Брод через Великую реку. Книга 1 [Юрий Глебович Панов] (fb2) читать онлайн

Пролог

Каждый человек проходит Утро, которое ассоциируется с молодостью, День – со зрелостью, Вечер и Ночь – со старостью и смертью. Однако бывают случаи, когда значительные ошибки совершают деды и бабушки (Утро), рассчитываются за их ошибки дети (День), а закрывают последствия таких ошибок внуки и внучки (Вечер и Ночь). Жизнь сложна как река и может быть разной как по скорости течения, так и по длине (длительности таких ошибок). И туман (ошибки молодости) могут иметь разные последствия. Такие смены утра на день, дня – на вечер, а он на ночь могут происходить не только с людьми, но и с их родами, общностями и даже государствами.

Вопрос, который в романе решает его герой, «Для чего я родился на этот свет и какое моё предназначение?» интересовал не только героя, но и меня, наверное, с раннего детства. В романе этому способствовали некоторые странности в роду Дубовцевых: никто и никогда не говорил о прабабушке и бабушке, прадедушке и дедушке, и совсем мало об отце. Почему-то, когда Глеб Дубовцев, будучи совсем маленьким, задавал этот вопрос матери, то неизменно получал ответ: «Подрастёшь – узнаешь!». Это не только подстёгивало его любопытство, но и послужило мотивом для того, чтобы он невольно начал собирать информацию об этом. Однако, один очень важный, на мой взгляд, факт никак не мог найти объяснения, даже когда он уже вырос: все мужчины в роду Дубовцевых появились на свет в одном месяце, причём в один и тот же день – двадцать восьмое марта.

Как оказалось, род Дубовцевых в первом свободном поколении из-за возникновения рыночных отношений раскололся на две части: одна из них стала по отношению к мистическому существу Богомолу Слугой (те, кому понравилась рыночная жизнь, деньги, обман), другая – Хозяином (те, которые остались на многовековых традициях русского народа). Несколько поколений Дубовцевых проходили Утро, День, Вечер и Ночь, прежде чем нашли правильное решение, чтобы уменьшить влияние рыночных отношений и стать самими собой.

Воспитанный на материалистическом понимании мира сначала в школе, а потом в высшем военном училище, наш герой романа никогда не верил в возможность существования в наши дни чего-то необычного, иррационального. Ему и в голову не могло прийти, что судьба уже уготовила встречу с этим иррациональным. Встречу, которая коренным образом изменит его мировоззрение и даст ответы на неразрешимые с детства вопросы.

Между тем ситуацию «Слуга – Богомол – Хозяин» можно рассматривать и иначе. В нашей жизни мы всегда имеем кого-то, кто жаждет крови и всего мира себе, имея большие финансовые, материальные или какие-то другие возможности. Это могут быть отдельные люди, партии или целые страны. Назовём их «Богомолом».

Но, как это ни жаль, имеется кто-то, кто очень хочет заиметь много денег или власть, повысить свой статус и тому подобное, любыми средствами, находясь в зависимости от Богомолов. Как правило, это люди или партии. Назовём их «Слуги».

К счастью, в реальной жизни имеется кто-то, кто может протянуть руку в самых трудных случаях. Им нужны мир, семья, любовь, дети, кто независим от денег и не хочет иметь весь мир. Это могут быть отдельные люди или их коллективы. Назовём из «Хозяева».

Как ситуация «Слуга – Богомол – Хозяин» представлена в данном романе, и какой вывод необходимо извлечь каждому, можно сделать, прочитав этот роман.

От автора

Книга 1. Когда утренний туман опускается на реку

Глава 1. Дежурство и путевка на турбазу

Из светлого утреннего тумана выплывает милое и родное лицо мамы, она, улыбаясь, гладит меня за плечо и ласково говорит. – Глебушка, вставай, милый.

От настойчивого дерганья за плечо неожиданно лицо её расплывается, а вместо него появляется усатое и надоевшее за неделю боевого дежурства, лицо помдежа. – Товарищ капитан. Ну, товарищ капитан. Пора, ваша смена! Надо вставать!

– Да пропади оно всё пропадом! – ворчу спросонья, зевая. Так хочется сказать ему. – Ну, паразит, такой сон прервал!

Всё же придётся вставать. В голове шумело и звенело, как после очередной пьянки. Если к этому добавить раскалываемую кем-то непонятным голову, сходство будет полным.

И вдруг снова одна и та же мысль: опять приснился этот странный сон…

Бурлящая река стремительно несёт плот на самые пороги. Я, схватившись за рулевое весло, изо всех сил стараюсь отогнать плот от них. Но плот, как сумасшедший человек, совершенно неуправляем. Ещё мгновение и мы врежемся в один из этих валунов! Каждый из сидящих на плоту людей схватился, за что смог… Удар! И от удара одна девушка летит прямо в воду! Удивительно, но, кажется, никто, кроме меня этого не заметил! А стремительный поток подхватил её и кинул прямо на камни… Вот она всё глубже и глубже погружается в воду… Не понял, я что, уже под водой? От холодка замирает сердце… Где же эта чёртова бабенка? Ага, вот и она… Но что-то ей мешает… Она схватила какой-то ларец, а он зажат камнями… Что это, я выдираю этот ларец из камней, сую в карман и выхватываю её руку… Ну, наконец-то хлебнул воздуха! Скорей к плоту! Ну, и тяжёлая эта бабенка… Вот и плот… Толкаю её на плот… Фу, наконец-то и сам на плоту… Хоть отдышусь! Интересно, а что же там, в ларце? Открываю: внутри какая-то брошка из насекомого с рожками как антеннами… Но что это? Из его округлых глаз начали литься слёзы из крови! Кровь заливает мне руки… Какая-то девушка кричит мне: «Брось эту мерзость!»…

– Дурь какая-то. Бред собачий! Я, да плыву на плоту? Ага, держи карман шире! А кто дежурить-то будет? Нас-то, вон, и так не хватает… Да и что мне там делать? – ищу одежду, ворча про себя. Вот так всегда – сначала на сон, а потом и на всё, что попадалось под руку.

– Генка, морда бессовестная, вставай! Последняя смена… – толкаю в бок своего оператора, хотя и понимаю его, как никогда. Все мы к концу боевого дежурства порядком были измотаны и хронически не высыпались. Между тем Генка даже не отреагировал на мои слова.

– Ясно, применяю силу! – говорю сам с собой и рывком сбрасываю Генку вместе с матрацем на пол.

Через четверть часа смена уже сидела в столовой и пила чай. А ещё через двадцать минут были на командном пункте, и грустно воспринимали радостные крики «Ура!» сменяющихся товарищей по несчастью. Не скрываю, в этот момент мне очень хотелось оказаться на их месте, но увы…

– Ты заметил, какая нынче на небе луна? – гляжу на лицо напарника и усмехаюсь. Оно лучше всяких слов говорит мне. – Луна… Какая к черту луна? Тут бы вздремнуть хоть часок…

Мой вежливый напарник отрицательно крутит головой в разные стороны. Но я не сдаюсь.

– Полная, как круглолицая красавица!

– Ага, так и запишем в журнал: «Двадцать девятое июня одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Командир говорит, что принимать не надо – луна полная, как круглолицая красавица». Так и запишу… – И оператор довольно хмыкнул, увидев мой кулак у своего носа.

Привычно оттараторив всё, что положено говорить и проверять при смене дежурства, доложили в вышестоящую инстанцию о заступлении на боевое дежурство. А через шесть часов уже мы дружным «Ура!» приветствовали новую дежурную смену. А ещё через полчаса весело шагали в сторону городка сдавать оружие.

Вы даже не представляете, какое блаженство испытывает вконец измотанный, усталый от душного помещения человек, вышедший, наконец, на чистый воздух! Однако, надышавшись вдоволь, теперь уже другая сладкая мысль овладевает всем существом этого человека: Наконец-то свободен!

Так и шел я по плацу, вдыхая чистый сосновый воздух, предвкушая радость свободы, когда, высунувшись из окна второго этажа командирского здания, знакомый капитан с повязкой дежурного по полку выкрикнул. – Эй, Дубовцев, мать твою… Где болтаешься? Давай бегом, Батя вызывает!

– Так… Это не к добру… – по привычке ворчу сквозь зубы, сворачивая к ближайшей двери здания. – На кой чёрт я ему понадобился?

От приподнятого настроения остались рожки да ножки, а в голове, меж тем, одна за другой роились самые нехорошие версии моего вызова.

– Бойцы проштрафились?! И мне не доложили… – остановился на самой неприглядной из них: в этом случае без очередного выговора от Бати не уйти.

– Товарищ полковник, капитан Дубовцев по вашему приказанию прибыл! – докладываю, как обычно, это бывает: рот сам по себе, а я – сам по себе! Изучаю внимательно сначала глаза: Нет, ничего не видно! Плохо… Смотрю на его стол сверху: улик солдатских тоже нет! Хреново. Значит, мои дела ещё хуже, чем думал. Во влип! Итак, два выговора висят!

Дубовцев, ты у нас в этом году ещё в отпуске не был?

Смотрю на него и не понимаю: К чему он клонит? Хм, отпуск. Да кто же не хочет в отпуске побывать? Только ведь некому дежурить… Нет… Отпуск – это не то… Что ещё задумал этот гусь лапчатый? Ох, не бывает дыма без огня! Готовься, дружочек, к другой какой-нибудь гадости!

И по плану в июле?

Недоверчиво слушаю всё, что он произносит. Теперь уже совсем уверен: Похоже, не видать мне отпуска в июле! Эх, а ещё хотел к отцу с матерью съездить…

– Тут у нас появилась горящая путевка…

Слушаю и не верю своим ушам: Так значит не солдаты?! Может, пронесёт?!

– Не поедешь?

– Но, товарищ полковник… – чувствую, что надо что-то сказать, но не знаю что: похоже, мои-то солдатики совсем ни при чём! Чувствую, как блаженство опять начинает разливаться по всему телу.

– Ты вот что, Дубовцев, лучше меня не зли! Я, значит, беспокоюсь о его здоровье, а он ещё и ерепенится! Без году неделя, а туда же…

Глаза его начинают наливаться кровью: верный признак, что гроза вот-вот начнётся. А уж поза его и вовсе мне ничего хорошего не сулила.

– Я сказал, пойдешь в отпуск с пятнадцатого июля и точка! Понял?

– Так точно, понял! – и хмыкнул: интересно, кто бы на моём месте спорил: Отпуск ведь! Хоть и не по своему желанию…

В спину мне уже летели слова – кирпичи комполка. – И чтоб духу твоего здесь не было! А двадцатого должон быть на турбазе, понял?

Честно говоря, я уже и сам не понимал, хорошо это или нет? С одной стороны, вроде бы хорошо – всё-таки отпуск, а с другой – не очень: кто-то за меня решает, где и как мне отдыхать.

Но тут, как на грех, прямо передо мной возникла громадная фигура моего командира группы майора Ясенева. Не успел и рот раскрыть, как он, указывая пальцем на мою грудь, прохрипел от быстрого бега. – Темиргазин заболел! В смену некого ставить. Пойдешь?

Только сейчас неожиданно понимаю: Да я же самый счастливый человек на свете! А они? Пускай сами… тут теперь всё решают. И, улыбаясь, вдохновенно произношу. – Я уже в отпуске! Батя отправил…

Ясенев посмотрел на меня как на ненормального. Думаю, оно так и было, если смотреть только на мою предовольную физиономию. Но даже жест Ясенева, которым он покрутил возле виска своего, уже ничего не менял…

Я ехал на автобусе домой и смотрел на ели, проносившиеся мимо, и не мог поверить в разом свалившееся счастье. При этом одна мысль ложкой дёгтя в бочке мёда сверлила мою ненормальную голову: кто же это так постарался меня осчастливить? Откуда же мне было знать, что это дочь Бати, сама того не зная, вот так меня осчастливила. Это потом, уже после отпуска мне Ясенев сам, когда рассказывал про свой выговор из-за меня, узнал, что она в тот день утром позвонила ему и попросила реализовать её путевку. Она из личных соображений решила не ехать на турбазу. Батя, естественно, отказать любимой дочурке не смог и всё утро не знал, кому бы спихнуть путевку на турбазу. А тут я, как на грех, попался ему на глаза, когда вёл свою команду. Вот всё и решилось в одну минуту…

Вечером решил напиться: душа горела и требовала выхода. Здесь была какая-то смесь: это, может, обида на службу, которая была ничуть не хуже тюрьмы из-за своей несвободы, то ли это страх перед неизвестностью. А, возможно, и ещё что-то. Но никого видеть не хотелось. Достал фляжку спирта, воды. Вот только закуски никакой, кроме кислой капусты из банки.

– Фу, какая гадость! – это я не про спирт, а про капусту: она стоит на подоконнике уже третий месяц и никак не может съесться. – Ну, не люблю я капусту! А деньги на отпуск дадут только завтра. Может быть…

Даже на осторожный стук в дверь мне сейчас не хотелось отвлекаться. Второй заход вроде как начал поправлять настроение.

Чьи-то нежные руки сзади закрыли мои глаза.

– Кто ещё? – на душе было уже не пусто, но всё ещё мерзко. Желание видеть кого-либо по-прежнему не появилось.

– Угадай… – нежно пропел женский голос.

– Вот ещё. Гадать буду! – кто-то очень вредный уже поселился в моей душе. С силой разжав обе женские руки, повернул голову и увидел Лариску, жену полкового офицера из соседнего дома. Как-то по пьянке в одной из компаний мы с ней встретились случайно, переспали и теперь она периодически скрашивала моё одиночество. – Ну, не люблю я её, кошку драную!

– Твой опять на дежурстве? – вслух промычал мой вредный внутренний голос, не ожидая в ответ ничего хорошего.

Однако моя ехидная интонация её ничуть не обидела. Даже ни один мускул на холеном лице не дрогнул. Она снова протянула руки к моему лицу.

– Я сказал, отвали! Ты мне надоела. Уходи! – монстр внутри проснулся, раздулся. Откуда-то взялось раздражение и желание оскорбить. Поддаваясь ему, кричу. – Стерва навозная, шлюха!

Видно, оскорбление до неё дошло: руки сжались в кулаки, глаза прищурились, рот исказился в хищном оскале. Она попятилась, а потом кинулась ко мне, пытаясь схватить своими руками меня за что-нибудь и извергая из себя нечистоты. – Да ты, козел, и мизинца моего не стоишь! Гад! Паразит…

Последние слова она договорила уже за дверью, куда её и направил мой внутренний монстр, развернув и выгнав из своей жизни. Насовсем… Просто потому, что было противно во рту. Противно было и на душе. Правда, это я понял потом, на следующее утро. А сейчас, налил спирту и выпил, отгородившись от всего мира. И от таких, как она.

Уже в кровати, перед тем как крепко заснуть, вспомнилась Вероника – моя первая жена. Бывшая жена. Моя заноза в сердце. Но тут все закружилось в вихре и глаза сомкнулись сами собой…

– Всё. Пора завязывать с пьянкой! А то уже чёрт-те чё стало сниться. – бормочу, открывая глаза. В голове занозой сидит мысль. И сверлит. Где же я это уже видел?

Пью холодную воду и чувствую, как жизнь понемногу возвращается ко мне.

– Вспомнил: вчера на дежурстве. И тот же сон! – даже как-то не по себе стало. Хорошо хоть отпуск дали!

И начал приводить себя в порядок. Поеду домой… Мама, сестра, дядя Коля… Я так давно у них не был! А на турбазу успею.

Глава 2. Дневники

В городе Новосибирске, не доезжая до автовокзала, сошёл с Икаруса. И пешком к дому!

– Ну, что, старикан, ты ещё жив? – обращаюсь к дому своего детства. Храбрюсь, а у самого слезинка бежит по щеке. – Думаешь, не рад? Ещё как рад! Так бы и не уезжал никуда!

Повернуть вертушку палисадника было делом одной секунды. Делаю это как обычно: пальцем в стекло, тихо-тихо! Тук-тук, секунда и в окне знакомое и такое родное лицо матери появляется и исчезает!

А на сердце невольно заиграла скрипка. – Надо же, как будто ждали!

Улыбаясь, иду к воротам дома. Хорошо и спокойно, как в детстве. И понять это сможет лишь тот, кто долго не был в родном доме.

Эти родные глаза, руки, губы! Всё, как в детстве. Только я уже сам взрослый. К сожалению! И даже немного стыдно, что меня так, как маленького!

– Мам, а я в отпуске. – смотрю в мокрые от слёз глаза и не знаю, как сказать. – Меня на турбазу отправляют. Горящая путёвка у комполка.

Мать понимающе усмехнулась и улыбнулась. – Хоть на секундочку приехал и то хорошо! Пошли в дом!

Родные запахи ударили в голову, будя воспоминания детства.

– А где дядя Коля? – тихо спрашиваю маму.

– На работе. Скоро придёт. Ты проходи! Давай, покормлю?

– Мам, да ты не беспокойся, пару деньков у меня ещё есть! – говорю и сам верю в то, что говорю. – А чё? Как-нибудь выкручусь, подумаешь, опоздаю. Чуток!

Она, поцеловав меня в щёку, исчезла на кухне, а я вышел в огород, сел на заваленку и закурил. Стопка новеньких кирпичей сразу же привлекла моё внимание. Но ненадолго – нахлынувшие воспоминания быстро прервал голос матери, а потом и она сама появилась в дверях.

– Пошли, Глебушка… Остынет ведь…

Всё было вкусно и, как всегда, объелся.

Когда пришла Вера (моя младшая сестра по матери) с работы, я мирно спал на диване, похрапывая от удовольствия. – Давай, вставай! Надо за приезд твой отметиться!

Дядя Коля не стал дожидаться моего пробуждения, как Вера, а мирно ткнул рукой в плечо. За столом после трех рюмок водки, мы с отчимом разговорились. Неожиданно вспомнились кирпичи в огороде.

– Вы что собрались с кирпичами-то делать? – вырвалось у меня.

– Да вот… – усмехнулся отчим. – Решили перейти на газовое отопление. Придётся печь переделывать!

– Ну, так я помогу! Но предупреждаю сразу – печник из меня хреновый! – усмехнувшись, улыбаюсь. И тут почувствовал, будто кто-то за язык потянул. – У меня же два дня есть в резерве!

– Ну, вот и лады! – обрадовался он и налил мне ещё рюмочку. – Давай-ка за то, чтобы всё было хорошо! Завтра и начнем разбирать, чего тянуть?

Мы, конечно, выпили. Но, думаю, каждый из нас при этом думал о своём «хорошо».

Утром кирпичи легко снимались с глиняного основания, и разборка трубы шла быстро. Однако, уже под самой крышей у утолщения рядом с трубой появилось нечто, напоминавшее тайник. Почему-то сердце бешено забилось только от одной этой мысли. Даже лицо моё покраснело. Но почему-то дядя Коля даже это не заметил. А меня будто кто-то толкнул – рука сама полезла в это углубление. И в ту же секунду пальцы мои почувствовали что-то гладкое и нетвердое. Зацепив кое-как пальцами, я потащил на себя это что-то. Только сердце, бухая в голове, словно молотом, будто говорило: – Ой, это неспроста!

И на поверхности из прямоугольной дыры вслед за пальцами появилось что-то, завёрнутое в какую-то тряпку.

– Ни фига себе! – вырвалось у меня только от одного вида находки.

Подхватив её другой рукой для надёжности, вытащил свёрток наружу. Дядя Коля даже удивился, видя такую странную конструкцию рядом с трубой, и находку. Я же нисколько не сомневался в том, что находка представляет какую-то ценность.

Осторожно развернув, увидел стопку из трёх старых тетрадей. Моё сердце снова учащённо забилось, а дядя Коля огорчённо махнул рукой и продолжил разборку трубы. Сунув тетради в боковой карман, я тоже продолжил разборку, однако, все мои помыслы остались там, где теперь лежала стопка пожелтевших тетрадей.

Как это ни странно, но времени у меня для удовлетворения своего любопытства не оказалось: мы работали, ни на минуту не останавливаясь до самого обеда, пока мама нас не позвала к обеду. Впервые теперь я смог взглянуть на находку и показать её матери. Однако, никому из близких моих эта находка не пришлась по сердцу. Я и сам уже сомневался в своих чувствах.

К концу дня всю запланированную работу мы сделали, и у меня появилась возможность впервые взглянуть на содержимое тетрадей, в которых неровным мелким почерком кто-то аккуратно делал записи. Строчки шли не только по линейкам, но и между ними.

Вечером мы с отчимом опять немного выпили, а утром начали кладку. К вечеру новая печь была опробована – всё получилось хорошо. Обмыв по обычаю хорошо выполненную работу и печь, уснул с чувством выполненного долга, сунув в рюкзак стопку тетрадей, которые решил на досуге в турбазе прочесть, если удастся.

Утром, попрощавшись с родными, покинул гостеприимный и такой родной дом.

Глава 3. Знакомство с туристами группы 88/8

Как и положено человеку военному, двадцатого июля уже открывал стеклянную дверь вестибюля Красноярской гостиницы «Турист», где и располагался офис турбазы, в которую меня спровадил Батя.

Приветливая светловолосая женщина, сидевшая за вывеской «Администратор», только взглянув на меня, без слов выдала две бумажки, и уткнулась в книгу, половину которой она уже прочитала.

– Любовный роман? – пытаюсь наладить контакт. Но она даже головы не поднимает. Верчу бумажки и понимаю, что без посторонней помощи мне не обойтись. Жаль, не хотелось бы ещё здесь запятнать и без того небезупречную свою репутацию. – Что мне с ними делать?

– Да хоть в туалет идите! Только без оформления бумаг в гостиницу не принимаем… – вежливо ответила администраторша, не поднимая головы от книги.

Наконец, что-то щелкнуло в моей голове: да ведь я же должен их просто заполнить! Через некоторое время, довольный тем, что оказался таким догадливым, подаю ей заполненные бумажки. И как можно независимее спрашиваю. – Когда пойдём в горы?

И вот тут свершилось чудо: она подняла голову и удивленно посмотрела на меня. Мне даже показалось, что только пальца у её виска не хватило. – Какие горы? Вы, что спятили? Или с луны свалились? У вас, гражданин, путевка по реке Мана на плоту!

– Ну, по Мане или Иртышу я ходить привычный… – ещё пытаюсь отшутиться, но, признаюсь, это удар под дых. – Спокойно, крокодил! Было и похуже. Собственно, что я теряю? В гору ведь надо сначала забраться, а потом – спускаться. А тут? Только спускаться. И не ногами, а на плоту! Вполовину меньше. Поскольку иду по принуждению, значит, меня это вполне устраивает!

А потому твёрдо заявляю. – Идёт, так и быть, поплыву на плоту!

Если бы я оглянулся, когда шёл к столику, где стояли мои вещи, то увидел, как администраторша пальцем крутит у своего виска, смотря на меня. Выход во двор я нашел практически сразу.

Там, во дворе несколько молодых парней и девушек под руководством седого толстяка пытались связать плот. Умаявшись от непривычной работы, они сели прямо на недостроенное произведение.

– Ха, дак, к нам, кажись, пополнение бредёт! – произнёс толстяк, показывая на меня пальцем.

– А я не к вам. Я группу 88/8 ищу! – нахально отвечаю. – Вот ещё. И не собираюсь смущаться!

– Ну, дак, ты её ужо нашёл! – тем же тоном продолжает толстяк под смех молодежи. И сгибающимся пальцем меня манит к себе, приветливо улыбаясь. – Ну, дак давай, присоединяйси. Нам совсем малость осталась… Капитана выбрать. Ты кто?

– Ну, дак, кажись, человек буду… – улыбаюсь. Мне толстяк начинает нравиться, хоть и передразниваю его.

– Ну, дак, кажись, ты, человек, по профессии-то кто бушь? – толстяк никак не унимался. – Вот я лоцманом вашей группы буду. А ты кто?

– Военнослужащий… – тихо и неохотно отвечаю, а сам думаю. – Ну что привязался? Кто да кто. Никто! Начнутся вопросы…

– Есть предложение избрать человека военного капитаном группы 88/8! – улыбаясь во весь рот, произнёс толстяк.

Все закивали головой, а кто-то даже поднял руку.

– За что наказываете, господа хорошие? – открыто и недовольно спрашиваю, хотя знаю: ответа, может, и не быть. – Кому сегодня хочется быть на хлопотном месте? Все прибыли отдыхать…

– Ну, дак, кажись, ить ты опоздал жа. – ответил, улыбаясь, лоцман. – Ну, ты, брат, не журись. Мы тобе толковова завхоза щаз определим!

Он так и сказал, сместив ударение в слове, «определим» на третий слог и мягко растянув его. После этого оглядел девчат и тукнул пальцем в одну. – Вот ты и бушь завхозом! Как звать?

– Жёлудева Аня. – тихо ответила невысокая стройная девушка.

– А тебя, человек военный?

– Дубовцев Глеб. – неохотно выдавливаю из себя.

