Дейлекронт: дитя чернильной течи [Роб Гроул] (fb2) читать онлайн

Роб Гроул Дейлекронт: дитя чернильной течи

Вступление

Существует много страшных историй, от которых стынет кровь. Кровавый мясник, призрак умершей невесты, красногубый вурдалак, Лох-несское чудовище. Но как быть, когда страшилка, признанная попросту пугать детишек, является правдой? Насколько бы ты легкомысленно не относился к ней, старался её игнорировать, пытался стереть из своей памяти, в глубине души ты понимаешь, что от неё никуда не деться. И эта будоражащая история переносит нас в Дейлекронт, место полное различных сказаний и легенд.

Земля Дейлекронт поделена на пять огромных частей: Леваду, Тинту, Аскорию, Версах и Нильшерт. В центральной части – Нильшерте – живут преимущественно шелы – мирный народ, занимающийся выращиванием пшеницы и других культур. Их пропитание состоит целиком из растительных продуктов, они не признают мяса, считая, что мёртвая плоть – это мерзость. Поэтому сказать, что они были воинствующей расой, было бы неправдой. Однако дисциплина никогда не была их слабым местом. Их равнина расположена у подножья горы Атис, высота которой простирается до самых облаков. Мало кто пытался покорить её и никому не удавалось. У этих жителей и так хватает других забот: хозяйство, семья, вражеские набеги. Время для развлечений – непозволительная роскошь. Шелы живут большими семьями. Чтобы содержать крупные имения необходимо большое количество ручного труда, который очень часто выполняли дети собственников. Немногие могли позволить себе наёмных рабочих, разве что такие богатые вельможи как Атан, Силганг. Даже непонятно, что они забыли в этой Богом забытой земле, когда на юге Аскория – рай Дейлекронта. Их земли самые плодовитые. Настолько мягкие и рыхлые, что можно рукой пронзить чернозем по локоть. Солнце восходит каждое утро и нежно греет всякий клочок почвы. Тонны сочных фруктов валяются на дорогах из-за того, что созрели и не могли больше держаться на ветвях своих деревьев. Аскорцы же пресытились всеми дарами природы и не обращают на это внимания. Каждый раз шагать без всякого страха, встревая ногой в сгнившую линкуру или граван – обыкновенное дело. Холодная, ближе к северному климату, температура, не позволяла Шелам растить такие теплолюбивые фрукты. Они вынуждены давиться злаковыми культурами, кломбой и изредка употреблять зелёные овощи, такие как титра и листы капусты. Рацион жителей точно определял их темперамент и характер: воспитанность, образованность, утонченность, добродушие, сострадание. Этот список качеств можно было продолжать очень долго. Но главным из них было неукоснительное соблюдение указов. Источником права в Нильшерте были древние рукописные тексты, оставленные первыми предками, которые обосновались и развились на данной территории. Их называют отцами Нильшерта, а их исторический памятник, предание отцов – единственный действующий закон, содержащий в себе нормы о территории, власти, войне и мире, семье и многом другом. Все правила носили казуальный характер, то есть применялись к конкретному случаю или событию. К примеру, в одном из них была запись о конокрадстве, которая звучала так: если кто украдёт лошадь соседа своего, то заплатить он должен 10 никелей и вернуть лошадь хозяину. Естественно, не любая кража подпадала под эту схему, но и для того, чтобы привлечь нарушителя к ответственности необходимо доказать вину, что делалось очень простым образом. Если трое честных людей укажут на одного и того же человека, что тот вор, то вся община должна принять это как истину. "Ибо если трое добродетелей, говорят, что человек вор, он таков и есть". Система наказаний включала в себя множество вариантов от повешения до отрубания конечностей, истязаний кнутом. Однако каждый мог доказать свою невиновность путём прохождения испытания – каром бааг. Каром бааг подразумевал исполнение почти невозможного задания на выбор добродетелей. Изощренность же жителей в этом плане торжествовала как никогда. Народу нравятся зрелища, и чем труднее испытание, тем интереснее на него смотреть. Выплыть со дна реки с чугуном, привязанным к ноге, пройти через огонь, не получив ни одного ожога, спрыгнуть с высоты без повреждений. Считалось что, если человек не виновен, тогда сам Бог поможет ему остаться целым и невредимым. Порой абсурдность этих верований доходила до предела. Но это были обычаи и устои этого общества. И так они жили.

Пролог

Он яростно разрезал перед собой колющие цветы, чтобы скорее выйти из чащи и пробраться к озеру. Растения словно хотели полакомиться его плотью, желали разорвать незнакомца на кусочки и попробовать на вкус. Зловещее шипение партанары врезалось в слух и заставляло двигаться быстрее. Рука не уставая вращала вокруг клинком. Он знал, что делает. Холодный взгляд пронзал до глубины души и кричал о том, что у него нет сердца. Нет сомнений, нет чувств, нет страха. Он ступил твёрдой ногой на мокрый песок и вышел из зелёного плена. Путник обернулся и увидел, что тропа, которую он прорубил, проросла за считанные секунды. Он сбросил своё оружие и побежал к водоёму утолить двухдневную жажду. Мужчина хищно хлестал воду и закидывал её в раскрытый рот. Посреди огромного озера, простирающегося на многие километры, начали выходить пузыри, что не сильно его удивило. О бурлящей лагуне он узнал, когда ещё был мальчишкой, хоть так и не разгадал его тайну. Скиталец ополоснул лицо и встал, окидывая взглядом окрестности. Позади него послышалось неровное сопение. Он медленно развернулся, и его голова оказалась в нескольких сантиметрах от огромной пасти гарталлы. Она открыла её и проревела на всю бездну, после чего он почувствовал невыносимый рвотный запах её внутренностей и гниющих жёлтых зубов. Размером они были с ножи, отставая от них лишь по остроте. Он даже заметил между ними остатки лазура, которого она съела ещё неделю назад. Слюна болталась с её верхней массивной челюсти и касалась его лба. Морщинистая каменистая кожа немного свисала с его водянистых глаз, чуть их перекрывая. Пара передних рук была с тремя потрескавшимися когтями, вкопанными в мягкую землю. Прожилки и крепкие мышцы торчали из-под кожи от иссушения. Две пары ноздрей по одной под каждым оком, извергали голодное дыхание. Странник бросил взор на свой клинок и тварь нависла бездонным ртом над ним, чтобы поглотить целиком.

Глава 1. Царство Нильшерта

Долгожданное чудо

Царь Сотар был обеспокоен отсутствием у него наследников. Царевна его была бесплодна, но он настолько её любил, что разделять ложу с другой женщиной ему представлялось чем-то невыносимым и отвратительным. Каждый день он просил Господа излить на него свою благодать и подарить ему сына, но тот словно игнорировал всякую мольбу. Одержимый своей мечтой Сотар не отступал. Утром, когда солнце ещё не восходило он вставал, выходил из крепости и отправлялся в густую чащу, чтобы обратиться к нему в смирении и жертве. Стоя по несколько часов на коленях в прошении и молитве, он возвращался изнуренный и опечаленный в свои чертоги. Жена его разделяла горе вместе с ним, но вера её была слаба и с каждым днём она теряла всякую надежду в обретении ребенка.

Через три года случилось невероятное чудо, которого уже перестали все ждать – Грендель забеременела. Сотар узнав об этом, ликовал так, что подарил всем своим подданным по двести никелей серебра и закатил пир на весь Нильшерт. Каждый житель радовался вместе со своим царём в этот знаменательный день. Вино лилось рекой, а столы ломились от угощений и диковинной пищи. Сотар дал обещание, если у него родится сын, то он, когда наследник повзрослеет и достигнет возраста, когда сможет принять престол, будет служить ему и отречётся от своих царских привилегий.

Девять месяцев были для царя томным ожиданием, в течение которого он не переставал искать лица Бога. Грендель же была обеспокоена будущим ребенка. Что если родится дочь? Как отреагирует её супруг? И примет ли её после всего, что случилось? Но несмотря на это, имела тепло на душе от того, что носит своё собственное дитя под сердцем. Дни напролёт она проводила в крепости, периодически прогуливаясь по царским зелёным садам. Но вот в один прекрасный день, когда она, сидя на качелях, вдыхала свежий воздух в сопровождении прислуги, то пришло ей время родить. В это время царь был на битве и защищал свои земли от посягательств. Роды были тяжёлыми, царевна потеряла много сил, но не могла успокоиться до тех пор, пока не узнает пол ребенка. Это был мальчик. Грендель взяла его на руки, и вся боль словно исчезла по волшебству. И нарекла ему имя Кенваль, что значит рождённый править. Сотар же по прошествии нескольких месяцев возвратился домой и увидел сына своего и возрадовался великою радостью и возблагодарил Бога за то, что он даровал ему наследника. И рос Кенваль в мудрости, терпении, любви и кротости своих родителей, и преуспевал в образовании. И с каждым годом становился все более прекрасным и достойным юношей, не утрачивая чести своего рода.

И дождь идёт, когда сияет солнце

Время близилось к ночи. На улице осенний ветер расшатывал ветви деревьев, от чего листва на них дребезжала и издавала звуки, которые сливаясь создавали шум моря. Беззвездный небосвод веял тихой грустью. Кенваль стоял босиком на огромной каменной лоджии. Он тянулся вверх, отрывая пятки, чтобы посмотреть на то, что творится внизу. Голова лишь немного торчала из-за ограды, и поэтому он мог видеть только дальнюю часть леса и высокую гору. Он положил руки на стену и оперся на них, чтобы взобраться и сесть на неё.

– Кенваль! – окликнула его мать.

Мальчик тут же спрыгнул и развернулся. Сердитая Грендель стояла и смотрела на него прожигающим взглядом. Её руки были уколоты в бока, а левая нога немного выдвинута вперёд, она уже была готова бежать и спасать сына в случае опасности. Кенваль сделал виноватое лицо и молчал.

– Сколько раз повторять, не лезь туда?! Ты же можешь свалиться.

– Прости… – простонал мальчик.

– Давай бегом в постель, – скомандовал мать.

Шлепая голыми стопами по мрамору, он добежал до кровати, сдёрнул одеяло и залез на нее. Грендель укрыла его одеялом и села рядом. Она начала гладить сына по бугоркам лба, поправляя его темные густые волосы.

– Мам, – робко произнёс Кенваль.

– Да, милый.

– Ты расскажешь мне страшилку?

– Не слишком ли ты большой для неё? – улыбаясь произнесла мать.

– Разве страшные истории для маленьких?

– Ну, хорошо. Подловил. Тогда слушай. Давным-давно, во времена старейшин, пятеро братьев искали в пещерах скалы Атис нечто сокровенное. Было то золото или драгоценные камни – никто не знал. С утра до вечера они раскалывали одну горную породу за другой в надежде найти это. Пришло время, когда один из братьев сказал, что устал заниматься бесполезной работой и бросил остальных, собрал вещи и ушел на север. Остались они вчетвером обессиленно дробить камни. Прошло ещё несколько недель и один из братьев сказал, что здесь нечего нет и нет смысла продолжать работу. Он собрал вещи и ушел на юг. Остались братья втроем. Все тяжелее и тяжелее работалось им в меньшинстве. По прошествии некоторого времени третий брат бросил своё орудие труда и выпрямившись сказал: «Устал я работать и нет больше смысла мне находиться здесь, мы так ничего и не нашли». Сложив пожитки, он собрался и пошёл на восток. Остались они только вдвоем. У них была мечта найти что-то невероятное, что-то, что даст им богатство и власть. Трудились они не покладая рук день и ночь в стремлении достичь непостижимого. В конце концов, четвертый брат не выдержал и собрав вещи, отправился на запад. Он любил младшего брата, но не мог больше заниматься этой безумной затеей. Последний брат не отступал от своей цели, всё ладони были в рубцах и окровавлены, ноги не отдыхали уже несколько дней, и он совсем забыл, что такое сон. Но глаза его горели. Горели мечтой, горели идеей. И он продолжал колотить камни. Он крошил, крошил, крошил… И наконец упал от бессилия и умер от изнеможения.

– Это же не вся история? – спросил с надеждой в глазах Кенваль.

– Ты же знаешь, что нет. После того как он испустил дух, гора треснула и появилась огромная расщелина длиной в несколько метров. Из этой расщелины веяло холодом и мраком. Черная бездонная впадина. Через несколько дней последнего брата нашли и похоронили. А расщелина так и осталась. Рассказывают, что по ночам оттуда издаётся невыносимый рёв и другие истощающие звуки. Никто не верит в эти сказки, однако всё обходят эту расщелину за несколько метров. И называют её чернильная течь.

– А что там, мама? В той расщелине?

– Никто не знает. Возможно, ужасное и страшное чудовище. А может обыкновенная пропасть, которая образовалась в результате движения горных хребтов. Но одно известно точно – те, кто туда попадал никогда не возвращался.

В тринадцатый раз эта история была для Кенваля ничуть не хуже, чем в первый. Он всегда слушал рассказ о чернильной течи с раскрытым ртом и испуганными глазами. Что там на дне? И есть ли дно? Где эта расщелина? И почему все её так бояться?

– Ну, всё, давай спать.

Царевна ласково поцеловала сына в слегка припухлую щеку и пошла в свои покои. А Кенваль ещё долго не мог уснуть, воображая сказанную историю у себя в голове. Таинственное всегда одновременно пугает и влечет. Не даёт спокойно жить, изводит, сжирает изнутри, заставляет постоянно о себе думать.

Тёмная ночь как покрывало окутала всё кругом, извещая о времени сновидений. Усталость украдкой подобралась к Кенвалю, который сладко зевая, сомкнул глаза и забылся глубоким сном.

Как только первые лучи солнца поднимались над Нильшертом, Кенваль уже стоял на ногах. Он сам, без помощи прислуги, одевал свой тёмно-синий кафтан, с вшитыми драгоценными камнями и до блеска вычищенные гладкие туфли из кожи латмира. Коротая время, пока все проснуться, он бродил по огромному дворцу разглядывая картины, которые висели на каменных стенах, или выкованные в кузнице крепости орудия: двуручные мечи, кинжалы, алебарды. Эстетика войны серьёзно привлекала его внимание. Он постоянно представлял, как вырастет и будет участвовать в огромных баталиях, всегда оставаясь победителем. Кенваль остановился около меча своего деда и пристально всматривался в него. На широкой рукояти была выпаяна надпись, которую молодой наследник никак не мог прочесть. Он повернул голову параллельно ей, но это ему не помогло. Его внимание перекинулось на лезвие, которое как зеркало отражало в себе предметы материального мира. Длинное, гладкое, переливающееся. Он поднял правую руку и дотронулся подушечкой указательного пальца острия. Лёгкое касание не спасло его от участи – небольшой порез начал кровоточить. "Настолько острое…", – подумал Кенваль.

– Не стоит этого повторять, – раздался голос позади него.

Кенваль обернулся и увидел перед собой Гальдемара – своего учителя. Старичок уже преклонного возраста, с длинными волосами, и широким лбом. Он без осуждения и эмоций смотрел на своего ученика, сведя руки за спиной.

– Я хотел только проверить.

– Знаешь чей это меч? – спросил Гальдемар.

Мальчик молчаливо вертел головой. Учитель подошёл поближе и немного наклонился, вглядываясь в артефакт.

– Царя Фейлона. Твоего дедушки.

Кенваль продолжал слушать рассказ не перебивая.

– Говорят, что раньше земли Нильшерта простирались до самого Версаха и Аскории. Во время своего правления Фейлон был одержим идеей большого государства и верно следовал своей цели. Он захватывал один клочок земли за другим, пока половина Дейлекронта не было под его владением. Но с его смертью ушли и его стремления. Нильшерт ослабел, а потом и вовсе стал крестьянскими землями, полными земледельцев, но не имеющих воинов.

– Но почему? – с круглыми от удивления глазами спросил Кенваль. – Разве отец не хочет править всеми?

– Со временем люди поняли, что война губит не только проигравших, но и победителей. Она приносит вред всему человечеству. Но похоже это дошло только до жителей Нильшерта…

– Но мы же даём отпор тем, кто пытается захватить наши земли?

– Несомненно, но сколько мы так продержимся? Постоянно отражая атаки врага, мы истощаемся как государство, как общество. Для того чтобы развиваться необходимо бросить все силы на поднятие культуры. Но войны этого не позволят.

– Что же делать? – вновь озадаченно простонал Кенваль.

– Когда я найду ответ, я тебе обязательно сообщу. А пока нам нужно заниматься твоим образованием.

Гальдемар взял своего ученика за руку и отвёл в обучающую комнату. Кенвалю легко давались все дисциплины. Он хорошо считал, причём делал он это исключительно в уме. Никакая бумага не нужна ему была для получения ответов. Однажды он посчитал площадь всех земель дворца, ещё один раз количество окон крепости. Каллиграфия была, наверное, единственным в чём он постоянно испытывал неудачи. Буквы он прописывал с трудом, неровные, разных размеров. Они все словно плясали на просторах страниц, что очень забавляло Гальдемара. Сам же Кенваль был постоянно зол оттого, что не может преуспеть во всём сразу. Желание показать себя, всегда было его ахиллесовой пятой.

Кенваль резко двигал кистью по бумаге перед собой и пытался рисовать буквы. Гальдемар заметил игривость и импульсивность своего ученика.

– Твоя рука, – произнёс Гальдемар.

Мальчик оторвал взгляд от тетради и посмотрел на учителя.

– Ты делаешь слишком неаккуратные и резкие движения. Нужно их чувствовать и округлять. Перо очень лёгкое, а по листу всё скользит. Управляй порывами, где нужно давай им волю, а где необходимо ограничивай себя и удерживай их.

Выслушав совет, Кенваль вновь приступил к письму. Но ничего не изменилось. Чернила всё также летали из стороны в сторону. Мальчик огорчённо положил перо на стол и опустил голову.

– Ничего. С первого раза ни у кого не получается. Главное постоянно практиковаться и стараться.

Терпение Гальдемара всегда поражало молодого царя. Он восхищался своим учителем и каждое мгновение, проведённое с ним, доставляло ему удовольствие. Добрый прищуристый взгляд, густая расчёсанная борода, морщинистый лоб – он был ему словно родной.

– Ну, ладно. Думаю, ты хорошо сегодня позанимался. Можешь иди гулять.

Кенваль встал из-за старого деревянного стола, положил руки на колени и слегка поклонился. Гальдемар улыбнулся, после чего мальчик вышел из комнаты. Кенваль вприпрыжку шел по дворцовым закоулкам на улицу поиграть в бацкак с другими ребятами. Ему нравилось общение со сверстниками и среди них он чувствовал себя обычным мальчиком, несмотря на все привилегии и регалии. Для Кенваля царствование было чем-то вроде большого вызова, который он должен принять, когда повзрослеет. Его готовили к этому знаменательному дню, не жалея сил и времени, потому что понимали – государству нужен сильный и знающий правитель. Он выбежал из боковой двери длинной каменной арки и повернул в сторону веранды, рядом с которой играли и веселились дети. Кенваль уже сделал пару шагов вперёд, как позади него раздался голос:

– Далеко собрался?

Он неторопливо развернулся, жалостливо отводя взгляд от издающих смех друзей.

– Я хотел немного поиграть.

– Потом поиграешь, – твердо произнёс отец. – Сейчас поупражняемся с мечом.

Кенваль тяжело выдохнул и с опущенной головой, без особого желания начал двигаться к Сотару.

– Возьми, – сказал отец и протянул ему орудие.

Кенваль крепко схватился кистями за рукоять и поднял меч вверх. Острое лезвие чуть касалось его мочки уха. Он был готов к сражению.

– Нападай, – произнёс Сотар.

Мальчик замахнулся орудием снизу и рассекая воздух, встретился с клинком своего противника, который легко отразил предсказуемую атаку. После он вновь поднял меч и повернув его горизонтально, приложил все силы на удар. Сотар держал клинок перед собой, а после опустил лезвие вниз. От силы столкновения металлов полетели искры. Отец прикоснулся ладонью к кончику клинка и откинул сына назад. Он не удержался на ногах и упал. Его победили, снова. Сотар опустил орудие и подошёл к сыну, чтобы протянуть руку. Кенваль схватился за неё и легко поднялся. Он оттряхивался от песка и пыли как вдруг подошёл один из царских приближенных – друг семьи Мидек.

– Что вы делаете? – спросил он Сотара.

– Обучаю сына.

– Вы помогли ему подняться? Что это за тренировка? Куда вы его готовите? Кем он вырастит, если так нежно к нему относиться?

– Помощь не есть проявлением слабости.

– Версахцы скоро будут у наших земель, а вы здесь играетесь. Нам нужны воины, а не танцоры. Думаете они будут снисходительны к нам, также как вы к своему сыну?

– Мой сын мне не враг, – твердо ответил царь.

Мидек с отвращением посмотрел на маленького наследника и широкой походкой пошёл дальше. Кенваль поднял упавший меч и молча наблюдал за отцом. Он считал, что не оправдывает ожидания Сотара.

– Я не смогу пройти посвящение, ведь так? – спросил Кенваль, с ноткой грусти в голосе.

– С чего ты взял?

– Я недостаточно сильный. Это испытание не для меня.

– Настоящая сила не в мускулах воина, а в его сердце. А такого сердца как у тебя нет ни у кого. Гельнея – всего лишь испытание, которое проходит, мужчина, желающий утвердить свой статус. Но ты выше этого, ты будущий царь Нильшерта, и тебя будет ждать множество трудностей. И их все ты будешь побеждать с высоко поднятой головой, потому что рождён править.

Сотар подошёл и положил тяжелую ладонью на хрупкое плечо Кенваля. Он боялся. Боялся, что эта ноша будет ему не по плечу. Но раз отец в него верит, то он и сам должен быть тверд в победе.

Мидек тихо прошёл в свои покои. Ярость и ненависть тревожили его душу. Он никак не хотел, чтобы это слабое существо стало царём. Сотар дал ему слишком много любви и внимания, он вырос избалованным мягким до костей мальчишкой, неспособным к правлению в государстве. Мидек считал, что он и его наследник, гораздо лучшая кандидатура. Он подошёл к зеркалу и стал неторопливо расстёгивать одну золотую пуговицу за другой. В мыслях он постоянно твердил себе, что добьётся престола во чтобы то не стало, иначе дни Нильшерта будут сочтены.

Кенваль уже изрядно утомился, вращая мечом. Сотар заметил подавленность ученика и решил на сегодня закончить обучение.

– Тебе нужно больше силовых упражнений, мышцы рук очень быстро устают. Нужно их укреплять.

– Всё дело в мече. Он тяжёлый.

– Не бывает тяжёлых клинков. Есть слабые руки.

"Но я же ещё маленький!", – твердил себе Кенваль. Он недовольно взглянул на отца и протянул оружие. Царь молча взял меч и сложил его в ножны. Давление, которое постоянно на него оказывали вызывало у него невероятную злость. Он ребенок, ему хочется бегать с друзьями по бескрайнему зелёному полю и вслушиваться в стрекотание сверчков. Залезать на большие старые деревья и озираться вокруг. Хотя бы на некоторое время забыть о всех обязанностях, которые ему предстоит перенять, когда он станет правителем. Сотар не хотел отнимать детство у своего сына, но долг заставлял его обучать до тех пор, пока он не станет готов.

– Можешь идти, – сказал царь и махнул лёгкой рукой к веранде.

Кенваль осторожно повернул голову и увидел заливающихся смехом детей. Но ему показалось, что отец сказал это не всерьёз. Через несколько секунд его шея вернулась в исходное положение, и он беспокойно взглянул на своего учителя.

– А можно? – робко произнёс он.

– Я же сказал.

Сотар немного недоумевал от пугливости своего сына. Он же не держит его в клетке или на привязи. Но мальчик всё равно побаивался отца и воспринимал его добрые жесты с опаской. Кенваль всё ещё не верил, что отец разрешил ему поиграть, но когда царь улыбнулся, то его глаза засверкали и он в миг добежал короткими прыжками до своих дворцовых братьев.

– Эй, Горацио, – кричал он на ходу, добегая до них.

Причудливым улыбкам его приятелей не было конца. Ещё один хороший игрок в бацкак им был только в радость. Сотар тихо наблюдал за их ребячествами и пытался понять правильно ли он поступает, решая судьбу своего сына за него. Может он вовсе и не хочет занять престол? Но к чему были тогда все старания и изнуряющие молитвы царя? Готов ли он пожертвовать счастьем своего сына, чтобы Нильшерт снова встал с колен? Что для него важнее быть отцом или правителем? Ответов на эти вопросы у Сотара пока не было, но он отчаянно пытался их найти.

– Ты сжульничал! – выкрикнул Горацио.

Кенваль продолжал прыгать, не обращая внимания на недовольство своего друга.

– Эй! Ты не прыгнул на третью метку! – вновь завопил он.

Кенваль остановился и ровным тоном произнес:

– Неправда, я задел каждую.

– Нет, мы все видели, ты пропустил одну. Ты специально это сделал.

– Зачем мне это?

– Хочешь выиграть. Ты всегда хочешь быть победителем.

– Я играл по правилам, и если вы не умеете проигрывать, то это ваши проблемы, – огрызнулся Кенваль.

– Думаешь, если ты сын царя, то тебе всё можно?

– Я такого не говорил.

– Иди отсюда, – сказал Горацио и пихнул его в плечо.

– Но я хотел поиграть, – огорчённо произнёс мальчик.

– Раньше надо было думать об этом, а не мухлевать.

Кенваль в недоумении стоял и с грустью смотрел на лица ребят вокруг. Что он сделал не так? Если он сын правителя, то теперь на нем клеймо? Даже играя по правилам, он всё равно остался виноватым. Нечестно. Несправедливо.

Обидчик не удержался и толкнул его снова. В этот раз он не пожалел сил, и Кенваль с болью схватился за место удара.

– Уходи!

Из маленьких глазенок начали наворачиваться слезы. Эта боль была другой. Но из-за неё также хотелось кричать во всё горло и громко рыдать. Она как обнаженный меч пронзает хрупкую человеческую душу. Отчуждённость, одиночество, непонимание, непринятие – они словно рубанком срезали кусочки с нежного сердца Кенваля.

Молодой царевич отчаянно сорвался с места и побежал. Травы под ногами сотрясались от его стремительных шагов, сбрасывая с себя утреннюю росу. Обувь начала сыреть от обильной влаги, и он уже скользил подошвой по водянистой зелени, периодически теряя равновесие. Перед ним оказалась густая чаща, в которую он мигом залетел, совершенно позабыв о том, что ему запрещено там находится. Родители его десятки раз предупреждали об опасности этого места и старались уберечь своё дитя от несчастных случаев. Он с трудом начал пробираться через большие ветвистые деревья и многолетние колючие кустарники. Сколько бы он не пытался защититься от острых прутов, они так и норовили проткнуть блестящие одежды мальчика, а порой и вовсе безжалостно впивались в плоть. Пока эмоциональность начала угасать, Кенваль оказался уже в самой гуще леса. Он на минуту остановился и стал озираться по сторонам. Чириканье птиц постепенно сменялось, различными постукиваниями на деревьях и трепетанием кустарников, в которых ползала разная живность. Глаза мальчика стали полны ужаса, он совершенно один в огромном лесу, в котором ни разу не был. Из-за того, что Кенваль оборачивался по мере того, как осматривался вокруг, он не мог вспомнить откуда пришёл. "Что же делать?", – промелькнул вопрос в голове у царевича. Он начал медленно двигаться вперёд в том направлении, на котором стоял. Под ногами была сухая, но мягкая почва. Ступая по ней, нога Кенваля немного проседала и оставляла характерный отпечаток от подошвы обуви. Иногда он шел через ухабистую местность, полную разноцветных грибов, которые прятались в толще пожелтевшей листвы. Со временем лес редел и деревьев с каждым пройденным метром становилось меньше. Он вышел на небольшую травянистую поляну и увидел перед собой высокую гору. Кенваль задрал голову, чтобы найти её вершину, но её закрывали похожие на снежные сугробы облака. Он уже совсем позабыл о том, что хотел найти дорогу домой. Ноги сами несли его к огромной каменной глыбе. В этом месте совсем не было слышно ветра. Обычно он носится по всем уголкам Нильшерта, заставляя жителей теплее одеваться и постоянно держать голову опущенной при ходьбе. А здесь – ничего. Ни единого дуновения. Кенваль дошёл до глубокой пещеры, которая была словно ножницами вырезана в скале, а ровные острые края входа как будто были специально выточены. Когда мальчик встал перед проёмом, то сразу же почувствовал необъяснимый холод, от которого он вздрогнул. Однако желание войти в эту неизведанную пропасть только усилилось. Его что-то манило. Кенваль сделал шаг и стоял одной ногой в тени. Мгновение спустя вторая нога потянулась к сумраку и оказалась на тёмной стороне. Холодная капля воды упала на кончик носа, остатки которой начали скатываться по лицу вниз. Мальчик от испуга зажмурил глаза. Когда он их открыл, то не почувствовал никакой разницы – перед ним располагалась густая мгла, в которой он замечал лишь смутные очертания предметов и рельефа. Кенваль прошёл немного дальше. Его шаги были крайне медленными и аккуратными из-за того, что он боялся споткнуться. Вытянув длинную костлявую руку перед собой, он пытался нащупать стоящую на его пути каменную стену. Но Кенваль ощущал лишь неопределенность. Он сделал очередной шаг и уже начал ставить ногу, как понял, что под ней нет земли. Он неподвижно стоял с немного поднятым коленом, а после вновь cтал медленно опускать стопу. Пустота. Кенваль судорожно отошёл назад и присел. Ладонями он начал водить по земле перед собой и в его мягкую кожу врезалось множество мелких камней. Он опасался наткнуться на что-то ужасное и страшное, но ничего кроме каменной породы ему не попадалось. Его правая рука вдруг оказалась в невесомости. Это была какая-то огромная дыра. Кенваль лёг на живот. Он касался подушечками пальцев её краёв и неторопливо шёл вниз по гладкому сколу. Его сердце трепетало. Но он ничего не мог с собой поделать, ему хотелось понять, что это такое. Левой рукой он схватился за небольшой камень и выкинул его в эту пропасть. Мальчик всё ждал, когда же он удариться о дно. Десять секунд, пятнадцать, двадцать… Он не слышал стука. "Может я его пропустил?", – подумал царевич и вновь взялся за гальку. Только он захотел бросить её, то услышал протяжный скрипящий рык, исходивший из расщелины. Он за считанные секунды0 вскочил с места и начал в страхе бежать к выходу. Его ноги словно не слушались и потеряли всякую силу. В глазах был виден только солнечный свет, который играл лучами в начале пещеры. Тяжёлое и быстрое дыхание не давало мыслить здраво и бежать медленнее, чтобы не упасть. Он сделал последний рывок и оказался в объятьях отца.

– Папа! – вскричал мальчик и начал громко плакать.

– Кенваль, что случилось? – спросил Сотар и начал ласково прижимать его к своей груди. – Зачем ты убежал? Знаешь, как долго мы тебя искали?

– Я не хотел, – захлёбываясь слезами, еле произнёс Кенваль. – Это всё Горацио.

– Почему ты плачешь? Что ты увидел?

Мальчик успокоился словно по щелчку.

– Ничего.

– У тебя же глаза бешеные… От чего ты так бежал?

Кенваль обернулся и с тревогой посмотрел в темноту. Сотар немного наклонил туловище в сторону и начал вглядываться в пещеру. Они безмолвно наблюдали за дрожащей тенью, пока царь отчаянно не произнёс:

– Не ходи туда больше, слышишь?

Кенваль явил понимание несколькими короткими кивками. Отец вновь крепко обнял сына, и они двинулись в сторону дворца.

Сотар уверенно шагал по истоптанной дорожке и волочил Кенваля за собой. Тот еле как успевал перебирать ногами, чтобы не упасть. Он не должен был узнать об этом так рано. Детская страшилка на ночь – это одно, но увидеть всё собственными глазами – совершенное другое. Царь словно обезумел и, устремив свой взор вперёд, с треском сухих ветвей проходил через непроглядные лесные массивы.

– Папа, не так быстро, – стонал мальчик, не успевая за своим отцом.

Кенваль жмурился от боли в запястье, которое было сильно сжато каменной рукой отца. В конце концов, мальчик не выдержал и начал вырываться из мёртвой хватки сопроводителя. Сотар резко остановился и обратился к сыну:

– Что ты делаешь?

– Ты делаешь мне больно, – ответил Кенваль и достал кисть, когда тот ослабил мышцы рук.

– Что ты там видел?

Мальчик с недоумением посмотрел на своего отца.

– От чего ты так бежал? – вновь задал вопрос Сотар.

– Я ничего не видел, там было слишком темно.

– Чего ты тогда испугался?

– Я услышал грозный рык.

– Услышал рык? – переспросил царь.

– Да… Я этого не ожидал, и он был таким страшным, что я начал бездумно убегать от этого места.

– Ты стоял рядом с ней?

– С кем?

– С расщелиной.

– Да, я расположился прямо у неё. Я сначала не понял, что это, но потом…

– Никогда, слышишь, никогда туда не возвращайся, – прервал его дрожащим голосом отец.

"Он же уже говорил мне об этом. Зачем мне напоминать через такой короткий период?", – подумал Кенваль. Он снова безмолвно покачал головой, но в этот раз такой ответ не удовлетворил царя.

– Нет. Скажи это словами, – настаивал отец.

– Я больше никогда туда не вернусь.

Сотар пришёл немного в себя, однако мысли о том, что его сын мог попросту погибнуть не отпускали его.

В полной тишине они дошли до крепости.

– Боже мой, – в слезах произнесла мать и побежала к сыну.

Все приближенные стояли рядом и недоумевали от того, что происходит. Мальчика не было всего несколько часов, а они уже сошли с ума. Для Мидека образ Кенваля был особенно отвратителен. Он был бы счастлив, если бы царевич и вправду провалился в трещину. Грендель схватилась за его затылок и обняла так, что у него чуть не начали хрустеть ребра.

– Мам, мне же тяжело дышать, – хрипя еле выдавил Кенваль.

– Может довольно сентиментальностей? У нас общий совет Сотар.

Царь с тоской окинул взглядом своё дитя и отправился вместе с придворными в крепость. На зелёной лужайке оставались лишь мать с сыном.

– Ты в порядке?

– Да, всё хорошо, – смело ответил Кенваль.

– Почему ты убежал в лес? Ты же знаешь правила.

– Горацио меня вывел из себя. Я разозлился и расстроился одновременно. Я просто бежал вперёд. А когда успокоился, понял, что уже залез глубоко в чащу.

– Ты будущий царь Кенваль. Никогда не давай эмоциям взять над тобой верх. Ты должен принимать решения отбросив все чувства.

– Но как? Они постоянно одолевают меня. Я не знаю куда от них деться. Я постоянно злюсь, что папа давит на меня с престолом, расстраиваюсь, что не могу жить как остальные дети, и боюсь, что так и не оправдаю ваших надежд…

– О, Кенваль, – выдохнула мать и начала теребить его густые темные волосы на голове, – ты наша плоть и кровь. Мы будем любить тебя несмотря ни на что.

Глаза мальчика стали блестящими от слез, и он накинулся с объятьями на шею опустившейся матери. Все одежды молодого царя были пыльными и малость сыроватыми.

– Пойди переоденься и иди в трапезную, – сказала, Грендель, когда отлепилась от сына.

Кенваль смиренно посмотрел на мать и пошёл в свои покои. Он отвёл взгляд в сторону и увидел радостного Горацио, который всё еще играл в бацкак со всеми остальными. Его интерес к этой игре пропал вместе с дружеским отношением к ребятам. Если они хотят снова с ним общаться, то должны извиниться за то, что так поступили. В поступках Кенваля не было вины, и он это прекрасно понимал. Он же наследник царя, в конце концов. Мальчик дошёл до крепости и начал со скрипом тянуть на себя громадную дверь.

Сотар величаво сел на трон. Царские атрибуты он редко одевал, а если быть точнее только при аудиенциях с гонцами и послами других стран. Остальные власть имущие расположились вокруг деревянного продолговатого стола, который блестел от лакировки. Престол находился выше стола, чтобы никто не забывал, кто здесь единственный правитель.

– Нужно решить вопрос с Версахом, – начал Сотар, – они подняли сбор дани.

– Немыслимая наглость, – вскричал Мидек, – Мы, итак, платили почти одну четвертую от всего производства. Ну, и насколько они подняли в этот раз?

– До одной третьей.

Царь старался не смотреть на возмущенные лица соратников. Ему не нравилась вся эта ситуация, а наблюдать за недовольством приближенных лиц ему хотелось меньше всего. Его голова была повернута в сторону полуоткрытого окна, сквозь которое можно было наблюдать за коралловым закатом.

– Я предлагаю отказаться, – вновь вскрикнул Мидек, – это непозволительно. Наш народ, итак, живёт сводя концы с концами и если мы пойдём на это, то они начнут голодать!

– Что ты предлагаешь?

– Пойти войной.

Все старцы разом посмотрели на своего молодого и импульсивного коллегу.

– Это крайняя мера, – высказался Аскольд, сидящий на противоположной части стола от Мидека.

– Крайняя? А разве положение наше не крайнее? Сколько мы так можем терпеть? Год? Два? А что потом? Я скажу, что будет потом: они всё равно захватят нас и наши земли. Не взирая на все наши попытки предотвратить эту войну, мы всё равно окажемся в неё втянутыми. Помяните моё слово.

– Мы к ней не готовы, Мидек, – озвучил царь.

– А потом будем, когда полностью истощаться наши ресурсы и народ?

– Если мы сейчас начнём военный конфликт, то погибнем навсегда.

– Мы, итак, уже мертвы. Разве это жизнь, находится в рабстве? – возмущённо произнёс Мидек.

– Решение будет принято посредством голосования всех участников государственного совета. Те, кто считает наиболее разумным уступить Версаху ещё часть продовольствия, то поднимите руки.

Все как один, помимо Мидека вытянули вверх ладони. Они понимали, что это решение более приемлемое. Но, конечно, не обходилось без авторитета главы государства. Его слушали, его уважали, а иногда даже боялись.

Мидек был бессилен. Его положение не позволяло решать за весь Нильшерт. Но если бы он заполучил как-то место царя, то всё бы сразу стало на свои места. Уже никто бы не смог попирать его мнение, потому что он бы был олицетворением власти. Мидек недовольно сел за стол и презрительно оглядывался вокруг себя.

– Перейдём к остальной части вопросов. Что с урожаем? – продолжил Сотар.

– Упал по сравнению с предыдущим годом, – отметил Лукар.

– Что случилось?

– А я вам расскажу, что случилось! – ворвался в разговор Мидек. Он яростно тыкал указательным пальцем по столу. – Большинство посевов смыло. А вы хотите отдать оставшееся этим варварам!

– Решение уже принято и, если ты продолжишь буйствовать, то тебе придётся покинуть шел.

– Здесь не осталось ни единого здравомыслящего человека… Похоже, что я действительно лишний среди вас.

После этих слов он показательно встал с места и гордыми размеренными шагами вышел из зала. "Так не может больше продолжаться. Необходимо свергнуть этот род с престола любым способом. Но как заставить царя отречься от него? Сотар уже немолод, ему осталось недолго. Вся проблема в Кенвале… Он такой же бесхарактерный, как и отец. Нельзя, чтобы он имел даже возможность прикоснуться к трону. А когда Сотар уйдёт в мир иной, то я приберу власть к рукам и мой род станет новой правящей династией, с наступлением которой Нильешерт вновь воспрянет и расправит крылья", – размышлял Мидек по направлению в свои покои. Он видел цель, но не знал, как её притворить в жизнь. Ему недоставало того, через что можно было бы это всё осуществить. Мысль о об этом настолько сильно его волновала, что стала его наваждением. Она засела у него в голове и не давала покоя.

Кенваль сидел за столом и жадно запихивал себе в рот всё изобилие пищи, которое на нем располагалось. Фаршированные рисом миландри, обжаренная с хрустящей корочкой фасоль, посыпанная ароматными южными травами и небесного вкуса сладкий вишневый пирог. Блаженство от смакования подобной еды мог позволить себе далеко не каждый. Другие дети только мечтали о таком. "Все-таки быть сыном царя не так уж и плохо", – размышлял он пока наслаждался пищей. Обычно ужин проходит в семейном кругу, за большим столом и непринуждёнными лёгкими разговорами. Но сегодня всё пошло не по плану. Кенваль заставил всех волноваться своим исчезновением, поэтому мать и отец и думать не могли о еде. А когда он нашёлся, то было не до этого. Сотар отправился на общий совет, а Грендель занималась срочными дворцовыми делами. Кенваль сделал последний глоток фруктового сока и спрыгнул с высокого деревянного стула, тем самым подав всей прислуге знак о том, что закончил кушать.

Туфли маленького царя звенели каждый раз, когда он шагал по пустынному дворцу. Этот звук эхом уходил по всей крепости, задевая её каждый уголок. "Куда все подевались?", – размышлял Кенваль и двигался в комнату игр. Это единственно место, где он мог уединиться и побыть тем, кем он является. Место, в котором он может делать то, что хочет, а не то, что велят другие. В нём он словно обретал самого себя. Он так забылся в предвкушении предстоящих сладостных часов, что только беззаботно смотрел вперёд. Нога скользнула по мокрому мраморному полу и Кенваль упал на спину. "Ау!", – простонал мальчик от боли. К нему тут же подбежала маленькая девочка со шваброй и помогла встать, поддерживая его за локоть.

– Простите, это моя вина, я должна была предупредить вас, что мою полы, – произнесла она с опущенной головой.

Кенваль долго на неё смотрел. Он был удивлен. Почему эта маленькая девочка работает? Зачем она извиняется за свой проделанный труд? И почему она обращается к нему на "вы", они же примерно одного возраста? Милые кудрявые локоны, свисали по бокам головы и прикрывали уши. Маленькие пальцы еле как обхватывали деревянную рукоять. Она видела в мальчике олицетворение власти и поэтому уважала и боялась его одновременно.

Её мать одна из харонов – царской прислуги, то и делала, что рассказывала истории о жестокости правителей.

– Как тебя зовут?

– Элара, – робко произнесла девочка, не поднимая взгляда.

– Не хочешь пойти со мной играть?

Она медленно выпрямила голову и увидела перед собой самого обыкновенного мальчишку. Может на нём и была царская одежда, но ребяческую страсть к играм у него никто не отбирал. Тёплый дружеский взгляд, говорил о том, что это никакая не злая шутка и он готов с распростёртыми объятьями принять её в свою компанию.

– А можно? – вновь с опаской произнесла Элара.

– Конечно! – вскричал Кенваль.

Он выхватил швабру и опер об ближайшую стену. Мальчик взялся за её хрупкое запястье, и они вприпрыжку передвигались по царской постройке. На лице Элары появилась озорная улыбка. У неё было не так много друзей. Точнее сказать их вообще не было. Семья – единственное её окружение. И поэтому предложение провести время с кем-то помимо родственников было для неё в радость. А если учесть тот факт, что это царский ребенок, с кучей игрушек, то она и вовсе находилась на седьмом небе от счастья.

Тяжёлая дверь с противным скрипом отварилась и в комнату вошёл Кенваль. Элара пугливо шла за ним по пятам. Она боялась, что их увидят и её накажут за то, что она оставила полы недомытыми.

– Это мои воины, – проговаривал Кенваль, поглаживая каждуюдеревянную фигурку по голове. – Это копьеносец, этот с луком, а у этого два больших топора.

Элара подошла к полке и внимательно рассматривала нарисованные краской лица.

– Можешь взять в руки.

Она трепетно потянулась ладонью до игрушки и коснулась. После чего резко отдернула её назад.

– Не бойся, это мои игрушки, я разрешаю.

Элара вновь достала рукой до фигурки и схватила её. Руки и ноги двигались вперед-назад. А голова имела возможность совершить круговой оборот. На некоторых частях деревянной куклы были оторваны небольшие кусочки и имелись заусенцы. Не слишком тонкая работа. Но Кенваль не был ценителем искусства, для него было важно, чтобы его воины могли держать оружие и участвовать в кровопролитных сражениях. Наблюдая за тем, как она перебирает руками части воина, сердце Кенваля наполнилось необъяснимой теплотой. Её ловкие пальчики шустро извивались вокруг игрушки. Она что-то почувствовала и подняла взгляд на мальчика. Он не отрывал от её глаз. Ему было чрезвычайно интересно смотреть за её движениями. Элара застенчиво повернула голову и поставила бойца на место. Кенваль пришёл в себя.

– Ещё есть фигурки лошадок, – продолжил он демонстрировать свои владения.

Он двинулся к смежной стене и взялся за одну из них. Животные были выкованы из сплава версахской занны и залежей фетора в северной части Нильшерта. По весу они в несколько раз превосходили деревянные скульптуры. Элара робко подошла и схватилась за одну из них. Не ожидая, что лошадь окажется настолько тяжёлой – она вывалилась из её руки и с металлическим звоном упала на пол.

– Простите, я не хотела – взволнованно отскочила и взволнованно произнесла.

– Пустяки. Они всё равно железные, им ничего будет. И не нужно общаться со мной как со старшими, мы же одного возраста.

После этих слов Кенваль поднял игрушку и поставил на место. Виноватое лицо Элары, говорило о том, что она не может больше находиться здесь. Она чувствовала себя очень неловко.

– Я, наверное, лучше пойду.

– Куда? Мы же только пришли. Я не показал тебе свою крепость, – произнёс он и указал ладонью на неё.

Кенваль не хотел её отпускать. Что-то внутри него желало, чтобы она осталась. Но Элара начала многократно извиняться и пятиться к двери.

– Постой, куда же ты?!

Как только она оказалась на пороге, то развернулась и умчалась назад на своё место. Она уже тогда понимала, что эта дружба ни к чему хорошему не приведет. Царь и простая служанка. Слишком разные. Слишком другие.

Кенваль с растерянным видом стоял и смотрел на открытую дверь. Будто весь смысл жизни сейчас проскочил через неё. Он хотел её догнать, но потом понял, что раз она убежала, то не хотела здесь оставаться. Не заставлять же её силой играть.

Это был один из самых скучных вечеров в недолгой жизни Кенваля. Он безрадостно сидел за столом и крутил конечности воинов. Всё настроение улетучилось и желание играть пропало. "Дурацкий день", – сказал он и с размахом швырнул безделушку об стену. Она с треском развалилась на кусочки. Мать стояла в этот момент у порога и увидела удрученное состояние своего сына.

– Не стоит вымещать свою злость на предметах. Многие дети мечтаю о том, чтобы у них были такие игрушки, а ты пренебрегаешь своим изобилием.

– Зачем они мне, если мне не с кем ими поделиться, – с грустью произнёс мальчик.

– Знаешь, дружбу часто переоценивают. – Грендель подошла и села рядом с Кенвалем. Он повернул голову в её сторону и стал внимательно слушать. – Люди непостоянны, эгоистичны, ненадёжны. По большей части ты разочаровываешься в них и это приносит тебе очень много боли.

– Как же быть? Неужели мне всю жизнь быть одиноким?

– Всему своё время. Ты найдёшь человека, который будет ценить не только отношения с тобой, но и любить твое сердце.

Наставнический и в то же время ласковый голос матери воодушевил его. Он положил голову ей на плечо и обнял.

– Эх, Кенваль, почему эта тяжёлая ноша выпала такому душевному мальчику как ты…

– Я справлюсь, мама, обещаю.

– Верю, сынок, верю.

Она нежно поцеловала макушку его головы. Кенваль закрыл глаза и начал засыпать на коленях Грендель.

– Пойдём я тебя уложу.

Она аккуратно подняла его и повела в спальню. Большая упругая кровать и мягкая подушка уже заждались своего постояльца. Грендель помогла снять с него верхнюю одежду и накрыла одеялом. Он сладко укутался в него и закрыл усталые глаза. Что бы не произошло он всё равно останется её маленьким мальчиком. Грендель любила сына, любила всей своей сущностью и очень боялась, что когда-нибудь он отступиться от своих принципов и станет посредственным политическим деятелем, коим его видят другие. Можно ли сохранить человечность оставаясь у власти, когда на тебе лежит ответственность за тысячи людских жизней? Этот груз настолько тяжелый, что ломает под собой даже самый волевой характер. Он превращает все человеческие чувства в камень и обращает в прах все проявления сострадания, милосердия, любви. Жалостливый взгляд матери застыл на спящем сыне. Её сердце с болью сжималось. Мысль о том, чтобы Кенваль родился девочкой постоянно металась в её разуме. Тогда бы она могла с радостью наблюдать за взрослением своего ребенка, не опасаясь за его будущее. Но всё случилось так как случилось. И теперь ей оставалось только молится, чтобы Бог сопровождал и хранил его на всех путях. Грендель тихо встала с края постели и захлопнула за собой дверь.

К царевне подбежал харон и задыхаясь еле произнёс:

– Ваше величество… Там… Петория…

– Что случилось?

– Ей совсем плохо.

Она торопливо начала перебирать ногами. Длинное платье не давало ей делать большие шаги. Быстрые постукивания каблука скользили по всем коридорам. Одна из её самых близких слуг была тяжело больна. Лучшие лекари пытались привести её в чувства, но тщетно. Её бросало то в жар, то в холод. По лбу стекали капли пота. Стоны не прекращались уже несколько часов. В лихорадочном состоянии она видела какие-то образы и говорила с ними. Маленькая девочка сидела на полу рядом с постелью и повторяла одно и тоже:

– Мама, мама…

Но она не слышала её голоса. Бред полностью затмил разум, она растеряла остатки рассудка. Взбудораженная Грендель влетела в комнату и с её глаз начали наворачиваться слёзы. Это безнадежное состояние она встречала: её мать погибла в такой же агонии. Взгляд перекинулся на Элару, которая крепко держала руку Петории. Тогда она вспомнила себя, ту боль, которую испытывала, когда смотрела в застывшие глаза умирающей матери. Прошло уже много времени с того дня, но те переживания навсегда остались внутри неё. Никакое время не сможет их стереть. И когда она вновь столкнулась с этой ситуацией, то будто перенеслась на тридцать лет назад. Будто это она плачет у кровати и ждёт, когда мать поправиться. Ждёт, когда она снова улыбнётся и поцелует мягкими губами. Грендель прошла вперёд и села на стул рядом с Петорией.

– Держись, милая. – Проговаривал она сквозь скорбь. – Ты сильная, ты должна справиться.

Но та даже не поворачивала головы. Смотрела куда-то в сторону и шептала непонятные окружающим слова. Элара не должна этого видеть.

– Уведите её, – твёрдо приказала она прислуге.

– Что?! – завопила девочка. – Нет! Я останусь с ней! Не трогайте меня!

Двое харонов взяли её за руки и начали тащить из комнаты. Она сопротивлялась как могла: всеми силами пыталась вырваться из хватки, тормозила ногами об каменные выступы и просто кричала. Последнее не сильно ей помогало, однако воспринимать ситуацию спокойно она не могла. Элара не понимала почему царевна так поступает. Ведь это возможно последние минуты близости с самым родным человеком, а она их отнимает. Как только они вышли стража закрыла дверь снаружи.

– Цейден, вы давали ей измельчённый тиллидалар? – обратилась Грендель к лекарю.

– Да, жар всё равно не спадает.

– Эта болезнь так просто не отступит…

– Откуда вы знаете?

– Принесите новое полотенце на лоб и приготовьте ещё отвара.

– Да, ваше величество.

Цейден принялся за работу. Грендель сидела и всматривались в нежные черты лица своей подруги. Лекарь передал компресс и отошёл к стойке со снадобьями. Царевна аккуратно начала убирать пот со лба больной. Каждый раз, когда она чувствовала прикосновение ткани, то немного вздрагивала, будто её тыкали иголкой.

– Тише, родная, тише…

После того как влажность была собрана с лика Петории, Грендель сложила его четыре раза и обмакнула в чан с холодной водой, который располагался на деревянной тумбочке, прижатой к изголовью кровати. Цейден вновь напоил больную. Ничего не помогало. "Это какое-то проклятье", – прошептала Грендель.

– Что? – отозвался лекарь.

– Нет, нет, ничего.

Петория начала задыхаться и рвать на себе одежды. Воздух словно выкачивали из её лёгких не давая вздохнуть.

– Что с ней? – взволнованно спросила царевна.

– Я… я не знаю.

– Не знаешь? Разве ты не врач?

– Я никогда с таким не сталкивался.

– Боже мой, дай мне сил, – отчаянно произнесла она.

Руки Грендель крепко держали её за запястье. Ей оставалось только молиться: "О Всевышний, даруй исцеление этой женщине, прошу. Прояви свою милость и спаси её. Не оставляй её дочь расти без матери. Пусть она выздоровеет и…". В этот момент приступы прекратились. По крайней мере так подумали присутствующие. Мольба ведь могла дойти до Бога и Он, зная, что она хороший и любящий человек сохранил бы ей жизнь. Но не в этот раз. Цейден приложил ухо к груди Петории и вслушивался в сердцебиение, которого не было. Он с грустью поднял голову и посмотрел на свою царевну. Та, всё прекрасно поняла без слов. Они были излишне. Грендель сложила руки умершей крестом и оторвала клок волос для Элары в память о её матери. Теперь её частичка она всегда будет с ней, куда бы она не пошла. Возможно, это сможет облегчить тяжкое бремя потери родного человека. Связанные ниткой волосы она положила в карман. Петория была уже в лучшем мире. Трудно вообразить каково это. Однако она знала точно – её путь на земле подошёл к концу. Царевна поцеловала лоб усопшей и отправилась к дочери. Дверь была заперта, чтобы она не выбежала. Но это не наказание, это защита. Увесистый ключ начал шоркать замочную скважину, после чего прозвучал щелчок и дверь открылась. Элара лежала на кровати и рыдала. Как только она увидела Грендель, то вскочила и начала вопросительно смотреть на царевну.

– Она мертва.

Слезы снова покатились из её измученных глаз.

– Почему вы меня оттуда забрали?! – девочка бросилась к своей нежеланной гостье и начала колотить её кулаками. Она совершенно забыл о том, кто стоит перед ней. Но царевна всё понимала. – Я хотела быть с ней! Я хотела…

Она ласково обняла дитя и усмирила её возбужденное состояние. Худая и уже зрелая рука нежно скользила по затылку головы до конца шеи.

– Тебе не нужно было этого видеть. Смерть меняет людей. Особенно это сказывается на таких как ты.

– Почему это случилось? Я хочу, чтобы она была жива.

– Мы не всегда получаем то, что хотим. – Царевна немного отодвинула от себя Элару и достала волосы из кармана. – Держи.

– Что это? – в недоумении произнесла девочка.

– Это твоей матери. Пусть они напоминают тебе о ней и в самые трудные моменты твоей жизни, часть её всегда будет с тобой.

Она осторожно взялась за клочок и стала разглядывать. Скорбь потихоньку начала сходить на нет. Грендель присела и посмотрела в глаза страждущей. Длинные одежды начали касаться пыльного пола.

– Она тебя любила, Элара. И всегда будет любить.

Девочка накинулась на шею царевны и крепко обняла её. Та в ответ обернула руками её хрупкую спину. Они не хотели отпускать друг друга, но был уже поздний час.

– Тебе нужно поспать, – произнесла Грендель и вырвалась из рук Элары. – Я знаю тебе будет сложно это сделать, но попытайся.

– А вы останетесь со мной?

– Хорошо.

Они прошли к постели и Элара взобралась на неё. Грендель стянула на неё одеяло и селя рядом. В комнате не было окон и когда царевна сдула последнюю свечу кругом был мрак. Маленькое беззащитное дитя. Такая хрупкая. Она слишком рано столкнулась с жестокостью мира. Грендель вслушивались в её тихое сопение, но усталость начала одолевать и её. Она легла на оставшейся части кровати. Без резких движений, чтобы не будить ребенка.

Чувство долга

Солнце очень редко вставало над родными землями. Утром можно постоянно наблюдать толстый слой серого полотна, простирающегося на сотни верст. Иногда лучи пытаются пробиться сквозь густую облачную массу, но их тут же съедают. Им не дают никакого шанса. Мрачная погода всегда плохо сказывается на настроении жителей. Угрюмость и истощенность одни из основных состояний человеческой природы в Нильшерте. Впрочем, именно она создаёт необъяснимый абсолютный дух, объединяющий народ в единое целое. Трудности всегда сплочают. Ведь преодолевать их вместе гораздо легче, чем по одиночке. У тебя появляется возможность распределения обязанностей, наличие более компетентных лиц, ведь один человек не может знать всё. Однако есть тот, кто привык играть один. Ему не нужна поддержка со стороны близких, их помощь. Он добивается всего сам, преодолевая боль, ошибки, неудачи, падения, преграды. И если он проигрывает, то ему не остаётся винить никого кроме себя, а если побеждает, то все лавры не достанутся кому-то третьему. Эта огромная ответственность и сила настолько давят, что в конце концов, он либо обретает себя, либо теряет навсегда.

Сон Грендель был нарушен стуком в дверь. Она лениво подняла голову и посмотрела на вход. Дитя ещё спало. Аккуратно выбравшись из объятий девочки, царевна встала и подошла открыть дверь. За ней стоял Сотар и удивлёнными глазами смотрел на свою возлюбленную. Грендель вышла из комнаты и тихо затворила её за собой.

– Что ты здесь делаешь? – произнес он. – Я думал ты осталась на ночь в покоях Кенваля.

– Вчера скончалась Петория. Лихорадка не отпускала её несколько часов. Я не могла оставить Элару одну ночью.

– Боже мой… Как она?

– Спит.

– Пускай отдыхает. Как ты себя чувствуешь?

– Даже не знаю. В голове всё перемешалось. Пока не осознаю, что её больше с нами нет.

– Пойдём, завтрак уже готов, – произнёс он и протянул руку.

– Но мне нужно привести себя в порядок, – возразила Грендель.

– Ничего. Ты прекрасно выглядишь.

Царевна с некой досадой схватила запястье супруга, и они вместе начали шагать в сторону трапезной. Кенваль уже ждал своих родителей в окружении харонов, которые ему прислуживали. Мальчик никогда не понимал зачем ему столько прислуги, неужели он не может делать какие-то вещи сам? Он еле как убедил всех, что в состоянии одеваться самостоятельно. И каждый раз ему становиться неудобно, когда кто-либо совершает его личные нужды. Однако некоторые вещи непозволительно выполнять царской особе, за что родители его часто причитали. В комнату, распахнув гравированные рисунками северо-восточных цветов двери, величаво вошёл царь со своей сопроводительницей. Как только они пересекли порог Кенваль встал с большого деревянного стула, чтобы почтить присутствие старших. Мать расположилась рядом с сыном, тогда как отец сел на уготовленное тронное место.

– Помолимся, – произнёс Сотар и закрыл глаза. – Отче, благодарю тебя за это утро и мох родных. Я прошу у тебя благословения на сегодняшний день. Дай нам мудрости провести его с пользой. Стать сильнее, умнее, лучше. Пусть в нашем доме пребудет твоя воля. Благодарю тебя за пищу, которую ты нам даёшь. И пусть она станет для нас источником силы.

Кенваль никогда не понимал суть молитв, произнесенных отцом. Зачем благодарить Бога за еду, если её создали и выращивали крестьяне, а готовили кухарки дворца. По крайней мере, это вызывало не столько вопросов, как существование самого сверхъестественного существа. Гальдемар рассказывал, что на юге они верят в нескольких богов, а на севере вообще никому не молятся. В чём тогда правда? Однако он всегда страшился этим поинтересоваться у родителей. Они могли не так его понять, ведь для них это нечто обыкновенное, что вошло в привычку и является частью их естественной жизни.

Каждый член семьи начал молча вкушать пищу. Разговаривать у шелов во время трапезы дурной тон. "Всему своё время", – твердили они. Время отведенное для еды должно оставаться таковым, а время, предназначенное для общения, не имеет ничего общего с другими действиями. Они очень серьёзно относились к таким вещам. И нарушение этикета можно расценивать как неуважение к присутствующим. Это простительно, если ты гость из чужих земель, но если ты, будучи шелом нарушаешь уклад жизни, то наказания не избежать.

Вдалеке послышался конский топот. "Неужели гонец?", – мелькнула мысль в голове царя. Он положил столовые приборы и подошёл к окну. Если бы это сделал любой другой шел, тогда бы в его сторону сразу полетело общественное порицание. Но для царя нет таких границ, тем более, когда речь заходит о государственных делах.

Со стороны северной равнины мчался всадник. Ни латов, ни шлема. Было очевидно, что это Версахский посланник.

– Торн, сообщи совету, что прибыл гонец, – сказал он, не отрывая взгляда от окна.

– Слушаюсь, ваше величество.

Харон слегка поклонился и направился к числу приближенных царского трона.

– Неужели это не может немного подождать? – с недовольством произнесла Грендель.

Чтобы не пропустить завтрак она не успела даже умыться, а он и вовсе решает пропустить свой приём пищи.

– Это Версахский выездной лакей. Они бы не стали его слать ради пустяка. Что-то случилось.

– Всё хорошо? – спросил с опаской Кенваль.

– Да, милый, кушай, – успокоила его мать.

Сотар второпях вышел из трапезной. Ему нужно было быть в одеяниях для аудиенций. Глава государства – это его представитель, поэтому на нём должна быть символика – цветущий калиандр, который вышит на царской мантии. Изображение располагалась в области левого плеча элемента одежды. Калиандр – единственное растение, которое не погибает при сильных морозах. Оно даже прорастает сквозь снег. Его плоды, кисло-сладкие маленькие ягоды красноватого цвета, часто являются пищей для диких животных в зимнюю пору. Он знамение стойкости и надежды.

Символом Версаха была бычья голова на кроваво-красном фоне. Она олицетворяла силу и независимость. Знак точно отражал их характер и нравы. Версахцы рослые, сильные люди, основным ремеслом которых была война и охота на лесных зверей. Они не особо славились дружелюбием и для них белковая пища была только в радость, даже если она была сырая.

Сотар сидел в присутствии своей свиты и выжидал пока незваный гость пройдёт в тронный зал и озвучит причину своего визита. Каждый был в ожидании. Все сердца трепетали о том, что ждёт их впереди. Огромные ворота в шел распахивает стража и входит высокий мужчина с густой бородой, увешанный кожаными плащами и шкурами, который скрипел своими ботинками по гладкому камню. Он встал посреди зала и поклонился царю.

– Ваше величество, царь степных земель, моё имя Накал из Урта. Достопочтенный правитель северных земель Далариен призвал меня выступить перед вами и сообщить о его намерениях относительно Нильшерта.

