Утятинский демон. Книга вторая [Евгения Черноусова] (fb2) читать онлайн

Звонок из прошлого

В принтере кончилась бумага. Грета скользнула взглядом по столам, заглянула на всякий случай в тумбочку. Можно, конечно, попросить пачку взаймы в регистратуре, но отношения с регистраторшами не заладились с самого начала ее работы, еще до того, как в больнице начался ремонт. Теперь же, когда бухгалтерию временно переселили во вторую комнату регистратуры, которую они использовали не только как архив, но и как бытовку, между бухгалтерией и регистратурой просто искрило. А уж после того, как им не вручили эти несчастные конфетные коробки на День медицинского работника… Словом, придется идти в больницу, лазить под строительными лесами, пачкаться побелкой и выслушивать брань отделочниц.

– Екатерина Сергеевна, я за бумагой. Еще что-нибудь прихватить?

Екатерина Сергеевна оторвалась от компьютера, открыла рот и снова его захлопнула. Видимо, мысли ее прошли по тому же маршруту: бытовка – конфеты.

– Да нет, Ритуля, ничего не надо. Хотя… если можно, занеси документы на подпись главврачу. Вот папочка.

Сунув папку с документами в пакет, Грета вышла в регистратуру. Час был предобеденный, в регистратуре – ни души. Упорно звонил телефон. В бытность свою старшим регистратором Татьяной Ивановной она бы за такое взгрела всех. Да и сейчас с трудом сдержалась. Но трубку все-таки схватила.

– Поликлиника.

– Девушка, нельзя ли пригласить Кожевникову Татьяну… не знаю, как ее по отчеству, – голос мужской, явно человека немолодого.

– А кто ее спрашивает? – вырвалось у Греты невольно.

– Я ее земляк. Она мне нужна по личному вопросу.

Земляк… Кто-то приехал из Утятина? Зачем? И почему звонит в поликлинику, а не домой? Нет, тут что-то не то.

– Вы откуда звоните? Из Утятина?

– Таня?

– Нет, я ее племянница.

– А где Таня?

– Может быть, вы все-таки представитесь?

– Я Наппельбаум Борис Аркадьевич.

– Наппельбаум?

А, вот оно что. Это двоюродный брат Руины, какая-то родня Ирки Наппельбаум. Ему, наверное, лет сто. И вовсе он не из Утятина, а из Уремовска. Переехал в Успенск еще раньше Татьяны Ивановны. Что ему понадобилось? Не к врачу же записаться, он какой-то крутой ювелир с большим авторитетом в криминальных кругах.

– Борис Аркадьевич, Татьяна Ивановна умерла в прошлом году. Если я могу быть вам чем-нибудь полезной…

Молчание. Да не должен старик расстроиться, мы едва ли были знакомы!

– Борис Аркадьевич, я здесь оказалась случайно. Если у вас появятся какие-нибудь вопросы, запишите мои телефоны. Зовут меня Маргарита Гỳстовна Пурит. Можно без отчества.

– Спасибо, милая Маргарита. Я несколько ошарашен этой прискорбной вестью. Если позволите, я перезвоню через два-три часа. По какому из телефонов вас удобнее спросить в это время?

– Лучше по сотовому.

Грета положила трубку и пошла к выходу, который загораживала грузная фигура Анны Ивановны, нынешней старшей регистраторши.

– Рита, что за дела у тебя с мафией?

– Да будет вам, Анна Ивановна! Дедушке лет сто. Какая мафия?

– А то ты не знаешь, что он смотрящий по нашему району. Ну-ка, признавайся, шашни завела с бандюганом?

– Не выдумывайте. Я этого дедушку в глаза не видела. Знаю, что еще при Хрущеве сидел он по экономическому преступлению. Теперь это бизнес.

– А зачем ему звонишь?

– Это не я ему, это он в регистратуру звонил, где ему ответить было некому.

– Еще критиковать будешь, соплячка! – Анна Ивановна покраснела от негодования. – Работаешь тут без году неделя, а туда же, командовать.

Она еще что-то бубнила вслед, но Грета уже шла к выходу. «Ну вот, еще один конфликт». Не ладились у нее отношения в коллективе. Грета их всех знала как облупленных, а они пытались что-то из себя изображать. И обижались каждый раз, когда новый бухгалтер не велась на их уловки. Эта Анна Ивановна тоже прикидывалась лучшей подругой Татьяны Ивановны и пыталась втереться к Грете в дом. Что она пыталась выяснить о сопернице после ее смерти, непонятно, да и не очень хотелось знать. Поэтому на ее намеки на то, что не мешало бы пригласить старых друзей покойной тетки домой на чай и воспоминания о былом, сделала очень наивную мину и ответила: «Да, тетя Таня говорила, что вы давно мечтали занять ее должность». Можно было бы, конечно, стерпеть. Но сплетничать Анна Ивановна не перестанет в любом случае. Так что не стоит себя ломать.

Назад она возвращалась не скоро. Долго пришлось ждать в приемной, даже позвонила Екатерине Сергеевне, не оставить ли бумаги у секретарши. Но главбух велела дождаться начальства непременно, а на обед пойти, когда освободится.

– Рита, ты, говорят, любовница дона Карлеоне? – встретила ее с порога вопросом кассир Наташа.

– Да, – неостроумно ответила Грета. – У нас в Сицилии все такие.

– Маргарита, что за дела? – вступила Екатерина Сергеевна. – Анна Ивановна на хвосте принесла, что ты Наппельбауму звонила.

– Не я звонила, а он. И не мне, а Татьяне Ивановне.

– Покойнице?

– Так он не знал, что она умерла.

– Они что, знакомы были?

– Шапочно. У него родня в Утятине. Наверное, что-то хотел передать.

– А что передать?

– Так мне-то он ничего не поведал.

– Анна Ивановна сказала, что ты ему свои телефоны дала.

– Ну, дала. Я ведь на днях в Утятин памятник повезу. Вот и прихвачу посылочку для Ираиды Семеновны. Все, пошла я обедать.

Ох, бабье царство, до чего же любопытные. И этих не пошлешь, как Анну Ивановну.

Часа в три раздался звонок. Номер не определился.

– Маргарита, это Наппельбаум.

– Да, Борис Аркадьевич, – ответила Грета и тут же пожалела: все дамы бухгалтерии сделали стойку.

– Мне надо встретиться с вами. Я в последнее время прибаливаю. Не будет ли нескромностью с моей стороны, если я попрошу вас зайти ко мне? Я пришлю за вами машину.

Если не любопытство коллег, она бы от этой встречи вежливо отказалась. Но, когда что-то осуждают, хочется сделать назло.

– Я заканчиваю работу в пять. Машину присылать не надо, с удовольствием пройдусь пешком. Говорите адрес.

Назавтра коллеги даже не пытались делать вид, что работают.

– Я что, опоздала? – демонстративно взглянув на часы, спросила она. И сама же ответила. – Нет, еще без пяти.

Ни о чем спросить они не успели. Вошли две врачихи, недовольные начисленной зарплатой, и Грета усадила их к столу. Разбирались долго и нудно.

Освободившись минут через пятнадцать, она поглядела на изнывающих от любопытства женщин и сказала:

– Да ладно вам. Скажу сразу: если Наппельбаум – крестный отец мафии, то я – владелец заводов, газет, пароходов. Квартира на первом этаже пятиэтажки. Окна пластиковые, кондиционер. Мебель старая. Самому лет под 90. Всё.

– А что хотел?

– Да что я и думала. У Ираиды Семеновны юбилей, хочет передать ей презент.

– Какой?

– А я знаю? Просил позвонить, как соберусь.

– Он один живет?

– Ей-богу, не знаю. Я никого не видела. Что, надо было поинтересоваться?

Женщины еще что-то спрашивали, получая в ответ «не видела, не знаю». Грета подвела итог:

– Или есть еще один Наппельбаум, сын, например, или старичка оболгали. Или он зиц-председатель мафии…

Назавтра позвонили из мастерской. Памятник был готов. Грета начала операцию по выбиванию отпуска.

В столовой она подсела к кассиру Наташе.

– Как ты думаешь, отпустят меня в отпуск по графику?

– А когда у тебя по графику?

– В декабре.

– Не, не получится. Ревизия КРУ, годовой отчет. Никого не отпустят.

– Так. В январе, значит, тоже…

– Само собой.

– А в феврале у меня сессия.

– Ты что, учиться поступаешь?

– Понимаешь, какое дело. Мне тетки, которые в Латвии живут, на учебу в институте денег обещают. Заплатить надо не позже декабря. Загранпаспорт будет готов не раньше конца августа–начала сентября. Ну, ладно, перехвачу у знакомых, а потом съезжу в Даугавпилс и верну. Главное, отпуск в запасе. Пойти раньше меня никто не заставит.

Всё. Теперь пойдут интриги.

В результате Екатерине Сергеевне потребовалось отдохнуть в августе; Наташе – в сентябре, сына в первый класс водить; Любовь Самойловна собралась идти в октябре; в ноябре и декабре вообще никому нельзя уходить. Короче, иди, Маргарита в отпуск со следующей недели.

– Хоть бы предупредили! И почему прямо не завтра?

– Именно завтра. Чтобы к начислению августовских зарплат успеть.

Надув губы и хихикая в душе, Грета села начислять себе отпускные.

Вечером, когда все уже начинали складывать дела, в бухгалтерию заглянул водитель Витя, с которым Грета собиралась ехать в Утятин устанавливать памятник.

– Маргарита, когда едем?

– Ой, Витя, извини, замоталась, не предупредила. Меня в отпуск отправляют. Так что поездка отменяется.

– Чем тебе отпуск помешал, чтобы родным памятник поставить? – вмешалась в разговор Екатерина Сергеевна. – Поезжайте да устанавливайте.

Главбух, как всякая стареющая женщина, любила сватать. К Вите она благоволила, и очень хотела свести его с Гретой.

– У меня попутка нашлась. Утятинские предприниматели товар в Москву привезли, назад почти порожняком возвращаются. Они и памятник, и меня заодно прихватят.

– Так мужская помощь все равно нужна.

– Они и установят. А потом я к знакомым поеду, у них погощу, раз уж отпуск.

Звякнула эсэмэска. Грета взглянула на телефон и стала собираться. Витя сказал:

– Я провожу?

Грета замотала отрицающее головой:

– За мной заедут!

Тут телефон зазвонил. Сима:

– Грета, какие у тебя планы на выходные?

Удивительно, но с медсестрой Грета сдружилась. Они перезванивались, иногда встречались, один раз даже посетили ночной клуб.

– Ты что, с мужем полаялась или с бабкой?

– С обоими, – вздохнула Сима. – Как всё обрыдло!

– Слушай, я сегодня уезжаю. Попутка подвернулась, памятник отвезти. Если тебе невмоготу, я Ирине Михайловне ключ оставлю. Приезжай завтра с Сашенькой, отдохни от своих, да и они заодно от тебя отдохнут. В холодильнике полный обед, вам двоим на выходные хватит. А? Нет, вернусь я не скоро. Остановлюсь у знакомых, буду на озеро ходить, загорать, купаться. Да, в отпуске. Так получилось. Ну? Отлично!

Грета кинула трубу в сумку, сказала всем «до свидания» и скользнула в дверь. Услышала шипенье Екатерины Сергеевны «Иди за ней» и шаги Вити, но не притормозила, а выскочив на крыльцо, завертела головой. На углу стоял джип с тонированными стеклами. «Вот идиоты», – подумала она и повернула к машине. Из-за руля выбрался Руслан и открыл для нее заднюю дверь. Последнее, что она видела – это Витя, притормозивший на полпути, и вся ее бухгалтерия, кучкой стоящая на крыльце поликлиники.

Замужем за мафией

Когда Грета отправилась в гости к Наппельбауму, она не ожидала, что все так обернется. На будущее она решила больше не взбрыкивать в случае, если ей навязывают чье-то мнение. Чье-то – не значит неправильное.

Квартира и правда оказалась на первом этаже старой пятиэтажки, и это внушало оптимизм. Из фильма «Next», а другого источника о быте мафии у нее было, Грета знала, что воры в законе живут в особняках, а не в хрущобах. Открыл ей какой-то неопределенного возраста мужик, похожий на отставного военного. Коротко поздоровавшись, проводил в комнату. Бориса Аркадьевича она узнала. Теперь она точно могла сказать, что видела его один раз в жизни. Было это году в 68-м, когда они менялись квартирами с Наппельбаумами. Он уже и тогда был немолод, а ей, шестнадцатилетней, казался и вовсе стариком. Да, ему уже много за восемьдесят.

Одет по-домашнему, но щегольски: какая-то бархатная куртка, шейный платок. Чисто выбрит. Ухоженные руки. Грета непроизвольно сжала кулаки: ее-то пальцев не касались инструменты маникюрши.

Еще раз извинившись, старик пригласил ее поужинать. Грета смущенно отказалась, но при повторном приглашении придвинулась к столу: во-первых, не любила ломаться, во-вторых, есть ей хотелось, в-третьих, Наппельбаум был явно не из тех, кто привык к отказам. Она лишь спросила:

– Вы о чем-то хотели со мной поговорить?

– Да, – ответил ей старик. – Но не за едой же. У меня будет просьба, которую я вам изложу позднее. Надеюсь, вам понравится мое угощение, и вы будете ко мне снисходительны.

Грета только хмыкнула, но мысль о том, что ее, пожалуй, слишком дешево покупают, благоразумно оставила при себе. Наппельбаум коротко взглянул на нее, и она решила, что здесь и мысли стоит попридержать, старичок все просекает.

– Мне нравится, как вы едите, – сказал после ужина старик. – Современные молодые люди за едой мысленно считают калории. Из-за этого у них портится пищеварение. Вы знаете, как раньше выбирали работников?

– Знаю. Сажали за стол.

– Да. И я еще раз убедился, что вы – именно та, кто может мне помочь.

– Еще раз? То есть вас еще кто-то убеждал?

– Не скрою, прежде чем обратиться к вам, я навел кое-какие справки, – старик сделал паузу, ожидая реакции собеседницы, но не дождался и продолжил. – Я выяснил, что вы жили у вашей тетки с пятнадцати лет, не отличались примерным поведением, но школу все-таки закончили. Вскоре после школы исчезли, и появились только перед ее смертью. Вступили в наследство, даже работать пошли туда же, где работала Татьяна. И по работе характеризуетесь в превосходной степени. Даже подрабатываете, в частности, у Налбандяна. Редкий жлоб, между прочим. И платит вам сущие копейки за финансовые отчеты по его мутным делам. Планируете поступить в институт на заочное, собираете деньги, но пока собрали не очень много.

Однако. Раскопать все это за три часа! У Налбандяна она работала тайком. Екатерина Сергеевна такое не потерпит. Да и про институт она никому не говорила. Да, старик опасный. Дай ему время, он все ее прошлое раскопает, не только то, что она не Маргарита, но и то, что она Татьяна.

– Так чем могу служить, Борис Аркадьевич?

– Видите ли, Маргарита… Ко мне обратилась моя родственница с просьбой помочь разыскать свою сотрудницу. Пропала она в Утятине. А вы как раз туда собираетесь… – тут он выжидающе взглянул на нее.

– Вы ведь первоначально к Татьяне Ивановне собирались обратиться? А ей бы памятник устанавливать не потребовалось бы, если бы она была жива…

– Татьяна Ивановна в Утятин ездила регулярно и с удовольствием. С ней бы я договорился. А вы сами бывали в Утятине?

– Нет, не довелось. И не знаю, чем могу быть вам полезной там. И, извините, не верю, что вам туда послать некого, кроме меня.

– Конечно, есть кого. И эти люди уже посланы. Но… – Наппельбаум развел руками.

– А я-то чем лучше ваших профессионалов?

– От вас требуется нечто иное. Вы знаете, как относятся в провинции к приезжим. Врут, увиливают от ответов, не договаривают. А вы, конечно, не своя, но и не чужая. Приехали с благой целью почтить память родных. С вами и при вас будут говорить откровенно. И ответят на вопросы, если в ходе беседы о них у вас возникнут. А вы поможете моему человечку, подскажете, в каком направлении искать.

– Неужели я узнаю больше, чем знает ваша родственница?

– Она может что-то скрывать…

«Вот мерзкий старикашка. Неужели он считает, что Ира способна на похищение человека? Дурак!» Ну, дурак не дурак, а эмоции на ее лице он просекал сходу.

– Не подумайте, что я могу представить себе мою родственницу замешанной во что-нибудь нехорошее. Человек она в высшей степени порядочный. Но знаете, у местного взгляд может быть замылен. И она может не видеть очевидных вещей.

Так. Что-то его мучает. Наппельбаум явно волнуется. Я знать его не знаю, но не должен он быть ранимым, если дожил до таких лет. Тут что-то личное. Сделать вид, что не заметила? А вот дудки!

– Борис Аркадьевич, давайте откровенно. Мне кажется, у вас с вашей родственницей интересы не совпадают. Нет, не так… Есть в этом деле у вас свой интерес, не связанный с вашей родственницей. И это вас беспокоит. Я спрашиваю: сделаем вид, что вам больше нечего мне сказать и разбежимся?

– Маргарита, зачем вы так! Я с вами предельно откровенен!

– Ясно. Ну ладно, как только памятник будет готов, я вам сообщу о времени выезда. Тогда сообщите мне явки и пароли.

– Вы меня не поняли. Мне нужно, чтобы вы выехали в Утятин сегодня, в крайнем случае, завтра.

– А ничего, что памятник не готов и что я работаю?

– Насчет памятника я попросил, обещали закончить в ближайшие часы. Насчет отпуска я тоже могу поспособствовать. Вам как удобнее: за свой счет или очередной? Компенсирую я любой.

– Вот это не надо. Я сама решу этот вопрос. Все, до свидания.

Грета встала. Вслед за ней поднялся и старик.

– Маргарита, мне не хотелось бы, чтобы вы считали, что я пытаюсь втянуть вас в неблаговидные дела. Присядьте. Я скажу вам, в чем мой интерес. Надеюсь на вашу скромность… и благоразумие, – он ожег ее взглядом. – Дело в том, что пропавшая женщина – единственная моя кровная родственница. И я боюсь, что это стало причиной ее беды.

– Так кто пропал, родственница или ее сотрудница?

– У моего отца был родной брат, Рувим Борисович. У него была дочь Земфира, моя двоюродная сестра. Она уже двадцать лет как померла. Все прочие родственники сгинули в войну. Так что я единственный Наппельбаум.

– А…

– Та, что живет в Утятине – вдова моего отца. Не удивляйтесь, она была моложе его лет на пятьдесят. Это совсем другая история, ее мы касаться не будем. А та, о которой идет речь – дочь внебрачного сына моего дяди. И об этом никто не знал до сегодняшнего дня. И Ида об этом не знает. То есть я так думал. А теперь сомневаюсь. Что вы так смотрите?

– Соображаю… Вашу исчезнувшую родственницу звали… зовут Катькой?

– Откуда вы знаете?

– В свой последний приезд тетя Таня много о ней слышала. И чем-то она ее зацепила.

– Чем?

– Кто-то назвал ее идеальной женой.

– Скажете тоже… Вечно дралась с мужем.

– Может, в этом и есть идеал. И еще она все время говорила, что ее мучает сходство Катьки с кем-то очень знакомым. На кого она похожа? Не на вашу ли двоюродную сестру?

– Да. Очень похожа.

– И насчет того, что никто не знает. Помнится, ей рассказывали анекдот, как Катька выкуривала родственников Ираиды Семеновны. Она к соседке Майе Станчиц настройщика привела, еврея, и пока он работал, сплела ему трогательную историю, что она тоже по крови еврейка, незаконнорожденная дочь Майиного папы, и что они каждый месяц первого числа ездили с бедной мамой в Уремовск за пособием от блудного отца, и Майина мать дарила ей что-нибудь из старых вещей дочери. Вам это ничего не навевает?

– То есть сама Катя знала?

– Или знала, или догадывалась. Что-то с вымогательством от незаконной родни в ее жизни было.

– Дядя Рувим умер почти пятьдесят лет назад. Что-то, безусловно, он своей пассии давал. Потом им немножко помогал мой отец, но делал это тайком. Он в свой последний приезд… да ладно, в заключении он меня навещал! Он рассказал о Мише, о брате моем двоюродном, получается. Сказал: от вас с Фирой внуков не дождешься, так хоть от этого… Хотя малый вырос непутевым. Но папа на шантаж бы не повелся. Да и чем его было шантажировать? Адюльтером брата? Смешно!

– Думайте, думайте. Недаром же она говорила о поездках в Уремовск.

– Не отец, – Наппельбаум поглядел на Грету и поперхнулся. – Вы думаете, семью? Они ведь туда переехали. Мария Давидовна? Ну, нет, кто с ней бы связался, сам бы ей деньги отдал! Значит, Фира. Дурочка, что же она мне ничего не сказала? Она бедненько жила, от меня помощи почти не принимала. А бабка Катя Кузнецова таскала с собой внучку, чтобы тыкать Фире в нос сходством. Так Катя знала!

– А может, что-то помнила, но не понимала? Ей сколько было лет, когда Руина… когда Земфира Рувимовна умерла?

– Двадцать два года назад. Пять лет Кате было.

– Не могла бабка ей это рассказывать. Просто в памяти Кати что-то из детства осело, она и домыслила.

– Да, я в вас не ошибся. Вы в наших делах разобрались лучше любой уроженки Утятина.

– Вы не представляете, сколько моя тетя рассказывала об Утятине и его обитателях.

– Давайте обговорим детали. Я предлагаю так: вы едете в Утятин со своим женихом…

– ?!

– Я за ним послал. Сейчас появится. Итак, вы едете с женихом и его другом устанавливать памятник на могиле тети. Затем вы поселитесь у кого-то из тетиных знакомых…

– Интересно, кто из знакомых пригласит такую гвардию в гости? Ваша родственница?

– У нее двухкомнатная квартира. И в интересах следствия не стоит вам около нее светиться. Да, про это я не подумал. Значит, остановитесь в гостинице. Но знакомых тети навестите всех.

– Борис Аркадьевич, не преувеличивайте мои возможности. Я не очень контактна.

– Полноте, Маргарита. Как вы меня-то раскрутили на информацию…

– Кстати, об информации. Вы мне все изложили? Может быть, есть еще какие-то родственники?

– Нет. Но должен вам сказать, что у Кати был младший брат. Мальчик погиб несколько лет назад при невыясненных обстоятельствах.

– Это существенно. Что это были за обстоятельства?

– Сначала он исчез. Через несколько недель какая-то старуха обнаружила его повешенным в посадках за городом. У нее тут же случился инфаркт. Предположили, что Миша покончил жизнь самоубийством. В это никто из знавших его не поверил. Но следствие остановилось на этой версии.

– Почему тогда вы не затеяли частное расследование?

– Я об этом узнал post factum. Уже после обнаружения трупа. Человека я посылал. Он профессионал, из бывших следователей. Там та же картина: с чужаком ни слова. Одно предположение он все-таки высказал: в городе все знают, как произошло преступление, но покрывают кого-то своего.

– И вы на этом остановились?

– А что мне оставалось? Послать дюжину бандитов с утюгами и паяльными лампами? Я все-таки пенсионер, а не мафиози.

– Еще один вопрос: вы не связываете исчезновения ваших племянников?

– Это мне не пришло в голову. Исключать нельзя. Бедная Катя…

– Следствие ведется?

– Ведется, и довольно резво. Наверное, Ида подхлестывает. Но покуда раскручивают только мужа. Их вечные разборки ни для кого не секрет.

– И как?

– Ида говорит, он искал Катю два дня, а потом упал духом. Потом его посадили. Ида в его вину не верит.

Хлопнула дверь. Пришли два молодых человека, почтительно поздоровались со стариком; один, Кирилл, Грете кивнул и сел, другой, Руслан, повел себя развязно, сел рядом с ней, пытался приобнять. Обсудили детали поездки. Старик молча слушал, точно так же отмалчивался Кирилл. Руслан говорил безапелляционно, от Гретиных вариантов отмахивался.

– Борис Аркадьевич, предлагаю легенду поменять, – потеряв терпение, сказала, наконец, она. – Вы видите, что мы с Русланом парой не смотримся. Нас ведь друг от друга искрит. Я не пытаюсь им командовать, а вот он, судя по всему, будет. Никто в Утятине не поверит, что мы жених и невеста. И мне нужна свобода маневра.

– Что вы предлагаете?

– Давайте женихом назначим Кирилла. А Руслан будет другом жениха.

– Вообще-то он вам по темпераменту более соответствует…

Руслан всерьез обиделся и пробурчал: «Еще захочет ли Кира с тобой ночевать?», на что Грета ответила «Ночевать все будут в одиночку». Кажется, Руслан всерьез считал, что получил девушку в качестве бонуса.

– Так, прекратили пикировку. Поправка принимается. Командовать никто никем не будет. Вы посланы установить памятник и обеспечить безопасность Маргариты. И осуществлять связь с сыщиками. Как только памятник будет готов, ребята его погрузят в машину, и в тот же вечер вы выезжаете. Памятник и машина – с меня, отпуск за вами, Маргарита.

А на кладбище всё спокойненько…

– Грета, мы приехали.

Грета открыла глаза. Над ней наклонился Кирилл. Она поглядела в окно и увидела кладбищенские ворота.

– О, господи! Мы же проехали!

– Как же проехали, – послышался снаружи голос Руслана. – Вот оно, кладбище.

– Машины ездят через новое кладбище. Ну ладно, раз приехали, давайте, открывайте ворота.

Парни раздвинули створки ворот, и Кирилл аккуратно провел машину между торговками с цветами. Тут же на них налетел какой-то мужичок, видно, из кладбищенской обслуги, и начал визгливо требовать, чтобы они вернулись и объехали через новое кладбище. Грета вопросительно взглянула на Кирилла. «Бензина мало» – сказал он. «Ладно», – кивнула она и крикнула в толпу только сошедших с Васильевского автобуса женщин:

– Кто на новое, садитесь, до развилки довезем!

Толпа смахнула мужичонку в сторону и моментально заполнила машину. Садились друг к другу на колени, на пол, кто-то из молодых сел даже на памятник, но ее сдернули соседи. Влезло человек пять. «Вверх по серпантину до развилки, там на левой дорожке остановишься», – это Кириллу.

– Ой, Таня померла! – вскрикнула одна из пассажирок, поглядев на памятник. Грета взглянула на нее. Лицо абсолютно незнакомое. – Какой портрет удачный! Именно такой я ее помню.

– Вы знали мою тетю?

– Ты ее племянница? Очень похожа! Не братца ее дочка?

– Да.

– Кто такие, не знаю, – сказала ее соседка.

– Как же, в нерусском доме жили. Тетя Милочка в Васильевке на почте работала, а потом на центральной.

– Тетя Милочка? Такая беленькая, ямочки на щеках? Ой, и правда, как я ее не узнала! А Таня кто такая?

– Дочка тети Милочки. У нас пионервожатой была. Как мы ее любили! Всё нам рассказывала, всё с нами возилась. А когда Валерка-лётчик ногу сломал, она его на закорках тащила до больницы. В Москве она потом жила.

Машина остановилась. Женщины высыпали на дорожку.

Грета немного пришла в себя. Вообще поначалу все складывалось неудачно. Этот джип, который поздно было менять на какой-нибудь неброский микроавтобус. «Уважать будет деревня», – заявил Руслан. «Нам не уважение нужно, а контакт. В провинции на джипах ездят бандюганы и нувориши. С такими никто разговаривать не будет». Потом спор, когда выезжать. Выехали все-таки на рассвете. Потом спорили, где позавтракать. Руслан рвался в кафе на заправке, а Грета брезговала и предлагала перекусить на природе. Тут ее сторону взял Кирилл. Поев, Руслан перестал дуться, и заявил, что все-таки женится на Грете, хозяйка она отменная. Грета предложила ему разбогатеть и нанять ее кухаркой. Он опять полез со своими двусмысленными шуточками. Тогда она сказала: «Мальчики, вы не забыли, что я буду представлять Кирилла своим парнем? И тогда, глядя на твое, Руслан, поведение, он либо должен будет дать тебе по морде, либо люди подумают, что он слизняк». Руслан открыл рот. Кирилл сказал: «Девушка дело говорит, а ты не догоняешь». Грета собрала мусор в пакет и протянула его Руслану: «Выкинем в контейнер на ближайшей заправке». Он понес его в машину, а она сказала Кириллу: «Можешь звать меня Гретой. Так звали меня родные. Это будет знак интимной близости для окружающих». Кирилл кивнул. В это время из машины вылез Руслан и заорал: «Кухарка, одно блюдо зажала! Мясо в горшочках!» В руках он держал урну. «Поставь, идиот!» – завопила Грета. Но он уже крутанул крышку. Из нее посыпался какие-то комочки. Грета выхватила у него из рук урну, присела на корточки и принялась руками собирать рассыпанный прах. Кирилл присел рядом и стал помогать. Потом принес воду в бутылке, и они стали мыть руки. Руслан стоял в недоумении. Выждав, когда сердце перестанет яростно колотиться, Грета сказала: «Как ты, надеюсь, понял, это был прах моей тети из крематория. Это настоящая урна и настоящий памятник. Я еду похоронить свою тетю и установить памятник. Попутно я выполняю просьбу Бориса Аркадьевича. Ты нанят им же для выполнения определенной работы. Если ты собираешься мне мешать, нам лучше расстаться сразу». После этого Руслан молчал полчаса, что для него было достижением. А когда снова начал трепаться, Грета закрыла глаза, чтобы не отвечать, и вот уснула. И они проехали сворот на новое кладбище.

На старый памятник была привинчена еще одна фотография – ее. Где только Таня такую нашла? Лет десять назад снята. Задумчиво улыбается на фоне листвы. Наверное, у Кожевниковых во дворе.

