Ледяная кровь [Юлия Викторовна Игольникова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юлия Игольникова Ледяная кровь

Все мы люди, все похожи.

Вроде все одно и то же:

голова и руки, ноги.

Все по жизненной дороге

мы с рождения идем,

правды ищем, счастья ждем.

Но имеются различия.

Всем дано свое обличье,

свой характер и судьба.

И кому-то жизнь – борьба.

А кому-то – порт, причал.

Кто-то радости не знал.

Кто-то ищет страсть, любовь.

А кому досталась кровь -

ледниковая вода,

то ни счастье, ни беда

того сердца не тревожат.

И влюбиться он не может,

безразлично все ему.

Ясный свет и злую тьму

он совсем не различает,

только холод ощущает.

1.

Городок тот был обычный,

не столичный, но приличный.

Поселились здесь недавно

две девицы, обе славны,

хороши собой, пригожи

и лицом они похожи.

Что постарше – это мать.

Людой женщину ту звать.

А Марьяна – дочь ее.

Приглядели здесь жилье.

Домик маленький купили

в тихом месте, тихо жили.

И сосед у них был Рома.

Помогал он им по дому.

Донести что, гвоздь забить,

рад всегда он подсобить.

Ведь родных своих не знал,

сиротой он рано стал.

А Марьяна с Людой рады.

Ведь такой сосед – награда.

Он веселый и простой,

наделен он добротой.

И зверюшек он любил.

Много их он приютил.

И котята, и щенки,

все едят с его руки.

Как-то раз принес волчонка.

Мать погибла у ребенка.

Плакал тот по ней, скучал.

Его Рома подобрал.

Только вырос зверь, сбежал.

Рома очень горевал.

Но соседки тут пришли

и от горя отвлекли.

Подружились, в гости звали,

чаем с медом угощали.

– Заходи ты к нам, голубчик!

Вот тебе горячий супчик.

Наработался, устал,

тете Люде помогал! -

И добра к нему соседка,

и хлопочет, как наседка.

Да и дочь не отстает,

его ласково зовет:

– Рома, Ромочка, садись.

Новостями поделись.

– Что могу я рассказать?

Сам я рад бы услыхать:

вы откуда, кто такие?

Мы ведь с вами не чужие, -

улыбнулся простодушно.

– Что-то в комнате здесь душно, -

тетя Люда отвечает

и окошко открывает.

– Зря, Роман, переживаешь.

Скоро сам ты все узнаешь.

Опустила взгляд Марьяна,

он подернулся туманом.

Сердце девушки забилось,

отчего-то вдруг смутилось.

Рома ей по нраву был,

ее мысли захватил.

И в Марьяниных мечтах

оказался в женихах.

2.

И жила девица Соня.

Если б было то в законе:

за красу налог взимать,

вот бы ей несдобровать.

И характером была

и легка, и весела.

Петь любила, танцевать.

«Лучше Сони не сыскать», -

думал Рома и вздыхал,

и ее любимой звал.

Чувств своих он не таил,

о любви ей говорил.

Только вечер наступал,

под окном ее стоял.

Бросит камешек в окошко,

подождет совсем немножко.

И окошко отворится,

и появится девица.

Улыбнется, засмеется.

От улыбки свет прольется.

Дрогнут девичьи ресницы.

И поют влюбленным птицы.

Звезды весело мигают,

встречу их благословляют.

Счастлив был тогда Роман.

В голове любви туман.

Все он видит в добром свете.

Но, однако, он приметил,

что к соседкам люди ходят,

разговоры с ними водят,

только тихо и тайком.

И спросил он их о том.

Обратился к тете Люде:

– Ходят разные к вам люди.

И приносят подношения:

деньги, хлеб и угощения.

Любопытно знать, за что?

Не расскажет мне никто?

– Просто я им помогаю.

И лечу я, и гадаю.

– Так выходит, колдовство

Вам досталось в ремесло!

– Ну зачем ты так, сынок.

Я давно дала зарок:

зла и бед не причинять,

людям только помогать.

И пуста твоя тревога.

Но ты прав. Могу я много.

3.

Смотрит вслед Марьяна Роме.

Брови сдвинуты в изломе,

губы сжаты, грустен взгляд..

Парень ей совсем не рад.

На нее и не взглянул,

просто молча ей кивнул.

И Марьяна погадать

на Романа просит мать.

Тетя Люда ворожит:

– На другую он глядит.

Его мысли, сердце с ней.

С каждым днем любовь сильней.

– Что же делать, как же быть?!

Я Романа разлюбить

не могу и не хочу.

Его имя я шепчу

днем и ночью. Я прошу,

пусть я в этом согрешу,

помоги, приворожи,

его сердце привяжи

ты ко мне! Он мой навек!

– Он хороший человек.

Зла ему я не желаю.

И одно я верно знаю,

что погибель – приворот.

Семь счастливых лет пройдет,

заколдованный умрет.

Смерть его везде найдет.

Будешь плакать ты потом.

И сама жалеть о том.

Минет времени немного,

ты найдешь себе другого.

Дочка, брось, не обижайся

и смириться постарайся!

Тихо в комнате, темно.

И Людмила спит давно.

А Марьяне не до сна.

Долго думала она

и решилась. И пошла,

книги матери нашла.

Их листала и читала,

заклинание искала.

Как другую извести

и убрать ее с пути.

Так две ночи просидела

и глаза все проглядела.

А на третью и нашла,

что искала. Замерла.

– То, что нужно, – прошептала.

Заклинание читала:

– Станет кровь твоя водой

родниковой, ледяной!

И замерзнет твое сердце!

И не сможешь ты согреться!

Только холод, только лед!

Радость больше не придет!

– Справлюсь с этим без труда.

Небольшая в том беда,

если Сонька заскучает.