– Ну, дак, кажись, у мене неплохо получатси: капитан – дуб. Крепкий, значить. Завхоз – желудь. Одна хрень, с голоду не пропадём! – произнёс он, думая вслух и улыбаясь. – Ну, дак, кажись, мене пора сдавать тебе смену. Давай, командуй! Надоть заканчивать. Скоро машины подойдут. Грузить плоты бум!

Все засмеялись. Лишь девушка покраснела и смутилась. И как-то с интересом посмотрела на меня. Не скрою, мне это было приятно.

Я смотрю на неё, и, почему-то невольно начинаю оценивать. – Так-так, значит, Аня. Маленькая, но стройная. пигалица, лет двадцати пяти… Небось, приехала себе хахаля искать… Что же в тебе такого, из-за чего лоцман выбрал именно тебя мне в помощницы? «Ни кожи, ни рожи», как сказал бы наш Темиргазин. Глаза! Голубые, как небо. Наверное, такая же холодная, как и все женщины… Буду звать её «Анька»…

Справа от неё стоит невысокий парень. Подхожу, протягиваю ему руку и жму, называя себя: «Глеб». – Молодец, рожу не отворачивает, смотрит прямо в глаза. И имя у него хорошее: «Володя». Лицо не бабское. И то хорошо. Надо присмотреться к нему. А чего это он такой сутуловатый? Стесняется?

Вот сидит девушка. Представляюсь. Называет себя Надей. – Сколько ей? Лет двадцать пять – тридцать. Фигурка вроде ничего. Глазки болотного цвета, ручки длинные, тонкие, музыкальные. А глаза печальные. Интересно, на чем же ты играешь? На мужиковских чувствах? Как же ты здесь приживешься, голубушка? Назову её «Царевной Несмеяной», а там посмотрим.

– О, вот это экземпляр! Коротышка – метр пятьдесят с хвостиком, волосы чёрные, глазищи такие же, ножки коротковатые… Пышка, губки бантиком. – Представляюсь. – Барышне лет двадцать пять. Звать Тамарой. Но что-то в ней мне не нравится… И чего, тебя, сладенькая, сюда занесло? А, смотришь на соседа слева? Муж? Сомневаюсь… Поехала с мужем на турбазу? Такая, и с мужем? Едва ли. Скорее – с любовником. Тогда почему сюда? Ведь было бы проще остаться в городе на весь отпуск. И никаких хлопот. А здесь? Комары, змеи, холодная вода… Что-то тут не то. Странно всё это. А, может, я всё преувеличиваю? Назову-ка её пока «Тать» – воровка чужих мужей…

– Ну, вот и «Муж». «Женя». Крепкая рука, а вот в глаза не смотрит. Значит, все-таки любовник. Но пока ты у меня будешь зваться «Муж», а там посмотрим…

– Девушка. Звать «Наташа». Обыкновенная, все при ней. Лет ей девятнадцать – двадцать. Фигура спортивная. Настоящая туристка. Смотрит прямо в глаза, не боится, не отворачивает их. А, может, спортсменка. Интересно, чем занималась? Понятно, приехала за романтикой. – иду дальше.

– Ещё один «Володя». Как же мне их различать? Ага, тот побольше – назову его «Володя 1», а этот поменьше. Назову «Володя 2», а там посмотрим. Улыбчивый. Смотрит прямо в глаза. Это хорошо. – делаю шаг в сторону.

– А, вот ещё одна барышня, ей лет двадцать пять. Ага, зовут Света. Фигура средняя, глаза открытые, внимательные. Улыбчивая. Эта приехала присмотреть мужа, не иначе… А, может быть, и правильно. Где ей в городе нормального мужика встретить? Того и гляди, каждый норовит на ком-нибудь прокатиться. А тут не покатаешься: каждый сам за себя и на виду! Поскольку у неё волосы светлые, то ей дам прозвище «Светильник»… – снова шагаю дальше.

– Вот это нормальная туристка: поджарая, уверенная, всё может делать сама. Звать Нина. И лет ей за тридцать. Понятно, потеряла веру в то, что найдёт мужика и теперь живёт себе в своё удовольствие. – усмехаюсь, про себя. – Не удивлюсь, если она по профессии конструктор или технолог. Вот кого нужно было бы завхозом ставить! Дам кличку «завхоз»…

Ну, вот и всё. Сажусь на свободный пустой ящик и становлюсь членом команды. Но сижу недолго. «Нудаккажись», как я его про себя назвал, тут же отдал команду. – Проверить баллоны, ремешки, посуду, палатки!

И показал пальцем, кто что делает. Работа снова закипела. «Нудаккажись» (Оказывается, так и другие стали неофициально между собой называть лоцмана) оказался прав: не успели мы закрепить последний ремешок, как приехали машины. Без всякого перерыва начали грузить в них резиновые баллоны, рамы, доски, камеры, тарелки, ложки, котлы продукты и всякую всячину. Однако лоцман про меня и Аньку не забыл: поручил мне погрузку, а ей – учёт. Вот так, в хлопотах, незаметно подкрался вечер.

По мере того как постепенно я перезнакомился со всеми парнями и девушками, некоторая сердитость на «Нудаккажись» быстро испарилась сама собой. Даже почувствовал некоторую легкость.

Мне показалось, что эти парни и девушки здесь не прячутся за какой-то маской, которую сами себе придумали. Может, и ошибаюсь. Появилось ниоткуда некоторое чувство, что они не гонятся за карьерой, не лезут по головам за новыми званиями и должностями, как мои сослуживцы. Но ощущение, которое начал испытывать оттого, что они сами пели песни и какие, было очень созвучно чувству внутри у меня и запрятанному за семью замками.

А ещё оказалось, что мне сейчас становится глубоко наплевать на всё, творящееся в моём родном подразделении. Это была тяжесть навалившегося отдыха. – А, может, это Природа? Лес, река…

– Идите на ужин! Я покараулю. – говорю ребятам, посмотрев на часы. Сажусь на ящик и сам себе не верю, слыша внутренний голос. – Ты, наверное, заболел? Разве можно было оставаться караулить, как простой солдат, если тебя выбрали капитаном?

А потом услышал собственный ответ. – Может, и заболел. Но это мне приятно. А ты лучше заткнись. Могу я, наконец, позволить себе то, что хочется?

А хотелось поесть чего-нибудь.

Глава 4. Странная девушка

Сам не знаю, откуда взялась эта странная девушка. Невысокая, толстая, очкастая и несуразная с грубым округлым лицом и в джинсах, сильно обтягивающих её полные ноги. Но она чем-то совершенно непонятным сразу же привлекла мой взгляд, когда стояла перед гостиницей у такси и обдумывала дальнейшие действия.

Таксист, привезший её сюда, безуспешно пытался хоть как-то вернуть её в реальность и получить свои деньги за проезд. Сделав вокруг неё пару кругов с криками: «Плати деньги!», он остановился и поводил перед её глазами рукой. Она совершенно не реагировала. Тогда он потряс девушку за плечи. Результат – тот же. Мне даже интересно стало: что же будет дальше?

Таксист заматерился, и девушка повернулась к нему. Возможно, мне показалось, но она, порывшись в сумочке, даже дала ему сколько-то денег, нечаянно коснувшись его руки.

– Нельзя вам сейчас ехать! – произнесла она своим тихим голосом.

– Это ты, что ли, зараза, запретишь мне? – таксист был явно недоволен и нервно посматривал на часы. – А ну, пошла отсюда! Итак, с тобой вон сколько времени потерял!

– Ехать вам нельзя сейчас! – снова произнесла она с той же интонацией. – Разобьют машину! Подождите полчасика.

– Да пошла ты! Нашлась мне, Ванга! – плюнул он, прыгнул в машину и сорвался с места.

Не успел проехать и десяти метров, как в него на полном ходу врезалась такая же машина. Визг тормозов, свист милиции. И он, окровавленный, выбирается из разбитой машины. Они так и стояли, смотря друг на друга. Может, с минуту или больше. Они так ничего больше и не сказали.

Девушка повернулась и вошла в вестибюль. Теперь и мне было интересно, что произойдет дальше с ней. А потому, переместившись в вестибюль так, чтобы видны были машины, продолжил своё наблюдение.

Девушка подошла к администраторше и тихо произнесла. – Здравствуйте, я Павла Порошина. Не могу найти турбазу. Помогите, пожалуйста.

– Ты на турбазе. Заполняй! – как и со мной, администраторша была не очень любезна. Голова её по-прежнему уткнулась в женский роман, однако, рука очень точно нашла окошко. Перед девушкой замаячили две бумажки. Я с удовольствием хмыкнул, предвкушая те же проблемы.

Однако девушка даже и не торопилась их заполнять. Мне даже показалось, что Павла даже вздрогнула, когда рука администраторши случайно коснулась её руки.

– Позвоните домой. Срочно! – потребовала она.

Администраторша даже головы не подняла – просто подумала, что эти слова не к ней.

– Я вам говорю: позвоните домой. Срочно. Вашей матери плохо!

– Да ты кто такая? А ну, пошла отсюда! Ещё тут командовать всякий будет! – рассердилась женщина и снова уткнулась в книжку. – Иди, пиши анкеты!

– Как хотите. Я вас предупредила. – спокойно произнесла девушка и отошла к столику, за которым я сам был недавно.

Однако, не успела она заполнить последнюю строчку, как зазвонил телефон. Кто-то администраторше сообщил, что полчаса назад её матери стало плохо, а рядом никого не оказалось, чтобы вызвать скорую. Когда скорая приехала, та была уже без сознания.

С ужасом администраторша взглянула на столик: там на неё смотрела эта очкастая деревенщина. Губы у неё затряслись, руки задрожали, а сама она начала то вскакивать, то снова садиться, не зная, что предпринять.

Когда Павла подошла к стойке, перед ней была уже совсем не та напыщенная и чванливая любительница женских романов, а обыкновенная несчастная женщина, по лицу которой текли слезы и у глаз была размазана тушь. Она уже умоляюще смотрела на странную посетительницу.

– Откуда? Откуда вы узнали… Про мать? – теперь, уже не сомневаясь, что видит необыкновенную девушку, спросила она.

– Так. По руке определила. – просто сказала Павла. – Случайно коснулась её. Я скорее почувствовала что-то неладное.

– Ой! Ну что же я тут сижу! – причитая, она быстро записывала данные Павлы с анкеты. Но вдруг её лицо изменилось: в нём появилась надежда. – Девушка… А? Может… Ещё раз… За руку?!

Кажется, Павла поняла то, что же хочет от неё несчастная женщина. Она улыбнулась как то неуверенно.

– Да смогу ли? – начала оправдываться она. – Я и сама не знаю, как это получатся…

Та замахала на неё рукой, чтобы прекратила эти разговоры, и протянула руку. Павла взяла и прислушалась к себе. Потом отпустила и спокойно сказала. – В больнице она. С ней всё в порядке.

– В какой больнице?! В какой больнице?! – взмолилась администраторша. И уже другим, привычным ей тоном, произнесла. – Девушка… Не морочьте мне голову! Нашлась тут…

И рукой властно махнула: мол, чего стоишь? Давай, отваливай! Но всё же решила удостовериться и позвонила в больницу.

Павла, обескураженная ответом, отошла и остановилась. И ей и мне было интересно, чем всё это закончится.

– Больница? К вам Фёдорова не поступала? Поступала?! Ага. А как ей сейчас? Всё в порядке?! Могу забрать? Ага. Ну ладно. Пусть пока там будет. Вечером заберу!

Тут она увидела Павлу и сердито замахала на неё рукой. – Ну, чё встала? Нехорошо, девушка. Видела, что отвезли, а корчит из себя… А ну пошла, пока…

Девушка не стала ждать, пока администраторша придумает, что с ней сможет сделать, медленно повернулась и побрела в мою сторону, опустив глаза в пол. Она так и шла, пока не ударилась лбом в прозрачную дверь стеклянного турникета, выводящую на улицу.

– Курица слепая! – слышу слова администраторши, которая по-прежнему наблюдала за ней. – И откуда такие берутся?

Девушка вышла во двор, и вполне могла бы столкнуться со мной, но я вовремя уступил ей дорогу. Прошла несколько шагов и уселась на пустой ящик, обреченно опустив голову. Затем сняла очки, вытащила откуда-то платок и, подышав на них, стала протирать. Похоже, меня она так и не заметила.

– Ой, а к нам ещё одна! – это наша ватага возвратилась с приёма пищи. Они дружно обступили её, а она, вертя головой, пыталась разглядеть весёлые лица. По-моему, она даже повеселела.

– Ну, дак, кажись, её ж покормить надо! Давай, капитан, веди её. Вишь, стёкла-то у неё какие большие. Небось, подслеповата наша барышня… – произнес «Нудаккажись» и подтолкнул меня к ней.

– Не, я не поведу! Вон сколько «барышень» здесь! – решил передразнить лоцмана, обнаружив у него новое любимое словечко. Не скрою, мне оно тоже понравилось.

К моему удивлению, лишь одна Аня и протянула ей свою руку. Так, они и пошли в столовую. А я – за ними, внимательно наблюдая за этой парочкой.

Когда вернулись во двор, «Нудаккажись» уже ждал нас. А через несколько минут мы уже ехали в автобусе по ухабам лесной дороги. Грузовик с плотом двигался за нами. Кто-то из девчат затянул песню…

Скоро даже мне захотелось им подпевать. Даже странно, но мне эта ненормальность начинала нравиться.

Почему-то вспомнилась мама, которая, стуча по моему лбу, говорила: «Похоже, тебе, дураку, чем хуже, тем лучше!». Впервые это было сказано тогда, когда я им торжественно сообщил, что поступаю в военное училище. А отец грустно добавил: «Может, тебя, дурака, армия исправит!». Эх, отец, мама… Знали бы вы, где я сейчас?! И что я тут делаю?

Глава 5. Начало маршрута

Уже стемнело, когда мы добрались до деревни Красноселка на место старта по реке Мана. Это была большая поляна недалеко от реки. И это всё, что успел разглядеть.

Нужно было ставить палатки. А мне ещё досталась почетная обязанность отправиться за дровами, потому что никто не захотел этим заниматься. Правда, я с этим справился с большим удовольствием и скоро костёр запылал в полную силу. Все расселись у костра.

Люблю костер. С детства. И даже не знаю почему. Но всегда с удовольствием это делал, когда ходил на рыбалку с отцом. Иногда мне кажется, что сам по себе огонь имеет некоторую магическую силу…

Незаметно для себя стал изучать этих парней и девушек. Сам собой в голову пришёл вопрос. – Интересно, в каком порядке они расселись вокруг костра? Ведь их никто не рассаживал. Просто каждый пришёл и сел туда, куда захотел. А, может, из-за дыма? Ведь кто-то не любит, когда дым на него. А, может, и наоборот. Или, например, могли и по симпатии. Ведь не секрет: кругом тайга, звери. Женщина невольно тянется к мужчине. Да и во время работы с плотом девушки приглядывались к парням, и наоборот…

Пробежав глазами по всем туристам, отметил, что в свете костра, все стали какими-то другими. Но при этом заметил, что и за мной наблюдают. Даже немного покоробило. И исчез в тень. Но было уже поздно: Аня и Павла о чём-то тихо шептались, с улыбкой поглядывая на меня.

– Может, барышни вольного казака в первый раз увидели? – непонятно, сержусь я или рад, что и меня приметили.

– Ань, хошь расскажу тебе как на духу про нашего командира? – говорит Павла.

Я вижу смущение Ани, и мне становится интересно – Ну, давай, Павла, расскажи! Я ведь видел и слышал, как ты дурила голову администраторше. Ну-ну, посмотрим! Ведь и машину встречную ты могла видеть. И скорую помощь.

А вслух ехидно произношу. – Ну, давай, расскажи. Может, что-то новенькое о себе узнаю!

– Простота его, Аня, омманчива. Скрытен он больно. Неуживчив. Вишь, носяру каку отростил. Того и гляди психанёт. Не очень – то заглядывайси на ентова субчика! – произнесла Павла, поглядывая искоса на меня.

Смотрю на них и невольно начинаю возмущаться – Ты погляди-ка. Пашка! И это про меня? Скрытен – это правильно. А как же иначе? При моей-то службе. Неуживчив! Ну, это как поглядеть! Не один я виноват в разводе. Верка – больше! Ну, носяра… Это ладно!

– Глянь, какой пушок на его ушах! Говорят, такие мужики шибко страстные… – ехидно произносит Павла.

Невольно рука моя потянулась к ушам. – Вовсе нет там никакого пушка! Всё, зараза, придумала! А, может, есть? Ведь Верка вроде не жаловалась. И Лариска – тоже…

– Паш, а тебе рыжие с залысинами нравятся? – Аня смотрит на Павлу и улыбается, видя, как та трясет головой. – Нет? А мне нравятся. Да и больно много у него морщин. Ты как думаешь, он холостой?

– И так понятно – холостой! Вишь, какой неухоженнай: штормовка грязная, кеды – тоже, рюкзак военный… Бирюк бирюком! Говорю же – холостой! Да прошёл уже всё – огонь, воду и медные трубы…

Смотрю на них, а сердиться почему-то на их злые слова не хочется. – И не рыжий я. И залысин нет. Даже зауважал.

К тому же аромат цветущих трав ударил в мою головушку. – А вы чё хотели? Сирота я казанская. Жар чужими руками не загребаю. Звезд с неба не хватаю…

Аня и Павла прыснули со смеху.

Всё бы ничего, только вдруг проснулся внутренний голос – Ну, что, брат, слабо? Скажешь, потерял нюх от ракетного топлива? Нет, брат, шалишь! Чаще надо бывать на природе. Когда ты в последний раз вот так бывал у костра? Ишь, сиротой казанской прикинулся. Да ты волк в овечьей шкуре!

Очень хотелось ему возразить, но почему-то ничего не придумывалось. Рылся, рылся в памяти и почему-то не вспомнил ничего. Не знаю, сколько бы времени ещё продолжалось это издевательство, но начался ужин из чая и булок.

Если честно сказать, то их всех по-хорошему и не запомнил. Так, начал выделять нескольких. Сначала по работе. А вот теперь появилась возможность их отличать друг от друга по тому, кто с кем в палатке спать улегся.

– Так-так, Павла разместилась с Аней. В этом я уже и не сомневался. Девушка, которую звать Наташа – с девушкой Надей. Есть два Володи. Они так и поселились. Есть обособленная парочка. Наверное – муж или с женой, а, может, любовники?. Они – тоже в одной палатке. Две хлопотуньи костровые попали в одну палатку. Нам же с лоцманом достались индивидуальные, но на двоих человек. А, может, с нами никто не захотел быть вместе? Об этом следует подумать…

Но думать об этом почему-то не хотелось.

Как-то незаметно все разошлись. – А дежурить – то кто будет? О чём онидумают? Может, и мне забраться к себе в палатку, а там – будь что будет?

Почему-то вспомнилось, как страус прячет голову в землю. – Вот-вот. И здесь так же!

Усмехнувшись, остаюсь у костра: дежурить придется мне!

Сверчки запели свою незатейливую песню, но почему-то она мне нравилась: хотелось слушать её бесконечно. Незаметно к ним присоединились ещё какие-то ночные певцы. Огонь, потрескивая, вносил свой незабываемый колорит в эту дикую жизнь.

Лагерь спал. А, может, и не спал. Почему-то подумалось о тех, двоих. Интересно, они муж с женой или нет? Ухмыльнувшись, снова стал наблюдать за полётом искр костра. И почему-то вспомнилось прошлое…

– Вот так догорает моя любовь к Веронике… Только угольки от неё уже совсем не греют… – прозвучала в голове печальная мысль, унося меня в прошлое.

Помню ли я нашу первую встречу? Помню… А как её не помнить?

Летом 1983 года мой друг по училищу Витька пригласил к себе домой ненадолго погостить в каникулы. Других планов у меня не было, потому и согласился. Сдали мы экзамены, получили проездные и покатили к нему домой, на юг Свердловской области. Я знал, что родители Витьки ко мне всегда относились хорошо, был им не в тягость. Несколько дней мы с Витькой до одури мотались на рыбалку с ночевкой от одного озера к другому, пока всё это не надоело. Уже и письмо написал родителям, мол, ждите домой, а тут?

Она появилась на крыльце дома в тот же день, когда мы вернулись с рыбалки: молодая, симпатичная, с хорошей фигурой и большой грудью, выпиравшей из купальника.

– Верка, ты чего приехала? – недовольно спросил Витька. И волей-неволей вынужден был нас представить друг другу. – Глеб. А это моя двоюродная сестра – Верка.

– Вероника! – она подала мне свою нежную руку, до пяток прожигая меня страстным взглядом.

А Витька уже тащил меня в дом, подальше от сестрицы, недовольно ворча. – Слушай, Глеб, ты на неё не западай! Ну, не та она… Нам такие не нужны!

Да, не послушался я, дурак, тогда совета своего лучшего друга… Лучше бы послушал…

Огонь в костре прямо разбушевался, угадывая моё состояние: сердце снова заклокотало, лицо покрылось нездоровым румянцем. Фигура Верки как живая возникла передо мной, возмущая всё мужское естество…

Я тогда держался долго. Но и Верка была не из тех, кто просто так сдается. Теперь-то прекрасно понимаю, почему, а тогда… И я медленно, как кролик, полз к своему удаву… Витька как мог, предупреждал меня, что она обязательно потащит к себе в постель, ибо очень хочет выйти завоенного. Особенно если он дежурит подолгу. Я всё это понимал, но сделать уже ничего не мог – влюбился…

Вопреки словам Витьки, Верка не торопилась затаскивать в свою постель, но всячески, каждый раз, когда представлялась возможность, показывала то полуобнаженную грудь, бедра или то и другое вместе, приводя в неистовый трепет. Возможно, потому и уехал пораньше.

Дома у родителей как-то даже забыл о ней. Но она сама напомнила, прислав письмо, полное любви с фотографией, где она стоит во всей своей красе в купальнике. Чувства снова нахлынули, накрыв меня с головой. И тогда ответил ей. Начался наш бурный почтовый роман…

Удивлению моему не было предела, когда неожиданно на проходной училища увидел её. И радости! Оказалось, что она переехала, и теперь будет ждать меня здесь, как верная жена. Увольнения все проводил у неё, а на последнем курсе поженились, хотя мои родители не хотели этого брака.

После окончания училища и отправились мы вместе к новому месту службы. Время шло, она поступила в институт на заочное отделение, а я пропадал неделями на службе. По поводу детей она однозначно заявила, что пока не окончит институт, их не станет рожать.

Всё бы ничего, но год назад она сначала не появилась дома на ночь, потом на сутки, затем и на неделю. Ревность меня душила – готов был даже убить её.

Но она, без всяких эмоций просто заявила. – Прощай! Я ухожу от тебя!

– Почему? – спрашиваю, ощущая внутри себя образовавшуюся пустоту.

– Просто люблю другого! – ответила Вероника, собрала самые дорогие вещички и вышла за дверь. Как оказалось, за КПП её уже ждал автомобиль.

В последний раз увидел её только на разводе. И опять ревность раздирала душу. Её мраморное лицо должно было помочь мне справиться с чувствами. Но этого не получилось.

Тогда Витька мне снова по телефону сказал. – Плюнь на эту шалаву! У неё никогда не было сердца. Так что считай, тебе ещё повезло. Просто ты не там жену себе ищешь!

Стук ложки о чашку был хорошо слышен, так как кто-то стучал на самым моим ухом. Глаза открыл и увидел Нину. – Красота, солнышко, а воздух какой! И запах…

Глава 6. Пашка и Аня

Но было уже поздно. Как оказалось, они уже давно встали.

– Трофим Григорич, гляньте-ка, наш доблестный капитан решил искупаться!

Ох, уж лучше бы не слышать этого голоса. – Ну, Анька, ты ещё получишь! И откуда взяла, что я купаться собрался? А эти-то? Повыходили… Ржут, как лошади. А вдруг вода холодная? Им-то всё нипочём. Им не купаться!

– Да ему слабо! – кричит женская половина.

– А вот этого – не надо! Ну что за народ такой – бабы? Всё им какое-то зрелище подавай. И не слабо мне, а просто неохота!

Оглядел остальных – все улыбаются ехидно. – Ага, значит, слабо?! Ладно, посмотрим, слабо мне или нет!

Бодро подошёл к реке, лихо скинул одежду и с разбегу прыгнул в реку.

Мне показалось, что с меня живого кто-то сдирает кожу. Тысячи игл воткнулись в меня, холод одеялом окутал все внутренности и скоро вместо меня наружу выплывет ледышка. Даже вопль и тот замерз.

Только был внутри меня ещё кто-то, кто скомандовал просто и жестко – Греби руками и ногами так, как никогда не делал!

Я работал руками и ногами как мельница, даже когда выскочил на берег. Было полное ощущение того, что если остановлюсь – мне крышка! Не помню, как пробежал первые пятьдесят метров по неровной поляне, перепрыгивая через канавы. Мне казалось, что лечу словно ветер. Нет, быстрее ветра! После первого круга по поляне, почувствовал под ногами сначала почву, а потом и неровности. Дыша, как загнанная лошадь, согревшийся от двух кругов по поляне, жалел лишь об одном, что нет человека, который бы засек моё время. Я, может, рекорд какой-нибудь побил!