– Говори Накал из Урта. Мы тебя внимательно слушаем.

– Ваше соглашении о нейтралитете с Версахом обходиться вам очень дёшево. Далариен просит передать ему Заречные земли с целью их освоения и присоединения к Версаху. Так как это не захват мы позволим вашим людям спокойно покинуть их дома и расположиться в местах ближе к центру. Данные земли вы отдаёте в дар, и мы не намерены воевать с вашим народом. Такова воля моего посланника.

– Что же будет с данью, которую мы платили ранее?

– Соглашение в этой части останется неизменным.

– Вы просите меня отдать земли по собственному желанию, тогда как именно для того, чтобы их не забирали у моего народа, я платил Далариену?

– Если вы захотите их не отдавать, то мы заберём всё силой. В этом же случаем мы забираем лишь их часть.

Сотар был в возмущении также, как и остальные присутствующие в зале. Поднялся недовольный гул, который заполнил всё помещение.

– Такова цена спасения, – произнёс гонец.

– Уж лучше умереть, чем находиться в рабстве у бестолковых и вонючих версахцев!

– Остынь, Мидек, – успокаивал его Сотар.

– У вас есть сутки, чтобы подумать над нашим предложением. В противном случае мы разрываем все соглашения о временном перемирии на основании неисполнения обязательств с вашей стороны и имеем право идти войной против Нильшерта.

После этих слов Накал поклонился вновь.

– Отведите его в покои, чтобы он смог расположиться после долгого пути, – сказал царь и встал.

Он не находил себе места. Его зажали в угол. К нему тут же подбежала его правая рука и начала отчитывать.

– Ну, что? Довольны? Разве я не предупреждал об этом?! Разве не говорил вам, что это не кончится добром?

– Меньше всего мне сейчас хочется слышать недовольные возгласы. Созывай срочный совет. Нужно решать, что делать.

Напряженный Мидек не мог отвести взгляда от Сотара. Он знал, что так будет. По крайней мере догадывался об этом. Он нехотя обернулся и пошёл докладывать каждому приближенному о грядущем внеочередном собрании. На самом деле решение уже было принято. Сотар знал, чего хочет. Точнее знал, чего он не хочет. Чтобы его государство дробили какие-то чужеземные захватчики. Его отец воссоединял один клочок почвы за другим не для того, чтобы их потом раздавали направо и налево. Видимо, избежать войны в существующих условиях не получится. Однако царю нужно было услышать мнение совета. Поспешные решения всегда дорого ему обходились, и он не хочет совершать одни и те же ошибки.

Вся знать уже сидела за столом переговоров. Сотар ждал последнего. И по всей видимости самого значимого из присутствующих. Несмотря на его вспыльчивость и дурной характер он был дальновидней всех. Хоть Сотар и понимал это, но не мог признать. Он считал, что он царь и всё, что он делает правильно и не подлежит обсуждению. Решение, принятое правителем – закон. Царь не обязан извиняться за свои решения несмотря на то, что они в какой-то степени могут быть неправильными. Двери шела открылись и Мидек прошёл на своё место.

– Многие из вас уже слышали новость, доведенную с северных земель. Далариену мало наших платежей и он желает большего. Заречные земли Нильшерта. Сейчас вопрос стоит в том, что нам важнее: часть государства или народ.

– Но разве народ не является частью государства?

– Да, ты прав, Анокар. Но дело в том, что одно мы можем вернуть, а другое может бесследно уйти.

– Хотите услышать моё мнение? – заявил Мидек.

– Да, говори.

Все старцы сразу переключили своё внимание на эмоционального коллегу.

– Заречные земли будут лишь началом. Потом они попросят Ксант, а затем и всю центральную часть. Дадим откусить кисть, останемся без руки. Они не остановятся на этом. А после того, как они без единой крови и усилий получат Нильшерт, то начнут доить его как корову. Весь урожай, всё добытое с шахт, будет уходить этим несносным варварам.

Первый раз Сотар действительно стал задумываться над красноречивыми репликами Мидека. Он начал видеть в них смысл. И более того, царь начал понимать своего соратника. Все молча кивали головой.

– Ты прав.

Мидек посмотрел на Сотара. Он начал безумно улыбаться и вертеть головой.

– После стольких лет я наконец услышал ваше одобрение… Неужели нужно было всё довести до такой крайности, чтобы понять истину.

– Сейчас не время выяснять кто и когда, что-либо говорил. Мы живём сегодня. И решать нам нужно сегодняшние проблемы. Если мы станем постоянно оглядываться назад, то будем неспособны собраться и противостоять врагу.

– Готовьте армию, царь. Это всё, что вам сейчас нужно. Версах не сразу предпримет попытки отобрать земли после отказа, у нас будет время подготовиться.

– Проведем голосование на выбор временного командующего войском.

Все девять мужей подняли свои чернильные перья над чистыми листами и стали писать имя того, кто достоин занять эту должность. Утвердившись в своей позиции, они бросали клочок бумаги в большую глиняную урну, расположенную посередине стола. После того как последний свёрток оказался в вазе, то харон совета взял её и начал доставать по одному зачитывая их.

– Лукреций.

Все внимательно смотрели за каждым движением слуги.

– Мидек.

Харон поставил лист бумаги на стол и взялся за другой.

– Мидек.

Глаза приближённого начали гореть. Это то, чего ему не доставало. Власти. Истинной власти, а не эти игры с государственным советом. Военные предводители считались вторыми по значимости лицами после монарха.

– Мидек.

Он уже ощущал вкус свой победы. Ему хотелось плясать от счастья, но нельзя было показывать себя в этот момент.

– Перон.

"Перон? Этот старый дурак даже своими детьми командовать не может", – думал про себя Мидек.

– Лукреций.

"Неужели эти идиоты могут поручить это дело кому-то кроме меня?", – продолжал он рассуждать.

– Мидек.

Они не желали возлагать ответственность на такого высокомерного и возбудимого мужа. Однако никто бы не смог справится с этой ролью лучше, чем он.

– Лукреций.

"Нет, этот недоносок не может меня опередить! Я единственный кто способен защитить Нильшерт. Никто кроме меня не способен на это!".

Томное молчание заставляло сердца присутствующих в зале биться сильнее. Ещё чуть-чуть и их можно будет услышать. Харон поднял последнюю бумажку и развернул её.

– Мидек.

Мидек сжал кулаки и тихо стукнул по столу. Он победил. Он доволен собой настолько насколько позволяла его гордость.

– Решением верховного совета Нильшерта, назначаю тебя Мидек из Ксанта, сын Лера, главнокомандующим войск. Грядёт война мужи Нильшерта и нам нужно быть к ней готовыми.

Кенваль прогуливался по дворцу после усердных занятий по правописанию. Он услышал чей-то плачь. Звук был далёким, но коридорами распространялся по всей крепости. Маленькие царские ноги начали быстрее шагать. Ему хотелось узнать, что случилось. Кенваль подошёл к одной из дверей и приложил ухо. "Нет, не отсюда", – подумал он и пошёл дальше. Через пару метров он прилип к ещё одной, однако и эта оказалась не той, которую он искал. Мальчик прошёл дальше стал прислушиваться к следующей. "Да, это определенно здесь". Теперь ему оставалось открыть её и посмотреть кто за ней прячется. "А вдруг он не хочет никого видеть?", – подумал он и отошёл чуть назад. "Но, если ему плохо, возможно, я смогу поддержать и помочь". После этого он начал тянуть ручку двери на себя. Элара с непонятным выражением лица смотрела как Кенваль тащит дверь. Он остановился и посмотрел на неё. Её глаза были красные, а по щекам катились слезинки.

– Что случилось? – спросил он.

– Что ты здесь делаешь?

– Я услышал, как кто-то плачет и пришел к нему на помощь.

Элара бы очень хотела, но ничего не поможет воскресить её мать.

– Уходи. Ты не должен здесь быть, – произнесла девочка и продолжила рыдать в подушку.

Кенваль зашёл и сел на кровать рядом с ней.

– У тебя что-то болит? Я могу позвать лекаря.

– Нет. Лекарства здесь не помогут…

– Тогда в чём дело? – озадаченно произнёс Кенваль.

– Моя мама… – начала робко Элара. – Он вчера умерла.

Кенваль продолжал смотреть на неё застывшими глазами. Он никогда не сталкивался с таким и не знал, как реагировать. Ему должно быть грустно, но он не испытывает печали, потому что не знал этого человека. У себя в голове он пытается подобрать утешительные слова, но понимает, что ни одно из них не поможет вернуть её к жизни. И ничто не сможет утолить скорбь маленькой девочки.

– Зачем ты плачешь? – вдруг спросил он.

– Что? – в недоумении произнесла Элара.

– Разве это поможет в чём-то? Не нужно этого делать. Ничего от этого не поменяется.

– Ты не можешь этого понять. Представь, что твоих родителей не станет.

Как ты себя будешь чувствовать в этот момент?

– Не знаю… Мне было бы плохо. Но потом бы я осознал, что это умерли мои родители, а не я. Моя жизнь ещё не закончена и не к чему убивать себя раньше времени.

– Какой же ты глупый! – вскричала Элара.

– Почему?

– Плачут не потому, что хотят себе вреда. Плачут, потому что не могут справиться со своими переживаниями. Нельзя контролировать свои чувства.

– Разве? У тебя же не случаются случайные приступы смеха.

– Это ничего не значит…

– А, по-моему, значит. Нужно лишь подумать сейчас о чём-то хорошем.

– Как я могу думать о хорошем, когда в моей жизни случилось плохое?

– Хорошее всегда есть вокруг нас, просто иногда мы его не замечаем. Или не хотим замечать.

Девочка задумалась и начала сверлить пол своим взглядом. Кенваль схватил её за руку и повёл к выходу.

– Ты что делаешь? – спросила она.

– Я знаю, где лежит жжёный сахар у Самандина. Когда мне грустно, я пробираюсь на кухню и ем его.

– Разве так можно?

– Нет. Но он очень вкусный.

Девочка улыбнулась, и они вместе выбежали из комнаты и побежали навстречу сладости. Они уплетали одну штуку за другой пока горшок не стал пустым. Все руки были неприятно клейкими и хотелось их скорее помыть. Но Элара придумала способ получше – она стала облизывать свои маленькие пальчики, съедая сладкий слой, который скопился.

– Ты чего? – настороженно спросил Кенваль.

Девочка подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

– Не нужно этого делать, мы достанем ещё.

– Да нет. Они просто липкие.

– Можно смыть потом водой, не к чему этого делать.

– Ладно…

– Прости, я не хотел тебя обидеть.

– Всё хорошо, – простонала она.

– Ты не должна меня слушать, я же не твой господин.

– А потом?

– Что? – не понимая, произнёс Кенваль.

– Ты когда-нибудь вырастешь и станешь царём, что будет тогда? Кем я буду для тебя тогда?

– Другом.

– Тебе будет не до меня…

– Неправда! Мы будем дружить и ничто не сможет этому помешать.

Элара ласково улыбнулась и посмотрела на Кенваля. Она сидела на деревянном полу напротив него и спиной упёрлась в кухонный шкафчик. Руки её были соединены и сжаты между коленями. Недалеко послышались шорохи и звуки приближающихся шагов. Он вскочил и посмотрел на дверь.

– Это Самандин, бежим, скорее!

Мальчик снова взял её за руку и поволок к другому выходу. Стряпник зашёл в свою обитель и увидел на полу пустую ёмкость из-под сахара. Он сразу понял чьих рук это дело. Он не раз ловил его и грозился, что расскажет родителям. Но на самом деле, у него было доброе сердце, которое никак не могло дать мальчишке получить наказание за такой детский проступок. Но в этот раз он не на шутку рассердился.

– Кенваль! – протяжно прокричал он в ярости.

От хохота они еле передвигались. Им было настолько смешно, что совершенно не могли себя контролировать и не заметили, как перед ними появился Сотар. Царь грозно посмотрел на своего сына. Тот сразу же перестал смеяться. Ему очень не нравилось такое поведения Кенваля. После того, как он прожёг взглядом дыру в мальчике, то повернул голову и посмотрел на Элару. Она застенчиво опустила глаза и смирно стояла перед своим правителем.

– Элара, я узнал новость по поводу твоей матери. Мои соболезнования. Можешь идти.

– Да, ваше величество, благодарю, – сказала она и слегка поклонилась.

Кенваль с тоской смотрел вслед своему другу. Твердый голос отца отбил желание наблюдать за её походкой:

– Что ты делаешь?

– Мы немного поели сахара, а потом Самандин…

– Я не об этом. – прервал его Сотар. – Разве ты не должен готовиться к гельнее? Завтра уже первое испытание, а ты носишься по коридорам с хароном и веселишься.

– Мы просто были вместе и …

– Я не хочу ничего слушать. Иди вниз к тренировочной стене и жди меня.

– Хорошо, – покорно произнёс Кенваль и отправился к лестницам.

Именно это он больше всего ненавидел, когда все чего-то ожидают от него, а он хочет быть простым мальчиком, шумно слоняющимся по крепости. А ещё эта гельнея, которая больше всего отбивала у него все краски жизни. Для него это было больше, чем испытание. Это собственный страх, который он должен преодолеть и стать сильнее. В первую очередь Кенваль должен победить себя, и когда он это сделает, может достигнуть чего угодно. Гельнея включала в себя четыре этапа: воздух, вода, огонь, земля. Считается, что если человек не овладеет хотя бы одной стихией, то не может быть достойным. Воздушное испытание представляет собой действия по подъему на стену крепости по многочисленным каменным выступам. Оно происходило без всякой подстраховки, что ещё больше усложняло выполнение. Испытание водой происходило в реке Тельза, протекающей через земли Нильшерта. Мальчик должен был перебраться с одного берега на другой. Но сделать это нужно было исключительно вплавь. Огненное испытание – Кенваль должен выковать собственный меч. Кузнечному делу обучали с малых лет, но трудность в том, что не каждому мальчику хватит сил это сделать. Задание не могло быть невыполненным априори. Зачёт третьего испытания мог происходить только по окончанию четвёртого – земля. Это честная битва против такого же мальчишки, который желает утвердить свой статус мужчины. И если он побеждал в четвертом испытании тогда считалось, что выкованный меч вполне пригоден для битв. Вся гельнея проходит четыре дня – по одному испытанию на каждый. Нельзя избежать того, что неминуемо. По итогу, он либо пройдёт его, либо станет посмешищем для всего народа. И в первую очередь над ним будет потешаться Мидек, отчаянно жаждущий его провала. После испытания всех мальчиков клеймили раскаленным стальным символом на правом плече. Только так можно доказать, что ты прошёл испытания и являешься полноправным членом общества.

Кенваль уже стоял перед ней. Мальчик задрал голову и посмотрел на всю её протяженность. "И это даже не настоящая стена…". Ему было страшно. А что, если он не сможет зацепиться? Что если соскользнёт нога? Что будет тогда? Неужели он готов поставить на кон всю свою жизнь ради какого-то титула? Ветер продувал его левое ухо так, что он ничего им не слышал. "А вдруг ветер скинет меня? Не самая лучшая идея залезать туда в такую погоду", – думал он, глядя на камни. Кенваль отвернул взгляд и увидел, как отец приближается к нему. Как он и сказал, он не был врагом своему сыну, но не хотел, чтобы он вырос неспособным, избалованным ребенком. Он должен быть готов ко всему.

– Залезай. Я буду наблюдать за тобой.

– Без веревок? – испуганно произнёс Кенваль.

– На испытании их не будет, поэтому не нужно к ним привыкать.

– Но я никогда без них не взбирался.

– Сколько раз ты упал?

– Ни одного.

– Видишь? Они лишь иллюзия твоей безопасности. Раз с ними ты ни разу не сорвался, то почему должен падать без них?

– Но вдруг что-то случится и я…

– Кенваль, – грубо прервал его Сотар, – не нужно устраивать сцен.

Мальчик тяжело выдохнул и снова посмотрел на сооружение. Он неуверенно подошёл к нему и поставил ногу на камень, а затем схватился правой рукой за верхний выступ, до которого он дотягивался. Его движения были скованными и растерянными. Складывалось ощущение того, что он совершенно потерян. Руки слегка подрагивали, а каждый раз, когда дул ветер, то он прижимался плашмя к стене и боялся сделать даже вдох. И в один из рывков, поток воздуха снова направился к нему и сбил, не дав дотянуться до цели. Он с криком свалился спиной на землю и Сотар обеспокоенно подбежал к нему.

– Как ты? Все хорошо?

– Вдохнуть не могу, – еле выдавил Кенваль.

– Лежи, не двигайся, это сейчас должно пройти. Эй, Бэриель, – крикнул он одному из харонов, который стоял у ворот в крепость, – позови лекаря.

Сотар молча наблюдал как мальчик пытается дышать. Он взял его за руку и прижался коленями к земле. Царь снял с себя кафтан и подложил под голову Кенвалю. Не этого он ожидал. Неужели он и вправду не готов? Столько лет подготовки и всё впустую. В чём он мог ошибиться? Кенваль сам не против стать тем, кем хочет видеть его отец, но для него это слишком тяжело. Он стремится стать лучше, но иногда он совершенно не видит результатов своих трудов. Сколько бы он не прилагал усилий – этого было мало.

– Видимо, я не достоин того, чтобы называется твоим сыном, – простонал Кенваль.

– Что? О чём ты? Ты прекрасный сын.

– Сколько бы вы меня не утешали тем, что любите, правитель из меня будет никакой.

– Неправда.

– Нет, это так.

– Если у тебя что-то не получается, это не значит, что ты в этом плох. Это значит, что ты мало уделил этому времени.

– А сколько времени нужно, чтобы стать мужчиной?

– Ты уже он и есть.

– Тогда почему я лежу сейчас здесь, а не сижу на вершине стены.

– Сила и навыки – это то, что можно приобрести. А есть то, что даётся от природы – это воля, упорство, ум. А этого у тебя в избытке. И даже если ты завтра провалишься, я буду думать только о том, чтобы с тобой ничего не случилось.

– Но тогда все остальные станут говорить за моей спиной о том, что я неудачный сын царя.

– Они будут говорить так, потому что сами ничего не достигли. Никакой достойный человек даже думать об этом не будет.

– Почему мне так страшно, папа? Почему я боюсь? – заплакал Кенваль.

– Страх – это не плохо, это естественное чувство. Без страха люди бы давно погибли. Он предостерегает их от опасных вещей. Но иногда его нужно преодолеть, потому что он заковывает тебя и не даёт жить полной и насыщенной жизнью. Он отбирает твою свободу, а это единственное, за что стоит бороться.

Цейден уже несся с помощниками к молодому царю.

– Что случилось? – спросил он, когда добежал до места падения.

– Он не удержался и свалился со стены.

– Упал на спину?

– Да, – отвечал Сотар.

– Дышать можешь? – спросил он, обращаясь к Кенвалю.

– Сейчас уже легче.

– Давайте его на носилки.

Они положили мальчика на деревянную доску, обитую тканью, и понесли до его покоев.

Можно сказать, что тренировка подошла к концу даже не начавшись. Царь с горестью наблюдал как искалеченного сына несут к дворцу. Разве этого он хотел? Неужели это действительно так, и всё, что ему нужно от сына, чтобы он был достойным руководителем государства? Царь боялся, что станет тем, кто променяет любовь на призвание.

"Сегодня точно пойдёт дождь", – размышлял Кенваль, пока он находился в невесомом состоянии. "И это то, о чём ты думаешь? – спросил он сам себя. – Неужели ты не можешь быть более ответственным. Неужели не можешь достигнуть того, что от тебя просят? Это же не так много". Его вдвоём положили на кровать, словно он парализован и не может передвигаться.

– Спасибо, Бэриель, – произнёс Кенваль.

– Вам не следует меня благодарить, ваше величество. Вам уже лучше?

– Да. Кажется…

– Если вам нехорошо, то я могу позвать Цейдена.

– Не нужно, у него и без меня забот хватает. Я в порядке.

– Тогда с вашего позволения, я пойду.

– Конечно.

Харон положил руку на сердце и совершил поклон. Кенваль не знал, как реагировать. Сколько бы они раз этого не делали, ему непривычно наблюдать за подобного рода действиями. Через мгновение мальчик наблюдал за спиной, уходящего слуги. Он остался один. Размышления о предстоящем испытании не давали ему покоя: как всё будет, справится ли он. Кенваль неправильно воспринимал ситуацию. Вместо того, чтобы думать о возможности показать себя и преимущество, он нагнетает её. Постоянно думает о том, что будет, если он не справится. И этот страх… Быть проигравшим. Он низводит до белого каления и сковывает его. Точно так как говорил отец. Дверь в комнату медленно начала открываться. Из-за её края сначала показались несколько белоснежных пальцев, а затем и вся рука. Это была Грендель. Она была обеспокоена известием о своём сыне. Переживания на лице матери сразу заметны, особенно, если речь идёт о ребенке. Она тоскливо взглянула на Кенваля и произнесла:

– Сынок? Как ты?

Ответа не было. Мальчик чувствовал себя униженным. Ему не хотелось в таком свете предстать перед матерью.

– Хорошо, – отчуждено ответил он.

– Слава Богу, что ты ничего не повредил.

Грендель прошла и села у ног Кенваля, чуть поглаживая его ладонью поверх одеяла.

– А иначе?

– О чём ты?

– Что было бы, если это произошло? Если бы я сломал ногу, руку или того хуже позвоночник. Остался бы я тем же, кем был всегда?

– Конечно.

– Для вас да… Но как же остальные? Разве они не изменят своё мнение обо мне? Разве не станут говорить за спиной: смотри это же сын-калека царя?

– Людское мнение обманчиво, на него нельзя полагаться.

– Дело даже не в этом… А вдруг это случится во время испытания? Неужели они все готовы допустить такое?

Искрящая речь Кенваля очень приковала внимание Грендель. Она редко видела его таким эмоциональным. Что-то было не так. Мать чуть наклонилась и взглянула в раскосые глаза сына. Он тут же начал отводить взгляд.

– Ты ведь не пораниться боишься? Верно?

Молчание его выдало. Она слишком хорошо его знает.

– Поражение – это не смерть, Кенваль. На ошибках учатся. Если ты не будешь проигрывать, то не станешь победителем.

– Но завтра проигрывать нельзя… – простонал он.

– Кто это сказал? Люди? Члены совета? Царь? Не нужно окрашивать каждое событие чувствами. Принимай всё как факты и всё станет на свои места.

Грендель встала с постели и направилась к выходу. Краем глаза она приметила бронзовое блюдце, на котором была еда для Кенваля. Мальчик к ней даже не притронулся.

– Поешь. Голод не принесет ничего хорошего.

Дверь затворилась снаружи. Снова выбор. Вновь нелегкое решение, которое он должен принять. В глубине душе он уже определился, но сомнения всё ещё тешатся в его разуме. Кенваль скинул с себя тёплое покрывало и спрыгнул с кровати. "Я должен это сделать", – твердил он сам себе, когда одевался. Нижняя пуговица осталась не застёгнутой из-за спешки. Времени оставалось всё меньше, на улице уже начало темнеть, а он должен был преодолеть себя. Сколько бы ему не твердили, что это не важно, Кенваль принимал на себя ответственность за все свои действия. Если нужно принимать всё как факты, тогда уж лучше по факту он будет победителем, чем проигравшим.

Мальчик вышел во двор и направился к той самой стенке. Он весь продрог. К вечеру поднялся сильный ветер, и погода стала холодной. Кенваль схватился за ледяной, по ощущениям каменный выступ и сделал шаг вперёд. Никто не будет его искать. Они уверены, что наследник видит сладкие сны. Сейчас он наедине с собой, только он. Он чувствовал умиротворение, никто его не торопит, никто не говорит, что делать, никто не наблюдает и не ждёт, что он совершит ошибку. Кенваль лишь сконцентрировался на этой стене и на там, как забраться на её вершину. Он собрал все свою волю и начал твёрдыми руками ползти вверх по каменным выступам. Сила лилась по его венам, он чувствовал свободу и был уверен в своей победе. Ещё рывок. Ничто уже его не остановит. Он сделает это сейчас или навсегда останется напуганным мальчишкой. Слова отца назойливо звучали у него в мыслях: страх отнимает твою свободу.Теперь в голове Кенваля ему не было места. Жажда победы поднимала его всё выше. От него исходило невероятное стремление стать сильнее, стать лучше. Оно опьяняло его. Больше ничего не было нужно. Пальцы ладони уже зацепились за верхний край. Осталось совсем немного. Когда он хотел переставить ногу повыше и взойти на пьедестал, то она соскользнула, и он повис на одной руке. Долго он так держаться не сможет. Пальцы понемногу начинают съезжать от тяжести. Кенваль пытался дотянутся второй рукой до верха, но не получалось. Неужели он всё-таки не сможет покорить эту вершину? Неужели ему придётся снова стать свидетелем собственной слабости? Мальчик вновь потянулся к краю. Ему не доставало каких-то пары сантиметров. Он начал медленно раскачиваться из стороны в сторону. Правая рука уже онемела – слишком много веса для такой хрупкой конечности. Он хотел набрать амплитуду и сделать рывок. Вправо, влево, вправо, влево… И вот когда очередной раз его тело сдвинуло в левую сторону, ветер подхватил его и он потянулся к краю, ухватившись за него тремя пальцами. Оставалось только приложить всю оставшуюся энергию и подтянуться. Со стонами и возгласами Кенваль таки поднялся и величаво уселся на своём месте победителя. Теперь он был доволен собой. Даже небольшая доля гордости пробилась в его природе. Он смог и это уже ничего не изменит. "Как теперь слезать?", – вдруг осенило его. Этот вопрос не на шутку заставил задуматься. "Неужели нужно вновь по камешкам спускаться вниз?". Длина стены была не меньше пяти метров. Не так много для взрослого человека, однако высоковато для десятилетнего мальчика. Кенваль свесил ноги и готов был прыгать. "Раз, два…", – отчитывал он вслух. На счёт три он оттолкнулся руками и стал падать вниз. Стопы жестко прибило к земле. От силы столкновения мальчик не смог удержаться на ногах и плашмя свалился, проскользив по грязной почве. "Ау", – простонал Кенваль. Приземление оказалось не настолько удачным, насколько он предполагал. Ему нужно было возвращался в покои. Кто-нибудь мог заметить отсутствие молодого царя в постели. Хотя бы один из харонов, прислуживающих ему. Кенваль отжался руками от земли и встал. Все одежды были в пыли. Она слоями выбивалась из тканей, когда мальчик по ним хлопал, словно их не стирали несколько столетий. После того как он привёл себя в порядок, то побежал во дворец.

Мидек сидел с зажжённой лампой и листал старые книги и исторические писания. Огонёк трепетал под небольшими порывами ветра, что залетали из дверных проёмов библиотеки. Время уже было за полночь. Многие бы назвали это никак иначе как одержимость. Другие же допустили мысль о целеустремлённости. Третьи бы вовсе называли его сумасшедшим. А может все три суждения и были правдой. Он вдумчиво прочитывал каждую строку и пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, которая поможет ему занять царское место. Тяжёлые веки начали закрываться после нескольких часов упорного труда, но ответов так и не было. "Неужели ничего нет, что может мне помочь? Я в это не верю!", – размышлял он и переворачивал одну дряхлую страницу за другой. Ему нужна была всего одна деталь, всего один даже самый незначительный намёк. «Сказание о Гельнее», – прошептал он и перевернул страницу. Рукопись рассказывала о возникновении испытания, его становлении, а также значении среди потомков Нильшерта. «И нет сильнее человека способного одолеть все стихии. Ибо кто возможен покорить их, покоряет саму природу». Это лишь пустые слова, которые Мидек с раздражением пропускал глазами. «… и нарекается мужем тот, кто покорил все: воздух, воду, огонь, землю. И имеет всю полноту прав, которые предоставляет город, и муж хранит честь Нильшерта и защищает его от всех врагов его. Тот, кто оступился (не прошёл гельнею), не может называться мужем и власти не имеет, и силы не имеет и оставлен будет он без всякого права на наследование от отца и город не будет ему родным». «Вот оно!», – безумно прокричал Мидек. Если Кенваль провалит испытание, то не сможет быть наследником царя, а значит трон останется пустым после смерти Сотара. Ему оставалось надеяться, что мальчик действительно настолько беспомощен, как он думал. А если это и не так, то у него есть уникальная возможность помочь молодому царю никогда не стать правителем Нильшерта.

Сотар и Лукреций прогуливались по саду. Руки царя были скрещены на пояснице, а вельможа шёл, сведя их в рукава перед собой. Светильники по правую и левую сторону на каменных округлых полосках были уже зажжены. Перед заходом солнца их всегда заполняют маслом. Волшебная тропа вела к дворцу. Каждую каменную линию над головой обвивали растения с сиреневыми бутонами цветов.

– Ходят слухи, что вы оставите престол, когда Кенвалю исполнится семнадцать.

– И кто же так много говорит?

– Разве вы не знаете, – твердо ответил Лукреций.

– Этому человеку ничего доверять нельзя.

– Слишком поздно вы это поняли.

– Нет, я поздно понял, что он изменился.

– Хотите сказать он не всегда был одержим властью?

– Когда-то мы вместе плясали вон на тех зелёных полянах, – указал он пальцем в сторону от крепости.

– Не знал, что вы вместе выросли.

– Мы познакомились во время гельнеи. После неё он прошёл обучение в царской армии, а затем стал служить там.

– Очень снисходительно с вашей стороны было дружить с таким как он.

– Мидек был моим самым лучшим другом. Я думал, что это доверие между нам ничто не может стереть. А когда мне в раннем возрасте пришло время занять престол, то он отстранился. Я не отталкивал его, он закрылся сам в себе и ничего не говорил. Но в его глазах я видел зависть. Самое гнило чувство.

– Всегда больно терять близкого человека, – пронзительно произнёс Лукреций.

– Никакой титул не может отгородить тебя от этого. Ты всё равно остаёшься человеком.

– Война? Вы уверены? – вдруг понял поменял русло разговора Лукреций.

– Нет. Но разве есть другой выход?

– Выход без пролития крови.

– Ты политик, Лука, как и я. Такие как мы делаем всё для улучшения жизни государства. Но иногда лучшая дипломатия – это острый клинок.

– Надеюсь, это целиком и полностью ваше решение.

– Мидек тут не причём. Его возгласы давно стали для меня пустым звуком. Это мой выбор. И, конечно, выбор мужей Нильшерта.

– Приятно слышать, что вы не идёте у него на поводу.

– Что на счёт завтра? Всё готово? – вдруг заволновался Сотар.

– Да, ваше величество. Можно задать вопрос?

– Да, разумеется.

– Как вы думаете, он готов?

– Не знаю, Лука, не знаю…

– Вы же понимаете, что случится если он оступится? Боюсь царский титул не позволит обойти указания закона.

– Я много думал над этим. Может в таком случае ему и вовсе не суждено править государством.

– Кому же, если не вашему сыну?

– Я много лет молил Бога дать мне наследника. Чтобы то, что я сотворил не пропало без следа. И вот, Кенваль. Если он и вправду подарок с небес, тогда на всё, что бы не произошло будет воля Всевышнего.

– Никогда не понимал почему люди так превозносят веру.

– Почему же? – удивлённо спросил Сотар и повернул голову к собеседнику.

– Неужели нельзя всё взять в свои руки?

– Если бы мы могли властвовать над всем, то сами бы стали богами.

Они уже подошли к боковому входу в крепость.

– У вас завтра назначен суд, – напомнил ему напоследок Лукреций. – Сразу после официального завершения первого этапа.

– Да, помню. Вилур утверждает, что сосед своровал часть его участка.

– И каков будет исход дела?

– Зависит от того, правду ли он говорит.

– Правосудие… К сожалению, в нём часто выигрывает не тот, кто прав, а тот, кто убедит в этом других. Доброй ночи, ваше величество, – произнёс Лукреций и слегка поклонился.

– Спокойной ночи.

Звонкие удары в колокол извещали о том, что гельнея началась. Для всего населения это был праздник с ярмарками, представлениями и сладостями. Люди собирались, чтобы посмотреть на зрелища. Это были одни из немногих дней в году, когда им представлялась такая возможность. Лицезреть как будущие мужи Нильшерта проходят впечатляющие, а порой и опасные, испытания достаточно занимательно. Кенваль проснулся из-за шума. Было ранее утро. Каждый год он с интересом наблюдал как мальчики становились мужчинами в этот день и каждый год он с нетерпением ждал этого события. Однако сегодня на его лице не было радости. Взволнованность и подавленность притесняли его душу. Избавиться от этих чувств ему могла помочь только победа. В узорном деревянном шкафу уже висели особые одежды призванного к гельнее. Они специально шились под каждого участника. Все завязки у них были сзади, чтобы в случае чего не зацепиться ими. Кожа была достаточно лёгкой, но не пропускала ветер и из-за этого в ней было теплее, чем в привычных одеяниях. На верхней части формы был вышит царский символ власти – калиандр. Такой знак, конечно, имел право носить исключительно член правящей династии. Но для Кенваль это не больше, чем блеск звезд: лишь создаёт вид. Ему не хотелось отличатся от остальных призванных. Он спрыгнул с кровати и без особого энтузиазма дошёл до гардероба. За дверью уже стоял харон, чтобы помочь молодому царевичу одеться. В этот раз его помощь действительно не будет лишней. За ней послышались три быстрых постукивания.

– Входите, – закричал мальчик.

– Доброе утро, ваше высочество. Я должен помочь вам в подготовке к вашему испытанию.

Харон прошёл вперёд и ждал дальнейших указаний своего господина. Кенваль достал одежду и положил их на постель. Он снял ночную рубашку и принялся натягивать на себя камран. Боязнь порвать его не позволяла окончательно завершить действие.

– Позвольте, – произнёс Бэриель и начал помогать мальчику влезть в одежды.

– Спасибо.

– Не нужно меня благодарить, это моя работа.

– Благодарность не такая большая плата за неё.

– Вы правы.

– Почему ты со мной соглашаешься?

Харон молча засовывал локоть молодого царя в рукав.

– Я не хочу, чтобы со мной обращались как с царём.

– Но вы и есть царь, – возразил Бэриель.

– Неправда. Мой отец царь, мой дед был царём. А я…Чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю, что это не моя судьба.

– Вы не хотите занять престол?

– Я хочу, чтобы не только престол был в моей жизни.

– А что ещё конкретно вам нужно?

– Я… Я не знаю.

– Нельзя получить того, чего не знаешь. Отсутствие стремлений навсегда губят человека. И, возможно, вся проблема в том, что вы не знаете чего хотите.

– А какие стремления у вас? – с неким недовольством спросил Кенваль.

– Стать достойным примером своему сыну и воспитать его хорошим человеком.

– Думаю, вы уже стали им.

– Благодарю, ваше величество.

Харон затянул последний шнур и Кенваль мог спокойно передвигаться.

– Крепко? – неуверенно спросил мальчик после, взмахов и подёргиваний.

– Крепче некуда. Если я свяжу сильнее, то камран будет сдавливать вам грудную клетку и станет тяжело дышать.

– Спасибо вам.

– Если вам больше не нужна моя помощь, то с вашего позволения…

– Да, конечно, можешь идти.

Бэриель вновь поклонился и вышел за дверь. Кенваль надел остальное снаряжение. Ему захотелось вновь взглянуть на город свысока. Холодная лоджии не за что бы не дал своему посетителю ступить на него босиком. Однако мальчика это не так волновало. Он прошёл до каменной ограды и попытался залезть на неё. Ребенок поставил руки на выступ и сделал рывок. Прямые локти помогали ему держаться и смотреть за происходящим. Сотни людей были заняты своими делами: хароны, стража, дворцовые вельможи, крестьяне. Большинство из них были заняты подготовкой к самому важному событию года. Некоторые жители ходили и продавали свежеиспечённый хлеб, который лежал в больших плетеных корзинах. Его запах доставал даже до ноздрей мальчика. Он сделал глубокий вдох и ему захотелось вкусить эту хрустящую румяную булочку. Другие же стояли за деревянными прилавкам и продавали сладости, окрикивая каждого прохожего. Голод всегда даёт о себе знать, когда ты чем-либо увлечен, и торговцы это прекрасно понимали. Праздники всегда хорошее время для наживы. На придворной территории уже устанавливали большую глиняную таблицу, на которой выцарапывали имя участника и номер испытания. Там отмечались все победы и поражения, в конце каждого дня. Это служило доказательством тому, что они прошли гельнею. Ему не хотелось уходить отсюда, он привык быть сторонним наблюдателем. Но вряд ли отец добродушно оценит его отказ участвовать во всем этом. Кенваль спрыгнул и приземлился на пол. Скоро всё должно было начаться, лучше прийти немного раньше, чем вовсе опоздать. Он ещё раз проверил прочность завязок и стал спускаться во двор. Все приветствовали его, чуть кланяясь, а он лишь шёл вперёд и кивал головой. Он чувствовал себя не на своём месте, будто что-то идёт не так. "Может так и должно быть?". Каждый обязан перейти эту черту невидимого и пугающего, то, что ставит нас в неудобное положение. Если делать всегда то, что вызывает комфорт и тепло, нельзя возрасти духом. Чтобы двигаться дальше, надо приносить в жертву своё состояние защищённости и уюта. Кенваль встал напротив стены и задрал голову. Позади него послышались звуки ссоры:

– Хватит мучать сына! – вскричала женщина, прижимая мальчика.

– Неужели ты не понимаешь, что это его будущее? Чего он добьётся, если останется полоть грядки и вспахивать их? Если он станет мужем Нильшерта, то может получить государственную должность и станет жить как человек.

– А что, если он разобьётся?

– Он ловкий малый, не о чем переживать. Что ты хочешь? Вот так прожить всю свою жизнь?

– А чем это плохо?

– Зельнара, очнись! – повысил тон голоса мужчина. – Мы живём в бедности!

– Зато мы живы и здоровы, а ты хочешь превратить Агана в калеку. Помнишь своего деда? Что с ним стало после его гельнеи?

– Варас всегда был неуклюжим… А наш сын любому покажет пример.

– К этим испытаниям готовятся, а ты хочешь отпустить его без корма на рыбалку!

Оживленный разговор не мог позволить понять, что около них уже стоит один из харонов.

– Так вы принимаете участие? – спросил он.

– Конечно.

– Нет, не слушайте его, – прокричала мать.

– Имя вашего сына.

– Аган из Лора, – твёрдо произнёс мужчина.

– Нет! Он не будет участвовать! – продолжала Зельнара.

– Ваше имя скоро будет занесено в список. Готовьтесь. Одежду и обувь вы можете получить в Листовой постройке, – сказал Харон и указал большим пальцем назад через плечо.

Звук горна заставил всех взбудоражиться и оглядываться вокруг. Началось. Огромные дворцовые ворота распахнули из них показался царь со своей свитой. Длинная мантия трепетала под сильным ветром. Для него был уготовано место на улице. Все остальные начали скапливаться вокруг его стражи. Толпа всё густела пока не вышел окрал, главный организатор гельнеи:

– Именем законного царя Сотара, сына Фейлона, гельнея объявляется открытой. Первое испытание воздух. И писали следующее отцы, – мужчина открыл большой том книги и начал зачитывать вслух. – И да имеет каждый власть над воздухом. Не свободен тот, кому дуновения не являются братьями, а ветер не является сестрой. Ибо в них открыты все стремления и воля. Когда покорен воздух, покорен и сам человек для себя.

После своей восклицательный речи он подошёл к Сотару и встав на одно колено, преподнес ему древние писания. Царь взялся обеими руками за книгу. Теперь его очередь говорить вступительное слово. И все от него это ждут. Нельзя сказать, что он каким-то образом располагался к себе высказываниями или его хотелось слушать, скорее это было частью обычая, который требовал неукоснительного соблюдения.

– Друзья, мы собрались здесь по всем известной причине. Сегодня каждый из этих мальчиков желает доказать то, что он достоин звания мужа. Испокон веков это испытание считалось критерием отбора самых сильных телом и духом молодых жителей Нильшерта. И поистине это одно из величайших событий нашего народа. Но никогда более оно не было волнительнее для меня, чем сейчас. Мой сын Кенваль один из участников гельнеи. И я искренне верю, что он проявит свои лучшие качества и станет достойным участником. Но сегодня достоин уважения не только он, но каждый кто решился на этот нелегкий выбор. Итак, удачи вам будущие мужи Нильшерта. Идите и побеждайте!

"Ну, зачем нужно было говорить, про то, что я его сын", – отчаянно проговорил себе под нос Кенваль. Он никогда не любил излишнее внимание, а среди толпы и подавно. Теперь же каждый из жителей пытался высмотреть кто из этих мальчиков, стоящих в прямой линии, молодой царь.

– Вандай из Фура, – объявил окрал.

Все ребята в ряду начали крутить головой. Кроме одного. Вандай робко выставил ногу и сделал шаг вперёд.

– Ваш выход.

Дрожащие колени мальчика, твердили о том, что он не просто боится, а по-настоящему сходит с ума. Что в свою очередь мало кого волновало, в том числе и его родителей. Удачное прохождение гельнеи – это ключ к успеху, но не каждый понимает какова его плата. Мальчик дошёл до стены и начал карабкаться вверх. Необходимо было подняться до балкона и перейти за его каменную ограду. У него не было ошибок в движениях, но было заметно, что это даётся ему с трудом. Страх терзал его рассудок из-за чего это стало для него одним из самых сложных и запоминающихся моментов жизни. Однако, так или иначе, он добрался до конца и влез на лоджию.

– Вайдан, воздух! – выкрикнул окрал. Весь народ хором повторил его реплику. Писарь начал выцарапывать на таблице знак воздуха, напротив имени мальчика. Он обозначал порывы ветра, которые направлены к имени участника, а значит воздух к нему благосклонен, и он прошёл испытание.

– Горацио из Ксанта.

Кенваль стал смотреть как его друг выходит вперёд. В этот момент он искренне желал того, чтобы тот упал. Похоже Горацио навсегда испортил отношения между ними. Хоть Кенвалю и казалось, что они дружили, на самом деле это было просто время, проведенное вместе. Он никогда не испытывал к нему доверия, но хотел ровняться на него.

Горацио смело полз наверх. Складывалось ощущение, что это дело доставляло ему удовольствие. Никакого волнения и отчаяния. Зависть Кенваля стала съедать его изнутри. Мало того, что он должен сделать это, так ещё из-за этого самовлюблённого мальчишки, нельзя было оступиться вообще. Иначе он будет хуже него. А это то, чего он хочет в последнюю очередь.

– Горацио, воздух!

– Горацио воздух! – закричали следом жители.

Недовольный взгляд Кенваля не сходил с отдалённого силуэта своего знакомого.

– Аган из Лора.

После объявления следующего призванного молодой царь повернул голову. Мальчик неуверенно вышел и стал оглядываться по сторонам. "Что им от меня нужно?", – читалось в его напуганных глазах. Он не хочет быть здесь. Но воля родителя превыше его собственной. Так было раньше, так будет всегда. Он смиренно подошёл к стене и стал тяжело вдыхать пыльный воздух. Он не готов. Рука неуверенно потянулась к выступу. Никому не нужен человек способный прокормить себя собственными руками. Все стремятся к славе и богатству. Но почему в этот момент оно совершенно не волнует его? Эта цена… Слишком большая плата за хорошую жизнь. Так думал он, но никак не его отец. Руки дрожали и Аган еле держался. Мальчик набрал уже неплохую высоту, но это был ещё не конец. С каждой секундой, проведенной на этой проклятой стене, ему становилось всё тяжелее.

– Давай, Аган! Лезь дальше! – кричал отец.

Реплики мужчины только больше заставляли его чувствовать свою слабость. Порыв ветра проскочил около мальчика, когда тот решился влезть повыше. Он не смог удержаться и с воплем стал падать вниз. Вся толпа сделала истощающий вдох и замерла в ожидании.

– Аган! – проревела мать и бросилась к своему сыну.

Мальчик был без сознания. Зельнара пыталась привести его в чувства, но тщетно. Свалиться с такой высоты: нужно было только надеяться, что он останется жить.

– Аган отступил! – крикнул окрал.

Народ молча наблюдал как мальчика уносят. В такие моменты лучше ничего не говорить. Ведь каждое слово может обернуться не самым хорошим образом. Напротив имени участника появились надпись неудачи. Сегодня ветер оказалась к мальчику неблагосклонным.

– Кенваль из Фура!

Он до последнего надеялся, что эта участь его минует. Камран стеснял его движения. Сотни глаз смотрели как он идёт к стене. Кенваль повернул голову в сторону отца и матери: Сотар кивнул головой, показывая, что с ним и всё будет хорошо. Слева от царя стоял Мидек, который своей язвительной улыбкой, внушал мальчику нечто иное, чем победу. Кенваль не должен поддаваться на подобного рода манипуляции, однако такое всегда сбивало его с толку. "Соберись, Кенваль, думай только об испытании, только об испытании", – твердил он себе. Ладонь осторожно коснулась камня. Ощущения как в первый раз. Тот же страх, та же тревога. Его неровное дыхание можно было услышать даже из самой глуши толпы. Царь с опаской смотрел как сын склонил голову перед стеной. "Чего он ждёт?". Мальчику нужно было отогнать от себя все лишние мысли, а уже после целеустремлённо лезть наверх. Ухмылка нового военнокомандующего не сползала с глупой рожи. Это то, чего он хочет: чтобы мальчик стал посмешищем среди всего Нильшерта, и тогда даже собственный отец не станет воспринимать его всерьёз.

Кенваль поднял вторую руку и зацепился за выступ. Он сделал это. Переборол себя. Мальчик поднимался всё выше и выше. Не сказать, что он был лучше остальных, но каждый из присутствующих чувствовал его несломимый дух. Все шло настолько хорошо. Кенваль был полностью сконцентрирован. И вот последний рывок и он зацепляется за ограду лоджии. Однако в один миг его нога соскальзывает из-за порыва ветра, и он повисает на одной руке. Все зрители разом ахнули от увиденного. "Так хорошо идти и в конце потерять свою победу, наверное, очень обидно", – думали они. Мидек уже мысленно праздновал свой триумф. В его голове играла музыка победных маршей. Однако Кенваль знал, что делать. Мальчик начал раскачиваться из стороны в сторону, вытянув вверх левую руку. "Что он творит?", – недоумевал Сотар. Все были в изумлении от изобретательности молодого царя, но мало верили в то, что это сработает. Рывок, ещё один… Кенвалю не доставало совсем немного до угла ограждения.

– Кенваль! Кенваль! Кенваль! – начали усиливаться крики из толпы.

Каждый в поддержку выкрикивали его имя. Всю царскую свиту это не на шутку смутило.

– Тихо! Прекратите! – пробовал перекричать их окрал.

Его попытки были обречены на провал. Они были готовы сорвать себе голос лишь бы Кенваль сделал это. Нравится людям очень тонкое дело. Сам того не понимая, но молодой царь нашел подход к их сердцам своим упорством и силой воли. Слыша, как скандируют его имя, мальчик воодушевился и смог дотянуться до камня второй ладонью.

– Да! – вновь завопил народ.

Кенваль подтянулся и забрался. Он повернулся и увидел, как все ему рукоплещут. Словно водопад славы сливался на его голову. Мальчик не мог поверить, что это происходит. "Я им нравлюсь? Неужели я им нравлюсь?", – думал он и махал ладонью своим будущим подданным.

– Кенваль, воздух!

Мальчик быстро спустился по лестнице к остальным, прошедшим испытание, чтобы посмотреть, как выступят оставшиеся. Громкие возгласы не утихали до тех пока не был объявлен следующий участник.

– Кейл из Заречных земель!

Ни секунды не сомневаясь мальчик вышел вперёд. Будто он с нетерпением ждал этого мгновения. С размашистыми взмахами рук, он дошёл до стены и тут же без всякого страха стал взбираться по ней. Так быстро и чётко, что все шелы затаили дыхание. А возможно он просто потеряли дар речи. Через пару мгновений Кейл уже озирал весь город своим суровым взглядом.

Теперь всё внимание было приковано к нему.

– Кейл, воздух!

Сотни криков слились в протяжный гул восклицания и признания. Мальчик всем своим видом твердил: "Ну что? Неужели вы сможете также? Не думаю". И это было правдой. Никто из них не осмелится посоревноваться с Кейл в ловкости.

– Не может быть! – воскликнул Кенваль. – Я спуститься не успел, как он уже там стоит.

– Похоже нас всех сегодня обыграли, – сказал Горацио. – Посмотрим так ли он хорош в воде.

– Думаешь сколько дойдёт до финала?

– Я точно дойду, – самонадеянно произнёс Горацио.

– Я имею ввиду, что последнее испытание парное. Что делать, если будет неравное количество людей?

– Не знаю. Может кто-то будет драться дважды.

– Это глупо!

– Они приглашают проигравших прошлой Гельнеи, – заявил Вайдан.

– Что? Это же несправедливо!

– Таковы предания. Если у участника не хватает пары, то ему выбирают противника из прошлогоднего испытания.

– Кому-то точно не повезет, – сказал Горацио, уверенный, что это его никак не коснётся. Уж у него то все будет как нужно.

– Сколько там осталось?

– Ещё двое.

Все внимательно наблюдали за еще одним мальчиком, поднимающимся по стене. Должно быть без разницы сможет ли он достичь верха или же останется ни с чем. Однако им хотелось, чтобы он упал. Это звучит очень мерзко, но каждый из них желал, чтобы он одержал поражение в собственном испытании. Что они от этого получат? Вопрос остаётся без ответа. Возможно, это азарт и самовлюблённость затмевающие их разум.

– Айтен, воздух! – прокричал окрал.

Горацио и остальные поникли духом.

– Не может быть, чтобы это было так легко. Разве эти дети хоть что-то умеют, кроме того, как убирать навоз из-под скотины?

– Хватит говорить так, будто ты один достоин здесь стоять, Горацио, – разозлился Кенваль

– Потому что так и есть.

Кейл с неистовой яростью смотрел на своего нового знакомого, еле сдерживаясь, чтобы не мокнуть его глупое лицо в бочку с водой, которая стояла рядом.

– Говорят, трудно принимать поражение, когда ты полностью уверен в своей победе. Видимо, для тебя проиграть будет равносильно смерти.

– Я не проиграю! – закричал Горацио.

– Именно об этом я и говорю.

– Силур, воздух!

После этих слов прозвучал финальный горн и всех призванных позвали для закрытия гельнеи. Они толпой дошли до своих мест и молча ждали дальнейших действий окрала.

– Первый этап гельнеи объявляется завершенным. Количество участников, прошедших на второй этап определено в турнирной таблице. Следующее испытание вода. Завтра торжественная часть начнётся в тоже самое время на берегу реки Тельзы, рядом с разрушенной крепостью. Желаю всем удачи и благодарю за ваше участие, – сказал окрал и посмотрел на царя, чтобы тот высказался.

Сотар встал и поправил свои длинные одежды. Грендель тихо наблюдала за его движениями пока он не начал говорить:

– Каждый из вас сегодня проявил мужество, силу и достойно отстоял честь своего имени. Однако вы лишь в начале пути. Поэтому не стоит упиваться сладкой победой. Как сказано в преданиях: "Глупец не тот, кто проиграл, а тот, кто победил сражение и считает, что война на этом закончилась". Будущие мужи Нильшерта ваша война только началась. Не будьте глупцами и знайте, что впереди ещё много сражений.

После этих слов все громко аплодировали. На сегодня зрелища закончились. Люди начали потихоньку расходиться. Некоторые же продолжали распивать вино и весело танцевать под песни уличных музыкантов. Сотар вместе со своей супругой и свитой направился во дворец, где в судебном зале его ожидали два шела, желающих разрешить свой спор.

В зал вошёл царь и всё следом встали со своих мест. Сотар размеренными шагами дошёл до трона и жестом указал, что можно садиться.

– Итак, дело видимо, действительно значимое раз слух о вашей проблеме дошёл до монарха. Мне сказали, что местный суд не сумел вынести справедливое решение по спору. Это так?

– Да, ваше величество.

– Так и есть ваше благородство.

– Ну, что же… Мой удел как высшего властного лица разобраться в вашей проблеме. Сначала выскажется Вилур, а затем Петроний. Вам слово, – произнёс царь и протянул руку к говорящему.

– Дело в том, что моя земля расположена в центре Нильшерта, на окраине Фура. Она уже несколько десятилетий находится в собственности нашего рода и передаётся от отца к сыну. Ещё мой прадед срывал с кустов сочные лиандри и вкушал их. А теперь мой сосед говорит о том, что треть участка должна быть его. Он утверждает, что мой отец продал часть земли его отцу за мешок зерна. Но быть такого не может! Такая земля сейчас стоит не меньше пятисот никелей золота. А в то время она ценилась и того больше. Мой отец был в здравом уме и никогда не испытывал каких-либо проблем со здоровьем.

– Ситуация мне понятна. Ваш черед.

– Ваше величество всё, что было сказано правда. И эта купчая тому доказательство.

Мужчина взял в руки старую и истрёпанную бумагу, на которой слегка поплыли чернила.

– Прошу, Торн, передай мне её, – попросил царь своего харона.

– Там черным по белу написано, что мой отец добросовестно приобрел данную часть земли. Я не захватчик и мне не нужно чужого. В конце страницы есть подпись обоих: покупателя и продавца.

– Разве это не подпись вашего рода?

– Моего, ваше величество.

– Ваши отцы договорились о продаже земли, и их согласие подтверждается подписями на купчей. В чём суть спора?

– Мой отец не просто умер от старости. Его смерть была насильственной. Возможно, его заставили подписать бумагу под страхом смерти. Кроме того, он неоднократно рассказывал, что ссорился со своим соседом. А порой и вовсе доходило до драки. Они друг друга недолюбливали. Так какой прок моему отцу за гроши продавать землю своему злейшему врагу?

– Есть свидетели, которые подтвердят напряжённые отношения между вашими отцами?

– Это Мединия, ещё одна соседка по земле, – мужчина схватился за руку старушки и вывел её вперёд для речи.

– Можете присесть, если вам тяжело стоять.

Седые волосы были аккуратно собраны в пучок. Несколько бородавок на лице вызывали неприязнь. Ей было лет за семьдесят. Кожа вся уже сухая и морщинистая. Но живые глаза, в которых играл вечерний свет.

– Спасибо, ваше величество, я постою. Так вот значит, как не проснусь утром Уйви уже с Хамстаном ругается. Что не поделили не знаю, но кричали так, что куры мои бегали как сумасшедшие. А ведь это не близко так, земли то большие.

– То есть они постоянно ссорились?

– Дай Бог памяти вспомнить хоть один день, когда они не ругались.

– Хорошо, я выслушал вас. Благодарю. Мне необходимо время для раздумий и принятия решения по вашему делу. С вашего позволения я возьму купчую себе, а после верну. Следующие заседание будет проходить через пять дней в этом же зале.

После сказанного Сотар встал. Остальные словно по щелчку поднялись следом за ним. Они провожали царя взглядом до тех пор, пока он не вышел из помещения. Скрипучая дверь затворилась.

Кенваль был у себя в покоях, когда мимо проходила Элара. Все его попытки развязать камран были неудачными. И как на зло никого из харонов не было рядом. Девочка осторожно встала у прохода и наблюдала как Кенваль тянулся руками назад, пытаясь нащупать верёвку своими пальцами.

– Тебе помочь?

Мальчик тут же развернулся и увидел в дверях свою знакомую. Вид его был до боли смешон, поэтому он немного смутился.

– Этот дурацкий узел, не могу до него дотянутся, – с досадой произнёс Кенваль.

Элара подошла и одним рывком распустила завязанную верёвку.

– Благодарю.

Кенваль стал вырываться из кожаных объятий. А когда они перестали сдавливать всё тело, то глубоко вздохнул.

– А почему на улице так много народа? – вдруг спросила Элара.

– Сегодня же гельнея.

– Гельнея?

– Да. Ты что не знаешь, что это? – удивлённо произнёс Кенваль.

– Нет. А должна?

– Это испытание для мальчиков. Оно проходит каждый год.

– Почему только для мальчиков?

– Не знаю. Проходя его, они всем доказывают, что уже мужчины и полноправные члены Нильшерта.

– Ты тоже там был?

– Да, сегодня был воздух.

– И что же? Ты прошёл его?

– К счастью для меня.

– А что будет завтра?

– Вода. Оно будет проходить около берега реки Тельза.

– А можно мне прийти и посмотреть?

– Конечно. Там все будут.

– Я буду болеть за тебя, – робко произнесла она и отвела взгляд вниз.

– Спасибо. Хотя мне совсем не хочется туда идти.

– Почему?

– Моё положение обязывает меня пройти всё это, но я знаю, что совсем не гожусь быть таким.

– Каким?

– Властным.

– Представь, что это испытание принесет тебе что-то хорошее.

– Что же? – недоверчиво произнёс Кенваль.

– Ты станешь сильнее. Кроме того, интересно проведешь время. Для меня это просто захватывающе по сравнению с тем, как мыть полы в крепости.

– Зачем ты это делаешь?

– Делаю что? – озадаченно произнесла Элара.

– Наводишь чистоту везде.

– Это моя работа. За неё меня содержат и мне не нужно постоянно думать, где достать еды, куда опустить голову, чтобы поспать и постоянно беспокоится, что на тебя нападут и ограбят. По крайней мере, так говорила мама.

– Тебе нравится? Делать всё это?

– Я ничего другого не умею.

– А чем ты хотела заниматься? Если бы тебе дали выбор, что бы ты делала?

– Даже не знаю… Наверное, я бы рисовала. Но за это не получают денег и пропитание.

– Люди за сотни никелей покупают полотна известных мастеров. А чем хуже ты?

– Думаешь у меня получится?

– Конечно! – взбодрился Кенваль. – Пойдём, я кое-куда тебя отведу.

Он схватил её за руку и потащил в обучающую комнату. В секциях деревянного письменного стола было огромное количество листов. Рядом с ними были разбросаны перья и древесный черный уголь, которым рисуют по бумаге. Мальчик усадил её на стул и достал принадлежности.

– Держи, – сказал он и сунул в руку уголь.

От неожиданности Элара растерялась и не знала, что делать. Её глаза были устремлены на чистый лист бумаги. Кенваль отошёл от неё на несколько шагов назад, чтобы она сосредоточилась. Он знает, как может отвлекать навязчивость. Девочка робко подняла руку и прикоснулась кончиком угля к листу. Перед ней начали появляться отрывистые изогнутые линии, которые медленно вливались в рисунок. Она уже чувствовала себя комфортно и уверенно держала уголь. Будто в её душе вновь разгорелось пламя, увядшее после смерти матери. Кенваль внимательно наблюдал за всеми её движениями. Он не мог оторвать от взгляда ни на секунду. "Почему моё сердце так сильно колотиться? Что со мной?", – подумал он. Ничего подобного он раньше не испытывал. Этот волнение и возбужденность, но не от страха. Элара закончила и повернулась к Кенвалю: он словно оцепенел.

– Что с тобой?

– Ничего. Всё хорошо, – протараторил мальчик.

– Я закончила.

Он приблизился к столу, чтобы разглядеть работу, которую выполнила его подруга. Это был калиандр. Кенваль сразу же понял, что это за растение. Рисунок был на удивление похожим.

– Тебе нравится? – спросила девочка с надеждой.

– Это прекрасно… Ты раньше никогда этого не делала?

– Я первый раз взяла в руки уголь.

– Восхитительно.

– Хочешь я подарю его тебе?

– Конечно! А тебе не жалко?

– Нет, я смогу ещё раз нарисовать. У меня будет ещё очень много таких.

– Теперь, когда ты станешь известной, то я смогу продать её за много никелей.

Элара рассмеялась.

– Зачем тебе деньги, у тебя и так всё есть.

– Я ни за что в жизни, никому его не отдам. Ни за какие богатства, что бы это ни было.

Они смотрели друг другу в глаза. Непонятный наплыв эмоций. Через пару секунд Кенваль оторвал взгляд.

– Мне нужно идти. Надо подготовиться к завтрашнему дню. Ты можешь приходить сюда, когда захочешь. Я попрошу Гальдемара, чтобы он не запирал двери.

– Спасибо. Тогда я ещё здесь побуду.

– Хорошо, – сказал он и развернулся.

Элара наблюдала за его почти детскими шагами и ждала, что он повернется и посмотрит на неё. Мальчик же только и твердил себе: "Не смей поворачиваться, не смей поворачиваться Кенваль". Он пытался отогнать любую мысль о ней. Это ничем хорошим не закончится. Он не может полюбить девушку не царских кровей. В собственных раздумьях, он не заметил, как напоролся на Мидека за углом коридора.

– Простите, – сказал он и взглянул на него.

Лицо его сразу перестало светится, а сердце охватил страх.

– Ничего страшного. Кстати, хотел поздравить вас с успешным окончанием первого этапа. Было очень хитро с вашей стороны, прибегнуть к такой уловке.

– Благодарю.

– Не скажете как вы до этого догадались?

– Это просто случайность.

– Как говорил мой отец, случайно лишь то, что мы считаем таковым.

– Ваш отец был мудр.

– Напротив, он был глупцом, продающим хлеб на рынке. И если бы он всю свою мудрость тратил на способность зарабатывать деньги, а не растрачивал на заумные фразы, то умер бы преисполненный богатства.

– Мне жаль, что так всё сложилось.

– Да, порой мне тоже. Но вспоминаешь его слова и понимаешь, случайно лишь то, что мы считаем таковым. Желаю вам удачи на завтрашнем испытании.

– Благодарю, – вновь произнёс мальчик.

Мидек слегка кивнул головой и пошёл дальше. "Никогда не поймёшь, что у него на уме… С чего ему любезничать с мной", – размышлял Кенваль, двигаясь в свои покои. Мидек был в хорошем расположении духа. Это можно заметить по его припрыгивающей походке. Даже непонятно почему, ведь мальчик выиграл! Но он не хотел тратить силы на все этапы, когда Кенваль сам на волосок от поражения. И вот когда он будет стоять на краю обрыва, ему достаточно лишь будет дунуть в его сторону, как он с криком свалиться вниз.

Сотар сидел при свечах и писал письмо. Он вдумчиво подбирал слова, чтобы донести необходимую мысль. В его дверь постучали.

– Войдите, – произнёс он, не отрывая взгляда от бумаги.

– Ваше величество, – произнёс Мидек и поклонился, – я начал собирать добровольцев в армию.

– Да, и сколько же людей готовы идти на смерть?