И никто не пострадает.

4.

Летний вечер так хорош,

когда к милой ты идешь.

Слышно трели соловья.

И прогретая земля

источает запах пряный.

И закат погас багряный.

Солнце село. И луна

круглолица и бледна

улыбнулась, подмигнула.

Ветром ласковым подуло.

И листва зашелестела.

Шел к любимой Рома смело.

В доме тихо и темно.

Бросил камешек в окно.

Ждет, никто не открывает.

Он еще один бросает,

и еще, но все без толка.

И стоял так парень долго.

И ни с чем ушел домой.

Грустный ходит, сам не свой.

Но попытку повторил.

И ответ он получил.

И окошко отворилось,

и девица появилась.

То ли Соня, то ли нет?

Не горит улыбки свет,

отрешенный взгляд, пустой.

– Что же сделалось с тобой?

Ты ли это, моя Соня?

Мое сердце плачет, стонет

без тебя. О чем грустишь?

Что за горе ты таишь?

– Горе? Нет, все хорошо.

Только слишком уж свежо.

Мерзну я. А ты ступай.

И меня ты забывай.

До тебя мне дела нет, -

был такой ее ответ,

голос сонный, равнодушный.

– Ну а мне так стало душно

от твоих обидных слов!

Для тебя на все готов.

Что же, милая, случилось?

Почему переменилась

ты ко мне и охладела?

– Никакого нет мне дела

до тебя, – лишь повторила

и окошечко закрыла.

Ходит он мрачнее тучи.

Стал в любви он невезучий.

Но и Соню не узнать.

Стали люди замечать:

девку будто подменили.

Колдовство здесь, говорили.

Лето, солнце и жара

целый день уже с утра.

Соня в теплых сапогах,

душегрейка на плечах,

пуховой платок на ней,

только холодно все ей.

Никому не улыбнется.

И не прячется от солнца.

Безразличием пугая,

ходит странная, чужая.

5.

Это радует Марьяну.

И она пошла к Роману

подбодрить и успокоить

и судьбу свою устроить.

– Что ты, Рома, заскучал,

нас давно не навещал?

Взгляд потухший у Романа.

– Знаешь, верно, ты, Марьяна,

что с любимой я расстался

и один совсем остался.

– Нет, Роман, ты не один.

Ведь ты мне необходим!

Подружилась я с тобой,

ты мне, Рома, как родной!

Для тебя открыт наш дом.

И поможем мы во всем.

– Верно! – парень встрепенулся,

подскочил и улыбнулся,

– К тете Люде я пойду.

У нее ответ найду!

Что же все таки случилось?

Почему переменилась

резко Соня ко мне вдруг?

Был я ей сердечный друг!

И с чего так охладела?

Ведь нечистое тут дело!

Испугалась тут Марьяна.

Удержать бы ей Романа.

– Да зачем тебе она,

раз так стала холодна?

Ледяная, неживая!

Ну зачем тебе такая?!

– Нет, ее заколдовали,

чары темные наслали!

И Марьяну уж не слышал,

и из дома быстро вышел.

Тетя Люда закивала,

про беду Романа знала.

Разложила карты, руны.

И души Марьяны струны

натянулись тетивой.

Совладать бы ей с собой.

– Верно, это колдовство.

Твоей Сони естество

заморожено заклятьем.

Не согреть ей тело платьем.

Из души ушла любовь.

Ледяная ее кровь.

Колдовство то непростое,

очень сильное и злое.

Надо ведьму эту знать,

чтоб заклятье это снять.

– Ну а как ее найти?

– К ней закрыты все пути.

Я не вижу. Это странно!

Все размыто и туманно, -

и взглянула вдруг на дочь.

– Как же Соне мне помочь?

– Ей тепло одно лишь нужно.

Станет тот мужчина мужем,

кто, не требуя любви,

будет лед топить в крови.

– Без любви? Смогу ли я?

– Ну, тут воля уж твоя.

Рома встал, благодарил,

но заметно приуныл.

Только дверь за ним закрылась,

мать на дочку напустилась:

– Уж не ты ли постаралась?!

Но Марьяна отказалась:

– Мама, нет! Я ж не умею.

Да и как же я посмею?

Ты мне это запретила, -

со слезами говорила.

– Я надеюсь, это так!

Заклинание – не пустяк!

Ведьме той оно вернется.

И бедой ей отзовется,

коль неопытна она,

молода и несильна.

Взгляд Марьяна опустила.

– Ни при чем я, – повторила.

6.

Городок молвой бурлит

и волнуется, кипит.

Разлетелась весть, как птица.

Населению не спится.

Гость пришел из дальних стран

не простой, а сам Султан.

Он с победой возвращался

и в том месте задержался.

И решил передохнуть,

а потом продолжить путь.

Заодно гарем пополнить

и мечту свою исполнить:

взять в наложницы девицу

светлооку, белолицу.

И трубят его гонцы,

чернобровы молодцы:

«Ждет Султан к себе девиц.

Одарит их, как цариц.

Ту, что больше приглянется,

что затмит собою солнце,

ту Султан возьмет с собой

во дворец красивый свой,

в теплый край, где нет снегов,

нет зимы и ледников.

Будет златом осыпать,

вкусным яством угощать».

И девицы всполошились,

нарядились, надушились.

Интересно и забавно

посмотреть им на Султана.

7.

Думал Рома и вздыхал.

Вот в историю попал.

Как же Соне угодить?

Без любви как можно жить?!

«Знать, судьба», – подумал он

и пошел к ней на поклон.

Дверь открыла ее мать,

стала Роме объяснять:

– Стала дочка наша странной!

И сама ушла к Султану.

Хочет ехать в теплый край,

где не жизнь, а сущий рай.

Говорит, замерзнет здесь.

