Странные люди. Сборник рассказов [Владлен Лядский] (fb2) читать онлайн

Владлен Лядский Странные люди. Сборник рассказов

Эти глаза за кадром

– Да сколько ж можно! Да какая муха их укусила! Что день за!

Жнец шумел так, что Маг схватил паяльник с тонким жалом и прибежал на выручку.

Психолог вымещал раздражение, боксируя с диваном. Специальное покрытие с памятью, стойкое к слёживанию (иначе Жнец разорился бы, меняя мебель каждый квартал) отражало удары не хуже боксёрской груши. Пустая бутылка из-под газированной плесени, условно замаскированной под лимонад, довершала картину сильного раздражения.

Выпустив пар, психолог упал на неприлично бодрого оппонента и начал массировать костяшки. Маг участливо поинтересовался:

– Групповая терапия не задалась?

Психолог скосил на него один глаз:

– Так шумно? Извиняй. Но это просто моровое поветрие какое-то! Уже пятый человек за день жалуется на резкие беспричинные вспышки агрессии. А я даже не имею подозрений, почему это. В город, что, завезли йогурт с волчьей ягодой?

Маг, с детства не любивший кисломолочное, пожал плечами. Психолог продолжил, но уже на тон ниже:

– А что я сделаю, если не понимаю первопричины? Успокаивающее выпишу? Это и участковый врач может. Ко мне за другим ходят.

– Я знаю, это прозвучит неприятно – но ты прогноз погоды проверял?

– Это ты верно заметил – раздражает. Проверял – дважды. Ни магнитных бурь, ни вспышек на солнце, ни областей пониженного давления. Даже выбросы в пределах нормы. Впрочем, тут надо будет ещё раз уточнить – фабриканты страшно не любят, когда их подозревают в сливе бочек с надписью «яд» в ближайший пруд. Хотя иногда они этим и занимаются. Но этим я займусь, если не будет никаких других идей.

– А может, дело не в экологии, а в чём-нибудь другом? Пришельцы, например?

Психолог грустно усмехнулся:

– Смешно. Нет, об этом я бы уже знал. Но из-за чего тогда? Ты хоть понимаешь, сколько возможных точек соприкосновения у этих страдальцев может быть?! А если причина полифакторная? Мы тогда до морковкиного заговенья будем сравнивать их всевозможные сочетания.

Маг задумался, отложил паяльник и присел на подлокотник дивана. Как обычно, в голову лезла всякая глупь – например, про то, откуда психологу знать про деятельность пришельцев. Маг вообще не был силён в импровизации. Но вот минут через пять-десять что-то обычно наклёвывалось. Как и сейчас.

– Я понимаю, что у тебя врачебная тайна и всё такое – но, может, я своим методом их прощупаю?

Психолог задумался:

– Ну… смотря какие данные тебе нужны.

Маг прикинул:

– Телефон и ФИО. А ещё лучше – сразу адреса в соцсетях. Остальное сам добуду.

Жнец посомневался для порядку, сделал пару звонков, но в итоге согласился – с очередным напоминанием о неразглашении. И с листочком, на котором каллиграфически было выписано всё необходимое, Маг ушёл к себе. Полностью озадаченный смутными предвкушениями и системными идеями.

На следующий день он явился в кабинет с ноутбуком и проектором. И всячески тянул интригу, пока подключал оборудование. Так и не отошедший от вчерашнего мрачный Жнец старался ему в этом не мешать.

– Я проверил их социально-сетевую активность. И ты прав – вариантов общего у них может быть много. Но самое вероятное, что я нашёл… в общем, я не знаю, случайность это или нет, но два твоих… клиента подписаны на некоторый паблик. А у трёх есть друзья, которые тоже на него подписаны. И есть предположение, что они между собой активно общаются.

– Что за паблик?

– «Пожалейте Дона Рамона» – честно, не в курсе, что это означает.

– Видимо, отсылка для сильно своих. И чем занимается паблик?

– Как и большинство таких пабликов – клепает цитаты. И пять дней назад там появилась запись, у которой на порядок больше лайков и репостов. Да и вообще она… короче, сам почитай.

На экран выполз цветной прямоугольник:

«Раздражает реклама? Устали от вымученных фраз, постыдных ситуаций и разгула нескрываемого цинизма? Вам поможет осознание того, что там, за кадром стоит режиссёр с дробовиком и блестит нездорово глазами…»

– Ну и дальше там что-то про Нагиева, производителей духов и мясницкие ножи – я дальше уже по диагонали.

Жнец прищурился, глядя на проекцию, а после и вовсе оттянул уголки глаз к вискам:

– Это ты правильно, что по диагонали. А грамотно сделано… я бы даже сказал талантливо. Я бы здесь искать не стал.

– Что талантливо? Лингвистический генератор псевдоумных фраз?

Психолог закрыл один глаз и начал с силой массировать второй:

– Ну… вообще-то это лингвобомба, причём хорошего такого заряда.

– Чевомба?

– Лингвистическая бомба. Про нейролингвистическое программирование когда-нибудь слышал?

– Не мой язык программирования.

– А зря – рулить человеками ничуть не менее весело, чем науськивать компьютер. Они, конечно, устроены сложнее ЭВМ, но тоже работают с паттернами. И если знать, куда и как давить, можно добиться куда большего, чем обычными уговорами. Лингвобомба – это замаскированный деструктивный посыл. Чаще всего неконкретный. Рецепиент обычно даже не осознаёт, что она сработала, а потом выходит на мародёрный митинг за всё хорошее против всего плохого. Или идёт бить иностранцев по тёмным углам, будучи в полной уверенности что это и есть его личный выбор. И он в чём-то прав – лингва работает только на тех, на ком работает. Остальные её просто не ощущают.

– Да ладно, что плохого в том… – Маг наклонился к экрану, чтобы процитировать пост. Жнец отвесил ему болезненную затрещину:

– Даже не вздумай! Они коварны и срабатывают с большим запозданием. А выковыривать их потом из головы – удовольствие долгое и сомнительное. Наше счастье, что у ребят нет выхода на действительно широкие площадки – иначе всё было бы гораздо веселее.

С этими словами психолог с сочным шмяком въехал себе под бок кулаком и заскрипел зубами.

– У тебя приступ мазохизма?

Психолог смерил его косым взглядом:

– Резкая боль до некоторой степени прочищает голову и сбивает образование новых ассоциативных цепочек. Помогает забывать. Уй! – психолог потыкал в ударенное место пальцем.

– Всё равно не верю.

Психолог поморщился и с трудом выпрямился:

– Чтобы лингва сработала нужны место, время и обстоятельства. Скажи ты или я фразу «денег нет, но вы держитесь» даже при скоплении народа – она булькнет и растворится в умах без следа. Но скажи это второе лицо государства, да на болезненную тему…

– Помню-помню, вой поднялся изрядный.

– Ну вот. А он всего лишь заметил, что получать больше, чем… – Жнец всмотрелся в глаза Мага и зажевал конец фразы – видишь, у тебя уже пошёл процесс активизации. Теперь уровень твоего патриотизма резко просел и восстановится только к завтрашнему дню. И то – только после пары пива и пяти эклеров.

Маг фыркнул, обозначая, что оценил шутку. Жнец потряс головой, вытряхивая остатки вредной мысли:

– Здесь же расчёт прост и изящен. Среднестатистического человека окружает изрядное количество рекламы, большая часть которой откровенно сомнительного качества. Большинство от неё научились закрываться и игнорировать, чтобы не повышать раздражение сверх необходимого. А тут пациенту подбрасывают куда более эффектный способ обезвреживания неприятной информации – злорадство по отношению к её участникам. Вот только беда в том, что человек с дробовиком и блестящими глазами – это маньяк. А это яркий и агрессивный образ. И поскольку человек бьётся об рекламу ухом и глазом примерно каждые двадцать минут, угадай – сколько лишних веществ вбрасывается ему в кровь за день? А эти вещества – они такие – подбивают на нежелательные действия.

Маг подавил желание вновь просмотреть пост:

– Ну ладно, источник мы нашли. Что дальше?

– Ну, тебе – не думать о жёлтой обезьяне и не читать то, что читать не следует. Мне – придумать, как правильно поставить пострадавшим мозговую клизму.

Психолог отобрал у Мага мышку и начал прокручивать ленту вниз. Минуты на две повисло молчание, потом Жнец продолжил:

– А вообще… вообще нам стоит найти тех, кто это запустил. Потому что обычно лингвы узконаправленны. И если срабатывают, то от силы на пару десятых процента от аудитории. Но иногда удаётся создать универсальную лингву, которая бьёт пошире. Чаще всего это получается случайно, порождая вирусные мемы и расхожие фразы, и почти никогда не попадает дважды в одну воронку. Но, похоже, эти ребята целенаправленно ищут словосочетания позврывнее. И боюсь, что в пределах года они их найдут.

– А мозговую заглушку твоим пациентам поставить не проще? – Маг уже понял, что его опять припашут делать что-то сложное.

Жнец прищурился, пытаясь понять, шутит Маг или нет. Решил, что нет:

– Если бы это было так просто. Человек обновлению поддаётся плохо, в него патч не вставишь и обновление не загрузишь. Конечно, можно ослабить или вовсе подавить эволюционно сложившиеся механизмы – но для этого нужно прилагать большие и длительные усилия. Но у нас, как обычно, на это нет ни меди, ни специалистов. И потому всё, что мы можем сделать – найти автора этого творения. И убедить его больше так не делать.

– Можешь не поверить, но я в одиночку на штурм соцсетей не пойду. Я, конечно, круто чиню утюги и бесконтактно переустанавливаю Винду, но это выше моих возможностей.

Психолог ободряюще похлопал Мага по плечу:

– Рад, что у тебя самооценка стоит выше гордыни. Но найти их всё-таки надо.

Тут психологу позвонили, и он ушёл, сославшись на срочный вызов. А Маг остался один на один с битвой в пути.

Впрочем, затяжной борьбы за крохотные зацепки с последующими гениальными озарениями не вышло. У паблика были админы, у админов – страницы, а на страницах – фотографии. Город определился сразу, а для определения микрорайона пришлось немного поторговаться с поисковиком.

Но дальше вышла заминка – на фотографиях не было номеров домов и прямых указаний, а на взгляд отличить один типовой человейник от другого у него не получалось. Но Маг ещё немного поумничал, поднял панорамные фотографии и свёл район поиска к нескольким вариантам в десятиминутной ходьбе друг от друга. С чем и пошёл к Жнецу, что уже вернулся со встречи:

– Знаю, что Саратов, знаю, что где-то на Заводском, но дальше надо уже играть в напёрстки.

Психолог приподнял бровь, ожидая подробностей. Маг в трёх словах обосновал ему свой метод. Жнец покивал, после чего ободряюще улыбнулся:

– Что ж, если программирующая нейросеть однажды оказалась толпой индусов на аутсорсе, то почему бы анонимному паблику не оказаться человеко-машинным комплексом в старой хрущёвке? С остальным разберёмся на месте. Заказывай билеты.

Маг на секунду попытался сообразить, откуда психолог знает и этот старый факт, но взял в себя в руки. Повернул к себе ноутбук и прогулялся по закладкам:

– Ближайший рейс сегодня ночью. Остался только бизнес-класс.

– Бери. Потом спишем на непредвиденные расходы.

Маг посмотрел прогноз погоды в Саратове, подобрал гардероб, заказал такси в аэропорт с достаточным упреждением… и понял, что в ближайшие два часа ему нечем заняться. А потому не думать о жёлтой обезьяне с рупором и дробовиком будет куда как сложнее.

Маг заметался по комнате, запнулся о ножку стола и ссыпался на пол, больно стукнувшись о системный блок. Глядя так близко на его запылённые вентиляционные решётки, он вдруг вспомнил, что в мире есть и другие нерешённые вопросы. Например, общее доказательство муравьиного алгоритма.

Он задумался о пределе сохранения исходной информации при возможности отката, двух зеркальных муравьях, откуда плавно уплыл в сторону предопределённости состояния системы и об том, что в построении доказательства надо идти от обратного, создавая замкнутую петлю с итерационным сдвигом… и очнулся, когда Жнец чувствительно наступил ему на ногу:

– Господин технарь, очнитесь, время.

Маг поднял взгляд – двухэтажное типовое здание аэропорта воображение не поражало. Если бы не шум самолётов за спиной и мёрзлый ветер открытого пространства, хлещущий по ногам – то он был бы уверен, что Жнец притащил его к чьей-то администрации просто ради очередного социального эксперимента.

Пройдя проверочные формальности и оказавшись на привокзальной площади под хмурым низким небом, Жнец вытащил из портфеля планшет и с отвращением протянул его Магу:

– Настраивай. Карту, весь комплект фотографий и чтобы без блокировки и убывания яркости. А я пока найду нам таксиста.

Маг пробежался по настройкам, поднял голову и увидел, как Жнец кивает на открытую дверь:

– Залезай.

Саратов дождливым осенним утром глаз не радовал и даже не пытался походить на Париж весной или хотя бы на Петербург в октябре. И пока Маг пытался любоваться просторами, Жнец обменивался незначащими репликами с водителем и явно занимался чем-то напряжённым. Он даже дважды потребовал менять маршрут, чем вызвал недовольство водителя. Но обещание двойного счётчика и значительный взгляд уладили дело.

По опыту Маг предположил, что психолог ищет те ракурсы, с которых были сделаны фотографии. И, кажется, определяет личное отношение автора к ним.

Затем машина остановилась, они расплатились, выгрузились и продолжили поиски пешком. Они миновали уже третий вариант, как вдруг Жнец остановился, сделал два шага назад и ещё раз сравнил дом с фотографией:

– Этот.

В списке Мага этого дома не было. Впрочем, Жнец ошибался редко, и Маг только пожал плечами:

– Пусть так. Шесть подъездов, девять этажей, по четыре квартиры на площадку… квартир двести. Откуда начнём?

– Пока ниоткуда. Теперь найти авторов несложно, но дальше они нужны мягкими и тёплыми. Внушительные разговоры надо вести на впечатлительную голову. А это лучше получается вечером.

– И что нам делать?

– Посмотрим пока на город. Когда тебя ещё занесёт в Саратов с оказией? Надо же понять, за что его считают самым неудобным городом в стране.

Вечером, ощущая, как набиты ноги по чужим мостовым, а желудки терпеливо обрабатывают массовую еду, они опять стояли у въезда во двор с искомым домом:

– Глупый вопрос – но как мы найдём нужную квартиру, если не обходом?

– Как и раньше – от людей. В метрополии нужные люди пока ещё очень многое знают об окружающих. Главное – правильно спросить.

Жнец чуть перегнул воротник пальто, поиграл лицом, натягивая на него выражение №5 – ответственный административный работник, которому неразборчиво записали адрес. Закончив примерку, №5 двинулся к группе разговаривающих женщин.

– Добрый вечер, можете подсказать… – дальше Маг не стал слушать. И даже смотреть – он набегался до боли в ногах, толком не спал и вообще не очень понимал, что он забыл в далёком незнакомом городе, не балующем живописными видами.

Минут через пять Жнец вернулся:

– Ну вот – второй подъезд, шестьдесят восьмая квартира, зовут Славиком.

Жнец подошёл к домофону, нашёл нужную кнопку и нажал. Потом ещё и ещё раз, выбивая какой-то мотив. Наконец из динамика отозвался заспанный и недовольный молодой голос:

– Кто?

– Слава? Я хочу поговорить с тобой об одном режиссёре с дробовиком.

– Чё? Кого?

Жнец величественно промолчал. В домофоне послышались непонятные звуки, и дверь открылась:

– Заходите.

С каждым пролётом Жнец всё меньше походил на своего в доску психотерапевта и всё больше – на кого-то твёрдого и сурового. С большой и жёсткой властью за спиной. И когда этот кто-то дважды стукнул в дверь, не открыть ему было уже нельзя.

Не дожидаясь, когда дверь откроется пошире, №6 вдвинулся в квартиру, попутно сдвинув сторону упитанного парня в тренировочных штанах и жилетке на голое тело.

– Кто-то ещё дома есть?

– А вам зачем?

– Затем, что я хочу поговорить с тобой и твоими друзьями… серьёзно. И не хочу, чтобы нас прерывали.

– А откуда вы…

№6 выразительно покачал головой, и Слава утих на полуслове.

– Звони им.

Потянулись томительные минуты. Слава несколько пытался поднять разговор, покачать права и потребовать документы, но №6 обрывал его и ставил на место, меряя комнату рублёными взглядами бывалого Не-Пойми-Кого-Но-Важного. Услышав звонок, Слава буквально прыгнул к двери. №6 даже не пошевелился. Лишь проводил Славика взглядом, уперев суровый взгляд между лопатками.

В комнату ввалились шумная и нагловатая троица… и тут же ссохлась под пристальным немигающим взглядом. Так артиллерийские капитаны разглядывают туземцев, идущих на штурм подготовленных позиций. №6 чуть повернул голову к Магу:

– Тебе стоит проверить погоду.

Маг всё понял правильно и аккуратно прикрыл за собой входную дверь.

Он сидел, скучал и мёрз. Лавочка у подъезда – так себе место для неопределённого ожидания. Особенно в чужом городе, не самом благополучном районе и промозглым вечером. Маг вдруг неожиданно ощутил, что вот сейчас нарваться на разговор «Э, мужик, ты с какого района?» будет очень просто. И что сказать ему на это, в общем-то, нечего. И что он не дрался уже лет так десять, если не все двенадцать. И что это будет на редкость глупо и бессмысленно. А ещё он хочет спать, правый ботинок натёр и жмёт, а одеваться стоило потеплее. И что у него в портфеле недешёвый ноутбук, который он зря не сменил на походный. И если его упрут, это будет вдвойне противно, потому как там много чего лично ценного, что он ещё не успел перенести на резервник. Ещё не мешает подправить студийные наушники, а у паяльника опять вместо жала тонкий гвоздь. И канифоль дымит ёжиком, а стайки синиц летают ромбом, перестраиваясь от опасности в цветной тетраэдр…

Громко хлопнула широко раскрытая подъездная дверь, и Маг понял, что дремал. И что портфель всё ещё при нём. И что тёмная фигура рядом – это Жнец, с которого неохотно слазит облик №6:

– Ну и?

Психолог пожевал губами, перестраиваясь на обычный стиль:

– Как говорил один персонаж – признанием, разъяснением и запугиванием можно добиться гораздо больше, чем просто запугиванием. И поскольку ребята они в целом положительные, то не хотят, чтобы за ними явились искусствоведы в штатском. Пусть даже и на стильном броневике. И потому они охотно согласились не раскачивать лодку своим доморощенным интеллектуальным экстремизмом, потому что это действительно опасно и уже приводит к печальным последствиям.

– А это означает?..

– Что мир спасён и может спать спокойно, об этом даже не узнав.

– А мы?

– Мы потихоньку поедем домой, празднуя это дело.

***

Прошла неделя, но Маг всё же ощущал некоторую недосказанность. Всё-таки значимость всего действия прошла как-то мимо него. А потому, в отличие от Жнеца, он ощущал лишь осторожный необоснованный оптимизм. И потому регулярно проверял проблемную группу. И увидел через декаду то, что заставило бежать к Жнецу.

Психолог полулежал в кресле, сложив ноги в домашних тапочках на край стола, и благодушно разглядывал потолок. Поставленный со стуком ноутбук отвлёк его от этого занятия.

– Не работает твоя челночная дипломатия. Смотри, чего они теперь удумали.

Психолог скосил один глаз на экран. Маг включил плеер с коротким роликом, где папаня на пальцах объяснял ревущему сынуле, сколько именно насекомых они сбили по пути, сколько сожгли бензина, и какой штраф им вкатят за срыв дикорастущих в охранной зоне. И всё это для того, чтобы малыш мог вернуть божью коровку в среду обитания, попутно рекламируя паркетный внедорожник.

Но почему-то благодушности на лице психолога не убавилось:

– Я так понимаю, это сделано дипфейком?

– Им самым.

Психолог покосился на Мага и вновь уставился в потолок:

– Тогда это больше не наша проблема.

– Это как?!

– С точки зрения законности переделка рекламных роликов с развёрнутым и завершённым посылом – это пародия и на неё авторское право не распространяется. Рекламщики, конечно, могут попытаться судиться на основании того, что это разжигает рознь, пропагандирует жестокость и всё такое. Но им тогда придётся доказывать, что этого не делают их изначальные ролики. Что в случае пристального анализа им вряд ли удастся. И понятно, чью сторону в этом случае примет общественность. Так что флаг рекламанам в руки – ребятам это только добавит хайпа.

– Но это негатив чистой воды!

– Он открытый. Люди и так сами додумывают нечто подобное, когда их в очередной раз атакует посыл о счастье жизни без запора или о наслаждении при обладании кредитом под незначительный процент. И это частный случай, а не паттерн. Клапан, а не поток. Так что пусть ребята погреются в лучах славы.

Психолог довольно прикрыл глаза и заёрзал, устраиваясь поудобнее:

– Всё равно надолго их не хватит.

Сценарий

ТехноМаг никого не трогал, не шалил, методично перебирал руками код экспресс-теста на выявление скрытых комплексов: Жнец недавно загорелся идеей квалифицированного самолечения на дому. Замысел был в самом начале и пока, что бы пользователь программе не говорил, она упорно находила у него эдипов комплекс пополам с троцкистким синдромом.

Тот же, кто находил другим сложности на ровном месте, уютно устроился в кресле и что-то лениво тыкал на ноутбуке. И стоило только Магу нащупать путь к причине дефекта, Жнец вдруг прервался, сел ровнее, прищурился, вставил флешку, достал её и кинул в сторону Мага:

– Будь добр, притормози свой бесконечный труд и взгляни.

Маг хотел было спросить, почему его труд бесконечен, но вспомнил, что на днях сам пел Жнецу считалочку про двадцать шесть маленьких багов в коде. Он засунул фотографию в антивирус, программку для своих на предмет скрытой информации… потом до него дошло, что его просто попросили взглянуть на неё собственными глазами:

– У кого-то ролевушка подняла со дна слишком больную тему? – но ничего другого при взгляде на измочаленную и забрызганную кровью логарифмическую линейку ему в голову не приходило.

Жнец поморщился:

– Уже и это просочилось в Сеть? Положительно что-то надо делать с открытостью информации.

– Чисто предположение. Просто где ещё сейчас могут использовать такую линейку? Только для создания научно-учебного антуража прошлого века. Даже в самых замшелых учреждениях на калькуляторы перешли.

– О, дорогой Маг – не стоит недооценивать всю глубину замшелости нашего среднего специализированного образования. Есть ещё учебные заведения, в чью программу входит программирование на перфокартах и табуляторах.

Мага передёрнуло.

Жнец кивнул:

– Ещё что можешь по её поводу сказать?

Маг всмотрелся в неприятную фотографию:

– Ну… в последний раз ей явно пользовались не по назначению. А до того вообще не пользовались – покрытие больно яркое. И почему-то сильно потёрта часть с обычной линейкой… – Маг надолго замолчал, увеличивая фрагменты – слушай, это бред – но, по-моему, её заостряли. Другого ракурса нет?

Жнец пощипал себя за усы:

– Только этот. Впрочем, почему бред? Логарифмическая линейка достаточно толстая, сделана из хорошего дерева. Ей можно наносить хлёсткие удары, особенно если ребром. И есть удобное заужение, которым можно делать резаные раны. Если предварительно заточить.

Маг понял, что ему что-то недоговаривают и откинулся на спинку дивана:

– Тогда это что-то личное. Слишком много мороки для непреднамеренного.

