Танец на Глубине (СИ) [Yadviga Eliseeva] (fb2) читать онлайн

========== ГАЛЕОННАЯ ФИГУРА ==========

В опиумной было пусто и душно.

Сизый с прозеленью дым висел среди обшарпанных стен с аляпистым орнаментом, лежал на разноцветных засаленных подушках, клубился, словно в раздумьях, перед грязными окнами с неопрятными занавесями.

Пока Джонас побежал искать хозяина, Флавия вытирала глаза, слезящиеся от тошнотворно-приторного запаха и прятала лицо в локоть. То и дело она сшибала носки в лёгких сапогах о кое-как выставленные скамьи и табуреты, чертыхалась и на ощупь двигалась в сторону источника липкого жирного дыма.

Низенький столик занимали бутылки с приличным, судя по выцветшим этикеткам, вином. Некоторые из них стояли на кипе бумаг с нечитаемыми каракулями и дурно сделанными рисунками. Флавия обречённо вздохнула и тут же закашлялась: воздух в опиумной не годился ни для дыхания, ни, тем более, для вздохов. Перейдя на отборную брань и прорубаясь сквозь беспорядок, подобно ледокольному судну, идущему сквозь грубую коросту льда, юнга добралась до окна и рванула вниз плотные, но ветхие занавески. Закрыв рот от подступающей дурноты, она распахнула окно и начала жадно вдыхать резкий свежий воздух с улицы.

…если таковым можно было считать воздух под багровым небом, в дыму, несущем дух от погребальных костров с погибшими от малихора.

— Ты думаешь только о себе! Могла бы и мнеоставить дармовых снов! — Джонас глубоко дышал, стараясь захватить остатки уходящего дыма, и был недоволен.

***

Васко прыгает с кормы «Морского Конька».

Море становится его небом, пока он падает и смотрит в глаза галеонной статуи. Глаза морской девы смеются, улыбка серых губ обнажает очаровательную щербинку между зубов, а руки накладывают на него охранный жест.

«Моя милая девочка, я падаю в бездну, чтобы принести тебе жемчуг и кораллы, и актинии, и морские звёзды, чтобы тебе было, чем поиграть».

Молодой человек складывает руки над головой и стрелой пропарывает толщу вод.

Взмахи ладоней продвигают Васко всё глубже, его мысли заняты русалкой, и мерцающее дно всё приближается и манит. Но воздуха не хватает. И увы, до поверхности слишком далеко. Он спокоен, он доплывёт.

Вдруг он видит большие хитрые глаза напротив своего лица. Вокруг него по спирали движется пёстрая змейка, приближается и обнимает холодными руками. Она крепко держит его плечи и выводит изящные узоры хвостом, увлекая всё дальше, туда, где обитают колоссальные кракены, и откуда нет возврата. Васко прижимает её к своей груди и целует в шершавые губы, языком нащупывая милую щербинку на передних зубах. Улыбка морской девы на мгновение становится шире, и молодой капитан закрывает глаза, согласный отпустить сознание в вечный простор океана, но вот улыбка мгновенно превращается в солёный жгучий поцелуй, из которого сыплются вверх жемчужины воздуха. Она нежно кусает кончик его языка, и глаза сами раскрываются, и радость дыхания наполняет его хмельное тело.

Наконец они достигают дна. Морская дева плавает вокруг него, мягко толкает его в широкую грудь и показывает: «Дыши со мной».

Это оказывается не менее волнительно, чем прыжок с кормы ради неё, и Васко осторожно вдыхает тугую солёную воду…

Над ними медленно кружит косяк крупных рыб, одаривая тусклыми бликами серебряных боков. Словно коридор между мирами, с одного конца которого — русалка, с другого — беспокойный молодой капитан. Он стоит, покачиваясь, а морская шалунья играет и вертится, хвастает радугой чешуи, ловит пучеглазых донных рыб и дразнится. Шипы на плавниках русалки жгут и колят, но Васко не ослабляет объятия, водит длинными пальцами по её позвонкам и медленно взмахивает другой рукой вверх.

«В ночном небе я уже видел много глаз, похожих на твои. Однажды мы вместе будем читать их, обещаю».

Тело начинает покалывать, сквозь тёмные воды проступают стены его реальности. Молодой человек только и успевает назвать её имя. Морская дева складывает губы трубочкой, и Васко читает «Уна». Он успевает взять её руку и на прощание прижать к своим губам.

Вместе с головной болью сознание возвращается в грязную опиумную.

***

— У меня началась мигрень от этого дыма, Джонас. Сомневаюсь, что ты хотел бы себе такие сны, — комната вокруг Флавии наливалась цветами и образами, и где-то вдалеке слышалась странная музыка, что звучит всё громче, стоило лишь вслушаться.

Флавия пошлёпала себя по щекам, отгоняя наваждение.

– Скорей бы уже хоть какой-нибудь рейс, хоть куда, хоть к чёрту на рога, – заныл Лауро. – Уже видеть не могу эту Серену…

Мгновенный лещ заставил его замолчать. Флавия потирала руку.

— Где он?

— Нет его, оставил записку только.

Она пробежалась помутневшими глазами по клочку бумаги и с трудом отсчитала несколько золотых монет.

— Капитан там, выведи его, я соберу вещи.

Джонас подошёл к ссутулившейся фигуре у столика с бутылками и бережно приподнял капитана за плечи. Капитан вскинул на него осоловевший взгляд:

— Уна? Ты?

Юнга тихонько потряс капитана.

– Капитан Васко, это Джонас, юнга с «Морского Конька». Пойдёмте из этого гадюшника, ваши вещи у Флавии.

Услышав о своих вещах, Васко дёрнулся и повалился на стол. Посыпались бутылки.

— Тише, тише, капитан! — Флавия успела его подхватить, хотя и сама только что обрела неустойчивое равновесие.

Она помахала свёрнутыми в трубку бумагами перед его лицом. Он вцепился в них, смял и, вырвав их из рук девушки, спрятал у себя под рубахой.

— Ты права была, давно пора в Хикмете за те же деньги обустроить ему приватный кабинет, — пыхтел, запихивая капитана на ступени лестницы, Джонас, — этот гнусный сарай — не место для нашего капитана.

— Да и опиум тоже, знаешь ли, не самая нужная капитану штука, — держась за стену, Флавия сосредоточенно рассматривала ожившие трещины, в которых мерещились лица, сменявшиеся чудовищами.

— Друзья мои, давайте вы просто отведёте меня в мои покои, и мы сменим тему, — Васко с трудом поднимался наверх и еле ворочал языком.

Матросы почтительно умолкли, капитан нахлобучил на голову треуголку.

— «Морскому Коньку» нужна галеонная фигура.

***

— Совершенно исключено! — Рубен сопел и похлопывал борт «Морского Конька». — Ну давай каждый будет вешать фигуры своих шмар на нос корабля!

— Она не шмара. Уна — морская принцесса. Дочь океана, — тихо, но твёрдо, сказал Васко. Глаза его зло блестели. Что мог понимать в нуждах его судна этот стареющий говнюк с вечно бегающим взглядом и жидкими грязными волосёнками, подвязанными красным платком?!

Молодой капитан хмуро перебирал кончиками изящных пальцев крупные тяжёлые жемчужины в кармане бушлата. Ещё не вполне протрезвев после опиумной, Васко умудрился завалиться в трактир и по большой удаче отыграл чьё-то проигранное ожерелье из розового жемчуга.

Мысленно он говорил с чудесной русалкой и просил не обращать внимания на глупого моряка. Когда ему показалось, что Уна как будто больше не злится, он незаметно бросил в воду одну жемчужину.

— Ну не знаю… — Рубен важничал. — Ещё неизвестно как бы я себя повёл, сошли меня Кабрал к сухопутным крысам. Может и я бы упивался до морских звёзд…

Удаляющаяся прямая спина Васко стала ему ответом.

***

Васко сердито чеканил шаг по дощатому настилу порта, грациозно отводил плечи от тяжко маневрирующих грузчиков и приподнимал треуголку в знак почтения портовым леди на променаде. Наконец он увидел вывеску «Чай, кофе и другие колонiальные товары» и вошёл.

— А что, открыта ли мастерская? — после учтивого приветствия спросил навт хозяйку — дородную пожилую даму в монокле и за прилавком.

— Как же, как же, любезный капитан Васко. Для вас мастерская открыта всегда, — она положила на прилавок небольшой сверток в хрустящей бумаге с нарисованным драконом. — Это вам в знак нашей признательности за содействие в соблюдении торговых договоров на Морском Шёлковом Пути. И ещё вот, — рядом появилась огромная бутыль с чёрным мерцающим порошком.

— Сударыня, право, то была сущая малость в сравнении с той пользой, которую несут всем нам ваши товары и ваше искусство, — моряк тепло улыбнулся, приподнял треуголку, и дюжина лет тут же покинула лицо хозяйки. — Мадам Моник, вы меня балуете.

Румянец проступил сквозь белила на её полном лице, и мадам Моник извлекла из-под прилавка маленькую чёрную коробочку с тонкой золотой вязью.

— Аль-Садская сурьма, редчайшего состава, из самой чёрной сажи, — понизив голос, чрезвычайно важно отрекомендовала она, обмахиваясь видавшим виды веером с рваным кружевом.

Васко повертел коробочку в руках и сунул за пазуху.

— Вы не перестаёте меня баловать, — искренне улыбнулся он и деликатно поцеловал ей руку.

Мадам Моник коротко и совсем по-девичьи вздохнула и, нажав на невидимую педаль, указала молодому человеку на ковёр в дальнем углу лавки.

— Не утруждайтесь, Мадам Моник, я помню! — он элегантно приподнял треуголку и посмотрел в глаза торговке. — Спасибо!

Перехватив гостинцы поудобнее, он аккуратно сдвинул ковёр и распахнул дверь вниз.

— Завтрак пополудни и кофе с молоком, капитан?

— Если вас не затруднит! — глухо отозвалось из-под пола.

— Храни тебя Просветлённый. Или кому ещё ты там молишься, мой мальчик! — тихо сказала Мадам Моник.

***

В тёмной мастерской пахло грубым льняным маслом и растворителями.

Васко на ощупь нашёл рычаги, и из потайных ниш сверху полился мягкий дневной свет. По-хозяйски оглядев просторное помещение, Васко аккуратно сложил припасы в угол и прикрыл от пыли ветошью, а после — заложил руки за спину и пошёл вдоль стен. Его взору предстали точнейшие копии мировых шедевров: Леонардо, Терборх и Рембрандт, Канналетто и Ватто… Васко прищурился — пёстрых цветов было всё ещё слишком много для его чувствительных глаз.

Он деловито листал стоящие стопками подрамники в тени у стен, иногда бросая: «божественно!», «Уна, ты бы видела!» и «золотые руки!».

Вдоволь насытившись, он развернулся к чему-то огромному посередине помещения и рванул на себя стоящий дыбом холст.

На неотёсанных высоких козлах перед ним возвышалась огромная заготовка носовой фигуры для «Морского конька».

========== НАКАНУНЕ ==========

На высоких потолках просторной залы кружились отблески хрустальных брызг от люстр, играя на позолоченной росписи. Вдоль окон на всем протяжении столов, застеленных шёлковыми скатертями, выстроились в идеальную линию изящные канделябры, фарфор и букеты живых цветов.

— Графиня знает толк в салонных встречах, — отметила Селин де Сарде, сделала глоток шампанского из высокого бокала, поправила белую розу в завитках своей пышной прически и кивнула музыкантам позади неё.

Гости перестали перешёптываться и замерли в ожидании.

Взгляд выхватил среди присутствующих чету д’Орсеев, сидевших рядом с её кузеном Константином.

Селин очень злило, что дядя и его супруга держались как ни в чем не бывало, в то время как её мать, Ливи де Сарде, сестра самого Князя Клода д’Орсея, была смертельно больна. С трудом покинув её, пусть и ненадолго, Селин де Сарде сама явилась сюда только после многодневных уговоров и под давлением.

Кузен ободряюще кивнул, и, окончательно справившись с волнением, Селин поймала нужный момент вступления и запела.

Её чистый голос разносился по всей зале.

Она пела о любящей девушке, брошенной и обманутой, которая мечтает о смерти, устав от тесных объятий ужаса и тоски. От горя она рыдает на берегу, то проклиная любимого, то признаваясь в своих чувствах, то взывая к нему с мольбой развернуть судно к берегу… Её боль, страх и разочарование настолько отзывались в Селин, что каждый раз она проживала все эти эмоции, как свои собственные. На этот раз всё почему-то ощущалось острее. В глазах певицы стояли слёзы, корсет сковал дыхание, но ария была исполнена безукоризненно.

Музыканты довели до конца композицию, Селин вскинула руки, и воцарилась тишина.

Наблюдая за публикой, к своему разочарованию, де Сарде сделала вывод, что по-настоящему её слушали лишь единицы: пара одержимых поклонников, несколько известных искусствоведов и одинокий эстет.

Дамы, включая хозяйку салона и тетушку д’Орсей, обмахивались веерами и чирикали о чём-то своем. Группа высокопоставленных господ обсуждала какие-то политические вопросы и чинно теснилась в углу со своими курительными трубками. Князь д’Орсей для виду поаплодировал и продолжил оживленную беседу с генералом Монетной Стражи Никелом Торстеном, отвратительным мужланом с бульдожьей челюстью, чья лысина бликовала в свете хрустальных люстр.

Натянуто улыбаясь, Селин сделала реверанс под довольно жидкие аплодисменты для такого количества собравшихся гостей. Без энтузиазма выслушав все «браво!», положенное количество фальшивых восторгов и приняв заверения в своем исключительном таланте, она выдохнула.

— Пора бы уже завязывать с пением, — подумала Селин.

Быть оперной певицей с её титулом — странная причуда. В дипломатической карьере увлечение подобного сорта может только навредить ей. Репутация девушки её статуса и так чрезвычайно уязвима, что уж говорить о мире политики. Излишне яркая, будто нездешняя, внешность: почти до белизны светлые волосы, огромные голубые глаза и странная зеленая метка под левой скулой и так затрудняли восприятие де Сарде всерьез, как юриспрудента и дипломата. Даже несмотря на то, что возраст Селин перешагнул второй десяток, её до сих пор частенько принимали за девочку-подростка. Пытаясь компенсировать свою уязвимость, де Сарде силилась казаться взрослой и категорически запретила себе малейшие проявления баловства, свойственные молодости. В одежде же она отдавала предпочтение платью с высоким воротником, закрывающим шею и скулы.

Под пресную болтовню заклятых подруг и унылых кавалеров Селин тайком собиралась было осушить ещё один бокал шампанского, когда её вдруг нашёл кузен.

— Дорогая кузина, отвлеку тебя лишь на мгновение, — он озирался и всё норовил встать за Селин, словно прикрываясь ею от залы.

Припоминая его последние авантюры, она не на шутку встревожилась: так отчаянно брат скрывался только от ростовщиков, когда спьяну занял крупную сумму, да позабыл, у кого.

Константин увёл Селин на приличное расстояние от прочих гостей и сбивчиво затараторил.

— Умоляю, прикрой меня! На меня объявила охоту эта Офелия де Веспе!

— Орелия.

— Ах, неважно! О, я погиб… — простонал кузен, в отчаянии заламывая руки. Искренний ужас на его лице чуть не вызвал у Селин приступ гомерического хохота. Плечи Константина внезапно упали, и он обречённо вздохнул. — А вот и она, легка на помине… Да не смотри же ты на неё так… Селин! Прошу тебя! Задержи эту фурию, иначе мне никак от неё не скрыться! Кому… Ну кому пришла мысль пустить слух, будто мы с ней обручены…?!

— Константин, милый друг мой! — позади с придыханием прозвучал оклик. От знакомого меццо-сопрано у Селин дёрнулась щека, однако улыбка её вышла приветливой. Как и всегда.

— Миледи, обещаюсь быть с вами менее, чем через минуту. Возмутительно! В моем игристом оказалась… оказалась… чья-то мушка! Во избежание неслыханного скандала я просто обязан вернуть её владелице!

Возмущённо сетуя, кузен скрылся в толпе гостей среди богато расшитых камзолов.

— Селин, — не удосужившись посмотреть ей в лицо, Орелия благосклонно улыбнулась. Де Веспе чуть присела в оскорбительном реверансе «для бедных» и кивнула, рассеянно оглядываясь в попытках понять, куда пропал Константин.

— Орелия, — Селин выдавила в ответ симметричную учтивую улыбку.

— Бедняжка Селин, — пропела Орелия. — Когда мы с Константином наконец поженимся, клянусь, я сделаю всё, чтобы тебе больше не пришлось развлекать гостей в салонах подобным унизительным образом. В самом деле, не из экономии же на настоящих певицах он так нещадно тебя эксплуатирует? Н-да. Князю стоит лучше относиться к своей племяннице. Не бережет он тебя, дорогая, ой, совсем не бережет…

— Дорогая подруга, я до слёз тронута твоей тревогой о моём моральном облике. Однако я нахожу в музицировании и опере истинное наслаждение…

Селин осторожно изучала лицо собеседницы. Могло ли быть такое, что Орелии было что-то известно, чего ей не следовало знать?

— Да-да, я понимаю, каково тебе, милая Селин, — взмахи веера даже не скрывали ядовитую улыбку рыжей бестии, — Твои мотивы вполне прозрачны, можешь мне не рассказывать: перспективы выйти замуж с каждым годом тают. Выгодных партий всё меньше. Теперь вот Константин… Но ты не печалься! Я вот уже даже и не знаю, твоё хм… увлечение может даже привлечь состоятельных ценителей, правда тебе определённо стоит сменить аудиторию: театральные подмостки тебе как раз будут впору… Что? Селин, дорогая, я на полном серьёзе готова за тебя похлопотать, чтобы после смерти тебя похоронили в семейном склепе, а не как этих… паяцев… или как их.

Де Сарде открыла было рот от возмущения и даже набрала воздуха в лёгкие, чтобы возразить нахалке, что всё совсем не так, и вообще…

Но де Веспе уже отослала ей воздушный поцелуй, с сочувствием улыбнулась и, победоносно подняв подбородок, поплыла к беседующей неподалеку компании.

Ошеломленная очередной убийственной наглостью, к которой за годы вынужденной дружбы с Орелией де Веспе, так и не смогла привыкнуть, Селин осталась стоять, досадуя, что ей не пришла в голову достойная фраза для парирования.

***

Утренние солнечные лучи били через витражи, роняя яркие лоскуты на богато убранную кровать с балдахином и трюмо, расписанное золотыми вензелями.

Обнаженная де Сарде сидела в кресле и со сдержанным раздражением покачивала изящной ножкой. Отдельные лучи касались расслабленных платиновых завитков, ниспадающих на её хрупкие бледные плечи, грудь и ключицы. Пальцы теребили и накручивали длинное жемчужное ожерелье, висевшее на шее.

Одеяло на постели зашевелилось. Из-под него послышался густой бархатный голос:

— Милая, иди ко мне.

Мужская рука, с пальцами, сплошь унизанными массивными перстнями, похлопала по шёлковой перине.

— Сегодня очень много дел. Вы не могли забыть, что мне и Константину предстоит отправиться на Тир-Фради, — Селин ухмыльнулась своими маленькими пухлыми губками и едко добавила, — По вашему приказу, дорогой дядюшка.

Одеяло резко откинулось, и из-под него показалась посеребрённая сединой голова князя д’Орсея.

— Обиделась что ли? — он снисходительно улыбнулся в аккуратную бороду и снова поманил её властным жестом.

— С чего бы, — де Сарде саркастически приподняла бровь, — Вы оказываете мне такую честь столько лет… Кхм… Обучаете меня дипломатическому, военному и музыкальному искусству. Восхищаетесь моими успехами, умом, говорите про любовь. А затем отправляете на край географии. Где, кстати, мне вновь предстоит быть далеко не на первых ролях, ведь наместником вы решили назначить Константина…

Клод д’Орсей уселся на постели и вздохнул.

— Милая, это необходимость. Хочу отправить тебя подальше от этого кошмара. Эпидемия малихора достигла апогея. Ты нужна мне там. Кто знает, может тебе удастся найти лекарство? Также ты наверняка наведешь там порядок: уже несколько месяцев, как я не получаю вестей. Совсем уже от рук отбились… И кто лучше тебя присмотрит за этим олухом? И я бы и рад был тебя назначить наместницей, но это навлечет подозрения… Ты же у меня умная девочка, и всё понимаешь…

Действительно. В голове пронеслась вереница последних классов по военной и гражданской дипломатии, логике, казуистике, истории всех пяти фракций, экономике… Помноженные на её личную гиперответственность, дисциплины делали её безупречной дядюшкиной ставкой. Константин будет почивать на лаврах, восседая на троне наместника, а «наводить порядок» в забытой Просветлённым заокеанской колонии придется именно ей. Но всё лучше, чем оставаться тут и делать вид, что такая жизнь её устраивает, — думала Селин, стараясь не уронить свою фальшивую улыбку.

***

Де Орсей-старший вглядывался в голубые глаза Селин, пытаясь разобрать её настроение.

С каждым годом это становилось всё более сложной задачей. Приёмная племянница постигала мир дипломатии и становилась всё более искусной в маскировке своих чувств и истинных намерений.

Князь начал наведываться в постель Селин, когда ей не было и шестнадцати. Однако наступил момент, когда его интерес, помимо молодого и упругого женского тела, начали подогревать и её противоречивость и неоднозначность: в ней словно уживались два человека или две сущности. В девушку, которая воплощала само очарование, нежность и теплоту, иногда будто вселялось нечто дикое.

Клод всякий раз холодел, вспоминая, как однажды во время его ночного визита к Селин, она уселась на него сверху, медленно обвила его шею руками и спросила «давай поиграем?». Голос юной любовницы, ставший чужим, прозвучал крайне зловеще. Маленькие пальчики вдруг сжались вокруг его горла и начали… душить.

В полном оцепенении он смотрел на спокойное, холодное и непроницаемое личико. И самым жутким было то, что она получала не чувственное удовольствие от процесса, а упивалась своей властью над ним. Больше не было Селин, его милой белокурой племянницы с лучистыми взглядом. Её заменила та, что с ледяным спокойствием смотрела на него свысока голубыми глазами, потерявшими зрачки, и наслаждалась тем, что удерживает его на грани жизни и смерти. Сколько бы он ни пытался вырваться из цепкой хватки недюжинной силы, её маленькие холодные пальцы сдавливали его горло только сильнее. Она отпустила его только в тот момент, когда в нём не осталось сил на сопротивление, и из горла послышались хрипы.

Придя в себя и прокашлявшись, он снова увидел малышку Селин в почти привычном состоянии.

— Что это было?

— Мы просто играли…

Клод долгое время не мог понять, был ли тот ночной инцидент лишь его странным видением.

Пока это не повторилось вновь. И вновь.

Несмотря на риск отправиться в мир иной в одном из таких соитий, князя будоражила сама мысль о Селин. А в сочетании с проявлениями таланта в пении, племянница разжигала в нем необъяснимые вспышки страсти на грани безумия. Он начал понимать, что однажды это или убьет его, или нанесёт непоправимый вред.

Таким путём он и пришёл к нелегкому для себя решению отправить Селин на остров Тир-Фради в качестве эмиссара Торгового содружества.

Селин обворожительно улыбнулась. Улыбка обозначила ямочки на её щеках, и тревожное впечатление от её ледяного взгляда вмиг рассеялось.

— Я буду очень скучать, — попытался заверить племянницу д’Орсей, — Когда всё немного уладится, я обещаю, ты сможешь стать наместницей.

Де Сарде приподняла брови и кокетливо склонила голову набок.

— Клод, вы очаровательны. С вашей подачи даже де Веспе искренне верят, будто вы жените их дочь на Константине.

Селин встала и неспеша приблизилась, ловя на себе его жадный взгляд.

— Тебе ли удивляться… Это политика, моя милая, — зашептал д’Орсей, ощущая, как её руки зарылись в его в шевелюру.

***

На прощальный обед в честь их с кузеном отплытия Константин не явился.

«Как это похоже на него», — с раздражением подумала Селин, сохраняя на лице дежурную любезность. Кузен хоть и был для неё фактически единственным другом с самого детства, его увлечения дамами всех возрастов и сословий, любовь к азартным играм, неуместное бунтарство и взбалмошность всё же иногда выводили её из себя.

Несмотря на то, что обед был устроен для прощания, Джулия д’Орсей пригласила на него свою подругу Жозефину де Пессон с дочерью Мари.

Про себя Селин с едкой насмешкой отметила, что младшая де Пессон явилась в точной копии платья, которое недавно надевала сама де Сарде на один из выходов в свет. С одной лишь разницей — оно было куда более вульгарным и открывало пышное декольте на грани приличий — главный и единственный козырь юной Мари.

Заинтересованные взгляды и живой интерес князя д’Орсея не заставили себя ждать. Прическа же малышки де Пессон была также скопирована с той, которую обычно носила Селин.

Поймав на себе взгляд подруги, Селин выдавила улыбку. «Вот тварь!» — пронеслось в голове.

Такая же выученная любезная гримаса украшала и лицо супруги князя, госпожи д’Орсей. Присутствующие из вежливости поинтересовались, почему Константин не явился к обеду, и в итоге беседа плавно перетекла на светские темы.

— А как себя чувствует Ливи? — вдруг спросила княгиня. — Клод, дорогой, ты бы навестил сестру, ей осталось совсем недолго…

— Боюсь, Ливи всё время отдыхает, не хочу лишний раз тревожить…

Светская улыбка сползла с лица Селин, и она отвернулась, скрывая боль от посторонних. Мать уже списали со счетов. Похоронили раньше времени. И по злой иронии, только сейчас, когда она уже потеряла зрение, окружение горячо любимых родственников ей, похоже, начало видеться совсем в ином свете.

Тем сильнее Ливи была рада вынужденному скорому отъезду дочери.

— Ей дают опиум, поэтому она сейчас в сознании, и была бы рада гостям… — произнесла было Селин.

— Как это всё ужасно! — перебила племянницу Джулия д’Орсей, — Малихор вовсю бушует и в замке. Несколько служанок заразились, и нам пришлось выставить их вон. Теперь придётся отказаться и от нескольких наших любимых блюд. Это ужасно! На кухне также оказались зараженными несколько человек. Один из поваров хлопнулся в обморок. Оказалось, что этот негодяй так долго скрывал болезнь, что когда его обнаружили, он был почти весь уже покрыт этим отвратительными чёрными пятнами и работал на ощупь! Вот откуда взялись томаты в соусе бешамель! Возмутительно!..

Перед Селин возникло слепое лицо матери, испещренное, словно тёмными червями, вздувшимися венами, и её потемневшая от болезни хрупкая ладонь, протягивающая оберег. Вспомнились и мешки с трупами, которые валялись повсюду на улицах Серены, тошнотворный запах лекарств вперемешку с вонью горелой разлагающейся плоти… Де Сарде потребовалась вся сила её воли, чтобы не вскочить и не влепить пощечину этой стерве.

Опустив веки, чтобы у всех на виду навернувшиеся слезы не потекли по щекам, она попыталась взять себя в руки.

— Не будемте о грустном! Оказывается, наш садовник посчитал, что малихор поразил Селин, — вдруг захихикала Мари де Пессон, обмахиваясь веером, — вообразите, он решил, будто эта её метка на щеке — начало болезни!

Дамы прыснули и не могли остановить смех несколько минут.

Князь соблюдал нейтралитет и делал вид, что нашел что-то интересное в своей тарелке. Смеющиеся лица казались какими-то чудовищными гримасами, а звуки смеха резали слух своей неестественностью и натужностью.

Меткой привыкли называть родимое пятно зелёного цвета, рисунком напоминающее древесные корни. Она пускала «побеги» от мочки уха по скуле к нижней части левой щеки. Метка же и стала причиной для её переживаний и комплексов, с которыми она так и не сумела справиться до сих пор, но старалась виду не подавать. И Мари, как подруге детства, это было хорошо известно.

Бледное лицо Селин залила краска, но она быстро взяла себя в руки и подчёркнуто-любезно оскалилась:

— Действительно. Очень забавно, что дворянку, прошедшую обучение в Аль-Садской институции, так впечатляют домыслы слуг. Однако мне пора. Корабль отчаливает на закате.

Закрыв за собой дверь после прощаний, Селин прислонилась к ней спиной и выдохнула.

Годы фальши, равнодушия и цинизма, замаскированные в позолоченные вензеля, шелковые оборки и витиеватые речи. Всё это, как и то, о чём не принято говорить вслух, она хотела оставить за этой долбанной дверью и никогда больше не видеть осточертевших лиц. Собственно, за их столом сидели люди, которым по-настоящему никогда не было дела ни до неё, ни до Константина.

Так пусть же теперь их будет разделять целый океан.

========== НА БОРТУ ==========

— Капитан Васко?

Он неспешно развернулся, но увидев лицо Селин, словно на мгновение остолбенел, как если бы увидел призрака. Или что похуже.

— Уна?!

Его Уна.

Здесь, под криками чаек на пристани.

Во плоти.

Огромные голубые глаза на фарфорово-белом лице, окружённом витками светлых, невозможно-светлых, на солнце отливающих белым золотом, волос. На вид ей было не более девятнадцати. Аккуратные, чуть сжатые, пухлые губы, похожие на недозрелую вишню… Шум порта накрыла тишина, в которой грохотало сердце.

Она смерила его ледяным взглядом.

— Селин де Сарде, племянница Князя. Правильно понимаю, мы не успели отчалить, а ваши люди уже перебили весь мой фарфор? Надеюсь, вы руководите моряками на этой вашей лодке лучше, чем грузчиками… Распорядитесь, чтобы к моим вещам не прикасались всякие немытые криворучки, будьте так любезны.

Отрезвлённый надменностью ответа, он быстро взял себя в руки.

— Это корабль, а не лодка, — отчеканил капитан, по-прежнему вглядываясь в лицо пассажирки. — Весь ущерб включен в страховку рейса «Морского Конька», и будет высчитан в строгом соответствии с указанным в накладных.

Селин снисходительно прыснула.

— Не говорите ерунду, капитан… как вас… Даже после продажи всего этого корабля со всем его содержимым и командой, у вас такой суммы не наберется… Константин! Курт!.. Да шевелитесь вы!.. Несите всё на борт. Аккуратнее! И быстрее! Я хочу как можно быстрее уже отчалить отсюда.

Она сунула в руки Васко несколько шляпных коробок.

— Надеюсь, хоть это я могу вам поручить погрузить на борт в целости?

— Ценю ваше доверие, но я недостаточно бережен к вещам посторонних. Лучше это поручить кому-то другому, — капитан тут же ловко водрузил коробки сверху тех, что нес телохранитель аристократки, которого она называла Куртом.

Заросшее трёхдневной щетиной лицо сероглазого наёмника, испещренное шрамами, выражало откровенное недовольство всем происходящим.

Капитан заметил, что прежде чем взойти на палубу, де Сарде оглянулась и замерла.

Серена с едва различимыми очертаниями зданий утопала в душном буром тумане. Над крышами виднелся дым от погребальных костров. Даже в порту можно было увидеть трупы погибших от малихора, кое-как завернутые в саваны и сброшенные прямо в воду.

— Ой, прости, моя дорогая, — Константин едва не сбил её с ног. Он бросил коробки с вещами и начал носиться по палубе, кружась и крича нечто восторженное.

Светловолосый юный наследник князя д’Орсея выглядел совсем мальчишкой, если не считать того факта, что полдня до отплытия его искали по всем тавернам и борделям, где он был завсегдатаем.

— Ваш кузен полон энтузиазма, — усмехнулся Васко и, отдавая дань приличиям, подал руку пассажирке, помогая ей подняться на борт. — Полагаю, он впервые выходит в море?

Де Сарде украдкой вытерла влагу на щеках и, бросив презрительный взгляд на протянутую навтом ладонь, решительно вступила на трап.