Работали парни на удивление ловко. Не трогая ограды, сняли старый памятник и потащили к контейнерной площадке. Она их вернула:

– Давайте вывезем за ограду, когда поедем через новое кладбище.

Пепел высыпала в приготовленную Кириллом лунку: «надеюсь, мама с бабушкой не обидятся, надо же и Тане где-то упокоиться»; урну сунула в машину: «там же оставим». Когда они стали устанавливать новый памятник, Грета, чтобы им не мешать, побрела к могиле Лиго. И остолбенела. Памятник был снят и аккуратно положен на траву. Прибежавший на ее вскрик Кирилл сказал:

– Гады, наверняка сняли, чтобы перевернуть, на обратной стороне надпись сделать, а старые надписи стесать.

Пришел на разговор Руслан и сказал:

– Да не парься ты, сейчас на место поставим.

– Не выход, все равно украдут.

– Так надо на обратной стороне надписи сделать. Тут, вроде, мастерская есть? И повод будет задержаться.

– Долго будут делать.

– Деньги в руки – будут звуки.

Парни взяли памятник и понесли к машине. Прямо на них вышел полицейский с какими-то бомжами:

– Это что такое?

Грета объяснила. Зло сопя, полицейский просмотрел паспорта:

– А зачем вывозите?

Руслан ответила за Грету:

– На обратной стороне надпись повторим, чтобы не украли.

Мент махнул бомжам, чтобы шли дальше, и пошел за ними следом. Руслан сплюнул и сказал:

– Это ведь он, сука, за памятником шел.

Грета поглядела им вслед и промолчала, но мысленно согласилась.

Парни поехали в мастерскую, а Грета стала скоблить землю совком вокруг памятника. Неожиданно зашелестела листва, и на нее вышли три мента: давешний злой и еще два молоденьких с «демократизаторами» у бедра.

– Гражданка, предъявите документы, – ухмыляясь, заявил злой.

– Какие документы на кладбище, – миролюбиво ответила Грета, понимая, что добром все это не кончится.

– Где твои подельники?

– Ты бомжей имеешь в виду, которых подрядил памятник моих родственников нести? Так они твои подельники, не мои.

– Отвечай, сука!

– Какое у вас странное имя – старший лейтенант Сука, – молодые менты прыснули. – А меня зовут Маргарита, если забыли.

Достойно ответить он не успел. Послышался писк автомобильной сигнализации, и подошли Кирилл с Русланом. Руслан, надо отдать ему должное, включился сразу.

– Ребята, что это вы с чужой девушкой заигрываете? Пользуетесь служебным положением?

– Вы задержаны!

– За что?

– За хищение и вандализм!

– А звонок адвокату?

– Да звони ты хоть Путину!

– Русик, ты дедушке будешь звонить? Не пугай старичка сильно-то. А я бабушке позвоню, чтобы пирожки не пекла. – И Грета быстро набрала номер. – Татьяна Ивановна, здравствуйте. Это Грета. Да… да… Я в Утятине. Мы памятник поставили, а сейчас нас полиция арестовывает. На кладбище. Да… да… Не знаю. Мы наверху. Да, пешком, поняла. У ворот, наверное. До встречи.

Когда нужно, Таня была собрана и немногословна. В такие минуты становилось понятно, как она пробилась в бизнесе. Валера был мастером, а она – организатором.

– Ну что, пошли?

– Давайте ключи от машины.

– Еще чего! Пешочком, служивые. Мне бабушка запретила по кладбищу на машине ездить.

Руслан подхватил:

– Бак пустой. После отсидки сходим на заправку.

Один из молодых заявил, что под горку бензин не требуется, но Руслан сказал, что никого возить не нанимался. На удивление быстро полицейские отступили и повели задержанных пешком. «Тут одно из двух, – прикинула Грета. – Либо из-за того, что на трое на трое, и наши ребята намного крупнее этих, либо… у этого поганца виды на машину. Эх, говорила я Руслану!»

Пошли напрямую, по тропинке. У ворот тот же мужичонка из кладбищенских злорадно выкрикнул: «Так их, бандитов!». Другой мужичок, пьяненький и почему-то с гармошкой, заулыбался беззубым ртом и растянул меха:

– А на кладбище всё спокойненько,

Ни врагов, ни друзей не видать.

Все культурненько, благородненько

Исключительная благодать.

Женщины, торгующие цветами, перешептывались, но вслух свое отношение к происходящему не высказывали, когда милиционеры вели мимо молодых людей. Только вышли за ворота – скрип тормозов. На пятачке лихо развернулась машина Кожевниковых. За рулем – Ромка. За ним Валера и еще кто-то. Представляться не надо: раз конвоируют, значит, они. Валера только взглянул на них и почему-то испугался. Таня вылетела из машины, держа у уха телефон, вопя своим тоненьким голоском:

– Серега, я за себя не отвечаю! Чтобы был в отделении! Я не командую! Я требую! Да, вижу теперь! Этот урод Беляков!

Судя по тому, как дернулся мент, его фамилия была Беляков.

– Грета, с нами поедешь, – скомандовала Таня, по-родственному обняв ее и расцеловав. – Эти ребята с тобой? За что их?

– Гражданка, отойдите от задержанной.

– Я тебе покажу гражданку! Я тебе покажу задержанную! Ребята, садитесь к нам в машину. Валера, за руль! Ромка, Женька, вылезайте! Отойди, Беляков! Едем в отделение, я там уже начальство озадачила! Будет тебе разбор полетов! Грета, машина ваша где?

– На развилке. Пусть ее мальчики отгонят. Руслан, отдай ключи.

Руслан неохотно протянул ключи, пробормотав «канистра в багажнике». Но с еще большим разочарованием проводил их глазами Беляков. Ромка с приятелем отправились на кладбище, а остальные, рассевшись по машинам, поехали в отделение.

Шемякин суд

Когда вся компания ввалилась в отделение, там стало тесно. Беляков еще пытался хорохориться, но тут уже вес его был не тот. Тем не менее, он скомандовал: «В обезьянник!», и дежурный загремел ключами.

– Будет тебе обезьянник, вражина! – взвизгнула Таня и бросилась на дежурного. – Где начальник?

– Татьяна Ивановна, обязанности начальника на время отпуска исполняет заместитель по оперативной работе, Иван Иванович Шеметов, – можно сказать, отрапортовал дежурный. И с облегчением перевел дух, когда Таня понеслась по коридору, стуча каблуками и выкрикивая на ходу: «Будут вам и начальники, и заместители!». Где-то в конце коридора стукнула дверь и голос затих.

Дежурный не спеша ковырялся в замке, явно тянул время. Зазвонил телефон. Он метнулся к окошку, схватил трубку и по парадному отрапортовал: «Дежурный по Утятинскому отделению старший лейтенант Васильев!» Выслушал голос в трубке, так же бодро сказал «Есть!» и, повернувшись к задержанным и задержавшим, уже другим тоном, ленивым, произнес:

– Пройдите в кабинет к Шеметову.

В кабинете сидел какой-то неопределенного возраста мужик, над которым нависала с угрожающим видом Таня. Он отклонился, чтобы поглядеть на входящих и сказал:

– Тань, отстань, – и сам засмеялся своей внезапной рифме. Потом сделал серьезное лицо и официальным тоном сказал. – Гражданка Кожевникова, ваше заявление будет рассмотрено в кратчайшие сроки. Только не заслоняйте задержанных, и вообще, сядь ты, ради бога, и помолчи чуток. Так, служивые, вас на кладбище Беляков вызвал? Задержанные сопротивлялись? Нет? Тогда продолжайте несение службы. Теперь Беляков.

Надо отдать должное, Беляков изложил все четко, без вранья. Только выводы получились другие. Если бы Грета сама не была героиней его рассказа, она бы ему поверила.

– Теперь вы. Документы, – он раскрыл по очереди их паспорта, быстро пролистав, и разложил перед собой. – Пурѝт Маргарита Густавовна.

– Пỳрит, – поправила его она.

– Пỳрит, – повторил он. – Что-то знакомое.

– Да я же говорю тебе, – снова зазвенел Танин голосок, – ее родственницы…

– Татьяна Ивановна, замолчите, а то я за себя не отвечаю, – и потянулся к трубке. Сопя, набрал номер, – Мария Васильевна, здравствуйте. Как ваше драгоценное? А… Да… Хорошо… Ну, конечно… Да бросьте… Так. Я вот по какому вопросу. Вы ведь всех знаете… – длинная пауза и верещание по телефону. – Значит, поможете мне. Вам говорит что-нибудь фамилия Пỳрит? – снова верещание. – А Лѝго? – опять пауза. – Ну, это не наше дело… Да… Мария Васильевна, вы мне очень помогли. Что бы я без вас делал? Я позвоню. Так, граждане, с этим делом разобрались. А памятник-то где?

– В мастерской, – ответил Руслан.

– А на кой?

– Надпись продублировать на другой стороне.

– Вот это правильно. Чтобы соблазна не было у всяких мутных личностей, – глядя на крышку стола, сказал Шеметов. – А кому отдал-то?

– Валентину… как его фамилия, забыл.

– Что-то я такого не знаю. Как выглядит?

– Маленький, толстенький… пузатый.

– Валюшонок! – опять влезла Таня.

– А, Валюшонок. Он же половину букв переврет. Помнишь, Тань, как он выбил «Ленин» вместо Левина?

Таня подскочила:

– Ой, правда! Как же, надо же проверить!

– Ща, – снова к трубке. – Григорий? А где Валюшонок? Ну и сходи, – пауза. – Здоров, мастер. Тебе черный памятник привозили? А что написал? А буквы не пропустишь? А? Ну, молоток! Я бы не догадался. Всё, бывай. – Тане. – Он взял кусок обоев, положил на памятник и обвел надпись. Затем перенес на другую сторону. Ладно, граждане, разобрались. Прошу прощения за причиненные неудобства. Какие у вас планы? Собираетесь здесь задержаться или сразу уедете?

– Вообще-то мы собирались остановиться в гостинице, если места есть, и задержаться недели на две. Пока памятник сделают и вообще… отдохнуть.

– Сразу говорю: мест нет, если заранее не заказали. Поищите частный сектор, хотя и это проблематично. Все-таки июль.

– Я их в Катином доме поселю, – сказала Таня.

– Он вообще-то опечатанным должен быть.

– Ты на дверь печать повесишь, а в окно пацаны будут лазить. Мне племянник поручил за домом глядеть. И вообще, ему деньги нужны. Он же не работает по вашей милости. Квартиранты и за домом приглядят, и денежку ему дадут.

– Ладно, я не против. Все свободны. Маргарита, притормозите. Телефон свой дайте. Я сюда свой вобью. А то мало ли… что-то мне кажется, у вас на нашей территории возможны неприятности. Подстрахуемся. Беляков, задержись.

У окна дежурного Руслан покрутил головой и сказал:

– Первый раз такое вижу. Прям Шемякин суд.

Дежурный хихикнул и тут же сделал суровое лицо. Уже в машине Таня сказала:

– А что ты хотел, дружок. Это же деревня. У нас своих не обижают. А свои-то все. Вот дежурный. Он брата моего троюродного сын. Хоть и не близкая родня, а всё не чужой. Или Шеметов. Он приезжий, да жена его местная. А теща его, Маша, Валерина одноклассница.

– Не одноклассница. В параллельном классе училась.

– И все равно. На танцы вместе ходили. После танцев обжимались.

– Тань, ну что ты придумываешь!

Валера покраснел. Таня захохотала:

– Знаю я вас, кобелей!

Подъехали к дому. Джип стоял во дворе. Пересели на него и доехали до Катиного дома. Он был тут же, на Чирка, рядом с домом Шпильман.

Показав, где что лежит, и пригласив на обед, Таня ушла. Руслан ходил по дому довольный: как же, попали прямо на место преступления. Сразу стал обыскивать дом. Грета поняла, что остановить его невозможно и сказала:

– Я займу террасу, которая во двор выходит. А ты уж постарайся поаккуратнее. А если фотографии найдешь, скажи мне, где лежат. Я потом посмотрю.

– А тебе зачем?

– Хочу знать, как бабка Катя выглядела, когда молодая была.

После позднего обеда у Кожевниковых решили сходить искупаться. Грета сказала:

– Завтра пойдем на пляж, надо все-таки с аборигенами общаться. А сегодня просто сил нет. Здесь на речке окунемся, прямо напротив дома.

– Так на машине, – начал Руслан.

– Выпивал за обедом? Ходи пешком!

– Да что там, «выпивал». Рюмочку.

– Ты слышал, как тут полиция работает? Если своих не обижает, так чужих надо вдвойне штрафовать.

Спустились к воде. Прямо напротив дома под ивой были сооружены мостки. Но на них какая-то женщина полоскала белье. Такой картины Грета не видела уже много лет: везде же водопровод. Но делать нечего. Отступив метров на двадцать выше по течению, она постелила половичок, прихваченный из Катиного дома, и улеглась загорать. Кирилл тоже лег. Руслан нацепил маску и пошел к воде.

Купаться здесь было неудобно. Только вокруг мостков берег полого спускался к воде. Чуть выше по течению река делала изгиб, и берег подмывало. Он обрывался, образуя «ступень» метра в два. А под обрывом вдоль берега тянулась узкая, метра в полтора, песчаная полоска. Руслан спустился по тропинке и нырнул. Грета знала, что на этом месте никто не купался, и немного опасалась, не зацепится ли парень за какую-нибудь корягу. Но услышала шум гребков и успокоилась. И сразу задремала. Но тут же вскинулась от капавшей на нее воды. Хотела заорать «идиот», но увидела испуганное лицо Руслана.

– Что?

– Там… труп…

– Ты серьезно?

– Утопленник. В мешке.

– Если в мешке, то как ты понял, что утопленник?

– Сапоги.

– Руслан, это точно?

– Точнее не бывает. Обвязан веревкой и привязан к грузу.

– Ну что, звоню в полицию?

– А куда деваться?

Кирилл встал и пошел к воде.

– Кирилл, не дури. Ты должен быть сухим.

– Это еще почему?

– Вдвоем утопить человека легче, чем в одиночку… Иван Иванович, вы мне уже понадобились… Хуже некуда. Мы труп нашли… Не знаю… Нет, я его не видела. Руслан в реку нырнул и утопленника обнаружил…Да нет, криминальный. Говорит, в мешке, веревкой обвязан… Какие шутки! С нами тут уже пошутили. Рядом с мостками, что напротив дома… Да, под ивой. Метров двадцать выше по течению… Есть. Тут женщина белье полощет. Если вы сразу приедете, то и ее застанете. Лучше бы ей не говорить, а то она с телефоном… Сама знаю, что умница. Жду.

Через пять минут подъехала полиция. Шеметов подошел к ним:

– А вы что же, не купались? Ты Руслан, да? Ну, показывай, Руслан.

Кирилл двинулся за ними, но его вернули. Шеметов пошел к женщине на мостках, а остальные стали по тропинке спускаться с обрыва. Один из милиционеров разделся, взял у Руслана маску и нырнул. Вынырнул, спросил что-то у Руслана, еще раз нырнул. Вышел на берег. Посовещались. Еще один разделся. Нырнули втроем. Несколько раз всплывали по очереди. За это время часть берега обнесли лентой. От дороги шел мужик с ключами. Снял замок с цепи, держащей одну из лодок у мостков. Двое сели на лодку и подвели ее к месту, где барахтались ныряльщики. Потом что-то гулко плеснуло, и у ее борта появился большой темный тюк. Его отбуксировали к берегу. Руслана развернули и подтолкнули к тропинке. Не дойдя до нее, он согнулся, и его стало рвать. Потом он поднялся к сидящим на траве и рухнул на подстилку. Грета и Кирилл сочувственно молчали. Подошел Шеметов. Грета набросила на Руслана полотенце и сказала:

– Иван Иванович, можно, мы домой пойдем? Если надо что-то написать, в помещении это удобнее будет сделать.

– Конечно, Риточка. Только дождитесь следователя, никуда не уходите пока.

За время, пока вытаскивали утопленника, берег заполнили люди. Они теснились у огораживающей ленты, вытягивали шею, чтобы что-нибудь разглядеть. Пока Руслан одевался, он немного пришел в себя. Когда Шеметов отошел, он шепнул: «Не Катя».

– Точно?

– Мужик. Говорят, несколько месяцев в воде.

Когда Грета со спутниками шли к дороге, все на них глядели, но с разговорами не приставали. Наверху тоже были люди. На тротуаре стояла Таня с несколькими женщинами, среди которых были Таисия и Лена Шпильман. Таня их перехватила:

– Грета, бедненькая. Испугалась?

– Да я и не видела ничего. Его Руслан нашел.

– Его? Это не Катя?

– Нет, мужчина. Говорят,несколько месяцев в воде. Мы пойдем, Татьяна Ивановна? Руслану переодеться надо.

– Да, Греточка, конечно. Только вот… познакомься, это Елена Карловна, подруга детства твоей тети и Таисия Андреевна, тоже подруга.

– Очень приятно. Татьяна Ивановна, не будет наглостью, если я соберу гостей в Катином доме?

– Вы же его сняли, почему нет? А может, у нас?

– Я хочу сама принять гостей. Давайте завтра вечером, как удобнее? Часов в шесть? Пригласите, пожалусйста, тех, кто знал Татьяну Ивановну: вас, Таисию Андреевну, Елену Карловну, Елену Игнатьевну, конечно, кого там еще? Если погода не испортится, я во дворе накрою. Сколько там за столом поместится?

– Если из зала стол вытащить, то до двадцати, – сказал окончательно пришедший в себя Руслан.

– Я попозже зайду к вам, когда менты уедут, – сказала Таня. – Идите, ребята, Руслан замерзнет.

– Я вот думаю, не Славка ли это, – сказала доселе молчавшая Шпильман. – Ты уж извини, Руслан, что я о неприятном напоминаю, но в чем он был одет?

– Там не разобрать. Но на ногах сапоги. Такие раньше носили… в войну.

– Славка, – как-то обреченно выдохнула Елена Карловна. – Бедная Наташа. А голова у него на месте?

– Ищут. А вы откуда знаете? – у Руслана округлились глаза.

– Таня перед отъездом сказала, что Славку найдут без головы. Да не гляди ты на меня так, это не я ему голову оторвала.

– Я ему объясню, Елена Карловна, – сказала Грета и потянула Руслана за руку. – Жду вас завтра в шесть.

Отходя, она шепотом сказала:

– Моя тетка перед смертью приезжала сюда, и ей приснился вещий сон. Она видела этого деда Славку, идущего по дороге без головы. Это факт широко известный, так что не греши на старушку.

– А тетка твоя не могла его убить?

– Картина Репина «Приплыли». Я же тебе сказала: перед смертью.

– Если дед был неважный, так может, она решила напоследок доброе дело сделать.

– Для доброго дела еще силы нужны.

– А, ты в этом смысле.

Чтобы успокоить нервы, Грета взялась за пылесос. Постепенно неприятные воспоминания о сегодняшних событиях притупились, и она даже стала напевать. Когда она домывала третье окно, то, сидя на подоконнике, пела уже в полный голос, забыв, что в доме не одна:

И в час последнего прощанья

Прости невольный мой обман.

Дадим друг другу обещанье,

Что будет кратким расставанье,

Как этот утренний туман.

– Какие тут таланты открываются! – с издевкой, как показалось, сказал Руслан, заглядывая в дверь. Грета не смутилась. В общем-то, его мнение насчет ее вокальных данных ее не особенно волновало. Поэтому она просто сказала:

– Прости, я забыла, что не одна.

Зато Руслан неожиданно смутился. Он стал неловко оправдываться, что ему действительно понравилось ее пение. На их голоса вышел из кухни Кирилл. И Грета стала рассказывать им легенду об утятинском демоне, а потом и о сне на заводской остановке. Увлекшись, она чуть не перешла на рассказ от первого лица.

– Это же только сон, – сказал Кирилл.

– Но где!

– Что где?

– Ты помнишь, что «заказанного» можно вернуть с перекрестка трех дорог? А что такое перекресток трех дорог? Да просто дорога с ответвлением!

– Нет, – вмешался Руслан. – Это будут две дороги.

– Встань на этот перекресток. Отсюда ты можешь пойти в трех направлениях: в Утятин, в Васильевку и на кладбище. Получается перекресток трех дорог. Или, по правилам дорожного движения, трехсторонний перекресток. Здесь и стояла моя тетя, когда мимо нее прошли эти обреченные. Одну из них она остановила. И, может быть, до конца жизни мучилась, что не остановила остальных. Хотя бы детей.

– И сколько человек можно двумя руками удержать? – снова вступил в разговор Кирилл. – Нет, если рассматривать это дело с рациональной точки зрения, то ее действия оптимальны. Алкоголик Макар; беспризорные дети и злобная бабка, ведущие асоциальный образ жизни; дед, который тиранит своих родных. И молодая женщина, ждущая ребенка. Кстати, а ребенок-то выжил?

– Жива девочка, – ответил бесшумно возникший в дверном проеме Шеметов. За спиной его маячил еще один мужик, с папочкой под мышкой. – Танечкой назвали. В честь вашей тетушки, надо полагать.

– Ну, они-то о её сне не слыхивали.

– Тут такое дело… Лида ведь в том котловане не то спала, не то бредила. И в этом бреду ее кто-то позвал «Таня!» и вывел на дорогу. Получается, у них общий сон.

– Ну, вы ваще! – выдохнул Руслан. – Общий сон, общий бред. Это гриппом вместе болеют, а с ума сходят поодиночке.

– А ты, милок, поживи в Утятине. Вместе с нами бредить начнешь. Так, значит, Лидочку демону заказали. Милая девочка, никому не мешала… кроме свекрови. Ну, ничего, теперь этот демон у нее в доме поселился. Сынок-то ее, почитай, каждый день колотит.

– А как же Лидочка? – вмешалась Грета. – Как она с ребенком в такой обстановке?

– А они ее из областной детской больницы, где новорожденного ребенка дохаживали, забрать забыли. Ну, больнице она, конечно, тоже не нужна, так что ее на «скорой» домой доставили. А там муж пьяный и бабка злая. Она сразу к соседке, к Нинке… та ей тетка. Нинка матери позвонила. Бабки ее и приютили.

– Таисия?

– Ну да, Таисия ей бабка двоюродная.

– А Прасковья Петровна ее не съела?

– А она ей прабабка.

– И что, Лида с мужем больше не общается?

– Пыталась. Он к ним пришел, они его приняли. Но до первой пьянки. Он на нее руку поднял. Тут Таисия и бабка Паша взяли в руки лопаты. Да так его отходили!

– Он что, в милицию заявил?

– Ну да. Пришел пьяный и с разбитой рожей. Рука висит. Весь в соплях.

– И что?

– Что-что. Пятнадцать суток административный арест.

– Бабкам?!

– Каким бабкам? Ему.

– За что?

– За хулиганство.

Помолчали. Потом спутник Шеметова быстренько опросил всех троих, дал расписаться в протоколах и откланялся. Шеметов на прощание сказал:

– Жаль, что не был знаком с вашей тетушкой. Она бы всех злодеев наших во сне разглядела и показатели бы мне улучшила.

С тем и ушел.

Расследование

С утра Грета занялась подготовкой к ужину. Парней, которые не очень, правда, настойчиво предложили свою помощь, она после утренней поездки на рынок отправила на пляж: без нее, мол, им удобнее будет охмурять аборигенок. К обеду, когда, утомившись, она прилегла на диван, машина въехала во двор. Поглядев только на них, она сказала:

– Понятно. Во-первых, что-то разнюхали, во-вторых, в чем-то прокололись.

Кирилл улыбнулся:

– С тобой неинтересно. Которое «во-вторых», это нас оштрафовали. Может, угадаешь, за что?

– Надо думать, за то, что слишком много пассажиров перевозили… пассажирок, скорее.

Тут уже засмеялись оба.

– Немудрено угадать, ты ведь нас за этим послала.

– Ну, положим, не за этим. Надо чтить российские законы. И, конечно, от пассажирок поступила какая-то информация?

– Несколько источников как один утверждают, что в последнее время около Кати крутились какие-то сатанисты. Она не то, что их учением прониклась, но очень уж любила посмеяться.

Описав этих сатанистов, они уставились на Грету в ожидании не то похвалы, не то совета.

– Что я могу сказать? Молодцы. Надо все передать детективу.

– Уже, – сказал Руслан.

– Ну, тогда можно обедать. – При этом она подумала, что для связи она на месте старика избрала бы Кирилла. Тот бы не прокололся. С другой стороны, это трепло расскажет что надо и не надо, тогда как из Киры информацию пришлось бы вытягивать.

После обеда парни снова поехали на пляж. А Грета решила посоветоваться с Таней. Прикинула, с какой целью явиться, и остановилась на посуде. Переписав, сколько обнаружила в Катином доме, отправилась к Кожевниковым.

Перед воротами дома Таисии появилась куча песка. В песке возилось двое мальчишек. С ними разговаривала улыбающаяся хозяйка. Перехватив Грету и выяснив, зачем она идет к Татьяне, сказала:

– Погоди чуток, сейчас Нинка моя внука заберет, и мы вместе пойдем. У Тани гость.

Грета остановилась. Тут же подошла Нина, с любопытством взглянула на Грету, поздоровалась, отряхнула от песка меньшего из мальчишек и повернулась в сторону моста.

– Пойдем, проводим их, – сказала Таисия. – Таня все равно занята.

– Чем? – спросила Нина.

– Этот змей у нее, Кузнецов Пашка, – и захохотала. – Нин, слышь, о чем я с мальцами толковала. Пашкин-то постарше, а Вася все к нему лезет. Я и стою рядом, чтобы большой малого не побил. И расспрашиваю: а есть ли у тебя сестренка или братишка? Нет, говорит. А что ж, говорю, мама не купит? А наш-то, умный: «Да, бабушка, знаешь, как дорого стоит!». А этот: «И вовсе не дорого, моя мама может бесплатно родить, только на фиг они нужны!»

Доведя Нину с мальчиком до поворота в парк, они повернули к дому Кожевниковых. Когда подошли к воротам, из них выскочил небольшого роста полноватый с маленькими глазками мужичок. Пробормотав не то приветствие, не то проклятие, он выдернул мальчишку из песка, втолкнул его в машину, сел за руль и укатил в сторону Кайловой горы.

– Тань, что это было? – входя во двор, спросила Таисия. – Ух, от тебя тоже искры летят!

Действительно, лицо Тани покраснело, на лбу вздулись вены.

– Меня сейчас разорвет, – сказала Таня. – Грета, у тебя что-нибудь срочное? Можешь подождать?

– Конечно. Я могу и попозже зайти.

– Не надо. Присаживайтесь. Я сейчас Ирке Наппельбаум позвоню, заодно и вы послушаете, какие тут дела… Ир, привет. Ты в Уремовске? Ну, все равно… Есть время? Тогда слушай. Приходит ко мне этот змей Пашка…

Пашка Кузнецов, троюродный брат Кати, пришел к Тане с претензиями. Он выстроил такую логическую цепочку: поскольку он является ближайшим кровным родственником Кати, он – ее наследник. Катю явно убил Гена, поэтому он наследником быть не может. На этом основании он требует отдать ключи от Катиного дома и деньги, полученные от жильцов, и вообще гнать их прочь.

Сунув телефон в карман, Таня сказала:

– Ира говорит, что Гену убийцей может назвать только суд. А пока он владелец дома. Она сейчас к нему едет. Там он подпишет доверенность на мое имя. А Катя пока даже не считается без вести пропавшей. Никаких наследников у нее быть не может.

Послышался мужской голос: «Хозяева!» Вошел еще один посетитель. Это оказался начальник милиции, переименованной недавно в полицию, которого Таня простецки звала Серегой. Его тоже посвятили в последние события. Грета долго сидела, слушая их разговоры.

Вернувшись домой с коробкой, в которую были сложены тарелки, она увидела, что парни уже здесь. Руслан, помогая ей накрыть столы во дворе, сказал:

– Ты должна срочно встретиться с детективом.

– Должна, так встречусь – миролюбиво ответила Грета.

Руслан подал ей трубку. Детектив представился и попросил ее выйти на берег. Она сказала:

– Не понимаю, зачем нам светиться? Берег сейчас наверняка кишит любопытными мальчишками. Хотите поговорить – говорите по телефону. А нет – приходите к нам. Ничего странного тут никто не углядит. Детектив рвется на место преступления.

Через паузу детектив стал Грету инструктировать, как действовать, чтобы навести гостей на тему сатанистов. Она сказала:

– Я эту версию уже отработала. Да, представьте себе. Эту группу накануне исчезновения ночью задержали на Уремовском старом кладбище. Какой-то шабаш они там учинили. Сколько-то суток продержали и присудили им административный арест и штраф. Источник? Начальник милиции… тьфу, полиции… Да только что… Нет, у одной знакомой дома встретились. Ладно.

Руслан обиженно сказал:

– А говоришь, молодцы. А сама уже знала, что пустышка…

– Не обижайся, только что у Татьяны Ивановны его встретила. Они разговаривали – я слушала.

Вечер удался. Собралось человек двенадцать. Не было только Иры Наппельбаум, которая задержалась в Уремовске. Это были все люди пожилые, из тех, кто, действительно, знал Татьяну Ивановну хорошо. Только одну семейную пару Грета решительно не узнавала. Лет сорока худенькая женщина, симпатичная, но несколько смахивающая на мартышку, и ее супруг, крупный, даже грузный, на вид значительно старше супруги. Таня представила их:

– А это Саблины Анжелика Олеговна и ее супруг, Анатолий Иванович. Она в детстве была соседкой Тани. А сейчас они наши соседи.

Любезно улыбаясь гостям, Грета перебирала своих соседей и никакой Анжелики не вспомнила.

– Вы из Васильевки, наверное? – предположила она.

– Нет. Когда я была маленькой, мы стояли на квартире у Тумбасовых.

