кружилась в таком замысловатом танце смерти, любимый сын крушил с такой гладкой подоплёкой, а стажёр (мать его!) так оброс шерстью и когтями… может, пора расправить свои вороньи крылья? По слухам, они у него имеются. И вот только Артур собрался поиграть мускулами, выбить створку авто ногами или ветровое, ну, в общем-то, что подвернётся, как открылась передняя дверь, на место водителя уселся Артёмка, весь из себя в кровище и чёрном одеянии. А задние дверцы начали хлопать из-за прибывших Марти и Вершинина. Ну облом ведь?!

— А… вы откуда? — глупо, конечно, но надо же было что-то спросить.

— Оттуда, — беззлобно ответила Марти, или Ави, кой чёрт теперь разберёт. — Путь свободен, ребята нефигово постарались нунганов разогнать. За рулём побудет Тим, ему надо расслабиться, километров через пятьдесят сменишь его. Кстати, Вань, пересядешь на переднее? Хочу с мужем побыть…

— Не вопрос, сумеречная, — хмыкнул покорно Иван. Ошизеть! ПОКОРНО! Впервые этот псих внушал доверие: похоже, у него появился классный старший по нунганам!

Марти и Иван шептались на заднем сидении о чём-то вездесуще-важном, все пятьдесят километров эта парочка раздражала своей гармонией заговорщиков. Что они замышляли? Да вообще! Карррр на них, ей-богу!

— Что вы там шепчетесь? Нам же всем надо быть в теме? Или я могу ехать домой? — раздражённо спросил Артур.

— Ты нам очень нужен, не смей умолять своего значения, — ответила Ави. — Просто у Ивана в голове не всё гладко, он воспринимает нас всех, как потенциальных убийц своей рыси.

— Чего?!

— Того. Решил, будто мы мечтаем его Ане голову размозжить, сожрать мозги и ничего ему не оставить.

— А…он хочет тоже, ну… того…

— Сдурел? Он её любит и не подпустит ни одного анимата к шкурке своей рыси, только, я ему объясняю, что зря он оставил Индиану с Шустаей и Арифом. Эти двое весьма кровожадные последователи Земли…

Глава 32

Если вы рысь, зависимая от человека, и вдруг оказываетесь в глубинах то ли города, то ли пригорода, к тому же у вас имеется рваная рана, а рядом нет того самого привязанного человека — пиши пропало! Куда идти? Где искать мамку Мурмявку? Непонятно!

Чуть хромая, Пятнашка не прекращала прядать ушами, нужно ловить любой звук, потому что не тайга вокруг, того и гляди хвост откусят или заберут в зоопарк, возможно, в частный… Впереди зазеленели макушки леска, со времён новосибирских бдений рысь определила: не всё то лес, что зелёное! Ну что? Похромали туда?

Десятью часами ранее:

Шоно вёл машину, чётко осознавая цель поездки. Чёрт знает, почему он отказал детям в том, чтобы они забрали с собой рысь. Пусть остаётся, не хватало её переть к Чёрным в логово! Вот и знакомые очертания пригорода Москвы, скоро будет привокзальная площадь, затем вглубь города, и вот оно! Монументальное советское строение-морг: нужен кабан, нужна ещё одна камера!

— Да твою мать! — кабан опять не очень опрятно выглядит. — Ещё один труп? Ты, вообще, уверен, что рысь согласится?

— Да! Это её бабушка. Там на заднем сидении зверушка её, глянешь, может быть? Она в схватке с собаками пострадала.

— Я не ветеринар.

— А я не господь бог! Но, тем не менее, участвую в ритуалах.

— Шоно, — глубоко посаженные глазки кабана недобро буравят лицо волка. — Не охуевай. Я тебе ничего не должен.

Волка перекашивает от предвкушения неизбежной любезности, которую он должен показать, по-другому с кабанами нельзя. Значит…

— Прости! Прошу принять тело для хранения под гарантии личной неприкосновенности твоей семьи, — подобострастно произносит Шоно, вытаскивая окровавленное тело Серафимы Андреевны.

Кабан пыхтел уже менее агрессивно, пропуская человека с его нехорошим грузом с заднего хода, обычно отсюда выносили…

Пока волк относил тело, патологоанатом хмуро посмотрел на зверюгу, и совсем Пятнашке не захотелось, чтобы он трогал её за всякое да проверял надееспособность. Наверное, поэтому она и сказала:

— Ррррррррррр.

— Ого! Да чего за тебя так беспокоятся? Вполне себе живая. Лесом, красотка, я тебя в морг не возьму!

Рысь успокоилась, неприятно пахнущий человек не собирался к ней прикасаться, пусть вернётся знакомый охотник и отвезёт её к мамке Мурмявке, так вкусно пахнущей сосновой хвоей!

Шоно вернулся достаточно быстро, обтирая руки салфеткой с чем-то очень химическим.

— Я в путь, надеюсь, ненадолго. Долгих дней тебе и твоей семье, кабан.

— Со скотинкой всё нормально, а тебе долгих лет и лёгкой дороги, — ответил Григорий, всё ещё достаточно хмуро посматривая на Пятнашку.

— ШШШШШШ, РРРРрррмя! — вот что раздалось в ответ на любезное предложение убраться обоим.

— Кошки, — философски продолжил кабан. — Самые беззастенчивые манипуляторы, самые эгоистичные твари. Уверен, что не хочешь избавиться от неё?

— Уверен! — узкие глаза Шоно недобро сверкнули. — Иначе даже не взялся бы за её перевозку.

Отъезжали уже почти в полутьме. Дорога была неплохой, ухабы почти не чувствовались; говорят, местный губернатор расстарался перед выборами. Тем лучше! Волк должен был спешить.

— Ну что, не захотела остаться с кабанчиком? — полушутя спросил у таёжной гостьи Шоно. — Ну и ладно, только время потеряли у него, надо было тебя сразу Чёрным отдать, Верно говорю?

Все люди — болваны. Пятнашка давно это знала, единственным исключением была Мурмявка, так она и не человек вовсе, а мама! Вот чего ожидает этот охотник? Что она ответит ему ласковым голосом? Пришлось пренебрежительно положить голову на лапы и притвориться задремавшей.

— Молчишь? Значит, согласна со мной, — всё не унимался волчара. — Ты в курсе, что в тайге ходят легенды об охотниках, понимающих язык зверья?

Пятнашка вдруг резко вздёрнула голову. Но причиной стал не очередной бред, что нёс раскосый человек. Она почувствовала тяжёлые вибрации, воздух стал слишком насыщенным и… пах чем-то опасным.

— О! Я же говорил! Вот и ты начала меня понимать, а мои тотемные звери и понимают, и не трогают меня, — охотник ничего не ощущал! Он беззаботно болтал с раненой рысью, так и не рассмотрев тревожность зверя.

— Однажды мы с Инди ушли в лес слишком далеко от дома, — человек расслабленно хохотнул. — Тогда впервые она сидела на ветке как наблюдатель, а я общался с волками…

Машина резко дёрнулась, Шоно судорожно ударил по тормозам.

— Что за хрень?!

Дрожа от охватившего ужаса, Пятнашка подняла голову и уставилась на выхваченную фарами фигурку девушки.

— Лисииичка? — человек с надрывом спрашивал у полупризрачной фигуры, хотя она его даже не слышала.

Рысь смогла выдавить из себя лишь тихое утробное рычание, заглохнувшее сразу после открытия двери со стороны водителя. Идиот-охотник пошёл навстречу кошмарному созданию и, слава природе, оставил открытой дверь! Где только в лапах нашлась сила?! Не мешкая ни секунды, Пятнашка молнией кинулась в образовавшийся проход. Механизм защиты своих людей был полностью аннулирован жутким страхом, рысь очень быстро удалялась от концентрации злого присутствия.

Последними звуками, которые выхватили ушки-кисточки, стала режуще-скрежещущая фраза от неведанного ранее зла в человеческом обличье:

— Ну здравствуй, Шоно. Мой последователь, что так быстро предал своего бога. Сначала Змеища, а теперь и ты? Мои игрушки, верно, страх потеряли?!

Рысь без разбора понеслась через то ли пролесок, то ли чащу, унося лапы, шкуру и свою жизнь подальше от этого страшного создания…

***

— Лиса?.. — Шоно в шоке переспросил, ответ он знал. Конечно — нет. Но сейчас так нужно немного времени, чтобы просто прийти в себя.

— Нет, но шкуру я использовал её, — существо, так похожее на любимую, мрачно растянуло синие губы в подобие улыбки. — Ты слышал, что я сказал?

Нечто медленно приближалось к волку; тонкие, почти прозрачные пальцы коснулись вдруг одеревеневшего тела.

— Кем бы ты ни был, не оскверняй её тело! — Шоно прошептал, ведь голос исчез почти со всеми мыслями. Остался только всепожирающий ужас.

— Да что ты? Уже осквернил. А сейчас с удовольствием сделаю это и с твоей шкурой. Волчок — серыыый бооочок, — мёртвая холодная рука схватила Шоно за шею, протыкая синими когтями покрывшуюся мурашками кожу.

Певучий голос существа умолк, потрескавшиеся губы медленно приблизились к лицу волка. Запах мертвечины окутал чуткие, звериные рецепторы Шоно, осознание страшной ошибки со всей дури шарахнуло по почти утерявшему жизнедеятельность мозгу. Как он мог предположить, что воскресит лисицу с помощью Инди?! Этот жуткий ритуал изначально противоестественен!

Перед затуманившимся сознанием замельтешили картинки из прошлого: Сая, объясняющая, что нужно делать после смерти рыси… Обгоревшее тело названной сестры… Её слова, что холодно и далеко… Лица аниматов, участвовавших в том единственном ритуале по возвращению Инди, который он провёл, словно всю жизнь этим занимался… Лисица… смерть, просьба не влезать во тьму…

Страшное существо почти впилось в губы Шоно, шамкая возле них гнилыми зубами. Сознание медленно покидало тело волка, а душа рванула в пространство вечности, стремясь навсегда оставить тоску по совершённым промахам.

Существо отпрянуло от Шоно, затыкая уши.

— Что этооо? — визжало то, что сидело в теле погибшей лисицы.

В это мгновение, над стоящей машиной блеснула вспышка света. Медленно расправляясь, она поплыла в сторону беснующегося существа. Мёртвая плоть ошмётками падала вниз, свет жёг дёргающуюся фигуру.

Тело лисицы разлетелось на сотни маленьких кусочков, чёрная субстанция, отделившись, рванула в мёрзлую придорожную лужу. Плямк… тонкий лёд был легко побеждён сильным ударом, но после полного исчезновения существа несчастная лужа покрылась толстой ледяной коркой, будто запечатывая в себе буйную тьму.

— Ёкырган! — философски произнёс Шоно, вытирая рукой мёртвый поцелуй от хрен знает кого, только не лисицы.

Медленно переводя взгляд от одного фрагмента тела к другому, волк устало рухнул на колени. Чуть коснулся нескольких ошмётков, очень маленькие… трудно определить и тем более собрать. Нежно провёл рукой по маленьким останкам, вот что делать? Бросить её здесь?

— Уходиии, я уберу, — раздался чей-то нежный шёпоток

— Кто ты? — безжизненным голосом спросил Шоно.

— Я…

— Лиса? Инди? Сая? Кто? — безразлично гадал Шоно, продолжая сгребать останки.

— Все. Уходи, — вслед за этим всё, что осталось от лисицы, вспыхнуло тем самым светом, что прогнал существо. Неожиданно, лица коснулось чьё-то тёплое дыхание. — Люблю…

Через долгие мгновения, когда ощущение чужого присутствия исчезло так же как и разбросанные куски лисицы, волк поднялся и на деревянных ногах подошёл к автомобилю. Словно робот сел за руль всё ещё работающей машины, хм, он так и не заглушил двигатель. Молча захлопнул водительскую дверь, аккуратно перевёл рычаг на драйв, развернул авто и поехал в обратную от Москвы сторону. Нужно вернуться к моргу, нужно помочь кабану и похоронить Серафиму Андреевну. В том, что он не найдёт там тело любимой, Шоно не сомневался.

*** 

Дымище был заметен издалека. Мимо пронеслись пожарные машины, время позднее — тем более так неуместны были истошные звуки сирены.

Предчувствие не обмануло. Горел, тот самый "неприметный" морг, небольшая кучка работников жалась к буйным кустарникам, посаженным, наверное, заботливым губернатором, чтобы отделить морг от других корпусов, ну и для того, чтобы создать эстетику обители предпохоронников.

— Григорий где? — осипшим голосом поинтересовался Шоно.

— Гришка-то? Так вон, в кустах дела делает, — равнодушно ответила женщина лет сорока, с интересом взглянула на волка, не удержалась и уточнила. — Вы же понимаете, что сегодня у нас неприёмный день?

Шоно не стал отвечать, опрометью кидаясь к ссущему кабану. К слову, "журчал" тот раздражающе равнодушно.

— Гриша! Ты как? — глухо прошептал Шоно, приблизившись к массивному "писающему мальчику".

— ЁЁЁЁб…. — прозвучало в ответ.

Фигура кабана дёрнулась и помимо журчания издала ещё один звук — тадараххххх.

— Ты! Нормальный вообще? — смущённо спросил, вжикнув молнией на мятых джинсах. — Так и инфаркт можно получить.

— Пока ты только громко бзднул, — оххх, какое облегчение испытал Шоно, увидев такого совершенно обычного свина. — Что произошло? Почему горим?

— Ну, это без ста граммов не рассказать, есть время на выпивку со мной?

— Мне пропажу искать надо, рысь раненая сбежала, — пояснил волк, с сожалением пожимая плечами. — Может… проедешься со мной?

— Твоя хищница меня боится, как огня, не знаю почему, кстати. Я — плохая компания в её поисках.

— Да не тебя она испугалась, — устало склонив голову, произнёс Шоно. — Тут сам Нибиру объявлялся, видно, где-то рядом проявляться начал, вот она и отреагировала.

— Знаешь, меня вся ваша копошня около моей семьи жутко напрягает. Не хочешь выпить — не надо, но и ехать с тобой я никуда не собираюсь, — жёстко сообщил кабан. — Значит, узнаешь о пожаре без огонька выпившего человека, прямо в кустах, которые я обильно увлажнил.

— Чудеса начали происходить почти сразу после вашего отъезда. Думал — мне кажется, всё же ночью пришлось сыновей укладывать, очень беспокойные поросята, — умиляется кабан, но очень быстро приходит в свой вечный малоприятный образ.

— Так вот, сижу я, заполняю бланк на ячейку для бабуленьки, и вдруг отчётливый такой звук раздаётся, будто одна из камер отодвигается. Я сразу отреагировал, встал и задвинул полочку с уже выехавшим телом твоей лисицы, — кабан смотрит на Шоно испытующе и, видимо, не находит нужной реакции, поэтому прямо спрашивает. — Ты не удивлён, что именно камера с твоей… девушкой решила раскрыться?

— Нет, давай дальше.

— Дальше? Да пожалуйста! — Григорий порылся в широких карманах и выудил мятую пачку сигарет. Легко выбил одну и прикурил. — Я закрыл взбунтовавшуюся камеру и проверил замки. И пошёл к электрику: не хватало ещё, чтобы вся система гикнулась. Короче, я пришёл в каптёрку, растолкал Васильевича, пьяного и задорного, вместе с ним отправился к своим мертвякам.

— Мы почти дошли до моих владений, когда я увидел, как к заднему входу движется фигура, до боли знакомая и невозможная. Твоя Лисица, обзаведшись где-то джинсами и свиторком, пёрла на мой задний двор! — кабан замолчал, продолжая покуривать, вот сейчас Шоно и понял: Гриша мертвецки пьян.

— Дружище, да ты в говно! — нюх всё же начал реагировать и на амбре, исходящее от кабана.

— Ничего личного! Каждую пятницу я в говно, — бойко отрапортовал свин. — Только знаешь, это ни хрена не помогло, я как видел выходящей из морга твою бабу, так присягнуть на всех библиях мира могу. Ну а потом, всё заискрилось, запылало, задымилось, знаешь, пожар начался…

— Ты что-нибудь чувствовал?

— Конечно! — кабан приблизил свою неприятную, с торчащими волосами из носа, физиономию прям к лицу Шоно, — Я до усрачки испугался, не поверишь, но единственное, что унёс из пожара — бутылка чистого спирта. Её с коллегами мы и уговаривали, пока вот пожарники да ты не припёрлись.

Волк получил нужные сведения, больше ничего ему было здесь не надо, Серафима Андреевна вознеслась к предкам вместе с огнём, кабанятина счастливо отделался от кип документов, валявшихся в беспорядке по всему моргу, при этом сам остался жив и здоров.

— "Где же ты бродишь, сучара хвостатая? Мммм? Куда тебя понесло? Почему у меня перед глазами наш посёлок? Почему я чувствую, что должен появиться там? Почему не могу отправиться туда один?" — мысли одолевали Шоно по грустной и скучной дороге, кроме прочего надо было заставить себя не думать о том то ли голосе, то ли голосах… Мысли, тем не менее, лезли пищом. — " Где ты сейчас, Лись? Ты ли это была? Или Инди? Или… Мать?"

Дорога стала ровной — Москва рядом. Шоно непроизвольно замедлил скорость, вдруг найдётся усатая, вдруг на обочине поджидает и лапу поднимает в приветственно-останавливающем жесте, мол, подвезииите не задорого? Мысленно представив себе рысь на дорогах к подъезду столицы, Шоно хмыкнул. Именно в этот момент он и увидел замурзанную морду, почти с осуждением взирающую на приближающийся автомобиль.

— Вот и пропажа, — радостно произнёс волк, ударяя по тормозам.

— Я не выйду из машины, слышишь, шкура? — обратился к рыси Шоно. Затем раскрыл переднюю дверь, сидения кожаные, всё равно отмоются. — Прыгай сама, предательница.