***

Свет на поверхности колышущейся воды мерцает и заставляет щуриться от бликов ослепительно-белой Луны. Селин видит лишь бескрайний горизонт вокруг и лиловое с синью небо без единой звезды. Она прикрывает глаза в умиротворении и отбрасывает мокрые волосы назад, подставляя лунным лучам обнаженные плечи и лицо.

Но что-то тянет её вниз. Сначала едва ощутимо, а затем более настойчиво и неумолимо. Она погружается в воду с головой и с ужасом обнаруживает, что ниже пояса всё тело покрывает мерцающая чешуя, а вместо стоп у неё — рыбий хвост. Медленно, но верно, она опускается в холодную тёмную пучину. С каждым мгновением всё глубже и глубже. Селин хочет кричать, но легкие заполняет солёная вода. Изо рта вырываются лишь пузырьки воздуха. Она в отчаянии сопротивляется, борется, пытаясь дотянуться до поверхности. Но ледяная темнота поглощает тело, пробирает до самых костей.

Селин вскидывает руку. Вдруг чья-то крепкая теплая ладонь сжимает ей пальцы и делает рывок наверх.

— Селин, ты в порядке?! — голос кузена звучал как никогда взволнованно, а неровный настойчивый стук в дверь её каюты был похож на истерику. — Я так за тебя переживаю! Открой, умоляю!

— Все хорошо, — пробормотала де Сарде и подскочила на постели, с трудом выравнивая сбившееся дыхание, будто действительно только что тонула.

Она кое-как накинула камзол и открыла дверь, сощурившись от солнечных лучей.

— Ты не можешь спать сутки напролет! Уже дело к обеду… Тебе надо хоть что-то поесть.

Не глядя на кузена, Селин неровной походкой подбежала к борту и, содрогаясь всем телом, свесилась с него. Несмотря на то, что Де Сарде практически ничего не ела уже несколько дней, её выворачивало снова и снова.

Константин аккуратно помог кузине справиться с развевающимися на ветру волосами, придерживая их, пока морская болезнь вызывала всё новые спазмы.

— Да что это с тобой, — причитал младший д’Орсей.

— Ничего страшного, скоро должно стать легче, — вдруг послышался голос капитана.

Селин зажмурилась. Ей тотчас же захотелось провалиться сквозь землю от своего унизительного положения. Наконец она смогла разогнуться и посмотреть навту в лицо.

— Если бы я только знала, что мне придется пережить здесь!.. Эти ваши убогие вонючие каюты, постоянная качка, компания крыс, гадящих в моё бельё, и ваши уродливые подчиненные, которые от крыс отличаются только размерами, — она кивнула на юнгу, драившего палубу, — О, да ни за что!

— Вам стоит выпить чего-нибудь по-настоящему крепкого. Рому например. Вам полегчает, — капитан зло сощурился, однако с вынужденной улыбкой протянул пассажирке фляжку.

Сдерживая мучительный спазм, Селин уточнила:

— Сколько ртов до меня пили из вашей… фляги?

— Только я.

— Мда. Извините, я брезгую. Подайте-ка мне чаю с жасмином. Ну же!

Васко только поднял брови и не тронулся с места.

— Чего вы стоите?

— Боюсь, вы ошиблись.

Он развернулся на каблуках и удалился.

***

Предзакатное солнце, спустившееся прямо до необъятного морского горизонта, било в раздувающиеся паруса. Игривые волны ощутимо покачивали корабль. Ветер и не думал стихать, ускоряя ход судна, но изматывая непривычных к качке высокопоставленных пассажиров «Морского конька».

Даже в разгар приступов морской болезни Константин не терял бодрости духа.

Едва разогнувшись после очередного выворачивающего наизнанку эпизода, он опрокидывал в себя стакан горького снадобья с лимоном, запивал портвейном прямо из горлышка бутылки, ставил её обратно в карман камзола и отправлялся бродить по палубам.

Его вылавливали из балластного отсека, выводили с камбуза, доставали из шлюпки, в которой он вздумал схорониться, играя в прятки… Его обнаруживали даже в таких местах, о существовании которых не принято упоминать в приличных домах.

Когда же он начинал присматриваться к рангоуту, к нему, припадая на металлический штырь, подходил боцман и заглядывал в лицо со значением.

Будущий наместник Новой Серены слонялся по кораблю, с присущим ему любопытством совал свой нос во все дела команды, и уже порядком нервировал навтов. Он маялся и явно не знал, куда себя девать.

Поскольку у Селин из-за недомогания не оставалось сил на спокойную улыбку и нейтрально-любезные беседы, всё чаще главным и единственным собеседником сына князя оставался Курт, чему наёмник был не особо рад.

— Мы переживаем исторический момент! Только подумай, Курт, что нас ждет на этом острове! Как его? Ах да, Тир-Фради! Это же потрясающее место, судя по тому, что рассказывают эти моряки!.

— Хм… Я пока слышал в основном только про бордели и таверны. Твои любимые увлечения останутся без изменения.

За время в пути Курт отполировал свой клеймор до зеркального блеска и со скуки пускал им солнечных зайчиков. Блики скакали вверх по парусам, такелажу, спинам матросов, что, казалось, навеки обречены драить палубу, метались от Курта к окнам капитанской каюты, пробегали то по ступеням к штурвалу, то по самому штурвалу, который вращался то вправо, то влево почти над самой головой, то убегали к капитану, который стоял вдалеке у самой кормы с неизвестным блестящим устройством и что-то записывал, то выискивали чаек, которых становилось тем меньше, чем дальше «Морской Конёк» отходил от берега…

— Что это ты себе вообразил? Считаешь, будто я не смогу стать хорошим наместником.?

Наёмник хмыкнул.

— Ну разве что тебе доверят выбор штор в опочивальне и десерта на ужин… Уж простите, ваша милость, мы давненько с тобой ноздря в ноздрю…

— Ты всегда меня недооценивал! Как и мой отец! — вскипятился Константин. — Зачем только мы тебя с собой взяли!.. Ты уже слишком старый и слишком косный, чтобы быть открытым всему новому и прекрасному!

— Согласен. — Курт отложил меч и встал в стойку, поднеся сжатые кулаки к лицу. — Старый и костный я в любой момент могу сделать из тебя, открытого новому и прекрасному, молодую и румяную отбивную. На кулаках. En guard!

— Вызов принят! Мне конечно жаль, что придется преподать урок человеку в столь почтенном возрасте…

— Эй, я старше тебя всего на десять лет, сопляк!..

— Брейк, бойцы… — раздался голос де Сарде, и судя по интонации, ничего хорошего им не светило.

Бледная и осунувшаяся, однако с энергичной злостью, Селин была тут как тут. Её категорически не устраивало неподобающее поведение Константина и откровенное панибратство Курта.

Будь её воля, она бы выбросила обоих за борт и велела дать «полный вперёд». Но к счастью или к сожалению, таких полномочий она не имела.

— Что на этот раз…

— Этот невежда то ли в силу возраста, то ли в силу отсутствия воспитания понуждает меня силой убедить его в моем соответствии должности наместника!

— Передай своему кузену, что ему бы делом заняться, да подучить те бумажки, что выдал вам де Курсийон про остров. А то ему там, по ходу, кроме борделя и таверны некуда будет податься…

Селин закатила глаза.

— Я вас услышала, господа. А теперь будьте так любезны, разъясните мне, как так вышло, что наблюдая личные качества друг друга, вы уже подошли к грани мордобития на верхней палубе корабля, который везет нас на Тир-Фради?

Она сложила руки на груди и ровным голосом взывала к рассудку спутников, глядя на хорошенькие облачка почти у самого горизонта.

— Ну а то, что по нам и нашему поведению судят и о Торговом Содружестве, я упоминать не стану. Это и так очевидно… Все же понимают, что о нас будут говорить в навтской Гильдии после подобных выходок, не так ли?

— Да было бы что обсуждать. Всё равно Тир-Фради окажется совсем не таким, как вы его представляете. По прибытию и решите, — бросил проходящий мимо них капитан. В руках он нёс судовой журнал и секстант. Селин видела такой только в атласе с основами инженерного дела. — Сходили бы в кают-компанию, сыграли в шашки…

Де Сарде вспыхнула. Поразмыслив немного, она оправила камзол и догнала его.

— Прошу прощения за наше… за эту перепалку. Это недопустимо, и скорее всего бросает тень… Как много вы услышали?

— С самого начала и до самого конца.

— Но как? Вы же вышли с самой кормы. Это ведь так далеко! И волны… шумят.

Васко повернулся и наконец посмотрел ей в лицо.

— Миледи. Есть такое слово «акустика». Проведение звука в пространстве. И на моём судне оно хорошее. Иначе экипаж бы попросту не слышал меня в шторм.

Селин нервно улыбнулась.

— Ещё будут ко мне вопросы, миледи?

— Благодарю вас, капитан. И приношу извинения…

— Да-да…

Наибольшим сожалением в данным момент стала невозможность провалиться сквозь все палубы корабля на самое дно морское, где тишина и покой, и нет никаких дурацких кузенов, Куртов и злобных капитанов.

========== АРМАДА ==========

Они плыли уже месяц.

Вернее, двадцать восемь дней, если судить по записям в дневнике.

Селин перечитала все найденные на судне книги и изнемогала от скуки в те моменты, когда морская болезнь отпускала. Надвинув шляпу на глаза, чтобы не покрыться омерзительными веснушками, она бесцельно прогуливалась по палубе и сонно наблюдала возню моряков, даром что успела исследовать все незапертые двери на «Морском Коньке».

Вот одноногий пьяница с безобразной харей катит бочку, припадая на тронутую ржавчиной железную ногу, сипло выкрикивая незнакомые слова. Вот лысаяжелтоглазая девчонка по-обезьяньи карабкается на верхний ярус парусов и горбится, застыв на углу. А там глупо улыбающийся однорукий детина зубоскалит с таким же, умудряясь при том драить палубу.

Команда состояла из одних страшил.

Селин вздохнула.

Устроившись на связанных ящиках, она посасывала обязательную дольку лимона и пыталась угадать, с какой стороны остался Гакан: справа сзади или левее. Ощущения говорили, что всё же левее, когда откуда-то сверху раздался свист. Вокруг забегали.

Придержав шляпу и сощурившись, она подняла голову.

С самой большой мачты, что стояла по центру, падал человек.

Падение было странным. Матрос птицей скользил по канатам, взмахивал сильными руками и словно держался за воздух, перелетая по перекладинам мачты всё ближе к палубе.

У Селин закружилась голова.

– Эээ… сударыня, – раздался негромкий голос.

Селин натянула любезную улыбку и обернулась. Перед ней стоял смуглый матрос с татуированным подбородком и неловко переминался с ноги на ногу.

– Кажется в ваших вещах оказался опоссум… Мы конечно не возим зверей вне клеток, но если это ваш питомец… Нет, я не могу утверждать, но кажется он перепортил ваши вещи и нагадил в постель…

– Да как вы смеете!.. – задохнулась Селин и помчалась в каюту.

На удивление, никаких следов животных, грызунов или тем более опоссумов, не обнаружилось. Щёлкнул замок. Она рванулась к выходу и обнаружила дверь запертой.

Спустя мгновение раздался скрип засова.

– Вы совсем ополоумели?!

***

Между тем капитан вышел на палубу и привычным жестом встряхнул сложённую подзорную трубу.

На маршруте их следования не предполагалось никаких попутчиков, кроме состава эскадры “Морского Конька”, фрегатов “Лентяй”, “Фурия” и “Золотые Пески”.

На горизонте же виднелась соринка. И она очень нехорошо увеличивалась в размерах.

Васко нахмурился.

Пираты. Встречи с ними всегда заканчивались пламенем и кровью, солёной, как морская вода.

Рядом образовался Фаусто, квартирмейстер. Он нервничал до боли в глазах, обрамленных густыми угольно-чёрными ресницами, и вглядывался в горизонт.

Прикосновение грубых пальцев к руке заставило Васко скорее передать ему трубу.

Фаусто проговорил сквозь стучащие зубы:

– Бочки надёжно подвязаны. Груз заперт и запечатан. Готовы расчехлиться по первому приказу, капитан.

Васко кивнул.

– Ледей тоже закрыли, полагаю?

– Закрыли-закрыли. Парня и не пришлось долго уговаривать, а вот нашей мадмуазели Джонас сочинил про опоссума. Твоя школа, по всему. Но я категорически не согласен. Их вон сколько. Нам пригодится любая помощь.

Капитан усмехнулся.

– Даже от этой кривляки? Она по-твоему чем будет полезна? Осуждением нарядов или быть может замечаниями о недостаточно любезной пальбе?

– Слушай-ка, я понимаю всё твое пренебрежение к дворянству, и особенно – к сучкам, рождённым в золотых пелёнках. Но давай её выпустим. Если выживет, всяко потом будет трындеть по салонам. Это нам как раз в репутацию… К тому же при ней армеец, дал бы ему не ниже полковника. Ты видел его клеймор?

– А если их пленят? Я столько не зарабатываю, сколько за эту фифу выкупа потребуют. Страховая спишет на риски, это да. А меня потом сожрёт. Я “Конька” ни под каким предлогом не заложу.

– Дешевле будет её убить?.. – Квартирмейстер заржал.

Васко сердито выдохнул.

– А посмотри, кто это?

Труба выкрутилась до упора.

– Чужая бригада. Ишь черти, идут кильватерной колонной. Скорей бы раздвинулись… У нас кстати белый флаг заплесневел. Всё забываю сказать…

– Всем проверить оружие! Перекурим – и в бой.

***

Соринка выросла до фрегата. И действительно, из-за флагмана показались носы других судов. Всего пять штук.

Армада стремительно приближалась.

Побледневший Фаусто стучал о поручень опрокинутой трубкой.

– Васко. Поклянись, что я не смогу сидеть, если мы переживём это…

– Выше нос!… Тебе же не впервой проходить наши стычки. Всё не возьму в толк, как ты до сих пор не привык…

Квартирмейстер прерывисто выдохнул, тоскливо глядя на драконью голову на носу вражеского флагмана.

– И да, Фаусто, когда выйдем на сушу, нас с тобой поглотит океан порока. Разве когда-то было иначе? Я обещаю.

Глаза Фаусто на мгновение вспыхнули.

– Кстати, капитан, в трюмах “Конька” достаточно места для добычи…

– Вот таким ты мне нравишься гораздо больше!

Квартирмейстер кивнул на его хищную улыбку и бросился к нижним палубам.

Ветер крепчал и уносил с собой тревоги, оставляя только холодную решимость отбиться любой ценой.

Васко бросил взгляд на дверь в каюты пассажиров.

Присутствие на борту “Морского Конька” изнеженной спесивой аристократки с лицом его Уны заставляло нервничать.

Палуба наполнилась вооружёнными моряками. В одно движение капитан зарядил мушкетон, извлёк из ножен саблю, по которой струились полосы вязкой жидкости, отливающей синим, и гаркнул:

– Расчехляй!

Спустя минуту синхронно распахнулись оружейные дверки. Вдоль бортов пробежал громкий стук, и над водой показались тупые носы орудий.

“Морской конёк” пошёл на резкий разворот и дал сильный крен.

Васко усмехнулся: квартирмейстер знал своё дело.

***

Селин пружинисто вышагивала по каюте.

Этих уродов будет ожидать колоссальный штраф и её рапорт, в котором она не будет сдерживаться в выражениях. Она присела за грубо сделанный туалетный столик с пером и чернильницей-непроливайкой и распустила волосы, собирая прическу. Даже в гневе следует иметь надлежащий вид. Злость заменила собой дурноту, чему Селин изрядно удивилась.

До её слуха донёсся странный шум, как если бы под ней, палубой ниже, перекатывалось нечто тяжёлое.

“Бочки они что ли не подвязали? Да что за хаос здесь творится! …”

– Зелень, ты там? – послышался хриплый голос за дверью.

– Курт, не смей меня так называть! Выпусти меня! Немедленно!

– Нет-нет! Так надо! Сидите с Константином в каютах! И не высовывайтесь! Сейчас начнется бой! Пушки уже готовы…

Послышался удаляющийся топот.

– Открой, я сказала! Это приказ! – завопила испуганная де Сарде, отчаянно колотя кулаками и ногами по двери.

Из-за резкого крена её вдруг бросило в стену, и со стола попадали захваченные из Серены безделушки.

***

Эскадра в составе экспедиции “Морского конька”, рискуя перевернуть суда, выстроилась в боевую линию, ощетинилась чёрными дулами орудий и закрыла собой “Лентяя”.

На них на всех парусах шли линейные корабли противника, не ниже второго ранга. Им, на “Коньке” и “Золотых Песках”, судах третьего ранга, не светило ничего хорошего.

Оставалось уповать только на “Лентяя” и крохотную “Фурию”.

Вцепившись в подзорную трубу, Фаусто считал пушки и завистливо цокал языком, изучая новейшую геометрию вражеских парусов.

– Нам бы такие кливера!.. Пять-десять узлов сразу додадут…

Стоило фрегату “Лентяй” птицей выскочить перед армадой, как его орудия дали залп, и два ядра из пяти от носа до кормы прошили насквозь проклятый флагман с головой дракона на носу. Один заряд прошел ниже его ватерлинии.

Васко перехватил трубу и усмехнулся, удовлетворённо отмечая беготню на палубах вражеских судов. Однако помрачнел, разглядев на палубе знакомое лицо.

– Почему не на Морском Шёлковом Пути, а в мирных водах… Помнишь, как исключали Венсана?

Фаусто нахмурился. Это имя знали все навты.

Когда-то давно, почти с дюжину лет назад, Венсан ходил на их “Фурии” и слыл мастером мореходного дела. Инженер, морской офицер, всецело преданный делу Гильдии Навтов. Близкий друг и один из наставников Васко. Именно по его запросу начали долго и муторно высчитывать квоты на улучшения судов для Гаканской акватории. Из Гильдии же его исключили по сущему пустяку с огромным скандалом, и теперь он – враг.

Враг.

От упоминания знакомого имени квартирмейстеру свело скулы. С каждым его вдохом сердце капитана замедляло удары. В последний раз он направил подзорную трубу на флагман наступающей на них армады и тихо произнёс: “Огонь!”.

Фаусто выкрикнул приказ во всеуслышанье.

– Первым обыскать флагман. Ему осталось не меньше получаса, – проговорил Васко, силясь разглядеть знакомую фигуру в пламени, взмывшим над вражеским судном.

– Так точно.

Между тем палубы эскадры “Конька” начали рваться под обстрелом. Свистящие ядра дырявили паруса. Капитан исчез.

Трясущимися руками Фаусто подвязал тугие чёрные волосы косынкой и вынул из ножен кривой ятаган.

“Морской Конёк” окружали шлюпки.

– К бортам, сволочи! – заорал он. – Поживимся как следует! Маркиз, на изготовку!

– Так точно! – отозвался нестройный хор палубной команды. Плотники побежали вниз латать пробоины.

Пальба не стихала. Эскадра рассредоточилась по флангам вокруг нападавших судов и расстреливала их на полном ходу. Акваторию затянуло дымом. Солнце слепило и делало надводную мглу непроглядной.

Борты “Морского Конька” загремели от абордажных крючьев.

***

Судно ходило ходуном. В воздухе стоял тяжёлый запах гари. Из-за взрывов и криков Селин почти ничего не слышала. Она забилась в угол и пыталась унять бешеный пульс, головокружение и приступы дурноты.

Вдруг дверь каюты распахнулась. Де Сарде вскочила и вскинула заряженный мушкет на мужчину, стоящего в тёмном проходе. Она едва не нажала курок, когда во вспышке очередного залпа вдруг различила статную фигуру в длинном черном бушлате. В тёмноволосом смуглом мужчине, с характерной внешностью для выходца из Хикмета, Селин узнала приближенного капитана Васко, не относящийся к обычной матросне. Из-за шума снаружи она не услышала, что именно произнесли широкие губы, обрамленные навтскими татуировками и аккуратной черной бородой, но увидела, как он ей махнул и исчез за дверью.

Вцепившись в шпагу и боеприпасы, Селин выскочила за ним.

Каюта Константина была открыта настежь. Кузена нигде не было.

На верхней палубе, затянутой плотным дымом, царил хаос.

Крики боли и ярости тонули в грохоте орудий. Повсюду носились вооружённые тени и коротко перекрикивались на языке навтов.

Растерянная, Селин озиралась в попытке сориентироваться и увидеть знакомые лица. Над ухом раздался громкий металлический щелчок. Она отпрянула к стене.

Сонный рябой калека с железной ногой преобразился: он сноровисто заряжал арбалет и ловко выпускал в толпу заряды один за другим, осклабив уродливое лицо… Однорукий верзила-полотёр легко взмахивал громадным топором, прорубая путь к капитанскому мостику… Безволосая желтоглазая крошка-навтка с татуированными глазами и подбородком тенью скользила в толпе, оставляя за собой хрипящие тела, а обе её руки с длинными ножами были по локоть в крови… Кто-то замахнулся на моряка, открывшего дверь каюты де Сарде, но вдруг из груди чужака выскочило лезвие и спряталось обратно. Из раны мгновенно хлынула кровь. Хикметец добил врага, резко выдернув кривой ятаган из его горла.

Забрызганная чужой кровью Селин в отчаянии схватила за руку своего спасителя. Тот смахнул её ладонь со своего локтя и рванул вперед.

– Что мне делать? Скажи! – отчаянно крикнула Селин вслед .

– Их больше. У нас пробоина. Отстреливайтесь. Не лезьте под горячую руку! – выкрикнул он через плечо и скрылся из виду.

– Зелень! Сейчас же убирайся отсюда! Берегись повязок! – проорал рядом Курт, сбивая с ног хмыря, протянувшего было к Селин лапы. Телохранитель выхватил из её рук гранаты и махнул в сторону. – Бегом на корму, прячься!

Селин рванула сквозь бой, уворачиваясь от атакующих, и напряжённо высматривала людей с повязками.

Татуированные лица навтов, точно такие же татуированные лица нападавших, мелькание клинков в дыму, крики, взрывающиеся брызгами щепы борта – палуба превратилась в филиал преисподней. От похожести “своих” и “чужих” казалось, что на корабле случился бунт, и единая команда воюет сама против себя. Оглушительные звуки пальбы, ударов металла о металл и крики почти уже не достигали слуха. В голове стучал только собственный бешеный пульс.

Взгляд скакал по людям, выискивая проклятые повязки, и да, вот они.

На одежде “своих” их не было, но вот чужаки…

Тренировки Курта сейчас оказались как нельзя кстати. Едва чья-то рука коснулась локтя, Селин вывернулась. На неё в упор шли трое в повязках и обменивались жестами.

Де Курсийон когда-то рассказывал о опасностях для благородных дам попасть в руки пиратов и об их ценности как добычи. Константин тогда ещё зашёлся мерзким хихиканьем и всё предлагал “поиграть в пиратов”.

Сейчас же, как бы сильно она ни надвигала на глаза шляпу, её заметили и узнали. Селин готова была кусать локти и ненавидеть себя за то, что покинула каюту, потому что только теперь поняла, почему её заперли, но на сожаления не было времени.

Уворачиваясь от мелькавшего оружия и искажённых злобой лиц, она шаг за шагом продвигалась к спасительному закутку у расколотой пушечным ядром шлюпки.

Но едва она попыталась спрятаться, упала на спину, сбитая с ног бандитом, который, мгновенно набросил на неё веревку и поволок к борту.

Де Сарде вскрикнула и заскользила ногами по палубе. Громыхнуло. Тащивший её мужлан вдруг рухнул и ослабил хватку. На месте его лица зияла отвратительная кровавая дыра. Селин спряталась наконец в укрытии и начала судорожно заряжать мушкет. Пули выпадали из дрожащих рук и укатывались, однако их, зажатых в мокрой ладони, должно было хватить на всех преследователей.

Вдруг прямо перед ними откуда-то возник капитан.

Пинком он отправил под ноги бандитов пустой ящик и сбил двоих с ног. Де Сарде же из укрытия добила того, что ближе, выстрелом в лоб. Васко тем временем вырвал из рук одного из пиратов ружье и ударил прикладом в лицо, выстрелом из него же отбрасывая нависшего над Селин бандита. Тот отпрянул и, потеряв равновесие, рухнул за борт. Перехватив ружьё, капитан, словно булавой, оглушил ещё одного и ринулся дальше.

Словно в танце, он изящно уклонялся, парировал, сталкивался с бандитами в смертельных па. Вот он взбегает по такелажу, чтобы спрыгнуть и снести чью-то голову, вот нарушает законы физики в прогибе за мгновение до взмаха Куртова клеймора, подсекает негодяя, что вот-вот ударил бы наёмника в спину, и пинком отправляет за борт.

Разгорячённый, словно опьяневший от запаха крови, Васко сейчас меньше всего напоминал интеллигентного капитана, что подал ей руку, чтобы взойти на трап. Одного из пиратов он остановил, разбив тому голову о мачту. Селин была шокирована развернувшейся перед ней бойней, но одновременно пришла в необъяснимый для себя восторг. “Какого же цвета его глаза?” – вдруг подумалось ей.

– Кто вас выпустил?!

Не дождавшись ответа, Васко схватил торчащий в ком-то топор и перерубил канат на абордажном крюке и сейчас же оставил его в хрустнувшем черепе крадущегося бандита.

– В судне пробоина. Мы все могли утонуть!

– Вон отсюда на нижние палубы! – рявкнул капитан. Дочерна насурьмлённые глаза холодно и хищно выискивали очередную жертву.

Издалека заметив окружённого хикметца, капитан бросился на помощь.

Де Сарде побежала следом: рядом с ним было куда как безопаснее.

Смуглый чернобородный мужчина сверкал оскаленными зубами. Ятаган рассекал воздух и не позволял приблизиться ни одному из обступивших его шестерых бандитов.

Не сговариваясь, капитан и де Сарде бросились на них.

Тенью обойдя их сзади и странно вдохновлённая, Селин дала себе волю. Шпага свистела и колола, и удары её давались куда как легче, чем во время изнурительных занятий с Куртом. Втроём они оставили на палубе стонущих и корчащихся людей. Капитан снова исчез. Де Сарде привязывала к поясу рожок с порохом.

Хикметец кивнул ей, собираясь было двинуться дальше, когда за его спиной поднялся верзила с топором, но тут же осел с пятном во лбу, кроваво-ягодным, как джем на утреннем сэндвиче.

Она медленно опустила руку с дымящимся мушкетом. Улыбнувшись уголком рта, чернобородый помощник капитана коротко стукнул себя кулаком в грудь и убежал.

========== ПРАЗДНИК ==========

Либо Просветлённый был на стороне «Морского Конька» и его сопровождения, либо им благоволил сам Морской Дьявол, то не имело значения, но столкновение на воде было решительно выиграно.

Не без сожаления моряки пустили ко дну великолепные фрегаты с чёрными драконами на носах, забили трюмы до отказа добычей и рабочей силой, сочли потери и — закатили застолье.

Когда всё было кончено, Селин добрела до каюты и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Избыток впечатлений совершенно её обессилил. Залпом осушив стакан с прикроватной тумбы, она поняла, что с самого утра и крошки в рот не брала. Уткнувшись носом в подушку, она всё прокручивала в голове случившееся и содрогалась. Только когда опасность миновала, на неё свинцовым одеялом навалилось понимание всей глубины ужаса пережитого. Леди эмиссар провалилась в тяжёлый сон без сновидений.

Бодрый голос Курта вывел её из полузабытья:

— Экипаж, подъём!

— Подите вон, — промычала Селин.

— Зелень, одевайся и давай к нам в кают-компанию. Все уже собрались.

— Я запрещаю так называть меня, Курт!

Возмущение стряхнуло с неё остатки сна. Наспех прихорошившись и надев чистое, она наклеила любезную улыбку и направилась на многоголосый гомон, сплавленный с восхитительными ароматами мяса на углях. Она уже начинала забывать запахи нормальной пищи.

В низком сизом дыму мерцали свечи. Звон посуды тонул в чавканье и хриплом смехе.

Завидев леди де Сарде, капитан встал. Его примеру последовали все собравшиеся, громыхнув стульями. Впервые, глядя на разношёрстную публику, Селин позволила себе улыбнуться, не поморщась.

— Добрый вечер, господа!

Ответом ей стал стук налитых до краёв кружек, чашек, бокалов, плошек и пиал. Недавние опытные бойцы, четко исполняющие свои роли, снова превратились в расслабленный сброд, впрочем разодетый в пух и прах в платье с чужого плеча.

— Кузина! Как я рад, что и ты с нами!

Константин, не отпуская миниатюрную вилку с нацепленной на неё огромной бараньей лопаткой, подвинул ей стул.

— Где твои манеры, кузен?! — прошипела сквозь улыбку де Сарде. — Давно ли ты стал одним из «них»?

Карликовые бунты Константина в виде непреодолимой тяги к третьему сословию перестали её сердить довольно давно и оставляли только усталость от невозможности внушить ему верное понимание собственного места. Впрочем, и кузена можно было понять.

Сейчас же Константин уже увлечённо разъяснял Красавчику, тому страшилищу с арбалетом, почему так важно владеть приборами в количестве не менее трёх вилок, и то из безысходности.

На них с недоумением смотрели несколько пар глаз.

Селин окинула взглядом стол. Чего тут только не было!

Розовеющая нежным срезом буженина с хрустящей корочкой, запечённая в меду, крохотные серые перепёлки — надо отдать должное, их передержали, судя по цвету, — фаршированные яйцами, импровизированные груды отдающих коричневым и красным куриных ножек в соусе, расставленные по столам, жареные артишоки в масле, переложенные ломтиками сала, криво нарубленные и пахнущие на весь коридор сыры, — она смекнула, что окна-то были распахнуты настежь вовсе не из-за тяжелого духа алкоголя с табаком, — сложенные пирамидками варёные бледные картофелины…

…и бутылки.

Огромное количество мутных бутылок, что чёрными пыльными башнями возвышались посреди состряпанного города кушаний.

С набитым ртом Курт разъяснял на матерном разговорном какому-то бедолаге с подвязанной рукой, как вреден для суставов неверный захват клеймора, и как следует держать его правильно и крепко, для верности ассистируя себе похожей по размеру костью с остатками мяса. Смуглый бритоголовый юноша с татуированным подбородком, Джонас, тот самый, что вызвал своим полётом с грот-мачты приступ дурноты и угрожал опоссумом её гардеробу, размахивал руками, расплескивая из кружки, и в лицах изображал бросившихся на него бандитов. Чопорный бледный старик с пронзительными синими глазами и тонкими паучьими пальцами единственный, кроме капитана, пользовался вилкой и ножом, и аккуратно накладывал себе кушанья. Впалые бледные щеки покрывала серая щетина, уголки красного рта были оттянуты книзу, и создавалось впечатление, будто ему в тягость весёлая компания. Резкие движения выглядели нервно, а сам он уж точно был не в своей тарелке. Когда он потянулся через стол за бутылкой, на его кушаке обнаружилась киянка в чехле, приточенная к богатому ремню.

— Это Маркиз, — подсказала безволосая желтоглазая навтка, Флавия. — Наш плотник и врач.

Услышав своё прозвище, тот стрельнул в их сторону испепеляющим взглядом. Селин поспешила улыбнуться и пробормотать «рада знакомству».

Флавия втиснула косоногий табурет между леди де Сарде и толстяком и начала называть собравшихся. Флавия, девушка, чей подбородок и веки украшали линиии татуировок, а на голове, кроме косынки, ничего не было, явно чувствовала себя очень уютно. Селин только оставалось улыбаться и глотать слюну над пустой тарелкой.

Черноглазого статного бородача, выпустившего её из заперти, звали Фаусто. Он оказался квартермейстером-хикметцем, сбежавшим в навты по причине некоторых разногласий культурного характера.

Фаусто поднял бокал и почтительно кивнул.

— Отчего вы всё время в чёрном? — не удержалась Селин.

— Чёрный цвет поглощает солнце.

— На нём крови не видно, — процедил Маркиз.