Вот оно что. Точно, когда Таня оканчивала школу и уже жила в квартире Лиго, мачеха Ленки Тумбы взяла квартирантку с маленьким ребенком. В те годы в прокат вышел фильм «Анжелика», и имя стало модным. Но учитывая, что фамилия юной мамаши была Кирпичова, а девочка была рыженькой и потому краснолицей, это сочетание имени, фамилии и внешности получилось очень комичным. Невольно вспомнился и один конфуз, связанный с этой Анжелкой.

В те времена воду носили из колодца, мылись в бане, а прочие удобства были во дворе. В тот день, воспользовавшись этими удобствами, юная Таня услышала, как во двор вошли знакомые парни, в том числе и Юрка Петров, и уселись за стол во дворе. Сначала она надеялась переждать, но поняла, что парни засели здесь надолго, и прошмыгнула мимо них. А эта вредная трехлетняя Анжелка всегда любила взрослые компании. Вот и тогда она выбралась из песочницы со своей лопатой и копалась в земле рядом со столом. Вслед проходящей мимо Тане она сказала тоненьким голоском: «Покакала, да?» Едва сдерживая улыбку, Грета усадила за стол вновь прибывших.

Много было теплых слов и воспоминаний. Откровенно говоря, слушать это было приятно. Постепенно, как это всегда бывает, стали общаться группами, и разговор перешел на текущие дела. Естественно, много говорили про деда Славку и про Катю. Руслан и Кирилл пересели, чтобы охватить разные компании и поддерживали разговор, не забывая подливать собеседникам спиртное. Грета разговаривала с самыми близкими: Шпильман, Тумбасовой, Таисией Золотухиной и Кожевниковыми. Впрочем, Валера ушел раньше. Таня отговорилась срочными делами и проводила его до ворот. Вместе с ними вышла и Грета. Чтобы не молчать, она спросила о Саблиных. Таня сказала, что Саблин – генеральный директор крахмалопаточного завода, или как он теперь называется, ОАО «Русский батат». Приехал лет пятнадцать назад. Был не то вдовцом, не то разведенным. Анжелка, к тому времени тоже разводка, быстро его окрутила. Детей нет. Отгрохали особняк на береговой стороне. Ведут себя просто, но соседи их все равно избегают. Валера как-то неодобрительно хмыкнул. Вел он себя очень скованно. Страх, который она увидела в его глазах еще при встрече у кладбища, не исчез. После его ухода Таня сказала:

– Ты не обижайся, он тебя боится. Вбил себе в голову, что дух Тани в тебя переселился.

– С чего бы это? – с улыбкой спросила Таня, внутренне похолодев.

– Я не вижу, что ты уж очень на тетку похожа, хотя некоторое сходство есть. Но Валерка-то с Таней в детстве больше общался. И утверждает, что ты не просто на нее похожа, ты она и есть.

– Ну, надо же… – не зная, что ответить, протянула Грета. Как-то надо было завершать опасный разговор. В то же время переводить его на Катю тоже не хотелось. Манипулировать самыми близкими друзьями по заказу какого-то уголовника, хоть и бывшего… И она решила продолжить разговор о былом. – Вы извините, но я заглянула в альбом хозяев дома. Обожаю старые фотографии. Думала, что где-нибудь и тетю свою увижу. Но, наверное, они не были знакомы. И знаете, что меня потрясло? Бабушка Кати. Судя по фотографиям, в старости она была каргой. Но какой потрясающий портрет я увидела среди старых фотографий! Она не то, что была красивой, нет: и нос великоват, и губы тонковаты. Но какое-то благородство в лице! Не знай я, кем она была, подумала бы, что из дворян.

– А она и была из дворян. По женской линии, правда, – ответила Лена Тумбасова.

– Да ты что? – удивилась Таисия. – Отлично я ее помню. Матерщинница и скандалистка была, скупая до предела. Это, конечно, от бедности. Единственное, что в ней было хорошее – любовь к сыну и внукам. Мишка, ее непутевый сыночек, всю жизнь пил и гулял в свое удовольствие. Он и умер чуть за сорок. А жену уморил, она и до тридцати не дожила. Учительница была, приезжая. Катьке года четыре было, а Мишенька вообще младенец. И бабка им всю душу отдавала. На одну пенсию растила. Боже, какое несчастное семейство, если Кати нет, значит, нет Кузнецовых вообще…

– Да не хорони ты ее раньше времени, может, найдется, – сердито сказала Таня. – Бедный Генка, ему-то каково! Жена пропала, а его подозревают в ее убийстве.

– Никто, кроме ментов, в это не верит. Шалопай Генка, но не убийца. Тем более, Катюшку свою драгоценную… Ладно, не надо об этом. Ты, Лена, лучше о дворянах расскажи. Это с какого боку в бабке Кате кровь благородная?

– А она и по отцу не из простых. Прадед ее был купец, уж не знаю, какой гильдии, надо поискать в документах. Владел он салотопней за рекой, знаешь, где сейчас пищекомбинат? И две лавки: одна на площади, другая в Ветошниках, недалеко от часовни. Ой, забыла самое главное: мельница.

– Наша мельница?

– Да, та самая, по лотку которой мы в детстве скользили…

Тут Грета выключилась из разговора. Мельница! Она ниже по течению Чирка, за поликлиникой, совсем недалеко от второй школы. Деревянный мост по плотине, ведущий к противоположному берегу, где мельница. А из-под моста – деревянный лоток, по которому стекает вода. Доски здесь покрыты скользкой зеленой тиной, плотно прилипшей к лотку. Перелезешь через перила, встанешь на покатую поверхность – и скользишь. Только скользить надо, придерживаясь за бортик, и вовремя остановиться. А то как-то девятилетняя Таня не удержалась и упала с лотка вместе с потоком воды. Плавать-то она умела, да и мелко там было, но вымокла вся. На лоток ребята вылезали, в чем были, почему-то не принято было здесь раздеваться, как на пляже. Лязгая зубами, она выбралась на берег, сняла платье, и Густав с другом Игорем выжали его «по-матросски». Потом они сидели на берегу и ждали, когда платье высохнет. Но следы преступления уничтожить не удалось: во времена натуральных тканей все нужно было гладить. Бабушка Ирма была скора на расправу, поэтому Таня решила идти в Васильевку. А дома ее встретила запертая дверь. У мамы был выходной, и она ушла к Лиго. Грета так живо вспомнила все это, что на глазах выступили слёзы. Теперь мельницы нет. Плотину спустили, озеро обмелело.

Тем временем Лена рассказывала историю женитьбы сына купца Кузнецова на дворянке Ирине Барташевской. Перед Первой мировой имение принадлежало старшему брату отца Ирины. Младший брат продал ему свою долю наследства и быстренько промотал денежки в столице вместе с молодой женой, титулованной, но без гроша в кармане. Вернувшись несолоно хлебавши, он снимал дом, жил в основном в долг. Единственная дочь Ирина была принята в какой-то провинциальный институт благородных девиц, кажется, Виленский, на казенный кошт. Там она заработала чахотку и, не закончив курса, вернулась в Утятин умирать. Однако на свежем воздухе неожиданно ожила. Дядя, не общавшийся с ее родителями, Ирину привечал и иногда одаривал. Вот в расчете на его будущие благодеяния купец Кузнецов явился в дом младших Барташевских с предложением породниться. Благородные родители с негодованием отвергли предложение. Ирина при этом не присутствовала, однако столкнулась со стариком на пороге, возвращаясь с прогулки. Старик не скрыл от нее цель своего визита. Кстати, молодые люди не только не были знакомы, но, кажется, даже и не виделись. Ирина, потупившись, сказала: «Я посоветуюсь с дядюшкой» и скользнула в дом. На следующий день она отправилась в имение и рассказала о предложении дяде. Дядя со всей откровенностью заявил, что, имея собственных детей, содержать ее не собирается. Перспектив выйти замуж за состоятельного дворянина у Ирины никаких, а за бедного – смысла нет; здоровье слабое, поэтому физически работать она не сможет и компаньонкой ее не возьмут; даже скрыв свою болезнь, в гувернантки не годится, потому что не закончила курса. Так что попасть в семью Кузнецовых для нее – редкая удача. Но старик должен знать, что Барташевские с ним знаться и впредь не будут. Побледнев, Ирина поблагодарила дядю за совет и отправилась домой. Дома она хладнокровно изложила все это на бумаге и отправила Кузнецову письмо с извинениями за не оправдавшиеся надежды.

Старик, прочитав письмо, разгневался. Но затем, перечитав, вдруг рассмеялся и сказал: «Вот характер, не чета нашему кисляю! Мать, готовься к свадьбе, будем сына женить». Что об этом думал жених, никто не спросил. Кажется, был не в восторге, как и мать, которая не желала единственному сыну барышню из другого сословия, гордую, бедную и больную. Тем не менее, жениху даже пришлось похищать невесту. Скорее всего, похищение было символическим. Слишком маленький городок Утятин, чтобы жители не знали, что портниха шьет подвенечное платье барышне Ирине Владимировне, а платит за работу купец Кузнецов. Родители делали вид, что не знали об этом – вот и все. А на свадьбе невеста вместе с мужем в пояс поклонилась старикам Кузнецовым, попросив «призреть ее, сироту безродную». Этого даже свекор не ожидал. Бурлил весь город. Дядя, встретив Ирину через несколько дней на улице, попенял ей за такое оскорбительное отношение к близким. Дескать, не собираясь общаться с Кузнецовыми, он не планировал прекращать встречи с племянницей, да и родители наверняка тоже. Выслушав его, Ирина хладнокровно ответила: «И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть». И ушла.

Жили Кузнецовы на удивление дружно. Накануне войны родился сынок. А после революции прошли все: конфискацию, арест, ссылку. Перед войной вернулся в Утятин их сынок, молодой красный командир с тихой бледной женой и двумя детьми-погодками. Получил жилье, случайно ли, нет, это оказался дом, построенный стариком Кузнецовым для своих молодых. Из этого дома он ушел на войну и не вернулся. Сын после семилетки уехал в Москву учиться, и больше о нем никто не слышал. Даже имени его в памяти людской не осталось. А дочь совсем юной потеряла мать и жила одна. Уже ближе к тридцати родила неизвестно от кого сынка Мишу, потом растила внуков Катю и Мишу.

Рассказ увлек всех. Таисия даже прослезилась:

– Я-то смолоду ее не любила: злобная, жадная. А она, бедняжка, такую трудную жизнь прожила. А у бабки ее вообще не жизнь, а роман.

Елена Игнатьевна сказала:

– Грета, ты была в нашем музее? Зайди обязательно. У нас есть портрет Ирины Барташевской кисти Алексюты. Приглядись: один в один бабка Катя.

Провожая гостей, Грета сказала:

– Таисия Андреевна, я завтра зайду навестить Прасковью Петровну. С закуской и бутылкой. Не возражаете?

– Да ей общение в радость. А если ты парня своего приведешь, она потом неделю меня грызть не будет.

– Я могу и двух.

– Ловлю на слове! Это же бабке праздник сердца.

Помогая Грете убирать со стола, Руслан недовольно сказал:

– Ушла, блин, в историю. И зачем тебе эта древность?

– Не скажи. Очень богатая версия наклевывается.

– Поделишься?

– Завтра. Надо еще кое-что обдумать.

– А к бабке ты и вправду нас потащишь?

– Обязательно. Если баба Паша чего-нибудь не знает в Утятине, значит, этого не знает никто.

Наживка

С утра поехали на пляж. Но задержались там ненадолго: дул очень противный ветер, вода захлестывала в лицо. Не было и подходящей компании. Парни заскучали. Грета в душе веселилась: облом был явно из-за ее присутствия. Однако надо бы поработать. И первым об этом заявил Кирилл. Грета его поддержала:

– Знаете, о чем я думаю? Если Катя убита, найти ее невозможно, потому что тело может быть в любом месте: в земле, в воде… Если жива, мест все-таки меньше: в любом подвале любого дома города, в любой деревне. Мне бы хотелось обыскать одно перспективное местечко, – поглядела на их оживившиеся лица и кивнула Руслану. – Звони детективу, спроси, не заглядывал ли он в имение Барташевских?

– Это и есть твоя версия? Что за имение?

– Здесь по лесу километрах в двух-трех. При Советском Союзе там был дом инвалидов, или как его в народе звали, богадельня. Потом его закрыли. В 91-м в моде было красивое слово «реституция». Закон о ней принят не был, но, когда приехал один из потомков Барташевских, местные власти с удовольствием уступили ему участок за копейки. Теперь локти кусают. Впрочем, тогда других претендентов не было. Это теперь за сотку зарезать готовы. А тут добрый гектар в лесу, где всякие работы запрещены. Это же миллионы! Насколько я знаю, там уж лет двадцать ничего нет. Забор, полуразрушенные двухэтажные деревянные корпуса, каменный особняк первой трети XIX века. Охрана на въезде и больше ничего. Там может быть все: плантация конопли, бордель, тюрьма, база Аль-Каиды, тайное кладбище. Интересно, менты туда наведывались, когда деда искали, а потом Катю?

Быстро переговорив по телефону с детективом, они побросали вещи в машину и отчалили. Выезжая к мосту, увидели, как по нему в сторону леса проскочил потрепанный форд. «Ишь, как кони застоялись» – пробормотала Грета. Въехали под сосны. Остановились, коротко обсудили план проникновения и поехали дальше. За несколько сот метров до ворот детективы поставили машину в чащу, а джип рванул к воротам и лихо развернулся на пятачке перед ними. Вышел охранник в камуфляже. Грета улыбалась и хлопала ресницами, Руслан дружески хлопал охранника по плечу, Кирилл деловито достал портмоне, пытаясь оставить в залог документы и банкноты. Тщетно. Охранник дружелюбно улыбался, но пускать за ворота отказывался. Побазарив минут десять, они развернулись и поехали назад. У машины дремал в тенечке помощник детектива. Он сказал, что шеф пошел на разведку. Руслан решил подключиться. Но Грета, кинув коврик на корни сосны, уселась на него и сказала:

– Флаг тебе в руки! Несколько километров по лесу – это не для меня.

Руслан увял. Но тут отзвонился Владислав Сергеевич. Он попросил помощника обойти участок с другой стороны, а парней подъехать на противоположную стороны ограды, чтобы им не идти пешком назад. Они кинулись в машину, но Грета сказала:

– Ну, вот что, голубчики. Или едем на двух машинах все, или один из вас поедет туда на форде, а я под охраной другого остаюсь здесь. Слишком близко охранники. Если обнаружат меня с этой машиной, возникнет законный вопрос: когда я тачку поменяла и где ее хозяева?

Помощник кивнул и протянул ключи. Подумав, Кирилл бросил Руслану: «Оставайся» и уехал. Помощник нырнул в заросли папоротника и скоро скрылся за соснами.

Грета и Руслан подремывали на солнышке, настроившись на долгое ожидание. Но на дороге вдруг появились две фигуры в камуфляже. Они не спеша приблизились к ним и, оглядевшись, спросили:

– А где ваш третий?

– Чё, нужен? Маргаритка, где твой Киря?

– К озеру за водой пошел. А вы думаете, что он к вам на территорию влез? Да, Киря может.

И кокетливо хихикнула. Охранники пошли дальше по дороге. Один на ходу доставал телефон. Руслан дернулся. Грета сказала:

– А вдруг кто-нибудь из-за кустов за нами наблюдает? Иди вроде как по нужде, из кустиков позвонишь. Пусть они к нам не подъезжают. Сбросят Кирилла в стороне, пешком дойдет.

Еще полчаса тоскливого ожидания, и на дорогу вышел Кирилл. Рядом с ним маячили все те же фигуры.

– Киря, где тебя носит? Я пить хочу! – капризно сказала Грета.

– Заплутал маленько. Спасибо, служивые дорогу подсказали. На, держи.

– «Спрайт»? Ни фига себе в озере водичка!

– У ребятишек с лодки купил. Между прочим, по цене кьянти.

– И нечего было тратиться. Нам к бабке Паше сейчас в гости идти. Давайте собираться.

Под бдительными взглядами охранников они уселись в машину и отъехали. На опушке их ждали детективы.

Владислав Сергеевич сказал, что ограда везде починена, на корпусах очень грамотно размещены камеры, в одном месте слышен лай собак; очевидно, их выпускают ночью. Так что объект этот непростой. Молодежь была настроена на проникновение. Но Владислав Сергеевич сказал:

– Ребята, мы сюда приехали не весь мир спасать, а одну только женщину. Так что проверку объекта лучше провести чужими руками.

– Мудрая мысль, – горячо поддержала детектива Грета, обеспокоенная энтузиазмом парней. – Не хватало еще с серьезными людьми схлестнуться. И Катю не спасем, и еще, не дай бог, кого-нибудь потеряем. Кого задействуем: полицию, бандитов?

– Ты что думаешь, полиция не в курсе?

– Согласна. Или в доле, или хозяева настолько выше, что они и пикнуть не смеют.

– Значит, действовать будем сверху. Всегда есть какие-то кампании по искоренению: то наркомафии, то коррупции, то паленой водки. Я сейчас с заказчиком переговорю, и решим, кому их сдать. Вы не светитесь, держитесь на виду и никуда далеко не отлучайтесь. А то подумают, что вы этот объект заложили.

Собрав сумку с угощением, они пошли к Прасковье Петровне. Зайдя в дом, Грета расползлась в улыбке: бабка сидела в новом платке и «к обеднишном» платье. Платье это она видела неоднократно, когда заходила к ним не случайно, а по приглашению. Оно уж лет десять считалось новым и надевалось только по торжественным случаям. И бабуля ответила ей радостной улыбкой: в таком возрасте (а ей ведь близко к девяноста!) всегда дефицит общения. Дочь редко называет ее мамой, все больше бабкой. Внучки давно глядят на нее как на мебель. А тут столько новых людей! Кстати, тут же была ее праправнучка. Десятимесячная Таня сидела под столом и гремела игрушками.

После знакомства приступили к обеду и общению. Постепенно беседа увлекла даже парней. Бабуля рассказала кое-что из своей фронтовой практики, и они, оба отслужившие в армии, прониклись к ней почтением. Рассказывала она не о подвигах, а о бытовых мелочах: как не обнаружить себя дымом, как предохранить сапоги от промокания. А когда Руслан спросил о наградах, то и вовсе зауважали: у нее даже орден Славы был!

Затем заговорили о старине. И тут было что послушать. Мать Прасковьи Петровны работала портнихой «в людях», то есть шила на дому у заказчика. Работала она в купеческих и богатых мещанских семьях. Конечно, свадебные, бальные и прочие наряды для торжеств заказывали у мастеров другого уровня. А вот шить будничную и домашнюю одежду, чинить и перелицовывать приглашали ее. Младшей дочери, рожденной уже после революции и не заставшей те времена, она часто рассказывала о том, что видела в тех домах. В двадцатые-тридцатые годы мать уже работала на крупорушке рабочей и только иногда тайком шила знакомым, опасаясь фининспектора.

Интересную беседу прервал Кирилл. Заглянув под стол, он возмутился:

– Бабы, пока вы тут общаетесь, ребенок утюг раскурочил!

Таня заплакала. Грета полезла под стол, чтобы вытащить малышку. Испугавшись незнакомки, Таня заорала еще громче. Пришлось приманивать ее пирожком. Грета держала ребенка и с умилением думала, что причастна к появлению ее на свет. Тем временем ребята собирали утюг, чтоб определить, не проглотила ли какую-нибудь деталь малышка. Собрали его и установили: все детали целы, но кое-какие пластмассовые сломаны.

– Какой талантливый ребенок, – сказал Кирилл. – Современные утюги, в общем-то, неразъемные. Придется вам новый покупать.

На плач ребенка пришла Лидочка. Грета увидела ее впервые, не считая первой встречи, происходившей в темноте. И была потрясена ее внешностью. Не то, что Лида была писаной красавицей, но очень привлекательна. Взяв на руки потянувшуюся к ней дочурку, она показалась Грете воплощением женственности и материнства. Взглянув на своих спутников, она поняла, что на них Лида произвела еще большее впечатление. Парни буквально охотничью стойку сделали. Грета перевела взгляд на Прасковью Петровну. Бабуля расцвела от такого явного мужского внимания к правнучке. Но, опомнившись, виновато покосилась на гостью. Грета лукаво ей подмигнула.

Лидочка присела за общий стол и стала кормить Таню кашей. Грета спросила ее:

– Лида, вы были знакомы с Катей, хозяйкой дома, который мы снимаем?

– Конечно. У нас же на рынке торговые места рядом.

– Понимаете, по жилищу человека видно, счастливо он живет или нет. Я хозяев дома не видела, но в нем жили счастливые любящие люди.

– Ой, как вы правильно сказали! Я им немного завидовала. Как они любили друг друга… любят. Жива Катя! Может, память потеряла. Может, вызвал ее кто-нибудь…

– Меня очень заинтересовала эта Катя. Про нее никто плохого слова не сказал. Как вы думаете, кто мог желать ей зла?

– Да никто! Она веселая, добрая. Насмешничать любила. Мог кто-нибудь обидеться… но не до смерти же!

– Как говорят классики, в основе всех преступлений – любовь или деньги. Может, кто-то хотел их разлучить?

– Ну, в Катю никто, кажется… Кроме Володи.

– Что за Володя?

– Это слепой гитарист у нас на рынке. Вы не подумайте, ничего такого. Просто он улыбался, когда ее слышал. А сейчас не улыбается.

– А Гена?

– Ну, Гена, говорят, ходок был. Но я его только женатым знала. И муж он был хороший. А что дрались они – это не всерьез. Только один раз он в нее случайно чашкой попал, а она ему физиономию расцарапала. А так они только театр изображают. У них и посуда самая дешевая, чтобы бить не жалко было. Насчет женщин… Не знаю, может, кто-то и имел на него виды. Но не замуж же! Он из многодетной семьи, у него и жилья своего нет. В родительском доме две замужние сестры, брат неженатый, еще один братишка в армии. Табор, а не дом.

– Значит, денежного интереса к ним тоже быть не может?

– Да бедны они как птички небесные.

– А участок?

– Нас тут на Чирка вон сколько живет! Всех не перебьешь!

– А вообще, кто-нибудь в последнее время по домам не ходил, не предлагал участок купить?

– Нет, вроде…

– Как же, а Пашка-змей? – вмешалась Прасковья Петровна.

– Да, правда. Прошел по нашей стороне неделю-две назад. Но никто не согласился. Он и отстал.

Прощаясь, бабуля притянула Грету к себе и шепотом спросила: «Какой твой, не поняла?» И получила ответ, тоже шепотом: «Скоро будет никакой».

Два дня ничего не происходило. Валялись на пляже, играли в волейбол. Грета сходила в гости к Ире Наппельбаум, но визит не задался. Хозяйка встретила ее приветливо, но как-то немного напряженно. Почувствовав это, Грета быстренько откланялась.

На третий день события последовали одно за другим. Сначала по пляжу прокатился слух, что в сторону богадельни проехало несколько полицейских машин, что арестовали охранников, и якобы даже была стрельба. Слухи о стрельбе не подтвердились, но остальное было правдой. Аборигены поспешили к телевизорам: в областной новостной программе они надеялись увидеть репортаж с места событий. Руслан скомандовал: «По коням!», возражать никто не стал. Дома Грета загремела кастрюлями, а парни устроились у телевизора. Сюжет был показан короткий: ворота, лежащие с заломленными руками охранники, какие-то не то склады, не то цеха и закадровый текст о незаконном химическом производстве.

– Ни фига себе отдохнули, – от дверей сказала Грета, одним глазом косясь в кухню, где на плите стояло молоко. – Какую отраву они в озеро спускали? Я уже чешусь.

– Да ладно, не включай воображение, – ответил Кирилл.

Под окном заурчал мотор. Грета выключила газ и вышла на террасу. У ворот остановилась «Газель», из которой выбрался Гена. На нем была та самая прошлогодняя бейсболка, в которую осенью собирала деньги за свое интерактивное пение Катя. Открылась передняя дверца, и на тротуар спрыгнула Ира Наппельбаум. Она что-то говорила Гене, придерживая его за руку. Грета открыла входную дверь и сказала:

– Здравствуйте. Вот и хозяин вернулся. Проходите в дом. Бойлер согрет, обед будет минут через двадцать.

– Я в душ.

– Увы, парни только что всю воду использовали, а новая еще не согрелась.

Гена проскользнул в дом и хлопнул дверью ванной. Грета обратилась к Ире:

– Ираида Семеновна, пообедайте с нами. А то, пожалуй, хозяин есть не станет. А ему нужно.

– Да, ты права. Сейчас шофера отпущу.

Через минуту она зашла в кухню:

– Чем помочь?

– Овощи подрежьте. А то я что-то маловато… И хлеба.

Заглянул Кирилл:

– Во дворе накрываем?

– Ну, нет. Соседи заборы повалят.

Ираида Семёновна одобрительно кивнула.

Из коридора послышались голоса. Гена о чем-то переговорил с Русланом и зашел в зал, где уже был накрыт стол. Грета водрузила на стол большую кастрюлю со щами и стала разливать их по тарелкам. Ели молча, только иногда перебрасываясь просьбами передать хлеба или подвинуть солонку. От второго Гена отказался. Грета сказала:

– Мы вас постараемся не стеснять. Я разместилась на терраске за спальней. А парни в беседке ночуют. Я тут слегка прибралась, а то менты после себя большой разгром оставили. Отдыхайте, мы шуметь не будем.

– Ираида Семеновна, я завтра выйду.

– Нет, Геночка, ты мне такой не нужен. Два дня сиди на огороде. Морковку раздернешь, заодно и загоришь. А то бледный, как спирохета. Соседи тут будут тебя доставать. Привыкнешь отпор давать, тогда и на рынок можно.

Назавтра гости, не дождавшись пробуждения хозяина, уехали на пляж. Через час Грета заявила, что ей придется вернуться. Кирилл предложил подвезти, но она подсела в четверку к уремовской семейной паре, гостившей неподалеку от них.

Решительно зайдя в зал, где Гена полулежал на диване перед телевизором, она сказала:

– Гена, надо поговорить.

Она изложила ему свои соображения насчет любви и денег. Он отреагировал вяло. Тогда она напомнила ему о визите Пашки Кузнецова. Тот вспыхнул моментально: «Убью!»

– Представь себе, где-то в подвале будет умирать Катя. А здесь будет лежать убитый Пашка, единственный, возможно, кто знает о месте, где ее держат. Сядь, успокойся и выслушай до конца. У меня очень зыбкие основания, чтобы обвинять Пашку в похищении человека. Просто это единственный, у кого есть хоть какой-то мотив. На этом строится мой план. Кстати, с какого бока он Кате троюродный брат? Он внук брата бабки Кати?

– Нет, тот спился, детей у него не было вовсе. Этот Пашка – сын двоюродной сестры тещи. Они обе из Белгородской области. Она была ее намного старше. Тоже Уремовский пединститут закончила. Тоже сюда распределилась и вышла за местного. И тоже за Кузнецова, хоть и не родственника им. Никогда они не знались. Когда дети сиротами остались, тетка сказала, что о дальней родне ей думать некогда. А теперь, вишь, сыночек наследник…

– Значит, вашей родни по отцу он не знает? Ну, подробностей о брате бабки Кати?

– Да откуда? И вам зачем?

– Ты рыбак? В наживке понимаешь?

– А это при чем?

– Рыбку ловят на червя, на хлеб, на мелкую рыбешку, на тухлятину. Кто что предпочитает. А человека? Кобеля – на бабу, павлина – на шмотки, жмота – на бабки. Пашку, значит, надо ловить на то, ради чего он на преступление пошел. Захотел Катин участок захапать – а мы ему имение Барташевских в качестве наживки. Он даже принюхиваться не станет – заглотнет сходу. Так что вспоминай ваши с Катей приколы, словечки, которые только у вас в ходу. Мы составим мутное письмо, которое только адресат сможет прояснить. Он с этим письмом к ней неизбежно прийти должен. А она должна понять, что это ты ей весточку послал, и направить его в то место, которое ты назвал только ей известным словом. А там уж мы его возьмем за мягкое место. Мы не полиция, рамками закона не ограничены.

– А как письмо до Пашки дойдет?

– Почему до Пашки? Мы его ни от кого скрывать не будем. По секрету нескольким особам покажем, которые секретов по определению не признают.

– Тогда все кинутся сокровища искать. И все ко мне полезут за планом острова сокровищ.

– А ты будешь реагировать как мужчина, начисто лишенный фантазии. Никаких документов отродясь не было, это розыгрыш. Письмо дурацкое, намеки тебе непонятные. Отстаньте, не до того мне. Меньше говори, чтобы не проколоться. Но тот, кто Катю похитил, к тебе непременно придет. Может быть, это будет и не Пашка. А вот с Пашкой тебе лучше вообще не видеться.

– Да, я могу сорваться.

– Иди, Гена, думай. От этого жизнь Кати зависит.

– А если ее уже нет?

– А если еще есть, а ты тут принца Гамлета изображаешь?

После обеда Кирилл и Руслан на пляж не поехали. Видно, просекли, что что-то назревает, и крутились во дворе. Грета сидела за столом под яблоней с ноутбуком, набрасывая текст письма. К вечеру Гена вышел с листочком и подсел к ней. Они склонились к листочку, потом Грета стала включать его слова в свой текст. Потом сказала:

– Все. Теперь я обращусь к человеку, который может нам помочь. Он уже в курсе твоей истории, – и вынула телефон.

Гена открыл рот, но она подняла палец, призывая к молчанию.

– Здравствуйте. Есть предложение. – Наппельбаум откликнулся, что, судя по ее к нему обращению, рядом кто-то посторонний. – Да, мы тут с Геной… Да, Катин муж. Выпустили под подписку. Излагаю.

Уложилась в три минуты. Борис Аркадьевич сказал:

– Высылайте текст. Я посоветуюсь.

Грета прикрепила файл и отправила по известному ей адресу. И сказала Гене: «Ждем».

