Правитель Пустоты. Карающий орден [Софья Сергеевна Маркелова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Софья Маркелова Правитель Пустоты. Карающий орден

Глава первая. Верные псы Пророка Бога


Не смерть, но безумие нас ожидает,

Без страха навстречу ему мы шагнем!

Бард Самвел. Элегия «Рабский поход»


Он бежал по мрачному лесу, освещенному робким блеском звезд. Стылая земля, укрытая тонким слоем первого снега, холодила босые ноги, но беглеца это не волновало. Его затравленный взгляд был обращен вперед, в темные глубины бесконечного леса, где скрывалось что-то жуткое и очень голодное.

Что-то, ожидавшее свою добычу уже давно.

Беглец оглянулся, но чрево чащи исчезало во мраке, как будто его и не существовало ранее. Мысли были тягучей патокой, смешанной с отчаянием и ужасом. И все, что оставалось делать мужчине, так это спешить вперед, подгоняемому сжимавшимся пространством. Густую тишину ночи нарушало лишь хриплое дыхание беглеца, а ноги его становились тяжелее с каждым шагом. Кровь билась в висках испуганной птицей, но однообразная череда деревьев все не заканчивалась.

Он резко замер на месте, и лес сам обнажил островок свободной от деревьев почвы. Мужчина внимательно вглядывался в вязкую темноту леса перед ним, и лишь отзвуки колотящегося сердца были слышны в этом царстве мрака. Внезапно беглец увидел то, что скрывалось в ветвях все это время, и отпрянул, в ужасе раскрыв глаза, не в силах отвести их от зрелища, которое ему предстало.

Прямо на него надвигалась Пустота. Плавно и неспешно величественная хозяйка шла по своим угодьям, вбирая в ненасытное нутро все преграды на пути, обволакивая лес непроглядной серостью тишины. Волны непреодолимого страха расходились от нее во все стороны. Крошечная поляна уже была заключена в кольцо Пустоты, и беглец замер в последнем пятне света и лишь беспомощно глядел на надвигавшуюся охотницу, загнавшую свою добычу.

Сначала он перестал чувствовать ноги, словно их никогда и не существовало, после исчезло громкое биение испуганного сердца, и, наконец, мужчину полностью обволокла безграничная вечная Пустота.


***


Сои Ашарх резко распахнул глаза, разрывая пелену сновидения на части. Неторопливо и тягуче пространство вокруг наполнилось звуками, запахами и легкой прохладой, которых еще минуту назад, казалось, не существовало. Над головой висел знакомый потолок, расчерченный линиями кривых деревянных балок. Сколько лет уже каждое утро мужчины начиналось с лицезрения этой опротивевшей части дома, но в этот раз он был даже рад увидеть знакомые своды, неожиданно показавшиеся такими уютными и родными. Приподняв голову, Аш осмотрел свою небольшую комнатку, медленно скользя взглядом по привычным вещам: погасшему очагу и покосившему столу, клонившемуся к полу под весом многочисленных книг. По помещению яркими бликами метались солнечные лучи, подсвечивая порхавшую в воздухе пыль.

Все как и всегда. Скучная серая обыденность, пресная на вкус. Ашарх устало закрыл лицо ладонями и с некоторой долей опаски подвигал пальцами ног, проверяя, точно ли конечности работали. Его все еще била дрожь из-за сна, где тело исчезало в объятьях Пустоты. Такой до жути реалистичный кошмар приснился ему впервые. Но Аш не считал себя суеверным человеком, ищущим божественный подвох в каждом сновидении или несчастье. Он предпочитал научный подход, сдобренный фактами и приправленный доказанными гипотезами – именно поэтому профессор Сои Ашарх и занимал почетный пост преподавателя в лучшей академии города.

Аш еще несколько минут понежился в кровати, решив побаловать тело после беспокойной ночи. Остатки сна понемногу рассеивались, оставляя вместо себя гнилое послевкусие где-то на задворках сознания. Однако профессор надеялся вскоре позабыть и о нем. В конце концов, кошмары приходили и уходили, но реальность почти всегда оставалась гораздо страшнее их.

С тяжелым вздохом Аш поднялся с кровати, потянулся до легкого хруста и, шлепая босыми ногами по холодным половым доскам, подошел к распахнутому настежь окну. На улице было свежо. Поток воздуха скользнул по голому телу мужчины и ворвался в запыленную комнату, шелестя страницами раскрытых книг, сваленных в углу и на столе. Профессор пробежался взглядом по полотнищам черепичных крыш, испачканных в птичьем помете, засохшем и растрескавшемся на солнце, и перегнулся через подоконник. Внизу, стуча каблуками по каменным мостовым, спешили по своим делам хмурые жители столицы, галдящие на все голоса, с дребезжанием мчались заполненные хламом и товарами старые повозки, подпрыгивавшие на каждом камне. Где-то вдалеке, за пределами раздавшегося вширь Италана, виднелись столбы черного дыма: это уже начали свою работу Дымные Врата – площадки для сжигания мертвых. Один взгляд на эти траурные облака, окружавшие город с нескольких сторон, должен был подтолкнуть верующего человека к мыслям о бренности плоти, по мнению жрецов. Однако стоило ветру изменить свое направление, как горожане, задыхаясь от дыма, думали лишь о том, каким крепким словцом обложить проклятых жрецов, решивших перенести Врата так близко к столице.

Ашарх привычно засобирался на работу. Он наскоро умылся, накинул на себя белую тунику и расшитый кафтан. Где-то в центре города башенные часы пробили девять утра, мужчина засуетился еще быстрее, мечась по комнате словно застигнутый врасплох паук. Перед выходом он по привычке посмотрел в зеркало. Отражение показало молодого худощавого человека со смуглой кожей, длинные темные волосы которого были заплетены в косу, а открытый лоб над левой бровью пересекал белесый рубец. Профессор растерянно прошелся ладонью по отросшей щетине, ворча себе под нос, что опять не было времени нормально побриться.

Съемная комната осталась за спиной, и Ашарх ступил на улицы оживленного города, привычно вливаясь в сплошной поток прохожих, жужжащих подобно рою растревоженных насекомых. В людской массе иногда мелькали низкорослые серокожие гоблины, уверенно прокладывавшие себе путь через толпу, а вслед им непременно неслась брань или тихое шипение недовольных, для которых поведение самоуверенных иноземцев казалось оскорбительным. Над домами стремительно проносились тени гарпий, которые больше предпочитали рассекать мощными крыльями загустевший смрадный воздух над городом, чем толкаться в суетливой толпе, где каждый норовил сильнее пихнуть соседа. Хотя, если бы Ашарх имел крылья, он тоже вряд ли бы согласился ходить пешком по грязным улицам, рискуя каждую минуту угодить в переполненную гнилостной жижей канаву. Ведь несмотря на свой весомый титул столицы Залмар-Афи, человеческого государства, город Италан давно утопал в мусоре и бедности, тщательно скрываемой за ширмами перекрашенных фасадов. Здесь на вымощенных площадях высились роскошные храмы, возведенные для элиты и жречества, но у их подножия целыми стаями ютились больные крысы вперемешку с нищими. Каждая протянутая рука просила милостыню, а получала лишь смачный плевок в лицо и удар древком копья от стражников. Бедняков постоянно избивали до полусмерти, травили и выкуривали из подворотен, заставляя ютиться в переполненных трущобах, их гнали с улиц на принудительные работы в предместья, а самых крепких забирали в армию. Но эта зловонная чума всегда возвращалась, вновь заполоняя собой мостовые, потому что на смену погибшим приходили новые обнищавшие жители.

Италан хорошо умел обчищать чужие карманы.

Профессор спешил на работу, срезая путь через узкие аллеи и переулки, где в замутненных каналах среди фекалий и гниющих объедков плавали мертвые крысы. Поговаривали, что из-за всей этой грязи в одном бедняцком квартале, прозванным Клоповником, недавно вспыхнула какая-то новая болезнь, от которой люди гнили живьем. Жрецы приказали оцепить район, и пока что туда никого не впускали и не выпускали. По слухам, из квартала доносились нечеловеческие вопли и стенания почти постоянно. И жители столицы молили бога лишь о том, чтобы эта зараза не распространилась по всему Италану.

Но хотя бы в это время года отвратительный запах столицы немного приглушало благоухание цветов. Уже через неделю должен был состояться летний праздник Очищения: двадцать пятого августа все верующие в единственного истинного бога Залмара облачались в белые одежды и освобождались от грехов под патетические речи жрецов. Предусмотрительные купцы заранее наводнили город дрянными товарами по завышенным ценам: религиозные книги и свитки, талисманы-пустышки и выбеленные ткани – все это можно было найти на каждом лотке. Цветов, главного атрибута праздника, пока что было немного, их сладковатый аромат чувствовался лишь в некоторых уголках города. Растения сплошным потоком должны были потечь в Италан за два дня до праздника, и тогда каждая улица и дом наполнялись благоуханием, от которого кружилась голова. Ашарх не любил саму подлинную суть дня Очищения, когда любой убийца или грабитель легко мог освободиться от гнета грехов перед лицом бога, но он наслаждался цветами, превращавшими смердящие переулки в душистые сады хоть на время.

Сам того не заметив, Аш уже подошел к центральной Храмовой площади, где вовсю кипела жизнь большого города, который просыпался задолго до восхода солнца. Сердце столицы билось в своем привычном ритме суеты и хлопот. Торговцы-коробейники слонялись в толпе, предлагая безделушки, пытаясь перекричать гомон сотен голосов. Блестящие наконечники копий стражников то здесь, то там возникали над волнами людской массы: это защитники правопорядка выискивали особенно шумных лоточников, чтобы оштрафовать их за торговлю в неположенном месте и выпроводить в сторону рынка.

Грандиозная овальная площадь поражала воображение размахом, а венчал ее величественный дворцовый храм правителя Залмар-Афи, Пророка Бога, где постоянно проживал сам Владыка Ской Гервасиус и его избранная свита жрецов. Трехъярусное здание, укрытое шлейфом широкой лестницы, невольно притягивало взгляд любого, кто оказывался на площади: массивные гранитные колонны держали на своих плечах широкие фризы, украшенные резьбой и орнаментом, а на последнем этаже располагался длинный прямоугольный витраж, на котором в ясные дни можно было разглядеть увековеченное в стекле изображение первого Пророка Бога, стоявшего рука об руку со сгустком света – Залмаром в истинном его облике. Рядом с храмом тонкой свечой в небо уходила белоснежная остроконечная Башня, касавшаяся облаков, – последнее пристанище бога, где он, по легендам, застыл навеки в своем беспробудном сне. Прошло почти три сотни лет с тех пор, как Залмар уснул и магия в одночасье покинула людей, но многие все еще ожидали его пробуждения, тщетно посылая свои мольбы в пустоту. Ведь этому народу, чья единственная надежда на победу в затяжной войне оказалась во власти сна на многие века, не оставалось делать ничего другого.

Профессор прошел мимо небольшой толпы, которая увлеченно слушала проповеди нескольких младших жрецов в длинных черных туниках, символизировавших отказ от всех мирских благ и полную преданность богу. Кто-то упоенно внимал божьим слугам, другие же с потухшим взглядом изучали мостовую у себя под ногами, не воспринимая проповеди. Аш с отвращением поморщился: он еще помнил времена правления прошлого Пророка Бога, когда людей не заставляли насильно ходить в храм и жертвовать последние деньги на радость жрецам. Владыка Ской Гервасиус же, едва взойдя на вершину дворцового храма, сразу бойко ударился в строительство богослужебных зданий: из казны деньги рекой потекли в религиозные школы, сотни платиновых квиков были потрачены на украшение храмов. И хотя народ очень скептично воспринял новые веяния, считая, что налоги следовало направить на военные нужды, но говорить об этом вслух побаивались – Сыны Залмара, преданные воины Владыки, называемые не иначе как цепными псами, всегда зорко следили за жителями из тени. Любые мятежные настроения, направленные против власти Пророка Бога, быстро и жестоко пресекались на корню.

Вместе с потоком людей, наводнивших площадь, Аш неторопливо двигался вперед. На самом деле, он весьма торопился, профессор уже опаздывал на собственное занятие, но расталкивать народ локтями Ашарху не позволял статус, да и вряд ли кто-нибудь пропустил бы его. Взаимное уважение жителей друг к другу всегда резко заканчивалось в душной толчее.

Почти на выходе с Храмовой площади Аш обратил внимание на толпу зевак, окруживших какого-то оратора.

– Сыновья и дочери Залмара, что может быть более радостным, чем послужить на благо нашей родины, отдать долг милостивому Владыке и восславить мудрейшего Залмара в сражениях? – высокий бородатый мужчина в полном латном доспехе пытался перекричать гул, стоявший на площади. – Верно! Ничего на свете праведнее быть не может!

Кто-то вяло и отрешенно поддакнул воину из толпы, но особенного эффекта среди искушенных слушателей речь пока что не возымела. Тогда оратор продолжил уже куда более резко:

– Подлые имперские захватчики стоят на наших границах, они жаждут крови для их скверной языческой богини, они хотят сделать рабами наших детей и попрать нашу веру! И только единой силой сердец сможем мы оттеснить поганых ифритов с нашей праведной земли!.. И верьте мне! Те, кто отвернутся от своей родины в минуту нужды, будут прокляты именем истинного бога! Ибо Залмару и нашей стране важен каждый человек, каждая душа в этот час!.. Подходите ближе, всем найдется место в полку ордена Желтой Иволги! Вот вы, эфенди, подайте людям пример!

Аш неожиданно почувствовал, как его за рукав нагло и жестко вытягивают из толпы. Мгновение, и рослый воин, едва переводя дыхание после бравурной речи, уже изучал свой улов, а по его покрасневшему широкому лицу тек пот. Огромный шатер горчичного цвета раскинулся за спиной мужчины, а у него под мышкой был зажат шлем, украшенный пучком желтых перьев. Всюду на высоких древках трепетали на ветру флаги ордена с изображением птицы, расправившей крылья в полете, и тяжелые полотнища с гербом Залмар-Афи – серебряной Башней на черно-белом щите.

– Не откажите в счастье моему отважнейшему господину Цир Орханту, рыцарю-хранителю ордена Желтой Иволги, лицезреть вас в рядах его воинов, эфенди!

Бородач нависал над Ашархом на целую голову, а на его лице была высечена непоколебимая уверенность в собственной значимости.

– Что?.. – пробормотал не сразу сориентировавшийся в ситуации профессор, а его уже с нескольких сторон обступили хмурые солдаты, вонявшие кислым потом и чесноком, отрезая все пути для побега.

– Отлично! Вижу, вы согласны! Я запишу вас в добровольцы!

Воин, очевидно, даже не собиравшийся ничего слушать, отпустил рукав Ашарха и двинулся внутрь шатра, где на грубо сколоченном столе вперемешку валялись испачканные воском свитки, печати и перья. Рядом на скромной табуретке сидел сгорбившийся старик, занимавшийся письменной работой и вяло водивший сточенным пером по бумаге.

– Вы меня не дослушали! – профессор повысил голос, чтобы привлечь внимание оратора. – Вы забываетесь, эфенди! Я – профессор!..

– Ага. Ну, конечно! А я – бордель-маман…

Загоготали солдаты, оценившие незатейливую шутку своего командира.

– Все вы, как сюда попадаете, сразу начинаете титулами и должностями прикрываться. Будто каждый второй в этом городе знатная особа. Тьфу! – бросил бородач и впился в лицо Ашарха цепким взглядом. – А на проверку всегда оказывается, что никакие вы не академики, а трусливые лжецы, ищущие, как бы отвертеться от армии и отсидеться дома у мамки под юбкой…

Профессор молча одернул кафтан, демонстрируя металлический значок с изображением книги.

– Выпустите меня отсюда немедленно, – бросил он холодно и резко. – Я уже должен быть в академии. Или вы желаете лично объяснить эфенди ректору, почему мне не дают попасть в учебное заведение?..

В шатре повисла тишина. Улыбка мгновенно исчезла с лица воина, и он, на секунду замявшись и отведя глаза в сторону, все же кивнул своим солдатам, чтобы те расступились.

– Ну, раз так, то не смею вас задерживать тогда, эфенди профессор.

– Будьте в будущем внимательнее и научитесь проявлять к людям уважение, – Аш напоследок безжалостно осадил солдата и демонстративно отряхнул рукав, покидая пределы шатра, провожаемый тягостным молчанием.

Утро определенно не задалось.

Залмар-Афи насчитывал одиннадцать регионов, где всем распоряжались ставленники Пророка – рыцари-хранители орденов – вынужденные помимо массы местных дел еще и заниматься постоянным поиском солдат в свои полки. Обычно добровольцами в принудительном порядке делали всех способных держать оружие в руках. Но эта участь обходила стороной владельцев металлических значков государственных работников, коим являлся и Ашарх.

Быть может, все было бы совсем иначе, если бы война, тянувшаяся уже много веков, не нуждалась в постоянной подпитке новым мясом. Кровожадная воронка засасывала в себя все больше и больше людей, ресурсов и тяжеловесных квиков, но при этом никаких весомых результатов за долгие годы так и не было достигнуто. Залмар-Афи боролся за свои границы с империей ифритов, которая кровавым пятном растекалась по материку, затапливая огненной магией все территории, на которые ступала нога свирепых воинов. Они смирили свободолюбивых гоблинов, заставили альвов укрыться за неприступной каменной стеной, отгородившей страну-лес Ивриувайн от всего остального мира. И лишь Залмар-Афи еще мог сопротивляться напору имперцев: пусть люди лишились своей магии, когда заснул их бог, но заключение союза с гарпиями позволило провести четкую границу между территориями ифритов и западной частью материка. Однако никто не мог утверждать с уверенностью, надолго ли поможет эта мера.

Ни одну расу, ни один народ не обошла стороной эта разрушительная война – кто-то объединял армии, собираясь в крепкие альянсы, другие же предпочитали справляться своими силами, вроде гордых альвов или сфинксов. Империя Ис ступала по миру, обращая целые города в пепел, уводя за собой вереницы рабов и признавая лишь кровожадную богиню Азуму, породившую их из огня.

И каждый день новые отряды новобранцев, людей и гарпий, отправлялись на восток, к самым границам Залмар-Афи, где всех их ждала одна и та же участь – заживо сгореть, отражая очередное нападение краснокожих ифритов. Потому и желающих добровольно отправиться на войну было немного.

Стараясь скорее оставить шатер горчичного цвета за спиной, профессор уже через минуту покинул площадь и внутренние городские стены, разделявшие Италан на два района. Он пересек Платиновую улицу с дорогими лавками и вскоре вышел к широкому Академическому бульвару, где располагалось нужное ему здание. Мощными каменными стенами встретила его Высшая Учебная академия, надежно спрятанная в лабиринте улиц. Ее трудно было назвать изящной или хотя бы притягивавшей взгляд – при возведении важна была вместительность строения и его вековая прочность, наверное, именно поэтому серое здание из необработанных каменных блоков казалось болезненным и уродливым.

Мужчина уже четыре года преподавал здесь отечественную и всемирную историю, и хоть эта работа давно начала казаться ему неблагодарной, но профессиональная гордость не позволяла уйти из лучшего учебного заведения столицы.

Стрелой взбежав по ступеням, Аш распахнул входную дверь и устремился на нужный этаж, скорее проскочив холл и раздвоенную центральную лестницу. Конечно же, он в очередной раз серьезно опаздывал на собственную лекцию. Эта дурная привычка когда-нибудь должна была испортить Ашарху жизнь, но пока что ему удивительно везло, и он без зазрения совести пользовался этой своей сомнительной удачей.

В небольшой беленой аудитории, которая напрямую соединялась с кабинетом преподавателя, полсотни учеников дремали за деревянными столами, каскадом расположенными на ступенчатом подъеме. Появление профессора вызвало оживление: тянувшиеся к знаниям студенты мгновенно пробудились и вооружились писчими перьями.

Ашарх украдкой перевел дыхание и уже степенным неторопливым шагом прошел к кафедре.

– Доброе утро, эфенди студенты.

Нестройный хор голосов поприветствовал профессора. Кто-то смотрел на Аша с плохо скрываемой скукой, другие же – с откровенной усталостью во взгляде. Очевидно, далеко не всех радовали ранние подъемы. В этом Ашарх был с ними солидарен.

Он, слегка прикрыв глаза от навязчивого солнца, проникавшего сквозь окна, поставленным голосом начал читать лекцию, не тратя времени понапрасну. Аш не использовал учебники или другие записи: вся необходимая информация всегда была в его голове. До мельчайших деталей мог он пересказать многие исторические события, все-таки не зря Ашарх был выдающимся знатоком своего дела, пусть многие дряхлые светочи академии и считали его слишком молодым для подобной должности. Но эти разговоры не волновали Аша. Общественное мнение всегда было и оставалось, по его мнению, продажной девкой, постоянно менявшей любовников и дарившей каждому на прощание целый букет дивных недугов, не проходивших годами.

– Многие из вас слышали о значимом событии в истории нашего государства – о разрушительном Пламенном восстании, но далеко не все понимают, насколько важными были его последствия. Восхождение на престол первого Пророка Бога и Владыки Коф Галерана ознаменовалось объединением светской и религиозной власти в руках одного правителя. С момента своего основания королевство Мизган, напомню, что именно так назывались земли Залмар-Афи до восстания, находилось под угрозой распада из-за конфликтов между правительством и храмовой элитой, которые регулярно сталкивались в своих интересах и в итоге действовали друг против друга. Коф Галеран добился единения, именно поэтому действенная система власти смогла дойти и до наших дней спустя тысячелетие…

Профессор неторопливо говорил, забыв о времени и лишь изредка поглядывая из-под ресниц на студентов. Многие из них дремали, другие же старательно делали записи. Лицо Ашарха было непроницаемым, но мысленно он пренебрежительно поморщился, – эти дети не умели слушать, они не признавали величия истории, не чтили героев и забывали об их подвигах. Столько лет он наблюдал за светлыми умами, приходившими к ступеням академии ради получения знаний, но все они с годами теряли свой внутренний огонь и превращались в бестолковых кукол, желавших лишь завладеть заветным свитком с печатью о пройденном обучении.

В этот момент на академической башне раздался гулкий удар колокола, оповещавший об окончании занятия, и монотонное шуршание перьев мгновенно затихло. Ашарх недовольно нахмурился: ему опять не хватило времени закончить свою лекцию, но он не мог отрицать, что это была исключительно его собственная вина.

– О результатах переговоров с Шаккасом я расскажу вам в следующий раз. Однако, будьте так любезны, изучите материалы по работе с делегацией Гнезд гарпий самостоятельно. Обратитесь к мемуарам Горгонта Великолепного или найдите дипломатические заметки Сои Рекулаза… На этом все, можете быть свободны.

Студенты только этого и ждали. Мгновенно заскрипели отодвигаемые лавки, и зевающие слушатели скорее покинули аудиторию, негромко перешептываясь. Профессор в одиночестве остался стоять у кафедры, постукивая пальцами по деревянной поверхности.

Нужно было проветрить помещение перед новым потоком учеников, и Аш раскрыл несколько окон. Поток свежего воздуха ворвался в аудиторию и взметнул полы кафтана, но преподаватель лишь крепче запахнулся и выглянул на улицу. Низкие, жмущиеся к земле домики, высота которых редко превышала три этажа, стояли очень тесно, покрывая собой все открытое пространство, словно растрескавшаяся каменная короста. Академия возвышалась над основной массой зданий: из кабинета профессора можно было увидеть изгиб полноводной реки Улги, отделявшей трущобы от основной массы города. Пронзительные крики чаек слышались со стороны речного порта, а иногда ветер приносил рыбную вонь, от которого свербело в носу. Но по сравнению с окраинами, в престижном районе города, где располагалась академия, воздух был гораздо чище, хотя запах гари от Дымных Врат добирался и до центра столицы.

Время от времени над домами пролетали огромные тени крылатых гарпий, но прохожие, давно привыкшие к таким делам, даже не поднимали головы, чтобы повнимательнее рассмотреть птицеподобных созданий. Люди и гарпии со всех концов Залмар-Афи приезжали в столицу, чтобы познать вкус хорошей жизни и заработать, а на деле Италан отрыгивал на них свою отвратительную суть, заставляя забыть о любых надеждах и стремлениях. Когда-то и Ашарх был одним из таких же наивных приезжих, но теперь его глаза были широко открыты, и с них давно спала пелена мечтательности. В этом городе выживали сильнейшие, других же Италан ломал и бросал догнивать в трущобы.


Еще несколько лекций пролетели незаметно. Ашарх наконец смог позволить себе устало откинуться на спинку стула в своем крошечном кабинете, заставленном книгами. Преподавательство иногда казалось ему слишком утомительным занятием, но, к сожалению, одним написанием научных работ в Италане невозможно было прокормиться. Поэтому Аш скрипел зубами, но продолжал исправно читать лекции, ощущая себя потерянным кораблем, обреченным до конца своих дней кружиться в водовороте бесконечной студенческой жизни.

В дверь практически сразу же настойчиво постучали, и, не дожидаясь разрешения, на пороге его пристанища появился запыхавшийся молодой студент с пачкой бумаг и свитков, которые только чудом не падали на пол. На столь бесцеремонное появление Аш лишь поднял бровь.

– Эфенди Сои Ашарх, меня тут попросили передать из ректората, что вас бы хотел видеть эфенди Фолгат… Вы, пожалуйста, придите к нему сейчас, а то он никак не успокоится…

Ашарх кивком головы отправил студента по своим делам, а сам недовольно поджал губы и направился к ректору. Говорили, будто Фолгат, действующий глава академии, обладал поистине нечеловеческим терпением. Аш же пользовался этим со свойственной ему жадностью, бессовестно игнорируя часть своих обязанностей и постоянно опаздывая на работу. Последнее время коллеги так откровенно начинали шептаться за спиной Ашарха, что не узнать о готовившемся выговоре профессор просто не мог. Поэтому, направляясь на предстоявший разговор с Фолгатом, он был внутренне спокоен, как скала. В конце концов, этот старик вряд ли чем-нибудь мог его удивить.

Двери ректорского кабинета легко распахнулись на пути Ашарха, впуская его в освещенное полукруглое помещение, где многочисленные шкафы с книгами и свитками закрывали все видимое пространство стен. Лишь изредка между деревянными стеллажами то здесь, то там можно было рассмотреть невысокие гранитные постаментами, на которых располагались мраморные и гипсовые бюсты предыдущих ректоров академии. Достаточно неуютное место. Хотя, возможно, оно казалось таким профессору лишь потому, что он раз за разом приходил в него исключительно за очередным выговором.

Гостя окинул внимательным взглядом поверх очков ректор, восседавший прямо за массивным дубовым столом, растянувшимся вдоль дальней стены комнаты. Глава академии был невысокого роста и предпочитал носить серую невыразительную мантию, а потому несколько терялся на фоне дорогих тяжелых портьер дымчатого цвета и украшенного изящными инкрустациями стула.

– Садитесь, эфенди!

Фолгат скупым жестом указал Ашу на ближайшее к его столу кресло. Мужчина невозмутимо сел напротив пожилого полноватого ректора, который, не теряя времени, мгновенно продолжил заготовленную речь. Было видно, как долго он настраивался на этот разговор.

– Думаю, вы и сами прекрасно понимаете, почему я пригласил вас сюда.

– Смею предположить, что вы вновь недовольны моей работой, эфенди, – несколько безразличным тоном проворчал Ашарх, пытаясь принять удобное положение в старом кресле.

– Оставьте свою язвительность за дверью, здесь ей совсем не место…

В глазах ректора не читалось ничего, кроме усталости. Фолгат уже не первое десятилетие возглавлял академию: обязанности отнимали у него много сил и времени, поэтому на сморщенном лице всегда была печать изможденности и равнодушия.

– Ваши постоянные опоздания неприемлемы. Вы уже давно не студент, чтобы позволять себе подобное поведение. Более того, за работу вы получаете жалованье, так уж будьте любезны выполнять свои обязанности в полной мере.

– За те деньги, что здесь платят, я делаю достаточно.

– Не вынуждайте меня отчитывать вас как ребенка, профессор. Наша академия гордится своей репутацией старейшего учебного заведения столицы, здесь трудятся именитые преподаватели, первоклассные специалисты в своих областях. Это большая честь – работать в академии.

Фолгат переплел пальцы в замок, выцветшими глазами словно бы гипнотизируя одну точку на лбу у Аша.

– Эфенди ректор, я единственный в столице специалист по Баск Шор, Эпохе вождей ифритов, мои познания в отечественной и всемирной истории весьма обширны, а научные труды дошли даже до королевства гоблинов. Уж поверьте, я знаю себе цену. И жалованье в академии не соответствует ей даже вполовину. Можно сказать, что тружусь я тут исключительно ради памяти моего учителя и продолжения его научной деятельности.

– Профессор Цир Аалар был великим человеком, светлая память ему. Но он бы никогда не позволил себе портить репутацию нашего заведения и ставить под угрозу будущее учащихся. В отличие от вас, эфенди!

Ректор направил на Ашарха указательный палец, и последняя фраза прозвучала резко.

– О чем вы говорите?

– Студенты не получают от вас должного объема знаний.

– Прошу прощения?.. Они разве недовольны мои преподаванием, ректор? – спросил мужчина и удивленно поднял бровь, демонстративно не сводя ледяной взгляд с Фолгата.

– Показатели ваших учащихся оставляют желать лучшего! Вы слишком хорошего мнения о себе. Просто удивительно, каких размеров достигла ваша самонадеянность за годы работы здесь… А тем временем половина потока не сдала последний экзамен. Это немыслимый провал!

– Разве проблема во мне? – возмутился Аш. – Я провожу занятия и даю материал. Не моя вина, что учащиеся не слишком-то усердствуют в подготовке к экзаменам…

– Напротив! Ко мне неоднократно поступали жалобы от студентов, которые недовольны вашим преподаванием, – прикрикнул Фолгат, доставая из ящика стола стопку бумаг. – Вот, пожалуйста. «Эфенди Сои Ашарх часто пропускает занятия и опаздывает…», «Профессор истории дает огромные списки для чтения, но книги невозможно найти», «Эфенди не приходит на занятия, а после устраивает проверочные…», «Третирует на экзаменах! Опрашивает по темам, которых не было в курсе…» и таких жалоб еще много!

Ашарх озадаченно слушал. Он даже не подозревал, что студенты за его спиной вели активную переписку с руководством академии. Ему всегда казалось, что эти бестолковые слушатели только были рады его опозданиям, а все неожиданно оказалось куда сложнее.

– О, да услышит меня Залмар, – вспылил старик, – если вы опоздаете или не придете на свою собственную лекцию еще хоть раз, то я буду вынужден вас уволить в тот же день без какой-либо возможности возвращения!

– Но как это вообще влияет на мой профессионализм в преподавании?! Я даю достаточно материала и необходимой литературы! Просто распределяю это в разных пропорциях по курсу, закрывая пропуски!

– Профессионализм, о котором вы так говорите, давно уже потерялся за вашей недисциплинированностью и рассеянностью! А они, в свою очередь, напрямую передаются нашим учащимся! И сколько бы я вас ни отчитывал, но никакого эффекта это не производило! Поэтому я вижу выход лишь в увольнении. Более того, я постараюсь красочно расписать в рекомендательном письме, насколько вы безответственный и некомпетентный педагог, поверьте!

Фолгат раздраженно бросил пачку жалоб на стол.

– Значит, будете пытаться поймать меня на опоздании? – немного зло уточнил Аш, пока ректор переводил дыхание после гневной тирады.

– Именно так! И сразу же попрошу вас вон! Даже с учетом всей вашей научной деятельности…

– Что ж… – прошептал профессор, – тогда я, конечно же, постараюсь исправиться.

Это прозвучало так неуверенно и словно бы даже издевательски, что Аш сам себе не поверил, а ректор и вовсе замолчал на секунду, раздумывая, не смеялся ли над ним собеседник.

– Уж сделайте одолжение, – наконец приглушенно пробормотал Фолгат, убирая бумаги обратно в стол.

В кабинете повисла неловкая тишина. Воздух был отравлен излитой злостью, рожденной непониманием и упрямством. В конце концов ректор махнул рукой на дверь:

– Чего вы ждете? Или вам мало?.. Можете быть свободны!

Ашарх без промедления покинул душный кабинет, провожаемый тяжелым ректорским взглядом, от которого зудело между лопаток. Впервые на памяти профессора Фолгат разозлился так сильно. Обыкновенно он мягко намекал на проблемы, нудно и долго отчитывал, но старался не повышать голос. А в этот день, кажется, ресурс его терпения все же исчерпался окончательно.

В целом новости были удручающими, хотя в глубине души преподаватель понимал, что все это заслужил. Но до того, как случился разговор, Аш думал, что ректор просто сделает очередное пустое предупреждение, а не будет с порога грозить увольнением.

Лицо профессора было спокойным, но в душе его буйствовали недовольство и досада. Он неторопливо спускался по лестнице, обдумывая слова Фолгата. В том, что его в ближайшее время действительно должны были уволить из академии, Аш даже не сомневался, потому что был честен с собой: даже если несколько недель он бы истязал собственное тело ранними подъемами, то в какой-то момент ему бы это просто надоело, и все вернулось на круги своя. Так что ректору он бессовестно наврал: исправляться мужчина даже не собирался. Он давно думал над тем, чтобы бросить к гоблинской матери эту прогнившую академию и пойти в личные учителя для детей какой-нибудь богатой столичной семьи. Заработок больше, бумажной волокиты меньше. И вот сам случай, наконец, подтолкнул его к переменам в жизни.

Забрав свою сумку с пачкой очередных отчетов и заперев кабинет, Ашарх направился к выходу из академии. В этот день у него больше не должно было быть лекций, и профессор собирался посидеть в одной неплохой таверне, где подавали чуть ли не лучший во всем городе грушевый сидр. Чтобы переварить всю информацию о скорой смене работы стоило если не напиться до беспамятства, то хотя бы выпить достаточно для крепкого сна без всяких безумных кошмаров.

Академия уже практически опустела. Гулкие шаги Аша эхом отражались от высоких потолков. Лишь иногда в некоторых коридорах можно было заметить задержавшегося студента. Как только профессор свернул из анфилады пустых залов к центральной лестнице, то его внимание привлекла одинокая фигура, застывшая в холле. Напротив входных дверей располагалась мраморная скульптура одного из отцов-основателей академии: длиннобородый худощавый старец держал на вытянутых руках раскрытую книгу. Прямо у подножия статуи стояла высокая девушка, кутавшаяся в тяжелый темно-зеленый плащ, по щиколотку испачканный в пыли и засохшей грязи. Капюшон был откинут на спину, и Ашарх хорошо видел лицо незнакомки: копна темных спутанных волос обрамляла бледное лицо. Девушка внимательно изучала скульптуру.

Профессор спустился по лестнице, которая в середине расходилась двумя рукавами, мягко обхватывавшими мраморную статую. Стоило Ашу оставить за спиной последние ступени, как незнакомка развернулась в его сторону, и высвободила из складок плаща белую худую руку в кожаных перчатках-митенках.

– Постойте!

Больших усилий стоило Ашарху не закатить глаза и сохранить на лице спокойно-унылое выражение. Как же ему не хотелось ни с кем разговаривать! Этот богом проклятый Фолгат со своим выговором совершенно испортил весь день, и больше всего профессор желал просто добраться до таверны и промочить горло, хоть на вечер забыв об академии и ее проблемах.

– Эфенди, не могли бы вы мне помочь?

Ашарх повернулся к незнакомке, которая так настойчиво добивалась его внимания. Девушка сделала несколько шагов ближе, и из-под ее плаща мелькнули старые поношенные сапоги, обметанные дорожной пылью.

– Что вы хотели, эфенди студентка? – глухо произнес Аш, изучая лицо девушки, на котором двумя колодцами застыли большие светло-голубые глаза. Ее ресницы и брови казались настолько светлыми, что практически терялись на фоне бледной кожи. Большинство северян так выглядело, хотя что-то в этой особе было неправильным.

– Я еще не студентка, – сказала незнакомка. – Я только приехала в Италан, чтобы поступить в академию. Но, к сожалению, понятия не имею, куда и к кому мне нужно обратиться.

Ашарху в первую секунду ничего не показалось странным. Наверное, это было последствием чудовищной усталости, оставшейся после долгого рабочего дня и разговора с ректором. Но где-то на грани его сознания здравый смысл отчаянно подавал сигналы: она неплохо говорила по-залмарски, достаточно быстро и четко, вот только еле слышный акцент выдавал в ней чужачку – девушка заменяла шипящие звуки на более протяжные, в какой-то степени схожие со звериными.

Так и не дождавшись ответа, незнакомка поправила волосы и настойчиво продолжила:

– Я вижу, у вас есть значок преподавателя. Может быть, вы бы могли ответить на некоторые мои вопросы? Как я могу к вам обращаться?

– Профессор Сои Ашарх, – растягивая слова, высокомерно проговорил мужчина, не сводя пристальный взгляд с подозрительной белокожей девушки.

В этой стране чужаков боялись и не любили, ведь Залмар благоволил лишь людям, своим единственным детям. Все остальные язычники из иных стран никогда бы не заслужили ни человеческого доверия, ни милости бога. Особенно сильно межрасовую вражду обостряла война: если гарпий в городах еще кое-как терпели из-за заключенного союза, то гоблинов все чаще и чаще выгоняли с людских земель, поскольку эти лицемеры не стеснялись открыто торговать как с империей, так и с ее извечным противником – Залмар-Афи, наживаясь на многолетнем противостоянии двух могущественных держав. Представители других рас и вовсе не рисковали два последних столетия появляться на территории человеческого государства, прекрасно зная, как люди относятся к язычникам и иноземцам.

Однако основной причиной для ненависти к чужакам оставалась все же именно тайная война, ведущаяся уже достаточно долго для того, чтобы в ней поднаторели и люди, и ифриты. Разведчики, шпионы и засланные агенты проникали в города и крепости Залмар-Афи ежечасно, ежеминутно. Они просачивались сквозь щели и дыры, будто крысы, вливались в людские толпы, притворяясь обывателями, но сами внимательно изучали залмарцев и разносили гнусные слухи, управляя настроением народа так же легко, как нитями марионеток. Никогда нельзя было доверять случайным незнакомцам, которые вполне могли оказаться имперскими подданными.

– …вступительные экзамены, – закончила говорить девушка и вопросительно посмотрела на профессора, видимо, ожидая ответа. Ашарх же, последнюю минуту погруженный только в безрадостные мысли о чужаках и шпионах, совершенно пропустил мимо ушей все ее слова.

– Что, простите? Не могли бы вы повторить? – задумчиво попросил он.

Девушку эта просьба явно разозлила: она нахмурила светлые брови, а в ее взгляде блеснуло что-то отдаленно напоминавшее оскорбленность. Но все же она четко повторила:

– Профессор, я слышала, что для принятия в академию необходимо продемонстрировать свои знания. Расскажите мне все про вступительные экзамены.

Любопытство девушки казалось Ашарху неестественным и напускным. Неужели это и правда имперская разведчица?.. В самом центре столицы! Последнее время по Залмар-Афи ходили слухи, что ифритские шпионы стали действовать гораздо решительнее. Говорили, что на это особенно повлиял новый политический курс действующего генерал-императора ифритов – хитрого и хваткого Кагатта, широко финансировавшего разведку.

Однако пока что карательному ордену Пророка Бога, Сынам Залмара, удавалось с ними справляться. Показательные казни за содействие имперским шпионам, поощрение доносов и тотальная слежка за населением – все это позволяло Залмар-Афи держаться на плаву. Имперцы почти всегда работали чужими руками. Из-за своей примечательной внешности, красной кожи и второй пары рук, ифритов легко можно было бы опознать в толпе людей. Поэтому они подкупали гоблинов и гарпий, вынуждали своих рабов проникать через границу и вербовали залмарцев.

И несмотря на то, что акцент подозрительной девушки слабо походил на ифритский язык, Ашарх был уверен, что не ошибся в своих выводах – она была чужачкой, шпионкой. Значит, следовало поступить по закону и сдать ее властям немедленно.

Профессор проигнорировал вопрос незнакомки об экзаменах, намереваясь узнать нечто более важное:

– Вы сказали, что приехали в Италан совсем недавно… Откуда же вы родом?

– Из региона Вех Залмар-Афи, – ответила она, и ни один мускул не дрогнул на девичьем лице.

Ашарх же внутренне возликовал, найдя подтверждение своей догадки. Южный регион Вех славился жарким солнцем. Девушка должна была иметь смуглую кожу, почти как у самого профессора, но незнакомка обладала бледностью полярной лисицы, выдававшей в ней северянку, не целованную солнцем. Она откровенно врала, а ложь, как известно, всегда была самым опасным орудием шпионов.

– Хм, насколько мне известно, в тех краях есть собственная неплохая академия. Почему же вы приехали в Италан?

Аш надеялся как можно дольше потянуть время, чтобы придумать, что ему делать. Голос разума настоятельно советовал поступить, как следовало сознательному залмарцу, и сдать девушку на руки карательному ордену. Уж Сыны Залмара точно бы разобрались во всей этой ситуации без проблем. Для этого у них был Главный караульный дом, прозванный в народе казематами боли, где несколько подвальных этажей занимали пыточные и тюремные камеры. Но другая проблема состояла в том, что Ашарх не знал, как это осуществить, а скрытые возможности шпионки его откровенно пугали. Мало ли на что она была способна, если бы поняла, что ее собеседник обо всем догадался.

– Эту академию считают лучшей в Залмар-Афи. А я намерена получить самое полное образование.

Незнакомка окинула профессора проницательным взглядом и заметила его мелко подрагивавшие руки:

– Вижу, вы не в духе полноценно беседовать. Наверное, я поищу кого-нибудь другого здесь, кто сумеет подсказать мне…

– Нет! – хриплого выкрикнул Ашарх и сам испугался своего неожиданного вопля. – Я отвечу на все ваши вопросы… Простите, просто дурно себя чувствую сегодня, вот и говорюневпопад.

– Ну, хорошо… – с сомнением протянула девушка, невольно отступая на полшага, – тогда, может быть, скажете пару слов об экзамене?..

– Еще рано. Он начнется только в следующем месяце. Комиссия будет экзаменовать поступающих, задавая вопросы на знание материала по четырем областям: история государства, история религии, арифметика, чтение и письмо.

Пытаясь побороть неожиданно охватившее его волнение, Ашарх говорил медленно и неторопливо. Мысли его тонули в вязкой патоке опасений. Шпионка разнюхивала информацию об академии с упорством охотничьего пса.

Где-то этажом выше, в пустой анфиладе, неожиданно послышались звуки, которые с каждым ударом сердца становились все явнее и явнее. И вот уже профессор ясно различил шаги и даже отрывки какого-то оживленного диалога. На площадку центральной лестницы вышли две фигуры: хмурый полный парень, комкавший в руках клочок бумаги, а рядом с ним ступал гарпия, громко цокая по полу когтями на своих птичьих лапах. Оба учащихся были знакомы Ашарху.

В то же мгновение профессору на ум пришла дерзкая мысль, и он почувствовал уверенность, огнем разлившуюся по венам.

– Простите, но, боюсь, мне нужно на мгновение отвлечься от нашей увлекательной беседы… Это спускается один из моих студентов. Я должен сказать ему буквально пару слов по поводу его письменной работы, и мы с вами сразу же продолжим, – пробормотал профессор и выдавил небрежную улыбку, которая далась ему с большим трудом.

Девушка кивнула, не заметив, насколько пугающим получился кривой оскал Ашарха. Тем временем двое задержавшихся в стенах академии студентов уже спустились по лестнице и поравнялись с профессором.

– Студент Гаргай из Гнезда Зеленоглавых, – негромко окликнул Аш гарпию и отошел в сторону, жестом приглашая учащегося последовать за ним. – Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.

Высокий гарпия остановился, его огромные сложенные крылья, заменявшие этим созданиям руки, вздрогнули и слегка пошевелились. Каждое перо их отливало глубоким изумрудным цветом, а вот пух, которым было покрыто тело, казался светло-зеленым. Гаргай, как и многие его сородичи, перебравшиеся жить в Залмар-Афи из горной страны Ровалтии, предпочитал носить легкую тунику, хотя скрывать ему под одеждой было совершенно нечего – у гарпий отсутствовали внешние половые признаки. Студент, явно не понимавший, зачем он понадобился профессору Сои Ашарху, неуверенно мялся на месте несколько мгновений, царапая массивными когтями пол, а потом все же подошел вплотную к Ашу. Его ярко-желтые птичьи глаза смотрели вопросительно и удивленно.

– Лети в казематы как можно скорее. Проси Сынов немедленно сюда прибыть. Это срочно, – профессор поднялся на цыпочки и прошептал свое краткое послание в слуховое отверстие гарпии, лишенное ушной раковины.

Дыхание потревожило легкие зеленые перья, покрывавшие затылок Гаргая, отчего он по-птичьи резко повернул голову в сторону говорящего. Небольшой хищный клюв щелкнул, но профессор, предупреждая любые вопросы, поднял брови и строго прошептал:

– Лети.

К счастью, Гаргай был догадливым и исполнительным студентом, которому не требовались подробности. Он тихо кивнул, словно говоря, что понимает всю важность возложенной на него задачи, и быстрым шагом направился к выходу из академии, на ходу отводя крылья назад, чтобы сразу после дверей распахнуть их по всю ширь и мгновенно оттолкнуться от земли. Его хмурый бескрылый друг выбежал из холла, но так и не успел догнать приятеля и обо всем расспросить. Яркое зеленое пятно уже скользило над крышами Италана, ловко лавируя в воздушных потоках.

Постаравшись придать лицу как можно более нейтральное выражение, профессор вернулся к своей собеседнице, когда массивные деревянные двери академии с грохотом захлопнулись за спинами двух студентов.

– Вы так быстро побеседовали, – осторожно заметила девушка.

– Да, он весьма торопился.

– Что ж, ясно… А можно узнать, что преподаете в академии конкретно вы, профессор Ашарх?

– Историю, – лаконично ответил Аш.

Он увлеченно пытался рассчитать у себя в голове, сколько времени могло потребоваться Гаргаю, чтобы долететь до Главного караульного дома, находившегося прямо за Рыночной площадью. По всем подсчетам выходило, что Сыны могли прибыть к академии не раньше, чем через четверть часа. Нужно было удержать чужеземку любыми разговорами до их прихода.

– Так получается, что вы входите в комиссию, которая будет принимать экзамен? Или здесь есть другие преподаватели истории?

– Да, я обыкновенно участвую в опросе поступающих. Вы весьма проницательны, – откровенно польстил девушке Ашарх, продолжая изучать ее облик.

Он только в этот момент обратил внимание, что у нее через плечо был перекинул потертый ремень набитой походной сумки. Поверх крепилось свернутое в крепкий рулон одеяло. Похоже, она и правда только пришла в Италан, и путь ее был долгим.

– Тогда, наверное, это неправильно, что я задаю вам вопросы по экзамену, если вы будете одним из моих экзаменаторов? – произнесла девушка, и ее губы изогнулись в виноватой улыбке. – Простите.

– Если вы не собираетесь выпытывать из меня информацию по вопросам в билетах, то я вполне могу рассказать вам много всего любопытного об академии.

Профессор мягко улыбнулся в ответ, надеясь, что сумеет расположить к себе чужеземку добреньким отношением и удержать в холле. Девушка и правда словно расцвела после его последних слов. Конечно, шпионы всегда на лету ловили любую информацию, надеясь принести как можно более сочный кусок сведений своим хозяевам.

Старясь ничем не выдать волнение, которое с каждой минутой все сильнее сжимало его сердце, Ашарх рассказывал обо всем подряд, но ничего существенно важного о внутренней жизни академии так и не выдал. Он уверенно вещал о списке литературы, который следовало прочитать для подготовки к экзамену, нудно сравнивал столичную академию с другими учебными заведениями Италана, а после и вовсе стал пересказывать биографию Цир Дареана, перед чьей статуей они стояли уже почти четверть часа.

Из здания уже ушли даже самые трудолюбивые студенты и преподаватели, академия совершенно вымерла, только где-то на верхних этажах шуршала метлой старая уборщица. А Аш все делился с чужачкой бесконечными запасами разных ненужных знаний, годами копившихся в его голове. От такого потока красноречия легко было устать, но девушка с немым восхищением во взгляде ловила каждое слово профессора, и лишь постоянно задавала дополнительные вопросы.

Ашарх уже начал сомневаться в том, что Сыны Залмара вообще появятся, ведь он почти не дал никакой уточняющей информации Гаргаю. Но в этот момент тяжелые створки входных дверей со скрипом распахнулись, и закатные солнечные лучи ворвались в просторный холл академии. Профессор и незнакомка слаженно повернули головы ко входу. На пороге появился вооруженный отряд, и Аш не сумел сдержать вздох облегчения.

Наконец! Гаргай не подвел его.

Семь человеческих силуэтов, едва отличимых друг от друга из-за форменной военной одежды, растянувшейся вереницей вошли во внутреннее помещение, оглядываясь по сторонам, пока их взгляды не остановились на беседовавшей паре. От группы отделился один приземистый воин и сделал несколько шагов навстречу Ашарху.

Одетый в дорогостоящий кожаный панцирь поверх плотной бордовой туники крепкий мужчина с проницательными черными глазами держал руки на поясе, где висел тяжелый бронзовый меч с серповидным лезвием длиной чуть больше локтя – хопеш, чаще называемый в народе просто «крюк». Только одни люди имели право носить такую одежду и оружие, им была дарована на это милость правителя, Пророка Бога, поскольку лишь ему они напрямую подчинялись.

Это был двенадцатый орден Залмар-Афи – карающий орден – Сыны Залмара.

– Да благословит Залмар верных ему, – хрипловатым голосом произнес воин, внимательно изучавший Ашарха и стоявшую рядом чужачку. Белая повязка на рукаве указывала на то, что именно этот хмурый мужчина был командиром отряда. – Нам сообщили, что в академии требуется наше присутствие.

Профессор сразу же выступил вперед:

– Это я попросил пригласить вас!

– По какому делу?

Судя по недовольному тону воина, Аш не внушал ему доверия.

– Эта особа пришла в академию и с порога стала задавать множество вопросов, – сказал профессор, а его палец был направлен на обескураженную девушку. – Она говорит с явным акцентом и при этом уверяет, что родом из региона Вех, хотя не похожа на уроженку юга. Мне показалось все это подозрительным, поэтому я осмелился обратиться к вашему ордену на случай, если она окажется имперской разведчицей.

– Что…? – выдохнула ошеломленная чужачка, широко распахнув глаза.

– Вы подтверждаете эти слова? – обратился к девушке командир, на его лице постепенно исчезали признаки скуки.

– Я-я действительно упоминала, что родом из региона Вех, – запинаясь, проговорила незнакомка, которая, кажется, совсем не понимала, что происходило, и кто были эти вооруженные люди в бордовых туниках. – Но почему вы называете меня имперской разведчицей?!..

Из-за волнения акцент девушки стал только явнее, теперь его трудно было не услышать. Командир что-то проворчал себе под нос и кивнул, будто подтверждая собственные мысли. А после сделал едва уловимое движение рукой, и отряд, стоявший за его спиной, медленно и слаженно стал обходить Ашарха и чужачку с двух сторон, отрезая пути для побега.

– Именем светлейшего бога Залмара и Владыки Ской Гервасиуса мы, верные Сыны Залмара, приказываем вам подчиниться и пройти с нами в Главный караульный дом, – произнес главарь карателей громко и четко. Незнакомка вздрогнула и немного попятилась.

– Простите, эфенди, что я такого сделала? Я не понимаю!.. Что происходит?!

Договорить девушке не дали, ее прервал все тот же Сын:

– Мы приказываем вам обоим подчиниться и пройти с нами в караульный дом, где мы все и выясним.

Лицо его было словно высечено из камня, ни один мускул не дрогнул от речи незнакомки.

Ашарх остолбенел на мгновение, а потом обратился к командиру отряда:

– Извините, я, может, что-то не так расслышал? Но почему «вам обоим»?..

Неприятная усмешка исказила губы воина, и он бросил на профессора уничижительный взгляд, который скользнул по лицу Ашарха и на мгновение задержался на значке преподавателя.

– Вы все верно расслышали. Двенадцатый орден не привык доверять кому попало. Если вы доносите на подозреваемого, то будьте готовы подтвердить, что и ваши руки чисты.

– Но я же все вам сообщил! Она пришла сюда и пыталась вызнать у меня сведения об академии!

– Мало ли что вы могли нам сообщить… Может случиться так, что на самом деле это ваша сообщница, с которой вы что-то не поделили и теперь хотите от нее избавиться нашими руками. Вы можете снабдить нас дополнительной важной информацией по этому делу, особенно если вы напрямую связаны с подозреваемой и ее деятельностью. Вас следует допросить. Если ваша непричастность подтвердится, то вас, конечно же, отпустят… профессор.

Командир издевательски медленно протянул последнее слово и приблизился к Ашу практически вплотную. Остальные солдаты уже окружили пару предполагаемых преступников и ждали лишь одного сигнала своего начальника, чтобы арестовать чужачку и профессора.

Ашарх запаниковал. Ситуация обернулась против него. Хотел поступить как сознательный залмарец, а в итоге отправляется в тюрьму вместе с пойманной им шпионкой! Меньше всего в жизни он желал оказаться в казематах боли, где Сыны были способны добиться любых признаний с помощью пыток. Профессору пора было спасать себя любыми способами.

– Но я действительно не знаю эту девушку! Она пришла сюда полчаса назад, мы мало говорили! Она лишь спрашивала об академии, я ничего ей не сказал! Клянусь богом!.. Проявите же жалость!

Крепкий кулак командира врезался в скулу Ашарха, сбивая его с ног. Двое Сынов, которые все это время стояли молчаливыми тенями позади профессора, моментально подхватили ослабевшего мужчину и заломили ему руки, поддерживая в таком положении.

– Разве я позволял открывать рот?.. Приказ был подчиниться и идти!

Лицо командира потемнело, он махнул головой, и Аша отвели ближе к выходу, продолжая удерживать и связывая руки.

– Я никогда и ни к кому не проявляю жалость. Это черта бесхребетного отребья… Советую хоть вам не злить меня и не пытаться взывать к какому-то мифическому состраданию.

Последняя фраза брезгливо была брошена в сторону незнакомки, которая вся сжалась и напряглась как пружина, вот-вот готовая распрямиться. Показательное избиение Ашарха подействовало на нее угнетающе. Если она и планировала сопротивляться, то Сыны бы мгновенно смяли ее и отбросили, как соломенную куклу.

– Отпустите меня, я ничего не делала. Кто вы вообще такие?..

Командир отряда даже не стал отвечать на ее вопрос. Тяжелый бронзовый хопеш мгновенно оказался в руках Сына, лезвие блеснуло в лучах заходящего солнца. Окружившие незнакомку воины тоже схватились за оружие, но с места никто не двинулся, ожидая команды.

– Или идешь с нами по-хорошему или, клянусь Залмаром, твое тело перенесут в караульный дом по кусочкам, ифритская девка.

Аш широко распахнутыми глазами наблюдал за молчаливым противостоянием девушки и сосредоточенного воина. Преимущество было не на ее стороне, но она так долго тянула с ответом, что профессор действительно на секунду допустил мысль, что эта сумасшедшая особа собиралась атаковать отряд карательного ордена.

Видимо, здраво оценивавшая свои силы или же просто уверенная в собственной невиновности незнакомка через несколько секунд все же послушно завела руки за спину, позволяя их связать. Командир довольно ухмыльнулся, возвращая хопеш на место и быстро раздавая короткие четкие приказы. Двоих пленников обыскали, отбирая все вещи и оружие. У странной девушки оказались ножны с двумя кинжалами и целый пояс метательных ножей, что несказанно обрадовало главу отряда. Зачем студентке, поступавшей в академию, понадобилось такое вооружение?

Когда с формальностями было покончено, Сыны обступили двоих подозреваемых, и отряд покинул серые стены академии. У подножия лестницы стояли запряженные лошади, тянувшие за собой не обладавший излишней роскошностью экипаж для заключенных, на дверце которого был изображен герб двенадцатого ордена – скрещенный с ключом бронзовый хопеш на бордовом щите. Профессора и девушку посадили в тесную закрытую карету с полом и стенами, усиленными металлическими листами. Через крошечное решетчатое окошко едва можно было что-нибудь рассмотреть на улице, но всю дорогу Ашарха преследовали чужие взгляды. Ему казалось, что каждый простолюдин на улицах и площадях знал, кто сидел внутри этой кареты и, будь их желание, никчемного профессора закидали бы тухлыми овощами. Но едва ли хоть один прохожий обратил внимание на карету Сынов – здесь это было обычным делом.

А вот чужачка не сводила с Ашарха взгляд, полный ненависти.

Глава вторая. Путь, пролегающий по отравленным венам Италана


Нет страшнее греха, чем не ценить жизнь, данную Залмаром.

Старший жрец Аз Ошензи. «О всяких дурных деяниях и нравственности»


Главный караульный дом исполинской крепостью захватывал половину проспекта Верности, располагавшегося прямо за Рыночной площадью Италана. Жители столицы предпочитали не ходить мимо мрачного, будто покрытого слоем копоти, здания, вокруг которого, по неясным причинам, постоянно летали рои мух. Зарешеченные окна бездушными дырами смотрели на прохожих, а острые пики на кованой ограде и лай сторожевых псов где-то на заднем дворе отпугивали не только детвору, но и непритязательных нищих. Однако как бы залмарцы ни опасались карающего ордена, как бы ни обходили стороной проспект Верности, никто не мог отрицать, что Сыны были единственной защитой Залмар-Афи от вездесущих шпионов и внутренних врагов страны. Если Пророк Бога являлся мудрой головой Залмар-Афи, а Башня – его сердцем, то карающий орден был сильными мозолистыми руками, которые никогда не боялись запачкаться в чужой крови и задушить на корню любую опасность, угрожавшую Владыке и его народу.

Тесная мрачная камера, в которую посадили профессора, находилась где-то на нижних уровнях караульного дома. Как оказалось, под зданием было несколько темных сырых этажей, куда никогда не проникал солнечный свет. Большинство из них отводилось под темницы, помещения для допросов и пыточные, где на стенах виднелись свежие разводы крови и стоял невыносимый металлический запах. Редко где черноту длинных коридоров со множеством дверей разгоняли толстые истекавшие воском свечи, воткнутые в настенные канделябры.

Впервые за свою жизнь оказавшись в казематах боли, Ашарх почувствовал себя крошечным клопом, на которого неожиданно стали давить все его мелкие грешки. В подобном месте любое ощущение собственной невиновности растворялось в чужих криках, эхом разносившихся по подвальным этажам. То здесь, то там люди и нелюди вопили от боли и страха, выли, когда их плоти касалась раскаленная кочерга, метались по тесным камерам, где из каждого угла смердело мочой и животным ужасом. И сразу хотелось сознаться во всех преступлениях, в которых Сыны обвиняли заключенных, лишь бы скорее покинуть это угнетающее место: без разницы как – на своих ногах или же в повозке для трупов.

Профессор мог порадоваться уже хотя бы тому, что его посадили в одиночный каземат и развязали руки. Как он заметил по пути на нижние ярусы темницы, во многих камерах ютились десятки заключенных, которым едва хватало места, чтобы сидеть на полу. Если бы Аш оказался в подобной клетке, то уже через минуту кинулся бы грудью на решетки, умоляя быстрее отвести его в пыточную или же казнить на месте. Но Ашарху повезло: он был единственным хозяином в своей небольшой комнатке, где кроме дырявого ведра в углу практически ничего и не было. Пол устилал слой сгнившей соломы, который за многие месяцы, проведенные в этой камере, впитал в себя отвратительные запахи пота, мочи, рвоты и крысиного помета. Грызунов и правда было достаточно много на нижних этажах. Пока профессор пытался устроиться на очищенном уголке пола, поближе к двери, он не раз слышал пронзительный писк, доносившийся из темноты, а иногда видел и мелькавшие во мраке глаза.

Единственный свет, проникавший в камеру Ашарха, лился через крошечное решетчатое окошко, находившееся в массивной, окованной металлом двери, отсекавшей мужчину от всего остального мира. Через прутья можно было рассмотреть лишь часть узкого слабо освещенного коридора, тянувшегося в обе стороны. Камеры напротив или пустовали, или их обитатели уже не подавали признаков жизни, поскольку Аш не слышал оттуда никаких звуков.

Когда профессора и чужачку привели в темницы после оформления бумаг на верхних этажах, то Сыны Залмара первым делом определили в каземат именно вяло сопротивлявшегося Ашарха, а вот девушку заставили идти дальше по коридору. Судя по всему, шпионку собирались допрашивать без лишних промедлений и отвели ее в специальный зал. По пути она постоянно что-то твердила про свою невиновность и пыталась объяснить командиру отряда, что ничего противозаконного не делала. Но ее лишь толчками и бранью пытались заставить замолчать.

Ашарх не знал точно, сколько времени прошло с того момента, как он перешагнул порог своей камеры. Возможно, уже была глубокая ночь или и вовсе утро нового дня. По крайней мере, есть профессор хотел так сильно, будто пробыл в темницах минимум несколько дней. Как ни странно, несмотря на общее отвратительное настроение Аша и растущую нервозность, его чувство голода издевательски заглушало все остальные мысли. Как слаба простая человеческая плоть! Порой она способна подчинить своим низменным потребностям и сознание, и волю даже в самые неподходящие моменты.

Стараясь не обращать внимания на пустой желудок и все еще опухшую после удара Сына скулу, профессор обдумывал свое плачевное положение. Этот день был определенно не самым лучшим у Ашарха за последнее время. Разве мог он, проснувшись этим утром, даже подумать о том, что уже ночью будет сидеть в грязной камере в окружении крысиного помета и ждать, когда же палачи и истязатели плоти придут и по его душу. И предстоявшее увольнение из академии уже перестало казаться такой уж важной проблемой, оно затерялось где-то на фоне всех остальных пессимистичных мыслей.

Как вообще могло так получиться, что он, пытаясь донести на разведчицу-чужачку, сам оказался в цепких когтях Сынов Залмара? Конечно, он был совершенно невиновен и собирался доказать это карателям, ответить на любые их вопросы. В конце концов, они же обещали отпустить его после допроса. Пусть это и звучало как издевка… Но, с другой стороны, мало ли в чем они могли заставить его признаться под пытками. Этот главарь отряда, кажется, с первой минуты невзлюбил Ашарха… И для него судьба одного жалкого профессора истории, похоже, совсем ничего не значила.

Где-то в глубинах коридора раздался пронзительный скрип открываемой двери, а после Аш различил несколько голосов, которые теперь эхом разносились по всему ярусу.

– Спасибо, Зурейн, а то тут совершенно нечем дышать, – кажется, это говорил тот самый хмурый командир отряда. Его хрипловатый тембр легко было узнать даже на расстоянии.

– У меня уже последние поленья прогорели, – ворчливо пожаловался человек, которого звали Зурейн, громко шаркая ногами по каменному полу. – Если эта шмара не заговорит, то придется тащиться во двор за новой связкой.

– Не беспокойся, прижжем еще пару раз и примемся за твои любимые инструменты.

Профессор весь подобрался и поднялся с пола, чтобы встать поближе к окну. Голоса доносились откуда-то справа, видимо, приблизительно через несколько камер и находилась комната для допросов, куда увели чужачку. Судя по отрывку разговора, что услышал Ашарх, девушка отказывалась говорить. Неужели ее жизнь не была дороже тех сведений, что требовались Сынам? Чтобы так задурить голову молодой особе, имперцам потребовались, наверное, месяцы и годы.

– Ну, Лантея, ты по-прежнему собираешься молчать?

Значит, чужачку звали Лантея. Или же она так назвалась только для Сынов Залмара.

– Я все сказала.

Низкий чудовищно надтреснутый голос девушки Аш узнал с трудом. Она говорила медленно, выплевывая из себя одно слово за другим, а ее прерывистое тяжелое дыхание профессор слышал даже из своей камеры.

– Да-да! Лживые бредни о поступлении в академию и маленькой избушке на окраине региона Вех! – издевательски выплюнул Зурейн и ударил кулаком по столу.

– Это правда… – выдохнула Лантея.

– Достаточно! – резко прервал ее командир отряда, который, судя по звуку, со скрипом отодвинул стул и поднялся на ноги. – Мне нужные четкие ответы на вопросы. Мы уже три часа здесь тянем сфинкса за хвост. Откуда ты пришла?!

– Из региона Вех…

Послышался звук хлесткой пощечины, тихий стон и звон металлических звеньев цепи. Аш догадывался, что на девушку были надеты кандалы, скорее всего, прикованные к столу для допросов.

– Ложь! Ты говоришь с акцентом по-залмарски!

– Я… болела в детстве… – Лантея почти шептала.

– Не держи меня за идиота. Это акцент! В твоей сказке ничего не сходится. Ни цвет кожи, ни язык, ни обережь! Ни один залмарец не позволит себе потерять свой символ веры!

Ашарх, жадно ловивший каждое слово, удивленно цокнул, услышав про то, что у девушки не было при себе обережи. Каждый верующий в Залмар-Афи с годовалого возраста носил на поясе маленький черный мешочек из очень дорогой ткани, расшитый настоящим серебром. Его можно было получить лишь единожды в жизни, в раннем детстве, на ритуале принятия бога, во время которого жрецы срезали с головы каждого ребенка прядь волос. В бархатной обережи человек должен был хранить этот локон всю жизнь, чтобы всегда оставаться таким же чистым и безгрешным, как и в момент отрезания волос. Ношение этого атрибута для каждого залмарца считалось обязательным, ведь он был подтверждением истинной веры.

Получается, профессор не ошибся в своем предположении: у девушки не было главного символа веры, что сразу же выдавало в ней чужачку. Даже странно, что разведчица при прибытии в Залмар-Афи не удосужилась обзавестись хотя бы поддельной обережью!

– Почему я виновата в том, что она потерялась в путешествии? – почти жалобно спросила Лантея.

– Все залмарцы дорожат оборежью пуще собственной жизни! – выкрикнул Зурейн. – И, если ты не знаешь об этом, лживая тварь, значит, Залмар-Афи – не твоя родина.

– К тому же, это не единственное, что смущает меня. Судя по всему, ты практически ничего не слышала о нашем ордене, – задумчиво проговорил командир. – Знаешь ли, в этой стране нет ни одного человека, кто бы понятия не имел о Сынах Залмара. Как, впрочем, и в империи…

Профессор не мог не согласиться с размышлениями этого карателя. Если девчонка и правда была разведчицей, то самой неопытной из всех, что попадались двенадцатому ордену.

– Почему из-за моего незнания меня сразу пытают и обвиняют в чем-то? – жалобно простонала Лантея. – Я родилась в глуши и мало что знаю…

– Так не бывает. Это отговорки шпионов, попавшихся на дрянной подготовке.

Послышались уверенные и четкие шаги – главарь отряда мерял шагами комнату для допросов.

– Я спрошу еще раз, Лантея. Хорошенько подумай над ответом, иначе от твоей дивной белой кожи скоро совсем ничего не останется, – хмыкнул командир. – О чем ты говорила с этим профессором из академии?

– Об экзамене, книгах и Цир Дареане, отце-основателе академии.

Девушка явно не в первый раз уже повторяла эту надоевшую ей фразу.

– Неправильный ответ.

Аш скорее почувствовал, нежели услышал, что каратель дал сигнал Зурейну, и палач вытащил из плюющихся искрами углей раскаленную кочергу. Раздалось тихое шипение прижигаемой плоти, и почти сразу же Лантея закричала от боли. Профессор никогда не слышал, чтобы люди издавали подобные звуки. В этом вопле смешались слезы и обида на жестокость мира: из ее глотки рвался чудовищный, по-звериному дикий вой, постепенно угасший до неясного скулежа. Через какое-то время кочерга с металлическим звоном вернулась на место, а до камеры Ашарха дошла отвратительная вонь паленой человеческой кожи. Его чуть не вывернуло прямо себе на ноги.

– Кажется, ты совершенно ничему так и не научилась за эти часы, – сказал воин, подводя неутешительный итог и звучно барабаня пальцами по столу.

– Рион, ты же видишь, она совсем безмозглая. Тут нужно что-то более действенное.

– Верно.

– Мне казалось, что где-то здесь валялись щипцы для грудей…

– Найди-ка их. Да побыстрее.

– Не надо! Стойте! – Лантея закричала так громко и пронзительно, что Аш даже отскочил от решетки на мгновение.

– Ты будешь отвечать? – явно улыбаясь в ту секунду, поинтересовался командир Рион.

– Да! Я все скажу! Все!

– Чудесно, – протянул воин и, кажется, в тот момент он даже причмокнул от удовольствия. – Так что там по поводу этого смуглявого профессора?

– Он был нашим спящим агентом!

– Значит, тоже работает на империю?!

– Да! Мы должны были встретиться в академии, чтобы он провел меня в административные помещения за документами, необходимыми моему начальству! – Лантея говорила очень быстро, сливая слова в один бессвязный поток.

Ашарх отшатнулся от двери, пораженный услышанным. Эта девка решила потопить его, чтобы самой остаться на плаву!

– И что случилось?

– Он сдал меня. Сказал, что эти документы уже ушли в другие руки и вызвал вас. Возможно, его перевербовали или что-то случилось… Это надо спрашивать у него.

– Я знал это! Знал, что этот гаденыш не так прост, как кажется! Мне он сразу не понравился… Слишком молод для профессора и больно важничает, словно он какая-то шишка!

В голосе Риона слышалось столько ликования и гордости за собственную догадливость, что можно было только позавидовать его самоуверенности.

Зато профессору было не до восторгов. Теперь у него не оставалось ни единого шанса, чтобы успешно оправдаться перед Сынами. Проклятая чужачка наврала, чтобы отвести от себя беду. Если бы она не сказала своим истязателям то, что они хотели услышать, то они бы не оставили ее тело в покое. Ашарх был страшно зол с тот момент и, если бы его не сдерживали решетки, то он непременно бросился бы в комнату для допросов и сам избил эту лживую ифритскую девку!

– Мне нужны все сведения! В каком месте ты пересекла границу? Как ты передаешь информацию? Адреса твоих связных и осведомителей!

Рион явно хотел успеть выжать из Лантеи все возможное, пока она еще была испугана грозившей ей пыткой.

– Есть… Все есть, – жалобно залепетала девушка, – в моих вещах… Тяжелый мешочек, все в нем.

– Зурейн! Быстро принеси ее сумку!

Недовольно заворчав, палач громко зашаркал ногами по каменному полу. Его шаги раздались в коридоре, и профессор мгновенно распластался по стене, не желая попасться на подслушивании. Зурейн неторопливо прошел мимо камеры Аша, даже не заглянув в окошко, и его необъятная сутулая фигура удалилась в сторону лестницы, ведущей на верхние ярусы.

– Если бы ты была более сговорчивой, Лантея, то ничего этого бы не произошло.

Судя по звукам, Рион, оставшись наедине с девушкой, подошел к ней вплотную:

– Твоя бархатная кожа по-прежнему была бы такой же красивой и гладкой. Почему же ты так долго молчала и рассказывала эти байки?

Послышался легкий звон цепи и скрип стула.

– Я думала, что все быстро закончится.

– Не отстраняйся от меня… Теперь все точно закончится. А то, признаться, мне было бы жаль вырывать раскаленными щипцами эти нежные розовые сосцы, – вкрадчиво прошептал Рион, – такие теплые и упругие на ощупь. Ммм… Если ты будешь хорошей девочкой и дальше, то после всей этой боли я доставлю тебе немного удовольствия, так и быть…

– Да, эфенди… – ответила девушка. Ее голос прозвучал совсем тихо и как-то отрешенно.

Как бы ни был профессор зол на Лантею из-за ее вранья, но на какую-то долю секунды ему стало ее немного жаль. Потому что вряд ли она понимала, что для нее еще совсем ничего не закончилось. Даже когда она выдаст все сведения, пароли и сдаст подельников, ее все равно закуют в цепи и бросят в темницу. Рион будет насиловать ее, пока девчонка совсем не ослабеет, а после ее казнят. И, дай Залмар, если просто быстро повесят, но, скорее всего, устроят жестокую показательную казнь с сожжением или четвертованием, чтобы народ на Рыночной площади мог вдоволь насладиться мучениями ифритской шпионки.

На лестнице раздались тяжелые шаги Зурейна, он возвращался с личными вещами пленницы. Шарканье прозвучало совсем рядом с камерой Ашарха, а после удалилось к комнате дознаний.

– Вот, я все принес, Рион.

Раздался глухой звук упавшей на стол сумки, а после палач добавил:

– Только не надо меня больше наверх гонять. Ты знаешь, мне тяжело туда подниматься…

– Больше и не придется, – хмыкнул воин. – Ну что, девочка, давай еще раз осмотрим твои вещи.

– Тяжелый мешочек из красной ткани. Все там, – негромко подсказала Лантея.

– Сейчас найдем.

Рион начал рыться в сумке, там что-то зазвенело и зашуршало.

– Этот что ли?

Звуки затихли. Видимо, командир внимательно изучал свою находку.

– Да, он.

– Но тут только один блядский песок?! – мгновенно вспылил воин, и его голос громом разнесся по всему ярусу. – Что за шутки, Лантея? Где информация?

– Высыпь его. Все внутри, – едва слышно посоветовала девушка.

Мелкие крупинки посыпались на стол сплошным потоком, Ашарх различил их шуршание. У него у самого вопросов уже было ничуть не меньше, чем у дознавателей. И профессор с любопытством вновь прильнул к окошку, прислонив ухо к холодной решетке.

– Здесь пусто. Только песок, – очень мрачно проговорил Рион, и по его угрожающему тону становилось ясно, что чужачка разозлила мужчину не на шутку в этот раз.

– Ты не прав, – неожиданно осмелевшим голосом заявила Лантея и раздался звон ее кандалов. – Здесь твоя смерть. Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

Ашарху оставалось лишь теряться в догадках, что же именно произошло в ту минуту. Как только прозвучали диковинные слова девушки на странном шипящем языке, в комнате для допросов случилось что-то чудовищное. Профессор слышал завывание ветра и неясно чем рожденный гул, а почти сразу же за ним последовали нечеловеческие вопли. Кричал Зурейн, высоко и отчаянно, как мальчик, у которого еще не сломался голос. Вой Риона трудно было с чем-то спутать – в нем словно бы отразилась вся боль пленных, которые когда-либо страдали от его руки. Страшная какофония разнеслась по коридору мгновенно, эхо проникло во все камеры и клетки, а после просочилось и на другие этажи. И в ту же минуту Аш услышал чавкающие звуки, от которых кровь стыла в жилах. Как будто отбивали кусок сочного мяса с кровью. Зурейн и Рион больше не кричали, их вопли затихли так же быстро, как начались. И наступила звонкая пугающая тишина, от которой по телу бежали мурашки.

Что там произошло?

Через несколько долгих мгновений профессор уловил лязг сброшенных кандалов. Стул с противным скрипом отодвинулся, и послышалось шлепанье маленьких босых ног по полу.

Лантея освободилась. Судя по звукам, она то ли что-то искала, то ли подбирала какие-то вещи, ходя кругами по маленькой камере. Наконец, раздался металлический звон, словно в руках у девушки оказалась большая связка ключей на одном кольце, которые гремели на каждом шагу.

Пленница направилась прочь из комнаты для допросов. Быстро шлепая босыми ногами по каменным плитам, она шла в сторону камеры профессора. Аш медленно и бесшумно отступил вглубь своей тесной темницы и прижался спиной к холодной и влажной стене.

Макушка девушки показалась в решетчатом окошке и загремели ключи, пока Лантея подбирала нужный. Наконец, один из ключей скользнул в замок, и механизм поддался. Дверь с противным скрежетом распахнулась. И на пороге замерла фигура чужачки, которая выглядела настолько ужасно, что у Аша подкосились ноги, и он медленно сполз по стене на нечищеные полы камеры. Босые ступни, испачканные в свежей крови, покрытые темными пятнами штаны и изорванная на клочки туника. Как Лантея ни пыталась поправить лоскуты ткани, они все равно расползались, оголяя ее грудь и плечи, усеянные множественными ожогами. Покрасневшие и воспаленные поцелуи клейма покрывали руки девушки и переходили на спину и шею. Из них сочилась сукровица, а кожа почернела и съежилась. Профессор даже представить себе не мог, насколько чужачке было больно, ведь она с трудом удерживала свою походную сумку. Под мышкой у нее были зажаты сапоги и плащ, а вот правая рука, защищенная кожаной митенкой, сжимала рукоять изогнутого кинжала, сделанного из странного беловатого материала. И клинок этот был направлен четко на Ашарха.

Профессор, в ужасе распахнув глаза, наблюдал за приближавшейся фигурой.

– Что ты делаешь? – охрипшим голосом спросил Аш, медленно поднимаясь на ноги.

– Я пришла отрезать голову грязному доносчику и уроду, из-за которого я сюда попала, – медленно и тяжело проговорила девушка, и мужчина только тогда заметил, что бледное лицо Лантеи было ужасно избито. Один глаз заплыл бордово-фиолетовым синяком, из рассеченной брови сочилась кровь, размазавшаяся по щеке и уже начавшая подсыхать, разбитая губа распухла и еле шевелилась. Темные волосы сбились в единый комок на затылке, лишь отдельные слипшиеся от пота пряди падали на белое лицо.

– Но в чем я виноват?! – вскричал профессор, вжимаясь в стену так сильно, словно она могла его укрыть от разъяренного взгляда изувеченной девушки. – Я сделал то, что следовало!

– Я лишь пришла поступить в академию, а ты тайком позвал этих ублюдков и сдал меня им без зазрения совести, хотя я никак не связана ни с империей, ни с какой-либо другой разведкой вообще!

Ашарх тоже пошел в атаку:

– Ты сама пять минут назад наговорила вздора про меня!.. Что я твой подельник и служу империи! А если бы они закончили с тобой и принялись за меня, а?! Из-за твоих лживых слов они бы просто уничтожили меня!

Лантея сделала один крошечный шаг, и кинжал в ее руке опасно нацелился на горло Аша.

– Да мне плевать на тебя! Я ничего не хотела, кроме как просто узнать немного об академии?! За что я заслужила всю эту боль и страдания? Почему ты так поступил, бессердечный сукин сын?!

– Потому что на моем месте так бы поступил любой человек в этом городе! И если бы я это не сделал, то кто-то другой сдал бы тебя Сынам. И ты рано или поздно все равно бы оказалась здесь!..

Обстановка накалялась. У девушки от напряжения дрожали руки, она тяжело дышала и постоянно косилась на профессора единственным открытым глазом.

– Ты лишил меня надежды, профессор… Если эти палачи лишь истязали мою плоть, то ты уничтожил мою веру в людей. Я не хотела ничего дурного ни залмарцам, ни кому-либо еще! – голос Лантеи сорвался, но она мгновенно взяла себя в руки и еще немного приблизилась к застывшему Ашарху. – И ты заслужил смерть точно так же, как и эти жестокие чудовища! Это будет справедливо!

Чужачка замахнулась, и острое лезвие уже скользнуло в сторону профессора стремительным жалом. Он зажмурился от страха и неожиданно закричал не своим голосом:

– Стой! Стой! Прошу тебя! Подожди!

Кинжал замер практически у самого горла. Лантея теперь находилась так близко к Ашу, что, когда он перестал жмуриться, то увидел ледяной ураган, бушевавший в ее уцелевшем голубом глазе.

– Моя смерть ничего тебе не даст, – дрожащим голосом заметил профессор.

– Ошибаешься. Она даст мне удовлетворение, – растягивая слова, проговорила чужачка и поднесла лезвие еще ближе к смуглой коже Ашарха.

– Не без этого… Но ты подумала, как сбежишь после всего произошедшего? А? Ты не сможешь в одиночку не то что выбраться из Италана, в котором ты, судя по всему, впервые и не умеешь тут ориентироваться, но даже покинуть сами казематы для тебя будет проблематично.

– Я разберусь с любым, кто встанет у меня на пути так же, как и с теми двумя! Так же, как и с тобой!

– А если их будет не один и не два? Если сюда сбегутся Сыны со всего караульного дома? Как ты одолеешь несколько отрядов обученных бойцов со своим кинжальчиком?

С каждым словом Ашарх становился все смелее и смелее:

– Если с Рионом и Зурейном ты справилась, застав их врасплох… Хоть я до сих пор и не понимаю, как тебе это удалось… Но дюжина солдат размажет тебя по стене и не заметит! Тем более, ты явно едва держишься на ногах из-за ран…

Девушка, внимательно слушавшая профессора, убрала лезвие в сторону от его горла. В ее взгляде впервые появилась неуверенность и задумчивость, но гнев все еще затмевал ее взор.

– И как же сохранение твоей жалкой жизни поможет мне выйти отсюда живой?!

– Я сделаю так, что мы незамеченными покинем казематы и столицу. Практически без риска сбежим из-под носа Сынов. Теперь в городе нам нельзя задерживаться, если жизнь дорога.

– Нам?.. А ты, что же это, профессор, разве не собираешься остаться в этой камере и дождаться своих новых дознавателей? – с издевкой в голосе спросила Лантея. – Ты же так хотел показать свое усердие и законопослушность! Так дождись их! Докажи, что невиновен и уйди отсюда свободным человеком!

Ашарх недовольно поморщился, но покорно проглотил насмешку, опасаясь что-либо возразить.

– Даже несмотря на то, что Рион, судя по всему, мертв, вряд ли меня просто так отсюда выпустят… Там, наверху, лежат документы и бумаги, составленные на меня. И их не забрать.

– Хорошо, что ты это понимаешь! – надменно улыбнулась девушка и сразу же поморщилась из-за разбитой губы, которая опять начала кровоточить. – Ты, профессор, сглупил в самом начале, когда решил сдать меня этим самым Сынам. Если бы промолчал, то спас бы свою задницу. А теперь ты такой же преступник, как и я… Но между нами есть одна существенная разница – ты ублюдок, который посылает невиновных на пытки, а я всего лишь убийца таких ублюдков!

Лантея резко и без предупреждения ударила профессора кулаком в живот, не сдерживая силу. И когда мужчина согнулся пополам от неожиданной боли, то чужачка засмеялась хрипло и отрывисто, как бывает каркают старые наглые вороны.

– Я думал, мы договорились! – просипел Аш, хватаясь пальцами за скользкие стены темницы и вновь принимая вертикальное положение, когда боль в животе понемногу успокоилась.

– О чем это?

– Если ты меня не тронешь, то мы оба выберемся из столицы целыми и невредимыми…

– Не вижу смысла тебе верить. Сейчас ты способен наплести все что угодно, лишь бы заговорить мне зубы и отвести от своего горла острие кинжала. А я все еще жажду твоей крови, доносчик.

– Здесь больше нет никого, способного тебе сейчас помочь, пойми же ты это наконец! – в сердцах воскликнул профессор, зарычав от злости и отчаяния. – Ты под землей, в гребаных темницах, а со всех сторон тебя окружают вооруженные Сыны, которые ни минуты не будут думать, прежде чем зарезать тебя, как свинью на скотобойне. И единственный, кто готов тебе сейчас протянуть руку помощи, и кто в действительности способен найти отсюда выход, это я!

– Мне не нужна помощь от такой гниды.

Чужеземка сплюнула на пол кровью.

– Я не гнида и не какой-то там злобный вредитель, как ты думаешь. Между прочим, я уважаемый в обществе человек. Мне жаль, что все так получилось с тобой, но я лишь выполнял свой гражданский долг!.. И я тоже считаю себя невиновным и просто хочу выбраться из этих казематов до того, как кто-нибудь с верхних ярусов решит проведать Риона и Зурейна.

– Мне просто любопытно, это каким же образом ты намерен отсюда бежать?

Ашарх уверенно выпрямился и слегка оттолкнул Лантею, чтобы освободить себе больше места. Девушка несколько секунд прожигала собеседника немигающим взглядом, но после все же неохотно отступила. Она следила за мужчиной с холодным любопытством голодной змеи.

– Что-то мне подсказывает, если я тебе расскажу свои планы, то ты просто зарежешь меня и воспользуешься ими в одиночку. Не держи меня за полного идиота.

– Ты и правда умен, профессор, – тихо усмехнулась чужачка и осторожно отошла ближе к выходу из камеры, на всякий случай перегораживая проход Ашу. – Говори, пока я не передумала.

– Тебе придется действовать заодно со мной, если хочешь выйти из города живой. Только так.

– Значит, если я не перережу тебе горло, то ты поможешь мне сегодня же покинуть Италан? – с нескрываемым сомнением в голосе спросила Лантея, опуская на пол свою сумку с вещами. Ее белая изорванная туника пропиталась сукровицей, сочившейся из свежих ожогов. Соприкосновение с тканью сдирало заживавшие корочки, и девушка постоянно болезненно морщилась. Ей бы стоило хорошенько отдохнуть и обработать раны, но обстоятельства в открытую смеялись над этим наивным желанием.

– Да. Если все получится, то через пару часовмы будем за предместьями.

– А если не получится? Что тогда, самоуверенный ты профессоришка, а?

– Если не получится, то нас все равно схватят и казнят, поэтому я предпочту быструю смерть от твоей руки, Лантея, – проговорил Ашарх и едва сдержал кривую улыбку. – А вообще, это твое настоящее имя?

– Зови меня как хочешь, мне без разницы, – буркнула девушка. – Я просто хочу убраться из этого отравленного гнилью города как можно быстрее и все.

– Как и я.

– Тогда хватит тянуть время и пошли!

– Значит, ты не убьешь меня? – робко уточнил Аш на всякий случай, делая шаг вперед.

– Пока что, – сказала, как отрезала, Лантея и убрала кинжал в ножны, в спешке криво закрепленные на поясе. Там же уже висели небольшие метательные ножи, настолько прозрачные, словно они были сделаны из кристалла или стекла.

– Пока что?..

– Если ты меня не сумеешь вывести, как обещал, то я с огромным удовольствием буду медленно и упорно отрезать твою голову, а потом заброшу ее в самую вонючую канаву с помоями в этом городе, – четко проговаривая все звуки, ответила девушка, а профессор невольно вздрагивал от каждого ее слова, как будто ему в голову заколачивали по гвоздю.

Лантея в очередной раз поправила тунику, а после подхватила с пола сумку и демонстративно вышла в коридор, шлепая босыми ногами.

– И вот еще что! Послушай-ка меня хорошенько, профессор!.. Если я почувствую, что хочешь обмануть, то одной царапины моим кинжалом будет достаточно, чтобы ты навсегда отправился к своему божку на тот свет, поверь! Этот яд действует быстро, – донеслось до Ашарха вкрадчивое шипение Лантеи через несколько мгновений, и он поспешно выбежал следом за чужачкой, опасаясь навлечь на себя ее гнев.

Мысли в голове мужчины метались как взбесившиеся мухи. В экстренных ситуациях он думал плохо, видимо, сказывался стресс, но в ту минуту и дураку было понятно, что спорить с незнакомкой или действительно пытаться обмануть, – это верный путь на костер Дымных Врат. Поэтому пока что нужно было принять правила игры: не спорить и молча делать то, что обещал. Хотя любопытство уже вовсю терзало профессора. Ему до зубовного скрежета хотелось узнать, кем была эта странная девушка и как она справилась с двумя Сынами, когда была закована в кандалы. Но все эти вопросы пока приходилось держать при себе, потому что от одного взгляда в светло-голубые глаза опасной беглянки Ашу становилось жутко.

– Сюда могут прийти другие Сыны и застать нас на месте преступления. Идем скорее, – негромко сказала серьезная Лантея и оглянулась, осматривая слабо освещенный коридор. Длинный тоннель тянулся в обе стороны, и в сплошной череде одинаковых дверей нельзя было разглядеть ни поворотов, ни лестниц. Лишь слева от камеры преподавателя на небольшом отдалении виднелись стоптанные ступени, ведущие на верхние этажи, но это был путь прямо в самое сердце змеиного логова Сынов. Другой же край вытянутого коридора терялся во мраке.

– Думаю, ты не права, – осторожно заметил профессор. – Сейчас где-то середина ночи. Скорее всего, до утра на нижние этажи вряд ли кто-нибудь спустится.

– Признаться, я удивлена, что на крики тех дознавателей никто даже не отреагировал сверху. Мне казалось, эти вопли было слышно и на улице.

Аш развел руками.

– Это казематы боли, царство страданий и жестокости. Такие звуки здесь доносятся из каждого коридора почти целый день. К ним привыкли и заключенные, и надзиратели. Никто просто не обратил внимания на очередные вопли, как и всегда.

Девушка устало посмотрела на профессора.

– Куда нам идти? Давай быстрее и хватит умничать. А то, чем больше я на тебя смотрю, тем сложнее мне бороться с непреодолимым желанием свернуть тебе шею.

– Если я не ошибаюсь, мы сейчас на самом нижнем уровне темниц. С этой стороны есть только проход на самый верх, так что нам нужно в дальний конец коридора.

Профессор развернулся и уверенно устремился в том направлении, которое считал верным. Лантея не стала задавать вопросов, у нее не было на это сил, а просто последовала за своим проводником. Когда пара беглецов проходила мимо распахнутой двери, ведущей в комнату для допросов, то Аш неосознанно посмотрел туда и мгновенно застыл на месте. Все было так, как он себе и представлял, пока подслушивал: крошечное помещение, где в одном углу стоял почти погасший очаг с почерневшим от копоти дымоходом, рядом лежали щипцы, кочерги и клейма всех видов. Посередине комнаты находился стол с вделанными в него кандалами. А на полу валялись изуродованные тела, вокруг которых расплылось бордовое озеро крови.

Командир Рион лежал на спине, раскинув руки. Вместо его лица была кровавая каша, через которую проглядывали белые кости черепа. Какая-то чудовищная сила содрала кожу с головы Сына. Часть зубов была выбита, от носа осталась лишь дыра, веки отсутствовали, а глаза вытекли. Недалеко находилось тело Зурейна, у которого горло было разорвано практически до самых позвонков. Омерзительный запах подсыхавшей крови и сырого мяса наполнял все помещение.

Ашарха вывернуло желчью прямо на пол. Пустой желудок еще долго скручивался в спазмах, но ничего больше не мог из себя исторгнуть. Отвратительное зрелище последствий жестокой расправы над тюремщиками стояло перед глазами профессора, даже когда он их закрывал.

– Залмар милостивый! Что ты с ними сотворила?!

– Лишь вернула им ту боль, что они причинили мне, – ответила Лантея приглушенным голосом. Она тоже молча изучала малоприятную картину.

– Ты была скована! Как возможно так изуродовать человека без помощи рук?

Девушка окинула Аша тяжелым взглядом, в котором читалась смертельная усталость.

– Если тебе так не терпится узнать, как я это сделала, то могу продемонстрировать… Вот только без лица тебе тяжеловато будет показывать мне путь из Италана, не находишь?

Профессор мгновенно замолчал, уже сожалея, что решил полезть к агрессивной чужачке с ненужными расспросами. Но как бы пугающе опасна ни была скрытая мощь девушки, тайны и секреты, хранимые за маской ее хладнокровия, дразнили любопытство Аша с каждой минутой все сильнее.

Он быстрее отошел на несколько шагов от окованной металлом двери, скрывавшей место преступления. В длинном коридоре уже погасло большинство свечей, чадили лишь последние огарки, дававшие крайне мало света. Две тихие фигуры скользили по ярусу, бесконечным тоннелем протянувшемуся под Главным караульным домом. По обе стороны располагались ряды одинаковых дверей с решетчатыми окошками, из-за которых не доносилось ни звука. Похоже, на этом этаже, кроме Лантеи и Ашарха, не было других заключенных, хоть это и звучало как минимум странно. Несколько раз профессор осторожно подходил к закрытым камерам и заглядывал внутрь, но, если там и был кто-то живой, то он предпочитал не показывать своего присутствия.

– Ну, долго нам еще идти? – нетерпеливо спросила Лантея, аккуратно ощупывая пальцами распухшее веко, которое закрывало ее подбитый глаз.

– Не знаю. Нам нужно попасть в самый конец коридора. Я, если честно, даже не подозревал, что этот ярус окажется таким длинным и…

Профессор не договорил, его прервал резкий отчетливый свист, раздавшийся с левой стороны. Из ближайшей к Ашарху камеры прозвучал грубоватый гортанный голос:

– Эй, ты!.. Ну ты, залмарец! Поди сюда!

Лантея остановилась, и ее рука мгновенно легла на пояс с кинжалом. Она выглядела как насторожившийся зверек, почуявший опасность. Профессор тоже замер, удивленно поглядывая на окошко камеры, не слишком уверенный в том, что странному голосу следовало отвечать.

– Сука, ты что, глухой?! Сюда подошел!

Настойчивый призыв все же вынудил Ашарха сдвинуться с места и медленно подойти к двери. В просвете между решетками сразу же показалась макушка чьей-то головы. Невысокое существо с серой кожей неожиданно вцепилось в прутья длинными пальцами с грязными желтыми когтями и подтянулось, чтобы было видно его лицо. Вытянутые уши с металлическими кольцами, нос, больше напоминавший свиное рыло, и пышные рыжеватые брови мелькнули в тусклом свете. Маленькие глубоко посаженные глаза деловито оглядели профессора, а после под торчащими во все стороны усами появилась мерзкая хитрая улыбка.

– Что тебе нужно, гоблин? – негромко спросил Ашарх.

– То же самое, что и тебе, залмарец! Свобода и жизнь!

Между губами представителя далекого восточного королевства Тхен мелькнул раздвоенный язык, и профессора обдало несвежим дыханием.

– Он что, хочет, чтобы мы его выпустили? – спросила Лантея и подошла ближе, шлепая босыми ногами.

– Похоже на то…

– Я здесь сдохнуть не хочу!.. Я все слышал! Что ты, девка, сотворила с дознавателями, и как вы хотите сбежать! – гоблин говорил быстро, скребя когтями по металлу. – Знаю, что вы ищете здесь выход! Откройте дверь сейчас же! Заберите меня!

– Пойдем дальше, профессор, не трать мое время, – бросила Лантея.

– Стой, сука! – заверещал пленник, и дверь заходила ходуном. – Выпустите, иначе хуже будет!

Ашарх вздрогнул, встревоженный пугающе громким поведением гоблина.

– Может, все же поможем ему?.. – неуверенно спросил профессор у спутницы. – А если он тоже невиновный?

– Мне только шантажиста не хватало в компанию! Уже есть и так один висельник… Иди вперед! – сказала девушка и грубо подтолкнула мужчину в спину, вынуждая отойти от окошка.

– Я вам покажу! Сволочи! – надрывался в своей комнате гоблин, дергая решетку и колотясь об нее головой. – Откройте дверь!

Стоило паре беглецов удалиться на несколько метров, как за их спинами раздался настоящий вой:

– Тревога! Пленные сбежали! Тревога!

Серокожее существо рвало себе глотку, истошно и противно наполняя своды коридора призывными криками. И прекращать оно явно не собиралось.

Лицо Лантеи исказилось злобой, она выхватила два метательных ножа и бросилась к камере, чтобы навечно утихомирить заключенного. Но не успела она сделать и пары шагов, как голоса из ближайших казематов стали вторить гоблину. Из темных окошек высовывались исхудавшие руки с отросшими ногтями. Человеческие и гоблинские лица мелькали между решеток, испачканные, изможденные, они раскрывали черные зевы ртов и с ненавистью смотрели на беглецов.

– Тревога!

– Убегают, убегают!

– Убийство! Побег!

Все больше и больше заключенных просыпалось на этаже, и уже через несколько секунд весь ярус заполнился какофонией голосов, чьи владельцы словно очнулись от долгого сна. Они все загорелись единственной мыслью – не дай уйти счастливчикам, везунчикам, сбросившим оковы.

– Лантея, бежим!

Профессор дернул за рукав остолбеневшую девушку, которая даже не знала, что ей следовало делать в подобной ситуации. Призывы вскоре перекинулись на этаж выше, и вот уже вся темница гудела, пробужденная ото сна одним-единственным гоблином. Через полминуты где-то далеко наверху послышались тревожные удары колокола – весть все же достигла Сынов Залмара.

– Быстрее! Они скоро спустятся сюда! – крикнул Ашарх и со всех сил бросился бежать вперед.

Девушка, подгоняемая ужасной мыслью о том, что весь побег мог пойти сфинксу под хвост из-за проклятого гоблина, спешила за своим неожиданным союзником. Коридор, словно нарочно, все не заканчивался, а растягивался в пространстве и удлинялся. Изо всех камер, мимо которых пробегали Аш и Лантея, летели плевки, пучки гнилого сена, объедки и старые кости. Пленники караульного дома сплотились против беглецов, вымещая на них всю накопившуюся злобу.

– Я вижу конец! Коридор заканчивается! – запыхавшись, выкрикнул на ходу профессор, который был на несколько метров впереди чужачки и пристально вглядывался в полумрак.

Они оба резко остановились почти у самого края этажа. Несколько толстый свечей чадили на стенах, и Ашарх рассмотрел, что из коридора вперед вела маленькая лестница, всего в несколько ступенек, которая оканчивалась в идеально квадратной комнате, никак не отгороженной дверью. Это помещение, наполненное удушающим зловонием человеческих экскрементов, встретило беглецов жужжанием целого роя мух и густой белесой паутиной по углам.

– Нужник! – с отчаянием в голосе воскликнула Лантея и со злостью топнула босой ногой. – Ты обещал привести меня к выходу, но его тут нет! Обманщик!.. Теперь они убьют нас!

Зал представлял собой общественную уборную на десять мест. Вдоль стен тянулись деревянные скамьи с отверстиями, возле некоторых стояли бадьи с водой. Особенной изысканностью это место не обладало, но для девушки оно и вовсе означало крах всех надежд, ведь теперь беглецы оказались в ловушке – бежать было больше некуда. Лишь возвращаться назад, за решетку.

Тем временем где-то далеко, в самом начале длинного коридора послышался шум шагов. Топот десятка ног, сбегавших по каменным ступеням лестницы, крики командиров и бряцанье оружия наполнили этаж. Всего минута оставалась у Аша и Лантеи до того момента, как Сыны преодолели бы разделявшее их расстояние.

– Я не обещал, что этот выход тебе понравится!

Профессор, взволнованный и все еще пытавшийся отдышаться, подбежал к одной из деревянных массивных лавок и с чувством немыслимой брезгливости схватился за отверстие. Он с такой силой дернул всю конструкцию в сторону, что дерево заскрипело и начало крошиться по краям, медленно сдвигаясь по каменному полу. Всю комнату наполнил пронзительный скрежет, а вонь стала в разы сильнее. У самой стены, на том месте, где стояла раньше лавка, отсутствовала часть пола. В пустом пространстве под ним располагался узкий овальный тоннель высотой в человеческий рост, где тихо журчал небольшой ручей, вытекавший откуда-то из темноты, и были навалены кучи человеческих фекалий.

– Ты хочешь, чтобы я туда прыгнула?! – сказала Лантея и с омерзением посмотрела вниз.

Вымощенный камнем тоннель уходил за пределы уборной, во мрак. Но от одной мысли о том, что ей придется спуститься в эту зловонную яму и идти по колено в чьих-то испражнениях, девушке становилось плохо. Она никогда не считала себя брезгливой, но это было верхом мерзости.

– У тебя простой выбор! – сквозь зубы прошипел профессор, который сам был не в восторге от всей этой задумки. – Или вернуться в лапы Сынов, или же засунуть гордость в задницу и спуститься туда немедленно!

Подобрав длинные полы кафтана и заткнув их за пояс, Ашарх сел на край пола и свесил ноги в тоннель. Он понемногу сполз вниз, пока его сапоги не утонули в мягкой куче нечистот. В воздух с возмущенным жужжанием сразу же поднялись тучи мух. От неимоверной вони у профессора перехватило дыхание, а глаза заслезились. Хорошо, что хотя бы желудок был совсем пустым, иначе Аша непременно бы вырвало.