Жнец кивнул:

– Наверняка. А значит, выловить убивца через антикваров – как два пальца об асфальт.

Маг открыл браузер, ткнулся в пару адресов и хмыкнул:

– О, дорогой Жнец, ты просто не представляешь всю глубину палок дерева сосны для счёта ртом математика функции… тебе простую за пятьсот или за семьсот с компасом и уровнем?

Гримаса психолога говорила о его мнении о дешёвых товарах из Китая. Но сдавать свою точку зрения он не собирался:

– Всё равно можно через доставку проверить. Потому как если линейка новая – то вряд ли в нашем городе много тех, кто заказывал их за последний год.

– Не факт. Её могли хорошо хранить. – Маг пролистал страницу вниз – Они же раньше в чехлах выпускались? Ну вот. И не обязательно через торговые площадки – у людей много чего в закромах хранится. Нужно только вовремя начать прибираться.

– Ну да, ну да. Я русский – я не хочу ничего решать, я хочу сложить это на балкон. И в случае спланированного убийства исполнитель мог подготовить его сильно заранее и потом долго решаться. Но почему тогда именно счётная линейка? Не портняжный метр, не рулетка, не столярный угольник или рейсшина – ими при сноровке тоже можно до смерти пощекотать. Да и отследить их не в пример труднее.

Маг потёр нос:

– Может, спонтанно? Сложновато – да, но в таком состоянии люди вообще действуют алогично. Вроде бы. Схватил, потёр об оселок и…

Жнец покрутил носом в задумчивости:

– Обдуманная какая-то алогичность получается. Её ведь так просто не заточишь – дерево этого не любит и щепится. Впрочем, надо будет попробовать для эксперимента.

– Так мне заказывать?

– Пока не надо. Нет, тут что-то глубже.

Психолог почему-то потерял интерес к теме разговора и опять уткнулся в ноутбук. Маг же повис в логическом тупике. Браться за работу – это только погружаться минут пять. А потом его опять дёрнут. К тому же какая-никакая – а интрига. А интрига кодингу – первый враг.

Минут через пять психолог опять ожил:

– А что ты скажешь на эту историю Баузера? – почта булькнула о получении тощего документа с пачкой неподписанных ссылок.

Маг скривился от такого дилетантского подхода к упаковыванию информации. Приходилось открывать каждую ссылку и вчитываться в содержимое, порой весьма мутное. Для человека, привыкшего принимать решения о фильме по аннотации и паре комментариев, это было неоправданно медленно.

Маг поймал взгляд Жнеца, которого явно интересовало – как люди с фреймворками принимают решения. Поняв, что его заметили, психолог вернулся к своим изысканиям:

– Ага… а что вы мне скажете про его запястья?.. Ну да, кто бы сомневался… Так, а что у нас с медкартой?.. Чего-чего?! Так, а если только последние записи? Ну это уже – и прочие маскировочные слова.

Завершив беглый осмотр ссылок, Маг со вкусом потянулся, разминая шею:

– Я бы сказал, человек искал технические регламенты, водопроводные шайбы на три четверти и смысл жизни. Последнее, похоже, по вечерам. Очень активно искал. Даже Дипак Чопра есть.

Психолог состроил ещё одну кислую мину, поскользил глазами по экрану, пощёлкал мышкой и кинул в Мага ещё одним накопителем:

– Тогда тебе и делать выводы из этих документов.

Маг подключил стукнувший в скулу резиновый автомобильчик и взглянул на короткий список небрежно отсканированных pdf-файлов. Открыл один, второй…

– Вроде у психологов есть медицинское образование, нет? Анализы – это больше по твоей части.

– Ага, и каждое утро я за завтраком перечитываю результаты пункции своей спинномозговой жидкости, сверяясь с Британской Энциклопедией. Не говори глупостей – в узкоспециализированных анализах я понимаю не больше обычного человека с хорошим дипломом.

Прозвучало обидно. А если у психолога начал пропускать фильтр колкостей – значит, дело серьёзное. Маг вздохнул – с программными дефектами ему было уютнее. И полез туда, куда зарекался лазить – на медицинские форумы.

Жнец тем временем что-то листал на экране, бормоча себе под нос, будто подгоняя самого себя. Маг не особо прислушивался, но по всему выходило, что психолог проглядывал чьи-то книжные полки, попутно уточняя детали рабочей биографии не то мелкого чиновника, не то менеджера средней руки… или вахтёра с амбициями: на слух бормотание содержания трудовой книжки малоразличимо.

Через полчаса борьбы с околомедицинскими терминами и постами яжмедиков, Маг просмотрел жалкие три строчки выводов:

– Я не интерн, но тут на форумах говорят, что больше всего это похоже на Альцгеймер в начальной стадии, склероз и плохие сосуды. Обычный набор пожилого кабинетника. Нужно больше гулять, диетически питаться и не пить много пива на ночь.

– А про намечающуюся гангрену там ничего не сказано?

– Только как отдалённое последствие при нездоровом образе жизни. А что, у него такое было?

– Ага, это неочевидно – психолог сделал пометку в блокноте – Да, было. В активной стадии.

– Тогда зачем его убивать? Он сам бы загнулся через месяц-другой… или от этого тоже уже лечат?

– Лечат, но так… в общем, кто выздоровеет – тот бы не заболел.

Маг потрепал головой, как мокрый пёс:

– Всё, я запутался. Мотив какой тогда? Такое с нормальной головы не сотворишь.

Жнец довольно крякнул:

– Тогда я за тебя обобщу: Жил-был человек, что подавал надежды в науке и наверно, мог даже стать академиком. Ну не последним человеком в отечественной науке – точно. Но в период распада Союза предпочёл голодной науке тёпленькое место на госслужбе, благо, время было смутное, и вскочить на первую ступеньку иерархии было несложно. Но дальше его социальный лифт стопорнулся, оставив его техническим директором в жилконторе. Человек востребованный и нужный, но – без перспектив. И с возрастом, когда всё больше тянет к духовным ценностям, он вдруг понял, что, собственно, разменялся по мелочам. И что дальше, за пенсией – только угасание и забытье. Детей не было, жена умерла, друзья… ну какие друзья у технического чиновника? Он полез было в духовные практики, но только глубже увяз в чёрной меланхолии. А уж когда из-за запущенного здоровья и закупоренных вен появилась гангрена, он дозрел. Но духу самому наложить на себя руки не хватало. Хотя он и пытался пару раз. И тогда он сложил два и два, и предпринял усилия, чтобы принять смерть лютую, циничную и концептуальную. Искупленец, блин.

– Он тебе чем-то насолил?

– Не люблю болезненную манерность. Впрочем, догнивать в больнице или, если повезёт, дома в инвалидной коляске при полной утрате смысла жизни… это цугцванг, которого врагу не пожелаешь. Тут не поможет даже дедушка Кашпировский. Впрочем, возможно, что он просто не учёл того, что самобичевание и кроверазжижающие препараты несовместимы. Нанял почасового садиста по вызову и… до упора. Что делает его смерть ещё более манерной и концептуальной.

Повисло гнетущее молчание. Маг бесцельно попереключал окна, ища в них подсказку:

– Ладно, предположим – заказчик найден. А что с исполнителем? Как минимум на нём непредумышленное убийство, да и вообще – с такими замашками за ним много чего может тянуться.

Жнец сложил руки на груди:

– А это детектив – правильный вопрос. Но об этом – в следующей комнате…

– Что?!

Психолог хмыкнул:

– А ты думаешь, я бы стал тебя втягивать в настоящее расследование, хотя бы не спросив твоего мнения? Просто есть ребята, что делают качественные квеструмы. И им нужны свежие сценарии. И чтобы убедиться, что они достаточно сложны и в пределах зазора интересности – заготовку присылают мне на проверку. А я заодно проверяю их на профессиональную совместимость.

Жнец захлопнул ноутбук и помассировал глаза:

– И поскольку ИТ-люди в такие места тоже иногда заходят, пришлось проверять на тебе. Особенно когда ты жужжишь и пощёлкиваешь.

Крыша

Васю мутило после вчерашнего.

Погудели вчера знатно – геликон отдыхает. Вот только пол в квартире у него какой-то другой. Более коричневый и ровный. А этот какой-то наклонный, волнами и шершавый. Руки бы укладчикам оторвать.

Вася сфокусировал слезящиеся глаза. Не ламинат. Скорее бетон. Или даже шифер. Не хватало ещё на подвальном козырьке уснуть. Чай, не бомж какой.

Вася приподнялся на руках. Шифер отодвинулся от глаз, но как-то недалеко. Вася наклонился было, чтобы сделать внушение конечностям, но тут же поехал. Инстинкт заставил впиться всеми конечностями в поверхность. Скольжение вниз прекратилось. Осторожно переставляя конечности, он развернулся головой вверх. И ещё раз попытался строго взглянуть на непослушные руки.

Внизу были две рыжие лапы.

Вася с интересом их разглядывал. Лапы были короткошерстные, переменного колера, у когтей переходя в беленькие носочки. Лапы продолжались вверх и, похоже, были его.

Вася обернулся назад. Сзади был гладкий хвост и весьма тощее шерстистое тело. Вася попытался подвигать бёдрами (ноги отрывать было боязно) – хвост хлестнул его по боку.

Похоже, что тоже от него.

Развить мысль Васька не успел – сбоку завозились и мрачно поинтересовались:

– Вась, скажи мне, а что мы такое вчера пили, что проснулись на крыше где-то в деревне?

– То есть то, что мы коты, тебя вообще не смущает?

Саня посмотрел на свои лапы и добрую минуту бездумно на них таращился. А потом заорал так, что в голове у Васьки снова застучали отбойные молотки. Ешё через минуту-две он превозмог себя, на неверных лапах подплыл к Сане и дал тому леща. Вышло слабо и криво – мохнатые лапы не рассчитаны на хороший хук. Но Сане хватило – ультразвуковый мяв сменился членораздельностью:

– Да как мяу… твою мяу… вообще мяу… мяу мяу мрряу!

– Да заткнись ты уже – рявкнул Васька, которому совсем поплохело.

Вообще для нормального человека рвота – это что-то ненормальное, постыдное и уж точно не предназначенное для посторонних глаз. Животные на это смотрят куда как проще. Их жизнь не настолько безмятежна, чтобы усложнять её излишними запретами. Так что когда комок осклизкой шерсти шмякнулся и покатился вниз, Ваське резко стало легче.

– Гадость – заметил Санька, который во всём и всегда видел только противное.

Васька потёр язык о верхнюю губу – плеваться это тело тоже не умело. Он поднял лапу и попытался протереть ей язык. Шерсть оказалась безвкусной, и противной на ощупь.

Санька взял быка за рога:

– Что вчера было, помнишь?

Васька напряг голову. Там гудел перегруженный трансформатор, и из полезного было только два слова:

– Пить хочу.

– Тогда слезать надо, кэп – В другое время Санька бы уже носился по всей крыше, как в попу укушенный шмель, но его тоже давило похмелье.

Васька осторожно подполз к краю крыши. Внизу были какие-то невнятные трухлявые доски вместе с каким-то непонятным хламом. С другой стороны крыши был огород, с краю которого было дерево. От него до края крыши было далековато, но…

Под лапами простучала крыша, потом наступило чувство полёта. Затем в подошвы ударило что-то твёрдое. Васька замолотил лапами в разные стороны, пока перед глазами мешалось зелёное с серым.

И тут всё кончилось – он стоял вниз головой, вцепившись когтями в выступающий корень. Васька поднапрягся, когти втянулись и он перекувыркнулся через голову.

Снизу дом выглядел не таким уж чтобы большим. Два-три прыжка вверх и всё. Можно и так спрыгнуть.

– Сань, давай! Здесь не так высоко! Разбегись только получше.

Санька долго примеривался, прикидывался, затем криво оттолкнулся и полетел боком. Стукнулся об ветку и ссыпался на землю хвостом вперёд, разразившись новой порцией русско-кошачьих выражений.

Васька хотел его подколоть, но его занимал более важный вопрос. Ему сильно хотелось пить. Васька огляделся – не может быть, чтобы на участке не было колонки.

И она нашлась – в зарослях лопуха и крапивы. К счастью, его шкуре это было безразлично.

Под кривым краном стояла мятая кастрюля, в которую время от времени капало. Саня заглянул в неё – из-под зеленоватой воды на него нагло смотрела лягушка. Затем она прыгнула, обрызгав ему морду. Саня закрыл глаза и, стараясь не думать о выстилающем дно иле, попытался пить.

У него ничего не получилось – кошачий рот сильно отличается от человеческого. Тогда Саня выдвинул язык и начал лакать. Получалось плохо – большая часть воды выливалась обратно, а то, что удавалось захватить, было слишком мало, чтобы заглотать.

Так что когда Саня наконец напился, язык болел так, будто он им Жигули вытягивал. Всё-таки человеческий способ удобнее.

А перспектива наводить чистоту под хвостом с помощью языка заставила его похолодеть. Впрочем, он вспомнил, что в случае чего можно и помыться, и это его несколько успокоило.

Санька грубо толкнул его плечом, протискиваясь к кастрюле. Плеснул лапой, отгоняя Васькин след, и с размаху сунул голову под воду. Впалые бока заходили ходуном, всасывая воду.

Секунд через десять он с фырканьем вынырнул обратно. Обтряхнулся и блеснул серым глазом:

– Ещё бы аспиринчику в пивко и нормально.

– Видимо, ты и вчера тоже мешал что попало в чём попало. Мутаген в бочке Алладина и сушёную мандагору по вкусу.

Санька хотел было ответить на подколку, но мрачно промолчал – видимо, вчера всё-таки что-то такое было.

– Я предлагаю свалить, пока хозяева не пришли.

– Да ладно, останемся, очаруем их. Будут нас кормить мороженой рыбой, а по праздникам – вискасом.

– Ага, со вкусом вискарика. И все окрестные кошки будут нашими. Совсем сдурел? Марш на выход!

– Да ладно, уже и пошутить нельзя.

Через калитку они просочились быстро – поверху. Благо, возле забора был удобный штабель замшелых кирпичей для разгона.

Снаружи было так же жарко, но куда менее зелено. Лапы погрузились в мелкую пыль, сделав их шаги неслышными даже для самих себя.

Санька поводил головой:

– Слушай, а где все?

– В смысле?

– Ну это же деревня? Деревня. Вроде не заброшенная. Должны же быть гуси, утки… другие коты опять же.

– Ты погоду видел? Нормальные люди в теньке сидят, одни мы пыль бьём.

– Кстати, а куда мы идём?

– А куда надо?

– Ну я бы сначала выяснил, где мы вообще. А для этого надо найти таблички с надписями. И я бы их искал возле остановок. Там обычно бывает много чего написано.

– А где у них остановка?

Санька выразительно на него посмотрел:

– В ту сторону улица заканчивается в поле. Значит, нам точно надо в другую.

– Не довод – пробурчал Вася, но пошёл вслед за ним.

Они миновали ещё десяток домов, прежде чем Васька подал голос:

– Ты можешь хвост опустить?

– А чё?

– Да ходишь как этот… нудист на подиуме.

Санька повернул голову и оскалившись, прошипел?

– А ты чего пялишься? Понравилось?

– Да пошёл ты – Васька обошёл его по дуге и прибавил ходу, чтобы не смотреть ему под хвост – потому как больше смотреть в Саньке-вид-сзади было нечего.

Остановка нашлась там, где и должна была быть – на единственной заасфальтированной улице, там, где дома были поосновательнее, а участки уже не напоминали плохо причесанное поле.

Насквозь проржавленную остановку некогда зелёного цвета украшало объявление: «Маршрут №170. Заветное-Джанкой. Понедельник, среда, пятница. Время отправления – 5:20. Время прибытия – 18:30. Стоимость билета – 250 рублей».

Саня почесал ухо лапой:

– Джанкой, Джанкой… Татария?

– Не, по-моему, Крым.

Два кота с ужасом переглянулись:

– Съездили, мяу, отдохнуть. Мяу развеялись.

Даже без слов было ясно, что они влипли. Если ты человек, то даже без денег и документов можешь выбраться домой. Это будет долго и противно. Ты схлопочешь не одну неприятность, наживёшь массу сложностей – но при должной настойчивости ты выберешься в родные места.

Но если ты кот – у тебя проблемы. Попутку ты не поймаешь, к дальнобойщику не напросишься. В поезд тебе ходу нет, а к самолёту без переноски не подпустят ближе, чем на пистолетный выстрел.

Тебе даже прикурить не дадут!

Больше всего Ваську пугала перспектива пересекать Крымский Мост пешком. До него ещё можно как-то дойти по мягкой земле лапками. Но дальше… придётся только на своих двоих по раскалённому покрытию. И тротуары у него не предусмотрены…

Васька не успел толком погрузиться в переживания, как его отвлёк зашевелившийся кустарник, густо росший в паре метров от остановки.

– Иди сюда, пушистенький. Я тебе сосиську дам. Вкусную сосиську, говяжую – гаденько позвал его хрипловатый голос.

Васька обернулся на звук – в кустах притаился неприятный человек. В желудке заурчало, но Ваське очень не понравилась его лживая ухмылочка и подозрительно завёдённая за спину рука.

Васька осторожно сделал шаг назад.

– Куда ты? Кис-кис-кис, рыженький. У меня вкусняшка есть. Иди сюда.

Ага, щас, только лапы облизну – подумал Васька и сделал ещё шаг назад.

– Вася, сзади! – заорал Санька. Васька с испугу подпрыгнул. А упав, задал стрекача с пробуксовкой.

– Обходи их! – заорали сзади. Грохнул выстрел.

Санька заорал благим матом, заставив Ваську бежать, не разбирая дороги. Грохнул второй выстрел, бок обожгло сразу в нескольких местах. Васька сбился с ноги и полетел кувырком.

Дробью садят, гады – понял он. Сзади затопали тяжёлые сапоги.

– Ну зачем же ты убегал, рыженький? Пришлось из-за тебя патроны тратить. Ну ничего, я тебя ножичком поправлю, и в расчёте будем.

Васька с трудом поднялся. Даже будь он человеком, против двоих, да ещё с ружьём – шансов у него не было. Но даваться просто так – это не в духе сацумских самураев. Васька принял что-то отдалённо похожее на боевую стойку и пожалел, что не успел вымазать когти в какой-нибудь дряни. Глядишь, что-нибудь подхватили бы, садисты недорезанные.

Тот, что с гаденькой ухмылочкой, подошёл уже почти вплотную. Васька собрал силы в кулак и, сделав обманный финт, проскочил между выставленными руками и вцепился гадкому в лодыжку.

– Мррряу! – на сочинение более грозного клича времени не было.

– Ах ты погань! Мало я вас душил…

Поганый не успел развить мысль – Васька разинул пасть пошире, и вцепился в его ахиллесово сухожилие. Сверху раздался истошный вопль, и на затылок опустилось что-то тяжёлое, вдавливая его в землю.

Васька лишь сильнее сжал слабеющие челюсти.

Земля надвинулась и ударила в глаза. А темнота всё не наступала…

– Тихо-тихо-тихо, ишь моду взял – вопить.

Над Васькой склонился ненавистный портрет из класса русского языка и литературы. Васька выбросил вверх лапу, надеясь, что и на этот раз получится выпустить когти. Портрет перехватил её и с размаху съездил Ваське по морде раскрытой ладонью.

Васька обиженно заорал, засучил всеми ногами и свалился с кресла. Пол оказался слишком жёстким и Васька подпёр тело рукой, чтобы подняться… рукой?

Вася посмотрел на себя. То же, что и последние тридцать семь лет. Он посмотрел вверх – рядом с креслом стоял старомодно одетый импозантный мужик под сорок. Второй, помоложе и повсклокоченней, возился в углу с каким-то сильно умным оборудованием, от которого шли провода к двум креслам. В одном, видимо, раньше был Вася, а во втором сидел смутно знакомый мужик.

– Саня?..

Мужик ошалело посмотрел на Васю.

– Васька?

– Так-так, обниматься потом будете, на сегодня сеанс окончен. Давайте-давайте мужики, время дорого, у меня и так очередь – Жнец прикинулся хамоватым доктором и теперь активно выпихивал недавних пациентов за дверь. Те рыпались, пытались задавать какие-то вопросы, но Жнец был настойчив.

– Я сказал – всё! Следующий сеанс через неделю.

– А кто это был? – поинтересовался Маг, когда Жнец наконец-то выставил двух ошалевших мужиков за дверь.

– Эти-то? Злостные догхантеры. Мне их в районном суде отдали на опыты.

– Вместо общественных работ? Так разве бывает?

– Ну, в обычном случае – нет. Но если за порогом их ждут линчеватели в виде хозяев – то возможны вариации. Не скажу, что было легко убедить все стороны. Особенно тех, у которых очередьна потомство была расписана на пару миллионов и лет на пять вперёд. Но сама идея слишком уж хороша, чтобы размениваться на такие мелочи.

– Подсаживать людям в гипносне ложную память с помощью альфа-излучателя и набора фотографий?

Жнец с лёгким сожалением посмотрел на Мага:

– Бери глубже. Они действительно были котами – настолько, насколько вообще можно впихнуть сознание крупного прямоходящего гуманоида в чётырехлапое хвостатое тело. Погружение недолгое, но зато впивается в память.

Маг задумчиво посмотрел на экран, где специально обработанное слайдшоу давало широкую панораму высохшей крымской степи с кусочком села. Он немало постарался, подбирая фотографии для него в соответствии с мутными инструкциями Жнеца. А также настраивая оборудование неведомого назначения только по инструкции с картинками.

– Думаешь, если они на своей шкуре испытают, каково это – быть кошаком, они перестанут на них охотиться?

– Мне бы хотелось на это надеяться. Но если до них всё-таки не дойдёт… – Жнец неприятно улыбнулся – На такой случай я оставил им триггер, который будет активизировать нужный набор образов каждый раз, когда в их присутствии кто-то будет совершать насилие над животинами. И они либо станут своими противоположностями, либо…

– Что либо? – поинтересовался отвлёкшийся Маг.

– Либо эти сны станут их навязчивой идеей, что приведёт их в жёлтый дом, где никаких животин нет. Что тоже вполне защитит питомцев.

– Ладно-ладно, убедил – поднял ладони Маг. – Но почему именно село и именно в Крыму?

– Потому что они городские и загородную жизнь видели только на шашлыках. Когда даёшь столь мощную вводную, нужно уходить от привычной обстановки. Зацепишь привычный ассоциативный ряд и весь эффект погружения в незнакомую среду уйдёт коту под хвост. Когда вокруг слишком много незнакомого, мелкие несуразности и несоответствия в глаза как-то не бросаются. Всё-таки я не кот и только примерно могу вообразить, как оно в нём.

Жнец подошёл к экрану, посмотрел на широкие тёмно-жёлтые просторы под выгоревшим небом и решительно выключил экран:

– К тому же, если бы мы делали крышу хрущёвки в Саратове, работы бы было раз в десять больше.

Секреты практики

Маг знал, что если входить без стука, можно получить в бубен вне очереди. Но ешё он знал, что тогда можно увидеть что-то необычное. Вот и сейчас Жнец , уверенный, что его никто не видит, открывал потайную дверь в стене. Маг и раньше подозревал, что у психолога есть секреты, но только не знал, как к ним подступиться.

И не узнал – Жнец обладал хорошим слухом, а Маг не озаботился покупкой особо мягких кроссовок.