Гена ушел на огород. Грета осталась за столом бездумно играть в «Паука». Потом вспомнила, что на чердаке сохнет белье, и пошла его снять. Но выглянула в окно и решила позагорать. Вылезла на крышу и увидела, что на крыше террасы, которую она занимала, был установлен лежак. Видно, хозяйка здесь голышом загорала. Грета спустилась по скобам на нижнюю крышу и восхитилась: это место не просматривалось ни с соседних участков, ни даже с собственного огорода. Она улеглась на лежак и закрыла глаза. Через некоторое время внизу послышался шум шагов и деликатный стук в окошко. Затем окрик: «Маргарита!». Руслан. Лучше не реагировать. Оказалось, Руслан был не один. Где-то рядом отозвался Гена:

– Я ж тебе говорил, она вроде бы за ворота вышла.

– А я хочу, чтобы ты повторил ей то, что сейчас мне сказал.

– Да что ты завелся? Не нужна тебе она. А главное, что ты ей не нужен. Знаешь, почему она Кирилла предпочла? Потому что он к ней равнодушен. Она и сама такая… равнодушная…

– Что-то ты больно нашей девушкой интересуешься…

– Она что, одна на двоих?

– Да какое тебе дело! Сам-то ты что к ней клеишься?

– И мне она не нужна. У меня жена есть, и мне весь мир не нужен без нее. А Грета, она… она всем помочь хочет. И будет все делать правильно. Ее, наверное, так воспитали. А может, обожглась сильно. Но на страсть она не способна. Бабка моей Кати про таких говорила: рассудочная. Если уж очень будешь настаивать, она тебе уступит. Только ты после этого будешь себя чувствовать дерьмом. Потому что секс с равнодушной женщиной – это как с покойницей.

Доругиваясь, они ушли. А Грета лежала на солнце и думала: сколько ей лет? Когда она была шестидесятилетней женщиной, то порой забывала о возрасте. Как в «Красавице, вдохновившей поэта», чувствовала себя той же юной девушкой с теми же юными желаниями и страстями, только скованными панцирем старческого тела. А теперь, когда панцирь остался в хосписе «Приют Надежды», ее душа, оказавшись в юном теле, потеряла этижелания и страсти и стала какой-то сонной и расчетливой. Чужие эмоции ее смешили и слегка раздражали. Она часто ловила себя на мысли, что любое дело лучше знает в силу возраста. Следит, чтобы парни переодевались после купания, чтобы питались вовремя. Удивительно, что еще не учит их машину водить. Вот Руслан с его мужским интересом к ней. Ну, не интересен он ей! Хотя чего такого она знает по сравнению с этими молодыми? Как ноют суставы и не гнутся колени? Наоборот, это они знают многое из того, что ей непонятно. Вот хотя бы в плане взаимоотношений. Например, ее подружка из новой жизни Сима с ее присказкой «Секс с первого взгляда»: для их поколения такое было немыслимо. Но может, так и нужно жить? Однако перестроиться она не сможет.

Может быть, исполнив ее страстное желание, демон Коля забрал у нее какую-то часть души? Что-то там он говорил насчет выброса. В тот момент, когда она летела на дорогу, она, наверное, вместе с адреналином выбросила из себя ту часть души, в которой кипели страсти. И теперь ей не 60, а может, 90. Да нет, больше. Вон, у бабки Паши в ее девяносто такие живые глаза! В них и любопытство, и сочувствие, и любовь. А в Грете – только вбитые в детстве моральные принципы и чувство долга. Иногда что-то наподобие волнения возникает: некое подобие возмущения, когда Наппельбаум на Иру намекнул и когда Руслан прах рассыпал, некое подобие умиления, когда Танечку на руки взяла, когда симпатичная Лидочка с ее ямочками на щеках вошла. Но так ли она отреагировала бы в прежней жизни? Да… а может, зря она на демона грешит, и это так болезнь ее выхолостила? Пожалуй, стоит на кладбище наведаться. И чтобы в полдень, как прошлый раз.

Однако пора проверить почту.

Спустившись с чердака, Грета в доме никого не застала. Проверив почту, занялась привычными делами. Поставила на плиту кастрюлю и вышла в огород. В тени яблони стояла коляска. Из беседки слышались весьма недвусмысленные звуки, смутившие ее моральные принципы, сформировавшиеся в шестидесятых. Лидочка? Ну и ну! С кем, интересно? Только бы не с Геной! А то получится, что Грета сама дура с ее планом…

Кидая овощи в комбайн, она под его визг пыталась разработать какой-нибудь план по разоблачению Гены. Но тут стукнула калитка и появился герой ее раздумий. Грета облегченно вздохнула.

– Маргарита? А я думал, ты ушла. – Гена старательно отводил свой блудливый взгляд. Значит, он еще и на стреме стоял, гостеприимный хозяин.

– Уходила, но недалеко. Дойди-ка до Елены Карловны. Все равно ее придется посвятить в наши планы. Так сделаем это в непринужденной обстановке, за десертом.

Сгрузив тарелки в раковину, Грета молча подала Елене Карловне листок с текстом письма. Она сдвинула очки на лоб, и, почти уткнувшись носом в текст, прочитала его.

– Очень интересно. Дядя Генрих – это, надо понимать, племянник бабки Кати?

– Да. Только на самом деле никто такого письма не присылал. Это мы с Геной сочинили.

– Так. То есть вы предполагаете, что Катю похитили, и хотите выманить похитителя в определенное место.

Грета изложила свои мысли по поводу Пашки Кузнецова.

– Ох, как бы мне не хотелось, чтобы твои измышления оказались правдой. Но это реально. Он ведь и ко мне заходил. А вообще вы молодцы. Я, когда письмо прочитала, даже не усомнилась, что это правда. Теперь объясняйте, в чем подвох.

– Я все расшифровывать не буду. Это просто определенные слова, которые должны дать понять Кате, что автор – Гена. А главный намек – где искать документ.

– Попробую догадаться… Копи царя Соломона! И что этими словами зашифровано?

– Старый погреб.

– Но ведь его еще при бабке зарыли.

– Да, но он же с вашим вместе строился. И стена у них общая.

– И ты думаешь, что он полезет в мой сарай, чтобы через стену моего погреба пробраться в ваш?

– А что еще ему остается?

– Ну ладно, поймаем мы его в моем погребе. А дальше что?

– Известно что. Утюгом и паяльником. Уж не взыщите.

– Да я и сама ему череп проломлю, если он Катю… из-за какого-то участка.

– Для такого дела здесь мужики, – сказал доселе не промолвивший ни словечка Руслан. – Уж я-то из него сделаю боксерскую грушу!

В общем, план всем понравился. Даже удивительно, с каким воодушевлением они восприняли предстоящие пытки. «Так ли будет, когда до дела дойдет», – подумала Грета с опаской. Обсудили график дежурства в сарае Шпильман после получения письма. Уже собирались расходиться, но тут появилась Таисия с двумя внуками. Сделали вид, что собрались на чаепитие и пригласили новых гостей к столу. Мальчишки запросились к компьютеру. «Валяйте» – махнул рукой Гена и поволок угощение во двор.

В разгар чаепития стукнула калитка, и во двор вошел Пашка. Гена дернулся, Грета схватила его руку и прижала ее к столу. Пока он пересек двор, калитка снова распахнулась и появилась Таня. Гена вырвал руку и вскочил. Стычка казалась неизбежной. Но тут на крыльцо выскочил Витя и заорал:

– Дядя Гена, дядя Гена! Тебе письмо пришло! Тебе наследство из Америки! Ты теперь богатый! Ты мне свой старый компьютер отдай, ладно? Такие в Америку не берут!

– Чужие письма читать нехорошо, – упрекнула внука Таисия. – Разве я тебя этому учила?

– Ой, Геночка, как интересно, – первой из посвященных откликнулась Елена Карловна. – Иди почитай. Если сочтешь возможным, нам расскажешь.

Гена опомнился и ушел в дом вместе с тараторящим без умолку мальчишкой. Следом за ним на правах родственницы проскользнула Таня. Больше никто не пошел. Пашка стоял, разрываясь между желанием узнать все и боязнью получить по шее.

Ждать пришлось недолго. Вышла Таня. Она на ходу складывала листок с текстом письма.

– С юристом посоветуюсь, – деловито сказала она. – Конечно, если Катя не найдется, все это – пустые хлопоты. Гена сказал, приляжет. Расстроился, бедный.

– Тань, что за письмо-то? – спросила Таисия.

– Племянник бабки Кати из-за границы пишет. Последний Барташевский умер, и теперь вроде как они наследники. Он ей предлагает усадьбу. Представляешь? Там землищи! Была бы наша Катя миллионершей, если бы не пропала.

– Ну и что, что пропала? У нее наследники есть! – влез Пашка.

– Молчи уж, наследничек. Ты-то с какого боку Барташевский?

– Я Кате троюродный брат.

– Ну и напиши в Америку. Ой, Грета, хотела я с тобой поговорить об одном деле. Но теперь пойду к Люсе, к адвокатше. Ты с утра будешь? Вот завтра и зайду.

Ушла Таня. Вслед за ней, позвав ребятишек, ушла и Таисия. Поняв, что ничего больше не узнает, ушел Пашка. Руслан сказал:

– Конечно, удачно получилось, что письмо при Пашке пришло. Но текст-то он не получил. Как бы ему его подкинуть?

– Не волнуйся, Люся – его старая любовь, – сказала Елена Карловна. – Как только Таня уйдет, там уже Пашка будет. Больше никаких движений. А то как бы не переборщить. Все, ушла охранять территорию.

Никаких движений делать больше и не пришлось. Звонили родственники и просто знакомые. Приходили соседи ближние и дальние. Гена озверел. Он отключил телефон и посылал по матушке всякого, кто заходил во двор. Когда калитку открыл очередной приятель с супругой, он уже охрипшим, но довольно тихим голосом сказал:

– Все, у меня больше нет друзей. Никто не пришел, когда жена пропала. Никто не пожалел, когда в тюрьму посадили. Зато когда жене наследство засветило – ну все тут! Граждане, в этом доме не подают!

Развернулся и ушел в дом.

– Чего это он? – спросил гость.

– Корыстные вы, – пояснил Руслан. – Это он вас так презирает.

– А что, уже и спросить нельзя?

– А зачем спрашивать? Ты думаешь, ему лишний раз о жене пропавшей вспомнить – радость?

– Хоть деньги достанутся, – растерянно пробормотал гость.

– Не достанутся, дорогой. Катя могла заявить права на наследство. Последний Барташевский ей какой-то четвероюродный не то дед, не то брат. А Гена Барташевским не наследник.

– Ну как же, муж – наследник первой очереди…

– Так он Кате наследник. А Катя в наследство вступить не может – нет ее. Ладно, граждане, идите с богом, а то и я начну как Гена… по матушке.

Облом

В дом без стука вошел Шеметов.

– Так, все в сборе. Колитесь, письмо сами сочинили? – зло спросил он.

– В чем дело, Иван Иванович? – спросила Грета.

– Маргарита, не прикидывайся. Поверю я, что какой-то дядя появился в нужное время и в нужном месте. – Тут он помахал листком с темными краями – явно отксерокопированном на старом ксероксе.

– О чем речь? – Грета взяла листок. Это была ксерокопия распечатки письма дяди Генриха. – Гена, ты всем это письмо даешь почитать?

Гена глянул на листок и сказал:

– Сама знаешь, дал только тете Тане. Не ожидал от нее такого. Да нет, вряд ли она. Наверное, с Люсей советовалась. А Люся… это Люся.

Шеметов сказал:

– Ребята, вы упрямые, а я упрямее. Хотите скандала – будет вам скандал. Что мне стоит сказать, что ваше письмо – наживка для похитителя Катерины? И где вы будете с вашими хитроумными планами?

Никто не решился первым нарушить молчание. Кирилл вертел в руках зажигалку. Руслан глядел на Грету. Грета глядела на Шеметова. Гена тоже глядел на Шеметова, но с таким выражением, будто решал, то ли его удавить, то ли зарезать.

– Ребята, от вас одни неприятности. Из-за вас уже сняли Сергея Ивановича.

– Какого Сергея Ивановича?

– Начальника полиции. Или, скажете, на усадьбу ОМОН не вы натравили?

– Я натравил. – Через порог переступил Владислав Сергеевич.

– Еще один интриган. Одна вы тут шайка-лейка.

– Можно подумать, местное сообщество заинтересовано в химическом производстве в зоне отдыха. Вы знаете, что в гостинице свободные места появились? А ведь город на отдыхающих зарабатывает. Да и своим детям никто загрязненной среды не желает.

– Я, что ли, доход от него имел? Не моего уровня этот объект.

– А не твоего, так какая тебе печаль, что его прикрыли?

– Да полиция везде крайняя! Начальника сняли, если теперь окажется, что полковника химики грохнули, тогда и мне пипец.

– Деда Славку в усадьбе убили?!

– Ничего еще не известно! Есть только предположение!

Надавив на Шеметова, парни выяснили, что в машине одного из охранников под ковриком нашли замытые следы человеческой крови, причем, судя по всему, натекшей в очень большом количестве. Если подтвердится, что она принадлежит деду, то получится, что в усадьбе было не только незаконное производство, а еще и банда.

– А что за досада вам по поводу письма? – спросил детектив.

– Вы что думаете, у полиции не было корыстной версии? Если бы мы в вине Гены не сомневались, разве мы бы его отпустили?

– Тогда какого… вы его сами не взяли? – вступил Руслан.

– Его – это Пашку, что ль?

– Ну, у вас полиция! Не полиция, а прям собака Павлова! Все понимает, только сказать не может! Да и сделать!

– А что сделать? Как вы, заманить в условное место и взять за… какие-нибудь органы?

– А хотя бы и так. Или, скажешь, у нас полиция связана законом и не применяет физического воздействия?

– Что уж там, говори прямо. Почки отбить? А толку? Ты хоть знаешь, что Пашка за десять дней гостевания у мамаши ни разу из города не выехал?

– Это точно?

– Точнее не бывает. Все время под присмотром, хоть и издалека. У нас все же не Москва. И даже не Уремовск.

– А может, сообщники? – спросил заметно скисший Руслан.

– Сообщникам платить надо.

– Можно подумать, у Пашки денег нет. Вон по домам ходил, участки торговал.

– Только прежде чем по соседям пройти, он мамашу уламывал дом продать. А это что значит? Проигрался он в пух и прах!

– Пашка Кузнецов – игрок?

– Вот это и следовало вам выяснить, прежде чем за собственное расследование браться! Вы понимаете, что он – наводчик, а не заказчик? И скорее всего не знает, где Катю держат.

– Так вы все-таки считаете, что Катя жива? – вступила Грета.

– Очень возможно. Не стали бы труп прятать, если цель – ее дом. На видном месте бы оставили и улики подбросили, чтобы муж у нас убийцей пошел. А на ваше условное место, может, и Пашку пошлют. Только вас к Кате он не приведет, хоть на куски его режьте – не знает.

Грета вдруг испугалась. «Тоже, детектив доморощенный, – обругала она себя. – Вместо того, чтобы человека спасти, провалила поиск!» Посмотрела на парней. Они стояли, потупившись, очевидно, думали о том же. Внезапно за нее вступился Гена:

– Хорошо ничего не делать – не ошибешься! Маргарита хоть попыталась Катю спасти. А вы десять дней наблюдаете!

– Ребята, как хотите, а ваше условное место надо из игры выводить, – уже без агрессии сказал Шеметов. – Где оно?

Никто не ответил. Все лихорадочно решали эту задачу. Первым высказался Гена:

– Кровельное железо! Но у Елены Карловны денег нет. У меня триста долларов есть… Кате на подарок собирал…

– Молоток! – обрадовалась Грета. – У меня двести, вношу.

– Подождите шапку по кругу пускать. Сейчас с заказчиком переговорю. – Это детектив вышел в коридор. Шеметов дернулся за ним.

– Да хватит вам подслушивать, посидите уж тут, – перегородил ему путь Кирилл.

– Ага, значит, всех вас один человек нанял. Кто, спрашивается? Ведь не Ираида?

– А вам зачем?

– Как зачем? Если к участкам в городе у кого-то интерес, я должен знать!

– Вот и выяснял бы, кто у Пашки заказчик!

Пока они переругивались, вернулся Владислав Сергеевич.

– Завтра железо привезут. А вот в ночь надо покараулить. Вдруг они уже с Катей поговорили?

– Так где это место?

– У Елены Карловны во дворе.

– И старуха в курсе?! Ну, команда!

– Ладно, решайте, как место охранять будете, я уезжаю. – сказал детектив. Посмотрел на их вытянувшиеся лица и сказал. – Буду искать того, кто у Пашки выиграл. А вам оставлю Ваню в помощь.

С охраной объекта решили быстро. Гена взял раскладушку, вторую Руслану выдала Елена Карловна, и они вдвоем устроились на ночлег в сарае. Почему они так распределились, Грета поняла под утро, когда мимо окон к воротам проскользнула Лидочка. Если бы не бессонница из-за мыслей по поводу прокола, она бы ее, конечно, не засекла. «Значит, Кирилл, – провожая ее взглядом, подумала она. – А я бы скорее Руслана заподозрила».

В начале десятого подъехал грузовик с металлочерепицей. Гена, позевывая, выглянул за калитку:

– Так рано? Из Уремовска?

– Почему из Уремовска? С 88-го – ответил шофер. – Это Чирка, 38? Мне сказали, сгружать у вас есть кому.

– А то! – сказал Гена и стал открывать ворота Елены Карловны.

– Это нам в наказание старик тяжелую физическую работу дал, – сказала Грета. – Раз с умственной не справляемся.

– Да ладно, о чем разговор, – весело откликнулся Руслан, – разомнем мышцы.

Ребята таскали листы и складывали их в сарай. Начали от угла, затем дошли до крышки люка. Во двор то и дело заглядывали соседи. Появился и Пашка. Елена Карловна охотно объясняла всем, что ремонт крыши откладывается до следующего года, когда накопит на стропила, обрешетку и работу кровельщиков. Пашка сказал:

– Зачем откладывать? Хотите, я вам взаймы дам?

Ага, клюнул! Значит, письмо дошло до адресата.

– Нет, Паша, спасибо тебе большое, но в моем возрасте взаймы не живут.

– А как же… вон, ребята вам подвал загородили.

– И шут с ним, я в него давно не лазаю. Лестница там деревянная прогнила.

Пашка ушел расстроенный.

Еще два дня ничего не происходило. Потом нагрянула полиция с обыском. Причем обыскивать собрались двор и огород. Судя по отсутствию Шеметова, он был не в курсе. Гена посмотрел на Грету и поднес раскрытую ладонь к уху – мол, позвони. Она кивнула и пошла в дом. Один из милиционеров кинулся наперерез.

– Но-но! – прикрикнул на него Руслан. – Девушка тоже арестована?

– Не арестована, а задержана.

– На каком основании?

– Не надо никаких оснований. Просто вы все будете находиться здесь, пока не закончится обыск.

– Вы весь огород будете перекапывать? Тут соток двадцать.

– Двадцать пять, – уточнил Гена.

Тут к забору подошла Елена Карловна и показала телефон и ткнула пальцем в плечо. Понятно: позвонила человеку в погонах. Грета удовлетворенно улыбнулась, подошла к Гене и шепнула:

– Соседка.

Гена понял и успокоился. Однако, услышал и следователь – мелкий человечек в сером. Он спросил:

– Что соседка?

– Соседка деньги принесет.

– Зачем?

– Зачем деньги нужны? Кому зачем…

В это время зазвонил телефон. Судя по тому, как посерьезнел следователь, звонил кто-то сверху. Чувствуется, что он не согласен с собеседником, но возражать ему не давали. Сунув телефон в карман, он сказал:

– Будем ждать специалистов со спецтехникой.

В Успенске

Борис Аркадьевич сидел с трубкой в руках, продумывая свои дальнейшие действия. Позвонил детектив и сообщил имя Пашкиного кредитора. Только услышав имя, он понял, что предстоят напрасные хлопоты. Эдуард Андреевич Коршунов, в прежние времена известный как Коготь, конечно, уже давно считался серьезным предпринимателем, но по сути так и остался бандитом. Припугнуть его Наппельбауму было нечем. Что бы ни говорили о старике в городе, ни мафиози, ни вором в законе он не был. Как окончил ремесленное училище в 49-м году, так и работал в сфере бытовых услуг. Сначала в Москве по распределению, потом под руководством папы в Уремовске, потом самостоятельно. Сначала с камнями попроще и легальным металлом, потом стал скупать золото и камушки. Не был он и художником в своем деле. Добросовестная и тонкая работа, но без особой выдумки, всё больше по образцам. Ну, а материал… За него он в 60-х отсидел шесть лет. По тем временам еще мало дали. После отсидки он умудрился сменить место жительства – поменял родительскую большую трехкомнатную квартиру в Уремовске на Успенск. Обмен был сложный, пришлось потратиться. Но Ида, святая душа, сохранила все папино добро.

Больше Борис Аркадьевич не попадался. Не вступал ни в какие альянсы, на первых порах не работал с посредниками. Оглядываясь на прожитую жизнь, он даже был благодарен судьбе и правоохранительным органам за отсидку. Его ремесло вызывало уважение у сокамерников, да и силы еще были – за себя умел постоять. В тюрьме он обзавелся полезными знакомствами как в среде уголовников, так и теневиков. В Успенске он благодаря этому вышел на другой уровень. Отсиживал свой рабочий день в часовой мастерской, получал благодарность за высокое качество работы. Вечером возвращался в свою малогабаритную двухкомнатную квартиру, готовил себе ужин. Заходи, участковый: дома никаких инструментов, относящихся к прежней профессии. Да и в гараже кроме новенькой «копейки» ничего нет. Кто же подумает, что все инструменты – в соседней квартире, где с некоторых пор поселился вдовый отставник? А из кухни этой квартиры можно было попасть в подвал. Борис Аркадьевич никогда не заходил в гости к соседу. По крайней мере, никто не видел его входящим в дверь. К тому же жилец слыл домоседом. Поэтому в соседскую квартиру ни разу не залезли грабители. А к Борису Аркадьевичу в первый год влезали дважды. Поживились изрядно: взяли кое-что из бытовой техники, что-то из коллекции часов. Впоследствии большую часть похищенного удалось вернуть. В обоих случаях это были заезжие: местных сразу известили, что Наппельбаума трогать не стоит.

В последующие годы он жил спокойно. Работал уже только на заказ. Иногда консультировал. Авторитет его был высок чрезвычайно. В цепкой памяти хранились все сколько-нибудь приметные камни и изделия, особенно те, за которыми тянулся криминальный след. В их среде фраза «хоть Наппельбауму покажи» означала, что вещь гарантированно чиста.

В конце девяностых Борис Аркадьевич полностью отошел от дел. Иногда выезжал на консультации по просьбе уважаемых людей, но у себя дома никого не принимал, кроме нескольких давних знакомых. Знакомых с каждым годом становилось все меньше – годы. Но шлейф прежних знакомств тянулся за ним, дурацким образом представлявший его в глазах обывателей каким-то доном Карлеоне Успенского разлива. Так бы и дожил он без потрясений и потерь, если бы…

Старик раскрыл альбом. Вот бабушка, дедушка. Вот молодые еще папа и дядя Рувим. Вот папа с мамой. Вот он трехлетний – круглолицый малыш в матроске на коне из папье-маше. А вот эту фотографию сделал дядя Рувим после бабушкиных похорон. Нескладный худой подросток Боря держит за руку маленькую сестренку Фиру. Здесь она еще не та вечно испуганная девочка, а веселая бабушкина любимица. Взгляд хитренького щеночка, способного на любую каверзу. Это потом Мария Давидовна, ставшая единоличной правительницей дома, лишила дочь имени, желания попроказничать, а заодно и радости, и воли. Дядя Рувим хоть налево мог сходить…

Борис Аркадьевич вытащил из ящика стола простой конверт и достал из него фотографии, которым не было места в семейном альбоме. Катя. В шортах и футболке, на голове дурацкий козырек, над которым стоят дыбом ее буйные кудри. И хитрое выражение мордочки дворового песика, который готовится совершить какую-нибудь каверзу. Это удивительно, что никто в Утятине не видит их сходства. Может быть, дело в том, что Земфиру Рувимовну запомнили такой, какой она стала после смерти бабушки: робкой и застенчивой, словно напуганной чем-то на всю оставшуюся жизнь. А Катя так и осталась шкодливой дворняжкой с примесью благородных кровей: внешность Наппельбаумов, деловая хватка Кузнецовых, отвага Барташевских. Впервые он увидел ее фотографию, когда разбирал вещи Земфиры после ее смерти. Тогда, 22 года назад, он был еще довольно крепким мужчиной, но, увидев явно современную цветную фотографию маленькой Фиры, впервые в жизни почувствовал перебои в сердце. После минутного замешательства понял: это дочь Миши. И вдруг с восторгом осознал, что ничего не кончается! Вот оно, продолжение его семьи! Ушла Фира, не будет его, но есть Мишины дети, в которых, может быть, воплотятся чаяния его ушедших в иной мир родных. С тех пор он старался не упустить их из виду. Не помогал материально, а просто приглядывал. Точно так же следил он и за Идой. Но в Идину судьбу за сорок лет их свойства ему пришлось трижды вмешаться: когда в 70-х была растрата в Утятинском универмаге и ее пытались сделать «паровозом», когда в начале 90-х на ее смешной бизнес наехали рэкетиры и в прошлом году, когда она сама явилась к нему с неправдоподобной историей об алмазе «Отблеск зари». Впрочем, в последнем случае он за эту помощь получил столько, сколько не зарабатывал за несколько самых удачных лет. Да, а в судьбу детей он не вмешался ни разу. Уже нет мальчика. Вот, пытается спасти Катю. Но кажется, опоздал.

Кому позвонить?

– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Дима, у тебя есть выход на Когтя? Мне нужен посредник. Я понимаю. Но, Дима, мне очень нужен посредник.

Ничего не случилось

Приехавшие вместе с Шеметовым специалисты обошли с какой-то штуковиной типа миноискателя весь участок Васильевых, сказали: «Мертвых тел тут точно нет. Даже кошачьих», погрузили свое оборудование в мятый «газон» и укатили в область. До их отъезда разочарованный Пашка Кузнецов, каким-то боком затесавшийся в понятые, потеряв голову от досады, тыкал в сторону бывшего погреба. Надменный эксперт, поводив щупом вокруг колоды для колки дров, стоявшей на этом месте, заявил: «Тут лет двадцать никто не копал».

– Восемнадцать. Что значит, специалисты, – уважительно сказала Елена Карловна, облокотившаяся на забор. – Наши-то сейчас все огурцы бы затоптали. Сынки, кваску не налить?

– Тащите, Елена Карловна, – сказал довольный Шеметов. Принял через забор банку и по-свойски попросил, – Маргарита, будь добра, кружечку какую ни то подай.

Все как-то поуспокоились. От кваса никто не отказался. Шеметов ткнул локтем маленького следователя и спросил:

– Вячеслав Михайлович, какой м-м… мудрый человек нас подставляет? Сейчас изуродовали бы участок, потом народ бы говорил, что полицейские дуболомы, вместо того, чтобы преступников ловить, у мирных граждан огороды разоряют. А вы вроде в стороне.

– Какие мирные граждане? Васильев у нас подозреваемый.

– Слава, ну сам подумай. Это каким нужно быть извращенцем или ослом, чтобы закопать труп жены у себя под ногами? Ты скажи, кто вам такую дикую идею вбросил?

– Был анонимный звонок.

– И вы сразу полезли его проверять? Что-то ты темнишь, коллега…

Оставив бокалы на пеньке, гости потянулись к воротам. А у Греты зазвонил телефон. Старик. Голос какой-то бесцветный, как шелестящая бумага.

– Маргарита, мы вычислили похитителя и попытались с ним договориться. Он не согласен вернуть Катю ни за какие деньги. Я предлагал много… всё.

– Борис Аркадьевич, это я виновата?

Нет, категорически нет. Если можно так сказать, виновата сама Катя, ее дерзость и бесшабашность. Слишком независимо себя вела. А у этих борзых… у них желание сломить, подавить.

– Он что же, сам ее пытал?

– При нынешних средствах связи это совсем не обязательно.

– И что теперь?

– Молиться, коли в бога веришь. Единственное, о чем прошу – задержись пока там. Вдруг что-нибудь изменится?

– Конечно-конечно. А что вы можете мне сказать о заказчике? Чем я могу поделиться с теми, кто мне здесь помогает?

– Какие теперь секреты…

В нескольких словах он охарактеризовал похитителя и отключился.

Грета подошла к крыльцу и спросила:

– Уехали силовые структуры?

– Нет, все еще прощаются – ответил Руслан.

Она оглянулась на огород и быстро пошла к воротам. Машины уже отъезжали. Только Иван Иванович еще продолжал выпытывать что-то у следователя.

– Иван Иванович, это не ваша там барсетка на яблоне висит?

– Ой, точно моя. Ну, бывай, Вячеслав.

Зашли во двор.

– Правда что ль, кто-то барсетку оставил?

– Да нет, просто поговорить надо.

– Да я так и понял…

Имя Когтя показалось ему знакомым.

– Недавно что-то я слышал… Кто-то о ком-то говорил… Да! Спасибо, Маргарита, я непременно вспомню! Пока!

«Сдается мне, что уже вспомнил» – подумала Грета, но задерживать его не стала: не будет же полицейский отчитываться перед ней.

А Шеметов резво вскочил в машину и сказал:

– Как же я хочу в отпуск… рыбалка, костерок, шашлычок! А, Саша?

Водитель хмыкнул и покрутил головой.

– Ну, конечно, отпуск мне в ближайшее время не светит. При нынешних обстоятельствах. Но в выходные-то на рыбалку съездить можно? Ну-ка, скажи, куда сейчас мужики наши больше ездят? На камни под Конями? Или в Бирулиху?