— Не за столом же! У нас приличное общество! — закатил красивые смеющиеся глаза Фаусто.

— Да и сами мы приличные мусье, — прошамкал Красавчик и закашлялся.

— Его зовут Люсьен, наш боцман. Наместник Верхней Палубы. Как-то он чистил мушкет, зажав промеж колен, а тот ненароком…

— С тех пор и Красавчик!

— …и признаёт только арбалеты и луки. Пороху на дух не переносит…

Селин растерянно улыбалась и кивала, не зная, как и реагировать.

Братья-близнецы Жан и Жак с тремя руками на двоих, что драили палубу и владели топорами, были из урождённых. Они сосредоточенно ловили вилками одинокую скользкую горошину и в беседе участия не принимали.

— Откровенные идиоты, — тихо заметила Флавия. — Но хороши в своём деле: ни пылинки после них не остаётся.

— А это тело, — она пихнула локтем сидевшего рядом грузного матроса, — Толстяк Жиль. Глава пушечной бригады, обитатель нижних палуб.

— Главарь. — Неожиданным фальцетом ответил тот.

— Как же, как же. Вас-то я отменно помню. Вы истребили мой фарфор у меня же на глазах тогда, при погрузке, — усмехнулась Селин.

— Извиняйте, со снарядами уж куда как проще, миледи… — Толстяк сконфуженно уткнулся в кружку.

Задумчивого узкоплечего юношу с лицом без татуировок звали Лауро.

— Все дарованные морю в целом странные ребята. Лауро хорош в картах и хм… навигации. Вечный юнга.

— Ой, а сама-то! — запальчиво возразил он.

— С нашим капитаном вы уж точно успели познакомиться, миледи. — Флавия грустно посмотрела через стол на Васко.

Он сидел во главе стола и слушал восторженный рассказ квартирмейстера об описи. Помимо перечёта неизвестных наименований, среди добычи звучали имена «Караваджо», «Рембрандт», «Вермеер». Селин все эти художники были знакомы не понаслышке, но удивляло, как произведения искусства столь знаменитых мастеров могли оказаться у пиратов.

Тяжёлый бушлат уступил место парадному капитанскому кителю с серебряной вязью потёртых аксельбантов. Выгоревшие на солнце волосы были аккуратно убраны в хвост. В ухе поблескивало широкое кольцо. В те редкие моменты, когда Васко переставал хмурить красивые брови, прищуриваться и поджимать нижнюю губу, его гладко выбритое лицо выдавало, насколько молод он на самом деле. В точеных правильных чертах читалось бы что-то аристократическое, если бы не витки навтовских татуировок на волевом подбородке, над губой и скулах, добавлявшие капитану ауры опасного хищника.

Родинка на его левой щеке показалась ей отчего-то очень милой.

Только сейчас Селин впервые увидела, как он искренне и белозубо улыбается в компании своей команды.

Живые сияющие глаза, по давней морской традиции густо подведённые сурьмой, и линиями татуировок, уходящими к вискам, смотрели в опись. В них не осталось ни капли той холодной решимости, что за мгновение до удара саблей выбирала жертву, — только интерес с искорками озорства.

— Друзья мои! — Васко встал, чуть поморщившись, и оглядел собравшихся. Фаусто долил ему в бокал тёмной жидкости. Разговоры сейчас же остановились. Умолк и пьяный смех.

— Благодарю вас за собранность, силу и огромную волю, благодаря которым «Конёк» не остался кверху брюхом. Кабы не вы, смельчаки…

— Самоубийцы…

— Всё же смельчаки, Маркиз, — капитан снисходительно улыбнулся. — Так вот. От боцмана до последней пороховой обезьяны, вы хорошо сделали своё дело, иначе наши суда были бы уничтожены и разграблены, пассажиры взяты в плен, — он сдержанно кивнул Селин, — а мы с вами кормили бы рыб. — Он тепло оглядел собравшихся. — Без вас не случилось бы этой победы! Выдам боевые, как только сойдём на берег!

— Ура капитану!

Тотчас же поднялся гвалт. Зазвенели бутылки. Перебивая друг друга, моряки наперебой делились, кто на что хочет раскошелиться, в каком месте и сколько раз.

Константин тем временем завладел вниманием присутствующих и оживленно рассказывал, каково это — быть похищенным и погруженным на вражеское судно.

— Побывать на пиратском корабле! Это непередаваемо! — разглагольствовал кузен, срываясь на восторженный крик и размахивая своим кубком. — Спасибо, что вызволили меня! Я буду век вам благодарен, друзья мои!

Он не замечал, как навты беззлобно посмеиваются над ним, и продолжал. Де Сарде воспользовалась моментом, чтобы поболтать с Флавией.

— Скажите же что-нибудь и о капитане, — портвейн с ломтиком ветчины сделали своё дело, и щёки де Сарде порозовели.

Флавия задумалась.

— Васко — из дарованных морю. Стал капитаном до двадцати пяти лет…

— Флавия, не огорчайте меня, называя очевидное. Какой он?

Девушка зажмурилась и в один глоток осушила кружку.

— Наш капитан — самый лучший в мире! — затараторила она громким шёпотом. — Всегда думает о команде и о «Коньке» прежде себя. Любит искусство и всякие редкие штуки. Очень хорошо разбирается в…ну, в эээ разных штуках… Он самый умный, самый надёжный, самый справедливый!.. Терпеть не может лимонов. А ещё по утрам любит крепкий кофе с щепоткой корицы и кардамоном. Но надо совсем чуть-чуть и не сильно горячий. Доверяет только мне его делать…

Флавия выдохнула и улыбнулась.

Тем временем точёный профиль Фаусто оказался непозволительно близко к лицу капитана, но, увлечённый правками, тот будто и не замечал.

Селин нахмурилась.

— Должно быть, у такого отважного капитана чудесная супруга?

— Что вы, миледи!.. — горько вздохнула юнга. — Капитан холост.

— Он упоминал некую Уну. Кто это? — Селин вспомнила, как он назвал её этим именем при встрече, обознавшись.

— Да русалка она, — Флавия заговорщически хихикнула, — Он конечно злится, называет её морской принцессой… но вот лично я никогда её не видела. А он уже сколько жемчугов извёл на эту стерву! Знай себе бросает в воду по жемчужине и что-то бормочет… Да и в альбомах у него промеж рисунков она в разных видах… Что ни каракули, на следующем листе обязательно она… Всё гоняется за фантазиями капитан, и совсем не видит хороших живых людей рядом…

Поймав удивлённый взгляд, Флавия замахала руками.

«Что тут происходит вообще? Куда я попала?» — ошарашенно подумала Селин. Она открыла было рот, чтобы задать новый вопрос, но вдруг раздался громкий голос Константина.

— А знаете ли вы, какой у моей кузины прекрасный голос?! Да-да! Она поёт… пела… партии разных опер!.. Как её… — глаза кузена влажно блестели. — Селин, прошу… Вы будете потрясены её вокалом, друзья, уверяю!

— О нет, только не это! — Если бы её взгляд мог убивать, он в миг бы испепелил будущего наместника Новой Серены.

Кузен был твёрдо убеждён, что привычка волочиться за заезжими актрисками делает его экспертом в вокальном искусстве.

Изрядно поддатые моряки заулюлюкали.

— Давай, дворяночка! Дай жару! — раздался многоголосый нестройный хор, и вокруг всё стихло.

На Селин уставились не меньше четырёх дюжин пар глаз разных степеней мутности. Больше всего на свете ей сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Однако встретив заинтересованный взгляд капитана, Селин нервно улыбнулась, выдохнула, осушила бокал и…

Она делала это уже сотни раз с самого детства.

В салонах имя Селин де Сарде было на слуху как дань моде, как знак тонкого вкуса хозяев и как лёгкий намёк на пристрастия их супругов. Селин и сама понимала, что потакая увлечению, скользит по грани между бесстыдством и искусством, ведущим в сословную бездну, щедро оплачиваемую «ценителями прекрасного». Однако же сейчас, на корабле, по необъяснимой причине, ей как никогда стало боязно.

Здесь не было ни простейшего клавесина, ни продуманного потолка, что воспроизводят необходимую глубину звука… В конце концов не было публики, способной оценить всю красоту и игру голоса: только грубые мужланы, не знавшие ничего краше кабацких прилипчивых мотивчиков… Да и упражнялась она давно.

Но — шум волн словно принёс недостающий ритм аккомпанемента, и полилась мелодия.

Исчез корабль, исчезли думы о пережитом, остались жизнерадостные переливы вокальной партии, сплетённой со строфами о беспощадной мести.

И не было в них ни тяжести, ни тоски, ни пелены рока. Глубокое, живое, чувство расцвечивало историю об ужасе смерти звонко и легко, и душа, словно бабочка, перепархивала с сердце на сердце, возвышая их до самых звёзд.

От избытка чувства Селин пела, прижимая руки к груди, и казалось, она вот-вот окунётся в неведомую, полную красок, пропасть…

Наконец она открыла глаза. Было так тихо, что раздавалось только шипение пены о борт за окнами.

Лица команды «Морского конька» просветлели. Кто-то задумчиво смотрел в черноту распахнутых окон. Кто-то тихо плакал, вцепившись в плечо товарища. Заворожённый, Маркиз застыл с приоткрытым ртом. Пальцы Флавии мелко дрожали. Красавчик комкал видавший виды платок.

Нарушив тишину, ставшую священной, Жан и Жак робко захлопали. Их поддержали неслыханными по силе овациями и свистом.

— А я говорил! Говорил! — завопил Константин, наслаждаясь произведённым эффектом.

— Ария Королевы Мглы из «Магической скрипки», — задумчиво проговорил Васко и посмотрел певице в глаза. — Какое чистое сопрано. Великолепно. Благодарю.

— Надо же. Наша леди оказывается сущий соловей, — Фаусто удивлённо хлопал в ладоши.

— Скорее сирена… Прошу меня извинить.

Капитан спешно покинул кают-компанию.

***

Селин задумчиво рассматривала донышко опустевшего бокала, когда подошёл зарумянившийся Курт и плеснул ещё портвейна.

— Чего загрустила?

Она неопределённо махнула над столом.

— Знаешь, и подумать не могла, что моряки такие… такие… люди? Да и капитан…

— О, принцесса наконец заметила людей!.. такое надо уметь пережить!

Селин смерила его взглядом.

— А что до капитана. Отличный мужик, чёткий. Видел, как он держит палубу. Хотя и пидороват на мой взгляд, но как говорится, не суди, да не судим будешь…

Де Сарде вдруг стало очень стыдно за него.

— Пошёл вон отсюда, грубиян, — прошипела она.

— Давай, не засиживайся с простолюдинами.

Хрустя суставами, Курт потянулся и прошёл за стол.

Видя смущение команды от собственного присутствия, Селин наскоро попрощалась и, чуть пошатнувшись, двинулась на палубу.

========== ДИАЛОГ ==========

Обломки с подпалинами покрыли угрожающе спокойные воды и масляно блестели в лучах восходящей луны.

Если экспедиция попадёт в штиль, на ней можно будет ставить крест.

Оглушённый впечатлениями от внезапного экспромта пассажирки, Васко бездумно всматривался в бледные звёзды.

При всей своей заносчивости, и так внешне слишком похожая на Уну, леди де Сарде только что явила при свидетелях ещё и качество подлинной легендарной морской девы, сирены, чье пение погубило не одну сотню кораблей.

Ему стало не по себе. Однако он не смел продолжать своё рассуждение и сосредоточился на деле.

После нападения «Морской Конёк» имел жалкий вид.

Паруса на грот-и фок-мачтах провисли, зияя дырами от ядер, верхняя палуба бурела от крови, вздыбленная разломами от снарядов. Пятна копоти, словно синяки. И щепа повсюду… Васко понюхал пропахший порохом рукав и поморщился. Казалось, ему самому физически больно в боку с той же стороны, где была и рана «Конька».

— Видишь, Уна, какие мы везучие, — прошептал он и, осторожно, чтобы не напирать на ноющий бок, перегнулся через перила рассмотреть получше пробитый снарядами борт. — Нас с «Коньком» так просто не возьмешь…

Вопреки обыкновению, Уна никак себя не проявила. Ни шёпота, ни ветерка, ничего.

— Тогда и я не скажу тебе ни слова, — с деланной обидой пробормотал он и зажег трубку.

Задраить отсек с пробоиной удалось, но она дала здоровенную трещину, сквозь которую всё прибывала вода, и ни о каком продолжении рейса речи не шло. Из-за неё же не удалось и собрать целиком добычу с кораблей противника, однако эскадре вообще посчастливилось не потерять ни одного корабля, чего не скажешь о людях.

Впрочем потери могли быть и серьёзнее. Васко сердито посмотрел на замотанные ветошью тела моряков, над которыми колдовал мрачный Маркиз, что готовил их отправиться домой, к Морскому Дьяволу, и отвёл глаза: ему, как капитану в отсутствии духовных лиц на борту, предстояло провожать этих бедолаг в последний путь…

Сегодня они одержали не одну победу: отбили нападение, забили до отказа трюмы «Золотых Песков», «Фурии» и «Лентяя», и теперь, благодаря золотым рукам Маркиза и его ребят, выиграют время для того, чтобы добраться до Малого Орфея, острова навтов, чтобы привести судно в рабочее состояние.

Ветер стих настолько, что Васко удавалось пускать дымные колечки.

Пассажиры… Ему показалось, от этой мысли может развиться мигрень. Прибытие на закрытый для не-навтов остров в компании посторонних определялось почти как госизмена и каралось, вплоть до лишения всех званий и пожизненного исключения из Гильдии.

Он прерывисто вздохнул.

Мимо проковылял Красавчик Люсьен, щеголяя расшитым золотом и залитым кровью камзолом, который ему явно был не впору. Верный арбалет болтался за спиной в ритм стуку железной ноги.

— Славно потрудился, Красавчик!

От улыбки перетянутое шрамами лицо боцмана стало ещё безобразнее.

— Капитан, а вы тоже заметили, какие у них кливера? Нам бы такие! «Конёк» сразу на сотню узлов ускорится! — прошамкал Люсьен.

— Ничего не могу обещать, нам бы скорее быть на ходу. Но да, да, обратил внимание.

Опять эти кливера. Ему хватило восторгов Фаусто по поводу элегантных, узких, словно лезвия, парусов. С нижней палубы раздавался хохот.

Чуть поддатого Фаусто он услышал по неритмичному стуку подкованных на Хикметский манер сапог. Тёмные от чернил пальцы сжимали убористо заполненные описи.

— Капитан! Записал не больше четверти, нет, ты только посмотри, какой улов! Какой улов! Я тебе клянусь, до утра глаз не сомкну, а сделаю! Посмотри, ты посмотри, сколько они везли ценностей! А какие колье и броши! Не перестаю удивляться картинам!

Васко спрятал приятное удивление.

— Самое ценное реквизируют. Меня интересует чай, кофейное зерно, сахар…

Квартирмейстер было зашуршал бумагами.

— Не надо, всё завтра. Я смертельно устал.

— Как ты? — Фаусто озабоченно покосился на выглянувшую из распахнутого кителя повязку.

— Жить буду. Однако если назавтра ещё какой идиот сподобится изменить нам маршрут, видит Бездна, рассержусь.

— Вернулся бы в кают-компанию, раз так! Ребята заждались! — чуть не пританцовывая, Фаусто умчался в трюмы.

Не забыть выдать жалованье до прибытия на Тир-Фради и боевую надбавку. Снова из своего кармана, пока клячи из страховой пересчитают…

Капитан устало помял переносицу. Ну и денек!

Он уселся на бочку, прислонился к борту и вытянул ноги, обутые в высокие сапоги.

Лучи восходящей Луны окрасили палубу в нежный синий, точь-в-точь как у Терборха, цвет.

Известие о присутствии на судне художественных полотен умиротворяло.

— Завтра посмотрим шедевры. Уна! Знала бы ты! Если Фаусто не ошибся, ты увидишь жизнь тех мест, где никогда не бывала…

— Капитан, — окликнул его штурман, — миледи пассажир решила залезть на рангоут. Мы едва сняли её с вантов. С ней явно что-то не так. — Он деликатно кашлянул. — Вам стоит взглянуть.

Пунцовый Лауро вёл под руку повисшую на его плече миледи эмиссара.

Де Сарде была пьяна.

Из высокой прически выбились локоны, ворот далеко уже не белоснежной рубашки нелепо вывернулся, рукава были небрежно закатаны до локтей. В одном ухе отсутствовала вторая серьга. На лице вместо привычной уже за месяц путешествия чопорности блуждала весёлая улыбка, и даже в неярком свете луны виднелся характерный румянец, перечёркнутый узором метки на левой щеке.

Посмотрев на суровое усатое лицо штурмана, Селин вдруг заливисто расхохоталась и долго не могла успокоится, пока не начала икать.

Васко склонил голову на бок и задумчиво пыхнул трубкой. Очередная проблема.

— Капитан, да велите же ему отпустить! Такой серьезный… Ха-ха! Вцепился мёртвой хваткой… Я — эмиссар Торгового Содружества, между прочим, и имею дипломатическую неприкосновенность! Правда есть оговорка для навтского Кодекса… Ик! Пфф… Ну подумаешь, свежим воздухом захотела подышать…

Она вновь задорно рассмеялась, обнажая щербинку между зубов. Совсем как простая девчонка. И как. Она. На её щеках появились ямочки, а большие глаза блестели.

Кивнув, Васко дал понять штурману, что тот может идти.

— Благодарю! — де Сарде посмотрела на него и неуклюже пригладила растрепанные волосы. — Мне после застолья вдруг стало невыразимо скучно… и… я решила забраться на эту штуку!

— Марс. «Эта штука» называется марс. Затея довольно… опрометчивая. Ночью вас могли не разглядеть и не снять оттуда. Утром же пришлось бы оттирать с палубы то, что осталось от вас после падения. Дипломатический скандал. Но я рад, что невзирая на сегодняшние приключения, вы наконец в отличном настроении.

Он слишком устал, чтобы сдерживать иронию и снисходительный тон. Но она будто бы ничего не и слышала.

— Вы позволите? — её рука неожиданно вынула трубку из уголка его рта.

Прежде чем Васко успел отреагировать, кокетливые пухлые губки обхватили мундштук…

— Какая гадость! — едва разобрал он мгновение спустя через её истошный кашель и смех. — Как вы это… кхе-кхе. курите?

Он хотел было что-то возразить про то, что это лучший табак, который только можно достать, но остановил себя. С чего бы ему объясняться с ней?

— А ведь ещё несколько дней назад вам было дурно даже от мысли пригубить мою флягу, — заметил Васко и подбоченился. — Чему обязан смене настроения? Видимо портвейн подействовал на вас исключительно хорошо…

В сумраке его тревога была незаметна, когда большие глаза Селин взмахнули ресницами и сместились с его глаз на рот. Между её влажных губ мелькнули очаровательные белые зубки. Как же она похожа на Уну…

— Вы меня заинтриговали, капитан. Знаете вы напоминаете… Солнце.

В голосе прозвучало восхищение, де Сарде улыбнулась Васко и посмотрела на небо.

— Вы интересовались когда-нибудь, как движутся планеты? Так вот, они вращаютсявокруг Солнца, — продолжала она, неуклюжими движениями пальцев пытаясь начертить окружности в воздухе. — Оно их обогревает и притягивает к себе. И к вам так же тянутся люди…

Она вздохнула и задумалась о чем-то. Маленькая ладонь легла капитану на грудь.

— Рядом с вами становится тепло. Это редкий и ценный дар. И будь ты хоть князем… это не купить ни за какие деньги…

Развевающиеся на ветру светлые локоны щекотали ему лицо. Васко окутал легкий запах лаванды. Он мягко убрал её ладонь, стараясь сдержать предательски участившееся дыхание.

— Вам пора вернуться в каюту, миледи. Холодает.

***

Волосы цвета морской пены разметались по разложенным на столе картам, испещрённым вязью пометок, словно прокладывая по ним плавные дуги движения тел в небесах.

Отблески многочисленных свечей в капитанской каюте отражаются в полузакрытых больших глазах, обрамленных густыми ресницами.

Треск рвущейся ткани заставляет её ахнуть и приоткрыть подрагивающие губы. Жемчужины ожерелья барабанят по полу, вычерчивают линии, неотличимые от рисунков, что оставляют её тонкие пальцы на его плечах. Ладони сжимают её грудь, ощущая, как под ними твердеют соски. Женский стон заставляет закусить губу.

Он прижимает её руки к поверхности стола, и она обхватывает его бедрами крепче. Сдерживаться становится ещё сложнее.

Он не смеет отвести глаз от бледной сияющей кожи, что тихо блестит росинками пота, так похожими на чешуйки, по которым бегут тёмные витки метки.

Её маленькие ладони сминают карты. Со стола падает чернильница и компас. Но ему всё равно. Полубезумный от желания, он не смеет прикоснуться к её острым скулам, и только крепче стискивает тонкие запястья.

Она запрокидывает голову, задыхается, хватая ртом воздух… Он чувствует, как жар от распластавшегося перед ним тела сменяется на прохладу, передаваясь ему ознобом. Приоткрыв рот, она лениво поворачивается к нему и обводит пересохшие губы бледным языком. Ледяные пальцы обжигают его кожу, спасая от испепеляющего жара. Забываясь, он видит хитрые голубые глаза, в которых нет зрачков.

— Уна!

Приподнявшись, она впивается в его рот холодным поцелуем, кусает за губу, а жёсткие пальцы тысячью игл раздирают рану под повязкой.

***

Де Сарде сидела в кресле, придерживая на голове мокрое полотенце, и рассеянно пыталась вслушаться в беседу Константина и Курта. Она прихлебывала какую-то соленую жидкость с лимоном, которую ей принесла Флавия от похмелья, и пыталась собраться с мыслями.

Перед глазами Селин понемногу всплывали все картины вчерашнего дня, свидетельницей которых стала она сама.

Тело болело, на запястьях красовались синяки, следы от грубых бандитских лап.

— Команда на корабле действовала просто потрясающе, — констатировал Курт. — Давно не видел такого славного, слаженного, боя. Отличный урок для всех нас!

Перед глазами Селин всплыли образы капитана Васко, который расправился с целой толпой пиратов, Фаусто, Флавии и остальных членов команды «Конька», которых по первости она считала чуть ли не цирком уродцев. Она до сих пор не имела никакого представления о жизни, которая могла бы настолько сильно отличаться от её собственной.

— Мы действительно недооценили их. Признаю. Константин, надо будет как-нибудь наградить команду «Морского Конька», когда мы доберемся до Тир-Фради.

— Кузина, это прекрасная идея! — с энтузиазмом воскликнул тот.

Внезапно перед глазами пронеслось, как усатый штурман с тревогой в глазах протягивает к ней, вцепившейся в проклятый марс, руку; как она хохочет с трубкой Васко в руках и … как он аккуратно убирает её ладонь, развязно положенную ему на горячую грудь…

— Храни меня Просветлённый! — Селин вскрикнула, вскочила и зажала себе рот, чтобы не сболтнуть лишнего.

Константин и Курт удивленно посмотрели на её залитое румянцем лицо и переглянулись.

— Мне надо сейчас же извиниться! Я была так возмутительно… неправа на их счет.

Селин буквально выбежала за дверь. По пути в капитанскую каюту она не раз останавливалась, пытаясь вспомнить еще что-нибудь из событий вчерашнего вечера, когда выпила лишнего. Грызла кулак в досаде на саму себя, пыталась справится со жгучим стыдом, репетировала формулировки своих извинений и захлебывалась в потоке своих мыслей. Какой скандал! Эмиссар Торгового Содружества опускается до того, чтобы так унизительно себя вести при всех…

Она позволила себе смотреть свысока и пытаться помыкать человеком, который взял на себя ответственность за их с Константином жизни, отбил пиратов, спас её лично от участи быть похищенной, — её невольно передёрнуло, — проявил себя и как мудрый командующий, и как по-настоящему бесстрашный воин. От воспоминаний сражения с преследователями Селин передёрнуло. Разумеется, быть отвергнутой таким человеком — настоящий удар по её самооценке. Но больнее всего было признать, как сильно она в нем ошибалась.

Капитан дал на своём корабле приют и заботу людям, к которым судьба была неласкова. Здесь они стали одной большой семьей. И тепла, и понимания в этих отношениях было куда больше, чем за вычурным фасадом княжеской резиденции. Она призналась себе, что испытала ощутимый укол зависти.

Ну а наихудшее — то, как она относилась к этим навтам все это время. Каждый из них был достоин уважения. Но из-за таких как она, их имена останутся в безвестности. Победу команды «Морского Конька» в итоге присвоит какой-нибудь лощеный адмирал, который давно превратился в чиновника и бюрократа, сидя в своем безопасном кабинете.

Селин потёрла переносицу.

— Что ж, леди де Сарде, идемте отмывать подмоченную репутацию, — невесело пробормотала она и поспешила в капитанскую каюту.

***

Не дожидаясь ответа, она вошла после двух коротких стуков. Строго для проформы.

В каюте капитана было удивительно просторно и светло за счет арочных окон, вытянутых почти от самого пола до потолка. Вдоль стен стояли резные книжные шкафы со стеклянными дверцами. Жилую часть скрывала ширма, которая была немного сдвинута и приоткрывала вид на часть резной кровати и платяной шкаф.

На столе были разложены карты, судовой журнал и компас. На полу у стола расположился большой глобус на гнутых ножках. Верхняя его часть была открыта и Селин заметила внутри ряды бутылочных горлышек.

Пахло табаком, специями и винными парами.

Капитан, подперев кулаком щёку, сидел за столом, от руки чертил и стирал, чертил и стирал. Поверх лежали сияющие инструменты непонятного назначения. Расстёгнутая белоснежная рубаха с опавшим воротом обнажала крепкую смуглую грудь, на которой виднелись линии татуировок, упиравшиеся в бинтовую перевязь на животе. Ниже Селин заглядывать не решилась. На подносе среди груды свитков стоял полупустой графин с двумя пустыми бокалами и остатками вина. В кресле чуть поодаль сидел Фаусто, положив ногу на ногу, и штопал его бушлат. Смоляные кудри падали ему на лицо. Он просунул палец в дырку и потешно согнул. Васко скосил глаза и улыбнулся уголком рта.

Скрепя сердце, Селин выпалила:

— Капитан, мне нужно сказать вам.!

Васко поднял на неё покрасневшие глаза и промокнул платком блестящий лоб.

— Моё почтение, миледи. В таком случае наши намерения исключительно совпадают.

— Н-но я бы просила вас без посторонних…

Фаусто только поднял брови и уткнулся в шитьё.

— Здесь нет посторонних, миледи. Все свои.

Селин замялась. Капитан заговорил.

— Вынужден сообщить, в силу сложившихся обстоятельств мы меняем курс. Задержка займёт около трёх недель, но сказать по правде, думаю, даже дольше. В пункте назначения станет яснее. Мы идём на Малый Орфей.

— Насколько понимаю, всё дело в состоянии кораблей?

— Вы правы. Мы не можем продолжать путь в столь плачевном состоянии.

Он поморщился. Фаусто сейчас же отложил работу и поспешил к столу. Неслышно наполнив бокалы, он отхлебнул и принялся разминать плечи капитану. Васко едва слышно застонал и блаженно прикрыл глаза. На его висках собирались крупные капли пота. Селин округлила глаза. Уголки рта опустились.

— Ох… о вас конечно говорят разное… я не подозревала…нет, я конечно знала, что вы все тут — одна большая семья, но двое красивых мужчин… нет! Такое для меня слишком… недопустимо!

Фаусто закатил глаза, не отрывая рук от Васко.

— Сударыня, не мог представить, что способен так шокировать вас…

— …столь крайним проявлением, бросающим в пучину порока, — хохотнул Фаусто и с вызовом посмотрел на Селин.

— Не желаете ли присоединиться? — Васко искренне веселился.

Де Сарде в ужасе выскочила вон, забыв обо всем, что собиралась сказать.

— Одна из причин, по которым я выбираю мужчин, — Фаусто тихо закрыл распахнутую дверь. — Мало ума, мало такта, много эмоций.

— Перестань. Тебя тоже бывает в избытке.

***

— Еще одно фиаско, — кусала губы Селин.

Но к своему удивлению, она почувствовала облегчение. Вчера он отверг её несколько по другим причинам, нежели она думала, однако неизъяснимая досада накрепко засела в сердце.

Де Сарде постояла так немного, приходя в себя, и пришла к выводу, что из неё точно никудышный дипломат, если она отступится от того, что решила сделать. Она развернулась и решительно влетела в капитанскую каюту.

— Фаусто, вас кто-то зовет из трюма. Срочно! Что-то там стряслось! — изображая панику на лице, проговорила она.

Квартирмейстер тревожно переглянулся с капитаном и бросился вон.

Селин щелкнула замком, запирая за ним дверь.

— Неожиданный поворот. Вы не перестаете меня удивлять. — Васко оторвался от карт и откинулся на спинку кресла.

Де Сарде ещё раз взглянула на бинты, которыми он был перевязан, и заметила на них выступившую кровь.

— Вы ранены…

— А вы очень проницательны. Ничего серьёзного. Так что же вы хотели мне сообщить?

Говорить с ним, когда глаза то и дело бегают по завиткам его татуировок на груди, было сложно.

— Капитан, ваши предпочтения в выборе объектов любви в действительности… это совершенно не мое дело!

— О, как вы правы сейчас!

Васко, несмотря на измождённый вид, не подавлял улыбку.

— Я здесь затем, чтобы принести вам свои извинения, — с каждым словом, срывавшимся с её губ, от её души словно отламывались осколки пудовой тяжести. И тем больше де Сарде воодушевлялась. — Признаю, я очень нелестно отзывалась о вашей команде, позволила себе проявить неуважение к вам. Вы и ваши люди показали себя как мастера своего дела и настоящие герои. Я увидела, насколько вы гуманны и добры к вашей команде. Простите. С моей стороны я вела себя очень недостойно, за что мне очень стыдно. Для меня это будет серьезным жизненным уроком.

Повисла затяжная пауза, от которой Селин стало очень неловко. Васко просто сидел и смотрел на неё без движения.

— Признаться, удивлён и растерян от столь внезапного признания. Впрочем, извинения приняты.

Он продолжал сидеть в кресле так же вальяжно и, потирая наморщенный лоб, изучать взволнованное лицо Селин.

— Могу помочь вам чем-нибудь ещё?

— Это всё. Благодарю вас.

Ручка двери дернулась, и в дверь настойчиво постучали. Судя по голосу снаружи, вернулся Фаусто.

— Лучше отоприте. А то знаю я его. Сейчас дверь головой проломит. — усмехнулся Васко. — Наша ремонтная смета и так превысила все допустимые размеры.

Квартирмейстер едва не сбил её с ног. Селин торопливо вышла.

— Что здесь происходит?!

— Леди принесла извинения.

Фаусто только закатил глаза.

— А ты становишься сентиментальным, капитан. Неужели поверил в искренность этой особы? Забыл? Помимо всего прочего, она же артистка! Таким сыграть любое чувство — плёвое дело.

— Если и так, что тебе до этого? Сказала, потому что сочла нужным. Инцидент исчерпан.

— На твоём месте я бы поразмыслил о её выгодах от своей исповеди.

Васко скептически посмотрел на него.

— Что это?

— Ревность.

— А. — Васко налил воды и жадно выпил. — Насколько помню, мы с тобой не в тех отношениях для подобных сцен, Фаусто.

Квартирмейстер пожал плечами.

— В любом случае считаю хорошим тоном быть готовым к ножу в спину от любого.

— Я тебя услышал.

Капитан углубился в расчёты, привычно вращая сияющим циркулем.

— Решил уже, как поделим добычу?

Васко потёр переносицу.

— До Малого Орфея мы не можем ни на что претендовать. Ребята вон и так растащили себе камзолы. Теперь все стали господа, один важнее другого. После реквизиции что-то да оставят, а там посмотрим. Лучше скажи, как поступим с картинами?

