Проводница [Оксана Сергеевна Царькова] (fb2) читать онлайн

Студенческому специализированному

отряду проводников «ЭЛЛАДА»

УРГЭУ-СИНХ в городе Екатеринбурге

посвящается.

Девчонки, вы – лучшие.

– Вот так бывает… (поёт, старается популярный певец по нашему общепоездному радио)… прошла, как сон… растаял он…

Вот так бывает! Таня запевает! Таня замолкает, потому что… выпивает! Чаю! Не разбавленного профессионально по-проводницки на десять раз с содой, а хорошего чаю, крепкого и душистого чёрного с сахаром.

Служебка и плацкарт наполняются запахом самовара (пардон, титана), жарко натопленного смолянистыми дровишками. И сама Таня, как купчиха за чаем на картине Кустодиева, с сушкой в одной руке и со стаканом чая в подстаканнике – в другой, важно восседает напротив электрощита. Краснощёкая и довольная жизнью проводница-студентка. Лето 1993 года. Благодать!

Глава 1

Давайте знакомиться! Татьяна Александровна Ёлкина – 1973 года рождения, студентка экономического ВУЗа, не замужем. Вот в нескольких этих словах все Танины 20 лет жизни уложились. Впрочем, мы тут не анкету заполняем. А хотим вам поведать про Танино лето в начале девяностых, сумасшедших, удивительных и, как сейчас модно говорить, бурных.

А настали бурные девяностые для Тани совсем не бурно. Это, может в столицах бурлит, а в нашем средиземье (живём мы на границе Европы и Азии), пока было более-менее спокойно.

Но, мама Танина всё ж таки устроила забастовку в отдельно взятой семье для отдельно взятой Тани.

– Татьяна, тебе уже скоро двадцать лет, а ты всё наслаждаешься нескончаемым детством. Учишься ты, конечно же, хорошо, и стипендию свою крошечную к нам в дом в бюджет общий приносишь. Но пора бы уже тебе, Таня, работать и денежки зарабатывать. Хотя бы в каникулы. У нас на железной дороге, в резерв проводников студентов временно на лето принимают, чтобы кадровых работников подменить во время их отпуска. Иди, учись, сдавай экзамены, проходи медкомиссию и… туту! – Мама иронично гудит, как паровозик, и машет Тане, неведомо откуда взявшимся в её руках, синим платочком.

– Мамочка, а можно без жестокости к своему дитятку родненькому? – Вкрадчиво начинает Таня. – Могу я на воле погулять, пока молодая и красивая? Не хочу я лето красное проводить запечатанная в душной железной коробке с колёсами! Мне всего хватает и не нужны мне боле ни наряды, ни помады! – Татьяна переходит на русский былинный и пускает по девичьему лицу слезинку.

– А лосины?!! – Умело парирует мама.

Ух! Против лосин не попрёшь! Без них Таня абсолютно точно обходиться не умеет. Лосины являются главной основой Таниной жизни. Потому как – только надев первые свои лосины (чёрные длинные и невероятно блестящие) Таня для себя поняла, что она теперь личность! И, даже, очень вся такая сама из себя модная. А в институт свой она теперь тоже может ходить, как другие крутые и передовые девушки начала девяностых, высоко и горделиво задрав голову! Потому что и Танин зад теперь обтянут вожделенными лосинами.

Именно поэтому, мама так легко и безоговорочно победила в их споре. И Таня согласилась походить, поучиться на проводницу в резерв проводников нашего города. Благо, живёт она со своей семьёй совсем близко от железнодорожного вокзала на улице Стрелочников (есть такая улица – это не прикол), оттуда до резерва пятнадцать минут ходьбы так, не спеша, вразвалочку.

Судьба Тани, как бы она ей отчаянно не сопротивлялась, неразрывно связана с железной дорогой. Вся её многочисленная родня: прабабушки и прадедушки, бабушки и дедушки, дяди и тёти, мама с папой, наконец – железнодорожники. И Таня тоже теперь будет железнодорожницей … в четвёртом поколении!

Таня, конечно повредничала и, вопреки всем титаническим усилиям её железнодорожных родичей, поступила в экономический ВУЗ. Но, судьба не успокоилась и всё-таки привела Таню на железную дорогу. Пусть на лето, но Татьяна будет железнодорожницей, все вокруг счастливы и довольны, кроме самой Тани. Но вожделенные лосины (много и разных), которые у неё в результате нежеланной и нежданной работы образуются – скрашивают образовавшуюся этим летом неприятную кармическую загогулину.

Согласившись, только под деспотичным давлением родителей, поучиться на проводника, Таня для самой себя твёрдо решила, что, хотя бы внешне, она не будет выглядеть как пожилые тётечки – проводницы, замученные жизнью и людьми, на которых досыта насмотрелась в бесчисленных поездках со своей семьёй по Советскому Союзу.

А уж за свою двадцатилетнюю жизнь Таня и её родители много поколесили по стране. У железнодорожников билеты на поезд всегда бесплатные, хочешь – в Сочи кати, а хочешь во Владивосток! Но из нашего края все в Москву хотели. Столица манила нас красотой своих… магазинов! В этих магазинах было всё! Даже туалетная бумага – предмет небывалой роскоши для простых обывателей из глубинки.

В нашем городе у большинства жителей туалетной бумагой, обычно, служила пресса. Газеты, журналы после прочтения становились, ну, вы понимаете, чем. Поэтому, из всех поездок в столицу с семьёй Татьяна возвращалась с самым прекрасным украшением на земле! Чудесным ожерельем из рулончиков туалетной бумаги, надетым на шею. Гордо шла Таня через свой двор, возвращаясь с вокзала, и все знали – Ёлкины были в Москве и купили драгоценнейший дефицит! Завистливые взгляды соседей возносили Таню до небес! И после поездки в столицу, целый квартал фотографии советских вождей и попы Ёлкинского семейства не виделись, к обоюдному, надо сказать, удовольствию.

Нарядилась Таня для первого своего дня учёбы в резерве – соответственно своему пониманию – как феи железнодорожных вагонов в новых реалиях выглядеть должны. Конечно же, Танюша на себя надела всё самое лучшее, что было в её небогатом гардеробе. Потрясающие блестящие чёрные лосины, коротюсенькую мини-юбку из обрезанных и сваренных в ведре с хлоркой старых джинсовых штанов (потому, что назвать джинсами это произведение индийских кутюрье, язык не поворачивался) и свою любимую сиреневую кофту с рисунком под леопарда. На Таниных веках красовались самые фиолетовые из фиолетовых теней, а голубые с серым глаза были обведены очень густо чёрным карандашом. Помада на пухлых Танюшиных губах, в любых жизненных обстоятельствах, была только красная. Её чёлка, как полагалось по моде того времени, была начёсана в двадцатисантиметровый кокон, и доведена до совершенства сиреневым лаком для волос. Венчал Танину голову огромный конский хвост, собранный на макушке.

Таня вышла в коридор и глянула на себя в зеркало – красотка! Из кухни выбежала горячо любимая Таней пятилетняя сестричка Иринка и тоже замерла в восторге, задрав голову и даже открыв рот! Значит, решила про себя Таня, и правда – сногсшибательный наряд! Всё, крепче держись за поручни, железная дорога. Таня Ёлкина готова быть проводницей!

Заявившись в резерв проводников нашего города в таком вот боевом виде и не менее боевой раскраске, Таня была и встречена соответственно. В дверях она столкнулась с каким-то лысым высоким дядечкой. Он шёл по своим делам, никого не трогал, задумался и не замечал ничего вокруг. Сначала, видимо, его взгляд привлёк блеск Таниных лосин, а потом уж блеск всей Тани. Он остановился в дверном проёме и просто окаменел. Царственная улыбка Татьяны осветила её довольное таким ошеломляющим эффектом лицо.

– Вы кто такая? – Спросил мужчина очень густым басом, который никак не вязался с его внешностью. – Здесь резерв проводников, а вокзал, милочка, находится немного левее от вас. А вы, видимо, немного промахнулись, когда гм… на свою… охоту, что ли, вышли.

И он так многозначительно посмотрел на Таню, чтобы она поняла, что привокзальным путанам здесь не место.

Ох! Зря он это! Оскорбить Таню за её ультрамодный наряд и ослепительную красоту. Это смертельно опасно. Никому не рекомендую повторять!

– Дядечка! – Таня добавила в свой девичий звонкий голосок лошадиную дозу уничижительного сарказма. – Ваша тусклая фигура мешает мне пройти к месту учёбы! Я, между прочим, студентка, решившая, исключительно по своей доброте душевной, помочь нашей железной дороге в напряжённый летний период утолить внезапно возникший кадровый голод. Так сказать… гм…, – передразнила Таня его голос и интонацию, – разбавить ваше стоячее болото свежей водой!

Вдруг, в глазах мужчины зажглись искры озорства. Он захохотал, а Таня опешила. Она ожидала от него всего, чего угодно, но только не смеха.

– Кто ты? Такая дерзкая? Как звать-величать?

Дяденька достал из кармана синей железнодорожной формы большой, просто огромный, белый платок и вытер выступившие от смеха слёзы, а заодно, и свою взмокшую лысину, и вопросительно уставился на неё зелёными и круглыми, как у Ёлкинского кота Васьки, глазами.

– Татьяна Александровна Ёлкина. – С максимально возможным апломбом объявила она ему о себе. – А вы кто?

– Ёлкина? Дочка Саши Ёлкина?!! Вот это да! – Брови мужчины от изумления поползли вверх ко лбу и, наверное, если б смогли, укатились бы и дальше по его блестящей лысине к самому затылку. – Ты ж крошка совсем была, когда мы с ним… Ах! Ну да! Он тебе про такое не мог рассказать… Танюшка-девчушка. Выросла, значит. И в проводники хочешь. Занятно!

Он всплеснул руками и завис над Таней с умильно-глупым выражением лица. Как будто встретил на своём пути очень милого, пушистого и… абсолютно безмозглого котёнка. Потом, правда, опомнился и представился ей.

– А я – начальник поезда Ахромеев Василий Васильевич! Принимаю здесь экзамены, – махнул он рукой куда-то позади себя, в недра резерва проводников, – у вот таких как ты – желающих летом подработать.

Ахромеев, наконец-то, убрал с лица мечтательно-вспоминательное выражение, и снова стал серьёзным.

– Ну что ж, пойдём, Татьяна Александровна Ёлкина, покажу тебе, где ты теперь учиться будешь.

Сказать, что Таня была сильно озадачена такой нежданной-негаданной встречей. Нет, не была. Их, Ёлкиных, на нашей железной дороге пруд пруди, обязательно кто-нибудь какого-нибудь Ёлкина знает или помнит. Но вот то, что этот Ахромеев с её отцом что-то такое, что нельзя рассказывать родным детям, вытворял – именно это её очень сильно смущало.

Но, молодость, скажу я вам, это такая замечательная штука! Через пять минут Таня уж и не помнила, что смущалась от чего-то. Её захватил и увлёк за собой водоворот весёлой поры – поры обучения на проводника.

Несколько месяцев учёбы пролетели для Танюши как один короткий миг! Она с лёгкостью сдала все экзамены. А вот дерзости в Тане совсем не убавилось, а даже ещё и прибавилось. Родилось и укрепилось где-то глубоко внутри неё, ничем, правда, таким особенным не подкреплённое, внутренне ощущение того, что она всё про всё знает и всё в этом мире может. Берегись, железная дорога! Таня Ёлкина сейчас вам всем покажет, как надо людей по стране катать!

Ахромеев после обучения, конечно, взял Таню в свою бригаду. Так сказать, под своё крыло. Наверное, не обошлось без папиной протекции. Ну, да ладно! Так, даже ещё и лучше, решила Таня. Бригада Ахромеева работала на столичных направлениях. Москва, Питер. Вот что по-настоящему круто!

Первый рейс, в её девичьих мечтах, обещал быть Тане лёгким и безоблачным. Делов-то, на копейку, двое суток с половиной туда и столько же обратно. Тьфу! В Танюшиных грёзах это её долгожданное путешествие выглядело просто отлично. Она, без сомнения, покорит всех вокруг своей красотой и обаянием. Люди в её вагоне будут исключительно только душки и лапочки. По мановению Таниного пальчика они будут порхать вокруг, и выполнять её любые прихоти и желания. А Тане останется лишь, с королевским спокойствием и снисходительностью, принимать драгоценные дары и благословлять их всех на оказание безвозмездной помощи в её нелёгком труде проводницы. Аминь!

Вот так – легко и непринужденно пройдёт Танино лето. Долгожданные лосины (и, конечно, не только они одни) будут прикуплены на рынке в Москве, и вот тогда, пренепременно, ей можно будет завязать с этим неприятным делом – работать на железной дороге.

А Танины родители перед её первой поездкой решили, в свою очередь, сделать ей, по тем временам, воистину роскошный подарок.

Надо отметить, что в то время студенткам, которые выходили на лето в рейсы, не полагалась специальная форма, которая была у всех железнодорожников и, в том числе у кадровых проводниц. Поэтому, решили в резерве, девушкам её можно было заменить школьной формой, которую носили старшеклассницы в начале девяностых, потому как они были очень между собой похожи. Синий пиджак и юбка. Правда, у проводников цвет формы был немного темнее, чем у школьников. Ну, да ладно! В то чудесное время никто особо не заморачивался на такие мелочи. Есть что на себя надеть – вот и хорошо!

А мама, расщедрилась, и отдала Тане свою вторую запасную форму, в которой она на работу ходит в управление железной дороги. На тесной Ёлкинской кухне собралась вся семья. Тесным кружком родные окружили отъезжающую в дальние края новоиспечённую проводницу и наперебой напутствовали её.

– Татьяна, сейчас максимально сосредоточься, пожалуйста, и очень внимательно выслушай меня и, по возможности, конечно, запомни. – Говорила мама, срывающимся от волнения, за свою маленькую дочурку, голосом. – Я свои нашивки с костюма убрала, но ты, доченька, больше ничего в нём не переделывай. Юбку не укорачивай, бока не ушивай, а главное – не распарывай подкладку и пуще глаза береги пуговицы. Если, вдруг, какая-нибудь пуговка оторвётся, не поленись, найди её и обязательно пришей на место. Костюм этот в рейсе постарался как можно реже снимать. Вот тебе наш с папой наказ и благословение.

Мама, всё-таки, не выдержала и всплакнула.

Таня всё это время только монотонно кивала головой. Сиреневая, залакированная убойным лаком для волос до состояния монолита, чёлка тоже похрустывала в знак её согласия и примирения. Родители, вообще-то, дочку свою старшую редко поучали или о чём-то просили. Так что к их словам надо было обязательно прислушаться. И Таня прислушались. Надела подаренный родителями костюм безропотно. Повздыхала, конечно, что длина юбки ниже колен, и никто не увидит всей красоты её лосин. А куда ж Таня без них!

И даже папина обличительная речь о том, что Танины лосины и серьёзная профессия проводника абсолютно не совместимы – была пропущена ею мимо ушей. Лосины – это Танина визитная карточка. Шутите! Без этих блестящих лосин уже никто в резерве Ёлкину и не признает.

Вот с такими напутствиями и в мамином костюме Танечка отправилась в резерв на первое своё распределение перед рейсом. Она и не сомневалась, что папа замолвил за неё словечко перед Ахромеевым и Татьяна, конечно же, поедет с комфортом в штабном вагоне вместе с начальником поезда.

Как она смогла опоздать к началу планёрки – не ясно! Никто не узнает, а привокзальный ларёк с обалденными серёжками в виде огромных блестящих металлических колец, её не сдаст.

Ну, вот негоже Татьяне появляться в столице без супер-пупер модных серёжек – постановили они с ларьком. Она припозднилась то, совсем чуть-чуть. И получила по полной программе от начальника поезда.

– Ёлкина! Тебя где носит?!! – Густой бас Ахромеева сотрясал стены маленького актового зала, который использовавшая для инструктажа и распределения бригад. – Ты, что это такое о себе возомнила? На носу твой первый рейс, а у тебя ветер в голове и бардак на голове. Что это за маскарад?! Ты не на панель, а в Москву едешь. Быстро беги умываться и начёс свой дикий убери.

– И не мечтайте, не будет, по-вашему, Василий Васильевич! – Таня отвечала ему, как её казалось, максимально вежливо-официальным тоном. – Нигде в железнодорожных правилах не написано, что проводница должна быть невзрачной уродиной. Техника безопасности соблюдена. Туфли у меня закрытые, хвост не распущен, а в пучок убран, костюм синий форменный надет. Даже юбка ниже колена. Так что, придираетесь вы ко мне сейчас, почём зря!

Таня сама, в этот момент, была уверена в своей правоте и красоте на все сто тысячных тысяч процентов, и сдаваться не собиралась. Ёлкины не сдаются!

– Опять дерзишь, Ёлкина?! Ну что ж. – Ахромеев злорадно улыбнулся, а его зелёные кошачьи глаза сверкнули зловещим хищным огоньком. – Ты, вот тут, опоздать изволила и не ничегошеньки знаешь. А у нас сегодня в бригаде недобор. Несколько студенток испугались чего-то и отказались в рейс выходить. Так что, некоторые из вас, поедут в рейс на единицы. И ты в их числе. Одиннадцатый плацкартный вагон – твой. Наслаждайся! Ах да! Чуть не забыл, – голос Ахромеева достиг апогея сарказма, – ключи не успели изготовить на всех. Так что одни ключи на три вагона. И тебе они, Ёлкина, не достались. Раньше приходить надо, Таня.

Ого! Вот это засада! Таня даже, на мгновение, захотела свалить по-тихому отсюда как те испуганные студентки.

Если кто не помнит, в начале девяностых, в районе Казани местные самостийные татары протестовали против того, что Татарстан никак не отделяют от России. Делали они это самым банальным способом – били камнями окна проезжающих поездов. Окна, конечно у нас в вагонах прочные, но иногда хулиганам удавалось их пробить. Именно поэтому, некоторые окошки в вагонах тогда были заколочены фанерой. Это и создавало, пугающую юных студенточек, неповторимую ауру бандитского беспредела на транспорте, который тогда, казалось, царил везде.

Но, опять же, в, то непростое время, по сравнению с повсеместным бардаком и разрухой, для нас всех такая досадная мелочь, как разбитые окна и опасность быть покалеченными, была так, семечки. На улицах наших городов регулярно звучали автоматные очереди. Братки и многочленные банды рэкетиров бесконечно делили нашу Родину на нужные им кусочки.

Нам – молодым тогда было не до страхов-ахов. В России пали все запреты и границы. Сразу стало можно всё и сразу! Молодёжь торопилась всё успеть и попробовать и попробовать всё успеть! Мы были бесстрашны и даже отчаянны. Наше легкомыслие, которое у нас было тогда, просто поражало.

Но, видимо, некоторые девочки оказались намного осторожнее, чем Таня. Она же тоже, во время совместной с ними учёбы на проводников слышала, от более опытных девиц, тех, кто ездил летом на замене кадровых проводников, не первый год, леденящие душу страшилки про бандитов, про битые окна и про вагонных вороваек всех сортов. Но Танюша с детства в поездах и привыкла к этой кутерьме и, даже не обращала на неё внимания. А вот молоденькие студентки – струсили.

И даже ездить на единицу – для Танюши не наказание. На единицу – это когда ты весь рейс в вагоне работаешь одна, без сменщика. Спать приходится урывками, между станциями. И ещё выкраивать время на еду, разноску чая и белья, уборку вагона и туалетов и разборки с пассажирами. Короче, становишься вагонным зомби. Не понимаешь где ты, что ты, который сейчас день и сколько времени. Но и это испытание на прочность её организма Таню не колышет.

