Молчи и обнимай [Джулия Эйлер] (fb2) читать постранично

Джулия Эйлер Молчи и обнимай

Тарелка врезалась в стену рядом с его светлой головой. Она наблюдала за медленно растекающимся по стене, в очередной раз пересоленным, борщом. Где-то на фоне играла песня:

«Молчи и обнимай меня крепче…»

Она была бы рада, если бы он просто замолчал и обнял её. Она бы спокойно рассказала ему, что её тревожит. Но его руки больше не были её пристанищем, её родным домом… Именно сейчас ей вспоминалось, как они любовались луной, лежа на качелях под дождем. И в тот момент ее волновало лишь то, что ноги в джинсах выглядят толстыми. Знала бы она, что ноги – меньшая из ее проблем. На фоне бьющихся тарелок и его рычащего голоса, воспоминания то блекли, то разгорались ярким огнем.

«Просто молчи, просто молчи…»

Он мог сделать все, что угодно: достать для нее звезду с неба, сводить в кино, выкупив все места. Он мог решительно все, а молчать – не мог. Он ведь с самого начала знал, что она ненавидит готовить, но так любил домашнюю еду… Ее он любил больше. Перед глазами пронеслись все «блюда», что она готовила для него: полусгоревшие головешки котлет, твердые, как кирпичи, ракушки макарон.

«Мой милый, день прошел мимо…»

У нее и правда каждый день проходил мимо. Работа-работой, а дома вечно старалась научиться, стать хозяйкой, поваром, медсестрой… А ему все мало и мало. Вспоминалось лето, когда все начиналось. Беседка средь леса, горячие губы, твердые руки и шепот: «Будь со мной, просто, пожалуйста, будь». И поверила ведь, была. И есть. Пока что.

«А мне б упасть в ладони к лету…»

Он бы обязательно замолчал, если бы она только сказала хоть слово. Больше всего на свете его злило, когда она молча смотрела на него своими серыми глазищами, одними только глазами осуждая, любя, ненавидя… Он вспоминал как она смеялась и визжала, когда они ехали через море с такой высокой травой, что казалось, они попали в параллельную вселенную, в которой, кроме них и машины больше ничего и никого нет… Но она молча кидала чертовы тарелки в его голову, так ни разу и не попав.

«Все тускло, мне все сном мнимым…»

Она занесла очередную тарелку за спину, размахиваясь… Но вдруг в сознании мелькнула искорка-воспоминание: их утро… Каждое их утро. Нежные руки, ласкающие бедра. Губы, целующие слаще любого шоколада. Она не хотела это потерять. Но и разговаривать сил больше нет. Она никогда не умела объяснять своё недовольство… Проще ведь замолчать.

«И время меня ест, а не лечит…»

Как всегда, чем дольше она молчала, тем громче он кричал. Он был бы рад любой истерике и крикам с её стороны… Тарелки закончились. Запоздалая мысль скользнула в голову: «Из чего мы теперь будем есть? Хотя, если мы сейчас не остановимся…» Эта нелепая, неподходящая мысль отрезвила. Он понял, что они слишком близки к точке невозврата… И сделал шаг к ней навстречу, раскинув руки для объятий.

«Молчи и обнимай меня крепче…»

– Прости меня, я не хотела молчать! – прошептала она, шагнув в родные руки.

– Я знаю, солнышко! И ты меня прости… – улыбаясь и крепко её обнимая, сказал он.

Буря миновала, а песня… Что ей сделается? Песня продолжала играть:

«Мой милый, нет больше силы!

Ох вот бы ты, меня спрятал!

Молчи и обнимай меня крепче…»

Песочные часы

Пробило полночь. Стрелка монотонно ходит по циферблату, отсчитывая никому не нужные минуты. Ну, как не нужные? Не желательные. Хотя, тут смотря с какой стороны посмотреть. Вот представь: через шестьдесят три минуты тебе вынесут приговор. От него целиком зависит вся твоя будущая жизнь. Что бы выбрал ты: пристальную слежку за временем все шестьдесят три минуты, или же потратить эти бесценные минуты на поцелуи? Допустим, ты не любишь поцелуи. Хорошо. Давай потратим их на что-то, что ты любишь.

Но смотри, сразу предупреждаю: у каждой медали две стороны. Если пристально смотреть на часы все эти бесконечные уже шестьдесят две минуты, они покажутся вечностью. Ждать очень тяжело, скажу я тебе. Ты будешь вымотан и физически и морально! А вот вторая сторона: если мы будем игнорировать время, оно обидится и пройдет быстрее.

Я выбрал первый путь. Стрелка двигается до того медленно и громко, что мои ушные перепонки уже готовы сделать мне ручкой. Вот выйдет сейчас врач и скажет ласковым шёпотом, который обычно используют для умалишенных:

– Простите, молодой человек… Всё. Вам химия нужна. Простите. – и с его легкой руки закончится моя счастливая (теперь я это понимаю), жизнь. Или вот вам другой сценарий: врач выйдет из кабинета с ослепительной улыбкой, возьмет рупор и, подсунув его мне прямо под ухо, прокричит:

– Вы абсолютно здоровы! – и да начнется моя новая, прекрасная жизнь.

Я снова взглянул на время. Удивительно! Казалось, за моими размышлениями прошла вечность… Знаешь, сколько прошло на самом деле? Две минуты. Итого остался час. Чертов бесконечный час.

Правая рука нащупала в кармане закрытую пачку сигарет. Я не курил с того самого первого обморока. Когда в мою голову впервые залетела мысль, что я