– Смерть от голода или от меча… Разница лишь во времени. Мы уже взяли на содержание более двухсот мужей.

– Боюсь больше мы себе позволить не можем. Наши затраты с каждым днём увеличиваются, а ресурсов всё меньше. А те, которых мы набираем даже меч в руках не держали. Это земледельцы и ремесленники.

– Мы научим их этому.

– Чтобы стать хорошим воином нужны годы тренировок с самых малых лет. Тебе ли об этом не знать. А этих ополченцев версахцы порубят как туши свиней.

Царь окончил писать и сложил перо.

– Кому пишите?

– Гейдеру, моему наместнику в Заречных землях.

– И что же хотите донести до него? Что скоро его земли будут кишеть северянами?

– В общих чертах.

– Хотел бы я увидеть его лицо в этот момент.

– Нам не победить в этой войне, Мидек. Даже если мы и сможем собрать кучку необученных мальчишек, желающих защищать свои земли за золото и серебро, то, где мы найдем доспехи, мечи, лошадей…

– Нет, не победить. Вы правы.

Сотар посмотрел на своего друга с неким подвохом. Ведь он только что твердил, что желает начать войну и нет никакого другого выбора.

– Нам не победить, если мы будем сражаться так как привыкли.

– Думаешь есть способ её пережить?

– Нильшерт всегда был обособленным государством со своим войском хоть и не величественным, территорией хоть и не огромной, посевами хоть и не урожайными. Но мы были свободными. Однако обстоятельства порой вынуждают к обходу своих принципов.

– Что ты хочешь сказать?

– Попросите помощи у Аскории. Численность их армии превосходит и нашу и Версаха вместе взятые. Сотни тысяч воинов, которые будут за вас биться.

– Это всё равно, что отдать часть Нильшерта. Хаартай не делает ничего за просто так. Попросить у него помощи, значит поставить на себе клеймо долга. А этот долг мне будет возместить не по силам. Я не хочу выигрывать одну воину за счёт развязывания ещё одной.

– Кто говорит о войне? Речь идёт о равноценном обмене. Сколько у вас жителей? Подарите часть людей Аскории.

– Ты хочешь отдать их в рабство?

– Им нужны рабы. Вы бывали на юге? Там у всех рабов есть работа, еда и кров. Они строят небесной высоты колонны, в которых живут пицеры.

– Я не понимаю суть этого разговора. Разве мы тем же самым не отдаёт Нильшерт врагам?

– Во-первых не врагам, а теперь уже союзникам. А во-вторых, не Нильшерт, а пару крестьян способных выполнять ручной труд.

– Ты готов пожертвовать сотнями жизней за клочок земли?

– Мы не можем размножить земли, так же как рожать детей.

– Помниться ты сам был простолюдином. Слышал бы ты в то время свои слова в будущем. Не ужаснулся бы тогда?

– Разве люди не меняются? Это единственное, что они делают на протяжении всей своей жизни. Каждый день привносит в них что-то своё. Заостряя или затупляя уголки души и сердца. Нельзя оставаться тем, кем ты был. Даже если сильно этого желаешь.

Мидек довольно встал со стула и вышел из комнаты. Царь в полном молчании запечатал письмо и положил на край стола.

Мальчик лежал на постели и смотрел на вечернее небо, окутанное сиянием луны. Ему не спалось. Лоджия была открыта и ветер щебетал по комнате освежая её. Дверь в комнату стала прерывисто скрипеть. На пороге показался Бэриель. Кенваль повернул голову и увидел своего гостя.

– Простите ваша милость, госпожа приказала проведать вас и узнать спите ли вы.

– Ничего. Я не спал.

– Вам что-нибудь нужно?

– Вряд ли вы сможете мне это дать, – с отчаянием заявил молодой царь.

Харон вошёл в покои и прикрыл за собой дверь. Горящей солью на палке он зажёг свечу на маленьком глиняном блюдце и взял его в руки.

– И всё же?

– Ваш сын чего-то боится?

– Он боялся темноты. Обычный страх в его возрасте.

– И как он с ним справился?

– Боюсь, что никак.

– Мне хочется ничего не чувствовать. Не испытывать никаких эмоций. Тогда бы жить стало намного проще.

– Разве тогда она не утратит свой интерес?

– Может быть. Но если такова цена, то я готов её заплатить.

– Осторожней. Порой нечаянные желания сбываются. А когда это происходит, люди понимают, что были глупцами.

– Вы только что назвали меня глупым? – усмехнулся мальчик.

– Простите ваша милость, я совсем не это имел ввиду.

– Нет, не нужно извиняться. Мне гораздо проще, когда вы говорите со мной как близким человеком.

– Но вы и так мне близкий.

– Не так как ваш сын.

Бэриель молчал в ответ.

– В любом случае я рад, что вы рядом.

– Для этого и нужны хароны. Вы можете рассчитывать на меня в любое время.

– Спасибо вам, за вашу преданность.

– Мне сказали известить вас, что поход до реки будет организован после восхода солнца. У вас будет время поспать подольше.

– Хорошо.

– Спокойной ночи, ваша милость и удачи на завтрашнем испытании.

Мальчик кивнул головой в знак благодарности. Бэриель положил свечу на деревянную тумбу рядом с кроватью и удалился. Обычно мать всегда навещает его по вечерам. "Почему она не пришла сегодня", – размышлял Кенваль.

Грендель и Сотар лежали на кровати и пытались уснуть.

– Ты сегодня говорила с сыном? – нарушил молчание царь.

– Нет.

– Разве ты не приходишь каждый раз к нему в покои перед сном?

– Сегодня ему нужно быть одному, чтобы почувствовать мужественность истойкость в своем сердце. Любовь матери только размягчит его.

– Я благодарен Богу за то, что ты это понимаешь.

– Хоть мой выбор в этом совпал с твоим, это не значит, что он должен страдать и любой ценой урвать победу на гельнее.

– В этом я бессилен. Однако это сейчас меня волнует гораздо меньше, чем приближающаяся война.

– Я слышала, что Мидек набирает рекрутов.

– Да, но их количество и качество предвещают нам великое поражение.

– Вместе с царским войском, возможно, мы сможем дать отпор.

– Возможно… А вероятнее Версахцы об нас будут чистить подошву своих кожаных сапогов. Когда мой отец уже был при смерти, то и дело говорил, что войны с сервером не избежать. Рано или поздно она случится: при моём правлении или моего сына. Почему же этот жребий пал на меня.

– Потому что ты имеешь достаточно сил, чтобы справиться с ним.

– Я даже не смог удержать его захваченные земли… Мидек предлагает заключить сделку с Хаартаем.

Супруга оторвала голову от его груди и с взбудораженным взглядом спросила:

– С Хаартаем? На каких условиях?

– Мои люди на его воинов.

– Думаешь он пойдет на это? Разве воины не ценнее простых крестьян.

– Он хочет превратить их в строительных рабов.

– Какая мерзость! Мы не будем их отдавать в руки этому честолюбивцу, чтобы он мог творить с ними, что захочет.

– Но тогда мы проиграем.

– Должен быть другой выход. А Левада? Почему не заключить союз и с ними?

– Они не будут воевать с Версахом, нарушая своё соглашение о нейтралитете. Скорее они выступят за север, в грядущей войне, если Далариен пообещает вернуть им завоёванные Бархатные луга и Кейтерос.

– Ты действительно собираешь отправиться на юг?

– Другого выхода у меня нет.

Сотар никогда не понимал, как Мидек оказывается всегда правым. Он словно смотрит в воду. И это выводит из себя. Быть настолько противным и знающим человеком одновременно. Невероятное сочетание пользы и отвращения.

Этой ночью ему было не до сна. Полная луна пробивалась своим мерцающим светом в окна комнаты. Голова царя неподвижно лежала по подушке. Грендель уже заснула. У отца с сыном было слишком много вещей над которыми необходимо подумать. И почему-то именно ночью о них думается лучше всего. Глаза Сотара уловил первые лучи солнца перед тем, как начали закрываться от утомленности. Тяжёлые веки еле сомкнулись между собой, и царь почувствовал расслабленность и легкую невесомость. Сон же Кенваль никак не мог его настигнуть. Постоянные телодвижения и напряжённое состояние из-за того, что не можешь уснуть измучили его. "Да, что ты будешь делать", – вскричал мальчик после очередной попытки поспать и выбросил подушку на пол от злости. После этого он звёздочкой распластался на кровати и лицом уткнулся в шелковую простынь, накрыв свой затылок одеялом. И вот, казалось, усталость начала пробираться в тело и Кенваль секунду за секундой начал уходить из этого мир в сонное царство. В дверь постучали и она с противным протяжным скрипом начала открываться. Молодой царь мгновенно оторвал голову и хотел увидеть того, кто нарушил его покой.

– Ваше величество, скоро будет отъезд. Мне приказано сообщить вам об этом.

– Хорошо, – произнёс Кенваль и сел на кровать.

"Это не к добру". Он за всю ночь не сомкнул глаз. Сможет ли он вообще передвигаться, не говоря уже о физических нагрузках? Экипаж уже стоял у входа в крепость. Кенваль на ходу застегивал пуговицы кафтана, когда отец и мать терпеливо ожидали его. Он поставил ногу на ступень, как вдруг сзади послышался знакомый голос:

– Вам помочь забраться?

Кенваль слега повернул торс, чтобы посмотреть в глаза наглецу, который осмелился усомниться в его способности самостоятельно залезть в карету.

– Не нужно. Спасибо, Бэриель.

Мальчик сел напротив родителей и сразу же недовольно уставился в окно.

– Что случилось, – произнесла Грендель.

– Мы даже не поели. К чему такая спешка?

– Мы устроим трапезу на берегу реки со всем народом. Разве Бэриель об этом не сказал?

– Сказал. Но какой в этом смысл, если нам ехать до реки несколько часов.

– Ты способен взобраться на стену, но не можешь потерпеть голод? – с лёгкой сердитостью произнёс отец.

– Могу. Наверное…

Он понял, что нарвался. Ему не стоило жаловаться на положение дел при родителях. Повозка тронулась с места, немного раскачав всех пассажиров.

– А можно мне познакомиться с сыном Бэриеля? – спросил мальчик, глядя как тот держит за узду лошадь.

– Какого Бэриеля?

– Нашего харона. Я его никогда не видел.

Грендель с изумлением повернула голову к Сотару. Он тоже не понимал, странный вопрос мальчика. После недолгой паузы она обратилась к сыну:

– Милый, – начала неуверенно мать, – его сын погиб.

– Что? – в недоумении произнёс Кенваль. – Когда это случилось?

– Два года назад.

– Но он постоянно говорит о нем так, будто тот живой.

– Видимо, он не хочет, чтобы все знали об его утрате.

– Но как это случилось?

– Он погиб во время гельнеи. Во время водного испытания он поймал судорогу и не смог доплыть до берега. Он утонул. Шестнадцать мужей искало его по дну реки, но так и не нашли. Возможно, его унесло течением.

"Зря я об этом спросил", – промелькнула мысль у него в голове. Мало того, что он и без этой жуткой истории волновался.

– Как его звали? Сына Бэриеля?

– Дейкен. Он был лишь на два года старше тебя, – произнёс Сотар.

Они уже приближались к берегу как Кенваль заметил толпу людей, располагающихся на нём. Царские шатры уже были готовы к их приходу. Рядом располагались тенты, под которыми торговцы продавали лакомства простолюдинам. Шум вновь объял берег из-за говора тысяч ртов. Кенваль озираясь сторонам прошёл к себе. Вокруг шатра дежурила стража, которая охраняла покой в ней находившихся. Их серебренные латы блестели от неожиданно появившегося солнца. Блюстители порядка. Кто вспомнит их, когда они падут смертью храбрых за своего царя? Мальчик переодевался, в своём шатре, когда к нему зашла мать:

– А, ты здесь… Я зайду позже.

– Ничего я уже закончил.

Грендель прошла к расчёске, чтобы привести волосы в порядок после поездки.

– Почему ты вчера не пришла ко мне? Ты все время заходишь.

– Я была занята, – холодным тоном ответила мать, продолжая расчёсывать свои длинные локоны.

– Помнишь, когда папа сильно заболел и ты часами от него не отходила? Так в этот вечер, ты пришла и пожелала мне спокойной ночи. Или тот день, когда у нас случился пожар в амбаре и сгорело несколько харонов? Ты снова нашла время, чтобы посетить мои покои. Но вчера был обыкновенный день. Совершенно обычный, не отличающийся ничем от других.

– Что ты хочешь услышать?

– Правду. Чем я тебя обидел?

– Ничем. И вчерашний день всё же отличался от других. Зачем проводят гельнею, Кенваль?

– Чтобы издеваться над детьми?

– Чтобы они из мальчиков превращались в мужчин. И теперь скажи мне: как ты станешь мужчиной, если твоя мать будет каждый вечер целовать тебя и желать сладких снов. Пора взрослеть Кенваль.

– Если становиться взрослым, значит не чувствовать больше любовь матери, тогда я не хочу взрослеть.

Грендель, еле сдерживая слезы, положила гребень на место. Она не желает сейчас смотреть ему в глаза. У нее не будет сил противостоять всем эмоциям. С каменным лицом она вышла из покоев, провожаемая жалостливым взглядом сына.

Кенваль стоял на влажном песке озирая синюю гладь. Холодный ветер пробирал до костей. Небольшие волны доходили до ног мальчика, увлажняя подошву. Иногда слышалось отдалённое щебетание ливрасов. Но из-за людского гула, ему приходилось постоянно вслушиваться, чтобы уловить их звучание. Элара бесшумными шагами подошла к своему другу сзади.

– У тебя всё получится.

Кенваль повернул голову от неожиданной реплики.

– Ты приехала? – засветились его глаза.

– Да, я попросила, чтобы меня взяли с остальными харонами, чтобы помогать с подготовкой.

– Надеюсь, тебя не сильно напрягают.

– Не труднее, чем в крепости.

– Она такая широкая, – Кенваль вновь повернул взгляд к реке, – даже не знаю…

– Я вообще плавать не умею.

– Правда?

– Меня никто не учил. Я ни разу не притрагивалась к речной воде.

– Я могу научить тебя это легко.

Кейл сидел на песке в десятке метров от них и делал вид, что завязывает ботинки. Его глаза были полны грусти, а сердце переполнено отчаянием. Оно трепетало каждый раз, когда Элара улыбалась или заливалась смехом.

– Это действительно просто! – вскричал Кенваль.

– А вдруг я утону?!

– Я буду тебя держать, не бойся. Может плаваю я не очень хорошо, но ныряю лучше всех. Если что-то пойдет не так, я смогу вытащить тебя.

Изношенные одежды девочки насквозь пропускали ветер. Она вся продрогла.

– Почему ты так легко одета? – заволновался Кенваль.

– У меня нет пока другой одежды. Во дворце должны скоро выдать новые.

Мальчик снял своей верхний кафтан и одел на маленькие плечи Элары.

– Не нужно, ты чего.

– Одень. Всё равно мне его снимать перед испытанием. Он будет сковывать движения.

– Спасибо, – произнесла девочка и расплылась в улыбке.

Кейл совсем извелся от того, что происходило между ними. Элара чуть повернулась и посмотрела в его сторону. Он тут же опустил голову и вновь взялся за шнурки. Взгляд Элары оставался на нем до тех пор, пока не проревел горн. Весь люд начал собираться около висячего полотна, под которым был уготован царский трон. Окрал начал зачитывать место из предания:

– В воде есть сила и жизнь. Тягучесть её есть гибкость, глубина её есть терпение, а форма её есть способность приспосабливаться ко всему. И тот, кто способен обуздать её, познает тело и разум свой, ибо тяжело человеком обладать собой.

Окрал закрыл книгу и величаво обратился к народу.

– Второе испытание вода, объявляется открытым. Участники будут перевезены на лодке вместе с командующим на противоположный берег. После указательных знаков, они должны переплыть реку оказаться и по эту её сторону.

После речи окрала Кенваль с грустью повернулся к Эларе.

– Не волнуйся, ты справишься, – произнесла она и поцеловала в холодную щеку.

Мальчик стал весь светиться и не отрывал взгляда от неё. Тут между ними прошёл Кейл и растолкал их в разные стороны. Он должен был сделать вид, что это вышло случайно. Однако его настроение из-за Элары настолько ухудшилось, что желание притворяться хорошим у него напрочь было отбито.

– Эй, – крикнул возмущённо Кенваль ему в след.

Но он не хотел даже слушать его и целенаправленно шел к лодке.

– Мне нужно идти, – сказал Кенваль и нехотя начал шагать к маленькой посудине.

Все мальчики, прижавшись друг другу еле уместились на деревянном транспорте. Место было настолько мало, что приходилось прижимать под себя ноги. Когда последний участник гельнеи ступил на борт, то лодка тронулась. Кенваль смотрел на людей на берегу, жаждущих зрелищ. "Хотел бы я оказаться на вашем месте", – думал он. Никто не говорил друг с другом. И только Горацио утомляло сложившееся молчание:

– Говорят, на дне реки куча трупов маленьких мальчиков. Все, кто не проходит испытание, оказываются полными лёгких воды в окружении водорослей и рыб. Были слухи, что тела доплывали даже до Ксанта. Довольно странно увидеть мертвого мальчишку, когда купаешься в реке.

Улыбка не сходила с его лица. Он хотел напугать своих соперников. Заставить испытывать страх, вместе с которым придет неуверенность и поражение.

– Если и встретить труп мальчишки во время плавания, то только твой, – произнёс Кейл.

– Скорее им окажешься ты. Видимо, ты с пришел из деревни, позабыв о своих козах и сене для лошадей и не знаешь, что я лучший пловец в Фуре.

– Кто же жаловал тебе этот титул? Царь?

– Нет.

– Тогда никакой ты не лучший пловец, Горацио из Ксанта. Ты лишь балабол, который не знает цену своим словам.

Его начало распирать от злости. "Кто он такой, чтобы оскорблять меня? Несносные фермерские сынки". Горацио с неутомимым желанием разорвать гада на куски смотрел ему в глаза. Тот лишь скорчил лёгкую улыбку. Дно лодки со скребём коснулось земли и качнуло всех пассажиров.

– Приехали, – проговорил командующий.

Все по очереди ступили на берег и ждали дальнейших указаний. Окрал на той стороне реки стоял с вытянутой рукой, ожидая позиции участника для подачи знака.

– Как мы определим, кто будет первый? – спросил Кенваль.

– Жребий все решит за вас.

Командующий достал несколько маленьких палочек и скрыл их длину, сжав кулак.

– Кто вытянет самую длинную из вас, тот будет первым пловцом.

Каждый призванный вытягивал жребий и с облегчением вздыхал. Все они были короткие. Очередь дошла до Кейл. Он потянул за щепку: длинная. Однако ему было всё равно. Никого не минует эта учесть. В конце концов, либо все они будут стоять на противоположном берегу, либо отправятся на дно водоема. Исход однозначен. Мальчик, недолго размышляя, подошёл к воде и ждал жестка окрала. Тот махнул рукой и Кейл побежал, оставляя за собой мокрые следы на песке. Всплеск воды от его прыжка был настолько громким, что он словно кинулся с утёса.

– Как думаешь, нас смогут спасти в случае чего? – заволновался Кенваль.

– Они не успеют. – начал Вайдан. – Чаще всего мальчики доплывали почти до середины реки, прежде чем начать тонуть. И с той и с другой стороны уйдет слишком много времени для его вызволения из водяной тюрьмы.

– Значит, либо проходишь испытание, либо смерть?

– Похоже на то…

– Что, Кенваль? Готовишься стать частью подводного царства? – съерничал Горацио.

– Только после тебя.

– Я видел, как ты плаваешь. С такой техникой как у тебя и в ванной можно утонуть.

Кенваль с озабоченным видом смотрел на Кейл и старался игнорировать глупые издёвки своего знакомого.

– Да, он явно это делает лучше тебя, – сказал Горацио, когда заметил, что пловец уже добирается до земли.

– Кейл, вода! – послышались крики на той стороне реки.

Мальчик еле топал по песку. С его одежд струями сочилась вода. Видно, что это испытание далось ему гораздо труднее, чем предыдущее. Он весь запыхался и ноги уже перестали идти.

– Тяните, – вновь произнёс командующий.

Ребята подошли к нему и стали снова вырывать палочки из ладони спутника. Жребий пал на Силура. Все его внутренности словно сжались. Ему было тяжело дышать. Волнение захлестнуло его рассудок, как двадцатиметровая волна судёнышко. Ноги сами привели его к краю берега. Он устремил свой взгляд вдаль и ожидал знака окрала. Поднятая рука опустилась, и он кинулся в реку. "Сможет ли?", – думал каждый про себя. Этот азарт, эта игра на жизни людей. Для них ничем другим более оно не является. Они не понимают каково это, быть по ту сторону. Стоять и ждать своей очереди. Изводить себя бесконечными мыслями о провале или того хуже о грядущем конце. Они делают ставки на том, чего никогда не испытают.

Силур плыл из-за всех сил. Слишком тяжело. Его руки давно устали и скоро начнут сдавать позиции. Дыхание и вовсе перехватывало всякий раз, когда он опускал голову под воду. Он не успевал сделать глоток воздуха. "Ну, же плыви. Ты должен", – переживал Кенваль. Скорость мальчика значительно снизилась и его стало немного уносить течением.

– Он не справится, – будто с удовольствием сказал Горацио.

Мальчик совсем ослаб и опустил руки. Его начало нести по реке вниз.

– Держись, Силур! – кричал Кенваль.

– Ловите его, – приказал окрал своим людям.

Они побежал вдоль берега, высматривая мальчика. Он еле успевал вдохнуть воздух и снова уходил под воду с головой. Один из членов отряда прыгнул в реку и поплыл к нему. Весь народ стоял и смотрел за происходящим. Позади послышались некоторые выкрики, которые позже вылились в скандирование толпы. Они не желали его смерти, другой исход их привлекал больше. Мужчина доплыл до Силура и ушел на глубину, чтобы его вывести наверх. Когда он скрылся из поля зрения, то все затаили дыхание и затихли. Через полминуты мужчина вытащил кашляющего мальчика со дна и поволок к берегу. "Да", – вновь восторгался народ. Кенваль с облегчением выдохнул.

– Слабак, – произнёс презрительно Горацио.

– О чём ты? Он чуть не умер! – заступился за него Кенваль.

– Поэтому и говорю, слабак. Был бы он не таким немощным, то без всяких проблем пересёк бы реку.

– Откуда в тебе столько…

– Чего? – прервал его мальчик.

– Злости и гордости.

– Это то, что помогает людям выживать. Ты когда-нибудь встречал добрых и честных людей, которые сумели приспособиться в этом мире? Нет, – протяжно отрицал Горацио. – Всё великие люди жестокосердны и горделивы.

Это то, что привело их к вершине. Именно гордость заставляет человека стремится к тому, что сделает его значимей остальных. Запомни это, Кенваль.

– Это неправда.

– Может ты не такой сильный, но голова на плечах у тебя есть. И ты понимаешь, что я не лгу. Осталось только убедить в этом самого себя.

– Тяните, – проговорил командующий.

Кенваль с опустошенным взглядом подошёл и взялся за край щепки. "Это не так", – размышлял Кенваль. "Мой отец великий человек, но он не такой. Он самый честный и добрый".

Горацио вытянул длинную. Без особых раздумий он приблизился к реке. Небольшие волны омывали его лодыжки. В смирении он ждал знака окрала. Когда его рука опустилась, то мальчик отправился в плавание.

Молодой харон тащил Силура, схватив его торс. Когда они вылезли на берег, то весь народ стал аплодировать ему. Они искренне восхищались его смелостью. Родители мальчика скорее подбежали к сыну.

– Боже мой! Спасибо вам! Вы спасли ему жизнь, – восклицала мать, помогая им встать с песка.

Силур наглотался воды и пытался выкашляться. Аленда прижала его к груди, словно не видела сына несколько лет. Она мысленно уже попрощалась с ним, когда он не смог доплыть.

– Как вас зовут? – спросил отец.

– Тицей, ваша милость.

– Чем мы можем отблагодарить, Тицей из Фура, за вашу мужественность?

– Не из Фура, ваша милость. Я не из здешних земель. Благодарность честных людей лучшая награда.

– Мы довольно знатный род. Ваше всякое желание будет исполнено. Ведь вы защитили самое дорогое, что есть в нашей жизни.

Юноша задумался после чего дал уверенный ответ.

– В этих краях оружие делается из версахской занны, добытой в шахтах. Он низкого качества поэтому и мечи получаются не столь крепкими. Я буду благодарен, если вы подарите мне меч из аскорского иридия. Я знаю, что он очень дорого стоит и…

– Не слова больше, – прервал его Неклар, – ваше желание будет исполнено.

– Премного благодарен.

Тицей взглянул на испуганного мальчишку, который не выпускал из объятий маму. В его глазах была видна тоска. Глубокая скорбь, которая проходила через всю его душу. Достаточно было посмотреть в них и понять это. Юноша поклонился и ушел.

Тем временем Горацио уже доплывал к противоположному берегу. Силы были на исходе, однако сноровка давала о себе знать. Он не в первый раз переплывает Тельзу. Как говорил его отец: глотать молоко матери и плавать это первые вещи, которые он знал с рождения. Порой действительно казалось, что вместо крови у него течет вода.

– Горацио, вода! – прокричал окрал.

Весь народ снова повторил его высказывание. Харон у таблицы внёс результат в таблицу, расчеркав металлическим прутом по глине две волнистые линии напротив имени мальчика. С каждым днём их становилось меньше. Наверное, так и должно быть, ведь, в конце концов, должны остаться самые сильные и волевые участники. Не все смогут нести знамя мужа Нильшерта, хоть многие и хотят его.

Судьба распорядилась, чтобы следующим участником был Кенваль. Когда мальчик вытянул длинную палочку, то он испугался. Казалось, он должен перестать бояться всего, что с ним происходит и с высоко поднятой головой преодолевать все трудности, которые ему преподносит жизнь. Однако колени его чуть не дрожали при ходьбе. Неужели ему придётся каждый раз переступать эту черту? Он смотрел вдаль и в глазах всё расплывалось: люди, шатры, лошади, повозки, ларьки. Весь их говор, цокот копыт и дребезжание деревянных колес повозки, слышались так будто он уже на дне реки и поет рыбам сладкую песнь смерти. Рука окрала опустилась и Кенваль не раздумывая кинулся в плавание. Он яростно пробивался сквозь толщу воды, ощущая в себе силы. Но с каждым замахом её становилось всё меньше. В плечах мальчика уже начала чувствоваться резь из-за постоянной нагрузки на них. К середине реки он был настолько изнурен, что не мог двигаться дальше. Ему казалось, что он стоит на месте, когда смотрел оставшееся расстояние. "Я не доплыву", – твердил он себе, безуспешно работая руками и ногами. Он остановился, пытаясь удержаться на плаву и не поддаться течению. "Что делать? Это слишком большое расстояние. Если я стану плыть дальше, то и вовсе начну тонуть как Силур. Думай, Кенваль, думай…". Весь народ смотрел на царского наследника и ждал, что он начнет плыть дальше после небольшой передышки.

– Что-то не так… – произнесла Грендель, когда заметила, что остановился.

– Почему он не плывёт? – задался вопросом Сотар.

– Он не может плыть дальше. Скорее, направь к нему харонов.

– Нет. Слишком рано. Он ещё наплаву.

– Ты не видишь? Он даёт тебе знак, что сейчас утонет. А ты сидишь и спокойно смотришь на это.

– Я не могу ничего предпринимать, пока он не начал идти ко дну или его не начало нести течением. Что люди подумают об этом? Что я даю поблажки своему сыну?

– Что ты человек, у которого есть сердце.

Сотар понимал озабоченность своей супруги, однако не принял во внимание её просьбы о том, чтобы вытащить Кенваля из воды. Он переживает за него так же, как и она, но долг твердит громче. Ни один из призванных ранее не получал таких поблажек. Что будет если он сейчас проявит такое отношение к Кенвалю? За кого они сочтут своего царя? Как сказано в предании о водном испытании: "…либо кто плывёт и имеет силы плыть дальше, либо кто тонет, тогда понятно, что неспособен муж пройти путь речной". По-другому не может быть, иначе, он поставит под сомнение свое место на троне.

Возможностей двигаться вперёд больше нет. Кенваль осматривался вокруг себя и пытался понять, что делать дальше. В какой-то момент он глубоко вздохнул и ушел под воду. Никто не понял, что произошло. Люди начали перешептываться между собой: "Где он?"; "Он утонул?"; "Куда он делся?". Взволнованность народа перешла и родителям мальчика. Сотар и Грендель нервно смотрели на место, где Кенваль исчез и ждали, когда он вновь покажется. Никого не было. Они готовы были уже отправить кого-то за помощью, как из воды показалась голова, жадно вдыхающая воздух. Однако он вылез в месте поближе к берегу. Мальчик еле надышался и вновь сделал долгий вдох, скрывшись под толщей воды. Он опускался на дно и передвигался по нему. Так было проще и он прилагал меньше усилий, чтобы продвигаться вперёд. Когда он очередной раз показался, то народ возликовал и стал скандировать его имя. Они поражались изворотливости Кенваля и находили его самым занимательным участником среди других. Его нестандартный ход мыслей вызывал искреннюю улыбку и восхищение. К нему невозможно было оставаться равнодушным. В конце концов, он в прямом смысле вышел из воды. Последний шаг и Кенваль уже не мог держаться на ногах. Колени упали на холодный песок, после чего мальчик уселся и начал приходить в себя. Он сделал это. Лицо Мидека не выказывало радости в отличии от других зрителей. Скорее оно было полно скрытой злости. Теперь он обязан что-то сделать, чтобы остановить этого любимца толпы. Ведь чем больше он получает их одобрения, тем больше это приближает его к трону. Легитимность власти всегда стояла наравне с её легальностью. Возможно, последнее же даже уступает первому, так как узурпатор, которого все знаю, любят и уважают, лучше, чем истинный наследник, которого все ненавидят.

Бэриель тут же подбежала к мальчику и накрыл голову пледом.

– Пройдёмте в покои, ваша милость. Там намного теплее.

Харон помог Кенвалю подняться и вел его к шатру держа за локоть. Мальчик совсем окоченел. Нужно было переодеться в сухое. Однако его никак не отпускала мысль о своей новой подруге. Он вертел головой и высматривал её среди толпы.

– Вы не знаете где Элара? – спросил он Бэриеля.

– Они помогает с подготовкой праздничной трапезы.

– А…

– Вы хотите её видеть? Я могу привести её.

– Нет, нет. Не нужно. Все хорошо.

– Я видел вас на берегу.

Кенваль вопросительно посмотрел на своего сопровождающего.

– Видели?

– Она к вам неравнодушна. И что-то мне подсказывает, что это взаимно.

– Это так заметно?

– Трудно не заметить искры в глазах влюбленных. Они так и сияют.

– Я не знаю, что на это скажет отец. Ему такое не понравится.

– Возможно.

– Что же мне делать? Я не хочу его расстраивать, ведь они столько для меня сделали. Но… В тоже время я не могу отказаться от своих чувств.

– Мне кажется, вам нужно поговорить с его милостью об этом. Только так можно понять друг друга.

– Я даже не могу предстать себе как я говорю отцу об этом… Как бы вы поступили будь вы на месте Сотара?

– Простите, но я не могу такое себе вообразить.

– Прошу вас. Один раз. Ради того, чтобы помочь мне.

– Хм… Вам нужно воспринимать его в первую очередь не как царя, а как человека вас родившего. Он ваш отец и он безмерно любит вас и желает вам только блага. Если вы действительно будете счастливы с этой девушкой, тогда его ответ должен быть положительным.

– Вот так просто… Нет, мне кажется, что все будет гораздо запутаннее.

Они вошли в палатку. Бэриель бросился доставать сухую одежду из стопок, сложенных рядом с лежанкой.

– Держите, – сказал он, передавая вещи.

– Благодарю.

– К сожалению, мне нужно идти помогать остальным.

– Я думал тебе было велено сопроводить меня.

– Мой приказ был помочь в подготовке стола. Прошу меня извинить, —сказал Бэриель и удалился из царских покоев.

До Кенваля долго доходил тот факт, что харон просто помог ему без всяких на то указаний. "Разве такое возможно?", – недоумевал мальчик. Сложно понимать, что чувствуют к тебе другие. Ты видишь их поступки по отношению к тебе, но не можешь узреть то, что их сподвигает к этому. Если человек говорит, что любит тебя или что ты дорог ему: как мы понимаем, что это правда? Видимо слова сочетаются с действиями и наш разум выдаёт нам ответ. А быть может это лишь игра, в которую мы слепо верим. Потому что каждый из нас хочет иметь место в жизни другого человека. Нам хочется быть любимыми, хочется ощущать тепло, хочется счастья. Однако это желание порой настолько затмевает рассудок, что мы обманываемся взглядами, полными притворных чувств.

Гальдемар тихо зашёл в шатер, когда Кенваль лежал и думал о своем.

– Почему ты не ешь со всеми?

– Немного тошнит после плавания.

– Ты молодец, – вдруг заявил учитель.

– Да уж… Не такой молодец, как Горацио или другие участники.

– Каждый из них хорошо плыл, двигался и дошёл до конца. Это бесспорно. Но ты… Ты не такой сильный и, возможно, где-то тебе не хватает умений и навыков, но в тебе есть качество, которое всё это покрывает и выводит тебя в победители.

– И какое же?

– Сила воли. В самые трудные моменты ты берешься себя в руки и твердишь: "Нет, Кенваль, ты не можешь проиграть". И несмотря на все трудности, двигаешься вперёд, рвешься к победе, прибегая ко всем возможным способам, которые выдаёт твой рассудок.

– Разве это не говорит о том, что я слабый? Ведь все остальные без труда проходят все испытания.

– Это говорит о том, что ты особенный. Не такой как остальные. Постарайся не распылиться в обществе и стать таким же как они.

Гальдемар ласково улыбнулся и поклонился перед тем, как выйти. Его дружелюбный взгляд всегда подбадривал мальчика. Каждый раз, когда он общался с ним, то чувствовал невероятную поддержку с его стороны, даже если это были какое-либо упреки. Они делали Кенваля лучше, вели его к совершенству.

Сотар распивал вино и безмолвно созерцал как веселиться народ. Царь

вспомнил тот самый день, когда он узнал, что у него родиться ребенок. Наверное, в его жизни величественные пира чем тот уже не будет. Он настолько напился, что уснул прямо на улице как какой-то бродяга. Это было его счастье. И так он его воспринял.

– Он справился, – сказала Грендель и отпила немного виноградного напитка.

– Да…

– Надеюсь, это стоило того.

– Это всего лишь на несколько дней. У тебя будет ещё вся жизнь впереди, чтобы рассказывать ему сказки и целовать на ночь.

– Дело не в сказках. Будет ли он после этого доверять мне? Будет ли так близок со мной? Я отвернулась от него. Детское сердце такое не забывает.

– Всё будет хорошо, – сказал Сотар и взял супругу за руку. – Мы справимся.

К царской семье подошёл Мидек. Он долго решался начать разговор с царём.

– Ваше величество, мы можем поговорить наедине?

Сотар повернул голову к Грендель. Та молча кивнула. Царь встал из-за стола, и они стали идти к равнинам, расположенным по южную сторону от Тельзы.

– Сегодня я отправил письмо Хаартаю.

– Без моего ведома? – немного удивился царь.

– Нужно действовать, времени меньше с каждым днём.

– Что ты у него попросил?

– То, о чем мы говорили: его воинов на наших крестьян. Гонец доскачет через три дня в столицу Аскории.

– А что, если он откажет?

– Что мы теряем?

– Уважение? Достоинство? Тебе знакомы такие слова?

– Это всё бесполезные украшения на одеяниях. Жизнь – вот, что действительно имеет смысл.

– Наши предки бы вряд ли с этим согласились… Каждый из них умер преисполненный чести, когда их ставили перед выбором: жизнь или свобода.

– Времена меняются.

– Да… Это меня и пугает. Порой мне не хватает тех, принципов, что были при старейшинах и несколько столетий после. Тогда можно было спокойно прогуливаться по вражеским землям, будучи без оружия. А сейчас… Попробуй пройти через Гултский перевал в Версахе. И разбираться не станут, когда увидят калиандр на одежде, тут же без головы останешься. Старею, Мидек, старею.

– Все мы не молодеем.

– Порой начинаешь задаваться вопрос, к чему же это все, раз все мы обратимся в конце концов, в земной прах. Зачем эти войны, вражды… Кому и что мы пытаемся доказать? Неужели люди не понимаю, что жизнь коротка, чтобы трать её на непонятные распри. Все мы люди… Так почему нельзя быть нам в мире?

– Всё мы люди… Со своими желаниями, стремлениями и целями. Чьи-то цели более скромные, другие же масштабнее и ужаснее. С этим ничего не поделаешь.

– Во скольких сражениях ты был, Мидек? Во скольких битвах участвовал?

– Если учитывать битву при Реестре, то в двенадцати.

– И много хорошего ты там видел?

– Не думаю.

– А теперь скажи, может ли здравомыслящий человек хотеть войны?

Вопрос поставил Мидека в тупик. Для него военное ремесло это решение межгосударственных конфликтов. Но мнение Сотара был совсем иным. Война – это болезнь, которая убивает не только человечество, но и человечность. Они не заметили, как за разговорами начали всё дальше уходить в степи. Их силуэты равномерно удалялись под звуки празднества.

Скоро солнце начнет заходить. Хароны потихоньку сворачивали все шатры и собирались в путь. Жители нагружали своих лошадей хлебом и уезжали обратно в город. Праздник подошел к концу. За всем этим веселием всегда кроется грусть. Когда оно заканчивается каждый приходит в свою рутину, которая ломает его изнутри. И так они живут от одного счастливого момента до другого пока не покинут этот мир. Разве не могут они найти свое счастье? В чем их удел? Удел одного вспахивать грядки и поливать урожай, чтобы прокормить семью. Удел второго выращивать виноград, удел другого делать винные бочки. Все они звенья системы, которая работает как часы. И если убрать один элемент система развалится и перестанет функционировать. Они не могут выйти из неё. Иначе погибнут.

Воздух к вечеру стал ещё прохладнее. Все накинули верхние одежды и быстро собирались, пока не поднялся сильный ветер. Лошади были запряжены и ждали всех членов царской семьи.

– Можно Элара поедет с нами? – спросил Кенваль у своей матери, стоя перед входом в карету.

Грендель не знала, что ответить. Разве можно слуге путешествовать в царском экипаже?

– Она должна ехать с остальными харонами.

– Я знаю, но мне хочется побыть с ней во время поездки.

– Твой отец будет против, а я не пойду поперек его воли.

– Тогда я поеду с ними, – твёрдо произнёс мальчик и начал шагать прочь от кареты.

– Стой, Кенваль! – окрикивала его мать. – Вернись, сейчас же!

Но он не слушал её. Голос в его голове твердил: "Действуй, как тебе хочется". Возможно, это было не лучшее решение. Однако ему надоело исполнять приказы других. Элара садилась на лошадь, когда приметила шагающего в её стороны, озлобленного Кенваля. Мальчик дошёл до скакуна и поднял взгляд.

– Что ты здесь делаешь?

– Можно я поеду с тобой?

– Зачем тебе? У тебя есть уютный экипаж. Там тепло и не нужно укрываться от ветра.

– Я хотел, чтобы ты поехала вместе с нами, сказал об этом родителям, а они были против.

Девочка поникла лицом. Элара знала, что так будет, что будет не принята царской семьёй. Однако она готова быть отвергнутой. Это не так больно, по крайней мере, лучше, чем быть принятой и нелюбимой.

– Сможешь сам залезть?

– Да, наверное, – радостным голос произнёс Кенваль и начал взбираться на лошадь.

Элара протянула мальчику руку, чтобы тот схватился за неё. Кенваль оказался на седле позади девочки. Он не знал за что ему держаться, поэтому аккуратно стал обхватывать талию своей спутницы.

– Так ты точно упадёшь, держись крепче, – сказала она и поскакала вперёд.

Кенваль немного подпрыгнул от неожиданности, а затем сильно прижался к ней. Он никогда не был на лошади в качестве пассажира. Обычно это он держит узду. Поэтому его страх упасть и разбиться был оправдан. Но через какое-то время, его сердце стало свободным от беспокойства. Длинные волосы Элары касаясь лица, чуть щекотали его. Желтоватая трава под ногами шумела под порывами ветра. На горизонте был вновь был виден коралловый закат. От него часть неба перекрашивалась в оранжевый. Почему так хорошо? Без комфорта, тепла. Странное эта штука, счастье. Прячется в самых простых вещах. В голосе любящего человека. В запахе вновь возросшей зелени. В разрезе глаз и слегка приподнятом кончике носа. В серых облаках, плывущих по небу и каплях дождя, льющихся с них…

Отец ожидал своего сына в покоях. Времени было уже за полночь. Мальчик осторожно отворил дверь и вошёл в комнату:

– Где ты был? – обеспокоенно произнёс Сотар.

– Мы немного погуляли с Эларой.

– Это ты называешь немного? Солнце уже давно зашло, а тебя все нет. Твоя мать место себе не находила, пока ты развлекался со своей подружкой.

Кенваль виновато смотрел в пол. Он не мог поднять глаза иначе их взгляды бы встретились, а это одно из самых страшных вещей его в жизни: поймать сердитый взор отца.

– Разве я давал тебе разрешение на то, чтобы ты ехал отдельно от нас? Кажется, Грендель дала тебе ясно понять, что мы против.

– Но что плохого случилось? Все же нормально. Разве нет? Я просто провёл немного времени в своё удовольствие и…

– Ты не можешь с ней быть, ты же это понимаешь?

– Почему? Потому что она харон? Потому что не имеет знатного имени? Потому что не богата? С каких пор для любви это имеет значение?

– Что ты сказал?

– Да… Я люблю её. Я не знаю, как это произошло. Не знаю, как это вообще происходит. Ведь я никогда раньше с этим не сталкивался.

– Ты не можешь быть с ней, Кенваль. И пока не зашло все слишком далеко, ты должен прекратить всякие отношения с ней. Не делай больно ни ей, ни себе.

– Неужели тебя не волнуют мои чувства?

– Чувства? Ты ещё дитя. Твоя мать рассказывает тебе на ночь сказки. Хочешь поговорить о чувствах? Они никогда ни к чему хорошему не приводили. Это то, что постоянно сбивает человека с его верного пути. Ты готов продать своё будущее царя ради этой оборванки?

– Я устал принимать их как за что-то чуждое и лишнее. Как будто это какой-то довесок, мешающий жить.

– Значит, ты перестал бороться с самим собой. Всякий раз, когда ты даёшь волю своим эмоциям, значит, что ты проиграл в сражении с собой. Разум никогда не толкает человека на безумие. Он холоден, расчетлив. Чувства порывисты, мимолетны. Ты думаешь, что это то, что ты искал, но, когда они уходят, что ты испытываешь? Опустошение. И ты настолько ничтожен, что самому себе противно.

– Так ты не любишь маму?

– Я… Люблю.

– Тогда к чему этот разговор?

– Твоя мать была царских кровей.

– Так речь не о чувствах все-таки? А о том, что течет в венах людей?

– Не совершай моих ошибок, сын. Это всё, что я прошу.

– Как же я тогда пойму, что значит жизнь?

Мудрость одиннадцатилетнего мальчика заставила Сотара замолчать. Он не знал, что ответить. Порой на чужих ошибках нельзя понять проблемы и нужно пережить их лишь самому. Однако благоразумие Кенваля не было всеобъемлющим. Глупость его была в том, что он игнорировал советы старших.

– Ужин накрыт в трапезной, если захочешь поесть с дороги, – сказал Сотар и стал выходить из комнаты.

Он остановился около входной двери со слегка опущенной головой. Кенваль смотрел на его мужественную спину и чего-то ждал. Отец чуть повернулся и произнёс:

– Когда рассудок твердил, что у нас с твоей матерью не может быть детей, Любовь просто взяла и подарила нам тебя. Может это что-то и значит…

Дверь за Сотаром закрылась без лишнего шума. Он оставил Кенваля в раздумьях над собственной судьбой и жизнью. Казалось бы, маленький мальчик не должен решать такие вопросы и проворачивать их один за другим в своей голове. Но как сказал его учитель: он особенный. Правда ли, что делало его таковым была сила воли? Вероятно. А может и нечто другое… То, что нельзя было разглядеть, то, что кроется в самых дальних уголках души. Однако Кенваль в это сам не верил. По его ощущениям он такой же как остальные мальчишки: любит играть в игрушки, увлекается войнами и оружием, страдает от деспотии своего отца. Но один вопрос, на который он не мог дать ответ, говорил обратное. "Что такое долг и почему все так и стараются его исполнить?". Долг одного заниматься воспитанием, другого вспахивать землю для посевов, а иного вершить правосудие. Что же это такое? И что заставляет людей слепо ему следовать? У Кенваля тоже был свой долг. И он искренне хотел разобраться что его толкает к его выполнению. "Ты должен…", – твердят все кругом. Должен соответствовать, должен стать, должен участвовать, должен быть тем, кем тебя хочет видеть общество. Почему? В чем причина таких действий? В чем логика и здравый смысл? А когда ты делаешь не то, что должен, то сразу же следуют осуждения со стороны окружающих. Похоже Кенвалю никогда этого не понять. Впрочем, он привык делать так как велит долг и не задавать вопросов. Может тогда он разберётся в этой непонятной ему вещи.

Поворот судьбы

Мидек лежал в обнимку с одной из своих слуг. Она поглаживала его волосатую грудь пока тот, задумчиво всматривался в резьбу на потолке.

– Что-то ты сегодня не в духе, – сказала она, игриво улыбнувшись.

– Я не знаю о чем ты.

– Такой серьёзный, когда думаешь.

– Потому что думаю о важных вещах.

– И что же это вещи такие? Неужели они важнее, чем я?

– Прекращай, Фрея, – твёрдо произнёс Мидек.

– Значит, думаешь о своей жёнушке и маленьком сыне… Что же ты тогда забыл в моей постели? Неужели Виргиния настолько стара, что не может удовлетворить тебя?

Он со злостью схватился за её запястье и грубо сжал. Фрея начала стонать от боли. Мидек повернул голову и произнёс с пронзительным взглядом:

– Никогда не смей говорить что-либо о моей жене. Ты меня поняла?

– Мне же больно! Отпусти!

– Ты меня поняла?!

– Да, – сквозь слезы произнесла девушка.

Мидек ослабил хватку и Фрея смогла вытащить свою руку. Она обиженно отодвинулась от него, продолжая пускать слезы.

– Будешь реветь, мне придется уйти.

Она не обращала внимания на его реплики. Такое отношение очень ранило её. Однако слова Мидека не были пустыми. Ему нет дела до какого-то харона. Без капли чувства вины, он оделся и вышел из комнаты. Глаза не смыкались этой ночью и сон никак не мог найти своего хозяина. Он бродил по дворцу словно полночный призрак, когда-то живший в нем. Во дворе холодный ветер склонял деревья к земле. Однако многолетние стволы противились ему, не желая быть сломленными. Ноги Мидека сами привели к кузнице. Конечно, она была пуста. "Было бы странно здесь кого-то встретить", – промелькнула мысль в его голове. Он прошел мимо наковальни и увидел заготовочный кусок стали для завтрашнего испытания. И в ту же секунду его разум родил потрясающий по мнению Мидека план. Раз это царская кузница, тогда в ней будет ковать Кенваль, эта заготовка для его меча. Значит, он может заменить сталь на менее прочный металл, который раскрошится при столкновении с другими орудиями. Мидек скорее начал рыться в кладовой в поисках нужного ему материала. "Аскорский алюминий… Этот балван даже не заметит разницы". Алюминий по своим свойствам более мягкий металл и легче поддаётся обработке, нежели сталь. Он забрал брусок под одежды и положил тот, который нашел в пыльных закоулках кузницы. "Удачи вам, Кенваль из Фура", – проговорил Мидек и уверенными шагами пошёл в направлении к крепости. Теперь на его лице появилась усталая улыбка, а веки то и дело стали закрываться сами по себе. Спокойный сон теперь был обеспечен.

Треск сухих дров время от времени издавался из раскаленной печи. Кенваль гипнотически всматривался в огонь. Его лицо было уже горячим от жара выходящим из горнила, но он ни на шаг не отходил на него. Ему нравилось это манящее ощущение тепла.

– Кенваль, – послышался голос позади него.

Мальчик резко обернулся и увидел Цинида – кузнечного мастер, который обучал его этому нелегкому ремеслу.

– Не подходи так близко к огню, – произнёс он своим звонящим басом.

Кенваль прошел к наковальне и стал присматриваться к рабочему месту.

– А где мне взять прихватки? – спросил он, глядя на Цинида.

Тот безмолвно указал рывком головы в её сторону.

– В остальном я тебе не помощник: мне запрещено давать тебе какие-либо советы. Вот заготовка. Бери и делай.

– Хорошо, – покорно сказал мальчик.

– Постой-ка… – сказал протяжно кузнец, глядя на металл.

– Что случилось?

– Мне показалось, что…

– Цинид, – прервал его один из учеников, появившийся у входа, – вас срочно позвал к себе Мидек.

Тот оторвал взгляд от бруска и бездумно пошёл за ним. Он не может сказать нет, есть те, кто властвует, а есть те, кто подчиняется. И он прекрасно осознавал к какой группе людей он относится.

– Начинай работу. Ты справишься, – сказал Цинид напоследок и вышел за порог.

Кенваль принялся разогревать брусок в раскаленной печи. С каждой минутой металл всё больше нагревался и в конце концов, начал краснеть от огромной температуры. Мальчик достал его клещами и небрежно бросил на наковальню. Заготовка быласлишком тяжёлой для его неподготовленных рук. Они уже немного подрагивали от напряжения. Кенваль взялся за молоток и начал обжимать раскалённый кусок металла. От середины, к краям он проходился ударами, чтобы не было различных раковин, пустот и трещин. Кенвалю нужно было удлинить заготовку, чтобы он обрёл форму меча. Он начал делать протяжку: проходил молотом по всей поверхности металла, а затем переворачивал его и делал тоже самое. Он без особого сопротивления распластывался по наковальне. "Надо же…", – удивился мальчик тому, что материал так прост в обработке. Металл уже стал остывать. Кенваль взялся за клещи и положил в горн заготовку, чтобы вновь придать ей светло-красный цвет. С каждым ударом она преображалась и всё больше походила на оружие. Закалённое огнем, истоптанное многокилограммовой сталью… Оно становилось крепче и приобретало свою истинную форму. Меч не появляется просто так. Чтобы металл стал таковым ему нужно многое пройти. Без испытаний он не достигнет цели и останется всё тем же бесполезным куском, собирающим пыль в кладовой. И когда оно проходит этап и становится настоящим орудием, только тогда можно сказать, что оно является существенно тем, кем является. Однако и железякой можно кинуть в голову врага, чтобы её разбить. Но битву выигрывают не куском металла.

У порога показался Цинид.

– Ты закончил? – произнёс он, глядя на мальчика.

Кенваль доделывал свою работу.

– Почти, осталось затопить его и придать заточке.

– Поторопись, у тебя осталось совсем немного времени.

Обстоятельства стали давить на молодого царя. Это вылилось в его небрежные движения и потерянный вид. Кипящее масло ждало очередной артефакт. Мальчик вновь отправил своё орудие в горн для разогрева, а затем с помощью клещей опустил в масло. Оно начало шкворчать и кидаться своими горячими каплями. Одна из них долетела до руки Кенваля, но на нём были перчатки. Другая же смогла достать до лба и обожгла небольшую часть кожи. Мальчик от боли бросил прихватки и меч ушел на дно большого чугунного чана. Когда боль стала ноющей Кенваль стал понимать, что сейчас произошло. "Как мне достать его оттуда?", – огорчённо спросил он сам себя. Он подобрал щипцы и попробовал выловить орудие. С третьего раза он таки ухватился за лезвие и стал аккуратно вытаскивать его. Мальчик положил меч на наковальню и ждал пока тот немного остынет. Мидек проходил мимо кузнецы и решил поинтересоваться как дела у молодого царя с выполнением задания.

– Неужели вы ещё не закончили? – ехидно спросил он.

– Я почти его доделал, – вновь ответил Кенваль и вытер рукавом, скатывающуюся со лба каплю пота.

Было невыносимо жарко. Горнило разогревало температуру воздуха в кузнице до предельных цифр. Они были там словно в парилке. Мидек подошёл поближе и стал всматриваться в меч.

– Неплохая работа…

– Думаете? – с детской искренностью спросил Кенваль.

– Мне кажется, что у тебя получилось не хуже, чем у остальных.

Настроение мальчика поднялось от сказанного. Ему всегда хочется услышать в свой адрес слова одобрения. После них у него открывается второе дыхание. Появляется чувство, что все не зря и перед ним открываются новые возможности.

– Тебе никогда не приходил в голову вопрос, почему власть передаётся по наследству? – начал Мидек.

– Нет.

– Всё дело в том, чтобы обезопасить государство от третьих лиц способных прибрать его к рукам. Однако истинный царь, не всегда правильный.

– Что это значит?

– Управление государством это сложный процесс, которому не все могут научиться. Допустим, произошла засуха и большинство посевов погибли из-за отсутствия влаги. Нет посевов – нет урожая. Нет урожая – голод по всей стране. Голод по всей стране – смерти и болезни. Смерти и болезни – бунты по всем земля государства и расшатывание государственных основ. Что ты будешь делать?

Мидек пристально смотрел на мальчика, который отчаянно метался в поисках ответов у себя в голове.

– Не знаю…

– Откроешь запасы, которые ты приготовил как раз для такого случая.

Ты не всегда можешь исправить то, что случилось или предотвратить это. Но ты можешь быть к этому готов.

Мидек выдержал небольшую паузу, во время которой он якобы выдумывает ещё одну неоднозначную ситуацию для Кенваля. На самое же деле он уже знал, что хотел сказать.

– Допустим ты издал указ, который не выполняется населением. Что делать в этом случае?

– Может… Отменить его?

– Ты бы не стал принимать то, что тебе не нужно. Ещё варианты?

– Изменить его?

– Ни в коем случае. Тогда народ подумает, что ты идёшь им на уступки и точно перестанут ему следовать, чтобы вовсе отменить его.

– Тогда что?

– Заставить их ему следовать. Но не жестокостью и мечом. Дай им сахара. Люди любят сладости и готовы сделать за них всё, что угодно.

Кенваль слушал друга своего отца с раскрытым ртом. "Вот он, человек, который действительно способен править. Он достоин трона. Мне ни за что не приблизиться к его пониманию государственности и правления". Все его слова были полны мудрости и знаний. Не зря он стал тем, кем стал. Будучи мальчиком хлебника, он мечтал о царской службе. Дни напролет он проводил за чтением трудов старейшин и прошлых правителей, переняв их опыт через листы бумаги. Отец бы гордился своим сыном, увидев, как высоко тот забрался. Но единственное, что его действительно интересовало это сияющий царский престол, на котором он хотел восседать.

– Надеюсь, твой меч тебя не подведёт, – сказал Мидек на прощание и начал идти в направлении к выходу.

– Вы были там? Каково это?

– Не помню… Там ты ни Мидек, ни Кенваль, ни ещё кто-либо. Ты призванный. И единственное, что тебя заботит, это одержать победу. Чего бы это не стоило.

Взгляд его застыл на несколько секунд. Конечно, он всё помнил. И как раз в этот момент он отправился в путешествие по самым дальним уголкам своей памяти. Его голые стопы утопали в жидковатой грязи. Он шел мимо возбужденной толпы к октагону с мечом в руках. "Иди домой, босоногий!", – кричали ему вслед. "Киньте ему кто-нибудь обувь, мальчик же босой!", – издевались на ним. Беззащитный и испуганный взгляд был устремлён вниз. Ему не хотелось видеть их лица. Мидек перешагнул через вырытую линию и оказался внутри поля боя. Его противник уже стоял там. Он был гораздо массивнее его. Знатные дети хорошо питались и превосходили по весу крестьянских мальчишек, на которых висела одежда. Мидек поднял орудие. Прозвучал горн, который дал знак того, что битва началась. Люди вокруг не переставали выкрикивать гадости мальчику без ботинок. Мидек начал осторожно двигаться по периметру октагона, выжидая своего противника. На его меч упала капля дождя и начала стекать по лезвию к рукояти. Его противник, ощутив приближающуюся грозу задрал голову и увидел черные скопившиеся тучи над Фуром. Проревел ужасный гром, который заставил всех людей замолчать. После него мальчик с диким возгласом кинулся на Мидека.

Он не думал победит он или нет. У него нет другого выхода. От сильного удара он поскользнулся на грязи и упал лицом вниз. Мокрый, обессиленный, сломленный. Противник пинал его по животу, чтобы вывести за черту. С каждым ударом исчезал шанс на его победу. Он только и слышал: "Босоногий!". И вся его сущность была в этом. Вся природа, которую он должен был разрушить и создать новую. Когда очередной раз мальчик замахнулся ногой, то Мидек схватился за неё и со всей силы потянул на себя. Противник упал, и он залез на него, нанося один удар за другим по его лицу до тех пор, пока тот не потерял сознание. Все его руки были в крови. Он встал и снова схватился за его ногу. Мидек поволок его за черту, после чего свалился на землю. Дождь хлестал по его измученному телу, а люди безмолвно созерцали его невозможное преображение. Безымянный мальчишка, который стал вторым человеком после царя.

– С вами всё в порядке? – спросил Кенваль, когда увидел замерший взгляд Мидек.

Тот словно очнулся от сна.

– Да… Все нормально. Мне пора.

Он вышел на улицу и начал бездумно крутить головой. "Что это было?", – подумал Мидек. Этот наплыв воспоминаний не на шутку взбудоражил его. Такое с ним произошло впервые. Ему стало страшно, от своей уязвимости. Его же прошлое убивает его.

Кенваль закончил ковку и приступил к заточке. То, что у него меньше всего получалось. Самая тонка и изнурительная работа. Когда ты вечность скребешь лезвие по камню в надежде, что оно станет чуть острее. Мальчик провел целый час в таком темпе. В кузницу зашёл Цинид тем, самым известив молодого царя, что время уже на исходе.

– Пора сдавать работы, – произнёс он и неподвижно стоял на месте.

– Сейчас, – сказал Кенваль и стал быстрее водить оружием по камню.

– Уже поздно. И это уже не так сильно изменит ситуацию. Сдавай меч и можешь быть свободен.

Мальчик тут же остановился и покорно передал результат своего многочасового труда. На этом испытание было завершено. Однако самое страшное было впереди. То, о чём Кенваль беспокоится больше всего – земля. Если во всех прошлых этапах он должен был перебороть себя, то в этом ему необходимо сделать тоже самое с противником. Мальчик снял с себя перчатки вместе с защитной одеждой и направился в свои покои. Ему не хотелось ни с кем встретиться. Разве что с Эларой… Эта девочка слишком глубоко запала в его сердце. Сколько бы он не пытался перестать о ней думать, ничего не получалось. Кенваль зашёл на лоджию и прижался к каменной ограде животом, всматриваясь в бесконечную даль. "Где-то там Версах", – думал он. Он отвёл взгляд чуть в сторону. "А там Тинту. Хотел бы я побывать в этих местах и увидеть, как живут люди за землями Нильшерта. Сильно ли они отличаются? Чем занимаются?". Он прошел рукой по своей одежде вниз и залез в карман. Из него мальчик достал сложенный пополам рисунок Элары. Он не был настолько хорош. Однако для Кенваля он был неописуем. Он восхищался им… Он созерцал его в раскрытом перед собой виде, пока ветер не утащил лист из несильно сжатых пальцев. Кенваль сразу же засуетился и потянулся за бумагой, но никак не доставал до её. Она уже трепетала в нескольких метрах от него. Мальчик развернулся и скорее побежал вниз, чтобы поймать своё бесценное сокровище. Однако он спускался недостаточно быстро: рисунок уже уплыл по воздуху подальше от крепости. Кенваль начал чуть ли не ползать в окрестностях дворца, чтобы его найти. Несколько часов он потратил на бесполезные поиски. И единственное, что его остановило – это приближающийся заход солнца. В сумерках глаза не так хорошо видят, как днём. Расстроенный произошедшим он отправился обратно в комнату. "Как можно быть таким растяпой?", – спрашивал он сам себя, поднимаясь по лестнице. На его пути встретился Бэриель.

– Добрый вечер, ваша милость.

Кенваль лишь кивнул в ответ.

– Ваша мать просила проследить, чтобы вы поели и набрались сил перед завтрашним днём. Позвольте проводить вас в трапезную.

– Спасибо, но я сам могу дойти.

– Я прослежу, чтобы вас обслужили, и вы остались довольны.

– Точнее вы хотели сказать, чтобы осталась довольна Грендель. Это ведь её приказ. Проверять и следить за каждым моим шагом и движением. А что, если я не захочу есть?

– Когда-нибудь вы всё равно будете голодны, – ответил харон. – Если вы сейчас не намерены кушать, то прошу меня извинить.

Бэриель уже собрался уходить, как ему в спину крикнул Кенваль.

– Мне очень жаль, что так произошло.

Мужчина развернулся и с лёгким прищуром начал вглядываться в мальчика. "Неужели он что-то знает", – подумал он.

– Ваш сын…Я до недавнего времени не имел понятия, что он погиб.

– Благодарю вас.

– Наверное, это очень тяжело, потерять близкого человека.

– Никогда не поймёшь, насколько дорог тебе человек, пока он не исчезнет из твоей жизни. Цените своих родителей, ваша милость. Ведь в какой-то день вы проснетесь и поймёте, что их уже нет в живых.

После этих слов он вновь повернулся и неуверенно шагнул вперёд. Для него это было что-то сокровенное и тайное. И если это задевали, то всю его внутренность будто выворачивали наизнанку.

Элара сегодня помогла по кухне. Запах горячей еды сводил её с ума. Ей хотелось перепробовать всё изобилие пищи, которое готовили кухарки и стряпники. Она стояла на деревянном стульчике и мешала суп огромной поварёшкой.

– Элара, – прокричал позади неё Самандин.

Девочка развернулась и посмотрела на него.

– Сходи в амбар за картошкой.

– Но я не смогу утащить много, – застонала она.

– Нам нужно пару штук для супа, а здесь лишь одна гниль. Пора уже давно перенести во дворец, а то начинаются холода.