Она, если подворачивается такой случай, может скакать всю ночь в институте на дискотеке, потом пойти поучиться на пары, а вечером, даже не сомкнув глаз, наша Таня, снова готова бежать на другую дискотеку. Спать (ну, чуть-чуть на лекциях на задней парте поспит, и что?) в этой цепочке совсем не предусмотрено. А и не хочется. Ни капельки. Так можно и всю свою молодость проспать! А здоровья в 20 лет, (вы же и сами прекрасно помните) хватает на всё. Золотое время!

А вот отсутствие ключей – потеря потерь. Это ж нечем и служебку (служебное купе) закрыть. А в ней, между прочим, постельное бельё, деньги и чай с сахаром. И туалеты на санитарную зону на швабру не запрёшь – страждущие сломают. Ну, ничего, выкручусь, думала Татьяна, и не из таких передряг вылезать приходилось. И она бодренько пошагала за Ахромеевым к своему вагону.

Вот и он! А что это ПЭМ (поездной электромеханик) возле аккумуляторных батарей, которые внизу вагона находятся, бегает, и смущённо трёт затылок своей заскорузлой рукой?

– Познакомься, – Ахромеев сделал изящный жест рукой в сторону Тани, как бы ангажируя ей ПЭМа, – Трофим Михайлович Сидоров. Электромеханическое сердце нашего поезда. Золотые руки у него и душа. Прошу любить и жаловать!

Василий Васильевич, решивший, что процесс представления Трофима Михайловича окончен, отвернулся от Тани и, деланно-заботливо, задал крайне тревожащий её сейчас вопрос.

– Михалыч, ну как? Будет свет? – Ахромеев весело скалит зубы в ухмылке, и подмигивает заговорщицки правым глазом. – Сможет ли Татьяна Александровна Ёлкина сегодня без зажигания фонаря пассажиров принять?

– Ёлкина? Это Толи Ёлкина внучка? Уже выросла?!! Это ж мы с твоим дедом… – и красное лицо Михалыча приобретает то же самое мечтательно-вспоминательное выражение, какое было у Ахромеева при упоминании Таниного отца. – Да уж! Поколесили мы с ним на зелёном дизеле… Эх, ма!

– Ага! А рассказать внучке нельзя! Гм… железнодорожная тайна! – Таня опять передразнила бас Ахромеева. – Чего же это такое вы все с моей родней по мужской линии вытворяли, что мне знать не положено? Старики-разбойники?!!

– Дерзит?! – Михалыч одобрительно подмигнул Ахромееву. – Настоящая Ёлкина. С характером. Ёлки-иголки!!!

И они дружно заржали как два жеребца. Видимо, эта шутка-прибаутка что-то для них обоих означала. Таня отметила про себя, что ей обязательно надо после возвращения домой попытаться додавить предков на предмет правды об этих их совместных с Михалычем и Ахромеевым шалостей в прошлом.

Но факт остаётся фактом – света в вагоне не будет. Опять судьба подкинула для Тани неразрешимую, по крайней мере, сейчас, проблему. Вагон – он же сам по себе как маленькая автономная электростанция. Пока идёт состав, заряд накапливается в аккумуляторных батареях, а когда стоит – батареи этот заряд в электрическую систему вагона отдают. И если в вагоне батареи не подзаряжаются, как надо, то света на стоянке не будет. Что ещё таит в себе этот 11 вагон?

Пока Михалыч и Ахромеев зацепились языками и злословили про Ёлкиных, Таня поднялась в свой вагон. Ого! А он, случайно, царя Гороха не помнит? Такая рухлядь! И как его на Москву пускают? Видать, совсем плохо на дороге дела идут. Ну, да ничего! Ёлкиных такой ерундой не испугать. И похуже вагоны видали. Когда в прошлом году в Геленджик с семьёй ездили, думали, что пол в вагоне провалился и придётся всем только на спальных полках обитать, как птичкам на веточках.

Оп-па! Сглазила! Пол и в этом вагоне оказался дырками. Причём, в самых интимных местах – в туалетах. Протёрли люди ногами в полах ещё по отверстию возле унитаза, видать для дополнительной вентиляции. Ну, ничего, Танина нога не проваливается, значит всё в порядке.

Ага! Вот и ещё одна проблемка обозначилась – дверца дровника возле титана болтается и никак не желает закрываться. Тааак, Таня наклонилась и прижала её коленом покрепче… Рррраз! И… в глаз! Прямо в правый Танин глаз отскочила острым углом, зараза! Ох! Фингал же будет! И как она теперь? С подбитым глазом и в столичный рейс. Стыдобища!

Добежала до зеркала, посмотрелась. Спасена Таня от неминуемого позора! Не зря она пол-утра сегодня фиолетовыми тенями на веках до самых бровей красоту неземную рисовала, как знала! Ничегошеньки и не заметно под такой прекрасной маскировкой (надо себе это на заметку взять). Ура! Таня и дверца: один – ноль в Танину пользу.

Михалыч и Ахромеев, не преставая по-дружески балагурить, тоже зашли в одиннадцатый вагон. И опять покатились со смеху. Ошалелый и слегка потрёпанный Танин вид очень их развеселил. Боевое крещение, значит, устроить Тане решили. Но нас Ёлкиных, так просто, голыми руками не возьмёшь! У каждой ёлки есть острые иголки!

Вот когда Таню в школе в четвёртом классе, вдруг, задумали дразнить тёлкиной (кто-то увидел на обложке её дневника надпись – Т.Ёлкина… это мама написала, не подумавши), она им всем задала такого жару! Дралась с обидчиками до крови. Пикнуть после этого про тёлкину боялись. Тридцать одноклассников Танюша победила и 11 вагон с этими старыми озорниками победит!

– Пойду фонарь поищу, – деловито сказала им Таня, – чувствую, что не заработают батареи к посадке и света в вагоне на стоянках не будет. Так что ли, Михалыч?

ПЭМ забурчал что-то невнятное и покосился на Ахромеева. Но тот подмигнул ему по-заговорщицки весело, подхватил Михалыча под ручку и увлёк в свой штабной вагон.

– Разберёшься сама! По ходу поезда! – Бросил через плечо, Ахромеев Тане на прощание.

      И они опять дружно захихикали в переходнике очередному, пока не понятному Танюше, поездному приколу.

Когда они удалились, Таня глубоко вдохнула и шагнула в свою служебку. Села на полку и задумались. Срочно надо решать эту задачу с вагоном. Надо как-то договариваться по-хорошему с ним.

Это, может быть, для вас кажется дикостью, что до мозга костей городская девчонка-студентка в конце двадцатого века всерьёз решила вести переговоры с неодушевленным предметом, а именно старым разваливающимся железнодорожным вагоном. Но, Татьяна была не совсем обычная девушка. Она выросла в семье железнодорожников, и о многом слышала, знала или догадывалась. Ну, хотя бы о том, что: «Ко всему на железной дороге необходимо уважение и должное обхождение иметь» – любил вставлять в разговоре её деда Толя к месту и не к месту. И Таня решила взять себе на вооружение эту мудрость предков и претворить её в жизнь.

Какое-то давнее воспоминание неожиданно царапнуло её память. Однажды, когда ей было как сейчас Иришке, лет пять, они всей семьёй поехали в её первое путешествие в Москву, и она, случайно, подглядела за своим отцом. Танюшка кроха малая, спряталась тогда за дверцей дровника – точно такой же, которая ей сейчас синяк поставила – именно из-за токающей боли над правым глазом, Таня об этом случае и вспомнила. Папа тогда перед тем, как поезд поехал, думая, что его никто не видит, что-то положил в шкафчик в служебном купе проводника, при этом приговаривая. Вроде этого: "Вагон-дружок, дам тебе я пирожок. Не бузи, не егози, хорошо нас довези!".

Значит, и Тане тоже надо, чтобы с вагоном подружиться, пирожок в служебке на полочку в шкафчике положить. А где этот пирожок взять? Ой! Мама! Мама же дала ей в дорогу пирожки. Хотя она точно знает, что Таня свою фигуру бережёт, и пироги не ест. Значит, мама заранее позаботилась о Таниной дружбе с вагоном. Спасибо тебе за это, дорогая мамулечка!

Таня положила пирог в шкаф, сказала заветные слова и нежно погладила вагон рукой возле раковины. Но тут, её внимание отвлёк какой-то шорох в рабочем тамбуре. Таня рванула на звук, но там, увы, никого не было.

Она вернулась и открыла шкаф, в который только что угощение положила. Ну, любопытно же! На полочке было пусто. Ой! Нет, не пусто. Пирога не было, а ложки остались. Обычные чайные ложки. И, вдруг, сама собой, Танина рука потянулась к одной – совершенно одинаковой со всеми остальными, и ничем таким особенным не выделявшейся среди них, ложечке и положила её в карман своего форменного пиджака.

Тааак! А вот это уже совсем точно, неспроста. Зачем Тане ложка в кармане? Подбегать к пассажирам и предлагать им сахарок в чае размешать?

"Вагон-дружок, принял Танин пирожок, ложкой он вернул должок" – крутилось у Танюши в голове…

Что ж. Вроде бы она сделала всё правильно для того, чтобы наладить контакт с вагоном, теперь осталось только ждать результат. И лучше, чтобы он был положительный, а не отрицательный.

Нечего, попусту время терять и рассиживаться, как квашня, надо идти работать. Скомандовала себе Таня. Например, взять и поискать фонарь. Скоро посадка на рейс. Ага, вот и шкафчик с фонарём и флажками. Заперт. Надо же! Всё везде распахнуто, а он заперт! И ключи через два вагона от Тани. И тут, снова, рука самостоятельно, независимо от Таниного желания, залезла в карман и достала ложку. Таня вставила черенок ложки в скважину замка…

Вообще-то, все замочные скважины в поездах сделаны под круглый ключ с треугольным отверстием внутри, но ложечка удивительно хорошо вошла в отверстие и повернула замок как надо. Шкаф открылся! Вот это да! Обрадованная Таня побежала по коридору! Ложка в её руках, буквально, творила чудеса! С её помощью можно было открыть и закрыть абсолютно все имеющиеся в этом вагоне замки.

– Спасена! Спасибо, вагон! – Таня искренне, от всей души, с благодарностью ещё раз погладила его по ближайшей полке.

Опять раздался чуть слышный шорох, но уже возле титана. Ох! Таня вспомнила, что надо его растопить перед посадкой, чтобы пассажиры сели, а кипяточек для чая вот он! Пейте люди дорогие, на здоровье.

Блин, возле титана находится та самая вредная дерущаяся дверка, которая не закрывается. И она попробовала её чудо-ложкой запереть. Надо же! Получилось!

Тут, состав дёрнулся, его повезли из отстойника на платформу вокзала для посадки пассажиров. Таня, быстрее молнии, заметалась по вагону, как будто в неё разом веселились три такие же девушки. Силушки, как ей показалось в том момент, у неё теперь было так много, что она умудрилась одновременно два ведра с углём для растопки титана нести в левой руке, а в правой тащить два полных ведра с водой.

Да! Таня всё успела сделать вовремя. Титан пыхал жаром. Туалеты промыты и закрыты. Таня поправила начёс на чёлке. Взяла фонарь и флажки. Откинула тяжеленную железную площадку, зафиксировала ёё, как положено по инструкции, протёрла поручни, вышла на платформу.

Волнение, до этого заставившее Танюшино сердце скакать испуганным зайчонком, вдруг, куда-то разом улетучилось. Наверное, потому что Таня оказалась в родной, и привычной с раннего детства, стихии железнодорожной суеты. Началась посадка на рейс.

Глава 2

На платформе, расположенной перед столичным поездом было очень людно. На улице уже потихоньку смеркалось. Танин вагон, как она и ожидала, оставался тёмным изнутри. Таня включила фонарь и поставила его на верхнюю ступеньку откидной лесенки. Повернулась лицом к отъезжающим. И замерла…

Возле её вагона, громко гогоча, и бесконечно прикуривая друг у друга, толпились в ожидании посадки на поезд… дембеля. Целый вагон демобилизованных из армии солдат. Это даже для проводников с опытом – испытание на прочность.

Таню охватило отчаяние. Потому что, она очень живо помнит, как однажды, она вместе с родителями и сестричкой, сутки ехала в соседнем купе с одним единственным таким отслужившим своё на границе солдатиком, направлявшимся с места службы домой. Уж они досыта насмотрелись, как он тогда изводил безропотную проводницу своими тупыми приколами, которые, скажу я вам, не всегда были безобидными. Он курил, пил, громко матерился и бесконечно блевал и мусорил в своём купе, и, при этом, требовал к себе от неё «почёта и уважухи», и горячего чаю чуть-ли не каждые полчаса, чтоб, непременно ему с поклоном приносила… Как же! Дембель снизошёл до общения с простой проводницей!

Это безобразие никак не прекращалось, пока папа не поговорил с ним по-мужски в тамбуре, и он не угомонился, потирая внушительных размеров синяки под обоими своими бесстыжими глазами.

А у Тани в первом рейсе таких будет… пятьдесят четыре! И каждому морду не начистишь… Ох!

Увидев Таню, парни оживились! Надо же! Девчонка, совсем молоденькая, да это просто шикарный подарок судьбы. Со всех сторон на неё посыпались комплименты и сальные шуточки…

Таня оробела. Пошатнулась и автоматически схватилась за поручень своего вагона. По её руке и телу как будто пробежал электрический разряд, но только очень приятный и крайне бодрящий. Рот Тани сам собой открылся и, опять, независимо от её желания громогласно и крайне строго изрёк:

– Граждане отъезжающие! Сейчас начнётся посадка в 11 вагон. Всем построиться в колонну по одному. Пожалуйста, заранее приготовьте проездные документы и удостоверения личности в развёрнутом виде. Наш вагон будет освещаться только во время движения состава. Поэтому, во избежание неприятностей, прошу всех, кто вошёл в вагон – занять своё место, согласно купленного билета, и дождаться отправления поезда. Предупреждаю – любое хулиганство в вагоне будет пресечено мной незамедлительно. Я вызову наряд милиции и вас высадят на ближайшей станции. Для тех, кто собирается активно мусорить на пол вагона, отдельно сообщаю – веник и совок находятся за дверью возле 33 места. А вообще-то, сейчас всех ждёт очень вкусный и горячий чай. Счастливого пути!

Таня с трудом отцепилась от поручня и изобразила на лице свою самую милую улыбку. На самом деле, она даже немного струхнула от этой своей вступительной речи. А что будет, если дембеля не послушаются её? Ежу понятно, что никакой наряд милиции не справится с толпой молодых здоровых ребят. Но, что сказано, то сказано, уже не вернёшь.

К немалому удивлению Тани, к ней тут же выстроилась очередь. Парни, все, как один, держали в руках посадочные талоны и военные билеты. Никто не возмущался, не ругался и не роптал. Пассажиры заходили по одному в вагон и садились, молча на свои места.

Ой, счастье-то, какое! Не иначе, это опять её вагон ей помог. Таня решила, что надо ещё пирожок в шкафчик положить. Поблагодарить за её счастливое спасение. Так и сделала. Конечно же – угощение мгновенно исчезло с полки, как и в первый раз.

Пока состав не тронулся, Таня с фонарём в руке пробежалась по своему вагону и внимательно посчитала пассажиров. Все на месте. Ну что ж! Поехали!!!

Замелькали за окнами огоньки уличных фонарей, родной город скоро останется позади. Стучат колёса по рельсам та-дам, та-дам! В вагоне зажёгся долгожданный свет, и Тане можно уже было не бегать по салону с фонарём, выхватывая лучом весёлые лица солдатиков. Она собрала билеты, раздала постельное бельё и напоила всех, как и обещала, вкусным горячим чаем.

Сейчас отовсюду она слышала мелодичный перезвон ложечек стоящих в пустых стаканах и тихое дребезжание подстаканников. Все звуки сливались для неё в симфонию прекрасного путешествия. Таня блаженствовала. Она взяла сушку и налила себе чай. По радио пел Юрий Антонов: "Вот так бывает – любовь прошла, как сон! Вот так бывает – растаял он…". Таня немножко подпела ему, взяла сушку в руку, и села трапезничать. Титан натоплен, все пассажиры довольны и счастливы. Благодать!

Глава 3

Вот такой – разомлевшей от счастья, что всё у неё в этом первом рейсе идёт, как по-маслу, и застал Таню Ахромеев. Он, конечно, прекрасно до этого видел, что в Танин вагон село больше чем полсотни демобилизованных солдат, которые блестели хромом сапог и самодельных аксельбантов. И, конечно же, пришёл проверить – как она с этим бедствием справляется. И был, надо отметить, очень обескуражен увиденной картиной всеобщего благоденствия и мирного сосуществования.

– Татьяна! Вот это номер! Как ты сумела усмирить этаких молодцов. Сидят тихо, не барагозят! И вместо водки чаёк попивают! Я такое первый раз в своей жизни вижу, – восторженно сказал Ахромеев, – ты, наверное, какое-нибудь заветное слово знаешь? Не поделишься?

– Ага! Знаю, конечно, даже два заветных слова, – Таня самодовольно заулыбалась, – наряд милиции. Я им на перроне в красках обрисовала ситуацию, если балаган у меня в вагоне устроят. Вот они, видимо, очень были впечатлены, перспективами, услышанными от меня. Им же всем очень хочется домой в срок попасть. Папу, маму, любимых женщин поскорей увидеть, а не привокзальный обезьянник созерцать.

Ахромеев задумчиво тёр подбородок рукой и смотрел куда-то позади Тани, как будто кто-то ещё там был за её левым плечом.

– Хозяйка! – В служебное купе пытался заискивающе заглянуть парень, высокий, косая сажень в плечах, у него на голове красовался, лихо заломленный на затылок, голубой берет десантника. – Хозяйка, мы немного тут с парнягами на пол скорлупой яичной намусорили, а веника на указанной вами дислокации нет. Как быть?

У Ахромеева опять изумлённо – вопросительно изогнулась его правая бровь. Он, не отрываясь, смотрел на новоиспечённую проводницу.

– Славочка, – елейным голоском пропела Таня, – веник с совком ребятки из третьего купе забрали. Они шелуху от семечек очень неаккуратно в моём вагоне насыпали. Сейчас они весь вагон прометут и на место веник поставят. Вот тогда вы его и возьмёте.

Парень заулыбался, очень довольный тем, что Таня запомнила, как его зовут. И согласно закивал головой.

– Ах, да! Славочка! – Таня сделала очень серьёзное лицо, такое же, как у заботливой мамочки. – Я на перроне краем глаза видела, что некоторые из вас у бабулечки купили варёную курочку светло-зелёного оттенка. Так вот. Категорически не советую вам эту курочку кушать. Потому как кроме дислокации веника все узнают, где в вагоне ведро с хлоркой находится, чтобы вы смогли… гм…, – Танин голос опять предательски перешёл на Ахромеевский басок, – ваши… гм… безобразия… что ли… в туалетах с потолка и стен отмывать.

Слава сначала побагровел от смущения, но потом понял, что Танино предупреждение очень серьёзное, и стремглав умчался. Видимо, после яичек, намечалось поедание той самой коварной курочки, так что надо было действовать очень оперативно!

– Братва! Отставить! Курицу не есть! Хозяйка сказала, что кура подгулянная! – Громко орал Слава на весь вагон. – А то она заставит нас ещё и нужники в вагоне драить!

Танюша была просто на вершине блаженства, наслаждаясь видом того, что Ахромеев не только выпучил глаза от удивления, но ещё и его челюсть отвалилась до пупка.

Через минутку, он всё же пришёл в себя и опять уставился куда-то в угол позади Татьяны. Гримасу недоумения он уже стёр с лица, и стал тем же строгим начальником поезда, каким его все привыкли видеть.

–Хозяйка, говоришь? Так они тебя называют? По доброй воле или ты им велела? – Ахромеев испытующе посмотрел Тане в глаза. – Отвечай правду, Татьяна! Я сейчас очень серьёзно тебя спрашиваю. От этого ответа судьба твоя дальнейшая зависит – напрямую.

