Вино из призраков [Оксана Сергеевна Царькова] (fb2) читать постранично

Оксана Царькова Вино из призраков

Петричкин вертел бутылку тëмного стекла так и эдак.

– Пройдоха этот Хвостнев, – гуняво бормотал Петричкин, – соврёт, шельмец, и даже моноклю из глаза не выронит прыщ шкодливый.

В задних комнатах трактира "Пленъ и тленъ", в коих Петричкин любил сиживать в пятничные вечера, было тихо. Пыльные портьеры глушили смиренный гул общей залы, но не могли скрыть кислятину измятого людскими выхлопами воздуха.

Винные пары просачивались в щелястые двери комнаты, и щекотали чуткий до всего нос Петричкина.

Про нос этот, тут отдельно сказать надо.

Выдающийся у Петричкина нос вырос. Длинный, хрящеватый, кой-где, даже, с неприятными волосатыми бородавками…

А вот ноздри.

Вот, ежели бы, Петричкин не ходил носом вниз, а представал всем ноздрями этими напоказ…

То чистый аристократ, не иначе, был бы для всех Петричкин. Такие изрезные обводы имели эти ноздри его.

Как тоскливые и неприступные фьорды северных морей. Веяло от этих ноздрей Чайлд Гарольдом.

Ну и нюх у Пертричкина был соответствующий. Тонкий нюх у него был. Да нрав толстый.

Через этот нрав препротивнейший, скатился наш Петричкин до захудалого трактира в склизких извилинах Петербургских задворок.

Всë Петричкин обхаивать надо было. От мухи до потолком до Самого.

Был бит он нещадно и урядником, и так, шелупонью разной.

Кумпанию с ним не водил никто. А вот как эксперта по винам привлекали часто. Особенно, любители всяких экзотических напитков.

Таких амброзий, что запакованы в чудны́е бутыли, и снабжены непонятными нашлёпками с надписями на языках тарабарских.

Вот тут, и звали Петричкина. И он приходил.

Совал свой носище прямо в горлышко бутыли и выдавал свой вердикт. И никогда не ошибался. Такие ингредиенты называл, на вроде чёрного таракана, что в бутыль пролез, да и издох пьяный.

А намедни, поручик Хвостнев, выигравший в карты сию диковинку – "Вино из призраков" у полковника Н*, принёс еë на вердикт Петричкину.

– Душа моя, Петрррричкин, – Хвостнев грассировал, да и пьян был изрядно, – экую штукенцию я тебе принёс. Расскажи мне, возможно ль пить такую то ерунду-с. "Вино из призраков", кхе, придумают же фантазëррры. Но любопытно-с. Весьма.

Петричкин, и взял на пробу сей бутыль. А что бы и не взять, раз рубликом сулят.

Бутылка была абсолютно чёрного стекла, с белой залепиной гербовой бумаги, с надписью, от руки, но витиевато, с вензельками всяческими: "Вино из призраков". И это всë-с.

Залита чëрной сургучовой пробкой. Весьма обычной. Из дешёвых.

Петричкин привычным движением руки сшиб сургуч с горлышка, достал штопором пробку, и…

Лизонька капор применяла пред зеркалом, когда с мороза в комнаты ввалился "подшофе" Хвостнев. Облапил еë всю, сбил капор, засыпал снежной крупкой перелину.

– Душа моя, Лизонька, – дыша недельным перегарищем прогудел поручик Хвостнев, – в дым пррродулся-с, выдай мне на жизнь парочку купюррр.

И плюхнулся на пол, шутливо простираясь ниц.

Девушка побледнела как смерть. Отчего красный, неестественно пятнистый, румянец её, стал неприятно коричневым.

Шатаясь, Лизонька добрела до комода и вынула из шкатулки последние деньги.

Хвостнев, беззаботно цапнул хрусткие банкноты и вывалился в снежные объятия хохочущих женскими голосами саней.

Лиза закашлялась от назойливых струй холодного воздуха. Белый кружевной платочек, прижатый к бледным губам еë, привычно окрасился красным.

– Никакого доктора не будет, – прошептала Лизонька, – ничего не будет.

Она вышла во двор. Снег сыпал свои белые хлопья на еë неприбранные волосы. И таял на алых, искусанных до крови, чахоточных губах.

Петричкин выбежал из трактира. Он спешил помочь Лизе, спасти от неминуемой гибели.

Белый снег крупинками набился в его крупные слëзы.

На Невском гуляла нарядная публика.

Дамы в капорах, галантные кавалеры. И никто не видел плачущего Петричкина.

Даже снег.

Даже свежий снег, укутавший тротуары, не оставлял на себе его следов. Петричкин всë понял, и поплёлся обратно в своë унылое пристанище.

Бутылка чёрного стекла так и стояла откупоренная на столе. И никого вокруг.

Будто, кто-то настойчивый, подтолкнул его в спину…

И Петричкин заскользил по гладкой изнанке тёмного бутылочного горлышка.

Голоса… он услыхал множество голосов. И Лизонька смеялась звоночком…

Хвостнев был зол на себя и на прокурорского следователя Пятничкина. Допросная в "Крестах" была смрадна и по-зимнему холодна, до зубодробительности и желудочных спазмов.

А Пятничкин уже по десятому разу задавал въедливые вопросы Хвостневу про исчезновение Петричкина.

Меж тем, Хвостнева только черепушка трещала от выпитой вчера "беленькой". И более ничего не хотел он.

– Хвостнев, вы третьего дня были замечены у Петричкина, – бубнил следователь, – передали ему бутыль, как вы тут заметили: "на пробу, вдруг, дрянь какая", бутыль эту вы выиграли в карты у полковника Н*. И после этого никто Петричкина не видел. Так?

– Крррохоборры, – поручик грассировал,