Рысь без лишних выебонов "вспорхнула" в салон: надо, так надо. Что делать-то? Ровненько уселась, стыдно ей один чёрт не было, потому что жизнь дороже принципов. Вздёрнула морду, глянув пренебрежительно на Шоно, всем своим кошачьим видом показывая: "Что стоим? Кого ждём, холоп?"

— Завтра в Улан — Удэ летим, надо справочку взять на тебя, и в багажном отделении поедешь, поняла, Пятно?

Горестно вздохнув, уставшая Пятнашка просто повернулась израненной шеей к охотнику, пусть не думает, что ей было легко все эти часы.

— Ух ты! Опять кровь пошла, да? Дай-ка я рану обработаю…

Няшная внешность рыси и в этот раз сыграла хорошую службу: вместо нудных разговоров о побеге и предательстве Пятнашка получила болеутоляющее, перевязку и покой…

Глава 33

Уехал… Сама и отправила, с самого раннего утра! Кто б знал, что так тревожно будет без него. Хоть по веткам за Ванькой беги! Но! Нельзя… Верховные аниматы сами не понимали, какую опасность они представляют. Ни в коем случае нельзя допустить их встречу с Нибиру! Он слишком долгое время сводил этих двоих с ума своими перестановками.

Ночь была какой-то бесконечной. И я совершенно точно была не против, чтобы она длилась вечно! Я… не знаю, как назвать, произошедшее между нами. Не знаю, что чувствовали другие дамы при дефлорации, мне так показалось, будто вся моя сущность заорала: " НАКОНЕЦ-ТО!!!!". Слабое болевое ощущение, а за ним полное погружение в страстный танец или как эту беспрестанную, почти животную похоть можно назвать?!

Мой первый вопрос к Шустаи был как раз на эту тему. Ванька с Арифом (после замечательной отповеди Вершинина) пошли добывать пропитание и дровишки. Понятное дело, просто оставили нас вдвоём.

— Ты зачем эту легенду запустила? — тихо спросила я Странницу.

Она всегда была для меня полумифическим существом, проповедующим единение с Матерью и полное отторжение мира Нибиру.

— Какую именно?

— А, так даже не одна легенда была?

— Не одна. Похоже, я действовала по составленному алгоритму, — блондинка легко пожала плечами, для неё всё это не существенно, миссия-то не выполнена. И что будет дальше — неизвестно.

— Зачем было так мучить нас с Ванькой? Почему нельзя после первой смерти быть с любимым?

— Я тут ни при чём, — Шустая подняла руки в примирительном жесте, даже немного выдохнула. — Всегда старалась держаться от тебя подальше… да и ото всех остальных тоже. Как показало время — не зря.

Я молча ворошила веткой тлеющие угольки. Уютно, хвоей пахнет и свежестью ночи. Казалось, шуршание моих мыслей слышно во всех, даже самых отдалённых, концах тайги.

— Был ещё верховный анимат, — спустя долгие мгновения проговаривает Шустая.

— Сая?

— Она. Гладкая, юркая змейка, — моя собеседница устало вытирает руками лицо, будто скидывая себя бремя так долго терзавших тайн. — Она была убеждена, что рыси нельзя любить. Тогда та, что предназначена миру, растратит себя только на одного, нужного ей, человека. И, согласись, сейчас так и происходит.

Взгляд Шустай становится другим, я уже не замечаю усталости и обречённого согласия, нееет! Теперь на меня смотрят холодным, оценивающим взглядом. Такой же был и у Саи перед тем, как она шибанула меня по голове…

— Я не могу поверить, что всё это время была всего лишь игрушкой в руках Нибиру. Это не логично! Мне кажется, Иван много на себя взял, не имея понятия о том, что на самом деле происходит. Ведь, вспомни, печать неоднократно пытались вернуть на место. Хотя бы твой отец.

— Вот именно! — тут я согласилась. — Но почему не сработало, а отец стал вообще инвалидом? Может быть, это надо было сделать мне?

На шорох лёгких приближающихся шагов мы отреагировали одновременно. В это время года тайга особенно тёмная, и обычным людям вряд ли удалось бы услышать и увидеть то существо, что крадучись приближалось к нам.

— Ты посмотри, кто к нам в гости пришёл, — мягко рассмеялась Шустая, оглаживая серебристую шерсть огромного волка. — Ну, от кого приветик принёс?

А меня окатило такой волной чужого иррационального страха, что я непроизвольно стала превращаться…

— О, боги, Индиана, что с тобой? Ты что творишь?! — Шустая не на шутку испугалась. Оттолкнула волка, что аккуратно улёгся у костра, пассивно наблюдая за моей трансформацией в зверя. — Инди! Прекрати! Ивааан!

Моё сознание меркло, тело становилось непослушным, производя действия, на которые мой мозг не давал команды! Я теряла контроль. И это чертовски неприятно, учитывая, что в последний раз превращение оставляло мне осознание себя! Что за нафиг происходит сейчас?!

— Ну вот, а ты орал, что я всё-таки отравила её! Приходит в себя наша принцесса, — этот голос принадлежит Шустаи и она раздражённо произносит слова для Ваньки. Ну а кто ещё мог ей предъявить такие обвинения?

— Ань, Анечка моя, кошечка… — а этот голос я вообще ни с чьим не перепутаю!

— Гыр, — глупо хихикаю от лёгких прикосновений Ваньки. И пытаюсь потрогать его лицо, однако руки мои опадают плетьми.

— Шустая, — на мгновение, Вершинин отвлёкся от меня. — Мы уходим в нашу, гм, таёжную спальню, ей нужен отдых и покой.

— А кто ей здесь, у костра, не даёт отдыха и покоя?! — тихо возмутилась Странница.

— Милая, оставь их, — мягкий голос крёстного тоже узнаваем. — Пусть лечит её своим способом. Пойдём, нам тоже не мешает отдохнуть.

Ванька меня горячими руками сгребает в одно мгновение, быстро отвечает на пожелание спокойной ночи, и резво, не медведем, а каким то джейранчиком тащит в "берлогу". Там он аккуратно устраивается с моим, ставшим беспомощным, несчастным телом, нежно баюкает, словно младенца, и приговаривает:

— Дурочка моя, ни на секунду нельзя оставить.

— А что было-то? — прохрипела я первые слова после странного оборота.

— А не важно! Больше ничего не будет, — безапелляционно отвечает любииимый мой роднооой.

— Чой-то? Рассказывай, давай, а не то вернусь к костру и повторю всё на бис, глядишь, во второй раз запомню. Кстати, а где волчок?

— Ушёл, как только ты начала приходить в себя.

*** 

Пока Шустая вызывает у меня больше доверия, чем печальный барс-Ариф. Девочкам и в самом деле надо поговорить, уж очень Аньке нужны были кое-какие ответики. Я рад, что ухожу именно с бородатым персом, от хрупкой Шустаи моя рысь точно сможет легко отцарапаться.

— Всё-таки ты добился своего, — хмыкает Ариф, как только мы оказываемся вне близости наших дам.

— Ты о чём? — лениво переспрашиваю, хотя чётко понимаю, он помнит мои подростковые заверения, что Аня — моя девушка.

— Индиана растворена в тебе. В последний раз я видел её такой счастливой в день нашей встречи после путешествия Москалёвых по Европе.

Вот сука! Пытается рассказать мне, какой он значимый для неё человек, как долго он знаком с Анькиной семьёй. Мне, впрочем, всё равно. Он — мужик. Большой, сильный, наверное, красавчик, брутальный… короче, не нравится он мне.

— Шустая просила меня поговорить с тобой о возможности пересмотра отношения к вопросу о смертях Инди, но ну его нафиг! Ты всё очень доступно объяснил.

— Вон там охрененно жирные глухари сидят, не желаешь половить? — опять тревожно! А вдруг, пока мы с этим снежным хером ходим, блондинка грохнет Аньку?!

— Не беспокойся ты так, я принимал роды матери Инди, крестил девочку. И в самую последнюю очередь позволю кому-нибудь обидеть её.

— В последнюю очередь?! Может, вообще не надо рассматривать её в качестве жертвы?

— ТО есть других можно, а Инди — нет? — глухо переспросил меня барс, у него в руках уже неживые глухари, ловкий подлец.

Стояла себе дерево, никого не трогало, пока мой кулак не врезался в сочную сердцевину. За что я убивал сосну?..

— Наверное, нельзя, — ещё пару раз, и дерево валится. — Но мне плевать.

Разворачиваюсь к холёному другу блондинки и заряжаю ему промеж чёрных глаз. Потому что заебал со своими полунамёками! К его чести, он встретил удар достойно, ни одного всхлипа или неуверенности, откинулась голова, но быстро сгруппировалось тело.

— Щщщщенок безмозглый! Что ж ты, тварь, во всех людях врагов видишь?! — зашипел Ариф, плавно превращаясь в охрененно красивое животное, с пятнышками и шикарной серебристостью.

Не знаю, что происходило со мной, сосну-то я поломал, а куда падать она будет — ХЗ, так сказать. Вот и начала падать… на нас.

— Етиииить, в сторону, придурок! — заорал я, бросаясь на крёстного своей возлюбленной.

Огромное дерево шарахнуло по нам нормально так, с оттяжечкой! В первую очередь свой хребет ощутил. Ничо, двигается и гнётся. Потом глянул на прижатого моей тушей барса. Он, сука ещё раз, натурально мявкнул!

— Мяррр, — осматривается и концентрирует свой взор на мне. — А что происходит?

— Очнись, принцесса, пора спасать мир!

Щерится, оглядывается, с рук моих быстро соскальзывает. И прям весь из себя хищник всея тайги зыркает отблесками своих кошачьих глаз.

— Иван, блядь, — акцент выдаёт его, невозможно матерно ругаться на русском, не будучи русским. — Я же сказал, что я друг Инди.

— Ну и ладно, что друг, я так вообще — муж.

— Уже?

— Так ты ж сам знаешь, да и твоя кудлатая сказала про то, что нас тайга поженила.

Он опускает очи долу, не ожидал, наверное, моего изумления по поводу его "непросвещения".

— Да что ж, ты, сучок, меня во вселенское зло записал?! — орёт дурниной бархатный.

— Не знаю, — тоже честно отвечаю, потому что невозможно бесит его красивая шкура! — Ты слишком близко к ней!

Барсюня сначала смотрит на меня ошарашено, а затем я ловлю его тихий вздох (облегчения?!).

— Нуууу, ты и дурак! Ревновать к Инди меня вздумал?! Я похож на педофила, по-твоему?! Она же как дочь мне, придурок.

— А чего тогда зыришь на неё, словно на кусок пирога?!

— Точно, больной. Ты ещё к Шустае её приревнуй.

— Она — женщина!

— А я крёстный, помнишь? Я уже говорил, что роды принимал у её матери!

— А выглядишь как…

В этот момент раздался дикий женский вопль… Шустая, не к ночи помянута, звала меня!

Ариф кинулся сквозь заросли, гибко и удало раскидывая все препятствия, я нёсся следом. На опушку, где разместился импровизированный лагерь, мы влетели практически одновременно.

Зрелище разверзлось не для слабонервных: у костра возлежал огромный волчара, лишь слегка покосившийся на нас, рядом с ним верещала вскочившая Шустая. И чего она руками машет, комаров сейчас нет. А вот дальше… я, ничего не осознавая, шагнул вперёд.

Моя Анька корчилась в страшных муках. Половина её тела покрылась шерстью, половина лица превратилось в рысью морду. Одна рука — тяжёлая лапа, другая — тонкая человеческая конечность. Она рычала, стонала, по человеческой половине струился пот, по звериной морде стекали слёзы… ей было больно! Кинулся к ней, сграбастал, а она меня лапой по лицу херакнула, прям почувствовал, как кровь побежала, кошка моя защищалась!

— Уйдирррр, — то ли прорычала, то ли проговорила, не осознавая, что никуда я от неё не уйду, хоть горло в кровь раздерёт. — Мнеррр надоррр к Шоноррр попастьррр.

— К хуям все твои надоррр, — ору ей, хотя понимаю, что она в глубокой несознанке, оглаживаю шёрстку, бархатное тело, опять же свитер хороший, толстой вязки и свободный. Вместилось всё её тело, даже звериная половинка. Анька не прекращает невнятного бормотания и порыкивания, и мне, чёрт побери, трудно разобрать, о чём там она рычит! Прижимаю со всей дури к себе, у самого кровью глаз застилает, любимая здорово когтями поимела.

— Шоноррррр, найдирррр Пятнашкурррр, пррррриезжай к алтаррррююрррр…

С этими словами Анюта обмякает, шёрстка постепенно начинает исчезать вместе стаким неуместным меж её губ клыком. Я чувствую рукой только аккуратно бьющийся хвостик. Морзянкой что ли она передаёт? Чуть хлопаю ладонью по неугомонной, неисчезнувшей части рыси и бережно кладу её обратно. Только так прекращается этот дурдом.

Много минут спустя я замечаю движение, оборачиваюсь и вижу пушистую волчью жопу, трусящую во тьму тайги. Сдриснул, скот! Санитар, мать его, леса. И чего приперался, спрашивается?

— Волк ушёл, — равнодушно пробунила Шустая.

— Видимо, сделал своё дело и свалил, — ответил Ариф.

— Ну и… Ань, Анечка моя, кошечка, — приступил я к попыткам растолкать свою половинку.

В это время Анюта открыла глаза. Оглядела всех нас вроде бы осмысленным взглядом. Облизала язычком сухие губы, и я понял! Надо уносить в берлогу…

Хвостик так и не исчез до конца, я его беззастенчиво лапал, не пытаясь дёрнуть (не то и без дзыньдзынев оставить могут), милотаааа. Но потом мой однобокий мозг бесповоротно перетёк к нижней части тела. Уж слишком вкусная "плюшка" была у меня в руках.

*** 

Ванька мне тихонечко рассказывает про бред, который происходил со мной, а сам упорно по хвостику водит, жамкает его аккуратно. Чуть дёргаюсь, потому что чувствую, как "пупочка" будто впитывается в меня, исчезает.

— Больно? — тревожно смотрит своими синими глазищами, но поглаживания не прекращает.

— Нет, просто хвост. Исчез уже, не чувствуешь? — хриплю в ответ, потому что желания отдохнуть исчезло, а вот другие, гм, инстинкты, вновь просили добавки…

По-новой ловлю взгляд Ваньки, вижу понятливый восторг… его рука очень медленно оглаживает бедро, а дыхание заметно учащается.

— Ты… пыхтишь… как паровоз, — пытаюсь притормозить взаимное поглощение, но куда там! Сама хватаю за нахальную руку и направляю туда, куда считаю нужным.

— Ань… хочу… — у медведей, вроде, глаза слабое место, а не уши, он не реагировал на мои слова, только на чуть приподнявшиеся в его руках бёдра!

— Что ты хочешь? — шепчу в ответ, вовсю дурея от его пальцев, направленных в нужное место, правда, пока прикрытое жёстким брезентом ядрёных штанов.

— Мммм… — осторожно закрывает мой рот нежнейшим поцелуем, а в процессе чуть разворачивает к себе лицом, вынимая пальцы, разрывая поцелуй. — Тебя хочу, в тебя хочу…

Даже эти редкие слова с трудом даются моему любовнику. Чуть прикусывает кожу на шее, тут же проведя по лёгкому кусю горячим языком. Приподнимает меня, пытаясь освободить от грубых походных штанишек, в несколько раз обвязанных широким платком. Я бы, наверное, рассмеялась над попытками развернуть меня, если бы у самой был хоть малейший шанс не желать близости.

— Блядские тряпки, — ругается Ванька, наконец с остервенением отшвыривая штаны с вздетым в них ярким платком. — Сссссссука… Анечка, Ань… приподнимись ещё немного, не могу снять свои…

Я вскакиваю с него, не особо разбираясь, откуда у меня, буквально минут двадцать назад находящейся в полуобморочном состоянии, такие запасы энергии! И своими, доселе висевшими как плети руками, сдираю с Ваньки и штаны с бельём. Мдаа… в какой-то момент моё лицо оказывается прям перед тем органом, что похоронил мою девственность. Оййй… однако, Вершинин против моего убийства был, как эта штука меня не разорвала напополам?! В возбуждении решаюсь потрогать… но тут же оказываюсь вздёрнута вверх.

— Иди сюда, — шипит Вершинин, немного пугая, весь дрожит, словно страшно простыл. И снова целует, направляя в меня охххххх…

Движения то частые, то плавные, чувствую себя то ли скрипкой в руках виртуоза, то ли стрептизёршей на самом желанном пилоне. В безумстве ласк царапаю Ваньке спину, бесстыдно облизывая палец с кровью, он видит это, и, похоже, зрелище моего языка и его крови добивает Вершинина. Глухо простонав, ускоряет движения, срывая мой сладострастный блядский (по-другому и не скажешь, многие годы воздержания превратили меня в его персональную шлюшку) вопль, а затем я чувствую как вся заполняюсь Ванькиным ДНК. Гм, интересно, там котята или медведята?

— Ань… Анюта, Анечка моя, — он беспорядочно гладит, заглядывая в глаза. — Прости…

— За что? — изумлённо смотрю на него, не забывая ласкать лежащего на мне любовника в ответ.

— Не сдержался, могут быть проблемы.

— Ты про возможных детей, что ли?

Опять виноватый взгляд и быстрыепоцелуи, что за чёрт?

— Собираешься бросить меня, предварительно обрюхатив? — да знаю я, что нет, но вот извиняющийся тон его мне не нравится. Совсем не нравится.

Только сейчас, он смотрит на меня каким-то бешеным взглядом, начинает неистово зацеловывать. Резко выходит и переворачивает на живот. Это не нормально, но мы вновь занимаемся любовью. Только в этот раз Вершинин резкий, необузданный…

— Что происходит в твоей голове? — мы, вконец вымотанные, валяемся друг на друге не в силах даже прикрыться.