Вот такая, Рома, весть.

– Так зачем Вы отпустили

и меня не известили?!

Я ее бы задержал! -

Рома матери сказал.

Та руками развела.

– Непослушна стала, зла.

Только холод ей забота.

И согреться ей охота.

Тяжело Роман вздохнул,

а потом рукой махнул.

– Я в шатер пойду к Султану.

Перед ним я сам предстану.

– Говорят, Султан суров.

Много он рубил голов.

– Ничего, я не боюсь.

Я смогу, я объяснюсь.

Соню я хочу вернуть.

Мать вздохнула: – В добрый путь.

8.

На Султана смотрит Соня.

Головы своей не клонит.

Взгляд девичий не мигает,

стали свет он излучает.

Кожа – мрамор гладкий, белый.

Цвет волос – как колос спелый.

Не смущается, не мнется,

ни вздохнет, ни улыбнется.

Словно статуя застыла.

И Султана покорила

красотой и белизной.

«Он возьмет ее с собой», -

как увидел, так решил.

Но, однако, он спросил:

– На чужбине будешь жить.

Край родной навек забыть

неужель тебе не жаль?

Не возьмет тебя печаль?

И тоска не одолеет?

– Здесь меня ничто не греет.

А у вас там, говорят,

край – цветущий дивный сад.

Там тепло всегда, там лето.

Буду солнцем я согрета.

Ну а здесь, придет зима,

и покроются дома

белым снегом. Холод, мрак.

Мне не выжить здесь никак.

Он послушал и вздохнул,

и согласно ей кивнул.

– Знать, не золото прельщает.

Не корысть тебя терзает.

Это в людях уважаю.

И тебя я забираю.

В путь отправишься со мной

во дворец красивый мой.

А пока прими подарки.

Говоришь, тебе не жарко.

Так накинь меха на плечи,

пусть согреют в этот вечер.

9.

Рома встал сегодня рано

и пошел в шатер к Султану.

А его там прогоняли.

Долго парня не пускали.

Он терпел, просил и ждал.

Наконец, тот час настал.

Доложили властелину,

что весомую причину

перед ним предстать имеет

и просить о чем-то смеет.

А Султан сегодня добр.

Благодушен его взор.

– Говори, зачем явился.

Рома смелый, не смутился.

Рассказал он все, как есть.

Но Султану эта весть

не по нраву. Брови сдвинул,

взгляд суровый Роме кинул.

– Говоришь, что лед в крови?

Хочешь силой ты любви

то заклятие разрушить,

отогреть девичью душу?

– Точно так, мой господин.

И ответил властелин:

– Приглянулась мне девица.

В жизнь мою влетела птицей

светлоокой, белокрылой.

Стала мне желанной, милой.

Просто так не уступлю!

– Пощадите, я молю!

На колени пал Роман.

– Только шанс мной будет дан.

Коль пройдешь ты испытание

и исполнишь приказание,

я верну любовь твою.

– Перед Вами я стою

беззащитен, безоружен.

Этот шанс мне очень нужен!

– Только дело то опасно.

Но кивнул Роман согласно:

– Говорите, я готов!

Не возьму назад я слов.

– Что ж, так слушай.

Знаю я, колдовская есть земля

рядом здесь, недалеко.

Но пройти там нелегко.

Мертвый лес она зовется.

Стороной обходит солнце

это место. Ты слыхал?

Рома грустно закивал.

– Ну так вот, в тот лес иди,

око там ты мне найди.

Око то, что видит все.

Вот его ты принесешь,

и верну тебе девицу.

«Проще б было утопиться», -

про себя подумал Рома.

– Не боюсь грозы и грома

и в лесу не пропаду.

Око Вам, Султан, найду, -

он не дрогнул, вслух сказал.

И Султан приказ отдал,

задержаться на семь дней.

– Постарайся уж, сумей.

Ну а в срок не возвратишься,

с Соней та навек простишься.

10.

Рома грустный возвращался.

И с Марьяной повстречался

он у дома, у ворот.

Та его давно там ждет.

– Что же, Соню не отдали?

У самой глаза сверкали.

И улыбку скрыть старалась.

И к Роману все ласкалась:

– Рома, Рома, не грусти!

Знать, судьба. Ты отпусти!

Может ей там лучше будет!

Здесь зима ее застудит.

– Ох, не знаю я, Марьяна.

Голова полна тумана.

Может быть, и ты права.

Но на ветер я слова

не бросаю. Дело чести!

У меня дурные вести.

В мертвый лес моя дорога.

Посоветуюсь немного

с тетей Людой, пусть поможет.

И вернусь тогда, быть может!

А Людмила как узнала

про Романа, завздыхала.

Грустно смотрит на парнишку:

– Не прочтешь об этом в книжках.

И о том никто не знает,

что в лесу том обитает.

Не ходил бы ты, сынок,

и себя бы поберег.

– Нет, решил. И я пойду!

И от Вас совета жду.

– Мертвый лес! Была я рядом.

Все пропитано там ядом.

Черный там туман клубится.

Банши в том лесу резвится.

Нет там птиц, и нет зверей.

Нет вернувшихся людей.

Если кто туда попал,

так в лесу том и пропал!

– А всевидящее око?

До него идти далеко?

– Точно это неизвестно,

где находится то место.

Люди многое болтают,

может, что-то сочиняют.

Но легенда есть такая.

Есть полянка там живая,

в самом сердце мертвой чащи.

И раз в день, никак не чаще,

туда солнце проникает

и полянку освещает.

И стоит там одиноко

то всевидящее око.

Сквозь туман увидишь свет.

Вот и будет то ответ,

куда путь тебе держать.

Только банши охранять

неустанно око будет!

Жалко парня тете Люде.