– Хорошо, сейчас сбегаю.

Элара спрыгнула со стульчика и накинув теплую одежду, выбежала во двор. Девочка торопливо проходила по тропе к овощному складу. Ночной дождь размягчил почву и оставил за собой небольшие лужицы на земле. Ноги девочки слегка скользили по ней. Она опустила голову вниз и увидела под ногами в заходящем солнечном свете вымокший лист бумаги. Её колени сами согнулись, чтобы подобрать находку. Элара еле отлепила части листа друг от друга, боясь его порвать. Это был её рисунок. Линии размылись от влаги, но она все равно его узнала. "Почему он это сделал?", – возник вопрос у нее в голове. "Зачем он говорил, что ему нравится, раз он так поступил?". Элара искренне не понимала мотивов поведения Кенваля. Девочка аккуратно сложила лист в карман и с огорченным видом двинулась дальше.

Сотар сидел за своим столом и перечитывал одно и тоже письмо, которое пришло сегодня. Оно было от наместника земель Нильшерта. В его дверь постучали.

– Ваше величество, – поприветствовал его Мидек.

– Да, входи.

– Что-то произошло? – спросил он, когда заметил озадаченный вид царя.

– Это пришло от Гейдера. Далариен отправил свои войска на юг. Они уже ограбили несколько деревень и сожгли их. По всей видимости, на Заречные земли они не спешат.

– Сколько их?

– Он не пишет. По всей видимости не меньше пяти тысяч, потому что он говорит об армии.

– Мы знали, что так будет.

– Да и ничего не предприняли… Совсем скоро они уже ступят на Фур.

– Мы будем готовы отбить их за Заречные земли. Но перед этим необходимо поговорить с Хаартаем.

– Вестей не было ещё?

– Нет. Гонец должен скоро вернуться.

– Сколько уже у нас сил?

– Набрали ещё несколько сотен новобранцев. Вместе с царской армией около двух с половиной тысяч воинов.

– Когда закончится гельнея необходимо будет ввести военное положение. Отправьте дозорных на границы.

– Как скажете. Вы что-то ещё хотели?

– Нет, это все.

– Тогда с вашего позволения я пойду.

Сотар принялся писать чернилами по чистому листу бумаги, в то время как Мидек встал со стула и направился к выходу.

– И да, ещё кое-что, – вдруг осенило царя, – надо завтра созвать совет после гельнеи.

– Для чего?

– Я хочу сделать объявление.

– Думаете это подходящее время? – спросил Мидек.

Он уже знал о чем хочет поведать царь членам совета и Нильшерту в целом.

– Лучше поздно, чем никогда

– Но почему вы думаете, что он справится?

– Кенваль царь и в его венах течет моя кровь, нет сомнений, что он станет достойным правителем.

– Я не об этом. Почему вы так уверены, что он победит в гельнее.

Сотар смотрел своему близкому другу прямо в глаза. Царь понял, что тот что-то замышляет.

– Что ты наделал? – грозно спросил он Мидека.

– Я? Ничего.

– Говори, сейчас же.

– Кенвалю не нужна моя помощь, чтобы проиграть. Судьба всё решит за него.

Чувство опасности не покидало царя. Мысль о том, что Мидек может быть причастен к поражению сына заставляла его вновь и вновь возвращаться к этому разговору. "Он не посмеет. Или… Может ли у него хватить духу на такое? А если он действительно что-либо устроил? Мидек не настолько глупый. Он знает, что и я не дурак. Так в чём тогда правда?", – размышлял Сотар.

Вернувшись из трапезной Кенваль прошел в обучающую комнату в надежде встретить Элару. Она должна была зайти туда, по крайней мере ему так казалось. Мальчик сидел за столом, облокотившись на него. Глаза уже слипались от усталости. Здравый смысл твердил, что ему нужно пойти в постель и выспаться перед завтрашним днём. Время так медленно шло. Ему казалось, что он ещё вчера вечером сел на этот пресловутый стул. Её не было. Тяжёлая голова упала на поверхность стола, и мальчик забылся глубоким сном.

Грендель тоже ещё бодрствовала в столь поздний час. Цокот от её обуви, шагающей по мраморному полу, разлетелся по всему дворцу. Она кого-то искала, точнее сказать целенаправленно двигалась. Её покои совершенно в другой части крепости. Ноги привели её к двери комнаты Элары. Грендель осторожно открыла дверь, боясь разбудить маленькую девочку. Однако та к счастью и сожалению не спала. Лёжа в кровати, она читала книгу при зажжённой свече.

Её руки сжимали твердый переплет с обеих сторон. На зелёной обложке еле была видна надпись: "История Нильшерта".

– Не спится? – мягко произнесла Грендель.

Блестящие глаза Элары показались из-за книги. Её лицо стало сиять при виде своего опекуна.

– Я пытаюсь прочитать хоть что-нибудь. Мама немного научила меня, но теперь…

– А ты знаешь, что это я научила твою маму читать? – говорила Грендель, параллельно садясь на край кровати.

– Правда?

– Да. Когда мы первый раз встретились она не могла понять ни слова. Но со временем она всё освоила. Поэтому я могу научить и тебя. Будет очень занятно.

– Надеюсь, это не составит вам труда, – сказала девочка и чуть опустила глаза.

– Для меня это только в радость. Отвлекаться от всей этой напыщенной суеты и прикоснуться к тому, что действительно имеет значение.

– Книги? – с удивлением спросила Элара.

– Они хранят всю человеческую мудрость с самого его появления. Всю боль, всю любовь, всё разочарование. Книги, это то, что остаётся, когда умирает всё.

– Но я смогу только по вечерам… Вы будете свободны?

– Конечно, для тебя я всегда найду время, – сказала она и ласково погладила её по плечу. – Как у тебя дела на кухне?

– Всё хорошо. Спасибо большое, что разрешили мне там помогать.

– Мне кажется у тебя есть к этому талант. Ну что же… Мне пора идти. Встретимся завтра. Спокойной ночи, Элара.

Грендель потянулась губами к её маленькому светлому лобику и поцеловала его.

– И вам спокойной ночи.

Человек начинает развиваться тогда, когда заканчивается комфорт. Изобилие никогда не превращало низкообразованных людей в умных. Оно никогда не делало из слабого человека сильного. Удобство останавливает любой прогресс. Пока у тебя есть всё, ты ни к чему не стремишься, ни приглашаешь усилия. Тот исторический момент времени, когда государство обретает признаки цивилизации является последним этапом в его становлении. Окончательная и отмирающая стадия, в которой нет места движению вперёд, всё уже достигнуто. Остаётся лишь пользоваться всем тем, что было добыто и придумано до его нынешнего существования. Этот момент самая страшная часть времени. Потому что, когда останавливается развитие, останавливается жизнь. Хоть Кенваль и не понимал этого, он чувствовал, что так оно и есть. Его положение было намного хуже остальных, потому что он в зоне комфорта, его историческая точка достигнута, он вправе распоряжается всеми существующими предметами роскоши. Но что-то глубоко внутри подсказывает ему: необходимо двигаться дальше. У него возникает совершенно логический вопрос: а зачем? Мальчик не может найти на него ответ, но он точно знает, если не идти вперед, то он никогда не узнает, что там, за этой чертой…

***

Кенваль пробивался сквозь толпу в поисках Элары. "Она было где-то здесь. Я видел её". Её образ мелькал у мальчика в голове. Он хотел скорее приблизиться к нему. Увидеть слегка растрёпанные русые волосы, утонуть в её блестящих глазенках. Рядом с ней он будто обретал счастье. Каждые из его проблем становятся такими незначительными, и единственная мысль, которая витает у него в голове: сколько продлится это мгновение? Ему хочется застрять в одном моменте навсегда.

Все призванные уже стояли наготове, дожидаясь речи окрала.

– Где Кенваль? – спросила Грендель супруга, не приметив сына среди участников.

– Сейчас должен подойти.

Царь начал волноваться за своего наследника. Возможно, слова Мидека были лишь пустым звуком и безосновательными угрозами, а может, этот несчастный действительно что-то задумал. Сотар уже перестал понимать, что твориться с его приятелем. Несмотря на особую дружескую связь, которая проходила через года, они уже были чужими друг другу и единственное, что их держало рядом – привычка. Царь встал с места.

– Куда ты? Гельнея вот-вот начнется.

– Мне нужно его найти.

– Кого?

– Кенваля. Что-то не так. Он должен уже стоять там.

– Может он долго одевался? Я могу послать за Бэриелем, возможно, он знает куда делся Кенваль, – проговорила Грендель, попытавшись унять расторопность мужа.

Сотар вновь сел на своё место под звуки горна. Среди призванных показался он. У царя отлегло на сердце. "Слава Богу, что с ним всё в порядке", – подумал он про себя. Однако на его лице не было никаких эмоций. Ни один мускул не содрогнулся.

– Земля же прочна и непоколебима. И ходящие по ней да не оступятся, а оступившиеся поднимутся. Ибо тот, кто овладел её имеет силу и власть перед другими.

Все стояли и молча внимали высказываниям окрала. Простой люд мало что понимал в этих изречениях, а те, кто и мог понять был слишком сконцентрирован на своих переживаниях и проблемах. Никто из здешних не пришел ради многовековых письмен, они здесь ради зрелищ.

– Земля объявляется открытой. Первые участники: Вайдан из Фура и Айтен из Фура.

Мальчики с дрожащими коленями и с мечами в руках вышли на октагон. Они стояли друг напротив друга с опущенными глазами. Они боялись. Страх медленно растекался по всему телу. Из-за него они теряли контроль, контроль на собой, над ситуацией. Их взгляды изредка встречались. Они видели в глазах своего соперника те же эмоции и ничего не могли поделать.

– Подойдите ко мне, – сказала окрал и махнул ладонями в свою сторону.

Соперники дошли до центра и стали слушать.

– Вам необходимо вытолкнуть противника за линию на земле. Не важно с помощью чего вы это сделаете. Приветствуются любые удары помимо ударов в паховую область. Бой заканчивается тогда, когда длинна указательного перста пересечет грань. Битва начнется по моему сигналу.

Призванные кивнули головами в знак понимания и окрал отошёл от них. Как только он оказалась за чертой, то его рука рассекла воздух. Вайдан и Аган побежали друг на друга с поднятыми мечам и первобытным ором. Звук соприкасающейся стали расходился на многие километры. Они без устали наносили удары пытаясь в прямом смысле разрубить противника, или же хотя бы сбить его с ног. Два мальчика с единственной целью – победить. И только один выйдет из поля боя с высоко поднятой головой. Только один станет пользоваться уважением у всего народа. Только один сможет носить звание мужа Нильшерта. Казалось, их силы равны. Чаша равновесия была то на стороне одного, то на стороне другого. Однако замашистый удар Вайдана сбил с хода Айтена и тот упал на землю, заступив за линию. Весь люд возликовал. Если бы царила тишина, то тяжёлое дыхание победителя можно было бы услышать даже на самых последних рядах, скопившейся толпы. Он поднял голову и стал оглядываться вокруг, внимая как скандируют его имя. Момент величия и славы. Но сейчас его это не волновало, он не понимал, что происходит из-за напряжённого состояния. Только спустя некоторое время он осознал, что одержал победу и получил самый высокий титул из существующих, о котором только можно мечтать.

– Вайдан, земля!

Мальчик изнуренными шагами вышел из поля боя и дал место окралу. Тот вновь встал на середину октагона и призвал следующих участников.

– Горацио из Ксанта и Кейл из Заречных земель.

Уверенна походка Кейла говорила о том, что он готов к этой битве. И то, что его противником был Горацио доставляло ему особое удовольствие. Наконец, он сможет убрать его самодовольную улыбку со смазливого личика. Однако сам Горацио тоже не стремился уступить место победителя этому чуду в лохмотьях. Чьё желание выиграть в этом поединке будет сильнее? И хватит ли одного желания, чтобы это осуществить? Мальчики уже стояли по разные стороны октагона друг напротив друга. В отличие от предыдущих призванных, они пожирали друг друга глазами. Их борьба началась ещё задолго до указания окрала. Они со стиснутыми зубами побежали друг на друга, рассекая воздух своими мечами. Каждый из них верил с свою победу. После нескольких ударов, Горацио осознал силу своего соперника. Он никак не мог противостоять ему. Мальчик только и делал, что защищался от града атак, которые на него обрушивались. Кейл был словно одержим. С дикими возгласами он заглушал противника, чтобы тот даже не сумел поднять меча. Горацио ничего не оставалось как начать играть не по правилам. Озлобленный своим безысходным положением он пнул Кейла по промежности и на его лице засияла глупая ухмылка. Весь народ стал недовольно бурчать, от такой выходки. Однако тот словно и не почувствовал никакой боли. Кейл замахнулся и одним мощным ударом отправил Горацио за линию. Мальчик был в недоумении от случившегося.

– Кейл, земля! – произнес окрал.

Пока толпа выкрикивала имя победителя, Горацио лёжа на сырой земле разглядывал теперь уже своего злейшего врага. "Светлые короткие волосы, припухлые губы, длинные ресницы, аккуратный маленький нос…", – размышлял он про себя. "Он ничего не почувствовал от удара, разве что он не…", – осенило мальчика.

– Стойте! Прекратите! Стойте! – безумно кричал Горацио, пытаясь унять толпу.

– Вы потерпели поражение, молодой человек. Позвольте победителю

вкусить радость своего великого дня восхождения.

– Кейл не мальчик! – словно сумасшедший вскрикивал он.

Вокруг разом начали шептаться: "О чём это он?". Окрал недоверчиво посмотрел на Горацио.

– С чего ты взял?

– Всё видели мой удар, он должен был загнуться от боли.

– Да и из-за этого тебя стоило бы наказать. Но раз ты, итак, потерпел поражение мы не станем этого делать.

– Дело не в этом! – продолжал Горацио. – Кейл девочка! Она всех обманула! Она не может участвовать в гельнее!

Теперь внимание, прикованное к победителю, приняло другой оборот. Окрал подошёл к нему и стал вглядываться в его милое личико. Он взялся крепкой рукой за острый подбородок и чуть потянул к себе.

– Пусть одна из женщин-харонов проверит так ли это.

Двое из слуг схватили мальчика и отвели во дворец. Они шли по пустым широким коридорам к Айса́тре – женщине в преклонном возрасте, прислуживающей царской семье. Хоть она и была хароном, но имела имя, которое давало ей некое уважение среди соратников. Её слушались и почитали, особенное молодые слуги.

Дверь отворилась после трёх постукиваний. Она долго до неё доходила.

– Что вы хотели? – грубо спросила она, когда увидела незваных гостей на пороге своих покоев.

– Надо проверить девочка это или мальчик.

– А я вам что? Повитуха какая?

– Окрал приказал. Он участвовал в гельнее.

Женщина опустила глаза и увидела перед собой Кейла, который молча стоял и отстранённо смотрел вниз. Носком правой ноги он вырисовывал круги на мраморе.

– Ну-ка, подними голову, – скомандовала Айсатре.

Мальчик нехотя стал поднимать взгляд. Женщина за пару секунд осознала, кто же перед ней стоит.

– Девочка, – уверенно произнесла она.

– Вот так просто? Вы не будете смотреть, что у него там?

– Если тебе так хочется туда залезть, то вперёд. Мне это не интересно.

– Что я скажу окралу? – заволновался харон. – Что вы взглядом определили кто он?

– Ладно уж… Заходи давай, – произнесла женщина и взяла Кейл за руку.

Другие же остались ждать за дверью, в то время как Айса́тре с мальчиком зашли комнату и заперли за собой дверь. Женщина переваливалась с правой ноги на левую, раскачиваясь из стороны в сторону. Такая походка была из-за лишнего веса, а последнее в свою очередь возникло благодаря уже преклонному возрасту. Она еле дошла до своего кожаного помятого кресла и плюхнулась в него.

– Ну, рассказывай, – начала Айсатре и кивнула своему гостю, чтобы тот сел на соседний стул, – зачем тебе это?

– Что? – робко произнёс Кейл.

– Гельнея. Неужели тебе так плохо живётся девочкой?

– Я не девочка!

– Не заставляй меня снимать с тебя штаны. Ты ведь этого не хочешь?

– Нет…Почему только мальчикам можно участвовать? Я ничем не хуже их. Сильнее, быстрее, умнее. Я тоже хочу стать кем-то большим.

– Где твои родители?

– В Ксанте.

– Они знают, что ты здесь?

– Да.

Женщина посмотрела на неё пронзительным взглядом.

– Разве ты не поняла, что врать мне бесполезно. Я всегда пойму говоришь ли ты правду.

Кейл молчала.

– Так они знают?

– Нет…

– Нет, значит… Видимо, ты сбежала без спроса. Или же, что вероятнее, их у тебя и вовсе нет. Я права?

Девочка вновь робко кивнула в ответ.

– Ты же понимаешь, что я не могу им солгать? Рано или поздно все поймут, что ты не мальчик. И тогда либо ты увидишь, как меня казнят за сказанную неправду царскому служащему, либо же моё доброе имя будет запачкано клеймом лжеца уже после смерти.

– И что мне делать? – с напором произнесла она.

– Я встречала уже таких как ты, и поверь мне их подобного рода стремления не доводили до добра. Тебе кажется, что путь, на который ты ступила спасёт тебя от бедности, тебе не придётся жить в грязных развалинах, воровать хлеб и мыться в реке, когда вода станет более тёплой.

– Разве нет? – со слезами выдавила Кейл.

– Победа в гельнее – это не лекарство от всех жизненных болезней. Я могу предложить тебе кров, еду и ванную с теплой водой. Но чего ты действительно хочешь от жизни? Ты сильная, Кейл. Возможно, сильнее всех тех мальчишек, с которыми соревновалась. Умнее их. Но ты забываешь одну очень важную деталь – ты не мальчик. Как бы тебе сильно этого не хотелось, гельнея ничего тебе не даст. Почему думаешь победителей именуют мужьями, а не девами?

– И что же? Мне всю жизнь либо быть бездомной, либо прислуживать?

– Меньшее из двух зол. Выйдешь за эту дверь сохранишь мнимую свободу и честь. Останешься и будешь всегда сыта, спать на мягкой кровати и чисто одеваться.

Ей казалось, что она давно сделала свой выбор, но жизнь вновь подталкивает её к этому. Кейл нервно посмотрела на дверь, а потом медленно перевела взгляд на Айсатре. На дверь, а затем снова на её. Эти секунды раздумий тянулись как часы. Женщина спокойно ожидала ответа от дитя.

– Какую работу мне придётся выполнять?

– Разную. В основном это уборка и готовка.

– Я согласна.

– Чудно, – произнесла Айсатре.

– А как быть с теми за дверью?

– О них не беспокойся, я их спроважу.

Женщина, скрипя креслом встала и прошла к выходу. За открывшейся дверью хароны подпрыгнули от неожиданности.

– Ну? – вопросил один из них, разглядывая крупное лицо Айсатре.

– Это девочка, как я и говорила. Можете идти.

– Вы не отдадите нам её?

– Разве она вам нужна?

– Она не должна понести наказание?

– За то, что прикидывалась мальчиком? Предания отцов, конечно, полны абсурдных писаний, но о таком там точно речи нет.

– Что же делать, если окрал или царь спросят куда она подевалась?

– Скажите, что осталась у меня.

Они поняли напористость престарелой женщины и решили отступить. В конце концов, это не их дело. Хароны развернулись и тёмными коридорами пошли обратно к октагону.

Кенваль уже стоял в ожидании своего противника. Он грустно окидывал взглядом ближайших людей, в надежде найти среди них Элару. После безуспешных попыток, он опускал глаза и смотрел на землю, по которой ползал маленький муравей. Сегодня он тоже находится на поле боя, хоть и сам этого не понимает. Не знает, что может быть растоптанным. Голос окрала вновь привлек внимание народа:

– Так как количество призванных дошедших до последнего испытания было нечётным, то по преданию место противника займет прошлогодний участник гельнеи, который потерпел поражение в земле. В случае его победы, он примет на себя титул мужа Нильшерта. Следующие участники Кенваль из Фура и Мэйв из Ксанта.

К октагону начал идти крупный, крепкий мальчик. Всего год разницы между участниками заметно ощущался. По сравнению с Мэйвом, Кенваль казался младенцем. Он явно уступал ему по силе: фигуристые плечи, широкая грудная клетка и рост выше на пол головы. Взглянув на него, молодого царя охватил ужас. "Как я смогу его победить?", – бродили мысли у него в голове. Ладони мальчика начали потеть из-за чего меч постоянно соскальзывал. Теперь место беззащитного муравья занял Кенваль. Ладонь окрала рассекла воздух и Мэйв бросился с поднятым мечом на своего противника. От соприкосновения металлов разлетались искры. Кенваль только и успевал отражать атаки. Казалось, что его силы никогда не исчерпаются. Мальчик не мог больше сдерживать этот натиск ударов и отпрыгнул в сторону, чтобы выиграть время и сосредоточится. Но как только его соперник понял, что перед ним нет никакой цели, то развернулся и вновь кинулся на него как сумасшедший. Это бесконечная ярость и дикость отражалась в его глазах. Кенвалю оставалось лишь бегать из одного угла в другой в надежде, что противник упадёт от изнеможения. Мэйв замахнулся и приложил максимальную силу в свой удар. Меч Кенваля соприкоснувшись с его клинком рассыпался и разломался на две части. Каждый кто видел это обомлел. Все, кроме Мидека. На его лице возникла длинная мерзкая улыбка. "Это конец", – подумал мальчик, наблюдая за кусочками своего творения. Но его соперник и не думал останавливаться, ведь Кенваль был все ещё в пределах линий. Он бездумно размахивал лезвием перед собой. Мальчик как мог уворачивался от этих неуклюжих, но опасных движений. Мэйв не понимал, что чем сильнее он бьет, тем меньше он себя контролирует. В конце концов, он сделал ещё один удар и от тяжести меча упал за черту, не удержав равновесие.

– Кенваль, земля! – вскричал окрал, не ожидая такого поворота событий.

Все были приятно удивлены ситуацией. Казалось, у Кенваля не оставалось никаких шансов, однако этот мальчик вновь доказал, что мускулы далеко не единственное, что способно принести победу. Но для Мидека это событие стало до предела возмутительным. Он тут же вскочил с места и недовольно начал кричать на окрала и скорыми шагами приближаться к нему:

– Вы что не видите, что его меч сломался? Он раскололся на две части.

– Но мальчик победил, его соперник за чертой.

– Он проиграл в третьем этапе, его меч сломан, значит он не прошёл его, – с пеной у рта пытался доказать свою правоту Мидек.

– Зачёт третьего испытания определяется землёй. Кенваль одолел его, а значит по преданию он прошёл все испытания.

– Но он победил его не мечом!

– А что сказано о прохождении земли? Читали ли вы о ней? Противники пытаются вывести друг друга за черту всеми возможными способами.

– Это безумие какое-то! – недоумевал Мидек.

– Не вам говорить о том, что безумно, а что нет. Предание отцов непоколебимая рукопись, истинность которой не оспаривается, и вы это знаете.

Озлобленный и униженный своим дерзким выступлением, он прошёл обратно на своё место. Царь встал со своего трона, чтобы сказать заключительную речь и рассеять смуту в разговорах о поединке Кенваля.

– Все вы сегодня победители. Никто из вас не может носить имя проигравшего, потому вы стали лучше, чем вчера. Каждый из вас получил незабываемый опыт, который направит вас в вашей жизни. Поэтому я поздравляю всех без исключения с окончанием гельнеи. Пусть это будет самым большим и сложным испытанием, с которым вы столкнётесь в жизни. А что на счёт сложившейся ситуации, то предания говорят нам о том, что победа третьего этапа определяется результатом четвертого. Несмотря на то, что меч оказался сломленным в бою, он помог одержать Кенвалю победу над соперником и поэтому без всяких сомнений он будет наречен мужем Нильшерта. Мы не отступаем от писаний, ни из жалости, ни из любви, ни из злости, ни из радости, ни из отчаяния. Принесите печати.

После этих слов несколько харонов с раскалёнными отметинами подошли ко всем победителям этого знаменательного события. Мальчики почти синхронно стали снимать верхнюю одежду, чтобы на правом плече поставить клеймо – калиандр.

– И да будете вы преисполнены чести до самого конца жизни и не утратите её. И да возвеличите вы Нильшерт и будете нести его огонь, где бы не находились. Да здравствуют мужи Нильшерта!

– Да здравствуют мужи Нильшерта! – воскликнул народ хором за Сотаром.

Призванные начали кричать от боли, что вызывал раскалённый металл, прижатый к телу. Через три секунды слуги опустили руки с печатями, оставив на молодой коже отметину, которая всю жизнь будет сопровождать своего хозяина. Кенваль чуть повернул голову и поднял плечо. "И ради этого рисунка на теле я изводил себя и близких?", – размышлял он. Счастливая мать расплылась в улыбке за своего сына. То ли за его победу, то ли за окончание всех тех мучений, которые она принесла. Её взгляд был устремлён только на Кенваля. "Неужели он так быстро вырос? Казалось, ещё вчера мы молили Бога подарить нам ребенка, а сейчас он уже стал мужчиной", – думала Грендель. Слёзы неудержимо катились по щекам, отражая в себе блеск пробивающихся лучей солнца через серый небосвод. Кенваль поднял глаза и увидел плачущую и улыбающуюся мать. Он отторжено повернул голову. Между ними словно пробежал холодок. Грендель больше не чувствовала того тепла между ней и сыном. Розоватые губы царевны медленно приняли прежнюю форму. "Нет, нет, нет, только не это. Сынок, прошу повернись ко мне! Прошу не отталкивай меня!", – кричало её выражение лица.

Мальчик ушел, шагая в такт со всеми остальными победителями. Но сам он не чувствовал себя мужем Нильшерта. Это была не его борьба. Он делал это лишь для своих родителей. Поэтому сладкое чувство победы не пьянило его рассудок. Странное ощущение исполненного долга и бесполезно потраченного времени и сил.

Официальная часть праздника была завершена. Осталось только самая приятная из них – песни и пляски с крепкой выпивкой. Хароны уже разливали каждому кто желал красное вино из больших деревянных бочек. Любой такой пир после гельнеи истощал и без того худую казну государства. Однако всему есть своё место. Разве было бы уместным не устраивать развлечений и угощений народу, который целыми днями работает в поте лица? Это доводит до предела и угнетает.

– Куда делся Кейл? – спрашивал Кенваль остальных ребят пока они шли в крепость.

Для них уже был накрыт стол с различными блюдами. Каждому было уготовано отдельное место и подарок в несколько сотен никелей. Однако самый главный приз был в том, что их заметили. Теперь любой мог стать служащим при дворце и смело двигаться вперед к самым высоким постам: от хранителя покоев до места в государственном совете.

– Разве он не выиграл? – спросил Вайдан.

– Да, но его почему-то увели во дворец. Это всё из-за этого Горацио, который не умеет проигрывать.

– Мне кажется с ним всё будет хорошо, – успокаивал Вандай.

– Странно все это…

– А тебя не смущает то, что твой меч раскололся как орех?

– Может всё дело в закалке… Не знаю. Я не такой умелец в этом деле.

– Разве ты раньше не ковал?

– Конечно.

– А такое случалось?

– Чаще все у меня не хватало сил отбить металл. И мечи выходили не совсем правильными по форме.

– Но он у всех такой. Дело не в тому, чтобы сделать его идеальным. У нас для этого не хватит ни сил, ни умений. Я о другом: разве может сталь так крошится?

Ответа на этот вопрос у Кенваля не было. Однако он понял к чему вёл его друг: некто нарочно, что-то сделал с его мечом. Нужно было добраться до кузнеца и изведать у него всю дальнейшую судьбу оружия после передачи ему в руки.

Призванные вошли в огромный зал со сверкающей хрустальной люстрой посередине гравированного потолка. На ней висел десяток зажжённых свечей в керамических подставках. Каждый из них задрал голову, чтобы лицезреть это чудо. Все, кроме Кенваля. Такими вещами этого мальчика было не удивить в отличии от остальных. На их лицах появилась глупая улыбка, а когда взгляд переходил на праздничный стол, то они и вовсе теряли дар речи. Круглый стол казалось сейчас начнет трещать от тяжести поставленных на нём блюд. Хароны расхаживали вокруг него в поисках свободного места, чтобы поставить остальные угощения. Призванные стали усаживаться вокруг стола, размазывая по нему свои слюни. Все с необыкновенной скоростью начали поглощать пищу: причмокивая и постанывая от удовольствия. Кенваль поднял свой столовый прибор и посмотрел на него. На гладкой металлической поверхности он видел свой образ. Слегка расплывчатый и неровный. У него не было аппетита. Казалось, всё закончилось, можно расслабиться и вновь наслаждаться жизнью, однако гельнея была не единственной вещью, которая тревожила мальчика. Не единственной и не самой важной. Кенваль спрыгнул со стула и недовольно зашагал в сторону выхода.

– Ты куда? – крикнул ему Вандай в спину с набитым ртом.

Мальчик в тот же вмиг развернулся и ответил:

– Я не хочу есть.

– Ты шутишь? Да?

– Нет, в общем-то…

– Я такой стол вижу первый раз в жизни! Неужели тебе всё равно?

– Еда, к сожалению, не самое важное в жизни, – сказал Кенваль и вновь стал двигаться к двери.

Вандай долго обдумывал сказанное, а затем, когда Кенваль скрылся за каменными стенами произнёс растерянно вслух:

– А что может быть важнее?

Далёкие крики и песни рядом с царским двором не переставали. Почему-то именно сегодня они раздражали молодого царя. В другой раз он был бы первым, кто поёт песни о маленьких степных мышах или о девушке, что потеряла жемчужные сережки. Это его любимые. Но сегодня эти звуки были для него противны и настолько, что чуть не выводили из себя.

Кенваль глазами искал Элару в закоулках коридоров как когда-то встретил её впервые. Но никого не было. Он решил пойти прямо к её покоям. "Там она уж точно должна быть", – думал мальчик. Оказавшись около запертой двери, он робко постучал и принялся смиренно ждать ответа. За ней послышались приближающиеся шаги, а после скрипы металлических петлей.

– Здравствуй! – выдал Кенваль, как только увидел лицо Элары. – Где ты была? Я искал тебя целый день.

От его беглой речи можно было упасть в обморок. Девочка только и успевала понять сказанное. Один вопрос за другим ставили её в тупик. Кенваль не обращая ни на что внимание, стал входить в комнату, продолжая свой необычайный рассказ:

– Ты видела, как я сражался? Это было нечто! Он был крупнее меня почти в два раза. Я даже сам не зная как…

– Хватит! – остановила его Элара с недовольным видом.

– Что случилось?

– Я не знаю врешь ты и притворяется или же просто издеваешься надо мной. Это не важно. И то и другое невыносимо.

– О чём ты? – недоумевал мальчик.

– Зачем тебеэто?

– Что?

– Дружить со мной, – чуть не пуская слёзы сказала Элара.

– Хм… – Кенваль немного замешкался с ответом. – Мне нравится проводить с тобой время. С тобой весело и интересно…

– Это всё?

– Что происходит? Почему ты задаёшь такие странные вопросы?

Девочка молча достала из кармана сложенный лист бумаги и передала его. Кенваль потянулся рукой за ним и стал аккуратно разворачивать. Когда он увидел, что это рисунок Элары, то на его лице засияла улыбка.

– Где ты нашла его?

– На улице. В грязи. Сырым.

– Я потерял его.

– Хочешь сказать, что ты рассматривал его на улице и он вылетел у тебя из рук?

– Почти так и было! – вскричал Кенваль, не понимая сарказма своей приятельницы. – Только я стоял на балконе и в это время подул сильный ветер…

– Почему я тебе не верю?

– Это правда! Я весь вечер искал его. Но потом начало темнеть.

– Мне пора идти на кухню, – произнесла Элара и вышла комнаты.

– Что случилось? Я не понимаю…

– Ты сказал, что тебе он понравился. Сказал, что не видел ничего более красивого. А что потом? Я нахожу его валяющимся на дороге, ненужным, грязным, сырым. Разве так обращаются с тем, что дорого?

Девочка продолжила свой путь оставив Кенваля наедине со своими переживаниями и мыслями. "Я виноват, что потерял его. Но это просто глупая случайность… И больше ничего". Мальчик окинул взглядом её кровать и увидел книгу, которая лежала на ней. Он медленно перевернул её и прочитал название: "История Нильшерта". Маленькие пальцы ловко открыли книгу и Кенваль стал читать с первых страниц: "Посреди необъятных земель полных черной почвы было огромное озеро под названием Афа́нлеви, которое служило источником питья для многих его обитателей. Странники часто останавливались на его берегах, чтобы утолить жажду и переночевать. Тейхгор был одним из тех, кто странствовал по бесконечным землям вместе со своей женой для того, чтобы осесть. В один из дней спустившись с горы Атис они обосновались на берегах Афанлеви, чтобы переночевать после долгой дороги. По утру Тейхгор был настолько впечатлён красотой этого места, что решил остаться здесь жить. Они обустроили дом и с каждым днём приспосабливались к такой жизни: Тейхгор охотился в ближайших лесах на разную дичь, а жена его выращивала различные культуры, которыми они питались. Шли годы, и семья их стала расти. И произвели на свет Тейхгор вместе со своей женой пять чудных сыновей и дали им имена: Де́йвар, Ле́ван, Кри́фцех, О́нгранг, То́кктон. Воспитывались они в любви и мудрости своих родителей, перенимая весь тот опыт, который те накопили". "Так значит история о пяти братьях это не выдумка?", – размышлял Кенваль пока водил по строке пальцем. "Повзрослели братья и вышли из покрова отца своего и нашли место для жилья неподалёку от дома родного. Женился каждый из них на неписанной красавице и родились у них дети. Шли годы, место, где они располагались стало увядать. Земли не плодоносили, леса умирали, живность исчезала, а озеро иссыхать. Решили они идти в путь для поиска нового дома. Младший из братьев – Токктон – рассказал другим, что ходят некие легенды о горе, которая находится неподалёку. Поговаривают, что в её камнях лежит нечто невероятное и сокровенное. И послушались остальные братья в надежде обрести жизнь с избытком и пошли раскапывать пещеру. Месяцами работали они, в поте лица разрушая и кроша камни, но ничего не попадалось. Каждый день они возвращались к своим семьям огорченными и изнуренными. Еда заканчивалась, а пользы от этой тяжёлой работы никакой не было. Тогда старший брат – Дейвар -, озабоченный о благополучии своей семьи решил покинуть это место и оставить все мысли о призрачном богатстве…". В этот момент к комнате тихо подошла Грендель. Кенваль услышал приближающиеся шаги, после которых тут же закрыл книгу и положив её обратно, уставился на дверь.

– Где Элара? – спросила она, когда увидела сына, сидевшего на кровати.

– Ушла на кухню.

– А что ты здесь делаешь?

– Ничего, – произнёс он и краем глаза взглянул на переплёт отложенной книги.

– Почему ты не с остальными ребятами?

– Я не хочу есть.

– Я знаю, что тебе тяжело было в эти дни, но они закончились и всё стало как прежде.

– Неправда…

– Что? – в недоумении произнесла мать.

– Ничего уже не будет как прежде. Наверное, гельнея именно для этого и нужна: понять, что ты уже не мальчик.

– Но ты мальчик и ты мой сын.

После этих слов она подошла к Кенвалю и села рядом с ним. Её нежные руки ласково окутали хрупкие плечи молодого царя. Он утонул в объятиях матери. Однако это длилось не долго. Кенваль вырвался из них и встал. Глаза Грендель были полны отчаяния и недопонимания: "Что происходит? Почему ты отталкиваешь меня?".

– Ты была права, когда говорила, что мне пора вырасти.

– Нет, нет, нет! – начала судорожно повторять Грендель. – Это было лишь для того, чтобы ты сосредоточился на испытании и прошёл его.

– Даже если всё так и есть, то это не имеет значения. Меня интересует лишь один вопрос: стоило ли это того?

Мать, пуская слёзы мотала головой. Она понимала, что сама всё испортила. Уничтожила все отношения с сыном, которые у неё были и которые уже не вернуть. Кенваль любил Грендель, но эта ситуация открыла ему глаза – он вырос. И к сожалению, эта вещь порой дорого обходиться. Мальчик развернулся и стал идти от покоев своей подруги. Грендель не сводила с него опечаленных глаз, пока тот не скрылся за угол. Как испуганный и загнанный зверь. У неё не было выбора, но она все равно боялась. Было страшно потерять, страшно оказаться чужой и ненужной, когда ты готова сделать всё ради этого маленького человека. Готова истязать себя, чтобы он не страдал. Готова задыхаться лишь бы ему хватило воздуха. Пожертвовать всем, чтобы он был в здравии. Но Кенваль этого не понимает. Дети слишком эгоистичны и самовлюблены, чтобы понимать такое. А когда до них это доходит, то порой оказывается слишком поздно…

Одинокий след тянулся по всему вечернему дворцу. От него веяло отчуждением. Огоньки свеч наклонялись от воздуха, который Кенваль создавал своими телодвижениями. Он явно был в раздумьях над собственной судьбой и тем, что с ним происходит сейчас. Серьёзный вид и опущенные глаза словно говорили об озадаченности мальчика. Проходящие мимо хароны тихо здоровались с молодым царём, не обращая внимания на его удрученное состояние, а тот в ответ молча кивал головой. Ему не хочется сейчас никого видеть. Даже самых близких. Единственный человек, к которому он был благосклонен отвернулся от него. Внутри творилось что-то невероятное: хотелось то ли лежать и плакать в подушку, то ли разрушить всё кругом. Пока он метался от одного желания к другому на его пути появился Мидек. Он буду специально искал встречи с Кенвалем. Мальчик остановился и его взгляд замер на друге семьи. Тот показательными шагами дошёл до молодого царя и язвительно произнёс:

– Ну, что же, поздравляю.

– Благодарю, – робко ответил мальчик.

– Хоть я и считаю твою победу незаслуженной, но ничего с этим не поделаешь. Не я решаю кто станет победителем. К сожалению.

– Я выиграл в честном бою.

– Неужели?

– А вот вы поступили подло! Я знаю это вы испортили мой клинок, чтобы я проиграл.

Мидек посмотрел на него озлобленными глазами и гневно выдавил из себя:

– Думаешь, если ты усядешься задницей на трон, то это сделает тебя царём? Ты сильно ошибаешься, Кенваль из Фура. Правителем становятся, а не рождаются. И если ты думаешь иначе, то ты такой же глупец, как и твой отец.

– Не смейте оскорблять моего отца!

– Ты даже за себя постоять не способен… Как ты можешь защитить родных? Царский шут.

– Прекратите!

– Что ты можешь сделать? Прикажешь меня повесить? Да никто не станет слушать зелёного мальчика, до сих пор сосущего грудь матери. Ты не имеешь здесь никакой власти и даже твоё имя не способно тебе её дать. Всё, что ты можешь сделать для Нильшерта это погибнуть и дать другим достойным людям руководить государством.

Мидек развернулся и стал быстрыми шагами уходить прочь от скулящего ребенка. Кенваль стоял и смотрел ему в след, пуская слёзы. Может он прав? Он не столь крепок волей, не так силён, до мудрости Гальдемара ему как пешком до Аскории. Может это знак того, что ему нужно отречься от престола? Но кого он тогда туда пустит? Самовлюбленного фанатика, жаждущего власти? Он скорее отдаст страну в руки Далариена, чем этому людскому подобию. Слезы прекратили идти. Он понял. Только он сможет сохранить Нильшерт и не дать северянам захватить его. Только он способен обеспечить свой народ, чтобы он процветал и уважал своего царя. Без угнетений, репрессий, тоталитарных рукоплесканий. Он нужен, чтобы такие как Мидек не смогли прибрать власть к своим рукам. Кенваль со всей силы сжал кулак, на котором выступили вены. "Я тот, кто нужен Нильшерту. Я его законный правитель. Хочет он этого или нет".

Мидек держал в руках письмо, которое недавно получил от гонца, прискакавшего с юга. Со всем энтузиазмом он открыл дверь царя и вошёл в комнату, где тот сидел за своим привычным местом при зажжённых свечах.

– Что у тебя? – с ходу произнёс Сотар.

– Послание от Хаартая.

– И что там?

– Я не открывал. Гонец только-только доставил.

После этих слов Мидек передал письмо и внимательно смотрел за тем, как царь его разворачивает. Он боялся. Это была его идея и если что-то пойдёт не так, то и спрос будет с него. А некоторые ошибки имеют слишком высокую цену.

– Он согласен? – еле выдавил Мидек.

Сотар сосредоточенно водил глазами по строкам бумаги, а затем отвёл взгляд в сторону и положил лист перед собой. Задумчивое состояние царя не давало приближенному покоя.

– Он просит, чтобы я приехал лично.

– Зачем ему это? Что это значит?

– Можно только гадать…

Мидек нервно потянулся за письмом и стал вчитываться в его содержание. Всё было так. Хаартай просит аудиенции царя Нильшерта и только после этого они могут говорить о дальнейшем сотрудничестве. И этот факт не давал рассудку Мидека покоя: зачем ему это? Что связывает его и Сотара? К чему тратить время на пустые разговоры?

– Вы поедете? – нервно спросил он царя.

– Не знаю. Не к чему решать такие вопросы так поздно. Ночью легче спиться, а утром думается, – прозаично сказал Сотар и встал со своего места, чтобы пройти в спальню.

– Возможно, вы правы…

Приближенный уже шёл к двери как услышал недоброе:

– Да, и ещё кое-что.

Он развернулся, а Сотар серьёзно продолжил:

– Я знаю, это твоих рук дело. Но я не могу обвинить тебя в чём-то публично без наличия доказательств. Однако если еще раз подобное повторится я найду основания, чтобы снова указать тебе на твоё место.

Лицо Мидека застыло и не выдавало никаких эмоций. Казалось, что ему было всё равно от карательных угроз. А может он просто не хотел показывать свою слабость.

– У вас всё? – спросил он ровным тоном.

– Да, теперь можешь идти, – властно произнёс Сотар и взглянул ему в глаза.

Он признавал компетентность Мидека, но никак не мог смириться с его порой гнилым характером. Царь постоянно задавался вопросом: что с ним стало? В какой момент он свернул не туда? И больше всего Сотар боялся, что в этом есть его вина. Дверь аккуратно затворилась и за ней послышались до боли знакомые уходящие шаги. Сотар притушил огни и тихо направился возлечь в кровать, чтобы уснуть и набраться сил.

Жизнь Кенваля перевернулась с ног на голову. Ещё недавно он был беззаботным ребёнком, не знающим тягости жизни, а сейчас он противостоит человеку, который стремится сделать всё для того, чтобы не увидеть его на троне. Потрескавшиеся как глиняный горшок отношения с родителями доставляли не меньше боли. А теперь ещё и Элара… Этот мир сводит мальчика с ума. Мама всегда говорила, что он слишком мягок для него, и что в самый ответственный момент судьба сыграет с ним в злую шутку. Возможно, она была права.

Кенвалю не хотелось спать. Точнее он не мог. Эмоциональный карнавал в его голове не позволит ему даже почувствовать малейшего намёка на сон. Поэтому он вынужденно скитался по дворцу словно призрак, а когда силы идти иссякли то, он добрёл до игральной комнаты и расположился рядом со своими игрушками. Такие красивые и ровные. Кенваль в них души не чаял и мог часами засиживаться и играть сам с собой в непрекращающиеся войны. А теперь… Он смотрит на них с грустью. В нём нет больше того детского безразмерного желания оставить всё и утонуть в океане баловства. Стать заложником собственных воспоминаний самое страшное, что может случиться с человеком. Ты не можешь отвернуть свой взор от того, что было и медленное умираешь, наблюдая за иллюзией жизни, забывая при этом про настоящее. Хотелось ли ему вернуть всё как было? Конечно. Кто бы не хотел вернуться обратно во времени и пережить самые лучшие моменты своего существования? Может быть, ради них мы и живём дальше, так как верим, что это может повториться вновь. Но иногда это становится безумным наваждением, от которого невозможно избавиться. Прошлое не стоит столько внимания сколько настоящее и будущее. По крайней мере, потому что мы уже не можем на него повлиять.

Кенваль тихо сидел за столом. Его веки еле соприкасались друг с другом, и он снова открывал глаза будто боролся со сном. В очередной раз, когда верхние и нижние ресницы мальчика образовали одну густую волосяную полосу, то у него не хватило сил сопротивляться своей усталости.

***

– Просыпайся, – строго произнесла Айсатре и подошла к окну.

Красочный пейзаж по утрам придавал ей сил для работы. Она могла часами наблюдать как плывут призрачные облака. Ей нравилось лицезреть как просыпается солнце, хоть оно и не всегда показывалось из-за серого небосвода.

Кейл сонливо зашевелилась и чуть приоткрыла глаза. "Ещё так рано…", – подумала про себя девочка. Она нехотя подняла голову и увидела свою работодательницу, которая стояла к ней спиной с чашкой чая. Пар волнами выходил из посуды и плыл по воздуху прямо в раздутые ноздри Айсатре. Сладко прифыркивая горячий напиток она ждала, когда её работница зашевелиться.

– Твоя одежда на кровати, в ней ты будешь ходить, когда будешь выполняешь свои обязанности.

Девочка подняла туловище и села на кровать, чтобы дотянуться до вещей. Это была традиционная форма харонов: белая хлопковая блузка и приталенный кафтан с большими сверкающими пуговицами. Для женщин шилась длинная юбка под тон верхней одежды, а для мужчин прямые брюки.

– Я это не надену, – возразила Кейл.

– Почему же? – спокойно произнесла Айсатре даже не повернувшись.

– Это всё женские вещицы. Я такое не ношу.

– Это не просьба, милая. Ты наденешь это, хочешь или нет. К тому же, на твоём месте я бы с радостью скинула с себя эти лохмотья.

– Мы не договаривались об этом.

Женщина обернулась и пронзительно посмотрела на Кейл. Девочка была не настолько робкой, чтобы бояться взгляда своенравной сильной женщины. Однако даже у неё пробежали мурашки по телу в тот момент.

– Не нужно создавать проблему из воздуха. Просто надень это и иди завтракать. После того как поешь, я скажу твои дела на сегодня. Как закончишь, можешь быть свободна.

Девочка покорно начала вставать с кровати. Она сама загнала себя в эту ловушку. Кейл прикрывалась одеялом до тех пор, пока Айсатре не вышла из комнаты. Это далеко не самое худшее, что могло с ней случиться. Она очень неловко чувствовала себя в таком наряде. Всю жизнь она надевала обноски старших братьев, когда те вырастали из своих вещей. А теперь и вовсе словно кукла. Ещё больше Кейл смущало то, что она будет попадаться на глаза людям. Каждый раз, когда ей слышались шаги она судорожно прыгала за угол стены, чтобы её никто не видел, и ждала пока они пройдут. Слишком много страхов для такой смелой девочки.

Она водила шваброй по грязному истоптанному полу и медленно пятилась назад. Сырая тряпка оставляла за собой мокрый след. Запах влаги и холодная вода напомнили ей родной дом. Мать всегда заставляла её заниматься домашними делами пока мальчики упражнялись на мечах и учились драться. Кейл тоскливо наблюдала через маленькое окно за тем, как они сражаются и мечтала оказаться на их месте.

Вдалеке вновь послышался топот. Девочка бросила швабру и скорее побежала за своё привычное место. Она прижалась к стенке и бесшумно ожидала пока случайный прохожий двинется дальше. Однако в этот раз её план провалился. Как только Кенваль увидел ведро с водой и оставленную на полу швабру, то в его голове сразу промелькнула мысль: "Элара?". Мальчик уже совсем забыл куда шёл и чего хотел. Он добрёл до инструмента и поднял его. Его голова вопросительно моталась из стороны в сторону. "Кто же это мыл?". Кейл нервно вдыхала воздух и надеялась, что её не заметят. Стало совсем тихо, и она сочла, что незнакомец удалился. Облегчённо выдохнув, девочка вышла из своего безопасного места и увидела перед собой Кенваля. Лицо её было полно страха, удивления и отчаяния одновременно. Неописуемый эмоциональный контраст, который позже вылился в безмолвное наблюдение.

– Кейл? – спросил удивлённо мальчик и стал подходить ближе. – Ты что правда девочка? Это же юбка… Зачем ты нацепил юбку? Ничего не понимаю.

Она виновато смотрела на него, а после тихо произнесла:

– Простите, ваше величество, мне нужно работать.

– Работать? Ты что теперь прислуга? Зачем тебе это?

– Меня исключили из гельнеи. Мне больше ничего не остаётся.

– Исключили? За что? За то, что ты девочка?

Кейл молча кивнула в ответ.

– Но разве они могут?

– Как бы странно это не звучало, но "только мужчина может стать мужем Нильшерта", – иронично произнесла она.

– Но ты была лучше всех!

Девочка слега засмущалась от искренней похвалы. Кенваль действительно восхищался ей, то, как она проходила все испытания, он и подумать не мог что она девочка. Однако этот факт говорил о том, что Кейл заслуживает ещё больше внимания. Молодой царь до сих пор чувствовал себя неловко от этой новости. Его взгляд застывал на её карих круглых глазах и нежных чертах лица, пока Кейл сама не поднимала слегка опущенную голову. Тогда мальчик уводил свой взор в сторону и делал вид, что всё так и должно быть.

– Мы не всегда получаем то, что хотим, – с ноткой грусти произнёс Кенваль.

– Почему случайное в нашей жизни важнее того, что мы делаем сами? Если бы всё зависело только от сил и желания человека… Когда ты стараешься, не жалеешь себя, идёшь вперед, а в конце концов, всё решает вещь, на которую ты не можешь повлиять. Это несправедливо…

– Гальдемар говорит, что справедливости ищут только те, кто недоволен.

– А ты?

Мальчик вопросительно взглянул на свою знакомую.

– Ищешь справедливости? – вновь повторила вопрос Кейл.

– Для меня это что-то непонятное. Зачем искать то, не зная что? Разве можно тогда его найти?

– А чего же ты тогда ищешь?

Вопрос заставил мальчика задуматься. Он не раз уже звучал в его адрес. И каждый раз ставил в тупик.

– Не знаю…

– Ты не знаешь чего хочешь?

– Хочу быть свободным, – высказал Кенваль первое, что пришло ему в голову.

– Ты наследник царского трона. О какой свободе ты говоришь? Ты не обязан пахать землю, чтобы прокормить свою семью. Не обязан платить налоги в царскую казну. От чего же ты хочешь освободиться?

Кейл недоумевала от мыслей Кенваля. Он жалуется на жизнь будучи без пяти минут царём. Чего ему не хватает?

– Мне пора идти на занятие, – задумчиво произнёс мальчик и прошёл дальше по коридору.

"Дура, что ты несёшь", – думала Кейл, когда уже слышала шаги Кенваля позади себя. "Надо обязательно извиниться за свои глупые вопросы и упрёки. А что, если он обиделся? Ну, зачем я это сказала?!". Её дерзкий нрав своеобразная защита, которую она использует, чтобы огородиться от неприятных людей. Она настолько долго сопротивлялась обществу, что уже разучилась быть собой. "Теперь он точно подумает, что я грубая и невоспитанная… Что я наделала?", – размышляла Кейл пока в порывах гнева домывала полы.

Кенваль неподвижно сидел перед листом бумаги и прожигал его взглядом. Ему было не до правописания. Гальдемар смиренно наблюдал со стороны за своим учеником без капли осуждения.

– Мысль ужасная вещь… Как попадёт в голову не даст покоя, пока не достигнет своего.

Мальчик неторопливо обратил свой взор к учителю. В его глазах виднелся один большой вопрос.

– Что же вас так беспокоит?

– Я запутался… – признался Кенваль.

– В чём же?

– Кто я?

– Вы Кенваль из Фура. Первый и единственный наследник царского престола Нильшерта.

– Таким меня все видят? – с огорчением произнёс он.

– Но это вы.

– А что, если я не стану царём? Кем тогда я буду?

– Для меня вы останетесь смышлёный мальчиком, которого я с удовольствием обучал тому, что я сам знаю.

Гальдемар ласково улыбнулся от чего Кенвалю стало тепло на сердце.

– Вы имеете есть статус, который для многих является определяющим в отношении вас. Большинство людей видят в вас наследника престола и не нужно их винить за это. Но те, кто с вами знаком лично и хоть немного имел общения, то знают вас с совершенно другой стороны. Для вашей матери и отца вы всегда будете их желанным ребенком. Для супруги будете сильным и любящим мужем. Для друзей верным и заботливым товарищем. И всё это правда. Самое главное для человека – это оставаться самим собой.

– Почему мы не изучаем историю? – вдруг перевёл разговор Кенваль.

Гальдемара не сильно тревожил тот факт, что Кенваль был замкнут в себе. Видимо, он недостаточно близок ему, а может и вовсе считает, что такие разговоры между учителем и обучаемым неприемлемы.

– История… Одновременно самая точная и самая таинственная наука.

– Почему же?

– В истории всё было одним образом и никак иначе. Однако людям свойственно изменять своё прошлое, чтобы выставить себя в лучшем свете.

– То есть всё, что написано в книгах это враньё?

– Нет, не всё, конечно. Но кому нужна правда, окутанная ложью? Особенно если и разобраться не можешь, что из них что.

– Но разве человек не должен знать, что было до него? Как всё образовалось и стало таким?

– Должен, непременно. Однако занятия по истории преподают уже более взрослым ученикам, потому что понимание многих моментов приходит лишь с возрастом.

– Мама читала мне детскую сказку на ночь… Там о пяти братьях, которые что-то искали в пещере у подножья горы Атис. А вчера я прочитал в книге об истории Нильшерта, что эти пять братьев существовали.

– Ты хочешь знать действительно ли что они жили?

– Нет, – твёрдо ответил Кенваль, – я хочу знать является ли правдой то, что повествуется в детской страшилки.

– На то она и детская страшилка, чтобы быть выдуманной, не так ли? – изворотливо ответил Гальдемар.

– Наверное… А если бы она и правда существовала?

– О чём вы, ваше величество?

– Чернильная течь. А вдруг она вправду есть?

– Людям нравится страшное и загадочное. Даже если и есть расщелина в скале, то больше ничего кроме неё. Остальное лишь чудотворная фантазия жителей Нильшерта.

Обескураженный вид Кенваля твердил о том, что он неравнодушен ко этой истории, и рано или поздно выяснит правду, связанную с ней.

– Кажется, мы немного отвлеклись, – сказал Гальдемар.

Мальчик ни секунды немедля схватился тоненькими пальчиками за край пера и вновь принялся вырисовывать кривые буквы по строкам бумаги.

Старания не всегда дают результат. А может и вовсе напрасны, когда он не зависит от твоих собственных действий. Так или иначе, Кейл была права – человек не решает слишком многого в своей жизни. Иногда кажется, что мы аккуратно и сознательно выкладываем её кусочки, образуя фигуру, которую желаем. Но что-то сдвигает их, они где-то теряются и их невозможно найти. Какие-то из кусков разваливаются и не могут уже служить в образовании судьбы. И получается, что желаемое и реальное настолько сильно друг от друга отличаются, что задаёшься вопросом: а стоит ли оно того? Однако если оставить всё как есть, то даже не будет малейшего шанса приблизиться к своей идее.

Грендель шла в трапезную, когда из-за угла выскочила Кейл, которая так усердно водила шваброй по полу, что совершенно забылась. Девочка тут же выпрямилась и увидела перед собой царевну. Лицо её слегка побледнело от ужаса.

– Простите, ваше величество. Я вас не заметила, – виновато произнесла она.

– Ничего страшного.

Ласковая улыбка Грендель рассеяла всю тревожность. Она уже прошла пару шагов от места столкновения, как вдруг развернулась.

– А кто тебя взял во дворец? Я не помню тебя среди своих харонов.

– Госпожа Айсатре.

– А, вот оно что…

Царевна стала пристально разглядывать Кейл. Что-то в ней было знакомое, но что именно, она никак не могла понять. Девочка робко стояла, чуть оперевшись обеими руками на швабру. Ей было страшно. Она не понимала, что от неё хотят.

– Постой… Ты ведь мальчик. Ты участвовал в гельнее. Разве нет?

– Это так, ваше величество. Но меня исключили из участников, потому что я девочка.

– Они так долго не могли раскусить тебя… Хотя не удивительно, ведь ты не уступала никому из призванных.

– Благодарю вас.

– Но почему ты стала прислугой?

– Мне больше некуда идти.

– А твои родители? Где они?

– У меня их нет, – после неловкой паузы ровным тоном произнесла Кейл.

– Мне очень жаль. Что с ними стало?

– Их убили.

– Как это произошло? – взволнованным голосом продолжала спрашивать Грендель.

Девочка ещё больше притихла. Она очень не любила такие вопросы, но не могла игнорировать их от царевны.

– На нас напали всадники и сожгли деревню.

– Боже… Когда это случилось? Версах уже давно не совершал набегов на Нильшерт.

– Это было не в Нильшерте.

– Где же тогда?

– В Леваде.

– Как ты сюда добралась одна?

– Я прибыла вместе с караваном, который шел из Аскории.

Грендель не могла спокойно воспринимать всё то, что сейчас услышала. Кристальные слёзы чуть не выкатывались из её сверкающих глаз. Это маленькое хрупкое создание перенесло столько боли и мучений. Но даже после всего этого у неё хватило смелости забыть прошлое и идти вперёд.

– Если тебе что-нибудь будет нужно, то сообщи мне. Айсатре знает где мои покои, – еле выдавила Грендель и оставила девочку.

Короткий стук в дверь заставил немолодую женщину подняться со своего кряхтящего кресла и открыть её:

– Кого ещё там принесло, – недовольно бурчала она себе под нос пока шла.

Как только дверь открылась, то лицо Айсатре сразу сменилось на радушное.

– Ваше величество, – поприветствовала она, слегка наклонив голову. – Проходите.

Грендель размеренно прошла в комнату и села за небольшой чайный столик на своё привычное место.

– Может желаете чаю?

– Нет, благодарю, – вежливо отказалась царевна.

Жар от раскалённой стальной плиты доставал даже до середины покоев. Айсатре очень часто садилась к ней поближе, чтобы согреться холодным вечером. Она подошла к нему и схватилась за чуть изогнутую ручку серебряного сотейника, в котором хотела вскипятить воды.

– Чем могу помочь вам? – спросила она не разворачиваясь.

– Та девочка, вы её приютили?

– Уже познакомились… Да, – отвечала женщина, пока готовила напиток.

– Это была жалость?

– Её боль по глазам можно прочитать.

– Так вы не знаете, что с ней произошло?

– Мне этого и не нужно. Если человек о чём-то молчит, значит не хочет говорить об этом. А я, итак, всем своим поведением напрягаю людей, ещё и не хватало мне выпытывать её, – высказалась Айсатре и махнула рукой.

– Может ей просто некому выговориться.

– Если она и захочет выговориться, то только не мне. Я не тот человек, который внушает доверие.

– Но я вам доверяю, – твёрдо произнесла Грендель.

– Это потому что вы меня знаете.

– Да, наверное…

Айсатре взялась за чашку, из которой валил пар, с запахом десятка растений. Она аккуратно дошла до кресла и села напротив Грендель, поставив чай перед собой.

– Так значит, вам она раскрыла, что у неё на душе?

– Сирота. Сбежала из родной деревни, когда ту сожгли.

– Смотрите, чтобы ваше сердце матери не доставило вам хлопот.

– О чём вы?

– Даже такая старуха как я видит, что вы небезразличны ко всем этим детям. Сначала Элара, теперь Кейл. Вы не можете заменить им мать, и все эти попытки плохо закончатся.

Лицо Грендель приняло задумчивый вид. Глаза смотрели вниз, а брови были чуть сжаты между собой. Ей было не всё равно.

– А что насчёт вас? – вдруг оживилась она.

Айсатре подняла взгляд и вопросительно посмотрела на Грендель.

– Почему у вас нет детей?

– Никогда не грела мысль о том, что нужно заботиться ещё о ком-то кроме себя. Всегда боялась не справиться с ответственностью.

– А сейчас?

– А сейчас я могу лишь думать о том, какой была глупой и самовлюблённой…

– Может быть ещё не поздно, – пыталась подбодрить Грендель.

– Нет уж, – протяжно простонала Айсатре, – в моём случае всё уже закончилось.

Обвисшая кожа под грустными глазами и складчатые веки, которые их прикрывают кричали о том, что она прожила достаточно долгую и интересную жизнь. Даже сидя, она тяжело вздыхала как будто ей не хватает воздуха.

– Дайте знать, если вам что-нибудь понадобиться.

– Что нужно зрелой женщине не имеющей семьи и собственного дома? Лишь покой и чашечка горячего травяного чая. А и того и другого у меня в избытке.

– Но всё же, если что случится обращайтесь ко мне.

– Непременно, ваше величество.

Грендель направилась к двери после того, как убедилась, что она может рассчитывать на помощь с её стороны. Царевна знала, что ни при каких обстоятельствах она не станет этого делать. С годами люди становятся более упрямыми, а что уж говорить об Айсатре… Однако долг побудил её высказать это. Такова сущность милосердных людей – они готовы творить добро, даже когда их об этом не просят. Странная и порой дурацкая привычка, но может благодаря ей, кому-либо станет проще жить.

Солнце уже зашло как дверь в царскую библиотеку со скрипом отворилась. В ноздри Кенваля врезался запах ветхих книг и пыли, что копились на них годами. С масляной лампой в руке он прошёл к казалось бескрайней стене, на которой располагалась вся кладезь знаний Нильшерта со дня его основания. Пальцы мальчика скользили по полками в поисках нужной книги. "Пять лунных ночей; Пчеловодство; Жизнь и подвиги царя Довара; Глиняное мастерство…", – шептал он названия, пока тихо двигался вдоль стены. "Сказания о затерянном городе – Лейтон из Ксанта". Рука сама потянулась и схватилась за переплёт. Кенваль перевернул страницу и прочитал пометку автора: "Сей труд, есть работа всей моей жизни. Во всех уголках Дейлекронта и различных письменных источниках встречаются упоминания о некогда бывшем городе. В этой книге я исследовал как исторические памятники, так и места, которые могли мне что-нибудь о нём раскрыть. Надеюсь, что эта работа убедит людей в его существовании". После текста располагалась подпись автора. Мальчик вновь перелистнул. На верхней части листа красовалась гора и был эпиграф в виде четверостишья:

"Стоишь за дверью, что за ней?