— Ань, просто… может, мне в самом деле нужно будет вырвать печать из себя, кто знает?

Вот оно что! Конечно! Мне собой жертвовать нельзя, а вот ему прям пожалуйста!

— Даже не мечтай помирать, Вершинин. Один раз ты уже попробовал, видишь, что из этого получилось? Отца убили, Саю тоже, мне пришлось уматывать с насиженного места с мелким, даже в стриптизе поработала… короче, не вздумай нас с гипотетическими детьми бросать!

— А что если…

— Ничего! — перебила я его. — Давай спать?

Только не получилось мне заснуть… пришло чёткое видение, прилёта Марты Чёрной с её мужем и шрамированным человеком. Ванька встречал их, а затем, чуть позже, появилась картинка с участием Шоно. Они все должны приехать сюда! Мы вместе пойдём к алтарю, даже моя Пятнашка…

А теперь я сижу одна в нашей с Ванькой таёжной гостинице, прижимаю к носу его футболку, тоскую и боюсь!

Шустая уже пару раз наведывалась к входу, ласковым голосом просила выйти к ним с Арифом. Почему-то она не заходит, так же как и Ариф. Что их останавливает? Ну вряд ли приличия? Надо выходить. В конце концов, я смогу удрать от них в любое время. Я теперь вообще, оказывается, много что могу.

— А где Иван? — радостно интересуется крёстный. — Куда ты его отправила?

— За всеми необходимыми нам людьми. Похоже, мы сможем в этот раз вернуть печать, — охотно объясняю я Арифу, а сама глазами ищу блондинку. То она не отходила от входа, то исчезла куда-то.

— Лучше расскажи, куда дел Странницу, — беззаботным тоном спрашиваю крёстного.

Мне не комфортно рядом с ним. Почему-то именно сейчас нет этого необъяснимого ощущения радости, что крёстный рядом. Мы словно чужие друг другу люди. А ещё он вдруг кажется неприятным, напряжённым…

— Шустая отошла ненадолго, скоро появится.

В подтверждение его слов ветви раздвигаются, и на поляну выходит Странница. Она не одна, рядом с ней вышагивает, неестественно вращая глазами, огромный бурят.

— Вот она, знакомьтесь, мой Господин, — говорит Шустая.

Странный человек осматривает меня с каким-то больным любопытством. От странного, разъезжающегося во все стороны взгляда у меня начинает проявляться шерсть, да и в штанах вдруг ощущается растуший хвостик…

— Привет, рысёнок! — радостно шипит странь. — Я так давно тебя ищу!

Глава 34

— Документы в порядке, проходите, — механическим голосом сообщает досмотрщик.

Шоно глубоко выдыхает, досмотр длился почти час, то к одной запятой придерутся, то печать ветеринара им кажется неясной. Наконец спец-клетка с дремлющей под транквилизаторами Пятнашкой уезжает вместе с другим багажом. Пора самому проходить регистрацию. У стойки регистрации рейса выстроилась приличная очередь, но время есть, можно не оформлять электронную регистрацию, лучше осмотреться. Странно, но верховный нунган не давал о себе знать в течении этих диких трёх суток.

— Здравствуйте, — молодая девица блондинистая и яркая останавливается перед волком. — Я могу вас попросить помочь мне?

Шоно осматривает её тягучим взглядом, под которым она ни разу не смущается. Красивая! Пахнет вкусно, но вот косметикой разве что локти не украсила. А нет! Украсила! Девушка в это время разоблачилась, сняв лёгкую парку, на локтях была изображена паутинка, тоненькая такая, золочёная, будто стразы вживили. Надо же!

— Приветствую, о какой помощи идёт речь? — волк сам не понимал, но девушка напрягла, насторожила.

— Можете со мной выпить?

— Что?!

— Выпить со мной можете? Я очень боюсь летать и…

— Я понял вашу просьбу, и спросил, что именно вы планируете выпить?

— А… вискарь.

— Я пас. И потом, советую надраться уже после посадки в салон самолёта, вас просто не запустят на борт в состоянии опьянения.

— Самый умный? Я ищу собутыльника заранее. Потом придётся гаситься одной, — грустно проговорила девушка, откидывая блондинистую прядь. Обнажает ненароком, красивую шею, тоже украшенную татухой, то ли когти, то ли полоски, хрень какая-то.

— Тогда у вас есть время подобрать более сговорчивого человека на роль собутыльника, — Шоно оглядел людей в очереди. — Обратите внимание вон на тех парней, — два дюжих качка балагурили и веселились, украдкой посматривая на блондинку.

— Эти не подойдут. Оно моя охрана.

Не удивила. Цыпочка не из простых, с ней бритоголовые удальцы, но и не волчьи это проблемы искать компанию для утомлённой богатейки компанию.

— Вы обязательно найдёте нужного, гм, собеседника, — горячо заверил девицу Шоно, передавая документы на стойку регистрации.

Наконец-то можно расслабится, ну хоть на какой-то момент, ну хоть на время полёта в Улан Удэ. Для этого и выбирал самое ненужное место в конце аэробуса, првда не у прохода, а у иллюминатора. Шоно достал наушники, любимые треки так и просились вконец оторваться от реальности. Ну что? Полетели?

— Эээээй! Да проснись ты уже! — кто-то настойчиво расталкивал волка.

— Опять ты? Во всём самолёте нет человека желающего халявной выпивки?

Блондинка сморщила носик и обидчиво захлопала голубыми глазами.

— Почему ты такой злой? Почему вокруг все такие злые? — начала всхлипывать цыпка.

— Может быть, потому что у меня были другие планы, как провести свободное время в полёте, — девушка раздражала.

— У меня жениха убили, — вдруг глухим голосом произнесла блондинка. — Меня Русланой зовут.

— Дорогая! Да хоть Людмилой! Очень сочувствую вашей утрате, но сейчас я хочу отдохнуть. Без возлияний с посторонними людьми, — ответил Шоно, теряя остатки самообладания. Да кто она такая? Ведь не просто так прилипла? Зачем ему информация об убитом женихе?

— Его сожгли, — она продолжала говорить, хоть её и не спрашивали.

— Соболезную, — Шоно нагло воткнул наушники, намереваясь назло цыпке заснуть.

Рейс Москва — Улан Удэ, был не самым популярным в это время года, наверное поэтому львиная часть пассажиров расположилась в передней части огромного аэробуса, оставляя хвост почти пустым. Редкие пассажиры сидели по одному и, видимо, совершали мечты Шоно поспать в наушниках, отключившись от внешних звуков и мира в целом.

— Собалезнуешшшшшь? — симпатичное личико девушки перекосилось от ярости. — Это из-за тебя, его сожгли. Тварь косорылая!

Рука дамочки удлинилась, крепко хватая волка за шею, из нежных пальчиков появились липкие мелкие шипы.

— " Как… у паука!" — мелькнула, уплывающая в даль бессознания, мысль.

Шоно уже не видел, как губы красотки быстро приблизились к его лицу. Яд от шипов подействовал моментально.

— Ну уж нет! Легко тебе не будет, я высосу твою жизнь по капле, — с ненавистью шипела цыпа. — Так что спи, косорылая, мерзкая лесная собака.

Из дёсен блондинки вылезли аккуратные хелицеры^[13], на кончиках которых скопилось немного зеленоватой субстанции. Паучиха позволила упасть на губы волка только одной капле и тут же брезгливо размазала её, собрав большую часть на свои пальцы.

— Всё, тварь, спи, — блондинка в очередной раз откинула гладкую белую прядь на плечо, и по-хозяйски оглядела двух приблизившихся амбалов. — Он будет спать, потом доставим его в указанный хозяином пункт. Сами знаете, эту псину приказано доставить во время.

Бритоголовые расслабленно кивнули, затем расположились неподалёку от цыпы и находящегося в беспамятстве Шоно. Полёт проходил спокойно и гладко.

***

— А ты чего спишь?! — мама Мурмявка очень сердилась, за что?

Вот только Пятнашке снился чудесный сон, где они с мамкой, прыгали по ветвям, а вдали виднелись уши-кисточки поклонников младшенькой рыськи… Кстати, Пятнашка хотела отпроситься на гульки, но родное лицо Мурмявки обернулось к ней с укором и стало спрашивать…

— Ты уже один раз бросила его! Сбежала, поджав хвост, — мамка очень недовольно скривила губы, и замолчала. Пришлось даже рыкнуть, чтобы она продолжила объяснять, что делать.

— Порычи мне ещё! Из-за тебя Шоно накачали паучьим ядом! Вот как его теперь привести в себя?!

— Мррр.

— Мрр — не мырр, а вы мне оба нужны. В общем, слушай: вы прилетите уже почти ночью, немного отстаёте от Ворона и остальных, — это Мурмявка скорее для себя произнесла. — Так вот, как выбраться из багажного отделения, надеюсь, не надо объяснять, что это твои проблемы?

— РРРРР.

— За пределами аэропорта растут кедры, вот как хочешь, но нажрись кедровой хвои, прям до тошноты нажрись! А затем, найди выкравших Шоно, кусай кого угодно, но не блондинку. Если ты её хоть лизнёшь, считай, шкуру свою потеряешь, я не смогу помочь в этот раз, поняла?

— Гррм.

— Не слышу?

— Мррр!

— Как только окажешься наедине с беспамятным Шоно, куси его аккуратно за шею, чтобы кровь пошла. Твои зубы должны быть в кедровом соке, услышала?

— Мрр.

— Умница моя! Только на тебя надежда… спаси его!

Лицо Мурмявки стало исчезать вместе со сном. Долбаный охотник опять вляпался куда-то. А рыська должна его спасать! Даже до Мурмявки не смог доставить нормально её, Пятнашку! Бесполезное совершенно существо!

Клетки для крупных животных закреплены замками, поэтому, оказавшись в багажном отсеке, рыське понадобился человек-дурачок, чтобы, симулируя, заставить открыть клетку.

— Сергеич! Взгляни на ту «камерку», плохо животному, похоже! — бесхитростные грузчики увидели за решёткой замурзанную мордочку, всем своим видом рассказывающую о плохом самочувствии.

— Беднааая! Вызывай специалистов, я ей пока водички дам, может, полегчает.

— Ты бы поаккуратнее, рысь всё же…

Но Сергеич уже был под гипнотическим взором непростой кошки.

— Иди, я присмотрю.

Как только напарник скрылся, человек-дурачок, взяв в руки бутылочку с водой, почти бессознательно вскрыл клетку.

— Мрр!

Пятнашка изящно перепрыгнула через "открывашку" и была такова. Вот вообще её не интересовало, как там дальше будут люди разбираться с побегом, какой денежной премии лишат Сергеича, не надо было в глазки несчастные долго смотреть!

Сумрак накрыл окрестности аэропорта, незаметно можно скользнуть в сторону кедров. Мммммм, вкусняшка! Хвойный запах, хвойный вкус! Пятнашка натрескалась хвои до отвала, как говорила Мурмявка — сока полная пасть.

К недоохотнику вела звериная интуиция, вот аккуратно его упаковывают в чёрный автомобиль два больших и вонючих самца. Врагов рыська всегда по запаху определяла, разило от них как от тухлятины, брррррр.

Аэропорт — место многолюдное, надо как-то перехватить их подальше, но как остановить машину? Не лапой же, в самом деле, как машину Шоно?!

Автомобиль, тихо зашуршав, поехал вперёд, куда именно они направляются, рысь понимала, всем туда нынче надо, встрЭтимся вооон на том съезде! Лязгнув зубами, рысь стремительно понеслась в нужном направлении, беспощадно срезая путь. Несколько раз, бедолагу вырвало от кедровой хвои, надо будет ещё где-нибудь перехватить, пасть должна прям сочной быть!

Паучиха странно разместила пленника, он спал у неё на переднем сидении, тогда, как два нунгана вальяжно разместились позади, сама же она с удовольствием уселась за руль огромного джипа. На съезде, ведущем к посёлку, что-то громкое упало (или прыгнуло) на автомобиль.

— Это что за херня?! — цыпа в шоке притормозила. — Что у нас на крыше?! Быстро сбегайте посмотреть!

Два бугая, тихонечко матерясь, выбрались в прохладную почти ночь, на крыше ничего не было.

— Ничего нет, — так и отрапортовал блондинке один из парней.

— Осмотритесь! Чую, всё же что-то есть.

Бугаи разошлись в стороны. Пока они гуляли, вновь раздался гулкий звук на крыше.

— Да что за чёрт?! — цыпа осерчала не на шутку, с ней вообще шутить было смертельно нельзя!

Блондинка выпрыгнула из машины, оставив её включенной и с чуть приоткрытой дверью. Туда-то буквально и "затекла" рыська, развлекавшаяся прыжками на машину с большого кедра, нависшего ветвями над дорогой.

Мурмявка всегда настаивала на самообучении Пятнашки, так, когда-то она ей приказала научиться закрывать за собой двери, в принципе, ничего сложного! Чуть выпустить когти и потянуть за собой.

Хлоп! В отличие от бугаёв, блондинка далеко не ушла и сейчас удивлённо смотрела на закрытую машину.

— Послышалось! — сказала сама себе цыпа, продолжая обходить окрестности.

Рыська в это время, как завещала мамка, аккуратно, но до первых капель крови тяпнула шею охотника.

— РРРРРР, — вот гадость! Что ему в кровь закачали! Ужас какой!

— Пятно?! — Шоно изумлённо уставился на рысь. Он был всё ещё слаб, но мысли уже собирал в кучку.

— Ррррррр, — раздражённо ответили ему.

Сознание волка медленно возвращалось. А вот товарищ Паучиха внезапно поняла, что в машине происходит что-то, не очень нужное в её карьере. Подхватилась, побежала обратно к автомобилю, но мягкая лапа с острым когтём хлопнула по кнопочке с ключиком, и дверные замки заблокировались.

Цыпуля обежала машину, встала перед ней и грозно взглянула на происходящее в салоне.

На водительском месте сидела половозрелая рысь, морда у неё была наглая и небритая. Почему собственно в голове у Паучихи мелькнула мысль о небритости рыси? Наверное, из-за множества зелёных волосков вокруг пасти.

— Ты… ты чего нажралась, сволочь?! — заорала блондинка, прыгая на капот и брызжа слюной, как заправский человек-паук— паутиной.

— Ррррр, — ответило животное и, наверное, совершенно случайно надавило на рычаг.

Заработали дворники, растирая "незамерзайкой" ядовитые слюни.

— Тваааааарь!

— Меняемся, Пятно, — наконец-то! Окончательно очнулся Шоно, быстро переместил рыську на своё место, а сам занял кресло водителя.

Между тем к машине со всех ног летели нунганы, ещё пара минут, и стекло в машине просто вынесут!

— Никуда вы не поедете, — заметалась перед машиной цыпа.

Всё это мельтешение, все эти нервы вымотали Пятнашку, плюс в организм попала часть крови Шоно, животное мутило в конце-то концов. Поэтому, глядя на прыгающую блонду, рысюня смогла сделать только одно:

— Буааааааааарррррр, — остатки кедра попали на приборную панель.

В этот момент случилось сразу несколько событий: цыпа брезгливо отпрыгнула к обочине, бугаи запоздало атаковали стёкла, Шоно нажал на газ!

Звезду на эполет гладко проведшей операцию рыси! 

Глава 35

Да, наверное, вот так и должно всё случится. Жизнь людей не просто так сводит. Судьба ручьём обежит все препятствия, которые ты, порой, специально выстраиваешь. А как иначе объяснить наличие здесь со мной всех этих людей?!

Аня, Аня, Аня… она была и будет моей константой. Сегодня в предрассветье меня отправила, за братом, Дашкой и Чёрными. Дала такого сахара, что ни один бы медведь не устоял, и выгнала встречать необходимых участников (надеюсь) долгожданной развязки.

Как дурак в беспамятстве добирался до посёлка, а затем до города. До сих пор вопрос мучает: если мерить в человеческих минутах, часах и километрах, то сколько до той самой опушки с нашим "номером для молодожёнов"? Амулет с мордой медведя, трансформировавшийся в яркую звезду на грудине прекратил сиять, как только я вошёл в посёлок. Видок у меня был тот ещё. Обросший, со всклоченными волосами, жёсткая небритость, рваная одежда. Похоже нёсся я в совершеннейшем безумии.

— " К Уктэке иди, он помнит про меня и брата, отведёт в наш дом, переоденься, не вздумай пугать людей," — легко вздыхает, опять тянет на себя, целует. — "Люблю тебя, больше жизни люблю, береги себя"

Я и понёсся, как орёл над горами, вернее как медведь над плещущимися лососями. Даже момента своей доставки в посёлок не очень упомнил. Разговор с Уктэке и вовсе мигом проскочил в памяти, впрочем, как и дорога в город.

По команде Ави, не Марты Чёрной, начинается мочилово нунганов. Я их вижу и вытягиваю из тьмы, твари не успевают заползти в пространственные расщелины, чтобы, затем, выбраться из новых. Вытягиваю и бросаю к парочке убийц, кровожадно мочащих их в четыре руки.

— Тим! Тебе слева летит! — чётко сечёт поляну Ави. И тут же рубит сверкающим мечом чёрную образинью морду, вжииик и нет головёшки!

— Смотри под ноги, любимая, ползёт там что-то! — реагирует на мой косяк (не углядел) Артёмка. Опять вжииик и нет чёрной твари, только всполох тёмный взметнулся и осел грустной пылью.

Я не успеваю среагировать, в шею впиваются острые зубы, легко отдираю "зубастика" и смачно бью кулаком промеж глаз, черепушка твари нечаянно разбивается! Что ж такие хлипкие-то?!

— Мишка не зевай, мало ли какую заразу занесут, — успевает острить Ави, тут же принимая на остриё катаны тушку нунгана.