– А, это ты… – Жнец аккуратно вынул ключ и спрятал его в нагрудный карман – Вообще по законам жанра сейчас я должен сказать, что здесь нет ничего интересного, отвлечь внимание, а потом с помощью гипноза изъять из твоей памяти воспоминания об этом эпизоде. Но мне лень и я не люблю действовать по указке стереотипов. Заходи. – Жнец посторонился, пропуская Мага. Затем спохватился и загнул руку за стену, нащупывая выключатель:

– Иногда, выслушивая очередного посетителя, я ловлю себя на мысли, что мир устроен достаточно просто. И люди – не более чем небрежно собранные механизмы. Они слабо поддаются ремонту, отчаянно сопротивляющиеся профилактике и самонастройке. И что, в сущности, я мало отличаюсь от производственного наладчика или технолога. И вот когда мир становится прост и понятен, я иду сюда.

Маленькая комната выглядела слишком пустовато для столь пафосной речи. Ажурный столик со старой настольной лампой, да открытый стенд с тремя экспонатами. Стены не знали обоёв, а потолок – краски. На Жнеца, щепетильно относящегося к комфортности интерьера, это было непохоже.

Жнец поймал взгляд Мага и пояснил:

– Здесь хранится то, что в эту картину мира не вписывается. Что стоит торчком поперёк и чьё существование уязвляет меня.

Маг подошёл поближе к стенду и взял то, что лежало слева:

– И как тебя уязвляет горелая щепка?

– Сама щепка – никак. Но дом, что от неё…

Жнец заложил руки за спину и прищурился в невидимую даль:

– Ничем не примечательный и заброшенный нежилой фонд, в котором с незапамятных времён был фельдшерский пункт. Такой капитальный дом типовой постройки – из тех, чья отделка давно сгнила, но стены простоят ещё лет сто. В одну ночь он вдруг показался классным местом для проверки смелости группе молодых лоботрясов. Или это был какой-то челлендж? – Жнец поднял глаза, вспоминая. – А в результате – дом сгорел, заводила погиб, отравившись продуктами горения. Ну а остальные участники получили сильный испуг.

Все погорельцы утверждали, что полаявшись из-за девицы, парень обиделся и ушёл в процедурную, где орал, гремел и лязгал, вымещая злость на мебели. Потом потянуло дымком, но этому значения не придали – решили, что кальянчик прокумаривает. Когда спохватились, полыхало уже вовсю. В беспорядке они повыскакивали на улицу, где метались туда-сюда до приезда пожарных. Которые и нашли неживое тело в одной из комнат.

Экспертиза выявила у тела полные лёгкие сажи и лёгкое опьянение от пары пива. И всё. По всему выходило, что парень сам развёл огонь, а когда тот разгорелся, даже не попытался выскочить. К гадалке не ходи – суицид. Явление редкое и уродливое, но вполне возможное. Особенно в таком возрасте и в такой ситуации.

Вот только родители в эту нелепость не поверили. И будучи не последними людьми в городе, настояли на формулировке «смерть в результате неосторожного обращения с огнём», чтобы похоронить сына со всеми обрядами. А после наняли меня для установления справедливости.

Я тоже не поверил в самоубийство. Суицидник, особенно стихийный, не выберет столь мучительный и ненадёжный способ. Это какую волю надо иметь, чтобы добровольно десять минут гореть заживо? Да ещё когда рядом есть незарешёченное окно, а ты не связан по рукам и ногам? Не захочешь, а выскочишь впереди собственного визга. А человек с такой силой воли вряд ли опустится до добровольного ухода из жизни. Там должны быть очень высокие ставки.

А таковых не наблюдалось.

Да и механические повреждения рук говорили о том, что он всё-таки пытался выбраться из горящей комнаты – только как-то странно. Наощупь. Что ему не удалось из-за высоких подоконников и встроенных шкафов. Пришлось поговорить с экспертом, но тот на голубом протоколе утверждал, что глаза повреждений не имели. Как и не было на них какой-либо повязки.

А значит, ему кто-то помешал выбраться из комнаты до тех пор, пока он не угорел. Пришлось подробно разобрать ситуацию с ребятами. Друзья сказали, что видели, что он метался по комнате как слепой. Они пытались ему подсказывать, где выход, но не смогли докричаться. И они не видели никого постороннего ни до, ни после возгорания.

Маньяки, ритуалы и изощренная месть отпадали. Оставалось искать, по каким причинам он мог заблудиться в четырёх с половиной стенах. Повязки или очков не было. Линзы с сюрпризом? Эксперт бы заметил. Значит, надо было копать глубже. С дополнительными вскрытиями и экспертизами, хоть родители и не были двумя руками «за».

Поспорив с экспертом, мы договорились, что начинать следует с глаз. И когда их исследовали более подробно, обнаружилась аномалия – они почти перестали проводить свет. То есть если бы ему в глаза светил прожектор, он бы видел окружающий мир, правда, в непривычной гамме. Но обычный дневной день виделся бы ему как ночь новолуния. Обычно эти изменения сопровождаются ярко выраженными симптомами. Но не в этот раз, поэтому эксперт и не стал так глубоко разбираться.

Жнец замолчал, давая время на усвоение нехитрых фактов. Маг почесал в затылке:

– Хочешь сказать, он поджёг комнату…

– Да, пытаясь добавить света. А значит, ухудшение зрения происходило быстро, но постепенно, иначе бы он действовал бы по-другому. Ну а паника довершила дело. Тут и более подготовленный человек присутствия духа не сохранил бы, не то что подросток.

Тогда я ещё раз опросил всех ребят на тему – проявлялись ли у него раньше приступы внезапной слепоты? И, как ты понимаешь – нет, не наблюдались. Зато они наблюдались у всех остальных. Пока они были в доме, мир вокруг постепенно темнел. Поэтому они и не рискнули лезть внутрь его вытаскивать. Но утром всё прошло. Тогда они об этом говорить никому не стали – побоялись, что их сочтут ненормальными. И лишь когда я задал прямой вопрос, они дали прямой ответ.

Но что вызывало ухудшение светочувствительности, было непонятно. Скорее всего, ответы были где-то в доме. Но тут я совершил ошибку – пошёл отчитываться. И родители, найдя конкретного врага, не стали затягивать с местью. Наняли ломатель с шаром – да, именно так эта машина и называется, и самовольно сровняли с землёй весь дом буквально на следующий день.

Жнец горько улыбнулся:

– И едва я попытался хоть что-то сказать, мне выдали гонорар. И сквозь зубы сказали спасибо и настоятельно порекомендовали заняться чем-то другим. Так что всё, что осталось от этого феномена – только эта щепка да муниципальный циркуляр о необходимости своевременного сноса ветхих и неиспользуемых зданий.

Маг пожал плечами:

– Вангую, что всё дело в летучей химии. Какой-нибудь дифентил бензопропил, который использовали для пропитки деревянных балок за неимением дихлората марганца. И который уже лет как пятьдесят не выпускают. И вот он в сочетании с адреналином вызывает потерю зрения. Ну узнал бы ты этот редкий факт и что? Стало бы легче жить?

У Жнеца чуть выступили желваки, но этим раздражение и ограничилось:

– Знаешь – стало бы. Даже если бы это был частный случай, описанный в медицинском журнале. А если бы это спасло жизнь ещё кому-то? Это с лихвой окупило бы все затраты. А у меня эту возможность отобрали только потому, что по глупости да по ослеплению дальше своего носа не видели. Им, видите ли, надо было срочно унять муки совести. Лишь бы не думать, не разбираться в себе и своих чувствах. А, проехали! – Жнец махнул рукой и повернулся к стенду спиной.

Маг осторожно положил щепку на место и подчёркнуто внимательно начал рассматривать следующий экспонат:

– Так, это челюсти. А чьи?

Жнец буркнул:

– Собачьи.

– Так, собачьи челюсти. Ага. И тебе они…

Жнец явно не хотел разговаривать:

– Тоже для памяти.

– А попали они к тебе как?

– Как свидетель редкого случая в психопатологии – неожиданной жажды убийства.

– Такого уж и редкого?

Жнец повернулся к Магу вполоборота:

– Думаю, когда человек убивает хозяина собаки, вбивая ему кадык, затем сворачивает собаке шею, а потом собачьими челюстями вырывает хозяину горло – это все-таки редкий случай психопатологии. Видел я его потом, ничем ничего. Менеджер средней руки, посещал качалку, с жертвой знаком не был, к собакам относится ровно. И никаких угрызений совести или каких-то других эмоциональных поползновений по поводу содеянного. Просто среагировал, когда в парке повстречал. Подошел, ударил, отбросил собаку, сломал ей хребет, потом свернул шею. Потом позвонил в полицию, сказал о бешеной собаке, бросившейся на хозяина. Его допросили, отпустили. Ещё и перевязали и курс от бешенства назначили.

– И никому это не показалось странным?

– Хозяина собаки никто особо не любил, да и нашлись двое свидетелей, которые говорили, что отношение хозяина к собаке… мягкостью не отличалось. Дело закрыли, собаку сожгли, хозяина похоронили. Хотя подозрения у следователя были. Но поскольку у собаки был железный мотив, он не стал заниматься маловероятностями.

– А ты с какого боку там образовался? Тебя наняли бывшие хозяева собаки?

– Нет. Мы с ним случайно встретились. Очереди в паспортном столе почему-то располагают к доверительным разговорам. Слово за слово и вот ёжик занялся аутотренингом.

– Чего?

– Я его убедил в том, что такое поведение ненормально и он опасен для общества. А после передал знакомому следователю. Ведь у него действительно были проблемы с головой. Никаких причин до. Никаких последствий после. Будто вышел на часок в магазин за майонезом к оливье. Он это даже не особо скрывал – так, в разделе «для служебного пользования». Ты понимаешь, что при такой специфичной психике и неопределённых триггерах это готовый маньяк? А я не хотел, да и сейчас не хочу оказаться вторым Желнеровичем.

Маг постарался запомнить странную фамилию, чтобы потом посмотреть подробнее, кого так не любит психолог.

– А дальше?

– Дальше дело открыли по вновь открывшимся обстоятельствам. Провели повторные экспертизы, установили обстоятельства и передали дело в суд. Убивец получил свой заслуженный срок в специализированной колонии. Вроде до сих пор там сидит. Вот только я так и не понял причины, из-за которой у него вдруг сошлись звёзды в таком изуверском сочетании. А ведь я с ним потом работал не день и два. Глухо как в танке. И не в силах совладать с его внутренними чертями, способствовал его изоляции от общества. Что идеологически верно, но говорит о моём поражении.

Маг почесал маковку и ещё раз взглянул на челюсти и осторожно колупнул их пальцем:

– А челюсти у тебя откуда, если собаку сожгли? Плохо жгли?

– Нет, знакомый студент-ветеринар подарил. По просьбе.

– То есть это не те челюсти?

– Не те.

– Тогда зачем они здесь?

– Для памяти. Сам я и так помню, а будущим поколениям… ну какая разница будущим поколениям, те это челюсти или нет?

– Ну есть же историки, искусствоведы, исследователи…

– А они интересны, только когда откопали, или сделали вид, что откопали какой-то ма-аленький недочет, который перевернет весь исторический взгляд про локально взятый период. И вот тогда уж и начинаются всякие голые короли, атлантиды и очередные геодезические достижения ариев.

Воспользовавшись лирической паузой, Маг потянулся к третьему экспонату. Жнец прибавил строгости в голос:

– А вот это руками не трогать.

– Кусается?

Жнец хлопнул Мага по рукам – больно, но без ожесточения. Маг потёр ушибленные конечности и спрятал руки в карманы, чтобы не соблазняться.

В прозрачной колбе лежала небольшая бумажка. Глядя на неё, Маг вспомнил детство, магнитофонные кассеты и всякие бумажки, которые выпадали, стоило открыть коробочку. Вот такая бумажка для записи содержания кассеты и лежала в ударопрочном стекле.

Качество изделия было плохим – рыхлая бумага, расплывшиеся точки строчных разделителей. То ли кооперативный самопал, то ли какие-то левые поделки болгарского производства. Маг даже поразился, какую ненужную ерунду он временами помнит.

Впрочем, отличия были. Бумажка была раза в полтора уже – то есть на ней можно было бы записать только про одну сторону кассеты. Да и сами полосочки тоже были неправильные. Кроме напечатанных жирных точек по разделителю шла едва заметная перфорация. То есть при желании можно было бы оторвать все полосочки по очереди, оставив только узкую вертикальную полосочку-объединитель.

Трёх верхних горизонтальных полосочек не хватало. Ещё на нескольких было что-то написано бисерным почерком. Маг наклонился поближе, но смысла не уловил. Какая-то «морстрая у самвояни» и «глобнать по подъезду».

– Ничего не понимаю.

– Могу тебя утешить – мы поняли не сильно больше твоего.

– Прогресс. От единоличности к коллективизму. Кто такие мы?

– Я и ещё три человека – Жнец посмотрел на Мага и усмехнулся. – Дежурный по участку, неприятный тип и штатный правоохранительный психиатр. Тебе от этого стало легче?

– Нисколько.

– Тогда не стоило спрашивать. Так вот, однажды в одном детском саду в вечернюю смену, когда родители подтягиваются забирать своих чад, в одной из раздевалок обнаружился посторонний. Бдительную бабушку насторожило его старомодное пальто, и она подняла тревогу.

Причиной тревоги выглядела как мужчина средних лет, в выцветшем коричневом пальто и невнятном костюме. Он молча стоял в углу раздевалки и спокойно рассматривал всех присутствующих. Даже когда в раздевалку ворвался родительский актив и попытался устроить допрос с пристрастием, его поведение не изменилось.

Он на них просто не реагировал.

Такое поведение раззадорило родителей, и они вызвали полицию. На него это не повлияло. Такое спокойствие подогрело и без того взбудораженных родителей. И неизвестно, чем бы для него это кончилось. Сейчас ведь любое поползновение рядом с несовершеннолетними воспринимается с подтекстом. Но среди них нашёлся один трезво мыслящий индивид. Он как-то сумел заткнуть остальных и взял допрос в свои руки. Ему удалось правильно спросить Пальто про его намерения. На что тот ответил, что ждёт Николая Леонова.

Тут повезло второй раз – одна из бабушек сообразила, что речь идёт не о каком-то абстрактном человеке, а о конкретном советском актёре большого таланта и трагической судьбы. И что в одной из групп у ребёнка есть такой дед-родитель, немного похожий на актёра.

Пальто пытались сказать, что ждать Леонова бесполезно – он давно ушёл наверх и сюда точно не придёт. Сам понимаешь, с каким результатом. Пытались даже найти того деда-родителя, но тот уже ушёл домой.

Странно, но почему-то такое поведение всех несколько успокоило. Ситуация стала необычной, но вполне понятной. Человек со странностями должен был встретиться с этим дедом-родителем, но не нашёл места и времени лучше, чем в детском саду. Перепутать группы достаточно просто. Или ему и вовсе не сказали, где тот эрзац-Леонов должен был быть. Вот он тут встал и стоит. Терпеливо ждёт нужного человека. А ведёт себя так – потому что с приветом. Бить таких – бесполезно и неэтично.

Ситуация разрядилась и за ним просто присматривали, пока не приехал наряд. Дело, конечно, было не совсем их, но они согласились доставить его в участок – для общей профилактики. Пальто и им не возражал.

И тут везение объявилось в третий раз – в участке из всех мозгоправов удалось дозвониться только до меня. Остальные срочно заболели, были на вызове или вне зоны доступа. Я приехал, и вместе с дежурным освидетельствовал задержанного.

– А ты имеешь на это право?

Глаза Жнеца блеснули профессионализмом:

– Я вывожу из депрессии действующих полковников и нейтрализую паранойю у генералов отставных. Так что я известен личному составу как знатный мозгоправ, чьи контакты на всякий случай есть у каждой смены. А заключения пишутся одинаково, так что когда на рабочем месте объявился штатный специалист, он просто подписал моё заключение своей подписью.

Дежурный был достаточно любезен, чтобы подождать со всеми действиями до моего прихода. И когда начали проверять ему карманы, то и нашли эту бумажку. Поскольку других интересных вещей при нём не оказалось, её решили не выбрасывать.

Удалось установить личность – Пальто действительно оказался человеком со странностями. Но неопасными – он даже на учёте не состоял. Так, бытовые девиации. Если их амбулаторно отслеживать – в стране не останется нормальных людей. Но если органы своё дело делали, то вот я успехами похвастаться не мог. Выжать из него что-то кроме «я жду Николая Леонова» не удалось. Он просто не шёл на контакт.

Не помню, кто первый предложил досмотреть его досконально. Вот тогда-то за отворотом воротника и удалось найти эту бумажку «встретиться с Леоновым». Сам понимаешь, дело становилось всё более интересным. Можно было заподозрить гипноз или вудуисткие штучки – но не совпадала симптоматика. Невозможно вывести человека из гипноза, если он туда не введён.

Жнец вздохнул и спрятал руки в карманы:

– Добиться от Пальто ничего не удалось, поэтому взялись за вещи – они давали больше информации. Происхождение найденной полоски было понятно – вторая сверху на этой бумажке. Отпечаток пальца искать было бесполезно – бумага плохая, да и сама полоска узкая – сколько там тех папиллярных линий? Старлей тогда назвал бумажку «чековой книжкой». И я, уж не знаю зачем, написал «спросить про Бодрийяра»

– Кого?

– Бодрийяра. Есть такой нудный философ. И оторвал бумажку. Ничего не произошло. Мы ещё немного попрыгали вокруг Пальто, дежурный оформил его на двое суток как подозрительного, и я пошёл домой.

А вот на улице… на улице я отдал бумажку ожидавшему курьеру. Пацану лет двенадцати на старом велосипеде. Это было самим собой разумеющимся – отдать послание курьеру. Пацан взял бумажку, сел на велосипед и растворился в общем потоке. И то, что что-то не так, до меня дошло только минуты через две, когда было уже поздно. Нужно ли говорить, что больше этого пацана никто не видел? Зато я на своей шкуре убедился, как это работает.

Жнец выглядел странно – воспоминание причиняло ему боль, но одновременно возвышало, что ли? Что-то вроде навязчивого состояния, когда человек с интересом тыкает в синяк – проверить, болит ещё или уже нет?

Маг потряс головой и прищурил глаз:

– И?

– Ничего. Мне так и не удалось найти какие-то следы воздействия третьей полоски. И когда накатывает, утешаю себя мыслью, что мой приказ исполнить несравненно проще. И для того, кому это досталось, если вообще досталось, это не составило труда.

Но тогда на меня это произвело сильное впечатление. Я вернулся назад и сжёг злосчастную полоску с приказом. И знаешь – сработало! Пальто отклинило и он начал отвечать на вопросы. Правда, по существу дела он так ничего и не прояснил. Просто ему вдруг стало ясно, что надо зайти в детский сад и ждать забавного лысого толстоватого человека. И всё, что происходило, была не встреча с ним, и потому не имело никакого значения.

– Я не психолог, но про фетишизацию знаю. Если ты её сжёг у неё на глазах, то это могло быть как символ освобождения от обязательств.

– В том-то и дело. Полоску я сжёг в другой комнате, и он этого видеть не мог. На чём инцидент и был исчерпан. Пальто на всякий случай понаблюдался у профильного специалиста, но ничего особенно сверх его обычных странностей так и не проявилось. Дело спустили на тормозах за отсутствием состава, а бумажку я спрятал от греха. И временами ненавижу себя за это.

– Почему?

– Потому что если думать о передаче бумажки курьеру как о некоей отвлечённой ситуации с неопределённым человеком – это воспринимается как странная ситуация с нелогичным поведением. Но если попытаться вспомнить этот момент – всё кажется совершенно правильным.

Маг задумался и потёр подбородок. Мысль бродила где-то по дну и не давалась в руки. Он расслабился, и мысль всплыла наверх:

– Слушай… а ты не думал, что вот тот убийца с собачьими челюстями и был тем, кому досталась первая бумажка? Он ведь тоже не видел в этом ничего такого.

Жнец горько усмехнулся:

– Я тоже задавал себе этот вопрос. Увы, но за давностью времени это уже не установить. Но то, что кому-то удалось создать нечто, что способно заставить сделать человека что угодно и без изменения личности… это пугает меня до дрожи. И я бы спалил эту бумазейку, если бы не понимал, насколько это мелочно – уничтожать то, чего не понимаешь. И поэтому она лежит тут – ментальная мина с неизвестным типом взрывателя. Я не знаю, как её исследовать и боюсь кому-то передать на…

Жнец внимательно смотрел на постепенно расширяющиеся зрачки Мага, смотревшего ему за спину. Психолог успокаивающе поднял руку:

– Это собака. Средняя. Белая с рыжим…

Маг кивал на каждом слове. Жнец поднял глаза и продолжил:

– Она просочилась из стены. Сейчас она подходит к столику, нюхает левую ножку и помечает её. Потом она идёт к дальнему углу и с некоторым усилием втягивается в него.

Судя по Магу, собака действовала с запозданием, так что Жнецу пришлось постоять в позе лектора, забывшего текст на полуслове. Маг облизнул разом пересохшие губы:

– Что это было? – горло плохо его слушалось, и голос прозвучал сипло.

Жнец улыбнулся и развёл руками:

– Та самая причина, почему я и решил хранить эти вещи именно здесь.

Сложный пациент

– Он не маньяк, не потому что никого не убил, а потому что случай не представился! – Жнец явно был не в лучшем настроении, если на такой неконструктивной ноте оборвал разговор и грохнул телефоном об стол. Психолог на минуту задержал дыхание и успокоил сердечный ритм. Затем открыл глаза и недовольно посмотрел на Мага. Тот попытался посочувствовать:

– Опять тяжёлого пациента пускают на самотёк?

– Можно и так сказать. С такими взглядами на жизнь его личности прямая дорога в маньяки.

– Личности? А почему в третьем лице? Он не признаёт сам себя?

– Фрагментар-то? Очень даже признаёт. Другое дело, что говорил-то я с его доминантой, а обсуждали мы его новую дополнительную личность – Жнец с удовольствием рассматривал Мага, впавшего в ступор. Но до объяснений всё-таки снизошёл:

– В обычной жизни Фрагментар – страшно нудный тип. Он прекрасный мастер-наладчик, на которого молятся несколько заводов. Но кроме рабочего профессионализма… он ни о чём. Можно сказать, что вне работы его как бы и не существует. И это сильно его уязвляет. Но при этом он не желает как-то пересматривать свою жизнь.

– Хочет, чтобы всё было по-новому, но оставалось по-старому? По-моему, таких на каждом заводе и офисе пачками.

Жнец кивнул:

– Есть такой недостаток эволюции. Но Фрагментар из этого ряда всё-таки выделяется. Он додумался до сознательного расщепления своей личности. Есть доминанта, которая ходит на работу, оплачивает счета и вообще поддерживает быт. К ней приделаны несколько дополнительных личностей. Обычно они спят и просыпаются только на выходных или отпуске. При этом ведут себя так, как доминанта позволить себе не может и не хочет. Доминанта это наблюдает и получает новые впечатления и радость жизни без ответственности и угрызений совести.

– А как он это делает?

Жнец откинулся в кресле:

– На основе книг, фильмов и игр. Подробностей не знаю. Но думаю, что человек, который может обнаружить неполадку на линии, только войдя в цех, имеет резервные ментальные мощности, чтобы продумать и потянуть ещё пару сознаний. Вот только получаются они куцыми, из-за того, что почти не имеют общего с доминантой. А значит, не могут толком опереться на её морально-ценностные императивы.

Маг поморщился от непонятных слов:

– То есть они неадекватны?