– Банши! Нет! – кричит Марьяна.

– Опьянит его дурманом,

соблазнит и увлечет

в глушь, где он и пропадет!

И Марьяна вся в слезах.

И отчаяние в глазах.

Сердце рвется из груди.

Говорит: – Ты не ходи!

Не вернешься, пропадешь!

Да и Соню не спасешь.

Но не слышит ее Рома.

– Колдовство ведь Вам знакомо.

Помогите указанием,

оберегом, заклинанием!

– Вот тебе огарок свечки, -

тетя Люда из-за печки

сверток маленький достала,

заговор над ним читала.

– Как накроет взор туман,

ты достань его, Роман,

и зажги, и прошепчи

ты над пламенем свечи:

«Разгони мою тревогу,

укажи во тьме дорогу».

Ну а банши избегай.

Глаз своих не поднимай.

И заткни получше уши,

криков ты ее не слушай.

Трудно чарам не поддаться,

но уж надо постараться.

Ну а если повезет,

стороной беда пройдет,

прежде чем отдать Султану, -

говорит она Роману.

–Око то спроси о том,

как бороться с колдовством,

что на Сонечке лежит.

Будет тот секрет раскрыт.

Око знает все на свете

и на твой вопрос ответит.

Дверь закрылась за Романом.

К Люде бросилась Марьяна,

на колени опустилась,

в злодеянии повинилась.

– Это ты! Я так и знала!

Зря ты, дочка, то скрывала.

Можно б было все уладить

и твое заклятье сгладить.

И Роман бы здесь остался.

– Только мне бы не достался!

Не отдам его, он мой!

– Что же сделалось с тобой?

Вряд ли он назад вернется.

Только банши засмеется

и поймает его взгляд,

будет страстью он объят,

позабудет все на свете.

– Знаю я легенды эти.

Надо мне его спасти.

Надо мне за ним идти!

– Нет, про это ты забудь!

Не пущу тебя в тот путь!

11.

А Султан не наглядится

на красавицу-девицу.

Все в ней нравится ему.

Непонятно, почему

та молчит и не смеется,

и к теплу все время жмется.

Хочет ей помочь Султан,

отогреть девичий стан.

Дарит шубы ей, меха

и блестящие шелка.

Топит печь в ее шатре,

хоть и лето на дворе.

Но она все безучастна,

но волнительно прекрасна.

С ней Султан садится рядом

и ласкает ее взглядом.

Нежно за руку берет,

разговор он с ней ведет:

– Расскажи ты мне, девица,

что в душе твоей таится.

Почему ты мерзнешь летом?

Поделись своим секретом.

– Мой Султан, но я не знаю.

Я сама не понимаю.

Что-то вдруг со мной случилось

и я сильно изменилась.

Помню, я плясать любила,

хороводы я водила.

Маму с папой уважала,

никого не обижала.

А сейчас мне все равно.

Знаю только лишь одно:

потеплей бы мне одеться,

поскорей бы мне согреться.

– А жених, о нем скучаешь?

За него переживаешь?

Почему ты так грустна?

Улыбнулась вдруг она

на секунду, на мгновенье.

И вселила вдохновение

в сердце строгого Султана.

– Я скажу, Султан, Вам прямо.

Был жених, теперь уж нет.

Я дала ему ответ.

Ни о чем я не грущу

и согреться лишь хочу.

– Ах ты, бедная моя!

Увезу с собой тебя.

Лучших лекарей найду.

Хворь я эту изведу!

Сам горячий чай подносит,

улыбнуться снова просит.

И она ему послушна.

И улыбкой простодушной

осветила темный вечер.

Он обнял ее за плечи.

А она не испугалась

и сильней к нему прижалась.

12.

В мертвый лес пришел Роман.

Здесь растет густой бурьян.

И кусты черны колючи.

И висят над лесом тучи.

Он окутан серой мглой.

Пахнет он сырой землей.

Под ногами грязь скользит.

Но Роман вперед глядит.

Пробираться нелегко.

Видит, где-то далеко

солнца луч на миг мелькнул.

– Мне туда, – Роман смекнул.

Все темней вокруг и тише.

Он свое дыхание слышит,

сердце, больше ничего.

Звука нет ни одного.

Чернота вокруг сгустилась,

задрожала, заклубилась.

Лезет в рот, глаза и нос.

И Роман к земле прирос.

Будто в вязкой он трясине,

в жуткой липкой паутине.

Понял, черный то туман.

И достал свечу Роман,

и зажег, и пошептал.

Путь огарок указал,

вспыхнул, молнией взметнулся.

И туман тот содрогнулся

и затрясся, расступился.

Рома в путь опять пустился.

Шел на ощупь, спотыкался,

на колючки натыкался.

Вдруг куда-то провалился

и в болоте очутился.

И опять пополз туман.

Хочет выбраться Роман.

Еще глубже он увяз.

И огарок уж не спас.

Не зажечь, фитиль намок.

Закричал, как только мог:

– Есть кто рядом? Помогите!

Духи леса, пощадите!

Хоть и знал, что тщетно это,

не получит он ответа.

Но, однако, получил.

Где-то рядом волк завыл.

Удивился очень Рома.

Этот голос слышал дома.

Пригляделся, тот волчок.

Тот, которому помог!

Тащит волк к нему бревно.

Рядом плюхнулось оно.

И его Роман схватил.

Волк его освободил,

развернулся, прочь бежит.

И Роман ему кричит:

– Подожди, волчок, постой!

Дай обняться хоть с тобой!

Подбежал волчок, завыл,

за рукав его схватил.

Тянет к выходу он прочь.

– Милый, ты сумел помочь!-

обнимает его Рома.

Но вдруг крик сильнее грома

засвистел в его ушах,

напустил на сердце страх.