– Больше на камни, конечно…

– А наши, самые удачливые? Беляков, например? Ну-ка, колись!

Водитель прыснул:

– Беляков удачливый на поллитры. Удочку ему держать не в чем. Стакан, бутылка, закуска – и то три руки надо.

– Да он хвалился, что на даче у своего другана-москвича из пруда вмиг ведро карасей натаскал.

– Так это в Патриаршем. Там вообще никакой рыбалки. Это у него дружок с понтами: выкопал пруд и завозит туда цистерну карпов из рыбохозяйства. А потом их вылавливают. Они от голода не то, что на червяка, на голый крючок кидаются.

– Ха-ха-ха! Расстроил ты меня, дружок! Придется как все, в Кони! А я-то думал два ведра привезти: жене и теще. А привезу одно детское ведерочко для кота Васьки.

В кабинете оживление покинуло лицо Шеметова. Он несколько раз брал трубку, нажимал на восьмерку и клал трубку на место. Потом полистал потрепанную записную книжку и, дождавшись ответа, сказал:

– Ну, привет. С прокаженным пообщаться можешь? Да ладно… Да я не поплакаться… Мне посоветоваться надо. Есть такой Коготь, в миру Эдуард Андреевич Коршунов. Не слыхал? Я тоже. Говорят, крутой москвич с уголовным душком. Ты не можешь узнать, есть ли у кого-то из ваших столичных к нему интерес?.. Да продать я его хочу… Да недорого. Считай, за так. Когда? Нет, мне надо еще вчера. Объясняю. У нас женщина пропала, слышал, наверное? Вот он и похитил. Да, есть информатор. И место есть, где ее держат. Через своих не могу… Да чего тут непонятного? Сейчас начну согласовывать, и потечет, как из дырявого ведра. А мне важно человека спасти. Вот если бы ваши… Я вообще остаюсь в стороне. Если спасете ее – ваша заслуга. Нет – я не отопрусь. Источник я вам сдам. А что я – без пяти минут пенсионер. Давай решай, но только быстро. А то участковых пузатых соберу – и на штурм. Шучу. Жду.

Вышел из кабинета и пошел по коридору. Заглянул в один кабинет, в другой. Там поздоровался, там что-то спросил. При этом он почти без пауз бубнил какие-то современные песни, перевирая текст и мотив и перемешивая несколько в одну какую-то бесконечную и бессмысленную балладу.

– Затрубил? – спросил дежурного один из выглянувших из кабинета сотрудников.

– Еще как! – тихо ответил тот, вытягивая шею в сторону кабинета начальника. – Похоже, увольняют. Звонка ждет, видишь, дверь открытой оставляет.

– Эх, маета! – вздохнул собеседник и захлопнул дверь.

Ивана Ивановича, как водится, в коллективе не любили – начальство не любят всегда. Но перемен боялись, не ожидая от нового зама ничего хорошего.

А на кладбище…

Утром Грета решила сходить на кладбище. Не то, что ожидала встретить демона и попросить помощи, а просто так получилось, что со времени приезда она ни разу не выбралась туда. Спросив разрешения у Гены, срезала несколько цветов.

– Я сейчас машину… – выглянул из беседки Руслан.

– Нет, я пешочком.

– Я с тобой.

– Да брось ты. Посещение могил – дело интимное.

– Вот именно, – поддержал разговор Гена. – У каждого свои могилы. Я вот только сейчас вспомнил, что Катя… Мы же на бабушкиной могиле с Радуницы не были. Ограду в этом году не красил. Вернется – ругать будет… Я тоже на кладбище пойду. Если не хочешь вместе – я попозже.

Грета невольно представила, как она с букетом отправляется на кладбище, а в некотором отдалении за ней плетется Гена, тоже с букетом, и невольно фыркнула.

– Ой, Гена, извини, я просто представила себе, как мы по Чирка идем друг за другом с букетами. Соседи скажут, что это или тайное свидание, или какой-то магический ритуал.

Гена рассмеялся, но потом, помрачнев, сказал:

– А я уже готов к демону обратиться. Я на все готов: на глупости, на подлости, на безумства. К богу обращусь, к дьяволу. Куда угодно…

– Ладно, собирайся. Я еще один букет сделаю. Не один? Ладно, пять. А про демона мы дорогой поговорим. Руслан, если будешь помогать Гене с покраской – переоденься. А мне помогать не надо. Я просто посидеть…

По дороге они, однако, не разговаривали. Гена шел, мрачно глядя под ноги. Руслан вертел головой: с тех пор, как они сюда приехали, в этой стороне он оказался впервые. Грета настраивалась на встречу с вечностью. Только когда они повернули к кладбищенским воротом, она спросила, где могила бабки Кати.

– Да у дороги, с озерной стороны. Недалеко от Наппельбаумов. Там прабабка, бабка Катя, родители Кати, брат Миша.

– Выходит, совсем недалеко от моих. А я думала, где исторические захоронения купцов Кузнецовых.

– Ты что! Там никого не хоронят. Много лет все было разрушено и побито, теперь восстановили. Только не по-людски: выделили квадрат и на него тесно установили сохранившиеся памятники. Ясное дело, что стоят они не над своими захоронениями. Много борзых за это время там похоронено…

– Почему борзых? Место выделяют коммунальщики.

– А ты бы стала в чужую могилу мать закапывать?

– Пожалуй, ты прав. Бабке достойнее лежать на склоне, в земле, которую еще слезами не поливали.

Грета сидела на земле, привалившись к оградке, и думала о том, что прежде на родных могилах ее посещало иное настроение. Она вспоминала те времена, когда живы были мама и бабушка, мысленно делилась с ними бедами и радостями. А сегодня мысли крутились вокруг чужих проблем. На душе было неспокойно. Грета понимала, что наделала ошибок, самонадеянно уверовав в свои детективные способности. Да, настроение не то. И на душе как-то неспокойно. Вроде, что-то нехорошее случилось или должно случиться. Пойду-ка я помогу парням оградку красить. Стала приподниматься и услышала грубый мужской гогот. Из кустов у тропинки вышло несколько юнцов явно в неадеквате. Скорее, обдолбанных, чем пьяных: слишком раннее время для алкоголя. Грета пригнула голову, чтобы ее не заметили. А потом и вовсе уткнулась лицом в траву, услышав, о чем они говорят. Когда они наконец ушли, встала и пошла по дорожке в сторону озера.

«Мисс Марпл, ёклмн! – ругала она себя. – Господи, как Гене сказать!»

Через редкие деревья блеснула гладь озера. Солнечный зайчик полоснул по глазам и вызвал слезы. Грета смахнула их пальцами, но они продолжали застилать глаза. Она на ходу размазывала их по лицу уже ладонью. К горлу подступили рыдания. Подвывая и причитывая, она повернула на тропинку, которая, как ей помнилось еще с детства, вела к захоронению Наппельбаумов. И наткнулась на тех же юнцов.

– О, телка! – сказал идущий впереди. – Что плачешь, красавица? Сейчас утешим… все по очереди. Кто-нибудь да понравится.

– Убийцы, подонки, – с ненавистью сказала Грета. – Чтоб вы провалились!

– Телка не должна гавкать, она должна мычать от удовольствия.

Главарь резко схватил ее за плечо. Грета ловко вывернулась. Послышался треск. Блузка порвалась от воротника. Сзади девушку схватил еще один из шайки, а главарь кулаком ударил ее по скуле, зацепив за ухо: «Не дергайся!». По шее потекла кровь. Грета взвизгнула и всей пятерней схватила его за лицо, впившись ногтями в щеки. Тут уже завизжал от боли он. Вырвавшись из рук второго и оставив клок блузки у него в руках, Грета понеслась по тропинке. Шедший навстречу бомж крикнул: «Беги на Крипту!» Сообразив, что там, действительно, в эту пору всегда есть народ, Грета повернула на тропинку, ведущую наверх. Сзади слышался топот преследователей. «Не догонят, – успокаиваясь, подумала она. – Эти подонки с разными вредными привычками, а я в их годы занималась бегом с барьерами». И легко перемахнула через надгробие Миши Окуня.

Выскочила на вершину она в том самом месте, где сидела на остатках фундамента с Колей Зосимским почти год назад. В прыжке через кирпичную кладку она вспомнила об этом, и вдруг ее как толкнуло что-то. Бомж, что окликнул ее… Одутловатое лицо, верхняя губа «домиком». Это же Коля! Она резко затормозила, но все равно врезалась в какого-то прыщавого юношу, ступающего босиком по земле. Сзади послышался гулкий удар, как будто сбросили мешок. У парнишки, продолжавшего придерживать ее за плечи, расширились от изумления глаза. Грета повернулась, и увидела, что над землей клубится пыль. Бегущий следом, тот самый, что держал ее, когда главарь бил, перепрыгнул фундамент и вдруг замахал руками и провалился под землю по пояс. Повиснув на локтях, он дергался, пытаясь выползти на поверхность. Но что-то хрустнуло, и он с криком исчез под землей вместе с еще одним куском почвы. Набежавшие сзади друзья провалившихся стояли за кирпичной кладкой, с ужасом глядя на черную дыру, поглотившую их. А пролом-то был совсем небольшой, овальной формы, сантиметров 70 по малому диаметру и чуть больше метра по большому.

– Ну, что же вы, телята? Давайте вслед за корешами! А? Как я сказала, так и случилось! Провалились! – с восторгом сказала Грета.

– Дьяволица! – вскрикнула какая-то сухонькая старушка, крестясь почему-то на яму, но косясь на Грету.

– Да нет, бабуля, меня бог спас. А дьявол в них вселился… ваш утятинский демон. Он их к себе и забрал. Спасибо, Коля!

– Пожалуйста, – ответил прыщавый юноша. – А мы знакомы?

Грета с удивлением уставилась на него. Потом подумала: может быть, демон явился к ней в виде этого пацана? А потом поняла, что парнишку действительно зовут Колей и захохотала.

Между тем, слух о провале каким-то образом распространился по кладбищу, и на Крипту стал подниматься народ. Прибежавшие Гена с Русланом застали хохочущую Грету в разорванной блузке в обнимку с прыщавым юношей. Руслан снял с себя футболку и сунул ей в руки: «Надень!». Гена спросил:

– Кто тебя?

– Да ладно, жива, – ответила Грета. Надевая футболку, она наткнулась на висящую на плече сумку. – Надо же, не потеряла!

Достав их сумки косметичку, в которой по пенсионерской привычке носила лекарства, она стала марлевыми салфетками стирать кровь с лица.

– Эй, зрители, кто-нибудь в МЧС позвонил? – спросил Гена. – Ясно, никто.

И стал названивать. Заодно позвонил в полицию и «скорую».

Первыми приехали пожарные. Они потеснили зевак от ямы и стали устанавливать блок для подъема тел. Гена им помогал. Увидев, что он застегивает на поясе ремень, Грета вскрикнула. Гена сказал:

– Да ничего страшного, я у них раньше с этой байдой работал.

– Гена, неужели ты их спасать будешь! Ведь это они Катю убили! – и закрыла рот рукой, поняв, что сказала.

Гена непонимающе глядел на нее. А вот четверо друзей провалившихся сразу поняли, что она сказала, и кинулись бежать. Первым сориентировался один из пожарных. Он поглядел вниз, откуда прибывал народ, и крикнул:

– Эй, держите их! Беляков, это убийцы!

Через минуту на Крипте оказался Беляков, держащий за шиворот одного из сбежавших. Судя по топоту и крикам, за остальными тоже побежали.

– Ну, что он натворил, этот ширяльшик?

Гена, до которого дошло, что сказала Грета, двинулся к Белякову. Мальчишка завизжал:

– Дядя Гена, это не ваша Катя! Это Игнатьевых Катя!

Тут дернулся Беляков:

– Это Вячеслава Михайловича, что ли, свояченица? Которая пропала?

– Да, мы нечаянно! Мы не хотели!

– Так, кажется, сейчас я тебя убивать буду. Где тело?

Беляков заломил ему руки за спину и надел наручники. Мальчишка молчал. Грета спросила:

– Точно не наша Катя? О ком он говорит?

– Зимой к Игнатьевым девочка приезжала, Анны Ивановны младшая сестренка. Вячеслав Михайлович на автобус ее проводил, но отъезда не дождался. И больше никто ее не видел. Мы думали, она в Уремовске пропала. Что вы с ней сделали, отморозки?

– Изнасиловали и забили. Тело спрятали за мемориальным, под обломками памятников, – сипло сказала Грета. – Они при мне об этом говорили. Я думала, они про Катю Кузнецову… то есть Васильеву. Гена, прости, я не знала, как сказать, но, когда ты хотел за ними лезть… само вырвалось.

– Это ты из-за нее плакала? Пошли домой, Маргарита.

– Эй, москвичи, нам понятые понадобятся! Сейчас наши приедут и будут тело искать.

– Ты, Беляков, с дуба рухнул? На девушку эти отморозки напали, видишь, побили? Могла и она под теми камнями оказаться, если бы их демон к себе не забрал.

Беляков подошел поближе к провалу, заглянул туда с опаской, плюнул на траву и сказал:

– Это они тебя не знали, Маргарита. Им бы на километр тебя обойти. Сколько ты у нас? Дней десять? А сколько трупов наваляла!

– Но ты-то еще жив, – ответила Грета. – Если я такая роковая, следовало бы с тебя начать. А никак не с деда, которого не знала и тем более, не с девочки. Господи, как их только земля носит! Может, вместо того, чтобы этих двоих оттуда вытаскивать, оставшихся туда скинуть?

– Дело говоришь. Вот придет Вячеслав Михайлович, велит скинуть – не поверишь, с радостью лопатой поработаю.

– Ты что, ему позвонил? Могли бы хоть родню поберечь. Ведь тело еще не найдено, – сказал пожарный.

– Найдут, не сомневайся. Ведь найдут, да, Олежек? Пойдем, золотой мальчик, покажешь дело ручонок своих поганеньких.

Руслан сказал:

– Пошли к воротам. Там Кира подъехал, а машине встать негде – полгорода собралось.

У ворот, действительно, было не протолкнуться. На входе стояли полицейские и никого не впускали. Шеметов, стоящий с кем-то в белом халате, поглядел на Грету и попросил собеседника обработать ей лицо. Тот усадил ее на подножку «скорой» и занялся ее ухом, приговаривая: «Все заживет, моя хорошая, только вот скобочку бы надо поставить». Какая-то крутая тачка упрямо гудела клаксоном, пытаясь проехать к воротам. На нее никто не обращал внимания. Наконец, приоткрылась передняя дверца и вылез крупный парень. Он стал распихивать стоящих. Зеваки неохотно отступали, но их место сразу занимали другие. Шеметов ему сказал:

– Тут надо не руками, а бейсбольной битой. И действенней, и привычней, – и отвернулся.

Открылась задняя дверца, и на землю ступил надменный господин. Он сказал:

– Господин подполковник, вы тут в качестве зеваки или порядок наводить?

– А чего его наводить? Тут и так полный порядок.

– Вы это порядком называете?

– А что, стоят люди, никого не трогают.

Надменный хотел сказать еще что-то, но раздумал и пошел к воротам. Медик вслед ему, специально форсируя голос, спросил Грету:

– Деточка, ты на этих подонков заявлять будешь?

– На покойников? – удивилась Грета.

Надменный господин дернулся. Потом медленно повернулся и поглядел на нее. От этого взгляда у нее сердце ёкнуло. Она поняла: это отец одного из тех, кто провалился. Но с ожесточением прогнала жалость. Не может быть он невиновным. Если он и сейчас продолжает считать себя выше окружающих, значит, и сына так воспитывал.

– На тебя их кровь случайно не попала? Не скрывай ничего. Есть угроза гепатита, – продолжал медик.

– Одного я ногтями оцарапала, – вспомнила Грета.

– Ну-ка, давай ручки проверим.

В это время с кладбища донесся не то крик, не то вой. Толпа загудела: «Нашли!» Надменный господин двинулся к воротам.

– Господин Семенов, не советую идти туда сейчас, – сказал Иван Иванович.

– Вы… мне советуете?

– С родными жертвы не советую встречаться. Или вы и с ними надеетесь договориться?

– Какой жертвы?

– Иваныч, да он не знает ничего! – всплеснул руками медик.

– Иди-ка ты, Николай, к мемориальному. Там только судебный медик. Вдруг Анне Ивановне нужно помочь. С девушкой закончил?

– Сейчас… сейчас, – заторопился медик.

– А вы, господин Семенов, поезжайте домой. Тут происходит опознание тела Кати Щуровой. Ее убийц здесь уже нет – ни мертвых, ни живых. Плохо вас информировали.

Господин Семенов молча вернулся в машину. Медик Николай сказал:

– Ну ты, Иваныч, садюга. Он всё ж таки отец.

– И я отец, Николай. Трех дочерей. Моя Лизка Катю в тот день на дискотеку звала. А эта: нет, мол, домой поеду. Вот… не доехала. Разве за ними уследишь!

Появился Кирилл. Только посмотрел на Грету, выдохнул гневно в сторону Руслана: «Вы… куда смотрели?» и подал ей руку: «Идти можешь?»

– Да в порядке я.

У Шеметова зазвонил телефон. Он только повторил несколько раз «Да» и тут же набрал другой номер: «Саша, бери Белякова и быстро к воротам!» Пока Грета усаживалась в машину, мимо них в сторону города промчалась машина Шеметова. Поглядев ей вслед, Руслан сказал:

– А ведь еще что-то случилось, из-за ерунды с происшествия не срываются. Тем более, подполковник…

– Не отвлекайся, – перебил его Кирилл. – Тебе поручили охранять девушку. А ты…

– Ладно, ребята, – перебил их Гена. – Все виноваты. И я в том числе. Но как можно предусмотреть встречу на кладбище со здешними отморозками?

– К тебе претензий нет. А вот Руслан у нас при исполнении.

– Ну, виноват, виноват! Легче тебе от этого? Я сам себе этого не прощу! – психанул Руслан.

– Может, хватит? – сказала Грета. – Я сама за себя отвечаю.

– Ребята, я, конечно, пенек утятинский. Но пора уже объяснить мне, в чем ваш интерес.

– Дома, – сказала Грета и отвернулась.

Дома Гена открыл дверь гостиной и выкинул руку: «Прошу!». Заговорил первым Кирилл.

– Нас нанялтот же человек, что и Владислава Сергеевича.

– Маргарита, ты тоже?

Грета не успела ответить. Кирилл продолжил:

– Он воспользовался тем, что Грета собиралась везти в Утятин памятник и попросил ее взять нас с собой, чтобы наш приезд не выглядел шпионским. Ну, приехала компания молодежная подруге помочь и в озере искупаться. Ведь с Владиславом Сергеевичем никто из ваших говорить не желал. А с нами говорили без утайки. Но не очень-то мы ему помогли…

– Не скажи, все-таки какие-то версии появились…

– Да, но исходили они от Греты, а не от нас.

– Маргарита, а ты и вправду бухгалтер?

– Она и вправду бухгалтер, и вправду племянница Кожевниковой. Думаешь, мы памятник в качестве прикрытия изготовили?

– Да нет, тетя Таня о нем уже полгода говорит. Только о Маргарите она не очень хорошо… Ты извини, ничего конкретного, просто с недоверием.

– Были в моей биографии моменты. Тетке своей я в юности нервы потрепала.

– Это каждый о себе может сказать.

– Ладно, если разговор закончен, то я в ванную. Только как бы ухо прикрыть?

Выйдя из ванной, Грета увидела сидящую на диване Елену Карловну. Повалившись рядом с ней, она сказала:

– Год сидела в бухгалтерии, никому не мешала. Благословен город Успенск! И что меня в Утятин понесло!

– А твоя тетя тебе бы сейчас позавидовала…

– Чему-у-у! – взвыла Грета. – Глаз подбили, ухо оторвали и чуть не изнасиловали!

– Ты знаешь, мы, взращенные на литературе барышни XX века, читали то, о чем мечтали. Так вот, я обожала любовные романы. Мне всегда любви не хватало. А Таня – исключительно детективы и приключения. Дружили мы с детства. Но стоял между нами мужчина. Из-за него мы всегда … как сказать… были на расстоянии.

В гостиную просочился изнывающий от любопытства Гена.

– Елена Карловна, это какой мужчина был в вашей жизни?

– Муж мой, Юрий Петров, кто же еще?

– А … тетя Маргариты?

– Да не прикидывайся, знал ты его, вы же оба из Васильевки. Что там говорить, много баб у него было. Но Таня… Даже знаю, когда он в нее влюбился. В Конь-Васильевке, в пионерском лагере это было. Она младше нас на пару лет была. Но как-то так получилось, что он на нее всегда снизу вверх глядел. И в переносном, и в прямом смысле. Она выше меня намного была, наверное, с Юркой одного роста. Она… то ли любила его, то ли лестно ей было, что такой парень от нее без ума. Два раза они заявление подавали. Когда второй раз подали, я к ним зашла. Таню не застала. А тетя Милочка все понимала. И мне сказала: «Не волнуйся, опять все разладится. Найдется причина, чтобы ей взбрыкнуть. Не пара они». И причина нашлась.

– Это ма… м-м… она так сказала? – вырвалось у Греты. И спешно добавила. – Её мать не хотела, чтобы дочь вышла замуж?

– Она понимала, что дочь сама боится этого замужества. Что было бы, если бы она вышла за него? Родила бы, загулов его терпеть не стала бы, развелась и погрязла в быте. И никаких приключений.

– А какая причина нашлась? – спросил Гена.

– Сестрица моя Валюшка объявила, что ждет от него ребенка. И ладно бы она им увлеклась или он от нее голову потерял. Она так, ради спортивного интереса и чтобы меня уязвить. А он просто не мог не взять того, что само в койку свалилось. В результате Таня уехала к тетке в Успенск, Валентина родила, а я стала воспитывать их дочь и ждать. Я в Юрку влюбилась в третьем классе, когда его к нам из Васильевской школы перевели. И почти двадцать лет ждала, когда он на меня внимание обратит. В результате и у меня не как в любовных романах… там все невзгоды заканчиваются свадьбой. И у нее не как в приключенческих романах. Сменила одну провинцию на другую, вместо матери стала тетку слушать…

– А что вы о ее родне так? Плохие люди были?

– Да нет, почему. Очень хорошие. В том и беда наша. Понимаешь, забили наши безгрешные мамы нам голову своими моральными принципами. Что можно, а главным образом, чего нельзя. С плохими парнями не водись. Маленьких не обижай. Чужого не желай. Старших уважай. А чего их уважать? Человек с годами лучше не становится, по себе знаю. Копятся с годами черствость, эгоизм, склероз, маразм. А с ними вместе самомнение: все-то я лучше вас понимаю. Мамы совесть нам буквально в душу вколотили. От ошибок предостерегали. С танцев быстренько домой, а то мама волнуется. Компания на озеро с ночевкой, а мы дома останемся, что-то у мамы с сердцем… И так каждый раз. Они думали, что нас от жизненных ошибок уберегают, а оказалось, от самой жизни. Я это поняла, когда сама матерью стала. Поэтому никогда ни Леночку, ни мальчишек своими тревогами не грузила. Пусть мое сердце разрывается, но они должны ощутить свою молодость и совершать собственные ошибки.

Помолчали. Грета осмысливала услышанное и еще раз убеждалась, насколько близки они были с Леной, как подруга понимала ее и прощала ей это дурацкое соперничество.

– Так что, Грета, Таня на твоем месте сейчас влезла бы в эту историю всем своим длинным носом. Прошла бы по соседям, вызнала бы все, что случилось. Я думаю, она и Катю бы нашла.

– А Маргарита что делает? – вступился Гена. – Это же она сообразила, что Пашка может быть виновником.

– В общем, Грета, бога не гневи. Все обошлось. Даже нападение на тебя повернуло дело к лучшему. Раскрыто преступление. Найдены преступники. И то, что один из них погиб, а другой покалечился, тоже к лучшему. Если бы младший Семенов остался жив, знаешь, какие силы бы сейчас старший на это дело бросил? Ведь была уже групповуха у этой компании. Правда, без убийства. А может, и не одна…

– И что же, все глаза на это закрыли?

– Ты уж наших такими продажными не считай. Откупился Семенов не от властей, а от пострадавших.

Гена сказал:

– А знаете, Елена Карловна, если бы тогда Семенов сына не выкупил, сидел бы он сейчас в тюрьме и был бы жив.

– Вот и пусть Гришка этим всю оставшуюся жизнь мучается. Он это чудовище породил, он ему все позволял. Он и себе все позволял, а сынок-то видел… Ладно, будет об этой мрази говорить. Пошла я.

Елена Карловна ушла. Грета сдернула с головы полотенце и уставилась на себя в зеркало. Глаз, кажется, не пострадал. Оцарапана скула и припухло надорванное ухо. Да на плече синяк. «До свадьбы заживет» – сказала она своему отражению и показала язык. Затаившийся в кресле у двери Гена хрюкнул.

– Брысь, хозяин, – сказала она. – Чем за девушкой подсматривать, лучше бы за молоком сходил. Очень кашки хочется.

– Уже, – ответил он. – И молочко куплено, и кашка сварена. Прошу к столу.

– И поверю я, что кто-то из вас на такие подвиги способен. Кого припахали, Елену Карловну или Лидочку? – Увидела, как дернулся Кирилл, и заключила. – Ясно, Лидочку.

За обедом Грета, уткнувшись глазами в тарелку, думала: парни не забыли о том, что она утром пожаловалась на изжогу и сказала, что с обеда перейдет на каши. А Гена сходил за соседкой, чтобы она ее успокоила. Почему, кстати, за ней, а не за Таней? Она ведь и ему, и ей ближе? Нет, Таня сейчас своим тоненьким голоском стала бы причитать над Гретой. И еще больше вывела бы ее из равновесия.

После тяжелого дня угомонились рано. Только Грета никак не могла уснуть. Она бралась то за кроссворд, то за какой-то толстый том без обложки, то выключала свет и пыталась уснуть, то выходила на кухню и пила чай. В такой момент и настиг ее телефонный звонок.

Телефонные разговоры

18 июля.

16.01. К объекту приехал Казиев, юрист.

16.12. Звонок Тимофееву, начальнику охраны.

– Олег … мать! Живой ногой ко мне.

17. 20. С трубки Тимофеева.

– Здоров, Димон. Какие дела?

– Здравствуй, Олежа. Давно никаких дел не веду.

– Надо бы встретиться. Ты как, временем располагаешь?

– Время… понятие относительное. Может, у меня его вагон, а может, уже закончилось.

– Что-то мне настроение твое не нравится. Давай все-таки встретимся.

– А ты где?

– Я-то? На работе пока.

– А я в Цюрихе.

– Ну ни фига! А дома когда будешь?

– Не скоро. А может, и не буду.

– Да что случилось-то?

– Да ничего. Лечусь.

– Что-нибудь серьезное?

– А несерьезное в районной поликлинике лечат.

– Может, я подъеду к тебе… в Цюрих?

– Не успеешь, Олежек. Завтра с утра операция, а как дальше – кто знает. Поговорить-то я точно с тобой в ближайшие дни не смогу… даже при самом удачном раскладе. Так что свой интерес излагай без реверансов, и пошустрее, я важного звонка жду.

– Ну ладно. Помнишь, ты к боссу моему приходил с переговорами?

– Как же, было дело. Послал он меня конкретно.

– Так вот, возник у него интерес к твоему … ну этому, от которого ты приходил… как его?

– Помнится, мы имен не называли.

– А теперь нам его имя потребовалось.

– Извини, Олежа, я его забыл. Я вообще все дела сдал, когда за границу уезжал. И даже не знаю, кто теперь этими делами заправляет. Спросишь у знающих.

– Дима, ты что? Я что спрашивать буду? Кто на днях к моему боссу обращался, а когда тот его послал, большие подлянки ему сделал?

– Вот оно что… Когтя жареный петух клюнул…

– Короче, Димон, давай контакт.

– Нет, Олежек. Единственное, что могу, и то для тебя, а не для него – сообщить клиенту, что у вас к нему интерес. Звонить?

– А если он свой интерес потерял?

– А это уже его право. Все, Олег, у меня вторая линия. Клиенту от тебя привет передам. Пока!

19 июля, 10.30. Тимофееву.

– Здорово, знакомый!

– Кто это?

– (Смех) Ну, напомню. Кого в Гатях брал в 93-м?

– Каркуша что ли? Ты живой?

– Не дождетесь! Ладно, какие ваши предложения?

– Ты о чем?

– Ты что, тупой? Просил переговоры…

– Ох, извини. Конечно, давай встретимся. Можешь в нашу контору подъехать?

– А есть зачем ехать?

– Мы что, с тобой по телефону договариваться будем?

– Меня Дмитрий Сергеевич предупредил, что твой… босс к переговорам не склонен. Что же я мокасины понапрасну топтать буду? Давай ваши предложения, я их с клиентом перетру, потом будем дальше базарить. (Пауза). Ясно, твое дело промежуточное. Номерок мой у тебя высветился? Вот и доставь его по адресу. Будь здоров!

12.48. Объект.

– Каркуша?

– Кому Каркуша, а кому Николай Павлович.

– Николай Павлович, давайте встретимся и поговорим.

– Да есть ли нужда встречаться? Излагайте.

– Не по-людски как-то.

– Так ведь и родственницу уважаемого человека похищать тоже как-то не по-людски.

– Так что этот уважаемый человек серьезный бизнес мне рушит?!

– То есть все началось из-за ваших с ним терок по бизнесу?

– Конечно.

– Уважаемый человек утверждает, что все началось с похищения его родственницы.

– А карточные долги отдавать не надо?

– То дело святое. Только, помнится, мой … доверитель, скажем так, в карты не играет. И родственница его тоже.

– Ее родственник мне большую сумму должен.

– То есть мой доверитель?