– Скорее, неразвиты. Доминанта не вмешивается в их внутренний мир, чтобы не сделать из них убогих клонов. Беда в том, что такая бесконтрольность и инкубаторное выращивание то и дело приводит к девиациям при развитии личности. И вот тогда субличности могут стать угрозой. Хоть для окружающих, хоть для себя. Доминанта это понимает и регулярно проверяет субов на предмет опасных девиаций. Благо знает о них многое.

– А когда найдёт – то делает этим субам ментальное а-та-та?

– Ты меня вообще слушал? Внутреннее вмешательство лишает смысла всё предприятие. Доминанта ограничивает субу внешне. А если та подошла совсем близко к красной черте – силой изгоняет её из ментального пространства и начинает выращивать какую-то новую. Но Фрагментар ленив, и не любит заменять личности раньше срока. Но на этот раз он выбрал не ту книгу для вдохновения.

– А что за книга?

– Сборник «Сто лет криминалистики».

Маг такого не читал, но название ничего хорошего не сулило. Жнец правильно понял его молчание:

– Ты думаешь, я не понимаю, что Фрагментар добровольно идёт с ледорубом на свою психику? Очень даже понимаю. Игры с сознанием, особенно со своим – опасная штука. Он стареет и начинает терять контроль над этим личностным гадюшником. И рано или поздно его неизбежно настигнет коллапс личности. И тут два пути вырождения: или в буйного зомби или замкнутого овоща. И пациент информирован о подобных рисках, но ему всё равно интереснее быть больным, чем здоровым. Ведь там гораздо интереснее, чем здесь. Естественно, он руками и ногами будет отбиваться от попыток сделать его моноличностью. А при таком отчаянном сопротивлении, что я-то снаружи могу сделать? Только поддерживать шаткий баланс и информировать доминанту об подозрительных трещинках в плотине.

– И что, нет никакого просвета?

– Ну почему же? Ему всегда можно помочь лекарственными методами. Но это как уничтожить город, чтобы спасти пару улиц. Ещё есть надежда, что однажды он просто устанет от всего этого и сам выгонит посторонних из головы. Ну или какая-то субличность разовьётся настолько, что выдавит всех остальных и исчерпает конфликт…

В глазах у Жнеца зажёгся огонёк, и он начал медленно отодвигать кресло:

– Слу-ушай, а давай ему твою личность пересадим? Ты у нас тоже с техникой дружишь лучше, чем с людьми, зато с авантюрной жилкой. Возьмёшь власть, выгонишь этих неполноценностей и сможешь прожить дополнительную жизнь. Ну когда у тебя ещё будет шанс на два тела?

Маг сделал осторожный шаг назад. Потом ещё один. Потом быстро развернулся и пулей вылетел за дверь.

– Куда? Стоять?! – донеслось ему в спину. Маг только прибавил ходу.

Жнец любил эпатаж и наверняка так шутил. Ну а если нет? Маг вовсе не хотел развлекать своей копией высушенного сухаря.

Да и больно это, наверное – личность пересаживать.

Дикий психолог

– Слышь, ты, розеткозависимый – брысь с моего места! – Жнец с кряхтением наклонил массивное кресло, спихивая Мага.

– А я виноват, что в этой комнате всего две розетки и обе за твоим столом? – Маг бережно обнял полуспаянный агрегат и сполз на пол.

– Если в этой комнате люди вместо живого общения утыкаются в свои аппараты, это означает дефицит моих навыков социального коннектора!

– Сам попросил собрать девайц для прощупывания людей на предмет жучков и диктофонов, а теперь ещё претензии высказывает!

– Притащишь сюда паяльник – сдам в архив на перевоспитание. Там тебе быстро привьют боязнь к электрочайникам и вычислительным средствам без шестерёнок.

Маг надулся и пересел в кресло для посетителей. Сдвинулся на краешек, подтянул к себе поближе журнальный столик с непонятной инсталляцией (не то дерево, не то взрыв токсичной бочки), подсоединил к ней провода прибора и начал что-то замерять, подкручивая торчащие из выступов инсталляции кончики проволоки.

Раздражение Жнеца можно было понять – он предпочитал доверенность тет-а-тет и не желал, чтобы его методы непрофессионально обсуждались в местной жёлтой прессе. А именно это на днях и произошло – один нахальный журнальник подговорил своего знакомого пойти на приём по поводу своей коулрофобии и подсунул тому в портфель включённый диктофон. А потом растрезвонил все подробности, чем подпортил жизнь Жнецу.

Без клиентуры он, конечно, не остался, но как говорил сам Жнец «главное – репутация, а не загрузка». Вот он и решил поставить у себя прибор, чтобы незаметно прощупывать новых клиентов на предмет посторонних гаджетов. А чтобы не портить доверительную обстановку – замаскировать антенну под предмет интерьера.

Раздался мерзкий электрический треск – так Жнецу звонили клиенты повышенной важности. Жнец глазом приструнил Мага и поднёс телефон к уху:

– Алло? Сергей Федорович? Как же, как же – помню. Вы же знаете – а коней кто-то всё выпускает, и свечки в избы заносит. Да? Что? Как? Вот как? Да неужели? А вот здесь поподробней. Ага… ага… а выглядела? А размер? Да вы что?

Поговорив ещё немного, Жнец глубоко задумался, затем куда-то засобирался и заодно выставил Мага вместе с инсталляцией.

Пусть дома доделывает.

На следующий день Жнец прошёл в приёмную с кислым видом, даже не обратив внимания на внешний вид инсталляции. На обратном пути Маг её всё-таки уронил, от чего приём стал лучше, а вот ветвей поубавилось.

Жнец походил из угла в угол, что прикинул на листке бумаги, подумал, ещё походил и поинтересовался:

– Маг, сколько будет стоить массовый вброс информации во все региональные новостные кормушки? Так, чтобы достало до каждого?

– Ну зависит от охвата, объёма, типа и интенсивности. А тебе для чего?

– Дело есть. И я перебрал все тихие индивидуальные варианты, и они не годятся.

– Ты же сам вчера ругался на разносчиков информации.

– А сегодня мне нужно воспользоваться их услугами. Какая ирония – Судя по Жнецу, он испытывал всё что угодно, но только не приступ иронии.

– А что за дело-то?

Жнец присел на краешек софы, сложил пальцы и направил их на Мага:

– Представь – возвращается солидный бизнесмен домой, а в его вещах копается посторонняя девица. Он выказывает ей своё возмущение, она предлагает уладить дело миром через постель. Он с часок показывает ей злого водопроводчика, после чего выкидывает вон в растрёпанном виде. Через несколько дней он опять возвращается домой и опять застаёт её за тем же занятием, после чего сценарий повторяется.

Жнец подался вперёд:

– И вот когда это происходит в третий раз, он окончательно убеждается в мысли, что девушка косплей садо-мазо и так ищет острых ощущений. Соответственно, расслабляется и оставляет её на ночь. Вот тогда она выносит из квартиры наиболее ценные вещи и, естественно, исчезает с концами.

Маг помотал головой:

– Сложная какая-то схема. Неоправданные извивы на ровном месте.

Жнец хитро наклонил голову:

– А не скажи. Из всех известных случаев – ни одного заявления в печень, хотя ущерб чувствителен – деньги, драгоценности, антиквариат. Если бы не вчерашний звонок, я бы и не подозревал, что кто-то промышляет столь необычным способом. Ведь как минимум четыре случая и это только те, о которых мне удалось узнать. Сам понимаешь – это не про библиотеку с почтой спросить, тут с подходом нужно. Но все пострадавшие, как один, говорят об этом, как о необычном приключении в их размеренной жизни. Конечно, дороговато, зато есть что вспомнить.

– Тогда чего ты за это дело взялся? Тебе так не нравятся нерациональность?

– В последний случай девочка просчиталась – прихватила у коммерсанта дорогую сердцу вещь. Настолько дорогую, что меня просили вернуть её, несмотря на расходы, а остальное – бонусом, если получится. А это, между прочим, тысяч так на пятьдесят квадратных.

Маг пересчитал, сколько это будет в сервомоторах, и присвистнул:

– Это что же такая за вещь?

– Извини, деловая тайна.

Повисла тишина. Маг прекратил возиться с прибором и посмотрел на Жнеца:

– Что? Я не умею искать везучих воров. Было бы описание похищенных ценностей – можно было бы пошустрить по аукционам и торговым площадкам, но это вряд ли. Хотя ты сказал, что никто не подавал заявлений…

– Да, проверь для очистки совести. Но это неверный путь.

– Почему? У любого преступника может случиться головокружение от успехов. А тут такая пруха.

– Нет, магистр. Это не пруха и даже не слепое везение. Здесь хороший расчёт вкупе с очень незаурядными способностями. Ведь в комбинации аж три рисковых узла. Первый – на глазок выбрать подходящий психотип, который согласится на наказание вместо полиции. И который в ходе экзекуции с интимом не нанесёт чрезмерных повреждений, а напользовавшись – не сдаст подтянувшейся вневедомственной охране. Что ты на меня смотришь? Таких поганцев с гнутым моральным коленвалом среди менеджеров навалом. Да ещё чтобы не просто наказал, а и сохранил бы интерес на второй и третий раз.

Жнец обозначил руками размах замысла:

– Одно это уже перевешивает по сложности большинство известных преступных схем. Так она ещё как-то умудряется пролезть в помещение! Заметь – охраняемое помещение! – Жнец распалялся всё больше – Да ещё и подгадывает так, чтобы объект точно повёлся, а не убежал на какую-то деловую встречу или в ресторан. И оказался способен показать ей этого водопроводчика. А это с возрастом получается не всегда.

– А третий момент?

Жнец сдулся и растерял лишний пафос:

– А третий момент и вовсе филигранный – подгадать размер и набор украденного. Так, чтобы облапошенный коммерс не кинулся в погоню, гремя братками, а остался с чувством сильного, но не травмирующего переживания. Не-ет, это не просто хипес с вариациями. Мы имеем дело с психологом и психологом диким.

– Не понял?

Жнец вздохнул, перестраиваясь на новую тему:

– Психологи бывают разные. Теоретические много знают, но почти никогда не работают с живыми людьми – не чувствуют сеанса. Для них живой человек – что пульт управления в тёмной комнате. Они знают, где должны быть кнопки, что и как они делают и на что влияют, но вот нащупать их могут только по инструкции. Если переставить части пульта местами – теряются полностью. Профильные психологи вроде меня – они приходят в эту комнату на работу, включают свет и сидят за своей частью пульта, где бы он ни был и как бы ни выглядел. Потом рабочее время заканчивается, они встают, выключают свет и уходят. И вне рабочего времени они тычутся в пульт, как и теоретики – вслепую. Природный же психолог может вообще ничего про психологию не знать. Он просто видит рычаги, торчащие из человека, и тянет за них в нужную ему сторону. Про то, как это работает и к чему может привести – он не знает и знать не хочет. И если теоретики с практиками ещё могут как-то экранироваться от своих действий, то дикие страдают от самих себя едва ли не больше, чем их рецепиенты. Как раз по причине незнания устройства механизмов.

Жнец встал, подошёл к пишущей поверхности и начал делать наброски:

– Вот наша расхитительница. Её явно привлекают кипящие страсти. Ей действительно не хватает острых ощущений всех видов, иначе она бы выбрала что-то более простое и высокоморальное. Думаю, мы имеем дело с адреналиновым наркоманом. А значит, её надо ловить на опасность, но опасность соразмерную.

– Вот сейчас было очень интересно, только я ничего не понял.

Жнец хмыкнул и отложил маркер в сторону:

– А это и неважно. Я хочу, чтобы до завтра ты разложил по всем информационным кормушкам и массовым утюгам следующее сообщение – Жнец поднял глаза вверх, помял переносицу и начал размеренно диктовать:

– «Трёхночной невесте. Вы вернули не ту серьгу. Барашек скучает по своему колокольчику, ночей не спит, бодается со стенкой. Буду ждать вас в кормушке для общипанных индюков каждый день с летнего босса до вице-президента. Слежка и преследование гарантируется».

Маг честно отбарабанил весь текст и просмотрел его на предмет опечаток.

– Чушь какая-то.

– Будь у нас побольше времени на сужение круга поисков, я бы написал по конкретному адресу, что жду похитительницу имярёк в анти-кафе «Merzлый cluбень» с полпятого до пяти вечера, чтобы вернуть одну вещь, после чего она свободна на все четыре стороны. Но во времени мы жёстко ограничены. И чтобы не собирать коллекцию скучающих экзальтированных дамочек, приходится изъясняться иносказательно. Но так, чтобы это было понятно тому, кому адресовано.

– А с чего ты так уверен, что это ей будет понятно?

– Ну, наверно, потому что сейчас я на работе и сижу за своим пультом – улыбнулся Жнец и начал дозваниваться до кофейного администратора на предмет формирования перманентной зависимости к имбирному чаю с печеньем из брокколи.

И затем на протяжении трёх дней Маг полчаса подсматривал за Жнецом через окно, а потом битый час выслушивал жалобы на полную атрофию вкусовых сосочков и совести у создателей массовой еды.

А на четвёртый день, когда Жнец уже собирался уходить, к нему вдруг подсела женщина. Это и раньше случалось – Жнец не скрывал своей импозантности и с ним не раз пытались знакомиться скучающие дамы за тридцать. Жнец каждый раз грамотно сбрасывал хвост и исчезал во дворах. Но сейчас что-то пошло не так.

Маг предлагал просто прикрепить камеру к пиджаку, но Жнец взвился от этого предложения, как от кнопки на стуле. Пришлось по старинке сидеть у окна на противоположной стороне улицы с безбликовой стереотрубой.

Жнец и женщина о чём-то оживлённо беседовали. Маг потянулся за кружкой, промахнулся и смахнул её на пол. Пришлось отложить бинокль и собирать осколки. Когда он посмотрел в окно вновь, женщины возле психолога уже не было. А вот сам Жнец выглядел хуже мартовского кота – аккуратная причёска вздыблена, пиджак расстёгнут, общее состояние – возбуждённое. Шалые глаза направлены на дверь, куда ушла женщина.

Психолога крепко колдобило.

Маг подобрался и рванул через улицу, едва не угодив под машину. Дёрнул дверь, едва не сшиб уходящую парочку и до взвизга напугал администратора.

Жнец сидел в своей выгородке и на окружающиех не реагировал. Маг тронул психолога за плечо. Тот подпрыгнул, уставился на Мага невидящим взглядом, в котором постепенно проступила искра узнавания. Тогда Жнец неверными пальцами нащупал в кармане капсулу, достал, закинул в рот и крепко стиснул зубы.

По телу психолога словно прошла ледяная волна. Плечи опустились, руки обвисли, глаза сначала погасли, а после приобрели прозрачность стекла. Глупая ухмылка стекла с лица, оставив полное равнодушие. Перед Магом сидело механическое существо, воплощение чистого и холодного разума.

Существо повернуло голову и растянуло губы в дежурном проявлении внимания:

– Эмо-блокатор. Работает безотказно. Два часа невозмутимости и неделя ледяной скуки.

– Ты что, её отпустил?

Существо сдвинуло брови, обозначая риторический вопрос:

– Нет оснований. Пострадавшие не подавали заявлений и не высказывали намерений о её преследовании. А мои полномочия не совпадают с полицией нравов.

Даже сквозь бесстрастность проглядывало недовольство собой. Выглядело это неприятно-высокомерно, поэтому Маг попытался его подколоть:

– А по-моему, ты поплыл, как лось в половодье.

Никакой реакции.

– В полном согласии с расчётами. Мощный посыл даже в спокойном состоянии. Потрясающий талант. Достаточно однобокий, но безусловный. Было бы интересно понаблюдать за объектом при целенаправленном воздействии. Применение же блокатора до встречи отпугнуло бы объект из-за утраты возможности комфортного воздействия. – Существо попыталось состроить лицо а-ля Джеймс Бонд.

Попытка имитировать эмоции выглядела так же убого, как запускать рендер через встроенный графический адаптер. Поэтому Маг перевёл разговор на главную тему:

– А что вещь? Ну та, из-за которой тебя наняли?

Жнец выдвинул вперёд какой-то мешочек:

– Вот. Мы встретились. Я подтвердил её высокие практические навыки, дал ей рекомендации по легальному применению её особенностей. Мы обменялись приёмами из своих арсеналов, она вернула искомую вещь и подтвердила свой отъезд. Наша работа выполнена. Можешь быть свободен, иди. Свою часть гонорара получишь через неделю. А мне ещё нужно встретиться с заказчиком.

И существо, с облегчением отбросив имитацию эмоций, принялось набивать текст на телефоне.

Лосиная ловушка

Когда Техномаг зашёл в кабинет Жнеца, тот увлечённо топтал свой ноутбук.

Маг притормозил у дверей, сдерживая естественное желание оттащить психолога за шкурятник. Во-первых, это был ноутбук Жнеца. Во-вторых, Жнец придерживался принципа – он позволял себе не сдерживаться в объёмах, не вредящих делу. Пинать защищённый ноутбук, что держит автоматную очередь – в пределах.

Проверив кабинет на предмет задымления, Маг поинтересовался:

– Почто технику тиранишь?

Жнецдаже не потрудился прерваться:

– Задрали. Спамеры. Меня.

– А ноутбук зачем пинаешь?

Жнец сбился с ритма, запутался в собственных ногах, споткнулся и взглянул на Мага с раздражением:

– Вот чего тебе надо?

– Ты по телефону сказал, что дело срочное.

– А я ещё не сказал, что мне нужно срочно тысяч сорок на левую карточку?

– Нет, ты только сказал, что надо срочно прийти на наше место.

Жнец с облегчением вздохнул:

– Значит, они ещё не настолько обнаглели. Или не смогли качественно срисовать голосовой шаблон. Хорошо, что я не обсуждаю денежные дела по телефону. А то сейчас было бы ещё веселее.

– Так что всё-таки случилось?

Жнец вздохнул, пнул напоследок ноутбук и рухнул на своё место.

– Вчера, примерно часов в восемь, мне вдруг пришло письмо о подарении мне биткоина. Потом в хомоневодах постучались дружиться косноязычные личности с суточной историей. Ночью дважды звонили из Центробанка, интересовались, почему я сотрудничаю с международным терроризмом методом перевода денег.

Маг сочувственно хмыкнул – Жнец любил поспать и очень не любил, когда ему в этом мешали. А спросонья психолог-надомник повадками смахивал на заржавленного Терминатора и мог нанести психотравму, не отходя от кассы. Маг однажды присутствовал, когда Жнец применял этот бархатисто-хриплый инфразвук.

Ему хватило.

Жнец пошарил в столе и достал бутылку дешёвого мохито из дыни – редкостной дряни, которую он пил для принудительной прочистки и переточки головы. Сделал глоток, выпустил лишний газ через нос и почти спокойно продолжил:

– Рано утром оба ящика раздуло от согласий принять на работу, требований заплатить за хождение на запрещённые сайты, подтверждений регистраций и приглашений пошалить сегодня вечером. Ячейки в хомоневодах оказались войденными с Новой Зеландии, и я поимел не самые приятные минуты общения с чат-ботом техподдержки для возвращения контроля над ними. Пришлось ставить на телефон капронового цербера и раздразнить его до предела.

Маг открыл было рот, но понял, что Жнец имеет в виду умный блокиратор нежелательных звонков и его пользовательские настройки.

Жнец достал из кармана телефон и шмякнул на стол:

– Всё равно не затыкается и каждые полчаса предлагает то кредит, то опрос, то предложение срочно забрать заказную посылку.

Маг подумал:

– Может, это тебя недруги дэдосят? У тебя ведь они есть?

Жнец невесело улыбнулся:

– Для моих врагов это слишком заумно и, в общем-то, мелочно. Прислать посылку со взрывчаткой, объявить дом под снос, организовать стаю пьяных гопников – это да. Это они могут. Как и пустить на таран раскочегаренный бензовоз с радиоуправлением. Но просто портить кровь – это не их стиль.

Маг с у важением поглядел на Жнеца – он и не подозревал глубину его связей.

– Ну значит, где-то произошёл масштабный слив личных данных и тебе очень не повезло показаться агрегаторам заманчивой целью.

Жнец мрачно взглянул на него:

– Да я уже понял. Но почему именно сейчас?

– Спроси чего полегче.

Жнец помолчал, сделал глоток и протянул бутылку Магу. Тот замотал головой, но бутылку взял. Жнец сбросил с телефона очередной вызов и бросил его на стол:

– Я хочу мести. Мести утончённой, продуманной и соразмерной.

– То есть бить никого нельзя?

– Даже пальцем трогать. Только морально-этическая сторона вопроса. Они осложняют жизнь нам – мы осложняем жизнь им.

– Предлагаешь облить их зелёнкой? Так их ещё сначала найти надо. А потом ещё быстро убегать, когда они начнут возражать.

– Это уже техническая сторона вопроса. А зелёнка – это пошло. Сочтут их ещё жертвами режима и доверие к ним только увеличится…

Они попререкались ещё минут десять, прежде чем Жнец предложил не ёрзать, а молча подумать.

Через час Жнец расхаживал перед креслами и наставительно вещал:

– Все масмоши страшно не любят публичности. И если их принудительно вытаскивать на белый свет за ухо, они будут испытывать сильный дискомфорт.

– Масмоши?

– Массовые мошенники, Маг, не тормози. Проблема только в том, что не очень понятно, как дать понять остальным, что они редиски. Современный человек пресыщен событиями – должно случиться что-то экстраординарное, чтобы он это запомнил. Конечно, если его пнуть, это будет обычное событие, но он зашевелится. Нужно, чтобы это его непосредственно касалось.

– Давай без словесных выкрутасов.

– Я предлагаю, как и было завещано – шельм метить. А для этого ты должен нырнуть в этот омут и надыбать кого-нибудь пожаднее, но обязательно с личным присутствием.

Маг не успел даже открыть рот, как Жнец уточнил:

– А то я это всё видеть уже не могу.

***

– А точно будет тридцать процентов годовых?

Алексей профессионально улыбнулся – лось дозрел, осталось его мягко дотолкать.

– Наша инвестиционная стратегия учитывает все нюансы и коллизии поведения финансового рынка, а быстрая конверсия на внебиржевые торговые площадки гарантирует соразмерную волатильность привлёчённого капитала…

Лось зачарованно смотрел ему куда-то ниже подбородка и млел. Алексей перешёл к сути:

– Мы заключим с вами договор, и через два с половиной года вы удвоите свой капитал.

Лось не поправил его – значит, не в ладах со сложной арифметикой. Идеальный лось. Алексей перешёл на коду:

– Давайте ваш паспорт, и мы быстро уладим все необходимые формальности.

Бумага с шумом полезла из принтера, пока лось прятал паспорт во внутренний карман пиджака. Алексей протянул ему договор:

– Приготовьтесь становиться богатым безо всяких усилий.

Лось протянул ему руку для рукопожатия и вдруг оглушительно чихнул. Пара брызг долетела до лица Алексея, заставив его брезгливо поморщиться. Впрочем, профессиональная улыбка быстро вернулась на место. За пятьдесят косых можно и потерпеть две минуты.

– Простите, амброзия проклятая. Аллергия, чтоб её.

Лось достал какой-то спрей, только вместо носа зачем-то пшикнул Алексею в лицо. Потом лось совсем засмущался, заёрзал и вдруг выскочил за дверь, оставив договор без подписи. А Алексея – без нового костюма и годового премиум-аккаунта.

Соскочил, сморчок. Алексей смял бесполезную бумажность, швырнул в корзину и достал носовой платок. Высохшие брызги слизи вызывали острую потребность в скрабе. Да и сам кабинет надо было проветрить – на редкость вонючий чох у сморчка.