Сам от себя ты тайн не скроешь

Сестра, любовь, болезнь, Орфей

Не будешь знать пока не откроешь…".

"Не будешь знать, пока не откроешь…", – повторил тихо Кенваль.

Скорые приближающиеся шаги заставили мальчика забежать под стол и спрятаться. Это лишь дело привычки. Никто бы его не отчитал за то, что он сидит в библиотеке, несмотря на поздний вечер. Однако его нутро подсказывало, что лучше не попадаться никому на глаза.

– Вы были правы, – звучал отдалённо голос Лукреция, – идея достаточно щепетильная, но нам действительно может сыграть на руку.

– Она не моя, – недовольно отнекивался Сотар.

– Даже если так, то что это меняет? В войне с сервером, союз единственное, что может перевернуть её исход.

– Это даже не союз, – говорил царь, шагая в ногу со своим приближённым, – скорее выкуп элитных войск.

– Это можно назвать по-разному, но суть останется та же – в нашей армии будет пополнение.

– Это не точно. Хаартай ещё не дал согласия.

– Чего же он ждёт?

– Просит посетить его величество.

– Думаете это уловка?

– Возможно… Иначе зачем я ему?

– Вы же дипломат, не так ли? Выстраивание межгосударственных отношений дело достаточно тонкое. Может быть, что аудиенция аскорского царя будет выглядеть уважительным жестом и свидетельствовать о серьёзности ваших намерений в сотрудничестве.

– Надеюсь, что ты прав, Лукреций… Я теряю не просто монеты, я теряю часть своего народа.

– Люди – неизбежная жертва богу войны.

– Ты же не веришь в богов? – с неким сомнением спросил Сотар.

– Так говорили у меня на родине. Несмотря на абсурдность идеи сверхъестественного существа, мысль достаточно точно отражает саму сущность войны.

– Философ, политик, друг – чего я о тебе ещё не знаю?

– О, поверьте, лучше на этом остановится, – со смехом произнёс Лукреций. – Ваш мальчик всё-таки сделал это.

– Да уж… Иногда мне кажется, что он гораздо сильнее, чем я думаю.

– Это скрытый потенциал. Он есть в каждом, но порой мы не хотим его замечать. Завтра у вас вновь будет разбирательство, – вдруг вспомнил приближённый.

– Что на этот раз?

– Некий Тэмин утверждает, что его знакомый не выполнил обязательства по договору займа.

– А он их выполнил?

– Это вам завтра и нужно выяснить, – с ухмылкой на лице сказал Лукреций.

Сотар остановился около своих покоев, когда его друг прошёл дальше по коридору.

– Доброй ночи, ваше величество.

– Доброй ночи.

В маленьком сарае в метрах двадцати от дворца ещё горел свет, который пробивался через крошечное окошко. Бэриель часто засиживался там после того, как заканчивал свою работу. Кенваль увидел огни внутри постройки и решил спуститься. Любопытство съедало мальчика изнутри: кто это там в столь поздний час? Он аккуратно подходил к сараю будто боялся спугнуть кого-то. В двери была здоровенная щель между деревянными досками. Взгляд молодого царя устремился сквозь неё на мужчину, сидящего спиной, который что-то делал руками. Работал он медленно, но очень точно. Движения были уверенными настолько насколько можно было себе представить. Кенваль решил подойти ближе и ступил на сухую листву, которая в тот же миг смачно хрустнула. Он замер в надежде, что мужчина не услышал шороха. Однако звуки позади него заставили его повернуть голову. Мальчик тут же отбежал за стенку как увидел грустные серые глаза. "Это же был Бэриель", – вдруг осознал Кенваль. Он оторвал спину от холодных деревянных брусков и снова подошёл к двери. Та уже была открыта.

– Почему вы убежали? – спросил харон, не отрываясь от работы.

– Я испугался, – говорил Кенваль держа ручку двери.

– Неужели я такой страшный?

– Нет, вовсе нет. Просто не знал кто здесь может быть.

– В такое время не спят либо те, кому грустно, либо тот, кто задумал недоброе. Так какова ваша причина бодрствования?

– Читал книгу в библиотеке.

– Похвально. Но почему так поздно?

– Чтобы никто не мешал.

– Порой ваши мысли не оставляют меня равнодушным.

Небольшой острый нож скользил по куску дерева и придавал ему определенную форму. Каждую секунду с него слетала стружка и он всё больше приближался к идее создателя. Кенваль с любопытством наблюдал за процессом. Он боялся, что нож соскочит и поранит руку мастера.

– Что это вы делаете? – наконец решился спросить мальчик.

– Игрушку, – опустошённо ответил Бэриель.

В какой-то момент он оторвался от занятия и показал большим пальцем на полку с его самодельной коллекцией деревянных воинов. Глаза Кенваля были полны изумления. Он дотянулся до одной из них и стал медленно ощупывать. Без заусенцев, шероховатостей, целые – они были идеальные.

– Это превосходно! – воскликнул мальчик.

– Благодарю вас, ваше величество.

– Как давно вы их делаете?

– Мы с сыном очень часто проходили около вашей игровой комнаты. По пути он с грустью смотрел на воинов, но не говорил ни слова. Он знал, что они ему не принадлежат. И одним вечером, я пришёл в комнату, а он устроил целое сражение на полу: из кусков брусчатки, которую нашёл на улице, одежды, камней. В его воображении они все бились между собой. Когда он меня заметил, то вскочил с места и стал со страхом смотреть на меня. Он боялся, что я заругаю его за беспорядок, который он устроил. А я смотрел на него и мне хотелось плакать… Что я за отец такой, который не может подарить игрушек сыну? В ту же ночь я отправился в этот сарай и начал строгать из дерева воинов. В первый раз у меня ничего не получалось. Я так злился. Все ладони были в порезах. Я просидел всю ночь, пока из-под ножа не вышло что-то похожее игрушку. Утром, как только сын проснулся, я подарил его ему. Это была ужасная работа, но он всё равно обнял меня и был так счастлив. Его глаза сияли, прямо как драгоценные камни. А через день он утонул в реке, и я этому никак не помешал…

Слёзы начали скатываться по щекам харона. Кенваль его ещё никогда не видел таким раздавленным и опечаленным. Рвущая на части душу печаль, которая никогда не угаснет. Он находится между тем, что есть и что было, оставаясь в полуживом состоянии. В узком проходе, который ведёт из одной двери в другую. Но следующая не открывается, а предыдущей уже не существует. Он застрял там и не знает, как выбраться. И самое страшное, что никто ему не сможет помочь, кроме самого себя…

– Пойдёмте, я провожу вас, а то родители начнут волноваться, что вы не в постели.

Бэриель дунул на свечу и кругом стало темно. Они вышли во двор, окутанный звуком сверчков и шелестом листьев. Харон держал мальчика за руку и медленно вёл его к покоям. На облачном небе нельзя было увидеть звёзд. Кенваль задрал голову в надежде найти хоть одну. Для него это было бы большой удачей.

Чей-то плач разлетался по всему дворцу. Кенваль слышал его отдалённое звучание в дрёме. Ему казалась, что это очередной страшный сон, после которого он обычно встревоженно бежал к маме. Элара сидела, сомкнув ноги между собой на кровати с бумажным листом в руках, на который капали её безудержные слёзы. Её губы дрожали, но она пыталась что-то произнести вслух. Это было письмо, оставленное Петорией до своей смерти: "Милая, знай, ты самое сокровенное, что было в моей жизни. После твоего рождения она разделилась на до и после. Несмотря на то, что я твоя мать, ты всегда была для меня примером. С тобой я стала сильнее и научилась не бояться. И мне очень жаль, что я не оставила тебе ничего кроме бедности. Но власть и богатство портит людей, помни это, потому что когда-нибудь ты станешь той, кому будут повиноваться. Элара, я в вечности в твоём сердце". Казалось, боль от потери любимого человека только-только начала утихать, но вот он вновь напомнил о себе. Случайно, без умысла навредить или привлечь внимание. Она лишь хотела донести свои последние слова до дочери. Разве могла она знать, что расстроит её этим?

Девочка аккуратно сложила письмо и положила под подушку. Да, сейчас она плачет, но эти тёплые слова будут греть её душу в самые мёрзлые и тяжёлые времена.

Элара сомкнула глаза только под утро, когда было время подготовки завтрака для царской семьи. Повара вставали раньше всех и ей нужно быть там, чтобы не подводить Грендель. В противном случае это будет даже не оскорблением с её стороны, а бунтом, ведь она харон. Можно надавить на жалость и рассказать о случившемся, но хватит ли терпения у царевны? Столь ли милосердна она как кажется? Возможно, Грендель увидит в этом некую уловку, которой пользуется Элара и раскусит её. И больше всего ей не хотелось, чтобы о ней думали, как о скользком человеке, способном пойти на такое.

Утренний дворец пуст и холоден. Слышны лишь шорохи за дверьми покоев прислуги, которая начинает просыпаться. Солнце ещё только восходит, а огни от горящих светильников уже почти затухли. В полумраке шаги Элары вели её в трапезную. Её сонные глаза закрывались прямо на ходу, от чего она вздрагивал и собрав силы уверенно шла дальше. Всплеск воды заставил оторвать вновь слипшиеся веки друг от друга. Девочка зашла за острый угол и увидела, как Кейл выжимала мокрую тряпку в металлическое ведро, в котором Элара мельком увидела своё отражение. Небольшие ладони почти обхватывали скрученную ткань и пытались избавиться от лишней влаги. Каждый раз, когда Кейл выжимала её, то слегка постанывала от приложенных усилий. Наконец она положила её на швабру и стала расчётливо водить ей по полу.

– Я тебя знаю… – задумчиво проговаривала Элара, приближаясь девочке.

Та чуть повернулась и подняла голову. Она была слишком занята, чтобы заметить, как кто-то приближается. Да и мысль о том, что никто не будет бродить по дворцовым коридорам в такую рань успокаивала её.

– Ты был среди участников гельнеи, точнее была, – продолжала Элара.

Кейл лишь смущённо вглядывалась в её не выспавшееся лицо с уставшими глазами, которые она постоянно тёрла.

– Меня исключили, – снова с грустью произнесла девочка.

– Ты теперь прислуживаешь во дворце?

– Госпожа Айсатре приняла меня.

– Не думала, что она заставляет тебя так рано вставать…

– Нет, всё не так. Чем раньше я начну, тем раньше закончу работу.

– Разве тебе не хочется подольше поспать?

– Конечно, но я не хочу тратить весь день на то, чтобы выполнять задания.

– А что ты делаешь в свободное время?

– Да всё что угодно, чтобы отвлечь себя от того, что происходит вокруг.

Между ними возникло неловкое молчание, которое Кейл попыталась заполнить.

– Ты тоже харон?

– Да, я прислуживаю на кухне.

– А где она находится?

– Разве ты там не была? – удивлённо спросила Элара.

– Нет, а должна была?

– Там кушают все хароны, для них там специальная трапезная.

– Госпожа Айсатре сама приносит мне поесть, точнее один из её подчинённых, Левант кажется…

– Я его знаю! Он постоянно напевает дурацкие веселые стишки, которые потом днями не выходят из головы.

– Да, это уж точно… С ним не соскучишься.

– Мне уже пора, – вдруг спохватилась Элара. – Рада была познакомиться.

– Постой, – окрикнула её Кейл. – А как тебя зовут?

Девочка повернула голову и прокричала:

– Элара.

Звук бегущих по мрамору туфель всё дальше и дальше уходил от Кейл. Это состояние… Будто она не в своём горшке. Может у неё и есть тёплая кровать и сытый желудок, но эти стены словно душат. И каждую минуту в голове вертится только одна фраза: "Я не должна здесь быть". Кейл не принимала реальность, которая её окружала. Девочка всё ещё верила, что для неё уготована совершенно иная дорога, нежели тряпки и пыльный пол. Всё это лишь временно.

Очередное судебное заседание должно было вот-вот начаться. Ждали лишь Сотара. Со всей величественностью он вошёл в шел и весь люд следом поднялся на ноги, чтобы поприветствовать достопочтенного судью.

– Можете садиться, – произнёс царь, когда прошёл к трону. – Итак, господа, ваше дело не удалось разрешить нижней инстанцией, поэтому оно будет слушаться в царском суде. Слово для выступленияпередаётся упрекателю. Расскажите, что побудило вас обратиться в суд и какова ваша позиция по данному вопросу.

– Уважаемый судья, я заключил договор займа с господином Равле́ром. По нему я одолжил несколько килограмм картошки в прочном верёвчатом мешке. Срок возврата был оговорён два месяца. По их истечении, он должен был передать в общем два мешка, за проценты по договору.

– Что в итоге? Равлер не выполнил свои обязательства?

– И да, и нет, – продолжил Тэмин, – дело в том, что, как я уже упоминал, картошка передавалась в дорогом мешке, хорошего качества. А по истечении срока договора, мне было возвращена картошка в двух мешках из непрочного и ненадёжного материала. Я считаю, что господин Равлер не выполнил условия договора.

– Имеются ли свидетели, подтверждающие заключение договора?

– Да, ваше величество. Это наши соседи Довлан и Кайтон из Фура, – произнёс Тэмин и указал на мужчин сидящих позади него.

– Я вас услышал. Слово предоставляется оправдываемому.

– Благодарю, ваше величество. Всё сказанное по поводу заключения договора является правдой, и я это не отрицаю. И то, что я вернул оговорённое договором количество картошки тоже истина. Однако господин Тэмин утверждает, что я должен был вернуть и его мешок, переданный мне вместе с товаром. Но дело в том, что был заключён договор займа картошки, а не мешка. О нём в условиях нет ни слова. Поэтому я считаю все притязания упрекателя необоснованными.

– Данный мешок находится у вас? – спросил Сотар Равлера.

– Да, – спокойно ответил мужчина.

Весь зал осуждающе вдохнул. Быть настолько наглым и не скрывать этого.

– Но повторюсь, при нашей договорённости не было…

Все остальные слова Сотар слышал, словно сквозь сон. Его слух уловил нечто странное. Разум велел ему отвлечься и понять, что происходит вокруг. Вдалеке слышался топот сотен всадников. Царский стражник, который стоял на карауле вскочил с места, чтобы увидеть, что надвигается с севера.

– Версахцы! Версахцы! Версахцы скачут! – кричал он словно обезумевший.

Весь люд начал куда-то бежать и суетиться. Караульный скорее дошёл до колокола и стал в него звонить, что было мочи. Как только Сотар услышал звон, то резко подошёл к окну и взглянул на горизонт: больше сотни версахских воинов неслись на Фур. За ними горели уже несколько десятков крестьянских построек, и они стремительно двигались к дворцу.

Все сидящие в зале были в ужасе и переглядывались между собой. "Что происходит?", – спрашивали они друг друга.

– Заседание переносится, – заявил царь и распустил всех присутствующих. – Мидек?! Позовите Мидека! Пусть соберёт войско для защиты крепости.

– Слушаюсь, ваше величество, – сказал Торн и побежал передавать ужасные вести приближенному царя.

Сам же Сотар не хотел стоять в стороне пока его народ будет гибнуть от рук врага. Он скорее дошёл до своих покоев и достал доспехи.

Кенваль был во дворе, когда прозвучала песнь бедствия. Он не понимал, что происходит. Ни разу в жизни при нём не звонили в колокол. Мальчик озадаченно бросал взгляды на отчаянно бегущих куда-то людей. Он потерянно брёл против толпы, не понимая, что его ждёт. Бэриель увидел молодого царя и бросился к нему.

– Пойдёмте за мной! – сказал харон и взял мальчика за руку.

Вся внешняя стража, защищавшая большую стену, уже давала отпор северным захватчикам в совершенно неравных условиях. Они как могли пытались не допустить, чтобы враг прошёл дальше внешних земель крепости. Однако их судьба была решена ещё задолго до начала битвы. После нескольких минут сопротивления десяток шельских голов валялось при подходе к крепости.

Бэриель тащил за собой мальчика, словно какого-то питомца. Однако сейчас уважение было последним, что тревожило его рассудок. Спасти жизнь Кенваля – единственное, что было у него на уме. Всадники уже заполонили весь царский двор и упивались криками своих беззащитных жертв. Харон остановился, и мальчик чуть не упал, теряя равновесие. Он не знал, что делать. Возможно, дворец уже захвачен, двигаться туда был опасно. Бэриель слышал, как за углом убивали его знакомого, который прислуживал вместе с ним. Мужчина оглянулся и увидел запасы мёда, которые лежали в дубовых бочках около заднего входа в кухню под небольшим металлическим козырьком. В какой-то момент он подумал, что это лучший вариант. Ноги сами стали нести его туда.

– Залезайте сюда, скорее! – закричал Бэриель и поднял крышку.

Кенваль запрыгнул в деревянную бочку, наполовину полную мёдом и харон стал накрывать его сверху.

– А как же вы? – спросил мальчик.

– Я постараюсь увести их от вас. Сидите здесь и не выходите.

Недалеко уже слышались быстро приближающиеся шаги ещё нескольких версахцев. Они не щадили никого на своём пути. Каждый кто попадался им на глаза становился жертвой их окровавленных клинков. Детский плач сплетался воедино с истощающими визгами. Бездумная вакханалия, стремящаяся по всей земле столицы. Один из воинов заметил, как Бэриель убегает в сторону храма и махнул остальным пуститься за ним. В недолгой погоне верный слуга молодого царя был пойман и заклан, словно жертвенное животное. Мальчик с дрожью в теле наблюдал за происходящим хаосом в маленькую щель. Ему было страшно. Но не ему одному. Боялись все: мужчины, женщины, дети. Как в предсмертной агонии они бежали от напавшего враг, розя его воплями и криками о пощаде. Но он их словно не слышал, а лишь безжалостно возносил меч над головами и отсекали без всякой усталости. Настоящая бойня.

Царское войско во главе с командующим Мидеком начало вычищать город от иноземных захватчиков. Его лицо сияло от удовольствия, когда меч пронзал тело врага. Капли теплой крови стекали по блестящему лезвию на землю словно краска. Кенваль всё еще наблюдал за сражениями, которые проходили у него перед глазами. Как стонали от полученных ран воины Нильшерта, как северяне отдавали жизни за своего царя. В этот момент он понял слова Гальдемара: война губит не только проигравших. То, что видели глаза в тот день, его разум никогда не забудет.

Мальчик попробовал вылезти из бочки, но ноги покалено встряли в вязкой субстанции. Сколько бы он не пытался достать их он лишь усугублял ситуацию. В конце концов он встал и потерял равновесие, перевернув бочку и пластом упав на кровавую почву. Мед медленно вытекал из ёмкости обволакивая ближайшую землю. От грохота и коротких выкриков Кенваля, Мидек вместе с соратниками повернулся в пылу битвы и увидел молодого царя, лежащего в липкой сладости.

Суд над сладким мальчиком

Новость о том, что наследника царского трона будут судить, молниеносно разошлась по всему Нильшерту. А каждый переулок был завешан плакатами с громким заголовком: "Суд на сладким мальчиком. Сын царя за стойкой обвиняемого". Очень редко людям удаётся застать такое зрелище. Жизнь аристократичной верхушки всегда имела особое внимание со стороны народа, особенно если она касается наказания за содеянное. Но что такого случилось, что лик Кенваля осветит собой судейский трон? Неужели он совершил что-то противозаконное? Мидек был первым кто донёс совету о трусливом поступке мальчика, как тот спрятался в бочке с мёдом, чтобы избежать встречи с версахцами. Несмотря на неосмысленность данного действия это так или иначе было правдой. И самое ужасное то, что наказания можно было бы избежать не будь у Кенваля звания мужа Нильшерта. Их долг защищать свои земли от вражеских посягательств, а он игнорировал поле боя спасаясь сам. Таких звали траторами и участь у них одна – смерть. Ведь "даже у убийц и воров чести больше, чем у предателей родины".

Удрученное состояние членов совета выдавало их задумчивые лица. Их застали врасплох. Со времён Вейнира никто не совершал набегов на столицу. Нужно было что-то предпринять.

– Какова численность нашей армии? – поинтересовался Лукреций у военного командующего.

– Около двух тысяч, но с учётом павших и того меньше.

– Мы получили союз с Аскорией? – спросил Анокар.

– Пока нет, – отстранённо ответил Сотар.

– Почему?

– Хаартай просит приехать лично и только после этого мы можем говорить о сотрудничестве.

– Тогда чего же мы ждём?

– Я не уеду из Нильшерта пока суд над Кенвалем не свершится.

– Его смогут судить и без вас, тем более что вы всё равно не сможете заседать, так как имеете личный интерес к делу.

– Решается судьба моего сына! – проговорил грозно царь.

– Сына? – начал Мидек. – Мы до сих пор убираем тела воинов с наших улиц и вычищаем дороги от литров крови. Неужели этого недостаточно, чтобы вы поняли всю серьёзность ситуации?

– Не смей мне говорить что-либо! – прикусив челюсть еле выдавил Сотар.

– Это из-за тебя он предстанет перед судом.

– В том, что ваш сын тратор моей вины нет.

Царь еле как сдерживался, чтобы не встать с трона и не надавать по его бесящей физиономии.

– Неужели жизнь одного человека важнее целого народа? – спросил Лукреций.

– Я пересеку границу только после того, как буду знать, что правосудие над моим сыном состоялось.

– Тогда необходимо как можно скорее организовать слушание, – произнёс Пейрон – Мы должны выбрать судей из числа присутствующих, помимо Сотара и Мидека. Жребий поможет нам в этом.

– Слухи об этом суде разнеслись по всей земле, нельзя чтобы оно было закрытым. Но в шел не поместится столько людей.

– Устроим его на улице при дворе, под большим шатром.

– Лукреций, выделите деньги из казны, для организации заседания. Пусть Анокар им займётся.

– Слушаюсь, ваше величество, – сказал Лукреций.

– Чем скорее оно пройдёт, тем лучше, поэтому не затягивайте.

Царь встал со своего трона. Это знаменовало, что совещание подошло к концу. Планы построены, обязанности распределены. Теперь оставалось только действовать.

Грендель сидела на кровати Кенваля, когда тот погрузился в одеяло с головой.

– Расскажи мне, что там случилось, – убеждала она своего сына изложить произошедшие события. – Ты уже второй день не выходишь из комнаты.

Мальчик не хотел говорить. Это желание у него пропало вместе с его достоинством.

– Я должна знать, что там произошло! – вскрикнула мать.

– Он умер за меня! – вскочил Кенваль и заорал. – Он так боялся за мою жизнь, что потерял свою…

– Кто?

– Бэриель, – произнёс он и слезинка побежала по его щеке. – Он просто хотел меня спасти…

Грендель подсела чуть ближе и обняла сына, который свернулся в клубочек. Даже теплые объятия матери не могли освободить его от мучений. Мальчика гложило чувство вины за смерть харона. "Если бы он не пытался меня уберечь, то был бы жив", – твердил он себе постоянно.

– Корить себя за смерть другого человека неправильно, если ты его не убивал. Ты не виноват, – произнесла Грендель.

– А кто? Северяне, что напали на нас? Или десяток мечей, которые вонзили в него? Они изрезал его как какую-то куклу. Будто это вовсе не человек…

Он вспомнил тот момент, когда проходил мимо тела. С края рукавов капал испачканный мёд. Мидек сопровождал его во дворец. Кругом горели немногочисленные деревянные постройки и были слышны сотни стонов. Взгляд только и делал, что метался от одного умершего к другому. Большинство людей были ему чужие, но когда глаза увидели знакомое лицо, то застыли на нём. Только на груди было около пяти колотых ран. Багряная лужа крови под ним полностью выкрасила белоснежную блузку. А в руке он держал деревянного воина. Того самого, которого делал за день до смерти. Кенваль запомнил его по особой резьбе. "Он не заслуживал этого… Как и его сын", – думал Кенваль.

– Поспи немного, тебе нужно отдохнуть, – сказала Грендель и отпустила сына.

– Если бы я мог. Как закрываю глаза его лицо тут же мерещится у меня в голове.

– Я попрошу сделать тебе травяной чай, – произнесла мать и оставила мальчика.

"Будто чай чем-то поможет", – думал Кенваль. Люди не знают, как реагировать на боль других. Кто-то пытается безуспешно утешить какими-то подбадривающими словами и ласково прижать к себе. Есть те, кто просто слушает и ничего не говорит. А встречаются и такие, которые начинают говорить о своих страданиях, чтобы показать, что не всё так плохо. Так или иначе, лучший способ оставить человека одного. Никто не поможет ему лучше, чем он сам.

Кейл следила за тем, как Грендель вышла из покоев сына. Как только женщина оказалась за порогом, то девочка приготовилась идти. Её бесконечное любопытство не давало покоя: что случилось с Кенвалем и почему его должны судить. Она хотела всё узнать из первых уст. Дверь вновь отварилась, и она зашла в комнату.

– Разве ты не ушла за чаем? – чуть удивлённо произнёс Кенваль.

– А ты хочешь чай?

Мальчик тут же вытащил голову из-под одеяла и посмотрел на свою гостью.

– Что ты здесь делаешь?

– Пришла тебя навестить.

– Это мама тебя попросила?

– Зачем ей просить об этом?

– Не знаю… Просто я не думаю, что сейчас подходящее время для разговоров.

– Так что же случилось? – игнорируя пожелания Кенваля, продолжала Кейл.

– Я не хочу говорить об этом, – произнёс мальчик и вновь уткнул нос в пуховое облако.

– Да, так проще всего. По крайней мере так кажется. Никто тебя не сможет осудить или пожалеть. Ведь никому не нужна жалость. Особенно лживая. Когда люди выдавливают из себя эти приевшиеся фразы: "О, мне так жаль", "Наверное, это так тяжело". И ты думаешь про себя: лучше бы вы молчали, чем делали вид, что вам не всё равно. И это самое страшное, когда никто не может разделить твою боль. Никто не поймёт, лишь наигранно поцокает и скажет, "какая бедная девочка".

Каждое слово для Кенваля звучало как родное. Ему уже не хотелось рыдать в подушку, несмотря на обессиленные состояние. Он понял, что не у него одного есть история, которой он не желает делиться.

– Из-за меня умер человек, – начал он тихо. – Но мало кто знает, что он был не просто знакомым. Он был другом. Бэриель постоянно заботился обо мне даже, когда его никто об этом не просили. Он был тем, кто давал советы и поддерживал, когда было тяжело. Отец не так часто со мной разговаривает и проводит время, и я не виню его в этом, он царь, у него достаточно дел помимо меня. Но иногда не хватает человека, которому ты можешь рассказать то, что лежит на сердце.

– Так ты расстроен, что тебе некому выговориться или то, что он умер по твоей вине?

Кенваль немного замешкался.

– Скорее всё вместе.

– Ты не можешь его вернуть, как бы не хотел. И поэтому нельзя постоянно скорбеть о том, что его больше нет. Но знаешь, люди заменимы.

– В каком смысле?

– Если тебе нужна отдушина, то ты можешь найти его в другом человеке.

– Ты меня слышала? Мне был дорог Бэриель! Как я могу найти такого как он? Их не существует! Что с тобой не так? Почему ты такая бесчувственная?

Девочка широко раскрыла глаза и уставилась на мальчика. Она нервно сгибала пальцы рук, похрустывая ими.

– Что с тобой не так? – вновь с недоумением произнес мальчик.

– Мне пора идти, – сказала Кейл и в спешке удалилась из покоев.

Девочка с хлопком закрыла дверь и прижалась к ней спиной. Она тяжело и жадно вдыхал воздух, как будто его не хватало. Трепещущая картина произошедшего вновь появилась перед её бешеными глазами: снаружи слышались крики, топот лошадей и лязганье металла. Отец с братьями бросились защищать свою деревню от напавших, когда мать и Кейл остались дома.

– Папа! – вскричала девочка и побежала к нему.

– Сиди здесь, – скомандовал отец. – Смотри за ней, Ленси.

Женщина удерживала свою дочь, которая рвалась наружу. Кейл видела в окно горящие дома и сражающие силуэты. Стальные мечи соприкасались в безжалостном и неравном бою. Их было слишком много. Один за другим защищавшиеся погибали, истекая кровью или вовсе оставались без головы. Ленси крепко схватила дочь за руку и повела в кладовую, чтобы спрятать там.

– Залезай, – сказала мать и открыла небольшую квадратную дверь в полу.

– А как же ты?

– Лезь скорее!

Женщина понимала, что скоро воины доберутся и до их дома. Она должна защитить своё дитя.

– Там есть подземный проход. Он ведёт в лес к большому дубу. Беги и не оглядывайся, – сказала мать и передала зажжённый светильник.

– Я не уйду без вас! – сопротивлялась Кейл.

– Глупая… – прошептала Ленси и погладила дочь по её нежным чертам лицам. – Мы уже мертвы.

Входная дверь с треском вылетела и в гостиную залетели озверевшие аскорцы, которые жаждали крови невинных.

– Беги! – прокричала женщина и закрыла кладовую.

Кейл испуганно отпрыгнула назад, чтобы ей не прилетело по голове тяжёлым деревом. Девочка затаила дыхание и слушала всё, что происходило наверху.

– Убирайтесь!

– Айхен, иди сюда, у меня для тебя тут сладкий подарок. Ты гляди какая!

– Пошли вон! – кричала Ленси и размахивала ножом перед собой.

– Твой муж уже кормит червей дорогая, поэтому встречай нового супруга, – сказал он и схватился за неё, выбив лезвие из руки.

Мужчина грубо развернул её и хотел взять силой.

– Не трогайте меня, свиньи!

Женщина голосила и молила о помощи, но никто не слышал. Её неоткуда было ждать. Кейл рыдала и закрыла рукой рот, чтобы не вскричать от ужаса. Единственное, что она могла сделать это бежать. Бежать и не оглядываться…

Рука, скользя вниз, сошла с быстро бьющегося сердца. Девочка пришла в себя и отлипла от двери. Она сделала глубокий вдох и как ни в чем не бывало пошла дальше.

Сотар сидел за своим столом и с задумчивым видом держал в руках перо над чистым листом бумаги. Грендель не раз видела такой образ царя, но всегда боялась спросить, что он и кому пишет, хоть любопытство и съедало изнутри. Лезть в государственные дела женщине не может позволить себе даже супруга. Поэтому она пыталась игнорировать этот нездоровый интерес. Даже если это вовсе и не касается управления страной. Сам же Сотар старался получить совет как ему поступить. Грендель для него была не только женой, но близким другом, которому он доверял. Её слово имело ценность в глазах царя, и он никогда им не пренебрегал.

– Когда будет суд? – нервно спросила Грендель, стоя перед Сотаром.

– Они дадут нам знать. Но я думаю, что к заходу солнца слушание уже состоится.

– Так скоро? – взволнованно вопросила царевна.

– Я сказал, что не поеду на юг до тех пор, пока он не состоится. И совет взял всё в свои руки. Они уже выбрали судей, осталась только организация зала.

– Что с ним будет?

– Я не знаю, Грендель… Я не могу поверить, что это происходит наяву. Иногда мне хочется взять и проснуться, но ничего не получается.

– Ты зайдёшь к нему?

– Я подвёл его…

– О чём ты? Ты ни в чем не виноват.

– Я должен был защищать его. Почему это делал харон вместо меня? Ведь я его отец.

– Это так выглядит только с твоей стороны. Кенваль любит тебя, – сказала она и взяла его за руку. – И даже если он будет утверждать обратное – это неправда.

Добрые слова Грендель воодушевили навестить сына. Царь встал со стула, и нежная улыбка супруги сопровождала его, когда он шёл к двери. Та уже заскрипела, как вдруг он развернулся и спросил:

– Ты со мной?

– До самого конца.

Грендель быстро подошла к нему и взяла под руку. Их скользящий шаг был полон величия. Они словно единое целое, по отдельности не представляющие себя в этом мире. Без друг друга не являющиеся собой.

Сотар с трепетом открыл дверь в покои мальчика. Его не было видно под толщей одеяла. Грендель встала около двери и молча наблюдала.

– Этот чай невкусный, – произнёс Кенваль, не поднимаясь с кровати.

– Надо было сказать мне, я бы приготовил хороший.

Услышав знакомый голос, мальчик тут же вскочил.

– Папа?

– Как ты, сынок? – сказал он и стал потихоньку проходить к нему.

– А как сам думаешь?

– Мать рассказала мне всё, что произошло. Я даже не представляю каково тебе сейчас.

– Да неужели? – иронично сказал Кенваль и лицо его скорчилось так, что сейчас глаза станут полные слёз. – Ты даже не поздравил меня. Я так старался и в конце концов одержал победу, но не услышал ни одного ласкового слова от тебя. "Ты молодец, сын", "У тебя всё получилось, я так горжусь тобой". Хоть что-нибудь… Почему?

– Прости меня, я был слишком занят. Но я не думал, что это что-то для тебя значит, ведь ты так пренебрежительно к этому относился.

– Это что-то значит для тебя! Всё, что я делал, было ради тебя! Но оказалось, это и тебе было не нужно…

Сотар смотрел в его маленькие кристальные глаза. Грустные, уставшие… Ему хотелось плакать вместе с ним, но слёзы не шли. Он не привык. В жестоком воспитании Фейлона не было места жалости. "Слёзы – это удел слабых", – твердил он Сотару. Но после того, как увидел его в последние дни жизни, понял, что тот ошибался. Фейлон лёжа в кровати и пуская слюни с истощающими звуками выглядел настолько слабым несмотря на то, что в жизни не проронил ни одной слезинки. Никто из нас не имеет силы, даже будучи царём.

– Знаешь, всю жизнь мне хотелось угодить отцу. Я желал быть достойным сыном в его глазах и поэтому делал всё, что он скажет. Но самое страшное, что ему этого никогда не было нужно. Как бы я не старался и не искручивался перед ним выполняя поручения, он не обращал внимания. Но как только я сделал что-то по своей воле, решился пойти служить в царскую армию, он пришёл ко мне и сказал: "Теперь я горд тобой". И тогда все прояснилось: ему не нужно было того, что я перед ним вытворял. Он просто хотел, чтобы я стал руководствоваться своим умом.

Теперь уже ручьи бежали по чуть припухлым щекам мальчика. Он потянулся к отцу и обнял его. Тот нежно прижал к себе и губами дотронулся до макушки головы.

Кейл была не в себе, когда вернулась в покои. Это не первый раз. Ей часто приходиться справляется со своими чувствами и переживаниями. Жизнь научила её этому, но иногда это даётся с таким трудом, что лучше бы она умерла вместе со своей семьёй в тот день.

Девочка лежала на кровати лицом к расписанной стене и водила рукой по красочным узорам. Айсатре не могла пройти мимо и делать вид, что спокойно занимается своими делами.

– Разве ты уже выполнила работу на сегодня?

– Да, я всё сделала, – не поворачиваясь пробубнила она.

– Ты не заболела часом?

– Всё хорошо, – тем же тоном ответила Кейл.

Женщина тихонько дошла до кресла и очутилась в его мягких объятьях. Её суставы постоянно ныли, когда она долгое время была на ногах. Поэтому при первой возможности она искала место присесть.

– Да уж… – застонала Айсатре. – В твои годы я часами бегала на улице и играла с другими ребятами. А сейчас… Даже пройти от одной комнаты до другой не могу без отдышки.

Девочка развернулась и посмотрела на свою работодательницу. "Всем тяжело", – подумала она. Сколько бы тебе не было лет, какое бы у тебя не было богатство, в жизни всегда будет место трудностям.

– Твоё сердце изранено несмотря на такой молодой возраст. Это неправильно. Ты стараешься скрыть все, но лишь ещё больше раскрываешь свою душу. Ты сильная, раз так поступаешь, но насколько тебя хватит? На год? На два? Такие раны не затягиваются, дорогая.

– И что же мне делать? Трепаться каждому встречному о том, что мне плохо?

– В первую очередь ты должна понять, что всё в прошлом. События происходят, а жизнь продолжается. Не тащи с собой боль, забудь её и живи. Да, она никуда не исчезнет, но чем меньше ты трогаешь порез, тем меньше он кровоточит.

– Легко сказать, забудь…

– Обычно плохо покрывается чем-то хорошим.

– В каком смысле?

– Найди луч света в своей жизни и следуй ему. Тогда будет гораздо проще.

"Луч света…", – подумала Кейл. Что бы это могло быть? Точнее кто… Она знала ответ на этот вопрос. На её лице появилась слегка глупая ухмылка. Айсатре сразу заметила, как поменялось настроение девочки.

– Значит, ты его уже нашла, – сказала женщина и захохотала.

Девочка засмущалась и развернулась, продолжая думать о своём луче.

Совсем скоро должен прозвенеть горн. Семья томно ожидала неизбежного. Сотар и Грендель неподвижно сидели на кровати и с двух сторон обнимали своего мальчика, не имея возможности унять свою скорбь.

– Я же ничего не сделал, – дрожащим голосом произнёс Кенваль. – Это просто нелепая случайность. Он хотел мне помочь, он просто хотел мне помочь.

– Мы знаем милый, всё будет хорошо, – говорила Грендель и гладила его густые волосы.

– Если бы Бэриель был жив, тогда бы он мог свидетельствовать на суде, – сказал Сотар и начал нервно ходить по комнате.

– Но я могу рассказать, как всё было, – возразил молодой царь.

– Этого недостаточно, суд не будет принимать во внимание слова человека, который пытается себя оправдать. Нужны доказательства, свидетели. Хоть что-нибудь!

– Это несправедливо, – проговорил мальчик, уткнувшись в грудь матери.

Ужас обвился вокруг его хрупкой шеи и душил, что было сил. Он не мог вырваться из его безжалостной хватки. Но кто бы не боялся на его месте? Даже взрослые мужчины мочили трусы перед страхом смерти. Что уж говорить о мальчике, который бежит к маме после каждого ночного кошмара.

– Он может сбежать, – вдруг выдал Сотар.

– Что? – изумлённо произнесла Грендель.

– Мы поможем ему сбежать. Его не оправдают.

– Разве ты сам не говорил, что лучше умереть с честью, чем жить в позоре? Где он будет расти? Можем ли мы видеться? И кем он станет?

– Я не знаю! – закричал царь. – Но если есть хоть призрачная надежда на то, чтобы он остался жив… Я не хочу упустить эту возможность, а потом жалеть остаток своих лет.

В этот момент проревел горн. Все судорожно повернули голову в сторону окна.

– Пора, – произнёс потерянно Сотар.

Втроём они стали идти по пустому дворцу вниз. До боли знакомые стены вызывали у мальчика тоску. Ему не хотелось покидать это место, ведь он так привык к нему. Их холодное веяние словно стало родным. Кенваль помнил каждый скол на углах, каждую трещину. Он протянул руку и вел ей вдоль стены. Чувство беспокойства не покидало его. Оно проникло в его нутро и изводило до сумасшествия. И с каждым шагом оно росло всё больше.

У выхода их уже ждали.

– Иди подойди к ним, – ласково произнесла мать.

Мальчик сделал пару шагов в сторону и оказался перед Эларой.

– Ты не можешь вот так уйти и бросить нас, – ревела девочка. – Мы только начали дружить… Это не может закончится так скоро.

– Я очень хочу остаться, но я ничего не решаю.

– Тебя же оправдают?! Ты же не сделал ничего плохого!

– Очень на это надеюсь…

Она кинулась в его объятья и со всей силы прижалась к нему, не желая отпускать.

– Я вернусь, – шептал Кенваль, – честное слово.

Элара нырнула рукой в карман и достала потрёпанный рисунок.

– Он твой, – сказала девочка и передала листок.

Кейл со стороны наблюдала за их теплыми объятьями. Тихо, без всяких реплик и телодвижений. Лицо не выказывало никаких чувств, но сердце сжималось от отчаяния. Ей хотелось плакать, рвать волосы на голове, бежать в степную даль и неудержимо орать от боли, потому что её луч оказался чьим-то еще.

Горацио сделал шаг вперёд и подошёл к Кенвалю.

– Поверь, я бы никогда в жизни не захотел, чтобы с тобой такое приключилось, – произнёс он, искренне глядя в глаза.

– Я верю, Горацио, верю.

Мальчик протянул руку, и его друг крепко схватился за неё, чтобы пожать.

– Чтобы не случилось, я был рад нашему знакомству, – сказал Вандай. – Твоё упорство всегда было примером для меня.

– Спасибо. Надеюсь, ты найдешь себе место в царской службе, – произнес Кенваль.

Он пятился назад и смотрел на полные разочарования и грусти лица своих сверстников. Они провожали его взглядом до тех пор, пока он не развернулся и вышел из дворца в сопровождении родителей.

Гул от сливающихся между собой сотен разговоров стелился по всей дворцовой земле. Лукреций, Перон и Анокар уже восседали, ожидая обвиняемого. В воздухе повисла гробовая тишина, когда вдалеке показался мальчик, шагающий вместе со своей матерью, которая держала его за дрожащую руку. Сотар скромно шёл следом. Неоднозначные взоры людей прожигали их тела насквозь. Грендель неторопливо отпустила ладонь мальчика, а тот потерянно обернулся.

– Дальше ты должен идти один.

– Почему? Разве нельзя, чтобы ты была со мной?

– Нет, так не положено. Но ты справишься, всё будет хорошо.

Кенваль с трудом вдыхал влажный от тента воздух. Сердце стучало сильнее с каждым шагом. Казалось, что до конца он не дойдет. Что смерть настигнет его гораздо раньше. Робкие и неуверенные движения привели его на место обвиняемого, расположенное перед судейским троном. Мальчик встал рядом и молча смотрел на слуг закона, задрав голову. Здесь и сейчас решится его судьба. Но осуществится ли правосудие? И это значит? Значит ли что если Кенваль будет оправдан, то правосудие восторжествует? Или его должны приговорить к смерти? Всё дело в истине. Но истина ли то, что он повелся себя как последний трус? Истина ли то, что он пытался скрыться от северян? Правосудие восторжествует тогда и только тогда, когда виновный человек будет наказан, а невиновный оправдан. Но доказательства… Как быть с ними, если они указывают лишь на что-то конкретное. В этом и вся суть процесса, он создан не для того, чтобы установить правосудие, а для того, чтобы, исследовав все доказательства вынести решение, на которое они указывают.

– Итак, – встал Перон и величаво начал свою речь, – судебное заседание над Кенвалем из Фура сыном Сотара, считается открытым. Слово для выступления предоставляется обвинителю.

Мидек вальяжно поднялся, поправив воротник кафтана и развернулся к народу.

– Граждане, сегодня, здесь и сейчас мы будем судить необычного человека. Обвинение предъявляется мальчику. Наверное, вы спрашиваете себя: почему его судят? Он ещё дитя, разве нет? Всё верно, но возраст очень коварная вещь. Он идёт в одном направлении. Его нельзя обернуть, нельзя считать в другую сторону. И Кенваль не исключение в этом плане. Он также как и все подвержен беспощадному времени. И так получилось, что он дожил до того момента, когда мальчик становится мужчиной. И мы все прекрасно видели, как он это нам показал. Несмотря на его детский облик, предание говори нам судить его как взрослого. Так что же сделал Кенваль? Что маленький мальчик мог такого натворить? Он украл что-то? Нет. Он ослушался приказа? Нет. Может тогда он убил кого-то? – рассмеялся Мидек. – Нет, кому это хрупкое создание может причинить зло… Дело в том, что Кенваль стал заложником собственных детских страхов. И я не виню его в этом, ведь все мы в детстве чего-то боялись и боимся до сих пор. Но вот в чём подвох, есть те, кто сражается со своими боязнями, а есть те, кто ещё сильнее питает их. Когда нужно было отбросить всякие сомнения, взять в руки меч и защищать родную землю от версахцев, маленький Кенваль испугался… Он залез в бочку с мёдом и тихо наблюдал за происходящим. А когда ему наскучило, то он решил вылезти. Но получилось у него это не самым лучшим образом, он свалился вместе с бочкой на землю и полностью вымазался в липкой сладости. И об этом могут свидетельствовать трое моих воинов, – сказал он и указал на сидящих в первом ряду мужчин. – Как можно назвать Кенваля, после такого поступка? Предателем? Трусом? Таким как он уже давно есть имя – тратор. И этим всё сказано.

Мидек дотронулся до блестящей пуговицы и с довольной ухмылкой вернулся на своё место.

Лукреций обратился к воинам:

– Подтверждаете ли вы слова, сказанные обвинителем?

– Да, всё так и было, – ответили они почти хором.

– Суд выслушал обвинителя и теперь слово предоставляется обвиняемому.

Мальчик истерично повернул голову в сторону родителей. Они синхронно кивнули, тем самым дав знак, что он должен это сделать.

Грендель со всей силы сжала ладонь супруга и не отпускала, а Сотар даже не чувствовал боли в этот момент. Они настолько поглощены эмоциями, что всё кругом закрыто для понимания. "Боже мой, сохрани его. Путь твоё снисхождение сойдёт на него с небес", – молился Сотар. Все его друзья молча наблюдали позади толпы. Они влезли на стены и изгороди, чтобы видеть происходящее за сотнями голов.

– Я… Я Кенваль. – послышался хохот позади него. – Кенваль из Фура. Но это не важно. Потому что перед судом все равны, и я это знаю. Кем бы я не был, я неподвластен изменять законы в свою пользу. Но мне это и не требуется. Ведь я невиновен. В моём желании не было спрятаться и пересидеть нападение. Это была лишь глупая случайность. Я не понимал, что происходит вокруг. И тогда Бэриель, мой харон, взял меня за руку и повел к этой бочке. Он хотел защитить меня. И он сделал это, ценой собственной жизни… Его больше нет с нами и мои слова никто не сможет подтвердить. – Кенваль развернулся к народу и продолжил свою речь. – Если ты не можешь доказать истину, то неужели он перестаёт таковой быть? Сколько бы я не пытался рассказать эту истину, мои слова пустой звук без доказательств. Мне ничего не остаётся как надеяться на то, что они покажутся вам правдой. Хоть на немного… Иначе правосудие сегодня не на моей стороне.

– Суд услышал выступления обеих сторон и ему необходимо будет время для раздумий и принятия решения.

Они уже давно решили и жалостливые реплики мальчишки не могли изменить их выбор. Возможно, в глубине души милосердие сподвигнет их сделать шаг в сторону Кенваля и даровать ему свободу, но закон… Он не терпит милости. У него нет исключений и поблажек. Он холоден, расчётлив, непоколебим. Именно поэтому он единственное, на что можно опираться в этом постоянно меняющемся мире. Истина, которая направляет человечество и истина, которая его же и погубит.

– Суд посовещавшись, пришёл к решению. Встаньте, Кенваль из Фура.

Мальчик медленно сполз с шатающегося деревянного стула и оказался на ногах, которые с трудом его держали. Глаза застыли на шевелящихся губах Перона.

– Выслушав выступления сторон и изучив обстоятельства, связанные с делом, а также показания свидетелей, суд приходит к следующему решению: признать Кенваля из Фура виновным в измене и предательстве родины, – все слышащие были не в себе, на лице каждого из них были неконтролируемые эмоции: опустошенность, отчаяние, ужас и тревога. Как и у самого Кенваля. Он думал: "Неужели это конец? Неужели я так и умру? Без капли радости, в окружении людей, считающих меня трусом. Я не хочу. Только не так". Звуки недовольства распространились по всей округе. Грендель услышав решение, прикрыла руками рот, чтобы сдержаться от криков. Слёзы бежал по скулам из её жалостливых глаз. Сотар был в ярости, он не понимал, почему произошло всё именно так. Но вмешиваться в правосудие нельзя, решение судьи подлежит пересмотру только судом высшей инстанции, а она, итак, уже достигнута из-за серьёзности дела. – Признать утратившим звание мужа Нильшерта за отсутствием чести, а также обречь на обвиняемого клеймо тратора и приговорить к смертной казни через повешение, чтобы тело его висело на стенах дворца в назидание остальным.

Мидек расплылся в презрительной улыбке и посмотрел в сторону Сотара. Их взгляды встретились. Раздутые ноздри царя выказывали невероятную злость и презрение. Но эта пустая пылкость, которая не изменит ситуации. Он это понимал, но не знал, как поступить. Почему он так желает смерти мальчика? Чего он добивается, уничтожив царскую семью? Ему нужно было что-то предпринять. Он склонился и под шум недовольных возгласов закрыл глаза в поисках ответов.

– Каром бааг! – вскричал он вдруг.

Все кругом затихли как один.

– У него есть право на каром бааг, – вновь повторил Сотар.

– Использует ли обвиняемый своё право на каром бааг?

Кенваль неловко взглянул на царя и увидел, как тот с уверенностью кивнул.

– Да, использую, – заявил мальчик.

– Тогда обвинитель должен определить испытание, через которое должен пройти обвиняемый.

– Пусть выберется из ямы, – недолго думая произнёс Мидек.

– Что? – взволнованно спросил Сотар. – Нет, нет, прошу, выбери что-нибудь другое. Ты не можешь так поступить!

Приближенный молчал. Ему не было нужды говорить с тем, кого он хочет сместить.

– Мидек! Очнись! Что ты вытворяешь? К чему всё это? – яростно вопрошал к нему царь. – Разве он тебе враг? Разве я тебе враг?

– Итак, решение принято. Мальчик должен выбраться из расщелины. Для его выполнения и во избежание случаев побега, для обхода наказания, он будет доставлен к месту испытания немедленно. Стража, – обратился судья к воинам, которые следили за порядком.

Двое рослых стражников схватили мальчика и стали силой нести его к расщелине. Тот кричал и отбивался как мог, но это было бессмысленно.

– Кенваль! Не трогайте его! – кричала Элара и сломя голову бежала к нему.

Сотар успел остановить девочку и отдать в руки Грендель.

– Держи её, я пойду за ними.

– Кенваль! Ты мне обещал! Обещал, что вернёшься!

– Тише дорогая, всё будет хорошо, – сказал женщина и прижала её к себе.

Но она не верила в свои слова. Царевна закрыла глаза и пыталась проснуться от жуткого кошмара, который происходил вокруг.

Огромная толпа людей продвигалась сквозь лес к подножью горы, а затем ступила на равнину. Чем завершится суд? Сможет ли мальчик пройти ещё одно нелегкое испытание в своей жизни? Все эти вопросы не давали им покоя и вели их дальше. Кенваль пробовал повернуть голову и увидеть силуэт отца грядущего сзади. Краем глаза он успевал его заметить, но образ тут же ускользал от него. "Я иду за тобой, Кенваль", – кричал он сыну.

– Папа! Нет! Я не хочу! – отчаянно вопил мальчик.

Двое стражников волокли его в пещеру. Он не мог противостоять этому.

Взгляд его сына разрывал сердце на маленькие кусочки, но не было шанса от этого избавиться. Боже мой, если бы была возможность пойти туда вместо него. Только бы если была возможность…

– Стойте! – скомандовал Мидек.

Он размеренными шагами подошёл к мальчику и достал нож. Кенваль был полон страха, его ноги дрожали. Вся внутренность трепетала. Мидек поднёс лезвие к макушке головы и схватив толстый клочок волос, отрезал его одним легким движением кисти. Молодой царь не понял произошедшего. Что это было? Акт самоутверждения или же просто издевательство?

– Ведите его.

После этих слов стража вновь сдвинулась с места, а Кенваль снова стал орать, пытаясь чего-то этим добиться. Приближенный дошёл до царя и вручил ему волосы сына. Но это был никак не знак уважения к его будущей потере. Скорее этот жест всей своей сущностью утверждал: "Смотри, я отнял твоего единственного наследника и это всё, что от него останется".

– Мы не отступаем от писаний, ни из жалости, ни из любви, ни из злости, ни из радости, ни из отчаяния, – произнёс Мидек глядя Сотару в глаза.

Царь с тоской сжал клочок в кулак. Крики Кенваля начали понемногу смолкать. Они уже зашли в пещеру и стали спускать его в расщелину. Кенваль еле упирался руками об её холодные стены. Веревка была обвязана вокруг его живота и проходила через плечи, чтобы случись чего не сорвалась. Они по чуть-чуть отпускали часть каната в непроглядную тьму. Всё дальше и дальше. Но вот длина троса закончилась, а мальчик всё ещё висел на нём.

– Я говорил тебе отрежь больше!

– Откуда мне знать, сколько здесь нужно, я же никогда этого не делал.

– Нужно было спросить у Длена, он постоянно этим раньше занимался…

– Ну, и что теперь делать?

– Да режь его. Всё равно он уже труп. Оттуда никто никогда не выходил.

– Как-то это неправильно…

– Ну, раз не хочешь тогда иди за ещё одной веревкой.

– Нет уж, я сегодня достаточно набегался.

Стражник достал свой меч и обрубил канат. Кенваль с невероятным возгласом начал падать вниз на несколько метров. Он не переставал кричать пока не достиг дна и не потерял сознание.

Все остальные стояли около входа в мёрзлую пещеру и ждали, когда они выйдут. Эмоции настолько переполняли Сотара, что он больше не мог себя сдерживать. Царь встал на колени и начал вопрошать к небу: "Зачем Ты мне подарил его раз теперь решил забрать? Ради чего всё это? Неужели он для Тебя ничего не значил? Он был хорошим, Боже, он был хорошим…". Весь народ смотрел на своего правителя как на безумца. Но ему было всё равно. Боль утраты настолько сильно затмила его разум, что он был готов умереть лишь бы не испытывать этого. Сотар склонил голову и начал шептать: «Да оберегаешь Ты его на всех путях. Пусть слабость для него превратиться в силу. Пусть мрак для него станет светом. И пусть смерть для него обернется жизнью».

Глава 2. По ту сторону

Свет во тьме

Он открыл глаза, и мгла окутала его бегающие по сторонам крохотные зрачки. Темнота. Кромешная тьма. Кенваль прижался к мёрзлой стене и судорожно обхватил колени. С каждым его движением под ним что-то трескалось и перестукивало. Ему не хотелось даже знать, что это. Точнее он не хотел проверять свою догадку. Трупный запах говорил сам за себя. Мальчик дышал сквозь стиснутые зубы, извергая пар из ноздрей. Возбужденное состояние организма пока не давало ощутить ему то, что на дне пропасти невыносимый холод. Но с каждой минутой он ощущался всё сильнее и сильнее. Кенваль словно оцепенел и не знал, что делать дальше. Если он так и продолжит сидеть, то составит компанию остальным завсегдатаям чернильной течи. Выбраться наверх у него не было возможности. Он ощутил глубину этой каменной ямы собственной кожей. Оставалось только двигаться дальше, во тьму. Он неторопливо переставлял стопы одну за другой, вслушиваясь в потоки воздуха, которые пробегали у него на уровне головы. Количество сердечных сокращений дошло до предела. Он так боялся неизведанного, что сходил с ума уже только о воображении тех ужасов, которые его ждут впереди. Страх убьет его гораздо раньше, чем то, с чем он столкнётся. По всему его телу периодически проходила мимолётная дрожь: от макушки головы до кончиков пальцев ног. Словно его окунали в бочку с ледяной водой и тут же вынимали. Правая ладонь нервно скользила по неровной поверхности стены. Кенваль оторвал руку от камня и приблизил к носу. "Фу, мерзость!", – произнес он, когда вдохнул аромат слизи, скопившейся на пальцах. С каждым шагом проход становился всё уже. Простор словно наточенным мечом отсекали по мере продвижения. Дышать становилось всё труднее из-за уменьшающегося свободного пространства. Кенваль почувствовал, как его лоб коснулся потолка. Он немного согнул ноги в коленях и продолжил путь. Чем дальше он шёл, тем ниже ему нужно было приседать. Он был готов отказаться от своей героической идеи. Мысль о том, чтобы просто умереть от голода была уже не так чужда. Верхняя часть камня стала настолько низкой, что оставалось только лечь на живот и ползти по сырой и грязной земле. Кенваль как мог помогал себе руками, чтобы не застрять в узком проходе. Он посмотрел вперёд и увидел еле мелькающий луч света в конце. Это настолько оживило его, что он совершенно позабыл о своей усталости, чувстве голода и эмоциональной подавленности. Словно дикий зверь, врезаясь пальцами в глиняную почву, он рвался на волю. На голову периодически падали капли воды, скопившиеся от влаги во внутренних частяхрасщелины. Они медленно скатывались по гладким взъерошенным волосам к лицу. Одна из них была настолько наглой, что сумела добраться до виска и начала скользить по щеке Кенваля, вызывая мягкое раздражающее щекотание. Настолько невыносимо, что он хотел сорвать с себя кожу, только лишь бы спастись от этого чувства. Но грязные пальцы не давали ему этого сделать. Рефлексы чистоплотного мальчика всё ещё были при нём. Он начал безумно дёргать головой из стороны в сторону, чтобы она сошла. И в один из поворотов он перестарался и рассек правую часть лба об небольшой каменный выступ. Кенваль ахнул от боли. Он остановился и резко схватился за место удара. С свежего увечья начала течь тёплая жидкость. Как только он её ощутил, то убрал руку – туда могла попасть инфекция. "Нужно вылезти из норы, а потом разобраться с раной", – размышлял он, вновь перебирая конечностями. Шорх, шорх, шорх… Он не останавливался. Рвался к свободе, тянулся к спасению, и, в конце концов, прибыл к выходу. Голова спокойно прошла сквозь дыру. Кенваль перевернул торс, чтобы влезть в неё плечами. Когда они зашли, то он высунул руки и оттолкнувшись вывалился из скальной бреши. Он плашмя лёг на ворсистую зелень, которая росла на земле. Спустя некоторое время он набрался сил и встал на ноги. Вокруг было также темно, как и в месте, из которого он вырвался. "Откуда шёл свет?", – возник вопрос в мыслях. Он повернулся и увидел рядом с дырой растение похожее на одуванчик, кончики которого бледно светили тициановым цветом. "Неужели это было оно?", – вскричал Кенваль. Мальчик был в растерянности. Выход оказался входом. Входом в нечто ещё более непонятное и жуткое. Маленькие ноздри еле вдыхали влажный тепличный воздух. Температура была слишком высокая. Кенваль начал весь потеть. Одежда противно прилипала к уставшему телу. Он вертел головой вокруг себя, пытаясь разобраться, где же всё-таки очутился. Он не мог вылезти на поверхность, так как двигался только в сторону. Тогда что это за место? "Под ногами растёт трава. Рядом есть невзрачный цветок". Мальчик опрокинул голову, чтобы посмотреть наверх. Непроглядная толща мглы. Он поднял руку, но ничего не задел. Высокий прыжок также не дал никаких результатов высоты скального потолка. Вдалеке он услышал невыносимый рёв, от которого чуть не дрожала земля под ногами. Кенваль инстинктивно бросился бежать как можно дальше от источника звука. "Смотри вперёд, не останавливайся", – твердил он сам себе. Но существо шло за мальчиком по пятам, словно он оставлял какой-то след. Вопль слышался всё ближе. Кенваль уже задыхался. Он забрёл в небольшой лес, ветви деревьев которого освещали всё кругом. Он мог теперь отчётливо видеть куда ступает нога и без опасений нарваться на более кошмарную нечисть, двигаться вперёд. Огромные размером с лопухи листья шлёпали ребенка по лицу. Он не обращал на них внимания: его единственная мысль была о том, как спастись. Очередной раз, когда лист треснул ему по лбу, он увидел размытые капли крови на нём. "Рана… Он чует кровь", – догадался Кенваль. Он сорвал один из них и начал второпях вытирать всё лицо. Снова послышался истощающий визг, от которого он испугался и вновь пустился в бега. Впереди был виден высокий кустарник. У него не оставалось выбора как спрятаться в растении и ждать пока чудище уйдёт. Он залез в самую гущу с головой и сильно прикрыл ладонью место удара. Его неровно дыхание можно было услышать за пару километров. "Соберись, Кенваль…", – проговаривал он себе сквозь слёзы. Гарталла уже была в паре метров от него, вынюхивая свою добычу. Она дошла до куста и остановилась. Кенваль аккуратно прислонил вторую руку ко рту, чтобы в случае чего не закричать от ужаса. Чудовище заметило некоторые шорохи и опустила голову к пинаде, в которой прятался мальчишка. Голова зверя оказалась на расстоянии вытянутой руки. Его начало жутко трясти от страха. Он чувствовал её омерзительный запах, вселяющий чувство безысходности и приближающегося конца. Лицом к лицу со смертью. Кенваль закрыл глаза и был готов принять свою участь. В эту же секунду рядом с деревом что-то пробежало и задело нафаанский светоносный цветок, такой же что рос у основания дыры, из которой вывалился Кенваль. Его головка начала качаться из стороны в сторону. Гарталла бросила свой взгляд туда. Маленький лазур совершенно не ожидал встретить хищника в пределах Салайских лесов. Существо тут же развернуло свою многотонную тушу и пустилось в погоню за новой жертвой. Кенваль перевел дух и начал выбираться из пинады. Ноги были неподвижны. Попытки пошевелить ими не давали никакой пользы, они словно были вкопаны. Растение окутало всю нижнюю часть тела – с пояса до лодыжки. Кенваль истерично шевелил туловищем, чтобы спастись из зелёной хватки. Руки стали отрывать ползущие по нему ростки. Когда он освободил одну ногу, то вывалился из куста и стал вырывать вторую из плена. Растение отступило. Лианы начали ползти обратно в гущу. Кенваль с облегчением выдохнул и поднялся, оттряхивая одежду. Цветок растоптали и оставили умирать. Головка всё ещё испускала сияние несмотря на то, что была оторвана от стебля. Мальчик наклонился и взял её. "Вдруг по близости больше не будет таких", – подумал он. Его сознание не могло позволить ему понять почему оно светиться. Обычно цветы красивые и вкусно пахнут, а этот был особенным. Кенваль сложил его во внутренний карман. Непонятный гнусный запах врезался в его носовые пазухи. Он стал принюхивается к окружению и вертеть головой. Когда он развернулся, то увидел ботелую змееподобную тварь, которая свисала с ветви дерева. Её жёлтые стеклянные глаза смотрели прямо на него. Противный гортанный возглас твердил, что существо давно не вкушало плоти. Она медленно начала приближаться к его лицу, открывая пасть. Два ряда треугольных зубов сверкали перед ним. Кенваль начал неторопливо двигаться назад. Он быстро и часто дышал. "Раз, два…", – протяжно отсчитывал он в мыслях. На счёт три он мгновенно повернулся на сто восемьдесят градусов и стал стремительно бежать из леса. Перед ним лишь мелькали образы деревьев и другой растительности. Сил совершенно не было, ноги валились от усталости. Страх заставлял его бежать до тех пор, пока он не споткнулся об еле заметный земляной выступ. Мальчик неподвижно лежал на животе, нужно было прийти в себя после неожиданного падения. Кенваль слегка приподнялся, в ушах играл стойкий звон. Шум стал сходить на нет, когда он потряс головой из стороны в сторону. Однако тут он заметил, что одежда скользила по сырой траве. Он не сразу понял, что происходит, а потом с ужасом повернулся на спину и увидел, как небольшой зверь схватился зубами за край кафтана и тащил его к норе. Кенваль тормозил ногами и руками. Вид прокопанной дыры впереди него не сильно вызывал доверие. Была большая вероятность того, что там он станет очередной дичью для живущих в ней. Когда существо почувствовало сопротивление, то её волосы на округлой башке встали дыбом, оно начало размахивать короткими когтистыми лапками. Кенваль встал, и зверь со злостью побежал к нему. Он в страхе пнул его, и оно отлетело назад на несколько метров. С дребезжащим хрюканьем на выдохе, тварь поднялась и вновь побежала на своего противника. Жуткая скрюченная морда вызывала дикое отвращение. "Отстань от меня!", – кричал мальчик и задним шагом уходил от неё. Зверь скакал по земляным бугоркам и пытался схватиться за одежды жертвы. Что бы это ни было, но оно вконец приковало внимание мальчика, который неизбежно шагал к пропасти. Он был не в состоянии развернуться и посмотреть на дорогу ведь зверь бы тут же накинулся на него. Кенваль сделал последний шаг, и правая нога оказалась в невесомости. Мальчик долго балансировал на краю обрыва прежде, чем с диким возгласом стал падать вниз.