Относить в тайные мастерские всяческую живопись давно стало доброй традицией на «Коньке». К примеру выходит из-под кисти известного мастера некая «Мадонна с единорогом», а спустя одну-две перевозки глядишь, и вот уже пять, а то и семь полотен продаются или даже приходят в дар высокопоставленным лицам. Авторы подлинников конечно пробовали устраивать суды и скандалить, но на поверку сам автор не мог отличить копии от оригинала, потому дальше мер, помимо усиленной охраны произведений искусства, не шло.

— Если бы не Орфей, всё бы сделали на Тир-Фради. Так что ничего, кроме восторга эстета, или как называется это твоё увлечение, я тебе не предложу.

В каюту снова постучали. На пороге стояли Флавия и Маркиз с неизменным чемоданчиком. Васко встал и, морщась, стянул рубашку. Ни говоря ни слова, Маркиз срезал бинты и со свойственной ему педантичностью занялся перевязкой. Горячая вода пошла на кофе для капитана и на промывание инструмента. Фаусто отвернулся.

— Что там наши трещины, доктор?

— Паршиво наши трещины, капитан. Пушечная бригада сплошь с болями в плечах, аж до повышения надбавки за вычёрпывание воды. С нас станется только до «Орфея» и дойти, — процедил Маркиз. — Что до вашей пробоины, жить будете, коли не станете усердствовать в поднятии тяжестей, или чего вашему капитанству удумается.

— Ничего тяжелее груза ответственности не поднимаю, — улыбнулся пациент и надел рубашку.

— Жар или прекратится, или усилится, и вас с прискорбием заменит Фаусто. Большая потеря для всех нас. — Фаусто только кисло улыбнулся, направляясь к выходу. — Потому, голубчик, давайте-ка освежим ваши силы кровопусканием.

Флавия мужественно закусила губу и хотела было ретироваться.

— Куд-да, стер-р-рва. Будешь стеречь жгут.

Капитан же спокойно вернулся в кресло и закатал рукав.

— Недаром про тебя, Маркиз, слухи ходят, дескать ты так увлекаешься кровопусканием, потому что сам… кровь пьёшь.!

— Да брось, Флавия, то пустое. Не верь глупостям.

Маркиз свирепо зыркнул на неё. Она что-то обиженно пробормотала, украдкой поглядывая, достаточно ли хорош сваренный ею кофе.

Когда все процедуры были исполнены, и его каюта наконец опустела, капитан поднялся на палубу. Пыхая трубкой, он придирчиво осматривал заплаты и цокал языком. До Малого Орфея оставалась неделя пути.

Заложив руку за спину, он чеканил шаг и размышлял. Извинения леди де Сарде, отравленные сомнениями, занозой засели у него на душе. Была ли она искренней или играла? Он не знал. Отчаяние в широко распахнутых голубых глазах показалось вполне настоящим. Или Васко не знал женщин.

Надев бушлат, он вернулся за стол и уставился в судовой журнал.

Шелест страниц вернул его в день отплытия. Вот списки погрузки, вот размашистые подписи приёма от отправителей. Список пассажиров и грифельная приписка «сука» у имени эмиссара леди де Сарде. Он улыбнулся уголком рта и толкнул чернильницу.

Густые чёрные капли медленно ползли, уничтожая слова, имена и предметы. Сливаясь, они оставляли только непроницаемый сырой глянец, в котором расправлялись даже лёгкие нажимы его пера.

— Я спрячу тебя ото всех, Уна, — прошептал он и оглянулся на стук.

Вместе с ароматом кофе в каюту вошла Флавия и шокированная, уставилась на распахнутый журнал.

— Но к-капитан.!

— Мы. Идём. На. Орфей.

— Закон…

— Закон, Мармышка.

Отхлебнув, он погонял кофе во рту.

— Ты и сегодня вложила в эту чашку всю душу, да?

— Как и всегда, капитан.

— Благодарю. Ты вот что… Пригласи-ка пассажиров.

Васко захлопнул журнал и крепко надавил на него, пропуская чернила вглубь листов.

========== МАЛЫЙ ОРФЕЙ ==========

Заложив руки за спину, капитан расхаживал перед тремя парами глаз.

— Как вы знаете, ввиду форс-мажорных обстоятельств мы были вынуждены сменить курс на Малый Орфей. Не нужно быть специалистом по морскому праву, чтобы знать о запретах, связанных с посещением этого места… Удивительного места. Экипаж «Морского Конька» нарушает закон, допуская ваше присутствие на нашем острове. Иными словами, нас ждёт в лучшем случае огромнейший штраф или выдворение на сушу на много лет, — добавил он, понизив голос.

— А в худшем? — Не удержался Константин.

— Исходя из статуса, вас подобные меры не заденут. Депортация без права возвращения, штраф и чёрный список Гильдии. Плюс запрет на любые упоминания и разглашения об увиденном. Впрочем, вас немедленно сочтут выжившими из ума, буде кому придёт в голову болтать об увиденном.

Васко строго посмотрел на притихшего молодого человека и сел в кресло.

— Таким образом, хочу просить вас об одолжении. Считайте, об игре. На то недолгое время, что займёт ремонт судов, вы будете навтами. Нарисуем вам татуировки низших чинов, чтобы не было лишних вопросов, однако вопросы будут. — Он протянул де Сарде свиток. — Здесь ответы для прохождения проверки. Настоятельно рекомендую знать назубок. В противном случае…

— Депортация, черный список и непомерный штраф, — буркнул Курт.

— Верно.

— Всегда мечтал играть на сцене! — казалось, источник неуместного оптимизма Константина совершенно не подлежит никаким правкам.

— Вот и сыграете.

Озадаченные пассажиры вышли.

— Останьтесь, эмиссар.

Чуть поморщившись, он встал и подошел почти вплотную. Де Сарде обдал тёплый запах соли и старой кожи его бушлата, пропахшего табаком и кофе. Уставшие глаза капитана покраснели, но в них ей неожиданно померещилась нежность.

— Я много думал… о вас, Селин.

Звук собственного имени, произнесенный Васко, наполнил её грудь незнакомым щемящим чувством.

— Мне также следует попросить у вас прощения, — вдруг заговорил капитан, — Я также вас недооценил и позволял себе излишне пренебрежительное отношение. Как и вы, я был полон предубеждений. В отношении аристократии. Принадлежность к ней не всегда означает нездоровое самомнение и чопорность. Произошедшие события утвердили меня в обратном. Вы проявили себя исключительно мужественно и достойно как в бою, так и… В вас, например, определено есть честь и… множество других прекрасных качеств…

Ей показалось или он смутился?

— Н-не знаю, что и сказать, — пробормотала она. — Благодарю.

— И вот еще что… Вы сильно ошибаетесь в том, какие объекты любви я выбираю.

— Васко, я… — замялась Селин.

Она недоверчиво вскинула голову и заглянула в янтарные глаза, обрамленные татуировками и подведенные сурьмой. Это его какая-то изощренная издевка? С одной стороны, она помнила его сарказм и холодность. С другой — не могла отрицать, что ощущала неимоверное волнение от его близости. Статный и широкоплечий, он был существенно выше ростом по сравнению с ней. От капитана веяло опасностью и дерзостью вперемешку с необъяснимой теплотой.

Его жёсткий палец, едва касаясь, обвёл пятно метки на её щеке и замер на подбородке.

Губы Селин сами собой разомкнулись, дыхание замерло, мурашки поползли всему телу. Сердце выстукивало какой-то причудливый ритм. Ноги подкосились, и она опустила ресницы.

— Кузина, ты скоро? Там дельфины! — прокричал Константин, врываясь в каюту.

Капитан не спеша убрал руку и отстранился.

— Славные создания. Рекомендую понаблюдать за их играми, — проговорил он, не сводя глаз с Селин и её пылающих щек.

***

Безоблачное небо отливало бирюзой и казалось бездонным. Над залитыми солнцем бескрайними волнами поднималась золотистая дымка, над которой далеко-далеко горела звезда. Свежий бриз надувал покрытые заплатами паруса и шаловливо вздымал кверху волосы леди эмиссара.

На верхние палубы судов эскадры высыпали все до навты, до последнего, даже зеленовато-бледные обитатели трюмных отсеков. Радостные как дети, они все как один, напряжённо вглядывались в горизонт. Воздух наполнился неизъяснимым восторгом.

— Что происходит? — крикнула де Сарде пробегавшему мимо Лауро.

— Малый Орфей близко, миледи — ответил Васко. — Мы идём домой.

Он появился словно из ниоткуда. Селин никогда не видела такого ожидания в глазах, и от созерцания чужой радости Возвращения в её груди сладко заныло.

— Сейчас самое время переодеться и нанести грим, — напомнил он. — Вы должны понимать: на кону продолжение всей экспедиции. От вашего поведения зависит многое, если не всё.

— Капитан, можете быть уверены: мы сделаем всё, чтобы вас не подвести, — она положила свою маленькую руку на его ладонь, лежащую на поручне. Воспоминание о том, как он смотрел на неё в капитанской каюте, заставляло её сердце биться сильнее.

Селин закусила губу и улыбнулась, но запнулась об удивлённый взгляд капитана.

О, Просветлённый! Что она творит? Это было абсолютно, категорически неуместно и выходило за рамки любых приличий. Она в панике одернула руку. И судя по его пристальному взгляду, неловкость почувствовал и капитан.

— То есть… я… имела в виду… вы нас очень хорошо проинструктировали… Задача ясна… — пробормотала Селин и отвернулась, чтобы ни в коем случае не показать, будто для неё всё это имеет какое бы то ни было значение.

***

Дымка сгустилась в мерцающую пелену, покачивающуюся на волнах.

«Морской Конёк» спустил паруса, идя на буксире в форватере «Лентяя». Капитаны «Золотых песков» и «Фурии» оказались женщинами, и, идя борт в борт, они перекрикивались низкими голосами, судача о планах на прибытие. Потянулись тягучие часы приближения.

И вот, над водой показалась невероятных размеров статуя.

Де Сарде во все глаза смотрела на чудовищно прекрасное произведение. Золотая с прозеленью мужская фигура раскинула руки в объятиях, будто стремилась охватить целый мир. Она походила на человеческую, если бы не спиралевидные витки могучих кракеноподобных щупальц, пляшущих в замысловатых окружностях. Лицо не имело черт, только на месте глаз пылал неугасимый бледный огонь. Его-то издалека и принимали за звезду.

Голову гиганта венчал опрокинутый полумесяц, похожий на рога.

Селин задрала голову и прикрыла рукой глаза от солнца.

От чуть поджатой нижней губы к подбородку спускался затейливый каскад полос, перечисляющий навыки навта с правом ведения переговоров на суше от имени Гильдии. Сине-серая тройная линия под бровями от внешнего угла века до виска скупо рассказывала о старшей юнге-адъютанте, блестяще зарекомендовавшей себя в административной работе на судне. Нанесенный рисунок еще больше приковывал взгляд к её большим голубым глазам и оттенял белизну тонкой кожи, едва тронутой загаром.

— Кто это?

— Сам Орфей. Малый Орфей. Путеводная звезда навтов.

— Страшно представить, что же изображено на Большом Орфее, если таков Малый…– она сглотнула, не сводя глаз с монумента.

Любовавшийся ею всё это время капитан посерьёзнел.

— А вот это название настоятельно рекомендую вам никогда не упоминать.

Селин наконец оторвалась от статуи и посмотрела на него.

— Потому что вам немедленно станут задавать вопросы, на которые ответить вы не сумеете.

По обе стороны от гигантского маяка тянулась разомкнутая изломанная береговая линия, в разрыв которой вплывал и тут же, не доходя до берегов, таял удивительный туман. Забрав чью-то подзорную трубу, де Сарде разглядела сотни сияющих шпилей и башен, отливающих бронзой и латунью.

Эскадра вошла в порт.

Словно гигантская пасть, на корабли надвигалась ажурная крыша доков. Тысячи каплевидных окон до остатка пропускали свет. Поднимающиеся прямо из воды колонны покрывали тонкие ветви кораллов и серая патина.

Поднялась беготня. На воду спускались шлюпки. Навты вязали канаты и весело переговаривались. Константин был непривычно молчалив и смотрел по сторонам, разинув рот.

Казалось, капитан не замечал окружившей его красоты. Они с Фаусто стояли у трапа с сумками, полными накладных, что-то обсуждали и рявкали на замешкавшихся матросов.

На причал вышли пожилые навты в чёрных бушлатах.

— Экипаж «Золотых песков»! «Пески»!

— «Лентяй», сюда!

Команду «Фурии» звать не пришлось. Наскоро опустошив трюм, команда сгрудилась вокруг капитана, розовощёкой коротконогой толстушки, в ожидании приказа следовать за провожающим на расквартирование.

К Курту подошёл Джонас и вполголоса проговорил:

— Капитан велел вам держаться меня, пока дела и всякое такое.

Озираясь, Курт за рукав подтащил поближе наместника Новой Серены и так же тихо спросил:

— А долго нас здесь мурыжить будут?

— Завтра станет яснее. Пока посчитают ущерб, починку…

Джонас махнул рукой и выкрикнул: «Морской Конёк прибыл!»

Провожатый, сгорбленный однорукий старик с заправленным в карман рукавом, снисходительно кивнул на Константина:

— Первый раз… В свой первый раз я так и просидел на пристани. Даром что мухи в рот не залетали. Тогда меня обыскались. Потом полы драил полгода.

Константин рассеянно кивнул.

— Да, сынок, Малый Орфей — чудо из чудес. И как к нему надо относиться?

— Почтительно! — хором отозвались навты.

На проверке документов команда «Морского Конька» чинно разворачивала мятые листы бумаги и предъявляла строгой навтке в чёрном же кителе. Она холодно вела опрос и удовлетворившись, попускала моряков дальше.

Колючий взгляд задержался на лице Селин, изучая узор на подбородке и пятно метки на щеке.

— В какой день мы не выходим в море?

— В день траура по событиям в «Треугольнике Дьявола»! — отчеканила та. Её прошиб холодный пот, и больше всего на свете она боялась, как бы не потекла краска.

— Почему я раньше тебя не видела на «Коньке»?

— Потому что капитан Васко подобрал нас с «Зелёной Девы» после крушения!

Контролёрша хотела спросить что-то ещё, но отвлеклась на взвизгнувшего Джонаса, получившего щипок от Флавии.

Навтка скептически посмотрела на Константина, пробормотав: «Первый раз. Бесполезно» и снова уставилась на метку.

— Хорошее было судно. Ласковой глубины ему.

— Ласковой глубины! — нестройно повторили все, слышавшие опрос.

— Ты теперь, — обратилась она к Курту. Тот скоренько пихнул под ребро Константина, передавая его сестре.

========== БЮРОКРАТИЯ ==========

Пристани на верфи Малого Орфея располагались «ромашками»: поросшие кораллами каменные пирсы поднимались с самого морского дна и сходились к центру, от которого взлетали высокие сквозные мосты, убегающие к верфи. По ним носились навты-ремонтники, и таким образом основные пристани избегали столпотворений.

Крепкий настил грузового отделения доков скрипел под ногами матросов, согнувшихся под тяжестью сундуков и тюков. Квартирмейстеры эскадры «Морского Конька» весело переругивались по дороге в инспекцию на утверждение описей и бронь складских мест. Крошки-юнги, почти ещё дети, щеголяя своими первыми «мокрыми» бушлатами вышедших в море за работой, сидели на подмостках и плевались в чаек из духовых трубок. Насколько было известно Селин, безделье у навтов в принципе не было принято, и она сочла, что детвора находится в увольнительной.

Курт с каменным лицом тащил за собой Константина, который еле плёлся, раззявив рот.

Де Сарде во все глаза разглядывала причуды местного морского зодчества и почти бежала следом за Фаусто и Васко, который спешил с сумкой документов по бесконечной пристани. Капитан всё озабоченно оглядывался на перекошенный корпус «Морского Конька», то и дело хлебавшего воду.

Казалось, добрый хозяин тревожится за верного коня по дороге в лечебницу.

Им встретился знакомый, и, коротко глянув на Селин, Васко вдруг перешёл на навтский. Изо всего потока звенящей речи ей только удалось разобрать «притащили за ноздрю» и что-то то ли о неподобающих природе фруктах, то ли о природе неподобающих фруктов. Судя по эмоциональным взмахам рук и интонации, Васко наконец дал себе волю: он то возмущённо показывал на себя, то на утлый корабль, то снова на себя, то делал страшные глаза и громко щёлкал по судовому журналу.

Знакомый сочувственно качал головой, сбивал треуголку набекрень и что-то подсказывал, потирая подбородок.

Она наблюдала за ним и тихонько улыбалась.

Всю жизнь окружающие были для неё чем-то вроде фона. Говорящими декорациями, оттеняющими её саму. Навты же и подавно являлись обслуживающим персоналом.

Строго до сих пор.

Внутренняя жизнь моряков оказалась настолько увлекательной, что де Сарде то и дело подмечала ненавязчивые мелочи, из которых, как она поняла, складывались навтские традиции. Например, она заметила, что навты никогда не плюют на палубу, а когда прикуривают от одной спички, то либо по двое, либо по четверо: нечётный курильщик считался дурным знаком. Константин было повадился присоседиться к курению вместе с экипажем, но спустя несколько суток его жалоб и нытья взгляд вездесущего Красавчика всё же быстро отбил интерес кузена к вредной привычке.

Дети-навты умиляли своей нарочитой серьёзностью. Чем сильнее они старались подражать деловитости взрослых моряков, тем ярче виднелся их задор, как у маленьких дельфинят.

Теперь же, на своей земле, без оглядки на чужаков, расслабленные, навты вели себя… как единый живой организм.

У звездообразных пирсов были пришвартованы парусники, изящные галеоны и рыболовецкие корабли-крепыши.

Селин особенно не интересовалась судостроением, так что ей была чужда гармония острых носов и упирающихся в небо мачт со сложенными парусами.

Но носовые фигуры ей показались определённо занятными.

Кого тут только не было!

Львиные головы с сомкнутыми и раскрытыми пастями, крашенные алебастровым белым и золотом; полногрудые девы с томно приоткрытыми ртами и рыбьими хвостами ниже пояса; увенчанные коронами неизвестных домов суровые старцы, в складчатом одеянии и при регалиях; единороги, мантикоры, грифоны всех мастей…

Де Сарде так увлеклась, что не сразу поняла, что забрела туда, куда не следует.

В глубине верфи её поджидало чудовище.

Словно пощёчина общественному вкусу, у самого дальнего пирса на воде лежало это.

Широкое свинцовое брюхо пузатого монстра было почти вдвое больше обычных фрегатов. Там, где у нормальных кораблей располагалась палуба, у этого уродца наблюдалась покатая спина, обитая металлом. Парусов не было и в помине.

Там же, где положено быть носу, располагалась огромная страшная морда с гигантским кривым клювом, под которым виднелась странная конструкция, как если бы какой чудак соединил две лопаты углом. И самое отвратительное, что клюв страшилища был задран кверху, а из пасти под ним выходил оранжевый жар, исходящий чёрным дымом. Приглядевшись, Селин поняла, что такой эффект дала приподнятая часть киля. На боку непонятного существа красовалась огромная круглая конструкция, напоминающая гигантскую шестерню с лопастями. Вместо мачт из спины высились чёрные трубы, как на доменной печи. Завершали угрожающий образ огромного уродца тяжелые металлические пушки на носу и корме.

— Капитан, что это…? — пробормотала де Сарде, стараясь не выдавать нервозности от вида страшилища.

— «Кот». Всегда вызывает недоумение у непосвящённых. — Не глядя на корабль, произнёс Васко. — Замечательная машина… Североморское ледокольное судно. Мнэээ корабль для акваторий, скованных льдом.

— Надо же, и такие бывают…

Она хотела было пройти дальше, следом за Васко и молчаливым Фаусто, но её вдруг окликнул Джонас, мол, младшему составу велено отправиться на расквартирование, пока капитан займётся бумажками.

Новость взбодрила Курта, и, перехватив под локоть Константина, они с Селин двинулись прочь из верфи.

***

Буксир наконец ткнулся мордой в пристань.

Особенно не церемонясь, навты ремонтного корпуса забрались на палубу «Морского Конька» прямо по буксирным тросам и расселись в ожидании распоряжений.

Бок прострелила острая боль, и Васко сморщился. Резко выдохнув, он обошёл кругом судно, в очередной раз осматривая повреждения, которые итак знал наперечёт.

Фаусто наконец подал голос.

— Иди уже в лазарет, я сам подам заявку ремонтным.

Ничего крамольнее подобного предложения уши Васко в жизни не слышали.

— С твоего позволения, я всё же сдам «Конька» сам, — холодно отрезал он.

— Конечно, капитан. Как скажете, капитан, — не без издёвки квартирмейстер подал ему платок утереть пот с висков. — У тебя всё занесено в журнал. У меня все сметы. Я всё сделаю, иди.

Васко уже хотел возразить, но судя по внезапно посеревшему лицу Фаусто, за спиной у капитана происходило нечто ужасное.

— Иди, Фаусто. Под мою ответственность, дав-вай уже… — проскрипело сзади.

Не мигая, на Васко смотрел Маркиз.

Бледнее обычного, с шальной ухмылкой, сейчас он больше всего напоминал маньяка.

Холодные цепкие пальцы беззастенчиво обшарили шею капитана. Маркиз нахмурился, взял его под руку и потащил в лазарет.

Квартирмейстер воспользовался моментом, выхватил у капитана судовой журнал и был таков.

Васко и Маркиз понимали друг друга без слов.

Высокий и тощий как жердь, с неизменной киянкой на поясе, в болтающемся бушлате со сточенными от беспрестанной полировки пуговицами и латами, Маркиз являл собой если не один из ликов смерти, то по крайней мере того, кому о ней кое-что известно. Недаром он и плотничал, и врачевал, и был одним из самых незаменимых навтов в составе экипажа «Морского Конька». Как-то раз он даже спьяну брякнул, дескать ему без разницы, кого лечить, судно ли, человека ли, зверя ли, живого ли, мёртвого ли…

Потому Маркиза и его бригаду берегли пуще зеницы ока: без плотницкой бригады да при нынешнем уровне пиратства, мореходство становилось задачей хотя и хорошо оплачиваемой, но слишком рискованной, как для судна, так и для его команды.

Потеря же судового врача почти всегда означала гибель и большей части экипажа.

Вихляя по лабиринту портовых ходов, они вышли наконец к Лазарету, высокому светлому зданию на сваях со стрельчатыми окнами.

Васко терпеть не мог больничной волокиты, благо ему хватало заботы Маркиза да и собственных знаний для приготовления простейших вытяжек. Но людоедская улыбочка корабельного врача действовала на него лучше любых из методов убеждения.

Они прошли в корпуса лазарета и отрекомендовались. Их посадили заполнить заявки на медосмотр.

Пользуясь тем, что их никто не видит, Васко выдохнул:

— Этьен, друг мой, я уж и не помню, сколько раз помер бы без тебя. Твоё мастерство неоценимо. Спасибо.

— Да помню я, капитан. С Бравелина помню. Можешь не повторять.

Щека Васко нервно дёрнулась.

— Предпочитаю не вспоминать то время. Правда.

— Чего ж ты хотел? Недаром говорят, мол, нет отважнее пятнадцатилетнего солдата… Ты был совсем мальчишка. Гильдия осталась тебе благодарна.

— Мне самому следует быть благодарным. Не будь Бравелина, не случилось бы нашего знакомства, — всё же улыбнулся капитан.

Как бы ни отворачивал злое лицо, Маркизу было ужасно приятно услышать похвалу, но на всякий случай он попытался сменить тему.

— А ты тоже заметил, что у вас с «Коньком» ранение с одной и той же стороны?

— Маркиз…

— Ну хватит, хватит. Ни к чему этот трёп не приведёт. Пустое.

Наконец за ними сбежал юнга и проводил к докторам.

Трое навтов с уставшими глазами в медицинских светлых бушлатах только что закончили обход коечного отделения и пригласили новых пациентов.

Увидев Маркиза, они закономерно отшатнулись от одного его вида, пока тот в кровожадных подробностях живописно расписывал извлечение пули и обработку раны.

Васко же стоял с голым торсом и прикрывал ладонью рот, чтобы не оскорблять смехом почтенный медицинский диспут.

— …так а что тебе и говорю? Выдай-ка мне пару талонов в аптеку, а то, вишь, извёл на капитана все снадобья…

Тот из докторов, чьи руки поменьше тряслись от страха, наскоро выписал Маркизу талон, и с видимым облегчением сполз по стулу, когда плотник вышел.

Не обращая внимания на Васко, навты снимали с него швы, что-то лили, подтирали, бинтовали и торопливо переговаривались между собой.

— Ты понял, кто этот ужасный человек?

— Да-да, сам Этьен де Корро… Говорят, герой Бравелинского побоища.

— …только он там страшно погиб, тому столько свидетелей… помилуй меня Глубина…

— А как же он тогда на «Коньке» ходит…?

Суеверно выпучив глаза, навты умолкли и забормотали охранные мольбы.

Васко снисходительно улыбался и предпочитал не вмешиваться в чужие разговоры.

Он конечно мог бы начать разъяснение со слов «всё было не так…»

…Всё было не так с ним, мечтательным юнцом, командированным на проклятый Бравелин.

Всё было не так с приказами, которые он выполнял, не раздумывая.

И только спустя годы, возвращаясь к ним раз за разом в многочисленных видениях, он начинал понимать…

Не так было и с Маркизом, который бил его, полумёртвого, по щекам, тряс с такой силой, словно норовил вытрясти душу, что-то кричал в его оглохшие уши…

Чувства глубокой вины и стыда не давали ему углубиться в пучину воспоминаний.

Они же и толкнули его в гражданское мореходство.

И в опиумные.

— Иш-ш ты, какой расторопный аптекарь…

Сверкая белоснежным оскалом в кроваво-красных губах и жутко улыбаясь, немигающими глазами Маркиз критически осмотрел повязку на капитане, поставил подпись, и с чувством выполненного долга прошествовал на выход.

Васко же одевался и с тихой улыбкой размышлял о том, как же ему повезло с командой.

***

У двери гостевого дома сохла табличка со аккуратными словами «Морской Конёк».

Пожилая комендантка отвлеклась от вязания и скучно повторила правила поведения, в которых среди «баб не водить» и «никаких краж» значилось и «явиться до полуночи».

Растащив нехитрые пожитки по комнатам и вдоволь наевшись невиданных сочных фруктов с питательными морскими обитателями, похожими на огромных насекомых, моряки разбрелись кто куда.

Красавчик, вопреки предположениям Селин о разнузданном нраве, похромал к жене.

Жана с Жаком с пристани забрала пожилая маменька, едва доходящая сыновьям до плечей.

Зыркающий по сторонам Маркиз насупился и вжал голову в плечи, когда завидел очаровательную рыженькую девчушку с такими же пронзительно-синими глазами, которая с визгом бросилась ему на шею с криками «папенька! папенька вернулся!». Она всё целовала его колючее лицо, а он бормотал «да полно те, ну хватит, хватит, маленькая ты что ли…» и всё норовил отвернуться.

Хитро улыбающийся Курт, бережно придерживая Константина, в обществе Лауро и других моряков мужского пола удалились «по мужским делам».

Селин осталась одна.

Обитая узорчатой тканью комнатка имела сносную обстановку: узкая жёсткая кровать была туго натянута штопаной парусиной зелёного цвета, добротная столешница содержала следы прошлых постояльцев с именами их судов, возлюбленных, а так же пожеланиями маршрутов эротического содержания некой Анук.

В углу располагался умывальник с металлической трубой с крашеной шестернёй сверху, но ни ковша, ни таза с источником воды Селин не увидела. В стенах что-то стучало и тихо выло.Просторное окно с плотной занавесью было выложено цветным стеклом, изображающим корабль с морским чудищем, дремлющем на дне под ним. На кровати лежала дурно пропечатанная листовка со словами «Добро пожаловать в «Око»! Кушанье из трёх блюд — 3 к., компания и питьё — бесплатно. Экипажам от 50 лиц — скидка!!!».

========== ОКРЕСТНОСТИ ПОЛУМЕСЯЦА ==========

Сколько же займет время простоя в Малом Орфее?

Отправить сообщение о задержке прибытия на Тир-Фради в её положении невозможно, — размышляла де Сарде, озираясь.

— Миледи, мне поручено показать вам город. Пойдемте! Поверьте, такого вы точно никогда не видели! — Лауро с явным предвкушением махнул ей у двери.

Парень не соврал. Селин шла по улице, еле сдерживая восхищенные взгляды.

Бирюза неба встречалась с синевой океана в сдержанно-сером ажуре городских построек, по которым пробегал металлический блеск множества арок, мостов, фонтанов, витых крылец и садовых оград, многоэтажных зданий с балконами и узорчатыми арочными окнами.

Венчали здания сияющие на солнце украшения из меди и латуни. Тут были и различного вида шестеренки и механизмы, невиданные звери и небесные светила. На некоторых уровнях зданий были видны целые террасы с растущими на них садами. На фасадах висели разнообразные, но выполненные в едином изящном стиле кованые металлические фонари и вывески.

Большинство зданий были вытянутой, близкой к готической, формы со множеством башенок, увенчанных шпилями. Встречались и строения с куполами, отливающими бронзой и латунью.

Де Сарде вдруг подумалось, будто она очутилась внутри музыкальной шкатулки.

На одной из улиц она заметила на фасаде здания необычное устройство. Оно состояло из замысловатой колбы и перекрещенных между собой вращающихся колец разного диаметра. В центре же механизма располагалось нечто, напоминающее циферблат.

— Что это? — спросила де Сарде. Глубина её познаний в инженерии не выходила за рамки понимания часового хода.

— А, — махнул рукой Лауро. — То прибор для измерения атмосферного давле… Ой. Нет. Это всё эм… волшебство, миледи. Навтская магия. Идёмте смотреть панораму?

Она только с сомнением посмотрела на него. Называть с виду сложные, но определённо продуманные, устройства непонятного назначения магией было как минимум странно. Её задушила досада: какой-то юнга смыслил в окружившей её обстановке куда более неё, и вместо толкового разъяснения посмел списать всё на магию, будто она дитя неразумное!

— Лауро, подозреваю, вы и сам толком не очень-то понимаете, что перед вами. — Юнга тревожно оглянулся. — Иначе вам не составило бы без труда растолковать и мне функцию прибора, не так ли?

Он не нашёлся, что ответить. Ей же ничего не оставалось, как закатить глаза и отвлечься на виды.

Панорамой оказался величественный вид на город.

Стоя у перил смотровой площадки, овеваемой свежим бризом, можно было наблюдать Малый Орфей почти целиком: остров имел форму полумесяца. Вдоль по одной его половине дымились верфи и город. На другой зеленела парковая зона с особняками и пляжи с участками дикой природы.

Вдоволь налюбовавшись и приняв к сведению логику использования суши для градостроительных нужд, миледи эмиссар потребовала вернуться. Уж очень ей хотелось рассмотреть получше местные наряды.

Селин с интересом разглядывала горожан.

Как и у всех членов Гильдии Навтов, лица жителей Малого Орфея украшали традиционные татуировки, скупо информирующие о чинах, особых достижениях, а также выдающихся талантах.

— Потому, как бы ни сбивало с толку платье, одного взгляда хватает, чтобы понять, с кем имеешь честь, — вполголоса пояснил Лауро. — Ну очень удобно!

— Д-действительно… — неуверенно улыбнулась де Сарде. В её бедных глазах рябило от синих татуированных лиц и платья всевозможных цветов, а уж фасоны!..

Мужчины предпочитали кожаные плащи и жилеты, щедро украшенные металлическими заклепками и обычные рубашки с брюками. На головах у некоторых, помимо шляпы-цилиндра, были очки с очень толстыми стеклами.