Когда, наконец, оказался у костра, от меня валил пар. Жизнь была прекрасна, и больше всего на свете хотелось сесть на землю и поесть. Руки дрожали, ноги ходили ходуном, тяжесть навалилась на все тело. Однако под аплодисменты с довольной физиономией раскланялся. Вот шут гороховый!

– Капитану чаю и каши за открытие сезона! – отдал команду лоцман под одобрительные возгласы команды.

Наверное, никогда не ел такой вкусной каши! И спать уже тоже не хотелось. Но больше всего мне запомнились восторженные глаза одной молодой особы. Гордость распирала меня. Как Дон Кихот посвящаю ей свой подвиг с воздушным поцелуем. Жалко вот только сказать ей об этом нельзя – зазнается! И подмигнул этим глазкам. – Знай наших!

После завтрака Григорич, которого стали называть лоцмана все, кроме меня и Ани – она по-прежнему звала его по имени и отчеству – Трофим Григорич. И когда только все успели сговориться! Так вот он расставил народ по местам для вязки плота. Мне же достался контроль. А потому, вернувшись в свою палатку, достал записную книжку и сделал первую запись: «двадцать первое июля. Первый день путешествия. Собираем плот». Захлопнул книжку и выполз из палатки.

– Глеб! Павлы нигде нет! – даже вздрогнул от неожиданности. Поднимаю голову и вижу встревоженное лицо Ани. – Ты слышишь или нет? Павлы нигде нет! Недавно тут была, а теперь нет! Искать надо!

– Вот и ищи, раз тебе надо! – хотел сказать ей. Хмыкнул, встал, вздохнул и пошел к тому месту, где вязали плот. Изо рта выскочило. – Вы где работали?

– Да тут, у реки… – она показала на кусты в метрах десяти за обрывом, мысом выдающимся в реку. И побежал туда, куда указал её палец. Аня бежала рядом.

С первого же взгляда всё стало ясно: Пашка, потеряв очки, пыталась выбраться по скользкому склону из глины. Поскользнувшись, скатывалась вниз прямо в воду. Затем упорно ползла вверх и снова скатывалась по ставшей скользкой глине.

– Ань, неси веревку, быстро! – кричу своей спутнице, а сам смотрю вниз. – Вот, черт возьми, неужели опять в воду? Да, ничего не попишешь – придется!

И начинаю раздеваться. – Павла, я иду!

Сначала всё было хорошо со спуском, но, когда моя нога оказалась на глине, события начали развиваться вовсе не так, как мне хотелось. Та самая нога, которая ступила на скользкую глину, предательски поехала вниз, увлекая за собой вторую. Через мгновение, я уже стремительно нёсся вниз, сталкивая Павлу снова в воду.

Там мы и встретились. Хотелось ей сказать нечто нехорошее, но в это время что-то очень больно врезалось в мою ягодицу. Нащупав рукой этот предмет, от злости хотел уже выбросить его, но что-то остановило. Это оказались очки Павлы.

Она же по-прежнему ничего не видя, мокрая, грязная, на четвереньках карабкалась наверх. Только один раз оглянулась и спросила. – Глеб, а Анька где?

– Да щаз придёт твоя Анька! – и сам не заметил, как перешёл на простой и понятный деревенский язык, называя, как и Павла Аню Анькой. С одной стороны, хотелось рассердиться, с другой – смеяться: наверное, уж очень было смешно смотреть со стороны, как два перемазанных в глине человека пытаются выбраться наверх, подталкивая друг друга, а потом падают и снова оказываются в воде.

Аня, прибежав, оценила ситуацию мгновенно: привязав один конец веревки к деревцу, сбросила другой к нам со словами. – Держите!

– Пашка, ты давай первая! – говорю, обвязывая её вокруг талии веревкой. – Я сзади буду помогать тебе!

Павла карабкалась наверх, соскальзывая и сбивая меня, из последних сил. И наверное, ничего бы у нас не вышло, да ребята услышали крики Ани, подбадривающие Павлу. Когда её вытащили, оказалось, что рядом с Аней, были ещё двое Володей. Затем подняли очки Павлы, о которых она всё время сокрушалась. И лишь в конце быстро подняли и меня. Очки Аня тут же протерла и подала Павле. Та нежно чмокнула её в щеку.

– А меня? – пододвигаю свою щёку.

– Обойдёшься! – вдруг отрезала Аня, и покраснела. Подружки, обнявшись и хихикая, побежали в палатку.

Отмыв глину, переодеваюсь и приступаю к вязке плота. Но, почему-то память то и дело возвращает меня к этому случаю. Что же здесь необычного? Почему это вспоминается? И вдруг отмечаю, что мне приятно вспоминать именно тот благодарно – счастливый взгляд одной покрасневшей особы, которым она одарила меня, перед уходом в палатку. Тогда почему «Обойдешься»?

Плот уже был почти связан. Мне оставалось его хорошенько проверить и доложить Григоричу. Неожиданно поймал себя на том, что и я теперь зову лоцмана «Григорич». Как-то, даже необычно приятно стало. Отчего? Пока и сам не знаю. Но приятно.

Запах пищи, который принес от костра ветерок, вызвал ощущение настоящего голода. Сглотнув слюну, досматриваю последние ремни на резиновых баллонах. Ну вот, можно и докладывать. Проверяю крепление плота к колу и направляюсь к костру. Здесь уже все собрались. – И когда успели? Видно, не у одного меня слюнки текут!

Но до начала обеда было ещё далеко. А потому иду к реке, чтобы успеть помыть руки.

Солнышко грело так, что было жарко. Хмыкнул, вспомнив утреннее купание, и просто помыл руки. Только сейчас и смог рассмотреть наше стойбище по-настоящему. Это была поляна метров пятьдесят длиной и столько же шириной на краю деревни. Всю поляну захватили ромашки, и лишь в канавах красными пятнами рос Иван-чай. На берегу возле обрыва, где перемазались мы с Пашкой, росло одно деревце, а за ним ещё несколько.

Река текла своими прозрачными водами у самого берега, темнея с каждым метром от берега. То тут, то там, на поверхности её образовывались воронки, образовывая водовороты. Время от времени мальки, собираясь вместе, лихо удирали от хищников, которых, надо полагать, было здесь немало.

Очередной приступ слюноизвержения напомнил об обеде, и ноги сами понесли к костру. И вовремя.

Хотя самые удобные места были уже заняты, было все едино, где есть, лишь бы начать. Получив свою порцию картошки, пристроился возле подружек, из-за которых искупался в реке второй раз за день.

Между тем одна пара девичьих глаз внимательно наблюдала за тем, как я лихо уничтожаю свою порцию. Также быстро было покончено и с чаем. Довольный и сытый откинулся на траву и стал наблюдать за плывущими в небе облаками.

Проснулся оттого, что какая-то букашка пробежала по щеке. Шлепнул. Похоже – промазал. А она опять пробежала. Бью и опять мимо. – Не понял! Вот, зараза, разбудила… А как было хорошо!

И закрыл глаза снова.

Но тут букашка проползла на этот раз за ухом. – Вот зараза, убью же!

Щекотно. Но и на этот раз букашка вовремя сбежала. Потихоньку начинаю психовать. Теперь эта вредина по моей руке бегает. – Ну, уж нет! На этот раз ты не уйдешь просто так!

Открываю один глаз и вижу, как соломинка в руке Ани мягко движется по моей руке. – Ага, так вот какая букашка мне мешает? Ладно-ладно, посмотрим, кто кого!

И терплю. Ну, очень щекотно, но терплю. Так надо. Открываю опять один глаз, чтобы не спугнуть. – Она так увлеклась, что и не смотрит! Ага, не получается? Вот, так! Ну, сейчас достану!

И с рыком: «А-А-А!» хватаю руку Ани, в которой находится соломинка.

От неожиданности она сначала вздрагивает, а потом, густо покраснев, начинает смеяться вместе с Павлой.

– Так, всем собраться у костра на собрание! – кричит Григорич и бьет для убедительности ложкой в алюминиевую тарелку.

Когда все собираемся, произносит речь.

– Нам нужно назвать наш плот. Всякое судно должно иметь название. Иначе – не поплывет. И чем мы хуже корабля? Предлагайте!

Названия сыпались как из рога изобилия, но остановился лишь на трех: «Гадкий утенок», «Плавающее корыто» и «Маняша».

– Я выбираю «Маняшу», ведь мы плывем по Мане! – произнёс он, явно довольным тоном. – Изготовить флаг для мачты!

Только теперь я понял, для чего привязывал длинную тонкую палку на середине плота. Оказывается, там было место для флага!

Уже через несколько минут боевой плот группы 88/8 стал называться гордо «Маняша», имея взметнувшийся вверх по мачте флаг с тем же названием. Подъём флага вся команда сопровождала звуками гимна, исполняемого нашими губами.

Погрузив наши нехитрые вещички и палатки на плот, все ждали команды на отплытие. Григорич повернулся ко мне и тихо сказал. – Ну, ты чё ждёшь? Давай команду!

– Отдать концы! – кричу, а сам думаю. – Ну, надо же. Даже команду морскую как-то вспомнил!

Но никто и не пошевелился. Пришлось самому спрыгивать с плота и сталкивать его в воду.

Плот, как необъезженный конь не слушался руля под градом насмешек. Никак у нас с Володей-Два не находился способ управлять им. Только когда моя футболка стала мокрой, постиг науку управлять этим строптивцем. Оказалось, что не так-то просто это делать, если река каждую минуту выдает все новые сюрпризы! Но мне теперь было мало просто реагировать на все её причуды. Теперь хотелось их предвидеть и избегать пакостей, которые она постоянно преподносила.

Плот, как бешеный конь, уже с час, как мчался по реке, обдавая нас брызгами и заставляя то и дело замирать сердце, которое каждый раз уходило вовсе не в пятки, как нас учили, а куда-то между ног, создавая ощущение невесомости и щекотки.

– Оо-хх! Аа-хх! – неслось отовсюду во всякий раз, когда плот нырял с очередного небольшого порога, создавая в моём мозгу мысль. – Я не одинок в своих ощущениях! А река-то… Красота… То пологий участок на суше, то утес…

Тогда я посчитал, что становлюсь как минимум «асом» в плотогонном деле. Но руль неожиданно ударил по руке так, что он на мгновение выскочил из рук, резко развернуло плот направо и наклонило. При этом два человека, сидевшие недалеко от меня, тут же полетели в воду. Коварная река их подхватила, закружила, начала кидать из стороны в сторону. То и дело из воды появлялись красные спасательные жилеты. Река волокла их по порогам, ударяя то головой, то спиной, то руками.

– Люди за бортом! – крики остальных членов команды резали по сердцу острым ножом. Но я догадался, что нужно сделать лишь после Григорича.

– Все мужики с плота! Снять плот с камня! – услышав его команду, все попрыгали в воду. Но плот даже не сдвинулся, когда мы попробовали его столкнуть.

– Всем покинуть плот! Держаться за борта! – скомандовал он, но увидев, что Пашка собирается прыгать, тут же вспомнил, как два мужика её доставали, и добавил. —Кроме Пашки!

Теперь уже все барахтались в воде. Пашка нарушила приказ лоцмана и тоже старалась не отставать от остальных. Визг, охи и ахи пронеслись по реке. Плот, услышав это, поднялся и легко сошел с камня. Вылавливали всех, кроме первых уже на чистой воде. Пашку, как обычно, поднимали двое мужчин.

– Глеб, надо поймать тех, первых… Давай за ними… – В голосе Григорича было больше просьбы, чем приказа.

– Ясно. – даже не пытаюсь спорить. – Сам виноват, мне и искать!

Передаю управление Володе-Два и прыгаю в воду. Как это ни странно, но вода уже не кажется такой холодной. А, может, это от перевозбуждения? Так или иначе, но думать об этом некогда: надо искать красное пятно.

Красное пятно мелькнуло после нескольких минут погони. Это была женщина. Та самая, которая спала с мужчиной в одной палатке. Застряла между камней. Хватаю её за спасательный жилет и, упираясь ногами в камни, с трудом выдергиваю её из щели и плыву к берегу, туда, где уже причалил наш плот. Река то и дело сбивает с ног, бьет о камни, проволакивает мимо цели. – Хорошо хоть женщина без сознания, а то меня утопила бы!

Неожиданная грешная мысль кажется смешной, когда мы уже достигаем берега. Ребята подхватывают её. Вовремя, а то сил больше нет!

– Тамара! Давайте её на берег! – слышу крики на плоту и земле. Но мне уже все равно: нет сил. Дотаскиваю с мужиками её до берега и падаю. В голове всё закружилось, завертелось и исчезло. – Не понимаю, почему так быстро лишился сил…

Сколько так лежал, не знаю, но очнулся от нежных рук, которые меня шевелили и слов. – Жив! Он жив! Сам дойдет!

Непонятно, слова «сам дойдет» к чему относятся? До чего дойдёт? Пока я разбирался с этим, шум голосов переместился куда-то выше по течению реки.

Подняв голову, вижу, как мужики вытащили на берег второго члена нашей команды, упавшего за борт. Он пошевелился, сел, а потом и встал. От меня шла к нему Аня, которая твердила одно: «Жив!». Только теперь я понял, что слова «Сам дойдет» относились к тому мужчине, который медленно поднимался на берег. И всё же мне было очень приятно, что нашлась хоть одна женская душа, которая позаботилась и обо мне…

Когда мне удалось подняться наверх, возле Тамары бестолково суетились девчата. Аня встретилась мне, убежав к плоту за аптечкой. Так что никто из них приводить её в чувство даже и не пытался. Но вот в толпу врезалась плотная и грузная фигура Пашки. Все невольно расступились.

Пашка прислонила ухо к груди Тамары, похлопывала руками по телу и долго прислушивалась, когда появилась Аня с аптечкой в руках. Увидев возле Тамары Пашку, она остановилась и замерла от удивления.

Пашка взяла Тамару за руки и начала делать движения руками вверх и вниз, слегка напоминавшие движения при проведении искусственного дыхания. Увидев что-то, только ей известное, тут же перешла на искусственное дыхание. Затем, перевернув Тамару на живот, положила к себе на колено животом, начала голову и грудь раскачивать вверх и вниз. Уже после первых качаний из Тамары полилась вода на траву, а сама она, закашлявшись, пошевелилась.

Пашка махнула мне рукой, и мы осторожно положили Тамару на траву. Она неровно дышала и ещё некоторое время непонимающе смотрела на всех.

Григорич объявил привал. Плот вытащили и привязали. Начали расставлять палатки, выжимать одежду, переодеваться в сухое.

Задымился костер. Два человека, мужчина и женщина, медленно подошли друг к другу и обнялись. Они так и стояли некоторое время, а потом пошли переодеваться и ставить палатку. Через некоторое время лагерь напоминал место, на котором прачки сушат своё бельё. Напоминал потому, что подход к этому месту мешали палатки, разбросанные тут и там у подножья высокого утеса.

К костру пришли мы уже переодетые в сухое бельё. Развесив мокрое бельё, где удалось, уселись греться у костра. Говорить не хотелось не только мне, но и остальным.

– Паш, расскажи, что ты такое с Тамарой делала? – Аня не сдержала своё любопытство и всё-таки спросила. Не скрою, и мне было бы интересно услышать её ответ.

– Чо-чо… Искусственное дыхание, вот чо.... – Пашка вздохнула, понимая, что, вполне возможно, её не так поймут. – Я родилась в семье обыкновенного колхозника… Ничего особенного в роддоме райцентра тогда не произошло. Вот только батя мой Василий перебрал водки со своим другом Павлом. И пообещал назвать сына Павлом в его честь.

– Но родилась я… Девочка… – Пашка опять вздохнула, и как обреченная, продолжила свой рассказ. – Хорошо хоть тетка Агафья догадалась отцу магарыч поставить. Вот так и стала я Павлой или Павлиной по паспорту.

Она улыбнулась, и мне показалось, что и безобразные очки, и нелепая фигура сами собой отходят на задний план. Так проявилось то новое, что принадлежало этой необыкновенной девушке.

– Жили мы бедно, как и большинство людей вокруг нас в деревне. А потому на пьяниц, вообще, никто внимания не обращал. Тогда, в роддом за матерью батя пришёл сильно пьяный. Нянечка ему передала меня в руки, и он пошел по лестнице вниз. Да споткнулся. И выронил меня из рук. Сказывали, головой ударилась и начала синеть прямо на глазах. Такой переполох поднялся!

Она вздохнула, снова переживая те события, о которых ей потом рассказывали взрослые.

– Когда прибежала наша акушерка баба Шура, я, говорят, уже не дышала и сердце не билось. Кто-то говорил, баба Шура молилась и что-то делала не совсем обычное, кто-то ещё что-то. Но сердце заработало, и моя почерневшая от горя мать поклялась, что лучше крестной, чем баба Шура, ей не найти. Всё так и случилось. Я до самой её смерти любила свою крестную. И сейчас люблю…

Она замолчала, вытерла рукой набежавшую слезу и снова стала смотреть на огонь.

– Уже постарше когда стала, начала замечать, находит на меня что-то, лищь людей касаюсь. – призналась она. И улыбнулась виновато. – Вроде как ощущения какие-то. Сначала думала – с ума схожу. Да когда баба Шура рассказала мне про выписку из роддома и второй день рождения. Тогда успокоилась. Решила из-за него всё это… Из-за второго дня рождения…

Она вздохнула, потерла ладонью о ладонь и посмотрела на нас.

– Когда я Тамары коснулась в первый раз, то сразу же поняла, что она живой останется. Вот только было неясно, что надо было сделать. Вот и взяла её за руки, чтобы бы сжать и разжать легкие. Ну, что-то сделать надо было…

– Ну, и было? Это сжатие-разжатие? – спросила Аня.

– Было. – Павла улыбнулась. – Сначала водила руками вверх-вниз, туда-сюда, а потом делала искусственное дыхание, как нас в школе учили. А потом перевернула её и положила на своё колено. Я так видела где-то, всё так и сделала. Потому и получилось. Всё…

– Ну, ты даёшь! – только и произнесла Аня.

– Ну и что?… – вырвалось у меня.

– Ничего. Просто так получилось у меня…

Она встала. В голосе её не было ни обиды, ни торжества.

Глава 7. Володя и Надя

Наш палаточный городок на этот раз расположился рядом с утесом на небольшой полянке. Сухих деревьев было достаточно, и костёр горел хорошо. Палатки расположились вокруг костра почти вплотную друг к другу. У костра хлопотали девчата. Надя принесла гитару и вместе с хлопотуньями, Аней и Пашкой пела туристские песни.

Сидеть с Аней и Пашкой чего-то расхотелось, а потому я двинулся по тропинке к реке.

– Женя, прошу тебя, ну не пей ты эту проклятую водку! – неожиданно тихий голос из палатки заставил меня остановиться. – И на хрена я тебя взяла с собой!

– Отстань! Сказал – надо, значит – надо! И буду! – голос затих, а потом возобновился. – Вы только гляньте на неё. Ну, прямо заблудшая овца, да и только!

– Я выкину всё это, вот увидишь! – угрожающе произнесла Тамара.

– Я тебе выкину! Я тебе так выкину – мало не покажется! Запомнишь надолго, стерва подколодная! Шлюха…

– Странно. Любовники, а говорят, как муж с женой. А, может, и вправду муж с женой? Тогда ничего не понимаю. Может, она хочет проехать на плоту, а он – нет? Вот и пьет?! – подумал я и пошел дальше.

Неприятный осадок от услышанного ещё долго сопровождал меня, пока у реки не замечаю человека с удочкой. Он сидел на плоту и внимательно следил за поплавком.

– Клюёт? – понимающе спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ. – Дурацкий вопрос, но ничего другого не придумалось.

– Знаешь, Глеб, никак не возьму в толк, откуда здесь появился этот валун… – словно выстраданная проблема прозвучали слова Григорича. – Я ведь здесь уже много лет плаваю, а наскочил на него в первый раз.

– Григорич, брось себя казнить! Ну, случилось так. Да и я виноват – выпустил руль из рук… Значит, так и надо было! – даже сам не заметил, как назвал лоцмана по отчеству и в эти слова поверил. А из меня словно прёт что-то и всё тут. – Мне кажется что-то тут не так… Да и группа у нас какая-то особенная.

– Да… Дефькя ента, Павла, она, кажись, точно… Тово ентова… Не такая… – задумчиво произнёс он и раскрыл рот, чтобы ещё что-то сказать, но в это время поплавок нырнул и исчез совсем под водой.

Резкая подсечка и окунь, сопротивляясь изо всех сил, плюхнулся ему в ведро. С этого момента Григорич и вовсе забыл про меня.

Сижу и жалею, что тоже не взял удочек. – Сил нет видеть, как клюёт у другого!

Подумал-подумал и потихоньку двинулся в обратный путь.

– «Милая моя, солнышко лесное…» – доносятся голоса Наташи и Нади.

Не успел растянуться на полу палатки, как послышался стук ложки о чашку, ставший уже привычным зов на приём пищи. – Ну, вот, уже и ужина дождался.

– Так… Нам надо решить вопрос с дежурством! – я решил не дожидаться, пока все разбредутся по палаткам, а мне опять придётся дежурить. – Надо по-честному. Всем по очереди.

– А чего тут обсуждать, составляй график, да и всё! – сказал Володя Один. Это он рано утром заменил меня на дежурстве, увидев, что сплю.

– Никто не пошёл, а он заменил. – подумал я с благодарностью о парне.

– Пиши меня с Женей на эту ночь! – предлагает Володя Два. – Вы с Володей уже дежурили. Теперь наша очередь.

– А почему это одни мужчины должны дежурить. Мы что – хуже? – возмутилась Наташа. – Ежели страшно за нас, давайте сделаем смешанные пары!

Все заулыбались как заговорщики.

– Ну-ну. И с кем бы ты хотела подежурить? – ухмыльнулся Володя Два.

– Только не с тобой! – ответила та и показала ему язык.

Улыбки уже не сходили с лица. Кто-то переглядывался. Однако Аня встала и заявила. – Предлагаю. Давайте бросим жребий! Пусть Судьба сама решает, кто с кем будет дежурить, а там – посмотрим. Кто «За», прошу голосовать! Укажем смены по порядку. По два раза.

«За» проголосовали все. Аня тут же написала имена, скрутила бумажки и побросала в чей-то черный пакет.

– Как ставить Павлу дежурить, если она дальше собственного носа не видит? Или Григорича? Он же лоцман! – возмутился Володя Два.

– А я хочу дежурить с Женей! – голос Тамары требовал своей справедливости.

– Предлагаю Павлу и Григорича исключить из списка! А Тамару и Женю поставить вместе в смену! Кто «За» прошу голосовать!

Проголосовали единогласно. И тут началось.

– Третья смена! – заявила Наташа, прочитав бумажку. Ставлю ей троечку в график.

– Первая! – с некоторой тревогой, посмотрев на меня, произнесла Аня.

Ставлю ей единичку. Почему-то в голове звучит – Вот бы мне попасть с ней!

– Вторая! – это Надежда обращается ко мне, чтобы записал её во вторую смену. Пишу.

– А чё это написано «Кухня»? – возмутилась Света. – Чё всё время там быть? Мы же договаривались про смены.

– Кому досталась «Кухня», тот и будет дежурить на кухне каждый день! Это я попросил Аню написать. – вмешивается лоцман.

Светка вздохнула. – Ну, кухня, значит, кухня!

– И мне «кухня»… – расстроилась Нина.

Засовываю руку в пакет и кручу, кручу. Всё ищу Аню. Вытаскиваю, разворачиваю и читаю. – Первая!

Как бы невзначай смотрю на Аню. – Ага, покраснела?! Ну-ну, точно, здесь что-то нечисто.

Но не скрою, мне всё-таки это было приятно.

– Третья… – загадочно улыбаясь, произнёс Володя Два и посмотрел заинтересованно на Наташу. Та фыркнула и отвернулась.

– Вторая. – спокойно сказал Володя Один и сел на бревно. Общим голосованием решили, что в эту ночь будет дежурить вторая смена. Так что мне повезло: хоть отосплюсь. И со спокойной душой приступил к ужину. Собственно, и остальные это сделали не без удовольствия. Да и день получился длинным и суматошным.

Я уже уходил, когда Надежда, взяв в руки гитару, начала под аккомпанемент её петь.

– Клён ты мой опавший, клён заиндевелый… – понеслось по реке.

– Можно подержать гитару? – Володя взял гитару, пошевелил пальцами, как это делала Надя, и вернул её хозяйке. – Нет… Не получается…

У костра ещё сидели несколько человек, остальные разбрелись по палаткам. Павла устроилась у ног Ани, сидевшей на бревне. Надя и Володя Один расположились поодаль.