Лысина Ахромеева побагровела, а глаза метали гневные стрелы то на Таню, то в пустой (а точно ли пустой?) угол за её спиной. Но, Таня не из робкого десятка. Она смачно хрустнула сушкой и громко хлюпнула чаем. Помолчала, для солидности, и, как бы нехотя, вымолвила.

– Сами стали так называть, ещё на перроне при посадке. Даже имя фамилию и сколько мне лет – никто не спросил. – Надув капризно губки отвечала Таня. – А я на это сразу и отозвалась, ну, вот как будто всегда меня так окликали. А что, мне нравится. Хозяйка! Я и есть хозяйка в этом вагоне. Мне от него какая-то энергия, очень приятная телу и душе, идёт. – Уже довольным голосом закончила она.

Ахромеев опять глянул в пустой угол служебки. Коротко кивнул Тане на прощание. Засунул руки в карманы пиджака, поискал там что-то, не нашёл. Нахмурился. И с глубоко озадаченным видом молча, пошёл дальше в хвост поезда.

Глава 4

Вот и минули первые сутки Таниного первого рейса на Москву. Ночь за окном. В вагоне тишина. Мирно похрапывают дембеля, аккуратно разложенные по полкам её вагона. Таня и сама клюёт носом. Но ей сейчас спать нельзя, скоро станция и надо выйти на платформу, обозначиться. Чтобы все видели – Таня здесь, всё в порядке у этой боевой Ахромеевской единицы.

Вдруг, в нерабочем тамбуре, ей послышались какие-то хлопки, удары, пьяная ругань. Опять гуляки из тринадцатого возвращаются из вагона-ресторана, упитые в хлам! Да что они там вытворяют?! Таня громко и широко зевнула, сладко потянулась и нехотя поплелась в другой конец вагона.

Отворив двери в нерабочий тамбур, Таня сначала не поверила глазам своим. Обе боковые двери были распахнуты настежь, хотя она точно помнила, что закрыла их на ключ (ложечку, конечно). Но, её вагон, он, же очень ветхий и пары рывков на себя, со всей дури, хватит, чтобы сломать хлипкие замки. А дури, видимо, у двух бритоголовых амбалов, которые в это время болтались в открытых ими дверных проёмах, было, хоть отбавляй. Ветер в тамбуре завывал грозную и печальную песню, в унисон с ветром оба абсолютно пьяных отморозка что-то орали друг другу.

– Я щас спрыгну! Вован, гадом буду, спрыгну! Для меня не в падлу!!! – Заплетающимся языком выкрикивал тот, что был справа от Тани.

– Серый, да ты гонишь! Это я первый прыгну! А ты фуфлогон!!! – Пытался возражать ему другой, что был по левую руку от неё.

Судя по чёрным кожаным курткам, мощным золотым цепям и тупым, но устрашающим мордам, Таня лицезрела спор "на слабо" двух представителей одной из бандитских группировок. Такие крендели сахарные, расписные в наколках, обычно путешествовали с комфортом в спальных вагонах. Что их занесло в плацкартный вагон, не понятно. Видимо, судьба опять испытывала Таню на прочность. Как будто, дембелей ей было не достаточно?!!

И тут, на Танину беду, кромешную тьму за обоими дверями разорвал свет идущих навстречу их поезду составов. Ужас! Турбулентный поток ветра закрутился в тугой жгут и, сначала вытолкнул добровольцев-самоубийц внутрь тамбура, а затем резкими рывками потащил, быстро трезвеющих, прямо у Тани на глазах братков, обратно – навстречу гостеприимно распахнутым в преисподнюю дверям.

Два прыгуна мгновенно растопырились в стороны всеми конечностями и старались зацепиться хоть чем-то, хоть за что-то. Таня глубоко вздохнула, и решительно сделала шаг вперёд, раскинула руки в стороны. Схватила обоих безумцев за грудки и резко дёрнула на себя. Все трое с оглушительным грохотом влетели в маленький коридорчик возле туалета. Бандюки, надо сказать, живенько пришли в себя и начали отчаянно вырываться из Таниного цепкого хвата. Но, не тут-то было. Татьяна надёжно прижимала их к стене, покруче кузнечного пресса. Силушка, вдруг опять, у неё появилась недюжинная. Да и было у Тани одно соображение, отнюдь не лишённое резона, о том, что эти бешеные быки сейчас вместо благодарности за спасение выкинут её под колёса встречного поезда. Типа, западло им, что сикуха какая-то видела, как они от страха обделались (и это совсем не фигура речи). А так – нет свидетеля, нет проблемы.

С диким матом отморозки попёрли на Татьяну, пытаясь ухватить её за пиджак. С треском начали отрываться пуговицы от её формы и со звоном падать на пол. Таня сразу ощутила, как с каждой оторванной пуговкой тает её невероятная сила. Её пальцы медленно разжимались. Позади Татьяны раздался дружный топот ног. Мгновение, и оба рэкетира были отправлены в нирвану пудовыми кулаками Славочки и его земели – и тоже бывшего десантника – Димона.

Татьяна ослабила свою хватку и медленно осела на пол. Слёзы радостного облегчения брызнули из её глаз, размывая тушь и тени по лицу. Не в силах встать, от вдруг предательски нахлынувшей на её тело, слабости, Танюша на четвереньках поползла собирать пуговки. Мамин наказ теперь был очевиден для неё. Костюм и пуговицы были Татьяниным оберегом и одновременно источником её невероятной силы. Так что надо срочно пришить пуговки на место, ибо энергия из Татьяны утекала как вода в песок.

Собрала все пуговицы, сложила в карман. А нет, вроде бы, возвращается энергия! Через пять минутстанция – вспомнила Таня. Надо вызвать наряд милиции и Ахромеева. Или наоборот? Поднялась с четверенек и пошла в своё купе за фонарём и флажками. Случайно, краем глаза, увидела себя в зеркале – и отшатнулась от ужаса!

В отражении на неё зловеще пялился Джокер из карточной колоды. Волосы всклокочены, чёлка от ветра – встала большим, синим колом надо лбом, а глаза превратились в огромные растёкшиеся по всему лицу чёрно-фиолетовые круги. Красная помада и того хуже – размазана в виде жуткой улыбки монстра – от уха до уха.

Видимо, Вован и Серый, пока Таня с ними боролась, зацепили её не только за форму, но и по всему макияжу лапами своими поелозили. Галстук сбился набок, белоснежная рубашка вся в разноцветных пятнах, пиджак без пуговиц. Надо в порядок себя привести – умыться и переодеться в другую рубашку. И ещё, обязательно, надо побыстрее отблагодарить вагон. Таня понимала, что в её чудесном спасении он сыграл не последнюю роль.

Печалька! Пирожки мамины кончились. Тогда надо сушки в шкаф положить и конфеты. Долг платежом красен. Даже в пылу боя Таня ощущала дружескую поддержку её вагона. Ну, вот не объяснить никак, что это за ощущение, вагон хоть и старенький, но удаленький, помогал ей, как мог.

Вот и станция. Таня по цепочке проводников передала Ахромееву, как начальнику поезда, что у неё в вагоне хулиганы безобразничают, а он, как и полагается в таких случаях, вызвал станционных милицонеров к её вагону. Славик и Димон вынесли на своих плечах надёжно связанных братков. Стоянка у поезда была недолгая, поэтому с формальностями быстро покончили. Таня и парни дали показания, из спального вагона проводники принесли вещи высаженных пассажиров. Всё это время Ахромеев очень внимательно наблюдал за Таней и недовольно хмурился каким-то своим мыслям.

Когда поезд тронулся, Таня взяла остатки сушек и конфет, налила горячего чаю в стаканы, всё это составила на поднос и пошла к своим спасителям. Парни взбудоражено обсуждали события этой ночи, но когда Таня приблизилась к ним с угощением, они не смогли удержаться от смеха. На умытом личике Тани красовался огромный фингал. Раньше, в суматохе никто этого не замечал, а сейчас, после того, как закончилась битва, и спало напряжение, Танино фиолетово-зелёное украшение, послужило поводом у ребят для шуточек и дружеских, подколов в адрес Хозяйки. Танюша и сама немного похихикала за компанию с ними после того, как поставила чай и угощение на столик. А потом задала крайне тревоживший её вопрос.

– Славочка, я же видела, вы всем вагоном дрыхли без задних ног, когда я на шум в тамбуре пошла. А потом, вдруг, вы с Димой оказались в нужное время в нужном месте и защитили меня?

Таня отпила чай из своего стакана, откусила конфетку и вопросительно уставилась на ребят.

– Хозяюшка, тут такое дело, – Славик озадаченно чесал свой затылок, – обычно нас посреди ночи кроме как командой "Рота, подъём!" не поднять. Мы и возню вашу с братками в тамбуре не слышали, спали богатырским сном. А тут мне кто-то нос зажал, да так сильно, что я проснулся. А рядом – никого. И у Димона так же. Димон, подтверди!

Димон согласно затряс головой и в недоумении развёл руками.

– Мистика, короче. – Резюмировал Слава.

– Ага! – Димон радостно поддержал друга. – И вот я ещё я так и не понял. Я ж собственными глазами видел что ты, Хозяйка, держала на весу двух бугаёв, а они потянут килограммов по сто двадцать – каждый. Как так? Ты ж пигалица метр с кепкой, и то в прыжке. Вот где – настоящая мистика!

А что им оставалось ответить Тане? Не будешь же про пирожки, вагон, пуговицы и всю эту волшебную дребедень рассказывать. Решила отшутиться.

– Адреналин, наверное, от испуга выделился… И прямо в руки!

Парни оценили её юмор и прекратили дальнейшие расспросы.

Танюша ещё раз горячо поблагодарила своих защитников, скормила им конфеты и сушки и пошла к себе, отдыхать, и много думать.

Глава 5

До Москвы доехали без приключений. Ахромеев всю оставшуюся дорогу, практически не общался с Таней и стенами её служебки. Приходил, задавал Тане стандартные вопросы, получал от неё стандартные ответы, укорительно глядел в пустой угол, кивал там кому-то или чему-то и удалялся по своим делам.

Правда, наутро, после боя, устроил ей разнос за спасение и пленение братков, но опять, какой-то формальный. Он пришёл к ней в вагон, весь устало-помятый и с красными глазами после бессонной ночи. И с порога начал выговаривать:

– Татьяна, я твоему отцу обещал тебя беречь, а ты нарушаешь все возможные и невозможные правила. Ты же назубок знаешь порядок действия в экстренных ситуациях. Выговор тебе, Ёлкина, и лишение премии. Другим наука будет. Хотя, мне кажется, таких дерзких и отчаянных как ты, Таня, слава Богу, в нашей бригаде больше нет.

Пока Ахромеев выговаривал ей всё это, у Тани сложилось двоякое впечатление о том, что сейчас происходит. Его бас гневно гремел, заставляя звенеть стёкла в её стареньком вагоне, а вот глаза. Зелёные глаза Василия Васильевича, то вопрошающе буравили угол за её спиной, то смотрели на неё так, будто он видел Таню впервые и пытался понять, что она за человек, стоит ли доверять ей вообще или, вот прямо в сию секунду, доверить ей какую-то тайну.

Есть тайна! Есть! Это Танюша чувствовала всем своим Ёлкинским нутром. Вокруг неё творилось такое… необычное, необычайное и крайне любопытное. Очень-очень ей хотелось наконец-то узнать, во что же такое она влипла, когда пошла этим летом работать проводницей.

А ещё голову ей кружила прекрасная перспектива скорого свидания с Черкизовским рынком в Москве. Ах! Как она там оторвётся! Мама выдала ей список покупок и денежки. Танюша на рынках всегда чувствовала себя как рыба в воде. Знала все входы-выходы и заветные закоулки, где можно поторговаться и выкружить себе очень даже приличные вещи за совсем смешную цену.

Торговалась она отчаянно. Некоторые продавцы, завидев её фиолетовый начёс, спешили смыться поскорее, вроде как по нужде. Но Таню этой старой, как мир уловкой не проведёшь! Она намётанным глазом отслеживала траекторию убегающего хитреца и перехватывала его под локоток. Как раз в тот момент, когда он расслабленно думал, что уже вне зоны поражения Таней Ёлкиной. Наивные!

Особенно сильно доставалось от Танюшиной ушлости продавцам лосин. Она так вдохновенно торговалась с ними, что через пять минут они готовы были уже приплатить ей, чтобы она купила у них эти несчастные лосины и уже шла себе, куда подальше!

Доехали! А вот и столица нашей Родины – Москва! Стоит, радует глаз своей красотой! Состав втянулся на Казанский вокзал. Остановился и замер в ожидании того радостного момента, когда все пассажиры выйдут из него и, можно будет отдохнуть от всех в тиши железнодорожного отстойника.

Москва встретила Таню прекрасной летней погодой. Ярко светило солнышко, на небе ни облачка. Пение птичек перемешивалось с пением тепловозных гудков. А запах летних цветов был густо перемешан с запахом угля и креозота, в общем, того незабываемого запаха железной дороги, который, если уж однажды вдохнул, никогда не забудешь. Это запах странствий и приключений. По крайней мере, для Тани Ёлкиной.

Прощание с парнями у Тани тоже вышло незабываемым! Они все чуть ли не плакали, когда покидали одиннадцатый вагон.

– Хозяюшка! – Слава хотел, видимо, сказать так много, а слов у него в запасе оказалось так мало. – Хозяюшка! Как хорошо добрались. Вот бы ехали и ехали бы ещё столько же. Душевно до Москвы мы с вами докатили. Спасибо от нас всех, Хозяйка! Век не забуду наши приключения.

– Мальчики, – голосок у Тани тоже предательски дрогнул, – вы ж у меня первые пассажиры, я вас не забуду никогда. А бурная ночка позапрошлая ещё не скоро из моей памяти выветрится. Ох!

И Таня утёрла рукой предательски выкатившиеся из глаз слёзинки.

Как раз в это время, по перрону мимо них с солдатиками проходила дородная дама в модном прикиде. Услышав от девчонки-проводницы про ночку с дембелями, она так выразительно посмотрела на Таню, что то, о чём она подумала, стало очевидно для всех.

Парни дружно грохнули смехом. Тётка подскочила от неожиданности и, окатив Таню волной уничтожающего презрения, унеслась в недра вокзала.

– Прощайте! – Таня машет всем вслед ладошкой. – Счастливого вам всем возращения домой!

– Счастливо и тебе обратно вернуться! – Димон, где-то умудрился нарвать цветочков, и протянул их Тане. – Лёгкой дороги, тебе, Хозяйка!

Долгие проводы, лишние слёзы. Все разошлись, разбежались дальше по своим путям-дорогам.

А Таня в своём, привычном уже ей, турбо-режиме прибрала в своём вагоне и побежала к ближайшей от вокзала станции метро. В списке, что дала ей мама, появилось ещё несколько новых строчек: купить пирожков, сушек и конфет – побольше!

Глава 6

Рыночная охота окончилась для Тани как всегда, успешно. Навьюченная мешками с добычей, как верблюд, Татьяна ввалилась в свой вагон. На сей раз, обошлось без опозданий. Ахромеев был уже тут как тут.

– Татьяна! Всю Москву скупила? – Его голос, наконец-то, опять обрёл знакомые язвительные нотки, Таня, признаться, уже успела соскучиться без них. – Узнаю вас, Ёлкиных! Вы, как муравьи, готовы тащить на себе покупок из столицы втрое больше своего веса. Давай, помогу. О! Ты и пирожков захватила вкусных. Хвалю. Угостишь?

Глаза Ахромеева так жадно смотрели на пирожки, что у Тани закралось подозрение – а не он ли это у неё угощение в вагоне из шкафчика таскает? А когда он, за одно мгновение два пирога всухомятку умял, это подозрение только усилилось. Казалось, что ещё чуть-чуть, и начальник поезда довольно заурчит, точь-в-точь, как Ёлкинский кот Васька, после поедания им втихаря сметанки. А не в честь ли Ахромеева их кота Василием зовут? Осенила Таню озорная догадка. И она твёрдо решила и об этом своего отца попытать после окончания рейса.

– Ну что ж. Пора и нам с тобой обратно путь держать, – Ахромеев погладил ладошкой свою лысину и радостно посмотрел на Таню, – в Москве, конечно, хорошо, а дома всё равно, лучше! Возвращаться, надеюсь, без приключений будем?!!

– А вот это, уж точно, не от меня зависит. – К Тане опять вернулась её дерзость. – Чует сердце моё девичье, что половина моих неприятностей – ваших рук дело, Василий Васильевич. Вы уж, будьте добреньки, пожалуйста, поумерьте свой испытательский пыл! А то мои папа с мамой вас в порошок за дочку свою не наглядную сотрут.

Ахромеев заливисто захохотал, опять подмигнул куда-то Тане за спину и пошёл дальше по своим делам.

– Разберёмся по ходу поезда! – Раздался его весёлый бас из переходника. – Счастливого пути, Таня!

Глава 7

После того, как Тане удалось довезти своих первых пассажиров до места назначения, стала она понимать, что незаметно для себя она стала настоящей проводницей. Раньше, была в её отношении к тому, что она сейчас делает – какая-то несерьёзность, что ли? Ну, вот, как игра в проводницу, наверное.

А именно в Москве это ощущение неожиданно накрыло Таню – прямо посреди Черкизовского рынка, когда она выбирала очередной подарочек для своей родни. В разгар увлекательнейшего торга за кардиган из ангоровой шерсти восхитительного фиолетового цвета (а как же, другие цвета для Тани в начале девяностых были просто неинтересны), в голове замелькали мысли о родном одиннадцатом вагоне, рейсе, поездной бригаде и тому подобном. Как они все там?

И захотелось Танюше поскорее вернуться в свой уютный вагончик, растопить титан, заварить чаю и… поехать в рейс! Вот такая удивительная метаморфоза произошла с ней. И всё в её жизни сразу встало на свои места. Туман, до этого обычно клубившийся в её фиолетовой голове развеялся, и она ощутила небывалую ясность и лёгкость во всём – и в теле и в действиях, и в мыслях и в мечтах.

Но закупаться тогда, она, однако, не бросила, просто часто поглядывала на часы, боясь опоздать, чего в прежние времена с ней отродясь не случалось! Взрослеет Таня Ёлкина.

Пока Таня порхала в поисках выгодных покупок по Москве, Михалыч, наконец-то починил аккумуляторные батареи в её вагоне. Да будет свет! Хотя она уже привыкла всегда с собой фонарь таскать. Он теперь стал частью её образа, как начёс и лосины. Даже как-то некомфортно теперь без него. Как – будто, что-то забыла, или потеряла. Рука сама непроизвольно тянется к фонарю и хочет его прихватить с собой, наверное, и ему теперь очень одиноко без Тани.

Обратная посадка в Москве началась у Тани и её новых пассажиров с такой же речёвки, которую она дембелям прочитала, но с некоторыми исключениями: свет в вагоне уже был. А ещё эти самые пассажиры были на вид очень смирные, так что, про наряд милиции Таня тоже решила не упоминать (пока).

Зато, как хорошо у неё всё с этой новой речёвкой получилось! Все отъезжающие выстроились в рядочек перед её вагоном, документики и билетики в руках, а в глазах радостное предчувствие скорого чаепития.

День прошёл, и ночь пролетела в привычных заботах и хлопотах. Таня даже расслабилась слегка, наивно полагая, что все испытания на прочность, настигшие Таню в этом рейсе, для неё, наконец-то, закончились.

Тем более что девочки проводники из тринадцатого вагона поделились с ней секретиком, что характерный запах в вагонных отхожих местах очень просто перебить с помощью пижмы. Кто не знает – пижма, это такие жёлтые мохнатые цветочки, похожие на мимозу, но их запах настолько резкий и сильный, напоминающий одновременно полынь и одуванчики, что способен затмить собой любой, даже самый вонючий аромат. Поэтому, Таня решила для себя на ближайшей станции нарвать этой самой пижмы и разместить букетики в туалетах.