Волк напрягся, заскулил,

хвост поджал и подскочил.

Взглядом он позвал Романа.

– Уходить, дружок, мне рано.

Не держу тебя я здесь.

У меня же дело есть.

Быстро скрылся волк из вида.

Ночь душна и ядовита

лес накрыла пеленой.

Вновь раздался жуткий вой.

Рома сразу догадался,

но ничуть не испугался:

бродит банши одиноко.

Значит, рядом где-то око.

«Надо уши бы заткнуть.

Да случайно не взглянуть

ей в глаза», – подумал он.

И в тот миг был ослеплен

белой вспышкой из тумана.

Налетела на Романа

вдруг сверкающая тень.

И споткнулся он об пень,

и на землю повалился.

Яркий свет над ним разлился.

Он не понял, что такое.

И никто уже не воет,

а в лицо ему смеется.

И сияет, словно солнце,

неземной красой небесной

восхитительно прелестна

незнакомая девица.

Подняла она ресницы.

Взглядом с ней он повстречался.

«Банши», – поздно догадался.

И глаза ее как омут.

И душа и сердце стонут

у Романа и кричат:

«Только этот нужен взгляд!

Он манящий и прекрасный.

Все равно, что он опасный.

Утонуть бы в нем, забыться.

В нем не жалко раствориться».

Лишь об этом помнит Рома.

Все не мило, что знакомо.

Лишь она одна нужна.

Так желанна, так нежна.

Шелком белым ниспадают

ее косы. Обжигают

поцелуем сладким губы.

И неистово и грубо

сжат в объятиях тонкий стан.

В голове его дурман.

А вокруг густой туман.

Околдован был Роман.

В томном сладостном забвении

он кружился в упоении,

погружаясь в мрак и тьму.

И забыл он, почему

и зачем здесь оказался.

Чарам полностью отдался.

Вдруг ушей его достиг

сквозь завесу громкий крик:

– Рома, Рома, обернись!

От нее ты оторвись!

Это банши! Я Марьяна!

Огляделся он. Тумана

облака вокруг сгустились.

Словно змеи косы вились,

его тело оплетая,

из объятий не пуская.

И кричала все Марьяна,

и звала она Романа.

Огонек во тьме мелькнул,

банши светом отпугнул.

– Рома, я это, Марьяна, -

за плечо трясет Романа.

Он очнулся, удивлен.

– Ты был банши ослеплен.

– Ты? Но как?! Зачем ты здесь?

– Я виновная и есть

в том, что с Соней приключилось.

Ведь сама в тебя влюбилась.

И я страшно ревновала.

И ее заколдовала.

– Ты?! Но как же ты могла?!

Ведь мне другом ты была!

– Ты прости, я виновата.

И раскаянием объята!

Маме я все рассказала.

И она меня ругала,

и из дома я сбежала,

хоть она и не пускала.

Я могу тебе помочь!

Одному не превозмочь

банши чар, не избежать.

И тебе пора бежать

вон туда, где свет, там око.

Задержу ее немного.

Рома вестью огорошен.

И судьбе уж вызов брошен!

И Марьяну ему жаль!

А у той в глазах печаль,

но и твердость, и напор.

– Наш не к месту разговор,

не ко времени. Беги!

И себя ты сбереги.

Только так она сказала,

тьма лесная задрожала,

жутким криком разразилась.

Банши снова появилась.

Налетела злобной тучей.

С силой кинулась могучей

на Марьяну. Повалила

и руками обхватила

ее горло. Воет, душит.

И болят от крика уши.

И уж банши не прекрасна,

а пугающе ужасна.

Красным светом глаз горит.

Злобной пастью рот раскрыт.

И с клыков течет слюна.

И Марьяну бьет она.

И клубком они сцепились

и сплелись, и покатились.

–Что же делать мне? Бежать

иль Марьяну выручать? -

заметался тут Роман.

– С оком ждет меня Султан,

все ж до ока доберусь.

За Марьяной я вернусь!

Солнца луч во тьме мелькнул.

Он в ту сторону шагнул.

На поляну Рома вышел.

Так и есть, как он и слышал.

Островочек здесь живой,

мхом поросший и травой.

Где же око? Он искал.

Лишь один цветок стоял

на поляне той пустой,

неказистый и простой.

Стебелечек и бутон

вниз головкой наклонен.

Подошел Роман к нему.

Говорит: – Я не пойму,

где же око? – Встрепенулся

тут цветок и разогнулся.

И бутон его раскрылся.

Глаз в бутоне появился,

покрутился, поморгал.

– Не меня ли ты искал?

От цветка идут слова.

Шелестит его листва.

Рома ахнул: – Ты ли это

око, что дает ответы?!

– Я! Но только не срывай!

С корешочком откопай.

Рома выкопал цветок

и пустился со всех ног.

В срок явиться он спешил.

И свечи он не гасил.

Та дорогу освещала,

тьму лесную разгоняла.

Свет забрезжил впереди.

Лес остался позади.

А его уже там ждут.

Взяли под руки, ведут

под охраной. И к Султану

путь лежит теперь Романа.

13.

Ну а что ж с Марьяной сталось?

Долго с банши та сражалась.

Сил уж нет. Кричит она:

– Смерть твоя мне не нужна!

Отпусти! Ну что вцепилась,

что, как зверь ты, разъярилась!

Твое око ведь украли,

пока мы друг друга рвали.

Банши охнула, вскочила

и Марьяну отпустила.

Но глаза горят огнем:

– Значит, дело было в нем!

Ты меня лишь отвлекала,

чтоб я око потеряла!

К ней опять она рванулась.

Но Марьяна отмахнулась:

– Погоди же ты, послушай!

Мы с тобой родные души.

Я как ты, я нелюбима,

одинока и ранима.