Хлопотуньи костровые помыли посуду и ушли. За ними на отдых отправились и Павла с Аней. У костра остались Надя и Володя.

Моя палатка была рядом с костром. Лёжа головой к костру, очень хорошо слышал все разговоры, а песням даже подпевал. А сон всё не шёл и не шёл в мою взбудораженную голову…

Слышу, как хрустнуло что-то (наверное, ветка), и мужские шаги направились к соседней палатке. Ага, это Володя Один. Вот он выходит, идёт к костру, где сидит Надя.

– Спасибо, Володя! Мне стало значительно теплее! Ага, значит, он принес ей свою куртку. Молодец. – невольно прислушиваюсь к разговору.

– Скажи, ты женат или холост?

– Да как-то всё не получалось… Хотя одна попытка всё же была…

Тишина воцарилась у костра: мне даже потрескивание костра стало слышно. Захотелось подсмотреть – теперь просто слышать стало невыносимо. Любопытство взяло верх. – Чем же они там занимаются?

Надя в куртке Володи сидела ко мне боком, так что видел её в основном в профиль. Володя сидел тоже боком ко мне, но так, что лицо его я мог видеть лишь изредка. Но мне и этого хватало с лихвой. Они сидели, ворошили угольки палками и молчали.

От нечего делать невольно стал их рассматривать. Володя был среднего роста и на половину головы возвышался над Надей. От света костра русые волосы Нади как-то светились необычно, делая из неё какой-то сказочный персонаж. – Баба Яга? Нет, сидит прямо, не горбится. И нос прямой, без горбинок. И рот обыкновенный со слегка полными губами. Да и лицо было круглое. А от света костра стало какое-то домашнее. Нет, всё же она – настоящая Несмеяна!

Володя в штормовке сидел как-то сгорбившись. Свет от костра высвечивал резкие складки его продолговатого лица с широким квадратным подбородком. Ну, чистый

Кощей! Только что-то в нём было другое. Не кощеевское. Он встал, подбросил дров и опять сел, не напрашиваясь на разговоры.

– Володя, как ты сюда попал?

– Очень просто: мне зарплату выдали путёвкой на турбазу. Вот так и приехал…

Мне даже приятно стало – Ну, надо же, не я один так сюда попал! И у меня с отпускных турпутёвку вычли!

После случая с подменой на дежурстве прошлой ночью я к Кощею стал относиться лучше. – Да и какой он Кощей, если пришёл незнакомому человеку на помощь? А если специально? Потому что капитан?! Поблажек ищет? Ладно, пускай ещё побудет Кощеем!

– Непонятно. Вообще, ты кто по профессии будешь? Где работаешь?

– Инженер – конструктор. Работаю сторожем на базе…

– Это как так? Вот я учитель. И работаю учителем в школе.

– Чего тут удивительного. Наше КБ развалилось. Вот и пришлось работать сторожем. А ты замужем?

Опять пауза.

– Ну, что ж ты, Кощей, не мог подождать с этим? Нет, не скажет. Или соврёт. А, может, и скажет: всё-таки училка!

– Нет. Но опыт гражданского брака имею. Небольшой. Ты музыку любишь? Знаешь, в тяжкие минуты здорово помогает.

– Не очень. Ты, вот на гитаре хорошо играешь, поёшь. А мне медведь на ухо наступил. Но твой голос мне нравится. Даже на сердце как-то спокойней становится.

– Правда, нравится? Вообще-то, я сама этому училась, хотя и музыкалку когда-то окончила. Тебе сколько лет?

– Двадцать восемь…

– Так мы с тобой ровесники. А какого числа? У меня восьмого июня будет.

– Моё восемнадцатого февраля было. – вздохнул Кощей.

– Ты, ведь, с Урала?! Заметно окаешь. – усмехнулась Несмеяна.

– Точно, из Свердловска. – улыбнулся Кощей. – Но и ты окаешь. Но не пойму откуда.

– Угадал. Из Нижнего Тагила. Там сейчас все мои родственники.– было видно, что ей приятно оказаться в обществе земляка.

– Ты интересно как-то смеёшься: глуховато – звонко. И голову запрокидываешь!

– Интересно, это как? Не пойму… Темнишь что-то, Кощей…

– А ты всё время закрываешь рот рукой. Стесняешься, что ли?

– Да не, уже не стесняюсь. – и пошевелил угли костра.

Тот радостно вспыхнул, осветив их лица. Нечто загадочное было написано на них.

– Если я правильно поняла, ты уже однажды обжегся. И что же, не нашлось больше другой девушки?

– Так-так. Это что же, Несмеяна пошла в атаку? А, может, простое женское любопытство? Давай, давай, мне интересно…

– На всё нужно время. Сначала было очень плохо, а потом как-то начало зарубцовываться. Но недоверие к женщинам так и не прошло с тех пор.

– Странно. Ведь ты сейчас рассказываешь свою сердечную тайну. Значит, доверие вернулось? – усмехнулась Несмеяна.

– Не знаю. Может быть.

– Значит, по-твоему, женщинам нельзя доверять, а мужикам, можно? – почти зло произнесла Несмеяна.

Мне даже показалось, что она борется с собой, чтобы не нагрубить Кощею. – Ух ты! Не зря говорят, что в тихом омуте черти водятся. Интересно, какие же черти у тебя, Несмеяна? Не иначе как наш брат основательно наследил в твоей душе!

Кощей сначала пожал плечами, а потом мотнул головой.

– Ладно, отвечу доверием на доверие. – почти зло произнесла Несмеяна. – Ты, я вижу, не знаешь, какими сволочами мужики бывают, раз так утверждаешь!

Она вздохнула, набрала побольше воздуха, словно собралась на войну.

– В девятнадцать лет… Прямо в свой день рождения влюбилась… Слепо и горячо… В студента нашего института…

В этот момент она даже преобразилась. Куда ушло то злое, даже несколько хищно – ехидное выражение лица? Мне даже как-то стало не по себе подслушивать сердечную тайну. Но пошевелись я сейчас, позор неминуемо помоями полился бы на мою голову. А потому, замерев, весь превратился в слух.

– Ему двадцать два. Уже четвертый курс. А я? Сопливая первокурсница. Тогда, на вечеринке у подруги… Молодой, высокий, красивый. Голубые глаза… Как же не влюбиться в такого… – Надя улыбалась куда-то в темноту леса.

– Ну-ну, да ты, голубушка, и сейчас ещё его любишь! – я чуть не произнёс это вслух.

– Мне кажется, ты и до сих пор его любишь… – с некоторой завистью произнёс Володя.

– Нет. Сейчас уже не то. А тогда. Тогда я влюбилась, как кошка! – Надя хоть и смутилась сначала, но потом вполне овладела собой. – Не знаю почему. Думаю, дело не в нём. Просто пришла пора влюбиться. А он? Он просто попался на дороге…

Какая-то горечь и грусть прозвучала в её словах.

– Так-так, голубушка, как мотылек… На огонёк? Вот и обожглась! – почему-то и мне самому вдруг стало грустно – Вот и у меня с Верой. Всё закончилось, а горечь почему-то осталась. Может, и мне она просто попалась на дороге?

Вздохнув, смотрю, как Володя крутит козью ножку и закуривает от уголькового кончика ветки из костра. Облако ароматного табачного дыма окутывает их, а Надя и не замечает. Она всё ещё там, в своём восемнадцатилетии. Но уже не та восторженная девушка…

– Вот дурища-то была. Он мне шутки, анекдоты, поцелуи. Пол уходил из-под ног, так хорошо было! Потом была волшебная ночь… – она усмехнулась и пошевелила веткой угольки. – Даже сейчас не жалею об этом. Тогда было хорошо…

Невольно и я вспомнил свои первые впечатления и вздохнул. – Вначале всё всегда бывает хорошо. А потом?

– А потом мы жили с ним в гражданском браке почти год. Я уже считала свадьбу делом решенным. Да и все наши так же. – усмехнулась она. – Только вот он решил иначе. А перед окончанием института и вовсе стал невыносим: ссоры, скандалы по пустякам. Я плакала. Считала себя виноватой во всём, дура! Мне ведь подружки не раз говорили: « У него есть любовница!». А мне было жалко. Как же – защита диплома!

Она опять вздохнула и начала ковыряться в костре.

– Спасибо, быстро вылечил от любовного угара… Надолго… – она явно уже подсмеивалась над собой. – Однажды застала его с размалёванной девкой в своей постели. И вылетела из комнаты. Что-то умерло во мне. Было очень… Очень больно. Чуть крыша не поехала…

– Понимаю… – тихо произнёс Володя. – Ну, а он?

– Защитился и уехал. С той… Которая была в постели… – и улыбнулась.

– А ты?

– А что я? Окончила институт. Стала учительницей. Вот в этом году родители моих учеников путевку подарили. Сюда. Сговорились видно! Вот я и здесь. А ты?

– У меня проще было. На самом пороге загса Людка вдруг заявила мне: «Не люблю тебя. И не любила. На спор это. Прости!» – он вздохнул и затянулся табачком. – Тоже чуть в ящик не сыграл. Закурил вот. Легче…

От простой и грешной мысли, что не у меня одного это дело так плохо получается, даже как-то теплее на душе стало. Зеваю: время спать пришло. – Да ну их! Видно, ничего интересного больше не услышу!

Глава 8. Массовое купание

Звук ударов чашки о чашку сделал своё дело: глаза мои открылись сами собой. Над головой темнел наклонный полог палатки, от долгого лежания на твердой поверхности болел бок. Вздыхаю, ползу назад: есть-то, хочется!

У костра Света и Нина. Пахнет вкусно, но надо умываться. Беру полотенце и иду к реке между палаток.

– Аньк, а Глеб-то сегодня не купается… – слышу.

– Вот, Пашка, зараза! Опять началось! Нет, уж, хватит! – И быстренько юркнул в проход.

А через несколько минут, как ни в чём не бывало, стоял с ложкой у костра, дожидаясь своей порции вкусно пахнущей гречневой каши.

– Глеб, ты сегодня не купаешься? – слышу голос Павлы и хохоток Ани.

– Вот, зараза, опять начинает. Вот только напрасно, я в прошлый раз накупался!

– Вчера накупался… – отвечаю без промедления, а сам хихикаю. – Ну как? Вопросик-то твой меня не застал врасплох!

Пристраиваюсь к ним рядом на бревно.

– Глеб, а ты как сюда попал?

Хмыкаю. – Хорошо, хоть успел съесть кашу… Опять эта Пашка…

Но замечаю и интерес в глазках Ани.

– Случайно. Так получилось. Сплавили горящую путёвку.

– А ты и вправду военный? И кто по званию?

– Капитан. Вопросы ещё есть? – почему-то начинаю злиться.

– Есть. Ты холостой? – Аня уже рукой закрывает рот Павле, улыбаясь.

– Разведен. – докладываю и тоже улыбаюсь: – Ну, как же. Не дурак, понимаю, кому это нужно знать. А чего сама не спросила? Слабо? А меня вчера… В воду. Не слабо?! Ох, уж эти женщины…

Своё место у костра уступил Тамаре с Женей. Павла с Аней ушли ещё раньше к себе в палатку. Иду к своей палатке и слышу низкий голос Павлы. – Он тебе нравится? Анька, только не ври. Я сама это вижу!

Даже замер на время. – Это они обо мне?

Почему-то сомнение влезло в душу. Но уйти и не услышать ответ, было просто выше моих сил.

И слышу ответ. – Не знаю.

– Не ври. Нравится, Анька, нравится! – они смеются, а меня накрывает волна чего-то горячего.

Чувствую, краснеть начинаю. – Надо смываться отсюда. И побыстрей!

Иду к палатке, а на душе вдруг почему-то стало легко и свободно. Что это? Почему хочется бегать, прыгать, веселиться? И сам не заметил, как первым собрал свою палатку. Хоть и остановился специально поближе к палатке Ани, но ничего больше так и не услышал. А жаль. Уже собрался нести палатку на плот, как слышу сбоку низкий голос. – Здравствуйте, я Красная Шапочка!

Поворачиваюсь и чуть не лопнул от смеха. – Пашка!

В красном спасательном жилете, такой же шапочке и очках. Делает книксен, от которого очки её слетают с носа и она, нагибаясь, рукой шарит по примятой траве. И, если бы не Аня, это могло продолжаться очень долго. А я, как все. Смеёмся. Это смешинка в рот попала. И, похоже, не мне одному.

Она с Аней так и пошла к плоту. Отстав от них, несу свою и их палатку. И как это ни странно, охотно. На плоту уже сидит Надя. Володи Один пока нет, но, видимо, скоро будет здесь.

Пашка наступила на край плота. Может, она не рассчитала, когда ставила свою ногу, а, может, и иначе, но плот резко наклонился вниз со стороны Пашки и, соответственно, противоположный конец, на котором сидела Надя, высоко поднялся над поверхностью воды. Пашка, увидев это и, испугавшись за неё, решила отступить и убрала ногу. Плот с причмокиванием ударился о воду. А Надя, ойкнув и сделав кувырок, полетела прямо в воду и исчезла.

Не успел я сообразить, что же делать, как кто-то в красном жилете пробежал мимо меня и нырнул в воду. Они так и появились из воды в метрах пяти от плота, всё больше и больше удаляясь от него и берега. Это Володя Один прыгнул! Теперь ясно вижу его голову, которая быстро приближается к Наде. Пашка сидит на берегу и вытирает слёзы.

И тут до меня дошло: их же надо спасать. До крутой скалы остаётся метров пятьдесят. – Если не успею их вытащить, потом просто будет невозможно! Верёвка! Где верёвка? А, вот она… А это кто уже впереди меня бежит туда же? Не понял: девушка. Но кто? Анька? Да, там, кроме меня и Пашки только она и была. А Володя Один откуда взялся? И что, не догоню? Точно, это она. Ну и хорошо, вдвоём легче будет!

На последний мысок перед скалами мы прибежали вместе.

Мой первый бросок веревки оказался неудачным: Надя не поймала её. А Володя Один меж тем и не пытался: он удерживал её и изо всех сил плыл к берегу, где стояли мы с Аней. Мой второй бросок оказался более удачным: она схватила веревку.

Сильный рывок чуть не сбил меня с ног, если бы не Аня. Но и её силенок было недостаточно и нас потащило по гальке и песку. Такое сильное течение было здесь. Вдруг наше движение по гальке сильно замедлилось – Камень? Верёвка попала между камнями? Нет, нас бы резко дёрнуло. Так что же это?

Оборачиваюсь и вижу Пашку, красную от бега и со сбившимися очками. Она почти лежала на берегу и, упираясь в гальку, тормозила ногами изо всех сил. Именно её помощь и решила исход дела. Надя держала верёвку, а Володя, поддерживая её, одной рукой выгребал к берегу по дуге к заводи после мыса. Выскочив из речной струи, они значительно быстрее начали приближаться к берегу. Теперь уже ясно, их на скалу не бросит эта непредсказуемая река.

Неожиданно чувствую: верёвка ослабла. Тут же подтягиваем её снова, и снова она слабее становится: это они приближаются к берегу все ближе и ближе. Так и вытащили их.

Когда Володя вывел Надю из реки, Пашка первая кинулась к ней. – Надька, прости меня, дуру старую!

Та только головой и рукой мотала, показывая ей, что не до неё сейчас и она на неё не сердится. Мне даже показалось, что та чем-то даже очень довольна. – Странно, впервые вижу человека, которому доставляет удовольствие оказаться в холодной воде! А, может, здесь что-то не то?

Махнув на этих ненормальных женщин, скручиваю веревку и устало бреду, мимо сидящего без сил Володи Один на берегу. Отправку, конечно, придётся задержать. Всем нужно успокоиться, а искупавшимся – переодеться. Да и не успели некоторые: палатка Тамары и Жени только-только началась сворачиваться. – И о чём люди думают? Ведь им же было сказано: отправляемся!

Так и сидим на берегу, ждём их. Первым появился Володя Один. Сел рядом и, молча, закурил свою козью ножку. Только через час мы благополучно отплыли. – Прощай, место нашего массового купания!

Солнышко старательно убаюкивало нашу бдительность. Но мне уже с утра хватило приключений, и коварный характер Маны теперь не мог так просто воспользоваться нашей беззащитностью. Мы с лоцманом смотрели далеко вперед, стараясь увидеть ещё издали завитки воды на порогах и принять меры. Тем более что мы с Володей Один, теперь стоя на двух рулях, уже сработались и понимали друг друга с полуслова.

Плот шёл по Мане уже четыре часа подряд. В этот раз на месте второго рулевого был Женя. К счастью, всё обошлось без происшествий. Но погода заметно испортилась. – Где прежнее солнышко? Где безветренная и безмятежная погода?

По небу то и дело набегали темные грозовые облака, сталкиваясь и объединяясь в ещё большие. Поднялся ветер. Показались два утеса, как два близнеца, стоящих на страже выхода из реки.

– Кажись, гроза будеть. Давай-ка к берегу! Надоть привал делать. Вон на той поляне! – и Григорич показал пальцем на приличную поляну, которая заканчивалась этими утесами.

Только я привязал плот к берегу, как небо продырявилось: дождь сначала закапал, а потом полился как из ведра. Свою палатку уже ставил под сильным дождем. – Интересно, надолго ли он? Уже кушать хочется. А как же костёр? Может, полог сделать? Дождь-то, видно, надолго. Да и мокрым ходить надоело: пойду-ка в лес, за дровами. Но сначала – полог!

Когда принёс жерди для полога, Григорич уже раскладывал на мокрой траве широкое полотно из двух слоёв полиэтилена. – Ну, вот, не зря, говорят, что у дураков мысли сходятся!

От этой мысли даже стало как-то теплее. А вот и Володя Один выползает из палатки – Ага, тоже проголодался! Смотри-ка, и барышни Нина и Наташа пожаловали?! Ну вот, теперь только костра не хватает!

Вяжужерди и колья, а сам думаю – И чего раньше-то не пристали? До дождика. Ведь видели тучи? О чём начальство думает?

И тут вспоминаю. – Начальство-то теперь я. Выходит?! Ладно, пойду за сухостоем, а то ведь сожрут. Язык-то у них без костей!

По пути нашёл несколько жердей. – Ага, да тут и раньше полог делали!

С заготовленными кем-то жердями и моими полог получился большой и высокий. – Ну, и молодцы же наши костровые!

Не успели мы натянуть брезент, как они уже костер разожгли.

Иду за сухостоем, запасы которого видел недалеко отсюда в большом количестве. Когда возвращаюсь, дым от костра достает и до моего носа. Хоть он ещё дымит больше, чем даёт тепло, но это уже костёр!

Как-то незаметно все собрались у костра, огонь которого и грел и готовил пищу для нас. Но главное, он нас сблизил: неспешно лилась трогательная песня.

Иду ставить свою палатку. Теперь специально, рядом с Пашкой и Аней и у костра. И не зря: интересный разговор заставляет прислушаться.

– Ты чего на Тамарку и Женьку так смотрела? – слышу голос Аньки. Они с Пашкой давно поставили свою палатку и теперь преспокойненько ждали ужина.

Замираю. Дождик кончился. С палаткой можно и подождать. А вот разговор…

С того места, где я стоял, было хорошо видно Тамару и Женю. Смотрю на них: туристы как туристы. Хоть и посуше у них одежонка, чем у некоторых. – Интересно, а Пашка что скажет?

– Не любит их река. – задумчиво говорит Пашка. – И они реку не любят. Да и мы им не нужны…

Невольно становлюсь слушателем: с прошлой ночи мне это занятие начинает нравиться, хоть мама всегда и говорила: «Подслушивать – большое свинство!». – Не скрою, мне Тамарка тоже… Не очень!

– Ну, ты даёшь. Как же они без нас? Ведь не выживут. Вспомни, как сегодня Надьку вытаскивали! Втроём еле выловили. А тут – одни и двое.

– Да я не про то. Аура у них плохая: у Женьки – розовато-коричневая, а у Тамарки – коричневато-черная. Не так, как у всех. Здешних…

Тут меня замкнуло. – Аура, аура…

Ага, вспомнил – Это что-то такое светящееся. Вроде как у каждого бывает. А я почему-то в это не верю. И ни разу не видел. А Пашка – видит, что ли? Ну, Пашка, может и вправду видит! Не-е, придумывает…

– Ну и чё. Чем это плохо? – пробормотала Аня, не понимая подруги. Но тут же встрепенулась и, тихо спросила. – А у меня? А у Глеба какая?

– У тебя – светло – голубая. У Глеба – ещё недавно была ярко-красная, а теперь – оранжево – светло-желтая.

Слушаю Пашку и ничего не понимаю в этих цветах. – Ох, и любят же дурить себе голову некоторые барышни!

Но на всякий случай превращаюсь в слух. – Интересно же!

– Ну и чё?

– А то: меняется он. В лучшую сторону.

От такого комплимента у меня сама собой голова поднялась. – Ты смотри-ка, меняюсь! Щаз вот нос задеру!

Хмыкнув, ещё больше прислушиваюсь.

– А ты чё, это видишь? А как ты это делаешь?

– Сама не знаю. Вижу, и всё! Это мене потом сказали умные люди. Мол, цвет плохих людей выдаёт!

– А чё ж тогда помогала ей?

– А не могу. Мене плохо быват, ежели не помогу. Потому Тамарке. – Пашка вздохнула. – Аньк, пошли к костру: уже есть чё-то хочется.

Когда они вышли, я, как ни в чём не бывало, натягивал свою палатку рядом. Даже повернулся спиной, будто не слышал их разговора.

Запахло ужином. Поужинав уже в темноте, немного посидел у костра и пошел к палатке. Как и в прошлый раз, она была поставлена так, чтобы можно было видеть и слышать разговоры дежурных.

Наташа и Володя-Два остались у костра. Вопреки моим ожиданиям, глаза мои быстро закрылись.

– Ах ты, подлая скотина, любви захотел? – что-то, с трудом напоминавшее полушёпот, полукрик разбудило меня.

Выглядываю из палатки и вижу: Наташка стоит в классической боевой стойке рукопашника лицом ко мне. Володя Два прыгает к ней и хватает её за руку. – Ой, парень, напрасно ты так…

Почему-то это прозвучало в моём мозгу, как только увидел, что амазонка, танцующим движением нырнула ему под руку и через мгновение оказалась у него за спиной. – Тебе, паря, похоже, хренец!

И точно: пятки нападавшего мелькнули в воздухе, а тело большого Володи Два полетело в кусты и мокрую траву. – Молодец, так ему и надо!

Треск ломающегося кустарника вперемешку с матом завис в воздухе. Хоть уже и готов был кинуться на помощь Наташке, но что-то не даёт. Наташка снова встала в боевую стойку. Володя Два, как бык, нагнув голову, мокрый и грязный появляется из темноты, изрыгая проклятья.

– И дураку ясно – он готов отомстить! А Наташка? Она стоит и ждёт. Может вмешаться? Он на две головы её больше…

Однако что-то не даёт. – А как ловко она его! А теперь? Ой, не стоит…

И всё-таки он кинулся. Хруст, грохот, и нападавший вылетел за пределы костра, сверкнув пятками, как и в прошлый раз.

Не помню, как выскочил из палатки. – Чего тут… У вас?!

– Да ну его… Козёл драный, любви захотел! – Наташка тряпкой вытирала потное лицо, показывая на встающего напарника.

– Ты чё? Башню снесло? – смотрю на Володю Два. Почему-то так захотелось дать ему по жирной морде. Едва сдержался: губы у него тряслись, в глазах стоял страх. О какой-то любви и речи не могло быть.

– Идиот! – не знаю, что дальше говорить ему. – Смотри! Чтоб больше – никогда!

Тот машет головой, соглашаясь с каждым словом. Даже жалко становится.

– Извини, я неправ… – бормочет он, подходя к Наташке.

– Это меняет дело. Но чтоб… – Наташка уселась на бревно у костра. – Ты думай своей башкой. У меня же чёрный пояс по айкидо…

– Предупреждать надо… – пробормотал он.

А мне вдруг так смешно стало оттого, как вспомнил его полёты. – Ну, Наташка, молодец! Лихо его!

Так и не заметил, как подкатил сон…

А утром не узнал полянки. Накрытая тонким одеялом из тумана, она казалась точь-в-точь такой, какой однажды я видел берег реки на полотне какого-то китайского мастера. Как это ни странно, но всегда на полотнах этих мастеров меня поражало одно обстоятельство: горы у них рисовались таким образом, что верх горы обрисовывался очень четко, а низ как бы растворялся в белизне холста. Горы просто висели в воздухе!

Вот и в этот раз. Только глянул на утёс, верх которого оброс соснами, и обомлел: утёс парил в воздухе! Точь-в-точь как на той картине. Обрисованная солнцем верхушка, две сосны вверху и одна – ниже, серовато-черный утёс, низ которого застилал туман, опускающийся на глянцевую поверхность реки…

Смотрю на утёс, а, кажется, будто огромный великан склонился над кем-то рядом с рекой Маной, над которой белой пеленой стелется туман, а на берегу расположился наш палаточный городок… Этого просто невозможно забыть! Молочная полоса тумана отрезала реку от утеса, создавая иллюзию парения в воздухе…

– Господи, красота-то какая! – произнес чей-то женский голос, точно угадывая мои мысли. И я даже почти знаю, кому принадлежит этот голос.