Связанный клятвой о неразглашении, Лауро полунамёками всё же поведал Селин, что навты-гражданские обычно находятся в запасе, и не занимаются мореходством, всё своё время посвящая добыче местного полезного ископаемого — особой магнитной руды, которая при добывании разбивается в мелкую пыль. А поскольку на работы привлекаются все незанятые на акваториях члены общества, широкие очки на ремнях из предмета необходимости превратились в модный аксессуар.

— Миледи, сами посудите: вы же всяко украшаете рукояти своих рабочих инструментов, ну там шпаг… пистолей… вот и мы это…

Ей показалось очень милым наивное стремление моряков всё украшать да прихорашивать, от собственных тел до рабочего инструмента.

Впрочем чего можно было ожидать от не наигравшихся в детстве детей?

Женщины-навтки в массе своей носили белые блузы с кожаными корсетами или очень широкими поясами, украшенными шестеренками, заклепками или циферблатами. На руках были приняты кружевные или кожаные перчатки не выше запястья. На головах носили шляпки в виде цилиндров с короткими полями. Косые подолы юбок у молодых девушек кокетливо приоткрывали остроносые сапоги или ботильоны, а также одну ногу чуть выше колена.

— Какой скандал! — ужаснулась Селин, — В такой толпе отличить истинную леди от работницы дома терпимости решительно невозможно!

Она безотчётно подняла повыше шейный платок и сильнее закуталась в навтский бушлат.

Колоссальная культурная пропасть и противоречивое сходство между обществом навтов и нравами Гаканцев загоняли её в тупик, и вместе с тем манили по возможности лучше узнать устройство закрытого острова.

Так, размышляя, они брели с Лауро по мощёным улочкам, и каждый думал о своём.

Лауро — не сболтнул ли чего лишнего.

Селин — как же так случилось, что под боком у Гакана существовала настолько необычная людская общность, да к тому же так неприметно…

Де Сарде остановилась у витрины кондитерской лавки и изучала местные сладости.

Морские коньки, рыбки и медузы на палочках, литые из полосатой карамели, чередовались со спрутами и кракенами. Здесь же глянцевыми букетами стояли сахарные шестерни всевозможных расцветок и разнообразные тянучки в виде морских узлов.

С одним Лауро, без Васко, посещать лавки она не решалась. Однако ей ужасно захотелось отведать местных сладостей, и она вошла.

Отставной навт, синелицый низенький старичок-лавочник, приподнял цилиндр с неизменными очками на тулье.

— Моё почтение, господин лавочник. Изво… Подайте пожалуйста вон тот леденец.

Медовый вкус отдавал лилейными нотками. Селин зажмурилась. Совсем как в детстве.

Вспомнилось, как она, зарёванная от изнеможения после бесконечных классов, лежала на коленях у маменьки, а та гладила её по волосам и приговаривала: «Ничто не вечно, моя девочка. И это тоже пройдёт»…

Они так и брели по аккуратным улочкам, пока Лауро вдруг не подтянулся и не пихнул локтем де Сарде.

Им навстречу спешил капитан.

Не глядя под ноги, Васко шевелил губами и то и дело сверялся с развёрнутыми лентами свитков. На его локте висела холщовая сумка, из которой торчали многочисленные бумаги.

Бегло поприветствовав юнгу, он уставился на де Сарде, и совершенно без предупреждения увлёк её за собой, на ходу сообщая подробности её задачи.

Не вынимая изо рта изрядно уменьшившийся леденец, она растерянно кивала, до конца не понимая, с чего бы это такая спешка. Впрочем её захватил авантюризм, и она с радостью поторопилась следом.

Задача показалась невыполнимой. И потому ужасно интересной. Флавия, неизменный ассистент капитана, не пришла к сроку, и Селин, теперь Дора, должна была подхватить обязанности навтки.

— Я долго думал, что с вами делать, и пришёл к выводу, что нет места надёжнее, чем быть у всех на виду. К тому же меня беспокоит, как вы бродите по городу с открытым от удивления ртом в сопровождении не самого прозорливого члена команды. Под моим контролем у нас меньше шансов попасть в неприятности.

— Я же не могу сидеть в четырех стенах всё наше пребывание здесь…

— Да, я об этом не подумал. Кстати, а где ваши спутники?

— Эээм, полагаю, они отправились изучать местный бордель… — Селин поморщилась от того, как это ужасно прозвучало из её уст.

— Кстати, мудрое решение! Остаётся надеяться, там им будет некогда трепаться направо и налево…

Васко не смотрел на неё и говорил в сторону. Селин с облегчением вздохнула, так как он не мог видеть её вспыхнувшего лица.

У неё засосало под ложечкой.

========== АДМИРАЛТЕЙСТВО ==========

Над ними возвышалось колоссальное здание.

Монументальная постройка выглядела очень древней, однако на ней не было ни письмён, ни графических изображений, свойственных историческим объектам.

Прямоугольные колонны отливали серебром и были отделаны коричневым минералом с бронзовыми прожилками. Высокие тёмные окна напоминали скорее бойницы, чем проемы, через которые можно любоваться пространством. Высокие шпили остроконечных башен устремлялись в небо. И с удивлением Селин заметила, как между ними проплывают прозрачные облака.

Необычное зрелище так захватывало, что, сложив козырьком руки, она подняла глаза к небу, и увидела, что окна в башне украшены фантастическими фигурами — их лица были скрыты облаками, но и отсюда Селин могла разглядеть удивительные черты: вздёрнутые носы, выпуклые глаза, слегка приоткрытые рты — пропорции, лишь отдалённо напоминающие человеческие.

Вопиющий баланс непривычной асимметрии выглядел настолько грандиозным и устрашающим, что она даже не стала гадать, что это за стиль.

По лестнице они поднялись к массивным двойным дверям.

Холл поражал размахом, однако вопреки виденному в гражданских кварталах, не имел ни малейшего элемента вычурности: строгая отделка морёным деревом сочеталась с аскезой необработанного пористого камня. Мимо сновали навты в шинелях разных цветов.

Чёрные стояли у входов. Бирюзовые спешили по лестницам. Васко был в тёмно-синем пальто, как и другие моряки, что прибывали из Гаканской акватории. Стоял тихий стук подкованных сапог по песчаного цвета коврам.

Селин вцепилась в блокнот с чернильницей и пером и изо всех сил старалась не таращиться, едва поспевая за размашистым шагом капитана.

Их позвали.

— Какими судьбами к нам, салага? — окликнул их низкий хрипловатый бас.

— Мне показалось, или я услышал какое-то блеяние, Дора? — нарочито громко обратился Васко к Селин.

Де Сарде покраснела до корней волос, не найдясь, что и ответить, и только неуверенно кивнула.

Они обернулись на развалившегося рядом на диване навту.

В глаза сразу бросилась тяжёлая механическая перчатка, по локоть надетая на его правую руку. Чешуйчатые пластины из красноватой чернёной меди перемежались с начищенной латунью, и можно было подумать, будто моряк то ли не до конца снял рыцарские латы, то ли не успел надеть остальной доспех. Селин в очередной раз подумалось что-то о странной моде, и как должно быть потеет рука в таком облачении. Однако пальцы в перчатке, чуть звякая, выстукивали по низкой каменной столешнице незатейливый ритм, что ускорялся по мере их приближения к незнакомцу.

Его тяжёлая шинель была подбита плотным серым мехом, отливающим инеем, роскошный небрежно откинутый косматый ворот был то ли из соболя, то ли из какого другого неведомого животного драгоценных пород. Из-под неё выглядывал зелёный мундир с золотыми аксельбантами, под которыми угадывались планки наград.

Вся его поза и внушительная широкоплечая фигура излучали уверенность в себе и решительность. Каштановые с проседью вьющиеся волосы были подвязаны в небрежный пучок. В одной ноздре красовалось кольцо из белого золота. На мужественном лице, так же, как и у Васко, виднелась вязь воинственных татуировок, но чуть на другой манер. Узоры на скулах частично утопали в густой короткой бороде, усах и бакенбардах.

Колоритный образ морского волка завершал цепкий взгляд глаз цвета штормовых морских волн из-под сдвинутых тёмных бровей.

Селин молча разглядывала сие явление, смутно осознавая, что переходит все рамки приличий, но была не в силах оторваться. Впрочем, незнакомец также беззастенчиво её разглядывал. Они так и стояли, изучая друг друга.

Наконец он неожиданно легко подскочил, улыбнулся и, приобняв Васко, похлопал его по плечу механической рукой. Звякнули эфесы сабель о ножны.

— Видел твоё корыто у врагов, — снисходительно проговорил Васко, — снова котяру изувечил на блудодействах?

— Да уж поди сам уродов похоронил, да новых забежал набрать?

Диалог капитанов совершенно не имел смысла.

Отдельные слова были ясны, но в сумме складывались в кошмарную белиберду, и Селин только и оставалось, что читать по мимике встречу старинных друзей да отстранённо-любезно улыбаться, как было привычно во время светских раутов.

— А где Флавия? — вдруг спросил незнакомец, внимательно глядя на Селин и на её щеку с меткой.

— Где же мои манеры! Дора, знакомься, Марсий, капитан «Кота». Ты видела его в доках. Вспомни, то самое… странное судно, что ты могла видеть.

— Самое надёжное, умник. Подкрутил бы борзометр…

— Дора, адъютант капитана Васко, — отчеканила Селин и щёлкнула каблуками на военный манер, стараясь не вспоминать гигантское чудовище из стали, что напугало её в порту. — А Флавия сказалась больной, поэтому я здесь.

— Значит Дора… Из грамотных что ли? Или из института благородных, охрани меня альбатрос, девиц?

В другое время и в другом месте она с удовольствием отвесила бы хаму пощёчину, но здесь и сейчас ей оставалось только дежурно улыбаться, пропуская грубые слова мимо ушей.

— Сделай-ка нам пока… чаю. С жасмином! — Васко хитро посмотрел на неё и кивнул в сторону стойки приёмной.

— Вам с сахаром или как обычно?

— С сахаром! — ответил за него Марсий ей вслед. — И мне, чтобы побольше! Кусков пять!

Он повернулся к Васко.

— И откуда это чудо?

— С «Зелёной Девы».

— Ласковой глубины ему.

— Ласковой глубины.

— Ничего так улов, миленькая… Впрочем ещё никто не жаловался на твои экипажи. Умеешь комплектовать, умеешь, салага… Так какими судьбами?

— Еле дотащил «Конька» и всю бригаду, чуть не остались кверху брюхом. Случилось такое месиво, что до сих пор удивляюсь, почему весь рангоут целый. Шли на Тир-Фради. Иду на реквизицию сейчас. А сам?

Марсий поднял брови.

— Даже так? Кого реквизировал-то?

— Крысиную бригаду. Венсана.

Они замолчали, не произнося вслух пожеланий ласковой глубины погибшим.

— Вот ты псина солёная, Васко. Венсан же поди до зубов вооружённый шёл. Он таких, как «Морской Конёк», на завтрак кушает и не морщится. Как же ты его одолел?

— Огневой силой, как ещё-то. Да и уроды не пальцем деланные…

Капитан хохотнул.

— Твоё счастье, что тебе не попались мы с «Котом». Нам твоя огневая сила, что слону дробина.

— Да неуже-ели…? В крысиную бригаду собрался? Так давай проверим, дай только из доков выйду…

Васко с удовольствием наблюдал за разозлившимся Марсием, и казалось, сам воздух трещал от смеси дружеских подначиваний и прямых оскорблений с вкраплениями угроз.

— А вот скажи-ка, ты и спать ложишься со своими витражами? — Васко кивнул на награды, плохо прикрытыми аксельбантами.

— Иди на хер?

— Ты совсем не изменился. — Улыбнулся он. — Впрочем стабильность — признак мастерства. Что с «Котом”-то?

Упоминание любимого судна вернуло Марсия на благодушный лад. Но не без досады.

— Поршня полетели. Полгода якоря вымачиваем. Механы всё никак не могут выточить нормальные. И кузня вроде не бухает!.. Им чертежи, видите ли, не те!.. Спустил туеву хучу на новые, да этим рукожопам всё без толку, движок ломает их, как спички ещё на прогреве, только успевай топить!

— Н-да, на то и враги…

— …вражины, разрази их Бездна! Иду квоту выбивать на покрытие простоя и штраф этим мразям…

Васко откровенно возмутился.

— У тебя же средовой износ! Надо было сразу вписать в страховую ведомость все расходники и ходить с запасом. Дай гляну, если с собой.

Марсий извлёк из кармана хрустящие листы, прозрачные от машинного масла.

— Нормально всё с чертежами. Из чего, говоришь, кузня делает?

— Бронза.

Наскоро пробежав по проекциям, Васко потёр лоб.

— Вели заменить на хромтитановый сплав. Хром и титан в пропорции.

— Впервые слышу.

— Их только пару лет назад нашли, и испытывают до сих пор по причине тугоплавкости. Отменные металлы. Подай пробирную заявку, дескать испытывать будешь на «Коте». Кабрал велела испытателям отдавать за полцены. Я так всю артиллерию «Лентяю» переобул в том году за бесценок.

— Ну хитёр!.. — восхищённо пробормотал Марсий.

Тем временем к ним вернулась Селин. Она наскоро сервировала чай и чинно встала, подсмотрев позу у гвардейцев.

— Ваш чай. Вам, капитан Марсий, с сахаром, вам — с жасмином. Как и просили.

— А вот и солнце наше ясное, — улыбнулся Марсий.

— Закатай губу, — бросил Васко, отхлебнул из полупрозрачной агатовой чашки и тотчас же, поперхнувшись, выплюнул, ошарашенно глядя на адъютанта.

Селин лучезарно улыбалась.

— Слишком горячо?

— Да нет… Видимо, отвык… от чая…

— Э, брат, давненько ты суши не топтал! А скажи-ка, Дора, и тебя донимала Луизина мерзкая тварь?

— Вы про боцмана?

Марсий заржал и хлопнул себя по коленке.

— А прошаренная девка-то! Нет, я про её обезьяну. Постоянно таскала всё, что не приколочено…

— Пакостное создание. Мне было не до неё.

— Да-да…

Не меняя выражения лица, Васко допил чай и, завидев гвардейца-провожатого, встал.

Селин поспешила за ним. Едва они оставили холл, капитан крепко взял её за локоть и отвёл в сторону.

— О, насыпать мне столько соли в чай — гениальная идея, достойная эмиссара! Взять бы вас и… и заставить палубу драить месяц за такое! Вы внезапно поглупели или что? Как это понимать, Селин?

Как же он был красив, когда злился! Казалось, ещё мгновение, и он вцепится ей в горло.

— Если вы меня немедленно не отпустите, я закричу, — сквозь улыбку сообщила она. — Спокойнее, капитан, а то на нас начинают оглядываться…

Он отпустил её руку и сердито взбежал по лестнице.

От бессчётного количества дверей кружилась голова. Кабинеты были похожи один на другой, а рука начала уставать от постоянных заметок и обрывочных замечаний капитана под запись.

К вечеру они наконец вышли из Адмиралтейства. Васко со вздохом сунул ей конверт, снял треуголку и провёл ладонью по лицу.

— Это по вашей части.

Селин пробежалась по листу.

— Тут на навтском.

— А. В общем, сегодня вечером мне, как и всему офицерскому составу Гильдии, следует быть здесь при параде. Заключение очередного Соглашения по Гаканской акватории… Н-да.

— То есть?

— Бал, — кисло проговорил капитан и полез в карман за кисетом.

Реквизиция прошла в рабочем порядке. Экипажу простили списанные камзолы и прочую мелочь. Состояние картин и драгоценностей, прошедших абордаж, было одобрено. Всё шло как по маслу. Его смутно тревожило, что вопреки обыкновению, ремонт затягивался. Как назло, в доках то заканчивалась древесина, то портились пилы. Неделя подходила к концу, а из плановых работ не сделано не было практически ничего. Задержка, даже по факту форс-мажора, по карману особенно его не ударит, но репутация, как перевозчика, подвергнется сомнению. Он уже подумывал отправить пассажиров на Тир-Фради на «Лентяе».

Сдав добычу и получив все необходимые выписки, Васко намеревался провести оставшееся время в опиумной за альбомом, однако долбаный вызов в Адмиралтейство, да ещё на статусное мероприятие, где ему станет тесно от надутых щёк и парадных мундиров, отъест драгоценные часы наедине с его наработками.

С минуту он разглядывал Селин и переводил взгляд то на неё, то на башню, полностью состоящую из циферблатов, показывающих разное время.

— Сейчас мы кое-куда зайдём и — сюда. Как раз успеем обернуться.

Он поймал за ухо мальчугана в огромных начищенных очках с потрескавшимися ремешками, что-то шепнул и вручил монету. Пацан деловито попробовал её на зуб и помчался, гремя многочисленными пряжками, в сторону порта.

========== МИЛЫЙ ДОМ ==========

Свернув в западную часть города, они вышли в район особняков.

За коваными завитками — кто бы мог подумать, изображающими морскую живность — изящных ворот виднелись идеальные газоны с аккуратно подстриженными кустами и деревьями.

На светлых фасадах кое-где красовались сдержанная лепнина, утопающая в зелени вьющихся садов. Вытянутые шпили венчали флаги, судя по геральдике, фамильные, и фантастические фигуры.

Васко остановился у ничем не примечательных ворот и что-то нажал.

Створки беззвучно распахнулись и открыли путь к двухэтажному особняку через поросший тёмно-зелёной травой и кустарниками двор с фонтаном посередине.

В фонтане плавали разноцветные рыбки, а статуя в центре, отливающая жёлтым металлом, напоминала невиданное механическое животное.

Окна особняка, с которых кое-где свисали цветущие вьющиеся глицинии, были невероятно огромными по меркам Серены. Некоторые высились от первого этажа до второго, демонстрируя атриумное пространство внутри.

Мелодичный перезвон завершился строгим дамским лицом в проёме приоткрытой двери. Гостей смерили цепким взглядом, и…

— Капитан Васко! Дорогой вы наш! Я уже и не чаяла! — что-то щёлкнуло, и двери медленно поползли настежь. — Кто это прелестное создание? Где Флавия? Какая худенькая! Капитан, девочкам нужно хорошо кушать! Он всё время забывает о еде! Поди весь экипаж — кожа да кости! Жак с Жаном вот только отбыли, ах, какие пирожки с огурцами делает их маменька!

— Сел… Дора, знакомься, Адель, моя экономка.

Семеня следом, Адель сделала самый неуклюжий книксен из возможных, и продолжала ворковать.

— Я вам сейчас супу согрею. Вы надолго? С каперсами, как вы любите. И пирожки остались, отменные пирожки, вы нигде больше таких не откушаете!

— Не надо каперсов. Как твоя рука? Привёз тебе мазь, принесут к вечеру. Не ожидал оказаться здесь в этот приезд.

— Вот же негодник, — сражаясь с одышкой, умилялась экономка. — Поди совсем забегался! Навещал этот твой, который жуткий, принёс уже!..

— Маркиз, — подсказала развеселившаяся Селин. Определённо, капитан нравился её всё сильнее. Ей и в голову…

— Да-да, он самый! Кошмарный тип! Вы им пиратов пугаете?

— Естественно. Как завидят его, тотчас же вывешивают белый флаг и сдаются, — пробормотал Васко, ковыряя ключом замок строгой, но роскошной, двери.

— Что же я болтаю! — Всплеснула руками Адель. — Десять минут, и идёмте кушать!

— Да-да. Не спеши.

В полумраке просторная комната Васко напоминала музей диковин.

Селин так и замерла, прикрыв рот. Элегантно обойдя конструкцию, отдалённо напоминающую усложнённую астролябию, Васко раздёрнул шторы и открыл высокое окно. Спёртый запах помещения, в котором давно не бывали, мгновенно наполнился ароматом сирени и прибоя. Солнце заиграло глянцем на поверхностях обстановки.

Стены, обитые тканью с малахитовым рисунком, были увешаны картами морских путей неизвестных акваторий, перемежающихся альбомными листами, тонко расчерченными неведомыми механизмами из шестерней и трубок. Анатомические штудии человеческих конечностей висели рядом со штудиями странных костных систем. Кое-где их бумагу прорывали написанные с нажимом восклицательные знаки. Селин сделала вид, что не заметила пару слов «дебил!!!» и даже кое-какие похлеще. Пёстрые чучела неизвестных полуживотных-полуптиц были частично разобраны и демонстрировали архитектуру сочленений крыла. По углам, — только видимых она насчитала около шести, — стояли статуи, в одной из которых померещилась рука известного мастера.

— Это Бернини? — тихо спросила Селин, глядя, как на солнце мрамор становится полупрозрачным, и кажется, будто накрытая каменной вуалью головка бюста вот-вот вздохнёт.

— Мнэээ… скажем, его ученик, и эм… точная копия. Я не готов тратиться на подлинники мастеров подобного класса.

Голос капитана раздавался совсем рядом, но самого его не было видно.

Захваченная чудесами, Селин брела вдоль бесконечной стены и рассматривала рисунки. Особенно её увлекла обнаруженная закономерность: рядом с проработкой конечностей животных обязательно находился чертёж подобной же конструкции с шестернями, пружинами и коленными валами.

Поворота в соседнее помещение она не заметила.

— Попрошу вас выйти.

Она вздрогнула.

Капитан стоял перед ней в одних штанах, с обнажённым торсом. На локтях повисла недоснятая нижняя рубашка из тонкой белёной саржи. По его смуглой шее бежали изящные изгибы татуировок, распадающиеся на извилистые линии, что уходили за сильные плечи и разбегались по гладкой рельефной груди. Бледные полоски редких шрамов, рассекающие орнаменты на груди и плечах, были отреставрированы с тем, чтобы рисунок не прерывался. На смуглой груди капитана что-то блеснуло. Вглядевшись, Селин увидела аккуратные украшения, продетые в его соски.

Она с трудом отвела взгляд.

— Я… Да, конечно.

Выбежав к астролябии и часто дыша, Селин чувствовала, какие горячие у неё щёки и уши, благо их чуть прикрывала тугая косынка.

Она свесилась в окно. От избытка впечатлений бедная её голова шла кругом. Чтобы взять себя в руки, ей пришлось начать повторять склонения в прошедшем времени на ненавистном Хикметском.

Спустя несколько минут и два из трёх прошедших времён Хикметского Васко вышел.

На нём был белоснежный военный мундир с широкой полосой, шитой золотом, пересекающей чёрный погон, уходящий в эполет с золотыми кистями. Стоячий ворот и обшлаги украшали канительные морские змеи, сплетённые с меандром. Стыдливо прикрытый золотым же аксельбантом левый лацкан искрился разноцветными наградами, решительно не гармонировавшими друг с другом ни цветом, ни манерой исполнения, и блистал при малейшем движении. Начищенные парадные ножны, из которых торчал изысканный эфес, отливали белым золотом.

Подмышкой Васко держал белую треуголку с лебяжьим пухом.

Перед Селин стоял капитан первого ранга.

От неожиданности Де Сарде широко распахнула глаза и поспешно прикрыла рот ладонями. Не в силах сдерживать восхищение, она засмеялась.

— Нет слов! Капитан, я потрясена! Как вам хорошо в мундире! Почему же вы скрывали свой чин?

— Расскажу позже. Итак. В столовую?

— Повозки в вашем поместье, полагаю, для таких путешествий не предвидится, — фыркнула Селин.

— Только пешим ходом, — наконец улыбнулся Васко, оправляя перчатки.

***

— Голубчик, так вы на бал? Что же сразу не сказали! Дора, милая, не вздумайте доедать пирожок, иначе корсет вас совершенно измучит!

Селин улыбнулась в тарелку с супом. Уж как следует питаться перед балами, она знала как никто.

— Благодарю вас, сударыня.

— Какая воспитанная девочка, капитан. Право, на бал с такой будет точно не стыдно показаться!

— Я в этом абсолютно уверен.

— Да она вилкой владеет лучше вашего… — пробормотала Адель и с сомнением посмотрела на Селин.

Той пришлось сейчас же зачавкать, уронить каперс и ответить с набитым ртом:

— Капитан Луиза, ласковой глубины ей, натаскала. Велела выучить манеры, а то чё я буду как эта на мероприятиях, если позовут. Вот, позвали…

Селин наблюдала совсем другого Васко.

Чуть расслабившись за обедом, он стал совсем домашним. Рот Адель не закрывался. Васко смеялся, хлопал в ладоши, хмурился, утешал. И почти ничего не ел. В то же время он будто оставался прежним капитаном. Их с экономкой взаимоотношения больше всего напоминали связь молодого аристократа и его доброй кормилицы. Уважительное, простое отношение, не подчеркивающее сословные различия, как это принято у внезапно титулованных торгашей, но возвышающее окружение до собственного уровня.

Расцеловав молодых людей на прощание в обе щеки, Адель насовала обоим пирожков в карманы и тихонько наложила охранные знаки на обоих.

Когда они отошли достаточно далеко, Селин осмотрела особняк с садами.

— Капитан. С вашими регалиями вы можете позволить себе не работать. Или хорошо. Плавать на других кораблях, побольше… Решать другие задачи… министерские к примеру…

— Зачем?

— Ну как…

— Я люблю море. Мне достаточно той деятельности и тех возможностей, что имею. Хотя Кабрал была бы с вами сейчас солидарна. По мне уж лучше море, чем душный кабинет с золотым креслом…

Селин с трудом отвела от него взгляд.

— К тому же при параде я ну вылитый попугай. Вы не находите? — как бы ни пытался иронизировать, Васко сконфузился.

— Вы выглядите невероятно празднично и элегантно, — заверила его де Сарде.

***

Селин смотрела на себя в зеркале за ширмой и понимала, что в таком виде она не выйдет даже за порог этого странного магазина, в витринах которого манекены были похожи скорее на механизмы, чем на людей.

Васко старался не раздражаться, курил трубку и уже явно терял терпение.

— Еще одна примерка, и нам можно будет уже никуда не идти. Давайте быстрее, Се… Дора!

Пышные присборенные рукава до локтя, отделанный кружевом лиф и кожаный корсет, украшенный циферблатом и шестеренками, ещё как-то уживались в представлениях Селин о нарядном платье, подходящем для леди на балу. И с маленьким цилиндром украшенным перьями и кружевами вполне можно было смириться тоже. На её светлых волосах, которые она для большей конспирации уложила в тугой пучок, головной убор смотрелся так же вполне сносно. Высокий ворот из остроконечных чёрных перьев скрадывал метку на щеке и красиво подчёркивал сдержанное декольте.

Но косой срез, открывающий ногу чуть выше колена — это просто неслыханный скандал!

Даже её «любимица» — Мари де Пессон со своим избыточным бюстом, — по мнению де Сарде, не выглядела так вульгарно, как девушка в отражении. И кружевные перчатки до запястья ситуацию так же никак не спасали.

— Это точно все платья из вашего ассортимента? — в отчаянии спросила Селин, разглядывая свои ноги, обутые в короткие остроносые сапожки.

— Капитан, поверьте, мы предоставили самые лучшие модели, что сейчас есть. Последний писк!

Торговка полностью игнорировала Селин и говорила подчёркнуто только с Васко. При этом, конечно же, она кокетливо улыбалась и стреляла глазками. Глядя на это вопиющее недоразумение, Де Сарде начинала закипать.

«Можно уплыть на другой край земли, но такие вот прилипалы а ля малышка Мари будут встречаться повсеместно», — с досадой размышляла Селин.

— Возможно дело не в нарядах, просто вам стоит подобрать спутницу получше? — вдруг выдала навтка, присела совсем рядом с Васко и уверенно уложила ногу на ногу.

«Пережила нападение пиратов, переживу и это», — вдруг подумалось де Сарде.

— О поверьте, выбор капитана гораздо более широк, чем то, что так навязчиво предлагают в вашей лавке, — проговорила Селин, и едва не задыхаясь от негодования, нацепила предложенную ей подвязку для бедра и вышла из-за ширмы.

Капитан скептически наклонил голову и посмотрел на неё так, будто де Сарде предмет интерьера.

— Принесите другие чулки. Темнее, выше, без орнамента. И, сударыня, умоляю вас, избавьте нас от этих сандалет. Принесите сапоги с нормальным, — он вдруг обхватил рукой в белой перчатке колено де Сарде, — голенищем. Досюда.

Он подошёл к Селин так близко, что его дыхание коснулось её щеки, и тихо добавил:

— Полагаю, вам крайне неловко следовать нашей моде, но уверяю, это не продлится дольше нескольких часов. Наберитесь терпения.

— Здесь что леди, что девицы легкого поведения — все одеваются одинаково! В чём тогда ценность костюма?

— Издержки выбранного вами занятия. Дипломатам вашего класса и не с такими проблемами приходится иметь дело…

Селин закатила глаза.

— Вам-то откуда знать!

Он только снисходительно улыбнулся.

— Ну же. Я и так подобрал для вас самый закрытый наряд.

Торговка заметила их тихую беседу и сердито грохнула коробками о прилавок.

На удивление, выбранные капитаном предметы одежды и правда почти прикрывали открытые части тела Селин. Откуда у него подобная осведомлённость в женском гардеробе, думать ей решительно не хотелось.

========== БАЛ ==========

Площадь перед Адмиралтейством наводнилась гостями вечера.

На фасаде и шпилях развевались праздничные синие-зелёные с золотом флаги. В небо то и дело взмывали светящиеся шары. Стеклянный купол на правом крыле здания и террасы, расположенные на верхних этажах подсвечивались синим цветом.

Удивительно, но министерски-монументальная пирамида с башенками в торжественной обстановке отчего-то напоминала храм Просветлённого в дни празднований.

Ещё издалека они заметили пёструю толпу навтов в разноцветных мундирах. Васко приосанился, и де Сарде взяла его под руку.

— Итак, добро пожаловать. Ну мы и вырядились… — он заметно нервничал. — Впрочем, вам удается эффектно выглядеть в чём угодно. Наверняка в Серене вам приходилось бывать на столь торжественных мероприятиях. Но как же все это не вовремя… Нам обоим следует быть совсем в других местах сейчас… И раз уж так вышло, пускай время пролетит как можно скорее.

— Как оказывается много у нас с вами общего…

Он приподнимал треуголку, приветствуя знакомых дам, и салютовал мужчинам.

— И, помня недавний инцидент, рекомендую вам не налегать на напитки. Довольствуйтесь бокалом игристого. Снимать вас, например, с люстры, на глазах у всех будет крайне утомительно.

— Какой вы оказывается, злопамятный.

— Предусмотрительный.

— Злой.

— …Ладно. Злой.

Селин тихонько сжала его плечо.

— Вы не волнуйтесь так. Всё будет как надо. Вот увидите.

Он молча накрыл ладонью её руку, кивая кому-то в сторону.

Обилие сногсшибательных нарядов кружило голову.

Тонкая эклектика сочетала несочетаемое: крестьянская простота белёного хлопка соседствовала с узорчатой кожей и — неизменными ремнями и пряжками.

Скромная парча, шелковая тафта и атлас продуманно и ненавязчиво сообщали о почтении сливок общества к рабочему классу и промышленности. То ли по назначению, то ли как дань моде, на дамских шляпках виднелись затемнённые очки на ремешках. Открытые плечи дам, обнаженные ноги в полупрозрачных чулках то и дело подчёркивали шлеи с приспособлениями неизвестного назначения. Декольте с изящными полосами татуировок искрили полупрозрачными блестками. Оттеняли наряды как традиционные украшения из перьев и кружев, так и уже знакомые де Сарде механизмы, шестеренки, циферблаты и даже пружины. Но они были выполнены гораздо искуснее по сравнению с теми, что она наблюдала ранее на горожанах, и судя по цвету, отлиты они были из более дорогих металлов. Оставалось только догадываться, несут ли они рабочие свойства или же сугубо декоративные.

Впрочем, как и светские события Серены, бал в Адмиралтействе вполне мог оказаться ничем иным, как ярмаркой тщеславия.

Высокие двери парадного подъезда были распахнуты.

Гостей провожали навты в ливреях, отдалённо напоминающих корабельные бушлаты.