Лантея, бросив настороженный взгляд себе за спину, где в полумраке коридора раздавался приближавшийся топот ног, все же решилась последовать за спутником. Она ловким движением обулась, с негодованием подумав о том, что теперь ее испачканные в крови ноги совершенно испортят обувь. И после одним гибким прыжком соскочила в темноту подземного тоннеля.

– Иди за мной!

Профессор уже продвинулся на несколько метров вперед, и его фигура практически растворилась в темноте.

– Скорее!

Морщась от отвращения, Лантея последовала за Ашархом. Ее ноги по щиколотку утопали в густой массе фекалий, сапоги с чавканьем месили вонючую субстанцию, но девушка старалась об этом не думать. Если она хотела выжить и сбежать, то нужно было забыть о брезгливости.

– Что это за тоннели? – негромко спросила чужачка идущего впереди профессора, чтобы хоть как-нибудь отвлечься от запаха.

– Столичная канализация, – приглушенно ответил Аш и закашлялся. – Если ты можешь представить самое зловонное и отвратительное место на всем материке, то забудь, потому что оно и в подметки не будет годиться этой дыре.

– Разве мы сможем здесь уйти от Сынов? Они ведь пойдут следом.

– Не уверен, что они захотят сюда сунуться. Жалованье жалованьем, но искать беглецов по колено в дерьме согласится не каждый.

Профессор чуть было не поскользнулся на склизкой поверхности, но успел вовремя схватиться рукой за поросли какого-то густого мха на стене.

– Думаю, если они и правда пойдут следом, то я сумею их запутать. Здесь много ответвлений и перекрестков.

Первые минуты Ашарх шел по тоннелю так уверенно и быстро, словно каждый день совершал по нему прогулки. Однако, как только свет перестал проникать в царство смрада, мужчина сильно замедлился и стал идти только на ощупь, касаясь пальцами влажных холодных стен. Запах не становился слабее, напротив, казалось, будто эта густая вонь висела в воздухе без движения.

– Это просто невозможно, – наконец выдохнула Лантея, и послышался треск разрываемой ткани. Видимо, чужачка пустила свою оборванную тунику на лоскуты, чтобы обмотать лицо. К удивлению профессора, девушка и ему протянула кусок.

– Спасибо, – неловко шепнул Аш, польщенный такой неожиданной чуткостью.

– Не льсти себе, – жестко прервала его Лантея. – Если ты упадешь в обморок от здешней вони, то мне же и придется вытаскивать тебя. Поэтому замотай лицо покрепче.

– Какая забота, – проворчал Ашарх себе под нос, но повязку все же надел.

Несколько раз тоннель обрывался на перекрестках, таких же узких, как и сам проход. Там едва ли смогли бы разойтись два человека. Густая жижа мутного цвета все еще журчала где-то под ногами, но, к счастью, сапоги не промокали. Света уже не было совершенно, и очень часто профессор стал спотыкаться на неровных поверхностях или скользких кучах.

– Да что с тобой такое? – не выдержала наконец девушка, которая постоянно опасливо прислушивалась, пытаясь различить, шла ли за ними погоня или нет. – Мы продвигаемся слишком медленно. Шагай быстрее! Или ты заблудился?

– Здесь, знаешь ли, темно, как в шахте. Я своих ног не вижу, что уж говорить о тоннеле.

– Люди что, правда, настолько слепы даже в полумраке? – спросила Лантея, а ее в голосе слышалось сомнение.

– А ты как будто нет! К тому же, тут абсолютная темнота.

– Если бы здесь была абсолютная темнота, я бы так и сказала. Тут есть свет. Вон там решетка на поверхность в паре метров впереди. Мне этого света вполне достаточно, чтобы все разглядеть. А тебе разве нет?..

Профессор остановился так резко, словно уперся в стену. Он обернулся к своей спутнице, хотя совершенно не видел ее во мраке, непроглядном для простого человеческого глаза. Голос его был тих:

– Ты что же это, и правда все здесь видишь?

– Да. И тебя, и тоннель, мох на стенах и даже ту дохлую крысу, что лежит сейчас на твоем сапоге.

Ашарх неосознанно тряхнул ногой, надеясь, что девушка просто пошутила. Но с обуви и правда что-то слетело и с громким всплеском упало в воду неподалеку. Какая гадость!

– Лантея, кто ты такая? Люди не умеют видеть в темноте. И не только люди!

– Тебе какое дело, профессор? – немного зло ответила чужачка. – Ты с самого начала подозревал, что я не из Залмар-Афи.

– Но я хочу знать, кто же ты на самом деле и откуда родом! – беспомощно воскликнул Аш.

– А я не хочу, чтобы кто-то что-то знал обо мне, – жестко сказала Лантея. – Как я уже выяснила, в вашей стране опасно вообще лишний раз рот открывать. Всюду одни доносчики.

– Но ведь я вывел тебя из караульного дома, как обещал. Разве я не заслужил узнать правду?

– Пока что ты затащил меня в эти вонючие катакомбы и заблудился, – категорично подвела итог девушка, со злости пнув мыском сапога стену.

– Я не заблудился! Я знаю, куда идти. Но я не вижу дороги.

Неожиданно девушка напряглась. Ее острый слух различил посторонние звуки, которых буквально мгновение назад не было в канализации.

– Кажется, все же нашлось несколько Сынов, готовых замарать ножки. Я слышу голоса и шаги. Они спустились в тоннель, – Лантея говорила уверенно и быстро.

Несмотря на то, что Ашарх не слышал ничего из того, что чужачка описывала, он предпочел в тот момент довериться ее словам, поскольку девушке не было смысла врать о преследователях. Кажется, умение видеть в темноте было не единственной способностью, отличавшей ее от человека.

– Если их много, то они непременно разделятся и быстрее начнут поиски, – со стоном выдохнул профессор. – Это значит, что у них теперь преимущество.

– Об этом не может быть и речи, – решительно заявила девушка, грубо впиваясь пальцами в плечо Аша, из-за чего он дернулся. – Я поведу нас, а ты будешь говорить, куда идти.

– Ну, я не настолько хорошо знаю эту канализацию… – замялся мужчина, однако его спутница уже устремилась дальше по тоннелю, не желая больше ничего слушать.

Ашарх не успел что-либо ответить. Лантея так быстро передвигалась в полной темноте, таща за собой профессора, что местные крысы часто даже не успевали отпрыгнуть с пути, и их возмущенный писк звонко разносился по тоннелям.

– Перекресток. Налево решетка. Прямо или направо?

– Эээ… Направо!

– Лестница наверх. Поднимаемся?

– Нет. Идем дальше.

Один коридор сменялся другим, уровень воды постепенно рос, и вскоре пара беглецов шла в зловонной жиже уже практически по колено. В сапоги налилось по целому ведру дурно пахнувшей субстанции, которая хлюпала там при каждом шаге.

– Еще одна развилка.

– Эту я помню! Здесь четыре дороги. Иди в крайнюю левую.

В попытках пробраться сквозь дебри лабиринта Аш и Лантея почти четверть часа бродили по темным тоннелям. Несколько раз они упирались в полностью перекрытые решетками ответвления и тогда приходилось разворачиваться и искать другую дорогу. Некоторые проходы профессор помнил и очень радовался, когда на них удавалось выйти. А девушка с каждой минутой становилась все мрачнее. Ведь даже несмотря на то, что преследователей уже давно не было слышно за спиной, она слабо верила, что Ашарху удастся вывести их из этой бесконечной сети канализационных тоннелей, подземным городом раскинувшихся под Италаном.

Тошнотворный запах стал гораздо слабее, а в какой-то момент и вовсе из одного коридора проник поток свежего воздуха, который показался настоящим божьим благословением. Уровень воды поднимался медленно, но идти через густую толщу полужидкой массы чужих фекалий, грязи и мусора становилось все труднее – ноги постоянно вязли или норовили соскользнуть в сторону.

Наконец Лантея вышла в небольшое помещение, больше напоминавшее шарообразную комнату, из которой в три стороны расходились толстые круглые тоннели, под небольшим наклоном уходившие куда-то вниз. По ним вяло стекала вода, вперемешку с гнилью. На потолке, высоко над головами замерших путников стояла толстая ржавая решетка, через которую можно было увидеть черные громады домов и ясное звездное небо. Этого слабого света Ашарху хватило, чтобы полноценно оглядеться по сторонам впервые за все время.

– Дальше некуда идти. Тут только эти трубы, ведущие вниз. Поворачиваем? – спросила Лантея, и в ее голосе слышалась откровенная усталость. Эти блуждания начинали действовать ей на нервы.

– Нет! Мы на месте, – уверенно сказал профессор. – Все же добрались до этой развилки… Первый раз за весь день улыбнулась удача!

– Нам придется карабкаться наверх?

Девушка задрала голову и с сомнением посмотрела на влажные стены, покрытые длинными прядями мха, тины и еще какой-то грязи.

– Не хочу тебя расстраиваться, но, боюсь, нам придется искупаться.

Чужачка непонимающе повернула лицо к спутнику и увидела, что Аш указывал пальцем на одну из труб, по которой потоки жижи утекали вниз.

– О нет… Я тебя просто ненавижу, профессор, – простонала Лантея. – Пока что ты не привнес в мою жизнь ничего, кроме дерьма…

– Это единственный способ попасть к канализационному коллектору, ведущему к предместьям.

– А если ты опять ошибешься? Мы блуждаем тут уже не пойми сколько! Вдруг мы туда спустимся, а ты скажешь, что это не та труба. И обратно мы уже попасть не сможем!

– Я уверен в собственной памяти! – сказал Ашарх и демонстративно постучал пальцем по своей голове.

– А я не уверена в тебе, – категорично пробормотала чужачка, нервно облизывая разбитую губу.

– Тогда оставайся здесь.

Ни мгновения не сомневаясь, Аш шагнул к основанию одной из труб, сел на край и зажмурился. Потоки грязной воды подхватили его тело и быстро понесли вниз по круглому тоннелю. Он скользил не очень долго – труба оборвалась через несколько метров, и профессора выбросило в широкий канал, наполненный мутным содержимым. Это был канализационный коллектор: длинный полукруглый коридор, где вдоль стен тянулись узкие каменные бортики, а между ними свободно текла настоящая река отходов. На потолке виднелись небольшие решетки, через которые с поверхности капала грязь и вода из сточных канав. Уличный свет слабо проникал в этот тоннель, но Ашарху его вполне хватало, чтобы разглядеть все те нечистоты, что плавали в канале. Он практически по самую грудь оказался в зеленой гнилой воде, где помимо всплывших фекалий и разлагавшихся трупов крыс плавали деревянные балки, ветки, листва и объедки.

Целая река отравы.

Именно здесь лучше всего было видно всю суть этого проклятого города. Италан, огромный разлагавшийся заживо гигант, дышал смрадом, а по его венам вместо крови текли канализационные воды, полные грязи и мерзости.

Пока профессор тратил последние силы, чтобы выбраться на каменный бортик, за его спиной раздался короткий визг, и Лантея пробкой вылетела из трубы и погрузилась в воду с громким всплеском. Над головой она предусмотрительно держала сумку и пояс с оружием. Девушка почти сразу же открыла свой зажмуренный здоровый глаз и медленно стала пробираться к бортику, где уже отряхивался Ашарх. Брезгливо оттолкнув от себя дрейфующий островок тины, чужачка одним движением вылезла из воды и ее практически сразу же туда вырвало – она едва успела сорвать повязку с лица.

– Знаешь, если бы ты раньше мне сказал, что твой хваленый тайный выход из города будет вонючим отстойником, в котором мне предстоит искупаться, то я бы еще раз десять подумала, прежде чем соглашаться, – сипло прошептала Лантея, сглатывая горькую слюну и вытирая рот об воротник своей злосчастной туники.

– Я тоже не в восторге от этого пути. Но лучше один раз испачкаться в нечистотах, чем лишиться жизни, – философски заключил профессор и уверенно двинулся вдоль стен канала.

Девушка еще какое-то время пыталась успокоить свой взбунтовавшийся желудок, а потом отерла лицо бесполезной уже повязкой и выбросила ее в воду. Энергии постепенно становилось все меньше, тело казалось каменной плитой, но Лантея, сделав над собой усилие, все же догнала мужчину и кое-как подстроилась под его шаг.

– Значит, теперь мы наконец оказались там, где нужно? – с тяжелым вздохом спросила она.

– Да. Дальше практически все время прямо и совсем скоро уже будем у выхода, – с гордостью проговорил Ашарх, стараясь не думать о том, как противно к телу липла вымокшая одежда.

– Откуда ты так хорошо знаешь это место? Уже случалось убегать из города подобным путем? – хмыкнула девушка.

– Одна моя студентка писала работу на тему истории сооружения этой канализационной системы, потому что какой-то ее дальний родственник участвовал в свое время в этом масштабном строительстве. Она выбрала меня руководителем, поэтому мне волей-неволей пришлось вместе с ней изучать все старинные карты, чертежи и заметки по этим тоннелям. И как-то на удивление точно они врезались мне в память, – со смешком поведал профессор.

– И у тебя вся информация, что ты узнаешь, так хорошо запоминается? – поинтересовалась чужачка, нежно поглаживавшая пальцами свои саднившие ожоги на плечах. Вряд ли купание в нечистотах пошло на пользу открытым ранкам, но у Лантеи даже не было возможности их промыть. А пульсировавшая болью кожа отзывалась уколами тысяч игл на любое прикосновение.

– Большинство. Я, знаешь ли, по своей профессии должен многое знать и помнить.

– Вот только, кажется, теперь ты уже не сможешь преподавать, – издевательски протянула чужачка, явно надеясь побольнее задеть собеседника.

– Верно… – не сразу отозвался Аш.

Он неожиданно осознал все, что с ним произошло за этот долгий день. Теперь он остался без денег, без дома и каких-либо вещей. Сыны Залмара уже к утру объявят его в розыск как беглого преступника, и каждый житель Залмар-Афи с радостью за пару монет выдаст его стражникам или лично в руки двенадцатому ордену.

Ашарх замер на месте и нахмурился. Наверное, находясь под эффектом от всего происходившего на протяжении последних часов, он совершенно не думал о том, что его ждало в будущем. Но теперь, когда Сыны остались где-то далеко за спиной, можно было вспомнить и о собственном положении. Все страхи и ужасы вылезли из теней и набросились на профессора, погребая его под собой. Беспросветный мрак безнадежности подкосил Аша.

– Милостивый Залмар… Что же мне теперь делать?

Его свистящий шепот разнесся по всему коллектору.

Лантея неопределенно хмыкнула и тоже остановилась.

– Мы только сбежали, а ты уже сожалеешь обо всем, профессор? Ты всегда можешь вернуться. Уверена, они с радостью тебя встретят… Или же я могу с удовольствием окончить твои мучения.

– Проклятье! Я же теперь всего лишился.

– Как будто ты так много имел…

– Представь себе. Имел. Оплачиваемую работу, уважение в научном сообществе, жилой угол и даже сбережения на черный день! – со злостью ответил Аш.

– Ну, вот он, твой черный день.

Чужачка безразлично пожала плечами.

– Как так получилось, что из уважаемого профессора столичной академии я превратился в вонючую крысу, бегающую по канализации?

– Я тебе скажу как. Ты решил вырыть яму другому, и сам же в нее и упал, – любезно подсказала Лантея. – В любом случае, для тебя все выглядит не так критично, как для чужеземки, которую здесь каждая собака опознает в два счета, как выяснилось… Ну, поживешь полгода где-нибудь на краю Залмар-Афи. Потом о тебе все забудут, стража даже в лицо не узнает через год. Вот и все.

– Вот и все? Вот и все?! – крикнул профессор, неожиданно выйдя из себя, а в его глазах замелькали всполохи с трудом сдерживаемого гнева. – Да ты, девчонка, кажется, совсем ничего не понимаешь!

– Не называй меня девчонкой. Я тебе не трактирная подавальщица!

– Да! Ты просто самоуверенная дура, которая решила сунуться в столицу Залмар-Афи, совершенно ничего не зная о наших законах, культуре и власти! Или, скажешь, я ошибаюсь?

Лантея уже тоже не сдерживала свой крик, она сжала кулаки и угрожающе надвигалась на покрасневшего от злости мужчину, жавшегося к стене:

– Да какая тебе разница?!

– Потому что теперь из-за этого страдаю и я тоже! Ты ведь все еще наивно полагаешь, что двенадцатый орден – это простые стражники, не так ли? О! Можешь даже не отвечать, я и так прекрасно знаю, что прав! Так вот, мне жаль тебя разочаровывать, но все гораздо хуже! – крикнул Ашарх и, сорвав с лица повязку, выместил на ней все раздражение, разорвав на клочки. – Сыны Залмара – это щит и меч Залмар-Афи, самая лучшая наша защита и самое страшное проклятье. Они контролируют все в этой стране: народные настроения, чужаков, другие ордена. Все залмарские разведчики готовятся у них, а чужеземные шпионы боятся Сынов как огня!

– Но я…

– Замолчи и слушай! – сразу же прервал Аш только открывшую рот Лантею. – Они – каратели, подчиняющиеся напрямую Пророку Бога, самые верные его псы. А знаешь, почему их называют именно псами? Потому что они способны учуять и отыскать все что угодно, будь то след беглого преступника или скрывающегося в городе язычника.

– К чему ты все это мне говоришь?

– К тому, что очень скоро эти гончие псы отправятся на новую охоту… Они перевернут вверх дном всю страну, чтобы найти тебя, беглую убийцу и шпионку. Теперь они не успокоятся, пока не возьмут твой след, ведь ты рискнула пролить кровь членов ордена. Это дело принципа, Сыны не прощают подобных оскорблений! Думаю, у тебя есть время только до утра, а после каждый угол столицы будет обыскан, и к полудню во все концы Залмар-Афи уже полетят гонцы с ориентировками. Подобные случаи были! И, поверь мне, мало кому удавалось сбежать от Сынов… Но самое отвратительное, что вместе с тобой будут искать еще и меня, как подельника и соучастника…

Профессор в отчаянии ударил кулаком по влажной стене и сразу же охнул от боли в пальцах.

– Неужели эти Сыны и правда так опасны? – выдохнула девушка, а на ее лице было написано сомнение.

– Ха! Это орден неприкасаемых, любимые дети Владыки. Если даже просто сказать им слово против или тронуть пальцем, то уже к концу дня ты будешь захлебываться в крови в казематах боли. Сегодняшний наш побег – это начало очень больших проблем.

Профессор замолчал. Под внимательным взглядом Лантеи он неожиданно почувствовал себя неловко. Видимо, ей и в голову не приходило, что все действительно могло быть так серьезно.

Через несколько мгновений Ашарху надоело ждать хоть какой-то реакции на его слова. Он развернулся и пошел дальше в выбранном направлении, намереваясь как можно скорее покинуть уже канализацию и город. Каблуки девушки мелодично застучали следом, она не отставала.

– Если хочешь знать, я действительно не имею никакого отношения к империи и разведке, – негромко проговорила Лантея через пару секунд. – Это все одна большая дрянная ошибка.

– Будешь рассказывать это не мне, а Сынам, когда они тебя поймают, – фыркнул профессор.

– Не веришь мне? А я не вру… Я действительно пришла в Италан только для того, чтобы поступить в академию, – с неожиданной искренностью в голосе призналась чужачка. – Мне говорили, что там можно обучиться всему на свете.

– Так и есть. Но академия принимает лишь людей и гарпий. Даже гоблинам запрещено туда поступать. А ты не залмарка и уж явно не принадлежишь к Гнездам гарпий.

– Я ведь не думала, что моя инаковость будет так очевидна…

– Если ты не выросла в этой стране, насквозь пропитанной лицемерием верующих с их сводами правил и запретов, то ты никогда не поймешь, каково это – быть человеком. И любой встречный определит в тебе чужачку.

Лантея ничего не ответила, и профессор, подождав несколько мгновений, продолжил:

– Откуда же ты пришла, если знаешь так мало о Залмар-Афи?

– Тебя это не должно волновать. Чем меньше ты будешь знать, тем лучше.

– Боишься, что, когда меня схватят Сыны, я им все расскажу, – мрачно заключил Аш.

– Если бы я этого боялась, то убила бы тебя прямо сейчас, потому что я уже вижу выход из коллектора, – сказала девушка и указала пальцем вперед, где в самом конце тоннеля слабо поблескивала толстая решетка. – Но я не боюсь, я точно знаю, что ты не выдержишь пыток и все им расскажешь. Поэтому для меня нет смысла раскрывать тебе мои тайны из простой любезности.

– Но почему тогда не убить меня сразу? Ведь я все равно рано или поздно попадусь им. Я не верю в то, что от Сынов можно так легко уйти. И они вынудят меня сказать все о тебе: об оружии, внешности, боевых навыках, планах и манерах. Не понимаю, чем ты руководствуешься сейчас…

– Ты так хочешь умереть? – насмешливо поинтересовалась Лантея, не отставая от спутника.

– Нет. Но ты сама недавно угрожала мне в казематах расправой. Что тебя останавливает сейчас? Не поверю, что ты неожиданно прониклась ко мне уважением и приязнью после того, как я искупал тебя в канализации! – с сомнением протянул Ашарх.

– Я поняла, что ты недостоин быстрой смерти. Смерть – это высшее милосердие. Ты отправишься к своему божку… Или куда там вы, залмарцы, отправляетесь? А я останусь все такой же убийцей, у которой на руках будет чужая кровь, – вкрадчиво заговорила девушка, осматривая свои ладони в митенках, словно они уже были покрыты алыми пятнами. – Нет. Этого недостаточно. Я хочу, чтобы ты страдал. Чтобы ты раскаивался каждый день, винил себя во всем произошедшем и мечтал о быстрой смерти. Хочу, чтобы ты никогда не забывал, что, решив однажды обвинить невинную девушку в том, что она не совершала, ты в первую очередь обрек на несчастья именно себя.

По спине профессора пробежали мурашки, но он опасался в тот момент обернуться.

– Ты будешь бегать по всей стране, пытаясь спастись от гнева Сынов Залмара. Будешь побираться и есть помои, лишь бы заглушить голод. Будешь хлебать воду из лужи, как дворовый пес, чтобы избавиться от жажды. Без денег, весь провонявший дерьмом и страхом, ты, дрожа от ночного холода, будешь засыпать на голой земле и молить своего бога о милосердии. А его не будет.

Последнюю фразу Лантея практически прошептала, и, когда она замолчала, то тишина коллектора оглушила Ашарха на мгновение. Он так живо представил себе все, о чем говорила чужеземка, что волны отчаяния захлестнули его с головой. Она была совершенно права. И профессор только чудом удержал себя в руках, чтобы не броситься в ноги девушке и не начать молить ее о снисхождении и быстрой смерти. Нельзя было так унижаться перед какой-то гордой чужачкой.

– Ты жестока.

– Нет. Я лишь обернула твою справедливость против тебя же. Как ты и обещал, ты вывел меня из города. Как я и обещала, я тебя не убью, профессор, позволю уйти. Но никогда не забуду, из-за кого я пострадала, и каждый день буду молить высшие силы подарить тебе больше мучений.

Длинный тоннель коллектора закончился. Перед беглецами появилась конечная точка их пути: река с нечистотами покидала канализацию, выливаясь в небольшое мутное озеро. Невдалеке виднелись домики застенного района, предместий, и огороженные косыми заборами огороды, над некоторыми трубами изб вился белый дымок, а где-то в ночи лаяли псы.

Однако от долгожданной свободы Лантею и Ашарха отделяла еще одна, последняя преграда – массивная ржавая решетка, намертво вколоченная в каменные стены тоннеля. Вода беспрепятственно протекала через нее, застревали лишь большие обломки бочек, ветки и прочий габаритный мусор, который засорял канализационные каналы.

– Проклятье! О таком я не подумал…

Профессор вцепился пальцами в металлические прутья и со всей силы их потряс. Решетка совершенно не поддавалась, а ячейки ее были слишком малы для взрослого человека или нелюдя.

– Иного выхода нет?

– Только этот, и я даже не предполагал, что тут все так крепко будет заделано! Ох! Какой же дрянной день! Все, что могло пойти не так, пошло не так! – крикнул Аш и от души пнул ржавую преграду.

– Это как раз самая наименьшая из всех проблем, – неожиданно выдохнула Лантея и жестом попросила мужчину отойти подальше.

Профессор подчинился скорее потому, что был искренне заинтересован, как чужачка собиралась справиться с прутьями. Девушка достала из своей бездонной сумки небольшой мешочек из красной ткани и засунула в него одну руку. Вторую же она сжала в кулак у самой груди.

– Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

В очередной раз Ашарх услышал странные слова на незнакомом языке. Но если в прошлый раз профессор мог лишь догадываться, для чего Лантея их произносила в камере дознаний, то теперь он стал свидетелем рождения настоящей магии. Повинуясь воле чужачки, из мешка поднялось небольшое облако песка, который мгновенно сформировался в идеально ровный шар размером с голову. Мельчайшие частицы метались внутри него, словно девушка сумела заключить в сферу настоящую песчаную бурю. И пока Аш, пораженный необычной магией, впервые увиденной собственными глазами, пребывал в ступоре, Лантея уже поднесла шар к решетке. Песок впился в металлические прутья и расправился с ними за несколько мгновений, превращая в ржавую труху участок некогда толстой кованой решетки.

Проход был свободен. А сфера практически сразу же рассеялась, и тонкое облако песка медленно осело в бурлящие потоки воды.

– Залмар всемогущий, да кто же ты такая?..

Глава третья. Взаимовыгодная сделка для пары беглецов


Что нелюдю смех, то человеку – грех.

Старинная залмарская пословица


Магию давно уже считали неотъемлемой частью жизни большинства рас и народов на материке. Это было таким же естественным процессом, как дыхание или сон, доступное каждому, независимо от пола, возраста или положения в обществе. На магию практически повсеместно распространялись государственные законы, как на любое другое обычное явление, ей обучали в школах и храмах, свободно пользовались в повседневной жизни. Могущественная сила, рождаемая во время воззвания к богу, забирала часть возобновляемой энергии тела и души, но становилась взамен физическим воплощением божественного дара. Каждый народ обращался к своему создателю и получал взамен способность на краткий миг сотворить чудо: ифриты порождали пламя в собственных ладонях, гарпии подчиняли себе воздушные потоки, таинственные сфинксы легко могли управлять разумом других существ. Каждой расе была доступна лишь та магия, которой покровительствовал бог или богиня, почитаемые в стране. Так что даже если бы, например, имперец неожиданно обратился в своих мольбах к гоблинскому богу страха и мерзости Гнериану, то он все равно не сумел бы создать иллюзию, поскольку это было возможно лишь для серокожего народа далекого королевства Тхен.

Однако далеко не всем расам на материке повезло обладать божьим даром, многие утратили его. Люди, некогда умевшие творить сильнейшую защитную магию, в одночасье лишились своей способности, как только Залмар погрузился в сон почти три сотни лет назад. Бог больше не внимал их мольбам, магия покинула каждого залмарца в стране, и все последующие поколения уже не помнили, каково это – творить заклинания. Различные легенды, бродившие по миру, рассказывали о том, что подобная судьба постигла и гордый народ альвов полторы тысячи лет назад, когда их бог отвернулся от собственных детей и забрал свой дар магии. Даже дикие племена водяников, полулюдей-полурыб, обитавших в морских водах, которые окружали материк со всех сторон, некогда повелевали океаном, но и они лишились своей силы в ходе кровавых событий, известных в Залмар-Афи как Скахская бойня.

Профессор Сои Ашарх несколько лет занимался составлением монументального труда по истории магии. В свое время он очень увлекался этим вопросом, и вместе со своим учителем, профессором Цир Ааларом, изучил в столичной библиотеке все доступные материалы, имевшие хоть какое-то отношение к магии. Легенды со всего мира, биографии великих умов Залмар-Афи трехсотлетней давности, сказки и труды на иных языках. Ашарх пытался систематизировать области и разделы магии, описать преобразования текстовых и жестовых составляющих заклинаний в каждой отдельной стране. Для него магия была загадкой: всего несколько веков назад она являлась неотъемлемой частью человечества, а теперь люди научились жить без божьего дара спокойно и легко, совершенно позабыв о способности своих предков.

Научная работа оказалась закончена только после смерти Цир Аалара, которую Аш нелегко пережил. Он дописал книгу исключительно в память о своем мудром учителе, но больше никогда к ней не возвращался. Эта тяжелая исследовательская работа отняла у него много сил ивремени, а успех ее был не настолько крупным, как надеялся профессор: «История магии» разошлась по материку, добравшись даже до гоблинского королевства Тхен, но научное сообщество восприняло ее довольно прохладно.

Однако теперь у Ашарха, который еще совсем недавно пребывал в полной уверенности, что знаком со всеми видами магии на материке, рушилась картина мира. Он стал свидетелем применения заклинаний, не описанных в его собственном научном труде. Песчаные потоки, которые Лантея легко переплетала в своих пальцах, словно нити, не были доступны никому из описанных профессором народов и рас в мире. И поэтому, когда металлическая решетка канализации пала под напором песчаного шара, Аш почувствовал, как почва ушла у него из-под ног. Все, что он знал о магии и мире, оказалось неполноценным, обрывочным.

Лантея, окутанная ореолом тайны, представляла для профессора уже не простой интерес. Теперь она была носителем новых знаний, которые могли изменить всю картину современной науки. И больше всего на свете Ашарх страстно желал получить эти знания. Сотни предположений разрывали голову профессора на части, однако девушка упрямо делала вид, что не замечала настойчивых взглядов мужчины.

– Ты способна управлять любой почвой? То есть землей, песком, глиной? Или только песком?.. А, может, твоя магия заключается в том, чтобы придавать предметам скорость? Но о таком я не слышал абсолютно ничего…

Аш разговаривал больше сам с собой, поскольку Лантея молча шла впереди и старалась не обращать на пустословие спутника никакого внимания.

Выбравшись из канализационного коллектора, пара беглецов оказалась у самого подножия внушительной крепостной стены, окружавшей Италан. Столица молчаливым колоссом вздымалась за их спинами, но профессор и девушка двигались вперед, даже не оборачиваясь на гниющее сердце Залмар-Афи. Река нечистот, вытекавшая из канализации, образовывала небольшое озеро, которое было бы уместнее назвать полноценным болотом, так как запах, исходивший от него, убивал всех насекомых вокруг, даже назойливых комаров. Дальше течение уносило загрязненную воду на юг, где она рано или поздно добиралась до реки Улги, раскалывавшей Италан на две части.

Когда Ашарх и Лантея в темноте ночи сумели по густому слою ила выкарабкаться на берег вонючего озера, хватаясь за рогоз и осоку, то их внешний вид оставлял желать лучшего. Ни один бедняк из Клоповника, самого нищенского и чумного квартала Италана, не выглядел хуже и непригляднее, чем двое беглецов в тот момент. Вся их одежда, несколько раз промокшая, пропиталась запахом отходов и тины, в сапогах чавкала грязь, а в клочья изорванная туника Лантеи лишь усугубляла неопрятный вид, так как она была испачкана кровью и разводами пота.

Ночь была ясной: звезды хорошо освещали дорогу. Пара скользила по густым зарослям люпинов, чьи фиолетовые соцветия мягко колыхались от дуновений ветра. Видимо, в начале ночи над городом прошел ливень, поскольку почва была влажной, а травы клонились к земле под тяжестью капель. Дивный свежий запах природы пьянил после канализации. По левую сторону от поля раскинулись предместья, но беглецы старались близко не приближаться к домам, опасаясь встретиться с ночным патрулем стражи или разбудить псов.

– Думаю, все же ты обладаешь именно магией песка в простейшей ее форме, то есть через управление мельчайшими частицами, – решительно подвел итог всем своим размышлениям профессор. – Это объяснение наиболее вероятно!

– Почему тебя так волнует этот вопрос?

Лантее порядком надоел шумный спутник, который нашел очередную тему для разговоров и сам себя развлекал монологами, мешая ей думать.

– В своей книге «История магии» я рассматривал некоторые легенды, пришедшие к нам из самых южных регионов империи Ис. В основном, они повествуют о том, что дикие пустыни Асвен, протянувшиеся вдоль всего южного побережья материка, на самом деле обитаемы. Пусть это и не доказано никем, но сказки ведь не рождаются на пустом месте. В некоторых легендах говорилось о пустынных созданиях, джиннах, полностью состоявших из магической энергии. Мол, они были неразумны и весьма агрессивны – закапывали в песок любого, кто заходил на их территорию. Другие сказки были о целом народе пустынных кочевников, чьи тела состояли из песка. Говорили, будто эти существа обладали очень могущественной магией песка – умели возводить из него дома и даже целые дворцы. Но в действительности их никто никогда не видел.

– Почему?

– «Потому что как только нога чужака ступает в пустыни Асвен, то создания эти скрываются в дюнах, словно песчаные змеи, и здания их осыпаются», – по памяти процитировал Аш.

– Но раз это простые сказки, почему ты в них веришь, профессор?

– А я и не верил. Рассматривал как хороший материал для книги, изучал, описывал. А поверил лишь в тот момент, когда увидел твою магию, – прошептал Ашарх, отводя руками высокие растения. – Но ты не похожа на джинна, ведь имеешь физическое тело, в тоже время ты не состоишь из песка, истекаешь кровью и потом, а это значит, что в своих умозаключениях я где-то ошибаюсь… К тому же, ты слишком белокожа для того, кто мог бы обитать в пустыне. Поэтому я определенно в замешательстве!

Лантея загадочно хмыкнула, не собираясь раскрывать все свои карты. Как бы профессор ни пытался обосновать свое любопытство – необходимостью ли научного исследования или же важностью опровержения недостоверных источников – девушка не желала облегчать ему задачу.

– Лучше скажи мне, что лежит за этими предместьями?

Чужачка указала на череду домиков.

– С этой стороны из застенного района ведет лишь главный тракт. Он уходит строго на восток, через Уце в Магенту, и так дальше до самых границ с империей, к крепости Цареле.

– А я смогу по нему попасть в регион Вех? – растерянно спросила Лантея, которой все эти названия городов совершенно ничего не говорили.

– Возможно, – скупо ответил профессор и растянул губы в неприятной улыбке.

Так как девушка игнорировала большинство его вопросов и не собиралась раскрывать тайны своей магии, то Ашарх решил отплатить ей той же монетой.

Лантея расстроено покосилась единственным здоровым глазом на спутника, но не стала в очередной раз угрожать оружием или применением грубой силы. Видимо, она действительно серьезно устала от мужчины, либо же надеялась справиться с ориентированием сама.

– Мне нужно искупаться, – через несколько минут молчания неожиданно заявила девушка.

– А ты видишь где-то здесь чистую реку?

Чужеземка указала рукой на силуэт ближайшего к ним с Ашархом домика:

– Вон там в огороде после дождя наполнилась бадья. Мне хватит. Может, и тебе достанется.

– Ну не полезем же мы туда…

– Почему нет? Нужно смыть с себя эту канализационную грязь, иначе мои раны воспалятся.

Не дожидаясь ответа мужчины, Лантея уверенно стала пробираться сквозь заросли высокой травы к покосившемуся невысокому заборчику.

– Постой! – негромко окликнул ее Аш и сам начал протаптывать себе дорогу следом. – А вдруг нас увидят? Что мы в чужом огород моемся!

– Веришь, мне уже все равно! Собак там вроде нет. Быстро молча окатимся и пойдем дальше. А там, у околицы, где поближе к тракту, разойдемся наконец, а то видеть твою рожу уже больше не могу, профессор.

Мысль с купанием не показалась Ашу рациональной, но ему и самому действительно трудно было бороться с желанием снять с себя испачканную одежду и ополоснуть тело, зудевшее от корки подсыхавших нечистот. Хотя в условиях побега ему, наверное, не стоило думать о таких приземленных потребностях плоти, но тем не менее он все же последовал за Лантеей.

Небольшая бревенчатая изба с соломенной кровлей и простенькими закрытыми ставнями стояла почти вплотную к соседнему дому. Из печной трубы поднималась тонкая белая лента дыма, из-за чего все непримечательное здание казалось окутано уютом и теплом. На заднем дворе растянулся ухоженный огород, где каждая грядка была любовно прополота. Под крышей крошечного приземистого сарая возвышалась аккуратно сложенная поленница, а прямо на углу стояла добротная деревянная бадья, в которую набралась дождевая вода.

Уже предвкушая бодрящую свежесть после купания, Лантея бросила сумку на землю и скорее скинула с себя изорванную и испачканную одежду. Совершенно не обращая внимания на смущенный взгляд застывшего у забора Ашарха, девушка нагишом приблизилась к бадье и опустила туда бледные руки. Высокая и худая фигура чужачки выделялась в ночной темноте ярким пятном, словно ее кожа отливала звездным светом. Среди множества синяков и ран, покрывавших все ее тело, на правой голени выделялся странный старый шрам: хаотично переплетенные красные линии, заполнявшие почти всю поверхность кожи, от ступни и до самого колена.

Лантея осторожно умыла лицо, стараясь не потревожить опухшее веко и разбитую губу. Она окунула в бадью голову и начала распутывать в воде слипшиеся и сбившиеся в комок волосы. Когда с прядями было покончено, то девушка горстями принялась лить воду на тело. Ручейки стекали по ее рукам, плечам, очерчивали контуры острых торчащих грудей и растекались по плоскому животу. Капли искрящимися островками поблескивали на гладкой коже, срывались вниз и исчезали в темноте травы.

– Я затылком чувствую твой нескромный взгляд, – негромко проговорила Лантея, не отрываясь от принятия водных процедур.

Ашарх невольно покраснел, уличенный в подглядывании, но даже и не подумал отвернуться. Нежные пальцы девушки аккуратно поглаживали кожу вокруг ожогов. Чужачка морщилась, но не прекращала смывать подтеки сукровицы и промывать раны. На мгновение профессор поразился стойкости этой хрупкой молодой женщины: весь ее торс был усеян расплывшимися пятнами синяков, ярко-алые следы, оставленные раскаленной кочергой, навсегда изуродовали ее спину и руки, а девичье лицо превратилось в искалеченную маску – но она все еще держалась на ногах. Она с остервенением отмывалась от грязи, словно могла так же легко избавить от унижения и клейма преступницы, которым ее наградили Сыны Залмара. И ни на одну секунду Ашарх не увидел в ее глазах страх, сомнение или жалость к самой себе. Трудно было даже представить, какую цель она преследовала с подобной самоотдачей и что же давало ей сил так легко проходить через тяготы, все равно продолжая свой путь.

Лантея отошла от бадьи, тихо фыркая и отплевываясь от воды, стекавшей по лицу с мокрых волос. Она двигалась грациозно и легко, как хищник, не скованный одеждой или стеснением. Было в этом что-то завораживающее и опасное. И профессор впервые потерял дар речи перед обнаженной женщиной, не в силах пошевелиться или отвести взгляд.

Даже не собираясь прикрываться, чужачка, высоко подняв голову, прошла мимо замершего Аша к своим вещам. Она достала из недр объемной сумки чистую белую тунику и с наслаждением надела ее, решив даже не утруждать себя нижней рубахой, штанами или обувью.

Чтобы хоть как-нибудь отвлечься от удушающего жара в горле, профессор разделся быстрыми и скупыми движениями и скорее направился к освободившейся бадье. Стараясь плескаться не слишком громко, чтобы не разбудить хозяев небольшой избы, Ашарх смыл с себя грязь и пот. Конечно, у него не было в запасе сменной одежды, и даже после мытья мужчине пришлось бы надевать промокшие сырые вещи, поэтому он не особенно усердствовал с водными процедурами, больше надеясь избавиться от усталости, чем от канализационной вони.

Лантея все еще поджидала его у забора. Она сразу же сунула профессору в руки его сброшенную одежду и, скорее подхватив свою сумку, двинулась дальше вдоль ряда деревянных домов. Аш оделся, с отвращением натянув липкие штаны и хлюпающие сапоги, и быстрее поспешил следом.

Девушка протянула спутнику испачканную в земле морковь:

– На, поешь.

Вторую она уже обтерла о низ своей туники и разломила на несколько частей.

– Откуда ты их взяла? – спросил профессор и с удивлением воззрился на овощ.

– Из огорода. Вытащила с грядок, пока ты мылся, – невозмутимо ответила жующая Лантея. Она шла босиком по мокрой от дождя траве, держа грязные сапоги за голенища в одной руке.

– Ты своровала эту морковь?

– Думаешь, от двух штук хозяин дома так сильно обеднеет? Не смеши меня. Мне эта еда поможет выжить и восстановить силы, да и тебе явно хуже от нее не будет.

Желудок Ашарха скрутился в тугой узел от голода. Никогда раньше до поощрения воровства профессор не опускался, но после всего произошедшего за последние часы трусливая покорность закону казалась уже неуместной. Он отряхнул морковь от земли и жадно принялся ее грызть. Песок скрипел на зубах, но это были мелочи, не способные испортить вкус пищи после того, как Аш не ел ничего уже почти сутки.

– Что ты намерена делать дальше? Судя по всему, ты как-то связана с регионом Вех. Направишься туда? – через несколько минут оживленного жевания поинтересовался профессор.

Пара беглецов уже подходила к концу предместий. Последние дома провожали их закрытыми ставнями. Вдалеке виднелась широкая полоса вытоптанного тракта, который наверняка сильно размыло после дождя.

– На твоем месте я бы подумала лучше о себе.

– А что я? Я буду учиться выживать.

Ашарх скривился и выкинул ботву от моркови в кусты.

– Тебе полезно, – безжалостно сказала Лантея, которая настороженно осматривала ближайшие избы. – Никак не могу понять, что это за запах висит в воздухе?

– Какой? – спросил профессор. Он мгновенно замер и принюхался.

Пахло сыростью после дождя, размокшей землей и цветочными бутонами, наполненными каплями влаги. Иногда ветер приносил дым от ближайших домов, а к нему примешивался слабый дух конского навоза. Но вонь от одежды двоих беглецов была сильнее всего этого букета.

– Признаться, запашок от нас обоих перебивает практически все остальные ароматы.

– Ну неужели ты не чувствуешь? Такой явственный тяжелый запах. Кажется, это тянет из того хлева.

Девушка указала рукой на высокое дощатое строение, находившееся на самом краю одной из улиц.

– Это конюшня. Оттуда несет только навозом.

– Точно, это же навоз так пахнет!.. Подожди… Так это же именно то, что надо.

Даже не собираясь ничего объяснять спутнику, девушка решительно направилась в сторону конюшни. Продираясь сквозь заросли кустарников и лебеды, она не щадила свои босые ноги. Лантея перебралась через плетеную изгородь из прутьев и оказалась на просторном внутреннем дворе. На большом участке вытоптанной травы лежали тяжелые выдолбленные корыта с водой, под соломенными навесами стояли различные инструменты для пахоты, разбитые телеги и колеса с поломанными спицами. Терпкий запах навоза висел в воздухе.

– Ты что делать собралась?

Ашарх, запыхавшись, едва успел догнать чужачку, которая уже тянула на себя просевшую от времени деревянную створку ворот, ведущих в сарай.

Лантея не ответила, а лишь тихо, как мышь, нырнула в темноту конюшни, закрыв за собой дверь. Профессор сплюнул со злости и дернул за массивную погнутую ручку, чуть приоткрыв створку и просунувшись следом за своей спутницей.

Внутри на столбе висел забытый кем-то фонарь, пламя догоравшей свечи трепетало за толстым стеклом. По обе стороны сарая тянулись ряды одинаковых денников, почти все они были заняты лошадьми: животные, разбуженные неожиданными посетителями, удивленно высовывали морды в проход, жевали губами и беспокойно стригли ушами. В углу высился ворох свежего сена с воткнутыми в него вилами. На стенах, на грубых вколоченных крюках, висели уздечки, попоны, щетки и хлысты. Напуганные посторонними, с потолочных перекладин сразу же вспорхнули дремавшие там голуби.

Чужачка сбросила все свои вещи на сено и медленно пошла между стойлами, внимательно оглядывая лошадей и иногда касаясь пальцами любопытных носов, тянувшихся к ней. Бархатные губы так и норовили ухватить протянутую к ним руку.

– Лантея! Что ты делаешь? – шепотом проговорил Ашарх, наблюдая за девушкой.

– А что тебе не ясно, профессор? Хочу позаимствовать для себя средство передвижения. На своих двоих, знаешь ли, от погони не скрыться. Тебе тоже стоило бы рассмотреть этот вариант.

– Ты с ума сошла? Ты знаешь, сколько они стоят? Если тебя поймают с краденым конем, то отрубят руки, – сказал Аш и в изумлении воззрился на спутницу. – Ты хоть понимаешь, что это уже не морковки с огорода воровать? Здесь несколько другой масштаб!

Лантея остановилась в середине хлева и обернулась к профессору, нахмурив лоб.

– Ты, видимо, все еще не понял. Чтобы спасти свою жизнь я готова на многое, на очень многое. И сейчас, находясь под угрозой поимки Сынами и возвращения в темницу, я без сомнений возьму на себя подобный риск. Конь мне нужен, с его помощью я смогу быстро скрыться из Италана и этого региона. А значит, я возьму его. И никто мне не помешает. Даже ты, – проговорила девушка и ткнула пальцем в своего спутника.

Видимо, голос Лантеи разбудил какого-то старого дворового пса, поскольку с улицы раздался приглушенный хриплый лай. Через несколько секунд собака замолчала, и над предместьями снова воцарилась ночная тишина. А беглецы продолжили свою беседу.

– Есть много других способов скрыться от преследования. Не обязательно воровать, – едва слышно сказал Ашарх, изогнув бровь.

– Если ты думаешь, что я всю свою жизнь только и воровала, то ты ошибаешься. Я делаю это сейчас потому, что меня вынуждают обстоятельства.

– Удобная отговорка, – с нотками сарказма в голосе добавил профессор и скрестил руки на груди.

– Что ты ко мне прицепился со своими нотациями? Тебе нечем заняться, профессор? У меня своя жизнь, у тебя – своя, – бросила Лантея и раздраженно вцепилась пальцами в перегородку. – Я не убила тебя в казематах, а ты вывел меня из города – мы в расчете! Дальше наши пути расходятся, и каждый будет выживать так, как умеет.

– Значит, хочешь, чтобы я ушел? – прямо спросил мужчина.

– Мечтаю об этом! Дай мне, наконец, отдохнуть от твоего занудства.

– Хорошо! Пожалуйста. Я уйду, – согласился Аш и выставил перед собой пустые ладони. – Если не желаешь прислушиваться к здравым советам, то мне тебе больше сказать нечего.

– Катись уже отсюда.

Профессор бросил свой последний негодующий взгляд на девушку и, развернувшись, быстро покинул конюшни тем же способом, которым в них и проник. Старые ворота громко хлопнули.

Лантея осталась одна, если не считать десятка заинтересованных лошадей, которые с любопытством наблюдали за развернувшейся перед их глазами сценой – никто даже не шевелился. С облегчением вздохнув после того, как шаги Ашарха затихли на заднем дворе, чужачка сосредоточилась на своих насущных проблемах. В первую очередь ей стоило разобраться с кобылой, которую она присмотрела для себя. Рыжая кареглазая лошадка постоянно совала мокрый нос в ладони Лантее, видимо, в надежде найти там яблоко или морковку.

Профессор был достаточно умным человеком: огромная библиотека знаний, находившаяся в его голове, вызывала невольное уважение у Лантеи, хоть она и считала, что во всем остальном, кроме хранения информации, Ашарх был откровенно слабоват. Но теперь профессор ушел. И чужачка была уверена, что он не сможет выжить один. Хотя какое ей было до этого дело?

Девушка приоткрыла дверь денника и подперла ее. Животное, почувствовав запах свободы, негромко заржало и ударило передними копытами по земле, поднимая в воздух клоки соломы, которой было выложено все стойло. Лантея практически не общалась в своей жизни с лошадьми, поэтому она с сомнением оглядела невзнузданную кобылу и сильно задумалась над тем, что ей следовало делать дальше. Порядок действий она представляла весьма смутно, а обилие различных предметов экипировки откровенно вводило ее в панику. На перегородке висел старый потрепанный недоуздок, который девушка взяла в руки и нерешительно перевела взгляд на рыжую лошадку. Наверное, стоило попробовать надеть хотя бы эту часть упряжи для начала.

Зайдя в стойло, Лантея с решительным видом шагнула к кобыле и попыталась просунуть морду животного в недоуздок. Лошади это явно не понравилось: она отворачивалась и пренебрежительно приподнимала губы, демонстрируя свои желтоватые крупные зубы. Проведя за этим увлекательным занятием несколько минут, девушка не сразу поняла, что сначала следовало отпустить ремешки, которые были затянуты слишком туго. Если бы так пошло и дальше, то она оседлала бы эту кобылу только к утру, пока разобралась со всеми деталями и предметами сбруи.

Неожиданно совсем близко от конюшни раздались какие-то посторонние звуки. Лантея мгновенно развернулась, удивленная, что ее острый слух ничего не распознал гораздо раньше. Видимо, она очень сильно увлекалась седланием лошади и пропустила чужие шаги. Похоже, этот надоедливый профессор решил вернуться, чтобы дальше действовать ей на нервы пустыми разговорами и нотациями. Как удивительно тихо он сумел подобраться!

Но звук принадлежал не одной паре ног: кажется, сарай окружала целая группа людей. Вряд ли это Ашарх производил столько шума. Лантея даже не успела ничего сделать. Как только она выбежала из стойла, то в конюшне с обеих сторон резко распахнулись ворота. Огромные деревянные створки со скрипом раскрылись, ударившись о стену, и впустили в сарай небольшую толпу народа, мгновенно хлынувшую вглубь помещения с двух входов. Вооруженные вилами и топорами бородатые мужики, дородные бабы с кочергами и фонарями в руках и малые дети, с любопытством хватавшиеся за юбки матерей, – жители всех ближайших домов сбежались к конюшням. Большинство из них было в исподнем: просторные рубахи, спадавшие штаны, которые не успели ничем подвязать, и наспех надетые лапти, а кто-то и вовсе был босиком. Женщины с накинутыми на плечи платками и шалями сразу же начали недовольно роптать, как только заметили изумленную Лантею, замершую у стойла с удилами в руках. Кто-то радостно воскликнул, и толпа с обеих сторон медленно и осторожно начала заполнять все свободное пространство прохода, не позволяя девушке куда-либо сбежать с места преступления.

– А я говорила, что тут кто-то копошится! Недаром Фенька залаял! – раздался от ворот визгливый бабий голосок, и это было сигналом к тому, чтобы к чужачке кинулись мужики с вилами.

Несколько крестьян подбежали к Лантее, громко топая лаптями, направив на нее свое грубое примитивное оружие, словно загоняли в угол лисицу, таскавшую несушек из курятника. Они решительно оттеснили девушку к столбу, где висел почти погасший фонарь.

– Эх! А я думал, что тут тварь из леса поживиться приползла. Ну, мы бы ее нагрели!.. А это просто какая-то оборванка босоногая. Нищенка из Клоповника.

– Еще и заразная, как пить дать!

– Да конокрадка это, тьфу! – сплюнул какой-то дряхлый дед, имевший болезненный вид.

– А и верно! Вон у нее удила в руке, – пробасил один из мужиков с цепом, отирая о мятую рубаху вспотевшие ладони. – И не стыдно тебе, девка? Чужое добро уводить!

Лантея, не ожидавшая, что все произойдет так быстро, даже растерялась. С одной стороны, это были простые озлобленные крестьяне, справедливо поймавшие ее за кражей лошади, но, с другой стороны, она не могла позволить, чтобы ее в очередной раз схватили. Было достаточно и одного хорошо запомнившегося раза. Ей было жаль этих людей, которые случайно оказались у нее на пути, но она не могла позволить пленить себя и вновь попасть за решетку. Чужачка не сводила с хмурых одутловатых лиц свой пристальный взгляд, пока ее руки осторожно искали на поясе оружие. И в это мгновение паническая мысль пронзила ее голову, словно стрела.

Все оружие осталось в сумке, которая лежала на куче сена у самого входа в конюшни.

К своему ужасу, Лантея вспомнила, что на ней после купания не было ничего, кроме длинной туники, подпоясанной тонким кожаным ремнем. Ни кинжалов, ни метательных ножей, не было даже мешка с остатками песка, из которого еще можно было сотворить небольшой магический шар. Все вещи находились на другом конце сарая, а между ними и девушкой стояла разозленная толпа крестьян, которые легко проткнули бы беззащитную цель серпами и косами, решив она бежать.

– Отпустите меня, – едва слышно прошептала растерявшаяся Лантея, – пожалуйста.

– Ишь чего захотела! – воскликнули сразу несколько баб.

– Ты коня нашего увести думала, а мы тебя простить должны?!

– Да давайте выпорем ее до костей, делов-то! – послышалось предложение с задних рядов.

Девушка вздрогнула. Ее ожоги все еще чудовищно ныли, и новой боли она бы просто не вынесла.

– Не надо, я прошу вас…

Кажется, в тот момент она была готова молить.

К конюшне подтягивалось все больше и больше людей. Любопытный народ заглядывал в распахнутые ворота и громко обсуждал происходившее на их глазах. Темноту ночи разогнали факелами, фонарями и свечками. Каждый норовил получше разглядеть пойманную конокрадку.

– А вон она вся избитая какая! Харю-то кто-то ей уже подкрасил! Видать, за дело!

– Значит, не впервой ворует! А таких только петля висельная исправит!

Вперед сквозь толпу протиснулся совсем молодой жрец в потертом черном одеянии, наспех надетом:

– Не зверствуйте, люди! Залмар учил, что наказание должно быть соразмерно преступлению!

На мгновение в Лантее зародилась надежда. Эти верующие могли послушаться храмового служителя. Все же девушка так и не украла лошадь, а значит, и обвинять ее можно было лишь в намерении. Однако стоило жрецу продолжить говорить, как все ее ожидания развеялись.

– Нужно поступить, как велит закон Владыки. Не лупить плетями, а руки отрубить, дабы неповадно было тянуть их к чужому добру! – патетически закончил служитель.

По рядам крестьян пронеслись довольные возгласы. Такое наказание их тоже устраивало. Ведь главное, чтобы было зрелище, да чем кровавее, тем забавнее. В их безрадостной жизни лучше не было развлечения, чем пасмурным утром сходить на площадь и посмотреть, как живому человеку отрубают руки. И сразу на душе у них становилось легче, ведь кому-то совсем рядом было гораздо хуже и тяжелее. И работа уже казалась приятнее, лавка – мягче, а мед – слаще, потому что в голове у них была лишь одна мысль – «У меня есть кусок хлеба и сильные руки, а у него от жизни остались только культи». А милосердию и помощи ближним здесь не было места, как и слабости.

– Простите, простите меня, люди! – не своим голосом закричала Лантея, когда крепкие мужские ладони схватили ее под локти и потащили к выходу с конюшни.

– В колодки ее!

– Залмарова немилость падет на головы всех грешников!

Толпа скандировала свою волю, потрясая зажатыми кулаками. В сторону девушки летели плевки, брань и пинки, пока ее, упиравшуюся и вырывавшуюся, вели по живому коридору. Каждая баба норовила посильнее дернуть конокрадку за волосы или побольнее ущипнуть за покрытую синяками кожу. Дети счастливо лопотали, повторяя выкрики родителей и хлопали в ладоши, воспринимая происходящее как часть какого-то торжества.

Улица перед сараем была заполнена галдящими людьми. В домах горел свет, из окон высовывались заспанные лица крестьян, провожавших преступницу презрительными взглядами. Вскоре подоспели и стражники, совершавшие ночной обход в застенном районе. Они забрали Лантею у толпы и заковали ее в тяжелые металлические кандалы. Пока конокрадку вели к небольшой рыночной площади предместий, где располагалось лобное место и караульный дом, то десятки проклятий обрушились на голову чужачки, а кто-то даже кинул в нее несколько яиц.

– Воровка бессовестная! Утром отрубим тебе руки!

– Конокрадам и ворам неча шляться по дворам! – протянул чей-то нетрезвый голос.

Девушку вели через все предместья, босиком по узким размытым улицам, и никто не слушал ее мольбы, никого не разжалобили ее слезы. Потому что эти люди точно так же, как и Лантея, просто хотели выжить в жестоком мире. И защищали то, что было заработано их непосильным трудом.


***


Как только за профессором захлопнулись ворота конюшни, он молча и быстро пересек пустынный задний двор и углубился в заросли люпинов. Раздраженно сминая сапогами сочные стебли растений, Ашарх уходил все дальше от предместий, намереваясь добраться до ближайшего леса или рощицы и заночевать там после долгого и тяжелого дня. Пусть с Лантеей он и провел совсем немного времени, но уходить было нелегко. И главной причиной этому было страстное желание заставить девушку раскрыть тайну ее родины и магии.

Аш чувствовал себя старым дворовым псом, перед которым издевательски поводили куском хорошего свежего мяса, а после отобрали. За годы, проведенные на посту преподавателя в академии, профессор научился определять ценность и значимость информации с одного взгляда. Как опытный исследователь, работавший над созданием далеко не одной монографии, он легко понимал, что могло стать основой для целого собрания научных трудов, а что не представляло особенной ценности.

Так, Лантея была ключом, который мог приоткрыть дверь в другой мир – мир неисследованных знаний, способных принести славу тому, кто им обладает. Она пользовалась магией, недоступной никому из известных на материке рас. Ее говор, странная бледность и незнание законов этого мира – все это в совокупности утверждало Ашарха в мысли, что где-то существовал целый народ или племя подобных Лантее созданий. И им как-то удавалось неисчислимое количество веков скрываться от всего мира. Логичных объяснений этому факту профессор не находил.

В его голове каждую секунду всплывали отрывки из учебников, энциклопедий, летописей и личных дневников, где легенды и исторические справки смешивались в единую консистенцию неприглядного вида. Аш вспоминал рассказы о жутких тварях, бардовские баллады об исчезнувших богах и страшные сказки, которыми старухи в деревнях пугали малышей перед сном. И профессора чудовищно раздражала эта загадка, которую он никак не мог для себя обосновать.

Более того, теперь, когда Лантея откровенно отказалась что-либо говорить о себе и попросила Ашарха идти своей дорогой, то мужчина терзался обидой. Мечты о всемирном признании его научных исследований и изданном сборнике монографий о таинственном народе таяли на глазах. И чем дальше профессор отходил от предместий, тем тяжелее на душе у него становилось. Он слишком легко позволил такой драгоценной добыче выскользнуть из рук. Быть может, это был шанс всей его жизни, а он его упустил. Но постепенно даже все эти сладкие фантазии о славе и деньгах потеснились перед более суровым конкурентом: вся безвыходность ситуации, в которой Аш оказался, нелегким грузом опустилась на его плечи вместе с вечерней прохладой.

Он шел по полю сырой травы без денег, без вещей и без доброго имени. Теплое жилье, не самая плохая работа и все имевшиеся у него связи остались за спиной, в темневшем силуэте Италана. Даже когда Аш, будучи еще строптивым подростком, ушел из своего родного дома, провожаемый недовольными взглядами родителей, он не ощущал себя таким потерянным и беспомощным. Хотя в те дни у него все же было несколько монет за душой и планы на жизнь, а теперь не оказалось и этого. Отныне ему следовало скрываться от погони Сынов, и он понятия не имел, как должен был это делать. Жить в лесу, подобно дикому зверю, сгрызая кору с деревьев и прячась в брошенных берлогах?

Ашарх не был уверен, что он способен на такое.

Где-то далеко за спиной, на другом конце поля раздались приглушенные крики. Профессор остановился и с интересом обернулся. Он долго и сосредоточенно вглядывался в темное здание конюшни, пытаясь понять, оттуда ли шел шум. Вскоре, десятки факелов и фонарей разогнали мрак возле сарая, и Аш вновь услышал звуки: голосила толпа, раздавались протяжные вопли и даже чей-то визгливый смех. А после ветер принес обрывки фраз:

– Девку в колодки… Конокрадка…

С тяжелым сердцем профессор почти четверть часа стоял на границе небольшой рощицы и вглядывался в расцвеченный огнями район, где Лантею поймали на краже, и разгоряченная толпа вела ее по улицам, осыпая проклятьями и тумаками. Как он и предупреждал девушку, за конокрадство полагалось отрубание рук. И утром приговор должны были исполнить. Если еще раньше Сыны не обыщут всю столицу и застенье и не найдут искомую ими чужачку в колодках.

В конце концов Ашарх отвернулся. Она ведь и сама говорила, что у каждого из них свой путь. Да, их дороги на одну ночь пересеклись странным образом, из-за чего жизни обоих разрушились. Но не следовало на этом зацикливаться. Теперь Лантея получит то, что заслужила, а профессор попробует поиграть в догонялки со смертью немного подольше.

Он одернул свой провонявший кафтан и решительно направился глубже в рощу, чтобы найти там какое-нибудь сухое место для сна. Пусть эта девушка со своими тайнами останется за его спиной.

Говорят, только в самые трудные моменты люди вспоминают о боге – в те моменты, когда они окончательно теряют веру в свои силы. Ашарх никогда не считал себя по-настоящему верующим человеком. Да, он ходил в храмы, читал молитвы, изучал священную книгу – Заветы Залмара. Однако почти никогда он искренне и открыто не обращался к богу в своих мыслях. Но, кажется, теперь стоило попробовать. Когда еще, как не в этот, самый отвратительный, день в его жизни?

Профессор привычно потянулся рукой к своему поясу, пытаясь нащупать маленький обережный мешочек, который он всегда носил с собой. Символ истинной веры – ни у одного залмарца во всей стране не было ничего дороже этой крошечной вещицы. Это последняя драгоценность Ашарха, которая у него осталась после побега из столицы.

Но обережи на месте не было.

– Лантея! Ах ты грязная воровка!


***


Всего в Италане было четверо ворот, каждые из которых назывались по соответствующим им сторонам света и вели к трактам, гибкими лентами убегавшим в соседние регионы. На ночь громоздкие прочные ворота обыкновенно запирали, и стража очень неохотно пропускала через них любых запоздалых путников. Нужно было обладать поистине весомой причиной или тяжелым кошельком, чтобы деревянные створки распахнулись после захода солнца. Обыкновенно странники, не успевшие попасть в столицу до заката, оставались на ночевку в предместьях, которые широким кольцом обхватывали молчаливую громаду Италана со всех сторон. Застенных районов было несколько, но все они славились лишь исключительной бедностью и грязью. Если внутри крепостных стен существовали определенные правила и распорядки, то предместья жили в большей степени по собственным законам, как отдельные поселения. И только караулы, состоявшие из городских стражников, еще имели здесь какую-то власть.

Сразу за Восточными воротами Италана находился Мельничный застенный район, в который и попали Ашарх с Лантеей, когда вышли из канализации. Десятки изб жались друг к другу, как замерзшие воробьи, а на нескольких ближайших холмах поскрипывали мукомольные мельницы. Массивные вытянутые лопасти деревянных башенок медленно и монотонно крутились, подгоняемые потоками ветра. По правую сторону от меленок начинались фруктовые сады, где яблочные и грушевые деревья сгибали свои тонкие станы под весом отяжелевших веток, усыпанных созревшими плодами.

В одном месте Мельничного района ряды домов немного расступались в стороны, открывая взору вытянутую рыночную площадь. Днем там кипела жизнь, но после захода солнца предместья совершенно вымирали. Посередине площади располагалось лобное место, где на постаменте для публичной порки был установлен позорный столб с ошейником и цепями, а рядом, на земле, стояли несколько крепких колодок. Ближе к домам были разбросаны пустые деревянные лотки торговцев, покосившиеся и прогнившие. Помимо прочего, на окраине площади находился двухэтажный постоялый двор для тех, кто не успел попасть в столицу до ночи, а совсем рядом стояла непримечательная караульня, где отдыхали стражники, ожидавшие своей смены.

Лантею заковали в колодки защитники правопорядка. Уставшие после ночного обхода, они даже не стали о чем-то ее спрашивать, а лишь скорее замкнули замок и поспешили под крышу караульни, чтобы погреть промокшую обувь у теплого очага. А вот жители предместий все не могли успокоиться: рабочий жеребец в этих землях стоил дорого, и оттого конокрадов ненавидели всей душой. Несколько десятков человек еще около получаса пробыли на площади, громко обсуждая все увиденное и попеременно то сыпля проклятьями на голову конокрадки, то швыряясь в нее грязью и смачно харкая в лицо. Кто-то даже демонстративно помочился на столб, поддерживающий колодки. Лантея стояла в очень неудобном положении, из-за чего ее шея и запястья затекли практически сразу же. Она скрылась от чрезмерного людского внимания за пеленой волос, но многие настырные бабы специально дергали девушку за пряди, чтобы удостовериться, что их проклятья и брань доходили до адресата. Однако через какое-то время крестьянам это надоело: Лантея никому не отвечала, стоически сдерживала слезы и стоны, когда в нее тыкали пальцами или пинали, поэтому люди понемногу стали расходиться по избам. В конце концов, им еще предстояло утром насладиться страданиями преступницы. А пока они могли с чистой совестью отправиться домой, рассказывать своим малым детям, какое завтра их ждало представление.

В какой-то момент Лантея просто подняла глаза и поняла, что на площади больше никого не было. В ближайших избах уже погас свет, и на предместья вновь опустилась тишина. До рассвета оставалось буквально несколько часов, но вряд ли девушке удалось бы поспать в таком полусогнутом положении, хотя ее колени дрожали от страха и подгибались от усталости. Она позволила себе наконец в отчаянии закусить все еще опухшую губу и протяжно исступленно застонать. Слезы сами потекли из ее глаз, и от их соли все маленькие царапины на лице защипало.

Впервые в жизни она совершенно не представляла себе, что делать. Каждый раз, искренне надеясь на волю случая, защиту своей богини или же нечасто подводившую ее интуицию, Лантея преодолевала большинство трудностей, встречавшихся на ее жизненном пути. Но, начиная с недавнего времени, неудачи преследовали ее во всем. И каждая задумка или действие оборачивалось грандиозным провалом. Только в этот раз у нее уже не было никаких надежд на спасение. Она стояла босая, избитая и измазанная грязью у позорного столба, смердевшего мочой. Без оружия, без возможности сотворить магическое заклинание, неспособная ни у кого попросить помощи, девушка не верила, что до утра случится хоть какое-нибудь чудо.

Как только взойдет солнце, то все эти отвратительные мстительные люди вернутся на площадь и продолжат издеваться над ней. Они будут бросаться в нее яйцами и гнилыми овощами, а потом придет палач и ей отрубят руки. И пока она будет захлебываться истошным криком, залмарцы с наслаждением будут наблюдать, как девушка в ужасе смотрит на свои культи.

Между ближайшими к Лантее домами промелькнула чья-то неясная тень. Чужачка сразу же насторожилась. Похоже, еще не все жители этих проклятых предместий пришли, чтобы поиздеваться над неудавшейся конокрадкой. Тень появилась снова, но теперь она увеличилась в размерах – к лобному месту явно целенаправленно кто-то шел. Тихие шаги отскакивали эхом от стен, а вскоре Лантея смогла различить, что идущий был мужчиной в распахнутом кафтане. Как только человек оказался достаточно близко, девушка чуть не задохнулась от волнения. Это был профессор, несший на плече какую-то тяжелую кладь. Лицо его было сосредоточенным и серьезным, и шагал Аш точно к колодкам, где стояла преступница.

Зачем он вернулся? Этот вопрос настойчиво бился в висках Лантеи несколько мгновений. Хочет ли просто поиздеваться над тем, что он оказался прав, или же рассчитывает помочь ей? Они слишком мало общались, чтобы девушка точно понимала мотивы профессора и могла надеяться на какую-то помощь или снисхождение, но в тоже время он не казался ей злонравным.

– И снова здравствуй, профессор. Какая сегодня дивная ночь, не правда ли?

– Смотрю, ты сделала все возможное, чтобы вновь оказаться в оковах, – мрачно отозвался Ашарх, но из-за своего неудобного положения Лантея не могла полноценно разглядеть выражение его лица.

– Ты пришел помочь или ткнуть меня носом в собственное дерьмо? – отбросив в сторону все любезности, напрямую спросила девушка.

Профессор поправил на плече ремень тяжелой сумки, которую от нес, и завел руки за спину. Вид его стал менторским, но Аш лишь молча стал прогуливаться напротив плененной преступницы.

– Ты кое-что стащила у меня, Лантея. И я пришел забрать это.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Да неужели? – спросил мужчина, замерев на месте, а в его голосе послышалось откровенное издевательство. – Ну, извини тогда! Я, видимо, ошибся.

Профессор демонстративно развернулся и неторопливым шагом направился обратно к переулку, из которого и появился минутой ранее. Чужачка так заскрипела зубами, что они лишь чудом не раскрошились в пыль. Несколько мгновений она наблюдала за гордо выпрямленной удалявшейся спиной, а после все же призналась:

– Ладно! Это была я. Я и правда забрала у тебя этот обережный мешочек, пока ты купался.

Ашарх сразу же остановился и развернулся. На лице его играла пакостная улыбка, которая бывает только у котов, по самые усы выпачканных в украденной со стола сметане.

– Чудесно. Я рад, что ты ступила на путь исправления. Говорят, даже самых матерых преступников можно спасти, если они вовремя признают свои грехи.

– Что я тебе такого сделала, профессор, что ты меня так сильно невзлюбил?

– Даже не знаю… – задумчиво прошептал Аш и посмотрел куда-то в сторону караульни. – Возможно, именно из-за тебя я лишился своей работы, сбережений и места под солнцем в этом городе?

– Глупости. Ты и сам знаешь, что потерял все эти «блага» только по своей вине – тебе не стоило начинать знакомство со мной с доноса, – вспылила Лантея и сплюнула себе под ноги.

– Наши взгляды на эту встречу несколько разнятся. Но сейчас разговор не об этом… Где моя обережь?

– Быть может, она осталась в моих сумках, которые лежат в конюшне? Признаться, не помню, куда я ее бросила, – протянула девушка и скрыла лицо за пеленой грязных волос.

– Кажется, все произошедшее тебя ничему не научило…

– Почему?

– Почему? Давай я объясню тебе еще раз, Лантея, – заговорил профессор, подойдя гораздо ближе. – Ты не в том положении, чтобы пытаться сейчас обмануть меня или провести. Если ты хочешь выйти из предместий с целыми руками, то будь так добра, отвечай честно.

– Думаешь, я вру тебе?

– Думаю, что ты очень глупа, потому что отказываешься пойти навстречу твоему последнему шансу на спасение. Мы уже проходили этот этап в казематах.

Ашарх скинул с плеча на землю тяжелую походную сумку Лантеи, которую он забрал из конюшен. Из ворота выглядывали голенища испачканных сапог и плащ –профессор ничего не забыл.

– Ты забрал мои вещи?.. Как любезно с твоей стороны!

– Вот только обережи там, к сожалению, не оказалось. Иначе меня бы здесь не было. Где она?

– Поверить не могу, что ты вернулся сюда только из-за этого крошечного мешочка. Да что в нем такого особенного, из-за чего все залмарцы кипятком ссут? – немного злобно пробормотала девушка, пытаясь покрутить шеей, но та давно уже одеревенела.

– В нем мой последний шанс выжить в этой стране. Видишь ли, если мне чудом удастся сбежать от погони Сынов, не умереть с голоду, скрываясь в лесах и заброшенных деревнях, то вернуться к обществу я смогу лишь при наличии обережи, – тяжело вздохнул профессор. – Без этого мешочка меня затыкают вилами крестьяне в любом селе, куда я попробую податься.

– Тебе не кажется, что если ты меня освободишь, то нам обоим гораздо приятнее будет продолжать этот несомненно интересный диалог?

– У меня есть определенные подозрения на этот счет, знаешь ли. Например, я уверен, что эти прочные и жесткие деревянные колодки магическим образом стимулируют тебя говорить правду.

– Ты ошибаешься.

– Да неужели? Давай проверим.

Ашарх присел на корточки и принялся искать что-то в сумке Лантеи. Через несколько секунд он достал ножны с отравленным кинжалом и продемонстрировал их преступнице.

– Хочешь отравить меня моим же ядом? – горько усмехнулась девушка. – Не ожидала от тебя такого хладнокровия, профессор.

– Я не способен перерезать кому-то глотку или вонзить нож в сердце, знаешь ли. Но, помнится, ты утверждала, будто даже малая царапина этим кинжалом способна отправить человека на тот свет, – протянул профессор и поднялся на ноги. – Одну царапину нанести я сумею.

– Не думаю. Ты не убийца. Такой тяжелый груз твоя совесть просто не осилит.

– Рискнешь проверить, верна ли твоя догадка? – поинтересовался Аш и подошел вплотную к пленнице. – Бежать тебе некуда.

– За что ты так со мной?..

– Я просто хочу, чтобы ты осознала, как остро мне не хватает моей обережи, которую ты столь бессовестным образом украла.

Вывернув шею, чтобы лучше видеть собеседника, Лантея некоторое время с бессильной злобой изучала лицо угрожавшего ей мужчины, пытаясь понять, блефует он или же нет.

– Как же ты меня раздражаешь, профессор… Да забирай и подавись! Она за поясом.

– Не кричи так громко. Ты же не хочешь, чтобы в караульне проснулась стража.

Ашарх сразу же бросил кинжал обратно в сумку и обошел столб с колодками. За тонким кожаным пояском девушки и правда был спрятан маленький мешочек из черного бархата, который мужчина достал и с улыбкой повязал себе на ремень.

Торжественно потирая руки, Аш вновь встал перед собеседницей:

– Что ж!.. Думаю, теперь мы можем говорить о возникшем между нами доверии, тебе так не кажется? Я вернул тебе твои вещи, а ты так любезно согласилась отдать мне обережь. И все остались довольны!

– Какой толк мне от моей сумки, если я все еще в колодках? – злилась Лантея, и это хорошо было слышно по ее шипящему акценту, который становился заметнее и сильнее.

– Допустим, я мог бы избавить тебя от этого приспособления…

– Профессор! Не тяни! Говори сразу, что тебе еще от меня нужно, чтобы ты просто открыл эти проклятые колодки?!

– Лишь ответы на вопросы.

– На какие еще вопросы?

Девушка сосредоточенно сжимала и разжимала одеревеневшие пальцы на руках, пытаясь вернуть кистям чувствительность.

– Которые я задам. Например, кто ты такая и откуда пришла?

– Об этом не может быть и речи, – категорично заявила чужачка.

– Ты абсолютно в этом уверена?

– Да.

– Как пожелаешь… Знаешь, я слышал, что многие преступники умирают от потери крови после отрубания рук. Сходят с помоста и падают без чувств прямо толпе под ноги. И там уже народ не позволяет калеке подняться больше. Надеюсь, что тебе будет не очень больно завтра… Ну, а я вернул то, за чем сюда приходил. Так что, удачи!

Профессор уверенно развернулся, повторяя свой действенный маневр, но не успел он отойти от преступницы и на пару шагов, как Лантея уже нетерпеливо его окликнула.

– Паскуда!.. Постой! Аш! Вернись!

Мужчина остановился и повернул голову в сторону девушки:

– Что такое?

– Наверное, ты прав… – с трудом сглотнув комок в горле, призналась Лантея, которой эти слова дались с большим трудом, – я действительно нахожусь сейчас в отвратительном положении. И мне нужна помощь… Я признаю это. Поэтому я готова ответить на некоторые твои вопросы.

– И даже не соврешь мне? – спросил Ашарх, медленно возвращаясь обратно к колодкам.

– Не совру. Лишь не проси меня рассказывать все… Есть вещи, о которых я предпочту умолчать. Лучше лишиться рук или жизни, чем выдать их чужаку, – шептала девушка, а в ее глазах стояли злые слезы.

Профессор неожиданно почувствовал прилив благородства и величественно кивнул. Ему было нужно, чтобы Лантея уже хотя бы просто согласилась поговорить с ним о своем происхождении, а добиваться от нее каких-то государственных тайн или чего-то похожего он не собирался. По крайней мере пока что.

– Хорошо. У нас есть еще время до того, как сюда придет патруль.

Аш неожиданно приблизился к девушке и заправил грязные пряди ее волос за уши, в одном из которых висели три непримечательные серьги в виде колец.

– Зачем ты это сделал? – спросила чужачка, настороженно наблюдая за его движениями.

– Чтобы лучше видеть, когда ты начнешь мне врать. Итак, откуда ты пришла?

Лантея минуту молча изучала собеседника, словно оценивая его, как товар для последующей продажи, а потом все же нехотя призналась.

– Из пустынь, что лежат за Мавларским хребтом.

Ашарх удивленно вскинул брови:

– Что?.. Из пустынь Асвен?

Насколько он знал, эта безжизненная песчаная территория на южном краю материка никому не принадлежала. Пустыни от Залмар-Афи отделял лишь огромный Мавларский хребет, откормленным полозом растянувшийся вдоль всех человеческих земель: от холодного Глубинного моря и до самой восточной границы с империей Ис. Многие века не только люди, но и ифриты пытались присоединить к своим территориям эти жаркие земли, но каждый раз пустыни Асвен вынуждали любых захватчиков и первооткрывателей поворачивать обратно – ужасный климат, почти полное отсутствие рек и беспощадные зыбучие пески не благоприятствовали постройке поселений. В конце концов пустыни оставили в покое, лишь изредка самоуверенные имперцы еще продолжали поиски мифической расы пустынных жителей, кочевников, у которых они надеялись выведать секрет управления песком, а после подчинить этот народ и сделать их рабами: ведь ифритская богиня Азума требовала от своих детей положить к ее ногам весь мир в благодарность за огненную силу, которой она одарила их в начале веков. Однако в жарком краю водились лишь откормленные ящерицы и летали перекати-поле. Крошечных оазисов, разбросанных по всем территориям пустынь, было недостаточно даже для небольших поселений.

– Это бессмыслица. В пустынях нет никаких стран и народов. Это раскаленные барханы песка, где никому не удастся выжить. Признай, ты просто издеваешься надо мной?

– Я совершенно серьезна.

– Да скорее Залмар пробудится, чем я тебе поверю!.. Я ведь говорил тебе, что известны лишь легенды о пустынных кочевниках и джиннах, но это просто сказки, так как доказательств почти нет. Одни предположения.

– А если это не сказки? Если пустынный народ действительно существует? И ты был прав в своих догадках?

– Ты хочешь сказать, что ты одна из них? Дитя пустынь?

– Верно. Хетай-ра.

– Хетай-ра? – переспросил Ашарх и нахмурил брови. Странное слово было ему незнакомо.

– Это название моего народа.

– Ничего подобного никогда не слышал… Как я могу быть уверенным, что ты мне сейчас не врешь?

– Никак, – ответила девушка и недовольно сжала губы в тонкую линию, – но я не вру… Давным-давно мой народ принял решение изолировать себя от всего остального мира, чтобы обезопасить нашу цивилизацию. И с тех самых пор мы успешно скрываемся в бескрайних пустынях уже многие тысячелетия. За эти века о нашем народе все забыли. Чего мы и добивались.

– Но там невозможно выжить!

– Только если ты не обладаешь способностью повелевать песком…

Ашарх почувствовал, как у него на одно мгновение перехватило дыхание.

– Проклятье! – пораженно выдохнул мужчина. – Твоя магия! Но… как же так?! По легендам твой народ состоит из песка! У вас нет плоти и крови. Вы – создания пустынь…

– Профессор, тебе ли не знать, что в каждой легенде есть лишь доля правды, а большая ее часть на проверку обычно оказывается простым приукрашиваем для наивных слушателей.

– А как тогда ты объяснишь свою белую кожу? Если вы все время проводите под жарким солнцем, то невозможно оставаться такой бледной!

Аш упорно пытался поймать Лантею хотя бы на одной ошибке, чтобы с чистой совестью обвинить ее во вранье. Ведь это было гораздо проще, чем поверить в существование полумифической расы.

– А почему ифриты краснокожи, а гоблины серы, как камень, а? – проговорила девушка и выгнула разбитую бровь дугой, хотя из-за заживающей ссадины ей было очень больно это делать.

– Действительно, – согласился профессор.

– Если ты думаешь, что я слишком похожа на человека, то это не так. Разница есть, пусть и незначительная для тебя. Например, я слышу гораздо лучше, чем люди.

– Верно… Но все равно это просто невероятно…

– И тем не менее это истина.

– И как же так получилось, что ты отменно владеешь залмарским языком?

– Меня обучали ему, – коротко ответила девушка. – Не надо об этом.

– Пусть я не могу быть до конца уверен в правдивости твоего рассказа, но даже если это хотя бы на одну долю соответствует действительности, то у меня нет слов… Древняя раса вновь явила себя миру! Какое открытие для всего научного сообщества!..

Лантея вся напряглась:

– Надеюсь, ты не собираешься трещать от этом на каждом углу?!.. Мой народ не для того скрывался тысячелетиями в пустынях, чтобы один жалкий профессор своим длинным языком все разрушил!

– Если уж кого винить, то только тебя. Ведь это ты все рассказала, – резонно заметил Аш.

– Ты меня заставил!

– Ладно-ладно, успокойся! Никому я ничего пока не открою.

Мужчина сам не заметил, как начал машинально щелкать суставами пальцев. Это была его старая привычка, помогавшая как-то справиться с давлением мыслей в голове.

– Вот только объясни мне одно. Если вы изолировались, скрываетесь в своих пустынях, то что ты делаешь здесь, в Италане?

– Думаешь, лишь вы потеряли нас из виду? Тысячелетиями хетай-ра не покидали пески, живя по своим законам. Мой народ совершенно ничего не знает о мире вокруг: для хетай-ра другие страны и расы существуют, но где-то там, на границе песка, куда не стоит соваться. И никого не интересуют эти чужаки и дикари, от которых наши предки когда-то скрылись в пустынях. Я одна из тех, кто рискнул выйти за пределы Асвен, но большинство моих соотечественников считает меня просто чудачкой. Однако вот я здесь, в другом государстве, которое едва ли отстает по развитию. Я познаю ваши законы и традиции, чтобы принести эти знания домой. Я уверилась, что жизнь за песками не кончается, а мой народ может многое почерпнуть из этого опыта.

– Так получается, что ты пришла сюда за знаниями?

– Да. Тогда в академии я сказала правду – я мечтала поступить туда учиться, чтобы после этого принести хетай-ра знания, которых мы были лишены веками из-за политики наших правительниц.

– Но теперь ты понимаешь, что это изначально было невозможно? Ты никогда бы не смогла поступить на обучение в академию.

– Теперь я это понимаю, – с грустью в голосе подтвердила Лантея. – И той информации, что я получила за все время пребывания в Залмар-Афи, будет недостаточно, чтобы преподнести моему народу. Весь мой извилистый путь оказался преодолен напрасно…

– И теперь ты вернешься обратно в свою страну с пустыми руками?

– Я не знаю… Для начала я постараюсь хотя бы просто добраться до региона Вех и не попасться Сынам. А там уже есть доверенное лицо, которое сумеет помочь мне, подсказать, как лучше всего будет поступить и стоит ли вообще возвращаться в пустыни.

Некоторое время профессор молчал, уставившись куда-то в пустоту.

– Знаешь, – наконец проговорил он, – я действительно нахожусь под большим впечатлением от всего, что услышал. Конечно, у меня есть еще масса вопросов касательно твоего народа…

– Может, ты освободишь меня, и мы обсудим все это в более спокойной обстановке? За пределами предместий, например, – прервала Аша Лантея.

– А могу ли я быть уверен, что после того, как все это узнал, ты не убьешь меня для сохранения тайны своей страны?

– Не пытайся меня обмануть! Ты обещал освободить меня, если я отвечу на твои вопросы!

– Да, но…

Договорить Ашарх не успел.

– Молчи!

На мгновение в воздухе повисла напряженная тишина. Девушка, изо всех сил вытянув свою тонкую шею, к чему-то старательно прислушивалась. Профессор, не обладавший острым слухом, тоже попытался различить какие-то звуки, которые привлекли внимание его собеседницы, но для него в предместьях было тихо, как на морском дне.

– Сюда кто-то идет. Я слышу шаги четверых… Нет! Троих, – быстро шептала Лантея. – Еще, кажется, у них оружие… Вот тьма! Это возвращается ночной патруль!

Ашарх совершенно не слышал все те звуки, которые перечисляла чужачка, но, у него не было причин ей не доверять в этом плане – при побеге из Главного караульного дома ее слух сыграл им на руку. Поэтому профессор мгновенно подхватил с земли сумку девушки и развернулся в сторону переулка между домами на окраине площади, готовый бежать.

– Стой! Куда ты? А я? – громким шепотом позвала его испуганная Лантея.

– Ты должна остаться. Я спрячусь, – на ходу проговорил Аш, стараясь не повышать голос.

– Не бросай меня здесь! Профессор!..

Однако мужчина не ответил на ее отчаянный выкрик. Он спешил быстрее убраться с площади, чтобы патруль стражников не успел его заметить. Слившись с тенью ближайшего дома, он бросился в темноту переулка и растворился в ней, словно его никогда и не было на лобном месте.

Лантея, кусая губы, до последнего мгновения вглядывалась в силуэт Ашарха, надеясь, что он все же вернется и откроет ее колодки. Но профессор исчез между зданиями, и даже его шаги поглотила тишина. Как он мог?! Он бросил ее здесь, измотанную и прикованную. Она наивно выдала ему столько ценной информации о своем народе, понадеявшись, что Аш отпустит ее, а он просто воспользовался ее беспомощностью и оставил дожидаться утренней казни! Ах, как же она сглупила! Лучше было умереть с тайной существования хетай-ра, чем выдавать ее такому низкому и бессердечному человеку!

Из-за фасада одного из домов, находившегося у выхода с площади, показалось неясное свечение, которое с каждой секундой становилось все ярче. Вскоре фигуры троих стражников, освещавших себе путь факелами, медленно и неторопливо вышли из-за здания и повернули в сторону площади. Девушке неудобно было так сильно выворачивать шею вбок, чтобы лучше разглядеть патруль, поэтому она предпочла обмякнуть в колодках, притворившись дремлющей.

Она четко слышала скрип их кожаной обуви, шуршание тканевых гамбезонов и треск факелов. Мягко позвякивали фальшионы, подвешенные к перевязям, а каждый шаг сопровождался стуком копейного древка о землю. Неясные разговоры и смешки не представляли для нее интереса. Лантея лишь молила свою богиню, чтобы стража скорее прошла мимо, оставив ее в покое. Однако, судя по шагам, патруль целенаправленно шел в ее сторону. Через полминуты троица уже окружила столб с колодками. От них исходил явственный запах застарелого пота и кислого дыхания.

– Так это та самая конокрадка, Орши? – негромко спросил один из стражников, жестко схватив Лантею пальцами за подбородок и вынудив приподнять голову. – Не больно-то хороша.

– На пьянчужку обычную смахивает, – добавил его картавый товарищ, шмыгнув носом.

– Еще небось и больная вся.

Первый брезгливо убрал руку и обтер ее о свою стеганку.

Девушка старалась не шевелиться. То повышенное внимание, которое ей оказывали защитники правопорядка, было нездоровым. Но для нее лучше было держать язык за зубами и игнорировать все их прикосновения и слова, поскольку вряд ли тогда они бы просто так ушли. А если бы они еще и различили ее акцент, то ситуация могла стать в несколько раз хуже.

– Да ты что! Молодая еще совсем деваха! Ты ей юбку-то задери, на корму хоть глянь, – возмутился тот мужчина, кого остальные называли Орши.

Один из стражей резким движением дернул тунику Лантеи, обнажая ее голые бедра, мгновенно покрывшиеся гусиной кожей. Дело принимало скверный оборот. Девушку сковал настоящий ужас от одной мысли, что с ней могла сделать эта троица. Вряд ли она переживет такой позор и унижение.

– Жопа – что надо! Сочная! – хохотнул картавый и шлепнул преступницу по ягодицам. – Ладно, убедил ты меня, Орши. Такую суку и не грешно будет потискать.

– Вот и я о чем!.. А ты, Клет? Присунешь?

– Да что-то я боюсь. Смотри какая харя у нее больная вся. Не хочу я заразу эту бедняцкую подцепить, а то у меня пять спиногрызов дома, сам знаешь. Кто их кормить будет?

– Да ладно тебе! Не ссы. Когда нам еще такая молоденькая попадется? А то все старые ведьмы, которые только пердят да скрипят, как дощатый топчан! Идем, смену растолкаем, а после сами развлечемся хоть немного.

В это мгновение Лантея была согласна исполнить любую, даже самую нелепую и мерзкую идею, которая бы могла прийти ей в голову, только бы избежать того, что ее ожидало. И лишь брезгливость стражника по имени Клет подтолкнула ее разум к верному направлению. Лицо девушки все сморщилось, как печеное яблоко, а сама она старательно напрягла свой практически пустой желудок, пытаясь вызвать рвоту. Без возможности засунуть два пальца в рот, это было достаточно трудной задачей, но мысли о том, как ее будут трогать провонявшие мужланы, сами по себе были настолько отвратительны, что Лантею через пару секунд вырвало на обувь сгрудившихся вокруг нее стражников.

– Фу! Блядь! – воскликнул Клет и топнул ногой, стряхивая гадкое содержимое с обуви.

– Мне дурно… – прохрипела чужачка не своим голосом, растягивая звуки.

– Твою мать! Дерьмище! Да она заразная!

Картавый отступил на несколько шагов и спрятал нижнюю часть своего лица в сгиб локтя.

– Ну нахер такие развлечения.

Клет первым двинулся в сторону караульни, за ним сразу же поспешил картавый стражник, а Орши остался стоять на месте. Он все тем же похотливым взглядом изучал фигуру преступницы, хоть на его лице и отразилось некоторое смятение от произошедшего.

– Орши, пошли отсюда, – позвали своего товарища стражники. – Получишь жалованье и заглянешь к мамаше Симоньян. Оставь заразную.

– Мамаша дорого дерет, а тут задарма! Ну, блеванула и что с того?..

– Ага! Задарма копыта откинешь. Ты если эту больную трогать собрался, то из общего котла в караульне не жри тогда. Я не хочу из-за тебя сдохнуть, – проворчал Клет.

Орши еще несколько мгновений неуверенно топтался возле колодок, обдумывая слова приятеля. И наконец, злобно сплюнув на мостовую, мужчина поспешил следом за двумя своими товарищами, угрюмо почесывая шею.

Лантея не спешила радоваться, пока троица не скрылась за дверьми караульного дома. Она не была до конца уверена, что за свое маленькое мерзкое выступление останется безнаказанной. Но через какое-то время из караульни вышла отдохнувшая смена и отправилась патрулировать ночные улицы предместий, не обратив на девушку никакого внимания. Вскоре в окнах небольшого здания погас свет, и лишь тогда чужачка с облегчением вздохнула. Все же ей удалось избежать хотя бы одной насущной проблемы. Но оставались еще колодки и казнь, ожидавшая ее через несколько часов.

Погруженная в свои нелегкие мысли, Лантея не сразу заметила, что к ней скользила одинокая осторожная тень из переулка. Лишь когда Ашарх оказался всего в паре метров от столба, девушка удивленно распахнула глаза, не веря тому, что видит перед собой.

– Профессор? Ты что, вернулся?

– Откуда столько изумления в голосе? – негромко поинтересовался мужчина, подходя практически вплотную. – Я же сказал, что спрячусь. Мы слишком поздно услышали их приближение, я бы не успел ничего сделать с замками. Да и твое исчезновение сразу же заметили, и мы бы вряд ли далеко ушли.

– Я была уверена, что ты просто обманул меня и сбежал!..

– Я всего лишь держу свое обещание, – возмутился Ашарх. – Я же сказал, что освобожу тебя в обмен на ответы.

Профессор гордо продемонстрировал все еще ошеломленной Лантее ржавый металлический лом, который он трепетно сжимал в руках:

– Нашел в переулке, у кого-то на заднем дворе. Теперь давай-ка попробуем вскрыть…

Ашарх ловко подцепил дужку крепкого замка, сковывавшего обе петли колодок. Металл натужно заскрипел о металл, а мужчина упрямо сжал губы, со всей силы налегая на лом. Дужка напряглась, но через несколько секунд неравной борьбы все же поддалась и со звонким лязгом раскрылась. Замок упал в грязь, а профессор, отбросив ненужное больше орудие, скорее поднял верхнюю часть деревянной конструкции. Лантея с протяжным стоном высвободилась из плена колодок.

– Пойдем. Нужно скорее отсюда уходить. Этот звук могли услышать в караульне!

Опасливо оглядываясь по сторонам, Аш схватил хетай-ра за локоть и потянул ее в сторону домов. Две тени быстро пересекли площадь и скрылись в темноте переулка. Профессор целенаправленно вел чужачку в одном ему известном направлении, но Лантея не сопротивлялась. Возвращение Ашарха произвело на нее должное впечатление – она никак не ожидала, что он действительно не бросит ее, а придет на помощь. Кажется, в нем и правда еще было что-то хорошее, и ему следовало доверять. Но с другой стороны, он, воспользовавшись ее безвыходным положением и страхом перед отрубанием рук, выпытал информацию, которую она никому не должна была разглашать. Эти сведения о пустынном народе способны были перевернуть весь мир, и Лантея, измученная пытками и постоянным бегством, дала слабину ровно на одно мгновение, а профессор сразу же воспользовался этим в своих целях. Она не могла позволить, чтобы ее тайна досталась этому алчному доносчику.

Подобрав у одной из стен переулка тяжелую сумку девушки, Аш передал ее своей спутнице. Она неуклюже прижала вещи к груди, все еще находясь в какой-то прострации. Не решившись отвлекать чужачку от ее раздумий, профессор отошел на несколько шагов вперед, осторожно высунувшись из-за угла дома и зорко оглядывая ближайшие улицы. Ему не хотелось по собственной глупости нос к носу столкнуться прямо с ночным патрулем, поэтому следовало проявлять бдительность.

В этот момент за спиной Ашарха раздался едва слышный глухой звук, словно что-то небольшое со стуком упало на дерево. Профессор обернулся, и у него перехватило дыхание: всего в метре от него на деревянных досках, брошенных поверх размокшей от ливня грязи в переулке, лежал изогнутый кинжал Лантеи. А его обладательница с отвращением и страхом смотрела на собственные бледные ладони, которые дрожали будто руки деревенского пропойцы. Нож выпал из ее пальцев, так и не достигнув своей цели.

– Ты хотела меня убить?.. – глухо прошептал Аш, не узнав свой собственный отрешенный и поразительно спокойный голос. – Подло ударить ножом в спину?.. За что?

Оступившись на месте, профессор неловко схватился за стену ближайшего дома и перевел взгляд с оружия на чужеземку. Как бы мужчине не хотелось в это верить, но все указывало на то, что его собеседница, ради спасения которой он только что рисковал жизнью, мгновение назад была готова подло и молча всадить ему нож под лопатку. Лантея, будто не выдержав осуждающего взгляда спутника, неожиданно рухнула на землю как подкошенная. Доски разъехались под ее ногами, и хетай-ра по колени оказалась сидящей в огромной, вонявшей тиной и гниющим деревом, луже. Но девушка даже не обратила внимания на грязь, которая облепила ее тело, – она все еще с ужасом изучала свои скрюченные руки.

– Ты ответишь мне или нет, Лантея? – уже громче потребовал объяснений Аш. – Это твоя благодарность за освобождение из казематов и из колодок?

– Я… я слишком много тебе рассказала, – очень тихо пролепетала чужачка, а ее разбитое изуродованное лицо внезапно сморщилось, губы задрожали. – Вся эта информация о моем народе не должна была попасть ни к тебе, ни к кому-либо другому… Но я так испугалась казни, что страх завладел моим разумом. И я выдала тебе правду.

– И ты решила, что теперь единственный выход – это избавиться от меня, как от какой-то надоедливой мухи?! Или как это еще назвать?..

Профессор резко наклонился и подобрал с досок упавший кинжал, опасаясь, что собеседница в любой момент захочет закончить начатое. Он внимательно осмотрел лезвие, но на нем не было ни высохшей корки, ни свежих разводов яда.

– А что я еще могла сделать?! – с волнением в голосе вскричала Лантея, и Аш разглядел, что по щекам девушки слезы уже проложили мокрые дорожки. – Взгляни на меня! Взгляни!.. Еще утром я была полна надежды на то, что поступлю в академию Италана и получу доступ к желанным сведениям о чужом мне мире. Что я вернусь в свой город героиней – принесу моему народу частицу свежего воздуха из земель, лежащих за пределами пустынь! И за один вечер я превратилась в сидящую в грязи и преследуемую всеми оборванку, чья кожа расчерчена следами от раскаленной кочерги, чья жизнь теперь стоит так же дешево, как рваный сапог!

Сгорбив спину, хетай-ра наклонилась так низко к земле, словно хотела раствориться в окружавшей ее грязи. Бережно прижав к груди одеревеневшие холодные руки, она яростно продолжала шептать, обращаясь одновременно и к себе, и к своему молчаливому слушателю:

– Я потеряла все, чем обладала, – надежду, гордость, веру в справедливость. Я не сумела сохранить тайну, обменяв ее на призрачную свободу… И даже мои собственные руки отказываются теперь подчиняться мне! Взгляни, Аш! Я не чувствую своих пальцев, словно мне их уже отрубили палачи. Я не могу сжать верный кинжал в руке и вернуть себе право быть единственной хранительницей тайны пустынного народа на этих землях. Быть может, это моя богиня наказала меня за длинный язык?.. И я уже не знаю, что я должна делать… Я уже ничего не знаю!..

– Ты просто устала. На тебя сегодня свалилось очень много, это правда, – тяжело вздохнув, проговорил профессор, чувствуя себя ничуть не лучше собеседницы. Все ее слова в какой-то степени относились и к нему тоже, но у мужчины еще оставались силы держать себя в руках.

Он с оханьем опустился на деревянный настил, испытав неожиданный прилив жалости. Хотя при взгляде на плачущую сжавшуюся девушку, сидевшую в грязи, действительно трудно было просто развернуться и пойти дальше. И профессор в тот момент хорошо ощущал все тревоги, что терзали юное девичье сердце, исцарапанное людской жестокостью. Он бережно и аккуратно взял хетай-ра за прохладные ладони и принялся медленно растирать скрюченные пальцы, пытаясь вернуть чувствительность в одеревеневшие конечности.

– Ты долго простояла в колодках, вот кровь и оттекла. Скоро станет лучше. И твои руки вновь будут послушны тебе. Это не конец света.

Лантея подняла голову, ее грязные растрепанные волосы, испачканные в яичном белке, облепили мокрое от слез лицо. Единственный открывавшийся глаз внимательно изучал Ашарха, который методично и тщательно массировал ладони чужачки.

– Почему ты это делаешь сейчас? – хрипло спросила хетай-ра, но руки не отдернула.

– Потому что я не хочу, чтобы ты считала меня каким-то бессердечным чудовищем. Я не желаю тебе зла… Да, я отправил тебя на пытки в двенадцатый орден, но я сделал это не из-за какой-то ненависти лично к тебе, а потому что так велел мой гражданский долг. Я обязан был это сделать. И не думай, что мне доставляло садистское удовольствие допрашивать тебя у колодок, угрозами вызнавая твою страшную тайну о пустынном народе. Это не так. Я не желаю причинить тебе боль или же, злобно хохоча, раскрыть сведения о хетай-ра на первой же площади… Мне просто было любопытно, что ты так старательно скрываешь. И в какой-то степени я разочарован, что, овладев этими знаниями, одновременно заслужил такую лютую ненависть.

– А что ты ожидал? Что я отреагирую на шантаж лаской и нежностью?

– Нет… Но и подумать не мог, что ты захочешь просто избавиться от меня подлым ударом в спину. Мне казалось, что я этого не заслужил. Я ведь помог тебе уже много раз и, кажется, был достоин получить хотя бы каплю доверия… Но теперь я вижу, что ошибался в своих рассуждениях.