– Да. Очень красиво… – с трудом выдавливаю, понимая, что не смогу описать нахлынувшие вдруг чувства. Почему-то становится грустно. – Ну вот, очарование одиночества закончилось. Надо же, оказывается, есть ещё кто-то… Он даже видит и ощущает эту красоту… Так же…

Так и стоим, ощущая некоторую безмятежность в душе. И смотрим, как солнышко съедает нашу красоту… Скоро от тумана над рекой остаётся только легкая дымка.

– Ну что, пойдём умываться? – спрашиваю соседку, а почему-то самому хочется увидеть её большие и притягательные голубоватые глаза. Но неожиданно у костра встречается Наташа.

– Глеб, можно мне замениться? Я уже договорилась с Ниной…

– Да меняйся на здоровье! – тут же вспоминаю вечерние полёты её напарника. И начинаю улыбаться.

Мы умывались холодной водой Маны, с удовольствием ощущая обжигающее её прикосновение. Необыкновенное ощущение чего-то невероятно хорошего уже давно так меня не посещало. И вот… Может быть? Об этом я даже и думать, не смел.

Приятное ощущение разгаданной мною тайны китайского полотна, которая много лет не давала покоя, так и покидало меня всё это утро.

Глава 9. Нападение

Уже четыре часа мы плыли без происшествий. На этот раз ощущать себя заправским лоцманом не позволял недавний случай, но плот уверенно шел по фарватеру. Неожиданно река начала заметно сужаться, а скорость движения – возрастать.

– Глеб, Володя! Будьте осторожны, скоро поворот! – голос Григорича тревожен: Видать и вправду место не очень хорошее!

Река, как норовистый конь, тут же ответила ему: нас с невероятной силой потащило прямо на скалу утёса, серо-желтой вертикальной стеной спускавшегося прямо в воду.

Мы с Володей-Один как ненормальные непрестанно гребли рулевыми вёслами, лишь бы избежать удара, но река с нами делала всё, что хотела. Неожиданно у самого утеса, когда казалось нам, что удар будет неизбежен, она вильнула. А вслед за ней и мы. В какой-то момент плот наклонился так сильно, что все, кто был, чуть ли не попадали на пол, лишь бы удержаться.

– А-а-ах! – вздохнули все, когда плот вернулся в прежнее положение. И даже начали занимать свои прежние места.

Но тут, откуда ни возьмись, появилась большая белая береза, наклонившаяся горизонтально со сломанными, как обрубки, ветвями.

– Ложись! Гребёнка… – крикнул Григорич. – В сторону! В сторону гребите!

Плот, как магнитом притягивался к этой гребенке, возникшей из-за поворота просто ниоткуда. И мы, как ни гребли, ничего не могли сделать!

Все упали на дно. Лишь мне некуда было деться: вот и гребу в сторону изо всех сил!

– А-а! – два острых и толстых сучка гребенки всё же зацепились за кого-то, скидывая их с плота. Даже плот на мгновение наклонился и тут же встал в своё прежнее положение. Затем опять наклонился, но уже в другую сторону, ещё раз качнулся, и ещё наклонился. И мы все в воде! Нет, кто-то висит на сучках гребенки…

Почему-то в этот раз вода мне показалась не такой уж холодной, как в прошлый раз. Странно. Вынырнув, хватаюсь за ребро плота. Остальные делают то же самое.

– А нас? Нас-то забыли! – это, активно борясь с ветками гребенки, пытаются освободиться Аня и Наташа. Наконец, им это удаётся и они, присоединяются ко всем, подталкивающим плот к другому берегу.

Те, кто уже почувствовал дно под ногами, просто начали брести к берегу, а мы с Володей-1 до конца заталкивали плот до берега. А там вытащили на берег и привязали к одинокому дереву веревкой.

– Кажись, придётси привал изделать! – подвёл итог Григорич, под общий вздох упавших на берег туристов.

Наташа выходила на берег как-то скособочено, что ли. Удивительно, но никому это, как ни странно, не показалось важным, кроме Ани и Павлы. Они без слов раздели и обнажили её спину. Порванная рубашка полосами тут же напомнила мне о гребенке. И действительно, три глубокие ссадины, кровоточа, шли сверху вниз. Накинув на Наташу свою куртку, Аня пошла за аптечкой, а Павла направилась за лопухом вдоль берега. Вернулись они почти одновременно.

Скоро наша пострадавшая уже вовсю крутилась возле костра, пробуя на вкус наш ужин.

Ставлю палатку и слышу тихие звуки, слегка напоминавшие шипение. – Ахх! Шши! Ашш! Интересно, что это?

Тем более, что идут они из палатки Ани. Даже интересно становится. Подхожу ближе, заглядываю и вижу: Аня прижигает свои такие же полосы, как и у Наташи. – Вот те раз! Ну и скромница!

Сначала хотел ей разгон устроить. – Почему не сказала сразу? И почему скрывала?

А потом сам себе ответил. – А зачем?

– Дай-ка я тебе помогу? – отгибаю полог палатки и первое, что увидел – её обнаженную грудь. Даже поразился: Такая круглая, полная… И неудобно стало.

– Ой! Да ты чего? Чего надо? Уйди… – зашипела, испугавшись, она, едва увидела меня. И засмущалась, прикрыв грудь тут же руками. А потом отвернулась.

– Да ладно, тебе! Ты глянь, как спина-то располосована. А Пашка где? – демонстративно сержусь, а в глазах её грудь так и стоит. – Давай помогу!

– Не надо. Она щаз придет. За лопухом пошла. Иди. Я сама! – она уже не ругалась, а просила. Даже как-то неуклюже улыбаясь.

Беру пузырёк с йодом и ваточку из рук Ани и начинаю осторожно рисовать ею по ране. Мой подопытный кролик лишь шипит и ахает время от времени. Нечто похожее на необыкновенное сочувствие покатилось по мне, вызывая ласку, смешанную с нервозностью. Когда же всё было закончено, мне почему-то не захотелось этого. Смотрю на её спину, талию, плавно переходящую в бедра, и что-то зажигается там, где-то внутри. Даже и сам не понял, как пальцем потрогал этот притягательный изгиб. И отдернул руку.

Аня вздрогнула и резко с шумом вдохнула воздух. И тут же накинула на себя одежду. Не поворачиваясь ко мне, тихо строго сказала. – Спасибо, Глеб. Дальше я сама…

Некоторая таинственность окутала нас. Я чувствовал, что ни мне, ни ей не хотелось расставаться. И сидели-то мы вот так, не шевелясь, всего мгновение. Но мне оно показалось таким длинным-длинным… Шорох и тяжелые шаги Пашки нарушили наше невольное единение. И не заметил, как из груди моей вырвался вздох.

Встаю. А у входа – Пашка. Так ехидно посматривает на меня. – Мол, что это ты тут делаешь?

– Вот… Раны смазывал… Йодом…– оправдываюсь почему-то и смущаюсь, как молодой.

– Ага, йодом… – кивнула головой Пашка и вползла в палатку. Слышу, уже командным голосом по отношению к Ане. – Аньк, дай-ка, гляну. Как там он… Йодом… Да лопухи привяжу.

Стою почему-то и жду, как она оценит мой труд.

– А ни чё, Аньк. Нормально намазал. – мне даже показалась небольшая ирония в её голосе. – Давай-ка лопухи привяжем!

Почему-то снова вспомнилась её красивая полная грудь. Вздохнув, иду к себе, раз за разом представляя эту картинку, плавный изгиб талии и бедер…

Не заметил, как снова в мыслях вернулся к Веронике. – А как было у неё?

Почему-то память высветила её лицо, но тело, грудь, бедра так и не вспомнил. Вместо неё опять появилась грудь, талия и бедра Ани. – Что же это?

Так бы и лежал в палатке, не понимая, что со мной творится, но тут меня привлёк странный гогот, шум и аплодисменты у костра.

– Великий маг и волшебник из далёкого Китая Поро-Шин приветствует вас! – слышу Пашкин голос, сопровождаемый громкими аплодисментами. Вытерпеть такое не смог и уже через пару минут был у костра. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: предстоит нечто интересное! Пятясь к свободному месту, сажусь на бревно. И вздрагиваю – рядом сидит и смотрит на меня Аня.

Честно говоря, мне почему-то стало безразлично, что там такого вытворяла Пашка, от чего вся наша группа всякий раз ревела от восторга. На меня смотрела девушка. Глаза её говорили мне больше чем, всё вокруг. Вихрь чего-то непонятного поднял меня куда-то вверх, хотя в действительности я не сдвинулся с места, не пошевелился. Но в это время был уже не здесь, а там наверху. И не один. С ней… В этих светло-синих глазах была сила воздуха и воды, сила полёта и покоя, которые разрывали душу, делали её невесомой и непомерно тяжелой одновременно.

Страх змеёй вполз в душу. – Опять?

И всё прекратилось. Рёв толпы вернул меня к действительности, оставляя в душе непомерную тяжесть и грусть. И ещё что-то невесомое и светлое. Это был голос. Он звучал внутри, призывая к чему-то новому, и одновременно вызывая страх снова оказаться у разбитого корыта.

Я снова и снова смотрел на лицо Ани, которое невольно от костра стало похожим на лицо какой-то китайской принцессы. – Почему китайской? И, почему – принцессы? Ведь я их никогда не видел!

И сам не знаю. Голос же всё призывнее звучал, вливая в меня нечто новое. Не понимаю, но её лицо сейчас виделось в каком-то волшебном сияющем свете. Но песня души вдруг стала тише, тише, пока совсем не закончилась, оставляя внутри ощущение пустоты и невесомой наполненности. – Что это было? Я видел снова её глаза и не понимал, где я? Здесь у костра или ещё где-то?

И было-то всего одно мгновение, но что-то во мне безвозвратно изменилось.

До сих пор не понимаю, почему наши руки нашли друг друга. Теперь её рука была в моей, и мне не требовалось смотреть в эти глаза. Поток чего-то хорошего шел прямо через руки. Он нёс меня по реке на плоту, с ней, лицо и тело которой становилось близко и приятно. В какой-то момент мелькнула Вероника, улыбнулась, и прощально помахала мне рукой. И снова вода, поток, буруны.

Я сидел возле Ани, держа её за руку, и молчал. Она сидела и смотрела куда-то вдаль, безразличная, как мне показалось, к тому, что вытворяла Пашка. Мне показалось, что даже вздохнули мы одновременно, провожая куда-то всё старое, бывшее у нас. В какой-то момент глаза снова нашли друг друга. Даже и не заметил, что улыбаюсь просто оттого, что вижу улыбку Ани…

Расставаться почему-то не хочется. Может, это то, нечто большее, что объединяло нас сейчас. Казалось, скажи я сейчас нечто банальное, и всё! Конец всему. Сижу, потихоньку вздыхаю, даже хлопаю в ладоши Пашке, которая, судя по всему, заканчивает своё выступление. Потом подпеваю Надежде. Но всё же думаю сейчас не о песне, а о том, что неожиданно объединило нас с Аней. И это объединяющее нас начало назову просто – Тайна. Может это бред сивой кобылы. А, может, и нет. Мысли спутались в моей голове.

Смотрю на Женю и Тамарку. – Интересно, почему эта пара с самого начала вызывала во мне какие-то смешанные чувства? С чего бы это? Все как-то уже открылись, а эти предельно осторожны… Ничего лишнего не скажут, не обмолвятся, не засмеются… Может, права Павла? Но, если они плохие, то что они задумали?

На ум пришло почему-то выражение деда Афанасия, старого друга моего отчима: «Посмотри как человек поёт в компании. Если не поёт с тобой песни, что нравятся тебе, то это не друг, а пристебай случайный!»

Вот и сейчас смотрю на Тамарку и Женю и думая. – Зачем же вы сюда пожаловали?

Я так увлекся своими рассуждениями, что перестал петь, за что тут же получил увесистый тумак от Пашки.

Все расходятся по палаткам. Аня, оглянувшись на меня, уходит с Пашкой в свою палатку. Кивнув Тамарке и Жене, направляюсь к своей палатке, ещё раз бросив взгляд на заползающую в палатку Аню. Откуда-то со стороны утеса с саперной лопаткой идет Володя Два. – В туалет, видно, ходил… И всё же почему-то мне тревожно… Почему? Ответа нет…

Решение понаблюдать за этой парочкой не покидало меня и тогда, когда все разошлись, а у костра остались дежурные на сегодня – Тамарка и Женя.

Сначала Тамарка сидела молча на своём месте у костра довольно долго, и я уже начал кимарить носом. Но вот она поднялась и пошла к реке, нырнув в темноту. А через минуту появилась снова, неся воду в ладонях. Виртуозно обойдя все препятствия, почти не производя при этом шума, она вдруг оказалась за спиной Жени. Ещё секунда, и она резким движением рук вылила воду ему за шиворот!

Женя взвизгнул, подпрыгнул и резко прогнулся в спине. Тамарка же, смеясь и показывая на него пальцем, отпрыгнула в сторону.

– Ну, погоди! – взревел Женя, вскочив и выставив руки вперёд, и бросился за ней. Но Тамарка была готова к такому развитию событий и тут же бросилась наутёк.

Шум борьбы где-то в десятке метров от моей палатки закончился звуками страсти…

Однако усталость берет своё, и глаза закрываются сами, лишь стоило улечься в палатке.

Знакомый шум и треск неожиданно вошли в моё пробуждающееся сознание. – Мотоцикл? И не один! Откуда здесь? Не понимаю…

Но треск мотоцикла так ясен, что понимаю – это не сон.

– Мужики, да тут баб море! Выбирай ково хошь! – слышу совсем рядом мужской голос.

Несколько теней в темноте двинулись к палаткам. Неожиданно передо мной из ночной темноты возникли два здоровенных мужика.

– Ни хрена себе! – бормочу, на мгновение опускаю кулаки и всматриваюсь в темноту ночи.

Удар в лицо обжог. Даже круги пошли в глазах. Откуда-то изнутри чёрной тенью вырвалась злость. – Ах, ты, сволочь! Значит, ты так? Ну, нет, шалишь, плесень! Сам видишь, я не хотел этой войны!

И горько усмехаясь, поднимаюсь с земли. – Пожалел волк кобылу! Да, видно, напрасно!

Летящую прямо в лицо ногу легко заблокировал и перехватил, как когда-то учили. Даже и не понял, как ударил ногой в живот противнику и локтём по шее. Очухался я только тогда, когда увидел лежащего на земле противника. Даже жалко стало: лежит на земле, сучит ногами и стонет. – Ну что, здоровяк, как тебе?

Но в голове уже другое. – Где ещё один? Их было трое. Нет – четверо. Где другие?

– Ий-и-ххо! – знакомый вопль заставил вздрогнуть и повернуться. Что-то быстрое и черное взметнулось у головы второго нападавшего. Тот даже не пикнул, рухнув на землю. Только тут я увидел Наташку со сжатыми кулаками – это её нога свалила второго здоровяка.

Секунда, и в руках у меня появляется тонкий шарф. Минута и руки у нападавшего туго связаны по локти. – Полежи, малёхо, дружок!

Поднявшись, увидел как Наташка вяжет руки другому нападавшему на меня мужику.

За несколько минут всё в лагере изменилось. – Где дежурные? Где Тамарка и Женька? Где эти чёртовы дежурные?

Ответа не было.

– Лучче отпусти, паразит, а то хуже будет! – это Светка.

Бросаюсь в ту сторону и чуть не сбиваю девушку, которая как небесная фурия возникает прямо передо мной. – Это Наташка? Точно, она!

И. словно в подтверждение моих слов, она подпрыгивает и бьёт ногой парню, нападавшему на Светку, прямо в бок. Тот от боли и неожиданности бросает Светку и поворачивается к Наташке. – Ой, парень, это ты напрасно…

И словно в подтверждение моих слов, Наташка бьёт его сначала в промежность ногой, а потом ещё раз в грудь. Тот с воем отлетает в сторону. Вижу, как Светка с Наташкой вяжут своего врага. – Так, и этот есть. Где другие?

Поворачиваюсь в другую сторону и вижу, как кто-то тащит по земле отбивающуюся девушку.

– Глеб, я с этим. Сама! Аньку спасай! – крик Наташки заставил меня повернуться туда, куда указывал палец Наташки. Какой-то мужик вытаскивал из палатки сопротивляющуюся Аню.

Наташка напала на своего врага сзади. От удара по почкам, он согнулся и повернулся к ней, отпустив свою жертву. Так и не успев понять, что с ним происходит, от ударов Наташки, упал и больше не шевелился.

В свой удар ногой в промежность того гада, который за руку тащил Аню из палатки, я вложил всю злость, которая накопилась за это время. Он замер, отпустил руку Ани и, охватив промежность, охая, упал на землю. Бросившись к Ане, его удар наотмашь в глаз я пропустил… В какой-то момент даже в голове помутилось. Но злость, неведомо откуда взявшаяся во мне, уже овладела всем моим существом. Как и куда бил кулаками обидчика, просто не помню. Помню только одно, как меня оттащили Володя Один и Аня от лежащего на земле парня. – Что это было? Никогда ещё не испытывал такое: бешенство, в котором не ощущается боль разбитого лица, кулаков, а кровь противника ещё больше заводит?

Чья-то ласковая рука гладит мою щёку, вытирает кровь. Уже не вырываюсь, не стремлюсь добить противника… Красно-кровавая пелена временами, охватывающая моё воспаленное сознание всё меньше и меньше возникает. Руки дрожат. Небывалая усталость навалилась тяжеленной ношей, которую вынести больше не в состоянии. Глаза закрываются сами собой.

Только ощущение чего-то ласкового, светлого, успокаивающего, умиротворяющего… Ничего, кроме этого и не надо. Где-то в глубине сознания возникает светлый образ той, которую любил. Разбитые губы шепчут. – Вероника…

Рука вздрагивает. Видение тут же рассыпается. Открываю глаза – на меня смотрит Аня, в глазах которой слёзы. Она убирает руку и всё прекрасное исчезает. Аня встает, ни слова не говоря, и идёт в свою палатку, вытирая набежавшие слёзы. А остановить, позвать, пожалеть, приголубить не позволяет мужская гордость… И только тут понимаю. – Какой же я дурак!

Прихрамывая, иду к костру. Там уже все собрались, чтобы решить судьбу нападавших, которые сидели в стороне и больше не выглядели такими храбрецами, как в самом начале. Здесь и Тамарка: она сидит, охватив свою голову руками от стыда. Женьки нет: он пьяный, валяется рядом за бревном.

Мне же вовсе не хочется участвовать в разборках.

– Решайте сами! – прохрипел им на вопрос, заданный мне и иду в палатку. На разбросанные вокруг вещи из рюкзака не обратил бы внимания, если бы на глаза не попались разбросанные дневники, взятые из дома. Сложив все обратно, иду к костру.

У костра собрались все. Стоянка гудит, как улей. Кто-то восторженно вспоминает, как Наташка уложила одного за другим напавших местных рокеров на землю. Кто-то винит во всём Женьку и Тамарку. Аня, обнявшись с Павлой, молча сидят на бревне, укрывшись одной курткой. Что-то говорит Володя Один и пальцем показывает на парней. Затем – Григорич. Мне почему-то всё равно. Голова болит. Всё в ней путается. Потихоньку встаю и бреду к своей палатке. Стоило только голове коснуться подушки, как всё снова закружилось в бешеном вихре. И только одно лицо всплывает перед глазами. И это – не Вероника!

Глава 10. Именинница

Когда проснулся, было уже светло. От костра идёт вкусный запах картошки и ещё чего-то. Подняв голову, тут же чувствую сильную боль в голове: события ночи вихрем прокатились в сознании. Трогаю лицо, глаза и тут же ощущаю боль. – Ах! Глянуть бы на себя. Небось, всю рожу мне расквасили! Как покажусь?

Вздыхаю. Даже становится как-то легче от этого. – А, ну и пусть!

Поднимаюсь, беру полотенце и выползаю из палатки.

Лагерь пуст. У костра хлопочут Наташа и Света. Даже как-то радостно машут мне рукой. – Ну-ну…

Холодная вода, которой обрызгал своё лицо, совсем не чувствуется. – Так-так, знать шибко расквасили. Ну, ладно, Глеб, терпи, дружище! Раньше и не так бывало!

Наклоняюсь к воде и смотрю на отражение: щека вспухла, под левым глазом малиновая опухлость. – Так-так, значит, ждём фингала?!

И всё же от холодной воды мне становится значительно легче. Теперь уже даже смешно становится над тем, как смущаются девушки – хлопотушки у костра, видя мои ночные награды.

– А те, где? – пытаюсь наладить разговор, садясь на бревно.

– Григорич дозвонился. Под утро приехала милиция. Их забрали. Вместе с мотоциклами. – как бы, между прочим, говорит Наташа, стараясь не смотреть на мою разбитую физиономию. И, словно понимая мой следующий вопрос, добавляет. – Григорич разрешил всем спать до одиннадцати. Пообедаем здесь и поплывем дальше.

– Ну, хорошо… – встаю, собираясь уходить. – До одиннадцати. Значит, до одиннадцати…

– Ты куда? А позавтракать? – усмехнулась Наташа. – Нет, уж! Раз встал, давай завтракай!

Отказывать им в таком деле мне не захотелось и скоро, довольный, с набитым брюхом, снова улегся в своей палатке. Почему-то вспомнились разбросанные вещи, когда я вчера входил в палатку. И папка с дневниками… Что-то тревожное снова вошло в душу. – Почему вещи были разбросаны? Что, искали дневники? Кто?! Кому они понадобились? И что в них такое?! Странно как-то это всё… Что ни день, то приключения…

И не заметил, как уснул.

Когда проснулся, был день. От костра, как прежде, шёл вкусный запах.

Выползаю из палатки и тут же ощущаю на своей спине тёплые лучи солнышка. Почему-то становится приятно. Но тут же вспомнилось ночное сражение, дневники и настроение снова упало. – Надо бы почитать записи… Почему они кому-то понадобились? И кому… Вот выйду, и все увидят здоровенный фингал под моим глазом!

Скрывая заплывший глаз полотенцем, бреду к берегу реки и облегчённо вздыхаю, проскочив мимо лишних глаз. Набираю в ладони воды и с наслаждением поливаю опухшее лицо: приятная прохлада заливает душу блаженством. – Как хорошо! Ещё! Ещё раз! И ещё…

Обмывшись холодной водой Маны, вдруг забываю о фингале: за кустарником в десятке шагов слева от меня чуть слышно девичье воркование. – Похоже, я даже знаю, кому оно принадлежит!

Но тут же останавливает боль в глазу. – Ах ты, ёлки-моталки, у меня же рожа расквашена…

Настроение мигом испортилось. Тихо обернув полотенце вокруг головы наподобие тюрбана, и прикрыв им свой подбитый глаз, иду к палатке. Ни о чём не хочется думать. Глаз болит и постоянно напоминает о себе. Да и смотреть одним глазом не очень-то привычно.

Палатка моя собрана и уже закреплена на плоту. Обедать, как это сделали многие из проснувшихся поздно туристов, не иду. Нет настроения. Сижу с Григоричем на плоту, да жду, когда все соберутся. Он помалкивает, слегка лукаво поглядывая на мой малиновый фингал. Да и мне что-то не разговаривается.

К счастью, народ не выспался, поэтому не очень-то был разговорчив. А на плоту и вовсе впал в сонное состояние. Так и плыли. Кроме меня, Володи Один и Григорича ни одного бодрствующего человека не плоту не оказалось. Собственно и плыли-то мы не долго – часа три, но так никто и звука не подал.

В какой-то момент, увидев большую поляну с родником и утесом, Григорич, показав пальцем на ровный берег, приказал: – Причаливай! Здесь ночевать будем!

Удивляюсь, до чего же хитрый народ пошёл! Они словно ждали этих слов: сразу же резко зашевелились, заулыбались. И сна как не бывало! Ну, и, естественно, как горох посыпались на поляну. А мне, как обычно, пришлось привязывать плот.

– Слышь, капитан, а у нас ведь есть именинница!

От неожиданности вздрагиваю. – Кто его знает, что ещё придумала Пашка?

Но быстро прихожу в себя. – Да. И кто это?

– Ну, и где твоё чутьё? – в голосе Пашки уже звучит ничем не прикрытое возмущение. – Нет, ну вы поглядите-ка… Все вы, мужики, видать, одинаковы! Да открой зенки: она ж рядом с тобой совсем недавно была!

– Чё, Анька? – с трудом доходит до меня. – Ну, значит, есть повод…

Пашка повертела пальцем вокруг своего виска, показывая мне, что мы, мужики, дураки, и ничего, кроме выпивки не признаём. Нам, мол, повод только бы имелся. Покачав укоризненно головой в мой адрес, неожиданно заулыбалась. – Да откуда оно у вас?!