Торжественное освещение, не работающее в их прошлый визит, было включено, и чинный в рабочее время холл расцвёл пышностью стен и потолка. Игра теней вырисовывала на некогда пустых серых стенах барельефы, по которым читалась история Гильдии и её ключевые события, судя по частоте плафонов, идущие чуть ли не с сотворения мира.

Вдоль стен стояли ледяные скульптуры в окружении столиков с лёгкими закусками.

Звон колокола открыл бал.

Спустившись до середины лестницы, залу оглядела фигура с прямой спиной.

Выступал Адмирал Флота.

«Не зная языка, слушай интонацию» — твердил де Курсийон.

Зазвучала приветственная речь на архаичном навтском.

Сбоку от Селин образовался Фаусто, неизменно в чёрном, без эполет, однако в погонах капитана-лейтенанта и в расшитом Хикметской вязью поясе, и полушёпотом начал переводить.

Суть речи почти не отличалась от обычных в таких случаях поздравлений и ожиданий от нового союза: звучали заверения в надёжности Гильдии Навтов, приглашение разделить существующие технологические ресурсы и тому прочее. Фаусто всё время отвлекался, вполголоса переругиваясь с капитаном в бордовом мундире, а протоколы подобных мероприятий Селин и так знала назубок.

На тридцатой минуте она порадовалась, что каблук достаточно широкий, и стопа не устала стоять.

Перехватив у официанта резные агатовые бокалы с игристым, она подала один Васко. Он кивнул, представляя своего адъютанта каким-то высокопоставленным сероглазым заместителям совершенно незнакомого подразделения чужой акватории в причудливых латах поверх коралловых мундиров. Де Сарде элегантно присела в неполном реверансе, благо читать чины и статус она умела по манерам визави.

Праздник почтил своим присутствием и мэр города.

Он перечислил все самые значимые события для навтов Малого Орфея за последний год. Примечательно, что среди них прозвучало открытие университета по изучению новых видов топлива, — что вызвало овации, — повышение стандартов раскрытия способностей юных навтов, — здесь по залу прошла сдержанная волна неодобрения, — и окончание работ по совершенствованию защитных сооружений вокруг острова.

Де Сарде очень хотелось схватиться за голову: одно дело — наблюдение за неизвестными объектами, назначение которых могло быть каким угодно, и совсем другое — слышать своими ушами ту информацию, которая уж точно не предназначалась для чужаков.

Официальную часть завершил навтский гимн, и публика заметно расслабилась.

Или то подействовало игристое?

Оркестр грянул мазурку. Танцевать Селин была морально не готова, и поэтому сейчас же отпрянула к стене. Васко увлекли за собой в курительную комнату сослуживцы, и он только и успел, что махнуть Селин.

Де Сарде прислушивалась к звучавшей музыке.

В ней было много нот органа и множества инструментов, которые она никогда раньше не слышала. У оркестра она заметила большую установку, которая объединила в себе сразу с дюжину различных струнных, духовых и клавишных инструментов. Музыканты исполняли свои партии на диковинных устройствах, напоминающих отдаленно виолончели с множеством пружин. Всё это великолепие сияло в лучах многоуровневых светильников под сводчатым потолком.

Селин представила, как мог бы прозвучать сейчас её голос в этой обстановке, и прикрыла глаза.

Но как раз в этот момент зазвучала простенькая, но затейливая, мелодия в перерыве между танцами. Дамы обмахивались веерами, распространяя ароматы сирени и лилий с примесью нот машинного масла. Оркестр отдыхал.

Официанты разносили подносы с канапе и напитки в высоких бокалах из резного камня.

У входа гомон стал громче.

Стоя в круге дам в очках поверх шляпок, Селин отвлеклась от светской беседы о спектре синего для утренних туалетов и оглянулась.

В бальную залу вошла группа рослых военных моряков в зелёных мундирах и треуголках с меховыми кокардами, украшенными выточенными из хрусталя шестернями. По вальяжной походке их можно было бы счесть полноправными хозяевами на балу, если бы не объявление гвардейцев о прибытии членов Североморской Гильдии Навтов. И возглавлял её Марсий. К удивлению Селин, в его свите были высокие белокурые дамы в полосатых брюках и высоких сапогах.

Моряки поклонились Адмиралу Флота и растворились в зале.

Выпутавшись из объятий знакомых офицеров, Васко через весь зал поймал взгляд Селин и протянул ладонь. Де Сарде кивнула и улыбнулась. Начинался вальс.

Однако перед нейвозник Марсий и с лёгким поклоном подал руку в устрашающей на вид механической перчатке. Без шинели он не казался таким огромным, как при первой встрече.

От неожиданности Селин вложила свою ладонь в его, и они вышли на середину зала. Запоздало сообразив, что танец был обещан другому капитану, она беспомощно оглянулась на Васко, но того не было на месте.

— Дора, какая приятная встреча.

То ли на нем сказалась обстановка торжества, то ли протокольный официоз, но от развязного мужлана не осталось и следа. Его ладонь едва касалась её талии, и сам он держался весьма галантно.

— Моё почтение, капитан.

Вальсируя с неизменной полуулыбкой, она то и дело украдкой поглядывала на механическую перчатку.

— Потерял при инциденте. Не беспокойтесь, я хорошо владею обеими руками, и не наврежу вам.

Холодные металлические пальцы чуть коснулись её ладони, и она ужаснулась ощущению безжизненного механизма сквозь кружево своей перчатки.

— Я… Я не видела прежде подобных… приспособлений. Прошу прощения.

Марсий широко улыбнулся.

— Дора, милая, что же вы хотите от Гаканской акватории! Это же прошлый век!.. Вы поди дальше и не выбирались?

— Не доводилось, увы.

— Это ничего, какие ваши годы. Лет в тридцать пять, как мне сейчас, вы уже успеете повидать мир.

В голове Селин понемногу начинала складываться полная картина тайного мира навтов. Всё оказалось просто до безумия. Она попала в будущее, и «Морской Конёк» оказался её машиной времени, совсем как у Жюля Верна, которым они с Константином упоённо зачитывались в детстве.

Вальс тем временем пошёл на последний круг. Среди офицеров в белых кителях Васко по-прежнему не было.

— Капитан…

— Зовите меня Марсий, и можно на «ты».

— Марсий, как продвигается ремонт вашего «Кота»?

Такую улыбку она видела только однажды у Васко, когда он вдруг извинился перед ней тогда у себя в каюте. Смесь восхищения и теплоты, граничащих с хулиганством.

— Вы невозможно милы, Дора. Хорошо, с «Котом» всё лучше некуда! Мне пришлось внести кое-какие новшества, и во многом благодаря им, мои инженеры получили возможность выбраться из доков и прийти на этот вечер. Кстати опоздал я совершенно умышленно, — заговорщически добавил он. — Приветственные речи меня усыпляют, а дамы стукают веерами. За храп.

Селин рассмеялась и тут же стушевалась под взглядом Марсия, который явно ею любовался.

— А давайте сбежим из этого унылого места?

— Зачем же, мне здесь очень нравится. Никогда прежде не бывала в подобной роскоши.

Марсий только улыбнулся в ответ и поклонился, завершая танец.

Провожая её к дивану, он сказал:

— Следующий вальс — мой.

— Обещаю подумать.

Едва Марсий скрылся, Селин выдохнула и раскрыла кружевной веер. От общения с капитаном при всём его добродушии осталось смутное послевкусие опасности, и ей стало очень тревожно. Поигрывая веером, она плыла по зале, выискивая знакомые лица, и заметив Фаусто, вцепилась в его рукав.

— Фаусто, пригласи меня на следующий танец, умоляю!

— М?

— Я не хочу танцевать с Марсием, и не могу найти Васко!

— Так он же здесь, чего ты.

Он провёл её в соседнюю залу, где за игральными столами, разделёнными портьерами, моряки играли в карты. По обе стороны от Васко сидели навтки в парадных мундирах Гаканской акватории и обворожительно улыбались. Судя по зигзагам на погонах, всего лишь лейтенанты, однако внутри де Сарде что-то горько сжалось.

Словно почувствовав присутствие Селин, капитан привстал.

Зарумянившаяся после танца, с искрящимися глазами, она обмахивалась веером и выглядела естественно вписавшейся в общество.

***

Васко сухо представил её навткам и добавил:

— Дора великолепно танцует. Ставлю её вам в пример.

Девушки захихикали.

— Не про нашу честь, капитан. Эта комната колченогих, здесь собрались те несчастные, что не танцуют.

— Не могу не согласиться, милые дамы. Не про нашу честь, — он быстро глянул на де Сарде и опустил глаза в карты. — А вы — отдыхайте. На завтра у нас много дел.

Селин поджала губы.

— Именно в силу вышеуказанных причин я и явилась за вами, чтобы дать вам класс, капитан. Или хотите и в следующий раз ступать по моим ногам во время абордажа?

Навтки расхохотались. Фаусто прикрыл рукой улыбку.

— Только если вы настаиваете.

— Ставлю полугодовое жалованье, что мой класс победит вашу косолапость!

Васко захотелось рявкнуть на неё, прогнать с глаз вон, чтобы она ушла и больше ни в коем случае не возвращалась, чтобы вырвала себя из него без остатка, и чтобы он никогда не знал её ни во сне, ни наяву.

— Годится.

В бальной зале начинался вальс «Осенние листья».

Скрипки пели о дожде и о горечи опавших листьев, о том, как скоротечно время, и как свирепы ветра зимы.

В самом неприметном углу на небольшом возвышении, открывающем полную панораму бальной залы, на низеньком диванчике сидел Марсий и лениво рассматривал ножки дам. Заметив Васко в компании хорошенькой адъютанта, он поднял бокал в их сторону.

«Ах ты сука», — подумал Васко и кивнул в ответ.

Он поклонился и протянул раскрытую ладонь, холодно глядя в глаза Селин.

— Что же. Показывайте ваш класс. Один я уже получил.

— Вы не только злопамятны, но и жестоки, капитан.

— Сочту за комплимент.

Казалось, если он не сожмёт её ладонь чуть крепче, она выскользнет из его рук и растворится в музыке.

— Вы делаете мне больно.

— Прошу прощения. Перчатки скользят. Чёртов шёлк.

Он смотрел в плывущие смазанные пятна публики, смотрел на её плечи, куда угодно, лишь бы не встретиться вглядом с её глазами.

Распахивая руки, он отпускал её в легкой фигуре танца, но его пальцы словно вросли в ткань её перчатки, а она не спешила разрывать их ладони, повинуясь темпу.

Новые па становились для него испытанием.

В его воображении она отнимала руку и кружась, уходила всё дальше, теряясь среди вращающихся кругов парчи и бархата.

Но раз за разом она возвращалась, и тем труднее ему давались фигуры вальса.

— Больше не уходите.

Он не расслышал. Ему показалось, или она действительно это сказала и — так?

— Извините, что вы сказали? Громкая музыка.

— Больше не смейте меня бросать одну!

Он мог бы обхватить эту тонкую талию обеими ладонями. Тонкую и без корсета, ведь он заметил ещё на борту «Конька», как на ней болтался старый бушлат Флавии.

— Повторите, Селин…

Её испытующий взгляд. Кажется, он улыбается как идиот.

— Говорю, этот оркестр играет словно для глухих. Вы что-то сказали, а я не расслышал.

— Может для глухонемых?

— Мне действительно трудно воспринимать некоторые фразы… и… я уже говорил, что вы восхитительны в вашем платье?

— Оно неожиданно удобно. И не жарко.

Ему неловко, как же ему мучительно неловко, и он очень хочет, но не знает, что сказать.

Укрытая чёрным пером воротника-стойки, её метка на щеке почти неприметна, но он всё равно быстро осматривает залу на предмет взглядов, что могли бы хоть как-то заподозрить её.

Как же хочется, чтобы этот танец продолжался вечно…

Почему она так улыбается?

— Капитан.

— Да?

— Пообещайте, что никогда не бросите меня.

— Слово чести.

Вальс завершился, и румяные пары разошлись к столикам с пуншем.

Не сводя с неё глаз, Васко взял под руку Селин, и они вышли из бальной залы.

========== ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ ==========

В сиянии плафонов наряды синелицых сливок навтского общества переливались, словно драгоценные камни в оправе невиданного устройства неизвестного назначения.

Разноцветные мундиры включали все существующие подразделения всех пяти известных акваторий и ведомств: тёмно-синие и их оттенки — Гаканская, бордовые и гамма красного — Малинская, зелёные принадлежали Североморской и исследователям тайных зон, отовсюду приметные чёрные — Внутренняя служба Гильдии. Белые мундиры носили руководители высоких чинов, от капитанов первого ранга до Адмирала Флота, коричневая гамма до песочной — Неусыпная акватория, самая большая по площади.

Завершала радугу должностей комбинированная палитра Дремлющих Вод. Эта акватория отличалась самым большим разнообразием народов и культур.

Разноцветные офицеры в парадных мундирах вышли из курительной комнаты и расположились в креслах.

— В этом году мы принесли Гильдии серьёзный доход, — проговорил сероглазый навт-гаканец в капитанском звании, щеголяя расшитым перламутром кисетом. — Одни наши товарные сделки по особым грузам принесли золота на тысячи фунтов золота.

— Да-да, учитывая скромные возможности Гаканского флота, это и впрямь невесть какое достижение, Рубен, — вторил ему капитан-лейтенант Неусыпной акватории.

Тот, кого назвали Рубеном, развернулся к нему. Скромный синий мундир был усыпан брошами, имитирующими награды, лицо не было отмечено татуировками о боевых операциях, однако держался капитан подчёркнуто расслабленно.

— О, для решения наших задач хватает и наших скромных возможностей, — парировал он, заправляя за ухо жидкие тёмные волосы, подвязанные алой лентой, что не держались в тонкой косичке.

— Неусыпные львиную долю средств тратят в сражениях со штормами, и в рыбьих потрохах разбираются лучше, нежели в серьёзных делах, — к нему присоединился смуглый навт в светло-красном мундире, и их с Рубеном бокалы звякнули. — Что с них взять.

— Ха, и это говорят с Малина!.. — с сожалением протянул кадет в пёстром кителе Дремлющих Вод. Невзирая на юношеский пушок на подбородке, лицо его испещряли татуировки серьёзных достижений даже для капитана. — Господа, все это слышали, верно? Друг мой, да вы потребляете больше, чем приносите Гильдии! Неслыханно! Уж молчали бы…

Окружившие их офицеры снисходительно переговаривались, наслаждаясь начинающейся ссорой.

— Да как ты смеешь, щенок?

Рубен вскочил и толкнул кадета в плечо. Вино из бокала плеснуло на лацкан молодого человека и испачкало единственную медаль. Впрочем надетую на самое видное место.

Селин уже видела это где-то.

Они с Васко стояли чуть поодаль и разбирали отношение публики к конфликту.

Тот отставной капитан-гаканец, что нетерпеливо оборачивался, отвлекаясь от своей беседы, очевидно хотел вспомнить молодость в хорошей драке. Навтка в мундире Малинцев озиралась, явно опасаясь вмешательства гвардейцев. А товарищи-кадеты прятали трусость в подначиваниях спорщиков.

— Достало.

Махом Селин допила вино и решительно двинулась к офицерам.

Они уже встали в кружок, загородив спинами начинающуюся потасовку от гвардейцев и посторонних.

Васко бросился за ней.

Де Сарде протиснулась между раззадоренными зеваками и на глубоком контральто сообщила:

— Отставить, господа.

Заставляя расступиться толпу агрессивно настроенных мужчин, в неё уверенно ворвалась миниатюрная девушка, которая тут же гордо приподняла хорошенькую голову и подбоченилась.

Присутствующие удивлённо смерили её взглядом.

Разодетая по последней моде блондинка-адъютант с кокетливой шляпкой на волосах, довольно интригующим декольте и оголенной ногой, выглядывающей из косого разреза вещала так, как мог бы позавидовать любой искусный оратор.

Выступив между кадетом и Рубеном, она заговорила. И чем тише был звук её голоса, тем ниже становилась степень накала раздражения.

— Быть может я всего лишь маленький человек, далёкий от офицерских обычаев в доброй компании и невольный свидетель вашего шума, но скажите же, с каких пор взаимные оскорбления ради собственного утверждения стали превыше чести мундира?

Разумеется, она не могла не прибегнуть к запрещённому приёму.

Понятие чести мундира читалось совершенно одинаково во всех военных подразделениях всех эпох, что на суше, что на море.

Навты неохотно расступились.

Зазвучало «действительно» и «надо же, даже гражданские знают, а мы-то чего».

— А вы, прошу прощения, кто будете? — прищурился Рубен, читая синие линии на лице Селин.

— Приношу извинения. Дора, адъютант капитана Васко, — невзирая на платье, Селин щёлкнула каблуками и коротко кивнула. — Экипаж «Зелёной Девы». Вернее то немногое, что от него осталось.

Рубен пробормотал «ласковой глубины ему» и почесал бороду.

— Да-да, знаю, отличный улов, миленькая, и что ты там хотел добавить… — Васко сдержанно салютовал сослуживцам и незнакомым ему навтам. — Я было хотел смолчать, ведь понадувать щёки друг перед другом в Адмиралтействе — давняя традиция.

Официант-невидимка долил обоим вина.

— Но сам понимаешь, хороший администратор — везде администратор. Даже в Министерстве.

Рубен поднял бокал:

— За честь мундира, господа!

Мало-помалу офицеры разошлись с диванов и приготовились к очередному кругу танцев.

— Ты чё там, всё возишь сундуки туда-сюда? На днях попались ваши ведомости по жалованью, — Рубен деловито осматривался на предмет высокопоставленных навтов. — Скромно живёшь, салага. С твоим потенциалом такое — грех. Сейчас бы зашибал барыш…

Васко пригубил вино и молча изучал лицо сослуживца.

— Ой, да помню я твоё отношение к сделкам по живому товару! Дружище, это сверхприбыль. Тихая работа. Ничего сложного. Такой же груз, как и мебель, просто жрёт, срёт и ноет. Ну и издержки…

— Рубен, это не моё. Любой труд должен быть оплачиваемым. Я не вижу смысла в потакании скотам, которые отнимают у людей свободу. Даже за большие сверхденьги.

— Узнаю школу Кабрал… Да о чём ты, друг мой! А ты посмотри, посмотри, как твои любимые люди этой свободой распоряжаются? На что тратят?

Рубену кивали какие-то влиятельные навты из дальних акваторий. Он же подобострастно улыбался и смотрел на них масляными глазами.

— Мы, если хочешь, спасаем людей от гнёта свободы. Ведь свобода по существу — дело страшное, когда над тобой ни судьи, ни начальника… И ведь некуда податься, и хочется найти кого-то над собой, кто опекает тебя, отвечает за твою жизнь, за твоё благополучие, направляет твои решения…

— Ты сейчас ведь не Гильдию описываешь? — хмыкнул Васко.

— А если и Гильдию!

Запальчивость Рубена вызывала стойкое отвращение.

Васко не понимал, что именно возмущает его: то ли ощущение безнаказанности, то ли то, что они вместе заканчивали Академию, то ли фальшивые награды на лацканах мундира Рубена.

— Не смею тебя задерживать, Рубен.

Васко взял под руку Селин, захваченную дискуссией с офицерами о положении Гаканского флота относительно Малинского, и они вернулись в бальную залу.

***

— Вы умеете урегулировать конфликты. Впечатлен. Особенно, если вспомнить, как непринуждённо вы мирите Константина и Курта на борту… Хотя меня конечно удивило, как вы отреагировали на невинный флирт той дамы из лавки готового платья…

— Вам показалось. Я не вступаю в пререкания с третьим сословием, тем более — с торговками, — проговорила Селин, поправляя прическу.

— Действительно. Иначе это было бы странно для вашего столь высокого статуса, эмиссар, — усмехнулся Васко.

— Боюсь, рядом с вами мои таланты иногда дают сбой, — пробормотала она и потупилась.

Повисла пауза. Селин боролась с желанием закрыть зарумянившееся лицо руками. Капитан беззастенчиво наблюдал за ней из-под полуприкрытых век, и взгляд его был непривычно мягким. Он едва заметно улыбался.

— Кстати, чему вообще учат дипломатов, помимо урегулирования конфликтов?

— В основном передовым методам современной науки, призванных способствовать установлению связей. К примеру, чтение мыслей. То есть попросту читать с лица и тела.

— Надо же. И о чем я сейчас думаю?

Она внимательно посмотрела на него.

— Конечно я не смогу сказать вам слово-в-слово… Но судя по тому, как вы посмотрели вправо и вверх, вы сейчас представляете себе что-то. Облизнули нижнюю губу, что означает ваш интерес к данной теме, либо к тому, о чем вы только что думали… А наложенный на губы палец, и вся кисть, придерживающая подбородок, свидетельствует о том, что сейчас, капитан, вы явно смущены…

Де Сарде хихикнула, делая глоток пунша.

— Так. Стоп! — Лицо капитана выражало бы смущение, если бы не его крайнее удовлетворение и чуть плутоватый вид. — Лучше расскажите о ком-то другом. Вон о тех трех капитанах в дальнем углу.

— Один из них очень нервничает. Трет рукой затылок, взгляд блуждает, избегая смотреть в лицо собеседнику. Второй явно лжет, прикрывая лицо ладонью и потирая нос. Периодически он жестикулирует правой рукой, чем отвлекает внимание, маскируя истинное положение дел. Третий похоже ему не верит, встал будто в оборонительную позицию и скрестил руки на груди. Мимические складки вокруг носа углубились, уголок рта приподнят. Он испытывает отвращение. Или презрение… Да, скорее презрение!

— Согласен. Тот еще сноб! Я его хорошо знаю. А вон та парочка?

— А здесь всё просто, капитан. Позвольте мне не комментировать.

— Они всего лишь беседуют в танце.

— Если вы приглядитесь внимательнее, вы всё поймете.

Скептически хмыкнув, Васко присмотрелся.

Интересующая их пара, капитан-лейтенант в штанах с лампасами и перевязью из пружин и молоденькая младшая лейтенант в шляпке с роскошной булавкой, ничем не отличалась от других.

Сквозь шорох искристой ткани её юбки и отставленный локоть его мундира Васко открылось неожиданное.

Пока их ноги, словно заводные, двигались обособленно, живя заученной жизнью фигур вальса, их руки…

Рука мужчины с широко расставленными пальцами плотно лежала на её талии, и пальцы шевелились, совершая хватательный жест, как если бы жадная рука хотела содрать с неё костюм к чёртовой матери, разломать корсет, вытащить из блузы, только чтобы уместить её всю на своей ладони.

Сколько раз он представлял себе это… Взгляд Васко украдкой зыркнул на приподнятые уголки губ Селин и вернулся к испытуемым.

Вопреки уединению друг с другом, они молчали.

И поедали друг друга глазами.

Когда в очередном повороте Васко увидел положение руки мужчины, напряжённая, она стискивала корсет партнерши так, что глянец шелка его поверхности даже чуть стянулся.

А что дама? Чуть отклонив расслабленную голову, она полностью отдавалась хм. музыке? Увлажнённый взгляд её блуждал. Приоткрытый рот чуть кривился истомой, в то время как ногти в прозрачной перчатке вцепились в плечо партнёра.

Да она таяла в этих руках, словно кусочек льда в горячей ладони!

Таяла бы Селин в его руках в их вальсе? Или сама она — лёд, приспособившийся мастерски имитировать выгодные ей эмоции?

У него пересохло в горле.

Васко заметил, что Селин изящно обмахивалась веером, с удовольствием рассматривала пары в зале и не могла видеть его волнения.

Тем не менее он натянул на помрачневшее лицо невозмутимость и незаметно выдохнул.

Только последний кретин, — впрочем он был строго уверен, даже Жан или Жак бы догадались поступить так же дерзко, как и капитан-лейтенант сейчас, в отличие от него, — мог упустить такую возможность, когда был шанс.

Даже у всех на глазах.

Иначе им с Селин ведь и негде, и некогда, да и вряд ли она хотела бы…

Его очередной, сотый — или пятисотый? — по счёту взгляд упал на её декольте, над которым порхал веер.

Но следующим в программе бала шёл белый танец, и Васко тайком надеялся, что может быть Селин и захочет пригласить его. Он даже многажды успел убедиться, что этого гада Марсия в обозримом пространстве не наблюдалось.

Открытые плечи младшей лейтенанта зарозовели. Она как бы случайно задела щёку своего партнера тыльной стороной ладони, к которой тот скоро прижался и успел коснуться губами её ускользающего запястья.

Васко сосредоточенно наблюдал за танцующей парой.

— Капитан, всё настолько ужасно? У вас вид такой, будто вы книгу читаете, а не присутствуете при адюльтере в общественном месте, — на слове «адюльтер» Селин прикрыла губы полураскрытым веером.

— Ничего особенного. Однако вы в очередной раз впечатлили меня своей наблюдательностью, — ровно ответил он. — Прошу меня извинить.

Поклонившись, он чинно прошёл мимо лениво беседующих зрителей и, покинув поле видимости Селин, сорвался в чуть ли не галоп.

Стуча каблуками, натыкаясь на сослуживцев и спешно извиняясь, Васко мчался к умывальнику остудиться, чтобы успеть к началу белого танца.

***

Прозвенел второй звонок.

Васко забежал в бальную залу, выискивая Селин, и едва не споткнулся о приветливо-змеиный взгляд.

Ему меньше всего хотелось видеть её.

Или может, себя с ней на одной планете?

Едва они с Селин зашли на площадь, он сразу увидел её и поспешил покинуть обзор.

Васко избегал Ирен, урождённую Ялуху.

Раскосые глаза на смуглом скуластом лице выдавали уроженку дальних акваторий. Толстые чёрные косы спускались по её спине, украшенные сверкающими шестернями и гранёным антрацитом, и были связаны в виде изящного морского узла, намекающего на высокий чин в такелажной группе Инженерного Корпуса. Татуировки сообщали о ней сухие факты морской карьеры, что привели её к капитанской должности.

Дарованная морю, с гордым духом дочерей правителя песка и равнин, Ирен с приветливой улыбкой рассуждала о небольшой разнице между океаном воды и океаном песка.

С той же улыбкой она следила и за килеваниями преступников.

И так же улыбалась Ирен, когда на трибунале зачитывали приговор Венсану.

— Дамы приглашают кавалеров, капитан.

Точёная рука в ажурной кожаной перчатке протянулась к нему, как дуло пистолета.

— С удовольствием, миледи. — Как мог, он улыбнулся и с поклоном принял приглашение.

И как назло, танцы этого круга были опасно сближающими для партнёров.

Двумя пальцами касаясь его эполет, Ирен обворожительно улыбнулась и вложила свою ладонь в его.

— Ну здравствуй, Васко.

— Ирен, всё случилось слишком быстро. Мне очень жаль.

— Ах неужели. Да ты не просто сентиментальный, ты становишься слишком чувствительным для мужчины. Даже слюнтяем, не побоюсь этого слова. Ай-яй-яй.

Перехватив её талию в виртуозном прогибе, Васко едва не потерял равновесие.

— Брось, капитан. Разве может быть жаль преступника? Пирата? Убийцу и негодяя? Предателя, в конце концов. Мне — нет. Мне его не жаль.

Он молчал.

— Более того, ты поступил как истинный навт, чтущий Кодекс, и как верный пёс Гильдии.

Это прозвучало как пощёчина.

— Я убил давнего друга, Ирен. Вы только-только успели обручиться… Я это знаю, и ты это знаешь. Только уважение к тебе не позволяет высказать, на чём я вертел все его прозвища после изгнания.

Рисунок танца напоминал обезумевшую звезду. Ему показалось, или в глазах Ирен блеснула слезинка?

Мелодия оборвалась на коде, и они застыли щека к щеке. Едва касаясь губами мочки его уха, она тихо заговорила сквозь неизменную улыбку:

— Все эти годы я ни на йоту не меняла отношения к нему. Не отрекалась. Не предавала. Ты потом поймёшь, как такое может быть возможно. Мне пришлось научиться жить, разорванной на две половины. Разве есть в нашем отделении кто-то более лояльный к Гильдии, чем я? — Васко услышал, как Ирен неприметно сглотнула.

— А Венсан… Венсан не был виновен ни в едином обвинении. Я видела бумаги. Моего Венсана убили дважды. Он умер в тот день, когда его убрали из Гильдии. Когда поняли, что Венсан стал опасен, на него объявили охоту. Но всё же он жил, жил! Ты же, Васко, сам того не ведая, сделал их работу. Он что-то знал, и до последнего не говорил мне, чтобы не подставлять под трибунал как свидетеля. Ах, конечно же как соучастника!

Ирен рассмеялась, и рассыпанные по её ключицам бриллианты заискрили.

— Улыбайся! Улыбайся, капитан! На нас все смотрят.

— Ты не могла быть другой, Ирен… — проговорил Васко. Казалось, его и самого отравила её скорбь.

Она кокетливо присела в полном реверансе, заканчивая танец.

«Ты следующий» — только и успел он прочитать по её губам.

Провожая Ирен к столу с пуншем, Васко не чувствовал под ногами земли.

Пришла убийственная ясность. Ему вдруг стало очень спокойно. А до правды он обязательно докопается. Потом.

— Вы были великолепны, капитан, — он приложил к губам её перчатку. — Приношу вам свои соболезнования. Мне искренне жаль.

Холодно улыбающаяся Ирен едва заметно наклонила голову и приподняла бокал.

========== НЕБЕСНАЯ МЕХАНИКА ==========

Комментарий к НЕБЕСНАЯ МЕХАНИКА

ERA - I’m No Angel

«Содержанка? Бывшая любовница? Или нынешняя?», — с горечью размышляла де Сарде, изо всех сил пытаясь задавить внутри желание разбить вдребезги свой бокал, разрыдаться и броситься прочь.

Но поймав на себе несколько любопытных взглядов, она сумела с собой совладать и изобразила привычную маску-улыбку. Васко танцевал с этой хищной брюнеткой с раскосыми глазами уже, казалось, целую вечность. Она смеялась, кокетничала, а он смотрел на неё как завороженный.

— Вы задолжали мне танец, Дора, а ведь я так ждал вас, — с шутливой укоризной прозвучал знакомый голос. — Вас ещё не успел утомить избыток женского внимания к этому ловеласу? Дамы так легковерны и так чувствительны…

Марсий говорил о Васко с неподдельным восхищением.

— Нет, — чуть не рявкнула де Сарде и осеклась, переходя на спасительный ледяной тон, — меня утомляют беспардонные самоуверенные мужланы, которые не понимают намёков.

— Какая вы красивая, когда злитесь. Примите к сведению скромное мнение самоуверенного мужлана. Хотя вы уже привыкли к комплиментам… — Марсий ловил её взгляд. — Интересно, что бы с вами стало, окажись вы со мной на одном судне? Далеко не праздный вопрос…

Васко и незнакомка тем временем замерли, прижавшись щека к щеке, и сквозь почти физическую боль Селин казалось, что она видит, как приоткрываются его губы и расширяются зрачки.

— О, Марсий, да оставьте же меня!

— Как пожелаете, драгоценная Дора. До новых встреч!

Марсий элегантно поклонился и отошёл. Глаза его смеялись.

Оркестр смолк.

После проклятого белого танца капитана словно подменили.

Васко стоял какое-то время в задумчивости и всё ещё с грустью поглядывал через зал на смуглую незнакомку, с которой они только что не целовались у всех на глазах. Неужели они так и не наговорились в танце? Он будто совсем забыл о существовании Селин, которая в этот момент стояла совсем рядом и испытывала мучительные приступы ревности, досады и разочарования.

— Что-то случилось? — непринуждённо спросила она.

Васко рассеянно повернул голову и посмотрел будто сквозь неё.

— А? Нет. Ничего особенного, что бы могло вас заинтересовать, Дора.

По всем признакам, он, конечно же, лгал.

«Всё, с меня довольно!», — пронеслось в голове у де Сарде.