Как раз, ожидалась самая долгая стоянка в этом рейсе – почти час. Станция называлась Буй. Почему именно здесь поезд стоял столько времени, не понятно. Станция сама по себе крошечная. Из достопримечательностей – вокзал на пять скамеек и покосившийся ларёк со всякой всячиной от газет до конфет. Пассажиры редко сходили с поезда в этом захолустье, так же как и садились в него.

Поэтому, Таня решила в Буе прогуляться до лужка с пижмой, благо, надо было сделать всего несколько шагов в сторону от единственной платформы, и вот ты уже в чистом поле. Взяла с собой парочку яблочек, похрустеть ими с аппетитом на природе.

Таня гуляла, собирала цветочки, радовалась лету и солнышку, наслаждалась суетливой стрёкотнёй кузнечиков… Как вдруг, услыхала знакомый оклик:

– Хозяйка! Хозяюшка!!! Ау! Где же ты?!!

Возле 11 вагона по платформе бродил парень, явно желающий сесть в него. Таня поскорее вернулась обратно на платформу.

– Здесь я, здесь! Отошла цветочков набрать! – Таня протянула в его сторону руку с резко пахнущим букетом. – Стоянка длинная, всё успеем с вами сделать – и в вагон сесть и курочку съесть!

Парень оказался этаким высоченным деревенским увальнем – большим и добродушным. Одет он был по-деревенски: в белую рубашку с коротким рукавом и серые полосатые брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Лицо у него было обычное, круглое и конопатое, нос картошкой, глаза большие и наивно-голубые, а волосы цвета выгоревшей пшеницы, были коротко острижены по тогдашней моде, под «теннис». Зато улыбался он так хорошо и приветливо, что душа Тани сама собой радовалась, когда она смотрела на него.

– Я, это… Я сейчас, за… багажом быстро сбегаю и вернусь! – Торопливо сказал он Тане, как будто боялся, что поезд прямо сейчас сорвётся с места и уедет без него. И стремглав умчался в сторону вокзальчика.

Таня стояла возле вагона, теребила в руках пижму и терпеливо ждала его.

Ох! Охохонюшки! Держите меня семеро! Я девушка честная! Да за что же мне опять такое?!!

Пассажир возвращался к ней, но не один. В правой руке он нёс видавший виды чемодан, к которому были примотаны верёвкой, редкие по летнему времени вещи – огромный чёрный овчинный тулуп, огромные серые валенки и мохнатая шапка-ушанка. А вот в левой!!! В левой руке он держал на собачьем поводке… козла. Обыкновенного серого козла, правда, с роскошными и длинными рогами!

Таня потеряла дар речи. Такого удара в поддых от своей судьбинушки она никак не ожидала! Даже в железнодорожных правилах, которые она выучила от корки до корки во время учёбы, не было разъяснений насчёт того – как возить козлов (животных с рогами, разумеется) в поезде?!!

Парень всё с той же обезоруживающей улыбкой, подал Тане билеты и паспорт.

– А как же я козла в вагон посажу? – Только и смогла выдавить из себя обескураженная Таня.

Она открыла документы и вслух громко прочитала его имя:

– Иван Иванович Иванов.

Иван принял её слова за согласие взять их вместе с козлом в поезд и торопливо, будто опасаясь, что она передумает, затараторил.

– А я уже всё-всё придумал! Вот, смотрите! Билет ему купил на имя своего родного дедушки – Степана Ивановича Иванова. Водка у меня, опять же, имеется и одёжа для него! Я сейчас козлу водки налью, он её очень уважает. А когда он водочки выпьет – он засыпает и спит долго-долго. Надену на него тулуп, шапку и валенки – никто и не догадается, что это козёл, а не дедушка!

Иван просто светился от своей находчивости! Как ловко он всё продумал! А!

– Иван! Вы – дурак? – Таня, наконец-то вышла из ступора и смогла говорить.

– Точно так! Иван-дурак! Я он и есть! – Простодушно ответил ей парень. – Прошу любить и жаловать! А этого красавца, – Иван указал в сторону козла, – зовут Иннокентий. Он мой лучший друг, и нам с ним вместе очень надо в Калиновку попасть. Нас там мой дедушка Степан Иваныч ждёт, волнуется. Иннокентий и его лучший друг тоже. Мы вместе ездили в гости к моей тёте Гале, она тутошняя, Буйская, и теперь нам с ним обратно путь-дорога лежит.

Видимо, летнее солнышко очень сильно напекло Танину голову, но иначе то, что дальше произошло, не объяснить. Хотя, Танюша не снимает вины с вагона, который она опять, случайно тронула за поручень, а он опять обдал её волной своей энергетики и заставил говорить то, чего она совсем не желала. Тане даже показалось, на мгновение, что именно её вагон сам очень хочет того, чтобы Иван и Иннокентий поехали вместе с ними. Потому, и только поэтому, Таня открыла рот и выдала.

– Вот что мы с вами сейчас сделаем, ребята, – Таня ласково заворковала с пассажирами, – стоять по Бую нашему поезду ещё долго. Вы, Ваня, Иннокентия водочкой на вокзале напоите. Вот и яблочки возьмите ему для закуски, – она отдала Ивану прихваченные с собой яблоки.

Иннокентий, до этого меланхолично созерцавший замусоренный перрон, вдруг, обрадовано оживился. А после Таниных слов, о водке и яблоках, согласно закивал своей лохмато-рогатой головой и, ей даже почудилось, что он благодарно подмигнул Танюше своим опалово-серым глазом.

– А когда он уснёт, – Таня не верила, что она это говорит, – вы, Ванюша, его переоденете, занесёте в вагон на руках, вроде сомлел от жары «дедушка», да и положите его на верхнюю полку. Никто и не догадается, что это козлик. Вон, у него борода какая роскошная… Да, и пахнет он, совсем как деревенский дедушка, после третьего дня свадьбы.

После слов про неприятный запах Иннокентий благородно оскорбился и так укоризненно посмотрел на Таню, что у неё не осталось и тени сомнения, он всё-всё понимает, только сказать в ответ ничего не может.

– Ой! Иннокентий, извините, Бога ради, вы мне сами очень симпатичны, просто у меня такой пассажир впервые, вот и волнуюсь я за исход нашей операции.

Таня умоляюще сложила ладошки на груди и просительно посмотрела на козла. Иннокентий великодушно улыбнулся, кивнул, мол – извинения приняты, и они с Иваном удалились в здание вокзальчика.

Прошло минут двадцать, и Иван вернулся к вагону с Иннокентием на руках. Козёл блаженно храпел и попахивал свежим перегаром. В этом маскараде – длинном тулупе, валенках и шапке, никто и не узнал бы в нём животное. Таня призналась сама себе, что, если бы Иван ранее не посвятил её в свои планы, а пришёл на посадку уже с пьяным переодетым козлом. То она ни за что на свете не заподозрила бы подвоха и решила, что спит дедушка, умаялся в дороге, а заботливый внучок оберегает его покой и не хочет будить, поэтому и решил на руках вагон занести.

Иннокентий был успешно размещён на верхней полке, соседи по плацкарту тоже ничего не догадались о «дедушкиной» сущности, а Иван был напоен Таней горячим чаем с сушками. Что ж, приключения продолжаются. Теперь Тане и Ване оставалось только надеяться, что козлу хватит выпитого, чтобы проспать до самой Калиновки.

Глава 8

А ещё Таня очень-очень надеялась на то, что ни начальник поезда, ни слишком ретивые ревизоры, не посетят её вагон.

Она даже поделилась с ним этим своим пожеланием и положила сушки и конфетки в шкафчик. Пирожки, купленные в Москве в огромном количестве, уже кончились. Так много раз приходилось ей благодарить вагончик, оказавшийся отличным помощником для молоденькой проводницы.

А закупать пирожки даже на самых крупных станциях Танюша опасалась. Слишком часто ей приходилось наблюдать и, иногда очень долго, убирать печальные последствия поедания этих сомнительных угощений её пассажирами. Теми, кто ни в какую не внимал её жарким увещеваниям, что пирожки летом на жаре становятся биологическим оружием зловредных бабусек против народонаселения, свободно и радостно путешествующего мимо них по всей стране. Тогда как они, как приговорённые, навсегда остаются на скучных перронах своих станций.

Но, Танина борьба со станционными бабулечками-ягулечками, если это не они, то она и не знает, что ещё об этом думать, только в самом начале и время покажет – кто кого. Ёлкины никогда не сдаются и всегда побеждают!

А вот Ахромеева, несмотря на Танюшино жгучее желание его, хотя бы до Калиновки, не видеть, всё-таки занесло в её владения. Она как раз в это время разливала из титана воду в стаканы с чайной заваркой. Увидала начальника в другом конце вагона и, вздрогнула, да так сильно, что пролила кипяток прямо на себя. Но виду не подала, натянула на лицо самую приветливую из своих улыбок, и даже помахала ему рукой! Хотя живот под рубашкой там, где плеснула кипяточком, жгло неимоверно.

Как ей сейчас хотелось, чтобы он прошёл мимо Вани и громоподобно храпящего Иннокентия, прямо к ней, не останавливаясь, не ехидничая без повода и не влезая во все щели, как он это любит.

Но! Чудес не бывает! Ахромеев остановился, прямо возле Ивана и о чём-то, Тане от титана неслышно было, спросил его. Ваня закивал головушкой, и простодушно заулыбался ему в ответ, как будто они старые знакомые. Что-то холодное и тяжёлое ухнуло у Тани вниз живота, от предчувствия беды неминучей. Что сейчас начнётся! Конец света, не меньше. Ещё и «дедушка» заворочался в этот момент на полке так, что просторные валенки, надетые на копыта, гляди, вот-вот свалятся…

Таня опять сделала глубокий вдох, и пошла, ложиться грудью на амбразуру. Погибать, так весело! Танюша громко запела от отчаяния: «Наш паровоз, вперёд лети, в коммуне остановка! Иного нет у нас пути! В руках у нас винтовка!». Эту песню очень любят петь папа с дедой Толей, когда вместе вспоминают, под водочку и селёдочку, свою железнодорожную юность. В руках у неё, конечно, не было винтовки, но она наперевес, как боевое оружие, несла четыре стакана чая в подстаканниках, ложечки, положенные в них, звонко постукивали в такт чеканному Таниному шагу.

Ахромеев и Иван обалдело уставились на неё и, раскисли от удушающего смеха. Видимо, Танино отчаяние так отчётливо читалось на её лице, а боевая песня прямо противоречила этому, что Таня больше напоминала бойцового кролика, готового от страха загрызть заживо всех и каждого, кто попадётся ему на пути.

– Ёлкина! – Ахромеев первым пришёл в себя. – Ты чего людей пугаешь своим вокалом? Отдай пассажирам чаёк, Танюша, – уже мягче сказал он, – я тут друга встретил старинного, поболтали мы с ним о том, о сём.

Старинного? Таня задумалась, и отвлеклась от своих грустных мыслей, Ване на вид, да и по паспорту лет 20, как и ей, не с детства же Василий Васильевич его знает? Хотя! Всё может быть в этом сумасшедшем мире железных дорог.

– А поёт она так же плохо, как и её дед с отцом, – это Ахромеев уже Ивану говорит, – их вокал никто дольше пяти минут выносить не может! Ёлки-иголки!

И снова, только теперь уже Иван и Ахромеев, засмеялись этой, одним им понятной, шутке. Таня выдохнула облегчённо. Она решила, что гроза по имени Ахромеев, пронеслась мимо неё. А зря!

– Ёлкина! А ты что это туалеты на санитарную зону не закрываешь?! Скоро же станция! Нарушаешь, опять! – Бас Ахромеева погромыхивал над Таниным ухом. – Ну-ка, живо, взяла ложку в руки, и пошла бегом, двери закрывать.

– Ложку? – Ваня вопросительно-недоумённо уставился на Ахромеева. – Неужто, Василий Васильевич, опять, всё повторяется? Вот это да! – Ваня восхищённо поглядел Тане вслед.

Хорошо, что она этого не видела и не слышала, а то бы, мигом, позабыла о своих прямыхобязанностях, и начала к этим развеселившимся друзьям – товарищам с расспросами приставать, уж они бы, точно, никак не смогли от неё отвертеться.

Кстати, когда Таня пробегала к туалету мимо своей служебки, она краем глаза увидела, что кто-то заботливо поставил на столик баночку с мазью от ожогов. Чудеса! Но, спасибо огромное!

Глава 9

Наконец то, хоть одно приключение закончилось для Тани, как никогда, хорошо. Иннокентий не проснулся до самой Калиновки и никто из пассажиров так и не прознал по то, что с ними в вагоне настоящий, правда, в дупель пьяный, козёл ехал.

Она душевно попрощалась на перроне с Иваном. Вроде бы, парень совсем не в её вкусе – простоват, что ли, а вот тронул чем-то сердце девичье. Хотя, Таня даже под пытками, даже самой себе сейчас не призналась бы в этом.

«Дедушка» был бережно вынесен из вагона на сильных Ваниных руках. И, пока Ваня с Таней стояли друг возле друга на перроне, уже проснувшийся и протрезвевший Иннокентий деликатно предпочёл не афишировать это, а мирно закрыв глазки, терпеливо покачивался в нежных объятиях Ивана. Именно этот большой и неудобный тулупно-валенковый куль и помешал Ване обнять и прижать к себе Таню. Чего тут скрывать, ему тоже очень понравилась эта взбалмошная фиолетово-расфуфыренная городская девица, раскрашенная под хохлому.

– До свидания! Ваня! – Таня говорила эти слова и сама в них не верила.

Ну, вот где и когда может свести их судьба? Нет, это очень маловероятно и вообще невозможно. Уговаривала себя Татьяна.

– До скорой встречи, Таня! – А вот Иван, напротив, был свято убеждён в их скором свидании, но не хотел говорить Тане об этом прежде времени.

По крайней мере, Тане так показалось, ну, хорошо, очень-очень сильно захотелось. Мечтать ведь не вредно?

Поезд повёз Танюшу домой. Только это обстоятельство – скорая встреча с родными, немного отвлекала Таню от тихой грусти, накатившей на неё, после расставания с Ваней.

Предательская слезинка упала с густо накрашенных Танюшиных ресничек и растеклась чёрным пятнышком на столе в служебном купе. Что-то громыхнуло в коридоре и отвлекло на секундочку её внимание. А когда она снова поглядела на стол – на нём лежала самая любимая Танина конфета – «Белочка», такая, шоколадная с молотыми орешками внутри, в зелёном фантике с изображением рыжей пушистохвостой белочки. Эти конфетки в нашем городе тоже были в страшном дефиците и, оттого, казались самыми вкусными на земле. Жаль, что Тане в Москве так и не удалось их прикупить.

Счастливая улыбка озарила заплаканное личико влюблённой проводницы.

Да! Танюша впервые в жизни влюбилась, по-настоящему, до безумия! Вот так вот!

И, кто-то очень добрый позаботился о ней в минуту её горя, вот и опять засияло солнышко для Танюши!

Ахромеев, пришла к ней спасительная мысль! Ну, конечно же. Раз он говорит, что Иван его друг, то он, конечно же, знает, где его искать в этой Калиновке. Таня обязательно напишет ему письмо. Не такое откровенное, как другая Татьяна – Ларина Онегину написала, но тоже очень душевное, чтобы он понял, что небезразличен ей.

Дорогой читатель! Когда кто-то затевает писать рассказ про девяностые годы, он не может в начале каждой главы писать: «А сотовых телефонов в ту пору ещё не было». Как просто сейчас влюблённым, которые в разлуке! Связался со своей половинкой по смартфону и всё! Вроде бы и не расставались совсем.

Мы же тогда писали письма и открытки родным и любимым. А при особой надобности, отправляли телеграммы или заказывали междугородние звонки на телеграфе. Поэтому, очень ценили время, проведённое вместе. Да мы и по сей день остались такие же. Личные встречи предпочитаем виртуальному общению. Нам и сейчас, спустя столько лет, проведённых вместе, есть что сказать друг другу!

Глава 10

Вот и показались за окнами вагона первые дома Таниного города. Пассажиры уже сдали бельё проводникам, переоделись и сидят на полках, ждут прибытия поезда. Таню, занятую пересчётом полотенец, и от того серьёзную и крайне сосредоточенную, отвлекло чьё-то деликатное покашливание. Она оглянулась, Ахромеев! Как он успел подкрасться к ней незаметно? Или она теряет хватку? Расслабилась от любовных переживаний, разнюнилась…

– Таня! Я, конечно, знаю, что все Ёлкины придут тебя встречать в полном составе. Ты ж всю Москву для них скупила. – Ахромеев, как всегда, не преминул съязвить насчёт страсти всего её семейства к покупкам. – Но мне надо с тобой очень серьёзно поговорить. Так что, постарайся вагон на полчаса раньше положенного времени сдать уборочной бригаде, и приходи ко мне в штаб, потолкуем.

Лёгкий скрип опять раздался за Таниной спиной, но она даже не оглянулась, привыкла уже к этому. А вот Ахромеев дольше обычного задержал свой взгляд на пустой стене служебки и, как бы нехотя, произнёс.

– Ложечку можешь оставить себе. Она теперь твоя по праву.

Повернулся и ушёл дальше по составу.

Ха! Разрешил он ложку себе оставить! Как будто бы Таня её хоть кому-нибудь добровольно отдала! Не дождётесь! За утерю ложки, конечно, придётся заплатить, но они теперь с ней неразлучны навек.

Родной город встретил Таню моросящим дождиком. Перрон был умыт и свеж. Доехали! Ура! Её первый в жизни рейс наконец-то окончен. Пассажиры со словами искренней благодарности покидали одиннадцатый вагон и, как всегда, спешно разбегались кто куда.

А, между тем, из этого путешествия домой вернулась уже совсем другая Таня Ёлкина. Эта Таня уже не та беспечная студентка, беззаботно порхающая по жизни фиолетовым мотыльком. Сейчас она – прошедшая непростые, даже для взрослого человека, испытания на прочность, смелость, находчивость и человечность – повзрослевшая и очень влюблённая девушка.

Таня закрыла дверь в вагон. Состав утянули в отстойник. Она по-быстрому подготовила его к сдаче, но не забыла главного. Низко, до самого пола, Татьяна поклонилась и произнесла: «Вагон-дружок, мы делили пирожок. Ты довёз нас хорошо! Низкий мой тебе поклон. Спасибо, дорогой вагон!". Угощения от Тани снова исчезли в недрах шкафчика, а на столике появилась ещё одна конфета «Белочка».

Эта конфета и доконала Танину решимость не рыдать. Разревелась, как девчонка сопливая! Со всхлипами, стонами и подвываниями. С размазыванием только что тщательно нанесённого макияжа по всему лицу… Ну вот, поревела и, вроде бы, отпускать стала понемногу Таню грусть-тоска из-за скорого расставания с вагоном.

Она на прощание нежно погладила свой вагон по полке. Вышла из служебки и подписала акт приёма-передачи подошедшему бригадиру уборщиков.

С большим трудом Таня взгромоздила все свои многочисленные московские трофеи на свои плечи и пошла к штабному вагону. Узнавать у Ахромеева свою дальнейшую судьбу.

Глава 11

Василий Васильевич уже ждал её. Он раз и навсегда понял – Таня теперь крайне пунктуальная девушка. Она, почему-то, на уровне подсознания, возненавидела опоздания. И часики на её руке из просто красивой и блестящей безделушки превратились в крайне необходимый и полезный атрибут, даже опередив по своей значимости, в шкале танинных ценностей, лосины!