– Другой родственник.

– Видите ли, Эдуард Андреевич, я был вынужден познакомиться с родословной похищенной молодой женщины. Она кроме мужа больше родни не имеет. Не считая, разумеется, моего доверителя, который ей двоюродный дядя. Не ошиблись ли вы случаем?

– У них с родственником земельные споры.

– Это каким же боком?

– Земельный участок, который ей принадлежит, по наследству должен был делиться на них двоих.

– Ах, он, плутишка! Такого почтенного человека вокруг пальца обвел! Дело в том, что бедная девочка в раннем детстве потеряла обоих родителей. И мать вашего … партнера, которая, действительно, была двоюродной сестрой ее матери, заявила, что ей дальняя родня не нужна. Девочка выросла у бабушки со стороны отца, от нее и получила наследство. Ваш приятель этой бабке не родня. И странно мне, что домик, построенный сто лет назад на 25 сотках в глухой провинции, может вызвать интерес у таких небедных людей. Но если вы настаиваете на этом, мой доверитель уполномочил меня подписать для вас любые обязательства, гарантирующие передачу земельного участка в вашу собственность после освобождения женщины.

– Дело не только в этой собственности.

– А больше за ней никакой не числится. Как в сказке: отдай то, чего в доме не знаешь… Может, вы на ее ребенка во чреве претендуете?

– Не говорите ерунды. Возможно получение наследства.

– А тут я не в курсе. Поговорю с доверителем – перезвоню.

13.15. «Сема, он открытым текстом признался в похищении человека. Казиев-младший у америкосов. Надо дать отмашку в Уремовск, а то перепрячут девчонку – хрен найдешь». – «Может, подождать?» – «Я бы и подождал. Но тот подпол, который вышел на нашего майора – без пяти минут отставник. Он бы уже рыбку ловил на пенсии, да у них там громкая история с подпольным химкомбинатом. Начальника сняли, а этот поневоле лямку тянет, пока нового назначат. Говорит, славы ему не надо, только девочку спасите. Случись что – кипеж поднимет».

Через одиннадцать часов раздался звонок на телефоне, который никому прослушивать не требуется.

– Маргарита, добрый вечер. Ничего, что я так поздно? А я с радостной вестью. – Грета ахнула: «Нашлась!» – Да, освободили. Жива. Побита, но ничего жизненно важного не задето. Она в областной больнице. Приезжайте с утра. Тут один товарищ из другого ведомства хочет узнать кое-что о Когте. – Она ответила, что рассказала ему все, что знает. – А ты у заказчика спроси. Может, он чем-нибудь поделится? Все-таки он нам кое-чем обязан. Ага, до завтра!

Первой мыслью было устроить всеобщую побудку. Но взглянула на часы и устыдилась: первый час. Радость, конечно, но раньше утра они в Уремовск не поедут. Всей компанией будут бессонницей мучиться? Нет уж, пусть сейчас спят, а порадуются утром, на пути в больницу. А вот заказчику, пожалуй, надо позвонить. Вернее, его прислужнику. А уж звать ли хозяина, пусть решает он.

– Добрый вечер. Извините, что я так поздно, но у меня срочное сообщение. Передайте Борису Аркадьевичу, что Катю освободили. Скажите, что она жива и физически не слишком пострадала.

Собеседник угукнул, послышался шум и отдаленный говор. Снова шум, потом его голос: «Я перезвоню».

Положив перед собой телефон, Грета тихо спросила у себя самой: «И что бы это значило?» И с удивлением поняла, что волнуется за состояние старика, и, пожалуй, шум этот означает, что ему стало плохо.

Посидев немного за столом, поняла: заснуть не сможет. «А пройдусь-ка я да по ночному Утятину». И вышла за ворота, прихватив с кухонного буфета фонарик.

От ворот не задумываясь, повернула налево: не в сторону же кладбища идти. Не заметила, как добрела до моста. Перейдя через мост, снова повернула налево: давно собиралась посмотреть новую набережную, которую построил в этом году «Русский батат». Действительно, вдоль берега тянулся выложенный фигурной плиткой тротуар, огороженный со стороны реки решеткой. На смотровых площадках были установлены скамейки. Цивилизация! Сквозь кусты на реке блеснул яркий свет. «Раков ловят, наверное», – подумала Грета, вспомнив, как в детстве однажды заночевала у Галки Кононовой, и им разрешили с берега смотреть, как Галин отец с братом ловили раков. Тогда на носу лодки горел очень яркий фонарь. Она залезла на ограждение, чтобы разглядеть рыбаков и засмеялась: огонь оказался просто отражением луны в воде.

– Что вы там смешное увидели? – раздался за спиной мужской голос.

Грета качнувшись на решетке, повернулась. Рядом с ней стоял высокий сутулый человек.

– Извините, я вас напугал, – продолжал он.

– Ничего-ничего, – спрыгнув с ограды, сказала она. – А засмеялась я потому, что увидела свет и подумала, что там раков ловят. А это отражение луны. Какие раки при нынешней экологии!

– Ну почему, раки есть и в Чирке, и в озерах.

– Да бросьте, и вода здесь грязная, да еще какое-то химическое производство левое.

– Совершенно безопасное производство, – возразил незнакомец. – Безотходное. А просроченное сырье вывозили на утилизацию в соседнюю область.

– Уж не технологом ли вы там работали? – наобум брякнула Грета и, кажется, угадала.

– Хорошо за экологию бороться, когда сыт. А когда большинство специалистов на «картошке» сократили, мы были готовы и на большую дорогу выйти, лишь бы семью накормить.

– Одна моя знакомая, Татьяна Кожевникова, тоже технологом на «картошке» работала. Так они с мужем пошли по домам ремонт делать. Не престижно, но честно. Диплом ее чуть ли не 20 лет на полке лежит. Ничего, поднялась.

– А вот я руками работать не умею. Зато головой могу.

– Надо думать, и Таня не из самых тупых. Но, чтобы сына поднимать, наплевала она на все. И не стыдилась своего труда. Недаром сын вместе с родителями работает. А ваш сын с вами работал вместе?

– Так… дошел разговор и до сына. Не был мой сын с семеновскими, когда они девчонку убили!

– Вот оно что… Был среди этих, как говорите, «семеновских», один по имени Вовка, который сокрушался, что на эту, как он выразился, «веселуху» не попал. Ваш сынок?

– Но ведь не убивал! А его задержали вместе с остальными и не отпускают!

– Значит, было еще что-то. Чтобы упасть, надо сначала подойти к краю.

Собеседник выдохнул, развернулся и, не попрощавшись, побрел к домам. А Грета пошла к мосту.

После ночной прогулки, поняв, что старик уже не позвонит, Грета все-таки заснула.

Проспала она не больше четырех часов. Проснулась от пения птиц под окном. Жмурилась на солнечные зайчики на стене и чувствовала себя как в далеком детстве, когда все хорошо, а впереди тебя ждет еще что-то очень хорошее. «Господи, Катя нашлась!» – вспомнила вдруг и резво вскочила с постели. Накинув халатик, вышла в кухню и, включив чайник, вышла во двор.

«По-о-дъем!» – завопила она. В беседке зашевелились. Из-за забора выглянула Елена Карловна:

– Доброе утро! Что это ты раннюю побудку устроила?

– Елена Карловна, Катю освободили!

– Господи! – охнула старуха. – Неужели, правда? Где она?

– В больнице, в Уремовске. Говорят, ничего жизненно важного не повреждено.

– Вы ведь к ней поедете? У вас машина большая, возьмите меня!

– Маргарита, это правда? – на крыльце стоял бледный Гена.

– Правда-правда. Я уже столько раз ошибалась, что сама себе не верю. Но на этот раз сведения верные: Шеметов звонил. Давайте, парни, завтракайте и выводите машину. Гена, я понимаю, что тебе кусок в горло не лезет, но хоть чайку выпей. А то в дороге затошнит, а при Кате в животе заурчит. И шмотки для нее собери: халат там, тапочки, предметы личной гигиены…

– Косметику не забудь, – добавила Елена Карловна. – Для молодой женщины это первое дело для поднятия тонуса. Так берете меня? Я как знала, с вечера пирогов напекла.

– Конечно, Елена Карловна, – сказал Руслан. – Места всем хватит. И пирогам вашим тоже.

Ничего еще не закончилось

В больнице их встретил карантин.

– Какой карантин летом? – возмущался Руслан. – Звони Шеметову, что за лажа?

– Нет, мы пойдем другим путем, – провозгласила Грета. – Елена Карловна, давайте халаты. Сколько их у вас? – Белых халатов, предусмотрительно прихваченных старухой, хватило на троих. – Мальчики, караулите машину. Елена Карловна, мы здесь впервые. А вы тут наверняка бывали. Планировка здесь стандартная. Вон тот надземный переход, сдается мне, из поликлиники в стационар ведет.

– Точно, со второго этажа.

Они беспрепятственно прошли в отделение.

– А как же карантин? – спросил Гена. – Откуда у нас могут быть халаты?

– Есть посетители экстренные, есть блатные. Могли бы и мы пропуск получить. Но Иван Иванович с утра недоступен.

Катя не плакала. Она, увидев Гену, просто вцепилась в него, уткнулась ему в грудь и молчала. Гена глядел на женщин испуганными глазами. Да, тут все не так просто. Нет повреждений физических, но психику ей явно повредили.

Елена Карловна обошла кровать с другой стороны и прикоснулась к Катиной голове.

– Господи, Катюша, они тебе даже голову путем не помыли. Все спутано безнадежно. Неужели стричь придется?

– Нет! – вскрикнула она, как будто речь шла о самом главном.

– Тогда давай так. Ты, я вижу, не позавтракала. – На тумбочке стояла нетронутые каша и чай. – Грета, выплесни чай в раковину. Кипятильник взяли? Чай приготовь, пирожок достань. Я буду волосы распутывать. А ты, Катя, терпи.

Гена держал стакан и пирожок. Катя держала Гену за предплечье, но выглядела уже вменяемой. Елена Карловна разбирала спутанные Катины волосы. Катя уже глядела не только на Гену, а иногда поглядывала на Грету очень недружелюбным взглядом. «Господи, да она во мне соперницу увидела» – сообразила Грета. Пока она раздумывала, что сказать, зазвонил телефон. Наконец-то объявился старик. Выйдя за дверь, она ответила. Наппельбаум подтвердил, что ему, действительно, ночью стало плохо, но сейчас он чувствует себя нормально, только слабость. Грета доложила обстановку. А старик сказал:

– Маргарита, ничего еще не закончилось. Этот упырь не умеет сдаваться. А я, признаться, принял ответные шаги, когда он отказался договариваться. И, кажется, перестарался: у него в США большие неприятности. Этого Коготь не простит. Охраняйте Катю, как сможете. Я постараюсь завтра приехать. Со мной приедут профессионалы. Продержитесь сутки-двое. Я на вас рассчитываю.

– Борис Аркадьевич, силовики просят рассказать о Когте как можно больше. И мы должны, как бы это вам не претило.

– Я понимаю. Давай телефоны, по которым с ними можно связаться… Шеметов? Ладно, я сейчас переговорю с Владиславом Сергеевичем, и он с ними свяжется. Что-нибудь скрывать мне резону нет.

Грета прошлась по отделению. То, что она увидела, ей решительно не понравилось. Посетителей было много, даже слишком. Ясно, что кроме блатных и экстренных тут были те, кто прошел просто за деньги. Вернувшись в палату, она сказала:

– Тут напротив ванная есть. Если волосы распутали, айда голову мыть. В ванной, когда они заперлись изнутри, она сказала:

– Ну вот, что, граждане, будем расставлять все точки над «ё».

– Над «и», Грета, – строго поправила ее старуха.

– На фиг ваше филологическое образование, Елена Карловна, – ласково ответила она. И старуха, и Катя отреагировали на ее слова фырканьем. Уже хорошо. – Во-первых, Катя, не гляди на меня как на врага народа. Я понимаю, у Гены три недели жена отсутствовала, а тут молодуха рядом крутится. Я, Катя, как и ты, девушка из провинции. А приехала сюда с двумя столичными хлопцами. Они рядом с твоим Геной, извини, как Джордж Клуни рядом с Алексеем Паниным. Елена Карловна, подтвердите.

– Гена, тоже прошу прощения, – засмеялась Елена Карловна. – Мне если бы сейчас годков тридцать сбросить, то бросила бы и мужа, и детей, и ушла бы за Русланом босиком по росистой траве.

– Жуть что за страсти бурлят в провинциальных барышнях, – продолжала Грета. – Можешь себе представить, что Кирилл, которого я считала своим парнем, уже ушел босиком по той же росистой траве за твоей соседкой по рынку Лидочкой.

– Ой, не может быть! – воскликнула Катя. – Как бы он ей ни понравился, отбивать парня она бы не стала.

– Да я, понимаешь, бабке Паше сказала, что мы расстаемся скоро. Но все равно обидно, что он так быстро свалил. Никто меня, бедную, не оценил.

– А Руслан как же? – подыграла старуха, заметив, как оживилась Катя при разговоре о делах сердечных.

– Ненадёжен. Вот мы сейчас домой поедем, ты ему, Катя, глазки построй. Проверим мальчика на вшивость.

– А мое мнение не в счет? – грозно вступил Гена. – Я ведь и побить могу!

– Бить меня, Гена, не надо, – ответила Катя. – На мне и так живого места нет. И кто на меня глянет! Тем более, Джордж Клуни…

– Заметь, я тоже изрядно побита. Вот и сравнялись.

– А кто тебя так отделал?

– Это твой муж, когда я покусилась на его супружескую верность. Отбивался не на жизнь, а насмерть.

– Не может быть! Гена всегда был рыцарем и никогда не мог ни в чем отказать даме!

– Годы под твоим каблуком не прошли даром. Теперь у него глаза на чужих дам не поднимаются, тем более, что-нибудь другое…

На грубую шутку Катя отреагировала адекватно. У нее уже блестели глаза в предвкушении новых подколов.

– А теперь о грустном. Во-первых, я сейчас вам расскажу то, что никто не знает, даже мои спутники. И меня не уполномочили об этом говорить. Но, кажется, я должна это сделать. Катя, ты знаешь, кто был твоим дедом? Я имею в виду отца твоего отца.

– Папа был незаконнорожденным.

– Понятно, но биологический отец у него ведь был?

– Я у бабушки спрашивала. Она не сказала. Но, кажется, это была не просто чтобы ребенка родить… Наверное, он был женат…

– А помнишь, что ты настройщику говорила?

– Да это просто шутка!

– Нет, это правда. Ты действительно по деду еврейка. А кто у нас в Утятине еврей?

Елена Карловна уронила шампунь:

– Господи, неужели Рувим Борисович? – Грета кивнула. – Он же старый был! Да, Катя, у твоей бабушки не было ни малейшего шанса. Мария Давидовна – это… гранитная скала. Миша ведь родился, когда Руина уже взрослой была. Могли бы дядя Рувим с тетей Катей иметь свой кусок счастья и растить своего общего сына… Но Мария Давидовна сказала бы: «Только через мой труп». И переступила бы через их трупы… Ладно, то дело прошлое. Я понимаю, к чему такое вступление. Вас нанял кто-то из Наппельбаумов?

– Да, Борис Аркадьевич, племянник Рувима Борисовича. Он приходится Кате двоюродным дядей.

– А Ираида Семеновна мне тоже родня?

– Кровно нет. Она Наппельбаум по мужу. Ираида Семеновна не знает этой истории. Просто попросила Бориса Аркадьевича помочь. Он бы и помог ей в любом случае. Но делает это ради себя… если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Ну ладно, есть у меня незаконный двоюродный дядя. Что это меняет?

– Он, когда мы разузнали, кто твой похититель, пытался с ним договориться. Борис Аркадьевич не олигарх, но человек небедный. Предлагал отдать во много раз больше, чем ты имеешь. Но похититель уперся рогом. И Борис Аркадьевич навредил ему в бизнесе. А теперь этот упырь не успокоится и будет пытаться похитить тебя вновь. Или убить.

– Лучше убить! – вырвалось у Кати.

– Осторожнее в выражениях, – строго сказала Шпильман. – Пожалей Гену. Пока ты в подвале прохлаждалась, он в тюрьме сидел.

Грета вновь восхитилась ею. Как умела Елена Карловна уловить настроение, понять, когда нужно гладить, а когда ругать.

– Геночка, – заплакав, начала Катя, – когда я получила твое письмо, я уже потеряла всякую надежду. Меня бы уже не было! А когда я поняла, что это письмо от тебя, я догадалась, что его писал вместе с тобой, ты извини, кто-то поумней тебя. И значит, меня спасут! Подожди… в какой тюрьме?

– А наши менты сначала решили, что Гена тебя убил. Твой труп искали, а его посадили.

– Катя, тебе еще многое предстоит узнать. В Утятине столько всего произошло за твое отсутствие! Но сначала давай решим, как быть с тобой. Борис Аркадьевич просил охранять тебя, пока не приедет он с настоящими охранниками. Мне здесь не нравится. Проходной двор. В любое время могут опричники Когтя нагрянуть, – вступила Грета.

– Коготь – это такой большой, беломордый, с зелеными глазами?

– Ты его видела?!

– Они все грозили, что Коготь меня на место поставит. А потом притащили к этому… он все про Барташевских расспрашивал.

– Если ты видела Когтя, то стала опасным свидетелем. Я хотела тебя спросить, можешь ли ты уйти из больницы. Теперь не спрашиваю. Мы уходим, – (в телефон). – Кирилл, у тебя доллары есть? Принеси сотенку, надо взятку дать… Я выйду со стороны пандуса, где скорые подъезжают. Да, со двора… Гена, закрой двери изнутри, откроешь на условный стук. Сушите Катю и ждите.

Конечно, лучше было бы пойти к доктору с Геной. Но каково ему будет слушать о сексуальном насилии над женой?

В ординаторской было несколько докторов. Грета сказала, что она родственница Кати и желала бы поговорить о ее здоровье.

– Какая родственница? – спросил один из них.

– Золовка, – ответила она.

– Это как?

Остальные засмеялись. Потом тот, который был явно постарше остальных, сказал:

– Эх, молодо-зелено, родню знать не велено. Золовка – это сестра мужа. В народе говорят: «Золовка – змеиная головка». Ей-то как раз говорить лишнего не стоит. Как и свекрови.

– Вы что, считаете, я должна Генку привести, чтобы он узнал, как ее насиловали? Да сохранится ли после этого семья?

– Ну, насчет сексуального насилия я ничего сказать не могу. Явных признаков нет. Бить ее били. Гематомы на внешней стороне бедра, на внутренней нет… еще на спине, лице. Молодец, лежала калачиком на боку, живот прикрывала. Анализы мы взяли. Все чисто.

– Что-то даже неправдоподобно, – с недоверием сказала Грета. – У бандитов это первое дело.

– Что есть, то и говорю. И того бы не должен.

– Доктор, мне кое-что надо вам сказать и кое о чем посоветоваться. Вы не могли бы выйти со мной?

– Ну…

Вышли на лестничную площадку. Грета сказала:

– Мне сегодня сказали, что бандиты от нее не отступятся. Оказывается, она видела организатора похищения. Вы верите, что их остановят ваши охранники?

– Да уж…

– Короче, доктор. Вы можете сказать вашим коллегам, что ее перевели в больницу УВД? Есть ли такая у вас?

– Как не быть…

– Так мы договорились?

– Вы шутите? Ее же сюда полиция доставила.

– С полицией мы ее и увезем. Давайте дойдем до входа.

По дороге она стала снова набирать Шеметова. На этот раз он ответил. Она сообщила о том, что, возможно, Катя видела Когтя. «Лечу!» – завопил он и отключился.

– Короче, доктор. Сейчас приедет не мелкий чин, а подполковник полиции. Давайте мы сразу поблагодарим вас, чтобы офицера не смущать. Кирилл!

Уже стоявший некоторое время с ними рядом Кирилл вынул из портмоне несколько бумажек, сунул врачу в карман и сказал:

– Мы вам очень благодарны. Мне помочь вынести пациентку, или муж один справится?

– Справится, – буркнул врач и повернулся к лифту. В лифте они оказались вдвоем, и он высказал то, что, видимо, долго не решался сказать. – А вы знали, что ваша невестка беременна? – посмотрел на нее и заключил. – Ясно, не знали.

– Доктор, а срок какой?

– Недель 12, гинекологи говорят.

Грета смекнула: Гене не сказала, значит, не собиралась ребенка оставлять. Возможно, планировала сделать аборт, а тут похищение. И срок упустила.

В отделении врач направился к палате, но Грета повернула его к двери ванной. «Однако!» – удивился он и вернулся в коридор, чтобы прихватить коляску.

За время отсутствия Греты Катя изменилась разительно. Высушенные волосы, прихваченные надо лбом шарфом, курчавились шапкой. Губы подкрашены, глаза блестят. Врач всплеснул руками и сказал:

– Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое! Катя, я думал, вы так себе замарашка, а вы шикарная женщина. Зря я вас согласился отпустить. Может, останетесь?

– Поздно, Леонид Петрович. Была у меня мысль вас осчастливить. Но за мной приехал муж и еще два крутых москвича. Буду из них выбирать.

– Вот так всегда! Все лучшее законным мужьям и москвичам. А они, дураки, счастья своего не понимают.

Когда они все вместе спускались на лифте, Грета звякнула Кириллу:

– Кир, давай к пандусу!

– Уже.

От дверей слышался дикий крик. Две медички орали на Кирилла, который стойко молчал. Врач, придерживая коляску, сказал: «Все, девочки, они отъезжают» и помог Кате встать на ноги. От ворот к ним спешили Шеметов в форме и еще один в штатском.

Из машины чертиком выскочил Руслан, распахнул дверь, подхватил Катю на руки и посадил на сиденье. Приобняв Гену за плечи, он сказал:

– Мы с Геной уже почти подружились, но если ты согласна, мы сейчас подеремся!

– А что, – засияла всем лицом Катя, – люблю Олимпийские игры!

– Но-но, – вывернулся из рук Руслана Гена, помогая Кате поставить ноги. – Знает ведь, что зарэжю, но не может побороть свою кобелиную натуру!

– Похоже, тут других натур нет, – подмигнула Кате Грета.

Огонь бушует

Дома Грета сказала Кириллу и Руслану:

– Ребята, отдых закончился. Вы поняли из показаний Кати, что она видела Когтя. Значит, ему надо, чтобы ее не было совсем. На этот раз ее будут не похищать, а убивать. У вас, я так понимаю, огнестрельного оружия нет…

– Ясен пень, – откликнулся Руслан. – Будем швыряться овощами.

– Руслан, вникни. Если внезапно на дом нападут бандиты (а я говорю это абсолютно серьезно!), чем вы можете защитить женщину? Через день-два вас сменят профессионалы. А пока?

– У меня было ружье, – сказал бесшумно появившийся из спальни Гена. – Когда арестовывали, его забрали менты. Меня освободили, а его не вернули.

– Надо бы забрать.

– Если дело так серьезно, как ты говоришь, я из дома никуда не пойду.

– Согласна. Да и они не враз его вернут.

– Попрошу у Тихоныча.

– Это кто?

– Сосед, алкаш. Даст напрокат.

– Иди, бери сразу. Нападения надо ждать каждую минуту.

Гена вышел. Грета еще раз оглядела свои боевые ряды.

– Ребята, я боюсь, что вы не прониклись.

– Да поняли мы! Будем настороже.

Это сказал Кирилл.

Стукнула калитка. Пришла Таня.

– Ребята, правда, что Катя нашлась?

– Правда. Она в Уремовске в больнице.

– Сегодня же поедем ее навестить!

– Она в больнице УВД. Ее охраняют. Вас к ней не пустят. Лучше подождите пару дней, ее скоро выпишут.

– Чёрт-те что! А вас пустили?

– Только Гену.

Грета пошла провожать Таню. Навстречу попался Гена с ружьем.

– Ты что, Генка, на охоту?

– Да нет, на огороде буду птиц пугать.

– Чокнулся? А в соседей попадешь?

– Я вверх, теть Тань.

– Ой, вернется Катя, будет тебе охота. Как она там?

– Нормально, скоро выпишут.

После возвращения Катя не вставала: растрясло в дороге. Заходили соседи и знакомые, расспрашивали. Всем отвечали, что она под охраной в больнице УВД. Из-за этого приходилось сидеть во дворе. Как и предполагала Грета, важностью момента никто не проникся. Кирилл проболтался Лиде, и она постоянно крутилась у них. С одной стороны, она повышала настроение Кати, болтая с ней, с другой – создавала легкомысленную атмосферу и отвлекала парней от охраны. «Чувствую себя Кассандрой», – говорила она Елене Карловне. «Грета, потерпи. Приедет Наппельбаум, и сразу все устаканится».

На следующий день зашел Шеметов. Был он не то что весел, но как-то расслаблен. В день кладбищенского провала новый начальник вступил в должность. Естественно было спросить, каков он.

– Да мне без разницы. Со дня на день дела сдавать.

– Иван Иванович, а что вы так уж из-за усадьбы расстроились, если вам все равно на пенсию?

– Тут шкурный интерес. Меня на комбинате ждало место начальника охраны. А теперь, понятное дело, Саблин Сергея Ивановича на это место взял. А я вот без работы.

Стали расспрашивать о том, как нашли Катю.

– Маргарита, не суди о нашей работе по сериалам: снял отпечатки и ДНК, провел анализ почвы на ботинках покойника – и вот тебе портрет убийцы; заглянул в базу – узнал фамилию.

– А как тогда?..

– 95% раскрытия – это агенты и информаторы. В больших городах они это делают за деньги, а у нас – со страха, из вредности, по идейным убеждениям, из зависти, по глупости… К примеру, пропала у гражданина свинья. Обязательно кто-нибудь расскажет, где у соседей жареным пахнет.

– А с Катей как? Кто информатор?

– Ну, ты, например.

– Я?

– В числе прочих. Анька Радива донесла, что Пашка мать уговаривал дом продать. Ты сказала что Пашка – должник Когтя. Беляков похвалился, что его сослуживец по армии у этого Когтя охранником служит и особняк в Патриаршем построил. Значит что? В этом особняке Катю и держат.

– А если бы Беляков своему другу проболтался?

– А я его с собой на задержание взял.

Помолчали.

– Иван Иванович, я о самом насущном. Когтя взяли?

– Увы, Маргарита.

– Как же так?

– Наверное, его успели предупредить.

– Это же для Кати опасно!

– Да не волнуйся ты! Мы бдим. И не сунутся они сюда.

– Вы в этом уверены?

– Патрули предупреждены, все мимо вашего дома проезжают.

– Да, если самолет приземлится, то они сразу заметят…

Гость ушел. Грета вышла во двор. У сарая Кирилл и Гена на корточках возились с какими-то коробками. Вытянув шею, стояла сзади Лида.

– Что это у вас?

Кирилл дернулся.

– Напугала! Предупреждать же надо.

– А вроде бы ты при исполнении…

– Видишь, Генка взрывчатку приволок от соседа. Я учу ребят, как в случае чего ее применить.

– Детский сад! Лида, что ли, пойдет на врага с динамитной шашкой в руках, защищая тебя от бандитов?

– Грета, не занудствуй!

Утром Грета проснулась поздно. Настроение, несмотря на солнечный денек, было ни к черту. Вышла на кухню. Вслед за ней выползла Катя. Сели пить чай. Катя ныла, что ей надоело в мирное время в подвалах прятаться, что ей хочется на природу.

– Вот и полезай на крышу.

– А что? – загорелась она. – Дело говоришь! Я после плена как картошка из подвала: бледная и вялая. Точно! Подзагорю и можно в свет. Поможешь?

– А то!

Несмотря на трещины в ребрах, Катя довольно легко забралась на чердак. А вот спустилась по скобам на крышу террасы она с трудом.

– Ладно, потом подставлю стремянку, спустишься по ней на землю.

– Часа через два, – пробормотала Катя сонно.

Вернувшись на кухню, Грета подошла к окну. У дверей беседки лениво потягивался Кирилл. «Остальные-то где?» – с недовольством подумала она. Стукнула калитка. От ворот шла улыбающаяся Лида в сопровождении двух мужиков. «Кого это она привела?» – подумала Грета, но не насторожилась.

– Здравствуйте, а Гена где?

– В магазин пошел.

– А Катя?

– А Катя в больнице.

– Да будет тебе! Нет ее там!

Кирилл хотел сказать что-то резкое, но перевел глаза на другого, который стоял молча, и вскрикнул:

– Игорь? Игоряха, ты?

В руках первого щелкнул нож, и он спокойно всадил его Кириллу в живот. Лида вскрикнула. Второй двинул кулаком ей по затылку, и она беззвучно опустилась на землю рядом с Кириллом.

Грета даже не сразу поняла, что произошло. Потом заметалась: что делать? Даже не сразу догадалась, что надо позвонить. Метнулась в прихожую… нет, не спрячешься. Отодвинула стремянку от чердачного люка и уложила ее вдоль стены. Нырнула в зал, села на диван и включила телевизор.

– Здрасте, – послышалось от дверей. – Вы хозяйка?

Грета медленно повернулась и заставила себя улыбнуться:

– Нет, гостья. Хозяев нет.

– А где Катя?

– В больнице.

– А Гена?

– В магазин пошел.

– А что вы тут делаете?

– А вы что, полиция нравов?

Улыбающийся гость хотел еще что-то сказать, но тут со двора послышался крик. Господи, Лена! Сейчас они и её убьют! Еще мужской крик: «Беги, Карловна! Вызывай полицию!» Тот, что стоял в прихожей, кинулся к выходу. Оставшийся схватил Грету и, приставив нож к горлу, сказал:

– Сейчас ты мне все расскажешь! Ну, где Катя?

– В подвале, – ляпнула Грета.