Профессор закончил растирать руки девушки и, достав из-за пояса оброненный клинок из легкого белесого материала, вложил его в покрасневшие ладони собеседницы:

– Твое тело вновь в твоей власти, Лантея. И право выбора тоже доступно тебе одной.

Хетай-ра медленно сжала пальцы, обхватывая обмотанную кожаными полосками рукоять кинжала, и подняла его, поднося ближе к своему глазу. Она внимательно изучала лезвие, будто видела его первый раз в жизни, а после перевела неуверенный взгляд на Ашарха.

– И ты позволишь просто так убить тебя сейчас?

– Ты же этого хотела. Чтобы твоя тайна вновь осталась только твоей. Так сделай это.

Застыв на месте, девушка продолжала смотреть на спутника, а на ее лице, где давно уже обсохли слезы, смятение боролось с решительностью. Прошла почти минута, а Лантея так и сидела в луже, не способная сделать этот тяжелый выбор после того, что она услышала. В конце концов Ашу это надоело. Он поднялся на ноги и отряхнул полы своего кафтана, а после протянул руку хетай-ра:

– Вставай, нельзя сидеть в такой грязи… Я боюсь, что сюда может забрести ночной патруль, или что твое исчезновение обнаружат. Лучше будет нам скорее покинуть предместья. Здесь совсем неподалеку есть фруктовый сад. Дойдем до него, а там и до тракта уже рукой подать. А ты пока подумаешь над тем, хочешь ли все еще убить меня или же мы сумеем продолжить сотрудничество, а твою страшную тайну станем нести теперь вдвоем.

Девушка слабо пошевелилась, нервно облизала разбитую губу, а потом все же ухватилась за протянутую руку и рывком поднялась на ноги. Смердящая вода зажурчала, стекая по мокрой ткани туники обратно в лужу. Но Лантея не обратила на сырость и вонь внимания: все еще озадаченная поведением Ашарха и его словами, чужеземка лишь слабо кивнула, позволяя вести себя куда угодно. Но где-то глубоко внутри она уже понимала, что ее кинжалу не суждено было напиться крови этой ночью.

Некоторое время они шли в молчании. Аш не терял бдительности, он вел свою спутницу мимо грозных громад домов и постоянно присматривался ко всем неясным силуэтам, замирая на месте от любого звука. Вскоре улицы закончились, строений стало меньше, а ветер принес слабый сладковатый запах яблок. Извилистая тропа привела пару беглецов к окраине предместий, где раскинулся на десятки метров пышный фруктовый сад, находившийся на пологом холме. Аккуратные яблони и груши стояли, понурив свои отяжелевшие ветви, а часть земли была усыпана паданцами после недавно прошедшего дождя. Мягкая тишина окутывала сад зыбким туманом.

Профессор не стал далеко углубляться по аллее, лишь остановился у старой яблони с подвязанными ветвями и указал в восточном направлении:

– Вон там уже видно главный тракт.

– Я сумею по нему добраться до региона Вех? – спросила Лантея, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть дорогу, видневшуюся сквозь фруктовые деревья.

– Да. Тракт пересекает этот регион. В какой город тебе надо? – лениво поинтересовался Аш, особенно не надеясь получить ответ. Но спутница не стала в этот раз отмалчиваться.

– В Зинагар. Что находится у подножия Мавларского хребта. Там есть горный перевал, в самом узком месте массива, через который можно попасть в пустыни. По нему я и пришла в Залмар-Афи.

– Ты планируешь вновь вернуться в пустыни Асвен?

– Не уверена, – пробормотала девушка и коснулась пальцами шероховатой коры яблоневой ветки, задумчиво ее погладив. – В Залмар-Афи мне теперь опасно быть. Хотя в Зинагаре есть одна… женщина, которая могла бы меня приютить, но я боюсь навлечь на нее беду. Лучше будет не задерживаться у нее надолго, а уйти в пустыни…

– Но все не так просто, верно? – догадался профессор и скрестил руки на груди. – Ты явно не горишь желанием возвращаться туда.

– Да. Я не могу вернуться домой с пустыми руками.

Лантея раздраженно впилась сломанными ногтями в кору и принялась ее крошить в пыль.

– Под пустыми руками ты подразумеваешь, что должна была принести своему народу знания, а в итоге придешь с поражением?

– Именно что с поражением. Столько лет было потрачено на подготовку, но ее оказалось недостаточно. И для меня это возвращение будет признанием собственного бессилия. Меня заклеймят позором, засмеют, как городскую дурочку, которая замечталась и оступилась…

– Кажется, это было делом всей твоей жизни, – тихо проговорил Ашарх, прикрыв глаза.

– Было, но теперь мой выбор крайне прост: остаться в Залмар-Афи, чтобы жить тихо, как подобие тени, боясь лишний раз показаться на людях, чтобы не напустить двенадцатый орден на свой след, или же вернуться домой, где каждый хетай-ра посчитает своим долгом ткнуть в меня пальцем, – чужачка горько усмехнулась и отпустила пострадавшую ветку, лишенную коры.

– Уж не знаю, как ты воспримешь мое предложение… Но, видя, что ты, кажется, уже не планируешь меня убивать, я не могу не спросить об этом. А что, если я поеду с тобой?

– Что?.. Ты?

Лантея нахмурилась, поворачиваясь к собеседнику и вглядываясь в его лицо, в надежде увидеть там улыбку, но Аш был крайне серьезен.

– Какой от тебя толк?

– В моей голове хранятся сотни прочитанных фолиантов, учебников, научных работ и лекций. Я помню множество карт, и большую часть из них способен воспроизвести. Возможно, я – именно то, что тебе нужно, – частица италанской академии, обличенная в физическую оболочку.

– Пять минут назад ты чуть не получил нож в спину от меня, а сейчас напрашиваешься в попутчики, обещая очередную помощь? – с сомнением протянула хетай-ра.

– Мы оба беглецы. И бежим от одного и того же. Но только у меня нет конечной точки, куда бы я мог пойти, а ты обладаешь целью, достойной восхищения.

– Какой тебе в этом прок? Зачем идти со мной и предлагать использовать твои знания?

– Мне интересно то, чем ты поделилась. Я хочу глубже проникнуть под покровы тайны, которую ты так оберегаешь. Помоги мне узнать все о твоем народе, и взамен я не разочарую тебя.

Лантея медленно обошла по кругу яблоню, к которой прислонился спиной профессор. За этот вечер и половину ночи она уже множество раз мечтала покончить с говорливым спутником, который прицепился к ней крепче голодного клеща, несколько раз она думала над тем, что Аш не такой уж плохой человек, в котором осталось что-то гуманное, но впервые девушка допустила мысль о том, что профессор действительно мог оказаться полезен для нее в будущем. Почему-то все это время она игнорировала тот факт, что носителем знаний о внешнем мире не обязательно должна была стать только она, эту роль мог замечательно сыграть и образованный педагог.

– Скажи мне, Лантея, как ты добиралась до столицы? – решив зайти с другой стороны, спросил Ашарх, когда хетай-ра в молчании проходила мимо него в очередной раз.

– К чему этот вопрос? – не поняла чужачка и замерла. – Ну, допустим, на дилижансе из Зинагара.

Профессор довольно цокнул языком, так как именно такой ответ он и ожидал услышать.

– Прямой маршрут до Италана, не так ли? Очень удобно для чужеземки, которая понятия не имеет о дорожных картах страны. Сама ты с трудом бы добралась до нужного города.

– Ты намекаешь на то, что без тебя я буду вынуждена самостоятельно искать путь в Зинагар? Ну и что тут такого? Неужели на всем тракте нет ни одного путевого столба?

– Будет ли у тебя время их рассматривать, когда в спину будет дышать погоня Сынов Залмара?

– А чем здесь мне поможешь ты? – напрямую спросила Лантея.

– Опять же, своими знаниями. Я знаю всю эту местность, знаю наизусть карты Залмар-Афи и расположение небольших деревень, через которые можно срезать путь.

Аш не сумел сдержать улыбку, которая так и норовила приподнять уголки его губ:

– Согласись, уходить от ищеек Пророка Бога по прямому, как стрела, тракту – это гиблая затея.

– Гиблая…

– А если рядом буду я, нужный тебе человек, который знает не только всю страну, но и ее законы, правила, ее жителей? Я могу и показать тебе путь, и договориться о ночлеге или еде, могу помочь тебе выжить в этой стране и добраться до Зинагара, а после отправиться с тобой в пустыни Асвен. В моих силах сделать так, чтобы ты больше не попалась в руки правосудия, а спокойно вернулась домой и принесла туда ценные знания, которыми я обладаю.

Ашарх медленно ходил вокруг деревьев и неторопливо собирал в карманы кафтана спелые фрукты.

– И ты уверен, что после всего, что сегодня произошло, хочешь объединить силы?

– Я вообще не считаю хорошей идею нам с тобой разделяться. Мы оба оказались в поле зрения Сынов, и теперь им нужны тоже мы оба. Если будем держаться вместе, то риск попасться уменьшится – и каждый из нас твердо будет уверен, что второго не поймали и уже не допросили, вызнав важную информацию.

Профессор остановился напротив Лантеи и заглянул в ее единственный здоровый глаз.

– Может быть, мы и не сойдемся характерами, но у каждого из нас есть то, что необходимо другому.

Лантея молчала. Она нахмурила тонкие белые брови и несколько мгновений просто в тишине изучала землю под ногами профессора, совершенно не обращая внимания ни на что вокруг. Профессор, практически сливавшийся с темнотой в своем черном кафтане, обляпанном грязью, неторопливо жевал сочное яблоко, и звук его работавших челюстей был единственным шумом, который раздавался в фруктовом саду.

– Выжить поодиночке у нас шансов мало, – наконец выдохнула девушка.

– Я бы сказал, что никаких. Я откровенно слаб физически и вряд ли смогу защитить себя, ты же почти ничего не знаешь о мире вокруг, а твой акцент слишком примечательный, чтобы залмарцы его игнорировали. Поэтому сделка, которую я тебе предлагаю, взаимовыгодна по всем пунктам.

Ашарх медленно отошел под сень ближайшего дерева, стараясь не выдать того волнения, которое его терзало. Все его нутро дрожало. Эта идея была просто абсурдна, но мужчина действительно надеялся, что Лантея схватит наживку и согласится на сделку. Он не мог позволить, чтобы те ценные сведения о полумифическом народе, которыми она владела, так просто выскользнули у него из рук. Особенно, когда он уже прикоснулся к ним и вкусил малую часть. Это был надежный путь к признанию, известности и даже богатству. Открытие, которое принесет ему славу. И он собирался до последнего бороться за свой шанс побывать в стране пустынного народа.

– Знаешь, все время, пока я стояла в колодках, я думала над тем, как дерьмово все складывалось у меня в последние дни…

– И к какому же выводу ты пришла? – поинтересовался Аш.

– Не скажу, что ты не приложил руку как минимум к половине этих проблем, – мрачно заметила Лантея. – Однако сейчас я готова признать, что моя неосведомленность тоже сильно все усложнила. Подготовки оказалось недостаточно. Я слишком понадеялась на себя и свои силы, ничего толком не разузнала, прежде чем отправляться в Италан. Наверное, в большей степени из-за того, что даже не могла себе представить, насколько этот край окажется неблагополучным для чужаков.

– Но теперь-то ты готова прислушаться к голосу разума?

– Теперь, пожалуй, да… Мне действительно нужен проводник и толковый учитель. Только не обнадеживай себя. Я не стала доверять тебе больше, профессор, и уж точно не надейся, что я забуду, по чьей вине я попала в казематы Сынов, но… сейчас ты вновь оказался тем единственным человеком, который способен мне помочь выпутаться из всей этой паутины проблем в Залмар-Афи и вернуться к собственному народу с гордо поднятой головой и богатым уловом.

– Верно.

Лантея еще помолчала какое-то время, все не осмеливаясь озвучить свое решение. Ее самоуважение никак не могло смириться с необходимостью заключения этой сделки, но опыт подсказывал, что собственных сил было уже недостаточно.

– Значит, ты отправишься со мной в пустыни Асвен, а я расскажу тебе больше о своем народе? – напоследок уточнила девушка главное условие.

– Именно.

– Хорошо… Пусть будет так. Дальше мы поедем вместе.

Профессор мгновенно посветлел лицом. Он надеялся, что все сложится именно так, но до последнего мгновения сомневался в разумности Лантеи и ее итоговом решении. Но хетай-ра, кажется, сочла его предложение достаточно выгодным для себя, раз согласилась.

Собеседники обменялись крепким рукопожатием. Они сами еще не осознавали, насколько судьбоносным было их решение объединить силы. В тот момент они лишь настороженно приглядывались друг к другу и пытались понять, как высоки их шансы уйти от неминуемой погони Сынов Залмара и насколько полезным окажется это заключенное перемирие.

Лантея, не отпуская ладонь профессора, притянула его к себе и проникновенно сказала на ухо:

– Теперь мы крепко связаны. Если потонет один, то он утянет за собой и второго. Предательства я не потерплю, запомни это. Нужно действовать слаженно. Уходим.

Глава четвертая. Твари, в темноте обитающие


Создания эти стали тварями, проклятыми Его порождениями, вся суть существования которых заключена лишь в том, чтобы губить детей других, нечтимых богов, пожирать их плоть для собственных сил и поглощать их энергию, которая насыщает Его.

Никто. Записи служителей запретного культа


В глаза Ашарху настойчиво светило жаркое августовское солнце, которое уже давно поднялось над верхушками деревьев и пыталось разбудить двоих беглецов, крепко задремавших на колючей хвойной подстилке. Густое марево жары растекалось по всему небольшому ельнику, и только тени разлапистых веток дарили желанную прохладу, но в этом мраке кружил густой рой кровососущих мошек, которые только и ждали захода солнца, чтобы снова выйти на охоту.

Из предместий профессор и Лантея выбрались лишь ближе к рассвету. Девушка старательно уговаривала спутника еще раз попытать счастье в конюшнях, уведя какую-нибудь крепкую лошадку, чтобы дорога далась им легче, но Аш был непреклонен – он опасался быть пойманным. Поэтому из застенного района пара ушла пешком. Однако сил им хватило ненадолго – тяжелый и долгий день давал о себе знать. Беглецы едва успели углубиться в леса вблизи тракта, прежде чем горизонт начал светлеть. Было решено встать лагерем и полноценно отоспаться. Лантея с головой укрылась одеялом и вытянулась на хвойных лапах, неряшливо брошенных на землю, заснув практически через полминуты. Ашарх же, зевая,сделал себе лежанку попышнее, скинул провонявший кафтан с портянками и с наслаждением лег на свое ложе, чувствуя, как каждая косточка и мышца в его организме ноет после целой ночи без сна. Утренняя свежесть пробирала до мурашек, а мокрая от дождя и росы трава холодила тело, но профессор, вяло обдумывая в голове прошедший день, не обращал на это внимания. Он даже не заметил, когда заснул. Крепкий сон без сновидений стал наградой за все перенесенные испытания одного дня.

Лишь ближе к полудню, когда лес вокруг уже гудел от зноя, Аш нехотя разлепил глаза, стряхнул с лица приклеившиеся хвоинки и потянулся всем телом. Он чувствовал себя гораздо лучше – отдохнувшим и полным энергии. Только голод настойчиво скручивал пустой желудок, но это была решаемая проблема. В фруктовом саду профессор запасся спелыми яблоками и грушами, распихав их по карманам своего кафтана и штанов.

И теперь Ашарх с наслаждением вгрызся зубами в сладкий плод, думая о том, что все в принципе складывалось не так уж и дурно. По крайней мере, у него была еда, крепкие сапоги, пережившие купание в канализационных нечистотах, да погода еще стояла теплая, как раз гулять по лесам. Сыны не будут прочесывать все рощи и чащи, чтобы отыскать беглых преступников, осень сама выгонит кого угодно в поселения. А люди двенадцатого ордена как раз там и будут поджидать своих жертв. Нужно было не высовываться из леса как можно дольше, да стороной обходить большинство обжитых деревень и не показываться в городах, где через пару дней уже каждая собака будет знать описание искомых преступников.

Лантея перевернулась на другой бок и слабо застонала во сне. Она давно скинула одеяло, и теперь хвойные иглы, легко проникавшие сквозь тонкую ткань туники, кололи ее заживавшие ожоги на спине и плечах. Несколько мгновений профессор изучал свою спутницу: ее лицо не расслаблялось даже во время отдыха. С синяков, оставленных чужеземке на память от Сынов Залмара, лишь немного сошел отек, а вот фингал даже не поменял цвет, явно не собираясь быстро покидать лицо хетай-ра. На вид этой худой девушке Аш бы дал не больше двадцати лет, хотя он подозревал, что она была несколько старше – глаза выдавали истинный возраст. Тренированные жилистые руки Лантеи, хоть и говорили о ней, как о бойце, умеющем обращаться с ножами (судя по старым многочисленным порезам), но явно не были привычны к тяжелой работе. Казалось, будто тонкие пальцы никогда в жизни не держали иглу, не пряли пряжу, на них даже не было мелких ожогов, какими обычно усеяны ладони кухарок.

Значило ли это, что чужеземка – знатная особа?

Ашарх очень надеялся на такой исход событий, так как высокое положение в обществе почти всегда гарантировало наличие хорошего образования. Профессор сумел бы куда больше вызнать у девушки, если бы она разбиралась в государственном устройстве своей страны и знала ее историю. Ценные ресурсы знаний, которые Аш надеялся извлечь из головы спутницы в ближайшее время, могли кардинально изменить его судьбу. Всего одна научная работа, доказывавшая существование пустынного народа и раскрывавшая детали их быта, одарила бы профессора желанной славой и деньгами. Он мог бы забыть о Сынах и преследовании, а просто переехать в восточное королевство Тхен, подальше от Пророка Бога с его гончими псами, и спокойно продолжить там жить и работать, постепенно выпуская монографию за монографией и зарабатывая себе баснословную известность. Да одни имперцы усыпали бы его горами монет даже за те крохи ценнейшей информации о пустынниках, которыми он теперь обладал.

– О чем ты думаешь? – неожиданно раздался рядом голос Лантеи, которая уже проснулась и с интересом изучала лицо Ашарха, подперев голову кулаком.

Испуганно дернувшись, профессор отвлекся от своих сладких мечтаний, в которых он уже владел собственным особняком в кантоне Этрикс, где-нибудь поближе к столице гоблинского королевства, богатому городу Пентефу. К сожалению, пока что он без единого платинового квика за душой сидел посреди ельника в провонявшей одежде и обсасывал яблочный огрызок, поскольку другой еды у него не было.

– Какая тебе разница? – буркнул Аш, выбрасывая остатки яблока в ближайшие кусты. – Обдумываю маршрут до Зинагара.

– Это хорошее дело, – оживленно сказала девушка, мгновенно приняв сидячее положение и расчистив перед собой кусок голой земли. – Давай, рисуй карту. Я должна все представлять себе.

– Сперва я хочу кое-что уточнить.

Профессор сел поближе к Лантее и начал вертеть в руках небольшую веточку.

– Получается, что наш путь лежит через горы, непроходимый Мавларский хребет, да?

– Почему же непроходимый? Я ведь его преодолела.

– Насколько мне известно, помимо тебя, достаточно мало находилось храбрецов, кто отваживался пересекать его. Там водится множество горных чудовищ, которые в добавок к цепким клыкам еще и умеют летать. Ты уверена, что это единственный и самый безопасный путь в пустыни Асвен?

– Ты знаешь, в свое время у меня не было особенного выбора, как покинуть пустыни, – едко заметила девушка. – Я просто дошла до хребта и пересекла его, оказавшись как раз у Зинагара. И никого я не встретила в этих безжизненных горах, хоть и не могу утверждать, что этот переход дался мне легко.

– Мавларский хребет можно обойти с восточной стороны. Крепость Билгина стоит у самой оконечности гор, и с ее стен уже хорошо видно песчаный край.

– Кажется, я слышала это название когда-то… Это ведь у самых восточных границ Залмар-Афи?

– Да. Одна из трех великих крепостей приграничья. Билгина стережет Эбетовую пустошь, и спину ей надежно прикрывает Мавларский хребет, – сказал Аш и почесал веткой свою макушку.

– Путь до туда долгий. У нас просто нет времени, чтобы ехать так далеко на восток. Зинагар лежит куда ближе, да и там мы сможем перевести дух и найти укрытие до тех пор, пока не рискнем идти в горы. Меня там ждет одна женщина, с которой я бы хотела увидеться. Поэтому давай, черти карту до Зинагара и не заморачивай мне голову иными маршрутами.

Недовольно нахмурив лоб, Ашарх быстрыми и резкими движениями принялся рисовать на земле довольно приблизительную карту ближайших регионов, приговаривая:

– Вот этот круг Италан. Мы сейчас все еще рядом с ним, не очень-то много вчера прошли. Эта полоска – река Улга, а это – главный тракт, уходящий к восточным границам Залмар-Афи. Здесь находится город Уце, где начинается единственная проезжая дорога на Зинагар. Но нам по ней идти не стоит.

– Почему?

– Потому что и на тракте, и на этой дороге очень велик риск попасться на глаза розыскным отрядам или простым патрулям.

Руки профессора водили веткой по линиям и точкам, а хетай-ра провожала каждое его движение внимательным взглядом. Ее подбитый глаз немного приоткрылся, хотя все еще казался прищуренным из-за багряного века, с которого отек сходил медленно и неохотно.

– Думаешь, они будут заглядывать в лицо каждому прохожему? – спросила Лантея. – Все же по утоптанной дороге было бы куда быстрее и удобнее идти. Да и можно напроситься к кому-нибудь на воз.

– Боюсь, уже сейчас на всех ближайших путевых столбах и знаках развешены ориентировки на нас. Описания внешности, имена, список преступлений. Скоро все это появится на досках объявлений, у храмов, на площадях, чтобы народ знал в лицо подозрительных личностей и мог на них донести страже или же лично двенадцатому ордену, – сказал Аш и скривился. – На тракте много путешественников, торговцев и крестьян, которым нечем заняться во время долгой дороги, вот они и разглядывают всех прохожих.

– Ладно, я поняла, что это плохая идея. Не продолжай.

– Поэтому я предлагаю двигаться до Уце вдоль тракта, чтобы не потерять направление, но стараться держаться все же в лесу. А после Уце понемногу углубимся в чащобу, чтобы срезать дорогу к Зинагару. Потому что здесь основная дорога делает крюк.

– И сколько у нас займет весь путь?

– Трудно сказать. Зависит от погоды и того, насколько быстро мы будем продираться сквозь лес. Но я думаю, что пешком не больше пяти дней.

Профессор триумфально воткнул ветку в землю.

– Не понимаю, в чем тогда вообще состоит сложность уйти от погони Сынов, если они ищут беглых преступников лишь по городам и трактам, – протянула девушка, аккуратно почесывая подсыхавшую корку ожогов на плече через ткань.

– Потому что никто в здравом уме не сунется глубоко в лес.

– Тут что-то водится? Дикие звери? Волки?

– В здешних лесах много волков и быстроногих кабанов, это ты угадала. С одной стороны, нам повезло гораздо больше чем, например, северным регионам, где люди в маленьких селах постоянно борются с оголодавшими медведями, лезущими в хаты. Но даже здесь ты можешь проснуться ночью у костра, окруженная стаей волков, которые разорвут тебя на части, потому что все эти территории принадлежат им, а гостей они не любят, – сказал Аш, задумчиво почесывавший отросшую щетину, и прошелся внимательным взглядом по ближайшим елям. – Но куда страшнее волков твари.

– Твари? Что еще за твари?

– Ты и правда о них ничего не знаешь? – спросил профессор и выгнул бровь.

– Я не обязана быть сведущей во всем подряд.

– Я думал, в Залмар-Афи невозможно прожить ни дня, чтобы не услышать очередную новость о том, как какая-нибудь тварь сожрала целый коровник или за одну ночь расправилась с половиной хутора. Залмарцы, кажется, уже так привыкли к этому опасному соседству, что с детства знают о привычках тварей больше, чем о собственном боге… – хмыкнул Ашарх. – Это мерзкие создания, Лантея, населяющие большинство лесов. И не только наших. Насколько я знаю, эта напасть одолевает и другие страны: имперцы регулярно вычищают целые области от тварей. Никто точно не уверен, можно ли их считать животными или все же отнести к магическим созданиям. Легенды гласят, что некий проклятый бог, презираемый Залмаром, сотворил их из грязи и злости, а после выпустил по всему миру. Они населили леса, горы и болота, чтобы в темноте ночи выискивать своих жертв, высасывать их магическую энергию, передавая ее своему творцу, и пожирать тела.

– И как они выглядят?

Судя по взгляду хетай-ра, такие новости ее не обрадовали.

– По-разному. Я читал, что твари бывают нескольких видов, но сам лишь однажды видел тех, что обитают в глухих чащобах, притворяясь поваленными деревьями и переплетениями корней, днем прячась под землей в огромных норах.

– Они большие?

– Да. Ничего отвратительнее в своей жизни я не встречал. Словно исполинский червь, или даже скорее многоножка, обросшая броней, у которой брюхо распоролось по всей длине, и оттуда торчат кривые желтые зубья и непереваренные части тех животных и людей, которые стали ее добычей. Наверное, даже вчерашняя канализация не воняла так гадко, как это живое существо…

– Если они населяют эти леса, то мне уже не кажется здравой идея скрываться в них.

Девушка подобрала под себя голые ноги и подтянула поближе дорожную сумку, принявшись доставать из нее различные вещи. На траву лег испачканный плащ, сапоги, набор метательных ножей, два кинжала, опустевший красный мешочек из-под песка и другие мелочи.

– Да, риск присутствует. Отрицать не стану.

Аш поддел пальцем один из прозрачных метательных ножей, намереваясь рассмотреть его поближе, но Лантея мгновенно ударила его по руке, не позволяя трогать свои вещи.

– Поэтому постараемся двигаться ближе к тракту, а после Уце уже посмотрим. Если дорога будет поспокойнее, то часть пути преодолеем по ней. Но вряд ли нам так повезет. Скорее всего, придется идти напрямую через чащу… Ну, зато хотя бы днем можно ни о чем не волноваться – твари выползают из своих нор лишь по ночам.

– Мне не нравится подобный риск, – прямо заявила хетай-ра. – Теперь даже во сне придется быть настороже, чтобы не пропустить появление этих тварей.

– Нам теперь надо быть настороже каждое мгновение, учитывая, что мы разыскиваемые беглые преступники. Так что, Лантея, смирись, но в ближайшее время легкой жизни не будет.

– А когда она была такой? Быть может, у тебя, профессор, в Италане каждый день и был похож на предыдущий, а самой большой трудностью становился пропуск обеда или потеря какой-нибудь книжки, но я не привыкла к рутинному размеренному существованию, знаешь ли.

Девушка окинула собеседника взглядом, в котором читалось подчеркнутое презрение. Она достала со дна сумки небольшую стеклянную баночку с каким-то густым веществом черного цвета. Как только чужеземка сняла крышку, то резкий кисловатый запах мгновенно добрался до Ашарха, и тот скривился, даже позабыв, какую колкость он хотел озвучить в ответ спутнице.

– Фу! Что за гадкое содержимое? Воняет похуже оцта…

– Это мой самый верный и единственный друг, профессор. Яд. И действует он настолько быстро, что ты даже не успеешь воззвать к своему богу, если я вдруг тебя поцарапаю.

Лантея надела свои кожаные митенки, достала небольшую тряпочку и обмакнула ее в черное вещество. Вытащив из ножен один из кинжалов, она принялась осторожно размазывать яд по кромке лезвия.

– Вновь угрожаешь мне расправой на пустом месте? А я ведь даже безоружен.

– Я без сомнений направлю на тебя оружие, если возникнет необходимость. Не думай, что из-за нашей небольшой сделки я прониклась к тебе неожиданным доверием. Ты помог мне несколько раз выпутаться из неприятностей, не спорю. И теперь я мирюсь с твоим присутствием лишь потому, что это несет для меня некоторую выгоду. Но если вдруг я почувствую опасность, исходящую от тебя, то ты на собственном опыте сумеешь убедиться в действенности этого яда. Хочу, чтобы ты это знал.

Руки Лантеи, порхавшие вокруг лезвия, остановились, и девушка подняла кинжал до уровня глаз, позволяя профессору убедиться в том, что она не шутит. Изогнутое изящное лезвие оружия было выполнено из какого-то светлого материала, внешне напоминавшего дерево. Тонкая кромка была заточена до бритвенной остроты, и черные разводы яда поблескивали на ней, обещая любому существу, ставшему жертвой кинжала, быструю и болезненную смерть.

– Из чего он сделан?

Профессор плохо разбирался в оружии, но даже он понимал, что изделие вряд ли было выковано из металла. Еще в предместьях, когда Ашу впервые удалось подержать в руках эту опасную вещицу, он удивился ее легкости.

– Это кость. Мой народ многие вещи вытачивает из кости, – объяснила хетай-ра и быстро убрала кинжал обратно в ножны, закрыв баночку с ядом. – В пустынях нет металла, который вы, люди, так широко везде используете.

– Но твои метательные ножи явно сделаны из другого материала? – спросил Ашарх и вновь потянулся к четверке тонких почти прозрачных ножей, лежавших поверх сумки.

Девушка мгновенно ударила его по пальцам, а взгляд ее стал откровенно холодным и злым.

– Не трогай мои вещи, профессор. Я предупреждаю, мне это не нравится. Если увижу, что ты прикоснулся к моей сумке еще раз, то отрежу тебе палец. И буду так делать каждый раз, пока ты не научишься сдерживать свои любопытные ручонки.

– Забавно, что с такой логикой ты сама без зазрений совести берешь чужие вещи и считаешь отрубание рук ворам в Залмар-Афи жестокостью.

Недовольно поджав губы, чужеземка проигнорировала выпад Аша и быстрыми дерганными движениями начала одеваться, попутно складывая все свои мелочи обратно в сумку.

– Мои ножи сделаны из стекла, – через полминуты тягостной тишины произнесла Лантея, когда уже натянула под тунику штаны и закрепила на поясе ножны.

– Никогда не слышал, чтобы где-нибудь изготавливали оружие из таких необыкновенных материалов, – удивился профессор. Он нехотя обмотал ноги грязными портянками и надел свои сапоги, которые после купания во всех стоках Италана затвердели от грязи и пахли как мертвая крыса, измазанная в собственном помете.

– Я повторюсь, у нас нет металла и дерева. Все, чем мы владеем, это песок. И, изменяя магией его структуру, мы способны расплавить его до состояния стекла, очистить и закалить, – произнесла девушка, доставая один из метательных ножей, переливавшийся на солнце подобно граненому алмазу, и подбрасывая его на ладони. – Да, он вряд ли будет эффективен против вашего человеческого оружия, выплавленного из металла. Но, пойми, мой народ никогда в жизни не сталкивался в войнах с другими расами, поэтому у хетай-ра и не было необходимости искать иные материалы.

Ашарх следил за ловкими движениями спутницы. Нож в ее руке порхал, переворачиваясь в воздухе и неизменно падая рукоятью в ладонь. И хотя лезвие его не было смазано ядом, но девушка, кажется, все равно не собиралась расслабляться и снимать свои защитные кожаные митенки. Как профессор догадывался, Лантея носила лишь один кинжал, который она любовно натирала вонючей черной субстанцией. Остальное оружие блестело от чистоты.

– Неужели ваша магия настолько могущественна, что позволяет изменять саму структуру песка?

Метательный нож вернулся на свое место, на пояс девушки, а сама она отряхнула и свернула в рулон тонкое шерстяное одеяло, на котором спала.

– Пора выдвигаться, профессор. Мы и так долго проспали. Я бы хотела скорее попасть в Зинагар.

Лантея закрепила рулон поверх своей сумки и, совершенно готовая к дальнейшей дороге, бросила на собеседника выжидательный взгляд. Ашарх, которому собирать было особенно нечего, послушно поднялся с земли, отряхнулся и прогулочным шагом направился в чащу леса, указывая верное направление. За его спиной мягко и практически бесшумно ступала хетай-ра. В тягостной тишине беглецы некоторое время пробирались сквозь разлапистые ели и заросли папоротников, так и норовивших запутаться в ногах, пока, не выдержав, Аш прямо не спросил:

– Почему ты не хочешь отвечать на мой вопрос о силе вашей магии? Боишься выдать какую-то ценную информацию чужаку?

– Любая информация, которую я тебе сообщу, может быть использована против моего народа, – проницательно заметила девушка, срывая с ближайшей ели молодой хвойный побег и закидывая его себе в рот, чтобы освежить дыхание. – Думаешь, я не понимаю, что ты все это хочешь вызнать не из простого любопытства? Ты плохо умеешь врать, Аш. И совершенно не умеешь скрывать алчный огонь в глазах, что разгорается там при каждом моем слове, касающимся хетай-ра.

– Зачем тогда согласилась на сделку? Ты ведь могла уехать одна и не рисковать, ведя чужака на свою родину.

– Потому что там, на площади, я уже сказала тебе достаточно много лишнего о моем народе. Я была в отчаянии, не контролировала свой язык. О чем очень сожалею.

– И раз у тебя не получилось тихо избавиться от меня в переулке, то ты предпочла держать носителя такой информации поближе к себе, чтобы все контролировать? – профессор с грустью усмехнулся.

– А что если так?

Лантея ненавязчиво положила одну руку на свой пояс с оружием, поравнялась с Ашархом и посмотрела ему прямо в глаза.

– Думаю, это весьма предусмотрительно с твоей стороны… Однако! Не могу не заметить, что ты крайне недальновидна в другом вопросе.

Хетай-ра высокомерно подняла брови, желая услышать объяснения.

– Как я понял из твоего рассказа, ты пришла в Залмар-Афи, чтобы заполучить как можно больше сведений о мире вокруг и этой стране, в частности. Ты говорила, будто искренне желаешь преподнести эти знания своему народу, многие века обитающему в неведении касательно всего, происходящего за пределами пустынь Асвен. Поправь меня, если я ошибаюсь.

– Пока все верно. Я надеюсь, что эти знания позволят…

– …хетай-ра выйти из изоляции, – продолжил вместо своей собеседницы мужчина, и по тому, как быстро Лантея отвела взгляд, он понял, что угодил точно в цель. – Ты хочешь, чтобы твой народ осмелел и явил себя миру, не так ли?

– Да, – нехотя выдохнула девушка, словно это было признание в убийстве.

– А теперь подумай над тем, как на это отреагируют все остальные страны. Когда на мировой карте неожиданно возникнет еще одно государство, где каждый житель обладает могущественной магией, способной создавать самумы и плавить песок до состояния стекла… Вас испугаются. Вас захотят уничтожить. Потому что все неизведанное воспринимается с опаской.

– Ты говоришь так уверенно, словно способен это изменить.

– Не изменить, но значительно повлиять на эту ситуацию! – сказал Ашарх и поднял палец вверх. – Если можно подготовить мир к пришествию древней мифической расы, то ее появление уже будет желанным, а не пугающе неожиданным… Просто представь, если бы я сумел рассказать хоть немного о твоем народе, выпустить правдивую книгу. И тогда все страны, все видные умы и политики горели бы желанием увидеть доказательства своими глазами. А когда следом ваши города открылись бы для чужеземцев, и из пустынь потянулись караваны послов и торговцев, то мир бы просто задохнулся от восхищения перед ожившим мифом.

– Каждый раз ты дуришь мне голову, пытаясь уверить в том, что ты чрезвычайно важный компаньон, без которого моя задница не сможет обойтись… И вот опять.

– А разве я не помог тебе уже пару раз? Выходит, я и правда полезный и важный спутник, – с самодовольной улыбкой кивнул сам себе профессор, не сбавляя шаг.

– Или пытаешься меня в этом старательно убедить.

– В этот раз ты просто не можешь ко мне не прислушаться. Мое вмешательство поможет твоему народу избежать войн и истреблений.

– Абсолютно?

– Нет конечно. Рано или поздно и к вам найдутся претензии, но, по крайней мере, ваше появление уже не будет сродни мировой катастрофе, из-за которой все переполошатся.

Профессор лукавил, не собираясь разрушать ту иллюзию прекрасного будущего, которую он вложил в податливый и открытый разум Лантеи. Несмотря на то, что уже многие века и даже тысячелетия существование пустынного народа считалось во всем мире лишь красивой выдумкой, пришедшей из древних времен, но были и те, кто настойчиво в нее верил. Империя Ис неизменно хотя бы раз в столетие собирала и отправляла в пустыни Асвен целые экспедиции, целью которых было отыскать следы существ, управлявших песком. Многие императоры тратили баснословные деньги на огромные караваны, поскольку тайна силы, позволявшей подчинить себе песок, была очень желанна среди ифритов. Территории империи неустанно росли из века в век, как и амбиции ее генерал-императоров, а пустыни Асвен всегда оставались колоссальным необжитым куском земель. Но заселить их не представлялось возможным, только если бы ифриты не научились управлять песком, строить из него города и расширять русла рек, орошая знойный край. Или же они могли просто пленить тех, кто умел это делать, и превратить их в своих послушных рабов.

Вот только Лантее явно не стоило знать обо всем этом.

– Выходит, Аш, что твое желание выпытать из меня всю информацию о хетай-ра вовсе никак не связано с эгоистичной жаждой наживы?

Девушка, совершенно не смотревшая на дорогу, не заметила тонкую паутину, натянутую между двумя ветками, и попала в нее лицом. Невесомое кружево запуталось в волосах, и хетай-ра, недовольно что-то шипя себе под нос, замерла на месте, пытаясь убрать с лица паучье творение.

– Ты и сама прекрасно знаешь, что связано. Но почему бы не извлечь из этого пользу и для твоего народа, а? – откровенно забавлялся профессор, наблюдая за собеседницей.

– Так, все! Хватит. А то я прямо чувствую, как ты собираешься навязать мне очередное щедрое предложение, от которого мне нельзя будет отказаться! Пока что мне достаточно одной сомнительной сделки… Ты вроде говорил, что мы будем идти вдоль тракта. Ну и где он? Что-то я ничего похожего не вижу, – нетерпеливо переводя тему, спросила Лантея, смахивая последние нити паутины.

– Ну, как будет угодно… А тракт в той стороне, – ответил Ашарх и указал рукой налево, – примерно в ста метрах. Можешь даже увидеть его сквозь сосны, если пройдешь немного в ту сторону.

– И пройду. Потому что, как мы уже выяснили, профессор, когда тебе надо, ты очень хорошо умеешь скрывать правду и навешивать на уши свое мелкое гнусное вранье.

Демонстративно развернувшись, хетай-ра направилась в ту часть леса, куда указал ей Аш. Сам же проводник, закатив глаза, поспешил следом, чувствуя, что спутница с ее трудным характером доставит ему еще множество хлопот, пока они доберутся до пустынь Асвен. Если доберутся. Но все это казалось пустяками по сравнению с призом, который должен был получить преподаватель – возможностью своими глазами увидеть страну пустынного народа, куда, судя по всему, никогда раньше не ступала нога представителя иных рас. Ради этого стоило потерпеть упреки Лантеи.

Раздвигая руками еловые ветви, чтобы избежать встречи с еще одной липкой паутиной, чужеземка отчаянно пробиралась сквозь лес, желая убедиться, что ее собеседник ведет их в верном направлении и он не заблудился, как прошлым вечером в лабиринте столичной канализации. Вскоре промежутки между деревьями и правда стали шире, и солнечный свет заполнил собой практически все открытое пространство. Между елями стали чаще появляться заросли кустарников, а уже через минуту Лантея и вовсе уловила звуки, типичные для крупного тракта – стучали колеса, поскрипывали старые телеги, поднимая за собой облака пыли, от которой кашляли возницы следующих повозок.

– Лучше не выходи на дорогу, – предостерег спутницу профессор, едва они ступили в густой подлесок и неподалеку из-за кустов стала просматриваться гладкая утоптанная полоса тракта.

– Я чувствую запах еды. Тут неподалеку какой-то поселок или что? – спросила хетай-ра, вытянув шею.

– Вряд ли. Насколько я помню, по картам до ближайшего села еще километров тридцать. Скорее, это постоялый двор или почтовая станция с разгонными лошадьми… Ты достаточно насмотрелась? Теперь веришь, что мы идем вдоль тракта? Нужно вернуться глубже в лес.

– Сейчас. Одну минуту, – сказала Лантея, старательно прислушиваясь к чему-то, недоступному простому человеческому слуху Ашарха. – Мне нужно в кусты по нужде. Ты иди обратно, я догоню!

Профессор смерил свою собеседницу подозрительным взглядом, но, не рискнув смущать девушку в таком деликатном вопросе, все же подчинился и неторопливым шагом двинулся назад в ельник, из которого они только что вышли. За спиной зашуршали кусты, через которые пробиралась хетай-ра, а после все затихло.

Какое-то время Аш и правда углублялся дальше в лес, но вскоре он отошел на достаточное расстояние от дороги и остановился. Пышные ели, окружившие его со всех сторон, заглушали большинство звуков – слышно было лишь шорох легких птичьих крыльев где-то высоко над верхушками деревьев.

Время шло, а Лантея все не возвращалась. Через пять минут мужчина откровенно начал сомневаться в собственном восприятии времени, а через десять минут забеспокоился, что с его спутницей могло случиться что-то нехорошее. Надо было вернуться за ней и попробовать позвать.

– Вот ты где, – неожиданно раздался голос чужеземки откуда-то со стороны, и через несколько секунд послышался шорох и треск ломаемых ветвей в непосредственной близости от Аша.

Из-за густых деревьев совершенно ничего не было видно, но почему-то профессору на мгновение показалось, что хетай-ра шла к нему не одна. По крайней мере, она издавала удивительно громкие звуки, хотя до этого всегда перемещалась по лесу тихо и аккуратно.

– Я забрала сильно левее и не сразу тебя услышала. Тем более, что ты тут стоишь, как истукан, без движения.

Темные лапы елей раздвинулись, пропуская худосочную девушку, а следом за ней из-за деревьев появилась угрожающе массивная фигура черного жеребца, который неохотно шел на поводу.

– Лантея!

Ашарх замер на месте, пытаясь справиться с изумлением, которое им овладело на долю секунды.

– Откуда у тебя конь?..

– Так удачно сложилось, что ты оказался прав, и там у дороги действительно стоял какой-то постоялый двор или таверна, не суть важно. И я позаимствовала у коновязи этого крепкого заседланного жеребца, – сказала Лантея и гордо пошлепала животное по необъятному крупу.

– Что ты сделала?.. – повысил голос профессор, растерянно поднося руку к своему лбу и проверяя, не было ли у него горячки, а то все происходившее больше напоминало ему бред.

– Смотри, какой красавец! Я таких крупных коней никогда не видела. Он наверняка нас обоих легко выдержит. И даже сумки седельные на нем. Может, кстати, и еда какая в них завалялась…

Жеребец действительно был очень статным. Вороной тяжеловоз с длинными черными щетками и очаровательной белой звездочкой на лбу, он снисходительно смотрел на девушку, сжимавшую поводья, которая едва ли доставала ему до груди. В любое мгновение этот могучий исполин мог развернуться и броситься в сердце леса, даже не обратив внимания на то, что кто-то пытается его удержать за поводья, но он послушно стоял на месте, опустив длинные ресницы, как скромница.

– Ты в своем уме? Ты только что вышла к постоялому двору у оживленного тракта и у всех на глазах отвязала чужого жеребца со всеми вещами его владельца? – разозлился на свою спутницу Аш. – Да ты хоть понимаешь, что тебя мог кто угодно там поймать, и тебя сразу же опять бы посадили в колодки? Неужели ты так ничему и не научилась в Италане, Лантея?..

– Не кричи на меня, – мгновенно посерьезневшим голосом осадила преподавателя девушка. – Я знала, что делаю. В этот раз я была весьма аккуратна и осторожна – главное, это иметь уверенный вид, чтобы никто ничего не заподозрил… Нам нужен конь, не отрицай это! Пять дней на своих ногах бродить по лесу – это нелегкое дело даже для бывалого путешественника, а что уж говорить о тебе. Мы доберемся до Зинагара куда быстрее, если поедем верхом.

– Дошли бы пешком, не развалились. Ради чего нужен подобный безрассудный риск? Ты постоянно творишь необдуманные вещи, из-за которых мы оба можем попасться.

– Я лишь беру то, что мне нужно. И лично мне этот конь сейчас необходим. Знаешь ли, после казематов двенадцатого ордена я все еще не восстановилась. И мое тело будет куда лучше себя чувствовать, если не нагружать его многочасовой ходьбой, – холодно проворчала Лантея.

Профессор раздраженно принялся вышагивать из стороны в сторону, щелкая суставами пальцев на руках, чтобы не сорваться и не накричать на свою собеседницу, обложив ее самыми недостойными преподавателя ругательствами.

– Мало того, что ты соврала мне, обманом заставив уйти. Иначе я бы не позволил тебе совершить такую глупость. И ты это знала!.. Но то, что ты так и не сделала для себя никаких выводов после всего произошедшего в предместьях… Я не ожидал, что можно быть настолько твердолобой дурой! Из-за своей собственной избалованности и капризности ты в очередной раз подвергла себя риску быть схваченной. И самое мерзкое, что ты даже не раскаиваешься…

– А я должна? – неопределенно хмыкнула девушка и уперла свободную руку в бок. – Я всегда поступаю только так, как мне этого хочется. И если мое чутье подсказывает, что мне необходимо что-то сделать ради собственного блага, то я пойду и сделаю это. А не буду слушать чистоплюев.

– Если ты отказываешься меня слушать, то я не понимаю, для чего тогда вообще была заключена эта сделка, – сказал профессор и сжал губы, ткнув себя пальцем в грудь. – Ты согласилась, чтобы я провел тебя в Зинагар, помогая освоиться и разобраться в быте этой страны, избежать повторного заключения под стражу. Именно мои знания и опыт необходимы тебе, чтобы сохранить лицо перед собственным народом. И вот как ты заговорила теперь? Мое мнение и советы для тебя – пустой звук!

У Лантеи явственно дернулась верхняя губа. Весь этот разговор постепенно оборачивался против нее. Предмет обсуждения, вороной жеребец, настороженно прижимал уши к голове, недовольный тем, что у его колоннообразных ног так назойливо громко спорили люди.

– Ты не можешь просто так отказаться от нашей сделки, профессор, – предупредила хетай-ра, – потому что я категорически против ее расторжения. В конце концов, ты сам согласился на ее заключение, хоть и подозревал, что просто не будет. Так держи свое слово до конца.

– Если сделок ты придерживаешься так же бессовестно, как и воруешь, то у меня большие проблемы, судя по всему.

– Не желаю ничего подобного слышать от человека, который при первой же встрече сдает незнакомых девушек в пыточный дом, – бросила Лантея и гневно раздула узкие ноздри.

– Если думаешь, что я горжусь этим поступком, то ты ошибаешься.

Аш оторвал от ближайшей ели веточку и осуждающе направил ее на собеседницу:

– Я первый раз в жизни донес на кого-то, и сделал это исключительно по велению долга, а не потому, что имел что-то против тебя.

– Я тоже, знаешь ли, не ради морального удовлетворения увела этого коня. А из необходимости.

– Ну да! И ты это сделала с такой небрежностью, словно все вокруг тебе как минимум обязаны… Ладно. Закрыли тему. А то эти пререкания можно продолжать до утра. В любом случае, теперь у нас есть примечательный краденый конь. И обратно ты его вернуть явно не захочешь, как бы мне этого ни хотелось…

– Что-то мне подсказывает, что ты, профессор, пытаешься обелить себя. В собственном глазу бревна не замечаешь, а в моем соринку разглядишь? Или как там говорят залмарцы?

Лантея запустила руку в свои запутавшиеся волосы и сразу же поморщилась.

– А, без разницы! Что бы ты ни говорил и ни думал, но мы оба негодяи, и оба лишь пытаемся оправдаться перед собой же.

Девушка демонстративно отвернулась и схватилась рукой за переднюю луку седла, вставляя ногу в стремя. С натужным оханьем она подтянулась и перекинула вторую ногу через круп коня, поудобнее устраиваясь в потрепанном седле прежнего владельца. Для нее одной жеребец оказался очень крупным: вороной тяжеловоз хоть и не был таким быстроногим, как обыкновенные лошадки, но зато мог легко везти двоих всадников и дополнительную ношу.

– Ну так что, ты садишься или предпочтешь и дальше ходьбой натирать себе мозоли? – свысока бросила Лантея.

Профессор прожег спутницу испепеляющим взглядом, но к коню все же подошел. Как бы ему не хотелось это признавать, однако обладание собственным конем действительно было приятным фактором. Не привыкший к длительным переходам и многочасовым прогулкам по густым лесам, Аш не считал себя опытным путешественником – для этого у него была слишком слабая физическая подготовка, а жесткие сапоги непременно стерли бы ему ноги. Поэтому в седло мужчина залезал охотно, пусть и ни на мгновение не позволяя себе забыть о том, что и седло, и животное под ним были крадеными и потенциально могли привести к большим проблемам.

Удобнее устроившись на широкой спине тяжеловоза, впереди своей спутницы, Ашарх взял поводья и уверенно гаркнул:

– Но!.. Пошел.

Вороной жеребец лениво мотнул головой, недовольный тем, что его отвлекли от поедания молодых еловых веточек. Несколько деревьев вокруг уже были ощипаны и испачканы в тягучей слюне. Кажется, животное не особенно сильно переживало по поводу неожиданной смены хозяина. И лишь после того, как Аш легко ударил его пятками, конь все же сдвинулся с места. Медленно переставляя тяжелые копыта, укрытые густыми черными щетками, конь зашагал на восток, осторожно обходя низкие ели и муравейники. Худенькая Лантея, повыше подобрав ноги, сидела в седле позади профессора, держась за его кафтан, но стараясь вплотную не прижиматься.

– А конь и правда хорош. Идет мягко и ладно, будто плывет, – через несколько минут заговорил Ашарх, как только они выехали на узкую прогалину. – Давно я на таких не ездил верхом.

– Я в них не разбираюсь. Просто взяла того, что выглядел лучше остальных.

– Этот жеребец явно не рабочий, землю на нем не пахали. Ухоженный, послушный. Видимо, его бывший хозяин старательно о нем заботился. Да и, судя по всему, владелец был не самых малых размеров, раз ездил верхом на таком массивном коне.

– Думаю, он переживет эту потерю, – без тени жалости в голосе пробормотала хетай-ра.

– Надеюсь, у него не было ничего важного в седельных сумках, вроде документов. Ну-ка, погляди, что там лежит. Вроде что-то бренчит.

Недовольно фыркнув, Лантея все же подчинилась. Она расстегнула полупустые сумки и принялась внимательно изучать их содержимое.

– Тут какие-то гребни, инструменты…

– Наверное, это снаряжение и инвентарь для ухода за конем. Следили за ним достойно.

– Скорее всего. А с этой стороны только мятый котелок, какие-то плошки и миски. Эх, вот дрянь… И никаких денег или даже еды нет… Ни корки хлеба, ни крупы. Улов не очень богатый вышел.

– Ну, если ты хотела запастись провизией, то надо было идти грабить кухню. Похоже, ты где-то знатно ошиблась в выборе маршрута. Или приоритетов…

Девушка обиженно толкнула собеседника в спину, не желая выслушивать его издевательские замечания, а после погрузилась в тихую задумчивость, вглядываясь в череду тенистых елей, неторопливо проплывавших мимо.

– Не злись на меня. Я же шучу… – негромко сказал Аш.

– Я не злюсь, просто сомневаюсь в том, что правильно поступила, согласившись на твою сделку.

– А ты не сомневайся. Лучше делай то, что обещала, – расскажи мне что-нибудь о своем народе.

– А что ты хочешь знать? – без особенного интереса откликнулась девушка.

– Хм. Есть одна тема, которая меня весьма интересует. По легендам, вы одним взглядом возводите из песка роскошные дворцы и целые вереницы просторных домов без единого гвоздя. И рушите их в пыль при любой угрозе обнаружения.

– И в чем заключается вопрос?

– Это правда? Если это так, то ни о чем менее рациональном я в жизни не слышал! – воскликнул профессор, перекидывая через плечо на грудь свою разлохматившуюся длинную косу и начав ее расплетать. Даже теперь, скрываясь в густых лесах от преследования гончих псов двенадцатого ордена, он по привычке не забывал следить за опрятностью собственного внешнего вида.

– Мы действительно строим их из песка, – очень лаконично ответила собеседница через минуту.

– Но почему тогда за многие века вас никто так и не сумел отыскать? Пусть пустыни Асвен едва ли исследованы наполовину, но ведь целые города трудно не заметить!

Свободно отпустив поводья, Аш неторопливо переплетал волосы, вытаскивая оттуда хвоинки и мусор.

– Или легенды не врут, и вы действительно ведете кочевой образ жизни?

– Нет, мы не кочуем. В этом нет необходимости, – нехотя призналась Лантея. – У нас небольшие города, и если не знать, где они расположены, то вряд ли когда-нибудь удастся на них случайно наткнуться.

– Ваша магия настолько могущественна, что позволяет возводить целые города из песка и скрывать их?

– А что тебя смущает? Я слышала, что люди тоже когда-то творили сложные заклинания, но теперь вы лишены этой силы.

Девушка накинула на голову капюшон плаща, пряча лицо от яркого солнца, которое проникало сквозь высокие ели своими полупрозрачными обжигающими лучами.

– Это правда. Наш бог уснул и забрал с собой дар магии. Говорят, перед этим он пообещал пробудиться однажды, но уже почти три сотни лет прошло, так что я, если честно, не особенно верю в его возвращение, – неспешно проговорил профессор, закрепляя косу кожаным шнурком и поправляя воротник кафтана. – Я, как и все ныне живущие залмарцы, был рожден уже в ту эпоху, когда в Залмар-Афи не осталось людей, помнивших как создавать заклинания. Поэтому лично для меня это не особенная потеря, и, мягко говоря, мне все равно – вернется магия к людям когда-нибудь или нет.

– Неужели совсем не хочется ощутить, каково это – управлять энергией?

– Исключительно ради научного интереса.

– Ха. Другого ответа быть и не могло, – усмехнулась Лантея и тяжело вздохнула. – А мне вот кажется, если бы я так во мгновение ока лишилась магии, то это был бы очень тяжелый удар… Эта энергия с рождения пронизывает меня, как тепло, я ощущаю ее всем телом, чувствую пеленой на коже и огнем в крови. И творить магию для меня так же легко и естественно, как думать или дышать. Не представляю себе, что за жизнь может быть без магии.

– Ну, вполне обычная и не самая дурная.

– А что вы умели делать до того… ну… как ваш бог уснул?

– Насколько я знаю, люди направляли свою энергию на защиту. Они уплотняли ее до такого состояния, что энергетические купола и щиты выдерживали не только напор чужой магии, но и не пропускали сквозь себя любую физическую силу, с какой бы стороны она ни была направлена – извне или изнутри. Поэтому в свое время Залмар-Афи и вел войну с империей Ис на равных.

– А теперь?

– А теперь мы держимся на ногах лишь благодаря союзу с Гнездами гарпий и просто забрасываем ифритов пушечным мясом, пока птицы выплетают свои воздушные магические потоки. Но хрена с два кто это признает в открытую!..

Голос Аша был полон затаенной горечи.

– Владыке не очень-то выгодно говорить правду, иначе люди бы просто отказывались идти на войну. Вот жрецы и кричат на всех улицах, что мы успешно тесним имперцев день ото дня и скоро перейдем реку Локу, захватив ключевую точку – ифритскую крепость Нертус… Все это, конечно, бред собачий, но народ верит.

Лантея ничего не ответила профессору. Она плохо разбиралась в войне с империей и еще хуже знала географические названия, хоть и надеялась когда-нибудь полноценно заняться изучением этой темы. Поэтому раздражение Ашарха было для нее непонятным – это была чуждая ей война.

Ельник постепенно редел: высокие темно-зеленые деревья расступались, пропуская сквозь свои ветви все больше солнечного света. Вскоре на смену разлапистым елям пришли молодые стройные сосны, которые взмывали к самым облакам, щекоча голубое небо своими верхушками. Шершавые стволы были облеплены слоями густого мха, а под копытами вороного жеребца приятно хрустел ковер из игл и веточек.

Ашарх любовался чарующими пейзажами, столь разительно отличавшимися от улиц Италана, давно превратившихся в настоящие сточные канавы. Он много лет не выбирался из города, погруженный в дела академии, и красота леса действовала на него умиротворяюще, прогоняя все дурные мысли. Искренне наслаждаясь тишиной и прохладой хвойного леса, Ашарх на какое-то время даже представил, будто он просто совершал приятную конную прогулку по густому парку или роще. И на одно мгновение ему удалось забыть обо всех проблемах, тянувшихся за ним от Италана и о своевольной спутнице, которой спокойно не сиделось за спиной профессора. Лантея постоянно елозила в седле и наконец ткнула преподавателя в плечо, привлекая его внимание:

– Так есть хочется… У тебя есть какая-нибудь еда? Кажется, вчера в саду ты набрал яблок.

Выудив из кармана румяное и слегка побитое яблоко, Аш деликатно обтер его о свой кафтан и передал спутнице.

– На самом деле, не уверен, что мы сумеем добраться до Зинагара на одних только фруктах. Тем более, что у меня их не бесконечный запас, – заметил профессор.

– У меня где-то на дне сумки есть небольшой кусок сыра. Но вряд ли это сильно исправит положение, – сказала Лантея, пожав плечами, и принялась за яблоко.

– Хорошо было бы разжиться где-нибудьпо дороге едой. Хотя на крайний случай можем сварить лесные грибы, теперь-то у нас есть котел.

– Разжиться можно только в каком-нибудь селе. Но на это нужны деньги, а у меня, как и у тебя, их отобрали Сыны сразу же по прибытии в караульный дом. Ни полквика не оставили, сволочи…

– А зачем им оставлять тебе деньги? Сама подумай, из казематов ты бы выбралась, дай Залмар, в телеге для трупов. Ну, а, как известно, мертвецы кошелей не носят и претензий не имеют.

Жуя сладкое яблоко, Лантея пару минут мрачно осматривала сосновый бор, по которому они ехали. Ее явно терзали какие-то тяжелые мысли, и, наконец, осмелев, она решилась их озвучить:

– Все же, я не могу понять кое-что по поводу этих проклятых тьмой Сынов. Вчера я успела погулять по столице, пусть и совсем немного. И на улицах было множество иноземцев: гоблины торговали с прилавков, общались с людьми, а некоторые гарпии даже носили военную форму… Если эти Сыны Залмара преследуют всех чужаков, то почему есть те, кто так спокойно ходят по Италану? И почему их орден не трогает?

– Как бы тебе объяснить… Сыны следят за всеми в Залмар-Афи. Поэтому так поощряются доносы, и для каждого залмарца выдать язычника или чужака – это норма. Никто не может избежать внимания двенадцатого ордена, – объяснил Ашарх, рукой прикрывая глаза от яркого солнца.

– Да я уж догадалась. Но почему это не распространяется на всех чужаков?

– Гарпии защищены законом. Когда Залмар-Афи заключил военный союз с Ровалтией, горной страной, где располагаются Гнезда гарпий, то на их язычество закрыли глаза. Птиц оградили законом и позволили отстроить заново древний храм Фаисы, их крылатой богини, в озерном регионе на западе. Я не говорю, что им все сходит с рук или, вернее, с крыльев. Сыны имеют право подвергнуть птиц допросу по обвинениям, но пытать или казнить – никогда.

– Хорошо. Тут я поняла – ради помощи в войне с ифритами люди заткнули глотку своей гордыне.

– Не забывай, что и я тоже человек, – немного зло проворчал Ашарх. – Отзывайся о моем народе помягче, будь добра.

– Ты больше не человек, профессор. Для своих соотечественников ты безликое пятно грязи на сапоге – преступник, порочащий весь род людской… Ну, давай дальше. Что там с гоблинами?

Недовольно цокнув языком на слова спутницы, Аш тем не менее продолжил говорить:

– Гоблины такой защиты не имеют, их постоянно проверяют и вылавливают, хоть они и множатся из года в год, как паразиты на вшивой псине. Формально королевство Тхен заключило с империей торговое соглашение, и им не совсем рады на землях Залмар-Афи. Но они ушлые торговцы, для которых выгода дороже собственной шкуры, поэтому они постоянно рискуют и приезжают сюда.

– Неужели пытки их совсем не пугают? – спросила девушка и, выкинув огрызок яблока, отряхнула руки.

– Всегда можно отдать часть прибыли во благо храма, скажем так, и получить некие бумаги, дающие временную защиту от пристального внимания Сынов. А здесь гоблины продают все товары с сумасшедшей наценкой, поэтому такие расходы для них оправданы.

– А что касается других иноземцев?

– Вряд ли ты встретишь еще кого-нибудь в Залмар-Афи. Сфинксы и альвы не покидают своих территорий. Все водяники были изгнаны из наших вод после Скахской бойни в озерном регионе. А любого краснокожего ифрита, посмевшего шагнуть на земли людей, растерзает толпа в первые же мгновения. Здесь нет места этим кровожадным сынам Азумы, которые веками поджигают наши восточные границы. И даже если бы из империи пришли беженцы, просящие защиты и укрытия, то этих язычников вздернули бы на первом же суку, даже не дослушав.

– Это звучит не очень-то милосердно. Мне казалось, ваш бог не терпит убийства невиновных…

– Пойми, в этой стране любому залмарцу с детства внушают мысль о том, что невиновных ифритов не бывает. Жрецы, родители, соседи и друзья втолковывают нам с раннего возраста, что у имперцев жестокость в крови, а грех лежит на самой их стране как позорное клеймо, которое не сойдет и через сто поколений… Поэтому в Залмар-Афи нет места для ифритских беженцев. Их дезертиров привечают гоблины в своем королевстве. Я слышал, что там в городах есть целые кварталы для иноземцев, где правят беглые женщины и рабы из империи Ис.

– А сам ты тоже ненавидишь ифритов? – неожиданно спросила девушка.

Профессор на мгновение задумался, заслушавшись пением птиц, которые порхали где-то над верхушками высоких сосен. Приятный свежий запах хвойного леса щекотал ноздри.

– Я рожден в стране, которая последние несколько веков только и делает, что изо всех сил борется за свою территорию и веру. С самого детства я слышал лишь о том, как очередная деревня в приграничном регионе сгорела дотла, как сотню военнопленных увели на продажу в Аэтия Кас, крупнейший рынок рабов во всей империи. Мне рассказывали о трех гигантах приграничья – несгибаемых крепостях Прида, Цареле и Билгина – стены которых покрыты черным слоем копоти толщиной в ладонь, но они все еще стоят. Я читал об огромной пирамиде в столице империи, городе Эрлуне, подножие которой тонет в крови ифритских врагов – там они без жалости и сомнений перерезают глотки своим рабам и пленникам, принося их в жертву Азуме…

– Я не хочу знать, как тебя воспитывали и какое восприятие навязывали, – грубо прервала собеседника хетай-ра. – Мне любопытно лишь узнать твое собственное мнение об ифритах.

– Лантея, война никому не позволяет иметь собственное мнение, здесь всех стригут под одну гребенку – как выгодно правителю, – Аш усмехнулся. – Но, если ты хочешь знать, что я думаю по этому поводу на самом деле, то мне кажется, ифриты ничем не хуже и не лучше людей. Я много лет занимаюсь изучением Баск Шор, Эпохи вождей ифритов, и знаю об империи Ис достаточно, так что могу сказать тебе с полной уверенность – все мы слеплены из одного теста и совершаем одни и те же ошибки.

Вороной жеребец мягко ступал по земле, самостоятельно выбирая лучший для себя путь между деревьями и практически не нуждаясь в постоянном контроле наездников. Солнце медленно и плавно катилось по небосклону, согревая воздух своим жарким дыханием, и время текло почти незаметно. Убаюканные покачиванием в седле, всадники боролись с подступавшей дремотой. Лениво перебрасываясь отдельными короткими фразами, беглецы совершенно разомлели от августовского тепла, и в какой-то момент Лантея даже задремала, уткнувшись лбом профессору между лопаток.

Из-за позднего пробуждения беглецам удалось проехать не такое большое расстояние до того, как солнце начало понемногу клониться к горизонту. Несколько раз им на пути попадались узкие одноколейные дороги, уводившие с тракта в небольшие деревни и поселки. Но каждый раз профессор лишь направлял жеребца глубже в лес, опасаясь показываться людям на глаза и уж тем более просить какую-нибудь еду или воровать ее.

К заходу солнца проблема с пропитанием все еще была не решена: запас яблок и груш быстро подошел к концу, а до Зинагара оставалось много дней пути. В желудках у путешественников не было ничего, кроме воды: Лантея днем поделилась со спутником содержимым своего почти опустевшего бурдюка, наполненного еще до приезда в Италан. И этого явно было недостаточно.

– С навыками выживания у тебя крайне плохо обстоит дело, профессор, – вяло сообщила хетай-ра, которая за целый день, проведенный в седле, почти перестала чувствовать нижнюю часть спины. Навыки верховой езды у девушки были развиты плохо, поэтому, даже несмотря на несколько остановок, ближе к вечеру она все больше ерзала на коне, ворча о жестком седле, а настроение ее стремительно ухудшалось с каждой минутой.

– Ну извини, пожалуйста, что я, человек науки, смиренный книжный червь, не могу обустроить для тебя комфортные условия в лесу, – откликнулся мужчина, который и сам сильно устал. Глазами он выискивал хотя бы одну полянку или просеку, где можно было встать на ночевку.

– Если бы мы оказались в пустынях, то я бы не позволила нам умереть с голоду.

– Никто не умрет, – жестко сказал Аш. – Я что-нибудь придумаю, а пока у нас есть твой спасительный кусок сыра.

Эта фраза прозвучала достаточно издевательски, хоть профессор и не придавал ей такого смысла.

– О, богиня… Ну почему я не убила тебя еще в Главном караульном доме? – прошептала себе под нос хетай-ра.

– Потому что тогда ты бы не сумела оттуда выйти, – любезно подсказал Ашарх.

– Думаешь, за купание в канализационных водах мне следует тебя поблагодарить?

– Я бы, кстати, не отказался от этого. Потому что все, что я слышу, это одни упреки. А, между тем, именно благодаря моим знаниям об Италане мы сумели выбраться из казематов живыми.

Девушка недовольно заворочалась за спиной собеседника, разминая затекшие конечности.

– Я почти уверена, что смогла бы и силой пробить себе проход. Через их мертвые тела, например.

– Глупо и весьма самонадеянно. Похоже ты из тех, Лантея, кто в первую очередь хватается за ножи, хотя в большинстве случаев ситуацию можно разрешить без применения грубой силы.

– Да, например, я так и попыталась сделать в академии, – в голосе чужеземки сквозила обида, – просто поговорить. Сначала с тобой, а потом и с орденом. Я была уверена, что Сыны просто ошиблись в своих обвинениях. И знаешь что? Меня избили и прижгли каленым железом. Не очень-то они желали слушать то, что я им твердила.

– Ну, тут, признаюсь, я и сам наивно полагал, что меня кто-нибудь выслушает, погладит по головке за донос и отпустит с миром на все четыре стороны… И до сих пор я уверен, что тот командир отряда, Рион, просто с первой же минуты меня невзлюбил и поэтому возникло столько проблем.

– Если бы он забрал только меня и позволил тебе так легко уйти, то, поверь, я бы сделала все возможное, чтобы выбраться из темницы и отыскать тебя. А пока меня допрашивали, я тешила себя лишь одной мыслью: что ты сидишь где-то в соседней камере, и рано или поздно палач со своими инструментами придет и по твою душу… Либо же мой клинок вонзится в твою глазницу.

– Я удивляюсь твоей кровожадности! Никогда раньше не встречал девушек, которые бы настолько часто говорили об убийствах и расправах, – с иронией в голосе протянул профессор.

– Потому что милые беспомощные простушки, у которых головы заняты только бесчисленными платьями и собственной внешностью, не выживают в этом мире. И уж точно не могут ничего в нем добиться, – припечатала Лантея, не оценив шутки. – Тем более, ты сам держишь меня за какого-то головореза, у которого руки по локоть в крови, так чего ты от меня тогда хочешь?

– Хочу признания того, что твой подход неэффективен. Только вдумайся, если бы в академии ты решила устроить резню и, допустим, справилась бы с отрядом Сынов. Сколько бы это родило дополнительных проблем! За тобой бы пришли десятки стражников, и эта толпа просто четвертовала бы тебя прямо на месте.

– Ты утрируешь. У меня был бы шанс сбежать из академии, а потом и из города без всех этих казематов боли и хождений по канализациям, – сказала девушка и недовольно скривила губы, но ее спутник при всем желании не смог бы увидеть этот жест. – Все эти разговоры с обвинителями не имеют смысла, когда тебя отказываются слушать. В предместьях я была готова вырезать всех людей, что набежали тогда в конюшни и застали меня на воровстве. И, если бы в тот момент у меня оказалась с собой хотя бы горсть песка, то я бы прогрызла себе путь к свободе, уж поверь.

– И никогда бы не смогла отмыться от крови стольких невинных.

– Мы с тобой уже говорили сегодня о том, что понятие невинности весьма субъективно. Они бы проткнули меня своими вилами и косами даже не раздумывая. Почему я должна слушать совесть?

– Потому что это делает из тебя мыслящее и разумное создание. Когда ты подавляешь эти звериные повадки и подходишь к решению проблемы рационально – без крови, без злости и размышлений из области «Я убью их лишь потому, что они угрожают убить меня». Твоя богиня дала тебе дар речи, а не острые когти, потому что ты не дикий зверь, а социальное существо.

– Без разницы, кто я, – воскликнула девушка, всплеснув руками, но сразу же вновь схватилась за кафтан профессора, опасаясь выпасть из седла, – важно, что они не такие. Я говорила, Аш! Я просила их отпустить меня, я молила чуть ли не на коленях, но разве меня кто-нибудь услышал? Я ведь даже так и не совершила преступление – кобыла осталась в стойле… А что это изменило? Ничего! Они все равно протащили меня по улицам, как мешок с дерьмом, и засунули в эти колодки.

– Каким бы жестоким это ни казалось, но таковы основы общества, построенного на законах. Они поймали тебя за совершением преступления и просто хотели предупредить дальнейшие случаи, радикально решив проблему отрубанием рук…

– И, знаешь, почему они должны были это сделать? Потому что это эффективно! Не пустые нотации и бесконечные разговоры о причинах такого поступка с преступником, а именно быстрое и кровавое наказание, напрочь отбивающее все желание нарушать закон. И то же самое можно применить и к жизни: лучше один раз показать свою силу, чем тратить время на пустые разглагольствования, которые все забудут, в отличие от рваной раны на теле.

Ашарх предпочел ничего не отвечать. Он уже догадался, что заставить девушку изменить свою точку зрения практически невозможно. Как бы патетически это ни звучало, но они оба принадлежали к разным мирам, которые существовали по своим законам. Быть может, когда-нибудь Лантея, наученная горьким опытом, и прислушается к профессору, а пока что он умывал руки. Этой чужеземке ее молодая горячая кровь прожигала вены, а Аш давно уже понял, что таких упрямцев бесполезно переубеждать и лучше тихо жить по-своему, учась на чужих ошибках.

Красноватый ореол солнца уже практически скрылся за горизонтом, лишь последние яркие лучи еще проникали сквозь статные стволы сосен. Постоянно понемногу отклоняясь от заданного направления, всадники сами не заметили, как углубились в лес и совсем потеряли главный тракт из виду. Однако это не казалось профессору большой проблемой, он свято был уверен, что утром при свете солнца сумеет вывести коня ближе к дороге. А пока что всем троим следовало отдохнуть, тем более что с пустыми желудками силы расходовались быстрее.

Непримечательная продолговатая поляна, которую пересекал ствол упавшей сосны, прогнившей до трухи, попалась спутникам на глаза далеко не сразу. Сумерки уже укрыли землю мягкой пеленой, поэтому о дальнейших поисках не могло быть и речи. Пара беглецов решила выбрать для отдыха именно это место. К счастью, совсем недалеко от поляны обнаружился крохотный ручей, который показался уставшим путникам не иначе как божественной милостью.

Вороной конь первым бросился к воде: он жадными глотками хлебал из ручья, а острые ухи поворачивались во все стороны, прислушиваясь к лесу. Следующая очередь была за девушкой. Оставив своего спутника собирать хворост, она отправилась промывать заживающие ожоги и стирать грязную одежду. Оказавшись наедине с собой впервые за сутки, Ашарх несколько минут просто в тишине сидел на земле, поглаживая пальцами намокшую от росы траву. Подобное путешествие он предпринимал впервые за много лет, и, хотя навыки езды верхом он все еще не растерял, но тело ныло и болело из-за непривычных нагрузок.

Где-то за деревьями раздавалось тихое плескание воды – Лантея явно намеревалась провести половину вечера за водными процедурами. Стреноженный жеребец отдыхал после долгой дороги и топтался на поляне, выискивая сочную траву. Краем уха прислушиваясь к лесу, профессор уловил тихое уханье филина, охотившегося в темноте ночи. И пока настойчивые комары и мелкая кровососущая мошка не обкусали полностью лицо и руки мужчины, он не решил наконец заняться делами. Походив по поляне в поисках хвороста и сухого мха, Аш к тому же набрал полные карманы лисичек. Конечно, грибы вряд ли бы утолили тот чудовищный голод, который обуревал обоих путешественников, но после яблок и это было достойной пищей. Воспользовавшись кремнем и кресалом Лантеи, Ашарх развел небольшой, но жаркий костер, который сразу же пахнул ему в лицо облаком дыма и отогнал всех мелких насекомых.

Оранжевые языки пламени понемногу пробовали на вкус ароматные хвойные ветки, истекавшие густой смолой, а яркие искры так и норовили брызнуть в стороны, чтобы через мгновение потухнуть в сырой траве. Профессор с удовольствием подставил свое небритое лицо теплым потокам, исходившим от костра, а после лениво начал насаживать грибы на веточку, подготавливая их к прожарке. Через какое-то время раздались тихие шаги чужеземки.

– Посмотри, что я набрала.

Рядом с мужчиной на землю упало что-то тяжелое. Это был намокший красный мешочек, в котором хетай-ра раньше носила свой песок для магии. Теперь он под завязку был чем-то набит.

– И что это? – спросил Ашарх, отвлекшись от работы и взглянув на девушку. Она раскраснелась после купания в ледяной воде, темные волосы влажными прядями, похожими на щупальца, облепили ее шею и голову. Зябко поджимая голые ступни, Лантея скорее разложила одеяло на земле и села поближе к костру, протянув тонкие пальцы к живительным языкам пламени. На ней была лишь тончайшая нижняя рубаха, которая бесстыдно облепила мокрое тело.

– Дно этого ручья песчаное. Так что я набрала песка. Пусть только высохнет у огня.

– Как я понял, ты совсем не можешь творить свою магию без песка? – поинтересовался профессор, нехотя отводя глаза от фигуры спутницы.

– Да, я должна его касаться, чтобы управлять структурой.

Как только руки хетай-ра отогрелись, она достала из сумки гребень и осторожно принялась вычесывать влажные волосы, распутывая пальцами колтуны.

– Получается, что за пределами пустынь твой народ практически теряет свою силу.

– Видимо, так… Никогда об этом не задумывалась.

– Боюсь себе представить, на самом деле, что вы способны сотворить на своих территориях, когда все, что вас окружает со всех сторон – это тонны чистейшего песка, – усмехнулся Ашарх, откладывая в сторону грибы, нанизанные на ветки, и отряхивая руки.

– Мы способны подчинить себе всю мощь пустынь и обратить ее как в щит, так и в меч.

– Даже не сомневаюсь!

– Думаю, ты никогда не бывал в пустынях, профессор…

Девушка, не отрываясь от процесса расчесывания волос, одарила спутника задумчивым взглядом, а голос ее вдруг зазвучал проникновенно и даже чувственно:

– И, даже перечитав все книги мира, не сумеешь понять, каково это, когда вокруг тебя пышут жаром и зноем огромные барханы рассыпчатого золотого песка, а хлесткий ветер закручивается в спирали, поднимая песчаную пыль до самых небес, чтобы после с неистовством обрушить ее вниз. В этом краю время перестает иметь значение – оно течет так же незаметно и почти бесшумно, как и мириады крошечных песчинок, скользящих по склону дюн. А эти величественные гиганты – молчаливые барханы – вспарывающие своими бархатистыми гребнями золотой океан! О!.. Мало что в мире умеет так приковывать взгляд, как их легкое едва заметное движение… Но ты никогда не сумеешь почувствовать ту разрушительную мощь, что таится в мельчайших песчинках, и тебе не удастся ее пробудить – для этого нужно родиться в пустынях и уметь прислушиваться к сердечному ритму бескрайних дюн.

На одно краткое мгновение Ашу показалось, что перед его глазами промелькнули ярчайшие образы, о которых говорила чужеземка. Но, стоило Лантее замолчать, как иллюзия раскололась на тысячи частей и вытолкнула мужчину в реальность. И все же, он был впечатлен. Не словами хетай-ра и не теми туманными картинами, что предстали перед его внутренним взором, но собственным диким желанием, огненной дланью охватившим его сердце. Аш захотел скорее сам ступить на раскаленный песок, погрузить в него пальцы и хоть на долю секунды краем сознания уловить все те тайны и потоки энергии, что пересекали пустынный край и составляли его суть.

Он резким движением поднялся на ноги, из-за чего даже задумчивая Лантея вздрогнула, а после широкими шагами поспешил к ручью – освежиться и вымыть из головы все эти несдержанные эмоции и желания. И пока Аш купался в ледяной воде, гоня от себя прочь навязчивые мысли, он с раздражением констатировал тот факт, что постоянное сидение в академии и моногамная верность пыльным фолиантам за годы сотворили из него высохшую мумию. Теперь, когда в его жизнь неожиданным свежим потоком ворвались проблемы, странствия, миловидные девушки в мокрых рубахах и фантазии о чужих жарких землях, то он оказался неспособен спокойно их воспринять.

Его разум, словно ветхую плотину, снес стремительный поток переживаний.

Просидев в холодной воде достаточно долго, профессор медленно и лениво пытался навести в своей голове порядок, но это совершенно не помогало – мысли разбегались как блохи, а яркие образы постоянно вспыхивали перед глазами, ослепляя своей реалистичностью. Быть может, все произошедшее в Италане пошло ему на пользу. А, может, напротив, он совершил самую серьезную ошибку в своей жизни, решив помочь странной незнакомке.

Ночь давно уже опустилась на мир, когда Ашарх, наконец, вернулся к спутнице. Поглощенные темнотой деревья пугающе ощетинились острыми ветками, и лишь яркий наполненный жизнью огонек костра отсекал от ночного мрака крошечный островок покоя и безмятежности.

Путешественники в молчании поужинали лисичками, поджаренными на огне под сырной шапочкой. На удивление, блюдо получилось достаточно сытным, хоть грибы и подгорели. После в мятом котелке, доставшемся от предыдущего владельца вороного жеребца, пара приготовила травяной отвар из веточек можжевельника и листьев брусники. Постиранная после купания в канализации одежда и вымытые сапоги окружили костер со всех сторон: вещи развевались на ветру, повешенные на ветки, обувь же сушилась ближе к огню на воткнутых в землю палках. Лантея нежилась на одеяле, блаженно почесывая стянутую кожу вокруг корост на ожогах, а профессор в одном исподнем лежал на спине, прикрыв глаза, и погружаясь в дремоту.

– Что там такое блестит в траве? – неожиданно подала голос хетай-ра и почти сразу же послышалось шуршание – девушка отползла в сторону и шарила рукой по земле.

– Ну, что там? – без особенного интереса спросил Ашарх, вяло приоткрыв одно веко.

– Да вот… А… Это твоя вещица. Видимо, отвалилась после стирки.

Лантея протянула профессору какой-то предмет, зажатый в ее ладони. Маленький металлический значок в виде раскрытой книги тускло блеснул в свете костра.

– Ха. Теперь мне он совсем без надобности.

Аш перевернулся на живот и забрал значок, который он много лет с гордостью носил на груди.

– Он слишком примечательный, – добавил преподаватель.

– Ну не выбросишь же ты его в кусты? Мало ли тебе удастся вернуться в свою академию рано или поздно. Может произойти все, что угодно! Жизнь – это причудливый лабиринт неожиданностей, где за любым углом может быть как спасение от всех невзгод, так и бездонная пропасть трудностей. Никогда не знаешь, в какую сторону лучше повернуть…

– Пока что я лишь разбиваю нос о тупики этого лабиринта. Так что для меня прогноз неутешительный.

– Слышу в твоем голосе досаду, – протянула Лантея. – Жалеешь, что твоя жизнь сложилась подобным образом? Что двери академии уже больше не откроются перед тобой как прежде?

– Может, оно и к лучшему, – цокнул языком профессор, морщась от дыма, который ветер отнес в его сторону.

– Думаешь?

– На самом деле, я давно уже мечтал оттуда сбежать.

– Любопытно узнать, это почему же? – спросила девушка, не отводя от спутника взгляд голубых глаз.

– Знаешь, это старинное здание с богатой историей и своими скелетами в многочисленных подземельях, но вот правят там черствые старики, – что ректор, что его многочисленная свита льстецов, готовых за прибавку к жалованью подметать полы языками. Для них уставы, правила и внутренние распорядки – это самое важное… Проклятье! Если ты опоздал, то получай выговор! Если не сдал вовремя ворох бумаг, то слушай нотации на собрании! И так, в общем-то, во всем.

– Студентов это тоже касается? – поинтересовалась Лантея.

– Нет-нет. Хотя… Да, частично это и к ним относится. Но учащиеся там всего на три года, отходил свое – и свободен, иди ищи того, кому приглянется твой документ о полученном образовании. А преподаватели заперты на десятилетия в рамках вечных условностей и обязанностей: обреченные вставать по звонку, ежеминутно составлять планы, вести журналы и отчеты.

– Ну, все же это работа. Вы за нее жалованье получаете, как-никак.

– Вот только академия платит ничтожно мало, да своей бюрократией губит все уважение к профессии, – грустно усмехнулся мужчина и прикрыл глаза. – Когда я был студентом, то все это воспринималось совсем иначе. Мой наставник, профессор Цир Аалар, зародил во мне страсть к знаниям в свое время. И, ослепленный любовью к истории, я самозабвенно шагнул в это болото…

– И погряз в нем.

– Да. Нахлебался по самые гланды.

– Почему тогда просто не ушел оттуда раньше?

– Видишь ли, не все так просто. Академия дает право носить этот значок, – объяснил Аш и подбросил на ладони металлическую безделушку, – он – мой единственный и самый надежный оберег от вербовки в армию Пророка Бога… Взгляни на меня! Я никогда в своей жизни не держал в руках меч. Разве способен такой человек выстоять хотя бы минуту против ифритов, живущих сражениями?.. Потому я так и цеплялся за свой пост. Ну и, конечно же, славным дополнением оставался доступ почти ко всем архивам и библиотекам, а тяга к знаниям – это моя маленькая неодолимая слабость… Конечно, денег на этой работе было не скопить, но зато можно было рассчитывать на эту проклятую приевшуюся стабильность.

Профессор замолчал, его последние слова повисли в воздухе. Вскоре со стороны Лантеи раздалось легкое прерывистое посвистывание – она уснула, не способная больше бороться с тяжелым бременем усталости, незримым пологом упавшим ей на плечи. Где-то далеко в лесу раздался короткий звериный вой, но он практически сразу же резко затих, и ночная тишина вновь завладела миром. Звезды рассыпчатыми золотыми песчинками усыпали небосвод, их свет ласкал уставших путников. И странники легко подчинились сну, падая в его нежные объятья.


Лантея проснулась ближе к полуночи. Какое-то время она просто лежала на спине, стараясь не двигаться и дышать тише. Костер давно уже погас, и прохлада ночи гибкими щупальцами расползалась по коже. Девушка пыталась понять, что ее так резко разбудило.

Где-то в глубине леса раздалась череда негромких щелкающих звуков, казавшихся необыкновенно чужеродными для этого места. Еще через минуту странный звук повторился, и он стал гораздо ближе. Хетай-ра мгновенно перекатилась к профессору, прикрыла ему ладонью рот и начала сильно трясти.

– Ашарх, проснись, – позвала девушка и ущипнула его несколько раз, – да проснись же ты, тьма!

Мужчина вяло разлепил глаза, не понимая, что происходит.

– Ты слышишь эти звуки? – Лантея шептала ему прямо на ухо, а в голосе ее чувствовалась тревога. – Как будто что-то щелкает совсем рядом.

С профессора сразу же спала пелена сонливости, словно его окатили ледяной водой. Он поймал девушку за запястье и замер на месте, как гончий пес, прислушиваясь. Когда во мраке деревьев раздалась новая череда звуков, то Аш с неожиданной сноровкой поднялся на ноги.

– Проклятье, – еле слышно прошелестел преподаватель, изо всех сил вглядываясь в лес, – это тварь, Лантея. И она совсем рядом…

– Мы еще можем успеть уйти?

– Нет, не можем. Она нас хорошо чует, поэтому движется быстро. В темноте по лесу от нее не убежать… Еще и конь куда-то делся! Дерьмо… Придется встречать ее тут.

Девушка сильно нервничала:

– Ее возможно одолеть?.. Насколько она большая?

– Эти твари здоровые, целиком могут сожрать человека. Одолеть ее можно, но главное – берегись ее верхних лап!..

Закончить мужчина не успел. Под слабый звездный свет из-за веток деревьев медленно выползло нечто: трудно было полностью рассмотреть это чудовище, но даже отдельные части его тела наводили ужас. Огромная многоножка длиной почти под три метра, спина которой была покрыта острыми наростами. Если бы тварь замерла, то в тени ее легко можно было принять за крупное поваленное дерево, но это создание уверенно продолжало двигаться вперед, переставляя сотни своих крохотных ножек, создавая пугающую щелкающую мелодию.

Лантея без резких движений оттеснила Аша себе за спину, а у нее в руках уже появился один из костяных ножей и мешок с песком. Не сводя глаз с принюхивавшейся твари, профессор отошел назад на несколько шагов. Чудовище остановилось всего на мгновение, но когда запах добычи стал отчетливее, то кошмарное создание одним рывком подняло в воздух верхнюю часть своего туловища, обнажая огромную продольную пасть на животе, утыканную кривыми клыками, испачканными в слизи. У твари отсутствовала шея, а голова, круглая и небольшая, являлась прямым продолжением тела и вытянутого рта. По бокам от головы располагались глаза – десятки маленьких белесых точек пугающим узором рассыпались по шкуре. Прямо под ними можно было рассмотреть единственную пару слабо развитых верхних лап: они были коротки, но снабжены острыми вогнутыми когтями, с помощью которых тварь ловила своих жертв и затаскивала их в пасть, где уже несколько рядов клыков заканчивали дело.

– Лантея, над глазами у твари есть чувствительные усики, она слышит с их помощью, – негромко шептал профессор, – если срезать хотя бы один, это ее дезориентирует.

Хетай-ра быстро кивнула, и в ее руках прозрачным веером расцвели четыре метательных ножа. Девушка бросала лезвия одно за другим, целясь в крошечные глазки и двигавшиеся усики, но лишь единственный нож сумел попасть в плоть, и то сильно ниже цели. Твари лезвие не доставило дискомфорта, чудовище явно оценивало обстановку на другом краю поляны.

– Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

Девушка сотворила небольшой песчаный шар, который моментально устремился к созданию. Подчиняясь движениям рук Лантеи, сфера кружила около твари, пробуя на прочность ее верхнюю броню, безуспешно пытаясь пробить защиту, – чудовище опустилось на землю, скрывая свой живот и пасть, ощетинившись острыми наростами.

– Бесполезно! Их шкура крепкая, – заметил Ашарх, следивший за происходящим из-за спины своей спутницы.

Тварь неожиданно издала дикий визгливый крик, исходивший из ее нутра, и, ловко изогнувшись, разбила магический шар о свою спину. Как только сфера рассыпалась, озверевшее создание бросилось прямо на хетай-ра, гибко извиваясь толстым телом и перебирая сотнями ножек. Лантея, стиснув зубы, выхватила смазанный ядом нож и побежала навстречу ночному кошмару. У профессора в горле застрял испуганный крик: его спутница без тени страха ринулась в одной рубахе на чудовищное создание, которое могло за одно мгновение целиком ее проглотить.

Когда девушка и многоножка встретились на середине прогалины, то Лантее удалось избежать мощного натиска и подрезать существу пару ног, ловко изворачиваясь от щелкавших челюстей. Она порхала вокруг твари подобно надоедливому комару, проворно избегая цепких верхних лап с когтями и нанося удар за ударом, отсекая одну конечность за другой. Чудовище озверело еще больше: оно визжало и металось, раскидывая землю под собой, неспособное поймать свою добычу. Нестерпимый запах гнили от раненого создания разносился ветром по всей поляне.

Вскоре тварь и вовсе перестала обращать внимание на свою обидчицу. Она бесцельно кружила на месте, подгибая под себя лапы и яростно рассекая пустоту когтями, не переставая противно вопить от боли и обиды. Хетай-ра в несколько прыжков добралась до профессора, жавшегося к дереву в одном белье, и убрала оружие в ножны. На ее губах расплылась самодовольная улыбка.

– Отрава должна подействовать. Скоро она умрет.

Но тварь продолжала извиваться, как нелепый червь, щелкая своей зубастой пастью на животе и раздраженно перебирая массой лап. Умирать она явно не собиралась.

– Что не так? Яд точно свежий, я сильно ее ранила, – непонимающе пробормотала Лантея, когда и через десяток секунд ничего не изменилось. Она обнажила свой клинок, с недоверием осматривая кромку, – точно ли то оружие она использовала против твари.

– У этих проклятых созданий все устроено по-другому, на них твоя отрава может и не подействовать. Не думала о таком варианте?

Ашарх настороженно вглядывался в метания существа и неожиданно закричал:

– Берегись!

Мужчина едва успел схватить девушку за плечи и откинуть ее в сторону сильным броском. Но самому ему не удалось уйти с траектории твари, которая тараном ринулась на противников, приманенная звуком их голосов и разозленная своими свежими ранами. Ашарха откинуло прямо на ствол дерева и сильно приложило спиной о шершавую кору. Чудовище с ликованием подняло верхнюю половину своего туловища, обнажая пасть. Недоразвитые верхние лапы с когтями уже тянулись к добыче, стремясь скорее затолкать пищу в бездонный рот и проткнуть ее своими зубьями. Профессора мутило от жесткого удара и отвратительной вони, исходившей из нутра ожившего кошмара, – он совсем не мог сопротивляться напирающей твари.

– Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

Крик Лантеи профессор расслышал где-то на грани сознания, уже готовясь к неизбежному. Весь выпачканный в капающей слюне и слизи, он ничего не видел перед собой, кроме оскаленной пасти. Но спасительная песчаная дымка, за одно мгновение соткавшаяся из воздуха точно между сжавшимся Ашархом и разъяренной тварью, отсрочила верную гибель.

Вокруг неполноценной уродливой головы чудовища метался сплошной поток песчинок, заставляя существо закрывать маленькие полуслепые глаза и прижимать усики. Ашарх не стал терять времени: он выкатился из-под твари и на четвереньках отполз в сторону. Замерев неподалеку, Лантея контролировала свое заклинание – все ее внимание было сосредоточено на противнике.

Наконец омерзительная многоножка опустилась на землю, чтобы укрыться от вездесущего вихря песчинок. Именно этим и воспользовалась девушка: она бросилась к сжавшемуся созданию и ловко взбежала по его хребту, во мгновение ока оседлав голову чудовища. Лезвие костяного кинжала беззвучно отсекло один из усиков, пока монстр не успел опомниться после исчезновения заклинания. Существо закричало так пронзительно и тонко, что у странников заложило уши. Гибкой плетью туловище многоножки изогнулось, опрокидывая наездницу на землю.

Ашарх, едва успев опомниться после того, как избежал жуткой смерти, уже бросился на подмогу своей спутнице. Все, что он на ощупь находил на траве, сразу же летело в голову твари: ветки, камни и комки земли ударялись о морду разъяренного чудовища, мешая ему сосредоточиться на девушке. Лантея воспользовалась помощью, поднимаясь на ноги, и ножи в ее руках замелькали, безжалостно срезая лапы монстра. Равновесие было потеряно, и тварь повалилась на бок, судорожно пытаясь хвататься когтями за все вокруг, но Лантея немедля вонзила ножи в открывшийся живот многоножки и с усилием вспорола его от пасти и почти до самого хвоста.

Толстая кожа разошлась в стороны, выплескивая наружу внутренности и непереваренные остатки плоти, которые оказались в желудке твари. Отвратительная субстанция хлынула на землю и на стоявшую вблизи хетай-ра, которая сразу же брезгливо отпрыгнула в сторону громко бранясь.

Создание стремительно теряло последние крупицы жизненной силы. Наконец оно издало последний невыносимо жалобный стон и задрожало в агонии, визжа и разбрызгивая вокруг кровь и внутренности, чтобы через десяток секунд упасть замертво, растерзанным червем замерев на земле. Под ним медленно расползалась огромная лужа слизи, а запах железа смешался в воздухе с вонью гнили.

Обессиленный профессор упал на траву, растерянно размазывая по лицу подсыхавшую слюну твари, облепившую все его тело смрадной пленкой. Тяжело дыша, хетай-ра стояла неподалеку, смотря на творение своих рук – неохватную тушу уже мертвой твари. Девушка с головы до ног была покрыта пятнами черной крови, из-за чего выглядела она крайне устрашающе.

– До чего отвратительные создания.

Брезгливо отерев лезвия клинков о безнадежно испачканную рубаху, чужеземка повернулась лицом к своему спутнику. По ее щекам веером были разбрызганы темные капли.

– Все же я надеялся, что в здешних лесах мы сумеем избежать встречи с ними… – выдохнул Ашарх, который все еще не мог успокоить сердце, набатом стучавшее в груди.

– Если бы не эта устойчивость к яду, то у нас возникло бы куда меньше проблем.

Лантея подошла ближе к собеседнику и села рядом с ним на траву. Только в тот момент она вдруг почувствовала тяжесть во всем теле, которая нехотя и медленно стала покидать мышцы.

– Ну, кто же знал… Они вообще плохо изучены. Живой экземпляр достаточно сложно изловить.

– И понятно почему. Эта тварь была ужасно сильна.

– А ведь если бы не ты, Лантея, то она сожрала бы меня. Затянула в свою отвратительную пасть и проткнула огромными клыками… Там, у дерева, я уже почти попрощался с жизнью, когда она пускала на меня слюни. Если бы ты не поставила свою песчаную стену, то я бы умер…

Ашарх повернулся к спутнице и склонил голову, выражая свою признательность.

– Профессор, я тебя прошу, давай обойдемся без этого. Ты тоже помог мне, оттолкнул в самый последний момент, когда эта тварь мчалась на нас тараном. И что, теперь будем кланяться друг перед другом до самого утра? – фыркнула девушка. Она явно почувствовала себя неловко.

– Я просто хотел поблагодарить тебя. Думаю, ты бы могла спокойно убежать в тот момент, пока это чудовище отвлеклось бы на переваривание моего тела…

– И кто бы тогда поехал со мной в пустыни?.. К тому же, не стоит делать из меня какого-то бессердечного монстра. Я могла тебе помочь, и я отвлекла тварь. Сделка сделкой, но и я могу действовать бескорыстно.

– Одно я точно сегодня понял. Смелости тебе не занимать, Лантея. Не каждый воин согласится выйти против этого существа.

– Я просто защищала свою жизнь, ну, и пыталась не дать тебе умереть, – смутилась хетай-ра, но ночная темнота скрыла ее румянец. – Помнишь, ты говорил, что они высасывают энергию из жертвы перед тем, как пожирают ее? В какой-то момент я это почувствовала – как магическая сила тонкой струйкой покидает меня просто из-за того, что это создание было рядом. Поэтому тварь так легко разбила песчаный шар – она просто расплела его и поглотила энергию. И даже стенка продержалась очень мало, она буквально трещала по швам.

– Наверное, это жуткие ощущения… Даже представить себе не могу.

– Верно. В какой-то момент я даже усомнилась в том, что смогу без потерь одолеть это чудовище, – сказала девушка и устало потерла лоб. – Знаешь, когда ты рассказал мне о тварях, то я очень удивилась тому, как они схожи с одними существами, обитающими в наших пустынях.

– Интересно было бы послушать, в чем же заключается это сходство, – пробормотал профессор, сорвав мокрый лист лопуха и старательно вытерев им лицо.

– Внешне они совсем разные. Пустынные куда меньше, у них есть полноценные лапы и массивный рог на лбу, которым они ловко орудуют. Но, несмотря на внешние различия, действуют они похоже: подбираются, высасывают магическую энергию и после поглощают тела. Мы называем их ингурами. На нашем языке «ingura» значит «предательское семя».

– Странное какое-то название. Откуда оно взялось?

– Говорят, что ингурами повелевает некий бог-предатель, которого наша богиня презирает. Он создал этих чудовищ, чтобы они крали магическую энергию для его существования.

– Хм. Это действительно очень похоже на человеческую легенду о тварях, – подтвердил Аш и поднялся на ноги.

– Я тоже заметила, – кивнув, сказала Лантея и встала с земли следом за собеседником. – Ингуры многие века терзают мой народ, стаями нападают на города и убивают всех, кто встает на их пути. Пусть внешнего сходства между вашими тварями и нашими ингурами нет, но у меня такое ощущение, будто определенная связь между ними все же присутствует.

– Думаешь, они все создания одного бога?

– Не исключено. Если этот презираемый всеми богами творец чудовищ и правда существует.

Утомленные после тяжелого боя, Аш и Лантея все еще надеялись насладиться отдыхом хотя бы до рассвета. Отмывшись от черной крови твари, они вскоре вновь вернулись в потухшему костру. Но близость огромной смердевшей туши монстра, вонь от которой ветром разносило по всей поляне, никому бы не позволила спокойно поспасть, поэтому путники решили перенести свой скромный лагерь глубже в сосновый бор. Вороной жеребец, видимо, испугавшись чудовища, затерялся где-то в лесу, и Аш очень надеялся, что утром конь вернется сам, так как стреноженному ему далеко не уйти. Хотя мысль о том, что тварь полакомилась кониной перед нападением на стоянку беглецов, тоже мелькала в голове у профессора. Он с надеждой гнал ее прочь.

Перетащив одеяло и сумки с поляны, пара расположилась на обросших мхом корнях высокой старой сосны, которая мягко поскрипывала от каждого дуновения ветра. Костер было решено не разводить, так как до восхода солнца оставалось не больше нескольких часов. Постелив одеяло на ковер из хвойных веток и мха, беглецы предались сну, надеясь скорее забыть недавнюю битву.

Но через минуту уже погружавшегося в сладкую дрему профессора неожиданно толкнула в плечо Лантея, которая беспокойно ворочалась с одного бока на другой.

– Что такое? – вяло спросил Аш и пошевелился.

– Здесь неподалеку могут быть еще подобные существа? – голос хетай-ра звучал взволнованно.

– Нет.

– Ты уверен? – недоверчиво поинтересовалась девушка, склонившись над спутником.

Мужчина с недовольным ворчанием поднялся на локтях.

– Этот вид тварей одиночки, они метят свою территорию и охотятся лишь на ней. Так что формально мы должны быть все еще где-то на землях той особи и в ближайшее время вряд ли повстречаем кого-нибудь, подобного ей. Будь спокойна.

– Это обнадеживает… – Лантея выдохнула и опустилась обратно на свое место.

Несколько мгновений стояла томительная тишина, но Ашарх буквально нутром чувствовал, что чужеземка не спала, а в ее голове жались друг к другу, как огурцы в бочке, невысказанные вопросы.

– Ну, что еще? – не выдержал профессор.