Ахромеев помог Танюше с затаскиванием вещей в своё купе начальника поезда. Когда с этим было покончено, он усадил Таню напротив себя, запер купе изнутри на защёлку, при этом сделал ещё пару непонятных пассов руками, и поудобнее устроился на полке. Было видно, что ему нелегко начать этот разговор с Татьяной, но он, вздохнул поглубже, и начал издалека.

– Танюша. Вот ты отъездила свой первый рейс. И, я вижу, в тебе многое поменялось, в лучшую, надо заметить, сторону. Дорога, она такая. Она людей как бы выводит начистоту. В пути всегда становится видней – кто хороший человек. А кто так, пришей-пристебай.

Таня внимательно слушала его, согласно кивала, но пока не понимала, к чему он клонит. А Василий Васильевич, тем временем, продолжал философствовать.

– Мы все с каждым рейсом становимся чуточку другими. Другими людьми или не… гм… не совсем людьми, что ли…

Ага! Подумала Таня. Ахромеев, наконец-то, подобрался к тому главному, что он собирался ей сказать.

– Ты, Таня, замечала ли в пути, что тебе попадаются очень необычные… пассажиры?

Танюша согласно закивала ему в ответ головой.

– Нет! Нет! Я сейчас не про Ивана и его друга козла Иннокентия говорю…

Оп-па! Влипла! Откуда он узнал про козла? И почему не ругается, а совсем наоборот? Вроде, как Ахромеев даже доволен, её проступком? Пронеслось у Тани в голове. Но она усилием воли заставила себя дослушать разволновавшегося не на шутку начальника.

– Ну как тебя ещё спросить? Замечала ли ты, что в поезде, на перронах и вокзалах есть не только люди, а иные, гм… сказочные, так скажем, существа?

Ахромеев достал платок и утёр им свою обильно вспотевшую лысину. Было видно, как тяжело дались ему эти последние слова про сказку. Потому что, по выражению Таниного лица, было совершенно не понятно: согласна ли она с ним или же считает сумасшедшим? И только запертая дверь и капли последнего уважения к нему, как к начальнику поезда, мешают ей сорваться и побежать отсюда куда подальше с криками о помощи!

– Ну, что же ты молчишь? Отвечай, Татьяна! – Его глаза просто умоляли её ответить хоть что-нибудь…

Таня достала заветную ложечку из кармана своего пиджака, сжала её в ладони, по сложившейся уже у них с Ахромеевым традиции, глубоко вздохнула, и…

Глава 12

– Тридцать шестая форма – все черти! Пирожками на перронах торгуют только бабки-ёжки, ведьмы при Московских рынках челночат, в вагоне-ресторане вурдалаки прописались, в тринадцатом вагоне всю дорогу лешие колдырили, а в моём, одиннадцатом – домовой обитает!

Выдохнула-отбарабанила за одну секунду Таня то, что так давно распирало её изнутри, просто сжигало, а поделиться не с кем!

– Вагонный, – автоматически поправил её Ахромеев, – не домовой, а Вагонный.

Уф! Татьяну и Ахромеева, наконец-то отпустило! И они истерично, с повизгиваниями, захохотали в голос! Отхохотавшись, и вытерев выступившие слёзы, Таня и Василий Васильевич, наконец-то смогли по-настоящему, без боязни быть принятыми за придурков, откровенно поговорить друг с другом.

– Пойми, Татьяна! Ты, хоть и человек, но у тебя, дар особый имеется: видеть Нас всех такими, какие мы есть на самом деле! – Горячо заговорил Ахромеев.

– Вас? – Таня от удивления чуть не свалилась с полки. – Вы, вы тоже? Из этих? Из сказки?

Чего-чего, но такого даже в страшном сне Таня вообразить себе не могла! Ахромеев – сказочный персонаж!

– Ёлкина! – Бас Ахромеева опять заставил звенеть стекла в купе. – Я думал, ты умная девушка и уже давно поняла, что я про сказку тебе обмолвился, чтобы поближе к твоему образу мышления выразиться! Сказки нет, и не было никогда! Мы просто уже очень, очень давно живём на этой земле, и появились здесь, гораздо раньше вас, людей. Это вы для Нас – пришлые. Поэтому, – Василий Васильевич, немного успокоился и стал говорить чуточку тише, – для простоты понимания, мы используем обозначения: Ваши и Наши. Мы своих всегда видим, а вот вы, люди Наших, только изредка, и то, только потому, что это кому-то из Наших это, зачем-то, надо. Или, есть ещё вот такие уникумы, как вы – Ёлкины, которые видят Наших, но уже помимо нашего желания.

Танины мысли заскакали, как бешеные лошадки в чехарде! Ваши, Наши, Ёлкины-ясновидцы! Сколько всего свалилось на её бедную головушку! Столько всего спросить надо, узнать. А времени до прихода родителей осталось так мало.

– И Ваня из Ваших? – Спросила она Ахромеева о главном и единственном, что её сейчас беспокоило. – Ваня из Вааших?!! Отвечайте!

– Наш, конечно же, Наш. – После недолгих раздумий вымолвил Ахромеев. – Вы, люди, его Иваном-дураком величаете.

Мир вокруг Тани обрушился и превратился в безнадёжную и непроглядную тьму. Сил не осталось ни на что. Она просто тупо уставилась в стену, не готовая воспринимать более ничего волшебного. Хватит! Жизнь ей без Вани не мила, а вместе они быть не могут, потому как они из разных миров. Ваши и Наши! Да чёрт бы вас всех побрал, с этой дебильной дифференциацией!

–… но мы хоть и по сути своей разные, – бормотание Ахромеева донеслось до Таниного сознания глухо, как будто, через вату, – но быть вместе, любить, детишек рожать, нам с вами ничего не мешает. Так сказать… гм… в биологическом плане, что ли…

Летнее солнышко просто залило своим нестерпимым светом Ахромеевское купе! Тучи на небе рассеялись, как по-волшебству! Жизнь вновь вернулась к Тане и засияла всеми своими самыми яркими красками, такими, какие бывают у нас, у людей, только в двадцать лет! Ах! Молодость, молодость!

– Я, между прочим, – как бы не замечая того, что сейчас происходило с Танюшей, продолжал Ахромеев, – и сам из Вагонных. Начинал работать на дороге когда-то давным-давно в твоём одиннадцатом вагоне, а потом, со временем, дослужился, дорос до Поездного. Михалыч, тот тоже был Поездным, когда я в Вагонных ещё бегал, а потом отошёл от руководства, подустал, говорит, малость. Но, захотел при мне ПЭМом остаться, чтобы к нашему с ним родному одиннадцатому вагону быть поближе. Мы же вместе с твоим отцом в этом вагоне работали, а Михалыч, с дедом твоим – Анатолием на нём же ездили.

Таня слушала, открыв рот от изумления. Вот оно как! А родители ни словечком не обмолвились ей об этом. Хотя! Она тоже бы никому о таком не рассказала. Не поверит же никто!

– А теперь ты – Татьяна Александровна Ёлкина – полноправная Хозяйка одиннадцатого вагона. Он тебя сам выбрал и ключ заветный свой передал.

– Ложка! Ложка моя бесценная-драгоценная и есть ключ от вагона? – Встрепенулась Таня, потрясая кулачком с накрепко зажатой в нём ложкой (она так и была у неё в руке весь этот разговор). – А вот Вагонного я там что-то не видела. Или, я не всех Ваших вижу?

– И, да и нет, – загадочно ответил ей Ахромеев, – ты и правда, пока можешь не всех Наших видеть-развидеть, но это совсем скоро пройдёт, через недельку, думаю, ты уже Наших всех будешь видеть и различать. А вот, с Вагонным твоим, Гаврилой, посложнее, будет. Тут ведь как – если вагон тебя признал и ключ отдал – ты, значит, Хозяйка, но только вагону стала, а не Вагонному. А вот как только ты его увидишь… гм… в материальном обличье, что-ли… Вот тогда – ты и станешь полноправной Хозяйкой одиннадцатого вагона.

Таня задумчиво достала из кармана не съеденную прощальную конфету «Белочка» и показала Ахромееву.

– Ух, ты! Догадалась, значит! Молодец, девка! – Одобрительно загудел Поездной. – А я, старый, по началу, засомневался в тебе очень. Уж больно ты дерзкая и своенравная: лосины эти дурацкие и начёс… Даже парочку испытаний для тебя приготовил, позаковыристей! Да только, ты прошла их все… блестяще!

– Испытания, говорите, – Таня сделала хитрую мордочку и начала загибать пальцы, перечисляя свои мытарства в этом рейсе, – ложка, фонарь, дембеля, братки-самоубийцы, козёл-алкоголик, любовь до гроба дураки оба…

– Нет! Нет! Про любовь до гроба это не моё! – Протестующее замахал на неё обеими руками Ахромеев. – Это вы сам с Ваней вдвоём учудили, без моего участия!

Вот как! Ваня, значит, тоже… Нет! Нет! Глупое сердце, не бейся! Щёки Тани вспыхнули жарче пожара в джунглях в час ночной! Чтобы отвлечь Ахромеева от этого, она выпалила ему главную свою догадку:

– Гаврила, Вагонный мой, небось, рыжий, лохматый и в зелёной форме? – Торжествующе припечатала Танечка.

– Да! Именно такой он и есть из себя! Ты что, видела его, ненароком? – Ахромеев сощурил глаза, пытаясь выведать у Тани правду.

Но Таня сделала каменное лицо. Не будет ему ничего она отвечать, пусть помучается-погадает, как Танюша на его испытаниях.

Ну, а вам-то, мои дорогие читатели, сказать можно. Разгадка простая – фантик от конфеты «Белочка». Если вы помните, как он выглядит, то и обо всём остальном вам догадаться будет нетрудно.

Глава 13

Вот она и дома! Таня блаженно растянулась на своей кровати.

В голове Тани, как в калейдоскопе, промелькнули, крайне приятные её сердцу, воспоминания последних дней.

Вот – Ахромеев рассказывает ей, что вагон, хоть и одиннадцатый, но перецепят его, от греха подальше, в хвост поезда. Они вместе с Михалычем поколдуют над ним малость, и люди совсем перестанут его замечать. И будут в нём теперь с Таней в столицу и обратно ездить только их… ихние, тьфу ты, какое слово неудобное, надо что-то самой вместо этих Ваши-Наши придумать, ну, пусть будут… «Другие» пассажиры.

Вот – Таня ему отвечает, что это всё вышеперечисленное, конечно хорошо, но у неё есть и свои требования к Ахромееву. Чаю, пусть ей в два раза больше нормы выдают, а так же ремонт в вагоне не мешало бы сделать. Дырки в полу, неудобно же перед Другими.

Вот – Ахромеев ей в ответ хитро смеётся и говорит. Что одиннадцатый вагон, на самом деле, очень красивый и роскошный изнутри. Он даже чем-то похож на пульмановский вагон, в таких ещё в царской России аристократов возили. Те же зеркала, бронза, ковры, красное дерево и обивка из малинового бархата. Только начинка в нём современная, электрический титан, кондиционер и, даже маленький холодильничек имеется. И, отвечая на её ошарашенный взгляд, пояснил. Это уже он сам Ахромеев придумал, для пущего запугивания Тани, для её первой поездки, вагон таким пугалом нарядить. Но теперь то, он понимает, что погорячился и попросил у Тани извинения. Конечно, радостная Татьяна извинила его, в обмен на адресок Ваниного дедушки в Калиновке.

Вот – Ахромеев и Таня, счастливые и довольные тем, что, наконец-то, смогли поговорить друг с другом начистоту, выходят из штабного вагона и вместе попадают в тёплые объятия Ёлкинской родни. Таня машет над головой заветной ложечкой и, те из них, кто в теме, радостно поздравляют Таню.

Вот – Ёлкины с многочисленными Таниными покупками идут через двор к себе домой и, уже сестра Ира, одетая в бусы из рулонов туалетной бумаги, ловит на себе по-прежнему завистливые взгляды соседей.

Вот – Таня, с замиранием сердца, преподносит любимой сестрёнке, купленные специально для неё маленькие чёрные лосины. Радость от обретения первых лосин переполняет Иринку, и она даже уходитспать, не снимая обновы.

Вот – они все сидят, как заговорщики, в крохотной Ёлкинской кухне, и слушают Танин рассказ о первом рейсе. Гордый папа уговаривает испуганную маму не тревожиться за Таню и предстоящие ей путешествия с Другими, а порадоваться вместе за то, что Таня унаследовала дар Ёлкиных и, Бог даст, передаст по наследству его своим с Ваней деткам, если они людьми окажутся. Про детей и Ивана – целиком и полностью папина фантазия. Таня ничего такого никому из них не говорила. Но они же, как-никак, двадцать лет её знают. Догадались сами, по глазам, сияющим от влюблённости, и по щекам, алеющим при каждом её упоминании об Иване.

Вот – Таня пишет письмо Ване (да сама первая, как Татьяна Ларина, и что?). Но в любви своей, конечно не признаётся, а так, намекает, слегка, что тоже очень ждёт от него весточки в ответ. Иннокентию, опять же горячий привет от Тани. И отправляет письмецо в Калиновку на улицу Тепличную, дедушке Степану Ивановичу Иванову (для Ивана Ивановича Иванова внука его). Кстати, Ахромеев проговорился, что дедушка у Вани – тот самый дядя Стёпа из стихотворения. Только поэт фамилию ему поменял, чтоб не узнал его никто. А так, всё верно про него в стихах написано: великан, во флоте служил и в милиции, герой, в общем. А сам Иван недавно отслужил в армии, и теперь, правда, уже заочно, будет продолжать учиться в институте на строительном факультете и работать прорабом в СМУ, которые, и институт и СМУ, к неописуемой радости Татьяны, находятся тоже в нашем городе.

Вот – и все прекрасные воспоминания из Танюшиного калейдоскопа.

Глава 14

Неделя отдыха дома после первого Таниного рейса промчалась, как одно мгновение. Завтра утром снова в дорогу! Танино сердечко колотится, стучит. Говоря начистоту, это снова её первый рейс. Первый рейс в качестве Хозяйки вагона для Других. Да и свой одиннадцатый вагон она еще не видела в его настоящем обличье. И, положа руку на сердце, Вагонный Гавриил, так же не показался ей. То есть, она не полноправная Хозяйка в вагоне, пока.

Единственное, что радовало сейчас Таню, это то, что Ахромеев оказался совершенно прав в своём предположении, что Танин дар окончательно прорежется в полной мере через неделю. Именно так оно всё и случилось.

Поняла она это вчера вечером, когда выходила из своего подъезда, купить разных припасов в рейс, и, столкнулась нос к носу с их домовым. Он-то не знал, что у Тани тоже дар видеть Других появился, спокойно шёл по делам своим, нёс в коробке потраву от комаров, чёрными полчищами осадивших их несчастный дом.

Таня, до этого никогда воочию домовых не видевшая, повела себя неадекватно. Попросту начала дёргаться, хватаясь за сердце от испуга, и, конечно же, выбила коробку из рук Кузьмича.

Отрава рассыпалась перед подъездом, комарьё, вившееся у входной двери, начало падать на Танину голову серыми хлопьями, как постапокалиптический снежок. А сама Таня и Кузьмич начали чихать, как подорванные.

То, что домового Кузьмич зовут, Таня, конечно, немного попозже узнала, когда они вместе с ним убежали к соседнему подъезду, сели на лавочку, прочихались, прокашлялись, и поговорили по-душам.

Таня так сильно испугалась Кузьмича, потому, что наивно полагала, все Другие выглядят точно так же как и люди. Она же не знала, что её дар потихоньку раскрывался, сначала давая развидеть «человекоподобных» Других, а уж потом всех остальных, совсем ни на кого и на что не похожих.

Домовые, как раз, из последних. Они абсолютно везде, с маковки до пят, покрыты белоснежной блестящей и очень густой растительностью, сантиметров тридцать в длину, но, если к ним приглядеться – повнимательнее, излучают какое-то чудесное очарование, состоящее из домашнего уюта, хозяйственности и заботы. И ещё, у них поразительные глаза. Большие, и всё время меняющие цвет, под их настроение. Это свойство очень, кстати, помогает в общении с ними. Невозможно прочесть эмоции на шерстяном стожке, являющемся их лицом. Надо только понаблюдать, минут пять за их глазами, как это Таня сделала, беседуя с Кузьмичом на лавочке. И становится ясным, глаза синие – радость, красные – злость, жёлтые – недоумение и так далее.

Кузьмич тоже был очень рад, что очередная Ёлкина «прозрела». Потому как их семейство, оказывается, состояло в тесной дружбе с местными домовыми. Ёлкины были, как бы связующим звеном между населением двора и хранителями домов. Они, в силу своих возможностей, проводили среди жителей разъяснительную работу, что надо беречь подъезды, не ломать детский городок и лавочки, ухаживать за клумбами, деревьями и кустарником, которые добрые домовые посадили для красоты их двора.

Танюша ещё раз извинилась пред Кузьмичом за то, что она рассыпала клопомор (а это он был в его коробке), и побежала поскорее в магазин, пока он не закрылся.

Возвращаясь с покупками, обратно домой, она, конечно же, положила на шкаф с электрощитом, висевший возле их подъезда, пирожок, сушки и конфеты.

Глава 15

Планёрка перед рейсом в Москву для бригады Ахромеева прошла в штатном режиме. Наконец то, Василию Васильевичу удалось набрать достаточное количество студенток-проводниц в свою бригаду, чтобы они могли поехать, как, и положено, по два человека в каждом вагоне. Ну, конечно, Таня поехала на единицу, но Ахромеев это не афишировал, да попросту, взял и воспользовался своей простейшей магией Другого, и отвёл девчонкам глаза.

После распределения, Таня, в сопровождении Ахромеева, вошла в свой хвостовой одиннадцатый вагон, стоявший после пятнадцатого. Вот такая чехарда.

По пути к составу, Ахромеев научил Таню простеньким чарам, закрывающим дверь в вагон, чтобы люди, без спросу, не совались через переходник в её вагон, и, честно говоря, больше для того, чтобы и из её владений, без крайней надобности, в поезд никто не просачивался. Хотя! Можно им было и по перрону туда – обратно пройти, но на всех поводок не накинешь…

Ещё он рассказал, что после развала СССР, всю нашу страну так сильно тряхнуло и взбаламутило, что вся, до этого тихо-мирно лежавшая на дне муть, людская и Другая, поднялась, снялась с насиженных мест, и начала колобродить по стране.

А куда стремится любой криминальный элемент? Правильно! Поближе к барышам, которые сейчас все находятся в крупных городах. Ну, а самые большие и лёгкие деньги, конечно, обитают в столицах – Москве и Питере.

Вот и потянулись «закононепослушные» Другие в Москву из глубинки, в поисках лучшей жизни. А как всего проще туда попасть, как не на поезде. Поэтому Ахромеев снабдил Таню крайне важным советом, как нужно с этой публикой общаться.

– Запомни накрепко, Татьяна, – давал ей в напутствие Ахромеев, – ты теперь для них всех Наших и Ваших – Хозяйка. А главное оружие Хозяйки, это её Слово. Ты и сама своё Слово нарушить не можешь, но и никто, пока ты в своём вагоне находишься, тоже нарушить твоё Слово не может. Ты девушка умная и сама скоро во всём разберёшься. По ходу поезда!

И они вместе засмеялись над этой, ставшей, наконец-то, и для Тани близкой и понятной шуткой.

Внешне одиннадцатый вагон так и остался выглядеть, как стандартный плацкартный вагон конца двадцатого века. А вот когда Таня, открыв дверь ложкой, зашла внутрь…

– Красотища, какая, неописуемая, – восторженно взвизгнула Таня, – да разве можно в такой драгоценной шкатулке путешествовать? Этот вагон в музей надо, под стекло и табличку повесить – «Руками не трогать».