Я люблю его, а он!

Он любовью ослеплен

не ко мне, а к той другой.

Потеряла я покой.

И сначала тоже злилась,

а теперь со всем смирилась.

Твоя участь незавидна.

Нелюбимой быть обидно.

Вот, тебе открылась я.

Хочешь, будь ты мне судья.

Иль убей, иль отпусти,

а его, как я, прости.

И огонь в глазах потух.

Крик не режет больше слух.

И оскал с лица пропал.

Банши вид красивым стал.

Лишь во взгляде грусть таится.

Повела она девицу

на поляну, показала,

око где произрастало.

Села рядом, слезы льет.

– В этом месте зацветет

лишь одна моя отрада,

за печаль мою награда,

вновь всевидящее око.

Вечно быть мне одинокой.

Ну а ты ступай, иди,

счастье ты свое найди.

– Я могу с тобой остаться.

Будем вместе мы скитаться.

Стану я твоей подругой.

Ни любимого, ни друга

не имею больше я.

Тяжела судьба моя.

Но сказала банши: – Нет!

Скоро вновь прольется свет

на поляну. Мои слезы

возродят лесную розу,

ту, что оком вы зовете.

Снова буду я в заботе,

это око охранять,

никого не подпускать

близко к этой вот поляне.

Буду я кричать в тумане.

Снова стану очень зла

и коварна, как была.

Лишь когда я слезы лью,

никого я не сгублю.

Лишь тогда похожа я

на людей. Но не моя

на то воля. Избегай

встреч со мной! Пока, прощай!

– Как же так! Но почему?

В чем тут дело не пойму!

Может я могу помочь,

ведь колдуньина я дочь.

– Но на мне заклятье вечно,

нерушимо, бесконечно.

Колдовством его не снять.

Людям это не понять.

Показался уж росток.

Взгляд у банши снова строг:

– Уходи! – Ну что ж, пойду

я встречать свою беду.

И пошла Марьяна к дому.

Как увидит она Рому?

Как смотреть ему в глаза?

В сердце буря и гроза.

Как желать им с Соней счастья?

На душе ее ненастье.

14.

А Роман уж у Султана.

Смотрит тот на парня странно.

Он вздыхает и молчит.

Озабочен его вид.

Наконец, он произнес:

– Что ж, ты око мне принес.

Ты решил мою задачу,

испытал свою удачу.

– Все принес я, все решил!

И мешочек он раскрыл.

И цветок достал оттуда.

– Вот, невиданное чудо!

Распустил цветок бутон.

И Султан был удивлен.

Но, однако, он не рад.

И печален его взгляд.

– Молодец! Ты парень смелый.

Но такое вышло дело…

Наградить тебя велю,

только Соню я люблю!

Так люблю, как любят раз!

Свет ее бездонных глаз

глубоко проник мне в душу.

Свое слово я нарушу!

Не могу ее вернуть!

Про нее, прошу, забудь!

Все, что хочешь: деньги, злато.

Будешь самый ты богатый!

Все отдам я за нее,

за сокровище мое!

И Роман был удивлен:

– Я, признаться, возмущен.

Око Вам я доставал.

Я ведь жизнью рисковал,

чтобы стать для Сони мужем!

А теперь я стал не нужен?!

Вы не знаете, что с ней.

И помочь хочу я ей.

– И ты знаешь, как помочь,

колдовство как превозмочь?

– Да, ведь око у меня!

И спрошу об этом я.

Пусть оно нас и рассудит!

Справедливо это будет.

– Хорошо, – сказал Султан.

И спросил тогда Роман:

– Око, я прошу, ответь!

Как мне сердце отогреть,

как заклятие разрушить,

оживить больную душу,

чтобы теплой стала кровь?

Как спасти свою любовь?

Головой цветок качал,

глаз все шире раскрывал.

Красным стал его зрачок,

закрутился, как волчок,

вспыхнул ярко, засверкал

и моргнул, потом сказал:

– Чтобы девушку спасти,

жертву надо принести

и убить свою любовь.

Вот тогда согреешь кровь!

– Как понять, что значит это?

Не такого ждал ответа, -

недоволен был Роман.

Озадачен и Султан:

– И не знаю, что сказать.

Соню он велел позвать.

Соня вышла к ним бледна,

в теплой шубе, холодна,

без улыбки, безучастна,

но по-прежнему прекрасна.

– Чтоб ошибки избежать,

надо ей самой решать,

с кем остаться, с кем ей жить,

а кого навек забыть.

– Здравствуй, Соня! Я так ждал

нашей встречи и скучал! -

и с надеждой смотрит Рома.

– Были мы с тобой знакомы,

а теперь ты мне чужой.

Ты ступай, Роман, домой.

– Соня, стала ты другой,

не в ладу сама с собой.

Ведь тебя заворожили

и заклятие наложили!

Я смогу его разрушить!

Отогрею твою душу

я любовью и добром.

– Проку мало будет в том, -

ему Соня отвечала.

– Все, Роман, тебе сказала.

Для себя я все решила.

Для Султана буду милой.

Там тепло в его стране,

хорошо там будет мне.

– Зря ты это говоришь.

Ты не знаешь, что творишь.

Как же это мне стерпеть?

Как же кровь твою согреть?

Око вновь зашевелилось,

закачалось и раскрылось.

И опять произнесло:

– Чтоб заклятие ушло,

чтобы девушку спасти,

жертву надо принести.

И убить свою любовь.

Вот тогда согреешь кровь.

И Роман тут разозлился:

– Я с тобой не согласился!

Как же я любовь убью,

брошу я мечту свою?!

Я ведь жизнью рисковал!

Но Султан его прервал:

– Успокойся, парень, тише.

Я ведь око тоже слышал.

Я сидел и размышлял,

что же нам цветок сказал.