Через три часа Алексей злобно пнул стул для посетителей. После этого лося сморчкового день и вовсе пошёл кувырком. Удалось впарить сущую мелочёвку. Причём не сколько впарить, сколько вырвать обещание прийти снова. Посетители резко поумнели, будто кто-то на входе их предупреждал. Сидели, смотрели на него странными глазами, что-то вяло отвечали и быстро уходили.

Алексей даже сходил на ресепшен – там было без изменений.

От таких нескладух на него опять напало витилиго. Стоило только коснуться пальцем лица, как там начинало зудеть. Пришлось запираться в туалете и умываться. Холодная вода успокаивала зуд, но ненадолго. Алексею быстро надоело плюхать руками, он заткнул пробку и уткнулся туда головой. Пахло не очень, да и вода была жестковата.

Когда он выпрямился, из зеркала на Алексея смотрела стоковая фотография с платных ресурсов. Только вместо домена по всему лицу проступали буквы.

Ж, К, Л, У, и И.

Алексей схватил полотенце и растёрся им до красноты. Бледно-сиреневые буквы стали заметнее. Он облился мылом и в глазах свирепо защипало. Когда он проморгался, то в голове зазвучали первые такты Реквиема – с таким украшением на морде, на него не поведётся даже полный неадекват.

***

– Что ж, это было занимательно – снимая наушники, сказал Маг. На экране в туалете подвывал сильно расстроенный человек. – Но что это было?

Жнец с удовлетворением протирал лицо тампоном, удаляя остатки грима.

– Холодные блюда надо подавать подогретыми. Есть такие специальные штуки – красящие ловушки. Их используют, чтобы поймать с поличным взяточников или грабителей. Взрывается при попытке открыть упаковку. Отмыться без специального растворителя почти невозможно. Способ для доказательства очень надёжный. Правда, в чистом виде послание понятно отнюдь не всем. Поэтому пришлось уточнять.

– И поэтому ты отправил меня искать ювелира-гравера?

– А кому ещё заказывать высокоточную насадку? А кроме того, мне пришлось договариваться ещё и со знакомыми химиками. Но согласись, идея стоящая.

– Ну неожиданная – это точно. Но это разовая акция. Или ты собираешься и дальше по ним бегать? Они не дураки, и быстро сообразят, что к чему. Не так уж сложно сообразить, кто виноват в их неприятностях. И грим тогда тебе не поможет.

– Значит, придётся отправлять им посылки с таким же посланием. Посылки обычно открывают те, кому они предназначены.

Маг задумался и покачал головой:

– Необязательно. Да и не всякий адрес я смогу вычислить. К тому же, если твои масмоши работают кагалом, то корреспонденцию просматривают секретарши или ресепсионистки. А они-то вроде как бы и ни при чём.

– Секретарша, Маг, всегда причём. Иначе она не секретарша, а нерезиновая кукла.

Маг неодобрительно посмотрел на Жнеца, но промолчал. Жнец продолжил:

– К тому же мы не обязаны объявлять войну всем масмошам. До кого дотянемся – до того дотянемся.

– Да, кстати – а ты ему это украшение навсегда оставил?

Жнец улыбнулся:

– Ну я же не зверь какой. Я всё-таки верю, что каждый человек имеет право на просветление. Вот ему – Жнец кивнул в сторону экрана – придётся носить свою часть алфавита недели две. Для первого предупреждения этого вполне хватит. С более злостными будем действовать более радикально.

– А если они захотят смыть эти метки?

– Что ж, тогда… – Жнец неприятно осклабился – Тогда они станут жертвами своих же собратьев. Согласись, это будет справедливо. А я – Жнец улыбнулся ещё шире и неприятнее – а я позабочусь о том, чтобы эта идея дошла до заинтересованных лиц.

Неуместная птица

– У тебя такой вид, будто ты увидел привидение, и оно предложило тебе что-то аморальное – сказал Жнец, приоткрывая дверь.

– Почти – Техномаг с трудом протиснулся в узкую щель. Шире дверь не открывалась из-за ковра, который Жнец зачем-то пододвинул ближе ко входу.

– Понятно. Но денег на новые соленоиды всё равно не дам.

Маг хотел было возразить, что он не за этим, но промолчал. Жнец прошествовал к своему столу, выдвинул ящик и поинтересовался:

– Пить будешь? – и, не дожидаясь ответа, кинул в Мага бутылку.

Маг замешкался, и пальцы лишь скользнули по поверхности. Бутылка ударила его в грудь и срикошетировала в недра разлапистого кресла. Маг упал туда же, нащупал под спиной помеху, вытащил и взглянул на этикетку.

Армянская виноградная газировка. Жнец не признавал пластика и раскрученных брендов, а потому регулярно выискивал разнообразных питьевых эндемиков по несетевым торговым точкам. И с помощью их вкусов выражал своё настроение и отношение к людям.

Судя по этикетке, сейчас Жнец был в положительном состоянии духа. Маг открутил крышку, глотнул, подумал и глотнул ещё. Было вкусно и непривычно, а кресло уютно засасывало – Жнец получал эстетическое удовольствие от того, что его посетителям было комфортно. Мир временно был тих, благостен и располагал вздремнуть часок-другой…

Маг поднапрягся и вспомнил о цели визита:

–Я чего пришёл… Ты же у нас по странным событиям специализируешься… понимаешь, сегодня на меня с утра напала какая-то странная птица. Она была… механическая и издавала инструментальные звуки.

Жнец наставительно постучал пальцем по столу:

– Я вообще-то по психосоматике и психологии. И что значит инструментальные звуки?

– То и значит, что она звучала то перфоратором, то пилой, то фрезой. Ну – инструментальные звуки.

– Сбежал попугай от прораба, эка невидаль.

– Попугая я бы узнал. А эта…– Маг задумался и вдруг сел торчком – слушай, а я не помню, как она выглядит.

Маг показал рукой, что это не самое важное и поинтересовался:

– А чего в ней было больше – зелёного или красного?

Жнец никогда не задавал пустопорожних вопросов, поэтому Маг честно задумался:

– Скорее зелёного.

– Больше воробья, но меньше голубя?

– А откуда ты знаешь? – насторожился Маг.

– Резонное предположение. Меньше ты бы не заметил, больше – вёл бы себя более нервно.

Маг сконфуженно хлопнул по подлокотнику:

– Действительно логично. Так вот, я подумал, что это он от голода. И купил ему булочку. Вкусную, с маком. Даже покрошил. Он клевать не стал. Купил батон. Тот же эффект. Купил пачку сосисок… – Маг замолчал, подыскивая новый глагол к бесполезной трате ресурсов.

Жнец терпеливо ждал продолжения. Маг пожевал губу, опуская лишние детали:

– В общем, в конце я кинул в него шавермой и он от меня отстал.

Жнец хмыкнул:

– Ну это ты зря.

– Почему?

– Не знаю как в других городах, а у нас обычно в шаверму кладут курятину. А межвидовый каннибализм – это как-то нехорошо – Жнец задумчиво откупорил бутылку содовой. – Я не буду тебя убеждать, что тебе это только почудилось. В простоту и понятность мира верят только совсем дремучие материалисты, считающие, что всё, чего они не знают, не существует и существовать не может. Их дурость легко проверяется обычным радиоприёмником и квантовой механикой.

У Мага возникло странное ощущение – Жнец словно отключился от разговора и вместо него говорил отлаженный фонограф, не интересующийся результатом. Речь стала более невнятной – Жнец возился в столе, и Магу пришлось податься вперёд, чтобы разбирать его речь.

– …Лучше я дам тебе почитать пару странных историй, которые мне как-то рассказали смежники. Им по долгу службы приходится заниматься странными случаями. Большая часть не подтверждается, что-то имеет неожиданное, но понятное объяснение. Что-то объяснению так и не поддаётся. Вот, я потом конспективно записал – Жнец протянул Магу несколько каллиграфично исписанных листков.

– А мне это как поможет? – проворчал Маг, но листы взял.

«…Повариха. Кто она и откуда, спецконтингент, человек со странностями или ментальная аномалия – сказать уверенно так и не получилось.

Во всех древних культурах было неписаное правило – блаженных не трогать. Не от мира они сего. Вот и Повариха тоже была прописана по этому адресу. Появившись в тихом месте, она ловила ни в чём неповинного прохожего, вцеплялась ему в рукав и начинала горячечным шёпотом рассказывать что-то про еду: что сыпать первым, что вторым, и как правильно припускать петрушку. Чаще всего застигнутый врасплох человек, не оглядываясь, сбегал от помешанной. Иногда даже сбрасывая верхнюю одежду, что говорило о потере культуры общения с категорией людей с особенностями.

Но было три странности – Повариху невозможно было найти специально – раз. Все люди, с которыми она контактировала, имели безусловный талант к кулинарии – два. Рецепты, которые она рассказывала, были утеряны, забыты или являлись визитной карточкой именитых ресторанов и потому не подлежали разглашению – три.

Первый подтверждённый случай появления Поварихи был зарегистрирован примерно десять лет назад. С тех пор её видели в разных местах страны, в основном – в крупных городах. Возможно, она проявлялась где-то ещё, но проходить частым гребнем всю страну ради безвредного феномена было бы слишком накладно.

Тем не менее, Повариха достаточно быстро стала узкоспециализированной легендой кулинарного мира. Упоминание о встрече с ней резко повышает шансы на соискание должности повара в любом рейтинговом ресторане…».

Маг оторвался от записей:

– Знаешь, по весне на тёмной улице кого только не встретишь. А с испугу чего только не сочинишь. Даже новый рецепт.

Жнец приподнял бровь, потом показал глазами – читай, мол, дальше.

«…Неподалёку от неё обитал Бегущий. И в отличие от одноимённого романа Стивена Кинга он так и не собрался дать сдачи.

Так, к одному человеку или группе людей на улице подбегал, подходил или с трудом подплетался напуганный и измотанный человек. Иногда он заходил в места общественного пользования – магазины, перекусочные, парикмахерские салоны. И просил обслужить вне очереди.

По ходу дела он рассказывал хриплым высушенным голосом свою незатейливую историю. Он гулял по тихим местам со своей собакой, когда вдруг увидел, как в двухстах метрах кого-то расстреливают в четыре ствола из подъехавшей машины. Конечно, он тут же сдал назад, но собаке приспичило обнюхать именно этот куст. Когда он всё-таки оторвал собаку от этого дела, от места стрельбы к нему шёл лысый мужик.

Конечно, он от него побежал. Мужик побежал за ним. Он прибавил ещё – мужик отстал, но ненамного.

Он не хотел светить свою квартиру, поэтому побежал дворами и боковыми улочками, запутывая преследователя. Оторвавшись, он добежал до дома, оставил собаку, схватил кошелёк, сел на велосипед и поехал.

Он не мог обратиться в полицию – машина убийц была с маячком и с синей полосой на борту.

Он вновь и вновь отрывался от своего преследователя, но тот находил его, будто знал, где тот будет.

Далее Бегущий что-то просил. Не денег, нет. Вызвать такси, дать телефон позвонить, сказать, как куда-то попасть, проехать, что-то продать или сделать что-то столь же несущественное, но очень для него важное. Иногда Бегущий дожидался результата, иногда вдруг срывался и убегал, несмотря на окрики.

Самым занимательным было то, что в пределах двух-десяти минут свидетели видели приметного лысого крепкого мужчину средних лет. Он с целеустремлённым видом быстро шёл примерно в ту же сторону, куда скрылся Бегущий. Напуганные историей Бегущего, очевидцы предпочитали отойти подальше и не отсвечивать.

Историю можно было бы счесть мифом, коих много гуляют по человеческому сообществу. Ведь никаких расстрелов в этот или прошлый день нигде по сводкам не проходили.

Правда, и сам Бегущий никогда не говорил, сколько он убегает.

Но Правдоруб (?), работая с найденными очевидцами, пришёл к мнению, они действительно встречали Бегущего и того, кто его преследовал. Составленные портреты разнились, но в общем и целом крутились вокруг одного человека.

События происходили более-менее в один период, на территории трёх областей и одного края. Три области граничили между собой, но Красноярский край отстоял от них на тысячи километров. Внешне это вполне укладывалось в логику событий, но выглядело совершенно глупо…».

– А почему глупо?

Жнец неприятно оскалился:

– Напряги логику и подумай.

Маг пожал плечами и вернулся к тексту:

«…Доктор семи наук (?) изощрённо ругался на неведомых морально-этических извращенцев, ставящих столь странные социальные опыты. И даже выдвигал правдоподобные гипотезы, зачем это было сделано. Но уверенно доказать, что это действительно были социопаты-социологи, не мог даже он.

Будь это пранкеры, они бы себя оказали раньше…»

На этом текст обрывался и дальше шли какие-то словесные обрывки – видимо, Жнец опять глубоко задумался.

Маг отложил листы. Теперь он был уверен, что Жнец просто заговаривает ему зубы, уклоняясь от темы. Он уже жалел, что вообще пришёл сюда.

– Один простой вопрос – а зачем ты мне это дал?

– Чтобы морально подготовить тебя к простой мысли.

Повисла мрачная пауза. Жнеца вдруг резко заинтересовало внутреннее устройство авторучки с двойным стержнем. Он явно не горел желанием продолжать разговор.

– Твоя птица… в общем, это не уникальное явление. Её называют соловьём императора – может, ты читал эту сказку. И насколько известно, она является предвестником…

Маг уже трижды пожалел, что вообще сегодня вышел из дома. Но и висеть в подвешенном состоянии тоже было противно.

– Предвестником… чего?

– Один мастер-наладчик услышал этого соловья и полез за дефектом в механическое нутро, не обесточив станок. Теперь он инвалид первой группы. Другой старший научный сотрудник услышал его, когда гулял в берёзовой роще и через месяц с концами исчез в Питерском Циклотроне… – Жнец выдержал паузу и захохотал. – Видел бы ты свою кислую физиономию. Живой этот сэнеэс, просто не вылезает он оттуда – очень уж капризная эта большая неведомая хреновина. И возможность увидеть или услышать соловья – просто подтверждение того, что ты лучше остальных взаимодействуешь с Четвёртым Царством. На здравый смысл и инстинкт самосохранения он никак не влияет.

Маг испытывал облегчение, смешанное с досадой – Жнец в очередной раз подколол его, усыпив бдительность.

– Каким ещё царством?

– Биологию учить надо – ответил Жнец и ловко поймал брошенную в него пустую бутылку. – И да, не забудь починить мой телефон, он уже три дня как показывает исключительно китайский Новый Год.

И довольно посмеиваясь, Жнец вышел из комнаты.

Дверь за углом

Выгуливать стажёра – дело утомительное. Шнырёк уже собрался задремать, как его дёрнули:

– Сергей Александрович, взгляните.

Шнырёк неохотно приоткрыл один глаз:

– Ну?

– Вон там. Человек. Третий раз выходит из одной и той же двери, проходит вдоль стены и поворачивает за угол. На грузчика не похож.

– Виталь, ты в армии служил?

Стажёр насупился:

– Ну служил.

– Часовым хоть раз заступал?

– Ну.

– Как часовые ходят?

Стажёр задумался:

– Ногами?

Шнырёк вздохнул:

– По замкнутой они ходят. По замкнутой. Ходит себе охранник и пусть ходит.

Но стажёр не сдавался:

– Огибая здание три раза за десять минут?

Шнырёк встал:

– Убедил. Глянем, что с ним не так.

***

Замок в подозрительной двери был для проформы, открываясь ногтём. Шнырёк потянул дверь на себя, и стажёр сунул голову внутрь:

– Всё с ним не так, Сергей Александрович.

Удивление стажёра было понятно – в подсобке с дворницким инструментом были глухие стены. Сам же Шнырёк не выглядел удивлённым. Он выглядел как человек, тычущий пальцем в дверь.

– Филёнка, планки и сверху жесть. Сердито и дёшево. – Шнырёк вытер палец о штаны. – Так, тут ловить нечего. Пойдём.

В проулке стажёр заворочал головой, ища, где будет хорошо спрятаться, чтобы потом сразу хватать, финтить и парковать. Шнырёк, едва достававший Виталию до плеча, похлопал его по руке:

– Расслабься. Это один из наших подопечных. Сейчас мы его дождёмся, поздороваемся и сообщим, что его поведение вызывает вопросы у населения. Ты у нас пока без допуска, но в целях поощрения за внимательность, так уж и быть, переставим подписку и чтение досья местами.

***

Попрыгун, даже когда шёл открывать входную дверь, был всегда одет, обут, с паспортом в одном кармане, и международной кредиткой – в другом. Жил же Попрыгун в квартире-студии, где не было стен, а санузел обладал мощной вытяжкой и отделялся от жилого пространства специальными занавесками.

А всё из-за того, что у Попрыгуна была привычка время от времени входить в одну дверь, а выходить совершенно из другой.

Первый свой скачок Попрыгун совершил в достаточно взрослом возрасте, когда его срочно вызвали в поликлинику по поводу диспансеризации. И он там оказался – правда, в неиспользуемом крыле и без штанов. Которые остались в другой комнате квартиры, куда он и направлялся.

Пациента без пижамы заметили санитары. Их возмутил непорядок в одежде и после перебранки Попрыгун закономерно оказался в кабинете у психиатра. Тот пациентному разнообразию обрадовался и повёл разговор о роли дверей в жизни человека. Вот только пациент был пугающе нормален. И это озадачивало.

Добил врача вопрос: а если бы он, Попрыгун, смог бы повторить фокус с дверью, то кто тогда выглядел бы психом? Он, или же те люди, что наблюдали за ним? Психиатр задумался, посидел минут пять, после чего пошёл договариваться, чтобы пациенту нашли штаны и помогли попасть домой.

Ключи-то остались в квартире.

С тех пор где-то раз в месяц Попрыгун совершал бесплатные путешествия в одну сторону не по своему желанию. Это заметили где надо, нашли Попрыгуна и убедили, что быть изученным государственным феноменом – важно и почётно.

В ходе наблюдений искусствоведы выяснили о Попрыгуне кое-что интересное. Так, он всегда выходил из деревянных дверей, открывающихся на себя. И никогда не мог начать скачок, если думал о нём.

Изолировать Попрыгуна не стали – бесполезно. Но адаптацию провели.

Теперь, будучи легализован, Попрыгун скакал уже с некоторым комфортом. Оказавшись в очередном уголке родной страны, он сообщал куда надо о скачке и сам добирался домой. Если его вдруг задерживали – говорил секретные слова, от которых быстро оказывался на свободе.

Где-то раз в полгода, когда Попрыгун оказывался там, где по-русски не говорили, подключался МИД. Особых проблем с возвращением Попрыгуна на Родину не возникало – у дипломатов были рычаги воздействия на региональные власти.

Если его задерживали раньше, чем он добирался до посольства, он честно говорил – похитили неизвестные, вывезли сюда и почему-то отпустили. Пожалуйста, помогите вернуться домой. Лиц не рассмотрел, подробностей не запомнил. По-вашему хорошо говорю? Так я ещё на пяти языках умею, так как полиглот.

Правдивая и непробиваемая легенда. Местные органы посылали запрос в МВД о похищении имярёк. Запрос попадал куда надо, и обратно шло заранее написанное заявление о пропаже и словесная ориентировка. После чего Попрыгуна передавали дипломатам и в 24 часа возвращали на Родину.

***

– …И я так думаю, что наш гимнаст что-то про себя понял и теперь это проверяет. А ты молодец – быстро его срисовал. В нашем деле взгляд…

Мимо пронёсся гнусно орущий Жигуль с молодой компанией внутри. Автомобиль завилял, с искрой зацепил стену и в развороте ушёл в жилой массив.

– Вот я и говорю…

Виталий обернулся – пропавший перед самым столкновением Шнырёк опять стоял посреди проулка и нервно отряхивался.

– В нашем деле без чутья никак. Но к нему ещё глаз надобен, чтобы не пришлось обнюхивать каждого… – тут Шнырёк обратил внимание на выпученные глаза и приспущенную нижнюю челюсть стажёра. – А, ну да. Значит, теперь будет две подписки вместо одной. Бывает.

Невозможка

Если вам вдруг кажется, что с вами происходит неприятностей больше обычного, не спешите проклинать судьбу и жаловаться на неудачный день. Оглянитесь и вспомните – не появлялось ли вокруг новых людей? Вполне возможно, что они имеют отношение к вашим неприятностям. Ну или вам просто не повезло оказаться в том же месте и в то же время, когда там по своим делам проходил Невозможка.

Невозможка. С ним вообще лучше не иметь дело. Вокруг него всегда происходит необъяснимая ерунда. Он может пойти вынести мусор, а в результате угодить в третью по счету больницу, потому что его укусил крокодил, оказавшийся в мусорном баке. От первой же больницы скорая не доехала, обнявшись с автозаком, а во второй намертво заклинило все двери.

Стоит ли говорить, что после примерно трёх подходов Невозможки к компьютеру тот гарантированно выходит из строя. Единственная электроника, которая согласна с ним дружить – это Нокиа 3310, да и ту приходится менять примерно каждые полгода. Правда, причины выхода из строя у неё всё-таки физические – то неудачно под самосвал улетит, то выпадет с пятнадцатого этажа, то схватит осколок разлетевшегося диска промышленной болгарки.

Ещё ходят упорные слухи, что Невозможка ещё в детстве посмотрел мультик на консоли «Волк и яйца», чем нечувствительно превзошёл самого Чака.

Работает Невозможка уникальным специалистом – закапывателем нежелательных устройств. Если надо изящно и чисто завалить промышленные испытания чего-то, состоящего более чем из трёх подвижных частей, то надо позвать Невозможку и дать постоять ему рядом. Переход на непредусмотренный режим с последующим выходом из строя гарантирован. И в гробу он видел многоуровневые системы защиты и многократно дублированные контуры.

Если он сказал в утиль – значит, в утиль. И дело не в том, что Невозможка такой весь из себя разносчик хаоса. Просто нерабочих состояний у устройства всегда больше, чем рабочих и часто достаточно лишь немного подтолкнуть, чтобы всё посыпалось. Так что неудивительно, что на окружающих Невозможка производит впечатление луддита, консерватора и любителя здорового образа жизни – он избегает лифтов, машин, банкоматов и эскалаторов. Ходит пешком, ездит на предельно упрощённом велосипеде и рассчитывается исключительно наличными.

Работы у Невозможки немного, но его всегда держат под рукой – потому как числится он в графе «секретное оружие стратегического назначения». Особенно он хорош, когда надо по каким-то причинам завалить импортные поставки. Пихнул его в госприёмку, отобрав мобильник – и пожалуйста.

В эпоху импортозамещения он одно время был незаменимым инструментом для расторжения долгосрочных контрактов по причине тотального брака партии. Его пытались выкрасть японцы и ликвидировать французы. У первых в критический момент сломалась машина, вторые завязли в нерукотворном болоте, возникшем на месте прорыва фановой и отопительной трубы. Те, кто их оттуда вылавливал, предпочитали об этом эпизоде не рассказывать даже в сильнейшем подпитии.

В своё время ходили слухи, что именно Невозможка содействовал принятию закона о ликвидации игорных заведений и перенесению их в специальные игровые зоны. Закон этот активно торпедировали наиболее крупные казинодержатели. И поэтому в один вечер к ним на огонёк заглянул Невозможка в сопровождении двух искусствоведов в штатском.

Двух часов вполне хватило, чтобы двадцать человек поверили в свою счастливую звезду. А вот крупье окончательно разуверился в теории вероятностей, когда рулетка начала выстукивать что-то, отдалённо похожее на марш артиллеристов. Однорукие бандиты тоже отметились перевыполнением плана по выдаче джекпотов и показыванием фотографий личной жизни из комнаты охраны.