– Ну, вы там что–нибудь сообразите…

Чешу затылок. – Так, есть именинница. С едой они сообразят. А выпивка? Нужны цветы…

Смотрю по сторонам: А место-то вроде и вправду ничего! Ровная поляна метров сто на сто пятьдесят. По краям есть и цветы…

Палаточный городок быстро появился на берегу. А у меня из головы никак не выходит вопрос выпивки. – Где же её достать?

С цветами обошлось всё хорошо – мы с Володей Один собрали большой букет из дельфиниума с его ярко синими цветами, каких-то крупных красных цветов. Вообще-то, я не очень и думал о том, как они называются. Просто рвал те, к которым тянулась рука сама – они мне почему-то нравились.

– Капитан, а чо с выпивкой? – вопрос Володи Один полосонул по больному.

– Да, как же быть с этим? Кроме того, лоцман строго-настрого запретил выпивку, введя ещё с самого начала сухой закон. – ворчу тихо-тихо.

– Может сбегать до ближайшей деревни? – Володя Один как будто не слышал моего ворчания. В его голосе было искреннее желание решить трудную проблему.

– Если бы Григорич разрешил… – не скрою: и мне самому было как-то не очень хорошо отмечать день рождения без выпивки. – Я-то не против. Но ближайшая деревня отсюда в десяти километрах. По карте. И времени надо два часа туда и два обратно. Не успеть! Стемнеет.

– Ладно, давай на сухую…

Знакомый звук чашки, ударенной об ложку, окончательно испортил настроение. – День рождения справлять… И на сухую! С разбитой рожей. Где же справедливость?

Когда мы с тремя букетами цветов появились у заранее установленного стола с крышей, там уже собрались почти все наши. Только именинницы не оказалось. – Ну и хорошо!

Один букет я оставил себе, а другой передал Пашке. Володя свой букет отдал Григоричу, что-то шепнув ему на ухо. После чего они хитро заулыбались, как старые заговорщики.

Аня подошла к столу, когда там уже все собрались, и время от времени поглядывали в её сторону.

Пашка встала, и как дирижер взмахнула руками. Мы же, вдохнув побольше воздуха, выпалили хором. – С днем рождения, Аня!

Аня от неожиданности раскрыла рот, заулыбалась, счастливо всплеснув руками: к ней шла Пашка с букетом цветов!

Меня словно невидимой пружиной сдернуло с места: и сам не понял, как оказался возле неё и, вручив букет, чмокнул в нежную приятно пахнущую щёку со словами «Поздравляю!». И отошёл

Сзади напирал Григорич. – Мы все поздравлям тебя, Анька! Ты, дефькя баская. Вот. Мужика ба тобе хорошева!

Аня красная от смущения, слов и поцелуев, перебирала пальцами цветы. В глазах навернулись слезки, вызванные благодарностью, перемешанной с обидой на Судьбу, которая всё никак не даёт суженого.

– Да за таку дефьку ба и не грех выпить… – вырвалось у Григорича. Он оглянулся, надеясь, что его никто не услышал, но было уже поздно.

– А у меня есть! – обрадовался Женька.

– Ну, как же – появился повод поддать на законных основаниях! И Тамарке уже ничего не сделать…

И через минуту на столе появилась бутылка водки. Разливая водку в большую кружку, вижу: как сами собой заблестели глазки, и не только у мужиков.

– Прежде чем кружка эта пойдёт по кругу, пусть Григорич скажет своё слово имениннице! – объявляю на правах капитана и передаю ему кружку с водкой. Тот даже покраснел от неожиданного признания его заслуг и уважения.

– А я чё? Я уже ей сказал: Дай бог тобе шшастья! – и сделал большой глоток. Затем хитро подмигнул Пашке и передал ей кружку.

– Я желаю тебе, подружка, найти, наконец, того, кто смог бы идти с тобой рядом по жизни! – Пашка глотнула из кружки, сморщилась, проглотила обжигающую жидкость и передала её Наде. Потом обняла и поцеловала Аню в щёку.

– А я желаю тебе любви, которая несла бы тебя по жизни как на крыльях! – Надя выпила глоток и передала кружку дальше.

– Счастья! Здоровья! Детей! – неслось по кругу вместе с кружкой, которая, обойдя весь стол, вернулась ко мне.

– За эти четверо суток река преподнесла нам немало сюрпризов. И мне, как капитану, приходилось не раз опираться на таких надёжных людей, как наша именинница. Давайте пожелаем ей и дальше оставаться такой же открытой, доброй и сердечной! – говорю и сам удивляюсь тому, как складно льются из меня нужные слова. Может это оттого, что сказал искренне?

Водка почему-то показалась мне даже ничуть не горькой. – Может, это оттого, что были остатки? Или соскучился по своим попойкам? Нет. Здесь было что-то другое.

В кружке ещё оставалась водка. – Воздух? Люди? Обстановка?

Аня взяла кружку. Почему-то именно в этот момент она показалась мне особенно привлекательной. – Захмелел? От глотка водки?

– Вы так много сказали обо мне хорошего, что, пожалуй, скоро загоржусь и зазнаюсь! – она густо покраснела.

– Только попробуй! – угрожающе произнесла Пашка, улыбаясь во весь свой рот. А все рассмеялись.

– Спасибо вам за этот день рождения… Я ведь и сама про него забыла! А как вы узнали? – вдруг она поняла, кто это выдал её, и лукаво погрозила пальчиком Пашке. Неожиданно прослезилась, и почти всхлипывая и вытирая набежавшие слезки со щёк, добавила. – За вас!

Аня под аплодисменты допила остатки водки и села на своё место, уже больше не смущаясь всего того, что с ней неожиданно приключилось. И открыто изумилась тому, что в конце трапезы на стол был водружён именной торт с надписью «С днем рождения Аня». Улыбаясь, разрезала торт, и больше не скрывала своего счастья от общения с друзьями…

– Молодцы, девчонки, вкусный получился! – подвела итог Пашка, запихивая последний кусок торта в свой рот и поглядывая, не остался ли лишний кусочек. – Как вы умудрились его сделать за час?

– А мы столкали туда всё печенье, что было у нас под рукой! – Светка, Наташка и Нина явно лукавили: им пришлось потрудиться немало, чтобы торт получился вкусным.

Аня подошла к ним и поцеловала каждую из них прямо в щёку, ибо поняла, что сумели сделать они за столь короткий промежуток времени. – Спасибо, девчонки! Торт – просто загляденье!

– Ну, что, девчонки, споём для именинницы? – Надя достала припасённую гитару и посмотрела на Наташку и Светку. – Сегодняшний концерт мы посвящаем тебе, Аня! Давай, заказывай песню…

– Давай, нашу. «Солнышко лесное»… – тихо прошептала Аня, но все и так её поняли.

Струны гитары и сердца запели, заблестели глаза и лирическое настроение, как вечерний туман мягко опустилась на всех. Каждый думал о своём, но при этом был здесь, вместе со всеми. И был не одинок…

Однако у меня никак не выходила из головы папка с дневниками. Не выдержав, пошел в палатку и достал папку с дневниками. Открыв её, мне показалось, что одного дневника в ней все-таки не хватает. И тут же начал лихорадочно пересматривать, что же потеряно.

Лежащий сверху дневник имел номер 3 и надпись «Петр». Под ним лежал дневник с номером 2 и надписью «Алексей». Внизу – дневник с номером 1 и надписью «Михаил».

Аня и Пашка сидят у костра и о чем-то тихо разговаривают. Как только подошёл, Пашка поднялась и тихо ушла в свою палатку.

Я подложил дров в костёр, и он обрадованно ответил мне снопом искр, устремившихся вверх. Мы сидели у костра друг напротив друга и не знали, с чего начать разговор.

Чувствуя, что пауза сильно затянулась, решил спросить хоть что-нибудь. – Ань, ты мне не рассказывала, как попала в это путешествие…

– Да случайно: подружка купила путёвку, да в последний момент отказалась. Вот пришлось её выручать…

Смотрю на неё и думаю. – Такая классная бабенка: и холостая, и сложена хорошо. Лицо кругловато. Тоже неплохо! Похоже, сама не знает своей цены, потому и комплексует! И чего мужикам не приглянулась?

– Скажи, Ань, ты когда-нибудь влюблялась? – спросил и сам засмущался. – Я про первую любовь…

Аня задумалась, и видно было, что она колеблется, но то ли появилось ко мне какое-то доверие, или самой захотелось поговорить со мной об этом, а, может, ещё что-то.

– Влюблялась, конечно, что, я хуже всех? – она опустила руки к коленям и начала нервно перебирать пальцы. – Да только ничего хорошего из этого не получилось!

Было видно, что Аня не хочет разговаривать на эту тему.

– А, может, это и к лучшему! Глядишь, и мне что-то достанется… – думаю про себя, хитро поглядывая на соседку. Но тут другая мысль вытеснила первую. – О-па, яснее ясного: да она забралась в свою скорлупку, хрен теперь достанешь! Погладь такую против шерсти – и всё! Потом не допросишься. Ну, чего такой бабёнке не хватает? И лицо приятное, и улыбка широкая, и глаза по-детски круглые и большие. Ну, прическа в счёт не идёт. И губки полненькие и маленькие, какие мне нравятся! Ну, чего она здесь? Замуж захотела? Ба, да у неё же усики на верхней губе! Бабонька-то наша – конь стреноженный: бежать хочет, да ноги связаны!

– Ань, ты родом откуда?

– Родилась-то я в Полевском, но родители быстро уехали в Свердловск…

– Вот те раз! Прадед у меня из Полевского! – искренне обрадовался я. – Но мои прадедушка и прабабушка там жили недолго, пока были молодые, а потом, поженившись, перехали в Новониколаевск. Извини, перебил тебя!

– Там и училась в мединституте. Правда, не сразу после школы.

– То есть, как это не сразу?

– Ну, сначала мама болела. Пришлось работать в той же больнице, потом… – неожиданно она остановилась и посмотрела в сторону, как бы не желая говорить об этом.

– Что потом?

– Что-что… Втюрилась, как дура, вот что! – она посмотрела на меня, как бы оценивая: стоит ли мне это рассказывать или нет. И всё-таки продолжила. – И было бы в кого? Был у нас в больнице один гусь лапчатый. Молодой, да ранний. Лежал в палате, сначала без сознания, а я, идиотка, влюбилась в него без памяти! Ухаживала. Думала – принц! А эта сволочь, когда очухался и выздоровел, чуть меня не изнасиловал! Так бы и убила его, гада такого! Такую любовь испоганил. Несколько дней ревмя ревела. Потом отошла, за учёбу взялась. В медицинский поступила…

– Зря ты себя изводишь: такое часто бывает. Уж слишком, вы, бабоньки, принцев любите! —говорю и поглядываю на неё. – А вдруг она опять в свою конуру залезет?

И добавляю. – Надо вам любить нас простых, реальных…

– Ага, пьяниц, наркоманов, идиотов, преступников… – усмехнулась она и добавила. – Не приведи, господи!

– А что, они не люди? – вступаюсь за них, хотя и сам их недолюбливаю.

– Ага, ты, видать, не жил в семье, у которой отец алкаш…

– Ну и что? Мой отец, конечно, не алкаш, но тоже любил время от времени выпивать. И не плохой мужик был!

– А почему был? Он что, умер?

– Умер. Мама почему-то всё время умалчивает про это.

– А сестры и братья у тебя есть? – видно было, что Аня вышла всё-таки на ту тему, которая её больше всего интересовала. – Вот у меня только родители, да бабушка, которую люблю больше всех!

– Сестра есть… – и сам не понял, как изо рта выскочило. – Знаешь, у меня и у отца один день рождения. Как я у матери не спрашивал, как так получилось, она не знает. Говорит «так получилось»…

– А ты, сейчас, где живёшь?

– Я же военнослужащий, поэтому живу в военном городке, пока служу, а родители живут в Новосибирске. – как-то неприятно оказалось разговаривать на эту тему, но продолжил, чтобы быть честным. – Я и родился там же. Моя мать была у отца второй женой. Первая его жена погибла с братом при странных обстоятельствах. Поэтому я брата не знал.

– А ты… был женат? – брови её поднялись, глаза ещё больше округлились.

– Не буду врать, был… – усмехнувшись, продолжил. – Тоже, олух царя небесного, будучи курсантом, влюбился. А девчонка – на ходу подметки рвёт! Так и женился. Только недолго моя семейная жизнь продолжалась. Видно ей вожжа под хвост попала, вот и ушла к другому. У него куры денег не клюют, а тут жди какого-то лейтенантишко целыми неделями. Не всякая стерпит!

– Я бы стерпела… – тихо произнесла Аня, но мои уши это услышали.

– Пожалуй, что так… – мне очень хотелось в это верить.

– Глеб, у нас ведь есть именинница… – с хитрыми глазами Пашка, высунувшись из палатки, обратилась ко мне. – Может, подежуришь один сегодня?

– Ну, я не против… – улыбаясь, кланяюсь имениннице, которая, хитро улыбаясь, встала и пошла к своей палатке.

– Вот так всегда! – усмехнувшись своему новому положению, подбросил дров в костёр. Он вспыхнул, обдав меня искрами, и невольно напомнив о странных тетрадях, которые лежали в папке. Но идти в свою палатку было лень, а потому так и сидел у костра, пока, встречая зарю, пришли поварихи.

– Пост сдал! – заплетающимся языком произнёс я, сдавая костёр в целостности и исправности.

– Иди спать, чудушка… – сказав это мне, одна из них легонько подтолкнула к палатке.

Глава 11. Света

Конечно, стука на завтрак я не слышал, но проснулся оттого, что кто-то легонько, но настойчиво дергал меня за ногу.

– Эй, лежебока, елки-моталки, вставай! Завтрак проспишь, буйная головушка… – это так поварихи будили меня к завтраку, где уже ждала порция каши…

Уже шесть часов мы мирно плыли по реке, за что ей «большое спасибо» хоть – дала мне выспаться. Проснувшись, увидел, что погода сильно испортилась, стали попадаться подводные камни то и дело. Пришлось встать самому у руля, так что минут через пятнадцать майка на мне стала мокрой.

А тут ещё Володи решили поменяться местами у второго руля. Как на грех, именно в этот момент я увидел большой камень, торчащий своим тупым концом из воды. Плот, на несколько секунд оставшийся без управления, тут же помчался прямо на него. Я, чтобы выровнять плот, погрузил весло поглубже и сильно рванул на себя.

Именно в этот момент Света решила что-то поправить. Удар о камень неуправляемым вэтот момент концом плота оказался ощутимым: она покачнулась, и, ухватившись за Нину, была выбита из своего места.

Именно в это время Володя Один включился в работу, плот резко пошёл в сторону. Света ойкнула и полетела в воду, потянув за собой Нину.

Сразу же возникла суматоха: кто-то закричал, кто-то прыгнул в воду…

Оглянувшись, вижу, что Нина пытается догнать сбоку плот и чья-то голова ей помогает. Веревка, брошенная мной им, наконец, была поймана и мужчина с короткими волосами, быстро замотал её вокруг Нины и начал подтягивать её к плоту. Было хорошо видно, что Нина выбилась из сил. Поэтому, не окажись здесь веревка и Володя Два, ей было бы не просто…

– А где же Света? – зная эту невысокую девушку, не хотелось думать о плохом.

И тут замечаю: Света мужественно борется один на один с коварной рекой и плывёт к берегу в сторону небольшого затона.

– К берегу! Греби к берегу! – кричу Володе Один. – Видишь затон? Туда правим!

Мы работали как один механизм и гнали плот именно туда, куда плыла Света.

Она лежала на боку в нескольких сантиметрах от воды и плакала, когда наш плот приплыл к берегу.

– Светочка, милая, успокойся, всё позади! – причитала над ней Аня, в то время как Наташа аккуратно снимала мокрую куртку с дрожащей и цокающей зубами Светы.

– Ну-ка, девоньки, разойдись! – это слышится басок Пашки. – Сейчас, Светуля, мы тебя согреем!

Оглядев её, добавила, обращаясь к нам. – Мужики, ёлки-мотали, вы, чё, сдурели? Чуть было таку девку не утопили!

Расположив две руки ладонями к телу Светы, какими-то движениями, похожими на эллипсы Пашка, закрыв глаза, начала согревать её. От мокрого тела Светы пошёл пар, как будто её гладили утюгом, и скоро она перестала клацать зубами от холода…

В это время Володя Два на руках принёс к Пашке Нину и молча положил на землю рядом со Светой. Пашка тут же начала согревать и Нину…

Почему-то из памяти выплыл один интересный эпизод с кошкой, когда благодарная Муська, которую мы подобрали, под утро притащила к нашему порогу мышь и, мяукая и глядя на нас, ждала, что мы это оценим. Не оценили!

– Спасибо тебе, Паша! – Нина остановила руки Пашки, благодарно посмотрев ей в глаза. – Дальше мне нужно самой…

– Чёрт возьми, ведь я сама смогла. В первый раз. Я это сделала! – пробормотала Света со слезами на глазах, целуя горячие руки Пашки.

– Сама, конечно сама… – Аня, гладя её по голове, вторила ей.

– Ёлки-моталки, ты можешь сказать, что это значит? – бесцеремонная Пашка хотела всё понять. – Всех довела до белого каления и просто так уйдёшь? Давай, рассказывай, что случилось!

Честно говоря, мне тоже хотелось узнать, что же означают её слова.

– Я же никогда не принимала самостоятельных решений: всегда был кто-то рядом – мама, бабушка или отец. А тут. Когда упала в воду. Сильно-сильно испугалась! Руки отнялись. Ноги не шевелятся. Одним словом, бодро иду ко дну! А меня об камень как шваркнет! Вот и заработала руками и ногами. А когда уже воздух глотнула, сразу поняла: если всегда действовать самой – буду жить! И до берега доплыву. И всё будет хорошо. Ну вот и доплыла! Правда не помню как. Чуть кондрашка не хватил!

Она отдышалась и засмеялась. – Представляете? Я ведь это сделала сама, черт возьми!

– Теперь-то ты поняла? – изрекла Пашка своим авторитетным голосом. – Вот и делай теперь всё сама и тогда всё будет получаться у тебя!

Света мотнула согласно головой и уткнулась в свои колени, чему-то улыбаясь.

Место нам показалось неплохим, и мы решили здесь разбить лагерь. Так что скоро полянка расцвела нашими палатками. Мы с Володей Один пошли за дровами в лес, привязав понадёжней плот к вбитому в берег колу.

А через некоторое время, сидя у костра, мы вспоминали то, что совсем недавно произошло с нами.

– Это как это ты, кавалер, сиганул за Ниной в воду? Расскажи-ка нам! – бесцеремонно спросила Пашка Володю Два, тихо подсев к нему сбоку. – И по-прежнему ты считаешь, что никогда не ошибаешься?

Володя Два чуть не поперхнулся чаем, который прихлёбывал. Выпучив глаза, он проглотил ком в горле после того, как Пашка его стукнула кулаком по спине.

– Ты. Ты, что? – заикаясь, проговорил он. – И мысли читаешь?

– Читаю, читаю… – с вкрадчивой улыбкой произнесла Пашка. – Скажу тебе – прыгнул ты неслучайно! Ошибки здесь не было – это твоя судьба. Скорее – проверка! До настоящего времени ты был настоящий трус, который боится рисковать своей шкурой. Но сегодня ты был молодцом – не испугался, бросился в воду!

Видя, как покраснел Володя Два, засмеялась. – Ёлки-моталки, вот и делай так! Тогда из тебя толк будет!

И отошла в сторону. Но тут же Нина подошла к нему и поцеловала при всех в щёку. Володя Два даже рот от удивления открыл, а Нина засмеялась и убежала.

Я смотрел на Свету и видел, что сегодняшний случай произвёл в ней неизгладимое впечатление. Она даже как-то изменилась, засветилась, зажглась.

– Что со Светкой? – подхожу к Пашке с вопросом. – Она какая-то другая стала. Или я ошибаюсь?

– Да нет… Ты, похоже, не ошибаешься… – Пашка посмотрела на меня, оценивая, стоит ли мне говорить то, что она думает, и решилась. – Света со временем может стать лидером, если, конечно, не испугается. До сих пор она так и жила – ни за кого и ни за что не отвечала. Окончила институт, получила тихую работу. А сегодня чуть не погибла. Возможно, только сегодня она и поняла, что так жить нельзя!

– А как?

– Не знаю. Теперь ей самой решать! – и тут же перевела разговор на другую тему, увидев подходившую Аню. – Ну, как тебе Володя Два?

И я рассказал им то, что видел и слышал на прошлом дежурстве Володи Два.

– Так-так. Значит Наташка его немного поучила? – улыбнувшись, подвела свой итог Пашка. – Это хорошо. Может, поумнеет!

Мы вернулись к костру и стали подпевать Наде, которая принесла гитару.

– Володя, а ты какие песни любишь? – неожиданно спросила она Володю Один, усевшегося с ней рядом.

– Не знаю… – пожал плечами он. – А ты?

– Вот те, которые пою… – она улыбнулась, о чём-то вспомнив. – А тебе они нравятся?

– И песни, и исполнительница… – тихо для себя произнёс он.

Похоже, она услыхала его слова и улыбнулась. Все начали расходиться.

– Думаю, пора нам и честь знать… – хитро улыбаясь, произнесла Пашка, откланявшись всем и направляясь к своей палатке.

– Да, завтра рано вставать… – вторит ей Аня, подхватив её игру.

– Что-то спать захотелось… – зевая картинно, говорю и я.

О чём говорили Надя и Володя Один не знаю: уснул почти мгновенно.

Глава 12. Сон в руку

Утром встал рано. У костра сидел Володя, пошаривая в углях длинной палкой, а на его плече лежала голова Нади. Мне даже показалось, что он не дышит, чтобы не разбудить её.

Я тихо прокрался к реке, по которой стелился туман, но стоило показаться из-за утёсов первым лучам солнышка, как туман, разрезаемый ими на части, начал исчезать.

На плоту сидел с удочкой Григорич, а в ведёрке уже плескались два небольших ленка. Приложив палец к губам, он показал на место рядом с ним, и тут же подсёк ещё одного. Я замер и забыл про то, зачем пришёл. Тихонько прокравшись на плот, сел рядышком с лоцманом, наблюдая за клёвом и забыв всё на свете.

Так и сидели мы с ним, пока Света и Наташа не забрякали посудой, подходя к берегу.

– Григорич, рыбка есть?! – и Света моментально оценила обстановку по заговорщической улыбке лоцмана. – Наташ, делаем уху, Григорич наловил рыбы!

Вся рыба тут же перекочевала в ведро Наташи.

Между тем клёв постепенно начал стихать и удовольствие от ныряния поплавка стало редким. Я умылся, побрился и пошёл в палатку, ощущая сильную озабоченность чем-то нехорошим.

Все ели уху и нахваливали Свету и Наташу, которые тут же показывали на Григорича. Мне уха тоже понравилась и настроение само собой поднялось.

Мы плыли уже четыре часа, и ничто не предвещало опасности, однако, чувство насторожённости, овладевшее мной с утра, так и не прошло. Плот мерно и не спеша плыл по реке до тех пор, пока справа не показался утёс, нависший над рекой как спящий великан. В этом месте река делала поворот, и ход плота заметно увеличился. Почему-то сердце моё нервно застучало, а в голову пришла мысль, что я где-то это месте уже видел.

Удар разогнавшегося плота о валун был неожиданным и сильным. Как на грех, Пашка решила показать Ане что-то из своего рюкзака и приподнялась со своего места на краю плота. Удар плота о подводный камень, и Пашка оказалась в воде!

– Они что, слепые? – ворчу, видя, как Пашка тонет, но никто даже не пошевелился, чтобы оказать ей помощь. – Девка в воде, а никто не видит!

Даже и не понял, как прыгнул в воду, которая обожгла лицо.

– А она стала теплее… – разгребая воду, открыл глаза и начал разговаривать сам с собой. – Где же Пашка? А, вот и она. Не понял, она что, застряла в камнях? Ну, она это может!

Меж тем Пашка оказалась зажата в двух больших камнях и отчаянно пыталась выбраться вверх, чтобы глотнуть воздуха. Наконец, ей удалось поднять голову, и глотнуть воздуха.

Увидев меня, прохрипела. – Рука…

Набрав побольше воздуха, снова нырнул туда, куда головой показала Пашка.

– Так, рука зажата! – увидев руку, потянул, потом даже дёрнул – никакого результата. Тогда сам поплыл туда, где была зажата рука. – Ящичек какой-то держит, зажатый камнями!

Из последних сил ударил ногой по ящику, и он выскочил из своей западни. Схватив его и, чувствуя нехватку воздуха, вынырнул из воды. Живительным воздухом никак не могу надышаться, даже забыл на мгновение про ящик и Пашку. Только вдохнув, как следует воздуха, всё вспомнил.