– Да ничего…

– Лантея. Ты все равно меня уже разбудила. Говори, что тебя беспокоит.

– Я даже представить себе не могла, что эти твари будут так открыто и безбоязненно нападать, – быстро проговорила девушка. – Может, мы их чем-то привлекли? Огнем? Звуками голосов? Какова вероятность, что дальше их не будет больше в этих лесах?

– Обычно рыцари-хранители орденов строго следят за чистотой своих регионов, посылают отряды для охоты. Поэтому удивительно, что они подобрались так близко к столице. Думаю, нам просто не повезло наткнуться на этотединичный экземпляр, – сказал мужчина и пожал плечами.

– Так их целенаправленно истребляют?

– Да. По крайней мере, так было… Раньше за их головы даже можно было получить награду в любом городе или крупном поселении. Достаточно было принести свежий трофей старосте или егерю, и они обязаны были выплатить небольшое вознаграждение из казенных средств.

– А сейчас так делают? – голос девушки прозвучал глухо, но в ее тоне сквозило нескрываемое любопытство.

– Понятия не имею. Не слышал, чтобы эти награды упраздняли, так что, должно быть, их все еще можно получить. А почему ты спрашиваешь?

Лантея не ответила. Несколько минут она провела в размышлениях, и Аш даже успел понадеяться, что его собеседница все же задремала. Но спустя время она решительно села на одеяле и потрясла профессора за плечо.

– Почему бы нам не воспользоваться всей этой ситуацией и не заработать немного денег на трупе чудовища? – наконец поделилась своими мыслями девушка.

– Предлагаешь пойти с головой твари в деревню? – мрачно отозвался Ашарх. – Дурная идея.

– Почему?

– Нас могут опознать. Это большой риск.

– Пойдешь только ты, чтобы меня не выдал акцент. Заберешь деньги, купишь еды и сразу обратно в лес, – уверенно предоставила свой план на рассмотрение хетай-ра.

– А если меня запомнят? Если там висят розыскные плакаты? Я не смогу отбиться.

– Как-нибудь тебя приоденем, чтобы не похож был на себя, – сказала Лантея, взмахнув руками. – Ты ведь не можешь не понимать, что до Зинагара без припасов мы доползем на локтях еле живые.

– Но зато живые. А не закованные в кандалы, – категорично заявил профессор.

– Если в жизни не рисковать, то постоянно придется терпеть и терзаться, довольствуясь тем, что есть. А у нас с тобой нет совершенно ничего.

– У нас есть наши жизни.

– Ну неужели тебе не хочется поесть чего-то нормального, а не сгоревших грибов?! – в отчаянии воскликнула чужеземка, ударив кулаком по земле. Очевидно, это был ее основной аргумент.

– Хочется. Ужасно хочется. Я такой же голодный, как и ты. Но нельзя забывать о разумности.

– А кто забывает? Ты же не будешь на каждом углу кричать, кто ты такой. Зайдешь в деревню на четверть часа, будешь поменьше светить лицом и все.

Профессор скривился, не найдя что сказать на последние слова собеседницы. Ее предложение было безумным и весьма рискованным, но таким соблазнительным. Никогда раньше Аш не ставил желания своего желудка главнее безопасности, но тут ситуация была неоднозначной.

– Я подумаю. Ты довольна? А теперь дай мне отдохнуть, будь так добра.

Глава пятая. Тревожные вести из-под кроны раскидистого дуба


Кто не владеет собой в полной мере, рано или поздно станет рабом собственных страхов.

Генерал-император Кагатт Иде Ги Ксаден


Ашарх мягко водил щеткой по крупу вороного жеребца, счищая шерстинки и грязь со шкуры. Ночью, испугавшись появления оголодавшей твари, стреноженный конь сумел уйти дальше от стоянки. Он углубился в лес на несколько десятков метров, где утром при свете солнца его и отыскал профессор. И теперь Аш пытался достать из густой гривы запутавшиеся там веточки и хвойные иголки. Животное насторожено двигало ушами, а большие карие глаза постоянно косились в ту сторону, где за редкой чередой деревьев виднелась поляна с гниющим трупом убитого чудовища. При дневном свете туша казалась еще безобразнее и отвратительнее.

– Смотрю, ты его отыскал.

Девушка как всегда бесшумно подошла со спины к своему спутнику. Она только проснулась, и выглядела еще помятой и заспанной. Кутаясь в одеяло с головой, Лантея села на старый рассохшийся пенек и принялась наблюдать за методичными действиями Ашарха.

– Да. Хорошо, что в сумках оказалась тренога, а то он бы к утру уже добрался до Италана.

Хетай-ра заглянула в раскрытую чересседельную сумку, лежавшую на земле.

– Неужели для одного коня нужно так много всего? Щетки, скребницы, крючки… А я думала, что с лошадьми не так много мороки.

– Все это необходимо, – нравоучительно произнес профессор. – Животное должно чувствовать себя хорошо, за ним нужно ухаживать, иначе мы рискуем идти до Зинагара пешком.

– Ты так много знаешь о лошадях. Умеешь их заседлывать, чистить. Даже ездишь верхом так легко и привычно, словно всю жизнь не вылезал из седла. Словно работал на конюшне.

Аш невольно вздрогнул от этих слов.

– Я провел все детство вместе с лошадьми. У родителей была своя коневодческая ферма, – нехотя признался профессор. Ему не хотелось вспоминать эти непростые времена.

– Вот как… Интересный путь от коневода до преподавателя истории.

– Скажем так, мои планы на жизнь отличались от того, что хотелось моей семье.

– Это нормально, что дети рано или поздно покидают родительский дом. Так и должно происходить, иначе они никогда не обретут самостоятельность и просто не сумеют справиться с жизненными трудностями, когда их родителей не станет.

– И зачем ты мне все это сейчас говоришь? Я это и так знаю.

– Просто мне показалось, что тебя волнует эта тема, – прищурившись, произнесла Лантея.

– Я бы вообще не хотел говорить на эту тему, если тебя не затруднит, – сухо бросил Аш.

– Как пожелаешь, – сказала девушка и улыбнулась, – о семье ни слова… Но ты ведь не будешь отрицать, что все еще любишь этих животных? И относишься к ним лучше, чем ко многим людям?

– Собирайся. До ближайшей деревни еще ехать и ехать. Или ты уже передумала выручить денег с нашего трофея?

Ашарх демонстративно кинул щетку в сумку и отряхнул руки. В воздух взлетело целое облако черных шерстинок.

Но хетай-ра и не думала сдаваться.

– Ты не ответил на вопрос.

Ее умению добиваться своего в некоторых вопросах можно было только позавидовать.

Профессор немного зло посмотрел на спутницу, которая была столь настырна.

– Да, люблю. Потому что животные куда умнее людей и заслуживают хорошего отношения. Они никогда не станут обманывать себе подобных, убивать других ради горсти блестящих монет или просто по велению бога, спрятанного в высокой Башне. Животные добры и искренни даже по отношению к тем, кто этого не всегда заслуживает. Они доверяют той руке, что их кормит и гладит, и им без разницы, что еще недавно она могла быть выпачкана в чужой крови. Человечество не стоит даже одного волоска с головы этих созданий, поверь мне…

На мгновение Ашарху показалось, что в глазах собеседницы промелькнуло невольное уважение к нему и понимание, но Лантея скрыла их за сдержанной улыбкой и скорее пошла умываться к ручью. Когда она вернулась, то профессор уже заседлал жеребца, подготовив его к дальней дороге. Сам Аш сидел на земле и разминал руками свои сапоги, которые после сушки у костра стали слишком жесткими.

– Ты действительно надумал ехать в деревню? – спросила хетай-ра и вытерла лицо о рукав чистой туники.

– Да. Практически перед самым Уце есть село Бобровые хатки. Оно небольшое, но, думаю, там нам смогут дать награду. Все остальные поселки слишком мелкие, даже не стоит туда соваться.

– Сколько до него ехать?

– Думаю, к обеду будем там.

– Тогда тебе нужно будет приодеться перед этим селом.

Лантея подхватила свой обсохший и почищенный зеленый плащ и протянула его профессору.

– Вот. С ним ты меньше привлечешь внимания. А свой кафтан сними – он выглядит слишком богатым и приметным.

Вздернув бровь, Аш избавился от кафтана, засунув его в сумку, и взял у чужеземки плащ, накинув его на плечи. Не хватало только палицы в руках, и он бы сошел за разбойника с большой дороги: отросшая щетина, мятая туника, штаны в пятнах, которые не вывелись после стирки, и потрепанный жизнью коротковатый плащ. Но в таком виде мужчину и правда было трудно принять за столичного профессора. Категорично оглядев спутника, Лантея пришла к тому же выводу, кивнула собственным мыслям и ободряюще похлопала Ашарха по плечу.

– Думаю, все пройдет гладко. Но в любом случае, тебе стоит постараться.

Девушка совершенно не волновалась.

– Голову твари я сама отрежу.

Едва хетай-ра повернулась по направлению к трупу чудовища, как профессор схватил ее за запястье, вынуждая остановиться. Его привлекла одна странная деталь в облике спутницы, которая стала видна ему только при ярком солнечном свете.

– Лантея, что с твоими волосами?

– А что с ними? – испуганно спросила чужеземка и принялась ощупывать собственную голову.

Ашарх указал на макушку собеседницы:

– Они побелели.

Еще прошлым вечером волосы были темными, а теперь на темечке появились неровные пятна седины.

– Правда? Вот тьма, – тяжело вздохнула девушка и сразу же попыталась рассмотреть видные ей пряди, – это смывается краска после купания. Перед поездкой в столицу я окрасила свои волосы с помощью особых трав. Мне посоветовали так сделать, чтобы не выделяться среди людей.

– То есть ты беловолосая на самом деле?

– Все хетай-ра такие же, – растерянно пробормотала она и пожала плечами, – белая кожа, волосы и светлые глаза. Но вы, люди, выглядите совсем иначе, а мне не хотелось привлекать к себе много внимания. А теперь, наверное, уже и не важно все это…

Лантея похлопала себя по красному мешочку с песком, висевшему на поясе, и уверенно направилась к трупу твари. Оставшись наедине со своими мыслями, профессор задумчиво смотрел вслед удалявшейся спутнице. Казалось, что между ними витало облако постоянных недомолвок, и с каждой минутой оно становилось все плотнее. Девушка постоянно что-то недоговаривала, порой отказываясь отвечать на самые простые вопросы, а иногда так демонстративно прекращала беседы, словно опасаясь, что ее длинный язык мог случайно выдать какую-нибудь очень важную тайну. Не то чтобы Ашарх искренне надеялся на откровенность хетай-ра с самого момента заключения сделки, но эти постоянные секреты и масса новых вопросов, возникавших из-за недомолвок, вряд ли в конечном итоге должны были привести к чему-то хорошему.

Тем временем Лантея воззвала к своей богине, и в ее руках возникла крупная песчаная сфера, которая, подчиняясь воле своей создательницы, с омерзительным чавкающим звуком вгрызлась в плоть поверженной твари. Ошметки шкуры и мяса брызнули во все стороны, а профессор скорее отвернулся, чувствуя, как от подобного зрелища ему резко стало плохо. Несколько минут с другой стороны поляны доносилось лишь шуршание песка, метавшегося внутри шара, и треск ломаемых костей.

Хетай-ра вернулась к спутнику с головой чудовища, завернутой в изорванную тунику, не пережившую посещение Главного караульного дома Сынов Залмара. Большая часть крови твари уже свернулась за ночь в венах, но черные сгустки все равно быстро пропитали ткань. Соорудив подобие котомки из бывшей одежды, Лантея привязала ее к седлу жеребца и критически оглядела свою работу. Голова была небольшой, в отличие от всего остального тела, поэтому на боку коня она занимала не слишком много места.

– Скоро она начнет еще хуже вонять. Под такой жарой плоть быстро распадается, – заметил Аш.

– По-моему, она уже смердит почище нужника, – бросила девушка, с отвращением оглядев свои выпачканные руки, и скорее направилась к воде.

– Будет обидно, если мы проездим с ней половину дня, а в селе скажут, что уже давно не выдают награды за головы тварей, – поделился опасениями профессор.

Он успокаивающе погладил вороного жеребца по шее: животное постоянно недовольно поглядывало на свой бок и раздувало ноздри, принюхиваясь к вони, шедшей из котомки.

– Я очень надеюсь, что этого не произойдет, – донесся до Аша серьезный голос спутницы. – Не расстраивай меня.

– Ничего не могу тебе обещать.

Через несколько минут Лантея вернулась на поляну и принялась собирать последние вещи. Когда она натягивала свои штаны под тунику, то внимание профессора вновь привлек странный шрам на ноге чужеземки, который он уже видел однажды во время купания в предместьях. На правой голени девушки тесно переплеталось множество красноватых линий, они покрывали всю поверхность кожи, от ступни и до самого колена. Шрам выглядел старым, давно зажившим, но все еще поразительно ярким – багровые следы, казалось, никогда не собирались бледнеть. Если остальные травмы и раны, нанесенные Лантее в казематах боли, уже понемногу сходили, то этот шрам явно выделялся среди всех остальных и, судя по всему, был получен задолго до Италана.

– Не обращай внимания.

Хетай-ра заметила заинтересованный взгляд профессора и сразу же обмотала ноги чистыми портянками, чтобы скрыть все открытые участки кожи.

Однако мужчина не собирался просто так отступать:

– Что это? Неужели такой шрам?

– Да, еще из детства.

– Но что вообще способно оставить подобный след?

– Обычная ядовитая медуза, – отмахнулась собеседница.

– Постой…

Ашарх испытующе смотрел на хетай-ра.

– Лантея, какие в пустынях могут быть медузы?

Девушка ответила с небольшой задержкой, а тон ее голоса стал недовольным:

– Морские.

Профессор подметил эту заминку, и она его очень насторожила.

– Пустыни Асвен омываются океаном. Там плавают ядовитые медузы, которые оставляют такие следы, если их щупальца касаются кожи, – через мгновение не очень уверенно добавила хетай-ра.

Аш не стал ничего говорить. Ему было достаточно того, что он услышал. Лантея нагло врала ему, и теперь это было совершенно ясно: она начала путаться в собственной лжи и придумывать объяснения на ходу. Но главный вопрос заключался в другом: скрывала ли она информацию о своем народе только из-за недоверия к своему спутнику, или же за этим стояло что-то гораздо более серьезное? Вполне могло оказаться так, что она врала ему с самого начала.

Преподаватель начал переплетать свои волосы, буравя взглядом спину хетай-ра, которая пыталась забраться в седло, не задевая при этом окровавленную котомку с головой чудовища. Ашарха тревожила одна мысль, которая билась в его голове назойливой мухой: в Зинагаре Лантею ждала некая женщина, у которой чужеземка надеялась попросить совета и защиты перед тем, как пересечь горный хребет. Возможно, именно она могла оказаться ключом к пониманию истинной натуры хетай-ра: если бы профессор только сумел задать ей все свои вопросы, то мгновенно уличил бы девушку во лжи и докопался до правды, связанной с пустынным народом.

Оставалось только добраться до Зинагара. И тогда наконец стало бы ясно, что же из слов чужеземки было враньем, а чему можно было верить.


Жеребец медленно переставлял копыта, при каждом шаге поднимая в воздух клочки земли и мха. Сосновый бор давно остался позади: хвойные леса постепенно начинали сменяться лиственными, куда солнечный свет проникал уже не так охотно из-за густых крон. Стройные березы и вытянутые осины чередовались друг с другом, и лишь изредка их сменяли толстые кряжистые дубы. Между стволами деревьев росли низкие колючие кусты, которые так и норовили зацепиться за штанины проезжавших всадников или запутаться ветвями в лошадиной гриве, но профессор твердой рукой вел жеребца по узкой звериной тропе, стараясь обходить разросшуюся растительность. На небе не было ни единого облака, и в лесу стояла удушающая августовская жара.

Время неторопливо и неохотно близилось к полудню – Аш и Лантея уже несколько часов были в седле, целенаправленно двигаясь на восток, с каждым километром сокращая расстояние между ними и городом Уце. Насколько помнил профессор, до села Бобровые хатки им оставалось всего ничего – оно располагалось недалеко от города. И чем ближе подъезжали путешественники, тем страшнее становилось мужчине. Он не мог быть точно уверен, что до поселения не добралась информация о беглых преступниках и что его не сумеют опознать селяне по описанию.

– Мне кажется, я чувствую запах дыма, – пробормотала Лантея, старательно принюхиваясь к воздуху.

– Да, я тоже что-то чую, – подтвердил Аш и потянул на себя поводья, вынуждая коня замедлить шаг. – Думаю, это ветер принес печной дым из села. Значит, мы совсем близко.

– Нужно отыскать дорогу, ведущую от тракта.

– Она как раз должна быть где-то здесь.

Профессор легко пришпорил пятками жеребца, направляя его немного в сторону от прежнего маршрута. Череда деревьев не становилась реже, зато появилось гораздо больше цепких кустов.

– Ты волнуешься, – утвердительно проговорила хетай-ра. Она расслабленно сидела в седле за спиной Ашарха, лишь по привычке держась за одежду спутника.

– С чего ты это взяла?

– У тебя руки подрагивают.

Опустив взгляд, мужчина с удивлением увидел, что его пальцы и правда немного тряслись, и поводья из-за этого дрожали. Он сжал кулаки, пытаясь унять нервозность.

– Как будто ты была бы спокойна на моем месте. Я не могу быть уверен, что в этом селе о нас не слышали. В небольших деревнях жители всегда с осторожностью присматриваются к случайным странникам, потому что там все друг друга знают, а за чужаков никто не сможет поручиться.

– Не факт, что там висят розыскные плакаты, и что на тебя вообще обратят внимание.

– Знаешь, в жизни всегда надеешься на самый хороший исход, а в итоге все идет по наихудшему сценарию. И, как бы печально это ни звучало, но так происходит постоянно.

– Профессор, возьми себя в руки, – немного устало сказала девушка и поерзала в седле. – Сейчас ты просто должен без страха въехать в это село и сыграть свою небольшую роль перед парой десятков крестьян. Уверенно забрать деньги, купить еды и быстро уехать, пока никто не понял, что на самом деле ты наглый облезлый волк, пришедший из леса и притворившийся бродячим псом, чтобы получить от людей подачку.

Последнее сравнение пришлось Ашарху не по душе, но ничего остроумного в ответ своей собеседнице он придумать не успел – в просвете между кустами и деревьями показалась ухабистая неширокая дорога, явно ведущая от тракта к селу.

– Я буду ждать тебя здесь.

Лантея проворно слезла с коня и размяла ноги, сделав несколько бодрых шагов.

– Не задерживайся там.

Девушка похлопала жеребца по крупу и на прощание одарила своего спутника мрачной улыбкой.

Собрав всю силу воли в кулак, Аш удобнее устроился в седле и направил коня к дороге. Лошадиные подковы легко примяли мелкие придорожные кусты и почти сразу же мелодично застучали по сухой утоптанной земле. Из-под копыт животного в воздух поднималась пыль, она оседала на черной шерсти жеребца и сапогах профессора.

Через несколько десятков метров дорога делала плавный изгиб, а прямо за ним чуть в стороне стоял высокий накренившийся указательный столб, на котором висела почерневшая табличка с названием «Бобровые хатки». Постепенно деревья расступались, а дорога становилась все шире и ухабистее. Через пару минут Ашарх выехал к околице: невысокая изгородь, сложенная из березовых сучьев, тянулась в обе стороны, а прямо за ней высились крепкие избы с соломенными крышами. Проехав через чисто символические ворота в виде арки из трех бревен, профессор оказался на территории Бобровых хаток.

Село выглядело достаточно живописным – изгороди и плетни в большинстве своем были выровнены как по веревочке, на многих красовались расписные глиняные горшки и старые лапти, чтобы отвадить беду от дома. На крышах лежала свежая, совсем недавно перебранная и обновленная солома. Избы стояли вразнобой и на большом расстоянии друг от друга, из-за чего создавалось впечатление, что село было очень крупным по своим размерам.

Вороной жеребец неторопливо шагал по улице, вдоль которой и выстроилось большинство домов. Во дворах играли дети, они бегали и гоняли плеточками деревянные кубари по траве, галдя, как стая сорок. В широких бадьях женщины стирали белье, взбивая руками мыльную пену. У одного дома две юные девушки щипали кур – белые и коричневые перья взлетали в воздух и оседали на волосах селянок, укрывая их мягким облаком. То ли из-за удушающего летнего зноя, то ли из-за того, что уже стояла пора уборки урожая, но село не показалось Ашу многолюдным.

На профессора не особенно обращали внимание: он заметил только несколько любопытных взглядов, которые на него в основном бросали скучавшие от безделья старики и старухи, сидевшие в ряд на лавочках у ворот. Улица вскоре расширилась и вывела Ашарха к небольшому открытому пространству, которое, судя по всему, являлось сельской площадью. Посередине нее высился большой неохватный дуб, широко распростерший свои ветки во все стороны. Его узловатые корни давно поднялись из земли, и местные мужички использовали их вместо лавок. Под тенистой кроной дуба располагался общий колодец, накрытый крепкой покатой крышей. У него дородные селянки с коромыслами наперевес сплетничали, громко и пронзительно смеясь.

Аш спешился и решил вести коня дальше на поводу. Когда он поравнялся с колодцем, то любопытные женщины с ведрами стали на него оглядываться и понемногу перешептываться.

– Где дом старосты? – негромко окликнул их профессор, решив не тратить время на поиски.

Одна немолодая селянка, с интересом вглядываясь в лицо мужчины, скрытое капюшоном плаща, все же смилостивилась над ним через мгновение и молча указала пальцем в сторону большого добротного дома на краю площади. Коротко кивнув в знак благодарности, Ашарх повел коня в нужном направлении, чувствуя спиной внимательные взгляды сплетниц.

С другой стороны массивного дуба располагалось несколько столов с лавками, где в тени укрывались от зноя поседевшие старухи. Перед некоторыми на столах, оборудованных под торговые прилавки, были разложены продукты на продажу: большие гусиные яйца, семечки подсолнуха и туески с ягодами, набранными в лесу. Едва завидев профессора, несколько пожилых женщин сразу же начали наперебой звать его к своим столам:

– Эфенди путник! Купи чего-нить!

– Картопля полквика за пятерик!

Ашарх скорее прошел мимо, здраво рассудив, что пока он не получит деньги, не стоило даже прицениваться к еде. Вслед ему понеслись приглушенные проклятья и недовольные бормотания. Из-под одного из столов вылезла мелкая бродячая собака, которая, высунув язык из пасти, бодро побежала следом за чужаком, решив, видимо, проводить его. Профессор не возражал, а вот конь отреагировал с опаской на рыжий тявкающий комок, вьющийся у его копыт.

Дом старосты почти не отличался от соседних изб – такой же крепкий, одноэтажный и с потемневшим от времени коньком на крыше. Со всех сторон его окружал разросшийся огород и маленькие пристройки – сараи и хлев для мелкого скота. По плетню вился горох с крупными листьями. Рядом со входной дверью стояла низкая вбитая в землю лавочка, но на ней никого не было, да и на самом дворе профессор тоже не разглядел ни одной живой души.

Привязав жеребца к столбу деревянной ограды и сняв с седла котомку с отрубленной головой твари, Аш нерешительно двинулся по тропе к дому. Рыжая собака, выполнив свой долг, гордо задрала хвост и убежала обратно в тень дуба.

Не успел преподаватель даже подняться на крыльцо, как входная дверь распахнулась, и Ашарх почти нос к носу столкнулся с высокой худосочной женщиной, несшей в руках бадью с помоями.

– А?..

Замерев на месте от неожиданности, селянка во все глаза уставилась на мужчину, а после сразу же перевела свой взгляд на окровавленную котомку в руках незнакомца.

– Благослови вас Залмар, – приветственно бросил профессор и вежливо уступил дорогу, позволяя женщине сойти с крыльца. – Мне сказали, что здесь я могу найти старосту.

– Ага. В доме он, у печи, – ответила селянка, мотнув головой в сторону избы, и скорее понесла свою ношу на задний двор, откуда доносилось приглушенное хрюканье свиней, ждавших еды. До последнего она оглядывалась на незваного гостя и его окровавленную поклажу.

Ашарх толкнул тяжелую просевшую дверь, пересек просторные сени и оказался в главной комнате дома. В воздухе витал приятный аромат свежеприготовленной каши, из-за чего желудок голодного профессора мгновенно сжался, а во рту появилась тягучая слюна. Помещение казалось очень темным из-за низкого потолка и облюбовавшей целый угол пузатой печки, покрытой несколькими слоями белоснежной известки. Все остальное свободное место занимал единственный стол и широкие лавки, стоявшие вдоль стен. Под потолком висели старые ссохшиеся веники луговых трав и связки чеснока, а по углам подрагивала от любого потока воздуха почти прозрачная паутина.

– Это кого там Залмар принес? – послышался чей-то голос со стороны печи, и через мгновение Аш увидел щуплого немолодого мужчину с рыбьими карими глазами навыкате и с длинной угольно-черной бородой, в которой уже виднелись редкие седые волоски. На голове селянина красовался мягкий войлочный колпак, а через плечо была переброшена толстая коса цвета воронова крыла.

Староста поднялся с лавки у печи, где он чинил с помощью лыка изношенные лапти. Отряхнув с выгоревшей на солнце красноватой рубахи мусор, мужчина прищурился и с головы до ног оглядел гостя, стоявшего на пороге.

– Хорошего дня, эфенди. Вы староста? – спросил Ашарх и плечом сдернул с себя капюшон плаща.

– Известное дело я. А вы кто будете?

Неторопливо обогнув стол, староста приблизился к профессору и подслеповато присмотрелся к его лицу. Черные густые брови нахмурились, а на лбу появились глубокие морщины. На носу селянина сидела крупная волосатая бородавка, невольно притягивавшая взгляд, и первые мгновения незваный гость никак не мог перестать на нее смотреть.

– Мое имя Аш… Ашинас, – вовремя исправился Ашарх, в последнюю секунду опомнившись. – Я бы хотел получить причитающуюся мне награду за голову убитой твари.

Подняв повыше котомку, профессор указал на нее рукой. Староста удивленно заморгал, во все глаза рассматривая испачканную в черных разводах ткань.

– Ночевал в лесу, и вот вылезла эта зверюга… Сколько там мне положено квиков?

Селянин задумчиво почесал затылок, сбив колпак на бок.

– Ко мне уже лет пять никто с тварьей башкой не приходил… А чего вы, эфенди, в город ее не отвезете? Тут до Уце всего ничего езды, на повозке часа за четыре добраться можно.

– Ваше село было ближе, – сказал Аш, поджав губы, и высокомерно поднял бровь. – Какие-то проблемы?

– Да нет… Токмо башку покажите мне, а то мало ли вы старую засохшую туда положили. Сами знаете небось, эфенди, что казенные деньги по закону положены за свежую тварь.

Рывком опустив котомку на пол, профессор принялся развязывать узлы, пока староста с сожалением смотрел на доски, испачкавшиеся в тягучих черных каплях свернувшейся крови.

– Ну что, убедились?

Ашарх поморщился из-за тошнотворного запаха гнили, который поднялся из котомки, как только он ее раскрыл. Разлагающаяся голова твари с бельмами на маленьких глазах впечатлила старосту, и он скорее замахал руками, призывая незваного гостя закрыть смердящий трофей.

– Все! Вижу-вижу! Не врете, эфенди!

Селянин зашаркал лаптями, направляясь в угол комнаты, где он достал из небольшого ларца на полке писчие принадлежности, свитки и скромный мешочек, в котором что-то приятно позвякивало.

– Надобно полное имя ваше, город либо поселок, в котором живете, эфенди, да скажите место, где с тварью вы расправились, – деловито запросил подробности староста.

– Нул Ашинас из Шшаза. Тварь встретил в лесу к западу отсюда, рядом с селом Тишинка.

Расположившись за столом, селянин принялся аккуратно по одной букве выводить слова на свитке, осторожно обмакивая перо в чернильницу и стараясь не посадить кляксу на важный документ. Профессор, у которого все внутренние органы, последние несколько минут были сжаты в один тугой комок из-за его опасений, наконец стал понемногу расслабляться. Кажется, в этом селе совершенно ничего не слышали о беглых преступниках, раз староста ни о чем не стал его допрашивать и почти не вглядывался в лицо. Можно было вздохнуть спокойно.

– Запись я сделал, – негромко произнес наконец селянин, оставляя свиток подсыхать на столе и начиная подсчитывать маленькие блестящие монетки. – Вам положено четыре квика и еще половина одной деньги.

Недовольно поморщившись, Ашарх почесал бровь. Он искренне надеялся, что награда будет немного больше. На эти деньги нельзя было даже переночевать на постоялом дворе или разжиться хорошим шерстяным одеялом. Конечно, чтобы купить еду, четырех монет было достаточно, но в целом убийство твари оказалось не очень выгодным предприятием.

Староста поднялся из-за стола, сжимая в крупной шершавой ладони наградные деньги.

– А мне вот интересно, как такой щуплый с виду мужичонка… Не в обиду вам будет сказано, эфенди!.. Сумел одолеть эдакую тварь? И ведь даже никакого меча у вас при себе нет.

Он приблизился к профессору, опасливо обойдя по широкой дуге окровавленный трофей, все еще лежавший на полу, – словно эта голова могла в любую минуту ожить и укусить его.

– Не стоит судить о других по внешнему виду, – проговорил Аш, забрав платиновые квики и ссыпав их в карман брюк, а после одарил старосту мрачным взглядом. – Мало ли какой силой они обладают на самом деле.

– А я что? – пробормотал и сразу же встрепенулся селянин, выставив перед собой ладони. – Я ничего! Только полюбопытствовал чуток, эфенди. Не серчайте… Вы куда дальше путь-то держите?

– По тракту до Уце, – нехотя признался преподаватель, решив, что ничего страшного в такой полуправде быть не могло.

– Ну, хорошей дороги вам. Пусть Залмар хранит вас в пути.

– Благодарствую.

Раскланявшись и попрощавшись, профессор наконец покинул пропахшую кашей избу и пересек двор. Вороной жеребец спокойно поджидал своего хозяина у ограды, задумчиво принюхиваясь к разросшемуся малиннику. Решив оставить пока что животное у плетня, Аш поспешил к тенистому дубу, чтобы с чистой совестью закупиться провизией.

На обтертых корнях дерева сидело несколько бездельничавших мужиков, которые лузгали семечки и громко обсуждали какие-то новости. Их голоса разносились по всей площади, так что не прислушиваться к оживленной беседе было достаточно сложно, и профессор, пока пересекал дорогу, тоже невольно вник в суть разговора.

– Ядрена кочерыжка! Обещали сегодня к полудню он прибудет, – пробасил высокий дородный детина, который постоянно хмуро оглядывался на дорогу, ведущую к околице. – И где?

– Ну ты, Микой, будто не знаешь этих мытарей. Говорят одно, а деньгу потом дерут совсем другую. И так во всем, – бросил его сосед – жилистый тип с вытянутым лицом, покрытым глубокими оспинами.

– Да я больше послухать хочу, каких вестей он привезет.

– Может, ему вообще болтать неохота будет, – предположил третий собеседник, выплевывая кожуру от семечек. – У него таких сел еще уйма по дороге.

– В прошлом году он тут чуть ли не до вечера пробыл. Все про Светоч без умолку трещал. Как они, эти фанатики проклятущие, целую семью в деревне под Шахаром заживо сожгли за то, что те гоблинского торгаша на постой пустили.

– Помню-помню эту историю.

– Уже сколько времени прошло, а у меня этот рассказ все из головы не выходит.

– Ну, жуть и правда берет после такого. Я сам, как услыхал, то зарекся больше с гоблинами никаких дел не иметь. И жинке сказал тоже на постой не пускать их. А то окажешь гоблину услугу какую, а потом эти изуверы из Светоча нагрянут и всех перебьют…

– Да что толку молоть языками об этом Светоче! Сыны его отыщут рано или поздно, от них никто не ускользнет… Вы вот лучше, мужики, послухайте кой-чего новое, – оживленно заговорил селянин в оспинах. – Ко мне вчера сноха приехала из Подлесного. Так она что рассказала: из наших восточных приграничных крепостей пришли вести о Нертусе. Мол, неладное там творится.

– Это та имперская крепость что ли?

– Да! Разведка наша вроде как просекла, что часть ихнего гарнизона перебрасывают куда-то в другое место. Прямо толпами краснокожие ублюдки уходят оттудова.

– Это странное дело, – заметил один из селян, – они же обыкновенно всю свою шваль гонят ближе к границам. Настраивают там, укрепляют себе. А тут просто так выводят?

– Вот-вот! А коли так дело пошло, может, нашим-то, наконец, удастся захватить часть округа того, дойти до самого Нертуса. А там, авось, и эта гадская непреступная крепость поддастся! – вдохновленно запричитал жилистый мужик.

– Пустые разговоры. Даже если наши войска смогут вторгнуться в земли округа Сан Кун, то на пути у них проляжет Лока. Широченная, сука, река! – цокнул Микой. – Я, когда в Цареле служил, то своими глазами ее видел – ни вброд перейти, ни переплыть. Глядишь на восток, а там до горизонта одна вода стелется… Защитники Нертуса отстреливаются день и ночь без отдыха, а единственный ближайший мост охраняется надежнее сокровищницы генерал-императора.

Ашарх задумчиво хмыкнул, удивляясь хорошим познаниям обыкновенного сельского мужика. Профессор уже подошел к первому прилавку и придирчиво осматривал картошку, а сам краем уха продолжал подслушивать оказавшуюся на удивление интересной беседу селян.

– Даже если так, – продолжал тип с оспинами, – уже само по себе то, что наши войска продвинутся наконец внутрь имперских земель до самой этой реки, сильно подымет боевой дух-то! Нынче на границе застой, который, как игра в гляделки, лишь утомляет солдат.

– А ты и правда что ли веришь в то, что Пророк Бога сунется туда даже с учетом этих вестей? – с удивлением спросил Микой.

– Почему нет? Такого шанса может больше и не выпасть.

– Да потому, что Владыка труслив. Даже если волею Залмара из Нертуса исчезнут во мгновение ока все ифриты, он не рискнет поднимать свой острожный зад и отправлять туда войска, – раздраженно высказался Микой. – Это всем хорошо известно!

– Ты бы поосторожничал такое говорить, Микой, – негромко укорил его один из собеседников. – У Сынов Залмара повсюду есть уши. Смотри, заберут тебя в столицу и будут плетьми выбивать дурь.

– Да, ты прав, пожалуй…

Под кроной раскидистого дуба повисло неловкое молчание, сопровождаемое лишь хрустом разгрызаемых семечек и плевками.

– Если они уводят часть гарнизона из Нертуса, то куда же имперцы собираются бросить столько освободившейся силы? – послышался чей-то хриплый приглушенный голос.

– Кто знает. Билгина зорко смотрит за Эбетовой пустошью, но там так же тихо, как и сто лет назад. Мертвая земля… Может, ифриты решили вновь попытать счастье у этих драных кошек в Шаккасе? – предположил Микой.

– Ну, тогда можно лишь пожелать им мучительной смерти. Сфинксы гостей не любят.

Разговор селян затих сам собой, а профессор все еще в раздумьях глядел на картошку, переваривая только что подслушанную беседу. Он не мог быть абсолютно уверен, насколько эти новости были правдивыми, но просто так игнорировать их было невозможно. Империя никогда бы не стала расформировывать часть гарнизона самой неприступной крепости мира просто так. За этим должна была скрываться какая-то логика, но Аш не мог ее понять.

– Милок! Ну ты картоплю брать будешь или как? Что ты глаза-то на нее вылупил? – не выдержала наконец старуха, у прилавка которой мужчина уже несколько минут стоял без движения.

Очнувшись от собственных нелегких мыслей, профессор виновато улыбнулся и принялся запасаться провизией. Походив по скромному подобию рынка, Ашарх разжился двумя грубыми деревянными ложками, картошкой, морковью, небольшим мешком крупы, сухарями и даже купил узелок жестковатого сушеного мяса, которое хоть и было старым, но вполне сошло бы как добавка к каше. Все вырученные с головы твари деньги так и остались в селе Бобровые хатки. В кармане у профессора лишь затерялась одинокая последняя монетка в полквика, с одной стороны которой был отпечатан горделивый профиль Пророка Бога Ской Гервасиуса, а с другой – очертания высокой Башни Залмара.

Аш сидел на корнях дуба, рассовывал по карманам и укладывал за пазуху купленную провизию, уже готовясь отбывать из села, когда на главной дороге, ведущей к площади, послышался топот копыт и лай дворовых псов, испуганных громкими неожиданными звуками. Через мгновение на открытое пространство перед колодцем выехала группа всадников. Во главе процессии скакал какой-то молодой блондин надменного вида, разряженный в дорогой кафтан, вышитый серебряными нитями, а сразу за ним следовал плечистый загорелый мужчина в неброском сером плаще, до середины заляпанном грязью. Позади по двое ехали шесть кряжистых вспотевших солдат в стеганках и кольчужных оплечьях. За их спинами висели круглые деревянные щиты с изображением Башни, а к седлам были пристегнуты фальшионы. Посередине колонны катилась старая скрипучая телега, на козлах которой сидел еще один воин, понукавший рыжего крепкого коня. В повозке стоял большой окованный железом сундук, накрытый дерюгой.

Процессия неспешно въехала на площадь и остановилась. Пока всадники слезали с лошадей и разворачивали тяжелую повозку, со всех концов деревни стал понемногу стягиваться народ. Селяне и селянки спешили к колодцу, а весть о прибытии мытаря со свитой скоро облетела все Бобровые хатки. Под тенью дуба собралась неожиданно большая толпа людей, и профессор, решив не дожидаться, пока все разойдутся, стал понемногу пробираться к своему вороному жеребцу. Он уже сделал все, что планировал, пора было возвращаться к Лантее.

– Слухайте, люди! – раздался откуда-то со стороны колодца голос старосты, который уже успел выбежать встречать гостей. – Эфенди глашатай прибыл из столицы. Он объявит вести, а после сборщик податей будет деньгу собирать, готовьте кошели.

По толпе пробежал легкий вздох удивления: люди ждали в этот день только мытаря, а вместе с ним прибыл еще и столичный вестник. И теперь селянам не терпелось узнать, какие же новости им привез этот редкий гость. Вперед выступил невзрачный плечистый мужчина в сером плаще, который на фоне стоявшего неподалеку нарядного сборщика податей выглядел нищим бродягой.

– Милостью Залмара, бога нашего всемогущего и всеединого, и Владыки Залмар-Афи Пророка Бога Ской Гервасиуса, до сведения каждого жителя должна быть донесена следующая информация, – громким и поставленным голосом начал свою речь глашатай, читая по изрядно помятому свитку, который он держал в руках. – С первого осеннего месяца 1047 года от явления Пророка вводится новая торговая пошлина на ввоз в города на продажу крупного рогатого скота…

Глашатай нудно и однообразно перечислял новые вводимые законы и пошлины. Люди слушали внимательно, но по их наморщенным лбам было ясно, что они почти ничего не понимали из речей вестника: он использовал заумные слова, мало что значившие для простого рабочего люда.

Ашарху тоже пришлось выслушивать глашатая: толпа только увеличивалась в размерах, и вскоре селяне заполнили всю маленькую площадь, так и не позволив профессору вовремя уехать. До коня оставалось буквально несколько метров, но проход перегородила пара женщин, которые отчаянно боролись с рогатым козлом, выбившим кол с веревкой и сбежавшим из двора. Протяжно мекая, животное угрожающе трясло длинной белой бородой и упиралось копытами в землю. Люди вокруг негодующе бормотали, недовольно тесня друг друга, чтобы не попасть на рога злому козлу, который не собирался сдаваться просто так.

– Помимо прочего, по указу рыцаря-хранителя ордена Сынов Залмара Цир Иезина младшего объявлены в розыск во всех регионах Залмар-Афи следующие опасные личности. Ма’хе Гарц, мужчина сорока восьми лет от роду, смолокур, обвиняемый в ереси и распространении ложных учений о проклятом боге. Отличительные признаки: отсутствие волос на голове, бельмо на глазу. Аз Белсия, женщина приблизительно тридцати лет, мошенница, фальшивомонетчица, выдающая себя за знатную особу. Полная, имеет черные волосы и изображение змеи на животе. Сои Ашарх, мужчина двадцати девяти лет, профессор истории, убийца, имперский пособник. На лбу есть шрам, волосы темные, смуглый. Женщина двадцати пяти лет от роду, именующая себя Вех Лантеей, имперская шпионка, убийца, конокрадка. Имеет следующие признаки: темные волосы, бледная кожа, говорит с акцентом…

Ашарх побледнел практически мгновенно. Когда он услышал свое имя, то сперва даже не поверил собственным ушам. Глашатай все продолжал говорить, называя имена других преступников, а профессор, почти не дыша, стоял в толпе, чувствуя, как похолодели его ладони. Многие из селян внимательно прислушивались к списку, и больше всего в тот момент Аш боялся, что кто-нибудь вспомнит о странном путнике, посетившем село в этот день, и все еще находившемся на площади. Стараясь не делать резких движений, мужчина медленно натянул капюшон на голову, чтобы прикрыть свой старый шрам на лбу, который был отныне отличительным клеймом, способным выдать его с потрохами. Теперь находиться и дальше в селе было уже опасным. Стоило старосте или кому-либо из видевших его на улице крестьян сказать хоть слово глашатаю, как Ашарха бы схватили и скрутили на месте.

Две женщины наконец справились с козлом, перегородившим дорогу. Животное за рога оттащили к ограде, а профессор ловко проскочил в образовавшуюся пустоту, вцепляясь в поводья своего коня так крепко, словно это была спасительная соломинка.

– Все названные преступники опасны и подлежат заключению под стражу. За любую информацию о местонахождении неугодных ордену лиц полагается денежное вознаграждение, – продолжал свою неторопливую речь глашатай.

Залезать в седло у всех на виду было слишком рискованно – селяне могли обратить внимание на всадника, поэтому Аш медленно вел на поводу жеребца к ближайшему закоулку между дворами. В этот момент как раз послышался звонкий голос мытаря, начинавшего собирать с селян подати. Глашатай закончил свою речь, и теперь толпа зашевелилась, стягиваясь еще ближе к колодцу, возле которого быстро ставили лавки и столы для сборщика и его свиты.

Как только профессор скрылся от лишних глаз за высокой деревянной оградой одного из дворов, он ласточкой вспорхнул в седло и так пришпорил коня, что животное стрелой бросилось по маленькой узкой улочке, распугивая гогочущих гусей и шипящих кошек. Пролетев Бобровые хатки насквозь, Ашарх выехал к окраине, все еще судорожно сжимая поводья в руках.

К месту встречи, где его должна была ждать Лантея, мужчина прискакал за полминуты, оставляя за спиной густые облака поднятой в воздух пыли. Девушка, только завидев спутника, с нетерпением выбежала из кустов навстречу и едва успела отпрыгнуть в сторону из-под копыт, когда разгоряченный конь не успел затормозить после скачки.

– Что случилось? На тебе лица нет! – встревоженно заметила она почти сразу же.

Профессор протянул руку, помогая хетай-ра забраться в седло, и скорее развернул коня, направляя его с дороги в лес, подальше от случайных глаз.

– В село приехал глашатай, – едва отдышавшись, проговорил Аш, легко пришпоривая жеребца, чтобы животное перешло на рысь, – и объявил список разыскиваемых преступников.

– Мы в нем есть? – спросила Лантея, крепче прижимаясь к спине собеседника и хватаясь заплащ.

– Да. Убийцы и шпионы. А тебе еще и дали официальный титул конокрадки. Поздравляю.

– Значит, о нас повсюду растрезвонят?

– Видимо, да. Раз уж глашатая направили даже в такое небольшое село, как Бобровые хатки, то Сыны намерены максимально оповестить народ о беглецах.

– Надеюсь, тебя никто не заметил и не узнал? – с надеждой в голосе спросила девушка.

– Я не уверен. Староста мог запомнить мое лицо.

– Ему могут и не поверить.

– Мне кажется, Сыны будут хвататься за любую информацию. А мой шрам на лбу слишком отличительная черта, чтобы его легко проигнорировать и забыть. Значит, скоро орден узнает, в каком направлении мы с тобой движемся.

– Выходит, нам лучше свернуть с прежнего курса.

– Именно. Ты все верно поняла. Уце уже практически рядом, поэтому объедем Бобровые хатки и направимся в юго-восточном направлении, сильно углубимся в лес. Благо еды у нас теперь достаточно, – сказал профессор и похлопал по своей увесистой ноше, спрятанной за пазухой.

– Тебе удалось все же выручить деньги за голову? – спросила Лантея и мельком высунулась из-за плеча спутника, но ее сразу же хлестко ударила по лицу ветка дерева, мимо которого проезжали всадники. – Я, если честно, не верила, что ты вернешься с добычей.

– Теперь можно не беспокоиться хотя бы об одной проблеме.

– Не думай о Сынах. Они не сунутся с погоней в леса, ты сам об этом говорил.

– Да, но… Я никак не ожидал услышать свое имя в этом селе, признаться честно. Одно дело предполагать, что изображение твоего лица теперь развешено по всем столбам, а совсем другое – слышать, как в каждом населенном пункте глашатай провозглашает тебя врагом страны и ордена.

– Ты ведь наверняка мечтал в своей жизни о славе, профессор? Вот, наслаждайся. Твой бог, видно, любит хорошо пошутить, раз преподнес тебе твое желание в таком виде – теперь ты знаменит и известен по всему Залмар-Афи. Слава, что дурная, что заслуженная, все равно слава.

– Только представь, – негодующе прошептал Ашарх, мягко направляя жеребца между деревьями, – он назвал меня убийцей. Убийцей!.. Да я и мухи в жизни не обидел…

– Смотри, сначала тебя начнут так называть, а потом сам не заметишь, как решишь поддержать эту легенду, – с тяжелым вздохом сказала Лантея.


Путники в полумраке пересекали раскидистый травянистый луг, и мокрые стебельки полыни, наполнявшие воздух своим густым горьковатым запахом, мягко обволакивали лошадиные бабки. Солнце, укрытое розовым маревом облаков, уже коснулось линии горизонта и вот-вот должно было исчезнуть, погрузив мир в бархатистые сумерки. Аш и Лантея почти без остановок углублялись в густые леса региона Вех, как только за их спиной осталось село Бобровые хатки. На пути за весь день им лишь несколько раз встретились крошечные поселки на десяток домов, которые они старались обходить стороной. После полноценного сытного обеда странники вышли к истоку могучей реки Локи, которая брала свое начало на юго-западе от города Уце. Наполнив бурдюк свежей чистой водой и перейдя вброд на другой берег, беглецы продолжили двигаться по направлению к Зинагару. По расчетам профессора, блуждание по лесам могло занять еще около двух или трех дней, но этот путь все же был короче, чем если бы странники придерживались главной дороги, которая делала крутой изгиб в сторону Магенты. Единственной опасностью по-прежнему оставались твари, но Лантея придерживалась оптимистичной точки зрения:

– Если мы справились с одной, то без проблем теми же методами убьем и новую.

– А вдруг не успеем проснуться? – с сомнением проговорил Ашарх, полной грудью вдыхая запах луговых трав, укрытых каплями росы. – Застанет нас врасплох, и тогда все… Страшная кончина!

– Не недооценивай меня, – хрипло произнесла девушка, – я услышу ее за сотню метров. Просто теперь буду четко знать, что я слышу, а не как вчера ночью, когда я металась в догадках, мерещится ли мне это щелканье или же это звуки какой-то птицы, которую я не встречала ранее.

– Знаешь, в деревнях старики любят пугать детей байками о том, что нет худшего предвестника смерти, чем это щелканье из ночной темноты.

Хетай-ра не ответила своему собеседнику. Они продолжали ехать в странном тягостном молчании, прислушиваясь лишь к звенящему пению малиновки, пока Лантея вдруг не спросила:

– Ты тоже это чувствуешь, или мне кажется?

– Смотря что я должен чувствовать.

Профессор решительным движением руки остановил жеребца и повернул голову к девушке, надеясь добиться от нее более подробной информации. Прикрыв глаза, чужеземка старательно принюхивалась, раздувая маленькие тонкие ноздри. Острота ее чувств уже не раз помогала паре беглецов, поэтому игнорировать очередное предвестие Ашарх не собирался.

– Тебя насторожил какой-то запах? – предположил профессор.

Но не успела Лантея ответить, как ветер легко подул в лицо мужчине, и он сам уловил сильный запах гари, которого буквально мгновение назад совершенно не ощущалось на лугу.

– Это дым? Мы опять у какого-то селения? – спросила хетай-ра, распахивая веки.

– Нет, – хмуро откликнулся профессор и перекинул ногу через седло, спешиваясь, – боюсь, у печного дыма не бывает такого тяжелого смрада. Это гарь. Здесь явно что-то горит.

Озадаченный Ашарх потянул коня за поводья, направляясь к кромке видневшейся неподалеку редкой рощи, откуда и дул ветер. Лантея заерзала, устраиваясь поудобнее в освободившемся седле, и настороженно стала оглядываться по сторонам, прислушиваясь к любым звукам.

Когда путники углубились в тихую рощу, то вонь стала настолько сильной, что Аш невольно закашлялся. Через несколько метров деревья раздвинули свои ветви, выпуская пару беглецов на обширную прогалину, где взору Ашарха и Лантеи предстало мрачное зрелище.

На обгоревшей, укрытой толстым слоем золы и пепла земле высились почерневшие от копоти печи с высокими кирпичными трубами, смотревшими в безжизненное небо. А вокруг печей не было ничего, кроме прожженных изломанных бревен и покрытых белой пленкой пепла остывших углей. Одинокие редкие столбы заборов, накренившись на бок, скрипуче покачивались от порывов ветра, разносивших тяжелый удушливый запах гари по всей округе.

Это было все, что осталось от некогда стоявшей здесь небольшой деревни, которая теперь была полностью уничтожена безжалостным огнем. Пламя уже погасло, кругом лишь дымились пепелища уничтоженных изб – где-то глубоко под завалами еще теплились последние угли. Между пожарищем и рощей вилась широкая лента вспаханной земли, которой селяне обычно спасались от лесных пожаров. Именно благодаря ней, судя по всему, огонь и не перекинулся на деревья, но это означало, что возгорание началось непосредственно в самом поселке.

Живых нигде не было видно. Мертвая деревня застыла в своей безмолвной печали.

– Ужасное зрелище, – прошептала Лантея, спускаясь с жеребца. – Может, здесь остались живые?

– Вряд ли, – усомнился профессор. – Посмотри вокруг. Одна гарь и зола. Здесь был очень сильный пожар. Не думаю, что кто-то сумел в нем выжить.

– Земля еще теплая. Это случилось не так давно, судя по всему.

– Наверняка это была одна случайная искра, которая в итоге погубила столько семей и жизней.

Аш успокаивающе погладил коня по напряженной шее – животному не нравился запах дыма.

– Пройдем деревню насквозь? – предложила хетай-ра, неуверенно направляясь вперед. – Мне кажется, там дальше есть дома, которые пострадали меньше других.

Профессор согласно кивнул, и они пошли по черной земле вдоль угольных остовов, сверкавших пустотой проломов. Некоторые избы действительно лучше перенесли пожар: чем дальше от въезда в сгоревшую деревню отходили путники, тем больше становилось домов, у которых уцелели части стен. Несколько раз взгляд Ашарха выделял в кучах золы искривленные почерневшие останки собак, коров и коз, которые не сумели сбежать от огня и умерли, сгорев заживо в хлевах и сараях. Человеческих скелетов не было видно, но мужчина предполагал, что и их было достаточно под завалами домов.

Лантея в надежде заглядывала во все избы, особенно в те, которые стояли дальше от центра деревни и казались целее. Позади огородов то здесь, то там встречались неповрежденные пламенем пристройки и амбары, их распахнутыми настежь дверьми играл ветер, разнося по всему пролеску пугающую мелодию опустошенности и заброшенности. Иногда хетай-ра пронзительно звала выживших, но каждый раз ответом ей была лишь гнетущая тишина.

– Похоже, здесь не осталось никого, – подвел итог Аш, когда беглецы прошли деревню насквозь.

– Упокой богиня души тех несчастных, что умерли в этом пожаре, – прошептала себе под нос девушка. – У меня мурашки по всему телу от одной мысли, сколько людей здесь погибло мучительной смертью – задыхаясь в ядовитом дыме и чувствуя, как от жара с костей слезает кожа. Жуткая кончина, которую даже врагу не пожелаешь…

– Такова жизнь. Каждому в ней предопределено свое. Один спокойно пролежит последние часы на печи, в окружении любящей семьи и внуков, а другой не успеет убежать из загоревшегося дома. Но все они в итоге взойдут на свой этаж в Башне Залмара, чтобы провести вечность так, как велит им бог.

– Если бы сама смерть давалась нам богами по заслугам и поведению при жизни, то все было бы совсем иначе в этом мире…

– Ты так думаешь? – профессор хмыкнул. – Может, все как раз обстоит подобным образом, просто нам не суждено об этом узнать? Вот ты считаешь, что невинный человек несправедливо умер в мучениях в огне, а на самом деле за его душой было столько грехов, что не сосчитать. Просто он их тщательно скрывал, и эта смерть стала божьим наказанием.

– Нет, Аш. Ты не прав. Тогда не умирали бы дети.

– Каждый ребенок однажды вырастает и превращается в развращенного слабостями и желаниями взрослого человека. Это неизбежно. И одним богам известно, что привнесет с собой в этот мир такое дитя. Потому, может, они и лишают их дара жизни, проявляя так свою заботу о людях.

– Нельзя называть заботой о людях истребление целой деревни, – категорично ответила хетай-ра, резко тряхнув головой. – Постигать божий замысел – это не твое, профессор. Смирись.

Девушка, не желая продолжать больше этот разговор, направилась к нескольким частично уцелевшим избам у околицы. Мелкие угольки скрипели и шуршали под ее сапогами, поднимая в воздух крохотные черные облака золы. Опершись на седло, Ашарх проводил задумчивым взглядом свою спутницу, скрывшуюся за обгоревшими стенами одного из домов. Он мог бы поклясться, что ее действительно тронуло увиденное зрелище сожженной деревни. И это крайне плохо в голове профессора вязалось с образом безжалостной убийцы, которая без сомнений жестоко расчленила двоих Сынов в казематах, была готова вырезать половину предместий ради своей свободы и убила тварь с хладнокровием, достойным зависти. Аш не испытывал жалости к этой деревне и ее жителям: таких поселений во всем Залмар-Афи было достаточно, и горели они каждое лето от пала травы и случайного уголька, выкатившегося из-за печной заслонки. Невозможно расточать свое сочувствие повсеместно – это исчерпаемый ресурс души.

– Аш! Скорее! Сюда! – раздался из дальнего дома испуганный голос девушки.

Глава шестая. Серебряная фляга с именем


В Залмар-Афи нет власти выше власти бога. И нет иного человека, наиболее приближенного к богу, кроме его Пророка.

Профессор Фан Беодез. «Мировые религии. Том 1»


Профессор, крепче намотав на кулак поводья, сразу же устремился в нужном направлении, готовясь к худшему. Что там такое могла отыскать Лантея среди кипы обгоревших деревяшек? Хетай-ра нашлась на заднем дворе одного из обугленных домов с провалившейся крышей. Она сидела на коленях прямо на земле, а перед ней лежала бесформенная куча тряпья и досок.

И лишь когда Ашарх подошел вплотную, то он с изумлением опознал в груде золы человека. Испачканная копотью фигура без движения застыла в грязи, и пока Лантея не очистила от пепла лицо погорельца и не убрала с тела деревянные обломки, профессор все не верил, что перед ними живое существо. Нескладный мальчик, которому на вид было не больше одиннадцати лет, лежал на земле, неестественно вытянувшись.

– Неужели он жив? – с сомнением спросил профессор, оглядывая истощенное тело ребенка.

Лицо парня было изможденным и серым, глаза запали, и с губ слезали куски кожи от обезвоживания, но его слабое хриплое дыхание слышал даже Аш. Как только девушка полностью стащила с тела ребенка обгоревшие доски, то стало заметно, что ноги мальчика сильно обожжены: пласты черного горелого мяса виднелись сквозь прорехи в одежде.

– Да, это удивительно, но он жив. У него сильные ожоги и, кажется, перелом голени. Не говоря уже об обезвоживании, – частила Лантея, обеспокоенно осматривая ноги ребенка, но стараясь не прикасаться к ним. – Не знаю, сколько он тут пролежал, но, думаю, мы еще сумеем ему помочь!

– Проще оставить его здесь. Парень выглядит безнадежным, он явно уже скоро предстанет перед каменными привратниками Башни Залмара, что определят чистоту его души. А нам здесь делать нечего: я не умею лечить ожоги и вправлять кости. Тут нужен врачеватель и подходящие травы.

– Я не оставлю здесь умирать это несчастное дитя, – с нажимом сказала хетай-ра. – Мальчик жив, у нас есть припасы и немного времени. Уж очистить его раны и поставить кость на место я сумею.

– Ты можешь только сделать хуже. Кость неправильно срастется, или в рану попадет зараза. Если ты не лекарь, то не надо брать на себя такую ответственность за его жизнь. Хочешь сделать его калекой? Пусть уж лучше умрет здесь, чем на коленях будет побираться по городам и весям.

– Тогда я доставлю его к лекарю, Аш! Не зря же боги направили нас сюда. Этот ребенок выжил, несмотря ни на что, и он продолжает отчаянно цепляться за свое существование. Уйти и бросить его здесь умирать – это поступок низкий и омерзительный… Отвезем мальчика в город, я готова сама оплатить его лечение. Позаимствую пару монет или, в конце концов, продам один из ножей.

– Абсурд! – злился профессор. – Зачем ты добавляешь нам лишних проблем? Тебе не хватает Сынов Залмара на хвосте? Неужели ты не убедилась, что нас действительно разыскивают по всем поселкам? Тебе нужно еще везти с собой этого полуживого ребенка прямо в город, чтобы нас точно заметили?

– Потому что я хочу поступить по совести. Если я могу помочь нуждающемуся, то я помогу!

– Даже если он умрет на твоих руках из-за неумелой помощи? – ядовито спросил Аш.

– Даже если так. Это будет только моя вина. Не хочешь – не помогай. Я справлюсь одна.

Девушка резким движением поднялась на ноги и демонстративно направилась в сторону ближайшей уцелевшей рощи. Обжигающий гнев пульсировал в ее груди будто маленькое солнце.

– Куда ты, Лантея? – немного остыв, почти сразу же крикнул профессор вслед своей спутнице.

– Сделаю носилки, чтобы перенести его в лес, – грубо ответила Лантея, не оборачиваясь.

– В лес? Зачем?..

– Я не собираюсь ночевать в сгоревшей деревне, – резко бросила хетай-ра и развернулась к собеседнику. Их разделяло несколько метров. Лицо чужеземки пылало от праведной злости, а кулаки были сжаты.

– Почему? – удивился мужчина. – Здесь есть нетронутые огнем амбары и сараи, в которых наверняка можно отыскать немного чистой соломы для лежака. Неужели будет лучше нести ослабленного парня в лес, где ни воды нет, ни крыши над головой?

– Нельзя спать там, где совсем недавно погибли, может быть, десятки людей! – раздраженно процедила девушка, скрещивая руки на груди и прожигая взглядом землю под ногами Аша.

– Отчего же?

– Это непочтительно по отношению к умершим – ходить по их костям и отдыхать там, где другие в мучениях сгорали заживо.

– Им уже все равно.

– Зато мне не все равно. Это место плохое, здесь пахнет болью и страданиями… Прямо как в тех казематах в Италане.

– Значит так… Послушай меня, Лантея. Твоя задумка с помощью мальчишке мне совершенно не нравится. Это рискованное предприятие с нехорошими для нас и него последствиями… Но твоя идея по поводу леса в разы дерьмовее, – выдохнул Ашарх и сразу же примирительно поднял ладони. – Я помогу тебе с парнем и даже рот не раскрою, обещаю. Если ты, тварь тебя сожри, послушаешься меня хоть в чем-то и останешься ночевать в гребаном сарае, а не пойдешь в лес!

Он буквально выкрикнул последнюю фразу, встречаясь суровым взглядом с обжигающим льдом глаз хетай-ра. Лантея нахмурилась, сведя белые брови к переносице. Несколько секунд в ней отчаянно боролись упрямство и здравый смысл.

– Ладно. Уговорил.

Профессор сдержал широкую торжествующую улыбку, ограничившись довольным фырканьем. Небольшая, но решительная победа над спутницей принесла ему немалое удовольствие. Передав в руки девушке поводья от жеребца, Аш засучил рукава и осторожно подхватил обессиленное тело мальчика под пристальным взглядом Лантеи. Парень даже не застонал – он все еще пребывал без сознания. Ашарх нес его аккуратно, как хрупкую статуэтку, готовую разбиться от любого неловкого движения, а хетай-ра поддерживала обожженные ноги.

Идти пришлось недалеко: всего в десятке метров от места, где беглецы нашли мальчика, стоял крепкий овин, практически не пострадавший от пожара. Стены строения и покатая деревянная крыша обуглились снаружи, но внутрь огонь не пробрался. Овин был разделен на две части, в одной из которых располагалась широкая яма с печью без трубы, а во второй стояли снопы, приготовленные для просушки и молотьбы.

Решив обосноваться ближе к очагу, путники перетащили несколько необмолоченных пшеничный снопов на землю, бросили на них плащ чужеземки и уложили поверх пострадавшего мальчика. Пока Лантея тщательно осматривала тело ребенка, профессор, не теряя времени, отыскал несколько рассохшихся старых ведер, брошенных у центрального деревенского колодца, видимо, еще во время тушения пожара. Напоив коня, Аш отвел животное к зеленевшей кромке леса пастись и там стреножил его, а после молча принялся таскать в овин воду.

Девушка освободила не приходившего в сознание ребенка от одежды, бережно отмыла от копоти его неповрежденные части тела и попыталась влить в рот хоть пару капель жидкости. Пожертвовав свою нательную рубаху ради такого важного дела, Лантея разорвала ее на лоскуты и перевязала ссадины мальчика, не рискуя, впрочем, пока что трогать сильные ожоги.

Совсем скоро окончательно стемнело. Ашарх развел огонь в печи, чтобы подогреть воду для раненого и приготовить какой-нибудь легкий ужин. В овине стало гораздо теплее и уютнее, когда в мятом котелке закипела вода, и профессор, прижавшись спиной к жаркому печному боку, наблюдал за своей спутницей. А хетай-ра отчаянно пыталась сделать все, что было в ее силах. Спустя час сомнений она все же решилась вправить мальчику кость, хоть и предупредила Аша, что видит перелом лишь второй раз в жизни и до конца не уверена в своих действиях.

Кость поддалась далеко не сразу: Лантея неловко хваталась пальцами за ступню ребенка, опасаясь задеть обширные ожоги, пока в какой-то момент девушка просто плавно не начала тянуть ногу на себя, и неестественный мышечный бугор на голени не стал уменьшаться. Однако посередине процесса от боли бедный парень впервые пришел в себя, оглашая овин чудовищными хриплыми криками. Но состояние его продолжало быть тяжелым: мальчик не понимал ничего и лишь истошно вопил, пока снова не провалился в небытие, не выдержав боли. Аш только и успел влить ему в рот немного воды.

Когда кость встала на место, то хетай-ра быстро и нервно наложила шину из нескольких палок и лоскутов ткани. Лицо ее было бледнее обычного, а руки мелко тряслись. Впервые профессор увидел свою спутницу в таком состоянии: она была необыкновенно сосредоточена, но вместе с тем не могла обуздать собственную тревожность и испуг. Перед ней лежало беспомощное создание, жизнь которого полностью зависела от чужеземки. И она не имела права на ошибку.

С ожогами дело обстояло гораздо сложнее: к ним прикипели куски одежды, которые даже после размачивания в воде никак не отставали. И несмотря на то, что по-хорошему не стоило оставлять в мокнущих ранах ткань, с ней ничего нельзя было поделать. Срывать со свежих ожогов лоскуты значило доставить неокрепшему мальчику еще больше боли.

Практически до самого утра пара беглецов занималась врачеванием. Медленно и кропотливо они очищали раны от золы и угольков, понемногу отлепляя крошечные куски одежды. К рассвету лишь Лантея держалась на ногах: уже чисто машинально она продолжала обтирать лицо мальчика влажной тряпкой и вливать в его рот по капле воду каждый час. Аш же сидел у входа в овин, вытянув ноги к угасавшему очагу и прикрыв глаза от усталости.

Только когда солнце протянуло над горизонтом свои первые лучи, парень через силу поднял веки, чем вызвал удивленный писк не ожидавшей этого Лантеи. Мальчик долго водил воспаленным взглядом по помещению и лицам, склонившимся над ним, а его губы слегка шевелились.

Профессор незамедлительно вложил в руки застывшей девушки миску с чуть теплой кашей, к которой с вечера так никто из них и не притронулся.

– Ему нужно дать поесть.

Аш держал голову ребенка, пока хетай-ра небольшими порциями пыталась засунуть еду в рот больного. Через четверть часа парень, наконец, стал смотреть осмысленнее и послушнее проглатывать кашу. Вскоре он уже выдохнул свои первые сиплые слова.

– П-пить… Пить.

Лантея сразу же схватилась за бурдюк с водой и поднесла его к губам ребенка, помогая напиться. Мальчик сделал всего пару неуверенных глотков, а потом неожиданно почти беззвучно заплакал.

– Что такое? Почему ты плачешь? – спросила девушка, обеспокоенно пощупав лоб раненого.

– Боль..но, – едва слышно прошептал ребенок, кусая свои бескровные шершавые губы.

– Потерпи, парень, – проговорил Аш, осторожно поправив шерстяное одеяло, которым было укрыто туловище больного. – Как твое имя?

– В-витим.

– Не бойся, Витим. Самое страшное позади. Ты жив, а раны скоро заживут, – уверенно и твердо сказал мужчина, чем заслужил благодарный взгляд Лантеи.

– Я… Я знаю, кто поджег деревню, – невнятно произнес мальчик, прикрывая красные глаза. – Мне нужно в Зинагар. Там мой дядька живет. Я должен рассказать… П-помогите мне…

– Конечно, Витим, мы тебе поможем, – быстро ответила хетай-ра, но ребенок уже провалился в сон, а его лицо застыло восковой маской.

– Как интересно, – пробормотал Ашарх позевывая и помогая своей спутнице удобнее уложить больного, – значит, деревню подожгли намеренно. Неужели он единственный выживший?

– Не знаю. Я так устала, что уже ничего не знаю… Кроме того, что чудовищно хочу спать.

Лантея помассировала виски пальцами и выглянула в приоткрытую дверь овина – солнце уже встало, и звонкие птичьи трели разносились в ближайшем лесу. Мальчик крепко заснул, его слабая грудь редко вздымалась под одеялом, сон его был глубоким. Все, что двое беглецов могли сделать для несчастного ребенка, они уже сделали. Пора было и им самим предаться заслуженному отдыху. Ашарх упал прямо на распотрошенный сноп пшеницы у стены, накрывшись своим сброшенным кафтаном и прижавшись спиной к едва теплому боку печки. Лантея же еще поклевала носом над парнем, следя за его дыханием, а потом и сама заснула рядом, свернувшись на полу как кошка, калачиком.


Ближе к полудню хетай-ра почувствовала на своем лице теплый солнечный луч и открыла глаза, ощущая приятную ломоту во всем теле. Ашарх спал рядом на земле тяжелым сном, глаза его ввалились, под ними были темные круги, грудь вздымалась редко. Девушка отдернула протянутую было руку – она решила дать спутнику отдохнуть еще хотя бы час. В конце концов, он это заслужил, ведь сдержал свое слово и помогал всю ночь напролет.

Лантея перевела взгляд на больного мальчика, – судя по положению его тела, он так ни разу больше и не приходил в себя. Когда вечером хетай-ра смыла слой копоти с ребенка, то это оказался светловолосый юный парень с круглыми щеками, усыпанными веснушками. Брови и ресницы его сгорели, а волосы завились в мелкие кудри. Витим теперь выглядел гораздо лучше – на его лице появился легкий румянец, но когда девушка посмотрела на ноги, то сердце ее сжалось от щемящей тоски. Ожоги не заживали: несколько крупных пузырей лопнули, обнажив пораженную плоть, которая не подсыхала и не рубцевалась, – она была покрыта мутной жидкостью, набухавшей густыми каплями. Мальчику нужен был лекарь как можно скорее.

Бросив в печь дров, Лантея разожгла огонь. Неторопливо помешивая вчерашнюю кашу, она подогрела ее и лишь тогда разбудила профессора. Протерев глаза и потянувшись до хруста, он с благодарностью принял свою порцию завтрака.

– Что мы теперь будем делать? – обжигаясь едой, спросил Ашарх у задумчивой девушки.

– Витим просит отвезти его в Зинагар. Весьма удачно совпало, что и нам нужно туда же.

– Чтобы перевезти мальчика нам потребуется телега, а это значит, что по лесу мы уже не проедем. Придется выходить на дорогу, – тон мужчины стал серьезнее, – а это опасно. Любой случайный отряд или любопытный попутчик может узнать наши лица и донести куда надо.

– Другого варианта нет.

– Ты же понимаешь, что до Зинагара, даже по утоптанной дороге, около двух дней пути? Состояние парня нестабильно, и за эти дни все может стать лишь хуже.

– Я все это вижу, – немного грубо ответила Лантея, – но мы повезем его в Зинагар.

– Лекари есть и в Уце. И до него гораздо ближе.

– Как будто в Уце нас с тобой не опознают…

– Опознают. Еще как. Это крупный город. Зинагар в этом плане поменьше. Он расположен далеко от главного тракта, и у нас куда больше шансов, что гонцы и глашатаи туда еще не добрались.

Профессор закончил завтракать и окунул руки в стоявшее неподалеку ведро с чистой водой, начиная умывать лицо и шею.

– Я действительно не знаю, как лучше поступить, – с тяжелым вздохом призналась хетай-ра.

– Мальчику нужен лекарь. Если мы повернем обратно к Уце, то у Витима есть все шансы когда-нибудь снова встать на ноги, но тогда мы не поможем ему приехать к дяде и сами с большой долей вероятности попадемся на глаза страже, – деловито проговорил Ашарх, отплевываясь от воды, стекавшей по лицу. – Второй вариант – это поехать, как и было задумано ранее, в Зинагар. Мы выполним просьбу Витима, возможно даже сумеем избежать внимания немногочисленной стражи этого захудалого городишки, но… Мальчик потеряет драгоценное время.

– Может, и не потеряет. Может, нашей помощи будет достаточно для восстановления!

– Не тешь себя пустыми надеждами. Лантея, ты должна воспринимать действительность с широко открытыми глазами. Взгляни на его ноги – раны не стали выглядеть лучше, – жестоко осадил собеседницу профессор. – Но выбор все равно предстоит сделать только тебе. Ты эту кашу заварила, поэтому тебе ее и расхлебывать.

– Если так, то мы поедем в Зинагар, – упрямо сжав зубы, заявила чужеземка.

– И ты готова смириться с тем, что твое решение может убить Витима?

– Готова.

– Что ж, не мне тебя учить, – сказал мужчина и поморщился. – Надеюсь, из-за этой затеи мы не попадемся.

Лантея и сама уже не знала, по поводу чего ей следовало переживать: беспокоиться ли о здоровье Витима, о собственной свободе или же о выполнении обещания. Закончив с завтраком и собрав свои немногочисленные вещи, путники задумались над тем, как следовало перевозить лежачего больного. После тщательных поисков в деревне не нашлось ни одной целой повозки или телеги – огонь повредил почти все, до чего успел добраться, либо же выжившие погорельцы забрали с собой большинство нетронутых пожаром вещей. Однако Ашарху все же удалось удивить Лантею: он сумел починить найденную в сарае старую двухколесную арбу с треснувшей осью, там же позаимствовав и потрепанный хомут. В такую повозку можно было легко впрячь вороного жеребца и уложить мальчика.

В арбу набросали колючих еловых лап и несколько снопов из овина, поместили все сумки и бережно перенесли больного. По единственной извилистой тропе, ведущей из деревни, странники двинулись по направлению к дороге. Аш вел коня на поводу, а хетай-ра взобралась в седло и бдительно смотрела вперед.

Шли не торопясь, раз в пару часов останавливаясь на короткий отдых. Направление на Зинагар оказалось не очень популярным. Сразу после Уце просторный главный тракт упитанной змеей уходил строго на восток, а к Зинагару вела только узкая ухабистая дорога, на которой лишь изредка встречались простые крестьянские обозы или одинокие путники. Но для Ашарха и Лантеи это было как нельзя кстати. Хотя они все равно опасливо прикрывали свои лица или и вовсе сворачивали в кусты, стоило на горизонте появиться большой группе всадников. К счастью, за весь день, никто не обратил на них особенного внимания, хотя профессор все равно сделал на лоб повязку из лоскута рубахи, чтобы скрыть свой старый шрам.

Несколько раз путешественники проезжали мимо постоялых дворов, которые радушно готовы были распахнуть ворота перед любыми гостями, но Аш и Лантея, напротив, боялись их как чумы, не понаслышке зная, что именно в подобных местах к странникам присматривались особенно внимательно. В очередной раз проезжая мимо одного из таких заведений, профессор обратил внимание на доску объявлений, покрытую старой, частями обвалившейся краской. К шершавой поверхности были приколочены гвоздями выцветшие свитки и обрывки листов, покрытых чернильными разводами. А в углу висело несколько печатных портретов, которые явно появились там совсем недавно – их еще не выбелило августовское солнце.

– Думаю, они нарисовали тебе слишком широкий нос, – критически заметила Лантея, которая тоже с любопытством изучала листовки, спешившись и ведя коня под уздцы.

Профессор раздраженно сорвал с доски изображение собственного лица с припиской «Опасный преступник!». Художнику карающего ордена довольно точно удалось передать облик Ашарха вплоть до тонких поджатых губ и старого рубца на лбу, хотя некоторые детали все же отличались от оригинала. И только перечень преступлений под портретом и имя преподавателя, жирно отпечатанные на листовке, указывали на то, что изображенное лицо – это без сомнений Аш.

– Но, ты знаешь, все равно получилось весьма реалистично, – усмехнулась Лантея, протягивая руку и срывая с доски свое изображение, которое необычайно походило на нее во всех деталях, кроме цвета волос.

– Никогда бы не подумал, что мое лицо окажется на доске объявлений, так еще и в подобной компании, – пробормотал профессор и окинул взглядом остальные портреты, с которых на него глядели беглые каторжники, мошенники, убийцы и воры.

– Как будто все, чьи лица здесь вывешены, совершили хотя бы половину преступлений из тех, в которых их обвиняют, – усомнилась хетай-ра и, осторожно сложив пополам листовку, сунула ее себе за пазуху. – Не удивлюсь, если, помимо нас, тут хватает невиновных.

– Абсолютно невиновных не бывает, Лантея. Всем здесь есть, за что расплачиваться. Даже нам.

– Не знаю, как ты, а я ни в чем не виновата. Разве только в том, что пыталась добиться права на свою свободу.

– Мне бы такую уверенность в собственной непогрешимости… – проворчал себе под нос профессор и скорее отошел от доски объявлений, направляясь дальше. – Глядишь, и тогда мое будущее было бы гораздо определеннее.


Только ближе к вечеру мальчик вновь пришел в себя: он заворочался на лежанке и глухо застонал, из-за чего Лантея моментально потребовала сделать привал. Жеребца распрягли и отпустили кормиться на ромашковое поле рядом с небольшим обложенным камнями источником с родниковой водой. Витима в это время осторожно перенесли на землю, стараясь лишний раз не тревожить его ноги. Сил у ребенка было немного, он только смущенно просился справить нужду.

Лагерь пришлось разбить слишком близко к дороге, из-за чего Ашарху было не по себе – теперь любой путник мог заметить пламя их костра. Но нести парня через чащобу в сумерках тоже казалось дурной идеей, поэтому все оставили как было. Уже через четверть часа Лантея поставила на огонь котелок, в котором варился простой, но удивительно ароматный бульон из кусочков сушеного мяса и пары оставшихся картофелин. Хетай-ра все время украдкой поглядывала на обессиленного ребенка, повернувшего свое бледное лицо к костру и в полудреме наблюдавшего за языками пламени. Когда ужин был готов, то девушка мягко погладила парня по лицу:

– Витим, тебе нужно поесть. Давай. Я помогу.

Мальчику подняли голову, и Лантея осторожно поднесла ложку с бульоном к его обескровленным губам. Витим ел неохотно, медленно жуя куски разварившейся картошки, но через пару минут, когда живительное тепло еды наполнило истощенный организм, в ребенке проснулась жажда жизни. Его глаза стали яснее, а с каждой новой ложкой парень все жаднее глотал бульон, сразу же открывая рот для новой порции. Он съел почти треть содержимого котелка, что привело Лантею в восторг – чужеземка была уверена, что хороший аппетит говорил о пробуждении внутренних сил организма.

Когда с бульоном было покончено, в мытый котел залили воды из источника и бросили несколько душистых соцветий ромашки с поля. Ароматный травяной отвар быстро остыл, и путники с наслаждением принялись потягивать терпкий взвар из кружек.

– Вы очень добры, эфенди, – тихо поблагодарил мальчик к концу ужина, утолив голод и жажду. Он самостоятельно приподнялся на локтях, довольно обтер губы и взглянул на своих спасителей.

– Ты еще очень слаб. Лежи, – предостерегла девушка.

– Я чувствую себя гораздо лучше. У меня появились силы.

– Мне приятно это слышать. Значит, все не напрасно.

Чужеземка бросила на профессора выразительный взгляд, в котором читалась плохо скрываемая гордость, что ее дилетантское лечение все же оказалось успешным, хотя Аш в нем так сомневался.

– Это вы нашли меня у дома, эфенди?

– Зови меня Лантеей, Витим, – растянув губы в легкой улыбке, ответила хетай-ра.

– Как скажете. Я теперь, кажется, вам жизнью обязан, Лантея…

– Глупости какие.

– А-а где мы сейчас?

Ашарх веткой поправил в костре крупные головни, и в воздух взлетел сноп ярких искр.

– Часов шесть как выехали из твоей деревни. Не расскажешь, что у вас там произошло?.. – спросил он.

– Если, конечно же, сам хочешь, и у тебя хватит сил! – грубо перебила спутника Лантея.

– Ноги очень болят, но я не могу даже пальцем двинуть, – ответил Витим и бросил обеспокоенный взгляд на прикрытые чистыми тряпками ноги. – Хотя раньше болело еще пуще… Я же буду ходить?..

– Будешь, не переживай. Но пока что не стоит нагружать твои ноги, пока раны не затянутся как следует, – ответила девушка, а в ее голосе сквозила уверенность в собственных словах.

– Ты вчера сказал нам, что знаешь, кто поджег вашу деревню, – ненароком вставил Аш.

– Правда?.. Я уже не помню, что было вчера, и когда оно было это вчера. Все смешалось в голове… Вы не знаете, какой нынче день?

– Двадцатое августа, через пять дней праздник Очищения, – быстро подсчитал в уме Аш. – Думаю, ты пару ночей пролежал там, во дворе дома.

– Выходит, что так… Но помню я далеко не все.

– Расскажи, что ты видел, Витим.

– Д-да, хорошо. Это… это было словно в дурном сне. Я в тот вечер допоздна домой не вертался, все бегал на задворках, где вишневый сад. Со мной были еще Якуж и Данир. Товарищи мои, – начал мальчик и почти сразу же замолчал, нахмурив лоб и с трудом вспоминая события того ужасного вечера.

– Что дальше было? – мягко поинтересовался Аш.

– Потом вдруг мы увидели, что со стороны полей всадники скачут с факелами… Да гогочут так громко, что их далеко слышно! Мы у деревьев притаились в тени, хотели глянуть, кто такие они. А то оказался главный из храма божьего, что в Зинагаре, да его друзья, видимо. Кони у них богато украшены были, блестели все, да на них самих одежды красивые. Хорошо помню, что они песни горланили непристойные да пили. Данир и Якуж побежали домой, отцов позвать, так как в Быстрицах все знают, что жрец в деревню с хорошими вестями не приезжает.

– Почему так? – удивился профессор.

– У нас уже давно свара была с этим жрецом. Тибост его кличут, но в деревне его иначе как Гусак никто не зовет, потому как важный он, словно старый гусь. Он прознал, что в Быстрицах пара хороших ковалей живет, они из Зинагара давно сюда перебрались. И вот вздумалось ему доспехи себе богатые сделать, да начал он наших ковалей навещать. Но мастера-то не хотят задаром ковать, а Тибост все твердил «Это честь большая – на храм божий работать!» и платить не хотел ни квика. Кому ж охота трудиться за спасибо? Ковали отказались, а жрец все бузил – грозил проклятьями, потом друзей своих привел, даже подрались тогда!

– Что же это за жрец такой скверный? – с недоверием спросила Лантея.

– Да их таких по всему Залмар-Афи сотни, – невесело улыбнулся Ашарх. – Пророк Бога направляет на храмы прорву денег, но почти все они идут в карманы отъевшихся жрецов, которые давно уже позабыли о том, что такое истинная вера.

– Вот-вот! – подтвердил мальчик, активно кивая. – Тибост тоже все деньги с верующих трясет, за любой чих! А сам потом коней себе покупает дорогих, зарамской породы. Это всему региону Вех известно!

Профессор уважительно покачал головой: он не понаслышке знал, что на самом юге страны, в Зарамской долине, выращивали лучших жеребцов светло-золотистой масти. Это место было недалеко от деревни, где родился сам Ашарх. И кони эти стоили баснословно дорого.

– Неужели никого не волнует эта ситуация? – возмутилась хетай-ра.

– А что поделать? Они служители бога, защищены всеми возможными законами, им покровительствует сам Владыка, – сказал мужчина, разводя руками, а после повернулся к мальчику. – Так, значит, этот жрец решил отомстить деревне?

– Ага! Потом, как ковали его прогнали после драки, то его почти месяц не слышно было. Но вот опять появился, значит, когда я его и увидел. Пили они, орали. Да тут я смотрю! А Гусак-то уронил что-то на землю в темноте. Блеснула вещица и пропала в траве. Его люди поискали с факелами, да плюнули. А я подождал, пока они в деревню дальше уедут и побежал сам искать. И нашел! Флягу серебряную, с каменьями! Дорогая, сразу видно! Да на ней имя его выбито.

– И где фляга теперь? – поинтересовалась Лантея.

– В штанах моих, в кармане, – на этих словах ребенок замолчал и осознал, что на нем давно уже не было почти никакой одежды. – Ай… А где же портки мои? Неужто потерял?..

– Не волнуйся, все в сумках. Изорвано, правда, да опалено, но я не выбросила ничего, – успокоила собеседника девушка, поправляя его одеяло.

– Тогда хорошо! Я в Зинагар флягу отвезу. Быстрицы сгорели, но пусть все узнают, что это сделал жрец…

– Витим, а родные-то у тебя есть? – аккуратно спросил Ашарх. – Мы в деревне живых не встретили, кроме тебя.

– Я когда флягу нашел, то голову поднял, а по крышам уже пламя мечется. Я скорее домой побежал, мать звал. Сунулся внутрь, а там все горит. Наш дом-то с краю как раз и стоял. Пока звал их в огне этом, сам дыма надышался, на пол упал. Пополз к выходу, а тут крыша обвалилась – да прямо мне на ноги. Больно было – жуть! Пока я выползти из-под деревяшек пытался, то совсем плохо стало – в глазах темно, дышать нечем. Только и успел с крыльца сползти на землю, и упал.

– Неужели никто выжить не смог? – пробормотала Лантея.

– Пока я к дому бежал, то помню хорошо, что на улице уже люди толпились. Якуж и Данир же раньше прибежали, небось успели крик поднять. А вот маму я не видал нигде с отцом. Потому в дом и бросился.

– Не переживай. Может, им удалось спастись, – сказала девушка, а сама отвела глаза в сторону.

– Я когда очнулся утром, то больно было очень. Кричал что есть сил, но, видимо, уже все ушли из деревни. Не стали по пепелищу ходить. Дома догорали еще, жар стоял… Я отполз во двор насколько смог, но ноги не слушались, так и провалился в сон. Да больше не помню ничего.

– Почему люди не потушили дома и ушли куда-то? – задумчиво спросила Лантея у профессора.

– Смысла тушить ведрами полыхающие костры домов не было. Я почти уверен, что загорелось все очень быстро. По соломенным крышам пламя разносится скоро. А ночевать на пепелище, где дым стоит и жар, никому не захочется, – разъяснил Аш, щелкая костяшками.

– И куда пошли выжившие? – спросила хетай-ра и обеспокоенно взглянула на раненого мальчика.

– В Зинагар, куда ж еще. Просить, чтобы жрец получил по заслугам. Да у многих наших родные там есть, приютят на время, – ответил Витим, почесывая свою грязную голову.

– Вот только ничего селяне не добьются в городе.

– Да! Потому мне и надо в Зинагар. Я привезу флягу, и все узнают, что это был Тибост!

Мальчик отчаянно верил в свои слова, и Ашарху не хотелось разрушать эту слепую детскую надежду.

– Мы поможем тебе, – торопливо уверила его хетай-ра. – Но сейчас тебе стоит поспать, набраться сил. Завтра к вечеру уже приедем в город, а пока что отдыхай.

Парень отказываться не стал. Он достаточно разомлел от горячей еды и теплого костра, рядом с которым лежал, поэтому уже через несколько минут дыхание Витима стало спокойным, а не по-детски сурово сведенные брови расправились. Лантея и Аш, стараясь сильно не шуметь, посасывали хлебные сухари и молча сидели перед огнем, наслаждаясь новой порцией горячего отвара. Где-то недалеко по ромашковому полю бродил вороной жеребец, глухо постукивая подковами о землю, а на небе уже появились первые яркие звезды, похожие на хлебные крошки, рассыпанные по черному бархату.

Убедившись, что Витим крепко заснул, Лантея махнула профессору рукой, приглашая его прогуляться до источника с родниковой водой и обсудить все услышанное этим вечером. Пара беглецов неторопливым шагом двинулась прочь от костра, окунаясь в ночную прохладу, бодрящую и освежающую. Легко пробежавшись тонкими пальцами по траве, хетай-ра сорвала соцветие ромашки и принялась задумчиво его ощипывать.

– Все это как-то неправильно, Аш.

– Что конкретно? – уточнил профессор, ступавший по левую сторону от спутницы, заложив руки за спину.

– Как так получается, что жрец, оберегающий божественные заветы на земле, творит такой хаос, а ему за это ничего нет? Он ведь открыто пользуется своим положением.

– Видишь ли… В Залмар-Афи все построено по такому принципу, что нет ничего выше храмовой власти.

– Но должны же быть какие-то ограничения. Почему жрецам все дозволено?

– Потому что они приближены к правящей верхушке вплотную. Залмар – единственный бог, Владыка – единственный его Пророк, несущий в массы волю всевышнего. А жрецы – верные слуги правителя, которые следят за исполнением этой воли. Храм выше орденов, выше рыцарей-хранителей и уж точно выше народа.

– И всех это устраивает? – с сомнением в голосе спросила девушка, растирая между пальцами последние лепестки ромашки.

– Мы живемпо таким правилам уже больше тысячи лет, со времен первого Пророка Бога. Для недовольных у Сынов Залмара всегда готова висельная петля.

Аш шлепнул себя по щеке, убив назойливо жужжащего комара, которых становилось все больше и больше к ночи.

– Значит, по-твоему, справедливости для Быстриц не будет?

– Не будет. Что бы ни сказал жрец, все его слова будут приняты за чистую монету, так как никто из руководства города не захочет ссориться с храмовой элитой.

Путники подошли к источнику, где слабый поток ледяной воды выбивался из-под земли и, мелодично журча, впадал в широкую выложенную камнями природную чашу. Хетай-ра присела на один из крупных валунов, заросших мхом, и, стянув кожаные митенки, протянула кисти рук к прохладной струе.

– Но как же ваша священная книга с божьими поучениями? Как там она называется… Кажется, Заветы Залмара?.. А государственные законы? Что-то же должно держать страну в порядке.

– Только страх. Страх перед божьим наказанием и перед мучительной смертью в казематах боли Сынов. Никто не пойдет против устоявшегося строя и особенно против жречества.

– Так не бывает… Воля народа может быть достаточно сильной, чтобы пошатнуть любые опоры.

– Если люди рискнут сломать эти опоры, то выстраиваемый веками уклад жизни обрушится им на головы, возвращая к самому началу – племенному строю, междоусобицам и рабству.

– Я не согласна с тобой, Аш, – ответила девушка и покачала головой. – Жить в мире, где любой подлец, наделенный крупицей власти, способен творить бесчинства, не опасаясь наказания, – страшно.

– Не нам менять это положение вещей.

– Почему нет? Можно ведь попытаться, дать людям надежду и наглядный пример… Я хочу помочь им, этим погорельцам. Разве они не заслужили справедливости?

Глаза хетай-ра блестели, а, может быть, это лишь свет холодных звезд отражался в них.

– Законы твоего сказочного мира не работают здесь, Лантея, – четко проговорил Ашарх, нахмурив брови и серьезно изучая лицо своей собеседницы. – Люди по своей натуре алчны и жестоки, такими нас создал бог, видимо, по своему подобию. Те, кто дорываются до власти, уже не могут остановиться – им хочется большего, абсолютного подчинения и покорности. Они готовы разорвать глотку любому, кто покусится на их влияние и рискнет заикнуться о справедливости.

– Я не верю!

– Именно поэтому жители деревни ничего не смогут доказать даже с этой флягой. А пытаться им помогать – глупо, – громче продолжил профессор, не обратив внимания на протест Лантеи. – Я предупреждаю, если ты решишь встать на сторону погорельцев и идти за какой-то своей призрачной правдой, то я просто развернусь и уеду, куда глаза глядят, даже если тебя скрутят и потащат на виселицу за оскорбление старшего жреца. Мне дорога моя шкура, а поддерживать геройские порывы твоей души я не намерен – мы и так уже вляпались по самое горло в Италане.

Девушка промолчала. Лицо ее одновременно выражало гамму разнообразных эмоций – здесь были и неодобрение, и гнев, и упрямство. Она не хотела верить словам Ашарха, а душа ее требовала поступить по-своему, но хрупкое зерно рациональности и незримое уважение, которое она чувствовала по отношению к профессору и объему его знаний, склоняли чашу весов в другую сторону. Хетай-ра резко встала на ноги и, не оглядываясь, быстро удалилась в сторону лагеря, окончив таким образом непродолжительную беседу. Когда мужчина неторопливым шагом пришел к костру следом за спутницей, то Лантея, отвернувшись, уже лежала у огня. Она еще долго размышляла над услышанным, прежде чем заснуть, утомленная после целого дня, проведенного в седле.


Ашарх резко распахнул глаза, на секунду ослепнув от яркого солнечного света. Впервые он проснулся так рано для себя: птицы вовсю оглашали ближайшую рощу своими звонкими трелями, гоняясь друг за другом по воздуху, словно маленькие беспечные лесные духи. Над миром царил рассвет, и розовато-желтые облака раскинулись по небосклону цветастым ковром. Приподняв голову, профессор осмотрел своих спутников: Витим крепко спал, но лоб его был покрыт нездоровой испариной, а вот Лантея сидела, скрестив ноги, перед каким-то небольшим предметом.

Водопад расчесанных седых волос, с которых уже практически смылась вся темная краска, падал на лицо хетай-ра. Последствия пребывания в обители Сынов Залмара понемногу сходили с кожи чужеземки: ранки затягивались, образовав красноватые рубцы, а синяки сменили цвет на коричнево-фиолетовый. Конечно, ожоги, покрывавшие руки и спину Лантеи, заживали гораздо медленнее, а с фингала под глазом и вовсе только сошел отек, но вскоре и от них должны были остаться лишь шрамы и воспоминания. К сожалению для Ашарха, негативные воспоминания. Ведь девушка ни на мгновение не позволяла спутнику забыть о том, что это именно по его вине она была вынуждена вытерпеть мучительную боль в пыточных двенадцатого ордена. И сколько бы раз профессор ни извинялся, но его слова вряд ли были способны заживить рубцующийся узор болезненных отметин на коже и в душе чужеземки.

Несколько секунд Аш приглядывался к неподвижной фигуре Лантеи, пока не понял, чем же занималась хетай-ра в столь ранний час в одиночестве. Она молилась. Сложив в кулак ладони у груди, девушка почти беззвучно шептала себе под нос какие-то неясные слова, очевидно, на своем родном языке.

Мужчина замер, не смея даже шелохнуться. Ему стало неловко, что он застал свою спутницу за таким интимным занятием, хоть и был удивлен, что видел ее молящейся первый раз. Про верования пустынного народа он мало что разузнал за несколько дней путешествия, точно выяснив для себя лишь то, что хетай-ра подчинялись некой богине Эван’Лин.

Перед Лантеей стояли небольшие песочные часы, едва превышавшие ладонь в своих размерах. В них мерно пересыпался из одного стеклянного сосуда в другой мелкий песок, и стоило последней песчинке проскочить через горловину, как девушка закончила молитву и расцепила замок рук.

– Неужели ты правда веришь в существование хоть каких-то богов? – негромко спросил преподаватель после того, как песочные часы исчезли в сумке чужеземки.

Она не вздрогнула, словно давно уже знала, что за ней внимательно и безмолвно наблюдали. Не оборачиваясь к собеседнику, хетай-ра глухо ответила:

– Я искренне верю в свою богиню. Но теперь, когда я узнала, что в этом мире много богов, то стараюсь ко всем ним относиться уважительно, хоть и не преклоняюсь так, как перед Эван’Лин.

– И тебе никогда не казалось странным, что в ответ на молитвы, боги всегда лишь молчат?

– Они все равно все слышат, Аш. Несомненно. Нужно лишь не терять надежды и довериться им.

– Что толку доверять немым истуканам, по горло усыпанным бедняцкими подношениями… Я много раз обращался к Залмару в мыслях, но понятие веры теперь все чаще стало ускользать из моих пальцев, как бестелесный призрак. Раньше я молился потому, что все вокруг это делали, после пытался отыскать в боге собеседника, которому хочется открыться, а теперь я постепенно свыкаюсь с идеей, что вера нужна лишь людям, неспособным ощутить собственную целостность и нуждающихся в столпе, за который можно иногда держаться.

– Это незримая поддержка, профессор. Словно ты умеешь летать, но твои крылья – это сила веры.

– И стоит тебе посмотреть за спину, как эта невидимая глазу помощь мгновенно исчезнет? – хмыкнул Ашарх. – Нет уж, спасибо. Мне бы хотелось что-то более весомое и ощутимое. А на бога пусть тратят время те, кому требуется замолить собственные грехи. Мне и без того неплохо.

Лантея окинула скептическим взглядом профессора, сидевшего к ней вполоборота. Логика спутника ей казалась неясной, и она решила не продолжать эту беседу, плавно перетекавшую в какое-то философское русло. По ее опыту, все они оканчивались пустыми ссорами.

Лениво совершая привычный утренний ритуал, беглецы, стараясь не пересекаться взглядами, понемногу готовились к отбытию с места стоянки. Витима даже не пришлось будить. Раненый пришел в себя сразу же, как только почувствовал запах готовившейся еды, пусть это и была обыкновенная пригоревшая каша. Ел он за троих, хотя особенных сил в истощенном теле и не прибавлялось.

После завтрака Лантея осмотрела ноги мальчика, перемотала их чистыми тряпками с небрежной улыбкой на лице, но после шепнула Ашу, что все очень плохо.

– У него началось заражение. Раны не заживают, там гной. Не говори ему, чтобы не беспокоить. Но если его не осмотрит лекарь, то ног он может скоро лишиться.

Мужчина не подал виду, но больше всего на свете в тот момент ему хотелось выкрикнуть девушке в лицо, что он предупреждал о подобных последствиях. Ее необъяснимое стремление выполнить просьбу парня и доставить его в Зинагар, как и предсказывал профессор, оборачивалось дурной стороной – здоровье мальчика стремительно ухудшалось, а странники были лишь в середине пути. Рискуя собственной свободой, они должны были в кратчайшие сроки довести раненого до города, и с каждой минутой Ашарх все четче ощущал, что ничем хорошим это не должно было закончиться.

Витиму, ввиду отсутствия иной одежды, отдали расшитый кафтан профессора, который прикрывал обезображенные ожогами ноги, не тревожа их лишний раз. В подобном наряде мальчик выглядел нелепо, но его это совсем не смущало. Напротив, парень с восхищением гладил пальцами серебряную вышивку и очень удивился, когда Аш сказал, что насовсем отдает ему кафтан.

– Как же так? – с трудом опираясь на локти, бормотал Витим. – Это же, верно, очень дорогая вещь, эфенди?

– Тебе какая разница, сколько он стоит? Мне он больше не нужен, а ты подрастешь и будешь перед девчонками хвалиться.

– Да я же теперь как купец какой столичный выгляжу! Вот здорово! У нас ни у кого в Быстрицах такой одежки не было… Даже староста и зимой и летом в одной рубахе ходил!

– Ну вот и хорошо. Ты, главное, поправляйся скорее, несмотря ни на что.

Невольно подслушивавшая этот разговор Лантея едва заметно вздрогнула и ниже опустила голову. Она прекрасно понимала, что последняя фраза ее спутника была укором ей лично. Ведь, как бы ни радовался мальчик неожиданному подарку, но его ногам от этого не было лучше. И вполне могло статься так, что еще несколько часов промедления навсегда сделают молодого парня калекой. Тогда он уже вряд ли пощеголяет перед девушками богатым кафтаном. А виновата во всем этом будет именно хетай-ра, взявшая на себя ответственность за Витима.

Заветная серебряная фляга, на которой было высечено имя старшего жреца зинагарского храма, была возвращена мальчику. Он просил об этом с самого пробуждения, желая как можно ближе к себе держать драгоценное доказательство вины Тибоста. И теперь, укутанный в дорогие одежды и сжимавший в руках бесценную безделушку, Витим выглядел как отпрыск какой-то богатой столичной семьи, совершавший путешествие в сопровождении двух наемников бандитского вида.

Уже достаточно неплохо подчинявшийся профессору вороной жеребец с белой звездочкой на лбу послушно впрягся в самодельную арбу. И когда туда перенесли тело раненого, то животное даже не шелохнулось – этот тяжеловесный конь почти не чувствовал подобной нагрузки, готовый отправиться в дорогу и с куда более массивной поклажей.

Процессия продолжила свой путь, намереваясь как можно скорее прибыть в Зинагар.

Дорога была на удивление пустынна. То ли боги неожиданно решили смилостивиться над беглецами, сторонившимися уже собственной тени, то ли Зинагар переживал не лучшие времена, и в сторону города даже не ехали никакие обозы странствующих торговцев или крестьян, везших урожай на продажу. Только дорожные столбы каждый километр угрюмо тянулись вдоль редеющих лесов и холмистых равнин, зелеными полотнами раскинувшихся до самого горизонта.

Через пару часов мальчику стало плохо. У него началась горячка, а кожа вот-вот была готова потрескаться от собственного жара. Казалось, если бы грудь ребенка в тот момент окатили ледяной водой, то от нее поднялся бы густой пар, как от банной печи. Витим дремал урывками, жалобно постанывая и крича во сне. Его ноги болезненно разбухли, ожоги мокли и наполнялись желтым дурно пахнущим гноем.

Беспокойство Лантеи росло с каждой минутой, но с жгучей тоской на сердце она вынуждена была признаться самой себе, что помочь мальчику она больше ничем не могла. Здесь требовались травы и мази, которыми располагали лишь хорошие дорогие врачеватели. Все, что оставалось девушке, – это только поить ребенка, заживо сгоравшего на ее руках, и обтирать от пота его бледное лицо, неотступно следуя рядом с арбой.