***

Грендель с трудом пережевывала хрустящие листья зелёного салата. Аппетитное блюдо было для женщины мукой. Она совершенно не хотела есть. Безжизненный взгляд смотрел вперёд на узорчатую лепнину, которой была покрыта стена. Глаза беспощадно следили за ее изгибами постоянно возвращаясь в одну и ту же точку. Игривый гогот лошади под окном, заставил Грендель обернуться. Столовый прибор небрежно упал из руки рядом с тарелкой и зазвенел. Женщина подошла к нему и стала высматривать происходящее. К повозке скоро подбежал Мидек и стал грузить её вещами. В куче предметов и различных одеяний, она приметила плащ Сотара. Нервные шаги стали вести её к супругу. Она только зашла в покои как сходу спросила взволнованным тоном:

– Ты уезжаешь?

– Я должен, – твёрдо ответил Сотар.

– Твоего сына не стало, а тебе всё равно?

– Мне не всё равно, Грендель. Его уже не вернуть, и я не хочу, чтобы весь мой народ погиб вместе с ним. Я обязан их защитить, а без помощи мне это не удастся.

– Сколько ты там будешь?

– Путь займёт около восьми дней туда и обратно. Не знаю сколько будет само пребывание в городе. Зависит от гостеприимности царя пустынных земель.

– На кого ты оставляешь всех нас?

– Я надеюсь на твою поддержку, – сказал он и схватился за её плечи.

– Совет будет осуществлять управление, как и было, но пока меня нет – ты лицо Нильшерта.

– Ты уверен в этом?

– Ты справишься, в этом нет ничего сложного.

– Я не об этом. Хаартай, он согласится на сделку?

– Другого шанса у нас нет.

– Я боюсь, Сотар, – дрожащим голос произнесла Грендель и прожигала царя своим испуганным взглядом.

– Я тоже, дорогая. Я тоже…

Сильные руки обернули хрупкую спину супруги и прижали к груди. Грендель словно младенец укуталась в объятиях мужа и стала тихо плакать. Сотар неподвижно стоял и вдыхал манящий аромат волос своей жены.

– Мне пора, – прошептал он и стал вырвался из родных прикосновений.

Грендель опустошенно наблюдала как Сотар собирается и уходит. Слёзы не прекращали капать на холодный пол. "Это всё неправда. Мне это сниться", – звучало одно и тоже у неё в голове.

Элара и Кейл лежали рядом друг с другом на одной кровати и молча наблюдали за полётом толстой мухи, жужжание крыльев которой не давало покоя.

– Думаешь он жив? – заговорила Кейл.

– Я не знаю. Мама говорила, что оттуда никто не возвращался. Глупо думать, что в этот раз будет иначе.

– Он сильный и умный. Может у него получиться выбраться.

– Хочется на это надеяться…

– Ты ведь его любишь, так? – робко произнесла Кейл.

Она боялась услышать ответ, однако эта неопределенность сводила её с ума. Элара смущённо продолжала смотреть на потолок. Кейл вскочила и села на кровать, загнув ногу под себя.

– Скажи мне правду, – продолжала она.

– Какое это теперь имеет значение, – произнесла Элара с потерянными глазами.

Несмотря на призрачную возможность существования Кенваля для неё этот ответ был ножом, который со скрежетом скользил по её стеклянной душе. Внутри всё сжалось от бессилия и отчаяния.

– А почему ты спрашиваешь?

– Если ты его действительно любишь, то должна верить в него до конца. Иначе твоя любовь не стоит и никеля.

Девочка всерьёз задумалась над словами подруги. Не прошло и нескольких дней как она похоронила Кенваля без всяких оснований. Ей нужно держать кулаки и до последнего вздоха верить, что он вернётся.

– Почему с людьми, которые мне дороги постоянно случается несчастье? – спросила Элара.

Она прекрасно понимала, что Кейл не знает на него ответа. Любой мудрец бы остался в вечном размышлении над ним. Ей хочется высказаться кому-то о своих переживаниях. Грендель очень добрая и заботливая, но социальное неравенство поставило крест на душевных разговорах с ней. Других же знакомых у неё и вовсе нет.

– Может, потому что мы их не ценим.

– Я бы сейчас всё отдала, чтобы услышать мамин сердитый голос, – произнесла Элара и слегка улыбнулась.

В жизни каждого наступает момент, когда утрата воспринимается как нечто теплое. Без слёз, криков, истерик. Оно греет тебя в дождливый вечер, когда одиночество одолевает серостью и безнадежностью.

– Уже поздно. Я пойду, – сказала Кейл и встала с кровати.

– Куда ты?

– Спать.

– Ты можешь остаться здесь, места хватит на нас обоих. Только если тебя никто не будет искать.

– Да кому я нужна…

Кейл сосредоточенно принимала решение уйти или остаться. Несмотря на сказанное, она знала, что Айсатре будет беспокоиться о ней. Не стоит так оплачивать ей за доброту.

– Ну, же! – жалостливо умоляла Элара.

– Ладно, хорошо, – убедила она Кейл. – Только у меня одно условие.

– Какое?

– Я обязательно сплю у стенки.

Лёгкий хохот Элары заставил её улыбнуться.

– Хорошо, – сказала девочка и обняла подругу.

Кейл уснула, обернувшись в два толстых одеяла. Шаловливый ветер покачивал невзрачный огонёк, который чуть было не затухал. Элара легла рядом и потянула к себе шерстяное покрывало. Девочка приблизила к свече губы, и свернув их трубочкой, резко дунула. Маленькую комнату тут же окутал беспроглядный мрак.

***

Кенваль лежал спиной на рыхлой земле. Вверху он видел резвящиеся ветви деревьев. Глубина ямы была не меньше пяти метров и это его интересовало в первую очередь: как он будет выбираться отсюда? Даже у самого ловкого воина не получится преодолеть эту преграду, что уж там говорить об одиннадцатилетнем мальчике. Вся его одежда была в кусочках грязи, которую он начал стряхивать после того, как сумел подняться. Кругом ничего не было видно. Высоту ямы определить было не сложно, чего нельзя сказать о широте. Кенваль достал цветок из кармана. Он всё еще светился. "Ну хоть в этом мне повезло", – подумал он. Стопы проваливались в мягкую почву при каждом шаге. От сырости у мальчика начали течь сопли, и он постоянно шмыгал носом. Он пролежал на холодной и влажной почве несколько часов, не мудрено, что он простыл. Цветок освещал перед ним дорогу и через пару метров он дошёл до глиняной стены, в которой были отверстия диаметром по тридцать сантиметров. "Очень странные дыры", – подумал Кенваль. Он не стал проверять, что же там есть – жизнь ему дороже, чем любопытство. В животе начало невыносимо урчать. Ещё немного и желудок начнёт переваривать сам себя. "Может попробовать вылезти по ним?". Кенваль зажал живой источник света между зубами и стал взбираться по стене. Рука зацепилась за отверстие повыше. Он приложил силы и сделал рывок, чтобы закрепить ногу. Но край земли обвалился под тяжестью, и он топорно упал на заднее место. Светильник выпал из рта и упал рядом ним. "Ау", – застонал мальчик. Видимо, падать – это его особый дар, который никто и никогда не сможет у него отнять. Долго он так не протянет, нужно выбраться и найти что-нибудь съедобное. Кенваль уже забыл, когда испытывал последний раз вкус сочных фруктов или овощей. Слюни еле как смягчали сухость в полости рта. Всё губы потрескались и кровоточили. Жизненные силы словно потоком высасывали из его тела, глаза закрывались от усталости. Его начало клонить в сон. Он свернулся калачиком и безнадёжно пошёл навстречу своим сновидениям. По крайней мере, в состоянии сна он протянет дольше, чем бодрствуя. Не к чему тратить остатки своей энергии, на бесполезные попытки выбраться из мерзкой глубины. Возможно, после того как он отдохнёт у него появиться идея получше на этот счёт.

***

Закрытую бричку шатало из стороны в сторону на ухабистой дороге. Из-под деревянных колёс временами вылетала цветная галька. Скорости полёта было достаточно, чтобы причинить увечье случайному прохожему. Однако на этой дороге мало кого можно встретить, и наверное, это к лучшему. Никогда не догадаешься, что ждать от незнакомцев. Да что там незнакомцы… Порой кажется, что знаешь человека и можешь пересказать всю его жизнь, а он берет и показывает свою тёмную сторону. Ненароком задумываешься: это люди так меняются или это умение так хорошо скрывать свои гнилые черты?

Мидек упрямо смотрел через небольшое окно на степные дали. Взгляд был прикован к грозовому пейзажу, который внушал ужас. Всё небо почернело от туч, желающих испустить ливень на ближайшие земли. Голова Сотара двигалась в такт с экипажем. Его глаза не успевали прочитать слова здоровенной книги, за которую он крепко держался.

– Надеюсь, мы успеем доехать до ночлега, раньше, чем нас застанет дождь, – произнёс Мидек.

Сотар даже не обратил внимание на то, что тот говорил. Он не хочет иметь ни капли общего с человеком, разрушившим его семью. Однако в его поступках не было ничего противозаконного. Всё, что его ограничивало это мораль, на которую он с удовольствие наплевал. За это не накажут, лишь осуждающе посмотрят и скорчат недовольную рожу.

– И что вы теперь до конца жизни не будете со мной разговаривать? – продолжал Мидек сыпать фразами. – Как же это по-детски…

Сотар поднял покрасневшие глаза. Были они такими от усталости улавливать письмена в вечно шатающейся карете или от злости, что вызывал пассажир напротив, не знал даже сам царь.

– Ты действительно думаешь, что после всего, что произошло, я буду с тобой говорить?

– Опять эти беспочвенные обиды, – иронично сказал Мидек.

– Не беспочвенные, – скрежетал зубами царь.

– Мы оба с вами знаем, что моей вины нет в том, что ваш сын изменник.

– Ты прав, мы оба знаем. Но совершенно иную истину. Мы оба знаем, что Кенваль не был виноват и что ты подвёл его под суд, – повысил голос Сотар, угрожая собеседнику указательным пальцем. – Это ты бросил его в яму, хотя мог выбрать любое другое испытание, которое бы он осилил. Но ты всё рассчитал… Всё до последнего шага. Ты не оставил ему ни единого шанса спастись. И после этого, ты будешь утверждать, что не причастен к его гибели?!

– Я следовал закону и ничего больше. Остальное лишь плод вашего разыгравшегося воображения.

– Что с тобой стало, Мидек?

Глубокий вопрос царя заставил приближенного задуматься. Он опустил взгляд и начал перебирать все события своей жизни из далёкого детства до настоящего времени. Что его так изменило? Он сам не мог дать ответ. Мерцающие картинки воспоминаний вновь стали будоражить рассудок. Мидек шёл по узкой рыночной дороге, окруженной с обеих сторон ларьками. На земле валялось куча мусора и остатки еды, вымазанной в грунтовой грязи. Мальчик держал, обхватив полностью, огромную корзину свежеиспеченного хлеба, которую нес к отцу на продажу. Он часто посылал сына за новой партией, чтобы не уходить с места и не терять покупателей. Мидек видел только небольшую часть пути, всё остальное закрывал край плетеной тары. "Аккуратней! ", – возмущались прохожие, которых он нечаянно задевал. "Смотри куда идёшь!". Мальчик почти вслепую шагал в сторону царя, который двигался со своими воинами, защищавшими его. Они толпой заслоняли правителя, чтобы никто не мог даже приблизиться. За царскую ладонь держался хиловатый мальчик, который судорожно прижался к папе. Передний страж небрежно оттолкнул сына пекаря с пути и тот упал. Корзина вылетела из его рук и рухнула дном вверх. Весь хлеб плавал в коричневатой слякоти. Из жалостливых глаз Мидка уже наворачивались слёзы. Это же то, на что они живут, то, чем кормят себя каждый Божий день. Что он скажет отцу? Мальчик оторвал взгляд от потерянной выпечки и посмотрел на идущего царя. Кенваль наблюдал за грязным оборванцем валяющиеся около дороги через разрыв между двумя воинами. Он видел, что случилось и чувствовал вину, но никак не мог ему помочь.

– Ты прошёл мимо, – вдруг заявил Мидек, после раздумий.

– О чём ты?

– Тогда на рынке, ты видел меня. Видел, что сделали ваши люди и прошёл мимо.

– На каком рынке? – продолжал строить из себя дурачка Сотар.

– Поэтому ты подружился со мной после гельнеи? Тебе стало стыдно? Ты чувствовал, как вина гложет остатки твоей испорченной царской души?

Уже не было смысла утверждать, что ситуация совершенно ему чужда. Он сколько угодно может строить из себя непонимающего – Мидек прекрасно знает, что царь прикидывается.

– Я… – робко начал Сотар, – может и так. Да, я чувствовал, что виноват перед тобой. Мне казалось, что я могу всё исправить. Но чем дольше я с тобой общался, тем больше понимал, что ближе человека мне не найти. Ты стал моим другом. Настоящим другом. И дурацкая корзина хлеба тут не причём.

– Пустые слова.

– Нет, не пустые. И если есть ещё шанс вернуть всё как было раньше, то я готов. Готов всё забыть, несмотря на те ужасы, которые мне пришлось пережить. Величие и власть не отменяют человечности, даже царю нужны близкие люди.

– Мы не можем быть друзьями. Знаешь почему? Ты меня никогда не понимал. Ты и не можешь понять: эта боль, эти страдания, эти переживания. Ты всегда думал, что мы одинаковы, что мы похожи и ничем не отличаемся. Но это не так… Есть два мира, Сотар, и к сожалению, мы родились в разных. Каждую ночь я засыпаю с трепетом. Я боюсь. Боюсь, что потеряю это место и вернусь в трущобы. Вернусь в бедность и нищету, полную болезней, тяжёлой работы и грязной одежды. Ты не имеешь даже малейшего понятия каково это надеется на то, чтобы тебе сегодня удастся поесть. Может мой отец и не был богатым, но у него было сердце. А твой же был тираном и самовлюбленной сволочью, который плевал на жизни простых людей. И совсем скоро ты станешь таким же. Этого не избежать. Яблоня не плодоносит сливами, и посаженная картошка и даёт титры.

***

Сон скитальца был нарушен тем, что кто-то засасывал его руку. Он потянул её на себя, но ладонь не отпускали. Кенваль нащупал цветок и приблизил к месту тяги. Всё тело задрожало, и он словно сумасшедший вскочил с места. Огромный червь ртом обсасывал конечность мальчика. Он пытался вырваться из её отвратительной слизистой хватки, но ничего не получалось. Чем дальше она проглатывал её, тем больше Кенваль ощущал боль. Внутри неё по кругу несколькими слоями росли колющие зубцы, многочисленные маленькие лезвия. Он начал уже визжать от боли. Тварь проглотила почти всю руку, до плеча ей оставались считанные сантиметры. Она не была намерена отступать. Кенваль не знал, что делать. Ему было невыносимо – сотни порезов вновь и вновь наносились на его мягкой коже. От бессилия он свалился на землю и начал рыть её в поисках камня, чтобы забить толстое бордовое чудовище. Все пальцы он уже сбил в кровь. В земле он почувствовал нечто твердое и пробовал выкопать его. Паразит уже добрался до ключицы. Его рот растягивался словно резина. Казалось, ещё немного и голова окажется в её испускающем зловоние пищеводе. Кенваль достал ископаемое и начал острой стороной рубить тело червя чуть дальше своей ладони. Тварь совсем обезумела и стала больше зажимать его конечность. Мальчик кричал от ужаса, но продолжал бить пока не оставил от неё две части. После того как он это сделал, её мышцы расслабились, и он со скребом достал искалеченную руку. Кровь струями сочилась по ней вниз и капала на землю. Ему пришлось снять верхнюю одежду, чтобы завязать её. Он скорее разорвал ткань и обернул конечность, плотно прижав к коже. Было настолько больно, что он не мог сдерживать слезы. И единственное что отвлекло от увечья, это мысль о том, что эта тварь могла быть не одна. Спина рефлекторно наклонилась за нафаанский цветком. Кенваль оборачивался вокруг себя и пытался удостовериться в собственной безопасности. Поблизости никого не было. Однако поверить в то, что она единственная кто здесь ползала и проделывала дыры в земле мог только безумец. Появление остальных сородичей было только делом времени. Тем более что он теперь уязвим. Причём настолько, что сам не до конца понимал бедственность своего положения. Нужно было думать, как отсюда выбираться. Но голод не давал ему делать это спокойно. Как только в его голове появлялась тень здравой мыли, она тут же улетучивалась под звук жуткого урчания. Кенваль бы мог проглотить растение, но тогда бы он лишился единственного источника света. Ничего не оставалось как употребить мёртвую плоть. Как бы омерзительно это не звучало, но другого выхода не было. Нужно преодолеть себя и свои принципы ради того, чтобы выжить. Готовы ли люди отказаться от своих ценностей ради жизни? Если да, тогда какова их стоимость, когда их так легко можно отдать? Кенваль ладонью отодрал часть туши рядом с обрубленным местом и приблизил к носу. Невыносимо. Глубокое отвращение к мясу ему прививали с малых лет, а здесь… Смрад куска настолько отталкивал мальчика затолкнуть в его пасть и разжевать, что мысль о том, чтобы помереть с голоду была уже не такой плохой. Сырая плоть. Кенваль задержал дыхание и оторвал зубами, тянущуюся кожу. С уголка рта начала течь капля свежей крови. Он шевелил челюстью и корчился от гадости внутри себя. Странное чувство… Стремление жить. Самый сильный позыв, который существует в людях. Ты сделаешь всё что угодно, чтобы сохранить себя. Переступишь черту, изменишь самому себе, пойдёшь на самые крайние меры, будешь делать то, на что бы не сподобился в обычной ситуации. Ему вспомнился момент разговора с мамой:

– Почему мы едим только овощи, фрукты и прочую растительность?

Грендель знала, что разговор об этом когда-нибудь зайдет. Не сказать, что она была готова к нему, несмотря на опасения. Однако четкое представление об этом у неё сложилось.

– Кто питается плотью Кенваль?

Он не понял вопроса. Озадаченный взгляд его выдал.

– Животные. Они едят друг друга, чтобы выжить. Одни являются пищей для других. Над ними властвуют инстинкты, и они ничего не могут с этим поделать. Но мы люди. У нас разумное преобладает над рефлексами природы. Так почему мы должны отдаваться низшим позывам нашей сущности, если мы самые высшие существа?

– Но есть животные, которые едят траву, – возразил он матери.

– Тогда чем мы хуже их?

Это заставило задуматься и посмотреть на ситуацию с другой стороны. Теперь каждый раз, когда речь заходила о поедании мяса он понимал, что этим занимаются люди с низким интеллектом и зависимые от своих инстинктов. Они уже и вовсе не казались людьми, а превращались в диких зверей. Они теряли человечность. Чувствовал ли Кенваль что теряет сейчас свою?

Этот вкус навсегда останется у него на языке. Никому бы в жизни он не пожалел такого на ужин. Или на обед. А впрочем, какая разница? Ему хотелось блевать, но Кенваль сдерживался как мог, чтобы в организм поступили ходить какие-то питательные вещества, и он был способен выполнять свои функции. Теперь он не мог отогнать мысли об отвратительной туше и подумать над тем, как вновь не стать добычей для плотоядных червей. Попробовать ещё раз вылезти при помощи вертикальных лунок? Сомнительная идея, ведь крепче они не стали за это время. Попытаться допрыгнуть до края обрыва? Глупо. Там около пяти метров высоты. Кенваль оглянулся вокруг себя и приметил плоский камень, которым он раздробил мерзкую тварь. Его взгляд остановился на нем. Но как он может ему помочь? Разве что… Забыть, об истинной природе этого предмета и посмотреть на его функциональность с совершенно другой стороны. Он хорошо войдёт в почву и может служить неким выступом, за который будет возможность зацепиться. "Нужно больше таких камней". Мальчик упал к земле и начал рыть её в поисках своего спасения. Цветок все также лежал и освещал небольшую местность, вокруг скитальца. Ещё один. Кенваль подковырнул его кончиками пальцев и вырвал с большим клоком земли. Ногтями он начал соскрёбывать её, до тех пор, пока на он не стал достаточно гладким и чистым. Этого было мало. Необходимо как минимум штук пять. Вся эта работа была ему не в тягость, хоть он уже перестал ощущать нервные окончания своих фаланг из-за холодной каменистой почвы. Но в нём был огонь, который вновь и вновь заставлял копать. Последний был найден. Кенваль подошёл к стенке ямы. В одной ладони был цветок, а в другой камень. Он положил свой источник света на землю и принялся заталкивать ископаемое в толщу земли. Нужно было, чтобы он выступал совсем немного, тогда будет возможность на него наступить или схватиться. Для этого ему приходилось проталкивать ископаемое в самую глубь. Чем дальше Кенваль пытался его пропихнуть, тем сложнее он входил. Один готов. Он поднял цветок и пошёл за следующим. С каждым разом оставалось меньше сил. Мальчик уже валился с ног от усталости, но работа требовала своего завершения. Он не хочет оказаться лакомым куском для обитателей провала. С каждым разом камень приходилось заталкивать всё выше, что ещё больше усложняло процесс. Наконец, последний был вколочен и Кенваль принялся карабкаться по своим самодельным ступенькам с зажатыми между челюстями цветком, который испускал свет. Его стебель весь был искусан твёрдыми зубами путника, но он всё ещё выполнял необходимую задачу. Мальчик сделал ещё один рывок и схватился рукой за край обрыва, ему осталось подтянуться, и он окажется на свободе. Тяжёлые вздохи твердили о том, что ему невероятно трудно держаться. Ему казалось, что пальцы вот-вот соскользнут и он свалиться обратно. Кенваль собрал всё свое мужество и перекинул вес на переднюю руку. В этот же момент он оттолкнулся от каменного выступа носком ноги и оказался на поверхности. Этот мир воплощение хаоса. Необузданная энтропия, в которой существует и главенствует единственный закон – выжить. Каждый кто здесь существует думает лишь об одном. Чтобы остаться в живых тебе необходимо сотворить порядок. Только после создания порядка у тебя появляется возможность выжить в хаотичном мире. Чтобы создать порядок необходима сила. Без нее ты погибнешь. Превратишься в добычу, свалишься со скалы, умрёшь от болезни. Здесь нет места слабости и страху. Хаос – это разрушение и страдание. Невозможно властвовать над хаосом, потому что хаос – это отсутствие контроля. Но есть возможность внести в него некоторые закономерности, которые помогут выжить. В противном случае ты станешь элементом её беспощадной цепи, которая проглотит тебя с потрохами.

Дорога длиною в смерть

Шелест пожелтевшей травы тревожил и без того измученный степным ветром слух. Его потоки всеми силами пытались вырвать из земли непромокаемый шатёр и покружить в своих объятьях. Граничные воины сидели на посту, постоянно всматриваясь в бесконечную даль.

– Опять ты проиграл, – сказал один из стражей своему товарищу.

– Да я ничего не понимаю! – завопил тот.

– Всё же просто. Суть в том, чтобы у короля противника не осталось ходов. Смотри, пешие могут двигаться только вперёд, слоны по всей доске, но только по диагонали, царь куда угодно на одну клетку, а царевна по всей карте в любом направлении.

– Это почему царевна сильнее царя?

– Потому что царь не сражается, он только управляет войсками.

– Да бред это всё!

– Если не нравится, то сам бы придумал игру. Я тут стараюсь, а ему всё не то…

Недовольный стражник потянулся за деревянной фигурой и взял её в руки.

– Да и конь у тебя уродливый получился.

– Сам ты уродливый! А ну, отдай сюда, – сказал он и попытался отобрать его у сослуживца.

Тот встал с места и начал убегать от него, как можно выше поднимая фигуру, с ехидной улыбкой на лице. Стражник подпрыгнул и в невесомости выбил из слабой хватки деревянного коня. Он отлетел на много метров в длинные стебли трав.

– Иди теперь ищи её!

– А я почему? Ты же сам её выбросил.

– Всё из-за тебя! Ведешь себя как ребенок, ей богу.

Раздражённо шагая в сторону пропавшей вещи, стражник то и делал, что сердито бухтел. "Как можно быть таким тупым? Теперь ещё ползать по холодной земле из-за этого идиота. Игра ему моя видите ли не нравиться… Тьфу". Расталкивая в сторону густую траву, он пристально вглядывался в каждый клочок почвы, чтобы отыскать своё творение. "Наконец-то!", – обрадовался стражник и вытащил фигурку из грязи.

– Ну, что там? Нашёл? – кричал позади него товарищ.

– Нашёл.

Воин почистил игрушку об форму и положил в брючный карман. Его взгляд устремился вперед. На горизонте он увидел движущиеся силуэты. Чуть поднатужив свой зоркий глаз он приметил его – флаг с бычьей головой в крови. Его тут же бросило в холодный пот. Он словно онемел от страха. Стражник пытался выдавить из себя хоть слово, но язык заплетался и из рта выходили лишь нечленораздельные звуки. Воин резко развернулся и стал небрежно бежать в сторону шатра.

– Ка́влир! – наконец выговорил он. – Кавлир, они идут!

До него не сразу дошло, что имел ввиду Ве́лерман. Но надрывающиеся реплики говорили всё сами за себя. Кавлир встал на стул и начал дрожаще высматривать северных недругов. Рано или поздно это должно было случиться. Однако быть готовым к такому невозможно. Так или иначе противник возьмёт тебя врасплох. Не потому, что он напал без всяких оснований и опасений, а потому что он просто сделал это.

– Скорее скачи к царю, – сказал он Велерману.

– А как же Фур? Как же крепость?

– Я предупрежу их. Найди Сотара и скажи, что версахцы у наших земель. Давай, быстрее!

Он сел на коня и помчался так быстро как ещё никогда не ездил. Его сердце стучало как церковный колокол на праздник. Теперь от него зависит судьба целого народа. В его руках тысячи человеческих жизней. Слишком большая ноша для такого маленького человека.

Кавлир поспешил к своему скакуну, чтобы сказать народу, о надвигающейся армии с севера. Но как только он оседлал лошадь, то в него стали палить из длинных луков. Версахцы заметили воина и не желали его отпускать. Град стрел летел в сторону Кавлира, который галопом удалялся прочь от врагов. Одна из стрел залетела лошади в мягкую заднюю часть и она, встав на задние копыта, сбросила мужчину, вереща от боли. Кавлир оглушенный неожиданным падением чуть приподнял голову. Его лошадь бездумно бежала вперед.

– Давай, родная, скачи, – проговорил он.

Кавлир повредил спину и не мог двигать ничем кроме головы. Она вновь коснулась мягкой травы. Ему слышался топот тысяч приближающихся коней. Он умиротворенно смотрел на серое небо, а затем медленно стал закрывать глаза.

– Скачи… – прошептал он вновь.

Резво стрекочущие прозрачные крылья мухи щекотали кончик носа Кейл. Девочка сонливо достала руку из-под теплого одеяла и стала чесать его, не открывая глаз. Насекомое вновь подлетело к лицу и жужжало будто пыталось разбудить свою жертву. Кейл не могла игнорировать настолько наглое поведение и как сумасшедшая стала размахивать руками, чтобы отогнать доставучее исчадие.

– Что ты делаешь? – спросила Элара, когда проснулась от телодвижений своей подруги.

– Муха.

– Что?

– Тут муха летает.

– Да оставь ты её. Пускай летает.

Элара снова уткнулась головой в подушку. Кейл невольно начала искать окно в комнате, ей нужно было понять сколько сейчас времени. По ощущениям уже было около шести утра. Девочка лениво стала переваливается через свою подругу.

– Ты чего? – снова пробудилась Элара.

– Мне нужно идти.

Босые стопы коснулись холодного пола. Девочка на носочках добралась до верхней одежды, сложенной на покосившейся табуретке. Осторожность не была излишней. Каждая вещь в мрачных до ужаса покоях зловеще выпирала и наблюдала за неловкими, слегка вялыми движениями своей гостьи. Кейл не заметила, как надела кофту наизнанку. С потерянным видом она вышла в коридор и тихо затворила за собой дверь. Было так тихо, что девочка слышала собственное сопение, которое постоянно заглушалось торопливыми шагами. Она спешила переодеться. Чтобы выполнять работу ей нужно быть в форме. Кейл потянула металлическую ручку на себя и протяжный скрип прошёлся по всему дворцу. Айсатре сидела на своём кресле и поглядывала в окно. Всю ночь она не сомкнула глаз, зная, что девочки нет в постели. Как только она услышала какие-то шорохи, то перевела взгляд на выход. Её харон с трудом тащила на себя дверь, а потом с каменным лицом вошел в комнату.

– Что это за вид? – с порога спросила женщина.

Кейл начала оглядывать себя с головы до ног. Что ей не нравится?

– Твой шерстяной нательник.

Она увидела внутренние швы и смекнула о чём идёт речь.

– Простите, – с лёгким недовольством извинилась девочка.

– Где ты была?

– Я ночевала у Элары.

– Разве у тебя нет своего места?

– Она попросила остаться с ней. Почему я не могу побыть у подруги?

– Можешь, конечно… – ослабила свою хватку Айсатре. – Но у тебя есть возможность предупредить.

– Зачем? Неужели кто-то будет меня искать?

– Не знаю на счёт кого-то, но одну старуху волноваться ты заставила.

– Простите, – вновь извинилась девочка, но в этот раз действительно чувствую вину.

– Ничего. Просто в следующий раз сообщи мне, если соберёшься не приходить.

– Хорошо.

Кейл робко прошла мимо неё. Она то смущенно отводила взгляд в сторону, то вновь пыталась уловить расплывчатые очертания Айсатре боковым зрением. Ей не хотелось ещё раз встретиться с женщиной глазами, но детское любопытство давало о себе знать. Девочка и представления не имела как вести себя. После смерти родителей ни один человек о ней так не заботился. Без задней мысли, с любовью, без корысти. Ей казалось, что таких людей не существует. Но живой пример милосердной хранительницы покоев говорил об обратном. И кажется, она всё-таки нашла свой лучик…

***

Ноги устало шагали по широким землям. Кенваль всё ещё не мог поверить своим глаза и разум, что окружающей его мир реален. Потерянный мальчик ни на секунду не переставал испытывать страх и оглядываться по сторонам. А при каждом шорохе он вздрагивал и словно сумасшедший откидывал взглядом ближайшую местность. Освещающий небольшой участок пути цветок стал бледнеть. Всё тяжелее и тяжелее было разглядеть, что ждёт впереди. Однако поблизости больше не росло таких. Кенваль слишком далеко ушёл от места, где вылез из расщелины. На горизонте он приметил мерцающие огоньки. Мальчик не знал от чего исходит свет, но в этом мраке это было единственным ориентиром. Набравшись смелости он стал идти в их сторону. По мере приближения он стал замечать, что огни достаточно высоко расположены. "Значит, это не цветы", – подумал мальчик. Дрожащие колени еле удерживали Кенваля на ходу. Казалось, свет был близко, однако мальчик прошагал уже несколько километров в надежде дойти до него. И чем ближе он подходил, тем яснее перед ним вырисовывались образы больших грибов со сверкающими полутонными шляпками. Их было столько, что они образовали своего рода лес. У каждого основания была выколота дыра. Грибы как будто дышали сквозь неё. Через них проходил воздух и стенки ножек рядом с отверстием дрожали по мере прохождения потоков. Кругом летали миллионы крошечных споров, которые вырабатывали грибы. Кенваль прошёл мимо одного и посмотрел наверх. Он в разы превышал его собственный рост. На земле была распластана желеобразная масса, которая постоянно прилипала к подошве ботинок. Позади Кенваля послышалось гортанное стрекотание. Мальчик тут же в страхе обернулся, но никого не увидел. Он сделал ещё пару шагов вперёд и вновь услышал его. Только звук уже исходил с правой стороны. Он нервно крутил головой вокруг и пытался понять откуда исходит это зловещий ор. Сердце стало разрываться от молниеносных сокращений, а всё тело уже трепетало от кошмарного стрёкота. Из отверстий в грибах начали выползать и обвивать всё кругом длинные щупальца. Верхняя часть кожи была гладкая и слизкая, словно рыба без чешуи, а под щупальцами были маленькие присоски на многочисленных кожаных ворсинках, которые прилипали к телу жертв и не отпускали. Из каждой дыры выходило по пять, а то и шесть мерзких конечностей. Они почти без шума двигались к своей цели. Когда Кенваль в очередной раз отвернул взгляд в сторону, то отпрыгнул назад и стал с ужасом пятиться назад. Щупальца уже распространились по всей земле и дошли до ног мальчика. Тот так отчаянно убегал от них, что еле как успевал найти пустые участки земли, на которые можно ступить. Конечности роем беспощадно ползли за беззащитным мальчиком, желая ощутить его в своих объятьях. Кенваль не оглядывался и мчался, сломя голову вперед в непроглядную тьму. Ему казалось, что в какой-то момент оно схватит его за ногу и утащит обратно. Даже страшно представить, что его там ждёт. Мучительная смерть от голодного рукастого чудовища. Его самые страшные мысли притворялись в реальность. Тентакли сковали ему ноги, а тот упал и принялся отцеплять их от себя. Сначала Кенваль неистово бил по ним кулаками в надежде, что они отступят, однако это их мало волновало. Мальчик схватился обеими руками за щупальце, обхватив его, и стал тянуть вверх. Сквозь яростный крик и огромное количество усилий, потраченных на спасение, Кенваль оторвал эту тварь от себя и вскоре встал с земли. Мальчик как мог несся от этих чудовищ. Он сделал последний шаг и стал бежать с сумасшедшей скоростью по крутому спуску, на котором росли непонятые травы и огромное количество цветов. Его взгляд был устремлён в бесконечную темень. В какой-то момент он потерял равновесие и упал, скатываясь с него кувырками в неизвестность.

***

Экипаж, хлюпая по небольшим свежим лужицам, неторопливо подкатил к одиноко стоящему спальному дому. На огороженной территории росло несколько крупных деревьев, которые специально были посажены для атмосферности места. Дубовая постройка была высотой в пять этажей. Хозяин не пожалел ни одного никеля, чтобы она выглядела прекрасно. У круглых окон были узорчатые ставни. Огни горели по всему периметру, чтобы не умалять достоинство творения даже ночью. Оригинальная резьба около крыши в виде нескольких людей, сменяющих друг друга, сразу привлекала внимание. Один из них сладко лежал на кровати, другой же был изображён с бутылкой, а третий держал за руку женщину. По всей видимости, это виды услуг, которые предоставляло заведение. Складывалось ощущение, что металлическая крыша вот-вот сползёт. Однако это была лишь иллюзия. У величавой двери с расписанной плоскость стояло двое приветствующих. Они были первыми, кто встречает гостей и проводит их к смотрителю покоев.

– Гляди, сейчас свалиться, – пошутил Мидек, подходя к спальному дому.

Ощущение, что сейчас эта штука упадёт и раздавит не покидало царя.

– Ты смотри-ка, – весь поглощённый идеей постройки, произнёс Сотар. – Интересно зачем так строить…

– Для красоты, как и остальное.

Две харонов молча плелись сзади и изнемождено несли царские вещи. Исхудавшие ботинки одного из них попали прямо в лужу. Нога почувствовала холод и стала мерзко чавкать при ходьбе. "Вот же невезение!", – подумал он и начал вытряхивать воду из обуви, стоя на одной ноге. Мужчина перестарался и не смог удержаться от падения. Вся одежда, которая была завернута в светло-голубое покрывало оказалась на сырой земле. Вопль отчаяния слуги заставил Сотара развернуться.

– Что ты наделал? – кричал он в ярости. – Неужели так трудно это донести?

– Простите, ваше величество, – начал суетливо извиняться харон.

– В чём я, по-твоему, сейчас буду спать? Всю одежду ты измазал в грязи.

– Он же не хотел, – вступился за бедного мужчину Мидек. – Всё можно постирать.

– Да, я всё сделаю. Не переживайте, ваше величество, – оживился слуга.

Сотар с глубоким недовольством повернулся ко входу и дико топая ногами по слякоти стал идти к постройке. Харонначал нервно перебирать упавшие вещи, закидывая их на плечо.

– Зачем ты так с ним? – спросил Мидек.

– А как ещё быть с теми, кто не может выполнять свою работу?

– Это лишь случайность. Такое может случиться с каждым.

– Не учи меня быть тем, кто я есть, – грубо ответил Сотар.

– Представьтесь пожалуйста, – прозвучал ровный голос, когда путники дошли до двери. – Назовите кто вы и откуда.

– Мы Лойтан и Немер из Ксанта. Мы братья. Нам нужно место, чтобы переночевать и пища, чтобы восстановить силы после долгой дороги.

– Прошу, идите за мной, – сказал стражник и жестом указал на уже открывающиеся ворота.

Длинная каменная аллея вела прямо к парадному входу. От неё в стороны разрастались трёхбутонные цветы и несколько маленьких кустов, на которых созревали кисло-сладкие ягоды. Такого на юге не встретишь. Цветы редко выживают из-за палящего солнца.

Путники осторожно вошли в величавый зал. Его потолок упирался в крышу постройки. На самом верху свисала внушительных размеров люстра из сотен хрустальных шаров, в которых отражались огни ближайших светильников. Из-за них они мерцали словно звёзды в темноте. По правую и левую сторону были сооружены балконы, которые вели к покоям, а прямо перед ними красовалась мраморная лестница с двумя мощными коринфскими колоннами.

– Приветствую вас, усталые путники, – подошёл к ним ухоженный мужчина в дорогом кафтане. – Что желают достопочтенные мужи в нашем заведении?

– Нам нужно три спальни на ночь и что-нибудь перекусить, а то от этих лепёшек уже давиться хочется, – сказал Мидек.

– Что предпочитаете в еде? Поджаристые бараньи рёбрышки? Рыбу восхитительного копчения? Может кусочки фаршированного латмира?

– Мы не едим мяса, – твёрдо произнёс Сотар.

– Прошу прощения, мои люди не известили меня о том, что вы шелы. Ужин будет за наш счёт.

– Не стоит, – возразил царь.

– Я настаиваю.

Мужчина щёлкнул пальцами над головой и к нему тут же подбежали работники.

– Отнесите вещи наших постояльцев и приготовьте им покои. Лошадей и карету отведите в стойло.

– Там есть грязные вещи, где их можно постирать? – спросил харон.

– Не беспокойтесь, мои люди этим займутся. А вас я прошу за мной, господа.

– А как вас зовут? – поинтересовался Мидек, шагая за ним.

– Йозарк из Хекса.

– Из далёких вы земель, однако.

– Да, я покинул Аскорию, когда был мальчишкой.

– Забавная у вас крыша…

– Это лишь уловка для привлечения клиентов.

– Как это? – недоумевал Мидек.

– Что вы чувствуете стоя перед зданием?

– Хочет скорее убежать.

– Всё правильно. И самое безопасное место, до которого быстрее всего дойти – сама постройка. Это происходит неосознанно.

– Хитро, – ухмыльнулся приближенный.

– Да, так и есть. Это идея хозяина спального дома. Быть богатым это искусство, и он познал его полностью.

Узкий коридор вёл их к трапезной, где располагался десяток круглых столов, на одной единственной деревянной ножке. Она словно врастала в чистый до блеска пол. Над каждым из покрытым белоснежной скатертью столом, свисал масляный светильник, что создавало полумрак и теплую атмосферу. Искромётные улыбки людей не сходили с лиц. Казалось, они днём и ночью веселиться под страстью красного вина и вкуснейших блюд. Сотар изредка ловил искушённые взгляды девиц, расхаживающих вокруг в коротких платьях. Они разносили посетителям напитки и прочие заказы.

– Прошу, сюда, – произнёс Йозарк и указал на свободный стол.

Управляющий вновь щёлкнул пальцами и как по волшебству к нему подбежала девушка, готовая прислуживать своим постояльцам.

– Джелен, обслужи наших гостей как подобает. Прошу меня извинить, но мне нужно идти. Приятного вам вечера.

– Вы хотели сказать ночи, – сострил Мидек и с вожделением посмотрел на девушку.

– Да, конечно.

Йозарк слегка склонил голову и удалился по своим делам.

– Чем желаете насладиться? – еле выдавила Джелен с натянутой улыбкой.

– А вами можно? – вновь сказал Мидек, пожирая её глазами.

– Прекращай, мы здесь не для этого.

Грозный голос царя отбил у него всякое желание.

– Нам что-нибудь растительного, без мяса и рыбы.

– Тогда выбор не столь велик.

– Ничего страшного, нам не привыкать к пресной пище.

Девушка кивнула и направилась на кухню. Взгляд приближенного висел на ней до тех пор, пока та не скрылась за дверью.

– Что ты вытворяешь? – начал недовольно Сотар. – Ты думаешь мы приехали сюда отдыхать? Мы здесь лишь переночевать, как только наберёмся сил, то поедем дальше.

– Может я так набираю силы.

– Если я узнаю, что ночью ты был с кем-то, то будешь выгнан из совета.

– Неужели?

– Думаешь я шучу? Если есть основание, то почему бы его не применить? Ты же всегда так делаешь? Разве ты у нас не чтишь законы? – чуть прикрикнул царь.

Несколько человек обернулись на его возгласы. Их взъерошенные волосы твердили о том, что кто-то помешал им беспечно проводить время.

– Тихо, Сотар, – почти шепотом произнёс Мидек, пытаясь унять его.

– Как ты смеешь затыкать мне рот?

– На нас смотрят.

Сотар проснулся от гневного забвения и неторопливо повернул голову в сторону зала. Вопросительные выражения лиц, заставили царя успокоится и забыть о своих переживаниях. Он виновато отвернулся и опустил взгляд, словно его отчитали как маленького мальчика за проступок.

***

Единственное что ему хотелось это промочить горло. Но где достать хоть каплю воды? Можно было только надеяться, что она вообще здесь есть. Необходимо было идти дальше. Чем больше двигаешься, тем меньше шансов, что ты станешь звеном в пищевой цепи. Узкая тропинка вела путника в самые темные уголки чернильной течи. Именно так называл её Кенваль, потому что всё детство слушал рассказы о ней. Ему и в голову не приходило, что когда-нибудь он столкнётся с ней лицом к лицу. Хоть чернильная течь лишь начало этих земель, оно навсегда останется определяющим к этому месту. Слишком черная и слишком потаённая.

Дрожащая ладонь с цветком всегда была впереди него. Первое, чему он научился это быть наготове. Ждать опасности оттуда, откуда меньше всего думаешь. По бокам от Кенваля были высокие папоротниковые, которые стеной стояли на протяжении многих метров. Он попробовал пробиться сквозь них, но ничего не получалось. Огромные лопухи резко возвращались в исходное положение, когда он силой отодвигали их в сторону. Невозможно. Ничего не оставалось как брести вдоль них к неизведанному. С каждым шагом он терял светлую веру в свое спасение. Жажда совсем замучила мальчика. Кенваль как собака слегка высунул язык и тяжело дышал. Казалось, этой зелёной тюрьме не будет конца. Возвращаться назад было поздно, он слишком далеко зашёл. Перед ним возникла преграда из скрученных между собой стеблей цветков. Другого варианта не существовало: нужно идти напролом. Кенваль проделал рукой небольшое отверстие отодвинув ростки, а после сам потихоньку начал входить в заросли. Он оказался в самом центре. Сотни цветов словно спали. На четырех закрытых лепестках вырисовывались красноватые пятна. Кенваль аккуратно протянул руку и дотронулся кончиком указательного пальца до одной из головок. Растение тут же раскрылось и изнутри показались тысячи маленьких иголок по всей площади лепестков. А посередине было отверстие, которое испускало шипение. Мальчик отпрыгнул от испуга назад. Он задел ещё десяток таких, которые начали вести себя подобным образом. Одна из них впилась Кенвалю в икроножную мышцу, и он завопил словно одержимый. Нога рефлекторно дёрнулась вперёд, чтобы вырваться из хватки. Это было не менее болезненно, чем когда она впивались. От страха он бросился бежать вперёд, пытаясь не попасться в смертельные объятья партанары. Ещё одна успел зацепиться за плечо, когда Кенваль потерял равновесие и чуть было не грохнулся в зеленую гущу. На этот раз было не так больно, однако удержаться от выкриков он не мог. Места укусов начали жутко зудеть. Устремив свой взор вперёд, он рвался к свободе. Последний рывок выбросил его на холодный песок. Кенваль в тот же миг оторвал туловище от земли и резко повернул голову. Его небрежный силуэт начал скоро зарастать и через несколько секунд от него не осталось и следа. Мальчик отдышался и пришел в себя после стремительного побега из зелёного плена. Вся одежда собрала на себе песок. Кенваль встал и начал оттряхиваться, а когда он случайно поднял взгляд, то увидел огромный водоём. Из памяти улетучились все недавно произошедшие события. Он хотел лишь одного – пить. Хромая нога не давала ему двигаться к озеру быстрее. Ковыляя, он дошёл до берега, по периметру которого росли сотни нафаанских цветов. Кенваль упал на колени и зачерпнул в ладони воды. Он с наслаждением ополоснул грязное лицо, а затем начал утолять свою жажду. Когда желудок был полон, а дикая сухость во рту прошла, то он с облегчением выдохнул и стал осматриваться вокруг. Края озера не было видно. Цветки находились только ближе к берегу, а дальше расположились скальные откосы. С середины водоёма начал всплывать большой водяной пузырь. Его объем всё увеличивался, пока Кенваль созерцал это чудо природы. Набрав максимальный размер, он лопнул и капли воды расплескалась обратно в озеро. Ему представлялось необходимым подумать на тем, что это было, но мальчик начал испытывать странные ощущения. Всё тело ослабло. Он чувствовал, как лёгкий холодок проскальзывал по его конечностям. Яд партанары уже распространился по всему организму. Он вызывает паралич у своей жертвы и пока та, беззащитна, пожирает её, откусывая от неё по маленькому кусочку. Ноги уже не держали Кенваля. Он свалился на одно колено и принимал попытки встать. Чем больше он двигался, тем быстрее действовал токсин. Левая рука совсем отказала, а язык начал неметь, мальчик не способен был его напрягать. Кенваль свалился на плечо, а затем его приковало спиной к песку. Осталась возможность шевелить только пальцами, но с каждой секундой и это было делать всё сложнее. Настолько беззащитным он никогда себя не чувствовал. Он даже не сможет противостоять тому, кто придёт по его душу, точнее по его тело. Глаза всё еще были открыты и наблюдали за бурлящей лагуной. Огромные водяные шары – даже для этого места это слишком странно. Кенваль не знал сколько продлится эффект яда и поэтому мог только надеяться, что в скором времени вновь сможет двигаться. Настолько слабые… Люди. И одновременно настолько сильные, сильные духом. Сейчас только чудо могло его защитить от опасностей чернильной течи. Глупо полагаться на себя, когда ты не способен сделать ровным счётом ничего.

***

Протяжный храп, слышался даже за закрытой дверью. Джелен беззвучно подкралась к покоям и принялась шоркать замочную скважину дубликатом ключа. Когда она, лишь при свете небольшой свечи попала в отверстие, то аккуратно провернула его. Казалось, противный скрип разошёлся почти по всему спальному дому. Металлические петли двигались, уводя от девушки дверь, а она отчаянно пыталась схватиться за ручку в полной темноте. Бдыщ. Из-за громкого удара, Мидек вскочил, проснувшись от сна.

– Кто здесь? – крикнул он, разглядывая непонятный силуэт во мраке.

– Простите меня, – прозвучал тревожный женский голос. – Я Джелен. Сегодня вы были моими гостями.

– Зачем вы вломились ко мне?

Он будто не верил ей. Приближенный вслепую пытался нащупать клинок на полу. Это животный страх, который способен на всё, чтобы защитить себя.

– Мне больше не к кому обратиться. Вы единственные люди, которые могут помочь.

Девушка стала аккуратно подходить. В руке горело маленький огонёк, которое плавил воск вокруг себя. Со свечи медленно скатывались его капли, застывая на пол пути к ладони.

– В чём дело? – спросил Мидек, когда заметил знакомые черты лица.

– Этот дом место разврата и плотских утех.

– И только я один в нём не получаю никого удовольствия…

– Вы не понимаете. Эти девушки были проданы сюда, как и я. Я не могу сбежать. Стражники днём и ночью следят за землями дома. Я столько раз пыталась сбежать, что на мне нет живого места.

– Вас били?

– И не только, – заплакала Джелен.

– Но я видел тех девушек, они не выглядели несчастными.

– Это лишь образ, чтобы не гневать управляющих. Умоляю вас, вы моя единственная надежда.

– Почему вы выбрали меня? Мои побуждения вас не напугали?

– Глаза

человека никогда не врут. Вы не злой, хоть и не без греха.

– Даже бы если я захотел вам помочь, то как? Как я могу вывезти вас отсюда незаметно?

– Я могу сойти за одного из ваших харонов. Никто не узнает меня.

– Царь будет в ярости, если всё раскроется…

– Царь? – в недоумении спросила Джелен.

– Ахм, это так, не важно… Будьте утром у меня в покоях, когда я спущусь на завтрак. Я призову слуг и скажу им, чтобы они вас нарядили.

– Благодарю вас, милейший, – произнесла девушка и убрала остатки слёз с щеки.

Грендель лежала одна в холодной постели. Голова её то и делала, что ненароком поворачивалась в сторону места своего супруга. Тихая грусть окутала всю её внутренность. Не злость и гнев, а тонкая печаль, которая пронизывает всю душу. Жизнь идёт свои чередом и кажется всё как обычно, но эта еле заметная меланхолия, медленно пускающая яд по духовным венам. Она настолько въелась и укоренилась в сознании, что ты не можешь найти её и оторвать напрочь. Замаскированная под крепкое вино и веселые компании, сливаясь в повседневную рутину, она медленно высасывает из тебя всё живое. Можно смириться с неизбежным положением и плыть дальше, нащупывая подводные камни, меняя собственное течение, а можно просто окунуться полностью в воду и навсегда примкнуть к обитателям песчаного дна. Оно манит её. Шепчет на ухо ложные обещания сладкой речью. "Что тебе остаётся", – раз за разом звучит в голове. "Всё уже потеряно и не имеет смысла". И только один единственный выбор… Безумное, смелое, отчаянное решение способное схлопнуть всё мироздание в противоречивую субстанцию, не оправдывающую саму себя.

Царевна перевернулась на спину и уставилась в потолок. Не спиться. Привычка, что рядом всегда сопит родной человек, не могла позволить сомкнуть глаз. К нему можно прижаться, чтобы согреться, положить голову или просто обнять. В воспоминаниях всплыли времена, когда Сотар уехал на войну. Тогда её спасала постоянная усталость при беременности и сон находил её раньше, чем она доходила до кровати. За окном прогремел раскатистый гром. Ливень начал яростно хлестать по стеклу полулитровыми каплями воды.

В закрытую дверь трижды постучали. Царевна приподнялась и вопросительно посмотрела на вход. "Кто посмел побеспокоить её в такой поздний час?". Скинув с себя одеяло, она накинула на плечи шаль и пошла встретиться со своим незваным гостем.

– Простите, ваше величество, – протараторил харон, как только увидел Грендель.

– Что случилось?

– Элара, вы просили присматривать за ней…

– Что с ней? – резко оборвала она речь слуги.

– Ей нездоровиться.

– Они в сознании?

– Да, но состояние тяжёлое.

– Найдите Цейдена, – скомандовал царевна и направилась к покоям девочки.

Материнский инстинкт привел её в себя. В глубине души она считает, что ответственна за это дитя, как за собственное. И всякую боль, которую испытывает Элара моментально начинает чувствовать, и она сама. Уже приближаясь к комнате, она слышала тяжелые стоны. Царевна вошла в покои и увидела, как девочка укуталась покрывалами и дрожала словно новорожденный кролик. Её ужасно знобило. Длинные тяжёлый вздохи ещё больше вызывали жалость у Грендель, разрывая её сострадающее сердце.

– Милая моя, – произнесла царевна и присела на кровать рядом с ней.

Рука сама потянулась к маленькому лбу, чтобы проверить температуру. Ладонью она коснулась белой кожи, с которой стекали капли пота.

– Да ты вся горишь.

Грендель подоткнула пуховое одеяло и поправила подушку, которая съехала из-под головы.

– Не переживай, все обойдётся. Сейчас найду лекаря и скажу, чтобы сделал тебе жаропонижающий отвар, – сказала она и встала на ноги.

За её кисть тут же ухватилась Элара. Царевна опустила взгляд и увидела хрупкое запястье девочки.

– Не надо, – простонала она.

– Что не надо, милая?

– Не уходите. Останьтесь.

Грендель села обратно и начала поглаживать её слегка влажные волосы на голове. В полной тишине губы царевны стали шевелиться, напевая детскую песню:

– По лесу, вдоль поля бежит ручеёк,

Игриво петляя по землям

Журчит он так сладко, как голосок

Что пляшут под ним даже стебли…

***

Позади Кенваля послышались медленно приближающиеся шаги. Ноги животного утопали в песке, каждый раз, когда оно ступало. В другой раз лёгкое рычание вызвало бы у нег дрожь, но сейчас единственное, что выказывало страх – это глаза. Только в них можно было увидеть всю остроту ощущений, испытываемых мальчиком в тот момент. Существо всё приближалось. Оно чуяло его кровь даже под толщей тряпок. Когти уже во всю красовались на волосистых лапах. Оно просто было голодным, здесь выживает сильнейший и в данный момент Кенваль находится в положении ей уступающем. Дикий пёс начал обнюхивать свою жертву. Мальчику казалось, что его недолгое путешествие подошло к концу. Рано или поздно это должно было случиться – он должен здесь умереть. У всего есть конец. Нам суждено умереть, озираясь на свою жизнь и пытаясь уловить самые значительные моменты, которые тронули нас до глубины души. Мы не вспоминаем обиды или травмы. Нам хочется видеть то, что приносило искреннюю радость. И, конечно, мы печалимся о том, чего не достигли. О том, что мечтали и что не сбылось. Можно ли умереть довольным прожитым всеми своими часами? Вряд ли. Все мы совершаем ошибки. Большие или маленькие, перед смертью они имеют тот же вес. Ты думаешь привнёс ли ты что-то полезное, совершил ли какой-то благородный поступок, который будет говорить о тебе как о хорошем человеке. Но вот что странно… О чём думает человек в самую последнюю секунду своей жизни? Когда до самого конца остаётся всего одно мгновение? Единственное, что отделяет от смерти это одна несчастная секунда. Любовь, семья, дом, друзья, деньги, признание, слава. Этот список можно продолжать до бесконечности. Однако кажется единственное, о чем может думать человек в этот момент это о самом конце. Это происходит и в его голове проскакивает мысль: ну вот и всё. "Вот и всё", – подумал Кенваль. Животное догадалось, что он всё еще жив, однако не понимало почему тот неподвижно лежит на земле. Он хищник, ему не нужна простая добыча. Шельгер уселся рядом с ним и ждал пока мальчик придёт в себя, начнет двигаться. Тогда уже он сможет сразиться с ним и после честной победы забрать свой трофей. Кенваль не понимал, что происходит. Он чувствовал теплое дыхание своим затылком уже несколько минут. Внутреннее напряжение не отпускало его, животное не отходило от него ни на секунду, но и атаковать не собиралось. "Что он задумал?", – размышлял Кенваль. "Неужели он пожалел меня?". Всё было гораздо сложнее, чем он предполагал. Из-за кустов послышалось какое-то шорканье. Шельгер поднял голову и навострил уши. Заросли начали двигаться и из-за них показалась плоская морда с тремя выпученными глазами. Его длинные губы были расположены внутри и тварь начала их выталкивать, чтобы вкусить свою будущую пищу. Около рта раскрылась кроваво-красная шершавая плоть. На голове многочисленные отростки переплетались между собой. Существо целенаправленно двигалось к Кенвалю и удушливо вдыхало воздух, немного похрипывая. Обычно оно впивалось в тело жертвы и начинало потихоньку втягивать его в себя. Рубчатая поверхность кожи жевательной части позволяла с лёгкостью соскребывать мясо. Шельгер принял боевую позицию. Просто так он не отдаст свою наживу. В конце концов, он первый его обнаружил. Но правила в этом месте не работают. Все подчиняются только одному: выжить. И самое неприятное это умереть голодной смертью. Поэтому каждый из них готов был отстаивать своё право на существование. Защитник стал рычать на посягателя, после чего сорвался с места и яростно накинулся на незнакомца. Дикий пёс вцепился острыми клыками в шею и откинул врага на несколько метров. Кенваль стал приходить в себя. Голова медленно начала поворачиваться в сторону агрессивных звуков и воплей. Они кружились в безжалостной битве уже несколько минут. К нему пришло понимание, что скоро он достанется кому-то из них. Но вот силы шельгера начали заканчиваться и его лапу засосало в мясорубку пучеглазого монстра. Он пытался вырваться из хватки пробивая своими клыками толстенную кожу на спине. Ничего не получалось. Бедное животное стонало от безысходности: всю его ногу сейчас обглодают. Кенваль потихоньку вставал с места. Голова ещё сильно кружилась, а движения были настолько замедлены, что ему казалось, будто время идёт иначе. Мальчик заметил их противостояние и понял, что скоро шельгер не выдержит. Жалостливый взгляд молил о помощи. Его последняя надежда была в нескольких метров от него. "Разве есть мне до него дело?", – подумал Кенваль. Но сердце разрывалось при виде этой картины. Он не знал, как поступить. "А вдруг, если я его спасу, он съест меня?", – размышлял он. Шельгер уже не мог сопротивляться. Кенваль присел и подобрал несколько камней, которые валялись под ногами. Один за другим он начал метать их в сторону чудовища, которое не отпускало дикого пса. Но оно даже не обращало внимание на него. Тогда мальчик взял ещё горстку и подошёл чуть ближе. Камни всё летели мимо, но один из них попал на верную траекторию, и врезался твари в средний глаз. Глазное яблоко разорвало, и тёмно-серая жидкость стекала по его лицу на землю. Существо начало истерично визжать и отпустило свою жертву. Как только шельгер понял, что противник ослабил хватку, то вырвался и убежал от неё подальше. Тварь всё ещё издавала невыносимые звуки и пятилась назад в заросли. Взгляд Кенваля упал на покалеченное существо. "Беги, отсюда, скорее", – твердил он сам себе. Мальчик боялся, что его добро обернётся ему чем-то неприятным. Однако шельгер даже не предпринимал попыток напасть на своего спасителя. Ему было тяжело стоять, поэтому он присел на свой маленький хвост и начал зализывать раны. Внешняя часть кожи была разодрана, а в некоторых местах и вовсе показывалась белая кость. Кенваль немного усмирил своё состояние, но всё ещё не решался подойти к нему. Нельзя знать, что творится в голове зверя. А непонятного существа за каменной трещиной и подавно. Его взгляд вновь упал на него. Жалостливые глаза выглядели слишком безобидно. Разве может он причинить какой-то вред? "Это уловка, это лишь обманка, чтобы я подошёл к нему, и он укусил меня", – размышлял Кенваль. Шельгер скулил, пытаясь усмирить свою боль. Мальчик стал осторожно подходить к нему. Ему было страшно, но что-то подталкивало его к этому. Животное уже было в паре метров.

– Тихо, тихо, – твердил Кенваль, медленно к нему приближаясь.

Он оторвал листву и стал аккуратно тянуться к ране, чтобы её закрыть. Растение легко прилипло к влажной коже и облегчило боль страждущего.

– Всё хорошо, всё заживёт, – вновь произнёс мальчик и стал гладить шельгера.

Тот начал облизывать руки Кенваля в благодарность за помощь. Доброе сердце мальчика способно усмирить даже самый дикий нрав.

– Я буду звать тебя Ланти, – ласково произнёс он.

***

Солнечный свет игриво сверкал, легко стекая по белоснежной блузке вниз. Вокруг Джелен расхаживали хароны и пытались придать ей похожий на них вид. Девушка неподвижно стояла в предвкушении своего нового образа. Ей хотелось скорее уехать из этого злополучного места и поэтому каждая мелочь была важна. Глаза бегали из стороны в сторону и наблюдали за плавными и организованными движениями царских слуг. Без лишних слов они превратили прекрасную даму в совершенно обыкновенного посредственного харона. Однако была деталь, которая смущала всех присутствующих. Длинные волосы Джелен никак не получалось спрятать под головной убор. А это то, по вине чего, весь хитроумный план может сойти на нет. В дверь начали ломиться тайным постукиванием – два по два и один короткий. Как только шифр был обозначен, то один из прислуги бросился отворять замок. Взор Мидека был обращён на Джелен, как только он вошёл в комнату.

– Сделай лицо попроще, – произнёс он, – и опусти взгляд. Ты должна видеть обувь того, с кем разговариваешь.

Девушка беспрекословно повиновалась каждому указанию.

Либо так, либо она навсегда останется здесь.

– Что с волосами?

– Мы не знаем куда их спрятать. Они слишком густые и длинные, – ответил один харонов.