Таня прошлась по вагону, ошеломлённо разглядывая и трогая его роскошный интерьер. А ещё, она поймала себя на мысли, что смотрится совершенно инородным предметом на фоне изящной красоты вагона. Диссонируют между собой её блестяще-фиолетовый прикид и бронзовые виньетки. Надо что-нибудь придумать на этот счёт, решила для себя Таня, наверное, сделать классический макияж и избавиться от сиреневого начёса, но лосины она, ни за что не снимет – фигушки.

– Здравствуйте, мои дорогие, как я по вам сильно соскучилась! Честное Слово!!! – Сказала Танюша с максимально возможной теплотой в голосе, не забыв, однако, упомянуть про Слово, как советовал ей Ахромеев.

Но, никто, вопреки страстному желанию Тани, не откликнулся, не выбежал к ней навстречу. Что ж, придётся приступить к плану «Б», решила Татьяна.

Сначала, конечно, поклон вагону, уважительное приветствие и просьба о лёгкой дороге. Положить пирожки в шкафчик. Потом погладить ласково вагон по полке. И… достать из сумки… целлофановый пакет, в котором у Танюши имелся целый килограмм конфет «Белочка».

Этот план «Б» (от названия конфеток – «Белочка», разумеется) был разработан Таней, папой и мамой за несколько дней до этого рейса во время очередного семейного совета в кухне за чаем. Папа, как человек, отъездивший в одиннадцатом вагоне несколько лет, сразу отверг Танину теорию о том, что стоит ей только снова зайти в него, Гавриил радостно кинется к ней на шею со слезами счастья на глазах.

– Вагонные, Татьяна, народ особый, – делился папа с Таней своим опытом, – и порой, очень даже упрямый. А так же они очень любят всякие церемонии и обряды. Ахромеев, например, не хотел мне показаться, пока я не подарил ему дюжину белых платков для вытирания его лысины. Ох, сколько он помучил меня, поизводил, пока я подход к нему искал. А эти его испытания, я ж чуть не поседел от них!

Таня, в знак полной солидарности с папиным негодованием, так сильно стукнула кулачком по столу, что их кот Васька, мирно дремавший на холодильнике, дёрнулся от неожиданности и с грохотом брякнулся на пол. Испытания Ахромеева и Тане стоили пучка седых волос, наверное.

– Поэтому, если Гавриил твой, Татьяна, настоящий исконный Вагонный, то надо его на привычку брать. Какие его привычки ты знаешь?

– Пирожки, сидеть в углу служебки, – начала Таня загибать пальцы на руке, вспоминая о поведении своего Вагонного, – чтоб чай всегда горячий был, не любит пижму… Ой! Конечно! Вот оно – главное! «Белочка»! – Таня соскочила со стула и прыгала по кухне, хлопая в ладоши от радости. – Шоколадные конфеты «Белочка» он страсть как любит. А когда мне очень-очень плохо было – он меня ими угощал.

Лица папы и мамы приобрели одинаковое глубоко озадаченное выражение. Где добыть, за столь короткий срок, невероятно дефицитные конфеты «Белочка»? Задачка, то со звёздочкой. Вот, если бы Гаврила, скажем, любил ракетное топливо по утрам пить, вместо кофе, то хлопот у родителей было бы на порядок меньше. Топливо для стратегических ракет средней дальности, почему-то, в нашем городе гораздо легче достать, чем шоколадные конфеты.

– Гурман твой Гавриил, однако,– с тяжёлым вздохом сказала мама, – но, надо, значит надо! – Мама с силой ударила кулаком по столу и, Васька во второй раз сверзился с холодильника на пол.

Ёлкины дружно захихикали над ним. Но решили, что, наверное, хватит стучать по столу, иначе у них на кухне скоро случится ушиб всего котика.

Мы, люди, тоже, оказывается, чудеса творить умеем, не хуже «Других». Так думала Таня, принимая из рук мамы, на следующий день после кухонного совещания, целый килограмм конфет «Белочка». Несколько конфеток, правда, были отданы маленькой Иришке, но всё остальное честно было сложено в Танину дорожную сумку – для успешного налаживания физического контакта со скрытным Вагонным.

Именно этот заветный кулёк с конфетами крайне заманчиво сейчас похрустывал в руках у Тани, зазывая Гавриила на встречу с ней.

– Уважаемый Вагонный, покажись мне, объявись. От меня тебе поклоны, приди, конфетой угостись. Будем мы с тобой дружить, в вагоне нашем мирно жить!

Таня сама сочинила этот стишок для Гавриила, пусть корявенький, зато от всей души.

– Гавриил, пожалуйста, выйди ко мне. Я очень благодарна тебе за всю ту помощь, которую ты мне оказал. Я бы пропала без тебя, не бросай меня одну, пожалуйста. Обещаю, будем с тобой жить не, тужить душа в душу. Слово Хозяйки.

И опять ни звука, ни шороха. Что ж. Пусто-пусто. Татьяна огорчённо покачала головой. Поставила конфеты на стол в служебке, долгим умоляющим взглядом посмотрела в тот самый угол, в который обычно Ахромеев смотрел. Повернулась и пошла по делам. Скоро в рейс – вода в титане сама себя не нагреет.

– Слово Хозяйки, говоришь? – Раздался за Таниной спиной неожиданно звонкий мальчишечий голос. – Слово это держать надо, накрепко. Попусту, понапрасну не разбрасываться. А уж, коли, задружиться со мной хочешь, то вот он я. Обернись поворотись, Хозяюшка, свет Татьяна Александровна Ёлкина.

Таня замерла, не веря своим ушам. Её удивлению не было предела. Во первых, она не ожидала, что план «Б» сработает и Гавриил объявится, а во вторых, никто не предупредил её, что этот вагонный склонен к такой старорусской велеречивости. Она медленно повернулась…

На полке в служебке сидел подросток. Рыжий и очень лохматый, как огненный одуванчик, конопатый, зеленоглазый, как Ахромеев, лицо круглое и нос картошкой. Одет он был в тёмно-зелёную железнодорожную форму старого, дореволюционного образца. На форме были пришиты золотые эполеты и галуны, а круглые позолоченные пуговицы ослепительно сияли и пускали забавных солнечных зайчиков по стенам. Лицо Татьяны непроизвольно расплылось в улыбке. Суровый вид, который напустил на себя Вагонный, никак не вязался с тем ярким зрелищем, которое он из себя представлял.

– Чего застыла в проходе, как не родная? Вот он я. Гавриил Романович Калинин. Прошу любить и жаловать, Хозяйка. – Он встал и поклонился Тане в пояс.

Таня, почему-то, в ответ Гавриилу вместо поклона сделала книксен. Видимо, на неё уже начала действовать старинная атмосфера вагона и старорежимная форма Вагонного.

– Как же я рада, знакомству нашему дорогой, Гавриил Романович. – Таня непроизвольно начала перенимать его стиль речи. – Спасибо, что уважил меня, объявился предо мной. Нам путь-дорога предстоит вместе дальняя. Будем с вами жить душа в душу мы.

И вот тут уже не выдержал и прыснул в кулачок Гаврила. Его от души повеселила Танина мешанина из книксена и былинных сказаний, да ещё в исполнении современной размалёванной девицы блистающей, как диско шар.

– Хозяйка, хватит церемоний. Покочевряжились друг перед другом, и будет. – Гавриил, наконец-то стал тем, кем и являлся на самом деле – обычным подростком из 1993 года.

– Фуух! – Таня потрясла головой, как бы сбрасывая с себя, только что овладевшее ей наваждение из прошлого. – Гаврила, что это было? Чего это я в барышню-крестьянку обращаться начала? Я, наверное, не была готова ко всему этому, – она обвела рукой вокруг себя, – вот и понесло меня… Ты, если такое опять со мной повторяться начнёт, одёргивай меня, пожалуйста, будь другом.

Буду другом, буду. – Уверил её Гавриил. – Ты, Хозяйка, девчонка боевая. Я таких, как ты дерзких, очень уважаю. Иначе бы ни за что не показался. А теперь, давай, поживей поворачиваться будем. Вагон скоро под посадку потащат.

Глава 16

В четыре руки работа споро кипит. Титан довольно зафырчал, готовя кипяточек для чая, веник и совок заняли своё законное положение возле 33 места, а сама Таня даже успела немного поколдовать над своей внешностью, чтобы соответствовать своему красивому вагону.

Когда Гаврюша увидел Таню в новом её облике, по выражению его лица было не понятно, то ли он доволен, что она без своей боевой раскраски стала весьма милой девушкой, то ли немного огорчается, что яркая фиолетовая птичка упорхнула из их одиннадцатого прицепного вагона, оставив здесь повзрослевшую, посерьёзневшую Татьяну.

Состав уже стоял на платформе. Пора начинать посадку Других пассажиров. Таня взяла флажки и фонарь (куда ж без него, он уже стал её талисманом) глубоко вздохнула и вышла из вагона.

На перроне её уже ожидала очень разношерстная публика. Многих из них Татьяна уже видела-развидела и раньше прошлом рейсе: ведьмы-челночницы, черти, семейство оборотней, лешие, вурдалак, кикиморы, парочка дэвов. А вот некоторых узрела впервые и, слава Богу, обошлось уже без хватания за сердце, как в случае с Кузьмичом: мимо неё на посадку важно прошли невесть как оказавшийся в нашей глубинке тибетский Йети и очень толстый Кот-Баюн. А вот и герои эпоса нашей многонациональной страны – татарские рогатый Шурале и зловредная Бичура, видимо, до Казани в Танином вагоне поедут.

Другие вели себя точно так же как и люди во время путешествия. Кто-то оживлённо болтал с новыми и старыми знакомыми, кто-то прощался с семейством или друзьями, а кое-кто (черти беспокойные, кто ж ещё) уже нервно бегал возле входа, создавая обстановку дорожной нервозности.

Татьяна, по сложившейся традиции, взялась рукой за поручень своего вагона и сказала свою коронную, уже немного откорректированную под текущий момент, речь.

– Граждане отъезжающие! Сейчас начнётся посадка в 11 вагон. Всем построиться в колонну по одному. Пожалуйста, заранее приготовьте проездные документы и удостоверения личности в развёрнутом виде. Прошу всех, кто вошёл в вагон – занять своё место согласно купленным билетам. Предупреждаю – любое хулиганство или несанкционированное колдовство в вагоне будет пресечено мной незамедлительно. Высажу в чистом поле – Слово Хозяйки. Для тех, кто собирается активно мусорить на пол вагона, отдельно сообщаю – веник и совок находятся за дверью возле 33 места. А вообще-то, сейчас всех ждёт очень вкусный и горячий чай. Счастливого пути!

Речь, как всегда, подействовала на пассажиров должным образом. Другие потянулись на посадку и выстроились в неровный ручеёк, постепенно вливающийся в вагон. Удивительнее всего, что у них у всех, включая Кота-Баюна, были паспорта, метрики, подушные грамотки, короче, всё, что могло хоть как-то закрепить на любом носителе, да хоть на бересте, их личность. Дар у Ёлкиных, оказалось, был не только на способность видеть Других, но и понимать и общаться с ними, а ещё читать, а может быть, даже писать на всех их наречиях.

Но Танюше было не до радости этих чудных открытий. Надо было отследить, чтобы все посадочные билеты соответствовали документам, а среди багажа не оказалось чего-нибудь экстраординарного. Вроде огромного вонючего и склизкого червя, который, после Таниного категоричного отказа внести его в вагон (у меня ж везде зеркала, бархат, ковры, а вы этой дрянью мне красоту всю испоганите), был заживо съеден Йети прямо на перроне в один миг. Бррр.

Не считая поедания червя, ещё одно событие чуть было выбило Таню из привычной колеи. Черти, вошедшие в вагон, конечно, самыми первыми, через минуту высыпали горохом из тамбура обратно. Они наперебой загалдели, что веник, который оказался очень кстати в их купе, они будут беречь, как зеницу ока, и сами будут подметать в вагоне за всеми, так что больше никому его отдавать не надо. И всё это время нещадно трясли этим самым веником перед Таниным носом.

Вообще-то, в вагоне для уборки полов имелся чудесный блестящий и мощный пылесос, а веник просто был Таниной фишкой, вроде фонаря или ложки, поэтому она сдалась чертям без боя, дала им Слово, что веник теперь, до конца поездки в их распоряжении, вызвав вздох облегчения у остальной публики. И было не понятно, чему Другие радовались больше – тому, что черти, наконец-то заткнулись или тому, что не придётся подметать за собой мусор.

Закончилась посадка, провожающие на перроне машут прощально ладошками. Таня, как проводник хвостового вагона, стоит с жёлтым флажком в открытом тамбуре, пока не кончится платформа. Поехали!

Таня вернулась в салон, и по привычке, всё ж пробежалась, удостоверилась, что все на местах. Вагон, хоть и был роскошным, но плацкартным быть не переставал. Просто каждая полка задёргивалась плотным тёмным пологом, чтобы во время отдыха у каждого была приватная обстановка. Когда Таня спросила Ахромеева, почему вагон в новом своём обличии не стал купейным или спальным, то он ответил, что во избежание волшебного беспредела (видимо, были печальные прецеденты), было решено, что он останется плацкартным. Так было спокойнее и самим Другим пассажирам, как оказалось, в большинстве своём, не очень-то доверявшим своим же собратьям, как, впрочем, и людям.

Когда Танюша проходила мимо служебки, она краем уха услышала, что Гавриил разговаривает сам с собой в приказном тоне.

– Иди, иди скорее. Надо помогать, чаем всех напоить и прибрать везде. Нечего без дела болтаться. Да как вообще можно вагон без глазу на людей малоопытных оставлять? Безобразие!

Таня засунула голову в дверь и обиженно сказала.

– И ничего не без глазу. Я одна, без тебя со всем справляюсь. Мы, люди, тоже очень неплохие работники, Гаврила!

Вагонный от неожиданности, что его подслушали, покраснел, как морковка.

– Хозяйка, ты… Ты ничего такого на себя не думай. Это не к тебе слова мои были. Давай, сейчас все дела свои переделаем, а потом вместе все сядем и поговорим. – Гавриил метнул быстрый взгляд за Танину спину. – Чаю с пирожками попьём. Хорошо?

Таня решила, что надо прислушаться к его словам и не строить понапрасну из себя обиженку. В этом мире Других она ещё новичок. Можно, не знаючи их нравов и обычаев, много дров наломать.

– Лады! С тебя конфеты! – Таня, пока Гавриил не очухался, что его на угощение развели, убежала раздавать бельё.

Глава 17

Опять со всех столов разносится перезвон подстаканников и ложечек. Запах огурцов и отварных яичек перемешан с запахами жареной курочки, или не только курочки… Таня, проходя мимо купе, в котором расположились оборотни, признала в тушках, уютно расположившихся на столике в фольге, обычных городских голубей, правда, очень жирных. Ох! Видимо, придётся привыкать к кулинарным предпочтениям Других, так сказать – по ходу поезда!

Гавриил уже ждал её за накрытым столом. Чай в блестящих подстаканниках дымился и источал аромат неведомой Тане травы, в красивой вазе лежали конфеты «Белочка», а пирожки, уже подогретые, горочкой были сложены на тарелочках, под которыми лежали кружевные салфетки. Лепота! Вот они – первые радости работы с напарником. А то, всё одна, да одна. И веселее в дороге вдвоём, однозначно! Сейчас она столько всего порасскажет ему, ну, и порасспросит вагонного обо всём, таком этаком.

– Хозяйка! – Гаврила был явно чем-то очень взволнован, раз решил сам первый разговор начать. – Ты вот, не знаешь, но заклинание, двери в вагон запирающее на всех действует, кроме самих вагонных. – Он заговорил загадками. – Я, Михалыч, Ахромеев – можем туда-сюда по всему поезду ходить. Нигде нам преград нет. А мы ж с ними не одни такие вагонные в поезде этом. Она в гости ко мне приходит, а тебе показаться не хочет. Ты давеча меня видела, а Баську нет. Вот и подумала, что я сам с собой разговариваю, да людей хаю.

– Баська?! – Таня была рада, что всё оказалось так просто. – Это имя такое? Девочка и вагонная. Вот это да! Жаль, что она не хочет мне показаться. – Таня услышала отчётливое недовольное сопение за своей спиной. – А в каком она вагоне?

– В тринадцатом. – Гавриил сурово сдвинул брови. – А тебе, Хозяйка, зачем это?

– В тринадцатом?! В этом гадюжнике? – Сопение за Таниной спиной стало одобрительным. – Жаль девчонку, хотя… Ахромеев мне с одиннадцатым тоже маленький ад на колёсах устроил, так что нам с Басей было бы, о чём поболтать, посплетничать. Да…

Таня быстро схватила конфету «Белочка» со стола, поклонилась в пол и, скороговоркой, чтобы Гаврила не успел её перебить, выпалила.

– Уважаю я тебя, будь подружкою моей. Вот подарок от меня, появись мне, поскорей.

Опешивший от такой Таниной наглости Вагонный побледнел и негодующе уставился на неё.

– И вовсе это не я. Не я придумала тебе не показываться. Он мне запретил. Сказал, что он брат старший и слово его закон. Вот! – Голосок, доносившийся из-за Таниной спины, был звонкий, как колокольчик, даже немного заложило уши.

Танюша повернулась на голос.

В дверном проёме служебки стояла маленькая девочка. На вид ей было лет 12. Она была очень похожа на Гавриила. Рыжеволосая, лицо в россыпи веснушек, но вот нос у неё был очень длинный и остренький, а глаза круглые и карие. Всем своим видом она напоминала Тане Лису Патрикеевну из русских сказок. Хитрющий прищур глаз и ехидная улыбка, блуждающая по её лицу, усиливали это ощущение. Видимо, старший брат отдал её свой старый костюм – зелёный с золотыми позументами. Она подогнала его под себя – приталила пиджачок и заузила брючки. И в результате этих модных преобразований, Бася стала похожа на маленького лепрекона.

Девочка выхватила дарованную конфету из Таниных рук, развернула, откусила и блаженно зажмурила глаза.

А потом, потом они втроём заговорили разом. Гавриил выговаривал Тане за самоуправство, а Баське за наглость, Таня перечила Гавриилу, что нельзя запрещать сестрёнке делать то, что она хочет и заговорщицки подмигивала Басе, ну а Баська успевала жевать конфету, обзывать Гаврилу деспотом и радостно сообщать Хозяйке, что задружиться с ней она не против, а очень даже рада.

Когда упрёки и оправдания, угрозы большой поркой и обещания дружбы и конфет утихли, троица села пить чай – вкусный, горячий чёрный с сахаром.

– Хозяйка, ты Баську не повожай. – Деловито выговаривал Вагонный Татьяне. – Она ж в этот рейс сама со мной напросилась. Очень ей хотелось на тебя поглядеть. Ты, вроде как, знаменитость. Давненько у нас новых видящих-развидящих не объявлялось. А уж Ёлкины, они вообще легенда на дороге. Все уши она мне с Ахромеевым прожужжала, что поработать хочет, что с тобой подружиться хочет, что мир поглядеть хочет. Ревела без просыха. Вот мы и сдались. Что ж, сама кашу ты заварила, сама её и расхлёбывай. Баська она у нас девица дюже вредная, так что, держись.

– Ой! Да не слушайте вы его! – Звенел Баськин голосок. – И ничего я не вредная, они с Ахромеевым вбили себе в голову, что малая ещё, чтобы Вагонной работать. Испытания с тринадцатым вагоном мне выдумали. Чтобы я испугалась и сбежала, так вот вам фиг! – Девочка скрутила смачный кукиш и сунула брату в нос. – Барбара Романовна Калинина никогда не сдаётся!

Таня про себя искренне порадовалась, что у неё появилась поклонница, к тому же, ещё и цитирующая её высказывания, правда на свой лад. К тому же, ей показалось, что у Баси некоторые подробности из жизни Других ей будет гораздо легче выведать, чем от иных, более взрослых Вагонных, которые любят говорить загадками и напускать на себя важный и многозначительный вид на ровном месте.