В какой-то момент хетай-ра принялась негромко напевать себе под нос нежную мелодию без слов, больше похожую на ласковую колыбельную. Витим очнулся, медленно и неохотно подняв покрасневшие по краям веки, в его глазах на долю секунды появилась осмысленность. Тихая музыка заставила слабую улыбку расцвести на лице несчастного мальчика. И все время, пока Лантея убаюкивала страдающего ребенка своей незамысловатой мелодией, она незаметно для своих спутников смахивала с щеки непослушные злые слезы. Она все еще обдумывала слова профессора по поводу помощи погорельцам и вспоминала ту надежду, с которой Витим говорил о правосудии для своей деревни. Девушка разрывалась между сочувствием и суровой правдой жизни.

– Почему для тебя так важно помочь этому мальчику? – негромко спросил профессор у хетай-ра, когда мечущийся в горячке парень вновь провалился в небытие.

Дорога, высохшая и потрескавшаяся, как шкура старой змеи, убегала далеко вперед, поднимаясь на невысокие каменистые холмы и прячась за густыми кустарниками. На счастье путешественников, крепкий жеребец совершенно не уставал и тащил арбу так же легко, как и в начале дня, иногда даже позволяя уставшей Лантее взбираться в седло и дремать под мерное убаюкивавшее качание четверть часа.

– Потому что он нуждается в помощи.

– Таких по всему миру тысячи, десятки тысяч. Погорельцев, сирот, жертв войны с империей и других бедняков, которым ничего не осталось, кроме как унижаться до просьб о милости.

– И это ужасно… Но Витим встретился именно мне на жизненном пути, и я могла существенно повлиять на его судьбу, поэтому я и взяла на себя эту ответственность.

Достав из сумки бурдюк, девушка смочила тряпку в руке и положила ее на горячий лоб больного. После она устало потерла ноющую поясницу и, жестом попросив Ашарха приостановить жеребца, залезла в седло. Конь неторопливо продолжил движение, и бугры его мышц плавно перекатывались под блестящей черной шкурой, словно морские волны.

– Выходит, что ты собираешься помогать всем, кого заметишь по дороге?..

– Не издевайся. Это невозможно, ты и сам это понимаешь. Да и сил просто не хватит.

– Совсем недавно ты говорила о том, что свобода для тебя важнее всего, что ты готова пойти даже на массовое убийство, лишь бы твои руки не были связаны. И теперь, рискуя вновь быть схваченной, ты решила помочь какому-то незнакомцу просто так, совершенно не переживая за собственную шею. В чем тут логика? – спросил профессор, смахивая испарину со лба.

– Знаешь, если бы нас по лесу загоняли со всех сторон вооруженные до зубов Сыны, вот-вот угрожая всадить мне стрелу в спину, то я бы, наверное, отказалась спасать Витима. Даже если бы он умирал у меня на руках, пуская кровавые пузыри и моля о мести, – грустно произнесла Лантея. – Но никакой угрозы для нас не было на тот момент. И я верю, что и дальше все пройдет гладко.

– Не мели ерунды, ты сама знаешь, что ситуация паршивая. Мальчик умирает, он пылает как свеча над костром, и кто знает, сколько еще он продержится, прежде чем растает. А в городе никакой справедливости он не получит, и это разочарование может доконать его, отправив на костер Дымных Врат в таком юном возрасте. Этого ты для него хотела?

– Нет, конечно… Но он сильный. Он через многое прошел и просто не может умереть вот так в дороге, сжимая эту свою драгоценную флягу, когда до города осталось всего ничего…

– Тебе так хочется думать.

– Я лишь хочу добиться справедливости, Аш…

После короткого привала на обед, во время которого Витим, дрожа от озноба и мечась по лежанке, так и не пришел в себя, путники неожиданно ощутили холодные капли дождя на своих щеках. Ледяной ливень прорезал небеса, и тучи, пригнанные ветром с востока, закрыли собой солнце, погрузив мир в зыбкий полумрак. Лантея закуталась в плащ, натянув на голову капюшон, а вот профессор мог лишь спасаться от влаги под листом лопуха, сорванным у ближайших кустов. Дорогу мгновенно размыло: грязь скользила под ногами и копытами, а мутные лужи на проверку могли оказаться илистой ловушкой, засасывавшей сапоги.

Но хуже всего было мальчику, метавшемуся в горячке на арбе. Теперь его заливало прохладной водой, и одеяло сразу намокло и потяжелело, давя на тело изможденного больного ребенка. Как бы Аш и Лантея ни хотели помочь Витиму, но у них не осталось ни сухой одежды, ни тряпок. И все, что они могли, это лишь с надеждой смотреть вперед, ожидая скорейшего прибытия в город.

Но дождь даже не собирался заканчиваться. Казалось, что небеса прохудились, посылая божественную кару на головы грешников. Тяжелые капли стучали по земле, и на многие километры вокруг не было видно ни единой живой души – все путешественники, кроме отчаянной троицы, давно уже сидели по домам, греясь у пышущих жаром очагов. И только Аш и Лантея продолжали месить сапогами глину, даже не смея думать об отдыхе, ведь Витим все сильнее страдал с каждой минутой. И, казалось, что даже жеребец понимал всю важность возложенной на него миссии. Мокрая грива облепила шею уставшего коня, который до самого живота оказался испачкан в дорожной грязи и уже не раз увязал в канавах, но животное все равно послушно переставляло тяжелые копыта, двигаясь дальше и таща арбу.

Когда ближе к вечеру из-за очередного поворота вдалеке наконец показались невысокие городские стены Зинагара, то хетай-ра облегченно выдохнула, а вот Аш лишь потуже затянул вокруг лба повязку, скрывавшую его шрам. Он не рассчитывал ни на что хорошее. Одна из промежуточных целей их нелегкого маршрута была уже совсем близко, но почему-то Ашарха это совсем не радовало. Скорее, пугало непредсказуемостью. За городскими стенами их могло ждать что угодно.

Полоса размытой дороги чуть поднималась в гору, где на нескольких холмах, сжавшись плотной группой каменных и деревянных построек, стоял Зинагар. Он казался небольшим городом с такого ракурса, но, насколько знал профессор, это действительно было правдой: край не славился плодородными землями и частыми дождями, поэтому с каждым годом население Зинагара убывало. Простой люд предпочитал переезжать ближе к центру региона, городу Магенте, где всегда была работа, и рядом проходил оживленный главный тракт.

Плачевное состояние Зинагара прослеживалось во всем: вдоль дороги, ведущей к воротам, виднелись десятки брошенных домов, заросших травой и кустарником, а городскую стену, сложенную из крупных булыжников, давно не чинили, и местами в ней были видны настоящие дыры и трещины. Склон холма, обильно смоченный ливнем, представлял собой сплошную грязевую горку, по которой вороной жеребец взбирался с огромным трудом, постоянно рискуя соскользнуть вниз вместе с повозкой. Если бы не остатки старой сгнившей лежневки, то странники и вовсе не смогли бы подобраться к Зинагару в такую погоду.

Просевшие деревянные ворота были распахнуты во всю ширь, словно их никогда не закрывали. Ленящиеся стражники спрятались от ливня в тесной караульной каморке поблизости, не желая выходить наружу ради редких путников. Поэтому процессия во главе с Ашем без проблем вошла в город и двинулась вперед по единственной широкой дороге, не оставлявшей никаких иных вариантов пути.

По первому впечатлению Зинагар больше напоминал разросшуюся деревню: каменных домов было немного, а выщербленная мостовая вела сразу на центральную площадь. Случайные прохожие, затянув потуже завязки плаща, тенями скользили по улицам и узким проулкам, с недовольством ворча на дурную погоду или на массивного вороного жеребца, разбрызгивавшего грязь своими тяжелыми копытами и испачканными щетками. Арба, скрипя и постукивая досками, с трудом катилась по дороге, застревая колесами между камней.

– Наверное, нам стоит разбудить Витима. Мы здесь иначе не отыщем дом его дяди, – бросил своей спутнице профессор.

– Не думаю, что в этом есть необходимость.

– Почему?

– Сейчас увидишь.

Лантея, как и всегда, слышавшая гораздо больше своего собеседника, не стала ничего объяснять, а просто позволила Ашарху самому догадываться о том, что их ждало за поворотом. Мостовая обогнула двухэтажное заросшее виноградными лозами здание с поскрипывавшей от ветра металлический вывеской «Приют Мартины» и вывела путников к небольшой площади.

Посередине возвышалась гранитная стела в память о погибших во время эпидемии красной чахотки, буйствовавшей в южных землях Залмар-Афи всего каких-то семьдесят лет назад. А вокруг стелы все видимое пространство оказалось заставлено кустарными палатками, временными лачугами, наспех сложенными из палок и тряпок. Где-то виднелись потушенные очаги, залитые дождем, валялись объедки, дырявые котлы и разбитые горшки. Повсюду сидели люди, пытавшиеся укрыться от дурной погоды под штопаными крышами своих худых построек.

– Вот и погорельцы из Быстриц, – негромко произнес Ашарх, останавливая жеребца.

Несколько десятков людей, кутаясь в дырявые одеяла и пропахшие гарью плащи, ютились в этом крошечном лагере, установленном в самом сердце Зинагара. Ливень барабанил по тентам и перевернутым корзинам, и иногда можно было расслышать чей-то старческий кашель из продуваемых всеми ветрами палаток. Несколько бродячих облезлых псов бегали между лачугами, выискивая выброшенные прямо на мостовую кости или подгнивающие огрызки.

Городские жители брезгливо обходили площадь по самому краю, вдоль стен примыкающих домов, потому что погорельцы соорудили себе временное отхожее место прямо у подножия вычищенной лестницы, ведущей к белоснежному божьему храму, венчавшему площадь. Это высокое здание с острыми шпилями, тянувшимися к небесам, казалось ярким пятном света среди одинаковых серых домов. Белокаменные стены, разделенные на ярусы широкими скульптурными фризами, изображавшими сцены из жизни некоторых Пророков Бога, были расчерчены симметричными рядами арок. В отдельных окнах стояли дорогостоящие фацетные витражи, стекло в которых было окрашено кобальтом до глубокого синего цвета и огранено. Издалека казалось, будто это настоящие драгоценные камни переплетались в изящные узоры.

Пока профессор пытался найти место, где можно было бы оставить коня, чтобы он никому не мешал со своей громоздкой повозкой, на другом конце площади началась громкая перепалка. Несколько вооруженных копьями стражей пытались силой заставить людей сняться с места. Они пинали хлипкие постройки, легко руша их и разрывая полотнища. Испуганные женщины бранились и, прижимая к груди немногочисленные пожитки, выбегали из своих укрытий.

– А ну пошли вон отседова, псы плешивые! – орал один из стражей. – Бездомным тут не место.

– Хватит гадить под храмовые двери! – поддерживал его напарник.

Из палаток стали выглядывать любопытные детские лица, многие погорельцы выбирались прямо под дождь и с негодованием трясли кулаками в сторону стражников, обещая обгадить весь город, если их не прекратят гнать с площади.

– Никто вас слушать не будет! Убирайтесь отседова! Эфенди Тибост не желает говорить с отребьем.

– Пущай двери-то храмовые отопрет! А коли не отопрет, так мы их сами снесем рано или поздно! – раздался простуженный бабий голосок из одной лачуги.

– Еще чего вздумали! Мы вас тут всех вздернем тогда!.. Вчера и так дюжину ваших уже угнали в каталажку за такие речи. Мало вам?! За ними следом хотите отправиться?

В этот момент из соседнего шалаша решительно и неторопливо поднялся внушительных размеров мужчина. Его окладистая рыжая борода закрывала половину лица, а крепкие почерневшие от сажи кулаки, какие бывают только у кузнецов, угрожающе сжимались, пульсируя вздутыми венами. Стянув с головы драную шапку и раздраженно бросив ее себе под ноги, крестьянин сплюнул и угрожающе пошел в сторону стражников, которые даже как-то невольно сжались от одного только вида сурового гиганта, способного голой рукой проломить кому-нибудь голову.

– А ну подайте нам сюда этого Гусака! Он нас дома лишил, детей родных пожег, а теперь прячется, как трусливый гоблин, в своем храме! – прогрохотал рыжий кузнец.

На площади сразу же стало тише. Другие погорельцы, не обладавшие таким запасом храбрости, испуганно поглядывали на кузнеца, но помогать ему не спешили, а вот к двум стражникам неожиданно пришла подмога еще из нескольких человек, словно по мановению руки возникших около храмовой лестницы. Дерзкого оратора принялись обступать со всех сторон. Хмурые воины ощетинились копьями, молча направив их на нарушителя и демонстрируя всю серьезность своих намерений.

– Бервард, не валяй дурака! Ты силой не обделен, но и мы тоже не из дерьма слеплены! – подал голос один из воинов, который был покрепче и постарше остальных.

– Это мы сейчас проверим! – воскликнул кузнец и сделал резкий рывок в сторону.

Он схватил копье ближайшего стража за древко и дернул его на себя с такой силой, что побелевший от напряжения мужичок полетел следом за своим оружием, так и не расцепив рук. Бервард мощной пятерней вцепился бедняге в горло, сжав его практически до хруста, а после с плохо сдерживаемой злостью бросил покрасневшего воина на мостовую. Остальные блюстители порядка даже толком ничего не успели сделать, а кузнец, уже потрясая отобранным копьем, угрожающе нависал над поверженным противником. Задыхавшийся стражник хватался за горло, на котором остались четкие синие следы от пальцев, и сипел, жалобно ползая по камням.

– Забирай своего очередного соплежуя, Гици. И приведи мне сюда Тибоста, иначе я позабуду о нашей старой дружбе, и тогда тебе не поздоровится. Ты знаешь, я слово держу.

Бервард бросил копье на землю, и оно, бренча и позвякивая, подкатилось к самым ногам воинов. Полузадушенный стражник, захлебываясь хрипами, понял, что убивать его не собираются, и скорее пополз по сырой брусчатке в сторону товарищей, которые не смогли постоять за него в сложную минуту. Пострадавшего подхватили под руки и понесли к храмовым дверям, скорее поднимаясь по ступеням. Однако уже находясь на вершине лестницы, раненый воин все же обернулся и глухо просипел, мстительно потрясая пальцем:

– Тебе это так с рук не сойдет, сукин сын! Уж теперь-то мы от вас точно избавимся подчистую, как от заразы!

Бервард злобно рыкнул, и стражники поспешили исчезнуть в небольшой галерее, тянувшейся вдоль храмовой стены, чтобы вновь не спровоцировать драку. На площади несколько мгновений было тихо, а после погорельцы потянулись в сторону кузнеца. Кто-то похлопывал его по могучей спине и хвалил за напористость, другие лишь качали головами и хмурились.

Ашарх и Лантея, ставшие невольными свидетелями разыгравшейся на их глазах сцены, переглянулись, взволнованные всем происходящим. Они стояли в переулке у «Приюта Мартины», спрятавшись от ливня под парусиновым навесом, и наблюдали за площадью.

– Нужно отнести Витима туда, – сказала хетай-ра и кивнула в сторону небольшой толпы, собравшейся вокруг кузнеца. – Я сама. Будь здесь.

Девушка обогнула арбу и бережно стянула промокшее одеяло с больного. Достав из кокона тряпок исхудавшего мальчика, безостановочно трясшегося в ознобе, Лантея подхватила его на руки, даже не почувствовав вес парня. Его бледное лицо было искривлено маской страдания, а из-под приоткрытых век виднелись лишь покрасневшие белки глаз. Прижимая к себе хрупкую ношу, хетай-ра ступила на площадь и медленно двинулась сквозь лагерь к толпе погорельцев, собравшихся вокруг рыжего кузнеца, грозно возвышавшегося над людьми, как маяк над морскими валами. И с каждым шагом Лантеи все больше людей поднималось со своих мест, они вылезали из палаток и завороженно смотрели на бледное тело ребенка в богатом кафтане.

– Витим! Сынок Имая!

Откуда-то раздавались неясные шепоты, вздохи, а потом и всхлипы – мальчика узнали, его окликали по имени, но больной почти не реагировал, жалобно постанывая.

– Живой вроде!

Бервард издалека заметил фигуру девушки в плаще, несшую изувеченное дитя. Он двинулся навстречу, расталкивая людей, и в итоге ловко перехватил у Лантеи ослабленного юношу.

– Ножки его изуродованы как!

– Бледный совсем! Знахарей покличьте!

Толпа вокруг взволновалась, как живое море. Со всех сторон спешили люди, чтобы посмотреть на выжившего мальчика, коснуться его лба, попричитать. Где-то пробивались к больному старухи-знахарки, кто-то нес котлы с чистой водой, а другие искали одеяла и чистые тряпки. Все погорельцы хотели помочь чудом оставшемуся в живых Витиму. Лантея суетилась вместе с остальными, иногда ловя на себе вопросительные взгляды – седовласая вооруженная девушка нравилась далеко не всем, хоть никто ее напрямую ни о чем не спрашивал. Крестьянам пока было, что обсудить и о чем потревожиться.

– Эх, как парнише сказать, что вся семья-то его сгорела?

– Сиротка он теперь. Жаль мальчугана.

– Вот что поганец-жрец натворил! Дитя невинное на всю жизнь калекой сделал!

Многие горожане, заинтересованные происходящим, высовывались из окон ближайших домов или останавливались под натянутыми навесами торговых лавок, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события. С каждой минутой людей становилось все больше, и даже Ашарх почувствовал себя неуютно, словно он оказался невольным зрителем какого-то уличного выступления. Немного отойдя вглубь переулка, где из-за перегородившей его арбы было совершенно пусто, профессор присел на порожек задней двери «Приюта Мартины», решив подождать и отдохнуть здесь, в надежде, что Лантея все же вскоре вернется к нему, а не останется на площади, помогать погорельцам восстанавливать справедливость.

Вытянув ноги и тяжело вздохнув, Аш устало потер лицо, сдергивая свою повязку со лба, в которой уже совершенно не было необходимости – в городе было достаточно своих проблем и распрей, чтобы стражники обращали внимание еще на что-то, кроме погорельцев, угрожавших снести двери храма. Еще и этот непрекращающийся ливень очень действовал на нервы.

– Что, дурной выдался день? – раздался откуда-то тихий хриплый голос.

Профессор удивленно закрутил головой, оглядывая ряды пустых бочек, стоявших в переулке вдоль стены. В куче помоев, сваленной у разбитого почерневшего от гнили ящика, явно кто-то копошился, но, судя по писку, это была обыкновенная крыса. Короткий смешок, прозвучавший совсем рядом, заставил Ашарха вглядеться в темноту проема напротив. По другую сторону узкого переулка находилась старая заколоченная дверь в неглубоких сенях, превращенных в склад рассохшихся бадеек и заржавевших прутьев. В темноте небольшого помещения, зажавшись между мусором и стеной, без движения сидел сгорбленный обросший бедняк, тихо покусывавший собственные грязные ногти и не сводивший с профессора пугающе ясный взгляд зеленых глаз. Его трудно было заметить, до того хорошо он сливался с мраком.

– Ты кто? – не придумав ничего лучше, спросил Аш.

Человек явно был бездомным: одежда на нем изорвалась и отвратительно воняла даже на расстоянии, волосы сбились в неопрятные клоки, а в неухоженной бороде виднелись крошки и куски еды. Всего несколько метров переулка разделяли профессора и нищего, и Ашарх невольно удивился, как он ни разу не обратил внимания на этого горбуна, пока сидел на порожке.

– Просто одна из блох Зинагара, – с хрипотцой ответил бедняк и сам же рассмеялся над собственным определением, зайдясь в лающем кашле.

– И что тебе нужно? – опасливо поинтересовался Аш.

– Хочу знать, сколько монет имеет при себе профессор из Италана.

Сам того не ожидая, преподаватель вздрогнул, и эта реакция еще больше позабавила бездомного, который даже подался немного вперед, вылезая из своего угла. Лицо его, испачканное и оттого темное, перечеркнула желтозубая улыбка, в которой не хватало клыка.

– С чего ты взял, что я профессор из Италана? – напрягшись, спросил Ашарх.

– Я ведь знал, что память моя еще не так плоха. Видел я где-то это лицо. Шрам над бровью, темная коса и смуглая кожа южанина… – пробормотал нищий, снова принявшись грызть свои ногти на руках. – Нездешний ты. Сапоги хорошие, выправка горделивая, а от упоминания столицы дрожишь, как мышь под веником. Не ты ли тот душегуб, чье лицо на всех стенах в округе висит, и о ком на каждом углу болтают?

Горбун не спрашивал, он утверждал, не сводя с собеседника свой проницательный взгляд.

– Ты говоришь глупости. Да, бывал я в столице, но никакой я не профессор и уж точно не душегуб. Напутал ты, любезный. Ищи себе другого дурака.

Ашарх поднялся на ноги и скорее двинулся ближе к площади, намереваясь быстрее исчезнуть из поля зрения нищего. Но в спину ему донесся небрежный выкрик:

– Я уже нашел того дурака, что мне нужен. И что нужен городской страже и Сынам Залмара!

Замерев на месте, профессор ощутил, как воздух с трудом проникает в его легкие. Кажется, на одно мгновение его лишили всех сил и мыслей. Проклятье! Этот горбун знал все!

– Ну-ка, не беги.

За спиной Аша раздались шаркающие шаги бедняка, который выбрался из своего убежища и теперь предстал перед собеседником во всей красе. Преподаватель обернулся и с плохо скрываемым страхом уставился на уродливого нищего, который собирался сломать ему жизнь. Искривленный на левую сторону горб согнул спину бездомного в вопросительный знак, и от того казалось, будто обросший и грязный мужчина постоянно кому-то кланялся. А в руках у него блестела острая самодельная заточка.

– Что ты хочешь за свое молчание? – прямо спросил Ашарх, понимая, что бегство не решит эту неожиданно возникшую проблему.

– А что по-твоему нужно обездоленному горбуну? Деньги, конечно! Звонкие квики правят миром, а я – лишь их покорный слуга.

Профессор запустил дрожащую руку в карман брюк, но там лишь сиротливо лежала одинокая монета в полквика, оставшаяся еще с посещения Бобровых хаток.

– Это все, что у меня есть, – сказал Аш и бросил деньги нищему. Тот на удивление ловко их поймал, явно приученный суровой жизнью на улицах хвататься за каждую монету крепче гоблина-ростовщика.

– Этого мало. Я хочу больше. Иначе стража мигом узнает, кто ходит по улицам Зинагара.

– Мне больше нечего тебе дать! – в отчаянии воскликнул профессор, выворачивая пустые карманы и демонстрируя их бездомному.

Хитро улыбавшийся горбун с головы до ног осмотрел Ашарха, словно опытный рабовладелец, оценивавший качество товара.

– Сапожки столичные, хорошие да крепкие. Как раз для моих уставших ног!

Профессор упрямо сжал челюсти, а потом принялся разуваться. Какое унижение! Если бы Лантея была рядом, а не суетилась в толпе погорельцев, то она наверняка решила бы эту проблему быстро и радикально – вонзив в грудь горбуну один из кинжалов. Но Ашарх мог лишь проклинать себя на чем свет стоит и послушно стягивать сапоги. В тот момент его воротило от собственной слабости и неспособности постоять за свою жизнь.

– А, чудно! Чудно! – восторженно завопил нищий и резво выхватил испачканные в грязи сапоги, словно они были сделаны из золота. Не мешкая, он сунул их себе под мышку.

– Теперь ты доволен? Можно мне идти? – спросил профессор, зябко поджимая мгновенно промокшие ноги в портянках и опасливо поглядывая на заточку в руках бездомного.

– Э, нет! Этого все еще мало. Я коня хочу. Того, ладного, – сказал горбун и указал Ашарху за спину, где послушно стоял вороной жеребец, все еще впряженный в пустую арбу. – Знаю, что он твой.

– Не слишком ли много ты запросил? – осмелел преподаватель. – Конь дорогой!

– А что дороже, этот конь или твоя жизнь и свобода? – ухмыляясь, поинтересовался бедняк, поигрывая самодельным оружием и вплотную подходя к собеседнику шаркающей походкой. – Давай выпрягай его из этой колымаги и вали отсюда на все четыре стороны!

Профессор, чувствуя себя трусом, каких свет не видывал, подошел к коню и положил ему ладонь на шею, молча прощаясь с животным, которое своей тихой покорностью понравилось ему еще при их первой встрече. Словно осознавая всю важность момента, жеребец повернул голову и мягкими губами ухватил рукав туники Ашарха.

– Хватит там возиться! Выпрягай, я сказал!

Вынув оглобли и сняв тяжелый хомут, профессор отступил от коня. Не собираясь упускать свою удачу, горбун ловко подбежал к высокому вороному жеребцу и схватил поводья.

– Вот тебе совет от умного Варадея напоследок, душегубец. В этом городе назревает кое-что нехорошее. Уходи отсюда, коли жизнь дорога, да поскорее.

После этой странной туманной фразы, нищий закашлялся и, сунув заточку в рукав, направился вглубь перекрестка, уводя за собой не особенно сопротивлявшегося коня. Несколько мгновений Ашарх с жалостью смотрел вслед животному, пока Варадей не крикнул:

– И спасибо за гостинцы!..

После этого профессор разозлился и топнул ногой, но почти сразу же охнул из-за того, что какой-то острый камень впился ему в пятку. Всего пять минут он провел без Лантеи и успел нарваться на неприятности, которые стоили ему всего, что у него было! Надо же так глупо попасться! Какой-то вонючий бездомный унизил его и ограбил… Хотя горбун ведь мог и не согласиться на подкуп и честно сдать пойманного преступника страже, так что, может, Ашу и повезло в какой-то степени.

Подхватив с бесполезной теперь арбы сумку девушки, профессор направился в сторону площади, намереваясь как можно скорее отыскать там хетай-ра. Повязка вновь вернулась на лоб Ашарха, и он мысленно пообещал себе, что вообще не будет ее снимать до тех пор, пока не покинет пределы страны. Всего на минуту расслабившись, он сразу получил хороший жизненный урок о том, как важно быть внимательным и не забывать об осторожности. Но все произошедшее не становилось менее обидным от этих мыслей.

Людей в центральном районе Зинагара стало как будто еще больше: теперь все свободное пространство площади было занято или горожанами, или погорельцами, организовавшими вокруг Витима целый полевой госпиталь. На памятную стелу забрались любопытные дети, пытавшиеся разглядеть что-нибудь в толпе, а на некоторых крышах даже можно было заметить одиноких гарпий в городских одеждах. Пару раз Ашу показалось, что он увидел среди людских голов промелькнувшую седую макушку Лантеи, но с абсолютной уверенностью трудно было о чем-то наверняка заявлять, так как столпотворение постоянно находилось в движении.

Профессор уже собирался начать локтями проталкивать себе дорогу к центру площади, когда возле храма послышались какие-то громкие звуки. Высокие резные двери белоснежного здания, являвшего собой вместилище праведных верующих и устремленного к небесам острыми шпилями, со скрипом медленно стали раскрываться. Из галереи появилось несколько отрядов вооруженной стражи в однотипных красных гамбезонах с черно-белыми нашивками, изображавшими Башню. На ходу поправляя открытые бацинеты и позвякивая кольчужными бармицами, они спешили по ступеням вниз, и лица их были сосредоточенно серьезными. Выставив перед собой крепкие копья, защитники закона стали теснить толпу от лестницы, чтобы у подножия храма не осталось ни одного погорельца.

– Разойдись!

– Назад, чернь!

Народ заволновался. Острия копий, направленные на беззащитных женщин и детей, многим пришлись не по вкусу, но стража пока не проявляла открытой агрессии, а лишь освобождала для чего-то место, поэтому люди только недовольно ворчали, но понемногу отступали назад, сминая ногами собственный палаточный лагерь.

Двери храма неторопливо распахнулись во всю ширь. Противный скрип несмазанных петель эхом отразился от стен ближайших домов, заставив профессора, выглядывавшего из-за спин горожан, поморщиться. Из полумрака высокого прохода показалась группа младших жрецов, облаченных в традиционные черные одеяния. Все они чинно шли плотной вереницей и держали ладони прижатыми к груди в молитвенных жестах. Впереди процессии, горделиво задрав лысеющую голову, ступал молодой мужчина, которого жизнь уже успела наградить круглым брюхом и проредить его светлую бороду. Одет он был в роскошные бархатные жреческие одежды, украшенные богатой серебряной вышивкой: длинные рукава его рясы почти волочились по земле, а на широкой парчовой ленте, перекинутой через плечо, красовалось изображение Башни.

Старший жрец Тибост замер посередине лестницы, величественно поднял обе руки, унизанные перстнями, вынуждая всех присутствующих на площади замолкнуть, и неторопливо начал вещать:

– Мудрейший градоправитель эфенди Вех Кариус и я, верный служитель могучего Залмара Вех Тибост, почтили вас великой милостью, жители деревни Быстрицы. Мы великодушно приняли вас в гостеприимном Зинагаре, как истинные верующие позволили вам временно найти здесь приют, окружили заботой и теплотой! Я сам лично провел всю ночь и день в храме в усердных молитвах, на коленях моля бога, дабы он смилостивился над вашими судьбами… Но что же мы получили в ответ? Лишь черную неблагодарность! Вы не только осмелились поднять руку на стража закона, так еще и опорочили служителя Залмара грязной клеветой!

На площади начались волнения. Толпа, прислушивавшаяся к словам жреца, зароптала. С опаской поглядывая на острые копья стражников, плотным строем закрывавших проход к храмовой лестнице, люди все ближе подходили к разделительной границе. С разных концов площади послышались отдельные недовольные выкрики толпы.

– Убийца!

– Душегуб!

– Будь ты проклят!

– Гусак – поджигатель! Вздернуть его!

Прежде невозмутимое лицо Тибоста искривилось, он поджал сухие губы и подал знак куда-то в сторону храмовой галереи. Раздались отрывистые громкие приказы, и на соседних улицах появилось подкрепление – дополнительные отряды стражи сплошной полосой красных гамбезонов потянулись к площади. Постукивая древками копий по мостовой, они начали сдавливать толпу с краев, угрожая затоптать скандировавших погорельцев. Общий шум тише не стал, а кое-где даже начались драки со стражниками.

– Я возмущен до глубины души! Как верующие могут без доказательств и свидетелей пытаться в чем-то обвинять старшего жреца бога, который чист душой и телом, всегда соблюдает Заветы Залмара, добр к верующим и открыт перед истиной! Это гнусно! – прокричал Тибост, прижимая ладонь к груди, словно его действительно это волновало.

Неожиданно в середине столпотворения началось активное движение. Люди подняли над головами щуплое тело Витима в профессорском кафтане. Словновеликого полководца, бледного юношу, обессиленно откинувшего голову набок, несла над площадью волна человеческих рук, пока мальчик не оказался прямо у подножия лестницы. Стражники, не собиравшиеся опускать свои копья, мрачно поглядывали на тело ребенка и ожидали приказа.

Витим был слаб, лицо его осунулось, на щеках залегли тени, а веснушки теперь выглядели темными пятнами. На мгновение кафтан распахнулся, открывая ужасные, наполненные гноем и сукровицей, раны на ногах. Мальчик медленно зашевелился, осматривая покрасневшими глазами пространство перед собой, а после, когда его взгляд остановился на Тибосте, он вытянул вверх руку, в которой была зажата богатая металлическая фляга, украшенная камнями.

– Я видел тебя… в деревне в ночь пожара. Ты был пьян и уронил эту флягу, а после поджег наши дома… Не твое ли имя здесь, жрец? – парень говорил неспешно и негромко, каждое слово давалось ему с трудом, но на площади воцарилась такая тишина, что был слышен любой звук.

Старший жрец побледнел мгновенно, словно вся кровь отхлынула от его лица за долю секунды. Руки Тибоста мелко задрожали, но он сразу же спрятал их под длинными рукавами рясы и окликнул одного из младших жрецов, стоявших позади него, на несколько ступеней выше. Служитель покорно спустился вниз и забрал примечательную вещицу у слабо сопротивлявшегося Витима. Когда фляга перекочевала в ладони Тибоста, то жрец немедля спрятал добычу в свой карман, словно ее и не было вовсе, а после неприятная ухмылка исказила его лицо.

Ашарх вместе с простыми горожанами внимательно наблюдал за происходившим уже несколько минут. Свою спутницу ему удалось разглядеть в толпе не сразу, но в какой-то момент он заметил знакомый зеленый плащ возле памятной стелы. Девушка неотрывно смотрела на старшего жреца, вслушиваясь в каждое его слово, и когда люди понесли Витима к храмовой лестнице, то Лантея обеспокоенно стиснула рукоять одного из своих кинжалов. Все происходившее ей не нравилось: поведение Тибоста и стражников не предвещало ничего хорошего. Хетай-ра сжимала губы и кулаки в бессильной ярости, а пару раз и вовсе порывалась выйти вперед и протиснуться ближе к Витиму. В такие моменты Аш слабовольно прикрывал глаза, чтобы после открыть их и с облегчением убедиться, что Лантея все же оставалась на месте.

– Услышьте же меня! Теперь я вижу, что темная напасть пришла в славный город Зинагар.

Стоило жрецу начать свою очередную громогласную речь, как девушка неожиданно быстро развернулась, встретилась глазами с профессором в толпе и устремилась в его сторону.

– Жители этой деревни погрязли во лжи и пороках, не ведают они, что творят, и учат детей своих лишь злу. Даже в столь юном возрасте дитя это – сосуд греховности, ибо крадет чужие вещи и не раскаивается. Взгляните же! Одетый в богатые одежды с чужого плеча, мальчик потрясает сворованной вещью, и ложь льется из уст его!.. Великий Залмар наказал деревню за грехи ее, обрушил божественный огонь на головы обманщиков. Но они не смирили гордыню свою, ведь нет в них ничего святого, и разум их затуманен пороками… А посему вижу я лишь один способ очистить всю эту скверну! Нужно казнить зачинщиков и изгнать из нашего города оставшихся грешников, дабы не смели они наполнять своей скверной чистых душой верующих Зинагара!

Жрец кивнул, и стражники, обнажив оружие, начали плотным кольцом окружать ревущую толпу.

Лантея успела выскользнуть из сжимавшегося окружения в последний момент. На ее бледном лице не было написано ничего, кроме отвращения. И, грубо схватив профессора за руку, девушка молча устремилась прочь с площади по той же дороге, что и привела путешественников к центру города совсем недавно. Она ни разу не оглянулась себе за спину, словно пытаясь забыть все то, что произошло у храмовой лестницы. Не желая усугублять ситуацию, Ашарх не задавал никаких вопросов, но через несколько домов хетай-ра и сама заговорила.

– Где ты оставил повозку и коня?

– Их больше нет… Пока ты была на площади, меня ограбили, – нервно облизнув губы, признался профессор и передал сумку с вещами девушке.

– Вот дрянь… Ну, ладно. Это все уже не важно, – тяжело и даже как-то по-старчески выдохнула Лантея. – Я до последнего не верила, что все так обернется на площади…

– И все же ты ушла оттуда. Не стала бороться за правду.

– Не говори мне ничего, Аш.

Профессор покорно замолчал, прислушиваясь к воплям рыдающей толпы, разносившимся по всем переулкам города. Теперь на улицах Зинагара стало еще опаснее находиться чужакам и всем, кого могли принять за погорельцев, оскорбивших старшего жреца и вздумавших обвинять его в поджоге. Спутники спешили по главной улице, и лишь когда впереди показались городские ворота, через которые они попали в Зинагар, Ашарх все же спросил:

– Разве мы не должны отыскать в городе какую-то женщину, с которой ты хотела увидеться?

– Мы сейчас идем к ней, – сухо ответила Лантея. – Ее дом стоит почти у самого леса. Обойдем Зинагар по окружной дороге. На улицах теперь не особенно безопасно.

Выяснив этот важный момент, профессор серьезно кивнул. Он не собирался приставать к собеседнице с ненужными разговорами в эту минуту, понимая, что у хетай-ра рушилось видение мира. Девушка спешила к воротам, иногда яростно потирая себе виски или раздраженно сжимая кулаки, видимо, раздумывая над тем, правильно ли она поступила. И все, что мог сделать Аш, – это просто молчать и радоваться здравомыслию спутницы, которое все же восторжествовало над наивным героизмом. До последнего момента он сомневался, что Лантея сможет уйти с площади.

Через покосившиеся городские ворота пара путников проскочила так же незаметно, как и час назад. Портянки профессора пропитались грязью, и теперь ноги хорошо скользили по размытой дороге. Несколько раз Ашарх падал, пока спускался с холма, а Лантея без лишних слов каждый раз протягивала ему руку, помогая подняться. И в этом простом жесте было гораздо больше, чем во всех словах, которые они могли сказать друг другу после произошедшего в Зинагаре. Но за спиной все еще высились городские стены, не позволяя забыть о том, что судьба юного храброго Витима все же оказалась в руках надменного и жадного жреца. И они не помешали этому.

Около часа путешественники огибали город по окружной дороге и уходили от пустовавших предместий еще на пару километров в редкие леса. Ливень почти закончился, но слякоть и бездорожье в сумерках стали практически непроходимыми, из-за чего много времени тратилось просто на то, чтобы вылезти из очередной канавы или лужи, куда постоянно соскальзывали ноги.

Наконец, когда на землю уже опустилась глухая ночь, Лантея все же вывела их к одинокому домику, надежно скрытому от чужих глаз в осиновой роще. Вряд ли какому-нибудь случайному путнику хотя бы на мгновение могла прийти в голову мысль искать в этой местности жилье, ведь за пределами Зинагара и предместий не было ничего, кроме холмов и угрюмых рощиц, лишайными пятнами облепивших пологие склоны до самых гор. На горизонте непреодолимой стеной высился Мавларский хребет, грозный и пугающе мрачный, он широкими рукавами обхватывал земли Залмар-Афи и отделял территории людей от горячих песков пустынь Асвен.

Низенькая деревянная изба с покатой крышей, поросшей густой травой, мигала в темноте глазницами окон, где горел слабый свечной свет, разгонявший мягкий мрак ночи. Вокруг дома раскинулся небольшой огород, а на заднем дворе виднелись хозяйственные постройки – грубо сколоченный сарай, почерневшая банька и старый хлев. Давно уже начавший подгнивать невысокий забор местами завалился на бок, и в общем-то выглядел странным и ненужным препятствием вокруг единственной на километры вокруг избы. Узкая вытоптанная тропа вела от распахнутой калитки прямо к просевшему деревянному крыльцу, порожек которого овивал разросшийся вьюнок и мясистые стебли крапивы.

Лантея, скорее по привычке, чем из необходимости, постучала костяшками пальцев по калитке, уведомляя о своем прибытии. Не прошло и мгновения, как дверь избы со скрипом раскрылась, ударившись о стену, и на пороге возникла фигура худой немолодой женщины в темно-зеленом сарафане, державшей догоравший свечной огарок в вытянутой руке. Кутаясь в пуховый платок, она с испугом и одновременно с откровенным изумлением смотрела в сторону тропинки, а ветер развевал ее длинные совершенно седые волосы.

– Тетя! – воскликнула Лантея, и на ее глазах выступили непрошеные слезы.

Глава седьмая. Скрываемые бумагой тайны


Молчание – лучшее из орудий лжеца.

Рыцарь-хранитель ордена Сынов Залмара Цир Иезин младший


– Лантея? – удивленно проговорила женщина, стоявшая на пороге избы, а ее большие глаза неотрывно вглядывались в лицо молодой хетай-ра.

Бросив сумку прямо на землю, девушка за несколько шагов преодолела расстояние до крыльца, практически взлетела по ступенькам и так крепко обняла тетю, что та чуть не выронила свечу.

– Что ты здесь делаешь? Мой свет, ты ведь должна быть уже в Италане!

Ничего не отвечая, Лантея спрятала лицо в пушистом платке женщины. Чувствуя себя лишним в этой сцене долгожданной встречи, профессор неловко подхватил сумку спутницы и приблизился к крыльцу. Высокая и статная тетушка перевела на мужчину вопросительный взгляд.

– Лантея, и кто это с тобой?

– Я не должна была уезжать, тетя. Все пошло прахом, и мне не оставалось ничего другого, кроме как вернуться сюда… – полушепотом произнесла девушка, подняв лицо, на котором блестели редкие капли слез. – Этот мужчина… Он помогает мне! She’hu dzha-heneshia o kecherru Nard adro melshi matriarhum…

– Говори на залмарском! – неожиданно резко прервала племянницу женщина, и поток чужеземной речи мгновенно иссяк. – В этом доме можно говорить только на одном языке! Или ты позабыла это правило всего за полторы недели отсутствия?

Лантея замолчала, а потом виновато опустила глаза, пока тетя властно ее отчитывала. Для Ашарха все происходившее больше напоминало странный сумбурный сон, в котором он никак не мог повлиять на события, а только стоял и наблюдал со стороны. Он достаточно смутно представлял себе, чему ему стоило удивляться в первую очередь – тому, что в крошечной заросшей травой избушке на окраине региона Вех жила еще одна хетай-ра, к тому же приходившаяся Лантее родственницей, или же тому, что спутница профессора явно мгновение назад пыталась сообщить своей тете какую-то информацию, не предназначенную для ушей Аша.

– Прости, – выдохнула Лантея и отстранилась, украдкой вытирая лицо.

– Это твое дело, мой свет. Но правила этого дома изволь соблюдать безукоризненно.

Немолодая хетай-ра выпрямилась, легко поведя хрупкими плечами, и бросила на профессора уже совсем другой взгляд – изучающий, подозрительный и оценивающий. В облике тетушки Лантеи на мгновение промелькнули черты старой рыси, самоотверженно оберегавшей свои скромные владения и с настороженностью относившейся к любым гостям, забредшим на ее земли. Если между этой женщиной и ее юной племянницей и было что-то общее, то это недоверие ко всему на свете. Профессор нервно облизал пересохшие губы и легко склонил голову перед тетушкой.

– Заходите-ка внутрь скорее. Вижу, случилось что-то нехорошее. Будем решать ваши проблемы.

Подобрав юбки зеленого сарафана, женщина развернулась и шагнула обратно в дом. Лантея угрем скользнула следом, даже не оглянувшись на своего спутника. И Ашарху ничего не оставалось, кроме как подняться по скрипучим просевшим ступенькам крыльца и войти в избу, миновав крошечные сени, заставленные старыми валенками и рваными лаптями. Приятное тепло прогретого дома окружило профессора со всех сторон, а в лицо ударил запах тушеного мяса.

– Рукомойник в углу, – для Аша негромко пробормотала Лантея, разуваясь. Она сбросила на лавку свои митенки и испачканный плащ, забрызгав грязью весь пол.

Внутри дом оказался гораздо просторнее, чем выглядел снаружи. Единственная комната избы дышала спокойствием и порядком. Ладная белая печь занимала большую часть места, а все ее стороны покрывали простенькие растительные узоры, сделанные углем. У окна ютился небольшой деревянный стол, на котором были сложены различные туески и коробочки, выстроившиеся ровными рядами. Вдоль стен стояли широкие лавки, укрытые яркими тряпичными половиками без единой складочки. По левую сторону от печи находилась скромная кровать с набитым сеном тюфяком и пышной перьевой подушкой. На вбитых в стены крюках висели корзины, травяные веники и плетенки чеснока, а над кроватью тетушки даже расположилась скромная книжная полка с несколькими запыленными фолиантами.

– Садитесь за стол. У меня как раз рагу из крольчатины еще остыть не успело. Сначала утолим ваш голод, а после поговорим. Не думаю, что ваши новости не подождут четверть часа.

Немолодая хетай-ра порхала по своей кухне, то ухватом доставая из печи пузатый горшок, то накрывая на стол, и в каждом ее движении сквозила неповторимая грация. Профессор, присев на лавку, невольно изучал облик женщины, очарованный ее изящной красотой и манерами. Тетя была такой же высокой и худой, как племянница, но при том держала она себя очень величественно: сведенные вместе лопатки и чуть приподнятый подбородок придавали образу что-то аристократичное, и из-за этого даже простой сарафан сидел на женщине как роскошное парчовое платье. Длинные распущенные волосы переливались жидким серебром, а широкий деревянный обруч плотно прижимал непокорные волны к голове. У тетушки были большие голубоватые глаза чуть навыкате и крупный ястребиный нос, сильно выделявшийся на лице. Как Аш не приглядывался, но очевидного сходства между родственницами не было, зато одно можно было утверждать наверняка – седые волосы и белоснежная кожа с синеватой паутиной просвечивавших вен и сосудов явно отличали обеих женщин от человеческой расы.

– Ну вот и все на местах.

Тетя удовлетворенно в который раз поправила одну из деревянных ложек, лежавших на столе, а после легко села на свое место, напротив двух путешественников.

– Не думала, что в этот тоскливый вечер мое одиночество развеет приход неожиданных гостей. Но не считайте меня затворницей, я вам рада. Обоим.

– Благодарю за ваше гостеприимство, – прочистил горло и заговорил Аш, неуверенно приглаживая ладонью встопорщенные после долгой дороги волосы на макушке. – Нас так и не представили друг другу, к сожалению. Профессор истории Сои Ашарх.

– Чият. Просто Чият, – назвалась тетушка и сдержанно улыбнулась, пододвигая к мужчине его порцию рагу. – Профессор истории, значит? Уж не из италанской ли академии случайно?

– Верно.

– Все темнее и темнее становятся дебри недосказанности…

– Это долгая история… – начала было Лантея, но Чият остановила ее, небрежно взмахнув рукой.

– Для долгих историй, как и для десерта, должна быть своя компания и свое время. Нам компанию составит горячий клюквенный взвар, но это встреча состоится не раньше окончания ужина. Не забывай, мой свет, еда никогда не должна стыть на столе.

Девушка смиренно кивнула, как молоденькая жрица, которую в очередной раз за какую-то сущую мелочь отчитывала старая и привередливая настоятельница храма. Деревянные ложки с аккуратно вырезанными на черенках цветами слаженно застучали по мискам в абсолютной тишине: невероятно ароматное рагу с отварной картошкой таяло во рту. Блаженное тепло растеклось по животу профессора, наполнив уставшее тело ощущением мимолетного счастья.

Ужин был окутан неповторимым спокойствием, словно изнуренные странники, загнанными зайцами много дней уходившие от погони, впервые с момента встречи в Италане остановились и осознали, что пора отдышаться и передохнуть. Ведь они наконец достигли своего временного убежища, увитого цепким плющом покоя, где правила невозмутимая седовласая хозяйка. Голодные странники действительно опустошили свои миски меньше чем за четверть часа, и Чият сразу же расставила на столе крепкие деревянные кружки, а через мгновение их потеснил горячий кувшин с душистым ягодным взваром. Еще дымящийся напиток на вкус оказался кисловато-сладким и приятно обволакивал горло.

– Надеюсь, мой скромный ужин вас не разочаровал.

Чият заменила в светце почти догоревшую лучину на новую, и огонь с жадностью перекинулся на щепку, плюясь черным дымом, узкой лентой поднимавшимся вверх к закоптелому потолку избы.

– Все было вкусно, как и всегда, – поблагодарила Лантея и придвинулась ближе к свету, втягивая носом едва уловимый запах горящих капель смолы.

– Что это у тебя на лице? Откуда эти свежие рубцы и синяки?

Тетя нахмурилась и легко коснулась пальцами щеки девушки, где затянувшиеся раны и ссадины бордовыми полосами напоминали Лантее о ее первом и последнем посещении Италана. На веке еще виднелось темное пятно синяка, поднимавшегося до самой брови.

– Подарок от старательных дознавателей.

– Каких еще дознавателей? – тон Чият стал требовательным. – Так. Хорошо. Давай начнем с самого начала, чтобы избежать недопонимания. Расскажи мне все по порядку, мой свет.

На удивление, у Чият практически не был заметен акцент. Если бы профессор не знал, что она хетай-ра, то вряд ли бы когда-нибудь обратил внимание на еле слышные шипящие нотки в речи тетушки. Судя по всему, она уже много лет говорила на залмарском, раз достигла в изучении этого языка столь серьезных высот. Подобной практики явно не доставало Лантее, которая при любой вспышке гнева сразу же теряла контроль над собственным языком, и у нее сильно проявлялся акцент. Сколько же лет тетя девушки прожила в Залмар-Афи никем не замеченной?

В целом, профессор признался себе, что Чият с трудом можно было отличить от обыкновенной человеческой женщины. Нужно было знать, куда смотреть: для седых волос она все же была еще недостаточно стара, кожа чрезмерно бледна и прозрачна, а вот неявный акцент легко было спутать с обыкновенными особенностями произношения или легким дефектом речи.

– Я добралась до Италана и отыскала академию, – негромко произнесла Лантея, тяжело вздохнув.

– И?.. – выжидательно протянула тетя.

– И попала в пыточные двенадцатого ордена.

– Что?.. Как это произошло? Что от тебя вообще могло понадобиться Сынам Залмара? – зачастила тетя, взмахнув руками.

– Они признали во мне чужеземку и по ложному доносу обвинили в шпионаже на империю Ис.

– Немыслимо… Чем ты обратила на себя их внимание? Я думала, они охотятся только за язычниками и ифритами… Они узнали правду о нас?

– Не успели. Я бежала, и профессор помог мне скрыться из города.

Не собираясь вмешиваться в диалог двух хетай-ра, Аш неторопливо потягивал из кружки теплое питье, с интересом выслушивая точку зрения своей спутницы. Девушка приятно удивила его тем, что не стала раскрывать перед тетей личность доносчика. Пусть все равно это рано или поздно бы всплыло, но пока что профессор оказался защищен от ненависти Чият, которая непременно появилась бы после того, как она узнала, из-за кого любимая племянница получила свои шрамы.

– Это значит, что ты попала под внимание Сынов и теперь бежишь от них?

– Да. Нас объявили в розыск, всюду развешены плакаты. Вот. Полюбуйся на список моих достижений, – сказала Лантея и вытащила из-за пазухи сложенный в несколько раз лист бумаги с собственным отпечатанным портретом, протянув его тете.

Чият развернула грамоту, и по мере чтения лицо ее становилось все мрачнее и мрачнее.

– Убийство? Конокрадство? Мой свет, как ты сумела так сильно разозлить Сынов?

– Я убила двоих дознавателей, так мне удалось сбежать… И пыталась украсть коня в предместьях Италана, чтобы скрыться от погони.

Поджав губы, девушка прямо посмотрела в лицо тете, ожидая ее вердикта. Но Чият молчала, беззвучно постукивая длинными тонкими пальцами по столу, переваривая услышанное. Она раз за разом перечитывала строчки в розыскной грамоте, из-за которых племянница неожиданно предстала перед ней совершенно в ином свете. Наконец, резким движением скомкав лист, немолодая хетай-ра поднялась на ноги и подошла к печи. Она бросила бумажный комок к затухавшим углям и проследила, чтобы опасный документ истлел до пепла.

Неожиданно Чият согнулась пополам в приступе тяжелого грудного кашля. Только мгновение назад она стояла, гордо выпрямив спину, и вот уже скорчилась, хватаясь пальцами попеременно то за горло, то впиваясь ногтями в грудь, словно пытаясь разорвать собственную кожу и пробить в плоти дыру, чтобы сделать полноценный глоток сладкого воздуха. Лантея, испуганно побледнев, сразу же бросилась к тете, хватая ее за руки и не позволяя царапать себя. К стыду Ашарха, он же, напротив, растерялся и сидел на своем месте, совершенно не зная, что ему стоило делать.

Приступ закончился через десяток секунд, которые по ощущениям всех присутствующих тянулись целую вечность. Понемногу утих кашель, хотя Чият все еще прижимала ко рту край своего платка и болезненно морщилась, сглатывая слюну. Лантея усадила ее обратно на лавку и обеспокоенно вгляделась в лицо тетушки, которая опасливо делала маленькие вдохи и ощупывала пальцами грудину, как будто надеясь унять внутреннюю боль, раздиравшую ее легкие на части.

– Ты обещала мне, что сходишь к городскому лекарю, как только я уеду! Ну, даже если не к нему, то хотя бы к Инаилу-травнику в предместья! Тетя, ты обещала мне!

– Да, прости… – хрипло проговорила Чият, отирая платком свои пересохшие губы. – Обещала. Но у меня не было времени. Как-то я позабыла, дел очень много каждый день…

– Тетя!

– Я схожу. Я же сказала тебе, значит, я сделаю.

– Я не могу смотреть на это. Ты так мучаешься. Этот кашель слишком долго не проходит!

– Все в порядке, – заверила Чият и слабо улыбнулась племяннице, а после сделала большой глоток еще теплого взвара, чтобы унять зуд в горле. – Видишь? Мне уже гораздо лучше.

– Не вижу, – мрачно ответила Лантея, но все же вернулась на свое место за столом.

– Тебе стоит лучше побеспокоиться сейчас за себя и своего спутника. Вы оба в розыске двенадцатого ордена, и бежите от них с самой столицы.

Профессор кивнул, подтверждая правоту тети.

– Мой дом, конечно, хорошо укрыт от чужих глаз. Но если вы действительно так серьезно разозлили Сынов, то рано или поздно они все равно отыщут это убежище. У них глаза и уши повсюду…

– Мы не собираемся долго задерживаться здесь, тетя. Я не хочу подвергать опасности еще и тебя, – заверила Лантея. – Отдохнем немного и отправимся к хребту, через горы и… в пустыни.

– Мой свет?.. – удивилась Чият и обескураженно посмотрела на племянницу. – Ты уже собираешься вернуться домой?

– Да. Пусть не получится так, как я планировала изначально, но со мной пойдет профессор.

– Постой! Ты хочешь привести в пустыни человека? Чужака?

– Он уже многое узнал о хетай-ра от меня. И многое способен рассказать нашему народу о мире за пределами песков. Пусть мне не удалось попасть в академию, но этот вариант я нашла приемлемым и единственно возможным в сложившихся условиях, – жестко ответила Лантея.

– Это решение несет с собой определенные опасности и угрозы… – неуверенно начала Чият.

– Я осознаю все это! Все риски! – немного повысив голос, быстро проговорила девушка, пальцами цепко хватаясь за ручку своей кружки.

– Как скажешь. Это твой выбор. Я всегда позволяла тебе самой решать, что для тебя будет лучше. И в этот раз тоже не стану чинить препятствия.

– И за это я тебе очень благодарна… Мать никогда не поддержала бы меня ни в одном вопросе.

– Я просила тебя не упоминать в этом доме о моей сестре! – неожиданно грубо проговорила Чият, из-за чего даже профессор чуть не подавился взваром.

– Прости, – извинилась Лантея и выставила перед собой раскрытые ладони, – прости, я не хотела.

– Не нужно выводить меня из себя, мой свет. Ты сегодня уже достаточно истерзала мою душу своим возвращением и этими печальными новостями.

– Может, мне стоило послушаться тебя и все же не уезжать?..

– Ты поступила так, как считала нужным.

– Извините, что я прерываю, – прошептал Ашарх, который после сытного ужина и теплого напитка с трудом боролся с сонливостью и уже начинал дремать за столом, не вслушиваясь в беседу. – Но можно мне прилечь? Я так устал за этот день, не могу больше сопротивляться сну.

– Ох, богиня! Конечно! Профессор, вы уж меня простите. Не догадалась, что вы совсем утомились после дороги. Еще и Лантея тут… Сейчас я все постелю.

Чият сразу же засуетилась по дому. В дальнем углу комнаты она застелила широкую лавку чистой простыней, достала из ларя стеганое одеяло и перьевую подушку. Заметив, что у Ашарха нет никакой сменной одежды, а его портянки после пешей прогулки по размытой дороге от Зинагара превратились в грязные лохмотья, тетя любезно предложила ему вязаные шерстяные носки и большую льняную рубаху. Окруженный неожиданной заботой совершенно чужой ему женщины, профессор засыпал с блаженной улыбкой на лице. Впервые за много дней он наконец погружался в сон не под открытым небом, вздрагивая от любого случайного шороха в лесу, а под теплым мягким одеялом.

Лантея и Чият же явно еще не собирались отдыхать. Им многое предстояло обсудить, и тетушка, разливая по кружкам стремительно остывавший взвар, с нескрываемой тоской и волнением поглядывала на свою племянницу, раздумывая над ее будущим. Пусть она никогда не стремилась оспаривать точку зрения девушки, уверенная в необходимости приобретения ей собственного жизненного опыта, но сейчас на карте стояла судьба целого народа, а те неприятности, которые Лантея несла у себя на хвосте с самой столицы, лишь заставляли Чият больше беспокоиться.

Негромким голосом две хетай-ра долго беседовали, склонившись над старым исцарапанным столом и изредка прерывались только для того, чтобы поставить новую лучину. Профессор первые несколько минут старательно боролся с усталостью, надеясь подслушать разговор и извлечь из него что-нибудь полезное для себя, но Лантея явно не собиралась давать спутнику такой возможности. Она лишь едва слышно пересказывала все события, произошедшие с ней и мужчиной за последние дни, поэтому Аш уснул еще где-то на моменте прибытия девушки в Италан, проиграв бой с собственными отяжелевшими веками.

Когда Лантея еще жила в этом домике на правах второй хозяйки, а не гостьи, как это было в настоящий момент, то она всегда любила долго и во всех подробностях делиться с тетушкой различными историями, произошедшими с ней днем или же в далеком детстве. То заботливое внимание, с которым Чият выслушивала обыкновенные и скучные по большей части рассказы племянницы, всегда доставляло Лантее ни с чем не сравнимое удовольствие. Было что-то уютное и волшебное в бархатистых вечерах, проведенных за лучиной и сбивчивыми монологами девушки, во время которых тетя непременно мягко улыбалась, изредка кивая головой, но ни в коем случае не поторапливая неумелую рассказчицу.

Так было и теперь. Только в этот раз Лантея говорила не об удачной охоте на зайцев в ближайшем лесу и не пересказывала в который раз сюжет странного сна, приснившегося ей накануне. Неожиданно стремительно повзрослевшая племянница показывала свои заживавшие ожоги на плечах и описывала те мучительные часы, которые она провела в темницах карающего ордена. Она с отвращением рассказывала о канализации, колодках и встрече с ненасытной тварью. После история коснулась сгоревшей деревни, обезображенного мальчика и властолюбивого жреца, а в голосе Лантеи поселилась горечь. И Чият не знала, как теперь она должна была отвечать на столь отличную от других историю, которая оказалась наполнена злобой, болью и отчаянием.

Лантея пришла к ней за помощью, желая услышать мудрый совет и поделиться своей печалью перед возвращением в пустыни, а тетя не могла ничего ей сказать. Никакие слова не исправили бы все, что случилось с молодой девушкой, покинувшей затерянную среди холмов и лесов маленькую избушку. И все, что делала Чият, – лишь подливала холодный взвар в кружку и слушала, слушала, слушала…

Не собираясь ничего утаивать от седовласой хозяйки дома, Лантея раскрыла и неприглядную правду о профессоре, признавшись в том, какую роль он сыграл в ее судьбе.

– И ты доверилась такому человеку, позволив ему сопровождать тебя до Зинагара? – резко выдохнула Чият, а ее лицо исказила мучительная гримаса. – И намерена отвести его в Бархан?

– Несколько раз он доказал, что верен своему слову, – неуверенно прошептала девушка, краем глаза косясь в дальний угол, где тихо похрапывал Ашарх.

– Это может ничего не значить. Однажды он уже продемонстрировал свою истинную суть, решив на тебя донести. Сколько боли тебе пришлось пережить из-за него!.. Такой поступок мало что способно искупить. Если он по натуре гнилой, то никакие добрые дела не изменят этот факт.

– Я не утверждаю, что безоговорочно ему верю. Но пока что его помощь нужна мне, – сказала Лантея и протянула руку через стол, коснувшись прохладной ладони тетушки. – Пойми, его знания – это сила, способная перевернуть мир хетай-ра. Я же хочу стать мостом меж мирами для этой силы.

– Не всем такое придется по душе.

– Да. И ты сама знаешь, кто будет недоволен сильнее всех.

– Подумай еще раз хорошенько, мой свет… Уверена ли ты, что хочешь ввязываться в это безнадежное на мой взгляд дело? Даже само по себе возвращение в пустыни уже принесет тебе множество проблем, но открытие Бархана для чужака возмутит всю общественность. Матриарх Первого Бархана обязательно захочет вмешаться, а ты вряд ли сможешь с ней тягаться…

– Когда-то все это должно было случиться. И лучше сейчас, чем позднее.

Чият высвободила свою ладонь из рук племянницы и потянулась к рядам берестяных коробков, сложенных на другом конце стола. Она открыла небольшую шкатулку и бережно достала оттуда старый костяной свисток в виде птицы, которому, судя по всему, было уже очень много лет. Зажав в руке находку, она повернулась к племяннице, а в ее взгляде что-то неуловимо изменилось.

– Если ты так твердо уверена в том, что твое возвращение в Бархан неизбежно, то я бы хотела попросить тебя об одной услуге.

– О какой именно?

– Отдай это моей сестре Гиселле, твоей горделивой матери.

Простенькая птичка, вырезанная из кости, легла на стол перед Лантеей. Она подняла вещицу за кожаный шнурок до уровня глаз и вгляделась в грубые черты шахина, пустынного сокола.

– Ты не любишь упоминать ее имя. Значит, эта просьба очень важна?

– Так и есть. Не потеряй, прошу тебя.

Послушно кивнув, девушка надела свисток себе не шею и заправила за воротник туники.

– И еще кое-что… Скажи ей, что в крике этой птицы она услышит мое прощение.


Чият проснулась гораздо раньше своих гостей. Как и было положено хозяйке дома, ей следовало растопить печь, чтобы приготовить горячий завтрак, покормить кроликов в клетках и успеть подоить молодую, а оттого очень своенравную козу Звездочку. Небольшое хозяйство, которым она занималась, не забирало у нее много сил, но зато позволяло получать большинство необходимых для жизни продуктов, чтобы немолодая хетай-ра как можно реже ходила в город. Конечно, она уже достаточно долго обитала на человеческих землях и примелькалась многим жителям Зинагара, зарекомендовав себя как молчаливую и вежливую женщину, но Чият все равно не собиралась рисковать и часто покидать свое уютное убежище. Она никогда не позволяла себе забыть, что являлась представителем иной расы, и любое случайное слово, неловко оброненное на плодородную почву людского сплетничества, легко могло уничтожить тот образ благонадежной пожилой отшельницы, который она усердно создавала годами.

И если для нее затворничество стало своеобразной формой защиты от опасностей внешнего чужого мира, то юная племянница не могла довольствоваться затерянной в глуши избушкой и одной-двумя новыми книгами, купленными в Зинагаре раз в полгода. Ее ум, более живой и любопытный, жаждал познавать новое каждый день, и Чият все же пришлось отпустить девушку в Италан, хоть она и не успела полностью закрыть все бреши в ее обучении и рассказать о тех трудностях, с которыми Лантея могла повстречаться в Залмар-Афи, – в этих землях опасности поджидали подчас в самых неожиданных местах. Винила ли она себя теперь в том, что племянница вернулась домой едва живая, столкнувшись в своем путешествии с такими вещами и явлениями, которые были абсолютно неприемлемы для разума чужеземки? Наверное, в этом была часть ее вины… Но, если бы Лантея тогда осталась, то все могло кончиться куда хуже…

Шум на кухне и редкие приглушенные покашливания Чият разбудили профессора, который впервые за несколько дней полноценно выспался, и чувствовал себя как нельзя лучше. Нежась под мягким одеялом и раз в несколько минут потягиваясь, чтобы размять мышцы и суставы, Ашарх совершенно не хотел вставать с лавки, довольствуюсь краткими мгновениями затишья и покоя. В конце концов, разве не мог он позволить себе предаться лени в это чудесное утро, когда он со своей спутницей уже находился всего в паре десятков километров от горного хребта? В спрятанной посреди осинника избе их никогда не удалось бы отыскать Сынам, какой бы след из свидетелей за собой они ни оставили.

Но как бы профессор ни пытался убедить свою тревожность в том, что все складывалось достаточно неплохо, и в волнении не было нужды, где-то на задворках подсознания Аш не чувствовал безмятежности. Он думал о непостоянстве своей спутницы, за непроницаемым упрямством которой скрывались секреты, дразнившие сознание мужчины и внушавшие беспокойство. Надеясь скорее достигнуть Зинагара, чтобы расспросить таинственное доверенное лицо Лантеи о помыслах этой юной хетай-ра, Ашарх угодил в неловкое положение: ведь лицом оказалась родная тетя девушки, которая явно не стала бы обсуждать племянницу с чужаком. Хотя именно она, скорее всего, была лучше кого бы то ни было осведомлена о планах Лантеи…

– Профессор, если вы уже проснулись, то почему бы вам не присоединиться ко мне за завтраком? – раздался насмешливый голос Чият со стороны печки. Очевидно, ворочание на лавке не скрылось от острого слуха хетай-ра.

– Наверное, тогда мне стоит разбудить и Лантею? – решив положить конец своему праздному безделию, сказал Аш и рывком принял вертикальное положение, сбрасывая одеяло.

– Нет, не нужно. Мы с ней беседовали до середины ночи. Думаю, девочка будет отсыпаться еще пару часов. Пусть отдохнет, – попросила тетя. Она выставила на стол несколько мисок, от которых поднимался густой белый пар, и разлила по кружкам травяной отвар, распространивший во всей комнате душистый аромат липовых цветков.

Неторопливо умывшись и приведя себя в порядок, профессор вскоре присоединился к Чият, которая все это время терпеливо его ждала, не притрагиваясь к своей порции. На завтрак хозяйка сварила кашу из полбы и испекла хлеб, который разломила на несколько крупных кусков и выложила перед Ашархом на чистом полотенце. Вспомнив о том, что немолодая хетай-ра крайне негативно вечером отнеслась к разговору во время ужина, мужчина предпочел не нарушать традиции этого дома, какими бы странными для него они не казались, и завтракал молча.

После того, как с кашей было покончено и Чият убрала грязную посуду со стола, предложив в качестве лакомства к травяному отвару тонкие трубочки яблочной пастилы, профессор все же нерешительно спросил:

– Давно вы живете здесь?

– Достаточно давно.

Тетя аккуратно поправила деревянный ободок, украшавший ее волосы, словно он вдруг стал давить ей на голову. Аш, откровенно сомневавшийся в том, что Чият стала бы отвечать на какие-либо еще вопросы, рассеяно молчал и жевал пастилу. Ему не хотелось представать перед этой женщиной в образе любопытного пустомели. Но, к его удивлению, проницательная хозяйка сама продолжила беседу:

– До меня здесь было гораздо красивее, поверьте. Стояла новая ограда, по двору бегали курочки, а крыша не нуждалась в ремонте. Теперь же я лишь стараюсь поддерживать дом в таком состоянии, чтобы он не обвалился мне прямо на голову. Это все, на что хватает моих сил.

– Значит, вы не первая отшельница, что поселилась в этом отдаленном от всего мира месте?

– Раньше в этом доме жила старая повитуха Бенея, отошедшая от дел. Своих детей у нее не было, а приемыши давно уже выросли и разбрелись по Залмар-Афи, куда глаза глядят. Вот и осталась она одна на старости лет, – сказала Чият и легко пожала плечами, а после повернула голову в сторону окна, засмотревшись на раскидистый куст шиповника, росший у стен дома. – Поэтому, когда она нашла меня в предгорьях, голодную, раненую и совершенно не понимавшую, в каком мире я оказалась, то с материнской любовью приютила и помогла освоиться.

– Вы рискнули перейти горы, совсем не зная, что вас ждет здесь?

– Многие годы я собирала крупицы информации о том, что лежит по ту сторону горного хребта, касающегося небес своими вершинами… Но смельчаков, решившихся пересечь эту преграду, было немного, а их записи походили скорее на фантазии, чем на реальность. Потому мне не оставалось ничего иного, кроме как узнать правду самой.

– И она вас разочаровала?

– Правда не может разочаровывать. Она просто существует для того, чтобы ее узнали рано или поздно. Разочаровываемся мы или радуемся только собственному восприятию этой правды – совпадает ли она с нашими ожиданиями или идет вразрез с ними, – поделилась мудростью тетя и бросила на профессора отрешенный взгляд. – Я хотела увидеть нечто отличное от песков, и я это увидела.

– Наверное, наш мир совершенно не похож на вашу страну.

– У хетай-ра нет страны. В любом случае, мы не воспринимает это как страну, поскольку практически никогда не сталкивались напрямую с чужими государствами. Но это неважно… Если вам так хочется знать, профессор, то я действительно с трудом освоилась в Залмар-Афи, и любая мелочь в свое время поражала меня колоссально.

– А теперь вы и сами готовы кому угодно помочь обжиться на людских землях. Если бы я не знал о вашем происхождении, то вряд ли бы когда-нибудь догадался, что вы не человек! И теперь вы сами из ученицы превратились в учителя.

– Да, я старательно изучала Залмар-Афи и, в частности, залмарский язык. Бенея много лет посвятила тому, чтобы добиться у меня идеального произношения. До того, как стать повитухой, она работала в школе при зинагарском храме, и преподавательские привычки были в ней весьма сильны… Она уже давно скончалась, а я все еще храню ее аккуратные записи, по которым сама же и обучала Лантею впоследствии.

– Вы, видимо, подали племяннице заразительный пример, раз она в конечном итоге решила направиться за вами через горный хребет? – поинтересовался профессор, отпивая из кружки.

– Ах… Сколько раз я об этом уже пожалела…

– И почему же? Для Лантеи вы – непререкаемый авторитет. Это очевидно. Она всю дорогу с самого Италана только и думала о том, как скорее попасть сюда, – сказал Аш. – Если вы оказываете на ее сознание и мировосприятие такое воздействие, то почему бы не воспользоваться этим в благих целях? Укажите ей хоть теперь верное направление.

– Вы действительно так думаете? – хмыкнула Чият. – В некоторых вопросах она бывает удивительно послушной девочкой, но в остальном я не смею ее принуждать к чему-либо. Она оказалась здесь из-за того, что бежала от чужого гнета. И переход через раскаленные пески и дикие горы казался ей привлекательнее чем рабская покорность уставам и распорядкам. Думаю, это бунтарство она наследовала от меня, потому я просто не могла не принять ее здесь.

– Потакание этому отчаянному стремлению сбежать от проблем ни к чему хорошему не приведет. Она должна бороться с тем, что ее не устраивает, а не уходить на край света, подчиняясь порывам трусости.

– Трусости?.. Да что вы знаете о трусости… Лантея никогда ничего не боялась, и скоро вы сами в этом убедитесь. Она вовсе не намерена была скрываться здесь вечно, как я. Лишь набраться новых сил и убедиться в существовании того мира, который я много лет описывала ей в письмах.

– А почему тогда вы сами оказались по другую сторону Мавларского хребта?

– Очевидно потому, что в пустынях для меня не было места. Не будем об этом.

Чият собрала со стола все крошки до последней, стряхнув их в ладонь, и выбросила в загнетку раскрытой печки. Обсуждение ее затворничества не подходило для непринужденной беседы.

– Быть может, Лантея успела рассказать вам, что мы с ней заключили некую сделку, – мягко продолжил профессор, пальцами крепко обхватывая кружку.

– Да, она сообщила мне. Я не в восторге от всего этого – ни от сделки, ни от идеи племянницы.

– Опасаетесь, что я обману ее? – напрямую спросил Ашарх.

– Вы уже это сделали, – процедила тетя и бросила на собеседника недовольный взгляд исподлобья, – когда вынудили мою девочку заключить это соглашение и выманили у нее силой сведения о хетай-ра.

– Она тоже, знаете ли, не белая овечка, – парировал профессор и поморщился.

– Не спорю. Но эта сделка все же принесет гораздо больше бед как для вас обоих, так и для наших народов, пребывающих пока что в блаженном неведении. И это неведение, как сладкий сон, лучше бы было не прерывать как можно дольше.

– Так решила Лантея. Вы ведь и сами говорили, что уважаете ее выбор.

– К сожалению, она пока не понимает, что борется с бурным речным потоком. Как бы крепко на ногах она ни стояла, уверенная в своей правоте, но рано или поздно течение снесет ее. И Лантея не заметит это, даже когда непокорная стихия общественных суждений оттолкнет ее далеко от первоначальной цели, – со вздохом призналась Чият.

– Я не собираюсь ее переубеждать, – сразу же предупредил Ашарх. – Для меня эта сделка – предложение всей жизни, и я не стану отказываться от возможности посетить города мифического народа, даже если вы предполагаете, что замысел Лантеи не удастся.

– О! Я вижу вас насквозь, – фыркнула тетя и пренебрежительно прищурилась. – Вы один из тех, кто гонится только за собственной выгодой и готов ради этого пожертвовать даже судьбами целых стран.

– Не надо делать из меня какого-то беспринципного злодея. В конце концов, я просто помогаю вашей племяннице добиться ее целей, как и вы когда-то. Согласившись выучить ее и в одиночку отправить в столичную академию, вы вряд ли думали о том, что это может как-то навредить целым странам и народам, не так ли?

Женщина явно была не в восторге от подобных претензий. Она поднялась из-за стола и сжала губы в тонкую линию, совсем как любила делать ее племянница, когда с трудом сдерживала свой гнев. Но, судя по всему, Чият гораздо лучше владела собой, поскольку через несколько секунд лицо ее разгладилось, и на нем вновь появилась немного высокомерная и невозмутимая маска.

– Что ж, вы действительно человек неглупый, профессор. Но, даже услышав от меня это признание, не рассчитывайтена то, что я поддерживаю племянницу в ее выборе! Лантее стоило быть осмотрительнее, когда она соглашалась на эту безмерно глупую сделку!

– У нее не было выбора. От этого зависела ее жизнь и безопасность.

– Ее жизнь и стала пристанищем опасностей, когда в ней появились вы.

В дальнем углу комнаты на лавке, стоявшей неподалеку от тетушкиной кровати, заворочалась Лантея, разбуженная громкими голосами. Собеседники мгновенно замолкли, не желая продолжать свою ссору при свидетелях, тем более что свидетелем оказался как раз обсуждаемый субъект. Однако девушка лишь перевернулась на другой бок и вновь предалась сну, не собираясь просыпаться. А вот гнев тети и профессора уже сошел на нет, и теперь они оба лишь старательно отводили глаза друг от друга, не желая продолжать свой разговор.

– Мне нужно сходить на рынок, купить вам кое-что в дорогу. Вы уж как-нибудь найдите себе занятие, эфенди профессор. Только дайте Лантее выспаться, – произнесла Чият с непроницаемым выражением лица, накидывая себе на плечи строгий темно-синий платок.

Она неторопливо причесала гребнем волосы, придирчиво выбрала самое целое лукошко из висевших на стенах и только после этого удалилась из дома, как можно тише закрыв входную дверь. Некоторое время Аш продолжал сидеть за столом, прислушиваясь с удалявшимся шагам Чият. Но они были такими легкими и осторожными, что профессор достаточно быстро потерял их в окружающем шуме – ветер играл ветвями деревьев и шумел листьями, а мягкая земля поглощала любые звуки. Либо же немолодая хетай-ра имела привычку всегда красться, как и ее племянница.

Редкое дыхание Лантеи с легким присвистом ввело Ашарха в приятную рассеянную задумчивость. Облокотившись на стол, он прикрыл глаза и сконцентрировался на одной фразе, оброненной Чият в разговоре. Хозяйка сказала, что ее племянница из пустынь Асвен «сбежала от чужого гнета». Неужели в родном доме у Лантеи все было настолько дурно, что она предпочла совершить рискованное путешествие через горы, лишь бы не оставаться там? А каковы были гарантии, что по возвращении девушку встретили бы радушно?

Профессор ощутил, как его желудок скрутило в тугой узел от плохих предчувствий. Ведь враждебный прием могли оказать и спутнику сбежавшей хетай-ра, являвшемуся еще и чужаком. К тому же, было совсем неясно, с кем Лантея находилась в напряженных отношениях – с родственниками, с законом, либо же с каким-нибудь отвергнутым женихом. Вариантов было достаточно, а негативных исходов еще больше.

И все это означало, что перед подъемом на хребет Ашарху необходимо было или вывести девушку на честный разговор, что, скорее всего, привело бы к серьезному конфликту, или же идти вслепую до самого конца, уповая на благоприятный исход. Последний вариант не устраивал самого преподавателя: на твердой земле у него еще был шанс разорвать сделку и повернуть обратно, но на зыбком песке пустынь такая возможность таяла на глазах. Чем больше Аш размышлял над условиями их с хетай-ра соглашения, тем более сомнительными они ему казались.

Чтобы как-нибудь отвлечься от навязчивого желания бросить все к гоблинской матери и сбежать из избушки, позабыв и о сделке, и о шансе побывать в городе хетай-ра, профессор принялся мерить шагами небольшую комнату. Ему нужно было сконцентрироваться на чем-то нейтральном, и книжная полка, висевшая над тетушкиной кроватью, пришлась как нельзя кстати. Аш замер перед скудным набором зачитанных фолиантов и принялся изучать корешки.

«Приготовление различных кушаний», покрытое старыми отпечатками пальцев, выпачканных в муке, не вызвало у профессора интереса, как и толстое издание священной книги «Заветы Залмара» с истрепанными углами. Это произведение все без исключения верующие Залмар-Афи видели в своей жизни гораздо чаще, чем исполнение описанных в книге заветов. Еще один религиозный труд «О всяких дурных деяниях и нравственности» за авторством некоего старшего жреца Аз Ошензи тоже отправился в сторону. А вот тоненькую книгу «Гусли звончатые: песни и баллады» профессор так легко пропустить не смог. Это был сборник работ известного пару десятилетий назад барда Самвела, который когда-то прославился на всю страну своими строками, а после попал в немилость городских властей из-за какой-то туманной истории и был казнен. Теперь его прах давно уже развеял ветер над Дымными Вратами, но песни еще продолжали жить в людских умах. Например, в Кастановских топях, на самом севере Залмар-Афи, до сих пор среди углекопов особенно ценилась баллада «Черное золото», в которой Самвел пересказывал древнюю легенду о возникновении угля.

Целый час Ашарх с удовольствием перечитывал произведения, знакомые с детства. Освежая в памяти строки скорбной элегии «Рабский поход», описывавшей печальные исторические события пятисотлетней давности, профессор невольно вернулся во времена своего отрочества, когда на сельских ярмарках и во всех кабаках распевали баллады Самвела. Тогда в жизни Аша не было ничего сложнее уборки навоза в конюшнях и очередной потасовки с братом, а сейчас он должен был пересечь горный хребет, потому что по его следу шел разъяренный карающий орден.

Вот только то, что ждало его в пустынях Асвен, могло оказаться куда хуже и страшнее.

Перевернув последнюю страницу сборника песен, профессор с огорчением захлопнул книгу и вернул ее на место. Лантея спала беспробудным сном, а на полке больше не осталось никаких фолиантов, за которыми можно было бы скоротать время. Но взгляд Ашарха неожиданно зацепился за лежавшую на самом краю полки неприметную стопку исписанных листов, скрепленных нитками. Взяв в руки явно самодельную тетрадь, мужчина вгляделся в обложку. На ней чьим-то корявым почерком были старательно выведены несколько слов на залмарском – «Записи Лантеи».

Несколько секунд Аш боролся с голосом совести, уже заранее уверенный в том, что не сумеет сдержаться. Слишком сильно было искушение отыскать в этой тетради сведения, которые Лантея с самого начала утаивала от своего спутника. Опасливо оглянувшись на лавку, где спала девушка, профессор торопливо раскрыл первую страницу записей.

Начальный абзац гласил:

«привьет. моя лантея. тетия казат писат дневник. моя учица писат».

Аш на мгновение крепко зажмурил глаза, стараясь убедить себя, что ему нужно воспринимать написанное со всей серьезностью. На форзаце стояла единственная дата, 17 февраля 1046 года от явления Пророка по залмарскому календарю, сделанная полтора года назад. Судя по аккуратному почерку, она явно была выведена рукой тети. Остальные записи, безусловно, принадлежали Лантее, но избавиться от ощущения, что их писал семилетний ребенок, преподавателю было сложно. Текст изобиловал ошибками, а чудовищный почерк с трудом можно было разобрать.

Пролистав пару страниц, Аш заметил прогресс. Первые записи были небольшими, в них девушка делилась информацией о погоде или о том, как они с тетей провели день. Но с каждой новой строчкой ошибок в тексте становилось меньше, а почерк выглядел все лучше. Короткие заметки постепенно превратились в пространные философствования, где хетай-ра делилась своими мыслями, опасениями, надеждами. И Ашарх невольно зачитался дневником, постепенно пробираясь сквозь дебри запутанных предложений и несогласованных друг с другом слов.

«сегодня вес ден дожщь. поранит я руку на охоте. чият раказыват об том, что люди давно мочь строит корабли, большой чаши из дерева. ходит они по морю, по воде, как по суше, искать новые земли. почему же мой народ тысячи лет прячица и боица внешний мир?».

«Тетя быть сегодня в городе, она купить новую книгу. Много там написать об Залмар, это бох людей. Он жить вместе с людьми долго и учить их жить правильно, помогать. Это так непохожэ на Эван‘Лин, она всегда строга была к нам. Я думать это очень важно, хетай-ра надо узнать большэ о людях. Это изменить Барханы в лучщую сторону».

«Вспоминала сегодня я об сестре. Она мне снилась. Инетресно, как она там? Думаю, Мериона в заботах, как и всегда. Они с мамой всегда больше думали об делах, пока читала я об мире за песками. Для них хорошо, когда Барханы закрыты и спрятаны. Но я верю, что хетай-ра можно убедить открыца миру или же мой народ вымрет через пару тысячь лет».

Чем дальше профессор погружался в записи своей спутницы, тем больше ему начинало казаться, что весь этот дневник был пропитан какой-то бессильной озлобленностью, копившейся долгие годы. Лантея жаловалась на непонимание оставшихся в Бархане матери и сестры, о существовании которых Аш узнал впервые. Она была зла на свой народ и устаревшие традиции, ей не нравился сам уклад жизни хетай-ра.

«Чият считает, что ей больше не о чем мне расказать. Она никогда не покидала этот регион, и мало знает о мире вокруг. Недавно она упомянула, что в столице есть академия, лучшая в стране. Там много учителей, книг и за несколько годов обучат меня истории, науке об описании чужих земелей и даже иным языкам. У меня есть шанс поступить туда».

«Тетя не поедет со мной. Думаю, она просто боится, но у меня нет больше сил сидеть тут, я должна сама продложить обучение. Странствие по материку заберут слишком много времени, опасно ездить по миру не зная языков. К тому же, тетя говорит, что на востоке идет война. Академия же даст то, что мне нужно, всего за пару годов. Хорошое образование, подобное тому, что я получила в Бархане до своего ухода».

Одна из последних записей насторожила преподавателя больше остальных:

«Мы наконец обсудили с Чият детали поездки. Я пойду в столицу в середине августа, как только уйдет жара. Вчера мы сильно посорились вечером. Я говорила о том, что хочу сразу же вернуться после обучения в академии в Бархан. Хочу расказать о том, что узнаю, городскому совету. И хетай-ра пойдут за мной в зеленые земли. Я уверенна. Им захочется узнать, как живут другие рассы, попробовать все то, что я попробовала здесь. Мы создадим новый город, вдали от пустынь, или же на самом краю песков. Я помогу своему народу, открою им глаза на мир. И матриарх мне не указ. Я буду править своим собственым городом, свободным от власти совета и опротививших традицый. Если не я, то кто сделает это?».

Ашарх в задумчивости перечитывал этот абзац несколько раз. Получалось, что его таинственная спутница собиралась использовать сведения о мире для того, чтобы организовать переворот в родном городе. Ее не устраивала действующая власть и консервативный курс хетай-ра, поэтому девушка желала внести сумбур в умы соотечественников и основать собственный город с теми, кто поддержал бы ее. Теперь профессор совершенно серьезно стал опасаться того, что он не по своей воле окажется всего лишь орудием в руках мятежницы, стоило ему перейти горы.

В этот момент Лантея особенно шумно зашевелилась и заворочалась на лавке, приподнимаясь на локтях. Из-под одеяла выглянуло помятое лицо, расчерченное красными полосами от складок подушки, а взгляд девушки, затуманенный поволокой сонливости, не сразу смог сконцентрироваться на профессоре. Ашу хватило одного мгновения, чтобы успеть сунуть дневник за пазуху и придать себе невозмутимый вид.

– А? Уже рассвело?

Кажется, Лантея не обратила внимания на нервный румянец, заливший щеки профессора.

– Давно. Чият ушла на рынок, – торопливо пробормотал Аш. – Там в печи каша осталась для тебя.

Сладко зевнув, девушка неторопливо потянулась, сбрасывая с себя одеяло. Из-под задравшейся белой рубахи на мгновение показались упругие голые бедра, но Лантея сразу же одернула одежду, не позволяя мужчине рассмотреть больше. Шлепая босыми ногами по половым доскам, она направилась к печи и, ловко орудуя кочергой в горниле, достала оттуда на стол горшок. Решив не утруждать себя иной посудой, хетай-ра принялась черпать ложкой кашу прямо из обжигающе горячего сосуда. Она ела жадно и быстро, проголодавшись после долгого и крепкого сна.

Профессор присел за стол напротив своей спутницы. Тонкая тетрадь с важными записями прожигала ему рубаху. Но как бы удачен не был момент в виду отсутствия дома тети, Ашарх все же принял решение отложить тяжелый разговор по поводу содержимого дневника. Ему требовалось больше времени на то, чтобы все еще раз хорошенько обдумать и перечитать некоторые заметки Лантеи повторно.

– Мне казалось, что я слышала какую-то ссору, пока спала, – с набитым ртом проговорила Лантея. – Вы с тетей о чем-то говорили?

– Да. Она рассказала мне немного о себе, и о том, как долго она осваивалась здесь, за Мавларским хребтом, – с легкой хрипотцой в голосе ответил Аш.

– Правда? – протянула девушка и с нескрываемым подозрением посмотрела на собеседника. – И много она тебе рассказала о своем прошлом и прежней жизни в пустынях?

– Вообще-то, не очень. Я так и не узнал, например, из-за чего она рискнула пересечь горы.

– Ну, здесь никакого секрета нет. Хоть ей и не понравится, что я это скажу, но причина только в моей матери. Они никогда особенно не ладили, и в конечном итоге Чият предпочла пугающую неизвестность, ожидавшую ее за хребтом, привычной размеренности Бархана.

– Бархан – это ваш город?

– Можно и так назвать. Их всего пять, великих Барханов пустынь, где правят представители старейших родов хетай-ра. Мой дом – это Третий Бархан, Nard на нашем языке.

Закончив завтракать, Лантея убрала со стола пустой горшок. Позаимствовав тетушкин гребень, она принялась медленно и неспешно расчесывать запутавшиеся седые пряди своих волос.

– Значит, Чият была своеобразным первопроходцем? Ей было нечего терять в жизни, и поэтому она пошла туда, куда ни разу не ступала нога хетай-ра? – спросил Аш, облокотившись на стол, и наблюдая за девушкой, изучая ее профиль.

– Хетай-ра и раньше бывали за пределами пустынь. Но такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки, и большинство сведений о них утрачено. Желающих пойти за край песков находилось мало. А тетушка целенаправленно не собиралась возвращаться домой после ухода, поэтому, даже если бы за хребтом ничего не оказалось, она бы все равно обосновалась и обжилась на пустыре, назло моей матери…

– А почему ты пошла за ней?

Лантея на мгновение остановилась, не выпуская из рук деревянный гребень.

– Наверное я… Наверное потому, что ее чувства однажды стали мне очень близки…

– Ты тоже перестала ладить с матерью?

– Скорее, я увидела надежду, которой всегда была лишена, – прошептала девушка и как-то по-старчески сгорбилась, откинув расчесанные волосы за спину. – Ты знаешь, я всегда очень ее любила… Свою непокорную тетю. Во времена моего детства она была другой: одновременно вспыльчивой и хладнокровной, решительной и боязливой. Если моя мать за своей маской сдержанности могла спокойно прожить всю жизнь, то Чият любила выходить из роли воспитанной женщины и творить вещи, за которые сестра ее проклинала… Обыкновенно хетай-ра выше всех благ почитают традиции своего народа, устаревшие обычаи и правила. Тетя же не боялась делать то, что ей хотелось, не страшась осуждения. Именно поэтому я последовала по ее стопам и ушла из Бархана.

За окном медленно катилось по небосклону жаркое августовское солнце, чьи вездесущие лучи проникали в небольшую избу с низким потолком, подсвечивая крохотные пылинки в воздухе.

– Чият много лет лишь мне одной присылала почтовых птиц из-за горного хребта. Она подробно рассказывала о людях и об остальном огромном мире вокруг пустынь. О мире, который совсем позабыл мой народ… Ах, профессор, ты даже не можешь себе представить, как я была вдохновлена всеми этими письмами. Буквально все в Бархане тогда казалось мне нездоровым и словно бы заплесневевшим. Поэтому, когда я набралась сил и смелости, я повторила путь тети, пересекла горы и сумела отыскать это убежище. Чият передала мне все знания, что она сама получила от прежней хозяйки дома. Я жила тут всего-то около двух лет, но, поверь мне, Аш, это было самое счастливое время в моей жизни.

– И все же ты оставила ее и ушла в столицу. Значит, всей идиллии пришел конец?

– С возрастом она стала гораздо спокойнее и… Как бы это сказать? Более приземленной, что ли?.. Ей уже не хотелось рискованных приключений, а этот дом стал ее крепостью. Я же, напротив, горела желанием увидеть своими глазами все то, о чем слышала из многочисленных рассказов. Поступить в столичную академию, получить образование! И ездить, ездить по земле, наслаждаясь каждым днем, познавая этот огромный интересный мир! Чтобы потом вернуться домой и изменить все…

Девушка блаженно зажмурилась, а по ее губам скользнула легкая, едва уловимая улыбка.

– Потому, Аш, я и не сказала тебе, кто ждет нас в этой избушке. Теперь понимаешь, почему?

– Думаю, да. Чият слишком дорога твоему сердцу, чтобы заранее раскрывать ее убежище подозрительному чужаку и бесчестному доносчику, – профессор невесело усмехнулся.

– Именно так. Но теперь самое страшное позади, верно? Мы оторвались от преследования, а, как только отдохнем, то сможем отправиться в горы и наконец покинуть эту негостеприимную страну.

– Твои слова бы да Залмару в уши…

Со двора послышался легкий стук – кто-то, предупреждая домочадцев о своем приходе, по привычке постучал по калитке. Через несколько секунд в сенях хлопнула входная дверь, и в комнату вошла тетушка, которая, судя по частому дыханию, очень торопилась прийти домой. Лантея, едва успев натянуть под рубаху брюки, скорее подхватила груженое лукошко и сброшенный Чият платок.

– Хорошо, что ты уже встала, мой свет, – сразу же зачастила Чият, вытирая тыльной стороной кисти вспотевший то ли от жары, то ли от скорого шага, лоб, – потому что я принесла дурные вести.

– Что такое? – нахмурившись, спросил Ашарх.

Немолодая хетай-ра опустилась на лавку у стены с небрежной элегантностью, несколько неуместной конкретно в этот напряженный момент, когда племянница и профессор не сводили с нее серьезные взгляды. Но, очевидно, некоторые свои привычки Чият была не в силах побороть.

– Весь Зинагар стоит на ушах. В город прибыло несколько отрядов двенадцатого ордена прямиком из столицы. Здесь чуть ли целый век уже не появлялись бордовые флаги Сынов, и народ в смятении – никто не знает, что псам Владыки понадобилось в таком захолустном месте.

– Зато мы знаем. Они пришли по нашему следу, – невнятно ругнувшись себе под нос, сказал Аш.

– Они пока не делали никаких объявлений. С самого утра ведут переговоры с градоправителем Кариусом, но по всему городу уже ходят их патрули, всматриваются прохожим в лица.

– Быстро ли они смогут выйти на наш дом? – с волнением прошептала Лантея, комкая в руках ткань своей рубахи. – Если горожане что-то запомнили, то времени у нас немного! Надо уходить!

– Не торопись! – повысила голос Чият. – Сейчас ситуация неоднозначная… Они могли прибыть в Зинагар по другому поводу. Угроза восстания – это весомая причина для приезда Сынов.

– Что ты имеешь в виду?

– Проблему с обездоленными погорельцами, конечно же.

– Исключено. От столицы ехать не меньше четырех суток. Даже если бы городские власти отправили запрос в Италан, то отряды ордена просто не успели бы прибыть так рано. Разница во времени слишком значительная, – разъяснил профессор.

– Хм. Да, это я не учла, – хмыкнула Чият, переплетая пальцы в замок. – Выходит, если они здесь действительно из-за вас, то это вчерашнее происшествие может сыграть нам на руку, поскольку орден обязательно им заинтересуется, и это их замедлит.

– Что случилось там вечером, после того как мы покинули город? – спросила Лантея.

– Кое-что мне удалось узнать. Вчера на главной площади Зинагара прошли столкновения между погорельцами из деревни и городской стражей. Старший жрец храма был так оскорблен всеми услышанными заявлениями, что приказал на месте казнить полдюжины селян.

– О, Эван’Лин!

– Остальных протестующих выбросили за городские стены. Им запрещено появляться в Зинагаре и даже посещать храм, так как они посмели усомниться в чистоте божьего служителя. Висельники все еще на площади и пробудут там три дня. Я своими глазами их видела. Жрец не смилостивился даже над ребенком… Мальчик с обожженными ногами висит в самом центре, а на его груди табличка «Вор и лжец». Боюсь, мой свет, это тот, о ком ты мне рассказывала…

– Витим!..

Лантея, кажется, совершенно перестала дышать. Лицо ее застыло фарфоровой маской, на которой запечатлелись отчаяние и неверие. Несколько ударов сердца она, не моргая, смотрела на стену, ни на чем не концентрируя взгляд, а после стремительно выскочила во двор, как была, босиком.

– Ох, как мне жаль, что все так вышло… – прошептала Чият и с сожалением посмотрела вслед племяннице.

– Оставьте ее, – посоветовал Аш, прислушиваясь к звукам с улицы – девушка явно убежала в осиновую рощу, окружавшую дом со всех сторон. – Она сейчас не захочет ни с кем говорить.

– Знаю, что не захочет. Поверьте мне, я знаю ее гораздо дольше, чем вы, профессор. И в такие моменты Лантея всегда предпочитает закрываться в себе и обращаться в мыслях к богине.

– Зря вы рассказали о мальчике. Она ведь, наверняка, до последнего надеялась, что все обойдется с ним. И тешила бы себя этой надеждой еще долгое время. Будь я на вашем месте, то ни за что не стал бы расстраивать Лантею.

– Но вы не на моем месте, – жестко подчеркнула Чият, поднимаясь с лавки. – Она потоскует, подумает и, в конце концов, придет в норму. Потрясения могут быть полезными, когда они несут с собой какой-то важный опыт для будущего. Впредь она будет понимать цену ответственности.

Неторопливо принявшись разбирать принесенное с рынка лукошко, заполненное продуктами и другими покупками, тетя выкладывала свертки на стол, пока в руках у нее не оказалась пара потрепанных мужских сапог с облупленной кожей на носах.

– Вот, держите. Они хоть и поношенные, но не худые, – сказала женщина и протянула Ашарху обувь.

– Это мне?

– Ну, а кому же еще! Вы же без сапог, а у меня дома только лапти, да драные валенки. А в горы без обувки идти – это без ног остаться можно, по камням-то лазать, – произнесла немолодая хетай-ра и сунула покупку в руки нерешительного профессора.

– Спасибо, конечно…

Неожиданная забота Чият приятно растрогала Аша. Он даже на минуту не мог себе представить, что суровая хозяйка побеспокоится о его мелких личных проблемах, кажущихся столь ничтожными по сравнению с остальными масштабными неприятностями беглых преступников. И пусть сапоги оказались великоваты, это было сущей мелочью.

– Думаю, что бы там Сыны на самом деле ни разнюхивали в Зинагаре, но вам в любом случае стоит уходить как можно скорее, – тетя, не отрываясь от пересыпания купленной крупы в мешок, негромко размышляла вслух. – Сегодня еще побудьте здесь, а утром, как только солнце встанет, направляйтесь в предгорья. Чем быстрее вы подниметесь в горы, тем лучше.

– Сыны не станут нас преследовать за пределами Зинагара. Их полномочия заканчиваются на государственной границе, а Мавларский хребет – это официально ничейная земля. К хребту они не пойдут.

– Здесь еще не хребет. Они в любой момент могут найти ваш след в городе или же решить проведать мою избушку по чьем-нибудь доносу. Как бы мне самой ни хотелось подольше побыть с моей девочкой, но ради вашего же блага, уходите на рассвете.

– Вы уверены, что нам стоит торопиться? Переход через горы – это нелегкое дело, а мы, кажется, совсем не подготовлены. Я-то уж точно… Не думаю, что и Лантея знает там все тропинки и скалы наперечет, ведь она перешла хребет лишь однажды. Еще несколько дней подготовки нам бы не повредили. В конце концов, надо же дождаться хорошей погоды, собрать снаряжение – веревки, какие-нибудь крюки…

– Я понимаю ваши чувства, профессор, – произнесла Чият, повернула голову в сторону собеседника и одарила его снисходительным взглядом, не отвлекаясь от пересыпания крупы. – Это страх диктует свою волю вашей душе. Вы опасаетесь переходить горы, поскольку они для вас представляются последним рубежом, пределом, за которым будет лишь неизвестность. Но сколько бы вы ни оттягивали неизбежное, легче от этого не станет. По эту сторону хребта к вам все ближе и ближе подбирается сила, с которой бесполезно бороться, поэтому вы и должны бежать.

– Я ничего не боюсь, – возразил Ашарх, скрещивая руки на груди. – Лишь имею некоторые опасения по поводу намерений моей спутницы, а неизвестность меня не пугает. Я жажду ее рассеять, как туманную дымку. И надеюсь обнаружить за ней сокровища, прежде укрытые от всех.

– Не слишком-то уповайте на то, что получите эти сокровища так легко и просто. Моя племянница не наивная дурочка, и воспитание ей дали качественное, чтобы она не попадалась на глупые уловки проходимцев и махинаторов. Хорошенько подумайте, профессор, пока у вас еще есть немного времени, стоит ли вам продолжать сотрудничать с Лантеей? Бежать за горы – бегите, но, возможно, следовать за ней дальше в Бархан вам не стоит. И моя забота распространяется в данном вопросе не столько на племянницу, сколько и на вас тоже.

– Я правильно понимаю, что вы утверждаете, будто Лантея намерена меня провести?

– Ничего подобного я не говорила. Лишь намекаю вам задуматься над тем, что не вы один такой хитрый и дальновидный, как вам кажется.

Тетя легко взмахнула бледными руками, словно отгоняя от себя рой надоедливых мошек.

– И между тем у меня сегодня еще масса дел. Я буду вам очень благодарна, если вы перестанете меня отвлекать от них, уважаемый профессор.

Недовольно закатив глаза, Аш все же не решился и дальше донимать хозяйку дома расспросами. Она и так дала ему достаточно пищи для размышлений. Подумав, что неплохо было бы погулять на свежем воздухе, а заодно и разносить новые сапоги, мужчина вышел из дома во двор.

День был удивительно погожим: от вчерашнего ливня не осталось и следа, жаркое солнце осушило все лужи в округе, а земля растрескалась ломкой коркой потемневшей грязи. Приятный прохладный ветер колыхал кроны стройных осинок, тянувшихся к небу своими острыми верхушками. Профессора так и манило прилечь на траву, укрывшись от солнца в тени густой кроны и подремать полчаса, ни о чем не тревожась, но он отогнал от себя эту соблазнительную идею. Не время было предаваться сладкому отдыху.