— На тебя засмотрелся, — ревниво сообщает наблюдательный Артёмка, успевающий крутить вакидзаси, словно играя, только от его игрищ чёрные ошмётки летят.

Мы дружно крошим врагов, почти исполняем синхронный танец смерти, направляющей в этом темпе безусловно является Сумеречная! Вот о ком мне рассказывал амулет! Вот кто будет со мной до конца…

Момент когда твари не просто отступают, а исчезают, мы чувствуем синхронно, я опускаю руки, Ави катану, Артём вакидзаси. В воздухе больше не пахнет гнилью вперемешку с озоном. Бой, пока окончен. Молча двигаем к автомобилю, где нас ждут спящие дети и перепуганный Артур. Мельком взглянув на казавшееся всегда самоуверенным лицо, непроизвольно давлю лыбу, он и впрямь выглядит взъерошенным вороном.

— А… вы откуда? — глупо переспросил старший Чёрный.

— Оттуда, — насмешливо отвечает Ави. — Путь свободен, ребята нефигово постарались нунганов разогнать. За рулём побудет Тим, ему надо расслабиться, километров через пятьдесят сменишь его. Кстати, Вань, пересядешь на переднее? Хочу с мужем побыть…

— Не вопрос, сумеречная, — легко соглашаюсь с её решением. Она сейчас и на неопределённое время старшая.

Непроизвольно усаживаюсь на заднее сидение, мне нужен разговор с Ави. Она может многое рассказать.

— Почему сумеречной меня назвал? — сразу тихо спрашивает меня, оглядывая серебристым взглядом.

— Ты знаешь, почему, — уверено киваю на свою грудину, где ещё искрит от света.

— Хм, смотри-ка, а мелким хоть бы что! Интересно они хоть просыпались? — переводит разговор в другое русло Ави.

— Ну они тоже не совсем обычные дети.

— Это да… я вот вовсе никогда не была ребёнком, — мне кажется она грустно улыбается. — Я была рождена болью Марты в глубоком сумраке вселенной. Сейчас пришло время возвращаться.

— Навсегда?

— Да. Но вначале, нужно спасти дочь и наказать сына моего создателя.

— Как ты собираешься это сделать? — почему-то агрессивно шиплю ей вопрос.

— Что вы там шепчетесь? Нам же всем надо быть в теме? Или я могу ехать домой? — раздражённо спросил Артур.

— Ты нам очень нужен, не смей умолять своего значения, — ответила Ави. — Просто у Ивана в голове не всё гладко, он воспринимает нас всех, как потенциальных убийц своей рыси.

— Чего?!

— Того. Решил, будто мы мечтаем его Ане голову размозжить, сожрать мозги и ничего ему не оставить.

— А…он хочет тоже, ну… того…

— Сдурел? Он её любит и не подпустит ни одного анимата к шкурке своей рыси, только, я ему объясняю, что зря он оставил Индиану с Шустаей и Арифом. Эти двое весьма кровожадные последователи Земли…

— Чего?! — это уже я в шоке спрашиваю со своего места в карьере.

— Опять же, того! Ты зачем оставил её с этими двумя? Неужели ничего не шевельнулось пока по тайге пёрся нас встречать? Никаких изменений не почувствовал?

Судорожно прислушался к себе, вся дорога как в тумане! Никаких предчувствий и треволнений, вернее, никаких до слов Ави. Непроизвольно дёргаюсь с места, желая немедленно сесть за руль, или бежать впереди машины!

— Нет! Аня! — ору дурниной, забывая, что рядом дети.

— Тихо! — мгновенно скручивает меня сумеречная.

Дети начинают возится, Дашка и Кир поднимают мордашки, лупают сонными глазами.

— Мы ж ещё не приехали, — удивлённо бормочет брат Анютки.

— Тшшшш, это у твоего дяди будущего небольшая истерика, по моей вине, спи! И ты Дашуля, тоже спи! — очень спокойно сообщает Ави. — Ну прости, прости, мишка, ничего такого не случится, твоя рысь ухххх какая не простая. Видишь, даже зарядила к невосприятию сигналов. Значит надо было, чтобы ты ушёл.

А меня колбасит! Если и была какая-то преграда для сигналов, то сейчас она полностью рухнула. Всей толстой медвежьей шкурой я чувствую жопу в которую прямо сейчас угодила моя хитропушистопопая!

— Машину остановите! Дальше я сам!

— Тшшш… спииии, — что-то с ладони Ави летит к моим ноздрям, ловлю ошарашенный взгляд ворона и сочувствующий Артёма. Последнее ощущение — падение в бездну сна.

*** 

А что происходит?! Да совсем пустяки, разве, что вселенского масштаба. В конец охреневшие игрушки, решили действовать самостоятельно. Первым оказался тот самый верховный, мать его, нунган! С чего он вообще взял, что данное ему имя как-то связано с его личностью? Нунганам не дано было выбирать! Никогда! Это условие для личных игрушек Нибиру! И только из-за глупой рыси, бог смог нарушить остальные правила. Пара нунганов были ненароком выхвачены из тёмной темницы вместе с другими, которые сестрица велела спасти из его плена. Глупая кошка! Благодаря ей Нибиру и увидел мир своей сестры, разрешил себе спрятать ту, что была чрезмерно добра.

Дура рысь выхватив талисман, поджала уши и текала от громкого свиста Нибиру, как дворовая кошка от мальчишек. Вернулась потом под ночным небом, бог её отлично видел и ухмылялся. Пыталась исправить, то, что натворила, вот и попалась тогда так легко, глупая! Нибиру сожрал все её жизни почти в один миг. Рысьи жизни это нектар! Тёплая субстанция, невероятного приятного вкуса. Поэтому и разозлился Нибиру на своего верного адепта умудрившегося скормить драгоценное "половым тряпкам" подземелья.

Верховный нунган совершил ещё одну ошибку: не сохранил в плену опасную кошку, хрен знает, благодаря какими ухищрениям Земли приникшую в мир. Кроме того, идиот проморгал ручного рысьего волка. Поверил пробравшемуся в стан врагу.

— Ты… поплатишься за свою несостоятельность.

— Прошу вас, Господин! — привычное падение на колени, очи долу, но нет! Надоел! Поэтому…

— Счастливого возгорания, мой друг, с тобой было весело!

Тело Мстислава Гойского вспыхивает словно спичка, он плавится, вопит, куски плоти отламываются, падая угольями рядом. В этот миг и вмешивается другой громкий разящий вопль.

— Неееееет! Отеееец! Верни мне его немедленно!

Что поделать… Нибиру тоже хотел создать нечто уникальное, нечто, что оставило бы пямять о нём. Любимейшее создание, выпестованное тоскливыми, тёмными временами. Венец творений! Дочь, чьё совершенство бог готов был отстаивать и оспаривать перед вездесущим!

— Архипа! Назад! Моё пламя всё равно не повредит тебе, — зло шипел Нибиру пытаясь снести дочь энергетической волной от горевшего, словно ёлочка, Мстислава.

— Отдаааай! — орала доченька, вмиг оборачиваясь гигантским пауком.

На Нибиру полетел град из паутины и яда, мохнатые лапки пытались добраться до эфемерного тела родителя, но ничего не выходило. Яростная атака дочери, была пустой. Что можно сделать против своего создателя?

— Сделаешь тебе другую игрушку, — примирительно шептал Нибиру позже, прижимая к себе всхлипывающую дочь. — Сейчас нам надо достать всех, кто повинен в его сожжении.

— Тыыыы, сжёг его! — хныкала поучиха, вновь пытаясь добраться до бессмертного горла.

— Сжёг, потому что он посмел меня предать!

— А мне что с этим делать?

— Жить и радовать меня. Бороться с моими врагами. И однажды, я сотворю тебе нового Мстислава…

Нибиру действовал впопыхах, желая самостоятельно устранить главных действующих лиц. Сумеречную он так и не смог заполучить. К детям-аниматам и Ворону, тоже было не подобраться, слишком сильное сияние хранило их. Ничего! Можно направить на них свою армию, никто не мог сравниться с раскрытием портальных дыр с армией нунганов! Тем и возьмёт, тем и накажет! А вот найти волка и появиться перед ним эффектно и страшно, хотелось до покалывания разума.

Появился, блуд дери! Его сила столкнулась с невероятной тройственной энергетикой! Нечто не свойственное тьме, нечто светлое и беззаветное вступило в схватку с богом и вытолкнуло его в грязный лужевый портал, намертво запечатывая там.

После такого фиаско, Нибиру не рискнул приблизиться к следующему объекту, тому что был с печатью. Лучшее, враг хорошего! Нужно действовать по старому плану, поймать рысь. Без неё все эти чудо аниматы растеряются и разбредутся. А когда вновь сможет родиться такая универсалочка, кто знает? Ещё повоюем… да, сестрёнка? Вызывал конечно массу волнений этот новоявленный медведь… Но не будет рыси — не станет и его! Слишком сильная глупая любовь к Индиане Москалёвой! Надо использовать слабость врагов, особенно, если слабостью является недоступная Нибиру эмоция.

— Ты должна будешь привезти волка к ударь-камню, — обратился бог к своему созданию. Усыпи его и привези. Об остальном войске сестрицы, я позабочусь!

Рядом с рысью две бывшие игрушки, которых дурёха Земля превратила в своих аниматов, ну уж пусть простит! Так же как в случае с волком, они никогда не смогут стать полностью её созданиями! Парочка, мнившая себя сверханиматами, послушается его и сдаст рысь, а дальше… дальше бог с удовольствием дождётся всех остальных представителей и адептов, так нужных Земле.

— " Хм… всегда хотел оросить это место кровью. В этот раз она будет сочиться даже из камней!" — строил планы Нибиру. — "Пусть только Архипа поможет мне немного, и рысь окажется сговорчивой!"

Шкура таёжного охотника пришлась впору. Большой, Высокий, такие шкуры бог уважал больше всего, легче приспособить к своей немаленькой энергетике.

Каждый раз, прикладывая талисман к ударь-камню, все аниматы совершали одну и ту же ошибку. Каждый раз, вход к Земле отшвыривал недоучек подальше от себя. Порой, ломая хребты и ноги. В этот раз нужно быть готовым, что до идиотов дойдёт истина.

— "Надеюсь, медведь, ты очень любишь свою рысь! Именно на тебя у меня большие планы! Вернее, на то, что у тебя так блестит в грудине".

*** 

— Привет, рысёнок! Я так давно ищу тебя! — бурятище приближается ко мне растопырив руки, а я непроизвольно взвиваюсь вверх и без оглядки мчусь вглубь тайги. Да ну нафиг! Лапа, лапы, делаем лапы! Эта странь настолько радушный, насколько неестественен! Это не охотник! Это Нибиру! Я научилась определять его энергетику и нынче совсем не настроена, общаться с богом убивающим всё нормальное. Поэтому, ещё раз: лапы, лапы!

— Думаешь убежать от меня? — ласковый голос раздаётся позади и не на том расстоянии, на которое я рассчитываю.

Усиливаю динамику, херачу по веткам лапулями, по дороге считываю, что происходит в тайге. В целом новости не ахти. Горит родимая! Горит как раз в районе ударь-камня! Кто б сомневался?!

— Sero venientĭbus ossa, (поздно приходящим достаются кости, от лат.) — шиплю в гневе невероятном, но скорость не сбавляю.

— Невероятная рысюха! Ну, обернись хоть, кисточноухая, — позади не отстают, кстати, какого хрена?! Я бегу уверенно и быстро. Чуть кручу головой, оххххх ты ж твою мазефаку! За мной бежит барс! Снежный! В тайге! И снега нет…

— Отвали от меня!

— Ха! Нехорошо, так крёстного отшивать, — это не Ариф! Это та самая странь, по кличке Нибиру.

— Да какой же ты крёстный, собака, — бурчу себе под неунывающий нос, ну его нафиг! Срочно через пожар к ударь-камню! Оххх, Ванька! Зря я тебя нейтрализовала! Спасай давай меня скорее! — Мяяяяярррррр!

— А ну остановись!!! — орёт порядком отставший барс. Ха! Конечно, я ж в пламя ныряю! Чему противится все мои рысьи инстинкты.

Подпаливаю шкурку, качусь по земле, к водице влечёт. Поплаваем? Почему нет? Ныряю со всей дури в речушку и плыву под водой. Нонсенс! Вода не моя стихия, но я, словно малёк рыбы-пилы, агрессивно освобождаю себе путь лапами. Смогу! Доберусь! Всех спасём! Надеюсь, себя тоже!

Выныриваю где-то в районе каменной опушке, водопад стремительно бьёт по камням и нет никакого пожара. тяну вверх вымокшее тело, шерсти на нём почти нет, как и одежды… холодно. Оглядываю местность сумасшедшим взглядом. Они не прибыли сюда ещё. Ванька в отрубе, Сумеречная думает, что успевает, Шустая, как и Ариф, оказывается недонунгоном. Вывод: время играет против меня!

— РРРмяк, — раздаётся где-то поблизости.

— Пятнашка?

— Мррряяяк, — моя рыська переминаясь с лапы на лапу смотрит диким взором, осуждает за купание.

— Ты… здесь, — я так рада хоть одному существу, которое не могу причислить к предателям. — А я вот…

— А ты попалась, — раздаётся утробный рык рядом.

*** 

Шоно резко съезжает на обочину и ударяет по тормозам. Дорога не пустая. Чёрный силуэт неспешно переходит проезжую часть, в правой руке у него нечто с отблеском серебра. Волк не спешит глушить двигатель — чувствует опасность.

Дзынь… нечто в руке чёрного силуэта высекает искры. Ловко подбросив предмет, тем самым вызывая новый отблеск на ночной дороге, тёмный пешеход невероятно быстро ловит его и, придерживая уже двумя руками, устремляется к автомобилю с Шоно.

— Да как же вы меня задолбали! — злобно шипит волк. — Задрали, твари чёрные! Эй! Сейчас от тебя грязное пятно останется!

Он с яростью попытался дёрнуть ручник и нажать на газ, но… рыаг занимает увесистая пушистая лапа, выпустившая когти.

— Слушай, Пятно! Может, сама за руль сядешь?! Ёшкырган зелёнобородый!

— Рррр, — грубит рыська, не убирая конечность. Зыркает на Шоно инфракрасными глазами, чуть головой мотает, приглашает обратить внимание на приближающегося.

Свет фар не позволяет рассмотреть лица, до волка доходит наконец убрать дальний свет. По капоту легонько ударяют мечом, мягкое ближнее освещение выхватывает черты девчонки.

— Привет! Мне наказали тебя здесь поджидать, а ты и впрямь появился, — Дашка во всю лыбится.

— С ума сошла! А если бы я сбил тебя?! — орёт Шоно, выпрыгивая из машины и хватая за плечи малолетнюю идиотку.

Выпендрилась, называется! Сидела себе в кустах, поджидая волка, и сидела бы дальше, зачем этот переход надо было изображать? Ещё и полёт меча от Ави репетировала, дура!

— Мяррр! — Пятнашка больше не могла смотреть на наказание подопечной. Нужно спешить к мамке Мурмявке!

Рысь зубами потащила к машине, честно говоря, опостылевшего охотника. Девочка пошла сама, подшмыгивая носом: расстроилась, наверное, да и пёс бы с её слезами! Мурмявка в опасности!

Дашка угнездилась на заднем сиденье внедорожника. Привольно, места много и тепло. Замёрзла, пока дожидалась волка. А ведь сама виновата. Как только Ави спросила, кого бы оставить в провожатые для Шоно, сразу и вызвалась.

— Не боишься? — серебристые глаза скользнули по девочке изучающе.

— Нет.

— Меч свой тебе оставлю, лучший оберег от всякого, — хмыкнула Сумеречная. — Только не геройствуй, сиди тихонечко в засаде, а потом просто рассеки воздух мечом. Волк непременно заметит сигнал.

Угу… заметил… блин. Чуть не отлупил за невинную шутку!

— Мурк.

Мягкая шкурка Пятнашки вдруг обнаружилась под рукой, уююютно!

— Мааааленькая, тёёёёпленкая, ой! А почему у неё такая зелёная шёрстка вокруг пасти? Чем ты кормил бедняжку?! — возмущённо спросила Даша, хоть так пытаясь отомстить злому волку за то, что орал на неё.

— Да наелась чего-то сама, всю панель мне заблевала. Пришлось салфетками оттирать, но всё равно не полностью смыл, — отрешённо сообщил Шоно, торопясь к повороту в родной посёлок.

— Не расстраивайся, милая, он же кто? Мужик бестолковый, — оглаживала Дарья мягкую шкурку и сама успокаивалась от утробного мурчания рыськи. — А ты? Красавица, умница и защитница!

Аргументов опровергающих факт супергеройств Пятнашки, у Шоно не было. Поэтому он просто злобно хмыкнул, притормаживая у точки сбора — у дома Индианы Москалёвой.

*** 

— Скорее бы он очнулся! Я переборщила с сумеречной пылью, а его надо срочно приводить в себя. Мы в шаге от тотального провала, — тревожный голос Сумеречной.

— Ави… не волнуйся, давай попробуем ещё холодной водой обдать? — голос Артёма.

— Да не вода нам нужна! Ворон, ты сейчас можешь его разбудить? — детский голос Кира.

— Так, а что мне делать?! Каркнуть ему в лицо?! Тупость какая-то, звание дали, а что делать — не объяснили! Где… хоть какой-нибудь устав или перечень обязанностей?! — голос Артура.

— Может, тебе ещё инструкцию за твоей подписью подать? — ехидный голос ублюдка Шоно.

— Хорошо бы!

— Мрррр, — рык животного.

— А попробуй каркнуть, может, и поможет, — неуверенно говорит Кир.