– Уважаемые и дорогие моему сердцу, Вагонные Гавриил и Бася! Как же я рада, что с вами познакомилась, задружилась. – Таня прижала руки к груди, пытаясь унять скачущее от волнения сердечко. – Быть Хозяйкой, конечно лестно и почётно. Но один, в вагоне не воин. Знайте, от меня вам всегда помощь будет, в беде я вас никогда не брошу. Вот такое моё Слово. Слово Хозяйки.

В маленьком купе повисла тишина. Потрясённые до глубины души Вагонные молчали. Слово Хозяйки среди других – заклинание очень сильное и ценное. Они совсем не ожидали, что Таня захочет вот так, после пяти минут знакомства, повязать себя на Слово с ними. Гаврила и Бася слезли с полки и церемонно поклонились Тане.

– Ты нас на Слово уважила, Хозяйка. – Молвил за обоих Гавриил. – По обычаю, и мы должны тебе тем же ответить. Мы с тобой теперь и в огонь и воду. Такое моё Слово. Слово Вагонного.

– Слово Вагонной. – Подтвердила Барбара. – Было видно, что для неё это впервые, кончик её носа побелел от переживаний, голосок дрожал, как велосипедный звонок.

Да уж! Таня и сама от себя не ожидала, что устроит такое братание на Слово с ними. Но, опять она ощутила тот самый энергетический толчок от своего вагона. Что надо именно так сделать, именно так сказать. Что она делает сейчас что-то очень важное для себя, что обязательно поможет ей в будущем.

Глава 18

А в одиннадцатом вагоне, тем временем, жизнь шла своим чередом. Утолив голод, который всенепременно возникает у любого, кто только касается задом вагонной полки, Другие пассажиры приступили ко второй обязательной фазе путешествия – праздности и безделью.

Все, кроме чертей, разумеется.

Таня, после задушевного разговора с Вагонными, и не менее душевного Гаврюшиного чая с травками, сидела разморённая в своём купе, мечтая о скорой встрече с любимым своим Ваней.

Из прекрасного далёка её безжалостно вырвал цокот копыт по коридору. Стайка чертей топала к её чертогам.

Надо сказать, что черти, если их видит обычный человек, ничем на бесов не похожи. Обычные, ничем не примечательные личности. Единственное, что все черти по своему телосложению (скорее, теловычитанию) весьма субтильные. Тощенькие ручки и ножки, приделанные к их хиленьким туловкам, создавали ощущение невероятной вёрткости и юркости этих неприятных на вид субъектов.

Одежда всегда болталась на чертях мешком. Пиджаки топорщились, а мотня на штанах обязательно отвисала до колен, а как ей не висеть – длинный чёртов хвост надо же куда-то девать. Несмотря на толстую подошву ботинок, цокот копытец был слышен любому, кто прислушается. Поэтому черти всегда набивали подковки на свою обувь – пусть все думают, что это они звенят. Чтобы скрыть крохотные рожки на голове, бесы носили нарочито длинную растрёпанную шевелюру. Будто они – свободные художники. Глазки на их узеньких личиках беспрерывно бегали в поисках как бы стащить чего-нибудь, что плохо лежит.

Все черти в поездах промышляли карточным шулерством. Обыгрывали наивных пассажиров, обирали до нитки, иногда подворовывали по мелочи. Среди проводников их называли просто – 36 форма. Потому что в карточной колоде 36 карт.

Есть негласный обычай, который не мы завели и не нам его прекращать, но испокон века, там, где есть лохи, всегда есть жулики, которые подходят к любому проводнику в любом поезде, показывают колоду карт, говорят – 36 форма и беспрепятственно попадают в вагон. Что тут говорить, черти!

Черти, которые ехали в Танином вагоне, побоялись откровенно грубить Ахромееву, у Вагонных с провинившимися чертями всегда разговор короткий – за копытца и в окно, поэтому они купили билеты на всех шестерых и оккупировали самое последнее купе, возле туалета, и обнаружили веник возле своих мест.

А Таня, ещё в предыдущем, рейсе очень невзлюбила чертей, попытавшихся, проходя через её вагон, упереть чью-то, оставленную без присмотра сумку. Она продемонстрировала им тогда фонарь, и доходчиво объяснила, что если они сумку не поставят туда, откуда взяли, она этим самым тяжеленным фонарём отходит по их наглым рылам. И присовокупила ещё кое-что, по поводу их чёртова естества. Кража не состоялась, а черти уплелись в соседний вагон и там всё-таки утащили чемодан.

Так что, хоть эти черти были, хоть и с билетами и, на вид законопослушными, но Таня бдительности не теряла и держала ухо востро.

– Хозяюшка дорогая! – Раздалось тихое блеяние из коридора.

Один из чертей, самый главный, по видимости, пытался засунуть свою мордочку в её служебку. Но, не тут-то было. Гаврила лично провёл, ровно по порогу, черту, за которую никто, кроме Вагонных и Тани зайти не мог.

– Ой! – Он схватился за свой длинный нос, ушибленный заклятием. – От чертей черту поставили? Мы ж смирные, зря вы так! Мы чего пришли. Открой переходник, Хозяюшка, у вас там тоже запирающее Слово навешено, не пускает. А мы хотим в вагон-ресторан сходить, покушать. Проголодались шибко.

Все черти, как один, скорчили мордочки, означавшие их крайнее огорчение от Таниного произвола с дверью.

– Тридцать шестая форма, оборзели вы совсем. – Таня решила сразу, без заигрываний, обозначить, что не верит им ни на грош. – Сдаём колоды карточные, что у вас по всем карманам пораспиханы, мне. Тогда дверь открою.

Черти оскорблено загалдели, что они не такие. Напраслину на них Хозяйка наводит, голод не тётка, сейчас вот помрут у неё на руках все, как она с роднёй их безутешной объясняться будет?

– Цыц, не орите тут, пассажиры в вагоне отдыхают. Карты отдавайте и идите, а не то я вас на Слово возьму. – Пригрозила Таня, особо ни на что, не надеясь, так, для острастки.

А вот на чертей её угроза возымела неожиданное действие. Они нехотя начали доставать карточные колоды из таких своих потайных мест, что Таня и не знала, что там (например, за ушами) можно что-то спрятать. Горка изъятых трофеев выросла на глазах. И только по протяжному полувздоху-полустону, изданному шестью бесами, Таня поняла, что всё, больше нет у них карт.

– Ну, вот и ладушки! Через два часа обратно жду вас всех. Надеюсь, накушаться времени хватит? – Таня обвела присмиревших чертей суровым взглядом. – А если узнаю, что вы разведёте в поезде кого, или обворуете, то сдам вас с превеликим моим удовольствием, Вагонным, пусть делают с вами, что хотят. Веник то вы зачем с собой тащите? На кой ляд он вам в ресторане?

– Всей душой мы к этому замечательному венику привязались, – главный чёрт сделал круглые и честно-пречестные глаза, – мы вообще хотели его у вас в подарок себе попросить, так сказать в знак нашей взаимной дружбы и преданности.

– Хорошо, идите уже, – Таня сделала вид, что поверила во внезапно возникшую страсть между чертями и веником, – подарка от меня вы не дождётесь, но, раз Слово давала и обещала, так и быть, до конца рейса он ваш. А после, чтобы веник стоял там, где взяли, прослежу за этим лично.

Она сняла с двери закрывающие чары – ложкой, выпустила бесов, и, заперла за ними проход.

Глава 19

С помощью советов и рассказов Гавриила, Таня быстро привыкла к странностям Других. А поначалу, она вела себя вообще неадекватно, замирая на месте с придурковатым выражением лица, увидев что-то крайне необычное для себя.

Гаврюша уже привык, что Таню надо отпаивать волшебно-вкусным чаем, когда она сталкивается с необычной жизнью Других и видит то, что человеку видеть не положено. В этот раз её угораздило прогуляться по вагону во время перекуса пассажиров, последовавшего через час за послепосадочным утолением голода.

Огорчённый Йети, разом съевший на перроне все свои припасы (да-да, червяк и был его едой на всю дорогу, он собирался рвать его на части и подъедать потихоньку, а вероломная проводница нарушила все его планы), грустно сидел на своём месте и смотрел в окно. И новоявленный друг Кот–Баюн решил угостить его блюдом из дюжины серых коматозных мышек, которых он усыпил своим взглядом. Очень удобно! Еда спит себе чуть живая, но тёпленькая, и греть её не надо, и не испортится на жаре. Йети, конечно сначала поотнекивался от угощения, для приличия, а потом так вошёл во вкус, что мышиные хвостики только отскакивали от его зубов, как шелуха от семечек. Фууу!

Единственный вурдалак в её вагоне, наслаждался сырой свиной печенью, смачно чавкая и брызгая кровищей на белоснежную салфетку, повязанную вокруг его бледной кадыкастой шеи. Кикиморы потчевали леших ассорти из жареных мухоморов и поганок, щедро сдобренных маринованными пауками. Ведьмы напились веселящего кваску и, громко хохоча, откусывали головы летучим мышам (Оззи Озборн смотрелся бы непорочной девой на их фоне). Ну а оборотни после поедания голубей принялись употреблять, огромных серых крыс, зажаренных до хруста.

Шурале и Бичура пригласили на чай с ичпочмаками и элешами двоих дэвов в расписных узбекских халатах и тюбетейках. А те принесли с собой настоечку, разлитую в экзотического вида бутыли: «Гадюковку» (в зелёной жиже бултыхалась чёрная живая гадюка) и «Коброухрюковку» (кобра, настоянная на собственном яде и поросячьих рыльцах), и чай был благополучно оставлен остывать в стаканах, а вот выпечка ушла влёт как закуска.

Другие отдыхали в дороге, как умели. Скоро в вагоне Таня услышала и первые песни – «Ой, мороз, мороз!» и, конечно же, «Ромашки спрятались, поникли лютики…» – в общем, у Других было тоже всё как у людей.

А тем временем, Таня, которую за ручку, как маленькую, увёл в служебку Гаврила, чтобы она не стояла столбом напротив столика, на котором лешие решили сыграть с кикиморами «на интерес» в кости, очень сильно по форме напоминавшие человеческие, отходила от увиденного, выпивая уже третий стакан горячего чёрного чая. Это старая железнодорожная традиция: если у тебя горе – садись, пей чай, а вот если счастье у тебя, то тогда уж – садись, чай пей.

Вкусный чай быстро привёл Танины мысли и чувства в порядок. Как мы уже с вами знаем – в 20 лет всё переживается легко! Через пять минут Таня уже и не помнила, что заставило её так офигевать. Молодость – лучшее лекарство от грусти!

Черти, как по расписанию вернулись в свой вагон через два часа. Но они были такие жалкие и притихшие, что Таня, как заботливая и прозорливая Хозяйка, поинтересовалась – не траванулись ли они чем в ресторане, чтобы ей не пришлось ковры персидские после них чистить. Но главный чёрт заверил её, что всё в порядке. И Таня списала их грусть на то, что они без карт, которые она отняла у них, провели время в ресторане совсем без пользы.

А бесы, тем временем, продолжали вести себя как пыльным мешком пришибленные. И пока все Другие, с подачи ведьм, по-женски взгрустнувших после распития забористого и ершистого (сдаётся, что это и был ёрш) кваску, в вагоне дружно пели «Виновата ли я? Виновата ли я? Виновата ли я. Что люблю? Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?», черти сидели в своём купе, отчаянно о чём-то спорили, обречённо вздыхали и пили чай. Вот так вот! Выдули по шесть стаканов чая каждый, не меньше! А Тане что, ей теперь не внапряг столько много чая для пассажиров готовить. Титан у неё в вагоне электрический: тумблерок нажал – водичка сама подкачалась в ёмкость, кнопочку надавил – и само всё греется, кипятится. Не надо бесконечно ручкой воду качать и уголь в топку кидать. Благодать!

Глава 20

Как говориться, день и ночь. Сутки прочь!

За эти сутки Танюша узнала и увидела столько нового и необычного, что на время отвлеклась от своих мечтаний о Ване и даже, на время позабыла, что с самого начала рейса не видела в своём вагоне начальство, которое в прошлый раз паслось в её вагоне чуть-ли не перед каждой станцией. Неужели они настолько доверяют ей? Или узнали, что она в дружбе с Вагонными состоит, а значит, находится в надёжных руках?

Ну не было у неё времени и сил заморачиваться этими вопросами. Вот и в настоящий момент Таня гоняла чай с «заскочившей на минутку» Баськой (уже сорок минуток прошло, если честно). Они сплетничали и хохотали. Бася оказалась кладезем знаний и сплетен про Других. Таня, подперев кулачком щёку, заслушивалась её историями. Впрочем, когда Вагонная решила выведать у самой Татьяны об её сердечном друге, она деликатно увела разговор в сторону.

Вдруг, Бася, резко застыла, не донеся до рта руку с сушкой, и стала, как бы прислушиваться к чему-то. За мгновение она превратилась из девчушки-хохотушки в суровую Вагонную. И Таня сама поразилась такой быстрой метаморфозе. Другие не преставали её удивлять и озадачивать.

– Зовут, – Баська слезла с сиденья, – зовут, говорю – идти нам надо.

Таня глупо хлопала глазами и не двигалась с места. Честно сказать, расслабилась она в этом рейсе, почувствовала, что дорога это не испытание, а хорошее времяпрепровождение, не тяжёлая и грязная работа, а увлекательное общение с новым, интересным и неизведанным. Вот и не врубилась, что Бася и её с собой тянет куда-то.

– Хозяйка! Ау! Очнись! – Вагонная трясла её за рукав пиджака. – Зов из твоего купе отдыха проводников, пойдём, ждут там нас все.

Таня снова не поверила своим ушам. Купе отдыха проводников в её вагоне находилось сразу за стенкой служебки, где они с Барбарой сейчас были. И никто не проходил мимо них, она бы увидела.

Но, медленно встала и пошла, куда велели. Кстати, в новом одиннадцатом вагоне купе для отдыха было именно купе для отдыха проводника, а не его мучения на неудобной жёсткой полке. Купе было просторное, с большими и мягкими, как диваны полками, которые были не одно над другим, как полагалось, а как в спальном вагоне – одно напротив другого. Между собой они были разделёны изящным столиком, накрытым заботливым Гаврилой, кружевной накрахмаленной белоснежной скатертью – как в конце прошлого века в лучших Российских дворянских усадьбах.

Таня ложкой открыла купе и замерла от неожиданности. Там уже сидели Михалыч, Ахромеев, Гаврила и… Баська. Как она-то успела здесь оказаться! Вот только что за спиной Таниной пыхтела? На столе стоял настоящий блестящий и пузатый самовар, вокруг него разместились разнообразные вазочки с конфетами, сушками и. даже вареньем. Расстарался для дорогих гостей Гаврюша, молодец! Но лица у всех были не радостные, а скорее глубоко озадаченные и чем-то сильно озабоченные.

– Танюша! Заходи! – Ахромеев решил немного успокоить испуганную таким зрелищем девушку. – Присаживайся, давайте-ка попьём все чаю! Не разбавленного профессионально по-проводницки на десять раз с содой, а горячего чёрного, крепкого, душистого с сахаром!

Ахромеев заговорщицки подмигнул Тане своим круглым кошачьим зелёным глазом и, ей, правда, стало чуточку легче, когда он вспомнил её старую приговорку-ворчалку насчёт поездного чая. Она улыбнулась всему честному собранию и присела на диван.

Гаврила, пока Хозяйка не отошла от случившегося, решил сам поухаживать за всеми. Разлил чай в стаканы и раздал. Посидели, попили чаёк, помолчали.

– Ну, что ж! Теперь надо мне слово, как старшему держать, – Михалыч, с чрезвычайно раскрасневшимся от горячего чая лицом, начал свою речь, – Хозяюшка, ты у нас совсем молоденькая и недавно только развидеть начала, а уж всех наших обычаев, да и историй про Наших, тем более не знаешь.

Все, кроме Тани, согласно закивали.

– Тут ведь какое дело! – Михалыч тёр свой плешивый затылок и никак не мог перейти к самой сути. – Живёт в нашем средиземье Хозяин. Зовут его так. Он над Нашим краем главный. Наши все его уважают и чтут. Но, вот, время, видишь, какое, беспокойное нынче. Огромную страну разрушили, порушили и много такого, что испокон веков даже думать боялись тронуть. Запреты многие, законы не писанные, всё нарушают. И Ваши и Наши. И ведь не боятся ничего и никого! Как будто одним мигом живут, рвут всё на части, тащат под себя, хапают и хапают. Как только они не порвутся то от жадности?!

Михалыч завёлся не на шутку, видимо его достало до самых печёнок нынешнее безбашенное, безголовое время беспредельщиков. Он гневно рубил воздух кулаком и грозил им куда-то в небеса.

– Охолони, пока, Михалыч, – Ахромеев протянул другу очередной стакан чая, – Танюша, короче говоря, прознали мы, что черти твои, которые из крайнего купе, у Хозяина нашего спёрли крайне ценную вещь. И теперь пытаются её под чарами одиннадцатого вагона в Москву провезти. А уж если они в Москву с этой вещицей попадут, растворятся там в людской мути, ищи свищи их… Таких бед они с этой кладёнкой натворить смогут! Век не разгребёшь.

– Кладёнкой? – Таня поняла, что услышала главное, о чём спросить надо всенепременно.

– Кладёнка, – тут уже в разговор вступил Гаврюша, которого хлебом не корми, дай поумничать, – это приспособление такое, древнее и жутко магическое. С его помощью можно любые клады найти. Аклады они, не всегда безобидными бывают. Ваши и Наши не зря же то многое злое, что уничтожить никак нельзя, надёжно схоронили от чужих глаз и глупых рук. А если это зло, вместе с кладом, что его стережёт, в наш и без того сумасшедший мир выпустят? Да это ж, почитай, похлеще, атомной бомбы рванёт! Всем мало не покажется!

Даже солидный и степенный, как ему самому казалось, Гаврюша разошёлся не на шутку. И тоже стал грозить кулачком, но уже не в небо, а в хвост своего вагона, где эти самые разжигатели войны – черти – околачивались.

– Они ж только о выгоде своей думают, о богатствах халявных, а не горе и зле, что клады эти принесут! – Взволнованный, и от этого особенно звонкий, голосок Баси заставил всех вздрогнуть, а ложечки и подстаканники огорчённо дзынькнуть (вагон тоже негодовал вместе с ними). – Вот сейчас все вместе пойдем и взгреем их как следует! Пусть кладёнку нам отдают, черти поганые!

– А вот тут, внученька, не всё так просто, – Михалыч с нежностью, это Таня поняла только сейчас, посмотрел на свою развоевавшуюся внучку, – кладёнку черти явно на Слово спрятали, и не факт, что на своё. Тут, в вагоне нашем, никто никогда её не найдёт. Надо, чтобы черти сами покражу из вагона вынесли. Спугнуть бы их не мешало. Да и Хозяин не спит, он уже за чертями погоню выслал. На следующей станции, которая через два часа будет, мы их из вагона выкурим, а там уж с ними поговорят по душам. Кхе! Сами кладёнку отдадут, не сомневайтесь.

– И даже ты, Михалыч, ещё не всё знаешь, – начальник поезда был серьёзно озадачен, это чувствовалось во всём, но особенно по блеску его обильно вспотевшей лысины, которую он бесконечно утирал огромным белым платком, – я, прямо перед выходом сюда, получил радиограмму от своих друзей милиционеров. Они предупредили меня, что братки из Ямовской группировки, что-то ищут в нашем поезде. Как бандюги прознали про кладёнку, или что там про неё им наплели, никому не ведомо. Только ведают они, что вещь ценная и надо её отжать. Конкретно у кого, им тоже не указали, только намекнули, что у 36 формы где-то в конце состава… И вот, они уже здесь и… гм… рыщут, что-ли, в нашем поезде. Мы с Михалычем сейчас им навстречу пойдём и попытаемся остановить, ну иодиннадцатый вагон зачаруем максимально. А ваша троица и вагон, конечно, должны держать оборону до станции, если нам, почему-то не удастся их… гм…гм… задержать, что ли, как то вот так.