Когда в здании сработала противопожарная сигнализация, всех полило пеной и отрубился свет, Невозможка решил перейти в местечко поуютнее. В ту ночь там был поставлен рекорд по количеству флеш-роялей и выпадений тузов к одиннадцати. Правда, ещё на один из припаркованных кабриолетов упал банкомат, а под другим преждевременно сработала тротиловая закладка – но это сущие мелочи по сравнению с тем, что в подсобке пооткрывались все кеги с пивом, залив тайный зальчик для своих, где игра шла на десятки миллионов.

На следующий день, когда владельцы подсчитали убытки и записались к парикмахерам закрашивать седину, их предупредили, что если они продолжат сопротивляться неизбежному, такое веселье будет приходить к ним каждый день. После этого вопрос о запрете казино пошёл гораздо быстрее, а один широко известный в узких кругах доктор семи наук назвал Невозможку «расплатой Природы за лотереи».

В этом была своя логика – события обычно происходят пачками и неожиданности – не исключение. И если стараться их подкрутить и обуздать – рано или поздно это выйдет наладчику боком. Особенно если воспринимать всё общество как одного общего наладчика. И тогда с точки зрения отдельного индивида Невозможка – ходячая аномалия. Но с точки зрения уравновешивания сложноорганизованных систем – необходимый ноосферный финт. Что-то вроде токосъёмника для нейтрализации остаточных зарядов.

Так про Невозможку сформулировали люди из отдела нелинейных вероятностей. Отдел сей был построен вокруг него одного и активно процветал. И его сотрудники, не преуспев в понимании сути явления, научились весьма неплохо предсказывать, что именно может пойти не так: Невозможка очень красиво менял график распределения вероятностей. И, хоть не без огрехов, но последствия его действий были всё же предсказуемы.

Другое дело, что для этого были нужны исходные вероятности подчас очень сложных систем, требующих огромных вычислительных мощностей. Но так и прогноз погоды тоже не на коленке делается. Отдел накапливал статистику антистатистики, оттачивал практический инструментарий и всячески старался адаптировать проявления Невозможки на пользу государству. И наоборот – старались подбирать подходящие странному человеку наиболее подходящие задачи. Хотя это требовало особой изобретательности и тонкого чувства момента.

И не без осечек.

Так что если где-то проблемы сыплются косяком, хотя вчера всё нормально работало… если где-то электроника празднует День Карася… если слесаря из ЖКУ во дворе кусает проснувшаяся посреди зимы оса… вполне возможно, где-то неподалёку исполняет свой неведомый долг странный человек государственного значения. Пусть и кажется на первый взгляд, что он просто гуляет туда-сюда.

Хотя, возможно, что он просто в дальний магазин за хлебом. Потому что в первый вместо хлеба завезли булочки, во втором санэпидемконтроль делает ставки на боксёрский поединок крыс между торговыми рядами, а в третьем заклинило роллеты из-за залезшего между контактов особо жирного таракана…

Насморк

Если вы отчаялись откосить от армии с белым билетом, получить пожизненное освобождение от физкультуры или закрыть прогулы бюллетенем и уже готовы пойти на нетрадиционные методы – можете поискать в недрах Сети объявление. Что-то типа «Схожу за вас на медосмотр с нужным диагнозом. Недорого. Законно. Надёжно». Это значит, что Насморк в очередной раз ушёл от наблюдения людей в белых халатах и занимается добрыми делами на свой манер.

А ещё ему остро нужны деньги.

Свой результат вы получите. Правда, потом не удивляйтесь, если за вами придут солдаты в костюмах ОХЗ и зальют всё жилище дезинфектором – Насморк иногда увлекается и перегибает палку.

Вообще, по-хорошему, Насморк должен бы содержаться в герметичном боксе красной зоны особо охраняемого бункера. Хотя бы потому, что на фоне Насморка Тифозная Мэри, Лю Цзяньлунь и другие суперраспространители смотрелись как итальянская малолитражка на фоне БЕЛАЗА. Потому что если взять у Насморка анализы утром, в обед и вечером, то врачи вам скажут, что это три разных больных с весьма запущенными болезнями. Причём одна уже давно побеждена и на просторах страны не встречалась с сорок седьмого года, кроме одного сомнительного случая в восемьдесят втором.

Поэтому, если вдруг ему кто-то особо не нравился – Насморк нанюхивался перцем и обчихивал негодяя с ног до головы. Из-за этого к нему категорически было запрещено приближаться людям с ВИЧ (или другими причинами подавленного иммунитета) – обилие и разнообразие дохлых микроорганизмов могло и убить слабый организм.

В этом был весь Насморк – в его организме неизвестно откуда появлялись и неизвестно куда девались всевозможные возбудители всевозможных болезней. Правда, наружу они попадали исключительно в деактивированном виде и эпидемий породить не могли. Зато перепугать впечатлительных лаборантов и эпидемиологов – это сколько угодно. Сам же Насморк если и замечал какие-то отклонения в самочувствии – то предпочитал списывать их на психосоматику.

Его иммунная система была предметом зависти биологов, военных и диктаторов – более глухой, гибкой, непроницаемой и параноидальной обороны никому не встречалось. При этом она умудрялась существовать на небольшие ресурсы тела, не сжирать его изнутри и не изводить носителя постоянными аллергиями. Правда, были проблемы с образованием мышечной массы и выработкой некоторых белков – но за такую биоблокаду приходится чем-то платить.

На такой благодатной основе можно было создавать вакцины, исследовать древние штаммы и пачками защищать кандидатские и докторские. Что активно и делали. А самые нетактичные исследователи настойчиво интересовались – не покупал ли Насморк себе рыбку на ужин в одном из ларьков на одном известном зарубежном рыбном рынке? И не он ли лет пятнадцать назад при выезде на шашлыки за неимением носового платка высморкался в дикую утку?

Чушь, конечно – Насморк был строго невыездным и терпеть не мог копчёное мясо. Но он всегда вежливо кивал, чтобы не разочаровывать. Он вообще был образцовым странным человеком – нашёлся практически сразу после рождения (что было нетрудно – при таких-то анализах). Активно наблюдался и исследовался, охотно шёл на контакт и свою особенность осознавал и даже полагал своего рода долгом.

Причём не только перед НИИ эпидемиологии, но и перед простыми людьми. И потому регулярно сбегал и за символическую плату (жить на что-то всё-таки надо) помогал людям водить здравоохранение за нос. Но его быстро вычисляли и отправляли обратно, прощая мелкое негодяйство. Ведь именно из-за Насморка из списка глобальных угроз навсегда вычеркнули нашествие зомби.

Потому как достаточно было изловить зомби, получить из него образец, ввести его Насморку, дождаться через часок иммунного ответа, взять образец – и ключ к вакцине в умелых руках. А после неё зомби могут хоть искусаться, но на территории страны ряды живых мертвецов будут пополняться только за счёт антипрививочников.

Что государственным интересам противоречило бы не сильно.

Так что если вы отчаялись получить медицинский отвод и, погрузившись в глубины Сети, нашли подобное объявление – не скупитесь. Тысяча или даже две – немного для человека-заслона для мира без зловещих мертвецов.

Посылка

– Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора!

Ага, щас. Здесь и так осталось только два типа людей – те, кто торопятся и те, кто прямо уже опаздывают. И если ты не пропустишь их слева, они оттолкнут тебя справа. Самое правильное – это пустить таких по крайним путепроводам, а по центральному пусть едут те, кому полторы минуты погоды уже не сделают.

Андрей бы с большим удовольствием выпал бы из этого скоростного потока и совершал неторопливый познавательный моцион. Но противостоять строго упорядоченному потоку не так-то просто.

Возможно, осмотр подземных достопримечательностей стоило бы начать часов так с десяти утра. Тогда схлынет утренний поток, и детали интерьера начнут просвечивать через подвижную людскую массу.

Но у него был плотный график. И неопределённое место будущего рандеву. Где-то на красной линии, между Сокольниками и Парком культуры. И со всем этим надо было разобраться до шести часов – дальше это всё теряло смысл.

Андрей бросил взгляд на часы – без двух девять. Стоило бы поднажать, потому что пока он был только на Полежаевской, а это минимум две пересадки – и то при условии, что он не запутается в направлении движения. Это местным такие подробности очевидны – остальным приходится разбираться.

Говорили, кстати, что именно так местные патрульные определяют кандидатов на досмотр и проверку документов – нужно лишь достаточно долго изучать информационные указатели. А в его планы лишнее взаимодействие с исполнительной властью никак не входило – кое-кто мог неверно это истолковать.

С весьма неприятными последствиями.

Андрей наконец-то соотнёс карту, платформы и указатели, вышел на свою сторону, проверил, что стоит на достаточном расстоянии от жёлтой линии и стал терпеливо дожидаться состава.

Программа-минимум – до одиннадцати обхватить взглядом весь отрезок. Максимум – определиться со станцией, где его ждёт встреча с неведомым. Тем самым, что так невежливо влезла в его жизнь три дня назад…

В то утро он думал, как лучше провести заслуженную субботу. И вдруг ему звонит доставщик и говорит, что ждёт его у подъезда с посылкой. Андрей спустился, встретил курьера, расписался и взял маленькую коробку. Он понятия не имел, откуда она – онлайн-покупок в последнее время не было, на почте тоже вроде ничего не пропадало. Родственники посылками и переводами тоже не баловали. Обратный адрес тоже ничего не говорил. Возможно, что в доставке просто ошиблись адресом.

В таком случае можно с чистой совестью посмотреть, что там, а уже потом искать хозяина. Не совсем этично, но всё-таки любопытно – что присылают другим людям? Тем более такое маленькое и увесистое. Наверняка, что-то необычное и интересное.

Андрей вернулся в квартиру, отнёс коробку на кухню и ножом взрезал запечатывающий скотч – он не переносил звук рвущегося картона. Странно, но в коробке была только двухлитровая упаковка томатного сока. Не самая дорогая и не такая уж редкая. Точно такие же упаковки стоят в ближайшем супермаркете. Тогда зачем? Стоимость пересылки явно дороже содержания.

Андрей поднапряг память – не проиграл ли ему кто-нибудь какое-нибудь дурацкое пари? Или кто-то вдруг вспомнил о старом долге? Тоже вряд ли. Или у кого-то позднее зажигание с первого апреля? Так ноябрь на дворе. Или это челлендж? Прислать человеку в субботу томатного сока, чтобы он сделал себе Кровавую Мэри. Вполне себе нормальная идея для повторюшек.

Поломав голову, Андрей достал упаковку и поставил на стол – не пропадать же добру. Вместо кетчупа не пойдёт, но запить вечерние пельмени будет нормально.

Под упаковкой обнаружился небольшой квадратик бумаги с каким-то текстом. Андрей прищурился – текст был волнистый, разноцветный и в коробочной полутени читался плохо. Вблизи было не лучше – оправленный в ламинат флаер бликовал на солнце. Андрей отодвинул руку под стол и наклонил листовку к себе:

«Дорогой друг, приглашаем тебя на незабываемое мероприятие. Энергичная атмосфера, тысячи участников, легендарное тематическое пространство. Тебя ждёт яркая программа, новые знакомые и масса ярких впечатлений. Вход строго в лазоревой шапке и сиреневой куртке. 17-е ноября, 18-45. Приходи. Будет… БУМ!».

Кто-то погасил свет и выключил звук. Потом свет включился, но какой-то красный. Андрей спокойно ждал. Потом осторожно облизнул губы и медленно провёл рукой по лицу. Не кровь. Томатный сок с мякотью и солью. Видимо, из упаковки. А тишина – потому что контузия. И сейчас она начнёт проходить под неприятный свист.

Так и произошло – в уши будто вставили по свистку и от души дунули. Правда, быстро вынули и отодвигали всё дальше. Но под черепом всё равно пульсировало, содрогалось и подёргивалось. Андрей с силой провёл ладонью по лицу, смахивая сок на рубашку – её так уделало, что десять грамм сока уже ничего бы не изменили.

Он сам, да и вся кухня выглядели… живописно. Последний раз нечто подобные было, когда из кастрюли для картошки фри сбежало вспенившееся масло и полыхнуло факелом до потолка. И горело так секунд пять, пока он пытался сообразить, что делать. Но масло, проявив своё пламенную сущность, быстро утихомирилось и залезло обратно в кастрюлю, оставив только горький дым и отметину на потолке.

Тогда во избежание он купил закрывающуюся фритюрницу. А сейчас? Он как-то не видел в продаже взрывоустойчивые холодильники и ударопрочные стаканы.

Андрей ещё раз облизнул губы – сок был вполне свежий, без намёка на кислинку. Разве что какой-то мучной привкус – так и сок был не самый дорогой. Да и нельзя не заметить упаковку на последнем паскале брожения. А значит, кто-то послал ему взрывной сок и бессмысленную записку.

Андрей посмотрел вниз – она всё ещё была в руке. Андрей перевернул её – с другой стороны тоже был текст.Вот только без тени намёка на прежнюю игривость:

«Теперь, когда ты обратил внимание. Это произойдёт в назначенный день и час. И ты можешь на это повлиять. Никаких знакомых, властей или частных детективов. Любая попытка вовлечь или предупредить – и бум будет раньше. Не успеешь – бум будет в срок. Преуспеешь – и будешь вознаграждён.

Впрочем, ты не обязан что-то делать. Это произойдёт, пострадает много людей и о том, что ты ничего для них не сделал, будем знать только я и ты.

Решать тебе. ГТ»

Ниже были четыре узких колонки совсем уж крохотного текста – что-то вроде стихов. Андрей поднапряг глаза, но бесполезно – на такой шрифт уже нужна лупа.

И подумать.

Удивительно, сколько площади можно испачкать двумя литрами густой и яркой жидкости. Андрей методично отмывал кухню и неторопливо размышлял. Быстрее было нельзя – иначе под черепом опять начинало неприятно позвякивать.

Кто-то предлагает ему предотвратить что-то. Скорее всего – теракт. В них обычно что-то взрывают при скоплении народа. И для серьёзности намерений продемонстрировал будущий бум в миниатюре. И использовал для этого густой томатный сок – из-за драматичности и вязкости для смягчения ударной волны. Хоть где-то сериальные знания пригодились.

Вообще-то ему бы сейчас перепугаться до одури и бояться собственной тени. Но это недостойно и вообще он уже принял щедрую порцию универсального психического растворителя в горячей ванне. Так что лишние переживания растворились и вышли вместе с потом.

А нет, не все.

Андрей остановился, прикрыл глаза и переждал наплыв близких воспоминаний. Они быстро завязли в хмельной завесе и растворились без следа. Андрей потряс головой, промыл в раковине губку и продолжил оттирать стол.

И при этом хлопок был точно подогнан под место в тексте. Совпадение? Очень вряд ли. Таймер? Сложно и ненадёжно – мало ли как бы он поступил? Мог бы и не взяться за записку или вовсе уйти с кухни. Дистанционный подрыв? Значит, за ним наблюдали. Возможно, наблюдают и сейчас.

Андрей поднял голову и всмотрелся в окно. Закатное солнце делало противоположный дом неразличимой громадой. Если кто-то и сидит там с объективом, то он делает это без лишней помпы и подсветки лиловым прожектором.

Может, записка – это правда. Может, розыгрыш. Но в любом случае – нормальные люди так не поступают. А потому искать причину, почему выбор пал именно на него – глупо. Маньячную логику понимают только маньяки. Правда, маньяки очень педантичные и разбирающиеся во взрывном деле. Его ведь только контузило и перепачкало по самые уши. Но стёкла целы и даже стол почти не пострадал – спасибо закону Архимеда. Или Паскаля?

У Андрея было не очень с физикой.

10-00.

«Станция Боровицкая. Переход на станции Арбатская и Библиотека имени Ленина. Уважаемые пассажиры! О подозрительных предметах сообщайте машинисту».

Да он бы с радостью сообщил. С большим удовольствием и облегчением. Но пока у него только смутные намёки и пропахшая помидорами кухня. А запах к делу не пришьёшь.

Андрей подхватил рюкзак, вышел из вагона и приказал себе смотреть во все глаза и уши. Крупнейший узел из четырёх станций – где, как не здесь, наносить болезненный удар? Но это ещё надо было доказать, связав с этими глупыми стихами… Он ведь перебрал не одну коробку с барахлом в поисках лупы, чтобы их прочесть. И мало что понял:

В сердце страны -

Механический спрут.

Связавший в одно

Разнородное всё.

Отражённый двойник

Растворившись в потоке

Запретное прячет

У всех на виду

Храм первородный

Становится глубже

Лебедь чёрный плывёт

В общем пруду

Неизменный символ

Вращения ось

Неизбежен и хрупок

Качество исполнения посредственное, соблюдение орфографии, метра, размера и рифмы на уровне девятиклассника. Да ещё последняя строфа оборвана. Будь он экспертом-лингвистом, он бы вытащил из этого листочка ещё много чего интересного. Но Андрей решал задачу попроще – понять, где, когда и как это произойдёт. И, похоже, что в строфах на то есть все указания. Видимо, этот аноним ГТ хочет, чтобы он, Андрей нашёл то, что нужно предотвратить, но не хочет чрезмерно это упрощать. Потому что зачем иначе затевать весь цирк?

Кстати, что за ГТ? ГТО? Но какой именно? Японский или советский? Или это ГТА? Из той самой «банды ГТА»? Но они, насколько он помнил, занимались разбоями на дорогах, а не взрывами. Или это отсылка к суперкарам вроде Ford GT? Или это вовсе Главный Терминал? Тогда где он и зачем сдался Андрею?

Словарь аббревиатур предлагал ещё сорок семь вариантов расшифровки, но к разгадке не приближал. В конце концов, Андрей махнул на это рукой и решил разгадывать то, что для разгадывания предназначено.

«Сердце страны» понятно, что – Москва. На старых картах она и вправду здорово смахивала на главный кровеносный орган. Но современная (Андрей честно пытался быть патриотичным) – она больше походила на распластавшуюся медузу, раскидавшая во все стороны свои щупальца со стрекалами.

Связавший всё спрут – что-то, что заставляет эти двенадцать с гаком миллионов человек ощущать себя в одной территориальной единице. Не всякая страна столько насчитывает, а они как-то в одном городе умещаются и всё норовят выпихнуть лишних.

Тут он понял, что ему надоело отмывать подвесные шкафчики, и решил взять небольшой перерыв на диване с телефоном.

Андрей отвлечённо листал поисковую ленту, как вдруг взгляд на чём-то споткнулся. Он остановился и медленно крутанул назад. Где-то здесь. Что-то, что было созвучно его мыслям. Вверх, ещё вверх. Да, вот это – мем про сращивание петербургского и московского метро. На спрута не очень похоже, но там и сказано, что спрут механический. Андрей прищурился – сходство было налицо.

Тогда следующие две строчки тоже ложились в строку: кто-то ему как-то рассказывал, что большинство москвичей в городе не ориентируются совершенно. Они знают только небольшие области вокруг нескольких узловых для себя станций. Что стоит там над тоннелями – то тайна великая для них есть. И если с метро что-то случится – они застрянут на знакомом островке в окружении сущей терра инкогнита.

И тогда коллапс неминуем. Даже не из-за пробок: на экстренный случай можно будет запретить личный транспорт и пускать по дорогам только автобусы и служебный транспорт. Гораздо сильнее по людям ударит потеря себя во времени и пространстве. Так-то метро – это своего рода отложенный телепорт – вошёл в один павильон, через час вышел из другого. Городского массива вроде как бы и нет.

Андрей кое-что в агорафобии и культурном шоке понимал. Он всё-таки в Москве пару раз был. С туристическими целями. И это бесконечное нагромождение всего и вся, когда ничего нет в единственном экземпляре, и ничего не есть обязательно, ощутил весьма остро.

Итак, метро подходит. Но в Москве его станций за три сотни. И это не считая технических и заброшенных, про которые он тоже где-то когда-то читал. Что свет на них всегда выключен, поезда проскакивают их на повышенной скорости, а вся платформа уставлена свергнутыми памятниками прошлого. И что если заснуть вечером в поезде, рано или поздно он остановится на этой станции и твои следы навсегда потеряются среди бронзы и гранита бюстов и барельефов…

Тут Андрей дал себе подзатыльник и приказал не отвлекаться на мифы и легенды большого города. У него были более приземлённые проблемы и задачи. И важность важностью – но завтра в квартиру будет не зайти.

Ближе к полуночи он очистил кухню и упал, не раздеваясь, на диван. Часам к трём ночи он понял, что смотрит в одну точку и мысли плавают в голове бестолковыми кругами.

Утром Андрей позвонил на работу предупредить, что заболеет до пятницы или до понедельника – смотря как пойдёт, оставил деньги за квартиру на тумбочке в прихожей, а сам двинул на вокзал за билетом на ближайший литерный до Москвы.

Ехать предстояло двое суток, поэтому Андрей по дороге на вокзал купил самые большие наушники и засадил солидные деньги за мобильный интернет за пределами родного округа. Незапланированные расходы больно били по карману, но не успеть или оказаться в подвешенном состоянии из-за собственной скупости было бы слишком глупо.

Верхняя полка в середине плацкарта – достаточно хорошее место, чтобы тебя не отвлекали лишний раз. Купе же образует замкнутый мирок, в котором общаться необходимо. Поэтому он и готовился: большие наушники, павербанк, толстый сборник сканвордов и носок с дыркой – все атрибуты, заменяющие пассажиру табличку «не беспокоить».

Интернет ловил только на станциях, поэтому Андрей быстро освоил метод отложенного вопроса. Пока поезд ехал, он записывал вопросы. На остановках, когда связь становилась устойчивой, он быстро открывал пять-шесть вкладок на каждый вопрос, а потом последовательно читал и формулировал следующие вопросы.

Именно так он и узнал, что раньше метро носило имя Лазаря Моисеевича Кагановича. Нет, правда – на русское ухо это звучит весьма забавно. Андрею это подняло настроение на целых полдня. С храмом тоже всё было понятно – имелась в виду именно станция. Как и то, что понималось под первородным храмом – одна из станций первой ветки, когда каждая станция была торжеством архитектурной мысли и вполне походила на духовный центр.

И факт, что первые станции облицовывали дорогими породами не из-за роскоши, а чтобы нигде не подтекало, настроения ему никак не портил. Блеск и нищета воспринимаются куда как лучше, чем обезличенная и серая усреднённость. Благо, его родной микрорайон был ярким тому подтверждением.

На виду у всех явно означало, что взрывчатка не спрятана в каком-нибудь распределительном щите посреди тоннеля. Это радовало – Андрей уже поимел неудовольствие узнать, какой будет штраф за попытку пробраться в технические помещения или, не дай Бог, зайти в тоннели поглубже.

Почки точно бы не хватило и пришлось бы добирать частью печени.

Итак, десять станций (ответвление он отбросил – в стихи оно никак не вписывалось), на одной из которых бомба. Почему не на двух или больше? Потому что он не может быть в двух местах одновременно. И бум в записке тоже употреблён в единственном числе. Да и просто потому, что иначе это уже перебор и беспредел.

Перед самым приездом в Престольную Андрей вдруг вспомнил, что забыл про куртку и шапку. Пришлось отложить размышления в сторону и лихорадочно искать ближайшие к вокзалу магазины, где были бы в наличии шапка и куртка нужных цветов. Сочетание получалось вырвиглазным, а значит, ГТ намеревался следить за ним. А раз он собирался следить – на шутку это уже не походило. А потому эстетические неприятности стоили свеч.