И, возможно, догадался.

И Султан не улыбался.

Не лице застыла грусть.

– Раз так нужно, значит, пусть

так и будет. Я решил!

Соню сильно полюбил.

И любой любить я буду!

Никогда и не забуду!

Но раз надо, отпущу.

И по ней уже грущу.

Раз так лучше для нее,

сердце я убью свое.

В жертву я любовь отдам!

Пожелаю счастья вам.

И прикрыл Султан глаза.

По щеке его слеза

одинокая скатилась.

– Лишь бы Соня веселилась, -

он промолвил и вздохнул.

А цветок ему кивнул:

– Верно понял ты, Султан.

– Забирай ее, Роман.

И скорее уходите.

Душу, сердце мне не рвите!

Только так сказал Султан,

как девичий тонкий стан

содрогнулся, изогнулся.

Удивленный взгляд взметнулся.

Громко вскрикнула девица

и, взмахнув рукой как птица,

закачалась и упала.

На полу без чувств лежала.

И мужчины подскочили,

над девицей закружили.

Стали охать и кричать,

докторов на помощь звать.

Но она уже очнулась,

поднялась и улыбнулась.

– Почему я так одета?

На дворе ведь жарко, лето!

Что же было-то со мной?

Надо мне бежать домой.

Мама с папой, верно, ждут,

себе места не найдут!

Шубу скинула с плеча.

– Нет, не надо мне врача.

Все в порядке, я здорова!

Не смотрите так сурово.

И не бойтесь за меня.

Снова прежней стала я!

Но уж вы меня простите

и домой меня пустите.

– Что же, Соня, ты свободна.

Можешь делать, что угодно.

Взгляд ее Султан поймал,

понял вновь: навек пропал.

Улыбнулся он печально.

А в груди его отчаянно

сердце бьется и кричит:

«Будь моей»! Но он молчит.

Рома руку ее взял

и ей радостно сказал:

– Вот теперь я узнаю

мою Соню! Я в раю!

Нас никто не разлучит.

А она в ответ молчит.

Им обоим улыбалась.

– Сильно я тут задержалась.

Вас, Султан, благодарю!

И поклон я Вам дарю.

Поклонилась и ушла,

и подарков не взяла.

Вслед они ей посмотрели.

– Зло разрушить мы сумели, -

говорит Султан, вздыхает.

И Роман в ответ кивает.

– Соню я не знал такой,

и веселой, и живой.

И она еще прекрасней!

Ну а я еще несчастней.

Ты, Роман, прими дары:

драгоценности, ковры.

Деньги, золото возьми.

Соню крепко обними.

Пока добрый я, иди.

Завтра буду я в пути.

Вот моя б остыла кровь,

чтоб забыть мне про любовь!

15.

И Султан в шатре один.

Властелин и господин

сам себя не узнает,

как мальчишка слезы льет.

Сам себе он говорит:

– Я богат и знаменит.

Я велик. А что с того?

Сердце хочет одного:

свет очей ее бездонных,

вместе с ней ночей бессонных.

Как забыть ее, как жить?

Разве можно разлюбить?

Руки к небу он поднял,

и с мольбой он прокричал:

– Почему любовь жестока?!

Отвечает ему око:

– Так бывает не всегда.

Не твоя ведь то беда.

– Ты подслушало меня?

– Подбодрить хочу тебя.

Неспокойно Сони сердце.

Только лишь смогло согреться,

оживиться, так смутилось.

И любовь в нем зародилась.

– Что же хочешь ты сказать?!

– Сам ты должен понимать.

И закрылся вновь бутон.

А Султан был удивлен.

В замешательство он впал,

ничего не понимал.

И поверить он боится,

что нежна к нему девица.

В думах час прошел, другой.

И нарушен был покой.

Кто-то в дверь его стучится.

Открывает, там девица.

Соня робко улыбалась

и глаза поднять стеснялась.

– С благодарностью пришла

и подарок принесла.

Вот платок, я вышивала.

Рада я, что Вас узнала.

Вы, Султан, не забывайте

обо мне и вспоминайте.

– Соня! – он ее прервал.

– Я тебя одну искал!

В целом свете ты одна!

Ты как воздух мне нужна!

Хоть чуть-чуть тебе я мил?

В ожидании застыл.

Ищет он ответ в глазах.

А глаза ее в слезах.

– Что ж ты плачешь, моя Соня?

– Отчего-то сердце стонет.

Хоть заклятие на мне было,

но светло мне было, мило

рядом с Вами находиться.

И сумели Вы пробиться

сквозь завесу ворожбы.

Нас связала нить судьбы.

– Я не верю! Неужели

ты согласна в самом деле

быть моей, со мной идти?

– Да, мне с Вами по пути,

если нравлюсь Вам такая.

Стала ведь теперь другая.

– Говорил и повторю:

я тебя любой люблю!

16.

Вечер краски приглушил.

Рома к Соне заспешил.

По знакомой шел дороге

и не чувствовал тревоги.

Радость мысль его туманит.

Свет в окошке его манит.

Верно, ждут его давно.

Бросил камешек в окно.

И окошко отворилось,

только Соня вдруг смутилась:

– Рома, вещи собираю.

Завтра я ведь уезжаю.

– Как же так? – опешил Рома.

Поразила его громом

ее речь. – А как же я?!

– Были мы с тобой друзья.

Сильных чувств тогда не знала.

Помню, что я отвечала

на любовь твою улыбкой.

Только было все ошибкой.

– Я – ошибка?! Быть не может!

Скрыть Роман не в силах дрожи.

– Рома, Рома, ты прости!

С миром в сердце отпусти!

Я тебя благодарю!

Но Султана я люблю!

– Объясни, но чем я хуже.

Я хорошим буду мужем.