Около моего тела непонятная возня, я слышу их, но открыть глаза и даже шевельнуть пальцем — не могу. Внезапно кто-то рядом присаживается, смотрит на меня в упор.

— Выйдите все отсюда. Не смогу я… каркнуть при вас, — значит, рядом со мной сейчас не воспринимающий свой статус Артур.

Возня, хлопает дверь, тишина, и вдруг…

— Каааар, мать твою, парень! Каааар!

Я открываю глаза и вижу обалдевшее лицо Чёрного.

— Ничего себе! Блядь, да я реальный ворон! — в восторге сообщает мне официально статусный.

Поднимаюсь, похрустывая шеей, чувствую, как мощью наливаются расслабленные ещё мгновение назад мышцы.

— Ави! — громко зову Сумеречную, которой мне сейчас от всей души хочется проломить голову.

Прибегают все сразу, а первой влетает рысь, кидается ко мне, как к родному, начинает языком шершавым вылизывать лицо. Тьфу ты! Но терплю, она кое-что должна мне… показать. Зализ быстро заканчивается. Таёжная кошара, протерев меня, словно телевизор от пыли, приближает морду, фиксируя свои глаза прямо напротив меня.

— Эй, Пятно, не время…

— Тшшшш, — останавливает реплику от мудоШоно Сумеречная.

А я смотрю в глаза рыси. Близко, близко…

Аня сидит во впадине за водопадом. Нет, не за тем, где мы любили друг друга. В том месте несколько водопадов и множество острых камней. Анюта обхватила коленки, дрожит. Руки покрыты лёгкой шёрсткой, одно ушко с кисточкой висит, словно сломано. Я вижу лишь её профиль, но, будто почувствовав моё присутствие, она поворачивается… Сердце летит в ебеня. Половина лица любимой покрыто шерстью, оснащено звериным клыком и усиками, вторая — остаётся человеческой. Поломанное рысье ушко на звериной стороне, а на другой — измученный взгляд. Я физически ощущаю её боль. Как тогда, когда она горела.

Непроизвольно хватаю Пятнашку за шкирку, отшвыривая от себя, а затем, вскакиваю, ни на кого не глядя. Мне не нужны разговоры и эти люди. Мне нужно к Ане.

— Стой! — она серьёзно сейчас? Я же локомотив, не надо приближаться, просто откройте дверь и разойдитесь.

— С дороги, Ави, — угрожающе предупреждаю Сумеречную.

— Если ты сейчас уйдёшь, то не сможешь её спасти.

Мне не особо интересны её увещевания, но приходиться притормозить. На дороге вырос Кир, братишка моей Анюты. Не знаю, почему его взгляд останавливает меня, чуть примиряет с другими участниками. Появляется желание выслушать.

— Ну что, мелкий, пойдёшь со мной спасть Аньку? — стараюсь говорить бодро, но голос звучит хрипло и надрывно.

— Пойду, но для её спасения тебе придётся кое-что достать. И ещё момент, — парень насупился, подбирая слова, — мы ей все там понадобимся. Не отталкивай никого.

Глава 36

— А ты попалась!

Огромная туша бурята выныривает рядышком со мной. Он не даёт ни мгновения для возможности сдриснуть. Хватает меня за шкирку, подтягивает к лицу. Я, обвисшая, жалкая и мокрая, предстаю пред очами, нет, не бурятского здорового охотника, чьи глазницы опустошены мощью бога. На меня взирает потусторонняя силища! Подсознание понимает — я перед богом сейчас как шкура вишу.

— Страшно тебе? И правильно! Сожру с удовольствием!

Первыми разрушаются руки охотника, уж очень сильная субстанция желает выйти из его тела. Впрочем, мне почти всё равно. Ослепительная боль пронзает позвоночник, словно его пытаются выдрать. Непроизвольно вырывается стон, кажется, я теряю сознание. Тогда не человеческая часть меня, животная, как-то реагирует и, изгибаясь, кусает чёрную массу.

— Уххх, какая, — трудно описать этот голос, льющийся то ли из чёрной стихии, то ли из полуразложившегося рта несчастного бурята. Голос пространства, может быть? — Красивая, боевая, быстрая. Вот бы мне таких научиться делать!

В полубессознательном состоянии я чувствую, как что-то холодное, смертельное, лезет под кожу.

— Стееееееерва! — словно раскат грома раздаётся злющее восклицание, и вода от голосовых вибраций идёт рябью. Замечаю это слегка поплывшим глазом животного. — Тыыыы… запечатана от моего вторжения! Каааак?!

— Deus ex machĭna, (неожиданная развязка от лат.) — чуть дыша, отвечаю на вопрос бога.

Мои слова действуют на него, как яд — на Цезаря. Он приходит в ярость! Швыряет меня в воду, но тут же набрасывается, теряя по дороге мясо бурята.

— За дерзость поплатишься жизнью, тварь. А ещё в этот раз я буду есть тебя медленно! Надеюсь, получится разгадать все ингредиенты для твоего приготовления.

То чёрное, сумрачное, что находилось на месте когда-то человеческого лица, вытягивается, превращается в чёрную полость. Меня обволакивает чем-то холодным и колючим, словно мокрый шерстяной свитер накинули! Кошка внутри меня орёт дурниной, матерится и царапается, больно… страшно… Вдруг что-то ломается, и я привычно лечу в темноту.

*** 

РЫСЬ

Она так и не научилась разговаривать со мной. Я никогда не давила, уж слишком замороченный анимат мне достался. С Индианой всегда было интересно: искреннее любопытствоподкупало с потрохами. И это было большой ошибкой! Если бы я дала знать о себе с самого начала нашего пути, а не сидела в засаде её души, высматривая врагов, сейчас бы Нибиру висел в руках Матери!

Кстати, пока я пряталась, враги ходили стройными рядами сплошь и рядом! Да надо было в ту же встречу с Вершининым дать подзатыльник своей Индианке, но нет же! На первых рядах, так сказать с поп корном в лапах, я наблюдала за такой светлой и яркой эмоцией. Конечно! Какие боевые действия?! У меня тут мелодрама! Мрррррррр!

Смерть матери девочки ударила по нашему налаживающемуся взаимопониманию, Шустая неплохо постаралась со своими сказками. В общем, горе, охватившее Индиану, прочувствовала на своей шкуре капитально.

В день прихода с утешением Ивана я так обрадовалась, что даже скупую слезу пустила, зря… Дурёха-анимат заистерила и турнула женишка из-за пустячной ревности. Короче, пришлось по её желанию свалить в тайгу. Как я обрадовалась! Дом! Здесь я намеревалась наконец-то заговорить с ней, показать свои возможности. Тут-то и обнаружилось, что разговаривать с аниматом я не могу. А могу только по веткам прыгать, жратву добывать и вообще всячески учить выживанию. Индианка — молодец! Всё на лету схватывала, позже рысёнка прикормила, имя, правда, дурацкое дала — Пятнашка! Идиотизм, почему не Элегия или… Аделия? Да, в общем-то, и это не важно, я хотьзаполучила адепта, с которым можно было поговорить.

Змеища Сая порола девчонке хрень про то, что я буду убивать всех мужиков, и ей надо хранить себя для миссии. Что за миссия, я так и не поняла. Зато мне пришлось отдать первую жизнь её отцу.

Перед рождением Мать давала напутствие, что жизни — это случайная ошибка мироздания. Это противоестественно, но коли есть — ладно. Мне велели не умирать, но кого это останавливало? Сая проломила череп Индианки, как орех, словно всегда это делала. Папашу её на ноги поставили, думала — на этом всё. Да куда там?! Вершинина пришлось спасать, а потом хранить таааайну того, что жива его зазноба. Тот ещё сериальчик, да?

Я очень хорошо себя чувствовала в Новосибирске, настоящее приволье. Мы с Пятнашкой гоняли слуг Нибиру, я вытанцовывала в клубешнике, Индианка — училась. Но Вершинин же упоротый! Кстати, восторрррг по этому поводу, мррррр! Появился весь из себя при мускулах и с запахом настоящего самца. Помню, сама желала его рассмотреть и выпрыгнула навстречу симпотяге медведю. Ох и растерялась же я тогда, решила грызануть ему шею, чтобы… уважал! А потом еле забралась назад в Индианку, хвостик всё никак не прятался, извращенец медведь сёк полянку по-полной и очень был доволен наличием хвостика.

Потом мы с ней оказались в такой попе мира, что не передать никакими рррррр! Три жизни моих поимели! Просто теменных слизней прикладывая.

Романтизм, секс, любофь, синее небо и зелёная травка были недолгой бонусной программой. Опять меня всё отвлекло, опять я с ней не поговорила, позволяя насладиться любовью. И вот мы обе здесь. В лапах недобога Нибиру, у которого пасть хуже теменного слизня! Девчонка моя в отключке полной, надо брать дело в свои лапы. Хм… я знаю, где должен быть язык, кусну-кась я его.

РРРррраздвигай пространственные гаризонты, Нибирка! Кусаю со всей кошачьей ненавистью. Пасть заполняется чёрным дермовцом, гадость какая, буэээээ!

Чувствую удар такой силы, что кисточки опадают по ушам. Упс! Очень не вовремя очнулась Индианка, а мне снова не забраться в неё обратно, Нибиру что-то сломал! Мне ни туда, ни обратно не пролезть. И ещё из неприятного: я сразу две жизни потеряла, да и третья под вопросом.

Вершинин! Будь человеком, приходи нас спасать срочно! Именно это и показываю верному адепту Пятнашке, чей дух ловко проник через расстояния к проклятому ударь-камню.

Скорее бы всё закончилось. Хочу к Матери, хочу освободить её, хочу отпустить девчонку с этим самчиком Вершининым. Пусть будут счастливы, и мяррррр!

Индианка, поговори со мной хоть сейчас, когда мы прям разделены анимат-признаками. Ты видишь меня, я — тебя. Есть повод пообщаться!

*** 

— Ты уверена?

— Как никогда.

— И там не будет хрена Мстислава?

— Ну его хрена там точно не будет.

— Хм, погнали?

Картина — сплошной сюр. Стена дома моей Аньки разнесена в щепки огромной воронкой. Границы которой расчерчены кровью Артура. Рядом стоит деловой Кир, он типа камлал. Сотворял, так сказать, пространственную дыру.

Как объяснили мне гм, попутчики, я должен забрать теменных слизней из личного подвальчика Горского. Всего два осталось, надо хватать и мчать обратно, отдавать на заклание Анькиному животному. Если у Ани останется всего одна жизнь, рысь будет вынуждена вытолкнуть Аньку из её же тела…

Сука! Как всё достало! Отдайте любовь всей моей жизни и пиздуйте прыгать по ебеням вселенной! СССССсссс, опять колет, сердце грёбанное… отдаёт болью, тяжелеет от предчувствия. У Аньки плохо всё, я это не чувствую, я — знаю.

— Пойду, — голос глохнет на подходе к воронке, чую, как она меня планирует поглотить.

Ииииии! Ныряю, почти привычно осматриваю, какие-то радужные всполохи и миную чёрные дыры.

— " Будь осторожен… паукиии" — кто-то шепчен в ухо перед самым выныриванием во тьму подвала Горского.

После межпространственного прыжка, втягиваю в себя воздух, аййй… Вроде запах обычного погреба, но примешивается нечто чужеродное. Источник запаха в том самом неосвещённом уголке. Щелкает выключатель. Пространство подвала наполняется мягким светом и я вижу её!

— Привееет, — обалденная блондинка стоит в уголочке, сложив ручки за спину, как послушная школьница. — Хорошо долетел?

— Ээээ, да, — отвечаю ей, продолжая таращиться.

Она делает пару робких шажков, просто девчонка, да ведь? Скромно опущенные реснички взмывают вверх, глазюки чёрные, с пламенем недетским! Шажочки делает мелки ко мне, а ощущение, что на меня прётся не маленькая девчонка, а огромный… кто?

— Пришёл за жизнями рыси? — спрашивает нежно, но я слышу угрозу.

— Ты, мать твою, кто такая? — рублю с ходу, ибо нехуй из себя строить няху, если ты… да кто же?!

— Я? — ещё пару шагов приближает её ко мне. — Хммм… может быть… та… с кем ты всё забудешь? Хочешь?

— А зачем это мне?

— Потому что ты устал?

Девица полностью поднимает ресницы, выставляя напоказ чёрные уголья, искрящиеся ненавистью. Нет. Я не пугаюсь, хотя она этого ожидает, но рецепторы обостряются, ожидая жёсткой схватки.

— С хуя ли я устал?

— Грубо.

— Мне ведь совершенно всё равно до твоего мнения.

— Ммм, дай-ка, я тебя поцелую…

Она изящно поворачивается, сейчас я вижу её профиль. Чуть прокручивает шею… Шшшшик! В мою сторону летит нечто чёрное и с когтями, хрен знает на каких инстинктах я отваливаюсь к стене. Чёрное лезвие проносится мимо, но это только начало. Из спины блондинки крУасиво вылезают то ли лапы, то ли чёрные сабли! И царапая пустоту очень быстро пытаются добраться до меня.

— Да ты полна сюрпризов.

— Не без этого, — отвечает нечто с кучей торчащих лап.

На глазах разворачивается самая неприятная картинка, что я видел в жизни. Красивое тело разрывают тьма. Как заворожённый смотрю на происходящее. Хочется блевануть, но… держусь! Пока тьма месит красивое тело давешней блонды, начинаю понимать шёпот про пауков. Кого, мать вашу, я должен ещё увидеть?! Что там по поукам? Членистоногие… отряд, кого? Пауков, Класс? Так это… паукообразные. Домен? Эукариоты… ТВОЮ МАТЬ! Ядовитые твари! Не животные и не насекомые, и что дальше?

Красивое лицо преображается, вылезают глаза, сразу… восемь. Смотрят на меня равнодушно и убийственно.

— Сожрать меня хочешь?

— Угм, — отвечает тварь, чуть покачивая головой.

— А вот хер тебе в дышло! — с этим боевым кличем и кидаюсь на паучиху.

Бью её обросшим шерстью кулаком между восьмью глазами, кажется задеваю, потому что жидкость течёт и вопль тонкий слышен. Животная половина привычно накрывает мягкой бронёй. Звезда задаёт disko dance! Я — чёртов Метхун Чакроборти! Скручу, свяжу и порешу!

Только на самом деле не совсем так получается. Тварь меня цапает за шею… чёрт! Именно в шрам оставленный рысью Аньки.

— Ааа… что за?.. — ведёт, я словно в тумане или под алкоголем или под коксом…

— Может поспишшшшь, — вижу семь глаз. Всё правильно, у пауков восемь глаз по количеству лап, но один я выбил.

— Не, лучше… — оххх как ведёт! Ноя держусь, звезда не даёт потеряться. — Лучше уйди с дороги Арахна.

Отшвыриваю погань подальше, видимо попадаю в жизненные органы, она хрипит и больше не агрессирует. Непонятно на каком автопилоте иду к двум золотящимся капсулам, стоящим в стене.

Бью кулаком в одну из них, и в тот же миг, на руке оказывается нечто чёрное. Инстинктивно трясу конечностью, я ж ворую что-то у Анюты! Но… кааааайф… такая сладость, такой покой и энергия… меня наполняет моей Аней!

— Ты! Сожрал жизнь! — паучиха корчится в углу, получив удар от меня ну и возможно вселенной. Не один же я так смог мочкануть тварюгу?!

Молча хватаю вторую капсулу, бережно пытаюсь припрятать её.

— От входа отползай, уничтожу.

Слабо шевеля лапами, существо ползёт вдаль от воронки. Оборачиваюсь на неё и вспоминаю все боевики и триллеры пересмотренные за мои года. Нахуй! Надо убить, чтобы лапа чёрная не влезла под конец!

— Ты куда третью жизнь дела, стерва? — угрожающе приближаюсь к переломанной Арахне.

— Не брала! — жалко двигает лапками, стремиться уползти в угол, нее! Не уйдёшь.

— Да мне собственно плевать, — говорю перед тем, как опустить жёсткий армейский ботинок на хитиновый покров.

Дамочка хрустит и взвизгивает. Аллилуйя! Теперь можно спокойно возвращаться в пространственно-временной континуум. Что и делаю, отшвыривая от себя теменного слизня, что обосновался на моей руке, возвращая жизнь моей Ане мне…

*** 

Ванька мой… тоскливо как без него… только его сейчас хочу видеть… только его обнимать… Одиноко!

Я сижу, обхватив колени, за толстым слоем воды. Сил у меня нет. Замечаю, что левый глаз видит мир немного иначе. Не ярко, скорее, наоборот, картинка чёрно-белая, но очень чётко. Одно из ушей точно чётче улавливает звуки, хм, и опять левое. Сосредотачиваюсь на ощущениях. Уххх, ты! А я не одна в этом угрюмом гроте.

— Пррривет, — по-моему, я говорю сама себе.

— Здравствуйте, — вежливо отвечаю, гыыы, с ума, что ли, схожу?

— Наконец-то поговоррррить с тобой получается, — вот хоть режьте, но не я это проговариваю! — Да конечно не сама себе, а мне.

— Что, простите?

— НЕ сама себе говорррришь, а мне отвечаешь, — мурлыкает в голове.

— А, вы… кто? Очень извиняюсь…

— Рррррысь. Хватит извиняться. Вррремя не терррпит.

Замолкаю, пережёвываю осознание второго разума во мне. Мы всегда существовали отдельно друг от друга, никогда не разговаривали, и вот теперь…

— У нас осталось две с половиной жизни на двоих. Если Нибирру, выпьет ещё хоть одну целую жизнь, ты уйдёшь к пррраотцам навсегда. Я к тебе пррривязалась. И к Веррршинину твоему тоже, грррустно будет так уходить. Да и Мать опять не получается освободить.

Животное, не производит впечатления животного. Рычит только на буковке "Р", ну хоть как-то отличаясь от моего голоса.