Лантеи нигде не было видно. Новости о Витиме произвели на нее сильное впечатление, и, видимо, девушка далеко забрела, решив побыть наедине с собой и смириться с той мыслью, что вся совокупность ее поступков в итоге привела к печальному исходу.

Четверть часа походив по роще, Аш так и не смог отыскать свою спутницу, хоть он и не был до конца уверен, что действительно хотел ее найти в тот момент. Сапоги хорошо сели по ноге, разношенные своим предыдущим владельцем, но профессор все не торопился возвращаться под крышу маленькой избушки. Оставаться и дальше наедине с Чият ему категорически не нравилось: мудрая хетай-ра только тем и занималась, что пыталась вывести Ашарха из себя или же забить ему голову своими житейскими нравоучениями, приправленными толикой высокомерности.

Выбрав пенек почище и поровнее, преподаватель присел на него и извлек из-за пазухи уже изрядно помятый дневник Лантеи. Вряд ли бы в ближайшее время Ашу представился еще один подобный шанс вдалеке от лишних глаз внимательно и спокойно изучить записи своей спутницы, поэтому он не собирался терять ни минуты.

Несколько раз пробежавшись глазами по последним страницам тетради, где юная хетай-ра в весьма агрессивной форме высказывалась о внутренней политике Барханов, направленной исключительно на сохранение устаревших традиций и скрупулезное следование им буквально во всем, профессор задумался над неотвратимостью своего будущего. Как бы ему не хотелось это признавать, но отчасти Чият была права: Мавларский хребет должен был разделить его жизнь на «до» и «после», однако принятие такой судьбы зависело исключительно от самого Ашарха.

Никогда ранее, прожигая впустую свои дни за кафедрой в академии, покрываясь пылью в читальных залах величественных столичных библиотек или же мелко исписывая бесконечные свитки очередными научными изысканиями, он как-то не задумывался над тем, что однажды все его знания сумеют повлиять на ход истории одной, пусть и небольшой страны. Он мог изменить мировоззрение тысяч хетай-ра, подобно богу, вывести из многовековой изоляции целые города лишь одним своим решением отправиться в Бархан. И пусть не всем такие изменения пошли бы на благо, но Ашу несомненно удалось бы вписать свое имя в историю, стать одним из тех безмолвных героев со страниц учебников, которыми он и сам некогда восхищался в молодости.

Отказываться от такого соблазнительного шанса прославиться было просто нельзя.

Свернув тетрадь Лантеи в трубку, преподаватель засунул ее под корни пня, на котором сидел. Протолкнув дневник до самого упора, он удовлетворенно отряхнул руки.

Пусть Лантея и дальше хранит свои маленькие тайны, пока профессор будет обеспечивать свое собственное будущее. И что бы там ни советовала Чият, но опасаться юной и вспыльчивой девушки ему не стоило. По крайней мере, Аш так решил пока что. Даже если записи в дневнике о мятеже не были простым преувеличением, заключенная в Италане сделка давала ему куда больше уникальных возможностей, чем профессор мог бы добиться за всю свою жизнь. И поэтому следовало рискнуть. Мавларский хребет нужно было преодолеть во что бы то ни стало.


Оставшаяся половина дня прошла в мелкой суете и неясных обрывочных разговорах домочадцев друг с другом. Лантея вернулась домой только через несколько часов, но едва она перешагнула порог, как Чият и Ашарх помрачнели: худую фигуру девушки словно бы окружал плотный кокон из негативной энергии, который явственно ощущался и на расстоянии. Под глазами у хетай-ра залегли глубокие тени, а взгляд стал как будто тяжелее. Профессор весь день хмурился, постоянно наблюдая за своей спутницей, которая мало говорила, и только безучастно сидела у окна, с тоской вглядываясь в синее небо. Она погружалась все глубже и глубже в пучину собственного отчаяния, слишком близко к сердцу приняв смерть практически незнакомого мальчика. И Аш как никто другой понимал, что Лантее уже требовалась помощь, чтобы вернуться в реальность и вспомнить о своих незавершенных делах и собственных проблемах.

Тетя же явно не собиралась нянчиться со своей племянницей и приводить ее в чувства нежными речами. Она лишь молча и деловито собирала вещи двоим путникам в дорогу, изредка бросая на девушку недовольные взгляды, в которых читалось легкое разочарование. Для профессора эта сторона отношений между родственницами была неясна, и он даже не хотел ее осмысливать. Если для них обеих лучше было игнорировать друг друга и не начинать серьезный разговор, то не ему было менять это положение вещей.

До самого вечера тянулись неторопливые сборы и приготовления. Хоть вещей в дорогу набралось совсем немного, но пока все заштопали, сложили и перепроверили по несколько раз, солнце успело спрятаться за горизонт, окрасив мир в чернильные тона. Но ни на мгновение за весь день никто из троицы не переставал напряженно прислушиваться к окружавшей дом роще, опасаясь в шелесте травы и листвы внезапно распознать стук лошадиных подков по земле или скрип кожаных сапог. К счастью, боги помиловали беглецов в этот раз, и скромное убежище осталось необнаруженным.

Ужин был простым и не претендовавшим на особенную изысканность. Вяло помешивая в миске тушенную с луком и укропом капусту, профессор украдкой постоянно косился в сторону Лантеи. Опустив плечи и ссутулив спину, девушка неохотно крошила хлеб в свое блюдо, а тетя провожала каждую упавшую мимо миски крошку холодным взглядом.

– Ты очень расстраиваешь меня сегодня, – неожиданно для всех нарушила собственное же правило о молчании за едой Чият.

– Прости.

В шепоте отягощенной бременем печали хетай-ра не было ни капли раскаяния.

– Завтра вам предстоит тяжелый подъем, мой свет. Приди в себя, или же горы заберут твою суть. Ты знаешь, что это суровое место со своими правилами. Если туда попадает слабый духом, то скалы завладевают его разумом и не позволяют найти проход.

– Я сильна духом.

– Я этого не вижу. Ты должна быть сродни камню, Лантея. Крепкая снаружи – крепкая внутри. Камню нет дела ни до гроз, ни до ливней и жара. Он всегда целостен и неизменен. Стремись к такому идеалу, и тогда горные вершины склонятся перед тобой.

Так и не доев собственную порцию, Чият торопливо поднялась из-за стола и стала смахивать тряпкой хлебные крошки. Спокойствия и гармонии в тетушке не чувствовалось, лицо ее пылало жаром, а в какой-то момент она неловко оперлась на край стола, хватаясь пальцами за древесину, и закашлялась. Это было похоже на тот приступ, что случился с женщиной прошлым вечером: хриплый клекот рвался из слабой груди, воздух с присвистом проникал внутрь и толчками выходил из легких, словно стремясь разорвать их на клочки. Чият, задыхаясь от боли и кашля, почти сразу же потеряла опору, ее пальцы соскользнули по столу, и тетушка упала на пол. Глаза побагровели от лопнувших сосудов, лицо покрыла испарина, пока немолодая хозяйка впивалась ногтями в свои же ребра.

И Лантея в одно мгновение уже оказалась рядом, придерживая руки родственницы. В этот раз приступ длился гораздо дольше – почти целую минуту, к концу которой у больной не осталось совершенно никаких сил даже, чтобы прочистить собственные легкие. Она, рывками проглатывая воздух, вытянулась на досках, распахнув рот. И лишь тогда кашель медленно отступил, постепенно затихая до тех пор, пока не превратился в неясное сипение.

– О, Эван’Лин! Ты вся горишь!.. Так не может больше продолжаться! Завтра перед отъездом я отведу тебя за руку в предместья, к травнику Инаилу, раз уж сама ты идти отказываешься!

Лантея помогла Чият подняться на ноги и усадила на лавку. Профессор, уже гораздо спокойнее отреагировав на неожиданный приступ, заботливо пододвинул к тете кружку с водой, но она ее проигнорировала. Еще даже толком не успев прийти в себя, Чият хрипло прикрикнула на Лантею:

– Не командуй в этом доме. Здесь только одна полноправная хозяйка. А то, что ты говоришь, это глупости! Еще и богиню призываешь слушать их!

– Но я…

– Хватит сотрясать воздух. Я в порядке, и ничего страшного со мной нет, – резко сказала тетя, оттолкнула руку племянницы и прочистила горло. – Раз уж все равно есть мою еду ты отказываешься, то иди сделай хоть что-то полезное по хозяйству – натаскай воды в баню и натопи ее хорошенько.

– Да какая баня!.. Ты едва живая!

– Ты не слышала меня? Я в порядке! Уже все прошло… А вам с профессором надо помыться перед завтрашней дорогой. Нельзя в путь идти чумазыми. Примета плохая.

Лантея, отрешенно отступила к дверям в сени, хоть на ее лице и было написано непонимание. Ее тетя только что корчилась в жутких мучениях на полу, и вот уже зачем-то выгоняла племянницу из дома, прикрывшись неясными отговорками о дурных приметах. Но спорить с раздраженной родственницей было себе дороже, тем более, судя по настойчивости Чият, невыполнение указа было сродни самоубийству – тетя явно была не в духе этим вечером.

Едва за девушкой захлопнулась входная дверь, женщина облокотилась локтями на стол, закрыв лицо ладонями. Теперь не было нужды притворяться, что она хорошо себя чувствовала.

– Этот кашель ведь уже никогда не пройдет, не так ли? – тихо спросил профессор.

Хетай-ра выпрямилась, убирая руки, и окинула сидевшего рядом мужчину уставшим взглядом.

– Все же я была худшего мнения о ваших интеллектуальных способностях, – Чият легко усмехнулась. – Признаю, ваша догадливость действительно заслуживает похвалы.

– Значит, красная чахотка?

– Не волнуйтесь, это незаразная ее форма, как убедил меня лекарь. К счастью, та страшная эпидемия семидесятилетней давности не повторится из-за меня…

– Но и лекарства от нее нет. Ваши дни сочтены.

– Верно. Несмотря на то, что я прожила в этом краю долгие годы, тело мое так и не привыкло к чужому климату, и людские болячки медленно подточили мое здоровье. Наверное, такова воля богини. Расплата за то, что я покинула свой дом…

После недолгого молчания Чият пристально взглянула на собеседника и произнесла:

– Я вижу, вы много знаете об этом заболевании.

– Моя младшая сестра умерла в детстве из-за него, – прошептал Ашарх, болезненно поморщившись от дурных воспоминаний. – У вас все те же признаки налицо.

– Надо же. А я ведь не хотела вас посвящать. Но так, наверное, даже лучше, что вы обо всем догадались сами.

– Почему?

Чият запустила руку в карман своего белого передника и вытащила на свет маленький плотно свернутый свиток, перевязанный зеленой лентой. Она протянула его собеседнику.

– Это письмо для Лантеи. И я прошу вас передать его ей. Но не сейчас, а когда вы достигнете Бархана. Лишь тогда, на самом пороге. Ни раньше, ни позже. Так нужно.

Профессор протянул руку и забрал свиток. Он покрутил его между пальцами пару секунд.

– Что в нем?

– Правда, – с горечью в голосе призналась тетя, – о моей болезни, и о том, как я держусь из последних сил все эти дни, лишь бы она не догадалась о плачевности моего положения… Я рассчитывала на то, что Лантея в это время давно уже будет в столице, и тогда ей не придется наблюдать за моей агонией. Но она вернулась, и я с трудом вынуждена притворяться здоровой.

– Зачем это все? Почему вы не скажете ей правду прямо сейчас? Она ее заслужила. Вы ведь осознаете, что после ей будет гораздо больнее узнать о вашей кончине?

– Конечно, я все осознаю… Но, есть кое-что, с чем я не способна совладать. Может, вы и не сумеете понять меня до конца, профессор. Но я боюсь.

– Боитесь? Чего? – опешил Аш.

– Вот видите, вы уже не понимаете, – сказала Чият и пожала плечами. – Я никогда ничего не боялась в своей жизни. Не боялась гнева родной сестры, не побоялась пересечь горы, не побоялась осесть в людском краю, жестоком и чужом. А сказать Лантее правду боюсь… Да! Я труслива! И надеюсь, когда-нибудь она сумеет меня простить за эту слабость. Но сейчас она не должна видеть, как я умираю, день за днем выкашливая куски собственных легких. Нельзя, чтобы она сидела у моей кровати и рыдала над холодным телом, позабыв о собственных целях и стремлениях.

– Вы поступаете с ней слишком жестоко.

Ашарх поднялся с лавки, сурово нахмурив брови. Все услышанное оставило в его душе горьковатый осадок, тяжелой волной отвращение к Чият наполнило его сердце.

– Так вы выполните мою просьбу? Передадите письмо в пустынях?

– Я не могу не исполнить последнюю просьбу умирающей.

Профессор на мгновение задумался, куда можно было убрать небольшое послание, чтобы не потерять его в дороге и спрятать от случайного взгляда спутницы. Бархатный обережный мешочек на поясе подошел в самый раз – плотно свернутый свиток, не превышавший в размере мизинец, идеально туда поместился.

– Но хочу, чтобы вы знали, – продолжил Аш после того, как крепко затянул завязки обережи и бросил на тетю неласковый взгляд исподлобья, – вы разобьете Лантее сердце этим письмом. И она никогда не сможет вас простить. А я в итоге стану посланником с дурными вестями, натянутым луком в ваших руках, который и пошлет смертоносную стрелу в беззащитную грудь девушки. Меня она тоже не простит за это.

Чият опустила глаза к полу, а по ее белесым ресницам скользнуло несколько прозрачных слезинок, мгновенно стекших по щеке вниз. Она поспешно стерла пальцами мокрые дорожки с лица, но печаль уже невесомым призраком поселилась в облике тетушки, в каждой черте. Смерть совсем близко подобралась к немолодой хетай-ра, и как бы тщательно она ни скрывала свою болезнь, прячась под маской манерности, холод близившейся кончины окутал Чият как саван.


Ужин был окончательно испорчен, да и есть особенно никому из домочадцев уже не хотелось после нелегких разговоров. Сидеть в четырех стенах, будто сжимавшихся от напряженного молчания, тоже не казалось хорошей идеей, поэтому мысль с купанием определенно была наилучшим выходом. Лантея вскоре вернулась обратно в избу, с подозрением посматривая на свою тетушку, но та вновь приняла нарочито холодный вид, словно и не было никакого приступа.

Маленькая почерневшая от времени банька, стоявшая на самом краю двора, протопилась достаточно быстро, и Чият первой отправила туда профессора, молча сунув ему в руки большой кусок ароматного мыла и чистую простыню. Безразлично пожав плечами, Аш послушно отправился купаться.

Как оказалось, в небольшой парильне едва хватало места для одного человека: низкие потолки не позволяли мужчине даже выпрямиться в полный рост, а низкая обмазанная глиной печка настолько раскалилась, что к ней опасно было подходить ближе чем на полметра. Поверх были навалены крупные нагревшиеся булыжники, на которых кипятился казан с горячей водой. По стенам висели можжевеловые, березовые и дубовые веники, наполнявшие помещение мягким травянистым запахом.

Давно не мывшийся в простой деревенской бане профессор, избалованный городскими общественными парильнями, где было просторно и опрятно, неловко прилег на короткую лавку почти под самым потолком. Голова Ашарха гудела от тяжелых мыслей. Информация из дневника, которую он узнал, говорила о Лантее и ее целях куда больше, чем все беседы, случившиеся за несколько дней их общего путешествия. Теперь преподаватель невольно стал опасаться того, что по прибытии в пустыни он окажется заложником хетай-ра и марионеткой в ее откровенно рискованных политических играх. Такие дела часто несли за собой угрозу внезапной смерти от яда или ножа под ребро. Правителям обычно не нравилось, когда их сила не воспринималась всерьез подданными.

Еще и тетя Лантеи со своим прощальным посланием окончательно выбила профессора из колеи.

Тепло медленно и плавно проникало сквозь кожу, заполняя собой кости и мышцы, вливаясь в кровь и стремительным потоком разносясь по всему телу. Понемногу Ашарх расслабился, а когда на полке уже стало нечем дышать из-за жара, приступил непосредственно к омовению. Начерпав в широкую стоявшую на полу бадью кипятка и разбавив его прохладной колодезной водой, профессор с наслаждением залез в ванну, хотя места ему там едва хватало, чтобы присесть. И все же даже в подобной тесноте Аш с удовольствием отдыхал, с каждой минутой все больше размягчаясь и тая, подобно куску масла, брошенному в миску с густой горячей кашей.

Определенно, это было именно то, чего ему не хватало все время, проведенное в дороге, – немного привычного комфорта и благ цивилизации. Голова сразу же стала легкой и чистой от дурных мыслей, словно ее помыли с мылом изнутри, а все тревоги исчезли без следа, оставляя лишь приятную слабость во всем теле. Ашарх долго отмокал в бадье, позабыв обо всем на свете и наслаждаясь покоем.

После своего длительного купания профессор, обернувшись в чистую простыню, дошел до избы исел прямо на ступени крыльца, подставив распаренное лицо легкому свежему ветру. Ему не хотелось возвращаться в маленькую тесную комнату, где высокомерная тетушка Лантеи непременно завязала бы с ним очередную натянутую, как тетива лука, и совершенно пустую беседу. А на улице стоял приятный вечер, наполненный запахами уходившего лета – горечью луговых трав и терпким ароматом дикой яблони, росшей где-то неподалеку. Чистое распаренное тело медленно остывало, от красноватой кожи поднимался едва видимый глазу пар.

И в эту минуту Аш поймал себя на дерзкой мысли, что он рад, как все сложилось. Еще никогда жизнь не казалась ему такой насыщенной и опьяняюще яркой. Каждый день приносил с собой столько ошеломляющих впечатлений, нового опыта и знаний, сколько профессор никогда не сумел бы получить даже за целую вечность, проведенную в стенах библиотек.

Ашарх долго сидел на крыльце, никем не тревожимый. Лантея уже успела натаскать свежей колодезной воды, охапку колотых дров и сама искупаться. Из бани она вышла укутанная лишь в простыню, как и ее спутник, и села на ступеньки рядом, тяжело дыша после парения. На мгновение профессор залюбовался белизной ее кожи, напоминавшей мрамор, исчерченный голубыми прожилками вен. Краска совершенно сошла с волос девушки, полностью обнажив благородную седину. Теперь это была та самобытная красота, какой обладала водяная лилия, без страха и сомнений каждый день распускавшая свои белоснежные лепестки на темной поверхности озера.

– Я хотела поблагодарить тебя, Аш, – первой нарушила молчание хетай-ра.

– За что?

– За то, что посоветовал тогда не вступаться за погорельцев в Зинагаре. Я слишком поздно поняла, насколько ты был прав.

– Я рад, что ты вовремя ушла с площади. Действительно рад, Тея, – мягко произнес профессор, впервые решившись назвать свою спутницу короткой и более нежной формой имени.

– Но даже несмотря на то, что это был разумный поступок, я не чувствую себя легче.

Девушка потерла переносицу, словно пытаясь сдержать непрошенные слезы.

– Витим мертв, хотя он был последним человеком в этой стране, заслуживающим смерти, – шепотом продолжила Лантея. – И все мои попытки изменить его судьбу сделали ее лишь хуже.

Аш, подобрав полы простыни, опустился перед осунувшейся хетай-ра на колени и взял ее руки, расслабленные и слегка прохладные. Он крепко сжал их в своих крупных горячих ладонях, словно мог вдохнуть в опустошенное сердце собеседницы частичку тепла через этот простой жест.

– Он теперь под надежной защитой бога, Тея. Для него больше не будет боли и несправедливости этого мира. Мы помогли ему всем, чем смогли, – исполнили его просьбу, подарили надежду. Остальным мы распоряжаться не в силах, это прерогатива бога. Не вини себя, я прошу.

– Я знала его лишь несколько дней, но в чем-то Витим был мне очень близок. И его позорную смерть я словно бы каждое мгновение переживаю сама, – голос Лантеи дрожал.

– Терять близких по крови или же духу людей всегда непросто. Я и сам знаю, каково это… Когда сердце останавливается на мгновение и больше не может биться в том же размеренном ритме, что и раньше. Но боль проходит, она растворяется, как утренний туман. Пусть медленно и неохотно. Пройдет совсем немного времени, и тебе станет легче. Нужно только идти дальше.

Преподаватель заглядывал в лицо девушки, пытаясь добиться ее внимания.

– Пойми, как бы тебе ни хотелось сейчас отринуть эту мысль, но смерть приходит за всеми. Подчас неожиданно и непредвиденно, но никому этого не избежать. Умершие покидают нас, оставляя самое ценное, – память о себе. И наш долг состоит в том, чтобы пронести ее сквозь течение времени светлой и чистой, не позволяя тоске очернять этот дар.

Лантея вздрогнула, словно эти слова пронзили ее, как острые иглы. Она пристально посмотрела на Аша, а в глубине ее расширенных зрачков виднелась затаившаяся печаль, которая вряд ли когда-нибудь исчезла бы оттуда без следа. Девушка мягко убрала свои ладони из рук профессора.

– Я бы могла изменить все, Аш. Тогда на площади, – серьезно проговорила хетай-ра, сводя брови. – Если бы вокруг Тибоста не было такого количества стражи, то я бы свершила правосудие собственными руками. Потому что такие люди, как этот жрец, должны умирать.

– Это не правосудие. Оно не свершается жестокой резней на глазах толпы.

– Но я бы добилась справедливости для Витима. Он бы этого хотел.

Предчувствуя тяжелый виток беседы, Ашарх сел обратно на скрипучую ступеньку и вздохнул.

– Мальчик жаждал этой справедливости наивно, по-детски, как и положено простому сельскому ребенку. Он верил в торжество закона и неоспоримость доказательств. Но ты уже далеко не дитя, Тея. И нелепое желание добиться справедливости во всем мире – это блажь, которая пустила ядовитые корни в твоем разуме. Невозможно помочь всем на свете, потому что справедливость всегда имеет две стороны – твою и чужую. И обе они верны, какой ни поверни.

– Ты говоришь прямо как моя тетя, – раздосадовано фыркнула Лантея.

– Вот видишь, – профессор едва заметно улыбнулся. – Чият – мудрая женщина. И если ты не желаешь слушать меня, то прими во внимание хотя бы слова своей родственницы.

– Не думала, что ты когда-нибудь найдешь общий язык с тетей или хотя бы поддержишь ее в чем-то. Мне показалось, что отношения между вами весьма напряженные с самого прибытия.

– Так и есть, но это не мешает мне высказывать почтение ее разумности и интеллекту.

– Ха, – совсем невесело усмехнулась девушка, – значит, от моей мамы ты будешь в восторге.

– Ты ничего не рассказывала мне о своих родственниках, Лантея. Помимо тети и мамы, кто у тебя еще есть? – ненавязчиво спросил профессор, срывая травинку и засовывая ее себе в рот.

Ашарх чувствовал, что хетай-ра тяжело переживала смерть Витима, она до сих пор пребывала в хмурой задумчивости, отвечая спутнику небрежно и рассеяно, слабо вняв его наставлениям. А ведь это был всего лишь малознакомый мальчик, пусть и с добрым сердцем, наполненным благими намерениями. Что же тогда должно было случиться с Лантеей, когда она узнала бы о смерти горячо любимой Чият? Профессор был уверен, что только близкие родственники могли бы помочь ей справиться с предстоявшей тяжелой потерей и смягчить ее.

– В Третьем Бархане, откуда я родом, живет вся моя остальная семья, – после небольшой паузы нехотя начала говорить девушка, – мать, отец и сестра с братом. Но, если бы честной, ни с кем из них я никогда не была так близка по духу и видению мира, как с Чият. Потому я оказалась здесь.

Преподаватель перекатил языком травинку во рту, чувствуя, как Лантее тяжело было говорить о семье. Она нервно наматывала на палец прядь еще влажных волос.

– С отцом и младшим братом я практически не пересекалась в Бархане, – продолжила девушка. – По консервативным традициям матриархата хетай-ра, нашим мужчинам не позволяют воспитывать детей, этим всегда занимаются лишь матери. Поэтому отца я впервые увидела уже взрослой, и мы всегда придерживались с ним лишь формального, вежливого общения. Как предписывают наши обычаи и порядки.

– А брату тоже нельзя было с тобой общаться?

– Когда я ушла из города, то он еще не достиг совершеннолетия. До его наступления и прохождения соответствующих ритуалов мальчикам практически запрещено общаться с другим полом. Девочки должны проводить время в своем кругу, а юноши – в своем.

– Получается, ты росла под надзором матери и сестры?

Профессор с интересом слушал неторопливые объяснения Лантеи.

– Да, если можно так сказать… Мать всегда была в своих делах, а моя дорогая старшая сестра только и делала, что потакала матери и во всем желала быть на нее похожей, не отходя ни на шаг от своего непогрешимого идола. А мне, признаться, никогда не нравилась ее склонность к лести.

– В чем-то я тебя понимаю, – вполголоса сказал Ашарх, – иногда кровное родство совершенно не ощущается между близкими, казалось бы, членами семьи. Вы можете жить под одной крышей, вместе работать и есть за общим столом, но будете так далеки друг от друга, словно рождены в разных странах и говорите на разных языках…

Ему неожиданно захотелось открыться своей спутнице, чтобы отблагодарить ее за непритворную откровенность.

– Знаешь, мои родители целыми днями трудились на своей ферме, ухаживая за лошадьми. Для них как будто ничего больше не существовало вокруг. И мой брат и старшая сестра всегда мечтали лишь о том, как им самим скорее достанется хозяйство. А мне все это даром было не нужно.

– А чего же ты хотел? – спросила Лантея, притянув к себе колени.

– Уехать учиться. Но семья меня не поддерживала.

Ашарх неожиданно замолчал, из-за тяжелых воспоминаний ком подступил к горлу.

– Да… Признаться честно, из всех них по-доброму ко мне относилась только младшая сестра. Мара всегда верила, что я исполню свою мечту…

Повернувшись посмотреть на притихшего собеседника, хетай-ра с удивлением заметила, что он с трудом сдерживал слезы.

– Что случилось с твоей сестрой? – тихо спросила девушка.

Тягостное молчание повисло в воздухе, как грозовая туча. Аш сидел без движения какое-то время, зажав в пальцах истерзанную травинку. Его безжизненный взгляд был устремлен в темный лес.

– Она умерла.

Профессор прошептал это почти неслышно. А после резко встал, выбросил стебелек в сторону и толкнул входную дверь.


***


Дверь распахнулась, привычно протяжно заскрипев, пропуская Ашарха внутрь, в сыроватую прохладу дома. В лицо с самого порога ударил запах подгоревших лепешек, пота и почти родная вонь свежего навоза. Исери сидел за вытянутым обеденным столом прямо в башмаках, в которых только недавно вычищал стойла. Комья грязи и сена налипли на подошвы, и вереница липких следов тянулась от самой входной двери.

– Зачем ты натащил в дом навоза? – спросил Аш и, обогнув младшего брата по широкой дуге, направился к еще теплой печи, где лежали свежеиспеченные лепешки.

– Потому что я работал, в отличие от тебя. А еда только для тех, кто трудится! – выкрикнул Исери и, резко подорвавшись с места, бросился наперерез брату, не подпуская его к очагу.

Ашарх остановился и скрестил руки на груди, начав злобным взглядом буравить младшего, который сразу же ответил ему неприличным жестом из сложенных пальцев.

– Почему у тебя кровь на руке? – неожиданно заметил Аш и напрягся. – Опять со своими недалекими дружками душил кошек? Или змей полосовал?

– Они не недалекие! Не называй их так! Иначе однажды ночью мы и тебя задушим, если будешь так о них говорить!.. И эту глупую скотину Дымка, который меня укусил сегодня!

– Врешь. Дымок – смирный мерин. Что ты ему сделал, Исери? Признавайся!

– Да ничего я не делал! Он просто взял и укусил меня. Я это так не оставлю! Я тоже сделаю ему больно! – яростно выкрикнул младший брат и топнул грязным башмаком.

– Не смей трогать Дымка. Ты же знаешь, отец на будущей неделе поведет его на продажу.

– Отец со мной считается! Если я скажу, что Дымок бешеный, то его зарубят на месте. Потому что папа мне ферму оставит в наследство, а не тебе! – дразнился Исери, скорчив гримасу и показав язык. – Он сам мне сказал, что больше не видит в тебе хорошего наследника!

– Мне и не нужна эта проклятая ферма, – произнес Ашарх и отступил на шаг назад, но младший брат все продолжал кривляться, словно ему это доставляло несказанное удовольствие.

– Ферма – мне! Ферма – мне! А тебя с книжками твоими нудными я выгоню за порог! Будешь на улице сопли этой бумагой себе подтирать.

Мальчика было уже не остановиться, он мерзко хихикал и тыкал грязными пальцами в старшего брата:

– А потом подохнешь от голода где-нибудь в овраге, и о тебе, как о слюнтяйке-Маре никто здесь и не вспомнит!..

Ашарх жестко схватил за грудки Исери и приподнял его над полом, угрожающе сжав зубы.

– Не смей так говорить о сестре! Она была лучше вас всех вместе взятых! – Аш кричал. Он был в ярости.

– Слабачкой она была и размазней, как и ты. Умерла – и слава богу. Одним ртом меньше.


***


Ашарх проснулся рано утром в холодном поту, едва осознавая, что он находился в избе тети Лантеи, а не в старом родительском доме посреди южных степей.

Умерла – и слава богу. Одним ртом меньше.

Эти слова профессор никогда не позволял себе забыть. Прошло уже столько лет с той, казалось бы, обычной семейной ссоры, но воспоминания все еще были ярки, а обида ничуть не стала слабее. Через два года после того разговора Аш ушел из дома исполнять свою мечту. Он оставил за спиной маленькую покосившуюся избу, пропитанную нестерпимой вонью навоза и необъяснимой людской озлобленностью, бросил отца и мать, так и не принявших его выбор. Там же осталась его нескладная старшая сестра Линетта, которую никто не брал замуж, и младший брат Исери, за два года превратившийся в жестокое чудовище, избивавшее детей и калечившее животных ради удовольствия. Ашарх оставил в выжженных солнцем степях даже память о бедном мерине Дымке, которому Исери выколол глаз крючком для чистки копыт в качестве мести за укушенную руку.

Но слова брата об умершей сестре Аш тогда забрал с собой и хранил их в самом темном уголке своего сердца многие годы. Он никогда не простил бы Исери за них.


Утром на легкую задумчивость профессора никто даже не обратил внимания. Не сразу, но марево дурного сна-воспоминания все же развеялось, хоть и оставило после себя гнилое послевкусие где-то на корне языке практически на весь день. Лантея и Чият были сосредоточены на сборах: женщины проверяли сумки, набитые провизией, сменной одеждой и теплыми одеялами, пытались наспех перерисовать на клочок бумаги давно позабытый обеими маршрут через узкий горный перевал, представлявший собой самый короткий путь к пустыням Асвен. Стараясь не мешаться и никого не отвлекать, Аш наспех позавтракал, переплел свою длинную косу и с неудовольствием пригладил недельную густую щетину перед крошечным зеркальцем, висевшим над умывальником. Давно он не отпускал бороду, и оттого очень удивился, что его исхудалое лицо стало выглядеть неожиданно суровым благодаря небритости.

Когда путешественники покидали дом, то солнце еще даже не показалось из-за восточной части горного хребта. Чият долго и нежно обнимала племянницу, гладя ее по голове и нашептывая какие-то наставления. С горечью наблюдая за этой сценой, профессор чувствовал невольную обиду за свою спутницу, которая даже не подозревала, что это были последние мгновения, которые она проводила с тетей. И больше всего Ашарха печалил запрет, наложенный Чият на его уста, – девушка ничего не должна была узнать раньше времени, чтобы, поддавшись эмоциям, она не посмела вернуться обратно к своей родственнице. Седовласая хозяйка дома желала принять смерть в одиночестве, наедине со своей трусостью.

– Берегите ее, профессор, пуще собственной жизни… Иначе, поверьте мне, я буду беспокойным духом преследовать вас до самой вашей кончины, – на прощание прошептала Чият на ухо мужчине, одарив его сдержанным поцелуем в щеку. Словно сама смерть коснулась его кожи своими сухими безжизненными губами.

Аш кисло скривился, отступая к калитке, у которой его уже ждала сосредоточенная Лантея. Подобного рода угрожающие обещания его ничуть не радовали, но почему-то в серьезность слов тети верилось безоговорочно. Поправив на плечах дарованный Чият старый серый плащ в заплатках, профессор крепче намотал на кулак ремни походного мешка и покинул скромную обитель отшельницы, спрятанную в осиновой роще. Худая высокая девушка с седыми волосами, собранными в две косы, и смуглый преподаватель истории с чуть уставшим взглядом болотных глаз бок о бок двинулись к подножию Мавларского хребта.

А за их спинами на пороге избы стояла сгорбившаяся, словно во мгновение ока постаревшая на десятки лет, осунувшаяся женщина в темно-зеленом сарафане и махала вослед путникам уголком своего пухового платка. И никто не знал, как неистово она молилась в тот момент своей мудрой богине, чтобы щемящая тоска на сердце от этого последнего расставания стала хоть немного легче.

Глава восьмая. Горы не прощают слабости и ошибок


На юге человеческих земель находятся непроходимые горы, большая часть которых неизведанная и необжитая. Единственная ценность этой гряды состоит лишь в том, что где-то на западе у ее подножия есть месторождения черных сапфиров. В остальном же – это пустые скалы.

Ректор Высшей Учебной академии, профессор Цир Фолгат. «География обитаемых земель»


Хетай-ра целенаправленно двигалась на юг, постоянно прикрывая ладонью глаза от яркого солнца и всматриваясь в кромку острых скал далеко впереди. Стараясь не отставать от спутницы, Ашарх спешил следом, про себя благодаря бога, что погода в этот день стояла хорошая, а с запада дул мягкий умеренный ветер. Синева утреннего неба не была омрачена облаками и тучами, поэтому хребет просматривался хорошо – его змееподобное каменистое тело заняло собой всю линию горизонта. Сперва профессору казалось, будто горы располагались совсем рядом, едва ли в десятке километров от отправной точки, но с каждым последующим часом в дороге Аш все больше убеждался, что это был лишь обман зрения, созданный природой, так как расстояние до хребта совсем не уменьшалось.

Постепенно молодые рощи и небольшие редеющие леса остались позади, уступив место просторным травянистым лугам, раскинувшимся на холмах, которых становилось все больше по мере приближения путников к предгорьям. Постоянные спуски и подъемы по пусть и невысоким, но достаточно крутым склонам сопок быстро утомляли, а ведь впереди еще было восхождение на сам хребет. Но обратно поворачивать было нельзя: за спиной остались преследователи двенадцатого ордена, поэтому профессор молча терпел и шел дальше.

Его спутница куда легче переносила дорогу, энергичным шагом покоряя холм за холмом. Она так торопилась вперед, как будто ее манил неслышимый для Ашарха зов далеких песков.

– Ты так хочешь быстрее попасть в Бархан? Просто паришь над землей! – поинтересовался наконец мужчина, трусцой сбегая с очередного склона и вспарывая каблуками сапог слой почвы и травы.

– Просто надеюсь добраться до хребта как можно скорее. В горах темнеет рано, и чем выше мы успеем забраться, тем лучше. Иначе рискуем неделю провести среди камней, если будем себя жалеть и идти понемногу, постоянно делая привалы, – откликнулась Лантея, не сбавляя шаг.

– Ты не расстроена, что пришлось покинуть тетушку так рано? – осторожно спросил Аш.

– А отчего мне расстраиваться? Мы ведь, напротив, своим уходом обезопасили Чият. Да и к тому же она знала, что рано или поздно я вернусь в Бархан.

– А почему она сама никогда не порывалась возвратиться в пустыни? Да, я помню, ты говорила о ее сложных отношениях с сестрой, но ведь у любых обид есть срок давности, после которого они забываются… Неужели, столько лет проведя в отшельницах, закрывшись в крошечной избушке на окраине человеческого региона, она не соскучилась по родному дому и семье?

Поправив тугие завязки плаща, Лантея обернулась к своему спутнику, немного отстававшему от нее. Профессор сразу же ускорился, поравнявшись с девушкой.

– По ее уверениям, только я была для нее настоящей семьей. Хотя о моей матери она все равно не забыла, и, думаю, давно уже простила, что бы там она ни говорила вслух! Просто Чият уже не в том возрасте, чтобы лазать по горам, да и здесь ей нравится больше, чем в песках…

– Не похоже, чтобы тетя простила сестру. За ужином она так разозлилась, что ты о ней упомянула.

– Это была минутная вспышка гнева. Такое с ней случается иногда, – отмахнулась хетай-ра. – И все же у меня теперь есть надежда, что они, наконец, помирятся.

Нашарив под воротником туники костяной свисток в виде шахина, Лантея извлекла его на свет и продемонстрировала собеседнику.

– Она попросила отвезти это моей матери и передать, что в крике этой птицы сестра услышит прощение. Видимо, твое предположение верно, и ее обида с годами стала слабее, раз Чият забыла о разногласиях.

Вглядываясь в резного пустынного сокола, профессор ощутил легкий укол совести. Он догадывался, что свисток был отнюдь не поводом для примирения, а прощальным даром тети своей сестре. Но сообщить об этом девушке Ашарх не мог, а оттого вина терзала его сердце.

– И теперь, может, она однажды все же вернется в пустыни, – мечтательно добавила хетай-ра, убирая шахина обратно за воротник. – Я бы этого хотела. А если нет, то, кто знает, вдруг я вновь решусь пересечь хребет? Навещу ее… Лишь бы только Сыны не отыскали ее дом по нашим следам…

– Такое может произойти. В Зинагаре нас многие видели, а меня еще и узнал в лицо какой-то оборванец.

– С одной стороны, я верю, что у тети куда правдоподобнее получится выдавать себя за залмарку, чем у меня. Не сомневаюсь, что у нее где-нибудь даже обережь завалялась от прежней хозяйки дома. Но… с другой стороны, я знаю на собственном опыте, на что способен двенадцатый орден.

– Не накручивай себя, – посоветовал профессор, жмурясь от солнца, – не все Сыны наблюдательны сверх меры и подозрительны. Они ведь в большинстве своем обыкновенные люди, просто наделенные властью и авторитетом.

– А так и не скажешь, что обыкновенные, – хмыкнула Лантея.

– В любом случае, не Чият, а мы – их главная цель. Но через несколько часов наши следы запутаются среди горных троп, и при всем желании нас уже никому не удастся отыскать.

– Ты прав, наверное. Однако боюсь, я буду чувствовать себя в безопасности только когда Мавларский хребет останется за спиной, и я смогу с чистой совестью позабыть о залмарских прихвостнях.

Аш понимающе кивнул, на ходу наклонился к земле и сорвал сладко пахнувший клевер, которым поросли все холмы на многие километры вокруг. Маленькое розовое соцветие на тонкой ножке вздрагивало от порывов ветра, распространяя свой медовый запах. Легко улыбнувшись, профессор протянул его Лантее, чем вызвал у нее нежный персиковый румянец на щеках.

– Спасибо. Приятный аромат, – поблагодарила хетай-ра, заправив стебелек себе за ухо, но ничто не могло ее отвлечь от серьезных дум о предстоящем восхождении. – Скоро эти луга закончатся. Мы выйдем к каменистым осыпям у подножия. И, думаю, уже где-то после обеда начнем подъем.

– Ты помнишь, сколько дней у тебя занял переход через перевал в первый раз?

Мужчина делал вид, что пристально смотрел вдаль, но на самом деле он краем глаза любовался профилем собеседницы. Ее смущение одновременно и позабавило его, и доставило ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Не помню. Тогда я очень долго искала место для подъема, потому что Чият оставила только приблизительные указания. И в какой-то момент я просто заблудилась среди одинаковых скал, попала в замкнутую цепь горных пещер, где потратила день или два на пустое хождение по кругу.

– Звучит не очень оптимистично… И какова вероятность, что в этот раз мы не потеряемся там?

– Чият посоветовала искать с этой стороны хребта ориентир в виде горного ручья, следовать пастушьими тропами. А вот на вершине придется определять верное направление лишь по звездам и солнцу, – не очень уверенно ответила Лантея, чем вызвала у спутника нервный смешок.

– Значит, самым страшным врагом для нас в этих горах станет дождь.

Время летело незаметно, быстро отмеряя минуты и часы, словно ускоренное каким-то странным явлением. Путники к полудню преодолели холмистые равнины, усеянные цветущим клевером, и, как и предсказывала хетай-ра, почва под ногами постепенно стала меняться с каждым километром. Темневшая громада исполинских скал уже практически нависала над головами странников, отсекая своими острыми пиками часть неба. Травы становилось все меньше, а редко встречавшиеся деревья больше походили на общипанные козами кусты – стволы их были скрюченными и тонкими, а голые ветви пригибались к самой земле. На смену растительности приходили громадные обточенные ветром валуны. Расколотые камни торчали из почвы, лежали грудами, наваленные друг на друга, и совсем скоро вся местность вокруг уже не представляла ничего иного, кроме пустой безжизненной каменистой осыпи, под небольшим углом подходившей вплотную к ближайшим скальным склонам.

Величественная неприступная преграда Мавларского хребта поднималась до самых небес, заставляя сердце профессора трепетать. Он был восхищен незыблемой мощью природы, одновременно предвкушая восхождение и опасаясь его. Чият говорила о том, что для покорения гор требовалась небывалая сила воли, лишь благодаря которой можно было добраться до самых вершин. Острые скалы не терпели слабых духом, и Аш надеялся, что в его сердце было достаточно смелости.

Ветер усиливался, играясь плащами странников и пузырями вздувая их капюшоны. Яростные порывы то утихали, на несколько минут освобождая Лантею и Ашарха из объятий прохладных потоков, то вновь налетали из ниоткуда, бросая в лица пыль. По мелкой сыпучей каменистой крошке ноги легко соскальзывали, а некоторые осколки с треском выкатывались из-под сапог и уносились вниз, образуя целое течение из стремившегося к самому подножию осыпи щебня. Взбираться по такой поверхности было тяжело, ступни постоянно утопали в крошечных камешках, но, к счастью, во время одной из краткосрочных остановок на узком плато из массивных булыжников, хетай-ра благодаря своему острому слуху определила, с какой стороны доносился шум воды.

Искомый надежный ориентир в виде узкой горный реки с опасными порогами обнаружился на юго-западе от того места, куда поднялись путники по осыпи. В единственном месте отвесные скалы расходились в стороны, раскрывая русло стремительной реки, которая, петляя, исчезала между лишенными всякой растительности горными склонами.

На привал встали прямо на берегу, так, что ледяные брызги, сносимые сильным ветром, легко долетали до странников. Было уже обеденное время, к тому же после подъема по сыпучей насыпи ноги требовали отдыха. У изнеженного профессора на ступнях и вовсе набухали болезненные водянистые мозоли, так как купленные тетей Лантеи сапоги, хоть и были поношенными, но все же не идеально сели по ноге, и после нескольких часов ходьбы стерли Ашу всю кожу. Он ворчал себе под нос от досады, но поделать мало что мог – лишь плотнее затянул портянки, готовясь к новой порции болезненных ощущений.

Обедать под ураганными порывами ветра было непросто, о розжиге костра вовсе и не шло речи: любая искра мгновенно гасла. Поэтому хетай-ра и профессор лишь перекусили ломтями хлеба и сыром, а после скорее снялись с места в надежде, что ветер станет слабее, когда они пойдут вверх по течению реки, вдоль русла, выточенного непокорной водной стихией в горной породе. Но даже несмотря на то, что подъем был не очень крутым, а под ногами на смену мелкой щебенке уже пришла твердая каменистая почва, физической подготовки преподавателю явно не хватало, и идти ему было тяжело. Даже хетай-ра начинала останавливаться куда чаще.

– Эти горы ведь считаются необитаемыми, да? – обратилась к спутнику девушка, пытаясь отдышаться. – Они не принадлежат к территории Залмар-Афи, насколько я слышала.

– Это дикие земли, суровые и безжизненные. Среди этих голых скал пристанище себе под стать нашли только стаи крылатых тварей, отдаленных родственников той многоножки, встреченной нами в лесах под Италаном, – ответил Ашарх, медленно шагая следом за Лантеей. – Родство, конечно, достаточно сомнительное с первого взгляда, так как здешние обитатели больше похожи на птиц, но все же неоспоримое. Любая магическая энергия мгновенно поглощается этими горными тварями, а после они всей стаей раздирают на клочки беспомощного путника.

– Хорошо было бы хотя бы их не встретить. И чем они тут только питаются?

Хетай-ра запрокинула голову и с опаской вгляделась в ближайшие каменистые выступы высоко над ней.

– Твари летают здесь не просто так, Тея. Они заселили Мавларский хребет лишь потому, что когда-то тут жили люди. Недолго, правда. Еще до образования королевства Мизган, что было много раньше создания самого Залмар-Афи, они осели в горах. Здесь строили каменные города, служившие крепостями на границе с песком, – сказал Аш, пожав плечами. – В те времена никто еще не знал, что ожидать от ваших пустынь. Это были неизведанные края, вот человечество и опасалось нападения, заранее готовясь защищать свои нечеткие границы.

– Куда они все исчезли тогда?

– Условия для жизни оказались тяжелыми. Здесь ничего не росло, было мало воды, нападали твари, о дорогах и речи не шло. Скоро люди поняли, что со стороны пустынь Асвен угрозы не предвидится, а в центральных землях как раз начиналось тотальное объединение разрозненных территорий и кланов, поэтому постепенно эти города опустели, жители их покинули.

– Но почему тогда твари остались? Если кормиться им было больше нечем, – спросила Лантея и нахмурилась.

– Думаю, по привычке. На уровне инстинктов они ожидали возвращения добычи. Да и кое-где люди все же есть, пусть их и мало. В западной части хребта, например, до сих пор разрабатывается множество шахт, стоят шахтерские городки, и твари продолжают охотиться там. Говорят, близ Шахара развелось там много этой крылатой падали, что градоправитель приказал закрыть несколько крупнейших рудников по добыче черных сапфиров – самого дорогостоящего на всем материке драгоценного камня. Мол, твари свили гнезда где-то около шахт и нападают на всех, кто идет мимо. Из-за всего этого цены на ювелирные украшения взлетели до небес, но почему-то посылать подмогу в эту часть региона Аз никто не стремится… Видимо, такое положение дел крайне выгодно для кого-то очень влиятельного в озерном краю.

– Но в этой части хребта же должно быть пусто? Я имею в виду тварей.

– В этом районе, по идее, только мы и голые камни. Так что, можешь не волноваться. Наверное.

Слова преподавателя не придали девушке особой уверенности, и озираться она не перестала.

– Во время своего первого перехода через хребет я и правда не встретила здесь ни одной живой души. Ни этих тварей, ни людей. Но терять бдительность все же не стоит.

– Надеюсь, нам повезет так же сильно и теперь. Не очень хочется отбиваться от стаи агрессивных оголодавших крылатых тварей. От них даже не убежать: я слышал, что в воздухе они неуловимы и быстры, а нападают исключительно всей стаей.

– Ох, не расстраивай меня еще больше, Аш. Проблем у нас достаточно и без этих созданий, а хочется просто спокойно добраться до пустынь, – пробормотала Лантея.

Река неумолимо поднималась все выше и выше, петляя между обломками скал, она омывала своими ледяными водами множество заросших лишайником и водорослями булыжников, которые когда-то давно скатились в эту расщелину и навсегда остались лежать на дне. Видимо, здесь часто случались обвалы, потому что за несколько часов подъема вдоль русла профессор не раз замечал крупные нагромождения камней, ссыпавшихся с обрывов и кое-где даже перекрывших поток.

В некоторых местах встречались речные каскады: с шумом течение обрушивалось на естественные природные ступени из горной породы, за столетия вымытой бурным потоком. Странникам приходилось карабкаться по обочине, по скользким мшистым валунам, так как далеко не везде скалы позволяли легко обойти подобные препятствия.

В один момент русло значительно расширилось, и, преодолев невысокий водопад по крутой осыпи, Аш и Лантея оказались на скалистом полукруглом выступе, который шершавым языком выдавался вперед, открывая замечательный вид на все предгорье. Внизу, в сотнях метров под ногами простирались зеленые холмистые равнины, по которым крошечными белыми камешками рассыпались отары пасущихся овец. Вдалеке можно было разглядеть красные черепицы зинагарских домов: город, теснившийся на нескольких сопках, хорошо было видно среди ворсистого лесного ковра – он притягивал взгляд своим алым панцирем, словно божья коровка, сидевшая посередине темно-зеленого листа.

– Именно в такие моменты хочется отдать все, что угодно, лишь бы отрастить себе крылья и броситься вниз со скалы. Правда, Аш?

Лантея стояла на самом краю выступа, бесстрашно смотря себе под ноги, где на несколько десятков метров вниз не было ничего, кроме пустоты, а прямо под ней неприступным частоколом верхушек ощетинились скалы и бритвенно-острые сколы булыжников. Из-за открытого пространства ветер здесь дул гораздо сильнее, закручиваясь в пыльные вихри и ежеминутно меняя направление. Воздушные потоки играли седыми косами хетай-ра, пытались сорвать с девушки плащ и одновременно с тем чуть подтолкнуть ее вперед, чтобы хрупкая фигурка испытала столь непостижимое для нее чувство полета. Пусть и всего на пару секунд, прежде чем разбилась бы насмерть.

– Да уж… Такие, как у ровалтийцев, например. Мощные, надежные, – протянул профессор, разминая плечевые суставы, и с тоской посмотрел в небо. – Раз! Несколько сильных взмахов, и под тобой уже простираются острые пики, а потоки ветра легко несут твое тело. И не нужно натирать ноги, несколько дней ползая по камням, как гребаная ящерица…

– Завидуешь им? А мне кажется, гарпиям не так уж и повезло. Я бы вот не смогла жить совсем без рук, – задумчиво пробормотала девушка и посмотрела на свои ладони в кожаных митенках.

– Они такими были созданы богами. Для них вот странным кажется иметь руки и все время ходить по земле…

Аш отступил на несколько шагов от края выступа. Ему все же было немного не по себе из-за того, что в любой момент по глупой случайности или из-за сильного порыва ветра его могло сдуть с такой высоты. Он первый раз в жизни оказался в стольких метрах над землей, и, даже несмотря на красивый вид, чувствовал легкую боязнь. Зато Лантее, судя по всему, страх был ни по чем – она жадно вдыхала воздух полной грудью и, широко распахнув глаза, любовалась чужим краем.

– Был у меня один такой студент-гарпия на потоке в академии в прошлом году, – поделился профессор. – Он категорически не понимал, почему ему запрещено разминать крылья во внутреннем дворе и залетать на лекции через открытые окна, распугивая других учащихся. Ему, видите ли, так было гораздо удобнее и привычнее. А ты говоришь: «Не повезло»! Они иначе воспринимают пространство. Вот и все.

– Да причем тут пространство? – откликнулась хетай-ра. – Как они могут обходиться без рук?

– Ты их считаешь за каких-то калек, Тея! Когда ты изначально чего-то лишен, то не воспринимаешь это как потерю, потому что не вполне можешь осознать, каково это – иметь то, чего у тебя никогда не было… На кистевых сгибах крыльев у них есть цепкие пальцы, которыми гарпии замечательно умеют держать предметы, чтобы ты знала.

– Ну, видела я их. Но пальцами такое трудно назвать. Они больше похожи на какие-то когтистые крюки: я почти уверена, что такими даже письмо не написать. Только хвататься за скалы и можно.

Легкой походкой, девушка, наконец, отошла от края и приблизилась к спутнику. Из-за ветра несколько прядей на ее голове выбились из прически и распушились, но Лантея не обращала на это внимания – в ее голубых глазах все еще плескалась мечта о полете. Профессор чуть приобнял хетай-ра за плечи, приводя ее в чувство, и подтолкнул в сторону русла. Каким бы притягательным не было это место, но до захода солнца спутникам еще много нужно было пройти. Они вернулись к берегу горной реки и неторопливо направились дальше, продолжая свою беседу.

– Ты совсем ничего не знаешь о Ровалтии и особенностях ее обитателей, верно? – едва заметно улыбнулся Ашарх. – Я расскажу тебе кое-что любопытное, Тея. И, может быть, тогда ты изменишь свое мнение о гарпиях… Когда-то в северных горах существовало Гнездо Золотых Мастеров, великих умельцев. Они владели тайными знаниями о местах добычи золота на Ровалтийском нагорье, доступными лишь их древнему роду, и умели обрабатывать этот металл как никто другой. Это была тончайшая работа, повторить которую никому на материке и в других Гнездах не удавалось, а ведь птицы пользовались лишь своими клювами и пальцами, которые ты столь пренебрежительно обозвала крюками. За этими изделиями охотились торговцы со всех стран, и стоили они баснословных денег – настоящая коллекционная редкость. Гарпии знали цену своей работе, трепетно относились к этим украшениям и очень неохотно позволяли их покупать чужеземцам… Но любое величие рано или поздно осыпается, как песочный замок, не выдержав неукротимой мощи ветра перемен.

– И что же произошло?..

– Если коротко, то гражданская война. Из-за которой было убито множество крылатых, к власти пришли кровожадные Гнезда, развязавшие бесполезную Двадцатилетнюю войну с Залмар-Афи.

– И все эти мастера погибли? – догадалась Лантея.

– До последнего. Когда намерения их собратьев стали ясны, а к землям Гнезда Золотых Мастеров стали стягиваться военные отряды, желая заполучить под свой контроль золотые жилы, столько времени принадлежавшие исключительно этому клану, то глава рода приказал уничтожить все шахты, чертежи, мастерские и сами изделия. В итоге, когда превосходящие силы противника пересекли воздушные границы между территориями Гнезд, их вышел встречать весь клан, до последнего птенца. И, по приказу главы, на глазах завоевателей тысячи гарпий, сложив крылья, бросились вниз, разбиваясь о скалы. Никто не должен был выжить, никто и не выжил. Они трепетно охраняли свои знания даже от собственных собратьев. Потому что именно эти мастера, как никто, знали, что золото способно поработить разум и волю, и желали уберечь от подобной судьбы всех остальных гарпий.

Девушка пораженно молчала, слушая трагическую историю некогда могущественного Гнезда.

– Тайны нахождения золотых шахт исчезли вместе с ними. И теперь изделия, оставшиеся с тех времен, охраняются гарпиями как величайшее сокровище нации. А существующее ныне Гнездо Золотых Мастеров лишь носит то же название, однако так обрабатывать золото эти гарпии уже не умеют. Некоторые шахты они все же раскопали, но вместо тончайших изделий производят грубые ни на что не годные работы. А теперь просто подумай, ведь то Гнездо исчезло навсегда из-за обыкновенной зависти собратьев, которым жадность просто затмила глаза.

– Я никогда не слышала об этом Гнезде и его истории, – призналась Лантея.

– А ведь это самое знаменитое Гнездо в Ровалтии и за ее пределами, – сказал профессор, прищурившись от солнечных лучей, которые отражались от поверхности речной воды и яркими бликами метались по каменистым стенам русла. – По крайней мере, было таким восемьсот лет назад. Сейчас, видишь, его история понемногу забывается. И в горном краю гарпий уже давно на вершине славы находится Гнездо Серебряного Крика, хоть эти птицы и не имеют отношения к золоту или серебру.

– А к чему имеют?

– К пению, конечно. Неужели название ни о чем тебе не сказало?.. Это великие певцы, чьи голоса столь выразительны, что их постоянно приглашают петь во все уголки мира. Достаточно древний и могущественный клан, их мастерство очень ценится в Ровалтии и за ее пределами.

– Не хочу показаться невежей, но что такого удивительного может быть в пении гарпий? Однажды мне довелось слышать их родную речь. Это было еще по пути в Италан, – сказала Лантея, взмахнув рукой и убирая с лица волосы. – И мне она показалась очень грубой и гортанной, напоминающей воронье карканье. Не поверю, что из этих звуков может родиться какая-то приятная уху мелодия!

– Вакранн, родной язык гарпий, и правда не славится особенной изящностью, но главная его особенность заключается в том, что овладеть им способен лишь тот, кто родился в Гнезде. Ровалтийцы имеют необычное строение голосовых связок, сходное с птичьим, из-за чего половину звуков из их речи ни один чужак повторить не в силах. Зато вот они сами легко подражают любым природным звукам и фонетике иных языков. Поэтому, кстати, среди гарпий так много хороших полиглотов. Им легко дается произношение – они чувствуют любые оттенки звука.

– И, значит, эти певцы из Серебряного Крика действительно так красиво поют?

– Да. Я сам лично не слышал, но мне рассказывали. Они с ранних лет тренируют свои голоса. И в итоге достигают такого мастерства, что способны передать даже звук журчания воды, например, или завывания ветра. Чаще гарпии из Гнезда Серебряного Крика не выступают в одиночку, хотя есть и такие. Их приглашают на все важные торжества в других Гнездах: вылупление птенцов, обряды передачи власти в клане, свадьбы и тому подобное. Хотя самая обременительная обязанность членов этого Гнезда – это ритуальное пение, которым сопровождаются все прощальные церемонии в Ровалтии.

Профессор легко забрался следом за своей спутницей по обрывистому каменистому берегу наверх, цепляясь пальцами за острые выступы. Бурное течение горной реки больше не позволяло идти в непосредственной близости от нее, поэтому путешественники были вынуждены залезть повыше, чтобы и дальше продолжать придерживаться выбранного направления.

– Что-то об этой теме мне довелось слышать! – хмыкнула хетай-ра, отряхиваясь от пыли. – Если я не ошибаюсь, то тела гарпий после смерти сбрасывают в какой-то вулкан, кажется так?

– Да, на западе Ровалтии есть действующий вулкан Тих, недалеко от бухты Обуг. Он находится на землях Гнезда Сероперых, чьи крылья, по слухам, серы как раз из-за вулканического пепла, вечно висящего в воздухе. Они – мрачные стражи вулкана Тих, следящие за соблюдением всех прощальных обрядов. На их земли прилетают траурные процессии из безутешных родственников, которых сопровождают певцы Гнезда Серебряного Крика. Тело умершего бросают в жерло вулкана, дабы их крылатая богиня Фаиса подарила освобожденной душе перерождение.

– Для меня это звучит слишком дико. Нести труп через всю страну, чтобы просто сжечь его в лаве, – сказала Лантея и непонимающе покачала головой.

– Это не просто лава. Вулкан Тих – это что-то вроде священного места, наполненного силой первозданной стихии, дикой и необузданной. Для гарпий это нечто сродни божественной мощи. Члены Гнезда Сероперых веками прислушиваются к вулкану, отмечая любые изменения в его поведении и трактуя их. Например, та самая Двадцатилетняя война с Залмар-Афи окончилась именно из-за того, что началось масштабное и разрушительное извержение вулкана Тих, которое гарпии сочли крайне дурным предзнаменованием, немилостью богини Фаисы, и поэтому пошли на подписание мирного договора с людьми.

– Жить, подчиняясь мнимым знамениям, – это удел трусов, неспособных принимать самостоятельные решения и держать за них ответ.

– Не будь столь категоричной, – проговорил Ашарх. – Они напрямую связывают это со своим верованием. И чтобы так резко отзываться об их самобытной культуре, тебе, для начала, не помешало бы самой хотя бы немного изучить ее.

– О да, я бы могла этосделать, профессор. Если бы училась в италанской академии и ходила бы на твои лекции по истории, – сухо ответила Лантея, обгоняя спутника. – Но из-за тебя у меня такой возможности больше нет. Так что теперь, уж извини, что такая невежда составляет тебе компанию и утомляет своими глупыми разговорами.

Ошарашенный словами собеседницы, Аш не сразу нашелся, что сказать.

– Тея, ты все еще винишь меня в том, что произошло в столице? После всего, что мы вместе пережили?

– А ты, значит, с легким сердцем позабыл, что отправил меня на пытки в казематы боли?

– Не обижайся! Я вовсе не это имел в виду…

– Плевать. Просто замолкни.

Негодующе и немного зло мотнув головой, Лантея ускорила шаг, чтобы увеличить разрыв между ней и мужчиной. Но профессор и не собирался ее догонять. Ссора, случившаяся буквально на пустом месте, озадачила его. Ашарху давно уже казалось, что девушка стала относиться к нему гораздо мягче, общие проблемы и само путешествие сблизило их, стерев все дурные воспоминания о том доносе. Но, как выяснилось, досада все еще была жива в душе хетай-ра.

До самого вечера пара продолжала подъем вдоль речного берега. Через несколько часов обида сошла на нет, но все разговоры получались натянутыми, словно ни один из странников не мог больше забыть о злополучной первой встрече, случившейся в Италане. Взбаламутив своей неосторожной беседой воду в чистом озере взаимопонимания, они добились лишь того, что ил недовольства и сожалений всплыл со дна и больше никак не желал оседать обратно.

Местность постепенно претерпевала изменения. Последние намеки на какую-либо растительность и живность исчезли еще в середине дня: теперь на голых, пышущих жаром камнях можно было встретить только высохший лишайник да быстроногих ящериц, которые при любом шуме прятались в скальных разломах и щелях, надеясь переждать угрозу. Только подойдя вплотную к реке еще можно было заметить островки травы или мха, державшиеся своими цепкими корнями за каменистую почву. В остальных же местах властвовал сильный ветер и иссушающая жара. И казалось, что иногда можно было расслышать звук трескавшихся валунов.

Ледяная река вела путников к самым небесам, медленно и неумолимо беря новые высоты с каждой сотней метров. Неровные изрезанные берега часто скрывали под небольшими завалами щебня настоящие дыры, куда сразу проваливались ноги, стоило случайно наступить на внешне абсолютно безопасную груду камней. Из-за постоянного карабканья профессор сбил себе все ноги в сапогах, оказавшихся на проверку ужасно неудобными, и ближе к закату он уже еле шел. Поэтому лагерем встали достаточно рано, когда солнечные лучи еще хорошо освещали скалы. Лантее не хотелось в темноте обустраивать место под ночлег, да и нытье спутника ее очень утомило.

Место для сна было выбрано живописное, хоть и не совсем удачное: широкое плато с десятком выщербленным ветром массивных валунов, по одиночке стоявших на отдалении друг от друга, будто в галерее мраморных скульптур. Несмотря на то, что пространство было просторным, открытым и достаточно неплохо просматриваемым, сильные порывы стремительно холодевшего к вечеру воздуха проникали всюду, свободно кружась между вытянутыми и изъеденными ветром булыжниками. Чтобы найти хорошее укрытие на этом плато Аш и Лантея гуляли по нему почти час, пытаясь выяснить, где же вихри ощущались меньше всего. Идти куда-то дальше и искать новое место не хотелось, да и в конце концов поиски все же увенчались успехом: ближе к отвесной скале, которая с нескольких сторон окаймляла плоскогорье, нашелся закуток у самого основания одного из громоздких камней, куда ветер практически не попадал.

Разводить костер было не из чего, да и в любой момент пыльные вихри могли изменить направление и задуть пламя, поэтому странники поужинали скромно, остатками хлеба, сыра и несколькими яблоками, хотя утомленное тело просило горячей и более сытной пищи. Разговаривать не очень хотелось, а тяжелый первый день подъема давал о себе знать – натруженные мышцы ног болели, вынуждая путников скорее предаться заслуженному отдыху до рассвета.

Однако лежать на жестком прохладном камне оказалось очень непривычно и неудобно, хотя шерстяных одеял было в достатке. И профессор, щелкая суставами пальцев, ворочался на своем месте, постоянно то притягивая ноющие ноги к груди, то выпрямляясь, как палка. Судя по звукам с соседней лежанки, Лантее тоже не спалось.

Наконец, она села, скинув одеяло и хмуро огляделась по сторонам. Ветер завывал так громко, словно сам не мог задремать уже тысячи лет, а ему вторил где-то на небольшом отдалении шум горной реки; два верных товарища, каждый в своем ритме, занимались любимым делом – стачивали камни, вгрызаясь в горную породу. Солнце скрылось за скалами, погрузив плато в приятный вязкий полумрак, а следом за ним на плоскогорье опустился рваный дымчато-серый туман, неторопливо стекавший по осыпям и выступам, заполнявший собой ложбинки и рытвины между камнями. Это было удивительное зрелище, хоть мелкие влажные капельки мгновенно и осели на двух странниках, намочив им волосы и одеяла. Хетай-ра долго сидела, любуясь туманом, окружившим плато, а после легла на свою лежанку и, протянув руку, мягко толкнула профессора в плечо.

– Спишь?

– Нет, – пробормотал мужчина, приоткрывая веки.

– Это хорошо… Потому что, ты не думай, что я не благодарна тебе за все те знания, которыми ты со мной делился и делишься, Аш, – неожиданно еле слышно сказала девушка. – Я это очень ценю, и мне действительно интересно было слушать то, что ты рассказываешь. И сегодня в том числе.

– Угу.

– Просто я… Просто… Наверное, ты считаешь меня глупой, но академия действительно была моей самой сокровенной мечтой. И то, что я упустила ее из рук, так и не вкусив даже чуть-чуть, до сих пор терзает меня. Понимаешь? Я уже вошла в нее, распахнула эти двери, ведущие к знаниям, и буквально сразу же навсегда утратила возможность переступить этот порог еще раз.

Лантея тяжело и шумно выдохнула. Она лежала на спине, раскинув руки и ноги под одеялом, и смотрела в небо, затянутое легкой пеленой, за которой не было видно звезд.

– И вот днем ты так резко и грубо напомнил мне, чего я лишилась. Практически подразнил упущенной возможностью, так что я вышла из себя. Прости.

Выжидательно помолчав еще несколько секунд, профессор повернулся на бок, чтобы у него была возможность видеть лицо собеседницы. Ее белая кожа словно переливалась внутренним светом.

– Ты говоришь об упущенной возможности, но на самом деле, ты ничего не теряла, Тея.

– Опять издеваешься? Будешь сейчас снова мне говорить о том, какое в академии все прогнившее и плохое?

– Вовсе нет. Просто хочу, чтобы ты наконец осознала, что знания – это не кувшин с водой.

– Не понимаю.

– Ты хочешь напиться из кувшина, и боишься, что, разбив его, ты никак не сможешь удержать воду в руках и утолить собственную жажду, поэтому так хватаешься за сам образ академии, который в твоем понимании является единственным возможным сосудом для воды. Но вот теперь кувшин разбит – академия потеряна для тебя, и ты плачешь над ее осколками, думая, что вода утекла в землю, и ты до конца своих дней будешь страдать от жажды.

Девушка молчала, пытаясь уследить за ходом мыслей собеседника.

– А теперь пойми одну вещь. Чтобы напиться, тебе не нужен кувшин. Да, ты можешь его использовать, но гораздо важнее другое: знания – это сама вода. И они есть повсюду. Ты можешь напиться, откуда пожелаешь. Лужа, озеро, горная река, цветочная ваза, сточная канава или целый океан. Знания не ограничены стенками, и только ты сама определяешь, откуда ты будешь пить, какого качества будет эта вода и сколько тебе нужно, чтобы утолить жажду.

– То есть, ты пытаешь сказать, что мне стоит заняться самообразованием?

– Тебе стоит перестать плакать над разбитым кувшином. В академии не было ничего особенного. Книги есть всюду, умные люди – тоже. Ты хотела попасть туда ради приобретения знаний, но, будем честны, если они тебе действительно так были нужны, то ты бы давно уже пользовалась всеми подручными средствами для их получения. Читай книги, Тея, изучай окружающий тебя мир, размышляй над его устройством и не забывай слушать мудрых людей и нелюдей, окружающих тебя. И тогда в какой-то момент для тебя станет ясно, что в кувшине не было нужды.

– Думаю, я понимаю, о чем ты говоришь, – задумчиво пробормотала хетай-ра, пальцами рисуя на одеяле успокаивающие простенькие узоры. – А под «мудрыми людьми», которых стоит слушать, ты, конечно же, подразумеваешь себя, не так ли?

– Почему бы и нет, – усмехнулся профессор.

– Выходит, что я действительно в любой момент и в любых объемах могу черпать из тебя эти самые знания, и этого будет достаточно, чтобы, как ты сказал, утолить мою жажду?

– Ты все правильно поняла. И я готов делиться с тобой ими, потому что это мое призвание – быть преподавателем и открывать другим то, что я сам знаю. Поэтому я и согласился на сделку с тобой, Тея. Потому что кто еще, кроме меня, сумеет помочь тебе добиться желаемого – утолить жажду знаний целого народа? Для тебя ведь это в разы важнее, чем даже поступление в академию.

Девушка мягко улыбнулась, одаривая собеседника неожиданно нежным и одновременно с тем благодарным взглядом. Она протянула руку и погладила Аша по предплечью, а после, словно устыдившись своего секундного порыва, резко отдернула кисть и скорее перевернулась на другой бок, укрываясь с головой одеялом. Но как бы она ни пыталась скрыть свое смятение, профессор замечательно понимал, что его слова попали в самую точку и тронули одну из чувствительных струн души его спутницы. И, беседуя с Лантеей о сделке, Ашарх уже сам плохо понимал, говорил ли он все это только для того, чтобы завоевать доверие хетай-ра и позднее, в Бархане, воспользоваться им, пытаясь добиться того, к чему он сам стремился большую часть своей жизни, – к богатству и прославлению, или же его слова были правдивы на самом деле. Он и сам был в смятении.


Ранним утром на горы вместе с предрассветным туманом опустился холод, который и разбудил пару путников. Даже под шерстяными одеялами с трудом можно было согреться, поэтому, после скорого завтрака, Аш и Лантея приняли решение быстрее сняться с места и продолжить путь. По крайней мере за счет ходьбы и лазанья по уступам можно было как-то согреться. Плато обветренных скал быстро осталось позади, и странники вернулись к берегу реки, намереваясь и дальше следовать вдоль нее.

В некоторых местах горы расступались, открывая виды на лежавшую у подножия хребта долину: Зинагар все хуже просматривался, красные черепичные крыши затерялись среди сплошной зелени лесов, а вот облака над головой казались все ближе, словно еще через пару сотен метров до них уже спокойно можно было дотронуться руками. Но, как оказалось, подобная высота совершенно не смущала местную фауну, которая безбоязненно показывалась на глаза чужакам, рискнувшим забрести в безжизненные земли. Дикие горные козлы, ловко передвигаясь по совершенно отвесным скалам, небольшими группами стали появляться практически на каждом шагу. Они безразлично оглядывали закутанные в плащи фигуры своими пугающими глазами с прямоугольными зрачками и после тыкались мордами в расщелины, выискивая среди камней редкие клоки травы. Стоило взмахнуть рукой или громко крикнуть, как животные неторопливо и нехотя убирались подальше, но в целом они были достаточно небоязливыми.

Первые несколько часов, пока солнце не показалось из-за хребта и не согрело своими жаркими лучами камни, горы впервые показались Ашарху очень недружелюбным местом. Леденящий ветер вкупе с холодными брызгами, летевшими во все стороны от реки, заставляли продрогшего профессора кутаться в залатанный плащ и с тоской думать о толстых шерстяных носках тети Чият, которые ему бы очень пригодились в тот момент. Однако, едва яркое светило озарило Мавларский хребет, вся голая и безжизненная поверхность скал словно мгновенно пропиталась теплом. И с каждым часом, стоило солнцу подняться еще на несколько градусов выше по небосклону, жара становилась все гуще, медленно раскаляя камни и воздух вокруг. К полудню дышать можно было уже с трудом, и даже в тени не было спасения от зноя, который неотвратимо давил на головы вспотевших и перегревшихся путешественников.

Хорошо, что Лантея, имевшая за плечами многолетний опыт жизни в суровых пустынях, заранее предупредила своего спутника ни в коем случае не снимать капюшон с головы, иначе Аш, несомненно, получил бы тепловой удар в тот день и до самого вечера провалялся бы с головной болью. Теперь же пара, разморенная жарой, шла куда медленнее, чем прошлым днем, постоянно смачивая лицо и руки в водах горной реки.

Поэтому, когда русло неожиданно резко вильнуло в сторону, и из-за поворота показался высокий сверкавший брызгами водопад, путники не сдержали слаженного вздоха. Огромная масса воды с оглушительным шумом падала с высоты, обрушиваясь на мшистые валуны и взбивая жидкость в пену. Брызги, переливавшиеся всеми цветами радуги на солнце, казалось, висели прямо в воздухе, создавая над рекой марево из мелких едва видных глазу капель. Блаженная прохлада царила в этом дивном месте. Хотелось просто раскинуть руки в разные стороны и скорее подставить лицо живительной влаге.

Хетай-ра, отринув все предосторожности, скорее стянула с себя одежду и поспешила окунуться под холодный поток, даже не слушая восклицания профессора. Он опасался, что сильное течение и скрывавшиеся в глубине пороги могли снести хрупкую девушку, но Лантея оказалась на удивление хорошим пловцом и не побоялась подплыть как можно ближе к водопаду. На мгновение Аш даже удивился, откуда у пустынной жительницы такие отличные навыки держания на воде, но после вспомнил, что хетай-ра несколько дней назад что-то упоминала о море и медузах, хоть это и казалось тогда впопыхах придуманным враньем.

Несмотря на все уговоры Лантеи, которая в свое удовольствие с визгами плескалась под мощными потоками водопада, профессор купаться не стал. Он не умел плавать. В детстве, проведенном среди бескрайних степей, где на многие километры вокруг его дома не было ни одного крупного водоема, это не казалось большой проблемой – все ребята там не умели плавать. А позднее уже как-то не было возможности научиться, да и других проблем в жизни на тот момент хватало. Поэтому Аш предусмотрительно не лез в воду, когда он был не уверен в глубине, а опасные пороги этой реки и ее бурное течение мужчину откровенно тревожили.

Он сел на берегу, снял обувь с портянками и опустил стертые ступни в ледяную воду, которая острыми иглами холода мгновенно пронзила ноги до самых костей.

Вскоре девушка наплавалась и быстрее выбралась на берег. Вся она с ног до головы покрылась гусиной кожей, а губы посинели. Дрожащими руками расстелив на гальке одеяло, хетай-ра легла на спину, чтобы солнце скорее прогрело ее тело и просушило мокрую нижнюю рубаху. Иногда до профессора доносился стук зубов друг о друга, но, кажется, его спутница ни о чем не сожалела – она чудесно освежилась и взбодрилась.

– Зря ты не поплавал, – пробормотала Лантея, отжимая свои косы по одной. – Прохладно, конечно, но зато как славно! Больше эта жара не давит на голову.

– Смотри не заболей. Оботрись хорошенько.

– Не переживай. На таком-то солнце я быстро обсохну.

Вяло переворачиваясь с живота на спину и обратно, за четверть часа девушка действительно просушила одежду, и сама согрелась. Она принялась неторопливо одеваться, но когда очередь дошла до пояса с прозрачными метательными ножами, сделанными из стекла, то откуда-то с неба неожиданно упала стремительная черная тень, которая с оглушительным карканьем обрушилась на головы путников и выхватила у хетай-ра из рук стеклянное оружие. Невозможно было успеть даже отреагировать на такое быстрое движение, и Лантея лишь испуганно дернулась в сторону от острых когтей и жестких перьев. Тяжело и шумно взмахивая крыльями, весьма крупная угольно-черная птица сразу же взмыла высоко вверх, унося в лапах добычу и не позволяя себя даже полноценно рассмотреть.

– Что это было? – воскликнул профессор, мгновенно вскакивая на ноги и напряженно оглядываясь, не было ли поблизости других дерзких птиц, решивших напасть на путников.

– Дрянь! Утащила мои ножи! – с негодованием прошипела девушка, вглядываясь в силуэт, довольно быстро удалявшийся от водопада.

– Я даже не услышал ничего!

– Как и я… Шум воды заглушил все звуки. Иначе я бы успела заметить ее заранее!

Лантея приставила ладонь ко лбу, отслеживая путь крылатой воровки. Птица, никуда не сворачивая, летела по прямой к скалистому утесу, находившемуся на самом верху каменистой возвышенности каньона, вдоль которого спутники шли все время. Паря в воздушных потоках, черная тень изредка лениво взмахивала крыльями, корректируя направление.

– Она явно возвращается в гнездо! И, судя по всему, оно не очень далеко. Нам нужно подняться на плоскогорье и отыскать ее укрытие, – решительно сказала девушка.

– Что? Ты хочешь идти искать эту птицу? Да мало ли тут в скалах гнезд и расщелин, куда она спряталась! Она, может, вообще бросила твои ножи где-нибудь по пути. Они все же тяжелы для обычной птицы…

Сама мысль о том, что нужно будет ползать по раскаленным камням, выискивая гнездо наглой воровки, вводила Ашарха в уныние, но спутница одарила его таким недовольным взглядом, что преподавателю просто не оставалось ничего иного, кроме как последовать за Лантеей в обратном направлении, вдоль склонов каньона, пытаясь отыскать место, чтобы забраться наверх.

– Я отсюда никуда не уйду без моих ножей, – категорично заявила девушка, двигаясь ближе к берегу и постоянно поглядывая наверх. – Оружие – это честь и гордость любого воина хетай-ра. И эта драная птица не имеет права меня обезоруживать.

– Не думал, что местные представители фауны окажутся такими непугаными. Совсем не боятся человека, словно знают, что от него ожидать. Хотя, мне кажется, что в этих горах никого, кроме пастухов, они не встречают. И, следственно, набраться такого опыта им неоткуда.

– Да какая разница, боятся или нет! Вот наглости им не занимать. И за это я ее накажу.

Профессор окинул взглядом раскинувшуюся перед ним местность, которая ему уже весьма приелась за этот день. Высокие стены каньона поднимались на несколько метров вверх, но в одном месте камни обвалились друг на друга, и по ним вполне можно было забраться.

Аш указал рукой на осыпь:

– Смотри!..

– Ага. То, что нужно, – отозвалась девушка, подходя ближе.

Ухватившись пальцами за пористую поверхность булыжников, мужчина с кряхтением принялся взбираться по массивным валунам. К счастью, высота склонов каньона была небольшой, поэтому Ашарху удалось без особенных проблем очутиться наверху, где вдоль русла тянулось узкое плоскогорье, с восточной стороны практически до середины расчерченное извилистыми трещинами. Кое-где порода уже обвалилась, из-за чего ходить по этой возвышенности было рискованно. Зато хорошо просматривался весь каньон вплоть до самого водопада.

Пока Лантея легкими и быстрыми движениями взбиралась по склону, как юркая ящерица, внимание Аша привлекло одинокое дерево, стоявшее на самом краю плато и опасно свесившееся над бездонным обрывом. Высохшее и совершенно голое дерево раскинуло свои узловатые ветви во все стороны, цепляясь гибкими корнями за почву. Оно явно уже не первое десятилетие висело над пропастью, но все еще отчаянно боролось за жизнь.

– Видишь? – спросил профессор и указал спутнице на дерево.

– Какая-то старая коряга.

Прищурившись, девушка вглядывалась в нужном направлении.

– А на ее ветвях огромное гнездо, – сказал Аш.

– Разве? Я думала, это просто мусор какой-то ветром нанесло. Надо поближе подойти. Это вполне может оказаться нужное нам гнездо.

– Постой! – окликнул профессор собеседницу и резко схватил ее за край плаща. – Что-то мне это не нравится, Тея. Поверь мне на слово, я таких здоровых гнезд никогда в жизни не видел. Вполне может быть, что у этой птицы там все семейство. Стоит ли подходишь ближе? Вдруг они хищные агрессивные птицы, которым не понравится, что их покой потревожили.

– Да ладно тебе! Это же просто птицы. Одна или много – разницы нет. Они испугаются и улетят.

Вытянув из рук спутника край своего плаща, хетай-ра двинулась в сторону дерева, нависшего над обрывом. Весьма недовольный решением девушки, преподаватель тем не менее все же направился следом, хотя что-то его тревожило во всей этой ситуации. Когда Лантея приблизилась к скалистому изрезанному краю, то для нее стало совершенно очевидным, что хозяин или хозяева гнезда отсутствовали. Безбоязненно подкравшись к самым корням низко согнувшегося дерева, она махнула рукой, подзывая Ашарха поближе.

– Иди сюда. В гнезде никого нет. Я хочу залезть посмотреть, там ли мои ножи.

– Может, не стоит? Это дерево совсем рассохлось. Того и гляди упадет в пропасть…

– Я осторожно, – заверила хетай-ра, уже примериваясь к нижним ветвям.

Цепляясь пальцами за бугристую кору, девушка аккуратно поставила ногу на искривленный ствол. У профессора на мгновение перехватило дыхание, но, к счастью, дерево даже не шелохнулось под весом Лантеи. Она куда увереннее полезла к вершине, опираясь на сучки и ветки, опасно нависнув над обрывом. Сделав последний рывок и подтянувшись к самому гнезду, спутница Аша с любопытством туда заглянула. Но практически сразу же скривилась и отпрянула.

– Что там? – не выдержав, крикнул преподаватель, рукой прикрывая глаза от солнца.

– Ох, богиня… Здесь чьи-то останки, Аш.

– В смысле кости?

– Человеческие части тела. Ребра, череп, оторванная рука. Еще гниющие, до конца не разложившиеся, все в опарышах. Ну и вонь!

Спрятав нижнюю часть лица в сгибе локтя, хетай-ра с отвращением разглядывала содержимое гнезда.

– А это что?.. Ох! Вот и мои ножи!

Лантея продемонстрировала профессору кожаный пояс с метательными ножами, весь измазанный в чем-то склизком. Она, морщась, отерла его от грязи и сразу застегнула на бедрах.

– И где же та птица, что украла у тебя ножи, и которая питается гниющей человечиной? – чувствуя, как холодные мурашки бегают по его спине и шее, спросил Ашарх снизу.

– Не знаю. Но тут так много старой скорлупы и…

Договорить девушка не успела.

Они появились словно из ниоткуда. Сначала несколько существ практически бесшумно выпорхнули из пропасти, вздымая крыльями пыльные вихри, а следом за ними сразу же прилетели и другие особи, откликнувшись на пронзительный короткий зов. Черные крупные птицы закружили над головами путешественников, словно гибкие тени, выползая из трещин в породе, разломов в скалах и пикируя из-за облаков. Это были грозные предвестники смерти, горные твари, разозленные грубым вторжением чужаков в их гнездо.

– Тея! Беги! – только и успел крикнуть профессор, прежде чем тройка самых быстрых птиц уже спланировала прямо на голову хетай-ра, цеплявшейся за сучья.

Она вскрикнула от испуга и попыталась спрыгнуть с дерева, но плащ запутался в ветках, ноги соскользнули, и девушка упала, жестко приложившись головой о ствол. В последнее мгновение она успел схватиться за гибкие корни, чем уберегла себя от стремительного полета в бездну.

– Тея! – в ужасе воскликнул Ашарх, бросаясь на помощь своей спутнице.

– Уходи!

– Но…

Он замер, не добежав несколько метров до дерева.

– Я справлюсь! Ты безоружен! Уйди!

Рывком закинув ногу на ствол, Лантея напрягла все свои силы и резким движением подтянулась, забираясь на край обрыва и, сдирая пальцы в кровь, цепляясь ногтями за каменистую почву. В небе над ней собиралась целая воронка рассерженных тварей, которые кричали на все лады и летали по кругу, постоянно примериваясь к хетай-ра, но явно побаиваясь идти еще в одно наступление. Кажется, они ждали других сородичей, подзывая их оглушительным гвалтом.

Обеспокоенно поглядывая на Лантею, профессор лишь отбежал назад на несколько метров, не собираясь трусливо прятаться и оставлять свою спутницу совсем в одиночку бороться против целой стаи. Некоторые твари делали крутые виражи и подлетали ближе к Ашарху, но он сразу же принимался хлестаться по воздуху краем плаща, который он обмотал вокруг руки, чтобы защититься от огромных когтей. А они и правда были чудовищно острыми, судя по всему.

У мужчины уже не оставалось никаких сомнений, что хетай-ра разорила именно гнездо горных тварей, потому что никакие другие птицы не выглядели столь отвратительно изуродованными самой природой. У водопада из-за стремительного нападения, Аш не успел опознать быструю воровку, которая скрылась так же моментально, как и появилась. Но теперь все становилось на свои места. Издалека этих созданий еще можно было принять за обыкновенных воронов из-за черного оперения и обсидиановых клювов, но вблизи разница становилась очевидной: они были в несколько раз крупнее, а вытянутое тело оканчивалось слишком мощными для обычных птиц чешуйчатыми лапами, на которых настоящими лезвиями сверкали изогнутые когти. На груди тварей можно было рассмотреть два непропорциональных отростка – верхняя пара маленьких лап, которую птицы поджимали к себе в полете, но сразу же расправляли и нацеливали в лицо врагу, стоило им пойти на таран.

На седых волосах девушки расползалось алое пятно крови, но она не обращала на него внимания. Куда важнее был десяток галдящих тварей, к которым понемногу присоединялись другие их сородичи, прилетая из-за дальних скал. Чем больше становилось птиц, тем ниже опускалась стая, набираясь наглости, чтобы кинуться на противника. А вот Лантея ждать не собиралась, она уже запустила одну руку в красный мешочек с песком на поясе, а вторую крепко сжала в кулак у груди.

– Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

Песчаный шар возник перед лицом хетай-ра так быстро, словно соткался прямо из воздуха. Не теряя концентрации, девушка уверенным движением направила сферу вверх, на скорости прорезая ей черное кольцо кружащих птиц. Раздался яростный вопль, карканье, переходившее в еле слышный плач. В небо взвились облака угольных перьев, а на землю градом посыпались капли черной густой крови. Слабый запах железа и жженого пуха ударил в лицо Лантее, стоявшей прямо под воронкой тварей. Несколько безжизненных тушек упали на плато, слабо дергая когтистыми лапами.

Но в эту же минуту заклинание лопнуло, как мыльный пузырь. Совершенно беззвучно шар рассыпался прямо над стаей, и тонкие струйки песка устремились к земле. На лице девушки появилась мучительная гримаса осознания и беспокойства. О том, что твари питались магической энергией и легко разрушали заклинания, она вспомнила только в это мгновение.

Ашарх, едва сдерживаясь, чтобы не начать подвывать от страха, с ужасом смотрел, как распалась песчаная сфера его спутницы, а разъяренные птицы, желая отомстить за своих погубленных сородичей, с воинственным криком бросились вниз, сложив крылья. А он ничего не мог сделать, в округе даже не было ни одной палки, которой он мог бы попытаться отогнать летающих бестий.

К счастью, хетай-ра успела прийти в себя до того, как клювы пронзили ее тело насквозь. Она оттолкнулась от земли, уходя в сторону и поднимая за собой шлейф из пыли. Две твари не успели выйти из крутого вертикального снижения и со всей силы врезались в землю. У одной сразу раскололась голова практически пополам, забрызгав камни кровью, а вторая, сумела подняться на лапы, ощерившись в сторону Лантеи. Из-за падения ее клюв разломился, и вместе с кожей свернулся на бок, из-за чего птица выглядела как оживший мертвец. Белесые глаза без зрачков и радужки прожигали хетай-ра ненавидящим взглядом, а изуродованный клюв, усеянный по кромке рядами мелких коротких клыков, постоянно открывался и закрывался в немом крике боли. Через пару шагов тварь издохла, так и не сумев подняться больше в воздух.

А девушка уже творила перед собой новое заклинание, песчаный барьер, так как остальные птицы, пользуясь своей скоростью и маневренностью в воздухе, ловко облетали жертву с разных сторон и пытались пробиться к ее телу. Лантея только и успевала вращаться на месте, как деревянный кубарь, уходя от ударов и выставляя перед собой магическую защиту, снова и снова взывая к своей богине, потому что через несколько сильных столкновений с тварями барьер легко рассыпался, лишаясь энергии.

Песок закончился резко и неожиданно, когда девушка еще не до конца исчерпала свой энергетический запас. Она понимала, что это должно было рано или поздно случиться, но, когда рука не нашарила в мешке и горсти песчинок, то паника завладела ее разумом. Из-за того, что Лантея не выставила вовремя очередной щит, твари стремительно бросились к своей противнице, выставив перед собой лапы с хищно растопыренными когтями. Хетай-ра едва успела закрыть голову плащом и руками, когда первая птица с криком спикировала на нее. Из-за толстой ткани когти прошли не очень глубоко, совсем не поцарапав кожу, но удар был такой силы, что опрокинул девушку на камни.

Ни секунду не раздумывая, профессор уже бросился на помощь к своей спутнице. Он раскручивал над головой походный мешок, на манер пращи, и отмахивался плащом, пронзительно крича при этом, как гусь. Но как бы нелепо не выглядели со стороны его действия, твари, испуганные громкими звуками и быстрыми движениями, поднялись выше в воздух, позабыв о Лантее.

– Ты жива?

Профессор скорее отвел в сторону разорванный когтями зеленый плащ хетай-ра, и своей горячей и сухой ладонью ощупал бледное лицо спутницы, которое испачкали струйки крови, натекшие с раны на голове.

Девушка, сжавшаяся на земле в комок, распрямилась и опасливо взглянула в небо. Выжившие твари, которых оставалось не больше семи или восьми штук, беспокойно кружили высоко над землей, но едва они заметили, что Ашарх перестал раскручивать над собой мешок, как половина птиц вновь ринулась в атаку.

В этот раз Лантея уже знала, что ей следовало делать. В одной руке она сжала зеленую тряпку своего истерзанного плаща, а другой крепко обхватила рукоять одного из метательных ножей. Стоило тварям приблизиться, как первое стеклянное лезвие взмыло в воздух, бросаясь навстречу черной крылатой фигуре. Нож попал точно в тело, и уже мертвая птица упала вниз.

Второй удар срезал очередному отвратительному существу крыло, но больше девушка не успевала сделать бросков, и она хлестнула плащом по подлетавшим тварям, отгоняя их прочь. Ашарх же затоптал каблуками сапог еще живую бестию, которая даже с отрезанным крылом порывалась добраться до обидчиков. Пока оставшиеся птицы заходили на новый вираж, Лантея успела бросить два последних ножа, но только один из них попал в цель, а второй почил где-то на дне бездонной пропасти, расстилавшейся прямо под обрывом.

Вооружившись кинжалом, хетай-ра терпеливо и сосредоточенно ждала, пока к ней приблизятся четыре крылатых тени – все, что осталось от огромной стаи агрессивных горных хозяев. Но твари больше не торопились нападать. Видимо, демонстрация силы произвела на них впечатление, а тела поверженных собратьев откровенно испугали. Они торопливо поднимались все выше и выше в воздух, пока не растворились где-то в облаках, а их робкие крики совсем не утихли.

Еще несколько мгновений путники стояли на своих местах, готовые к любой подлости со стороны противников. Но по всей видимости, твари и правда просто трусливо сбежали с поля боя.

– Проклятье… – только и мог выдохнуть профессор, осознав, что все так неожиданно быстро закончилось.

– Они еще вернутся, как думаешь? – спросила Лантея, не отводя взгляд от неба. – Если прибудут с подмогой, то нам уже не справиться. Лучше быстрее уйти отсюда, пока есть время.

Торопливо рыская по плато, девушка собирала стеклянные ножи. Один из них упал с обрыва, но остальные три вернулись на свое законное место на поясе. Все плоскогорье было усеяно кровавыми пятнами, угольными перьями и тушками умерщвленных птиц, которые Ашарх на всякий случай осмотрел. Он опасался, что могли остаться выжившие, которые уличили бы момент и набросились со спины. Пальцем водя по черным клювам, преподаватель внимательно оглядел ряды острых клыков, которые столь жутко и неестественно смотрелись в птичьей пасти.

– Они ранили тебя? Поцарапали или укусили? – спросил у спутницы мужчина.

Лантея ладонями сгребла в небольшую кучу песок на камнях, а после ссыпала его себе в мешок из красной ткани на поясе. Получилось совсем немного, этого едва бы хватило на одно заклинание, но даже единственный барьер или сфера могли в нужную секунду спасти жизнь.

– Кажется, мне удалось увернуться от их когтей. Вот, правда, голову рассадила…

Пальцами зарывшись в растрепавшиеся волосы, хетай-ра болезненно поморщилась, когда коснулась длинной ссадины прямо за левым ухом. Профессор сразу же оказался рядом и отвел руки спутницы от головы, намереваясь самостоятельно осмотреть рану.

– Аш, давай уйдем отсюда скорее. Это просто царапина. Промоем ее позднее.

– Если у них в гнезде действительно лежат гниющие останки тел, то любой укус или рана могут привезти к дурным последствиям. Под когтями и между клыков остаются куски плоти, а трупный яд способен любую царапину превратить в огромную проблему, – хмуро объяснил Ашарх.

– Они не касались меня. Эту ссадину я получила, когда упала с дерева. Острая ветка вспорола кожу. Вот и все.

– Уверена?

– Не переживай, – заверила собеседника хетай-ра и крепко сжала его запястье. – Пойдем быстрее.

Профессору ничего не оставалось, кроме как последовать за девушкой. Она, не забывая оглядываться на небо и ближайшие склоны гор, поспешила к осыпи, по которой и забрались изначально на плато. Прыжками спустившись обратно в каньон, к руслу реки, Лантея опустила руки в прохладную воду и быстрыми движениями смыла с себя кровь и пот. Аш едва успел слезть по высоким булыжникам, а хетай-ра уже поторапливала его в сторону водопада, намереваясь уйти как можно дальше с территории тварей и от их гнезда.

– Не думаю, что они полетят за нами в погоню. Ты показала им силу, они испуганы, – задыхаясь от быстрого шага, сказал профессор.

– Это было их гнездо. Они просто так его не оставят. Да и мало ли сколько еще стай тварей может оказаться в этих горах. Ты же не знаешь, как они себя поведут после смерти сородичей, – возразила девушка, завязывая на шее тесемки изрезанного когтями плаща. Теперь его внешний вид оставлял желать лучшего.

– Они появились так внезапно… Совершенно бесшумно. Я даже предупредить тебя толком не успел, – посетовал Ашарх, цокая языком. – Все же не стоило лезть на то дерево. Это изначально ничем хорошим не должно было закончиться.

– Зато я нашла свои ножи.

– Хоть что-то… Выходит, пока мы были у водопада, они наблюдали за нами?

– Удивительно, что они не напали на две такие беззащитные цели, которые даже ничего не подозревали и беззаботно купались…

– Чем их так привлекли ножи? Я не понимаю. Мне с детства внушали, что горные твари очень агрессивны и не побоятся напасть даже на группу путников. А из-за недостатка пищи в сухих скальных районах им приходится набрасываться на все живое, забыв об осторожности.

Странники вернулись к водопаду, где все и началось. Дальше выбор пути был достаточно небогатым, поскольку высота склонов в этой местности не позволяла легко забраться наверх, хоть у Лантеи и Ашарха не было недостатка в крепких веревках, которыми можно было бы обвязаться. Но этот сложный и опасный вариант подъема они хотели оставить на потом. А пока что было решено направиться в одно из ответвлений каньона, где раньше, судя по всему, располагалось старое речное русло. Теперь лишь высохшие клубки водорослей и гладкие круглые валуны под ногами напоминали о том, что когда-то в этом месте текла вода.

– Знаешь, у меня сложилось такое впечатление, что они здесь не голодают, – задумчиво проговорила девушка.

– Ты про то тело в гнезде? Кажется, ты сказала, что оно еще даже не успело разложиться. Значит, твари убили того человека совсем недавно, и, видимо, были еще сыты.

– У них в гнезде было множество костей. И помимо козьих черепов там и человеческих было предостаточно. Эти птички часто лакомятся добычей, потому мы с тобой их и не заинтересовали. А вот мои блестящие на солнце стеклянные ножи явно привлекли их внимание. Думаю, у них сорочьи повадки – таскать все, что красиво переливается. Я заметила пару гвоздей, стекляшек и даже какие-то монетки в гнезде. Жаль не успела лучше разглядеть… Получается, что в свободное от поисков пропитания времени они заняты тем, что ищут блестящие безделушки.

– Откуда столько человеческих жертв? – непонимающе пробормотал профессор и отер лоб от пота. – Вряд ли бы они стали далеко улетать от гнезда для поисков пищи. То есть к подножию хребта им спускаться нет смысла, это слишком высоко. А где они отыскали людей здесь?..

– Либо в этих горах твари истребили всех пастухов, либо же их ареал охоты гораздо обширнее, чем ты предполагаешь, – подвела итог Лантея.

– Либо же мы чего-то не знаем о Мавларском хребте.


Вскоре старое высохшее русло привело путников к обширному каменистому оврагу, на месте которого явно раньше было естественное водохранилище или небольшое озеро. Невысокие берега осыпались и растрескались, а с одного края и вовсе лежала груда расколовшихся валунов. Судя по следам, во время обвала от ближайшего склона откололся массивный кусок, который и упал в пересохший овраг. По нему хетай-ра и преподаватель забрались ближе к частоколу скал и немного вернулись обратно, надеясь вновь выйти в пресловутой реке и оказаться уже на вершине водопада. Но на их пути оказалась широкая расщелина, через которую не было никакой возможности перебраться.

В итоге от идеи двигаться вдоль реки странникам пришлось отказаться. Теперь им необходимо было самостоятельно выбирать путь, ориентируясь только на положение солнца и стараясь искать пологие подъемы. До вершины хребта, по ощущениям, оставалось совсем немного, поскольку на редких выступах разглядеть долину становилось уже практически невозможно. Склоны всюду были сухими и голыми, и только теплый ветер свистел между каменными лабиринтами, вздымая пыль.

Ноги гудели от усталости не только у профессора, даже Лантея иногда массировала себе лодыжки и страдальчески морщилась. Свою голову она так и не позволила осмотреть и перевязать, опасаясь, что во время привала к ним могли наведаться мстительные твари и застать врасплох. А солнце все продолжало неумолимо нагревать горы, раскаляя камни и прожигая все живое своими лучами. К счастью, через несколько часов после смены маршрута на небо неожиданно набежали небольшие тучи. И хоть видимость значительно ухудшилась, но зато спала жара. Рваные серые облака только лениво ползали над головами путешественников, не собираясь изливать на них прохладную влагу, а ближе к заходу солнца и вовсе практически развеялись, позволив насладиться ярко-красным закатом, расчерченным лиловыми полосами облачного марева.

– Послушай, Тея. За половину дня мы так больше и не видели этих тварей.

– И что?

– Так, может, уже пора сбавить темп и расположиться, наконец, на ночлег? – устало намекнул Аш.

Последние полчаса он плелся следом за своей спутницей медленно и неохотно, проклиная свои неудобные сапоги, превратившие его ноги в кровавое месиво. Отдых был ему жизненно необходим, да и пустой желудок безостановочно сводило от голода.

– Ты так думаешь?

Девушка в который раз огляделась по сторонам и особенно внимательно присмотрелась к небу. Но в округе действительно было поразительно спокойно.

– О, не заставляй меня просить и жаловаться, как какую-то благородную изнеженную девицу!

– Ладно-ладно. Сейчас подыщем место для стоянки. Только не ной.

На этом участке пути в скальной породе повсюду было множество разломов и трещин, настолько крупных, что, казалось, они пронзали горы насквозь и уходили далеко вниз, врезаясь в камень и разрушая его. Но встречались и неширокие ущелья, которые на несколько десятков метров вдавались вглубь склонов, давая при этом замечательное место для укрытия. В одной из подобных расселин обосновались и уставшие путники. Пусть там было достаточно узко, но это точно защитило бы от неожиданного нападения тварей – они бы просто не смогли развернуть крылья в ущелье. Да и ветер практически не дул в разлом.

Разложив на каменистой поверхности шерстяные одеяла и с комфортом обустроившись на новом месте, Аш всячески принялся убеждать свою спутницу развести огонь.

– Ты видишь здесь хотя бы одно дерево? – издевательски спросила Лантея, которая занималась тем, что ощупывала сходившиеся практически над самой головой стены расщелины, пытаясь понять, насколько велика вероятность, что камень посыпался бы ночью на путников.

– В округе можно поискать. Да и я помню, что мы проходили мимо какого-то высохшего куста совсем недавно, – упорствовал профессор, скрестив руки на груди.