И теперь я стал богат.

И не ведал я преград:

за тебя на смерть я шел.

А любви и не нашел!

– Рома, милый, дорогой!

Я ценю поступок твой!

Я навек твоя должница.

Помнить буду и молиться

о тебе! Но постарайся

ты понять, ты попытайся.

В сердце – он. И без него

мне не нужно ничего.

Сердцу ведь не приказать!

– Что ж, прощай! Но пожелать

не могу тебе удачи! -

прокричал он, чуть не плача.

17.

Все смешалось: боль, обида.

Сердце Ромино разбито.

Он в себя прийти не может.

Но ничто уж не тревожит.

Пустота заволокла

его мысли. Чашу зла

он до дна уж осушил.

Белый свет ему не мил.

Но сквозь тьму его сознания

вдруг росток воспоминания

неожиданно пробился.

Ахнул он и удивился,

как забыть про то он мог,

что Марьяну не сберег,

не вернулся в лес за ней.

Посчастливилось ли ей

банши злую победить,

жизнь девичью сохранить?

– И моя есть в том вина.

Видно, горя не до дна

я хлебнул, еще осталось.

Что же там с Марьяной сталось?

Должен я узнать, пойду

в лес. Марьяну я найду.

Свечка, Люда что дала,

догорела вся дотла.

В дверь к соседке он стучит.

Та открыла, говорит:

– Рома, рада тебя видеть.

– Неужель Вы не в обиде

на меня? – За что же это?

– Что не слушался совета.

В лес ушел, за мной Марьяна

в лапы мертвого тумана

угодила и пропала.

Мне она ведь помогала.

Должен я ее вернуть!

Снарядите в добрый путь!

– Зря тревожишься ты, Рома.

Ведь давно уж дочка дома!

– Что же мне не сообщили?

И меня не навестили?

– Так она ведь не в себе.

И в глаза глядеть тебе

и боится, и стыдится.

Знать с ума сошла девица:

хочет к банши в лес идти

и от чар ее спасти!

Хочет там в лесу остаться,

чтобы с банши век скитаться.

Глаз с нее я не спускаю.

И жалею, и ругаю,

но не хочет слушать мать.

Сил уж нет переживать!

– Что ж Вы раньше не сказали?

Камень Вы с души мне сняли!

Как я рад! Она жива!

Прояснится голова

у нее. Пойду я к ней.

Повидаться с ней скорей

я хочу и объясниться.

Есть и в чем мне повиниться.

18.

Он вошел. Сидит Марьяна

и грустна, и нерумяна.

Книжки толстые листает

что-то там она читает.

Обернулась и вздохнула,

и слезу с ресниц смахнула.

Отвела печальный взгляд.

– Я, Марьяна, тебе рад.

Рад, что ты жива осталась.

– Я не очень и старалась.

Что мне жизнь, раз нет любви!

– Ну, Марьяна, не реви!

Больно слезы твои видеть.

На тебя я не в обиде.

Все смешалось и сплелось,

и запуталось. И злость,

и претензии забыть

надо нам и дальше жить.

Слезы высохли Марьяны.

Стали щеки вновь румяны.

Взгляд потухший засветился.

Рома даже удивился:

как мила она, нежна.

– Раз тебе я не нужна, -

вдруг решительно сказала

и со стула резко встала,

и тряхнув волос копной,

– Попрощаюсь я с тобой.

В мертвый лес уйду я жить.

Буду с банши там бродить.

И еще хочу сказать.

Хоть и трудно пожелать

мне вам счастья, но желаю.

Ваш союз благословляю.

– Ты о чем? Ты что, не знала?

Соня мне ведь отказала

и уехала с Султаном.

Отплатила мне обманом.

– Нет, не знала. Вот дела!

Ромы весть в душе зажгла

вновь надежду на любовь,

горячит Марьяне кровь.

Заходила, заметалась,

скрыть смущение старалась,

то к двери, а то к окну.

– Ах, оставь меня одну.

Что-то мне не по себе.

– Если нужен я тебе,

ты скажи. Я здесь, я рядом!

Он увидел новым взглядом

эту смелую девицу,

что порхала, словно птица.

И легка, и грациозна,

импульсивна и серьезна,

и ревнива, горяча

как зажженная свеча.

Растрепался локон черный.

Взгляд светящийся бездонный.

И залились щеки краской.

И сказал ей Рома с лаской:

– Ты про мертвый лес забудь.

Надо нам передохнуть.

Испытаний мы немало

уж прошли. Пора настала

успокоиться, вздохнуть,

радость в сердце нам вернуть.

Буду нужен, дай мне знать.

Рядом я, я буду ждать!

19.

Вечер плыл над городком.

Стало тихо за окном.

Суета дневная спала.

Ночь объятия раскрывала,

сном и отдыхом маня

в теплом доме у огня,

в мягком кресле у печи.

Разливался свет свечи,

на стене рисуя тени.

От обиды и сомнений

Рома уж освободился,

не печалился, не злился.

Все осталось позади.

Ну а что же впереди?

Он сидел и размышлял,

чай горячий попивал.

И у ног мурлычит кошка.

Вдруг раздался стук в окошко.

Кто же там? А там Марьяна.

И улыбка у Романа

была доброй и счастливой.

Ну а девушка красивой

самой, самой показалась

и смущенно улыбалась.

И окошко отворилось.

Счастье рядом притаилось.

20.

Все мы люди, все похожи.

Ошибаемся, быть может.

И не все мы понимаем,

и печалимся, страдаем.

Часто спорим мы с судьбой.

Та, бывает не прямой,

а кривой ведет дорогой.

Испытаний в жизни много

надо нам преодолеть,

средь препятствий разглядеть

на пути через несчастья

свой маяк, зовущий к счастью.