Поезд прибыл на вокзал в полдвенадцатого ночи, поэтому сразу лезть под землю не имело смысла. Да и Андрей уже был сыт перемещениями на поезде. Поэтому он поймал такси и попросил довезти до ближайшей недорогой гостинцы, где есть душ. Таксист покружил немного, остановился возле какой-то глухой стены, кому-то позвонил и сказал, что надо завернуть за угол. Андрей расплатился, подобрал сумку и с некоторой опаской завернул за угол – тёмные переулки небезопасны в любом городе.

Но там была дверь в глухой стене, а за дверью – столик ночного портье. Четыре тысячи за ночь была явной обдираловкой, но Андрей был сыт по горло жизнью домашнего кота и хотел чистой кровати и тёплого душа без подгоняющих свидетелей. Так что он покорно отчитал купюры, получил ключ и двинул по лестнице. Но тут же вернулся назад – узнать адрес гостиницы. Без топопривязки в этом городе далеко не уйти.

Казалось, в поезде он должен был выспаться на три дня вперёд. Но он отключился сразу, едва разместился под одеялом.

Рано утром он вбил в телефон маршрут до магазина с нужной одеждой (оказалось почти рядом с остановкой прямого маршрута). Потом проверил, что не потерял листок с копией записки и всеми своими пометками, выкинул в ведро осточертевшие сканворды. Ещё раз проверил, не забыл ли чего, и вышел из номера.

Если в круглосуточном магазине и удивились ранней пташке, точно знающей, что ей надо, то виду не подали. Андрей не стал вглядываться в покрой и общее впечатление и проявил внимание лишь один раз – на кассе. Ценник был… освежающ. Андрей скрипнул про себя зубами, но приложил карточку.

Но зато он укладывался во время. Андрей поправил новую шапку, сверился с телефоном и пошёл к ближайшей лестнице с красной буквой «М».

12-30

Он трижды проехался и прошёлся по всем станциям возможного отрезка. И уже был сыт по горло всем этим подземным величием. Но пока из списка выпадали только Кропоткинская, Красносельская и Красные Ворота. На них точно не было пересечений с новыми, более глубокими ветками. Зато остальные план по смычкам перевыполняли. А значит, надо было поднапрячься и думать дальше.

Отлавливать своего двойника в месте, которое даже обзавелось собственной фоторубрикой про модников и чудаков, оказалось делом гиблым. За эти три часа он уже встретил двух людей, одетых в бирюзовые шапки и лиловые куртки. И даже ехал за одной три остановки, пока она не пересела на оранжевую ветку и поехала куда-то в направлении ВДНХ – Андрей временно разрешил себе подслушивать чужие телефонные разговоры.

Тем более он уже не был уверен, что надо было искать именно такого попугая – речь ведь шла об искажённом двойнике, а это существенно расширяло трактовки. И трам-пара-рам – он так и не понял, куда на станции можно было бы пристроить взрывное устройство, не привлекая ничьего внимания!

Он и не подозревал, насколько пустым может быть это пространство. Нет, насквозь ни одна станция не просматривалась. Но вот укромных мест, куда бы хорошо лёг увесистый свёрток, ему что-то не попадалось. Урны? Он видел, что их время от времени внимательно осматривал персонал, да и сами они с какого-то года взрывоустойчивы. Скамейки? Там слишком мелкие просветы.

Когда он увидел полую лестницу, под которой можно было спрятаться, то было обрадовался. Но к ней подошла уборщица и начала пшикать из ручного распылителя антисептиком. Андрей скорчил кислую рожу под маской – вариант отпадал из-за клятой эпидемии.

Тогда что? Туалеты, про существование которых он не и не подозревал, пока не начал копаться в ситуации поглубже? Они в стороне от общего потока и их ещё найти надо. Магазины или забегаловки? Вряд ли их владельцы не заметят оставленных вещей. Да и народ в них как-то не особо ломился, а в записях было чётко сказано, что посылка спрятана в потоке у всех на виду.

Отделка или настенные украшения? Слишком сложно и очень заметно – пассажиром, пристраивающим пакет в руку статуи, наверняка бы заинтересовались. А если и нет, то первая же ночная уборка – и посторонний предмет будет обнаружен.

Стоящий на пару ступенек выше парень присел завязать шнурок, и Андрей почувствовал – оно. Парень завязал шнурок, выпрямился и ощущение пропало. Они доехали до платформы, парень пошёл вперёд. А Андрей обошёл барьер и влился в поток, направляющийся вверх.

Доехав до середины, он тоже присел и внимательно всмотрелся в ступеньки. Жёлтая полоса, вытертый до блеска металл на рёбрах и прилипший розоватый кусочек неведомо чего.

Андрея качнуло, и он едва не упал. Выпрямился, схватил покрепче резиновую ленту и переждал приступ сердцебиения. Ну конечно! Эскалатор – вещь довольно хрупкая. Из примерно тех тридцати, что он сегодня видел, стояло где-то шесть. Но без них метро – не метро. Конечно, гипермаркеты и аэропорты тоже переняли со временем эту фишку с наклонным перемещением. Но вопрос, кто в этом круче, даже не стоит. И там есть дублирующие путепроводы, а здесь без эскалатора… не разбегаешься.

И почему он упёрся именно в твёрдый объём взрывчатки? Прогресс ушёл далеко вперёд и рвануть теперь может всё, что угодно – от жидкости во флаконе до бесцветного газа без вкуса и запаха. А ГТ в этом явно понимает и потому обычными путями не пойдёт. А значит, ни ненадёжный и заметный смертник, ни подозрительный свёрток с проводами здесь не появится. Зато кто обратит внимание на набившуюся в щели грязь, да ещё под вечер? Да, мощность взрыва будет не та, что у брикета С-3, но здесь много-то и не надо. Лавину можно начать и криком – если условия подходящие.

Андрей вывел на смартфон схему эскалатора. Выглядело сложно и запутанно, но общая идея была правильной – если разорвать ступенчатую ленту, авария будет неминуема. Конечно, аварии на эскалаторе – это не газовые хлопки, но тоже случаются. И Андрей смутно помнил, что два года назад такая авария была. И без жертв тогда не обошлось – не у всех железная хватка и молниеносная реакция. А если ещё и подтолкнуть тех, кто повыше?

И ГТ даже может не присутствовать рядом, чтобы дать управляющий сигнал – здесь же теперь повсюду вай-фай и телефоны ловят даже в тоннелях, а потому управляющий сигнал будет добивать с любой дистанции. Нужен только крохотный приёмник с выходом в сеть и такой же по размерам детонатор. А современная электроника это позволяет. В самом деле, кто обратит внимание на жвачку с горошинкой посередине?

Тут эскалатор кончился, и Андрей упёрся взглядом в блестящую плиту отбойника. Вряд ли его часто снимают для чистки. Конечно, его зубцы плотно прилегают к рёбрам ступенек, но что-то заходит и под них. И уже там накапливается до критической массы. А когда наступит момент – сделает бум в самой нужной точке. При этом без разницы, в какую сторону едет эскалатор – эффект домино неизбежен.

План дерзкий и сложный. Андрей даже восхитился коварством ГТ и подумал, что с радостью открутит ему парой конечностей при личной встрече. Но оставалось понять – где?

Андрей вызвал на экран схему метрополитена и с ненавистью уставился на столько раз смотренную красную ветку. Где здесь может плавать чёрный лебедь, да ещё в общественном пруду? Охотный Ряд? Он больше похож на светофор, чем на лебедя. Лубянка? Тоже ассоциация с чёрной птицей, только другой породы и размера. Чистые пруды? Похоже на правду. Но почему тогда лебедь чёрный? Вряд ли это просто фигура речи.

Тут его толкнули, он едва не выронил телефон. Выпрямился и встретился с рекламой шоколадных конфет. А после понял, что он клинический и это не лечится.

Чёрный лебедь. Положительный персонаж абхазской мифологии. В союзе с белым лебедем образует балет «Лебединое озеро». Более остро-политического элемента в отечественной культуре и не сыскать. Значит, культура. И не просто культура, а культура общественная. А под такое описание подходит только Парк Культуры.

Он должен был додуматься раньше, но его заклинило на ровном месте. И чем он сильнее думал, тем сильнее эту логическую цепочку зажимало. И нужно было едва не пропахать пол носом, чтобы этот клин выпал.

Теперь он знал все части головоломки – где, когда и как. Жаль только, что ГТ не потрудился оставить инструкцию по обезвреживанию – строфа не зря обрывалась на третьей строчке. А значит, он должен додуматься до этого сам.

14:00

Он уже сам не замечал, как у него вошло в привычку то и дело сверяться со временем и подгонять себя. Но сейчас он явно обогнал сценарий и теперь у него есть изрядный люфт во времени.

И раз он совладал со всем предыдущим – то и эта задача ему по зубам. Но для этого нужно выйти наверх, а то его уже начинает забирать клаустрофобия.

18-38.

Андрей постоял у входа, вздохнул и решительно толкнул стеклянную дверь. В нос стукнул неповторимый запах метро. В переходе он услышал обрывок чужого разговора, где кто-то говорил, что для него этот запах как чашка утреннего кофе – такой же невкусный, но на него подсаживаешься.

Распознавание камер его не пугало – человек он был свежий, в ориентировках не мелькавший. Но вот досмотр багажа… сейчас он был совершенно лишним. И потому надо было от него как-то увильнуть. На вид это было не то чтобы сложно – процедура проводилась выборочно – примерно у каждого тридцатого-сорокового. И Андрей очень надеялся, что его стереотипный вид сработает и сейчас – на этот раз ему есть что скрывать.

Андрей изо всех сил старался не выглядеть подозрительным. Но ощущение, что все люди в форме видят насквозь все его жалкие потуги, наполняло тело слабостью и застилало пеленой глаза.

Андрей покрепче хлопнул себя по лбу, встряхнулся и заставил себя сосредоточиться на деле. Главное, когда не думаешь о жёлтой обезьяне – думать об обезьяне зелёной. Или оранжевой. Или об коричнево-лиловом бегемоте в бурной и мутной реке. А значит, взглядом не бегать, про себя не говорить, лямки рюкзака не теребить. А ещё лучше пристроиться через одного к крайне колоритному небритому кавказцу с двумя клеёнчатыми сумками и телефоном, зажатым между плечом и пухлой щекой.

Как и ожидалось, кавказца тормознули и предложили сдать багаж на просвет. Кавказец начал не то чтобы возмущаться, но внимание на себя оттянул. Андрей ещё раз напомнил себе не горбиться и не сверлить взглядом охрану, приложил проездной и прошёл за турникеты.

Всё-таки старая система с синими пластиковыми жетонами и запаздывающими блокираторами нравилась ему куда больше. Но, увы – они слишком не соответствовали динамике момента. Метро всё-таки в первую очередь транспорт, а потом уже транспарант, музей, винтаж и арт-пространство.

За плечо никто не схватил, не окликнул и наперерез не вышел. А значит, он проскочил, и шанс ещё есть.

18-41.

Ему показалось, что он ошибся направлением, что барьеры перегородили весь проход и к эскалаторам никак не успеть. Собрался было запаниковать, но удивительно легко успокоился. Мандраж прошёл, и началась работа, которая тебя тащит.

18-42.

Андрей вышел на финишную прямую коридоров к эскалаторам. Приспустил лямку, плечом сбросил рюкзак и перевесил его на грудь. Немного странно, но мало ли – устал человек весь день таскать рюкзак на спине и теперь ему хочется разнообразия.

И дать спине подышать.

18-43.

Теперь главное – правильно подгадать момент. Нельзя привлекать к себе внимание раньше времени. А потому никаких рывков и резких остановок. Андрей аккуратно приоткрыл рюкзак, чтобы в нужный момент содержимое не зацепилось за молнию.

Вход на эскалатор. Народ уже идёт плотным потоком, но свободное пространство ещё угадывалось. А это ему и надо.

Двадцать метров. Кажется, кто-то смотрит в спину. Не отвлекаться.

Пятнадцать метров. Кажется, он посеял на улице зажигалку. Нет, в кармане.

Десять метров. Нажраться бы до неприличного состояния после всего – да кто ж ему даст-то?

Пять метров – скорее бы это всё кончилось.

Три метра. Пора.

Андрей слитным движением вытащил бутылку-хлопушку и поднёс зажигалку к крышке. Пара секунд – и огонёк побежал внутрь.

Бросок.

Конечно, будь у него бум-томат – было бы лучше. Но Андрей не был так искушён во взрывотехнике. А потому он применил то, что смог сочинить за два часа, обойдя ближайшие магазины фейерверков и охотничьих принадлежностей. К счастью, «корсаров» к продаже всё ещё не запретили, а Андрей ещё застал курсы дворовой химии.

Петардно-бутылочная поделка даже не смогла заглушить поток – заорали только те, возле которых она рванула.

Ожидаемо.

Андрей вытащил следующую приспособу в бумажном пакете, а из кармана – плашку с гвоздями. Помедлил долю секунды, молясь, чтобы не промазать, и с размаху стукнул по пакету. Тот прыгнул из рук и заметался по проходу.

Углекислые баллончики, мука и скотч. Хаотично прыгающие и шипящие как клубок змей в пыльном облаке. Такое кого хошь напугает – особенно когда обдаёт струёй холода.

Потоки остановились, послышались испуганные крики.

Андрей их хорошо понимал – сам едва не заработал обморожение, пока сцеплял баллончики между собой и ломал голову, как их разом активировать. Сложнее всего оказалось найти подходящую деревяшку, чтобы набить в неё гвоздей под нужным углом. Он бы никогда не подумал, что в таком большом городе такие проблемы с деловой древесиной.

Шум толпы изменился, и тогда Андрей достал козырь – бутылку с фейерверочными шариками. Из тех фейерверков, что с дурацкими названиями на корпусе, сургучной заглушкой на донышке и с отдачей как у карабина.

18-44.

Бутылка упала и покатилась. Если сейчас не взорвётся и народ не побежит – всё. Больше ему предъявить для предупреждения нечего. Остаётся только сделать ещё семь шагов и встать на эскалатор, чтобы не видеть, что будет дальше.

Бутылка докатилась до стены, пустила белый дымок… и вдруг лопнула тусклыми брызгами, ударившими по окружающим. Всё-таки фейерверки при свете не смотрятся.

Визг, крик – и толпа хлынула назад. Андрей перевёл дух. Полдела сделано. Теперь только дождаться.

Заскрипел остановленный эскалатор, а выехавшие люди разворачивались назад с пронзительными криками. Сейчас для Андрея это зрелище было лучше любого мюзикла.

Заорала сирена

Андрей поднял руки, постоял, демонстрируя мирные намерения и одной рукой начал медленно стягивать рюкзак – когда его положат носом в пол, лежать на рюкзаке будет очень неудобно. Одна лямка, вторая – и рюкзак ложится к стене.

– Руки! Руки, чтобы я видел! – а вот и охрана. Не то чтобы бежали сломя голову.

Андрей вновь медленно поднял руки, сложив их за голову. И осторожно сгибая ноги, встал на колени. Бухаться с размаху коленями да об камень – это неоправданно больно.

18-45.

У Андрея на секунду мелькнула мысль, что это всё-таки очень жестокий пранк. Что нет никакой бомбы, а он повёлся и устроил то, что устроил: панику, массовый беспорядок с пострадавшими и покушение на подрыв. И никто не будет разбираться в том, что он хотел как лучше. А если и учтут, то только как смягчающее обстоятельство. С пожизненного до двадцати пяти лет строго режима.

Тут по ногам больно ударил пол, и Андрея опрокинуло набок, давая широкий обзор в подробностях.

Как в замедленной съёмке гранитная плита у входа на эскалатор медленно выпирала из пола. Лениво взмыла и упала назад разорванная транспортная лента. А значит и опорному колесу тоже амба. И будь сейчас на эскалаторах столько людей, сколько должно было быть в час пик – ленты точно поехали бы вниз. Вместе с пассажирами. А с такой высоты потенциальная энергия такой массы была бы… сокрушительна.

Странно, но звук был какой-то глухой. Андрей даже кольнула нотка ревности – его бум-бутылка всяко погромче была.

Почему-то стало очень тихо, будто всем раздали кляпы, а сирене отрезали провода. Остался только вечный тихий гул вентиляторов. Впрочем, им было можно – без них дышать в этом торжестве цивилизации никак нельзя.

В относительной тишине прозвучали три отдельных громких хлопка – кто-то манерно аплодировал по громкой связи.

«Дорогой Андрей. Я очень рад, что не ошибся в тебе. Ты доказал, что готов рискнуть временем, комфортом свободой и даже жизнью ради совершенно незнакомых и, в общем-то, далёких тебе людей…»

Голос был торжественен, сух и звучал с ощутимыми помехами. Так, чтобы всем было понятно – это запись.

«… Ты проявил упорство, смекалку и недюжинную смелость. Пока такие люди есть в обществе – у него есть шанс. Я уверен – ответственные лица разберутся в происходящем, отделят кажущееся от действительного и вознаградят тебя по достоинству. А ты сам уже сейчас можешь считать себя героем. Заслужил.

Желаю успехов, долголетия и удачи.

Искренне твой, Гуманный Террорист».

Андрей перекатился на спину и уставился в изукрашенный потолок. Блеск потолочных светильников выбивал из глаз слёзы, но теперь это было совсем неважно.

Конечно. ГТ – Гуманный Террорист. Морально-этический маньяк-извращенец.

Стоило бы догадаться.

Перезапись

– Я не понимаю, зачем это нужно? Работа ещё не закончена, а я предпочитаю, чтобы мои творения воспринимались в законченном виде – художник гордо вздёрнул плохо выбритый подбородок.

– Ирвин, рассматривайте это как экскурсию для непосвящённых, что хотят поближе понять для себя новое направление в искусстве.

– Новое?! Это будущее! Глоток воздуха, что даст человечеству глоток новых впечатлений… – дальше художника понесло про необходимость реформ и диктатуры искусства.

Грамек поморщился – он страшно не любил категоричность.

– …Это не скульптура, а трёхмерная картина, свободная от условностей, навязанных средой обитания. Объект, где впечатления зависят от всего – места, положения светил и даже взаимного расположения вас и объекта – художник всё не иссякал.

Лично Грамек разницы не замечал. Если статую вытащить в космос, то обстоятельства вокруг неё будут меняться куда чаще, чем в помещении. Но статуя от этого лучше не станет. Особенно такая, где глазу не за что зацепиться – сплошные пузыри и перетяжки.

Местами ещё и с дырками.

Мико же сложил руки на животе и медленно обходил композицию, отклоняясь в разные стороны, чтобы не зацепить выступающие части:

– Скажите, Ирвин – а это не опасно? Выдувать пузыри в открытом космосе?

– Это не какие-то пузыри или, как вы хотели сказать – космический мусор. Это материал для выражения. И да – на время работы мы поднимаем над полигоном молекулярную сеть, хоть это и вносит помехи в единение с мировым пространством.

Грамек решил влезть:

– Скажите, Ирвин…

– Для вас – господин Ирвин.

Грамек скрипнул зубами, но сдержался:

– Господин Хнойпек, а чем вы… рисуете свои работы? Космос – не лучшее место для масла и краски.

– Дилетантский вопрос. Мы с Евой потратили немало времени и денег, прежде чем нам удалось достичь желаемого результата – арболитной краски. Её невозможно применить там, на поверхности – она застынет ещё в баллоне. Но здесь же она – единственный возможный инструмент.

Но Грамек не унимался:

– Вы сначала создаёте форму, а потом раскрашиваете?

– Раскрашивают дизайнеры, юноша. Мы работаем сразу на всех уровнях, во всех проекциях. С помощью нейроманипулятора мы управляем всем – густотой, объёмом, цветом, бликом, фактурой. Это сложно, но оно того стоит.

В доказательство художник поиграл пальцами и две секунды выдул что-то подозрительное похожее на собачку из воздушного шарика в цветах бензиновой плёнки. Мико засмотрелся и стукнулся шлемом об особо разлапистые и вспученные ветки-рога. Постоял, восстанавливая равновесие, после чего повернулся к художнику:

– Думаю, здесь мы всё осмотрели. Хотелось бы теперь заглянуть в вашу кладовку.

– Не думаю, что в ней есть хоть что-то интересное.

– А всё-таки?

Судя по невнятным звукам, Хнойпек состроил гримасу. Но всё же открыл люк в регенераторную. Это было небольшое помещение с оборудованием для перезарядки кислородных баллонов, сплошь в объёмных цветных пятнах и подтёках:

– Надеюсь, не взрыв баллона?

– Нет – голос Хнойпека опять начал обрастать колючками – Это пробная палитра. Оборудование требует проверки, а композиция и так достаточно сложна, чтобы очищать её ещё и от посторонних деталей.

Только забравшись внутрь, Грамек заметил, что насадил пятен на скафандр, хотя вроде ничего и не трогал. Мико и Хнойпек и вовсе выглядели так, будто участвовали в индийской порошковой вечеринке, причём в самой гуще.

Мико обвёл помещение взглядом:

– Ну в целом впечатление можно составить. А что происходит дальше, когда вы закончили сеанс? Вряд ли вы просто бросаете оборудование в угол и идёте отмываться.

– Конечно, нет. Минимум необходимо поставить баллоны на зарядку. Краска весьма капризна и её нельзя хранить в готовом виде. Но и смешивать на месте так же нельзя – компонентам нужно время.

Мико внимательно рассматривал оборудование. Зарядная станция для краски носила черты обычной регенераторной станции – видимо, её доводил до ума какой-то местный умелец:

– Странно, что заправочные станции расположены так близко.

– Я бы и рад был расставить всё удобнее, но… вы представляете, сколько Академии стоило арендовать хотя бы это помещение? Выставка в Лувре и то дешевле.

Художник отсоединил от скафандра килородный и красочный баллоны и вставил их в гнёзда установок. Мико внимательно за этим следил:

– А перепутать их нельзя? На взгляд они очень похожи – особенно, когда все в краске.

Художник обдал Грамека презрительным взглядом и вернулся к настроечному пульту:

– Арболитная краска очень капризна, поэтому приходится вручную регулировать её давление с помощью вот этого вентиля.

– Вот так? – поинтересовался Мико и сильно крутанул вентиль.

– Что вы… нельзя! – голос Ирвина вдруг сорвался на визг. Он дёрнулся было к панели, но лишь закружился в воздухе.

А вентиль продолжал вращаться. Один оборот, второй, третий… для него будто не существовало инерции. Докрутившись, он вылетел из гнезда и поплыл в воздухе, продолжая вращаться.

Грамек отвесил челюсть – вентиль грубо нарушал законы физики в общем и эффект Джанибекова – в частности. Грамек повернулся было к детективу, чтобы поделиться своим открытием. Но Мико хамское поведение детали, похоже, совсем не удивило. Он обхватил подбородок и, прищурившись, смотрел на художника:

– Господин Хнойпек, вам не кажется, что дело обстоит вовсе не так, как вы рассказывали?

– Что… как вы… почему… – на художника было жалко смотреть. Его чопорность и надменность слетели тыквенный лист в ветреный день. И под ним обнаружился настоящий Ирвин Хнойпек – издёрганный и истрёпанный жизнью лысеющий человечек. Он стремительно серел, ссыхался и скручивался – происшествие выбило его из седла.

Мико поднял голову и скомандовал:

– Завершить симуляцию.

В сознании промелькнул ослепительно синий настроечный экран и Грамек запоздало зажмурился. Это было чисто рефлекторно – сигнал шёл через интерфейс и глаза не могли бы его задержать.

Они всё так же были в регенераторной. Только теперь вместо зарядных установок здесь было оборудование для зондирования, а у люка парили двое охранников в защитных скафандрах.