– Воду в котле все равно не разогреть на маленьком костерке. Давай уж не будем привередничать и поедим что-то, что не надо готовить. Вроде, у нас еще оставалась копченая колбаса в твоем мешке, – лениво отозвалась хетай-ра.

– Ну уж нет. Давай разведем огонь, пусть хоть какой-нибудь. Я не могу больше питаться какими-то кусками и сухарями. Даже если кашу не сварим, то хотя бы поджарим что-нибудь!

Все же упорство Ашарха сыграло решающую роль, и девушка, закатив глаза, согласилась помочь собеседнику в поисках топлива для костра. На это ушел почти целый час, пока совсем не стемнело, что ничего уже не было видно под ногами. А собрали-то лишь одну вязанку: сухие корни, тот самый жухлый куст и еще несколько пучков желтой травы и лишайника. Этого едва хватило, чтобы развести огонь, но зажарить кусочки колбасы и порезанную на ломтики картофелину странникам все же удалось.

После ужина профессор занялся тем, что обработал ссадину на голове Лантеи. Слипшиеся в запекшейся крови волосы спутались и попали в ранку. Промыв место водой, Аш осторожно очистил пряди, осмотрел воспаленные и опухшие края царапины, а после бережно наложил повязку. Пусть она и получилась крайне неумелой и кривой, но зато мужчина был теперь спокоен. Ссадина и правда выглядела не особенно страшно.

– Говоришь, она длинная? – спросила хетай-ра, щупая рукой компресс у себя за ухом и морщась.

– Да, но чистая и уже начинает подживать. Спи аккуратно.

Преподаватель неторопливо завязал узел на краях повязки, сделанной из чистого полотна и критическим взглядом окинул свою работу.

– Удивительно, что крови было так много, а я почти не почувствовала эту рану. И сейчас она болит совсем немного.

– Просто на голове всегда сильно кровят ссадины, – Аш улыбнулся. – Все скоро заживет.

Девушка улыбнулась в ответ, тронутая искренней заботойо себе. В ее глазах появилась мягкость.

Вечер незаметно превратился в непроницаемую темную ночь, а на головы путникам стал крапать мелкий холодный дождик. И даже несмотря на то, что расщелина казалась весьма узкой, особенно наверху, капли проникали в укрытие пары, а и без того слабый костер мгновенно погас, оставив Аша и Лантею в кромешном мраке. Постепенно ненастье усиливалось, и с небес уже лился настоящий ливень, холодный и шумный. Ветер завывал за пределами ущелья, но, к счастью, внутрь он совершенно не попадал. Завернувшись в одеяла и сев поближе друг к другу у одной из стен, покорители Мавларского хребта тихо беседовали: профессор по памяти пересказывал баллады мастера-гусляра Самвела, а хетай-ра забавлялась и пыталась их напеть.

Прошел почти час, дождь даже не собирался заканчиваться, напротив, усилившись в разы, а путников уже стало клонить в сон. Они попеременно дремали, склонив головы на грудь, пока встревоженная Лантея неожиданно не разбудила профессора негромким шепотом:

– Мне кажется, я слышу какие-то голоса неподалеку.

Аш не на шутку испугался от подобного заявления. Учитывая, что они сидели в кромешной темноте посреди каменной расщелины на самой вершине хребта, где не было никого живого, кроме стай горных тварей, подобные слова звучали как минимум пугающе. Преподаватель старательно прислушался, но не различил ничего, кроме завываний ветра и шума дождя.

– Мужчины. Не меньше трех. Они совсем рядом, переговариваются, – продолжала шептать девушка. – Дерьмо. Они прямо у входа в наше ущелье…

– Вряд ли это случайно забредшие сюда пастухи, – бросил напряженный, как струна, профессор, освобождаясь из одеяла. – Таких совпадений не бывает.

– Если нападут, я не отобьюсь, – предупредила Лантея, которая уже поднялась на ноги и ощупывала свои карманы и пояс. – Их много, они вооружены. А песка у меня совсем нет. На одно заклинание.

Бледное лицо хетай-ра исказила гримаса отчаяния. Ее руки бессознательно сжимали рукояти кинжалов на поясе, но Ашарх впервые ощутил, как заколебалась уверенность девушки в собственных силах. Магия была ее смертоносным орудием, но без песка любые пассы и слова становились бесполезными. А рассчитывать на одно холодное оружие она все же не любила.

– Прости, я не справлюсь с ними, – только и успела сказать Лантея, когда сквозь плотную завесу дождя на выходе из ущелья показались темные силуэты людей.

Хетай-ра медленно вытащила кинжалы из ножен, намереваясь как можно дороже продать свою жизнь, но ее внезапно остановил чей-то звонкий голос.

– Опустите оружие, во имя Залмара, и выйдите наружу! Тогда никто не пострадает!

Путники даже не пошевелились, пытаясь разглядеть в темноте, кто были эти незнакомцы.

– Выходите! Иначе через три секунды арбалетные болты прошьют эту расщелину насквозь! – куда громче выкрикнул человек на входе. – Раз!..

Послышался звук взводимой тетивы нескольких арбалетов.

– Два!..

– Мы выходим! – робко откликнулся профессор, не желая стать мишенью для стрелков. Лантея недовольно дернула его за рукав, но, очевидно, у нее и самой не было идей получше, поэтому она двинулась следом, не опуская оружие.

Медленно и без резких движений застигнутая врасплох пара покинула узкий каменный проход и оказалась под проливным дождем. Перед ущельем полукругом стояли семь темных фигур в промокших до нитки черных плащах. В ночном мраке под капюшонами невозможно было разглядеть их лица, но зато обнаженные короткие гладиусы и три взведенных арбалета, направленные точно на путешественников, очень красноречиво заявляли о недружелюбных намерениях воинов.

От семерки отделилась одна фигура и сделала несколько шагов вперед. Человек, идущий к замершей паре, очевидно, не привык прятаться за спинами других и совершенно не опасался подлой атаки. В какой-то момент Ашарх заметил, что под плащом воина мелькнули белые одежды, испачканные в грязи, поверх которых был надет длинный, до колен, синий гамбезон.

– Кто вы такие? Что вам надо? – выкрикнула Лантея, явно растерявшая все хладнокровие.

– Вы забрели на наши земли. Поэтому спрашивать должны мы, – мгновенно отреагировал все тот же человек, уже подошедший к паре на расстояние одного удара. Капли дождя стекали по его обнаженному палашу. Капюшон частично скрывал лицо воина, но профессор обратил внимание, что это был смуглый мужчина, на одной щеке которого виднелось крупное родимое пятно, пересекавшее часть носа и губы.

– Отдайте оружие, не сопротивляйтесь. Тогда мы не причиним вам вреда, – повторил человек, настойчиво протягивая вперед раскрытую ладонь в перчатке. Он явно командовал остальными, фигуры за его спиной не двигались, ожидая приказа и готовые мгновенно атаковать.

– Почему мы должны вам верить? – процедил преподаватель, не сводя глаз со своего собеседника. Ему чудом удалось придать своему голосу твердость и унять дрожь.

– Как будто у вас есть выбор.

Лантея неожиданно выставила перед собой кинжалы, чем заставила напрячься не только шестерых воинов во главе с предводителем, но и самого профессора. Однако девушка сразу же вложила оружие в протянутую ладонь командира. Ашарх понял, что шансы на победу только что свелись к нулю. Он послушно поднял руки, демонстрируя, что они пусты. Неприятная ухмылка появилась на лице человека с родимым пятном, когда он кивнул своим людям, приказывая обыскать пару.

Путникам связали руки за спиной и приставили к каменной глыбе. Грубыми движениями молчаливые воины, неясно что делавшие ночью в горах, тщательно обследовали одежду пленников. У Лантеи с пояса сняли все ее метательные ножи, а несколько бойцов даже забрали из ущелья сумки путешественников, но вот одеяла так и остались лежать у склона, затерявшись в темноте. Предводитель ни на мгновение не спускал глаз с пары, поглаживая свой подбородок затянутой в перчатку рукой, он внимательно изучал лица и одежду узников, не желая никак прояснять происходившее. Любые вопросы Аша и Лантеи сразу же обрывались несильными, но ощутимыми ударами в живот, от которых ситуация не становилась понятнее, зато любопытство мгновенно испарялось.

Вскоре вся группа куда-то выдвинулась, окружив двоих пленников плотным кольцом. Никто ничего не говорил, словно объяснения были излишни. Они долго шли в полном мраке: воины легко находили путь в горах, явно не первый раз лазая по этим камням и резкими тычками направляя хетай-ра и преподавателя в нужную сторону. Постепенно процессия поднималась все выше в горы, пока неожиданно из темноты не появилась узкая тропа, посыпанная белым песком, которую хорошо было видно невооруженным взглядом.

Ашарх кусал губы. Его терзали смутные сомнения, но оформить их в единую здравую мысль ему еще не удавалось. Он заметил, что белая одежда выглядывала из-под плаща не у одного командира: все воины были одеты в длинные туники светлого цвета, намокшие под дождем и испачканные в слякоти. Неуместные наряды для вечерней прогулки по горам.

Подъем продолжался недолго, куда больше времени у группы ушло на однообразное петляние по тропе, которая змеей извивалась между скалами и постоянно меняла направление. Но сопровождающие явно ускорились: они уверенно и быстро шагали вперед, звонко стуча каблуками сапог по каменистой почве, пока из-за очередного склона вдруг не показались строения. На мгновение Ашарх даже замер, изумленный увиденным до глубины души, но его сразу же грубо толкнули вперед, не позволяя останавливаться.

Древний каменный город, раскинувшийся на вершине горного кряжа, неожиданно выступил из густой темноты, лукаво подмигивая ошеломленным путникам сотнями светящихся окон.

Глава девятая. Праздник Очищения под сводами древнего храма


Стороннее финансирование Светоча бесспорно, но отследить его источники практически не представляется возможным. Ходят слухи, что в этом замешан рыцарь-хранитель ордена Белой Цапли Аз Вайлисс из озерного региона, но прямых доказательств не имеется.

Тайное донесение для Пророка Бога Ской Гервасиуса


Несколько тысячелетий назад, когда многие государства на материке еще только формировались и кротко следовали заветам своих могущественных божественных создателей, человеческие земли назывались совсем по-другому – Мизган, что переводилось со старого дореформенного языка как «Долина». Непроходимые леса и обширные луга, чередовавшиеся с засушливыми степями, раскинулись на многие сотни километров между двумя нагорьями – это был сладкий кусок земель. В те времена он был заселен лишь разрозненными племенами и кланами людей, довольствовавшимися повсеместным патриархатом и рабовладельческим строем. Ведя беспрерывные войны не только друг с другом, но и с соседними государствами за территории и рабов, человечество тогда объединяла лишь исповедуемая религия – поклонение Залмару, пусть в каждом краю долины бога чтили по-своему.

На востоке границы Мизгана обрывались на реке Улге: в земли воинственных ифритов, подчинивших себе пламя, мало кто отваживался вторгаться. Зато люди активно заселяли южные горы, используя природную преграду как неприступную укрепленную точку на границе с безжизненными пустынями. Край золотистого песка пугал многих, по большей части из-за того, что никто не знал наверняка, кончались ли где-нибудь эти бесплодные земли. За смертоносными барханами, скрывавшими в своем нутре зыбучие пески и другие опасности, вполне могли лежать территории иных рас и народов.

Но множество столетий бессмысленного выживания в этой области все же заставили людей покинуть горы, бросив возведенные крепости и навсегда запечатав узкие перевалы. Пусть со стороны пустынь так и не последовало никакой угрозы, но далеко не все верили, что пески никем не заселены – это предположение в свое время породило огромное количество легенд и домыслов. Люди из южных гор ушли вглубь долины, присоединившись к объединению земель, проходившему под контролем народного избранника Цеодина Дунна, ставшего впоследствии первым монархом королевства Мизган и основавшего Дуннскую династию королей.

Позже, спустя полторы сотни лет, монаршая власть была признана несовершенной и противной богу, и после Пламенного восстания, резни и кровопролитий, к власти пришел первый Пророк Бога – Коф Галеран, положивший начало существованию Залмар-Афи, теократии, целиком и полностью построенной на идее передачи абсолютной власти в руки духовенства.

И из-за внутриполитических игрищ никому не было дело до массивных каменных крепостей, молчаливыми гигантами замерших на южной границе страны. Через несколько веков, когда о них вспомнили, то укрепления давно пришли в негодный вид: сильные ветра выдули горную породу, обрушили стены, а все дороги оказались погребены под обвалами. Восстановление крепостей требовало немалых средств и сил, а угрозы со стороны пустыней Асвен все еще не предвиделось, поэтому люди предпочли забыть об этой странице собственной истории.

Но древние каменные поселения на Мавларском хребте все еще продолжали стоять, даже заброшенные они ждали, что их создатели однажды возвратятся в горы, чтобы вернуть власть над южными скалами себе. И они дождались этого.


Город выглядел не просто старым: казалось, будто он появился на этом месте еще в те времена, когда боги создавали из камня горный рельеф и случайно вылепили на скалистой вершине приземистую толстостенную крепость, рассыпав вокруг нее десятки строений поменьше. Многие дома и нежилые здания давно разрушились, раскрошились практически до самой пыли, а другие лишь заросли сорняками и лишайником до самых крыш, настойчиво противостоя эрозии. Здесь практически все было сделано из камня: истертые сотнями ног мостовые, поднимавшиеся все выше и выше, лабиринты пересекавшихся лестниц, тянущихся по склонам и соединявших переулки друг с другом, невысокие заборы и одноэтажные домики с потемневшей черепичной крышей. Некоторые здания были вырублены прямо в склонах или же отдельно лежавших массивных булыжниках, во много раз превышавших своей высотой человеческий рост. Твердую горную породу медленно выдувал порывистый ветер, который вовсю властвовал на вершине горного хребта, со свистом проносясь мимо узких тупиков, он яростно хлопал незапертыми ставнями и бился в двери. В крохотных окнах большинства домов горел слабый свечной свет и даже без фонарей в городе все хорошо можно было разглядеть.

Пленников под конвоем вели по узким вымощенным гладкими булыжниками улицам, которые были практически пусты в такой поздний час. Лишь иногда можно было заметить редких жителей, спешивших по своим делам даже несмотря на непрекращающийся ливень. И у всех них под намокшими от дождя плащами непременно были надеты белые одежды – длинные туники, подвязанные узорными поясами, испачканные из-за непогоды. Лантея в какой-то момент легко коснулась своего спутника плечом, привлекая его внимание.

– Кто эти люди? – прошептала хетай-ра.

– Не знаю точно, но у меня есть одно нехорошее предположение, – ответил Ашарх, едва заметно склоняя голову к девушке.

– Никаких разговоров! – сразу же обернулся командир, возглавлявший колонну.

Путникам пришлось умолкнуть, не желая вновь подставлять беззащитные животы под крепкие удары воинов. Вооруженные вымокшие до нитки мужчины и так напряженно и внимательно поглядывали в их сторону каждую минуту, опасаясь побега.

Из-за неровного горного рельефа город был разделен на несколько уровней, каскадом расположившихся вдоль обрывистого склона, поэтому некоторые улицы лежали под таким крутым углом, что подъем по ним становился настоящим испытанием для ног. Иногда прямо посреди мостовой можно было заметить огромные практически идеально круглые булыжники, по-видимому, скатившиеся много лет назад с какой-нибудь ближайшей вершины и так и оставшиеся коротать свой долгий век между маленьких домов. Некоторые из них лежали на впалых крышах, подпертые со всех сторон камнями поменьше и балками. Стариной в этом городе дышали даже стены: обветренные, сложенные из тщательно подогнанных друг под друга валунов – они чаще всего тонули в зеленовато-охристых лохмотьях мха, но были места, где властвовали цепкие лианы винограда, тенистым ковром укрывавшие целые здания.

Вскоре мостовая значительно расширилась, а бесконечный подъем, наконец, прекратился. Дорога приняла свое привычное горизонтальное положение, выведя процессию воинов и их пленников на небольшую вытянутую площадь, окаймленную строениями, которые выглядели гораздо лучше чем все те дома, пока что встречавшиеся Лантее и Ашарху по пути. Здесь явно было видно, что к содержанию некоторых зданий еще совсем недавно приложили руку люди: деревянные двери и ставни были покрашены яркой, не успевшей еще выгореть на солнце, краской, черепица подновлена местами, а на грубых каменных лавках у порогов лежали плетенные из лозы сидушки.

В темноте профессору не сразу удалось разглядеть на другой стороне площади древний истертый временем и людскими тяготами храм, который согбенным стариком клонился к земле, поддерживаемый лишь металлическими подпорками, глубоко вошедшими в камень. Стены его до того были отшлифованы ветрами, что углы стали круглыми, а сочленения между тяжелыми валунами давно стерлись. Даже не возникало сомнений, что именно этот храм был одним из первых строений, возведенных на скалистой возвышенности. И только массивные темные двери с узорчатыми коваными жиковинами явно были моложе самого здания как минимум на пару тысяч лет.

От храма пришлось идти не очень далеко. Длинная улица вывела группу под угрожающе нависший над городом каменистый склон, под которым расположилась небольшая приземистая крепость, большей своей частью уходившая вглубь скалы. Наверное, при таком ливне Аш никогда в жизни не заметил бы это скрытое в тени горы здание, если бы в узких бойницах на секунду не мигнул свет. Толстые стены полукругом отгородили крепость, а к въездным полуразрушенным воротам вела вырубленная прямо в камне лестница с низкими вытоптанными ступенями. Крошечные едва различимые в темноте оконца тянулись ровными рядами по гладким стенам, а на углах здания неподвижно замерли две квадратные башни с шатровыми крышами, похожие на боровики.

Процессия беспрепятственное пересекла ворота и остановилась в просторном внутреннем дворике, где было удивительно пусто и безжизненно, не считая трех облепленных мухами ослов, мирно стоявших в неубранном загоне. Большую часть места по краям двора занимали различные хозяйственные постройки, сараи и склады, тянувшиеся вдоль стен. Ближе к восточному крылу крепости находилась огороженная невысокими каменными столбами широкая площадка, определенная под плац. В центре двора под плетеным навершием располагался старинный каменный колодец, и его заржавленный ворот пронзительно поскрипывал на ветру.

Часть воинов по приказу командира осталась ждать на улице, а сам сосредоточенный предводитель и несколько его подручных плотнее обступили пленников, подходя к широкому каменному крыльцу. В объятиях высокого портала стояли массивные входные двери, от которых веяло добротностью и долговечностью. Одна из створок тяжело и словно бы нехотя поддалась, медленно распахиваясь перед гостями древней крепости.

Внутри здания было темно и холодно. Узкие длинные коридоры тянулись бесконечно, неотличимые друг от друга, они пронзали насквозь гулкие залы с высокими потолками и переходили в пустые анфилады необжитых комнат. Масляные лампады здесь встречались редко, они висели на почерневших от копоти стенах, слабо освещая проходы. Лишь изредка где-нибудь в соседних коридорах можно было услышать обрывки чьей-то речи или мельком увидеть в освещенном проеме обставленный простой мебелью угол. Крепость производила впечатление частично заброшенного здания, где постоянно обитала лишь горстка людей, слабо следивших за состоянием древнего сооружения.

Очередная лестница, мокрые и скользкие ступени которой уходили в пугающую черноту подвала, привела пленников и их конвоиров в темницу. Это была холодная тюрьма с несколькими камерами, отгороженными старинными проржавевшими решетками. Посередине помещения стоял грубо сколоченный стол, изрезанный ножом, и несколько лавок, на которых валялись какие-то мятые металлические миски, высохшие объедки, обрезки ткани и пучки сгнившей лозы. С потолка свисали куски мха и сталактиты длиной с палец, по которым на пол стекали ледяные капли влаги. Света практически не было – лишь из нескольких зарешеченных окошек под самым потолком в темницу проникали слабые отсветы откуда-то с улицы.

В одну из камер завели Ашарха и Лантею. Развязывать руки им никто не стал, как и возвращать личные вещи. Командир с явным трудом закрыл тяжелую старинную решетку, с которой посыпались хлопья ржавчины, и только после этого обратился к напряженным пленникам.

– Поздравляю с заселением, – усмехнулся он, скидывая, наконец, свой промокший капюшон. – Пока что вам придется побыть здесь.

Воин оказался мужчиной средних лет с длинными черными волосами с проседью, заплетенными во множество мелких косичек, перетянутых кожаными тесемками. Его смуглое лицо было абсолютно бесстрастным, широкий нос, губы и правую щеку пересекало крупное родимое пятно бурого цвета, а раскосые узкие глаза казались непроницаемыми.

– Что это за город, эфенди? – негромко спросил профессор, подходя ближе к решетке.

– Вам и самим хорошо должно быть известно, где вы оказались. Иначе что вы здесь разнюхивали тайком, прячась по расщелинам, как змеи? Надеялись разведать информацию и остаться при этом незамеченными?.. Но от взора следопытов крепости Аритхол еще никто не ускользал.

– Мы просто переходили хребет, – осторожно вмешалась в разговор Лантея, вставая рядом со своим спутником. – Мы понятия не имели, что здесь стоит какая-то крепость.

– Сказки будете рассказывать друг дружке на ночь, – медленно проговорил командир, переводя взгляд черных глаз с одного пленника на другого.

– Мы не врем.

– Не мне вас допрашивать. Комендант крепости утром сам решит, что правда, а что нет.

Он резко развернулся к двум своим подчиненным, замершим каменными изваяниями у лестницы в ожидании приказа, который незамедлительно был озвучен.

– Исандир, Колид, вы остаетесь здесь на ночь. Никуда не отлучаться! И чтобы глаз с них не сводили, ясно?

– Так точно! – не слишком синхронно гаркнули воины, мгновенно вытянувшись.

– И никакой болтовни с заключенными! – холодно добавил мужчина, накидывая на голову сырой капюшон, и направляясь к выходу из темницы. – Иначе оба у меня полезете на Ветреный пик и будете там в карауле стоять до тех пор, пока твари вам в черепе дыру не проклюют!

– Есть, капитан! – донеслось ему вслед.

Когда командир ушел, громко хлопнув тяжелой дверью, то на несколько минут помещение погрузилось в тишину, которую нарушали лишь падавшие с влажного потолка капли. Двое тюремщиков, очевидно, не очень обрадовались новой задаче, возложенной на их плечи. Они бросили отобранные ранее у пленников сумки на широкий стол и сами стянули с себя промокшие плащи, повесив их сушиться на вбитые в стену крюки. Один из конвоиров оказался немолодым коренастым мужчиной невысокого роста, чье лицо наполовину скрывалось за густой жесткой бородой с широкими пятнами седины. Его глубоко посаженные темные глаза едва было видно за нависшими веками и длинными бровями, а мозолистые грубые руки постоянно мелко подрагивали. Его товарищ был моложе лет на десять: суровое обветренное лицо с глубокими морщинами и губы, застывшие в гримасе недовольства, в целом создавали образ отторгающий. Как и сальные русые волосы, перевязанные в жидкий хвост, из которого выбились отдельные пряди, приклеившиеся к мокрому от дождя лицу. Он явно обладал хорошим зрением, потому что не имел привычки постоянно щуриться, как его друг, и потому, что был одним из стрелков в отряде – тяжелый разряженный арбалет лег на стол вместе с поясной портупеей, обвешанной кожаными сумками.

Чиркнув пару раз металлическим кресалом о кремень, бородач поджег фитиль масляной лампы, и темница озарилась слабым светом. Воины уселись за стол, скинув на пол весь мусор, который лежал на лавках. Стрелок с усердием принялся платком протирать от воды свой арбалет, а его немолодой товарищ, стянув с ноги сапог, изучал прохудившуюся подошву. Но все эти дела не особенно занимали тюремщиков, так как взгляды их с завидным постоянством возвращались к узникам, запертым за толстой решеткой. И, кажется, если бы не приказ командира, подкрепленный угрозой в виде строгого наказания, то они давно бы уже заговорили с чужаками.

Лантея, поджав губы, мрачно изучала небольшую камеру, в которой они с профессором оказались. Под потолком было крошечное окошко с короткими прутьями толщиной в два пальца, за которым практически ничего не было видно, кроме кусочка неба, затянутого грозовыми тучами. Иногда в просветах показывались яркие звезды, но серая дымка сразу же затягивалась обратно. Влажные стены, местами поросшие мхом, на ощупь были такими обжигающе холодными, словно целиком состояли из снега и льда. В одном из углов камеры явственно смердело мочой, а на полу лежали лишь гниющие от сырости тряпки и несколько старых костей. Девушка раздосадовано цокнула языком и приблизилась к своему спутнику. Прижавшись спинами друг к другу, в таком неудобном положении, паре далеко не сразу удалось развязать узлы на путах. Они потратили достаточно много времени, чтобы снять с себя веревки, зато после с наслаждением принялись растирать перетянутые запястья, восстанавливая кровоток.

– Что это еще за крепость Аритхол, о который мы должны были знать? – шепотом поинтересовалась Лантея, отводя спутника поглубже в камеру.

– Древние города на хребте, которые люди покинули много веков назад из-за тварей и суровых условий. Помнишь, я упоминал о них недавно? Так вот. Мы сейчас в одном из них, судя по всему.

Профессор опасливо покосился себе за спину, в надежде, что своевольное освобождение от веревок и негромкие разговоры не привлекли внимания тюремщиков. Но мужчины, хоть настороженно и поглядывали на узников, все же не собирались заново их связывать.

– Не понимаю. Когда я переходила горы, то не видела эту крепость. Хоть я и шла немного другим маршрутом, но такой крупный город или вытоптанные тропы трудно не заметить.

Лантея с задумчивым выражением лица постучала костяшками пальцев по каменной кладке.

– Значит тебе очень повезло тогда пройти мимо. Но зато сейчас нам не позавидуешь.

– И меня никто не заметил тогда? Никаких вооруженных патрулей, следопытов и признаков обжитой местности не было. Такое ощущение, что эта крепость возникла просто из ниоткуда.

– Это вряд ли. Здешним зданиям точно никак не меньше тысячи лет. И, судя по хозяйству, эти общинники обосновались здесь достаточно давно, раз успели отремонтировать большинство разрушенных временем строений.

– Общинники? Тебе что-то известно о том, кто все эти люди?

Поморщившись, Ашарх нехотя кивнул. Его собеседница удивленно приподняла брови, ожидая подробных объяснений или хотя бы намека.

– Тея, ты что-нибудь слышала о Светоче? – тяжело выдохнув, полушепотом заговорил преподаватель, нервно теребя завязки своего плаща.

– Ммм… Дай подумать, – протянула хетай-ра, сдергивая тугую повязку, которая давила ей на голову, и аккуратно потрогав пальцем рану за ухом. – Что-то очень смутно знакомое. Где-то я точно слышала это название… Это не та самая община фанатиков, повсеместно преследуемая в Залмар-Афи?

– Это не простые фанатики, Лантея. Да, когда-то они таковыми были, но теперь стали организацией, с могуществом которой многим в стране приходится мириться под угрозой мгновенной расправы или же тяжелейших последствий. Ныне это обширная подпольная сеть верующих, буквально соблюдающих абсолютно каждый завет священной книги Залмара.

– За что их тогда преследуют? Я не понимаю. Ведь в вашей стране исполнение божьих заветов обязательно? По крайней мере, мне так казалось…

– Если бы ты хоть раз читала священную книгу или хотя бы открывала ее, то поняла бы, почему это невозможно. Заветы Залмара писались тысячелетиями. Говорят, сам бог когда-то создал всего несколько предписаний, но с каждым веком их становилось больше. Мудрецы и правители, каждый человек, имевший доступ к рукописям, хотели внести туда свои мысли, а писцы непременно добавляли собственные комментарии. В итоге мы имеем огромный свод по большей части до нелепого измененных людьми, повторяющихся и часто устаревших правил.

– Если такая ситуация, то почему бы тогда Владыке не приказать основательно переписать книгу с последующим распространением исправленного варианта? Тогда можно было бы убрать все повторы и невозможные к исполнению заветы, – предложила хетай-ра, постелив на пол свой плащ и сев на него.

– Это так не работает, – усмехнулся профессор, следуя примеру спутницы и опускаясь на пол рядом с ней. – Ведь формально это все – заветы бога. И никому не позволено судить, что в священной книге нелепо, а что уже не нужно. Гораздо проще закрывать глаза на то, что тебе самому лично не нравится, а соблюдать лишь основные правила.

– Выходит, этому Светочу не по душе, когда некоторые заветы игнорируются? И лишь поэтому их и преследуют?.. За усердное поклонение законам своего бога? И всего-то…

– Корень здесь зарыт гораздо глубже, чем ты думаешь. Когда Залмар впал в свой беспробудный сон три сотни лет назад, то лишенные магии люди ослабли и стали уязвимыми. Наши границы оказались под угрозой, а ифритский генерал-император мгновенно смекнул, насколько выгодным для него было это происшествие. Каждый день гибли тысячи людей, в попытках сопротивляться огненной стихии имперцев, от которой больше не было защиты. Правящий Владыка Рут Соргон, осознавая всю тяжесть положения, был вынужден заключить с гарпиями военный союз на их условиях. Взамен на восстановление храма их языческой богини в озерном регионе и принятия их верования как официально допустимого в Залмар-Афи Ровалтия предоставляла военную помощь. Вот только обычные люди, которым с раннего возраста объясняли, что существует лишь один истинный бог, вдруг увидели, как на их землях возводят храм чужой богине. И когда по стране стали свободно перемещаться языческие паломники, а гарпиям разрешили безнаказанно говорить о своей вере и даже проповедовать ее, то многим это пришлось не по вкусу.

– Тогда и была создана эта община? – сделала вывод Лантея.

– Именно. Сначала во многих регионах появились группы недовольных. Они открыто собирались на обсуждения, постепенно завлекая к себе все больше и больше людей. Очень скоро простые беседы перестали их удовлетворять, и тогда отдельные общинники под умелым руководством неких манипулятивных лидеров, всегда находившихся в тени, стали нападать на иноземцев – гарпий и гоблинов, свободно живущих в нашей стране. Всего одна строка в Заветах Залмара дала им такое право: «Только люди могут молиться богу». Но Рут Соргону нельзя было ссориться с Ровалтией, иначе империя ифритов смела бы ослабевшие пограничные заставы, поэтому он начал преследовать недовольных. Верующие объединились, ушли в подполье и очень разозлились на Владыку, который поднял руку на самых верных последователей бога, как они сами тогда считали.

– Но ведь они убивали!

– Они в этом видели благое деяние, – сказал Ашарх, пожав плечами. – В итоге Рут Соргон откормил на теле Залмар-Афи крупного агрессивного паразита – Светоч. Который к тому времени вел уже не только религиозную, но и фактически полноценную партизанскую войну. Так как правитель не поддержал это движение, то фанатики сочли его язычником, намеренно принявшим ошибочное решение при переговорах с Ровалтией, так еще и осознанно пошедшего против истинных верующих. С каждым годом община лишь растет, и теперь они вездесущи, что не мешает им, однако, успешно скрываться от карающего ордена, Сынов Залмара, занимающихся как раз таки их поисками на протяжении уже несколько веков, между прочим.

– Так, получается, основная цель этих общинников все же состоит именно в захвате власти? – неуверенно спросила девушка.

– Они наивно хотят повернуть время вспять: выгнать любых чужаков из страны, разрушить языческий храм, заставить людей почитать каждый завет священной книги и тому подобное. В этих стремлениях они расходятся с политическим курсом правительства не первое столетие, поэтому да, свержение власти им необходимо. Ходят слухи, что Светочу давно уже оказывают поддержку влиятельные фигуры из знати, которым надоела тысячелетняя тирания Пророков.

– Но неужели эти богатые спонсоры и благодетели не понимают, что на место Владыки тогда придет куда более радикальное правительство, фанатики? И в сложившихся условиях начнется война не только с империей, но даже с Ровалтией и, может быть, королевством Тхен.

Ашарх с легкой улыбкой кивнул, поддерживая спутницу. Она видела саму суть проблемы.

– Понимают. Но им не приходится выбирать. Светоч – единственная существующая оппозиция.

– Действительно? – изумилась Лантея.

– В стране больше нет организаций, которые так открыто и безбоязненно выступают против действующей власти, – протянул профессор, переплетая растрепавшуюся косу.

– Я так понимаю, что ты затеял этот разговор не только для того, чтобы просветить меня. Мы сейчас находимся в городе Светоча, да? – спросила девушка, заранее предчувствуя, каким будет ответ ее собеседника.

– Как видишь, потрясающее везение преследует нас с самого Италана, – не скрывая иронии в голосе, заметил преподаватель. – Сыны Залмара столько лет пытаются выяснить, где скрывается Светоч и его руководство, а мы без особых усилий разыскали их подразделение. Я бы даже сказал, управились за два дня. Но кто же мог подумать, что они решат обосноваться в бесплодных горах, давно уже ставших нейтральной территорией.

– И ты уверен, что это Светоч?

– Абсолютно. Думаю, ты и сама заметила, что здесь все без исключения носят белые туники. Только эти фанатики одеваются в белое постоянно, как символ чистоты их веры. Да и само их поведение, вкупе с аскетичным образом жизни, говорят о том, что мы попали в общину.

Ашарх и Лантея обменялись тоскливыми взглядами. Хетай-ра хотела спросить что-то еще, но ее внимание привлек громкий разговор тюремщиков, давно уже отвлекшихся от наблюдения за перешептывавшимися пленниками. Они сидели, низко склонившись к масляной лампе и что-то яростно обсуждали на повышенных тонах.

– Это все брехня!

– Ты надумываешь. Он Модди всегда наказывал за отлучки, – возразил немолодой воин.

– Никого он еще не приговаривал к двадцати ударам солеными розгами. Караулы были, карцер, пяток ударов, но не двадцать… И главное, что сам Карлай не любитель ведь розги в руки брать, а тут лично выпорол. Да еще и молиться Модди заставил, и, если бы тот молитву не прерывал воплями своими, то капитан, может, и помягче бы порол. Хотя все одно – злой был, как собака, аж пятнами пошел. А у Модди теперь вместо спины – окровавленное решето, мясо пластами сходит… И, я тебе говорю, это точно из-за того письма.

– Да с чего ты взял?

– Днем сегодня, когда почту доставили, на нем лица не было! Побледнел, как мертвец, а потом так гаркнул от гнева, что стены задрожали. Даже комендант голову втянул.

– Может, почудилось тебе, Колид? Он мужик-то обычно сдержанный да смиренный, все по совести и закону божьему делает, даже наказывает. Я его только таким последние лет восемь и помню.

Бородач достал из своих поясных сумок небольшую карманную книгу и горсть сухарей, которыми поделился с напарником.

– Вот это дело! А то Карлай даже на кухню сходить не дал… зараза, – протянул арбалетчик, кивнув в знак благодарности и принимая скромное угощение. – Я сам письмо не читал, но мне Ватури рассказал, что там. Он с капитаном был тогда у коменданта и сам лично все слышал до последней строчки.

– Ну, и?..

– С восточной части хребта, из крепости Кулхарак, пришли нехорошие для нас новости. Комендант Ноэль впервые за три года тишины птицу прислал. И вот так оно всегда и бывает: пишут или чтобы позлорадствовать над бедами соседей, или когда у самих уже все так дурно, что ничего иного больше не остается.

– И что там у них?

– С подножия, из Билгины, разведка принесла свежие слухи. Все там только и щебечут о том, что идущая с севера ифритская армия пересекла границу пустынь Асвен и движется вдоль хребта, в западном направлении, – растягивая слова, сообщил Колид своему собеседнику, ожидая его реакции.

– Какая там армия! Это же расформированный гарнизон Нертуса, их там тысячи три, не больше.

– Из центральных округов империи перебросили еще пять тысяч солдат, и в Кодуруме уже стоял полк тяжеловооруженной пехоты. Про их псовую кавалерию ничего не слышно, но в округ Гри Мато вполне могли перегнать сотню-другую под шумок. А это, согласись, посерьезнее уже будет.

– И то верно. Вот только, куда они ведут это войско? – глухо спросил Исандир, грызя сухарь. – Если Билгина и Эбетовая пустошь остались позади.

– Похоже, имперцы сильно углубляться в пески и не намереваются. Да и по пустыням долго с такой армией никто бродить не станет в здравом уме, я так считаю. Значит, их цель находится где-то в горах и идти до нее не больше недели – иначе все передохнут от голода и жажды…

– Что-то у меня дурное предчувствие… Уж не собираются ли они перейти Мавларский хребет, а?

– Думаешь, ищут этот перевал? Самое узкое место?..

– С южных границ у Залмар-Афи хребет – это единственная защита. Если здесь через горы перебраться, то потом по Улге до столицы можно доплыть за считанные дни.

– Зараза! Выходит, они прямо через нашу крепость пойдут, если это все правда?

Арбалетчик побледнел от предположений собеседника.

– Вот потому капитан и был так зол…

Ашарх и Лантея переглянулись. Неожиданные новости об имперцах не прибавляли оптимизма. Конечно, нельзя было с точностью утверждать, что слухи правдивы, а догадки двух общинников чрезмерно не приукрашены страхами. Но все же профессор был откровенно взволнован:

– Нам стоит быстрее убираться из Аритхола. Если ифриты действительно вздумали переходить хребет, то нужно бежать как можно дальше от перевала, пока они здесь не объявились.

– Может, комендант крепости завтра выслушает нас и все же отпустит? Сочиним убедительную легенду, – с надеждой прошептала хетай-ра. – Если они такие богобоязненные верующие, как ты мне их описал, то на этом можно сыграть…

– Боюсь, все не так просто, как ты думаешь. Мы уже обнаружили их логово, что моментально ставит под угрозу наши жизни. К тому же, они, кажется, уверены, что мы какие-то разведчики, которые залезли в горы лишь для того, чтобы разнюхать месторасположение общины, а опровергнуть это заявление будет достаточно трудно… Но, что хуже, если они хотя бы на мгновение усомнятся в твоем происхождении, заметят нечеловеческий акцент или магию, то убьют тебя без раздумий. Все чужаки для них – язычники, а язычникам – только смерть.

– Это значит, что мы в полной заднице по всем пунктам?

– Пока что именно так все и выглядит. Остается лишь надеяться, что этот самый комендант не окажется придурковатым негодяем, наделенным властью сверх меры! – чуть повысил голос Аш.

Сидящий за столом арбалетчик Колид сразу же гневно застучал кулаком по деревянной лавке.

– Эй, вы там! Чего расшумелись? Или шепчитесь себе дальше в углу, как крысы, или я вас сейчас раскину по разным камерам!

– Извините, – сокрушенно пробормотала Лантея в сторону тюремщиков. Они, кажется, не расслышали, что произнесла девушка, и продолжали сурово поглядывать в темный угол, где сидели шумные заключенные.

– Но думать и решать, что делать дальше, нам нужно именно сейчас, Тея, – едва слышно проговорил на ухо собеседнице Ашарх, придвигаясь к ней ближе. – Не факт, что нам еще предоставят шанс более-менее спокойно поговорить.

– Тьма… Все так сложно…

– Не время впадать в отчаяние. У нас есть еще шансы выйти сухими из этой заварушки.

– У тебя есть какие-то дельные идеи? Потому что у меня, например, ни одной.

– У меня есть один план, но он слишком сумбурный и ненадежный. Однако иных вариантов я пока не вижу.

– И?..

– Боюсь, рассказать тебе о нем я не смогу. Иначе я не добьюсь нужного эффекта, – виновато пробормотал Ашарх и протянул девушке раскрытую ладонь. – Скажи, Тея, ты сумеешь мне довериться?

Она помедлила всего пару секунд, прежде чем ответить и вложить свою кисть в руку мужчины:

– Если пообещаешь не завести нас в еще более глубокое болото, то доверюсь.

– Не обещаю. Но попытаюсь сделать так, чтобы из крепости нас выпустили.

Такой ответ Лантею не устроил, однако, выбора у нее действительно совсем не было, а профессор казался таким уверенным в собственных силах, что не дать его плану шанс просто было нельзя. К сожалению, добиться конкретики от Ашарха хетай-ра не смогла: он ни единого слова не сообщил о своей гениальной идее, и лишь просил верить ему безоговорочно. Хотя, по мнению девушки, строить какие-то предположения, не догадываясь о намерениях общинников, было еще как минимум рано.

Мужчина придерживался иного мнения. Судя по его сосредоточенному виду, он не ждал от Светоча ничего хорошего и готовился к обороне еще задолго до того, как крепость его неопровержимых аргументов и доводов начнут осаждать провокационными вопросами. Пара почти четверть часа шепотом продумывала легенду, которую они собирались поведать утром коменданту, непременно поинтересовавшемуся бы, как они оказались так высоко в горах. Конечно же, о происхождении Лантеи никто не должен был узнать, как и о том, что оба путника являлись преступниками, преследуемыми по всей стране, поэтому было решено сочинить нечто отдаленно напоминавшее правду, что можно было бы доказать при необходимости. Для этого Аш даже вспомнил о своем металлическом значке преподавателя и вновь прикрепил его на рубаху, отыскав в карманах. Хорошо, что хетай-ра уговорила спутника в свое время не выкидывать излишне примечательную безделушку в придорожные кусты, иначе теперь профессору пришлось бы туго.

Ближе к полуночи арбалетчик Колид все же не выдержал и, несмотря на приказ своего командира, бесшумно отлучился на кухню, не желая целую ночь провести голодным, тем более что скромный запас сухарей давно закончился. Этим и воспользовался Ашарх, который давно уже ожидал чего-то подобного и лишь молча сидел в темноте камеры, наблюдая за тюремщиками.

– Эфенди!

Он вплотную подошел к решетке, привлекая внимание оставшегося в одиночестве Исандира, который взглядом гипнотизировал масляную лампу на столе:

– Эфенди! Мне так неловко просить…

– Не болтай и сиди смирно, – грубо ответил немолодой воин. – Не велено с вами беседы вести.

– Я все понимаю! Но верующему не должно ложиться спать без чтения священной книги!

– Верующему – да. А к тебе это как относится, пес Пророка?

– «Залмар – мой единственный истинный бог», – дословно процитировал профессор первую строку священной книги. – Я почитаю его Заветы и лишь хочу провести вечер как подобает простому божьему человеку, чтящему смирение и законы Залмара, – за чтением книги.

– Ну сиди и читай тогда. Что тебе от меня-то надо?

Исандир резко развернулся лицом к собеседнику, нахмурив кустистые брови. Он явно не верил услышанному и все ждал обмана.

– Видите ли, эфенди, мой экземпляр Заветов остался где-то в горном ущелье, выпал в темноте, когда ваш отряд пленил нас, – проговорил Ашарх и заискивающе улыбнулся. – Можно ли одолжить вашу книгу? Всего на один вечер. Я же не прошу ничего запретного.

Общинник явно замялся, он переводил взгляд с карманного экземпляра Заветов, лежавшего перед ним на столе, на робко улыбавшегося пленника, протягивавшего руку сквозь решетку.

– Ну ладно. Ничего же дурного в этом нет, правда, – негромко проворчал себе под нос Исандир, поднимаясь на ноги и передавая книгу профессору. – В конце концов, Залмар покарает тебя, если ты меня как-то провел.

Ашарх внутренне ликовал, но на его лице не отразилось ничего, кроме вежливой благодарности. Бородатый воин проводил пленника задумчивым изучающим взглядом, а после вернулся за стол. Он явно чувствовал какую-то фальшь в просьбе узника, однако, никак не мог понять, какую выгоду от книги мог получить этот подозрительный профессор. Как, впрочем, и Лантея. На ее вопросительный взгляд Аш лишь лукаво улыбнулся, удобнее усаживаясь на полу, так, чтобы свет от масляной лампы попадал на страницы священной книги, а после углубился в чтение. И все последующие часы мужчина так ни разу и не оторвался от Заветов. Девушка ждала до середины ночи, когда же ее спутник прервется, но этого так ине произошло. Спать Лантея легла в тревоге.


Невозмутимый, как скала посреди бушующего океана, капитан Карлай пришел будить заключенных очень рано, едва где-то за пределами крепости начали рвать глотки петухи. Волосы смуглокожего общинника были тщательным образом прибраны и заплетены в черные косички, а лицо то ли лучилось холодным самодовольством, то ли просто свежо выглядело после крепкого сна. Без своего промокшего плаща, испачканного в грязи, и синего гамбезона Карлай в белоснежной тунике больше походил на мраморную скульптуру, чем на живого человека. Особенно сходство усиливала его привычка истинного охотника, выслеживавшего свою добычу, – умение замирать на месте без движения во время бесед или просто в ожидании чего-либо. Со стороны это выглядело странно и немного жутко. Хотя после всего, что Лантея и Аш услышали о капитане и его характере вечером, эта причуда по сравнению во всем остальным уже не казалась такой пугающей.

Исандир и Колид бодрствовали, хотя вид у них был до крайности измотанным из-за бессонной ночи в холодной сырой темнице. Как, впрочем, и у Аша, который несколько долгих часов провел в обнимку с Заветами и совершенно не выспался, озабоченный более важными проблемами.

– Вижу, это краткосрочное заключение уже пошло вам на пользу.

Капитан приподнял брови, оглядывая молчаливых помятых узников.

– Вы присмирели.

Профессор, не рискуя вступать в пустые дебаты с таким серьезным противником, у которого на поясе было оружие, а за спиной – минимум два воина и целый фургон власти, лишь тихо хмыкнул себе под нос.

– Надеюсь, у коменданта вы будете вести себя так же разумно и спокойно. Иначе все наше с вами дальнейшее краткое общение будет протекать в совершенно иной форме.

Пленникам опять связали руки, на сей раз затянув узлы гораздо крепче. Капитан настороженно наблюдал за процессом, контролируя все с патологической подозрительностью. Он вместе с Исандиром и Колидом выпроводил заключенных из темницы и повел их на верхние этажи крепости, не отнимая ладони от рукояти своего палаша, висевшего в ножнах на бедре.

В узких каменных коридорах стало гораздо светлее, и теперь можно было полноценно рассмотреть все внутреннее наполнение крепости, которое оказалось до скудности простым. Пустующие залы встречались на каждом шагу, все они были проникнуты духом заброшенности. Выхоложенные сырые стены, покрытые каплями влаги и мхом, понемногу рассыпались в пыль от времени, зияя крупными дырами и провалами. Кое-где лестницы стерлись до такого состояния, что края их ступеней стали округлыми, а камень, будто мягкая глина, промялся.

Совсем нечасто можно было увидеть обжитую комнату, где чаще всего не было даже двери. Редкая мебель, разбросанные по полу козлиные шкуры и выцветшие растянутые гобелены – вот и вся внутренняя обстановка залов крепости. На пути у процессии пленников и конвоиров иногда встречались обитатели этого неприглядного места: хмурые воины, вытягивавшиеся в струну при виде капитана, и смирные женщины, в полном молчании хозяйничавшие в коридорах, не поднимая глаз. Но вся крепость явно была пронизана какой-то беспокойной суетливостью, словно общинники к чему-то готовились и скорее стремились доделать все дела, вымести пыль и навести порядок.

Наконец Карлай остановился рядом с высокой стрельчатой аркой, ведущей в одно из помещений, откуда доносился чей-то рассерженный голос. Капитан бросил на пленников холодный предупреждающий взгляд, означавший, видимо, что любое неверное движение или слово с их стороны приведет к серьезным последствиям, а после уверенно зашел в комнату. Исандир сразу же ощутимо толкнул профессора в плечо, вынуждая последовать за смуглокожим командиром в помещение.

Это оказался достаточно большой, но совершенно пустой зал, где рядом с одиноким узким окном, слабо пропускавшим свет через запыленную слюду, стоял единственный крупный предмет мебели – заваленный бумагами стол из темной древесины. На каменном полу, прямо на шкурах валялись раскрытые книги и свитки, многие из которых были изорваны и растоптаны. В дальнем углу комнаты виднелась широкая лавка, а на ней небрежно было брошено смятое шерстяное покрывало и тонкая засаленная подушка.

За столом восседал немолодой мужчина в обыкновенной для Светоча белой тунике из грубой ткани. На его плечах лежала меховая короткая накидка, скрепленная под горлом серебряной металлической фибулой с драгоценными камнями. Помимо этой детали в его одеянии больше не чувствовалось никакой роскоши, но и без нее любому, вошедшему в залу, сразу было ясно, что за столом сидел комендант крепости. Его звучный рассерженный голос было слышно по всему этажу, он отражался от стен, и, казалось, даже слюда в окнах мелодично позвякивала. Весь гнев был направлен против толпы стыдливо ссутулившихся общинников, стоявших посреди залы.

– Я не позволю вам испортить этот священный божий день! – брызгал слюной комендант крепости, крича на просителей, и стучал ладонью по столу. – Меня не интересуют ваши убогие оправдания!

– Но старейшина Саркоз!..

– До полудня стена храма должна быть восстановлена! И точка! Служба пройдет вовремя!

– Мы не справимся за шесть часов, – жалобно проговорил один из общинников, нервно сжимая в руках войлочный колпак. – Раствор попросту не успеет схватиться. А до окончания работ в храм нельзя пускать людей, это небезопасно.

– Тогда подумайте о том, что десятки ваших братьев и сестер окажутся лишены самого священного в году праздника исключительно из-за вашей нерасторопности!

– Но если бы у нас было больше времени…

– У вас есть шесть часов! Не тратьте их впустую, – посоветовал Саркоз, с противным скрипом отодвигая стул. – Иначе вся община узнает, по чьей вине не состоялся праздник Очищения, и мы будем вас судить по всей строгости божьего закона как бездельников и ослушников. А теперь прочь с моих глаз!..

Никто даже не подумал что-то возразить: тесно прижимаясь друг к другу, толпа общинников скорее покинула зал, на ходу надевая шапки на головы. Лица их были уставшими, но профессор не заметил ни гнева, ни отчаяния в глазах работников. Кажется, они и правда были намерены во чтобы то ни стало выполнить абсурдный приказ своего старейшины, то ли опасаясь наказания, то ли не желая предстать виновными перед собственными братьями и сестрами.

В гулком помещении на несколько секунд повисла благоговейная тишина, ничем не нарушаемая. Капитан, звонко стуча каблуками сапог по каменным плитам, приблизился к начальнику крепости и жестом подозвал двух своих воинов, ведущих связанных пленников.

– Карлай! Благостен Залмар! – воскликнул комендант, поднимаясь из-за стола. Судя по его хмурому лицу и сведенным к переносице бровям, он все еще обдумывал предыдущий разговор по поводу разрушившейся стены храма, но приход капитана несколько развеял эти беспокойные мысли – глаза Саркоза посветлели. – Кто это с тобой?

Старейшина был высоким мужчиной с отменной военной выправкой, из-за которой его плечи казались слишком широкими по сравнению с остальным телом. Он обладал волевым выбритым до блеска лицом, испещренным множеством глубоких темных морщин, больше походивших на высохшие каньоны, расчертившие всю его кожу. Первая седина уже выбелила отдельные борозды в хвосте смоляных волос, но крупные, обрамленные угольно-черными ресницами глаза еще горели внутренним огнем, хотя взгляд этот был до крайности тяжелым и угрюмым.

– Благостен Залмар! – четко выговорил Карлай, едва заметно кивнув в знак приветствия. – Вчера на ночном обходе мы задержали этих чужаков. Они стояли лагерем на северо-востоке от крепости, ближе к Шепчущей впадине, и утверждают, будто просто собирались перейти хребет. О крепости они ничего не слышали, по их же словам. Больше рядом никого не было – мои ребята половину ночи прочесывали округу вплоть до самого Шейнельского плато.

Исандир подтолкнул в спину пленников, вынуждая их сделать несколько шагов вперед и предстать перед комендантом. Саркоз немедленно обошел стол и приблизился к паре. На его лице отражалось недовольство, которое он даже не собирался скрывать. Мужчина достал из широкого рукава туники платок и привычным жестом промокнул высокий, с залысинами лоб, а после отер губы.

– Все это так не вовремя, Карлай, сам знаешь. Как будто нам сейчас не хватает других проблем, – посетовал комендант, складывая платок и убирая обратно.

– Старейшина, я опасаюсь, что эти чужаки – пешки карающего ордена. Насколько мне известно, недавно в Зинагар прибыл крупный отряд карателей Пророка, которые развернули там достаточно активную деятельность. Если им удалось поймать кого-нибудь из наших агентов, то след непременно приведет их сюда. А это могут быть высланные вперед разведчики.

– Ты давно получал письма от наших людей?

– Относительно недавно. Только… от Футо уже пару недель как нет известий.

– Даже так? Это нехорошо, – комендант крепости тяжело вздохнул и вернулся за стол, окидывая пленников подозрительным взглядом из-под кустистых бровей. – Отвечайте мне по существу. Кто вы, откуда, что здесь делали? И не дай Залмар я поймаю вас на вранье!

– Эфенди, уверяю вас, это все ошибка, – первым начал говорить Аш, держа в уме придуманную легенду. – Мое имя Сои Ашарх, я профессор археологии и истории древнего мира из столичной академии. Я весьма уважаемый человек. И все происходящее здесь – просто недоразумение.

– Вот как! – протянул Саркоз, барабаня пальцами по столу. – Профессор! Ха! Это даже не смешно. Неужели нельзя было выдумать что-нибудь позанятнее? Я дам тебе последнюю попытку, пес Пророка. Скажи правду или я разозлюсь. И тогда оправдываться ты будешь уже перед каменными привратниками Башни после смерти!

– Простите, но ваше недоверие оскорбительно, эфенди, – высокомерно процедил Ашарх, расправляя плечи и выпячивая грудь, где на одежде тускло блеснул металлический значок.

– Ну-ка…

Комендант перегнулся через горы бумаг, сложенных на столе, и внимательно вгляделся в нагрудный знак.

– Хм. Даже номер есть… Чтоб мне сфинкс башку оторвал!.. И что понадобилось столичному учителю в диких горах, позвольте поинтересоваться?

– Я собираю материалы для своей исследовательской работы на соискание степени заслуженного профессора археологии. Занимаюсь изучением цивилизации пустынных кочевников, знаете ли. Мой путь лежал через самый узкий перевал Мавларского хребта в пустыни Асвен, пока ваши люди не связали меня и мою спутницу и не приволокли сюда.

Саркоз откинулся на спинку стула, заливаясь гортанным смехом. Он так неистово хохотал, что Ашарх даже засомневался на мгновение в своем продуманном плане.

– Карлай, ты это слышал? Пустынные кочевники! Ох, не могу!

Комендант отер платком покрасневшее от смеха лицо и через пару мгновений продолжил уже совершенно серьезным тоном, словно по мановению руки изменив настроение:

– Прямо сейчас где-то люди воюют, проливают кровь за свое отечество, бога и семью. Кто-то на коленях умирает от страшного голода и нищеты только потому, что весь его урожай погиб из-за засухи или его сожрала саранча. Другие всю жизнь трудятся в поте лица с утра и до самой ночи, чтобы прокормить всех своих детишек и немощных родителей… А вы получаете казенные деньги за то, что ищете сказочных существ?..

Ашарх не нашелся, что сказать Саркозу. Старейшина тем временем, так и не дождавшись ответа, потянулся к глиняному блюдцу, стоявшему на самом краю заваленного бумагами стола. В тарелке горкой лежали зеленые мясистые листья, в которых профессор с внутренним содроганием узнал растительный наркотик – зох. Аш достаточно слышал о нем и его свойствах в академии: во времена его обучения многие студенты пробовали эту отраву, желая на краткое время овладеть силой, недоступной им в обычной жизни.

История возникновения и распространения самого популярного дурмана на материке насчитывала всего лишь чуть больше трех столетий. Честь первооткрывателей принадлежала гоблинам одного из двадцати трех могущественных семейств королевства Тхен – клану Беодез из города Скантеф, лекарям, которые и обнаружили растение с необычными свойствами, помогавшими на время не чувствовать любую боль. Но при частом использовании листья зоха вызывали серьезное привыкание, даруя вместе с тем ощущение полной непобедимости. И тогда растение стали повсеместно употреблять: особенно оно ценилось ифритами, которые на время сражений впадали в наркотическую ярость, не чувствуя боли от ран, пока не умирали от кровопотери. Зох разошелся по всему миру подпольными путями – его покупали всегда, несмотря на официальные запреты и казни. В Залмар-Афи за один лист растения могли повесить, но некоторые верующие все равно жевали зох, потому что в Заветах о нем не было сказано ни слова, а запретное лекарство даровало ощущение божьей милости, благодати, сошедшей с вершины Башни на грешную землю.

– Оставлю это на вашей совести… – протянул старейшина, принявшись медленно очищать от кожуры лист зоха. – Значит, вы оба идете из Италана? И в академии, конечно же, знают о вашем маршруте и переходе через перевал, профессор?

– Верно, – внутренне напрягшись, подтвердил Ашарх, – для подобной экспедиции необходимо оформлять множество бумаг, поэтому руководство академии в курсе. И из каждого крупного города я обязан отправлять письменные отчеты о тратах и всех событиях в столицу.

Услышав этот ответ Саркоз скривился, словно пожевал кислого щавеля.

– Допустим, что вы сказали правду. И, допустим, что я вам даже поверил, – сказал комендант, засунув кусочек растения в рот и принявшись тщательно его жевать, слегка прикрыв глаза. Минуту стояла полная тишина, пока на суровом лице мужчины не расцвела легкая улыбка, и только тогда он вновь посмотрел на пленников. – Но почему молчит ваша спутница, профессор? И кто она такая?

– Эта девушка – простая наемница, она охраняет меня в дороге, – Ашарх говорил спокойно и уверенно. Они с Лантеей еще вечером пришли к мнению, что акцент хетай-ра мог вызвать ненужные вопросы, поэтому все беседы должен был вести преподаватель.

– Наемница? – с сомнением в голосе переспросил Саркоз. – Не очень-то похоже. Карлай, ты осмотрел их вещи?

– Да, старейшина! Веревки, еда и одежда. С девушки сняли несколько ножей и кинжалов, но ничего серьезного, – отчеканил капитан.

– Для наемницы слишком тощая и слабая. Любой разбойник с большой дороги завалит такую голыми руками… Но все же, отчего вы еще ни слова не сказали нам, девушка? – обратился к Лантее комендант, отирая платком уголки своих губ, где остались следы зеленого сока зоха.

– У нее дефект речи, старейшина. С детства шепелявит из-за тяжелой болезни. И стесняется этого. Поймите ее, – сразу же ответил за свою спутницу Ашарх.

– Я вас уже выслушал, профессор. Теперь помолчите хотя бы минуту, – раздраженно проговорил Саркоз, покачав головой. – Девушка, назовите ваше имя. Откуда вы родом?

– Меня зовут Рут Лантея, старейшина. Я родилась в Па’Лу, у подножия Ровалтийского нагорья.

В Залмар-Афи первое имя ребенку всегда давалось по региону, в котором он появлялся на свет, и после это имя всю жизнь говорило о человеке гораздо больше, чем сам он мог о себе сказать. Но и преследовало оно его постоянно: сколько бы городов и краев ни оставлял человек за своей спиной, судили о нем всегда по месту рождения. Так северяне презирали степняков, которые в своей жизни не знали ничего, кроме засухи и лошадиного навоза, а южане брезговали общаться с бледнолицыми жителями севера, считая их ленивыми отъевшимися на плодородной почве гордецами. Профессор и сам еще в академии часто сталкивался с нелюбовью к своей персоне, которая основывалась исключительно на его первом имени и смуглой коже, выдававшей в нем дитя жарких степей, населенных одними коневодами и бедствующими крестьянами. Выбрав для легенды Лантеи самый северный город страны, где большинство жителей были белокожи и светловолосы, Аш уповал на то, что к ее внешности не возникнет вопросов.

– Неудивительно, что вы так похожи на полярную лисицу, – пробормотал комендант, склонив голову набок, прищурившись и изучая хетай-ра. – И как долго вы там жили?

– Большую часть жизни. Лишь совсем недавно я подалась в столицу, – уже не так уверенно добавила Лантея. Ей пришлось додумывать легенду буквально на ходу, поскольку подобные вопросы они с профессором не обсуждали.

– Я сам долгое время жил в Па’Лу, хоть родом совсем не из этих мест. Только неотложные дела да близость Кастановских топей с толпами гнуса и заставили меня оттуда переехать южнее в свое время. Но товарищей там у меня осталось немало, – объяснил Саркоз, растянув губы в снисходительной улыбке. – Всегда приятно встретить человека из дальнего края, в котором давно не бывал. Досюда сведения добираются медленно, особенно из северных регионов. И мне любопытно узнать, по-прежнему ли там в городском храме главенствует старший жрец Рут Лорго?

Хетай-ра явственно замялась, понятия не имея, что ей следовало отвечать на подобный вопрос, так как она, естественно, никогда в своей жизни не слышала ни о Рут Лорго, ни о том, что вообще происходило в городе Па’Лу, и чем жило его население. Прекрасно понимая замешательство спутницы, Ашарх тоже заволновался, но все же старался не подавать вида, как он испуган.

– Э… Рут Лорго уже скончался, – быстро выпалила Лантея первую мысль, пришедшую в голову. – Упал с лошади и проломил себе голову. Вот так вот. И теперь там новый старший жрец…

– Упал с лошади? – переспросил старейшина, а его брови взлетели вверх. – С чего бы это восьмидесятилетний старик-затворник, выходящий из своей кельи только на службы, решил забраться на лошадь?..

У профессора сердце застряло в горле. Всего прискорбнее было то, что он никак не мог помочь девушке выпутаться из паутины вранья в тот момент.

– Ему ее подарили… Кто-то из прихожан, – в панике на ходу придумывала Лантея. – Ладная лошадка из Зарамской долины. Вот он и залез в седло опробовать, да только не удержался…

– Вот как, – проговорил Саркоз, а на его лицо набежала тень. – Что ж. Это печальные вести… Позвольте тогда еще один вопрос. Быть может, вам известна судьба градоправителя Рут Дренетта?

– Он все еще стоит у власти, – кратко ответила хетай-ра, чтобы вновь не наврать лишнего.

– Правда?

– Насколько мне известно, да.

– Я услышал достаточно, – подвел итог старейшина, а в его глазах застыло выражение полного недоверия. – Думаю, вы понимаете, где оказались и почему вас так враждебно встретили. Мы хранители божественных Заветов и не привечаем чужаков, которые зашли на наши территории. Но особенно здесь мы не терпим лгунов, что оскверняют слух Залмара своими грязными речами.

Комендант поднялся из-за стола и вплотную подошел к профессору. Ашарх досадливо сжал губы: он уже догадывался, что весь его план на глазах начинал рассыпаться на осколки.

– Градоправитель Рут Дренетт скончался еще при мне, больше десяти лет назад. И после него в Па’Лу было достаточно хороших и не очень хороших управленцев. Потому слышать от северянки о том, что в городе заправляет мертвец, не просто странно, а даже смешно.

Лицо Саркоза приняло суровый вид, и он поднял на девушку тяжелый взгляд, не обещавший ей ничего хорошего в ближайшем будущем.

– Ты врешь мне, лисица. А какой смысл лгать простой девушке-наемнице? Разве что она замышляет дурное или же скрывает что-то. Например, принадлежность к двенадцатому ордену.

Где-то за спинами пленников впервые с начала разговора обеспокоенно зашевелился Карлай. Профессор судорожно сглотнул, пытаясь придумать, как выпутаться из всей этой ситуации.

– Сыны Залмара уже многие века пытаются разнюхать, где прячется наша община. И нам удается хорошо водить ваш орден за нос в этих горах. И если вы, прихвостни Пророка, действительно думали, что Светоч не сумеет выловить двух плохо подготовленных разведчиков у себя прямо под стенами, то полквика вам цена, как гончим Владыки, – медленно проговорил Саркоз.

– Мы не имеем отношения к карающему ордену! То, что они прибыли в Зинагар недавно – это простое совпадение, – сбивчиво бросился в объяснения Ашарх. – Я не солгал ни словом, а моя спутница лишь очень осторожна, и не желает открывать свое прошлое…

– Молчать! – разозлился комендант крепости. – Вот что я вам скажу! Подозрительно моложавый профессорок в компании одной слабой девчонки забравшийся в дикие горы, кишащие тварями, не внушает мне никакого уважения или же доверия! Слишком многое в вашем рассказе шито белыми нитками. А с Сынами у нас разговор короткий – металлом по шее, и голову – в пропасть.

– Старейшина, послушайте, я понимаю ваши опасения. Но, клянусь нашим истинным богом Залмаром, это все чистая правда – мы не связаны с Сынами! – Ашарх все еще пытался вернуть разговор в нужное ему русло, пусть он и нервничал из-за происходившего.

– Клянешься богом, профессор? А сам небось вспоминаешь о нем только когда нужно, да? – взъярился комендант, моментально попавшись в ловушку преподавателя. – Вот как сейчас, например! Да что ты вообще знаешь о Залмаре и истинной вере, пес Пророка?!

– Я почитаю бога выше всего, предан ему душой и телом, как и полагает каждому залмарцу. И готов это доказать!

– Очень любопытно узнать, чем же ты подтвердишь свои слова?

– Примите меня в Светоч, старейшина. Я согласен остаться в этой крепости, присоединиться к общине, трудиться и молиться вместе со всеми до конца своих дней. Стать вашим самым верным соратником в борьбе с Пророком, доказать свою преданность… Только отпустите девушку, я ручаюсь за ее молчание своей головой.

Саркоз, собиравшийся начать очередную обвинительную речь, удивленно замолчал, не ожидая такого ответа. Ашарх чувствовал, как Лантея рядом прожигала его убийственным взглядом. Хетай-ра просто не могла поверить, что это и был тот самый единственный план профессора, который на деле оказался до неприличия абсурдным.

– Ты так выгораживаешь эту наемницу, что невольно встает вопрос о том, кто же она такая и что скрывает. Мое чутье не подведешь.

– Она простая девушка. Да, жизнь ее не пощадила, она через многое прошла. Но, старейшина… Прошу вас, отпустите ее. Она… она очень дорога мне, – негромко и чувственно произнес Аш. – Я молю вас, подарите ей свободу в обмен на мою преданность. Ведь сегодня священный праздник Очищения, проявите милосердие.

– Ааа… Значит, любовь, – протянул комендант крепости, скрещивая руки на груди и присаживаясь на краешек стола. – Неблагодарная забава, где двое балансируют на натянутой струне искренности. Но не мне, старому песочнику, судить молодых… В любом случае, что бы ты ни говорил, профессор, но общине не нужны рабы, борющиеся за правое дело по принуждению и державшие Заветы бога в руках лишь пару раз за всю жизнь. И даже светлый праздник не изменит эту действительность.

– Значит, для вас слова священной книги не важны? Не случайно ведь там сказано: «В день раскаяния и очищения каждое божье дитя должно радоваться и творить добрые дела, ибо только так душа избавится от оков греха», – процитировал Ашарх строку из Заветов.

– Раздел восьмой, часть семнадцатая, завет сорок шестой, – безошибочно определил Саркоз, окидывая профессора изучающим взглядом. – Священная книга для меня – кладезь истинных знаний. Ее заветы не могут быть не важны.

– Ведь «В этих заветах есть божья мудрость и высшее благо», – сразу же подобрал новую цитату профессор.

– Верно, – задумчиво хмыкнул комендант. – «Каждый, внемлющий заветам, приближает себя к богу». Но не думай, что тебе удалось меня удивить своими познаниями, профессор. Пусть многие теперь называют себя глубоко верующими, а на деле не помнят ни строки из священной книги, которую должны читать каждый божий день, но вера не живет между книжных страниц, она обитает в сердце.

Сжав губы, Ашарх лихорадочно пытался придумать, что же ему следовало ответить на подобное заявление. Он рассчитывал, что Саркоза будет гораздо легче убедить, но даже цитаты из священной книги не произвели на него должного впечатления.

– Борьба, которую наша община ведет столетиями, это попытка вернуть стране утраченную силу и независимость от чужаков. И вера – это светоч, что показывает нам путь, профессор. Об этом еще сто лет назад говорил Пророк Бога Рато Лигт, единственный здравомыслящий Владыка Залмар-Афи последних веков. Он как никто другой ясно видел, чем угрожают людям язычники, распространяющие свои дурные веяния по всем регионам. И, если бы внезапное покушение не оборвало его жизнь, то наша страна была бы очищена от грязи.

Болотные глаза Ашарха блеснули, в них загорелся хищный огонек. Он немедля заговорил:

– Если мне не изменяет память, то в полном издании его жизнеописания упоминалось, что Рато Лигт планировал разорвать военный союз с гарпиями и закрыть границы для любых чужеземцев. Это несомненно привело бы к войне с Ровалтией, что повлекло бы за собой массу жертв.

– Вижу, ты хорошо ознакомлен с запрещенной в Залмар-Афи литературой, профессор. Тогда ты должен понимать, что никакие жертвы не идут в сравнение со свободой, которой желал добиться Лигт…

– Он мог привести нашу страну к эпохе процветания, когда залмарцы, сплоченные общей верой, более не ослабленной искаженным восприятием заветов священной книги, на равных противостояли бы чужеземцам и язычникам, – буквально на мгновение опередив своего собеседника, быстро проговорил профессор.

– Именно, – хрипло подтвердил Саркоз, – но его идей испугались.

– В покушении были замешаны приближенные из его личной свиты жрецов. Те, кому он безоговорочно доверял. А преемник Владыки, еще не успели смыть кровь Лигта со ступеней дворцового храма, уже во всеуслышанье объявил, что те идеи были блажью.

– Залмар-Афи ждало величие, которое не снилось никому из Пророков. Но после смерти Лигта все вернулось на круги своя из-за людской трусости.

– Однако это вовсе не значит, что место Владыки не займет однажды достойный преемник, который примет правильное решение и приведет людей к свободе.

– К истинному понимаю оставленных богом заветов.

В помещении воцарилась напряженная тишина, нарушаемая только шумным хрипловатым дыханием старейшины. Он исподлобья смотрел на невозмутимого Ашарха и барабанил пальцами по своему предплечью.

– Пожалуй, я несколько поторопился с выводами.

Еще через несколько мгновений молчания Саркоз неуверенно добавил:

– Все же вы можете оказаться действительно полезным для общины… Мне нужно обдумать эту ситуацию. Карлай, отведи пока наших гостей обратно. Профессор, я скоро сообщу вам о своем решении.

Капитан послушно кивнул, разворачиваясь к выходу из комнаты в тот же момент. Пленники, все еще находившиеся под впечатлением от напряженной беседы, направились следом, а Исандир и Колид в полном молчании замкнули колонну. Когда высокая каменная арка залы и погруженный в задумчивость Саркоз, сидевший на столе, остались за спиной, группа вновь углубилась в однотипные узкие коридоры крепости, и в скорейшем времени вернулась в темницу. Как только Карлай развязал узникам руки и закрыл тяжелую решетку, Лантея моментально бросилась к Ашарху. Дождавшись, когда капитан удалится, девушка раздраженно зашипела на профессора:

– Это и была твоя гениальная идея?!

– Я говорил тебе, что план сырой и ненадежный. Но ведь все прошло не так плохо, за исключением Па’Лу, конечно. Тут я недоглядел, следовало лучше продумать твою легенду, – оправдывался преподаватель. – Но кто же знал, что комендант так долго жил в этих краях!

– Ты же осознаешь, что этот старейшина не отпустит меня просто так? Он не выглядит как человек, который готов поверить в сказки о моем молчании. Тем более, что он подозревает, будто мы работаем на Сынов… Ох, богиня, какая же ирония судьбы – столько дней спасаться и скрываться от карающего ордена, чтобы в итоге нас к нему же и причислили!

– Да, ситуация абсурдная… Но говорить ему о том, что мы преследуемы Сынами, в попытках отвести подозрения – глупо. Чужеземцев Светоч ненавидит едва ли меньше, чем двенадцатый орден. Тебя Саркоз, скорее всего, не пожелает отпустить, такой исход очевиден. Но это и не основная цель плана. Главное, чтобы он принял меня в Светоч, понадеявшись, что я стану переметнувшимся Сыном и буду снабжать его информацией. Тогда я сумею тебя вытащить. Согласись, перед братом общины открыто куда больше дверей, чем перед пленником.

– Знаешь, я не то чтобы сомневаюсь в твоей честности, но пока что все это выглядит так, будто ты задумал спасти только свою задницу, откупившись моей, – заметила хетай-ра.

– Тея, за все то время, что мы вместе провели в дороге, заставил ли я тебя хоть раз усомниться в моей честности? – укорил девушку Ашарх. Ее слова прозвучали весьма обидно для профессора.

Лантея поморщилась и отступила. Она впервые почувствовала себя заложницей ситуации, где ее будущее напрямую зависело от решения фанатично верующего коменданта и продуманности действий ее спутника. Но было и нечто согревавшее ей душу: слова профессора о том, что она была ему дорога. Пусть, скорее всего, они и являлись лишь частью запутанного сценария Ашарха, призванного обмануть коменданта крепости, но девушке безумно хотелось верить, что доля настоящих чувств все же присутствовала в этой простой и нежной фразе – «Она дорога мне». Тогда становилось уже совсем не страшно от мысли о том, что Светоч легко мог казнить обоих путников, или что план профессора был не таким уж и надежным, как ему казалось вначале.


Еще утром, после разговора с комендантом крепости, когда капитан вернул заключенных в камеру, то Исандира и Колида на их посту сменили два молчаливых воина. В это же время появилась немолодая кухарка, отпершая решетку и оставившая для пленников на полу кувшин с водой и пресные сухие лепешки, которых едва хватило, чтобы утолить голод. Новые тюремщики занимались своими делами: один постоянно что-то считал в уме, загибая длинные пальцы и делая пометки угольком в лежавшем перед ним свитке, а второй аккуратно и неторопливо зашивал большую прореху на рукаве рубахи. Никто из них не заговаривал с узниками и друг с другом, погрузив помещение в вязкую напряженную тишину.

Ближе к полудню, звонко цокая каблуками по каменным плитам, в темницу вернулся Карлай, с непроницаемым лицом объявивший пленникам волю старейшины:

– Комендант согласен принять тебя в лоно нашей общины, профессор. Такова его воля. Я провожу тебя в храм, где ты пройдешь посвящение сегодня же.

Ашарх послушно дождался, пока общинник отопрет решетку, и скорее шагнул вперед из камеры.

– А что он решил по поводу меня? – раздался сзади робкий голос хетай-ра.

– Пока ничего. Старейшина Саркоз еще думает, – отчеканил капитан, запирая дверь прямо перед лицом девушки. Она отступила назад, провожая профессора серьезным взглядом.

Связывать Ашу руки не стали, да и сопровождал его только погруженный в свои мысли Карлай, которому не то что вопросы задавать не хотелось, а даже просто тревожить лишними звуками, потому как выглядел он сурово и неприступно. Когда они вышли из крепости на улицу, то на несколько секунд яркое солнце ослепило и дезориентировало преподавателя, который уже привык к полумраку темницы. На улицах Аритхола было оживленно: множество мужчин, женщин и детей стояли группами у старинных каменных домов, выглядывали из окон и громко переговаривались. Все они были в традиционных белых мантиях и туниках, некоторые сжимали в руках веточки шиповника, другие держали целые корзины горных цветов.

– Благостен Залмар, капитан Карлай! – слышалось со всех сторон.

– Благостен Залмар! – отвечал сопровождающий Ашарха, кивая головой встречным и улыбаясь краешком губ. Похоже, среди жителей Аритхола следопыт пользовался популярностью – каждый прохожий считал своим долгом поприветствовать его звонко и радушно.

– Со светлым праздником вас! – кричали некоторые девушки и молодые женщины, вручая капитану белые цветки шиповника, которые он послушно забирал и благодарил общинниц. Была ли всеобщая любовь связана со священным праздником или же воин в действительности пользовался доброй славой у своих сестер и братьев – профессору было неясно, однако, в свою сторону он замечал лишь подозрительные изучающие взгляды. В сером плаще с заплатками Аш был настоящим темным пятном среди толп обряженных в белое людей.

Вскоре улица привела их к той самой небольшой площади, на которой ютился древний храм, покрытый змеящимися глубокими трещинами. Теперь, при свете дня, он казался еще старее, чем преподавателю привиделось ночью во время дождя. Он был несуразно неуклюжим, чуть завалившимся на одну сторону и словно прикипевшим к мостовой, вживленный в ее каменное основание всеми стенами. И даже яркие цветастые ленты и треугольные флажки из плотного крашеного пергамента, которыми украсили окна и козырьки крыши храма, не могли развеять ореол мрачного забвения, царивший над этим зданием. Как же сильно отличался он от столичных богатых молелен, где напыщенные жрецы, одетые в парчу и бархат, взывали к богу, окруженные со всех сторон роскошью и благолепием. В этом же месте явно важнее становилось незримое глазу наполнение – праведные мысли прихожан.

Всего несколько десятков человек, негромко переговаривавшихся и сбившихся в небольшие группы, толпилось у самых дверей, а другие общинники должны были присоединиться к единому торжественному шествию уже от своих домов.

Тяжелые окованные металлом двери храма выглядели величественно и основательно: создавалось впечатление, будто только они одни и держали на своих массивных петлях древнее сооружение, оберегая его от разрушения и падения. Карлай, потянув за скрипучее кольцо, с явным трудом сумел открыть одну из створок, пропуская вперед себя профессора. Благоговейная тишина, прохлада и легкий запах курящихся благовоний окутывали собой все внутреннее пространство храма, пустовавшее в томительном ожидании. До начала официальной церемонии, пока велись приготовления, сюда почти никого не пускали, поэтому здание дышало покоем.

Ашарх сразу же заметил, что одна из боковых стен по правую руку от входа находилась в плачевном состоянии: в ней не хватало нескольких выпавших кусков, а вокруг суетились люди, которые наскоро пытались заделать бреши, пропускавшие в полумрак храма сияющие солнечные лучи. Работники размазывали жидкий раствор по булыжникам, но вряд ли этого было достаточно – новые блоки плохо держались на своих местах, оставляя дыры и уродуя внешний облик древнего сооружения. За всем этим, скрестив руки на груди, молча наблюдал старейшина, лицо его выражало крайнюю степень недовольства и досады.

Капитан сдержанным окриком привлек внимание коменданта:

– Я привел профессора, как вы и просили.

– А! Хорошо, – воскликнул Саркоз и повернулся к пришедшим. – Карлай, поторопи этих бездельников, пока мы проведем обряд с младшими жрецами. И напомни им, что если они не управятся за полчаса, то за свою медлительность им придется отвечать на общинном суде.

Последняя фраза была сказана громко и зычно, от чего несколько работников невольно вздрогнули и принялись суетиться еще быстрее, надеясь успеть привести храм в божеский вид до начала церемонии. Сам же старейшина поманил рукой Ашарха и направился прямо к алтарю, располагавшемуся на небольшом возвышении в полукруглой аспиде с четырьмя вытянутыми слюдяными окнами. Около монолитного каменного стола, украшенного грубыми резными узорами, стояли трое жрецов, которые негромко беседовали между собой и расправляли на каменном возвышении золотую ткань из настоящего паучьего шелка. Покрывало, стоившее баснословное количество денег, показалось Ашу как минимум неуместным посреди практически разрушенного храма. Но, видимо, все верующие, будь то Светоч или подданные Пророка, все же испытывали непреодолимую тягу к роскоши даже в мелочах. Хотя такую дорогую вещь мог себе позволить не каждый рыцарь-хранитель Залмар-Афи, что уж было говорить об общине, живущей в строгости и аскетизме. Все эти мысли в очередной раз натолкнули преподавателя на подозрение о сторонней денежной поддержке Светоча.

– Встань на колени, – властно приказал комендант, указывая профессору на место у алтаря.

Ашарх опустился на холодный каменный пол, продолжая наблюдать за жрецами, которые чинно перенесли на покрывало из шелка богато украшенную книгу с металлическими уголками – Заветы Залмара. Никогда ранее он не слышал об обрядах посвящения Светоча, но втайне надеялся на то, что его не заставят совершать какие-то сумасбродные вещи или заниматься членовредительством во имя бога.

Величественно и неторопливо Саркоз встал по другую сторону святилища и выставил перед собой открытые ладони, широкие и мозолистые.

– Залмар, ихентин! – прозвучали старинные слова воззвания к богу на дореформенном языке. – Светлейший Залмар, истинный и всемогущий наш отец, услышь мольбу своих детей, ибо мы слепы и слабы. Одари нас своей милостью, награди нас своей благостью! Защити от несправедливости и зла, ибо ты единственный, кто внимает зову наших сердец. Обрати свой всевидящий взор на это неразумное дитя твое, ибо жаждет оно раскрыть перед тобой душу и обрести покой.

Старейшина нараспев читал слова молитвы, возведя глаза к потолку. Жрецы рядом поддерживали его стройным хором голосов. Звуки поднимались вверх, отражаясь гулким эхом от сводов храма. Ашарх неподвижно сидел у алтаря, пока рука Саркоза не опустилась на его макушку.

– Одари своим благословением его. Каждый день будет он отныне служить тебе вернее самых преданных псов. Каждый день будет он отныне восхвалять тебя громче самых сладкоголосых птиц. Каждый день будет он отныне трудиться во славу твою усерднее самых прилежных пчел.

Один из жрецов бесшумной тенью приблизился к коленопреклоненному Ашу и, жестко схватив его за кисть, вынудил протянуть руку вперед, чтобы коснуться пальцами тяжелой прохладной книги на алтаре.

– Клянись богу в верности и моли его о снисхождении на священной книге, – пробасил младший жрец, стоявший по левую руку от старейшины.

– Клянусь богу в верности и молю о снисхождении, – чуть слышно пролепетал профессор, охрипший от волнения.

Его окурили благовониями, которые приторным облаком окружили весь алтарь и пепельной дымкой повисли в воздухе. Запах их был таким удушающим, что Ашарх едва сдержал кашель.

– Дом его теперь – община мира, – торжественно продолжил комендант крепости. – Имя его теперь – Илват. Славься, Залмар!

– Славься, Залмар! – произнесли младшие жрецы нараспев.

– Славься, Залмар, – негромко откликнулся эхом профессор.

Ашарха сразу же подняли с колен, а старейшина крепко обнял его, будто они давно были знакомы и теперь просто впервые встретились после долгой разлуки. Младшие жрецы тоже вели себя куда более дружелюбно, они сдержанно улыбались и по очереди тихо поздравляли нового брата с присоединением к общине, благословляя его божьим именем. Один из них дал в руки профессору аккуратно сложенный сверток с белыми одеждами из грубой ткани.

– Брат Илват, приветствую тебя в твоем доме, который ты наконец обрел после долгих блужданий по миру в слепоте. Здесь ты прозреешь и будешь славить бога, который направил тебя к нам, – важно проговорил комендант. – Через четверть часа начнется церемония Очищения. Переоденься, иди на площадь и присоединись к процессии своих новообретенных братьев и сестер в этот светлый день избавления от грехов. А после праздника подойди ко мне, нас ждет еще одна беседа… Ступай.

Очевидно, у Саркоза было еще достаточно дел, потому как он даже не стал выслушивать ни единого вопроса профессора, а скорее подтолкнул его в спину в сторону дверей. Аш, немного разочарованный неясными обязанностями и привилегиями своего нового статуса, направился к выходу, на ходу надевая белую просторную мантию. Она была такого большого размера, что налезла даже поверх плаща, и от того выглядела нелепо, топорщась горбом на лопатках.

Когда Ашарх проходил мимо разрушенной стены, его неожиданно окликнул Карлай:

– Брат!

Капитан приблизился быстрым шагом, по привычке держа руку на рукояти своего палаша.

– Позволь и я поздравлю тебя. Рад, что теперь ты с нами.

Внимательные черные глаза следопыта иглами впились в лицо нового общинника.

– Надеюсь, ты не будешь творить глупости и отринешь свою прошлую жизнь. Не так ли?

Профессор невольно сглотнул под пристальным взором мужчины, но быстро взял себя в руки. Очевидно, Карлай считал, что Аш сразу после посвящения бросится вызволять свою спутницу. Хотя, примерно так он и собирался поступить, так что в чутье капитану нельзя было отказать.

– Я чист душой и сердцем, ибо мыслю лишь о боге едином, – смиренно ответил новый брат общины, использовав ритуальную фразу церемонии Очищения. Он быстро развернулся и вышел из храма, стремясь скорее глотнуть свежего воздуха. Но даже когда скрипучая створка захлопнулась за спиной профессора, он еще долго ощущал между лопаток настойчивый взгляд Карлая, прожигавший не хуже раскаленного металла.


На площади постепенно собирался народ, гомон становился все громче. Откуда-то доносилась музыка – легкое звучание флейты и ритмичные удары бубна. Ашарх не стал далеко отходить от храма, предпочтя укрыться от солнца в тени ближайшего дома, поэтому когда из дверей рассыпавшегося оплота верующих появились два настороженно озиравшихся субъекта, то профессор быстро догадался, кого они высматривали. Карлай был не таким наивным человеком, как о нем хотелось думать Ашу: у капитана новый брат вызывал большие опасения, так что слежка была ожидаема. Вот только преподаватель о ней совершенно не подумал, поэтому общинники заметили его практически сразу и больше не спускали с него глаз.

Профессору оставалось лишь еле слышно ругнуться себе под нос. Конечно, ранее он рассчитывал затеряться в толпе, когда основная процессия верующих прибудет на площадь, и найти дорогу обратно к крепости. Теперь такой вариант был невозможен: о любом передвижении Аша сразу же было бы доложено капитану.

Солнце безжалостно нагревало площадь, вынудив большинство верующих укрыться в закоулках между строениями и спрятаться в тени под крышами. Но как только на соседней улице послышались звуки музыки, пение и хлопки в ладоши, то люди моментально оживились и стянулись к центру. Процессия появилась на площади ровно в полдень. Сотни фигур, облаченных в длинные белые туники, принесли с собой не только шум и смех, вместе с искренними улыбками верующих на площади распустилось множество цветов. Каждый нес с собой небольшой букет горных фиалок, другие держали колючие ветки шиповника, покрытые белыми соцветиями. Лепесткиустлали всю землю разноцветным ковром, заполнив щели и выбоины мостовой.

Маленькая площадь мгновенно оказалась заполнена народом. Только пару минут назад она была практически пуста, как с приходом основной процессии на ней не осталось ни единого свободного места. Живое белоснежное море колыхалось в такт музыке, и трудно было в этой толпе заметить хотя бы одно печальное лицо: все ликовали, все славили бога и солнце, радуясь празднику. Гул голосов нарастал с каждой минутой, и вскоре площадь окутало непроницаемое облако назойливого разноголосого шума, сквозь который не было слышно ничего.

Ждать пришлось недолго – торжественную церемонию уже давно стоило начинать. Пока солнце еще не успело сдвинуться с наивысшей точки на небе, тяжелые двери храма призывно распахнулись, позволяя верующим укрыться от жары под высокими сводами. В проем сразу же хлынул человеческий поток, и, как только люди переступали порог, то мгновенно благочестиво замолкали, не решаясь нарушать благословенную тишину, царившую в этом древнем месте. Однако небольшое здание не могло вместить такое количество прихожан, поэтому часть общинников была вынуждена остаться снаружи, пытаясь рассмотреть, что происходит внутри.

Ашарх зашел в храм одним из первых, толпа, стремясь занять лучшие места, без промедления протолкнула его в передние ряды, а он не особенно и сопротивлялся. В освещенной аспиде прямо перед алтарем, устланным покрывалом из паучьего шелка, стояли уже виденные профессором младшие жрецы и старейшина, блаженно улыбавшийся верующим. Он наблюдал за прибывавшими людьми, и только когда в здании не осталось незанятого пространства, Саркоз наконец поднял руки над головой, призывая всех приготовиться внимать его речам. Постепенно толпа успокоилась, каждый нашел для себя место, и все глаза обратились к коменданту крепости.

– Братья и сестры! Каждый год я с великой радостью встречаю вас всех здесь, под сводами нашего божьего храма. Одежды ваши белы, как ваши помыслы, лица ваши светятся счастьем. И как же приятно мне читать молитву вместе с вами в этот светлый день! – воззвал к народу старший жрец, выставив перед собой открытые ладони.

Он задрал голову кверху, обращая свой взор к потолку, покрытому извилистыми глубокими трещинами. На напряженном горле дергался выдававшийся кадык в такт каждому слову.

– Место это, проникнутое божьей благодатью и тысячами ваших искренних молитв, вновь впитает в стены свои наши крики. И укрепится еще больше. Давайте же восславим бога!.. Залмар, ихентин!

Сотни возбужденных и взволнованных голосов сплелись в едином потоке, повторяя слова воззвания к богу. Гул эхом отразился под сводами храма, заставив стены задрожать.

– Залмар милостив. Он любит нас, своих детей! – продолжал старейшина. – И мы должны ответить ему тем же! Внемлите же!..

Младшие жрецы преклонили колени по разные стороны алтаря, а Саркоз величественно подошел к самому краю каменного стола и водрузил ладони на обложку Заветов.

– Все мы грешны, но, видит бог, мы каемся в своих слабостях! Залмар услышит нас, он простит своим верным детям их ничтожные ошибки и проступки, ибо вера наша крепка и чиста! Братья и сестры, славьте же нашего бога! Мы чисты душой и сердцем, ибо мыслим лишь о боге едином!

– Мы чисты душой и сердцем, ибо мыслим лишь о боге едином! – подхватили жрецы.

– Мы чисты душой и сердцем, ибо мыслим лишь о боге едином! – откликнулась толпа бушующим ревом, словно желая докричаться до самого создателя.

– Так откройте же ваши души, божьи дети! Очиститесь от своих грехов, дабы Залмар мог гордиться вами! Отриньте все страхи, распахните ваши сердца навстречу истине и божьему свету! Кричите, дети Залмара!.. Да очистятся души ваши! Ибо все грехи смываю я и прощаю вас, как простил бы бог!

В этот момент сотни цветов взлетели в воздух, под самый потолок, а после мягко опустились вниз, окутывая верующих сплошной завесой душистых лепестков. И голоса общинников, изо всех сил выкрикивавших свои грехи, превратились в единую какофонию, от которой пространство затрещало по швам. Люди, вскинув головы к потолку, рвали связки, самозабвенно пытаясь вымолить прощение у бога. Они не обращали внимания друг на друга, а лишь вопили, стремясь скорее сознаться в своих прегрешениях, сбросить с души тяжелый груз порока.

Ашарх не раз бывал на празднике Очищения не только в столице, но и в своей родной деревне Сухой Лог в регионе Сои, но только здесь, в Аритхоле, диком горном краю, он впервые увидел верующих, которые так исступленно каялись, не скрывая от бога ничего.

– Залмар, прости меня! Я соврала детям о наследстве!

– Я возжелал свою сестру!

Голоса окружали Аша со всех сторон как комок копошащихся змей, плюющихся ядом. Он невольно стал свидетелем сотни откровенных признаний. Его соседи и соседки говорили об обманах, убийства и предательствах – слова о жестоких поступках легко вырывались из их ртов, будто не скованные больше стыдом. Многие нескончаемым потоком изливали свои грехи, другие лишь монотонно выкрикивали в потолок «Прости!», кланяясь, как деревянные болванчики. Профессор с сожалением сделал для себя неутешительный вывод, что, даже несмотря на всю внешнюю святость этой общины и строгие правила, она, как и столь презираемые Светочем подданные Пророка, была полна скрываемой грязи.

– Я отравила собаку соседки! Услышь меня!

– Я прокляла своих детей, Залмар! Очисть же мою душу!

Мужчина возвел глаза к потолку. Наполненный кипящей энергией верующих, он сам неожиданно ощутил нараставшее желание покаяться следом за остальными присутствующими в храме. Было ли это вызвано простым стадным инстинктом или же его действительно что-то тревожило в тот момент – Аш не знал. Какие грехи тяжким грузом лежали на его душе, желая освобождения?

В памяти профессора промелькнули пыточные двенадцатого ордена: камеры, наполненные обезумевшими от ужаса пленниками, ждущими свою неотвратимую судьбу, вонь паленой кожи и непрекращающиеся крики живых созданий, в которых вонзался раскаленный металл.

– Прости меня, бог. Я утратил веру в свою страну, – тихо проговорил преподаватель.

Он вспомнил произошедшее в предместьях Италана до последней детали: избитое и измазанное в грязи тело юной хетай-ра, закованное в колодки, озлобленные вопли толпы, поймавшей неудавшуюся конокрадку, и до омерзения гнусные разговоры стражников возле пленницы.

– Прости меня, бог. Я утратил веру в простых людей! – куда громче и увереннее сказал Ашарх.

И при всем своем желании профессор никогда не смог бы забыть жреца из Зинагара и его лживую речь, после которой изуродованного в огне Витима повесили, а обездоленных селян избили и с позором выгнали из города, куда они пришли за справедливостью и помощью.

– Прости меня, бог! Я утратил веру в твою церковь! – выкрикнул преподаватель что есть сил.

На мгновение мужчина замолчал, испугавшись своей смелости. Он сжал кулаки и, преодолевая трусость, подкрепленную волнением, покаялся в последнем и самом главном своем грехе.

– Прости меня, бог… Я утратил веру в тебя, – еле слышно прошептал Аш, склонив голову к полу.

В этот момент раздался оглушительный грохот, который, казалось, доносился одновременно со всех сторон. Земля под ногами дрогнула, и храм в одно мгновение наполнился густой пылью, через которую ничего не было видно и на метр вперед. Крики грешников превратились в испуганные визги и надсадный кашель, послышался топот ног – ничего не понимая, общинники скорее хотели покинуть помещение и толпились на выходе, мешая друг другу и расталкивая людей без жалости. Но стоило толпе поредеть, а пыли немного осесть, как стало ясно, что случилось. Старое здание не выдержало такого количества молящихся, сотрясавших стены своими звонкими голосами, и кладка, которую все утро чинила группа каменщиков, повторно обрушилась прямо на головы присутствующим. Блоки, скрепленные плохим раствором, не успевшим как следует взяться, повалились на пол, погребя под собой множество верующих, находившихся по правую руку от входных дверей. От старой стены теперь остался лишь неровный сквозной проем, через который свободно дул ветер и проникало яркое солнце, освещая печальную картину.

Когда старейшина сумел пробиться к образовавшемуся завалу, то из-под камней удалось извлечь лишь три изувеченных тела. Сколько еще людей оставалось под обломками было неясно. Десятки присутствующих оказались ранены – тяжелые и острые осколки многим раскроили затылки, рассадили кожу и оставили крупные ушибы. Пострадавшие сидели прямо на полу, пытаясь прийти в себя, а по их белоснежному одеянию расползались бордовые пятна.

Ашарх находился недалеко от места происшествия и своими глазами видел, что окровавленные безжизненные тела двух женщин и мужчины выносили к Саркозу сразу после того, как некоторые каменные блоки удалось оттащить в сторону общими усилиями. Но взгляд старшего жреца был прикован лишь к одному из этих трупов – капитана Карлая. Камни раскроили его голову как спелую тыкву, не оставив ни шанса на выживание. Лишь половина лица уцелела – та, на которой виднелось крупное родимое пятно, побледневшее после смерти, а остальная часть головы представляла собой сплошное кровавое месиво из костей и торчащих кусков кожи. И все, что оставалось старейшине – это просто стоять и смотреть на изуродованное тело своего верного помощника, раскинувшее руки поверх ковра из белых лепестков, залитых темной кровью.

Общинники долго расчищали завалы, перевязывали раненых подручными материалами и оттаскивали умерших в сторону. Их оказалось гораздо больше, чем все думали сначала. Светлый праздник был безнадежно испорчен, многие плакали прямо на запыленном полу храма, скорбя по ушедшим братьям и сестрам, другие же монотонно молились себе под нос, возведя глаза к потолку. Но все же большинство верующих ушли из здания, опасаясь, что оно может разрушиться полностью – без части стены строение явно не должно было долго простоять даже с металлическими подпорками.

Комендант крепости не помогал остальным. Сразу после того, как он увидел тело капитана, то молча удалился в сторону алтаря и больше никуда не отходил. Испытывая странное смешанное чувство от всего увиденного и пережитого, Ашарх совсем не хотел возиться с мертвыми, поэтому он направился прямиком к Саркозу, сидевшему на ступеньках близ каменного возвышения в одиночестве и задумчиво перебиравшему пальцами складки своего одеяния.

– Старейшина, позвольте выразить сочувствие. Все это так печально.

Своим тихим голосом профессор вытянул старшего жреца из тягостных мыслей. Тот окинул неожиданного собеседника тяжелым взглядом исподлобья, помолчал несколько секунд и лишь после этого медленно поднялся на ноги.

– Да, брат Илват. Видимо, сам бог на нас за что-то прогневался, раз в священный праздник такое случилось.

– Жаль, что подобная внезапная смерть настигла и вашего помощника. Я мало его знал, но уверен, что Карлай обладал незаменимыми достоинствами, как брат общины.

– Капитан был хорошим человеком и расторопным помощником. И это тяжелая утрата для меня лично. Но, к сожалению, я не могу долго о нем скорбеть.

– Почему же, старейшина?

– Наша община окружена врагами. Минута промедления может стоить всем нам жизни. Поэтому место капитана займет новый человек. Для каждого здесь есть замена, – сглотнув, нехотя произнес Саркоз. – Но я знаю, что ты подошел ко мне поговорить вовсе не об этой трагедии и даже не о Карлае. Тебя интересует судьба твоей бывшей спутницы, не так ли?

– Не стану это отрицать, – сказал Аш и пожал плечами.

– Позволь и я буду с тобой искренним, брат. Карлай был моей правой рукой. Фактически, мы с ним вдвоем управляли Аритхолом, у меня не было более доверенного человека здесь, – внезапно разоткровенничался комендант. – Но во многом наши взгляды не сходились. Так, например, он считал, что эта наемница, с которой ты пришел, простая девушка, сбившаяся с пути. И ее нужно оставить в крепости, присмотреться хорошенько и даже перевоспитать в прилежную верующую.

– Я и сам мог бы заняться ее религиозным воспитанием, если вам будет угодно, старейшина, – осторожно сообщил профессор, мысленно благодаря погибшего капитана за его неожиданную мягкосердечность.

– Не нужно держать меня за дурака, брат Илват. Капитан ошибался в своем мнении. Он не понимал, чего вы вдвоем с этой наемницей добиваетесь, но я не так наивен. Тебе не удастся ее спасти и сбежать. Потому что теперь твое место здесь, среди братьев и сестер!.. Потому что я увидел в тебе нужного для общины человека! А мои решения никто здесь не смеет оспаривать! – прикрикнул старейшина, зло ударив кулаком по раскрытой ладони, а глаза его засверкали.

Аш впервые заметил одну любопытную деталь в облике Саркоза: проступавшие на коже на его запястьях темно-зеленые пятна – верный признак чрезмерного употребления зоха. Разум его начинал гаснуть. Кажется, комендант уверенно прокладывал себе путь на костер Дымных Врат.

– Ты оказался здесь по воле случая, но я этому случаю благодарен, – протянул старший жрец и неприятно улыбнулся собеседнику. – Общине нужна свежая кровь, а ты сам изъявил желание пополнить наши ряды, сменив сторону, за которую воевал. Ты можешь оказаться полезен общине. Но это не отменяет того факта, что ты должен доказать свою преданность новой семье, общему делу и мне лично.

– И что для этого нужно? – не особенно радостно спросил профессор, у которого волосы на затылке встали дыбом от всего услышанного.

– Отречься от своего прошлого. Сегодня на закате состоится казнь твоей бывшей спутницы, этой подозрительной наемницы. Что бы там ни говорил Карлай, но я не могу рисковать, оставляя ее в живых, и ты должен это понимать… Ты сам лично принесешь ей смерть, брат Илват. Чтобы мысль о том, что Аритхол – твой новый дом, прочно обосновалась у тебя в голове.