Грохнул выстрел. Бандит отшвырнул Грету и бросился во двор. Сразу прозвучал еще один выстрел. Грета поднялась с пола и побежала следом за бандитом. На крыше соседской террасы стоял пьяный Тихоныч и перезаряжал ружье.

– Тихоныч, откуда ружье? Ты же Генке отдал!

– Солдат… последний патрон… припасёт … для себя! – покачиваясь, провозгласил сосед.

– Слезай, придурок, подстрелят, – плачущим голосом говорила ему из дома жена.

Катя оглядела двор. Кирилл с Лидой лежали неподвижно. А у калитки стонала Елена Карловна. Грета осмотрела ее: волосы слиплись от крови, но ни огнестрельных, ни ножевых ранений не было. Грета села на землю и попыталась привести ее в чувство. А двор уже заполнили полицейские.

– Солнышко, ты как? – тронул её за плечо медик Николай.

– Там Кирилл…

– Им уже занимаются. Ты-то как?

– Елену Карловну смотрите. Я цела.

– Ты вся в крови.

– Это её кровь.

Медик прощупал голову Елены Карловны и сказал:

– Ну, кажется, тут все нормально. Кровопотеря, конечно, но травма незначительная.

– У нее гипертония.

– При гипертонии небольшая кровопотеря даже полезна. Ты мне поможешь, а то все там заняты?

– Конечно.

Грета прижимала к себе старуху, придерживая её голову, а Николай ловко прибинтовывал к ране тампон. Во двор вбежали Гена и Руслан:

– Где Катя?

– На крыше. Только подставь стремянку с огорода, а то ей по скобам лезть трудно.

Вдруг раненая открыла глаза:

– Иван Иванович!

– Молчи, милая…

– Иваныч…

– Наверное, надо позвать… Ребята, Шеметова кликните!

Подошел Шеметов:

– Как она?

– Девяносто девятый регион… номер…

– Что это?

– Иван Иванович, это она про машину бандитов, наверное… Мы же её не видели.

– Золотая ты моя! Записываю. А буквы?

– СОЕ.

– Цвет?

– Черная. Как у ребят, такая большая.

– Тоже «Лексус»?

– Нет, форма другая… Я в названиях не разбираюсь.

– Все равно молодец! Вы ее в больницу?

– Не надо…

– Елена Карловна, – вмешался Николай, – и всего-то на денек. Если все нормально, утром отпустим. Антонина сегодня дежурит, она вас без присмотра не оставит.

Грета повернулась. Сзади стояли Катя в купальнике и Гена. Подбежал Руслан, накинул на нее халат.

– Ребята, носилки!

Николай поглядел на Катю и сказал:

– А ты, милая, не загорай с синяками. Загар неровно ляжет, и будешь ты пятнистая как долматинец аж до следующего года.

– Ой, правда? – поспешно натягивая халат, сказала Катя шепотом.

– Я больше всего боялась, что ты с крыши голос подашь, – помогая парням переложить на носилки Елену Карловну, сказала Грета.

– Ты что! Я, как услышала выстрелы… у меня голос пропал… – Катя заплакала.

– Покажи-ка горлышко, – Николай развернул Катю на солнце и заглянул ей в рот. – Да ничего страшного, нервы. Меньше говорить, полоскать травками, пить успокоительное.

Грета вслед за носилками вышла за ворота. Из соседнего двора полицейские выводили Тихоныча.

– Вы что делаете, опричники? – вомутилась она. – Он же нас всех спас. Человек вашу работы выполнял, а вы его в кутузку!

– Он стрелял. Значит, будем разбираться, – ответил стоящий у ворот Вячеслав Михайлович.

– Разбирайтесь. Только зачем его в кутузку тащить? Возьмите подписку о невыезде.

– Ничего, посидит, вытрезвится заодно.

– Вытрезвлять – не ваше дело. Захочу – так я ему сейчас еще налью.

– Дело говоришь, Маргарита, – сказал Тихоныч. – Добрая ты душа. Жена родная не заступилась, а ты… даже налить обещаешься.

Подошедший Шеметов сказал:

– И правда, где тут превышение? Вячеслав Михайлович, пусть дома сидит. Молодец, ведь в обоих попал.

– Одному в ногу, другому в плечо… еще одному… нет, больше не стрелял… пока пере… перезаре… тьфу, в общем, уехали!

– Пошли в дом, опросим по-быстрому, потом вызовем… не сегодня же!

– Маргарита, я без стакана слова не скажу!

– Сейчас, дядя Вася, – Гена пошел к дому.

– Ребята, он и так сегодня все в доме вылакал, что горит, – сказала жена Тихоныча.

– Тетя Люда, вам тоже нужно принять стаканчик от стресса.

– Ох, Маргарита, зря ты в медицину не пошла, – сказал Николай.

Прощание с легендой

Вернувшись от соседей, Грета зашла на кухню и села у окна.

– Как Кирилл, не слышала? – спросил Руслан.

– Не довезли.

Катя заплакала.

– Что делать? – убито спросил Руслан.

– Тебе? Тело семье везти.

– Я… не могу…

– А кто повезет? Может старик нанять сопровождающих, но ведь ты ему не чужой…

– Да… это я так… Конечно, я должен.

Катя спросила:

– А кто у него есть? Мать, отец?

– Оба умерли…

– Жена?

Руслан промолчал. Грета, положив локти на стол,подперла подбородок кулаками:

– Скорее всего, и не одна.

Руслан удивился:

– Он тебе сказал?

– Нет, но это же так очевидно. И дети есть, скорее всего, дочка. И тоже, может быть, не одна.

– Да. От каждого брака по дочери.

Катя ошеломленно переводила взгляд с Греты на Руслана:

– Как же так? Что же он Лиде мозги полоскал? Маргарита!

– Так бывает, Катя. – Посмотрела на ее убитое лицо и поправилась. – Мы же не знаем, как там у него во второй семье было. Скорее всего, отношения были плохие.

– А почему ты Лиде не сказала?

– Во-первых, я не знала, а только предполагала. Во-вторых, я и про их отношения узнала не сразу. В-третьих, стала бы она меня слушать? В-четвертых, а может, он ей всё рассказал?

Катя постояла, несколько раз кивнула головой, повернулась и ушла.

Грета сидела и вспоминала свои потери: как умерла бабушка, потом тетя Таня, мама. Внезапно резко запахло яблоками. Перед глазами возникла мерцающая серебряная пелена. «Аура, – подумала Грета. – Что ж я в свою комнату не ушла!» Но уже она отдалялась от окружающего, и ей было все равно… В ушах шумело, словно рядом море рокотало. К ней обращались с вопросами, но она продолжала сидеть неподвижно и смотреть в окно.

Таня влетела в зал, где гремел телевизор и лежал на диване Валера.

– Господи, Валерка, какое счастье, что Ромка на море уехал! А я еще ворчала, что он не ко времени уезжает! Да выключи ты этот ящик!

– Ты у них была? – послушно выключив телевизор, спросил Валера.

– Где там! Два автоматчика у ворот. Стоят как герои-панфиловцы! Так бы они бандитов прогоняли!

Валера встал с дивана и прошлепал босиком к окну. Стоя к жене спиной и поправляя штору, он сказал:

– Ты меня ненормальным считаешь…

– Нет, Валера. Я просто боюсь тебе поверить. Но вообще-то уже поверила.

– Правда, Таня? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Было много случаев. На рынок пошли. Она спрашивает: где обувь? Я говорю: где раньше стройматериалы продавали. И она повернула туда! Рассказываю про Радиву, как она с невесткой скандалила. А она спрашивает: и завещанием ее не припугнула? Понимаешь, можно, конечно, от тетки все это узнать. Но вот Ромка: он из моих восьми слов одно слышит, а потом половину из услышанного забывает. А я мать родная, не тетка! А как она себя ведет с мужиками! Опять же Ромка… он к ней явный интерес проявил… мужской. А она с ним как с младенцем. Потому что его младенцем знала. Да и с теми парнями… Они ей не объект, понимаешь? В общем, что-то с Таней произошло на кладбище. Я думаю, она Лидочку тогда со смертного пути увела. Может быть, все убийство заказывают, а она наоборот… За это и получила молодость… Да, еще: паспорт Маргариты в тот приезд у нее с собой был… И самое главное: голос у нее Танин и все словечки Танины.

– Таня, я вот что хотел сказать. Если это Таня, то ведь после такой встряски у нее столбняк начнется…

– Ой! – Таня глядела на мужа со страхом.

– Таня, звони.

Мобильник не отвечал ни Гретин, ни Генин. Позвонили на стационарный. То же самое.

– Катин у бандитов остался. С моего позвони ему… нет, я сам.

После десятого сигнала Гена ответил.

– Гена, не злись, а спокойно ответь: Грета застыла? Она не шевелится, не отвечает?

Гена громко охнул. Потом сказал:

– А что это значит?

– Болезнь, Гена. В общем, выходи к воротам, мы сейчас подъедем.

Гена стоял у ворот вместе с автоматчиками.

– Куда? Ты сказал, тетка придёт.

Валера отодвинул полицейского и вошел в калитку, бурча «бандитам командуй, Аника-воин».

Он первым вошел в дом и заглянул Грете в лицо: «Да!»

– Дядь Валер, что с ней? – все еще сиплым голосом спросила Катя.

– А вот что! – Валера огляделся, взял сковороду и стукнул по ней скалкой. Гулкий колокольный звук ударил по барабанным перепонкам. Только Грета не дрогнула.

– Ну ни фига себе! – охнул зашедший вместе с Кожевниковыми автоматчик.

– Переодень ее и вещи собери, – скомандовал жене Валера. – Видишь, вся одежда в крови.

– Куда вы ее? – спросила Катя.

– К нам.

– А почему это? – возмутилась та.

– По кочану. Все, ребята, детективные игры кончились, агентство «Лунный свет» закрывается.

– Вы знаете, как ее лечить?

– Да не дай бог. Она сама очнется через сутки-двое.

Через двадцать минут к Кожевниковым приехала «Скорая помощь». Вышли Николай и Шеметов. У ворот их ждал Руслан. Валера встретил их неприветливо.

– Что, медицина и полиция здесь, а пожарных не вызвал?

– Мне дежурные доложили. Валера, пропусти, – строго сказал Шеметов. – Должна медицина посмотреть.

Николай и Таня ушли в Ромкину комнату. Руслан спросил Шеметова:

– Я не пойму, он кто, этот Николай? Фельдшер или врач?

– Его в прошлом году осудили за взятку и понизили в должности. Был участковый терапевт, а теперь фельдшер.

– Ага, – подтвердил Валерий, – главный он у нас коррупционер в городе. Ни администрация, ни гайцы взяток не берут. Да и из врачей он один. Даже санэпидстанция безгрешная…

– Валера, я разве что другое сказал? Его свои же подставили. Погубили мужика. Был он сильно пьющий, а стал не просыхающим. Жена сына забрала и уехала. А он и пьяным больше иных трезвых понимает… У нас теперь срочный вызов терапевта на дом. Чуть что – в «Скорую»: Кожевников дежурит?

Вышли Таня и Николай.

– Иваныч, я не невролог. Так вроде реактивное состояние.

– А по-русски можно?

– Ну, истерия. Реакция на сильный стресс.

– Стресс был действительно сильный. Она лестницу от чердачной двери убрала, так потом ее втроем мужики устанавливали. Таня, у нее уже такое было?

– А я почем знаю? У них в роду у Тани такое было. И у Таниной бабушки.

– А почему вы решили, что и у нее так же будет?

– Потому что она на них похожа.

– Неубедительно, но уверенно.

Уехали. Помявшись у входа, ушел и Руслан.

А вечером в Утятин приехал Наппельбаум. Он поселился в гостинице «Озерной» в люксе. Договорился с полицией о выдаче тела Кирилла и дал Руслану сопровождающего, чтобы доставить тело в Москву. Перед отъездом Руслан забежал к Кожевниковым. Таня на этот раз глядела на него с сочувствием:

– Все будет в порядке, милок. Как очнется, позвоню. И ей скажу, чтобы позвонила. Да она и уедет, как только в себя придет. Такие переживания надо забывать в другом месте. А делать ей тут больше нечего. Тем более, старик привез охранников для Кати.

На рассвете Кожевниковы проснулись от скрипа дверей Ромкиной комнаты и неровного шлепанья ног. Неверующая Таня перекрестилась и встала.

– Ты куда?

– Пойду помогу. Николай сказал, что у нее будут мышцы болеть. Слышишь, как идет тяжело? А ты не выходи, не смущай ее пока.

– Да, сейчас, – возразил Валера, натягивая футболку. – Надо все выяснить, пока не опомнилась.

– Оно тебе надо?

– Надо, Танюшка.

Все-таки Таня вышла первой. Грета, держась рукой за стену, медленно выходила из ванной. Таня обняла ее за плечи и довела до кухонного стола.

– Тебе кофе как всегда? А может, что-нибудь существенное съешь?

– Сейчас… сейчас соображу. Значит, меня опять накрыло? – Грета застонала. – Кирилл… да… а остальные как?

– Лида дома. Сотрясение мозга. Ничего, отлежится. Елена Карловна в больнице. Как у нее, не знаю, но, если случилось бы что, Тоня бы позвонила.

– Можно узнать?

– Уже звоню.

Валера подошел к Грете, положил руки ей на плечи и сказал:

– А помнишь, Тань, как ты меня на закорках несла? Я с тех пор запомнил родинку у тебя на шее… в ложбинке под волосами.

– Ох, Лётчик, до чего же ты настырный! Никогда не рассказывал Тане, как дождевого червя съел?

Валера торжествующе поглядел на жену. Она испуганно смотрела на них и утирала слезы.

– А скажи-ка, Таня, почему я к тебе на переменках бегал, когда в первом классе учился?

– Ты, паршивец, не умел брюки застегивать. И ведь были у тебя старшие сестры, но их ты не смущал. А надо мной весь мой пятый «б» потешался. Почему ты к ним никогда не ходил?

– Они ругались, а ты – нет. В общем так. Не хочу ничего знать, как это произошло. Но что ты – это ты, я понял сразу.

– Как?

– Таня, я сколько себя помню, столько и тебя. Может племянница на тебя так быть похожей? Почему нет, может. Но чтобы все жесты, все интонации, все словечки твои? Ой, нет. Да и прокололась ты много раз по доскональному знанию города, в котором ни разу не была, это даже Таня заметила. Ладно, я понимаю, что ты паспорт использовала, чтобы легализоваться. Объяснить твое неожиданное омоложение людям невозможно. Но нам-то, твоим проверенным временем друзьям ты могла сказать?

– И что бы я сказала? Звонит Таня, а я ей: все в порядке, выгляжу лет на двадцать, поэтому живу по чужому паспорту.

– Ладно, замяли. Всё.

– Больше ничего спросить не хочешь?

– Нет. Да. Ты… Олю на той дороге видела?

– Видела, Валера. И это самая страшная моя вина. Мимо меня прошли все покойники: тот висельник кудрявый, как его?

– Макар.

– Ну да, Макар. Потом прошли Оля, ее братья и бабка Шлёп-нога. С Олей я даже заговорила. Но я же ничего не знала! Потом прошел этот дед военный без головы, но он шел по дальней стороне дороги, а я в это время разговаривала.

– Без головы?

– Я на него посмотрела, когда он был уже далеко. Я подумала, что не вижу головы из-за тумана. Ну, а потом шла Лида. Я же не знала, что это фантомы! Вижу – женщина беременная идет одна по ночной дороге. Я ее и остановила.

– Жуть какая, Таня! Только ты могла там оказаться, у нас все этого места боятся, – вступила в разговор Таня. – Я же тебе говорила, чтобы ты ждала на мосту.

– Да не слышала я! Впрочем, что жалеть об этом! Хоть одну остановила.

– А ты больше и не могла. Только одного можно заключить в объятия и держать, пока остальные не пройдут.

– Ну, значит… я сделала все, что могла.

– Всё. Больше никогда об этом говорить не будем. Всё, всё. Звоню в больницу.

Приехал Николай. Грета попыталась встать ему навстречу, но не смогла.

– Что-то ты, милая, ослабла не по болезни. Болит что?

– Горло. С голосом что-то.

– Так, посмотрим… О, да тут фолликулярная ангина! И температурка, понятно. От Катьки заразилась.

– У Кати нервы.

– Там, в областной, карантин по этому поводу. Она и завезла. Таня, посмотрим, что там из лекарств у вас есть. Остальное докупишь.

– Коля, позавтракаешь с нами?

– Если только по-быстрому. У меня еще один вызов – к Саблиным.

– А кто там у них заболел?

– Племянник Саблина.

К вечеру стало совсем плохо. Таня все пыталась ее накормить, но Грета и воду-то заглатывала с трудом. Пришел Наппельбаум. Грета настояла, чтобы он разговаривал с ней из соседней комнаты: еще не хватало заразить старика. А рассказывал он интересные вещи.

– Я, когда вы, Маргарита, позвонили насчет вашего плана, связался с Лойзиком Гурвичем. Папа его в свое время посидел за экономические преступления. Да… Теперь-то они предпринимательством называются. Ну, а Лойзик по молодости лет фарцевал – у него предпринимательство в крови. Однако ни разу не попался, и университет закончил, и в Америке диплом подтвердил – какие-то экзамены сдавал. Тамошних русских он обслуживает – юридическая контора Гурвича. Если бы было время, я бы кого-нибудь другого нашел. А так – пришлось попросить в случае запроса эту липу о наследстве подтвердить. А он загорелся как мальчик. Сорок лет назад ходил тут по лезвию ножа, но не наигрался. А может, хотел из этой истории для себя бонус получить. И отправился он с этой семейной сагой к настоящему американскому юристу, который семейство Барташевских обслуживает. А у них насчет связей с мафией строго. Юрист встретил Лойзика надменно, однако, клиенту эту сказку пересказал. Клиент, который носит фамилию Уиллис, очень заинтересовался. Кстати, Барташевский, который усадьбу купил, нашим Барташевским вообще никто. Да, а кузен той Ирины Владимировны умер сравнительно недавно, лет пятнадцать назад. Почти до ста лет дожил. Он был мальчиком, когда его кузина замуж выходила, наверное, немножко влюблен был. И рассказывал о ней потомкам до самой смерти. Нынешний Уиллис, его внучатый племянник, владелец строительной фирмы не то «Барт», не то «Барч компани», воспринял беду своей дальней родственницы как свою. Обещал подтвердить наличие спора о наследстве. И кто из этих стопроцентных американцев стукнул в их органы, не знаю. Когда сынок начальника юридической службы Коршунова явился к Гурвичу, тот объяснил ему, что представляет интересы Генриха Кузнецова, дяди Кати. С клиентом его связать отказался. Этот пацан умудрился выйти на американского юриста. Тот, как было обговорено, спор о наследстве подтвердил, назвав в числе претендентов «миссис Васильефф, урожденная Кузнецофф». А на следующий день младшего Казиева взяла их американская контора. На счета и имущество Коршунова в США наложили арест, аннулировали грин-карту. А он еще переговоры вел о слиянии с крупной американской фирмой. Наверное, поэтому наследство строителя его так заинтересовало. В результате он потерял столько, что уже никто не возместит. Представляете, какой огонь в нем бушует? Я боюсь, Маргарита… Маргарита!

Таня прибежала и заглянула Грете в глаза.

– Она вас слышит, Борис Аркадьевич, но ответить не может. Идите. Я ей укол сейчас сделаю.

На несколько дней Грета отключилась от реальности. Послушно пила отвары и бульоны, которые варила ей Таня, глотала таблетки и вновь проваливалась в полусон-полубред. Ей виделась Таня плачущая, Таня в черном платке, Лидочка, врывающаяся к ней в комнату и что-то пытающаяся сказать, снова Таня. Окончательно она пришла в себя как-то поздним вечером. За окном было темно, но по дому ходили, ругались, всхлипывали, шикали друг на друга. Грета встала и вышла в неосвещенную прихожую. Из ванной доносился плеск воды. В гостиной шумели голоса. Пахло горелым. Прошлепав босыми ногами до двери, она вошла в гостиную, в которой было на удивление много народа.

– У нас что, пожар? – сиплым голосом спросила Грета.

– Пойду в мангале тряпки сожгу, – сказал Валера. И жене. – Проветри и побрызгай чем-нибудь. И… Грету уложи.

– Фигушки, належалась. Давайте, рассказывайте, что тут случилось.

Если на сцене висит ружье…

У Лидочки было всё, чтобы стать счастливой: была она девушкой симпатичной, незлой и неглупой. Не повезло ей, что так рано лишилась родителей. Наверное, поэтому не повезло и с замужеством. Так спасибо, родня поддержала. Теперь жила она спокойно: бабушки ее не упрекали, помогали, опекали даже чересчур. А ей хотелось семейной жизни, счастливой и независимой. И когда появился Кирилл, она сразу подумала: вот он, принц, который даст ей такую жизнь. В любовь окунулась она неоглядно. Иногда только всплывала мысль, что так хорошо просто не может быть. Эту мысль она решительно гасила: пусть так, но хоть день, да мой.

Так и вышло. Счастье ее оборвалось всего через несколько чудных дней. Когда Кирилла, тогда еще живого, увозили на «Скорой помощи», а она только пришла в сознание, первым ее чувством стала, как ни странно, дикая злоба на Маргариту: «Накаркала!» Она бы и бросилась сразу на нее и высказала бы ей все это, но Маргарита вместе с доктором перевязывала Елену Карловну. Потом, обдумав все, что случилось с ними, Лида устыдилась. Ведь это она своими руками открыла калитку убийцам. А Маргарита спасла Катю, оттащив лестницу от чердака. И отстояла Тихоныча от полиции. Маргарита говорила и действовала правильно, а Лида – нет.

Лида лежала в своей комнатке и плакала. Бабушки не беспокоили, понимая ее горе. Она бы, наверное, и месяц пролежала, но на следующий день Анька Радива принесла страшную весть: умер доктор Николай Васильевич. Отравление алкоголем. Нашли его почему-то в Ветошниках, хотя жил он на Пушкина. Эта вздорная старуха выразила здравую мысль: несмотря на то, что был Николай конченым пьяницей, водку он никогда не покупал, потому что всегда находились пациенты, которые его угощали:

– Убить бы ту падлу, которая ему ханжу налила!

О докторе Лида плакала искренне. За последние месяцы ей приходилось обращаться к нему с Танюшкиными болезнями неоднократно. И доверяла она ему больше, чем участковому педиатру. Он не только давал советы, но и успокаивал. Всегда заходил потом к бабе Паше, спрашивал о здоровье и шутил с ней. Лида решила проводить доктора в последний путь вместе с дочерью. Но баба Паша кряхтя нарвала большой букет, сунула ей в руки: «От всех нас!», а коляску отобрала.

В последний путь Николая провожало полгорода. После похорон заплаканная Лида доехала на автобусе до больницы и зашла в приемный покой. Дежурившая в тот день подруга покойной Лидиной матери тетя Надя ей искренне обрадовалась:

– Вот сижу тут, хорошего человека не могу проводить! Лидочка, выпей с нами за упокой!

Лида огляделась. Дежурная бригада, чувствуется, уже помянула.

– Только чуть-чуть, мне же с ребенком… Тетя Надя, кто ему налил?

– Теперь не узнаем. Но убила бы этого гада.

– Он ведь на сутках тогда был?

– Да, он утром в восемь сменился.

– А к кому был последний вызов?

– В Васильевку. После этого он часа полтора здесь дремал. Так что в Васильевке ему не наливали, это точно. А потом домой засобирался. Витя его еще подвозил.

Вступил Витя:

– Я его не домой, а на Чирка отвез. К Кожевниковым.

– Точно. Он еще сказал, что ихнюю племянницу должен посмотреть. Смеялся: остались у меня на сегодня племянница и племянник…

– Ну, Кожевниковы не могли ему отравы налить.

– Ты что! Никто и не думает! Люди они не бедные, гадость покупать не станут и для ханыг, тем более, для доктора. Да и родня он им, троюродный Валере, кажется.

Лида дошла до своей калитки, но потом решительно шагнула к соседским воротам. Во дворе стояла Татьяна Ивановна и разговаривала по телефону:

– Ну что ты! Третий день температура ниже 39 не опускается. Она не то, что не разговаривает, она и не слышит! Конечно, я позвоню, Руслан!

Лида быстро проскочила мимо нее и кинулась в Ромкину комнату. В дверях ее перехватила Татьяна. Но Лида и сама уже видела, что Маргарита плоха и на совет не способна.

– Извините, тетя Таня. Мне так надо с ней поговорить!

– Ну, ты видишь…

– Теперь вижу. Тетя Таня, я о докторе хотела спросить. Он от вас куда пошел?

– Да я почем знаю. Домой, наверное…

– Он сказал в больнице, что к какому-то племяннику…

– Ой, точно! К Саблиным он пошел! Племянник у них заболел.

– Что за племянник?

– Он приезжает к ним иногда. Такой… средних лет. Игорем зовут. С Анжелкой все романсы поет. Не думаешь ли ты, что у Саблиных пьют некачественный алкоголь?

– Ну, это вряд ли…

Лида повернула к родному дому. И снова остановилась. Потом развернулась, перешла дорогу и стала спускаться по тропинке к реке.

Вдоль берега реки вилась тропинка. Лида пошла по ней в сторону озера. Раньше здесь паслись на траве козы, теперь стояли особняки. Поначалу хозяева жизни захватили и берег. После долгих тяжб их все-таки заставились перенести заборы. Не на 20 нормативных метров, но на 10-15 они все-таки отступили. Вот и стена Саблинской усадьбы. С одной стороны за стеной был выстроен эллинг, из ворот которого полозья вели в воду. Берег здесь был укреплен, у причала стояла небольшой катер. На нем возился средних лет мужичок. На причале, свесив ноги в воду, сидела долговязая с кукольным личиком девица с сигаретой. Мужик уставился на проходящую мимо Лиду неприятным липким взглядом. Лида споткнулась, девица фыркнула. Мужик крикнул:

– Девушка, присоединяйтесь к нам, поплаваем!

Лида мотнула головой и повернула за угол. Здесь был узкий проезд между двумя усадьбами, сдавленный высокими кирпичными оградами и ведущий на улицу Чирка. Где-то примерно на середине, там, где проезд изгибался углом, стояли контейнеры для бытовых отходов. Лида дошла до них и обернулась. Ее никто не преследовал. Да и вообще тут редко ходили. Увидеть этот участок можно было только из окон второго этажа гостевого домика, стоящего в противоположном эллингу углу прибрежной стороны ограды. Но окна были зашторены. И тут она вспомнила: «Игорь». Так назвал Кирилл одного из убийц! Вот почему его лицо показалось ей знакомым! Прибавив шаг, Лида поспешила домой.

Дома бабушка Таисия расстроено спросила:

– Ты не у Кати была?

Лида отрицательно покачала головой.

– Гена до сих пор не вернулся с похорон. Катя с ума сходит.

– Бабушка, можно я к ней пойду? Вы посмотрите за Танюшкой?

– Иди, солнышко. Успокой ее. Господи, да что это творится!

Под причитания Таисии Лида выбежала на улицу.

Пролетев мимо сидящего на ступеньках крыльца охранника, Лида ворвалась в дом Васильевых. Катя сидела на диване с абсолютно белым лицом.

– Ты звонила?

– Недоступен. Лида, я его не чувствую! Я всегда знаю, что с ним, где бы он ни был! А сейчас я его не чувствую!

– Подожди горячку пороть. Мало ли что могло случиться. Но если не появится, слушай. – И, оглянувшись на открытую входную дверь, Лида, захлебываясь, зашептала о своем открытии.

– Надо же в милицию!

– Ага! Бабка Радива ходила. Шеметов хоронить отца уехал, вместо него твой одноклассник Сашка Огородников. Он ее послал, да и все.

– Я ему тоже звонила. Тоже обсмеял.

– Все. Ровно в одиннадцать вечера вылезешь на крышу и прыгнешь в огурцы Елены Карловны. Она простит. Под одеяло положи что-нибудь, чтобы твои церберы не хватились. Я пошла.

Лида зашла в сарай, быстро собрала сумку и пошла домой. Охранник проводил ее заинтересованным взглядом, но ничего не спросил о ноше. А Лида спустилась на берег, пробежала по тропинке почти до причала и затолкала сумку в густые заросли крапивы. Осталось ждать вечера.

Гена так и не появился.

В начале двенадцатого на Чирка грохнуло так, что задребезжали окна. Тут же последовал еще один взрыв и вспыхнуло пламя. Это пламя и увидел с кладбищенского холма подъезжавший к городу Шеметов. Шлепнув с досадой рукой по оплетке руля, он повернул на Чирка. Полиция и пожарные были уже здесь, ворота усадьбы распахнуты. Шеметов припарковался и подошел к ним, сказал: «Саша, включаюсь» и позвал двоих, стоящих у ворот:

– Давайте в проулок, проверьте там, – и пошел вместе с ними. На полпути притормозил, сказав. – Проверю контейнеры, дальше без меня.

На улице разворачивалась машина, фары полоснули по проулку, и Шеметов увидел, как один из полицейских, отходя, толкнул другого локтем. «Хорошо, что клоуны остались» – пробормотал он, и шепотом спросил: «Лида, ты?»

– Иван Иванович, вы уже вернулись? – также шепотом спросила Лида.

– Нет, я всё ещё в Воронеже. Ты одна? Да не мнись ты, быстрее! Катя с тобой?

– Да-а…

– Я сейчас на машине подъеду.

Почти бегом вернувшись к машине, Шеметов резко развернулся и подал назад к мусорным бакам. Вышел, хлопнул дверью и пошел к багажнику. Открыл его и большим пальцем показал девчонкам на багажник. Первой сообразила Катя. Она приподнялась на горе мусора и стала подталкивать Лиду к машине. Лида неуклюже, так что покачнулся мусорный бак, хлопнулась в багажник. Катя гораздо ловчее нырнула следом за ней. Шеметов захлопнул багажник и поехал к воротам, матерясь шепотом. Съехав с тротуара, он остановил машину, оглядел кучу зевак, глядящих на догорающий дом и, высунувшись, окликнул Ираиду Семеновну:

– Ира, подойди, будь добра!