Пожилой детектив брезгливо, будто комок тины, стащил с головы шлем и выбросил вперёд палец, будто собирался пригвоздить подозреваемого к стене:

– Ирвин Хнойпек, вы обвиняетесь в непредумышленном убийстве своей подруги – Евы Маккормик. Баллоны действительно легко перепутать, особенно если вы непривычны к невесомости и находитесь в творческом экстазе. Что вы и сделали – поставили баллон из-под краски под зарядку кислородом. Ева ведь плохо переносила невесомость, правда? Тошнота, головная боль, насморк… Неудивительно, что она вовремя не заметила странного запаха, а ухудшающееся состояние списала на переутомление и творческое выгорание. Вы же за последние два года так ничего толкового не нарисовали, верно? Вот и ухватились за эту возможность – побулькать цветной глиной на орбите и ни за что не отвечать.

Лицо Мико приобрело отсутствующее выражение:

– Вы имеет право хранить молчание, право на повторное независимое психозондирование и досудебную психокоррекцию. Вы будете отправлены на планету, как только вновь заработает лифт. До того вы будете помещены в изолятор. Увести.

Хнойпек пытался что-то сказать, но из горла шёл только невнятный хрип. Охранники подхватили его под руки и, подгребая свободными руками, полетели к люку.

Стоило им только перелететь через порог, в Хнойпека будто ударила молния – он встрепенулся, дёрнул руками так, что охранники полетели в разные стороны, резко дёрнулся, отскочил от стены и… закрывшаяся дверь отрезала их от несостоявшегося сотрясателя художественных основ. Мико вздохнул и начал высвобождаться из привязных ремней.

– Всё как всегда. Густав – вы бы навестили его через часок-другой? Инфаркт его вряд ли хватит – но мало ли? Не хотелось бы, чтобы он попытался наложить на себя руки.

Доктор недовольно смерил детектива с головы до пят, но этим и ограничился. Высвободился в пару движений и с места полетел в сторону лазарета. Грамек проводил его взглядом:

– Господин Охайнен, я ещё нужен?

Детектив пару секунд смотрел сквозь Грамека, будто вспоминая, кто он такой:

– Нет, не думаю. Или у вас есть сомнения в результатах сеанса? Нет? Ну и прекрасно – детектив наконец совладал с последней застёжкой и боком вылетел из кресла.

Грамек спросил детектива в спину:

– Что с ним будет дальше?

– Доставят на землю, ограничат передвижение, возможно даже подвергнут косметическому кондиционированию – ведь формально он всего лишь проявил халатность, которая по взаимному попустительству привела к несчастному случаю. Ещё я опять буду рекомендовать пересмотреть регламент пребывания туристов на станции. Но это вряд ли что-то изменит.

– Но как вы поняли, что Ирвин изменил свои воспоминания?

Детективу явно хотелось достать трубку, но на станции курить было запрещено, и потому Мико раздражённо обнюхивал свои прокуренные усы:

– Ну, во-первых, художники – не те люди, что охотно соблюдают технику безопасности. А во-вторых – вряд ли Ирвин просто так решил освежить свои воспоминания за два часа до допроса. Конечно, психозондирование – это не истина в последней инстанции. И освоить перезапись на персональном оборудовании тоже не так сложно – было бы время и желание. Но вот чего большинство не знает – так это того, что технический самообман не проходит бесследно. В памяти всё равно остаётся воспоминание о принятии решения перезаписи чего-то. И тогда приходится докапываться – что именно было изменено. Обычно с этим справляется машина, но иногда попадаются упорные личности. Как, например, наш Хнойпек. Он очень правдоподобно воспроизвёл окружение, но его подвело знание физики – думаю, вы и сами это чувствовали там, в симуляции. Оставалось только найти самый убедительный объект обмана, чтобы доказать это. И вентиль без эффекта Джанибекова подошёл как нельзя лучше. Этот эффект весьма неочевиден, и если вживую его не видел – то и не будешь принимать его всерьёз. А раз ты не принимаешь его всерьёз – то и в переделанной записи его не будет. Что и произошло.

С этими словами детектив запахнулся в пиджак и продемонстрировал, что намерен дожидаться лифта на Землю в одиночестве.

Охота на детектива

Поскользнувшись на осклизлом куске непонятно чего, Иржи едва не выругался – его социальный лимит и так приближался к жёлтой черте, а беседовать лишний раз с робопсихологом – совершенно лишняя процедура даже для Будды.

Нет, он положительно не мог понять прелести проживания в диком районе. Даже с учётом острейшего желания быть не как все. Даже с учётом полностью научного обоснования необходимости трудностей для сохранения целостности личности. Конечно, вездесущей рекламе здесь поставлен глухой заслон, но вот эта холодная вода, сыплющаяся на голову, эта грязь, это ощущение беспросветной мерзости и неустроенности, весь этот гнусный реализм безнадёги…

Нет, он не настолько любит трудности, чтобы за них платить такие сумасшедшие деньги. А ведь даже часовой пропуск сюда стоит месячного базового дохода. А уж стоимость жилплощади и вовсе исчисляется неадекватными цифрами, на которые можно содержать пятьсот семь его агентств в течении двадцати семи лет.

Но это уже издержки клиента.

Тем больше Иржи был удивлён, когда две недели назад на комлинк ему свалился огромный пакет неведомого расширения, в котором (когда его удалось наконец-то декодировать в хоть что-то приемлемое) ему предлагалось расследовать серию загадочных преступлений в Промышленниках – крупнейшем районе элитного даунгрейва.

Подробности были написаны таким витиеватым языком, что криптоанализатор отказался их сжимать, оставив его один на один с филологическими дебрями. Иржи честно продирался сквозь них три раза подряд, но не мог с уверенностью сказать, что усвоил их до конца.

А дело было под стать райончику. В дни, когда небо затягивало равномерно серыми тучами, а искусственный смог опускал их почти до земли, в глухих уголках Промышленников находили трупы со следами насильственной смерти. А точнее – с пулей 38-го калибра, засаженную точно в сердце.

Служба Общественной Безопасности об этом пока ничего не знала – в конце концов, Промышленники не просто так назывались диким районом. За такие деньги общественность была готова потерпеть анархию толстосумов – в разумных, конечно, пределах. И если Иржи сможет вычислить убийцу, то эти инциденты навсегда растворятся в пучине бытия, не беспокоя компетентные органы.

К моменту, когда Иржи начал вникать в это дело, в серии насчитывалось четыре эпизода. И он не собирался дотягивать до пятого. Вот только его опять и снова поджимал его главный враг – время. Подходящий дождь вот-вот должен был начаться. Он это знал определённо – из сводок Службы Настроек Погоды. Вынужденная уступка настраиваемых трудностей – богачи больше других любят предсказуемость и управляемость.

Хотя бы в погоде.

А вот с остальным был мрак. Фабула преступления вполне укладывалась в логику серийного убийцы – дождливые дни (да и вообще в дни пониженного давления) провоцируют маньяков и психопатов отбросить остатки человечности и взяться за нож. Позволить себе огнестрел (тем более нелицензированный), тоже могут позволить себе только богатые, влиятельные и эксцентричные люди – а других в Промышленниках и не водилось.

Но что в картину не ложилось – так это то, что жертв убивали в упор, спереди и с двух метров. Жертвы видели своего убийцу, даже успевали получить заряд адреналина – но их защитные системы не срабатывали. Возможно, конечно, что их эксцентричность довела их до полного самолуддизма, но Иржи в этом сильно сомневался. В современном мире, где не осталось универсальных материальных ценностей, элита обязана была иметь личный счёт.

И средства для его охраны от посягательств.

Конечно, за круглую сумму можно было спрятать всю машинерию под кожей так, что их не выявили бы даже контакты третьего рода. И они наверняка так и поступали. Точнее он знать не мог – закон о неприкосновенности личных данных второго уровня давал в его распоряжение лишь скупые строки официального отчёта, на основе которых и приходилось строить непротиворечивые версии.

Поэтому нельзя было отбрасывать вероятность, что он имеет дело с непонятой закономерностью. Что убийца знает своих жертв лучше Службы Общественной Безопасности и убивает только тех, кто не способен оказать ему сопротивления.

А значит, Промышленники оказывались под вполне реальной угрозой исчезновения – СОБ был готов раскатать всех и вся, кто сумел пойти против Двенадцатой Поправки о праве полного удаления всех данных индивида и праве вечного забвения. В конце концов, в мире осталось не так много ценностей, вокруг которых удавалось собрать апатичное человечество. Тогда все выкрутасы вокруг одного скромного Иржи становились понятными – слишком много было бы проигравших, если бы Промышленники потеряли свой статус элитных трущоб и повысили свой уровень комфорта до среднестатистического.

Конечно, его профессиональному самолюбие льстило, что ему довелось распутывать такое важное дело. Да ещё и в таких непростых условиях. Но всё-таки, дождь мог бы быть потеплее и пореже, а данные можно было бы собирать через аналитические системы. А не как сейчас – обходя окружениекаждого убитого пешком. Но Иржи не зря получил свою лицензию и два диплома и за две недели смог докопаться до одного определённого факта – все четверо пострадавших пересекались в единственном месте. И каждый из них был там примерно за час до своей смерти.

Все следы вели в эту дизайнерски занюханную забегаловку в самой глухой части этого района, где не было ни одной камеры Общественного Наблюдения. И это ещё больше его раздражало – иногда заигравшиеся виртулеты теряли осторожность и пытались нападать на окружающих. Конечно, на этот случай у него был фризер, но зачем лишняя конфликтная метка в кредите доверия? У детектива и так хватает возможностей влипнуть в непродуктивные неприятности.

Замызганная вывеска утверждала, что кафе «У жо» работает все 2 часа. Впрочем, такая незамысловатая недосказанность ему даже импонировала. Прозрачные намёки гораздо удобнее тотальной недосказанности, что окружала его каждый день по одиннадцать часов кряду – меньше не получалось.

Он вдохнул и потянул захватанный поручень на себя. По посетителям прошёл шепоток неодобрения – своим видом Иржи сильно выбивался из местного окружения и напоминал, что за стенами дымящих заводов тоже есть жизнь. Он бы не отказался сходить за своего, но чтобы это сделать, в Промышленниках нужно хотя бы родиться. Иначе эту личину на себя не натянуть. Поэтому Иржи и не скрывал, что он тот ещё пришелец снаружи. Но не просто так, а по делу.

Это помогало.

Он достал из кармана четвертак и скормил его музыкальному автомату. Тот слопал монетку и не соизволил даже сделать попытку поменять репертуар. Иржи с досады пнул его ногой, но пострадал больше сам.

Напряжение за спиной несколько разрядилось, хоть и пришлось выслушать от хозяйки пару солёных слов. Культурная нутрь возмутилась было, но на лице не дрогнул ни один мускул, оставив только выражение досады.

Можно было приступать к работе.

Как и последние семьдесят два раза, личное общение было очень непроизводительным делом. Никто толком ничего не знал, но чтобы в этом убедиться, нужно было задать хотя бы пять-семь вопросов, а потом ещё и мучаться над трактовкой. Неограниченные требованиями делового этикета, местные отвечали лишь на те вопросы, которые хотели слышать. Зато Иржи наконец начал понимать детективов прошлого, опускавшихся до физического воздействия на свидетелей. Толку это не прибавляло, но примиряло с действительностью.

Иржи устало опустился на табурет и очень похоже повторил подсмотренный жест, которым завсегдатаи заказывали блюдо «как обычно». Хозяйка устало ему подмигнула густо наштукатуренным глазом, и Иржи в очередной раз задался вопросом мотиваций местных. Ретро-стиль ретро-стилем, но так целенаправленно отравлять себе жизнь – это чересчур откровенный мазохизм.

Один из посетителей встал, поднял со стола шляпу, из-под которой тускло блеснули четвертаки чаевых и двинулся к выходу. Иржи проводил его взглядом и уже собирался уткнуться обратно в чашку кофе (грубый и неприятный на вкус, буквально ещё в глотке формирующий зависимость), как вдруг его стукнуло.

С самого начала этот человек вёл себя подозрительно. Поднял воротник, стоило только Иржи войти в зал. Отодвинулся в тень и гремел вилкой об тарелку с пирогом, пока детектив пытался добиться хоть от кого-то подробностей недавних убийств. И стоило Иржи подсесть к стойке и выпустить из поле зрения дверь, как он тут же двинул на выход. Да и кто добровольно будет носить длинное коричневое пальто с зелёными брюками?

Иржи задержался на пару секунд, пытаясь удалённо расплатиться за кофе – но, похоже, стойка действительно была только из древесного пластика. Наконец он догадался провести ладонью по кружке, и сухожилие дёрнуло, подтверждая списание средств.

Но за эти секунды подозрительный тип уже увеличить дистанцию. Иржи потерял ещё секунду, преодолевая мощную пружину. Коричневое пальто уже скрывалось за поворотом. С криком «подождите, гражданин!» Иржи кинулся за ним, краем сознания отметив, что сворачивать в тупиковый переулок как-то слишком глупо.

Тусклая лампочка под жестяным плафоном была густо залеплена грязью, давая только смутные очертания пустых ящиков, коробок и мусорных баков. И фигура, что-то судорожно в них прячущая.

– А ну стой!

Фигура разогнулась, осторожно закрыв крышку мусорного бака. Но та всё равно противно заскрипела.

– Так, а теперь медленно повернись.

Фигура медленно повернулась, стараясь не угодить ногой в подтекающую из-под бака лужу. Из-под шляпы виднелся лишь нарочито плохо выбритый подбородок. Иржи почувствовал к нему неприкрытую ненависть. Эти игры в нуар зашли слишком далеко.

– И медленно руки за голову – Иржи довернул сферу фризера, чтобы наверняка зацепить этого подозрительного типа, если тот вдруг захочет делать глупости.

Тип сделал ещё два шага и остановился в паре метров от Иржи, держа руки в карманах. Из-под полы его старомодной одежды блеснул металл, и Иржи вдруг сложил то, что до изобретения нейроинтерфейса называлось головоломкой.

Ещё на заре автоматизации, когда от людей ещё что-то зависело, каждый хотя бы раз ставил под вопрос необходимость обновления, когда необходимость исправления неизбежных следов хаоса в коде оставляла его без доступа к информации на мерцающей поверхности в самый критический момент. Пользователь начинал паниковать, запускать параллельные процессы и в итоге напрочь вешал всю систему.

Конец синдрому отложенного запуска положила концепция многоуровневых систем, когда хотя бы два контура схожего функционала продолжали действовать, когда происходила замена недостаточно эффективных участков. Это потребовало больших мощностей, но после пятой НТР это был уже второстепенный вопрос.

Возможность совпадений времени обновлений устройств существовала – но в чистой теории. На практике периоды и длительность обновлений были столь тщательно десинхронизированы, что проще было дождаться парада планет, чем не иметь возможность почесать себе спину ещё чем-то, кроме собственной руки.

Но как и у всякой умной системы, у неё был недостаток – протокол первого запуска. Если убедить систему, что её данный экземпляр запускается впервые, она сделает то, что и положено добросовестному устройству – проверит наличие обновлений. А если таких систем окажется много? Тогда на какое-то время практически неограниченный выделенный канал персональной передачи окажется забит исполнительными протоколами.

Иржи честно попытался активировать фризер, хоть и знал, что это бесполезно. Блеснула неяркая вспышка, по ушам ударил нефильтрованный звук, после чего тёмный силуэт начал расплываться и загибаться куда-то вверх, пока снизу не ударил огромный и почему-то мокрый кулак.

Фермопил ещё немного посмотрел на то, как постепенно гаснут сполохи виртуальной маски, обнажая вполне нормальное, но почему-то отчаянно отрицаемое человеческое лицо телесного цвета с порами на носу и рудиментарными кератиновыми следами происхождения вида.

Эта металлическая штука, прошедшая сквозь века от прадеда к правнуку, вновь и вновь дарила ему священный трепет. Он знал его историю, знал значение цифр, выбитых на корпусе – древняя и наивная система учёта вещей с ограниченным доступом. Он даже знал его самоназвание –«бульдог 38-го калибра». Совершенно бесполезный анахронизм в современном мире, где при желании даже младенец может стрелять по-македонски левой пяткой.

За одним исключением – когда стохастическая бомба на 0,42 секунды стирает всю осмысленную информацию в радиусе трёх метров. Тоже бесполезный анахронизм, но помладше.

Бомба информационного хаоса не щадит ни своих, ни чужих. И твой бластер будет так же бесполезен, как зонтик в цунами. Как и у твоих врагов.

А потом распределённые сервера восстановят всю вашу личную информацию, настройки, вкусы и рекламные предпочтения. Даже вернут доступ к системам защиты и обороны.

Вот только трупу это будет уже ни к чему.

Тело у его ног тускнело по мере того, как лужа становилась всё более алой. Яркой полосой мигнул оружейный имплант. Даже без применения фотофокуса Фермопил мог сказать, что за информация была передана владельцу.

«Право собственности подтверждено. Обновлений не требуется»

Он задвинул револьвер поглубже в карман, надвинул шляпу и вышел из проулка. Сверху опять заморосил дождь. Он остановился, приподнял голову и высунул язык, ловя капли.

Теперь вкус воды соответствовал условиям подписки – с привкусом железа и сажи. Жаловаться на службу поддержки не придётся.

Жаль.

Культура поневоле

Красота спасёт мир

Ф.М. Достоевский, писатель

…Но это не точно

Big Russian Boss, рэпер

Капитан Коломиец уже собрался помирать, когда на плацдарм посыпались гармониты. Ну как посыпались – в воздухе начали появляться и медленно гаснуть цветные пятна, складываясь в подвижный фрактальный узор. Будь вокруг тише, капитан зрелище бы оценил. Но трикони ещё не поняли, что их дело – табак, и щедро поливали окружающих огнём и металлом.

Грохнуло, и Коломийца снесло в сторону. Взрыв сорвал остатки термической защиты, обдав тело нездоровым жаром. Костюм заявил, что ему уже хватит. Капитан был с ним согласен, но трикони пауз не делали.

Стрелявший по нему бронеполз дёрнулся и замер. Ещё вспышка – и от корпуса отпали оплавленные бивни миномётов. Так гармониты обозначали, что объект обезврежен.

Коломиец щёлкнул языком – ползун ему сильно досаждал. Капитан с радостью бы его располовинил – но в запасе было только три сквал-ракеты. И они пошли на цели покрупнее.

Бой затихал – гармониты знали песнь войны назубок и исполняли её слаженным оркестром. Трикони, которым музыку заменял автобит, а оркестровку – могучий децибел, за ними просто не поспевали.

Когда-то гармонитов пытались звать ангелами войны. За что и получали чувствительный удар: гармониты не любили узких специализаций и дешёвых метафор. И себя они так тоже не называли. Это люди придумали такое имя далеко зашедшим последователям метафизической позиции Трёх Источников.

Вобрав в себя учение Бахаев, Путь алмазных колесниц, моральный кодекс строителя коммунизма и ещё множество трудов по всестороннему развитию, эти люди положили гармонию в основу своей жизни.

Поэтому с гармонитами было удобно разговаривать – они думали за двоих. Но чтобы понять их, требовалось прилагать усилия. Делая поправку на другие ценности. Зато любая область, в которую приходили гармониты, резко набирала силу и мощь. И военное дело не было исключением.

Так что когда всё повисало на волоске, когда ещё минута – и полетят отмучавшиеся бойцы толпой к райским вратам – гармониты приходили и с успехом завершали любой огневой контакт. А что не сразу – так им нужен оптимальный момент, чтобы явить несведущим оптимум мировой закономерности.

Эффектно, но неприятно.

За бронеползом обнаружился заклиненный десантник с разрезами в бортах, в которые как раз пролезал триконь. Они и жались испуганно к мятому днищу. Коломийцев дал трассер над головой – трикони дёрнулись и подняли руки.

Из ниоткуда вынырнул гармонит, дал одному из триконей в лоб, и вырвал из его руки грязную гранату для церемониального самоподрыва – обряд глупый и бесполезный, но звучный и привлекательный.

Собственно, как и весь Культ.

Культ Кача Ки(т)ча. ККК или «триконь». Когда-то – сетевое сообщество одиозности и воинствующей серости, ныне – квази-государство, религия, и ещё много других квази, охватывающих большую часть населения планеты.

О неизбежности расслоения человечества на расы и угрозе личной деградации при общем прогрессе предупреждали давно. Но все предупреждения вязли в нигилизме и попустительстве, пока Культ из интереса не стал образом мыслей.

Причинами разложения объявили неумеренную геймификацию сознания, формальные методы обучения и скороспелый закон о просветительстве, но кому от этого стало легче? Всё равно людей, верящих в хиромантию и плоскую Землю, стало больше, чем тех, кто знал логарифмы и отличал Монэ от Малевича.

Атаки на прогресс были всегда. Леность ума и гонение изменений иногда овладевало целыми народами. Но они быстро слабели и уступали место тем, у кого со здравым смыслом было лучше.

Но на этот раз человечество перехитрило само себя. Полностью автоматизировав материальное обеспечение, оно больше не могло упасть ниже определённого уровня комфорта. И если для прогресситов это стало освобождением от быта, то Культу оставалось только развлекаться. Ну и тешить самолюбие своих кардиналов.

Сам Культ так бы не разросся.

Человечеству пришлось отгородиться от Культа не от хорошей жизни. Иначе этот ползучий хаос в человеческом обличье поглотил бы последние ростки разумного, доброго и вечного. Тлен лез во все щели – ведь для его победы достаточно было плохо думать и толсто чувствовать.

И в эти неопределённые времена гармониты стали примером того, что Культ – не приговор. Человечество уже могло в космос, и нормальным людям было куда отступить. Культисты же в небо смотрели редко и в основном с гоготом.

Можно было вычеркнуть Землю из истории – вместе с Культом. И этим признать своё бессилие перед самым большим и глупым провалом за всю историю.

Был вариант попытаться истребить Культ. Огромный шаг назад, но человечество вернуло бы себе свою колыбель – пусть местами и обугленную.

Но не без вмешательства гармонитов возобладал старый путь – делать мир лучше и добрее. Защищая природу, историческое наследие, поселения, а иногда – и самих культистов, когда те увлекались. Ресоциализируя тех, кого удалось из Культа изъять.

Получалось медленно и трудно – воспитуемые отчаянно не хотели усложнять себе жизнь, думать над сложными вещами и восхищаться природой без ругани. Пока образованных были сотые процента от общей массы, но в целом свет в конце туннеля был. Главное – не ожесточаться и помнить, что трикони – это всё-таки люди. Жестокие, глупые, шумные, злые и некрасивые – но всё же люди. И их надо учить и воспитывать.

Давая иногда по рукам.

Теоретически Коломийец был с этим согласен. Пока его не пытались истребить особо заскучавшие пёрлы мироздания. Тут бывший микробиолог ощущал… некоторую утрату гуманистических идеалов.

Впрочем, это быстро проходило.

Гармонит протянул капитану конфискованную гранату, отдал честь и растворился в линзе телепортатора. Красота в очередной раз спасла мир, оставив уборку на уцелевших.

Впрочем, Коломийец был не из обидчивых или брезгливых. Он подкрутил костюм, вздохнул и качнул стволом в сторону садящегося транспортника Просвещения:

– Ну что, обезьяны? Пошли становиться обратно людьми.

Оглавление

Эти глаза за кадром

Сценарий

Крыша

Секреты практики

Сложный пациент

Дикий психолог

Лосиная ловушка

Неуместная птица

Дверь за углом

Невозможка

Насморк

Посылка

Перезапись

Охота на детектива

Культура поневоле