– Обрежьте их.

– Что? – спохватилась Джелен. – Нет! Прошу вас!

– Если тайна раскроется, то получишь не только ты, но и все находящиеся в этой комнате. Любая мелочь может натолкнуть человеческий разум на случайное умозаключение. А твои волосы неудержимо кричат кто ты такая.

– Я этого не вынесу! Умоляю вас, придумайте что-нибудь! Это как сменить один позор на другой! – заливалась слезами девушка.

– Выбирай, какое из зол хуже.

После этих слов Мидек развернулся и дерзко стуча блестящими туфлями вышел за дверь.

Харон медленно поднёс ножницы к макушке Джелен. Дрожь пробежала по телу. Словно сотни муравьёв устроили погоню друг за другом, щекоча своими крохотными лапками нежную кожу. Пассатижи только коснулись волос как вдруг девушка дернула шею в сторону и произнесла:

– Стойте.

Харон замер в ожидании. Неужели она так и не решиться? Неужели растительность на её голове дороже свободы?

– Мне нужно зеркало.

Изящно протянутая рука жестом требовала инструмент. Она хотела сделать это сама. "Нелепая прихоть", – подумал про себя харон. Однако дело было не в капризах. Лишь таким образом можно переломить себя. Когда именно твои пальцы зажимают кольца и слышится металлический скрежет. Джелен осторожно села на кровать и перед ней поставили зеркало. Она смотрела в своё отражение несколько минут, пытаясь перебороть себя. Толстый, черный как земля, клок волос был сжат в кулак. Другая рука медленно поднялась к корням и разжала ножницы. Каждый кто был в покоях, повернулся на резкий хруст. В тот же момент длинный локон, скользя по телу, упал на пол. Волосинки отделились друг от друга и неизбежно распластались. Следом за ним кристальная слеза ручьем пробежалась по миловидному лицу. Она смотрела себе в глаза и отрезала один локон волос за другим, утопая в собственной скорби.

Бричка уже была выведена из стойла и ожидала пассажиров.

– Благодарим вас за то, что остановились у нас, – провожал их хранитель покоев.

– Было бы время остались бы подольше, – ответил с ухмылкой Мидек, – хорошее у вас место.

– Будем всегда рады вашему визиту, – сказал Йозарк и поклонился.

– Это плата за проживание, – произнёс Сотар и отдал несколько никелей в небольшом вязаном мешочке.

Хранитель безмолвно взял деньги и положил в глубокий карман. Он даже не стал пересчитывать. Возможно, это было уважение к его постояльцам. И кому бы понравилось, чтобы кто-либо алчно перебирал монеты с умной физиономией? Любые отношения строятся на доверии, и если оно не сложилось, то и отношений как таковых нет.

– Ну, что вы там? – кричал Мидек запаздывающей прислуге.

Полностью загруженные вещами и провиантом, они шли друг за другом словно караван. Настолько близко, что чуть не топтали друг другу пятки.

Среди них была и Джелен. Не особо выделяясь из толпы, она брела, опустив голову. От страха быть пойманной дребезжало всё тело. Взгляд хранителя останавливался на каждом из харонов.

– У вас служат весьма симпатичные девушки. Кто та красавица? – спросил он и поднятым подбородком указа л на уходящую Джелен.

Мидек повернул голову и посмотрел ей в след.

– Никто, – ответил он неброско.

Без всяких подозрений мужчина, как положено, проводил гостей и радушно попрощавшись вернулся в дом. Когда все были готовы, экипаж с раскачкой тронулся и продолжил свой путь на далёкие пропитанные солнцем земли.

Карета всё дальше утопала в густом утреннем тумане. Извозчик не мог разглядеть ничего дальше своей вытянутой руки. Почти вслепую они двигались по проезженному пути, боясь заблудиться. Ни путников, ни повозок, ни гонцов. Серый плен будто сковал их всех, в попытке свести с ума. Но вот впереди показался неровный человеческий облик. От неожиданности харон резко остановил лошадей. Их ржание заставило Мидека выглянуть из открытой им двери.

– Что случилось? – обратился он к извозчику.

– Там кто-то то есть.

Приближенный пытался высмотреть незнакомца. Краем глаза он заметил человеческий силуэт, который не шевелился. Он словно сливался с туманом.

– Езжай поближе, – прокричал Мидек.

Но силуэт удался на то расстояние, на которое они приближались. Будто это они толкали его вперёд.

– Что за чертовщина…

– У него, кажется, трость в руке, – разглядывая образ, произнёс харон.

– Может это старик какой заблудился.

– Старики в такую погоду по просёлочной дороге не бродят.

В какой-то момент глаза его сверкнули пламенем, и он молниеносно пробежал вдоль экипажа. Голова Мидека дёрнулась в след за ним.

– Вы видели это? – прокричал в страхе извозчик.

Призрак пустился в погоню за какой-то темной движущейся тучей.

– Давай коней! Скорее!

Бричка, чуть не перевернувшись от внезапной тяги, покатилась в непроглядную тьму. Мидек с бешеными глазами оглядывался назад. От большой скорости карету потряхивало так, что все внутри её подпрыгивали, будто галопом скакали на лошади. Сотар ударился макушкой об деревянный выступ рядом с крышей и от неожиданной боли проснулся от сна. Царь недоумевал что происходит. Он схватился онемевшей ладонью за место удара и еле выдавил:

– Что происходит?

Приближенный не сводил взгляд с сумрачного облака, которое оставалось позади. Страх, что их настигнут не давал ему покоя. Словно сквозь сон он слышал незамысловатые вопросы царя и всеми силами пытался осмыслить увиденное.

***

Они шли по густым лесным массивам пытаясь найти пропитание. Шелест листьев затмевал разум, давая забыться голоду. Они не знали куда идти. Их шаги неизбежно вели их на погибель. Каждое место здесь это угроза, которая висит над жизнями путников. Кенваль нервно озирался по сторонам опасаясь встретиться с другими обитателями чернильной течи. Его рука, в которой был нафаанских цветок врезалась во что-то твёрдое. Это была небольшая каменная постройка. Но попасть туда не представлялось возможным: она была замурована со всех четырех сторон. "В ней должно быть храниться нечто ценное", – подумал мальчик. "Иначе зачем стараться запирать её со всех сторон". Шельгер бросился к основанию сооружения и принялся раскапывать землю рядом с ним.

– Ланти? Что ты делаешь?

Животное не обращало внимание на удивлённые вопросы своего нового друга. Казалось, что зверь знает, что он делает. Он прокопал тоннель внизу и стал залазить в заброшенную пирамиду, которая была покрыта густым слоем зелени. Она несколько десятилетий обрастала ею, а возможно, и дольше. Шельгер прошёл сквозь сделанную дыру и оказался внутри. Изредка слышалось его недовольное рявканье. Кенваль оборачивался вокруг себя и убеждался, что совершенно один. Ему важно было знать, что на данный момент он хоть и в недолгой, но безопасности. Зверь вышел из тоннеля задом, и схватившись за что-то зубами, волочил это наружу. Когда артефакт уже лежал у ног мальчика, то он наклонился и подобрал его в руки. Это был меч. Древний, но из хорошей стали. Прочный, ровный. Однако по остроте он уступал остальным своим характеристикам. Лезвие было туповато. Кенваль был искреннее рад находке. Это то, что ему недоставало.

– Спасибо, дружище.

Шельгер радостно смотрел на мальчика своими искрящими глазами. Теперь ему точно нужно отыскать большой кусок мяса своему искателю сокровищ.

– Что это за звук? – произнёс Кенваль.

Отдалённый топот не давал рассудку странника покое. Шельгер стал настороженно рявкать. Что-то надвигалось. От непонимания происходящего сердце мальчика забилось с неизмеримой скоростью. Вся земля дрожала. Кенваль повернулся и увидел в глубине тьмы движущиеся искорки света. Следом за топотом шло непрекращающееся жужжание, от которого невозможно было избавиться.

– Бежим! Скорее! – кричал мальчик своему четвероногому другу.

Никто из них не знал, что это. Чумное воинство приближалось всё ближе. Они сметали все живое на своём пути.

– Скорее, Ланти! – вновь вскричал Кенваль.

Их догоняли. Нужно было где-нибудь укрыться. Кенваль нашёл небольшой овраг под деревом и стал докапывать его голыми руками. Шельгер помогал хозяину своими лапами, прилагая все усилия. Мальчик судорожно посматривал вдаль, чтобы знать, насколько они близко.

– Запрыгивай, давай.

Ланти уселся в яме и Кенваль начал засыпать его сверху сырой землёй. После чего он сам улёгся на дно и принялся наваливать на своё тело изрытую почву. Он оторвал ближайший куст и воткнул рядом с собой.

– Тихо, – прошептал мальчик.

Он тяжело дышал и не мог успокоиться. Шум саранчи уже был совсем рядом. Она съедала всю растительность и животных, не оставляя ни единой косточки. Уничтожала существующее за несколько секунд. Они пролетели над головой словно ураган. Крылатая смерть. Затем последовали медленные шаги знакомого зверя. Маленькая гарталла, оседланная чумным властителем. Кенваль только успел заметить часть его лица. Дырявый череп с кусочками мяса на нём, без кожи. В мясе ползали маленькие жёлтые черви медленно поедая его, а сквозь затылок и ноздри пролетали мухи. Наездник остановился, принюхиваясь своими двумя отверстиями на лице. Ему не давал покое незнакомый запах. Он медленно опустил голову вниз и приметил странный куст, под которым прятался мальчик. Несколько секунд он внимательно созерцал местность рядом с деревом, пока саранча с диким свистом не полетела вперёд. Чумной властитель схватился за аркан на шее гарталлы и потянул её на себя. Та, встав на задние ноги взревела, а затем пустилась бежать.

***

Полночная луна блекло светила, отражаясь в небольших окнах гостиной. Айсатре сидела в своём кресле и не сводила с неё глаз. Бессонница совсем замучала старую женщину. Вся жизнь пробежала как заяц от охотника. Казалось, ещё вчера будучи озорной девочкой она играла со своими подругами на мягкой зелёной траве и ловила бабочек, а сейчас… Дай Бог вспомнить их имена. А кого вспомнишь уже и в живых нет. Зачем нужна она тогда, эта жизнь, если все мы приходим к одному? Какое значение имеет каким ты стал, что сделал, к чему пришёл, когда в одно мгновение это просто станет бессмысленным? А может оно и было бессмысленным, а мы этого не замечали… Мы сами вкладывали идею в то, что делали. Мы называли что-то важным, и оно становилось таковым. Мы говорили, что любили кого-то и сами же в это верили. Мы говорили, что ненавидели кого-то и он становился врагом. Нам хотелось думать, что мы не такие как все и мы такими становились в собственном разуме. А что наяву? Да кого интересует пустая реальность, если в ней нет человеческого рассудка.

Пугающие стоны маленькой девочки приковали внимание женщины. Айсатре с трудом поднялась и подошла к изголовью кровати, облокотившись на него. Кейл нервно ёрзала по всей постели будто хотела вырваться из её плена. Ей словно перекрыли кислород, и она не могла ровно дышать.

– Что же ты такого там видишь, – прошептала Айсатре, глядя на аккуратное личико.

– Мама! Мама! – вдруг начала верещать девочка во сне. – Не трогайте её! Не трогайте мою маму!

В считанные секунды она оторвала спину от кровати и стала плакать навзрыд.

– Тихо, дорогая моя, тихо, – успокаивала её Айсатре, ласково водя рукой по голове.

Но сон всё ещё оставался для неё реальностью. Страх объял разум и не давал осознать, что это лишь плод её воображения. Иллюзия и ничего более.

– Это всего лишь сон, родная.

Женщина присела рядом и крепко прижала девочку к себе. Так крепко что казалось её ребра сейчас начнут хрустеть. Кейл чуть повернула туловище и утонула в тёплых объятьях своей работодательницы.

– Я не смогла ничего сделать, – ревела девочка. – Я ничего не сделала, чтобы спасти их.

– О ком ты?

– Мама защитила меня, а я её нет… Я не смогла…

– Я не знаю, что именно произошло. Не могу даже представить через что тебе пришлось пройти. Но одно я знаю точно, она ни секунды не сомневалась, когда спасала свою дочь. И если бы перед ней вновь встал этот выбор, то она бы не задумываясь решилась на это. Нам не понять их любовь, пока мы сами не станем родителями. Это не какая-то искра или страсть, которая возникает между мужчиной и женщиной. Не фальшивые кривляния перед друг другом с цветами и глупыми улыбками. Не пустые слова о вечной привязанности. Не романтизированные моменты поцелуев и держаний за руку. Это настоящая любовь, настолько живая, настолько чистая. И свою любовь она доказала в самом высшем её проявлении… В жертве.

Сотар в полудреме постоянно вздрагивал от холодного воздуха, который яростно свистел из щелей в полу кареты. Его руки обнимали плечи, не желая отпускать теплый воздух. При каждом вздохе у него исходил пар из рта.

– Нам нужно сделать привал, – вдруг заявил Мидек.

– Мы почти доехали, – очнулся царь, когда услышал знакомый голос. – Если будем ехать дальше, то следующей ночью уже окажемся у границ Аскории.

– Вы замёрзли, хароны голодны, да и ночью ехать не безопасно. В такую темень даже собственного носа не видно. Остановимся поставим шатер, разожжём костёр и отдохнем до утра.

– Хорошо.

– Эй, Лингрен, давай на остановку. Найди место поровнее, – кричал Мидек извозчику.

– Слушаюсь, ваша милость, – донёсся дрожащий голос.

Экипаж медленно осел на каменистой пустоши. Задняя дверь аккуратно отварилась и из-за неё показалось слегка озадаченно лицо Джелен.

– Что произошло? Почему мы остановились? – удивлённо спросила девушка.

Остальные хароны осторожно выглядывали, прячась за неё хрупкой спиной. Кто-то вовсе начал нервно кусать ногти. Они слышали возгласы и восторженные крики, когда карета остановилась в прошлый раз. Было страшно выходить из защищенного места без малейшего понятия что их ждёт.

– У нас привал, – развеял всю смуту Мидек.

Все с облегчением выдохнули и стали ломиться, чтобы скорее оказаться ногами на твердой почве. Ехать весь день, не имея возможности выпрямиться и возлечь – настоящая мука для позвоночника. Суетливому говору не было конца. Как только стопы харонов коснулись земли, то они начали довольно потягиваться и разминать засиженные мышцы.

Пепел от костра уже вовсю разлетался в стороны. Треск сухих дров ласкал слух усталых путников перед сном. Пока все хароны ставили палатки, Мидек сидел около огня и наслаждался теплом, вглядываясь в манящее пламя. Игривое, живое, опасное. Так и хочется коснуться его пёстрых язычков, извивающихся словно в танце. Джелен почти беззвучно подошла и составила компанию своему знакомому.

– Тебя не должно здесь быть, – твёрдо произнёс приближенный, не поворачивая головы.

– Я не слуга и вы это знаете. Я не обязана выполнять ваши прихоти.

– Пока ты здесь, ты под моей властью.

– Я вышла из рабства, чтобы снова потерять свободу?

– Если Лойтан узнает кто ты, если он узнает, что мы сделали, то тебе останется только молиться, чтобы он сжалился на тобой и отпустил. В противном случае ты поедешь обратно в свой любимый дом.

– Он не такой.

– Откуда ты знаешь? Ты с ним никогда не общалась. Тебе ли знать, что у него на уме?

– Но с вами же я не ошиблась. Вы оказались добрым.

– Ещё не вечер.

– Уже довольно темно, – произнесла девушка оглядываясь вокруг.

Мидек вопросительно посмотрел на неё и усмехнулся.

– Это такое выражение. Оно означает, что положение дел ещё может поменяться. Разве ты о таком не слышала?

– Впервые.

– Ты точно не из Нильшерта.

– А вы откуда? Такие богатые: карета, слуги, одежды, деньги.

– Мы купцы, – неуверенно сказал Мидек и закурил трубку.

– И чем же вы торгуете?

– Ткани.

– Разве Нильшерт богат шёлком или хлопком?

– Мы их пошиваем.

– Сами? Вот этими руками?

– Не сам, конечно. Есть обученные люди.

– Я слышала, как один из харонов обращался к Лойтану как "ваше величество". К чему бы это?

На лице приближенного снова засияла улыбка.

– Дак вы всё знаете и устроили тут спектакль… Зачем же?

– Было интересно узнать, как вы отвертитесь.

– Я не буду перед вами оправдываться, однако быть простым человеком гораздо безопаснее.

– А я и не просила этого делать.

После этих слов Джелен с ехидной улыбкой поднялась со скамьи и тихо пошла в сторону шатра, оглядываясь временами на костёр.

***

Мальчик запнулся о что-то твёрдое на земле. Он еле удержал равновесие и развернулся, чтобы увидеть причину своего непредсказуемого падения. Это был старый булыжник. Камень вдруг стал шевелиться. "Под ним что-то есть", – подумал Кенваль. Шельгер тут же сунул свой мокрый нос в почву и начал что-то вынюхивать. От большой каменной части начала откалываться рука, затем вторая. Весь покрытый мхом булыжник встал на две свои квадратные ножки и показал словно вырезанное лицо. Существо закряхтело. Глаза светились голубым огнём. Питомец отпрыгнул назад от страха. Оно много лет тихо спало, пока стопа странника не разбудила его.

– Ты живой…, – удивлённо произнёс Кенваль.

Элементаль лишь недовольно посмотрел на него своей скорченной рожицей и медленно стал перебирать окаменелыми конечностями. "Неужели это место и вправду существует? Детская сказка… Все о нём знают, – о чём-то догадался Кенваль. – Они знают об этом. Знают о чернильной течи. Но почему молчат? Сотням людей словно отрезали языки". Непонимание мальчика о том, почему это место ещё не открыто всему миру ставило в тупик. Но ответ напрашивался сам собой – они бояться. До смерти бояться того, что здесь может находиться. Все эти рассказы не просто вымысел или какие-то легенды, они настолько же реальны насколько ужасны.

Камень стал хрустеть и испускать сияние. Трещины бежали по всему его телу. Существо начало трястись, его дни на этой земле сочтены. Оболочка совсем ослабла и стала рушится. Элементали живут тысячи лет, но дух их вечно витает в поисках нового дома. Это чистая энергия, которая отсчитывает своё существование с самого зарождения вселенной. Маленький камешек тужился пока не взорвался и осколками не забросал все вокруг.

"Он мёртв…", – подумал Кенваль. Мальчик смиренно опустил голову и попрощался с ним. Он уже собрался уходить как из земли начала подниматься, испуская голубое мерцающее свечение бестелесная субстанция. Кенваль с широко раскрытыми глазами смотрел на это чудо. Энергия медленно приближалась к путнику и влилась в его меч, который висел на поясе. Он тут же вытащил его и начал высматривать лезвие, водя по нему пальцем. Ничего не было. "Может мне показалось?". С неким подозрением мальчик сложил оружие обратно и за его спиной раздался тонкий скрип.Кенваль тут же закрыл ладонями ушные раковины, чтобы не слышать этого разъедающего слух звука. Ланти стал бегать вокруг хозяина и скулить, шоркая острыми ушами по земле от безысходности. Казалось, барабанные перепонки сейчас разорвутся от напряжения. Мальчик повернулся и еле открыл глаза, чтобы разглядеть чудовище, которое стояло перед ним. Длинная пупырчатая шея держала небольшую голову формы вертикального овала. На всё лицо была огромная дыра с уходящими вглубь от самого начала нитиподобными голосовыми связками.

– Прекратите! – кричал Кенваль в надежде, что существо услышит его мольбы.

Но это не помогало. Кровь в венах уже начала вскипать. Оно этого и хотело: увидеть своих жертв, валяющихся в предсмертных конвульсиях, чтобы утолить свой многодневный голод. Чудовище уже распахнуло вонючую пасть, которая располагалась чуть ниже брюха, сверкая алмазными зубам. Кенваль прижался к земле и не имел малейшего понятия, что ему делать. Ещё немного и он перестанет выдерживать этот акустический натиск. В один момент мальчик инстинктивно подобрал кусок камня, который откололся от элементаля и швырнул в чудище. Булыжник залетел ровно в голосовой проём твари. Терзающий слух звук прекратился и существо начало жалобно задыхаться. Трепеща от страха, оно скорее побежало от неизвестного странника чернильной течи. Кенваль еле видел исчезающий во мраке чудовищный силуэт. Мальчик перевернулся на спину и обессиленно раскинул конечности во все стороны. Он сомкнул веки в надежде, что, когда их откроет этот кошмар прекратится. Он увидит, как солнечные лучи легко падают на зелёную траву и согревают её. Как на бескрайнем небе над головой витают слои непроходимых облаков. Как хвойный горизонт трясётся от сильного северного ветра…Но тьма не проходит. Эта вечная мгла, из которой нет выхода.

Беги и не оборачивайся

Палящее солнце душило так, что хотелось зарыться под землю от его беспощадных лучей. Бричка уже подъезжала к границам Аскории. Её деревянные колёса слегка застревали в земле из сухого песка и пыли, на которых росли редкие невзрачные растения. Тонкие почвенные трещины были своего рода орнаментом, тщательно вырисовываемый природой. Вдалеке виднелись верхушки высоченных каменных колонн, которые одну за другой строили измученные рабы.

Около мощных городских стен стояли крепкие стражи. По их мускулистым телам обильно стекал пот. Словно статуи они неподвижно охраняли свои земли от незваных гостей. Извозчик осторожно подъехал поближе к воротам и остановился. Мидек уверенно вышел из кареты и, шагая по иссушенной почве, подошёл к ним.

– Я Мидек из Ксанта, сопровождаю Сотара из Фура, правителя Нильшерта, на встречу к царю песчаных земель. Разрешите проехать нам через город.

Громила молча кивнул второму стражу и тот двинулся проверять экипаж на предмет контрабанды. Это не значит, что продажа вещей запрещена. Аскория – это центр торговли Дейлекронта. Но если у вас есть товар на продажу, и вы не заплатили шарат – доля государства за то, что оно предоставляет вам возможность свободно совершать сделки на их земле, то все реализуемое вами считается контрабандой. Наказание такие преступники получают не столь серьёзное, однако приятным его назвать язык вряд ли повернётся: конфискация имущества с пожизненным запретом на въезд в город.

Стражник открыл заднюю дверь кареты и увидел испуганные и изнуренные лица харонов, теснящихся в безветренной коробке. Он косо посмотрел на Мидек, думая, что это рабы.

– Нет, нет, это наши слуги. Мы не собираемся их продавать здесь, – оправдывался приближенный.

С весьма недоверчивым взглядом мужчина закрыл дверь и отпустил царский экипаж. Огромные ворота отворились, и они величаво заехали в город, наблюдая за бурной южной жизнью. Нескончаемый шум и телодвижения совершенно сбивали с толку иноземных путников. Они еле продвигались по узкому переулку, полному торговцев и ремесленников. Им нужно держать путь в сторону столицы, поэтому необходимо не обращать внимания на людей, хоть это порой бывает нелегким делом. Особенно для харонов, которые постоянно высматривают происходящее через щели в бричке. Другая жизнь и культура выглядят привлекательными и красочными. На самом же деле всё из-за иной обстановки. Рутинная жизнь всегда кажется другой в сравнении с чем-то новым, что вызывает свежие эмоции и впечатления.

Карета приближалась к стройке очередной колонны, как вдруг заговорил Мидек:

– В одной колонне живёт один человек. Вся эта грандиозная постройка его собственный дом. Там его семья и его прислуга.

– Кем же надо быть, чтобы обладать таким… – не отводил взгляда от архитектурного чуда Сотар.

– Правильный вопрос: сколько надо зарабатывать. Пицеры – это аскорская знать. Среди них есть и крупные купцы, и государственные деятели, и жрецы.

– Жрецы?

– Только не говорите мне, что удивлены. На всём юге религиозный культ. Где религия, там пожертвования, а где пожертвования, там и богатство…

– Откуда ты всё это знаешь? – с неким недоверием в голосе спросил Сотар.

– Часы, потраченные вечерами в библиотеке. Книги, это, конечно, интересно, но увидеть всё воочию просто великолепно.

Стук ударов многокилограммового молота по камню не прекращался. Мужчина с покрывалом на голове, от безжалостного южного солнца, с трудом возносил над головой инструмент. Его руки дрожали от тяжести вместе с ногами. По высохшим, еле розоватым губам, можно было осознать его жажду. Но он не мог остановиться. Надзиратели истязали кнутом каждого, кто отлынивал от работы. Даже не знаешь, что страшнее: окровавленные раны на всю спину или вечное бессилие. В очередной раз, когда раб замахнулся, то молот выскользнул с рук и упал, своей тяжестью сделав небольшую выемку на песке. Через мгновение на земле очутился и сам мужчина. Страж подошёл к бедолаге и хлестнул по спине:

– Вставай давай! – яростно кричал он.

Мужчина завопил от боли и стал медленно подниматься. У него не было выбора. Кормили их два раза в день, но этого было недостаточно. Организм истощался от такого количества физических нагрузок. Чуть больше повезло тем, кто работал на самой башне, а не вытачивал камни. По натянутым веревкам, они поднимались наверх и занимались кладкой. Потом, когда внутренние лестницы были обустроены, они и вовсе ликовали. Однако была опасность, которая их постоянно подстерегала. Такие колонны были диаметром в десяток метров и достигали в три раза большей длины в высоту. Свалившись с её края маловероятно, что останешься жив.

Когда царский экипаж проезжал мимо, один из рабов не смог удержать равновесие и полетел головой вниз с диким криком. Надзиратель в ту же минуту подошёл к рабочему и стал пинать его ногами по иссохшим рёбрам. Но он не подавал никаких признаков жизни. Его последний вздох был сделан за несколько мгновений до того, как череп треснул при ударе об строительный камень. Надзиратель перевернул тело и увидел рассечение, которое проходило почти через всё лицо и переходило в покрытую волосами часть головы. Когда он осознал, что раб нежилец, то схватился за него и молча поволок дальше от стройки. Словно куклу, он тащил его по желтоватому песку, периодически останавливаясь, чтобы перевести дух. Для стражника он кусок мяса, но никак не человек. Пренебрежительное и высокомерное отношение говорило само за себя. Такие как он умирают каждый день и к ним нет никакой жалости.

– Давай его к остальным, – кинул он бездыханное тело перед могильщиком.

Тот привязал ногу мужчины к лошади и тянул за собой подальше от города. В Аскории для простых людей не выкапывали отдельные могилы. Умерших сбрасывали в трупную яму – огромную вырытую дыру, на границе цивилизованной жизни. Ни надгробья, ни клейма, ни имени, ни чести. Рвотный запах от неё доносился за несколько километров. Могильщик остановился около её острого края и оборвал верёвку. Он ногами толкал труп к вонючей впадине. Один на другом, сотни перегнивших тел, над которыми как стервятники кружили здоровенные мухи. Когда раб стал частью царства мёртвых, то мужчина смачно харкнул в яму и, сев на лошадь, отправился обратно в свою обитель.

Кто-то из харонов неотступно стучал по деревянной стенке, в надежде, что на него обратят внимание. Этот звук уже изрядно раздражал царя, который выкрикнул в порыве гнева:

– Да что там случилось?!

Карета тут же остановилась и Сотар вышел из неё, чтобы узнать, кто посмел его беспокоить.

– Видимо, они устали, – успокаивал его Мидек. – Мы очень долго в пути.

Он открыл дверь и своим озлобленным лицом оттолкнул всех от входа. Словно испуганные мыши слуги прижались к стенке, настолько насколько это было возможно.

– Кто стучал? – яростно вопрошал царь, пристально разглядывая каждого.

– Это была я… – робко отозвалась Джелен.

Девушка боялась, что из-за её выходки может пострадать кто-то другой. Он перевел свой взгляд на неё.

– Зачем ты это сделала? Постой… – растерялся Сотар. – Кто ты вообще такая?

Мидек виновато опустил голову. Рано или поздно, эта правда должна была всплыть. Но больше всего он боялся, каким именно образом это произойдёт.

– Меня зовут Джелен. Мы встречались с вами в гостевом доме.

– Что ты здесь делаешь? И почему на тебе одежды харона?

– Я попросила Мидека помочь мне уйти из того злосчастного места. И он, будучи добродушным человеком не смог отказать в моей просьбе.

Голова царя медленно повернулась к приближенному.

– Ты снова промышляет за моей спиной какие-то действия?

– Всё не так, – оправдывался он, – она была там рабом. Я просто помог ей.

– Почему нельзя поставить меня в известность?

– Ты бы не согласился…

Вокруг них начал собираться народ. Случайные зеваки, увидев разгорающийся ссору, хотел посмотреть, чем же всё закончиться.

– Правильно, – протяжно произнёс Сотар. – А знаешь почему? Потому что из-за неё нас будут искать, и ты это прекрасно знаешь. Более того, ты решил, что всё складывается в твою пользу: красивая, молодая девушка просит о помощи. "Как же мне повезло", – думал ты.

– Был бы любой другой человек, я бы также заступился за него.

– Тогда почему ты не заступился за моего сына?! – выкрикивал царь, брызгая слюнями. – Почему он был приговорён к смертной казни?! Почему его бросили умирать на дне чернильной течи?! Он мой сын, Мидек! Мой сын! Неужели тебе продажная девка важнее моей родной крови?! Мы же не враги, Мидек, мы не враги…

Израненное сердце Сотара не могло больше удерживать злость и обиду, которые неизбежно копились и заполняли его. Он упал на колени и стал рыдать словно маленький ребенок. Первобытный рёв извергался из его надрывающего горла, повергая окружающих в ужас. Ничто не сможет утешить его. Вся его внутренность содрогалась каждый раз, когда у него перед глазами возникало лицо Кенваля. Рука сама тянется к его нежной детской коже и слегка взъерошенным волосам. Хотя бы еще раз ощутить его в объятьях… Мидек, смотрел на своего правителя и слёзы сами наворачивались друг за другом из стеклянных зрачков. Во что он превратил царя. Его душу словно разрывало на части. "Что ты наделал?!", – кружились мысли в его голове. "Что ты наделал, Мидек?! Зачем?! Ради чего?!".

– Прости меня, – прошептал он и стал потеряно брести против толпы.

***

Кенваль повернул голову и заметил огромное чёрное пространство. По его телу пробежал холодок. Что-то было не так с этим местом. Шельгер стал рычать в сторону чёрной пустоты. Кенваль присел и стал поглаживать её короткую шёрстку на голове:

– Эй, ты чего? Что там увидел?

Но питомец не переставал. Через пару секунд он сорвался с места и побежал вперёд.

– Ланти! Стой! – кричал ему в след Кенваль.

Однако животное не слышало зова своего хозяина и растворилось во тьме. Юноша топтался на месте, вырывая клочья своих волос. "Ну, зачем ты туда пошел, глупый. Зачем," – нервничал он, пытаясь высмотреть её среди непроглядной тени. Он собрал всё своё мужество и пошёл следом за ней.

Земля под ногами веяла прахом. Вокруг не было ни единого ростка. Казалось, будто сама смерть обитает здесь. Каждый шаг приближал его к ней. Кенваль держал цветок впереди себя. Он шмыгал носом и отчётливо улавливал запах мертвечины. Его не должно здесь быть. Всё нутро твердит ему об этом, а он игнорирует свой инстинкт и идёт дальше. Вокруг него что-то передвигалось. Ползающие по земле твари без рук и ног, которые оставляют за собой слизистый след. Их шея была вытянута из непонятной желеобразной черной массы. Передвигались они, протыкая землю двумя большими клыками на конце вытянутой части тельца. Через несколько минут позади него уже не было ступить и шагу. Полчища шараан кружили около него в надежде истерзать заблудшую душу. Кенваль ускорил шаг. Насколько быстро они бегают он понятия не имел, но это был единственный способ остаться в живых. Они заметили стремительность своей жертвы и не хотели упускать возможность перекусить. Через пару метров он понял, что его окружили. Его ждала лишь неминуемая гибель. Он скинул цветок под себя и вытащил меч. Воин, который не сдается без боя. Он безумно кричал в ответ противным визгам существ. Но вот они начали отступать. Все до одной ползли обратно на свои места. Кенваль стоял в недоумении, но не отпускал из рук оружие. "Возможно, это уловка", – подумал он. Он пробыл здесь достаточно, чтобы понять – либо ты, либо тебя.

– Интересно… – раздался скрипучий голос. – Редкий экземпляр.

– Здесь кто-то есть? – крикнул он в ответ.

– Вы очень проницательны. – съерничал голос. – Но вот ваше поведение… Очень нетипично.

К нему вышло существо похожее на человека. Всё лицо было бледно-серого цвета, кожа обвисла, а кисти рук были немного скрючены.

– Кто вы такой? – с беспокойством произнёс Кенваль.

– Тот, у кого нет имени. Знаете, мои дети очень голодны, и я как заботливый отец должен заботиться о них. У вас же есть ребенок?

– Нет.

– Какая жалость, тогда вы меня вряд ли поймёте… Но ничего. Дело в том, что вы были их очередным приёмом пищи пока не показали себя. Какая дикость, какая страсть… Вы очаровали меня.

– И что же? Вы захотели испробовать меня сами?

Тошнотный протяжный голос не давал ему расслабиться. Он всё ещё держал меч наготове.

– Признаюсь, в моей голове была такая мысль, – сказал он и сделал пару шагов вперёд. – Но чем больше я провожу времени в твоей компании, тем меньше этого хочется.

– Готов прыгать от радости, – иронично произнёс Кенваль.

– Что привело вас в проклятые земли?

– Я искал провиант.

– Отчаянно… Но, к сожалению, здесь нет ничего, что могло бы вас удовлетворить.

– Я это заметил.

Сплющенный нос еле выдавливал из себя воздух. Он постоянно облизывал черным языком два своих передних острых зуба, на что было предельно неприятно смотреть.

– Что вы предпочитаете из рациона? – говорил он и кружил вокруг юноши.

– Самое съедобное, что мне попадалось это лазур.

– О, да… – сказал он сладостно. – Особенно мне нравится грудная часть. Мягкая и мясистая.

– Я вижу вы знаток в здешней кухне.

– Я своего рода гурман. И таких как вы, я тоже пробовал на вкус.

– И как вам?

– Честно сказать немного жестковато, но если оставить чуток подгнить, то очень ничего.

Кенваль начал приглядываться к нему.

– Ты уже не человек…

– Нет, к сожалению, или к счастью. Я пережил эту часть себя.

– Как давно ты здесь?

– Судя по твоему возрасту… Я был ещё здесь пока ты находился в чреве матери. Сладкий и сочный…

– Говоришь у тебя нет имени?

– Мне бы хотелось так думать, но у каждого оно есть.

– Так назови свое.

– Дело в том, что я так долго здесь находился, что забыл его. Не велика потеря.

– Как ты это сделал? Как приказал им уйти?

– Дети слушаются своих родителей, – сказал он и усмехнулся.

– Но они же по правде не твои дети.

– Да, это так. Они мне просто подчиняются, потому что нахожу им пропитание. Их отец выглядит гораздо неприятнее меня.

– Это такая же гнусная масса только побольше?

– Мальчик мой, да ты ничего не знаешь… Все эти создания, от Салайских лесов до Проклятых земель порождения одного древнего существа. Они все его дети.

– Да? И что же это за существо?

– Поверь мне, ты не захочешь этого знать. Пока оно спит, его дети спокойно резвятся на просторах чернильной течи.

– Спит?

– Никто не видел его уже много-много лет. И если древнейший проснётся… Упаси бог, если это произойдёт на моём веку.

– Откуда всё ты это знаешь?

– Несмотря на то, что его физическая форма недоступна, его дух постоянно пребывает в этом месте. Он бестелесный страж этих земель. И порой он облекает себя в нечто материальное.

– Вы с ним разговаривали?

– Мне не довелось… Однако моему другу повезло.

– Вашему другу? Можно узнать, где он?

– К сожалению, он стал моим очередным приёмом пищи.

– Чернильная течь… Откуда вы знаете, что она так называется?

– Я прожил наверху долгих двадцать три года. Детскую сказку о расщелине в скале рассказывают каждому ребенку в Дейлекронте.

В этот момент один шараан прыгнул на Кенваля. Тот в миг разрубил пополам его тушку одним взмахом, разбрызгав на себя непонятную тёмную жидкость.

– Прости за него, он всегда был нетерпеливым. Как же тебя зовут странник?

– Кенваль.

– Ну что же, Кенваль. Ты и вправду произвёл на меня впечатление. Но я не могу оставить своих деток голодными. Поэтому я даю тебе тридцать секунд. По прошествии времени каждый из них готов будет разорвать с тебя кожу. И отсчёт начинается… Сейчас.

После своих слов он скрылся во мгле и оставил Кенваля в окружении тысяч существ готовых сожрать его по маленьким кусочкам. Юноша поднял цветок и зажал между зубами. Ему нужно было скорее вернуться назад. В голове произвольно всплывали мысли о Ланти, но Кенваль отгонял их с той уверенностью, что тот уже мертв. Съеден заживо. Отдышка совсем замучала странника. В один момент он рефлекторно вдохнул ртом и цветок вывалился из зубов. Бледный свет оставался всё дальше от юноши, который оказался в полном мраке. Ноги несли Кенваля непонятно куда, однако останавливаться было нельзя. Его лодыжка запнулась о песчаный выступ, и он свалился на землю, сделав несколько кувырков вперёд. Голова сильно кружилась от такого падения. Пока он пришёл в себя, то был охвачен цепью сотнями шараан. Их не было видно, но он слышал их противные визги и похлипывания, раздающиеся со всех сторон. Ступать было некуда. Юноша резко вскочил и, кружась вокруг себя, дико вопил во всю глотку, в надежде, что им станет также страшно как ему. Ладони крепко сжали рукоять меча и тот начал светиться. Голубое сияние отпугивало маленьких голодных тварей. Кенваль стал осторожно иди вперёд постоянно оборачиваясь, чтобы на него не напрыгнули сзади. Шаг за шагом он вышел к нафаанским цветкам и шарааны недовольно развернулись, оставшись без пропитания.

***

Качели на скрученной втрое верёвке, ходили из в стороны в сторону. Могучую ветвь, к которой она была привязана, немного потряхивало. Довольная улыбка Элары не сходила с лица.

– Сильнее! – кричала она подруге.

Кейл ещё больше раскачивала её. От этого ей тоже становилось веселее.

– Ещё сильнее!

В какой-то момент девочка испугалась, что её подруга может упасть и пораниться. Руки сами отпустили её. Элара повернулась к ней и расстроенно произнесла:

– Эй, ты чего?

– Не надо так сильно.

Качели уже почти встали. Кейл подошла, чуть сместив подругу, и села рядом.

– Мы с братьями постоянно ходили на соседский участок, чтобы покачаться. Они усаживали меня на гнилую деревянную доску и со всей силы отправляли в воздух. А я смеялась. Заливалась смехом так, что живот болел. Я и не думала, что в какой-то момент веревки могут оборваться или же старое сиденье не выдержит и в конце концов треснет подо мной. Но так и случилось. Я упала с большой высоты и рассекла лоб. Как они тогда перепугались… Было столько крови, что всё лицо было красным. Я была похожа на помидор, – улыбнулась слегка девочка, – а когда меня увидела мама, то чуть не сошла с ума… "Да как же так!", – кричала она. "Золотце моё… Хрупкая девочка моя". А я даже не плакала. Было больно, но не настолько, чтобы пускать слёзы. У меня даже шрам остался. Гляди, – произнесла она и указала на верхнюю часть лба.

– Ты скучаешь по ним?

– Я даже не знаю… Прошло не так много времени, а будто целая вечность пролетела. Каждый вечер засыпаешь с мыслью, а что было бы, если бы они были живы. А потом наступает утро, и ты снова оказываешься в мрачном сегодня. А что ты? Скучаешь по маме?

– Когда совсем плохо, то плачу. Но такое случается все реже. Как будто…

– Привыкаешь, – прервала её Кейл.

– Да, действительно, – тепло взглянула она на подругу, – привыкаешь.

Послышались звуки детской ссоры. Не так далеко, на уже желтоватой лужайке, мальчики что-то не поделили, играя в бацкак. Горацио в слезах убегал от своих злословящих друзей. Они смотрели ему в след и ехидно смеялись:

– Давай беги!

Ему нечем было ответить. Раньше он сам был среди тех, кто обижает. А теперь всё поменялось, как и отношение к нему. Девочки спрыгнули с качели и поспешили к обиженному мальчику, который забежал за ближайший угол и сел на холодную землю. Горацио обхватил колени руками и уткнулся в них головой. Жалобный плачь почти не было слышно. Ему и не хотелось быть раскрытым. Рыдающий мальчик – ещё один удар по его мужскому достоинству.

Кейл и Элара тихонько подобрались к нему, чтобы выяснить происходящее.

– Что случилось? – спросили они, когда они застали его в таком состоянии.

– Уходите! – кричал Горацио сквозь слёзы. – Никого не хочу видеть!

– Они тебя обижали?

– Я теперь посмешище, – признался он, медленно поднимая голову. – Они даже не берут меня играть.

– Но они даже сами не проходили гельнею.

– Может быть они пока и не знают, что это такое, но то, что я проиграл девочке никак не отменяет это событие.

– Они жалкие, как и ты, – произнесла Кейл с неким презрением.

– Кейл, нельзя так! – по-дружески осудила её Элара. – Ему сейчас плохо и без твоих издевательств.

– Это всё ты! – вдруг вскричал Горацио и встал с места. – Если бы ты не участвовала, то ничего бы этого не было.

– И ты бы остался горделивым придурком, которого никто не может поставить на место. Ты должен сказать спасибо, что я открыла тебе глаза на этот мир.

– Чего ты добилась этим? Ты испортила мне жизнь, и сама ничего не получила.

– О, я получила удовольствие, когда увидела твою задницу за чертой октагона.

– Прекратите! – остановила их Элара. – Зачем вы ссоритесь? Это ничего не решит. Кейл извинись перед ним.

– Что? Это почему?

– Ты ведёшь себя очень некрасиво. Нельзя оскорблять людей, особенно в трудной ситуации.

Девочка сразу скорчила недовольную гримасу. Ещё чего не хватало, извиняться перед каким-то зазнайкой. Но Элара была настроена серьёзно. Она ждала пока из уст подруги вылетит слово "прости".

– Прости меня, Горацио. Я была неправа, – произнесла Кейл с некой наигранностью.

– Теперь твоя очередь, – сказала она и ладонью указала на мальчика.

– А я тут причём?

– Ты обвиняешь её в том, в чем она не виновата. Это был просто бой, и ты его проиграл.

Горацио долго думал, но потом осознанно произнёс:

– Прости, ты тут действительно не причем…

Кейл жалостливо посмотрела на сопливого мальчика, который постоянно шмыгал носом. Что-то внутри неё взыграло. Чувство справедливости, милосердие, любовь… Она и сам не понимала.

– Пойдём, покажешь, кто тебя доставал, – уверенно произнесла девочка.

– Зачем это? – вытаращил он на неё свои серые глазёнки.

– Теперь ты с нами, а значит наш друг. А я всегда защищаю друзей.

– Не нужно, Кейл, – отговаривала её Элара.

– Мы просто поговорим.

Сплочённо они двинулись в сторону озорных мальчишек, прыгающих недалеко от веранды. Все они боялись. Все, кроме Кейл. Казалось, эту девочку ничто не может напугать. Точнее сказать, всё то, что пугает обыкновенного человека её никак не задевало. С мужественно сжатым кулаком и стиснутыми зубами она тараном шла на обидчиков. Мальчики уже издалека заметили Горацио, приближающегося в сопровождении двух приятельниц.

– Что, Горацио, решил теперь с девочками играть? – язвительно спросил Оспар, когда они подошли.

Кейл без всяких прелюдий подошла и резко ударила его кулаком в нос. Мальчик в тот же миг загнулся и стал кричать от боли. Ладонью он придерживал капающую из ноздрей кровь. Остальные ребята стали со страхом пятится назад от воинствующей девочки.

– Ещё кто-то?

Все как один крутили головой.

– Ты ещё получишь. Я расскажу всё отцу и тебя выгонят из дворца, гнусный харон, – сказал он и начал убегать в сторону крепости.

Остальные как хвост последовали за ним. Это было правдой. Такое поведение не подобает слуге, в особенности девушке.

– Теперь его тоже побила девочка, – улыбаясь произнесла Кейл.

– Спасибо тебе, – подбежал к ней Горацио и искренне обнял.

Она чувствовала себя некомфортно и слегка жалась от его прикосновений.

Горацио накинулся на Элару и произнёс:

– Дай и тебя обниму!

– О нет, не надо! – сказала она и улыбнулась. – Только не это!

Он так сильно давил, что бедная девочка еле могла дышать. Притом задыхалась она больше не от нехватки воздуха, а от непрекращающегося смеха.

– А теперь все вместе! – закричала Кейл и обняла обоих.

"Я всегда боялся вернуться к тому, что пережил. И под тяжестью этого страха я стал делать всё, чтобы этого не произошло. Менялся я, менялись мои принципы, моё мышление… Я не мог это контролировать. Казалось, разум сам преображается, в надежде защитить меня от бедности. Я не смогу пройти этот путь ещё раз, Сотар, пойми. Некоторые вещи в жизни невозможно повторить. И если я вновь упаду, то никогда не встану. И самое страшное, что упасть можно, просто оставаясь на месте. Если ты не двигаешься, тебя проковывает к земле. А дальше того, что я достиг, может быть, только престол. Но я не могу его забрать, также как забрал сына. Что-то внутри мешает мне это сделать. Душа противится этой власти, предугадывая надвигающуюся бурю. Я не хочу стать тираном и купаться в крови тысяч невинных людей. Я просто хочу быть свободным. Свободным от влияния, свободным от денег, свободным от мнений. Это письмо я написал в самый первый вечер нашей поездки. Придёт время, и ты его откроешь. Но меня уже не будет рядом. Поймёшь ли ты мой будущий поступок… Простишь ли меня за прошлый… Я не знаю. Ты был мне другом, Сотар, и навсегда им останешься несмотря ни на что".

Сотар приблизил лист к зажжённому фитилю свечи, над которой держал письмо при прочтении. Бумага стала тлеть, а затем и вовсе разгорелась небольшим пламенем. Казалось, зачем это было сделано? Он бы мог использовать письмо и убедить народ, что Кенваль был невиновен и есть признание человека, который его подставил. Однако царь понимал, что сына не вернуть, а жизнь Мидека ещё не окончена. "Ты мне не враг", – прошептал Сотар, сидя за письменным столом на раскидистом висячем балконе, вглядываясь в чёрное безоблачное небо.

Было так темно, что разницы с закрытыми глазами почти не ощущалось. Только по периметру гостиницы были развешены масленые светильники, для путников, которым ночью понадобился кров. Вид царской комнаты выходил на огромную территорию здания, где располагался зеленый сад с множеством плодовитых деревьев. Аккуратная алея из красного камня, петляла среди них, заглядывая в каждый уголок райского поприща. Сейчас прохладный ветер чуть щекочет их пышную листву, но днём можно лишь мечтать о том, чтобы почувствовать свежее дуновение. Знойная погода стоит почти круглый год. У аскорцев три лета и одна мягкая осень, которая по южному календарю длиться всего два месяца. Воздух постоянно сушит носовые пазухи, от чего становиться трудно дышать, и этот постоянный привкус пыли во рту, от которого можно избавиться лишь выпив воды.

До слуха Сотара долетели звуки приближающихся ровных шагов. "Хароны так не ходят", – подумал он про себя. Царь повернул голову и увидел в полумраке силуэт девушки.

– Зачем вы здесь? – спросил он и продолжил всматриваться в полное сверкающих звезд небо.

– Мидек… Почему он ушёл?

– Я не знаю…А если бы и знал, то не сказал бы вам.

– Вы мне не доверяете?

– Последний, кому я доверял убил моего сына и оставил меня без охраны в чужой стране. И как вас вообще пустил мой харон?

– Он уснул под дверью, – слегка засмеялась Джелен.

– Дилетанты…

– Как это произошло?

– Что именно?

– Как он убил вашего сына?

– Если вы думаете, что сейчас я выложу вам всю душу, то вы ошибаетесь.

– Но вам нужно это сделать. В какой-то момент вы снова можете потерять контроль над собой из-за скрытых эмоций. А ваш статус вам не позволяет этого делать.

– Да что вы знаете обо мне? – встал Сотар с места, обратившись к девушке. – Что вы знаете о царствовании?

– Немного, – тихо отвечала Джелен.

– Какое вам дело до того, что со мной происходит? Вы получили то, что хотели. Вы свободны. Теперь оставьте меня в покое и идите на все четыре стороны.

– Что вас смущает во мне? Моя внешность? То, как я говорю? Моё любопытство? А может всё вместе?

– Дело вовсе не в вас. Я просто устал от людей.

– Когда-то я знала человека, который отталкивал всех вокруг. Он объяснял это тем, что большинство взаимоотношений не приносят никакой пользы. Именно такое потребительское понимание было у него. Но выбрасывая камни, мы можем упустить алмаз.

– Так вы алмаз? – с неким сарказмом спросил царь.

– Я этого не говорила. Однако вам стоит тщательней отбирать ваше окружение.

Джелен стала идти в направлении к выходу, оставив Сотара наедине со своими тяжелыми мыслями.

Усиливающийся конский топот потревожил спящих. Жители крепости сонливо повернули головы в сторону округлых окон. Кто-то и вовсе встал с тёплой постели, чтобы увидеть полночного гостя. И чем дольше он вглядывался в тёмную двигающуюся фигуру, тем больше понимал, что скакун без всадника.

Кейл тоже проснулась. Но не от еле слышимого топота, а от неуклюжих телодвижений Айсатре. Женщина шумно пыталась пробраться поближе к окну, задевая собой стол. Он, скрипя по полу своими ножками чуть, сдвинулся в сторону.

– Что-то случилось? – спросила девочка в дреме.

Айсатре слегка вздрогнула от неожиданности и повернула голову в сторону Кейл.

– Ничего, всё хорошо. Спи, – ответила она и вновь принялась искать в тёмной гуще гонца, как она думала.

Конечно, девочка ей не поверила. После такого она точно не сможет сомкнуть глаз. Детское любопытство не позволит этого.

Дозорные на внешней стене оживились, когда перед ними очутилась лошадь. Они долго наблюдали за животным, пока не решились открыть ворота. С оружием наготове они медленно приближались к ней.

– Чья она? – с осторожностью спросил один, присматриваясь по сторонам.

– Очень знакомая… С наших земель.

– Откуда же бежала?

– Не знаю. Пойди проверь стены, вдруг кто внимание решил отвлечь.

Стражник погладил животное по красочной гриве и заметил её беспокойство. Она слегка била копытами по земле и постоянно фыркала.

– Что такое, родная?

Воин вел ладонью по влажному телу, от мокрого первого снега, который хлопьями падал с неба, и медленно шёл к хвосту. Мгновение спустя его рука дотронулась до стрелы, которая торчала из мясистой части лошади. Страж приблизил светильник к ране: на коротких волосинках была бордовая засохшая кровь. Внимательней рассмотрев оперение, он понял, чья это стрела. В ту же секунду он стал окрикивать своего сослуживца.

– Ле́верен!

Стражник второпях вернулся с испуганным видом.

– Что случилось, Вермо́нт?

– Это версахцы, – ответил он, держа руку со светильником около раны. – Разбуди остальную стражу и готовитесь к бою. Я поспешу к крепости, чтобы известить всех о нападении.

– Сколько у нас времени? – произнёс Леверен, наблюдая за тем, как товарищ усаживается на лошадь.

– Ангел смерти уже пустился в путь по наши души, – сказал стражник и поскакал. – Запри ворота!

Горланистый голос заставлял спящих воинов открыть глаза.

– Поднимайтесь! Скорее! Северяне на подходе! Поднимайтесь! В этот раз мы будем готовы защитить внешние стены! Мы должны дать им отпор! За нашу землю! За Нильшерт!

Вермонт спешил как мог, изводя и без того усталую лошадь. До дворца оставались считанные метры, как животное упало на бок от бессилия вместе с наездником. Страж с трудом выбрался из-под стонущей туши и ковыляя побежал к воротам.

– Версахцы у Фура! – кричал он по всей крепости и поднимался к колоколу. – Северяне на наших землях!

Те, кто услышал новость с тревогой начали вставать со своих тёплых постелей. Вермонт поднялся к стражу колокольни и разбудил его.

– Скорее, поднимайся! – еле выдавил он из себя, от того, что запыхался.

Караульный вскочил и увидел перед собой возбужденного воина, у которого по уголкам рта текли слюни. Как собака он жадно вдыхал воздух.

– Колокол! Звони скорее! Версахцы на подходе.

Тот подумал, что это какая-то глупая шутка. Недоверчивый взгляд стража тут же сменился, когда, колокол начал легонько качаться. Он нервно повернулся в его сторону и молча наблюдал за его движениями пока не услышал еле слышимый звук приближающейся конницы. Страж подошёл к ограде и пытался высмотреть в ночной мгле хоть один людской силуэт. Словно огромная тень надвигалась на его город. Ни факелов, ни горящих стрел, ни светильников. Тёмное войско. Страж сорвался с места и побежал к колоколу. Он дергал язычок как никогда в жизни. Звон стал распространяться по всей округе, пробуждая каждого жителя и предупреждая об опасности.

– Кто оставлен за командующего войском? – закричал Вермонт, когда отдышался.

– Что? – спросил страж, не разобрав вопроса из-за шума.

– Кто командует армией в отсутствие Сотара и Мидека?

– Фрон из Фура.

– Где его покои?

– Иди за мной! – крикнул тот и поспешил к выходу.

Единственная мысль, которая была у Грендель в голове, когда та проснулась, это защитить Элару. В ночном одеянии она безумно бежала по шумным коридорам дворца к девочке. Стоя у её двери, она увидела, что она не заперта. Сердце Грендель забилось от страха. Рука медленно отодвинула её в сторону. Комната была пуста. "Только не это! Где же ты, милая?", – думала царевна и искала Элару в толпе хаотично бродящих людей.

– Ваше величество, – раздался знакомый детский голос справа.

Грендель повернула голову, увидев Элару и Кейл судорожно держащихся за руки. Позади них стояла Айсатре. Царевна подошла к ним и спросила беспокойным тоном:

– Всё хорошо? Ничего не случилось?

– Пока, что не о чем волноваться, но это лишь дело времени, – произнесла Айсатре.

– Как далеко они? Сколько их?

– Неизвестно. Но стражник наверху сказал, что будто сама тьма движется на Фур.

– Нужно спрятать всех детей и женщин, Айсатре.

– Хорошо, ваше величество.

– Пустите меня сражаться, – твёрдо выговорила Кейл.

Царевна наклонилась к девочке и ласково поводила пальцами по её лицу.

– Я знаю, ты сильная, но ты ещё совсем молодая, чтобы находиться на поле боя.

– Я готова! Я умею сражаться!

– Это так. Ты обязательно проявишь себя в этом, но только не сегодня.

После этих слов она развернулась и побежала в свои покои. Она не может находится на улице в такой одежде. Прохладная погода ей этого не позволит. Грендель не из тех, кто бросит свой народ на произвол судьбы и будет отсиживаться в подвале дворца.

Лучники уже стояли наготове и смотрели в мрачную даль. Упругая тетива была натянута до предела. Отпусти палец, и она стремглав помчится в неизвестность, чтобы столкнуться со своим врагом. Враг стрелы, враг того в чьей она руке. И эти руки уже стали замерзать без перчаток на холодном воздухе. Зима нагрянула неожиданно. Позади слышались команды, отдаваемые царской армии. Они строем приближались к внешним воротам.

Из царского стойла лошади одна за другой скакали прочь. Члены совета со своей семьёй, поджав хвост скорее бежали из крепости.

– Куда вы? – кричала Грендель им в след.

Видимо для них жизнь дороже чести. С таким положением и деньгами они могут устроиться где угодно. Это крысы, оставляющие судно, когда оно тонет. Не всякий может взять себя в руки и противостоять окружающим обстоятельствам. Проще обойти их или вовсе сбежать.

– Они не вернуться, – сказал Лукреций.

Грендель повернулась на знакомый голос позади себя, и лошадь, на которой она сидела, послушно последовала за своим хозяином.

– Почему же вы всё ещё здесь? – спросила огорчённо царевна, кидая упрек в сторону приближенного.

– Нильшерт – это не просто место, в котором я живу. Это родная земля. Моя плоть и кровь. Кем я буду без неё?

– Может они и правы, что убегают… Нам уже ничего не поможет: без Сотара и Мидека, без хорошо обученных воинов. Есть ли смысл всего этого?

– Войну выигрывает не полководец, войну выигрывает народ. Народ, который всем сердцем и душой ратует за родной клочок земли. Народ, готовый без всяких сомнений кинуться на его защиту, даже если это сулит им смерть.

– Но разве теряя народ мы не теряем Нильшерт?

– Мы сражаемся не за саму территорию, а за её независимость, чтобы быть свободными. За это платят жизнью. К тому же, я муж Нильшерта и покуда я не сделал последний вздох, я буду биться за своё государство. За Нильшерт! – завопил Лукреций и обнажив меч, поднял в воздух.

– За Нильшерт! – повторила Грендель.

Они вместе поспешили к внешним воротам.

Дрожащие тела шелов под покровом ночи ожидали своих врагов. Основная армия стояла за стеной. Во главе её бывалый воин Фор, строил её цепью, чтобы после того, как северяне пробьют ворота они оказались окружены острыми мечами и злыми воплями шелов. У них будет только два пути: развернуться или сломя голову бежать вперёд и сражаться как в последний раз.

– Закрыть брешь! – скакал вокруг воинов командующий и кричал воинам.

Воины – если их так можно назвать. Больше половины в строю это зелёные новобранцы, которые даже не прошли азы подготовки. Среди них был и Вандай. Он муж Нильшерта и его долг защищать родину. Без страха и всяких раздумий отдать жизнь за её благополучие. Однако не статус заставлял его бросаться грудью на амбразуру, что-то внутри само рождало это желание. Но одного желания сражаться за своё государство мало, надо ещё уметь это делать. Неопытных рекрутов разбавляли стражи из царской армии, имеющие при себе не только знание военного ремесла, но и кольчужные жилеты вместе с добротными клинками. Таких увы у рекрутов не водилось. "Кусок металла" больше подходил для названия их оружия нежели "меч".

Грендель вместе с Лукрецием оказались перед непроходимым строем из тысяч человек.

– Фор! – обратила она на себя внимание.

Командующий развернулся и увидел царевну.

– Дорогу! – завопил он и перед ним образовалась тропа.

Лошадь, шагая медленно дошла до Грендель.

– Ваше величество, – поклонился мужчина. – Мы готовы к обороне крепости.

– Какие у нас шансы?

– Скорее всего у них преимущество по численности. Но пройдя ворота они окажутся в ловушке. Мы не выпустим их из мясорубки.

Айсатре закрылась вместе с остальными в пыльном подвале полном никому ненужных старых вещей: мебели, бочек, тележек и инструментов. Все дети и старики тихо сидели, боясь за свою жизнь. Элара и Кейл прижались друг к дружке под крылом своей спасительницы и прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Горацио безмолвно прятался в темном углу. Он не хотел, чтобы его заметили. Это бы снова напомнило всем о его позоре: он должен сейчас находиться на поле боя, а вместо этого он трусливо отсиживается словно женщина. Исходя из преданий, ему не о чем волноваться, ведь не являясь мужем Нильшерта, он не обременён сражаться за него. Однако клеймо тратора на себе он чувствовал, как никогда. Тицей сидел у входа и точил свой сверкающий меч. Ему было приказано охранять остальных. Раздался детский плач. Мать стала качать укатанного в пелена младенца, чтобы успокоить его.

– Тихо, золотце, тихо, – проговаривала она шепотом.

Будто землетрясение прошлось по всему Фуру. Беспощадное, злое, неистовое. Оно взяло в свои объятья рассудок шелов, окутало их паранойей и ужасающими мыслями: "Это демоны в обличии людей, жаждущие искупаться в человеческой крови". И их страх был не напрасен. Из тьмы посыпался рой стрел, которые со свистом летели на жителей города.

– Поднять щиты! – воскликнул Фор.

Нескольких лучников сбило со стены. И тут начался хаос: воины от испуга стали убегать со своих мест.

– Не сходить с позиций! Держать позиции! – горланил предводитель.

Когда воздушная атака прекратилась к воротам стали с дикими криками бежать северные варвары. Воины без сомнений и страха, в руках которых были наточенные топоры и короткие мечи. Без всяких щитов и лишь обвешанные двумя-тремя меховыми шкурами, они бездумно рвались в бой. Для них это забава. Своего рода азарт, который получают во время пылкой битвы на смерть.

Лучники без всякой команды стали обстреливать версахских недругов, не давая им дойти до главного объекта линии обороны. Ближайшую землю усыпало трупами северных воинов. Кому-то удавалось проскочить зону обстрела, и он оказывался перед огромными воротами, которые был неспособен пробить. Со всего размаху несколько рослых мужчин разом прыгали в высокие деревянные двери плечами, чтобы освободить путь. Ворота лишь слегка сотрясались от их потугов. Надежда угасала с каждым ударом… Но только не для Морафа – Гултского военачальник в два с половиной метра ростом. Ходят легенды, что он и вовсе не человек: его нашли во льдах ещё совсем ребенком. Никто не мог поверить тому, что он там выжил. Кто его родители, откуда он взялся – его прошлое сокрыто от окружающих, также как и от него самого.

В ровных серебряных латах и закрытом шлеме, он бежал так словно они ничего не весили. Имея нечеловеческую силу, он мог разорвать своего противника на две части голыми рукам. Листья деревьев от его низкого голоса шевелились так, словно их разносит ветер. Каждый лучник переключился на него. Но ни одна из стрел на смогла пробить выкованные мастерами кузнечного дела доспехи. Они создали их специально под Морафа, поэтому броня словно сливалась с ним, становилась одним целым с хозяином.

– Убейте его! – перекрикивались стрельцы.

К сожалению, приложенные усилия, так и не оправдались. Мораф сделал последний рывок и в буквальном смысле прыгнул в ворота, проломив их собой. Щепки от него разлетелись повсюду. Одна даже ударила кого-то в ногу и глубоко застряла. Возгласы мужчины, истекающего кровью, ещё больше ломали боевой дух шелов. И когда они увидели это чудовище, то их нижняя челюсть стала самовольно двигаться страха из стороны в сторону, а конечности дрожать словно лист бумаги под степным ветром.