— Мммм, и что делать? Нибиру ухо приделать? — не хочу шутить, но само получается. Мне легко с рыськой почему-то.

— Вот уж точно ему ничего больше пррриделывать не надо! — эмоционирует собеседница. — Он и так уже слишком, как там говорит Киррр? А! Абгрррррейдовый.

— Ну, судя по тому, что мы с тобой тут жалко доживаем свои жизни, на то похоже.

— Давай, так: Пятнашка уже ррретранслирррровала всё, что тут пррроисходит, Веррршинину и Компании. Я же помню, что собирррала всех! Ворррон кррровь даст, Киррр и Шоно покамлают, к нам они быстррро доберррутся. Пока отвлекать Нибиррру будут, мы заберррём печать у медведя и выпустим Мать. План — так себе, но с колбасой пойдёт?

— Ваньку резать не дам! Пусть лучше я к праотцам…

— Ахахахахрррр, — рысь ржёт?! — Я же говоррррю: пррривязалась к вам обоим. Не хочу рррезать твоего самца. Печать лежит в нужной сторрроне. Ему пррросто надо лечь на камень.

— Нет, милая, печать у него запаяна обратной стороной. Так влилась, все рельефы внутри, — грустно исправляю удалые речи рыськи.

Животное потупливает морду, вернее, всё моё лицо вместе с её мордой потупливается. Я чувствую стыд и сожаление. Ну, что она сейчас мне расскажет?

— Я… виновата… убежала с печатью, выхватив её у Нибирру в тот ррраз… Потом попалась, он сожррррал все мои жизни, пррришлось убивать… моего носителя и стекать к Матерррри.

— Стекать? — оторопело переспрашиваю свою растерянную собеседницу.

— Да… кррровавым дождём под камень. Ты — вторррой носитель. Последняя надежда Матери. С большим трррудом возвррращалась. Аррриф помог по старррой памяти и Шустая.

— Они же убийцы? Они же предали нас?! — возмущённо переспрашиваю, но ответ не заставляет себя ждать.

— Нет. Они его адепты, пррредавшие своего создателя ррради своей любви. Их убили, но … пррросто я вытащила их из его грррота.

— Они же нас вот прям сейчас продали! Дождались, пока Ванька уйдёт…

— Нет, — упрямо опровергает рысь. — Часть их сознания осталась навечно у Нибиррру, поэтому, он смог найти их и воздействовать.

— Но как же…

— Слушай! Я тут исповедуюсь тебе! Не отвлекай! — протяфкала собеседница, затыкая град вопросов. — Итак, я убила своего перррвого носителя, ты это услышала?

— Да, ты же объяснила, что если остаётся одна жизнь, её забираешь ты. Вопросов с этим у меня не возникает.

— Ну и ладушки, — хмыкнула хищница. — Ты же имеешь представление о магнитах?

— Они притягиваются.

— Угум, плюс с минусом. А что делают минус с минусом?

— Отталкиваются, это же общеизвестно!

— Молодец! — мысленно сверкает глазами рысь. — А теперррь осознай: печать — это магнит.

До меня медленно доходит всё, что происходило с аниматами за последние сотни лет! Перед глазами пролетает тело отца, приложившего печать на алтарь, острые камни вокруг… Боги!!! Это же… глупейшая ошибка! Никто не догадался перевернуть печать гладкой стороной! Все пытались совмещать рельефы!

— И ты… молчала?!

— Я могу разговаривать только с тобой, но и это умение появилось перрред твоей смеррртью.

Мы замолкаем, грустно оглядываем лапу и ногу, я шевелю пальцами, левая сторона тоже изящно вытягивает коготки.

— Классные, так скучать буду, — сообщаю рыси. — Я люблю тебя.

— А я — тебя, — грустно хрипит хищница в ответ. — Пррривыкла — сил нет.

Я вдруг чётко вижу морду своей рыси. Белая, пушистая, с удивительными голубыми глазами и вертикальными зрачками.

— У тебя голубые глаза?

— Должны были быть жёлтыми, но ты выпендрррилась, и они стали голубыми, — хмыкает красотка.

На этом наша душевная беседа заканчивается. Толща падающей воды истончается, пропуская чёрное щупальце.

— Идите-ка сюда, мои девочки, я вас тоже ооочень люблю! — гремит голос бога. Упс… он нас слишком быстро нашёл.

Щупальце дёргает за обросшую лапку, тянет из-под воды. Когда голова попадает под водный поток, непроизвольно вскидываю её, судорожно пытаясь глотнуть Н2О, просто хочу почувствовать перед возможной смертью вкус прохлады и тайги.

Тёмное рыло начинает приближаться, опять вытягиваясь трубочкой. А у меня полный рот воды! Глотнуть не могу, слишком холодная и… много её как-то! Поэтому перед погружением в чёрную пасть со всей дури выплёскиваю с фырканьем. Как мама моя делала, если утюг в гостинице оказывался без парогенератора.

— Пффффффф.

— Что за… ТЕМЕННАЯ ЗАДНИЦА! — дурниной орёт Нибиру, вновь отшвыривая нас от себя.

— Ничего себе! — восхищённо мурлычет рысь. — Откуда ты узнала, что ему в пасть хорррошо бы водички налить? Ты смогла сохррранить жизнь, хоть болтающуюся половинку мы и потеррряли. Молодееец! Нам совсем немного вррремени бы выигрррать!

Что говорит моя упоротая рысь, я слабо понимаю. Вижу, как чёрный силуэт, всё ещё в частичках плоти охотника, блюёт чем-то зелёным прямо на ударь-камень. Вот урод, никакого почтения к святыне!

— Может, шланг организуем и промоем его полностью? — серьёзно переспрашиваю сидящую во мне хищницу.

— Да знал бы где — соломку б подстелил, вррроде так говорррят? Где, блин, мы шланг искать будем?

Стоим по колено в воде и дружно тупим. Но то, что разворачивается дальше, замечаем синхронно.

— Они здесь! — шипит рысь, углядев огромную чёрную воронку, выходящую прямо из-под камней. — Целая армия! Урррр, как нам справиться?

— Они здесь! — неверяще произношу одними губами, увидев замечательную воронку золотого цвета, выходящую красивым каскадом из-под воды. Сердце пропускают пару ударов, на глаза набегают слёзы, а губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Ведь первым из красивой воронки выходит он… Мой Ванька Вершинин.

Глава 37

Капсулу с жирным, позолоченным и весёлым слизняком я сразу передал Сумеречной.

— Чего это он такой радостный? — киваю на паразита, спрашивая скорее для того, чтобы просто успеть сделать вдох-выдох перед финальным раундом. Надо спешить! Раздирает сердце, мышцы корёжит отжуткого напряжения, шерсть нихера назад не заползает. Броня — на мне. Чувствую, что Аня в ядрёной опасности, и времени у неё совсем мало!

— С чего ты взял, что он радостный? — заторможено переспросила Ави, с любопытством осматривая слизня. — Вполне себе, кхе, золотой слизняк.

— Эййй, кровь качайте, я нажрался шоколада, мороженого и выпил принесённой гусиной крови… — веско вещает ворон.

— Дашка, ты где гуся нашла? — озадаченно интересуется Шоно, весь уже при костюме и с палкой с этой со своей, у Кира тоже такая же в руках.

— Да не гусиная это кровь! — сконфуженно жмёт плечами Дашка, а щёки алеют, словно маки. Уж не влюбилась ли в волка? Да неее… мелкая ещё для чувств… хотя… НАФИГ! Сейчас не до этого!

— Ну куриная! Дрянь блядская! — продолжает крыть Артур.

— Ворон! Клюв помой от грязи, дети здесь! — орёт Шоно, хм, почему-то уже не хочу называть его дурацкими кличками, наверное, чую в нём хорошее? Всё равно пошёл в жопу! Он Аньке снимок помогал верстать, тот самый, который мне вынес мозг напрочь. Себя, хера серого, блондином тогда зафигачил, сучара!

— Так, дальше что? — темп, темп, темп! А то за светскими беседами я проебу свою жизнь, свою Аню.

— Даша, кровь бери, видишь, пациент готов, — говорит Сумеречная, продолжая рассматривать слизня. — Хм, действительно какой-то радостный…Кир, Шоно, начинайте камлать. Первой пойду я…

— Нет! Первым пойду я! — твёрдо решил не уступать даме в этом вопросе. Если что, пусть убивают меня. — Ты неси капсулу, она одна, кстати, вторую…

— Вот он и веселится! — прерывает меня Ави, не обращая внимания на мой уничижительный и виноватый тон. — Эксклюзивным, нужным себя чувствует! Полагает, что его хранить будут! Хм, хорошо бы!

Мы входим в круг из вороньей крови, два шамана — в наших рядах. Волк сосредоточен, на голове нечто грандиозное и внушающее почтение. Он шепчет молитвы, лишь чуть позвякивая колокольчиками посоха. Совсем другое дело, Кир! На мальчишке лёгкая парка и то ли накидка, то ли плащ его матери, он молчит, закатив глаза, но посох в его руках начинает воистину дьявольский танец! Вскоре скорость прокручиваемого Киром предмета набирает такие обороты, что я не могу различить границы. Появляется нечто радужное и яркое, совершенно не похожее на все порталы, в которых мне удалось побывать.

— Ломаю! — резко завершает обряд волчара. И направляет свой посох прям в середину крутящейся бездны.

Я вижу её! Анька, наполовину пушистопопая, стоит по колено в воде, хвостик-пупочка, нервно бьёт по поверхности, создавая лёгкие круги вокруг неё. Всё! Нахер! Слишком велико искушение! Я не выдерживаю, не слушая окриков, не чувствуя рук и даже чьих-то лап, иду к ней! И нунган меня дери, если на лице любимой мне не видится радость от встречи!

— Мярррр, — вот как она пролезла, а?! Пятно летит к Аньке со всех лап, распространяя вокруг брызги и много шума.

Возможно, бег рыси и отвлёк тех, кто появлялся из другого портала. Вывалившись из радужного водопада, я не сразу заметил их. Каюсь! Видел только одну конкретную цель, зато мои сопровождающие секли всю ситуацию.

— Медведь, с дороги, — прошипела Сумеречная, чуть отталкивая меня с пути. — Тим, ты со мной?

— Всегда, — Артём появился, уже примеряясь в прокрутке своих вакидзаси.

— Дорогу волку, — о! Вот и пафосный хрен Шоно… — Даша! Назад! Тебе здесь не место, — а вот тут я с ним полностью согласен, незачем мелкой таращиться на взрослые игрища.

— Прости, Шоно, но у меня здесь своё предназначение, — отвечает девочка.

— Я, хер его знает, но эту битву не проебу, — глухо проругался Ворон. — Как тут, крылья то у меня появятся, нет?

— Ещё бы Кира притащили, — чуть шепчу Компании.

— Ему нельзя, он — страж портала, — резонно ответила Ави, очерчивая воздушный круг катаной.

— Пятнашка! — заполошно Аня хватает на руки свою дурилу-кошку, а я… хватаю её.

Втягиваю запах, кусаю за ушко, чуть лижу по губам, не переходя черту рыси. Не любит она этого.

— Эййй, медведь, не время, — мимо меня проходит Артём, чуть оборачивается на нас с Анькой, грустно улыбаясь. Почему? Он что-то знает от Сумеречной? Всё потом…

Нечто чёрное оборачивается к нам, прекращая извергать из себя зелёную гадость. Что-то щёлкает в воздушной пустоте над нами. Как заслонки старых ведьминских печей, из под других камней откидываются врата ещё около десятка порталов, откуда с энтузиазмом вываливаются вперемешку нунганы. Они не спешат, опасливо разбредаясь по отдельным отрядам или…армиям?! Деловито щёлкают чёрными пастями, хрустят конечностями, у кого-то даже оружие поблёскивает.

— Армия безмозглых тёмных камикадзе. Что может быть опаснее? — тихо спрашивает Сумеречная, но её все слышат…

— Ань, свали отсюда, а? — шепчу своей ненаглядной, с огромным неудовольствием спуская её вместе с таёжной сволочью по кличке Пятно с рук.

— Ты что?! Куда ж я без вас? Мы с рысью будем сражаться! — шипит на меня стервозка.

Наверное, после её слов всё и начинается… Анька — больше не Анька, в одно мгновение она полностью покрывается шерстью, вызывая умиление чистой белой шёрсткой и таким беззащитным, но грозно шевелящемся хвостиком. Пятнаха плюхается в воду. Королева не намерена держать её в лапах, она не Москалёва! Чуть надменно осматривает всех изумительными голубыми глазами, недовольно взрыкивая на Пятнашку, царственно движется в сторону наибольшего скопления нунганов.

— А нам что делать? — растерянно спрашивает Артурка, осматривая свои безоружные руки.

— Я и Артём — к Нибиру, — коротко распоряжается Ави. — Остальные по ситуации. Дарья! Барса выпусти уже.

Боги! Девчонка явно это проделывает не впервой! Не то, что моя Анна! Грациозно прокручивается вокруг себя, и появляется шикарное животное! Красивейший снежный барс, мускулисто перекатывая спину, открывает пасть и издаёт жуткий, грозный рык! БарсоДашка не остаётся на месте, неспешно, словно кдав на кроликов, движется на левую часть армии нунганов.

Я ни хрена не удивляюсь появлению огромного волчары, что останавливается у моей ноги. Чуть тыкаясь в неё, заставляет посмотреть на ударь-камень.

— Да, Вань, надо прорваться туда. Шоно поможет. Печать… — Сумеречная судорожно вздыхает. — Печать в тебе.

Больше она ничего не говорит. А я понимаю, что пока мне нужно просто освободить камень от нунганов, и помогать в этом будет ВолкоШон. Позже… позже разберёмся, как извлечь печать…

— ДА! Бляяяяяя! Даааааааа! Лечуууууу — хуём крууууучу!

Это проорал Артур, только он один не шлёпает по воде. Он, сука, воспарил! Правда, нихера он не похож на ворона, но позади, как у адового архангела, чёрные крылья бьют по воздуху, создавая ядрёную рябь. От его придурочного крика, по-моему, морды даже у нунгунов скукожились. Матюжник ебанутый!

— Арт! Не смей лететь к Нибиру, прихлопнет! — тревожно оповещает Ави и, указывая на многочисленную армию солдатиков бога, добавляет — На тебе атаки сверху! Камнями, водой, что покажется наиболее подходящим!

Артур что-то говорит, но уже никтоничего не слышит. Битва разверзается…

***

Разговор создателей миров:

— Это уже не вопрос спора. Это вопрос сохранения баланса! Представляешь, какая энергия в настоящий момент клокочет там?!

— Ты хочешь поглотить Моего.

— Нееееет, брат, я не собираюсь даже касаться его. Это сделаешь ты! Породил? Уничтожай. Иначе получим очередного поглотителя миров.

— Давай дадим лишь один шанс? Если порождения твоей Земли справятся, значит, ты выиграешь спор, если нет — выиграл я. В случае моего выигрыша, я мгновенно поглощаю своего, празднующего победу ферзя.

— И оставляем мир Земли в покое?

— Навсегда.

— Играем.

Глава 38

— Ави! Сзади! — Артём сечёт свой участок битвы.

Чёрная масса, рассечённая катаной и ударами вакидзаси, моментально срастается. Как отделить хоть одну часть от этого стрёмного пирога — понимания нет.

— Попробуй бросать ошмётки в воду, — быстро проговаривает Ави. Сама крутится в любимом, немыслимом танце, как ловкий волчок, перерезая противника.

На другой стороне таёжного озера-святыни творится кровавое побоище. Там не склеиваются части, зубы, когти рвут и клацают, только отлетают клочки нунганов.

Сверху периодически летят камни и брёвна, Артур вписался в роль истребителя! Не тратит больше слов, лишь, чуть освоившись со своими полётами, швыряет тяжести на зазевавшихся врагов.

Барс кружит в бесподобных движениях, успевая рвать вновь появляющихся нунганов. Ей на помощь приходит Шоно, превращаясь то в волка, то в человека, успевает ломать тварей.

Медведь справляется с ватагой атакующих, он остался один. Путь к ударь-камню — самый сложный, но волка надо было отпустить помогать Дашке. Краем зрения медведь пытается уследить за королевской рысью. Не выходит! Глаза, подслеповатые, застланные кровью свежевспоротого нунгана, видят хреново. Но вот что-то белое мелькнуло… шкурка рыси! Порядок, мочим дальше. Хрясь — половика нунгана замирает в лапище.

Тем временем рысь давно отправила за подмогой верную Пятнашку.

— Прррриведи помощь, у тебя лапа повррреждена. Хоть какой-то толк с твоих женихов будет.

Нунганы — нихрена не безобидные, жаждущие расправы существа! Они не просто давят массой. У них есть зубы и лапищи, некоторые вооружены внушительными тесаками. Одна из теснимых барсом и волком групп вдруг резко начинает перестраиваться в нечто огромное, необъятное.

— Сука! Да они строят тёмного гиганта! — заорал Артур.

— Так не дай им собраться! Всё в твоих руках, вернее, крыльях! — не поворачивая головы, громко отвечает ему Шоно.

Рысь почти в одиночку грызёт и расшвыривает самую крупную партию солдат Нибиру. И едва подслеповатый медведь, оглянувшись в очередной раз, не замечает белую шкурку, он бросает свою битву, несётся в сторону исчезнувшей рыси, рассекая окровавленную воду.

Крупного лохматого мутанта тяжело не заметить. Нунганы не расступаются, щерятся, но ссут беспощадно. Рысь схвачена, её собираются затолкать в портал, откуда она попадёт прямиком в руки Нибиру. Лапа медведя ловит пушистожопую на подлёте в чёрную бездну.

— Нахер! Сначала разберёмся с твоей работой, — поясняет медведь, зашвыривая хищницу себе на закорки. — Держись сама! И не вздумай сдриснуть на драку! Найду, а после накажу.