Пашка, освободившись от камней, тут же схватилась за плот. А через мгновение множество рук её втащило на плот. Меж тем плот, наклонившись на один бок, медленно начал сходить с камня. Подав Пашке ящичек, который в воде она никак не хотела отпускать, я с трудом влез на плот, уже отошедший от коварных камней.

– Смотрите, что я нашла! – произнесла она, выпустив небольшой фонтанчик воды и указав на находку.

Это был ларец размером в два спичечных коробка. Пашка вертела его и так и сяк, но никак не могла открыть. У других это тоже не получалось.

– Дайте мне! Я знаю, как его открыть! – крикнула Тамарка, лицо которой неожиданно стало красным, а сама она стала похожа на хищную птицу.

– Интересно, откуда она может знать, как открывается этот ларец? – тихо ворчу про себя, поднимаясь с колен к рулю и вспоминая, что эту находку я где-то уже видел.

– Пашка, дай ей! Пусть откроет! – послышались крики отовсюду.

Когда ларец перекочевал к Тамарке, Пашка, Аня и я с особым чувством наблюдали за этой процедурой: почему-то мы были явно недовольны, что этот ларец оказался в руках Тамарки.

И тут я вспомнил. – Так этот ларец я видел во сне! Значит, сон-то тот был вещий!

И начал вспоминать, что же было дальше.

Тамарка действительно быстро открыла ларец.

– Богомол! – она склонила перед брошкой голову в поклоне, а когда подняла её, глаза светились красным огнём. Мне показалось, что от этой брошки красные сгустки энергии так и пошли к Тамарке, а лицо её прямо на глазах начло меняться, приобретая черты какого-то зверя.

– Ну-ка дайте его сюда! – жестко и громко приказываю, удивляясь своим словам. В такой интонации я командовал своими подчиненными на воинском плацу, и она

предусматривала безоговорочное повиновение. Пашка и Аня с удивлением и тревогой посмотрели на меня.

Бросив руль, делаю два шага и вырываю ларец с Богомолом из рук Тамарки, которая кричит, как безумная. – Нет! Не дам!

– Сволочи! Это моё – о-о… – кричит Тамарка со слезами на глазах, пытаясь вернуть Богомола себе. – Чего разинули свои курятники? Отдайте его мне-е-е!

Но, стоило мне взять этот ларец, как красные сгустки энергии тут же превратились в легкие волны, радужно переливающиеся на свету, и мгновенно исчезли внутри ларца.

Сам удивляюсь себе, размышляя. – Что же произошло? До того момента, как появился Богомол, я был сам собой и никому из туристов не приказывал, но стоило появиться этому ларцу, как я тут же превратился в жесткого командира, потребовавшего отдать ларец. С другой стороны, Богомол, Тамарке направил сгустки красной энергии подчинения, отчего её лицо чуть не превратилось в звериное. Но стоило мне взять у неё ларец с Богомолом, как он тут же изменил цвета на радужные, играющие на солнце, и спрятался в ларце. Может, это правда? Я – хозяин Богомола, а Тамарка – слуга? Ведь она начала беспрекословно выполнять его требования…

Открываю ларец. – Так вот ты какой, Богомол? Всего лишь брошь в виде головы насекомого с большими полупузырями глаз и рожками как антенны…

Богомол, как будто услышал меня и начал переливаться всеми цветами радуги.

– Что же было дальше во сне? – напряженно вспоминаю и не могу вспомнить.

– Брось его в реку! Брось! – вдруг закричала Пашка, а Тамарка, показав мне кулак, крикнула. – Не смей!

И тут я вспоминаю. – Из ларца в моём сне вот-вот польётся кровь!

Резко захлопнув его, размахиваюсь и кидаю его в воды реки подальше от берега. Неожиданно Тамарка, упав на колени, а затем – на бок, завывая, начала кататься по плоту.

Кто-то с ужасом или с удивлением, а кто и с состраданием, смотрели на то, что происходит. А я снова ощутил себя прежним.

– Это просто наваждение какое-то! – бормочу, держась за руль, как ни в чём не бывало. – Мать честная, что же это было такое?

Неожиданно Тамарка, вскочив на ноги, начала рыться в рюкзаке и, вынув фотоаппарат, сделала несколько снимков того места, в которое я кинул Богомола. Потом, засунув его обратно, начала тормошить Женьку, но тот, пригубив пол-литра водочки, совсем не хотел торопиться.

– Идиот! Надо же, какой ты идиот! – кричала она, не собираясь сдаваться. – Надо сматывать удочки отсюда к чертовой матери!

Собственно, смотреть, кто это кричал, мне не требовалось, я и по голосу узнал Тамарку, а вот то, что она сфотографировала место, куда я выбросил Богомола, меня встревожило…

– Пора причаливать! – голос лоцмана, только что опомнившегося оттого, что недавно увидел, был хриплым, но подействовал обнадеживающе. – У нас здесь предусмотрена баня!

Потом повернулся ко мне и тихо сказал. – Сколько плаваю, такое впервой вижу!

Наш плот шёл к берегу, но когда до него осталось совсем немного, он тревожно произнёс. – Кажись, нас на берегу кто-то ждёт!

И указал на невысокого худощавого молодого человека в очках, стоящего с протянутыми к нам руками.

Взглянув туда, Пашка встрепенулась и даже приподнялась, но потом, вспомнив, чем это же кончилось в прошлый раз, села снова, протянув руки к этому человеку.

– Так обычно тянут руки к любимому человеку! – подумал я, выруливая к наиболее хорошему месту.

– Наконец-то я нашла тебя, солнышко моё лесное! – бормоча и улыбаясь, Пашка не обращала ни на кого внимания. Удивительнее всего было то, что и человек на берегу стоял и не видел никого и ничего вокруг!

– Блин, ерунда какая-то! – плот словно почувствовал притяжение этих двоих и начал ускоряться к берегу.

Весь экипаж с удивлением наблюдал за произходящим дальше. Возможности Пашки мы уже знали, но что представляет собой этот неказистый, неухоженный и очкастый парень, нам, видно, ещё предстояло узнать. Я уже давно перестал грести веслом, просто стоял рядом с Аней и наблюдал за этими двумя ненормальными.

Интересно то, что, когда до берега осталось метра три, Пашка спрыгнула прямо в воду. То же самое сделал и незнакомец. Кстати, плот наш тут же остановился, и мне снова пришлось налечь на весла.

Они встретились прямо в воде и, не замечая никого, обнялись. Плот наш в это время отнесло немного по течению, так что им никто не мешал общаться. Мне даже показалось, что с того момента, как они поцеловались, вокруг них образовалось небольшое свечение.

– Давай мою палатку отдадим им! – предлагаю Ане, когда все сошли с плота и начали выбирать себе подходящее место для палаток. – А я перейду к Григоричу!

– Тогда уж лучше вместо Пашки переходи ко мне! – тихо произнесла Аня и густо покраснела: видно сама не ожидала от себя такой смелости.

Конечно же, я согласился. Аня ушла на поляну, а я остался привязывать плот, потихоньку подглядывая за Пашкой. Очухавшись, они вышли на берег и сели на камень.

– Глеб, Аня, познакомьтесь, это мой Сашка! – с чувством произнесла она, подталкивая его вперед, когда ко мне подошла Аня. – Оказывается, у него и у меня один и тот же день рождения – 17 ноября 1961 года. Он, как и я, родился в девять часов утра. И фамилия у него та же – Порошин! Вот только мы никак не можем определить, кто из нас старше!

– А чего тут думать? – говорю, улыбаясь. – В каких городах вы родились?

– Я в Омске… – Пашка показывает на Сашку. – А он – в Томске.

– Поскольку солнышко встает раньше в Омске, то ты, Пашка, и есть командир! Согласны?

Пашка кивает, а Сашка добавляет. – Это справедливо!

– Мы вам палатку приготовили! – тихо на ухо Пашке шепнула Аня.

– А ты, подружка, Глеба не обидела?

– Не обидела! – улыбаясь, отвечаю. – Я слышал ваш шёпот! Сашка, а ты почему не сначала с нами?

– Ёлы-палы, не железная дорога, а шарашкина контора! – оправдываясь, говорит он. – Поезд ползёт как черепаха и постоянно ломается!

– А когда вышел, он тут же хорошо заработал? – улыбаясь, спрашиваю Сашку, думая про себя. – Уж очень это напоминало появление Пашки…

– А откуда ты это знаешь?

– Просто я знаю одну особу, у которой было то же самое, вот и всё!

Когда до него дошло, он посмотрел на Пашку.

– А мы теперь расставаться не можем. – неожиданно выпалила Пашка, взяв его за руку. – А то опять что-нибудь случится!

Все засмеялись.

– Ничего вы не понимаете! – чуть было не рассердилась Пашка, но, увидев, что никто и не сбирался их обидеть, добавила. – Когда мы вместе, наша энергия взаимно гасится и ничего не случается, но стоит нам расстаться…

– Нет уж, вы, пожалуйста, не расставайтесь! – чуть ли не голос воскликнули мы с Аней. – Мы уже достаточно накупались. Лучше идите-ка в свою палатку, а мы пойдём собирать сухостой для костра!

Когда мы шли по поляне к утёсу, цветы сами, почему-то, просились в руки. Я подавал Ане то колокольчики, то Иван-чай, то ещё какие-то цветы.

В какой-то момент, заприметив парочку толстых деревьев, неожиданно услышал знакомый женский голос и тут же приложил палец к губам, чтобы Аня была осторожна и не говорила громко. – Женька, скотина, алкоголик проклятый! Ты ещё долго будешь плестись?

– Ну, так и шла бы без меня… – это уже Женькин голос. – Тебе же вожжа под хвост попала, а не мне!

– Не боялась бы, дак и пошла бы без тебя! До сих пор мурашки по спине бегают…

– А чё те бояться? – в голосе Женьки послышались нотки насмешки. – Чай не впервой… Ты сама десяток уделаешь: ишь какая ненасытная! Тебе всё давай, давай. Ну чё ты сюда потащилася?

– Не твоё дело! – огрызнулась Тамарка и повысила голос. – Да двигайся ты скорее! Надо то место до восхода щёлкнуть! Дай бог память, куда этот придурок вещь кинул?

– Дался тебе этот Богомолка! Те чё, других брошек не хватает? – Женька устал и тянул время как мог. – У тя итак куры денег не клюют. Купила бы!

– Заткнись! Ничего ты в этом деле не понимаешь… – Тамарка явно была расстроена. – Это прабабушкина вещь. Из-за неё она и погибла. Я буду не я, если не достану!

– А ты что, доставать её собралась? – легкий хохоток и пауза. – Вот, дурища, провалиться мне на этом месте! Только ненормальный здесь искать что-то будет…

– А тебя никто это делать и не просит… – возмущенно произнесла Тамарка. – Тебя всего-то просят проводить меня до утёса. А там я без сопливых обойдусь!

Голоса удалялись, оставляя после себя неприятный осадок и множество вопросов.

– Что будем делать? – Аня с тревогой посмотрела на меня, а потом на Тамарку и Женьку. В голосе её зазвучала тревога.

– А ничего, пусть фотографирует! Мне нет никакого дела до этого Богомола… – перевожу разговор на другую тему, чтобы хоть как-то успокоить Аню. – Давай-ка лучше займёмся баней! Ты знаешь, что такое настоящая баня?

– Нет. Я обычно в ванне купаюсь, а в баню хожу только изредка. Но не парюсь!

– Ага, так значит, ты никогда по-хорошему и не парилась? – и удивился и обрадовался я. – Тогда сегодня ты узнаешь, что такое настоящая баня! Обещаю…

Поскольку огонь уже был зажжен, а дрова нарублены и помещены в печь из круглых камней, то оставалось только ждать, когда они как следует накалятся. Уже через некоторое время вода, брошенная на камни, шипела и брызгалась.

– Установить колья и натянуть полог! – крикнул Григорич нам с Володей Один, довольный состоянием дела.

Мы принесли колья, расставили и забили их, а потом пошли за пологом для бани. Он лежал в отдельном большом мешке, который всегда был привязан к плоту, и по сути никто даже и не знал, для чего мы этот мешок с собой возим.

– Нет, мужики, рановато, дак кажись, ишшо… – и словно подтверждая свои слова, он вылил стакан воды прямо на камни: вода зашипела, но испарялась плохо. – Подождем часок ишшо, а то на всех его не хватит…

Мы тут же бросили полог и уселись на пригорке рядом с Аней и Надей. Подошли Пашка и Сашка.

– Слышь, Глеб, мне никак не даёт покоя случай с Богомолом… – произнесла она, садясь рядом с Аней. – Ну, тот, что произошёл сегодня.

– И что? – вообще-то, и сам я о нём сейчас думал.

– А то… Ты видел искрящееся красное облачко, идущее к Тамарке, от которого её глаза сразу стали красными?

– Ну, видел. И что? – делаю вид, что мне это безразлично.

– А вы? – Пашка обратилась к Ане и Наде и Володе Один. Те тут же покачали отрицательно головами.

– Так, значит, мы с тобой, Глеб видели. Возможно, Тамарка – тоже, а остальные не видели. – многозначительно произнесла Пашка, нервно почесав у себя за ухом. – А как он отреагировал на твою команду отдать его?

– Быстро спрятал свои красные волны… – что-то неспокойно становится на сердце у меня от таких вопросов.

– Вот-вот… – задумчиво произнесла Пашка. – А не кажется тебе, Глеб, что Богомол – это нечто одновременно неживое и живое?

– Ну, ты загнула! – рука сама почесала затылок, но потом подумав, добавил. – Хотя, пожалуй, можно и так сказать…

– Расшифрую… – Пашка набрала побольше воздуха и выпалила. – Интересно то, что для всех он неживое, а для нас троих – живое!

– Так не бывает… – засомневался Володя Один.

– Бывает, ещё как бывает! – Пашка посмотрела на него и остальных, и добавила. – У людей чего только не бывает на тонком уровне! Вот мне, почему-то кажется, что и ты, Глеб, и Тамарка, оба имеете к Богомолу непосредственное отношение именно на тонком уровне. Мне даже кажется, что Тамаркой он командует, а тебя – слушается!

– Хм, вполне возможно! Это хоть как-то объясняет то, что произошло.

– Но это так же означает, что ты, Тамарка и я здесь оказались не случайно.

– Тогда почему ты крикнула мне: «Брось его в воду»? – не унимаюсь, стараясь отогнать назойливую мысль.

– Да всё очень просто: на тонком уровне я увидела, как из глаз Богомола полились потоки крови. Они даже твои руки начали заливать! – ответила Пашка. – И мне очень не хотелось, чтобы так произошло!

Зная Пашкины способности, сейчас уже никто не сомневался, что так и было.

– Это означает, что этот Богомол уже причинил много горя, пролил много крови и может это ещё сделать. А ты будешь в этом виноват, если не выбросишь его в воду реки! – закончила Пашка свою мысль.

– Теперь всё понятно… – вздохнув, решился им рассказать свой сон. – Дело в том, что месяц назад, а потом ещё вчера ночью, мне приснился сон, в котором ты, Пашка, падаешь в реку, а я вытаскиваю тебя и ларец из воды. Тамарка просит его отдать ей, а ты требуешь выбросить его в воду, потому что руки мои начали заливаться кровью из глаз Богомола. Только вас тогда я не знал, места этого никогда не видел и не предполагал, что когда-то поплыву на плоту! Но самое главное, я не знаю, чем всё это кончится!

Стало необычайно тихо.

– Скорее всего, тебя кто-то предупреждает во сне! – произнесла Пашка. – Возможно, это кто-то из предков или ангел-хранитель. Но решать проблему будешь только ты!

– Хорошо, что послушался тебя и закинул его в реку! – вырвалось у меня.

Наш разговор неожиданно прервала Светка. – Эй, мужики, вы веников наломали? Париться то чем будем?

– Айда ломать веники из пихты! – Пашка быстро встала, поднялись и мы, так как всем уже надоел этот тяжелый разговор про Богомола.

Скоро у полога, установленного Григоричем, лежало несколько пихтовых веников.

– Баня готова! – произнёс Григорич волшебные слова. – Кто первый?

Пока все переглядывались, беру Анину руку и с веником в руке делаю первый шаг вперёд. Володя Один и Надя тоже рискнули. Светка и Наташка, переглянувшись, смело направились к веникам и бане.

Все мы, в плавках и купальниках, ждали команды Григорича. Когда он торжественно открыл полог бани и произнёс только одно слово «Прошу!», все мы, как дурные, с гиканьем устремились внутрь…

Пар, обжигающий уши, нос, голову, всё тело, ударил и навалился как тяжелая громадина и мы все, как один, тут же присели. Слева и справа Григорич сделал по лежанке, а на пол постелил хвои, от которой шел приятный запах. Лоцман прошёл к печке и выплеснул на камин два ковша воды.

Жар сразу же всех нас положил на пол, а Григорич плеснул ещё пару ковшиков. Сухой пар обжигал рот, горло и не давал дышать полной грудью. Однако скоро мы отлежались на полу и привыкли к адской жаре. Мужики улыбались, а девчата никак не хотели уступать нам, хотя я видел, что Аня сильно боится. Обливаясь потом, скоро мы уже начали передвигаться, что позволило начать париться.

Я решил начать с Наташки и Светки. Взяв оба веника, показал Светке на левую лежанку. Она тут же улеглась на неё. То же произошло и с Наташкой, только её обслуживал Володя Один. Я водил веником вдоль тела Светки и прижимал его то к ногам, то к пояснице, то к плечам. Она кряхтела и ойкала, но лицо её выражало удовольствие. Наташка только отдувалась. Затем Светка перевернулась на спину, и стал прогревать ей колени, бедра, живот и грудь.

Довольная, она сползла с лежанки, освобождая место Ане. Аня ойкала и дергалась каждый раз, как только веник прикасался к её телу.

Тем временем Володя перешёл к Наде. Светку, которая снова улеглась на лежанку, теперь уже парил, как следует: сначала отхлестал со спины, а потом – с груди. Затем то же самое сделал и с Аней.

Настала моя очередь, и эти две чертовки, словно сговорились, обрушили на меня весь свой гнев и так отхлестали вениками, что ждал-не дождался, когда же Наташка с Надей не закончат издеваться над Володей Один.

– Всё, сдаюсь… Прошу пощады! – делаю соответствующую мину и кричу, наблюдая за тем, какой бальзам на раны испытывают мои мстительницы.

– Всё, с этого хватит! – решили Светка и Аня и упали на пол. Скоро к ним присоединились и другие две мстительницы.

– Все в воду! – крикнул Григорич, закончив себя похлёстывать, и открыв нам полог бани.

Естественно, мы, как горох, посыпались из парилки. Бегу к реке, не чуя под собой ни рук, ни ног. Тело горело до тех пор, пока благоухающая прелесть воды не начала свою спасительную работу. Вижу, как барахтается и кричит от удовольствия Аня, брызгается и прыгает, как ненормальная Светка, как Наташка выделывает кувырки, как стонет Надя…

– Всем в баню! – ору как оглашенный, нисколько не заботясь о правилах приличия, и тут же выскакиваю из воды, поймав за руку Аню. Баня почему-то оказалась такой тёплой и ароматной.

Наконец, вся наша компания снова была в сборе, и повторилось то, что было в первый раз. На третьем заходе мы выдохлись и упали рядом с баней.

– Вот теперь всё! – и кричу второй смене. – Заходите!

Но эта смена уже была не похожа на нашу. В неё входили Тамарка, Женька, Володя-Два и Нина.

– Ну, как тебе парилка? – спрашиваю Аню.

– Я даже не подозревала, что это так здорово! – ответила она и вдруг меня поцеловала. – Спасибо тебе за это!

Из всей второй смены в воду плюхнулась только Нина. В третью смену пошли Пашка и Сашка. Когда они вышли – не знаю, так как вскоре мы с Аней пошли переодеваться. Ужин был съеден так быстро, что и сам не заметил, а причиной тому было объявление, которое, встав, произвела Светка. – После ужина будут танцы!

Улюлюканье и аплодисменты были ответом ей. Как потом оказалось, Сашка привез с собой магнитофон с кассетами. Светка это пронюхала и организовала танцы.

Кавалеров на всех женщин явно не хватало, поэтому мы шли нарасхват. Я не успевал протанцевать с одной, как вторая уже ждала своей очереди, за ней третья, четвертая. И всё-таки умудрялся чаще других танцевать с Аней, тело которой так и стояло перед моими глазами после бани. Конечно, я посмеивался своим причудам, но ноги стали уже заплетаться, а озверелое женское племя вовсе не собиралось заканчивать танцы. Одним словом, к двенадцати часам ноги уже еле передвигались!

– Отбой! – командует Григорич, когда стрелки показали двенадцать, обрадовав этим, я думаю, не меня одного.

Глава 13. Любовь.

Я проснулся в своём спальном мешке, но уже не в своей палатке. Вчера, когда мы вернулись с танцев, сначала устроилась Аня, а потом и мне удалось забраться в свой спальный мешок, чтобы моментально уснуть.

Ани уже не было в палатке, и мне представилась возможность спокойно взять свои бритвенные принадлежности и направиться к реке. Светило солнышко, даже появилось желание искупаться, но, вспомнив своё первое купание, эту мысль быстро отбросил.

Стоило мне побриться, как водопад холодных брызг обрушился на моё бедное, ни в чём не повинное тело. Естественно, не только вздрогнул, но и вскрикнул от того, что холодная вода потекла по моей бедной спине, заставив тело изогнуться и устремиться куда-то вверх, приподнявшись на цыпочках.

– Ну, блин, разве так можно? – промелькнуло в моём рассерженном мозгу.

Повернувшись, чтобы примерно наказать нахала, замер – это была Аня! Она стояла по колено в воде в своём малиновом купальнике.

– Я не помешала? – как ни в чём не бывало, спросила она, улыбаясь своей обезоруживающей физиономией.

– Ну, погоди! – я зарычал и бросился брызгать её. Она завизжала и тут же выскочила из воды на полянку.

Успокоившись, начал дальше умываться как нормальный человек. Но через минуту она зашла с другого бока и снова напала. Поскольку я уже умылся и побрился, а также то, что на мне уже не было ни единой сухой нитки, терять было нечего. Как тигр скачками настигал я свою жертву…

Когда поняла, что сопротивляться уже бесполезно, она остановилась. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы схватить её в охапку и взять на руки. И ещё две минуты, чтобы оказаться с ней в воде. Вереща и брыкаясь, она плюхнулась ногами и всем телом в воду, утащив с собой и мою многострадальную голову. Пришлось и мне тоже лезть в воду. Её губы были так близко, что не смог удержаться и поцеловал их. Приятный терпко-солоноватый вкус её губ понравился мне сразу же.

Мы вышли из воды как провинившиеся дети. Аня пошла к палатке, но потом изменила маршрут и уселась на камнях у бани. Я же стал добривать оставшийся участок щеки.

– Уж не влюблен ли я? – неожиданно подумалось мне и на душе вдруг стало так хорошо, как не было давно, а, посмотрев на Аню, добавилось. – Точно, втюрился…

Тут к Ане подошли Пашка и Сашка. Как оказалось, они шли умываться и давно смотрели на наше развлечение. Потом Пашка, нагнувшись к уху Ани и поглядывая на нас с Сашкой, что-то начала шептать. Мне удалось расслышать только одно слово «секс», но этого было достаточно, чтобы все понять.

– Так, сейчас она спрашивает, было ли у нас что-нибудь такое или нет? – прищурившись, наблюдаю за густо покрасневшей Аней, которая покачала головой. – Так и есть, ответила, что ничего не было…

Аня посмотрела на меня и смутилась. – Видно, не против, но стесняется…

Вот такие мысли бродили в моей бессовестной голове, и, если бы не трезвон по чашке к завтраку, неизвестно, чем всё это кончилось.

Плот спокойно плыл по фарватере, не предвещавшего ничего серьёзного: река стала глубже и полноводнее, скорость немного уменьшилась, и подводных камней не просматривалось.

– Володя, отдыхай! Пока я один справлюсь… – и машу рукой, чтобы бросил весло.

Мой напарник не стал уговаривать себя дважды: он достал удочку, что-то насадил и забросил её в реку. Я же, почувствовав на себе чей-то взгляд, тут же встретился с глазами Ани.

– Глянь, вон там скала тоже похожа на человеческую голову… – показала Аня на скалу далеко впереди.

Кивнув ей головой, скрывая даже от себя то, что её внимание мне было очень приятно, смотрел на поплавок удочки Володи Один.

Мне стало смешно: поплавок дернулся и тут же исчез под водой, а через несколько секунд у него в руках была маленькая рыбка. – Ну и рыбак!

Однако он, недолго думая, нацепил её на крючок как живца и снова закинул в реку.