Всякий раз, когда она делала шаг навстречу ему, он словно злонамеренно, делал два шага назад. Как только казалось, будто она начинает действительно понимать его, понимать даже в том неизъяснимом, о чём Васко молчит, её представление мгновенно разбивалось о его непоследовательность. С его стороны не случалось ни закономерных шагов, ни ожидаемых реакций.

Она не понимала ни его отношения к себе, ни самого капитана. Она устала.

Она резко развернулась и собралась направиться к выходу, когда Васко коснулся её руки.

— Постойте. Я должен вам показать нечто исключительное. Идёмте.

Только сознавая, что малейшее выражение недовольства или беззвучный скандал, полный резких жестов, привлечет к ним излишне любопытные взгляды, Селин проследовала за ним.

Они вышли из зала.

Всё освещение было сосредоточено в бальной зале, оставляя молчащее министерское здание в полумраке. Тёмные холлы Адмиралтейства пустовали, если не считать выставленных у лестниц гвардейцев и увлечённые друг другом парочки, кутающиеся в темноту. Впрочем ни гвардейцы, ни пары друг на друга не обращали ни малейшего внимания.

Ленты лестниц разворачивались одна за другой. Огни празднества остались далеко позади. Начинались грубо вытесанные служебные коридоры.

— Капитан, а вы уверены…

Шёпот Селин отразился неожиданно громким эхом.

— Доверьтесь мне, — его ладонь чуть сжала её, и Селин вдруг подумалось, что разразись под ними самая бездна, она без страха прыгнет в неё, лишь бы тёплая ладонь не выпускала её руку.

Перед ними открылся простецкого вида высокий, почти колодцеподобный холл, освещённый по стенам диковинными голубыми дугами, как если бы какой дурак исхитрился заловить и приручить молнию.

В центре холла располагалась самая обычная винтовая лестница, каких в Серене было множество.

— Куда она ведет?

— Просто доверьтесь.

Селин вздохнула.

Достигнув последнего этажа, и пройдя в неприметную дверцу, де Сарде невольно ахнула и прикрыла руками лицо от неожиданного света.

Горечь обид Селин растворилась в торжестве Мироздания, воссозданного сотнями рук величайших мастеров своей эпохи.

От края до края, насколько хватало видимости, размещались отливающие всеми оттенками металлов, известных Селин, устройства и механизмы. Только в отличие от едва заметных глазу рубинов в шестернях карманных часов, в колоссальных шестернях горели кроваво-красные камни размером с кулак. Огромные маховики возвышались над указателями с подписями на навтском. По бокам поля механических чудес находились большие глобусы Земли и Луны, в точнейшей пропорции относительно друг друга. Их не удерживали никакие крепления, планеты просто плавали в воздухе, чуть вращаясь вокруг своей оси.

Вспоминая атлас звёздного неба и сопоставляя размеры металлически-жёлтого поля под ногами и глобусы, Селин взволнованно оглянулась на Васко.

— Под ними. то есть… под нашими ногами… Васко, неужели это Солнце?..

Безупречными в своей гармонии клубками, иллюстрируя движения небесных сфер, застыли астролябии, в десятки раз больше той, что она уже видела в доме у Васко.

Венчал же это невероятное помещение огромный глянцевый купол, сквозь который блестели настоящие, не воссозданные, звёзды.

Её глаза пили красоту.

Впечатывали в память образы странного нового мира, совершенного, прекрасного, такого близкого — только руку протяни, и такого недосягаемого. Она словно видела человеческую мысль, застывшую на пике выраженного в изобретениях прогресса.

Мысль, вырвавшуюся на сотню лет вперёд.

Чем сильнее она вглядывалась в открывшуюся панораму, тем больше видела подробностей конструкций под собой.

В самом центре располагалось самая грандиозная из них — модель Солнечной системы. И самое поразительное, что в ней было не шесть, а целых семь планет, и более того, стояли дополнительные черновые орбиты, — угадывались сомнения автора в плоскостях, — ещё трёх…

— Нептун. Наше недавнее, полностью подтверждённое расчётами, открытие. И да, сейчас вы в святая святых навтов, в сердце Гильдии, и имеете счастье созерцать нашу хм… магию. Проще говоря, лаборатория, отдел пробации.

— У меня нет слов…

Он кивнул на застывшую Солнечную систему.

— Полагаю, вы уже понимаете, что это. Но готов поспорить на что угодно, что такого вы ещё не видели.

С тихим щелчком Васко повернул какой-то рычаг, и всё пришло в движение. Глобусы Земли и Луны вдруг чуть наклонились и начали плавный полёт под куполом по классически описанным орбитам, в то время как под ними покойно кружил диск Солнечной системы.

Селин интересовалась устройством мироздания и даже побывала в Аль-Садском Университете на лекциях Гюйгенса и Рёмера, двух известных астрономов, внёсших неоценимые вклады в изучение небесной механики. Так что ей повезло получить представление о кольцах Сатурна и о понятии скорости света. Но она никогда не видела, чтобы всё было представлено настолько филигранно детализированно и живо. Она не могла и предположить, что увидит перед собой космос со звездами, орбитами тел Солнечной системы, по которым в собственном ритме двигались планеты.

Озадаченно улыбаясь, Селин рассматривала великолепие у себя под ногами и над головой.

— Но как?.. Васко, какая сила приводит в движение всё это великолепие?

— Магнитная сила. Просто достаточно большие магниты.

Капитан стоял в тени у стены.

— Но это всего лишь макет, — отсветы искусственных звёзд скользили по лицу Васко и украшениями на его мундире.

«Всего лишь?!» только восторг не давал де Сарде наброситься на него с возмущением.

— Всё великолепие у ваших ног — всего лишь искусная подделка. Необходимая фальшь, что только готовит нас к подлинному знакомству с Истинным.

Капитан подошёл к неприметной широкой трубе со множеством шестерней и пружин в углу балкона, на котором они стояли, и толкнул её с видимым усилием. Труба выкатилась, блеснув линзой большого телескопа. Васко подкрутил какие-то рычаги и посмотрел в устройство.

— Но если взглянуть отсюда, можно увидеть Венеру и её поверхность во всех деталях. Такого мощного телескопа нет нигде на Гакане, уверяю вас. Она конечно не так блистает, как макет, не содержит ни роскоши инструмента, ни драгоценных компонентов, привычных глазу. Она дика и неуправляема, и нет ни единых рук от нашего мира, что посмели бы к ней прикоснуться. Но она — Утренняя Звезда, что освещает путь в океане. Она — настоящая. Ей можно подражать тысячью способов, но невозможно стать ею, потому что она — единственная в своём роде.

— Васко, мне даже страшно представить, насколько вы рискуете, показывая мне это…

— Не тревожьтесь. Какой болван покинет бал ради визита на рабочее место? — он усмехнулся. — В это время здесь никого не бывает.

Мир сердца Селин оживал.

Глубоко внутри она верила, что где-нибудь в мире существует и для неё человек, умный, добрый и смелый. Он обязательно спасёт её ото всей лжи и предательства, он полюбит её всей душой и станет беречь.

Ещё в раннем детстве де Сарде с горечью сумела принять факт, что с такой отметиной на лице ей никогда не выйти замуж за достойного мужчину. На такую, как она, ни один приличный мужчина не обратит внимания, ведь Селин — урод на ярмарке невест и всего лишь бракованный товар для выгодной сделки политического супружества.

Невзирая на уверения маменьки и Константина в том, что де Сарде хороша собой, и пятно на щеке лишь додаёт пикантности её внешности, авторитет дяди и тёти, да и подружки благородного происхождения, упорные в своей беспрестанной критике, только и делали, что указывали на полную её несостоятельность.

И приняв собственную дурную внешность, Селин приняла решение вложить все свои силы в развитие ума и мужские навыки.

Сейчас же рядом с ней был мужчина, что совершает поступки вместо красивых слов — о, она только-только начала понимать, почему Васко был так скуп на комплименты! — и, не умея сказать, просто кидает к её ногам всю Солнечную систему, рискуя собственной репутацией.

Такой, о каком она не могла и мечтать.

Селин понимала только одно.

На неё тоже действовала сила притяжения, недоступная рассудку, зависящая только от ловкости тех рук, что вложили душу в саму её суть и заставляли биться и страдать её бедное сердце.

Она подошла и заглянула в телескоп, чуть коснувшись руки Васко.

Ей открылась пустыня с завораживающими оранжевыми кратерами — следами от падения метеоритов или высохших океанов и морей.

— Как вам кажется, капитан, возможно ли, чтобы и на Венере была жизнь? И как могли бы выглядеть существа, населяющие её… — рассеянно проговорила Селин.

Его голос раздался совсем близко над её ухом.

— Мне кажется, и я твёрдо убеждён, жизни под силу объять необъятное. — Рука Васко легла на её талию и медленно двинулась, обвивая её. — В любом месте, в любых обстоятельствах, но только если на то хватит воли. Обычной человеческой воли.

Она закрыла глаза.

Мерный мелодичный ход шестерней, первозданная в застывшей огненности Венера, покрытая изъянами, как и любой подлинный драгоценный камень, — ибо подделка всегда безупречна, — голос Васко, его сложные чувства, закованные в мысли, словно в доспех, слились в единую симфонию, звучащую в унисон с песней её сердца.

Вздрогнув, Селин слегка отстранилась от телескопа.

Пальцы Васко едва касались её висков, невесомо оглаживали скулу, словно вслепую читая её лицо. Когда они провели по ненавистной метке, ей стало неловко, но игра кончика пальца как будто обнаружила в её витках новый, неисследованный, маршрут и продолжила свой путь по губам.

«Поцелуйте же меня!» — внутри себя взмолилась Селин. Она прерывисто вздохнула и повернула голову.

Их губы встретились.

Свет от планет и звёзд заплясал, отражаясь в ней диковинными полосами перед глазами. Голова закружилась, но крепкие руки Васко, прижавшие её к себе, не дали потерять равновесие. Под нежным натиском его губ и языка Селин порывисто повернулась и обвила его шею. Внутри Селин что-то вспыхнуло ярче солнца под их ногами. Ей захотелось, чтобы время застыло вместе с движением планет, и этот момент никогда не кончался.

Чтобы в целой вселенной остались они одни.

Звук за дверью заставил её вздрогнуть, и Селин безотчётно вжалась в Васко.

— Капитан, не передать словами, как вы потрясли меня этим… всем этим! — Не отпуская его спины, она обвела рукой сияющее торжество науки за собой. Вы открыли мне новый мир!.. Но я не имею права подвергать вас риску. Давайте вернёмся, прошу вас.

Васко кивнул и с неохотой выпустил её из объятий.

— Уже поздно, я провожу вас до гостевого дома, — сказал он, закрывая дверь в планетарий, и взял её ладонь в свою.

========== ВДРЕБЕЗГИ ==========

Вечерело. Отраженное в морской глади небо отсвечивало янтарем, кое-где теряясь в розовых перьях облаков. Беспокойные крики чаек смолкли.

Разобранный правый борт «Морского Конька» являл собой угнетающее зрелище.

Обшивка вокруг опалённых проломов была снята, снят и такелаж, что мог помешать работе плотников. Внутренние помещения корабля зияли темнотой, словно внутренности недоеденной падали. Наскоро сделанные в плавании заплатки из обломков сложены стопкой, у которой курил гвардеец.

— …а сейчас они уйдут на пересменку, и мне опять разъяснять врагам чё как!

В негодовании лицо Фаусто напоминало клекочущего орла. Васко рассеянно кивнул и вдруг гаркнул в сторону:

— Э, здесь не убрал!

На него оглянулся тощий юнец и сдвинул на лоб блестящие очки. Сообразив, что именно он не убрал, парнишка взбежал по выпирающим доскам и со скрипом снял ещё одну матово блестящую доску с еле заметной полосой трещины.

— Извините, — бросил он и поспешил следом за уставшими рабочими.

Заложив руки за спину, капитан Васко сердито стучал каблуками по настилу.

Вся эскадра в паутине строительных лесов стояла вдоль одного пирса. Больше всех повезло, как ни странно, «Лентяю»: кроме замены паруса да мелких сколов с пятнами уплотняющей пасты, никаких вмешательств не требовалось. «Золотые Пески» и «Фурия» темнели подпалинами от поздно погашенного пожара, и ему только и оставалось, что скрипеть зубами на капитанскую небрежность на обоих судах.

На опустевшей пристани ремонтных доков раздались голоса, и Васко показалось, то пришла новая смена мастеровых. Не отрывая придирчивого взгляда от снятых парусов «Фурии», он бездумно ответил на приветствие.

Сухое «идёмте с нами, капитан» заставило его отвлечься.

Его окружили чёрные мундиры. Глаза на лицах, испещренных зигзагами гвардии, смотрели бесстрастно.

— Вы же видите, я занят! Сообщите адъютанту или квартирмейстеру, и я буду.

— Делобезотлагательное. Не задерживайте гвардию. Пара вопросов, и вернётесь.

Он оглянулся.

Фаусто размахивал руками, вероятно, изображая ход боя, перед парой навтов, один из которых что-то скоро записывал.

При реквизиции он ведь приложил отчёт и судовой журнал с описанием происшествия, поэтому Васко решительно не понимал, в чём дело, и от этого рассердился.

— Вот же вы черти какие! Идёмте. Фаусто!

Квартирмейстеру не позволили присоединиться.

В сопровождении конвоя они проследовали в Адмиралтейство с гвардейского входа. Васко стало тревожно.

Вопреки обыкновению, они не дошли до отдела реквизирования.

Спускаясь по лестнице, которая всё не кончалась, они оказались в подвалах. Гулкое эхо звенело бряцанием ремней и ровным дыханием конвоя. Наконец они остановились у тронутой сыростью двери.

В кабинете с низким потолком находился стол, за котором сидела пожилая пигалица в монокле и что-то писала. Вдоль стен стояли гвардейцы и смотрели прямо перед собой. Слышался только скрип пера.

Сложив руки на груди, Васко остался стоять: садиться ему не предложили, да и было некуда.

Потянулось молчание.

— Вы арестованы, капитан, — спустя несколько дюжин утомительных минут, не поднимая головы, буднично сообщила навтка. Судя по полуразмытым татуировкам, опытный перевозчик живого товара в далёком прошлом.

— Вот как. И по какому обвинению?

Сморщенная лапка похлопала по судовому журналу с аккуратными словами «Морской Конёк».

Васко непонимающе поднял брови.

— Судовой журнал «Морского Конька» имеет в чём-то меня обвинить? Сударыня, я откровенно не понимаю сути претензии ко мне.

Навтка сняла лорнет и потерла переносицу.

— Кончайте паясничать, капитан. Экипаж «Морского Конька» в лице старшего юнги, боцмана, квартирмейстера и многих других уже дали против вас показания. Вам уже нет смысла выкручиваться. Лучше расскажите, как всё было на самом деле.

Нервная усмешка наползла на его лицо.

В голове вихрем пронеслись малейшие нюансы нарушений Кодекса, начиная от хамства пассажирке и заканчивая… заканчивая порчей главного судового документа. Внутри себя он горько вздохнул и попенял Флавии, Фаусто и Красавчику за длинный язык. Впрочем, как на в основном законопослушных членах команды, никакой вины на них и не могло быть. Они — хорошие моряки.

Они следовали приказам своего капитана.

С поднятым подбородком он в очередной раз пересказал маршрут «Морского Конька», избегая упоминания пассажиров, в надежде сохранить их присутствие на запретном острове в секрете.

Чиновница стряхнула невидимые крошки с погон и подперла лицо жилистым кулачком.

— Ваша байка безупречна, хочу отдать вам должное, капитан. Только таких как вы, у меня на дню бывает человек по пять на три дюжины. Поэтому предлагаю вам сэкономить время нам обоим и сообщить, как было в действительности.

Голова Васко склонилась набок.

Что она знает?

Как много она знает?

Сколько она может знать?

Может ли она знать всё?

Селин… Что рассказала ей, либо кому-то из гвардейцев Селин?

Может Константин? Он ведь и так простоват, а если напоить…

Ему стало нехорошо.

Курт — нет. Нет-нет, только не Курт. Мгновенно ориентируется и без лишних слов.

Старые серьги чиновницы тускло мерцали истёртой позолотой. Её молчание может обойтись недорого. Если она конечно же продаётся, а продаются, как он знал, почти что все. Всего лишь вопрос цены.

— Сударыня, по пункту один части три Морского Кодекса Гакана я не обязан свидетельствовать ни против себя, ни против своего экипажа. Вы разумная опытная дама, несомненно преданная Гильдии, как и я сам…

Пространство под ногтями навтки стало объектом её живейшего интереса. Вынув из ящика стола новое перо, она, чуть морщась, принялась чистить пальцы.

— …в связи с чем прошу, нет, настаиваю, открыто предъявить мне обвинения, ибо моё время стоит не в пример дороже ремонта моих судов.

Она снова надела лорнет и посмотрела на него уставшими глазами.

— Будь по-вашему. Капитан Васко Агилар. На вас и на всё ваше имущество, как и на экипажи линейных фрегатов шестого ранга «Морской Конёк», «Лентяй», «Золотые Пески» и «Фурия», находящиеся у вас на субподряде, налагается арест. Я зафиксировала в протоколе ваш отказ от признания, каковое бы существенно облегчило ваше наказание. Каждое сказанное вами слово будет приписано к обвинениям и использовано против вас. С нынешнего момента и до трибунала вы являетесь подсудимым по обвинениям в нарушении статей Морского и Сухопутного Кодексов Гильдии Навтов Гакана по статьям…

…невидимый удар в солнечное сплетение ошеломил его и подбросил кверху.

Парящий под потолком, он целиком видел обстановку отсыревшей каморки, видел навтку, которая монотонно зачитывала ему статьи обоих Кодексов, видел непроницаемые лица гвардейцев, видел окаменевшего себя.

Слово за словом он увязал в смолистой жиже, на поверхности которой всплывали гигантские пузыри «нападение с целью наживы», «умышленная порча Судового Журнала», «добытые в прошлом и не реквизированные ценности, добытые насильственным путём», «провоз пассажиров-не членов Гильдии на Малый Орфей», «причинение вреда судам, находящимся в собственности Гильдии», «разглашение тайн и промышленных секретов Гильдии»… каждая формулировка отзывалась глухой болью, что погребала его под всё новыми страшными словами.

Он видел, как тот, каменный, Васко, захохотал. Уперев руки в колени, он смеялся до слёз. Треуголка с тихим стуком ударилась о каменный пол и встала на ребро.

Навтка тем временем задумчиво смотрела на него и неслышно размешивала сахар в дешёвой обсидиановой чашке, не звякая ложкой о края.

— Уверяю, капитан Васко, мы в Гвардии смеялись ровно так же над вашей наивностью при попытках как утаить часть реквизированного, — извещения о пропаже драгоценностей первой величины мы получаем незамедлительно, — так и над попытками причинить ущерб Гильдии и её Репутации вашими идиотскими выходками, навроде порчи имущества, утаивания личности Его Высочества, Константина Адриана Урсуса Вильгельма д’Орсея со свитой, — их земли и регалии мне некогда да и неинтересно перечислять вам, — и прочего, — заметила она.

Вытирая глаза трясущимися руками, Васко рванул рубаху, предъявляя красный шрам, и повысил голос в надежде докричаться до чиновницы:

— На нас напали! Я был ранен и испортил журнал без умысла! Я чту наши Кодексы превыше всего на свете! Только повреждения судна вынудили меня изменить маршрут! Это моё решение! Экипаж ни в чём не виноват! Они честные люди и следовали моим, слышите, моим, приказам!

— Угу…

— Сударыня! Признаю, я был самонадеян, привозя посторонних! Им всё равно никто не поверит! Но эти господа — люди Слова и Чести, и не нарушат их!

— Угу…

— Да! Я виноват! Только я! Но умоляю вас, поверьте! Я шёл на Тир-Фради только с грузом по накладным и балластом! У меня не было намерения нападать, тем более с целью наживы! Это на нас напали!

— Угу… мастерам баллистической экспертизы расскажете, как же удалось на вашем-то «Коньке» уделать аж всех «Драконов» и самого, — она умолкла, — Венсана…

Навтка поцокала языком и с сочувствием вздохнула:

— Таких как вы, я чую за лигу. Не умеете лгать — просто не лгите… разве что себе?..

Его глаза застыли в одной ослепительной точке. Шёпот на грани слышимости усилило эхо стен.

— …я же так чту наши Кодексы…

— С сего момента оба Кодекса больше не ваши.

— …уведомите Кабрал…

— Как же, как же. Добрая адмирал узнает обо всём, что вы натворили, можете не сомневаться.

Он смотрел на себя, обездвиженного, и удивлялся, как может содрогаться дыханием грудь, из которой только что вырвали сердце?

— Вас уведомят о дате трибунала.

Какой-то чужой Васко кивнул.

— И капитан. Постарайтесь не покидать остров…

В сопровождении конвоя его вывели на площадь перед Адмиралтейством.

Он так и остался стоять, не понимая, ни кто он, ни откуда, ни зачем пришёл.

========== ИЗНАНКА ==========

В столовой гостевого дома пахло скисшим спиртным, как в дешевой таверне.

Де Сарде поморщилась и распахнула все окна на пустующем этаже.

— Зелень, ты возвращаешься под утро! Ты ч такое творишь? И что это на тебе?!

Курт упер руки в боки и наградил подопечную самым осуждающим взглядом из своего арсенала.

— Переживаешь о моем нравственном облике? Вы с кузеном из публичных домов не вылезаете… моралисты… — прыснула Селин, с удовольствием отмечая его растерянность. Наёмник поспешно замотал головой, — И вообще на тебе вроде бы как только ответственность, чтобы я была жива-здорова. Я, как видишь, в норме. Правда ноги устали…

— Константин и то ведет себя прилично. Ночью хотя бы дома ночует. Ты забыла, что ты вообще-то леди?

— О, я помню. А ты — помнишь? Может хватит называть меня «зелень»?

— Что я Князю-то скажу? А если навты начнут трепаться? Ты же эмиссар!..

— О, не начинай пожалуйста. Ты не очень похож на няньку, — Селин плюхнулась в кресло, вытянула ноги и закрыла глаза.

Колени гудели.

Танцевать весь вечер и всю ночь — это то ещё испытание. Но в отличии от пресных балов в Серене, навтский бал останется навсегда в её памяти.

Рука на плече у Васко, одетом в белый мундир, его смущенная улыбка, поцелуй в планетарии…

Она прикусила нижнюю губу и улыбнулась.

— Я тебя просто не узнаю… Мне это не нравится… — ворчание Курта таяло на заднем плане сознания, погружающегося в дремоту.

Ей снились светящиеся планеты, кружащиеся в темноте.

Селин протянула руку, чтобы коснуться Венеры, но от её прикосновения вдруг оранжевый шар погас.

То же самое случилось с Землей и Луной.

Одна за одной погасли и остальные планеты.

Она погрузилась в полный мрак, густой и непроглядный.

— Васко? — позвала Селин.

Но со следующим шагом она провалилась в ледяную воду. Дыхание спёрло.

— Дора!.. Вставай! — жёсткая рука Курта трясла её плечо.

— Эти люди просят, чтобы мы проследовали за ними. Просыпайся! — лицо Константина было испуганным.

***

Конвоиров оказалось многовато для них троих. Дюжина навтов в чёрных мундирах без опознавательных знаков. Татуированные молчаливые лица ничего не выражали.

Их процессия казалась возмутительно выбивающейся из гармонии прекрасного города Малого Орфея. Сами же нарушители мгновенно преобразились словно в прокажённых: прохожие отводили глаза и переходили на другую сторону улицы.

Селин имела представление о тактике ведения допросов, но это никак не помогало справиться с чувством загнанной в угол, разоблачённой, преступницы.

Она размышляла, — ну вот и раскрыт их обман. Как поступить? Отпираться до последнего или рассказать правду?

Она оглянулась.

Курт шёл, как ни в чём не бывало.

Константин же пытался доказать конвоиру, что они совершенно не при чём, и скорее всего их с кем-то перепутали…

В кабинете для допроса стоял просто сервированный к чаепитию стол с тремя стульями.

Едва они зашли, дверь в грохотом закрылась, а в лицо Курту полетела тряпка.

— Сотрите немедленно с лиц все изображения! Вы не имеете права их носить! Наглость какая!

Константин было запротестовал, но Курт скоро вытерся, размазав краску, и передал тряпку Селин.

— Ваше Высочество, Константин Адриан Урсус Вильгельм д’Орсей. Вы, как и ваша свита, обвиняетесь в нарушении Кодекса Гильдии Навтов по статье о посторонних на нашем острове. Ввиду тяжести содеянного, — вам, как персонам высокопоставленным, известен этот пункт, — вам выписаны уведомления о статусе persona non grata в Гильдии. — Им передали свитки на подпись. — Дело о шпионаже в пользу континента уже заведено, так что…

— Вы явно не в своём уме.

Следователь, едва сдерживая неприязнь, посмотрел на Константина.

— Буде мы шпионы, так наверное же наняли бы вместо себя кого-то другого, с чьего лица заслуги перед Гильдией Навтов не смыть тряпицей?

— Молодой человек…

— Ваше Высочество, с вашего позволения.

— Ваше Высочество, не усугубляйте спорами ваше и так шаткое положение. Я не вижу смысла вести допрос дальше. Против вас уже дали показания все ответственные лица…

Васко? Какие показания он мог дать против неё? Селин изучала потолок. Разве что обвинить в хамстве… Чего она не знала о нём? Фаусто? Обвинить их в шпионаже? Да с какой же целью, помилуй нас Просветлённый…

— Вот здесь подпишите клятвы о неразглашении. Значит так. Вы внесены в Чёрные Списки Гильдии. К вам приставлено ответственное лицо для контроля исполнения неразглашения. Как только мы получим достаточно свидетельств вашего следования заявленному, в ближайшем отделении Гильдии можете подавать заявление об исключении из чёрных списков…

Курт молча ставил подписи.

— Весь ваш груз в настоящее время перегружается на судно «Стремительный» до конечного пункта назначения. Из ваших вещей изъяты документы, нужные для следствия. Уведомления о штрафах вам доставят незамедлительно, как только будет готова смета по причинённому Гильдии ущербу. Вопросы?

— Вопросов нет.

— Что будет с экипажами судов капитана Васко?

— Миледи де Сарде, ваши полномочия, как эмиссара Торгового Содружества, не распространяются на внутренние дела Гильдии. Можете идти. Судно выходит завтра пополудни. И миледи. У Луизы, ласковой глубины ей, отродясь не было ручных обезьян…

К горлу Селин подкатил ком. Но по привычке, впитанной с молоком кормилицы ещё в Серене, свои эмоции выплёскивать она не стала.

— Какая такая обезьяна? О чем это он? — Курт нахмурился и с неодобрением уставился на неё.

— Местная навтская шутка. Несмешная. — де Сарде едва держала себя в руках, чтобы не расплакаться прямо при спутниках. — А я… не сразу это поняла.

***

Нет, каков же подлец этот Марсий!

Не зря она чувствовала в нём подвох, не зря с самого первого взгляда ей стало не по себе, и померещилась угроза!

Злость и разочарование обжигали её изнутри. Навтская Гильдия поворачивалась к ним, гаканцам, волей судьбы попавшим на запретный остров, самой неприглядной стороной.

Какой смысл в торжестве навтского прогресса и технологий, опередивших время, если и здесь процветают и поощряются всё те же грязные интриги и подковерная возня, как и в проклятой Серене, от загнивающих нравов которой де Сарде с таким удовольствием сбежала?

А ведь Селин даже собиралась подсмотреть их методы, чтобы взять на вооружение для более эффективного управления колонией!..

Ажурные верхушки зданий и ниспадающие ветви садов на фасадах, видимые из окон, уже не казались ей столь восхитительными и прекрасными, как всего несколько дней назад. Простоватая, но продуманная, обстановка в гостевом доме начала вызывать раздражение вместо былого интереса.

Их с кузеном со скандалом выдворяют, как непрошенных гостей, награждают статусом persona non-grata… А все ли чужаки вообще имеют возможность беспрепятственно или вообще хоть как-нибудь покинуть запретный остров?.. А если бы они с Константином выходили из третьего сословия, что тогда?..

Какое наказание ждет с экипажи и самого Васко?

Основной удар придется скорее всего именно по капитану, как по ответственному лицу. Что если… она вообще его больше никогда не увидит? Его ведь могут сослать в другую акваторию, отобрать корабли или вовсе запереть на острове… Он ведь предупреждал, что будет, если их раскроют…

Селин застыла с расческой в мокрых волосах, невидяще вперившись в зеркало. Вспомнились его глаза, и то, как он смотрел на неё во время танца.

Похотливые заискивающие взгляды мужчин ей были хорошо знакомы. Жиденькая пелена влюблённости в них тоже встречалась не раз.

В привычном ей окружении де Сарде настолько привыкла к фальши, тщательно маскирующей корысть всевозможных видов, что поверить в искреннее внимание представлялось возможным разве что из вежливости.

Но наедине с капитаном Васко всё стало иначе.

Его особняк сильнее любых слов убедил её, что Васко был достаточно обеспечен, чтобы интересоваться состоянием де Сарде и возможным приданым, и что за его вниманием стояло нечто более глубокое и настоящее. Никто и никогда прежде не смотрел на неё с таким живым восхищением и искренним желанием разглядеть её саму под мишурой статусов и условностей. В его взгляде, словно в зеркале, она увидела себя совершенно другой, нежели привыкла воспринимать.

Его волнующие прикосновения и их единственный поцелуй заставили де Сарде ощутить себя воплощением притягательности и подлинной, почти божественно-чистой красоты.

Какая жестокая ирония.

Она росла в среде, где ей чуть ли не с младенчества чинные дамы внушали многочисленные добродетели истинной леди. Особенно — о целомудрии. Что ничуть не мешало тем же дамам гнусно хихикать в веера за её спиной и смаковать регулярные визиты Князя в спальню к племяннице.

Ещё с подросткового возраста близость с мужчиной для де Сарде была лишена ореола таинства. Она расценивала её скорее как повинность, которую она обязана была прилежно платить, благо многочисленные леди её круга имели терпение разъяснять ей права и обязанности благородных дев. И уж точно ни эмоции, ни особые чувственные переживания не входили в перечень изучаемых ею дисциплин. Мать же, всегда слепо любившая и превозносившая своего брата Клода, отчаянно не хотела ничего замечать. Самое близкое, с кем могла сравнить себя Селин — с собственностью, с любимым питомцем, которого всячески холят и, не особо церемонясь, дрессируют. Отстраненность же и холодность юной любовницы воспринималась Князем как норма.

Только с возрастом Селин поняла, насколько лицемерную игру с ней вели.

И только сейчас она осознала, что в отличие от прикосновений пальцев Клода де Сарде, унизанных роскошными перстнями, каждое касание капитана Васко вызывало в ней шквал незнакомых ранее чувств.

Всё в нём — его запах, голос, привычка щуриться, развязно–мягкие манеры, вмиг собирающиеся в жёсткий ледяной контроль, — бросало в дрожь, заставляло беспричинно смеяться, краснеть и желать большего.

Даже сейчас, при одном воспоминании о его ладонях на её талии на балу, горячих даже сквозь тугую жёсткость корсета, Селин буквально таяла и изнывала от желания.

Как далеко простираются его татуировки, как холодеет кожа от прикосновений его губ на её груди, могут ли его сильные руки одновременно быть властными и нежными, и как выглядят его затуманенные страстью глаза…

На что вообще могла быть похожа близость с ним? Она тревожно следила за своим отражением, ладонь которого медленно вела от шеи до груди, оставляя за собой мурашки, и замерла между сведенных бедер. Что будет, если она сделает первый шаг, и вдруг он поймет, что целомудрие — уж точно не её добродетель, как истинной леди? Что, если Васко её осудит или вовсе отвергнет?