Рысь изумлённо лупала голубыми глазами в затылок Вершинина. Такое с ней впервые! Медведь, примитивный, но борзый, указал ей место в стойле. Конечно, она не собиралась разъезжать на его горбе, сложив лапы! Вдоволь насмотревшись на наглый затылок самца Индианы, рысь с шипением рванула в гущу тёмных тварей, слегка царапнув могучую спину медведя.

— Стоять, я сказал! — могучая лапа вернула королевишну, схватив за шкирку и бросая назад. — Не могу драться, пока не вижу тебя, понимаешь? — говорит и одновременно расшвыривает атакующих. Вжииик — нет сразу трёх нунганов, моментально в пепел превращаются. От его ударов ни крови, ни ошмётков, враги тупо исчезают.

Рысь оглядывает поле боя, ну а что?! Пока Индианин самец лупцует и превращает чёрную массу в пепел, умудряясь вытягивать засранцев из щели портала, можно побыть главнокомандующим!

Рядом продолжает происходить большая стройка. Нагромождаясь друг на друга, нунганы спаивались, стягивались, соединялись в нечто.

— Да что за нахрен?! — трепыхая крыльями, рядом с разящим медведем тормознул Артур. — Я их и камнями и перьями… кстати! Ты видела мои стрелоперья? — с этими словами ворон горделиво распахнул крылья, чуть собрал их дугой за спиной и, резко выгибаясь, отправил в притесняемых медведем нунганов огненные всполохи.

— Крррррасотааа, — восторженно ответила рыська, провожая полёт огней голубыми глазами. — Слуууушай, а давай меня вверррх и на гиганта бррросишь?

— Не смей! — медведь-то не дремал! В отличие от зрения, слух у него был отменным.

— А давай! — залихватски ответил Артур, к сожалению, совсем тугой на уши. Что поделать? Ранения и контузии прошлого…

Медведь не успел на какие-то секунды! Ворон подхватил хулиганку и понёсся к почти собранному гиганту.

Вершинин с тоской смотрел на летунов. Надо туда переться! Просрёт Анькину жизнь пушистозадая и свалит по-тихому, а как ему потом? Напоследок проредил лезвиями когтей и так поредевшие ряды нунганов да двинул всю медвежью мощь вслед упорхнувшей подружке.

Ворон скинул скалящуюся рысь на монолитно сложенные тела. Потрясающее зрелище раскинулось перед взором голубоглазой кошки: венец озера, окаймлённый скалистыми берегами, неумолимо наполнялся чёрной массой. Открытые порталы, будто выплёскивали из себя накопившуюся тьму, но сверху, за мгновения до драки с первой ячейкой нунганов, рысь успела заметить особенность… Все порталы чёрными полозьями связаны с Нибиру. Сверкающая катана Сумеречной пытается рубить эти связки, но впустую.

Тем временем к изножью чёрного колосса добрался медведь. Он уже ничего не говорит, морда жадно высматривает белую шкуру. Прыгает! Зараза! Мишка оскаливается, привычно вставая на обе лапы, начинает испепелять когтями ноги гиганта.

Кой чёрт дёргает воронищу запустить вниз свои огненные перья, никто не знает. Но с десяток огневушек помимо торчащих из озера бошек нунганов задевают окладистый, подтянутый, а главное, мохнатый зад медведя.

— Оууууууууу! — сотрясает окрестности криком Вершинин.

Зад пылает, ворон в шоке хлопает глазами и крыльями, нунганы робко вытаращиваются. Интересуются, кто медведя задеть смог?! Даже Нибиру на мгновение поднимает тёмный лик от парочки надоедливых кусачих "мошек", кромсающих его. Именно в это краткое мгновение рысь осознаёт, что нужно сделать.

Ловко перебирая лапами, кошка несётся вниз, к Ваньке! Она сейчас всё расскажет, и бой будет прекращён, и талисман легко можно приложить к камню, и… Одна из чёрных лап хватает её, утягивая вниз. Это не сборка из нунганов, это чуть прикрытый телами солдат гигантский портал. Рысь проваливается в него.

*** 

"Что?! Кудааа? Разорвууууууууу!" — дальше в голове выключают свет. Я не воспринимаю происходящее.

(последние человеческие мысли Ивана Вершинина перед полным погружением в образ зверя)

И барс, и волк потеряли счёт времени в ожесточённых натисках врагов. Силы были на исходе, молодые люди стояли спина к спине, продолжая отбиваться. Казалось, число нападавших не уменьшается, а лишь прибывает. Огромная фигура гиганта постоянно давила морально своей близостью к остальному племени нунганов. Полёты Артура радовали, но его атак сверху катастрофически не хватало. Когда он сбросил рысь на голову огромного "недостроя", Шоно даже улыбнулся, но тут же метнул настороженный взгляд на несущегося медведя.

— Думаю, гигант ненадолго будет шевелить пространство, — обратился к Дашке волк. — Может быть, тебе, мелочь, отползать потихоньку? Предназначение ты выполнила с лихвой.

Дарья на мгновение повернула к нему барсью голову.

— А?

— Чеши отсюда, глухня пятнистая, — заорал на неё Шоно.

— Сам чеши, я ещё не закончила!

Волк покачал головой, бесполезно! Просто надо помочь ей не умереть слишком рано, что ли…

— Твою… мать, — тихо пробормотал Шоно, отбивая очередную атаку двух особенно активных нунганов.

Именно тогда лязг битвы и разорвал не то вопль, ни то рёв медведя.

— Ахахаха, заметил? — Дашка чуть толкается пятнистой задницей. — Ворон медведю жопу поджёг.

Чудным образом ржач барса с волком заразил и нунганов. Щеря пасти, черныши противненько захихикали.

— А вы что веселитесь?! — бац! — Ой, лапку хохотунчику оторвала, — зашипела барс, и впрямь воплощая свою угрозу.

И опять нападение тёмной массы. Хруст, скрежет, вопли — одним словом, уже привычная какофония.

Новый нечеловеческий вопль разрезал монотонность сражения, будто взрыв.

— Да что ж такое?! — нервно проорал волк. — Опять ворон что-то воткнул в медведя?!

Оба бойца синхронно развернулись, чтобы увидеть настоящее светопреставление!

Ноги гиганта беспощадно превращались в пепел! Огромный медведь с сиянием из груди рвал, размётывал к собакам части нунганов, тот час превращающиеся в пепел. Жалкие мгновения, и масса нунганов летит вниз, рассыпаясь на ходу. Над водным пространством, покрытым и частями врагов, и пеплом от них же, разверзается чёрная дырища.

— О, нет! — вдруг сипит волк. — Нет, нет, нет же!

Засмотревшись на аномалию, сражающиеся аниматы и люди не сразу замечают — битва останавливается. Нунганы больше не проявляют активности. Чёрная воронка постепенно сужается, а другие порталы и вовсе захлопываются.

— Что ты увидел? — спрашивает Дашка напарника.

Волк молча схватил её под лапу и потащил за собой, приближаясь к ревущему хищнику.

— Вань! — мирно начал Шоно, подходя ближе. — Подожди, сейчас всех соберём и…

Воронка на глазах становится всё меньше и меньше. Голос волка сейчас совсем не уместен. В этой битве вообще не надо было соблюдать правил, их изначально не было! Именно поэтому, не давая никому шанса уговорить себя, действуя на инстинктах и в бешеной панике, огромный хищник примеряется для прыжка и влетает в почти захлопнувшееся отверстие.

— Что ты видел?! Почему Вершинин прыгнул туда? — трясёт волка за руку Дашка.

— Индианка… и медведь… Их обоих забрал Нибиру! — в каком-то полукоматозном состоянии отвечает тот.

*** 

— Да что там происходит?! — коротко отрубив очередное чёрное продолговатое щупальце, спросила Ави у Артёма.

— Да бес их знает! Звуки какие-то… неправильные, — пропыхтел тот, порядком утомившись от безуспешных попыток хоть как-то воздействовать на черноту.

— Что-то не так…

Слова Сумеречной тонут в потоке новых звуков. Чуть оглянувшись, Ави в изумлении махнула катаной по воздуху, даже не заметив отсечённого от Нибиру приличного куска, упавшего в воду.

— Ого! — присвистнула Сумеречная. — Да у нас гости!

К ним шла целая армия рысей. Впереди торжественно вышагивала Пятнашка, её трудно было не узнать. Хоть и крупная рыська, она всё же значительно уступала в размерах основному контингенту кисточкоухих. Вместе с ней, не отставая, шлёпали по неглубоким водам Шоно и Дарья, рядом, грозно размахивая крыльями, красовался ворон.

— Етить! Папка полетел, оказывается! — изумлённо ответил Артём, замечая подлетавшего вместе с рысями Артура.

— Так давно уже метит камнями войско нунганов. Кстати, а где они все? — в пылу боя парочка только заметила отсутствие других нападавших. В воде оставались части нунганов, плёночка пепла также напоминала о том, что где-то было жарко, но в остальном… Ни воронок, ни порталов, ни чёрных масс.

— Ави! Смотри! — крикнул Артём, всё же отсекая ещё один солидный кусок от молчаливого соперника.

Нибиру уменьшался в размерах, будто всасываясь в свою личную портальную дверь

— Нельзя дать ему уйти! — рука Ави сама потянулась в темную массу, пытаясь захватить её, поймать.

Выпрыгнувшее щупальце крепко ухватило Сумеречную и, дёрнув на себя, тут же поглотило.

— Нееееееет! — Артём кинулся следом, но тьма отпружинила его, отбросило в озеро.

— Я найду её! — Дашка, даже не раздумывая, шагнула в гостеприимно открытую для неё темноту, также исчезнув, как и Ави.

За Дарьей попытались ворваться Шоно и ворон, но так же были отброшены в сторону.

— Кааааак к ним попасть?! Кааак помочь?! — метался Артём, периодически лупцуя вакидзаси уменьшающегося Нибиру. — Не отдааам!

Рядом пыхтели Шоно и Артём, пытаясь хоть как-то воздействовать на субстанцию, из которой состоял бог. Ничего не выходило! Пузырь втягивался обратно.

— Ааааааа! Сука, сука, сука!!!! — истошно орал Артём. — Меня возьми, твааарь!

— Мярр

— Мяррр

— Мярр…

Трое остервенело желающих прорваться вслед за своими мужчин изумлённо обернулись на стройный кошачий напев рысек.

Озеро было огромным, но по-странному мелкое, не глубокое. Части Нибиру, которые так лихо рубили Ави и Артём, вздумали всплыть, стремясь взлететь к богу, всё же… это его собственность.

Пятнашка первая показала, что нужно делать с дерзкими клочками. Опустила лапу на желающий воссоединиться кусок. Твёрдо отправила того на дно, угрожающе мяркнув напоследок, мол "не шелести особо, чернь". Её примеру последовали все пришлые рысяки. Последовательность строгая: притопить, рыкнуть, прижать ко дну.

В тот же миг портал перестал сужаться. Нибиру застрял между двумя мирами.

Глава 39

— Рыська, рыська! Подойди скорее ко мне! Тебе же не выбраться, всё одно выход только через меня! — подзывал к себе Нибиру топтавшуюся неподалёку от себя рысь.

Страшный! Глазницы пустые, с красными огоньками где-то в глубине. Руки крючковатые, тянутся к белой шкурке, но дотянуться не могут почему-то.

Рысь уселась столбиком, как кот перед цепным псом, что не может достать нахального пушистожопа.

— Иди-ка ты, подожду подмогу, — ответила жаждущему добраться до неё сумеречная хищница. — Ты же в курррсе, что Мать рррастрррроена твоим поведением?

— Да какая подмога? Медведь, что ли? Так за ним следом столько моих солдат отправлено, что каким бы сильным он ни был, один не сдюжит!

— Так он не один, — раздался вдруг голос Дарьи. Она вышла из тёмного угла, почти вынырнула из-под туши Нибиру. — Он с силой Матери и со мной.

Легко обернувшись барсом, Дарья аккуратно села рядом с рысью.

— Миаууу, Нибиру, рассказать сказку? — издевательски зевнула барсоДарья.

Бог зашипел, пытаясь уползти, слова барса не были простыми. Именно этот голос загнал его в грязную лужу и запечатал!

— СССССссказочница, так это тыыыы… ты… её словами…

— Похоже, ты знаешь всё содержание сказки, опаздывает только концовка? Надо закончить…

… Медведь шёл и искал свою рысь. Несчастные солдатики Нибиру самоотверженно бросались на него, пытаясь преградить путь, но тут же пачками опадали пеплом. Слишком велика была сила, дарованная Матерью, слишком большая любовь направляла его, тёмные создания не выдерживали даже прикосновения.

— Угомонись! Со мной ему не справиться! — визжал Нибиру.

… — Индиана, только ты! Только твой свет и твоя жизнь важны для меня, — говорил он себе, продвигаясь к узлу междомирья.

Где-то поблизости и впрямь раздались твёрдые шаги.

— Нунганы были истреблены полностью, ни один из солдатиков не остался в живых.

— Нееееет, стерва! Прекратиии, — Нибиру впервые почувствовал нечто, близкое к горю. Неужели все солдатики исчезли?! В них была часть его души.

Наконец Иван Вершинин вошёл в просторное помещение, освещённое лёгким мерцанием светлячков.

Потолок пространства и в самом деле уютно освещается огромным количеством полуярких попок. Рысь с удовольствием видит самца Индианки.

— Крррруто ты рррасказываешь! — толкнула лапой хищница барса. — Маааастерррр!

Барс молчит, с интересом наблюдая за Вершининым. Тот совсем не разочаровывает, хватает беложопку под мышки, тянет на себя, заглядывая в морду.

— Где ты там, Анютка моя?

— У нас тут неувязочка вышла. Надо назад выйти и слизня взять у Сумеречной.

— Не надо, я уже здесь, — проявляет себя Ави. — Держи вот жизнь свою, рысюха, — подаёт она искрящегося паразита.

— Ну а теперь окончание сказки, Нибиру, — барс делает глубокий вдох и произносит последние слова.

Нибиру и не знал, что тоже смертен. Одна золотая жизнь, раздавленная внутри тьмы, превратит его в пепелище!

— Нет! Не делайте этого! Я бог! Я бессмертен! Я велик! Я правил вами! — Нибиру отчаянно пытается рвануть к ним, помешать свершить задуманное.

— Вот и я хотела слизняком в него кинуть! — восторженно сообщает рысь, с комфортом пребывая в руках Вершинина.

— Сделаем иначе, — Ави кидает вверх золотое тело слизня и разрубает его катаной, даже не задумываясь, правильно ли всё поняла — в сумеречном мире свои стремительные законы и правила.

— Ааааааа, шшшшш, сссссс, — всё вокруг начинает плавиться, золотые искры жизни сыплются сверху, попадая на черноту, тут же придают ей цвет. Нибиру корчится и меняется, всё его тело покрывается радужными цветами. Разрывая бога на части, вверх и вниз стремятся изумительные то ли тропические, то ли таёжные растения.

— Какая кррррасота, — произносит рысь, увидев сосновую ветку, покрытую орхидеями. — Кто бы мог подумать, что из гада столько пррррекрасного вылезет!

— А ты, давай-ка, отдай медведю Индиану, развалилась тут… пора нам с тобой, — строго говорит Ави рыси.

— Уже поррра?

— Да, им пора и нам пора.

— Барса тоже заберём?

— Нет, только ты и я.

Проход больше не заполнен застрявшим богом, и участники последнего боя с Нибиру могут видеть красивую озёрную гладь, тревожные лица оставленных мужчин и Пятнашкиных последователей.

— Вань, Даша, выходите, только попросите Артёма зайти на минутку, — произносит Ави.

— Я останусь, — твёрдо отвечает Иван.

— Как знаешь, ты сможешь войти и выйти, можешь дождаться Индиану здесь, — пожимает плечами Сумеречная. — Кошара! Сказано: выпрыгивай, давай, из девочки!

Тело рыси неестественно выгибается, чуть вибрирует, отделяясь от человека. На руках у медведя остаётся хрупкое тело Индианы Москалёвой.

— Мммм, дааа, теперь со мной, — в неимоверном восторге Вершинин водит лицом по щеке любимой. —Навсегда… только со мной.

Глава 40

— Эххх, болятЬ мои крылья… — Чёрный реально грустит, глядя на опавшие в воду два огромных крыла. Как он вообще смог ими управлять?!

— Скучать по ним будешь? — спрашивает его Шоно, пытаясь ухмыльнуться.

— Конечно, буду, думал, дочкам как-нибудь покажу! — я понимаю, что он храбрится, как и все мы.

Кое-кто никогда больше не появится в нашем мире. Кое-кто, кто много лет был дорог ему, да и нам за считанные дни стал другом.

Но я отвлекаюсь от грустных мыслей. Всё-таки вышел из проклятого грота тьмы, разумеется, не выпуская из рук дорогую во всех смыслах добычу. Я и сейчас пресекаю любые попытки выпустить её. Постоянно судорожно прижимаю к себе, беспокоюсь, явь ли это?

— Выпусти уже, — тихо просит Аня. — Иначе останется от меня груда переломанных костей.

— Прости! Я больно делаю, да? — тут же ослабляю хватку, но не выпускаю. — Тут вода вокруг, не надо тебе в сырости…

— Боишься, что медведики получатся глухенькими? — хихикает, значит, приходит в себя.

— Да. Боюсь, а ещё жутко боюсь, что пушистожопая передумает и опять в тебя перекочует.

— Не передумает, к сожалению, — Аня всё же настойчиво отстраняется и желает оказаться на ногах. — Пусти, надо хоть как-то попрощаться.

С неудовольствием даю ей освободиться, но не полностью! Тут же обнимаю со спины, пыхчу ей в шею. Ха! Да так даже ближе! Больше её запаха, только вот всё же ноги в воде…

Я знаю, что в гроте всего трое: Сумеречная, рысь и Артём Чёрный. Последний долго там пребывает, без него нам не начать последний ритуал.