Ира подошла. Он сказал ей:

– Пожалуйста, отгони мою машину, а то тут сейчас от спецмашин повернуться будет негде.

Ира уставилась на него непонимающим взглядом. Огородников сказал:

– Иван Иванович, давайте я отгоню.

– Оцеплением займись. Ира, садись, – и, отъезжая, страшным шепотом. – В багажнике Катька с Лидой. К Кожевниковым вези, у них двор закрытый. И никому, понимаешь, никому! Одежду сжечь, девчонок вымыть, протереть спиртом, да хоть в керосин окунуть!

– Вань, это они дом подожгли?

– Если бы… Они его взорвали! И неизвестно, сколько там трупов!

Ираида Семеновна застонала от ужаса.

– Ира, некогда плакать! Если у Кожевниковых кто-то в гостях, постарайся всех выставить. Никому ничего не говорить!

– А Таисия?

– Ей особенно! У этой балаболки вода в ж… не держится! Сидите, ждете меня, носа чтоб никто не высовывал! Но приду не скоро. Если кто сунется, в дом не пускать! Придумай что-нибудь.

– Что?

– Эпидемия. Потолок обвалился. Собака сбесилась. Пересаживайся за руль! – выпрыгнул из машины и пошел назад к пожарищу.

Грета поглядела на двух подружек и спросила:

– Вы хоть понимаете, что светит вам срок близкий к максимальному?

– Ну и пусть, – глядя в пол, сказала Лида. – Зато мы им отомстили.

– Спешите видеть! Прекрасная горянка мстит за смерть жениха! Законы гор на озере! Зачем нам судебные органы, если существует кровная месть? Лида, ты действительно хотела перебить их всех на основании твоих предположений?

– Нет. – Лида наконец-то расплакалась. – Там взрывчатки было совсем на небольшой взрыв, Кирилл говорил. А она, наверное, с чем-то сде… детонировала. Мы хотели только ворота эллинга подорвать. Чтобы туда полиция приехала.

– Что за эллинг?

– Такой гараж для катера. Его туда убирают на зиму… Или когда уезжают.

– Одного не пойму, – вступил в разговор Валера.– Как Шеметов мог на преступление пойти? Офицер полиции, муж, отец и все такое? Он что, не понимает, что вместе с этими дурами будет срок мотать?

– Он с нами не был…

– Но он вас прикрыл, и, значит, разделил с вами ответственность за случившееся! Он ведь за это тоже много лет получит!

– Мы его не выдадим…

– Можно подумать, что это можно скрыть! Там, наверное, и следы ваши, и отпечатки пальцев. Господи, у него что, помрачение рассудка?

– Это из-за меня… – опять заплакала Лида.

– Лида! – возмутилась Таня.

Лида непонимающе глядела на неё. Потом до нее дошло и она залилась краской.

– Что вы, тетя Таня! Мой папа у него командиром был… в Чечне.

– Подожди. Иваныч в Чечне был года три назад.

– Нет, не теперь! Это в первую Чеченскую. Он тогда солдатом был.

– Вот оно что… воинское братство… Тогда понятно. А ты в память об отце могла бы его однополчанина не подставлять.

– Ладно, хватит, – сказала Грета. – Будем думать, что делать. Мне на ум только одно приходит: выставить одну из них покойницей и свалить все на нее.

– Ты что? – возмутился Валера. – А ее куда?

– Придется уехать… с фальшивыми документами.

Лида сказала:

– Я это задумала, мне и отвечать…

– Да? А Танюшку куда?

– С собой заберу.

– Так ты ж покойницей будешь. Нет, лучше я – погибшая террористка. Мне теперь без Гены все равно.

– Да не каркай ты! – вспылила Таня. – Найдется твой Гена.

– Тетя Таня, вы верите, что он просто загулял?

– Нет… Скорее, он похищен…

– И кому он на фиг нужен? Если с меня хоть дом можно стребовать, то у Гены вообще ничего нет.

– А может, за него ты этот дом отдашь?

– С радостью бы! Но нет его, я же чувствую!

– Катя, а больше ты ничего не чувствуешь? – вступила в разговор Грета.

– А что я еще могу чувствовать?

– Ответственность за собственного ребенка. Где беременной скитаться! Или ты в тюрьме его родить собираешься? А потом в детдом?

– Не будет никакого ребенка!

– Куда он денется? Срок у тебя 12-13 недель, придется рожать. Так что оставим мистику и лирику. Надо старику позвонить, пока церберы Катины не хватились.

– Иван Иванович просил никого не пускать, – сказала Ираида Семеновна.

– Будет хуже, если охрана шум подымет, – ответила Грета и встала, чтобы сходить за трубкой. Таня махнула ей рукой и вышла. – А главное – деньги его понадобятся, чтобы наши преступления прикрыть. Что уставились? Все мы теперь соучастники, разве нет?

– Спасибо, Ромки нет, – убито сказала Таня, протягивая Грете трубку. – Хоть он в стороне.

Оказалось, что Кати уже хватились. Грета сказала:

– Скажите им, чтобы сидели тихо, как мыши под веником, и делали вид, что Катя спит дома.

Через несколько минут Наппельбаум приехал вместе с прислужником.

– Она вам не надоела? – кивнув на Катю, спросила Грета.

– У нас в роду были и другие… которые сидели.

В окошко постучали. Валера поспешно вышел. Все притихли. Когда он вернулся, все глядели на него со страхом. Валера сердито молчал.

– Не томи, Валер, – на правах хозяйки первой нарушила молчание Таня.

– Да Таиска твоя! Что за шум, мол, у вас!

– И что ты сказал?

– Как Иваныч велел. Инфекция у нас, пусть даже не подходит. У Греты дифтерит.

– Да, теперь не сунется. У них ребенок.

Лида заплакала.

– Вот-вот, о дочери надо было думать раньше!

Никто не спал, хотя Таня предлагала разместить всех. Уже под утро приехал Шеметов. Кисло взглянув на них, он спросил:

– Ну что, заговорщиков прибавилось?

– Один будет осуществлять финансовую поддержку, другой – молчать, – сказала Грета. – Татьяна, дай Ивану Ивановичу что-нибудь пожевать.

Шеметов жадно грыз курицу и разглядывал девчонок, чинно сложивших руки на коленях.

– Прямо первоклассницы, – швырнув кость в тарелку, прокомментировал он их смирение. – И мозгов столько же.

– Все, что надо, мы уже им высказали, – сказала Ираида Семёновна. – Теперь ты скажешь, что делать… если знаешь. Давай подробности, что они там натворили.

– В гостевом домике два трупа. Мужчины в возрасте между 30 и 40, оба с огнестрельными ранами, один в ногу, другой в плечо, как Тихоныч и сказал. Раны обработаны, значит, они, суки, Николая убили. – Таня заплакала в голос. – Внедорожник тот самый, номера те же, сгорел в эллинге. В нем мужчина лет сорока, татуировки, характерные… Словом, этого легко идентифицируем. У ворот эллинга с внутренней стороны сильно обгоревший труп неизвестной особы женского пола лет 20-30, рост 170-172 см, цвет волос не определяется. Явно не киллер, девочки. Невинная жертва.

Лида опять заплакала.

– Рост не ваш, – сказала Грета. – Получается, террористкой могу быть только я.

Шеметов закашлял, подавившись. Валера сказал:

– Даже не думай!

– А что? – сказала Грета. – В конце концов, это все бы объяснило. Пошла я и отомстила за смерть своего парня. Только где я столько взрывчатки добыла и как внутри оказалась?

– На этот раз ворота не были закрыты. Вы ведь взрывчатку под ворота запихали, да? – Лида кивнула. – Стала ты взрывное устройство устанавливать, тут и полыхнуло. А что у этих мерзавцев там оружия было на небольшую войну, об этом ты, конечно, не знала.

– Иваныч, ты заранее знал, что Грета себя в жертву предложит? – спросил Валера.

– Ты не поверишь, но я уже слышал про покойницу предположение, что это Маргарита.

– Ты мне зубы не заговаривай, а скажи, почему она должна за чужие глупости отвечать.

– Валера, но ведь кто-то должен ответить. Почему бы и не Маргарита?

– И ты это так спокойно говоришь?

– Не совсем спокойно. Я все-таки и сам кое-чем рискую.

– Да плевать мне на твои риски! Почему за них отвечать должна она?

– Потому что она на это согласна.

– Так… а ты почему согласна?

– Потому что это рационально. У всех родные и близкие. У меня – никого. Что я теряю? Вариант судьбы. Дайте мне другие документы, другое лицо и компенсируйте мои убытки – и я исчезаю. Нет людей, которые ощутят утрату от моего небытия.

– Таня!

– Валера, успокойся, – поспешно перебила его Таня. – Мы-то ее не теряем.

– Да? А ты не заметила, что нас у нее и не было? Ладно, пойду машину помою.

Таня было дернулась за мужем, но Грета ее остановила: пусть успокоится, сам поймет, что другого выхода нет. Договорились, что Грета спрячется на несколько дней, а потом ее переправят в Москву. Уходя, Шеметов сказал:

– Нападавших на дом Васильевых было трое: уголовник остался за рулем, племянник с приятелем зашли во двор. Получается, что к исчезновению Геннадия они не причастны.

– Почему это? – не поняла Ира.

– Этот … расписной не стал бы здесь светиться, слишком заметен. А раненые? Один так и погиб в постели, видно, ходить не мог, а племянник с перевязанной рукой тоже не боец. Неужели еще одна группа действует?

– Это вряд ли, – сказал Наппельбаум. – Коготь мертв. Удивительная вещь, я его считал крупным предпринимателем, а оказался он просто жуликом. Ко времени начала этой истории был он полным банкротом, но умело это маскировал. Да так умело, что не только я ошибся, но и товарищи из органов. Сами понимаете, не было бы у них к нему такого интереса, если бы знать, что взять у него нечего. Кое-какие финансы он за границу вывел, да на те америкосы руку наложили из-за Маргаритиной сказки. То, что он у Пашки выиграл, было для него отсрочкой. Поэтому он и дал отмашку на похищение своему псу, который в это время в Патриаршем отдыхал – расходов-то никаких.

– А что же он на выкуп не согласился?

– Из чувства противоречия. Из-за сказки о наследстве опять же. Решил он на Кате жениться и в Америку наследником уехать.

– Ни фига себе! Я что, под наркозом за него вышла бы? – возмутилась Катя. – Да и замужем я как-никак.

– Теперь уж и не узнаешь, что он там напланировал. Нашли его мертвым. То ли покончил с собой, то ли убили его. Наличных ни копейки. Так что тот, кто его убил или рядом был, когда он на себя руки наложил, здорово поживился. А может, те, кто его нашел.

– Где же Генка?

– Будем искать и надеяться, – сказал Шеметов. – Да, Таня, тебе придется покойницу опознавать.

– Ужас какой! Мне сказать, что она на Грету похожа?

– Ни на кого она не похожа, обгорела вся. Но есть у нее особая примета. Маргарита, повернись! Вот здесь у покойницы здоровенная родинка, запоминай.

– Ага, значит, на правой ягодице… Грета, а ты на пляже в стрингах не красовалась?

– Нормальный у меня купальник, консервативный.

– Все, договорились. После 11-ти придешь в отделение. Скажешь, что она пропала с вечера, когда точно, не знаешь. Когда пожар начался, зашла к ней, а ее нет. Примету не сразу вспомнишь.

– А как они догадаются, что это Грета?

– Один уже высказал робкую надежду, что это она… Маргарита, не догадываешься, кто?

– Понятно, Беляков.

Новое имя

Прикорнув дома на два часа, Шеметов заспешил на службу. По-свойски зайдя к новому начальнику, он спросил: «Пришел приказ?» и услышал утвердительный ответ. Обсудив порядок сдачи дел, он пошел к оперативникам. Там, хотя официально ничего не объявляли, уже все знали. Временно назначался на должность заместителя Сашка Огородников.

– Иван Иванович, почему временно? – спросил один из сослуживцев.

– Тебе какую версию огласить? – спросил благодушно настроенный Шеметов.

– А что, их несколько?

– Ты опытный опер, должен знать, что версий должно быть несколько.

– Основную давайте, – засмеялся опер.

– Основная – звание.

– Так очередное звание присвоить можно.

– Не только можно, но и нужно. Давно пора. Но… не присвоят.

– Почему?

– А чтобы в должности не утвердить.

– А почему?

– Тут тоже несколько версий, но при всех я их озвучивать не буду.

Когда он оказался с Огородниковым с глазу на глаз, то спросил:

– Саша, желаешь выслушать версии подполковника Шеметова?

– Просто жажду!

– Речи будут неприятные, но необходимые. Должен я тебе последнее напутствие дать. Итак, почему тебя в должности не утвердят? Не мотай головой, все хотят повышения, это естественно. И есть еще малюсенькая надежда, что все-таки тебя назначат. Но это в том случае, когда в борьбе за кресло сойдутся два борца одной весовой категории. Вот тогда, чтобы никого не обижать, тебя выдвинут проходной пешкой. Главная причина – ты новому начальству не потрафил. Уж не знаю, чем, тебе видней. Совет тебе – мосты наводить. Служить еще долго. Официальной причиной станет твоя промашка в деле нападения на дом Васильевых…

– Иван Иванович!

– Да. Полковник спросил меня, кто отвечал за поиски бандитской машины. Я ответил, что поручил это тебе, ты и ответить должен за все. Его это устроило, поэтому не спросил, кто конкретно по Чирка усадьбы проверял. А ведь это ты с Сенечкой был. Лично пошел, чтобы нижние чины уважаемых людей не обидели. И не доглядел. Как это получилось, Саша?

– Мы зашли к ним, а хозяйка во дворе цветы комнатные пересаживает. На въезде земля, горшки, цветы. Где тут машине проехать? Мы и не пошли дальше.

– Отговорка свежеиспеченного сержанта, сам понимаешь. А вывод какой?

– Какой?

– Хозяйка в теме.

– Да это козе понятно…

– Если бы ты обнаружил гостей сразу, остался бы жив Николай… С другой стороны, возможно, что был бы ты награжден какой-нибудь государственной наградой … посмертно. И еще. Пришла к тебе гражданка Кузнецова Анна Кузьминична…

– Кто?

– Анька Радио. Она ведь дело сказала. Не покупал Николай Васильевич горячительного никогда. Если бы еще кто пострадал, тогда понятно. А если он один – значит, отравили его умышленно. Плохо то, что ты не прислушиваешься к гражданам. Еще хуже, что старуха молчать не будет, и о твоем промахе только мертвый не услышит. Твое дело, Саша. Не любо, не слушай. Но хотя бы сделай вид, что услышал.

– Слышали, Генку Васильева нашли? – влетел в отдел Беляков.

– Жив?

– Жить будет. Представляете, еще один провал на кладбище! С похорон шел и влетел. Перелом бедра, да ночь на холодной земле. А у него ведь легкие сожжены еще со времён, когда на пожарке работал.

– А кто нашел?

– Вызвали того детектива, что здесь вертелся, когда Катя Васильева пропала. Он взял Тихоныча и вместе с ним прошел по маршруту похоронной процессии, а потом от могилы Кожевникова – к могилам Кузнецовых. Ясно, куда еще он пошел бы после похорон – родные могилы проведать. Там за Мишей Окунем, где раньше клен американский спилили, теперь кусты разрослись, знаете? Вот он путь спрямил и провалился.

– Вот, Саша. А если бы сразу искать стали?

– Да охранники его искали…

– Приезжие? А толку… Опытный человек местного с собой прихватил – вот и нашел. И ты бы нашел, разве нет? Ладно, давай продолжим наши дела.

– Иван Иванович, вы сегодня у Кожевниковых были? – спросил изнывающий от любопытства Беляков.

– Ночью я у них машину ставил. Потом заходил за ней… Татьяна меня еще жареной курицей накормила. А что?

– А Маргариту вы видели?

– Так она болеет… Ты что, всерьез считаешь, что это она Саблиных подорвала?

– Очень фигурой похожа. Ноги прям ее!

– Саш, какие у Маргариты ноги? – Огородников засмеялся. – Да, остарел я, на ноги внимания не обратил. Пора, пора на покой. Вам, молодым, которые такие детали примечают, и карты в руки!

– Иван Иваныч, товарищ подполковник, ну позвоните им!

– Я уже не у дел. Вот Огородников, у него спрашивай.

Некоторое время они препирались, потом Шеметов все же позвонил. И завертелось: Татьяна призналась, что Маргарита пропала с вечера; ее повезли на опознание. Увидев обгорелый труп, она уже без всякого притворства рухнула в обморок. От ужаса она даже забыла про особую примету. Ее вывели во двор больницы, где они столкнулись с пьяным Тихонычем. Тихоныч сообщил ей, что опознал двоих подстреленных им бандитов и все корил себя, что целился в конечности, вместо того, чтобы пристрелить обоих к чертовой матери, и тем сохранить бы жизнь доктора Николая Васильевича. Только тогда Татьяна вспомнила об особой примете. Пришлось вернуться и опознавать тело еще раз. Тут уже контроль над собой потерял Тихоныч, который искренне расстроился из-за смерти Маргариты и проговорился, что взрывчатку приезжим дал он. Но Шеметову довольно легко удалось уговорить коллег не втравливать в это дело старика и списать все на мертвого Кирилла. Затем провели обыск в доме Кожевниковых, где не было никаких признаков оружия, и в доме Васильевых: там в сарае нашли следы взрывчатки. Охранники подтвердили, что вечером Грета заходила в гости к Кате и прошлась по двору.

Грета тем временем лежала в доме Шпильман. Как ни протестовал Шеметов против расширения круга тех, кто был в курсе, Елену Карловну пришлось в это дело посвятить: не прятаться же Грете в доме, где предстоит обыск.

Назавтра в дом Шпильман пришли Кожевниковы. Елена Карловна ворчала, что ее считают никудышной хозяйкой, если каждый норовит ее гостью накормить. Грета чувствовала себя уже почти здоровой и рвалась уехать. Однако пришедший следом Иван Иванович попросил не дергаться и прятаться еще неделю. Потом протянул ей целлофановый пакет с документами.

С фотографии на паспорте на нее глянуло кукольное детское личико. Григорьева Татьяна Ивановна, 19 лет.

– Боже, я все молодею! – с ужасом воскликнула Грета.

– Не учи окружающих жить, и будешь выглядеть девятнадцатилетней, – заглянув в паспорт, успокоил ее Валера. – Когда ты спишь, то выглядишь на 15. А глаза откроешь – ну училка! Будь проще, и люди к тебе потянутся.

– Я совсем не похожа на эту куколку. С таким паспортом меня сразу задержат.

– Наппельбаум достанет тебе любой. Но лучше воспользоваться этим. Все равно внешность тебе придется менять.

– Поняла. Это паспорт покойницы.

– Да. Это Танька Гречка, плечевая.

– Докатилась. Наверное, очень известна?

– Среди дальнобойщиков, наши ее не знают.

– А вы-то откуда ее знаете?

– Месяц назад от шоферюг ее отбил. Больно она была на чужое хваткая. Били ее очень. Упросила в больницу не везти, сказала, дома отлежится. Я сам и отвез ее в Щигры.

– Там же не живет никто лет двадцать! – удивилась Таня.

– Да нет, меньше. Бабка ее там жила, года два как померла. Я посмотрел, домик обжитой. Ну, оставил ее. А после, надо думать, она к этим бандосам и прибилась.

Прилетела Катя, сунула нос в паспорт:

– Я же видела эту девицу! В Патриаршем, в доме!

– Вот все и разъясняется. Щигры уже не нашей области, но от Патриаршего всего восемь километров.

– А почему же их тогда ОМОН не захватил?

– Местные говорили, к этому дому машины то приезжали, то уезжали. Видать, когда Катю освобождали, эти в отъезде были. Они, стало быть, и Когтя предупредили. Получили от него задание, отсиделись где-то, а потом поехали в Утятин тебя убивать.

– Да… одно радует, не такая уж белая и пушистая эта Таня была.

– Я-то с ней разговаривал. Не бандитка она была, а просто дурочка. Девочка с явным умственным недоразвитием. Это официально подтверждено: она закончила вспомогательную школу-интернат в Белоруссии.

– Ладно, ребята, имя хорошее, – сказал Валера. – Ей к нему привыкать придется. Поэтому отныне зовите ее Таней.

Гена с воспалением легких и открытым переломом лежал в больнице. Кате очень хотелось рассказать ему, что случилось с Маргаритой на самом деле. Но Иван Иванович категорически запретил. И она мучилась, видя недоверие на лице мужа.

– Маргарита – девушка умная и ответственная… была. Ну не могла она такую глупость совершить! Прежде всего, она меня кинулась бы искать!

Катя вернулась от него домой почти в истерике и кинулась в дом Шпильман:

– Он считает, что ты умная, а я дура! Что ты такую глупость совершить не могла!

Грета и Елена Карловна переглянулись. Потом Грета сказала:

– Катя, но ведь это правда… в смысле, что глупость-то не моя. А на правду, как известно, не обижаются.

– Он меня не любит!

– То есть он меня, что ли, любит? – засмеялась Грета. – Елена Карловна, ну скажите вы ей!

– Деточка, я седьмой десяток на свете живу, и никогда не встречала мужика, который выбрал бы умную. Знаешь, как они говорят? С умной женой жить – как в Академии наук. Неуютно. Ты что, про ребенка ему не сказала? Скажи, и он перестанет тебе мозги канифолить. Ладно, неной, я завтра к нему зайду.

Она навестила Гену и намекнула, что Грета полезла к Саблиным прикрывать чужую глупость. Гена домыслил и испугался. Больше он о том, что с этим делом надо разобраться, не говорил.

Назавтра, узнав, что Грета погибла, примчался Руслан. Он тоже, как и Гена, не поверил в то, что Грета без разведки полезла взрывать Саблиных, тем более, помнил, как она возмущалась по поводу взрывчатки, и потребовал опознания. Встревоженный Шеметов, ругая в душе Татьяну, сообщившую Руслану о гибели девушки, явился к моргу, хоть и был уже пенсионером. Он попенял Сашке Огородникову, что подверг парня такому испытанию. Но новый зам отмахнулся: «Мне лишнее опознание не помешает, родни-то у девицы нет!» Руслан вывалился на крыльцо зеленый, прохрипев: «Она!» Потом долго сидел во дворе у Елены Карловны, ругая себя за то, что уехал, оставив девчонок без защиты.

А Грета пряталась в Лениной спальне. От нечего делать взялась листать старинный альбом с металлическими уголками и таким же металлическим овалом в центре обложки. Дамы в шляпках, их мужья в сюртуках и с набриолиненными усами. Фотографии на паспарту с тиснением «Фото-ателье А.Б.Напельбаумъ. Г. Утятинъ». И вдруг среди них любительская фотография. Деревянная лестница, ведущая от пионерского лагеря по крутому берегу к речке Тихая Ряса. На ступеньке сидит Таня и смеется, запрокинув голову. Такой она себе нравилась больше всего: нос не кажется длинным. А смеется потому, что корчит рожи фотограф – Шурка Дзюйко, он через год переехал в Ленинград. Даже фотоаппарат его Грета вспомнила – «Смена-2» в темно-коричневом футляре. У перил стоит Юрка Петров и смотрит на смеющуюся Таню. «Как я люблю, когда ты улыбаешься», – вспомнила она его голос. А сзади стоят Шпилька и Тумба, самые умные члены краеведческого кружка, их приобняла улыбающаяся Руина. Ленка Тумбасова строго глядит в объектив. А Лена Шпильман глядит на Юрку Петрова. «Что касается меня, то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него, а он глядит в пространство», – пропела Грета. Господи, ну зачем она полезла тогда в этот краеведческий кружок! Переросла бы детская дружба Юрки и Лены в юношескую любовь, не метался бы Юрка по утятинским бабам, не страдала бы Лена. А может быть, у них все бы сложилось так же, только Таня не мучилась бы виной. А ведь Лена из них самая симпатичная. Таня и Тумба – долговязые и нескладные, у Тумбы слишком неподвижное лицо, у Тани длинный нос. А Шпилька миниатюрная, фигурка точеная, лицо как акварелью выписано – нежный румянец, тонкие черты лица. И черные волосы кудрявятся. Но вообще-то самая красивая здесь Руина. Таня школьницей воспринимала ее как учительницу – старая тетка и больше ничего. А ей в ту пору лет тридцать было…

– А ведь Руслан тебя любит, – заговорила Лена от порога. – Мальчик очень горюет. Может, все-таки откроемся ему?

– Пусть мальчик переболеет и забудет, – ответила Грета. – Мне ему ответить нечем… А я фотографии рассматриваю. Какая вы были хорошенькая! Гораздо лучше своих подруг. А учительница ваша – просто красавица.

Лена подошла и заглянула в альбом.

– Странно, как эта фотография здесь очутилась? В этом альбоме фотографии столетней давности, я его с юности не открывала. А этому снимку… так, сейчас соображу… ровно пятьдесят лет… нет, сорок пять. Да, если б я была художником, то с Земфиры Рувимовны Юдифь нарисовала. У меня больше нет ее фотографий. А если бы я на нее раньше наткнулась, то давно бы поняла, каких кровей Катя. Ведь вылитая Земфира, а?

Вечером Иван Иванович зашел к Шпильман в гости. Дважды обойдя Грету вокруг, он спросил:

– Маргарита, а какие у тебя ноги?

– Что? – изумилась она.

– Тебя двое опознали по ногам: Беляков и Руслан. Что такое в твоих ногах, что тебя за Таньку Гречку приняли? Какие у вас ноги?

Грета подумала и сказала:

– Зажигательные.

Елена Карловна засмеялась. Потом сказала:

– Не мучайся, Иваныч, это анекдот с бородой. Женские ножки делятся на зажигательные – ножки-спички, опьяняющие, то есть бутылочками и музыкальные – как у рояля. Ты у нас верный муж, поэтому на их ножки внимания не обратил. Лучше скажи, когда это все закончится. Видишь, девушка устала взаперти сидеть.

В день похорон к моргу собралось столько народа, что Татьяна удивилась. А это утятинцы сочувствовали горю девушки, потерявшей жениха и жестоко отомстившей за его смерть бандитам. Да и к особнякам основная масса относилась негативно. В толпе горячо обсуждали, вернутся ли Саблины из Израиля, куда улетели, вызвав доктора к раненым бандитам. По-настоящему горевали о Маргарите немногие: слишком мало знали. Однако, в кафе «Селезень» на рынке, где Кожевниковы заказали поминки, народу набилось немало.

Вечером, проводив Руслана, Кожевниковы собрались к Елене Карловне, но, привлеченные криком во дворе Золотухиных, побежали к Таисии.

К Шпильман Татьяна влетела с новостями:

– Ой, что сейчас расскажу! Слышу у Таиски во дворе крик, выхожу. Лида-то у них с той ночи не поднимается, говорят, последствие сотрясения мозга. Температура, голова болит, тошнит, на свет глядеть не может. Я испугалась, не с ней ли что. А это Поповы пришли за своего ирода просить, – видя, что слушатели ее не понимают, пояснила. – Ну, Лешка Попов, из семеновских. Это ведь они в прошлом году Лидочку беременную в котлован скинули. И хватило совести прийти: «поймите меня как мать, не губите ребенка». Бабка Паша дала им мать! Вот она, партизанская косточка! И Таиска добавила! Наглость какая: ее выродок молодую мать с не рожденным еще ребенком не пожалел, а ты его пожалей. Иван Иваныч, много им дадут?

– Не волнуйся, не отвертятся. Если бы только этот случай, могли бы с опытным адвокатом на другую статью переквалифицировать, мол, это не покушение на убийство, а хулиганство. А вместе с убийством Кати, сама понимаешь… Вовка только по этому делу проходит, его адвокат будет землю рыть. А Поповым-то без разницы, чего поперлись…

– Ну, и нам без разницы! Давайте помянем Маргариту и выпьем во здравие Татьяны!

– Ты знаешь, Маргарита, наши твою карточку медицинскую из Успенска запросили.

– А там нет ничего. Даже группы крови. Я только на медосмотры туда ходила.

– А зубы?

– И зубы я не лечила. Не волнуйтесь, исчезну я как утренний туман. Вы лучше расскажите, за что химики деда Славку убили?

– Не они. Убил его Димка Ежов, брат Маринки. Ну, любовницы полковника. Дед на нее завещание написал, ей отдал. Через неделю тот его и … того. Чтобы не передумал. Он ведь эти завещания не один раз писал. А машину свою Ежов одному уремовскому охраннику продал, путем не помывши. И обошлось бы, но тот устроился сюда.

– А что же они это завещание не предъявили?

– Так чтобы в наследство вступить, нужно, чтобы дед был официально признан пропавшим. Вот и выжидали. Но оказалось, что дед сам себя перехитрил. Любовнице завещание для успокоения, а на следующий день другое оформил – на дочь. С тем и ушел в мир иной.

Через неделю сломалась машина Ираиды Семеновны, и она отправилась в Москву на вещевой рынок с Валерой на его микроавтобусе. Хотя ее шофер утверждал, что ему тут ремонта на день, Ира ждать не стала, тем более, у Кожевникова были какие-то дела в столице.

По дороге они сделали остановку в Дубне, где Грета пересела в машину с красным крестом. Путь ее лежал в одну платную клинику широкого профиля, расположенную в живописном парке.

Оглавление

Звонок из прошлого

Замужем за мафией

А на кладбище всё спокойненько…

Шемякин суд

Расследование

Наживка

Облом

В Успенске

Ничего не случилось

А на кладбище…

Телефонные разговоры

Ничего еще не закончилось

Огонь бушует

Прощание с легендой

Если на сцене висит ружье…

Новое имя