Старейшина еще долго разъяснял Ашарху все его новые обязанности как общинника, посвящал в детали жизни Светоча и рассказывал о распорядке дня. Но профессор особенно не слушал Саркоза, погруженный в свои собственные не очень оптимистичные мысли. Неожиданное заявление коменданта крепости ввергло его в легкий транс, в котором он панически пытался отыскать ускользавшую надежду на спасение. Вскоре Ашу выделили сопровождающего, который отвел нового брата обратно в крепость, куда его временно приставили помощником на кухне. В общине все должны были трудиться, поэтому до заката профессору предстояло таскать тяжелые мешки с мукой и по мелочам принимать участие в жизни кухни, пока не настанет время казни.

Помещение, куда его привели, оказалось разделено на несколько крупных соединенных друг с другом залов, в одном из которых располагался полукруглый очаг с подвешенными над ним котлами, в другом стояли ряды ровных столов, заваленных посудой, мисками и корзинами, а в последнем располагался склад с объемистыми мешками крупы, кадушками с солью и бочками воды. Там же была и дверь, ведущая в тесную кладовую, где с потолка на толстых крюках свисали соленые и копченые рульки, перетянутые колбасы, а на полках у стены лежали головки сыра и кувшины. На кухне суетились одни женщины в передниках, каждая из которых занималась своим делом: одни стояли у котлов, помешивая их содержимое, другие же нарезали овощи или мясо, толкли в каменных ступках ароматные зерна трав и специй. Изумительный запах готовившейся еды пропитал каждый уголок огромной крепостной кухни, но иногда к нему примешивалась и малоприятная вонь гари, прогорклого жира и сырой рыбы.

Поварихи встретили нового брата спокойно, сразу же загрузили его однообразной работой и продолжили заниматься приготовлением пищи, не болтая даже между собой. Ашарх же машинально выполнял все поручения, совершенно не следя за временем: переносил неподъемные котлы, открывал закупоренные бочки, искал необходимые продукты в кладовой. Однако на душе у него было неспокойно. Заявление коменданта поставило профессора в затруднительное положение: Саркоз четко дал понять, что в этот день или умрут оба непрошенных гостя крепости, или преподаватель получит право на жизнь, но девушку все равно будет ждать смерть. Причем от руки верного спутника.

Старейшина не пожелал слушать возражения Аша, четко озвучив ему условия и предоставив самому сделать этот достаточно простой выбор: убить Лантею или же погибнуть вместе с ней, отказавшись от привилегий своего статуса в общине. Мужчина кусал губы и пытался найти иной выход из ситуации. В темнице его ждала спутница, которая доверилась ему и рассчитывала на то, что профессору удастся их вытащить из этих неприятностей. Но план оказался непродуманным, комендант крепости же предпочел не рисковать лишний раз, а сразу показать, кто здесь главный.

Часы за работой тянулись один за другим, а Ашарху все не приходили дельные мысли в голову. Он не знал, где можно было взять ключ от решетки камеры, как обманом выманить охранников из темницы и как выйти с Лантеей за пределы города незамеченными. Ситуация становилась все сложнее из-за массы деталей, требовавших внимания, а профессор начинал нервничать, чувствуя приближение неизбежного.

В какой-то момент его тяжелые размышления прервал звук открывшейся входной двери. На пороге кухни появился бодрый молодой общинник, туника которого была вся испачкана в пыли.

– Приказано в темницы отнести обед для двух братьев и одной заключенной, – звонко крикнул парень и практически сразу, решив даже не слушать ответ кухарок, развернулся, удалившись прочь быстрее, чем появился.

Угрюмо поворчав на юного и неучтивого брата, даже не удосужившегося поздороваться и попрощаться, поварихи скорее начали собирать несколько подносов, уставляя их посудой и кувшинами. А Аш четко осознал, что это его единственный шанс предупредить Лантею.

Профессор подошел к полноватой черноволосой кухарке, которая вызвалась отнести всю еду вниз и неловким покашливание отвлек ее:

– Простите, сестра. Не могли бы вы передать пленнице кое-какую информацию?

– Что еще за информацию? – резко спросила немолодая женщина, отирая испачканные руки о край передника и одаривая нового брата не слишком-то дружелюбным взглядом.

– Девушку казнят сегодня на закате. Ей вряд ли кто-нибудь счел необходимым сообщить такую новость. Мне кажется, как-то несправедливо не сказать ей об этом перед концом.

– Тебе надо – ты и говори. Не хочу быть гонцом с дурными вестями, – недовольно проворчала повариха, покачав головой.

– Боюсь, что я не могу отлучаться один с кухни.

– Ну иди тогда за мной, сам ей все передашь. Заодно с подносами помоги. А то тяжелые больно.

Такой поворот событий пришелся профессору по душе гораздо больше его изначального плана. Так у него появилась призрачная возможность переговорить со спутницей с глазу на глаз или хотя бы даже в присутствии свидетелей – главное, сообщить о казни. Он легко подхватил со стола один из нагруженных едой подносов и ловко выскочил в дверь, последовав вглубь крепости за семенившей кухаркой.

В темнице оказались все те же два стража, что и утром, которые со скучающим видом о чем-то еле слышно беседовали, облокотившись на стол. Стоило двери приоткрыться, как они заметно напряглись, но, завидев кухарку и профессора с подносами, почти сразу же расслабились, опустившись обратно на свои места. Лантея сидела на полу своей камеры, прислонив голову к стене и прикрыв глаза, однако, стоило Ашарху приблизиться к решетке, как девушка мгновенно распахнула веки, словно и не дремала. Она прожгла спутника подозрительным взглядом и очень внимательно осмотрела его белое одеяние, несуразным мешком топорщившееся поверх обычной одежды.

– Давай, говори там, что хотел, и пойдем скорее обратно на кухню, – бросила повариха Ашу, ставя свой поднос на стол перед двумя воинами и принимаясь сгружать с него миски и чашки.

Профессор оставил свой поднос на ближайшей лавке и скорее подошел к Лантее, взволнованный и нервно щелкавший суставами пальцев на руках.

– Времени мало, поэтому не буду ходить вокруг да около. Сегодня на закате тебя решено казнить. Саркоз чувствует в тебе угрозу. К тому же он намерен туже затянуть на мне ошейник с помощью этой самой казни, – тихо сообщил мужчина, когда хетай-ра встала прямо напротив него и плотно прижалась лицом к решетке.

– Что?.. – пораженно выдохнула заключенная.

– Прости меня. Я пытался его переубедить, но это оказалось невозможным, – с сожалением прошептал Аш, устремив на собеседницу взгляд, полный горечи.

Девушка замерла на месте, все ее тело словно оцепенело, а пальцы, крепко сжимавшие толстые прутья решетки, побелели от напряжения, будто пытаясь смять металл.

– Время еще есть, я постараюсь сделать все возможное, чтобы тебя вытащить. Не опускай руки, – еле слышно проговорил преподаватель.

Беседу прервала кухарка, которая оттеснила нового брата и открыла ключом замок покрытой ржавчиной решетки. Она поставила на пол камеры у самого входа кувшин с водой и миску похлебки, где сиротливо плавал ломоть хлеба, а после вновь затворила дверь. Лантея пришла в себя от этого звука, она наклонилась, подбирая глиняный кувшинчик, и жадно к нему припала.

– Ишь, какая жажда, – цокнула языком кухарка, упирая руки в бока. – Будто отродясь воды не пила.

Хетай-ра отстранилась от горлышка и отерла с подбородка пролившуюся мимо воду.

– Говорят, перед смертью дышишь – не надышишься, пьешь – не напьешься, а я вот не верила этим словам, – беззлобно усмехнулась девушка. – Оказывается, правда. Никогда еще вода не была такой вкусной и прохладной, как сейчас.

У Ашарха невольно сжалось сердце от этих слов, которые звучали как смирение с собственной участью, чего он никак не ожидал от своей смелой и боевитой спутницы. И даже повариха неуверенно замерла на месте, во все глаза уставившись на девушку.

– За что тебя должны казнить-то? Молодая же совсем еще девица… Даже жизни, небось, повидать не успела, а тебя уже на плаху ведут, – неуверенно пробормотала кухарка.

– За то, что я просто проходила мимо крепости, не желая никому зла, – ответила Лантея, опуская взгляд к полу. – Но никто меня здесь не стал слушать.

– Труднее всего оправдываться именно тому, кто ни в чем не виноват, – вставил Аш.

– А ведь и ты, брат, еще утром сам сидел за этой решеткой. А теперь носишь белые одежды, как мы, – неожиданно подал голос один из стражей, который все это время невольно прислушивался к затянувшейся беседе, даже отвлекшись от разговора со своим товарищем.

– Я тоже никому не желал зла, а просто хотел спасти свою спутницу и мирно уйти из крепости. Но я оплошал с переговорами, и теперь ее решено казнить мне в назидание, – с горькой усмешкой сказал профессор. – И все это лишь моя вина.

– А ведь у нас в городе даже палача нет, – неловко заметил тюремщик.

– Потому что я же и буду ее палачом.

В помещении повисла гнетущая тишина. Каждый из находившихся здесь погрузился в свои собственные печальные думы, пытаясь решить для себя, что же все-таки есть служение истинному делу. Но вскоре кухарка первой нарушила молчание и, забрав со стола опустевшие подносы, направилась к выходу. Уже на лестнице она окликнула Аша, который неподвижной статуей замер около решетки, не спуская взгляд с бледной Лантеи. Мужчине нехотя пришлось подчиниться, но краем уха он успел услышать последнее шепотом брошенное хетай-ра слово:

– Песок.


Вернувшись на кухню, на первый этаж крепости, профессор погрузился в какие-то суетливые заботы, стремясь занять свои руки монотонной работой, чтобы позволить разуму свободно пуститься в обдумывание основной проблемы – организации побега Лантеи. Он не позволял себе ни на мгновение представлять дурной исход дела. Такое было просто невозможно. Ведь девушка сама подсказала ему решение.

Песок.

Однажды с помощью своей магии она уже уничтожила толстую металлическую решетку столичного коллектора. И теперь можно было поступить схожим образом, чтобы сбежать из темницы. И успешность этого плана целиком и полностью зависела от находчивости Ашарха. Ему предстояло отыскать способ пронести в подземелье песок. Хотя для начала его следовало хотя бы просто добыть где-то, что казалось непростой задачей для нового брата общины, не имевшего права покидать кухню без приказа или разрешения.

Красный мешочек с песком, который девушка всегда носила на поясе, был отобран вместе с оружием еще капитаном Карлаем, а местонахождение личных вещей двух путешественников оставалось для Аша загадкой, так как из темниц их уже давно куда-то унесли, а возвращать владельцам явно не собирались. Да и не верил профессор, что Лантее могло хватить единственной горстки песка, которая осталась после битвы с горными тварями. Ведь побег мог оказаться неудачным, и тогда им пришлось бы пробиваться из крепости силой, а, кроме магии хетай-ра, никакого иного оружия у путников не было.

Помогая кухаркам перекатывать тяжелые бочки, Ашарх постоянно шарил глазами по углам и полкам, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь. Но в голову ничего не приходило. Тихо уйти с кухни тоже не получалось: ему буквально не давали ни на минуту даже присесть, постоянно находя новую работу и не позволяя от нее отлынивать. В итоге, когда минуло несколько часов, а от таскания котлов и ковшей у профессора на руках уже была содрана кожа, он с тоской признался себе, что так ничего и не придумал. Он совершенно не знал, где можно было раздобыть в горной крепости, полностью выстроенной на камне, песок, и как он мог, не вызывая подозрений, пробраться к своей спутнице. А день мягко и неотвратимо клонился к закату.

От нервов у Ашарха начали подрагивать руки, и он уже откровенно стал думать о самых глупых и безрассудных своих идеях, вроде дерзкого открытого побега с кухни или же взятия заложника. Но ни сил, ни смелости профессору не хватало, а минуты бежали с пугающей скоростью. Единственное, на что решился мужчина в порыве злости на себя, это незаметно выкрасть один из кухонных ножей. Когда его посадили к мыльной бадье с мутной водой для мытья грязной посуды, то Аш успел выбрать один из заточенных ножей и сунуть его себе за голенище сапога. Конечно, ходить стало не очень-то удобно, да и за сохранность портянки стоило теперь побеспокоиться, но зато профессор обзавелся оружием, и стал от этого чувствовать себя гораздо увереннее. В конце концов, решил он для себя, если ему не удастся до казни ничего придумать, то он подкинет нож Лантее на плахе. Уж она-то точно сможет с ним управиться. И, кто знает, вдруг успеет убить несколько человек, а там, глядишь, Саркоз испугается и согласится их выслушать.

Ну, или же их убьют на месте. И тогда профессор перестанет мучиться совестью, что не сумел спасти девушку, с которой они так сблизились за время совместного путешествия.

К сожалению, Ашарху не дали времени даже до захода солнца. Приблизительно за час до обозначенного старейшиной срока на кухню вошел один из воинов общины. Худощавый молодой парень, едва ли старше самого преподавателя, решительно переступил порог комнаты и практически сразу же взглядом выделил в толпе поварих Аша:

– Брат Илват, комендант приказал отвести тебя к месту проведения казни. Следуй за мной.

Узкое вытянутое лицо общинника с острыми скулами и глубокими фиолетовыми синяками под глазами даже не дрогнуло от произнесенных слов, словно сопровождать палачей к плахе было обычным занятием для этого молодого парня.

– Но Саркоз говорил, что казнь состоится на закате…

– Необходимо еще подготовить место для обезглавливания. Старейшина велел, чтобы этим занялся именно ты, брат.

У профессора в глазах потемнело от такой жестокости коменданта. Мало того, что Лантея должна была лишиться жизни от рук Аша, так еще и приготовлениями поручили заниматься тоже ему.

– Пусть будет так, – сжав зубы, проговорил мужчина.

Посланник Саркоза кивнул и распахнул шире дверь, пропуская перед собой в коридор нового брата общины. И пока Ашарха вели сквозь запутанные переплетения артерий крепости, он, раздраженный собственным бессилием, пытался не растерять последние капли самообладания.

Во внутреннем дворе сухопарый воин молча указал профессору на старую дубовую колоду, стоявшую под навесом возле одного из сараев. Раньше, видимо, на ней кололи дрова, судя по многочисленным зарубкам, а теперь бросили за ненадобностью на улице. Металлический обруч заржавел, и когда Аш схватился за железные кольца по бокам, то на его ладонях остались рыжие полосы. Но, стоило мужчине попытаться приподнять колоду, как он сразу же со стоном уронил ее обратно на землю.

– Ты чего это? Зачем поднимаешь? – удивленно пробормотал общинник. – Спину надорвешь так таскать. Ее катить надо, брат.

Послушно повалив колоду на бок, профессор неторопливо покатил ее к воротам, ведущим с внутреннего двора. Приставленный Саркозом надсмотрщик даже не пытался как-либо помочь Ашарху, а только шагал неподалеку и время от времени приглядывался к запыхавшемуся палачу.

На некоторых участках мостовая шла под уклоном в гору, и от того колода будто становилась в десятки раз тяжелее, с трудом перекатываясь с бока на бок и цепляясь за все неровные булыжники на дороге. По приказу старейшины скромное лобное место должны были организовать на храмовой площади и состояло оно лишь из одной колоды, да приставленного к ней палача, как цепного пса на привязи. Вся эта ситуация казалась Ашу до омерзения невыносимой, и потому в нем все сильнее крепла искренняя и чистая ненависть к Саркозу, который, видимо, получал какое-то извращенное наслаждение, ставя людей в подобное положение.

Когда профессор, весь взмокший от жары и усталости, остановился отдохнуть на несколько секунд на самом краю площади, то взгляд его первым же делом задержался на здании храма, где еще совсем недавно произошло трагическое событие, унесшее столько жизней. В свете лучей заходившего солнца строение будто окрасилось в бордовый цвет, из-за чего жуткая рана, зиявшая на его боку, выглядела еще непригляднее. Вокруг не было ни души, словно площадь вымерла в одночасье. У храма Аш тоже не заметил ни каменщиков, ни скорбящих, лишь ветер пронзительно выл, запутавшись в металлических подпорках и грубо сколоченных лесах, выдувая пыль из рваного пролома.

Неподалеку от разрушенной стены пирамидой были сложены мешки с песком, стояли ряды бочек, наполненных водой, небрежно были брошены кадушки с уже затвердевшим раствором и лежали приготовленные для укладки блоки. Профессор едва успел ухватить за хвост одну дерзкую и весьма банальную мысль, проскочившую в его голове. Ведь не было ничего проще, чем рассыпать столь необходимый Лантее песок прямо перед плахой. А позаимствовать его можно было как раз-таки у стен храма, где его оказалось предостаточно после ремонтных работ.

Как только тяжелая дубовая колода оказалась установлена приблизительно посередине площади, Ашарх моментально выпрямился, отряхнул руки и задумчиво почесал подбородок:

– Брат, мне кажется, что надобно чем-нибудь присыпать мостовую.

– Это еще зачем? – без особенного интереса спросил общинник, пиная мыском сапога колоду и проверяя, ровно ли она стоит.

– Ну как? После усекновения будет много крови, она тут все зальет. Нужно бы соломы подстелить, чтобы легче было убрать после всю грязь. Или песка насыпать, чтобы он впитал все.

– Да где ж я тебе тут песок найду? – спросил сухопарый воин, поморщившись и скрещивая руки на груди.

– Я у храма мешки видел. Могу один притащить сюда.

– Ну, тащи, если тебе охота…

– Просто хочу, чтобы все по-человечески выглядело, – бросил профессор и скорее направился к разрушенной стене храма.

Выбрав самый крупный и тяжелый мешок, Ашарх волоком протащил его по мостовой до центра площади и под строгим надзором общинника высыпал на камни, тщательно утрамбовав и ладонями распределив вокруг колоды. Наивность молодого и высокомерного парня давала ему надежду на то, что теперь у Лантеи появился неплохой шанс побороться за свою жизнь. А преподавателю в свою очередь оставалось лишь приложить все усилия, чтобы хетай-ра применила свою магию до того, как Саркоз успел бы что-нибудь предпринять.


В томительном ожидании начала казни солнце клонилось к горизонту все медленнее и медленнее, растекаясь по небосклону лопнувшим яичным желтком. Профессора мучила тревога, но, что бы ни случилось, он пообещал себе не опускать стальное лезвие на шею спутницы. Даже если все его приготовления были сделаны впустую, и попытка побега окажется неудачной, Аш для себя твердо решил отправиться на костер Дымных Врат следом за Лантеей. Он не хотел прожить всю последующую жизнь, борясь с сожалением и подчиняясь зависимому от дурмана Саркозу.

Постепенно к приготовленному месту казни начинали стягиваться любопытные общинники, которые с интересом разглядывали колоду и постоянно спрашивали у сухопарого воина, что на этом месте должно было произойти. Новость о предстоявшем обезглавливании достаточно быстро облетела все ближайшие дома, и уже через четверть часа толпа выросла до внушительных размеров. Народ неторопливо беседовал, тайком разглядывая своего нового брата, с понурой головой сидевшего поверх колоды.

Наконец на улице, ведущей от храмовой площади к крепости, послышалось какое-то движение, и в скором времени на мостовую ступила небольшая группа людей, возглавляемых старейшиной. У Саркоза была энергичная прыгающая походка, и, казалось, будто он летел впереди процессии, а меховая накидка на его плечах развевалась тяжелыми волнами. В руках у него был зажат грузный сверток, по очертаниям напоминавший какое-то оружие, и весь взгляд Ашарха в первые секунды был прикован именно к этому предмету. Но, едва он увидел Лантею в окружении конвоя, как все остальные мысли вылетели у профессора из головы.

Девушка шла, гордо задрав подбородок, и на ее лице читалась уверенность, словно именно ее руки должны были схватиться за оружие палача в скором времени. Четверка воинов в длинных синих гамбезонах, подпоясанных широкими ремнями, к которым крепились ножны гладиусов, вышагивала по разные стороны от пленницы. Они явно были не из отряда капитана Карлая и со своей арестантки не сводили взгляд, будто хрупкая девушка со связанными руками могла что-то противопоставить четырем вооруженным бойцам.

– А, брат Илват, – окликнул профессора старейшина, как только пробрался сквозь толпу к лобному месту. – Вижу, уже все готово.

– Да, – сказал Ашарх и поднялся с дубовой колоды.

– Тогда нам стоит скорее начинать, пока на город не опустились сумерки… Готов ли ты исполнить мою волю и избавиться от своего прошлого навсегда, брат?

Саркоз практически вплотную подошел к стушевавшемуся преподавателю и вытянул вперед руки, на которых лежал какой-то продолговатый тяжелый предмет, завернутый в холстину. Неуверенно потянув за угол ткани, Аш с внутренним содроганием смотрел, как из складок появилась длинная деревянная ручка топора, которую венчало широкое дугообразное лезвие с наточенной кромкой. Можно было с уверенностью сказать, даже не прикасаясь к стали, что она бы легко разрезала волос.

– Ты не должен сомневаться, брат Илват, – проговорил старейшина и нахмурил брови.

Взгляд профессора на секунду замер на уголках губ собеседника, где виднелись еще свежие зеленые разводы сока. Комендант почти все время пребывал под действием растительного наркотика, и Ашарху оставалось только удивляться, как Саркозу еще удавалось сохранять разум достаточно чистым, чтобы управлять целой крепостью и решать важные вопросы. И именно в руках этого человека, не способного перебороть свою пагубную зависимость и постоянно витавшего в иных мирах, сейчас находилась судьба Аша и Лантеи.

Пора было вернуть себе право на свободу.

– Я не сомневаюсь.

Руки профессора решительно скользнули к увесистому топору и приподняли его над холстиной. На изрытом глубокими морщинами лице коменданта промелькнуло нечто похожее на улыбку.

– Ты будешь достойным братом нашей общины, теперь я ясно вижу это! – хмыкнул Саркоз себе под нос и жестом подозвал воинов, безмолвно стоявших у него за спиной на некотором отдалении. – Ведите сюда девчонку.

Пленницу подтолкнули в сторону дубовой колоды и, схватив за шею, заставили опуститься на колени прямо на рассыпанный Ашархом песок. Лантея грузно упала грудью на чурбан, не успев даже выдохнуть, и неловко вытянула вперед связанные руки. Ее заставили опустить их до самой земли, и теперь казалось, что приговоренная к смерти неловко обняла колоду. И только от глаз верного спутника не укрылось, как бледные пальцы хетай-ра с наслаждением зарылись в песок.

– Братья и сестры! – старейшина обратился к народу, внимательно наблюдавшему за всем происходившем на площади. – Как гласит священная книга: «В день раскаяния и очищения пусть каждый обратится внутрь себя и откроет две грани души своей – благость и смирение, ибо только тогда отыщет человек верный путь». В этот светлый праздник, пусть и омраченный гибелью некоторых наших близких, Залмар все же смилостивился над нами, своими верными детьми, и позволил обрести нового брата. И пусть он не заменит всех, трагически погибших под завалами, но для многих станет добрым другом и смиренным братом.

Профессор ощутил на себе десятки блуждающих взглядов, но сам он был сосредоточен лишь на топоре, который держал в руках, и на напряженной Лантее, лежавшей поверх колоды.

– Брат Илват пришел к нам издалека и многие годы он терзался невежеством законов самонареченного Пророка, но Залмар в конце концов открыл ему глаза. Бог не оставил его!

Кто-то в толпе захлопал в ладоши, и еще несколько человек подхватили рукоплескания.

– Тише, братья и сестры мои! – мгновенно повысил голос Саркоз, и все лишние звуки затихли. – Илват служил псам Владыки, карающему ордену, выслеживающему наших людей веками. Но он не ведал, что творил. И, лишь оказавшись здесь, отрекся от своего помешательства и раскаялся. Он открыл две грани души своей – благость и смирение, как и завещал наш создатель! Сегодня наш новый брат попрощается со своей прошлой жизнью, избавится от рабского клейма Владыки и докажет, что отныне и навеки он будет верен лишь Светочу!

Старейшина неторопливо приблизился к Лантее и жестко схватил ее за волосы, вынуждая оторвать голову от колоды.

– Эта девка тоже служила двенадцатому ордену, но в ней не узрел я ни капли смирения. Она не пожелала признать свою вину и лгала мне в лицо, оскорбляя нашу общину ядом своей мерзостной дерзости. Преданным псам карающего ордена положена смерть!

– Смерть псам! – откликнулась толпа.

– Смерть Пророку и его шавкам!

– Залмар покарает отступников!

Комендант крепости, довольный произведенным эффектом, улыбался, глядя на скандировавшую толпу, жаждавшую крови девушки.

– Приступай же, брат, – сказал Саркоз и подтолкнул профессора ближе к колоде. – Твое прошлое должно сегодня кануть в небытие.

Все происходившее уже больше напоминало Ашарху какой-то дурной сон. Один из тех кошмаров, где вот-вот должно было произойти что-то неотвратимое, но время все тянулось и тянулось, закручиваясь в непонятные узоры и не двигаясь с мертвой точки. И преподаватель оказался как раз в подобной точке, где мгновение замерло, как муха в смоле.

Он поудобнее перехватил рукоятку тяжелого топора и сглотнул, боясь даже отвести взгляд от лежавшей перед ним девушки. Ей отбросили волосы в сторону, открыв бледную тонкую шею, на которой еще были видны до конца не зажившие ожоги, оставшиеся после казематов боли Сынов Залмара. Хетай-ра явственно подрагивала всем телом, не в силах обуздать нервный озноб, но каждая ее клеточка в тот момент была напряжена, будто готовясь к сильному прыжку.

– Руби! – крикнули откуда-то из гущи толпы.

И профессор одним резким движением опустил топор.


Лезвие со свистом прочертило в воздухе блестящую дугу и со всей силы обрушилось на песок прямо перед связанными руками Лантеи. Песчинки брызнули во все стороны, а за спиной профессора кто-то ахнул от неожиданности и резкого звука.

– Тея, давай! – отчаянно выкрикнул Ашарх, до побелевших костяшек сжимая рукоять топора.

Одним быстрым движением хетай-ра подсунула кисти под стальное лезвие, и разрезанные путы упали с ее рук. Она сразу же скатилась с колоды, припадая всем телом к песку на мостовой.

– Ах ты сукин сын! – в тот же момент взревел Саркоз, уже успевший осознать, что произошло прямо на его глазах.

Но профессор не позволил ему приблизиться: он с усилием выдернул топор, застрявший в камнях мостовой, и резко крутанул его вокруг себя, отгоняя старейшину и ближайших общинников на несколько метров. Хотя простой народ уже и так с визгами освободил пространство вокруг плахи, опасаясь случайно попасть под блестящее лезвие, мелькавшее в воздухе.

– Убить! – закричал комендант с пронзительными истеричными нотками в голосе. – Снести головы обоим!

Обнажив короткие мечи, воины Саркоза бросились вперед, грубо расталкивая мешавшихся людей, которые еще не успели убежать и в общей панике метались из стороны в сторону. Но в этот же миг со стороны колоды раздался свирепый клич, пронзивший, казалось, сами небеса.

– Kzheomon-shate, Ewan’Lin!

Лантея воззвала к своей богине, и теперь никто из смертных уже не мог остановить магию, творившуюся прямо вокруг сгорбленной фигуры хетай-ра, впившейся пальцами в груду песка под ногами. Одна ее кисть совершала вращательные движения, и в такт ним со всех сторон девушку окружало густое облако песка, кружившееся, как волчок, и с каждым оборотом лишь увеличивавшее свою скорость. Создавалось ощущение, что даже небо потемнело из-за энергии, закипевшей в воздухе и рвущейся из тела Лантеи.

– Магия! – не своим голосом заверещал, как свинья на скотобойне, один из мечников Саркоза, а в следующее мгновение волна мелких песчинок с немыслимой силой откинула его в сторону, расцарапав лицо и грудь до самых костей.

Смертоносная песчаная воронка, гудевшая от наполнявшей ее энергии, с каждым мгновением все больше увеличивалась в размерах, расширяясь и одновременно с тем вытягиваясь вверх. За сплошной пеленой метавшихся частиц, готовых разорвать на клочки все, что окажется рядом, уже с трудом можно было рассмотреть темную фигуру Лантеи, бросившую все силы на контроль над заклинанием. Магический смерч в первые же секунды своего существования изуродовал нескольких стоявших неподалеку общинников и одного из воинов, оказавшего ближе остальных к колоде. Песок перемолол свою добычу в кровавую труху во мгновение ока, уничтожив одежду, содрав кожу с костей и отбросив изломанные и обезображенные тела.

Голоса бегущих прочь с площади людей слились в единый визгливый гомон ужаса и отчаяния. Верующие, ничего не видя перед собойот страха, толкаясь и путаясь в своих неудобных белоснежных мантиях и туниках, спешили оказаться под защитой каменных стен своих домов.

– Вызвать подкрепление! Перекрыть все выходы с площади и отряд арбалетчиков немедленно сюда! – во всю командовал Саркоз, лицо которого покраснело от гнева и напряжения. – Вы, драные шавки Пророка, не уйдете живыми из города!

Последняя фраза была брошена старейшиной в сторону профессора, который оказался зажат меж двух огней и яростно боролся за свою жизнь. Спереди на него наседали выжившие воины, а за спиной бушевал песчаный смерч, который мог легко перемолоть Ашарха, как и других общинников. Неспособный противопоставить что-нибудь серьезное быстрым ударам гладиусов, мужчина мог лишь отбиваться от мечей древком топора и постоянно хаотично размахивать своим единственным оружием, чтобы хоть на пару шагов отогнать противников.

– Тея! Мне нужна помощь! – в краткую секунду отдыха между атаками общинников выпалил преподаватель, надеясь, что спутница сумеет расслышать его призыв за гулом песка.

Руки, никогда раньше не державшие серьезное оружие, довольно быстро устали и налились свинцом, вынуждая Аша все чаще и чаще опускать топор и давать мышцам краткую передышку. Воины уверенно сокращали расстояние, достаточно скоро догадавшись, что профессор ничего не смыслил во владении оружием и лишь мог яростно наносить по воздуху непредсказуемые удары, но не более того.

К счастью, отчаянный вопль мужчины все же был услышан. На секунду песчаный смерч, извивавшийся своим вытянутым горлом, как раздувшая капюшон кобра, замедлился, выпуская из чрева Лантею. В тот момент она выглядела как порождение кровавой богини ифритов Азумы: ее белая кожа стала бледнее обычного, подчеркнув впалые щеки и заострив нос, седые волосы растрепались и непослушными змеями вились над головой, вплетаясь в ветряные потоки, поднятые магической бурей, а в голубых глазах горело льдистое пламя. Она была воплощением гнева и войны. По венам хетай-ра лилась божественная энергия, она пропитала все естество девушки и стремилась вырваться на свободу, слившись воедино с песчаным безумием, царившим на площади Аритхола.

– Прочь, лицемерные подонки! – низкий грудной вопль Лантеи молнией разнесся по округе.

Не прекращая ни на мгновение вращение левой кистью, она указала другой рукой на столпотворение воинов, и песчаный смерч, за долю секунды вытянувшийся в узкую воронку, накинулся на добычу, втягивая беспомощные тела в свое нутро. Нечеловеческие крики боли едва пробивались сквозь гул бесновавшегося песка, когда мельчайшие частицы разрывали кожу и корежили плоть. Саркоз необычайно ловко для такого грузного человека, как он, успел отскочить в сторону, вместо себя толкнув в пасть магического вихря одного из подчиненных.

И едва замолкли последние визги умирающих, магия Лантеи начала медленно и неотвратимо рассыпаться. Скорость смерча замедлялась до тех пор, пока песчинки, лишенные энергии, не повисли в воздухе, а после с легким шуршанием не ссыпались на мостовую сплошным потоком.

– Что происходит? Почему ты прекратила? – спросил профессор, подскочив к спутнице, которая выглядела как опустошенная и измотанная тень. Она тяжело дышала, с трудом разминая свои кисти рук.

– Мне очень нелегко его сдерживать. Мне нужна передышка, иначе заклинание вырвется из-под контроля.

– Твоя грязная магия просто ослабла перед верой истинного божьего служителя! – неожиданно раздался надтреснутый голос старейшины. Он склонился над распотрошенным телом одного из своих воинов и вытащил из сжатой руки погибшего измазанный в крови гладиус.

Выпрямившись, Саркоз легко взмахнул мечом, примериваясь к коротковатому для него оружию, а после перевел исполненный яростью взгляд на две замершие перед ним фигуры. Он стоял на окровавленной мостовой, посреди изуродованных тел своих братьев и сестер, присыпанных тонким слоем золотистого песка, и ядовитый сок дурмана, еще бродивший в его крови, дарил ни с чем не сравнимое ощущение божественной милости и абсолютной защищенности. В тот момент он чувствовал, как безграничная сила пронизывала его тело и разум, ограждая от любой боли.

– Я не знаю, какому богу ты служишь, лживая сука… Но эта магия не принадлежит Залмару. Ты чужачка. Язычница, оскверняющая своим присутствием мой дом. И я уничтожу твою гниль, именем истинного бога!

Комендант крепости резким движением дернул фибулу у себя под горлом, сбрасывая с плеч тяжелую меховую накидку, а после кинулся к паре своих противников, взревев раненым вепрем. Профессор даже не успел подумать, как его руки, крепко сжимавшие топор палача, уже взметнулись над головой, выставляя на пути у гладиуса деревянную рукоять. Но рубящий удар был такой силы, что короткий меч с хрустом разломил преграду, и две половины топора выпали из рук Аша.

– Уйди с дороги, кусок дерьма. С тобой я разберусь позже!

Широкий кулак старейшины врезался в лицо преподавателя, отбрасывая не успевшего отреагировать мужчину на несколько метров в сторону.

Ашарх со стоном проехался спиной по булыжникам, разрывая одежду и сдирая себе кожу. Из его разбитой губы и сломанного носа алым потоком хлынула горячая кровь, мгновенно залившая все лицо. Но боль не волновала профессора. Он беспокоился за безоружную девушку, уставшую после контроля над сильным заклинанием, и теперь вынужденную уворачиваться от быстрых рубящих и колющих ударов коменданта крепости, неустанно преследовавшего свою цель.

Рука преподавателя нырнула за голенище сапога, вытаскивая на свет украденный кухонный нож, который Аш сразу же бросил на мостовую и со всей силы толкнул в сторону спутницы.

– Нож!

Хетай-ра услышала звон металла практически сразу же и быстрее старейшины успела отреагировать на него. Она присела, перекатываясь в сторону, и схватила оружие, ощерившись в пугающей улыбке. Теперь она могла на равных бороться с одурманенным наркотиком Саркозом.

– Бог направляет мою руку! Тебе не избежать его гнева, язычница!

Не собираясь сбивать дыхание ради пустого обмена любезностями, Лантея лишь плотнее сжала губы, не отводя взгляд от своего опытного противника. Она медленно танцевала вокруг грузной фигуры старейшины, наблюдая за его однотипными выпадами и готовясь нанести одну, но самую важную атаку. В какой-то момент Саркоз, сосредоточенный только на ненавистной ему язычнице, легко оскользнулся на луже крови, натекшей с трупов. Он отвлекся всего на мгновение, инстинктивно отведя взгляд в сторону, но девушке было достаточно и этой ничтожной ошибки. Чуть припав к земле, она метнулась к коменданту, крепко сжимая кухонный нож в руке.

Острая сталь рассекла ткань и кожу как масло. Лезвие глубоко резануло плоть на животе у Саркоза, оставляя на боку чудовищную рану, края которой мгновенно заполнились кровью. Но старейшина будто совсем не заметил боли. Он стремительно развернулся, ударяя Лантею навершием меча по затылку и отталкивая ее от себя сильным пинком в бедро.

– Змея!.. Залмар оберегает меня! Тебе не удастся убить его верного служителя! – заорал Саркоз.

На его животе распоротыми краями зияла открытая рана, из которой кровь выходила толчками, пропитывая белоснежное одеяние. Но на лице коменданта не отразилось ни боли, ни страха. Он даже не зажимал свой бок, а, напротив, лишь еще яростнее бросился к упавшей хетай-ра.

Лантея рывком оказалась на ногах, едва успев оправиться от шока. Если Саркоз не чувствовал боли из-за своей наркотической ярости, то победить его становилось куда более сложной задачей. Ей следовало добраться до песчаной кучи, от которой в пылу драки она оказалась на большом отдалении, и заставить божьего служителя навсегда замолчать при помощи песка.

Судорожно зажимавший трясущимися руками свой сломанный нос, Ашарх с трудом успевал следить за всем происходившим. Но зато он стал первым, кто увидел, как со стороны крепости на площадь выбежал целый отряд арбалетчиков, которые, едва завидев своего сражавшегося командира, мгновенно приложили заряженные орудия к плечу и навели их на девушку.

– Арбалетчики! – не своим голосом крикнул профессор, ничком бросаясь на землю и растягиваясь на мостовой.

Саркоз сразу же отскочил на несколько метров в сторону, уходя с простреливаемой линии, а Лантея в последнюю секунду успела добежать до груды рассыпавшегося по камням песка и скороговоркой воззвать к богине. По одну сторону от нее мгновенно возникла непроницаемая магическая преграда, размером с башенный щит, которая взяла на себя всю волну коротких арбалетных болтов. Они с пружинистым звуком врезались в песчаный барьер и легко отскакивали от него. Едва первая волна закончилась, как ряды арбалетчиков сместились: вперед шагнула вторая шеренга немногочисленного отряда с заряженными орудиями. Прицелившись, они дали единый залп, который вновь отскочил от непробиваемой преграды.

В краткое мгновение передышки Лантея движением руки развеяла плотный магический щит и проговорила очередное воззвание, на сей раз отрезая часть площади невысокой, но длинной песчаной завесой, которая отгородила ее от взора арбалетчиков и позволила выиграть несколько секунд. Это был ее единственный шанс повернуть исход сражения в свою пользу, поскольку магической энергии больше не осталось.

Бросившись навстречу злорадно скалившемуся Саркозу, хетай-ра сумела отвести его первый удар, не сломав при этом не предназначенный для дуэли кухонный нож. От второго замаха она увернулась, поднырнув под левую сторону старейшины и жестко хватая его за кисть. Третье движение он уже не успел сделать – Лантея выпрямилась за спиной у своего противника, с садистским удовольствием заламывая ему свободную руку практически до самого затылка и приставляя к горлу свое такое простое, но на удивление смертоносное оружие.

– Брось меч! – прорычала разгоряченная схваткой девушка на ухо окаменевшему Саркозу. – Аш! Отбери у него железку! Живо!

Едва перебирая ногами от страха, профессор метнулся в сторону коменданта и хлестким ударом по сжатой ладони выбил у него из рук гладиус. Короткий меч со звоном упал на мостовую, и Ашарх мгновенно его поднял, не желая лишать себя возможности так хорошо вооружиться.

– А теперь слушай меня внимательно! – плотнее прижимая лезвие ножа к кадыку коменданта, прошипела Лантея. – Ты, гнойный чирей с задницы Залмара, сейчас прикажешь своим стрелкам опустить оружие и выпустить нас с площади! Ты понял?!

– Я вырву твой грязный язык!..

Саркоз попытался двинуться, но профессор мгновенно направил отобранный меч ему прямо под дых и пощекотал кожу острием.

– Ты, мразь, сейчас находишься на волоске от смерти! Я вспорю твою глотку до самых позвонков, если ты еще раз откроешь рот! – пообещала хетай-ра. – Быстро приказывай своим людям уйти с нашего пути!

– Залмар покарает тебя… – начал было вновь старейшина, но Лантея с наслаждением медленно провела ножом по его горлу, легко вспарывая верхний слой кожи и пуская немного крови. – Я… Я… Отвести людей! Опустить оружие и отступить! Немедленно! Выполнять приказ!

Крик Саркоза разнесся по опустевшей площади. Песчаная завеса, сотворенная девушкой, неторопливо опала, и глазам путников предстали два отряда, наскоро забаррикадировавших один из выходов на соседнюю улицу пустыми бочками и распряженной телегой. Арбалетчики, опустив взведенное оружие, с недоумением вглядывались в центр площади из своего укрытия, а вдоль стены одного из зданий расположился отряд мечников, все как один, державших ладони на рукоятях мечей.

– Пусть нас пропустят! Прикажи расчистить дорогу. Мы уйдем, и тогда никто больше не пострадает, – крикнул профессор, не выпуская из рук гладиус и вглядываясь в заслон из телеги.

– Идиоты. Даже если вам удастся сейчас уйти, то мои следопыты отыщут вас в этих горах за несколько часов. Вам некуда бежать с Мавларского хребта. Это мой край!

– Аритхол может легко лишиться своего коменданта, если ты будешь много болтать.

Лантея грубо развернула своего пленника в сторону воинов и сильнее заломила Саркозу руку, сжимая его кисть до хруста. Судя по тому, как старейшина сжался и поморщился, наркотический дурман постепенно отступал, возвращая чувствительность. А это значило, что скоро глубокая рана на животе начала бы доставлять коменданту нестерпимую боль, из-за которой он мог отключиться. Следовало скорее уходить с площади, чтобы не пришлось тащить на себе тело Саркоза.

– Освободить дорогу! Исполнять!

Общинники принялись откатывать пустые бочки и общими усилиями сдвигать скрипучую старую телегу. Через минуту проход был свободен, и воины, с тревогой наблюдавшие на своим истекавшим кровью командиром, отступили с дороги.

– Иди вперед. И не дергайся, – прошипела хетай-ра.

– Никому не стрелять! Убрать оружие!

Едва дотягивавшаяся до горла старейшины Лантея подтолкнула своего пленника в спину, вынуждая его двинуться в сторону выхода с площади. Профессор ступал рядом, ни на шаг не отходя от своей спутницы и на всякий случай выставив перед собой меч. Но нападать никто и не хотел. Общинники послушно исполняли приказ, выстроившись вдоль стен домов. Как только пара с заложником преодолела разобранные баррикады, Саркоз страдальчески захрипел, хватаясь свободной рукой за рану на животе. Сквозь его пальцы сочилась темная густая кровь.

– Шевелись быстрее. И молись своему богу, чтобы ты не сдох до того, как мы покинем город. Иначе нам придется вырезать половину твоей общины, чтобы пробиться наружу, – угрожающе прошептала Лантея, напряженно оглядываясь по сторонам.

– Возле крепости я видел спуск к горной реке. За ней начинаются тропы, ведущие на юг, – едва слышно проговорил Ашарх своей спутнице.

– Веди скорее.

Профессор шагнул вперед, показывая нужное направление. Они торопливо спускались по улице до самого поворота к крепостным воротам, постоянно ощущая на себе десятки взглядов. Из всех окон, дверей и переулков на троицу смотрели бледные лица общинников. Некоторые фанатики незримыми призраками следовали за беглецами с самой площади.

– Пощадите, во имя Залмара, – шептали люди.

Где-то позади медленно и неотступно двигались отряды воинов, готовых в любое мгновение броситься на помощь своему коменданту и убить чужаков, дерзнувших ранить Саркоза и взять его в заложники.

Спуск к широкой горной реке действительно оказался там, где Ашарх его видел в последний раз, когда его вели к крепости после праздника Очищения. Выдолбленные в камне грубые ступени темной полосой уходили к самому подножию скалы, на которой располагался город. По ним Лантея спускалась с величайшей осторожностью, ни на секунду не ослабляя хватку ножа. Она чувствовала, что даже несмотря на жгучую боль, комендант только и ждал момента, чтобы вырваться и отомстить своим обидчикам.

Профессор постоянно обеспокоенно оглядывался: целая толпа людей шла за ними по следам, алчно наблюдая за каждым шагом. И стоило Ашарху отвернуться, как преследователи мгновенно сокращали расстояние, незаметно подвигаясь все ближе и ближе. Когда крутой косогор наконец закончился и лестница привела троицу на галечный берег, то, казалось, прошла вечность. Саркоз уже еле двигался, он не отпускал руку от своего бока и явственно начал подволакивать ногу от боли. Лицо его стало неестественно бледным, а дыхание – прерывистым и тяжелым.

– Река вроде неглубокая. Перейдем вброд, – скомандовала Лантея, первой шагнув в ледяную воду вместе со своим заложником. Вода мгновенно окрасилась в красный цвет от крови, стекавшей по тунике коменданта.

– Никому не входить в воду! – нервно выкрикнул Ашарх себе за спину, чтобы его услышали верующие, следовавшие на небольшом отдалении.

Как хетай-ра и ожидала, глубина действительно была только до середины бедра. Конечно, одежда и обувь все равно промокли, но это уже было совершенно неважным. Главное, что теперь за спиной путников высилась громада горной крепости Аритхол, венчавшей гребень скалы. Они покинули город живыми, а толпа взволнованных общинников осталась по другую сторону реки.

С удивительной настойчивостью девушка продолжала толкать Саркоза все дальше и дальше по узкой тропе, которая началась сразу же за кромкой берега реки. И пока одна из высоких скал полностью не скрыла троицу от взглядов людской толпы, белым пятном замерших на другом берегу, хетай-ра не остановилась. Она нелегко дышала, как и ее спутник, но в отличие от него, на лице девушки была написана какая-то высокомерная уверенность и даже злоба.

– Все. Теперь ты можешь его отпустить. Нам уже ничего не грозит, – пробормотал профессор, опираясь на ближайший склон и переводя дыхание.

Лантея оскалила зубы в хищной улыбке и перерезала Саркозу горло.

Глава десятая. По ту сторону Мавларского хребта


Блуждал по горам я Ровалтии, друг,

И в море Глубинном омыл кисти рук.

Но краше нет в мире того уголка,

Где златом пленяют барханы песка.

Бард Самвел. «Баллада о мире»


– Что ты наделала? Зачем ты убила его?! – вскричал профессор, отшатываясь в сторону от грузно упавшего на землю тела старейшины.

– Не стоит так громко вопить, – вытирая кухонный нож об одежду мертвого коменданта, спокойно проговорила девушка. – А то наши преследователи узнают о смерти своего лидера гораздо скорее, чем я планировала.

– Что?! Ты в своем уме? Теперь, когда они найдут здесь его тело, то всей разъяренной общиной будут гонять нас по этим горам до изнеможения! Пока не отомстят!

– Без него в крепости настанет временный хаос. Пока они разберутся, кто будет отдавать приказы и как действовать дальше, мы успеем затеряться среди скал. Так что не стой на месте, а иди за мной и пошевеливайся.

Рукавом стерев с испачканного лица пот и следы крови, Лантея быстро подсунула нож под пояс и поспешила на юг по узкой змееобразной тропе, извивавшейся между валунами и сыпучими горными склонами, сплошь поросшими колючими высохшими кустарниками. Постоянно нервно оглядываясь себе за спину, мужчина двинулся следом, боясь упустить из виду хетай-ра.

– Неужели ты пролила недостаточно крови там, на площади? – не унимался Ашарх, шокированный поступком своей спутницы. – Твоя магия убила множество невинных людей, которые просто оказались слишком близко к эпицентру бури! И теперь ты еще и прикончила коменданта, которого мы обещали отпустить с миром, если он посодействует побегу?

– Во-первых! Мы ничего ему не обещали. Эта грязная свинья, так яростно цеплявшаяся за свою жизнь, готова была в любой момент отдать приказ своим стрелкам, чтобы нас изрешетили болтами! И именно по его вине мне пришлось устроить резню на площади!.. Почему, когда фанатик, нажравшийся наркотика, решает просто так обезглавить ни в чем не повинную девушку – это нормально для тебя, а как только я решаю дать отпор и постоять за свою жизнь, то ты считаешь меня жестокой убийцей, только и ищущей, кому бы вспороть горло?!

– Но простые люди… – начал было профессор.

– Во-вторых! – категоричным и раздраженным тоном продолжила хетай-ра, даже не оборачиваясь на собеседника, семенившего позади нее. – Эти «невиновные» люди, за которых ты так переживаешь, стояли перед плахой и орали во всю глотку, чтобы мне быстрее отрубили башку. Быть может, они и носят белые одежды смирения, но в их крови плещется жажда насилия. И ты это должен понимать не хуже меня.

– Но теперь из-за всего этого безумия мы настроили против себя целый город! Немалую общину, где помимо простых фанатиков есть еще и хорошо вооруженные отряды, в том числе – следопыты, знающие эти горы наизусть! Пока мы отыщем дорогу через перевал, они найдут нас и, дай бог, казнят на месте… В худшем случае, нас возвратят в Аритхол, и я даже боюсь себе представить, что они тогда решат с нами сотворить.

– Вот поэтому нам и не следует останавливаться, – сквозь сжатые зубы проговорила Лантея.

Солнце медленно заплывало за горизонт, погружая хребет в бархатистые сумерки. Пока еще под ногами было видно тропу, но в скором времени тьма должна была заполнить собой все ущелья и гребни скал. Для путников, спешивших как можно дальше отойти от крепости, не было ничего хуже непроглядной ночной темноты, но и останавливаться тоже было нельзя.

– Если здесь вытоптана эта тропа, значит, она может вести к каким-то дозорным точкам к югу от Аритхола, – задыхаясь от скорого шага, иногда переходившего на бег, заметил профессор, надеясь, что сильно убежавшая вперед девушка расслышит его. – Нам было бы очень нежелательно наткнуться на дозорных или какой-нибудь патруль здесь…

– Да, я тоже об этом подумала, – негромко откликнулась Лантея, останавливаясь и дожидаясь, пока уставший преподаватель дойдет до нее. – Поэтому нам придется уходить с тропы. Тем более, она все равно начинает забирать на запад. Если мы будем придерживаться строго южного направления, то в ближайшие дни уже должны будем выйти к пустыням Асвен. Я чувствую, что местность начинает меняться, а это значит, что самую высокую точку мы уже преодолели.

– Ты уверена, что мы сумеем пройти в темноте по такой дикой местности? Здесь даже днем можно все ноги переломать или провалиться в какую-нибудь трещину, а ты хочешь, чтобы мы после захода солнца искали путь?

Дышавший через рот профессор в который раз потрогал свой сломанный нос, который из-за сильного удара Саркоза искривился на правую сторону. Внутри плотной пробкой запеклась кровь, которая мешала Ашу полноценно дышать и постоянно причиняла боль, как и раздувшаяся разбитая губа. Бордовая короста натекшей крови стянула волосы на бороде у мужчины, и теперь он постоянно чесал подбородок. Но у двоих беглецов не было ни воды, чтобы умыться, ни времени, чтобы осмотреть и перевязать свои раны. Если они хотели выжить и скрыться от неминуемой погони, то нужно было забыть о боли, усталости и неудобствах.

– Если эта ночь будет звездной, то я легко проведу нас дальше. Будем идти до тех пор, пока не свалимся без сил. А, как только небо посветлеет, то продолжим путь.

– Есть ли в этом необходимость? Погоня из Аритхола не сможет ночью двигаться без факелов и фонарей. Это их сильно замедлит. Разумнее для них будет начать поиски с рассветом.

– Нам нужно получить преимущество. Потому что, как ты сам недавно и говорил, их следопыты отыщут нас без особенных усилий. Им здесь все знакомо до последнего камня.

Тяжело вздохнув, профессор прибавил шагу, на ходу стягивая с себя опротивевшую белую мантию, заляпанную своей и чужой кровью, и заворачивая в нее отобранный у Саркоза гладиус. Так нести меч было сподручнее, а избавляться от единственного полноценного оружия сейчас все же не стоило. К тому же, Лантея была полностью энергетически опустошена, да и песка при себе у нее не осталось.

Беглецы шли в быстром темпе до тех пор, пока Мавларский хребет полностью не погрузился в густую чернильную темноту. Делая только короткие остановки каждые полчаса, чтобы перевести дыхание и дать отдых ногам после карабканья по отвесным склонам гор, путники едва ли далеко сумели уйти. По крайней мере, по ощущениям Лантеи, они все еще были легкой добычей для следопытов общины, если те уже начали поиски.

– Боюсь, тело они обнаружили сразу же после нашего ухода, – поделилась своими опасениями хетай-ра во время прохода через одно длинное и удушающе узкое ущелье, с помощью которого она решила срезать дорогу напрямик, а не обходить ощетинившуюся острыми гребнями скалу с востока, делая крюк.

– Даже без коменданта и его правой руки в крепости полно офицеров, которые сумеют мгновенно оценить ситуацию. Они бросят все силы на наши поиски. Потому что под угрозой оказался не только авторитет общины и ее воинов, от которых безнаказанно ушли язычница-чужеземка и брат-предатель, но и сама тайна местонахождения города. Мы поставили под удар весь Светоч.

Профессор послушно шел следом за девушкой, доверяя ее острому слуху и хорошему ночному зрению. На некоторых участках пути она крепко хватала его за рукав и помогала в темноте преодолеть опасные участки, где под ногами могли быть коварные разломы или груды камней, так и норовивших осыпаться.

– Даже не могу себе представить, что бы мы делали, если бы тебе не удалось отыскать эту груду песка, – сказала Лантея.

Хетай-ра остановилась у выхода из ущелья и пропустила вперед себя профессора, который явно достаточно плохо чувствовал себя в подобном узком пространстве.

– Давай, лезь первым. И смотри не застрянь, – проговорила она.

– Я бы смог что-нибудь придумать, – пробормотал Ашарх, с явным трудом протискиваясь через тесный проем. Выпав наружу, он сразу же принялся жадно глотать прохладный ночной воздух.

– Ну, не знаю, – протянула девушка, легко покидая ущелье следом. – Когда ты пришел в темницу и рассказал о казни, то по твоему виду нельзя было сказать, что хотя бы один гениальный план на тот момент был у тебя в запасе. Если бы не моя подсказка, то, чувствую, не сносить мне головы.

– Не издевайся.

Профессор одарил усмехавшуюся девушку укоризненным взглядом, с трудом различив ее во мраке, а после добавил:

– Уж идти на поводу у старейшины я бы ни за что не стал. Попытался бы отсрочить казнь, украсть ключ от темницы или выломать решетки силой. Но убить тебя у меня просто рука бы не поднялась. Если хочешь знать, я вообще никогда в жизни никого не убивал.

– Это не всегда так плохо, как кажется, – уметь убивать. Нужно быть готовым побороться за свою жизнь, пусть и ценой чужого существования. Ведь ты мог спастись сам. С помощью казни отвести от себя все подозрения и потом сбежать из города, когда Саркоз стал бы менее внимательным.

– И что потом делать? Вернуться в Залмар-Афи, где меня ищут все, кому не лень, или, может быть, в одиночку уйти в пустыни, чтобы навечно остаться среди песков высохшей мумией? – пробормотал Аш, поморщившись и потерев потную шею. – Да и не простил бы я себя никогда за такой поступок.

– Неужели замучила бы совесть?

– А ты сама-то как думаешь? – неожиданно грубо ответил профессор, разозлившись на вопрос, заданный язвительным тоном. – Наверное, когда сама направо и налево косишь людей пачками, то уже перестаешь слушать призывы совести и по ночам спокойно спишь, а? А я не такой, как ты. Для меня убить другого – это равносильно тому, чтобы обрубить в себе что-то важное, что-то человеческое и нетленное, с рождения заложенное богом. Или богами. Быть может, это совесть или чистота души, не знаю. Но с этим жить легче.

– С чего ты взял, что легче? Может, как раз-таки сложнее, а ты, наоборот, только ставишь себе какие-то дополнительные трудности, условия и рамки? Не думал над этим?

– Это ты мне должна сказать. Вот до своего первого убийства какой ты была?

Девушка почему-то замерла на месте, и плохо ориентировавшийся в темноте Ашарх даже прошел мимо нее, пока не счел тишину слишком подозрительной и не обернулся, пытаясь разглядеть спутницу. Если бы не высветленные слабым звездным светом серебристые седые волосы, то вряд ли профессор когда-нибудь смог бы обнаружить слившуюся с тенями хетай-ра.

– Быть может, ты и прав.

– Касательно чего? Чистой совести?

– Я никогда не убивала живых разумных существ до своего приезда в Залмар-Афи. В пустынях меня учили защищать свою жизнь и, конечно же, мои верные кинжалы пронзили далеко не один десяток ингур. Но это было нечто иное. И именно в Италане я первый раз убила человека.

– Те двое Сынов в казематах? – догадался Ашарх.

– Именно. И, знаешь, кажется, после этого вся моя жизнь и пошла под откос.

– И ты ничего не испытала в тот момент? Ни страха, ни укоров совести?

– Ничего. Для меня они мало чем отличались от бестолковых прожорливых ингур. Я лишь жаждала мести, хотела вернуть им ту чудовищную боль, которой они меня наградили. И широко открытыми глазами наблюдая, как они корчатся, снедаемые песком, я была спокойна.

– Выходит, это я сделал из тебя убийцу?.. По моей вине ты попала в казематы боли Сынов и убила там первый раз.

Девушка практически бесшумно сделала несколько шагов вперед и поравнялась со своим собеседником.

– Выходит, что так. Но, знаешь, в какой-то степени я благодарна тебе.

– За что?! Ты распотрошила двух человек в столице, устроила в Аритхоле настоящую бойню и хладнокровно перерезала глотку коменданту крепости, когда могла оставить его в живых! Формально, только по моей вине погибло столько людей! Я создал из тебя чудовище…

– Саркоз все равно сдох бы еще до полуночи от кровопотери. Так что я сделала ему одолжение, избавив от мучительной агонии… Неделю назад я, может быть, и признала бы тебя виновным во всех этих грехах. Все же, если бы ты тогда не сдал меня ордену, то все могло бы пойти по совсем иному пути… Но теперь это уже не важно. Потому что я убивала их собственными руками, осознанно и с определенной целью. И тебе не стоит себя ни в чем винить.

– Но как же… – заговорил было Аш.

– Они все должны были умереть. Потому что такие люди заслуживают смерти.

– Ты пытаешься сама себя убедить в этом!

– Нет. Я помогаю лишь тем, кто заслуживает помощи, и убиваю тех, кто заслуживает смерти. Вот и все. Как оказалось, это на удивление действенный и простой закон жизни.

– Но ведь дело не в придуманных законах и самоубеждении, Тея! Дело в твоей собственной подлинной сущности! Существует мораль мироздания, которой все на этом свете должно подчиняться. И она предельно банальна: твое отношение к окружающим создает тебя как личность. Другими словами, направляя на кого-то оружие, ты в первую очередь направляешь его на себя. И убивая человека, пусть даже прогнившего по твоим меркам до крайности, ты убиваешь сама себя – откалывая от души куски один за другим, пока на ее месте не останется пустота.

– И что ты теперь предлагаешь? Всех миловать и дальше позволять им творить свои грязные дела? – повысила голос Лантея. – Тогда в мире не будет ни одного свободного от дерьмоедов и уродов уголка. Все будет кишеть мерзостью.

– Оно уже кишит. Если копнуть поглубже, то в любом человеке можно найти столько дерьма, что хватит захлебнуться и не всплыть. Вот только ты считаешь, что, убивая их, творишь доброе дело.

– А на самом деле?

– А на самом деле лишь становишься одной из них. Убийцей, у которой руки по локоть в крови.

Тяжелая беседа окончательно утомила девушку. Она отвернулась от своего серьезного собеседника, который отчаянно пытался достучаться до чего-то одного ему известного в душе хетай-ра. В конце концов профессор отстал, видя, что его больше не слушают, но общее настроение двух путников уже упало до нижней границы возможного, вот-вот готовясь перейти в настоящую апатию.

У Ашарха сильно болели стертые до мозолей ноги: за время пребывания в крепости кожа не успела восстановиться. Но нытье все равно никак бы не помогло делу, а оттого мужчине оставалось лишь угрюмо шагать вперед, стараясь не отставать от Лантеи в кромешной темноте и то и дело спотыкаясь о камни.

Вместе с непроглядной ночью на Мавларский хребет опустился и жгучий холод. Девушка первой стала кутаться в свой изорванный плащ, но вскоре и профессор почувствовал на себе пронизывавшее до костей дыхание ветра. Путешественники шли, пока хватало сил, однако, даже с видящей в темноте хетай-ра они все равно сильно замедлились с наступлением глубокой ночи. И лишь когда Ашарх упал с небольшого уступа, рассадив себе колено во мраке, решено было сделать привал.

К сожалению, сколько бы странники ни обходили кругами ближайшие скалы, им не удалось найти место, где можно было спрятаться от ревущего ветра и спокойно поспать. В итоге, прижавшись друг к другу, как воробьи, и укутавшись в плащи, беглецы забились под естественный навес одной из скал, дрожа от холода.

Больше всего Ашарх жалел о том, что еще в крепости, находясь в нетерпеливом ожидании предстоявшего побега, он не захватил с собой совершенно никаких вещей, которые могли бы им пригодиться в горах. В итоге, теперь они оказались без еды, воды и одеял посреди голых скал, а впереди им еще предстояло пересечь бескрайнюю пустыню, чтобы найти город хетай-ра. И все, что при себе осталось у профессора – это лишь меч Саркоза, обережь и свиток Чият. Но доставать его мужчина все равно не спешил. Ведь путь был все еще не закончен.

Лантея дрожала от холода, как первый подснежник, застигнутый врасплох неожиданной метелью: она, как и ее спутник, не могла даже задремать при таком пронизывавшем ветре и лишь теребила в руках висевший на шее костяной свисток в виде птицы, отданный тетей.

– Смотри, сегодня и правда удивительно хорошо видны все звезды на небе.

Профессор попытался отвлечь девушку беседой, чтобы помочь ей расслабиться и заснуть. Тем более, что он все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что сорвался на спутницу после побега.

Россыпь белых искр, усеявших небосклон, окутывала уставшую землю своим слабым светом. В больших городах яркие фонари и освещенные окна часто мешали насладиться красотой звезд, но здесь, в диких горах, где вокруг на многие километры не было ни одного источника света, холодные огоньки сияли во всю свою силу, переливаясь блеском драгоценных камней.

– Да, правда, – трясясь от холода, отозвалась хетай-ра, прижимаясь еще плотнее к своему соседу.

– Я такое видел только в южных степях, – продолжал Аш, надеясь убаюкать своим голосом Лантею. – Когда куда ни глянь, до самого горизонта тянутся мириады звезд. Кругом только ветер, шелест травы под ногами да где-то там, далеко-далеко, виднеются горы. И над всем этим простором неохватное звездное небо! Необузданно грозное, но вместе с тем прекрасное в своей таинственности… И все эти огоньки складываются в узоры, создают единую картину ночи…

– Никогда бы не подумала, что ты способен на такие поэтичные образы.

– Ты все еще держишь меня за высохшего книжного червя, неспособного ни на что иное, кроме как штудировать очередной нудный многотомник по истории? – спросил Аш, вскинув бровь.

– Ну, почему же. Я верила, что где-то в твоей мумифицированной профессорской душонке есть фантазия и страсть, но, признаться, не думала, что именно мне удастся их пробудить.

– Это не только твоя заслуга. В целом, все это трудное странствие что-то изменило во мне.

– Наверное, это хорошо. Всегда лучше, если в человеке что-то меняется с течением жизни, без разницы, в какую сторону. Потому что долгие простои приводят лишь к окостенению характера, делая его совершенно непереносимым.

Заворочавшись на месте, Ашарх тщательно подоткнул все дыры, через которые холодный ветер попадал ему под одежду.

– В детстве, когда я смотрела на ночное небо, то думала, что звезды – это глаза богини, и с помощью них она следит за всеми своими детьми, где бы они ни были, – поделилась Лантея.

– Выходит, – усмехнулся профессор. – Днем ваша богиня была слепа, в твоем понимании?

– Нет. Днем ее оком было солнце, чьи лучи проникали всюду. И, пока отдыхали остальные глаза, всю ночь следившие за деяниями хетай-ра, одно око не смыкалось. Таким образом, мне казалось, что богиня всегда невесомо и неосязаемо присутствовала в моей жизни.

– Думаю, если бы боги действительно следили за своими детьми с небес, то звезды давно бы уже роняли на землю кровавые слезы.

– Они и роняют. Когда темный небосклон вдруг прорезает яркая хвостатая комета.

– Нет, все же я не сторонник такой божественной теории, – проговорил Аш, откинув голову на ледяные камни. – Мне более привычен научный подход, где звезды – это горящие сферы вселенной, а планеты – лишь их остывшие собратья. Смотрящий в зрительную трубу астроном ведь не думает о том, что он, быть может, заглядывает в лицо богу. Он только изучает огромный мир за пределами нашей планеты, дает имена неназванному, описывает впервые увиденное.

– А как же все эти красивые легенды о созвездиях?

– Ну, они же придуманы не учеными, а простыми людьми, для которых звездопады, затмения и вращение планет – это лишь неясные явления. Им гораздо проще назвать скопление звезд каким-нибудь банальным словом и придумать сказку о богах, рассыпавших немного золота по небу.

– Может, ты и прав, но мне нравятся эти волшебные легенды… В них есть что-то уютное и доброе. Особенно когда ты за много километров от дома, задираешь голову, а там все те же родные звезды, что и у тебя в пустынях. Сразу вспоминаются истории об этих созвездиях, и как будто бы вновь дышишь воздухом своего края, вновь думаешь о доме.

– И что тебе вспоминается сейчас, глядя на это небо? – поинтересовался профессор.

– Наверное, легенда о Роксуни, – прошептала девушка, высвободив руку из складок плаща и указав в сторону горизонта. – Вон там. Видишь полосу из звезд на самом краю?.. Это Роксуни, «Змея». По сказаниям моего народа в городе-колыбели Гиртарионе, первом городе хетай-ра, против одной из правительниц зрел заговор. Недовольные должны были совершить покушение на нее по пути к мольбищу, куда она каждый вечер ходила для молитвы в одиночестве. Как только матриарх сделала первый шаг из своего дворца той ночью, то путь ей преградила кобра, гневно раздувшая капюшон и оскалившая клыки. Правительница, боявшаяся змей, испугалась и вернулась обратно, сочтя это дурными знамением. И лишь утром она узнала о заговоре и о том, что от верной гибели ее спасла обыкновенная кобра, не пустившая ее за порог. Тогда матриарх вымолила у богини Эван’Лин честь для Роксуни быть увековеченной на небе в виде созвездия, а символом города-колыбели стала змея, изогнувшая свое тело в знаке бесконечности, со звездой на кончике хвоста.

– Завораживающая история, – мягко произнес Ашарх. – А у нас оно называется Венец. И люди привыкли считать, будто он появился на небе из-за того, что когда-то давным-давно две сестры-принцессы из чужих дальних краев так страстно и долго боролись друг с другом за трон и власть, что постепенно лишились памяти. Ничего вокруг их уже не волновало, кроме заветного венца. Ни сестринская любовь, ни страна, ни семья.

– И что с ними потом стало по легенде?

– В итоге они забыли даже за что сражались. Так были заняты своей ненавистью друг к другу, что утратили цель и разум. И даже скончались обе, в полубезумном бреду впившись пальцами в шею противницы. Так их и положили в каменный склеп вдвоем, а в изголовье оставили венец, за который они боролись всю жизнь, но который ни одна из них так и не смогла на себя надеть.

– Знаешь, что я тебе скажу, Аш… Власть – это яд, который убивает слабых, вызывает привыкание у сумасшедших и делает сильных еще сильнее. Если каждый день принимать этот яд по чуть-чуть, то в конце концов ты сумеешь испить полную чашу власти, в ином же случае – он погубит тебя.

– Так можно сказать обо всем. О деньгах, о страсти и даже о религии!

– Быть может, потому что все эти вещи неразрывно связаны с властью?

– Хотел бы я тогда спросить, откуда ты сама так много о ней знаешь, но, пожалуй, не буду.

– И верно. Не стоит.

Странники еще долго в молчании любовались прекрасным звездным пологом, пока холодные ветра не принесли с собой тучи, полностью затянувшие небо. Пошел мелкий противный дождь, который мгновенно промочил тонкие плащи. Сидеть на камнях стало совсем невыносимо, а барабанившие по капюшону капли отстукивали однообразную мелодию, мешая спать. В конце концов профессор не вытерпел и, стянув с себя провонявшие потом нижнюю рубаху и тунику, решил извлечь из непогоды хоть какую-то пользу, смыв с тела грязь. Ледяные потоки воды стекали по коже, унося с собой последние крупицы тепла, но зато вместе со свежестью к Ашарху пришло и внутреннее спокойствие. При таком дожде следопытам при всем желании не удалось бы отыскать следы беглецов. А это значило, что дальнейший путь до пустынь Асвен должен был пройти легко.

Мужчина вдоволь напился, набрав в ладони воды, и даже промыл сломанный нос, который из-за холода стал гораздо меньше болеть. И после, скорее укутавшись в еще не растерявшую тепло одежду, плотнее прижался к своей спутнице, начинавшей понемногу клевать носом. Лантее через четверть часа все же удалось задремать, хотя даже во сне она продолжала дрожать и иногда стучать зубами от холода. Но при всем своем желании профессор никак не мог ей помочь, он и сам время от времени провалился в тяжелый сон, и выныривал из него совсем измученным, когда ноги коченели и затекали из-за неудобной позы.


На рассвете Ашарх проснулся из-за того, что не мог дышать. Его горло болезненно опухло, а нос был заложен. Мужчина растер закостеневшие руки, мысленно кляня ночной холод, из-за которого он, судя по всему, начинал заболевать. Слабый организм преподавателя, не приспособленный ко сну на остывших каменных глыбах под ледяным ливнем, не справился с возложенной на него задачей.

Завтракать было нечем, а голод скручивал животы двух странников в тугой узел. И Лантея только успокаивала своего спутника тем, что до пустынь оставалось явно не больше суток ходьбы по ее собственным внутренним ощущениям. Пара двинулась дальше, без устали вглядываясь в остроконечные гряды, надеясь увидеть за ними, наконец, жаркое песчаное море.

К счастью, им больше не попадались на глаза стаи крылатых тварей, о которых хетай-ра вспоминала каждый раз, когда ее пальцы касались головы, где за ухом еще чесалась заживавшая ссадина. Иногда, когда беглецы забирались на очередной высокий уступ, возвышавшийся над безбрежным скалистым краем, они подолгу смотрели назад, опасаясь увидеть приближавшуюся погоню. Но горная крепость Аритхол давно уже скрылась за каменистыми пиками, а никаких признаков преследования внимательная Лантея не обнаруживала. И с каждым шагом на юг надежда пересечь Мавларский хребет живыми становилась все более осязаемой.

Общий ландшафт горной местности начал ощутимо меняться уже через пару часов после того, как путешественники покинули место стоянки. Когда солнце полностью выбралось из-за высоких изрезанных ветром утесов, то воздух моментально наполнился тягучим зноем. Это приободрило выдохшуюся Лантею – она всем своим нутром чувствовала приближение родных пустынь, где в окружении песка ей было гораздо спокойнее, чем на твердой почве.

Ближе к полудню Аш поймал себя на мысли, что ему не становилось лучше. Даже несмотря на прогретый воздух, его тело бил озноб, а голова словно была наполнена жидким раскаленным металлом, который плескался внутри. Каждый шаг давался с трудом, слабость лишь продолжала накапливаться, вынуждая мужчину все чаще делать передышки в тени скал. Незаметно он стал отставать от спутницы, которая так стремилась скорее пересечь перевал, что, сама не заметив этого, сильно ушла вперед, пока вовсе не скрылась за очередной каменной грядой. Через несколько минут профессор услышал восторженные крики своей спутницы:

– Аш! Ты где?.. Иди скорее сюда! Мы пришли!

Преподаватель, подобрав полы плаща, поспешил на голос девушки. Когда он выглянул из-за склона уступа,поросшего какими-то высохшими лианами, то перед ним предстало узкое, зажатое между двумя высокими скалами, ступенчатое плато. Оканчивалось оно отвесным головокружительным обрывом, на самом краю которого стояла Лантея. Стоило профессору подойти ближе, как у него перехватило дыхание, и лишь краткий вздох изумления вырвался из его груди. Внизу, прямо под ногами путников, застывшие волны скалистых выступов Мавларского хребта поднимались из безграничного океана песка. Раскаленный ветер пустынь Асвен поприветствовал своих гостей, обдав их лица горячим дыханием.

– Невероятно, – прошептал Ашарх, пытаясь разглядеть, где же заканчивались эти бархатистые дюны. Но золото песков тянулось до самого горизонта, скрывая свои границы в жарком мареве.

– Это мой дом, – с придыханием сказала Лантея, повернув счастливое лицо к своему собеседнику. – Я научу тебя любить эти края, Аш. Так же сильно, как я люблю их.

В ее голосе было столько восторга и нежности, что в искренности ее слов даже не приходилось сомневаться.

– Сколько дней мы будем добираться до твоего города? – поинтересовался профессор, приставив ладонь ко лбу, но как он ни старался, в однообразной массе песка не было видно ничего, даже отдаленно похожего на поселение. – А то без воды тяжеловато пересекать пустыни, знаешь ли.

– Недолго, – таинственно улыбнулась хетай-ра. – Поверь, скоро мы сможем отдохнуть как следует.

Она с замиранием сердца смотрела на свой родной край, предвкушая возвращение домой, но вот Ашарх чувствовал только нараставшее напряжение от безызвестности, которая ждала его впереди. Теперь для него не было дороги назад – Мавларский хребет был преодолен.


Странники, не теряя времени, стали искать оптимальный путь вниз, к подножию хребта. Горы яростными каменистыми бурунами поднимались до самых небес и среди крутых склонов далеко не всегда удавалось найти удобный спуск. Часто прямо из-под ног путников начинали катиться мелкие камни, постепенно приводившие в движение всю осыпь, и неспособные справиться с мощью стихии Аш и Лантея сразу же теряли опору, падая на спину и съезжая по острым валунам. Одежда мгновенно превратилась в изорванные и испачканные лохмотья, а на коже прибавилось ссадин, но зато пара стремительно приближалась к подножию.

Из-за преодоления опасных спусков профессор был совершенно обессилен уже через несколько часов. В конце концов на его болезненное состояние обратила внимание хетай-ра, давно с подозрением наблюдавшая за своим замедлившимся спутником.

– Ты выглядишь не очень хорошо.

– Кажется, я заболел после этой холодной ночи, – признался преподаватель, тяжело дыша.

– Вот тьма, – пробормотала Лантея, сплевывая с досады. – А ведь у нас совсем ничего нет, чтобы хотя бы облегчить твое состояние!

– Ничего страшного, я еще могу продолжать путь, – подчеркнуто бодро отозвался мужчина.

– Если будет совсем невмоготу, то остановимся на краткий привал, ты поспишь. Но вообще, от подножия хребта до Бархана не слишком далеко. А как только мы доберемся до города, то там тебе смогут оказать помощь.

– Тогда не будем терять времени.

Хетай-ра искренне была обеспокоена состоянием Аша и с той минуты постоянно следила за ним. С каждым часом его лицо становилось все бледнее, на коже появилась нездоровая испарина и начался лающий кашель. Но даже с учетом того, что пара двигалась уже гораздо медленнее, пески становились все ближе: Лантея ловко петляла между расколотыми булыжниками, выискивая надежные тропы и неустанно следила за спутником, послушно ступавшим по ее следу.

Когда через несколько долгих часов путешественники наконец упали на пышущий жаром песок, практически кубарем скатившись с последнего пологого горного спуска, то профессор лег на раскаленную поверхность и больше не нашел в себе сил подняться. Девушка укутала его в свой плащ, потому что Ашарха безостановочно знобило, но больше ничем помочь она не могла. Краткий перерыв на часовой сон немного оживил больного, после него он даже бодро встал на ноги, хотя его ощутимо шатало, и сухой кашель постоянно терзал хилую грудь.

– Я смогу раздобыть для нас ездовых животных, с помощью которых мы доберемся до Бархана в кратчайшие сроки, – оповестила спутника хетай-ра, мрачная и задумчивая из-за его состояния.

– Я удивлен, что в этих безжизненных местах водится что-то живое. Ну, кроме твоих сородичей, конечно.

У профессора даже не нашлось сил поинтересоваться, о ком шла речь.

– Нам придется немного побродить по округе, чтобы их найти. Возможно, тебе будет лучше посидеть и подождать меня здесь.

– Ну уж нет! Не хочу оставаться один в этих пустынях. У меня или начнутся галлюцинации, или этот песок засыплет меня с головой за пару минут, – сказал преподаватель, вытряхивая из складок одежды очередную порцию песка, который туда постоянно наносило ветром. Мельчайшие частички в первый же час пребывания в пустынях уже забились во все доступные места: Ашу они попадали в нос и уши, покрыли бороду и запутались в волосах. Как бы тщательно профессор ни обматывал голову и рот разорванной на тряпки белой мантией, доставшейся от общинников, но песок пробирался сквозь все слои одежды. Лантея тоже была усыпана вездесущими крупинками, но она практически не обращала на это внимания.

Девушка повела своего спутника вдоль хребта. Она шла неторопливо, пристально осматриваясь по сторонам, особенно вглядываясь в любые трещины и проломы в горной породе. Ашарху было уже совершенно все равно, о каком ездовом животном говорила его спутница, поскольку накопленной во время сна энергии хватало лишь на то, чтобы послушно и молча шагать следом за хетай-ра. Еще и чудовищная жажда, мучившая мужчину с самого утра, занимала все его мысли. Иногда взгляд профессора останавливался на высоких разросшихся кактусах, которые облюбовали узкие участки каменистой почвы вблизи хребта, и от одного предположения, сколько влаги могло быть в этих сочных плодах, у Аша сжималось горло. Но растения, сплошь покрытые иглами длиной в палец, не вызывали у одурманенного жаждой больного уверенности, что их сок пригоден к питью в чистом виде.

А вот Лантея при помощи своего кухонного ножа все же срезала несколько особенно крупных отростков и круглых красноватых плодов одного из кактусов, предварительно сбив большинство игл. Однако употреблять растение в пищу девушка не стала, а лишь завернула сочившиеся соком и слизью куски в подол туники и направилась дальше, никак не пояснив свои действия.

Несмотря на всю красоту и величие пустынь, это место начинало довлеть над неопытным преподавателем все сильнее и сильнее с каждой минутой. Песок под ногами был таким мелким, что тек, подобно воде, образуя течения и находясь в постоянном движении. Каблуки сапог проваливались в него, и каждый шаг давался с усилием, очень скоро превратившимся в однообразную борьбу с всепоглощающей стихией.

Только через час старания хетай-ра наконец увенчались успехом. Она торжествующее вскинула руки и бросилась к дыре странной формы, которую с первого взгляда было трудно заметить у основания невысокой скалы. Проем, оказавшийся достаточно крупной норой, вселил в мужчину некоторые подозрения касательно того, кого девушка там собиралась найти.

– И что там живет? – с опаской спросил преподаватель, стараясь не приближаться к яме, в которой, судя по ее размерам, водилось что-то поистине исполинское.

– Сейчас увидишь. Эх, жаль у нас нет воды. Так будет куда сложнее…

Хетай-ра достала из подола туники обрубок кактуса и свой кухонный нож. Она подошла к самому краю широкой дыры и бросила туда один из кусков растения. В течение нескольких минут ничего не происходило, но, когда Ашарх уже мысленно порадовался опустевшему жилищу гигантских созданий, из глубины норы раздалось угрожающее стрекотание и противный пронзительный писк. Лантея заметно оживилась. Она принялась через крепко стиснутые зубы громко выдыхать воздух. Получавшийся звук напоминал шипение, но именно оно в итоге привлекло хозяина норы.

Прямо на глазах у пораженного профессора из ямы, опасливо выглядывая, показался огромных размеров паук. Он был практически одного роста с хрупкой хетай-ра, а когда это существо полностью вылезло из своего укрытия и расправило лапы, то Ашарха парализовало от страха перед таким чудовищным созданием. Паук был песочного цвета, весь покрытый щетиной, даже на темном брюшке, а на его голове располагались два черных блестящих глаза. Четыре пары длинных широко расставленных ног поддерживали вытянутое тело, разделенное на несколько отделов, а на голове располагались педипальпы – толстая пара конечностей, на которую паук не опирался, а уверенно ими защищался, грозно пытаясь не подпустить к себе противников. Животное агрессивно щелкало массивными клешневидными хелицерами на нежданных гостей, которые потревожили его покой.

У профессора встали волосы на затылке: никогда прежде он не встречался с пауками такого размера, и его застаревший страх вновь расправил крылья. Лантея же, напротив, была совершенно спокойна и сосредоточена. Она подзывала создание ближе к себе, медленно обходя его со стороны и не переставая издавать монотонное шипение, которое так нравилось пустынному существу. Паук, осторожно переставляя лапы, подкрадывался к девушке, подняв педипальпы. В какой-то момент его темно-красные хелицеры раскрылись полностью, демонстрируя бритвенно-острые наросты, а лапы видимо напряглись – он готовился к прыжку.

Однако, как только хетай-ра это заметила, она сразу же пронзительно и громко завизжала. Создание моментально испугалось: в первую секунду оно явно хотело метнуться обратно в нору, но на пути стояла кричащая девушка, и в итоге паук сжался в комок, притянув к туловищу все лапы, и затих, пытаясь слиться с местностью. Лантея, не теряя времени, быстро бросилась к отвратительному созданию и ловко забралась ему на спину. В ее руках блеснул нож, который через мгновение погрузился в голову паука, практически над самыми глазами. Но после такого удара животное вовсе не упало замертво и даже не сбросило свою обидчицу, а лишь неожиданно расслабилось, неторопливо расправив длинные лапы и полностью опустившись на землю. Девушка удовлетворенно отпустила рукоятку ножа и посмотрела в сторону спутника, который молча за всем наблюдал издалека.

– Теперь ты можешь садиться, – гордо сообщила своему спутнику хетай-ра. – Не бойся, больше никакой опасности она не представляет. Она подчиняется мне, пока нож торчит в ее голове.

– Это и есть тот самый ездовой зверь, о котором ты говорила? – без особой надежды спросил профессор, чувствую подступавшую тошноту.

– Да. К сожалению, нам придется потесниться на одной сольпуге, так как я опасаюсь, что ты не сможешь в одиночку справиться с управлением. Так будет немного медленнее, зато вернее, – пояснила Лантея, удобнее устраиваясь на спине животного. Она легким движением наклонила нож в ране, и чудовище покорно поднялось на ноги, а после направилось в сторону мужчины.

Ашарх отступил назад, не позволяя животному и наезднице приблизиться. Девушка мгновенно нахмурилась, уловив, как изменилось лицо ее собеседника.

– Ты боишься пауков, – всадница не спрашивала, она утверждала очевидную вещь.

Преподаватель просто молча кивнул, борясь с непреодолимым желанием развернуться и бежать как можно дальше от этого места, пока хватит сил. Хетай-ра, отпустив нож на время, спрыгнула с заторможенного паука, задумчиво принявшись поглаживать его по щетине.

– Аш, пойми меня. Я беспокоюсь за твое состояние. У тебя жар. Еще целые сутки идти по пустыне под палящим солнцем ты не сможешь чисто физически. Прошу, сядь на сольпугу.

– Ни за что! – просипел профессор и отступил, почувствовав неожиданный прилив энергии – теперь он был готов броситься хоть на край света. – Я не приближусь к этому существу!

– Не будь ребенком! Тебе нужно перебороть этот страх. Я не сумею дотащить тебя до Бархана на руках, если ты внезапно упадешь без сознания посередине пути.

– Я сказал нет!

Ашарх, подогреваемый злостью, уверенно развернулся и направился на юг, проскальзывая по песку. Лантее ничего не оставалось, кроме как оседлать покорную сольпугу и догнать своего спутника. Она приняла решение ехать немного впереди, чтобы ненавязчиво указывать нужное направление разгневанному преподавателю, на что он лишь громко фыркнул.

Как и ожидалось, запаса его сил хватило ненадолго. Первый час мужчина держался исключительно на упорстве и негодовании. Каждый раз, когда он бросал взгляд на паука, неторопливо семенившего впереди, страх и отвращение открывали новые энергетические ресурсы его тела, позволяя двигаться дальше. Но это не могло продолжаться вечно: раскаленный песок под ногами, казалось, начинал прожигать обувь, а солнце, давившее жаром сверху, все сильнее туманило разум. Ашарх смотрел на дюны, но видел лишь прохладные волны, которые подхватывали его уставшее тело и уносили в мир покоя.

Когда профессор, карабкаясь на очередную песчаную насыпь, осел и кубарем скатился вниз, так и оставшись лежать неподвижной куклой, Лантея лишь тяжело вздохнула и направила сольпугу обратно. Аш выглядел плохо: его смуглое лицо побледнело и было покрыто испариной, на губах появилась сухая белая корка, а глаза оказались расчерчены красной сеткой лопнувших сосудов. Он был в бреду, почти не понимая, что происходило, и лишь часто дышал, иногда срываясь на кашель. Девушке с большим трудом удалось затащить безвольное тело мужчины на спину паука и укрыть больного плащом от солнца.

Животное стало двигаться гораздо медленнее, отягощенное двойным грузом. Теперь хетай-ра приходилось делать остановки каждый час: она давала отдых сольпуге, иногда бросая ей в пасть куски кактуса, из которых та с наслаждением высасывала сок через толстую кожуру, а для мучавшегося от жажды Ашарха Лантея разрезала на куски сочные плоды опунции и понемногу клала ему в рот. Солнце уже начинало клониться к закату, окрашивая бескрайний песчаный океан в красновато-оранжевый цвет. Девушка чувствовала давящую усталость, но метавшийся в бреду преподаватель за ее спиной постоянно напоминал о том, что до Бархана обязательно нужно было добраться в кратчайшие сроки.

Когда над горизонтом осталась лишь розовая полоса последних отблесков солнца, Ашарх впервые пришел в себя. Его состояние не стало лучше, но краткий сон вернул силы и способность разумно мыслить хоть немного. Едва только он открыл глаза и увидел, на ком все это время лежал, то сразу же испуганно сжался, стараясь не касаться руками туловища паука. Из опухшего горла вырвался хриплый кашель, болезненно сжавший грудную клетку.

– А, ты проснулся, – сразу же заметила Лантея и обернулась. – Как себя чувствуешь?

– Отвратительно.

Трудно было сказать, к чему конкретно относилось это определение – к сольпуге или же к состоянию Аша, и девушка лишь насмешливо фыркнула.

– Я дала тебе немного плодов опунции. У нас считается, что они помогают при простуде.

– Это те кактусы? Я думал, ты их срезала, чтобы приманить этого чудовищного паука.

– Плоды – для тебя, стебель – для сольпуги. Он очень сочный, и за неимением другой наживки, пустынных пауков выманивают из нор с его помощью. Обычно опытные наездники используют живых змей или ящериц, но у меня не было сил и времени их ловить.

– Не уверен, что я хочу слушать о том, как и чем питаются эти твари… Поверь, я и так с трудом борюсь с желанием, слезть отсюда и бежать сломя голову. Только слабость меня и останавливает.

– Даже представить себе не могла, что ты так испугаешься их!..

– Как можно не бояться подобных бестий? Я никогда даже не слышал о том, что здесь водятся пауки такого размера, иначе еще пять раз бы подумал, стоит ли идти в пустыни.

Профессор захотел сесть поудобнее, поправив обернутый в кусок ткани гладиус, привязанный к поясу, но как только дотронулся до щетины животного, то сразу же с омерзением отдернул руки и решил остаться пока в лежачем положении.

– Ты и о хетай-ра раньше практически ничего не слышал, – напомнила девушка, пожав плечами. – Если знать, как себя вести с этими созданиями, то ничего страшного не случится. Это главное правило в обращении с любыми животными в пустынях, не только с сольпугами. Нужно помнить обо всех их слабостях и уметь использовать их.

– Какие слабости могут быть у такой твари? Да она, наверное, человека или хетай-ра может целиком проглотить и даже не подавится.

– Вообще-то, они предпочитают ловить мелких животных – змей, ящериц, сурикатов и скорпионов. Поэтому шипение, которое я издавала около норы, привлекло одну особь – она думала, что это змея. Из-за того, что сольпуги не производят паутину, им нужно мало пищи, и переваривают они ее медленно. Но когда пустынные пауки долго голодают или выкармливают детенышей, то они могут напасть и на более крупную дичь – хетай-ра или даже сожрать другую сольпугу.

– Ты меня этим не приободрила, – хмуро прошептал Ашарх и закашлялся.

– Да не переживай ты так. Я же говорю, что сейчас наша сольпуга не представляет опасности. Видишь нож? Он воткнут точно между защитными пластинами головы, в нервный узел. Пока лезвие там, паук расслаблен и послушен. Стоит мне слегка сдвинуть нож или надавить сильнее, сольпуга ускорится. Она будет двигаться туда, куда я направлю лезвие, потому что я, говоря простым языком, щекочу ей нервы.

– Значит, ты контролируешь все ее тело с помощью этого нервного узла?

– Ну, практически все. По-хорошему делать это нужно с помощью узких и длинных стеклянных игл. Опытные наездники, мастера своего дела, всегда носят с собой целую связку таких игл. Они способны заставить сольпугу делать почти все что угодно. Мастера знают все точки на теле паука, где есть нервные узлы и окончания. И с их помощью они могут ювелирно направлять животное, усыпить его на определенное время, избавить от боли, чувства жажды или голода. Это искусство, которому обучаются долго и кропотливо!

– То есть ты, можно сказать, дилетант в этом деле?

– Может, я и не обладаю всеми знаниями наездников, но в своей жизни оседлала достаточно пустынных пауков, и ни разу они не выходили из-под моего контроля, – в голосе Лантеи прозвучала обида, из-за того, что в ее умениях и подготовке так открыто сомневались.

– Но, если не знать, куда втыкать нож или иглу, то как вообще можно защититься от такой твари, если вдруг она вздумает напасть? – поинтересовался профессор, болезненно морщась из-за головной боли.

– Для усмирения взбесившейся сольпуги достаточно обрызгать ее водой или испугать громкими звуками. Пустынные пауки родом не из этих мест. Большую часть года они живут на востоке, но как только в их родном краю наступает сезон дождей, то сольпуги мигрируют. Они терпеть не могут воду и уходят на это время в пустыни, роют норы в песчанике, – объяснила Лантея, повернувшись к Ашу и одарив его улыбкой. – Не волнуйся, в случае чего я защищу тебя.

– Тебе-то я доверяю, а вот этим паукам не очень. Мало ли, что может случиться…

– Говорят, страх – это лишь боязнь того, что может произойти, а не самого объекта. Например, ты опасаешься не саму сольпугу, а того, что она бросится на тебя. Как и я. Я боюсь змей, но не из-за их резких движений и телепающегося языка, а потому, что она может укусить меня и отравить. Выходит, если знать, что ничего подобного не произойдет, то страх исчезнет.

– Нет, не думаю, что ты права. Страх не подчиняется таких простым законам. Он рождается где-то глубоко внутри, за гранью сознания, и оттого разум его контролировать не способен. Ты можешь сколько угодно убеждать себя в том, что паук или змея не бросятся на тебя, но твое тело все равно будет дрожать от ужаса и омерзения. И вряд ли с этим что-то можно будет сделать.

– Убить источник своего страха? Чтобы понять, что он тебе больше не навредит.

– Ты лишь на время приглушишь эти чувства, но не избавишься от них… Знаешь, больше всего на свете я боюсь пауков. Но в тоже время больше всего на свете я бы хотел стать пауком, ведь тогда мне нечего было бы бояться, – пробормотал преподаватель, медленно проваливаясь в дрему. Запас его сил быстро подошел к концу, и усталость навалилась тяжелым пологом.

Лантея удивленно приподняла брови. Последняя фраза ее спутника звучала как парадоксально здравая философская мысль, рожденная в горячечном бреду.

В скором времени над пустынями распахнул свои непроницаемо черные крылья ворон ночи. Сольпуга двигалась в прежнем темпе, множество ее лап позволяли легко перемещаться, не проваливаясь в песок даже под весом двойной ноши. Мимо величественно проплывали дюны, редкие каменистые островки тонули в золотистых песчинках. Девушка постоянно крутила головой по сторонам, стараясь разглядеть один из условных знаков, который бы указал на приближение Бархана. Хетай-ра неплохо видели в темноте, пусть и не могли похвастаться хорошим зрением вдаль при дневном свете, но гораздо больше они доверяли своему идеальному слуху. Именно благодаря ему Лантея и вывела сольпугу к небольшому полуразрушенному строению, где громко завывал ветер, задувавший песок в каменные бреши древней постройки.

– Аш, просыпайся. Мы почти на месте. Слезай вниз.

Профессор вынырнул из полудремы, в которой он пребывал последний час, и огляделся, удивленный тем, как быстро наступила полночь. Мужчина горел, все его тело было в поту, но даже под несколькими слоями одежды он все равно мерз. Послушно скатившись с паука, укутанный в кокон плащей Аш скорее отошел в сторону, искренне радуясь тому, что его краткое знакомство с сольпугами наконец подошло к концу. Девушка тоже спустилась на песок, резким движением вырвав из головы пустынного паука нож. Несколько секунд сольпуга еще пребывала в трансе, послушно стоя на месте, но как только к ней вернулась власть над собственным телом, то она мгновенно развернулась и бросилась бежать прочь, как можно дальше от своих пленителей, несуразно перебирая гибкими лапами и встопорщив щетинки.

– Тея, но здесь нет никакого города, – пробормотал Аш, недоуменно оглядываясь по сторонам.

Вокруг, как и прежде, расстилались безграничные волны песка. Не было ни намека на какой-либо оазис, деревню или хотя бы одну постройку, кроме древнего рассыпавшегося здания, около которого и стояли путники.

– Видишь этот купол? – спросила хетай-ра, указав рукой на то самое полуразрушенное круглое строение, едва ли превышавшее в высоту два человеческих роста. – Это сардобы, старинные колодцы пустынь. А еще – это один из знаков, по которым можно найти любой Бархан. Мы совсем рядом с городом.

Профессор подозрительно посмотрел на свою спутницу, но решил ничего не говорить, а просто подождать, куда же приведет его Лантея. Девушка подняла взгляд, сверяясь со звездами, и после двинулась в ей одной известном направлении. Около четверти часа путники карабкались по крутым склонам статных дюн, спускались с высоких гребней и, утопая по лодыжку в песке, вновь лезли на вершины барханов, пока не подошли к кряжу невысоких холмов из песчаника. Хетай-ра уверенно начала взбираться на островок твердой породы, который возвышался над океаном пустынь. Ровная возвышенность широкого каменного плато была хорошо защищена от песка, который сюда лишь изредка приносило ветром.

А посередине этой площадки располагался огромный приплюснутый купол из толстого темного стекла, напоминавший исполинских размеров зрачок, устремленный в небо. Блестящая ровная поверхность слабо блестела в свете звезд, словно непроницаемая озерная гладь.


Пока Ашарх пытался понять, как этот гигантский купол-блюдце, который едва ли мог быть сотворен руками простого смертного без применения магии, оказался на вершине каменного плато, Лантея уже подошла к краю стекла. Она присела и коснулась пальцами непроницаемой темно-зеленой поверхности.

– Иди ко мне, – подозвала спутника девушка. – Согласись, если специально сюда не залезть, то никогда не найдешь вход в город.

– А это вход в город? – неуверенно переспросил Аш, пытаясь что-нибудь разглядеть через толщу стекла.

– Да. И пройти через него могут лишь хетай-ра. Смотри.

Лантея сосредоточила свой взгляд на руках, которыми она легко касалась купола.

– Kzheomon-shate, Ewan’Lin.

Мужчина, не веря своим глазам наблюдал за тем, как стекло постепенно начало таять под пальцами девушки. Сначала появилась небольшая лунка, которая плавно разрослась до размеров тарелки, а после в куполе образовалась сквозная дыра, откуда сразу же пахнуло теплым воздухом. Провал увеличивался, пока круглое отверстие не достигло в диаметре пары метров. Внутри было достаточно темно, и все, что удалось разглядеть профессору, это как жидкое стекло, подчиняясь пальцам хетай-ра, начало формироваться в широкую лестницу, ведущую вниз.

– Я закончила, – сказала девушка, встряхнув кисти рук и поднимаясь на ноги. – Пойдем, Аш.

Преподаватель шагнул в сторону купола, заглядывая в провал. Полупрозрачные стеклянные ступени, созданные магией Лантеи, уводили в темноту, теряясь в тягучем непроницаемом мраке. Впервые обыкновенно уверенный в себе профессор ощутил слабый укол неясного ужаса, который был порожден безызвестностью. Словно там, в чернильной мгле, его не ждало ничего хорошего.

– Не бойся.

Неожиданно приосанившаяся и мгновенно посерьезневшая хетай-ра шагнула было в сторону прохода, но Ашарх неожиданно цепко схватил ее за руку, вспомнив об одной важной вещи.

– Постой. Тея, я должен кое-что отдать тебе.

– Это не может подождать, пока мы не попадем в город? – нахмурившись, спросила девушка.

– Нет. Мне велели передать тебе письмо строго перед входом в Бархан.

Белые брови Лантеи удивленно взмыли вверх, она в полном молчании покорно ждала, пока профессор достанет из обережного мешочка маленький перевязанный зеленой лентой свиток и передаст его в руки спутницы. Бумага потемнела и примялась, но само послание уцелело.

– Письмо? Кто велел тебе отдать его мне именно здесь? Что за недоговорки, Аш? – с подозрением спросила хетай-ра, вертя в ладонях свиток.

– Твоя тетя. Читай.

Тонкие пальцы ловко потянули за узел, сдергивая ленту. Скрученная бумага развернулась, и девушка углубилась в торопливое чтение, по мере которого лицо ее постепенно становилось все бледнее и печальнее, а руки начали мелко дрожать. На последних строках Лантея не выдержала – свиток выпал у нее из ладоней и, мгновенно подхваченный ветром, отлетел на несколько метров.

Ашарх хотел было броситься за письмом, но замер на месте, не сводя взгляд со своей спутницы. Она будто окаменела, так и не опустив дрожавшие руки. Выбеленное звездным светом лицо напоминало маску, на которой застыло выражение непередаваемой тоски и боли.

Но глаза ее были сухи. Ни одной слезы не скатилось по впалым щекам Лантеи. В тот момент она чувствовала лишь жгучую горечь и чудовищное опустошение, рвущие ей сердце.


«Мой свет,


Ты стоишь на пороге своего родного дома. Вновь так далеко от меня, словно и не было этих двух лет счастья и спокойствия. Но не грусти, ведь это дивное время я не забуду никогда.

Эван’Лин призывает меня к себе. Такова ее воля. Болезнь забирает последние силы, и лекарства от нее нет. Я уповала, что ты успеешь уехать в Италан, и тебе не придется смотреть на мои мучения, но все сложилось иначе. И я надеюсь, что когда-нибудь ты сумеешь меня понять и простить… Что я не нашла в себе сил сообщить тебе об этом раньше.

Тоска кажется не такой горькой, когда между нами горные пики и раскаленные барханы, не так ли, мой свет? И потому я прошу тебя не возвращаться назад и не терзать свою душу слезами по мне. Это моя последняя воля.

Ты знаешь, что перед тобой стоит важная цель. Не забывай о ней. И войди в Бархан с высоко поднятой головой, не оглядываясь назад.

Жаль, что мне так и не хватило смелости вернуться домой. Но знай, что мой дух навсегда останется средь песчаных дюн, рядом с тобой, пусть тело мое и истлеет на зеленой траве в чужом краю.


Я не покину тебя.


Твоя любящая тетя,

Чият»


Оглавление

  • Глава первая. Верные псы Пророка Бога
  • Глава вторая. Путь, пролегающий по отравленным венам Италана
  • Глава третья. Взаимовыгодная сделка для пары беглецов
  • Глава четвертая. Твари, в темноте обитающие
  • Глава пятая. Тревожные вести из-под кроны раскидистого дуба
  • Глава шестая. Серебряная фляга с именем
  • Глава седьмая. Скрываемые бумагой тайны
  • Глава восьмая. Горы не прощают слабости и ошибок
  • Глава девятая. Праздник Очищения под сводами древнего храма
  • Глава десятая. По ту сторону Мавларского хребта