Обстановка на озере совсем спокойная, можно сказать — полный штиль. Солнце светит беспощадно, вода тёплая и мягкая, доходит до щиколоток. Однако же не май месяц! Особенно поражают своей упоротостью рыси! Вот вообще не разбредаются, преданно глядя на дыру в пространстве, где ещё не так давно торчала жопа Нибиру. Кого они ждут — понятно, тоже мне провожающие. Пятнаха, кстати, как только я вынес Аню, тут же столбом уселась рядом. Она точно не псина? Может, ей всё же к волчаре? Пока Анька уныло вместе со всеми пялится в дыру, потихоньку даю лёгкого пинка рыси.

— А ну брысь!

— Мярр? — эта шкура удивлённо оборачивается ко мне, мол, ты охренел, попу царскую под водой пинать, и упорно остаётся на месте.

— Ты мой зайчик вислоухий, — зря я затеял эти пиналки. Анька тут же стремительно вырывается, наклоняясь к Пятну. Гладит её, в зубы лезет, по носу проводит, из глаз начинает какие-то гадости вычищать, тьфу! — Ты зачем Пятнашку шугаешь? В курсе, что она жить у нас будет?!

Я немного шалею от радости, что Анька планирует совместное будущее, но это не останавливает от наполненного ревностью вопроса.

— У меня тоже глаза и уши есть, меня тискай, — дёргаю на себя, возвращаю утраченное.

— Она уйдёт навсегда, Вань, а вскоре и ты станешь тем, кем должен был остаться, — вдруг обречённо произносит Аня. — Сказки имеют свойство заканчиваться, как и всё остальное.

— Знаешь, — я со всей силы втягиваю в себя запах её волос и только потом, словно хапнувший дури наркоман, могу что-то произнести, — я буду только рад. Меня эта сказка порядком задолбала. Я просто хочу быть с тобой. С моей Индианой Москалёвой, с моей первой и единственной любовью.

— Тшшшш, он возвращается… похоже, не один, — нетерпеливо перебивает Анька. Невольно поднимаю взгляд к отверстию в грот. Действительно, оттуда выходит Артёмка, аккуратно вынося на руках Сумеречную?! Нет… это совсем не она.

*** 

Артём топтался на входе, свыкаясь с тем, что показывали ему глаза. Мрачное помещение, покрытое попастыми крупными светлячками, было покрыто сосновыми лианами вперемешку с орхидеями, лилиями, бегониями и… да хрен их знает какими ещё цветами. Некоторые вообще были похожи на женские накрашенные губы.

— Тим…

— Ави! Ты, почему не выходишь? Почему до сих пор торчишь здесь? — подходит совсем близко, обнимает за тёплую талию. — Пойдём, ммм? Доделаем что там надо и домой?

— Мы должны проститься, Тим, — Ави отстраняется, пытаясь заглянуть в глаза. — Я навсегда ухожу из вашего мира.

Артём судорожно прижимает к себе жену. Дышит прерывисто и дико, слова не идут, наружу вырывается лишь сбитое аритмией дыхание.

— Тим, спокойнее, Марта останется, слышишь? — сама безудержно прижимается к нему, дышит в шею. — Так… счастлива была с тобой… так… безумно счастлива.

— Уйдёшь? Совсем уйдёшь? — Артём находит, наконец, слова. — Подумай как… мы без тебя?

Они стоят, обнявшись, долгие минуты, просто молчат, навсегда запечатлевая этот миг прощания. Ави первой решается отстраниться. Молча выскальзывая из рук когда-то так важного для неё Сумеречного воина. Реальность жестока, ведь на самом деле сумеречным воином оказывается она. И… пора уходить.

— Так, отродье пушистое! Ко мне иди! Земля велела тебя на поводке вести, если прыгать и резвиться собралась!

— А я говорррю, не шелести! Успеем ещё закрррыть межпррростррранственное сквозное отверррстие, — умничает рысь. — Марррту выпускай, для начала.

— Шкура!

— Тем и живу!

— Не видать тебе корма в ближайшую пару веков!

— А я помяучу ночами и быстррренько сама пррринесёшь. Пррравда, поррра, Сумеррречная, отпускай Марррту, — становится вдруг серьёзной рысь.

Артём будто знает правила: хватает на руки Ави, крепко прижимая к себе. Тело девушки начинает мелко дрожать, изменяться, вибрируя. Лёгкая тень отделяется от Марты, черты лица становятся мягче, свежее, женственнее. Мускулистое тело тоже неуловимо преображается, исчезает брутальность, появляется… совершенство?

— Видишшшь… ты всегда любил только её, — шепчет потусторонний голос. — Я её лишь защищала.

Даже не пытаясь разобраться в своих чувствах, Артём несётся к выходу. В руках сокровище… вечное наваждение.

— "Жизнь!" — первое, что мелькнуло в голове у Чёрного, как только он вышел из портала. Артём с некоторым беспокойством взглянул на лежавшую в руках Марту. Она! Какой останется его любовь и боль,? Будет ли так же отчаянно раздавать храбрость или спрячется навсегда у него на груди? Любой из вариантов устраивал.

— Вернул Марти? — спросил тут же всколыхнувшийся Артур. — Как будто ещё красивее стала?

— У неё теперь один защитник. Ави уходит, — прошептал Артём, касаясь губами виска девушки.

— Смотрите! — звонким голосом призвала Дашка, указывая на окно портала. — Они стоят совсем близко к выходу.

Ави, скрестив руки на груди, смотрела на оставшихся(особенно на двоих из них) с тоской и печальной радостью. Рядом, как образец изящества, восседала голубоглазая рысь, умильно наблюдая за всеми сразу.

— Марта, — обратился к своей жене Артём, нежно приводя её в чувства короткими поцелуями. — Очнись, любимая, она уходит навсегда.

Марта, чуть вздрогнув, открыла глаза, с опаской озираясь. Тут же попыталась сойти с рук мужа, и он позволил ей сделать это. Пора прощаться…

— Рыська мояяяяя, — всхлипнула Индиана. — Люблю тебя, спасибо! Нам было весело! — Медведю пришлось удержать любимую, готовую чуть ли не прыгнуть к повелительнице своего тотема.

— Прощай, верная и вечная подруга, сестра, моё альтер эго, — почти неслышно прощалась Марта. Горячие слёзы неожиданно заволокли глаза. Девушка постаралась их быстро стереть, образ Ави и так был неотчётливым.

Рысье войско размявкалось и разрычалось, прощаясь со своей королевой. Конечно, кошара не смогла не покрасоваться! Вытянула вверх лапу, раскрывая острые когти, сверкнула глазами, и всем без исключения наблюдающим показалось, что рысь заискрилась и выдала пару огоньков на ушные кисточки.

— Ну просто ёлка новогодняя, бля! — проговорил изумлённый Вершинин, за что сейчас же получил тычок локтем в бок от Индианы. — Ладно, ладно! — примирительно обнял свою Аньку. Но тут же чуть слышно добавил, — Позззёрша.

Портал закрывался неумолимо и навсегда. Последний кадр для провожатых: два силуэта, женский и рысий, удалялись куда-то в сияние…

— Сказка почти закончилась, — тихо пробормотала Дашка и перевела тоскливый взгляд на Шоно. — Ты же не бросишь нас?

— Что? — изумлённо переспросил волк, очнувшись от проводов. — Конечно, нет! Только, похоже, навещать вас часто не получится. Медведь не пустит.

— А не пора ли завершить начатое? — поинтересовался Вершинин. — Нужно вернуть печать.

После ухода сумеречных спутниц энергии в искателях приключений поубавилось. Тяжело передвигая ногами, все шагали к ударь-камню с какой-то обреченностью.

Первым не выдержал Шоно, он чуть обогнал Инди с Иваном и, глядя в глаза названной сестры, спросил:

— Ну и как мы будем извлекать звезду?! Порежем его на части или просто вырвем клок?!

— Дурак, что ли? — смутилась Индиана. И только попыталась объяснить ему свои действия, как её тут же прервали.

— Этот чувак, — с запалом орал волк, — спас наши задницы, а мы просто должны убить его?! Ведь его жизнь заключена в этом механизме! Как у долбанного Тони Старка!

— Так и не надо…

— Не лезь, волчара, разберёмся, — смутившись от напора неприятного ранее субъекта, а ныне — друга, попытался охолонить того Вершинин.

— Так как не лезть?! Она же тебе готова свою жизнь подарить! Как вы существовать-то друг без друга собираетесь?! Неееет, я не готов ещё кого-нибудь из близких потерять!

— Вот кликуша! Да не так всё будет! — взорвалась Москалёва, тряся Шоно за плечо. — Ты покамлаешь, мы постоим рядышком, проникаясь атмосферой, а Ваньку просто приложим к ударь-камню, будто штамп. Знаешь, как в конторе — чпинджжж, и печать поставлена.

— Херня какая-то! Так просто?!

— Да, мне рысь рассказала.

— Что ж раньше-то молчала?

— Повода не было, отстань! Да начинай готовиться к камланию.

*** 

— Ну это просто охренеть какая ваниль, дорогой братец!

— Это не ваниль, это энергетика созданий Земли. Твоего Нибиру разложили не просто на атомы, а на… прекрасное.

— Ха, говори, что на самом деле думаешь.

— Из г…а конфетку сделали. Ты не просто проиграл. Ты по полной опростоволосился. В мире Земли есть своё, не созданное нами. Смирись, мы не единственные боги.

Вокруг ударь-камня собралась вся компания за исключением Кира. Тот вынужден был остаться на страже пространственного водоворота, из его глубин всё ещё могло проникнуть что-нибудь, ммм… ненужное!

— Ну что делать, куда вставать, кому участвовать? — бодрился Шоно.

— О, поверь, сейчас у нас только козырные тузы на руках, — веско ответила Индиана.

— Конкретизируй.

— У нас есть все стихии. Ты — камларь, Дашка — представитель истинного тотема, Артур — скинувший крылья ворон, Артём — человек с настоящей, личной силой. Наконец, я… — память рыси.

— Марта не понадобится? — с волнением спросил Артём.

— Понадобится. Марта станет памятью ритуала, но участвовать в нём не будет.

Люди, не сговариваясь, встали вокруг святыни. Посередине остался только Вершинин.

Глядя в глаза медведю, Шоно начал обход сотворённого круга. Невесть откуда взявшийся посох тоненько звучал перезвоном колокольчиков.

Неожиданно, вода под ногами пошла рябью, потеплев до ощутимой температуры, это заставило свалить из озера всё рысье войско. Нуууу, всё, да не всё! Пятнашка верно прижималась к ноге Индианы, лишь чуть приподнимая то одну, то другую лапу.

Никто не говорил, что нужно молчать и не шевелиться, люди делали это подсознательно.

— … Девять, десять, пора вернуть звезду Земле.

С последними словами Шоно Иван шагнул к ударь-камню и приник грудью к светящейся руне… Белый, мягкий свет начал проникать из-под камня, окутывая невольных свидетелей чудом появления Матери.

— Вы не выдержите моего явления. Уходите. Люблю вас всех… Быстро в портал к мальчику-змею… Спасииибо…

Они прятали глаза, чтобы не ослепнуть, хватали за руки друг дружку и уходили…

Эпилог

— Ты с ума сошёл?

— Почему?

— Я должна там быть одна! Это интервью оговаривалось шесть долгих месяцев!

— Я не помешаю, мышкой буду сидеть рядом с тобой.

— Мышкой?! Ты даже на котика не похож.

— Почему?

— Аррррр! Пятнашка! Ко мне! Охраняй засранца!

— Хахахахах, оййй, рассмешила, да эта пушистожопая так растолстела и обрюзгла, что я быстрее неё на дерево взберусь!

— Иван! Давай серьёзно, мне нужно быть на этом интервью одной, без твоего присутствия!

— Я тебя не видел месяц! Чёрный услал в такую жопу…

— На то он и Чёрный, чтобы Вершинина в жопу опускать. Он же теперь ОЧЕНЬ большой начальник вашей конторы.

— Иди-ка сюда.

Руками бесстыдными хватает, тянет на себя, тут же беззастенчиво лезет под юбку. Дрожит весь, словно электрический ток через него пропускают. А я бесконечно изумляюсь его ненасытности, страсти нечеловеческой. Пытаюсь держать оборону, но куда там?! Его бесстыжие движения внизу заставляют выгибаться и стонать.

— Пятнашка… вы-выгони её… стыдно, — зараза, раззявив пасть, зырит на внезапно вспыхнувшую страсть. Даже умываться перестала.

— Шкуру спущу, — он с неудовольствием отрывается от меня. Лёгким пинком отправляет вуайеристку за дверь, даже замком щёлкает. И вот не даёт пропасть моменту!

Падает вниз, обнимая мои ноги, и вновь нагло лезет под юбку, только уже не руками, а … горячим языком. Пошло, развратно, нагло… Стону в голос, вибрирую, желаю его.

— Вань, Вань, ляг на пол, а? Хочу сверху, пожалуйстааа.

Он молчит. Страсть топит его. Не отрываясь, быстро освобождается от штанов. А затем, резко вынырнув из-под многострадальной юбки, дёргает на себя, большого, и мгновенно насаживает. Ей-богу, как цыплёнка табака на трёхлитровую банку!

Стонем, соединяемся уже не знаю какой раз за ночь и безумное утро. Природа, мать её! Делаем медведей и рысей, он, кстати, ещё не знает, что таки заделал нам кого-то с месяц назад. Но тшшшш! Пока я ему об этом не скажу, а то интервью точно медным тазом накроется…

— Я пошла? — спрашиваю через некоторое время.

— Всё же провожу, ну хотя бы до резиденции.

— Тебя не переубедить, да?

— Не переубедить. Потому что каждую минуту, проведённую вдали от тебя, я ненавижу, — трётся носом о моё лицо. Хорошо, что другими частями тела прекратил. Неудобно перед министром иностранных дел появиться в обляпанной одежде, времени на смену другой — нет.

Вершинин довозит меня до места встречи с Мартой. Вот вижу её и восхищаюсь! Икона журналистского стиля! Леди до кончиков волос! Пытаюсь так же держать спину и направляюсь к уже ожидающим нас сопровождающим, а напоследок решаюсь на хулиганскую выходку, ибо нечего Вершинину, спокойно полакомившемуся мной, быть довольным.

— На май ничего не планируй, — говорю, рассчитывая расстояния до ворот, чтобы успеть улизнуть.

— Почему? Замуж наконец пойдёшь за меня? — вот гад! Щаз я тебя!

— Замуж надо бы мне на днях выйти. В мае прибавление будет в рядах Вершинина, — всё! Занавес ворот с треском закрывается за мной, последние слова слышит только Вершинин и последний из сопровождающих.

Это только кажется, что работа журналиста легка и весела. Мы промучились со всеми нюансами до позднего вечера. К счастью, министр иностранных дел оказался душкой и замечательным собеседником. Выматывали безопасники и технические моменты.

— Уффф, скоро воля, — шепнула Марта.

За воротами меня резко перехватили за локоток, подбросили чуть вверх и на руках потащили к машине.

— Артуру звонил, сейчас быстренько нас распишут.

— Быстро только кошки родятся, — злобно прошипела я. Устала потому что!

— Вот поэтому нас быстро и распишут. Мне кажется, у нас рысище будет, — глядит на меня синими глазами, уже привычно топит глубиной.

— А вдруг…

— Нет.

— А если…

— Никаких если. Намучаемся, конечно, с рысищей, но потом медведика сотворим, он её успокаивать станет.

— Трудно будет, думаешь?

— Да пофиг вообще, — улыбается мне Вершинин. — Нам не впервой, вроде, трудности преодолевать.

Целуемся в машине, как пара обезумевших от гормонов подростков, пока не начинает звонить телефон.

— Ну где вы там? Все в сборе, ожидаем только вас, — раздаётся весёлый голос Артура. — Волчара даже приехал с ебеней своих, костюм успел купить. Дашку из лицея забрал, Артёмку в известность поставил. Марту сюда везут. Ресторан, фейерверки, платье — всё заказал. Короче, давайте, ждём только вас.

Трепло Ванька, не ожидал, что будет такая тусовочка. Ничего, переживёт! Как и я переживу платье, которое выбрал Артём!

Per aspĕra ad astra (лат. через тернии к звёздам), мы с ним привыкли к этому лозунгу. Кстати, с мая к нему начала привыкать и наша маленькая рысь.

Примечания

1

Шоно — волк(бур.)

(обратно)

2

Эжины — духи среднего мира, могут оказывать влияние на судьбу человека.

(обратно)

3

Урга — палка с петлёй у монголов, использовалась для ловли лошадей.

(обратно)

4

Остервозила — мат на якутском

(обратно)

5

Кошка на якутском

(обратно)

6

Афоризм Рихарда Зорге (он — мой герой!)

(обратно)

7

Влюблённый в себя соперников не имеет, афоризм от Цицерона.

(обратно)

8

Нибиру — действительно персонаж шумерско-аккадских эпосов, Также предполагаемая "звезда смерти", полуфантастическое предсказание древних астрономов, проанонсированное современными.

(обратно)

9

Тубан — альфа в созвездии Дракона, очень почитаемая планета всё у тех же шумеров.

(обратно)

10

Арак — водка, восточный алкогольный напиток.

(обратно)

11

Манас — аэропорт в Киргизии, ну и великий эпос кыргызского народа.

(обратно)

12

Шакараб — закуска для плова. Тонко порезанные томаты с луком.

(обратно)

13

Хелицеры — ротовые придатки поукообразных, у пауков на вершинах хелицер открываются протоки ядовитых желёз.

(обратно)

Оглавление

Индиана, только ты!

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Эпилог

*** Примечания ***