– Стоять на месте! – командовал Фор. – Никому не убегать!

Величественные приказы предводителя хоть и были тактически правильными, но никак не ставили вовнимание появление гиганта, в весе пятерых посредственных людей. Мораф очухался от столкновения и стал решительно вставать с земли. Варвары не осмеливались перейти через стену, пока военачальник сам не кинется в бой. Он подобрал свой меч и устремил взгляд вперёд. Испуганные стоны были усладой для его ушей. Они придавали ему сил и уверенности в своей победе. Нога начала медленно следовать за другой. Шаги переросли в быструю ходьбу, а потом и вовсе в бег. Мораф нёсся на строй с чистой от сомнений головой и желанием растоптать своих врагов.

– Щиты вперёд! – завопил Фор.

Шелы прекрасно понимали, что это им не поможет. Однако выполнять приказы своего предводителя единственное, что должны совершать воины во время битвы. Гултского военачальника деревянные щиты никак не смутили. Он выдвинул крепкое плече вперёд и разбил строй. Мужчина с лёгкостью таранил шелов и топтал их хрупкие тела. Хруст ломающихся ребер и конечностей долетал даже до царевны. Её глаза были полны боли, когда она лицезрела эту схватку. Энтузиазм Морафа быстро перешёл к его товарищам и те, со свистом перебежали через сломанные ворота и стали яростно биться за своего царя. Под звуки ожесточенной битвы прибежали ополченцы. Ближайшие жители взяли в руки всё, что более-менее походило на оружие: кухонные ножи, вилы, штыковые лопаты. С невероятной храбростью и яростью они бросались на неприятелей, желая защитить родное гнездо. Версахцев никак не интересовало были ли это воины или же простые крестьяне неспособные даже постоять за себя, они убивали всех, кто становился на их пути.

Весь строй превратился в кашу и сражение происходило в лютом хаосе. Никто не понимал, где враг, а где союзник. И только одного врага можно было увидеть за десятки метров. Мораф раскидывал шелов как котят. Мертвые тела его соратников валялись вокруг. Он остался совершенно один. Однако продолжал уничтожать противников одного за другим. Последняя горстка шелов во главе с Фором и Лукрецием окружила здоровяка, но боялась приблизиться хотя бы на ещё один метр. Зловещий ор гултского великана держал их на расстоянии. Грендель сидела на коне и наблюдала издалека. В её голове уже играла музыка победных маршей. Она даже позволила себе чуть улыбнуться, когда Морафа оцепили. И тут из сломанных ворот посыпались всадники. Быстрые, сильные, беспощадные. Они роем неслись на город, чтобы разрушить его и оставить от него лишь руины. Замыкал их никто иной как сам царь снежных земель. Далариен решил собственными глазами увидеть падение Фура.

Уцелевших шелов самих окружили. Они проиграли. Разум не мог выдать другого ответа на сложившуюся ситуацию. Однако инстинкты всё ещё заставляли их биться. Сражаться до самого конца. Лукреций отражал атаки двух всадников, мечущихся вокруг него. Он не успевал за ними. Как только его меч соприкоснулся с одним, ему в спину ударил другой. Мужчина свалился на колени от удара. Из широкого пореза начала течь кровь. Но силы всё ещё были при нём. Грендель заметила, как Мораф целенаправленно шагал к верному своему государству члену совета с клинком наготове.

– Лукреций! – надрывалась царевна. – Обернись, Лукреций!

Он еле расслышал крики Грендель в агонии воплей и лязганья железа. Собрав остатки сил, мужчина встал на ноги. Как только он повернулся, то меч Морафа разрезал его на две части от самой макушки головы. Доспехи северного гиганта были полностью окроплены кровью своей жертвы.

До спрятавшихся долетели звуки приближающейся армии. Айсатре испуганно вскочила с места и скинула с себя заспанных девочек. Женщина медленно двигала головой и отводя взгляд в сторону, прислушивалась к каждому шороху. Кейл потирая глаза, вопросительно смотрела на взбудораженную женщину.

– К проходу, скорее! – кричала хранительница покоев и руками толкала всех к маленькой замурованной дверце.

Тицей резко потянул на себя ручку, и гнилая дверь выпала вместе с петлями. Перед ними оказался подземный тоннель, который вел в чащу. Юноша не стал идти первым, он встал рядом и ждал пока все пройдут. Суетливые шаги создали жуткую неразбериху. Каждый направился скорее прыгнуть через порог и спастись, поэтому забыл обо всём, в том числе о других. Отбитые ноги, толкания, крики и негодования, обвязанные страхом быть убитым.

– Айсатре! Айсатре! – выкрикивала Кейл, сдавленная толпой, несущей её вперёд.

Женщина окинула её теплым взглядом и прокричала.

– Беги, Кейл! Беги и не оборачивайся.

Никого не осталось кроме их двоих.

– Уходи! – произнесла Айсатре. – Скорее!

Тицей не трогался с места. Он не желал оставлять женщину одну.

– Кто-то должен завалить проход.

Юноша осознал безвыходность ситуации. Он безмолвно вложил меч в ножны и чуть согнувшись стал двигаться по тоннелю. Почему это доля выпала ей? Возможно, её время уже пришло. Не сказать, что она была готова. Какой бы не была жизнь, с ней тяжело расставаться.

– Защищай её, Тицей! Слышишь? Защищай её!

Юноша чуть повернулся и кивнул в ответ. После этого Айсатре принялась перекрывать проход всем, что попадалось на глаза. "Вам не пройти здесь. Только не сегодня", – шептала она, когда тащила большую тумбу.

Северные скакуны уже вошли на территорию дворца и беспощадно убивали его обитателей. Звонкий свист одного из них привлек внимание остальных. Он жестом указал на чащу и лошади разом устремились туда. Их чутьё не подвело. Проходя к лесу, они заметили необычные шорохи и чуть слышимые голоса. Разрубая ветви деревьев перед собой, всадники вышли на небольшую поляну, где люди один за другим выходили из подземного тоннеля.

– Бегите! – кричали тем, кто только вылезал из прохода.

Воины кинулись ловить беглецов. И в этой погоне исход был предрешён. До смерти запуганные шелы бросились в рассыпную. Был лишь небольшой шанс, что кто-то спасётся.

– Элара, где Элара? – остановилась Кейл от бездумного бега и стала искать её в непроглядной тьме.

Девочка пошла обратно к тоннелю. Она потеряла слишком много людей, которые были ей дороги. Смерть ещё одного, она не допустит.

– Элара! – кричала она, сквозь вопли убегающих.

К сожалению, разум огородил её от мысли, что она может встретится с врагом. Идея о том, чтобы найти подругу затмевала собой всё сознание.

– Элара!

Из колючих кустов показалась лошадиная морда. Кейл испуганно отпрыгнула назад и стала бежать от неё. Ноги заплетались между собой, и девочка упала на слой из зелёного мха и хрустящего хвороста. Лбом она ударилась в выпирающий корень дерева. Голова сильно кружилась. Она чувствовала, что кто-то взял её на плечо. Когда она пришла в себя, то стала вырываться.

– Отпусти меня! – визжала Кейл и лупила всадника по меховой шапке.

Однако сопротивление девочки было слишком неубедительным. Северянин спокойно игнорировал всё её выходки. Он почти усадил Кейл на лошадь, когда меч Тицея проколол версахцу сердце. Юноша вытащил клинок и тело замертво свалилось. Он подал руку девочке, чтобы та смогла слезть со скакуна. Когда ноги Кейл вновь коснулись земли, то она сорвалась с места.

– Ты куда? – остановил её за руку Тицей.

– Нужно найти Элару.

– Они совсем рядом. Возвращаться Опасно.

– Я никуда без неё не уйду! – упрямилась девочка.

Юноша смирился с твердостью её характера и поддался. Он ни на метр ни отставал от неё. Его долгом стало защищать. И во что бы то ни стало он его исполнит.

– Элара! – снова прокричала Кейл.

– Кейл! – прерывисто послышалось в ответ.

– Элара, где ты? Иди на мой голос!

– Помогите!

Кейл бросилась на крики подруги.

– Мы бежим, Элара! Держись!

Привязанная к седлу, она лежала на животе и не могла пошевелиться. Ноги свисали в метре над землёй. Шея уже стала затекать от постоянного напряжения мышц. Она держала голову так, чтобы можно было видеть, что происходит позади. В её надеждах сейчас из-за мощного ствола десятилетнего дерева появится Кейл и вызволит из плена. Но этого не происходило. Девочка неслась как могла, но всё равно отставала. Слёзы стали понемногу накатываться от предвосхищения беды.

– Элара! – кричала она не переставая.

Всадник вышел из леса и помчался к основной армии. Кейл видела маленькую девочку, молящую о помощи, и хотела выбежать уже за ней из чаши, но Тицей схватил её и поволок прочь от северян.

– Пусти меня! – вырывалась она.

– Ты ей уже не поможешь. Только сама угодишь в плен.

– Я должна её спасти!

Девочка перестала сопротивляться и начала громко рыдать от безысходности. Этот момент она уже переживала в жизни. Момент, которого она боялась больше всего на свете. "Отрубите ногу или бросьте в загон к бешеным собакам, но перестаньте забирать близких мне людей", – думала она. Тицей держал её за руку и вел дальше от места сражения.

– Почему это происходит? Почему я остаюсь жива, когда остальные умирают? Разве я лучше их? – сквозь слёзы выдавила Кейл.

– Если ты жива, значит ты для чего-то необходима.

– Мои родители тоже нужны были мне? Почему же их сейчас нет рядом?

– Необходимость – это не твои желания, а реальность. Ты можешь многое хотеть, но оно не будет необходимым на самом деле.

– И что же это тогда такое?

– Необходимость – это то, что должно быть. Воспринимая происходящее как необходимость, перестаёшь видеть жизнь через призму добра и зла.

– И кому же всё это необходимо, если не мне?

– Необходимости, – произнес Тицей, перешагивая через неглубокий овраг.

Холодный ветер пробирал до мурашек. Юноша снял с себя кожаную куртку и накинул на плечи Кейл. Она обернулась в одежду и потерялась в ней. Из толстого воротника торчала только маленькая голова. Отдаленные крики и топот тревожили их слух до тех пор, пока они не потерялись в толще деревьев.

Версахцы с удовольствием поджигали знамёна шелов и с безумными глазами смотрели как они горят. Тела убитых так и остались валятся на продрогшей земле. Кто вспомнит как их звали, ведь тот, кто должен помнить имена лежит рядом. Грендель, Вермонт, Лукреций, Плазар… Они исчезли, стёрты. Будто никогда и не существовали. Весь мир кажется игрушкой, когда можешь распоряжаться жизнями людей. Безграничная власть начинает течь по венам того, кто вкусил этот запретный плод людской погибели. Ведь решая судьбу человека, ты становишься выше него самого. Лишь Бог выше человека, значит, убивая, мы ставим себя на ровне с Ним.

***

"Я не был здесь раньше", – подумал Кенваль и сделал несколько аккуратных шагов вперёд. Из глубины раздавались отдалённые звуки похлипывания. "Не следует туда идти". Его чутьё никогда его не подводило, но он постоянно не брал его в расчёт. Возможно, ему пора бы научиться доверять своим инстинктам, однако шельгер был единственным созданием здесь, которое не хотело его сожрать. Точнее хотело, но передумало… Он должен его найти.

Это не проклятые земли. Он от них в нескольких километрах на юге. Однако аромат, что висел в воздухе, напоминал юноше то самое место. Твердая почва была вся в трещинах, песке и пыли. Кенваль держал меч наготове. Шорохи сбоку заставили его повернутся. Вытянутая рука с цветком в ладони осветила небольшую местность. Там была часть чьей-то ноги. Он подошёл поближе и заметил, что она продолжается и вливается в некое туловище. Существо стояло к страннику спиной. Его голова была опущена, и он что-то жадно глотал. После нескольких секунд невероятно длинная тонкая рука выкинула тело маленького зверька. По первым признакам это был лазур. Большие уши его выдали. Однако Кенваль мог ошибаться. Существо почувствовало, что позади него непонятный гость. Сначала развернулась голова, а затем и тело. Юноша увидел его лицо. Тварь была слепой, точнее были глаза, которые полностью закрыты веками. Они заросли. Ушных раковин тоже было не найти. Создание воспринимало окружающий мир только по запаху. Две ноздри располагались между глазными выпуклостями, рот был из десятков трубообразных отростков, с помощью которых он вытягивал всю жидкость из организма жертвы. Запах странника ему предельно понравился. Он встал на свои длинные клинообразные конечности и ростом оказался метра два в длину. Это застало Кенваля врасплох. Песчаник с бешеной скоростью размахивал руками, создавая слой песка и пыли, в котором он скрывался. Был виден лишь приближающийся ураган. Юноша достал меч и встал в позицию. Из песчаного облака летели стремительные удары, которые Кенваль пытался отражать. Один из них проскочил и рассек ему правую бровь. Ещё чуть-чуть и он лишился бы глаза. Град клинков было почти невозможно остановить. Кенваль отходил назад и ждал момента, чтобы проскочить мечом между летающими лезвиями и ранить его. "Не сейчас, не сейчас, не сейчас…", – твердил он, перебирая ногами. В одно мгновение он сделал резкий выпад вперёд и пробил грудную клетку твари насквозь. Песчаник начал захлипываться и стонать, после чего упал на колени. Кенваль вытащил меч, и он свалился. Вдалеке он услышал звуки, приближающихся сородичей. Они будут в ярости, узнав, что какой-то человек насадил их брата на острие клинка. Земля под ногами вдруг начала дрожать и что-то с огромной скоростью выбралось из-под слоя засохшей почвы и утащило мертвое тело. "Это не к добру", – подумал Кенваль. Ноги сами начали нести его вперёд. Ему не хотелось очутиться там же, куда попал этот бедолага. Позади него проваливалась земля с каждым пройденным метром. Он бежал всё быстрее, но напасть неизбежно догоняла. В конце концов, под юношей образовалась пустота и он упал в глубь песчаного рва. Протяжные стоны Кенваля привлекли внимание лейшата – огромного подземного жука со сверлом на лобной части и лапами как у крота. Как и всем ему хотелось есть. В его необъятной пасти был труп песчаника. Он бросил жадный взгляд на Кенваля, однако у него уже была добыча. Это заставило его отказаться от идеи гоняться за ещё одним обитателем чернильной течи в надежде утолить свой неистовый голод. "Неужели он меня боится", – подумал Кенваль и стал понемногу подниматься с места. Существо развернулось и продолжило пробиваться сквозь почву в другую сторону. Из стенок начали вываливаться маленькие коричневые яйца. Каждое с хрустом разбивалось об землю и из него вылезал горбатый жук с ядовитыми иглами, торчащими из уголков рта. Внезапно хребет на их спине стал разрываться и из-под гладкой хитиновой кожи стали показываться десятки расправляющихся крыльев. Через пару секунд в воздухе витали сотни таких созданий. Под непрекращающееся жужжание Кенваль отбивался от мелких тварей как мог. Некоторые успевали сесть на него, но он тут же откидывал их тяжелой рукой. Один из жуков залетел под воротник и вонзил свои колючки в мягкую шею юноши. Он тут же придавил насекомое, но яд уже стал распространятся по телу. Его голова закружилась. Сердце начало медленно стучать. У него парализовало часть нервной системы. Кенваль истощенно пытался вдохнуть воздух, но действие токсина не давало ему это сделать. В полуживом состоянии он шевелил ногами и глазами искал выход из этой ненавистной дыры.

***

Царская карета подъезжала к величественному дворцу. Сотни ровных ступеней вели вверх к внушительным воротам, которые расписывали лучшие мастера Дейлекронта. Хаартай искал их по всем землям, как и архитекторов этого грандиозного строительства. Голова огромного крокодила со светящимися красными как кровь глазами, была разделена небольшой щелью между дверьми. Под каждой ноздрёй висели золотые кольца, которые стражники тянули на себя, когда открывали ворота. Мощные колонны удерживали антаблемент, с высеченными на нём изображениями лиц правящей династии. Перед зданием были посажены сады с зелёными деревьями, под которыми валялись созревшие фрукты. По ним расхаживала аскорская знать, иногда закидывая руку, чтобы достать до спелого плода и насладиться его сочным вкусом.

Они ехали в окружении десяток колонн из серого базальта. Чем ближе твоя колонна к царскому дворцу, тем больше твоё влияние в обществе. Пицеры также делились на сословия. И самой высшей прослойкой считались не купцы и не жрецы вовсе, а почётные воины – асторы. Те, за спиной у которых сотни выигранных кровопролитных битв. Поэтому каждый мечтал попасть в элитный отряд убийц царской армии, чтобы обеспечить себе счастливое будущее. Однако доживали до этого момента не все… Экипаж уже был у лестницы, когда к ним с боков подошли стражники. Они знали кто стоит перед ними. Калиандр вышитый на плече Сотара, говорил о том, что он царь, которого ждёт Хаартай. Дворцовые слуги помогли поднять вещи наверх. Всей своей свитой они шагали, преодолевая одну ступень за другой, пока в конце концов не оказались в нескольких метрах от внушительного монумента.

Завопил горн и двери ворот стали медленно открываться. За ними шёл Хаартай. Царь на виде сооружения казался никчёмной букашкой. Золото и драгоценные камни, которыми он был обвешан с головы до ног, неистово стучали при ходьбе. Голова его была начисто выбрита, а смуглая кожа твердила, что он действительно коренной житель юга. За ним, не отставая, двигались семь сенаторов, одетые в белый подир. За их взглядами можно было увидеть необъятный ум. Хаартай понимал, что управление государством нельзя доверять глупцам. Но он всегда боялся, что его коллеги окажутся хитрее, чем он сам…

С распростёртыми руками он стал кричать, только доходя до гостей:

– Сотар! Как я рад, что вы приехали! Добро пожаловать в мой дом!

– Благодарю вас за теплый приём.

– Мои люди проводят вас в покои. Долгая дорога, это так утомительно.

Я прикажу подготовить для вас и ваших… – замешкался царь.

– Харонов.

– Да, конечно. Для вас и ваших харонов ванну с массажем и маслами.

Хаартай не понимал почему нельзя называть вещи своими именами. Слуги есть слуги, а рабы навсегда останутся рабами. Выходки с переиначиванием вещей без изменения их сущности полная несуразица.

– Очень гостеприимно с вашей стороны, но не стоит.

– Ну, что вы. Расслабьтесь, отдохните, а потом уже поговорим о делах. К тому же, где вы ещё сможете насладиться горячими аскорскими девушками.

Взор Хаартая на секунду упал на Джелен. Девушка тут же опустила глаза.

– Я женат, – твёрдо произнёс Сотар.

– Что же, я уважаю верность вашей супруге. В наше время это такая редкость, – сказал он и слегка засмеялся. – Не буду вас больше задерживать.

После этого прислуга царя песчаных земель стала вести усталых путников в их покои.

Головы гостей сами задирались, желая увидеть небесной высоты потолок. Глиняными красками на нём была изображена карта Дейлекронта, на которой отмечены границы Аскории, с начала её основания до нынешних дней. По средине блестящего обсидианового пола стелился шелковый ковер. Он коридорами шёл и указывал дорогу к каждой комнате во дворце.

– Прошу вас, сюда, – вел их хранитель покоев.

Они зашли за угол и перед ними вновь предстал бесконечный коридор, на стенах которого свисали металлические светильники в виде цветов. Картины известных мастеров, предметы искусства – всё это украшало собой пустые стены. "Красота – это то, что видно", – утверждали аскорцы. И в этом плане с ними сложно было поспорить. Дверь в покои открылась и, хранитель, слегка поклонившись, руками указал царю вход:

– Прошу вас.

Сотар, вглядываясь в элементы чужеземной мебели и изображений божеств на стенах, медленно вошёл в комнату. Двое харонов прошли вместе с ним, чтобы разобрать вещи и помочь царю расположиться. Пока они занимались одеждами, Сотар открыл шторы и зашёл на каменный балкон, вид которого выходил на военный полигон. Сотни асторов, стояли в ровном до сантиметра строю и выполняли команды предводителя. С их крепких и утомлённых мышц пот стекал ручьём. Они словно таяли под дневным солнцем. В этом и преимущество их армии – отсутствие поблажек. Силу нельзя обрести находясь в удобстве. Если ты ограничиваешь себя и ставишь в напряжённое положение, то тренируешь и дух, и тело. Руки и ноги становятся как сталь, а воля несгибаемой, разум чистым от суеты и житейских пустяков, а чувства тупыми, как металлическая гладь молота. Так рождается аскорский воин.

– Прошу сюда, – вновь произнёс хранитель.

Джелен неказисто шагнула за порог и оказалась в мрачной кладовке полной старых покосившихся кроватей, без окон и двумя небольшими светильниками. "В задней части кареты и то было лучше", – недовольно подумала девушка. Она шла по комнате и поднимала за собой толстый слой пыли, скапливающийся на полу и других вещах. Когда пылинки долетели до её острого носа, то она начала, не переставая чихать как мышь. Сказать, что у неё был выбор, значит соврать самому себе. Кто бы стал выслушивать ворчания харона, да и к тому же женщины? Это было бы совершенно неприемлемо с её стороны.

Царь лежал в золотой сверкающей ванне, полной прохладной воды и окружённой благовониями, стелящимися по всей комнате. Усталые глаза были закрыты. Освобожденный от тревожащих его мыслей, он хотел расслабиться после долгого пути и отдохнуть. Но не всем желаниям суждено сбываться… Дверь отварилась и Джелен вошла в ванную комнату. Сотар засуетился и взял в руки полотенце, которое висело рядом, чтобы прикрыться.

– Что вы здесь делаете? Как вас опять пустили ко мне?

– По-моему у вашего харона что-то с желудком, он уже четвертый раз бегает в туалет, – заулыбалась девушка.

– Что вам нужно?

– Вам не кажется всё это странным?

Она стала статно расхаживать вокруг ванны, держа руки за поясом. Её взгляд был строго устремлён вперёд. При этом Сотар постоянно жался и чувствовал себя некомфортно, находясь с голым торсом, в присутствии еле знакомой дамы.

– Что вы имеете ввиду?

– Вы едете через весь Дейлекронт к царю, который настаивает на вашем визите и сулит вам военную поддержку в виде первоклассных бойцов, которых он хочет поменять на никому ненужных крестьян. При этом вы оставляете свою родную страну без царя и военного предводителя, по сути, собственноручно приговорив его к смерти. А когда до города, к которому вы ехали остаётся один день езды, ваша правая рука просто испаряется и покидая ваше величество, оставляет совершенно одного. Что-то здесь не сходиться, вам не кажется?

– Откуда вы знаете про сделку?

– Мидек любил поговорить. Но дело не в этом.

– Какой прок Хаартаю обманывать меня? Мы впервые увиделись и не имел раньше никаких дел.

– Возможно, ситуация обстоит гораздо глубже. А что насчёт вашего друга?

– Мидек не предал бы меня.

– Вы уверены? – с неким сомнением спросила Джелен.

– Может он и совершал ошибки, но предательство… Предать меня, значит предать государство, а этот человек был готов на всё, чтобы Нильшерт воспрял.

– Вы говорите, что он убил вашего сына. Разве это не предательство?

– Я знаю, что ему стыдно за этот поступок. Он не хотел заходить так далеко. В глубине души он хороший человек. Даже хорошие люди иногда совершают ошибки.

– Если пытаться оправдать плохой поступок тем, что человек хороший, тогда к чему эти понятия? Разве хороший человек не совершает хороших поступков, а плохой плохих?

– Мы не называем убийцу хорошим человеком, потому что он однажды подал милостыню и не говорим, что женщина плохая, когда один раз в гневе ударила сына. Не нужно судить человека лишь по одному поступку.

– Даже вас?

– В каком смысле? – не понял вопроса царь.

Девушка перестала ходить и встала перед ним, закрыв собой солнечный свет, льющийся из окна.

– Всю жизнь вы пытались защитить Нильшерт, а сейчас отдали его на съедение волкам. Можно ли утверждать тогда, что вы хороший царь?

– А у меня был выбор? Так или иначе Нильшерт станет местом неминуемого сражения. А с нашими силами мы сдадим всё земли за несколько дней и станем навсегда рабами севера, а то и вовсе сгинем как государство. Мы не победим без посторонней помощи.

– Рабство севера, вы без раздумий променяли на рабство юга.

– Всегда приходиться чем-то жертвовать и выбирать меньшее из дух зол. Это неизбежно.

Уж ей ли не знать этого. Джелен с грустными глазами посмотрела на Сотара. Он знал в чём правда и это делало его действительно мудрым царём.

– Приятно провести время, ваше величество.

После этих слов, она оторвала свои небольшие ступни от обсидиановой плитки и резко стала шагать в сторону выхода. Когда до слуха Сотара долетел скрип закрывающейся двери, он обернулся, чтобы убедиться, что на пороге действительно никто не стоит. Царь облегчённо выдохнул и погрузился в толщу воды с головой.

Утренний свет постоянно играл перед глазами и не давал полностью разжать тяжёлые веки. Эта ночь была длинной для всех. Далариен вальяжно расхаживал по площади крепости и пытался найти знакомые лица среди падших. Не среди своих. Каждого северного воина он знал в лицо. Знал по имени и сколько у него детей. Поэтому любой умерший в битве был невосполнимой потерей как для Версаха, так и для него самого.

– Что делать с трупами? – спросил один из приближенных.

– Выройте могилы.

– Для каждого?

– Для каждого, – твёрдо повторил царь.

– Может бросить их в общую? Мы так до вечера будет возиться.

– Хорошо. Чтобы к вечеру у каждого была своя могила.

Далариен увидел, как женщину-харона тащат за густые волосы. Она болезненно кричала. Слёзы бежали по её грязному от сажи лицу.

– Не трогать женщин и детей. Взять в плен. Напоить и накормить.

– Но ваше величество…

– Исполнять, – прервал его царь.

– Слушаюсь.

Приближенный положил два пальца в рот и со всей силы свистнул своему товарищу. Тот тут же поднял голову.

– Женщин и детей не трогать. Приказ Далариена.

Мужчина недовольно отпустил её и широко шагая пустился на поиски ценных вещей во дворце.

– Куда мы их денем? Когда вернёмся обратно, то места для них не хватит.

– Больше половины отправятся на юг, остальных заберем к себе, пусть прислуживают. Лишние руки никогда не помешают.

– А что с крепостью? – поинтересовался приближенный.

– А что с ней?

– Разрушить? Сжечь?

– Что у вас за страсть такая к варварству? – со слегка удивленный интонацией произнёс царь. – Оставьте. Не вы его строили, не вам ломать.

– А хорошо здесь, – заявил приближенный, глубоко вздохнув свежий воздух.

– Красиво…

– Ваше величество! – окрикнули его.

Далариен повернулся и увидел, как один из воинов звал его, чтобы кое-что показать. Любопытство царя стало подогревать изнутри. Они оказались около бездыханного тела, лежащего спиной вверх

– И что же?

– Гляньте на вышитый на символ, – произнёс воин и указал пальцем.

– Это калиандр, – тут же подметил приближенный.

– Переверните её.

Когда показалось лицо женщины, то взгляд Далариена опустел. Он никогда не видел её, но был уверен, что это Грендель. Смерть царевны Нильшерта, не то, что входило в его планы. Для него быть версахцем и животным – не одно и тоже.

– Найдите кладбище. Отнесите её к предкам и сделайте надгробье.

Существуют человеческие принципы, которые он не хочет переступать. Семья монарха неприкосновенна и в этом он оплошал.

– Ваше величество, – вновь окрикнул его грубый голос.

К Далариену второпях подошёл коренастый воин.

– Царское стойло пустое. Одна из харонов сказала, что там были лошади членов совета.

– Думаешь они могли сбежать?

– В крепости больше нет людей, а среди мертвых она никого не опознала.

– Пустите несколько всадников за ними, они не должны были далеко уйти.

– Слушаюсь.

– Если Хаартай узнает, что мы их упустили, то это добром не закончится, – беспокойным тоном произнес приближенный.

– Они нагонят их. Тяжелые времена грядут, Лорт, и поверь мне, бояться Хаартая нам нужно бояться в самую последнюю очередь…

Время близилось к вечеру, и изнуренные путники укладывались спать. Джелен пыталась заправить постельное бельё, но шелковый пододеяльник вместе с покрывалом превратился в большом ком из ткани. Девушка со злостью запихивал одеяло и с каждым её движением ситуация становилась всё плачевнее. В конце концов, она не выдержала и бросила всё со словами:

– Ничего не получается! Ненавижу!

К ней в ту же секунду подбежал харон. Он увидел постельное чудовище на кровати и молча схватился за творение Джелен, чтобы всё разобрать.

– Благодарю вас, – произнесла девушка.

– Как бы вы не пытались прикидываться простушкой, ваши манеры и знания всё равно вас выдают.

– Я не понимаю о чём вы говорите…

– А я не понимаю, что такая особа как вы забыла в одной комнате с царскими слугами. Хотя бы взять книгу, что вы стащили из библиотеки. Такое обычные люди не читают.

– А что читают обычные люди?

– Они вообще не умеют, а тому, кто умеет и вовсе не до этого. Если и читать, то только то, что приносит пользу в жизни, то что можно применить.

– Любые знания полезны.

– Вряд ли знание войн поможет мне вырастить хорошую титру.

– В жизни есть вещи важнее титры.

– Скажите это тысячи голодающим крестьянам. Думаю, они с вами не согласятся.

Джелен была слегка озадачена высказываниями харона. Однако они натолкнули её на мысль: ценность у каждого своя. Будь то воин, царь или крестьянин. Каждый видит этот мир через свою призму жизни и собственного опыта.

– Вот и всё, – сказал харон, когда закончил. – Доброй вам ночи.

– И вам… Постойте, – спохватилась девушка.

Харон развернулся и вопросительно посмотрел на нее.

– Меня всегда интересовал вопрос: каково это, прислуживать царской семье?

– Тоже самое, что пить хорошее вино, вкус которого не чувствуешь.

Даже тонкий ум Джелен не мог разобрать такой аллегории. Её прищуристый взгляд и чуть прижатый подбородок выдали её.

– Кажется, у тебя есть всё: место, где жить, еда, интересные занятия. Однако из-за того, что ты потерял честь, пресмыкаясь перед другими людьми, жизнь перестаёт быть красочной.

Несмотря на поздний час, Джелен не спалось. Всё из-за смены климата. Он всегда плохо сказывается на сне. Она разочарованно встала с кровати и решила пройтись по дворцу. Шагая по пустым, хорошо освещенным коридорам девушка услышала людские вопли. Ноги стали быстрее идти к источнику звука. Складывалось ощущение что кого-то пытали. Крики на некоторое время прекратились. Джелен подошла к одной из каменных дверей и приложила ухо. "Это точно здесь", – подсказывало ей нутро. Сзади к ней подкрался седовласый мужчина с небольшим изображением солнца на лбу. На затылке волосы были сплетены на соломинках в маленькие косички. Ресниц на веках было не видать. На ногах были тапочки из листьев гравана. Они хоть и были плотными, однако никуда не годились для обуви. Его руки были сведены за спиной, и он безмолвно смотрел за Джелен. В какой-то момент девушка повернулась и отпрыгнула назад от страха. Её шаль слетела со спины. Незнакомец подобрал платок и вытянул руку. Она заметила множество заживших порезов на ней.

– Кто вы? – первое, что вылетело с её уст.

– Я Галааш – верховный жрец аскорской цитадели. Простите, я не хотел вас напугать.

– Я слышала какие-то душераздирающие крики. Там кого-то мучают?

– Разве, что самих себя. Это комната очищения разума. Каждый кто хочет стать часть религиозной общины должен пройти обряд.

– И в чём он заключается?

– Человека сажают в тёмное место без еды и воды на целые сутки.

– По-моему это просто издевательство, – прервала его Джелен.

– К нему запускают несколько ядовитых змей. Если человек выживает, значит он смог обуздать свой рассудок и избавиться от страхов.

– Хотите сказать, что он больше ничего не будет бояться?

– Абсолютно. В этой комнате происходит не просто умерщвление путем змеиного яда, в ней происходит борьба. Битва между человеческими эмоциями, страхами и нетленным духом. Вы не пытаетесь спастись там – вы размышляете о самых последних человеческих мыслях и проходите освобождение сознания от тягостей сего мира.

– Вы тоже её проходили?

– Каждый жрец проходил это.

– И что вы чувствовали? – с интересом спрашивала Джелен.

– Первые несколько часов я буквально сходил с ума. Ещё через несколько часов я пытался сдерживаться, чтобы не кричать от ужаса. Последующие несколько часов я сидел с закрытыми глаза и принимал ситуацию какой она была. А в последние часы я забыл все страдания, отверг все страхи и обрёл бытие как таковое. Оттуда выходят либо иным существом, либо не выходят вообще.

"Это полное безумие", – думала Джелен. Однако внутри себя ей захотелось испытать это на минуту. Ни больше. Сказанное Галаашом звучало как правда, да и сам он не был похож на обманщика.

– Говорят, что в этот момент собственное я настолько близко соприкасается с духом, что можно общаться с потусторонним миром.

"Ну это точно бред", – вновь подумала про себя девушка. "Нужно было тебе остановиться на очищении разума".

– А что юная девушка делает здесь в такое время?

– Я… Не смогла уснуть и захотела прогуляться.

– Неужели вы чем-то встревожены?

– Нет, что вы, всё хорошо. Просто быстрая смена обстановки и долгая поездка…

– И откуда же вы приехали?

– Из Нильшерта.

– Нильшерт… В молодости я бывал в тех краях. Плотные серые тучи, могучий ветер, стелющийся по бесконечной степи, щебетание ливрасов… Прекрасное место.

– Думаю, у нас разные представления о прекрасном.

– Вы бы мне могли рассказать о своих за чашечкой смоляного чая.

– Спасибо за ваше радушие.

Несмотря на его слегка чудаковатый вид Джелен не могла разглядеть хоть каплю лицемерия и лжи в этом человеке. Все его слова сходились с мыслями, что несомненно располагало.

***

"Тихо", – сам себе сказал Кенваль и стал вслушиваться в тревожные звуки. Его острый слух уже за огромное расстояние слышал приближающуюся угрозу. Он скорее забежал за огромный камень, который наполовину был врыт в глиняную землю и осторожно прижался к его холодной угольчатой стенке. Кенваль слега высунул голову и наблюдал за еле заметным движущимся силуэтом во тьме. Под ногами гарталлы хрустела сухие ветви. Когда он подошёл поближе, то его взгляд полностью перекинулся на всадника. Язвенные надрывы были по всему телу, а из полузакрытых глаз сочился тёмно-жёлтый гной. Каждый его скрипучий вздох был похож, на то, что он сейчас испустит дух. Изо рта выходило болезненное зловоние, все живое от которого увядало и медленно умирало, вкусив аромат. Кенваль аккуратно прикрыл ротовую полость, чтобы не вскричать от ужаса или вдохнуть этой отравы. Он медленно проходил сквозь леса стремясь в неизвестность. Юноша тихо ожидал пока тварь скроется во мгле. Шаги гарталлы все дальше уводили их от Кенваля. Зловещий рык чудовища звучал тише и тише. Когда он совсем пропал, то юноша с облегчением выдохнул. Он уже стал собираться в путь как приметил большое дерево впереди. На нём были плоды! Он столько времени провел здесь, но впервые увидел фрукты. Кенваль сорвался с места и со слегка безумной радостью кинулся к нему. Сочный плод так и манил попробовать его. Кенваль потянулся к ветке и сорвал его. Благодаря овальной форме он хорошо сел в руку. Багряно-красный цвет кожицы, твердил о том, что он уже поспел. Мальчик не хотел думать, что фрукт опасен. Голод не давал ему этого делать. Он приблизил его к мягким губам и раскрыл рот, вонзив в него острые зубы. Оранжевый сок брызнул от укуса и побежал по уголкам его рта. "Как же это вкусно…", – думал Кенваль пока обгладывал небольшую косточку. Ему тут же захотелось потянуться за следующим плодом. Кенваль бездумно съел ещё один, а затем достал третий. И ещё один, и ещё один… Что-то было не так. Живот юноши уже разбух от еды, но он не мог остановиться. Это было Древо Забвения. Каждый раз съедая фрукт Кенваль забывал об этом и вновь чувствовал голод и непреодолимое желание попробовать этот вкус. Он не успевал осознать, что происходит и вновь тянулся за плодом. Его желудок уже разрывало от избытка пищи, но он ничего не мог поделать. Юноша оказался в ловушке. Дерево словно шептало путнику: "Давай же, попробуй насколько он прекрасен. Ты же так хочешь есть, ты устал. Почему бы тебе не отдохнуть и не вкусить его?". Рассудок Кенваля был полностью поглощён и лишь изредка в его голове проскакивали мимолётные картинки понимания ситуации, но они тут же затмевались несуществующим зовом древа, несущим сладкую песнь о своих великолепных плодах. Его разум твердил, что он не сыт, что этот фрукт первый раз в его руке, что он первый раз касается его губ. Единственное, что не давало покоя его пытливому уму это дерево. Его образ изменился с того, момента, как он пришёл туда. Почему оно выглядит по-другому? Почему плодов на нём стало меньше? Он видел это и пытался осознать, что здесь не так. В какой-то момент он вырвался из этого капкана. Фрукт выкатился у него из руки и упал на землю, тогда как самого Кенваля начало рвать от переизбытка пищи. Юноша увидел торчащие из земли кости умерших животных, которые также вкусили от этого древа. Однако их участь была иная.

– Как же хочется пить, – произнёс он умирающе и схватился за горло.

Он встал с колен и медленными шагами пошёл в сторону бурлящей лагуны.

Око за око

По слегка шероховатым стенам и высокому потолку огромного зала расползались виноградные листья, со свисающими сочными плодами без косточек. Ожидая Сотара, царь песчаных земель сидел на своём драгоценном троне – в прямом смысле этого слова. Он был полностью слит из золота. На нём даже отпечатались ягодицы правителя, которые частенько касаются благородного металла. Слуга то и делал, что закидывал виноградинки в раскрытый рот Хаартая, пока тот поглаживал лысого кота, развалившегося у него на коленях. Животное в ответ лишь недовольно шипело. С правой стороны престола восседали семь сенаторов, а по левую сторону верховный жрец, военный диктатор и главный дипломат. Их присутствие по правилам аудиенций было обязательно. Хотя особую роль они и не играли. Двери перед Сотаром распахнулись и он, осторожно оглядываясь по сторонам, вошёл в зал. Позади него шли несколько харонов.

– Я рад вновь приветствовать вас, – со зловещей улыбкой произнёс Хаартай. – Надеюсь, усталость сошла на нет в ваших костях.

– Да, благодарю вас за ваше гостеприимство.

– Ну, что же… А теперь о главном. Ваше соглашение о нейтралитете с севером было нарушено и сейчас Далариен готов на всё, чтобы завоевать ваши земли.

– Всё так.

– Но с вашей армией вы никак не сможете им противостоять.

– Верно, – поддакивал Сотар.

– И вы пришли ко мне, чтобы мои асторы пополни её ряды. И что самое интересное, это предложение мне самому довольно симпатично, ведь мне необходимы рабы. Они ведь такие непостоянные: сегодня живой, а завтра уже не дышит, – засмеялся царь.

– Если бы вы смогли пойти на такое, то это бы спасло наше положение.

– Разумеется, я добродушный человек. Сойдёмся на таких условиях – пять рабов на одного воина.

– Это безумие! – вскричала Джелен, которая скрывалась в качестве харона.

– Кто это? Неужели это был женский голос? Кто посмел пустить сюда женщину? – завозмущался Хаартай.

Один из стражей подошёл к ним и стал искать миловидное лицо девушки среди иноземных гостей. Когда он грубо схватил бедняжку за руку, то та застонала от боли.

– Выведете её.

Джелен отчаянно пыталась вырваться из сжатой как клешни ладони. Страж волочил девушку за собой почти через половину зала, а после выбросил за дверь и снова затворил её.

– Пять? – недоумевал Сотар. – Вам не кажется, что это не совсем равноценно?

– Как раз о ценности, спора не должно возникать. Каждый мой воин стоит восемьсот никелей золота. Если у вас есть деньги, то можем обойтись без бартера.

Царь молча опустил голову.

– Так я и думал. Ну, что же. Вы можете подумать над моим предложением. В любом случае, я рад, что вы почтили нас своим визитом.

Сотар хотел попросить о союзе. Настоящем союзе. Но для него это словно преклониться перед Хаартаем. А если тот откажет, то он будет не только без помощи, но и с растоптанной в грязи честью.

Джелен оскорблённо вышла из дворца через боковой проход. "Да как они смеют", – возмущалась она про себя, жалостливо касаясь пальцами больного места на руке. Скачущий всадник вдалеке приковал внимание девушки. На нём была диковинная одежда, совсем не такая как у коренного населения. Он был тепло одет. "Это гонец", – подумала она. Джелен вновь зашла во дворец и пошла к центральным воротам, предвосхищая его появление там. Стражи стояли лишь снаружи. Она тихо подошла и аккуратно прислонилась к воротам. Тяжёлое дыхание всадника доходила даже до слуха девушки.

– Я Велерман из Фура, – сказал он и перевел дыхание. Крутая лестница, которую он преодолел за считанные секунды, дала о себе знать. – Мне приказано доставить важное сообщение царю степных земель.

– И что это такая за срочность, раз ты даже не можешь дышать из-за этого? – ухмыльнулся Вхалаастр.

– На Нильшерт напали.

– Неужели? И кто же?

– Северяне.

Стражи переглянулись между собой.

– Конечно, это действительно стоило тех усилий, чтобы добраться сюда. Немеф, отведи этого молодого гонца к Сотару.

Ворота открылись, и огромная дверь заслонила Джелен от взглядов вошедших. Когда они вновь стали закрываться, то девушка увидела их уходящие вдалеке коридора силуэты. Спешные шаги девушки следовали за ними. Немеф открыл перед гостем дверь в пустую комнату.

– Он здесь? – спросил Велерман и сделал неуверенный шаг вперёд.

Перед глазами была лишь темнота и смутные очертания предметов мебели. Немеф стоял позади него и тихо вытащил короткий клинок из ножен, свисающих на кожаном ремне. Лезвие коснулось мягкой кожи и проскользило по шее. Кровь стала фонтаном лить из рассечения. Стражник толкнул захлёбывающегося гонца в спину и тот упал на пыльный пол. Джелен ужаснулась и стала осторожно пятиться назад. Если он её увидит, то девушку будет ждать аналогичный конец. Ноги дрожали от страха. Немеф закрыл дверь, чтобы никто не заметил труп. Ночью он уберет тело без всяких свидетелей. Девушка ударилась головой о лампу, и она полетела вниз, с треском разбившись на маленькие осколки. Стражник повернул голову и увидел, как Джелен испуганно побежала от него. "Она всё видела", – тут же проскользнула мысль в его голове. Немеф точно знал, что она сообщит увиденное Сотару. Однако он спокойно смотрел девушке в след и не пытался догнать.

Джелен остановилась, чтобы отдышаться. Она постоянно смотрела бешеными глазами в конец коридора. "Неужели он отпустит меня?". Девушка судорожно пыталась достать из кармана сложенный лист. На нём было написано одно лишь слово, которое она перечитывала вновь и вновь, чтобы запомнить. Никто не должен увидеть это, если её поймают. Уже невозмутимыми шагами Джелен стала идти в покои. Пока никто ничего не знает, ей не за чем привлекать внимание своим странным поведением. Комната была пуста. Все хароны сопровождали царя на его аудиенции. Девушка зажгла свечу и поднесла записку к крохотному огоньку. Бумага загорелась и Джелен бросила её на пол, чтобы та беспрепятственно превратилась в пепел. Подошвой обуви она стала растирать остатки золы по комнате.

Дверь в царские покоивновь отварилась без стука. Сотар повернул голову и, увидев, надоедающую гостью, возмущённо заявил:

– Да сколько можно?!

– Послушайте меня, – начала нервно Джелен.

– Что на этот раз?

– Вам надо скорее уходить отсюда.

– Почему?

Царь увидел первобытный страх в глазах девушки.

– Они убили вашего гонца.

– Гонца?

– Версах напал на Нильшерт. Вас обманом выманили из столицы, чтобы город потерял обороноспособность. Хаартай с ними заодно.

Взгляд Сотара начал потерянно брести по комнате. "Как такое могло произойти? Неужели я смог повестись на такую уловку. Мидек… Он знал? Нет, нет… Откуда? Разве что, он тайно от меня переписывался с Хаартаем…? Безумие!".

– Вы в порядке? – спросила Джелен, когда заметила удручённо состояние царя.

– Зачем ему это?

– Это не важно. Вам нужно бежать и как можно скорее!

– Куда я пойду, если Нильшерт уже захвачен?

– Возможно они сумели дать отпор.

– Отпор…

Царь отчаянно схватился за голову и стал истерично смеяться.

– Ваше величество? – пыталась достучаться до него Джелен.

Каждое её слово словно пролетало сквозь него. Он забылся в собственных душевных муках, которые вновь и вновь втыкают в его сердце наточенные орудия.

– Прости меня… – начал тихо Сотар.

– За что? – недоумевала Джелен.

– Я так и не смог оправдать твоих надежд.

– О чем вы?

– Я не смог сберечь сына, не смог сберечь государство, я не достоин тебя отец.

Девушка осознала, что достучаться до рассудка царя невозможно. Отводя грустный взгляд от человека, принимающего свои неудачи и падения, она с особой тяжестью на душе вышла из комнаты. "Он не заслужил этого", – раз за разом звучит в её голове.

– Прости меня, Грендель… Я подвел тебя. Как и всю нашу семью. Я… Я не смог…

Джелен не знала, что делать. Единственный человек, которому она доверяла сошёл с ума. Теперь она одна в чужой стране, в которой хотят её смерти. Ей нельзя умирать. По крайнем мере не сейчас… "Галааш", – вдруг пришло в её голову. Ноги сами стали нести в почивальню к жрецу. Разум помутнел, будто плавал в грозовом облаке. Девушка бежала через весь дворец в надежде, что успеет дойти до своего спасения раньше, чем её убьют.

– Галааш! – вскричала она и залетела в место, где они прошлой ночью пили отвратительный чай.

Мужчина спокойно сидел на маленькой подушке и даже не повернул головы. Его взгляд был устремлён на картину, сложенную из мелких разноцветных камней.

– Что-то случилось? – спросил он без капли тревоги в голосе.

– Меня хотят убить. Мне нужна помощь.

– Как же я могу быть вам полезен?

– Возьмите меня к вам.

– К вам?

– В жрецы.

– Думаете, если вы станете частью религиозной общины, то они простят вам всё, за что хотят убить.

– Они не узнают меня. Я буду выглядеть как жрец, говорить как жрец, думать, как жрец.

– Ваши побуждения приблизиться к божественному носят не искренний характер. Я не могу вас взять.

– Прошу вас! Неужели вы посмеете отдать им меня?

– Мне очень жаль.

Он не врал, ему действительно было не всё равно. Но духовные тексты цитадели имеют большой вес в построении религиозной общины. Без них она бы не существовала вовсе. Они гласят чистоту желания стать жрецом. А если человека уличили в таком обмане, то его судят как мошенника.

– В каком случае, я могу вступить к вам? – начала хитрить Джелен.

– Если вы желаете понять тайны мироздания, осознать себя как такового и обрести свой смысл жизни и в том случае, если речь идёт о принесении себя в жертву ради вселенского блага.

– Наш разговор останется только между нами? Есть вероятность, что вы разболтаете то, что я скажу?

– Я не вижу причин, по которым я должен свидетельствовать другим людям об этой беседе.

– Я должна спасти кое-кого и привести обратно на родину. Это можно назвать жертвой?

– Думаю, спасение человека – это единственная правильная жертва…

Хорошо, я возьму вас.

– Благодарю вас! – возрадовалась Джелен.

– Однако, вам, как и всем остальным служащим цитадели придётся пройти обряд очищения. Готовы ли вы пойти на это?

Девушка совсем позабыла об этом безумном обычае. Но дороги назад не было. Она закрыла глаза и тяжело взглотнула слюну. Ужасающие моменты будущего предстали у неё перед глазами. Она должна это вытерпеть. У нее нет выбора…

– Готова.

– Что же, ваше посвящение состоится вечером в общем зале цитадели, после чего вы будете отправлены на очищение. А пока, вы можете расположиться здесь, чтобы вас не нашли.

Галааш направился к выходу, чтобы сообщить остальным жрецам о возможном пополнении в их религиозных рядах.

Мучительная тишина, в которой Сотар восторгался горящей свечой. Как она извивается, меняя свою призрачную форму… Глаза царя тонули в этом танцующем пламени. Блеклый огонёк, освещающий большую часть комнаты. Ему достаточно лишь прикоснуться к чему-либо и начнется пожар. Пламя станет разрастаться, медленно пожирая все, что находиться рядом: вещи, дома, целые города. Какой потенциал… Один лишь невзрачный огонёк, а столько силы, столько величия и скрытого могущества. Его язычки стали легка обрываться, потом и вовсе дрожать. Шагов ещё не было слышно, но Сотар уже понял, что за ним идут. Многие часы он готовил себя к этому моменту, который неизбежно должен был наступить. Зачем бежать от того, что всё равно настигнет? Решение принять конец лицом к лицу, лишний раз доказывало волевой характер царя, который он всё-таки смог передать сыну. Сыну, которого больше нет. Чтобы он ревностно служил своему государству. Государству, которого не существует.

На входную дверь уже тяжело дышала дворцовая стража. Петли, двигаясь с протяжным скрипом освободили перед ними проход. Они высмотрели царя среди комнатного мрака и властно обратились:

– Хаартай желает вас видеть.

– Неужели моё время подумать над предложением подошло к концу? – сострил Сотар.

– Так и есть. Пора дать ответ.

– Ну, что же. Ведите меня, достопочтенные мужи.

Стражи взяли царя за каждый локоть и почти несли его, чуть отрывая от земли.

Джелен уже стояла в длинном одеянии вокруг жертвенного алтаря вместе с остальными жрецами цитадели. В её округлой ограде безнадежно крутился запуганный барашек. По периметру тёмного помещения и на самом алтаре были развешаны светильники, отдающими зеленоватым оттенком. Девушка не понимала, что происходит. Тревожные возгласы религиозных последователей на непонятном языке вселяли ужас. Она лишь изредка осмеливалась поднять взгляд. И он показывал больных на голову фанатиков, шепчущих старинные тексты.

– Сегодня, – начал Галааш. – Эта девушка желает посвятить свою жизнь божественному. И делает она это из благих намерений, не имея корысти и других нечистых желаний. Но это лишь знание людей, что же скажет духовное? Узрит ли оно сердце этой девы? Если жертва эта будет угодна, то она станет частью общины и наречена будет новым именем, как очистится. А если неугодна, то значит не видели глаза наши гнили в душе её.

После этих слов дно над алтарём разверзлось и животное с воплем упало вниз. Несколько секунд из пропасти не исходило никаких звучаний кроме блеяния барана. А после он стал мучительно кричать, будто от его тела отрывали огромные куски мяса. Спустя пару мгновений чудовищный рев высвободился из подвала, от которого хотелось безумно дрожать.

– Да приветствует цитадель нового жреца! – восторженно произнёс Галааш.

Остальные в знак уважения взялись за руки и поклонились.

Длинный коридор был местом переосмысления жизни царя. Пока его без всякого противодействия вели на казнь, он размышлял о том, чтоб было и о том, что будет. Настоящее его волновало сейчас меньше всего. Сотар прекрасно понимал куда его ведут. Это произойдет, хочет он того или нет. Разумом он уже принял смерть, осталось сделать это физически. Ноги должны дрожать, но страха нет. Дыхание должно сбиваться от ужаса, но он улетучился. «Я иду к вам. Скоро. Очень скоро», – размышлял по пути в церемониальный зал. Двери распахнулись, и он вновь увидел Хаартая, но в его истинном обличии. На лице уже не красовалась фальшивая улыбка, вызывающее отвращение. А взгляд был полон крови. Он отчаянно хотел увидеть мучения царя. И только сам Сотар не понимал этого дикого желания. Один из стражей толкнул его в спину, и он упал на колени перед престолом.

– О, прошу вас. Не нужно, встаньте, – иронично произнес Хаартай.

– Я хочу узнать ответ только на один вопрос, прежде чем вы это сделаете.

– И какой же?

– Почему?

– Конечно. Думаю, было бы бесчестно оставить вас в неведении. Видите ли, всё дело в Фейлоне…

– Моём отце?

– Разумеется он не рассказал, какой ценой, он захватил Среднюю равнину и Ребристые земли. Ваш «отец» никакой не великий завоеватель. Он обыкновенный убийца, который был одержим идеей всеобщего государства. Он хотел подогнуть под себя весь Дейлекронт. Естественно, многие цари не хотели терять власть. Среди них был и Трескаль. Фейлон обманул его, сказав, что хочет аудиенции. Когда Трескаль встретился с ним, то Фейлон топил его в воде, пока тот не признает в нём абсолютного монарха. Но мой отец был человек с огромной силой воли. Даже такие зверские пытки не смогли сломить его. В конце концов, Трескаль испустил дух. Аскорская армия, узнав об этом потеряла боевой дух и сдала все позиции. Без командующего воины – это просто бездумно бродящий скот. Не так ли, Сотар?

– Я не понимаю… Я не мой отец, я не причинил вам никакого вреда, – недоумевал Сотар.

– Видите ли, у нас на юге дети отвечают за грехи родителей. Наследство – это не только богатство, но и потерянная честь. Око за око, смерть за смерть.

Вхалаастр и Немеф поставили перед царём котел с холодной водой и стали топить его. Сотар всеми силами пытался вырваться, но его телодвижения лишь заставляли литься воду через закругленные края. Он инстинктивно поднимал голову, чтобы сделать глоток воздуха, однако встречал сопротивление. Хаартай насмехался над ничтожной борьбой за выживание. Настолько слабый… Настолько немощный… Несложно представить, почему это отмщение приносило ему столько удовольствия. Когда Сотар понял, что бессилен, то стал отчаянно кричать сквозь толщу воды. Через пару мгновений он захлебнулся. Бездыханное тело оттащили от котла, когда жертва перестала двигаться.

– Что с харонами? – обратился он к страже.

– Мертвы.

– А девушка?

– Она пропала, ваша милость.

– Найти её, она не могла исчезнуть.

– Да, ваше величество, – покорно произнес Вхалаастр и стал иди к выходу.

Царь так и остался сидеть один посреди огромного зала, поглаживая своего бесшерстого кота. Он смотрел на безжизненное выражение лица Сотара, который свисал с крепкого плеча стража. Когда ворота закрылись, то самодовольная, безумная улыбка растеклась по его лицу.

Эпилог

Хруст снега от длинных кожаных ботинков, был слышен за несколько десятков метров. Снежинки в дневном свете блестели как звёзды на чистом безоблачном небе. На ветвях многолетних деревьях лежали небольшие сугробы. Каждый раз охотники, соприкасаясь с ними горстями стряхивали их на землю. Они кого-то терпеливо выслеживали.

– Думаешь сюда пошёл? – шепнул один из них, чтобы не спугнуть жертву.

– Глянь на следы.

Мужчина взглянул на землю и еле приметил отпечаток стопы огромного зверя.

– Что за тварь такая?

– Не знаю. – Говорил он и высматривал местность. – Не отсюда.

– Как это?

– У нас таких отродясь не водилось. Та огромная, что коров пять закроет собой.

– Откуда же она пришла, проклятая?

– Говорят с юга прибежала, хотя сказки это. Брат жил там. Там, конечно, диковины всякой встретишь, но о такой твари и он сам не слыхал.

– Эй, берцы, потише там. Спугнёте.

– Она сама кого хочешь напугает, – с ухмылкой произнёс охотник. – Сожрала аж шесть свиней, зараза.

Недалеко послышался рёв. Средний поднял лук и натянул тетиву. Озираясь по сторонам, он не приметил никакую живность.

– Тихо, тихо, рано ты приготовился стрелять. Далеко она. Орёт, что бойгал.

Охотник ослабил хватку и отпустил оружие.

– Так ведь наготове надо быть, – оправдывался он.

– Здесь нужно головой думать земляк, а не силу показывать. Она тебя в один мах положит и носом не учуешь.

– А как будем то?

– Значит, идём пока по тропе, ждём пока сама набросится. Как увидишь – метай в глаз. А дальше мы с гултом добьём.

– Яснень, – кивнул парень.

Охотники вышли из леса на белоснежное круглое поле, окружённое стволами высоких деревьев. Ветер начал хлестать путников по лицу, заставляя закрыть лицо руками. Кожа сразу покраснела от мороза. Идти стало невыносимо трудно.

– Эй, может отдохнуть сядем, то окоченели совсем.

– Гляди! Гляди! – кричал один из них и указывал пальцем на голову, торчащую из-за ветвей.

– Вот же гадина здоровая! Лук приготовь.

Они встали в позицию и стали ждать гарталлу. Она чуяла их страх. Сама же была уверена в своей победе. Парочка людишек – отличный сытный ужин. Её тело начало продвигаться сквозь толщу деревьев. На громадной голове лежал снег, который она стрясла резкими поворотами. Сильные ноги утопали в рыхлых осадках. Лучник стоял наготове.

– Рано. – Твердил товарищ. – Рано.

Животное начало ускоряться. Непреодолимый голод взывал к его инстинктам и твердил поскорее его утолить.

– Давай! – прозвучала команда.

Стрела полетела в сторону зверя. Он раскрыл рот и разжевал её как соломинку.

– Ещё пуляй!

Парень достал из колчана стрелу и вновь запустил её. В этот раз она прилетела гарталле в лоб и застряла. Каменная кожа не даст себя пробить охотничьим луком. Она была уже в метрах стах от них.

– Ещё!

Третий залп попал в прямо в глаз от чего существо застонало. Однако ярость ещё больше вскипела по венам. Её уже ничто не могло остановить. Она раскрошит все их кости, за то, что они натворили.

– Попал, братец. А теперь стой сзади и помогай, случись чего. По шее бей, гулт, кожа нежнее.

Охотник скинул на землю наточенный топор и начал вести чудище за собой. Второй побежал следом за ним. Бегун уже начал задыхаться, а тварь нисколько не устала. Она готова была сожрать его целиком.

Пока бедный берц приманивал гарталлу, другой охотник взобрался на неё и перекинул через её толстую шею верёвку, чтобы держаться. Она не сразу заметила, что на её спине посторонний. После того как ощутила, что по ней передвигался незваный гость начала яростно метаться из стороны в сторону в надежде скинуть его. Но гулт держался. Сноровка северного воина всё-таки пригодилась. По верёвке он добрался до шеи и обнажив меч рассёк мягкое место одним точным взмахом. Из раны начала хлестать кровь. Тварь визжала и захлёбывалась. Через несколько секунд она упала на холодную землю и окрасила ближайший снег в багряный цвет.

– Мо́лодец. Эх, кому расскажу не поверят, такая здоровенна.

– А чего не поверят? Сейчас голову возьмём и пущай народ смотрит.

– А точно ведь. Эй, земляк. Сюда давай.

Лучник сорвался с места и побежал к огромной туше.

– Ох, и вонь от неё, – закрывая нос рукой произнёс младший.

– А это чего?

Охотник подошёл поближе к его животу и заметил, как что-то внутри шевелиться. Кожа натягивалась изнутри будто в неё тыкали палкой.

– Подай-ка меч.

Товарищ передал орудие и тот схватился за рукоять. Он проделал небольшую дыру повыше к брюху и проскользил лезвием вниз. Из отверстия вывалился весь в желтоватой слизи юноша. Он лежал на боку и смачно вдыхал свежий лесной воздух. После чего начал сильно кашлять и выблевал непонятные пищевые остатки. Все трое с изумлением смотрели на него и недоумевали как он там выжил.

– Ты кто таков будешь малой? – спросил один из них.

Кенваль поднял взгляд и увидел перед собой трёх версахских охотников. Точнее он видел их силуэты. Его глаза несколько лет не видели солнечного света и морщились от него, не давая раскрыть век. Он повернул голову и увидел голубое бескрайнее небо. Ноги сами начали вставать и идти по земле. Дрожащие колени долго не давали ему спокойно передвигаться. Пара дней в чреве гарталлы давали о себе знать. Кенваль не мог утолить свою жажду по чистому воздуху и молча вдыхал его. Он встал чуть дальше путников и развернулся.

– Что это за земли?

– Версах, – хором ответили охотники.

–Дейлекронт…

После этих слов он начал хохотать словно сумасшедший. Заразительный смех странноватого юноши перекинулся на товарищей.

– Будто есть ещё какие-то земли кроме него, – с издёвкой произнёс лучник.

Кенваль посмотрел на него пронзительным взглядом и искрящийся хохот пропал из его уст. Все остальные следом прекратили заливаться смехом. Этот ледяной взор твердил, что он знает гораздо больше, чем они думают.

– Царь Сотар ещё правит Нильшертом?

Они все в недоумении озирали Кенваля. Он немного не понял их озадаченность ответить на простой вопрос.

– Неужели кто-то другой занял престол?

– Я, конечно, сейчас глупость схлопочу, но сколько дней ты там провёл? – спросил гулт и указал на вспоротое брюхо гарталлы.

– Я не знаю…

– Сотар был последним, кто Нильшерт возглавлял после смерти его сына.

Молящий взгляд Кенваля, хотел услышать, что это шутка. Неужели этот проныра всё-таки добился своего?

– Царь мёртв? – с дрожью в голосе спросил юноша.

– Ты не понял. Мертвы все, Нильшерта больше нет.

«Этого не может быть», – твердил его потерянный взгляд.

– Как давно?

– Та лет семь уже.

Юноша склонил голову и начал дрожать от холода. Белый покров будто притягивал его в свои объятья. Ноги перестали держать, и он отчаянно рухнул на землю, уткнувшись в неё голыми руками по локоть. Кенваль потерянно водил прищуристыми глазами по снежной глади и пытался понять, как же долго его не было…

Оглавление

Вступление

Пролог

Глава 1. Царство Нильшерта

  Долгожданное чудо

  И дождь идёт, когда сияет солнце

  Чувство долга

  Поворот судьбы

  Суд над сладким мальчиком

Глава 2. По ту сторону

  Свет во тьме

  Дорога длиною в смерть

  Беги и не оборачивайся

  Око за око

Эпилог