Только мне надоело ждать, когда эта неразумная рыба, наконец, клюнет, как удочка вдруг резко выгнулась, а леска заходила, то влево, то вправо. Ну, и, как обычно, сразу же посыпались советы…

Весь плот азартно переживал, чем кончится эта борьба. Правда, были и скептики, утверждавшие, что рыба обязательно сойдёт с крючка, но, к счастью, этого не случилось. Через несколько минут борьбы в руках у Володи Один оказался ленок грамм на восемьсот, за что победитель удостоился поцелуя в щеку от Нины.

Поощренный таким способом Володя, потом ещё несколько раз забрасывал удочку, но больше так ничего и не поймал. Уже на берегу наши повара приготовили из него великолепную уху.

Уже на берегу Пашка и Сашка решили тоже порыбачить, и, найдя несколько червячков, уселись с удочкой. Когда я к ним подошёл, там уже сидела и Аня. Так и просидели мы с ней рядом, пока они рыбачили, радуясь их удачам и огорчениям.

Как-то получилось так, что мы с Аней незаметно прижались телами друг к другу. Моя рука сама собой легла ей на талию, при этом тут же ощутил её нервную дрожь, но руку мою она не убрала.

Когда я вошёл в палатку, Аня уже лежала с закрытыми глазами.

– Ань, ты не спишь? – тихо спрашиваю в надежде, что романтический вечер может иметь продолжение.

– Нет… – почти беззвучно ответила она.

Образовавшуюся паузу нужно было чем-то занимать, а я никак не мог начать разговор.

– Как тебе рыбалка? – тихо спрашиваю, а сам думаю. – Ну, наконец-то нашлась хоть какая-то тема!

– Я всегда люблю смотреть, как рыбачат, да и саму рыбалку, а ты? – голос её дрожал.

– Честно говоря, я люблю рыбачить только тогда, когда есть азарт… – тема рыбалки для меня всегда была одной из самых привлекательных. – И когда рыба бо-о-ольшая пребольшая!

Неожиданно рука, которую я развел как можно больше, чтобы показать любимый размер рыбы, наткнулась на что-то мягкое и теплое, которое тут вздрогнуло и расслабилось. Но я и так понял, что за округлость оказалась под моей ладонью.

– Это грудь?! – во рту у меня вдруг всё пересохла, и я проглотил слюну.

Пренебрегая всякими правилами приличия, передвигаюсь к моей соседке, влекущей сейчас меня как магнит. Уже не помню, что говорил и как говорил, но губы мои тянулись к её губам всё ближе и ближе, пока поцелуй не остановил бессмысленный поток слов…

От этих губ отдавало какой-то свежестью и немного – горечью, с одной стороны, и сладостью – с другой. Поэтому поцелуй сначала получился легким и немного воздушным, а потом – ненасытным, по которому я чувствовал, как возбуждение передаётся всем моим жилкам.

Но и второй поцелуй нас не насытил, а лишь ещё больше раздразнил. И рука моя нахально двинулась вниз по её телу.

– А-аа-аах! – выскочил легкий стон из её уст, лишь только я коснулся своим языком основания уха, а моя ладонь нашла то самое место, что расположено между ног. Тело её задрожало, она вцепилась в мою голову обеими руками. Тем временем вторая моя рука нашла её грудь и начала ласкать.

– Возьми… Меня… Скорей… – прохрипела она, уже не в состоянии больше сдерживать своё молодое тело, бьющееся в любовных судорогах…

Я лежал с ней рядом и улыбался: такой страстной женщины у меня ещё никогда не было – Аня отдавалась чувству полностью, без остатка, потому что полюбила по-настоящему.

– Я люблю тебя, моё солнышко лесное! – выскочили у меня сами собой слова любви и нежности, от которых она всхлипнула и бросилась меня целовать.

– Не-е-ет… Это я… Я люблю тебя! Очень сильно люблю! – шептала она мне на ухо и пряча моё лицо в своих волосах.

Мне показалось, что неведомая сила переливается от неё ко мне и делает меня непобедимым воином. И вдруг опять на меня нахлынуло – внизу живота загорелся огонь желания, а Аня, каким-то чудом почувствовавшая это, задрожала всем телом…

Проснулись мы в одном спальном мешке голые и счастливые. Я открыл свои глаза оттого, что влажные теплые губы Ани коснулись моих губ. Она тихо выскользнула из мешка и стала одеваться, а я подсматривал, любуясь её прекрасным телом.

– Ах, бессовестный! – и пара кулачков не больно меня стукнула, так, для порядка. – Он ещё к тому же подглядывает!

Засмеявшись, прикрываю глаза, но когда их открыл, в палатке прекрасной дамы уже не было.

– Уж не приснилось ли мне это? – подумал и вздохнул, начав одеваться.

Плот проплыл всё намеченное время без происшествий. В этот раз Володя Один стоял на вахте, а я, прислонившись к Ане, проспал вместе с ней до самого причала.

Женька всё это время рыбачил, а Тамарка, как всегда, мешала ему своими советами. Наконец, послав её подальше, он начал ловить рыбу. Потом к нему подсел Григорич и дело пошло значительно лучше. В конце концов, у нас снова была уха. Выбрав полянку получше, сделали остановку.

А после обеда Света объявила. – На завтра объявляю конкурс красоты!

– Это что ещё за конкурс? И почему это только женщины должны соревноваться? – возмутилась Наташка, добавив. – Это не справедливо!

Возмущение её было столь единодушно поддержано женской половиной команды, что мне пришлось встать и сказать. – А послезавтра – конкурс среди мужчин… Согласны?

Дружные аплодисменты были ответом.

– Наш конкурс будет называться «Манская красавица», а ваш? – не унималась Наташка.

– А наш – «Манский красовец»! – ответил ей Володя Один.

Ударение, сделанное им на последнем слоге слова «красовец» вызвало бурные извержения смеха, издевательств и шума. Но в целом идея всем понравилась.

Оставшись со Светкой для разработки условий проведения конкурса, мы остановились на следующем: чем больше неузнаваема женщина или мужчина, тем больше балл; демонстрируется танец по выбранной теме; костюм должен соответствовать ей; вести конкурс женщин придется мне, а конкурс мужчин – Светке.

Условия конкурса были доведены до всех без исключения. И дело закипело…

Занявшись приготовлением к конкурсу, Аня выпроводила меня из палатки.

Взяв удочку у Григорича и накопав несколько червячков, иду на реку. Вскоре ко мне присоединились Сашка и Григорич. Клёва почему-то не было и это дело мне быстро надоело. Григорич, отобрав удочку у незадачливого рыболова, пошёл искать другое место для рыбалки, а я, взяв топор, пошёл на заготовку дров. Ничего необычного вечером не произошло, попели немного песен и разошлись по своим палаткам, оставив нас с Аней дежурить.

– Расскажи о себе… – тихо попросила Аня. – Ты кого больше всего любишь в семье?

– Конечно, маму… – шевелю угольки, искоса поглядывая на свою подругу. – У всех были бабушки и дедушки, а у меня их не было. Хоть волком вой! Мама рассказывала, что они с охотниками пропали в тайге.

Так, шаг за шагом, рассказал ей всё, что сам знал.

– А в нашей семье, в Полевском, я больше всех люблю бабушку, Тапошникову Марфу Микулишну. Она фронтовичка, партизанила в Брянских лесах. Там и встретила деда. – Аня вздохнула, вспомнив тех, кого любила больше всего. – К сожалению его уже не застала: умер рано. Бабушка рассказывала, что он хороший был человек. У неё, в основном и пропадала. Она и подсказала мне про медицину!

Глава 14. Конкурс красоты.

Нина и Наташа, выйдя из палатки, отправили нас спать.

Утро следующего дня было обычным: завтрак, свёртывание лагеря и отплытие. А вот дальше начались изменения. Во-первых, сегодня за рулём стоял Женька, а Тамарка им командовала. Во-вторых, я с Аней, а Володя Один – с Надей, обнимая своих дам, спали, тихонько похрапывая. Ещё уторм, по счастливому лицу Нади я сделал вывод, что и они поладили. В-третьих, с того момента, как Пашка встретилась с Сашкой, прекратились наши вынужденные купания. Я, конечно, может, и не прав, совмещая эти два события, но мне так хотелось. В-четвёртых, купания наши в речной воде больше не были страшным событием, и мы купались теперь с удовольствием.

К трём часам появилась поляна, лучше других подходящая для праздника. Быстро пообедав, женская половина группы ушла готовиться к участию в конкурсе. Мужики же пошли готовить место и плот для участниц конкурса. Были заготовлены цветы каждой участнице, сделана уборка на плоту и поднят наш флаг, украшенный лентой «Манская красавица», склеена корона победительнице и раскраскрашен подготовленный приз, в который вошла коробка шоколадных конфет – презент Григорича. Сашка связал из сушек цепи для обладательниц второго и третьего места. В общем, мы старались, как могли, придумывая что-то особенное и исходя из наших скудных возможностей. Кстати, кашеварить в этот раз нам пришлось самим. К нашему счастью, женская половина безропотно съела всё, приготовленное нами, и молча удалилась, даже не сказав нам «спасибо».

– Будем считать, что отстрелялись… – тихо сказал Женька, которому достался жребий кашеварить. Зато посуду должны были мыть оба Володи.

Когда подошло время начала конкурса и об этом были оповещены мной все участницы, члены жюри уселись на лавку, которую соорудили сами себе из поваленного дерева. У самой воды была поставлена палатка, в которой мы когда-то парились, с выходом к плоту, на котором и происходили представления. Как оказалось, все конкурсантки вчера тянули жребий по очередности. Но ни мне, ни остальным мужикам эта очередность не была известна.

Зная, что заглядывать за полог палатки было нельзя, я подошёл к краю палатки и спросил. – Как называется тема первой участницы?

– «Спящая красавица» – прозвучал ответ.

– Внимание всем! Учстница номер один. Тема – «Спящая красавица» – объявляю громко и бью ложкой по тарелке.

Тотчас из-за полога палатки выпорхнула женщина в одной спальной рубашке и босиком. На лице её был натянут чулок, а на голове красовался тюрбан из накрученного полотенца. Танцующим индийским шагом она подошла к плоту, покрутилась немного и легла спать, согнув ноги калачиком, а руки положив под щёку. Потом чуть приподнялась, потянулась, словно ленивая кошечка и опять легла, повернувшись на другой бок. Рубашка сильно просвечивала на свету и было хорошо видно, как выделяются её большие красивые груди, ровные и овальные бёдра, тонкая талия.

Мужики, не отрывая взгляда от всего этого, забыл и обо всём. Я первым очухался, и то из-за того что надо было вести конкурс.

– Итак, кто же это? Узнали? – спрашиваю, а сам в то же времяпытюсь прикинуть, кто же это мог быть. – Такого телосложения могли быть Тамарка, Аня и Нина. Но кто именно?

Мужики меж тем тоже гадали-гадали и, в конце концов, начали качать головами.

– Тогда прошу выставить на пальцах из десяти баллов оценку, когда скажу «три»! – давлю на них и считаю. – Раз… Два… Три!

На счёт «три» Женька поставил десяь баллов, а все остальные – по пять.

– Итого – тридцать баллов! – объявляю громко, а про себя думаю. – Теперь-то я точно знаю, кто это!

Тамарка (а это была именно она), улыбаясь, убежала за полог палатки.

– Кто следующая участница? – спрашиваю у палатки.

– «Лесная нимфа» – послышался ответ.

– Участница номер два. Тема: «Лесная нимфа»! – громко объявляю и ударяю ложкой по железной тарелке.

Из-за полога вышла женщина и танцующим шагом направилась на плот. Вместо платья у неё были листья лопуха, подобранные один к одному, а другие большие листья образовывали коротенькую юбочку. Цветы, подобранные одинаковым цветом, прикрывали груди. На шее было ожерелье из ромашек, голову и лицо закрывали листья и цветы так, что узнать её по лицу было просто невозможно. Покружившись на плоту, она остановилась, сделала книксен и кинула по цветку каждому из членов жюри.

– Итак, прошу выставлять баллы! Раз… Два… Три! – а сам, меж тем прикидываю. – Кто же это мог быть?

Володя Один выставил десять баллов, Володя Два – шесть, Женька – семь, Григорич – девять, а Сашка – восемь.

– Итого, сорок баллов! – подвожу результат, а сам думаю – Это – Надюха, раз Комар десятку поставил…

Меж тем, «Лесная нимфа» упорхнула за полог палатки, а мне из-за него шепнули. – «Морская царевна»…

– Участница номер три: «Морская царевна»! – выкрикиваю прямо у палатки и бью ложкой о тарелку.

Из-за полога вышла молодая женщина в футболке, напоминавшей чем-то тельняшку, едва пркрывавшие синие шорты. Вместо рыжих волос были водоросли, которые рапростирались от головы до пят, ряска и кувшинки как корона на голове.

– Итак, прошу выставлять баллы! – предложил я и начал считать их, отметив про себя, что один Гририч поставил десять баллов, а остальные – по восемь.

– Итого, сорок один! – хоть я и поставил восемь баллов, но так и не решил, кто бы это мог быть.

Меж тем «Морская церевна» поклонилась и убежала в палатку.

– «Ученица» – тихо шепнули мне из палатки. Что-то ёкнуло во мне, и в перый раз я пожалел, что не участвую в конкурсе, подумав. – Это Анька!

– Участница номер четыре, тема: «Ученица»! – объявляю и бью по тарелке, а самому интересно – Чем же ты удивишь всех?

В том, что выскочило из палатки, вообще было трудно угадать женщину: вместо короткой юбки была надета футболка на левую сторону, так что обе ноги оказались в рукаве. На одной ноге была надета колготка, остатки которой тащились по земле. На другой ноге – тоже колготка, но другого цвета, остатки которой были накручены на щиколотку, образовав огромную шишку. Сверху на голову и половину тела через одну руку было накинуто платье, свисающее на плече и обнажающее красивую руку и одну грудь в бюстгальтере. Часть правой щеки, виднеющаяся из ворота платья была измазана грязью.

Участница сделала два шага к плоту, запуталась, упала, подползла к плоту и взобралась на него, снова упала и, прислонившись к флагштоку, закрыла глаза.

Увидев, как смеются члены жюри, до меня дошло, что это был маленький спектакль.

– Эх, если бы она назвала свой номер «Грязнуля», я бы не раздумывая поставил десять баллов! – крикнул Григорич и выставил восемь баллов.

Столько же поставили и другие.

– Итого, сорок баллов! – сопровождая под аплодисменты участницу до палатки, тихонько шепнул. – Аннушка, я оцениваю твой номер в десять баллов!

Локоток моей спутницы вздрогнул, подтверждая, что я не ошибся.

– «Баба яга»… – тихо произнёс низкий голос из палатки.

– Участница номер пять. Тема: «Баба яга»… – кричу, бью ложкой по тарелке с удовольствием, потому что знаю. – Это Пашка!

Пашка вышла из палатки босиком в лохмотьях, тряпках, лесных кореньях. Лицо её было густо измазано грязью, но очки её выдали сразу же. На голове было сделано целое гнездо.

Конечно, никто из нас уже ни на минуту не сомневался в том, что это Пашка. Просто потому, что ни у кого из женщин такой комплекции не было. Но Пашка была бы не Пашка, если бы не устроила целое представление. Она хлопнула в ладоши и метла, которая была оставлена ею в палатке, вдруг вылетела из неё и полетела к ней, выкинутая одной очень знакомой рукой. Пашка схватила её, уселась и оттолкнулась от земли. Прыжок получился хороший и она снова подпрыгнула. Так, проскакав по поляне вокруг всех, она направилась к плоту и тут, оттолкнувшись сильно, вдруг зависла на секунду в воздухе. Это Сашка пальцем поддержал её в воздухе. Приземлившись прямо на плоту, она пальцем погрозила своему возлюбленному.

Буря аплодисментов была ей наградой, когда она подошла к палатке, а Сашка отправил ей свой воздушный поцелуй.

– Оценки, пожалуйста! – спохватился я и направился к палатке.

Сашка, конечно, выставил десять баллов, Володя Один, узнавший Пашку, тоже десять, Женька и Володя Два– по четыре, Григорич – семь.

– Итого тридцать пять баллов! – объявляю и подхожу к паллатке.

– «Прекрасная незнакомка» – слышу из палатки.

– Участница номер шесть. Тема: «Прекрасная незнакомка»! – кричу и ударяю ложкой по чашке.

Смех пошел сразу же, стоило ей выйти. Я смотрю на неё и никак не могу понять, кто это и что это. Спереди и сзади у неё под чем-то отдаленно напоминающим платье, были затолканы огромные клубки тряпок, отчего спереди она казалась беременной, а сзади – овцой из-за большого свешивающегося курдюка. Всё это было завернуто в простыню на животе с большим узлом спереди. Босая с намотанным на голове полотенцем, она провальсировала и встала у флагштока.

– Прошу оценить! – прозношу, считая.

Все, кроме Григорича, который выставил ей десять баллов, оценили её выступление на семь баллов.

– Итого, тридцать восемь балов! – подвожу итог и провожаю до палатки.

– «Восточная красавица» – тихо произнесли для меня за пологом палатки.

– И последняя участница. Тема: «Восточная красавица»! – мне это особенно было интересно, так как всегда восточные красавицы пленили мой взор.

Разговаривающие между собой мужики мгновенно замерли, а Григорич рукавом вытер пот, как только участница вышла из палатки. На ней был тюрбан из красного махрового полотенца, заколотого крупной брошкой. Лицо до рта было закрыто голубым газовым шарфиком. Ожерелье из шиповника в два ряда свисало на её прекрасную полуобнаженную грудь. Бюстгальтера не было и то, что его заменяло, закрывало только область сосков. Это были крупные оранжевые цветы, сплетенные в небольшие розетки на тонкой верёвочке. Платок, сложенный на узел, свисал одним концом на одну ногу, открывая до узеньких плавок полное округлое бедро и красивые ноги. Впереди узел платка был заколот брошью и рядами шиповниковых бус.

Она двигалась в восточном танце, игриво подергивая то одним бедром, то другим, околдовывая одного за другим членов жюри. У флагштока, исполнив танец живота, остановилась и выставила вперёд обнаженную ногу, изогнув в виде крыльев свои руки.

Раздались бешеные аплодисменты.

– Ну, сейчас ей по десятке каждый влепит! – подумал я и начал опрашивать жюри.

К моему удивлению все, за исключением Григорича, который выставил ей десять баллов, дали по восемь баллов.

– Итого, сорок два балла! – подвожу итог, и добавляю. – А теперь вам придётся угадать их!

Каждая из них, выходя из палатки, должна была покружиться, а затем ждать угадывания. Как только её угадывали, должна была привести себя в более или менее нормальное состояние.

Первой вышла участница номер один. Покружившись, она встала перед жюри. Чаще всего называли её Наташкой. Один только Женька встал и пошёл к ней со словами. – Это Тамарка!

Скинув тюрбан с чулком, она улыбнулась и, довольная, что он узнал её, поцеловала его в щёку.

Второй вышла «Лесная нимфа», покружилась, покружилась и встала перед жюри. Её угадал лишь Володя Один, сказав всем. – Это Надя!

Надя, довольная и счастливая, что её угадал именно он, смущаясь, поцеловала его в щёку.

«Морская царевна» кружилась долго, пока Григорич не сказал. – Да это же Наташка!

За что был вознаграждён легким поцелуем в щеку.

«Ученица» кружилась бы очень долго, но вмешался я.

– Позвольте мне хоть раз поучаствовать в этом конкурсе… – и, получив разрешение, сказал. – Это Аня!

За что был вознаграждён ласковым пожатием руки и легким чмоком в щёку.

Пашку угадали все, но из мужской солидарности промолчали, давая возможность Сашке проявить свою галантность.

«Прекрасная незнакомка» так бы и осталась неугаданной, если бы не Григорич, который встал и сказал. – Это Светка!

И получил от неё свой чмок в щёку.

«Восточная красавица» не только кружилась, но и исполняла танец живота. Восхищенные мужики совсем забыли о том, что нужно угадывать, и это позволило Володе Два громко сказать. – Это Нина!

Нина поцеловала Володю Два прямо в губы и публика одобрительно оценила такое поведение.

Подсчитав баллы, жюри подвело итоги конкурса.

– Звание «Мисс Очарование» присуждается «Спящей красавице»! – объявляет Григорич, водружая на Тамарку бумажную ленту с таким же названием. Она в ответ чмокнула Григорича прямо в губы, от чего тот даже крякнул.

– Звание «Мисс неузнаваемость» присуждается «Прекрасной незнакомке»!

Светка сделала несколько быстрых шагов и Григорич, довольный своей новой должностью, надел ей соответствующую бумажную ленту и получил свой поцелуй.

– Звание «Мисс Оригинальность» присуждается «Бабе Яге»!

Пашка подошла к Григоричу, сняла очки и снова надела, убеждаясь, что это именно тот, к кому надо подойти, надела ленту и чмокнула Григорича в подбородок, удивленно вскинув брови. Но он только рассмеялся, не обижаясь на неё.

– Звание «Вице-мисс два Манская красавица» присуждается сразу двум участницам – «Лесной нимфе» и «Ученице»!

В этот раз его поцеловали Надя и Аня сразу в обе щеки.

– Звание «Вице-мисс один Манская красавица» присуждается «Морской царевне»!

Наташка решила не останавливаться на достигнутом предыдущими награжденными и чмокнула Григорича в обе щеки.

– Звание «Мисс Манская красавица» присуждается «Восточной красавице»!

Слова Григорича потонули в шквале аплодисментов и свистков. Нина, счастливо улыбаясь, поклонилась жюри. Григорич, надевая на неё ленту и корону, был награжден тремя поцелуями в щеку.

Когда всем участницам вручили цветы, их попросили выстроиться на плоту для коллективного снимка.

Только Пашка, сославшись на головную боль, не захотела в этом участвовать. Её заменил я, пристроившись с гитарой перед участницами.

Когда все участницы отмылись и переоделись, начались танцы.

Ещё до начала танцев замечаю некоторую суматоху возле палаток. Заинтересованный этим событием, подхожу к Володе Один, который тащит свой рюкзак и спальник к палатке Нади и Наташки.

– Решил встать на постой? – слегка ехидничаю, видя как он, упираясь, тащит через траву свой скарб.

– Дурной пример заразителен… – ответил он, улыбаясь. – Тут вот что: Наташка перебирается к Светке, я – к Наде, а Нина – к Володе Два…

– Я, надеюсь, всё это по доброй воле?

– Конечно, а как ты думал? Разве с нашими барышнями можно по-другому?

– Этого следовало ожидать… Особенно после сегодняшнего конкурса! – подумал я. – Ох, и загудят сегодня мужики…

Идя на поляну, с которой слышится музыка, сталкиваюсь с Тамаркой.

– Отвали, идиот! – глаза её зло сверкнули. – Надо же, такую вещь в реку выбросил! Может, скажешь, где таких придурков делают?

– Что? – брови мои грозно сошлись на переносице – Ах ты, вертихвостка! Лучше заткни свой фонтан! Думаешь, я не знаю, что ты собираешься достать Богомола из реки? Я даже видел, как ты то место с утёса щёлкала…

– Откуда… ты… это знаешь, сволочь! Вот скажу Женьке, он тебе быстро накостыляет!

– Скажи… Скажи… – и рукой спокойно убираю её с дороги.

Весь вечер Аня, как могла, развлекала меня. К счастью, она видела и слышала нашу стычку с Тамаркой и всё знала.

Неожиданно, оказавшись с ней вдвоём в одной палатке, как-то остро почувствовал, что ещё два или три дня похода, и её не будет рядом, если…

– Я люблю тебя и прошу быть моей женой! – удивляюсь, как язык точно сформулировал мои мысли.

– А ты уверен, именно я тебе нужна? Может это просто желание обладать женским телом, пусть даже моим?

– Ты понимаешь, я стал ощущать постоянную нехватку тебя, не только как женщину с прекрасным телом, но и как друга, с которым можно всем поделиться… С тобой легко, не нужно притворяться, можно быть самим собой…

Как-то незаметно проговорили мы до первых признаков рассвета. Потом Аня прислонилась к моему плечу и уснула, а я смотрел на огонь и думал обо всём, что приключилось со мной в этом походе, особенно про Богомола. Вспомнив про дневники, сходил в палатку.

– Всё равно нечем заняться… – подумал я и потянулся к папке за тетрадями. – Может, что-то интересное узнаю…

И открыл папку, сверху которой лежала тетрадь с номером один и надписью крупными буквами «Михаил».

– Ну, что ж , Михаил, так Михаил… – подумал я. – С чего-то начинать надо!

Черновик: © Copyright: Юрий Панов, 2015

Свидетельство о публикации №215101101864

Оглавление

Глава 1. Дежурство и путевка на турбазу

Глава 2. Дневники

Глава 3. Знакомство с туристами группы 88/8

Глава 4. Странная девушка

Глава 5. Начало маршрута

Глава 6. Пашка и Аня

Глава 7. Володя и Надя

Глава 8. Массовое купание

Глава 9. Нападение

Глава 10. Именинница

Глава 11. Света

Глава 12. Сон в руку

Глава 13. Любовь.

Глава 14. Конкурс красоты.