Де Сарде вдруг поняла, что эти страхи — ничто в сравнении с угрозой, что мужчина, который сотряс до основания весь её прежний мир, вдруг навсегда исчезнет из её жизни так же внезапно, как и появился.

========== AFTERSHOCK ==========

Ноги сами несут его в опиумную.

Его очень заботит, какие будут чулки на господине Пти.

Он нарочно носит дамские из-за тугого обхвата голени, и его ноги не так болят от стояния у конторки сутки напролёт… И банк находится по пути, как хорошо. В банке он выписывает экипажу жалованье и боевую надбавку. Приходится повторять раз за разом удивленной юной даме, что нет, что его не беспокоит, что опустевший счёт будет закрыт. Звенят монеты. И снова монеты. Какие-то ассигнации. У него рябит в глазах от монет. Ему не хочется заменять их на ассигнации только из-за веса. Он сумеет донести всё. Или нет?

Нет, будем открывать именные счета.

Голова болит.

Юная дама считает, будто он не замечает, как она крутит пальчиком у виска, думая, что он не видит.

Глу па я.

Карманы набиты монетами. У него по-настоящему хороший портной, и карманы не рвутся, запуская тяжёлое золото в подкладку.

У Кристин из чулочной лавки был тяжелый день.

Она хмурая сегодня, держит за щекой свою конфету, листая страницы романа, суть которого потеряла много страниц назад.

Как же болит голова.

Пакет с Серенским шоколадом смят и пропах порохом. Какая разница. Кристин всегда знает, что он принесёт ей лакомство и вкладывает неизменный конвертик с сердечком в пакет с чулками для господина Пти.

Он не запоминает их лиц. Только адреса, выложенные из ступеней и поворотов улиц.

Цветочник.

Дайте оранжевые. Да не эти. Она ненавидит розы. Да, спасибо. Не нужно, оставьте себе.

Бордель.

Мадам тоже мучится мигренью и вяло улыбается оранжевой лилии, передавая ему взамен пакет с дорогущим льдом. Он не станет расстраивать её, ведь он ему не поможет. Пусть будет лёд.

Жанна не понимает, почему он не останется.

Но Жанна понимает цветную горсть камней в своих ладонях, понимает, что гранить ей их придётся уже за свой счёт.

Ему не ког да.

Но он привёз. Он всё сделал правильно. Нет, Жанна, с мадам я уже рассчитался, оставь себе. Жанна умная. Жанна не задаёт вопросы и отворачивается. Говорит весело, что у неё щиплет глаза. Они не прощаются. Нет.

Бесконечные ступеньки.

Он знает наизусть город и идёт по тонкой нитке запаха, закрыв глаза. Ноздри — его поводырь. Спотыкается. Звенят выпавшие с верха карманов монеты. Ему нет дела. Запах моря отступает. Тошнотворно-сладкие волны повсюду. Ему кажется, будто они говорят с ним, подсказывают, куда поворачивать. Они шепчут и неожиданно мелодично прыскают знакомым голосом. Где он его слышал? Селин?

— Господин Васко! Давненько вас не было!

Волны старого шёлка, свисающего с потолка, похожи на бархат от покрывшей их пыли.

Господин Пти заламывает руки, видя пакет в его руках. Постарел. Не торопитесь, господин Пти, я сам подниму монеты с пола. Вам нельзя. У вас подагра. Да-да, на все. Ничего мне не будет, что вы. Просто не запирайте заведение.

Не запирайте…

Повсюду в полумраке безымянные тела. Пёстрые подушки.

Голова раскалывается.

Вот и его угол. Как здесь чисто. Господин Пти колдует над зельем и ворчит, что каждый раз начинает генеральную уборку, да проклятая подагра…

Дымок благовоний такой приторный, что хочется чихнуть.

От первой же затяжки тошнота. Он сегодня разве ел? Надо вспомнить, что он ел в последний раз… Вспомнить… Горлышко бутылки, не коснувшись бокала, наполняет его глотку терпким портвейном. Спасибо, господин Пти. Несите ещё. Несите всё. Я сам… Сам… Вторая идёт легче. Чёртов кашель. А вы постарались, господин Пти!.. Господин… Пти…

Огненное дышло «Кота» ревёт красным пламенем, но сейчас ему так холодно, что он тянет руки в злополучные поршни. Они мнутся и плавятся, стекают мутными лужицами в его сложенные лодочкой ладони. Покажи, что будет, когда ты послушаешь и сделаешь, как я сказал. Огонь лижет его руки, из оранжевого становясь белым. Теплеет. Новые детали двигателя покрыты угольным нагаром, и хозяин уже и сам не помнит, когда их поставил. Собственное лицо кажется ему жидким, и улыбка стекает куда-то к уху. Боль ушла. Он стонет от радости в подушку.

От третьей ему становится тихо везде.

Сердце больше не бьётся. Время остановилось. Замирают шестерни его опытного образца, что под стеклянным корпусом многие годы отмеряет силу нажатия воздуха о землю и тугие воздушные волны. Он всегда знал, что воздухоплавание так же возможно, просто не существует в их мире ни инструмента, ни транспорта… Он начинает с измерения воздуха. Над ним смеются. Ему всё равно. Только бы нашлась идея того самого колена, которое… Вдруг его тело стремительно теряет вес, и он плывет на волнах дымки у подножия Орфея. Ослепительное око чудовища тщетно ищет его, взрезая воды нестерпимым лучом.

Но Васко здесь нет.

Васко выше воды.

Он просто лежит на мерцающем тумане и ищет звёзды. Он смеётся, нежась в искристом пуху. Но Орфей слышит его смех, и смотрит, и выжигает дыру в самом его естестве.

Хватаясь за воздух, хватаясь за воду, хватаясь за собственные плечи, он рушится вниз. Отчаянно барахатается, как лягушонок в ведре, такой же жалкий, такой же слабый. Ему холодно от собственных слёз. Поверхность порта остается тусклой точкой над самой головой, и он кричит её имя…

Льдистые пальцы забираются ему в волосы, и огромные голубые глаза удивлённо смотрят ему в грудную клетку, прожжёную насквозь.

Он всхлипывает сквозь улыбку и берет в руки её лицо.

— Скажи мне, Селин: «Вот какой же ты дурак»…

Она задумчиво перебирает его пряди, тянет пальчик к обломкам рёбер и упрямо мотает головой. Паутина волос повторяет её движение. Они отливают перламутром, расцвечивая темноту.

Ему не удаётся задержать её ни на мгновение. Она вертится, обдавая его мягким сиянием чешуи, задевает акульи-острым хвостом.

— Я так и не успел показать тебе картины… я столько не сказал…

Она поджимает губки и накрывает пальцем его рот. Юркая и неуловимая, она вьётся вокруг и зовёт поиграть.

— У меня ничего нет для тебя, Селин.

Узкая ладошка шлёпает его по щеке, а голубые глаза совсем обижены.

Он успевает мазнуть по тёмному пятну на её щеке, и пальцы скользят по чешуе, как по стеклу.

Мерцающая голубым рука зовёт его вверх.

— Нет-нет. Туда мне не надо. Там Орфей. Он меня съел. Ай!

Полосы его крови в воде светятся красным, а на ладони тают отпечатки маленького зубастого рта.

— Ну правда… Я не смогу. Я устал… Я умер… Ай!

Теперь она красно-полосатая, как проклятая колючая крылатка, и он смеётся через боль.

— Как же я люблю те…

Шершавые холодные губы впиваются в его, а сама она вжимается в него так, что заполняет собой почти целиком его разорванную грудь. Он слышит, как в его крови бьётся её сердце.

— Селин…

Темнота взрывается в его голове и накрывает стремительно приближающейся сетью света.

***

Перепуганные Джонас и Лауро с замотанными лицами изо всех сил трясли капитана. Хмурая Флавия отсчитывала монеты, прижимая к лицу платок.

— Он едва дышит. Что делать-то?

— Бледный как полотно, — Джонас сам побелел, приложившись к трубке капитана.

— А ну не вдыхай, помрешь, баклан!

Запоздалый удар в пах согнул пополам Джонаса, и Лауро с Васко рухнули на ближайшую софу. Юнга закашлялся, содрогаясь от рвотных спазмов.

— Да не знаю я, что делать! — громкий шёпот Флавии был таким отчаянным, что навты не на шутку сдрейфили. — К Маркизу его! Срочно!

Чертыхаясь, но никак не комментируя состояние капитана, они добрели до чёрного хода трактира. Флавия через ступеньку помчалась в гостевые комнаты, барабаня в каждую встречную дверь.

— Полундра, Маркиз! Маркиз!!! Ты где! Полундра!

Одна из дверей распахнулась. На пороге стоял Маркиз.

Кружевной чепчик был туго подвязан аккуратным бантиком под подбородком.

Из-под подола белоснежной ночнушки выглядывали волосатые пальцы. Узкое злое лицо с бодрой ненавистью смотрело на гостью.

— Пош-шла вон! Сплю я!

— Врёшь! Ничего ты не спишь! Капитан умирает!

Судя по интонации, прозвучало проклятие на незнакомом языке, и дверь стукнула, закрывшись. Флавия заколотила в дверь, едва не обдирая кулаки о древесину.

— Ну же, Маркиз, ну родненький!!! Он внизу! Полундррааа!..

Спустя мгновение дверь открылась, и на пороге стоял уже полностью одетый плотник с неизменной киянкой на поясе.

— Веди, стер-рва.

Маркиз вытолкал моряков за дверь, а сам остался с капитаном.

***

В тишине гнетущего ожидания просыпалось утро.

Понурый Джонас опёрся на перила и бездумно наблюдал спящими за столами внизу пьяницами. Лауро нервно ковырял носком видавший виды ковер в коридоре. Флавия свернулась калачиком прямо на полу у двери и дремала, то и дело подскакивая.

Мимо троицы прошаркала сонная официантка, на ходу подвязывая передник.

— Чё вы тут сидите, — сквозь зевок промычала она. — Есть же комнаты.

— Иди куда шла. Дело у нас.

— А.

За дверью Маркиза было по-прежнему тихо.

— Яичницу что ли? — раздалось снизу.

— Давай. На троих!

Кодекс гласил: как бы плохи ни были дела, пожрать — дело первостепенное.

После еды, попрыгав, чтобы стряхнуть остатки сна, и как самая отважная, Флавия поднялась в комнату Маркиза.

Царил густой полумрак. Чертыхнувшись, она едва не грохнулась, знатно вписавшись об раскрытый чемодан. Пахло мертвечиной. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела на кровати спящего капитана. Маркиз тоже спал, сложив голову на руках на тумбе.

«Вот и хорошо» — подумала она и тихо вышла.

***

Они вернулись, когда Васко проспался.

Всё ещё бледный, с посиневшими губами, он сидел на кровати Маркиза, поджав ноги к груди, и смотрел в окно. Маркиз сидел на тумбе и курил.

Не глядя на матросов, капитан сообщил:

— Вы все уволены с «Конька». Все уволены и оштрафованы. На весь мой флот наложен арест. Пассажиров и весь груз отправляют заказчикам на других судах. Все экипажи всего нашего флота занесены в чёрные списки. В банке счета на ваши имена. На первое время должно хватить.

Навты переглянулись.

Хрустя щетиной, Маркиз потирал подбородок и вид имел самый благодушный, что вызывало противное чувство тревоги.

— Десять золотых, баклан! — Раздался звонкий лещ. Мстительная улыбка Флавии была очень некстати. — Вынь да положь, пёс! А ну подавай-ка мои денежки!

Лауро обиженно потирал затылок.

Брови капитана подскочили и оживили застывшее лицо. Непонимающе нахмурившись, Васко повернулся к команде и силился вникнуть в происходящее.

— Да мы тут поспорили, виселица, килевание или ничё страшного. Сука ты, Флавия…

— Да иди ты…

Васко мутило. Он шатко встал и потянулся.

— Друзья мои, если для вас потеря нашего флота — явление категории «ничё страшного», я в растерянности…

— Ладно вам, капитан! Шкура целая? Целая. Виселицы нет? Нет. — Юнга остервенело загибала пальцы. — А на нет и суда нет. А новые суда мы найдём…

— Виселица или нет, ещё неизвестно.

Все оглянулись на Маркиза.

— Что! — каркнул он. — Трибунал только завтра. Л-лошары… расслабились они…

— Нас допрашивали в подвалах. — Вдруг брякнул Джонас. — Маркиз поди, и не рассказал? — он зло одёрнул рукава, пряча плечи со следами допроса с пристрастием.

Глаза Васко стали совсем круглыми.

— Капитан не спрашивал, — процедил Маркиз, глядя в окно.

Выяснилось, что экипажи всей эскадры подверглись одновременному допросу. Каждому сообщали, будто другие члены команды подтвердили обвинения и дали свидетельства против товарища. Избежать процедуры удалось только Жану и Жаку, — в беседе они были крайне непоследовательны и полностью бесполезны.

Дальнейшая судьба команд всей эскадры зависела только от исхода трибунала и висела на волоске.

— Эти черви гальюнные неспроста вешают на нас нападение, капитан. — Надтреснутый голос Маркиза прозвучал особенно зловеще. — Подумайте, против кого вы успели проложить курс.

Среди навтов, военных и гражданских, как и среди жителей Серены и других городов Гакана, у Васко складывались в основном приятельские отношения, врагов он не имел. Те же, что у него были, исчезали быстро и тихо, так что подумать ему было не на кого.

— Тогда вот что. Моё вам последнее слово, как капитана. Всем бессрочная увольнительная. Хотите — оставайтесь здесь, хотите — идите на Тир-Фради или на Гакан. Работы и там, и там достаточно. Для меня было честью работать с вами, ребята…

Четыре пары рук обхватили его со всех сторон, едва не придушив.

А перед глазами стояло безмятежное лицо Ирен на балу и её беззвучное «ты следующий».

По спине Васко пробежал мерзкий холодок.

========== ПРОЩАНИЕ? ==========

— Дора, дорогая, что же это… может в другой раз? Капитан… он… он не принимает!

— Извините, Адель, но это не может ждать!

Сидящий на ковре у панорамной арки окна, Васко слышал лишь краем сознания доносившиеся через открытую дверь возгласы.

Он обернулся только на звук своего имени.

В дверях спальни стояла Селин с широко распахнутыми глазами. Он проследил за её взглядом. О, неужели это его рук дело?!

В комнате царила такая разруха, будто по ней прогулялся настоящий шторм.

Тяжёлая статуя, литая из золотистого металла, лежала в осколках стекла и шестёренок. Груды растрёпанных книг вывалены на пол перед шкафами.

На покосившейся картине ван де Велде прямо по центру морского пейзажа зияла дыра с тёмно-красными следами…

Он опустил взгляд и увидел кровь на своих костяшках.

— Вам нельзя здесь быть, — едва улыбнувшись, сказал он.

«Со мной всё кончено. Теперь я тот, кого презирал и ненавидел всю свою жизнь».

— Нас допросили… Как вы и предупреждали, капитан. Впереди депортация, — произнесла Селин, пытаясь восстановить дыхание.

Васко с беззаботностью проговорил:

— Потому и идите к себе, готовьтесь к отплытию. И вообразите, я не могу решить, как вам лучше: с навтскими татуировками на лице или же без них. Поспешите же.

«Из потерпевшего я стал обвиняемым. Каждый мой шаг злонамеренно извратили. Я больше ничего не понимаю. Но теперь я — преступник, Селин. И я утяну с собой на дно и вас».

— Васко, мне страшно. Очевидно, что у Гильдии Навтов не хватит полномочий причинить нам, гаканцам, вред. Но что будет с вами? Что они сделают? Я своими глазами увидела, насколько могущественна Гильдия Навтов. И изнанка её по-настоящему пугает…

«О, вы даже не догадываетесь, что скрывается под верхушкой этого айсберга, дорогая Селин. Даже я не имел понятия до сих пор…».

— Прошу прощения, но вам правда пора уйти. Прямо сейчас, — внутри себя Васко ужаснулся тому, как прозвучали эти слова. И насколько они противоречили его истинному желанию. Но её неведение — единственная надежда на спасение.

— Это не то, что вам сейчас нужно по-настоящему.

Селин присела рядом. Осторожно, стараясь не касаться ссадин на его кистях, она взяла его за руку.

— Что вы делаете… — он постарался отвернуться. — Селин!

— Я чувствую только, что сейчас вы одиноки, как никогда раньше. Я чувствую, что наше «завтра» будет горьким. У меня нет никакого права оставлять вас одного в этом… этом кошмаре. И я точно понимаю, что ваши объятия — единственное место, где мне нужно сейчас оказаться…

Голос де Сарде замер сам собой. Она больше не могла говорить из-за напряжения прикатывающих слёз.

Повисшая тишина стала невыносимой.

От её слов Васко стало очень тепло. И невыносимо больно. Она ничего не узнает.

Потому что это — конец.

Его зрачки бегали по полу, словно читая слова, выложенные из обрывков чертежей и холстов.

В следующее мгновение Васко порывисто притянул Селин к себе. Жар её ответа на поцелуй стал поистине неожиданным. Её ладони, блуждающие под его рубашкой, попытки прижаться сильнее и нетерпеливые стоны опьяняли. От охватившего его желания Васко едва сдерживал дрожь.

В том, как они накинулись друг на друга, порывисто сдирая одежду, было что-то безумное, дикое и первобытное.

***

Не так она себе это представляла…

Селин не беспокоило отсутствие лепестков роз и изысканных шёлковых простыней.

Как и сорванное, брошенное в ближайший угол, роскошное кружевное белье, которое она не менее получаса тщательно выбирала. Её накрыл ливень поцелуев Васко, горячие ладони вылепливали её тело.

Нежно и сильно.

Он взял Селин прямо на полу, среди разбросанной одежды и клочьев великих картин.

Хаотично, нелепо и так… восхитительно!

Она вцепилась в его татуированные плечи, бросив попытки сдержать свои стоны.

Красные лучи заката подсвечивали его и без того раскалённый взгляд сквозь упавшие на лицо пряди. Как ей хотелось сгореть в нём без остатка…

Обозначающаяся вена на лбу выдала сильнейшее напряжение. Васко перекатился, позволяя расположится на нем сверху.

— О, неужели это наяву! — шумно выдохнул вдруг он и обхватил ладонями лицо Селин.

Она ощутила легкий укол смущения, оказавшись почти полностью обнаженной верхом на нём. Впрочем, собственное тело делало всё за неё.

Видеть его, смотреть на него сквозь головокружение, сквозь эти тёплые руки, гладящие её тело и волосы, тонуть в его восхищённых глазах, скользить пальцами и губами по линиям татуировок на его подбородке и груди…

Язык коснулся его соска с продетой в нем серьгой, и Васко прерывисто выдохнул. Селин немного подула на серьгу и продолжила исследовать языком на его груди маршруты, расписанные татуировками.

Селин никогда прежде не знала, насколько способно мужское тело, такое простое в своей атлетической безупречности, раскрывать её саму.

Она помнила его холодное безумие в бою, она помнила его загадочным и сильным, но она и помыслить не могла, насколько недавний отстранённо-сдержанный моряк может стать пылким в своей всеобъемлющей страсти.

Его поцелуи, поначалу невесомые и робкие, раз за разом становились всё более несдержанными и бесстыдными. Ей хотелось закрываться от его прикосновений, бежать от горящего взгляда ровно до тех пор, пока она не провалилась в понимание, каково это — быть богиней для преданного последователя, чутко предугадывающего её малейшее желание.

Мгновение — и его горячие губы втягивают в себя кожу на её шее, мгновение — и его руки мягко и властно сминают её грудь, мгновение — и его язык заставляет её кожу под пупком покрыться мурашками, пока её разум всё пытается ухватиться за невозможность их невыносимой близости.

Ещё мгновение, и его блуждающие руки создают новую карту чувственной сладости и раздвигают её влажные лепестки. Его взгляд, такой же тревожно-чуткий, как и в планетарии, словно спрашивает, осознаёт ли она собственную ценность для него единственного, нашедшего своё сокровище. Она, забываясь, выкрикивает его имя, в котором вся её тоска, и всё утолённое одиночество. Все это тонет в его упрямых ласках. И вот уже само время перестаёт существовать, когда он стонет в ей плечо. Ей кажется, она вот-вот растворится в пустоте, если Васко перестанет прикасаться к ней.

Ей по-настоящему становится страшно закрывать глаза, потому что неизведанная доселе ласка ей кажется слишком зыбкой. Селин царапает его спину ногтями, и ей страшно расцепить объятия с единственным человеком, кто способен впитать её всю. Она видит, как его робость тает с каждым её вздохом. Она всей кожей пьёт его безудержную страсть, которая топит её в океане незнакомого до сих пор обожания, и ей становится так легко и так спокойно, что Селин выдыхает его имя, не стыдясь ни собственной беззащитности, ни собственной наготы, как если бы она подарила собственное вырванное сердце в единственные руки, что способны защитить его от целого мира…

***

Васко смотрел на неё мутными от желания глазами.

Он плавился и таял в её объятиях, ибо магия момента, таинство обладания мечтой, погружали его в пучину искренней, первобытной, страсти.

Вот она, желанная, сладкая в своей необъятности, раскрывалась ему навстречу. О большем он не смел и мечтать.

Сколько раз он воображал себе касания её обжигающей наготы по своей коже? Сколько раз он помышлял себе близость воспламеняющего жара, заключенного в её хрупком теле?

И вот она, обнажённая, бесстыдно раскрытая ему навстречу, распускалась цветком желания принадлежать. Быть Его…

Ему всё не верилось, но вот она, настоящая, робкая, повинующаяся зову плоти, была в его руках.

Вот, её маленькие сильные руки хватаются за него, как за последнюю надежду.

Вот, онасверху, и её грудь упруго колышется в такт его движениям… Такого он не мог и помыслить — ожившая мечта во плоти, жаждущая, зовущая в своем бесконечном соблазне. Невинная в своем пороке стремления быть покорённой и — принадлежать. Стоны Селин утверждали торжество его власти над её маленьким сильным телом, глаза отчаянно звали, не давая никаких обещаний, пока он вторгался, обладал и покорял её, сделавшуюся кроткой, для него, единственного, плоть…

Если бы только мог, он бы сожрал её всю, жадными своими губами поглощая миллиметр за миллиметром её гладкую кожу. Если бы он только мог, он бы вместил в себя её всю, каждую сверкающую росинку пылающей страсти, выступившую на коже.

Прикосновения губ Васко запечатлевали границы его владений на хрупких ключицах, на подёрнутых дрожью сосках, на каждом волнующем узле желания, расцветавшем её сладостным изнеможением под его выверенными касаниями, в которых было много больше, чем просто зов плоти.

Сколько раз он представлял себе её бедра, стиснутые в его кулаках? Сколько раз он воображал себе её полуприкрытые глаза, пока его язык исследует каждую клетку её бледной изнемогающей плоти?

Васко и помыслить себе не мог, насколько податлива и согласна может стать Селин, свободная от предрассудков, полностью отдавшая себя восторгу прикосновений любящего человека.

Покорённый, он покорял. Подчинённый, он подчинял себе её всю.

Голодный, ненасытный, он оставлял на себе её запах и вкус, он возрождалася в её объятиях и чувствовал себя по-настоящему нужным и желанным.

Васко запретил себе любые мысли о будущем и утопал в нескромных прикосновениях маленьких беззащитных рук, и позволял себе исчезать в полных жажды маленьких губах, которые измеряли его тело, оживляя горячие поцелуи робкими укусами, доказывающими живость и страсть в растянутой в мгновениях вечности.

Не смея сомкнуть веки, он наблюдал, как она тонет в его ласках и растворяется в его несдержанных возгласах, и её имя вздохами взлетало над его разбитой вдребезги реальностью.

Он и вообразить себе не мог всю дремлющую чувственность, которую обрушила на него хрупкая девушка, которую он посмел пожелать и сделать своей.

Каждый её вздох, каждый взгляд из-под опущенных ресниц принадлежал ему и выжигал её странную природу на его костях.

Васко запоминал её, и его тело рвалось навстречу малейшему прикосновению её живых, настоящих, рук, о которых он мог только бредить. Каждое её прикосновение утверждало в нём бога, бессмертного и всеобъемлющего для неё одной, кем и какой бы Селин ни была.

Вся она прошлая, капризная и непонятная, ломалась об его страсть и загоралась чувственной сладостью, обжигающей каждую клетку его тела, рождала в нём страшную в своей силе уверенность, что она — его. И никто не смеет прикасаться к ней, кроме него самого, и никто не в силах прикасаться к её миниатюрному телу, беззастенчиво и бесстыдно стремящемуся к растворению в нём.

***

Настойчивые руки мягко подтянули её и прижали бедра так, что они оба охнули.

Удерживая её на себе, он качал её будто на волнах, ускоряя движения. Селин вдруг почувствовала, что впервые готова по-настоящему довериться мужчине и отдать ему всю себя. Ее захлестнуло наслаждение и она провалилась в неизвестные глубины ласковой бездны.

Васко прижал её к себе, глубоко дыша, и она прикрыла глаза, ощущая бешеное биение сердце капитана.

Обнажённые и покрытые испариной, они так и лежали в объятиях друг друга и молча смотрели на ночные огни за окном.

— Почему нельзя выбрать момент времени, который можно проживать снова и снова? — вдруг подумала вслух Селин. — Можешь такое изобрести?

— Машину времени? — он хмыкнул, — Да куда мне такое… Но уж точно кое-что незабываемое прожить заново у нас ещё будет возможность. До утра ещё далеко.

Васко поднялся, подхватил Селин на руки и отнёс на кровать.

Прямо напротив на стене её распахнутыми голубыми глазами на де Сарде смотрела… она сама.

— Это она? Уна?

— Это — ты!

***

Утро серело.

Васко привстал и провел пальцами по разметавшимся по подушке прядям Селин. Мягкие, как у ребенка. Хотелось сохранить это ощущение в самом укромном уголке своего сознания вместе с ощущениями от её теплой, мраморно-белой, лоснящейся от гладкости кожи.

Женственное очарование, обольстительность, чувственность и страстность Селин превзошли все его тайные мечты и сны. Он словно вырезал у себя на костях её прелестный образ, обнажённую невинность, вынутую из кожуры выученной светскости. Грозное оружие поруганной искренности, которое спящая перед ним девушка умудрилась не растратить и подарить ему. Ему одному! Словно фарфоровая куколка, беззащитная и такая ранимая, она лежала, укрытая одеялом. Как же ему хотелось защитить её от всего мира, и может быть даже от её собственного отчаяния, которое она маскировала в вышколенную холодность!

Васко смутно догадывался, чего ей стоило прибежать к нему вчера, хотя и само время словно поломалось, превратилось в бесконечную удавку памяти, которую он ни под какими пытками не сбросит со своей шеи. Она словно была создана для опеки сильного и свободного мужчины, который способен был бросить к её ногам целый мир. Которым был он сам.

Васко смотрел мраморно-голубоватую кожу, отторгавшую загар, на нежные линии уха, похожего на завитки морской раковины, на плотно сжатые пухлые губы, которые ещё недавно выпивали его без остатка, на трепетные ноздри, которые узнали и, как ему казалось, полюбили его запах, на расслабленные тонкие брови, которые он видел только сдвинутыми, на шелковистые скулы, от которых было так мучительно отрывать губы… глубокая зелень метки на щеке только оттеняла её молочно-белую кожу, мгновенно покрывавшуюся румянцем, стоило только чувствам Селин пойти вразрез с её рассудком… Не доверяя собственным глазам, Васко провёл по её лицу ладонью, запоминая милые черты наощупь.

Тем больнее было осознавать наступление неумолимого час расставания. И выбора не было.

— Селин, просыпайся, — прошептал он ей прямо в ухо и поцеловал. Нежный лавандовый запах опалил яркими воспоминаниями о минувшей ночи.

— Знаешь, я теперь тоже буду мечтать о машине времени.

Она что-то хмыкнула во сне.

— Моя милая девочка, ко мне сейчас придут. Тебя не должны здесь видеть.

— Клод, да оставьте меня… — В её голосе зазвучала обида. — Не сегодня…

В мозгах закипело. Клод? Кто ещё это такой?!

Васко встал, натянул брюки, запрыгнул в сапоги и, шелестя осколками под ногами, начал взад-вперёд ходить по комнате.

Какой же он идиот… Очевидно же, что обладая такой яркой внешностью, талантами, положением и связями, вполне закономерно, что леди де Сарде уже была связана отношениями с кем-то из своего окружения. А он, идиот, и не сообразил… Она принадлежит другому. Раньше подобное обстоятельство не вызвал бы у него ни ревности, ни досады. Но не теперь…

Васко было смутно знакомо это имя. Он никак не мог вспомнить, откуда. Вдруг он замер на месте. Вспомнились горластые глашатаи, провозглашающие многочисленные указы, объявляющие о малейших значимых и нет событиях жизни правящей четы Гакана. У него внутри всё оборвалось.

Князь Клод д’Орсей. Ну конечно! Дядя Селин и отец Константина!

Васко уселся на край кровати и мрачно уставился на Селин.

Её длинные ресницы дрожали, под веками беспокойно двигались зрачки. Обнаженное плечо, выглядывающее из-под одеяла, чуть подергивалось.

Тыльная сторона ладони провела по её щеке.

— Что же они с тобой сделали!

Вспомнились её опущенные уголки губ, наметившаяся складка на лбу и стоящие в глазах слёзы, когда они отплывали из порта Серены. Теперь Васко совсем иначе виделся её капризный тон, в котором ничего не звучало, кроме панической защиты ущемлённого достоинства.

— Мне так жаль, — прошептал он.

Заиграла музыка в часах на стене. То немногое, что осталось в целости после вчерашнего погрома, которое он сам же и устроил.

— Пора!

Она подскочила на постели, сонно борясь за одеяло, которое Васко потянул на себя. Селин ошарашенно огляделась, замерев на несколько мгновений при виде картины с изображением себя и следов погрома в комнате.

— Неужели пора? Васко, я… Я ведь могу что-то сделать для тебя? Я могу защищать тебя в суде! Да! Всегда можно всё решить цивилизованным методом! У меня же есть юридические полномо…

Он сгреб её в охапку вместе с одеялом и поцеловал.

— Спасибо. За всё. Но увы, это так не работает здесь, на Малом Орфее. Ты и сама теперь — обвиняемая…

Селин внезапно горько разрыдалась и уткнулась ему в грудь. Это и огорчило, и тронуло. Какое-то время он просто стоял и гладил её по волосам, собираясь с мыслями. Ощущать свое бессилие было невыносимо.

Он было хотел сказать, что всё случившееся между ними — только магия момента и стечение странных обстоятельств. И у них и так не могло быть будущего. Это бы сделало больно им обоим, но многое упростило. Но она слишком проницательна, чтобы в такое поверить. Очевидно, что у них с Селин сильная и глубокая связь. Истинное положение дел убьёт её. Васко думал только о том, как уберечь её от удара. Он понимал, что на трибунале можно ожидать какого угодно исхода.

— Да ничего мне не будет, что ты! В инспекции просто ошиблись, с нашей-то бюрократией! — беззаботно проговорил он. — А трибунал дело такое… Только звучит угрожающе, а на деле утомят бесконечным чтением показаний и всё. Настоящие проблемы вон, в доках. Только представь: плотники, эти враги, просра… затупили все пилы! Вот что по-настоящему важно. Остальное чепуха. Не тревожься.

Селин что-то хотела сказать, но её душили слезы.

Он с трудом разобрал что-то вроде «не смогу без тебя», когда увидел в окне за оградой несколько фигур в чёрном.

Наспех похватав одежду, Васко помог Селин быстро облачиться в бушлат и сапоги. Они сбежали по лестнице на первый этаж. В дверь уже стучали.

— Иди в левое крыло. Там Адель, она выведет тебя. За меня не тревожься. Плёвое дело, и только. Больше волнений. Правда-правда.

Де Сарде всхлипнула, крепко обняла его и помчалась в сторону столовой.

— Я найду тебя, — сказал себе Васко. — Когда смогу.