Все были потрясены и подавлены. Им было хорошо известно, что бойцы Ямовской группировки были отмороженные на всю голову. И ходили слухи и среди людей и, конечно же, среди Других, что в последних успехах Ямовских в том, чтобы подмять под себя Москву, им кто-то очень сильно помогает. Они не боялись ничего были, как будто, заговорённые и под вечным кайфом. Такое никак не могло быть без вмешательства кого-то из очень сильных и очень чёрных колдунов.

Глава 21

– Но не очко обычно губит, а к одиннадцати – туз! – Хрипло запел из чьего-то магнитофона звездун шансона.

Ребята, оставшиеся одни, вздрогнули. Дверь в их купе оказалась открыта, и им было хорошо слышно, что происходит в вагоне.

– Вот что будем делать, – Гаврила на правах мужчины взял руководство операцией по защите кладёнки на себя, – ты, Баська, беги в нерабочий тамбур и закрывай, заклинай его, вспоминай всё, что деда нам говорил. Ты, Хозяйка, иди к чертям и пытайся у них вызнать, где они покражу спрятали. На Слово бери их, иначе не скажут. А я пойду, почерчу защиту по вагону. Может, и сам вагон, что нам подскажет дельное. Послушаю его.

– Дорогие мои Вагонные, – голос Тани дрожал от сильного волнения, – у Ямовских, я точно знаю, всегда волыны, тьфу ты, пистолеты на спине, за пояс штанов заткнуты. Вроде, фишка это у них такая. Так вот. Если они в наш вагон прорвутся, ваша главная задача – незаметно вынуть оружие у бандитов и выбросить его из вагона. Только вам это под силу, вас им в этом вагоне не видно. Больше с этим никто не справится. А без огнестрельного оружия они просто быки накачанные, да и пусть они накачаны злой магией, плевать. Мы, Ёлкины, не сдаёмся. Ёлки-иголки!

Брат с сестрой переглянулись и кивнули головами, что согласны сделать то, о чём их Таня просит.

Девчонки побежали в конец вагона. Но, вдруг, Татьяна остановилась.

– Баська, стой! Ну постой, говорю! – Таня ухватила девочку за руку. – Я ведь совсем не знаю, как кладёнка эта выглядит. Вдруг, черти мне фигню какую-то вместо неё подсунут?

– Ой, и, правда, твоя. Слушай. – Баська затараторила, стараясь побыстрее ей всё объяснить. – Ты видела, как в деревнях воду ищут, чтоб колодец вырыть? Ну, ветка такая, рогатинка. Она, и правда на рогатку похожа. Где ветка кончиком вниз потянется, укажет, там и вода. Так вот, кладёнка точно такая же обычная ветка-рогатинка, только на клады заговорённая. Колдовство в ней жутко древнее, очень сильное. Такая вещь никогда в злые руки попасть не должна. Понимаешь?

Таня согласно кивнула. И её осенило. Веник! Вот где черти кладёнку заколдованную спрятали. Как в классическом детективном романе. Хочешь спрятать лист – спрячь его в лесу, среди других листьев. Хочешь спрятать ветку, спрячь её в веник. Ай да черти, ай да молодцы. Ох!

– Бася! – Таня опять стояла посреди вагона огорошенная собственным открытием. – Черти кладёнку в веник мой спрятали. Да вот беда, они его на моё собственное Слово заперли. И теперь до самой Москвы веник я не смогу у них забрать, но, слава Богу, и они вынести веник без моего Слова не смогут. И кладёнку из него вынуть без меня тоже никак нельзя. Что делать?

Девочка пожала плечами. И выпалила то, что её сейчас беспокоило больше всего.

– Я, Таня, деду и дядю Васю уже минут пять, как не слышу. Мы, Вагонные, всегда друг друга и вагоны слышим. А теперь – тишина. То есть только я и Гаврила и вагон наш. Беда!

– Тогда вот что, подруженька моя дорогая. Вы Вагонные – существа магические. А я просто человек. Из плоти и крови. Если мне не удастся живой из этой переделки выбраться… То передай Ване, что люблю я его. Люблю больше всего на свете. Вот.

Маленькая Баська с разворота ударила Таню прямо в лоб своим маленьким, но очень сильным кулачком. И это, надо сказать, привело Таню в чувство.

– Не смей, не смей так даже думать! – Девочка кричала на Таню, и её маленькие сжатые кулачки побелели от злости. – Ты Хозяйка вагона, а значит, самый могучий человек в нём. Мы обязательно победим! Я знаю!

И она удрала в тамбур, колдовать. А Таня, развернулась и понеслась в топочное отделение. Там же зимняя оборудовка стоит (комплект зимнего оборудования для скалывания намёрзшего льда с частей вагона), и в ней, конечно, почти двух метровый здоровенный железный лом имеется. Он и будет Таниным оружием!

Возвращаясь с ломом в руках, Таня увидела озабоченные лица пассажиров и, не придумала ничего лучше, как с деланной улыбкой. Приветливо помахать им ломом. Надо думать, это принесло им всем несказанное облегчение…

Она подошла к купе с чертями и громко сказала.

– Тук, тук! Черти, уважаемые. Отдавайте веник назад. Вежливо прошу вас.

Главный чёрт исподлобья смотрел на Таню и издевательски ухмылялся.

– Закону нет такого, чтобы Хозяйка Слово своё назад забирала. Веник наш до конца рейса. Не отдадим!

– Вы головушками своими рогатыми хорошо подумали? – Спросила Таня максимально проникновенно. – Ну, притащите вы кладёнку в Москву, разбогатеете. А из-за вас столько горя будет всем. Может даже война начаться. Оно вам это надо?

– Кому война, а кому мать родна! – Главный чертила, плотоядно улыбался.

Вот и обнажилась вся их бесовская сущность. Что с них взять? Черти!

Ну что ж, попытка не пытка. Таня заранее знала, что обломается.

– А вот тут птичка на хвостике принесла, – голос Тани наполнился злорадным елеем, – что вас Ямовские ищут. Так может, я веничек то понадёжнее перепрячу, от греха подальше?

Черти всполошились. Они думали, что только Хозяин за ними гонится, а тут ещё и Ямовские. Пришла беда, открывай ворота!

– Всё равно, не отдадим! – Пискнул самый младший бесёнок, и получил увесистый подзатыльник от главного.

– Ну, не хотите, как хотите! Сейчас станция через полчаса будет. Ссажу я вас с вагона, к чёртовой матери. А веник вы из вагона вынести не сможете. Вот такое моё Хозяйское Слово!

Таня гордо помахала ломиком перед опешившими чертями.

И! Вот тут как грохнуло! Вагон затрясся от того, что снесло мощным взрывом закрытую на заклятье дверь. Кто-то очень громко выругался матом и ввалился в вагон.

– Ямовские идут! Бей бандитов, спасай вагон! – Это уже истошно закричал Гаврила.

Надо же! Гаврюша, оказалось, нашёл самые нужные слова в данной ситуации. Никто не любил бандюков, даже нечистая сила. А Ямовские – были самые отмороженные среди всех группировок в нашей стране и успели крепко досадить всем.

Другие пассажиры высыпали в проход со своих мест и приготовились обороняться. Хотя, нет, не все. Ведьмы забаррикадировались у себя в купе. Их челночный бизнес именно Ямовские крышевали, так что у них со своей крышей ссориться резона не было.

Когда дым от взрыва рассеялся, Таня обомлела! По проходу на них шли… Серый и Вован. Те самые прыгуны, которых на той неделе дембеля вырубили. Видимо, их отмазали свои – Ямовские и снарядили обоих на это задание. В руках у бойцов были огромные бейсбольные биты, окованные серебристым металлом. А ещё, в них что-то неуловимо поменялось. Как будто, они были под глубоким и забористым кайфом, а извне ими управляла чья-то злая воля. И эта же воля защищала их ото всех чар.

Они спокойно, даже не дрогнув, прошли все Гаврюшины препятствия, начерченные им в начале вагона.

Таня бросила умоляющий взгляд за их спины, туда, где оставался Гаврила. И беззвучно, одними губами прошептала: «Бася и волыны». Она очень надеялась, что он её поймет. Он увидел её послание, кивнул ей в ответ головой и исчез из виду.

А тем временем, в вагоне разгоралась ожесточённая битва. Другие бросали самые сильные свои заклятья в братков, но те отскакивали от них, как от стенки горох. Ох! Крепко-накрепко кто-то их заговорил.

Кот-Баюн попытался своим чудо-глазом усыпить Вована и Серого, но кошачьи взгляды отрикошетили от их защиты и… усыпили парочку леших. Кот понял всю бесполезность своего дара, громко и обиженно мявкнул, выпустил когти и бросился обидчикам прямо в морды. Этот самоотверженный поступок на минуту остановил обалдевших братков. Но, Вован ударом биты сбил Кота-баюна с головы Серого и они продолжили, с упорством асфальтоукладчика, таранить отчаянно сопротивлявшихся им Других.

Дэвы и татарские маги, вместе, сплели какое-то редкое восточное заклинание – марево, размывшее реальность и превратившее воздух в вагоне в мираж. Но, кто-то очень сильный и коварный, руководивший действиями Ямовских бойцов, разгадал это заклятие и развеял вмиг. Пока что, задерживаемые Другими пассажирами бандиты добрели только до середины вагона.

Йети, как оказалось, тоже зря времени не терял. Маг он никакой, зато силушкой бог не обидел. Он оторвал вагонную полку и забаррикадировал проход. Вагон ему в этом помогал, как мог. Сдвинул стены и полки плотнее. Но и это оказалось шуточной преградой, разбитой тяжёлыми коваными битами. Йети, с рёвом раненого буйвола, оторвал ещё одну полку и разбил её о головы Ямовских братков. А братки, двумя ударами с боков, разбили голову Йети.

Оборотни, перекинувшиеся огромными бурыми медведями, и вурдалак – оскалили свои нешуточные клыки и длинные острые когти – полезли всей своей импровизированной стаей напролом. Покусали, порвали они обидчиков славно, нечего сказать. Но и их тоже свалили на пол удары заколдованных бит.

Таня поняла, что сил других надолго не хватит, а станция вот она. Уже близко. Надо продержаться всего пять минут. И помощь от Хозяина придёт, помогут его гонцы победить злую силу.

Она низко поклонилась и сказала:

– Дорогой мой вагон! Сложи всю силу в этот лом. С тобой мы сможем победить. Злу с тобой нас не сломить!

Тяжёлый лом задрожал в её руках. Она ощутила в себе силу всего огромного железного шестидесятитонного вагона.

А Вован и Серый, вдруг, заскребли ручищами у себя за спиной, ища свои пистолеты. Ой! Беда!

Теперь, главное, чтобы Вагонные не подвели. Таня с надеждой поглядела за спины бандитов и узрела довольные рыжие рожицы Вагонных – Баси и Гаврилы. Значит, удалась их затея с незаметным изъятием пистолетов. Ура!

В это время, окрылённые своей маленькой победой, юные брат с сестрой, вдруг, решили, что настала их очередь повоевать. Они заскочили на спины Вована и Серого и закрыли им глаза своими ладошками. Дети! Они наивно полагали, что злой колдун руководит своими марионетками через их глаза. Бедные маленькие вагонные. Как они ошибались! И теперь летели безвольными тряпичными зелёно-рыжими куклами в разные стороны, отбитые хрусткими ударами деревянных палок.

Это было последней горькой каплей, переполнившей чашу Таниного терпения!

– Словом Хозяйки вагона заклинаю вас! Вы не пройдёте больше ни на шаг! – Таня взяла лом наперевес и пошла с ним на врага. – Никто больше пострадает о вас. И от тебя – злое чудище, которое ими руководит! Я вас всех не боюсь!

И действительно, бандиты не могли больше двинуться с места. Вагон надёжно спеленал ковровой дорожкой их ноги.

Вован и Серый остановились, и удивлённо замотали своими бритыми головами. Они увидели перед собой разъярённую проводницу в синем костюме и в блестящих лосинах, грозно и отчаянно потрясающую ломом. Что-то неожиданно всплыло в их замутнённом сознании. Они вспомнили Таню! Вспомнили свой недавний позор и, обиженно взревели, как два БЕЛАЗовских мотора. Но ковёр, по прежнему, надёжно держал их на месте.

Маленькая Таня с разбегу начала молотить по ним своим оружием, при этом крича «Наш паровоз, вперёд летит, в коммуне остановка! Другого нет у нас пути, в руках у нас винтовка!» эта боевая песня Ёлкиных очень помогала ей в самую трудную минуту её жизни.

Лом, конечно же, отскакивал от заговорённых. Но надёжно держал их на месте, не давая дойти до купе с чертями и веником. Черти тоже не могли никуда деться из этого купе и перепрятать веник. Потому что догадливая Бася, невидимая им, начертила черту против чертей, заключила их в магический круг.

Таня с каждой минутой боя всё больше слабела. Тем более что бандиты несколько раз приложили её заколдованными битами по голове, но магия вагона, как смогла, защитила её. Она отчаянно пела, громко плела свои нехитрые заклинания на Слово, махала ломом, сокрушая всё вокруг, кроме Ямовских братков.

Вот она! Долгожданная станция! Поезд остановился.

Обессиленная Татьяна поставила лом поперёк прохода, повисла на нём и пролепетала.

– Мой вагон. Нет вам хода дальше в нём. Слово Хозяйки! Меее!

Ой! Меее – это не Таня… Это козёл Иннокентий заскочил в вагон. А с ним ещё два русских богатыря в латах и с двуручными мечами.

Братки, по указу злой силы развернулись к богатырям передом, к Тане задом. И не видели, что она упала на пол. И уже с пола досматривала конец боя.

А посмотреть было на что!

Иннокентий с боевым меканьем кинулся на врагов – бодать своими роскошными рогами и топтать их своими острыми копытами. Глаза его горели красным магическим пламенем. Из ноздрей шёл пар.

Одновременно, два неведомых Тане богатыря рубили братков своими мечами.

А потом! Потом в их противостояние вмешалась какая-то неведомая никому сила! Между бандитами и богатырями возникли два вихря белый и чёрный. На мгновение не стало видно ничего. Тьма окутала одиннадцатый вагон и поле брани. И.., белый нестерпимо яркий свет порвал в клочья чёрное злое марево. И сразу стало хорошо светло и радостно. И Таня отключилась.

Глава 22

– Вот так бывает! Любовь пришла как сон! – напевает кто-то над ухом Тани.

Она открыла глаза и блаженно заулыбалась! Ей приснился Ваня. Он несёт её на руках и поёт про любовь. Благодать!

Ой! Это совсем не сон! Рядом с Ваней идёт и улыбается довольной улыбкой козёл Иннокентий, а рядом с ним ещё идёт какой-то великан. Такое Тане точно не могло присниться. Она широко открыла глаза.

Великан увидел это и обрадовано сказал.

– Ваня, внучок, очнулась любовь твоя! Глазами моргает. Значит, живая и здоровая.

А! Это Ванин дедушка. Дядя Стёпа, догадалась Таня. Так это они с Иваном и есть посланники от Хозяина и два богатыря русских, порубивших нечисть.

– Веник! Ваня, любимый мой, дорогой! Веник! – Таня шептала, что надо веник срочно выручать. Упрут же кладёнку под шумок черти проклятущие.

– Да достали уже кладёнку из веника. Хозяин сам достал. И с собой забрал. Не беспокойся ты больше ни о чём. Себя береги, любимая моя Танюша. – Ласково приговаривал Ваня.

– А как же Вагонные? С ними что? – Не унималась Таня. – И с моим вагоном? И с Другими?

– Вот же какая беспокойная Хозяйка. – Иван усадил её на скамеечку, уютно расположившуюся на перроне рядом с хвостовым Таниным вагоном. – Раз уж никак ты не упокоишься – слушай.

– Когда Хозяин прознал, что Ямовские тоже за чертями охотятся. Он смикитил, что дело тут нечисто, и нас, троих богатырей – Ивана, Степана и Иннокентия – не хватит, чтобы с бандитами и со злым колдуном Вороном, что ими исподволь управлял, справиться. И сам поспешил сюда, чтобы кладёнку забрать. Ворон колдун сильный, но не сильнее Хозяина. Кстати, он дал Ямовским бойцам взрывчатку и порошок, парализующий Вагонных. Но тупые братки этот весь порошок на Михалыча с Ахромеевым. И на наше счастье – для устранения маленьких Вагонных его совсем не осталось. Иначе бы не смогли бы они так лихо вынуть заколдованные пистолеты. А так, почтай, они всех вас спасли. Волыны эти были заговорены на самое большое зло. На убийство всех, в кого пули попадут. В людей или в Наших. Ну и ты, Таня с вместе Нашими тоже иродов этих потрепали хорошо. А Хозяин сам с Вороном сразился и победил его. Хотя, может и удалось Ворону опять улететь. Не знаем мы пока. Хозяин всех раненых подлечил, вагон твой ненаглядный тоже в былой порядок привёл, до последнего зеркальца. Забрал себе обратно кладёнку из веника. А чертей так наказал, что лучше тебе и не знать!

– Хозяин был здесь? – Таня завертела головой вокруг. – А какой он из себя? Я его видела?

– Хозяин он и есть – Хозяин. А ты его не видела, потому что не пришло ещё твое время. Придет срок и ты. Как все вы – Ёлкины, встретишься с Хозяином. Думаю, что очень даже скоро. Тем более что он очень тепло о тебе отзывался, хвалил за храбрость и находчивость. Подарочек вон, подарил. Велел передать героической Хозяйке одиннадцатого вагона от Хозяина средиземья.

Ваня протянул Тане бархатную красную коробочку. Она с трепетом открыла её. Внутри лежала ослепительно-золотая брошка. Железнодорожники называют её «Птичка». Это два золотых крылышка, а посерёдке колесо.

– Бери, заслужила ты «птичку», да не простую, а Хозяином заговоренную. Это очень дорогой подарок. Береги её, Таня. –Уважительно сказал ей дед Степан.

Разомлевшая на летнем солнышке Таня опять блаженно улыбалась. Вокруг лавочки уже столпились дорогие её сердцу друзья. Михалыч, помятый больше обычного, но бодрый и весёлый, сиял, как медный начищенный самовар. Таня только сейчас заметила, что в своём прошлом Михалыч, видимо был чрезвычайно рыжим. Он крепко держал за руки своих рыжих-прерыжих внучков Басю и Гаврилу. Таня заговорщицки подмигнула брату с сестрой, и они расплылись в понимающих улыбках.

Из одиннадцатого вагона на станционный перрон вышли все Другие пассажиры. Живые и здоровые. Они приветственно помахали Тане, но их отвлекло более интересное зрелище.

Наряд милиции выволакивал из вагона прочно спеленатых в красные ковровые дорожки двух бандитов. Они уже были не под заклятием Ворона. И так обалдело крутили своими бритыми головами во все стороны, пытаясь понять, а что это сейчас с ними было. А за что это их скрутили и везут, неведомо куда, менты позорные.

– А теперь, Татьяна Александровна Ёлкина, Хозяйка одиннадцатого вагона, тебе пора в путь-дорогу. Прощайся со всеми. – Ахромеев, опять подкрался к лавочке незаметно для Танюши. – Рейс еще не окончен. Поехали, птичка золотая, А со всеми твоими приключениями разберемся. По ходу поезда.

Июнь-июль 2019, город Екатеринбург.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22